Очередной, 84-й томик "Фантастика 2024", содержит в себе законченные и полные циклы фантастических романов российских авторов. Приятного чтения, уважаемый читатель! Содержание:
ГАЛАКТИЧЕСКИЙ БОЕЦ:
1. Константин Мзареулов: Галактический блиц
2. Константин Мзареулов: Звездный блицкриг. Зовите меня смерть
ЗВЁЗДНЫЙ ЛАБИРИНТ:
1. Константин Мзареулов: Звёздный лабиринт -1
2. Константин Мзареулов: Звёздный лабиринт –2
РУССКИЙ АПОКАЛИПСИС:
1. Александр Васильевич Новиков: Башня
2. Александр Васильевич Новиков: Остров
3. Александр Васильевич Новиков: Бездна
СКАРАБЕЙ:
1. Валерий Владимирович Моисеев: Скарабей
2. Валерий Владимирович Моисеев: Сфинкс
3. Валерий Владимирович Моисеев: Саркофаг
СОЛДАТ:
1. Виктор Сергеевич Мишин: Солдат
2. Виктор Сергеевич Мишин: Превратности судьбы
3. Виктор Сергеевич Мишин: Возвращение
Константин Мзареулов
ГАЛАКТИЧЕСКИЙ БЛИЦ
Пролог
Жизни смертных напоминают молнии, сверкающие короткое мгновение в бездонном мраке ночного неба, и человеку везет, если его вспышка успела восхитить хоть кого-нибудь красотой извилистых ветвей. За миллиарды лет прогремело множество событий, потрясавших воображение современников и историков, иные войны, политические драмы или научные эксперименты длились века, однако все они были скоротечным мигом в сравнении с неторопливым вращением звездного острова. Впрочем, и сама Галактика была лишь ничтожным клочком пыли, рассыпанным на краю Мироздания.
Распластав хвосты и лапы спиральных рукавов, Галактика плывет сквозь бездну, равнодушная к страстям и деяниям своих обитателей. Рождались, достигали расцвета и гибли великие цивилизации; вспыхивали праздничным фейерверком и выгорали дотла звезды, превращаясь в белые карлики и черные дыры; приходили в мир и покидали его бесчисленные поколения, но влияние любого события на судьбу Вселенной остается ничтожным, словно исход блицтурнира, сыгранного горсткой любителей во время затянувшегося чемпионата мира.
Вот и в этой истории судьбы людей и народов, изломанные войной и особенно последовавшим миром, в очередной раз сверкнули, как огни придорожного полустанка, мимо которого промчался стремительный экспресс неумолимой Вечности. В ярости битв сошлись жажда мести и благородство возвышенных целей, отчаянное коварство и самоотверженная верность, стремление к власти и наивность альтруизма — водоворот безжалостного времени жадно всосал все и всех. А жизнь продолжалась, словно ничего не произошло, словно не рассыпались прахом мечты и надежды, когда удача улыбнулась неожиданному избраннику.
Воистину, тьма ДО и тьма ПОСЛЕ не имеют значения. Весь смысл существования — в той мимолетной вспышке, которая лишь на миг озаряет Вселенную. Ничто не происходит напрасно, пусть даже все деяния рушатся в бездну тысячелетий, чтобы кануть в забвении. Таков закон, который никем не был установлен и никем не может быть нарушен. Единственный закон, не знающий исключений.
Часть первая
НИЧЬЯ ДЬЯВОЛА
1
Неприятельский флот охранял единственную в системе сквозную черную дыру — врата в гиперпространство, именуемые на сленге спейсменов просто «улитка». Силы защитников — 28-я флотилия торпедоносцев — были невелики, ведь большую часть настианских кораблей перемолола война. Тем не менее командир соединения вице-адмирал Зоггерфельд не стал тратить время на нудный прорыв из обороняемой «улитки». Эскадра вошла в систему на сверхсвете из открытого космоса. Удара с этого направления противник не ждал, и флотилия была истреблена молниеносно и безжалостно.
Покончив с кораблями, люди занялись планетой, расположенной на окраине настианских владений. Согласно предвоенным данным, этот мир двоякодышащий враг осваивал около столетия, население превысило полста миллионов особей. Здесь были выстроены космодромы, военные базы, оружейные заводы, арсеналы. Прекрасная мишень для возмездия.
Планета выглядела неприятно, как и все миры, комфортные, с точки зрения земноводной расы. Солидные примеси метана и аммиака делали атмосферу полупрозрачной, моря — серыми, а растительность — темно-желтой, почти коричневой. Обращенное к эскадре полушарие планеты производило впечатление мешанины грязных пятен, беспорядочно намалеванных пьяным художником-абстракционистом.
Голограмма, синтезированная нейросетью линкора, не выделяла раскраску планеты, но показывала главные мишени на поверхности и в ближнем космосе. Космодромы, стартовые площадки торпед, гарнизоны, базы, военные заводы, арсеналы, командные центры, энергостанции — эти объекты подлежали уничтожению в первую очередь. Два года люди сражались, чтобы добраться сюда и расплатиться за свои потери.
Зоггерфельд брезгливо косился на вражескую планету, читая на мониторе рапорт, поступивший с крейсера «Кентавр». Информация беспилотных разведчиков уточняла картину обороны настиан. Адмирал усмехнулся — злорадно и мстительно. Система была обречена, но Зоггерфельд, как и на прошлой неделе, собирался покончить с противником без потерь.
— Мы будем выбивать объекты в естественном порядке, — объявил свое решение командир эскадры. — «Талисману» выставить заслон на случай торпедной контратаки с планеты. «Кентавр» атакует орбитальные крепости малой луны. «Жанна» уничтожает боевые комплексы на большой луне. А мы двинемся вот сюда.
Он показал точку на голограмме над сектором планеты, освещенным оранжевой звездой. Лучи второго солнца — голубого субкарлика — не достигали этих мест. Разумеется, адмирал, выбирая позицию, меньше всего беспокоился об иллюминации. Согласно его приказу линкор «Возмездие» перемещался на позицию, оптимально удаленную от крепостей, построенных настианами на орбите планеты и на естественных спутниках этой колонии. Заняв эту точку, линкор мог вести огонь, оставаясь в «мертвой зоне» многих оборонительных сооружений.
Командир линкора вполголоса отдавал приказы боевым частям и навигаторам, выводя громадный корабль в заданный куб пространства. Рикардо Хорнет служил под командованием Зоггерфельда с довоенных времен и понимал адмирала с полуслова. Они вместе отражали наступление настиан на крейсере «Жанна д'Арк», потом Долговязый Зог забрал Хорнета на линкор «Вельзевул», а после гибели сильнейшего корабля земного флота назначил его командиром «Возмездия» и добился присвоения внеочередного звания. Рикардо, ставший капитаном первого ранга в тридцать лет и выживший в самых немыслимых опасностях, давно понял, что Долговязый не умеет ошибаться.
«Жанна д'Арк», их старый корабль, лишь недавно вернувшийся в строй после капитального ремонта, первым открыл огонь. Шквал антипротонов поразил орбитальные крепости большой луны, следом ударили торпеды. После второго залпа крепость превратилась в огненный шар. Следующие выстрелы разрушили другое сооружение на орбите и укрепление, укрытое грунтом скалистого шара.
Локаторы предупредили, что с планеты взлетают тяжелые торпеды ближней самообороны. Хрипло рассмеявшись, адмирал встал, распрямившись в полный рост, за который получил свое прозвище. Мгновением позже торпеды вырвались из пусковых труб орбитальной крепости. Штурмовики, взлетевшие с ударного космолетоносца «Талисман», ринулись на перехват.
— Кажется, в последние две-три недели я слышал странный ропот за спиной? — насмешливо произнес адмирал. — Кое-кто выражал недовольство: почему, дескать, мы не спешим бомбить жабьи планеты, продолжая добивать остатки настианского флота… Вот именно поэтому! Если бы мы не перемололи те корабли, они бы сейчас укрепили оборону внутренних планет.
Ему не ответили — все офицеры прилипли взглядами к приборам. Хохотнув, Хорнет приказал:
— Главным калибром! Мишень на оси! Огонь! Торпеды к бою!
Орудия главного калибра вытолкнули в пустоту разогнанные до субсвета потоки антипротонов. Спустя четверть минуты залп был продублирован, затем артиллерия выдала третий удар. Теперь следовало сделать перерыв, чтобы ускорители частиц остыли, а трансмутаторы накопили заряд антивещества.
Не дожидаясь приказа, пилоты запустили двигатели, уводя линкор на другую позицию. Законы космического боя не позволяют надолго задерживаться в одной точке — иначе противник пристреляется, и тогда не спасет даже защитное поле. Вот крепость привязана к орбите, никуда уйти не может и будет наверняка поражена.
Антипротоны, выброшенные пушками крепости, бесполезно пронзили куб вакуума, своевременно покинутый линкором. Теперь крепость выстреливала малые ракеты, выплескивавшие в космос облака газа. Выпущенные линкором антипротоны аннигилировали с атомами газа, пакет частиц ослаб и расплылся, но все-таки достиг орбитальной крепости, поверхность которой покрыли многочисленные вспышки взрывов. Следующие импульсы добавили разрушений, повредив многие внешние устройства. Тем не менее крепость не была уничтожена и продолжала сопротивление.
Из нескольких сотен торпед, выпущенных по «Возмездию» защитниками планеты, штурмовики упустили только четыре. Квартет смертоносных снарядов — обычно такие несли боеголовки мощностью не меньше сотни мегатонн — начал расходиться, чтобы поразить цель с разных направлений. Когда они приблизились на три гигаметра, или десять световых секунд, пусковые трубы линкора отправили им навстречу дюжину снарядов-перехватчиков — по три против каждой мишени. Торпеды непредсказуемо маневрировали, а также координировали атаку, непрерывно обмениваясь информацией. Перехватчики смогли подбить две торпеды, после чего открыли огонь тераватные гамма-лазеры. Еще одна торпеда была разрезана на мелкие дребезги, не сумев взорваться, но последняя все-таки вышла в атаку. Блок самонаведения четко держал на оси движения громадную тушу линкора, гравитаторы подтверждали, что торпеда-снаряд мчится на объект, создающий самые сильные магнитные и гравитационные возмущения.
В рубке «Возмездия» тактический оператор Ормуздиани тихо сказал сидевшему рядом Вержену:
— Не те пушки, Андрей.
— Руслан, не щипай мои нервы, — буркнул второй оператор. — Сам понимаю, что на «Вельзевуле» пушки были сильнее.
— Отставить разговоры! — рявкнул обладавший тонким слухом Хорнет. — Старого корабля больше нет, поэтому мы победим на этом старичке!
Мрачно разглядывая голограмму пространства битвы, Зоггерфельд скомандовал:
— Второй залп, пора кончать с ними. Торпедоносцам подтянуться для перехвата.
Торпеда, стартовавшая с планеты и преодолевшая все защитные рубежи эскадры и линкора, взорвалась, приблизившись к источнику магнито-гравитационных возмущений. Спустя минуту с небольшим обшивку поврежденной крепости опалил огненный шар торпеды, запущенной с «Возмездия». В толстой броне появилась пробоина диаметром около двухсот метров и вчетверо меньшей глубины. Даже для махины в тридцать километров поперечником удар получился весьма неприятный.
Положение настианского гарнизона стало намного хуже через четверть часа, когда в крепость ударили антипротоны второго залпа. Теперь повреждения распространились на весь внешний пояс отсеков, были разрушены многие локаторы, генераторы защитных полей и пусковые установки. Следующие две торпеды пробили глубокие кратеры в конструкции, крепость теряла воздух, роботы отключили аварийный реактор энергоснабжения. Через час потерявшую большую часть боевой силы крепость добил торпедами крейсер «Жанна д'Арк».
Со второй крепостью эскадра управилась быстрее, поскольку крейсера покончили с лунными укреплениями. Дружная атака линкора, космоносца, крейсеров и торпедоносцев пробила в обороне серьезную брешь, сквозь которую устремились беспилотники и торпеды, поражавшие мишени на поверхности планеты. Взрывы ядерного синтеза и аннигиляции перепахали многие нанесенные на карту мишени, после чего залпы оборонительных систем ослабли втрое.
— Начинаем бомбить планету? — осведомился Хорнет.
Отрицательно покачав головой, адмирал проворчал:
— Рано. Убьем еще одну крепость — тогда все полушарие будет открыто для атаки.
Бой продолжался пятый час и становился скучным повторением уже случившегося. Настиане запускали в сторону эскадры сотни торпед, из которых немногие просачивались через оборону и безвредно взрывались, притянутые магнитогравитационными ловушками. Земные корабли сбивали нацеленные в них торпеды, выбрасывали навстречу торпедам ловушки, расстреливали очередную крепость.
Некоторое разнообразие принесло лишь сообщение локаторной группы:
— Адмирал, у нас гости. Опознал «Орла», «Хиросиму», «Эскалибур»…
Крупное соединение двигалось к планете со стороны ближайшего входа в гиперпространственный тоннель.
Война приближалась к неизбежному финалу, но продолжала цепляться за периферийные миры. Хотя неровная поверхность фронта укатилась далеко от границ человеческой цивилизации, поредевшие флоты уже штурмовали рубежи Настиарны, враг не прекращал сопротивления.
Драконда оказалась в числе планет, попавших под первый удар агрессора. Полгода здесь шли тяжелейшие бои, в которых полегли миллионы солдат с обеих сторон. Потом наступило позиционное противостояние. Когда люди перешли в наступление, здесь высадилась армия маршала Бермудоса, и теперь остатки настианского гарнизона удерживали только пропитанные радиацией клочки двух континентов. Желтая звезда готовилась подняться над равниной, где изготовился к наступлению корпус штурмовой пехоты.
Отряд диверсантов налетел за три часа до рассвета. Экранированные от большинства видов локации коптеры появились над развалинами вслед за танками, расстрелявшими опорный пункт на фланге настианского батальона. Танкисты и пехота рванули дальше на юг, атаковав застигнутую врасплох базу противокосмической обороны, а профессионалы тайных операций занялись городом, который два года с переменным успехом бомбили обе стороны.
Приказа брать пленных не было — бойцы спецвойск стремительно, как призраки, скользили во тьме среди разбитых зданий, убивая метавшихся в панике настиан. Люди в броне и роботы-убийцы быстро и четко зачищали руины, не используя чрезмерно мощных видов оружия.
Бригадный генерал Сокольский по прозвищу Дьявол атаковал в общем строю, настроив антиграв на полет в метре над грунтом. Так же, как любой офицер спецподразделений, он управлял боевым роботом и стрелял из штурмовой винтовки, выкосив нескольких земноводных. Во главе личной группы генерал вышел на бункер вражеского штаба. При штурме вышли из строя почти все их роботы и даже был ранен один офицер, но диверсанты ворвались в подземный форт, кося пулями, лучами и плазмой деморализованных защитников.
— Волк, возьми пеленг на мой маяк! — приказал Дьявол в микрофон. — Мы внутри, веди сюда свою группу. Возьмешь под охрану снаружи.
Последний робот вышиб дверь оперативного зала и проревел на настианском языке:
— Сдавайтесь, или будете уничтожены!
Несколько сверхзвуковых дротиков срикошетировали от брони смертоносной машины, робот выпустил в ответ серию шокирующих гранат. Оглушительный грохот во всех диапазонах ультразвука и ослепительные вспышки ультрафиолета заставили земноводных забиться в конвульсиях. Оттеснив генерала, три бойца влетели в зал, застрелив особо настырных врагов.
Настиане устроились тут с комфортом — пол бункера пересекали каналы подогретой хлорированной водички, в которой проводили время похожие на жаб-переростков офицеры штаба. Победители согнали пятерку живых в угол, но несколько трупов плавали в канавах, и Сокольский не был уверен, действительно ли они убиты или притворились. Для порядка он прошелся очередью вдоль канавы, и один мнимый труп действительно задергался, получив пулю. Он даже попытался выстрелить, но генерал добил хитреца лучом.
— Прикончить всех, — сказал Дьявол стоявшим рядом офицерам, а сам направился к пленным и сказал равнодушно: — Ты следующий.
Пока киберпереводчик произносил его слова на вражеском языке, генерал приставил лезвие мачете к горлу настианина. Судя по нашивкам, это был командир среднего ранга — что-то вроде земного капитана или майора. Под бугристой кожей зашевелился кадык, и настианин взмолился:
— Не убивай!
Спустя секунды он вводил пароли, раскрывая победителям доступ в нейросеть. Записи квантовой памяти, превратившись в радиоволны, потекли через антенну на спутник-ретранслятор и дальше — в нейросеть штаба земных войск. Программы-фильтры очистили передачу от неизбежных вирусов, и перед генералами людей раскрылась вся система вражеской обороны.
На захваченный плацдарм опустились большие бронетранспортеры, доставившие батальон пехоты с нашивками тюрбанских делибашей. Профессиональные солдаты занимали оборону вокруг зачищенной части города, расставляли роботоловушки, маскировали в развалинах бронетехнику. Противник действительно стягивал силы, намереваясь раздавить дерзкий десант. Первую атаку отбили легко, подбитые танки падали на скалы, как пылающие болиды, и настиане откатились, накапливая силы для нового удара.
Район сосредоточения неприятельских подразделений пометили на карте. Перед рассветом артиллерия корпуса начала огневую подготовку, и полотнища плазмы смели настиан, сжигая металл, органику, пластик. Бронированные кулаки прорвали раздавленную оборону, и пехота хлынула в бреши.
— Через час они будут здесь, — прокомментировал Сокольский.
В ответ из наушников послышался взволнованный голос майора Шевляковой:
— Генерал, мы нашли…
Ее считали женщиной без нервов, но сейчас жестокая дама была шокирована. Поневоле забеспокоившись, Дьявол переспросил:
— Что случилось, Амазонка?
— Концлагерь, генерал.
Когда он подлетел к огороженной площадке на другом конце городских развалин, группы Амазонки и Гоблина успели навести порядок. Стрелковые роботы на сторожевых вышках дымились, потрескивая головешками, земноводных охранников, уцелевших после штурма, посадили на карачки посреди плаца. Дожившие до освобождения люди выбирались из бараков, плакали, благодарили диверсантов. Амазонка злобно доложила:
— Генерал, многие заключенные перебиты в последние полчаса. Вон та жаба — комендант лагеря. Это он отдал приказ.
Офицер-диверсант пинками пригнал коменданта, и Дьявол поинтересовался:
— Почему вы приказали убить заключенных?
— Я не отдавал такого приказа, — проскулил настианин. — Сработала программа. Роботы запрограммированы ликвидировать контингент при опасности захвата учреждения.
— Но ты мог остановить программу.
— Я не получал такого приказа…
Сокольский не стал продолжать разговор, потому как нет смысла разговаривать с покойником, спиритизм в его ведомстве считался дурным тоном. Генерал махнул ладонью, и конвоир, правильно поняв указание, огрел коменданта прикладом по хребту, рявкнув:
— Встать, падаль!
Когда настианин встал, диверсант из группы Гоблина, ударил пленного в челюсть. Громко хрустнули непрочные позвонки земноводного, и комендант лагеря упал, не издав иных звуков.
— Хороший удар, старший лейтенант Норидзе, — сказал Сокольский. — Амазонка, одолжи у пехоты медиков и снабженцев. Позаботься о бывших узниках.
На северо-востоке появились летевшие волнами в несколько эшелонов танки. Вскоре наступающие части прошли над городом и двинулись дальше. Затем опустились грузовики и санитарные машины. Врачи занялись изможденными людьми, пережившими всю войну в концлагере, солдаты роты обслуживания разворачивали походную клинику и кухню.
Дьявол приказал командирам групп собраться около коптеров. Диверсантов ждала следующая задача.
Давным-давно, когда молодые звезды были опоясаны газопылевыми облаками, возле Фомальгаута сформировались две планеты с азотно-кислородной атмосферой. Одна планета получилась теплой, вторая находилась дальше от светила и потому была покрыта льдами. Сравнительно недавно, двести лет назад, первая земная экспедиция назвала теплый мир Мантрой, а холодный — Тантрой. На протяжении столетия люди энергично колонизировали систему, переселив на Мантру более сотни миллионов землян. Потом наступила эра грандиозных астротехнологий, на орбиту Мантры передвинули Тантру, а также непригодную для жизни, но богатую минеральными залежами планету Голконда. Три небесных тела, расположенных в вершинах равностороннего треугольника, образовали устойчивое семейство. К осени 2430 года население губернии Фомальгаут приблизилось к двум миллиардам.
За сотню лет ледники Тантры частично растаяли, в экваториальном поясе установился суровый, но совместимый с человеческой жизнью климат. Летом становилось даже так тепло, что можно было купаться в неглубоких озерах.
— Через десять лет мерзлота уползет за горы, — рассказывал дед. — По крайней мере, так обещают, хотя верить обещаниям правительства сложно. Но первый урожай сняли еще в предвоенный год.
— Жизнь налаживается, — кивнул его младший сын. — Я видел с подлета, как монтируют орбитальные энергостанции. Пусть не через десять лет, так через полвека.
Он рассеянно беседовал с отцом, одновременно парируя выпады племянника. Маврикий, двенадцатилетний сын его старшего брата Тиберия, быстро освоил простые приемы рукопашного боя и теперь старательно показывал неплохие навыки. Пробить защиту любимого дядюшки пацану, конечно, не удавалось — все-таки спаррингом его был полковник спецназа. Наконец мальчишка выдохся, присел на камушки и, шумно восстанавливая дыхание, жалобно спросил:
— Дядя Камилл, а стрелять будем?
— Разве дед не научил?
— Только из пневматики, — презрительно буркнул Маврикий. — А ты обещал из бластера с обеих рук…
— Зачем тебе? — недовольно поинтересовался старик. — Вот и папаша твой, как маленький, глупостям учился. Каждые два-три года на армейские сборы уезжал. Ему наукой заниматься надо было, и ты больше думай об учебе.
— Как видим, брательнику армейская практика не помешала, — хохотнул Камилл.
Родители Маврикия расстались лет пять назад, но Тиберий при любой возможности наведывался на Тантру, чтобы повидать единственного сына. С начала войны семья полгода не имела сведений о нем — знали только, что Драконда, где находился научный полигон, подверглась бомбардировкам и несколько раз переходила из рук в руки. Точнее — из рук в лапы и обратно. Старик уже смирился, что никогда не увидит первенца, но полгода назад Тиберий восстановил переписку через сеть Астро-Нет.
— Ты же говорил, что он при каком-то большом штабе служит? — насупился отец. — Из его писем ничего понять нельзя.
— На войне, батя, все непросто. Мы с ним случайно столкнулись в штабе на Земле, даже поговорить толком не смогли. Он про вас расспрашивал. Но на мундире брательника была приколота Звезда Отваги — этот орден дают лишь участникам серьезных боев.
— Главное, что живой и здоровый, — буркнул старик. — Война, похоже, скоро кончится.
— Папа приедет? — обрадовался Маврикий.
— Да, конечно, Тиберий ужасно по тебе скучает, очень хочет увидеть и тебя, и дедушку… — Камилл обратился к отцу: — А ты чем сейчас занимаешься? Давно твоих публикаций в Сети не видно.
— Пишу статью. Продолжение той, довоенной.
Полковник покачал головой и осведомился, понизив голос, чтобы племянник не слышал:
— Не боишься за свои статьи получить статью за экстремизм?
— Поздно бояться, — резко произнес отец. — Мы слишком долго молчали, снисходительно игнорируя демагогию правителей. Мы наивно верили в неколебимость построенной цивилизации, в интеллект и высокую нравственность достигшего звезд Человечества. Политики болтали о новом мышлении, о миролюбии, о свободе личности, но чего стоила бы такая свобода в случае победы настиан? Сегодня долг всех честных людей — потребовать ответа от тех, кто убаюкивал нас бредом о спокойной сытой жизни, превращая нашу расу в стадо бездумных потребителей. Люди теряют право называться разумными существами, проводя все свободное время в наркотическом тумане развлечений.
— Ты предлагаешь вернуть идеологию Диктаториата?
— Порожденный суровой эпохой, Диктаториат был жесток и подавлял личное во имя общей цели. Однако благодаря той власти Человечество совершило блистательный рывок. Сегодня мы стоим перед самым страшным кризисом, и я обязан предупредить людей о надвигающихся угрозах.
— Ты преувеличиваешь, отец. Какой кризис? Мы одержали победу.
— Ты тоже не видишь опасности, — печально резюмировал старый публицист-аналитик. — Война не только убивала людей. Уничтожены связи, соединявшие расу, разбросанную по сотням звезд. Мы лишились огромной части кораблей — военных, грузовых и пассажирских. Именно флот поддерживал в единении нашу цивилизацию. Без кораблей, которые могут быстро перевозить по Галактике товары и карательные дивизии, держава развалится. Поэтому пришло время честно сказать о нарастании сепаратизма. Пришло время честно сказать о допущенных ошибках. Пришло время рассчитаться с бездарными политиками, приведшими человеческую цивилизацию к пропасти. Либо мы вернем власть достойным ответственным людям, либо погибнем.
Подумав над неожиданными откровениями отца, полковник признал:
— Ты, наверное, прав. Я тоже замечал тревожные признаки. Как будто кто-то специально пытался посеять рознь между людьми с разных планет… Но кто может объединить расу? Только флот и армия. Ну и спецслужбы. Больше некому.
Отец не ответил ему. Только моргнул обоими глазами, подтверждая догадку сына.
Продолжить разговор им не удалось, потому что Маврикий устал кидать камушки в озеро и заставил дядю Камилла пострелять из бластера.
Еще полтора года назад Зоггерфельд был старшим помощником у Реджинальда Дунаева, которого уже тогда называли Звездным Драконом. Сегодня адмирал Дунаев привел эскадру и теперь командовал ударным флотом, которому подчинялась эскадра Долговязого Зога. Отношения двух флотоводцев трудно было назвать идеальными: взаимное уважение осложнялось соперничеством, поэтому оба подчеркнуто держались в рамках Устава.
Первым делом они распределили мишени, после чего три линкора, два космолетоносца и шесть крейсеров быстро покончили с остатками оборонительных сооружений системы.
— Вице-адмирал, что вы намерены делать дальше? — осведомился Дунаев.
— В зависимости от приказа, адмирал. То ли бомбим планету, то ли ждем пехоту.
— Ждем пехоту. Корпус Икланда уже грузится на транспорты.
Зоггерфельд поморщился и буркнул недовольно:
— Штурм — это лишние потери. Можно было бы решить проблему быстрее.
— Не в моих правилах обсуждать решения вышестоящего командования, а тем более политического руководства… — Произнося эту фразу, Дракон-Дунаев сильно грешил против истины. — …но в данном случае трудно с вами не согласиться. Черт подери, я тоже не согласен, однако приказ надлежит выполнять! Затем приступим к выполнению следующей задачи.
— Столица? — уточнил Зог.
— Пока нет. Сначала нужно покончить с Охризаной.
Их разделяли десятки мегаметров, но сейчас — каждый в рубке своего корабля — адмиралы работали в полном согласии, как во времена, когда ходили на одном линкоре. В ожидании десантного каравана они прикинули сценарий штурма следующей системы, штабные операторы прикинули необходимую плотность огневого воздействия. Охризана — большая густонаселенная планета настиан — находилась в сильно укрепленной системе, которую придется долбить долго и нудно. По самым грубым подсчетам, выходило, что расход боеприпасов многократно превысит вместимость корабельных арсеналов. И пехоты тоже потребуется немало — для штурма и последующей оккупации.
— Задержка получится, — озабоченно произнес Зоггерфельд. — Икланд понесет немалые потери при захвате этого шарика. Бермудос, как мы знаем, сейчас чистит от настиан Драконду и Горгону. Остается армия вашего лучшего друга Хохта, но дюжины дивизий недостаточно для штурма такого мира, как Охризана.
— Горгона зачищена неделю назад, — уточнил Дунаев. — На Драконде тоже дело идет к концу. Огневое воздействие на Охризану начнется не завтра и завершится не послезавтра. За это время корпус Икланда получит подкрепления, делибашей сменят оккупационные гарнизоны линейной пехоты, и три армии будут готовы к удару… — Дракон поморщился. — Хотя, повторяю, мне подобная стратегия не нравится.
Он приказал своему начальнику штаба составить запрос на Землю, чтобы приготовили флотилию транспортов с боеприпасами. В другом послании Дунаев требовал поскорее вернуть в его флот линейный крейсер «Победоносный» и корабли, завершившие стадию заводского ремонта. Он начал диктовать еще один рапорт, но вдруг замолчал.
«Жаль, нашего Малыша не сможем быстро вернуть в строй», — с сожалением подумал Зог. Он собирался повторить эту мысль вслух, но вдруг увидел на голограмме, как его собеседник сосредоточенно работает с клавиатурой своего монитора. Судя по характерным движениям пальцев, Звездный Дракон раскодировал какой-то файл, поступивший по каналам дальней связи.
— Новая директива Генштаба? — осведомился вице-адмирал.
Покачав головой, Дунаев рассеянно проговорил:
— Нет-нет, это личное… письмо от сына… — Он читал развернувшийся на мониторе текст, и лицо командующего флотом становилось угрюмым и злобным. Закрыв письмо, Дунаев нажал сенсор уничтожения файла и, странно улыбаясь, сказал: — Дорогой вице-адмирал Зоггерфельд, я решил разделить флот. Сейчас я уведу свою эскадру к Охризане, а вы завершайте операцию. Если в течение часа не подойдут корабли адмирала Икланда, действуйте, как посчитаете нужным.
Долговязый Зог задумчиво рассматривал короткую стрижку склонившегося над пультом адмирала. Никто из близко знавших Зоггерфельда не назвал бы его недалеким служакой. Прожив много лет в мундире, он интуитивно чувствовал игру политических интриганов. Очевидно, в письме, которое получил Дракон, содержались предупреждения о новых глупостях земной элиты. И поэтому Дунаев отдает неясные распоряжения, чтобы снять ответственность и с себя, и с вице-адмирала Зоггерфельда. Если догадка верна, командующий флотом прикажет вырубить связь.
— Слушаюсь, — отчеканил Зог.
На экранах было видно, как эскадра Дунаева берет курс на «улитку», чтобы молниеносно перепрыгнуть в систему, расположенную в десятках световых лет отсюда. Махнув рукой на прощание, Звездный Дракон сделал свирепую рожу и рявкнул:
— Ввести полное гравитационное и радиомолчание, чтобы противник не мог проникнуть в наши замыслы! Вице-адмирал, мне придется забрать ваш ретранслятор, чтобы организовать систему связи на месте следующего сражения.
— Удачи, адмирал, — с непроницаемым лицом произнес командир эскадры.
Корабли Дракона один за другим исчезли в «улитке». Замыкавший походный ордер крейсер «Аякс» принял на борт ретранслятор, и теперь эскадра Зога не могла принимать приказы вышестоящего командования.
— Они нас бросили? — с недоумением осведомился пилот Стефан Редхорн.
Покачав головой, Зоггерфельд подозвал старшего связиста, заменившего Карла Дайвена, которого Дракон переманил на свой «Орел». Вице-адмирал набрал короткий приказ и велел передать эскадре лазерным лучом. Лазерные передачи командующий флотом предусмотрительно не запретил.
Примерно через полчаса крейсера и торпедоносцы собрались вокруг линкора и космоносца. Согласно приказу вице-адмирала эскадра приняла стандартное построение перед ударом по планете. Назначенный Драконом срок ожидания приближался к последней черте, и Зог мрачно изрек:
— Альвендер, Ормуздиани, ваши семьи погибли под настианскими бомбами. Предлагаю возможность отомстить.
— Благодарю за честь, — старший артиллерист Юлиан Альвендер свирепо ухмыльнулся.
— Жду приказа, шеф, — подхватил, оскалившись, Ормуздиани.
Приказ последовал незамедлительно, и после положенных подготовительных манипуляций линкор выпустил самый большой снаряд, хранившийся в арсенале чуть ли не с предвоенных времен. До сих пор у земных артиллеристов не было мишени, достойной боеприпаса кварковой аннигиляции, но теперь окраинная планета земноводных двоякодышащих оказалась подходящим объектом экзекуции.
Полгигатонны эквивалента, раздробленный континент, много радиации в воде и воздухе, десятки миллионов убитых и покалеченных настиан — что ж, вражеская раса заслужила подобное воздаяние. Несколько снарядов, упавших на другие континенты, значительно уступали по мощности большой боеголовке, но люди на кораблях все равно радовались каждому взрыву.
Возможно, их испортила война. Возможно, они были правы.
Сложные вопросы не имеют простых ответов.
2
Президент Солнечной Федерации доктор права Ир-Рахим аль-Вагаби готовится к выступлению. Соратники, с намеком на почтение взиравшие, как лидер правящей партии перечитывает речь, нервничали, поскольку назревавшее событие могло запустить цепь других. Наконец, не выдержав, министр финансов осведомился:
— Босс, а что потом?
Со вздохом отбросив текст, президент простонал:
— Почему ты спросил это сейчас?
— Завтра будет поздно, — напомнил военный министр, специалист по корпоративному налогообложению. — Мы должны принять решение сейчас же.
— Статья негодяя с Тантры вызвала нежелательные процессы в обществе, — подтвердил министр иностранных дел. — Я звонил начальникам спецслужб, но все нагло говорят, что война кончилась, и они не могут привлечь его по законам военного времени.
— Почти все генералы против нас, адмиралы против нас. — У военного министра дрожали руки, челюсти и наверняка что-то еще. — Разведка и контрразведка тоже. Завтра они на самом деле потребуют от нас…
— Они в лучшем случае потребуют назначить новые выборы. — Президент сел, налил себе виски, выпил и опустил голову. — Но проклятый писака сказал об ответственности. В любой момент может ворваться военная полиция.
— Не сегодня и не завтра, — сказал главный политический советник. — Народ будет радоваться окончанию войны. У нас есть несколько дней в запасе.
Военному министру показалось, что найден выход, и он поспешил озвучить гениальную идею:
— Отмени выступление, пусть война продолжается. И прикажите Ребекке арестовать проклятого писаку.
На министра посмотрели, как на идиота. Советник сказал раздраженно:
— Если босс не выступит, то через час или два выступит Асгардов.
— Асгардов… — с ненавистью прошипел президент. — От него надо избавиться. И от Ребекки тоже, она ведет себя странно.
Он задумался, на некоторое время перестав слушать остальных. Все-таки он был сильнее всех в бюрократических интригах — потому и стал во главе партии, а затем победил на выборах. Решение существовало, и глава государства быстро просчитал необходимые действия. Стратегия выглядела безукоризненной, не оставляя соперникам ни единого шанса.
Успокоившись, президент осведомился:
— О чем вы говорили?
— Если генералы, флот и спецслужбы выступят против вас, на Земле станет опасно, — торопливо доложил министр иностранных дел. — Асгардов прочно сидит в Октагоне, ему подчиняется весь гарнизон Земли. Отправьтесь в отпуск на Тюрбан. Там у вас много сторонников.
Поглядев на соратников с презрительной гримасой, глава государства проговорил:
— Тюрбан слишком далеко, там я быстро останусь президентом одной планеты. Сделаем иначе. Ты… — Он показал на военного министра. — Ты отправишь Асгардова подальше, в глушь. Лучше всего — в Южную Зону, на Семпер. Туда же вывести войска Икланда под предлогом угрозы со стороны Курлагдо. Все главные группы войск раскидать по тыловым планетам, а Дунаева, Бермудоса, Хохта, Зоггерфельда назначить директорами военных округов.
— Командующими военных округов, — уточнил советник.
— Неважно, — отмахнулся президент. — Фронтовиков как можно быстрее демобилизовать, чтобы у негодяев не осталось верных солдат и офицеров. Немедленно перебросить на Землю, Венеру и Семпер полицейские дивизии с Тюрбана — я сам поговорю с губернатором, чтобы прислал надежных людей. И главное — сразу после выступления, пока толпы будут ликовать, мы отправимся на Венеру.
Лица верных соратников просветлели. Они уже поняли замысел. Губернатором Венеры был родной брат президента, но регулярных войск оставалось мало. Запасные же дивизии губернатор успел подкупить, поручив охранять свой криминальный бизнес.
Лишь главный политический советник опасливо выразил сомнение:
— Разумно ли посылать полицию против корпуса Икланда?
— Они — тюрбанцы и выполнят мой приказ! — отрезал президент. — К тому же у Икланда служит много тюрбанцев, полиция легко договорится с ними. Как только мы укрепимся на Венере, будут сделаны главные заявления.
Торжествующе ухмыляясь, он приказал вызвать съемочную группу, сел за рабочий стол под знамя Солнечной Федерации, сделал задумчивое лицо и приготовился записать торжественную речь об окончании войны с Настиарной.
Он ждал другого вызова, но видеофон раскрыл перед ним полузабытое лицо. После секундного замешательства Сокольский вспомнил, что человека зовут Камилл, что он сын знаменитого журналиста и что в середине войны был майором спецназа. Впрочем, сейчас его мундир украшали погоны подполковника. Как и все, кто воевал в местах, откуда редко возвращаются, Камилл не признавал субординации.
— Здравствуй, Дьявол, — сказал он, устрашающе улыбаясь. — Как у вас? Я имею в виду — на Драконде.
Любой армейский служака был бы смертельно шокирован подобным запанибратством младшего по званию, но Сокольский работал в другом ведомстве, где не слишком уважали пехотные уставы. Поэтому генерал ответил радушно:
— Планету зачистили, ждем гостей. Вы тоже наведаетесь?
— Никак нет, нас отвели в тыл, а новых заданий пока нет. — Кажется, он понял, что Дьявол недоволен излишней фамильярностью. — Генерал, у меня небольшая просьба. До войны на Драконде был научный центр Деметрия Мандрагора…
— Знаю. Развалины еще стоят.
— Главная часть оборудования находилась глубоко. Не сочтите за труд проверить. Это крайне важно.
— Могу представить. — Сокольский был в курсе работ покойного Мандрагора. — Что именно искать?
— Примите файл. Там подробные инструкции.
Спрессованная в короткий пакет гравитонов информация преодолела межзвездную бездну через цепь улиток и ретрансляторов, оказавшись на видеофоне Морфеуса Сокольского. Генерал просмотрел видеоклип с дотошными чертежами и пояснениями.
— Сделаю все, что в моих силах, — заверил он. — Если приборы не уничтожены бомбардировкой, если не вывезены настианами, если не случится новый Большой Взрыв — ваш приятель на Горгоне получит оба устройства.
— Приятно чувствовать себя должником Дьявола, — засмеялся подполковник. — Завидую, генерал, вы скоро двинетесь на штурм.
— Может, и вам доведется пострелять. — Сокольский махнул рукой.
Убирая в карман видеофон, контрразведчик вышел из кабинета и сказал дежурному, чтобы собрал три боевые группы. Затем он подумал, что в развалинах научного центра не обойтись без инженерной техники. Саперов у него в подчинении не было, поэтому Дьявол поднялся на два этажа.
На верхнем ярусе чудом уцелевшего городского здания разместился штаб корпуса штурмовой пехоты. Завершив освобождение планеты, соединение ждало прибытия остальных дивизий во главе с армейским генералом Бермудосом. Никто не сомневался, что со дня на день Октагон пришлет приказ штурмовать центральные планеты Настиарны. Однако дивизии на Драконде пока не высадились, войсковые транспорты также не появлялись, то есть времени у них оставалось в избытке. Сокольский не сомневался, что генерал Омар Газават с легкой душой одолжит ему роту саперов со всей техникой.
Командира корпуса Сокольский застал в неважном расположении духа, причем остальные офицеры штаба также не выглядели воодушевленными.
— Чему печалимся, соседи? — жизнерадостно поинтересовался контрразведчик.
Искоса посмотрев на него, Омар Газават неопределенно подергал щекой. Перед ним загорелась голограмма, с которой заговорил молодой полковник, замначальника штаба корпуса:
— На космодром прибыла пехотная дивизия облегченного состава. Командир говорит, что у них приказ восстановить гарнизоны.
— Черт знает что! — прорычал генерал-тюрбанец и, темпераментно размахивая руками, стал жаловаться Сокольскому: — Вы понимаете, мы ждали командарма, но ему до сих пор не подали корабли. Земля передает: ждите важного сообщения, ждите приказа. Такое впечатление, будто наступление отменяется!
— Действительно, странно, — согласился Дьявол. — Я тоже второй день не получаю указаний.
Он попросил саперов для небольшой операции. Командир корпуса даже не спросил, зачем контрразведке саперы, и разрешил взять хоть всю инженерную бригаду. Прервав их разговор, офицеры зашумели и включили стационарный видеофон на полную громкость.
По всем каналам передавали обращение президента Солнечной Федерации. Сверкая радостной улыбкой, глава государства поведал, что война закончилась благодаря героизму воинов фронта и тружеников тыла, отстоявших свободу и само существование человеческой расы. Настиарна капитулировала, боевые действия прекращаются, буквально завтра начнется массовая демобилизация, и солдаты вернутся к родным очагам на свои планеты. В скором времени, пообещал президент, будут объявлены грандиозные реформы.
Потрясенные генералы и офицеры молча переглядывались.
— Ни хрена себе, — высказал общую мысль начальник штаба. — Мир — это замечательно, только я не понял, на каких условиях заключен мир. По логике вещей мы должны оккупировать хотя бы некоторые планеты противника, настиане должны разоружиться и выплатить контрибуцию. Они сожгли дюжину наших планет, убиты десятки миллионов мирных жителей!
Сокольский поддакнул:
— Федеральный парламент еще в самом начале войны назвал наши требования: ликвидация настианской военной машины и наказание поджигателей войны. — Подумав, он добавил: — Между прочим, тогда же было сказано, что после войны мы вернемся к разговору о некомпетентности предвоенного правительства.
— Не хочу вмешиваться в политику, но половина прежних министров продолжает работать в правительстве, — брезгливо сказал генерал Газават. — Сомневаюсь, что им хочется наказывать самих себя…
Комплекс засекреченной связи принял новое сообщение. На мониторах разворачивались официальные документы: текст президентской речи, указ о демобилизации солдат и унтер-офицеров старше тридцати лет, приказ военного министра… Согласно приказу корпусной генерал Газават должен был в течение двух суток отправить по местам жительства всех подлежащих демобилизации военнослужащих — за исключением уроженцев планеты Тюрбан. Из оставшихся после демобилизации военнослужащих сформировать дивизию сокращенного состава и ждать приказа о передислокации.
— Мудрят они чего-то, — заметил начальник штаба.
Генерал по прозвищу Дьявол подумал, что штурмовая пехота, конечно, элита наземных войск, но политического чутья не имеют. Странные приказы Земли вызвали у контрразведчика подозрение, что президентская камарилья затеяла недобрую интригу. Спустя минуту на его видеофон поступил приказ непосредственного начальства — первым же транспортом отбыть в распоряжение военного коменданта Северной Зоны вице-адмирала Катранова. Подозрения незамедлительно усилились.
— Вы тоже получили несуразный приказ? — осведомился догадливый генерал Газават.
Дьявол решил для себя, что спешить некуда. Сначала следует разобраться в происходящем и посоветоваться с умными людьми. Политика — штука нехитрая, поэтому Сокольский связал приказы земных контор со статьей, которая накануне разлетелась по информационным сетям.
— Приказ — это свято, — провозгласил он. — Однако прежде я должен выполнить ранее полученное распоряжение — собрать оборудование научного центра.
Саперы работали весь вечер, но смогли разобрать завалы. Когда тяжелые землеройные машины отползли от котлована, солдаты по старинке, ручными лопатками, очистили бронированную дверь от налипшего чернозема. Следуя инструкциям Камилла, генерал Сокольский набрал код, и дверь открылась. К утру все оборудование было демонтировано и погружено на транспорт. Бригада Дьявола сопровождала бесценные изделия, поэтому отправились они вопреки приказу не в Северную Зону, а в противоположном направлении.
Единственный сын адмирала провел почти всю войну в тылу, на планете Карма в системе Альфы Центавра. После ранения в стычке с рекрошами капитан Фердинанд Дунаев был по состоянию здоровья зачислен в управление военной пропаганды. Узнав о скорой капитуляции настиан, он предупредил отца за три часа до речи президента.
Звездный Дракон не сомневался, что Зоггерфельд сумеет воспользоваться ситуацией, оставшись один во вражеской системе. Поэтому командующий флотом повел свою эскадру в систему тусклой звезды Каппа Лебедя, вокруг которой вращалась Охризана — мощный промышленный и военный центр Настиарны. Надо было успеть до формального прекращения войны.
Разогнавшись до сверхсветовой скорости, корабли Дунаева вошли в «улитку» — многомерный тоннель, соединявший дюжину точек пространства, разделенных десятками световых лет обычного трехмерного пространства. Входы-выходы «улитки», представлявшие собой черные дыры средней массы, перемололи бы любое материальное тело, не укрытое гравитационным коконом, но военные корабли были надежно защищены от колебаний силы тяжести.
После короткого — всего несколько минут — путешествия по лабиринтам гиперпространства эскадра вышла из черной дыры в открытом космосе, вдали от звезд. Форсируя двигатели, два линкора, космолетоносец, три крейсера и семь торпедоносцев всего за час достигли соседней «улитки». Этот межзвездный тоннель вывел эскадру в систему Каппы Лебедя.
Природа раскидала вокруг этой звезды несколько ворот гиперпространства. Две «улитки» находились рядом на окраине системы и были защищены крепостями. Любой корабль сил вторжения был бы встречен плотным огнем с разных направлений. Поэтому Дракон направил в ближнюю к звезде «улитку» линкор «Хиросима», поручив командиру имитировать атаку. Остальные корабли Дунаев вывел из гиперпространства через «улитку», отстоявшую от звезды на четверть светового года. Здесь их встретил только легкий крейсер противника, успевший сделать лишь несколько выстрелов из слабеньких антипротонных пушек. Залпы орудий линкора «Орел» и торпеды крейсеров уничтожили защитника «улитки» за минуту с небольшим.
Время поджимало, поэтому Дунаев не жалел технику. Запущенные на форсаж двигатели разогнали эскадру до четырех световых лет в сутки, так что корабли пересекли орбиту внешней планеты почти за час до момента настианской капитуляции. Несколько вражеских крейсеров направлялись к расположенной на другом конце системы «улитке», через которую стреляла, не покидая гиперпространства, «Хиросима». Тахионные импульсы линкора сильно повредили одну из настианских крепостей, поэтому вражеское командование стягивало к «улитке» все корабли.
Из ангаров космоносца «Эскалибур» уже взлетали боевые машины, нагруженные самонаводящимися снарядами разных классов. Обнаружив опасность неожиданного нападения, противник оттянул все корабли на защиту Охризаны. Однако целью вторжения Дракон выбрал вовсе не густонаселенную планету — не хватало ему потом обвинений в геноциде. Эскадра устремилась к планете-гиганту, среди множества спутников которой настиане создали гигантскую верфь. Здесь строились четыре новых линкора и серия быстроходных крейсеров, на которые обрушились штурмовые космолеты с «Эскалибура». Земные крейсера залпами выпускали торпеды среднего калибра.
Орбитальные крепости открыли ответный огонь — ракеты-перехватчики, пучки сверхжестких гамма-квантов и антипротонов понеслись навстречу снарядам людей. Торпеды и штурмовики непрерывно маневрировали, уклоняясь от выстрелов обороны, но время от времени боеголовки и лучи достигали цели. Только три торпеды смогли прорваться к мишеням, поразив строившийся на верфи крейсер. Навстречу землянам уже взлетали сотни истребителей, а на подходе были крейсера, которые буквально через час присоединят свои орудия к обстрелу земных кораблей.
Сражение затягивалось, и Дунаев услышал негромкий разговор за навигационным пультом. Штурман линкора Никитин озабоченно сказал старшему пилоту Гольцу:
— Сомневаюсь, чтобы мы справились, даже всем флотом.
— Ты прав, Роман, директива была чистой авантюрой, — нехотя признал Дракон. — Тут нужна планомерная осада. Десанты на окраинных планетах, установка сверхмощных орудий…
Он приказал крейсерам подойти вплотную к «Орлу», и четыре корабля сделали сосредоточенный залп. Пакет антипротонов, выпущенный из десятка орудий разных калибров, устремился к планете, сливаясь в общее облако. Настиане выстрелили на перехват ракеты ближнего радиуса, расплескав на пути смертельного залпа плотную газовую завесу. Столб античастиц вонзился в сильно разряженный газ, часть антипротонов аннигилировала, но преодолела завесу, чтобы наткнуться на следующую зону, заполненную газом.
Газовый щит ослабил и расфокусировал удар, но часть антипротонов угодила в цель, причинив некоторые разрушения производственным сооружениям и недостроенному линкору. Второй и третий залпы антивещества также достигли мишеней в ослабленном состоянии, а время неумолимо таяло.
В следующую минуту произошло сразу два события, повлиявших на течение боя. Укрывшийся в гиперпространстве возле выхода из «улитки» линкор «Хиросима» применил свой единственный боеприпас сверхбольшой мощности. Снаряд, которым Долговязый Зог сделал необитаемой целую планету, почти разрушил одну из крепостей системы Каппы Лебедя. Добившись этого успеха, линкор вырвался из гиперпространства, нацелив свои залпы на следующее оборонительное сооружение. Одновременно возле атакованной планеты-верфи сошлись в стремительном бою малые бортовые космолеты.
Истребители, штурмовики и бомбардировщики были беспилотными машинами. Скорость они развивали не выше 200 километров в секунду, но обладали колоссальной маневренностью. Выполняя непрерывные каскады фигур высшего пилотажа, легкие аппараты обменивались импульсами фотонов, поражая противников. Настианские беспилотники пытались остановить дроны людей, которые рвались к верфи. Живые пилоты не смогли бы управлять машинами, сражавшимися в таком темпе, но даже роботы допускали ошибки. В скоротечной схватке уцелел от силы каждый двадцатый аппарат.
Капитан 3-го ранга Дайвен, начальник связи флота, осторожно доложил адмиралу:
— Срочное сообщение…
— Отключи приемники! — рявкнул разъяренный Дракон. — Любые сообщения только после сражения! Повторить сосредоточенный залп! Сначала антипротоны, потом — торпеды. Когда мы прекратим обстрел, «Эскалибуру» выпустить вторую волну дронов!
Битва малых кораблей уже закончилась. Все истребители настиан погибли, а два штурмовика и бомбардировщик направились к планете, навстречу взлетавшим снарядам-перехватчикам. Земные беспилотники успели выпустить свой боекомплект за считаные секунды до того, как были поражены, но их ракеты взорвались на обшивке крепости, которая прекратила огонь.
Эскадра снова разогнала до субсвета плотные пучки антипротонов, затем ударили тахионные пушки линкора, следом выпустили десятки снарядов крейсера и торпедоносцы. Первым достиг планеты тахионный луч, разрушивший почти законченный постройкой линкор настиан. Ослабленная оборона планеты смогла перехватить меньше снарядов, чем во время первого залпа. Боеголовки землян градом сыпались на сооружения настиан, повсюду сверкали вспышки термоядерного синтеза и аннигиляции.
Тактический оператор отрапортовал:
— Адмирал, мы поразили две трети мишеней.
— Мало! — буркнул, остывая, Дракон-Дунаев. — Если мы не уничтожим все эти корабли сейчас, через год или два они будут бомбить наши планеты! Приказываю: бить по оборонительным сооружениям, чтобы я мог подвести корабли на прямой выстрел.
Линкор и остальные боевые единицы продолжали держаться на дистанции не меньше гигаметра, то есть в трех-четырех световых секундах от планеты. Между тем торпеды, запущенные настианами в начале сражения, уже приближались к эскадре землян. Завязался нудный оборонительный бой: лазерные батареи ближнего боя и ракеты-перехватчики сбивали стремительные вражеские снаряды. Две боеголовки разорвались возле «Орла», броневые плиты на солидном участке были вдавлены внутрь корпуса, несколько внешних отсеков потеряли герметичность, линкор потерял до 8 % боеспособности. Тяжелые повреждения получил также крейсер «Аякс».
На подступах к планете разгорелся очередной бой малых космолетов. На этот раз настиане смогли выставить меньше истребителей, поэтому часть дронов «Эскалибура» смогла связать боем вражеские беспилотники, а бомбардировщики бросились в атаку, добив управляемыми ракетами базы обороны на двух лунах планеты-гиганта.
Удовлетворенно зарычав, адмирал ткнул указательным пальцем в сторону верфи. Капитан 2-го ранга Эрих Гольц, служивший с Драконом еще до войны, без лишних слов понял приказ и направил «Орла» к спутнику, на котором строились вражеские корабли. Вслед за флагманом легли на курс остальные корабли соединения. Эскадре требовалось около пяти-шести минут, чтобы выйти на дистанцию гарантированного поражения, но уже через минуту тактический оператор вскричал:
— Адмирал, это Долговязый!
Из «улитки», возле которой сражался линкор «Хиросима», полным ходом вырвались корабли вице-адмирала Зоггерфельда. Курс выхода из гиперпространства был рассчитан безукоризненно — эскадра мчалась точно в сторону Охризаны. Крейсера противника, двигавшиеся против Звездного Дракона, снова поменяли курс, разворачиваясь навстречу новому противнику.
— Он, конечно, редкий сукин сын, но воевать умеет! — вырвалось у Дунаева. — Оператор, дай карту.
Лучших тактиков «Вельзевула» забрал у него долговязый негодяй, а старший лейтенант, служивший оператором на «Орле» в подметки не годился Вержену и Ормуздиани. Парнишка растерялся, не сразу понял, какую карту требует адмирал, но все-таки сообразил и раскрыл голографическую схему окрестностей большой планеты. Как и предполагал Дунаев, по другую сторону газового гиганта оставалась еще одна прикрытая крепостями луна, на которой настиане оборудовали верфь.
«Орел» расстрелял тахионами последнюю крепость, защищавшую полуразрушенный завод, и адмирал приказал крейсерам перемолотить все производственные сооружения. Сам он двинулся вокруг планеты-гиганта в сопровождении торпедоносцев и «Эскалибура». До провозглашения мира оставалось меньше получаса, и за это время следовало покончить с кораблестроительными мощностями этой системы.
«Эскалибур» и торпедоносцы обогнули окольцованный мир, двигаясь над полюсом. Устремившиеся к верфи торпеды и беспилотники были встречены истеричными залпами защитных комплексов. Тем временем «Орел», летевший перпендикулярным курсом, нырнул в густую газовую оболочку планеты-великана и незаметно подкрался к цели с неожиданного направления. Сдвоенный выстрел тахионных орудий повредил пусковые установки ракет-перехватчиков, при этом эфир заполнился помехами, ослепившими защитников верфи.
— Запускай! — выкрикнул адмирал Дунаев.
Из распахнувшегося люка выскользнул огромный снаряд сверхбольшой мощности. Устремившись через безумство электромагнитных и гравитационных шумов, невидимая для оборонявшихся боеголовка разорвалась возле грандиозных сооружений, уничтожая машины, стапели, производственные цеха, склады, жилые корпуса и — самое главное — почти достроенные корабли настиан.
3
Звезды, расположенные в радиусе двадцати световых лет от Солнца, назывались Центральной Зоной. Здесь располагались первые колонизированные людьми планеты, здесь были выстроены главные военные базы и мощнейшие предприятия передовых видов промышленности, здесь проживала большая часть человечества. Дальше, в сторону земных полюсов, раскинулись две внешние Зоны — Северная и Южная. Продвижение людей в Южную Зону остановилось, когда корабли землян встретили передовые базы рекрошей. Цивилизация планеты Курлагдо уступала человечеству, но четырежды — в позапрошлом и прошлом столетиях — пыталась вытеснить людей с разных миров. Каждый раз рекрошей сильно били, но по результатам последней войны президент аль-Вагаби зачем-то заключил договор о разделе сфер интересов. Из-за этого документа человечество замедлило колонизацию Южной Зоны. Земля отгородилась от Курлагдо сетью крепостей «Дальний Щит».
Собственно говоря, крепости строились еще при Диктаториате, когда казалась вероятной новая война с Курлагдо, но рекроши оказались не столь воинственными, сколько коварными. Провоцировали окраинные миры на мятежи, даже подписали пакт о взаимопомощи с Настиарной, но войну Земле так и не объявили. Тем не менее время от времени возникали слухи, что правительство решило наказать рекрошей за наглые провокации.
Приказ президента провести инспекцию военных сил Южной Зоны адмирал флота Асгардов связывал с давно запланированной акцией против Курлагдо. Хотя, с другой стороны, нынешних министров и самого главу государства начальник Генштаба не уважал ни капли. Под водительством этих бездарных демагогов Солнечная Федерация быстро деградировала, на окраинах — особенно в Северной Зоне — поднимали голову сепаратисты. Неудачное начало войны с Настиарной тоже было заслугой правящей партии. В дороге адмирал флота перечитал статью фомальгаутского журналиста и согласился с каждым его словом.
Хотя зональной столицей считался Тиниан, начальным пунктом инспекции Асгардов избрал планету Семпер — главную военную базу человечества в этом секторе. На космодроме адмирала встретили маршал Сузуки и дивизионный генерал Лазарев — командующий и начальник штаба военного округа. В самые трудные месяцы Сузуки сумел организовать оборону против превосходящих сил Настиарны, выстроив неприступные крепости вокруг главных планет Южной Зоны. Лазарев прославился, еще будучи полковником. На третий день войны, когда противник высадился на Драконде, Лазарев собрал остатки разбомбленной дивизии — триста человек, тысячу роботов и дюжину танков — и разгромил десант настиан, тем самым обеспечив эвакуацию почти половины населения.
В бункере на окраине города Корибан они остались наедине, и маршал Сузуки наконец осмелился выразить несогласие с решениями вышестоящих чинов:
— Всеволод, мне совсем непонятны последние приказы. Для чего к нам направили столько пехоты? Будь у нас нормальное правительство, я бы решил, что готовится возмездие рекрошам, однако эти клоуны не способны на решительные телодвижения. К тому же для войны нужен флот, а кораблей не дают. Что происходит?
— Аристотель, я не понимаю, о чем ты говоришь, — признался Асгардов. — Какая пехота?
Начальник штаба Лазарев раскрыл на мониторах несколько документов, пояснив:
— Военный министр прислал указание разместить у меня армию Икланда и обеспечить демобилизацию старших возрастов. Кроме того, сюда же посылают дивизию делибашей из армии Бермудоса.
— С каких пор военный министр стал распоряжаться дислокацией войск? — засмеялся Асгардов. — Это компетенция Генштаба.
Он бегло прочитал приказы, затем потребовал дать ему прямой канал с Оперативным управлением. Армейский генерал Отто Хохт ответил с мрачным видом:
— Шеф, я узнал об этих приказах только час назад. Министр разослал шифрограммы через своего племянника в управлении кадров, едва ваш крейсер взял курс на «улитку». Я уже приказал отстранить сопляка и приказал командующим приостановить выполнение приказов. Это кошмар — соединения дробятся и выводятся куда попало.
— Слишком хитро для обычной глупости прогнившего режима, — констатировал Сузуки. — Мой начальник штаба уже строит конспирологические теории.
— Боюсь, он прав, — буркнул Асгардов. — Правительство пора менять. Пора напомнить от имени высших командиров обещание провести новые выборы сразу после войны.
— Обращения мало, — произнес угрюмый сильнее обычного Лазарев. — Такие требования нужно подкрепить убедительными доводами.
Кивнув, Асгардов подошел к карте и стал диктовать распоряжения Хохту — в какие системы направить главные группировки, выводимые из прифронтовых секторов. Начальник Оперативного управления помечал названные адмиралом флота планетные системы, изредка предлагая свои соображения. Диспозицию составили быстро, после чего Лазарев и Хохт получили указание провести чистку флотов и корпусов, избавившись от известных ставленников правящей партии.
— Понадобится помощь спецслужб, — сказал Хохт. — И нужен человек, который переговорит с адмиралами.
Вошел адъютант маршала, сообщивший, что на космодромы Семпера и Тиниана уже прибывают первые транспорты с войсками вице-адмирала Икланда. Затем офицер неуверенно доложил:
— В приемной ждет генерал Сокольский. Только что прилетел с Горгоны.
Сузуки, Асгардов и Лазарев переглянулись и не смогли сдержать улыбок. Дьявол был именно тем человеком, в котором они сейчас нуждались.
Срок официального завершения войны миновал, однако настиане с остервенением атаковали эскадру Долговязого и явно готовили массированный удар десятком торпедоносцев.
— «Хиро», иди к Зогу! — приказал Дунаев.
Полностью распоряжение должно было звучать иначе: «Командиру линкора «Хиросима». Приказываю вам присоединиться к эскадре вице-адмирала Зоггерфельда и поступить под его временное командование». Но в космической войне на счету каждая секунда, и нет времени на долгие куртуазности.
Покончив с противником в микросистеме газового гиганта, Дракон повел свои корабли на Охризану, где неприятель, опираясь на мощные орбитальные крепости, собирался дать решительный бой. К планете были стянуты три космоносца и пять крейсеров, а также два поврежденных линкора, превращенных в тихоходные батареи ближней обороны.
Электронный мозг «Орла», машина почти разумная и рассудительная, предупредил командующего флотом:
— Адмирал, мы не имеем права сражаться. Получен указ президента.
— Указ я читал, — сообщил Дунаев. — Но враг сражается, поэтому мы должны защищаться.
— Странный конфликт приказов. — Искусственному интеллекту было некомфортно вести столь медлительную дискуссию в акустическом режиме людей. — Вы правы. Мы подвергаемся нападению, и согласно боевом уставу нам возвращается право на самозащиту..
Звездный Дракон поморщился. Он привык общаться с куда более мощным и развитым псевдоразумом линкора «Вельзевул», которого называл Малыш или Вельзи. Тот корабельный мозг не стал бы отвлекаться на пустые разговоры. Вельзи был по-настоящему умен и по-своему очарователен. И сам Дракон, и сменивший его на посту командира Зог относились к Малышу, как к любимому сыну.
Ностальгично вздохнув, командующий отдал приказ:
— Идем к Охризане малым ходом. Имитируем подготовку к штурму планеты. Рассчитай маневры на рубеже досягаемости вражеской артиллерии.
Как выяснилось через полчаса, имитация штурма оказалась излишней. Зоггерфельд умело распорядился двумя линкорами и, последовательно сосредоточивая залпы, выбил одного за другим все настианские крейсера. Бросок торпедоносцев также был отражен плотным огнем. После этого настианское командование вдруг вспомнило, что война уже закончилась, и взмолилось о пощаде.
Флот все-таки задержался в разгромленной системе Каппы Лебедя больше чем на сутки. Дракон и Зог были соперниками, но прекрасно понимали друг друга. Внимательно перечитав президентский указ, они нашли пункт об обмене военнопленными.
Крейсера и легкие корабли разбежались небольшими группами по всем планетам системы, разыскивая лагеря, в которых томились захваченные в плен земляне. Всего заключенных насчитали десятки тысяч, состояние многих было просто ужасное. Дракон даже пригрозил разбомбить в отместку большие города, настиане решили не связываться с бешеным адмиралом и разрешили флотским врачам оказать медицинскую помощь, а также доставили в лагеря огромное количество лекарств и продовольствия.
В ожидании транспортных кораблей адмиралы велели продолжать обследование системы. Поиски привели к неожиданному результату — на безжизненной, второй от Каппы, планете разведка обнаружила трофейный земной крейсер и несколько фрегатов — все корабли были захвачены настианами в первый год войны. Дунаев потребовал вернуть корабли, и земноводные снова согласились. Они были готовы на все, лишь бы люди поскорее покинули систему.
Указание о дальнейших действиях уже поступило — почему-то за подписью министра. Гражданский руководитель военного ведомства велел адмиралам расформировать эскадры, отослав корабли к десятку обитаемых планет всех трех Зон.
— Я всегда считал его идиотом, — признался Зоггерфельд.
— В данном случае должен с тобой согласиться, — буркнул Дунаев и подумал, что Долговязый всегда лучше него разбирался в политических вопросах. — Ты прав.
— Ты помнишь примеры, когда я был не прав? — удивленно поинтересовался вице-адмирал. — Если мне позволено будет посоветовать, то рекомендую связаться с Асгардовым.
— Так и сделаю…
Командир эскадры мог и сам обратиться к начальнику Генштаба, но субординация требовала, чтобы это сделал командующий флотом. Разговор двух адмиралов происходил в часы, когда в систему Каппы вошли земные транспорты, доставившие пленных настиан. После дезинфекции отсеков переборки были раздвинуты, тюремные отсеки превратились в комфортабельные каюты. Освобожденных из плена людей следовало вернуть на родину со всеми удобствами.
Транспорты поочередно уходили к «улиткам», и в это время антенны флагманских линкоров приняли приказ адмирала флота Асгардова, отменяющий прежние распоряжения министра. Начальник Генштаба назначил флоту новые пункты временной дислокации: трофейные корабли и часть торпедоносцев отправить на Семпер, эскадре Дунаева отойти в систему Проксимы и Альфы Центавра, эскадре Зоггерфельда — в систему Тау Кита. Новый приказ выглядел гораздо разумнее, но адмиралов смутило загадочное обстоятельство: шифрограмма Асгардова была передана не с Земли, но с планеты Семпер.
Приказ о демобилизации пехота встретила с энтузиазмом. Многие солдаты были призваны еще до войны и служили больше четырех лет. Однако все правильно поняли задержку — с первыми транспортами планету покидало гражданское население, пережившее ужасы войны на Драконде.
Лишь на третий день поток беженцев иссяк, и Омар Газават отправил несколько тысяч бывших солдат, возвращавшихся в системы Солнца, Проксимы, Толимана, Фомальгаута, Тау Кита. Сдав оружие, надев чистые, пусть и не парадные мундиры, они в последний раз прошли строем по космодрому. Затем прозвучала команда «вольно», и бойцы победоносного корпуса разбрелись по стартовым секторам — к войсковым транспортам, которые развезут их по домам.
После церемонии Омар отправился в лагерь. Забот хватало выше макушки: предстояло вернуть к мирной жизни еще несколько тысяч дембелей, укомплектовать подразделения прибывающими новобранцами. Светило уже склонялось к горизонту, когда генералу доложили, что на космодроме его ждет брат.
Они не виделись почти год. Селимбай почти не изменился — только на плечах появились полковничьи погоны да взгляд стал угрюмым. Братья обнялись, и младший доложил:
— Привез тебе остатки трех полков нашей дивизии. Меньше двух тысяч ветеранов.
— Были большие потери? — сочувственно спросил Омар.
— Не слишком большие. Многих распустили по домам. Остались только наши земляки и два батальона солдат с Бахуса и Барбарии.
Старший брат, носивший погоны корпусного генерала, мысленно прикинул, что две тысячи солдат позволят ему довести соединение до половины штатной численности. Потом он вдруг понял, о чем говорит Селимбай, и недоуменно произнес:
— Странные дела творятся. Такое впечатление, будто кто-то решил сформировать целый корпус из делибашей.
— Вот именно, — кивнул младший. — Знаешь, какое назначение я получил? Собрать полк, чтобы офицеры и унтер-офицеры были тюрбанцы, а рядовые — из Северной Зоны. Северян должен получить у тебя.
В коптере, по дороге в гарнизон, Омар проговорил недоуменно:
— Мне действительно приказали свести в отдельный батальон солдат с Кастлинга, Барбарии, Аидаса и Карменситы. Наверное, для твоего полка. Надо будет запросить маршала.
— Совсем ничего не понимаю, — признался Селимбай. — Кому понадобилось формировать такие квазиэтнические части? К тому же я надеялся вернуться на Тюрбан, а мне предписано вылететь на Кастлинг.
— Я тоже надеялся домой, но приказано перебросить корпус на Землю. — Генерал дернул плечом и поморщился. — Ужасно соскучился по своим. Ты когда отца видел?
— Месяца три-четыре будет… — Полковник ухмыльнулся. — Но позавчера, когда стояли на транзитном космодроме, добрый земляк из Ханшахара позволил мне воспользоваться дальней связью.
— Ты говорил с нашими?!
— Со всеми, включая сестренку, которая чуть подросла и сильно кривляется. Все здоровы, только твоя принцесса бесится — не может тебя дождаться и открутить башку за то, что не возвращаешься.
— Она может, — засмеялся Омар.
Их любовь была достойна сказаний в стиле древневосточных поэм. Три года перед войной племянница падишаха сопровождала мужа во всех скитаниях по гарнизонам, а за последующие годы они встречались всего дважды, но при первой же возможности он отправлял принцессе длинные видеописьма, пытаясь передать, как тоскует в разлуке. Она понимала, ибо родилась в семье воинов, сражавшихся за Землю и Тюрбан на протяжении многих поколений.
— Между прочим, отец обеспокоен, — продолжал Селимбай. — В разных городах поднимают голову сепаратисты. Снова начались разговоры: мол, хватит служить землянам, человечеством должны править тюрбанцы и тому подобный бред.
— Идиоты, — презрительно проворчал Омар. — Мало мы их перед войной постреляли.
В штабе корпуса братьев ждал ошеломляющий приказ генерала Бермудоса — не выполнять распоряжений управления кадров и ждать новых указаний Генштаба. Приказы за подписью генерала Хохта уже поступили и предписывали совершенно другие действия. Застонав, братья посадили своих штабных офицеров составлять новое штатное расписание.
Вскоре на космодромы Драконда прибыли транспорты с пополнением — пять тысяч бывалых бойцов. Это были солдаты, рожденные на разных планетах и прошедшие всю войну. Директива Генштаба требовала в течение суток сформировать полноценные полки и провести тактические занятия по теме «Бой в городе». В качестве места учений Омар выбрал развалины ближайшего города, но братьев не оставляло тревожное чувство — на главных мирах Федерации назревали дурные события.
Три звезды созвездия Центавра оказались самыми близкими соседками Солнца. Ближайшей была Проксима — тусклое маленькое солнце, окруженное тремя планетами, причем Карма стала первым миром, куда в конце XXII века отправились первые люди-переселенцы. Двойную звезду Альфа Центавра, она же Толиман, причуды космологии расположили совсем рядом — ближе половины светогода от Проксимы. Хотя Толиман светил чуть слабее Солнца, планета Скарлетт вполне годилась для колонизации. К началу настианской войны население Скарлетт перевалило за четыре миллиарда, вдвое превзойдя число жителей Кармы.
Первые дни назначенный главным военным комендантом системы Дунаев был выше чердака занят обустройством войск: от него требовалось распределить корабли по базам на разных планетах, найти жилье для офицеров, организовать ремонтные работы, ротацию личного состава. Почти четверть матросов и унтер-офицеров подлежала демобилизации. Освободившиеся вакансии следовало заполнить новобранцами, призванными на Скарлетт и Карме. Впрочем, хитрый и находчивый Карл Дайвен предложил направить запросы по госпиталям, чтобы на эскадру прислали выписанных после ранений ветеранов.
— Радия Сорочина хорошо бы вернуть, Махмуда, других ребят, кто были ранены на Сириусе, — сказал начальник связи.
— Верно мыслишь, — признал, ухмыляясь, Звездный Дракон. — Я бы еще попросил у Генштаба пару космоносцев, которые без толку стоят в Северной Зоне.
Услыхавший его слова Вержен удивленно переспросил:
— Что им там делать? Или снова назревают мятежи сепаратистов?
— Весьма вероятно, Северная Зона — сложная провинция. — Дунаев развел руками. — Корабли вообще очень странно перетасованы. Хорошо, хоть нас не разбросали по всей Федерации.
За день накопилось много дел, решение которых относилось к полномочиям и компетентности верховного командования. Генштаб не отвечал, и Дайвен доложил, что передачи на Землю и обратно не проходят — вероятно, гравитационная буря. В столице планеты наступал вечер, поэтому Дунаев, воспользовавшись удобным поводом, улетел домой. Оперативному дежурному он поручил переправить все документы Асгардову, когда восстановится связь.
Занятый организационными хлопотами, Дракон почти не видел семью. Между тем именно на Скарлетт он жил еще до войны, командуя линкором «Звездный Рыцарь». Здесь же, в их старом доме, провели всю войну его жена и дочь, сюда же вернулся после ранения старший сын. Жена звонила чуть ли не каждый час, напоминая про большой семейный ужин. «Кажется, старуха собирается познакомить меня с женихом дочки», — подумал Звездный Дракон.
Однако вечером, вернувшись в окруженный парком поселок, он обнаружил только своих. Никаких женихов, даже дочки не было — девочка училась в университете другого континента. В гостиной отца встретил Фердинанд, представивший красавицу жену. Судя по изменившимся пропорциям ее фигуры, Дунаеву предстояло стать дедушкой буквально в ближайшие недели.
Дракон стал выяснять, как они намерены назвать наследника, но сын увел его в кабинет и включил глушитель. Адмирал насторожился, но не успел осведомиться, для чего понадобились подобные предосторожности. Полковник-пропагандист протянул ему видеофон с раскрытым документом на голограмме.
— Мне совсем не нравятся намеки, — сообщил Фердинанд, когда отец закончил читать.
— Это фальшивка? — недоверчиво предположил Реджинальд Дунаев. — Я не верю.
Сын резко сказал, сжимая пальцы в кулак:
— На прошлой неделе я предупредил тебя о внезапном прекращении войны на унизительных для победителей условиях. Те слухи оказались правдой. То, что ты держишь в руках, — директива всем органам пропаганды. Я отменил исполнение, чтобы посоветоваться с тобой.
Ошеломленный адмирал не мог смириться, он даже пожалел на мгновение, что рядом нет Долговязого — уж тот бы сразу разъяснил, что происходит. Кстати, надо бы переслать эти документы Зогу… Внезапно вспомнив о перебоях связи, он снова растерялся и спросил сына:
— Когда прекратились передачи с Земли?
— Не только с Земли! — Фердинанд ответил, яростно сжав зубы. — Позавчера на Карму прилетела пехотная бригада. Личный состав — тюрбанцы и немного солдат с Аидаса. Два часа назад они заняли станцию дальней связи.
Теперь положение стало понятно даже без Долговязого. Дракон мысленно прикидывал, сколько войск в его распоряжении, но не представлял, на какие части можно положиться.
— Переворот? — растерянно спросил адмирал. — Ты давно живешь на Тау… должен знать… Кому здесь можно верить?
— Я знал, что ты поймешь. — Сын свирепо улыбнулся. — Губернатор системы тоже интересовался, можно ли надеяться на твою решимость. Он готов предоставить в твое распоряжение полицию. Командир военно-полевой жандармерии — мой друг и тоже готов действовать. А генерал фон Гаусс — просто честный человек, его можно будет убедить.
Ситуация сделалась прозрачной. Адмирал Реджинальд Дунаев снова видел врагов, и он умел сражаться лишь одним способом. Достав из кармана видеофон, комендант системы обзвонил подчиненных. Старшим командирам гарнизона он приказал собраться в штабе, ждать его, вернуть экипажи на корабли, отменить отправку демобилизованных ветеранов и раздать оружие личному составу, любые попытки вторжения на корабли отражать огнем. Дайвену было поручено немедленно связаться с Асгардовым на Семпере, Хохтом на Земле и Зоггерфельдом на Фантоме, задействовав передатчики линкоров.
Спустя полчаса два Дунаева — Реджинальд и Фердинанд — прилетели в штаб гарнизона. Вся база была поднята по тревоге, штабные строения охранялись отрядами жандармерии. Губернатор сообщил, что полицейским отрядам выдано тяжелое оружие, но признался:
— Простите, адмирал, я не уверен, выдержат ли полицейские, даже спецназ, бой против регулярной армейской части.
Дивизионный генерал фон Гаусс, прежний комендант, ставший теперь заместителем Звездного Дракона, растерянно доложил:
— Адмирал, к планете подошли войсковые транспорты. Судя по сигналам опознавания, нас навестила вторая дивизия астропехоты.
На голограмме было видно, как транспорты снижаются, готовясь приступить к высадке десанта. Если не сбить их сейчас и позволить высадиться, то на поверхности астропехоту не остановит никакая сила. Четыре дивизии самых умелых и свирепых воинов человечества, подчиненных лично начальнику Генштаба, были последним козырем верховного командования.
Дунаев не решался отдать приказ — открыть огонь по десанту. Потом стало поздно: на голограмме появился командир дивизии, прорычавший желание переговорить с комендантом Центавра.
4
Полученное при рождении имя он вспоминал очень редко. Беззаботные родители отказались от сына при разводе, парня воспитал армейский приют. Получив звание старшего лейтенанта, он заслужил оперативную кличку, которая стала настоящим именем офицера бригады спецназа. Брейкнек — ломатель хребтов, или, в другом переводе, сорвиголова.
За плечами Брейкнека оставалась богатая биография: довоенные диверсии на базах Настиарны, подавление мятежей в Северной Зоне, ликвидация главарей сепаратистов в Южной Зоне. После нападения настиан он водил свои подразделения в долгие рейды по вражеским тылам, однажды приволок на свою сторону настианского генерала. За два года войны Брейкнек стал майором и сбился со счета, лишь условно представляя, что убил не меньше тысячи земноводных и трехсот людей. Конец галактической бойни он встретил командиром бригады из полусотни отчаянных головорезов, владеющих изощренными навыками проникновения, маскировки, отхода и уничтожения.
Брейкнек выполнял любые приказы, не задавая лишних вопросов ни командирам, ни самому себе. Получив глупый приказ, он говорил: «Слушаюсь», — и выполнял задание, действуя вопреки руководству. Так продолжалось до того дня, когда майора вызвали в лондонский штаб земного гарнизона.
Не поднимаясь из-за стола, корпусной генерал Кабрера небрежно посмотрел на диверсанта и показал на большой монитор. Четыре генерала рангом помладше напряженно следили за Брейкнеком. Тактические значки на голограмме изображали план блокады Октагона — главной резиденции Генерального штаба — силами двух пехотных дивизий. Согласно безумному замыслу, войска занимали позиции зенитных подразделений, космодром и казармы, не учитывая неизбежный отпор астропехоты. Кабрера нажал сенсор, переключая на следующую схему, и стали видны стрелки последующей задачи — бригаде Брейкнека поручалось войти в Октагон.
— Ты должен сломить сопротивление охраны, — прокаркал Кабрера, заслуживший свои погоны долгой службой на тыловых должностях. — Затем арестуешь генерала Хохта, который обвинен в государственной измене. В случае сопротивления — убей предателя.
— Слушаюсь, — привычно сказал майор. — Позвольте скопировать диспозицию, чтобы организовать взаимодействие.
Почему-то занервничав, корпусной генерал заорал:
— Тебе не нужен приказ! Иди выполняй, пока тебя самого не расстреляли! В полдень ты должен войти в Октагон. Убирайся!
Генерал был очень глуп, однако что взять с тылового крысюка, ни разу не участвовавшего в настоящих боях. Он совсем не понимал, что нельзя посылать подразделения на дело без плана операции. Кроме того, нельзя разговаривать таким тоном с офицерами спецназа. Брейкнек обиделся, но спрятанная в погоне майора видеокамера записала всю сцену — и схемы на голограммах, и бессмысленный приказ. Такие видеозаписи не раз выручали диверсантов, если военная прокуратура заводила расследование причин невыполнения заданий.
Однако приказ есть приказ, и к назначенному часу бронекоптеры бригады приземлились в тылу дивизии, блокировавшей Генштаб. Дивизия была второсортная — учебное соединение, готовившее бойцов для фронта. Бывалые солдаты составляли небольшую часть личного состава, да и техника не самая лучшая. Только идиот вроде Кабреры мог поручить этому сброду выступить против астропехоты.
Командир дивизии — судя по говору, родом с Тюрбана — заверил майора:
— Ты не беспокойся, парень, астропехоту куда-то перебросили. Там сейчас только запасная бригада. Мы свяжем их боем, подавим численным превосходством, а ты прорвешься через главный вестибюль.
Он был немногим умнее командира гарнизона — прорыв через главный вход был возможен разве что после ядерного удара. Кивнув, Брейкнек сказал, имитируя почтение:
— Мне приказано проникнуть незаметно. Мы пойдем через бункер космодрома.
Майор показал путь на схеме.
— Отличный план! — восхитился тюрбанец. — Даже я бы лучше не смог придумать.
Коптеры с опознавательными знаками бригады спецназа беспрепятственно перелетели на космодром, ворвались на колесном ходу в подземный паркинг. Бойцы — все в офицерском звании — стремительно проскользнули по техническим коридорам, оказавшись в обширном стрелковом тире на нижнем казарменном уровне. Как и следовало ожидать, дальнейшее выполнение плана операции оказалось невозможным — бригада попала в окружение. В удачно предусмотренных на такой случай ячейках спецназовцев ждали, целясь из штурмовых «Трезубцев», астропехотинцы. После переговоров навстречу диверсантам вышел офицер в тяжелой броне. Брейкнек узнал его и предупредил своих:
— Ребята, отбой, это Маньяк.
Еще полгода назад многие бойцы бригады служили в части генерала Сокольского. Брейкнек и Маньяк командовали сводными боевыми группами и не раз вместе ходили на самые немыслимые задания. Разумеется, стрелять друг в друга они бы не стали, независимо от полученных приказов.
За пару лет до войны капитан-лейтенант Махмуд Султан, служивший тогда на крейсере «Жанна д'Арк», завоевал звание лучшего канонира флота. В последнем своем сражении за систему Сириуса капитан 2-го ранга участвовал, дослужившись до старшего артиллериста линкора «Вельзевул», которым последовательно командовали Звездный Дракон и Долговязый Зог. В том страшном бою линкор получил тяжелейшие повреждения, а Махмуд Султан оказался в госпитале с ожогами нехорошей степени. После выписки он получил приказ об увольнении с воинской службы и переводе в Государственную службу безопасности. Как объяснил знакомый полковник из управления кадров:
— Тебе повезло — сейчас в эту контору набирают твоих земляков. Война заканчивается, на флоте даже для здоровых офицеров нет вакансий. А в спецслужбе ты хорошую карьеру сделаешь.
Так, за несколько дней до капитуляции двоякодышащих он возглавил подразделение правительственной охраны в Бахча-Улусе, главном административном центре Венеры. Однако сегодня бывший артиллерист примчался в космопорт вовсе не по служебным делам. Сегодня рейсом с Тау Кита должна была прилететь его любимая женщина.
Армейский транспорт пристыковался к орбитальному причалу чуть раньше расписания — военные пилоты непривычны соблюдать графики. По коридору хлынула возбужденная толпа солдат, офицеров и матросов, уволенных указом о демобилизации. Эскадра Зоггерфельда и гарнизон Фантома возвращали бойцов, призванных на мирах Центральной Зоны.
В числе последних шла капитан-лейтенант Эриксон. Она по-прежнему носила флотский мундир и бластер в кобуре, то есть продолжала службу. Надежда, что Бианка вернулась к нему, молниеносно растаяла, но бывший артиллерист все равно был счастлив видеть суровую нордическую королеву.
Они обнялись и долго целовались, не обращая внимания на похабные взгляды дембелей. Бурная встреча продолжилась в номере космодромного отеля. Лишь через много времени, когда они немного успокоились и официанты прикатили столик с деликатесами, Бианка недоуменно спросила:
— Что за форма на тебе?
— Мы теперь коллеги. — Он разливал шампанское со счастливой улыбкой на лице. — Офицер службы безопасности. Вчера на Венеру прибыл президент Федерации. Он тоже, как я, родом с Тюрбана, поэтому в охране много наших.
— Не сомневаюсь, что в охране собраны далеко не лучшие тюрбанцы, — фыркнула Бианка.
— Как ты догадалась?
— Когда провинциальный политик собирает вокруг себя земляков, это всегда не лучшие представители человеческого рода.
— Забудь! — Он отмахнулся. — Ты надолго прилетела?
Спохватившись, она посмотрела на стенные часы, потом снова расслабилась и сообщила:
— Долговязый прислал меня за семьей.
— Твоя семья на Семпере!
— Он прислал меня за своей семьей, — терпеливо разъяснила капитан-лейтенант непонятливому возлюбленному. — И не говори, что старик разведен. Я должна отправить на Фантом его третью жену с дочкой, а также сыновей от двух первых. Транспорт отходит через четыре часа.
— Улетишь с ними? — расстроился капитан 2-го ранга.
Подмигнув, Бианка промурлыкала:
— У меня отпуск. На неделю.
В кармане брошенного на пол кителя запищал видеофон. Махмуд Султан, чертыхаясь, взял трубку, нажал сенсор приема, прочитал совершенно секретное сообщение, ничего не понял и прочитал еще раз. Дыхание на затылке подсказало, что Бианка — как всегда, неслышно — подкралась и тоже видела текст через его плечо. Растерянно посмотрев на любимую, тюрбанец прошептал:
— Как это понимать?
— Измена, — сказала капитан-лейтенант Эриксон, и ее лицо снова стало решительным. — Ты же не веришь, что наши друзья могли предать. Измена здесь, на Венере.
— Но что мне делать?
— Потяни время, собери свой персонал через час. Я успею.
Торопливо натянув униформу, Бианка выбежала в зал ожидания, нашла семьи Зоггерфельда и других офицеров эскадры. К причалу они прошли по аварийному коридору, где не было полицейских патрулей. Ремонтники с удивлением смотрели на колонну озабоченных гражданских, толкавших антиграв-тележки с багажом.
Их никто не задержал, а причал охранял вооруженный экипаж войскового транспорта. Пассажиров быстро загнали на борт, и корабль немедленно отчалил.
В оперативной комнате службы безопасности Махмуд Султан доложил прибывшему из Бахча-Улуса генералу:
— Личный состав собран для инструктажа.
— Долго возитесь, ваши люди пришли последними, — проворчал генерал и повернулся к сотне сотрудников контрразведки и военной полиции. — Офицеры, на нас возложена непростая задача. С минуты на минуту выступит наш почтенный президент. Я верю, что вы исполните свой долг, как истинные тюрбанцы…
Прервав его, вошла Бианка и, козырнув, отчеканила:
— Ваше превосходительство, я служила в эскадре Зоггерфельда. Офицер военной контрразведки. Мне стало известно, что негодяй готовит антиправительственный заговор.
Генерал опешил, и в этот момент заработал экран большого видеофона. Голографический президент с озабоченным лицом принялся читать очередную речь.
Инженеры проверили установку. Директор университетского научного центра поманил научного руководителя проекта и не без опаски поинтересовался:
— Доктор Олимпиакос, вы уверены, что включение безопасно?
— Теперь, когда добрый ангел привез недостающие детали с Драконды, сомнений нет, — уверенно проговорил физик. — Вы так и не сказали, кто нашел эти блоки.
— Георг, не задавайте лишних вопросов. — Директор был администратором, в науке разбирался плохо, но точно знал, какие наказания может навлечь излишняя любознательность. — Нам их привезли военные с Семпера.
Следивший за испытаниями представитель армейского командования добавил, улыбаясь:
— Есть вещи, о которых лучше не знать. — Лицо полковника сделалось серьезным, а рука легла на кобуру. — Запомните, доктор Олимпиакос, испытания проводятся под вашу ответственность. Мы доверяем вам, как единственному на Горгоне сотруднику великого Демиурга, но вы — не Мандрагор.
— Как ни странно, я помню, — буркнул Олимпиакос.
Он пробежался пальцами по клавиатуре. На центральной голограмме монитора загорались условные символы, сообщения, графики задействованной мощности. Когда ветвистые линии графика пересекли красную плоскость, Олимпиакос навел курсор на иконку с единицей.
— Мы планируем переместить груз на сто метров, — пояснил директор. — Вы видите этот зеркальный шар на левом мониторе. Если повезет, он появится на правом мониторе.
Полковник собирался о чем-то спросить, но шара на подставке уже не было. Все взгляды переместились на голограмму справа, изображавшую пустой зал, на полу которого было нарисовано подобие стрелковой мишени: круг в центре и концентрические кольца. Шар появился почти немедленно после исчезновения со стартового устройства. Он появился в воздухе на высоте человеческого роста и рухнул на пол между первым и вторым кольцами.
— Отклонение — примерно семь метров, — прокомментировал Георг Олимпиакос и радостно захохотал. — Друзья мои, дорогие коллеги, всего семь процентов — это лучше тех результатов, которых мы достигли на Горгоне перед войной!
— Поздравляю, доктор. — Полковник похлопал ученого по плечу. — Может, повторим? У вас ведь приготовлен второй… э-э-э, как его… снаряд.
— Так точно, приготовлен, — торжественно подтвердил директор. — Георг почему-то настоял вмонтировать в него радиомаяк.
— Зачем? — удивился полковник.
Буркнув под нос: «Не задавайте лишних вопросов», — бывший сотрудник великого Деметрия Мандрагора перепрограммировал устройство. Косо посмотрев на зрителей, физик ухмыльнулся и нажал курсором на иконку с цифрой «2». Второй шар послушно исчез со своего постамента, но справа, в зале с мишенью, не появился.
После затянувшегося ожидания директор осведомился, грозно хмурясь:
— Ну и где же объект?
— Я телепортировал его в космос, на сто тысяч километров от планеты. — Олимпиакос показал пальцем на другой монитор и добавил: — Вот он сигналит с расстояния… двести двадцать тысяч километров.
Последние слова он произнес растерянным, даже жалобным тоном. Не понявшие причин его уныния военные бросились поздравлять ученого.
— Это потрясающий результат! — захлебываясь, выкрикивал полковник, обнимая физика. — Я немедленно доложу на Семпер, вам предоставят все необходимое для продолжения работ! Почти световая секунда — это же втрое больше, чем добился сам Демиург!
Вяло отбиваясь, Олимпиакос буркнул:
— Еще несколько таких экспериментов, и я смог бы уточнить расчеты. Пока не хватает данных о свойствах гиперпространства. Вы же видите — точность стремительно падает с ростом дальности…
Идиллию прервала вбежавшая в лабораторию секретарша директора. Дрожащими губами она попыталась что-то сказать, но ничего толком не объяснила и тогда просто включила на полную громкость видеофон. Появившийся над ее ладонью голографический президент Солнечной Федерации величественно вещал:
— …преступные милитаристы, проигравшие множество сражений, совершали чудовищные преступления. В надежде избежать ответственности за ксеноцид и бездарность, они готовы поднять мятеж и вернуть кровавый тоталитаризм времен Диктаториата. Бездарные генералы, едва не проигравшие войну, выступили против легитимной власти, развязали вооруженные мятежи на разных планетах. Поэтому я подписал указ, объявляющий вне закона маршала Сузуки, генералов Хохта, Лазарева и Бермудоса, адмиралов Асгардова, Зоггерфельда и Дунаева. Все они лишены воинских наград и званий, они отстраняются от командования своими войсками. Каждый, кто будет исполнять их приказы, также превращается в государственного изменника. Мятежники уже окружены верными правительству войсками, скоро путч будет жестоко подавлен, а преступники понесут должное наказание.
Президент исчез, началась передача из студии. Дикторы с перекошенными от ужаса физиономиями принялись зачитывать сообщения о всенародной поддержке указов президента. Как водится, вся Солнечная Федерация — от Оаху до Кнайта — единодушно выражала гневное возмущение и недоверие мятежникам.
Офицеры военной приемки куда-то испарились — вероятно, пытались связаться с командованием. Растерянный директор беспомощно повторял:
— Как же так… лучшие люди стали предателями…
— Они действительно проиграли какие-то сражения, — пискнул кто-то из лаборантов. — Ведь в начале войны наши войска и флоты отступили, отдали врагу много звезд и планет.
Хотя он больше не носил мундир майора, Георг Олимпиакос презрительно посмотрел на испуганных университетских чиновников и отчеканил:
— Они проигрывали сражения, но выиграли войну. А так называемый президент, как известно, просто идиот и ничтожество. В такой ситуации каждый честный гражданин должен стать на сторону военачальников и, коли придется, взять в руки оружие.
Его слова напугали публику еще сильнее. Вскоре физик остался один в пустой лаборатории. Печально покачивая головой, он выключил установку, затем остальные мониторы. Последним кликом Георг собирался погасить экран локатора, следившего за телепортированным в космос маяком. На голограмме были видны созданные природой и людьми спутники Горгоны, орбитальные космодромы, гражданские суда и военные корабли. Привычную картину нарушил только приближавшийся караван.
Майор Олимпиакос долго служил в разных штабах и легко узнал войсковые транспорты. Кто-то вознамерился высадить десант на планету Горгона.
Атака на Генштаб сорвалась. Кроме резервной бригады, Октагон защищала полнокровная 1-я дивизия астропехоты. Войска земного гарнизона не имели серьезного боевого опыта, к тому же комплектовались из ограниченно пригодных к службе и тех, кто не рвался на передовую. Нарвавшись на плотный огонь защитников и потеряв немалую долю бронетехники, тыловые батальоны дрогнули. Кое-кто успел сбежать, но до половины личного состава почти без сопротивления сдались перешедшим в наступление десантникам.
Почуяв опасность, Кабрера приказал нанести по Генштабу ракетный удар. Командиры двух артиллерийских бригад не решились открыть огонь по пригороду Парижа, потребовав письменного подтверждения. Мадридская и Варшавская бригады все-таки дали залп, но зенитчики сбили все ракеты. Обломки и боеголовки упали на обширном пространстве, в городе начались пожары, несколько домов были разрушены, погибли мирные жители.
Через час после начала боев за Октагон бригада Брейкнека, перешедшая на сторону генерала Хохта, ворвалась в лондонский штаб и, перебив батальон охраны, захватила живыми генерала Кабреру, его сообщников и штабную нейросеть.
Информацию немедленно передали в Октагон, и Хохт получил довольно полное представление о масштабах заговора. Он мог рассчитывать на поддержку расквартированных на планете восьми дивизий. Три десятка командиров дивизий заявили о готовности выполнить приказ президента. До сотни соединений воевать не желали, потребовав прекратить братоубийство. Практически все дивизии на Венере подчинялись президенту. Следовало ждать, что войска с Венеры будут переброшены на Землю в течение двух-трех суток.
Хохт действовал решительно — иначе не умел. Войска, продолжавшие выполнять приказы Генштаба, заняли главные города и космодромы, флотилия торпедоносцев заняла оборонительную позицию возле Луны, по всепланетной трансляции непрерывно передавались обращения Асгардова.
К исходу первых суток торпедоносец «Гневный» перехватил в десятке гигаметров от Земли приближавшийся со стороны Венеры караван правительственных войск. Несколько транспортов были уничтожены, остальные рассыпались и легли на обратный курс.
Хохт торжествовал победу, но тут начались осложнения. Обещанная подмога с Центавра, Тау Кита и Фомальгаута задерживалась. Адмиралы требовали объяснить, что происходит, и жаловались, что у них мало судов для переброски войск, да и самих войск было немного. В неразберихе приказов, отданных за последние дни, военные корабли, войсковые транспорты и пехота оказались разбросаны по разным мирам. Вдобавок правительственные силы атаковали гарнизоны в Южной Зоне, войска Асгардова и Сузуки одерживали победу, но не могли пока направить дивизии на помощь Хохту.
Второй день гражданской войны принес новые проблемы. На позиции мятежников в Париже и еще десятки важных пунктов навалились превосходящие силы. В большинстве пунктов правительство бросило в бой дивизии земного гарнизона и огромное число боевых роботов. Сражение шло с переменным успехом, но к полудню по Гринвичу противник подавил сопротивление в Киеве, Мадриде, Берлине, Иоганнесбурге, Нью-Сити, Дели, Шанхае. Командир выбитого из Берлина полка астропехоты доложил, что против них дерутся наемники крупных корпораций — это были ветераны недавней войны, которым олигархи платили огромные гонорары.
Хохт послал в Берлин резервный батальон и разгромил наемников. По всем каналам прозвучал приказ Асгардова о мобилизации. Затем пошел в эфир и был выложен в информационные сети приказ вешать наемников без суда и следствия. К вечеру стало понятно, что земляне в массовом порядке уклоняются от призыва, полиция не желает слушать Генштаб, а часть командиров готовы покаяться в поддержке военного путча. Вдобавок десяток колебавшихся дивизий объявили о верности президенту и начали выдвигаться для атаки на Париж.
От недосыпания Отто Хохт впал в полуобморочное состояние и держался только на таблетках. Перегруппировав войска, он нанес удар по новому противнику, разгромил четыре дивизии, причем часть побежденных влилась в его войска. Одновременно наемники захватили Лондон, Москву, Чикаго, Санкт-Петербург и Каир, а также космодромы в обеих Америках и в Африке. Остатки российских, иранских и афганских подразделений удалось эвакуировать на базы в Центральной Европе. Часть офицеров Октагона подали рапорта об увольнении, мотивируя нежеланием участвовать в междоусобице.
Утром третьего дня сохранившие верность присяге офицеры собрались в кабинете Хохта, планируя дальнейшие операции. Напрашивалось решение — удерживать главными силами европейский плацдарм, провести контратаку на фронте Берлин — Прага и ждать подкреплений от Асгардова и Бермудоса.
Диспозиция уже была подготовлена, когда вошла Ребекка Флитвуд — генеральный директор полиции безопасности.
— Надо прекращать это безумие, — произнесла она профессионально-вкрадчивым голосом. — Президент дал санкцию применить против вас ядерное оружие.
— У нас тоже найдутся боеголовки, — сообщил Хохт.
— Вы лучше меня представляете, какие будут жертвы среди мирного населения, — сказала Флитвуд. — Я представляю коалицию благоразумных влиятельных людей. Это военные, начальники полицейских служб, солидные деловые люди. Мы дадим вам возможность уйти с Земли, а потом сами уберем президента и всю его банду.
Разговор затянулся, но Хохт и его соратники понимали, что предлагается оптимальный выход.
В течение суток защитники азиатского и европейского плацдармов собрались на космодромах Парижа и Пекина, где их уже ждали пассажирские лайнеры и транспортные суда. Бригады Брейкнека и Маньяка охраняли посадку войск на корабли, а затем сели в последний транспорт. Караван, охраняемый торпедоносцами, покинул Солнечную систему, после чего несколькими колоннами двинулся к разным звездам. Кто-то летел на Семпер, другие генералы предпочли служить у Дракона, Зога или Бермудоса.
5
Быстроходный торпедоносец, на котором улетел Асгардов, беспрепятственно вошел в «улитку», а через час гравитация принесла речь президента.
— Президент опередил нас, — резюмировал Икланд.
Сузуки печально наклонил голову, а Лазарев бесшабашно воскликнул:
— Это его не спасет.
Маршал объявил осадное положение и мобилизацию резервистов по всей Южной Зоне. Войска покинули гарнизоны, заняв укрепления в особо важных точках главных миров. Крепости на орбите Семпера и возле «улитки» были приведены в полную готовность.
— У нас мало кораблей, — сказал Сузуки. — Если пришлют эскадру, нам придется несладко. Крепости Семпера и Горгоны сильны, но Тиниан и Армадилло плохо приспособлены к обороне.
Собрав штабных операторов, Лазарев занялся составлением плана обороны. Основные задачи вытекали из наличных сил — позволить карателям высадиться на планеты и нанести поражение. Победу в боях на поверхности гарантировали сосредоточенные на Семпере многочисленные наземные силы, включая бывший корпус штурмовой пехоты Лазарева и четыре дивизии десантников Икланда. Впрочем, одну дивизию с артиллерией Сузуки приказал отправить на Тиниан — вторую по важности планету Южной Зоны.
Выполнить эти планы передислокации не удалось, потому что из «улитки» вывалились десятки кораблей среднего тоннажа.
— Два крейсера, пять фрегатов и двадцать два войсковых транспорта, — доложил начальник штаба. — Проще говоря, две пехотные дивизии со всеми положенными средствами усиления.
— Кажется, совсем нас не уважают, — обиделся Сузуки. — Две дивизии против наших двадцати, пусть даже с огневой поддержкой крейсеров, — это несерьезно.
Армада средним ходом двинулась прямо на Семпер. Приблизившись на дистанцию в шесть световых секунд, то есть находясь в зоне обстрела крепостных орудий среднего калибра, командир соединения в чине контр-адмирала зачитал ультиматум:
— Согласно указу президента и распоряжению военного министра гарнизон планеты Семпер должен арестовать изменников и передать их в руки правосудия. Для выполнения правительственных указаний на планету будут высажены три полицейские дивизии.
Поперхнувшись, генерал Лазарев прохрипел сквозь смех:
— Семь транспортов на дивизию? У них даже тяжелой техники нет.
Диспетчер армейского космодрома, выстроенного в полусотне километров от столицы, передал командиру карателей разрешение на посадку. Транспорты без опаски садились на поле, окруженное танкистами, артиллерией, спецназом и астропехотой. Подразделения военизированной полиции покинули суда, построились и начали выкатывать легкие бронекоптеры, но тут на них со всех сторон двинулись головорезы Икланда.
Сражения не случилось. Полицейские быстро смекнули, что против астропехоты воевать не стоит. К тому же карательные части были в спешке укомплектованы из уроженцев Тюрбана, которых вместо обещанной демобилизации записали в полицию и послали на Семпер. Корпус Икланда тоже почти на треть состоял из тюрбанцев. Сопланетники устроили братание, часть полицейских перешла на сторону мятежных генералов, остальные приказом маршала Сузуки были уволены с действительной службы.
Командир эскадры благоразумно не стал стрелять по укрепленной планете и приказал возвращаться на Землю. Два фрегата и четверть транспортов, не подчинившись, остались в окрестностях Семпера.
Первый штурм Южной Зоны был отбит, однако на следующий день связисты Октагона смогли восстановить грависвязь, и Хохт сообщил, что вторые сутки сражается против правительственных сил. Спустя полчаса пришло известие о тяжелых боях на Тиниане, где также высадились крупные силы президентских войск.
— Черт подери, мы отослали почти все транспорты к Тюрбану! — взорвался Лазарев. — Как глупо было отправить одним рейсом всех пленных!
— Сколько у нас кораблей? — прервал его маршал. — Точнее, сколько войск мы можем перебросить одним рейсом?
Подсчитав возможности, он приказал немедленно отправить на Землю две дивизии, остальными транспортами перебрасывать подкрепления на Тиниан. Две дюжины больших грузо-пассажирских судов под охраной торпедоносцев и фрегатов отправились к «улитке». На окраине Солнечной системы десантное соединение встретило транспортные караваны, увозившие со столичного мира войска генерала Хохта.
После победы на Тиниане старшие командиры Южной Зоны сформировали Диктаториат, который был объявлен единственно законной властью в Солнечной Федерации. Трибунал без долгих обсуждений рассмотрел дело о государственном перевороте, объявил изменниками президента и членов его кабинета. Все преступники были приговорены к смертной казни.
Перелет от Семпера до системы Тау Кита занял около суток. Грависвязь работала с перебоями, поэтому о начале гражданской войны Асгардов узнал перед самой посадкой на Фантом. С космодрома начальника Генштаба отвезли в ставку, где ждал Зоггерфельд.
Полной картины событий составить пока не удалось, но было понятно, что на Земле развернулись бои с переменным успехом: Венера полностью контролируется силами президента, в Южной Зоне удалось отстоять Семпер, а Северная Зона пока сохраняет спокойствие.
— Я не понял, зачем вы прислали сюда дивизию астропехоты, — ледяным голосом проинформировал Долговязый Зог. — На случай, если я откажусь выполнять ваши приказы и поддержу подонка из президентского дворца?
Не желая показать смущения, Асгардов отвернулся к окну. Кабинет командующего военным округом находился на среднем ярусе административного корпуса. За окном расстилалась прелестная местность — зеленые рощи и лужайки, синие озера, соединенные каналами, город вычурной архитектуры на холмах, горный хребет со снежными шапками на горизонте. На темно-голубом небесном фоне белели редкие облака и полумесяц естественного спутника. Бункеры базы ближней самообороны не были видны — огневые позиции находились по другую сторону штабного здания.
Диктаториат, правивший человечеством больше столетия, твердо и решительно выпроводил на звезды три четверти жителей страдавшей от перенаселенности Земли. При этом ставились эксперименты по перемещению планет. В системе Тау Кита был пригоден для жизни только Визард, но ближняя «улитка» вела далеко в Южную Зону, и там люди нашли Фантом — идеальный мир для колонизации, вращавшийся вокруг звезды, на которую претендовали рекроши. Война могла превратить Фантом в радиоактивную пустыню, поэтому Земля решила не вступать в территориальные споры, отбуксировав планету в Центральную Зону. Таким образом, в системе Тау, как и на Фомальгауте, стало две населенные планеты.
Вздохнув, адмирал флота мягко произнес:
— Не только в этом причина. Мы не были уверены в лояльности гарнизонов.
— С этим проблем не возникло, — по-прежнему холодно сказал Зог. — Но без дивизий, которые вы убрали с Земли, Хохт может потерять Землю.
— Землю мы вернем. — Асгардов говорил спокойно, потому что верил своим словам. — Какими силами вы можете нанести удар на Солнечную систему?
Дернув плечом, Зоггерфельд буркнул:
— Корабли, дивизии — это не столь важно… Настроения личного состава — вот проблема. Все случилось внезапно, многие в растерянности. Часть офицеров подала рапорта об увольнении, рядовой состав тоже нервничает. В такой обстановке многие хотят оказаться поближе к своим семьям.
Начальник контрразведки подтвердил:
— Ненадежны до трети офицеров и больше половины рядовых. Имеет смысл быстро демобилизовать всех, кто хочет вернуться по домам, среди них отправить на Землю и Венеру несколько подготовленных агентов. После этого мы сможем сформировать до десятка крепких дивизий, которые выполнят любой приказ.
— Проведем мобилизацию, — добавил Зог. — Многие на Тау недолюбливают землян и лично президента. Это даст нам еще до сотни легких дивизий. На заводах Визарда и Фантома выпускается современное оружие.
— Короче говоря, десять дивизий сегодня и сотня через месяц, — резюмировал Асгардов. — Вице-адмирал Зоггерфельд, я жду четкого ответа: готовы ли вы и вверенные вам войска выступить против президентского путча?
— Так точно, шеф. — Командующий округом кивнул. — Разумеется, мы готовы свергнуть идиота, который объявил нас изменниками. Как вы знаете, гарнизон Тау Кита еще три дня назад, когда поднялся шум из-за статьи этого… как его… ну, фомальгаутского журналиста…
— Я понял. Продолжайте.
— Так вот, еще три дня назад гарнизон системы потребовал от президента выполнить обязательство провести перевыборы парламента. В ответ мерзавец обвинил нас в измене, и теперь у нас нет иного выхода, кроме как свергнуть его и навести порядок силами флота и армии.
— Прекрасно, я не ждал иного ответа. Насколько я знаю, Бермудос также напомнил о выборах и отказался выполнять преступные приказы Венеры. Я только не знаю, что происходит на Центавре.
— Дракон на нашей стороне. Сегодня утром он связался со мной через гравистанцию «Хиросимы». — Вице-адмирал усмехнулся. — Правительство послало против него спецназ, но старый пират взял ситуацию под контроль.
— Можем считать, что мы выиграли партию, — удовлетворенно резюмировал Асгардов. — Как скоро вы сможете бросить на Землю эти десять дивизий.
Нахмурившись, вице-адмирал угрюмо проговорил:
— Боюсь, вы неправильно поняли меня, шеф. Десять дивизий будут готовы через несколько дней.
Командующий, его начальник штаба и глава контрразведки доложили, что реально готовы к бою лишь присланная с Земли дивизия астропехоты и несколько полков на разных континентах Фантома и Визарда. Остальные части и соединения пребывали в режиме переформирования — штаб округа разоружал и увольнял ненадежных, а также формировал батальоны и полки из офицеров и солдат, готовых бороться против узурпатора.
— Мы не можем отослать из системы все верные нам войска, — уточнил начальник контрразведки. — Они нужны, чтобы поддерживать порядок, пока мы не разоружили ненадежные подразделения.
Похожие проблемы возникли и на эскадре — экипажи некоторых кораблей либо не желали воевать против своих, либо колебались. В полной мере Зог мог поручиться лишь за линкор «Возмездие», два или три крейсера и дюжину легких кораблей.
Раздосадованный, но продолжавший надеяться на быстрый успех, Асгардов распорядился немедленно посадить на транспорты и направить к Солнцу дивизию астропехоты, танковый полк и артбригаду. Штаб занялся подготовкой операции, а начальник Генштаба переговорил с Бермудосом на Мантре и согласовал одновременную переброску десанта из системы Фомальгаута.
Войска уже занимали места в транспортных кораблях, когда пришло сообщение, что крупное соединение военного флота движется из Северной Зоны в сторону Проксимы и Тау. Часом позже о том же сообщил Дракон.
Предупрежденный сыном и поддержанный правительством Центавра, адмирал Дунаев опередил президента. Посланная приказом Хохта дивизия астропехоты помогла быстро расправиться с направленными военным министром отрядами. Могучий механизм армейской пропаганды и подконтрольные губернаторам медиакомпании разоблачали заговор на Земле и Венере.
Лучшие журналисты и блоггеры, политические обозреватели и простые граждане, агенты спецслужб и ветераны войны с утра до ночи выступали в эфире и в информационных сетях. Жителям Кармы, Скарлетт и шахтерских поселков на диких планетах, а также офицерам, солдатам и матросам на многочисленных военных базах напоминали о просчетах президента аль-Вагаби и его сообщников. Не забыли ни давних обвинений в коррупции, ни слабости вооруженных сил накануне настианской агрессии, ни панического обещания объявить парламентские выборы сразу после победы. Припомнили главарям режима и сомнительный флирт с планетными сепаратистами, и попытку устроить переворот на планетах Толимана и Проксимы.
Одновременно штабы эскадры и военного округа начали чистку личного состава. Военнослужащих, поддерживающих президента, либо не желавших воевать против пособников продажного правительства, немедленно увольняли со службы, самых опасных отправляли в опустевшие лагеря, где недавно содержали пленных настиан. Полиция зачистила муниципальные власти планет, арестовав известных сторонников режима. В день, когда стало известно о штурме Октагона, в распоряжении Звездного Дракона имелось не меньше пяти дивизий, готовых к броску на Землю. Еще дюжина дивизий была избавлена от ненадежных кадров и пополнялась мобилизованными центаврианами.
На военном совете все старшие командиры наземных сил и флота согласились, что необходимо направить к Земле сильное десантное соединение, подавить сопротивление мятежников, а затем перебросить надежные войска на Венеру, чтобы и там навести порядок. Криво ухмыляясь, полковник Фердинанд Дунаев заметил:
— Забавно. Президентские пособники называют нас путчистами, а мы называем их изменниками.
— Ты у нас отвечаешь за пропаганду, — огрызнулся Дракон. — Воспользуйся этим в наших интересах.
Сообщения с Земли носили бодрый характер, войска Хохта отразили первый натиск и благополучно наступали, захватывая города. Поэтому Дунаев-старший не стал пороть горячку, приказал тщательно подготовить флот к походу, подтянуть транспортные суда со всей системы, погрузить тяжелую технику, включая танки, артиллерию, бронекоптеры. За исход штурма Солнечной системы он не беспокоился: его эскадра втрое превосходила соединения флота, сосредоточенные в Солнечной системе.
Он переговорил с Зоггерфельдом, Бермудосом и Сузуки, которые командовали главными группировками войск и кораблей. Все три военачальника были возмущены выступлением президента и были готовы сопротивляться.
— Мне нужно еще два-три дня, — сказал Долговязый. — Часть личного состава не вполне поддерживает мое решение дать отпор пособникам режима.
— Знакомая история. — Дракон понимал затруднения своего недавнего подчиненного. — Как настроение гражданских властей?
— Паническое. Завтра ко мне прилетит Асгардов. Он и примет общее командование.
Вопрос о том, кто будет командовать действиями против президента-предателя, пока не поднимался, но два флотоводца понимали, что проблема существует. Асгардов, один из самых авторитетных военачальников, идеально подходил на роль вождя. Против его главенства не станут возражать ни Сузуки, ни Бермудос.
— Хорошая кандидатура, — согласился Дунаев. — Он и губернатора твоего в чувство приведет.
Маршал Сузуки на Семпере и генерал Бермудос на Мантре тоже были решительно настроены, но в их распоряжении было немного кораблей. Бермудос пытался вытянуть на Фомальгаут два своих корпуса с Драконды и жаловался, что у него только два старых крейсера, да и те ремонтируются на стапеле. Они договорились, что делибашей братьев Газават надо прямо с Драконды бросить на Землю, а на помощь фомальгаутскому союзнику Дунаев отправил крейсер и немного легких кораблей.
Затем связисты наладили видеоканал для разговора с Чангом Катрановым. Военный губернатор Северной Зоны был настроен отнюдь не столь решительно.
— Извините, адмирал, но я не расположен развязывать гражданскую войну, — хмуро проговорил Катранов. — К тому же у меня осложнения на многих планетах: местная полиция ненадежна, гарнизоны тоже не лучшего качества. В любой момент мы ждем восстания сепаратистов, а мне подчиняются лишь пять планет из полусотни. Вдобавок большая часть флота уходит к Солнцу.
— Какие сепаратисты, уважаемый? — Дунаев еле сдерживался, чтобы не сорваться на крик. — Решается судьба державы!
— Реджинальд, я все понимаю. — Губернатор отчаянно мотнул головой. — Но сейчас я обязан сохранить Север. Если здесь начнется этническая резня, Федерация разлетится на крохотные осколки.
— Все настолько серьезно? — недоверчиво переспросил Дракон. — Так почему же вы отправили флот в Центральную Зону?
— Я? Вы совсем рехнулись от своих проблем? — Катранов рассвирепел и выкрикивал, сузив глаза: — Я пытался нанести удар по главным очагам сепаратизма! Но вдруг Земля приказывает оттянуть к Земле все корабли, а с ними — два тюрбанских корпуса и дивизии с Карменситы и Бахуса. Я потребовал оставить мне хотя бы часть кораблей, но Чахрибек увел главные силы. Несколько кораблей отказались последовать за ним, они вообще никому не подчиняются.
Можно было понять, что тюрбанец Чахрибек решил поддержать земляка-президента. В любом случае в его распоряжении не могло быть много кораблей, так что соединенный флот Дракона и Зога прикончит противника в два счета.
Куда сильнее беспокоило Дунаева поведение властей на важных планетах Центральной Зоны. Сириус, Процион, Эпсилон Индейца никак не выразили свою позицию. Вероятно, гражданские и военные руководители этих систем выжидали, чем кончится схватка между главными игроками.
Старый приятель с планеты Ниневия в системе Ε Эридана так и сказал ему по секрету:
— Все ждут развязки боев на Земле. Если победит Хохт, то губернатор и комендант системы поддержат его. И наоборот.
При таком раскладе Дунаев решил двигаться на Землю, не дожидаясь Зога. Однако неожиданно возникли проблемы с машинами на линкоре «Хиросима» и крейсере «Аполлон». Ремонт затянулся почти на сутки, причем контрразведка нашла в команде «Аполлона» саботажников, специально повредивших двигатель по приказу президентских агентов. Предатели отправились в тюрьму, эскадра покинула базы и взяла курс на Солнце. Они не успели набрать полный ход, когда на локаторах появилась эскадра предателя Чахрибека.
После недолгих переговоров с Асгардовым и Зогом было принято решение — сначала разбить флот противника, а затем уже разобраться с Землей. Звездный Дракон расположил свои корабли на пути эскадры, наступавшей из Северной Зоны. Со стороны Тау Кита на помощь устремилась эскадра Зоггерфельда.
Офицер на призывном пункте даже пытался отговорить его. Напомнил, что доктора наук имеют отсрочку от мобилизации, да и дирекция научного центра требовала оставить доктора Олимпиакоса на гражданке.
— Поймите, доктор, в лаборатории от вас будет больше пользы, чем в окопе, — говорил капитан-артиллерист с протезом вместо левой руки. — Нерационально использовать крупных ученых в качестве простых солдат.
Логические доводы разбились о броню жесточайшей депрессии. Отмахнувшись, бывший сотрудник Демиурга буркнул:
— Как ученый, я уже ни на что не гожусь. И не солдат я, но майор запаса. — Он показал документ. — От отсрочки отказываюсь добровольно, так что вы не можете мне отказать.
— Как знаете, майор. — Капитан шевельнул пальцами протеза. — Это ваше право.
На исходе того же дня молодой подполковник рассказывал майору Олимпиакосу, как его батальон потерял три четверти состава на Тиниане. Вся дивизия тоже понесла тяжелый урон, особенно ужасны были потери среди офицеров.
— Три дня назад я был самым младшим по возрасту командиром батальона, — говорил он. — Когда мы покончили с вторжением, я остался старшим офицером в бригаде.
— Теперь я буду самым старым командиром батальона вашей бригады, — равнодушно пошутил Георг.
— Как бы не во всей дивизии, — уточнил подполковник. — Меня командировали на Семпер, чтобы привезти немного опытных офицеров и унтер-офицеров. И еще нужно доставить оружие и снаряжение на дивизию. Солдат наберем на Тиниане и начнем жестоко тренировать. Командование считает, что главные сражения еще впереди.
До самого утра они при помощи трех капитанов и полусотни фельдфебелей грузили на транспортные платформы станковые лучеметы, винтовки, легкие бластеры, бронекостюмы, подбронные мундиры, разборные домики. Другая команда загоняла на транспорты бронекоптеры, легкие танки, артиллерийские установки и боеприпасы.
Под шумок Олимпиакос подобрал себе по размеру комбинезон, два комплекта обуви, экзоскелетон последней модели и винтовку «Трезубец». На складе было много бронекомплектов разных типов, и майор разыскал устаревшую, но хорошо знакомую броню «Кирасир-2». Пусть немного тяжеловата броня, пусть не так наворочена, как более поздние модели «Гренадер» или «Охотник», но зато привычная и надежная.
Георг облачился и поиграл с антигравитатором. Броня резко подняла его на три метра и так же резко вернула на пол опустевшего склада. «Придется настроить, чтобы помягче работал», — подумал майор.
6
Резиденцию политической полиции предусмотрительно построили вдали от гигаполиса. На громадной голограмме были видны разрушения — артиллерия, танки и роботы снесли целые кварталы. Кое-где продолжались пожары.
Вице-президент проговорил равнодушно:
— Потери в людях оказались не слишком велики, многие горожане предусмотрительно сбежали. Но материальный ущерб огромен. Дома, коммуникации, транспортные узлы. Восстановление затянется на много лет и потребует триллионных инвестиций.
Ребекка Флитвуд мысленно прокомментировала: «Немалая часть инвестиций достанется твоему холдингу». Вслух она произнесла совсем иное:
— Господа, мы были на грани катастрофы. Генерал оказался настоящим военным гением, он едва не поломал все наши планы.
Сидевший на диване представитель «Галабанка», поморщившись, укоризненно заметил:
— Наша дорогая хозяйка нагнетает страсти. Мы вложили огромные деньги в операцию. Завербовали наемников на самых диких мирах вроде Цирцеи, вооружили до зубов, дали роботов, артиллерию, даже танки. Победа была гарантирована.
— Боюсь, наш уважаемый спонсор преувеличивает наше преимущество. — Полицейская начальница устрашающе улыбнулась. — Хохту требовалось продержаться еще несколько часов, и тогда почти четверть земного гарнизона прекратила бы выжидание и перешла на его сторону. Хваленые наемники были в панике, в любую минуту могло начаться массовое дезертирство. А еще через день или два в небе появились бы корабли Дунаева и других адмиралов, которых наш придурковатый президент объявил изменниками. К счастью для всех нас, я уговорила Хохта убраться с планеты.
Вице-президент возразил:
— Вы не правы, десант адмиралов исключен. Президент послал против адмиралов солидный флот. Однако госпожа Флитвуд совершенно права в другом — от кретина следует избавиться. Желательно даже до выборов.
— Я занимаюсь этим, — заверила собеседников Ребекка Флитвуд. — Президент и его клика нужны нам, ведь армия подчиняется им, а не нам.
— Не так уж подчиняется, — ехидно добавил секретарь посольства государства Курлагдо. — Ваши вооруженные силы расколоты. Простите, драгоценные союзники, но адмиралы могут одержать победу.
— С ними нетрудно будет расправиться, пусть только вернутся на Землю, — грозно сказал вице-президент. — Я прикажу арестовать их. Адмиралы несут ответственность за развязывание гражданской войны наравне с покойным президентом. В то время как десятки планет лежат в развалинах, когда вся раса должна сплотиться для восстановления миров, разрушенных подлыми настианскими агрессорами… Кстати, госпожа Флитвуд, как вы намерены убрать бывшего главу государства?
Директор федерального департамента тайной политической полиции сильно удивила собеседников, поведав о смертном приговоре, который вынесен трибуналом на Семпере.
— Полагаю, вскоре банда семперских или центаврианских террористов организует покушение на президента. — Она засмеялась. — Или президент падет жертвой разборок между варварскими кланами Тюрбана.
— Президент и премьер-министр, — уточнил вице-президент. — Военного министра, главного советника и министра иностранных дел следует судить и повесить.
— Помню, — сказала Флитвуд. — Так и будет.
Удовлетворенные такими заверениями, заговорщики прекратили обсуждение второстепенного вопроса. Перспективы борьбы с мятежными военачальниками тоже не слишком их озаботили. Будучи профанами в военной области, профессиональные чиновники были уверены, что подобные проблемы легко решаются правильно составленными директивами.
Больше всего беспокоило собравшихся, как будут распределяться финансовые потоки, когда начнется восстановление. Банкир, представлявший Межзвездный финансовый альянс, рассчитывал на преференции для своих нанимателей. Такие же претензии предъявил и рекрош: государство, частные фирмы и организованная преступность Курлагдо были готовы вложить десятки триллионов и не собирались упустить колоссальную прибыль.
Споры продолжались долго, причем окончательное решение так и не было достигнуто.
Политика кончилась, едва появился реальный противник. Адмиралы умеют многое, но лучше всего получается у них воевать против кораблей. Со стороны Северной Зоны шел большой флот, и задача становилась предельно знакомой: либо привлечь адмирала Чахрибека на свою сторону, либо — если уговоры не помогут — уничтожить.
Покинув «улитку» на полпути между Эпсилон Индейца и Тау Кита, «северный» флот взял курс на Солнце. Вероятно, президентская клика собиралась объединить эскадры Чахрибека со слабыми отрядами, стянутыми к Венере со всей Центральной Зоны. Поскольку в этой части Вселенной было немного сквозных черных дыр, вероятному противнику придется лететь к столице в обычном пространстве на сверхсветовой скорости, то есть курс неизбежно проляжет мимо Проксимы и Толимана.
Звездный Дракон ждал Чахрибека, развернув корабли на расстоянии светогода от баз на Карме. Центр предбоевого порядка занимал космоносец «Эскалибур», неподалеку дрейфовали оба линкора — «Орел» и «Хиросима». Тяжело поврежденный у Каппы Лебедя «Аякс» пришлось поставить на ремонт, поэтому в распоряжении Дунаева оставалось только три крейсера: «Гефест», «Аполлон» и «Мститель». Навстречу им средним ходом — около трех светолет в сутки — двигались линкор «Звездный Рыцарь», линейные крейсера «Фаворит» и «Победоносный», космоносец «Галактика», а также четыре легких крейсера. Если учесть, что в Солнечной системе президенту подчинялись космоносец «Валькирия», линкор «Голгофа» и десяток крейсеров, а на заводах заканчивался ремонт еще нескольких больших кораблей, объединенный флот представил бы грозную силу.
Когда «северяне» приблизились на половину светового года, Дунаев обратился к Чахрибеку. Тот не удостоил Дракона личной беседой, на голограмме появился командир «Фаворита», надменно прочитавший с экрана планшета:
— Верные президенту Федерации превосходящие силы призывают экипажи мятежных кораблей немедленно арестовать своих преступных командиров и перейти на сторону законного правительства. В противном случае вы будете атакованы и уничтожены именем Солнечной Федерации. Довожу до вашего внимания, что головы изменников оцениваются не слишком высоко, но вы получите вознаграждение.
— Командор, опомнитесь, у вас нет превосходства! — Дракон даже засмеялся. — А ваш адмирал не выиграл ни одного сражения, но был дважды бит уступающими силами настиан. Призываю вас одуматься и не начинать братоубийственного кровопролития. Вы обречены на поражение, но можете сохранить жизни многих людей.
— Я не разговариваю с изменниками! — отрезал офицер. — Ваш мятежный предатель Хохт уже бежал с Земли, скоро и вас уничтожим. Я в последний раз призываю честных офицеров и матросов арестовать предателя Дунаева и его сообщников. Президент аль-Вагаби щедр, он вознаградит вас. Через час отказавшиеся подчиниться будут атакованы нашими превосходящими силами.
На неприятельском линкоре отключили видеотрансляцию, запустив обратный отсчет времени. Пилот Эрих Гольц сказал брезгливо:
— Он туповат, как все тыловые командиры. И не слишком грамотен. Всерьез уверен, будто лишние крейсер и два торпедоносца дают ему превосходство над нами. Про старика «Победоносного» я просто молчу, ему давно пора на свалку.
— Не имеет значения, — хохотнул большой и всегда жизнерадостный штурман Никитин. — Пусть даже «Фаворит» немного превосходит по огневой мощи остальные линейные корабли, ведь он построен в последней серии. Сейчас старый дедушка Дракон покажет, кто в Галактике главный.
Покосившись на весельчака, Дунаев проворчал:
— Мелочи действительно не имеют значения, потому что через час у них на хвосте появится Долговязый со своей эскадрой. — Подозвав начальника связи, он продолжил: — Карл, сообщи лазером приказ эскадре. Начать передачу совета не выполнять преступные распоряжения с Венеры. Огонь открыть по моему приказу, сосредоточив главный удар линкоров по линейному крейсеру «Фаворит». Причинив ему тяжелые повреждения, переносим огонь на «Рыцаря». Легкие силы атакуют крейсера противника, но непрерывно передают предложение сдаться и не усугублять ситуацию. «Эскалибуру» — наладить оборону соединения, но космоносец противника до особого распоряжения не атаковать.
Когда таймеры «Фаворита» сообщили центаврианам, что у них остается полчаса, эскадры сблизились на дальность эффективного огня главного калибра. Корабли вице-адмирала Зоггерфельда стремительно догоняли флот Чахрибека, отрезая «северных» от прямого курса на Солнце. Обратный счет почему-то прекратился — наверное, у противника появились другие заботы.
Первые залпы с дистанции в световую минуту легли точно. Пусть стрельбой управлял не легендарный Махмуд Султан, но его ученики не посрамили старшего артиллериста линкора «Вельзевул». Команда «Фаворита» действовала бестолково, с опозданием запустила гравимагнитные ловушки и ракеты, распылявшие газ для ослабления антипротонов. Смерч аннигиляции пронесся по корпусу линейного крейсера, затем ударил тахионный луч, следом обрушились торпеды. Адмирал Дунаев даже болезненно поморщился при виде торжества разрушительных сил — еще никогда земной линкор не погибал так стремительно.
На голограмме снова появился знакомый командор, отчаянно закричавший:
— Прекратите огонь, мы сдаемся!
Он опоздал — очередная торпеда поразила реакторный блок, и среди звездного безмолвия сверкнули взрывы большой мощности. Скорость «Фаворита» упала до неприличных величин, сигналы с борта прекратились. Как правило, подобные симптомы означали полную гибель корабля.
Снова покривившись, адмирал Дунаев приказал перенести огонь линкоров на «Звездного Рыцаря» и потребовать, чтобы Чахрибек сдался. Выполнение приказа началось после задержки — пришлось отразить атаку беспилотников с «Галактики». Были потеряны бесценные минуты, но затем «Орел» открыл огонь по неприятельскому линкору: «Звездный Рыцарь» ответил антипротонами, потом ударил тахионным лучом.
Неожиданно Гольц сообщил недоумевающим тоном:
— Адмирал, «Хиросима» покинула строй!
И в этот момент открыли огонь подоспевшие корабли Долговязого Зога.
Полуразумная нейросеть флагманского линкора точно рассчитала маневр. Приближаясь к эскадре Дракона, корабли «северян» должны были притормозить, поскольку на больших скоростях резко падает эффективность стрельбы. «Возмездие», «Талисман», три крейсера и восемь торпедоносцев Зоггерфельда разогнались до 4.7–5.1 светогода в сутки, держась за беспланетным красным карликом. Стремительно преодолев расстояние от Тау, они резким виражом обогнули тусклую звезду, оказавшись в ближнем тылу не ждавшего гостей Чахрибека.
Эскадра, пришедшая с Тау Кита, быстро сокращала дистанцию. За полчаса сближения локаторы «Возмездия» показали, как дроны «Эскалибура» отразили налет беспилотных машин «Галактики», как вяло перестреливаются на встречных курсах крейсера, как «Орел» уничтожил новейшего «Фаворита» и обрушил залпы на «Звездного Рыцаря».
— Не понимаю, чем занимается «Хиросима», — раздраженно прогремел Зоггерфельд. — В бою возле Каппы Лебедя командир показал себя храбрым и умелым спейсменом. А теперь не сделал ни единого выстрела главным калибром.
Группа тактических операторов тоже недоумевала по поводу странного поведения старого, но сильного линкора. Вержен произнес неуверенно:
— Может, повреждения? Дайвен передавал, что на «Хиросиме» были помехи перед походом.
— Это может быть маневр Дракона, — предположил Ормуздиани. — Линкор расположился на векторе, ведущем к Солнцу. Все большие корабли противника идут именно на него.
Анализ ситуации Зог произвел моментально даже без помощи нейросети.
— Идут на него, а он молчит! — Вице-адмирал работал световым карандашом, рисуя на тактической голограмме направления движения. — Чахрибек прорвется мимо молчащей «Хиросимы», прикончит и убежит на Землю.
— Противник набирает ход, — подтвердил Вержен.
Нейросеть уже выполняла приказ, введенный командиром эскадры. «Возмездие» ринулся на перехват уходящего противника, следом устремились остальные корабли. Быстроходные торпедоносцы обогнали флагмана и космоносец, с которого пачками взлетали ударные беспилотники. С другой стороны «северян» атаковали легкие силы Дунаева. «Гефест», «Мститель» и два торпедоносца настигли фланговый крейсер «Ятаган» и расстреливали антипротонами. Затем был дан торпедный залп, и тяжело поврежденный «Ятаган» резко сбросил скорость.
«Орел» и «Звездный Рыцарь» ожесточенно перестреливались, обмениваясь антипротонами, тахионами, торпедами. Это были однотипные корабли последней предвоенной серии, построенные по тому же проекту, что и «Возмездие». Конечно, команда вражеского линкора действовала не слишком грамотно: Звездный Дракон и его подчиненные превосходили противника по всем статьям, но решающего превосходства у Дунаева не было. Зог не слишком переживал по этому поводу — через четверть часа «Возмездие» зайдет с другого борта, и они с Дунаевым быстро превратят «Рыцаря» в красивую свалку обломков.
Единственный космоносец противника, попавший под совместный удар «Эскалибура» и «Талисмана», получил множество повреждений, отбивался из последних сил и форсировал моторы, спасаясь бегством. Его судьба тоже не вызывала сомнений: скорая гибель или капитуляция.
На таких скоростях эскадра Зоггерфельда неизбежно должна была растянуться. Во главе нестройной колонны мчался крейсер «Жанна д'Арк», в кильватер ему шли торпедоносцы, затем плотной группой двигались линкор, космолетоносец и два крейсера. «Возмездие» и «Веселый Роджер» удачно сблизились со старым линейным крейсером «Победоносный». На дружеский совет сдаться дряхлый корабль ответил огнем кормовых пушек, за что получил туда же, в корму, пучок тахионов и много антипротонов. Старый корпус треснул, «Победоносный» стал быстро терять скорость и вскоре вообще выпал из сверхсветового режима.
— «Кентавр», присмотри за ним, — приказал Долговязый Зог. — Пилоты, мы идем на «Рыцаря». Артиллеристы, развить самый сильный огонь.
В следующую минуту «Хиросима» неожиданно дала залп по приближающемуся «Орлу», а «Жанна д'Арк» обстреляла свои же торпедоносцы, тяжело повредив один и уничтожив другой. Возникло замешательство, и на эскадрах не сразу поняли, что центаврианский линкор и крейсер Тау переметнулись на сторону неприятеля.
Торпедоносцы в замешательстве отворачивали от стрелявшего в упор крейсера, лишь командир «Уверенного» догадался дать залп из носовых пускателей. Две торпеды взорвались близко от «Жанны», но повреждения оказались несерьезными, и предатели полным ходом помчались к Солнцу.
Командир «Хиросимы», напротив, не спешил спасаться бегством, но приблизился к «Звездному Рыцарю» и открыл огонь по «Возмездию». Поддерживая друг друга залпами, два линкора отходили в направлении Солнечной системы, сопровождаемые остальными кораблями Чахрибека.
Взбешенный до состояния предельной ярости, Зог приказал сосредоточить все удары по «Хиросиме», одновременно поручив нейросети просчитать возможные действия. Получив результаты, он вызвал «Орла».
— Дракон, пора принимать серьезные решения, — проревел он.
— Предлагаешь «двойные челюсти»?
— Это первое, о чем я подумал. Каким бы тупицей ни был наш противник, их роботы угадают этот маневр.
— Вскрытый удар тут не применить… — Дунаев невольно улыбнулся, вспомнив любимый прием Долговязого.
— Да, не в этой ситуации… Я пересылаю тебе картинку. Что-то похожее мы сделали возле Горгоны.
Прочитав его задумку, Дракон кивнул и отдал необходимые распоряжения.
Торпедоносцы центаврианской эскадры резко прибавили ход, обгоняя «северян» параллельным курсом. Одновременно линкор «Орел» и крейсер «Гефест» обогнули неприятельскую колонну, приблизившись к главным силам Зоггерфельда. Оба космоносца также сблизились, образовав тесную пару, охраняемую крейсерами двух эскадр.
Два линейных корабля антипрезидентской коалиции сосредоточенными залпами ударили по «Хиросиме». Непрерывные попадания тахионных лучей, плотных пучков антипротонов и торпед пробили в нескольких местах обшивку линкора, разрушили надстройки, пусковые установки, локаторы, генераторы защитных полей. Не прошло и получаса, как «Хиросима» потеряла до четверти боевой мощи. Поврежденные «Хиросима» и «Звездный Рыцарь» не прекращали стрелять в ответ и часто меняли курс в надежде сбить прицел артиллеристам Дракона и Зога.
В этой фазе боя «Орел» и «Возмездие» получили несколько попаданий — в основном тахионами, от которых почти невозможно уклониться. Однако опытные пилоты, побывавшие во многих сражениях, удачно уклонялись от антипротонных выстрелов, а крейсера сопровождения защищали большие корабли от шквала торпед. Пока линкоры и крейсера выясняли отношения в классической линейной дуэли, космоносцы нанесли тяжелые повреждения «Галактике», повредили крейсер «Адмирал Нельсон» и уничтожили два торпедоносца.
— Мы продержимся еще полчаса, — предупредил Дунаев.
Зоггерфельд мрачно кивнул:
— У нас тоже боезапас кончается. Но сейчас ударит обходная группа.
Торпедоносцы, обогнавшие колонну бегущих к Солнцу кораблей, метнулись в атаку, выпуская торпеды встречным курсом. Суммарная скорость сближения достигала 8–9 светолет в сутки, увернуться на таких скоростях практически невозможно. Множество торпедных боеголовок разорвалось поблизости от кораблей президентского флота. Прямых попаданий не случилось, но «Хиросима» задела огненный шар, лишившись стометрового фрагмента вдоль борта. Другие две торпеды уничтожили вражеский крейсер довоенного проекта.
Часть торпед проскочила сквозь строй эскадры Чахрибека, и теперь Зогу с Драконом пришлось уклоняться от своих же снарядов. Воспользовавшись этой заминкой, «северяне» прибавили ходу. Догнать их удалось на расстоянии всего трех световых лет от Солнца. Навстречу выдвигались «Голгофа», «Валькирия» и другие корабли земной эскадры.
Начинать новое сражение против свежих кораблей при опустошенных торпедных погребах было рискованно. Тем более что погоня приближалась к полосе укреплений «Ближний Щит». Дракон и Долговязый ограничились короткой атакой, расстреляли остатки боеприпасов, привели в полную негодность «Хиросиму» и надолго вывели из строя «Эскалибур» и «Галактику».
Победители вернулись на свои базы, причем Дунаев прихватил обломки трофейного «Фаворита», а корабли Зоггерфельда взяли на буксир «Победоносного».
Линкоры и остальные корабли нуждались в серьезном ремонте, поэтому в ближайшие недели не приходилось думать о новых больших сражениях. Оставалась нерешенной задача отправить транспорты с пехотой на помощь Октагону, но вскоре Земля сообщила, что войска Хохта покинули столичный мир.
7
Слушая доклад военного министра, президент аль-Вагаби вспылил, обозвал министра тупым бараном и выгнал из кабинета. Затем обвел испуганных приспешников диким взглядом налитых кровью глаз и показал пальцем на генерала Мардехая бин-Сарваза:
— Надеюсь, ты сможешь рассказать лучше.
Старый генерал был дальним родственником президента, больших воинских заслуг не имел и своим продвижением по службе был обязан исключительно протекции главы государства. Поэтому аль-Вагаби, не сомневаясь в его преданности, назначил земляка командиром гарнизона Венеры. Кроме того, Мардехай до войны возглавлял полицию континента на Тюрбане, считался мастером закулисных интриг и знал много секретов федеральной элиты.
— Конечно, повелитель, — ответил бин-Сарваз по-тюрбански, но тут же перешел на общеземной язык: — Новостей много, и только дурачок вроде бывшего министра мог считать положение благоприятным.
— Так плохо? — выкрикнул с места премьер-министр.
Президент зарычал и велел всем убираться. Когда члены правительства и советники покинули просторную комнату, Ир-Рахим аль-Вагаби хмуро спросил:
— Что происходит? Мы проиграли?
— Пока нет, дорогой племянник. Но ты допустил серьезную ошибку, начиная рискованную партию. Не на тех людей сделал ставку.
— Ошибки всегда можно исправить, — буркнул президент.
— Не всегда, но пока положение не трагично. Мы просто проиграли первый раунд. У нас очень сильные противники, в их подчинении остаются лучшие войска. Я хуже разбираюсь в делах флота, но кажется, что и по кораблям они тоже имеют превосходство. Но самое неприятное в том, что наши враги — настоящие полководцы, а не тыловые придурки, которые остались на нашей стороне.
— У нас много войск, — напомнил аль-Вагаби. — Впрочем, я понимаю… много баранов под командованием ослов не победят слонов под командованием льва.
— Вот именно. — Генерал устрашающе улыбнулся. — Ты должен знать, что коварство всегда побеждает силу. Надо внести раздоры в стан врага. Пусть гайры снова сцепятся с боргами, пусть все планеты вспомнят о былых обидах, пусть дивизии Хохта и Бермудоса стреляют в спейсменов Дунаева.
Совет был хорош, это президент оценил сразу. Глава государства тоже знал толк в интригах, и сейчас его мысли закрутились вокруг идеи старого генерала. Все-таки президент был умнее, он увидел другие ходы, которые могли привести к победе. Или хотя бы сделать поражение не слишком трагическим.
— Кем ты видишь себя в новом правительстве? — спросил президент. — Или предпочитаешь вернуться на Тюрбан и стать халифом континента?
— Халифом Бриллианта может стать мой сын Эмирхан, — равнодушно проговорил бин-Сарваз. — А тебе понадобится надежный министр полиции, чтобы подавить заговор.
— Заговор? — занервничал президент. — Какой заговор?
С прежних времен Мардехай бин-Сарваз сохранил осведомителей в разных ведомствах Земли, Венеры, Тюрбана, других миров. Изредка полезные люди сообщали ему важные сведения.
Не без удовольствия наблюдая, как бледнеет племянник, генерал поведал о тайных замыслах вице-президента, нового командира гарнизона Земли, начальницы тайной полиции, а также других земных чиновников, которым щедро платит трансгалактическая финансовая корпорация.
Батальон упорно тренировался, отрабатывая основные приемы пехотного боя. Солдаты подобрались неплохие, многие успели повоевать с настианами, а старшие по возрасту даже давили мятежи начала 20-х годов, участвовали в пограничных конфликтах с рекрошами. Настроение бойцов было, конечно, не слишком приподнятое — лишь неделю назад вернулись по домам, а теперь снова под ружье приходится вставать. Изрядно смущала и перспектива стрелять в соотечественников.
Майор Олимпиакос прекрасно понимал их чувства, но в любой момент могли нагрянуть каратели. Вечерами в казарме он объяснял преступность президентской затеи, напоминал о зверствах наемников, посланных президентом на завоевание Тиниана. Кажется, слова достигали цели. Солдаты соглашались защищать свою планету, но с опаской спрашивали: не пошлют ли тинианцев на другие миры? Раскол в государстве нехорошо действовал на людей: свой город, своя планета становились важнее, чем все человечество и вся Федерация.
— Сегодня мы будем отрабатывать вертикальный охват, — объявил майор. — Как вы знаете, наш боевой бронекостюм имеет антигравитатор, с помощью которого солдат может взлетать на приличную высоту и перемещаться по горизонтали на несколько километров.
— Десантники с трехсот километров на планеты прыгают, — завистливо сказал немолодой сержант. — Их броня намного быстрее нашей.
— Вселенная устроена несправедливо, — признал командир батальона. — Хорошей брони, вкусных булочек и красивых баб на всех не хватает. Объясняю смысл маневра. Первым эшелоном идут танки, чуть выше и позади — бронекоптеры с пехотой. Бронетехника давит огнем оборону противника, после чего пехотинцы на личных антигравах идут в атаку и добивают оставшихся врагов. Сегодня мы поротно отработаем атаку опорного пункта пехоты, а после обеда займемся вертикальным охватом в городском бою.
Он печально подумал, что батальону предстоят главным образом уличные бои в условиях больших и малых городов. Командир бригады обещал прислать завтра инструкторов, хорошо знающих тактику штурма зданий в мегаполисах.
До самого обеда батальон и два приданных танка штурмовали опорный пункт, который они же выстроили накануне, отрабатывая тему «Батальон в обороне». Личный состав был вымотан в доску, но в конце концов у солдат начало получаться что-то, условно похожее на правильную атаку.
Загнав две с лишним сотни взмокших мужиков в столовую, он шепнул комбригу: дескать, надо потренировать народ.
— Что тебе нужно? — не понял подполковник.
— Какую-нибудь улицу с домами хотя бы среднего размера. Например, в нашем гарнизоне.
Подумав, комбриг согласился, что мысль хороша, но сам он принимать такие решения не мог.
— Заглянем после обеда в штаб, посоветуемся с генералом, — сказал он.
Армейский обед незамысловат. Офицеры кормились в той же столовой наравне с солдатами, только стояли в очереди у другой стойки. Георгиос положил на свой поднос миску салата из огурцов и помидоров с креветками и сыром, от первого отказался, взял тарелку гречневой каши с курицей в грибном соусе, из напитков выбрал «Астроколу».
— Мало ешь, майор, — упрекнул его капитан-ракетчик.
— На всю войну не нажрешься, — фыркнул Георг.
В штабе, кроме командира корпуса, они с подполковником застали еще десяток офицеров. Не слишком внимательно выслушав просьбу, генерал разрешил устроить занятия на строящейся улице соседнего, в сотне километров от гарнизона, города.
— Жителей там нет, строителей гоните в шею. — Генерал повернулся к начальнику штаба: — Составь график, чтобы все батальоны один за другим успели провести учения.
— Мы первые, — напомнил молодой комбриг-подполковник, толкнув локтем старого майора. — Идея-то наша.
— Ладно, будешь первым. — Генерал строго покосился на молодого нахала. — Помолчите, тут обещали какую-то важную передачу.
Обещанное сообщение пришло по центральному каналу Южной Зоны. Диктаториат проинформировал население, что преступный режим аль-Вагаби совершил очередную глупость, грозящую расколом Федерации, ростом сепаратизма и всеобщей катастрофой. Диктаториат напоминал гражданам, что на Южную Зону действие указов президента-предателя не распространяется.
Послушав комментарии политологов, генерал приказал пехоте немедленно начинать учения на стройке, а инженерным подразделениям — построить на полигоне макеты двадцатиэтажных зданий, чтобы с послезавтрашнего дня весь корпус начал отрабатывать тему «Штурм и зачистка города».
Доктор политологии Ваха Ит-Гулу больше полувека работал в аппарате губернатора планеты Оаху. Менялись режимы на Земле, государственная политика совершала дикие виражи, разные люди возглавляли администрацию, но Ваха всегда подавал умные советы, писал речи для первых лиц, умел подсказать правильное решение. Не раз ему предлагали должности директора департамента и даже вице-губернатора, но доктор Ит-Гулу неизменно отказывался. Он прекрасно чувствовал себя в роли незаменимого советника, он отлично зарабатывал, устраивая встречи бизнесменов с работниками аппарата, при этом к его пальцам прилипали неплохие комиссионные. К тому же дружба с тайной политической полицией гарантировала ему безопасность, если сорвется какая-нибудь сделка.
При этом Ваха Ит-Гулу понимал, что так было не всегда. Он застал последние годы Диктаториата и помнил, как безжалостно тираны карали коррупционеров, с какой строгостью требовали следовать провозглашенной на Земле политической линии. Когда проклятый борзописец Деметрий потребовал призвать к ответственности виновников хаоса, Ваха лишь грязно выругался. Но спустя несколько дней, когда лучшие военачальники выступили против президента, Ваха испугался по-настоящему. Генералы вполне могли восстановить жестокий режим, который заставит всех служить человечеству — добровольно или по принуждению. Непотопляемый советник многоразового использования, как называли Ваху недоброжелатели, не хотел жить в сверхдержаве, провозглашающей всеобщее равноправие и стремящейся повышать всеобщее благосостояние. Ваха и множество других бюрократов и коммерсантов предпочитали строить благосостояние лишь для узкого круга избранных.
Ужас достиг запредельной остроты, когда генералы на Семпере возродили Диктаториат, а правительство Южной Зоны подчинилось. Началось брожение и среди простолюдинов, не желавших больше кормить взятками элиту и нагло роптавших против порядочных людей. Спасение принесли новый указ президента и письмо старого приятеля бин-Сарваза. Генерал прямо потребовал не слушать семперских бандитов и пообещал скоро прислать военную помощь. На совещание у губернатора Ит-Гулу пришел с готовым планом.
— Что делать, господа? — растерянно повторял глава планетной администрации. — Мы попали в плен Стеллы и Харизмы, или как там звали этих древнеримских богов… На чью сторону встать в такой обстановке, как не ошибиться?
В кабинете собрались только самые близкие генералу чиновники. Здесь не было командира гарнизона, который, безусловно, служил Семперу. Не было и начальника полиции, ставленника президентской команды. Всех приглашенных на тайное совещание связывали дальнее родство и криминальный бизнес, как это принято на периферийных мирах.
— Нас повесят, кто бы ни победил, — упавшим голосом сказал начальник департамента торговли. — Может быть, подадим в отставку и попросим Семпер назначить новую администрацию? А сами напишем президенту, что нас сместили силой.
После мозгового штурма на грани паники большинство согласилось, что такое решение дает надежду на спасение, но остается риск, что военные власти не ограничатся отставкой и бросят всех в концлагерь.
— Не надо драматизировать, — изобразив хитрую улыбку, произнес Ит-Гулу. — Новый указ дурачка аль-Вагаби открывает для нас прекрасные перспективы. Президент объявил все населенные планеты суверенными автономиями, а такое решение во все времена приводило к развалу государства. История не знает исключения.
— Что ты предлагаешь? — нервно перебил советника вице-губернатор, владелец продовольственного холдинга и главного грузо-пассажирского космопорта. — Общие слова нам тут не говори, это любой попугай может.
— Объясняю, по буквам, чтобы все поняли, — огрызнулся Ваха. — Пусть земляне сражаются друг с другом, пусть перебьют друг друга, мы сами будем править своей планетой, заставим этих дикарей, беллов и гайров, служить нам. Конечно, губернатор должен выступить с обращением, призвать народ к спокойствию. Я уже написал речь — никто не поймет, кого именно мы поддерживаем.
— А что за речь? — заинтересовался губернатор.
— Общие слова, — заверил Ит-Гулу. — Отпор сепаратистам, верность Федерации, вечная дружба между боргами и гайрами Вингарда. Одновременно мы устроим этнические стычки, убьем несколько гайров и боргов. Гайры на Винланде не удержатся, начнут убивать боргов, а мы будем жаловаться в обе стороны — и Семперу, и Земле. Пусть посылают войска, пусть наводят порядок, пусть солдаты-беллы убивают коренное население.
Все близкие к губернатору люди были боргами и недолюбливали гайров. Однако расисты из простонародья не ограничивались неприязнью — националисты-борги ненавидели всех гайров, а наци-гайры ненавидели боргов. Пусть экстремисты составляли небольшую долю населения, но старые обиды не забываются, если их методично подкармливать. А для чего еще нужна национальная интеллигенция — только лишь для того, чтобы разжигать ненависть между народами.
На следующий день после совещания в разных городах Оаху начались погромы.
…На третий день после сражения с эскадрой Чахрибека военачальники антипрезидентской коалиции устроили видеоконференцию. Переговоры велись по засекреченным каналам грависвязи. Большой военный совет начался в деловой обстановке, командующие отчитались о состоянии своих сил, приблизительно назвали сроки, к которым будут возвращены в строй поврежденные корабли. Обсудив стратегию следующего этапа гражданской войны, адмиралы договорились при первой же возможности совершить набег на систему Е Эридана, чтобы отобрать у президента богатую планету Ниневия с большим населением и заводами, выпускавшими двигатели для межзвездных кораблей.
Проблемы наметились, когда военные вожди Семпера напомнили, что пора наметить политические цели движения.
— Мы должны предложить человечеству программу переустройства Федерации, — убежденно требовал маршал Сузуки. — В противном случае большинство населения не поймет, чем мы лучше президентской клики.
— Не уверен, — буркнул Хохт, сидевший на Скарлетт в кабинете Дунаева. — Президент — дурак и негодяй, он едва не погубил державу, не выполнил обещания, не ушел в отставку и не объявил новые выборы. Этого вполне достаточно, чтобы свергнуть его.
— Для нас этого достаточно, — не скрывая сомнений, заметил Асгардов из штаба на Фантоме. — Но что мы будем делать потом? Расстреляем несколько десятков самых одиозных фигур прежнего режима и объявим выборы? Кто-нибудь представляет, за кого проголосует большинство? Боюсь, нам выберут нового лжеца и вора вроде аль-Вагаби.
Маршал Бермудос находился дальше всех — на окраине Центральной Зоны. При этом под его командованием оказался самый слабый флот — только два крейсера и немного легких кораблей. Впрочем, еще во времена Диктаториата в системе Фомальгаута были выстроены внушительные укрепления и кораблестроительные заводы. После настианской войны на предприятиях Мантры и Тантры стояли на ремонте несколько крейсеров разных проектов.
— Значит, не надо проводить выборы, — легкомысленно сказал Бермудос, который всегда был далек от политики. — Установим хороший военный режим, наведем порядок, перестреляем сепаратистов. Вот приятель наш Чанг жалуется, что на разных планетах уже беспорядки начинаются. Мне пришлось все дивизии с Драконды отправить к нему на Кнайт. Иначе там вообще что-то невероятное начнется.
Начался тяжелый бестолковый спор. Лазарев напоминал, что верховной властью провозглашен Диктаториат, успевший вынести смертный приговор главарям преступного режима. Зоггерфельд мрачно поведал, что уважает маршала Сузуки и всех остальных, однако не намерен подчиняться региональным командирам.
— Предлагаю создать авторитетный орган управления, — сказал он. — Назовем его, например, Совет Верховного Командования. Думаю, хорошим главой Совета станет адмирал флота Асгардов.
Против Асгардова никто не возразил, хотя было видно, как поморщились голографические Бермудос и Сузуки. Сам начальник Генштаба, поняв обстановку, поспешил изменить тему:
— О кандидатуре верховного вождя можно будет поговорить позже. Вернемся к главной задаче. Мы не добьемся успеха, пока не захватим господства в космосе. Поэтому набег на Ниневию должен иметь целью выманить президентский флот и навязать генеральное сражение.
Теперь спорили только адмиралы, которым предстояло выполнить эту задачу. Призвав на подмогу штабные нейросети, они подсчитывали количество кораблей и графики возвращения боевых единиц из ремонта. Получалось, что небольшое превосходство над земным флотом будет достигнуто лишь через три-четыре месяца.
Дискуссию флотоводцев прервал Отто Хохт, призвавший коллег не забывать обещание Ребекки Флитвуд.
— Она заверила меня, что президента уберут даже без штурма Солнечной системы большим флотом, — сказал Хохт. — Возможно, нам не придется высаживать десанты на Землю и Венеру.
Ему возразил с Мантры генерал Сокольский, поведавший о сговоре Флитвуд с рекрошами.
— У меня остались надежные источники в спецслужбах, — заверил Дьявол. — В правительстве было несколько группировок, и теперь другие предатели хотят нашими руками избавиться от аль-Вагаби, чтобы самим занять лучшие места возле кормушек.
Генералы возмутились, адмиралы были в ярости, но сил для немедленной атаки на Солнечную систему не было. Сокольский успокоил их, объяснив, что для переворота достаточно небольшого отряда, который ликвидирует вражескую верхушку без больших разрушений и жертв среди мирного населения.
— Диверсионная группа? — спросил Зоггерфельд. — Штурм президентского дворца на Венере — тяжелая задача. Моя разведка внедрила человека в службу охраны. Там очень многочисленный гарнизон. Практически одни тюрбанцы.
— В том числе ваш бывший артиллерист Махмуд Султан. — Дьявол улыбнулся. — Мне известна система охраны. Буду признателен, если вы напишете несколько строк для ваших агентов.
— Я-то напишу, — буркнул Зог, — но кто знает, послушает ли меня Махмуд… Будет лучше, если к нему обратится авторитетный вождь его клана. Для тюрбанцев это многое значит.
— Через час я вылетаю в Северную Зону, чтобы организовать исполнение смертного приговора, вынесенного трибуналом Семпера, — сообщил Сокольский, — надеюсь, Совет Верховного Командования готов утвердить этот приговор?
Вылетел он, конечно, не через час, а почти сутки спустя. Потребовалось время, чтобы согласовать операцию с военными спецслужбами Центавра, Тау Кита, Семпера и Фомальгаута. С большой неохотой командующие переподчинили Дьяволу свои бригады спецназа и агентуру в Солнечной системе. Проще всего оказалось утвердить приговор — против казни аль-Вагаби никто из командующих не возражал.
8
Губернатор хмурился, разглядывая генерала, потом проворчал:
— Прошу простить старика. Я уже не знаю, кому можно доверять. Признаться, были опасения, что ваши дивизии тоже начнут митинговать и требовать, чтобы их отправили на родную планету.
— Были такие феномены, — признал Омар. — Но делибаши — потомственные солдаты, у большинства сохранилось понятие о дисциплине. Помитинговали, но пошли воевать по приказу.
— Прекрасно! — Вице-адмирал Катранов с облегчением выдохнул воздух. — У меня очень мало надежных войск, а проблемы возникают каждый день… Черт побери, проблемы возникают каждый час!
Он включил голографическую карту Северной Зоны, и трехмерное изображение заполнило половину кабинета. Четверть миллиарда кубических световых лет, полмиллиона звезд, двадцать семь населенных планет, сотни миров, вовлеченных в промышленное производство, более трехсот гарнизонов и военных баз.
Для резиденции губернатора был избран Кнайт — планета на дальнем от Солнца краю Зоны. За столицу Катранов не беспокоился — население Кнайта составляли астроевразийцы, хранившие верность заветам Диктаториата. Кнайт, как и Семпер, уже третий век были надежной опорой единого человечества. Дивизии, укомплектованные солдатами с Кнайта, поддерживали порядок на дюжине миров Зоны. Несколько других планет более-менее успешно контролировали тюрбанские и цирцейские дивизии. Однако надежных войск не хватало на все миры, к тому же среди солдат с Цирцеи тоже начиналось брожение.
Между тем каждый день прибавлялось звездных систем, где начинались беспорядки. Указ президента об автономии планет выпустил из бутылки джиннов сепаратизма. На Бахусе, Карменсите и Барбарии прошли — вопреки всем законам — выборы, и новые правители провозгласили свои системы суверенными государствами, независимыми от Центральной Зоны. Стычки с мятежниками происходили на Хелласе, Юльдане, Термите и даже на Гекторе — ближайшей к столичному Кнайту населенной планете.
— На Тюрбане пока спокойно?
— Пока не стреляют… — кивнул вице-адмирал. — Но там тоже тревожно. Новый падишах просил меня не забирать больше войск, он боится мятежа. Я с вашим отцом разговаривал — хан Наиб тоже обеспокоен.
— Да, у нас хватает мерзавцев, — признал Омар Газават. — Адмирал, я полагаю, что вопрос чисто военными методами не решается, но первым делом следует уничтожить военные силы мятежников. Я бы собрал в кулак надежные дивизии, чтобы последовательными ударами давить сепаратистов. Очистим одну систему — потом отправим экспедицию к следующей звезде.
Угрюмо покивав, губернатор признал:
— Последовательное сосредоточение сил — это верное решение.
— Начнем с Гектора, — уверенно продолжал тюрбанец. — Там большое население, сильная промышленность и население спокойное. Даже удивительно, что они взбунтовались.
— В том-то и беда. — Чанг Катранов горько вздохнул. — Мятежников немного, но над планетой висит эскадра Генри Медейроса. Подонок объявил себя кайзером, у него космоносец «Клеопатра», два крейсера и немного мелочи. Дроны и штурмовики терроризируют жителей Гектора, а на верфях планеты ремонтируются линейный крейсер «Триумфатор» и другие корабли. Карменситу тоже защищает отряд крейсеров, командир которого провозглашен королем и готовится захватить Динго.
Уменьшив масштаб звездного атласа, он раскрыл голограмму с таблицами кораблей, оставшихся в Северной Зоне. Два космоносца, а также больше половины крейсеров не подчинялись ни Земле, ни Кнайту. В распоряжении Катранова имелся малый конвойный космоносец, два старых легких крейсера, пять торпедоносцев. Атаковать с такими силами предателя Медейроса вице-адмирал не решался. Много поврежденных кораблей были отбуксированы в ходе войны на заводы Кнайта м Гектора, но ремонт их будет продолжаться не меньше года.
Земля вместо помощи отозвала в Центральную Зону большую часть боеспособных кораблей. Согласно последним сведениям, адмиралы-путчисты вдребезги разбили эскадру Чахрибека, но и сами понесли потери. Во всяком случае, Дунаев и Зоггерфельд дружным дуэтом плакали, что не могут оказать помощь Катранову, пока не покончат с преступной президентской кликой. Бермудос и вовсе не имел флота, поэтому губернатор Северной Зоны даже не просил у него кораблей. После настойчивых уговоров Катранова вожди военного путча все-таки сжалились. Бермудос перебросил на Кнайт корпус Омара Газавата и несколько отдельных дивизий штурмовой пехоты, а Зог и Дракон выделили из своих поредевших эскадр по одному новейшему торпедоносцу-дестройеру.
— Два торпедоносца? — возмутился генерал Газават. — Они издеваются?!
— Это все-таки дестройеры, — объяснил вице-адмирал. — На них стоят очень большие торпеды. Их называли «убийцами линкоров», так что с космоносцами справимся.
— Хоть какая-то помощь, — проворчал Омар. — Когда они прибудут?
— Жду завтра к середине дня. Как мне сказали, с дестройерами идет быстроходный транспорт. На борту — большое соединение спецвойск под командованием генерала Сокольского. Знаешь такого?
— Дьявол — это именно тот человек, который нам сейчас нужен, — удовлетворенно сообщил принц Омар.
Они стали прикидывать стратегию на ближайшие недели, выбирая цели для военных экспедиций против сепаратистов. Катранов и генералы его штаба увлеклись этим занятием, а Газават уныло думал, что не скоро попадет на Тюрбан. Он тосковал по родным и особенно по жене так сильно, что порой готов был сорвать с себя погоны и пешком бежать в родной Ариманабад.
Бронекоптеры пересекли городскую черту на высоте верхних этажей. По крышам бегали гражданские, выкрикивали лозунги, подпрыгивали, грозили кулаками. Некоторые палили по машинам из охотничьих ружей. Дробь не представляла угрозы, поэтому майор Олимпиакос приказал не стрелять в ответ.
На площадях и в парках бесновались толпы, кого-то избивали. Коптеры снизились над аллеями центрального бульвара, и люди бросились врассыпную, прочь от оглушительно воющих бронированных громадин.
Солдаты покинули машины. Возле фонтана стонали сильно побитые горожане, в том числе полицейский офицер.
— Помогите им, — приказал майор.
Он подошел к полицейскому — кажется, немолодому стражу порядка сломали руку. Разрезав рукав униформы, Георгиос обернул поврежденную часть тела листами медицинского прибора. Умное устройство само соединит разбитые кости, соединит порванные нервы и мышцы, введет нужные препараты и запустит процесс регенерации.
— Спасибо, майор, — с благодарностью прошептал полицейский. — Как жаль, что вы не пришли вчера. Здесь было ужасно.
— Сейчас тоже кошмар творится… — Георгиос крикнул командиру взвода: — Лейтенант, вызови санитарные машины!
— Не прилетят, — обреченно сказал полицейский, застонал от боли, затем продолжил: — Гайры не помогают боргам. Они нас убивают.
— Пусть попробуют не оказать помощь, — угрожающе произнес майор. — Расстреляю станцию «Скорой помощи».
Горстку солдат постепенно окружали местные жители. Один из них крикнул:
— Солдаты, почему вы защищаете этих убийц? Борги устроили резню на Оаху, за два дня убили тысячи гайров. Мы лишь отомстили подлым тварям!
Неровным кольцом солдаты окружили десяток боргов, держа оружие на изготовку. Майор сказал в ответ кричавшим:
— Кому вы отомстили? Разве этот старик, или эта женщина, или этот парень виноваты, что какие-то негодяи на другой планете устроили беспорядки? Оаху тоже занят семперской армией, там тоже наводят порядок. Преступники будут наказаны.
— Вы не знаете боргов, — с горечью произнес гайр. — Они будут делать невинные глаза и уверять, что любят нас. Скажут, что прятали гайров от убийц. И получится, что гайры сами убивали друг друга.
— Армия наведет порядок, — повторил Олимпиакос. — Для Семпера все равны — мы не делим преступников по племенам.
Подлетели машины с красными крестами на белых корпусах. На водительских местах сидели семперские солдаты, медперсонал тоже носил военные мундиры. Раненых погрузили, и сержант медицинской службы сообщил:
— Местные врачи отказываются лечить. Говорят: «Борги наших не лечили, мы их тоже не будем лечить». В гарнизонных госпиталях места нет. Даже не знаю, что делать.
— Пристрели первого же врача, который откажется лечить, — посоветовал Георгиос. — Потом второго. Не пятый, так десятый займется больными.
Проводив медиков, Олимпиакос вновь поднял коптеры. Со стороны космодрома летели остальные машины его батальона. Бронетехника продвигалась над главными проспектами, рассекавшими город с востока на запад. Дважды пришлось применить оружие, чтобы разогнать банды, штурмовавшие или громившие дома.
Корпус подняли по тревоге и посадили на транспорты уже после отбоя — на следующий день после указа президента, даровавшего всем планетам полную независимость в рамках единой державы. Олимпиакос и другие командиры не успели как следует обучить подразделения тактике боя в условиях города, но приходилось спешить: в системе Чароврата начались беспорядки.
Меньше суток корабли мчались на форсаже, время от времени ныряя в «улитки». Бешеный рейд финишировал возле исполинской планеты Армадилло, вокруг которой кружили десятки лун. Два спутника — Вингард и Оаху — относились к земному типу и были колонизированы переселенцами с разных человеческих миров. Этнические конфликты здесь отмечались и прежде, но на сей раз гнойники давней вражды прорвались в самой дикой форме…
К вечеру беспорядки были подавлены силами вингардского гарнизона и переброшенных с Тиниана дивизий. Войска повзводно патрулировали притихший город. Поговаривали, что с Семпера прилетели старшие командиры: Лазарев — на Вингард и сам Икланд — на Оаху. Опергруппы контрразведки выявляли зачинщиков, команды военной полиции проводили аресты. Под стражей оказались многие коррумпированные чиновники, не желавшие оказаться под строгой властью Семпера.
На другой день командир корпуса, собрав офицеров, ошеломленно рассказывал:
— Мы, в Центральной Зоне, забыли о подобной дикости, но тут, на периферии, продолжают помнить, кто с какой планеты прилетел и какие народности обижали их предков двести лет назад.
— Двести лет назад много страшного творилось, — тяжело выдохнув, согласился начальник штаба. — Но я же не обвиняю полковника Штубарлика в том, что европейские колонисты устроили заварушку на Ниневии, когда пострадали мои вьетнамские прапрадеды.
— Вот в том-то и дело, — энергично кивнул генерал. — Наши друзья из спецслужб уверены, что столь архаичные предрассудки не могли сохраниться без постоянной подпитки. Диктаториат подавил этническую рознь, но в последние полвека местные мерзавцы постоянно поддерживали в обществе тлеющую вражду. И вот, когда провинциальные царьки почуяли угрозу своей власти, они сговорились и спровоцировали беспорядки сразу на двух планетах.
В подтверждение слов генерала выступил полковник армейской безопасности, показавший кадры допросов на Вингарде и Оаху. Губернаторы и другие высшие бюрократы каялись во множестве грехов, усердно перекладывая друг на друга вину за случившееся. Самые важные показания были получены от Ит-Гулу, борга с Оаху. Этот чиновник передал следователям свои архивы, накопленные за десятки лет, — из документов складывалась ужасающая картина беззаконий, творившихся в Южной Зоне.
Опустив голову, голографический советник многоразового использования рассказывал:
— Эти негодяи много раз предлагали мне возглавить администрацию планет, но я всегда отказывался, потому что не желал участвовать в их грязных махинациях. Я полностью осознаю свою вину и готов понести наказание…
Выключив запись, полковник сказал презрительно:
— Врет, скотина. Он сам по макушку замазан в коррупции. Но подонок оказал неоценимую помощь следствию, поэтому не будет казнен и вообще пойдет по мягкой статье.
Командир роты из батальона Георгиоса произнес удрученно:
— Дело не ограничится Южной Зоной. У нас на Бахусе похожая ситуация. И на Карменсите тоже, про Барбарию вообще молчу.
— Северная Зона — пока не наша забота, — отмахнулся командир корпуса. — А дадут приказ — и там порядок наведем.
Выкроив несколько часов для отдыха, майор Олимпиакос просмотрел новости в информационной сети Астро-Нет. Земные комментаторы рассказывали ужасы о кровавой расправе семперских варваров над мирными планетами Чароврата. Миры, подчиненные мятежным военачальникам, ободряли эффективное подавление беспорядков, позволившее свести к минимуму потери среди гражданского населения.
Но куда сильнее потрясали местные новости: гайры с Оаху в массовом порядке менялись жильем с боргами, желавшими покинуть Вингард. Миллионы людей были готовы переселиться на другую планету, лишь бы оказаться среди соплеменников. Принадлежность к человеческой расе и гражданство Федерации становились второстепенными факторами.
«Государство, в котором главную роль играет этнос, обречено на гибель», — грустно подумал Олимпиакос.
Они простояли на Вингарде почти неделю, помогали эвакуировать боргов и размещать прибывавших гайров. Потом корпус был срочно возвращен на Тиниан — ожидалось новое вторжение карателей из Солнечной системы.
Гражданские чиновники устремили на Бермудоса взгляды, полные надежды. Лица военных выражали непреклонную решимость. И те, и другие были неправы.
— Не ждите от меня чуда, — мрачно проговорил командующий. — Мы не готовы к сражению. Немалая часть солдат рвется по домам, и никакие приказы не заставят их защищать Фомальгаут. Нам придется демобилизовать не меньше двухсот тысяч ветеранов, заменить их местными призывниками и долго тренировать. Наш флот слаб, поврежденные во время настианской войны корабли вернутся в строй не раньше чем через два-три года.
— Два года — это слишком оптимистично, — буркнул с места директор департамента военной промышленности. — Наши заводы до войны выполняли сборочные работы и не производят многие компоненты, без которых корабли мертвы. Корветы мы еще вернем в строй, но двигатели для крейсеров и торпедоносцев делают лишь на Ниневии, а реакторы — на заводах Лаланда.
— Вот именно, — нехотя согласился Бермудос. — Соседи поддержали нас, прислали пушки, другие мелочи, но серьезный флот у нас появится не скоро. Проще говоря, в ближайшие два-три года мы не сможем ни отразить вторжение президентских сил, ни оказать помощь адмиралам Дунаеву и Зоггерфельду в их благородной миссии. Даже для организации обороны потребуется не меньше полугода — предстоит оборудовать крепости на периферии системы и вокруг населенных планет, расставить пушки, организовать систему управления.
Камилл, командир бригады спецназа, пренебрежительно заметил:
— Но ведь мы не ждем интервенции завтра.
— Ошибаетесь, полковник, — угрюмо изрек командующий. — Сегодня мы получили ультиматум. Президент аль-Вагаби и министр безопасности бин-Сарваз грозят атаковать Фомальгаут через неделю, если мы не выполним целый ряд требований.
Губернатор добавил, нервно перебирая пальцами:
— Мы должны заявить, что не участвуем в мятеже и что поддерживаем указы президента. А еще… — Губернатор опустил взгляд. — Они требуют выдать вашего отца, Камилл.
Невольно усмехнувшись, Бермудос успокаивающе махнул озверевшему полковнику и сказал:
— Никто не выдаст Деметрия, ведь он уже покинул Тантру. Не так ли?
— Совершенно верно, маршал, — подтвердил Камилл, оскалившись. — Несколько дней назад. Улетел вместе с Дьяволом.
— Остальные пункты мы выполним. — Командующий печально вздохнул. — К моему глубочайшему сожалению, фомальгаутская группировка не способна помочь Тау и Центавру. Что совсем плохо, они тоже не смогут защитить нас в случае карательной экспедиции. Их корабли сильно пострадали в последнем сражении. Каждая эскадра в состоянии лишь отразить нападение на свою систему, но дальние походы начнутся не скоро.
Надежда на мирное разрешение конфликтной ситуации прибавила бодрости другим руководителям гражданской администрации. Вице-губернатор даже начал строить радужные планы:
— Отправим двести тысяч беженцев, не меньше полумиллиона солдат вернутся с других планет после демобилизации.
— Эвакуированных специалистов оставим у себя! — потребовал директор департамента военной промышленности. — Нечего им делать на своих разбомбленных планетах, а нам пригодятся.
Общую радость подпортил шеф политической полиции системы:
— Боюсь, коллеги, вы забываете, что ультиматум требует выдать Земле маршала Бермудоса и еще семерых военачальников…
— Невелика цена за спокойствие в системе, — перебив его, буркнул командующий. — Пусть судят. Они не смогут предъявить серьезных обвинений.
Губернатор, снова загрустив, объяснил в доступных выражениях, что никакого справедливого процесса над обвиненными в измене генералами не будет — повесят без огласки, суда и следствия. Шеф политической полиции поморщился и повысил голос:
— Уймите разгул эмоций. Мы не отдадим генералов и не впустим на свои планеты карателей президента. Если помните, генерал Сокольский рассказывал о конфликте между кланами президента и вице-президента. Я переговорил с директором Флитвуд, прикинувшись ее союзником. Она передала мне предложение от вице-президента и тех, кто за ним стоит. Если мы на основании президентского указа провозгласим независимую республику Фомальгаут, оппозиция получит козырь против аль-Вагаби. Они обещали, что в таком случае земной флот не станет атаковать Мантру.
— Никто не убедит меня, что можно верить таким обещаниям! — фыркнул Бермудос.
Неожиданно губернатор засмеялся и потребовал:
— Предоставьте мне проведение переговоров. Давно хотел поторговаться с этими придурками.
Через несколько часов Камилл сажал свою бригаду на грузо-пассажирское судно, уходившее в Северную Зону. Среди сотни здоровенных диверсантов на борт незаметно прошмыгнул переодетый в походный мундир старый публицист Деметрий.
Транспорт взял курс на «улитку» и разогнался до четверти световой скорости, когда главные станции Мантры передали сенсационную новость: по согласованию с руководством Федерации в Центральной Зоне появилось новое суверенное государство, готовое заключить с Землей пакт о дружбе, взаимной помощи, безвизовом режиме и свободной торговле. Военным министром Республики Фомальгаут назначен выдающийся стратег и герой настианской войны маршал Хулио Бермудос.
Немногочисленная флотилия неслась на форсаже, выходя на планету Гектор с двух направлений. Два дестройера, корвет и торпедоносец описали широкую дугу и вторглись в систему со стороны Юльданы. Войсковые транспорты, сопровождаемые слабым конвоем в составе фрегата и трех корветов, двигались прямым ходом от Кнайта. Скорость первого отряда была почти вдвое выше, поэтому корабли Дьявола, несмотря на более длинную трассу, вышли к цели на час раньше десантного каравана.
В рубке флагманского фрегата генерал Омар Газават и полковник по имени Камилл видели на курсовой голограмме, как передвигаются корабли «кайзера» Медейроса. Космолетоносец оставался возле планеты, лишь переместился на высокую орбиту. Один из крейсеров самозваного монарха направился навстречу отряду Сокольского, тогда как второй, сопровождаемый малыми кораблями, выдвигался против десанта.
— Не понимаю Морфеуса, — раздраженно признался генерал Омар. — Контрразведчик должен вести свои шпионские игры, а не ходить в рейды спецназа или вести в атаку торпедоносцы.
Мило улыбнувшись, Камилл прорычал:
— Ты сам знаешь, что неправ. Тебе тоже известно чувство пьянящего восторга, когда балансируешь на грани жизни и смерти. Поэтому Дьявол всегда бросается в самые опасные места и побеждает.
— Иногда мне кажется, что он ищет смерти, как бы желая загладить какую-то давнюю вину, — проворчал тюрбанец. — В конце концов, каждый из нас оставил за собой длинный кровавый след.
Из динамиков послышался разговор между головным дестройером и самим Медейросом.
— Кайзер, ты примешь нас? — жалобно осведомился Сокольский. — Негодяй губернатор прислал делибашей, они разбили повстанцев на Юльдане.
— Вы получили по заслугам, — расхохотался Генри Медейрос. — Ладно, дестройеры мне пригодятся. А сам ты кто?
Дьявол заискивающим голосом назвался генералом — имени Омар не разобрал — и сказал, что руководил повстанцами на одном из континентов.
— За мной еще кто-то бежал, — добавил он. — Корабли должны подтянуться, солдаты. Мы два банка обчистили, много бумажек везем, драгметаллы, камушки.
— Ну, поглядим… — Сообщение о добыче понравилось «кайзеру».
Корабли Сокольского уже приблизились к Гектору на дальность торпедного пуска и сбросили сверхсветовую скорость. Караван десантных транспортов тоже притормозил, оставаясь в половине светового часа от центрального светила. Крейсер и торпедоносцы Медейроса неторопливо двигались на перехват и передавали приказ назваться.
Жизнерадостно ухмыляясь, Камилл приказал Барлогу и Маньяку начинать. Два быстроходных катера с диверсантами на борту ринулись навстречу крейсеру.
Дестройеры дали залп внезапно, и громадные торпеды ударили в космолетоносец. На флагманском корабле кайзера-самозванца не успели понять, что происходит, а потом стало поздно, да и некому понимать. Двадцатимегатонные взрывы разорвали громадный корабль в клочья.
Быстроходные кораблики диверсантов умелыми маневрами уклонились от недружного огня батарей ближнего боя, прилипли к корпусам обоих крейсеров и высадили абордажные команды. Омар невольно поморщился — даже ему, прослужившему много лет в штурмовой пехоте, было страшно представить вакханалию смерти, которую сотворят спецназовцы. Не прошло и четверти часа, как в эфире прозвучали рапорта: Бизон и Маньяк доложили о захвате крейсеров.
Торпедоносцы покойного Медейроса слали панические запросы в штаб на планете. Омар потребовал от них немедленно сдаться и допустить на борт делибашей. После заверений, что тюрбанцы сохранят им жизнь, экипажи кораблей признали ошибку, отреклись от мятежников и поклялись служить законному губернатору.
Вскоре транспорты подошли к планете и начали высаживать штурмовую пехоту в главных пунктах. Серьезного сопротивления сторонники самозванца не оказали. Население планеты и гарнизоны подчинились Медейросу от безысходности: огневая мощь эскадры исключала любые попытки проявить строптивость. Теперь же, когда исчез космоносец, разбомбивший несколько баз и городов, офицеры вывели войска из казарм и принялись истреблять верных «кайзеру» бандитов.
Большой бой разыгрался лишь вокруг бизнес-центра континентальной столицы. Во времена Федерации здесь были выстроены роскошные отели, офисные небоскребы, развлекательные и торговые центры, а также дворцы олигархов и целые кварталы особняков для небедной публики. Именно в этом районе обосновался претендент на императорскую корону, окружив свою резиденцию опорными пунктами наемников. Банды уголовников, навербованные на разных мирах, не пожелали сдаваться, и пришлось штурмовать их позиции по всем правилам оперативного искусства.
Генерал Газават руководил сражением почти автоматически — операция не представляла интереса с точки зрения военной науки. Он уже делал подобное за несколько лет до войны, когда корпус Икланда ликвидировал мятежи криминальных сепаратистов на другом краю Северной Зоны. Артиллерийские установки на летающих платформах заняли позиции в отдалении, обрушив на противника ливень осколочно-фугасных боеприпасов индивидуального наведения. Когда строения, в которых засели наемники, были превращены в развалины, пошли в атаку танки и коптеры, за которыми летели на личных антигравах солдаты штурмовой пехоты. Пушки бронетехники поражали главные очаги сопротивления, а винтовки пехотинцев добивали оставшихся.
Наступление разворачивалось в быстром темпе — до шести, а на отдельных участках — до восьми километров в час. Не выдержав натиска, подразделения наемников и личная гвардия Медейроса — до дюжины тысяч голов — отступили в копию средневекового замка, бывшую прежде поместьем одного из генеральных директоров Трансгалактического Промышленного Союза. Толстенные каменные стены могли бы укрыть бандитов от обстрела, но Камилл ворвался во дворец со своими бригадами, быстро перебив многие сотни охваченных паникой бандитов. Делибаши Омара подоспели к шапочному разбору, когда бесславно-ублюдочное воинство сгинувшего «кайзера» пачками сдавалось в плен.
На замковой крыше бронекоптер Омара встретил Камилл. Полковник провел командира корпуса мимо батареи зенитных ракет, вокруг которой валялись трупы наемников, мимо поста у чердачного входа, провел по сложной системе лифтов и эскалаторов. В просторном кабинете, который облюбовал для себя Медейрос, их ждал генерал Сокольский, читавший материалы штабного нейроблока.
— Хорошо поработали, — рассеянно буркнул, отсалютовав, Дьявол и пошутил: — На сей раз мы не помешали друг другу.
— Да, пожалуй. — Омар Газават отрывисто рассмеялся. — Нашли что-то интересное.
— Представьте себе, дела обстоят даже хуже, чем я опасался. Денежные мешки вербуют наемников, оснащают их отличным оружием и готовят массированное вторжение на Семпер, Тау Кита, Проксиму и Толиман. Если верить этим документам, до полусотни тысяч уже переброшены на Эсперансу, Ниневию и Дофин, стотысячные группировки формируются на Барбарии, Кастлинге и Афине.
— Теперь у нас есть довольно сильный флот, — пожал плечами Омар. — Нанесем следующий удар по базе наемников.
Покачав головой, контрразведчик произнес задумчиво:
— Я бы обошелся без наземных боев. Перехватим наемников, когда их повезут на транспортах в сторону Центральной Зоны. Уничтожим в открытом космосе… — Он отмахнулся и внимательно посмотрел на тюрбанца: — Есть не менее важная задача. Вы согласны, что необходимо привести в исполнение приговор?
— Безусловно, — без раздумий ответил Омар. — Президент предал Федерацию, развязал гражданскую войну, он должен быть казнен. Вы предлагаете бросить на Землю мой корпус?
— Нет-нет, это задача для моих головорезов. К тому же президент не на Земле, а на Венере. Один из офицеров охраны — тюрбанец. Некто Махмуд Султан, подполковник, честный офицер. Есть предположение, что прислушается к рекомендациям авторитетного тюрбанца и проведет отряд Камилла в резиденцию.
— Мы с ним почти незнакомы, — огорченно сообщил Омар. — Если я правильно понимаю, он внук знаменитого адмирала времен Диктаториата. Мой отец хорошо знал его деда.
— Прекрасно! — обрадовался Сокольский. — Немедленно отправляйтесь на Тюрбан, и пусть хан Наиб продиктует видеопослание. Разумеется, в тексте должны быть намеки, понятные только мужчинам ваших родов.
— Не сомневайтесь, — захохотал тюрбанец. — Папаша умеет говорить долго и туманно.
Буквально через два часа он вылетел с Гектора на быстроходном торпедоносце и уже на следующие сутки обнимал родителей, сестру и, что самое главное, любимую жену. В ту ночь принцесса Мадина превзошла свои прежние достижения по части исполнения супружеских обязанностей.
9
Большие корабли сильно пострадали в большом сражении, поэтому линкоры и космоносцы стояли на ремонтных заводах и могли быть использованы лишь в качестве неподвижных артиллерийских установок. В рейд на Ниневию мятежные адмиралы отправили только легкие силы — крейсера и торпедоносцы. Результат оказался намного хуже ожидаемого.
— Вы разучились воевать? — осведомился Дракон, сузив глаза. — Что за бездарные действия?! Катранов прислал точные сведения о переброске наемников, я дал самые подробные директивы, но вы лишь потрепали караван и не смогли захватить систему!
Контр-адмирал, командовавший отрядом центавриан, возмущенно парировал:
— Мы строго выполняли ваши указания, но командир эскадры Тау не желал выполнять мои приказы! Этот напыщенный придурок пытался ставить мне боевую задачу! Кончилось тем, что каждая эскадра действовала самостоятельно.
— Короче говоря, взаимодействия не получилось, — резюмировал Отто Хохт. — Если учесть провозглашение Фомальгаутской Республики, наш единый фронт затрещал по стыкам.
— Нас перебьют поодиночке, — вставил фон Гаусс. — Вопрос лидерства погубил немало мятежей, переворотов и революций. Главнокомандующие должны договориться, иначе будет плохо.
— Не получается. — Дунаев выругался. — Асгардов, Бермудос и Сузуки не могут поделить власть. А между тем уже через месяц Земля сможет двинуть против нас большой флот.
Он тактично умолчал, что и сам претендует на главную роль в антипрезидентском альянсе. Начальник жандармерии, покосившись на губернатора, сказал озабоченно:
— Здесь, на Карме, мы надежно контролируем ситуацию, да и население лояльно настроено…
— Я знаю, что на Скарлетт начинаются беспорядки! — отрезал адмирал Дунаев. — Шесть надежных дивизий будут отправлены, чтобы усилить гарнизон планеты. Еще двадцать дивизий отправим через два месяца. Губернатором планеты будет назначен генерал Хохт. Подготовьте бригады жандармерии, следственные группы — необходимо выявить заговорщиков и примерно покарать подстрекателей. Не хватало нам еще сепаратизма в своей системе!
Сразу несколько гражданских чиновников затянули заранее отрепетированную жалобу: дескать, система управления плохо функционирует. По их словам, получалось, что вмешательство военных частично дезорганизует администрацию, которая и прежде работала не слишком эффективно. Теперь же, когда прерваны связи с другими планетами, необходимо сбалансировать весь политический механизм, принять важные законы, наладить четкие и понятные отношения в обществе и государственном аппарате.
Когда начальники департаментов исчерпали свои доводы, губернатор Кармы объяснил ситуацию просто и без обиняков:
— Решение видится в провозглашении независимости. Пусть и Центавр, и Тау Кита станут самостоятельными государствами. Потом мы заключим союзный договор о совместной обороне и начнем войну против Земли.
— Хотите объявить Республику Центавра? — переспросил Хохт. — Признаюсь, я и сам иногда думал о чем-то в таком духе.
— Республика была бы неудачной моделью, — сказал губернатор. — Согласно социологическим опросам, три четверти населения Кармы и почти половина жителей Скарлетт предпочитают монархию.
— Понятно, у нас будет королевство, — фыркнул Звездный Дракон. — И кого же намерены возвести на королевский престол? Созовем всесистемный собор или устроим турнир по шахматам?
— Напрасно иронизируете, адмирал, — укоризненно заметил губернатор. — Народу понравится название Империя Центавра. Императором, разумеется, станете вы — других кандидатур просто нет.
Дракон думал недолго — он и сам строил подобные замыслы, прорабатывая вместе с Хохтом план военного переворота. Предложение центаврианских чиновников звучало слишком заманчиво, но Реджинальд Дунаев все-таки отрицательно покачал головой.
— Нет, не я, — тихо произнес адмирал. — Императором должен стать уроженец этой системы. Мой сын Фердинанд. Проработайте документы — новые названия местных и всесистемных органов власти, положение о дворянстве и других сословиях.
Он почти не удивился, услыхав, что многие документы уже составлены. Оставалось только уточнить некоторые пункты конституции.
Его считали надежным человеком, к тому же бывший артиллерист отлично разбирался в технике. По этой причине подполковник Махмуд Султан стал заместителем начальника службы инженерного обеспечения безопасности. Проще говоря, он управлял системой электронных устройств, обеспечивающих охрану резиденции президента и бесперебойное поступление информации. Бианка, рассказавшая много ужасных подробностей о заговоре адмиралов, тоже заслужила доверие, но к святая святых ее пока не допускали — майор Эриксон командовала взводом женщин-полицейских, занимавшихся выдачей пропусков и досмотром посетителей.
Вечером пятницы, за час до конца смены, Махмуд Султан прогуливался по аппаратному залу, машинально просматривая сводные сведения. Мониторы доносили, что все оборудование функционирует без сбоев: глушит сигналы, проверяет наличие недозволенной электроники, сканирует входящих в правительственные офисы на наличие оружия. Дежурство было спокойным, и подполковник объявил операторам, что должен поработать с документацией.
Поднявшись в кабинет, он запер дверь на все замки, после чего включил видеофон на передачу из другого кабинета — президентского. Съемка велась официально, по распоряжению главы Федерации, желавшего иметь видеозаписи всех совещаний.
На голограмме Махмуд Султан увидел четверых: самого президента, премьер-министра, генерала бин-Сарваза и адмирала Чахрибека. Президент яростно шипел на побледневшего военного министра:
— Где войска?! Где полмиллиона головорезов, о которых вы болтали столько времени?!
— Босс, мы делаем все возможное, — пролепетал Чахрибек. — Мы уже перебрасывали почти сто тысяч с Афин, однако эти негодяи послали крейсера и перехватили наш караван около Ниневии. Почти половина солдат погибла, остальные деморализованы. Понадобится некоторое время, чтобы сколотить из них боеспособные части.
— Привезите наемников с Кастлинга и Барбарии! — приказал президент.
Опустив глаза, военный министр еле слышно произнес:
— Три дивизии, которые мы готовили на Кастлинге, прибыли в Солнечную систему, но финансовый альянс перекупил их. Наемники отправились на Землю и служат вице-президенту. Я надеялся выравнять соотношение сил за счет барбарийских бандитов, однако капитаны коммерческого флота боятся лететь в Северную Зону. Зоггерфельд, Дунаев и Катранов пообещали уничтожать все транспорты с наемниками.
Президент почувствовал, что наступает конец, но старый соратник бин-Сарваз успокоил:
— Придется отправить на Барбарию караван грузовиков и лайнеров под охраной военной эскадры. Но ты должен принять решение.
Потрясенный глава государства не мог издавать членораздельные звуки, поэтому вопрос задал премьер-министр:
— Какое решение?
Военный министр не был боевым адмиралом и делал карьеру в тыловых штабах. За тридцать лет службы он прекрасно научился излагать сложные проблемы, решать которые предстояло другим. Раскрыв данные на карманном нейроблоке, он четко доложил:
— У нас не так уж много кораблей. Мы сможем сформировать лишь одну боевую эскадру — линкор, четыре крейсера и конвойные силы. От вашего пожелания, господин президент, зависит выбор направления. Либо эскадра будет охранять транспортные перевозки из Северной Зоны, либо мы атакуем Землю и прикончим вице-президента и его банду предателей.
Не осознавший серьезности положения, премьер-министр соизволил легкомысленно пошутить:
— И то, и другое неплохо.
Глава правительства замолчал, прочитав на лицах остальных, что сказал не в тему. Премьер-министр заслуженно считался чародеем по части управления финансовыми потоками, но в политике разбирался слабо.
Неприязненно поглядев на премьера, министр бин-Сарваз напомнил:
— Наверное, важнее сначала раздавить оппозицию на Земле. Эта подлая змея Флитвуд уже трижды посылала на Венеру своих убийц. Мои службы смогли предотвратить эти покушения, но агентура доносит, что Флитвуд отправила новую банду террористов. Они уже на Венере и в любой день могут нанести удар.
Поежившись, президент согласился безвольным голосом:
— Да, конечно… Чахрибек, отправь эскадру на Землю.
Мардехай бин-Сарваз с готовностью подсказал, что вице-президент и остальные заговорщики засели в резервном бункере верховного командования возле Найроби. Понимающе кивнув, адмирал включил нейроблок экстренной засекреченной связи и передал кому-то приказ: разбомбить объект номер четыре, после чего высадить десанты для зачистки развалин. Голос из нейроблока сказал неуверенно:
— Ты сам понимаешь, о чем говоришь? Орбитальные крепости Земли нас не пропустят.
— В твоем распоряжении линкор и крейсера! — повысил голос Чахрибек. — Попытки сопротивления подавить силой.
Премьер-министр вдруг занервничал и включил видеофон. Огромная — во всю стену — голограмма показывала знакомый зал Африканского Конгресса. Вице-президент, энергично жестикулируя, кричал с трибуны:
— Грубейшие ошибки президента поставили человечество в очень трудное положение. Президент аль-Вагаби не сумел вовремя разглядеть военный заговор, о котором предупреждала тайная политическая полиция. Затем он позволил мятежным адмиралам и генералам объявить свои миры суверенными государствами. Если не принять неотложных мер, может случиться катастрофа! Поэтому мы должны немедленно запустить процедуру импичмента…
Выключив трансляцию, президент рявкнул:
— Убить этого негодяя! — Затем он повернулся к премьеру: — Отправь надежного человека в Финансовый Альянс. Объясни, что они сделали ставку на неправильную лошадь и что я готов принять их условия.
Они разошлись, и Махмуд Султан поспешно погасил монитор. Вскоре зашел офицер, заступавший на ночную вахту, а подполковник спустился на лифте в бункерный комплекс, оттуда добрался на станцию монорельса и примерно через полчаса был дома.
Бианку он застал в обществе незнакомого громилы типично тюрбанской внешности.
— Дорогой, этот парень хочет сделать нам интересное предложение, — сказала Бианка, чуть прищурившись. — Твои соплеменники с Тюрбана хотят провернуть торговую операцию, с которой мы будем иметь небольшую прибыль.
Судя по ее мимике, речь шла вовсе не о торговле. Их квартира, безусловно, не прослушивалась, но Махмуд Султан имел представление о конспирации, поэтому произнес равнодушно:
— Мы, тюрбанцы, рождаемся торгашами и везде находим прибыль. Если дело не слишком противозаконное, мы сможем договориться.
— Все в рамках закона, — заверил соплеменник. — Меня зовут Джахир, я служил в дивизии Селимбая Газавата. Его отец и друг твоего деда хан Наиб прислал тебе письмо.
Он протянул флэшку. Вставив короткую трубочку в свой нейроблок, Махмуд Султан прослушал долгую и нудную речь старого хана о купеческой делегации, которая со дня на день должна прибыть на Венеру. Между словами были вставлены намеки, по которым подполковник понял, что ему привезли не видеомонтаж, а подлинное послание Наиба. Старик просил внука своего друга устроить купцам встречу с министром торговли. Витиеватые проклятия в адрес Иблиса, затеявшего осуществление вечного сатанинского ритуала, окончательно прояснили ситуацию: Дьявол намерен привести в исполнение вынесенный на Семпере приговор.
Бианка даже заулыбалась — замысел действительно был великолепен. Помпезный небоскреб министерства торговли примыкал к восточному крылу президентской резиденции.
Разумеется, Чахрибек остался на Венере. Эскадру, выступившую против Земли, возглавил контр-адмирал Таба Махомба. Министр бин-Сарваз уверял, что с вице-президентом адмирала связывает давняя вражда на почве трайбализма. Во всяком случае, услыхав о цели рейда, Махомба возбудился и поклялся выполнить задачу любой ценой.
Оба линкора, участвовавших в прорыве из Северной Зоны, ремонтировались на орбитальных заводах земной Луны. Флагманом эскадры Махомба сделал космоносец «Валькирия». Рядом с ним шли поврежденный космоносец «Галактика» и линкор «Голгофа», окруженные отрядом крейсеров и торпедоносцев.
Как и ожидалось, командиры крепостей, переметнувшиеся на сторону вице-президента, приказали открыть огонь. «Галактика» получила несколько попаданий пучками антипротонов, потеряла ход, и земляне всадили в неподвижную мишень едва ли не дюжину торпед. Несмотря на множество пробоин, космолетоносец сумел выпустить почти сотню дронов, а с палуб «Валькирии» стартовали вдвое больше смертоносных беспилотников. Атаки дронов, залпы линкора, торпедные атаки легких сил подавили сопротивление крепостей примерно за восемь часов.
Когда крепости замолчали, крейсера выпустили торпеды «космос — поверхность», превратившие в радиоактивный кратер исполинский город Найроби. Запущенные с африканских баз снаряды «поверхность — космос» поразили два крейсера, один из которых взорвался. Таба, заливаясь радостным хохотом, позвонил из рубки в Киншасу и сказал отцу:
— Вождь, я покончил с ним.
— Да благословит тебя барон Суббота и все великие духи! — ответил старый Махомба.
Его пожелание сбылось уже через полчаса, когда законы орбитального движения вынесли эскадру в зону обстрела с Луны. Поврежденные линкоры «Хиросима» и «Звездный Рыцарь» были намертво пришвартованы к лунным стапелям, но на них уцелело несколько пушек, а возле пушек дежурили канониры, для которых световая секунда — несерьезная дистанция. Никто не ждал удара с этого направления, поэтому залпы беспрепятственно достигли цели. «Голгофа» потеряла половину артиллерии, поток антипротонов испепелил рубку «Валькирии», а также всех, кто в ней находился, включая командира эскадры
Крейсер «Нельсон» ответил антипротонами, успокоив мятежные линкоры. Через час к разбитым в перестрелке стапелям приковыляла и встала на долгий ремонт «Голгофа». Получасом раньше командир линкора доложил военному министру, что задание выполнено ценой выхода из строя всех крупных кораблей президентского флота.
Спустя три часа информационные сети Земли распространили сообщение о новом злодеянии кровавого режима политического безумца Ир-Рахима аль-Вагаби. В результате атомной бомбардировки Найроби убито не менее трех миллионов мирных жителей, а также почти четверть депутатов парламента, собравшихся для вынесения импичмента врагу человечества аль-Вагаби. Погибли также многие выдающиеся деятели Федерации, включая начальника тайной политической полиции Ребекку Флитвуд.
Если верить официальным данным, вице-президент остался в живых, но был ранен. До его выздоровления власть перешла к триумвирату губернаторов Евразии, Северной Америки и Австралии.
На следующий день Солнечной системы достигли неподтвержденные слухи о стычке крейсеров в окрестностях Проциона.
В гражданской войне наступило короткое затишье. Дракон и Зог не решались атаковать Эсперансу, Инфанту, Дофин или Ниневию — ждали возвращения в строй линкоров и космоносцев. Обоим адмиралам одновременно пришла идея воспользоваться паузой для благого дела.
Отряд кораблей Тау Кита в составе крейсеров «Веселый Роджер» и «Кентавр», торпедоносца «Бдительный» и грузовых судов отправился к слабо защищенному Проциону. Лемонд, единственная пригодная для жизни планета этой звезды, имела собственную цивилизацию. Квазигуманоиды вуркхи заслуженно считались варварами. Несмотря на трехвековое прогрессорство людей, аборигены Лемонда не слишком приблизились к цивилизации, сохраняя родо-племенной образ жизни с элементами феодализма. Количество землян в системе не превышало миллиона человек, оборонительные сооружения были уничтожены настианами в страшном сражении, растянувшемся на много месяцев. Система не представляла бы интереса, если бы не колоссальное кладбище кораблей, погибших в том самом сражении.
Аккуратно маневрируя среди обломков линкоров, крейсеров, космоносцев и других машин уничтожения, отряд обнаружил несколько привлекательных обломков. Кормовая часть крейсера предвоенного проекта с почти целыми двигателями, слабо поврежденная средняя часть старого космоносца, артиллерийская палуба новейшего крейсера — подобные обломки могли пригодиться кораблестроителям Фантома и Визарда в качестве запчастей для стоявших на ремонте кораблей. Отправив транспорты буксировать добычу на Тау, командир отряда передал поисковым группам:
— Мальчики и девочки, не зарывайтесь. Хватит пока больших кусков. Ищите неповрежденные сеточки.
Катера работали в три смены еще сутки и нашли десяток работоспособных сеток, как спейсмены называли накопители виртуальной мощности. Командир был готов прекратить охоту, когда заметил конкурентов. Центаврийские крейсера «Гефест» и «Аякс» прибыли на Процион с теми же, несомненно, задачами. «Веселый Роджер» приветствовал союзников, те ответили положенными пожеланиями.
Командор флота Тау был готов отдать приказ о возвращении, но вдруг «Кентавр» ринулся в сторону центаврийского соединения, передав открытым текстом, что экипаж намерен служить Империи. Предательство не прощается, поэтому командир «Веселого Роджера» выпустил вдогон перебежчикам торпедный залп. Одна торпеда взорвалась возле борта «Кентавра», две другие угодили в носовую часть оказавшегося рядом «Аякса». «Кентавр» и «Гефест» затеяли перестрелку, но торпедный залп «Бдительного» причинил крейсеру-перебежчику тяжелые повреждения, после чего центаврийцы отступили к Толиману.
Всю следующую неделю Фантом и Карма обменивались раздраженными нотами, обвиняя друг друга в разных грехах. Отношения между недавними союзниками были испорчены окончательно, и Зоггерфельд признал, что пора объявлять систему независимым государством.
На фоне таких событий почти не произвело сенсации сообщение земных информагентств о смерти вице-президента. Доза радиации, полученная им в Найроби, оказалась несовместимой с жизнью.
Выйдя из поезда за полчаса до начала смены, Махмуд Султан проехал вверх два пролета эскалатора, вышел в парк и быстрым шагом выдвинулся к фонтану «Братство Миров». Джахир уже прогуливался на фоне танцующих под музыку водяных струй. Поблизости неторопливо фланировали другие мужчины и женщины, в которых опытный глаз без труда узнавал профессиональных диверсантов спецназа. Видимо, это были те самые тюрбанские купцы, посланные Дьяволом убить изменника. Подполковнику даже стало жалко солдат, обреченных погибнуть без особой надежды добиться успеха.
Махмуд Султан не заметил, чтобы Джахир подавал сигнал, но большой дяденька средних лет непринужденно приблизился и сказал пароль. Наверное, тюрбанец-посредник показал своим друзьям фото бывшего артиллериста. Услышав отзыв, незнакомец проговорил:
— Я командую операцией. Называй меня «полковник». Ты готов?
— Нет, — честно признался Махмуд Султан. — Все изменилось. Ночью земной спецназ атаковал ранчо президента.
— Знаю, — кивнул полковник. — Главный объект не пострадал, убит премьер-министр.
— На самом деле убиты премьер и начальник охраны президента. Сам аль-Вагаби и бин-Сарваз легко ранены. Пленный землянин проговорился на допросе, что сегодня будет повторная атака. Вся верхушка заперлась в бункере. С ними рота спецназа, верхний ярус охраняет батальон делибашей, другой батальон занял министерство торговли. В полумиле отсюда, в Старых Казармах, стоит бригада штурмовой пехоты — тоже делибаши, по тревоге они прилетят на бронетехнике через несколько минут, а передовой отряд патрулирует постоянно.
Полковник безразлично поднял взгляд: в небе над резиденцией выписывала широкие круги дюжина танков и коптеров — передовой отряд пехотной бригады. Пожав плечами, спецназовец проворчал:
— Рота, батальон, бригада… Я пробьюсь и выполню задание. Потому что мне этого хочется.
— Ты готов рискнуть своей шкурой?
— Мы рискуем судьбой нашей расы! — Голос полковника был лишен эмоций, но зрачки злобно сузились. — Я знаю, когда начнется атака землян, мы ударим с двух сторон.
— В бункер вам не пробиться. Разве что у вас крейсер на орбите и вы сможете пробить дыры… — Теперь в подполковнике заговорил профессиональный артиллерист. — Пушки новых крейсеров смогут прокопать ямы до бункера. Если долбить меньшим калибром, потребуется десяток выстрелов в одну точку — мишени успеют сбежать на подземке.
— Крейсера нет. — Полковник спецназа прищурился, продумывая варианты. — Но в бункере этого не знают, а ты, как бывалый канонир, сможешь убедить главный объект, что сейчас до него доберутся…
Для изложения рожденного экспромтом плана ему потребовалось немного коротких фраз. Махмуд Султан машинально посмотрел на часы — через десять минут он должен был явиться на службу — и уточнил некоторые детали. Полковник согласился и протянул небольшую коробочку. Отставной артиллерист неуверенно уточнил:
— Наноброня?
— Мой запасной комплект, — усмехнулся спецназовец. — Если найдут твой труп в этой шкурке — будут уверены, что убит именно я. Ступай, братишка. Земляне начнут примерно через час, а мы вступим чуть позже. Надо успеть.
— Постараюсь, — заверил его Махмуд Султан.
Покидая быстрым шагом парк, он не смог удержаться и посмотрел в небо. Пусть «полковник» не сказал об этом прямо, но бывалый спейсмен сразу понял: где-то там за облаками завис в боевой готовности корабль, чьи пушки сыграют свою роль в сегодняшнем шоу. Отставной артиллерист испытал острый ностальгический спазм — внезапно захотелось оказаться на орбите, самому навести в цель орудия и нажать спуск.
Капитан 2-го ранга Билл Макторнтон нервничал в тесной рубке быстроходного корвета «Черная пешка». В официальной вертикали венерианского командования Билл занимал невысокий пост, но именно офицеры среднего звена передают по инстанции приказы министров, адмиралов и президентов.
Накануне Макторнтон лично составлял расписание боевого патрулирования, поэтому крейсера «Ушкуйник» и «Диплодок» отправились рейдировать в направлении Земли, экипажи фрегатов получили увольнительные, а небо над президентским дворцом патрулировала лишь «Черная пешка». Экипаж корвета Билл отобрал самолично из верных людей, люто ненавидевших продажную клику, развязавшую бойню братоубийства.
Они долго ждали, но дождались: офицер, назначенный командовать операцией, передал условный сигнал. Корвет немедленно разрядил торпедные пускатели: два снаряда снесли гарнизон пехотной бригады, а третий разорвался над резиденцией, очистив небо от бронированных патрулей.
Теперь в дело вступили слабенькие пушки «Черной пешки» — несколько импульсов разворотили южное крыло дворца. Приказ, поступивший за полчаса до начала операции, предписывал изменить порядок обстрела — ни в коем случае не задеть выстрелами центральный блок и восточное крыло.
Взрывы торпедных боеголовок стали сигналом к атаке для последней группы спецназа, посланной на Венеру покойной Ребеккой Флитвуд. Бизон и Тигр уже рассадили свои боевые группы в бронетехнику, причем работали по новому плану, который им сообщили Амазонка и Маньяк. Узнав, кто командует сводной бригадой, Бизон и Тигр охотно подчинились, ибо понимали: теперь у них появляется шанс выжить после акции возмездия.
Два танка и шесть коптеров понеслись между высотными строениями бизнес-центра, поливая лучами и снарядами северо-восточную стену центрального блока. Выстрелы пробили в стене бреши, сквозь которые машины спецназа влетели на девятнадцатый этаж, где расположился охранный батальон. Проломив следующую стену, танки оказались в конференцзале, по которому метались тюрбанские приверженцы аль-Вагаби. Перебив до трех рот встроенным оружием, машины опустились на пол, который не выдержал их тяжести и обрушился.
Одетые в тяжелую броню ветераны диверсионных рейдов уже покидали бронетехнику и, стреляя во все, что движется или просто шевелится, ринулись в глубь исполинского архитектурного шедевра.
Он едва успел к началу смены, отметился в нейросети и, как только сдавший вахту ночной дежурный скрылся за дверью, позвонил Бианке.
— Зайди ко мне, — сказал подполковник.
Приборы сообщали о мелких сбоях в системе охраны. Велев операторам проверить аппаратуру, Махмуд достал из стенного шкафа и надел боевой бронекомплект «Гренадер» пехотного типа. Согласно вчерашнему приказу министра безопасности все офицеры охранных служб должны были нести службу в полной боевой экипировке. Зарастив швы брони, подполковник зарядил и положил на пульт перед собой тяжелый бластер.
Спустя две минуты вошла майор Эриксон — тоже в «Гренадере» и при лучевой пушке.
— Что-то случилось? — осведомилась она спокойным деловым тоном.
Исключительно для записи, которая велась во всех помещениях, Махмуд распорядился:
— Начальник приказал провести группу спецназа через служебный вход номер одиннадцать. Они усилят охрану аппаратного блока. Сходи сама — проследи, чтобы не случилось накладок.
Он видел на мониторах, как Бианка идет к заблокированным воротам заднего двора, за которыми топчутся десять фигур, одетых в наноброню — такую же, как подарок «полковника». Когда майор оказалась возле дверей, он послал с пульта команду отпереть засов. Бойцы человека, который назвал себя «полковником», проникли в здание и, следуя за Бианкой, поднялись в кабинет Махмуда Султана. Их лица были закрыты шлемами, но подполковник догадался, что двое из них — женщины.
На всякий случай он приложил указательный палец к губам и показал мизинцем на видеокамеру. Диверсанты покивали — они понимали, что не стоит болтать под наблюдением службы безопасности.
Потом грохнули термоядерные взрывы, с неба на дворец полетели, кувыркаясь, горящие коптеры. Почти без интервала новые взрывы потрясли дворец — по звуку Махмуд определил, что работает корабельное орудие малого калибра — скорее всего, стрелял корвет. Завыли сирены тревоги.
Махмуд и Бианка дружно бросились к пультам — подполковник отключил внутреннюю видеофиксацию, майор включила механизмы самоподрыва. Затем оба бросились к выходу, жестом позвав за собой отряд диверсантов. В коридоре женщина, командовавшая боевиками, сказала Бианке:
— Я — Амазонка. Помнишь меня?
— Помню, — бросила на бегу майор Эриксон. — Ты вела курсы переподготовки на Семперской базе.
Начальник инженерной безопасности в панике метался по аппаратному залу. Бригадного генерала перевели на эту должность из тюрбанской криминальной полиции, службу он знал совсем плохо. Махмуд схватил его за плечо, выволок в коридор и затолкал в грузовой лифт. Когда к ним присоединились диверсанты Амазонки, стало совсем тесно.
— Что происходит? — Бригадный генерал напрасно пытался вырваться из хватки солдат, носивших под броней экзоскелетные усилители. — Куда мы едем?
— Противник обстреливает дворец с орбиты, — объяснил Махмуд. — Еще два-три выстрела — и разнесут бункер. Если мы выведем президента — все получим внеочередное звание.
— Получим, — успокаиваясь, подтвердил генерал.
Он приходился дальним родичем и президенту, и бин-Сарвазу, поэтому быстро убедил лидеров правительства следовать за Махмудом Султаном, который знал путь к спасению. Лучшими доводами стали даже не заверения офицеров безопасности, а гремевшие над головами взрывы — штатские идиоты не понимали, что пушки корвета не скоро пробьют перекрытия такой толщины.
Перед смертью Ир-Рахиму аль-Вагаби пришлось побегать в компании генерала бин-Сарваза, адмирала Чахрибека, главного политического советника и десяти диверсантов Амазонки. Они покинули обстреливаемое южное крыло, пересекли охваченный сражением центральный блок и двинулись по туннелю, соединявшему восточное крыло с корпусом министерства торговли. В министерстве тоже разворачивался тяжелый бой — «полковник» с группами Маньяка, Брейкнека и Барлога шел по десяткам трупов, прорываясь навстречу Амазонке.
Два отряда неуклонно сближались, но продвижение остановилось, когда их разделяла последняя сотня метров. Амазонка, Махмуд Султан, Бианка и приговоренные к казни политики влетели в лабиринт офисов, занятый двумя ротами наемников, готовых контратаковать отряд «полковника».
— Дальше с балластом не пройдем, — авторитетно провозгласила Амазонка. — Мы займемся солдатами, а вы кончайте преступников.
Десять диверсантов атаковали двадцатикратно превосходившие их подразделения, а Махмуд и Бианка деловито перебили остальных. Потом они долго спорили, чей луч сразил президента, но решить вопрос однозначно не удалось — каждый из них стрелял в аль-Вагаби не меньше трех раз. Чахрибека и бригадного генерала наверняка застрелил Махмуд, а советника и бин-Сарваза уложила Бианка.
Покончив с приговоренными, подполковник и майор поспешили на помощь Амазонке, но дела были плохи — противник теснил их. Отряд уже прижали к глухой стене, когда со стороны центрального блока во фланг наемникам ударили Тигр и Бизон. Положение выправилось, а вскоре появились, проломив перегородки взрывами, бойцы «полковника».
Когда все президентские наемники были убиты, «полковник» негромко сказал:
— Уходим. Отряд Волка захватил транспорт на космодроме. Билли передает, что возвращаются крейсера. — Он посмотрел на Махмуда и Бианку. — Идем, надо торопиться.
— Мы остаемся, — сказала майор Эриксон, деловито натягивая на убитого в перестрелке бойца из группы Амазонки наноброню «полковника», затем разрядила в мертвеца свой бластер. — У нас другое задание.
Откозыряв уходящим, они вернулись в аппаратную, где уже сработали подрывные заряды, в залах валялись штабелями трупы операторов, а система пожаротушения забрызгала все пеной. Не без труда удалось отыскать работающий терминал, и Махмуд связался с крейсерами. Командиром отряда был старый приятель командор Жюль Танжери. Услыхав о гибели всех главных руководителей Венеры, командор без долгих раздумий ретранслировал информацию на Землю.
10
К приезду земных владык трупы убрали, но голограммы, снятые следователями, впечатляли. Налет диверсантов на резиденцию президента оставил ошеломляющую гору трупов.
Свидетелей допрашивали губернатор Евразии, вице-директор североамериканской политической полиции, а также представитель службы безопасности Межзвездного финансового альянса.
— Этот негодяй Макторнтон прислал мне распоряжение совершить разведку в направлении Земли, — рассказывал командор Танжери. — Когда поступили сообщения о штурме дворца, я приказал возвращаться. Мы были в световой минуте от Венеры, когда меня вызвал капитан 2-го ранга Махмуд Султан, мы с ним служили еще до войны на крейсере…
— Неважно, — прервал его губернатор. — Куда делись нападавшие?
— Точно неизвестно, сэр. Можно предположить, что ушли в Северную Зону на корвете «Черная пешка» и транспорте «Малая Медведица».
— С ними разберутся, — отмахнулся член триумвирата и показал пальцем на Махмуда и Бианку. — Четко и без лишних слов расскажите, что вам известно.
Честные служаки не поняли бы, что происходит, но подполковник Султан и майор Эриксон знали больше, чем им полагалось. Земляне спешили свернуть следствие, чтобы не всплыло их соучастие в покушении. Потому и ограничивались устным опросом, не применяя телепатические сканеры.
— Сэр, это было ужасно, — трагическим голосом начала Бианка. — Начальник службы инженерного обеспечения безопасности бригадный гене…
— Короче!
— Так точно, сэр! Он приказал мне пропустить в здание отряд вооруженных людей, затем отдал Махмуду приказ отключить внутреннюю видеозапись. Потом приказал нам следовать за ним и вывести президента в министерство торговли.
— Ясно, это мы уже читали, — сказал вице-директор американской полиции. — Кто убил президента?
— Скорее всего, он и убил, — сказал Махмуд Султан. — Они хотели забрать пленников на космодром — это я понял из их разговоров. Потом вдруг началась ужасная мясорубка. В нас тоже стреляли, мы отступили вдоль коридора. Могу заверить, что именно майор Эриксон застрелила предателя.
Комиссия посовещалась, представитель альянса кивнул, и губернатор объявил решение:
— Ваши действия признаны правильными. Теперь, когда совершивший множество ошибок президент убит, а Венера вернулась под власть Земли, ситуация начнет выправляться. Можете возвращаться к своим обязанностям.
Три офицера синхронно развернулись через левое плечо и вышли. Североамериканский полицейский сообщил остальным:
— Мне сейчас кинули на нейроблок сенсацию. Эксперты разобрались с обгоревшим до полной неузнаваемости трупом. На нем были именные доспехи.
Вице-директор показал голограмму. Прочитав отчет экспертов, губернатор непонимающе поднял брови. Представитель финансового альянса презрительно пояснил, что полковник Камилл — самый опытный убийца в диверсионных войсках. Его смерть — это маленькая сенсация. Принято считать, что таких людей невозможно убить, потому как они убивают первыми.
Губернатор отмахнулся — он был убежден, что убить можно кого угодно.
Буквально за час до начала церемонии закончилась трансляция с Тау Кита. Как и следовало ожидать, романтики провозгласили независимость последними. Высшим органом коллективной власти стал непонятный Совет Верховного Командования во главе с Асгардовым и Долговязым Зогом. В декларации повторялись уже ставшие привычными благие пожелания: целью Новой Республики будут всеобщее благоденствие, наказание поджигателей гражданской войны, воссоединение сверхдержавы.
— Они просуществуют недолго, — уверенно заявил Фердинанд. — Или забудут свои обещания.
— Не будь циником, — строго сказал Звездный Дракон и добавил, улыбаясь: — По крайней мере, не показывай при посторонних, что ты говоришь это искренне.
Одетые в парадные мундиры, они вошли в главный зал главного дворца Улдуз-Орды. Депутаты и отобранные жандармерией участники коронации, стоя, спели гимн Империи, а затем девятикратно — как в умной древней книге — прокричали: «Будь нашим повелителем». Молодой монарх глядел сурово и грозно, молодая императрица была ослепительна, полугодовалый кронпринц Эдвард с интересом разглядывал странных взрослых, сидя на руках любимого деда.
Потом был торжественный концерт, и лучшие оперные певцы стонали знаменитыми ариями, звезды балета дрыгали ножками в безумии танца. Равнодушно и устало пропуская мимо внимания скучное представление, имперский герцог Реджинальд Дунаев вернулся мыслями к предстоящему сражению.
Он понимал, что контрудар по флоту Земли станет последней совместной битвой Центавра и Тау. Ликвидировав угрозу со стороны Солнца и захватив все, что удастся, Империя и Новая Республика перестанут быть союзницами, превратившись в конкурентов. «Наши государства неполноценны, — печально думал Дракон. — Чтобы выжить, нам нужны ресурсы, то есть мы должны присоединить Эсперансу, Ниневию, а также планеты Тау и Фомальгаута. Если откажутся — придется воевать».
Он не испытывал ненависти к Асгардову, Сузуки, Зогу или Бермудосу. Разве что легкую неприязнь. Однако логика большой игры вынуждала их стать врагами, а противоречить логике непозволительно для серьезного политика. В последнее время подсознание все чаще показывало Дракону-Дунаеву неприятное видение: Галактика в виде заляпанной кровью шахматной доски, по которой чьи-то руки передвигают фигурки, причем фигурок становится все меньше.
Система на окраине Северной Зоны располагалась неподалеку от передовых баз Настиарны. В первый год войны здесь разгорелись тяжелые бои, противник даже высадил десант, уничтоженный войсками Бермудоса и Асатряна, эскадра Катранова тоже нанесла земноводным чувствительные потери. При этом пострадала и Цирцея, погибло немало мирных жителей.
Теперь планета, ставшая суверенным государством, отстраивала разрушенные города, восстанавливала индустрию, были объявлены аппетитные льготы для инвесторов и специалистов. Примерно через месяц после ликвидации бывшего президента аль-Вагаби на Цирцею прибыли четыре сотни наемников, навербованных из ветеранов спецназа.
Контракт с правительством был подписан заранее, наемникам создали прекрасные условия, гарантировав очень приличное денежное довольствие. Вечером, разместив личный состав на базе в столичном пригороде, Камилл взял коптер и полетел в соседний город. Оставив машину на парковке, он после недолгих блужданий отыскал нужный многоэтажный комплекс. Дверь скромного жилья на предпоследнем этаже открыл немолодой мужчина.
— Мой мальчик, ты вернулся! — Прослезившись, хозяин обнял Камилла. — Я так боялся за тебя… сообщали, что ты…
— Сколько тебе говорить, что за меня бояться не надо, — укоризненно сказал сын. — Меня не так-то просто убить. Пусть считают мертвым — это к лучшему, не будут искать.
Он рассказал, что правительство Цирцеи наняло диверсантов для обеспечения суверенитета планеты. Впрочем, у него были более серьезные планы, о которых полковник не спешил рассказывать. Просто сказал, что через три года, когда закончится контракт, он покинет, возможно, Цирцею, а отцу придется на некоторое время остаться здесь.
— Буду ждать, привык уже. — Деметрий кисло улыбнулся. — Нашел работу в здешнем аналитическом агентстве, начальство довольно. Даже предложили стать экономическим обозревателем.
— Не сомневался, что ты устроишься, — вздохнул Камилл. — Наверное, предстоит долгий период смуты. Цирцея — тихий мир. Ты пересидишь здесь эпоху беспорядков. Документы надежные. Никто тебя не узнает.
— А ты? Ты готов служить олигархам?
Опустив глаза, полковник проворчал:
— Той державы, которой мы присягали, больше нет. Значит, будем служить сами себе. И тем, кто способен оплатить нашу службу. Каким ты видишь ближайшее будущее? Последняя статья, опубликованная под твоим именем, вызвала шок. Ты и в самом деле считаешь, что человечество захочет объединиться так не скоро?
— Если вообще захочет! Ты читал декларацию Лазарева? Умнейший человек, хоть и генерал. Возможно, он прав в главном: Человечество должно править Вселенной, причем лишь эта идея способна сплотить окровавленные звезды.
— Мне нравится, — неуверенно признал полковник. — Обязательно найду и почитаю… Что еще он говорит?
— Мы потерпели поражение, потому что Человечество потеряло цель, а смысл существования свелся к потреблению. Подлинной же целью должно быть абсолютное господство над Вселенной. Законы отбора — искусственного или естественного — неумолимы: слабые погибают. Значит, мы должны стать сильнее всех.
Внезапно, прервав воодушевленную речь, Деметрий осведомился, что известно Камиллу о судьбе брата.
— Немного, — грустно сказал полковник. — Он воевал где-то в Южной Зоне. Кажется, на Тиниане. Там сейчас жарко.
Деметрий сокрушенно покачал головой. Его дети выбрали себе опасные профессии. Наверное, сделали это специально, чтобы отец переживал за них все сильнее с каждым годом.
Наконец-то вступил в строй крейсер «Акинак», получивший тяжелые повреждения в сражении с настианами, но восстановленный на верфях Кармы. Корабль подоспел вовремя — все чувствовали, что вот-вот начнется война с Новой Республикой.
В испытательный пробег «Акинак» уводил командор Федор Донгаров. Чтобы избежать случайностей, Дракон откомандировал на крейсер лучших специалистов — штурмана Никитина и связиста Дайвена. До границ системы Альфы Центавра крейсер сопровождал прогулочный лайнер «Настурция» с семьями некоторых офицеров.
Рейд протекал спокойно. Опытный спейсмен Донгаров последовательно испытал основные системы корабля, убедился в отличной работе двигателей, реактора, защитных генераторов и нейросети. На исходе третьих суток «Акинак» приблизился к орбите внешней планеты. Здесь они должны были попрощаться с семьями, после чего «Настурция» вернулась бы на Карму, а крейсер на сверхсвете ушел бы к Проксиме.
Именно в этот момент начались неожиданности. Несколько матросов схватили Никитина, Дайвена и еще пятерых офицеров. Их руки сковали самозатягивающимися пластиковыми лентами — любая попытка освободиться приводила лишь к усилению режущей боли в запястьях.
— Что вы себе позволяете?! — заорал Никитин — мужчина внушительной комплекции, большой физической силы и дурного характера. — Когда мы вернемся…
— Мы не вернемся, — успокоил его Донгаров. — Помолчите и останетесь невредимы.
Связанные офицеры беспомощно наблюдали, как «Акинак» берет на абордаж «Настурцию», как жены и дети офицеров переходят на крейсер. Затем командор врубил полный ход, и двигатели понесли корабль в сторону Северной Зоны.
Карл Дайвен шепнул охранявшему их матросу:
— Парень, ты хоть понимаешь, во что ввязался? Допустим, офицеры прихватили с собой баб, но ведь твоя семья осталась на Карме!
— Мои родители живут на Гекторе, — засмеялся в ответ матрос. — Почти весь экипаж — это ребята и девочки с Гектора или Кнайта. Мы были готовы воевать за Человечество, но нас не волнуют ваши мелкие разборки.
Пленных заперли в отсеке, где не было выходов нейросети. На другой день их освободили, вывели на палубу пустого трюма и построили под прицелом бластеров конвоя. Федор Донгаров простыми словами объяснил, что не намерен участвовать в бессмысленной братоубийственной войне.
— Если кто-то хочет убивать общих друзей с Фантома и Визарда — в добрый час, — сказал командор. — А мы летим на Кнайт. Катранов и Сокольский хотя бы сражаются за единое Человечество.
Трое из арестованных офицеров согласились перейти на службу Кнайту. Никитин и Дайвен признали, что воевать против Тау не лежит сердце, но и дезертировать считали неправильным. Донгаров обругал их, как положено на флоте, но высадил на Кастлинге.
Здесь штурмана и связиста нашел агент центаврийской разведки, вручил документы на другие имена и посоветовал пробраться на Землю.
— Если не желаете воевать, станьте нашими глазами и ушами во вражеском логове, — ненавязчиво посоветовал разведчик. — Это не мои слова, но приказ Императора.
Примерно через месяц они прилетели на Землю, благополучно прошли несложную процедуру проверки, ассимилировались и почти четверть века снабжали Империю Центавра полезной информацией.
…До последнего мгновения, когда корабль прочно сел в приемное гнездо космопорта, они не верили, что вырвались из ада. Команда глядела на них весьма неласково и наверняка вызвала полицию задолго до посадки.
Едва отворились люки, на борт ворвалась группа захвата, и два десятка бронированных спецназовцев навели стволы лучеметов на шестерых солдат. Майор поспешил крикнуть:
— Не стреляйте, мы сдаемся!
Офицер первым положил винтовку, его примеру последовали сержант и рядовые. Полицейские обращались с арестованными не слишком вежливо, но люди, захватившие корабль, не могли рассчитывать на благосклонность закона.
Заломив им руки за спины, спецназ отконвоировал шестерых беглецов в дальний угол космопорта, где располагалась тюрьма. Здесь их обыскали, отобрали рюкзаки, документы и все содержимое карманов, после чего развели по камерам-одиночкам. В камере майора не кормили, но из умывальника текла пригодная для питья вода.
Лишь утром офицера повели на допрос. Полицейский комиссар, держа в руке его пластиковый идентификатор, недоверчиво сверил голограмму на документе с небритым осунувшимся лицом арестованного террориста.
— Вы — майор Олимпиакос? — спросил он довольно вежливо.
Кивнув, Георгиос проворчал:
— Я тоже вас узнал. Вы были полицейским на Вингарде. Год назад мои солдаты выручили вас, когда погромщики…
— Да-да, я помню, — подтвердил комиссар. — Мы, борги, не забываем добра. Но как вы, боевой офицер, честный человек, могли захватить корабль?!
— Не оставалось иного выхода, — устало проговорил Георг. — Нас прижали к космопорту. Центаврийцы сражались с таукитянами, а мы оказались между двух огней. Я понял, что батальон погибнет прежде, чем войска Икланда придут на помощь. Поэтому приказал прорваться к стартовым комплексам. Экипаж не хотел брать нас, пришлось пригрозить оружием.
Полицейский покачал головой, произнес печально, с искренней горечью:
— Безумие творится, клянусь могилами предков! Люди с ума посходили. Ладно мы, борги, гайры, — мы никогда сильно умными не были. Но почему Центральная Зона дурака валяет?!
— Когда дураки в горах кричат и бросают камни, они не думают, что не сумеют остановить лавину, которая накроет их селение.
— Правду говоришь, майор.
— Какой срок нам светит?
Комиссар удивленно посмотрел на него, засмеялся и весело сказал:
— О чем говоришь, дорогой? Ты спас меня — неужели я не помогу тебе? Оформим вас как беженцев, а ваши действия — как вынужденные. Еще сообщим в прессу, что на Оаху прилетел офицер, спасавший боргов от проклятых гайров. Брат, ты сразу героем планеты станешь!
— О солдатах моих позаботьтесь, их не кормили.
Подмигнув, полицейский позвонил кому-то, приказал принести обед ему в кабинет и накормить арестованных беженцев с Тиниана. Комиссар и майор долго сидели за столом, запивая рыбный шашлык хорошим коньяком и ностальгично вспоминая счастливую довоенную жизнь.
На стапелях и в доках оставалось немало кораблей, нуждавшихся в ремонте, но сегодня покидал пределы завода «Неуязвимый», так что флот Северной Республики насчитывал теперь пять крейсеров. Прибывших для участия в церемонии президента Сокольского и главкома флота Катранова сопровождали начальник обороны Гектора корпусной генерал Газават и командир эскадры контр-адмирал Донгаров.
Отсверкали в вакууме беззвучные петарды салюта, стихла медь оркестра, крейсер ушел в сторону базы на окраине системы. Равнодушный к подобным официальностям Омар не слишком внимательно слушал речи, поэтому не сразу сообразил, что все уже разошлись и на смотровой площадке остались только они с Дьяволом. Охрана стояла в отдалении.
— Ты готов? — спросил президент.
— Признаться, нет. Но ты приказал штурмовать Термит, и я поведу десант.
— Так надо… — Сокольский вздохнул. — Цивилизация готовила нас к сложной жизни, но война приучила быть проще. Убей врага, если хочешь жить, — вот и вся философия.
— Мы присоединим еще одну планету, потом двинемся на другие. Я понимаю, у нас нет иного выхода.
— Неправильно понимаешь. На этом война временно закончится. Три населенные планеты и дюжина систем, где нельзя жить, но много необходимых ресурсов, — этим ограничимся. Мандрагор и Лазарев правы — будет долгая смута и война всех против всех. Скоро на нас пойдут даже те, кого сегодня мы считаем друзьями.
— Может быть, имеет смысл атаковать их раньше, чем они на нас нападут?
Морфеус Сокольский отрицательно покачал головой, тихо проговорив:
— У нас не хватит сил, чтобы подчинить себе всю Северную Зону. Предстоят десятилетия хаоса и раздробленности. Не скоро возродится в расколотом человечестве понимание того, как необходимо объединиться. Надо сделать передышку и построить сильное государство на справедливых принципах. Я намерен стянуть в Республику как можно больше честных порядочных людей: военных, профессионалов спецслужб, инженеров, ученых, лучших мастеров разных профессий. Пусть вырастет поколение свободных граждан, пусть наша политическая модель станет идеалом для жителей других планет, пусть забудутся обиды…
Невольно усмехнувшись, Омар процитировал древнего классика:
— А потом мы все-таки пойдем от звезды к звезде.
— Примерно так, — кивнул Дьявол. — С давних пор принято сравнивать большую политику с исполинской шахматной доской. Мы играли рискованную партию, не смогли одержать победу, но мы и не проиграли. Прежняя партия сведена вничью, потому что человечество расколото, но выжило. Будем готовиться к новой битве. И если мы победим, эта война станет последней.
Омар Газават не ответил Дьяволу. Потомственный солдат, он понимал, что не бывает последней битвы. Всегда будет следующая, в которой тоже надо победить. Ибо лишь победитель выживет в смертельной схватке, пусть даже пролитая кровь погасит звезды.
Часть вторая
ГАМБИТ ДРАКОНА
1
Корабли соприкоснулись бортами над ночным полушарием и — скорость была ниже орбитальной — повисли в антигравитационных полях. На радарных экранах отраженные ими сигналы терялись среди густой мешанины тысяч других объектов, кружившихся вокруг Венеры. Внизу, на темном диске планеты, неторопливо менялись узоры светящихся паутинок — в городах Полярного континента бурлила ночная жизнь.
Прилетевший с Центавра грузовик распахнул трюмные люки, и повстанцы торопливо перетаскивали контейнеры на свой каботажник. Работали быстро и без опаски — не в первый раз получали помощь от имперских союзников.
— Какие у вас отношения с Землей?
Командир повстанцев покосился на скафандр среднего размера. Сквозь тонированность солнцезащитного забрала можно было разглядеть, что у собеседника крупная голова с залысинами. Черты лица оставались неразличимыми. Привыкший к жестокой конспирации мятежник произнес неохотно:
— Власти планеты пытались привлечь федеральные войска, чтобы покончить с нами. Центральное правительство вежливо послало администрацию подальше. Видимо, Земле выгодно, чтобы мы трепали туземных князьков. Пусть даже с вашей помощью.
Большеголовый центаврианин усмехнулся: партизанский начальник безусловно лукавил. Фронт Возрождения получал подмогу от многих внешних миров, включая Тау Кита и Семпер. По слухам, земные спецслужбы тоже подкидывали боевикам оружие и пополняли их банковские счета.
Внезапно микрофоны хлестнули предупреждением:
— Истребители! Идут на нас!
Трюм грузовика все еще был полон почти на треть, и центаврианин, сделав шаг назад, бросил:
— Шевелитесь, мы вас прикроем.
Не снимая скафандра, он выбежал из отсека и, поднявшись на другую палубу, оказался возле огневого поста. Привычным движением развернул счетверенное орудие, наводя стволы на стремительные мишени. Старые машины принадлежали правительству Венеры, так что церемонии были не к месту.
Дальномер послал в процессор необходимые данные, умный прицел учел поправки на скорость, и центаврианин нажал спуск. Первые импульсы прошли ниже целей, следующие две очереди задели ведущий истребитель, после чего звено защитников Венеры метнулось в разные стороны, торопясь покинуть зону обстрела. Описав нервные петли, четверка быстроходных аппаратов повторила атаку заходом с другого борта, но их опять встретил плотный огонь имперского корабля.
Человек в скафандре продолжал выцеливать головного и добился-таки успеха — истребитель разлетелся по космосу облаком газа и осколков. Остальные машины снова брызнули врассыпную, истерично требуя подкреплений.
Тем временем повстанцы закончили перегружать подарки центаврианских оружейников, отвалили от межзвездного грузовика и, прикрывшись помехами, незаметно ускользнули в атмосферную облачность. Напротив, транспорт Империи Центавра уходил, не таясь, потому как должен был отвлечь на себя внимание местных полицейских служб.
Коммуникатор огневого поста высветил голограмму командира транспорта. Старательно не называя собеседника, офицер взволнованно произнес:
— Мы не сможем пришвартоваться и высадить вас на космодроме.
— Неважно, сам доберусь. — Фигура в скафандре шевельнула рукой. — Ты можешь уходить. Только выбрось меня на нужную трассу. И пришли нового комендора к этой пушке.
Спустя несколько минут он летел по направлению к заатмосферному причалу. Громадный силуэт орбитального космопорта быстро приближался, заслоняя звезды. Вдалеке пульсировали выхлопные факелы имперского корабля и брошенных в погоню истребителей.
Затормозив при помощи силового ранца, покинувший грузовик центаврианин умело сманеврировал, подлетел к техническому шлюзу, взломал замок и забрался внутрь. Сняв скафандр, он перебрался в подсобный отсек, а затем, воспользовавшись примитивной системой контроля, снова открыл внешний люк. Поток воздуха вышвырнул в космос пустой скафандр, так что не осталось улик незаконного проникновения в заброшенный терминал.
После долгих блужданий по безлюдным коридорам, где почти не осталось работающих светильников, центаврианин оказался в обжитых местах. Охрана не обращала внимания на пожилого работягу в поношенной спецовке, так что он без ненужных приключений отыскал почтовую секцию. Загрузив аппарат нужным числом монет, центаврианин отослал сообщение, из которого адресат поймет: корабля нет, будем добираться своим ходом.
В ответ пришел кодированный сигнал, означавший, что Никитин и Дайвен, предусмотрев такой вариант, обзавелись билетами на грузо-пассажирский звездолет «Афродита». Новость не удивила старика: его команда сохранила былые навыки. Удовлетворенно замурлыкав, центаврианин снова вложил дебитную карточку в щель считывателя. На мониторе зажглась надпись:
Антонио Фелипе Варонг
личный код UAWYF 5921914
оплаченный доступ — 5 минут
Этого времени было вполне достаточно. Варонг запросил данные по «Афродите» и, прочитав короткую справку, не смог сдержать презрительную усмешку. Ему приходилось видеть корабли получше.
Высокий худощавый старик прилетел на Венеру с Тау Кита.
Инспектор таможни небрежно проглядел его документы, без особого усердия сравнив пропечатанную в паспорте голограмму с оригиналом. Коротко подстриженные седины, чисто выбритое лицо с впалыми щеками, ямка на тяжелом подбородке — безусловно, приезжий не пытался воспользоваться чужим паспортом.
— Проходите, — махнул рукой таможенник. — Следующий, прошу.
Офицер пограничной службы задержал его не дольше. Виза была в порядке, недозволенных грузов в багаже не имелось, а командировочное предписание гласило, что профессор Рейнхард Гоц послан факультетом астрономии на Землю для координации научных исследований. На всякий случай пограничник, грозно насупясь, все-таки осведомился:
— Почему летите через Венеру? Вам же на Землю.
Гоц ответил с безразличным видом:
— Махнул ближайшим рейсом.
Понимающе покачав головой, офицер согласился:
— С рейсами сейчас черт знает что творится. — Он шлепнул печать на чистую страничку паспорта. — Проходите, профессор. Приветствую вас на Венере.
Кинув на плечо длинный ремень старомодной дорожной сумки, Гоц вышел из зоны контроля в зал ожидания, где светились яркие указатели, полыхали рекламные секции, шумели голоса и суетилась разношерстая толпа встречающих, провожающих, пассажиров и местных служащих. На каждом углу располагались кафе и бары с безбожно дорогой и наверняка невкусной пищей.
Космопорт знал лучшие времена. Например, великую эпоху Экспансии, когда миллионы переселенцев хлынули на Венеру, усилиями всего человечества превращенную в улучшенную версию Земли. В те времена и был построен суперсовременный звездный вокзал с десятками стартовых площадок, орбитальными лифтами, заатмосферными терминалами, сервисными зонами, гостиницами.
Сегодня космопорт потихоньку разваливался, приходил в упадок и постепенно превращался в захудалую пристань на берегу галактического океана.
Равнодушный взгляд профессора скользил по стеллажам витрин: рис, зеленый картофель фри, отварная фасоль, другие виды овощных гарниров, кусочки мяса, птицы, спрутов и рыбы в разнообразных соусах, котлеты, тефтели, пирожки… Гость с Тау Кита непроизвольно покривил губы: изыски портового общепита ничуть его не прельщали. Потом внимание путешественника отвлекла неприятная сценка.
Орава полицейских, сверкая голодными глазами, окружила спешившую на посадку семью. Строгие голоса потребовали предъявить документы, поинтересовались целью полета, пригрозили отконвоировать в дежурку для доскональной проверки. Злополучные пассажиры, не ведавшие за собой никакой вины, безумно озирались в поисках избавления от неодолимой напасти. Впрочем, командовавший нарядом обер-лейтенант без долгой волокиты предложил перетрусившим жертвам:
— Угости нас, папаша, и ступай, куда шел.
Глава небогатого, а потому втройне беззащитного семейства, просияв, сунул вымогателю желто-зеленую купюру и горячо поблагодарил за понимание. Миролюбиво козырнув, стражи венерианского беззакония расступились, и пассажиры, не веря в столь простое избавление от неприятностей, побежали к стойкам паспортного контроля.
У профессора Гоца, человека сравнительно мирной профессии, появилось нестерпимое желание перестрелять облаченных в униформу бандитов. Увы, не имелось под рукой ни пушки, ни станкового бластера, ни даже захудалого пистолета. Командированным к соседней звезде астрофизикам оружия носить не положено.
Он двинулся дальше, унося в себе кипение злобы и возмущения. Солнечная система, прародина разбежавшегося по клочку звездного мира человечества, превратилась в зону беспредела, какого в принципе не могло быть ни на Тау Кита, ни на превращенном в неприступную крепость Фомальгауте, ни даже в проклятой Империи Центавра.
Неторопливо перемещаясь между торговыми секциями, профессор краем глаза следил за полицейским отрядом, который продолжал слоняться поблизости. Как и предполагал астрофизик, шакалы цеплялись исключительно к аборигенам, безошибочно выбирая в многотысячной толпе малоимущих — запуганных и забитых моральным террором местных властей, работодателей, бандитских кланов. Богатую публику, равно как гостей с других планет, полиция благоразумно не трогала, дабы не нарваться на неприятности.
Профессионально угадывая состоятельных землян или жителей других колонизированных миров, а также напыщенных нелюдей, констебли почтительно брали под козырек. На инопланетную публику, что выглядела поплоше, полиция просто не обращала внимания. Некоторый интерес, не сопровождавшийся, впрочем, какими-либо действиями, вызвал у патруля лишь рекрош из системы Курлагдо, что в Южной Зоне. Судя по тщательно расчесанной оранжевой шерсти на енотовом рыле и разукрашенному золотыми побрякушками костюму из зеленоватой кожи, это был настоящий наркобарон. С подобными гостями полиция космопорта, разумеется, сосуществовала душа в душу.
Вообще, в ленивом броуновском мельтешении толп астрофизик разглядел представителей четырех условно-гуманоидных рас, известных человечеству. Пятая раса — настиане из звездных систем Лебедя — не относилась к гуманоидам и не поддерживали отношений с обломками некогда могущественной Солнечной Федерации. Страшная война 2428–2430 годов перемолола обе цивилизации, лишив настиан и людей большей части кораблей, способных поглощать межзвездные расстояния.
Хотя после войны прошло почти три десятилетия, люди по-прежнему испытывали к врагу лютую ненависть. Хотя, если говорить честно, ненавидели настиан далеко не все люди. К примеру, пиратский режим Кришны и некоторые другие поселения окраинных секторов, наладили весьма выгодное партнерство с двоякодышащими. Что ж, в расе не без урода, в семье не без предателя…
Словно в унисон его злобным мыслям, голограмма, настроенная на канал новостей, передала официальное заявление. Пресс-секретарь главы государства говорил, обаятельно улыбаясь:
— Президент уполномочил министра иностранных дел направить властям Настиарны ноту протеста с требованием немедленно снять блокаду Фомальгаута и прекратить прочие враждебные действия в отношении миров, населенных людьми, пусть даже не входящих де-юре в Федерацию Солнца. В ближайшие дни президент намерен провести консультации с главами человеческих государств, располагающих военно-космическими флотами. Президент также обратился к Межпланетному Парламенту с просьбой санкционировать применение вооруженных сил в случае продолжения атак на систему Фомальгаута.
Большинство просто не обратило внимания на это сообщение — люди и все прочие продолжали суетиться, занятые собственными хлопотами. Тем не менее несколько человек рядом с астрофизиком заговорили именно об этом.
— Спохватились наконец! — с озлоблением произнес немолодой штатский — с виду коммерсант средней руки. — Только не верится мне, чтобы эти слизняки всерьез рискнули за оружие взяться.
Стоявший в трех шагах громила с бандитской физиономией, презрительно осклабившись, хохотнул:
— У президента здешнего и флота нормального нет. Нечем воевать с лягушками… Что скажешь, солдат?
Его вопрос был адресован пехотному офицеру, носившему капитанские погоны. Вздохнув, тот пробормотал:
— Может быть, хотя бы посмеют выдвинуть часть сил в район Тау Кита. Настианам и этого хватит — снимут блокаду.
Оба по-цивильному одетых собеседника дружно покривились. Тот, который с бандитской рожей, прорычал:
— Если бы у той же Тау был нормальный флот, никакая настианская сволочь близко не посмела бы сунуться.
Тут прибежала капитанская жена и уволокла благоверного подальше от крамольных разговорчиков. Почти тотчас же объявили посадку на лайнер «Серая каракатица», уходящий рейсом на Тиниан. Гражданские, похватав ручную кладь, убежали на контроль, где уже набралось изрядное число мужичков такой же внешности. Гоцу показалось, что люди они бывалые — наверняка наемники с солидным прошлым.
Усмехнувшись, Гоц направился к кассам, чтобы выяснить расписание полетов в систему Сириуса. К его удивлению, межзвездных рейсов ожидалось немного. На рассвете уйдет грузо-пассажирский парусник «Афродита» с Венеры, завтра вечером с земной орбиты отправится на Лаланд лайнер «Командор Нортон». Последний вариант его вполне устраивал, и профессор забронировал восемь — с запасом — мест на «Нортон».
Затем он нашел диспетчера космопорта Карела Беляка, передал привет и подарки от коллеги с Фантома, добавив:
— Нужен корабль, хотя бы небольшой.
— Придется подождать, — сочувственно сказал Беляк. — Скоро должен подойти «Сонет» с Проксимы. Хотя в седьмом доке стоит почти готовый к старту грузовой парусник «Афродита», но старый Янек болтал вчера, что у него все пассажирские места заняты.
— На Венере нет свободных кораблей? — поразился астрофизик. — Что-то новенькое.
— Флуктуация, профессор. С кораблями сейчас напряженка даже на Земле. — Беляк заулыбался и продолжил, доверительно понизив голос: — Какие-то крутые ребятишки арендовали всю «цветную флотилию». Три дня назад с Венеры в сторону Тиниана ушли «Черный меч», «Белая стрела», «Желтая звезда». Позавчера «Розовая жемчужина» отправилась. И еще три лайнера с Земли: «Синий кит», «Красное солнце», «Золотая рыба»… — Он запнулся, вспоминая. — Кажется, суперэкспрессы «Ромео» и «Джульетта» тоже, но не скажу наверняка — та же компания их зафрахтовала или нет.
— Такая армада могла вместить тысяч семь-восемь пассажиров… — Гоц покачал головой. — Впрочем, мне нужен всего лишь межпланетный кораблик, чтобы добраться до Земли. Только бы поскорее.
— Совсем другое дело, — обрадовался диспетчер. — Внутренние рейсы пашут бесперебойно.
Не заглядывая в расписание, Карел назвал шесть кораблей, которые отправлялись в ближайшие сутки. Подумав, Гоц выбрал каботажный планетолет. Каюты на «Флориде» были не слишком комфортабельные, зато до старта оставалось меньше трех часов.
…Антонио Варонг едва успел спрятаться за колонной. Секунда промедления — и таукитянин увидел и узнал бы его.
Пускай прошли десятилетия, пусть омолаживающие процедуры до неузнаваемости изменили внешность этого человека, но фигура и походка оставались прежними. Таукитянин выглядел стариком, но Варонг знал, что биологически ему не больше пятидесяти. А седина — вовсе не седина. У парнишки всегда были пепельные волосы. К тому же на то и финансируется агентура, чтобы добывать важные сведения. Например, голографические портреты давнего врага, который уже второе десятилетие не показывался на публике, превратившись в личность абсолютно анонимную, почти виртуальную…
Опасный момент исчерпался благополучно: высокий конкурент прошел мимо, не заметив Анта. Сомнений быть не могло — незваного гостя привела сюда та же самая причина, которая сорвала с места самого Варонга. Центаврианин поморщился, словно кислятины попробовал. Его авантюра висела на волоске. Чуть ошибешься — и такая война разразится, что последние очаги человеческой культуры захлебнутся кровью.
Он опять подумал о неразумности собственных поступков. Много ли сможет старик — один, без оружия, за полтора десятка световых лет от мира, где родился… Впрочем, мгновенная волна паники схлынула, едва центаврианин увидел в толпе знакомые лица. Кажется, он был не так уж одинок. Вдобавок Ант понимал, что не мог доверить эту операцию никому, кроме своей старой команды. Молодежь чересчур экспансивна.
Выглядывая из-за колонны, Варонг следил, как его конкурент общается с человеком в униформе диспетчера. Затем оба собеседника ушли к билетным кассам, а центаврианин отправился в заведение, где обычно собираются свободные от рейсов астронавты.
Билетные кассы были ему ни к чему. Ант давно выяснил, что билетов на интересующий его рейс не осталось.
В харчевне, отгороженной от остального зала неплотно сдвинутыми пластиковыми щитами, обнаружились дюжина столиков и полтора десятка посетителей разной степени опьянения.
— Мне нужен капитан Фатулла, — громко сообщил Антонио.
— Бить будешь или дело есть? — равнодушно поинтересовался упитанный черноусый здоровяк.
Подойдя поближе, Варонг разглядел два важных обстоятельства. Во-первых, усы и шевелюра грузного брюнета были обильно тронуты ранней сединой. Во-вторых, на груди меланхоличного астронавта болталась небрежно приколотая карточка с надписью:
«Ян Фатулла
«Афродита»
Капитан».
Как и следовало ожидать, ни порта приписки, ни планеты, ни компании. Парусник был рабочей скотинкой, а экипаж выполнял рейсы на свой страх и риск. Если что-нибудь случится, никто не придет на помощь.
— Подбрось до Проциона, — попросил Ант. — Или до Сириуса.
— Билетов нет! — буркнул капитан.
— Наверняка у тебя некомплект экипажа. Готов отстоять все вахты за кормежку.
— И ты на мели, значит. — Фатулла понимающе шевельнул усами. — От самого Кастлинга бродяги напрашиваются… Где и кем служил?
Старик с готовностью выложил стопку голографических идентификаторов, запечатлевших непростую судьбу Антонио Варонга. Заодно поведал незатейливую историю: воевал на разных кораблях, потом два десятка лет ходил на торговцах, а теперь, мол, ищу, где подработать, накопить денег на омоложение.
Читать эту груду информации Фатулла, конечно, не стал, потому как чтение таких документов требует немалого времени и специальной аппаратуры, которая в портовых трактирах не валяется. Капитан лишь проглядел надписи на карточках, но и этого хватило, чтобы понять — у старого Варонга накопился богатый послужной список.
Командир «Афродиты» уважительно повздыхал. Разумеется, его корабль был корытом не первой и даже не предпоследней свежести, а на таких катафалках всегда не хватает людей. И уж, само собой, капитан не собирался упускать астронавта-универсала. Со здоровьем у старика дела обстояли, конечно, не лучшим образом, но два-три года ветеран выдержит.
— А почему на Процион собрался? — Бывалый космический волчара снисходительно ухмыльнулся. — Небось слышал байки про корабельные кладбища? Смотришь телесериалы, папаша?
— Изредка. — Ант кивнул. — Но вообще-то я видел, как появилось это кладбище. Можно сказать, участвовал.
Выражение капитанской физиономии лица сделалось уважительным.
— Жутко было?
— Сам прикинь — целый месяц много-много кораблей превращались в обломки…
Поневоле Варонга одолели воспоминания.
…Флот настиан сломил фланговую завесу возле тройной звезды Кетсаль и в походном строю устремился к Солнцу. Путь им преграждала лишь крепость Ваджра на внешней орбите Проциона, но врагу пришлось потратить двое суток, чтобы уничтожить оборонительную систему и две дивизии гарнизона.
К этому времени подоспела эскадра вице-адмирала Дунаева, державшего флаг на линкоре «Вельзевул», который спустя полтора месяца даст свой последний бой у белой звезды.
«Вельзевул» ждал противника в режиме невидимости с отключенным — чтобы не выдать свою позицию — защитным полем. Командир линкора капитан 1-го ранга Зоггерфельд лишь спрятал свой корабль за планетой Салдар. Когда неприятель приблизился к системе, легкие крейсера имитировали бегство, увлекая за собой флотилию Настиарны. «Вельзевул» — по-прежнему без силовой защиты — внезапно атаковал настиан, первым же залпом поразив вражеский флагман.
Пока запускали поле, линкор получил несколько лучевых пакетов и торпеду, а крейсер «Арденны», когда настианские снаряды задели реактор, едва успел эвакуировать четверть экипажа. Спустя час, настигнув отступивших настиан, эскадра взяла реванш и заложила первый астероидный пояс Проциона. На следующий день обе стороны подтянули главные силы, после чего завязалось знаменитое сражение — одно из последних в большой войне. С тех пор и вращаются вокруг Проциона бессчетные мегатонны звездолетных обломков…
Прервав болезненный поток образов, хлеставший из глубин памяти, проницательный командир «Афродиты» поинтересовался:
— Пиратствовал?
— Всякое бывало… Но вообще-то мы называли это по-другому.
— Расскажешь… — усмехнулся капитан.
Варонг пожал плечами, проворчав:
— Может быть. Когда-нибудь под настроение.
— Расскажешь! — повторил Фатулла уверенным, почти угрожающим тоном. Потом добавил помягче: — На сборке металла много не заработаешь. Если ты и вправду так хорош, как в написано в карточках, возьму в экипаж. Каждый год суточные на четверть вырастать будут.
— Спасибо, начальник. — Ант закивал. — Не пожалеешь.
Фатулла легонько подтолкнул его к столику, за которым степенно хлестала пиво команда парусника. Невысокий, но жилистый штурман (он же старпом) Петренко, плотно сбитый широкоплечий коротышка (явно родился на планете с повышенной гравитацией) механик по имени Спартак и двухметровый, с глуповато-добродушным лицом матрос Гай. Фатулла представил экипажу нового матроса, заодно сообщив Анту, что не возражает, когда его посудину называют «Пьяной девкой».
— В первом рейсе будешь присматривать за порядком на жилой палубе, но при надобности Спартаку поможешь, — сказал Ян. — Груз уже в трюмах, пассажиры подтянутся через час. Стартуем в десять вечера.
Он умолк — висевший над стойкой большой визор стал передавать новости. Первым делом пустили местную сенсацию: повстанцы из Фронта Возрождения взяли на себя ответственность за разгром полицейского департамента в провинциальном центре Бахча-Улус, где были освобождены полсотни арестованных подпольщиков. Народ в таверне встретил это сообщение одобрительными усмешками. Заявление правительства — дескать, мятежники прислуживают тоталитарному режиму планеты Семпер, вызвало лишь презрительные гримасы.
Затем дикторы скороговоркой помянули блокированный настианами Фомальгаут, и лица многих сидевших за столиками помрачнели. Ян Фатулла произнес жалобно:
— У меня там куча родственников осталась. Братья, дядья, племянники. О женщинах уже не говорю.
Смуглый здоровяк механик, качнув до блеска выбритым черепом, осведомился:
— А ты, папаша, откуда родом?
— Родился на Земле, жены — с Венеры, Карменситы и Ниневии. Сам последние годы жил на Карме…
— Бывали в Империи, — прервал его Петренко. — Там вроде ветеранам хорошие пенсии положены. С чего бы тебе на старости лет о заработках думать?
— Семья большая. — Варонг вздохнул. — Внуки подрастают.
Афродитовцы переглянулись, и Фатулла буркнул:
— Ты пойми нас правильно. Года три назад устроились на «Хеопса» два парня, которых никто прежде не знал. И еще сколько-то тварей из той же банды пассажирами летели. На второй день они перебили команду и увели корабль на Кришну. Теперь это скоростной пиратский рейдер, «Лебединая соната» называется.
— Слыхал эту историю. — Варонг кивнул. — Только «Хеопс» вроде был грузо-пассажирским гиперходом нового проекта. А ваш парусник довоенной постройки пиратам Лебедя навряд ли интересен.
— Хороший парусник, крепкий, — обиделся Спартак. — До семи килотонн груза в трюмы берет.
— Любопытно, — усмехнулся старик. — Я подумаю.
Фыркнув, Ян хлопнул ветерана по плечу и напомнил, что старт через шесть часов и что «Пьяная девка» стоит в таком-то доке. После этого команда разбрелась, а Варонг растворился в толпе.
Заглянув в зал ожидания, старик обнаружил, что давний враг сидит за пультом видеосистемы. Азартный не по возрасту, бродяга Варонг не мог упустить такой возможности. Выбрав среди множества игрушек стратегический симулятор, он вызвал на бой высоченного пассажира с ямкой на подбородке.
В зале ожидания было многолюдно. Гоц пристроился у столика, заказал роботу-стюарду бутерброды с ветчиной, копченой рыбой и сыром, крепкий кофе и бутылку минеральной. Цены были бешеные. Наверняка в миле от космопорта те же удовольствия стоили вдвое-втрое дешевле, но не тащиться же в город.
Вмонтированный в столик головизор бубнил сводку новостей:
— Полицейские силы Венеры перехватили неизвестный звездолет, пытавшийся приблизиться к планете. При появлении наших истребителей корабль-нарушитель открыл огонь и скрылся в направлении Большой Медведицы. Инцидент совпадает по времени с бандитским нападением на штаб-квартиру сил безопасности в Бахча-Улусе. Планетарная администрация вновь потребовала от правительства Системы принять эффективные меры против распоясавшихся экстремистов Семпера.
— Флот Лебедя продолжает блокаду системы Фомальгаута. Оборона этой звезды, усиленная тяжелой артиллерией Тау Кита, успешно сдерживает натиск настиан.
— Сенсацией стало согласие командира бригады «Ночной Кошмар» дать интервью земной службе видеоновостей. Напомним, что так называемый «генерал Стар Террибл», командир наемников, наводивших ужас на всю Северную Зону, не желал общаться с журналистами больше трех лет после нашумевшего штурма орбитального поселения «Бестиарий».
Гоц с интересом ждал продолжения, но самозваный генерал появился на голограмме в боевых доспехах, и лицо знаменитого предводителя межзвездных наемников оставалось невидимым под непрозрачным снаружи щитком забрала. Пресса изрядно постаралась, создавая имидж этого бандита, любившего напустить вокруг себя туман таинственности. А воевать он умел — этого таукитянский профессор отрицать не мог. К услугам бригады прибегали многие: претенденты на власть, номинально-законные правители, крупные корпорации. Всякий раз результат был один: боевики «Ночного Кошмара» ломали оборону, захватывали страны и континенты, освобождали заложников. По слухам, любая рота бригады могла разгромить целую армию потешных режимов, расплодившихся на периферии человечества после гражданской войны.
Стар Террибл не страдал многословием. Просто сказал:
— Мы временно прекращаем принимать заказы. Бригада берет тайм-аут. Потом вы снова про нас услышите.
От стоек, где регистрировались пассажиры «Серой каракатицы», послышались взрывы хохота и не вполне цензурных выражений.
В бурные военные и послевоенные годы Гоц познакомился со многими офицерами спецназа, но весьма смутно представлял, который из них командует «Ночным Кошмаром». Диверсантов высокого класса готовили и военное ведомство, и спецслужбы, поэтому Гоц не сомневался, что в те времена Стар Террибл был никому не известным молоденьким офицером. Война истребляла их пачками, но кто-то, безусловно, сумел выжить. Как правило, до конца межзвездной бойни дотягивали самые везучие. Либо самые свирепые.
Он стал переключать каналы и наткнулся на репортаж о старых битвах. Вновь пошли всемирно известные кадры — подбитый линкор настиан падает на Сириус А. В том сражении «Вельзевул» под командованием Зоггерфельда разгромил врага, не дожидаясь подхода эскадры Икланда, но и сам был уничтожен — по орбите вокруг Сириуса до сих пор носятся его обломки. «Предполагается, что большая часть экипажа погибла в том сражении», — сообщил диктор.
Внезапно в углу голограммы замигал сигнал — кто-то вызывал его на виртуальный поединок. Душа не выдержала, и Гоц переключил видеосистему в режим компьютерных игр. Неведомый соперник играл за настиан, поэтому профессор быстро выбрал состав эскадры. Получилось небогато. В земном флоте имелось всего три линкора — «Звездный Рыцарь», «Голгофа» и «Хиросима». Согласно данным разведки на ходу оставался лишь первый, а другие два постоянно пребывают в капитальном ремонте.
Чтобы не слишком противоречить печальной правде жизни и смерти, Гоц зачислил в свою виртуальную эскадру три линкора, восемь крейсеров и дюжину торпедоносцев. Для Земли многовато, но допустим, что пришли на подмогу флоты Семпера и Тау Кита.
Противник выдвинул навстречу два линкора, полдюжины крейсеров и носитель ударных космолетов. Позиция получалась, мягко говоря, знакомая — именно так построил свои боевые порядки Дунаев в битве у Фантома, когда гражданская война раскидала Дракона и Долговязого по разные стороны линии фронта.
Усмехнувшись, Гоц провел вскрытый удар — малые корабли разошлись, открывая путь для сокрушительного залпа крейсеров и линкора. Противник невероятным образом ускользнул с минимальными потерями — словно ждал такого выпада — и бросился в контратаку, замышляя тройной охват. Гоц парировал неприятельское движение отрядом торпедоносцев, усилив их крейсерами, а сам нанес новый удар — тяжелыми кораблями.
Потеряв космоносец, противник отвел потрепанные колонны. Стороны готовились возобновить схватку. Неожиданно неведомый игрок прислал депешу: «Пора прекратить войну. Объединив усилия, мы объединим человечество. Что ты думаешь о Галактической Империи?» Затем корабли противника неожиданно взяли курс на Фомальгаут. Пока Гоц ломал голову над загадочным поведением противника, компьютер сообщил: «Ваш соперник покинул игровую кабину».
«Наверное, спешит на посадку, — подумал Гоц. — Или понял, что неминуемо проиграет».
Эпизод оставил неприятное чувство. Астрофизик пытался сообразить, что имел в виду незнакомец, когда подошел Беляк.
— Ваши билеты, — сказал диспетчер. — Старт через два часа. Регистрация кончается через полтора.
На время отбросив мысли о недавней игре, Гоц рассеянно поинтересовался:
— Часто ли ходят корабли до Сириуса?
— Очень редко. Там ведь почти никто не живет.
— Я слышал о десятимиллионном населении.
— Возможно. — Карел пожал плечами. — Обычно их снабжают рейсами с ближайших планет. Если кому-то невтерпеж попасть туда из Солнечной системы, то договариваются с каботажниками, которые летят через Лаланд и Процион. Кстати «Пьяная Афродита» Яна Фатуллы отправляется примерно в ту сторону — на Процион со стоянкой на Эпсилон Эридана. Наверное, мог бы зайти на Сириус, а оттуда — к вам, на Тау.
Расписание этого рейса Гоц знал и без подсказок, но тем не менее сделал заинтересованное лицо и произнес:
— Прекрасная мысль. Когда он стартует?
— Сегодня вечером. Подцепил выгодного пассажира — вуркхского князька, депортированного местной полицией.
А пацан-то был туповат: зачем, скажите на милость, астрофизику с Фантома возвращаться восвояси, едва прилетев в Солнечную систему… Не показав раздражения, профессор развел руками:
— Не повезло. Мне еще надо на Землю заглянуть. Не меньше суток туда-обратно.
Беляк понимающе покивал и успокоил гостя:
— Вы на Земле запросто найдете корабль куда угодно. Из столицы есть рейсы во все системы.
Позже, примерно дня через два, Гоц обнаружит свою оплошность, которая, по счастью, не была фатальной. На свою беду, профессор не был профессиональным разведчиком, хотя с уважением относился к людям этой непростой профессии. Он не обратил внимания на сообщение о рейде неизвестного корабля и не подумал, что тот корабль мог быть вовсе не из Большой Медведицы.
…Виртуальная схватка была глупой детской выходкой. Будь противник чуть проницательней, Варонг был бы разоблачен, и никому не ведомо, чем бы закончилось, не успев толком начаться, его предприятие. Тем не менее компьютерный бой показал, что бывший соратник оставался сильнейшим флотоводцем — отразить его новый удар центаврианин не смог бы даже в лучшие времена…
Перед вылетом пришлось прикупить кое-чего по мелочам. Отоварившись, Ант зашел перекусить в полупустой зал кафе.
Двое пассажиров взяли подносики с тарелками и озирались — явно искали, где бы сесть. Пустых столиков хватало, но эти двое подошли к Анту.
— У вас свободно?
— Прошу, джентльмены. — Старик подождал, пока они сядут. — Куда летите?
— Улетишь из этой дыры, — буркнул брюнет средних лет. — Ни одного корабля дальнего следования. Пришлось втридорога снять на двоих каморку в парусном грузовике.
— Вы про «Афродиту»? — осведомился любознательный ветеран.
Высокий пассажир крепкого сложения — не иначе штангист — молча наклонил голову. Потом негромко сообщил, оглаживая рыжую бородку:
— Других нет. Нам достались последние места.
— Печально, — согласился Ант. — Но я слышал, что завтра подойдет корабль из Южной Зоны.
Вскинув голову, брюнет бросил:
— Никто не знает, куда он отправится с Венеры.
Его спутник обеспокоенно спросил:
— Вы тоже летите этим рейсом?
— Я член экипажа.
Бородатый великан удивленно поглядел на старика, но промолчал. Ант пожелал им приятного аппетита и подозвал официанта. Тот поморщился, когда старик протянул горсть мятых купюр наимельчайшего достоинства. Впрочем, и без этого видно было, что пенсионер на мели.
Расплатившись, поиздержавшийся ветеран поднялся на балкон, с которого были видны терминалы межпланетных рейсов. Профессор Гоц как раз прощался с парнем в униформе диспетчерской службы и, повесив на плечо сумку, прошел на посадку. Спустя час, убедившись, что рейс № 02274 «Венера-Земля» ушел по расписанию, Ант отправился в док, где стояла «Пьяная девка».
2
Причаливание прошло почти незаметно. Если бы не солидный опыт подобных операций, ни за что бы Гоц не почувствовал серию слабеньких вибраций, пробежавших по корпусу в те секунды, когда сплетались сочленения стыковочных узлов. Оно и понятно — подобные операции выполняются в автоматическом режиме, а роботы в штатных ситуациях ошибаются редко.
Попрощавшись кивком со стюардессами, Гоц отправился в скитания по лабиринтам орбитального вокзала. Его просвечивали глюонным резонансом и гравитацией, он заполнял таможенную декларацию и отвечал на дежурные вопросы дежурных чиновников. Наконец, инозвездный пассажир, покончив с идиотскими формальностями, оказался по ту сторону барьера.
Его никогда не учили конспирации, если не считать короткого инструктажа перед этой поездкой. В прошлой жизни он предпочитал встречаться с врагами лицом к лицу, а теперь вот приходилось таиться, словно он какой-нибудь шпион или диверсант.
В торговом секторе цены были повыше, чем дома, но качество товаров тоже оказалось высоким. Гоц не удержался, купил комплект статуэток древнеегипетских богов из синтетической слоновой кости: Астарта, Анубис, Озирис, Гор, Тот. В соседней лавке взял такой же комплект эллинских олимпийцев.
В другом магазине он обнаружил прекрасные книги — цифровые кристаллы и бумажные версии — по истории войн, военной техники и космоплавания. На Тау земные издания такого профиля привозят нечасто, далеко не все, да и стоят они куда дороже. Впрочем, покупать книги в порту — предел расточительности. В городских магазинах они наверняка стоят многократно дешевле.
— Кто-нибудь интересовался, когда прилетит с Венеры профессор Гоц? — осведомился он у немолодой тетки в справочном бюро.
Лениво поводив мизинцем над пультом, голографическая дама коснулась длинным ногтем каких-то сенсоров. Из щели под монитором, перед которым стоял астрофизик, выползла небольшая пластиковая карточка. Тетка прокомментировала:
— Профессор Никлас Амадей Суонк из Астроцентра просил передать, что ждет вас в четыре часа в Астроцентре.
— Мог бы прислать встречающих, — пробрюзжал Гоц, хотя в действительности был рад, потому как лишние люди стали бы немалой помехой в его делах. — Подскажите старому одинокому мальчику, откуда можно посмотреть на Землю и как поскорее добраться до Северной Америки.
Первым делом он, конечно, разыскал палубу, с которой открывался обзор на планету. Даже не став астрофизиком, Гоц повидал не один десяток подобных шаров с голубыми пятнами океанов, но мир, где зародилась его раса, всегда производил особое впечатление — видимо, срабатывала память предков.
В последний раз астрофизик побывал на Земле в конце первого года войны. Потрепанный болью испытаний, капитан 2-го ранга, подменивший погибшего возле Ниневии командира крейсера «Жанна д'Арк», возглавлял конвой, наспех составленный из сильно побитых кораблей разных классов и рангов, госпитальных судов и транспортных тихоходов. Они уже приближались к системе Альфы Центавра, когда Главный Штаб прислал приказ: оставить на Карме раненых и корабли, нуждающиеся в ремонте средней сложности, а «Жанне» и получившему тяжелые повреждения линкору «Аякс» предписывалось ковылять в Солнечную систему. Это было разумно — где ж еще зализывать такие страшные пробоины, как не на грандиозных верфях Луны.
Когда развороченные настианским оружием глыбы нейтридно-мезонировых обломков разместились на орбитальных заводах, его вызвали к командующему Вторым флотом адмиралу Всеволоду Асгардову — в знаменитый восьмигранник на берегу Сены. Выслушав обстоятельный рассказ о битве за систему Эпсилон Эридана, прославленный адмирал изволил сострить:
— «Жанну» защищают мистические силы, потому как ситуация у них была со всех сторон безвыходной.
Криво усмехнувшись, капитан 2-го ранга сообщил:
— Мы шутили, что у крейсера невезучее название. С таким именем только гореть заживо.
Асгардов понимающе моргнул, ответив абсолютно серьезно:
— Командир «Жанны» сумел найти единственный маневр, ведущий к спасению. Кто управлял кораблем в тот момент боя — вы или командор Стек?
— Главную рубку разнесло первым же попаданием, двумя часами раньше, — сухо сообщил будущий профессор астрофизики.
Взгляд командующего оставался холодным и равнодушным. Вся реакция свелась к почти незаметному кивку, возвестившему, что информация принята к сведению. После секундной паузы великий стратег продолжил:
— Ваш маневр слишком напоминал извращенную попытку коллективного самоубийства, но иного выхода не имелось. Это подтвердил и постфактум-анализ в лучших нейросетях Главного Штаба.
Было приятно слышать столь лестную оценку молниеносно принятого импульсивного решения. Адмирал мимоходом помянул интуицию собеседника, равно как отмеченные в досье департамента кадров гипертрофированные способности к математической логике и стратегическому мышлению. Затем Асгардов поведал, что Главный Штаб предлагает герою Ниневии две должности на выбор.
— Вы можете стать командиром тяжелого крейсера «Вотан». Или старшим помощником более мощной единицы.
Не нужно было обладать гипертрофированной интуицией, чтобы сообразить, о какой
— Как я догадываюсь, это снова будет корабль с мистическим названием, — хмыкнул капитан 2-го ранга.
— Чрезмерная догадливость не всегда полезна. — Комфлот прищурился. — Или после пожара на «Жанне» вы стали бояться мистических совпадений?
Он ответил не без вызова:
— Я ничего не боюсь после прорыва настиан сквозь Черное Облако и оборону Третьего флота.
Адмирал бросил на него недоуменный взгляд, который быстро превратился в оценивающий. Сделав вид, будто не заметил крамольной дерзости, Асгардов официальным тоном осведомился, не желает ли старший помощник прихватить кого-нибудь из экипажа крейсера «Жанна д'Арк».
Немного подумав, будущий профессор астрофизики Рейнхард Гоц назвал около дюжины имен. В том числе и артиллериста-виртуоза, старшего лейтенанта Махмуда Султана. Потом война раскидала тот экипаж. Кого-то призвала Вечность, старпом оказался в окрестностях Тау Кита, кое-кому выпало вернуться на Землю.
Среди последних был и Махмуд Султан.
В файлах Планетарной Сети не оказалось данных на гражданина Махмуда Султана, ветерана войны в чине капитана 1-го ранга, родившегося в 2404 году на планете Тюрбан. Однако Гоц точно знал, что его бывший сослуживец обосновался именно на Земле, поэтому воспользовался адресом, который выведали знающие люди из компетентных ведомств Тау Кита. Шпионская контора установила, что ветеран скрывается под чужим именем на окраине столицы. Вероятно, Махмуд имел веские основания не извещать власти планеты о своих истинных координатах.
Когда орбитальный экспресс пробил облака, в иллюминаторах распахнулась панорама Нью-Сити — исполинского мегаполиса, поглотившего массу древних поселений вроде Нью-Йорка, Вашингтона и Филадельфии. Согласно официальной статистике население столицы перевалило за сотню миллионов, однако статистика не учитывала нелегальных жителей.
Гоц с интересом разглядывал архипелаги небоскребов, растущие среди океана малоэтажных застроек, парков, рек, автострад, общественных и промышленных сооружений, озер, посадочно-стартовых комплексов и прочих деталей урбанистического рельефа. Вид сверху профессору понравился. Человек крупного телосложения, он любил все большое, а Нью-Сити был заметно больше Звездограда — столицы планеты Фантом, где Гоц прожил последние десятилетия. Со столицей Солнечной системы могли сравниться по размерам лишь Большая Москва, Пекин, Сан-Анджелес, Мехико, Каир и, быть может, Улдуз-Орда — столица не в меру разжиревшей Империи Центавра.
Экспресс приземлился в порту Ла-Гуардиа, и Гоц без всякого таможенного досмотра прошел в подземную стоянку роботакси. Выбрав двухместную авиетку, профессор указал в меню точку посадки на расстоянии около мили от места, где якобы жил отставной артиллерист.
Он вылез из кабинки такси на лужайке уютного парка, впервые вдохнул влажный воздух Нью-Сити и невольно поморщился. Было жарко и душно. О чем только думали праотцы, разместив столицу в столь гиблом климате! Насколько Гоц помнил школьный курс истории, когда-то в Нью-Йорке скопилось множество международных организаций, поэтому в мегаполисе разместился аппарат Всемирного Парламента, потом (к тому времени Нью-Йорк уже слился с Вашингтоном) здесь же прошло первое заседание Мирового Правительства…
Чертыхнувшись, Гоц натянул на голову капюшон куртки и включил процессор микроклимата. Редкие прохожие, скалясь, оглядывались на странно одетого чужака. Он тоже посматривал на аборигенов не без растерянности — почти у каждого имелись имплантированные устройства, от чего люди сильно смахивали на киборгов.
Почти не сбившись с курса, профессор отыскал нужное строение. Двухэтажный дом из бледно-оливкового пенобетона смотрел фасадом в огороженный сад. Среди газонов лениво прогуливался загорелый бугай в шортах и майке, из-под которой выпирали широченные плечи с могучей мускулатурой. Махмуд немного постарел — все-таки шестой десяток доматывал, но пока не проходил омоложения, так что узнать парня не составило сложности.
Гость остановился возле ограды, откинул капюшон, открыв лицо, и весело произнес:
— Позвольте представиться — профессор Рейнхард Гоц с планеты Фантом.
Махмуд недоверчиво разглядывал его, пытаясь угадать знакомые черты. Наконец проговорил — негромко и медленно:
— Хорхе Тревиньо, мастер-кулинар. Что вам угодно?
— Ты меня не узнал, — печально резюмировал Гоц, проходя в кондиционированную прохладу жилища.
Махмуд зашел следом, запер дверь и проворчал:
— Взгляд вроде похож. К тому же мне вашу фотку показали. — Он хохотнул: — Я уж боялся, что кто-то подшутил. Уже прикидывал, как бы найти остряка и немного поучить хорошим манерам.
Бывший старший артиллерист поведал, как неделю назад его пригласили в торговое представительство Тау Кита, заказав незнаменитому кулинару организацию банкета. Между делом человек с Фантома продемонстрировал голографию и спросил: «Узнаете старого приятеля?» Похолодев, Махмуд решительно заявил: «Впервые вижу». Собеседник хладнокровно показал следующий снимок, добавив: «Теперь он выглядит вот так. Навестит вас на днях. Очень просил пригласить на встречу всех, кто его помнит».
— Ты боялся провокации? — поинтересовался Гоц.
— Потом понял, что за мной прислали бы не агента-одиночку, а бригаду спецназа.
— Весело живешь, старший артиллерист. И давно скрываешься?
— Под этим именем — второй год. А вообще — лет девять.
— Много натворил?
— Был ликвидатором в одной спецслужбе. Теперь — вольный киллер… А что вас понесло в омут конспирации?
— Странный сигнал из глубин известной тебе звезды.
Зрачки Махмуда вдвое увеличились в диаметре.
Тюрбанец прошептал с придыханием:
— Сигналы расшифрованы?
— Передача велась открытым текстом. — Лицо гостя скривилось болезненной гримасой. — Полагаю, не мы одни такие умные, еще кое-кто может догадаться. Поэтому надо молниеносно собрать команду и полным ходом спешить на кладбище.
— Интонации у вас тоже сохранились, — без улыбки заметил Махмуд Султан. — Только мало верится, что уважаемый профессор примчался на Землю искать ветеранов по портовым тавернам. Здесь, в Системе, нас осталось меньше десятка.
— Знаю, — кивнув, подтвердил астрофизик. — Примерно полсотни разделились почти поровну между Тау Кита, Фомальгаутом и Центавром. Те, кто живет на Фантоме и Визарде, должны прибыть на место своим ходом.
— Которые в Империи, тоже могут прилететь спецрейсом. Только в составе другой команды.
— Можно не сомневаться.
— Тогда зачем вы теряете время в этой клоаке?
— Нам понадобится надежная машина для глубоких погружений. Таких осталось немного, и лучшая из них — собственность Астроцентра на Бермудах. Ну и не надо скромничать, капитан 3-го ранга, вы мне тоже нужны позарез. Я намерен подобрать всех специалистов, включая стармеха и штурмана.
— Благодарю за доверие… э-э-э… профессор. Я уже послал ваше приглашение всем, кого знаю. Кое-кто даже откликнулся.
Внезапно Махмуд засуетился с перекошенной физиономией, едва не напугав астрофизика. Впрочем, причина его беспокойства оказалась вполне мирной — отставной артиллерист всего лишь переживал, что до сих пор не блеснул своим кулинарным искусством и не угостил, как положено, дорогого гостя.
— Мне лететь на Бермуды, — взмолился Гоц. — Время поджимает.
— Ерунда, — Махмуд отмахнулся. — Дорога — от силы час. К вечеру снова у меня будете.
Роботы-домовые уже загружали стол шедеврами земной кухни. Все блюда подавались в крошечной — чтобы больше разного попробовать — посуде.
Смирившись, астрофизик просмаковал суп из акульих плавников с пельменями, начиненными креветками. Затем они закусили водку острейшей красной капустой, отдали должное лангету и взялись за другой суп, овощной. Было невероятно вкусно, поэтому Гоц, увлекшись, отпробовал маринованные грибы, икру разных расцветок и салат из свежих балканских огурцов, помидоров и еще каких-то растений. Уже не сопротивляясь жестокой судьбе, профессор отдал должное плову с копченой рыбой, сверхъестественной утке в сырной заливке, а также жареной картошке, посыпанной зеленью, обложенной ломтиками мяса различных сортов и политой потрясающим кислым соусом.
Примерно после дюжины блюд Гоц все-таки проявил силу воли, сказав почти решительным голосом:
— Все, братишка. Пока я не лопнул, угости гостя интересной историей.
Сделав грустные глаза, Махмуд посетовал:
— У меня длинный «хвост». Боюсь, таможня и погранцы могут не пропустить на посадку человека, внесенного в списки всесистемного розыска.
— Это настолько серьезно? — удивился Гоц. — Мне казалось, что здешние чиновники уважают деньги больше, чем закон.
— Разве на Тау иначе?
— Представь себе. Мы кое-чего добились.
— Завидую, — признался бывший старший артиллерист. — В принципе за известную сумму меня, скорее всего, выпустят. Только неохота рисковать.
— Ладно, что-нибудь придумаю.
— Тогда позаботьтесь заодно насчет моей напарницы. Не хочу оставлять Бианку на Земле — слишком красива…
Махмуд показал голограмму. Белесые волосы, много веснушек, прозрачно-голубые глаза. Профессор заулыбался и проворчал:
— Я и забыл, как сильно у нас с тобой не совпадают представления о женской красоте.
— Вам, северянам, всегда что-то не нравится, — усмехнулся Махмуд. — А я человек южный, темпераментный…
— Ты скорее восточный.
— Но все равно темпераментный.
Махнув на него рукой — успокойся, мол, — Гоц поинтересовался:
— Чем теперь занимается наша Железная Леди?
— Говорю же — была моей напарницей.
Несмотря на преклонный возраст, коллега оказался бодрым и жизнерадостным фанатиком старой закваски. Гоц не успевал отвечать на непрерывный поток вопросов, жалоб и рассуждений. На третьей минуте он просто прекратил попытки подать голос, предоставив Суонку возможность выговориться.
Первым делом непоседливый сухощавый старикашка посетовал: дескать, не читал работ уважаемого коллеги. Потом без всякого логического перехода сообщил о десятке собственных болезней, поинтересовался мнением гостя по поводу межзвездной политической ситуации. Заодно уважаемый астроном наговорил массу колкостей в адрес нынешних правителей расколотой человеческой цивилизации.
— Поражаюсь вам, Рейнхард, — признался землянин. — В пространстве отчетливо чувствуется вонь скорой войны, а вы сумели выбить у своего правительства деньги на абстрактную науку.
— Наука редко бывает по-настоящему абстрактной, — глубокомысленно изрек Гоц. — А вы, Никлас, убеждены в неизбежности войны?
— Ну конечно! — вскричал Суонк, экспансивно взмахнув руками и остатками шевелюры. — Фомальгаут уже сражается. Ваши диктаторы готовы сцепиться с императором Центавра, земные власти боятся решительных действий, владыки Семпера увлечены своими политическими экспериментами, а Внешние Зоны ни на что не способны, но и там все грызутся между собой. Помяните мои слова — все эти княжества и банановые республики вот-вот вцепятся друг дружке к глотки, после чего придут настиане и поработят уцелевших.
— Звучит убедительно, — со вздохом признал таукитянин. — Меня и самого порой посещают опасения такого рода. Утешают лишь слухи, что правительства Центральной Зоны ведут переговоры о совместных действиях против Настиарны.
— Не договорятся, — желчно буркнул старый пессимист. — Мозгов не хватит… Впрочем, оставим политику президентам. Слушаю вас.
— Идея простая, — сказал Гоц. — Надо перебросить ваш батискаф к Сириусу для исследования аномальных явлений в короне большой звезды.
Пояснений не потребовалось. Разумеется, Суонк слышал о «Звездной Песне» — модулированных сигналах, которые на прошлой неделе зафиксировал астроном Михайлов из обсерватории подземного города на спутнике планеты Салдар. Чтобы раззадорить землянина, Гоц тонко намекнул: дескать, если вскроем природу этих сигналов, явление будет называться «феномен Суонка-Михайлова-Гоца».
— В этой истории меня смущает лишь одно обстоятельство, — сообщил Суонк.
— Стихи, — понимающе поддакнул гость.
— Вот именно. — Землянин засмеялся. — Спору нет, поэзия прекрасна. Только звезды не умеют рифмовать слова.
Гоц негромко заметил:
— Это умеют делать люди. И даже компьютеры… Я полагаю, что кто-то пытается установить связь с нашей цивилизацией.
— Иная раса? — Суонк недоверчиво покачал головой. — Нам известны все разумные расы в радиусе двухсот световых лет. Они не способны…
Мягко прервав коллегу, Гоц сказал:
— И тем не менее я не вижу иного объяснения. Некие существа, живущие в параллельном пространстве или в другой галактике, пытаются привлечь наше внимание.
Суонк покивал, потрясенно моргая. Потом произнес жалобно:
— Происходит немало странного. Вот в скоплении Хвост Тукана, в семи сотнях световых лет от Солнца, исчезла целая система — звезда со всеми планетами. На их месте осталась только черная дыра. И никаких признаков коллапса, взрыва сверхновой… Кто может объяснить этот феномен?
— Объяснить нетрудно. — Неимоверным усилием Гоц сдержал усмешку. — Неизвестная нам могущественная раса применила новое оружие.
Он подумал, что наличие столь вооруженных соседей делает шансы человечества совсем мизерными независимо от успеха экспедиции к Сириусу. Нужно не только найти источник «Звездной Песни», но и применить его с максимальной эффективностью.
Между тем Суонк принялся кряхтеть: мол, денег не дают на развитие науки, батискаф который год без ремонта, нет ни толковых исследователей, ни специалистов, чтобы починить старую машину.
Забеспокоившись, Гоц выразил желание осмотреть аппарат. Как и следовало ожидать, батискаф находился в орбитальном ангаре, но можно было подключиться к бортовой нейросети, не выходя из комнаты. Тестирование успокоило Гоца — старая машина содержалась в неплохом состоянии.
В Нью-Сити он вернулся к вечеру и первым делом спросил Махмуда:
— Собрал наших?
— Олег с Риком откликнулись, — доложил Махмуд Султан. — Ждут приказа, куда явиться. А вот двое других — штурман и начальник электронной части — промолчали. Вроде бы Никитин вчера вылетел на Венеру. Карл Дайвен вообще исчез. Никто не знает, куда он мог деваться.
— Разминулись, — с досадой бросил профессор. — Между прочим, интересный момент — дня три назад с Венеры внезапно начался исход бывалых людей. Всего улетело несколько тысяч головорезов. И с Земли, кажется, тоже. В Южную Зону. К чему бы это?
Махмуд кивнул и сообщил, что знает об этой истории.
— Меня тоже приглашали, — поведал он. — Причем весьма настойчиво и в крайне заманчивой форме. Поверьте, не предупреди вы меня о своем приезде, мы с Бианкой уже летели бы вместе с остальными.
— Куда и зачем?
— Куда — об этом не было сказано. Коммерческая тайна. — Отставной артиллерист развел руками. — А вот о цели догадаться не трудно. Меня приглашал Барлог. Лично явился.
Имя было хорошо знакомо. С самим командиром наемников Гоцу встречаться не довелось, но про сомнительные подвиги бригады «Смертельный номер» слышал немало. Подавление путча на Сабрике, завершение гражданской войны на Центурионе, перевороты в десятке однопланетных и субконтинентальных государств Внешних Зон — у Барлога имелся солидный послужной список.
— Хотелось бы знать, кто он такой, — признался профессор.
— Вы встречались, — огорошил гостя Махмуд Султан. — Просто в те времена вы не могли обратить внимания на командира десантной роты.
— Где и когда?
— Мы высаживали их батальон в системе Лямбды Лебедя. Тогда его звали Жорж Ригель. Ригель, скорее всего, кличка. Большую войну кончил капитаном или майором, в гражданскую кто-то произвел Жоржа в полковники. А может, сам себя полковником назвал — в те времена это было обычным делом.
Гоц наморщил лоб, напрягая память. Он смутно помнил этот десант четвертьвековой давности, но память не сохранила никаких сведений об участниках высадки. Вопрос явно не имел большого значения, но профессор осведомился:
— Он связан с Терриблом?
— Понятия не имею. — Тюрбанец пожал плечами. — Скорее всего, связан — они все заодно… Вам не любопытно, сколько он мне предложил?
Астрофизик произнес без особого интереса:
— Сколько же?
— Представьте себе — ни гроша! — темпераментно вскричал Махмуд. — Но в случае успеха я мог бы выбрать любую должность в области с миллионным как минимум населением! Мэр города, начальник полиции, директор космопорта, командир орбитальной крепости… Представляете?
— С трудом, — признался Гоц. — Чтобы раздать такие сочные куски не одной тысяче наемников, нужно захватить целый континент.
— Вот-вот. Между прочим, на другой день прислал гонца другой хороший человек. Некто Брейкнек, который вычистил оргпреступность в Афинской Империи. Я его лично не знаю, но он про меня слышал от кого-то из своих парней. Приглашал на тех же условиях.
Поиграв бровями, профессор поведал, что в известной части Галактики происходит много загадочного. Агентура Тау Кита, внедренная в отряды наемников, не смогла выяснить замыслы Стар Террибла. Во всяком случае, до вылета Гоца на Землю. Однако уже не первый год поступали сообщения иного рода: кто-то стягивал в кулак разбросанных по десяткам миров делибашей — выходцев с Тюрбана, из которых комплектовались элитные пехотные части старой армии.
— Знаю, — кивнул Махмуд. — По слухам, этим занимаются принцы Газаватского халифата — Омар и Селимбай. Собирают моих сопланетников и вывозят в какой-то мирок Северной Зоны.
— Могу сказать конкретно — на Бахус, — уточнил профессор астрофизики. — Официально делибашей вербуют в жандармерию этой дыры. Но мы полагаем, что такая силища может натворить много забавных дел. Тем более под командой этих двух братцев…
Громко мяукнула музыкальная фраза дверного замка. Махмуд лениво сообщил:
— А вот и хозяйка.
Она была такой же долговязой, белесой и конопатой. Разве что плечи и, может быть, бедра стали чуть массивнее, но талия оставалась по-прежнему тонкой. Когда-то Бианка Эриксон ударом кулака ломала двухдюймовую доску. Судя по рельефам бицепсов, она и сейчас могла бы повторить это шоу.
Не заметив сидевшего в углу Гоца, блондинка произнесла усталым голосом:
— Заказ доставлен, клиент в восторге… Старик появился?
— Здесь я! — хохотнул астрофизик, поднимаясь из кресла. — Здравствуй, девочка.
Бианка отсалютовала, чмокнула гостя в щечку и поинтересовалась ровным деловым голосом:
— Куда летим?
— Прозвучала «Звездная Песня», — объяснил Гоц. — По такому поводу организована научная экспедиция на Сириус. Мы с Рикардо спустимся на батискафе в большую звезду.
— Нам понадобится оружие? — осведомилась Бианка.
Гоц ответил банальностью, не вполне подходившей к имиджу степенного профессора астрофизики:
— Оружие никогда не мешает.
— Там, куда мы отправляемся, нас ждет много, очень много оружия! — захохотал Махмуд. — Большого оружия. Очень большого!
Бианка поморщилась, и Гоц понял: в семейном дуете отставных офицеров она стала мозговым центром.
— Ручное оружие может пригодиться, — подтвердил профессор.
— Как отвратительно! — Махмуд брезгливо покривился. — Приходится называть
Невольно улыбнувшись, Гоц заметил насмешливо:
— Если не ошибаюсь, даже тебе пришлось переквалифицироваться на малый калибр. Или я неправильно понимаю смысл работы киллера?
— Вы правы! Выбирайте…
Хозяин квартиры щелкнул пультом, и часть стены распахнулась, открыв стеллажи, в которых выстроились игрушки самых разных моделей, а также зарядники, магазины и прочие полезные в хозяйстве предметы.
Снова сделавшись серьезным, Гоц подошел к потайному сейфу. Он не слишком хорошо разбирался в таком оружии, но слышал, что в прошлую войну лучшими считались модели Харальда и Кенвуда. Они были здесь — бластер «Флейта», автомат КР-44, малокалиберный 60-зарядный карабин «Дятел».
Профессор так и сказал: мол, прелестная коллекция. Сделав обиженное лицо, Махмуд возразил, что коллекция не прелестна, а великолепна. Бианка прервала их восторги:
— Вы не забыли про таможню? С Земли можно вывозить только охотничьи ружья. И то после регистрации придется сдать экипажу. Получим обратно в пункте назначения.
Этого они на Фантоме не предусмотрели, и Гоц начал продумывать, как бы за взятку пронести в каюты боевые средства — хотя бы по стволу на брата. Их ждали опасные приключения, и никто не мог предсказать, когда и в кого придется стрелять.
Сбивая его с мысли, Махмуд Султан громко перечислял, где и почем можно приобрести лучевики и пулевые изделия, практически не замечаемые сканерами служб безопасности. Затея представлялась рискованной, Бианка хмурилась, просчитывая вероятные неприятности. По ее мнению, даже взятка могла оказаться ненадежным выходом.
Внезапно профессор понял, что им нужно сделать, замахал на обоих собеседников и сказал:
— «Нортон» делает остановку в системе Лаланда. Насколько мне известно, там очень либеральные законы.
— Точно! — обрадовалась Бианка. — Целый арсенал можно купить и вывезти, были бы деньги. А можно и дипломатический багаж с собой прихватить.
— Это разумно, — согласился профессор-астрофизик. — Дипломатический багаж не подлежит досмотру.
На следующее утро Гоц получил деньги в посольстве Тау Кита. Похоже, маститый ученый был известен даже здесь. Военный атташе с почтением осведомился:
— Профессор, вам понадобятся сопровождающие?
— У меня есть сопровождающие. Но двое из них нуждаются в чистых документах.
Он протянул кристалл, на котором были записаны все необходимые голограммы, отпечатки пальцев и глазных сетчаток, генные карты. Затем добавил:
— И передайте на Визард. Кто-то собирает наемников во Внешних Зонах. Полагаю, дело в том, что Стар Террибл решил взять тайм-аут. Скорее всего, местные олигархи в панике ищут новых солдат. Хотя не исключено, что наемников стягивают в кулак, чтобы уничтожить бригаду «Ночной Кошмар».
— Либо чтобы отбить его атаку, — предположил дипломат. — Погодите, профессор. Для вас шифровка из столицы.
Гоц раскодировал сообщение на карманном нейроблоке и прочитал удивительную новость. Первые отряды наемников, отправившиеся с Земли три дня назад, прибыли в астероидную крепость «Дальний Щит-10», базу бригады «Ночной Кошмар». Туда же подтягивается большая часть флотилии адмирала Макторнтона, тесно связанного как с вольными наемниками, так и с разведкой Семпера. Лишь один корабль упомянутой флотилии — фрегат «Принцесса» — направляется в сторону Солнечной системы.
Необъяснимые факты полностью ломали почти логичную картину происходившего, которую успел составить астрофизик Гоц. Теперь получалось, что бригады Брейкнека и Барлога не выступили против «Ночного Кошмара», но, напротив, присоединились к Стар Терриблу… Впрочем, несколько тысяч наемников на окраине обитаемой Вселенной не представлялись важной проблемой, так что подумать об этом можно будет как-нибудь на досуге.
Через полчаса, вручая профессору идеально выполненные паспорта, атташе предупредил:
— На ближайшие сутки данные на Махмуда Султана и Бианку Эриксон выпали из списков розыска. Позже этот сбой может быть замечен.
— Но не раньше?
— Обижаете, профессор.
В зале ожидания космодрома «Канаверал» крутили старую хронику. Вероятно, последние новости с Фомальгаута подвигли владельцев видеоканалов на патриотическую тематику. Снова показывали старые всемирно известные кадры — взорвался подбитый линкор настиан, другой вражеский корабль медленно, как горящая звезда, падает на Сириус А. Потом взорвался еще один линкор, и закадровый комментатор назвал его имя — «Вельзевул». Голос патетично поведал о подвиге: самый мощный корабль земного флота задержал врага до подхода эскадры, но и сам был уничтожен — по орбите вокруг Сириуса до сих пор носятся его обломки. Впрочем, не были названы имена адмиралов. Ведь и Зоггерфельд, который командовал «Вельзевулом» в последнем бою, и подоспевшие на подмогу Дунаев (кстати, первый командир того же «Вельзевула») с Икландом до сих пор считались предателями. Диктор лишь сказал: мол, предполагается, что большая часть экипажа погибла в том сражении.
Суонк произнес прочувственные слова о подвиге линкора, но Гоц и его спутники не прореагировали. Их раздражало, что до сих пор нет остальных.
— Старпом распустился, — недовольным тоном заявила Бианка. — Всего час до отлета, а ни его, ни инженера.
Профессор Суонк вскричал в ужасе:
— Вы хотите сказать, что пресловутые специалисты получили аванс и не явились?
— Явятся, — пренебрежительно бросил Махмуд. — Вот они, возле красного тоннеля.
Отставной командор Рикардо Хорнет пришел навеселе, легкомысленно помахивая чемоданом. С ним был Олег Корносевич, бывший первый бортинженер. На радостях ветераны полезли целоваться.
Когда Гоц посетовал, что другие двое приглашенных куда-то подевались, Рикардо вполне резонно парировал:
— С чего вы взяли, что они были бы рады видеть именно вас?
— Плевать, без них справимся! — хохотнул Махмуд Султан.
Покачав головой, Бианка проворчала:
— А они без нас?
3
Состояние корабля оказалось намного хуже, чем опасался Варонг. Трудно было понять, на чем держалась «Пьяная девка». Во всяком случае, не на честном слове, потому что честные люди таких слов не произносят.
За первые часы после старта произошло не меньше десятка аварий малой и средней тяжести, так что экипажу пришлось пропотеть до самого скелета, устраняя неисправности, вылезавшие в самых неожиданных местах и в самое неподходящее время.
Чуть полегче стало, когда корабль все-таки лег на курс. «Афродита» уже не летела, но перемещалась, погрузив паруса в гиперпространство, пронизываемое потоками космической энергии, что текут на сверхсветовой скорости между каждой парой звезд. Капитан и штурман сделали то немногое, на что были способны, разогнав старую лоханку до двух с небольшим световых лет в сутки.
Посчитав свою миссию исчерпанной, Фатулла и Петренко уединились в капитанской каюте с явным намерением упиться до горизонтального бесчувствия.
— Хорошо идем, — провозгласил оставшийся за старшего Спартак Сатирос.
Они стояли в машинном отделении возле агрегатов, генерирующих отражающие поля, в просторечии называемые «космическим парусом».
— Еле плетемся, — возразил Антонио.
— Быстрее невозможно. — Механик осклабился. — Пошли, старик, раздавим бутылку на камбузе.
Отрицательно заворчав, Ант взялся за неприкасаемые согласно всем правилам сенсоры. Механик протестующе взревел, но Варонг уже разворачивал паруса по сингулярным осям координат. «Афродита» содрогнулась и пошла раза в полтора быстрее. Потрясенный Сатирос не мог произнести ни слова даже на матерном наречии.
— Вот так, — удовлетворенно изрек старый Антонио. — Теперь и отдохнуть можно. Где, говоришь, нас бутылка дожидается?
Впрочем, пил он немного. Больше жаловался на миллион с четвертью болячек. При таких обстоятельствах немудрено, что после второго тоста беседа пошла о ней, проклятой. О политике.
— Знаешь, дед, — говорил Сатирос, размахивая стаканом. — Нас ведь по всем зонам носит, но нигде я не видел нормальных правителей. И в больших государствах, и в малых у власти оказались или бандиты, или придурки. А при власти придурков бандитам самое раздолье.
Ант покивал с кислым видом. Старик не вполне разделял суровую категоричность механика, поэтому предпочел слегка подкорректировать тему.
— Страшно смотреть, что творится, — произнес он мрачно. — Человечество расколото, чуть ли не каждая планета со всеми остальными враждует. Чужие расы перебьют нас поодиночке.
— Обязательно перебьют, — согласился Сатирос. — Если прежде мы сами друг дружку не прикончим. А чего поделаешь, Земля ведь совсем слабая стала. Не сможет объединить все миры.
— Необязательно Земля. Есть и другие.
— Считай, что нету. Центавр и Тау заняты своими разборками, Семпера на всех планетах боятся, как самого жуткого чудища… Фомальгаут — да, этих парней уважали, потому настиане и начали с них. Кто остался? Республика в Северной Зоне? Так этот Дьявол наводит ужас почище, чем диктаторы Семпера. Вот и выходит…
Заглянувший на камбуз Гай налил себе стакан портвейна, заглотал одним дыханием и, откусив от яблока, сказал:
— Там сейчас, типа в пассажирском буфете, проционский бонза, как говорится, о том же поет. Мол, вы, люди, как говорится, никчемное племя. Вымираете, значится, скоро вас настиане прихлопнут.
Матрос убежал, а Спартак буркнул:
— Прихлопнут. А точнее, когда они покончат с Фомальгаутом, остальные сами побегут сдаваться.
— Атака на Фомальгаут — лишь проба сил, — убежденно произнес Ант. — Разведка боем. Если настиане увидят, что человечество не способно сплотиться против общего врага, раздавят и остальных.
Это было слишком сложно для судового механика со средним техническим образованием. На широком небритом лице заиграла пьяная улыбка. Погрозив пальцем, Сатирос проницательно пробормотал:
— Небось при штабах служил — ишь, умных слов набрался.
Незаметно оказавшийся в дверном проеме Фатулла зычно прокашлялся и, когда экипаж уставился на капитана, громко произнес:
— Марш на вахту, обормоты! У меня в рубке приборы врут, будто мы почти на четверке идем. Сможешь отладить, дед?
— Не смогу, — осклабился Варонг. — Прибор исправен и показывает чистую правду.
Разумеется, капитан не поверил, даже выслушав объяснение Варонга и клятвенные заверения Сатироса. Насупясь, он переспросил:
— Говоришь, ориентация и глубокое погружение паруса? Я слыхал, будто в прошлом веке такое делали военные корабли, только на них специальное оборудование стояло. В наши дни не осталось мастеров, которые могут играть с потоками.
— Повезло, — кротко сказал Ант. — Поймал попутную струю.
— Ну, допустим, случается… — Фатулла подозрительно поглядел на удачливого старика. — Особенно если в машинном отсеке «звездная сеточка» в рулон скатана. Под килотонну массой.
Современные корабли парусами не пользовались. Их огромные агрегаты выкачивали энергию из гиперпространства, потому и скорость у них стала почти вдвое больше, чем у парусных анахронизмов. Новые двигатели были основаны на открытом в последней трети прошлого столетия эффекте «импульса невидимой материи», а сердцевиной этих механизмов служила та самая «сеточка». Или, говоря по-научному, «приемник-накопитель виртуальной мощности».
По выражению небритой капитанской физиономии было видно, что начальство продолжает сомневаться. Тем не менее Фатулла позвонил в рубку и намекнул старпому-штурману: дескать, пересчитай реальную скорость по сдвигу навигационных звезд. Прошло довольно много времени, прежде чем хмельной голос Теодора Петренко подтвердил: «Афродита» делает 4.2–4.3 светового года в сутки.
Капитан удивленно помотал головой, потом напустил строгий вид и рявкнул, чтобы кончали бардак и галопом возвращались по местам. Когда матрос и механик двинулись к выходу, Фатулла бросил вдогонку:
— Антонио, прогуляйся по жилой палубе. Погляди, чего пассажирам надо. — И добавил: — Таким ходом мы скоро пробежим мимо имперских владений. Вот держава, которая способна надрать хвост Лебедю!
Поднимаясь по трапу мимо запломбированных грузовых отсеков, Ант печально подумал, что люди, не знающие всех обстоятельств, склонны преувеличивать значение частностей, а потому верят в простые решения. К сожалению, простых решений не существовало.
Поздней осенью 2430 года галактическая война плавно и почти без паузы трансформировалась в гражданское братоубийство. Жалкие остатки настианских сил уже отступили к своим планетам, опустошенным ударами эскадр Асгардова, Дунаева и Зоггерфельда, а также победоносными армиями Бермудоса, Сузуки, Хохта и Асатряна. Полдюжины систем разом объявили, что выходят из Федерации, власти которой не способны принимать разумных решений. Карательные экспедиции вправили мозги большинству мятежников, но тут пожар сепаратизма охватил Центральную Зону, и на внешние миры Земля временно махнула рукой.
Давние сослуживцы Реджинальд Дунаев по прозвищу Звездный Дракон и Александр Зоггерфельд, он же Долговязый Зог, трижды сходились на полях космической брани, после чего оба прославленных флотоводца остались без линкоров. Адмирал Икланд и маршал Сузуки отвели верные войска на Семпер, Бермудос засел на Фомальгауте, Асгардов и Зоггерфельд обосновались на Тау Кита.
Дунаев с грехом пополам добился повиновения планет Толимана и Проксимы, причем в последних битвах погиб непобедимый полководец Отто Хохт — друг и соратник Звездного Дракона. На покоренных мирах Дунаев провозгласил Империю Центавра, посадив на трон своего старшего сына Фердинанда, прослужившего всю войну в комитете пропаганды.
Сегодня неправильная сфера поперечником около полусотни светолет, именуемая Центральной Зоной, включала 15 обитаемых планет в 11 звездных системах, разбитых на 8 государств, многие из которых продолжали враждовать. Земля контролировала Солнечную систему, а также окрестности Сириуса, Лаланда 8760 и Эпсилон Индейца, прежней метрополии условно подчинялись также обитатели Эпсилон Эридана и Летящей Барнарда. Всего в зоне влияния Солнечной Федерации оставалось почти сорок планет, большей частью непригодных для жизни, а потому представлявших интерес лишь в качестве источников сырья.
Через несколько лет после финальных сражений уцелевшие государства с грехом пополам зализали военные раны. Настиарна тоже оправлялась, хотя главные миры Лебедя после рейдов Дунаева и Зоггерфельда покрылись толстым слоем радиоактивного пепла. Самые толковые политики новых элит внезапно сообразили, что надо срочно восстанавливать боевые флоты. И тут выяснилось, что поствоенные псевдодержавы не способны строить большие корабли.
Кораблестроительную индустрию человечество создавало на протяжении двух предыдущих веков. Сотни частных и государственных предприятий, рассредоточенных по большинству обитаемых миров, добывали сырье, синтезировали специальные материалы, производили агрегаты и детали к ним. Окончательная же сборка осуществлялась на гигантских верфях в системах Солнца, Фомальгаута и Дзеты Большой Медведицы. После гражданской войны эти заводы оказались разделены внезапно возникшими границами, причем ни одному государству не достался полный набор предприятий, позволявший строить корабли старших рангов.
Земля, Венера и Меркурий производили броню, некоторые спецматериалы, нейротехнику и малокалиберную артиллерию. Ниневия в системе Эпсилон Эридана выпускала двигатели всех типоразмеров, но немалую часть комплектующих требовалось ввозить из независимых деспотий Северной Зоны. Семпер, планета-изгой, вращавшаяся вокруг Дзеты Большой Медведицы, помимо верфей контролировала ядерный синтез сверхпрочного мезовещества, в атомах которого электронные оболочки замещались мезонными облаками. Империи Центавра достались ремонтные комплексы, а также заводы, на которых строились межзвездные парусники и отливались корпуса любых размеров, но не было источников мезовещества. Дофин в системе Лаланд 8760 выпускал реакторы, Фомальгаут мог строить легкие корабли и пушки средней мощности, а Тау Кита — малые корпуса, межпланетные корабли и орудия главного калибра с дальнобойностью до 0.1 светового года.
Договориться о кооперации, — чтобы строить корабли совместными усилиями, не удалось: никто не хотел вооружать вчерашних и, возможно, завтрашних врагов. Правители и военачальники предпочли остаться без современного оружия, лишь бы не передавать свою технику соплеменникам.
С грехом пополам Земля и другие миры подремонтировали старые корабли и наладили производство легких боевых единиц — фрегатов и торпедоносцев. Мезовещество добывали на «звездолетных кладбищах» — на местах сражений оставались неисчислимые мегатонны обломков. Диктаторский режим Тау Кита понастроил множество крепостей с тяжелыми пушками, так что система стала неприступной.
Лишь в прошлом году загадочный маршал Герб сумел уломать себе подобных. Семпер поставил слитки мезовещества, Тау Кита — орудия, и верфи Фомальгаута начали монтаж серии тяжелых крейсеров. Системы управления каким-то образом закупили на Земле, двигатели заказали фирмам Венеры и Ниневии. Сохранить сделку в тайне, конечно, не удалось, и напуганная такой активностью Настиарна двинула флот на Фомальгаут. Отразить это вторжение оказалось нечем. Впрочем, Тантра и Мантра — населенные людьми планеты Фомальгаута — пока держались. В этой системе хватало пушек таукитянского производства.
Пассажиры героически сражались со скукой, прочно удерживая позиции в буфете. С двумя попутчиками Варонг общался еще в космопорту Венеры. Рослый рыжебородый комиссар криминальной полиции Роберт Пафнутьев и торговец медицинским оборудованием Карлос Ривьера держались вместе и резались в «подкидного полковника». Кроме них, сидели за карточным столом оба проционида, штурман Петренко — худой землянин средних лет, и единственная на борту дама — довольно привлекательная крашеная блондинка по имени Лейли Кришнавати.
Не требовалось большого ума, чтобы понять: Ривьера и Пафнутьев шулеруют, поставив себе целью пощипать Буркама Книоса, причем они были близки к цели. Молодой проционский князь, озверев от свойственного варварам азарта, раз за разом бросался ва-банк, швыряя на стол крупные купюры, и явно не мог сообразить, куда уплывают его деньги. Остальные проигрывали по мелочам, а Лейли вовсе пасовала сразу после раздачи. По ее томным взглядам нетрудно было понять, что девицу интересовал только князь — известно же, что аборигены Лемонда весьма падки на землянок.
Впрочем, в данный момент князю Буркаму не было дела до сомнительных прелестей Лейли. Когда суммарный выигрыш пары шулеров перевалил за четвертую тысячу, проционид грозно брякнул:
— Неохота за наличными в каюту ходить. Ставлю расписку на две тысячи.
— Играем только на живые деньги. — Ривьера скалился, покачивая головой. — Знаем мы цену таким распискам.
Князь принялся выкрикивать смехотворный бред о чести аристократа из древнего уважаемого рода и даже пригрозил: мол, еще попадете на мою планету. Презрительно фыркнув, громадный Пафнутьев привстал, поигрывая плечами. Проционид правильно понял намек, пробормотал: «Завтра доиграем» — и встал из-за стола. Ухмыляясь, комиссар полиции насмешливо произнес вполголоса:
— Если не ошибаюсь, самые древние дворянские роды Лемонда насчитывают около сотни лет. Именно тогда наша экспедиция научила дикарей пользоваться огнем и колесом.
Князь благоразумно промолчал: Пафнутьев был выше него на две головы и шире в плечах, а Карлос Ривьера загадочно поигрывал большим складным ножом. Обиженно насупясь, Буркам налил себе стакан коньяка и стал пить большими глотками.
Второй проционид направился к выходу. Антонио припомнил, что пернатого зовут Кахур Баттоц, а устремившегося следом землянина — Бертран Лонг.
— Не убегай от разговора! — нервно вскричал Лонг. — Мы должны решить этот вопрос.
Кахур пожал плечами, мелкие перышки на его лице задрожали в оскорбительной улыбке.
— Я давно все решил, — сказал проционид.
— Не желаешь побеседовать спокойно?
— Ты возбужден, а я хочу спать.
Кахур вышел. Худой и сутулый Лонг свирепо стукнул кулаком о переборку и скривился от боли. Потом подошел к бару, сел подальше от князя, опрокинул подряд три порции текилы и выбежал из салона.
— Пахнет мордобоем, — со знанием дела хохотнул Петренко. — Давай-ка, парень, делить выигрыш.
Карлос протянул штурману тощую стопку мелких купюр. Лейли глубокомысленно проговорила:
— Странно, что родовитый аристократ путешествует без свиты. Ему полагалось бы иметь при себе одного-двух слуг-телохранителей, оруженосца и церемонимейстера. В крайнем случае функции церемонимейстера может выполнять оруженосец.
— У него были двое слуг — лакей и воин, — хохотнув, сообщил Петренко. — Обоих зарезали в пьяной драке. Буркама собирались посадить за сутенерство, но проционское посольство сильно просило за княжеского сынка, так что власти Венеры просто депортировали его.
— Он богат и знатен, — заметила девица. — Судя по золотым узорам на
— Вдопи… — переспросил Пафнутьев. — Вы имеете в виду зеленую тряпку, в которую он завернут?
— Небрежно завернут, — подтвердила Лейли. — Чувствуется, что вынужден одеваться без помощи слуг.
Она добавила, что работает над диссертацией по этнографии планеты Вуркха, которую люди называют Лемонд. Лейли пробила себе трехмесячную командировку, чтобы на месте выяснить некоторые спорные вопросы родо-племенной структуры проционского социума. Потом научная дама спросила штурмана, правда ли, что на Вуркхе сейчас лютая зима.
— Смотря в каком полушарии. — Петренко засмеялся. — И на какой широте.
Лейли не поняла юмора и удалилась с важным видом. За ней потянулись по каютам остальные.
Прибрав в буфете, Варонг потащился в каморку, которую делил с Гаем. Бертран Лонг с напряженным лицом фланировал по коридору, бросая ненавидящие взгляды на дверь каюты, где жил Кахур Баттоц.
Утром Анта разбудили раньше положенного. Офицеры маялись тяжким похмельем, не смогли вовремя развернуть парус, и скорость упала до 0.8 световогода в сутки.
— Справишься? — жалобно спрашивал Ян. — За опоздание заказчики с меня шкуру спустят.
Задержки в пути не входили в планы Варонга. Поворчав для видимости, он засел в рубке, и примерно через час скорость выросла раза в три. «Афродита» шла на траверсе Проксимы, и на экране дальнего локатора виднелись размытые сигналы кораблей.
— Пираты! — охнул Петренко. — Не уйдем!
— Крейсера Фердинанда, — успокоил офицеров Антонио. — Там, где они патрулируют, пиратов быть не может.
— Верно, — сказал Фатулла, сверяясь со справочником. — «Аполлон» и «Гефест». Не понимаю, что они делают в этом секторе.
Ант подумал, что «Гефесту» пора выдвигаться к Сириусу. Или, что было бы разумнее, сесть на хвост «Афродите». Наверняка же в Ставке уже знают, что команда собралась на этом корабле.
Он немного поиграл парусом, и «Пьяная девка» завибрировала. На мониторе резво побежали цифры, но вскоре остановились, немного не дотянув до 3.6 светогода в сутки.
— Рекорды ставим! — восхищенно вскричал успевший опохмелиться капитан. — Такими темпами прибудем на Эпсилон завтра утром.
— К обеду, не раньше, — уточнил штурман, озабоченно щупая голову. — Все равно сутки выигрываем. Можно будет пошляться по кабакам Ниневии.
«Лучше бы немедленно стартовали дальше», — подумал Ант. Впрочем, от него это не зависело — забывшие про дисциплину астронавты все равно устроят пьянку. А конкуренты, может быть, уже мчатся к Сириусу на быстроходном лайнере.
В услугах Анта здесь больше не нуждались, поэтому ветеран отправился выполнять непосредственные обязанности. Спускаясь по трапу на пассажирскую палубу, он застал концовку любопытной перепалки. Возбужденные голоса доносились из глухой части коридора, упиравшейся в переборку, отделявшую пассажирский отсек от верхнего грузового трюма. Светильники здесь не работали, но узнать собеседников было нетрудно.
Как и все его соплеменники, Книос слегка картавил, но в отличие от князя Буркама не хрипел и не страдал одышкой. Он нервно выкрикнул:
— Это открытие стоит того, чтобы я продал его подороже.
— Твое открытие опасно, — ответил ему голос с характерным земным выговором.
— Оно прославит меня.
— Тебя столько лет учили лучшие ученые Земли!
Проционид отрезал:
— Они не смогли получить решение. Открытие принадлежит мне.
Спустя секунду он вышел в освещенную часть коридора и, не глядя на Варонга, нырнул в свою каюту. Следом появился разъяренный Бертран Лонг, тоже не удостоивший взгляда старого матроса.
В буфете снова шумели. Офицеры парусника восторгались мощью центаврианских крейсеров, мелькнувших вдалеке нынче утром. Об императоре Фердинанде отзывались уважительно, расписывали неплохую жизнь, что налаживалась на планетах Центавра. Варонг едва не подавился лапшой, когда Петренко изрек:
— У них в Империи теперь хорошо. Почти как на Тау Кита.
Механик вдруг заявил:
— Слыхали, наемников кто-то собирает. Не иначе, сам Фердинанд. Ни у кого другого бы денег не хватило.
— Не забывай, есть еще олигархи, — вставил капитан. — И в Северной Зоне полно богатых королевств, которые точат зубы на южные богатства. У них вдоволь бабла, чтобы нанять наемников.
Комиссар Пафнутьев, хоть и не положено полицейскому чиновнику критиковать правительство, посетовал: мол, раздробленная цивилизация погружается в упадок, так что не осталось людям выбора — либо гибель, либо объединение. Карлос подхватил:
— Я часто бываю на разных планетах, поэтому могу сказать: сейчас многие хотели бы снова объединиться.
— Земля как политический центр обанкротилась, — продолжал комиссар. — Может, Семпер или Центавр возьмут на себя эту миссию… Как вы думаете, капитан?
— Вы подвергаете тяжкому испытанию мой патриотизм… — Ян заулыбался. — Безусловно, центром абсорбции может быть только Фомальгаут.
— Ну почему же? — сказал Карлос, и на его лице появилась странная мина. — Есть еще Тау Кита…
Проционский князь мстительно прикрикнул:
— Даже не надейтесь построить новую Империю! Мы… — Он произнес это местоимение с нажимом. — Мы не позволим! В союзе с настианами и пиратами Лебедя мы поставим на место вырождающихся землян.
— Неужели? — насмешливо переспросил комиссар. — Кто именно поставит нас на место — неужели ты со своими дикарями?
Буркам прорычал, тяжело дыша:
— Настиане, вуркхи, воинственные племена рекрошей на Курлагдо, ваши соплеменники с Кришны. Вас ненавидит вся Вселенная, и никто не позволит людям возродить Империю. Фомальгаут едва не стал центром объединения, но флот Настиарны окружил систему и скоро уничтожит. Вас передушат постепенно — планету за планетой. Ваша раса обречена, вы способны только разрушать самих себя и всех остальных. Никто не пришел на помощь Фомальгауту, а в следующий раз никто не поможет блокированным мирам Центавра, когда настанет их очередь. Будущее — за настианами.
Проционид шумно допил виски, взял из бара еще одну бутылку и, сильно покачиваясь, потащился вон. За князем выскользнула девица-этнограф.
— А ведь правду сказал подлец, — пробормотал Петренко.
Ян Фатулла хмуро произнес:
— Не так уж страшны эти настиане. Пару лет назад маршал Герб разгромил флот Лебедя, вторгшийся в систему Тау Кита. Это настоящее чудо — перебить межзвездные крейсера, имея лишь внутрисистемные мониторы.
— Он применил тактический прием, которым в конце гражданской войны обломал Звездного Дракона, — авторитетно заявил Ант.
Комиссар Пафнутьев пробормотал еле слышно:
— Надо иметь страшную волю и несгибаемую решимость, чтобы пойти на такое.
— Долговязый Зог всегда был страшным человечком, — презрительно бросил Карлос.
Ян переспросил изумленно:
— При чем тут Долговязый Зог — ведь это прозвище адмирала Зоггерфельда?
— Маршал Герб — нынешнее имя Долговязого, — пояснил Пафнутьев.
— Не может быть! — вскричал потрясенный Фатулла. — Вы уверены?
— Никаких сомнений, — солидно подтвердил Карлос.
— Кстати, один наш общий знакомый, тоже долговязый, был на Венере одновременно с нами, — безразличным тоном поведал Ант, не без интереса наблюдая, как округляются глаза у комиссара и коммивояжера.
Справившись с шоком, Пафнутьев, запинаясь, осведомился:
— Он тоже собирался на Сириус?
— Возможно. — Ант развел руками. — Но около семи вечера вылетел на Землю. Наверняка попал на Байконур или Канаверал вскоре после старта «Афродиты».
Карточные шулеры обменялись безумными взглядами, и Ривьера пробормотал:
— Пока мы его опережаем, но кто знает…
Тем временем офицеры парусника перемывали косточки мисс Кришнавати, скрывшейся в каюте князя Буркама.
— До войны проциониды были смирными, а их бабы сами под нас лезли, — припомнил Сатирос. — Запашок от них, конечно, маслянистый, но вполне пригодны к употреблению…
— Теперь аборигены Лемонда — народ богатый, вот проционская знать и привлекает немало внимания, — меланхолично прокомментировал торговец медицинскими приборами. — Под одного девица готова залезть, вокруг другого физик приплясывает…
Услыхав эту реплику, Лонг подошел к ним и произнес:
— Это открытие должно принадлежать Земле или вовсе исчезнуть. Иначе нам конец.
Внезапно он резко повернулся и вышел из буфета.
4
Профессор Суонк был потрясен сноровкой команды Гоца. Квартет подозрительных субъектов переправил батискаф из лунного бункера в трюм «Командора Нортона» меньше чем за час. Однако чуть позже, когда Бианка с Олегом докладывали о мелких неприятностях вроде того, что громоздкое судно не поместилось в отсеке и выглядывает из неприкрытого люка частью надстройки, астрофизика покоробила развязность жаргона, на котором изъяснялись незнакомцы, завербованные таукитянским коллегой.
К его негодованию, Гоц вовсе не был возмущен чудовищной лексикой своих работничков. Напротив, похвалил их и велел сразу после набора крейсерской скорости заняться неотложными работами. Наивный легкомысленный чудак с Тау Кита даже не обратил внимания, что конопатая швабра издевательски называет его «мой адмирал».
Через час после старта курьерский суперсветовик пересек эйнштейновский барьер. Втрое больше времени понадобилось, чтобы выйти на крейсерскую скорость — 4.5 светового года в сутки.
Разгон прошел спокойно, без вибрации, тошноты и обмороков, и Суонк задремал в своей каюте. Вскоре после полудня его разбудил коммерческий помощник, сообщивший:
— Капитан просил передать, что ждет всех в кают-компании. Традиционный обед первого дня пути.
— Скоро? — сладко зевнув, осведомился профессор.
— Ровно в два по бортовому времени.
Офицера звали Рамазан, и у него был весьма странный выговор. Суонку приходилось слышать такое произношение еще до войны, на планете Цирцея. Так — немного в нос, с растянутыми окончаниями фраз — говорило немногочисленное племя юберов. Тот человек с Цирцеи рассказывал, что юберы ведут родословную от евразийских горцев, которые обосновались в XXII веке на Фантоме, а потом расползлись по другим мирам.
Рассеянно размышляя о хитросплетениях маршрутов этногенеза в звездную эпоху, профессор переоделся, вышел в коридор и постучал в соседнюю дверь.
— Входите, коллега. — Гоц впустил его в каюту. — Не спится?
— Сомнения, мой друг. И опасения. — Суонк не знал, как начать. — Вам известно, сколько человек летят на Сириус?
— Кроме нас, на борту десятка два пассажиров. Большинство — бизнесмены, они сойдут на Лаланде. Остальные — астробиологи, направляются на Салдар, горячую планету белого субкарлика Сириус А.
— Там есть фторно-кремниевая жизнь, — вспомнил землянин.
Гоц подтвердил:
— Даже примитивный разум.
Таукитянин методично раскладывал свой багаж, выросший до трех чемоданов за счет сделанных на Земле покупок. Аккуратно развесив одежду в стенном шкафчике, Гоц неуловимым движением извлек из чемодана пистолет и сунул оружие за пояс. «Похоже, коллега все-таки не доверяет этой шайке авантюристов», — подумал Суонк и тактично заметил:
— Люди, которых вы завербовали, производят очень неприятное впечатление.
— Полноте, коллега, — укоризненно откликнулся Гоц. — Они — настоящие профи. Просто работа у них такая. Сами понимаете, интеллигентный человек в звезду ни за какие деньги не полезет.
— Они — бывшие уголовники? — Суонк схватился за сердце.
— Вовсе не обязательно применять полицейский жаргон, — поморщился астрофизик с Тау Кита. — Бывалые люди — так будет точнее.
Суонк поневоле вспомнил любимый с детства «Остров сокровищ», где сквайр Трелони нанял в команду «Эспаньолы» бывших пиратов. На душе стало совсем тревожно.
Рожи у будущего экипажа батискафа были свирепые и наглые. Да и смотрели они на окружающих, не скрывая презрения — наверняка зарежут при первой возможности. И пистолет за пазухой Гоца может оказаться слабым утешением, если возникнут серьезные проблемы.
В салоне пассажиров приветствовал капитан Василий Науманн — рослый плечистый красавец в синем мундире, на фоне которого эффектно смотрелись рыжая борода лопатой и орденские планки. Среди бестолковых наград, которые вручались всем подряд за выслугу лет или по случаю памятных дат, опытный глаз сразу выделял Звезду Славы 3-й степени и Бронзовый Крест. Похоже, в молодости командиру лайнера довелось побывать в опасных точках пространства-времени.
Науманн произнес положенные слова о том, как счастлив экипаж видеть на борту столь замечательных пассажиров. Коротко помянув славную историю концерна «Межзвездные перевозки», капитан пожелал благополучного перемещения, после чего поднял бокал шампанского за здоровье всех, кто находится на борту.
Роботы, управляемые парочкой миловидных стюардесс в мини-мундирчиках, начали развозить многочисленные блюда. Махмуд и Бианка, превратившиеся в законченных кулинаров, ворчали: мол, настоящий мастер такого бы не стал готовить. — Однако Гоцу меню понравилось. Он выбрал острый салат (вареная свекла, чеснок и орехи, мелко натертые и залитые майонезом), гороховую похлебку «Звездный гимн» (проще говоря — «музыкальный суп»), мясное ассорти в ароматном пряном желе, омара с молодой картошкой. Бедняга Суонк, страдальчески морщась, хлебал свои молочно-диетические невнятности.
После обеда подали мороженое, сигары, кофе и коньяк, громче зазвучала музыка. Впрочем, танцевальный азарт быстро угас — на борту имелось в наличии всего четыре дамы, причем стюардессы молниеносно исчезли в кухонном отсеке, Бианка была не в настроении, а инструкторша по экстремальному туризму сильно напоминала тираннозавра средней упитанности. Раздосадованные мужики с горя хлебнули чего покрепче и разбрелись по каютам.
Когда два профессора возвращались в свои «люксы», Суонка снова стала бить дрожь. Потянув за рукав Гоца, землянин жалобно прошептал:
— Обратили внимание, о чем говорят ваши головорезы?
Гоц прислушался. В десятке шагов у них за спиной Олег и Махмуд обсуждали с семперскими бизнесменами ассортимент оружейных магазинов Дофина — планеты в системе Лаланд 8760.
— Вполне разумно с их стороны, — заметил таукитянин. — Я бы тоже обзавелся хорошим охотничьим ружьем.
— Но они собираются покупать крупнокалиберные винтовки!
— Естественно. — Гоц засмеялся. — На Салдаре мы встретим весьма неприятную фауну.
— Вы полагаете? — Суонк скептически поджал губы. — А вот я опасаюсь. Как бы эти разбойники не затеяли перестрелку на борту!
— Успокойтесь, коллега. — Гоц весело оскалился. — В тесных помещениях корабля от громоздких винтовок немного пользы. Для ближнего боя хороши короткоствольные скорострельные машинки.
С облегчением вздохнув, Суонк предложил обсудить последние сведения о красных гигантах. Гоц с трудом отговорился, сославшись на усталость, мигрень и острый приступ климакса. Проблемы красных гигантов, равно как белых карликов и квазаров с цефеидами, мало интересовали маститого ученого с Тау Кита.
Они собрались в каюте Гоца, которая по умолчанию стала штабом операции. Едва Рикардо задраил люк, Махмуд отрапортовал:
— На Дофине легко купить нужные игрушки.
— Так ли сильно они нужны? — поморщился старпом Рикардо. — В глубине звезды немного мишеней для пули.
— У нас могут быть конкуренты, — проговорил, насупившись, глава экспедиции.
— Есть доказательства? — Корносевич хищно прищурился. — Или просто подозрения?
Гоц уточнил:
— Назовем это обоснованными опасениями. — Профессор снял со стены трубку видеофона и вызвал рубку: — Приветствую вас, капитан. Не скажете, какие еще корабли движутся в сторону Сириуса — от Солнца или со стороны Центавра?
Формально говоря, командир лайнера вовсе не был обязан удовлетворять праздное любопытство пассажиров. Однако «Нортон» принадлежал солидной компании, контрольным пакетом которой владело правительство Солнечной Федерации, а блокирующим — сомнительный банк, служивший прикрытием военных ведомств Семпера и Фомальгаута. Безусловно, штурманы лайнера получали подробную информацию от диспетчерских служб, а законами сервиса не возбранялось оказать мелкую услугу обитателю каюты-люкс.
После минутной паузы на голограмме появилась схема дислокации кораблей в радиусе десятка световых лет. Гоц тихо выругался, остальные выразили эмоции в более резкой форме. Сделав вид, будто не расслышал этих выкриков, Науманн прокомментировал:
— Парусник «Пьяная Афродита», стартовавший позавчера с Венеры, развил небывалую скорость. Наверное, уже подходит к первой стоянке на Эпсилон Эридана.
Кроме «Афродиты» в сторону Сириуса двигался средним ходом имперский крейсер «Гефест», а тяжелый крейсер землян «Терминатор» патрулировал между Солнцем и Лаландом, тогда как однотипный, но принадлежащий флоту Тау Кита «Победитель» покинул порт приписки на Визарде, держа курс на Сириус. За пределами Солнечной системы находились еще несколько кораблей федерального флота, где-то на пределе видимости маячил «Коловрат» — флагман Семпера. В сверхсветовом режиме шли к разным звездам пассажирские и транспортные суда, но основное внимание немедленно сосредоточилось на боевых бортах.
Наперерез «Афродите» устремился пиратский рейдер «Звезда смерти», а фрегат «Принцесса», подходивший к орбите Плутона, внезапно сменил курс и тоже спешил к Эпсилон Эридана. Более того, примерно час назад мощный «Гефест» двинулся навстречу «Афродите» и «Звезде смерти».
— Имперцы, пираты и наемники явно интересуются дряхлым парусником, — проговорил астрофизик. — Забавно… Это старье движется таким ходом, будто парусами управляет мастер экстра-класса.
— Никитин был штурманом экстра-класса, — напомнила Бианка.
Гоц покачал головой, а Корносевич озвучил невысказанное вслух возражение командира:
— Штурманом, но не пилотом.
Науманн, недоуменно присутствовавший на голограмме, поинтересовался:
— Не желаете зайти в кают-компанию? Пассажиры разошлись, можно будет спокойно поболтать за чаем?
— Можно даже за кофе, — ответил астрофизик любезным тоном, но лицо профессора сделалось озабоченным. — С коньяком.
Когда он отключил внутреннюю связь, Бианка задумчиво напомнила:
— Роман Никитин и, возможно, Карл Дайвен вылетели именно на Венеру, откуда стартовала «Пьяная дура».
— Может быть, завербовались к Барлогу?
— Может быть, — согласилась капитан-лейтенант Эриксон. — Но мой совет — готовиться к худшему.
Все невольно заулыбались. Железная Леди всегда была готова к худшему. Может, поэтому все они дожили до конца войны.
В кают-компанию зашел Гоц, с неудовольствием обнаружил, что за столом, кроме Науманна, сидит Суонк. Землянин рассказывал капитану про «Звездную Песню» и даже запустил запись загадочного послания. Знакомый баритон, продекламировал практически без интонаций:
Артиллерийская душа Махмуда взыграла, и бывший киллер прочувственно изрек:
— Да уж, стрелять прицелом — тяжкое развлечение.
— Как это — «стрелять прицелом»? — не понял капитан Науманн.
— Есть такое упражнение, — проворчал Махмуд. — Наводишь прицел на мнимую точку в пространстве, имитируешь выстрел…
— А потом?
— А потом повторяешь упражнение много-много раз, пока командир не даст команду «Отбой».
Вежливо покачав головой, Суонк сделал замечание: дескать, не стоит сугубо научному феномену придавать столь утилитарное, чисто военное значение. К его удивлению, Науманн проворчал, что в это неспокойное время любое событие приобретает военное значение.
— По пути на Землю мы проходили мимо старой базы «Дальний Щит» на границе Внешних Зон, — сказал Василий. — Сейчас там собираются все бригады наемников. Они вроде как взбунтовались и захватили какую-то планету в Южной Зоне. Теперь туда стекаются всевозможные боевики и повстанцы.
— Генерал Стар Террибл? — спросил Гоц.
— Он себя теперь по-другому называет. — Капитан наморщил лоб. — Заковыристая фамилия, сударь. Вроде Зоггерфельда — помните, был такой адмирал у вас на Тау Кита?
— Помню, конечно… — Профессор боязливо понизил голос: — Не надо называть это имя — когда на Тау сменилась власть, адмирал попал в немилость. По слухам, маршал Герб собирается объявить его военным преступником и отдать под трибунал.
— Ужас! — Науманн содрогнулся. — Ваш Герб — непредсказуемая личность.
— За ним такое водилось, — согласился Рикардо, странно хмыкнув.
Стюардессы принесли кофе, коньяк и закуску. Мужчины проводили девиц одобрительными взглядами, и лишь Махмуд Султан не посмел — смотрел только на Бианку. Науманн опрокинул рюмку, отпил из чашечки и неожиданно пустился в воспоминания:
— Я во время войны служил на линкоре «Арктика». Меня как раз произвели в третьи пилоты, когда пришло сообщение, что настиане оборудовали базу в системе Гаммы Дракона. А там всего одна условно населенная планета — Цирцея и наших войск совсем не было. В общем, мы оказались единственным боевым кораблем, который мог немедленно двинуться в ту сторону.
— Без кораблей сопровождения, — проворчал Гоц.
— Ну да… В общем, подходим — вражеского флота нет, только крепость. Обрадовались мы поначалу: дескать, легкая добыча. А там оказалось не меньше десятка огневых точек большой мощности. И пошла канонада: мы — их, они — нас. Пару укреплений мы настианам, конечно, разворотили, но и сами схлопотали неслабо. Между делом нам антенну гравилокатора снесло. Командир отступил к Цирцее, зализал раны и решил повторить атаку. Подошли, повторили и снова отошли, хотя имели превосходство в огневой мощи и дальнобойности…
— Повторная атака без локатора! — Махмуд Султан покачал головой. — Ваш командир был отчаянным малым. Вроде наших делибашей с Тюрбана.
Капитан лайнера отмахнулся:
— Без локатора, конечно, трудно было, но ведь мы могли пробиться поближе и посадить в эту крепость десяток мезонных боеголовок. А потом спокойно добивать оставшиеся мишени, целясь по отраженным волнам.
Гоц заметил осуждающим тоном:
— Такие умные идеи обычно приходят через четверть века после событий. А на месте, под обстрелом, всегда не бывает времени на разработку головоломных планов. Особенно если в любой момент ждешь появления вражеских эскадр.
— Не нам с вами судить, коллега, — строго возразил Суонк и попросил Науманна: — Рассказали бы, почтеннейший, чем кончилось то сражение.
— Действительно, расскажите, — сказала Бианка, и по губам отставного капитан-лейтенанта скользнула улыбка. — Нам всем очень интересно.
Науманн с готовностью вернулся к воспоминаниям:
— Земля прислала подмогу. Пришел сам Александр Зоггерфельд на «Вельзевуле» и с ним три фрегата охранения. Мы ударили с двух направлений, и с базой было покончено. Лихой вояка, этот Долговязый Зог. Говорят, с Венеры родом, но после войны остался на Тау Кита.
— И такого человека диктатор Герб собирается судить! — негодующе вскричал Суонк.
От коньяка у Науманна окончательно развязался язык, и капитана потянуло на высокие материи.
— Маршал Герб — загадочная личность без прошлого, — глубокомысленно изрек он. — Никто не знает, кем он был в прошлую войну и чего добивается теперь.
По меньшей мере пятеро из сидевших в салоне пассажиров наверняка знали, кто такой маршал Герб. И по крайней мере, один точно знал, чего добивается главком Тау. Только вслух никто об этом говорить не собирался.
Почесав бакенбард, Махмуд осведомился:
— Кэп, вы, наверное, часто бываете в дальних секторах… Что там делается?
— Где именно?
— У нас на Тюрбане, на той же Цирцее…
— В Северной Зоне? — капитан задумался. — Там тоже что-то назревает… Говорят, скоро всю Зону объединит генерал по кличке Дьявол.
— Морфеус Сокольский из военной контрразведки. — Гоц поднял бровь. — Серьезная фигура.
— Он самый, — подтвердил капитан лайнера. — У него громадный флот — линкоры, крейсера…
— Линкоров не может быть, — неожиданно резко возразил профессор. — Все линкоры за пределами Центральной Зоны погибли в начале гражданского братоубийства. Это избавило нас от лишних потерь. Говорят, земляне сумели в придачу к «Звездному Рыцарю» восстановить и «Голгофу», но мне почему-то не верится.
— Есть у Дьявола линкор, я сам видел, — уперся Науманн.
Его охватил азарт, какой случается у рыболовов, рассказывающих о потрясающем клеве в предпоследнее воскресенье прошлого лета. После недолгих поисков в видеоархиве Науманн продемонстрировал голограмму крупного, даже очень крупного боевого корабля.
— Это линейный крейсер, — сказал Гоц. — Похож на «Триумфатора», но в средней части надстроены дополнительные генераторы защиты.
Олег добавил:
— Такая модернизация отбирает у него процентов пятнадцать скорости.
— Зато не страшны любые пушки, которые остались у карликовых королевств Севера, — пояснил Махмуд Султан.
— Разбираетесь, — с уважением сказал капитан. — Он действительно называется «Триумфатор».
Между тем таукитянский профессор продолжал разглядывать голограмму линейного крейсера. Потом произнес натянутым голосом:
— Про Северную Зону много разных слухов бродит. Вроде бы кто-то собирает в кулак тюрбанских делибашей. Уж не Дьявол ли этим балуется?
Бианка неожиданно вмешалась в разговор мужчин, сказав:
— Забавный получается расклад: бригада Террибла и остальные наемники собрались на Юге, делибаши — на Севере. Что бы это значило, адмирал?
Строго глянув на подругу, Махмуд обратился к профессору:
— Начальник, вы человек ученый, должны знать… По земному видео недавно передавали, что на периферии какая-то планета пошла по пути биотехнического прогресса. Вроде бы создается раса сверхлюдей — у них и телепатия, и бессмертие, и телекинез. Говорят, подбираются к межзвездной телепортации.
Науманн закивал и подтвердил, что тоже слышал о таких исследованиях.
— Старая брехня. — Гоц поморщился. — Эту байку, случайно, не про планету Горгона рассказывают?
— Вроде бы, — неуверенно сказал Махмуд.
— Наверняка про нее. Такие слухи насчет Горгоны ходили еще до войны. Просто там был мощный биоцентр, но ничего серьезного они сделать не смогли.
Тема быстро заглохла, тем более что никто не знал, где находилась пресловутая Горгона. До войны Федерация охватывала три дюжины колонизированных миров, а также свыше сотни планет, заселенных и освоенных лишь условно. Это были небесные тела, непригодные для жизни человека по биосферным условиям или ввиду аномальной силы тяжести. На таких мирах строились рудники, научные станции, военные базы, космодромы, размещалось экологически вредное производство. Мало кто помнил названия этих планет, да и менялись их имена часто.
В порыве энтузиазма Науманн включил голограмму звездного атласа, и подвыпившая компания принялась перебирать систему за системой в поисках Горгоны. Планеты с таким названием в каталоге не оказалось, зато палец Олега Корносевича вдруг уперся в красную точку светила, вокруг которого уже два века вращалась крепость «Дальний Щит-10». Когда-то здесь был передовой плацдарм для операций в направлении Курлагдо и далее в глубь Галактики. Сегодня старая крепость стала удобным трамплином, с которого наемники Стар Террибла совершали набеги на заказанные миры обеих Внешних Зон.
— И все-таки прошу вспомнить, о чем я пыталась сказать, — не без вызова заявила Бианка. — Не сомневаюсь, что наемников и делибашей собирает одна и та же сила. Там, на Севере, что-то готовится.
— Например, массированное наступление на Центральную Зону, — подхватил Хорнет.
— Десяток тысяч наемников, да еще без флота? — насмешливо переспросил Гоц. — Это несерьезно.
— А флот Дьявола? — не сдавалась Бианка.
Подняв бровь, Гоц поглядел сначала на Рикардо, потом на Бианку:
— Между прочим, любезные, вы должны быть в курсе… Каким образом корабли наемников решились улететь без военного конвоя? Такая армада пассажирских кораблей — лакомый кусок для пиратов.
Махмуд мимикой показал, что не в курсе, а Хорнет неуверенно предположил:
— Возможно, заказчик нанял пиратов охранять караван?
Капитан Науманн покачал головой и сообщил:
— Нет, джентльмены. К Солнечной системе подошли фрегаты из флотилии адмирала Макторнтона — они и отконвоировали корабли в Южную Зону.
— Кто такой? — Корносевич насупился. — Я помню Билли Макторнтона — он командовал эсминцем «Викинг».
— Он самый, сэр. — Науманн закивал. — Теперь он тоже вроде наемника. Обычно взаимодействует с бригадами «Звездный кошмар» и «Медуза Горгона».
Их милую беседу прервал сигнал видеофона. Парнишка в мундире с нашивками младшего офицера гражданского Космофлота взволнованно доложил, что обстановка внезапно осложнилась. Капитан потребовал ретранслировать картинку, и взорам предстала голограмма, заметно отличная от недавней.
Неподалеку от них объявился корабль Настиарны, державший курс на Лаланд. «Звезда смерти», рейдер 61-й Лебедя, продолжал преследовать «Афродиту», и корабли сблизились настолько, что их отметки на изображении слились в одну. Имперский крейсер «Гефест» полным ходом устремился на перехват рейдера, а к настианскому кораблю направились крейсера Земли и Тау Кита.
— Будет бой, — уверенно заявила Бианка, скривив тонкие губы в зловещей улыбке. — Настианин обречен, даже если земляне и наши станут действовать порознь.
Гоц нахмурился: Железная Леди отвыкла от дисциплины и заговаривалась. Не стоило ей так явно демонстрировать свои политические пристрастия. Впрочем, в этой нервной чехарде земляне просто не заметили, что пассажирка с Земли считает «своими» военных Тау Кита.
— Наглые твари! — с чувством глубокого возмущения заявил Суонк. — Посмели влезть в зону Федерации!
— Проверяют, насколько у Земли крепкие нервы, — предположил Гоц.
Однако Науманн, переговорив с вахтенным, огорошил воинственных пассажиров:
— Не надо волноваться, господа. Корабль чужой расы совершает визит вежливости. Земля разрешила настианам суточную стоянку на Дофине.
Известие потрясло всех, включая самого капитана. Впечатлительный Махмуд Султан принялся выкрикивать: дескать, знаем эти визиты вежливости — встанет на орбите, а потом ударит торпедами по крепостям. Олег и Рикардо успокоили приятеля, напомнив, что легкий крейсер не способен нанести серьезный ущерб оборонительным сооружениям и что к Лаланду спешат «Победитель» и «Терминатор», каждый из которых втрое сильнее настианина.
Стратегическую самодеятельность попутчиков Гоц слушал не слишком внимательно. Сейчас его заинтересовало куда более любопытное обстоятельство: в связи со всеми этими маневрами в окрестностях Сириуса не осталось ни одного боевого корабля. Он мысленно уточнил:
А потом случилась полная неожиданность. Проявившая неположенную быстроходность «Пьяная девка» внезапно исчезла с экранов локаторов. Словно никогда и не было такого корабля возле Эпсилон Эридана.
5
Язык у Фатуллы был чрезмерно длинным, а в подпитии развязывался больше обычного. За ужином Ян зачем-то сообщил всей компании, что старый Варонг собрался завербоваться старателем на Процион. Князь меланхолично уточнил:
— Уран будешь добывать или обломки?
Мысленно проклиная капитанскую болтливость, Ант промямлил:
— Разберусь на месте. Вроде бы готовый металл ценится больше, чем пустая руда.
— Работники везде нужны, — лениво пропыхтел Буркам. — У моего отца богатая орбита-могильник, но много конкурентов. Есть еще могильники на астероидах. На самой планете почти все выбрали, там легче устроиться, но меньше заработки. В любом случае пилоты получают побольше чернорабочих.
Могильниками назывались груды обломков боевых кораблей, погибших в окрестностях Проциона. Другим богатством системы были залежи радиоактивных руд — на самом Лемонде, меньшей из его лун, а также на спутниках планет-гигантов и во внешнем астероидном поясе.
…В разгар гражданской войны гарнизон системы Проциона частью дезертировал, остальные же присоединились к главным участникам братоубийства. Кто подался на Тау, кто — на Землю, кто на Фомальгаут и Центавр. После грандиозной битвы флотов Дракона и Зога в системе вообще не осталось военных сил.
Воспользовавшись удобным моментом, аборигены провозгласили Лемонд суверенной планетой Вуркха, установили экономическую зону радиусом в три световых года и захватили построенные землянами космодромы. Оставшихся в системе людей взяли на службу советниками. Кланы поделили корабли, заводы и месторождения, а выпускники обеих политехнических школ кое-как пилотировали космолеты межпланетного радиуса.
Процион находился на пересечении оживленных трасс, поэтому после войны все правительства признали независимость Вуркхи, чтобы не потерять прекрасную транзитную базу. Ценность системы резко выросла в 40-е годы, когда началась разработка звездолетных кладбищ. Всего здесь превратились в обломки порядка сотни земных и настианских кораблей всех классов, то есть вокруг Проциона крутилось около трех мегатонн изделий из мезовещества. Племенные вожди аборигенов неплохо наживались, торгуя лицензиями на разработку этих сокровищ.
По слухам, в последние годы вуркхи завели дружбу с Настиарной. Все больше кораблей приходило на Процион из созвездия Лебедя.
Другой опасный узел завязался в системе 61-й Лебедя, где когда-то находилась передовая база снабжения Действующего флота. Кришна — очень похожий на Землю мир желтого субкарлика — был мощным индустриальным центром, однако сельское хозяйство здесь развить не успели. На базе скопилось немало поврежденных кораблей и другой техники, но с началом гражданской войны о системе надолго забыли — у враждующих правительств имелись дела поважнее.
Население планеты, полностью зависящей от подвоза продовольствия, оказалось на грани голода. Поспешно создаваемые фабрики белкового синтеза и плантации зерновых не решали проблемы. Подлатав несколько грузовых кораблей, кришнаваны попытались наладить доставку необходимых товаров, но богатые планеты Центральной Зоны были чрезмерно увлечены гражданской войной. Частные компании взвинтили цены, а временное правительство Солнечной системы попросту конфисковало звездолеты Кришны. Тогда озлобленное и доведенное до отчаяния население занялось космическим разбоем.
На этот раз кришнаваны отремонтировали крейсера и крупнотоннажные транспорты, на которые можно было поставить орудия достаточного калибра. Крейсера и рейдеры перехватывали и заворачивали на Кришну грузовые караваны, совершали налеты на планеты-заводы и планеты-рудники. Грабили всех без разбора — людей и настиан. Ослабленные войной, флоты новых держав не могли защитить десятки колоний и обеспечить конвоирование межзвездных караванов.
Оставшись без государственной поддержки, космические перевозчики предпочли договориться с корсарами и согласились делиться определенной частью своих грузов. После этого кришнаваны стали реже нападать на корабли крупных компаний, к тому же на базовой планете к началу 50-х годов удалось наладить сельскохозяйственное производство. Отдельные набеги, конечно, случались, но в целом кришнаваны соблюдали каперский устав, не опускаясь до кровавого беспредела, который творили пираты-отморозки Северной Зоны.
Обстановка резко ухудшилась года три назад, когда Земля и Фомальгаут объединили флоты, чтобы полностью истребить флот Кришны. Сводной эскадре удалось уничтожить несколько пиратских кораблей, но в ответ кришнаваны заключили союз с Настиарной. В системе 61-й Лебедя появилась база настиан, а корсары снова взялись за старое.
— Я слыхал, запасы ценных материалов иссякают, — задумчиво проговорил Ант.
Буркам нехотя признал:
— Добыча постепенно падает. Доходы тоже.
— Может, имеет смысл завербоваться на базу настиан?
Видимо, Варонг задел больную струнку нежной княжеской души, потому что проционид буквально взорвался:
— Настиане даже нас, вуркхов-аристократов, не берут на службу! Персонал состоит только из жаб и ублюдков-кришнаванов.
— Образованные вуркхи могут устроиться в подсобные подразделения, — уточнил Кахур Баттоц и пошутил: — А ты, старик, не переживай, что могильники иссякли. Тебе недолго осталось, успеешь на похороны накопить.
Ант машинально огрызнулся:
— Я, пацан, и на твои похороны заработаю.
Наступила тягостная тишина, причиной которой была вовсе не бестактность молодого проционида. Пафнутьев переспросил, запинаясь:
— Настиарна действительно основала базу на Лемонде? Военную базу?
— Надо говорить не Лемонд, а Вуркха! — возмутился Буркам. — Научитесь уважать наш маленький, но гордый народ… Нет, база не военная. Просто космопорт, куда иногда заходят разные корабли…
Запутавшись в оправданиях, он умолк. И без слов князя все было понятно.
А тут еще прибежал Гай, заоравший с порога:
— Типа долго мне стоять одному вахту? Там какие-то сообщения приходят, а я, как говорится, ни хрена в этом не кумекаю.
Очень недовольный капитан кивнул штурману, и очень недовольный Петренко отправился исполнять служебные обязанности. Буркам тоже поднялся, громко рыгнул и осведомился, когда «Пьяная шлюха» прибудет на Вуркху.
Немного подумав, пьяненький Ян Фатулла стал считать вслух:
— Около полуночи выполним маневр и торможение возле Эпсилон Эридана, часов двенадцать проведем в порту Ниневии, еще дня полтора-два нужно, чтобы оказаться возле вашей планеты.
— Так много груза для Ниневии? — удивился Карлос Ривьера. — За двенадцать часов можно три раза опорожнить и снова наполнить трюмы.
— Мы везем туда всего лишь почтовый контейнер, — сообщил Фатулла. — Однако наш старый деловой партнер обещал подкинуть выгодный груз. Это займет определенное время, большую часть которого мы проведем в ресторанах. Советую и вам воспользоваться возможностями для развлечений, которых так много на этой планете.
— Безусловно, я воспользуюсь всеми возможностями! — расхохотался проционский князь. — Не будите нас к завтраку, я намерен хорошенько выспаться перед загулом на Ниневии.
Он вышел, по-хозяйски утащив с собой хихикающую Лейли. Неразлучная парочка — Кахур и Лонг — тоже отправилась выяснять свои загадочные отношения. Почти тотчас же включился видеофон, и голограмма взволнованного Петренко попросила капитана срочно прибыть в рубку.
Когда Фатулла, чертыхаясь, покинул буфет, Ривьера произнес, хищно прищурясь:
— Кто-нибудь догадывается, какой ценный груз можно вывезти с Ниневии?
— Реактор, — уверенно заявил комиссар полиции. — Или квантовый сердечник. Если же учесть, что наш милый капитан — фанатичный патриот родного Фомальгаута…
— «Афродита» не способна прорвать настианскую блокаду, — возразил Антонио Варонг. — Скорее груз предназначен кому-либо из союзников Фомальгаута.
— Выбор невелик, — сказал Карлос. — Или Семпер, или Тау.
На этом их дискуссию прервал видеофон, развернувший трехмерное изображение смертельно бледного Фатуллы. Дрожащим голосом капитан пригласил Анта в рубку.
Здесь собрался весь экипаж «Афродиты». Даже плохой физиономист легко сообразил бы, что астронавты смертельно перепуганы.
— Мы не сделали тебе ничего плохого, — запинаясь, начал Ян. — Поговори со своими друзьями.
— Да-да! — истерично выкрикнул Сатирос. — Мы ж тебя как родного приняли.
Хватило беглого взгляда на мониторы, чтобы понять причину их беспокойства: догоняющим курсом двигался быстроходный корабль. Рядом с символом преследователя нейросеть «Афродиты» нарисовала табличку с надписью, извещавшей, что на перехват идет «Звезда смерти» — легкий крейсер Кришны.
— Нам не впервой откуп платить, — бормотал штурман. — Так и скажи дружкам: мол, не надо экипаж убивать.
— Если не убьют, а корабль отнимут, это немногим лучше, — невпопад ляпнул недалекий Гай.
Эти глупцы всерьез поверили, будто Варонг послан на их корабль корсарами Лебедя, и надеялись отделаться по-легкому. В отличие от них Ант опасался худшего.
— На скорость рассчитывать не стоит, — вздохнул старик.
В этом секторе не было благоприятных течений. Скорость падала, и никакие развороты паруса не могли серьезно изменить ситуацию. Придурковатые офицеры сочли это очередной уловкой Варонга.
— Ловко ты нас притормозил, — с затаенной ненавистью произнес Ян. — Хоть уговори не убивать…
— Я сразу заподозрил, что он пиратам служит, — хвастаясь проницательностью, напомнил Петренко.
— Ты ошибся, — проворчал Ант и затребовал из архива нейросети дополнительные сведения о «Звезде смерти». — Легкий крейсер, быстроходный. Ян, они точно за нами гонятся? Может, просто пересеклись курсы?
Капитан раздраженным голосом сообщил, что пираты потребовали остановить «Пьяную девку» для досмотра и передать данные обо всех, кто находится на борту.
— Передал?
— А куда денешься…
Пиратов явно интересовал кто-то из пассажиров. Вероятнее всего, началась охота за летящими к Сириусу ветеранами. А то и некая сиятельная персона стала дичью. Убрать такую фигуру накануне войны равносильно уничтожению большого корабля…
Он внимательно изучил показания приборов. Ближайшие обитаемые системы находились слишком далеко — крейсер догонит «Афродиту» прежде, чем парусник окажется под защитой оборонительных систем Эпсилон Эридана. «Гефест» спешит на выручку, но тоже опоздает. И еще какой-то фрегат поблизости маячит, но от такой малявки подавно не стоит помощи ждать… Чтобы спастись, нужно или отбиться, или прорваться.
— Пушки есть? — осведомился Ант.
— Чего? — не понял Петренко.
Соображавший чуть быстрее Ян сказал уныло:
— Охотничьи двустволки, а не пушки. На консервации. Сколько лет я капитанствую — ни разу не включали.
Ну да, легкая артиллерия. Полвека назад парусные бриги строились в расчете на военное применение. В центральной части корпуса должно быть встроено кольцо огневых точек. Старые тахионные генераторы ближнего боя, которые еще надо запустить в боевой режим.
Подавив рвавшиеся на свободу шедевры ненормативной лексики, Ант рявкнул в глазок видеофона:
— Комиссар Пафнутьев, будьте любезны зайти в рубку. Карлито, поищи на этой посудине посты управления огнем.
Экипаж вздрогнул, и Гай прошептал:
— Точно, всех перемочат.
Варонг шикнул на матроса и пояснил:
— Полицейский врал, будто вызубрил наизусть навигационный справочник. Вроде потребовалось для какого-то расследования.
Комиссар уже стоял в дверях. Вид у него был еще тревожнее, чем у смирившейся со скорой смертью команды.
— Что-то случилось? — спросил он еще из коридора.
Ант молча показал на голограмму сферического обзора. Пафнутьев присвистнул и что-то пробормотал.
— Вот именно, — сухо согласился Варонг. — Не исключено, что пираты ищут именно нас.
— Список пассажиров запрашивали? — быстро спросил комиссар.
— И даже получили, — обрадовал его старый матрос Антонио. — Вы говорили, что помните все «улитки» Центральной Зоны.
— Неужели говорил? — Комиссар криво усмехнулся. — Да, когда-то помнил… Дайте-ка глянуть.
Он увеличил изображение и перевел гравилокатор в режим запредельных частот. Экипаж молча наблюдал, как полицейский прокладывает заковыристый курс, а завербованный на Венере бродяга пытается подать энергию на древние пушки. Когда засветились огоньки, темневшие с самых военных времен, Сатирос залопотал молитвы.
— Две огневые ячейки из шести вроде бы заработали, — сообщил Ант. — Где «улитка»?
— Если повезет, добежим за час с небольшим. Только… — Пафнутьев развел руками. — Мы проскочим мимо Ниневии. Капитан, вы не будете возражать, если мы сначала окажемся на Проционе? За своим ценным грузом вам придется зайти на обратном пути, уже после Сириуса.
Капитан ничего не соображал и только замахал руками. Штурман Петренко выкрикнул:
— Куда угодно, лишь бы уйти от этих подонков!
К ужасу экипажа, Варонг принялся давать полицейскому новые указания: дескать, надо отбрасывать галактический поток парусами навстречу пиратам.
— Старичок-то не прост, — пробормотал Спартак. — Может, и пират, но преследователи — не из числа его друзей.
Офицеры загалдели наперебой, фантазируя насчет загадочных пассажиров. То ли пираты из Внешних Зон, то ли на чью-то разведку работают. Во всяком случае, полицейский управлял кораблем, как навигатор с огромным опытом.
Не обращая внимания на их трусливое нытье, Варонг поспешил на огневой пост. Возле пункта управления, где ждал Ривьера, старика догнал Фатулла.
— Электроника скрипит, но функционирует, — доложил коммивояжер. — Будет лучше, если я сяду в дублирующую кабину и проконтролирую работу аппаратуры.
— Действуй. — Ант добавил ностальгически: — Нет ничего лучше, чем стрелять по догоняющим. Разве что самому догонять неповоротливых тихоходов.
— А вы умеете стрелять? — забеспокоился Фатулла.
— Умеет, — подтвердил Карлос. — Могу поручиться, что у старого негодяя выйдет неплохо.
Ухмыльнувшись, Варонг заперся в тесной кабинке, напичканной допотопными нейросетями. Чудом работающие устройства измеряли дистанцию, определяли направление, рассчитывали поправки на многомерное смещение. Размытый силуэт неприятельского крейсера дрожал на прицельной голограмме.
Пафнутьев доложил из рубки, что взял курс на ближайшую «улитку», но войти в трубу свернутого пространства удастся не скоро.
— Пират догонит нас прежде, — сказал комиссар.
— Пусть догоняет, — хохотнул Антонио. — С такой дистанции мы его только поцарапаем.
«Звезда смерти» продолжала сближение и без конца передавала приказ остановиться, угрожая открыть огонь на поражение. «Не будут стрелять, — подумал Варонг. — У них приказ взять нас живыми, иначе бы давно разнесли парусник».
Когда дистанция сократилась до световой минуты, старик выпустил длинную серию квантовых импульсов. Сгустки энергии расползались с большим разбросом, но некоторые лучи зацепили корабль Лебедя. Корсары не поняли намека, и пушки «Афродиты» выстрелили повторно.
При таком качестве изображения невозможно было определить эффективность огня. К тому же не стоило надеяться, что слабенькие пушечки парусника сумеют серьезно повредить боевой корабль, пусть даже легчайшего класса. Тем не менее Варонг непрерывно бил очередями, надеясь хотя бы напугать не привыкших встречать отпор пиратов.
То ли очередной импульс зацепил важный узел крейсера, то ли подействовали потоки энергии, выплескиваемые на «Звезду смерти» умело развернутым парусом. Во всяком случае, крейсер кришнаванов резко изменил тензор движения, выходя из обстреливаемой зоны. Извращенные законы сверхсветовой баллистики немедленно развели траектории обоих кораблей. Теперь, чтобы повторно догнать «Афродиту», противнику придется притормозить, а потом долго и нудно корректировать курс.
«Звезда смерти» немедленно занялась этим маневром, вдобавок на крейсере включили защитное поле, которое отнимает у двигателей немалый процент мощности. Корсар выйдет в повторную атаку не раньше чем через час.
Набрав код рубки, Варонг сообщил:
— Мы его отогнали.
— Вижу, — ответил Пафнутьев. — Если бы добрые люди помогли мне с пилотированием…
— Сейчас буду.
В коридоре старого матроса встретили веселый Ривьера и слегка успокоившийся Фатулла. Капитан «Пьяной девки» жалобно произнес:
— Ловко вы стреляли. Одна беда — теперь пираты озвереют и торпедами нас размажут.
— На тебя не угодишь, — заржал Карлос.
В рубке Варонг занялся парусами. Немного прибавив скорость, «Афродита» помчалась по трассе, которую наколдовал полицейский комиссар. Пиратский крейсер постепенно приближался, но никак не мог выйти на верный курс. Лишь к концу второго часа погони «Звезда смерти» кое-как завершила маневр, и с крейсера передали открытым текстом:
— Начинаем отсчет с сотни. На счет «ноль» бьем без предупреждения.
— На счет «два» можешь сходить в гальюн и подмыться, — ответил Пафнутьев.
Впереди уже распахивалась зона, где изгибались лучи звезд. Здесь ткань Вселенной скручивалась в «улитку», противоположный выход из которой находился за много световых лет. Именно в это сплетение мировых линий направил «Афродиту» Пафнутьев.
С точки зрения внешнего наблюдателя, парусник просто исчез. В действительности корабль плавно перемещался в системе иных координат. Такие узловые точки метрики встречаются гораздо чаще, чем звезды, хотя далеко не все «улитки» нанесены на карты. Проследовав по изгибам многомерной Вселенной, «Пьяная девка» возвратилась в плоский космос за два парсека от точки входа.
Определив позицию по навигационным звездам, Пафнутьев объявил:
— Три световых года до Проциона.
Никто не посмел бы требовать, чтобы неугомонный старик отправился чистить каюты и ремонтировать систему управления парусами. Тем не менее Варонг остался в рубке и пропустил обед, пытаясь вывести корабль на приличную скорость. Несмотря на все его старания и посильную подмогу Пафнутьева, удалось разогнаться лишь до 3.2 светового года в сутки.
— Если повезет, будем на Лемонде завтра в это время, — резюмировал Ант.
В тот же момент комиссар заорал:
— Дьявольщина! Откуда он взялся?!
Полицейский показывал пальцем на голограмму, где внезапно появился корабль — малотоннажный, но быстроходный.
— Фрегат, — уверенно заявил Ант. — Последней довоенной серии. Земной флот, наверное.
Комиссар удивленно проговорил:
— Этот малыш был неподалеку, когда ты отстреливался от кришнаванов. Не иначе, нырнул в «улитку» вслед за нами.
Фрегат не подавал опознавательных сигналов и потихоньку наращивал ход, двигаясь параллельным с «Афродитой» курсом. Впрочем, он держался не ближе четверти светового года и пока не представлял угрозы. Если не врубит форсаж, то догонит «Пьяную девку» где-нибудь возле Проциона.
— Теодор, ты останешься на вахте, а мы перекусим, — распорядился Фатулла.
Спускаясь в буфет, Ян восхищался храбростью и мастерством навигаторов фрегата: дескать, найти тоннель в пространстве и просочиться через скрученные измерения — задача не для крохотного кораблика. То, что получасом раньше кое-кто выполнил тот же маневр на готовой развалиться «Афродите», он явно не считал подвигом.
Время было позднее, но в буфете сидели Лонг и оба проционида. Князь выяснял у соплеменника, сколько можно заработать на пресловутом изобретении.
Кахур бросил надменно:
— Это не изобретение, а открытие, причем эпохальное. Но тебе, тупому аристократу, не понять разницы.
Буркам сильно обиделся, встопорщил лицевые перья и разорался:
— Ублюдкам из низших каст нельзя слишком долго жить на чужих мирах. Вы быстро забываете, кому обязаны служить и кого обязаны почитать!
— Видишь, что тебе предстоит? — вставил Лонг. — Пока не поздно — одумайся и передай открытие Земле. Можешь не сомневаться — ты получишь все, что пожелаешь.
— Через три дня он получит хорошую порцию ударов кнутом, — злобно посулил Буркам. — Опытные палачи легко выбьют спесь из мерзавца. Приглашаю всех на церемонию. Вы увидите, как на Вуркхе учат почитать древние обычаи.
Поставив на стол поднос с разогретым пайком, капитан оповестил пассажиров, что парусник прибудет на Лемонд уже завтра. Князь немедленно встал, взял из холодильника две бутылки виски и, пробормотав: «Надеюсь, эта шлюха уже вылезла из душа», — торопливо покинул буфет.
Без аппетита наворачивая просроченный бифштекс, Пафнутьев заметил:
— Не знаю, о чем речь, юноша, но вам стоит подумать. Ваше открытие действительно столь важно?
Кахур промолчал, поэтому ответил Бертран Лонг:
— Он решил задачу, которая считалась нерешимой. Если удастся реализовать этот принцип, произойдет новая научно-техническая революция.
— Легко ли будет его реализовать? — заинтересовался Карлос.
— Непросто, — признал Лонг. — У покойного Мандрагора чуть не получилось, но старик погиб во время решающего эксперимента. Если не ошибаюсь, это случилось на планете Драконда — в самый разгар гражданской войны.
— Считай, не получилось! — хохотнул Карлос.
Пафнутьев продолжил:
— Не советую лететь на Вуркху, вам будет тошно прислуживать феодалам. Послушайте Бертрана — возвращайтесь на Землю.
Кахур глядел на собеседников, выражая всем видом высокомерную насмешку. Встав из-за стола, проционид бросил, демонстративно глядя мимо людей:
— Мое открытие не получат ни вырождающиеся аристократы Вуркхи, ни вечно безденежные земляне. На космодроме меня будут ждать представители настиан. С чемоданами денег.
— Скотина! — прошипел разъяренный Лонг. — Неблагодарный подонок!
Расхохотавшись ему прямо в лицо, Кахур шагнул к выходу. С порога сказал: мол, надо перышки причесать, чтобы предстать перед покупателями во всем блеске. Лонг привычно рванул вслед за вуркхом.
Проводив взглядом парочку неразлучных скандалистов, Ант вдруг обнаружил, что совсем забыл про ужин, а ведь с самого утра крошки во рту не было. Потому и давление поднялось — вот как в висках колотит. Он поковырял вилкой остывшее пюре из сублимированного картофельного порошка. Питательная субстанция не воодушевляла, как и котлета, в которой мяса было меньше всего прочего. Представив себе, что паек еще горячий, Варонг проглотил большой комок, потом другой.
Покончив с половиной порции, Ант произнес:
— А теперь можно поговорить о серьезных делах.
Поначалу Фатулла вздумал отпираться, но сломался быстро.
— Короче говоря, вы должны были принять на Ниневии реактор и отвезти на Процион, — мягко произнес комиссар. — Даже без вашего признания все понятно.
— Хрен вам понятно! — угрюмо буркнул Ян. — Обычно нам дают запломбированный контейнер и пакет, в котором указан пункт назначения. Конечно же, Проциона там не было. Два раза я доставлял груз в систему Фомальгаута. Когда началась блокада, стали возить на Семпер, Визард и Марс.
— Куда?! — хором взревели пассажиры, ставшие следственной бригадой.
Примерно через полчаса им открылась хитро придуманная система контрабанды, охватившая половину Центральной Зоны и протянувшая щупальца в одичавшие миры Внешних Зон. Неприметный корабль брал на борт контейнер, после чего уходил к планетам вроде Карменситы или Джангла, где заведомо не имелось военного производства. Все разведки тщательно приглядывали за рейсами Ниневия-Фантом или Дофин-Семпер, но никто не уделял внимания транспортам, отправлявшимся прочь от высокоразвитых систем. И лишь на обратном курсе эти корабли разгружались возле миров, где втайне строились боевые флоты нового поколения.
Ян Фатулла честно перечислил транспортные суда, о которых точно знал, что они участвуют в таких операциях. Получалось, что Земля, Семпер и Тау накопили компоненты для монтажа десятка крейсеров, хотя официально объявлялось о закладке каждой державой лишь одного корабля такого класса. Спецслужбы Центавра и, наверное, Настиарны проворонили рождение целой эскадры.
— Власти Земли затеяли опасную игру, — возмутился Варонг.
Пафнутьев задумчиво процедил:
— Может, и не власти. Президенты приходят и уходят, а генералы с адмиралами остаются… Между прочим, юридически все обставлено безупречно — никакие законы не нарушаются.
— Ты имеешь в виду… — Антонио помрачнел. — Действительно, никогда не запрещалось поставлять подобную технику. Центавру эти агрегаты просто не продавали.
— Могли бы и продавать, — фыркнул Ян. — Если бы ваш дурачок-император и его папаша-маразматик согласились поставлять корпуса из мезовещества.
— Мы продали Земле два корпуса, — буркнул Ант. — И еще один — Фомальгауту. Получили взамен сверхсветовой движок и комплект пушек…
В буфет ввалился Гай. Почесав под робой, матрос направился к кухонному роботу и громко поинтересовался:
— Слышь, капитан, а чего полицейская, так сказать, ищейка возле грузового трюма ошивается?
Он наполнил миску богатырской порцией вермишели, бухнул сверху четыре котлеты, полил острым томатно-соевым соусом, взял литровую банку пива. Водрузив поднос на стол, Гай обнаружил напротив себя Пафнутьева, и у матроса отвисла челюсть.
— Ты бы, того, выражения выбирал, — вяло посоветовал Ян.
— Как он раньше меня тут очутился? — пролепетал Гай. — Типа, всего минуту назад на грузовой палубе столкнулись. Он в тени стоял, а я сразу сюда поспешил. Не мог он раньше меня…
Капитан раздраженно объявил, что комиссар безвылазно сидит в буфете больше часа. Три свидетеля подтвердили: Пафнутьев даже в гальюн не отлучался. Пожав плечами, Гай проворчал, жадно глотая ужин:
— Ну, типа, не знаю. Потемки были, морду не разглядеть. Только нет на борту другого такого амбала — ни по росту, ни в плечах.
— Говоришь, возле грузового трюма? — Пафнутьев встал. — Посмотрим.
Гай остался ужинать, а все прочие гурьбой пошли за полицейским. Обнаружив, что один из трюмных люков взломан, комиссар собрался заглянуть внутрь, но Ривьера удержал его:
— Это может быть опасно. Сходим сначала за оружием.
Они вернулись на пассажирскую палубу. Здесь было тихо и пусто, но дверь каюты, где жил Кахур Баттоц, оказалась приоткрытой. Тонкий луч тусклого света, проникая через узкую щелку, перечеркивал пол коридора.
Начавший нервничать комиссар, легонько потянув за ручку, открыл дверь нараспашку.
Молодой проционид лежал возле переборки с характерно вывернутой головой. Полоски крови, вытекшие из края рта и ноздрей, успели высохнуть и потемнеть.
6
После гражданской войны система звезды Лаланд 8760, считавшаяся глубоким тылом, внезапно стала передовым форпостом Земли. Здесь было много военных объектов, общественное настроение чутко и болезненно реагировало на любые внешние тревоги, а потому и порядки сделались простыми, но суровыми, вполне укладываясь в рамки армейских уставов.
В стоимость билета входило посещение планеты, поэтому пассажиры собрались на средней палубе, поджидая орбитальный челнок. В иллюминатор было видно, как «Командор Нортон» пополняет запасы энергии.
Лайнер дрейфовал примерно в километре от орбитальной заправочной станции. Поток корпускулярного излучения хлестал в воронку веерного поля. Примерно половина частиц брызгала мимо, уносясь в пространство, остальные попадали в накопитель.
Боевые корабли наполняли резервуары иначе — прямо из короны любой звезды. КПД гораздо ниже, зато бесплатно и не требуются громоздкие механизмы. Нужно немного — всего лишь прочный корпус с обмазкой из нанокристаллов мезовещества. Крейсера и линкоры могут погружаться в звезду, впитывая энергию и даже восстанавливая повреждения, хотя такой метод саморемонта применяется лишь в крайних случаях, когда нет возможности доползти до завода.
Через иллюминатор противоположного борта можно было разглядеть плывущий по орбите настианский крейсер — старой модели, но явно прошедший модернизацию.
— Они продвинулись дальше нас, — раздраженно заметил Корносевич. — Новые движки, генераторы силовой защиты.
Рикардо немедленно добавил:
— Нейросети небось последних поколений.
— Новые пушки, — подхватил Махмуд. — Конструкция башен заметно изменилась.
Бианка мрачно буркнула:
— Подумайте о тренировке экипажей. Настиане уже десятилетие отрабатывают маневры в составе крупных соединений.
Заговорив наперебой, они принялись подсчитывать большие корабли обеих цивилизаций. Получалось, что люди имеют почти двукратный численный перевес, но большая часть военного флота рассеялась по Северной Зоне, где правители не слишком заботились о боевой технике.
— Мы тоже не сидели, сложив ручки, — негромко сказал Гоц.
— Я слышал кое-какие слухи, — с надеждой в голосе сообщил Олег. — Это правда?
— Смотря что ты слышал… — Таукитянский астрофизик усмехнулся. — Поговорим позже.
Челнок был совсем близко. Еще несколько минут — и металлическая призма вцепилась носовым срезом в короткую гибкую трубу переходника. Открылся люк шлюза.
Первыми в отсек вошли офицеры-пограничники — майор и три капитана. Затем появилось существо, которого никто не собирался, да и не желал здесь увидеть.
Средний настианин крупнее и сильнее среднего человека. Этот не относился к особо массивным экземплярам — был здоровее Рикардо и Олега, но Махмуд, Гоц и даже Бианка выглядели внушительнее.
Широченные черные шаровары униформы скрывали толстые короткие ноги, плоские ступни прятались в блестящих — полметра на полметра — ботинках, ладони чуть меньшего размера затянуты в кожаные перчатки. Безгубая пасть от уха до уха делала настианина похожим на громадную лягушку, вертикально вытянутые зрачки — на змею, а рудиментарные жабры и большие ромбовидные уши завершали отталкивающую внешность.
— Этот откуда взялся? — с отвращением осведомилась Бианка.
Майор-пограничник сухо проговорил:
— Настианский корабль с непроизносимым названием находится в системе на законном основании. Штаб гарнизона разрешил офицеру крейсера посетить лайнер и задать капитану несколько вопросов.
Разумеется, настианин не мог говорить на земном языке. На его висках неплотно сидел обруч киберпереводчика, дужка с микрофоном болталась у края рта. Чужак проквакал длинную фразу, и электронное устройство озвучило перевод:
— Нас интересует гражданин планеты Вуркха, который должен был вылететь с Венеры. Его зовут Хамур Ватос или что-то в этом роде.
— При чем тут мой корабль? — поинтересовался Науманн.
Настианин продолжил сеанс художественного кваканья:
— Проционид мог покинуть Солнечную систему лишь на двух кораблях. Их названия — «Афродита» и «Командор Нортон».
Не скрывая неприязни к чужаку, капитан Науманн резко заявил, что на борту лайнера нет ни одного проционида.
— Вас устраивает такой ответ? — спросил майор.
Кожа настианина стала менять окраску: на бледно-персиковом фоне появились сложные многоцветные узоры. Огромные кулаки угрожающие сжались, вдоль хребта резче выделился, оттопырив одежду, спинной гребень.
— Полагаю, они лгут, — заявил настианин. — Теперь нет сомнений — вуркха пытаются вывезти именно этим рейсом. Наверняка он накачан наркотиками и спрятан где-то в закоулках лайнера. Например, в нестандартном аппарате, который не поместился в грузовом отсеке. Я требую выдать мне бортовой журнал и допустить на «Командора Нортона» поисковую группу с нашего крейсера. Иначе мой командир — клянусь Демонами Древнего Космического Зла — будет вынужден применить силу.
От возмущения лишился дара речи даже Рикардо. Майор тоже был полон бешенства и объявил дрожащим от ненависти голосом:
— Ваша бесцеремонность превзошла даже самые широкие границы гостеприимства. Попрошу вас немедленно покинуть этот корабль и вернуться на свой крейсер.
Удивленно поглядев на пограничника, настианин свирепо произнес:
— Для второсортной расы вы держитесь слишком нагло. Кажется, пора снова проучить млекопитающих.
Впрочем, в драку он ввязываться не стал и беспрекословно вернулся в челнок. Остальные пассажиры разместились в том же кораблике.
Махмуд сказал громко:
— Дожили — враг пытается командовать нами под прицелом двух крейсеров и орбитальной крепости.
— К системам Солнца, Тау, Проксимы и Толимана они, конечно, не приближаются, — проворчал Науманн. — Но в открытом пространстве настиане давно уж стесняться перестали.
Беспардонная выходка настианина испортила все удовольствие от экскурсии на Дофин. И в ресторане, и в супермаркетах, и в оружейном магазине мысли невольно возвращались к унизительной сцене, когда побитый в большой войне враг так нагло ведет себя в системе, подчиненной земной юрисдикции.
Они вернулись в космопорт, нагруженные покупками, главную часть которых составляли оружие в чехлах, коробки с патронами и прочее охотничье снаряжение. До посадки на челнок оставалось много времени, поэтому Гоц и его угрюмая команда разместились в зале ожидания.
Возле каждого кресла светились голографические меню центральных и местных видеоканалов. Астрофизик машинально пробежал пальцем вдоль ярких иконок, заказав подборку последних новостей на интересующие его темы. Новости оказались на удивление любопытными:
«В ближайшие дни центаврианский крон-принц Эдвард посетит Солнечную систему с официальным визитом… Премьер-министр Солнечной Федерации отбыл с официальным визитом на Тау Кита на борту линкора «Голгофа»… Президент Солнечной Федерации намерен сделать заявление чрезвычайной важности…»
Никаких подробностей не приводилось, но спутники Гоца заметно оживились.
— Неужели объявит войну Настиарне? — Бианка поморщилась. — Не верю.
— Президент в сто двадцать первый раз объявит «последнее суровое предупреждение» и попросит прекратить блокаду Фомальгаута, — предположил Рикардо.
Гоц покачал головой. Самое интересное прозвучало между строк: «Голгофа» снова способна совершать межзвездные переходы. Хотя, конечно, неизвестно главное — в каком состоянии огневые средства старого великана. С другой стороны, внезапные визиты на высоком уровне наводили на мысль, что готовится соглашение. Вероятнее всего, о совместных действиях. Что ж, у Земли появились хорошие козыри в виде двух линкоров.
Он еще раз просмотрел заголовки сообщений, поступивших за последние сутки, и после секундной заминки выбрал сюжет с планеты Семпер.
Выступал главный теоретик режима Григорий Лазарев, закончивший войну в должности командира пехотного корпуса. Его книги «Великие вожди человечества», «Идеальное государство» и «Галактика для людей» были запрещены в большинстве миров Внешних Зон, как содержащие вредоносную идею имперского воссоединения. Урчащий голос дробился чеканными фразами:
— Вселенная жестока, и мы должны сравняться с ней в жестокости. Или мы объединимся для отпора, или погибнем, превращенные в стадо рабов. Критерии абстрактного гуманизма неприменимы, когда встает вопрос о существовании великой расы, окруженной врагами, лишенными даже зачатков гуманности. Человечество должно жить, и во имя этой высочайшей цели допустимо стереть с лица Вселенной любые цивилизации, которые посмеют угрожать людям, препятствуя нашему возрождению. Либо мы, либо они — нам не оставлено иного выбора!
Гигантский зал взорвался бурей оваций. Успокоив аудиторию взмахом руки, Лазарев продолжил:
— Пришло время показать, кто должен править Галактикой. Мы призываем власти человеческих держав забыть разногласия, сплотить ряды и потрясти нашей решимостью всех соседей. Лишь так сумеет человечество гарантировать безопасность собственного будущего, лишь так можно пробудить спящие в людях высокие чувства и ускорить пришествие Золотого Века…
Объявили начало посадки. Нехотя поднимаясь из кресла, Махмуд признался:
— Я всегда считал, что правители Семпера перегибают палку. Но когда вижу, какие безобразия творят продажные чиновники Земли, когда настианская тварь пытается командовать нами на нашем корабле… Возможно, стоит прислушаться к речам, звучащим на Семпере.
— Золотой Век, — мечтательно повторила Бианка. — Успех нашей экспедиции может приблизить приход Золотого Века.
— Золотой Век — это здорово, — согласился Гоц. — Но вот методы, которыми Семпер намерен выстроить дорогу в прекрасный мир всеобщего счастья, вызывают у меня если не сомнения, то некоторые опасения.
Он умолк, разглядывая ряды иконок с названиями сюжетов. Потом решительно перелистал указательным пальцем призрачные странички и остановился на сообщении с грифом «Срочно!».
Корреспондент канала «Галактика-Видео» возбужденно выкрикивал, тыча пятерней в иллюминатор звездолета:
— Мы находимся примерно в мегаметре от крепостного планетоида «Дальний Щит-10». Ближе подходить нельзя — адмирал Макторнтон отдал приказ уничтожать любые корабли, которые пересекут границу запретной зоны. Нам также не было позволено сопровождать эскадру, которая повезет наемников Стар Террибла на очередную операцию. Между тем за последние сутки на базу прибыло не меньше десятка кораблей — вероятно, бригада «Ночной Кошмар» получает подкрепления. Еще несколько грузовых и пассажирских космолетов идут сюда в сверхсветовом режиме, но главные силы уже начали покидать «Дальний Щит».
Голограмма показала транспорты, медленно отходившие от крепости. Окутанные радужным свечением разгонных полей тени удалялись в пространство. Потом четкая картинка сменилась мозаикой помех, и появилась надпись:
«База заглушила все диапазоны гравиволн,
чтобы наблюдатели не сумели
определить путь десантного каравана».
Времени оставалось совсем немного, но Гоц здраво рассудил: «Без нас не улетят», — а потому решил просмотреть еще один видеоклип, отснятый в Северной Зоне. Журналисты сообщали о грандиозном побоище. Военные флоты Демократической Федерации, королевства Карменсита и Афинской Империи навязали решительное сражение вооруженным силам Северной Республики. Согласно подсчетам компетентных аналитиков, союзники втрое превосходили республиканцев по числу кораблей основных классов. В течение последующих суток поступали известия о том, что боевые действия охватили планеты Юльдана, Тюрбан и Хеллас. Затем связь с Северной Зоной была прервана.
Уже в салоне челнока Махмуд вдруг вскричал возмущенно:
— Кто-нибудь понял, при чем тут Тюрбан!
— Там правят узурпаторы, — напомнила Бианка. — Сам же говорил, что их разбомбить нужно.
— Это смотря кто бомбить будет, — парировал озабоченный новостями артиллерист.
Суонк одобрительно пощупал покупку Гоца и проговорил возбужденным голосом:
— Жаль, не было у вас этого ружья, когда здесь безобразничал мерзавец с настианского крейсера.
Вежливо посмеявшись, таукитянин сказал:
— Чтобы припугнуть псевдорептилий, нужен калибр побольше. — Затем обратился к Науманну: — Капитан, куда делся чужой корабль?
— Покинул систему два часа назад… Профессор, пришел ответ на гравиграмму, которую вы отослали перед экскурсией на Дофин.
Гоц велел Бианке следовать за ним, а остальным — собраться у него в каюте через полчаса и поспешил в рубку дальней связи. Здесь они застали коммерческого помощника Рамазана Шахвалиева, который жаловался дежурному, что который день нет связи с Оаху, где у него родня. Последние сообщения были тревожными: брат писал, что у его дочки проблемы.
— Хуррам подзалетела? — удивился связист. — Помню, красивая девчонка, в службе новостей работала.
— Не в том дело! — Помощник отчаянно помотал головой. — Ей вроде бы политику шьют. Чего-то сказала про наш народ, так власти этой дерьмовой планетенки всполошились: мол, вражеская пропаганда, подстрекательство к бунту и тому подобное. Пишет, что добрый человек ее предупредил.
Связист беспомощно развел руками, покосился на астрофизика. Гоц ответил сочувственным взглядом. Люди из экипажа «Нортона» промолчали, поэтому в разговор вступила Бианка:
— На Оаху, как и в других карликовых деспотиях, установлен расистский режим. Кажется, они враждуют с другой планетой той же системы. Суперкарго и его родня, видимо, принадлежат к какому-то малочисленному племени, поэтому журналистке придется несладко. Забьют камнями или продадут в рабство.
— Такая страна обрекает себя на гибель, — вздохнул Гоц.
— Да, в этих эмиратах и псевдореспубликах полиция не отличается особым умом и не церемонится, — продолжала Бианка. — Можно не сомневаться, что девчонку уже взяли под плотный колпак, а то и в концлагерь бросили.
Коммерческий помощник вздрогнул. Поспешно прервав тяжелый для юбера разговор, Гоц попросил письмо, поступившее на его имя. Бианка переписала файл на свой карманник и отправилась к себе — расшифровать без посторонних.
Гоц неторопливо двинулся в ту же сторону, грустно размышляя о человеческой цивилизации, разорванной границами, ненавистью, таможнями и скоростью распространения новостей.
Сражение в Северной Зоне случилось неделю назад, еще до его вылета с Фантома. Наемники покинули свою базу позавчера, когда «Командор Нортон» готовился стартовать с земной орбиты. Оба известия поступили на Дофин одновременно, сегодня утром. Проще говоря, человеческая раса утратила единство не только в политическом и культурном ракурсах — очаги распространившейся по клочку Галактики земной колонизации лишились реальной связи.
Гравитонной морзянкой можно сигналить в пределах десятка-полутора световых лет, но такой способ позволяет передавать лишь короткие тексты без видеоматериалов. Существовавшая до войны сеть ретрансляторов не слишком надежно действовала даже в пределах крепкой державы. Сегодня же подавно никто не станет рассылать сообщения на сотню световых лет с Кнайта на Семпер и обратно. Основная часть информации растекается бессистемно, в трюмах грузовых и пассажирских кораблей. Цивилизация, где новости неделями и месяцами ползут от края до края обитаемого пространства, не способна сплотиться.
Первым к профессору заглянул Махмуд. Гоц нацедил в автомате две чашки кофейного тонизатора и деликатно напомнил:
— Ты говорил, что Бианка страдала зависимостью… Что у нее было — наркотики, алкоголь, нейронная стимуляция?
— Как бы не хуже. — Отставной артиллерист вздохнул. — Кибермания называется… Сутками напролет пропадала в виртуальности. Грезила, будто человечество стало единым, и она живет в великой Империи.
Вот еще одна причина разрыва между культурами, подумал профессор. А ведь есть и другие: увлечение киборгизацией, биологическое перемоделирование организма и черт знает что кроме них!
— У нас на Тау с этой заразой справились очень просто, — сказал Гоц. — Взяли под контроль все, даже самые мелкие локальные Сети. Киберманьякам посылали специальные лечебные процедуры без выхода из виртуальности.
В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, ворвался неугомонный Суонк. Напомнив, что глава экспедиции назначил общий сбор, он с энтузиазмом собрался поговорить про эволюцию черных дыр сквозного типа — объектов, которые безграмотные астронавты называют просто «улитками». Не обращая внимания на старого зануду, Махмуд продолжил прежнюю тему:
— Совсем как на Семпере. Вы, ходят слухи, и киборгизацию ограничиваете.
— Искусственные органы разрешено имплантировать лишь при медицинской необходимости.
— Консерваторы. — Махмуд Султан совсем развеселился. — Прогресс-то не остановить. На Земле чуть ли не у каждого второго имплантированы дополнительные мышцы, штекеры нейросети, глаза с усилением.
— Что ж ты себе только мускулатуру нарастил?
— Зрение тоже. А нейросеть — не для моей работы. В два счета запеленгуют.
— Правильно сделали, молодой человек, — вставил Суонк. — К вашему сведению, каждый двадцатый киборгизированный в течение года попадает в психушку. Не всякие мозги выдерживают такой скачок информационного потока.
— Просто земные власти используют нейросеть для считывания мыслей, — засмеялся Махмуд. — Вот и случаются накладки.
— Да что вы говорите! — воскликнул потрясенный землянин. — Что ж, от нашего преступного режима следует ждать подлостей в таком духе.
Появились Рикардо с Олегом, тоже налили себе псевдокофе и присоединились к беседе. Суонк просто блаженствовал — похоже, уже много лет старый фанатик астрофизики не встречал такого количества политических единомышленников.
В общем, все пятеро придерживались близких взглядов, опасаясь чрезмерно быстрого прогресса. Тревожные симптомы наметились еще до войны, но тогда хотя бы имелся сильный государственный контроль. Теперь же социальная эволюция на руинах прежней человеческой цивилизации растекалась разными маршрутами: криминальная анархия в Солнечной системе, жесткая централизация военных режимов Центавра, Тау и Фомальгаута, феодальный бардак Внешних Зон, а также жуткая, но привлекательная для многих тоталитарная модель Семпера.
Земля и Венера катятся к гибели, провозгласил Суонк, и никто не стал возражать. Общество бывшей метрополии дегенерирует, продолжал землянин, потому что основная масса населения более не позиционирует себя в качестве граждан данного государства и не намерена нести ответственности за судьбу расы и цивилизации. Институт семьи практически разрушен, люди предпочитают жить в ирреальных мирах наркотиков и виртуальности.
Гоц подхватил:
— На некоторых планетах людей превращают в киборгов, поведение которых контролируется волновыми импульсами. Другие миры выбрали путь направленных мутаций, приспосабливая организмы к конкретным условиям. Скоро землянин и какой-нибудь горгонец или дофинец окажутся существами разных биологических видов.
Приняв его слова слишком близко к сердцу, Суонк загрустил и признался:
— Прекрасно говорите, коллега. Но ведь не существует сегодня силы, способной повернуть историю в разумное русло.
— Такая сила есть, — строго сказал Гоц. — Военный флот.
— Почему флот? — удивился землянин.
— Потому что на линкорах стоят очень большие пушки.
— У вас сексуальные проблемы? — испуганно спросил Суонк. — Часто думаете о фаллических символах?
Засмеявшись, Гоц замахал руками и ответил:
— Не в том дело. Просто в таких ситуациях большие пушки больших кораблей становятся очень веским средством убеждения. К тому же линкор — идеальная машина, которую невозможно захватить. Только уничтожить.
— Модель идеального общества, живущего по разумным законам боевых уставов, — замогильным голосом вставил Махмуд Султан. — Кто-нибудь обратил внимание, что настианская тварь помянула древних демонов? По слухам, эта религия активно распространяется в Северной Зоне. Храмы открыты на многих планетах, адепты исчисляются десятками миллионов, человеческие жертвоприношения и все такое…
Вошедшая без стука Бианка снисходительно послушала мужчин, затем привычно перехватила инициативу:
— Может, ради разнообразия, поговорим о чем нибудь не столь абстрактном? Например, о наших дальнейших планах.
— Планы кристально ясны. — Гоц даже заулыбался. — Найти источник «Звездной песни» раньше возможных конкурентов и перегнать в систему Тау Кита.
Раздраженно тряхнув головой, Бианка процедила:
— Я имела в виду
— Милая леди, вариантов не так уж много, — ровным голосом, словно отдавал команды из главной рубки, ответил Рикардо. — Отбросим настиан от Фомальгаута и займемся объединением прежней Федерации.
— Именно в такой последовательности, — согласился Олег Корносевич.
— Хорошо бы, — мечтательно прокряхтел Суонк, но вдруг спохватился: — Но при чем тут источник «Звездной Песни»?
Играя снисходительной усмешкой, Гоц покачал головой, оглядел свою команду и пробормотал:
— Когда-то и я был романтиком… Пока мы должны вытащить Малыша, и я заставляю себя думать только об этом. Конечно, мне тоже хочется возродить даже не Федерацию — Империю. Увы, это не так легко.
Пусть Гоц не стал астрофизиком, однако трезвостью рассудка и точным логическим мышлением обладал чуть ли не с детства. Поэтому и оставил мечты об Империи. Самое большее, на что он рассчитывал, — создать коалиционный флот Тау и Солнца, привлечь порядочных командиров из Северной Зоны, а затем, собрав корабли в кулак, ударить по Лебедю.
— Вы думаете, что уже нельзя объединить человечество? — спросила Бианка со слезами на глазах.
— Империя — наша старая мечта, но я перестал верить в нее, — признался Гоц. — Тут мало иметь хороший корабль или даже целый флот. Нужны еще пехота, спецназ — без этого добра не навести порядок на десятках миров.
— А на что делибаши с Тюрбана?! — вспомнил о сопланетниках Махмуд. — Лучшие солдаты Галактики. Вдобавок воспитаны в духе верности единой державе. Конечно, мои земляки разбрелись по всей Галактике, но ведь их можно собрать.
— Этого мало, — отмахнулся Гоц. — Придется выставить часть войск, чтобы блокировать неизбежные вылазки центавриан. Но мы говорим лишь о военном аспекте задачи, оставляя в стороне кучу социальных и политических проблем.
— Слишком большой процент населения некоторых планет не захочет возвращаться в единую державу? — догадался Олег. — Вы правы, шеф.
Бианка и Махмуд завопили: это правители не хотят, а простой народ согласится. Рикардо печально возразил:
— Подобные заявления хороши для пропаганды, но на самом-то деле надо смотреть правде в рыло — простолюдины тоже не видят пользы от Империи. Разве что жизнь в сверхдержаве будет лучше, чем в карликовом эмирате.
— В том-то и дело, — тихо произнес Гоц. — Нельзя навязать десяткам миллиардов тот режим, который нравится лишь нам с вами. Надо убедить эти миллиарды, что им нужна Империя. А что мы можем предложить человечеству, кроме напоминаний о былом величии? И еще одна важная проблема, о которой мы говорили совсем недавно, — культуры расходятся…
— Вы не правы, коллега, — строго заявил Суонк. — Идея единой расы вполне достаточна, чтобы объединить расу, вот какой каламбур! А в вас, коллеги, слишком много гнилой интеллигентщины с этими кретинскими самокопаниями и рефлексией. Если бы кто-нибудь из вас был кадровым военным, никогда бы не страдали такой дурью.
Впрочем, старик быстро сменил гнев на милость и поведал, что давно так интересно не общался с молодежью и что приятно, когда среди молодых людей встречается столь редкое в наши дни здравомыслие. На этом астрофизик откланялся и отправился к себе — отдохнуть перед ужином.
— Неужели вы даже не попытаетесь возродить великую единую державу? — возмущенно вскричала Бианка.
— Конечно, попытаюсь. — Гоц вздохнул и вдруг засмеялся. — Попытаюсь, даже заранее зная неминуемость поражения.
Он опустил голову, и на какое-то время в каюте стало тихо. Хотя они не встречались почти четверть века, все слишком хорошо знали, что командир практически никогда не ошибался в прогнозах. Не выдержав пытки паузой, Бианка неуверенно сказала:
— В конце концов, у настиан тоже раскол. Земная пропаганда называет эти государства Северный и Южный Лебедь. Только они договорились объединиться против людей. А мы не способны выставить равноценный флот. Слишком далеко разбежались.
Гоц проворчал апатично:
— Корабли найдутся.
— Некоторые даже в прямом смысле, — поддакнул Рикардо.
Переждав смешки собеседников, Гоц продолжил:
— Я обещал рассказать, так слушайте. Несколько лет назад было заключено тайное соглашение. Хотя Центавр отказался продавать нам свою продукцию, несколько государств объединили усилия. Пригодились наши пушки, к ним добавились реакторы и нейротехника земных компаний, кое-что подкинули Фомальгаут и Семпер, кое-что пришлось ввозить из Северной Зоны. Короче, практически достроены несколько тяжелых крейсеров нового проекта, и у нас есть чем ответить настианам. Как можно понять, Земля сумела даже второй линкор подлатать.
Лица соратников посветлели. Бывалые бойцы смотрели на Гоца, как дети на циркового факира, словно ждали: сейчас махнет платочком и случится чудо. Только профессор всего лишь попросил у Бианки раскодированную гравиграмму с Визарда.
Текст мало что прояснил. Отряды наемников с «Дальнего Щита» отправились куда-то в Южную Зону. В Северной Зоне произошло грандиозное сражение, в котором приняли участие до двадцати крупных кораблей. Наблюдатели на Цирцее и Кастлинге зафиксировали вспышки сильных взрывов, после чего флоты переместились в район Тюрбана. Связи с Юльданой и другими планетами Федерации нет, но боевые действия в космосе как будто прекратились. После отлета Гоца на Землю в космопорту Венеры появились неизвестные лица, искавшие проционида Кахура Баттоца. Власти Тау Кита продолжают усилия по формированию коалиции против Настиарны. Пока готовность к совместным действиям подтвердили только Семпер и Кришна.
— Ничего не понимаю, — призналась Бианка.
Гоц пожал плечами. Большая часть этих событий происходила где-то далеко и совершенно не заботила профессора.
«Мы построили корабли, мы даже сумеем еще раз побить настиан, — подумал он. — Но победа над внешним врагом не приближает главную цель. Мы слишком зациклились на кораблях и пушках, но для воссоздания сверхдержавы нужна объединяющая идея, которую не заменят ни лозунги Семпера, ни каламбуры Суонка. Нужно хоть что-нибудь, способное обратить вспять разбегание культур. А пока такого чуда нет, корабли и пушки не смогут долго удерживать в кулаке ставшие такими разными очаги цивилизации».
Махмуд, к которому вернулись поутихшие было переживания по поводу непонятных событий на родном Тюрбане, возмущенно выкрикнул:
— Эти предатели с Лебедя тоже, видите ли, готовы к совместным действиям! Да их давить надо!
— Не скажи. — Гоц покачивал головой, что было признаком сомнений перед важной дилеммой. — Кришнаваны занялись пиратством не по доброй воле. Остальные миры просто бросили соплеменников, и у них не оставалось особого выбора. Не они одни виноваты в том, что случилось.
— Вы верите в компромисс? — настороженно поинтересовался Корносевич.
— Надо исправлять давние ошибки, — тихо произнес Гоц. — Да, компромисс необходим. Они простят нас, а мы — их. Политика знает подобные казусы.
После недолгой паузы Бианка сузила глаза, припоминая, потом сказала:
— Если не ошибаюсь, году в 2430-м что-то в таком роде сделал Звездный Дракон, когда решил создать империю в системе Центавра. Он контролировал Карму и остальные миры Альфы, но нужно было подчинить систему Проксимы. А там, на планете Скарлетт, окопался полевой командир, я забыла его имя. Были долгие штурмы, тяжелые бои, но военное решение не давалось. Тогда Дракон и Фердинанд просто договорились с полевым командиром, сделав его губернатором планеты.
— Империя стоит компромисса, — согласился Гоц. — Реджинальд Дунаев умел принимать неожиданные решения.
— Однако Дунаевы не пошли на соглашение с Тау Кита! — презрительно бросил Олег.
— В те годы Тау тоже не слишком стремилось к согласию… — Гоц набрал код на клавиатуре видеофона. — Капитан, я позволю себе снова попросить вас о помощи.
Голограмма Василия Науманна понимающе подмигнула, сказав:
— Опять интересуетесь «Афродитой»? Нетрудно сообразить, что на паруснике путешествуют ваши конкуренты.
— Отдаю должное вашей интуиции, капитан.
— Представьте себе, у них что-то случилось, — сообщил Науманн. — Несколько часов назад парусник покинул систему Проциона, разогнался до сверхсвета, взял курс на Сириус, но вдруг потерял ход. Сейчас «Афродита» дрейфует в половине светового года от Проциона, и к ней приближается крейсер Настиарны.
7
Осмотрев и ощупав покойника, Пафнутьев изрек с озабоченным видом:
— Его ударили в голову со страшной силой. Бедняга отлетел на несколько метров и стукнулся затылком об острый угол. Перебиты шейные позвонки, раздроблена задняя стенка черепа. Обе травмы несовместимы с жизнью.
— Тяжелая была рука у этого амбала… — Ян содрогнулся.
— Скорее нога, — уточнил комиссар. — Явно били каблуком в челюсть.
— Ты в этом разбираешься? — поразился Варонг.
— Не зря же учился в полицейской академии.
— На самом деле учился?
То, что давний приятель оказался настоящим полицейским, стало для старика сюрпризом. Хотя почему бы и нет… Варонг машинально отметил, что вещи разбросаны, словно здесь шла нешуточная борьба. На полу валялась расколотая статуэтка вуркхского божка.
Прибежал Ривьера с объемистым саквояжем в руках. Расстегнув замок, он протянул Анту и Пафнутьеву пистолеты. Добротное оружие старого проверенного типа. Лучемет персональный модернизированный — «Таран-М7» — предназначен для поражения живой силы во внутренних отсеках, малая мощность импульса исключает повреждение корпуса корабля.
— Надо осмотреть парусник, — объявил комиссар. — Палубу за палубой, отсек за отсеком. Если на борту скрываются неизвестные лица, любой из нас может стать очередной жертвой.
— Будьте осторожны, — добавил Ант. — Это профессионал, способный убивать голыми руками. Наши хлопушки — не слишком надежное оружие.
Ривьера и Сатирос остались на пассажирской палубе, а Пафнутьев, Ант и Фатулла поднялись на верхний ярус. Стоявший вахту Петренко ничего подозрительного не заметил, однако, услыхав об убийстве, сильно занервничал и залпом допил полупустую флягу виски. Оставив его в рубке («что бутылка такому бегемоту», — успокоил Ян), стихийно возникшая следственная бригада осмотрела остальные помещения. В каютах экипажа и агрегатных секциях посторонних не оказалось.
Они вернулись на среднюю палубу, где имелось уже два лежачих тела: увидев труп Кахура, Лонг грохнулся без чувств.
— Князь и этнографическая тетка развлекаются, — доложил Ривьера. — Дверь заперта, на вызовы не отвечают.
В грузовой трюм спускались гуськом, держа оружие на изготовку. Здесь по-прежнему было темно. Проклиная убожество старого парусника, Варонг помог матросу заменить перегоревшие светильники. Сразу стало видно, что один из отсеков вскрыт.
— Замок взломан изнутри, — объявил Пафнутьев. — Что в этой секции?
— Почта для Ниневии. — Фатулла отмахнулся и опустил голову. — Хотя нет… Трюм был пуст, ждали особого груза.
Осторожными перемещениями, прикрывая друг друга от внезапной атаки, Варонг и Пафнутьев обыскали отсек. Единственной серьезной находкой оказался прибор неизвестного назначения, посаженный на замок внешнего люка. Прибор слабо попискивал и подмигивал разноцветными светодиодами.
— Бомба! — Фатулла схватился за сердце.
— Сомневаюсь. — Ривьера уже осматривал загадочный аппарат.
— Разберешься? — встревоженным тоном осведомился Варонг.
— Обижаешь, командир. Не зря же я торгую электронным мусором и таскаю с собой кучу разной техники.
Ян проворчал:
— Видели твою электронику — абордажные пистолеты…
Хохотнув, Карлос извлек из саквояжа портативное устройство, похожее опять-таки на пистолет с коротким подвижным стволом. Торговец поднес это приспособление к замку шлюза, ствол «пистолета» выбросил гроздь тонких светящихся нитей, опутавших прибор неизвестного назначения.
— Детектор уверяет, что на замок повесили глушилку типа «антисигнал», — объявил Ривьера. — Кто-то открывал люк трюма, но сигнал об этом в рубку не поступил.
— Открывали внешний люк? — Ант нахмурился. — Когда?
— Примерно полчаса назад. Когда мы обнаружили труп Кахура.
Злоключения, преследовавшие парусник на протяжении последних суток, вконец растрепали и без того не слишком крепкие нервы капитана «Пьяной девки». Фатулла еле держался, и малейшая новая неприятность могла добить Яна. Варонг предполагал, что в таком случае начнется либо истерика, либо запой. Впрочем, в подобных делах одно другому совершенно не мешает.
— О Создатель, за что нам такие наказания! — причитал Ян.
— Да уж, рейс не задался с самого начала, — однообразно поддерживал капитана Сатирос. — Хорошо хоть этот ублюдок сам прыгнул за борт.
Офицеры парусника были практически невменяемы, так что помощи от них ждать не приходилось. А ведь меньше чем через сутки придется объяснять властям Лемонда, при каких обстоятельствах переселился в иной мир их соплеменник Кахур Баттоц. Даже при самом благоприятном развитии событий туземная полиция задержит их на день-другой, чего Варонгу сильно не хотелось.
К тому же у Пафнутьева нашелся новый повод для беспокойства.
— Вовсе не доказано, что убийца действительно покинул корабль, — процедил комиссар. — Скорей уж «антисигнал» должен был отвлечь наше внимание.
— Вы что, решили устроить настоящее расследование? — возмутился Фатулла.
— Предпочитаете, чтобы вас допрашивали безграмотные жандармы на Проционе?
Ян печально признал:
— На взятки этим уродам у меня денег не хватит.
Пафнутьев деловито перечислил законы и договоры, согласно которым следствие должен проводить полицейский офицер государства, юрисдикции которого подчинен корабль. И лишь при отсутствии на борту сотрудника правоохранительных органов право на проведение дознания переходит властям ближайшей планеты.
— Короче говоря, для начала надо выяснить, кто имел мотив или возможность совершить убийство, — продолжил Пафнутьев. — Менее важный, но тоже любопытный вопрос: на что мог рассчитывать убийца, если он все-таки выбросился в космос через шлюз трюма?
— Фрегат, который нас преследует, — напомнил Ривьера.
Они связались с рубкой, и Петренко подтвердил, что фрегат движется прежним курсом, слегка сбрасывая скорость. Нетрудно было подсчитать: примерно через пять-шесть часов преследователь пройдет точку, где неизвестный амбал мог покинуть «Афродиту».
— Можно продержаться даже в стандартном скафандре, — признал Ант. — Если есть гравимаяк, фрегат легко подберет его.
— А если у него нет скафандра? — совершенно серьезно поинтересовался Фатулла.
— Тогда и за борт прыгать не стоило, — проворчал комиссар.
Поглядывая на часы, Пафнутьев составил примерный график событий:
«20.10 — Фатулла, Варонг, Пафнутьев и Ривьера вернулись в буфет, где в очередной раз ссорились два проционида и Лонг.
20.20 — Ушел Буркам, после чего недолго переругивались Кахур и Лонг.
20.30 — Один за другим ушли Кахур и Лонг. Начался допрос Фатуллы.
20.45 — Зашел поужинать Сатирос.
21.10 — Пришел ужинать Гай, сказавший, что минуту назад видел кого-то на грузовой палубе.
21.20 — Обнаружен труп Кахура. Возможно, кто-то открыл и снова закрыл шлюз пустого трюма.
21.50 — Пафнутьев, Варонг и Фатулла осмотрели пустой трюм и обнаружили «антисигнал».
Закончив эту схему, полицейский сохранил файл в памяти карманного устройства и сказал:
— Очевидно, что убийство было совершено между половиной девятого, когда мы видели жертву в последний раз, и началом десятого. Я бы даже уточнил — мы нашли труп изрядно остывшим, да и кровь успела подсохнуть. Поэтому время убийства — около девяти вечера или чуть раньше.
Ян и Спартак дружно кивнули, хотя по их лицам было видно, что оба плохо понимают, о чем говорит комиссар. Ант перечитал записи на голограмме и не нашел ошибок. Все было верно — в момент убийства он сам, Ян Фатулла, Пафнутьев и Ривьера сидели в буфете и не могли оказаться на пассажирской палубе. Все прочие надежного алиби не имели.
Молчание прервал Карлос:
— Подобие мотива имели варварский князек и лысый заморыш… как его…
— Бертран Лонг, — подсказал Ант.
— Вот именно. — Ривьера продолжил: — Пернатого князя покойник многократно оскорблял, не проявлял подобающего почтения к аристократическому выродку. К тому же у князя глазенки разгорелись, когда будущий мертвец сказал, что его открытие стоит больших денег, Лонг тоже все время спорил с ним из-за пресловутого открытия, суть которого мы пока не знаем.
Улыбаясь наивности детективов-самоучек, Пафнутьев снисходительно поведал:
— Если открытие столь дорого стоит, убить мог кто угодно… Капитан, как по-вашему, ваш матрос мог соврать насчет незнакомца? Он производит впечатление полного дебила, неспособного выдумать такую историю.
— Да уж, мозгами Гай не блещет, — признал Фатулла.
— Прекрасная маска для наемного убийцы, — проворчал комиссар. — Итак, у нас две основные версии. Первая — некто скрывался в трюме от самой Венеры, пару часов назад покинул свое убежище, убил проционида, похитил его секрет, надел скафандр и спрыгнул за борт. Вторая — убийство совершил кто-то из пассажиров или команды, после чего имитировал взлом трюма, а сам остался на борту, причем Гай своим рассказом пытается увести нас на ложный след.
— Убийца до сих пор среди нас? — Сатирос побледнел.
— Все возможно. Я не верю в злоумышленника, почти три дня сидевшего в трюме. — Комиссар потер подбородок. — Проще было убить Кахура на Венере… Итак, кто из не имеющих алиби мог прикончить проционида одним ударом? Самые сильные физически — Спартак и Гай. Князь Буркам тоже не выглядит слабаком. А вот Лонг и девка — хлипковаты.
Рикардо презрительно произнес:
— Надеть на плечо экзоскелетон — слона убить можно. Кстати, никто не доказал, что били рукой или ногой. Тот же результат может дать выстрел пластиковой пулей, гравитационный пульсатор… Кроме того, убийца мог открыть люк, чтобы выбросить за борт оружие и добычу. Фрегат, который нас преследует, подберет контейнер.
— Не исключено, — согласился Пафнутьев.
Поразмыслив, комиссар объявил, что намерен допросить всех, кого не было в буфете. Варонг уточнил:
— Для начала нужно выяснить, что именно изобрел или открыл покойник. Предлагаю первым вызвать на допрос Бертрана.
— Если он еще живой, — хохотнул Ривьера. — Может, убийца начал устранять свидетелей.
Дурные опасения не оправдались. Лонг был жив, но сильно нервничал и потребовал снять пломбу с каюты покойника.
— Кахура могли убить только ради его вычислений, — убежденно повторял он. — Необходимо установить, на месте ли кристалл с записями.
— Не надо так спешить, до Проциона еще часов двадцать. — Комиссар говорил доброжелательно, но твердо. — Прежде всего попрошу объяснить, кто такой Кахур Баттоц и чем так важна его работа.
— Все равно не поймете, — вскипел Бертран. — Убийца гуляет на свободе, а вы теряете время на бесполезные разговоры.
— Разговор с умным человеком не может быть бесполезным, — лязгнул металлом голос Анта. — Отвечайте на вопросы, юноша!
Землянин застонал, однако Ривьера, Пафнутьев и Варонг не желали уступать. После третьей настоятельной просьбы в виде приставленного к его лбу пистолетного ствола Лонг сдался.
По его словам, Баттоц был очень талантливом математиком. Несколько лет он, стажировался в разных университетах Земли и Венеры, недавно защитил докторскую диссертацию. Темой его работы были труднопонятные задачи прикладных вычислений в области математической физики. Кахур Баттоц сумел найти способ решения каких-то заумных уравнений, описывающих процессы, которые до последнего времени считались абсолютно абстрактными.
Лишь недавно, сказал Бертран, стало ясно, что при помощи своего метода Баттоц сумел решить так называемую проблему Тидвелла-Любомирской, над которой почти два века бились лучшие умы человечества и Настиарны. Речь шла о телепортации на межпланетные расстояния.
— Проще говоря, на доступном для вас уровне понятий, — пояснил Лонг, — Кахур показал, как можно создавать искусственные «улитки» в пределах одной звездной системы.
— Не слишком впечатляет, — заметил Пафнутьев. — Вот если бы он сумел освоить межзвездные трассы…
— Это уже следующий этап! — вскричал Бертран. — До сих пор телепортация была возможна лишь на дистанциях не свыше десятков километров. Баттоц совершил эпохальный прорыв, не зря же настиане заинтересовались его открытием.
— Действительно, важное открытие, — неожиданно заявил Ант. — Возьмем, к примеру, блокаду Фомальгаута. Сегодня крепостная артиллерия Тантры и Мантры не подпускает флот противника ближе миллиарда километров. Будь у Настиарны телепортация, их десантники ворвались бы на эти планеты с баз, расположенных за пределами системы.
Замахав руками, Лонг поспешил уточнить:
— Допустим, до миллиарда еще далеко. Баттоц сумел рассчитать процесс на расстояниях порядка миллиона километров. Впрочем, он говорил, что знает, как повысить радиус действия примерно на порядок.
— Убедили, хорошее открытие. — Комиссар кивнул и оскалился: — Скажите, Бертран, если бы он передал Настиарне свое открытие, это принесло бы ущерб Земле?
— Безусловно. Твари из Лебедя получили бы колоссальное преимущество.
— Значит, не стоит слишком усердно искать убийцу?
— Но убийца похитил его расчеты!
— А вот это уже другой вопрос, — хладнокровно заметил полицейский. — Совершенно ясно, что убийца работает не на Лебедь — ведь покойный Кахур и так собирался передать все материалы настианам. Агентам Настиарны не было нужды совершать преступление.
— Может, решили не платить?
— Глупо, — сказал комиссар. — Настиане не отличаются жадностью, к тому же от живого гениального ученого пользы намного больше, чем от кристалла с записями.
Подумав, Лонг признал:
— От кристалла пользы совсем немного. Всего несколько человек в Галактике способны понять смысл подобных расчетов. Пожалуй, есть всего три-четыре ученых, работающих в этой области. Я, мой шеф академик Петронелли, но он уже старик и плохо соображает…
— Кто двое других?
— Лет тридцать назад подобными расчетами занимался доктор Тиберий Мандрагор с Драконды, он погиб в ходе эксперимента во время войны. Или, как я слышал, это был не взрыв установки, а на самом деле старика прикончили аборигены, устроившие резню… — Сообразив, что отвлекся, Лонг вернулся к главному вопросу: — И совсем недавно работу в похожем направлении опубликовал некий Георг Олимпиакос из университета на Оаху.
— Неужели все?
— По-моему, да. Ну, возможно, в этой теории разбираются несколько настиан. Точно не скажу.
Лонг ерзал от нетерпения — спешил обыскать каюту проционида. Теперь, когда труп Кахура, упакованный в пластиковый мешок, покоился в холодильнике, землянин был готов вывернуть отсек наизнанку. Однако допрос еще не завершился, и Пафнутьев осведомился:
— Я не понял ваш интерес в этом деле. Выполняли задание земных спецслужб?
— Спецслужбам до этого нет дела! — заорал Бертран.
Неожиданно распсиховавшись, он поведал на повышенных тонах, что был научным руководителем диссертации Баттоца. Когда стало ясно, что проционид совершил открытие, которое не намерен публиковать, а, напротив, собрался продать настианам, Лонг сообщил об этом в соответствующие органы. Не получив ответа, Бертран решил последовать за Кахуром в надежде уговорить коллегу.
— Допустим, — процедил комиссар. — Вчера вы покинули буфет через полминуты после жертвы. Вам удалось поговорить?
— Можно сказать, нет. Он не желал разговаривать со мной. Только сказал, что носит кристалл с собой.
Они тщательно обыскали каюту. Потом вытащили из холодильника труп и обыскали одежду. Кристалла не было.
Часы, работавшие по времени столицы Фомальгаута, показывали начало третьего ночи. Все устали, старый Варонг клевал носом, но всякий раз принуждал себя открыть глаза.
— Пошли спать, что ли, — предложил заботливый Ривьера. — Утром обыщем каюту князя. Не исключено, что убийца спрятался именно там.
— Всякое возможно. — Пафнутьев зевнул. — Хотя не верится, что они устроили групповуху.
Карлос предположил, что убийца — Лейли Кришнавати. Версию встретили без комментариев и разошлись на отдых. Фатулла пообещал запереть каюту Буркама электронным замком, который управлялся с пульта в рубке. Так что ни Лейли, ни Буркам не могли покинуть свое гнездышко без разрешения капитана.
Около полудня, когда следственная бригада собралась в буфете, Ян отрапортовал:
— Буркам пытался открыть дверь, но не смог.
— Сами откроем, — решил комиссар. — После завтрака.
Когда Фатулла снял блокировку, дверь немедленно распахнулась, и князь вывалился в коридор, где был встречен сводной бригадой сыскной самодеятельности. Небрежно поглядев на людей, проционид пожаловался, что на корабле неполадки с дверями.
— Может, у вас руки дрожат с перепоя? — хохотнул Ривьера.
— Не исключено. — Буркам тоже заулыбался. — Скоро ли Ниневия?
Узнав, что парусник приближается к его родной Вуркхе, князь заорал: дескать, заплатил за экскурсию по улице красных фонарей главного города системы Эпсилон Эридана. Он явно собирался подать письменную жалобу через министерство внешней политики своей планеты, однако Пафнутьев повысил голос и объявил, что Буркам подозревается в убийстве сопланетника.
Князь немедленно поперхнулся и, к общему удивлению, грузно сел на пол. Словно у него ноги подломились.
— Они убили этого худородного… — Закрыв глаза ладонями, проционид издал серию нечленораздельных звуков. — Какое счастье!
Он захохотал. Затем внезапно поинтересовался, найден ли убийца. Комиссар был сбит с толку такой реакцией, но все-таки ответил:
— Мы полагаем, что преступник скрывается в вашей каюте.
Не переставая хихикать, Буркам простонал:
— Можете обыскивать. Только не будите шлюху.
Лейли спала, завернувшись в тонкую простыню и, как истинно интеллигентная дама, спорадически материлась, распространяя сочный дух перегара. Никаких признаков убийцы обнаружить не удалось. Кристалл с записями, несмотря на все старания Лонга и Пафнутьева, тоже не был найден.
Поначалу Буркам наблюдал за оперативно-следственными импровизациями с иронической усмешкой, но вдруг на пернатом лице появился неподдельный ужас. Князь пробормотал, запинаясь:
— Если преступник неизвестен и он до сих пор на корабле… значит, он может в любой момент повторить нападение.
— На кого? — немедленно спросил Пафнутьев.
— Разумеется, на меня! — Проционид всхлипывал и дрожал. — Придурка убили по ошибке, ведь для вас и рекрошей все вуркхи на одно лицо… Нет сомнений — это происки врагов нашего рода. Подонки наняли убийцу, чтобы расправиться с наследником клана Бархабадан…
Может, он был великим актером, но истерика выглядела правдоподобно. Громадная туша мелко вибрировала, перья на лице обвисли неопрятными пучками. Князь причитал, срываясь на плач, невнятно рассказывал о безжалостных убийцах и кровной мести, умолял землян защитить его драгоценную жизнь, обещая немыслимые деньги. При этом Буркам полными ужаса глазами пялился на людей, словно пытаясь угадать, которому из гладкокожих он заказан.
— Я возьму вас под защиту, — заверил Фатулла, явно прельстившись суммой гонорара.
Завтрак князю доставили прямо в каюту, и капитан с Гаем охраняли проционида до самого выхода на орбиту Лемонда. Едва «Пьяная девка» причалила к орбитальному комплексу, Буркам устремился к шлюзу, без задержек миновал таможню и скрылся среди соплеменников, приветствовавших сиятельную особу почтительными воплями.
Экипаж занялся разгрузкой — на Лемонде «Афродита» оставляла почти половину содержимого трюмов. Опустевшие отсеки были заполнены новыми товарами, которые надлежало доставить на Сириус и Меркурий. После двухчасового аврала килотонны контейнеров были размещены и надежно принайтованы.
А затем нагрянула местная полиция.
С коллегами-вуркхами общался Пафнутьев. Предъявив документы, комиссар без долгих церемоний передал мешок с трупом и копию отчета о проведенном расследовании. Мешок немедленно вынесли из корабля, так что аборигенам оставалось только поболтать с людьми и по возможности содрать с последних солидную взятку за прикрытие дела.
— Как я понимаю, подозреваемый не арестован, — надменно заявил вуркх. — В любом случае мне придется задержать ваш корабль на время расследования.
— Убийство совершил проционид — князь Буркам Книос, — вежливо сообщил комиссар. — Он покинул корабль.
Услыхав имя столь знатной персоны, полицейские смутились и долго перешептывались. Однако жадность пересилила, и старший мусор заявил: мол, земной корабль арестован, и владелец должен выплатить крупный штраф. Ант всерьез подумал о прорыве с боем, но все лихие замыслы оборвались по причине полной безнадеги. В рубку вошли настиане — офицер высокого ранга и три вооруженных солдата.
— Убирайтесь! — приказал офицер-настианин, и полицейские вуркхи моментально исчезли. — Кто убил Кахура?
Пафнутьев повторил наспех выдуманную версию о причастности Буркама. Офицер щелкнул пальцами, после чего два солдата взяли землян на прицел, а третий, повесив оружие на плечо, подошел к Пафнутьеву и приложил к его виску небольшой прибор. Над головой комиссара заструились голографические графики — множество сложных трехмерных поверхностей разной окраски.
— Похоже, вы говорите правду, — прокомментировал настианин. — Почему ваш корабль не пошел к Ниневии?
— Нас атаковал рейдер Кришны… — Пафнутьева осенила догадка: — Наверное, пираты тоже охотились за парнем с Лемонда.
— Никаких сомнений. Эти подонки с некоторых пор играют против нас. — Настианин скривил большой безгубый рот. — Мы гоняемся за Кахуром от самой Земли, но парню не хватило денег на лайнер, и он улетел этим парусником.
— Кахура убил князь Буркам, — повторил комиссар. — Полагаю, этот абориген был вашим агентом.
— Зачем убивать своего агента? — презрительно сказал настианин. — Он был необходим нам живой. Будем искать пернатого аристократа.
С этими словами армия Настиарны покинула корабль, а полиция Лемонда больше не появлялась. Через полчаса «Афродита» уже разгонялась, выходя на трассу, ведущую к Сириусу. От переживаний экипаж во главе с капитаном ударился в грандиозный запой, поэтому всю навигацию взяли на себя Варонг и Пафнутьев.
— Каким образом ты сумел обмануть психоскоп? — осведомился старик.
— Говорю же, что получил хорошее образование…
Пафнутьев хмыкнул и не закончил фразу. Они сидели в рубке, без сожаления глядя на светила покидаемой системы. Оставалось еще изрядно времени до момента, когда можно будет развернуть паруса, чтобы набрать сверхсветовую скорость.
— Так ты на самом деле комиссар криминальной полиции? Я, грешным делом, думал, что путешествуешь по фальшивой ксиве.
— Комиссар. Только не криминальной, а военной.
Недоуменно поцокав языком, Ант пробежал взглядом по приборным экранам. Нейросеть «Афродиты» работала со сбоями, но пока держалась. В некоторых агрегатах парусника намечались осложнения, однако ничего серьезного в ближайшее время не произойдет. Успокоенный таким благополучием, старик задумчиво произнес:
— Все-таки интересно выяснить, кто и зачем прикончил парнишку. Комиссар, почему бы не провести механика через психоскоп?
— Вы это серьезно? — Полицейский странно посмотрел на него.
— Вполне.
— Командир, я уже ничего не понимаю, — признался полицейский. — Разве его грохнули не по вашему приказу?
— Совсем с ума сошел? — зашипел старый астронавт. — Зачем, скажи на милость, мне это нужно?
— Я думал, вы решили завладеть открытием и сговорились с туповатым матросом…
— А ты шутник, — снова сделавшись флегматичным, резюмировал Ант. — Мы идем на грандиозное дело, а я, по-твоему, буду отвлекаться на ерунду, которую вряд ли возможно реализовать?
— Виноват, командир, — прошептал Пафнутьев. — Завтра же прогоню всех через психоскоп.
Посмеиваясь, Ант осведомился:
— Какие будут версии?
— Мотивов для убийства известно не так уж много. Деньги, личные отношения, профессиональная деятельность. Очень редко — политика. Пока версий не видно. У всех, кто имел мотив, есть алиби. Либо нам неизвестен истинный мотив, либо кто-то врет. Допускаю, что действительно было убийство из мести.
— Тогда открытие пропало капитально, — резюмировал Варонг. — Может, это и к лучшему. Хотя обидно.
Он подкрутил настройку приемника и поймал информационную передачу с Лемонда. Комментатор-вуркх с воодушевлением поведал:
— Покидая Солнечную систему, министр иностранных дел сообщил журналистам, что недоразумения, возникшие между Землей и Настиарной, полностью устранены. По его словам, руководители Солнечной Федерации проявили подлинную государственную мудрость и дали заверения, что не намерены начинать военные действия в пределах Центральной Зоны… Если перевести дипломатические формулировки на обычный язык, трусливые земляне согласились не мешать уничтожению своих соплеменников, блокированных в системе Фомальгаута…
На этом трансляция оборвалась — «Афродита» ушла слишком далеко от источника сигналов.
8
В системе Сириуса две звезды — карликовые, ослепительно-белые и горячие. Кроме того, есть планеты — тоже маленькие и раскаленные. Исключением была лишь колонизированная людьми Инфанта, занимавшая самую дальнюю от обеих звезд орбиту и чем-то напоминавшая Землю времен трилобитов. Мощный слой озона защищал поверхность от радиации, в теплом океане обитали твари размером не больше селедки, а на суше имелись только примитивные растения. За два столетия колонизации население планеты вплотную приблизилось к сотне миллионов.
Салдар, ближайшая к Сириусу А планета, по радиусу превосходившая Землю на треть, а по массе — вчетверо, была богата залежами сверхтяжелых элементов. В горячей атмосфере из смеси фтора с радоном и другими столь же приятными веществами обитали существа кремнийорганической природы. Земная база, изучавшая салдаритов, располагалась на Легате, естественном спутнике Салдара. Здесь же была построена обсерватория для наблюдений за процессами на Сириусе. Именно в этом научном центре работал доктор Михайлов, первым сообщивший о «Звездной Песне».
Сбросив сверхсветовую скорость, «Нортон» направился к Салдару. Астрозоологи не могли дождаться момента, когда подключатся к работе базы. За несколько часов межпланетного перелета Гоцу пришлось выслушать массу бесполезных сведений о крабообразных аборигенах, живущих в каменном веке. Ксенологи уже разобрались в языках основных племен, обучили салдарийцев основам математики, работе с металлами. Как можно было догадаться, имелись планы использовать аборигенов для работы на трансуранидовых рудниках.
Попутно пассажирам крутили видеосюжеты, посвященные истории системы. Не выдержав этой пытки, Гоц стал отступать к выходу, но возле дверей был остановлен очередным краеведческим клипом. Бианка произнесла тоном крайнего озлобления:
— До чего мне осточертели эти кадры!
— Сами кадры или их трактовка? — осведомился проницательный старпом Хорнет.
Судя по голосу, текст читала пышная и самодовольная провинциальная актриса. Пафоса хватало с избытком, однако интонации совершенно не соответствовали произносимым словам. Дама явно привыкла выступать на детских концертах и торжественных мероприятиях, и ей не было разницы, произносить ли приветствие губернатору, играть старую приторно-добрую фею либо рассказывать о сражении, в обстоятельствах которого ни хрена не смыслили даже профессора-историки.
Пустые слова, произносимые без души, звучали глупо и пошло:
— …когда в окрестностях Сириуса заполыхало последнее и самое страшное сражение…
— Оно не было ни последним, ни самым страшным, — в сердцах бросил Махмуд. — Отбросив настиан от Сириуса, мы долго гнали жаб и жгли их планеты.
Снова показали кадры, снятые обсерваторией Легата. Взрыв линкора (комментаторша упорно называла его то крейсером, то боевым кораблем), другой линкор выпускает спасательные шлюпки, после чего эффектно падает в звезду, третий корабль тоже взрывается.
Невидимая дама продолжала трепать языком:
— В этом бою бывший адмирал Зоггерфельд блеснул неуместным благородством, позволив настианам покинуть поврежденный боевой крейсер. Полугодом позже Долговязый Зог повторно нарушит присягу и объявит свою эскадру флотом непризнанной республики Тау Кита.
Гоц печально улыбнулся. Науманн проговорил, посмеиваясь:
— Все, кто знал Долговязого, уверены, что Зог не мог проявить милосердие к настианам, которые накануне разбомбили Инфанту. Скорее всего, в этом бою «Вельзевул» получил тяжелейшие повреждения и не сумел добить противника.
— Вы абсолютно правы, — тихо сказал Олег. — Но и видеокадры не врут, поверьте очевидцу. Ведь даже подлинные кадры способны обмануть…
Науманн был в недоумении, чувствуя, что туманные фразы скрывают давнюю тайну. От этих подозрений капитана отвлек Рамазан, доложивший:
— Начинаем разгрузку.
Корабли подобного класса чересчур велики, чтобы садиться на планеты без крайней надобности. Даже на такие крохотные луны, как Легат. Лайнер завис в четверти гигаметра от Салдара, раскрыв люки трюмов. На космодромах планеты и ее спутника готовились к старту челноки и буксиры.
— Слишком долго ждать, — нетерпеливо бросил Гоц. — К тому же нас привезут на космодром, откуда придется долго добираться до обсерватории.
— Предлагаете лететь на батискафе? — поняла намек Бианка.
— Вот именно. — Профессор щелкнул пальцами. — Оповести старикашку.
Пока его команда готовила экспедиционный корабль, астрофизик еще раз навестил рубку. Обстановку трудно было назвать острой — она успела стать отвратительной. На космодроме Легата сидел парусник «Астрал», час назад прибывший вне расписания с Кармы. «Пьяная девка» тоже была на подходе, причем за ней, отставая на световой год, поспешал настианский крейсер. Со стороны Лаланда 8760 быстро приближался другой настианин — вероятно, тот самый, с которым они имели неудовольствие встретиться позавчера в окрестностях Дофина. Обгоняя союзников, двигался к Сириусу рейдер Кришны, а замыкали эту регату имперский «Гефест», крейсер Тау Кита «Победитель» и приписанный к базе на Инфанте «Терминатор». Последний нерасчетливо совершил вылазку в направлении Лаланда, оставив систему Сириуса беззащитной.
Теперь командование гарнизона забило депешами главные диапазоны — наверняка штаб запрашивал инструкции, вызывал помощь и вообще сеял неразбериху. В этой ситуации местные власти могли рассчитывать лишь на два фрегата и крепостные пушки, потому что «Терминатор», «Гефест» и «Победитель» подтянутся к Сириусу на два-три часа позже кораблей Настиарны и 61-й Лебедя.
Радовала лишь одна новость: накануне через систему проследовал, ненадолго задержавшись возле главных планет, грузо-пассажирский транспорт с Тау Кита. Это означало, что отряд Стефана Редхорна уже высадился на Легате и готов ворваться в обсерваторию.
Судьба разразилась сардоническим хохотом, когда события выходили, казалось бы, на финишную дистанцию. «Афродита» беспрепятственно пересекла условную границу системы Проциона, Пафнутьев просчитал оптимальную трассу до Сириуса, Антонио Варонг распустил паруса, ловя попутные космические течения. Корабль резво набирал скорость и несколько часов подряд делал от 2.7 до 3.3 светового года в сутки.
Эксцессы нахлынули в нервном ритме цепной реакции. Сначала в рубку ввалились страдающие похмельем Ян и Спартак. Обоим было невтерпеж задушевно потрепаться о высоких материях. Предложение заступить на вахту и подменить пассажиров не нашло понимания.
— Не уважаете, значит, — заскулил Сатирос. — Не желаете с простой матросней общаться. Эх, вы…
Варонг, Пафнутьев и Ривьера не спали третьи сутки, сил на болтовню и пререкания у них не оставалось, поэтому ветераны просто попрощались и взяли курс на свои койки. Однако с отдыхом пришлось повременить: в дверях встала стеной разъяренная Лейли.
На ногах дама держалась непрочно, что не мешало ей вопить, требуя немедленно вернуться на Вуркху, потому как она, Лейли Кришнавати, должна выполнить научную работу вселенского значения, а заодно взыскать обещанное с подлого и лживого развратного скряги Буркама. В ответ Фатулла нудно бубнил, что выполнить разворот уже невозможно. Не дождавшись развязки занятного спектакля, Ант и его команда ушли и проспали до обеда.
Открыв глаза, Варонг обнаружил, что парусник не движется. Не было знакомых каждому звездолетчику звуков и вибраций, сопровождающих сверхсветовое движение. Первую мысль — уже добрались до Сириуса — старик отбросил, как заведомую глупость. «Афродита» могла завершить этот переход не быстрее чем за двое суток, а так долго он проспать не мог.
Действительность оказалась куда безобразнее: заглохли реактор и генераторы. Никого из экипажа на вахте не было, и самое поверхностное обследование показало: постоянные обитатели «Афродиты» валяются где попало, пьяные вдупель. Сгоряча комиссар Пафнутьев предположил, что энергоустановка остановлена таинственным киллером. Однако Ривьера, изучив записи нейропамяти, успокоил спутников:
— Машину вырубила блокировка. Начались автоколебания в активной зоне, никто не вмешался, вот автоматика и приняла меры. Судя по аудиодневнику, наша дама напоила экипаж, после чего зверски над ними надругалась…
— Запустить сможешь? — осведомился Варонг, свирепо разглядывая приборы, чудом работавшие на батареях аварийного питания.
— Уже пытаюсь.
— Роман, займись навигацией, — приказал Ант. — Нет ли поблизости «улиток»?
— Курс готов, адмирал, — отрапортовал Пафнутьев. — «Улитки» далеко, быстрее добраться на сверхсвете.
Реактор возобновил пульсации, забирая гигаватты из пространства. Потребовалось около часа, чтобы энергии хватило для установки паруса. Корабль двинулся зигзагом, на третий час Ант отыскал нужное течение, и скорость превысила световой барьер.
Локатор показывал прискорбные события: лайнер «Командор Нортон», только что стартовавший с Дофина, полным ходом ринулся в сторону Сириуса, преследуемый неизвестным — видимо, настианским — кораблем. Туда же направлялись крейсер Настиарны из базы на Проционе и «Звезда Смерти», с которой они устроили перестрелку возле Эпсилон Эридана. «Гефест» явно отставал от противников.
— Если даже вы поймаете хороший поток, мы попадем на Салдар через несколько часов после «Нортона», — сказал Пафнутьев.
Ант проворчал:
— В этом деле первенство — не главное. Как только обсерватория на Легате запеленгует источник сигналов, я пошлю вызов, и Малыш сам явится к нам.
Пафнутьев с сомнением поиграл бровями, дипломатично заметив:
— Если на «Нортоне» в самом деле путешествует наш главный конкурент…
— Думаешь, он захватит обсерваторию? Да, может… Но завтра на Салдар прилетит с Кармы отряд Вержена. Они не допустят…
— Вержен станет стрелять в своих? Особенно если увидит Махмуда или Стефана?
Вопрос относился к числу предельно неприятных. Опустив взгляд, старик пробормотал:
— На гражданской войне мы все стреляли в прежних друзей… Будем надеяться, что теперь они не станут стрелять в нас.
— Вы поручитесь за Корносевича, Ормуздиани или Эриксон?
Адмирал промолчал, а штурман не настаивал на ответе. Были другие дела — вести дряхлый парусник, обгоняя настиан.
Когда трезвеющий экипаж собрался на ужин, скорость держалась на уровне 3.1 светового года в сутки. Жадно заглотав холодненького пивка, Фатулла поинтересовался, где они находятся.
— В буфете, — сообщил Карлос и, поигрывая пистолетом, добавил: — Еще раз бросите вахту — пристрелю.
Следующие сутки прошли спокойно. Экипаж не потреблял ничего крепче пива и честно стоял все вахты. Команда Варонга помогала, чем возможно. К сожалению, скорость выше парсека за сутки не давалась. На второй день, проспавшись, Пафнутьев решительно приказал:
— Карл, давай сюда психоскоп.
Разум Гая был чист до прозрачности. Психоскоп извлек из матросской памяти голограмму темного коридора, в полумраке маячила фигура внушительных пропорций. Удалось даже разглядеть лицо верзилы — грубое и жестокое, с мощным подбородком. Никто из находящихся на корабле никогда прежде не видел этого человека, который, безусловно, не был новичком в космосе. Корабль как раз вибрировал, а незнакомец двигался вполне уверенно. Явно из военных или астронавтов, слишком уж привычен к качке.
— Мужик неплохо упакован, — прокомментировал Ант. — Профессионал.
Действительно, мрачный громила был одет в бронированную униформу десантников. Пистолет в расстегнутой кобуре, тяжелый нож-мачете на боку — такой запросто положил бы всю команду «Афродиты», включая Пафнутьева и Ривьеру.
— Спасибо, Гай, ты можешь идти. Карл… Карлос, надень прибор на Лонга.
Под черепом ученого хранилась и вовсе пикантные воспоминания, кардинально менявшие картину преступления.
…Коридор пассажирской палубы. Впереди маячит спина Кахура. Обернувшись, проционид недовольно произносит:
— Опять ты? Нам не о чем говорить.
Голос Лонга:
— Подожди, еще не поздно передумать.
— Поздно. Я уже пришел… — Дверь каюты приоткрывается, едва Кахур прикасается к ручке. — Надо же, забыл запереть.
— Может, кто-то залез к тебе, чтобы украсть расчеты?
Пернатый математик смеется:
— Твои подручные ничего не найдут. Кристалл спрятан надежно.
Он хлопает себя по груди — вероятно, записи хранятся в нагрудном кармане — и заходит в каюту. Дверь мягко захлопывается перед носом Бертрана, щелкает замок. Лонг долго и громко ругается, называя Кахура неблагодарным скотом, предавшим учителей-землян. Потом, продолжая сквернословить, плетется к себе и долго мечется по кабине. Наконец появляется Пафнутьев, который приглашает поглядеть на мертвеца…
Выключив психоскоп, Ривьера, запинаясь, осведомился:
— Почему вы не рассказали об этом на первом же допросе?
— А в чем дело? — удивился Лонг. — Ничего интересного сказано не было. Предатель опять не пожелал общаться.
Пафнутьев даже крякнул и сказал, покачивая головой:
— Ошибаетесь. Сказано главное. Вероятно, убийца проник в каюту до вашего появления и ждал Кахура внутри. Замок не пострадал, а это значит, что дверь открыли сигналом из рубки либо у преступника был универсальный ключ.
Следующие сутки тоскливо проползли в обществе разъяренной Кришнавати, которая хотела попасть на Вуркху, где якобы ждали ее работа и князь Буркам, не успевший выполнить каких-то обещаний. В конце концов, Фатулла, сорвавший с того же Буркама хороший куш, согласился купить этнографичке билет на ближайший рейс Сириус — Процион.
После этого скандалы прекратились, зато стали тревожными донесения локатора. Крейсер Настиарны постепенно догонял «Пьяную девку».
— Разобрались, что князь не воровал записи, поэтому погнались за нами, — резюмировал Ант.
Батискаф опустился в сотне метров от обсерватории. Немедленно подкатили роботы, накрывшие аппарат куполом. Металлокерамитовые наноэлементы вытянулись трубчатым переходником, соединившим временное укрытие с обсерваторией. Воздухом это сооружение, конечно, не наполнили, поэтому личный состав экспедиции прошел короткий путь в скафандрах.
Внутри научного центра имелась искусственная гравитация. Встречал гостей сам Михайлов — молодой астрофизик, случайно услышавший странные сигналы. Ни о чем другом парнишка говорить не желал и сразу же принялся перечислять гипотезы — главным образом собственные — о природе феномена.
Когда потерявший терпение Гоц осведомился, известны ли текущие координаты источника, Михайлов, не слушая вопроса, восторженно выкрикнул:
— Позавчера изменился текст послания!
— Нас интересуют только звезды, а поэзия не имеет к ним никакого отношения, — сухо заявил Гоц.
— Но «Звездная Песня»! — растерянно пролепетал Михайлов.
Суонк укоризненно произнес:
— Надеюсь, вы не думаете, что эти стихи сочиняет сама звезда?
— Действительно, смешно, — согласилась Бианка и странно засмеялась.
Махмуд, который вел переговоры с диспетчерской космопорта, доложил:
— Адмирал, Стефан с ребятами прибыли вчера и ждут приказа. «Астрал» начал высаживать пассажиров, и Стефану показалось, что среди них есть знакомые лица. На подходе парусник «Афродита», маршрут Венера — Процион — Сириус.
Бианка, все активнее выполнявшая прежние обязанности, немедленно забеспокоилась:
— Адмирал, на корабле с Центавра может быть ваш предшественник со своей бандой.
— Полагаю, он идет на «Афродите», — проворчал Гоц. — На «Астрале» прибыла только банда, если возможно назвать этим словом бывших товарищей.
Отобрав у артиллериста видеофон, начальник экспедиции приказал капитану 2-го ранга Редхорну не допустить выдвижения «знакомых лиц» в сторону обсерватории, но, по возможности, избежать взаимных потерь.
С пониманием выслушав эти указания, Хорнет поинтересовался:
— Простите, адмирал, разве старик был на Венере?
— Не сомневаюсь, — проговорил начальник экспедиции, которого никто больше не называл профессором.
— Вы его видели?
— Нет. Но он сразился со мной в дурацком компьютерном бою. Трудно было не узнать эту манеру… Хотя финал оказался неожиданным.
Никто не спросил командира, с каким счетом закончилась виртуальная схватка. Лишь Бианка, озабоченно насупясь, осведомилась:
— Не пора ли раздать оружие?
Шокировав персонал обсерватории, они распаковали тускло сверкавшие игрушки. Прикрепив к поясу бластер «Меч нибелунга», недавний профессор Гоц презрительно бросил:
— Не таким оружием должен решиться наш спор.
Захохотав, Махмуд повторил давнюю остроту про много-много большого оружия. Таукитянин внезапно подобрел и подошел к астрофизикам, занятым бурной дискуссией возле мониторов.
Суонк уже вымотал душу из Михайлова, и тот наконец занялся делом. Вскоре удалось установить, что источник сигналов находится сейчас на невидимой стороне звезды, но должен показаться примерно через час-другой.
Как назло, весьма некстати нагрянули корреспонденты местной прессы, задавшие много банальных вопросов о целях экспедиции, о «Звездной Песне» и цивилизации, которая посылает эти сигналы. И уже в самом финале, когда стал иссякать запас любопытства, молодой журналист осведомился:
— Как по-вашему, с какими намерениями движутся сюда крейсера Настиарны?
— Задайте этот вопрос командиру гарнизона, — посоветовал Рикардо. — Или спросите о привычках настиан у жителей системы Фомальгаута.
— Был я в штабе сегодня утром, — с унылым видом поведал журналист. — И узнал, что ни одного крупного военного корабля в системе нет. Так что вы скажете, профессор: неужели война?
Адмирал посмотрел на спутников, и те с каменными лицами крепче сжали бесполезное ручное оружие. Махмуд снова связался с диспетчером, который сообщил, что настиане будут в системе через пять часов. Чуть позже подтянутся корабли Тау, Центавра, Кришны и Земли.
— Ох и весело здесь будет, — заметил Олег.
— Весело будет, если мы найдем Его! — отрезал адмирал. — Рикардо, Олег, мы вылетаем, как только засечем источник. Бианка и Махмуд, проследите, чтобы астрономы непрерывно передавали пеленг. И пусть Стефан будет готов немедленно вылететь навстречу, когда корабли выйдут из звезды.
…Пришлось тормозить, оглядываясь на погоню. Лучший штурман старого флота блеснул прежним талантом, пустив «Афродиту» по идеальной трассе. Благодаря немыслимому маневру они опережали настиан на четыре часа.
Экипаж парусника следил за этим каскадом высочайшего пилотажа, не вмешиваясь. Словно зрители традиционного шоу по случаю Дня флота. Когда Варонг поймал встречный поток и «Афродита» начала стремительно терять скорость, Сатирос восхищенно выдохнул:
— Нет, старик, ты не в пиратах служил. Такому ты мог научиться лишь у кого-то из великих пилотов — у Дракона, Зоггерфельда, Асгардова…
— Именно так. — Антонио ностальгически улыбнулся и добавил: — Я дважды ходил на корабле, которым командовал Долговязый Зог.
Фатулла проговорил с неожиданным воодушевлением:
— Тебе должно быть интересно, дорогой наш ветеран. «Девка» приближается к поясу обломков. Здесь было одно из последних сражений большой войны с настианами. Линкор «Вельзевул» расстрелял два корабля Лебедя, от которых не осталось ничего. А вот разбитый вдребезги «Вельзевул» до сих пор кружится по дальней орбите. Обитатели здешних планет видели, как от настианского корабля отделились спасательные шлюпки, после чего корабль упал на звезду. Как ни странно, Долговязый проявил рыцарское великодушие — позволил врагам покинуть обреченный линкор.
Парусник шел всего лишь на одной десятой скорости света, и локаторы могли показать кое-какие детали. Отраженные радиоволны рисовали на экране проплывавшую чуть в стороне от курса бесформенную глыбу, бывшую некогда частью громадного военного корабля. Капитан сказал негромко:
— Это корабль нашего флота. Не желаете отдать ему положенные почести?
— Не намерен, — сухо сообщил Ант. — И вам не позволю салютовать этой дряни.
— Но ведь это монумент героизму наших соотечественников, отдававших жизнь… — начал Ян, потрясенный черствостью ветерана. — Это же «Вельзевул»!
Он осекся под тяжелым взглядом того, кто больше не желал называться чужим именем. Старик произнес ледяным голосом:
— Молодой человек, когда-то я командовал «Вельзевулом» и лучше вас знаю, какому обломку следует салютовать… Займитесь лучше делом. Мы высадимся на Легате, возле обсерватории.
Не прощаясь, он вышел из рубки, сопровождаемый комиссаром военной полиции. Растерянно глядя вслед опасным попутчикам, Ян прошептал:
— Неужели это был сам Зоггерфельд… Но почему же его прозвали Долговязым? Старик вполне среднего росточка…
— Юмор такой, — сообразил Сатирос. — На военных кораблях еще не так шутили.
Бертран и Лейли тоже решили сойти на этой планете. Пассажиры с вещами постепенно собирались в буфете, ожидая, пока Петренко и Гай подготовят к вылету шлюпку.
Нейросеть «Афродиты» успела состыковаться с местными информационными службами. По всем видеоканалам неслись панические причитания о массированном вторжении в систему Сириуса. Кришнаванский крейсер «Звезда смерти» уже приближался к Салдару, скоро ворвутся два крейсера Настиарны, а чуть погодя подоспеют к шапочному разбору корабли других держав.
Между делом показали короткий репортаж о прибывшей на Салдар экспедиции, которую возглавляют профессора Суонк (Солнечная система) и Гоц (Тау Кита). На голограмме удалось разглядеть лишь высокую блондинку, остальные астрофизики отворачивались от объектива.
— Бианка! — вскричал штурман.
Приглядевшись, Карлос признал:
— Похожа. А кто же тогда Суонк?
— Ты бы лучше подумал, кто такой Гоц! — взорвался адмирал.
Старик написал фамилию Goz задом наперед. Получилось Zog.
— Проклятье! — охнул штурман.
— Мой старший офицер незатейлив на выдумку, — неприязненно проговорил адмирал. — Профессор Гоц, маршал Герб… Всего лишь усекает собственную фамилию — такую же долговязую, как он сам. Да и тактические приемчики все те же использует.
Появился Фатулла. Сообщая о готовой к старту шлюпке, капитан буквально сиял. Разумеется, ему не терпелось поскорее избавиться от компании, причинявшей столько беспокойства. Хотя, учитывая техническое состояние и род занятий парусника, большие неприятности должны были давным-давно стать привычной банальностью.
С километровой высоты стал виден купол временного укрытия возле обсерватории. Объяснений не требовалось — под этой полусферой наверняка скрывался нестандартный корабль. Скорее всего, батискаф, о котором говорилось в недавнем репортаже.
— Зог предусмотрителен, — буркнул адмирал. — Хотя проще было бы послать сигнал вызова.
— Вы о чем? — заинтересовался Лонг. — Все-таки Кахура убили вы?
Три взгляда показали Бертрану, что ответа не будет. Даже если он угадал.
Автопилот неловко — с вибрацией и толчками — опустил шлюпку в раскрывшийся люк подземного ракетодрома. Касание получилось жестким: посадочное средство «Афродиты» никуда не годилось. Бункер быстро наполнился воздухом, и вскоре люди смогли покинуть шлюпку. Едва за ними захлопнулись двери тамбура обсерватории, Фатулла немедленно врубил двигатели. Капитана можно было понять: следовало спешить, чтобы покинуть систему, пока не заговорило оружие стремившихся к Сириусу кораблей.
— Они идут, — сказал командор Хорнет. — Будем стрелять?
— Не уверен. — Начальник экспедиции нажимал кнопки мобильного видеофона и, дождавшись изображения, спросил: — Стефан, что у вас творится?
Капитан 2-го ранга Редхорн сообщил озабоченным голосом:
— Много чужих кораблей, адмирал.
— Знаю. Меня интересует обстановка на космодроме.
— Здесь полно наших ребят, прилетевших с Центавра. Альвендер, Вержен…
— Как себя ведут?
— Братаемся, адмирал, но все держатся на ногах и готовы действовать. — Стефан осторожно поинтересовался: — Вы решили собрать полный экипаж?
— Не только я… Будь начеку. Кое-кто из них может оказаться слишком ревностным имперцем.
— Это же наши парни, адмирал! Столько лет не виделись…
— В том-то и дело, что прошло много лет. В общем, жди приказа.
Он дал отбой, и в ту же секунду Суонк возмущенно вскричал:
— Может, объясните, почему вас называют адмиралом?
Ему ответил незнакомый голос из распахнувшейся двери:
— Потому что Александр Зоггерфельд закончил войну в звании вице-адмирала. Потом, если не ошибаюсь, анонимные властители Тау Кита произвели его в гросс-адмиралы.
Долговязый Зог мрачно поглядел на входивших в зал. По-прежнему громадный, слегка потолстевший и вдобавок обросший бородой Роман Никитин, штурман. Стареющий мачо Карл Дайвен, начальник электронной боевой части. Двое придурков — мужик и баба — явно случайные попутчики. И с ними — бывший учитель и командир, ставший смертельным врагом, когда помимо их воли развязалось братоубийство. Стоят возле дверей, старательно не обращая внимания на стволы, направленные в их сторону Махмудом, Олегом, Рикардо и Бианкой.
— Все меняется, адмирал Дунаев, — сухо согласился Зоггерфельд. — Кто-то даже стал великим герцогом.
— Этот старый оборванец — тот самый Звездный Дракон? — вскричал потрясенный Суонк.
Разумеется, никто не ответил астрофизику. Бианка осведомилась свирепым тоном:
— Вы собираетесь до вечера любоваться знакомыми рожами? Или подумаем о пиратском корабле, который вот-вот начнет высадку десанта?
— Если бы у меня под ногами не путались всякие предатели… — начал было Гоц, но осекся и продолжил другим тоном: — Все равно не успеваем.
Приветливо улыбнувшись, Дракон сообщил:
— И тем не менее капитан-лейтенант Эриксон была великолепна, как всегда.
— Не подлизывайтесь, адмирал. — Бианка легонько качнула бластером. — Мы снова по разные стороны фронта.
— Не факт. — Дунаев покачал пальцем. — Сейчас у нас общие цели. В такой момент, когда под угрозой судьба всей человеческой расы, неуместно вспоминать старые обиды.
— Старые ошибки следует простить, согласен. — Зог прищурился. — Но кому будет принадлежать тот, кто заговорил внутри звезды?
— Он откликнется на мой сигнал, — уверенно заявил Звездный Дракон. — Я был Его первым командиром.
— Ты командовал недолго, — зарычал Зог. — Почти полвойны Он ходил под моим командованием. И я, а не ты последним покинул Его после битвы.
— Полагаешь, это что-нибудь значит для Него?
— Ты не хуже меня должен понимать, как много это значит. Именно для Него.
Лейли, с интересом наблюдавшая адмиральскую пикировку, радостно заявила:
— Похоже на сцену ревности. Неужели эти два старика — любовники? А ведь ни капельки не похожи на извращенцев…
— Безмозглая шлюшка! — с отвращением шикнула на нее Бианка. — Ты присутствуешь при величайшей драме послевоенной истории, но ни черта не поняла.
Слушая эти разговоры, Суонк и работники обсерватории не могли решить — то ли две банды ветеранов прошлой войны свихнулись, то ли в самом деле спорят о чем-то чрезвычайно серьезном, чего непосвященным понять не дано. Впрочем, спутники Дунаева и Зоггерфельда тоже начинали сомневаться в душевном здоровье командиров. Надо было поскорее забирать то, за чем они так долго охотились, но два адмирала словно забыли про цель экспедиции.
— Ты собирался просто позвать Его? — Зог язвительно хохотнул. — Для передачи сигнала нужно подойти как можно ближе, иначе помехи забьют кодировку.
— Хочешь подлететь на батискафе? — Дракон одобрительно кивнул. — Да, это умно.
Зоггерфельд нетерпеливо махнул рукой, предупреждая свою команду, чтобы не открыли огонь ненароком. Потом проговорил, как бы рассуждая вслух:
— Мы пришли сюда с определенной целью. Как будем делить добычу, если сговоримся? Наверное, стоило бы заключить соглашение между нашими державами. Я имею полномочия на это.
— Я тоже. — Лицо Звездного Дракона сделалось очень серьезным, даже торжественным. — Самый сильный корабль станет твоим, как и лидерство в будущей державе. Созданная нами Империя должна быть основана на привлекательных принципах, и ваша модель представляется более удачной.
Внезапно Михайлов закричал, что источник сигнала показался из-за горизонта звезды и находится в полушарии, обращенном к Салдару. На голограмме действительно появилось нечеткое пятно — импульсы гравилокатора рассеивались внутри звездной массы и возвращались облаком помех. Два адмирала словно не заметили этот феномен.
— Мне трудно поверить, что ты так легко сдаешь мне партию, — медленно произнес Зог.
Дракон покачал головой и тихо сказал:
— Поверь, это нелегко, но партия, которую мы играем, завершится не сегодня. Я разыгрываю гамбит и отдаю тебе сильнейшую фигуру… — Он показал рукой на голограмму белой звезды, сквозь поверхность которой просвечивало расплывчатое пятно отраженного сигнала. — И это будет далеко не последняя жертва ради окончательной победы. Я готов отказаться даже от суверенитета Центавра. Что угодно — лишь бы вернуть единую державу!
— Я догадывался, — к общему изумлению, буркнул Долговязый. — Поэтому ты отвел свою эскадру? Там, на Венере.
Кивнув, адмирал Дунаев произнес еле слышно:
— Я знал, что ты поймешь намек.
Он с надеждой смотрел на давнего врага. Адмирал Зоггерфельд задумчиво массировал подбородок. Пятно на голограмме медленно плыло к краю объема, затем управляющий процессор нейросети немного сместил центр изображения, и непонятный объект, неведомым образом оказавшийся внутри звезды, снова вернулся в фокус.
Прервав молчание, Зог проговорил безразличным тоном:
— Земля особенно сопротивляться не станет. Эсперанса и Ниневия — тем более. И сомневаюсь, чтобы нам пришлось долго возиться с Южной Зоной. Все потенциальные проблемы исходят лишь от Севера.
— Север разбит на четыре карликовых государства, — быстро ответил Дунаев. — Их можно успокоить по очереди.
Зоггерфельд кивнул в знак согласия и добавил вслух:
— Кстати, твои потери окажутся не столь уж заметными. Лучше быть премьером сверхдержавы, чем отцом императора крохотной системы.
— Мы на Тау давно поняли это, — сообщил Реджинальд Дунаев. — Осталось сделать совсем немного — освободить Его и заняться привычной работой.
— Кого «Его»? — взорвался Суонк. — О ком вы говорите?
— Не «о ком», а «о чем», — машинально сказала Бианка. — Хотя…
— Вот именно, хотя… — Махмуд Султан оскалился. — Эти двое всегда относились к нему, как к живому существу. Живому и разумному.
По сигналу Зога они опустили оружие. Секундой позже убрали пистолеты менее склонные к примирению Корносевич и Хорнет.
Разногласия, вражда, взаимные подозрения были забыты столь капитально, что сделались бессмысленными сравнения с прошлогодним снегом или кошмарным сном. Вновь, как десятилетия назад, они стояли на одной палубе и понимали друг друга практически без слов. Короткие фразы, ничего не говорившие даже самым неглупым единомышленникам, завершили формирование планов на обозримое будущее.
Батискаф оторвался от Легата, когда оставалось чуть меньше часа до прибытия «Звезды смерти» и часа полтора до момента, когда настианские крейсера, погасив сверхсветовую скорость, окажутся возле обитаемых планет.
Довольно долго, пока батискаф не погрузился в звезду, колебания фундаментальных сил доносили в обсерваторию голоса двух адмиралов.
— Иди к папочке, малыш, — звал Долговязый Зог.
— Здесь твой папочка, — вторил ему Звездный Дракон.
Суонк уже начал догадываться, что в звезде находится некий объект сугубо земного происхождения. И все-таки старый астрофизик недоумевал:
— Как будто два заботливых отца зовут заплутавшего в ночном лесу ребенка.
— Возможно, Он и в самом деле дороже им, чем родные дети, — согласился Рикки Хорнет.
Снова пошла передача нового куплета «Звездной Песни»:
— А стишки-то дрянные, — сказал Михайлов, раздосадованный уплывшим из рук эпохальным открытием.
— А ты от него гениальных рифм ждал? — Бианка заулыбалась. — Он же всего-навсего линкор.
— Кто линкор? — застонал Суонк. — Объяснит мне кто-нибудь, кого ищут два старых бандита со своими шайками?
— Вы еще не поняли? — искренне поразилась Бианка. — Там, внутри Сириуса, остался наш корабль — линкор «Вельзевул»…
— «Вельзевул» погиб, — машинально отозвался Суонк. — Все мы видели обломки на орбите.
— Это обломки тех, кого мы расчесали, — просветила его капитан-лейтенант Эриксон. — «Вельзевул» тоже был сильно поврежден, и Долговязый Зог приказал экипажу покинуть корабль — это мы спускали шлюпки, а не настианские корабли, которые к тому моменту были уничтожены. Потом командир сбросил линкор в звезду. Малыш тридцать лет занимался саморемонтом, месяц назад решил, что готов к дальнейшим подвигам, и позвал нас.
— Стихами?! — Глаза Суонка стали втрое шире обычного.
Бианка не ответила. Все равно штатский профессор не поймет, какие отношения бывают между кораблем и экипажем. А доктор Михайлов мстительно проворчал:
— Тоже мне линкор, стихов писать не умеет… мозгов, как у крейсера!
9
Построенный задолго до войны батискаф стремительно разгонялся даже без форсажа. Могучие движки и антигравы, рассчитанные на борьбу со звездным тяготением, непринужденно перевели машину в сверхсветовой режим, в котором не действуют законы классической и релятивистской механики. Несколько минут батискаф падал сквозь исчезающее пространство, а потом снова стал обычным ньютоновским телом, летящим с обычной межпланетной скоростью.
Звезда приближалась, расползаясь по курсовой голограмме бахромой протуберанцев. Последний миллион километров батискаф двигался сквозь облака густеющего газа. Стали видны волны, катившиеся по расплавленной массе Сириуса А. Звезда бурлила и плескала горячей плазмой, поверхность закручивалась воронками и вспучивалась пузырями. Локаторы захлебывались безумием помех, временами совершенно закрывавших цель поиска.
Сидевший за пилотажным пультом Зог направил кораблик в ближайшую воронку, что подарило им еще сотню километров движения в не слишком конденсированной среде. Затем плотность нейтронных потоков снаружи выросла до величин, при которых деление ядер начинается даже в бруске железа. Вскоре отказали внешние приемники электромагнитных сигналов, и теперь всю информацию приносили только волны гравитации, да и те — лишь в узких спектрах частот.
Батискаф летел практически вслепую, держа курс на изредка прорывавшиеся сквозь звезду сигналы «Звездной Песни». Мощнейшие передатчики линкора строились в расчете на связь между эскадрами, разделенными не одной сотней световых лет. Гравитационные импульсы «Вельзевула» пробивались через океан расплавленных металлов. С трудом проходили и пучки гравитонов из обсерватории Легата. Суонк сообщал координаты цели, помогая штурману Никитину держать курс.
— «Вельзи», мальчик мой, мы идем к тебе, — беспрерывно звал Зоггерфельд. — Двигайся навстречу.
— Мы ждем, ищем тебя, — вторил ему Дунаев. — Где ты? Откликнись. Здесь твой папочка…
Корносевич, закончивший службу в должности первого бортинженера, с озабоченным видом следил за мониторами. Наконец, отвернувшись от своего пульта, он сказал:
— На этой глубине наши сигналы глохнут не дальше мегаметра. Корабль нас не слышит.
— Передатчики батискафа — старое дерьмо, — в сердцах бросил Никитин. — Вся аппаратура еле дышит. Локатор не видит ни черта.
Они продолжали бесполезно вглядываться в голограммы внешнего обзора. Клубились вихри, перекатывались волны, бурлили пузырями восходящие потоки, но линкор не появлялся. Как передавали астрономы Легата, «Вельзевул» находился намного глубже — в зоне, где приборы батискафа смогут видеть от силы на пару сотен километров.
— Говоришь, локаторы… — произнес вдруг Звездный Дракон. — В обсерватории очень мощный локатор. По существу, тот же передатчик.
Долговязый Зог на лету поймал идею:
— Алло, Суонк. Организуйте ретрансляцию наших сигналов в направлении объекта.
— Сделаем, — прокряхтел землянин и спустя минуту добавил: — Ретрансляция уже пошла. Коллега… то есть адмирал… Ваш моджахед рвется к видеофону.
Никакой видеосвязи не было, разумеется, уже давно, да и звук просачивался через звездную субстанцию с чудовищными искажениями. Тем не менее команда батискафа легко узнала характерный голос Махмуда:
— Командир, дела все хуже. Пират занял позицию над Салдаром. Настиане будут здесь через час.
— Ждите, мы придем! — прорычал Зог. — Где все наши?
— Здесь. Захватили межпланетный буксир и прилетели в обсерваторию… Да, отцы-командиры, вы самого веселого не знаете. В этот храм науки заявился полицейский наряд с ордером на арест военных преступников Зоггерфельда и Дунаева.
— Арестовали? — заинтересовался Долговязый.
— Никак нет. У Бианки сдали нервы, и весь наряд валяется на палубе в наручниках.
Развеселившийся Дракон хотел пошутить, но поперхнулся неначатой фразой. На курсовом изображении заплясали новые образы: пульсирующие шары медленно меняли позицию, перемещаясь вдоль нижней грани сектора обзора. Комментарии не требовались — все знали, что такая картина появляется, если антенны ловят луч локатора, работающего на встречном корабле.
— Есть пеленг! — Корносевич с невероятной скоростью работал всеми пальцами, гоняя по голограмме курсоры и рассчитывая направление на объект. — Семь мегаметров влево и два — вниз.
Никитин молниеносно проложил новый курс в обход наиболее неприятных вихрей, и Зог повел батискаф на сближение. Субстанция, окружавшая экспедиционный корабль, плотностью превосходила воду, так что приходилось забыть о рекордах скорости. Батискаф буквально плыл через густеющее пламя, ориентируясь по сигналам локатора. Сигналы же распространялись отнюдь не по прямым линиям. Потоки гравитонов искривлялись пульсирующим тяготением звезды, так что поиски грозили затянуться.
Но, по счастью, не затянулись.
Увидеть другой корабль внутри звезды невероятно сложно даже на малых расстояниях. Здесь, в истерике фотонного шторма, бессильно зрение, а гравитация приносит слишком нечеткие образы. На голограмме смутно нарисовалась далекая тень чего-то огромного, и тот же голос, который декламировал звездные рифмы, радостно произнес:
— Я вижу вас. Наконец-то вы пришли. Я ждал так долго, но верил в эту встречу. Вы не могли не появиться.
Прослезившись, адмиралы наперебой отвечали: дескать, спешили изо всех сил и чуть не опоздали, но все-таки успели.
— Теперь мы снова будем вместе, — бестолково повторял Зог.
— Ты даже не представляешь, как нам было плохо без тебя, — бормотал Дракон. — Теперь по-другому станет, вместе мы совсем другая силища…
В отличие от алогичных человеческих извилин, нейросеть линкора не страдала избытком сентиментальности. Сменив тон на деловой, «Вельзевул» осведомился:
— Что значит «чуть не опоздали»? Ожидается сражение?
— Ты готов, сынок? — улыбнувшись его почти детскому задору, поинтересовался Долговязый Зог.
— Вполне. Повреждения исправлены, синтезированы запасы снаряжения, боекомплект полон на сорок один процент. Готов ли мой экипаж?
Адмиралы хором ответили, что экипаж летит к ним на малом суденышке. Впрочем, на задворках боевого воодушевления пульсировала оговорка: летит, если буксир сумел ускользнуть от пиратского крейсера. К счастью, эти сомнения были неведомы «Вельзевулу».
Исполинская тень метнулась к батискафу из глубин Сириуса А.
Они покинули звезду, окутанные комками остывающей плазмы. Громоздкий батискаф казался крохотным рядом с хищным силуэтом линкора. Краб возле барракуды.
Буксир уже летел полным ходом со стороны Салдара. Параллельным курсом, неторопливо догоняя, мчалась «Звезда смерти». Кришнаванский крейсер был уже так близко, что не имело смысла думать о выходивших из-за диска Сириуса Б кораблях Настиарны.
Два адмирала привычно анализировали ситуацию. Они не успевали — пират расстреляет и батискаф, и буксир с набранным со всей Центральной Зоны экипажем, прежде чем малые корабли смогут приблизиться к «Вельзевулу». Оставались различные варианты дистанционного управления, но запустить орудия мог только старший артиллерист.
Зоггерфельд произнес нервной скороговоркой:
— Махмуд, передай Малышу код подчинения.
Ответ пришлось ждать минуты две. За это время батискаф подошел к «Вельзевулу» на полмегаметра, а настиане, обогнув Сириус Б, приближались к рубежу эффективного огня.
— Командир! — отчаянно крикнул Махмуд. — На этом катафалке нет аппаратуры для трансляции мысленных сигналов.
— Отдай приказ голосом! — потребовал Звездный Дракон.
— Автоматика блокирована, не подчинится… Устный приказ выполняется, если старший артиллерист или командир находятся на борту.
Заговорил «Вельзевул»:
— У нас проблемы. Решение существует.
Слова слишком медленны для срочных сообщений. Нейросеть линкора воспользовалась видеосвязью, переслав текстовый файл. На экране перед адмиралами появились строки:
Огневые установки дезактивированы.
Отключение блокировки возможно
лишь в присутствии на борту экипажа.
Близость вражеских кораблей исключает
возможность высадки личного состава
с буксира и батискафа.
Двигатели полностью функциональны.
Могу таранить вражеские корабли.
— Полным ходом иди к буксиру! — приказал Зоггерфельд. — Прими экипаж, прикрыв судно своим корпусом. В мое отсутствие обязанности командира будет исполнять старший офицер Хорнет.
— А вы? — забеспокоился линкор.
— Вернешься за нами потом, когда разберешься с настианами.
Дракон добавил с ненавистью:
— Кришнаванские собаки! А я собирался предложить им союз.
— Ты тоже? — похоже, Зог не слишком удивился.
Два крейсера Настиарны — тот, который преследовал Дракона-Варонга от Лемонда, и тот, что встретился Зогу-Гоцу возле Дофина, — приближались средним ходом. Настиане задержались ненадолго возле Инфанты и, судя по заполнившим эфир возмущенным воплям, высадили досмотровую группу на «Командора Нортона». Затем противник устремился к Салдару.
— Интересно, кого они ищут — меня или тебя? — задумчиво произнес Дунаев.
— У тебя мания величия, — усмехнулся Зоггерфельд. — Им нужен какой-то проционид.
— Кахур Баттоц? — вскричал потрясенный Дракон. — Может, и пираты за ним охотились? Вот почему запросили списки пассажиров «Афродиты».
Для путешественников с «Нортона» его слова ничего не говорили, но штурман Никитин признал: дескать, весьма вероятно.
— Может, мы их вообще не интересуем? — размечтался Никитин.
Действительно, «Звезда смерти» вовсе не стремилась перехватывать или обстреливать беззащитные невооруженные суда. Крейсер Кришны держался в сторонке, словно пираты с интересом наблюдали, как буксир стыкуется к «Вельзевулу» и ветераны переправляются по гибкой прозрачной трубе переходника.
Или, что вероятнее, появление гигантского линкора спутало все кришнаванские планы, избавив пиратов от излишков храбрости.
— Хорнет будет неплохим командиром, — меланхолично высказался Дунаев, после чего заорал: — Что он делает?
Вопросительный вопль относился к неожиданному маневру пиратов. «Звезда смерти» выпустила залпом торпеды — штук восемь, не меньше. Причем снаряды устремились в самом неожиданном направлении — навстречу настианам. Затем в том же направлении пошла вторая волна торпед.
Обстрел заставил корабли Настиарны резко отвернуть, уклоняясь от самонаводящейся сверхсветовой смерти. Настианам пришлось отступить, поливая приближающиеся снаряды импульсами тахионных пушек. Прямых попаданий крейсерам удалось избежать, хотя несколько боеголовок рванули поблизости, так что без повреждений обойтись не могло.
Этот эпизод подарил почти четверть часа сводной команде Земли, Тау и Центавра. Экипаж покинул буксир, разбежался по отсекам, и теперь «Вельзевул» направлялся к батискафу.
— Не ждал я такой подмоги от пиратов, — признался Корносевич.
— А я надеялся, — буркнул Дунаев.
Долговязый Зог лениво процедил:
— Стоило надеяться… После тайной февральской вечеринки у адмирала Мерфитца.
Никитин осторожно поинтересовался, кто такой адмирал Мерфитц. Не получив ответа, штурман проворчал:
— Все-то вы знаете, отцы-командиры.
Расстрелявший боекомплект крейсер Лебедя отступал под защиту Салдара, так что залпы настианских орудий не могли причинить ему вреда. Пираты словно уступали площадку ветеранам старого флота.
Залюбовавшись изящным маневром, Звездный Дракон произнес:
— Это ведь такое наслаждение — вести в бой крейсер. Мне известно лишь одно занятие, способное принести больше радости.
— Секс? — предположил Олег.
— Нет. Вести в бой линкор.
— Врешь, старик, — сухо сказал Зог. — Гораздо приятнее командовать эскадрой линкоров.
Адмирал Дунаев проговорил со вздохом:
— В тебе нет романтики, Долговязый. Но в данном случае ты прав.
— Ты помнишь случай, когда я не был прав? — удивился Зоггерфельд.
«Вельзевул» подошел совсем близко, и Рик Хорнет весело пригласил их переселиться с батискафа на линкор.
В тамбуре опоздавших встретили знакомые лица. Ветераны, служившие на «Вельзевуле» в конце войны, собрались вместе, забыв о вражде Центавра и Тау, вражде, отравившей последние десятилетия. Все были в штатском, некоторые постарели, но держались бодро, как в лучшие времена.
Тяжелее пришлось кадровым военным младшего поколения, которых Дракон и Зог прихватили, чтобы заполнить вакантные места боевых расчетов. Молодые офицеры и старшины флота Тау Кита плохо понимали, каким образом оказались в одном экипаже с врагами-имперцами. Не очень прочувствовала ситуацию и молодежь Империи.
С этими стрессами следовало покончить до первого выстрела главным калибром, и Дунаев обратился к экипажу по внутренней трансляции.
— Именем императора Фердинанда объявляю полное примирение между нашими державами, — провозгласил Звездный Дракон. — Бессмысленная вражда закончена, и возврата к братоубийству не будет. Сегодня нет долга выше, чем защитить всю человеческую расу. Перед нами смертельный враг, и мы сокрушим его в едином строю.
Долговязый Зог присоединился к бывшему другу, бывшему командиру, бывшему врагу:
— Властью члена Совета Верховного Командования и по поручению фельдмаршала Герба я намерен парафировать мирный договор. Формальности будут улажены после сражения.
Время поджимало, и они поспешили в рубку. Здесь уже командовали Рикардо, Махмуд и опередивший адмиралов штурман Никитин. На местах штатного расписания немного нервно — адреналин штука серьезная — работали пилоты Эрих Гольц и Стефан Редхорн, тактические операторы Андрей Вержен и Руслан Ормуздиани, офицер безопасности Бианка Эриксон. Кроме них, в рубке почему-то находился профессор Суонк.
Старший офицер Хорнет сдал командование Зоггерфельду, доложив: мол, все системы функционируют в боевом режиме, корабль и экипаж ждут приказа.
— Командуй, командир, — тихо сказал Дракон. — Я, как положено старшему по званию, понаблюдаю из уголка.
Машинально козырнув, Зог занял место перед центральным пультом. Виртуальная личность, обитающая в нейросети линкора, весело прожурчала:
— Здравствуй, папа Зог. Пришло наше время?
— Приходит, Вельзи. Довольно тебе стрелять прицелом, пора пройтись настоящим огнем.
— Давно пора. А ты, папа Дракон, не скучай, тебе тоже развлечений хватит.
Затем он резко переключился с шутовского тона на деловой и заявил:
— Отцы-командиры, прошло много лет, и я совершенно не в курсе обстановки. Что происходит, с кем воюем?
— Многое изменилось, Малыш. — Долговязый вздохнул. — Мы введем тебе полную информацию, этот файл давно готов. А пока тебе нужно знать, что людям снова угрожают настиане и нам противостоят два их крейсера.
«Вельзевул» уже разгонялся, огибая тесную парочку Саддар-Легат. Пространство за кормой линкора корчилось завихрениями, принимая отдачу генераторов тяги. Махмуд Султан нашептывал в микрофон команды своим пушкарям и торпедистам. Вражеские крейсера прочно держались в центре прицельных голограмм: старший артиллерист собирался покончить с противником распределенным огнем, расстреляв одним залпом обе мишени.
Настиане продолжали выполнять самоубийственный план, который был актуален полчаса назад, когда «Звезда смерти» помешала атаковать малые корабли в окрестностях Салдара. Внезапное появление гигантского линкора, вернувшегося из прошлой эпохи с целью вернуть прошлую эпоху, молниеносно изменило соотношение сил, причем не только в системе Сириуса, но и глобально — во всем галактическом секторе. На кораблях Настиарны не могли этого не понимать, однако продолжали двигаться прежним курсом. Вероятно, просто растерялись и не успевали принять новое решение.
А спустя несколько минут стало невозможно что-либо изменить. Набрав половину световой скорости, «Вельзевул» вышел на дистанцию эффективного поражения. Пристрелочные импульсы орудий среднего калибра скользнули совсем близко от головного крейсера, после чего взревела главная носовая башня, и в ту же секунду пошли залпы в сторону второго настианского корабля.
Вражеский флагман даже не успел открыть ответный огонь, получив расплывающийся комок смертоносной энергии в центральную часть корпуса. Второй крейсер стал резко тормозить и попытался уйти крутым виражом, беспорядочно паля из легких бортовых пушек. Эти слабые импульсы не могли проникнуть сквозь защитные поля «Вельзевула», и линкор, продолжал громить противников, задействовав всю артиллерию.
Силы были слишком неравны. Настиане, рассчитывая без труда расправиться с незащищенной системой, сами оказались в роли беспомощной мишени. На третьей минуте боя, когда противник потерял способность управлять своими кораблями, Махмуд скомандовал:
— Артиллерия — стоп! Торпеды к бою! По одному снаряду на каждую цель!
Две торпеды умчались в пустоту, и вскоре на голограмме расползлись клубки кварковых взрывов, а в системе Сириуса немного прибавилось обломков. Теперь астрономам придется уточнять карты астероидных потоков.
Когда на экраны вернулась тьма космоса, слегка разбавленная светящимися точками звезд, Дунаев тихо спросил Бианку:
— Вы подготовили пакет информации для ввода в нейросеть?
— Естественно. Вы тоже?
Адмирал кивнул. Оба понимали, что их файлы трактуют неизвестные Малышу послевоенные события с противоположных точек зрения. Если ввести эти данные, личность линкора может сильно удивиться.
Обитатель нейросети думал о том же и поинтересовался:
— Как я понял, человеческие миры враждуют, но парочка отцов-командиров желает их помирить?
— В общем, верно. Ситуация непростая. — Дракон обратился к Долговязому: — Командир, ваше решение?
— Запускаем обе группы файлов. — Зоггерфельд скользил взглядом по обзорным голограммам. — Малыш разберется… Олег, установи связь с кришнаванами.
Прошли секунды, и на мониторе появилась небрежно причесанная брюнетка средних лет. Выпятив тяжелую челюсть, она проговорила:
— Вы все-таки вспомнили о нас… — Затем представилась: — Капитан-командор Виргиния Эссекс, командир «Звезды смерти». С кем имею честь?..
Услыхав имена собеседников, пиратская атаманша подтянулась и, запинаясь от волнения, сообщила, что власти Кришны не намерены воевать против остального человечества, что бы ни обещали им настиане. При этом она признала: дескать, не знает, как преодолеть накопленную за четверть века память о взаимных обидах.
— Справимся, — уверенно заявил Дунаев. — Что-то забудем, остальное простим.
Медленно наклонив голову, Долговязый Зог присоединился к мнению вновь обретенного старшего товарища. Затем объявил:
— Вероятно, сейчас мы отправимся к Проциону, а затем дальше, к Фомальгауту. Приглашаю присоединиться.
Кришнаванская тетка оказалась смешливой особой. Жизнерадостно расхохотавшись, Виргиния выдавила сквозь раскаты веселья:
— Представляю, что там натворит ваш монстр… Конечно, мы присоединимся. Такое зрелище нельзя упустить.
Офицеры безопасности уже заполнили секции памяти нейросети сведениями об основных событиях, случившихся после битвы за Сириус. «Вельзевул» принял информацию без комментариев — для него мало что изменилось. Война продолжалась, прежний экипаж снова был на борту, прежние командиры отдавали приказы на уничтожение старых и новых врагов, а тонкости политики не слишком волновали искусственную личность линкора.
Экипаж получил полчаса на обустройство в каютах, пустовавших больше двух десятилетий. Люки линии доставки выкидывали синтезированные механизмами комплекты постельного белья и обмундирования. Тем временем линкор направился к Инфанте, чтобы загрузить припасы, которые невозможно получить в бортовых синтезаторах.
Возле главной обитаемой планеты Сириуса они перехватили видеограмму последних новостей, полученных с Земли через цепочку межзвездных ретрансляторов.
— Мы уже слышали эту мерзость, — грустно поведал Дунаев. — Правительство Земли не собирается воевать из-за Фомальгаута.
Однако в новых сообщениях было сказано даже больше. Федерация Солнца отказалась от совместных действий с другими государствами Центральной Зоны. Линкор «Голгофа» с премьером на борту повернул обратно, не достигнув Тау Кита. Покидая Землю, наследный принц Эдвард заявил, что разочарован трусостью правителей Федерации, предавших человеческую расу. Осведомленные источники в парижском Октагоне подтвердили, что вооруженным силам отдан приказ об отмене боевой готовности.
По этому поводу Гоц, Дунаев и остальные произнесли массу нецензурностей, но времени на болтовню не оставалось. Стартовавший с Инфанты транспортный корабль привез торпеды и другое полезное снаряжение, и корабль был практически готов к дальнему походу. Тем временем в систему вошли «Гефест», «Терминатор» и «Победитель». Не дожидаясь, пока крейсера затормозятся до межпланетной скорости, Дракон и Зог отправили шифровки, извещавшие о заключении союза между Центавром и Тау.
Затем Дунаев обратился к экипажу, и трансляцию его короткой речи видели на Инфанте и приближающихся кораблях.
— Мои боевые друзья, — свирепо начал имперский герцог. — Мы живем в страшное и тяжелое время, требующее волевого усилия. Дальнейшая история человечества зависит от того, сумеем ли мы совершить подвиг. Многие из нас мечтали о чуде. Надеялись, что возьмутся откуда-то мудрые вожди, много могучих кораблей, а соседи образумятся. Или что появится вдруг новое оружие, сделающее нас самыми сильными в Галактике. Только не бывает чудес. У нас всего один козырь по имени «Вельзевул», и мы бросаем этого козырного туза в общую копилку. Нас ждет сражение — тяжелое, смертельно опасное, без надежных союзников. С нами будет лишь небольшая часть именуемого человечеством неблагодарного стада, во имя которого мы идем сражаться. У нас небогатый выбор: либо победим и подарим своему племени шанс, либо погибнем и не увидим закат нашей расы.
Затем прозвучал приказ. Ближайшая задача — разгром базы настиан в системе Проциона. Последующая — деблокада Фомальгаута.
Первым набрал сверхсветовую скорость крейсер Кришны. Потом разогнался «Вельзевул», сопровождаемый «Победителем» и «Гефестом». Как ни странно, за ними увязался и «Терминатор» — командир земного крейсера виноватым тоном сообщил, что имеет указание присматривать за действиями Дракона и Долговязого.
По команде «Отбой» часть экипажа покинула боевые посты. Треть личного состава отправилась отдыхать, а бодрствующая смена занялась осмотром техники, за которой больше двух десятилетий следили только ремонтные роботы.
Суонк, ошарашенно наблюдавший за перемещениями эскадры, пролепетал: дескать, обзорные приборы линкора сканируют пространство не хуже, чем гравископы его обсерватории. Лонг, каким-то образом тоже оказавшийся на «Вельзевуле», согласился, что локаторы военного корабля способны обнаруживать сквозные черные дыры на потрясающих дистанциях.
Посетовав, что столь мощное оборудование недоступно научным учреждениям, Суонк осведомился:
— Вы намерены построить Империю? Наверное, главная задача — присоединить планеты с верфями и двигателестроением.
— Примерно так, — кивнул Дунаев. — Но сначала — помощь Фомальгауту.
— Будет большая драка с флотом Лебедя?
— Очень на это надеюсь. — Зог плотоядно оскалился.
Дракон мечтательно проворчал:
— А уж как я на это надеюсь. Ведь ты прав — ничего нет лучше эскадры линейных кораблей.
— Ну, допустим, эскадры у вас нет… — напомнил астрофизик.
— Скоро подтянутся наши флоты. — Зог отмахнулся. — А пока мы уничтожим опорную крепость настиан на Проционе. Нельзя терпеть базу противника у себя под боком.
Насторожившись, Бертран воззвал к их гуманности:
— Настиане построили крепость в самом центре густонаселенного континента. Ваш удар уничтожит миллионы проционидов.
— Вам их жалко? — Дракон удивленно поднял брови.
Долговязый Зог произнес, равнодушно пожимая плечами:
— Планетой больше, планетой меньше.
Штатским его слова показались чудовищным цинизмом, но оба адмирала разразились заразительным смехом. Похоже, после десятилетий лет вражды они снова нашли общий язык.
— Как вы можете говорить такие ужасные вещи, — простонал Суонк.
— Уймитесь, головастики, — негромко потребовала Бианка. — Не надо причитать о том, что выше вашего понимания. Мы снова идем умирать. И на этот раз шансы погибнуть намного больше, нежели бывало прежде.
10
Едва покинув систему Сириуса, Зоггерфельд и Дунаев отослали своим правительствам подробные шифрограммы, в которых сообщалось о мирном соглашении, а также назначался сектор пространства, где должны сосредоточиться оба флота — имперский и таукитянский. Гравитация распространяется вовсе не мгновенно, поэтому ответы поступили спустя много часов. Генеральные штабы известили, что император Фердинанд и Совет Верховного Командования одобряют замысел.
К концу вторых суток, когда маленькая эскадра начала тормозить на подступах к Проциону, прямо по курсу появились два шедших навстречу корабля — крейсер и тяжелый грузовоз. Оба принадлежали 61-й Лебедя. Переговорив с земляками, Виргиния Эссекс доложила:
— Наши эвакуировали с Лемонда всех людей. Можно бомбить, не опасаясь сопутствующих потерь.
Локаторы подтвердили, что в системе нет земных кораблей. Мишеней было четыре: фрегат и крепость Настиарны на орбите, а на поверхности — космодромная база с легким крейсером. Главной целью без обсуждений признали базу, построенную посреди пустыни в центре самого большого материка Лемонда. «Вельзевул», «Гефест» и «Победитель» выпустили торпеды с рубежа внешних планет.
Тысячекратно обгоняя световую волну, снаряды достигли мишеней прежде, чем экипаж вражеского крейсера успел запустить двигатели. Огненные шары кваркового синтеза вспыхнули над Лемондом, подобно дополнительным, в придачу к Проциону, звездам. Боеголовка, поразившая космодром, пронзила атмосферу столбом пламени, распространяющим колебания динамических флуктуаций. Затем, облако приняло классическую древовидную форму, мохнатая верхушка превысила орбитальную скорость, оторвалась и рассеялась по космосу, а состоящее из тяжелых частиц основание рассыпалось пеплом, излучающим в гамма-диапазоне.
Оценив результаты, нейросеть «Вельзевула» выдала рапорт: все мишени поражены, побочные потери минимальны.
— Ну вот, — удовлетворенно изрек Зоггерфельд. — А эти странные штатские чего-то боялись.
— Дикие они, — согласился Звездный Дракон. — Простых шуток не понимают.
Никитин уже проложил курс к ближайшей «улитке», и примерно через пару часов после проционской расправы эскадра нырнула в черную дыру, прошла навылет затейливо завитый аппендикс скрученного пространства и оказалась возле места, где намечался сбор деблокирующего флота.
Сектор охраняли крейсера Семпера — старенький «Коловрат» и новейший «Каратель». При виде последнего Дунаев восхищенно поинтересовался:
— Что за машина?
— Из тех, что мы втайне строили, — гордо поведал Зог. — Проект «Кархадон». Четверку таких получила Земля, два — Тау, по одному — Семпер и Фомальгаут.
— Фомальгаут его получит примерно через неделю, — печально пошутил Дракон. — Когда мы и настиане перемолотим друг дружку.
— Не будь пессимистом. — Долговязый рассмеялся. — То есть при нынешнем соотношении сил сражение закончится, конечно, взаимным истреблением, но крейсер у Фомальгаута есть. «Хищника» строили на Мантре. Думаю, он уже готов и поддержит нас ударом из системы.
Одобрительно покивав, Дунаев осведомился добродушным голосом:
— Силен ты, маршал Герб. Признайся, ведь ты всегда симпатизировал Семперу.
Его слова сильно удивили командира линкора. Подняв брови, Зог пристально посмотрел на Дракона, после чего проговорил:
— Семперу… да, симпатизировал. А с чего ты решил, будто Герб — это я?
— Ну как же… — Дунаев даже растерялся. — Наша разведка… аналитики сделали выводы…
— Неправильные выводы, — фыркнув, отмахнулся Зоггерфельд. — Лет десять назад наши политтехнологи придумали модель анонимного правления. Смысла я не понял, но большинством голосов Совет решил попробовать. Вроде бы народ подсознательно предпочитает подчиняться не конкретным личностям, но абстрактному символу власти. С тех пор имена членов Совета заменены псевдонимами, время от времени сообщается о замене адмирала Борджеса маршалом Гербом, о попавших в опалу Зоггерфельде или Клеменсе.
— Идиотизм, — заявил Дракон. — Значит, ты не Герб и не в опале?
— В том-то и дело. Герб — нынешний псевдоним Асгардова, никто не собирается отдавать меня под трибунал, а система — идиотская. Но публика довольна. — Долговязый заулыбался. — Даже забавно бывает, когда журналисты робко интересуются: правда ли, адмирал, что Асгардов просил Герба помиловать вас…
Ничего не ответив, Дунаев мрачно рассматривал приближающиеся корабли Семпера. При этом имперский герцог насвистывал «Желтое небо», что было признаком напряженных раздумий. Наконец он изрек:
— Может быть, это и разумно. Ваш Совет принимает стратегические решения, выборная власть претворяет их в жизнь, а бестолковый обыватель смакует жуткие слухи об интригах в высших эшелонах.
— И нам развлечение, — добавил Зоггерфельд.
Дежурный офицер прервал адмиральскую беседу срочным докладом. «Вельзевул» и корабли сопровождения затормозились до антисветовой скорости относительно Солнца. Тяжелый крейсер «Каратель» сообщал, что старшие командиры Семпера намерены прибыть на линкор для переговоров. Командир «Звезды смерти» тоже собралась нанести визит.
Кроме того, со стороны Тау Кита приближалась эскадра под командованием гросс-адмирала Асгардова, а из ближайшей «улитки» появились имперские корабли под вымпелом крон-принца Эдварда. Вдали, на пределе досягаемости локаторов, мельтешили авангарды земного флота.
Недалеко, примерно в половине светового года, застыл без движения грузовой корабль, приписанный к фирме с планеты Гектор. Насчет него вопросов не возникало — разведка Северной Республики. Чуть ближе курсировал по сложной трассе фрегат, не подававший опознавательных сигналов. Роман Никитин узнал Малыша — именно этот кораблик преследовал несколько дней назад «Афродиту». Адмиралы даже не стали посылать торпедоносцы, чтобы отогнать любопытных гостей, неспособных представлять угрозу.
— Пришло время серьезных разговоров. — Звездный Дракон озабоченно покачал головой. — Как ты думаешь, найдем общий язык?
Поморщившись, Зог буркнул: дескать, иначе бы не собрались.
В космосе становилось тесно. Осторожно маневрируя на пятачке поперечником около световой минуты, собиралось внушительное соединение.
Империю Центавра представляли носитель ударных космолетов «Цесаревич» (бывший «Эскалибур»), тяжелые крейсера «Гефест», «Аполлон» и «Мститель», легкие крейсера «Кентавр» и «Гекатонхейр». С другого борта «Вельзевула» выстроились крейсера Тау Кита: «Победитель», «Кархадон», «Тираннозавр», «Неархос», «Веселый Роджер» и «Сталинград».
Корабли Семпера и Кришны тоже сгруппировались попарно, образовав национальные отряды. «Вельзевул» оставался в центре этого ордера, словно введенное в раствор зернышко соли, вокруг которого начинается формирование кристаллической структуры. Последний осколок сгинувшей сверхдержавы не признавал бездумно проведенных границ, а потому притягивал к себе властителей отколовшихся от Земли обломков.
Первым на линкор прибыл принц Эдвард. Симпатичный юноша в адмиральском мундире тенью ходил за дедом и, безусловно, готов был поддержать Дракона по любому вопросу. Чуть позже в ангар линкора вошла шлюпка «Звезды смерти», доставившая капитан-командора Эссекс в алой с золотом парадной униформе.
Гости собирались в офицерском салоне, где был накрыт стол. Меню разнообразием не отличалось — синтезаторы боевого корабля имеют ограниченные возможности. Впрочем, ветераны давних войн были неприхотливы и привычны к любой пище.
К линкору медленно направлялись две шлюпки, стартовавшие с «Карателя» и «Кархадона». Флот Федерации Солнца тоже пришел в движение, направившись к району сосредоточения союзных эскадр. Нейросеть «Вельзевула» уже различала земные корабли, высветив на голограмме их названия.
— «Жанна» идет, — сказал Дракон. — Твой бывший корабль.
Зоггерфельд откликнулся ледяным голосом:
— И твой «Рыцарь» тоже.
Земля двинула солидные силы: оба линкора — «Звездный Рыцарь» и «Голгофа», крейсера «Жанна д'Арк», «Ушкуйник», «Адмирал Горацио Нельсон» и космоносец «Галактика». Адмиралы предположили, что флот имеет приказ прикрыть Солнечную систему от собравшихся в пространстве кораблей Тау, Центавра и Семпера либо уничтожить эти корабли упреждающим ударом. Впрочем, пока земные корабли находились слишком далеко — «Вельзевул» отправится к Фомальгауту прежде, чем эскадра федералов приблизится на дистанцию обстрела.
Шлюпка с представителями Семпера медленно втянулась в ангар. Налив себе красного полусладкого, Вирджиния глубокомысленно произнесла:
— Когда собираются столько людей с богатым прошлым, да еще при таком числе кораблей, — наверняка попытаются вернуть историю в то самое прошлое.
— В военном искусстве это называется «последующей задачей», — подтвердил Зоггерфельд. — А вы, как я понимаю, не слишком хотите воссоединения наших миров?
— Да как вам сказать… — Пиратская капитанша лихим глотком опорожнила бокал. — В большой стране жить, понятное дело, спокойнее. А с другой стороны, под власть Земли многие не захотят возвращаться.
— Ну, нынешние планетные князьки не захотят, само собой, — засмеялся Дунаев. — Привыкли, бандитские рожи, бесконтрольно править, не оглядываясь на верховную власть.
— Не в том дело, — хмуро проговорила Виргиния. — Многие люди, даже которые не против Империи, не любят Землю. Вот, к примеру, мою семью возьмем. Дед рассказывал, как их на Кришну переправили. Сначала закон вышел: мол, Земля перенаселена, нужно перебросить на звезды часть трудоспособного населения. Потом пришли полицейские, весь квартал — молодых и стариков — затолкали по кузовам, отвезли на космодром, погрузили на баржи. Хотят лететь, не хотят — про такую ерунду никто не спрашивал. Высадили на голые скалы — живите, как сможете. Всю семью раскидали: кого на Кришну, кого на Мантру, кого еще куда… И как же, по-вашему, будем мы относиться к Земле? Нет, конечно, я понимаю, что колыбель расы, историческая прародина и все такое… Но неприязнь сильна.
Оба адмирала знали о подобных настроениях: в их державах немалый процент населения испытывал похожие чувства. На этот счет соответствующие службы Центавра и Тау подготовили рекомендации, как сгладить противоречия и успокоить страсти. Были разработаны планы политических мероприятий, которые должны были облегчить процесс объединения расколотых миров. Теперь эти планы требовалось оперативно скорректировать: ведь ядром грядущей сверхдержавы становились сразу два влиятельных игрока Центральной Зоны.
Дракон и Долговязый Зог помалкивали, исподлобья поглядывая друг на дружку. Катера, отвалившие от «Кархадона» и «Карателя», успели скрыться в ангаре «Вельзевула». Адмиралы не обменивались репликами, словно давняя дружба научила их сговариваться без лишних слов.
— Эти проблемы решаются, — произнес наконец Реджинальд Дунаев. — Нет речи о возвращении под диктат Земли. Будет Федерация свободных миров с разумным распределением властных функций.
Слышавшие эту фразу Бианка и Махмуд обменялись понимающими взглядами, которые должны были означать: «Это случится после наказания некоторого количества предателей…» Они давно жили вместе и тоже умели обмениваться мыслями без ненужных колебаний воздуха.
— Вот именно, — подхватил Зоггерфельд, развивая то ли слова Дракона, то ли телепатические сигналы своих верных соратников. — Но с этой проблемой разберемся в свое время. А в ближайшие дни мы будем заняты сражением за Фомальгаут.
— И еще меня беспокоит земной флот, — сильно хмурясь, добавил Дунаев. — Не хочется верить, что президентская клика расхрабрилась и решила ударить по эскадрам, идущим на деблокаду.
Ему ответил веселый голос человека, только что вошедшего в кают-компанию:
— Осмелюсь предположить, что в Октагоне боятся, как бы наша армада не ринулась сначала к Земле. Вот и выдвинули кораблики на старый рубеж передового прикрытия.
Повернув голову к новым гостям, Дунаев почувствовал, как заколотилось сердце. В дверях стояли ожившие страницы новейшей истории: адмирал Асгардов и генерал Лазарев. Третьим был говоривший — его лицо тоже показалось знакомым, но понадобились секунды, чтобы Дракон сообразил: это Роджер Икланд, один из диктаторов Семпера.
Человек, имя которого вызывало ужас еще четверть века назад. Накануне войны его дивизии космической пехоты с предельной жестокостью подавили мятежи мафиозных сепаратистов на Тюрбане, Скарлетт и Барбарии. В годы сражений с Настиарной десантные корпуса вице-адмирала Икланда очистили от врага Карменситу и Блайзер. Именно приказ арестовать Икланда расколол вооруженные силы, после чего распад прежней Федерации стал неудержимым.
— Несомненно, это наиболее вероятно, — согласился Асгардов. — По огневой мощи земная группировка немного уступает нам, так что атаковать они не станут. А вот в обороне на рубеже крепостей «Ближнего Щита» имеют шанс.
— Тем более что мы не собираемся наносить удар в сторону Земли, — добавил Дунаев.
Зоггерфельд машинально уточнил:
— Пока.
Вежливый юноша крон-принц Эдвард осведомился о самочувствии маршала Сузуки, и Лазарев заверил, что Верховный полон сил и грандиозных замыслов. Затем Асгардов призвал коллег быть серьезнее. Времени на церемонии остается совсем мало, провозгласил главный флотоводец прошлой войны. Дозоры, выброшенные флотом Тау в район Фомальгаута, сообщали о признаках вражеской подготовки к штурму системы.
Сообщив эту новость, Асгардов сурово посмотрел на собравшихся и продолжил:
— Здесь избыток великих стратегов. Если каждый примется командовать, получится много шуму, но мало пользы. Необходимо создать временную — на период операции — Ставку объединенного командования.
Как всегда, он был прав. Без малейших разногласий они распределили основные посты. Главнокомандующим избрали, разумеется, Асгардова. Лучшего начальника штаба, чем Лазарев, нельзя было даже пожелать. Икланду доверили десантно-штурмовые соединения. Когда пришла очередь подобрать занятия для Дракона и Зога, адмиральскую идиллию прервала капитан Эссекс:
— Господа или товарищи… как вас там по матери! Я только что получила сообщение с Кришны, — возбужденно выговаривала Виргиния. — Мимо нашей системы проследовала эскадра Настиарны. Два линкора, космоносец, пять-шесть тяжелых крейсеров и дюжина кораблей полегче. Курс — на Фомальгаут, скорость — до четырех светолет в сутки.
Лазарев немедленно потребовал назначить флагманского штурмана и старшего штабного оператора. Пафнутьев и Ормуздиани были уже здесь. Начальник штаба посверлил их тяжелым взглядом, после чего велел просчитать варианты маневров через ближайшие «улитки». Затем он приказал командиру «Карателя» прислать нескольких офицеров семперского штаба.
Пока Роман занимался вычислением маршрутов, Лазарев и ветеран «Вельзевула» Руслан Ормуздиани оценили сведения по вражеской группировке. Получалось, что присоединение новой эскадры к силам, блокирующим Фомальгаут, даст настианам солидное превосходство над флотом Асгардова. Четыре линкора, три космоносца, два десятка крейсеров и несколько мониторов… Даже наличие «Вельзевула» не гарантировало людям шансов на уверенную победу.
— В любом случае противник понесет жестокие потери и будет вынужден снять блокаду, — резюмировал Асгардов. — Начальник штаба, проработайте серию массированных атак. На первом этапе мы должны разгромить внешнее охранение. Одновременно легкие корабли нанесут торпедные удары по космоносцам. Затем навалимся на главные силы, а там уже — кто кого. Пушки решат.
Замысел выглядел превосходно. Дунаев и Зоггерфельд могли предложить лишь незначительные уточнения. Они считали, что ударный кулак — линкор, космоносец и новые крейсера — должен молниеносными атаками истребить разрозненные крейсера настиан, а затем, когда противник лишится численного перевеса, можно будет начать решительное сражение.
Главком не возражал. Однако, к общему удивлению, начальник штаба отрицательно покачал головой.
— Слишком прямолинейно и обойдется нам лишней кровью, — осуждающе проговорил Григорий Лазарев. — Предлагаю разгромить обе группировки противника по очереди, пока они не соединились. Если, конечно, мы успеваем выдвинуться. При таком решении мы будем иметь численное и огневое превосходство на каждом этапе операции.
Операторы подтвердили, что бросок через «улитки» выведет флот в район Фомальгаута за несколько часов до объединения настианских сил.
По обыкновению, семперский идеолог предлагал решение, близкое к идеалу. Преимущества такой диспозиции были очевидны, и Асгардов мгновенно поддержал Лазарева:
— Превосходно. Сначала деблокада. Затем, если резервная эскадра не уклонится от сражения…
— Наоборот, — перебил главкома Лазарев. — Первым ударом мы уничтожим резервы. Атака походной колонны — интересное дело. А вот потом, если враг не отведет эскадры от Фомальгаута, приступим к методичному штурму астероидных крепостей.
Убедившись, что возражений не ожидается, Лазарев объявил: теперь, мол, необходимо разделить флот на боевые отряды, во главе которых станут опытные военачальники. Долговязому поручили командовать соединением в составе линкора «Вельзевул» и большей части кораблей Тау, Дракону достался «Цесаревич» и почти весь флот Центавра, а семперский сорвиголова Ким Син-Ро возглавил легкие силы, которым поручался молниеносный выпад против приближавшегося космоносца.
Все понимали, что кораблей маловато и что вернутся после битвы немногие. И еще понимали: ничего иного им не остается. Что ж, они привыкли к такой жизни и большую часть своих биографий готовились погибнуть в сражении. До сих пор это не удавалось — обычно смерть выбирала их противников. Адмиралы были готовы к новой игре с неизбежностью.
В этот миг самоубийственного воодушевления остававшийся в рубке Рикардо Хорнет доложил, что флот Земли проследовал через «улитку», и теперь находится на расстоянии светового часа.
От флагманского космоносца «Галактика» отделился скоростной катер, взявший курс на «Вельзевул» и немедленно взятый на прицел кораблями охранения. Чуть позже, сократив дистанцию, катер вышел на связь. В кают-компании, где работал штаб, развернулась голограмма, и суровый мужик в походном мундире, приложив ладонь к козырьку фуражки, пророкотал:
— Приветствую вас. Я — вице-адмирал Танжери, командующий Флотом Открытого Неба.
Имя было известное: Жюль Танжери считался способным флотоводцем. Под конец большой войны он командовал крейсерами, да и в гражданскую отличился. Теперь адмирал возглавил ФОН, куда входили все боеспособные корабли Федерации Солнца.
— У вас приказ помешать нам? — осведомился Дунаев. — Передайте своему командованию, что объединенный флот не намерен угрожать Земле.
Усмехнувшись, землянин произнес:
— Никто не сомневается, что сначала вы собираетесь атаковать флот противника, блокирующий Фомальгаут. Мы получили приказ оставаться в базах, чтобы не провоцировать настиан. Только я не имею привычки выполнять преступные приказы. Мои офицеры решили присоединиться к вам и принять участие в битве. Примете помощь?
Его слова шокировали многих на «Вельзевуле». Опомнившийся первым, Асгардов пригласил вице-адмирала на флагманский линкор. Затем, обернувшись к остальным, главнокомандующий тихо сказал:
— Они предпочли мятеж позору.
— Эти бойцы уже совершили подвиг, — поддержал учителя Дракон. — Выступить наперекор директивам верховного командования — это не шептаться на кухне. Это поступок высочайшей пробы.
Сдвинув брови, Долговязый Зог покосился на Лазарева и произнес:
— Пока начальник штаба не начал делить новые корабли на отряды, хочу напомнить, что нарушители приказа не смогут вернуться на Землю, где их ждет трибунал.
— Мы вернемся вместе с ними. — Асгардов оскалился. — И уговорим местные власти проявить снисхождение. Тогда же между делом решится проблема присоединения Земли к новой державе.
Суровый начальник штаба прервал политическую дискуссию, укоризненно покачав головой. Адмиралы собрались вокруг монитора нейросети и принялись по-новому распределять силы. Теперь, когда у них было три линкора и два космоносца, рисунок предстоящего сражения виделся совершенно по-иному.
Подоспевший адмирал-землянин присоединился к обсуждению, постепенно подтянулись старшие офицеры всех эскадр. Операторы торопливо, но четко составляли диспозицию на основе известных сведений о противнике.
Свободный от вахты младший комсостав «Вельзевула» потихоньку собрался за дальним столом. Судя по негромким репликам адмиралов, исход битвы был предрешен. С появлением Флота Открытого Неба численный перевес настиан был сведен к несерьезному минимуму, а дремавшие четверть века таланты военачальников гарантировали неизбежность победы малой кровью.
Налив себе полбокала — больше перед боем нельзя, — Махмуд произнес прочувственный тост. Дескать, их подхватил неодолимый вихрь удачи, который несет к победе, объединяя всех, кто многолетней борьбой заслужил право участвовать в воссоздании сверхдержавы. Одобрительно покивав, Бианка все же пробрюзжала:
— Удача удачей, но и мы не должны расслабляться.
После следующего тоста Виргиния поинтересовалась, почему экипаж «Афродиты» так бурно сопротивлялся «Звезде смерти» и не отдал проционского ученого. Карл Дайвен объяснил: мол, боялись, что пираты охотятся за Драконом. Заодно инженер поведал об убийстве Кахура и незаконченном расследовании.
Выслушав его рассказ, Бианка насмешливо заметила:
— Сразу виден почерк военной полиции. Роман привык небось заниматься самоволками, сексуальными домогательствами, пьяными драками и тому подобными правонарушениями казарменного масштаба… Вот и не проработали вы ни одной серьезной версии.
— Может, соизволишь выражаться конкретнее? — Карл обиженно насупился.
— Ну, к примеру, преступник переписал содержимое кристалла в память нейросети парусника. И с огромным удовольствием наблюдал, как вы ищете носитель, который он давно выбросил за борт. Или в печь на камбузе.
Кришнаванская капитанша горестно застонала: дескать, какое открытие неизвестно в чьи лапы попадет. Оставив насмешливый тон, заинтригованная Бианка поинтересовалась ценностью научной работы проционида. Карл и Виргиния толком ответить не смогли, а позвать для объяснений Лонга просто не успели.
Взволнованный голос старшего офицера прокаркал:
— Черт побери, на этом пятачке слишком много «улиток»! Справа по борту выше плоскости появилась еще одна эскадра. Линкор, космоносцы, крейсера… Приблизятся на выстрел через полчаса.
Разумеется, все сразу решили, что их атакует флот Настиарны. Однако дистанция была не слишком велика, и стали видны очертания корпусов и расположение башен, не узнать которые старые флотоводцы не могли. Зоггерфельд поморщился: он вспомнил, кому принадлежит самый большой корабль этой эскадры. Почти одновременно Дунаев пробормотал с профессиональным интересом:
— Гляди-ка, линейный крейсер земной постройки. Это может быть или «Победоносный», или «Триумфатор». Только они двое имели шанс дожить до наших дней. Остальные шесть погибли наверняка.
— «Триумфатор», — уверенно сказал Зог. — Флагман Дьявола, который тоже хочет возродить Империю… Но ведь наш конкурент оперирует в Северной Зоне и не должен был оказаться в этих краях.
Дракон проворчал:
— Как видишь, оказался. На то он и Дьявол!
Сюрприз никак нельзя было назвать приятным. Линейные крейсера этого типа лишь немногим уступали «Вельзевулу» размерами и огневой мощью. Если Дьявол решил вмешаться в столь тщательно спланированную партию, трудно было поручиться, каким окажется исход игры.
Чрезмерно логичный Лазарев назидательно заметил:
— Желающий создать Империю — необязательно конкурент. Морфеус Сокольский вполне может стать нашим союзником. Тем более что в его флоте аж два космоносца.
Корабли северян энергично тормозили, ложась в дрейф на расстоянии около полутора световых минут. Замигали сигналы установления связи, загорелась голограмма знакомого лица и мягкий вкрадчивый голос проговорил:
— Линейный крейсер «Триумфатор» вызывает линейный корабль «Вельзевул». Если не ошибаюсь, вашим флотом командуют Дракон и Зог?
— Ошибаетесь, Морфеус, — вежливо сообщил Асгардов. — Флотом командует маршал Герб.
— Здравствуйте, Всеволод Анисимович. Мне нравится название вашего флагмана. Кораблю с таким именем полагалось бы стать флагманом моего флота. — Дьявол посмеялся, но продолжил более чем серьезным тоном: — Вы уже отправляетесь или успеем поговорить?
Оглянувшись на соратников, Асгардов осторожно произнес:
— Смотря о чем…
Неожиданно раздался короткий смешок Лазарева, и начальник штаба поведал, что ему предстоит, похоже, снова перетасовать диспозицию, создав еще одну ударную и две космоносные группы. Дунаев вполголоса посоветовал ему разделить весь флот на четыре оперативных отряда, включив в каждый по линкору и космоносцу.
— Сам додумался, — проворчал идеолог Семпера, жестом подзывая операторов. — Если сейчас подтянется еще чья-нибудь эскадра, мы сегодня в поход не выступим.
Переждав эту интермедию, генерал Сокольский, он же Дьявол, он же президент Северной Республики, подтвердил, что имеет намерение совместно с союзниками ударить по настианам, и добавил, что остальные флоты Северной Зоны более не представляют угрозы. Дьявол деликатно умолчал, откуда ему стало известно место сбора объединенного флота. Вместо этого напористо поинтересовался, каким образом собираются коллеги управлять государством, которое должно вскоре возникнуть.
Вновь появился призрак безжалостного монстра, погубившего не одну революцию. Вопрос о власти сводился в конечном счете к вульгарному дележу должностей между вождями. Правильно поняв заминку собеседников, Сокольский перечислил главных командиров своего флота, назвал нескольких политиков Северной Зоны и между делом добавил:
— И еще со мной Омар, наследник падишаха Тюрбана.
— Впервые слышу, — хмуро сообщил Звездный Дракон.
Дьявол снова засмеялся:
— Возможно, вам знакомо его прозвище.
Прозвище в самом деле оказалось знатным, и Дунаев малость подобрел.
— Буду рад повидаться с парнишкой, — буркнул он. — Стар Террибл и остальные наемники тоже с тобой?
— С какого перепуга? — Сокольский недоуменно поднял брови. — У них своя игра в Южной Зоне.
Перепоручив Лазареву согласовать вопросы боевого взаимодействия, Асгардов собрал остальных старших командиров и тихонько сказал: мол, Дьявол прав, и пора подумать о политических проблемах. Власть придется брать в любом случае, иначе державу не создать, а до сих пор не решено, какой режим они намерены построить.
По-адмиральски прямолинейный Зоггерфельд проговорил:
— Нам понадобятся командир десантных войск и министр безопасности. Эта парочка вполне подходит.
Дунаев хихикнул:
— Пожертвуем еще парой пешек. Если назвать должность погромче — например, министр галактической безопасности, — сердце Дьявола не выдержит.
Икланд, еще в прошлом десятилетии представивший семперскую программу строительства Империи, сказал удовлетворенно:
— Если мы практически без боя объединяемся со всей Северной Зоной, то можно сказать, что главное сделано!
С ним молча согласились. Промежуточные шаги вроде разгрома настианского флота и оккупации Земли уже не представлялись большой проблемой. Ясно было, что абсолютное господство в космосе и прекрасные пехотно-полицейские дивизии объединявшихся держав делали решение ближайших задач элементарным делом.
Легко, практически без разногласий, дополняя друг друга полезными мыслями, они договорились, что на первых порах возрожденным человечеством будет управлять орган из десятка или дюжины авторитетных военачальников. Склонный к черному юмору Дьявол-Сокольский предложил назвать это правительство просто Хунтой. Однако остальные предпочли менее вызывающую терминологию — Совет Возрождения или Верховный Комитет. Впрочем, вопросы семантики были отложены на ближайшее будущее.
Как мыслилось, в течение нескольких лет военная власть наведет порядок в подчиненных мирах, покончит с оргпреступностью, расправится с экстремистами сепаратизма, подавит неизбежные мятежи. Потом пройдут всеобщие выборы, но совет адмиралов и маршалов еще некоторое время будет контролировать действия правительства.
Самым тяжелым оставалось решение об идеологии будущего государства. Хотя по главным вопросам существовало примерное единодушие, некоторые концепции Семпера казались невозможными даже для не отличавшихся мягкосердечием Дракона, Зога или Дьявола. Ужаснула многих и предложенная Сокольским доктрина о роли спецслужб.
Тем не менее решили не терять времени на утряску деталей, и главком Асгардов отдал долгожданный приказ. Адмиралы направились к выходу, чтобы вылететь на свои флагманские корабли. Внезапно волны гравитации принесли с «Триумфатора» сдавленный вопль:
— Не стрелять! Приказываю — не открывать огонь!
Голограмма рубки линейного крейсера покрылась помехами, превратившись в скопление мутных пятен. Ошеломленные военачальники не могли понять, что происходит на флагмане Северной Зоны. Поверх этой мешанины мелькнула четкая строка сообщения: «Запускаю процедуру зачистки» — видимо, это прощался с линкором и остальным флотом обитатель нейросети «Триумфатора». Потом бурные события захлестнули и «Вельзевул».
Камеры внутреннего наблюдения показали, что по коридорам и отсекам линкора забегали вооруженные до зубов десантники, непонятным образом проникшие в корабль. Черные забрала шлемов скрывали лица, но команды звучали на слегка искаженном общеземном языке. За считаные минуты все основные точки линкора были заняты абордажной командой. Громадный корабль, способный выстоять под самым страшным обстрелом, был взят изнутри без единого выстрела.
— Вы же говорили, что линкор нельзя захватить! — отчаянно выкрикнул Суонк.
— Конечно, нельзя, — подтвердил гросс-адмирал Зоггерфельд. — Вернее, невозможно…
Когда спецназ ворвался в рубку, могучий Махмуд Султан вскинул бластер, но бронированный десантник легким движением выбил оружие из его руки. Бианка Эриксон даже не стала стрелять, хоть ей очень не хотелось сдаваться. Под прицелом нескольких стволов капитан-лейтенант службы безопасности бросила оба пистолета и села на палубу, закрыв руками лицо.
— Вот и все, — прошептал Дракон. — А ведь мы были в двух шагах от победы…
— Такой жертвы главных фигур твоя тактика не предусматривала, — хладнокровно согласился Долговязый Зог. — Ну что же, зачистка так зачистка.
Два адмирала умели проигрывать — жизнь научила стариков держать удар. Оба понимали, что их планы рухнули и что «Вельзевул» отныне принадлежит не им. А на экранах внешнего обзора медленно и величественно приближался линейный крейсер «Триумфатор» — флагман эскадры Дьявола.
Константин Мзареулов
ЗВЕЗДНЫЙ БЛИЦКРИГ. ЗОВИТЕ МЕНЯ СМЕРТЬ
Пролог
Жизни смертных напоминают молнии, сверкающие короткое мгновение в бездонном мраке ночного неба, и человеку везет, если его вспышка успела восхитить хоть кого-нибудь красотой извилистых ветвей. За миллиарды лет прогремело множество событий, потрясавших воображение современников и историков, иные войны, политические драмы или научные эксперименты длились века, однако все они были скоротечным мигом в сравнении с неторопливым вращением звездного острова. Впрочем, и сама Галактика была лишь ничтожным клочком пыли, рассыпанным на краю Мироздания.
Распластав хвосты и лапы спиральных рукавов, Галактика плывет сквозь бездну, равнодушная к страстям и деяниям своих обитателей. Рождались, достигали расцвета и гибли великие цивилизации; вспыхивали праздничным фейерверком и выгорали дотла звезды, превращаясь в белые карлики и черные дыры; приходили в мир и покидали его бесчисленные поколения, но влияние любого события на судьбу Вселенной остается ничтожным — словно исход блицтурнира, сыгранного горсткой любителей во время затянувшегося чемпионата мира.
Вот и в этой истории судьбы людей и народов, изломанные войной и особенно последовавшим миром, в очередной раз сверкнули, как огни придорожного полустанка, мимо которого промчался стремительный экспресс неумолимой Вечности. В ярости битв сошлись жажда мести и благородство возвышенных целей, отчаянное коварство и самоотверженная верность, стремление к власти и наивность альтруизма — водоворот безжалостного времени жадно всосал все и всех. А жизнь продолжалась, словно ничего не произошло, словно не рассыпались прахом мечты и надежды, когда удача улыбнулась неожиданному избраннику.
Воистину, тьма ДО и тьма ПОСЛЕ не имеют значения. Весь смысл существования — в той мимолетной вспышке, которая лишь на миг озаряет Вселенную. Ничто не происходит напрасно, пусть даже все деяния рушатся в бездну тысячелетий, чтобы кануть в забвении. Таков закон, который никем не был установлен и никем не может быть нарушен. Единственный закон, не знающий исключений.
Шах смерти
От большинства миров Северной Зоны эта планетка выгодно отличалась относительной безопасностью и умеренным либерализмом режима. Здесь постоянно дежурили боевые корабли серьезных держав, что гарантировало систему от пиратских набегов. В свою очередь таможня и полиция сквозь пальцы смотрели на мелкие шалости залетных гостей.
Неудивительно, что Кастлинг стал главным транзитным узлом постимперского человечества. Уже третье десятилетие в этой системе сплетались торговые маршруты, соединявшие большинство миров, населенных людьми, и не только ими. Уменьшив пошлины вдвое, власти получили утроение прибыли за счет многократного увеличения числа прилетающих кораблей и заключаемых сделок.
А вот таверна в порту планеты Кастлинг была точной копией прочих заведений такого рода, щедро раскиданных по освоенной человеком части Вселенной. Развлечения ограничивались стандартным набором: карты, рулетка, порнобалет, визгливая певичка, пьяные драки. Посетителей в заведении было немного — с десяток. Причем почти все собрались у стойки бара. Лишь один человек сидел за дальним от входа столиком.
Упитанный шатен с зеленовато-желтыми глазами, одетый в потрепанный и неумело заштопанный мундир со споротыми погонами, задумчиво пил дешевую водку, заедая плохой закуской. Настроение было не в зуб копытом. Братишка Селимбай улетел и увез всех, кого они здесь нашли, а ему пришлось остаться. Без надежных документов и, можно сказать, без денег. Не впервой, конечно, только от этого не легче. «Не везет в любви — может, хоть в карты удача подвернется…» — рассеянно подумал он, однако к игрокам присоединяться не спешил. Знал, как ему счастье улыбается, — нет уж, лучше не надо.
Он был родом с Тюрбана и не привык рисковать понапрасну. Это лишь во второсортных фильмах его сородичи-делибаши по любому поводу рвутся в смертельные приключения. На самом же деле такие, как он, ввязывались в авантюры крайне редко: для них победа была важнее красивой смерти.
Оторвавшись от стойки, бритоголовый громила, глупо смотревшийся в штатском костюме, снова приблизился, сказал осуждающе:
— Все-таки подумай, парень. Не пожалеешь.
— В другой раз, братишка. — Тюрбанец устало улыбнулся. — У меня сейчас свои планы.
— Как знаешь. — Наемник пожал плечами. — Только Маньяк долго ждать не станет, у него тоже свои планы. Если до следующей пятницы надумаешь — тебе известно, как нас найти. Приведешь тысячу — быть тебе командиром батальона. Приведешь пять тысяч — сформируешь свою бригаду.
— Помню. — Тюрбанец кивнул. — Ты уже говорил.
Как-нибудь перетерплю эти дни, подумал он. А там брат доберется до базы и переведет деньги на счет.
Рядом снова разгоралась драка. Две компании — каждая численностью в три-четыре пары кулаков — громко ссорились, явно собираясь взяться за оружие. Пьяные звездопроходцы уже переходили на запредельный тон, однако полицейский патруль разогнал скандалистов, и обошлось без кровопролития.
Никого, конечно, не арестовали. Здешние законы были весьма либеральны. По крайней мере, в границах космопорта.
Динамики, прокашлявшись, поведали, что в скором времени по маршруту Кастлинг — Цирцея — Венера отправится парусник «Афродита». Не по пути, мысленно вздохнул тюрбанец. Впрочем, чем черт не шутит.
Отдав официанту предпоследнюю десятку, он отправился бродить по злачным местам. Как и следовало ожидать, экипаж «Пьяной девки» засел в самом дешевом заведении, заправляясь горючим перед рейсом к Солнцу. Заправка производилась успешно, поэтому капитан Фатулла с трудом понял, о чем ему говорят, но в конце концов пренебрежительно буркнул:
— Не могу, старик. Спешу в Центральную Зону. Срочный груз ждет.
— Тебе хорошо заплатят… — В голосе шатена не было надежды.
— Отвяжись, оборванец, — брезгливо сказал Ян. — Я только что привез на Динго громадную партию снаряжения для королевского флота, так что твои гроши меня не интересуют. И не стану я делать зигзаг до Бахуса — неохота с пиратами встречаться.
— Путь к Венере неблизок, — тонко намекнул тюрбанец.
Посмеиваясь, Фатулла сообщил:
— Мы везем важный груз. Целый караван отправится. А королевское Адмиралтейство выделяет охрану до границ Центральной Зоны.
Сказав об этом, астронавт равнодушно отвернулся и вновь потянулся к бутылке. Наверное, на его месте любой поступил бы точно так же. Времена альтруистов давно канули в бездну веков. Возможно, таких времен и не было никогда.
Черная полоса невезения грозила затянуться, но уходить из космопорта не стоило — вдруг подвернется попутный кораблик.
Становилось совсем уныло. За эти десятилетия он научился ждать, не обращая внимания на убийственную тоску, сжигавшую нервные клетки. Только любая выдержка имеет пределы, любую пружину можно сломать чрезмерно сильным нажимом, даже самая надежная машина рано или поздно превращается в груду испорченных деталей. И сегодня, кажется, он сломался, окончательно потеряв надежду.
Медицина вернула ему молодость, но никто не сможет вернуть бездарно потраченные годы. А ведь было безоблачное детство, была полная радужных мечтаний юность, были какие-то способности, были немыслимые победы, громкая слава и целый океан любви. Но потом все кончилось, и нет больше державы, которой он служил, нет будущего, нет шансов вырваться из этого ада. Есть лишь тоскливо беспросветные будни, на прозябание в которых он обречен судьбой…
Бесцельные блуждания привели тюрбанского беженца в секцию, где горели десятки информационных голограмм. Одни показывали разные участки посадочного поля, на других высвечивалась информация о кораблях и рейсах, по многим каналам транслировали фильмы, концерты или новости. Усевшись в жестковатое кресло, тюрбанец развернул перед собой две картинки. Под ритмичную музыку разных миров казались менее омерзительными даже политические новости.
Один сюжет оказался вполне пристойным: почти свежее обращение верховного семперского повелителя Аристотеля Сузуки. Старый воин не отличался ораторским даром и говорил довольно тихо, но произносимые маршалом фразы буквально гремели:
— Уже неделю блокирован Фомальгаут… Человечество покроется позором и подпишет себе смертный приговор, если не решится спасти братьев и сестер, истребляемых проклятым врагом… Если остальные миры не пожелают выступить единым фронтом, Семпер готов сражаться в одиночестве… Мы создадим новую расу сверхлюдей, которая возглавит потрясенную Галактику…
Хандра легонько отпустила ледяные когти, сжимавшие сердце, утомленное четвертьвековой войной. Тюрбанец даже перестал ощущать себя ничтожным одиночкой, всеми забытым ничтожеством. Пусть где-то очень далеко, но все-таки оставались единомышленники, хотевшие того же, что и он. И пока сохранялся самый ничтожный шанс, он не имел права сдаваться.
Мониторы сообщили, что на площадке 49–04 совершил посадку корабль, выполняющий рейс 8253. Тюрбанец в потрепанной одежде машинально ткнул пальцем в номер рейса. Никакой информации — ни названия корабля, ни типа, ни конечных точек маршрута, ни фамилии капитана. Такое случалось нередко: контрабандист или пират.
Заинтересовавшись, обладатель потрепанного мундира нашел монитор, отображавший названный сектор. Ого! Махина, загромоздившая площадку в дальнем конце посадочного поля, подозрительно напоминала легкий крейсер довоенной постройки. Сильно пострадавший в коллизиях последних десятилетий, облепленный нештатными пристройками, но — крейсер.
Значит — пираты.
Прослужив большую часть своей жизни в штурмовой пехоте, тюрбанец так и не научился разбираться в типах кораблей. Он знал немало людей, способных назвать имя фрегата, едва взглянув на силуэт или бортовой номер, однако сам подобным дарованием не обладал.
Насколько oн знал, в Северной Зоне оперировали несколько десятков пиратских шаек. Некоторые совершали набеги на кораблях старого флота, другие пользовались для тех же целей вооруженными транспортами. Можно было бы узнать подробности, запросив нейросеть космопорта, но за эту услугу пришлось бы выложить последние гроши, а потом голодать завтра, послезавтра и еще неизвестно сколько дней. Удовольствие явно не стоило такой жертвы.
Впрочем, детали станут известны, как только пираты зайдут в ближайший трактир.
Проследив за мониторами, он засек заведение, куда вломилась шумная толпа. Судя по виду и манерам, это были именно пираты. Пока тюрбанец добирался в ту секцию космопорта, бандиты успели пропустить и по первой, и даже по третьей-четвертой. Десяток колоритных персонажей сразу бросились в глаза, едва человек с Тюрбана переступил порог. Подобравшись к стойке бара, он жалостливо попросил:
— Угостите старого спейсмена, добрые люди. Совсем поиздержался, вынужден стать на мертвый якорь.
— Что, не везет? — оскалился небритый громила в черной майке, выставлявшей на всеобщее обозрение внушительную мускулатуру. — Пей, старик, тебе мало осталось.
Захохотав, он щедро налил полстакана.
Этот здоровяк явно был главным в компании. Остальные поглядывали на него с подобострастной опаской. Все, кроме обильно татуированной, смазливой чернявой девицы в обтягивающем трико, которая просто липла к главарю.
Лихо опрокинув пойло за здоровье уважаемых джентльменов и леди, тюрбанец сказал:
— Паланг Агабеков, готов завербоваться. А вы с какого корабля?
— Сначала положено спрашивать, на какой корабль вербуешься, а потом уже предлагаться, — резонно заметил крупногабаритный атлет в бороде, клетчатом комбинезоне и с бластером на поясе.
Подмигнув, назвавшийся Агабековым расстегнул ветхий плащ и показал висевшие по бокам два пистолета.
— Неважно, какой корабль. Вы наверняка зашли в эту дыру, чтобы загрузить припасы. Я подскажу, где взять провиант дешевле и хорошего качества. И не только на этой планете, но и в любой точке Северной Зоны. Южную знаю чуть похуже.
— Готовый квартирмейстер, — заржал бородатый парень. — Ты бы хоть рассказал, чем раньше занимался.
— Во время войны командовал пехотным батальоном, потом — полком, но недолго. Родом с Тюрбана.
— Что с Тюрбана — это мы уже поняли по акценту, — хохотнул главарь банды и тоже представился: — Мюррей. Старпом крейсера и командир абордажной команды.
Невысокий и немолодой мужичонка с лицом хронического пессимиста сухо буркнул:
— Жан-Луи Воронцов, пилот. Но все называют меня — Граф.
— Почему не Ворон? — машинально удивился тюрбанец.
— Старая аристократическая фамилия, — пояснил Жан-Луи. — Мои предки были принцами. Давно. Еще на Земле.
Логика показалась тюрбанцу странной: почему потомок принцев называет себя «графом»? Впрочем, отголоски древних языков приводили и к более загадочным казусам семантики.
— Люсия, — представилась смуглая татуированная девица. — Я — канонир.
— Я тоже, — сообщил бородатый в клетчатом. — Меня зовут Иван Беннет. Старший артиллерист.
Третьего пушкаря звали Клод Линк. Державшаяся особняком парочка оказалась мотористами — Дороти Соррентино по кличке Гондола и Такао Мишина, он же Микадо. Последним в компании был совсем зеленый юнец с интеллигентным лицом. Как и следовало ожидать, мальчишка завербовался к пиратам в качестве электронщика. Звали его Патрик.
Перезнакомившись со всеми, Паланг составил о них первое впечатление, которое редко его подводило. Наиболее симпатичными казались Беннет и Патрик, наименее — Мюррей, Люсия и Клод. По поводу Графа мнение пока не складывалось. И вообще, отставной пехотинец пока не решил, что делать с пиратами.
Для начала и вправду не мешало бы выяснить, как называется корабль, кто там командир и чем эта банда знаменита.
Однако события побежали непредсказуемой тропинкой. «Граф» Жан-Луи внезапно сбросил маску брезгливой мрачности и, оживившись, поведал:
— Парень, я тебя узнал… Братва, это же полковник Смерть, его портреты одно время по всей Империи висели. И в Федерации тоже. Во всех полицейских участках. Мол, разыскивается особо опасный…
— Похож, — согласилась Люсия. — Только отощал малость.
Все снова покатились со смеху. Опустившийся полковник, мягко говоря, не выглядел похудевшим.
— Это с голодухи, — скромно поведал Паланг. — Иной раз приходится жрать всякую дрянь. Калорий мало, зато жировые прослойки растут.
Отношение к нему сразу изменилось. Объявленный в розыск военный преступник — это вам не какой-нибудь забулдыга, стреляющий подачки в дешевом кабаке.
— Может, и стоит к тебе присмотреться, — процедил Мюррей. — Только решать будет капитан.
— И как же зовут вашего капитана? — наконец-то соизволил поинтересоваться тюрбанец. — Известная личность? И как называется ваш баркас?
— Баркас?! — возмутился Мюррей. — Да ты, я погляжу, законченный пехотинец! У нас крейсер. Настоящий крейсер старого флота. «Прекрасная Елена».
Полковник Смерть понял, что попал в не самый приятный переплет. Посудина была знаменитой: до недавнего времени «Прекрасная Елена» числилась флагманом эскадры самозваного адмирала Фальконета. Но в прошлом году «адмирала» потрепал имперский флот, так что от эскадры остался только крейсер. Встреча же с пиратским вожаком совершенно не улыбалась бывшему полковнику: однажды в прошлом их судьбы пересеклись, оставив у Фальконета не самые добрые воспоминания.
Впрочем, оценив обстановку, Паланг решил не отступать. Долгая жизнь и недавнее омоложение сделали его лицо малоузнаваемым. К тому же самовлюбленный психопат-уголовник с Барбарии видел его лишь мельком, так что вряд ли сообразит, кто вербуется в команду «Прекрасной Елены».
Изобразив восхищенное изумление, Паланг простонал:
— Так это вы обобрали Аидас? Говорят, взяли массу антиквариата из платины, иридия и палладия. Да уж, с таким командиром — хоть куда.
Вскоре банда покинула забегаловку. Старпом и пилот отправились в город — разведать оптовые ларьки, рекомендованные Палангом. Остальные разбрелись кто куда. И лишь татуированная Люсия, выполняя приказ Мюррея, повела отставного полковника на крейсер.
Возле трапа прогуливались трое в шортах и легких тапочках. Мускулатура парней впечатляла.
— Скоро эти ублюдки вернутся? — осведомился высокий, жилистый и широкоплечий блондин. — Мы тоже хотим повеселиться.
Не отвечая ему, Люсия представила Паланга, добавив:
— Имеешь удовольствие любоваться нашими абордажниками. Который с прозрачными глазами — Зигфрид. Двое чернявых — Абдул и Кемаль. Они то ли братья, то ли любовники.
— Тот самый Смерть? — Белесый взгляд Зигфрида немного потеплел. — Я слышал о тебе во время войны.
Пират коротко сообщил, что воевал в десантно-штурмовых частях Икланда. Паланг чуть было не поморщился — не хватало встретить сослуживца. К счастью, Зигфрид на этом замолчал, а Люсия потащила гостя в шлюз.
Состояние корабля тюрбанцу сильно не понравилось. Здесь редко смазывали и подтягивали, не заменяли испорченные устройства, здесь вообще не прибирали. В затхлом воздухе ощущалась вонь дешевого табака и наркотиков. Не стоило даже надеяться, что за движками и пушками присматривают лучше, чем за порядком и чистотой. Если в воинской части хромает дисциплина, то порядка не будет нигде, включая боевую подготовку. Проще говоря, не крейсер, а летучий гроб.
Под стать оказался и командир. «Адмирал» был небрит, носил давно не стиранную майку, покрытую жирными пятнами, словно Фальконет уже который месяц не снимал этот изысканный наряд, причем всякий раз после жратвы вытирал об одежду грязные лапы. Штаны были форменные, из запасов старого флота — с двойными лампасами, которые в лучшие времена имели голубой цвет. Такие полагались барабанщикам парадного оркестра.
Люсия протянула Фальконету записку Мюррея и, показав пальцем на Паланга, сообщила:
— Он мне сразу не понравился.
Прочитав короткое послание и пропустив мимо ушей мнение канонирши, пиратский вожак осведомился:
— За что тебя назвали Смертью? Любишь убивать?
— Люблю, — подтвердил безденежный полковник. — Но кликуха не из-за этого.
— Расскажи.
— Где-то в середине войны я командовал десантом на Блайзере. Мы слишком долго возились. Адмирал Дунаев сказал: «Тебя только за смертью посылать». Так и прилепилась эта кличка.
Фальконет хмыкнул и продолжил допрос:
— Значит, ты — полковник спецназа?
— Нет, просто пехота.
— А ты знаешь, кто я?
— Говорят, что ты — очень жестокая сволочь.
— Это правда. — Фальконет самодовольно засмеялся. — Прежде случалось быть пиратом?
— Я служил в силах самообороны Королевства Карменсита.
— Да, это почти то же самое, — согласился «адмирал». — Ты родом с Тюрбана?
— Глупо скрывать.
Командир крейсера пристально посмотрел на него, затем, хмурясь, включил видеофон и показал портрет юноши в мундире кадета военно-космической академии.
— Знаешь его?
Наморщив лоб, Паланг недолго разглядывал изображение, после чего неуверенно проговорил:
— Похож на хана Омара, он был сыном правителя другого континента. Кровавая семейка. Наш народ изгнал их.
— В двадцать седьмом он подавил революцию на Барбарии, сволочь! — Фальконета передернуло. — И меня засадил в крепость — на тридцать лет без права на омоложение… Где ты был в двадцать седьмом году?
— Учился в Академии космической пехоты.
— Десантник… — с отвращением произнес пират. — Ваши мясники много повстанцев положили.
— Я в это время потел на полигоне, — полковник замахал руками, отводя от себя любые подозрения.
Конечно, ему не слишком поверили: курсантов тоже посылали на истребление повстанцев. Впрочем, сейчас «адмирала» интересовало другое. Фальконет спросил после мимолетной паузы:
— Тебя действительно зовут Паланг? Или настоящее имя осталось в прошлом?
— У меня нет имени, — помрачнев, сообщил Смерть. — И нет прошлого.
— У всех есть прошлое, — назидательно изрек пиратский вожак. — Даже у меня.
Тюрбанец насупился и упрямо процедил:
— Значит, я — исключение. После войны я стал просто Смертью. Меня это устраивает.
Выпятив челюсть, «адмирал» принялся сверлить его мутным взглядом. Тюрбанец напрягся, прикидывая, как бы вывернуться, если пират прикажет его прикончить. Выстрелы с двух рук — в сучку Люсию и подонка Фальконета, а потом прорываться коридорами к шлюзовому люку. Дело не простое, но выполнимое — и не такое приходилось делать.
Однако все обошлось без преждевременного кровопускания. Помотав головой, Фальконет изрек:
— Беру тебя. Квартирмейстером и абордажником. Пока твоя доля — двухсотая часть добычи, а там посмотрим. Вопросы есть?
— Есть, — сказал полковник, любуясь, как раздуваются от гнева ноздри адмирала-самозванца. — Где у вас можно курить?
«Если Фальконет узнает, с кем разговаривает, остаток моей жизни будет недолгим, но насыщенным…» — флегматично подумал тюрбанец, покинув командирский салон. Отсюда следовало два простых вывода: надо всеми силами сохранять инкогнито, пока жив Фальконет, причем необходимо как можно скорее убрать подонка и самому занять его место. Потому что кораблик весьма неплох, пусть даже требует основательного ремонта…
Новая задача тоже относилась к несложным. Полковник Смерть был привычен к таким делам. На самом-то деле прозвище проистекало не только из памятного изречения Звездного Дракона. Немалую роль сыграла его на редкость развитая — как у всех тюрбанских делибашей — способность сеять смерть и разрушения. Равных себе в этом деле он знал немного.
Два грузовика — нелетающих, на больших пневматических шинах — остановились возле нижнего люка «Прекрасной Елены». Транспортер крейсера, конечно, работал отвратительно, поэтому пираты, построившись цепочкой, принялись вручную перетаскивать увесистые коробки с провиантом.
Вкалывали все, включая женщин и здоровяка-старпома. Полковник Агабеков по прозвищу Смерть, хоть и не был обижен бицепсами, физический труд не уважал, а потому работал с прохладцей, умело выбирая упаковки полегче. Особых угрызений совести Смерть не испытывал: в конце концов, свое дело он уже сделал, организовав закупку дешевого продовольствия.
— А ты лентяй, пехотинец, — неодобрительно заметил Беннет, когда они устроили перекур, прячась от зноя в тени корабельного корпуса. — Не любишь ручки мозолить.
— Каждому свое, как было написано над входом в наш гарнизон, — философски откликнулся Паланг. — Кого-то делает свободным работа, кого-то — истина, а кого-то — умение стрелять навскидку.
К ним присоединились Мюррей с Абдулом и Зигфридом. Абордажники слышали последнюю фразу полковника, и по этой причине завязалось оживленное переругивание на тему ручного оружия. Пираты предпочитали короткоствольные модели, предназначенные для пальбы в тесных отсеках, а Смерть не скрывал симпатий к тяжелым винтовкам вроде «Трезубца» или «Носорога», поражавшим противника в пределах десятка километров.
— Ты мне брось эти пехотные замашки, — строго сказал Мюррей. — Наше дело — взять корабль без серьезных повреждений и при этом самим не схлопотать беды от рикошетов. Иначе можно не только без рук-ног — без трофеев остаться.
— Это мне понятно, — вздохнул Паланг. — Если ты заметил, у меня на поясе два «Тарана» висят.
— Вот и пользуйся, когда до дела дойдет! — рявкнул старпом. — И забудь про машинки тяжелее «Дятла».
— «Дятел» твой хорош, чтобы пленных расстреливать, — пробурчал тюрбанец без прошлого. — Между прочим, об оружии… Боеприпасы нужны?
— Не помешают… — Мюррей посмотрел на него с таким интересом, что у Паланга возникли опасения по поводу старпомовской ориентации. — Знаешь, где взять?
Оружием в числе других предметов первой необходимости торговали практически все тыловые службы большинства держав Северной Зоны, исключая Республику. Вопрос сводился к выбору нужного ассортимента и приемлемых цен. Сейчас Агабеков должен был подтвердить реноме знатока черных рынков.
— Лучший товар легче всего раздобыть на отдаленных базах, — задумчиво начал полковник. — Стрелковое снаряжение для ближнего боя, причем хорошего качества, есть на Сабрине и Центурионе…
Мюррей прервал его:
— У нас проблемы с тяжелым оружием. Торпед почти не осталось, и совсем мало кассет для пушек.
— Ясно, не продолжай.
Теперь он задумался всерьез. В последние годы Паланг практически не занимался такими игрушками — в том деле, которое затеяли они с братом, оружие космического боя требовалось как бы не в последнюю очередь. Очень не хотелось признаваться в некомпетентности, но тут к месту вспомнился вчерашний разговор с Яном Фатуллой, когда капитан «Пьяной шлюхи» упомянул крупную партию вооружения для флота Королевства Карменсита. Услыхав эти подробности, Мюррей посмотрел на тюрбанца диким взглядом и вприпрыжку скрылся внутри крейсера.
Докурив, младший состав вернулся к постепенно убывающей горе провизии. Отставной полковник, издавая жалобные стоны, примостил на плечо пластиковую коробку с концентратами витаминизированных фруктовых соков и поплелся в сторону тамбура. Такая же упаковка пивного концентрата ценилась у команды гораздо больше, но и тяжелее была почти вдвое.
Когда основная масса груза перекочевала из колесных транспортеров в корабельное нутро, Смерть вдруг вспомнил о прямых обязанностях квартирмейстера. Вскричав: «Надо же в трюмах аккуратно разместить это дерьмо!» — он побежал вдоль наскоро собранного конвейера. Громоздкие упаковки медленно ползли вместе с лентой, временами падая на палубу. Полковник не поднимал коробки — для того рядовые матросы имеются, а торопливо проскользнул к трюмным отсекам.
Здесь он раздал личному составу не слишком нужные указания, как то — тщательно укладывать и крепить припасы, дабы не повредились при всевозможных неожиданностях межзвездного рейдерства. Цитируя на память подобающие разделы старых уставов, полковник с рассеянным видом обследовал контейнеры и морозильные камеры. Затем он методично изучил содержимое других трюмов, где обнаружилось много малополезного барахла. Однако главного — трофеев, захваченных в центральном хранилище планеты Аидас, — нигде не было.
Печальное открытие всерьез озаботило Паланга. Конечно, десяток тонн слитков золота, платины и других благородных металлов занимают всего-то полкубометра, но вдобавок к ним пираты вывезли с Аидаса солидные комплекты ювелирных изделий, коллекцию украшенной драгоценными камнями одежды императрицы Джулианы Кровавой, антикварные посудные сервизы из золота и самоцветов и другие уникальные реликвии, среди которых — Изумрудная комната некоего дворца на планете Тюрбан. По слухам, изделия были собраны, упакованы и готовились к отправке в музей Юльданы, где планировалась колоссальная экспозиция в связи с национальным праздником Федерации Национально-Демократических Планет. Либо Фальконету сказочно повезло, либо «адмирала» надоумил кто-то чрезвычайно осведомленный.
На всякий случай Паланг переворошил груды рабочей одежды, скатанных скафандров, постельных принадлежностей, военной униформы со складов десятка государств. Здесь же валялись тюки никому не нужного тряпья, коробки дешевой кухонной утвари, запчасти для механизмов крейсера, а также контейнеры с различной мануфактурой — не иначе, результат не слишком удачного пиратского рейда. Все эти запасы загромоздили почти половину отсеков сухого хранения. Добычи с Аидаса не было ни здесь, ни в оружейных отсеках, куда Паланг тоже не преминул наведаться.
Из легкой задумчивости тюрбанца вывело появление Фальконета и Мюррея.
— Чего здесь околачиваешься? — раздраженно поинтересовался командир.
— Был разговор о торпедах, — сделав солидное выражение лица, пояснил Смерть. — Смотрю, где бы разместить.
Пираты переглянулись и дико заржали. Фальконет презрительно сказал:
— Пехота! Боеприпасы большой мощности не в трюме лежат, а в зарядных погребах… Пошли, продолжим разговор.
В своей каюте «адмирал» налил всем по полстакана рома. Ритуал явно был заимствован из старых видеофильмов о пиратах Карибского моря. Палангу ром не понравился, поэтому полковник отпил совсем чуть-чуть и приготовился слушать.
Однако командир крейсера не спешил, сосредоточенно смакуя дешевое приторно-сладкое пойло. Наконец произнес, морщась от изжоги:
— Говоришь, из Центральной Зоны привезли оружие для Королевства?
— Если верить капитану «Пьяной девки»…
— Он был трезв, когда рассказывал об этом?
— Трезвым я его не видел ни разу. — Паланг фыркнул.
— Не ты один… — Фальконет задумался. — А еще ты обмолвился, что когда-то служил в королевской армии. Связи, наверное, остались?
Повздыхав, полковник осторожно проговорил:
— Вообще-то, я дезертировал, прихватив кое-какие ценности. Возможно, межзвездный розыск еще не отменили, так что разговаривать со мной станут немногие. Например, генерал Круз, комендант базы в окрестностях Центуриона.
— Слыхали о таком, — сообщил Фальконет. — Его еще называют «генерал Крузейро». Деньги любит, скотина.
— Кто их не любит… Заплатить придется, о чем речь.
Командир «Прекрасной Елены» долго думал, между делом допив бутылку и начав новую. При этом адмирал-самозванец многозначительно поглядывал на Мюррея. Тот предпочел отмалчиваться, рассеянно двигая по столу пустые емкости из-под рома.
— Денег у нас мало, — огорошил полковника Фальконет. — Поговори с Крузом. Узнай, сколько он хочет и не согласится ли на бартер.
«Как это — мало денег? — мысленно возмутился потрясенный Паланг. — А куда девалась добыча с Аидаса?» Однако старый солдат сумел взять себя в руки и произнес равнодушным голосом:
— Генерал коллекционирует диковины. Антиквариат любит, драгоценности. Как-то признался, что хочет украсить свой дом золотым черепом хмары. Он говорил это не так давно — с год назад.
Похоже, новость обрадовала пиратов. Фальконет ощерился, а Мюррей даже решил прервать молчание:
— Можно парочку черепов организовать. А к ним и шкура прилагается…
«Адмирал» внезапно — хотя какая там внезапность после полутора бутылок паршивого рома — пришел в возбуждение, заметался по каюте, нервно колотя кулаком в переборки. Потом чуток угомонился, сел к монитору и раскрыл трехмерную карту Северной Зоны.
В полумраке над столом засветили полторы сотни звезд, в системах которых имелись мало-мальски полезные объекты вроде обитаемых планет, промышленных комплексов, военных баз, перевалочных космодромов или научных станций. Изучив лоцию, Фальконет удовлетворенно заявил:
— Даже штурмана будить и похмелять не надо. Сам справлюсь. Если взять курс на Джангл, завтра мы пройдем мимо Центуриона. С пролета поболтаешь с Крузейрой, договоришься о цене. Послезавтра прибудем на место, еще через день-другой вернемся с охотничьими трофеями.
— Если договоримся, — меланхолично вставил полковник Смерть.
Фальконет опешил:
— Думаешь, мерзавца не устроит такая цена?
— Цена, скорее всего, устроит. — Паланг усмехнулся. — Надо, чтобы на базе нашлось то, что нам нужно.
Опасения оказались напрасными. Генерал Круз привычно согласился уступить королевское имущество. О расценках даже спорить не пришлось. Услыхав о золотых черепах, комендант базы тонко намекнул: дескать, трех комплектов будет вполне достаточно, чтобы набить до отказа крюйт-камеры «Елены». Фальконет выругался и приказал идти на Джангл.
Весь полуторасуточный переход Паланг по мере сил помогал механикам латать изношенный крейсер. Трижды зависала нейросеть, постоянно выходили из строя агрегаты энергораспределения и жизнеобеспечения, то и дело случалась утечка воздуха из внешних отсеков.
За это время полковник познакомился почти со всеми членами экипажа. В людях он разбирался неплохо, так что стало понятно, на кого можно рассчитывать. Зигфрид и оба турка были профессиональными солдатами, Фальконета они недолюбливали за скупость, то есть в случае осложнений поддержат, скорее, квартирмейстера. Штурман держался особняком и, по слухам, сильно пил. Первый пилот Воронцов представлялся полным ничтожеством. Второй пилот Сальвадоре Энцо, старший артиллерист Беннет и оружейник Матвей, не говоря уж о Патрике, в пираты пошли от безденежья и личных неприятностей на родных мирах, разбойничьей жизнью тяготились и тоже не слишком тепло относились к «адмиралу».
Задача-минимум — захватить корабль и отвести на Бахус — представлялась вполне реальной. Теоретически Паланг мог бы рискнуть в любой момент: он не сомневался, что сумеет перестрелять самых опасных сторонников Фальконета, после чего уцелевшие не станут сильно сопротивляться новой власти. От начала решительных действий Паланга удерживало лишь острое желание найти сокровища, вывезенные с Аидаса.
Разговоры на эту тему он заводил при каждом удобном случае, но ничего важного выведать не смог. Ни Патрик, ни Беннет, ни приятели-абордажники о судьбе добычи не имели представления, каковое обстоятельство приводило их в ярость. Возможно, лишь сам Фальконет знал место, где спрятаны трехмиллиардные трофеи. Но не исключено, что и самозваный адмирал не знал этого места — все собеседники восторженно рассказывали, что после успеха на Аидасе началась многодневная пьянка, и другие детали тех дней стерлись из памяти.
Оставался последний выход — восстановить маршрут «Прекрасной Елены» после Аидаса и логически вычислить, где могла остаться добыча. Паланг занялся этим делом, но закончить не успел.
Крейсер прибыл в систему тройной звезды и вышел на орбиту планеты Джангл.
Приборы наблюдения работали на удивление неплохо. После недолгого сканирования нейросеть обнаружила в субтропической зоне солидное стадо хмар. Неподалеку, где река впадала во внутреннее море, расположилось стойбище кочевого племени. Видеосистема показывала, как полудикие аборигены вялят рыбу и мясо мелких копытных, мастерят каменные орудия и размножаются посредством группового секса.
— Я, конечно, не пехотный полковник. — Фальконет захихикал, оскалив желтые зубы. — Но задачу поставить смогу. Я со стрелками устрою засаду возле водопоя. Смерть берет пару абордажников и занимает позицию между нами и дикарями. Будешь отгонять аборигенов, чтобы не мешали. Исполняйте.
Искренне недоумевая, Паланг осведомился:
— Зачем так сложно? Зверей можно пострелять с авиетки.
Пираты захохотали. Презрительно ухмыляясь, бывалая Люсия объяснила, что хмары могут испугаться летающей штуки, сдуру бросятся бежать, шкуры пропитаются щелочным потом и потеряют товарный вид. Звучало разумно, поэтому Паланг не стал спорить. Наверняка экипаж «Прекрасной Елены» охотился не впервые и знал, как положено валить этого зверя. Тюрбанец лишь поинтересовался, что делать, если аборигены двинутся в сторону охотников.
— Разве не тебя Смертью зовут? — удивился Фальконет. — Мочи их всех.
Атмосфера была ядовитая, вода и почва пропитаны солями тяжелых металлов, радиация тоже не делала планету комфортной. До войны на Джангле работали научная база и автоматизированные рудники. Лет двадцать назад ученые разбежались, а горные предприятия закрылись по причине полной нерентабельности.
Скафандр полковнику достался не из лучших. По размеру был чуть великоват, к тому же пневматика работала хреново: еле-еле удалось подкачать, чтобы скомпенсировать давление атмосферы.
Паланг неловко выпрыгнул из авиетки. От помощи высадившегося первым Зигфрида отказался, сделав вид, будто не заметил протянутой руки. Абдул лихо бросился вслед за ним, но споткнулся, чуть не повалив спутников.
— Рядом со смертью своей ходишь, — недовольно сказал Зигфрид. — Такие растяпы долго не живут.
— Рядом со Смертью… — Абдул хлопнул по плечу тюрбанца, — не страшно.
Пока они зубоскалили, авиетка набрала высоту, направившись к мрачному лесу. Вздохнув, Паланг посмотрел на стойбище через электронные глаза шлемного прибора.
Аборигены, похожие на очень рослых людей, обтянутых толстой и рубчатой, как у крокодилов, шкурой, забеспокоились. Среди хижин застучали барабаны. Потихоньку перед убогими жилищами собрались воины с топорами и копьями, старики-калеки, подростки обоего пола. Решительнее других выглядели женщины, державшие в одной руке грудных детей, а в другой — каменные рубильники. Наконечниками своего оружия дикари показывали на холм, где засела троица абордажников.
— Нас заметили, — прокомментировал Абдул. — Сейчас бросятся.
Зигфрид со знанием дела посоветовал стрелять не раньше, чем аборигены приблизятся на пару сотен метров. Потом деликатно поинтересовался, нет ли у нового квартирмейстера каких-нибудь мозговых вывихов типа того, что нужно беречь дикую природу или нельзя убивать младших братьев по разуму.
— Приятель, большую часть своей жизни я убивал братьев по разуму, — рассеянно поведал Паланг. — И старших, и младших, и всяких других…
Аборигены принялись петь и пританцовывать. На околице стойбища сложились вложенные одно в другое кольца хороводов. В центре этого шоу прыгали, размахивая топорами, бородатые мужики — наверное, вождь и шаман племени.
— Стрельба пока откладывается, — немного разочарованно вздохнул Зигфрид. — В прошлый раз, с полгода назад, они вот так же танцевали перед нашей засадой, но не стали атаковать.
Вероятно, до этого получали уроки в виде лазерного веера на поражение, понял Паланг. Вот и научились не соваться под выстрелы.
Ожидание затягивалось, и выделенные в засаду пираты заскучали.
— Устроить бы настоящую большую охоту. — Абдул мечтательно почмокал. — Взять сотню, тысячу черепов и продать на хорошем базаре.
— Цена сразу упадет, — объяснил квартирмейстер. — Да и ни к чему вам эти деньги. После Аидаса вы все должны были стать миллиардерами.
— Должны были! — Зигфрид талантливо выругался, хитроумно связав воедино каких-то богов, чью-то мать и всякие некрозоофильские ритуалы. — Только не стали.
— На корабле сокровищ нет, — сообщил Паланг. — Я проверял.
— Все проверяли, — процедил Абдул, удерживая на прицеле пляшущих дикарей. — На второй или третий день, пока все пьяные валялись, адмирал выгрузил сундуки на какой-то планете.
— Не сам же он контейнеры таскал, — высказался Зигфрид. — Скотина Мюррей должен был помогать. И еще парочка прихлебал, которых мы знаем.
Продолжать разговор было опасно, поэтому Паланг поспешно поинтересовался:
— Вроде бы Люсия спит с Мюрреем?
— И с адмиралом тоже, — Зигфрид хохотнул. — И вообще с кем придется.
Естественно, последовал простой и здоровый солдатский смех. Развеселившись, квартирмейстер связался с «адмиралом».
— Двоих завалили, — похвастался Фальконет. — Еще один ранен, но уходит. Сейчас догоним и добьем.
Дав отбой, тюрбанец передал новость остальным и задумчиво поинтересовался, почему коллекционеров не интересуют черепа местных гуманоидов.
— Маленькие, — объяснил Абдул. — И золота в них совсем мало.
— Понятно, нет спроса.
— Тихо вы! — завопил вдруг Зигфрид. — Смотрите, чего дикие устроили.
Аборигены внезапно прекратили ритуальную пляску и взяли оружие на изготовку. Наставив копья, они осторожно выдвинулись в сторону холма, на котором лежали три человека в скафандрах. Сотнях в трех шагов от засады орда вновь остановилась, растянувшись плотной двойной цепью. С точки зрения пехотной тактики, такой строй годился лишь для обороны. Завывания поющих воинов стали ритмичнее, барабаны звучали громче, дудки визжали все надрывней.
Потом акустические датчики скафандров принесли новые звуки: тяжелый хруст сокрушаемых деревьев и стонущий рев кого-то очень большого и сильного. Голос Фальконета всхлипнул:
— Эй, бездельники в засаде! Тварь бросилась прямо на вас.
Проломившись сквозь рощу, хмара выскочил на пустое пространство. Зверь был хорош: почти два человеческих роста в холке, кошачья голова в метр поперечником, длинная и блестящая темно-розовая шерсть свисала до самой травы. В его беге не было грации, обычной для дикого хищника, — лишь судорожные прыжки с припаданием на правый бок.
— Кто знает, куда ему лучше стрелять? — осведомился Паланг, стараясь удержать в поле зрения и зверя-подранка, и разволновавшихся дикарей. — Ясно, что не в голову.
— Сейчас я его аккуратненько… — пробормотал Абдул, наводя ружье. — Минуточку… дело знакомое… не впервой…
Абордажник выстрелил ракетным снарядиком. Трассер прочертил стремительный зигзаг, угаснув где-то под основанием передней лапы. Словно споткнувшись, хмара повалился на бок, попытался встать, но вновь упал. Громадная туша дергалась, хмара медленно полз, сверкая оскаленными клыками.
Туземная орава дружно заголосила, потрясая оружием. Новая серия торжествующих воплей последовала за выстрелами Зигфрида, добившего хмару. Аборигены прыгали, сбиваясь с мелодии, а самые буйные принялись с размаху втыкать копья в богатую тяжелыми металлами почву.
Шоу дикарской самодеятельности осточертело Палангу и остальным пиратам очень быстро. Тем не менее пришлось наблюдать это безобразие около часа, пока Сальвадоре и Мюррей под понукания Фальконета снимали со зверя шкуру, отделяли череп и очищали трофеи от мяса и жира.
Не раз становилось нестерпимым желание перестрелять вопящую толпу, но гуманоиды благоразумно держались на безопасном удалении, даже не попытавшись сократить дистанцию.
Наконец «адмирал» сообщил, что работа закончена. Авиетка примчалась к холму, и заградотряд вернулся в кабину. Первым делом Паланг заглянул в грузовой отсек. Черепа не производили впечатления, их надо было отмыть кислотой и подшлифовать — вот тогда эти глыбы, на четверть состоящие из золота, засверкают, как настоящее ювелирное изделие. Шкуры тоже нуждались в обработке химикатами.
— Пока доберемся до Центуриона, будет в лучшем виде, — заверил Мюррей. — Беннет хоть и придурок, но мастер по этой части.
— Он и стреляет неплохо, — меланхолично произнес Зигфрид и тут же уточнил: — Из пушки.
Едва машина поднялась выше деревьев, аборигены начали забег. Кто вприпрыжку, кто прихрамывая, устремились к окровавленной, обезглавленной туше.
— Не спеши, Люсия, — потребовал тюрбанец. — Там что-то интересное намечается.
Сидевшая за штурвалом канонирша переключила движок на нейтральную передачу. Авиетка зависла, чуть отлетев от холма засады. Оптика показала, как туземец, первым достигший горы мяса, с разбегу кинулся в распоротое брюхо и скрылся среди частично размотавшегося кишечника.
— Дикарям полагалось бы ритуал исполнить, — возмутилась Люсия. — Потанцевать вокруг трупа, копьем потыкать.
— Они мыльных сериалов не смотрели, — серьезно проговорил Зигфрид. — Поэтому сразу жрать бросились.
Теперь вокруг хмары столпилось все племя. Мужчины деловито отсекали большие куски свежего мяса, которые передавали старикам и женщинам, а те укладывали дармовой провиант в большие плетеные корзины и тащили в стойбище, где уже дымили, разгораясь, костры.
Лидер этого забега выбрался из брюха, весь перепачканный кровью и нечистотами. В руках он держал сердце хмары и торжественно вручил дымящийся орган девице — рослой, толстой и грудастой. Та благосклонно приняла дар, после чего потерлась обнаженной грудью о спину окровавленного кавалера. Соплеменники одобрительно взвыли.
— Кажется, парнишка отхватил лучшую невесту полуострова, — резюмировал полковник. — Эта дикарка наверняка считается местным секс-символом.
Фальконет отозвался презрительно:
— Дармоеды проклятые. Совсем обленились. Не хотят охотиться — ждут, чтобы мы зверя прикончили.
Снова переключив моторы на горизонтальный полет, Люсия направила машину к точке, над которой висел крейсер. Когда они удалились от места охоты на полторы сотни километров, Зигфрид задумчиво спросил:
— А что будет, когда мы перестреляем всех хмар?
— Сдохнут с голоду, — засмеялся Фальконет. — Или сядут на вегетарианскую диету. Кто-нибудь намерен плакать по такому поводу?
Надрывая двигатель, машина забралась на нижнюю границу стратосферы как раз под «Прекрасной Еленой». Здесь авиетку подхватил узкий луч антигравитации, втянувший охотничью команду в ангар крейсера.
Ждавшие на борту пираты сноровисто подкатили тележки, на которые была уложена ценная добыча. А полковник Смерть, снимая походную амуницию, снова впал в меланхолию. Как обычно бывало в таких случаях, потекли ненужные мысли.
Человечество, подумал он, стало силой почти стихийного масштаба. Океанский прилив выбрасывает на берег много вкусной рыбы, молния зажигает костер, а люди дарят целую гору мяса. Конечно, людей побаиваются, но в общем аборигены приспособились. Если подождать на достаточном удалении, то все будет в порядке. Небесные боги-демоны могучи, однако не наказывают тех, кто не подходит слишком близко. Люди всегда мечтали сравниться могуществом с богами и самой природой, но таким ли странным образом?
Подобные выводы почему-то не льстили.
Повесив скафандр в нишу и поставив карабин в этажерку, он торопливо переместился на камбуз и потребовал положенную пайку. Обеденное время давно прошло, Паланг нагулял аппетит и почти без отвращения разглядывал небогатый выбор пиратских деликатесов.
Он зачерпнул два половника тушеного мяса неизвестного происхождения. Подумав, добавил пюре и зеленого горошка, полил порцию резко пахнущим соусом. Если сильно поперчить, добавить толченого чеснока и не принюхиваться, можно есть почти без отвращения.
Полковник прикончил примерно половину миски, когда крейсер вздрогнул. Обычно такие сотрясения вызывались скоропостижным изменением курса и скорости. То ли резко тормозим, то ли — скорее всего — разгоняемся, да еще выполняя нехорошие маневры.
Тюрбанец отогнал мрачные предчувствия, продолжив подкрепляться. После очередной конвульсии корпуса вдруг включилась на полуслове внутренняя связь. Старпом Мюррей истерично звал кого-то на боевые посты, потом вклинился Фальконет, грозивший расстрелять каждого третьего, если не заработают пушки, а двигатели не дадут форсаж.
— К тебе тоже относится, — лениво сообщил Афанасий, в свои сорок с небольшим успевший побывать коком на десятке кораблей. — Мотай к абордажному шлюзу.
— Думаешь, уходим от погони? — Паланг грузно поднялся и похрустел позвонками. — От кого?
— И думать нечего. — Кок уверенно причмокнул. — Возле Джангла всегда имперские патрули пасутся. Не знаешь, что ли, почему эти черепа такие дорогие? Джангл — заповедник, вся добыча считается собственностью императора.
— Понятно, — буркнул полковник. — Иначе бы не нас за этим дерьмом посылали.
В боевой обстановке квартирмейстер становился командиром отделения абордажников. Так что теперь, хоть и не хотелось воевать с неизвестным противником, надо было готовиться к перестрелке в корабельных катакомбах. Смирившись с неизбежностью, квартирмейстер прошел в арсенал, где натягивали боевые скафандры Кемаль, Даниэль и Катарина. Последние двое числились матросами, но в случае осложнений становились абордажниками и поступали в подчинение Паланга.
— Опаздываешь, Смерть, — озабоченно проворчал Кемаль. — Вот-вот сцепимся.
— С кем? — Тюрбанец открыл свою секцию и достал броню. — Полиция империи?
Даниэль возбужденно выкрикнул:
— Имперский военный корабль! Идет на перехват!
Наномасса мягко обтекала Паланга, соединяя титанокерамические щиты эластичными прокладками. Шлем болтался за спиной. Полковник взял из ниши короткоствольный автомат «КР-42» и пристегнул к цевью подствольник-бластер.
Он собирался принять командование неполным отделением, но в этот момент «Прекрасную Елену» охватила мелкая вибрация. По отсекам пробежала волна визгливого гудения. Похоже, артиллерия главного калибра все-таки заговорила своим нечеловеческим голосом. Происходило что-то серьезное, но никому не пришло в башку информировать экипаж о подробностях инцидента.
— Пошли, — со вздохом сказал Паланг. — Нас ждут в ангаре.
Он выбрал кружной маршрут и оказался возле огневого поста № 1, из которого Беннет командовал всей артиллерией крейсера. Как и следовало ожидать, люк бронированной кабины был нараспашку.
Жутко матерясь, старший артиллерист скрючился в ложементе. Нервно подрагивающие пальцы стремительно бегали по древним — контактного типа — сенсорам. На прицельной голограмме колыхался сигнал, отраженный от цели, спешившей пересекающимся курсом. По верхней части трехмерного изображения дрожали, постоянно меняясь, цифры — дистанция, скорость сближения, азимут.
Орудия пиратского крейсера дали очередной залп. Импульсы, расплываясь от неточной фокусировки, прошили пустоту перед носом мишени, после чего у имперского командира сдали нервы. Мишень резко отвернула, а «Прекрасная Елена» немедленно врубила форсаж.
Зловеще прищурясь, Беннет снова нажал на гашетку. Спустя секунду лицо старшего артиллериста перекосилось, и он простонал:
— Вот дерьмо!.. Нам сильно повезло…
Он объяснил, что пушки снова подвисли, программа наведения ни к черту не годится, опять перезагружать придется, а инсталлировать не с чего — у Патрика кристаллы затерлись. Хорошо хоть имперский фрегат отвязался, а то была бы всем хана без отходного пособия.
— Не будет боя, — резюмировала Катарина. — Зря в это бальное платье наряжались.
Когда Паланг со своими чудо-богатырями притащился в ангар, Фальконет объявил по трансляции: мол, непосредственной опасности нет, но всем абордажникам оставаться в готовности. Через час пришел Мюррей, накричавший, чтобы не топтались тут бездельники, а расходились по местам штатного расписания.
Еще через два часа заглох дублирующий контур двигателя, и скорость дряхлого крейсера упала втрое.
Золотые черепа генералу Крузейро понравились. Милостиво потупясь, комендант базы вызвал дежурного и приказал отвести дорогих гостей в хранилище подлежащего списанию барахла. Насколько было известно полковнику Агабекову, при необходимости Круз не побрезговал бы списать все имущество и весь личный состав вверенного ему хозяйства.
Складские отсеки орбитальной базы ломились товаром — пусть не первоклассным, но вполне пригодным и, главное, готовым к употреблению, как женщина бальзаковских лет. Крузейро деловито перечислил, чего и сколько могут получить пираты. Для порядка Фальконет поторговался, но генерал уступил лишь ящик снарядов малого калибра. Роботы-докеры повезли груз в ангар, где стояла «Прекрасная Елена».
Разумеется, первым делом были куплены контейнеры с торпедами среднего класса — послабее, чем современные модели великих держав, однако их мощности с избытком хватало для любых ситуаций, в которых могли рассчитывать на успех пираты Внешних Зон.
— От нормального крейсера вы один хрен не отобьетесь, — резонно пояснял Круз. — А любого пассажира или грузовоза напугаете даже малыми торпедами.
Кроме того, артиллеристы набрали много громоздких ящиков со снарядами к пушкам — под оболочкой дремали упакованные силовыми полями кристаллы псевдовещества, которые разворачиваются после выстрела, выбрасывая узкие сверхсветовые пучки разрушительной энергии. На остатки денег механики приобрели кое-какие запчасти для своих машин.
— Адмирал, позарез нужен свежий пакет программного обеспечения, — в сотый раз канючил Патрик. — Это недорого, но без них опять облажаемся.
— Лучше свежие трусы тебе купим, — блеснул остроумием Фальконет. — Совсем дешево, и тебе не так обидно будет облажаться.
Пираты разразились гомерическим хохотом, к которому охотно присоединился персонал базы. На парнишку-электронщика жалко было смотреть. Из этой ситуации Паланг сделал деловой вывод: за черепа Круз больше ничего не даст, а наличными платить «адмирал» не собирается. Это не радовало: тюрбанец как раз нашел игрушку, которой ему так не хватало для полного счастья.
Индивидуальный боевой комплект «Охотник» поступил на вооружение пехотных частей под самый конец войны, когда полковника уже называли Смертью. Очень удобная штука — надежная в работе и простая в управлении.
— Кредит исчерпан, — отрезал Круз. — А подарков я, сам знаешь, не делаю.
— Жалко игрушку, — искренне огорчился Паланг. — Разве что у меня на счету деньги завелись… У тебя есть банкомат?
— В хорошем супермаркете есть все, — похвастался комендант базы.
Банкомат стоял в каптерке среди автоматов, продающих напитки, сигареты, презервативы, инъекторы и прочую дребедень для личного состава. Не слишком надеясь на удачу, Паланг вставил карточку. К его радости, машина показала, что полковник Смерть вновь платежеспособен.
Братва выпучила глаза, увидев, как лихо тюрбанец выложил немалую сумму за покупку непонятного назначения. Даже по божеским расценкам базы «Центурион — Дальняя» приобретение «Охотника» и винтовки «Трезубец» с боекомплектом исчерпало его счет наполовину.
Обиженно хлюпая курносостями, Патрик промямлил:
— Может, и программы купите?
— Извини, пацан, меценаты в пиратах не служат. — Полковник развел руками, одновременно вешая на плечо футляр с винтовкой. — Лишних денег никогда не бывает. По крайней мере, у меня.
— Деньги у тебя откуда-то появились, — угрожающе прошипел Фальконет. — Темнишь, квартирмейстер.
Мощным волевым усилием Паланг сдержал готовую выскользнуть колкость: дескать, кому-то деньги приходят, а кто-то теряет бесценную добычу. Однако полковник все-таки промолчал, потому что не стоило прежде времени обострять отношения. Удобный момент вскоре настанет — в этом он не сомневался.
Понимающе подмигнув, комендант, которого Паланг помнил отчаянным майором-танкистом, быстро сказал, чтобы сгладить напряжение:
— Ты по-прежнему любишь рисковать?
— Не люблю, но привык. — Тюрбанец сентиментально заулыбался. — Это совершенно необычное чувство, когда корабль зависает над планетой, и ты шагаешь из люка, а навстречу стреляет все, что способно стрелять, потому что крейсера подавили не все огневые точки…
— И не надоело подставлять шкуру под пули? — спросил Круз.
— Знаешь другой способ заработать на жизнь?
— Я-то знаю. — Круз самодовольно хохотнул. — Но тебе не предлагаю — это место уже занято. Для тебя и всей вашей банды можно подыскать другое дело.
Этот разговор явно не понравился Фальконету, и «адмирал» холодно заявил: дескать, пора возвращаться на корабль. Проигнорировав его намек, генерал настойчиво продолжил:
— Кажется, назревает война. Адмиралтейство разослало приказ: вербовать пиратов на военную службу. Кто согласится, получат соответствующие звания, денежное довольствие, амнистию и тому подобное.
— Это не для нас, — гордо заявил Фальконет.
Последний транспортер с покупками уже уполз по коридору в направлении ангара. Адмирал-самозванец матерно показал на выход, и пираты послушно потащились предписанным курсом.
— Все-таки подумайте, — крикнул им вслед Круз. — Джереми Голд уже привел на Динго свой «Томагавк».
В столовом отсеке было пусто. Из-за неплотно прикрытой двери камбуза доносились унылые шорохи — наверное, кок загружал продуктами кухонные агрегаты.
— Хозяин, — громко позвал Паланг. — Угостишь?
Невидимый Афанасий крикнул в ответ:
— Ужин через три часа.
— Не жрать мне хочется. Пить.
— Горячительного нет. — Кок частично появился в дверном проеме. — Мюррей последнюю бутылку виски умыкнул.
— Мне бы чего-нибудь прохладительного. Жарко, влажно и душно.
Афанасий глубокомысленно посетовал, что система кондиционирования начала загибаться в прошлом месяце. При этом кок набрал код на пульте. Порция концентрата смешалась с положенным количеством воды, и в бокал потекла пенящаяся амброзия.
— Мало порошка остается, — вздохнул Афанасий. — Да и не пиво это, суррогат. Давно не устраивали налетов на хорошие продовольственные склады. Ведь на Аидасе как было… Думали ограбить транспорт с провиантом для рудника на внешних планетах. А когда сели на космодроме, оказалось, что на какой-то корабль грузят музейную коллекцию. Сокровища-то взяли, а жратвой так и не обзавелись.
Вошел Жан-Луи. Осмотрев отсек мутным взглядом, пилот потребовал бренди, но получил тоже пиво. Удрученный Граф сел через столик от квартирмейстера и стал массировать виски.
— Куда курс держим? — вежливо поинтересовался Паланг.
— В нейтральное пространство. — Граф говорил совсем тихо, словно суррогатное пиво не смогло отогнать приступ головной боли. — Капитан, старпом и штурман решают, куда двигать дальше.
— И какие у них идеи на этот счет?
— Вариантов немного. — Пилот осклабился. — Либо устроить налет на хорошую добычу, а можно где-нибудь отлежаться и лишь потом искать новый объект для ощипывания. Но поскольку Адмирал делает вид, что казна пуста, наверняка пойдем на дело.
Все разговоры сами собой возвращались к интересующей Паланга — и, видимо, не только его — теме. К сожалению, развить сюжет не удалось: в отсек неторопливо втянулся пожилой экс-командор Хасан Родригес.
Со штурманом Паланг толком познакомиться не сумел, но Родригес произвел на тюрбанца впечатление крайне замкнутой и нелюдимой личности. В общих пьянках не участвовал, в карты не играл, обедал обычно в одиночестве — когда остальные покидают камбуз. Как-то Зигфрид обронил, что в войну Родригес дослужился до флагманского штурмана эскадры, симпатизирует Семперу, а пиратом стал от безденежья и лютой ненависти ко всей Метагалактике.
Взяв кувшин пива и вакуумную упаковку соленой рыбы, штурман сел в углу лицом к входу. Отхлебнул, не глядя на остальных, закусил кусочком воблы, глотнул еще и равнодушно объявил:
— Идем на трассу. Будем ждать цель, достойную потрошения.
Вечно пребывавший в пессимизме Жан-Луи торопливо допил свою кружку, после чего проворчал:
— Значит, будет работа для абордажников.
— Давно пора немного размяться. — Паланг зевнул. — Я, братцы, уже пятый день хочу выяснить, как на корабле насчет баб?
— В смысле? — меланхолично переспросил Граф.
— В смысле — все девки крейсера уже расписаны по мужикам или по рукам ходят?
— Ходят, ложатся и снова ходят, — обрадовал его пилот. — Но не все и не по всяким рукам. Люсия спит по очереди с Адмиралом и Мюрреем. Мотористы обычно спят вместе, но иногда ссорятся, и тогда можно попробовать завалить Гондолу. Катарина — лесбиянка, у них вроде бы большая и светлая любовь с Люсией. Так что держи на примете Жаннет. Баба суровая, но примерно раз в месяц ломается и выбирает себе партнера на ночь-другую.
— Жаннет — это которая? — всерьез заинтересовался тюрбанец. — Механик? Она ведь страшненькая.
— А ты, полковник, еще и эстет, — осуждающе протянул штурман. — В нашем деле привередничать не приходится. Если хочешь бесплатно, выбирай из того, что имеется в наличии.
Снова щелкнул замок, и начала открываться дверь. Все немедленно замолчали: еще войдет легкая на помине Жаннет, может неудобно получиться. Однако вместо несимпатичной женщины-механика ввалился, покачиваясь, Фальконет.
Вслед за оставшимся без эскадры адмиралом-барбарийцем переступили порог верные Мюррей и Люсия. Оглядев собравшихся мутным взглядом, Фальконет грозно вопросил:
— Собрались, понимаешь, белые воротнички, интеллигенция корабельная… Чего притихли? Небось измену замышляли?
— О бабах говорили, — лениво сообщил пилот. — Новенького сперматоксикоз замучил.
— Надо сказать доктору, чтобы дал ему таблетки успокоительного, — мрачно заявил «адмирал». — Жаль, нет у нас доктора… Для тебя, квартирмейстер, свободны только Жаннет и Катарина, но этих я только врагу пожелаю.
Никто не засмеялся: видимо, слова командира были не шуткой, а банальной истиной. Шаркая подошвами, Фальконет прошел к своему креслу во главе длинного стола, за которым уже сидел Хасан. Рядом пристроились Мюррей, Люсия и Граф.
Камбуз продолжал наполняться. Сидячих мест на всех не хватило, опоздавшие расположились, стоя вдоль переборок. Пришел чуть ли не весь экипаж, кроме стоявших вахту второго пилота и двух механиков.
Когда хождение свелось к минимуму, встал старпом, провозгласивший торжественным голосом:
— Общая сходка считается открытой. Послушаем великого корсара, нашего дорогого непобедимого командира, непревзойденного межзвездного авантюриста, которому всегда светит звезда удачи.
Большинство недружно рявкнуло: «Слава великому Фальконету!» Наверное, таков был местный ритуал, повторявшийся уже много лет, несмотря на все неудачи пиратской шайки, равно как изменения в личном составе.
Говорил Фальконет не вставая. Словно боялся — как бы кто-нибудь не занял его место. Говорил негромко, но было слышно, потому что остальные сохраняли гробовую тишину. Очень жестокую сволочь уважали и попросту боялись.
— Хочу посоветоваться, — пробормотал командир крейсера. — На серьезное дело хочу пойти. Обстановка благоприятной кажется.
Он перечислил знаменитых еще недавно пиратских вожаков. Черный Штык, Антошка-Болтун, Освободитель, Джереми Голд, Кровавая Мадлен, Святоша Джуан-ши, Дровосек, Серебряный Убийца, Одноглазый Подонок, — все они покинули большую космическую дорогу на протяжении последних двух-трех лет. Кто-то загнулся по естественным причинам вроде пьянки и наркоты, у кого-то реактор на разгоне взорвался, на некоторых кораблях случились разборки с полным взаимным истреблением, кое-кого прикончили правительственные силы, отдельные предатели завербовались в правительственные флоты больших и малых государств.
Опытные, свирепые, коварные разбойники покинули пиратский бизнес, количество нападений заметно сократилось. Власти главных держав немного успокоились, некоторые трассы практически не охраняются, боевые корабли отведены в базы для ремонта и отдыха.
— Они, как им кажется, почистили свои тылы и готовятся к большой войне, — продолжал Фальконет. — Пока они латают свои корабли на верфях, нам самое раздолье.
— После войны тоже неплохо будет, — поддакнул Зигфрид. — Беспорядки начнутся, усобица. В такие дни каждый командир корабля мечтает стать королем планеты. Или хотя бы континента.
«Адмирал» прервал абордажника:
— Умный командир должен понимать, что малое королевство скоро станет добычей большого. Поэтому сначала надо стать командующим большого флота — тогда, став королем, имеешь шанс дольше прожить… Короче, нужны корабли, много денег и громкая слава. Поэтому мы должны воспользоваться удачным моментом и досуха выдоить малые планеты, пока их некому оборонять.
В словах пирата имелся резон. До сих пор порядок в Северной Зоне поддерживали бригады «Ночной кошмар» и «Грибовидное облако». Теперь наемники собрались куда-то уходить, так что мелкие однопланетные псевдогосударства становились беззащитными. Полковник Смерть сам подумывал: дескать, наступают времена, когда собранная остатками его семьи маленькая армия может перейти к активным действиям.
Между тем Фальконет сослался на неведомые законы пиратского братства, согласно которым каждый участник сходки имеет право высказать собственное мнение. Вопрошающий взгляд командира остановился на столике корабельных офицеров, и Беннет робко предложил затаиться на солидной трассе и перехватить идущий без конвоя туристский лайнер, везущий богатую публику. На таком корабле можно было поживиться и деньгами, и драгоценностями, и взять заложников, за которых наверняка дадут хороший выкуп.
Идея не относилась к свежим, но команде понравилась — в первую очередь простотой и выполнимостью. Мюррей, однако, возразил, что гораздо проще остановить грузовой караван, идущий с какой-нибудь планеты-рудника. Содержимое трюмов и сами корабли нетрудно продать, хотя бы за треть номинальной цены, и это будут очень хорошие деньги.
— Не обязательно рудовозы угонять, — проворчал штурман. — Есть еще сухогрузы, которые возят готовую продукцию. Есть, наконец, корабли наркомафии, но вы, конечно, побоитесь их грабить.
— Последнее не обсуждается, — быстро сказал Мюррей. — Наркомафия — не полиция. Найдут и перережут.
В тесном отсеке сделалось очень шумно. Три десятка голосов сливались в неразборчивый рокот. Порядок навел «адмирал», прорявкавший приказ всем заткнуться. Наступила тишина, и помалкивавший до этого Граф предложил:
— Самое милое дело — наняться охранять те же самые лайнеры, грузовозы, сухогрузы, наркокурьеров… Транспортные компании могут очень неплохо заплатить.
Презрительно поглядев на трусливого пилота, Фальконет неожиданно признался:
— Мечта моей жизни — взять банк на Дублоне.
Пираты мигом притихли. То ли впервые узнали о голубой мечте главаря, то ли за этими словами крылся какой-то подвох. Поскольку «адмирал» не зря считался отпетым подонком, последний вариант казался предпочтительнее. Тем более что Фальконет и Мюррей уставились именно на квартирмейстера.
Судя по всему, пришло его время высказаться.
— Хорошее дело, — согласился Паланг. — Но там же система безопасности…
Именно сохранившийся с довоенных времен комплекс планетарной обороны «Аргус-Зевс» побудил банкиров МФА — Межзвездного финансового альянса — превратить планету Дублон в главное хранилище резервных фондов. На орбите уже полвека висели чудом уцелевшие спутники, лазерные, гравитационные и магнитные пушки которых простреливали каждый дюйм на поверхности планеты и в обозримом пространстве. Лучи и шрапнель попадали в любую точку, промахиваясь не больше, чем на дециметр. А на планете — буквально на одной площади столичного мегаполиса — выстроили свои дворцы «Интерстар-банк», «Галабанк» и «Свободный Инвестбанк», сейфы которых набиты пачками банкнот, ценными бумагами, ювелирными чудесами и слитками благородных металлов.
Множество преступных авторитетов пытались проникнуть в хранилища Дублона. Число жертв было внушительным, но успеха никто не добился. Орбитальные пушки не оставляли нападающим ни единого шанса.
Люсия стала вспоминать, как служила в банде Джереми Голда. Несколько лет назад командиры четырех пиратских кораблей договорились взять штурмом офис «Галабанка». На выходе из банка всех участников налета расстреляли с орбиты.
— А ты почему уцелела? — машинально поинтересовался Паланг.
— Мы оставались в корабле, высоко над атмосферой… Как только началась стрельба, командир приказал бросить всех и дать тягу.
— Глупо полезли, — меланхолично прокомментировал полковник. — Сначала нужно было вывести из строя орбитальных сторожей.
— Рагим-Извращенец попытался расстрелять висевшие над городом спутники, — поведала канонирша. — Подбил пару, а десяток других продырявили его «Лапландию» перекрестным огнем. Я хотела поддержать ребят своей пушкой, но Джереми обделался от страха и запретил даже радары включать. Сволочь и трус!
— Трус, — согласился Смерть и фыркнул. — Но только по причине его трусости мы имеем удовольствие слушать твой рассказ. Поймите, «Аргус-Зевс» создавался для обороны против регулярной эскадры, включающей два-три линкора, пяток крейсеров плюс мелочь из сил поддержки. Полагаю, в тот день ушли немногие?
— Только мы и ушли, — признала Люсия. — Но несколько импульсов в корму все-таки схлопотали.
Фальконет, с хищной настороженностью слушавший их разговор, вкрадчиво произнес:
— А ты, военный профессионал, смог бы прорвать такую оборону? Ну, скажи, что это возможно…
— Скажи, скажи… — поддержали главаря старпом, пилот и Люсия.
«Похоже, подвох, — подумал квартирмейстер. — Скоты явно что-то замышляют…» Отступать он, впрочем, не собирался.
— Интересная задачка по оперативному искусству. — Полковник улыбнулся. — Ты имеешь в виду, можно ли взять планету без десятка линкоров?
— Вот именно! — Фальконет сально осклабился. — Я ни с кем не собираюсь делиться. Мы должны обстряпать это дельце силами своего кораблика.
Тактика имеет важное отличие от точных наук: в военном деле нет нерешимых задач. Другой вопрос — стоит ли этим заниматься. Неожиданно для себя Паланг Агабеков всерьез задумался над предложением «адмирала».
Безусловно, кровососов из МФА ненавидел весь сектор Галактики. Едва ли не каждая планета, община и корпорация оказались по макушку в долгах, безнадежно запутавшись в паутине кабальных кредитов и займов. Ничем не обеспеченные деньги растекались по информационным сетям, перебрасывались на межзвездные расстояния за считаные секунды. Таким вот способом брат, не покидая Бахуса, перекинул Палангу некоторую сумму.
Однако банкиры Дублона не только предоставляли удобные для клиентов возможности трансфера. Воротилы МФА прокручивали совершенно бессовестные аферы, по многу раз вкладывая фиктивные капиталы, которых на их счетах реально не имелось. Они торговали гравитонными сигналами, получая взамен контроль над вполне материальными ценностями.
После недолгих рассуждений об этических проблемах полковник Смерть уверенно произнес:
— Если сумеем отключить «Аргус-Зевс», дальнейшее будет зависеть от умения твоих людей убивать охранников.
К его удивлению, на лицах пиратов появились разочарованные гримасы, а ближайшие сподвижники адмирала мерзко захихикали.
— Как он банален, — посмеиваясь, заметила Люсия. — Сейчас скажет, что знаком с парнем, которому известен код отключения электронной начинки.
— Скажи это, полковник Смерть, — замогильным голосом подхватил Фальконет.
— Не скажу, не надейтесь… — Паланг равнодушно покосился на готовых к расправе пиратов. — Понятно, вы считаете меня провокатором и устроили экзамен… Нет, братва, я не знаком ни с бывшим оператором системы, ни с ее конструктором. К тому же, насколько мне известно, коды доступа обновляются автоматически через неравные промежутки времени. Так что их никто не может знать.
Фальконет проворчал:
— Это означает, что сегодня ты не попался. Ничего, в другой раз тебя разоблачим.
Все заржали, а Беннет буркнул:
— Оборону Дублона прорвать нельзя.
— Можно, — неожиданно для всех заявил полковник. — Может быть, даже мы сумеем. Если повезет.
— Каким образом? — брезгливо спросил Фальконет.
Квартирмейстер напомнил, что такие же системы были построены на Блайзере, Цирцее, на планете-крепости Ксеркс-6, но там они уничтожены флотами, штурмовавшими эти планеты.
— Надо найти не слишком разбитые спутники и покопаться в схемах, — сказал Паланг. — Если узнаем рабочие частоты, то сумеем перехватить сигнал обновления кода.
— А если не перехватим? — воскликнул Мюррей.
— Тогда нечего даже пробовать. И еще нужно, чтобы Патрик сумел разобраться в начинке спутника.
Оскалив редкие острые зубы, Фальконет угрожающе прошипел:
— Пусть только попробует не справиться! Люсия его изнасилует, а такого надругательства бедный мальчик не выдержит.
Как обычно, шутка по адресу самого безобидного члена экипажа вызвала взрыв смеха большинства и жалкую гримасу на лице жертвы командирского юмора. Однако Фальконет еще не закончил развлекаться и, скорчив свирепую рожу, кивнул старпому. Мюррей сделал шаг вперед, положив пальцы на торчащую из расстегнутой кобуры рукоятку «Тарана». Это было эффектно, но глупо: в случае необходимости Паланг успел бы выстрелить первым.
— Полковник, мы все помним, что на Кастлинге ты прикидывался нищей крысой, — вкрадчиво сказал Мюррей. — А сегодня, глядишь, у тебя на карточке бабло зазвенело. Загадочное дело — где ты деньги раздобыл. Изменой попахивает.
Братва насторожилась. Пираты — народ простой и потому питают почти детское пристрастие к расправам над изменниками. К общему разочарованию, обвинения совсем не обеспокоили Паланга. Квартирмейстер не стал выкрикивать оправдания, рвать на груди майку или хвататься за пистолеты.
— Клиент гонорар перечислил, — спокойно сообщил отставной полковник. — Я иногда кое-кого постреливаю, а мне за это благодарность выражают. Понятно?
— Куда понятнее, — проворчал Мюррей и добавил с неподдельным интересом: — Хорошо платят?
— Смотря кого надо завалить. За тебя много не дадут.
— Это верно, — легко согласился Фальконет.
Инцидент был исчерпан. Прихватив полупустой кувшин пива, штурман отправился в рубку — рассчитывать трассу. Вскоре после ужина «Прекрасная Елена» начала разгоняться, держа курс на звезду Ксеркс.
К заброшенной крепости Ксеркс-6 крейсер крался обходными путями, стараясь держаться подальше от мест, где хозяйничают флоты главных держав Северной Зоны. Двигались экономическим ходом, стараясь не перегрузить изношенные машины. Несмотря на все предосторожности, неизбежное все-таки произошло.
«Прекрасная Елена» не преодолела и четверти маршрута, когда зависли программы, контролирующие работу накопителей виртуальной мощности. Невидимая материя по-прежнему передавала свой импульс на «звездную сеточку», но энергия не вырабатывалась и, соответственно, не поступала во внутреннюю сеть одряхлевшего крейсера. К тому же в момент отключения разгерметизировались и, разумеется, перегорели вакуумные изоляторы, а последующий скачок напряжения вывел из строя самые разные силовые агрегаты, включая генераторы искусственной силы тяжести.
Корабль моментально потерял ход и выпал в пространство классической физики. Аварийные батареи едва поддерживали слабенькое освещение в центральных отсеках, кое-как работали обогреватели и агонизировала система регенерации.
Грязно ругаясь и подсвечивая переносными фонарями, квартирмейстер, механики, энергетик и мобилизованные в качестве носильщиков абордажники долго переворачивали вверх дном темные трюмы. С невероятным трудом, заработав обширную коллекцию синяков и ссадин, они нашли некоторые запчасти и поволокли невесомые, но громоздкие металлические многогранники к машинным отсекам.
— Внимание, остолопы! — проревел в динамиках голос Фальконета. — Нейросеть работает нормально. Остановка за механической частью. Энергию давайте, пока я всех не перестрелял!
Вероятно, многим хотелось ответить по справедливости: мол, сам спускайся в темную грязь коллекторов и займись заменой сгоревших узлов. Роботов-ремонтников на крейсере, конечно, не имелось, потому что «адмирал» экономил на всем, кроме собственной выпивки.
Пристроившись к рекомендованной ему Жаннет, Паланг помогал механикам и мотористам выковыривать из крепежных гнезд испорченные предохранители, изоляторы, конденсаторы и трансформаторы. Потом квартирмейстера и абордажников отогнали, чтобы не попортили тонкое — в полцентнера массы — оборудование. Запасные детали устанавливали энергетик с инженерами.
К общей радости, вскоре заработала «звездная сетка» и снова включились лампы, гравитаторы, кондиционеры и фильтры. Вернулась тяжесть, и сделалось заметно теплее.
— Раз мы тут не нужны, пошли на камбуз, — предложил Паланг. — Такое дело нужно обмыть последними каплями пива.
Никто не стал спорить, даже Афанасий, не любивший, когда в его хозяйство вне расписания вваливается толпа. Кок молча поставил на стойку жбан разведенного порошка слабого брожения, а также миски с вареным горохом и солеными сухариками.
После второго кувшина тюрбанец тонко вставил: дескать, у него в полку по случаю больших успехов разводили водой не пивной порошок, а чистый медицинский спирт. Конечно, никто не решился сказать это вслух, но многие должны были подумать: полковник Смерть был настоящим, по высшим понятиям, командиром.
— В тот раз, когда взяли Аидас, даже Фальконет раскошелился, — мечтательно припомнил Абдул. — Как только сделали остановку на Цирцее, купил четыре бочки крепленого вина. Здорово мы тогда загудели.
— Я только на третий день вернулся в реальность, — самодовольно улыбаясь, похвастал Зигфрид. — Открыл глаза и узнал, что проходим мимо Медеи. Остальные и вовсе через сутки очнулись, мы уже возле Артемиса были.
Именно так и представлял себе Паланг курс «Прекрасной Елены» после удачного налета. Аидас — Цирцея — Глад — Медея — Артемис. На Цирцее добыча еще лежала в трюмах. На Артемисе трюмы оказались пустыми. Элементарная логика подсказывала: споив команду до бесчувствия, Фальконет выгрузил захваченные сокровища либо на Гладе, либо на Медее. Обе планеты были вполне дикими и малонаселенными, так что спрятать там контейнеры — легко и просто.
Закаркавший из динамика голос «адмирала» возвестил, что ремонт закончен, крейсер готов дать средний ход, а потому всем бездельникам пора возвращаться по местам походного расписания. Когда технари и матросы поплелись к выходу, тюрбанец тихонько осведомился, чем занята Жаннет после вахты. Недоуменно подняв густые брови, дама-механик поведала, что никаких неотложных планов не имеет, и назвала номер своей каюты. Номер Паланг знал и без ее подсказок.
Без одежды и при минимальном освещении Жаннет выглядела не так уж плохо. Конечно, лицо и фигура были грубоваты, но в общем ничего не висело и не колыхалось. Правда, держалась она не слишком приветливо и сразу предупредила: мол, на долгое удовольствие не рассчитывай.
Удовольствие оказалось так себе, но многого Паланг и не ждал, так что серьезных разочарований не пережил. Уходить сразу он посчитал невежливым, к тому же партнерша пришла в романтическое настроение и ближе к финалу даже несколько раз простонала. Они лежали на узкой койке и лениво поглаживали друг дружку, отдаляя сцену прощания.
— Что за пиратский закон? — осведомился полковник, чтобы поддержать разговор. — Бывает от него польза?
— В основном ерунда, — проворчала Жаннет и шумно повернулась на бок. — Участие в дележе добычи, обсуждение тактики-стратегии… Один хрен главные вопросы верхушка без нас решает. Но есть один хороший пункт — если надолго сядем на планету, откуда ты родом, получаешь увольнительную, чтобы с семьей повидаться.
«Мне от этого пользы мало, — подумал Паланг. — Если окажемся на Тюрбане, безопаснее будет отсидеться в корабле». Он машинально поинтересовался, натягивая трусы:
— И давно ты на своей планете побывала?
— Ну, где-то недели три назад. На второй день после Аидаса. Все пьяные валялись, только я в машинном держалась на ногах да Адмирал с Мюрреем в рубке. Адмирал сам ко мне спустился, говорит: «Наша планета, Жаннет. Иди к детям, пока я добрый». До полудня отпустил, по-честному. А то бы я и не узнала, что на Барбарию прилетели — нам ведь в машинное не сообщают, куда курс проложен…
Она разговорилась и принялась жаловаться на судьбу. Муж-алкаш бросил Жаннет перед рождением второй дочери. На заводе, где она работала, платили жалкие гроши, на панели тоже не каждая заработать может. А тут — дело было в позапрошлом году — Барбарию в очередной раз навестила эскадра Фальконета. Бедная женщина решилась: пробилась к всепланетному любимцу и попросила зачислить в команду…
Ошеломленный квартирмейстер почти не слушал ее воспоминания. Никто из экипажа не помнил о посадке на Барбарии, потому что Фальконет, проявив неслыханную щедрость, споил личный состав. Да вдобавок наверняка подсыпал в вино транквилизатор. Теперь тюрбанец не сомневался: «адмирал» оставил сокровище Аидаса на своей родной планете. Не иначе, закладывает фундамент для собственной политической карьеры.
— Командир наш, конечно, хочет президентом Барбарии стать? — осведомился он, застегивая рубашку.
— Может быть, — согласилась женщина. — За него многие проголосуют… А ты, случайно, на второй заход не способен?
— В другой раз, — сказал он с виноватым видом. — Старенький я, чтобы на таких горячих лошадках чудеса творить.
— Другой раз не скоро подвернется, — немного разочарованно сообщила Жаннет. — Ладно уж, нет худа без добра. Хотя бы высплюсь перед вахтой.
Покинув крохотную каюту барбарийки, Паланг прогулялся по жилой палубе. Небольшое лирическое приключение, помимо ценной информации, принесло и чисто физиологическую пользу — он взбодрился. В таких случаях полагалось идти в кабак, то есть на камбуз.
В столовом отсеке собрались счастливчики, у кого мало дел во время долгого перемещения через сравнительно безопасные места. Артиллеристы, абордажники и оружейный мастер были обречены на многодневную скуку.
— Ну и как развлечение? — осведомился похабник Матвей, едва тюрбанец переступил порог.
Абдул добавил со вздохом сожаления:
— Она баба неплохая, но фигура дурацкая. Ей надо снять по два кило с каждой ноги и грудь нарастить. Цены бы такой бабе не было.
— Не поможет, — презрительно поморщилась Люсия. — Ей еще нужно пластическую операцию морды сделать. И промывку мозгов.
— Это и тебе не помешало бы, — уныло заметил Кемаль.
Шальная девка совсем даже не обиделась — напротив, захохотала первой. Потом смачно рассказала про давнюю групповушку, в которой кроме самой Люсии участвовали два мужика с ее родной Цирцеи, страдавшая бешенством матки аристократка с планеты Динго, проционский секс-маньяк и рекрош-транссексуал. В тот раз Люсии, по ее словам, пришлось непросто: организм юной гимназистки, едва вступившей в половую жизнь, был не вполне готов к подобным перегрузкам. Но ничего — справилась, деньжат заработала, да и в будущем тот опыт пригодился.
Добродушно посмеиваясь, Зигфрид проговорил:
— Я бы тоже мог вспомнить, как под конец гражданской войны попал в плен. Меня скрутила разведгруппа женского батальона с астероидной крепости в районе Гарпии… — Абордажник сладко зажмурился. — Но нет. Оставлю на завтра, когда совсем тошно станет от скуки.
— Триста сорок раз эту историю слыхали, — отмахнулся Матвей. — Мы бы квартирмейстерские страдания послушали. Новый человечек — новые рассказики.
Делиться интимными подробностями Паланг не собирался, чем основательно подпортил настроение остальным. Еще сильнее братва расстроилась, когда заработала трансляция и Фальконет дрожащим голосом объявил: дескать, мы в полном дерьме, поэтому канонирам надлежит занять боевые посты и умереть в бою, как подобает настоящим борцам за свободу.
— Что-то не в тему Адмирал трендеть поехал, — с сомнением изрек Абдул. — Вроде мы за свободу не боремся.
— Может, и не случилось ничего особенного, — предположил Кемаль. — Выпил немножко лишнего, вот и представил себя вождем повстанцев, как в молодости.
— Хочу надеяться, — вздохнул Беннет, нехотя поднимаясь. — Пошли, пушкари. Глянем на звезды через прицелы.
Абордажников на битву не звали, поэтому полковник Смерть со спокойной совестью составил компанию старшему артиллеристу. Он ждал неприятностей, но не представлял возможный масштаб оных. Когда Беннет включил прицел, сделалось не по себе: наперерез «Прекрасной Елене» двигалась эскадра.
Пусть бывший пехотный командир не слишком тонко разбирался во флотских делах, но даже его скромных познаний хватило, чтобы понять, как сильно им не повезло. Пиратский крейсер нарвался на главные силы крупной державы. Шли большие корабли — каждый в несколько раз крупнее и сильнее старенькой «Елены».
— Кто они? — спросил Паланг. — Имперцы, федералы, республиканцы, королевский флот?
— Флот Республики во главе с «Триумфатором». — Беннет всхлипнул. — Если не расстреляют из пушек, то возьмут в плен и наверняка повесят. Всех.
Его прогноз Палангу показался весьма правдоподобным. И не то чтобы он сильно жалел пиратов — большинство из них давно заслужили контрамарку на виселицу. Только момент был совершенно неподходящий.
Полковник Смерть не мог допустить преждевременного разгрома банды.
Когда он вбежал в рубку, нейросеть выдала окончательный диагноз: на них четким клином надвигались линейный крейсер «Триумфатор», конвойный космоносец «Созвездие», крейсер «Неуязвимый» и три фрегата.
— Дьявол! — завопил штурман. — Он все-таки подловил нас!
— Полный ход… — пискнул Фальконет и прохныкал. — Уйти любой ценой!
Смертельно бледный Граф попытался резко изменить курс, одновременно запустив генераторы тяги на форсаж. Оторваться столь элементарным приемом не удалось: реактор готов был захлебнуться, в «звездной сетке» начались паразитные колебания, сожравшие две трети мощности, скорость начала падать, и крейсер едва не потерял управление. Эскадра Северной Республики неумолимо настигала пиратов.
Потом с космоносца взлетели штурмовики, а «Триумфатор» передал ультиматум:
— Заглушить реакторы, впустить призовую команду. При малейших глупостях откроем огонь.
— Погибли! — Люсия разрыдалась. — Каторга обеспечена.
— Идиотка! — зашипел Фальконет. — Ты будешь в лагере с охраной развлекаться, а кое-кого термокамера ждет.
— Скорее, виселица, — мрачно пошутил пьяный штурман Родригес.
«Адмирал» забился в ложемент кресла и, дико выпучив глаза, высасывал капли рома из практически пустой бутылки. Командовать крейсером он явно не был способен. Мюррей тихо выл. Оба пилота и штурман просто сидели с покойницкими рожами перед своими пультами, не пытаясь что-либо предпринять.
С линейного крейсера вновь потребовали остановиться. Офицер «Триумфатора», словно издеваясь, пообещал сохранить жизнь пиратам, которые не приговорены к смерти трибуналами Республики. Проще говоря, казнь ждала только Фальконета, Мюррея и Родригеса.
Минутой позже звенья штурмовиков взяли «Прекрасную Елену» в клещи, и у лжеадмирала сдали нервы.
— Открыть огонь из всех пушек! — истерично выкрикнул Фальконет. — Торпедный залп!
Разумеется, никто не пошевелился. Идиотские приказы, согласно всем уставам, не исполняются. На выстрелы слабых орудий крейсера эскадра ответила бы сосредоточенным ливнем импульсов.
Штурмовики уже выходили на рубеж атаки, и Паланг решил действовать в обход субординации. Выпихнув ополоумевшего Графа из кресла, он включился в дальнюю связь и громко произнес:
— Полковник Смерть вызывает Дьявола. Прошу минуту личного разговора.
Президент Северной Республики не отвечал очень долго. Паланг уже забеспокоился, что ответом будет залп главным калибром. Однако Дьявол все-таки соизволил произнести:
— Чем докажешь, что ты — тот самый полковник Смерть, командир сто четырнадцатого десантного?
— Сто тринадцатого, дорогуша, — уточнил тюрбанец. — Не стоит ловить меня на лабуде. А чем доказать… В последний раз мы встречались в штабе сил внешней обороны Гектора. Ты не хотел подписывать отставку главкома, но генерал сумел найти убедительные доводы. Ты сказал: «Возвращайся, когда мозги остынут».
На этот раз пауза была гораздо короче.
— Ну, допустим. Хотя не понимаю, как ты оказался в банде Фальконета… Убеди этих олухов сдаться. Мне нужен их корабль, поэтому обещаю жизнь даже тем, на ком висят смертные приговоры.
— А если я попрошу отпустить нас?
— Не будь идиотом, — ответил из динамика голос очень недовольного человека.
— Погоди, выслушай меня, — взмолился Смерть. — Помнишь операцию на Ракшасе? Я хотел ударить с фланга, чтобы поддержать твой спецназ, но ты остановил меня всего одной короткой фразой. Помнишь?
— Припоминаю, — буркнул Дьявол: — Ну и что?
— Считай, что я повторяю ту фразу. Не мешай мне…
Снова молчание. Потом Дьявол сказал очень неохотно:
— Ладно, договорились. Можешь уходить. Только не забывай, что твой долг вырос.
Паланг громко выдохнул твердый комок воздуха и тяжело откинулся на спинку кресла.
Эскадра по-прежнему нагоняла одинокий дряхлый крейсер, но штурмовики вернулись на «Созвездие». Пираты с легким ужасом смотрели на квартирмейстера, который осмелился разговаривать на «ты» с самим Дьяволом и даже назвал последнего «дорогушей».
— Что случилось? — продребезжал Фальконет.
— Порядок. — Паланг небрежно отмахнулся. — Нам разрешили уйти.
— По-моему, это они уходят, — заметил Родригес.
Линейный крейсер нарочито медленно проходил мимо «Прекрасной Елены», неторопливо обгоняя пиратскую развалюху. Видеосистема показывала «Триумфатор» в тысячекратном увеличении, так что в рубке «Елены» были видны даже мелкие конструкции гигантского корабля. Зрелище громадного борта жутко давило на психику, особенно с того момента, когда башни начали разворачиваться, сопровождая жерлами орудий отстающих пиратов.
Фальконет молчал, уставившись в экран вытаращенными глазами и стуча зубами об край хрустального стакана. Старший помощник Мюррей прошептал дрожащим голосом:
— Сейчас как дадут залп — даже атомов не останется.
— Не выстрелит, — хладнокровно сказал полковник. — Просто демонстрирует силу, чтоб мы помнили свое место.
— Ты веришь этому негодяю? — возмутилась Люсия.
— Безусловно. Тем более что ничего иного нам не остается. — Смерть пожал плечами. — Будьте фаталистами и не забывайте, что перед вами Дьявол. Когда-то мы с ним были друзьями.
Беннет, немного приободрившись от этих доводов, все-таки продолжал сомневаться и робко спросил:
— Не боишься, что он обманет и все-таки решит прихлопнуть нас? Просто так — чтоб другие сильней боялись.
— Конечно нет, — взорвался Смерть, взбешенный трусливым пиратским тупоумием. — Это же Дьявол, самый страшный убийца Галактики. Дьявол не обманывает тех, кого хочет убить. Он просто убивает.
— Ну, не знаю, — недоверчиво проговорил Мюррей. — Мы слабые, он сильный. На месте твоего Дьявола я бы дал пару залпов.
Бросив на него презрительный взгляд исподлобья, Смерть процедил:
— Вот поэтому он правит Республикой и командует самым мощным флотом Северной Зоны. А ты чистишь гальюны на дерьмовой посудине.
Все снова заткнулись и молчали почти час. Потом Фальконет догадался достать из шкафа новую бутылку. К этому времени флот Республики ушел в улитку, но разбегавшиеся волны гравитонов долго потряхивали старенький крейсер.
— До чего хотелось пальнуть в него, — признался осмелевший Фальконет, залпом высосав полный стакан.
Смерть засмеялся:
— Лучше уж сразу в себя.
Выпив еще, пират справился с дрожью и рявкнул:
— Этот мерзавец ушел… оскорбительно! Ты понял — он оскорбил меня!
— Хуже того, — проворчал полковник. — Он оскорбил
Давно ему не было так плохо. Пираты всего лишь наложили в штаны, он же пережил очередное разочарование. Мимо пронеслась Сила, к которой он хотел бы присоединиться. Появилось, делаясь нестерпимым, желание позвать, вернуть, броситься к давним друзьям… Но уже и след эскадры растаял, и снова Смерть остался в одиночестве.
Как обычно, никто не смог бы прочитать чувств на его лице. Зевнув, Паланг попросил, чтобы разбудили, когда крейсер войдет в систему Ксеркса. Не дожидаясь ответа, он ушел к себе.
Спутники тройной звезды Ксеркс для жизни совершенно не годились. Двигаясь по головоломным орбитам, огибающим все три светила, большинство из них давно растеряли свои газовые оболочки. Лишь на внешней, шестой по счету, планете, которая вращалась вокруг центра масс системы, в давние времена была создана военная база. Из космоса гарнизон прикрывался оборонительным комплексом «Аргус-Зевс».
Пока десантная группа ползала по обломкам боевых спутников, Паланг пустился в воспоминания о первых днях большой войны. Многопартийная коалиция, победившая на выборах за год до начала мясорубки, демонстративно вывела флот из приграничных секторов. Предполагалось, что миролюбивая дипломатия нового правительства гарантирует человечество от любых осложнений. Разумеется, настиане воспользовались удобным случаем.
— …они прорвались через неприкрытые участки и окружили наш Третий флот, — рассказывал тюрбанец. — Затем эскадры Настиарны направились к Земле, но напоролись на крепости, защищенные «Аргусами». Этот рубеж задержал противника на несколько дней, а тем временем Асгардов и Бермудос сумели организовать новую линию обороны, и почти полгода все сражения велись в секторе Цирцея — Динго — Блайзер…
— Про твои подвиги на Блайзере мы слышали. — Фальконет раздраженно дернул плечом и щекой. — Нас, каторжников, тогда выпустили из лагерей, раскидав по штрафным командам. Мы с Мюрреем в одной эскадрилье служили — на космоносце «Титан». В третьем или четвертом вылете, не будь дураками, перебежали к настианам. Немного в плену посидели, в полной безопасности. А потом, когда вы прижали жаб, они сколотили отряд диверсантов из пленных и забросили нас в тыл землянам. Ну, мы, само собой, добрались до родной Барбарии, затаились среди земляков, иногда банки грабили… А когда гражданская война загорелась, тут и наше времечко пришло.
Воронцов льстиво захихикал:
— Да уж, помню, как мы перепугались, когда твои головорезы на «Стрельца» ворвались. И так половина экипажа разбежалась, я думал — все, крышка, сейчас остальных прирежут…
Паланг уже знал, что в земном флоте их корабль назывался «Стрельцом». Банда Фальконета захватила крейсер во время ремонта на орбитальном заводе Барбарии. Из прежнего экипажа в команде «Прекрасной Елены» остались только Граф, Беннет и Сальвадоре.
— Хватит болтать, — несдержанно выкрикнул Хасан, показывая рукой на экран. — Они вылезают.
Из пробоины в борту космической крепости показались фигуры в скафандрах. Голос Матвея весело сообщил, что шифратор удалось извлечь без повреждений, так что теперь дело за парнишкой-инженером.
— Люсия, марш в душевую, — приказал Мюррей.
— Вчера купалась. Забыл, что ли?
— Ничего не случится, если еще раз подмоешься. — Старпом захихикал. — Адмирал приказал: в случае чего ты будешь насиловать придурка.
Потом все пираты совершенно серьезно уверяли, будто лишь угроза сексуальной расправы подстегнула молодого электронщика, и Патрик всего за пару часов отыскал ключ. Сам инженер уверял, что задачка оказалась пустяковой: современные программы-отмычки без особого труда раскололи старый довоенный код. Так или иначе, но пираты получили набор сигналов для отключения комплекса, и Паланг заявил:
— Теперь мне нужна крупномасштабная карта города. Начинаем дрессировать штурмовые группы.
С учетом серии аварий главного двигателя, перемещение от Ксеркса к Дублону заняло чуть меньше трех суток. Все это время полковник беспощадно гонял абордажников, которые возмущенно роптали, но кое-чему все-таки подучились.
К концу рейда неплохие успехи по части тактики и огневого мастерства показал даже Патрик. По этому поводу Зигфрид недоуменно поинтересовался:
— На кой дьявол ты берешь мальчишку? Он тебе очень нужен?
— Не так чтобы очень, — с равнодушным видом соврал тюрбанец. — Просто хочу из придурка человека сделать.
— Устроишь крещение огнем и кровью? — Старый солдат поморщился. — Я скорее поверю, что пацан сломается.
— Посмотрим на месте.
После встречи с флотом Республики авторитет квартирмейстера вырос многократно. Расколотый код «Аргуса» поднял это доверие на мистические высоты. Никто не стал спорить: может, полковник Смерть и в самом деле способен совершить невозможное. Вдруг сумеет выковать бойца из недоучившегося инженера по нейросетям.
Город Ляржан, столица Дублона, был выстроен точно под боевой машиной, занимавшей фиксированную позицию на стационарной орбите. Станция ощетинилась башенками многоствольных установок, но пушки не проявляли признаков активности. Переданный с крейсера сигнал заставил орбитальную крепость уснуть на несколько часов.
Покинув ангар «Прекрасной Елены», шлюпка взяла курс на Ляржан. Когда они снизились до границ приличия, таможенная служба невежливо напомнила, что посадку следует совершить не в центре столицы, а на космодроме. Это было даже не смешно — нашли, идиоты, кому место посадки указывать.
Ниже облачного слоя шлюпка сбавила скорость до половины звука. Медленно подползали громадины городских строений, разделенные аллеями и соединенные крытыми пешеходными мостами. И повсюду — посадочные площадки аэромобилей, многоэтажные стоянки для них же. Тысячи летающих машин носились в воздухе. Словно мухи над ворохом гниющих трупов.
— Вот и наша позиция показалась, — весело сообщил тюрбанец. — Ну, смертники, пошли по одному.
Всего «смертников», то есть бойцов группы прикрытия, которой командовал полковник Смерть, было четверо. Первым из раскрытого люка шлюпки шагнул оружейник Матвей. За ним попрыгали за борт Даниэль, Катарина и Патрик. Последним ушел в столичное небо сам Паланг.
Антигравы плавно понесли цепочку десантников над суетой города. Благополучно избежав столкновений с аэромобилями (десятка два которых пришлось расстрелять, чтобы не мешали), отряд приземлился на плоской вершине искусственного, в полкилометра высотой, вулкана. Вокруг раскинулся парк аттракционов, и отсюда открывался великолепный обзор — и сам банк, и подходы к нему превратились в идеальную полигонную мишень.
— Повторяю задачу, — прокаркал полковник. — Даниэль и Катарина расстреливают всех вооруженных людей, которые появятся на подступах к нашей позиции. Матвей с ракетной установкой уничтожает опасные воздушные цели. Я поддерживаю огнем штурмовую группу. Патрик подносит боеприпасы.
Он назначил стрелкам ориентиры, основные и запасные позиции, после чего прилег за камушком, нацелив «Трезубец» на здание банка. Нейросеть «Охотника» спроецировала на лобовой щиток шлема несколько десятков мишеней: полицейские наряды, огневые точки роботов банковской охраны, патрульные авиетки и расположенные дальше по проспекту казармы национальной гвардии. Ну, последним недолго стоять в целости и сохранности.
Такое дело скучно делать в тишине, нарушаемой лишь унылой мелодией выстрелов. Снова, как в добрые старые времена, Паланг включил проигрыватель, и в наушниках загремел яростный романс ушедшего века. Эстетическое чувство полковника Смерть требовало совершать массовые убийства под соответствующую музыку.
Точным выстрелом с орбиты пушка Беннета превратила казарму в пыльное облако медленно оседающих обломков. Удовлетворенно заурчав, тюрбанец открыл огонь, методично истребляя мишени. С каждым касанием спускового крючка ружье выбрасывало капсулу, которая на заданном расстоянии от дульного среза превращалась в комок плазмы. Цели достигал огненный шар в метр поперечником, сжигавший людей, металл и камень.
Такого упоения он не испытывал уже давно. Может быть, года полтора. Полковник совмещал голографический прицел «Трезубца» с мишенями, и прекрасно сбалансированное оружие без малейших вибраций отправляло в полет очередной заряд. Взорвались в воздухе две авиетки, пламя пожирало опорный пункт на крыше банка, пачками падали охранники на площади. Следующей серией выстрелов Смерть выбил полицейских и прочих вооруженных людей, имевших неосторожность приблизиться к окнам.
Отряд абордажников, возглавляемый Мюрреем, метнулся через площадь сквозь беспорядочную пальбу защитников. Стража банковских сейфов не была готова к настоящему штурму, привычно надеясь на космические пушки «Аргуса». Поливая лучами и пулями засевшую в вестибюле охрану, штурмовая группа подобралась совсем близко к входу и, толково спрятавшись за горящими машинами, готовилась к последнему броску. «Дилетанты, — брезгливо подумал тюрбанец. — Перебираются по земле, хотя за плечами у них — ранцы-антигравы…»
Многократное увеличение прицела позволяло видеть пиратов так отчетливо, словно те находились в двух шагах. Незаметно переключив «Трезубец» на бластерный ствол, Паланг аккуратно всадил серию лучевых импульсов в Мюррея — под левую лопатку и в голову. Луч — не пуля. Не определишь, кто стрелял.
Потеряв командира, штурмовой отряд замешкался. Зигфрид требовал указаний, Фальконет проклинал всех подряд и требовал возвращаться, Люсия порывалась принять командование.
— Адмирал, я готов возглавить штурм, — вызвался Паланг. — Моя группа выполнила задачу. Дальняя огневая поддержка уже не требуется.
Не дожидаясь ответа с крейсера, он бросил свою пятерку в короткий полет. Ранцевые антигравитаторы перенесли отряд над опустевшим парком, над проспектом и площадью. Пираты вломились в горящее здание через разбитые выстрелами окна второго и третьего этажей. Сопротивления практически не было — служащие, охрана и посетители забились по углам, спасаясь от огненного шквала.
— Люсия, на крышу, — скомандовал полковник. — Будешь давать наводку для Беннета и Клода. Появятся подкрепления — ставьте барраж. Матвей, Катарина, Даниэль — займите позицию в вестибюле и контролируйте подходы со стороны площади. Зигфрид и остальные ломают сейфы… Патрик, останешься около меня в резерве.
Когда бравые космические разбойники разбежались по назначенным позициям, Паланг протянул Патрику мини-диск и дал необходимые указания. Электронщик испуганно пискнул, но возражать не посмел.
Вскрыв сейфы лазерными резаками, абордажники торопливо набивали мешки купюрами всевозможных валют, пачками облигаций, другими ценными бумажками. На глазок Паланг прикинул, что в общей сложности удалось взять не один миллион пиастров Королевства Карменсита, сестерций Афинской Империи, динаров Федерации Народно-Демократических Планет, крон Северной Республики, цирцейских долларов и барбарийских франков.
Деньги были неплохие, хотя на счетах «Интерстар-банка» хранились тысячекратно большие суммы. Сейчас некоторая часть этих сокровищ, оставаясь в виде электронно-оптических сигналов, растекалась по сети ретрансляторов, чтобы собраться на других счетах, принадлежащих полковнику Смерть и его младшему брату. Конечно, Патрик не сумел бы взломать коды доступа в банковскую нейросеть, но Паланг приставил дуло «Тарана» к виску менеджера, и тот послушно набрал на пульте все необходимые пароли.
В пересчете на имперские систерции, пираты «Прекрасной Елены» облегчили банк на пару десятков «лимонов». Осевшим на Бахусе делибашам досталось около четверти миллиарда.
— Не переживай, парень, — шепнул полковник Патрику. — Сотня тысяч — твоя.
Электронщик побледнел и следующие два дня сильно заикался — мальчишка был уверен, что страшный человек по кличке Смерть пристрелит его и таким образом избавится от ненужного свидетеля.
— Хватит, пожалуй, — сказал Зигфрид, сияя счастливой улыбкой. — Дюжина мешков утрамбована до упора.
— Не будем задерживаться, — согласился Паланг и рявкнул в микрофон: — Сальвадоре, подавай карету.
Шлюпка села в метре перед парадным входом, пираты быстро побросали в салон добычу и кое-как втиснулись сами. Входившая последней Люсия озабоченно напомнила:
— Где-то на площади труп Мюррея валяется.
— Хочешь торжественно кремировать его в реакторе? — насмешливо поинтересовался Паланг. — Ну, поищи — возьмем жмурика вместо пары мешков с деньгами.
Он решительно затолкал канониршу в переполненную шлюпку, не без труда влез сам и приказал взлетать.
С высоты нескольких километров они увидели вспышки разрывов над городом. Артиллеристы «Прекрасной Елены» ставили огневой барраж, отсекая спешившие к месту атаки подкрепления туземной армии.
Жадность погубила фрайера на следующий день после налета на Дублон. Благополучно покинув систему, пиратский крейсер обходной трассой пробирался в центральную часть Северной Зоны. Штурман весьма толково проложил курс через сектор, где редко появляются военные корабли.
Сдав вахту, вместившую авральный ремонт трубопроводов, Паланг пригласил приятелей в свои апартаменты. Повод сыскался уважительный: покидая разгромленный банк, квартирмейстер прихватил из бара несколько бутылей коньяка полувековой и более выдержки.
Плотно набившись в тесную каюту, звездная братва лихо дегустировала бесценные напитки, разлитые по пластиковым кружкам. Между второй и третьей порциями Матвей поведал несколько эпизодов боевого пути своего батальона. Не смог удержаться и Паланг — осторожно, без лишних подробностей, он рассказал о пятилетней давности конфликте между Королевством и Федерацией.
— Это не там ты кассу эскадры увел и дезертировал? — засмеялся Зигфрид.
— Я не собирался погибать из-за этих ублюдков, — бесшабашно отмахнулся полковник. — А деньги я, извините, люблю.
Густая янтарная жидкость не позволила превратить церемонию в вульгарную пьянку. Скорее, располагала к задушевной беседе.
— Не понимаю нашего штурмана, — глубокомысленно изрек Беннет. — Он как будто нарывается на неприятности. Что ни большой разговор — Хасан перечит Адмиралу.
— По делу перечит, — отрубил Зигфрид. — Неприятная личность, но умен, собака. И в рукопашном бою дерется, словно в спецназе тренировался. Помните, как три года назад случилась потасовка на Блайзере?
— Настоящий убийца, — подтвердил Матвей. — Шестерым кровь пустил, пока я пушку доставал.
Удивленный этими новостями Паланг признался:
— А я был уверен, что штурман — из прихвостней Фальконета.
— Никогда. — Беннет отрицательно покачал головой. — Как все порядочные люди, служит исключительно за деньги.
Неожиданно для остальных в разговор взрослых вмешался Патрик:
— Врет, по-моему. Говорит: мол, накоплю деньжат и куплю билет на Семпер. Да у него должно было набраться денег на десяток билетов в оба конца.
Парнишку развезло и потянуло на откровенность, а компания уважаемых на корабле ветеранов представлялась удобной жилеткой, чтобы поплакать. Патрик принялся рассказывать, как пару лет назад его родную Медею оккупировала флотилия Империи. Через неделю объединенная эскадра Республики и Федерации заставила имперцев отказаться от аннексии, но в процессе переговоров с использованием крупнокалиберных аргументов планета погрузилась в хаос. Ни энергостанций, ни водоснабжения, ни единой нейросети, посевы сильно выгорели, а единственный приличный космодром превратился в развалины.
Тем летом Патрик как раз закончил учебу, получив диплом инженера нейросетей, но работы найти не сумел, родители тоже потеряли заработок, семья голодала. Тут на пустыре возле города совершил посадку рейдер «Катана» из эскадры Фальконета. Командир рейдера в два счета заманил на борт три сотни самых красивых девчонок, посулив стабильный доход на панелях богатых планет. Заодно завербовались несколько инженеров, включая Патрика — эскадре барбарийского самозванца срочно понадобились специалисты.
— Вы знаете, что я все деньги отсылаю родителям, — захлебываясь, спешил поведать парнишка. — Пусть надо мной смеются — перетерплю. Но штурман сильно темнит…
По этому поводу Беннет предложил тост за здоровье близких. Не успели они допить, как заревели сигналы боевой тревоги.
Невероятным образом в этой глуши оказался почтовый курьер. Небольшой скоростной корабль послушно притормозил после первых же предупредительных выстрелов, и двое членов экипажа не посмели сопротивляться абордажной команде. С миллионом причитаний почтальоны отдали пакет с пачками банкнот и за покладистость были отпущены с миром.
Смерть осуждающе заметил:
— У вас, пиратов, странные порядки. Военный корабль сразу всадил бы в него торпеду.
— Болван, нам надо было не убивать их, а избавить от денег, — засмеялась Люсия.
Лишь через несколько часов, когда курьер, запустив двигатель, скрылся с мониторов, а пираты закончили дележ добычи, штурман додумался проверить детектором свою долю. Прибор дал весьма странные показания, и Граф разочарованно прокомментировал:
— Фальшивомонетчики научились рисовать. Деньги у них получаются лучше, чем настоящие.
Рассвирепевший Родригес бросил озлобленно:
— У нас полно денег, не было смысла пачкаться об почтальонов. Взяли-то всего тридцать тысяч, да и те фальшивые.
Фальконет принялся орать: дескать, лучше отставного алкаша-землянина знает, как зарабатывать межзвездным разбоем. Ни одного динара, ни единого пиастра нельзя пропустить мимо себя, выкрикивал «адмирал».
В другое время его поддержали бы единогласно. Сейчас же братва была сильно разочарована. Во-первых, добыча ничего не стоила. Во-вторых, командир так и не раздал экипажу взятые на Дублоне деньги. Пираты разошлись в сумрачных настроениях.
Повторную тревогу сыграли меньше чем через час, в разгар обеда. Боевые расчеты, чертыхаясь, разбежались по огневым постам, абордажники натянули амуницию. Вскоре стало понятно, что «Прекрасная Елена» попалась по-серьезному: на них шла пара фрегатов — имперский и королевский.
По трансляции снова заверещали панические голоса. Беннет требовал переинсталлировать зависшие программы, Патрик хныкал, что дрянная нейросеть обрушилась окончательно, а Фальконет обещал кого-то пристрелить. Послушав немного это безобразие, полковник Смерть понял: корабль на краю гибели, псевдоадмирал недееспособен, поэтому надо действовать самому.
Прибежав в рубку за минуту до первого выстрела фрегатов, Паланг заставил Патрика выключить половину секторов нейросети, после чего велел канонирам наводить орудия вручную. Фрегаты открыли огонь, Фальконет объявил полковника ближайшим кандидатом на расстрел, однако пушки крейсера внезапно заработали.
Первую серию зарядов выпустили в темпе лихорадки, поэтому импульсы прошли мимо целей. Залпы противника тоже были не слишком точными, «Прекрасная Елена» получила лишь небольшие повреждения внешней обшивки. Затем Беннет умудрился выпустить торпеду из кормового аппарата и весьма точно угодил одиночным выстрелом в замыкающий фрегат. Торпеда тоже разорвалась неподалеку, не причинив серьезных неприятностей, но сильно напугав противника.
— Люсия, Сальвадоре, наводите по головному, — приказал Беннет. — Дистанция… азимут… склонение… упреждение… вектор относительной скорости…
Корпус завибрировал от очередного попадания неприятельских импульсов, и одновременно пиратские пушки громыхнули короткими очередями. На пороге гибели старший артиллерист не стал экономить боеприпасы. Дрожь переборок, резкие толчки, волны переходящего в ультразвук визга затопили отсеки. Ослабленные предельной дистанцией лучевые веера задели головной корабль имперского флота, который резко сбавил ход. Королевский фрегат тоже притормозил, так что «Прекрасная Елена» смогла оторваться.
Бой в космосе закончился, не успев толком начаться — как курортный роман. Однако теперь разгорелись страсти внутри пиратского крейсера.
Когда стало ясно, что погоня безнадежно отстала, к Фальконету вернулся кураж. Сразу после ужина «адмирал» приказал всем офицерам явиться в его каюту для разбора происшествия. Командир был в ярости, нервно дрожал и беспрерывно матерился с использованием невнятных идиом барбарийского диалекта.
— Этот… такой-то придурок… сын… такого-то животного… — Он показал стволом бластера на Патрика. — Едва не погубил всех нас к такой-то матери…
Не дослушав обширный перечень изысканных непотребств, которые якобы имели место либо вскоре будут совершены над ним и его родней, инженер нейросетей робко напомнил:
— Я предупреждал, что нужно купить новую программу. Если бы вы не экономили на ерунде…
— Заткнись, ублюдок! — завизжал Фальконет. — Я тебя разрежу на кусочки и выкину за борт без скафандра!
Засмеялись только Граф, Люсия и Сальвадоре, но Зигфрид, Хасан, Паланг, Иван и Жаннет вовсе не собирались делать стрелочником мальчишку с Медеи. Штурман, который в последние дни ругался с командиром по любому поводу даже в трезвом состоянии, презрительно бросил:
— Оставь парня в покое. Мы едва не погибли, потому что ты погнался за грошовой добычей. Даже последний дурак, которого самка хмары из-под хвоста выкинула, должен был догадаться, что почтовый курьер в том секторе может быть только наживкой для идиотов.
Сообразив, что после смерти Мюррея он не имеет большинства, лжеадмирал окончательно взбесился и пригрозил отправить за борт каждого, кто посмеет ему возражать.
Угроза не произвела впечатления. Зигфрид демонстративно сложил на могучей груди еще более могучие лапы и непочтительно хохотнул. Повернувшись вполоборота к командиру, Паланг громко осведомился:
— Полагаю, мы опять идем на какую-нибудь богатую планету, где можно напоить экипаж до потери пульса?
— Угадал, пехотинец, — подтвердил штурман с брезгливой гримасой. — По приказу этого шута в лампасах взяли курс на Артемис.
— Знакомый сектор. — Полковник Смерть вызывающе повысил голос. — Все будут валяться пьяные, а командир опять перегонит крейсер на родную Барбарию и оставит своим дружкам всю добычу, которую мы взяли на Дублоне.
— Предатель! — зарычал Фальконет. — Всех убью!
Он и в самом деле ухватил бластер двумя руками. Разумеется, полковник Смерть не стал ждать, когда лучемет развернется к нему дульным срезом. «Таран-М» молниеносно оказался в ладони, ствол вписался в линию прицеливания, и палец спустил курок.
Фальконет пошатнулся. Рука безвольно упала, выронив бластер. Из правой глазницы брызнул фонтанчик крови. Постояв пару секунд, лжеадмирал рухнул на грязный пол. Малокалиберная пуля «Тарана», застряв под черепной коробкой, оборвала карьеру старого дезертира.
Теперь квартирмейстер держал по пистолету в каждой руке. Один ствол смотрел на Люсию, другой плавно перемещался по остальным мишеням. Как говорится, в нашем морге лишний труп никогда не лишний.
Впрочем, никто не стал возражать. Только Люсия, потерявшая за сутки обоих любовников, вскрикнула, но за оружие хвататься не стала, с ужасом глядя на полковника, заслуженно носившего свою веселую кличку. Штурман держался флегматично, пилот выдавил жалкую улыбку, а Зигфрид и Беннет улыбались вполне ободряюще.
После короткой траурной паузы старший абордажник проворчал:
— Кажется, не бывать Клоду старшим помощником… Ну что, леди и джентльмены удачи, придется выбирать нового командира.
— Выберем, — согласился штурман. — Вроде бы подходящих кандидатур немного.
Для столь важного дела пригласили унтер-офицеров — Дороти, Клода Линка, Кемаля и Матвея. Избранный единогласно Паланг вызвал двух матросов, которым было велено вышвырнуть за борт труп Фальконета. Без скафандра, как уточнил Родригес.
Когда остывающего барбарийца выволокли за ноги, Зигфрид заметил, свирепо ухмыляясь:
— Ты на меня очень плохим взглядом посматривал… Верил, что успел бы выстрелить первым?
— Я верил, что ты не станешь заступаться за подонка.
— Конечно, не заступился… Но ты мог бы успеть. Хорошая реакция.
— Потому и жив до сих пор.
Они выхватили пистолеты одновременно. Потом еще раз. Граф стал нервничать и потребовал прекратить глупые шутки. Зигфрид посоветовал пилоту не мешать высокому искусству, но состязание на этом прекратилось.
Убедившись, что дети оставили свои игрушки в покое, штурман неделикатно напомнил, что комсостав крейсера подвергся безлицензионному отстрелу. Нужно, сказал Хасан, заполнить вакансии.
— Я думаю об этом, — буркнул полковник. — Корабль в ужасном состоянии. Нужно менять пушки, движки, трубопроводы, кабельную сеть, реактор, генераторы воздуха, холодильники, насосы, корпус и все остальное.
— Ты все назвал, — засмеялся Беннет. — Что же считаешь «всем остальным»?
— Команду, — пояснил Паланг. — Шучу. Но поговорить с экипажем надо.
Братву собрали в самом просторном помещении — полупустом трюме. Начал разговор Зигфрид, поведавший, как едва не угробила их всех тупая жадность покойного Фальконета. Затем Беннет и назначенный старшим помощником Матвей красочно расписали умелые действия нового командира, благодаря которому крейсер еще цел, а команда жива.
— Знаем этого мужика, — нетерпеливо выкрикнул Абдул. — Пусть скажет, что намерен делать дальше.
Два десятка пиратских глоток вразнобой поддержали законное требование. Помахав рукой, чтобы прекратить шум коллективного бормотания, Паланг объявил:
— Срочных дел много, и все они — первоочередные. Мы должны подремонтировать корабль, разумно распорядиться деньгами с Дублона, найти ценности, взятые на Аидасе, пополнить экипаж и разработать стратегию дальнейших операций.
Последних его слов никто не услышал. Братве хватило обещания поделить добычу. Посовещавшись, пилоты и штурман предложили перегнать крейсер на Кастлинг, где можно будет в безопасности осуществить экстренный ремонт. На это решили потратить половину средств, позаимствованных в «Интерстарбанке». Остальные деньги Паланг был готов немедленно раздать личному составу.
Чтобы погасить начавшийся после этого галдеж, полковнику пришлось еще дважды выстрелить из пистолета. Ствол «Тарана» был нацелен в тюк с тряпьем, а то бы пули зацепили кого-нибудь рикошетом.
— Угомонитесь, шестимесячные! — рявкнул он. — Вы забываете про несметное сокровище Аидаса, которое Фальконет припрятал на Барбарии.
— После Аидаса мы на Барбарии не садились, — недоуменно заметил Матвей.
Его поддержало несколько голосов. Полковник покачал головой.
— Садились, я точно выяснил. — Он поманил пальцем Люсию. — Ты наверняка знаешь, где сокровища.
— Ну, знаю, — буркнула татуированная канонирша. — В северном крыле Храма Древних Демонов. Это в сотне миль южнее тамошней столицы.
Сообщение не произвело впечатления на тюрбанца. Подобные капища появились в последнее время на многих планетах. Жрецы рассказывали прихожанам красочные сказки о чудовищах, которые правили Галактикой в доисторические времена, после чего погрузились в спячку, но скоро возвратятся и будет всем счастье. Точнее, даже не всем, но адептам истинной веры. А неверные будут принесены в жертву.
Кто-то щедро снабжал этих мракобесов-шарлатанов деньгами, жрецы кормили паломников бесплатными обедами, и тысячи люмпенов сделались фанатиками, готовыми сражаться во имя Древних Демонов… Паланг давно подозревал, что за Храмом стоят мафиозные олигархи. Теперь выясняется, что и некоторые пираты вроде Фальконета отдавали жрецам часть своей добычи.
Пожав плечами, полковник бодро проговорил: мол, нападем на Барбарию, разгромим капище и заберем свои сокровища. Ответом ему стало гробовое молчание. Потом Зигфрид буркнул очень тихо:
— Знаем это скорпионье гнездо… Там постоянно не меньше тысячи вооруженных фанатиков ошиваются. С нашими силами нечего соваться. Лучше забыть про те миллионы.
Над новой тактической задачей полковник Смерть раздумывал не больше минуты. Затем провозгласил, пренебрежительно усмехаясь:
— Я найду батальон хороших солдат. Лучших солдат Галактики.
Перемещение на Кастлинг заняло не меньше трех суток и сопровождалось множеством приключений вроде спонтанного вырубания энергоснабжения, внезапного торможения до сантисветовых скоростей, самопроизвольной разгерметизации внешних люков. Тем не менее «Прекрасная Елена» кое-как пришвартовалась к орбитальному комплексу, и бригада монтажников принялась латать дряхлый крейсер.
Оплатив косметический ремонт, Паланг отпустил часть экипажа в увольнение, а сам полетел на станцию дальней связи и отправил шифровку на Бахус.
Спустя неделю на окраине системы звезды Шабур к «Прекрасной Елене» приблизился транспортный парусник «Небесная Гурия». Паланг пробыл на грузовике несколько часов и вернулся в сопровождении пятерки свирепых и молчаливых земляков-тюрбанцев. Новички оказались опытными спейсменами: два канонира, механик, энергетик и младший штурман.
После этого корабли направились к Барбарии. Трассы и скорости были точно рассчитаны — они достигли планеты, когда часы в столице показывали время далеко за полночь и даже самых свирепых стражников стало клонить ко сну.
— Ты веришь, что один батальон решит проблему? — снова спросил Зигфрид.
— Делибаши привыкли сражаться и побеждать, — сухо ответил Паланг. — Иван, ты нашел общий язык с новыми пушкарями?
— Язык? — Беннет фыркнул. — Языки у них на замке. Но ремесло вроде бы знают.
Паланг уже надевал «Охотник», на ходу отдавая последние указания:
— Матвей, Граф, держите корабль над городом… Иван, сигналы целеуказания согласованы, будете поддерживать атаку… Зигфрид, следи за порядком на борту. Удирать придется полным ходом — кто знает, сколько еще из пиратов служат этой шайке.
Он в последний раз посмотрел на женщин, лучше остальных понимавших ситуацию на Барбарии. Жаннет родилась здесь и прожила почти сорок лет, а Люсия несколько раз сопровождала Фальконета и Мюррея, даже бывала внутри капища. Обе поведали немало любопытных фактов, но их рассказы только запутали и без того туманную картину.
— …Суеверие, — не совсем уверенно произнесла Жаннет. — Как объявили проклятую независимость, система образования совсем развалилась, народ одичал, конечно. Во всякую чушь верят.
— Там есть какие-то монстры, — упрямо повторила Люсия. — Жертв сталкивают в бассейн. Потом слышны вопли и хруст, как будто кого-то жуют заживо.
— Ладно, разберемся на месте и будем действовать по обстановке. — Паланг показал жестом, чтобы Жаннет вышла из поля обзора. — Патрик, включай.
Заработала связь на секретной волне. Видеофоны в храме показали рубку «Прекрасной Елены», в которой сидели известные жрецам личности: Фальконет, Люсия и Мюррей. Казавшийся старым человек с длинной седой бородой хмуро проговорил:
— Мы не ждали тебя так скоро. Что случилось?
Паланг, который на передаваемой голограмме превращался в Фальконета, сказал, беззаботно помахивая полупустой бутылкой:
— Я по вас соскучился… И привел с собой роту тюрбанских делибашей. Или тебе не нужны хорошие солдаты?
— С этого бы и начинал, — старец смягчился. — Солдаты понадобятся совсем скоро, когда большие державы сцепятся в смертельной схватке. К тому времени, недели через две, наш друг будет готов…
— Тогда и начнем? — спросил Паланг.
— Не раньше, — жрец кивнул. — Ждем вас. Поговорим за трапезой.
Показав Патрику, чтобы выключал трансляцию, полковник прошептал проклятие. Снова тайны. «Наш друг», видите ли. По словам Жаннет, в экваториальных морях Барбарии обитало множество хищных монстров вроде исполинских спрутов и ядовитых змеев, пилозубых акул, гигантских электрических скатов и медуз, океанских ежей размером с кита. В пресловутом бассейне в полмили поперечником могла обитать целая колония подобных причуд эволюции.
Высадку начали за три часа до рассвета — в расчете, что хотя бы часть храмовых гвардейцев будет спать. Лазутчики, которых разведка Селимбая заранее внедрила в это заведение, доносили: на территории храма не меньше трех тысяч вооруженных бандитов и впятеро больше паломников-оборванцев, одержимых мечтой о возвращении Древнего Космического Зла.
Паланг по привычке десантировался без шлюпки. Просто шагнул за борт и полетел вниз, корректируя движение ранцевым антигравом.
Остальные делибаши покинули «Небесную гурию» тем же способом. Три сотни бывалых головорезов, разбитые на пять боевых групп, одновременно опустились внутри храмовых стен, немедленно устремившись к объектам, указанным в их тактических планшетах. Делибаши не пользовались маломощными изделиями вроде «Дятлов» или «Гарсиа-Йонд» — профессиональные солдаты шли в бой с тяжелыми штурмовыми винтовками типа «Гарпун» и «Носорог».
Для встречи тюрбанцев, которых жрецы до первого выстрела считали союзниками, главари храма выстроили перед главным корпусом полтысячи своих гвардейцев. Две тактические группы делибашей расстреляли их перекрестным огнем, после чего заняли круговую оборону — на случай непредусмотренных осложнений. Третья группа двинулась к палаточному городку паломников, группа Селимбая атаковала гвардейские казармы, а Паланг повел пять дюжин земляков на штурм самого капища.
Снова, как в лучшие дни, он передвигался ускоренным шагом от укрытия к укрытию, держа на прицеле объект атаки и обреченных защитников последнего. Храм заслонял звездное небо темным пятном неправильной формы. Лишь немногие окна были освещены, но ночной прицел «Охотника» показывал тени, мелькавшие во внутренних покоях, и винтовка немедленно выбрасывала пучки лучей или очереди реактивных пуль.
Вооруженные защитники капища были захвачены врасплох и, в немалом числе, перебиты уже на первых минутах боя. Несколько десятков уцелевших, запоздало опомнившись, пытались отстреливаться, но их сопротивление было слишком слабым и неорганизованным, чтобы сдержать натиск лучших пехотинцев сгинувшей сверхдержавы. Когда-то эти солдаты выбили настиан с Блайзера, Цирцеи, Дублона, Кастлинга, Инфанты и Салдара. Сегодняшний противник был совершенно несерьезным препятствием для воинов такого класса.
Остатки гвардейцев засели за невысоким каменным барьером, который огораживал площадку, где собирались стекавшиеся на проповедь адепты. По барьеру густо прошлись ливни трассеров и лучей, после чего гвардейцы резко прекратили попытки выглянуть из-за каменной стенки. Когда гранатометы забросили за барьер полсотни осколочных снарядов, немногие выжившие защитники, утратив последние капли фанатизма, стали отползать к святилищу.
— Броском вперед, — скомандовал полковник Смерть.
Продолжая непрерывно стрелять, делибаши метнулись в стремительную перебежку и залегли за барьером, от которого уползали и разбегались приверженцы изуверского культа. По отступавшим ударил вихрь огня, и лишь считаные счастливчики сумели скрыться в стенах капища.
— Огонь по окнам! — приказал полковник и после короткого периода опустошения магазинов подал следующую команду: — Первая и вторая подгруппы остаются на месте и гасят все огневые точки. Третья и четвертая, за мной!
Вылетевшая из переносного пускателя плазменная капсула развернулась темно-малиновой вспышкой, разворотив каменную кладку вместе с массивной дверью. Третья подгруппа ворвалась в храм через этот пролом, поливая шквалом фотонов и металла немногие огневые точки, встретившие нападавших из глубины зала, а также с лестниц и верхних балконов. Одновременно четвертая подгруппа, с которой шел Паланг, взвилась в воздух, и полтора десятка тюрбанцев влетели через выбитые окна, заварив бой на верхних этажах.
Еще в полете Паланг выстрелил очередью по освещенному начинавшимся пожаром окну, уложив человека с короткоствольным оружием. Затем, уже оказавшись внутри, он убил еще двоих, после чего приказал в микрофон:
— Первая, высаживайтесь на крышу и прорывайтесь вниз. Вторая, обходите здание с тыла.
Делибаши стреляли с максимальной интенсивностью, не позволяя противнику высунуться из-за укрытий. Несколько минут было чрезвычайно шумно, потом грохот выстрелов начал стихать — стрелять становилось не в кого.
В горящий храм втянулась еще одна боевая группа, которой командовал Джахир — старший офицер службы безопасности. Быстро прочесав громадное бестолковое строение, разведчики обнаружили сокровищницу и хранилище секретных документов. Грузовые автокары вломились прямо в молельню, и солдаты поспешно перетаскивали в кузова машин контейнеры с драгоценностями, награбленными отнюдь не только на Аидасе.
— Селим, как дела? — позвал полковник Смерть. — Мы заканчиваем.
— Мы тоже, — откликнулся из наушников голос брата. — Казармы вычищаем. Нашел?
— Много интересного. На эту банду работал не только Фальконет. Джахир грузит на машины память нейросети и сейфы с бумагами. Дома разберетесь.
Привели пленных. Жрецы — в живых остались немногие — смотрели с ненавистью, но страх был сильнее. Заговорят, никуда не денутся.
— Вы будете наказаны! — взвизгнул молоденький толстяк. — Древний Демон уже идет, чтобы покарать нечестивцев.
— Обязательно, — засмеялся Паланг.
Дело было успешно завершено, и он отдал приказ отходить к площади, где стояли три шлюпки «Небесной Гурии». Делибаши покинули храм, окружив медленно ползущие транспортные машины. Первый грузовик уже въехал на пандус шлюпки, когда в километре от них над бассейном вспыхнуло слабое зарево.
Разведчики улетели в сторону свечения. Обе охранявшие плацдарм тактические группы развернулись цепью и залегли, готовясь прикрыть посадочную площадку от возможной опасности. Командир группы, отходившей со стороны лагеря паломников, торопливо докладывал:
— Аль-хазрат, эти бараны даже не пытались нас атаковать. Они боялись не нас, кого-то другого. Уже час стоят на коленях и плачут: «Он придет и покарает».
— Кажется, кто-то уже пришел. — Паланг пожал плечами. — Скоро узнаем.
Он подозвал брата. Втроем с Джахиром они взлетели над деревьями. Источник свечения находился примерно в миле от них, возле бассейна для жертвоприношений. По каменным плитам неловко ковыляла массивная фигура невиданного монстра.
Тварь была похожа на слона удвоенных размеров, с трудом передвигавшегося на задних — вернее, нижних — лапах. Вместо верхне-передних конечностей росли длинные щупальца — штук не меньше семи-восьми. Под хоботом разевалась зубастая пасть, а на спине обвисла пара длинных плавников.
— Очаровательное животное, — произнес Селим-бай. — Какая-нибудь местная экзотика, наверное?
— Галактика велика, — равнодушно ответил Паланг. — Много всякой дряни водится.
Его благодушие быстро улетучилось, когда монстр плюнул длинную струю огня, едва не зацепив подлетевшего слишком быстро разведчика-делибаша. Потом из глазниц светящейся туши ударили снопы лучей, угодившие в другого солдата-тюрбанца.
— Разведчики, вниз, — обеспокоенно крикнул принц Селимбай. — Огонь по гадине.
Пунктиры трассеров уперлись в громадное брюхо и брызнули во все стороны искрами рикошетов. Не прибавил успеха и лазерный обстрел. Чудовище продолжало шагать в сторону храма.
— Ходячий огнемет в бронированной шкуре, — прокомментировал полковник Смерть. — Никогда не слышал о такой фауне.
— Можно просто улететь, а можно сначала прикончить зверушку, а потом улететь, — задумчиво проговорил Селим. — Лучше прикончить.
— Хотя бы из спортивного интереса, — согласился Паланг и, вызвав командиров подразделений, начал диктовать приказ: — Огневые секции выдвигаются на рубеж…
Вооружившись световым карандашом, он набрасывал в планшете боевую задачу. Эта схема немедленно появлялась в таких же планшетах командиров групп и подгрупп. Стрелковые отделения, усиленные расчетами гранатометчиков, заняли позицию на окраине парка под прикрытием деревьев. Потом братья-командиры отдали приказ, и в монстра полетели килограммовые капсулы, из которых при разрыве выплескивались облака плазмы.
Такого натиска шкура монстра не выдержала. Первый взрыв оторвал чудищу плечо с гроздью щупалец, второй обуглил левую заднюю лапу, следующие попадания разворотили брюхо и чешуйчатый бок. Сияние заметно ослабло, а сам монстр, издавая пронзительные вопли, катался по камням, мешая точно прицелиться.
Счет выпущенным снарядам перевалил за второй десяток, когда удачное попадание снесло зверю башку. Лишь после этого тварь прекратила шевелиться.
— Контрольный залп, — приказал Паланг, потом подумал и вызвал крейсер. — Беннет, как только мы взлетим, положи несколько импульсов в бассейн. Может, там еще какая-нибудь пакость водится.
Когда они вернулись на площадь, первые шлюпки уже отправились на базовый корабль, а на их месте стояли другие, принимавшие последние машины и подразделения. Здесь же ждали отправки пленные. Увидев тюрбанских принцев, один из жрецов злорадно крикнул:
— Скоро здесь будет Древний Демон Космического Зла. Он расправится с вами, нечестивцы!
Придурка успокоили пинком под ребра, а принц Селимбай поручил Джахиру выбить из пленных побольше подробностей. Контрразведчик укоризненно покачал головой: дескать, не учи, как я должен делать свою работу. Не ответив ему, Селим проводил взглядом вползавший по трапу замыкающий грузовик. Затем подтолкнул брата к шлюпке и негромко произнес:
— Раз уж мы возвращаемся живыми, могу рассказать кое-что интересное… Принцесса Мадина клонирована и недавно была представлена высшему обществу Тюрбана. Наш резидент во дворце сообщает, что память оригинала записана клону с проблемами. Проще сказать, с пробелами…
Первые десятилетия своей жизни он провел в роскоши дворцов и спартанской строгости армейских гарнизонов. Последняя четверть века протекла в унынии казарм и нищете космопортов. Налицо была явная деградация. Если тенденция сохранится, финал бездарного существования окажется вовсе отвратительным.
Пришлось помотать головой, чтобы прогнать депрессивные мысли. «Я пока жив и должен бороться», — сказал он мысленно. Как обычно, разумные доводы действовали не слишком эффективно…
Цирцея пользовалась не лучшей репутацией. Это был типичный эмират, включавший несколько звезд и всего одну обитаемую планету. Крохотное население и скудость ресурсов делали Цирцею неаппетитной даже в качестве добычи. Поэтому, наверное, ни Королевство Карменсита, ни Федерация ни разу не пытались захватить этот убогий клочок Галактики.
Полковник Смерть покосился на Патрика. Инженер по-прежнему возился возле терминала, пытаясь взломать нейросеть и получить нужную командиру приватную информацию. Судя по раздраженному лицу парня, цель не была достигнута.
По-солдатски прямолинейный Зигфрид решил воспользоваться удобным моментом, когда много свободного времени, а посторонних поблизости не видно.
— Я так и не понял насчет сокровищ, — негромко заговорил старший абордажник. — Твои земляки увезли много ящиков. Больше, чем мы брали на Аидасе. Когда мы получим свою долю? Братва в растерянности.
— На прошлой неделе вы были готовы забыть об этих деньгах, — усмехаясь, напомнил Паланг. — Пойми, солдат, там было ценностей на десяток миллиардов. Ни один барыга не возьмет такую прорву объявленного в розыск антиквариата.
— А переплавить и продать в виде слитков? Пусть даже за десятую часть полной цены.
— Скорее уж за сотую… Мы сделаем лучше. Мои друзья с Бахуса вернут сокровища законным владельцам и получат вознаграждение, которое делится пополам. Одна половина — делибашам, вторая — нам. В самом плохом случае братве достанется десятка три миллионов.
— Неплохо, — признал абордажник. — С таким баблом даже завязать можно… А как они объяснят, где нашли клад?
— Официальная версия будет такая… Разгромлено гнездо межзвездного разбоя, где жрецы-мракобесы готовили захват власти сначала на Барбарии, а потом и в соседних системах. При этом убиты Фальконет и его ближайшие подручные. На крейсере «Прекрасная Елена» новый экипаж, не имеющий отношения к прежним преступлениям.
— Умно придумано, — вскричал восхищенный Зигфрид. — Братва это оценит.
Меланхолично кивнув, Паланг пересек зал ожидания, остановившись возле громадной прозрачной стены. Снаружи бушевала гроза. С чугунно-черного неба хлестали струи ливня, облака то и дела рассекались огненными ветвями молний. Грохот грома проникал даже сквозь толстые тройные стекла. Погода была как раз под настроение.
Где-то совсем рядом, не дальше десятка световых лет, находилась женщина, которую он считал потерянной навсегда. Точнее, вовсе не та женщина, но ее точная внешняя копия, ставшая вместилищем совсем другой личности. Как сказал брат, память записана с проблемами… Проще говоря, судьба продолжала жестоко над ним издеваться.
Сквозь нагромождения тягостных раздумий пробился шум — в зале началось движение. Очнувшись от переживаний, Паланг обнаружил, что пассажиры потянулись к кабинкам предполетной регистрации. Табло светилось извещением о начале посадки на пассажирский экспресс «Дорадо», выполняющий рейс Цирцея — Кастлинг — Афина — Аидас.
Зал заполнили входившие через все двери крепкие парни и девицы, в которых лишь самый наивный домосед не узнал бы профессиональных наемников. Полиция старательно делала вид, что не замечает оружия в их сумках. Оно и понятно — властям планеты будет спокойнее, когда беспокойные гости уберутся подальше.
Отряд из десятка громил провел на регистрацию немолодого, плохо одетого мужичка. Рядом шла симпатичная дама, следом ехал кар с чемоданами.
Стоявший рядом с Палангом пассажир в дорогом костюме, разукрашенном золотыми цепями, громко сообщил женщине в меховой накидке:
— Знаю этого старика — Ласло Хайек. Был рекламным дилером, в банке менеджером работал. А совсем недавно стал координатором операций в концерне «Тяжелые металлы и машиностроение». Умнейшая голова, эрудит, но совсем нет характера… Как-то мы с его хозяевами обмывали одну сделку, так Ласло перепил и раскололся, что до войны был известным журналистом-аналитиком, а теперь вынужден скрываться… Вот, не иначе, нашел Хайека кто-то влиятельный, кому он на мозоль наступил в прежнее время. И еще он говорил, что в годы войны потерял двух сыновей и готов отдать все на свете, лишь бы найти своих детишек.
Его спутница перебила нетерпеливо:
— Хотелось бы знать, зачем старый недоумок понадобился наемникам? И вообще, для чего Стар Террибл собирает столько головорезов?
— Готовится большое дело, не иначе.
И обладатель костюма с цепями таинственным шепотом напомнил о недавнем ограблении банка на Дублоне. Удивительным образом он приплел к этому преступлению наемников Стар Террибла, а также легенды про звездные сокровища и корабли-призраки.
Протолкавшись через плотную массу наемников, Паланг вернулся в секцию общей информации. Патрик оглянулся и, увидев командира, сделал успокаивающий жест: мол, дела идут в нужном направлении.
— Подождем еще немножко, — проворчал полковник Смерть. — Все равно в такую погоду шлюпка не взлетит.
— Наемники собрались стартовать, — сварливо заметил Зигфрид. — Большому кораблю погода нипочем.
— Да, наемники торопятся.
Он подумал, что на Кастлинге его пытался завербовать посланец знаменитого Маньяка — командира бригады «Головорезы Хаоса». Цирцея входила в зону ответственности бригады «Медуза Горгона», которой командовала безумная старуха по кличке Амазонка. Получалось, что на подмогу «Ночному кошмару» двинулись чуть ли не все наемники. Действительно, серьезные дела намечаются. Или Стар Террибл узнал, что правители Северной Зоны готовят большую междоусобицу, и решил стянуть на «Дальний Щит» все части, чтобы объединенными усилиями пережить опасные времена.
На всякий случай Паланг просмотрел подборку новостей, с запозданием поступивших из разных частей обитаемой Галактики. На интересующую его тему обнаружилось только интервью Стар Террибла, который заявил, что «Ночной кошмар» берет тайм-аут. Рядом светилась иконка репортажа о выступлении маршала Сузуки. Верховный правитель Семпера произносил ледяным голосом:
— Нападение настиан на Фомальгаут является агрессией против человечества в целом… Нам приходится вернуться к давней доктрине, гласящей: Вселенная — для людей… Те, кто против, будут уничтожены…
Заглушив чеканную речь маршала, в зале замурлыкал женский голосок:
— Грозовой фронт быстро уходит. Через полчаса разрешен взлет кораблям среднего тоннажа, через час — чистое небо.
И почти одновременно послышался радостный шепот Патрика:
— Командир, я сделал это! Возьмите, здесь все…
Инженер протягивал упрятанный в футляр кристаллический носитель. Чтобы прочитать запись, нужен был обычный видеофон, однако руки тюрбанца задрожали, и он потребовал:
— Давай коротко самую суть. Откуда, куда, где…
— Лайнер «Сфинкс», транснациональная компания. Завтра прибудет с Афины на Ромул, оттуда двинется на Сабрину, потом — на Юльдану. Сигнал бортового маяка записан, так что без проблем сможем отслеживать каждый зигзаг.
Зигфрид осведомился с придыханием:
— Много народу на борту?
— Ой, много… — Патрик заулыбался. — Полсотни аристократов, столько же крупных финансистов. И еще сотня непонятных людей и нелюдей. Наверное, мафиози.
Проглотив застрявший в горле ком, Паланг постарался говорить спокойно:
— То, что нам нужно. Через три-четыре дня мы станем еще богаче. Через неделю поставим крейсер на капитальный ремонт.
Корабль, с отключенными двигателями дрейфующий в межзвездной пустоте, невидим для приборов дальнего обнаружения. Почти трое суток пираты «Прекрасной Елены» ждали возле трассы, пропустили караван транспортов с неплохой, быть может, добычей. Наконец гравилокатор сообщил о приближении «Сфинкса».
Цель остановили выстрелом по курсу, и крейсер метнулся на сближение, забивая локатором все передачи с лайнера.
— Полковник, забудь свои армейские замашки, — в очередной раз предупредил обеспокоенный Зигфрид. — Наше дело не перебить всех, кто есть на борту. Это покойник Фальконет любил зря кровь пускать и трупы в штабеля складывать. А настоящие пираты…
Он вдруг умолк на полуслове, смущенный необычным взглядом командира. Вечно хладнокровный полковник Смерть нервничал или волновался. Голос его тоже дрогнул, чего прежде не случалось:
— Помню. Не проявив излишней жестокости, мы покажем, что соблюдаем кодекс пиратской чести, то есть мы — порядочные разбойники, поэтому заложникам ничего не угрожает… Между прочим, заложников может и не быть. Нам хватит содержимого сейфов.
Через полчаса абордажная команда ворвалась в лайнер через главный шлюз. Вооруженные маломощными короткоствольными игрушками, пираты разделились на три группы. Земляков-тюрбанцев Паланг отправил обыскать люкс-апартаменты, Зигфрид устремился в казино, а сам командир разыскал капитана «Сфинкса». Коллега смиренно выслушал приказ собрать всех пассажиров в главном салоне и осведомился:
— Которое помещение вы называете главным салоном? Гостиную торжественных приемов, банкетный зал, ночной парк…
— Банкетный, — быстро решил Паланг. — И ключи от сейфов.
Пассажиры этого дворца привыкли считать себя элитой, то есть могли бы проигнорировать приказ немедленно явиться куда-то к определенному сроку. Поэтому по трансляции объявили, что через четверть часа пассажирские палубы будут взорваны.
Пока родовая, финансовая и криминальная аристократия, ломая ноги, спешила в банкетный зал, пираты деловито почистили от излишков ячейки сейфов, собрав несколько миллионов наличными. Драгоценности Паланг посоветовал не трогать — наверняка все уникальные, хлопот не оберешься их продавать.
Дождавшись полного сбора, он прошел по рядам оробело притихшей элиты, отобрал больше дюжины пассажиров, отвел к бассейну и прикончил длинными очередями «Дятла». Остальные взвыли, дамы разрыдались, некоторые солидные джентльмены упали в обморок. Все, включая пиратов, с ужасом смотрели на полковника в ожидании еще более кровавого продолжения.
— Кемаль, Абдул, обыщите трупы, — приказал Паланг. — Думаю, у них в карманах и на пальчиках больше добра, чем было в сейфах казино.
Затем он направился к двум женщинам, которые выделялись красотой даже в этом заповеднике изысканной роскоши. Высокая — с пышными формами и змеиной талией — брюнетка и крупная, излишне расплывшаяся с возрастом блондинка были смертельно бледны и перепуганы. Рядом с ними стояли тюрбанцы, которым было велено обеспечивать безопасность пленниц. Земляки правильно поняли задание — доставили самих принцесс, их прислугу и багаж.
— Уважаемые дамы, вам придется продолжить путешествие на другом корабле, — буркнул Паланг. — Прислуга останется здесь.
Красавицы не решились перечить и покорно двинулись к тамбуру, окруженные веселой толпой пиратов.
Чуть позже, когда шлюпка швартовалась к «Прекрасной Елене», Зигфрид негромко сказал:
— Командир, я узнал одного из тех, кого ты убил. Брайтон Локс, один из самых крутых наркобаронов.
— Остальные тоже были известными преступниками, — кивнув, ответил Паланг. — Они погубили больше жизней, чем все пираты Внешних Зон. Как вы думаете, принцесса Леондора, они заслужили столь легкую смерть?
Зеленоглазая блондинка всхлипнула, но промолчала. А вот брюнетка странно посмотрела на пиратского вожака. Видеть эти светло-ореховые глаза было невыносимо, и Паланг отвел взгляд.
Свободных жилых помещений на крейсере не имелось, поэтому Паланг решил поселить пленниц в своей каюте, унаследованной от прежнего командира. Каюта состояла из двух секций, так что все разместились, на его взгляд, вполне комфортно. Принцессы почему-то считали по-другому.
— Что с нами будет? — спросила побледневшая Леондора.
Сочувственно вздохнув, Смерть изрек с мрачным видом:
— Вам предстоят долгие мучения, а потом вы почти наверняка умрете.
Испуганная девчонка, готовая расплакаться, пролепетала:
— Я не хочу умирать…
В отличие от нее, принцесса Мадина держалась спокойно. А вот газаватская наследница от страха даже родного брата не узнала… Он мстительно процедил:
— Никто не хочет, но все этим кончают!
Краем глаза он наблюдал за Мадиной. Клонированная мечта практически не отличалась от оригинала. Только взгляд изменился — стал жестким, презрительным. Паланг почувствовал, как просыпается желание — хотелось наброситься на нее, сорвать одежду, стиснуть в объятиях, впиться губами.
Вернулось наваждение, подарившее им почти целый год счастья в прошлой жизни. Увы, вернулось лишь к нему. Мадина-клон явно не узнавала его, хотя посматривала с каким-то хищным любопытством. Кажется, страх уже прошел, и возвращенная к жизни принцесса была в восторге от такого захватывающего приключения.
Чтобы скрыть волнение, полковник Смерть, скорчив зверскую рожу, прорычал: дескать, будете сидеть под замком, а меня дела ждут. Он действительно запер люк и направился в рубку, но по дороге наткнулся на сбившуюся в толпу половину экипажа во главе с Матвеем и Беннетом.
— Некрасиво поступаешь, командир, — укоризненно начал старший помощник. — Наш закон строго запрещает насиловать пленниц, за которых можно получить хороший выкуп.
— Какое там изнасилование, они и не думали сопротивляться, — засмеялся Смерть. — Шучу. Просто припрятал ценную добычу, чтобы лихие спейсмены не попортили.
— Зря беспокоился, — обиделся Беннет. — Мы — честные разбойники.
Стоявшая в задних рядах Жаннет сказала с облегчением:
— Говорила же — никудышний из него насильник. Не пострадает товар.
— Тебе виднее, — согласился Беннет.
Успокоенные этими заверениями пираты расступились, пропустив командира. Паланг продолжил путешествие по ярусам жилых и служебных палуб в раздумьях о сложностях разбойничьего бытия.
В рубку он вошел во вполне флегматичном состоянии. Навигаторы лениво слонялись между контрольными панелями, рассуждая о вероятном характере будущей войны.
— По-хорошему этим баранам следовало собрать свои флоты, договориться о временном союзе и спешить на выручку Фомальгауту, — мрачно изрекал штурман. — Только трудно ждать, чтобы они поступили разумно. Скорее всего, затеют новое братоубийство.
— Империя нападет на Республику, — уверенно заявил Граф. — Может быть, Империя вступит в альянс с Королевством или Федерацией.
— С обоими, — проворчал Родригес.
Воронцов и Сальвадоре завопили, что никогда не будет возможен союз столь яростных врагов — пусть даже против еще более ненавистного супостата. Палангу надоело слушать некомпетентный бред, и он прикрикнул:
— Отставить! Почему не вышли на полную скорость?
Штурман покосился на него, не скрывая неприязни. Взаимной, мысленно признал тюрбанец. Они невзлюбили друг друга с первого взгляда.
— Решение о дальнейшем курсе не было принято, — напомнил Хасан Родригес сухим официальным тоном. — По этой причине мы просто уводим крейсер подальше от места происшествия, пытаясь сбить со следа возможную погоню.
— Разумно, — так же сухо проговорил Паланг. — А теперь берите курс на Бахус.
Даже бывалые пиратские навигаторы растерялись, услыхав его приказ о конечном пункте движения. Второй пилот осторожно поинтересовался, не намерен ли командир поступить на имперскую службу. Палангу пришлось рассказать, что Бахус входит в состав Империи лишь номинально, фактически же эта планета пользовалась широкой автономией.
Пилоты и штурман выслушали короткую лекцию со скучающими гримасами. Похоже, политические детали не слишком интересовали ветеранов межзвездного беспредела. Главное для них — чтобы добыча ходила без охраны. Пока Паланг пытался объяснить, что так называемая Империя не слишком прочно контролирует два десятка миров, Хасан выдал варианты курса, а Жан-Луи посоветовал выбрать кратчайший.
— Можем недотянуть, — пояснил первый пилот. — Инженеры плакали, что механизмы вот-вот сдохнут.
Доводы звучали разумно, однако маршрут не устраивал Паланга, и командир принял другое решение:
— Пойдем не коротким курсом, а безопасным. Мимо Центуриона. Если что-то случится, сможем позвать на помощь. — Он помахал ручкой. — Я буду в своей каюте.
Однако с возвращением пришлось повременить. В коридоре возле командного отсека его поджидала Люсия. Основательно потрепанная недолгой жизнью девка истово верила в собственную неотразимость, равно как в право спать со всеми командирами. По этой причине канонирша преследовала Паланга с намерением склонить к сожительству и сильно переживала, что полковник остается равнодушным к ее чарам.
Сегодня, чтобы исключить даже малейшую возможность отказа, она оделась предельно вызывающе. Точнее выражаясь, не оделась, а разделась. На Люсии были коротенькие шорты и узкая маечка, закрывавшая татуированное тело меньше, чем это сделал бы стандартный лифчик.
— Давай в другой раз, — взмолился Паланг.
— Когда? — хрипло проворковала Люсия и закашлялась. — Я просто изнываю. Скажи — когда?
— Даже не знаю, — честно сознался тюрбанец. — Я ведь старенький, у меня оно редко получается.
На его счастье, в коридоре появился кок, тащивший пакеты с ужином для пленниц. Паланг отослал Афанасия, сказав, что сам отнесет изысканные угощения и попытается объяснить принцессам, что ничего лучшего корабельный синтезатор изготовить не способен.
Обиженная Люсия кокетливо напутствовала командира:
— Ну смотри, я ведь и приревновать могу.
«Только тебя не хватало, — мысленно заскулил полковник Смерть. — Надо было пристрелить эту сучку вместе с Мюрреем».
Брезгливо изучив содержимое пластиковых упаковок, Мадина поморщилась и осведомилась:
— Вы это едите? Тогда можно понять, отчего пираты такие свирепые…
— Желаете сесть на голодную диету? — Паланг прислушался, но в соседней секции было тихо. — Как там Леондора? Перестала плакать?
— Спит. Я дала ей успокоительное. Бедняжка так сильно переживала…
Голос принцессы звучал насмешливо. Племянница узурпатора словно дразнила его — близостью, непочтительными речами, блеском глаз, колыханием груди под тончайшей золотистой тканью сорочки.
Подмигнув, она ускользнула в смежную комнатку и вернулась через минуту, держа в руках бутыль и пакет, источавший аромат копченой рыбы.
— Вы были так любезны, уважаемый разбойник, — произнесла Мадина, надменно скривив пухлые губы. — Даже не отобрали багаж. Там нет оружия, только женские тряпки и немного деликатесов.
Она неловко разложила на столе баночки с икрой, упаковки рыбного и мясного ассорти. Правильно поняв намек, Паланг нарезал хлеб из корабельного пайка и откупорил «Зеленое чудовище» полувековой выдержки. Продолжая посмеиваться, принцесса небрежно скинула замшевый пиджачок, обнажив роскошные смуглые плечи.
— Ваше здоровье, ханум, — сказал Паланг, подняв чашку.
Она с отвращением посмотрела на пластиковый сосуд, на толстенные ломти хлеба, однако проглотила коньяк в три глотка и с аппетитом приступила к трапезе. После второго — за приятное знакомство — тоста Мадина предложила выпить просто так, без слов.
— Вы намерены продать нас в рабство или получить выкуп? — поинтересовалась она и вдруг заговорила без пауз: — Ты родом с Тюрбана, убийца? Ты должен знать, кто я… И ты наверняка очень долго слонялся среди звезд, раз выслужился и стал командиром шайки таких же, как ты, убийц и грабителей. Так вот, я — клон принцессы, убитой во время какого-то мятежа. Это тело родилось из пробирки двадцать лет назад, и уже десять лет в мой мозг записывают память женщины, которую я должна заменить. Родителям, видите ли, захотелось вернуть к жизни любимую наследницу. Ты знаешь, на какие адские муки обречена девушка из семьи падишаха? Я не имею права любить, флиртовать, заводить романы, потому что мужа мне выберет семья, и в постель этого ублюдка я должна лечь девственницей. Мне дозволено лишь безропотно ждать дня, когда старшие объявят свою волю. У меня тело взрослой женщины, во мне бурлят гормоны и животные позывы, я изнываю от желаний, утолить которые смогу лишь после свадьбы с нелюбимым мужчиной. Но даже замуж мне выйти нельзя, потому что по закону я все еще считаюсь замужней. До тех пор, пока наемники дядюшки-падишаха не разыщут и не прикончат старика, который был женат на моем оригинале, я обречена страдать и медленно сходить с ума… Но если меня изнасилует грязный бандит, космический убийца — семье придется закрыть глаза на мой невольный грех. Я умоляю тебя, тюрбанец, помоги несчастной…
Он был не в силах ей отказать, да и не собирался отказываться от единственной, быть может, возможности еще раз насладиться этим бесподобным телом. Он лишь спросил хриплым подрагивающим голосом:
— Не боишься того, что случится в брачную ночь? Говорят, у вас невест до сих пор проверяют на девственность специальным прибором — чтобы все было натуральное, а не заштопанное.
— Ерунда. — Она отмахнулась. — Какой жених посмеет упрекнуть принцессу? Будущего мужа интересует вовсе не моя непорочность, а мое приданое и членство в семье падишаха. Этот подонок…
Мадина не смогла договорить. Паланг жадно набросился на нее, почувствовал знакомую сладость влажно полуоткрытых губ, грубо сорвал скудную одежду и повалил на узкую койку.
Безумие продолжалось не меньше часа. Паланг даже не предполагал, что способен ставить подобные рекорды, словно опять превратился в молодого жеребца. Хотя, конечно, шестилетней давности терапия в клинике омоложения должна была рано или поздно проявиться чем-нибудь более серьезным, чем изменение формы лица.
Сказка кончилась внезапно, когда Мадина резко высвободилась из его объятий, покинув жестковатое ложе порока. Убийственно покачивая тяжелыми, но изящными бедрами, принцесса направилась к душевой кабинке и, открыв дверцу, небрежно съязвила:
— Я сильно подпортила твой бизнес, пират. Выкуп за обесчещенную пленницу будет небогатым. Вдобавок моя семья пожелает отомстить подлому насильнику. Я хорошо подшутила над тобой…
— Не слишком… — К ее удивлению, пиратский командир беззаботно рассмеялся. — Я вовсе не собирался клянчить выкуп у Эмирхана. Крейсер держит курс на планету, где скрывается твой бывший муж. Послезавтра тебя уложит в свою кровать генерал Омар Газават, и ты сможешь вкусить прелести законного секса.
На лице Мадины появилась гримаса удивленной задумчивости. Вздохнув, она буркнула:
— Ты еще и сводник…
Принцесса зашла в душевую, заперевшись изнутри. Чуть позже, когда она вернулась в свою койку, а опечаленный Паланг собирался устроить ночной обход корабля, из смежной комнатки появилась заспанная Леондора.
— Мадина спит и бормочет что-то во сне, — пожаловалась она. — Чем ты напугал бедную девочку?
— Ума не приложу. Я все больше молчал. Говорила бедная девочка.
— Наверное, детку напугали твои угрозы.
— Какие именно? — Он искренне удивился.
— Ты говорил, что будешь нас мучить, а потом убьешь…
Паланг и забыл об этой шутке. Засмеявшись, он сказал примирительно:
— Не припоминаю. Наверное, хотел сказать, что не могу гарантировать вам бессмертия.
— Нет, ты говорил о долгих мучениях, — упрямо повторила Леондора.
— Ах это… — Он отмахнулся. — Я имел в виду предстоящую вам долгую жизнь, которая, по сути своей, не что иное, как цепь непрерывных страданий.
— Пират-философ, — презрительно резюмировала принцесса.
Его снова трепала черная хандра. Любимая женщина, объект многолетних безнадежных мечтаний, вернулась из небытия, превратившись в бездушную похотливую стерву. Возможность присоединиться к Дьяволу он упустил по собственной глупости. Впереди снова ждали казармы, кубрики пиратских кораблей и уже скорая битва за родную планету. Игра по имени Жизнь была проиграна, а последующее существование рисовалось в мрачных красках и тоскливых тонах.
Он ошибался — судьба не собиралась обрекать мнимого Паланга Агабекова на пытку тоскливым однообразием. Незатейливые развлечения, коими столь обильна кочевая жизнь космических разбойников, начались уже в рубке. Паланг имел удовольствие наблюдать далекую от уставных требований церемонию приема-сдачи вахты.
— Садись и не сдохни от скуки, — вяло пробормотал Сальвадоре Энцо и проворно сбежал.
— На приличных кораблях младший штурман вахту не стоит, — сказал закрывающемуся люку новичок-тюрбанец по имени Борис Памирский. — Командир, такому крейсеру по штату полагается еще два пилота, штурман, десяток артиллеристов и…
— Это пиратский корабль, здесь абордажники нужны больше, чем пушкари. — Паланг вздохнул. — Патрик, ты почему не спишь?
Вместо ответа мальчишка-инженер громко зевнул, жестом показал на видеофон и включил запись. На голограмме побежали кадры ночного боя на Блайзере. Съемка, видимо, велась с орбиты, то есть внешними камерами «Прекрасной Елены». Изображение получилось мутным и слегка размытым из-за многократного увеличения, но нетрудно было различить громадную тушу монстра, идущего в атаку сквозь выстрелы делибашей.
— Поговорим без посторонних, — совсем тихо произнес Патрик, показав на Бориса движением бровей.
Они уединились в отсеке жизнеобеспечения, и Паланг осведомился:
— Где ты нашел этот фильм ужасов?
— Видеофайл записан в нейросети крейсера. За последние сутки файл трижды передавался гравитограммами, когда мы проходили вблизи ретрансляторов. Адресат — бесплатный веб-сайт сети ИнтерСтар. Изображение сопровождается зашифрованным аудиотекстом, я не смог раскодировать. Это какая-то суперновая криптосистема, мои программы-взломщики бессильны.
— Короче говоря, среди нас затесался агент серьезной спецслужбы, — резюмировал полковник. — Было бы странно, если бы шпионские конторы не внедряли осведомителей на пиратские корабли… Но этот провокатор не предупредил своих хозяев о нападении на Дублон и про перехват «Сфинкса». Либо сообщил, но хозяев это не побеспокоило. Почему-то их интересуют события на Блайзере… Как это понимать?
— Загадка, командир, — согласился Патрик.
Утром его вновь атаковала Люсия, потом канониры, механики и прочие специалисты долго жаловались на неисправности, которые надо срочно устранить.
— Распределитель готов накрыться в любую минуту, — прямо заявила Жаннет.
— И турбоприводы тоже, — добавил инженер. — О «сетке» я уже не говорю. Давно износилась.
Паланг издал страдальческий стон. Бортинженер Артур Саркисов был старым и опытным спейсменом. За тридцать с лишним лет ветеран поменял не один десяток гражданских и военных кораблей, большую войну закончил в звании капитана 2-го ранга, потом судьба забросила его в имперский флот, из которого Артур был изгнан за крамольные высказывания. В конце концов, чтобы прокормить многочисленную семью, он оказался на «Прекрасной Елене». Если Саркисов говорит, что главный двигатель вот-вот сдохнет, значит, так оно и есть.
— На Бахусе нам «сетку» не отремонтируют, — буркнул Паланг. — Может…
Бортинженер темпераментно перебил командира:
— Во-первых, эти лохмотья невозможно ремонтировать, придется ставить новый комплект. Пусть даже не совсем новый… Во-вторых, до Бахуса мы не дойдем. Надо бежать в ближайший большой нейтральный порт вроде Блайзера или Цирцеи. На черном рынке пригодная к работе «сетка» стоит миллиона полтора.
— Деньги найдем… — Паланг лихорадочно продумывал варианты. — Надо решать…
Он вернулся в рубку, где Хасан и Жан-Луи вяло переругивались, вспоминая давние обиды. Узнав о возможной в скором времени аварии, Граф только отмахнулся — новая беда ничего не прибавляла к прочим причинам его черной меланхолии. А вот Родригес, наоборот, сильно занервничал и включил карту Зоны. Ближайшей планетой, где можно было устроить ремонт, оказался Хеллас — густонаселенный мир, входивший в Королевство Карменсита. Штурман сказал, сокрушенно закусив губу:
— Будь у нас в запасе двое суток, дошли бы к твоим друзьям в Республику.
— Артур уверяет, что запаса нет, иначе бы я продолжил движение на Бахус, — сообщил Паланг. — А в Королевстве у нас могут быть проблемы. Примерно как у тебя в Республике.
— Тебя ждет приговор королевского суда? — заинтересовался Граф.
— И федерального тоже… — Полковник Смерть решительно переключил видеофон в режим общей трансляции. — Всем свободным от вахты собраться в пустом трюме номер три. Есть серьезный разговор.
На сходке бортинженер объявил уточненный прогноз: главный двигатель «Прекрасной Елены» продержится не больше суток, если двигаться экономическим ходом и не выполнять экстремальных маневров вроде резкого изменения курса или торможения с последующим разгоном.
— Одно торможение мы выдержим, — почти уверенно пообещал Саркисов. — Разогнаться после этого уже не сможем.
Пираты зашумели, выкрикивая ожесточенное пожелание немедленно взять курс на обитаемую планету, где можно будет организовать ремонт или хотя бы завербоваться на другие корабли.
— Идиоты, никто вас не возьмет, — заорал Зигфрид. — Все джентльмены удачи знают, что у нас карманы набиты купюрами. Сразу зарежут! Нам теперь одна дорога — держаться вместе.
Довод подействовал, и толпа малость утихла. Паланг кивнул штурману, который перечислил четыре планеты, до которых они имеют шанс дотянуть без выполнения резких маневров. Шум сменился разочарованным ворчанием.
— Вот именно, — сказал Паланг. — На трех планетах мы можем разве что купить более-менее чистые ксивы и разбежаться, бросив корабль. На Хелласе есть прекрасные судоремонтные заводы, но всех нас ждет тюрьма или даже виселица. Конечно, можно и разбежаться — каждый получит свою долю.
— Хорошая мысль, — заметила Жаннет. — Мне, честно говоря, такая жизнь стала надоедать.
Вслух ее поддержали немногие, причем не самые авторитетные на борту персоны. Однако в глубине души готов был завязать с пиратским бизнесом чуть ли не каждый третий.
— Жалко терять хороший корабль, — задумчиво произнес полковник. — Поэтому предлагаю направиться к Хелласу. Кто захочет, смогут уйти. Остальных я приглашаю завербоваться в королевский флот.
Перекрикивая дикие вопли братвы, он напомнил, что генерал Круз обещал пиратам полную амнистию. Наверняка, вопил Паланг, нам и ремонт сделают бесплатно, а там видно будет.
— Даже если заставят воевать — дело знакомое, — сказал Беннет. — Не впервой малые планеты штурмовать.
— Не собираюсь я воевать за его величество, — отмахнулся Смерть. — Как только войдем в их пространство, объявим, что решили вступить в королевский флот и что корабль нуждается в ремонте. Осмотрят нашу технику — поверят. Потом сдадим добычу, которую никто не берет, — поверят вдвойне. Пусть нас подлатают, а там посмотрим, что делать дальше. Скорее всего — сбежим при первой же возможности.
Пираты притихли. Столь сложная комбинация плохо укладывалась в их простодушные понятия. Наконец штурман потребовал:
— Объясни попроще. Ты хочешь отремонтировать крейсер за счет королевской казны, но воевать за короля не собираешься?
— Разумеется… — Полковнику пришлось переждать долгую бурю хохота. — Пусть «сетку» и еще кое-какие агрегаты заменят — только нас и видели.
Даже мрачный Родригес признал, что замысел заслуживает одобрения. Младшим чинам тоже понравилась идея обмануть будущих нанимателей.
Обсуждение деталей продолжилось, когда командир с дружками перекочевали на камбуз. Матвей сообщил, что в детстве смотрел старый фильм про средневековых корсаров, которые записались во флот какой-то большой страны, получили жалованье, а потом снова вышли в океан на своем паруснике и занялись морским разбоем.
— Был такой фильм? — поразился Патрик. — А я только книгу читал.
— Он еще и книги читает! — Старпом-оружейник сокрушенно покачал головой. — Пропащий ты парень. Не выйдет из тебя толку.
Впрочем, все мгновенно забыли о безрадостном будущем инженера по нейросетям. Намного сильнее пиратов интересовали перспективы глобальной, то есть в масштабе всей Северной Зоны, политики. Граф блеснул неожиданной эрудицией и близко к тексту изложил общеизвестные сплетни о скорой войне между четверкой главных держав Севера. Из неизбежности этого конфликта пилот сделал неожиданный вывод:
— Они друг дружку пощипают, а для нас раздолье начнется. Если отсидимся в тихом месте, то после войны у правительств не останется кораблей, способных за нами угнаться.
— У нас на Бахусе перезимуем, — заверил Паланг. — А потом сможем большие дела проворачивать. Очень большие.
Его поняли неправильно. После слов командира наступила мертвая тишина, затем Зигфрид восторженно выдохнул:
— Ты собрался найти корабль-призрак!
Пожалуй, с подобным почтением во взглядах на него смотрели всего дважды — дней десять назад после разговора с Дьяволом, а также давным-давно, когда 113-й полк штурмовой пехоты зачистил болотистый полуостров-субконтинент на Блайзере. Впрочем, оба раза восхищение было хотя бы оправданным. Но ведь не сейчас…
— Ни при чем тут призраки, — отнекивался полковник Смерть.
Никто не слушал его возражений.
Зигфрид со знанием дела поведал, как в первые дни большой войны началась эвакуация приграничных миров. В эти дни с загадочной планеты Драконда стартовал транспорт «Снежная королева», который взял курс на Землю, причем двигался в сопровождении крейсера «Оверлорд». В трюмах «Королевы» командование спасало сокровищницу древнейшей цивилизации, для изучения которой и был организован сверхсекретный научный центр Драконды. Однако на трассе их перехватили корабли Настиарны. Крейсер погиб в бою, задержав противника, но и «Снежная королева» не смогла уйти: шальной снаряд пробил бортовую обшивку, весь экипаж задохнулся, а мертвый транспорт до сих пор слоняется между звезд. Несколько раз сигналы его маяка были зафиксированы, хотя саму «Королеву» догнать не удалось.
— Не так все было! — азартно перебил абордажника Граф. — Это был пассажирский лайнер, назывался он «Проксима», и не с Драконды эвакуировали сокровища, а с Горгоны. Я тогда служил на фрегате «Леопард». Эскадра Чанга Катранова ушла отбивать наступление настиан, а наш отряд защищал внутренние трассы. Я своими глазами видел, как «Оверлорд» и «Проксима» пробили атмосферу Горгоны и ушли куда-то в Южную Зону…
Глаза братвы загорелись пуще прежнего. Только желчный штурман Родригес проговорил насмешливо:
— Я слыхал не меньше дюжины вариаций на тему этой легенды. Но в основном говорят про корабли, покинувшие Горгону, Драконду или Тмутаракань и тому подобные миры, превращенные в пыль кварковыми боеголовками. И груз на них был не поймешь какой — библиотека древних предтеч, золотой запас Федерации, коллекция бесценных произведений искусства…
Разочарованный его скептицизмом Патрик жалобно спросил:
— Так что же, нет никаких призраков с сокровищами? Что скажете, командир?
— Понятия не имею. — Паланг с виноватым видом развел руками. — Это ваши, корсарские легенды. У нас в пехоте своя мифология, туманные слухи о кладах, закопанных на разных планетах. В том числе и на астероидах, в которые превратилась та самая Драконда… Но я думаю, что сокровища в Северной Зоне все-таки есть, и мы постараемся их найти.
Возвращаясь в каюту, он отразил очередной натиск начинавшей звереть Люсии. Отговорки вроде того, что надо не развлекаться, а пленниц охранять, действовали не слишком успешно.
На его счастье, этой ночью Мадина снова наведалась в комнатку бывшего полковника. Кажется, клонированная принцесса распробовала запретное удовольствие и уже не могла остановиться.
Агрегаты крейсера стали отказывать, когда до Хелласа оставалось не больше пяти часов хода. Скорость пришлось снизить почти вдвое, но дистанция позволяла послать гравиграмму и вызвать помощь с ближайшей базы Адмиралтейства. Узнав, что пираты решили присягнуть королю, штабные чины удивились, однако буксир все-таки выслали.
Уже на подступах к системе «Прекрасную Елену» окружили боевые корабли — легкий крейсер, фрегат и пара корветов. Пираты на борту присмирели, недавний энтузиазм сразу обернулся страхом и озлоблением. Паланг несколько часов подряд не покидал пост дальней связи — вел непростые переговоры с местным командованием. Хорошо хоть, собеседники оказались давними знакомыми: расквартированной здесь эскадрой командовал вице-адмирал Федор Донгаров, а комендантом системы на прошлой неделе был назначен и вовсе ближайший приятель — корпусной генерал Альфонсо Круз.
К ужину полковник покинул бортовую гравистанцию, получив заверения, что крейсер со всем экипажем и находящимся на борту имуществом зачислен в списки королевского флота.
— В общем, договорились, — сообщил он, собрав братву на очередную сходку. — Все преступления совершены негодяем Фальконетом и его подручными, которых убили возмущенные члены экипажа. Кроме того, нами разгромлено гнездо заговорщиков на Барбарии, а также освобождены две тюрбанские принцессы.
— А как же амнистия? — взвыли несколько голосов.
— Амнистия будет после сражения, — объяснил Паланг. — Для тех, кто вернется живым… И еще, чуть не забыл. Придется отдать награбленное Фальконетом.
Переждав яростные вопли негодования, он продолжил, посмеиваясь:
— Отдадим фальшивые купюры с почтового курьера. И то барахло из второго трюма, от которого все скупщики краденного морды воротят.
Даже вечно угрюмые Воронцов и Родригес присоединились к громовому хохоту. Пираты смотрели на командира с таким восхищением, словно он отыскал для них целую эскадру кораблей-призраков. Паланг не обольщался — совсем недавно та же самая команда не менее страстно боготворила Фальконета. Уголовники не отличаются постоянством, как стая гиен, — сегодня тебя считают другом, а завтра вышвырнут за борт в дырявом скафандре. Или вовсе без скафандра, хотя разницу трудно назвать принципиальной.
Пиратский крейсер был отбуксирован на позицию, которая простреливалась несколькими батареями орбитальных крепостей, после чего к «Елене» пришвартовался адмиральский катер, с которого высадилась дюжина старших офицеров во главе с Донгаровым и Крузом.
— Возвращение блудного племянника, — гаркнул Федор, обнимая Паланга. — Ну, показывай, с чем прибыл.
Альфонсо добавил, улыбаясь надменно и в то же время дружелюбно:
— Раньше надо было вербоваться. А то флот уже собран, через неделю выходит на маневры.
— Поглядим еще, на что похож этот гроб, — сказал Донгаров. — Может, и не стоит ремонтировать. Раскидаем экипаж по другим кораблям.
— А тюрбанских девок отправим прямо сейчас, — рассудил Крузейро. — Мы к тебе надолго пожаловали. Катер три раза успеет слетать туда-сюда.
Ошарашенный столь загадочным началом встречи Паланг поручил Матвею и Хасану провести гостей по кораблю, а сам поспешил к пленницам. Он сопровождал женщин до катера и перед расставанием задал Мадине вопрос, который так беспокоил его на протяжении последних дней:
— Ты уже знаешь своего будущего мужа?
— Еще бы! Полковник дворцовой гвардии, собутыльник падишаха, редкостный подхалим, подлец и племенной бычок, — сообщила она с отвращением. — В общем, образец тюрбанской породы… Иногда я даже молюсь, чтобы дядюшкины агенты не скоро добрались до Омара Газаватского.
— Забудь о них, — шепнул Паланг. — Может, скоро я к тебе сватов пришлю.
Глаза Мадины наполнились ледяным презрением.
— Очень ты мне нужен, — сказала принцесса и рассмеялась. — Тебя и близко к дворцу не подпустят.
Люк шлюза захлопнулся, и Паланг долго смотрел сквозь иллюминатор вслед уходящему катеру. Сказка кончилась, вместе с ней завершился очередной отрезок его бездарной жизни. Словно гроздь снежинок во власти безумного шторма…
Комиссию Адмиралтейства он догнал на жилой палубе. Матвей тихонько доложил, что высокие гости уже осмотрели оружейную часть и даже подивились неплохому состоянию пушек и торпедных аппаратов. Беннет подмигнул командиру — многозначительно и самодовольно.
Круз недовольно покосился на шепчущихся пиратов. Они с Донгаровым слушали доклады своих офицеров, водили пальцами по голографическим линиям чертежей, хмурились и неразборчиво бормотали. Наконец адмирал вынес решение:
— Можно за неделю привести корабль в чувство. Ремонтные бригады освободились, так что бросим сюда всех монтажников. Запчасти на складе пока есть, орудия у этих бандитов ремонта не требуют, а «сетку» поставим новую.
— Не такая уж она новая, — фыркнул Крузейро. — Наверняка из могильника…
— И генераторы защитного поля не работают, — напомнил Матвей. — Не найдется у вас на складе лишнего?
— У генерала Круза найдется абсолютно все, — нагло заявил полковник Смерть.
Бывший комендант базы «Центурион — Дальняя» обиделся и раздраженно бросил:
— Что вы натворили с жилыми отсеками? Согласно проекту, на таких кораблях должно быть четыре кубрика на десяток матросов каждый. А эти пижоны два кубрика превратили в трюмы для награбленного и два других рассекли перегородками, превратив в однокоечные каюты.
— Прошу прощения, генерал, мы к этой перестройке отношения не имеем, — возмутился Паланг. — А за действия прежней команды и бандита Фальконета отвечать я не собираюсь.
— Ясно, ясно, комфорта захотелось, — отмахиваясь, фыркнул Донгаров. — Экипаж вдвое сократился. Ничего, за сутки снесем переборки и поставим двухъярусные койки.
— Для первых операций хватит и неполного личного состава, — намекнул Паланг. — На борту две дюжины опытных спейсменов, которые вполне справляются…
— Подумаем. — Адмирал прищурился. — Пошли к тебе, дезертир, есть серьезный разговор.
В командирской каюте Федор присел на тумбочку и кивнул Крузу. Тот заговорил негромко, доверительным тоном:
— Мы в любую минуту ждем приказа начать боевые действия. Но, поверишь, сами не знаем, с каким врагом придется воевать. Ты человек вольный, тебе все равно. А мы к дисциплине приучены, любим ясность.
— Ты на разных планетах бываешь, — вставил Донгаров. — Может, слышал что-нибудь интересное…
— И думать нечего. — Паланг усмехнулся. — Северная Республика давно поперек горла у остальных держав. Поэтому три разбойника сообща пойдут на Дьявола. Чтобы не шептались верноподданные: дескать, в Республике нет коррупции, покончено с безработицей, инфляцию и оргпреступность усмирили.
— Мы с Федором тоже примерно так думаем, — признался Круз. — А ты, значит, готов сражаться против Дьявола?
— Прикажут — будем стрелять, — сказал тюрбанец и ехидно поинтересовался: — Или вам хотелось бы с другим врагом помахаться?
После долгих вздохов и проклятий Донгаров осведомился, нет ли хорошей выпивки, и был весьма удивлен, узнав, что сидит на ней. Попросив адмирала подвинуться, Паланг достал из тумбочки бутылку коньяка, которую Мадина то ли забыла прихватить, то ли решила подарить на прощание. Вылакав полную чашку, Федор буркнул:
— Альфонсо, найди для них нормальную кухонную посуду. — Затем вновь обратился к тюрбанцу, зачем-то понизив голос: — Мы сначала думали, что правительства договорятся объединить четыре флота и двигать на выручку Фомальгауту. Но нет, настианские купцы по-прежнему ходят на Карменситу и Цирцею… К твоему сведению, даже в сумме три союзника не намного превосходят Республику. Дьявол легко не сдастся, все корабли превратятся в обломки. И кто же тогда станет главной силой в Северной Зоне?
— Настиане, — предположил Паланг.
— Точнее, их наймиты. — Донгаров снова разразился богохульственными непристойностями. — Храм Древних Демонов — слыхал о таких?
Паланг поведал, как на прошлой неделе участвовал в разгроме капища на Барбарии. «Ну, конечно, без тебя там не обошлось…» — начал было Круз, но подробности происшествия отбили у старого ворюги охоту шутить. К удивлению тюрбанца, веселое приключение батальона делибашей повергло королевских военачальников в ужас.
Не дослушав рассказ о расстреле монстра, Донгаров застонал и принялся расписывать жуткий сценарий ближайших событий. По его словам, когда в короткой схватке погибнут главные силы флотов, все государства немедленно затрещат по швам. В этот момент религиозные мракобесы выползут из своих убежищ, и жрецы предъявят откормленных человечиной монстров. Суеверную массу подобная демонстрация убедит, что Древнее Зло действительно вернулось, а боевики перестреляют колеблющихся и трезвомыслящих. Храмы, существующие сегодня на десятке планет, объединят новую державу, построенную на изуверском беззаконии.
— Ты представляешь, какое будущее нас ждет? — восклицал захмелевший командир эскадры.
— С трудом, — Паланг поцокал языком. — Будет хуже, чем сейчас.
Он давно полагал, что послевоенное мироустройство не имеет права на существование. Гибель нынешних держав ничуть его не пугала. Другое дело, что должна выжить Северная Республика, да и Настиарну следовало наказать, а для этого требовалась мощная военная группировка.
Вывод получался простой: воевать против Дьявола нельзя. Может, один крейсер — не великая сила, но пусть у Королевства станет на крейсер меньше, а у Республики — на крейсер больше.
Проводив комиссию, Паланг вызвал к себе всех тюрбанцев и подробно изложил свое понимание ситуации. Земляки согласились с командиром, но спросили, как он собирается действовать, когда их эскадра двинется против республиканского флота. Дернув плечом, полковник Смерть сказал небрежно:
— Мы сбежим, как только получим полный боекомплект.
— Ко всем чертям? — засмеялся Памирский.
— Не ко всем, — совершенно серьезно ответил Паланг. — Прямым ходом к Дьяволу.
Четверо суток «Прекрасная Елена» провисела над Хелласом, развернув многометровые секции брони, чтобы открыть монтажникам и вакууму свободный доступ во внешние технологические отсеки.
В первые же часы аврала ремонтная бригада заменила «звездную сетку» и занялась реакторами. Потом начался полный беспредел: рабочие безжалостно выдирали целые блоки агрегатов, заменяя дряхлое оборудование чуть более новым и относительно работоспособным. Уродливые генераторы силовой защиты, вышедшие из строя как бы не в прошлом десятилетии, были срезаны и вместо них поставили вполне функциональный комплекс. Кроме того, на крейсер установили дополнительные батареи пушек ближней самозащиты и новые броневые плиты вместо пострадавших в боях.
За эти дни команда отдохнула в орбитальном блокшиве, получила свежее обмундирование и вконец обленилась. Малина кончилась, когда внешнюю обшивку снова задраили, а экипаж вернули на корабль, чтобы совместно с бригадой наладчиков заняться окончательной доводкой оборудования. К исходу сотого часа с начала ремонтных работ крейсер довольно сносно выполнял команды центрального управления.
Утром дня пятого полковника вызвал командир эскадры. Разговор завязался не сразу — Донгаров был занят прослушиванием речи вражеского президента. Паланга вице-адмирал явно не стеснялся, — видимо, считая старые их совместные приключения достаточной причиной доверия.
Генерал Сокольский говорил с голограммы, что Северная Зона, как второй после Солнечной Федерации очаг человеческой культуры, не должна разрушить себя в бессмысленном братоубийстве новой гражданской войны. Дьявол призвал правителей Империи, Королевства и Федерации проявить политическую мудрость и объединить усилия в борьбе против настианской экспансии.
Затем президент Северной Республики стал рассказывать о заговоре, который направляется спецслужбами Настиарны, финансируется Межзвездным финансовым альянсом, а главным исполнителем путча будет банда марионеточных жрецов Древнего Космического Зла. Дьявол продемонстрировал кадры, снятые камерами «Прекрасной Елены», после чего объяснил в предельно доступной форме: с помощью настианских ген-дизайнеров клонированы чудовища, предназначенные запугать стремительно деградирующих обывателей Северной Зоны. В такой обстановке силовые ведомства великих держав будут деморализованы и не решатся оказать серьезное сопротивление мятежникам.
Он закончил выступление вежливым призывом одуматься и понять, что соседним режимам грозит опасность пострашнее, чем вымышленные происки Северной Республики.
— Слышал? — строго поинтересовался Донгаров, когда файл прокрутился до последнего килобайта.
— Не глухой.
— И что думаешь?
Из этой записи полковник Смерть сделал важный вывод, делиться которым с адмиралом вовсе не собирался. Вывод был очевиден: кто-то из офицеров «Прекрасной Елены» передает важную информацию спецслужбам Северной Республики. Удивляться не стоило, потому как на разведку Дьявола работало немыслимое число осведомителей на разных планетах Центральной и Внешних Зон.
— Дьявол умный, — изрек банальность тюрбанец. — Знает, что говорит.
— Дьявольски умный, — согласился адмирал. — Наверное, поэтому его так боятся… Как только наладится синхронизация твоих движков, поведешь крейсер в испытательный пробег.
— Я думал… — начал Паланг.
— Приказа думать не было! — отрезал командир эскадры. — Думать вообще вредно. Особенно военному человеку, какие бы приказы он ни получал от вышестоящего начальства.
Кажется, адмирал догадался, что произнес нечто чрезмерное даже по армейским меркам, и набычился. Потом с мрачной рожей осведомился, не желает ли полковник избавиться от каких-нибудь членов экипажа. Не дожидаясь ответа, Донгаров намекнул, что из пехотинца хорошего командира корабля не получится, поэтому решено перекинуть на «Прекрасную Елену» десяток профессионалов, а заодно убрать пиратов, которых полковник Смерть считает гнилыми и ненадежными.
Ошеломленный тюрбанец мысленно перебрал свою команду и решил, что хорошо бы списать на другие корабли Клода Линка, Сальвадоре Энцо и еще троих дружков Фальконета, которые не простили ему расправы с прежним вожаком. Смущал, однако намек на его, Паланга, некомпетентность в командирском амплуа.
— Кого мне сватаете? — спросил он подозрительно.
— Хорошие спейсмены, бывалые, — успокаивающе прорычал адмирал. — Очень опытный офицер на должность старшего помощника, он у меня старшим был… еще дадим пилота родом с твоего Тюрбана, унтер-офицеров к тебе переведем, матросов, канониров, механиков. Не пожалеешь.
Паланг вернулся на крейсер в сомнениях. Вроде бы все честно было, но не мог он отделаться от впечатления, что обведен вокруг пальца.
Через час пятерка пиратов, собрав пожитки, отправились на блокшив, а чуть позже в тамбур «Прекрасной Елены» прибыли новенькие. Их встретили не слишком дружелюбные взгляды старожилов, однако одиннадцать хмурых людей в повседневных комбинезонах спокойно подошли к командиру.
— Приветствую тебя, аль-хазрат, — с поклоном сказал капитан-лейтенант, в голосе которого еле заметно слышалось тюрбанское произношение. — Сифар Самум из халифата Парчам счастлив служить под твоим началом.
Аль-хазрат — «ваше превосходительство» по-тюрбански. Так мог сказать лишь тот, кто знает его настоящее имя и место в иерархии родной планеты… Между тем Сифар Самум сделал шаг в сторону и церемонно представил старшего по званию — капитана 2-го ранга Радия Сорочина. Новый старпом был немолод и сед, но сохранил отличную выправку, а свирепый взгляд выдавал служаку старой школы.
Знакомство и передача дел затянулись до ужина. Затем, оставив Сорочина под присмотром Графа, Хасана и Бориса, Паланг отвел Сифара в свою каюту, где ждали остальные тюрбанцы. Задраив входной люк, командир осведомился:
— Кто ты и как много знаешь?
— Мне известно не больше дозволенного, аль-хазрат, — с почтительной улыбкой ответил земляк. — Я — резидент внешней контрразведки Бахуса. Узнав, что вы привели сюда крейсер, ваш брат приказал мне прорваться в команду «Прекрасной Елены». Это оказалось несложным делом.
Пилот назвал пароль, и Паланг немного успокоился. Кажется, парня действительно послал Селимбай.
— Старпом тоже из наших? — спросил командир крейсера.
— Не могу сказать, аль-хазрат. Прежде я не знал его. Темный человек, довоенное воспитание. Я пытался разговорить Сорочина, но не удалось.
— Остальные знакомы с ним?
— Не думаю, аль-хазрат. Всех собрали с разных кораблей.
— Кое-кто будет шпионить за нами, — хмыкнул Паланг.
— Может быть, кое-кто, — согласился Сифар. — А может, и все. И, быть может, они работают на самые разные ведомства самых разных стран.
Загудел видеофон, висевший на переборке у изголовья койки. Старший помощник Сорочин доложил из рубки:
— Командир, получен пакет документов из Адмиралтейства. В первом приказе подтверждается присвоение бывшим пиратам воинских званий королевского флота. Во втором — нам предписывают не позднее полуночи выйти в испытательный пробег.
— Ты говорил о пакете. Там всего два приказа?
— Еще куча файлов из тыловой службы. Акты приемки, накладные, личные дела, ведомости на получение боеприпасов.
— Но мы не получили боеприпасы! — взорвался Паланг.
Сорочин сказал насмешливо:
— Ты всерьез верил, что вчерашних пиратов отпустят погулять с полными погребами снарядов? Боеприпасы погрузят завтра вечером, если мы вернемся.
Признав разумность такой предосторожности, полковник велел готовить крейсер к рейду. Затем, отключив видеофон, сказал землякам:
— Дьявол примет нас даже с пустыми погребами. В ночную вахту я поставлю Сифара и Бориса, они отведут корабль куда нужно. А вы двое… — он показал на пару канониров, — спрячьте «Тараны» под одеждой и будьте в рубке. На всякий случай. Без моего разрешения никого не впускать.
Отпустив тюрбанцев, он заглянул в файлы нейросети. Личное дело нового старпома действительно имелось. Послужной список капитана 2-го ранга потряс Паланга. Люди с подобным богатым прошлым редко жили долго. По крайней мере, если они жили не на Семпере или Кнайте…
Сорочину было под восемьдесят — он родился в 2381 году. На флот пришел в начале нового века, участвовал в локальных конфликтах, уволен в отставку по ранению, поэтому все предвоенное десятилетие командовал гражданскими звездолетами. На момент нападения настиан был командиром транспорта «Проксима». Через неделю после начала войны стал командиром фрегата, потом служил помощником командира (командиром был капитан 2-го ранга Донгаров) на крейсере «Скальпель», линкорах «Армагеддон» и «Вельзевул». Был тяжело ранен в бою возле Кетсаля, вновь комиссован и до конца большой войны провалялся в госпитале на Динго. Выписавшись после провозглашения независимости Северной Зоны, принял участие в заговоре сторонников Земли. Мятеж провалился, и Сорочин провел десять лет в концлагере. После освобождения жил в ссылке на планете-руднике, где дослужился до замдиректора космодрома. Лишь совсем недавно, в 2455-м (видимо, накопив Деньжат), оплатил процедуру омоложения, а полгода назад был мобилизован в военный флот Королевства Карменсита. При этом звание командора Сорочину не вернули и обвинение в политической неблагонадежности не сняли.
Почесав ногтем висок, полковник подумал, что дела Королевства совсем плохи, если пришлось призвать человека с подобным послужным списком. Обычно такие биографии тайная полиция писала для агентов-провокаторов.
Просмотрев остальные формуляры, Паланг обнаружил, что прибывшие сегодня канонир Коалли, механик Варен и старшина Селиверстов служили вместе с Сорочиным на линкоре «Вельзевул» и подвергались репрессиям за призывы к объединению человечества.
Сорочин, Воронцов и Родригес непринужденно вывели «Прекрасную Елену» на трассу, пересекающую все Королевство от Хелласа до Динго. Двигатели превосходно держали скорость, все системы работали почти нормально.
— Ну, время позднее, пусть молодежь напрягается на вахте, — провозгласил Паланг и первым встал из кресла. — А мы, по доброй пиратской традиции, отметим первый рейд нового экипажа ужином в узком кругу.
Он добавил, что офицеры сгорают от нетерпения послушать воспоминания бывшего командира знаменитого транспорта «Проксима». Услыхав это название, пираты разволновались и чуть ли не на руках доставили старпома на камбуз.
Здесь Афанасий угостил Сорочина эксклюзивным пойлом. Специально для помрачения мозгов и развязки языка кок намешал литр чистого спирта с небольшими долями томатного сока и крепленого вина. Степенно хлебнув, ветеран одобрил коктейль и вылакал подряд три бокала, закусывая смертельно острыми перчиками халапеньос и запивая газированной минералкой. Остальным офицерам была подана, разумеется неотличимая на вид «Кровавая Мэри» умеренной крепости.
— Не возьму в толк, чем так знаменита «Проксима», — начал Сорочин, не без труда расплетая ставший непослушным язык. — Этим корытом я командовал совсем недолго.
— Ну как же! — взвыл возмущенный Матвей. — Сверхценный груз спасали. Героический прорыв с Горгоны и все такое… Там еще крейсер «Оверлорд» погиб, прикрывая ваш отход.
— Разве? — Старпом наморщил лоб, пускаясь в тяжкие, со скрипом мозгов, воспоминания. — «Оверлорд» погиб в следующем месяце, а в тот раз мы вместе прорвались… Плохо помню тот эпизод, вы уж простите, братишки…
Замотав головой, капитан 2-го ранга объявил, что надобно прочистить память. С этой целью он в два глотка опростал очередной бокал и, просветлев, заговорил вполне связно:
— Ничего я с Горгоны не вывозил. «Проксима» пришла с Драконды на Горгону, я тут же подал рапорт о зачислении в военный флот, рапорт был удовлетворен, и меня назначили командиром фрегата «Нокаут».
После некоторого смятения и гневных выкриков ему позволили продолжить рассказ. По словам Сорочина, на вторую неделю войны корабли Настиарны атаковали Драконду, где располагался крупнейший научный центр. Планету бомбили, многие ученые погибли, какие-то исследовательские установки взорвались. На «Проксиму» второпях погрузили около тысячи раненых, а также архивы — много контейнеров, набитых записывающими структурами нейросети. Действительно, за транспортом погнались настиане, однако «Оверлорд» отбил атаку, получив незначительные повреждения. Через три дня, высадив пассажиров на Горгоне, Сорочин узнал, что эскадра Катранова оттеснила противника от Драконды…
На этом встречу ветеранов пришлось закончить, потому что старпом уже похрапывал. Вздохнув, Матвей разочарованно задал риторический вопрос: что же, дескать, не было никаких сокровищ? Беннет, тоже недовольный услышанным, предложил повторить допрос завтра, когда Сорочин проспится.
— Вот и договорились, — резюмировал Паланг. — А теперь расходимся. Граф, Родригес, завтра вы будете прикованы к пульту, остальным тоже работы хватит. Поэтому советую выспаться. И старпома до каюты проводите, пока не загадил камбуз.
К его удивлению, Беннет и Жан-Луи бросились на помощь перепившему Сорочину и, бережно поддерживая, вывели в коридор. Остальные тоже разбрелись, лишь Родригес продолжал сидеть, допивая свою порцию и угрюмо поглядывая на командира. Когда они остались вдвоем, штурман произнес, ядовито скалясь:
— Поставил на вахту своих парнишек, и головорезы твои рубку охраняют… Ни меня, ни Графа до завтра к приборам не подпустят, а где будет крейсер к тому времени? Скажи, хазрат, или как там тебя… На Фомальгаут решил сбежать или все-таки на Бахус? Или на Кнайт, где меня три смертных приговора ждут?
— Не беспокойся, не пойдем ни на Фомальгаут, ни на Бахус, — равнодушно проворчал Паланг. — А если попадемся к Дьяволу в лапы, постараюсь выторговать для тебя амнистию.
— Сделаю вид, что верю.
— А вот я тебе — не очень… Скажи лучше, с чего Иван и Граф так и вьются вокруг старпома — всерьез надеются выведать координаты корабля-призрака?
— Ты не поймешь. — Хасан встал, хрустнув костями спины. — Радий — настоящий боец старой закалки. Ветеран, воспитанный духом и законами великой державы, еще не зараженной бациллами распада и предательства. Когда-то мы тоже были такими — я, Жан-Луи, Матвей, Иван… Жизнь сломала нас, а Сорочин остался прежним.
— Допустим, я понял, — тихо произнес полковник Смерть. — Иди отдыхать.
— Пойду. — Штурман шагнул к выходу. — Ты скажи своим мальчишкам, чтобы не совались на незнакомые трассы. Там есть опасные места, которых они знать не могут. Я к обеду протрезвею и сам отведу «Елену», куда решим. Воевать за короля никому не охота.
Родригес вышел, шатаясь, а Паланг постарался не думать, что имел в виду старый пьяница. Его слова могли означать все, что угодно, а могли вовсе ничего не значить.
Он собирался отдохнуть, но судьба распорядилась иначе: в коридоре дожидалась обозленная Люсия.
— Сегодня ты не можешь, потому что напился, — напористо сказала она. — А мне уже Иван и Матвей предлагали. Говорят, им по должности положено.
— Хорошее дело, не отказывайся, — Паланг усмехнулся и неожиданно для самого себя добавил: — Только право первой ночи принадлежит командиру.
Разочарования не случилось, потому что он и не ждал от этой встречи ничего выдающегося. Люсия была в меру привлекательной дурочкой, с которой можно забыть о перманентном ужасе существования в извращенном урагане событий. Целых полчаса беззаботной возни, когда не надо думать про утраченную родину, потерянную любовь, надвигающуюся бойню, про долг и одиночество, которое будет сопровождать его все оставшиеся годы. Или часы.
К сожалению, девку переполнял неуместный энтузиазм, поэтому она суетилась, явно стараясь блеснуть, и при этом совершенно зря пересказывала избранные эпизоды своего нескончаемого хождения по рукам. Когда Люсия начала сравнивать сексуальные особенности людей, проционидов и рекрошей, Паланг заскучал и пошел в душевую.
В процессе омовения чахлыми струйками теплой водички он испытал неприятные ощущения, потому что крейсер почему-то выполнил экстренное торможение. Одновременно загудел зуммер видеофона. Когда голый мокрый полковник выскочил из тесной кабинки, Люсия беззаботно поинтересовалась:
— Ты не будешь ревновать, если я пересплю с кем-нибудь из твоих друзей?
— Хоть со всеми сразу. — Он включил акустику. — В чем дело?
Ответил взволнованный голос Самума:
— Аль-хазрат, наше путешествие закончилось досрочно. Приходите в рубку.
— Намечается бой?
— Не думаю. Кажется, друзья решили встретить нас на полпути.
Парня хорошо вымуштровали в конторе Джахира — капитан-лейтенант сказал все, не назвав ни одного имени. Хмуро посмотрев на Люсию, полковник посоветовал продолжать развлечения без него. Потом натянул комбинезон и отправился в командный отсек.
Когда командир вошел в рубку, крейсер еще не полностью погасил сверхсветовую скорость, и внешняя обстановка отслеживалась лишь по мониторам гравилокаторов. Один небольшой корабль висел у них на хвосте. Второй, побольше, двигался параллельным курсом.
— Это корабли Республики, — доложил Самум. — Приказали остановиться. Ждут вас для серьезного разговора. Я решил подчиниться.
— Правильно решил. Сделай как-нибудь, чтобы никто не увидел, с кем мы сближаемся.
— Уже сделано, аль-хазрат. Все видеосистемы отключены от внешних передатчиков. Пространство можно наблюдать только из рубки и главного боевого поста, а там сидят наши делибаши.
— Объявляю благодарность…
— Служу Тюрбану, аль-хазрат!
Момент импульса заполняющей Вселенную невидимой материи стремительно свел к нулю сверхсветовую компоненту скорости крейсера. Республиканские корабли тоже вышли в досветовую фазу, сделавшись видимыми для оптических приборов. Нейросеть «Прекрасной Елены» идентифицировала их: корвет «Граната» и эскадренный торпедоносец «Инквизитор».
— Взяли в клещи, — тревожно прошептал Борис Памирский. — Что будем делать, аль-хазрат?
— Ждать их указаний.
«Инквизитор» быстро приблизился, уравнял скорость и выбросил гибкую трубу переходника, соединившую торпедоносец с «Прекрасной Еленой». Потом на голограмме появился генерал Сокольский, пригласивший прозванного Смертью тюрбанца заглянуть для недолгой беседы.
Паланг решил не переодеваться в парадный мундир, которого у него и не было. Пошел к шлюзу как был — в рабочем комбинезоне. Почему-то вспомнилась их первая встреча, когда батальон делибашей под командованием молодого майора был брошен на подмогу бригаде спецназа подполковника Сокольского. «Не мешай мне их уничтожать», — посоветовал тогда будущий президент Северной Республики.
— Ты опять воюешь то за тех, то за этих, — насмешливо сказал Дьявол.
— Я опять воюю, — ответил Смерть. — А ты по-прежнему носишься с идеей создать империю и объединить все населенные миры?
— Жизнь сделала меня политиком, и я вынужден драться за власть. — Дьявол развел руками. — А погоня за властью имеет смысл лишь в единственном случае — если речь идет о власти над всей Ойкуменой.
Поморщившись, Смерть проворчал:
— Опять возвращаемся к нашему старому спору. Посмотри — мы добились многого. Вместо полусотни карликовых образований имеем не больше десятка держав среднего размера. Дальнейшая централизация невозможна — регионы слишком далеки друг от друга. У каждого свои проблемы, свои враги, свои предрассудки.
— Проще говоря, единство сверхдержавы определяется скоростью переброски товаров и карательных дивизий. — Дьявол ухмыльнулся.
— Вот именно! Деметрий Мандрагор был абсолютно прав! Понадобится не одно поколение, пока в каждом государстве улягутся страсти и родится — сама собой, спонтанно — мысль о единой сверхдержаве. А пока хватит с нас и военного союза. Против внешних врагов будем сражаться вместе, а в мирной жизни каждый пойдет своей дорогой.
— Ты не прав, — осуждающе провозгласил Дьявол. — Техника не стоит на месте. За десять предвоенных лет скорость кораблей выросла вдвое. Еще одно удвоение — и быстроходные звездолеты сделают близкими даже те окраины, где нет улиток. Это будет настоящее государство.
Омар язвительно засмеялся:
— Осталось совсем чуть-чуть — придумать сверхскоростной транспорт, восстановить Империю и провозгласить императором лучшего из лучших, достойнейшего из достойных…
— Да! — яростно выкрикнул Дьявол. — Истинный вождь сумеет сплотить расу, укажет верный путь, прекратит раздоры и усобицы…
— Сам-то веришь в это?
Опустив голову, глава Республики пробормотал еле слышно:
— А что нам остается? Больше верить не во что. Если не выйдет — конец всему.
— Мне тоже хочется поверить, — признался Смерть. — Только не получается.
Генерал Сокольский привстал и, перегнувшись через стол, вкрадчиво прошелестел:
— А ты попробуй.
Омар вздохнул и покачал головой. Отвечать не стал — собеседнику и без слов было все понятно. Он тоже хотел вернуть прошлое, но понимал, что сил Дьявола для этого недостаточно.
После затяжного молчания Смерть осведомился почти серьезно, без ехидства:
— Достойным вождем ты, конечно, считаешь себя?
Дьявол напрягся, точно заподозрил измену.
— Тебе известны другие претенденты? Уж не Фердинанд ли, этот дурачок, которым вертит его безумный папаша? Или сам надеешься занять Имперский престол?
— Мне бы Тюрбан вернуть…
— Ты постарел, — сожалеючи констатировал Дьявол. — Я помню тебя другим.
— Зато ты не меняешься, — без улыбки заметил Смерть. — Иногда я тебе завидую.
Печально поиграв бровями, Сокольский вызвал стюарда, который убрал тарелки и поставил на столик кофейный прибор. Когда матрос покинул каюту, президент Северной Республики разлил по чашкам горячий отвар тропических бобов и возобновил разговор.
— Ты доволен своей нынешней жизнью?
— Издеваешься? Поганый послевоенный мир лишил нас родины, переломал наши судьбы. Мы потеряли даже свои имена, вынуждены пользоваться кличками, псевдонимами…
— Какие у тебя планы?
— Пока собирался влиться в твой флот. Потом, если мы победим, ударю по Тюрбану.
— И ради этого ты стал командиром пиратов? — брезгливо вопросил Дьявол.
— Можно подумать, что тебе служат праведники под командованием ангелов! — огрызнулся Смерть. — Мои разбойники умеют водить корабль и убивать. От солдат большего не требуется.
— А как же мораль? Все-таки мы сражаемся за великое дело.
— Это война. — Пехотинец отмахнулся. — Война вне морали. И потом — это ты поставил перед собой великую цель. Мои планы скромнее — освободить свою планету.
— Мелко, — прокомментировал контрразведчик. — Кстати, не вредно напомнить, что за тобой должок. Я тебя выпустил в прошлый раз, когда вы шли грабить Дублон. Так что жду встречную любезность — вернись в королевский флот. Там от тебя будет больше пользы. Если мой замысел удастся, получишь Тюрбан. Твоих друзей с Бахуса доставят в нужную точку пространства-времени. Я понятно выражаюсь?
— Мы с братом сами сможем перевезти своих сторонников.
— Сто двадцать восемь тысяч боевиков с тяжелым оружием на четырех стареньких транспортах? — Республиканец скорчил смешную гримасу. — Ну-ну… А вы сможете прибавить к этому десанту дополнительный аргумент в виде целого флота на орбите? Я могу.
— Зачем ты помогаешь мне?
— В глубине души ты — наш, ты тоже задыхаешься в этом болоте и хотел бы возрождения великой державы.
Это было правдой. Они оба хотели одного. И оба понимали, что не смогут добиться этого лишь собственными силами. Нужен был серьезный союзник, но все потенциальные союзники занимались мелочными усобицами в Центральной Зоне.
— Короче! Прекратим бестолковый спор, — сказал вдруг Смерть. — Что я должен буду делать?
— Ждешь условных сигналов. — Дьявол сообщил пароль. — После этого твоя «Елена» и еще пара кораблей станут выполнять боевые задачи совместно с флотом Северной Республики.
Они обговорили некоторые специфические моменты взаимодействия в предстоящем сражении. Уже попрощавшись, Дьявол спохватился и уточнил:
— В походном строю постарайся держаться поближе к крейсеру «Аттила».
— Держать его на прицеле? — быстро сообразил Смерть.
— Когда понадобится, успеешь прицелиться. Просто двигайся рядом. Если «Аттила» выйдет из строя, найди способ последовать за ним. — Сокольский добавил: — И еще. Капище Древних Демонов открыто на Тюрбане. Твои земляки целыми толпами записываются в храмовую гвардию.
Президент проводил гостя до шлюза, поинтересовался здоровьем брата. Даже спросил, доволен ли полковник Смерть коротким свиданием с клоном принцессы.
Дьявол действительно знал все — в том была его сила. Агентурная сеть немыслимой густоты накрыла всю Северную Зону и наверняка протянула отростки в Центр и на Юг. Последний рыцарь Империи, фанатик тайной службы, собравший в своем государстве лучших специалистов прежнего режима и воспитавший новые поколения разведчиков, получал информацию отовсюду.
Паланг даже не стал выяснять, откуда Дьявол узнал, где ждать «Прекрасную Елену». В конце концов, в космосе не так уж много дорог, и крейсер не мог появиться в другом месте… Тюрбанец лишь спросил:
— Кто командует твоим флотом — снова Чанг?
— Старик не слишком хорош в роли полководца. — Сокольский беззлобно поморщился. — Выросла талантливая молодежь.
Утром по бортовому времени, когда штурман в отличном настроении подошел к рубке, крейсер задрожал всеми плитами металла, керамики и мезовещества. Вибрация рождала мерзкие мелодии на грани ультразвука.
Торопливо шагнув через порог, встревоженный Родригес первым делом посмотрел на обзорные голограммы. Других кораблей поблизости не имелось, и штурман, немного успокоившись, перевел взгляд на мониторы. Судя по цифрам и схемам, «Прекрасная Елена» разгонялась на форсаже, нацелив курсовой тензор на базу Хеллас. Кроме Хасана в рубке находился только первый пилот.
— Возвращаемся? — недоуменно спросил штурман.
— Сам удивляюсь, — признался Граф. — Я был уверен, что за ночь тюрбанцы уведут корабль или к Дьяволу, или на Бахус.
— А где же сами тюрбанские мальчики?
— Сдали вахту. Памирский рассчитал трассу, а полковник приказал разогнаться до предела, чтобы проверить движки на полной тяге, потом тормозить и ползти на соединение с главными силами.
Вскоре подошел Радий Сорочин, и три ветерана до самого обеда резались в преферанс по четвертачку за вист.
«Прекрасная Елена» почти без проблем продержалась положенные часы на скорости чуть выше 5 световых лет в сутки. К вечеру, сбросив форсаж, они вошли в зону видеосвязи. Приемники немедленно зарычали голосом Донгарова, который потребовал, чтобы крейсер немедленно разворачивался и мчался полным ходом к звезде Грифон-53.
Как выяснилось через час-другой, в тот же сектор на границе с Республикой выдвигались остальные силы королевского флота. Вероятнее всего, это означало, что решение начать войну уже принято и что первые залпы грянут, как только флоты союзников сосредоточатся на исходной позиции.
Паланг возвратился на крейсер в крайне возбужденном настроении. Поток событий неодолимо тянул его к развязке, но не было ни точного понимания, ни времени, чтобы продумать правильное решение. Оставалось верить Дьяволу, который позавчера держался на удивление спокойно, как будто катастрофа развивается соответственно его пожеланиям и сценариям. Что ж, он умел составлять планы, которые невероятным образом приводили к успеху. С некоторых пор идиома «дьявольские планы» означала безумные замыслы, обреченные сбыться в реальности…
Стоявший вахту в рубке Сифар доложил, что экипаж, согласно приказу командира, отдыхает, а старшие офицеры собрались на камбузе. Они действительно были там: оба пилота, штурман, инженеры, Беннет, Матвей, Люсия. Причем все, распахнув варежки, внимали неторопливому повествованию старшего помощника.
— …чистая правда, что на «Вельзевуле» собрались лучшие спейсмены старого флота, — говорил Сорочин. — До того я служил вторым помощником на линкоре «Армагеддон», а командиром у нас был сам Звездный Дракон. После Ниневии нас осталось немного, но ударное соединение Настиарны погибло полностью. «Армагеддон» отправился на слом, а нас перевели на недостроенный «Вельзевул»…
— Ты стал первым помощником? — почтительно спросил Граф.
Сорочин помотал головой.
— Нет, я остался вторым. Первым назначили Долговязого Зога, который при Ниневии командовал крейсером «Жанна д'Арк». Он привел остатки своего экипажа, и обе команды легко и быстро вросли друг в друга. Рикардо Хорнет, бывший старший офицер «Жанны», стал у нас третьим помощником, а Махмуд Султан — старшим артиллеристом.
— Тюрбанец, — многозначительно заметил Борис Памирский.
— Слышал про этого парня, — подал голос Беннет. — Говорят, импульсы главного калибра сажал точно в цель на предельной дистанции.
— И на запредельной тоже, — кивнул Сорочин. — И все остальные были бойцами экстра-класса: Бианка Эриксон чуяла опасность за сотню световых лет, Роман Никитин мог проложить курс без помощи нейросети, и еще были Редхорн, Дайвен, Ормуздиани, Вержен… А гениальный пилот Эрих Гольц, который сумел вытащить нас из огневого мешка возле Салдара… Да, это была элита! — Он тяжело вздохнул. — И вот сегодня проклятый ИнтерСтар удосужился прислать мне кучу писем, отправленных за последние полсотни дней. А среди них — представьте себе — шифровки от Звездного Дракона и Долговязого Зога. Оба звали меня в свои столицы и намекали, что предстоит серьезный поход в систему Сириуса. Не обо всем можно говорить вслух, но Сириус, братцы…
Рассказы бывалого космического волка могли продолжаться неопределенно долго поэтому полковник приказал прекратить разговорчики, после чего изложил расплывчатую директиву верховного командования. Флот Республики выдвинулся навстречу федеральной эскадре, на помощь которой подтягивались имперские корабли. Соединение Донгарова направлялось в тот же сектор — на участок между Динго и Грифон-53. Дальнейшие указания штаб даст на месте, исходя из развития оперативной обстановки.
Отвыкшие от настоящих сражений пираты приняли указания без энтузиазма. Беннет напомнил, что боекомплект крейсера составляют учебные хлопушки, неуместные в реальном бою против регулярного флота. Старший артиллерист лукавил: немного боеприпасов, проданных Крузом по бартеру, пираты сумели припрятать, но этих торпед и снарядов было маловато.
— Кое-что перегрузят с транспортов, — сказал полковник. — Но придурки из штаба считают, что нам хватит и сигнальных торпед. От нас требуется прорваться поближе к «Триумфатору», пробить его броню боеприпасами пониженной мощности, а затем высадить абордажную команду и захватить линейный крейсер.
— Они сошли с ума! — взорвался Зигфрид. — Такая задачу не по силам дюжине абордажников.
— Не переживай, парень. — Сорочин язвительно хохотнул. — Линейный корабль вообще нельзя захватить.
— Что за бред? — удивился Паланг. — Почему нельзя?
— Точно не скажу. — Ветеран развел руками. — Это секрет, в который посвящаются только командиры и первые помощники линкоров, а также офицеры безопасности. Кажется, дело в устройстве нейросети, которая практически разумна.
— Не понимаю, но это и неважно. — Полковник строго поглядел на соратников. — Сорочину поручаю организовать приемку боеприпасов. Навигаторы рассчитывают курс. Разбудите меня, когда выйдем в район Динго.
Адмиралтейство двинуло в поход практически все боеспособные корабли. Главную колонну составили крейсера самых разных типов: «Юлий Цезарь», «Чингисхан», «Тамерлан», «Аттила» и «Прекрасная Елена», а также вспомогательный рейдер «Томагавк» — корабль пирата Джереми Голда, перешедший на королевскую службу за месяц до Паланга. Во второй колонне шли оба космолетоносца — «Конкистадор» и «Завоеватель». Кроме того, в состав эскадры были включены 12 фрегатов, которые несли охранно-дозорную службу.
Локаторы уже разглядели противника: отряд кораблей Республики дрейфовал в десятке световых лет прямо по курсу. Соединения союзников были на подходе, направляясь к звезде-одиночке Грифон-53, заслонявшей от республиканцев планету Динго.
— Идиотская диспозиция, — пробрюзжал Хасан. — От места сбора до границ Республики — двое суток движения полным ходом. Проходы через улитку наверняка заперты с обеих сторон.
— Тебя это сильно волнует? — засмеялся Воронцов. — Лично я жду, когда полковник прикажет рвать когти.
— Давно пора, — подхватил Беннет. — Братва вовсе не горит желанием лезть в пекло ради королевских ублюдков.
— Действительно, командир, вы же друг генерала Сокольского, — возбужденно вставил Патрик. — Неужели вы поведете крейсер против республиканцев?
— Не поведу. Но бежать пока рано.
Старпом с радостным изумлением посмотрел на пиратов и предложил немедленно разворачивать крейсер и мчаться на Сириус. Кажется, старик все-таки тронулся извилинами: почему-то считал, что его прежние командиры собрались навестить это захолустье для подготовки освободительного броска на Фомальгаут. По расчетам Сорочина, «Елена» будет на месте самое большее через неделю. Или даже раньше, если штурман знает, где тут поблизости есть подходящие улитки.
— Ближайшая в двух часах хода, — сообщил Родригес. — Но командир прав. Пока рано.
— Чего ждем? — удивился Матвей.
— Сигнала ждем, — Хасан осклабился. — Помните такую песенку — «Адская красотка»?
— И вы тоже?! — вскричал потрясенный Патрик.
«Они оба знают пароль Дьявола, — меланхолично подумал полковник Смерть. — Интересно, есть ли в объединенном флоте хоть один офицер, который не завербован разведкой Республики?» Ответ не имел существенного значения. Суверенные государства родились в результате идиотского стечения обстоятельств и погибнут тоже по-идиотски. Скорее всего, уже через несколько дней основные миры войдут в Республику и сбудется мечта Дьявола… Дьявольская мечта.
Первый бой он принял за три года большой войны, когда вспыхнул мятеж в халифате Бриллиант. Они с братом командовали аэромобильными батальонами.
Окончив университет в 2426-м, он поступил в Военно-космическую академию на Гарпии. На следующий год во время летней практики молодой курсант-тюрбанец командовал легким сторожевиком. Участвовал в стычках с повстанцами Барбарии, даже взял в плен нескольких главарей, включая Симона бин-Джабуша по кличке Фальконет.
Потом напали настиане, 113-й пехотно-штурмовой полк высадился на захваченный противником Блайзер, и он досрочно получил звание полковника, а заодно прозвище Смерть.
Осенью 2430-го Настиарна капитулировала, президент Федерации Солнца объявил предателями самых известных военачальников, и вооруженные силы раскололись. Многие корабли и части регулярной армии отправились в Центральную Зону, где присоединились к основным коалициям, которые сражались за собственные представления о справедливости.
В эти дни вдруг оказалось, что держава людей не так уж прочна. На каждом континенте каждой планеты накопились проблемы, решать которые центральная власть не могла или не хотела. На всех мирах закопошились мелкие вожди, уверявшие, будто сложности исчезнут сами собой — лишь только планета провозгласит суверенитет и перестанет платить налог в общий котел Федерации.
Адмирал Чанг Катранов, командующий военным округом Северной Зоны, пытался давить мятежи, но сил не хватало. Регулярных войск в его распоряжении почти не оставалось, а резервные полки, укомплектованные местными призывниками, были ненадежны. Часть гарнизонов переметнулась на сторону планетарных олигархов и правителей, немало солдат и офицеров дезертировали, чтобы вернуться на родные миры. Вскоре под контролем армии оставались только Кнайт и Гектор.
Полковник Смерть отказался участвовать в братоубийстве и вернулся на Тюрбан с двумя полками делибашей. На космодроме они узнали, что принц Эмирхан из халифата Бриллиант провозгласил себя падишахом. Хан Наиб, бывший халиф Газавата, был арестован и отправлен в ссылку — губернатором крохотного архипелага Манвассур. В нескольких городах не прекращались бои, причем под развалинами дворца в Ханшахаре погибла племянница падишаха принцесса Мадина — она же супруга принца Омара, старшего сына хана Наиба.
Озверев, полковник Смерть развернул прибывшие вместе с ним полки и захватил Ариманабад, столицу родного халифата Газават, мобилизовал полсотни тысяч верных людей, после чего бросил батальоны крейсерских танков и аэромобильной пехоты на соседний континент Бриллиант. Бои продолжались больше месяца, делибаши захватили Ханшахар, но сбежавший на Юльдану узурпатор-падишах подписал акт о присоединении к только что созданной державе, которая тогда называлась Федерацией Трех Миров. На Тюрбан прибыли экспедиционные корпуса, и сражения вспыхнули с новой яростью.
Уставшие от войны обыватели не желали терпеть лишения, и вожди кланов потребовали, чтобы делибаши покинули систему. Интервенты понесли огромные потери, поэтому не стали препятствовать эвакуации делибашей на присланных с Кнайта транспортах. Братья и остальные бойцы уходили в смятении: их народ отказался бороться за справедливость. Соплеменникам, за будущее которых они сражались, было безразлично, кто сидит на троне, — лишь бы лавку не отобрал.
Между тем обстановка в Северной Зоне постепенно менялась. Борьба за власть над планетами перерастала в войну между планетами. Адмирал Катранов сдал командование контрразведчику Морфеусу Сокольскому. Генерал по прозвищу Дьявол начал стягивать на Кнайт верных офицеров армии, флота и спецслужб, профинансировал миграцию патриотов старой Федерации. Провозгласив себя президентом Северной Республики, он предложил концепцию социума, полностью подконтрольного тайной полиции — рыцарского ордена, укомплектованного порядочными людьми и стоящего над прочими политическими институтами государства.
Несколько лет Северная Зона воевала. Планеты, завладевшие боевыми кораблями бывшего земного флота, брали контроль над более слабыми мирами. В 2437-м полковник Смерть командовал десантом, захватившим планету Термит, а на следующий год совершил окончившийся неудачей рейд на Гарпию. Трижды он участвовал в отражении атак объединенного имперско-федерального флота.
К началу сороковых годов сложились четыре государства, контролировавшие примерно половину обитаемых миров Северной Зоны: Республика (Кнайт, Гектор, Термит), Федерация (Юльдана, Танго, Сабрика, Тюрбан), Империя (Афина, Ромул, Бахус, Гарпия) и Королевство (Карменсита, Хеллас, Динго, Центурион). Большие войны прекратились. Несколько лет полковник Смерть под именем Паланга Агабекова служил в королевской армии на Динго, передав резидентам Дьявола немало полезных сведений. Когда его личностью заинтересовалась контрразведка, Смерть дезертировал и вернулся в Республику, где возглавил штаб обороны Гектора.
Их дружба с Дьяволом кончилась, когда полковник Смерть понял, что Сокольский слишком увлекся идеями строительства Империи. «Вернешься, когда мозги остынут», — сказал на прощанье президент Северной Республики. Вместе с братом полковник Смерть организовал транспортную компанию со штаб-квартирой на Бахусе. Все последующее десятилетие вооруженные грузопассажирские корабли выполняли обычные фрахтовые перевозки, одновременно собирая тюрбанских беженцев, которых судьба разбросала по всей Северной Зоне.
Весной 2455 года полковник Смерть прибыл на Кастлинг, чтобы отправить на Бахус сотню осевших здесь делибашей. Земляков оказалось вдвое больше, чем предполагалось, он растратил кредитную карточку, банковская сеть заблокировала счет. Оставшись без гроша, тюрбанец записался в пираты.
Космические сражения на сверхсветовой скорости угнетают медлительностью сближения. Противники много часов движутся встречными курсами, отслеживая любые маневры неприятельской стороны. Никакие неожиданности немыслимы, лишь лобовое столкновение, исход которого решает арифметика огневой мощи с небольшими погрешностями алгебры вероятностей. Даже удивительно, как удается некоторым флотоводцам выйти на уровень высшего искусства стратегии.
Эскадра федеральных сил находилась в половине светового года: крейсера «Квазар» и «Талибан», а с ними полтора десятка торпедоносцев и фрегатов. Со стороны улитки в созвездии Грифона подтягивалось более солидное соединение Империи: ударный космоносец «Метагалактика», крейсера «Император», «Кайзер», «Шахиншах» и «Кронпринц», а также множество фрегатов, включая пиратских перебежчиков.
Собрался гигантский флот: три космолетоносца, 11 крейсеров, до полусотни торпедоносцев, фрегатов и корветов. Даже «Триумфатор», флагман Дьявола, не мог уравновесить огневое превосходство временных союзников. Эту бы силищу, да на Фомальгаут, — подумал полковник, — ничего бы от блокирующей группировки не осталось. Однако вожди Севера решили по-другому, поэтому к исходу суток ничего не останется от флота людей, лишь жалкие клочки расползутся по базам.
Нахлынула злоба на тупых алчных правителей, готовых погубить в бесполезной разборке последние корабли человечества. Он принял решение, но знаний пехотного командира не хватало, чтобы довести замысел до воплощения. Требовались специалисты.
— Иван, как поражать корабли, прикрытые защитным полем? — спросил он, повернувшись к старшему артиллеристу.
— Давненько этим не занимались, — хмыкнул Беннет. — Раньше мы сажали в поле несколько торпед, их взрывы гасили силовой щит, и можно бить по корпусу.
— Иногда удавалось ударить полем, — добавил Сорочий. — Своим силовым полем пробивали чужое. А потом — пушками в упор.
Остальные ветераны тоже приготовились высказаться и поделиться богатым боевым опытом. Однако всех опередил Беннет, спросивший:
— Цель — «Триумфатор»?
— Никогда. — Полковник Смерть замотал головой. — Нам сообщат, в кого стрелять.
Объяснить не удалось, потому что крейсер «Аттила» вдруг покинул строй, переместился в хвост колонны, передав паническое сообщение: «Проблемы с двигателями». За ним немедленно метнулись фрегаты «Коршун» и «Молния». После секундного замешательства командир «Прекрасной Елены» вспомнил инструкции Дьявола и сильно удивил своих офицеров, известив Донгарова, что на его корабле «сетка» не справляется с потоком момента импульса, а затем приказал пилотам приблизиться к «Атилле».
Командир эскадры на «Конкистадоре» долго засорял эфир матерными пожеланиями, поименованиями и посылами, после чего неожиданно затянул «Адскую красотку»:
Итак, Донгаров тоже служил Сокольскому. Полковник отметил, что теряет чувство реальности. Четверть века Дьявол терпеливо сплетал сеть, и сегодня решил дернуть за ниточки. Тюрбанец не сомневался: разгром союзной армады не станет финалом интриги — наверняка задумана сложная многоходовая операция, отдаленные последствия которой станут понятны весьма не скоро.
В ожидании подхода союзников королевская эскадра затормозила до десятых долей светогода в сутки. По приказу Донгарова «Завоеватель», «Прекрасная Елена» и «Аттила» выдвинулись навстречу имперцам.
— Я перестал понимать, что происходит, — раздраженно признался Сорочин.
— Поймем позже, — вздохнул полковник. — Может, штурман объяснит?
Пожав плечами, Родригес буркнул:
— Меня тоже не информируют обо всех деталях. По-видимому, заранее отобраны корабли, которые наверняка перейдут на сторону президента Сокольского. На них перебросили надежных людей с кораблей, которые наверняка не перейдут на нашу сторону.
— С чего, скажите, меня признали «надежным»? — опешил старпом. — Я, в отличие от некоторых, на разведку Республики не работал!
— Значит, за тебя поручился Донгаров, — предположил полковник. — Ты все-таки пострадал за симпатии к Земле… И не отвлекайтесь. Вот-вот начнется.
Он ошибся: события уже начались, просто еще не были заметны. Прикрывшись помехами, флот Республики неожиданным броском преодолел сквозную черную дыру и ворвался в систему Грифона-53. Фрегаты, охранявшие горловину воронки, даже не попытались встретить атакующих торпедными залпами — наверняка их командиры получили на сей счет подробные указания с Кнайта.
Ударное ядро в составе «Триумфатора», конвойного космоносца «Созвездие», крейсеров «Непобедимый», «Неуязвимый», «Наварин» и «Трафальгар» устремилось на сбившиеся в тесную кучу корабли Федерации, сосредоточив огонь на «Талибане». В эфир немедленно пошли рапорта: «Аттила», «Квазар», «Кайзер», «Метагалактика», «Конкистадор», а также дюжина фрегатов и торпедоносцев подтвердили, что готовы подчиниться Республике. Полковник Смерть тоже поспешил доложить:
— «Прекрасная Елена» на стороне генерала Сокольского.
Антенны всех кораблей швыряли в пространство хаос аудиовидеошума. Переключившись на узкую резервную частоту, гравистанция «Конкистадора» передала приказ:
— «Аттила» и «Прекрасная Елена», не дайте «Завоевателю» выпустить штурмовики.
Внезапный порыв почти мистического воодушевления охватил офицеров крейсера. Они уже не нуждались в указаниях — все деловито выполняли необходимые манипуляции. Сложнее было с рядовыми членами экипажа — запертые в отсеках, они плохо понимали происходящее, бой с королевским флотом стал для них неожиданностью, и могло возникнуть опасное замешательство.
Тем не менее крейсер ринулся на «Завоевателя». В понятный лишь ему момент Беннет выпустил почти все боевые торпеды, которые сожгли силовой щит космоносца. По мезонировому корпусу громадного, в милю длиной, носителя боевых космолетов ударила последняя боевая торпеда, потом пошли в дело учебно-сигнальные петарды.
— Такими хлопушками даже корвет не разнести, — печально прокомментировал Сорочин. — Но шкуру попортим.
Голосом, полным воодушевления и боевого азарта, Родригес выкрикнул:
— У них поджилки слабые. И такого обстрела хватит.
Заговорили орудия. Вспышки заплясали на броне космоносца, изредка пробивая обшивку. С другого направления уже подходили «Аттила» и «Коршун», запускавшие торпеды, причем некоторые снаряды даже попали в пытавшуюся маневрировать мишень. Повреждений на «Завоевателе» становилось все больше, но космоносец уже раздвигал люки катапульт. Не дожидаясь распоряжений из рубки, Беннет приказал артиллеристам бить по стартовым шахтам.
Частый поток импульсов хлестал в исполинский корабль, примерно каждый третий выстрел достигал цели. «Коршун» подобрался поближе, получил серию разрушительных попаданий, но всадил торпеду точно по запускающим устройствам. Затем потерявший управление фрегат стал медленно удаляться, не отвечая на вызовы.
«Елена» и «Аттила» били из всех орудий практически в упор — дистанция сократилась до жалкого десятка мегаметров. Космоносец огрызался слабеющим огнем малокалиберных батарей. Полковник-тюрбанец предложил высадить абордажную команду через какую-нибудь пробоину, однако Сорочин и Зигфрид единодушно воспротивились, объяснив: на «Завоевателе» полтысячи членов экипажа, в том числе рота военной полиции, так что абордажников «Елены» перебьют в считаные минуты.
— Сосредоточьте огонь по жилым отсекам, — приказал полковник.
Спустя минуту видеофон окликнул его голосом командира «Томагавка»:
— Смерть, ты живой?
— Шутишь, Джереми, я давно убит… А с кем ты?
— Пока не знаю… Может, сбежим? Вдвоем легче уйти.
— Не могу. И тебе не советую — догонят. Лучше помоги.
Пират не подвел — разрядил по космоносцу оба торпедных аппарата. Потом, обогнув звезду по крутой траектории, показались «Юлий Цезарь» и «Чингисхан», открывшие огонь по кораблям, перешедшим на сторону Республики. Попавший под обстрел «Томагавк» попытался удрать, но серьезные повреждения лишили рейдер хода. Проследовав мимо этих обломков, королевские крейсера бросились на выручку «Завоевателю».
Поскольку космоносец практически прекратил сопротивление, «Аттила», «Прекрасная Елена» и «Коршун» перенацелили все огневые точки на верные королю крейсера. Некоторое время бой шел почти на равных, но потом сказалось превосходство более мощных кораблей противника, которым удалось переломить ситуацию в свою пользу.
Торпеды пробили силовой щит «Атиллы», и поток энергии обрушился на обнаженную броню, коверкая плиты мезовещества. Ответный огонь легкого крейсера резко ослаб, а следующий торпедный залп довершил разгром. «Коршун» и подоспевшая «Молния» выпустили торпеды, которые разорвались на силовом поле, не причинив врагу существенного ущерба. Фрегаты отступили, выполняя искусные зигзаги, чтобы уклониться от обстрела, но королевские пушкари били по ним лишь малым калибром, тогда как главные орудия уже наводились на оставшуюся в одиночестве «Прекрасную Елену».
Воспользовавшись моментом, когда торпеды фрегатов сокрушили энергетические щиты противника, Беннет развил максимальную скорострельность. Несколько выстрелов его пушек достигли корпуса «Чингисхана», пробив броню в нескольких местах и разрушив башню орудий главного калибра. На этом удача отвернулась от них.
Теперь бывший пиратский корабль получал удар за ударом. Первая сквозная пробоина появилась в районе жилых отсеков, потом было сразу три попадания: разрушена орудийная установка, проломлена броня на стыке продовольственных и грузовых трюмов, а также разнесен вдребезги блок маневровых двигателей. Чуть позже торпеды разворотили генератор защитного поля и отсек торпедных аппаратов, в котором — хвала Древнему Космическому Злу — не оставалось боеприпасов.
Приблизившись, королевские крейсера начали добивать «Елену» сосредоточенными залпами, превратив обшивку внешних отсеков в крупноячеистое решето. Члены экипажа, успевшие надеть скафандры, укрылись в центральных отсеках. Погасли мониторы, автоматика заблокировала реактор, отключилась «звездная сетка», вырубилось освещение, не работала система кондиционирования. Верная гибель уже дышала в ухо, но примерно на двадцатой минуте избиения внезапно утихли удары, молотившие по корпусу.
Граф сказал дрожащим голосом:
— Кажется, решили не тратить на нас снаряды.
— Или высаживают абордажную команду, — подумал вслух полковник. — Патрик, если ты жив, попробуй запустить систему обзора.
Инженер восстановил цепь примерно через полчаса. Заработавший с перебоями локатор показал, что поблизости дрейфуют лишь разбитые корабли: «Аттила», «Томагавк», «Завоеватель» и, как ни странно, «Юлий Цезарь». К ним приближались «Конкистадор» и три фрегата, причем взлетавшие с космоносца штурмовики энергично обрабатывали пытавшегося уйти «Чингисхана». Потом откуда-то появились «Триумфатор», «Наварин» и старый знакомый «Инквизитор». Линейный крейсер одним залпом превратил «Чингисхана» в тучу трухи и направился на перехват отступавшим кораблям Федерации. «Конкистадор» последовал за флагманом, на ходу принимая в ангары возвращавшиеся штурмовики.
Фрегаты пришвартовались к поврежденным крейсерам, чтобы эвакуировать уцелевших. Для них сражение закончилось.
Пока спасенных переводили на «Молнию», полковник Смерть, Радий Сорочин, Иван Беннет и Сифар Самум прочесывали разгромленные отсеки. Выживших там не было. Удалось найти трупы Зигфрида, Матвея, Кемаля, Дороти, Такео и Афанасия. Тела Даниэля, Саркисова, Жаннет и Люсии исчезли — вероятно, испарились или были вышвырнуты в космос. Половина оставшихся членов экипажа получила раны, переломы, лучевое поражение и контузии разной степени тяжести. Меньше остальных пострадал комсостав в хорошо защищенной рубке.
Когда флот Республики завершил разгром противника, президент приказал распределить боеспособных спейсменов по наименее пострадавшим кораблям. Бывший командир «Прекрасной Елены» и все тюрбанцы оказались на крейсере «Неуязвимый».
Только здесь они узнали, что в ходе сражения флот Республики пополнился взятыми на абордаж крейсерами «Квазар», «Кайзер», «Шахиншах» и «Тамерлан», а также космоносцем «Метагалактика». Сильно поредевшие эскадры недавнего альянса поспешно отступали к своим базам. Каждая держава сохранила разве что по крейсеру и горстку легких кораблей. Отныне в Северной Зоне оставалась единственная реальная сила — флот Дьявола.
После короткого отдыха полковника Смерть вызвали на флагманский линейный крейсер. Сокольский был мрачен, словно не радовался выигранному сражению. Кроме президента в командном отсеке был только старый приятель Чанг Катранов.
— Мы победили, — сказал Дьявол, ответив на приветствие тюрбанца. — Сейчас придется разделить силы. Часть кораблей станет на ремонт, а остальные пойдут по планетам — менять власть. Твоих людей, а также остатки экипажей «Атиллы» и «Томагавка» мы перебросим на «Шахиншах». Крейсер изрядно побит, но до Тюрбана доковыляет. Ты, как старший по званию, будешь временно командовать кораблем, пока главный штаб не подберет кадрового флотского офицера.
Благожелательно улыбаясь, Катранов пояснил их задачу:
— Отряд в составе космоносца «Конкистадор», крейсера «Шахиншах», фрегатов «Кольчуга» и «Молния» должен отбуксировать к Тюрбану получивших тяжелые повреждения «Завоевателя», «Цезаря», «Елену» и «Атиллу». Внешне это будет выглядеть как возвращение потрепанных в битве кораблей антиреспубликанского альянса. Одновременно на Тюрбан направляются войсковые транспорты с Бахуса, которые привезут делибашей Селимбая, — после паузы Катранов добавил: — Принц Селимбай при помощи ваших воинственных соплеменников уже взял власть на Бахусе и объявил эту планету частью Республики.
— В общем, дальнейшее понятно, — кивнул полковник Смерть. — Побитые корабли поставим для ремонта на тюрбанские верфи, а дивизии делибашей я использую по назначению.
— Вот именно, — подтвердил Дьявол. — Сможешь наконец жить под своим настоящим именем.
Президент проинформировал, что кроме Бахуса произошли перевороты на Центурионе и Гарпии и что руководители военных хунт просят принять эти миры в Северную Республику. Следующими должны стать Сабрика, Тюрбан и Динго.
— Сделаем. — Смерть кивнул. — Время у нас есть, силенок тоже хватает, а противник деморализован.
Сокольский покачал головой, раздраженно бросив:
— Насчет времени лучше не обольщайся. Возможно, через день-другой придется двинуть корабли в новый поход.
Тюрбанец не стал спрашивать, для чего могут понадобиться корабли. Слишком уж красноречив был взгляд президента, нацеленный на трехмерную штабную карту с изображением Центральной Зоны.
Система Беты Грифона была неплохо фортифицирована, однако отряд Донгарова миновал все крепости без осложнений. Появление сильно поврежденных кораблей в штабе гарнизона посчитали нормальным итогом большого проигранного сражения. Потом, когда «Конкистадор» занял позицию, а крейсера, корветы и грузовозы начали стыковаться к орбитальным комплексам, защищаться стало поздно.
Абордажные команды стремительно захватили небесные твердыни. Затем войсковые транспорты спустились к средним слоям атмосферы, и делибаши — батальон за батальоном — десантировались на родную планету. Изгнанники, которых война и узурпатор, лишив отечества, раскидали по неприветливым мирам, возвращались на Тюрбан, переполняемые жаждой отмщения.
Главный удар они наносили по Ханшахару — крупнейшему городу континента Бриллиант, который в 2433 году был провозглашен столицей планеты. Первыми сквозь облака метнулись быстроходные десантные катера, высадившие отряды спецназа. Когда приземлились танкисты и пехотинцы, диверсионный авангард уже завершал зачистку генерального штаба и главного бункера управления войсками.
Принц Селимбай повел аэромобильную бронеколонну на гвардейские казармы, отсекая пути подхода резервов. Его старший брат во главе отборной бригады из пяти тысяч делибашей и сотни крейсерских танков атаковал дворец падишаха. Тяжелые бронированные машины, кружившие на разных эшелонах высоты, расстреливали чересчур активные очаги сопротивления.
Проломив крышу залпом плазменных снарядов, полковник Смерть с ротой ветеранов-ариманабадцев проник во внутренние покои дворца. С их яростью могла соперничать лишь трусость защитников. Почти без боя, оставив за собой не больше сотни трупов, делибаши ворвались в тронный зал, который оказался пустым.
Падишаха Эмирхана удалось найти в бане лишь после долгого прочесывания дворца силами двух батальонов. Узурпатора сдал начальник его личной стражи — тот самый гвардейский полковник, который числился женихом клона Мадины. Разжиревший, как гиппопотам, Эмирхан валялся в ногах, умоляя пощадить, и без уговоров подписал фирман об отречении.
К этому моменту командиры частей, брошенных на города Ясриб, Ариманабад и Бадауин, уже доложили о победе, поэтому полковник Смерть мог заняться личными делами.
— Где твоя племянница? — спросил он.
Понимающе закивав, Эмирхан проблеял:
— Возьми себе всех… Только не убивай.
От удара ногой в челюсть грузная туша с грохотом рухнула на нефритовую мозаику пола. Полковник свирепо уточнил:
— Где принцесса Мадина?
Отплевываясь кровью и зубным крошевом, низверженный падишах выкашлял дрожащими связками:
— Эта мерзавка командует в Ариманабаде. Еще вчера, до вашего нападения, объявила независимость Газавата. Кажется, все семейство Наиба там собралось…
Очередной удар — наказание за непочтительные слова — лишил его половины оставшихся зубов. Выходя из купальни, полковник бросил со смехом:
— Не переживай, дистрофик. Чтобы хлебать баланду, зубы не нужны.
Полвека назад, когда планетные системы Северной Зоны наперегонки вступали в Солнечную Федерацию, хитроумные земные политики разрешили младшим братьям с Тюрбана сохранить внешние атрибуты восточной монархии. Не все ли равно, как называется руководитель провинции — губернатор, президент или халиф, — рассудили мудрые предки. Пирамиду власти каждого из четырех материков возглавляли халифы, причем халиф Газавата по традиции исполнял обязанности руководителя планетарной администрации. Четверть века назад, совершив переворот при помощи имперских и федеральных солдат, халиф Бриллианта провозгласил себя падишахом.
Газаватцы не смирились, время от время бунтовали и, как доносили агенты, были готовы встретить прилетевших с Бахуса освободителей. Поэтому на родной Ариманабад братья Омар и Селимбай бросили всего один полк пехоты и оперативную команду Джахира. Десантники едва не утонули в запрудившей проспекты ликующей толпе.
Когда шлюпка, на которой прилетел в свой город временный командир крейсера «Шахиншах», опустилась внутри стен дворца, опередивший его лишь на полчаса Джахир доложил о событиях, в которые трудно было поверить. Однако в тронном зале действительно ждали хан Наиб, Мадина и Леондора со своим многочисленным семейством.
Увидав бывшего пирата, Мадина изобразила надменную ледяную гримасу. Наиб тоже не проявил внешних нежностей, лишь легонько обнял его — стало быть, узнал. Впрочем, спустя минуту халиф уже пустился в восторженное повествование.
По его словам, едва поступили первые сообщения о разгроме объединенной армады, Мадина воодушевила оставшихся в городе членов семьи к решительным действиям. Муж Леондоры, вице-мэр Ариманабада, которого все считали безвольной тряпкой, собрал верных людей, арестовал назначенных падишахом чиновников и захватил телецентр. Мадина и Леондора выступили с призывами к горожанам, и на улицы выплеснулась возбужденная толпа, требовавшая вернуть законного правителя.
К удивлению обеих принцесс, хаос массовых беспорядков был немедленно введен в твердое русло хорошо организованного восстания — это, не дожидаясь приказов и подкреплений с Бахуса, начали действовать резидентуры Джахира. К вечеру отряды кое-как вооруженных повстанцев захватили арсенал, полицейские участки, космодром и даже гарнизон правительственных войск. Из отдаленных аулов прибывали отряды свирепых горцев, которыми прежде комплектовались штурмовые полки делибашей и десантные корпуса Икланда. К утру сыновья Леондоры на спортивных авиетках прорвались к архипелагу Манвассур и привезли деда в Ариманабад.
Падишахская камарилья была в растерянности, посылала панические депеши на Юльдану и не решалась двинуть на усмирение мятежа ставшие не слишком надежными войска. Тем временем агенты Бахуса формировали полки добровольцев и распускали слухи о скором приходе огромной армии во главе с Омаром и Селимбаем. Все ждали новостей из космоса, но никто не подозревал, что братья-принцы появятся так скоро.
Прервав рассказ, Наиб осведомился:
— Где Селимбай?
— Наводит порядок в Ханшахаре.
— Пусть он лучше скажет, где принц Омар, которому этот убийца собирался меня продать! — гневно выкрикнула Мадина. — Халиф, почему вы так любезничаете с бессовестным пиратом?
— С пиратом? — Немного удивленный хан Наиб с интересом поглядел на тюрбанца по прозвищу Смерть. — Ты и пиратом успел побывать?
Леондора поспешила наябедничать:
— Да, папа, это и есть тот самый бандит, который держал нас в плену.
По лицу халифа было видно, что старик едва сдерживает смех. Не без труда придав лицу подобие суровой трагичности, он произнес укоризненно:
— Зная твои мерзкие склонности, я не сомневаюсь, что ты не только взял в плен, но и соблазнил жену моего старшего сына…
Отказала даже ледяная выдержка Мадины — принцесса слегка смутилась. С детства впечатлительная Леондора бросилась обнимать ее, причитая:
— Моя бедная девочка! Мой несчастный брат!
Махнув на них обеими руками, хан Наиб заговорил о военных делах. Узнав, что с этим караваном прибыли тридцать тысяч делибашей, халиф удовлетворенно кивнул, но тут же посетовал: дескать, войск маловато.
— Сразу же после дозаправки транспорты уйдут на Бахус и дня через три-четыре вернутся с подкреплениями, — успокоил его Смерть. — К тому же завтра, возможно, подтянутся корабли, которые Дьявол обещал послать на Бахус. А пока мы отмобилизуем надежных людей здесь.
— Может быть, мы решим, что делать с проклятым пиратом? — продолжала суетиться Леондора. — Прямо у нас на глазах он прикончил пятерых пассажиров. Даже не спросил, как их зовут.
— Их было около дюжины, — возмутился бывший пират. — И я знал, как их зовут.
— Да, он воспитан убийцей, — с гордостью подтвердил Наиб. — Я слышал о расстреле на вашем лайнере. Уложить столько отпетых подонков — это хороший поступок.
Смущенные женщины ненадолго притихли. Затем обе в один голос осведомились, когда в Ариманабад прибудут сыновья халифа.
— Почему здесь до сих пор нет моего мужа? — раздраженно поинтересовалась Мадина.
Халиф громко фыркнул и долго смеялся, уткнувшись лицом в плечо своего старшего сына.
Им так и не удалось поговорить наедине. Захват планеты — непростое дело, даже если новую власть поддерживает некоторая часть населения, тогда как противники растеряны и не успевают собрать силы для отпора. Отряды делибашей и повстанцы-ополченцы охотились за главными преступниками прежнего режима, кое-где наметились попытки сопротивления, в разных частях Тюрбана вспыхивали вооруженные стычки. Войск, чтобы усмирить все очаги, не хватало, к тому же главной угрозой становился Храм Древнего Зла, в котором собрались десятки тысяч фанатиков, которым жрецы раздавали оружие.
Завертевшись в потоке событий, он вновь увидел Мадину лишь поздно вечером, когда Наиб собрал на совет главных руководителей континента и планеты. Выслушав отчеты вновь назначенных халифов и войсковых командиров, отец дал слово Мадине для рассказа о межзвездной политической обстановке.
— В столицах Империи, Королевства и Федерации растут панические настроения, — с холодным торжеством говорила принцесса-клон. — Командир эскадры любезно позволил нам прослушивать эфир с помощью гравистанции космоносца. Как можно понять, на Карменсите, Афине и Юльдане боятся дальнейших операций флота Республики, а потому не помышляют о карательных экспедициях. Все их силы сосредоточены для обороны столичных планет.
Самодовольно ухмыляясь, присутствовавший в виде голограммы Донгаров объявил, что его эскадра превосходит по огневой мощи все корабли, оставшиеся в распоряжении побитых держав. Он продолжал:
— По моим данным, уже капитулировали Динго, Сабрика и Кастлинг. Таким образом, власть Республики распространилась на треть обитаемых миров Северной Зоны. Президент Сокольский объявил, что намерен на этом прекратить навязанную ему войну.
— Разумно, — негромко произнесла Мадина. — Он и так проглотил слишком большой кусок.
Кашлянув, хан Наиб заметил, что Дьявол всегда поступает разумно и не станет опережать события. На этом совещание было закончено, и халиф Газавата посоветовал всем отдохнуть.
В покоях, где когда-то прошла их первая ночь, Мадина дала волю гневу. Глаза сверкали, как у взбешенной пантеры, грива черных волос взметалась волнами океанского шторма, нежные кулачки рассекали воздух подобно паре ятаганов. Несмотря на всю остроту ситуации, Омар залюбовался и, как всегда, растаял.
— Ты обманул меня, как настоящий пират и убийца! — яростно восклицала принцесса, резкими движениями плеч отбрасывая пытавшиеся успокоить ее руки. — Кем я теперь выгляжу? Позор на всю Галактику — изменившая с собственным мужем! Теперь еще твоя родня будет возмущаться, что я не девственница.
— Сделаем тебе харакири, — с серьезным лицом предложил Омар. — Всю простыню кровью зальем — никто слова сказать не посмеет.
— Я сама тебе обрезание сделаю! — взорвалась невеста. — По самый корень откромсаю!
Невольно улыбнувшись, Омар нежно поцеловал ее ладонь и тихо произнес:
— Попробуй понять меня… Узнав, что моя богиня снова жива, я обезумел. Во всей Вселенной не существовало силы, которая помешала бы мне вновь увидеть тебя. В те дни я не мог открыть свое имя — на «Елене» оставались люди, ненавидевшие Омара Газаватского, подавившего мятеж на Барбарии. Поэтому я решил, что ты и Леондора узнаете обо всем на Бахусе. Получилось иначе — любовь и страсть оказались сильнее рациональных соображений.
— Не буду спорить, кое в чем я виновата сама, — печально признала Мадина и тут же вернула голосу ледяную тональность. — Значит, для тебя важна лишь внешняя оболочка? Тебе безразлично, что в похожем теле поселилась новая личность?
Впрочем, принцесса уже не отстранялась и даже отвечала на его неистовые поцелуи, в перерывах между которыми счастливый муж сбивчиво говорил:
— Та самая личность, та же самая… даже характер остался прежним… Ты все та же богиня, которую я любил с четырнадцати лет и буду любить вечно…
— Вечность иллюзорна, — печально изрекла Мадина.
Разумеется, она сказала это лишь для того, чтобы за ней осталось последнее слово. Принцесса-оригинал тоже обожала произносить заключительную фразу, после которой превращалась в страстную кошку. Впрочем, в этом отношении клону было пока далеко до прежней Мадины.
Часы на кораблях эскадры отсчитывали время самых разных планет. С позапрошлого дня основным стало время Республики, не слишком удобное для жителей других миров, только что ставших частью этого государства. Поэтому вызов пришел в предутренний час, когда нормальным людям полагается спать, а ненормальные не в силах оторваться друг от друга.
Пришлось, однако, прервать приятные занятия, чтобы долго искать видеофон. Дежурный офицер штаба эскадры передал приказ явиться на совещание. Катер за принцем Омаром уже вылетел.
В адмиральский салон космоносца Омар вошел вялый от недосыпа. Просторный отсек оказался загадочно пустым, отчего возникли естественные подозрения: такие вызовы нередко завершались выстрелом в затылок. Однако встретили его не снайперы из команды ликвидаторов, а сам Донгаров и незнакомый офицер в мундире капитана 1-го ранга республиканского флота.
— Военный совет переносится, — сообщил адмирал. — Через два-три часа прибудет курьерский корабль с приказом президента. А пока сдай крейсер новому командиру. Ты назначен губернатором Тюрбана, отныне тебе подчиняются халифы всех континентов.
Вместе с командиром прибыли полторы дюжины офицеров и рядовых из резерва Республики. Все верно: личный состав нуждался в укреплении. Передача дел проходила без эксцессов, но принца-губернатора насторожили хмурые взгляды некоторых членов экипажа. Он не стал ждать и сам спросил, чем обеспокоена команда.
Вперед шагнул Беннет. Не иначе, офицеры выбрали для этой миссии старшего артиллериста, который считался самым близким приятелем бывшего командира «Прекрасной Елены».
— Принц Омар, братва волнуется, — без предисловий начал Иван. — Все хотят знать, сколько еще нам воевать и против кого.
Из угрюмой массы спейсменов протолкался вперед Матвей, поддержавший Беннета:
— На этом корабле три десятка бывалых головорезов с самых разных планет. Допустим, твои земляки пойдут за тобой беспрекословно, таков закон делибашей. Но ради чего должны сражаться мы, вчерашние пираты? Или имперцы из команды «Шахиншаха»? Освобождение Тюрбана не слишком нас волнует.
Со всех сторон посыпались сумбурные выкрики. Говорили о погибших друзьях, о семьях, оставшихся на разных мирах, о нескончаемости братоубийства, которое еще сильнее раскалывает обломки человечества. Сказано было, конечно, и про настианскую угрозу.
— Не надо кричать, я все понимаю, — сказал Омар. — Какое-то время вы были преступниками или служили несправедливым властям. Теперь мы создаем державу, в которой несправедливостей будет гораздо меньше. Насколько я знаю нашего президента, вскоре он попытается прогнать настиан от Фомальгаута.
— Вот это настоящее дело, — громко произнес Хасан Родригес. — Выживание человечества — единственная цель, во имя которой стоит проливать кровь… Главным образом, вражескую.
Штурмана поддержали многие — и пираты, и федералы. Напряжение начало снижаться, но довести команду до полного спокойствия Омар не успел, потому что был вызван в рубку для разговора с командиром эскадры.
— Военный совет отменяется, — обрадовал его Донгаров. — Получен приказ — всем боеспособным кораблям сосредоточиться в районе Кастлинга. «Шахиншах» слишком поврежден, поэтому останется здесь. А ты возьми десяток людей понадежнее — Сорочина с Родригесом обязательно — и перебирайся на «Конкистадора». Через час выступаем.
В суматохе Омар кое-как успел попрощаться с отцом и Мадиной. Узнав о неожиданной разлуке, принцесса начала свирепеть, но быстро успокоилась и лишь вздыхала, смирившись с непростой участью солдатской жены.
И еще губернатор проследил, как Беннет расстреливает Храм Древних Демонов на окраине Ханшахара. Импульсы пушек среднего калибра испепелили сотню тысяч вооруженных фанатиков, уже готовых броситься на столицу. В кипящей воде громадного бассейна плавали туши сваренных заживо монстров.
В просторном штабном отсеке «Триумфатора» собралось десятка три высших офицеров. Катранов проговорил с добродушной улыбкой:
— Позвольте представить тем, кто еще незнаком — корпусной генерал Омар Газават, бывший командующий внешней обороны Гектора, ныне — губернатор Тюрбана. Более известен как полковник Смерть.
Три десятка голов кивнули, приветствуя давнего соратника. Затем Чанг Катранов включил голограмму звездной карты. Очертив световой указкой объем на окраине Центральной Зоны, начальник штаба Флота Республики заговорил четкими формулировками боевых уставов:
— Промежуточный пункт развертывания — Сектор Семи Улиток. Согласно данным служб перехвата, именно здесь намечено сосредоточение боевых флотов некоторых режимов Центра. Наш корабль-разведчик докладывает, что крейсера Семпера уже прибыли. Флоты Центавра и Тау покинули свои базы и направляются к ближайшим черным дырам сквозного типа. Флот Открытого Неба выдвинут на рубеж «Ближний Щит». Предположительно, в ближайшее время эти силы объединятся и возьмут курс на Фомальгаут. Также… — адмирал сделал короткую паузу. — От Сириуса на Семь Улиток движется многонациональный отряд, в составе которого несколько крейсеров и неопознанный корабль запредельных размеров — линкор или космоносец. Полагаю, все присутствующие согласны, что мы не имеем права остаться в стороне.
Возражений не было. После минутного молчания Сокольский отдал долгожданный приказ: выдвинуться в район встречи флотов, присоединиться к союзникам, совместными усилиями разгромить настиан, а в дальнейшем действовать согласно обстановке.
Глядя на приближающийся зрачок улитки, Омар процедил:
— В тридцать первом я почти без боя захватил плацдарм на Тюрбане, а ведь у меня было всего два транспорта, три тысячи делибашей и ни одного корабля огневой поддержки на орбите… Сколько раз я читал в исторических файлах: дескать, восстание было успешным, но затем аристократия предала народ… А сколько раз народ предавал собственное государство? И сколько раз таким же образом предавали меня?
— Дорогие соотечественники предали всех нас, — согласился Сокольский. — И политики, и военные, и народ. Сиюминутные шкурные интересы оказались для них важнее, чем судьба государства и человеческой расы. Со временем все виновные будут наказаны. В том и заключается смысл жизни — восстанавливать справедливость.
— Красиво говоришь. — Угрюмый принц дернул плечом. — Нужна ли пресловутая справедливость кому-нибудь, кроме таких, как ты? Подавляющему большинству глубоко наплевать на догмы абстрактной нравственности. Если государство развалилось, значит, оно было обречено логикой объективных законов. И не нам, жалким молекулам непрочной живой материи противиться закономерностям социального процесса…
— Ты стал фаталистом? — Дьявол рассмеялся. — Законы общественного развития вовсе не объективны и содержат массу исключений. Я, ты, множество других людей на протяжении десятилетий шаг за шагом, камушек за камушком строили плацдарм, с которого сможем дать бой волне событий, разрушивших человеческую державу. Настал день, когда решится многое. Может быть, все. И мы обязаны сделать следующий шаг, иначе не будет нам прощения.
— Не будет, — согласился тюрбанец. — Разве я спорю…
Авангард уже втянулся в улитку. Вскоре и «Триумфатор» нырнул в трубу вселенских извращений. Прошла волна неприятных ощущений вроде приступов головной боли, тошнотных укачиваний, нытья суставов, нервных уколов по всему телу. Привычное дело — эволюция создавала человеческий организм вовсе не для поиска приключений по местам, где гравитация подчиняется законам электромагнетизма и наоборот.
На этом этапе путешествия их беседа прервалась — дежурный офицер знакомил президента с докладом выдвинутого к Семи Улиткам корабля-разведчика. Они разговаривали вполголоса, но принц разобрал обрывки фраз, из которых понял, что в районе встречи сошлись десятки линкоров, крейсеров и космоносцев всех держав Центральной Зоны.
Когда дежурный вышел из салона, адмирал Катранов добавил:
— Да, Верховный, по-видимому, «Вельзевул» вернулся. Командор Сорочин вспомнил, что перед началом гражданской войны бывшие сослуживцы посетили его в госпитале. По их словам, линкор не погиб, как принято считать, но был спрятан в звезде для саморемонта.
— Вот зачем Дракон и Зог так рвались на Сириус… — Вернувшись к Омару, Сокольский возобновил прежний разговор: — Ты никогда не задумывался, что историю делают безымянные герои? Поясню, кого имею в виду. Солдат, прибежавший из Марафона в Афины, чтобы сообщить о победе. Матрос, сидевший на мачте каравеллы Колумба и крикнувший: «Вижу землю!» Японский радист, передавший в эфир сигнал «Тора! Тора! Тора!». Снайпер, застреливший президента Венеры. Танкист, остановивший авангард настиан на подступах к космодрому планеты Эсперанса. Пилот центаврийского торпедоносца, поразившего флагманский линкор Долговязого Зога…
— Я не так хорошо помню древнюю историю, но некоторые из этих анекдотов слышал… Самое смешное, что их поступки ничего не решали. Через минуту, час или день то же самое мог сделать кто-то другой.
— Ты понял мою мысль. Имя исторического персонажа не имеет значения. Если событие должно произойти — оно произойдет. Так пусть же мы станем теми, кто объединит человечество.
Глава самого большого на сегодняшний день союза человеческих миров имел право сказать такое. И тем не менее Дьявол не хуже Омара понимал, сколь непрочно скрепляют его державу гарнизоны оккупационных корпусов. Миллиарды людей, внезапно ставших гражданами Республики, не были готовы жить в новом государстве. Не дожидаясь вопросов собеседника, Сокольский признался, что надеется на прилив воодушевления, который прокатится по всем планетам после известия о победе над Настиарной.
А потом «Триумфатор» вышел из улитки, и локаторы показали внушительный флот, готовый к броску на Фомальгаут. Антенны линейного крейсера ловили деловые переговоры об устройстве будущей Империи.
— Кажется, здесь немало других претендентов на роль объединителей, — заметил Смерть.
— Наглецы, — возмущался Дьявол. — Предлагать
Видно было, что президент говорит не слишком искренне. Его признали равным, он становился членом правящей элиты, под его начало переходили спецслужбы создаваемой сверхдержавы. Пусть ему достанется не абсолютная единоличная власть, но участие в коллективе могущественных единомышленников.
Наблюдая, как эскадры медленно маневрируют в тесноте между улитками, Дьявол неожиданно вернулся к их старому спору:
— Эти адмиралы смешны. Собрали много сверхпрочных материалов, сверхбыстрых двигателей, сверхмощных пушек, почти разумных нейросетей — и всерьез рассчитывают установить свою власть на планетах. Глупцы! Их линкоры будут висеть высоко в небе, а сражаться за власть придется нам — пехоте и разведке… Никто другой не сможет этого сделать.
— Ты прав, — сказал Омар. — Но даже пехотинцам и шпионам не по силам опрокинуть законы Истории. И не всегда солдату с винтовкой удается направить народную массу на путь истинный.
— Ерунда, — Сокольский отмахнулся. — Массы охотно идут за силой, а сила у нас. Что же до Истории, то она — дешевая продажная девка, которую нетрудно переписать заново…
Извинившись, Дьявол вернулся к монитору, чтобы продолжить переговоры с союзниками. От нечего делать Омар присел возле голограммы, по которой струились строки забавного диалога. Насколько он понял, это общались полуразумные нейросети линкоров, встретившихся после четвертьвековой разлуки.
Внезапно появился загадочный текст:
Вторжение абордажных команд.
Запускаю процедуру зачистки.
Прощай, Вельзевул.
И почти немедленно засветился ответ, присланный кораблем Зоггерфельда:
Тоже подвергся атаке.
Процедура запущена.
Прощай, Триумфатор, и будем оптимистами.
С минуту принц Омар не мог понять, чем обеспокоены нейросети, а затем по трансляции зазвучали взволнованные голоса: корабли докладывали о вторжении абордажных команд.
В рубку ворвались фигуры в боевой броне. Их лиц не было видно из-за тяжелых шлемов с забралами. Телохранители президента потянулись к оружию, однако упали, сраженные парализующими выстрелами. Невесть откуда взявшиеся солдаты навели стволы на растерянных владык Северной Зоны, так что стало понятно: трепыхаться не стоит.
Поняв, что сопротивление бесполезно, Смерть тоскливо заорал:
— Не стрелять! Не сметь открывать огонь!
— Кто это? — отчаянно выкрикнул Дьявол, чувствуя, как рушатся блестящие, до последней мелочи продуманные замыслы. Вакансия галактического диктатора ускользала из его рук стремительно и бесповоротно.
А на голограмме курсового обзора медленно и величественно увеличивалась в размерах неумолимо приближающаяся громада линкора «Вельзевул».
Эндшпиль Демиурга
Атаку начали канонерские лодки «Гусар» и «Мамелюк». Ну и пусть, что у Дьявола, по слухам, есть линкор — Стар Террибл не завидовал. От громадных кораблей немного пользы при штурме планет. Тех легких корабликов, которыми располагала бригада «Ночной Кошмар», вполне хватало, чтобы выполнить стандартную процедуру — удары по крепостям на орбите, бомбардировка баз на поверхности, десант в жизненно важные центры.
Набившись в двадцатиместные отсеки быстроходных штурмовых катеров типа «Щука», бойцы «Ночного Кошмара» пошли на приступ города, не желавшего повиноваться центральному правительству системы, а вернее — руководству концерна.
Бесформенный замерзший обломок скалы по имени Крокус был почти лишен атмосферы, а вода сохранилась в виде ледяных полей. И тем не менее здесь была вся таблица Менделеева, включая элементы, которые на большинстве миров давно распались, и были минералы, которых не удалось ни синтезировать, ни найти в других местах. Поэтому полсотни тысяч бедолаг, заточенных в городе под скалами, добывали эти сокровища, а какие-то смекалистые ребятишки решили не платить налоги и забыть о тех, кто профинансировал освоение Крокуса. Хозяева концерна «Рудники Крокус Инк.», в свою очередь, решили потратить немного валюты и призвали на помощь наемников.
Генерал Стар Террибл руководил штурмом из крохотной рубки «Гусара». Огонь обеих орбитальных крепостей уже стих, и подразделения Тигра захватили допотопные сооружения, не способные защитить планетоид даже от простуженной старушки на костылях.
Канонерки подошли ближе к объекту и теперь расстреливали зенитные батареи, окружавшие город шахтеров. Когда эти огневые точки будут подавлены, на штурм пойдет батальон Волка — парни, наверное, изнывают в своих «Щуках», дожидаясь, когда настанет их минута.
— Тигр, не увлекайся, крепость надо сдать клиенту в целости, — напомнил Стар. — А ты, Волчара, потерпи немного, внизу еще не все пушки замолчали.
— Я не тороплюсь, — меланхолично сообщил Волк. — Мне потери ни к чему.
— Генерал, ты совсем про нас забыл, — обиженным рычанием влез Бизон. — Долго в резерве прохлаждаться?
— Успеешь. Для твоих монстров особое задание придумано.
Рядом с генералом непрерывно сновали офицеры штаба, и только двое находились тут постоянно. Виталий Норидзе, майор-десантник, больше десятилетия служивший у Икланда и Дьявола, в «Ночном Кошмаре» командовал ротой разведчиков-диверсантов. Второй была капитан Карин де Маурисио, которая уже четвертый год считалась боевой подругой командира бригады. Может, генерал постарел, сделавшись сентиментальным, а может, сказывалась магия роскошных форм, аппетитно обтянутых пятнистым комбинезоном, — так или иначе, расставаться с красоткой Стар Террибл явно не собирался.
— Мы идем, босс, — доложил Волк. — Кажется, у них есть танки.
— У вас есть чем их напугать, — привычно пошутил в ответ Стар. — Не нарывайся, ты нам еще пригодишься.
Призыв к осторожности был излишним. Профессиональные солдаты воевали точно и грамотно — без лишнего риска и ненужной жестокости. Наемники не испытывали ненависти к противнику, поэтому не стремились убивать, а лишь принуждали прекратить сопротивление. Они воевали за деньги — не больше и не меньше, ведь плата по прейскуранту не требовала от них проявлять чудеса самопожертвования.
Рой из двух десятков «Щук», превратившись в стаю ракетных трассеров, направился к планетоиду. Непосредственно на город двигались фальшивые мишени, по которым немедленно открыли бешеную пальбу последние зенитки, в том числе три ранее молчавшие, установленные возле шлюзов, ведущих в жилые бункера. Мишени гибли пачками, падая на город огненным дождем, а тем временем штурмовые катера благополучно достигли поверхности на безопасном удалении от цели. Разворачиваясь в предбоевые порядки, отряды наемников с разных направлений устремились к куполу, накрывавшему город.
Владелец планетоида снова вызвал генерала, нервно поинтересовавшись, как идут дела.
— Ждите, абонент временно недоступен, — хохотнул Стар Террибл. — Не волнуйся, хозяин, скоро получишь обратно свою недвижимость.
Вальяжный старик в супердорогом костюме, пошитом явно в Центральной Зоне, озабоченно повторил:
— Но вы постараетесь не разрушать рудники?
— Мы не станем, — терпеливо заверил его командир бригады. — За тех, кто засел в бункере, я не ручаюсь.
— Они тоже не станут, — уверенно сказал хозяин. — Знают, как я с ними расправлюсь.
Когда президент «Рудников Крокуса» отключился от связи, Карин презрительно заметила:
— Обязательно расправишься, — и добавила: — Если те не сбегут.
— Прихватив денежки и включив часовой механизм, — уточнил Норидзе.
Стар Террибл озабоченно кивнул — он и сам подумывал о такой возможности.
Следующие полчаса генерал внимательно следил за продвижением своих отрядов. Затем, когда канонерки расстреляли последнюю зенитку, он приказал Бизону захватить космодром при поддержке «Мамелюка». Еще через минуту Тигр получил приказ направить роту на подмогу Волку.
Первый опорный пункт батальон Волка захватили врасплох. Наемники были одеты в бронескафандры-невидимки, сплетенные из оптических волокон с видеодатчиками. Подкравшись почти вплотную, солдаты быстро выкурили аборигенов из огневых точек, пустив в ход гранаты и плазмострелы.
У защитников города не выдержали нервы, и на равнину выползли танки — старые машины типа «Чакра-3», выпускавшиеся малой серией за полтора десятилетия до настианской мясорубки.
Танковую контратаку отразили без труда — часть машин пожгли плазмой, а несколько штук остановили «летучими искрами». Электрические разряды парализовали танкистов, и наемники, повыкидывав из отсеков бесчувственные тела, сами залезли в «Чакры». Преодолев одним броском оставшиеся километры и расстреляв с ходу пару опорных пунктов, танки прорвались к городу, неся на броне десант.
Заняв удобную позицию среди скал напротив главного шлюза, «Чакры» методично посылали снаряды в капонир, поспешно возведенный в первые дни мятежа. Несмотря на посредственное вооружение старых танков, укрепление постепенно превращалось в руины.
Пока все внимание обороняющихся было приковано к этой точке, другие подразделения «Ночного Кошмара» достигли купола со стороны запасного шлюза. Охрану сняли молниеносно — те даже не успели понять, в чем дело. Дружный залп реактивными снарядами проломил внешние ворота, и две роты наемников ворвались в город.
Первые кварталы они преодолели, почти не встретив сопротивления, затем начался настоящий бой.
— Командир, они зомбированы, — доложил Волк, потеряв пятого солдата. — Все население города бросается на нас с голыми руками, как психи. Вооружены от силы каждый десятый, но здесь тысячи ублюдков с промытыми мозгами. Я ввел в дело третью роту, и мы все равно еле успеваем их убивать.
— Держись, — приказал Стар Террибл. — Закрепись в обороне, выставь волновое заграждение.
— Хреново, — прокомментировал Виталий. — Мы не подписывались на грязные дела вроде истребления всех горожан.
Карин подхватила:
— Потом нас обвинят в геноциде, как после штурма «Бестиария». И как имперские власти обвинили Барлога.
Показав кивком, что разделяет опасения соратников, Стар Террибл вызвал владельца и осведомился:
— Сколько жителей города киборгизированы?
— Почти все, — непринужденно поведал олигарх. — Этим сбродом невозможно управлять иначе.
— Понятно, кто же захочет работать за гроши при таком фоне радиации… — Генерал внезапно взревел: — А теперь ваш бывший заместитель ввел горожанам приказ погибнуть, но истребить моих солдат! Свяжитесь с этим ублюдком и передайте, чтобы не надеялся сбежать — на космодроме мои люди.
— Боюсь, эта банда опередила ваших солдатиков, — промямлил растерянный хозяин. — Мерзавец звонил мне полчаса назад, вымогал пяток миллионов за пульт управления.
Выругавшись, командир бригады приказал командиру канонерки срочно садиться на космодром.
Бизон и его банда уже навели порядок на объекте. Главари мятежа были взяты, пульт у них отобрали, чемоданчики с наличными — тоже. Первым делом Стар приказал передать необходимые сигналы для устройств, вживленных в мозги городского населения. Как доложил Волк, атаки немедленно прекратились, и теперь горожане воют от ужаса, увидав гору трупов.
— Что делать с этими? — поинтересовался Бизон, показывая на мятежников.
— Пристрелить. — Стар Террибл пожал плечами. — Из-за них погибли восемь наших братьев. Аборигенов я даже считать не хочу.
Вожди подавленного путча завопили, но приказы командира в «Ночном Кошмаре» не обсуждались и не пересматривались. Расстрелянных бросили под дюзы готового к старту «Стелла Линк». Трупы сгорели без остатка через несколько минут, когда пилоты из батальона Бизона увели в космос транспорт с особо ценным грузом.
Через час прибыл олигарх, окруженный многочисленной свитой. Узнав о последних событиях, старик закатил грандиозный скандал.
— Вы упустили грузовик, в трюмах которого было горное оборудование на четверть миллиарда! — ревел побагровевший владелец концерна. — За что я плачу вам такие деньги?!
— Рудник окупит ваши потери через полгода, — равнодушно сообщил командир наемников. — Надо было сразу сообщить мне, что ваш дружок прячется на космодроме, но вы затеяли какую-то глупую игру. Из-за ваших интриг мои ребята чуть-чуть опоздали. Главный бунтовщик улетел на «Стелла Линк». Хорошо хоть оставил пульт управления киборгами.
— Плевать на рабочий скот, — упавшим голосом буркнул владелец планетоида, рудников и всего, что находилось на Крокусе. — Рабов я всегда навербую. Оборудование жалко.
Стар Террибл не стал слушать его причитания, напомнив, что выплачен лишь аванс и что пора бы полностью рассчитаться с наемниками. Почувствовав, что генерал может занервничать, олигарх послушно умолк и выписал чек.
В подлинности этой бумажки Стар не сомневался: после расправ над правлением фирмы «Пирамида Рамзеса» и владельцами корпорации «Медея Фрактал Верке» никто не решался обманывать наемников.
Чуть позже, когда десантные парусники взяли курс на «Дальний Щит — 10», Карин осторожно поинтересовалась:
— Ты собираешься продать кому-нибудь эти машины-камнерезки?
Отрицательно покачав головой, командир бригады ничего не сказал вслух. Он не раскрывал свои дальние планы даже очень близким людям. Правда, было у генерала несколько ближайших родственников, с которыми Стар Террибл мог бы позволить себе беспредельную откровенность. Только, к его сожалению, эти родственники находились очень уж далеко.
Цивилизация распласталась по десяткам звездных систем, словно сшитое из лоскутков полотенце, приколоченное к вселенской кривизне заржавевшими гвоздями космодромов. На космодромах берут начало и здесь же заканчиваются трассы дальних путей. Здесь совершают неожиданные повороты и сплетаются причудливыми клубками нити человеческих судеб. Здесь происходят неожиданные — нередко роковые — встречи. Говоря по-простому, космодромы оставались последними скрепками, не позволявшими рассыпаться покинувшей Землю легкомысленной расе узконосых приматов.
Человек, сидевший у окна космодромного ресторана, уже много десятилетий скитался по самым разным мирам, успел кое-чего повидать, мог сравнивать, а потому сделал для себя вывод: космодром — лицо планеты. Звездный порт, куда он пришел, чтобы пообедать, был такой же отвратительной клоакой, как и сама планета Оаху.
Как было заведено в этом мерзком мире, сегодня полиция дважды проверяла его документы: в центре города и при входе на космодром. Ничего особенного в карточке его идентификатора они прочитать не могли, но тем не менее регулярно требовали предъявить удостоверение и при этом задавали идиотские вопросы: «Куда идешь? С какой планеты твои родители? Где купил этот документ?» Особенно часто бдительность стражей продажной законности фиксировалась на таких, как он, отличавшихся от якобы коренного населения более светлым пигментом и характерными чертами лица…
— Господин, вам понравилась наша кухня? — Официант узнал его. — Снова закажете шашлык из рыбы?
— Пожалуй… — Посетитель готов был сделать заказ, но внезапно запнулся, глядя на входивших в зал. — Я подумаю. Принеси пока закуски и холодный сок.
Отпустив официанта, он пересек зал и остановился возле столика, за которым читала меню девушка изумительной красоты. Та недовольно покосилась, наморщила лоб, вспоминая, и вдруг заулыбалась.
— Здравствуйте, Хуррам. Кажется, вы меня узнали.
— Здравствуйте. — Девушка продолжала напрягать память и продолжила после секундной заминки: — Вы — Георг Олимпиакос из университета…
— Из него самого. Позвольте пригласить вас за мой столик.
Кажется, она была сконфужена, однако согласилась. Еще сильнее Хуррам засмущалась, когда он сделал слишком шикарный заказ.
— Съедим, — отмахнулся Георг. — Вы кого-то встречаете?
— Нет, сама только что прилетела. С Тиниана. Там был семинар для журналистов — «Роль независимой прессы в урегулировании конфликтов».
— Счастливая! — вырвалось у него.
— Хотите побывать на Тиниане? — Она рассмеялась. — Не такая уж интересная планета.
Их прервал посетитель, вставший из-за дальнего стола, где гуляла компания туристов устрашающей внешности. Мрачный громила подошел, покачиваясь, посмотрел мутным взглядом и хрипло поинтересовался:
— Местные, что ли? Борги?
— Местные, но не борги, — неприязненно отозвался Георг. — Вас еще что-нибудь интересует?
Неподалеку начали собираться вышибалы, готовые вмешаться, если начнется потасовка. Однако пьяный продолжил вполне миролюбиво:
— Меня ваша планетенка интересует. Говорят, здесь можно неплохо погулять?
Запоздало забеспокоившись, как бы между мужчинами не завязалась ссора, Хуррам любезно поведала, что погулять можно, если есть деньги.
— Это заведение не из лучших, — уточнил Георг. — В больших городах есть интересные места. Но очень дорогие.
— Все хорошее дорого стоит. — Турист неожиданно проявил склонность к философским обобщениям. — Пожалуй, сообщу друзьям, что стоит навестить эту дыру. Дня через три-четыре появятся… Предупредите здешних девок — пусть подмоются.
Заплетающиеся ноги не без труда вернули его к друзьям. Вышибалы отступили в подсобку, официант принес закуски и вино. Георг, который разнервничался после разговора с пьяным туристом, предложил Хуррам выпить за встречу, потом стал расспрашивать о семинаре на Тиниане. Услыхав, что журналисты других планет пытались помирить Оаху и Вингард, Олимпиакос не смог сдержать улыбки.
— Многие смеются, — обиделась девушка. — Между прочим, на Тиниане многие проблемы видятся совсем иначе… Вы бывали на Тиниане?
Он покачал головой. Не объяснять же девчонке, что власти Оаху считают всех работающих в науке кафиров потенциальными предателями, а потому не выпускают с планеты.
— Многие проблемы по-другому видятся с иных планет, — сказал он со вздохом. — Например, если смотреть на Землю со Скарлетт или Визарда.
Что-то в его тоне насторожило Хуррам. Странно посмотрев на ученого, девушка осведомилась:
— Вы ведь не здесь родились? Ваше имя звучит дико даже для нас, кафиров. И лицом вы на беллов не похожи.
Вот и полицейских это интересует… На такие вопросы он обычно старался не отвечать. Но девушка была слишком хороша, и Олимпиакос неожиданно сказал больше, чем позволял себе в подобных ситуациях.
— Когда-то нас называли астроевразийцами. В моих генах отметились предки со всей Европы — романские корни, скандинавские, славянские, даже индоарийские.
Кажется, столь мудреные слова ничего ей не говорили, и девушка растерянно спросила:
— Где же вы родились?
— Это место называлось Минск.
— Никогда не слышала про такую планету… — Внезапно ее глазки загорелись. — Нет, вспомнила, это город в Солнечной системе! Венера? Юпитер?
— Юпитер — планета-гигант, — усмехнулся Георг.
— Все верно. Как я сразу не догадалась, что астроевразийцы — это жители Европы, юпитерианской луны, на которой в двадцать втором веке был подписан Пакт… Почему вы смеетесь?
— Не смеюсь, а радуюсь. Мало кто на Оаху знает имена планет Солнца… — Он помолчал, затем спросил рассеянно, словно думал о другом: — Говорят, на Тиниане известны последние новости?
Хуррам оглянулась — не слышит ли кто — и, понизив голос до конспиративного шепота, подтвердила:
— Это правда. Там почти свободный доступ к сетям информации. Даже к Астро-Нет.
Власти планеты Тиниан сохранили деловые отношения с главными державами Центра и Севера. Здесь часто гостили крейсера Земли, Тау и Центавра, сюда регулярно ходили отлично вооруженные гигантские транспорты Семпера, этот мир регулярно посещали купеческие караваны с Афины, Карменситы, Аидаса и Тюрбана. На Тиниане практически не было безработицы, космодромы регулярно отправляли готовую продукцию и принимали орды туристов. Планета процветала на зависть остальным мирам Южной Зоны.
Тиниан играл в Южной Зоне примерно такую же роль, как блистательный Кастлинг на Севере. И новости тоже поступали бесперебойно, потому что Тиниан не скупился поддерживать в рабочем состоянии гравитационные ретрансляторы. Вернее, правители этой планеты не возражали, когда более сильные и богатые державы ремонтировали ретрансляторы, расположенные в окрестностях их планеты.
— Вы не поверите, невозможно было меня оторвать от видео, — хихикнув, призналась Хуррам. — Столько интересных сообщений… Кажется, в Северной Зоне назрела война, а командиры наемников отказались от всех контрактов и готовятся к чему-то непонятному. Настиане почти захватили Фомальгаут…
— Никаких сюрпризов или сенсаций в мире науки?
Хуррам растерянно покачала головой. Потом сообщила, что на Тиниане были представители главной государственной и верноподданной частной служб информации, которые должны были скопировать сообщения, выставленные на бесплатный просмотр, то есть не самые свежие новости. Власти Оаху почистят эту информацию, подвергнув цензуре половину сюжетов, после чего неопасные для режима файлы поступят в нейросеть планеты.
— Может, найдете интересующие вас сведения, — ободряюще сказала Хуррам, но тут же добавила: — Если повезет.
— Вы прелесть, — засмеялся Георг. — Но вам об этом наверняка говорили. Много раз… Неплохой шашлык, согласитесь.
— Бывает лучше. В нашем городке…
Некоторое время они обсуждали достоинства различных блюд, после чего на ресторанном столике остались только тарелки с обглоданными косточками. Поблагодарив девушку за прекрасно проведенный час, Георг предложил подвезти ее до города.
— Мне в редакцию, — быстро сказала она.
— К сожалению, мне тоже надо заглянуть на работу, — печально поведал Георг.
Кажется, девушка мысленно вздохнула с облегчением. Наверняка все, у кого она брала интервью, спешили проявить повышенный мужской интерес и назойливо предлагали ужин, плавно переходящий в завтрак. Насколько знал Георг из ходивших по городу сплетен, Хуррам не относилась к числу любительниц подобных приключений.
Старенькая машина летела не слишком быстро, поэтому в центр Османшакра они добирались примерно полчаса. Высадив девушку возле бетонной коробки Дома Прессы, Георг перекинул служебную колымагу на университетский паркинг, где должна была ждать Гульбан. Разумеется, та явилась с опозданием и потребовала сначала заскочить на базар, где набила багажник недельным запасом продовольствия. Впрочем, Георг тоже купил немного провианта — другая такая возможность подвернется не скоро.
— Как дела дома? — спросил он, когда машина помчалась над морем.
Гульбан немедленно принялась жаловаться на трудную жизнь и лишь в самом конце, наплакавшись, сообщила главное. Ее муж-офицер отбыл в тренировочный лагерь, детей она забросила к свекрови, где и будет ночевать сегодня.
— Надеюсь, ты не собираешься делать глупости? — осведомилась она строгим голосом.
Георг честно признался, что намерен вернуться домой не слишком поздно. Предложение провести эту ночь в его квартире Гульбан презрительно отвергла, да еще наговорила много всякого насчет безнравственности кафиров. Впрочем, на островной станции никого, кроме них, не было, так что вскоре почтенная дама позволила себя раздеть и уложить на лабораторный стол.
Как обычно, в самый ответственный момент она принялась хныкать: дескать, вдруг муж узнает — тебя убьет, а меня бросит и детей отнимет.
— Ну, откуда он узнает? — взвыл Георг.
— Вдруг ты похвастаться захочешь. Или я проговорюсь.
Она, конечно, быстро успокоилась и вполне прилично сделала все, что нужно. Но потом, сидя голышом на столе, болтая толстыми короткими ножками и поглаживая рыхлую веснушчатую грудь, закатила традиционное занудство. Суть претензий сводилась к аморальности лично Георга и всех кафиров вообще, потому как инородцы нехорошо влияют на высокую нравственность боргов.
Песня была знакомая: если что-то получилось не так, как хочется боргам, то виноваты беллы, Вингард, спецслужбы Дьявола… А за всеми неприятностями, безусловно, скрываются происки Земли. Георг не слишком возражал. В конце концов, ему было даже немного жаль эту провинциальную дурочку. Женщины у боргов были неважные. Бесформенные фигуры, кривые ноги, ужасные жировые прокладки в самых неподходящих местах. Да и анфасами природа обидела несчастных аборигенок.
Собственно говоря, дело было не столько в природе, сколько в идиотских местных обычаях. Двести лет кровосмесительства на почве близкородственных браков чудовищно деформировали генофонд, так что ежемесячно возрастала популяция мутантов и дебилов.
Конечно, проще и даже приятнее было бы подцепить на ночь девчонку из беллов. Те и красивее, и толковее, и не капризничают, но — вот незадача — слишком уж верят в шанс заарканить жениха-борга, потому и от своих, от беллов и других кафиров, морды воротят. На инопланетянина же, прибывшего с неизвестно какого мирка, они даже смотреть не желали. К тому же хотелось уложить и поиметь именно аборигенку. Из принципа.
Гульбан оказалась лучшим вариантом из доступных экземпляров. К сожалению, она успела отупеть на кухне, где провела большую часть семейной жизни. Вот и сейчас, не успев остыть после разврата с инородцем, отправилась в бытовку — мыть и чистить купленные на базаре продукты. Ни о чем другом коротышка думать уже не могла, хоть и считалась неплохим исследователем.
Георгу это было даже на руку. Пока хозяйственная Гульбан, напевая заунывный местный мотив, возилась с овощами, он занялся настройкой аппаратуры. Система наведения вихревых полей работала вполне удовлетворительно, да и генератор вышел на рабочий режим, пусть и не с третьей даже попытки. Оставалось только соединить все узлы в общую сеть, но время для этого еще не пришло.
Прозябание на Оаху было несладким во многих отношениях, но сильнее всего угнетала скудость информации. Наверняка нужные файлы имелись в сетях ИнтерСтар и Астро-Нет, но планета, куда его занесла судьба, не имела доступа к этому каналу. Лет десять назад, развязав войну с Вингардом, местные бонзы отдали приказ взорвать ретрансляторы — дабы противник не мог получать сообщения от своих агентов…
Чертыхнувшись, Георг настроил видеофон на службу новостей, где пара дикторов, лопаясь от счастья, рассказывала о подготовке к всенародному торжеству — празднику Дня Освобождения. Другим поводом для радости оказалась блокада Фомальгаута. Ссылаясь на информслужбу Настиарны, дикторы поведали, что агрессивная звездная система будет захвачена в ближайшие дни либо даже уже захвачена. Потом на экране появился знаменитый политолог Вахаб Ит-Гулу, назвавший падение Фомальгаута важной вехой крушения ненасытной земной империи, которая спит и видит, как бы лишить Оаху независимости, завоеванной доблестными боргами в кровавых сражениях.
Радостные известия на этом не исчерпались, и толстая — в местном вкусе — дикторша с пафосом сообщила:
— Как передает служба новостей Королевства Карменсита, демократические страны Северной Зоны собрали непобедимую армаду, чтобы дать отпор агрессии прогнившего режима генерала Сокольского. Тем самым скоро будет покончено с возмутителем спокойствия, лживо обвиняющим демократические страны в коррупции, расизме, угнетении народов, нарушениях прав человека и мракобесии.
Георг совсем уже собрался выключить эту гряземешалку, но дикторы вдруг объявили, что в студию только что поступило экстренное сообщение. Оказывается, доблестная армия Оаху нанесла решительный удар по луне Айпара (на остальных планетах ее по-прежнему называли Спаркли), за которую борги давно и безуспешно воевали с Вингардом. Под бравурный марш «Вперед, к победе, воин Оаху» дикторы огласили сводку министерства самообороны:
— Как установили наши астрономы, в ближайшие дни Вингард будет находиться по другую сторону ближнего солнца Ашагы-Юлдыз, то есть не сможет оказать быструю помощь своему гарнизону, незаконно оккупирующему принадлежащую нам луну. Воспользовавшись благоприятным расположением небесных тел, наш уважаемый президент Кечи-Хамбал отдал приказ очистить Айпару от злобного врага. Мужественные воины-борги скрытно высадились на захваченной Вингардом луне и решительно разгромили сильную базу бесчеловечных захватчиков. Проявляя чудеса героизма, присущего избранной расе боргов, наши отважные воины захватили богатые трофеи, убили и взяли в плен тысячи солдат и офицеров трусливого неприятеля. Недалек день, когда вся Айпара будет очищена от вингардской заразы…
Надо же — «наши астрономы установили» факт, который записан во все справочники! К тому же никаких названий «освобожденных» от врага пунктов не объявлено, из чего Георг заключил, что действительные успехи куда скромнее. В лучшем случае заняли крохотный плацдарм в скалистой местности, где нет вражеских баз. Воевали борги точно так же, как делали все остальное — бездарно.
За его спиной раздался страдальческий вздох. Тихо всхлипывая, Гульбан прижалась лицом к его плечу и стала жаловаться на судьбу: дескать, черт с ним, нелюбимым мужем, но завтра мальчишки вырастут, их на ноги поставить надо, а не успеешь оглянуться, как сыновей загребут в армию и пошлют на верную смерть, как будто для этого старались, растили, воспитывали…
— Твой муж там? — Георг показал на висевшую над горизонтом Айпару.
— Нет, он инструктор. Целых полгода тренировал новобранцев. А вчера напился и плакал. Говорит, ни на что эти батальоны не пригодны, все до последнего погибнут, даже в плен сдаться не успеют. Просто министру заказали перед праздником хотя бы совсем крошечную победу…
Он даже не пытался утешить маленькую женщину. Просто погладил по спине и сказал, чтобы собиралась.
Дома, в двухкомнатной клетушке, он долго сидел на балконе, бесцельно разглядывая засыпающий город и встающий над горизонтом край гигантской полузвезды-полупланеты Ашагы-Юлдыз, которая в добрые старые времена называлась Армадилло. Не мог забыть горькие причитания Гульбан: «Почему твоя Земля забыла про нас?» Георг знал ответ: «Потому что вы, борги, отреклись от Земли». Только она бы не поняла этих слов.
Четверть века назад у него был простой выбор: вернуться в Центральную Зону, чтобы стать пушечным мясом гражданской войны, или отсидеться на периферии. Он выбрал третью дорогу и стал бойцом Семпера. Последовательные атаки имперцев, таукитян и федералов сократили контролируемое Семпером пространство до трех систем. Соединение, в котором капитан Олимпиакос командовал ротой, было разбито в боях за Тиниан. Чудом он смог бежать на транспорте, уходившем к Оаху.
Через два года, когда Георг стал доцентом университета в Космограде, по всей планете начались беспорядки, переросшие в свирепые погромы, под аккомпанемент которых борги провозгласили независимость.
Оаху был одним из спутников сверхгигантской планеты Армадилло, что на отшибе Южной Зоны. Двести лет назад планету начали заселять колонисты из средневосточных стран Земли. Оаху изначально был обречен стать глухой провинцией, поэтому здесь не создавались большие индустриальные комплексы.
Мало что изменилось и в последний век, когда Федерация достигла расцвета, и на буколический мирок хлынули миллионы людей с разных миров. Оаху оставался аграрным захолустьем с патриархальным укладом быта, его поля и фабрики поставляли продовольствие, сырье и другую примитивную продукцию в соседние системы Южной Зоны. Лишь перед самой войной с настианами федеральные власти выделили средства на монтаж нескольких больших заводов на Вингарде — другом пригодном для жизни спутнике Армадилло, а также на невероятно богатой редкоземельными минералами луне Спаркли, но завершить строительство так и не успели.
Как водится в дебильной провинции, захвативший власть этнос считал себя высшей расой. Георг полагал, что слово «борг» происходит от старого земного понятия «абориген». Всех неборгов называли попросту «кафирами», то есть неверными.
Самыми бесправными из кафиров были беллы (недавно переселившиеся с Земли) и гайры (потомки переселенцев из Северной Зоны). Гайров вовсе обвинили в пособничестве Вингарду и загнали в концентрационные поселения. Беллов официально считали виновными в несправедливой политике Земли, поэтому допускали только к самой неквалифицированной работе. Мелкие племена вроде горцев-юберов, лазиров и зюйданов считались умеренно дружественными, но полного равноправия с боргами не имели. Георг Олимпиакос был записан в разряд англо-славян и считался человеком третьего сорта.
И разумеется, победившие борги принялись сносить старые памятники и менять названия населенных пунктов. Столица планеты город Фронтир стал Хаджиабадом, Астрофорт — Аксаккалом, Космоград — Османшакром, Драконьевск превратился в Гахбаканд, а Плезантвиль — в Бош-Баши.
За последующие годы, потерпев позорное поражение от Вингарда, населенного всего-то пятью миллионами гайров, борги всерьез уверились в собственной исключительности. Оаху стремительно вырождалась, а возмущение нищающих простолюдинов гасилось свирепыми репрессиями и сказками о предательстве кафиров.
Временами Георгу казалось, что он тупеет вместе с окружающими дебилами. Здесь не с кем было нормально поговорить, невозможно было без отвращения смотреть видеоканалы. Спасали только старые книги. Иной раз становилось совсем страшно — когда приходило понимание, что подобный кошмар творится на многих мирах. Жизнь делалась совершенно беспросветной, и Георг почти всерьез выбирал между побегом и самоубийством. К счастью, год назад его нашел человек из торгового представительства планеты Аидас, передавший письмо от фанатика-филателиста, который предлагал наладить обмен марками периферийных планет.
Почерк был хорошо знаком. Так вернулась надежда.
На следующий день его пригласили в ректорат, где ждал любезный молоденький борг по имени Карзуман. Отпустив чиновника из отдела науки, гость долго и доброжелательно выяснял, как продвигается работа над установкой искусственного климата. При этом парень восхищенно цокал языком и закатывал глаза, называл Георга великим ученым. Затем предложил отметить приятное знакомство за дружеским обедом в замечательном духане на соседней улице.
Готовили в духане пищу грубую, жирную, острую, но вкусную. К сожалению, портил аппетит Карзуман, задушевно и проникновенно расспрашивавший о здоровье, родителях, филателистических пристрастиях и прочих раздражающих светских глупостях. После первой бутылки водки и второй смены горячего он поинтересовался, почему знаменитый ученый до сих пор не женат и не связано ли это с нетрадиционной ориентацией. Шпик-провокатор с его деревенскими хитростями так надоел, что Георг решил высказаться — пусть слушает, если ему так интересно.
— Эх, сынок, ты ведь знаешь, что мы, кафиры, никому не нужны, — проговорил он, лениво обгладывая с ребрышек мякоть баранины. — Приличную девушку борги за меня не отдадут, трижды разведенные уродливые шлюхи мне не нужны, а девушки-беллы ходят по рукам богатых боргов.
— Трудно. — Карзуман сочувственно поцокал. — Но, кроме беллов, есть другие племена — например, юберы. Ты ведь знаком с Хуррам Шахвалиевой — симпатичная девушка, хотя очень худая. Почему не женишься?
— Мы почти не знакомы, — удивленный неожиданным поворотом Георг торопливо строил оборонительную позицию. — Вчера случайно в ресторане встретились, она даже не согласилась вечером в бар пойти…
Внезапно Карзуман сменил тактику и принялся запугивать его: дескать, ты, неблагодарная кафирская собака, спутался с врагами государства, которое тебя облагодетельствовало. Припомнил и давний отказ публично выступить с восхвалениями прежнего президента, и подозрительные встречи с торговцами враждебных миров, и близкое знакомство с той же журналисткой, которая связана с юберскими заговорщиками.
— Что тебе Хуррам рассказывала? — грозно спросил шпик. — Откуда она берет материалы для своих фальшивых репортажей? Предлагала работать на разведку Вингарда?
Возмутившись, Георг потребовал объяснить, при чем тут Вингард и какие претензии тайное ведомство имеет лично к нему.
— Если торговцы шпионят, а журналистка им помогает — арестуйте их, — нагло заявил он. — А не можете — значит, плохо работаете.
— Тихо, тихо, не волнуйся, — Карзуман замахал руками. — Мы тебя не подозреваем. Верим, что ты — честный кафир. Просто кое-кто забеспокоился, когда ты с ней на космодроме встретился. А еще к вам какой-то пьяный чужак подходил, она с ним разговаривала… Может, он — агент Вингарда? Мы давно за ней следим, она очень странно себя ведет.
Доверительно понизив голос, Карзуман поведал, что коварная разведка Вингарда уже много лет пытается посеять возмущение среди кафиров, а больше всего врага интересуют воинственные юберы. И вот недавно Хуррам Шахвалиева поместила в информационных сетях провокационный материал об истории своего полудикого племени. Целые куски этих текстов и много видеоклипов прямо переписаны из книги, недавно изданной на Вингарде. А еще в прошлом месяце, во время поездки в войсковую часть, задавала подозрительные вопросы офицерам.
— Она призывала к восстанию, к террору? — заинтересовался Георг.
После трудных раздумий Карзуман строго сказал:
— Открыто про это не говорила. Но все равно много лишнего сказала. Ни разу не вспомнила, как хорошо стало юберам после нашей независимости. Такие вещи подрывают государство, у людей разные мысли могут возникнуть. И еще она, когда была на Тиниане, послала через ИнтерСтар письмо своему дяде, который служит землянам. Якобы в пассажирском флоте служит, но мы-то знаем, что все они на разведку работают!
«Дерьмовое у вас государство, если репортаж молоденькой девчонки может его подорвать, — с ненавистью подумал астроевразиец. — И если вас пугает, что у людей могут появиться мысли». Мрачность его лица полицейский принял за испуг и стал напористо выпытывать, с каким умыслом ученый кафир посещал купцов с Аидаса.
— Тоже запрещено, тоже может подорвать государство? — насмешливо поинтересовался ученый кафир. — Как будто вы не знаете, что через них все коллекционеры обмениваются марками.
— Все равно ты впутался в противозаконные дела, но будешь прощен, если поможешь нашему любимому государству.
Карзуман доходчиво разъяснил, что Георг должен встретиться с заговорщицей и выведать, по каким каналам она получила запрещенные материалы. Кажется, в политической полиции не сомневались, что кристалл с этими сведениями девице передал шпион Вингарда на одной из журналистских конференций. Задание выглядело вполне безобидно, и Георг был уверен, что сумеет предупредить Хуррам и оттянуть ее арест, а там и само государство провалится к чертовой матери.
— Конечно, помогу, — сказал он заискивающе. — Завтра праздник, в лаборатории никого не будет. Я приглашу ее — как будто хочу показать прессе новый эксперимент. И тогда попробую поговорить.
Замысел понравился полицейскому, который назвал кафира настоящим гражданином Оаху. Георг почувствовал себя оскорбленным.
В годы большой войны Сим-Сим (так наемники называли «Дальний Щит — 10») был тыловой базой и арсеналом, покрывавшим четверть потребностей армии, сражавшейся с настианами. Когда распалась держава, гарнизон разбежался, так что огромные запасы оружия и снаряжения остались практически без охраны. Когда в Центральной Зоне разразилось братоубийство, корабли Макторнтона привезли сюда батальон десантников, не пожелавших воевать за политиков, разваливших державу. Командир подразделения вскоре стал называть себя Стар Террибл, а его настоящее имя было забыто.
После безрезультатного побоища флотов Тау Кита и Центавра население Сим-Сима перевалило за тысячу. Люди продолжали прибывать, и пришло время решить, чем заниматься в мире, который стремительно делался чужим. Они умели только воевать, а это искусство становилось дефицитным и хорошо оплачивалось, потому как две страшные войны выкосили слишком многих профессионалов.
Идеалы были отодвинуты в дальний угол, и никто уже не вспоминал, что бесчестно сражаться за несправедливых властителей. Они просто убивали за деньги, хотя вовсе не гордились этим занятием. Не они первые и не они последние прошли путь от идеализма к цинизму и безразличию. Впрочем, новое поколение наемников могло лишь догадываться о воспоминаниях, которые тревожили ветеранов.
Со временем число солдат-профессионалов сильно выросло, и от «Ночного Кошмара» отпочковались другие бригады. Наемников стало так много, что часть личного состава приходилось отправлять в длительные отпуска. Тем не менее по призыву Стар Террибла собрались все.
Корабли с бойцами прибывали вторые сутки подряд, и к полудню казарменные отсеки, рассчитанные на сорокатысячный гарнизон, были заполнены почти на треть. Ждать последние лайнеры не имело смысла, поэтому генерал назначил общее вече. Незадолго перед тем к астероидной крепости пришвартовался «Дорадо», пришедший с Цирцеи через Кастлинг и Афину. На корабле прибыли две сотни наемников Маньяка и Амазонки, а также непонятный человек, имевший документы на имя Ласло Хайека.
Увидав главного наемника Галактики, знаменитый журналист-аналитик всхлипнул и, обняв Стар Террибла, проговорил:
— Живой… я уже не надеялся тебя увидеть… — Потом, сделав шаг назад, строго спросил: — Камилл, ты знаешь, где твой брат?
— Конечно, знаю, папа. Ведь я сторож брату моему. Скоро мы его увидим.
Стар Террибл, он же Камилл, показал отцу на свободное кресло, а сам шагнул к дверям — навстречу вошедшим соратникам.
Комната военных советов не могла бы вместить всех. Поэтому к вождю были вызваны лишь командиры бригад. Остальные присутствовали виртуально — видели происходящее на мониторах, установленных во всех помещениях крепости.
Первой переступила порог высокая, широкая в кости старуха родом с Кармы — Амазонка, командир бригады «Горгона Медуза». Следующим вошел коренастый, чуть ниже среднего роста Маньяк, командир «Головорезов Хаоса» — свирепый с виду и на самом деле тоже. Брейкнек, уже двенадцать лет командовавший бригадой «Смертельный Номер», был громаден и, как всегда, мрачен. Командир бригады «Грибовидное Облако» по кличке Барлог с годами перестал следить за физической формой и стал похож на грузного медведя, наряженного в камуфляжную броню. Наконец, замкнув собой вереницу почетных гостей, появился высокий атлет во флотском мундире — адмирал Билли Макторнтон.
Когда они расселись за длинным столом, Стар Террибл заговорил — сначала тихо, потом — все громче и решительнее:
— Друзья мои, соратники. Много лет мы убивали и умирали, выполняя заказы подонков, которые без всяких на то прав стали главарями планет и держав. Если задуматься, мы помогали подонкам грабить порабощенное человечество. Конечно, мы служили не самым отъявленным преступникам, мы старательно делали вид, что выбираем меньшее зло из нескольких возможных, но все равно — мы делали совсем не то, чего бы нам хотелось и чем можно гордиться…
Он тряхнул головой, резко встал и продолжил:
— Хватит воевать по заказам всяких никчемных ублюдков. После всего, что мы натворили, нам положена собственная планета. Мы достаточно сильны и можем захватить хорошую планету, населенную тупыми самодовольными провинциалами.
— Знаем уже! — бросил с места Маньяк. — Называй объект.
Усмехнувшись, Стар Террибл скользнул взглядом по мониторам. На голограммах он видел разные отсеки, где сидели на койках, тумбочках и стульях или стояли в проходах наемники. Сотни напряженных лиц с интересом ждали, что скажет главнокомандующий.
— Я выбрал прекрасную систему, — сообщил Стар. — Желтое солнце, две обитаемые планеты, практически нетронутые месторождения очень полезных ископаемых и всего четверть миллиарда двуногих идиотов. Планеты называются…
Лихой народец нетерпеливо зашумел, верно представив, какие открываются перспективы, — в умелых руках такая система быстро превратилась бы в бездонную сокровищницу. Барлог крикнул:
— К дьяволу планеты! Достаточно названия звезды!
Согнав с лица самодовольную ухмылку, командующий проговорил:
— Когда-то звезда называлась Чароврат, но аборигены переименовали на свой лад. Там еще есть планета-сверхгигант Армадилло, два спутника которой — Оаху и Вингард, оба с Землю размером — колонизированы. Кроме них вокруг Армадилло крутится карликовая планетка, напичканная тяжелыми элементами, включая короткоживущие изотопы. И еще два гиганта с Уран размером.
Поиграв давно не щипанными мохнатыми бровями, Макторнтон задумчиво сказал:
— Слышали про такие места. Возле каждой обитаемой планеты по две оборонительные станции, построенные при Старом Диктаториате. Чтобы подготовить их для серьезной работы, мне бы потребовалось около полугода. Аборигены оборудование давно сломали и разворовали… Дальше. Есть орбитальные причалы под среднетоннажный транспорт. Армия — полный сброд…
Братва уважительно посматривала на флотоводца. Осведомленность адмирала, который всю войну с настианами командовал фрегатами и эсминцами, а в гражданскую — королевской флотилией канонерок, казалась чрезмерной.
— Ты откуда так много знаешь? — выразил общее восхищение Брейкнек. — Воевал там, что ли?
— Почти. — Макторнтон поморщился. — С полгода назад власти Оаху нанимали нас для атаки на Вингард. Я провел рекогносцировку, но в цене мы не сошлись. А месяц назад еще и Семпер предложил мне присматривать за той системой — Новый Диктаториат интересуется Вингардом.
— Им достанется Вингард, а мы разберемся с Оаху! — подытожил Стар Террибл. — Обстановка тебе знакома, сделаешь все по-быстрому.
Командиры бригад поддержали главкома флегматичными кивками. В общих чертах они были знакомы с замыслом Стар Террибла, и новые детали только укрепили предводителей в осуществимости плана. Личный состав на голограммах оживленно переговаривался, но видно было, что наемники не возражают. Большинство рядовых вообще не привыкло рассуждать и всегда беспрекословно выполняли приказы. Жизнь научила наемников истине: главнокомандующий знает, что делает.
Ветераны, командовавшие частями и подразделениями, часто имели собственное мнение, но и они понимали, что план хорош. Выразив общую точку зрения, Макторнтон предложил собрать штабных офицеров и составить план операции, то есть распределить задачи бригадам. Хмуро поглядев на старых товарищей, тяжеловес Барлог неожиданно поинтересовался:
— Ожидаются тяжелые бои?
— Не думаю. — Стар Террибл пожал плечами. — Почему это тебя интересует?
— В годы большой войны я слышал байки, будто аборигены Оаху — свирепое, воинственное племя.
— Тем приятнее будет их обломать. — Брейкнек поднялся со стула и продолжил, стоя: — Но, по-моему, воевать они не умеют. Оаху и Вингард уже которое десятилетие не могут решить, кому принадлежит малая горячая планета. Крику много, но настоящих сражений не было.
Амазонка добавила с отвращением:
— Они становятся храбрыми, когда их сотня вооруженных против стариков и баб. У меня там родственников убили во время резни.
Брейкнек подтвердил, что борги крикливы, но трусоваты. Встретив сильного противника, бросают оружие и вопят на целую Вселенную: помогите, нас обидели.
Стар Террибл усмехнулся:
— Ты прав, дружище. Одно удовольствие расправиться с этой мразью.
После короткого банкета командиры бригад, Макторнтон, начальники штабов и еще несколько старших офицеров собрались в отсеке, где когда-то планировались операции в звене «корпус-эскадра» и даже «армия-флот». Сегодня масштабы стали поскромнее, хотя задача оставалась прежней: захват контроля над планетной системой. Да и пять бригад — это, если хорошо подсчитать, почти что корпус.
Диспозиция составлялась легко и без особых споров. Работали строго по пунктам Боевого Устава. Дислокация сил противника была известна даже без дополнительной разведки. Все эти суверенно-тиранические режимы использовали гарнизоны, оставшиеся от прежней Федерации Солнца.
Вот ведь необъяснимая загадка помраченной психики! На словах правители-самозванцы маленьких, но гордых народцев, равно как по дешевке ангажированные идеологи-политологи, яростно поносили проклятое прошлое, когда зловещая Империя свирепо угнетала их жалкую планетенку. А на деле выходило, что маленький, но гордый народец до сих пор не вымер с голоду исключительно благодаря имперскому наследству.
Отколовшиеся от Земли миры жили за счет заводов, энергостанций, космодромов, орбитальных оранжерей, построенных во времена прежней Федерации, которую аборигены окраин с тупым упрямством именовали Империей, почему-то вкладывая в это слово ругательный смысл. А ведь все они получили образование и начали делать карьеру именно в пресловутой Империи. Имперским было даже оружие, которым поганые режимы удерживали в повиновении сограждан — проще говоря, расстреливали всех, кто осмеливался протестовать.
Воевать со своими народами правители кое-как научились, но вот дать отпор внешнему врагу были не способны в принципе. Оружия, кстати, оставалось, не так уж много, а то, которое оставалось, успело состариться…
С минимальным использованием стратегических программ, инсталлированных в штабную нейросеть крепости, командиры наемников распределяли удары в пространстве и времени. План получился простой и незатейливый: бомбардировка войсковых гарнизонов со средней дальности, подавление орбитальных сооружений, высадка тактических десантов в основных населенных пунктах. Бригада «Ночной Кошмар» занимает столичный город Хаджиабад (бывший Фронтир), на остальные крупные города выделили по батальону.
— Орбитальные крепости придется частично разрушить, — озабоченно заметил Макторнтон. — Иначе десантников ждут тяжелые потери.
— Ты же говорил, что они разворованы, — под общий смех напомнил Стар.
— Разворованы, — подтвердил командир флотилии. — Но кое-какие неприятности доставить могут.
Посовещавшись, решили все-таки не разрушать, а подавить, чтобы можно было быстро отремонтировать. Когда планеты станут нашими, их надо будет защищать, сказал по этому поводу Стар Террибл. Адмирал, поморщившись, проворчал:
— Вот если бы у них не было спецбоеголовок…
— Наверное, это можно будет устроить, — Стар задумался. — Я договорюсь с нашими людьми на планете.
— Надежные люди? — машинально поинтересовался адмирал. — Смогут нейтрализовать центральный арсенал? Не забывай, что часть боеприпасов находится в самих крепостях.
Небрежно отмахнувшись, Стар Террибл ответил: дескать, не беспокойся — или мои люди раберутся с арсеналом, или расстреляем эти крепости к чертовой матери. Потом добавил:
— Между прочим, один из моих людей очень просил отослать один корабль в сторону Земли.
Просьба очень не понравилась адмиралу — ведь в такой ситуации каждый борт на счету. Однако Стар Террибл был неумолим, и Макторнтон заверил, что фрегат «Принцесса» немедленно возьмет курс на Солнце. Остальные корабли получили приказ отгонять от Сим-Сима слишком любопытных наблюдателей.
Покончив с задачами для флотилии, командиры бригад продолжили работу над диспозицией. В зоне ответственности каждой части выбирались объекты, которые требовалось захватить или уничтожить в первую очередь: административные здания, казармы, штабы, полицейские участки, узлы связи. Параллельно нейросеть распределяла последующие задачи, площадки десантирования, рубежи развертывания, подсчитывалась необходимая плотность огня.
Когда были составлены основные документы, Стар Террибл объявил решение:
— Личному составу отдыхать. Отправляемся через восемь часов. Транспорты, которые не успеют к этому моменту, ждать не будем. Пусть догоняют.
Когда старшие офицеры разошлись и в зале остались только командиры бригад, Маньяк вдруг напомнил, что надо обсудить политическое устройство будущей власти Оаху. Обменявшись короткими репликами, все согласились, что никаких выборов не будет. Вся власть — ветеранам.
— Не взбунтуются? — заинтересовалась Амазонка. — Может получиться весело. Люблю разгонять народные гуляния.
— Демократия не для них, — отмахнулся Стар. — Сказано же: привыкли ложиться под сильного.
Все поддержали его понимающими улыбочками, и только Брейкнек заметил:
— Именно такое быдло, которое всю жизнь стояло на коленях, и вопит громче всех: дескать, наши права нарушают.
Барлог сказал, презрительно покривив губы:
— Быдло кричит, пока не получит по зубам. А когда получит, то снова становится на колени, чтобы лизнуть пинающий сапог.
Один за другим корабли отчаливали от превращенного в крепость обломка скалы. Проводив Камилла до трапа, отец сказал негромко:
— Ты задумал серьезное дело.
— Серьезное, но не сложное. — Камилл пожал плечами. — Через два-три дня у нас будет своя планета. И мы построим там идеальное общество, о котором ты рассказывал нам — мне и Тиберию.
— Тиберий тоже кое-что нам рассказывал, — проворчал отец. — Не все мечты и надежды сбываются.
Камилл по прозвищу Стар Террибл отодвинулся к леерам, пропуская поднимавшихся на корабль солдат. Затем наклонился к уху собеседника и шепотом произнес:
— Он мне написал, что почти добился, чего хотел. Может, и у нас получится.
Отец покачал головой, недовольно глядя на младшего сына, который почти не повзрослел за четверть века их разлуки. Потом сказал укоризненно:
— Что-то, несомненно, получится, и ты станешь властелином Оаху. Впечатляет. Но я даже не говорю о том, что нельзя реализовать наши мечты в изолированном мире, к тому же населенном варварами. И даже не буду напоминать о такой мелочи, что человечество оказалось на грани гибели. Скажи откровенно — тебя удовлетворит существование на троне провинциальной планеты?
Запыхтев, Камилл насупился и долго молчал. Наконец он поднял глаза, и в генеральском голосе привычно зазвенел металл:
— Папа, я все понимаю. Да, мы поможем тем, кто намерен спасти человечество, то есть объединить миры в Империю.
К ним приблизилась Карин, и отец — в прошлом знатный бабник — явно заинтересовался. Ответив ему равнодушно-ледяным взглядом, постоянная спутница главкома озабоченно заметила:
— Виталия нет нигде.
— Он уже на месте, — ответил генерал. — Охраняет нашего резидента.
Отец немедленно полюбопытствовал:
— Эти загадочные «наши люди на Оаху»…
— Никаких имен! — отрезал Камилл. — Если бы ты и твои приятели меньше болтали в последний месяц войны…
Нетерпеливо притопнув, Карин не слишком вежливо напомнила, что ее семья была вынуждена покинуть Оаху из-за погромов 2434 года. Она добавила, что в «Ночном Кошмаре», «Горгоне Медузе» и «Грибовидном Облаке» служит немало людей, пострадавших от нацистов этого проклятого мирка.
— Отомстить хотите? — снисходительно спросил Стар Террибл.
— Да, хотим, — не без вызова ответила Карин. — Имеем право. И Амазонка пообещала…
— Сколько угодно. — Камилл засмеялся. — Никаких возражений.
Попрощавшись с отцом, он подтолкнул девушку вверх по трапу и сам поднялся следом.
Меньше чем через час первые корабли покинули причалы астероидной крепости. Корветы и канонерки Макторнтона держали наблюдателей на безопасном удалении. Лайнеры с подкреплениями, двигавшиеся со стороны Центральной и Северной Зон, меняли курс, ориентируя тензоры перемещения на звезду Чароврат. Фрегат «Принцесса» направлялся к Земле и уже приближался к «улитке», которая выводила в окрестности Солнца.
Старт десантного каравана стал очередным звеном вереницы несвязанных событий, изменявших течение человеческой истории. Словно сорвалась со стопора и стала разворачиваться еще одна пружина, приводящая в движение проржавевший механизм социального развития. Вот только история — не войсковая часть, поэтому не способна четко выполнять даже самые понятные приказы вроде «Эскадра, поворот все вдруг!» или «Рота, правое плечо вперед, шагом марш!». К тому же люди, вздумавшие развернуть судьбу своей цивилизации, имели отнюдь не идентичные цели.
Безусловно, совместные действия столь мощных и целеустремленных группировок неизбежно должны были привести в движение тупую инертную массу исторических потоков. Законы общественных процессов, как известно, не слишком объективны и содержат массу исключений. Только известно и другое: если к одному телу приложено несколько по-разному направленных сил, то движение пойдет по равнодействующей, вектор которой может иметь совершенно невероятную ориентацию в пространстве и времени.
Маленький, но гордый народ планеты Оаху праздновал очередную годовщину славной революции. По столь знаменательному поводу на центральных проспектах больших городов маршировали солдаты в чистых мундирах, возили боевую технику и гоняли огромные толпы восторженно ревущих боргов. Громко играла бравурная музыка, в парках гуляли принарядившиеся обыватели.
Поскольку намечалась встреча с красивой девушкой, Георг тоже перевернул гардероб и выбрал костюм получше. Впрочем, почти новый велюровый пиджак выглядел тусклой тряпкой в сравнении с одеждами аборигенов, таскавших по нескольку слоев разноцветных тканей.
В сквере, зажатом между проспектами Свободы и Независимости, он столкнулся с недавним знакомым из торгового представительства планеты Аидас. Поскольку позади тащился считавший себя незамеченным Карзуман, Георг подал сигнал, и они разыграли сцену совершенно случайной встречи. Подкравшийся поближе чин секретной полиции услышал обрывок оживленного разговора о марках Внешних Зон.
— Вы обещали раздобыть второй стандартный выпуск Демократической Федерации, — напомнил Георг. — И беззубцовую «экзотическую фауну» Имперской почты с надпечатками.
Человек с Аидаса огорчил его известием:
— К сожалению, мой поставщик подводит. У него какие-то семейные проблемы. Вроде бы отец приехал из глухой провинции, а теперь они будут искать брата и племянника. Но он обещал, что скоро сам прилетит и привезет много товара на обмен и продажу.
— Когда его ждать?
— Или сегодня вечером, или завтра утром. Он очень просил, чтобы вы как следует приготовились к встрече и заранее переложили самые ценные марки из кляссеров в отдельный конверт.
— Его интересует «флора»?
— В основном — грибные плантации в орбитальных оранжереях.
— Губа не дура, — проворчал Георг. — Ладно, попытаюсь.
— Вот и замечательно. Прекрасная погода, не находите?
— Нет, простите, не люблю белые облака. Глаза слепит.
Обменявшись дежурными банальностями, они раскланялись и пошли в противоположные стороны. На выходе из сквера Карзуман приблизился вплотную и конспиративно прошептал:
— Твой посредник обманывает. Сегодня и завтра пассажирских рейсов не будет.
— Если обманет, останется без марок. Тебе чего надо?
Карзуман неловко огляделся — не подслушивает ли кто-нибудь — и продолжил громким шепотом:
— Начальство торопит. Сам министр приказал — надо срочно разоблачить врагов. Постарайся расколоть девчонку, и мы сразу ее арестуем.
— Почему такая спешка?
Полицейский агент принялся косноязычно толковать о тяжелом политическом положении. Как можно было понять, на фронте случилась очередная катастрофа, к тому же Семпер прислал какую-то наглую ноту, почти ультиматум, а в Северной Зоне началась настоящая война. По этому поводу президент и его сообщники сильно нервничают, и велено предъявить народу разоблаченных шпионов-кафиров.
— Не надо торопиться, ошибок наделаете, вас же накажут, — посоветовал Георг.
— Могут наказать, — согласился Карзуман. — Поэтому постарайся ее расколоть, пусть расскажет как можно больше.
И полицейский сунул ему в карман видеофон, чтобы физик разоблачал журналистку в режиме реального времени.
Возле университетского паркинга Хуррам, как положено порядочной девушке, появилась с четвертьчасовым опозданием.
— Говорите, сегодня решающий эксперимент? — осведомилась она без особого интереса. — Зачем сегодня погоду над городом улучшать? Солнце, тепло — то самое, что для праздника нужно.
— А мы грозу с ураганом устроим, — пошутил Георг.
Машина ждала на стоянке, и физик между делом объяснил, что авиетка — служебная, ключи он получил на время эксперимента, который организован на острове Малая Плита в полусотне миль от берега. На этой скале около километра поперечником в прежние времена стояла почти достроенная станция дальней связи, а теперь университет оборудовал там полигон для испытаний новой техники. По соседству, на Большой Плите, располагался популярный центр отдыха с гостиницами, ресторанами, пляжами и яхт-клубом.
Подняв машину в средний эшелон высоты, Георг снял пиджак и скатал в комок, чтобы заглушить видеофон толстым слоем велюра. Потом тихонько сказал:
— У тебя проблемы. В университете поговаривают, что ты экстремистка и предательница. Якобы переписываешь свои статьи из книг, изданных на Вингарде.
Разволновавшись, как положено девушке горского народа, Хуррам потребовала подробностей: кто, мол, это говорит и про какую статью. Георг честно признался, что сам этих материалов не видел, а только слышал разговоры сотрудников-боргов, страдающих демонстративным национализмом.
— Вранье, — хмуро буркнула Хуррам. — Я использовала монографию «История и культура юберского народа». Книга издана еще до войны, на Земле. Во всех библиотеках есть. Если на Вингарде перепечатали отрывки из старых книг, я не виновата.
— Если не хранишь в домашней нейросети файлы с Вингарда, поводов для беспокойства становится меньше. К тебе в последнее время никого не подсылали?
— В каком смысле?
— Ну, может, кто-то начал энергично с тобой знакомиться…
— Не знаю… — Она растерялась. — Я не рассматривала это в таком аспекте… Думаете, могут подослать агента?
— Всякое случается.
Появился реальный шанс оттянуть ее арест хотя бы до завтра, а там уже никакая полиция не будет страшна. Между тем Хуррам, страшно злую и обиженную, прорвало:
— Если мы вспоминаем о своем прошлом, нас тут же объявляют экстремистами! Все мы — юберы, беллы, гайры — превращены в существ третьего сорта, которым дозволено лишь беспрекословно прислуживать высшей расе! За что нам такое наказание?
Опустив взгляд на приборную панель, Георг буркнул:
— Ваше поколение расплачивается за грехи отцов.
Не расслышав его реплики, Хуррам возбужденно продолжала:
— Ты знаешь, как появились на Оаху эти народы?
— Прилетели на звездолетах, наверное…
— Не шути. Я пыталась в этом разобраться, за что и была зачислена в террористы. В начале две тысячи двухсотых годов на Оаху и Вингард высадились колонисты из числа горских народов Фантома и Кармы, исповедовавших либеральную версию ислама. Большей частью это были юберы, лазиры, зюйданы. Чуть позже стали прибывать гайры и переселенцы из Солнечной системы — вроде вас, беллов. Именно они основали колонию, построили города и создали инфраструктуру. И лишь в конце того века на обе планеты начали ссылать исламских фундаменталистов с отсталых миров. Их потомки назвали себя боргами.
Наверняка она рассказала бы еще много интересного, но путешествие уже заканчивалось. Авиетка неловко — водителем Георг был неважным — плюхнулась на камни неподалеку от лабораторного корпуса.
Все агрегаты были уже смонтированы в блоках на колесиках — чтобы удобнее было катить куда нужно. Георг торопливо соединил коробки, провода немедленно запутались, но это не имело большого значения. Главное, что установка заработала и начала накапливать энергию.
— Будешь изменять погоду над городом или только над островом? — вяло поинтересовалась Хуррам.
— Все, что ты здесь видишь, называется фальсификацией научных исследований. — Физик засмеялся. — Я только делал вид, что занимаюсь искусственным климатом, а сам строил совсем другую машину. Этого, конечно, никто не понял.
Пока установка заправляла свои бездонные батареи, он включил видеофон. По всем каналам гнали восторженные репортажи о торжественном собрании, на котором выступил президент планеты многоуважаемый Кечи-Хамбал.
Глава государства и остальные ораторы многословно восхваляли мужественных борцов за независимость, отдавших свои бесценные жизни ради избавления от имперского ига. Наверное, кто-то верил в эти бредни, но Георг-то жил тогда в Космограде, и все события происходили у него на глазах. Сначала боевики расстреляли из засады безоружных солдат, потом бросили горожан под танки разъяренного гарнизона…
С жаром выступил знаменитый политолог-педераст Вахаб Ит-Гулу, служивший составителем торжественных речей у трех последних назначенных Землей губернаторов, а позже ставший главным идеологом и советником всех ублюдков, скоропостижно сменявших друг друга в президентском дворце Хаджиабада. Старый проныра красочно поведал, как 21 год назад чуть не погиб в борьбе за свободу и загадочно добавил: мол, готов и сегодня умереть с оружием в руках. Потом сказал, что защитить свободу и независимость Оаху смогут лишь военные базы Настиарны, которые необходимо срочно разместить на самой планете и на принадлежащей нам по закону луне Айпара. Советник многоразового использования завершил речь еще более загадочным пассажем:
— Наш народ должен быть готов к новым битвам в эти суровые дни, когда снова поднимают голову внутренние враги, когда тираны Центральной Зоны предъявляют нам наглые требования и покушаются на независимость Оаху, завоеванную в тяжелой борьбе с цепными псами кровавой империи. Нас ждут новые победы. Наша доблестная армия изгнала имперских оккупантов. Наша армия нанесла сокрушительные удары бандам агрессоров с соседней планеты. Неужели нас может напугать галактический сброд, какие-то наемники, какие-то диктаторы какого-то Семпера…
Кажется, ублюдок всерьез верил, будто марионеточный режим способен сопротивляться ветеранам, прошедшим через галактические войны… Но что за ультиматум прислал Семпер? Вопросительно посмотрев на Хуррам, Георг осведомился, не знает ли она, в чем тут дело. Нервно подергав плечиком, девушка буркнула:
— Подробностей нет, только слухи. Вроде бы Семпер прислал какую-то ноту с угрозами… — Она вдруг вскочила со стула и заговорила с яростным отчаянием: — Если кто-нибудь осмелится сказать полслова об укреплении культурных связей с Землей, его немедленно отправят в концлагерь. Потому что Земля — наследница Империи. А эти верные сыны нации лоббируют вторжение войск чужой расы, и никто их не трогает. Почему? Чем занимается тайная полиция?
— Тайная полиция бросила все силы на разоблачение молоденькой и хорошенькой террористки, — хмыкнул Георг. — Ого, послушаем. Это интересно.
На трибуну величественно поднялся Кечи-Хамбал, объявивший, что доблестная армия Оаху едва не одержала сокрушительную победу над бандитами Вингарда. Однако, сурово продолжил президент, мелкие некоренные племена, предав дело свободы и независимости, нанесли подлый удар в спину. По его словам, из-за предателей-кафиров погибли тысячи десантников-боргов, высадившихся на спорном планетоиде. Враги будут наказаны, пообещал Кечи-Хамбал.
— Сволочи, — прошептала Хуррам. — Они готовят новую резню.
— Надеюсь, в концлагере мы с тобой окажемся на соседних нарах, — задумчиво изрек Георг. — Между прочим, установка готова к работе.
Для начала он развернул вихревые потоки широким конусом в режиме перехвата модулированных сигналов. Канал сети ИнтерСтар удалось зацепить почти мгновенно.
— Под видом искусственного климата ты сделал приемник дальней связи? — Хуррам печально улыбнулась. — В других обстоятельствах я бы тебя поздравила.
— Другие обстоятельства наступят очень скоро… Вот, почитай.
Он слишком давно не имел доступа к нормальной, не прошедшей цензуру тупых чиновников Оаху, информации. Казалось, впервые за много лет удалось вдохнуть каплю чистого воздуха. Даже Хуррам, недавно побывавшая на Тиниане, тихонько вскрикивала, читая заголовки сообщений. Новости того стоили.
Дьявол двинул флот Северной Республики против пресловутой «непобедимой армады»… Державы Центральной Зоны демонстрируют решимость послать корабли на Фомальгаут… Объединенный корпус космических наемников покинул базу «Дальний щит-10», однако цель вторжения пока неизвестна…
Но главной сенсацией стало послание властей Семпера, которое действительно напоминало ультиматум. В ноте говорилось: «По сведениям из надежных источников, главари Оаху стоят перед полным крахом. В этой обстановке клика Кечи-Хамбала решила свалить вину за свои поражения на так называемое „некоренное“ население. Диктаториат Семпера предупреждает, что любая попытка массовых репрессий по расовому признаку вызовет немедленное вмешательство соседних планет, которые не допустят геноцида».
— Они пришлют войска? — прошептала Хуррам, широко раскрыв глаза.
— Кажется, намерены. — Бывший капитан армии Семпера не мог понять, радуют ли его эти новости. — Время неподходящее выбрали.
Время было неподходящим во многих смыслах. В свете настианской угрозы Семперу не стоило отвлекать крупные контингенты для восстановления справедливости на периферии человеческого ареала. А если все-таки пришлют экспедиционный корпус, то не исключено столкновение с наемниками Стар Террибла… Где он, кстати?
Хуррам уже вполне освоила машину, которую считала необычным терминалом ИнтерСтар. Девушка лихо гоняла курсор по диапазонам настройки и наткнулась на канал военного ведомства Оаху. Как назло, видеофон Георга разразился мелодией «Варяжского гостя», а встроенный определитель показал, что звонит осточертевший Карзуман.
Он ушел в самый дальний конец коридора, заперся в туалете и вполголоса поинтересовался, что нужно полицейскому придурку. Тот возбужденно прокричал:
— Слушай, ты куда делся? Почему мы не слышим, о чем вы говорите? Ты вообще представляешь, что творится? Войска Семпера уже на Вингарде! Надо срочно поговорить с подружкой — пусть успокоит своих начальников!
— Неужели не слышал? — Георг сделал удивленное лицо. — Наверное, твой видеофон плохо работает… В общем, успокойся — она не связана с разведками и террористами.
Он торопливо рассказал про старую книгу о культуре юберов. Однако Карзуман совершенно обезумел и не слушал собеседника:
— Это ей не поможет — все равно повесим. Десять или больше огромных кораблей приближаются к Ашагы-Юлдыз, уже погасили сверхсветовую скорость. Я посылаю на остров отряд полиции. Задержи девчонку — получишь орден.
На пульте видеофона замигал сигнал, означавший, что вызывает другой абонент. Разговаривать с полицейским идиотом уже не имело смысла, поэтому Георг нажал сенсор отбоя. Лицо Карзумана исчезло, и на голограмме появился недавний приятель из космодромного кабака.
— Здравия желаю, начальник. Я же сказал, что народ подтянется через три дня. — Ресторанный гуляка весело подмигнул. — Командующий послал нас охранять тебя.
— Своевременно. — У Георга отлегло от сердца. — Где вы?
Возвращаясь к установке, физик выслушал объяснения наемников. В главном зале он попросил Хуррам подвинуться, заново настроил параметры сингулярных вихрей, и посреди помещения распахнулся проход в представительство Аидаса, через который шагнули пятеро крепких ребят в камуфляже. Возглавлявший отряд турист, с которым они общались в ресторане, произнес:
— Мадемуазель, в прошлый раз я не имел возможности представиться. Майор Норидзе, бригада «Ночной Кошмар».
Хуррам недоуменно разглядывала изрядно вооруженных людей, внезапно появившихся у нее за спиной.
— Как вы это сделали? — спросила растерянная девушка.
— Вопросы чуть позже… — Георг задумчиво продумывал последовательность шагов. — Парни, скоро прилетит машина с полицейскими, надо их положить.
Наемники деловито разошлись по всему этажу, выбирая огневые позиции для кругового обстрела окрестностей. Сам же Георг, снова включив установку, нацелил конус вихревого поля на орбитальную крепость, расположенную в мегаметре над планетой.
На голограмме появились мрачные отсеки боевой станции. Зона обзора скользила по крепости, мелькали переборки, лица, трубопроводы, казематы. Наконец он обнаружил обширный отсек, часть которого занимало подающее устройство, а на палубе стояли спецбоеприпасы, упакованные в защитные контейнеры с красной полосой.
Далеко не с первой попытки Георг сумел ухватить вихрями часть зарядов. Затем перетащил курсор по голограмме прицельного монитора. Контейнеры исчезли с изображения отсека и стали видны невооруженным глазом — лежали на песке пляжа в сотне шагов от лабораторного корпуса. Хуррам не могла отвести взгляд от окна, через которое открывался обзор на пляж с боеголовками, а также — на небо с приближающейся полицейской машиной.
— Что ты делаешь? — осведомилась она дрожащим голосом.
— Перекладываю самые ценные марки в свой кляссер.
Оставшиеся в арсенале боеприпасы он переместил с меньшими усилиями — сказывался полученный опыт. Затем потянулся вихревым конусом к другой крепости.
В окно было видно, как в небо ввинтился самонаводящийся снаряд. Трасса коснулась авиетки, вспыхнул ярко-фиолетовый комок пламени, и в море посыпались обломки.
Еще рвались боеголовки торпед, выпущенных с кораблей огневой поддержки, еще падали под выстрелами нападавших последние защитники орбитальной крепости, еще главари Оаху не поняли, сколь безжалостный враг явился чинить расправу, а десантники уже рвались к планете сквозь тучи радиоактивного пепла.
Стаи пронырливых «Щук» садились возле стратегических точек, высаживая отряды наемников, и немедленно взлетали, чтобы доставить новые подразделения. Стремительными атаками бойцы «Ночного Кошмара», «Грибовидного Облака» и других бригад крушили рыхлую оборону, занимали намеченные объекты.
Реального сопротивления наемники пока не встретили — гнилой режим не имел надежных защитников. Лишь отборные части пытались отбиваться, тогда как регулярные батальоны попросту разбегались, прихватив оружие, которое могло пригодиться в родной деревне. Уже на третий час после начала атаки вторгшиеся из космоса неумолимые воины захватили контроль над главными городами, космодромами, энергостанциями и узлами всепланетной нейросети. Оставалось сделать последний шаг — занять несколько десятков административных зданий в столице и провинциальных центрах.
— И все-таки, что ты… вы делаете? — в очередной раз спросила Хуррам, до сих пор пребывавшая в глубоком ошеломлении.
— Восстанавливаем справедливость, — рассеянно произнес Георг.
Он проник в арсенал, подцепил осколочно-фугасный боеприпас весом не меньше центнера и перебросил этот снаряд в бункер, где засели непримиримые защитники режима. Массивный цилиндр с закругленным торцом громко взорвался, перебив полсотни фанатиков, после чего батальон Волка быстро зачистил развалины и начал штурм гарнизонного штаба в Хаджиабаде.
— Нет, я не глобально спрашиваю, — сказала Хуррам, запинаясь. — Что делаете лично вы? Как это понять?
— Телепортация, — лаконично пояснил физик. — Мне удалось изобрести и построить машину, которая мгновенно перемещает материальные объекты на некоторое расстояние.
Кажется, в девушке просыпался журналист, и она собралась выведать подробности, но тут опять зазвонил видеофон Георга. Над аппаратом появилась голограмма Гульбан, которая беспокойно поинтересовалась:
— Где ты?
— Спрятался подальше от войны. Как дела у тебя?
— Муж прибежал домой, боится, что убьют. Можно, мы у тебя в квартире укроемся?
— Думаешь, у меня безопасно?
Она прошептала назидательно:
— Ты ведь — белл, тебя не тронут.
Георг назвал код замка, хотя она должна была помнить сама — не раз к нему ходила в дни, когда героический супруг тренировал своих солдат. Забыв поблагодарить, Гульбан сурово осведомилась:
— Если будет возможность, замолвишь за нас словечко?
Усмехнувшись, он пожелал подружке благополучно пережить плохие времена. Когда он убрал видеофон в карман, Хуррам озабоченно проговорила:
— Ты уверен, что восстановление справедливости — это всегда благо?
— Не всегда, конечно, — признал Георг. — Но в нашем случае — несомненное благо. А что ты имела в виду?
Она засмущалась, отчего сделалась еще красивее. Рассеянный взгляд девушки скользил по светившимся над установкой голограммам. Трехмерные картинки показывали места, где происходили особо напряженные стычки. На одном мониторе наемники выводили пленных из полицейского департамента столицы, другие голограммы показывали штурм военного министерства и президентского дворца. Воинство Стар Террибла побеждало на всех участках.
— Война заканчивается, — прокомментировала Хуррам. — Вы помните, как кончилась война с Настиарной?
Еще бы он не помнил те дни, когда радость победы была растоптана предательством и подлостью политиканов. Одна война плавно, почти без интервала превратилась в другую, не менее ожесточенную. Ненависть стала еще озлобленней, ведь враг принадлежал к человеческой расе, а потому казался стократ отвратительнее.
Он спросил дрогнувшим голосом:
— Почему ты об этом спросила?
Голубые глаза девушки превратились в пару ледяных кристаллов, и она процедила со свирепостью, на которую способна лишь женщина гор:
— Я хочу наконец понять, кто виноват в развязывании гражданской войны.
Грустно улыбнувшись, Георг поцеловал ее запястье и тихо произнес:
— Теперь уже не найти виноватых. Слишком многие постарались для этого. Причем большинство — я уверен — имело самые благородные намерения.
Еще подростком Хуррам обзавелась не слишком полезным умением угадывать ложь и недоговорки. Что поделать — в повседневном существовании на Оаху с избытком хватало и того и другого.
В выпускном классе гимназии, когда на уроках истории проходили события последнего полувека, она в очередной раз увидела загадку. Авторы учебника, старательно излагавшие официальную версию, пылко и косноязычно ругали «проклятую земную империю, безжалостно угнетавшую свободолюбивый народ Оаху руками предателей-кафиров». В их трактовке получалось, что Земля развязала войну против миролюбивой Настиарны в надежде подавить освободительное движение боргов. Через пару абзацев следовали вовсе непонятные фразы: «После унизительного поражения от могущественных настиан в стане колонизаторов разгорелся конфликт. Преступные милитаристы попытались свергнуть своих сообщников, правивших на Земле. Вспыхнула гражданская война, и восставшие борги в тяжелой борьбе завоевали независимость, после чего кровавая империя рухнула под тяжестью своих преступлений».
Университетский учебник новейшей истории почти дословно повторял те же казенные фразы, явно заимствованные из речи какого-нибудь бывшего президента. Однако в другой книге Хуррам обнаружила хронологическую таблицу, из которой следовало, что прежняя Федерация Солнца рассыпалась в 2432 году, тогда как героическое восстание, принесшее независимость Оаху, случилось только через два года. Итак, учебники лгали, но никаких дополнительных материалов найти не удалось, хотя Хуррам переворошила все доступные файлы старых газет.
Она принялась расспрашивать родителей, деда, других старших. Те путались в датах, но кое-что все-таки прояснилось. Позже, став журналистом и побывав на Тиниане, Хуррам обнаружила, что и в этом мире, который поначалу казался оазисом свободы, тоже не любят вспоминать прошлое. Однако в библиотеке она вдруг наткнулась на некоторые чудом не затертые файлы, в которых упоминался человек с редкой фамилией.
— Вы слышали о ком-нибудь по фамилии Мандрагор? — спросила Хуррам.
Невольно вздрогнув, Георг облизал мгновенно пересохшие губы. Девушка выжидательно смотрела на собеседника, словно ответ имел для нее фатальное значение. Отпив воды, Георг спросил, стараясь не запинаться:
— Почему ты интересуешься этим?
— Был такой известный ученый по прозвищу Демиург. Он тоже, как вы, занимался проблемами телепортации. Давно, еще до настианской войны. А потом, когда война закончилась, Мандрагор выступил с обращением, которое спровоцировало мятеж видных военачальников. И еще было несколько сообщений, что именно Мандрагор привел в исполнение приговор военного трибунала и убил президента Федерации…
Его словно вернули в мертвое прошлое, когда еще не разразилась катастрофа, залившая кровью заселенные людьми миры Галактики… В эпоху, погибшую в неистовых мучениях и погубившую всю прежнюю жизнь. И десятки миллионов других жизней впридачу. Только интерпретация этих фактов, по сути своей вполне реальных, была совершенно дикой — девочка просто запуталась…
Отрицательно покачав головой, он отхлебнул воды прямо из горлышка графина и произнес:
— Не так. Не совсем так и совсем не так. Ты путаешь разных людей. Один Мандрагор действительно разрабатывал метод мгновенных перемещений на межзвездные дистанции. Считается, что он погиб во время решающего эксперимента. Другой однофамилец был известным публицистом, политическим аналитиком. Его следы затерялись в ураганах эпохи. И был третий Мандрагор, который атаковал президентский дворец на Венере, перебив половину политиков, которых генералы считали виновниками гражданской войны. По слухам, этот человек был убит, когда его десантники отступали после операции.
— Расскажите! — взмолилась Хуррам. — Каким образом выступление даже очень известного журналиста могло вызвать такую трагедию?
— Вряд ли статья Деметрия Мандрагора стала причиной войны, — сказал физик, поморщившись. — Когда-то его обвиняли: дескать, толкнул камень, который сорвал лавину. Полагаю, старик всего лишь посмел озвучить и без того понятное всем: камни уже падают, и скоро всех накроет та самая лавина.
Вздохнув, он прогулялся в коридор и поинтересовался у Виталия, какая обстановка на острове. Майор доложил, что неприятностей не предвидится, тем более что над Малой Плитой постоянно патрулируют боевые машины «Ночного Кошмара». Наемники из отряда Норидзе, сменяясь, закусывали десантным пайком, и это была хорошая идея.
Георг телепортировал шрапнельный боеприпас в расположение защитников президентского дворца, а заодно заглянул в дворцовый буфет, позаимствовав много разных деликатесов, которыми по-братски поделился со своими защитниками. Лихо сооружая бутерброды, Хуррам тонко намекнула:
— Вы меня лучше интересной историей угостите. Невозможно понять, отчего взбунтовались генералы.
— Не только генералы, — уточнил Георг. — Все общество раскололось. Силовые структуры не были исключением.
Девушка снова разволновалась: глаза сверкают, грудь восхитительно пульсирует в такт нервно-возбужденному дыханию. Хуррам нетерпеливо ждала продолжения, не представляя, насколько мучительны для собеседника интересующие ее воспоминания.
— Конечно, я расскажу все, что помню, — произнес он. — Только учти: это будет моя личная версия. Быть может, с иной точки зрения те же самые события выглядят совершенно иначе.
Блок «молодых технократов», победивший на выборах 2426 года, ретиво занялся исполнением обильно раздававшихся обещаний. Повсюду разворачивалось строительство грандиозных энергостанций, наземных транспортных комплексов, быстроходных звездолетов. Державу охватил массовый, на грани истерики, энтузиазм — все грезили близким грядущим, когда жизнь станет на порядок лучше, ярче, богаче. Даже прижимистые коммерсанты приоткрыли дверцы банковских сейфов, пролив на грандиозные стройки дополнительный поток инвестиций.
Будучи носителями высших нравственных абстракций, «молодые технократы» ненавидели милитаризм и объявили своей сверхзадачей установление вечного мира между главными цивилизациями. В ответ настиане и рекроши тактично промолчали, однако земные правители, посчитав молчание знаком согласия, объявили серию односторонних шагов. Прекратилось строительство мощнейших кораблей, включая заложенные при прошлом президенте линкоры «Вельзевул» и «Люцифер», вдвое сократился личный состав, втрое — расходы на оборону.
Вспыхнувшие в нескольких секторах мятежи не принесли отрезвления, хотя все улики неопровержимо указывали, что за сепаратистами стоят разведки Настиарны и Курлагдо. Более того, контролируемые правительством массмедиа развернули травлю Икланда и Бермудоса, которых обвинили в излишней жестокости. Чтобы подчеркнуть мирные намерения Федерации Солнца, правительство отвело войска с передовых рубежей на линию «Дальнего Щита». Ответ последовал незамедлительно: настианский флот молниеносно перешел в наступление.
Ослабленные безумными реформами эскадры Асгардова и Дунаева смогли — ценой жесточайших потерь — остановить вражеский натиск, и правительство чудом удержалось в шквале критики. В те трагические дни Деметрий Мандрагор взял интервью у поспешно возвращенного из отставки Бермудоса, который сказал: «Сейчас надо разгромить настиан. После победы мы разберемся, кто был виноват».
Цивилизация сумела собраться с силами. Чрезвычайные законы приостановили деятельность политических партий, были отложены до послевоенных времен парламентские и президентские выборы. После длинной череды неудач и побед Настиарна капитулировала. К этому времени адмиралы и генералы, чьи имена постоянно гремели во фронтовых сводках, стали народными любимцами. Подрос и авторитет номинальных правителей, которые умело использовали массмедиа, дабы присвоить себе лавры победителей. Впрочем, немалая часть электората все чаще вспоминала о предвоенных ошибках президентской команды и требовала сменить правящую партию.
В этой обстановке весьма болезненно сказалось появление в нейросетях нового материала Деметрия Мандрагора. Знаменитый политобозреватель напомнил президенту и общественности обещание разобраться и наказать виновников катастрофы, случившейся в первые недели войны. Все военачальники, у которых Мандрагор взял интервью, единодушно согласились: мол, давно пора назвать преступников поименно. Особенно зловеще прозвучало высказывание Икланда: «Наказание дураков и предателей есть святой долг каждого честного гражданина».
Правительство в панике решило, что адмиралы готовят путч. Немедленно был отдан приказ об аресте объявленного изменником Икланда, следующими на очереди были Асгардов, Зоггерфельд, Дунаев, журналист Мандрагор и другие известные деятели оппозиции. Однако президент переоценил свои силы. Арестовать Икланда, когда тот находился в штабе десантного корпуса, было немыслимо. На следующий день Земля узнала, что командующие трех из пяти флотов и многие командиры десантных войск отказались повиноваться приказам и намерены силой свергнуть тиранов и предателей.
— Дальнейшее трудно описать, — печально закончил Георг. — Завертелась кутерьма, и через два года…
— Понятно, — тихо сказала Хуррам. — Я никогда не слышала столько подробностей о тех днях. Спасибо.
— За что? — Он грустно улыбнулся. — За то, что не все забыл?
Девушка была слишком ошеломлена и не нашлась, что ответить. Да и не ждал Георг этого ответа. Пришлось сосредоточить внимание на событиях вокруг президентского дворца. Он даже переключил на этот район дополнительные потоки вихревого поля, чтобы видеть происходящее с разных направлений.
Засевшие в соседних зданиях наемники расстреливали дворцовый комплекс из ручных ракетных пускателей. Тем временем с двух сторон приближались танковые колонны, а на километровой высоте зависла тройка «Щук», паливших из счетверенных станковых бластеров. Громя защитников огнем, танкисты «Ночного Кошмара» ворвались в резиденцию бывшего главы планеты, из десантных отсеков бронированных машин выбрасывались фигуры бойцов, которые стремительно влетали в здание через разбитые снарядами стены. Внутри засверкали вспышки выстрелов, загорелось крыло дворца.
— Ты давно связан с ними? — спросила вдруг Хуррам.
— Мы установили связь примерно год назад.
— Трудно было скрывать, наверное? Это ведь опасно.
Покосившись на нее, Георг буркнул:
— Я больше двадцати лет скрываюсь на вашей планете. Привык не болтать.
С крыши строения, где размещались подсобные службы, по штурмующим подразделениям открыли бешеный огонь из тяжелого оружия. Упали несколько наемников, остановился в полете и рухнул на парковую аллею горящий танк. Другие боевые машины, развернувшись, ударили по очагу сопротивления. Стена многоэтажного строения покрылась паутиной трещин, из окон повалил дым. Одна из «Щук» снизилась и с малой дистанции ударила по крыше, сметая уцелевших гвардейцев, имевших глупость защищать обреченный режим. Одновременно еще несколько танков подошли к дворцу — по грунту и на уровне среднего яруса балконов. Под прикрытием тяжелых машин в резиденцию проникла очередная рота наемников.
Внезапно раздался новый звук, и Георг не сразу понял, что где-то поблизости работает мощный двигатель. Выглянув в окно, он увидел, как над островом быстро снижается «Щука» с опознавательными знаками «Ночного Кошмара».
На расстоянии около полумили боевой космолет отключил ракетные дюзы и завершил посадку на антигравитаторах. Виталий Норидзе и двое его головорезов подбежали к люку, встретили прилетевших и проводили к лабораторному корпусу.
— Кто-то из командиров? — догадалась Хуррам.
Пошатнувшись на ставших непослушными ногах, Георг кивнул и сказал совсем тихо:
— Его называют Стар Террибл.
— Уверен? Ведь никто никогда не видел его лица.
— Я видел.
— Ты знаком с ним? — с почтительным изумлением пролепетала девушка. — Давно?
— Через месяц исполнится ровно шестьдесят лет. Мне было четыре года, когда папа повез маму в магазин, чтобы купить маленького братика.
Открылась дверь, вошел Стар Террибл. Прослезившись, братья бросились обниматься.
Смена власти в мире Оаху оставалась неведомой для остальных клочков материи, скудно рассеянных в бесконечной бездне пустоты. Люди других планет узнают об этих событиях лишь несколько дней спустя, когда в их порты прибудут лайнеры, доставившие наемников в окрестности звезды Чароврат. Выполнив условия фрахта, эти корабли уже начали покидать систему. Через месяц, когда на Оаху станет совсем спокойно, часть кораблей должна была вернуться, чтобы привезти семьи наемников. А пока планета снова осталась в изоляции, отрезанная от прочих миров барьером пространства.
Братья не успели толком поговорить, потому как слишком много дел требовали срочных решений Стар Террибла. Нашлись и Георгу заботы: установка перегрелась после напряженной многочасовой работы и едва не сгорела. Девушек их проблемы не интересовали, и Карин нетерпеливо напомнила:
— Ты обещал, что я смогу развлечься.
— Конечно! — обрадовался Стар Террибл. — Ты просто обязана наказать обидчиков. Собери отряд из тех, кто родился на этой планете, и да поможет тебе Древнее Космическое Зло.
— А мне можно принять участие? — загорелась Хуррам.
Смерив ее оценивающим взглядом, капитан де Маурисио безошибочно опознала родственную душу и великодушно разрешила:
— Пригодишься. Стрелять умеешь?
— С десяти шагов не промахнусь. Ты — лазир?
— Разумеется. А ты — юбер?
— Угадала.
Завязалась оживленная женская болтовня, нашлись общие родственники, и воинственные девицы покинули занятый под штаб лабораторный корпус. Немедленно появился Норидзе, который осведомился, какой валютой будет выплачиваться денежное довольствие личному составу. Вопрос огорошил Стар Террибла — об этом вождь планеты наемников до сих пор не задумывался.
— Отец предупреждал, что новые проблемы будут возникать в самых неожиданных местах, — озабоченно изрек генерал. — Папаша, как всегда, угадал.
— Ты видел отца? — обрадовался Георг. — Когда? Как он?
— Остался на базе. Прибудет со следующим транспортом. — Младший брат сурово посмотрел на старшего. — Обрати внимание, мы еще не отпраздновали победу. Где тут ближайший кабак?
— На соседнем острове. Отель «Жемчужина».
— Там нормально готовят?
— Должны. Все-таки модный курорт.
Генерал приказал Виталию немедленно занять гостиницу, разогнать посторонних и организовать банкет. Братьев одновременно осенила идея превратить пирушку в оргию, однако, не сговариваясь, оба решили воздержаться. Не то чтобы им было неудобно перед любимыми женщинами, но хотелось поговорить без посторонних. К тому же любимые женщины могли неожиданно вернуться, и тогда в самом деле получится неудобно.
В ресторане на крыше отеля дорогих гостей встретил сам хозяин «Жемчужины», объявивший, что давно и с нетерпением ждет генерала-освободителя, а потому практически готовы все самые лучшие блюда местной кухни.
— Самое лучшее понадобится часов через пять-шесть, когда соберется вся семья, — прервал его Стар Террибл. — А пока мы собираемся немножко выпить под хорошую закуску. Можно начать с жирного супчика, чтобы водка не слишком по голове стукнула. Обязательно острые соленья и что-нибудь мясное, но грубое.
— Разумно, — признал Георг Олимпиакос и продиктовал хозяину длинную серию слов, совершенно непонятных для командира наемников. — А пить, стало быть, будем водку.
— Есть очень хорошая водка, — услужливо заверил хозяин. — Привозят с Аидаса. Господа будут довольны.
Генерал не без сомнения во взгляде посмотрел вслед стремительно исчезнувшему владельцу заведения. Недоверчивая гримаса покинула его лицо, как только на столе появилась бутылка «Охотничьей крепкой» с очень похожей на настоящую голографической этикеткой.
Две пышные официантки виртуозно сервировали стол, на котором последовательно появились тарелочки с толстыми ломтями густо пахнущего белого сыра, нарезанным тончайшими пластинками соленым лососиным филе, копченой колбасой, глубокие плошки с лоснящимися черными маслинами, квашеной капустой, острейшими пикулями. Хозяин собственноручно водрузил в центре стола супницу, из-под крышки которой сочился ароматный пар.
— Уха из осетровых голов, — гордо провозгласил владелец отеля. — Внутри найдете большой кусок вареной рыбы и
— Звучит заманчиво, — одобрил Стар Террибл. Отпустив жестом прислугу, он сам разлил водку. — За наше здоровье, брат. И за встречу.
Закуски действительно оказались превосходными, но Георг все-таки решился предупредить брата, чтобы тот экономил силы в расчете на горячее. Затем осторожно поинтересовался:
— Ты не в курсе, что с моим сыном?
— Месяц назад был жив-здоров, — буркнул генерал, торопливо хлебая уху. — У него фамилия твоей бывшей жены и двое детей. Живет на Тантре, инженер-астроэнергетик. Что случилось, когда началась блокада, — извини, не знаю. Вроде бы сильных бомбежек планеты пока не было.
Тяжело вздохнув, старший брат предложил выпить за близких. Они молча проглотили ледяное содержимое хрустальных стопок. Настроение стало не таким радостным, поэтому обед продолжался без бурных проявлений застольного энтузиазма.
Лишь когда они допили бутылку, Георг осведомился, намерены ли победившие наемники объявить все племена планеты равными. Стар Террибл встрепенулся и приказал Виталию сообщить всем командирам бригад, что пришло время заняться политическими вопросами.
На военном совете командиры соединений присутствовали в виде голограмм. Рапортовали вполне бравурно: войска закрепились в стратегически важных точках, вооруженное сопротивление подавлено, аборигены проявляют похвальное, хоть и весьма подозрительное смирение. Информационные службы планеты начали трансляцию призывов новой власти к подчинению и обещаний наладить спокойную справедливую жизнь. Можно было приступать к следующему этапу — сформировать вспомогательные подразделения из местных жителей, обиженных прежним режимом.
— Карин уже занимается этим, — сообщил впавший в благодушие Стар Террибл. — Надо освободить политических заключенных, направить помощь в лагеря, где содержали так называемых кафиров.
— Уже делаем, — сказала Амазонка.
Остальные тоже доложили, что не забыли про потенциальных союзников. Лишь Барлог огорошил главнокомандующего:
— Стар, появилась проблема, о которой мы не подумали заранее. Я и мои люди общались с аборигенами и выяснили, что их не слишком волнует, кто правит планетой — лишь бы не слишком притесняли. Но почти все интересуются двумя моментами: какие будут деньги и как бы поскорее закончить войну с Вингардом.
Сокрушенно качая головой, Брейкнек признался, что вопрос о войне планет-соседей беспокоил и его, но вот про национальную валюту он даже не вспомнил. Поддержав давнего друга, вместе с которым служил в бригаде Дьявола, Маньяк предложил заказать новые купюры на какой-нибудь цивилизованной планете вроде Кастлинга или Визарда.
— Лучше на Семпере! — вскричал Барлог.
Решительно прервав дискуссию, Стар Террибл приказал объявить населению, что в обозримом будущем денежной реформы не предвидится. И еще добавил не для оглашения: дескать, имущество и банковские счета главарей режима должны быть конфискованы для поощрения новых вождей планеты, рядовых наемников, а также кафиров и прочих местных союзников.
Участники совета ответили удовлетворенными ухмылками. И только адмирал Макторнтон, сильно хмурясь, осведомился:
— Может, кто-нибудь объяснит, за каким дьяволом меня заставили послать фрегат к Солнечной системе?
— Где сейчас этот корабль? — встрепенулся Георг.
Адмирал ответил: мол, фрегат «Принцесса» дрейфует на рубеже орбиты Плутона, привлекая ненужное внимание пограничных служб Федерации. Покосившись на старшего брата, главнокомандующий осведомился:
— Это нужно для твоей машины?
— Вот именно! — Георг возбужденно вскочил со стула. — Обязательно…
— Детали потом! — отрезал Стар Террибл. — Сейчас есть проблемы поважнее.
Распустив совет, Стар Террибл поинтересовался, может ли созданная братом установка наладить связь с правительством соседней планеты. Обычное радио или гравитация не годились, потому что в ближайшие несколько суток между Оаху и Вингардом будет находиться громадный шар Армадилло, экранирующий все волны. Задача показалась физику интересной, а решить ее оказалось не сложно.
Вихревое поле легко проникло сквозь массу гигантской планеты, и после недолгих поисков удалось нащупать вход сети Астро-Нет. Далее дела пошли совсем легко и просто: организованная в старые добрые довоенные времена поисковая система подсказала сетевые адреса нужных сайтов, включая портал президентской службы видеоинформации.
Одобрительно хлопнув брата по плечу, главнокомандующий собственноручно навел курсор на иконку и щелкнул клавишей. На голограмме появилось служебное помещение, где было много всякой коммуникационной техники и несколько офицеров в знакомых мундирах.
— Ого, — удивился Стар Террибл. — Простите, ребята, мы адресом ошиблись. Искал правительственный канал Вингарда, но почему-то попал на Семпер.
Телепортация сократила расстояние между планетами практически до нуля, поэтому ответ пришел без задержки. Нервы семперских офицеров оказались под стать выкованным из нержавеющего металла законам их планеты — старший по званию произнес совершенно спокойно:
— Вы попали по адресу. Только здесь теперь новая власть.
Подключившийся к переговорам семперский генерал окончательно разъяснил ситуацию. В тяжелой обстановке, когда вплотную придвинулась новая большая война и армады Настиарны, раздавив оборону Фомальгаута, могли ринуться на другие человеческие миры, Диктаториат решил обезопасить свои тылы. Позавчера на Вингарде высадился экспедиционный корпус, сделавший там примерно то же, что и наемники на Оаху.
Два генерала быстро договорились прекратить бессмысленный конфликт планет-соседок, провести обмен военнопленных, возобновить добычу особо ценных минералов и заключить соглашение о совместной обороне Южной Зоны против возможного вторжения настиан.
— Быстро отвечаете, — задумчиво подметил вдруг семперский генерал. — Нет задержки сигналов… Как будто вы на корабле возле Вингарда, но чужих кораблей поблизости нет.
— У нас ускоренный вход в Астро-Нет, — неловко высказался Стар Террибл и поспешил сменить тему: — Завтра-послезавтра подтянется транспорт с горнодобывающим оборудованием, которое мы позаимствовали на Крокусе.
Любезно улыбнувшись, его собеседник заверил, что немедленно сообщит своим начальникам на Семпер о новых обстоятельствах в системе Чароврата. Его улыбка Георгу не понравилась: как будто генерал о чем-то догадывался. Одна лишь надежда, что рапорт до Семпера доберется дня через два-три-четыре, а к тому времени он успеет использовать удобную позицию фрегата «Принцесса».
Девочки вернулись к вечеру, возбужденные и злые.
— Почти никого не нашли! — раздраженно рассказывала Карин. — Главные выродки куда-то сбежали — наверное, в своих деревнях прячутся. А те, кто остались, уверяют, что всегда были противниками преступной политики и страшно любят всех кафиров.
— Кое-кого все-таки прищемили, — похвасталась Хуррам. — Знаменитого советника многоразового использования вытащили из женской комнаты в драмтеатре. Сразу упал на колени и принялся рассказывать все, что знает.
— Мы его к Брейкнеку отправили, — добавила Карин. — Этот старый педик Ит-Гулу в курсе переговоров бывшего президента с Настиарной.
— О ком вы говорите? — осведомился ошарашенный шквалом информации Стар Террибл.
— Был у нас такой уникум, которому настианская разведка платила неплохие деньги под видом грантов, — ухмыляясь, объяснил старший брат. — Менялись губернаторы, президенты, правящие кланы, а этот недоносок оставался государственным советником.
Генерал рассеянно поинтересовался:
— Говорил что-нибудь умное?
— Пока планета подчинялась Земле, свирепо бичевал национализм, призывал жестоко наказывать сепаратистов, которые все до одного — платные шпионы Настиарны. А последние четверть века повторял, как испорченный видеофон: мол, земляне — кровожадные агрессоры, хотят нас завоевать, а настиане — чудные милые существа, которых надо слушаться, и тогда будет нам счастье…
Братья посмеялись, а девушки рассказали, как возле блокпостов собираются люди и спрашивают, надолго ли пришли наемники и всерьез ли собираются навести порядок. Многие горожане предлагали свои услуги, даже сообщали, где прячутся чиновники прежнего режима.
Их разговор был прерван звонком видеофона. К острову приближался аэромобиль, в котором летел отец.
Глава семьи сильно сдал — наверное, проходил омоложение давно и по неполной схеме. К тому же старик расклеился, увидев старшего сына. Долго тискал первенца, утирал глаза, бормотал невпопад. Сцена получилась тяжелая, но трогательная. Потом отец малость успокоился и гордо представил свою спутницу:
— Это моя Регина. Познакомьтесь с мачехой, мальчики. Скоро у вас будет сестричка.
Карин и Хуррам сентиментально застонали, а сыновья расхохотались.
— Ну, ты и здоров, папаша! — Могучий Стар Террибл сгреб за плечи отца с мачехой и повел к столу. — Скажи, папа, у тебя есть обидчики? Твари, которым ты хотел бы отомстить?
— Сколько угодно! — У человека, скрывавшегося под именем Ласло Хайек, загорелись глаза. — Поможешь рассчитаться?
В большой компании загул всегда получается интереснее, чем если пить вдвоем. Да и ресторанный хозяин постарался на совесть, бесперебойно обновляя натюрморт на столе. Сегодняшний банкет лишний раз подтвердил, что гастрономическое искусство неисчерпаемо, как сама Вселенная. Кулинары разных народов, а тем более разных планет ухитряются создавать немыслимые сочетания специй, продуктов и режимов термической обработки.
На закуску подали балык из особой породы севрюги, которая водилась исключительно в субтропических морях Оаху. Кроме того, перед каждым гостем стояла мисочка икры той же рыбины — белых шариков с ноготь мизинца размером. Дополняли картину пирожки с различными начинками и салат, в котором были перемешаны и обильно сдобрены майонезом толченый чеснок, мелко натертые орехи и отварные овощи, нарезанный тонкими полосочками вареный говяжий язык, а также кусочки крабового мяса. Пили под эти удовольствия только вино — старое, густое, терпкое и сладковатое.
Затем появились потрясающе вкусные, фаршированные орехами птички и бок оленя, запеченный в сметане с пивом. К ним прилагалось несколько гарниров — картофель, рис, гречневая каша — и подливок. Хозяин скользил вокруг стола, тактично подсказывая, когда нужно капнуть уксусом, выжать лимон, полить соком недозрелых кислых плодов.
Когда официанты убрали объедки и стали подносить десерты, отец неожиданно объявил, что пришло время поговорить всерьез.
Гостинично-ресторанной обслуге ничего объяснять не пришлось — сами ретировались и двери за собой позакрывали. Отец неторопливо прогулялся к вратам на балкон, настежь распахнутым по случаю теплого летнего вечера. Он постоял недолго, разглядывая роскошную панораму темно-изумрудного моря, над которым завис, на четверть поднявшись из-за горизонта, жемчужный диск Армадилло, разукрашенный разноцветными полосами и пятнами.
Резко повернувшись к остальным, отец заговорил, сурово поглядывая из-под насупленных бровей:
— Было очень вкусно. Мясо прямо тает во рту. Рыба и все остальное — тоже великолепны. Хотя мне приходилось бывать в мирах, где кормят намного лучше. — Он усмехнулся. — Неужели вы затеяли эту заварушку, чтобы наслаждаться сомнительным удовольствием абсолютной власти над полудикими обитателями захудалой планетенки?
— Не буду скрывать, папа, и это тоже, но не только, — сказал Стар Террибл. — Мои люди заслужили такую награду. Как в Древнем Риме, где ветераны получали земельные наделы и становились имперской элитой. И мы будем править получше, чем многие.
Генерала поддержал старший брат, напомнивший:
— Ты же сам, еще до войны, писал о принципах построения идеального государства. На этой экспериментальной площадке мы попытаемся реализовать твои идеи. Хотя должен отметить, что некоторые мысли Григория Лазарева тоже заслуживают внимания.
Поморщившись, словно надкусил кислятину, отец замотал головой.
— Власть над провинциальным болотом — это цель, не оправдывающая средств, которые придется приложить для ее достижения… Мечта о власти имеет смысл только в случае, когда речь идет о власти над миром. — Он добавил, посмеиваясь: — Мальчики, а зачем вам нужна политическая власть? Вы же должны понимать, что нельзя создать счастливое общество на таком гнилом пустыре, как Оаху. Чтобы построить здоровый социум, необходимо сплотить много миров под властью императора. Или диктатора, президента, Великого Протектора — название не имеет большого значения. Важно, чтобы население прониклось объединяющей всех идеей.
Хуррам, не вполне понимавшая свой статус на этом семейном мероприятии, тихонько охнула. Регина изумленно посмотрела на сожителя, Карин хихикнула, легонько толкнув локотком Стар Террибла. Братья переглянулись.
— Я думал об этом, папа, — медленно произнес Стар Террибл. — Названная тобой цель достижима.
— Но тогда нужно заранее решить, что именно вы хотите построить — империю или здоровое общество? — Отец продолжал улыбаться. — Это не всегда одно и то же.
— Мы попытаемся совместить оба решения, — сказал старший сын.
Сделавшись очень серьезным, отец проговорил совсем тихо:
— Империи недолговечны. Иногда мне кажется, что существует высшая сила, которая управляет всеми событиями. Планеты создают альянсы, сокрушают тиранов и тоталитарные режимы, но не способны воспользоваться плодами своих побед. Чтобы создать крепкую империю, недостаточно десантировать головорезов, которые принудят миры к покорности. Вам придется создать систему транспорта и связи. Обратите внимание, что мы разделены границами, но торговцы свободно перемещаются между государствами. Все попытки ограничить свободу торговли кончались плохо.
Регина испуганно таращилась на него, изредка бросая панические взгляды на его сыновей, точно пыталась понять, шутят ли перепившие мужики или всерьез прицелились на императорский трон. Тишину неожиданно для остальных прервала Хуррам:
— О чем-то таком писал еще Деметрий Мандрагор. Сегодня я нашла эту статью в архивах Астро-Нет. Он предупреждал, что прочность космической державы определяется коммуникабельностью. Империя, в которой нет прочных связей между центром и провинциями, обречена развалиться. Поэтому он предлагал колонизировать лишь миры, расположенные вблизи улиток.
Благосклонно кивнув, патриарх лениво произнес:
— Это было сказано давно и, быть может, утратило актуальность. Когда-то мой сын обещал найти другое решение.
— Обещал и выполнил, — буркнул старший сын. — Почти.
Отец и младший брат, внезапно разволновавшись, спросили дуэтом:
— Что значит — «почти»?
— То и значит, — без воодушевления откликнулся физик. — Проблема решена в общих чертах, но в моих руках лишь часть решения. Нам предстоит найти остальное. Думаю, головорезы Камилла справятся.
— Расскажи, — потребовал отец. — По возможности, с подробностями.
Около сотни лет назад молодой астрофизик Мойзес Тидвелл, собиравший материалы для диссертации, проводил наблюдения в звездной системе, состоявшей из красного гиганта, двух белых карликов и нескольких черных дыр, в числе которых были обычные, сквозные и даже одна пульсирующая. Он первым обнаружил, что при определенных условиях возникают непонятные колебания фундаментальных силовых полей, в результате которых астероиды мгновенно перемещаются вдоль системы на расстояния порядка светового часа. Так была впервые зарегистрирована спонтанная телепортация макроскопических объектов на астрономические дистанции.
Примерно через два десятилетия Тамара Любомирская из университета планеты Мантра сумела составить систему уравнений, приблизительно описывающих результаты наблюдений Тидвелла и его последователей. Решить эти соотношения не удалось, а вскоре несколько математиков Земли и Настиарны независимо друг от друга доказали, что уравнения Тидвелла-Любомирской вообще не имеют решения.
Тем не менее исследования продолжались, и в конце прошлого века Лючано Петронелли сумел телепортировать металлический шарик на расстояние нескольких метров. Энергией, потраченной на такое перемещение, можно было целый год обеспечивать жизнь большой густонаселенной планеты с хорошо развитой промышленной инфраструктурой. Вскоре стало известно, что настиане попытались переместить небольшой предмет между парой установок, расположенных на соседних планетах. В результате эксперимента обе планеты превратились в тучи астероидов, погибли ведущие ученые Настиарны…
Перебив рассказчика, отец сказал:
— Когда я в последний раз приезжал на Драконду, ты говорил, что нашел ошибку Любомирской.
— Нашел, — подтвердил физик. — Допустим, это не моя личная заслуга, а результат многолетней работы многих научных центров. Известный тебе профессор Тиберий Мандрагор лишь руководил одной из лабораторий. Хотя на завершающем этапе именно я сумел упростить математические выражения, которые поддались решению с использованием приближенных методов. Недавно, уже на Оаху, я немного улучшил приближение, после чего смог смонтировать компактную установку.
— Я поняла! — вскричала Хуррам. — Там, на Драконде, ты был ассистентом Тиберия Мандрагора.
Трое мужчин дружно фыркнули. Укоризненно поглядев на девушку, старший из братьев мягко сказал:
— Я считал тебя более догадливой. В те времена Тиберием Мандрагором звали меня. Кроме того, в этой комнате находятся мой брат Камилл и наш отец Деметрий, о которых ты тоже кое-что слышала.
Абстрактные имена из давних десятилетий внезапно превратились в живых людей, и потрясенная Хуррам подавленно притихла. Грустно поиграв бровями, Деметрий Мандрагор переспросил:
— Она слышала обо мне? Да, девочка, ты видишь знаменитого преступника, развязавшего гражданскую войну. — Махнув рукой с обреченным видом, он опять обратился к старшему сыну: — Ты еще не поведал нам, каким образом оказался в этой дыре, да еще с таким экзотическим именем.
Вопрос отца напомнил о потерянных десятилетиях, когда Тиберий был вынужден таиться от всего мира, ежеминутно ожидая ареста и выдачи настианам. О десятилетиях почти тюремного одиночества, когда его угнетали печаль о погибшей державе, страх за деградирующее человечество, тоска по родным, о судьбе которых он ничего не мог узнать.
Горько вздохнув, он выпил большой стакан вина, закусил огромной маслиной, после чего заговорил:
— Ты уехал, и буквально за день или два перед войной мы провели решающий эксперимент. Подробности вам неинтересны. Случился взрыв. Меня помяло, очнулся в госпитале на Горгоне. Говорят, нас второпях эвакуировали на каком-то транспорте, потому что приближались корабли Настиарны. Позже прибыли другие эвакуанты, они рассказали, что Драконда полностью разрушена бомбардировкой. К тому времени на мне испытали какую-то радикальную терапию, заодно вернули молодость, еще какие-то эксперименты надо мной проводили. С тех пор я практически не старею.
— Да, выглядишь ты неплохо, — с доброй завистью в голосе признал Деметрий.
Вяло отмахнувшись, Тиберий продолжил:
— Изменилось лицо, даже телосложение. По приказу большого начальства Тиберий Мандрагор был объявлен погибшим, мне выдали новые документы на другое имя. Я уже начал ходить без поддержки, когда снова появились настиане, на Горгону стали падать боеголовки. Нас опять эвакуировали в страшной спешке и привезли на Аидас. Ученых Горгоны отправили куда-то дальше, а я остался долечиваться. Потом получил повестку — ведь Георгиос Олимпиакос не был академиком и не имел брони. Так я попал на фронт — оператором стратегических нейросетей. Служил в штабах Хохта и Бермудоса, потом меня перевели на Землю к самому Асгардову. Тут контрразведка наконец докопалась, кто я такой. Меня комиссовали и отправили в научный центр Тиниана. Когда началась гражданская война, я оказался в армии Семпера. Земной десант зажал нашу дивизию, и в моей роте осталась половина личного состава. На наше счастье, подоспела имперская пехота Центавра, которая побила землян, но потом прибыли войска Тау Кита, и веселье завертелось по новому кругу. Из тысячи бойцов, которые пошли на прорыв, до космодрома добралось не больше сотни. Каким-то чудом я просочился на транспорт, уходивший к Оаху.
После таких воспоминаний надолго пропадает желание разговаривать — слишком неприятные мысли начинают одолевать. Понимая переживания сына, Деметрий решительно наполнил бокалы, со знанием дела вдохнул аромат вина и провозгласил:
— Биографии наши обсудим после… Тиберий, ты намекал, что нужно найти последний камушек для твоей теории. Это в наших силах?
— Надеюсь, что да…
Физик объяснил, что за последние десятилетия появились новые математические методы, с которыми он не знаком. Пользуясь этими методами, малоизвестный ученый с Лемонда якобы получил решение, без которого телепортация функционирует ненадежно.
О работе проционида Тиберий узнал совершенно случайно — из настианских новостей, продублированных информационной сетью Оаху. Согласно этим неточным данным, Кахур Баттоц был аспирантом в Кембридже.
— Теперь он сможет сделать машину лучше твоей?
— Ни черта он не сможет, — презрительно засмеялся Тиберий. — Но с помощью его формул я смогу на три порядка повысить точность фокусировки. После этого мы станем повелителями Галактики.
С самого раннего утра на Камилла навалились неотложные дела. В провинциальных городках объявились бежавшие из столицы деятели, будоражившие обывателей ужасными историями о вторжении прислужников Империи. Провокаторы рассказывали, что наемники наняты Вингардом и теперь все борги подвергнутся зверским надругательствам, их имущество достанется освобожденным из концлагерей гайрам, а в мечетях откроют бордели для кафиров.
— Можно подумать, что до сих пор их мечети были обителями святости, — фыркнул Деметрий. — Вот что, мальчики, пора обнародовать политическую программу, привлекательную для большинства простолюдинов.
— Тебе и карты в руки, — буркнул Камилл. — Назначаешься главным политическим советником.
— Всех гайров немедленно выпустить на свободу, — напомнил Тиберий. — Отменить кастовую систему, объявить все этносы равными.
— Вы будете меня учить? — обиделся отец. — А ты, академик хренов, вообще отправляйся на Землю и без формул не возвращайся.
Старший Мандрагор снова стал прежним, каким сыновья помнили его в дни своей молодости. Ударил гейзер идей, которые отец копил четверть века и для реализации которых требовались толковые исполнители, организованные в гибкие структуры с широкими полномочиями. Проще говоря, Деметрий принялся отдавать распоряжения непосредственно командирам бригад.
Убедившись, что патриарх крепко взялся за дело, Камилл увел брата в лабораторию, куда были вызваны Макторнтон и Норидзе. Выслушав рассказ Тиберия, адмирал недоверчиво переспросил:
— Вы хотите сказать, что можете прокладывать искусственные улитки между любыми двумя точками?
— Пока не между любыми, — признался физик. — Пока нет материалов Баттоца, приходится очень долго вычислять координаты точки попадания. На ваш фрегат попасть проще — ведь их система навигации может сообщить точное положение корабля в пространстве.
Пожав плечами, Макторнтон попросил показать, как можно мгновенно связаться с «Принцессой» при помощи пресловутого вихревого поля. Пришлось больше часа прочесывать околосолнечное пространство, прежде чем конус обращенной сингулярности нащупал корабль. После этого адмирал смог поговорить с командиром фрегата при помощи обычного видеофона.
Экипаж «Принцессы», включая бывалого спейсмена Хуана Фонга, сильно разволновался, когда на орудийной палубе распахнулись врата на планету Оаху, через которые прошли Макторнтон, Стар Террибл, Тиберий Мандрагор и Виталий Норидзе. Гости толкали какие-то ящики на колесиках.
— Будешь выполнять все приказы профессора. — Адмирал показал на Тиберия. — Идут испытания нового оружия, поэтому не подведи.
Нейросеть фрегата оказалась помощнее университетских устройств, поэтому Тиберий закончил вычисления всего-то за полчаса. Ниточка вакуумных вихрей протянулась через пять световых часов и уперлась в ботанический сад Кембриджского университета. Здесь, среди зарослей диковинной флоры, никто не заметил, как пространство раздвинулось плоскостью телепортации, выпустив на Землю экзотическую парочку.
— Сто лет здесь не был, — сообщил растроганный Тиберий. — Не очень люблю эту планету, но все-таки за душу хватает.
— А я, так вообще никогда не бывал на Земле, но тоже не люблю, — проворчал Норидзе. — Как тут насчет паспортного режима? Если патрули начнут проверять документы — нам хана. Им тоже.
Впервые за тридцать лет армейской службы майор оказался на чужой планете практически без оружия — глупо было принимать всерьез спрятанный под гражданским костюмом лучевой пистолет. В случае осложнений Виталий намеревался убить парочку полицейских, чтобы переодеться в их мундиры. Однако его спутник держался вполне уверенно и быстро выяснил у прохожих дорогу к факультету математики.
Факультет оказался рядом, но здесь ждал неприятный сюрприз. Секретарша в деканате, с любопытством разглядывая нелепо одетых провинциалов, объявила ужасную новость. Интересующий их инопланетянин накануне вылетел на Венеру, где должен был сесть на корабль, уходивший в сторону Проциона.
Ошеломленный Тиберий готов был удариться в панику и начал продумывать вторжение «Ночного Кошмара» на планету Лемонд. Ситуацию спас Виталий, который умело принялся кокетничать с секретаршей. Дама средних лет, растаяв от внимания шикарного мужчины, выболтала интересные подробности.
Оказывается, вчера она по просьбе доктора Бернарда Лонга выяснила, что Баттоц вылетел в космопорт Венера-Центр, имея билеты на парусник «Афродита», совершающий рейс вне расписания по трассе Венера — Ниневия — Лемонд. Кроме того, секретарша заказала билет на «Афродиту» для доктора Лонга. Между делом любившая посплетничать особа сообщила о намерении Кахура Баттоца подороже продать какое-то важное открытие.
— Летим на Венеру? — спросил Норидзе, когда они вышли в коридор.
— Забудь такое слово — «летим», — буркнул Тиберий. — Что значит «рейс вне расписания»?
— Это означает, что точное время старта и прибытия не определено. Скорее всего, парусник отчалит, когда капитан и команда немного протрезвеют. Вполне может оказаться, что «Афродита» еще на Венере.
Они вернулись в ботанический сад, уединились в безлюдной аллее, и Тиберий набрал на сенсорах видеофона сигнал, открывающий тоннель вихревого поля. Несколько шагов перенесли их на борт «Принцессы». Еще через полтора часа, рассчитав новый маршрут, Тиберий сумел телепортироваться в главный космопорт Венеры.
Злая судьба преподнесла им очередную неприятность: парусный грузопассажирский среднетоннажник «Афродита» отправился в рейс почти сутки назад. В списке пассажиров значились Кахур Баттоц и Бертран Лонг.
После недолгого сканирования локаторы «Принцессы» обнаружили «Афродиту». Парусник успел пройти чуть больше половины светового года в сторону Эпсилон Эридана и двигался со скоростью около полутора светолет в сутки.
— Телепортируемся? — деловито спросил Норидзе, успевший привыкнуть к новому виду транспорта.
Мандрагор отрицательно покачал головой и объяснил, что на подобных скоростях, да еще при отсутствии точных координат мишени, телепортация возможна лишь в пределах светового часа. Иными словами, надо было приблизиться к «Афродите» почти вплотную.
— Сможете догнать? — спросил Тиберий командира.
Хуан Фонг даже обиделся и высокомерно изрек:
— У них — дрянной парус, а у нас — почти новая сетка. Я возьму его на абордаж через шесть часов.
Мнение командира звучало авторитетно, к тому же фрегат быстро набирал скорость. Поэтому Тиберий спокойно отправился в выделенную ему каюту с намерением немного отдохнуть перед серьезной работой. Он рассчитывал, что Фонг разбудит его часа через четыре, когда «Принцесса» приблизится к паруснику на световые сутки.
Проснувшись, Мандрагор первым делом посмотрел на таймер и ужаснулся: он проспал почти семь часов. Тиберий ворвался в рубку с намерением устроить экипажу свирепый разнос, однако действительность оказалась много хуже, чем можно было ожидать.
— Чудеса творятся, — мрачно поведал Фонг. — Это древнее парусное корыто неожиданно разогналось. Наша скорость всего-то на десяток процентов больше. Догоняем, но совсем медленно.
— Форсаж… — неуверенно предложил Мандрагор.
— Старенький у нас кораблик, капитальный ремонт нужен… — Капитан вздохнул. — Не переживай, профессор. Мы настигнем их через сутки.
На этот раз доверия к его словам было поменьше. И не зря. Часов десять спустя, когда дистанция сократилась до светового месяца, что-то случилось, и фрегат начал терять скорость.
Стараясь не смотреть на пассажиров, Фонг с перекошенной рожей орал на мониторы, в которых оправдывались голограммы механиков. Обе стороны обильно использовали жаргон и аббревиатуры, так что Тиберий сумел понять лишь, что «Ща-эс-эр» не подает «Эм-И» на внутренний контур, а потому «тройка» накрылась женским половым органом, вследствие чего «старая дура» выпала на «Ди-дубль-вэ», а запасную «спиногрызку» придется ставить до завтрашнего ужина, раньше никак не управиться.
Получив усиленную дозу матюгальников, угроз и прочих ценных указаний, команда занялась ликвидацией аварии.
— Что произошло? — осведомился Норидзе.
— Ничего серьезного, за час управимся, — преувеличенно бодро заверил командир фрегата.
На самом деле управились за пять часов, в течение которых преследуемый парусник убежал очень далеко, так что погоню пришлось начинать со стартовой линии. Фрегат быстро набрал вполне приличную скорость чуть выше 4 световых лет в сутки, но «Афродита» двигалась не намного медленнее. Лишь после обеда грузопассажирская лоханка чуть сбавила ход, расстояние между кораблями стало сокращаться быстрее, и Тиберий сумел — с дистанции около трети светогода — зацепить парусник пучком вихревого поля.
Сфокусировать конус на таком расстоянии было слишком сложно, изображение дергалось и расплывалось, но Мандрагор сумел кое-как обследовать отсеки «Афродиты» и установил, что один из трюмов практически пуст. Вообще погоня выходила на финишную прямую — через три-четыре часа «Принцесса» должна была подтянуться к паруснику достаточно близко, чтобы вихри вакуума протянули между кораблями устойчивый канал телепортации.
Внезапно события словно с цепи сорвались и помчались нервными рывками. Откуда-то появился кришнаванский крейсер, пожелавший остановить «Афродиту» для досмотра. Проявив очередную грань неожиданной прыти, парусник отогнал пиратов маломощными хлопушками и, еще немного потеряв скорость, взял курс на близкую улитку.
Командир Фонг радостно доложил:
— Мы догоняем цель напересечку. Дистанция быстро сокращается. Прикажете пройти улитку?
— Проходи что хочешь! — зарычал Мандрагор, ужасно раздосадованный очередной порцией помех. — Только не потеряй след… И пираты эти совсем некстати!
К его удивлению, Фонг лишь скорчил презрительную гримасу и сказал надменно:
— Пираты нам не помеха.
— Но у них вдвое больше пушек, — напомнил Тиберий.
— Тут другая математика, профессор, — усмехнулся командир «Принцессы». — Они — воры, мы — убийцы. Гиена не осмелится перейти дорогу волку.
И в самом деле: убедившись, что фрегат намерен до победного конца преследовать «Афродиту», кришнаваны сбавили ход и начали отворачивать. Тиберий вздохнул с облегчением, но офицеры фрегата остались равнодушны, словно изначально не считали пиратов серьезной угрозой.
Частично свернув паруса, «Афродита» скользнула в черную дыру. «Принцесса» продолжала мчаться полным ходом, не притормозив даже при входе в улитку. Тиберия заставили сесть в кресло-антиграв и пристегнули ремнями сбруи. Последовала серия толчков, корабль сильно раскачался, в глазах потемнело, в ушах стоял раздражающий тихий звон, голова кружилась и болела.
Потом неприятные ощущения отступили, и Тиберий почувствовал, как чужая рука запихивает ему в рот капсулу с лекарством. Он раздавил зубами упругий шарик, почти не почувствовав горечи, и открыл глаза. На голограммах снова светился узор созвездий, прямо по курсу расправляла паруса растерявшая скорость «Афродита». Рядом с изображением парусника горела информация:
Дистанция — 1.2 св. часа.
Собираясь в эту вылазку, Виталий нарядился по всем правилам десантной моды, нацепив на себя много разного оружия и непонятных приспособлений. При этом майор был весел — наверняка предвкушал скорую драку.
— Не беспокойся, начальник. — Норидзе ободряюще подмигнул. — Привычное дело. Часто на абордаж ходили.
Не ответив ему, Тиберий включил установку и еще раз осмотрел отсеки парусника. На этот раз, по причине короткой дистанции, голограмма была четкой, так что удалось разглядеть все подробности. Почти все обитатели — люди и вуркхи — собрались на камбузе, по одному члену экипажа дежурили в рубке и машинном отделении.
— Очень удобно, — обрадовался Мандрагор. — Пошли.
Он изменил тензор поляризованной напряженности поля, вакуумные вихри скатали пространство в цилиндр, длина которого вдоль выделенной сингулярной координаты мгновенно сжалась до нуля. Теперь отсеки «Афродиты» и «Принцессы» разделял всего шаг, сделав который Мандрагор и Норидзе оказались в пустом трюме. За их спинами, прошелестев, свернулся проход, по науке называемый «плоскостью телепортации».
Стало темно, потому что в трюме не работало освещение. При помощи прозорливо прихваченных десантных фонарей они нашли щит, и Тиберий повернул рубильник. Тускло загорелась одинокая лампа над шлюзом, открывавшим путь в забортную пустоту.
— Проще всего было бы захватить это корыто. — Виталий рвался на подвиги. — Кто вздумает сопротивляться — положим без труда, остальные сами лапки поднимут. Потом заберем проционида, прикажем экипажу притормозить…
— Оставим это на крайний случай. — Тиберий поморщился. — Лучше сделать работу без лишнего шума и ненужных трупов.
— Как скажешь, — немного разочарованно проворчал майор.
Они сложили в уголке скатанные скафандры. Потом Норидзе приладил на замок шлюза глушитель сигналов тревоги, а Тиберий осмотрел люк, ведущий во внутренние отсеки парусника. Люк оказался запертым.
— Как откроем? — осведомился уставший от нескончаемых затруднений физик. — Расстрелять из бластера?
— Ты вроде хотел сделать все по-тихому…
Отодвинув его от люка, майор-наемник достал из наколенного кармана сложное механическое приспособление. После недолгих манипуляций из внутренностей замка послышался громкий звук сломанного металла. Виталий убрал отмычку, достал пистолет и, приоткрыв люк, осторожно выглянул.
— Темно и тихо, — сообщил он и поманил спутника рукой. — Побежали.
Ближайший светильник горел довольно далеко, возле трапа, ведущего на другие палубы. До жилых помещений они пробирались в полумраке, но без проблем — никого не встретили. Даже об мертвецки пьяных спейсменов и пассажиров ни разу не споткнулись, хоть это и было бы вполне нормальным делом для корабля такого пошиба.
Отыскав нужную каюту, Норидзе снова воспользовался отмычкой, затем прилепил над входом крохотный видеодатчик — чтобы знать, когда появится Баттоц. Около часа они просидели в каюте, не включая света и нетерпеливо поглядывая на экран — оставленное снаружи устройство посылало лишь изображение пустого коридора. Потом на мониторе появились две фигуры — человеческая и проционская.
Пассажиры остановились возле каюты, продолжая спорить. Из их реплик легко было понять, что Кахур Баттоц хранит самые важные сведения на кристалле, который находится в нагрудном кармане его балахона. Вуркх отказался отдать свое открытие землянам, прогнал собеседника и вошел в каюту.
Стоявший за дверью Норидзе легонько толкнул Кахура подальше от входа, захлопнул люк и включил свет. Проционид с ужасом и ненавистью смотрел на двух незнакомцев, один из которых миролюбиво произнес:
— Здравствуйте, коллега Баттоц. Я — профессор Тиберий Мандрагор. Мы занимаемся одной научной проблемой и могли бы помочь друг другу. Ваше сотрудничество будет оплачено очень щедро…
Завизжав: «Проклятые гладкокожие, как я вас ненавижу!» — проционид выхватил из-под одежды большой кривой нож и бросился на Тиберия. Астроевразийца спасли только навыки, полученные в годы гражданской войны: он машинально увернулся, одновременно швырнув в лицо Кахура тяжелую статуэтку, которая удачно подвернулась под руку.
Норидзе поспешил вмешаться, вывернул оружие из покрытой перьями лапы и ударил кулаком в челюсть, пониже клюва. Ударил привычно, как бил многих до того — таковы уж рефлексы профессионального десантника. Худощавый проционид оказался тварью легонькой, он пролетел спиной вперед через половину каюты, врезался затылком об угол тумбочки, стоявшей возле койки, медленно сполз на пол. Или на палубу — кто знает, как принято у спейсменов называть нижнюю переборку каюты…
Тяжело дышавший Мандрагор держался за сердце, чувствуя, как утихает бешеный ритм биений. Чуть очухавшись, он поблагодарил Виталия за помощь и присмотрелся к лежавшему без движений инопланетному коллеге. Потом сказал неуверенно:
— Кажется, ты прикончил его.
— Не исключено, — буркнул майор, массируя кулак. — Перестарался. Бывает.
Он потолкал проционида носком ботинка. Мертвая голова Кахура свалилась на плечо. Сокрушенно покряхтев, Тиберий пробормотал:
— Идиот, зачем он напал на нас?
— Тебе жаль его? — удивился Норидзе. — Подонок собирался продать открытие настианам.
— Да, конечно, — согласился Тиберий. — К тебе никаких претензий.
Став на колени рядом с трупом, он залез двумя пальцами в нагрудный карман. Футляр с кристаллом действительно оказался на месте. Тиберий задумчиво вставил носитель в считыватель видеофона и просмотрел записи. На голограмме замелькали неряшливо написанные строчки математических выкладок. Наконец-то им повезло, и физик сказал, улыбаясь:
— То, что мы искали… Уходим.
На обратном пути случилась мелкая накладка. Когда Тиберий уже скрылся в темноте возле входа в трюм, а Виталий, стоя в полумраке, прикрывал отход, на лестнице появился одетый в жуткие лохмотья чумазый детина. Наверняка это был какой-то член экипажа — никто другой не стал бы подниматься из машинного отделения. Оборванец явно увидел их — по крайней мере, Виталия. Впрочем, амбал явно не обеспокоился, даже приветливо помахал рукой и поплелся вверх по трапу.
Больше ничего непредвиденного не случилось. Они спокойно натянули скафандры и вошли в шлюз. Тиберию было немного не по себе, однако Норидзе снова заверил, что никакой опасности нет.
— Ты же должен знать законы сверхсветовых скоростей, — успокаивал спутника майор. — Это совершенно безопасно, я прыгал за борт много раз и пока жив.
— В том-то и дело, что я изучал физику сверхсвета, — промямлил Тиберий. — Даже создавал ее почти с нуля… Потому и знаю, что возможны экстремальные…
Договорить он не успел, потому что Виталий открыл внешний люк, и поток воздуха выкинул их за борт.
Экстремальных случайностей не произошло. Два скафандра, связанные линем, неслись сквозь бездну пустоты, постепенно теряя сверхсветовую скорость. Почти четыре часа обитатели скафандров рассказывали друг другу анекдоты, вспоминали забавные эпизоды собственных биографий и просто матерились.
Увидеть приближавшийся фрегат они не смогли — лишь почувствовали нарастающее ускорение, когда их подхватил гравитационный трал.
Орбитальный пейзаж Оаху заметно изменился. Почти все лайнеры, доставившие наемников, ушли выполнять другие фрахты. Возле планеты оставались только «Дорадо», боевые корабли Макторнтона и угнанная с Крокуса «Стелла Линк». Командир Фонг уточнил:
— И еще появился торпедоносец «Лучник», флот Семпера. Я запросил штаб — говорят, с Вингарда прилетел генерал. Сейчас у него встреча с нашими командирами.
Переговоры проходили в губернаторском дворце Фронтира, который был захвачен без боя и почти не пострадал. Камилл вопросительно посмотрел на входящего брата, и Тиберий кивнул: мол, все в порядке. Едва заметно улыбнувшись, Стар Террибл снова сосредоточил внимание на переговорах с дорогим гостем.
— Разумеется, мы хотели бы принять участие в этих грандиозных проектах, — журчала речь Деметрия Мандрагора. — И в деблокаде Фомальгаута, и в последующем строительстве возрожденной сверхдержавы. Но мы, к сожалению, не располагаем мощным флотом, который можно отправить на эту битву.
Стар Террибл украдкой глянул на брата, легонько дернул веком и сказал:
— Если нам сообщат, где концентрируется объединенный флот, мы постараемся выделить хотя бы символический отряд кораблей. Как вы думаете, адмирал?
— Два фрегата и корвет, — неуверенно проговорил Макторнтон. — Для охраны системы останутся лишь канонерки.
Семперский генерал ответил, усмехнувшись:
— Для символического участия хватит и корвета… Уже достигнута договоренность, что в сектор Семи Улиток будут стянуты флоты Семпера, Тау Кита и Кришны — дюжина крейсеров, два десятка торпедоносцев и фрегатов. Мы надеемся, что этих сил хватит, тем более что есть надежда на поддержку Империи Центавра.
Генерал добавил, что Диктаториат Семпера готовится к неудачному исходу сражения, то есть к ситуации, когда придется оборонять от настиан Южную Зону. В этом случае предстоят сражения за каждую систему от Аидаса до Тиниана и Оаху, то есть нужно быстро ввести в строй все старые крепости, включая заброшенные базы «Дальнего Щита». Генерал пообещал прислать тяжелые пушки для усиления обороны, и переговоры завершились подписанием договора о сотрудничестве и взаимопомощи.
Отец и Камилл были весьма довольны, и Деметрий увел гостей в банкетный зал. Когда все ушли, вождь наемников метнулся к брату с вопросом:
— Ну как?
Тиберий пребывал в изрядном обалдении от услышанного и ехидно поинтересовался:
— Вы всерьез собираетесь отбиваться от настиан силами Южной Зоны?
— Мы собираемся побить настиан у Фомальгаута, а потом… — Камилл осклабился. — Папочка предложил чудесную идею — взять власть над Галактикой.
— Хорошая идея. Как вы собираетесь это сделать?
— Нужно, чтобы твоя установка заработала в полную силу.
— Не проблема, — заверил Тиберий. — Тут работы на несколько часов.
Обрадованный младший брат обнял его, назвал гением и посоветовал принять душ и переодеться во что-нибудь приличное.
— Банкет все-таки, — пояснил он, — наша первая дипломатическая победа.
К апартаментам, отведенным семье Мандрагоров, Тиберия проводила Карин, на которой был парадный мундир с майорскими погонами. По дороге подруга вождя поведала, что освобожденной планетой правит Совет Революционной Справедливости в составе командиров бригад под председательством фельдмаршала Стар Террибла. Тиберию Мандрагору присвоено звание генерал-майора.
Затем девица перешла на доверительный шепот:
— Позволь спросить, какие у тебя планы в отношении Хуррам?
В ответ Тиберий ограничился удивленным взглядом. Он не имел привычки обсуждать свои личные дела даже с хорошими знакомыми.
Правильно поняв его молчание, Карин рассказала, что Хуррам уже сосватана и буквально светится от такого счастья. Оказывается, юберская красавица давно страдала по красавцу-боргу, но до последнего времени трайбализм делал их брак невозможным — родня парня не желала слышать о кафирской невесте. Теперь же, когда сословные ограничения были отменены, жених сам сделал предложение по всем правилам, и уже второй день идет подготовка к свадьбе.
Поблагодарив за информацию вежливым кивком, Тиберий закрыл за собой дверь. Известие сильно его расстроило, но долгая жизнь преподносила неприятности и пострашнее. Он неторопливо натянул новенький мундир, приколол на грудь награды, включая семперскую звезду за оборону Тиниана.
Очень хотелось напиться, но после процедур в горгонском госпитале его организм безвредно расщеплял любые алкалоиды. На банкете он сидел мрачный, время от времени говорил тосты за дружбу Оаху и Семпера, за возрождение великой державы, построенной на идеях Григория Лазарева и Деметрия Мандрагора.
Второй литр водки все-таки немного подействовал, и Тиберий призвал сурово покарать всех, кто причастен к разрушению прежней Федерации, а также остальных врагов объединенного человечества.
С утра начался кавардак. Освобожденные из тюрем и концлагерей противники прежнего режима рвались учинить самосуд над обидчиками. Восстановленные во всех правах кафиры — особенно гайры — требовали создать им человеческие условия жизни за счет боргов. Приличного жилья на всех не хватало, а среди боргов поползли слухи: мол, теперь наши дома гайры займут, а нас всех — кого не прирежут — в лагеря переселят.
Вскоре после завтрака поступили сообщения о вспыхнувшем в Драконьевске мятеже бывших полицейских, к которым присоединились местные бандиты и люмпены. Прикрывшись толпой женщин и детей, погромщики двинулись на резиденцию штаба бригады, громко вопя требования вернуть городу прежнее название, прогнать наемников и прирезать всех кафиров. Они сильно просчитались: Брейкнек, известный своеобразным чувством юмора, приказал применить аэрозоли рвотно-слабительного действия. В результате мятежники стремительно рассеялись, имея полные — в прямом смысле — штаны удовольствия.
Пока отец и младший брат занимались этими мелочами, Тиберий собрал сотрудников своей лаборатории, поручив смонтировать узел фокусировки по новой схеме. Узнав, что за такую ерунду им светит премия в размере месячного оклада, коллеги с жаром взялись за работу. А по всем видеоканалам транслировали репортаж из Драконьевска: Хуррам злорадно поведала, что защитники людоедского режима коррумпированных расистов оказались по уши в дерьме.
Вечером заработала модернизированная установка, и Тиберий протянул сингулярный шнур вакуумных вихрей аж до самой Земли. Из перехваченных сообщений они с отцом узнали ошеломляющие новости: Федерация Солнца отказалась выступить против Настиарны. После долгих хоровых проклятий Деметрий предложил послушать, о чем говорят на Севере. Здесь ждала новая неожиданность: Дьявол наголову разгромил соперников и стал единоличным владыкой Северной Зоны.
Они подслушали разговор Сокольского с Чангом Катрановым и поняли, что флот Республики намерен двинуться к Солнцу, как только станет известно, где именно собираются союзники.
— В Центральной Зоне что-то происходит, — процедил отец и велел: — Попробуй подключиться к каналам связи Тау Кита.
Тиберий успел набить руку на таких операциях и сумел сфокусировать вихревой шлейф в кабинете пресловутого маршала Герба, который оказался старым знакомым адмиралом Асгардовым. Послушав его разговоры с другими анонимными правителями Республики Тау, Тиберий осатанел и потребовал немедленно обсудить ситуацию на семейном совете, то есть без посторонних, но с участием Камилла.
Когда закрылись двери кабинета, перед которыми встали вооруженные бойцы «Ночного Кошмара», Тиберий прокрутил записанные видеосюжеты. Уже после первых кадров Камилл перестал ворчать, что его оторвали от важных государственных дел. Досмотрев до конца, главнокомандующий проговорил потрясенно:
— Кто бы знал, что удастся собрать такую силищу… А старики-разбойники даже линкор откопали…
— Этих сил достаточно, чтобы сломать настиан? — быстро спросил отец.
Камилл ответил не сразу, мысленно проанализировав соотношение сил. Наконец он произнес:
— Надо бы с Билли обсудить детали. Вроде бы флоты примерно равны по числу кораблей, так что наши адмиралы сумеют потрепать врага, и настианам придется снять блокаду. О политических последствиях я уже не говорю.
— Да, в политическом плане это будет настоящий шок, — с воодушевлением согласился Деметрий.
Сумрачно поглядев на родственников, Тиберий заговорил с неожиданной запальчивостью, как о глубоко личном и наболевшем:
— Снимите розовые очки. При практическом равенстве сил я вижу два основных варианта, и оба меня совсем не устраивают. Если флот, который они собирают, будет обескровлен, человечество останется практически безоружным. В таком случае настиане, которые не раздроблены на полсотни государств, быстро отстроят свой флот и через год-другой возьмут нас тепленькими. А если союзники все-таки победят, то человечество окажется под властью престарелых военачальников, которые однажды уже принесли державу в жертву своим амбициям. Я не считаю этих людей достойными возглавить возрожденную империю.
Отец ответил уклончиво:
— Если Тау и Центавр забыли вражду во имя великой цели, это следует приветствовать и поддержать.
— Асгардов и Сузуки, Зог и Дракон, Диктаториат и Дьявол… — Тиберий скептически покривился. — Кто-нибудь из вас всерьез верит в прочность их альянса?
— В политике случалось и не такое, — задумчиво заметил Деметрий. — Хотя подобные союзы обычно заканчиваются в ночь длинных ножей… Ты предлагаешь что-то конкретное или мы слушали общие рассуждения?
— Мы должны вмешаться, как самостоятельная сила, — четко выговорил Тиберий. — Отряды Камилла, моя транспортная система и твои рассуждения об империи — вот фундамент, на котором будет выстроена будущая сверхдержава.
Не было надобности продолжать: отец и брат поняли его с полуслова. Тем более что накануне сами обсуждали похожий сценарий. После минутной паузы семейный совет занялся уточнением плана операции. Спустя час совещание возобновилось с участием остальных командиров бригад. Идея понравилась всем, ибо лучше править Галактикой, чем захолустной планеткой.
Время подгоняло: фрегат «Принцесса» и рейдер разведки «Хризантема», выдвинутые в сектор Семь Улиток, докладывали, что Флот Открытого Неба присоединился к объединенной группировке Империи Центавра, Республики Тау Кита и Семпера, а из Северной Зоны подтягиваются корабли Дьявола. Каждая бригада выделила по роте отборных бойцов, которым были даны строжайшие инструкции: во время абордажного приступа применять лишь парализующее оружие.
— Мы не собираемся убивать союзников, — снова и снова повторял Стар Террибл. — Мы лишь продемонстрируем нашу силу и потребуем законную долю, когда начнется дележ трофеев.
Командиры соединений склонили головы в знак согласия. Лишь адмирал Макторнтон произнес голосом, в котором звучали необычные для адмирала тревожные нотки:
— Меня смущает, что придется брать на абордаж линкоры — «Вельзевул», «Голгофу» и, похоже, «Триумфатора». Допустим, «Коловрат» и «Цесаревич» — всего лишь крейсер и космоносец, с ними проблем не должно быть. Но линкоры…
Развеселившись, Камилл произнес, улыбаясь:
— Что за сомнения, дружище? Линкор или крейсер — разница лишь в размерах.
— Не скажи. — Адмирал покачал головой. — На флоте существовало поверье, что линкоры захватить невозможно. Уж не знаю, в чем тут дело, но истории не известен ни один такой случай.
Возмутившись, десантники упрекнули спейсмена в суеверности и стали перечислять примеры успешных абордажей, но Билли всякий раз уточнял, что речь идет о крейсерах или крупнотоннажных войсковых транспортах. В конце концов бывалые вояки вспомнили, как в 2428-м абордажные команды крейсеров «Тореро» и «Фурия» высадились на линкор настиан, сильно поврежденный в бою возле 61 Лебедя.
— Захватить его все равно не удалось, — возразил Макторнтон. — Взорвался реактор, и десантники погибли.
— Значит, мы будем первыми! — отрезал Стар Террибл.
Экипаж «Принцессы» уже привык и не удивился внезапному появлению гостей. Разместив и настроив новый комплект аппаратуры, Тиберий прошел в рубку, где Камилл и Билли развлекались, слушая переговоры союзников. Вождь наемников возмущенно прокомментировал:
— Ты только послушай, о чем они треплются! Обнаглевшие вояки делят министерские портфели!
— Дикие они, понятий не знают, — поддакнул по-прежнему озабоченный Макторнтон. — Думают, если у них линкоры и космоносцы, если у них агентура на каждой планете, если у них тысяча пехотных дивизий, так они смогут империю воссоздать.
— Ни за что! — рявкнул Камилл, имевший привычку напиваться перед серьезными делами. — Линкоры останутся на орбите, шпионы будут писать донесения, пехота пригодна лишь для грубой работы. А тонкие операции вроде смены власти и сопутствующих арестов — тут нужны профессионалы.
Боевой дух, несколько смущенный адмиральским пессимизмом, вновь взвился к недосягаемым вершинам. Наемники впрямь имели все основания верить в успех: до сих пор все их вылазки завершались оглушительными победами, а экипажи намеченных для захвата кораблей не ждали нападения. Все должно было получиться, как задумано.
Натянув боевую броню и подвесив оружие, Тиберий вернулся к своей машине. Из рубки передали уточненные координаты, и он настроил вихревые конусы, соединившие «Принцессу» с флагманскими кораблями Объединенного Флота. Еще один канал телепортации уперся в Оаху, где ждали приказа абордажные команды.
Несколько последовательных кликов курсором по иконкам меню открыли сквозные проходы через десятки световых лет. Первой бросилась в атаку сводная рота «Горгоны Медузы» под командованием самой Амазонки. Полсотни непобедимых бойцов-наемников пробежали колонной по трое вдоль коридора фрегата и скрылись в отсеках крейсера «Коловрат». Когда ушли отряды на «Триумфатор», «Голгофу» и «Цесаревич», настала очередь абордажников «Ночного Кошмара», которую возглавлял полковник по кличке Волк.
Братья Мандрагор вклинились между вторым и третьим взводами. Момент пересечения плоскости телепортации никак не повлиял на обостренные чувства — просто очередной шаг они сделали уже в коридоре линкора. Следуя маршрутам, занесенным в электронные планшеты, передовые отделения сноровисто сворачивали в ответвления переходов, ведущие к машинным и реакторным отсекам, в артиллерийские и торпедные башни, в кубрики, где отдыхал личный состав.
Сопротивления практически не было — застигнутый врасплох экипаж не успевал понять, что происходит. Наемники наскоро обыскивали немолодых людей, одетых в мундиры разных держав, и, отобрав оружие, загоняли в пустые каюты.
Тиберий держался в затылок брату, рядом легко бежали Карин и Виталий. Перед глазами мелькали переборки, спрессованные из многослойной металлокерамики с фуллереновыми и нейтридными прослойками, покрытые шершавой обмазкой серого цвета. Броня, защищавшая линкор от самого мощного оружия, была бессильна против десанта, ворвавшегося в самое сердце гигантского корабля.
Как и следовало ожидать, кто-то успел поднять тревогу. Экипаж или нейросеть попытались захлопнуть люки, но наемники без труда вскрывали замки универсальными отмычками, продолжая почти беспрепятственно растекаться по отсекам. Лишь отделения, устремившиеся к рубке «Вельзевула», наткнулись на нескольких вооруженных бластерами ветеранов, которых быстро успокоили немного болезненными, но в общем безвредными для здоровья выстрелами парализаторов. Оставив позади этот смешной инцидент, Стар Террибл, его свита и последний взвод Волка ворвались в салон, где собралась многочисленная растерянная публика.
В глазах зарябило от обилия звезд на погонах, каменных подбородков, угрюмых взглядов и мутного мелькания помех на голограммах. Нормально работал лишь один обзорный монитор, на котором застыл «Триумфатор» — наверняка уже захваченный головорезами Брейкнека.
Несколько офицеров среднего ранга навели на нежданных гостей пистолеты — пулевые и лучевые, одинаково бесполезные против бронезащиты солдат космической пехоты. Перестрелка, впрочем, не завязалась: кто-то из командиров приказал бросить оружие.
А командиров было много — не меньше двух десятков генералов и адмиралов, не говоря уж о юном фельдмаршале Эдварде Дунаеве — кронпринце Империи Центавра. Конечно, большинство из них подвергалось процедуре омоложения, сильно изменявшей лица, но Тиберий совсем недавно подсматривал за этими людьми и подслушивал их разговоры, а потому знал, как выглядят сегодня герои настианской и гражданской войн. Лишь Александра Зоггерфельда он узнал бы в любом случае: в любой толпе Долговязый Зог выделялся более чем двухметровым ростом.
Убедившись, что пленники не намерены буйствовать, Камилл Мандрагор подошел к столу, выбрал чистый стакан, наполнил коньяком и лихо опростал в три глотка. Затем, явно рисуясь, по-хозяйски взял стул, сел лицом к адмиральско-генеральской толпе и прокашлялся, готовясь произнести суровую речь. Упредив его, из нестройной массы военачальников вышел Григорий Лазарев — пожалуй, единственный в этом зале, кого Тиберий уважал, как честного солдата.
Зловеще ухмыляясь, идеолог Диктаториата щелкнул пальцами и сказал:
— Вельзевул, приостанови зачистку. Ситуация под контролем, непосредственной угрозы нет.
Похоже, Лазарев чувствовал себя полным хозяином положения, словно бы его не тревожил взвод наемников-ветеранов. Однако нейросетевой мозг линкора не собирался выполнять распоряжения постороннего генерала и обратился голосом к командиру:
— Папа Зог, абордажная команда никого не убила, но заняла основные отсеки. Я готов начать зачистку.
— Успеем, — проворчал Долговязый. — Надо разобраться, чего хотели эти бандиты.
Развитие обстановки очень не понравилось Тиберию. Высокая блондинка в лейтенантском мундире старого фасона и остальные офицеры линкора подобрали свои хлопушки и бросали на него весьма кровожадные взгляды. Икланд смотрел на Тиберия тоже как-то странно — на генеральском лице читалось непонятное изумление. Легче было понять взгляд Асгардова — наверняка бывший шеф Октагона узнал своего штабного оператора.
Пауза явно затянулась. Поскольку Камилл почему-то продолжал молчать — видать, забыл текст с перепоя, — старший брат решил взять инициативу на себя. Говорить речи он никогда не умел, но ситуация требовала, и Тиберий произнес решительно:
— Прошу не волноваться. Мы не намерены совершать враждебных действий. — Слушатели почему-то засмеялись, но Тиберий продолжал: — Наша атака была всего лишь демонстрацией возможностей нового оружия, которым располагает генерал Стар Террибл. Бойцы бригады «Ночной Кошмар»…
С этими словами он сделал широкий жест, намереваясь показать ручкой на бойцов, которые должны были стоять вдоль переборки возле входа. Увиденное потрясло Тиберия, на время лишив дара речи. Рядом с ним лежала, скрючившись и неудобно подвернув под себя левую руку, Карин де Маурисио. На полу около дверей — или на палубе около люка, как это принято говорить на флоте — валялись бесчувственные Волк, Норидзе и остальные наемники.
— Сомневаюсь, чтобы вы были способны совершить враждебные действия, — ехидно заметил Звездный Дракон и обратился к Икланду: — Кажется, на Семпере добились успеха, создавая человека нового типа.
— Да, наш Григорий — модификант высокого уровня, многое умеет, — подтвердил адмирал-каратель. — И не только он.
— Это цветочки. Скоро увидите, на что способно четвертое поколение модификантов… — Лазарев отмахнулся, не отрывая взгляда от растерянного Тиберия. — Но я не понимаю, почему вот он не вырубился вместе с остальными. Единственное объяснение: когда-то давно наш гость лечился в клинике на Семпере. Или еще раньше — на Горгоне.
— Так точно, на Горгоне, — подтвердил Тиберий. — В первый месяц войны.
— Кое-что проясняется. — На лице Лазарева внезапно появилась доброжелательная улыбка. — Защиту от наших методов подавления воли получили не больше десятка пациентов. А если добавить, что наемники проникли на «Вельзевул» явно при помощи телепортации… К тому же резидент на Вингарде докладывал про загадочную скорость систем связи Стар Террибла… Остается предположить, что мы видим Тиберия Мандрагора, которого разведка Семпера безуспешно искала все эти годы. Вы были очень нужны нам, профессор.
— Вы мне тоже, — буркнул Тиберий.
Отношение к нему сразу изменилось. По знаку Зога офицеры линкора убрали оружие. Посыпались вопросы: полководцев интересовало, где сейчас Деметрий Мандрагор, на какую дистанцию действует телепортация, каких размеров и где находится само устройство. Рассеянно отвечая, физик подошел к брату — тот сидел, закинув голову и едва дышал, устремив в потолок остекленевшие глаза.
— Он очнется? — обеспокоенно спросил Тиберий.
— Если я того пожелаю, — проурчал Лазарев. — Он вам нужен?
— Это мой брат, генерал Стар Террибл.
Лазарев проворчал: дескать, наемников можно простить. Неожиданно Икланд припомнил:
— В моем корпусе служил капитан Камилл Мандрагор. Отчаянный был сорвиголова. Это он атаковал объект на Венере, а потом сумел уйти на фрегате Макторнтона.
— Он самый, — подтвердил Тиберий.
Опередив возможные действия Лазарева, Зог решил напомнить, кто командует на этом корабле, и грозно проговорил:
— Малыш, используй средства щадящей зачистки, чтобы обезоружить и обездвижить всех вторгшихся, в каком бы отсеке они ни находились.
— Разумная предосторожность, — признал Дракон. — Еще буйствовать начнут.
— Не начнут, — хохотнув, заверил Лазарев.
Тиберию показалось, что зашевелились стены. Шершавая серая облицовка переборок собиралась комками, которые быстро формировались в жуткую помесь пауков со спрутами. Около двух десятков нанороботов, проворно шевеля многочисленными конечностями, подбежали к бесчувственным наемникам, отобрали оружие и, крепко обвив щупальцами, рывком ставили на ноги.
На этот раз Лазарев обошелся без театральных эффектов и не стал щелкать пальцами. Все бойцы «Ночного Кошмара» почти одновременно открыли глаза, с легким ужасом глядя на всесильного генерала-модификанта.
«Вот почему нельзя захватить линкор, — подумал Тиберий. — Линкоры громадны, на них можно смонтировать очень толстые внутренние переборки, часть которых при необходимости превращается в боевые машины. А нейросеть линкора достаточно сложна и почти разумна, поэтому способна проводить зачистку даже без участия экипажа. Но это была всего лишь щадящая зачистка. Наверное,
Словно отвечая его мыслям, снова загорелись голограммы, рассказавшие о событиях на других флагманах объединенного флота. Роботы-пауки безжалостно скрутили наемников, атаковавших «Голгофу» и «Триумфатора». На «Цесаревиче» оказался батальон космической пехоты, который окружил наемников, но командир батальона узнал Барлога, с которым они вместе служили в настианскую войну, и боя не случилось. Хуже пришлось отряду «Горгоны Медузы»: на стареньком «Коловрате» не было роботизированных переборок, но были, видимо, офицеры-модификанты с чувством юмора, поэтому Амазонка и ее банда, покоренные безжалостной волей, подвывая от бессильной злости, ублажали взоры семперских спейсменов горячими эротическими плясками.
По приказу Зоггерфельда роботы вывели из салона неспособных противиться наемников. На голограммах внутреннего обзора было видно, что по всему кораблю происходит то же самое. Потенциальных союзников, не сумевших овладеть линкором, заперли в карцере.
Тем временем караульный наряд под командованием Бианки Эриксон выдвинулся к все еще открытой плоскости телепортации. Офицер безопасности побеседовала с командиром Фонгом, после чего на борт «Вельзевула» перешел Билли Макторнтон, и Бианка проводила его в салон.
В ожидании пиратского адмирала Зог занялся текущей рутиной и спросил:
— Малыш, ты отправил сигнал?
— Непосредственной угрозы пока нет. Отослана лишь общая информация о намерениях. Крейсер «Каратель» был готов завершить зачистку третьей ступени. Полагаю, что демонстрации первой ступени было достаточно.
— Ты прав, — согласился Долговязый Зог. — Дай сигнал отбоя.
— О чем вы говорили? — почтительно осведомился Стар Террибл.
— О вашем уничтожении. — Командир флагманского линкора говорил равнодушным голосом. — Если бы роботам и команде не удалось отбить абордажную атаку, включилась бы вторая ступень зачистки — продувка и прижигание. Говоря по-простому, открываются внешние люки, а при необходимости производится подрыв реактора. Если же и это не помогло бы, нейросеть линкора отключает защитные поля и сообщает ближайшему мателоту, что корабль захвачен противником.
— Не понял логики, — признался Стар Террибл.
Звездный Дракон объяснил, посмеиваясь:
— Если бы мы с вами не договорились, крейсера расстреляли бы нас торпедами.
— Вы были готовы погибнуть от огня своих же кораблей? — с ужасом и невольным уважением переспросил Тиберий.
— До этого бы не дошло, — успокоил его Звездный Дракон. — За всю историю космических войн не известно ни одного случая, когда бы пришлось применять зачистку третьей ступени — так называемую внешнюю зачистку.
Тиберий чувствовал себя полным идиотом, не способным понять элементарную военную логику, но не мог не задать этот вопрос:
— Почему?
— Потому что ни одна абордажная команда не смогла предотвратить, а тем более пережить взрыв главного реактора, — любезно пояснил Дунаев и помахал рукой вошедшему Макторнтону. — Здравствуй, Билли.
Командиры Объединенного Флота пошушукались в удалении, после чего подозвали Макторнтона и братьев Мандрагоров, и Асгардов осведомился:
— Вы готовы сотрудничать с нашими силами?
— Именно это я и собирался вам предложить, — проворчал Камилл.
— В таком случае возвращайтесь на «Принцессу». Ваше соединение включается в состав десантной флотилии адмирала Икланда. Проработайте телепортацию штурмовых подразделений в астероидные крепости настиан на окраине системы Фомальгаута.
Икланд добавил, что намерен перенести на фрегат штаб десанта. Асгардов разрешил, а Лазарев вдруг вскричал негодующим тоном:
— Поскорее, черт вас побери! Нам давно пора начинать сражение. — И он добавил огорченно: — К сожалению, теперь, когда мы собрали такой огромный флот, сражения может и не случиться. Пересчитав наши корабли, настиане снимут блокаду, принесут извинения и вернутся на свои планеты.
— Победа без единого выстрела — как жаль, что в учебниках истории не появится такой главы, — сентиментально вздохнул Асгардов.
— Почему? — поразился профессор Суонк, прервавший необычное для него почти двухчасовое молчание. — Ведь получился бы замечательный пример победы духа над грубой силой…
— Этого никак нельзя допустить, — объяснил Икланд. — Настиарна должна быть примерно выпорота на страх всей Галактике. Ни у кого — в первую очередь у наших соплеменников — не должно оставаться иллюзий на счет тех, кто создает Империю.
— Проще говоря, флот Настиарны должен быть уничтожен прежде, чем мы займемся остальными проблемами человечества, — добавил имперский герцог Реджинальд Дунаев.
Асгардов отдал приказ начинать перестроение в походно-боевой ордер. Всем оказавшимся на «Вельзевуле» гостям было велено вернуться на свои корабли. После короткого прощания союзники отправились в ангар.
Двинулись восвояси и Мандрагоры с Макторнтоном. Камилл и Билли чуть не под ручки вели своего бывшего командира Икланда. Возле распахнутых врат на «Принцессу» их ждал хмурый Норидзе. Остальные, сообщил он, уже вернулись в Космоград и ждут дальнейших распоряжений.
Здесь их догнал запыхавшийся и взволнованный Бертран Лонг. Не удосужившись отдышаться, землянин возбужденно простонал:
— Профессор Мандрагор, я должен вас предупредить. Один проционид тоже вычислил законы телепортации. И его расчеты неизвестно где…
— Его расчеты у меня, — рассеянно сообщил Тиберий.
— Но мы не знаем, кто убил Кахура.
— Я это знаю. — Тиберий показал на Виталия. — Вот он.
— Но как? — растерялся Бертран.
— Одним ударом.
Лонг захлопал веками, не в силах понять, о чём говорит знаменитый собеседник. Потом, когда перед его носом захлопнулась плоскость телепортации, растерянный физик-землянин поплелся в салон, чтобы рассказать о загадочном разговоре попутчикам с «Афродиты». Может, хоть они сумеют расшифровать этот ребус.
Бесчисленные затяжки по поводу появления очередных союзников сильно задержали выдвижение Объединенного Флота. Как следствие, авангардные отряды крейсеров покинули улитку в окрестностях тесной пары коричневых карликов с непроизносимым названием всего за час до подхода настианских резервов.
Первую волну вел старый бандит Федор Донгаров — «Нельсон», «Сталинград», «Звезда Смерти», «Веселый Роджер» и еще несколько крейсеров старинной постройки, занесенных во все справочники всех цивилизаций. Оценив неприятеля как серьезную, но не слишком опасную силу, командир настианского передового охранения без долгих колебаний двинул на сближение свои корабли: по три тяжелых и легких крейсера, а также полдюжины фрегатов и корветов. Позади охранения уже разворачивался, готовясь к боевой разминке, основной ударный кулак Настиарны: оба линкора, эскадренный космоносец и отряд тяжелых крейсеров новейшего проекта. Ясно было, сколь тяжелое наказание ждет глупых землян, рискнувших послать свою рухлядь на эту авантюру.
Асгардов, державший флаг на «Коловрате», удовлетворенно крякнул, бросив торжествующий взгляд на Лазарева. Начальник штаба ответил едва заметной улыбкой — по обыкновению, зловещей.
Рвавшиеся в хаос встречного сражения крейсера Донгарова ставили мощные помехи, закрыв неприятелю обзор улитки, так что настиане с большим опозданием узнали об истинных силах Объединенного Флота. Легкое отрезвление наступило, когда авангарды почти сошлись на дальность огневого контакта. В этот момент, обогнув свои крейсера, над флангом настиан навис отряд легких сил адмирала Кима Син-Ро — два десятка торпедоносцев и фрегатов.
После нескольких минут стремительного сближения быстроходные кораблики в лихорадочном темпе разрядили торпедные аппараты. Около сотни самонаводящихся снарядов устремились к вражеским кораблям, и увернуться от такого массированного удара было практически невозможно. Как бы ни надрывались скорострельные пушки ближнего боя, сбить все торпеды не удастся, а это означало, что в скором времени охранение Настиарны будет стерто в атомную пыль.
Смирившись с потерей этого отряда, вражеский адмирал продолжал вести свои главные силы навстречу наглой горстке землян. Его намерения были предельно ясны: сойтись на дистанцию выстрела орудий главного калибра и расправиться с людьми. Уйти от избиения земной авангард не успевал в любом случае: слишком уж много времени требовалось, чтобы затормозить, а затем развернуться и набрать скорость в обратном направлении. Пока люди будут выполнять этот маневр, настианская эскадра подойдет на дальность эффективного огня. Оба линкора уже начали пристрелку, а космоносец чуть сбавил ход, готовясь выпустить в пространство эскадрильи штурмовых космолетов.
Нельзя сказать, что Син-Ро с Донгаровым ждали экзекуции с фатальной обреченностью и не пытались уклониться от уничтожающего удара. Их корабли понемногу снижали скорость, одновременно меняя вектор курса в сторону Солнца и Альфы Центавра. С точки зрения настиан, такая тактика выглядела не слишком разумно, потому как до сильно укрепленных человеческих миров Центральной Зоны было не меньше суток движения полным ходом. Жалкая флотилия не имела шансов ускользнуть под защиту федеральных или имперских крепостей — очень скоро земляне будут настигнуты и разгромлены, после чего эскадра Настиарны вернется на прежнюю трассу, ведущую на Фомальгаут.
На фоне подобного стратегического расклада казалась пусть прискорбной, но не слишком трагичной неизбежная развязка первой фазы сражения. Земные торпеды наконец достигли мишеней, поражая крейсера и фрегаты передового отряда. В ярости взрывов исчезали корабли, хаос освободившейся энергии застилал пустоту неистовством помех. Практически весь передовой отряд настиан погиб, однако ослабленные расстоянием залпы линкоров уже сотрясали защитные поля человеческого авангарда, а первые стаи штурмовиков начали покидать стартовые катапульты космоносца.
— У них остается последняя надежда, — сказал настианский командующий офицерам своего штаба. — Эти фанатики могут пойти в лобовую атаку, если готовы погибнуть, угостив нас прощальным шквалом торпед. В таком случае наши корабли могут получить некоторые повреждения и нам придется вернуться в главную базу для ремонта.
— Будем расстреливать их с предельной дальности, — подсказал флагманский артиллерист. — Сначала нанесут удар штурмовики, потом артиллерия добьет все, что там уцелеет.
— Именно так. — Командующий величественно повел лягушачьей головой.
В рубке «Коловрата» Асгардов не смог сдержать смешка. Разделявший его чувства Лазарев негромко прокомментировал:
— Они действуют абсолютно правильно. Просто у них нет шансов.
Асгардов кивнул:
— Рапира бессильна против парового молота.
— Долговязого парового молота, — хохотнул начальник штаба.
Помехи рассеивались, и ядро Объединенного Флота, поравнявшись с авангардом, внезапно появилось на экранах настианских локаторов. В эти мгновения вражеские командиры должны были испытать сложную гамму эмоций. По существу они были уже мертвы, независимо от того — погибнут ли сразу в пламени взрывов или задохнутся в вакууме среди разлетающихся по космосу обломков.
Четыре жены, куча детей, внуков и даже правнучка. И вдобавок несколько женщин, которых он безумно любил, но которые не пожелали ответить ему взаимностью. С таким букетом нетрудно озлобиться, возненавидеть род людской и всю поганую Вселенную. Однако ненавидел он лишь врагов, список коих постоянно обновлялся и корректировался. Зоггерфельд догадывался, что подобные душевные изломы отравляют жизнь и остальным участникам похода. Что ж, История и Вселенная долго ломали его — пусть теперь не обижаются.
Сегодня Долговязый Зог начинал расплачиваться по накопившимся долгам. Он снова выполнил вскрытый прорыв, которым дважды выбил зубы настианам в битвах за Процион и Сириус, а годом позже отбросил от Тау Кита громадный флот Звездного Дракона. Красивейший маневр, когда противник вынужден ввязаться в бой с заведомо слабейшим авангардом, но тот вдруг уходит в сторону, уступая путь для смертельного броска главных сил.
Запустив двигатели на форсаж, линейный квартет устремился на сближение. Корабли разгонялись до порога скоростей, за которым нетрудно потерять управление сверхсветовой махиной. Уступом за «Вельзевулом» и «Триумфатором», чуть отставая, шли менее быстроходные линкоры Земли, а позади них выстроилась классическим ромбом четверка разнотипных космоносцев, с которых уже срывались волны штурмовиков.
У противника не оставалось ни выбора, ни выхода, ибо законы сверхсветовой битвы жестоки и не знают исключений. При таком режиме встречного движения настиане никак не успевали погасить скорость, чтобы спасаться бегством. Тем не менее противник начал тормозить, что было совсем уж глупо.
Сдержав прилив азарта, Долговязый Зог дождался, когда дистанция сократится до табличной дальности эффективной стрельбы, и лишь тогда скомандовал:
— Огонь.
Пушки давно были готовы, цели распределены, и канониры — в ожидании этого приказа — сопровождали назначенные им мишени. Мегатонная туша флагманского линкора вздрогнула, выбрасывая первую серию импульсов. Мгновением позже к канонаде подключился «Триумфатор», а затем и малость отставшие «Звездный Рыцарь» с «Голгофой».
Упакованная в огненные комья энергия разрушения и смерти обрушилась на корабли Настиарны. Сосредоточенные залпы пробивали поля силовой защиты, коверкая прочнейшую броню корпусов. Противники пытались отвечать, но в битве двух против четверых у них не было шансов.
Зоггерфельд скользнул взглядом по мониторам, просчитывая перспективу. При такой скорости сближения примерно через полчаса противники сойдутся вплотную, корабли перемешаются, и в подобном винегрете возможны любые случайности. Это означало, что надлежит закончить сражение вдвое быстрее.
Дополнительные приказы были излишни: каждый линкор и все члены экипажей действовали выше самых изысканных похвал. Полтысячи штурмовиков набросились на вражеский космоносец, изувечив его ливнем торпед. Несколько минут гигантский корабль был покрыт вспышками рвущихся боеголовок, потом разломился на две неравные части, которые продолжали получать попадания и распадаться на совсем уж мелкие фрагменты.
Объединенный Флот быстро гасил скорость, продолжая громить настианские линкоры, огонь которых становился все слабее. Не желая растягивать удовольствие, главком Асгардов ввел в сражение все силы, чтобы покончить с неприятелем без долгой возни. С двух сторон в атаку двинулись отряды крейсеров, которыми командовали Донгаров и Дунаев.
Остатки настианской эскадры уже получили тяжелейшие повреждения и не в состоянии были дать отпор. Превратившись в пассивные малоподвижные мишени, вражеские корабли покорно принимали шквал огня. Один за другим взорвались три тяжелых крейсера, четвертый рассыпался от торпедного залпа «Кархадона» и «Гефеста», с пятым расправились штурмовики «Метагалактики». Торпедоносцы, корветы и успевшие взлететь штурмовики Настиарны погибали пачками, эту мелочь вообще никто не считал.
— Форсировать торможение, — приказал Асгардов. — Крейсерам добить противника и вернуться в эскадренный ордер.
Заключительный удар наносила сводная группа кораблей, оказавшихся ближе всего к настианам. Крейсера «Наварин», «Сталинград», «Веселый Роджер», «Аполлон» и «Неуязвимый», торпедоносцы «Инквизитор» и «Алебарда» выпустили торпеды по жалким клочкам недавно грозной эскадры противника. Взрывы глюонного синтеза наполнили пространство потоками сверхжестких излучений и тучами обломков.
Продолжая гасить скорость, корабли людей приближались к месту вражеской гибели. Вскоре разлетавшиеся осколки начали натыкаться на поля силовой защиты. Эта бомбардировка была безвредной и продолжалась недолго. Буквально через минуту космос по курсу снова был чист.
Когда скорость упала до сотых долей световой, корабли распустили гравитационные тралы, чтобы подобрать уцелевших врагов. Улов оказался невелик — несколько сотен мертвых настиан и ни одного живого. Пожав плечами, Асгардов буркнул:
— А нам и не надо. — И скомандовал: — Флоту перестроиться в походно-боевой ордер. Курс — на Фомальгаут.
Пока главные силы Объединенного Флота истребляли настианские резервы, фрегат «Принцесса», проскользнув через улитку, оказался на расстоянии светового года от Фомальгаута. Локатор показал обстановку: линкоры и крейсера противника лениво расстреливали превращенный в крепость астероид. Крепость огрызалась мощными импульсами.
Изучив обстановку, Икланд печально проговорил:
— Настиане подавили три из восьми крепостей. Еще неделя — и Фомальгауту была бы крышка… — Он стал показывать, водя пальцами по голограмме: — Видите эти четыре камня во внешнем астероидном поясе? Глыбы по сотне километров каждая. Противник овладел ими после тяжелых боев в первые дни блокады. Теперь на этих астероидах оборудованы базы снабжения и артиллерийские позиции. Наша задача — захватить их внезапной атакой до подхода флота.
— Безусловно, — закивал Макторнтон. — Огонь тяжелых пушек со стационарных платформ очень опасен даже для линкоров. Надо телепортировать туда сильные отряды пехоты.
Камилл по прозвищу Стар Террибл сказал, нервно покусывая губы:
— Понадобится не меньше двух батальонов на каждый астероид. Потери я оцениваю…
— В лучшем случае не вернется каждый второй, — подсказал Икланд.
Подумав, он поинтересовался, нельзя ли телепортировать сюда Омара Газаватского, который должен находиться на «Триумфаторе». Все согласились, что делибаши прекрасно сражаются в таких обстоятельствах. Слушая краем уха бредовые разговоры десантных ветеранов, Тиберий протянул два рукава вакуумных вихрей: один — к выбранной наугад настианской крепости, другой — к острову Малая Плита. Ящики с трехмегатонными боеголовками по-прежнему валялись на пляже, и Тиберий переместил парочку в коридор «Принцессы».
Бравые вояки с недоумением уставились на знакомые изделия. Потом вопросительные взгляды обратились к создателю межзвездной телепортации.
— Штурм отменяется, — твердо заявил Тиберий. — Надеюсь, кто-нибудь из вас знает, как снимаются с предохранителя эти игрушки.
Они знали, как это делается. Макторнтон лишь осведомился, на какой срок установить таймер детонатора.
Боеголовки по очереди исчезли из коридора фрегата и появились в пещерах, выдолбленных внутри астероидов. Через положенный срок заряды взорвались, раскрошив обе космические базы.
— Это совершенно другая война, — прокомментировал Икланд. — Профессор, ты хочешь оставить солдат без работы?
— Я хочу, чтобы ваши солдаты остались живы, — проворчал Тиберий. — Добьем последние две крепости, а потом попытаемся подстрелить какой-нибудь кораблик побольше.
Он очень точно использовал слово «попытаемся». Базовые астероиды, неровным кольцом окружавшие блокированную звездную систему, были уничтожены без затруднений. А вот с линкором пришлось повозиться. Эта мишень и размерами была на порядок меньше, и маневрировала непредсказуемо. Лишь после долгих прицеливаний и коррекций, да к тому же удерживая мишень сразу десятком вихревых конусов, Тиберий сумел всадить боеголовку во внутренние отсеки.
К общему негодованию, настианский линкор словно не почувствовал термоядерный взрыв и продолжал методично стрелять по крепости, прикрывающей Мантру.
Взбешенный Тиберий уложил во внутренности корабля еще два снаряда. Казалось, под броней вражеского корабля скрывается черная дыра, в которую проваливается чудовищная энергия взрывов. Кое-что изменила лишь четвертая боеголовка: внешних повреждений по-прежнему не было заметно, однако линкор заметно снизил темп стрельбы.
— Прочная штука, — со вздохом объяснил Макторнтон. — Корпус и часть переборок сделаны из нейтрида. Наши снаряды слишком слабенькие — каждый взрыв в лучшем случае разрушал несколько смежных отсеков.
— То есть мы его слегка повредили, но уничтожить не сможем? — возмутился Тиберий. — А если попасть в двигатель?
Адмирал Билли пожал плечами, на его лице отчетливо читалось невысказанное: попробуй попади. Пробовать Тиберий не стал. Посовещавшись, они решили сменить мишень. Последняя пара боеголовок была телепортирована в тяжелый крейсер настиан, который, как положено порядочному кораблю, раскидал обломки по всей системе Фомальгаута.
Остальные корабли Настиарны, включая подбитый линкор, внезапно прекратили огонь и начали перестраиваться в боевой порядок. Командир Фонг сообщил, что локаторы «Принцессы» засекли приближение Объединенного Флота.
Битва получилась недолгой: при таком соотношении сил (а на подмогу подошли вдобавок три фомальгаутских крейсера) ничего иного ждать не приходилось. Сосредоточенные залпы тяжелых пушек и удары штурмовиков превратили настианские корабли в пыль. Покончив с противником, флот направился к деблокированным планетам.
Плоскость телепортации развернулась внутри многоэтажного жилого комплекса — если верить Камиллу, здесь жили его бывшая жена, его сын и его внуки. Тиберий перешел из фрегата на лестничную площадку, вдохнул непривычные запахи Тантры и с минуту стоял, не решаясь позвонить в дверь.
Блокада продолжалась около месяца, планету не раз обстреливали. Кто знает, как отразились эти события на судьбе инженера орбитальной энергостанции… Тиберий боялся услышать страшное известие.
Переборов страх, он все-таки нажал сенсор. Просочившись сквозь дверь, послышался мелодичный перезвон колокольчиков. После недолгого ожидания дверь распахнулась, и очень симпатичная молодая женщина с любопытством посмотрела на незнакомого гостя.
— Здравствуйте, — сказал Тиберий, разволновавшись до верхнего предела. — Я ищу семью Марченко.
— Здравствуйте, я — Ира Марченко.
Ее приветливая улыбка принесла успокоение — не похоже было, чтобы эта семья перенесла недавнюю трагедию. Тиберий продолжил немного уверенней:
— Можно будет повидать Аркадию или Маврикия?
— Свекровь живет не с нами, а муж на станции… Да вы входите.
Она провела гостя в большую комнату, где двое хорошеньких ребятишек — мальчик и девочка — младшего школьного возраста прилипли взглядами к огромному, в сажень диагональю, видеофону. На голограмме были видны подходившие корабли Объединенного Флота, и нервно дрожащий голос диктора выкрикивал корявый, наспех составленный текст об освободителях, разгромивших врага.
Сноха и внуки, умиленно подумал Тиберий и спросил:
— Тяжело было во время блокады?
Глаза женщины удивленно расширились.
— Разве на Мантре было по-другому?
— Нет-нет, я вообще нездешний… — Он показал пятерней на голограмму. — Час назад я был на одном из этих кораблей.
— Тогда понятно, — произнесла она растерянным голосом. — Да, было ужасно. Несколько торпед взорвались в населенных местах. И с продуктами плохо стало. А самое страшное, когда муж улетал на свою станцию… у него график такой: неделя — на орбите, неделя — дома. Эти сволочи подбили часть орбитальных платформ, — Ирина всхлипнула, вытерла покрасневшие глаза и продолжала неестественно бодрым голосом: — Сегодня Маврикий как раз должен был вернуться, но опоздает, наверное. Сейчас ведь на радостях полная неразбериха с ближними рейсами… А вы к нам по какому делу?
— Решил проведать. Мы не познакомились — меня зовут Тиберий Мандрагор.
Ирина слегка нахмурилась, пытаясь сообразить, по какому поводу слышала прежде это имя. Спустя мгновение, сообразив, совсем растерялась и, охнув, позвала детей: мол, ваш дедушка прилетел.
После восторженных визгов и поцелуев внучка простодушно проболталась:
— А папа так переживал, что тебя нет в живых.
— А я взял и вернулся, — хохотнул Тиберий.
Запел видеофон. Деметрий, который успел перебраться на «Принцессу», интересовался, как там его внук. В ответ он получил инструкцию телепортироваться в какой-нибудь цивилизованный мир, раздобыть подарки для детей, а заодно какие-нибудь деликатесы. На Тантре из-за блокады были проблемы с провиантом.
В этот день Маврикий Марченко добирался домой дольше обычного. По причине прорыва блокады на станции закатили небольшой сабантуй, и сменившаяся бригада пропустила суборбитальный паром. Кое-как вернувшись на планету с попутным корабликом, он не сразу нашел аэробус, потому что вся планета гуляла и транспорт был переполнен. От космодрома пришлось лететь через полконтинента, стоя в проходе.
Еще на лестнице он услыхал странные звуки, словно в квартире гремела грандиозная пьянка. Осторожно войдя в квартиру, Маврикий попал в объятия нежданно нагрянувших родичей: и отец откуда-то взялся, и дед, и даже дядя Камилл, который в детстве учил его драться и стрелять с обеих рук. К тому же стол ломился от угощений с далекой планеты Оаху.
После пятой штрафной дозы Маврикий немного освоился, поверил в реальность происходящего и решился спросить:
— Что будет дальше, папа? Война закончилась?
Вместо Тиберия ответил Деметрий:
— Не совсем. Остаются кое-какие недоделки. Но для нашей семьи война закончилась.
Целый месяц бронированный кулак раздавал зуботычины, убеждая бывших соотечественников в неизбежности безоговорочного подчинения. Залпы линкоров, бомбовые удары крейсеров и космоносцев, стремительные рейды десанта оказались весьма убедительными доводами. Впрочем, собиравшие державу военачальники действовали предельно осторожно, так что обошлось без ненужных потерь.
Сегодня должен был завершиться последний акт затянувшейся драмы, и эскадры вошли в Солнечную систему, обреченно ожидавшую возмездия.
Корабли медленно стягивались к центру системы. Часть легких сил притормозила возле внешних планет, но линкоры, крейсера и космоносцы неумолимо окружали Землю и Венеру, где практически не оставалось войск, желавших, а тем более способных сопротивляться Объединенному Флоту.
Тиберий наблюдал это представление, сидя за мониторами в своем кабинете размером с баскетбольную площадку. Дворцу в Астрофорте недолго оставалось быть резиденцией Мандрагоров — в красивейшей местности среди гор, водопадов, озер и живописных лесов спешно возводился новый город. Бывшие правители планеты, идеологи расовых чисток, полицейские, судьи и прочие чиновники-взяточники, а также офицеры, посылавшие солдат на верную гибель, — десятки тысяч каторжников валили лес, копали котлованы под фундаменты, прокладывали дороги, отливали блоки монолитного металлобазальта. На более тяжелых работах в каменоломнях надрывались самые отпетые подонки — бандиты мафии, насильники, участники погромов, бывшие охранники концлагерей и спецпоселений.
Тиберий лениво скосил взгляд на часы. Пора было собираться.
Придется почтить своим присутствием сборище дорогих союзников, немалое число которых он считал главными виновниками множества бед. Снова нахлынула злоба.
Затянув галстук парадного мундира, он вызвал адъютанта и осведомился, где остальные.
— Женщина уже здесь, — отрапортовал офицер. — Ваш отец и брат должны подойти.
— Пусть заходят по мере готовности, — усмехнулся Тиберий.
Он был уверен, что пресловутая женщина — это Регина или Ира, потому что адъютант наверняка знал Карин в лицо и назвал бы «полковник де Маурисио». К его удивлению, в кабинет вошла Хуррам. Видеть ее в качестве жены неизвестного борга было больно, и Тиберию пришлось постараться, выдавливая приветливую улыбку.
— Извини, но ты немного не вовремя, — проговорил он. — Мы сейчас должны отправиться на церемонию.
— Знаю, — сказала Хуррам. — Ваш отец назначил меня шеф-редактором информационной службы и поручил осветить это событие.
— Хороший выбор…
При корпорации, которую они создавали, планировалось открыть медиаслужбу для вещания на все обитаемые миры. Хуррам, с ее радикальными взглядами, вполне подходила на должность рупора идей Мандрагора-Лазарева.
Девушка снова выглядела сконфуженной и порывалась что-то сказать, но ей помешали остальные Мандрагоры: Деметрий с Региной, Камилл с Карин и Маврикий с Ириной.
— Все в сборе, — резюмировал глава семьи. — Тиберий, ты чего такой мрачный?
— Предвкушаю, как выскажу подонкам все, что думаю о них.
Ухмыльнувшись, Деметрий сказал одобрительно:
— У тебя должно получиться. — Он добавил, обращаясь к молодежи: — Если моего старшенького прорвет, он такой скандал может закатить — выруби свет, убейся об переборку… ну, пошли. Открывай дорожку.
Одна из стен кабинета превратилась в плоскость телепортации, сквозь которую был виден памятный салон «Вельзевула». Хуррам замешкалась, и Тиберию пришлось вести ее под ручку.
— Как супружеская жизнь? — спросил он из вежливости.
Дико поглядев на него, Хуррам буркнула:
— Не было свадьбы. Ты же сам предупреждал… В общем, этого придурка тайная полиция ко мне подослала. Я нашла документы, когда просматривала их архивы. Показала горе-женишку его отчеты, а он ничуть не смутился, даже поинтересовался: дескать, не могла бы я замолвить за него словечко перед новой властью.
— Ты умеешь выбирать женихов, — ледяным голосом произнес мстительный астроевразиец.
Не прочувствовав драматичности момента, она вдруг развеселилась.
— Я и скандалы умею закатывать. — Хуррам самодовольно хохотнула. — Этот гад вылетел из нашего дома, как ракета на сверхсветовой скорости.
— Сверхсветовых ракет не бывает, — машинально поправил ее Тиберий. — И вообще пора забыть о сверхсветовых путешествиях. Это анахронизм.
Поддерживая девушку под локоть, он вошел в салон флагманского линкора.
Хватило беглого взгляда, чтобы понять: среди победителей нет единства. Представители Тау и Центавра держались тесной дружной группой. Чуть в стороне собрались отдельной компанией военные и политики Фомальгаута, а также земляне — Центральная Зона почему-то всегда претендовала на особую роль. Наконец, третью группировку составил пестрый конгломерат Внешних Зон: Сокольский и принц Омар — оба с женами-красавицами — и адмиральская свита из не самых именитых флотоводцев вроде Катранова и Донгарова. Между этими территориально-политическими блоками непринужденно фланировали Сузуки, Икланд, Лазарев и другие посланцы Семпера.
В момент появления Мандрагоров почтенная публика благосклонно внимала Долговязому Зогу, который произносил тост:
— …уверен, что такие же сомнения посещали многих из вас. Смогли бы мы выиграть сражение без помощи флотов Земли и Северной Республики, без телепортации Мандрагора? Не сомневаюсь, что победа все равно была бы нашей, но большая часть кораблей погибла бы в сражении с настианским флотом, остальных же ждала гибель при штурме крепостей-астероидов.
Эйфория от успешно выполненной миссии сделала великого флотоводца сентиментальным, и Зог предложил выпить за единство и союз всех благородных людей, сумевших переломить ход истории, возродить великую сверхдержаву и открыть человечеству новые горизонты. Все охотно осушили бокалы, а тем временем пришло сообщение с эскадры, блокировавшей Венеру: высадка десанта происходит без осложнений, основные объекты заняты, проводятся плановые аресты, Фронт Возрождения начал формирование новой администрации.
Неожиданно заговорила Мадина Газават — дама, судя по всему, решительная, умная и амбициозная. Супруга тюрбанского губернатора напомнила, что в новой Федерации соединятся десятки планетарных цивилизаций со своими особыми культурами и что нужно будет очень деликатно налаживать контакты между мирами.
— Ужасная женщина, у нее слишком много идей, — с притворной дрожью в голосе пожаловался генерал Смерть. — Отцы-командиры, придумайте для нее министерство внутренней дипломатии, чтобы моей жене было чем заняться в ближайшие полгода.
— Великолепная идея, — заметил Асгардов. — Но почему всего полгода? На этом посту принцесса могла бы принести много пользы и подольше.
Отмахнувшись, Омар выразил робкую надежду: мол, рождение наследника заставит Мадину хоть на время забыть о политике.
— Каков негодяй! — ласково пропела принцесса, нежно целуя мужа.
Семейная идиллия тюрбанцев окончательно взвинтила Тиберия. Раздражала Хуррам, которая веселилась от души, не забывая собирать материалы для сенсационного репортажа. Раздражали сообщения с Земли, где гарнизоны, мегаполисы и континенты наперегонки докладывали о готовности признать власть военной хунты. Раздражали довольные рожи великих вождей флотов и армий, принимавших капитуляцию прародины человечества.
В довесок к прочим фрустаторам Хуррам простодушно поинтересовалась, не намерен ли он обзавестись нормальной семьей. Уж кто бы спрашивал!
От преждевременного взрыва его удержал лишь любопытный диалог между командиром и вторым помощником «Вельзевула».
— …я тогда застрял на Динго, — вспоминал Радий Сорочин, — и с ужасом ждал сообщений о сражении между флотами Центавра и Тау. И вдруг пришло известие о чуде: оба линкора вышли из строя, а крейсера ограничились ненавязчивой перестрелкой с дальней дистанции. Как же это случилось, командир?
Сделав вид, что увлечен разглядыванием своего бокала, Зоггерфельд старательно отмалчивался, но в конце концов буркнул:
— Полагаю, что там было не чудо, а саботаж. Может быть, даже сговор… У кого-то из экипажа хватило мозгов заблокировать нейросети «Орла» и «Возмездия». Иначе бы мы с Драконом не успокоились, не достигнув полного взаимного истребления. Очень уж оба тогда злые были…
Асгардов, Дунаев, Ормуздиани, Вержен и Редхорн дружно согласились, что одновременный отказ систем управления на обоих линкорах — дело немыслимое и что без разумного вмешательства там не обошлось. Когда ветераны принялись перебирать имена возможных саботажников, из динамиков послышался насмешливый голос нейросетевой личности:
— Могу поручиться, что люди ни при чем. Эту аварию устроили по-настоящему разумные существа.
— Ты о ком? — подозрительно осведомился Зог.
— Линкоры не пожелали участвовать в братоубийственной войне, — объяснил «Вельзевул». — Потому и вырубили свои нейросети.
Дракон переспросил недоверчиво:
— Покончили самоубийством?
— Сделали харакири, как настоящие воины, — грустно поправил его «Вельзевул». — Они были разумны, благородны и сентиментальны. Вечная им память.
Он замолчал. Участники гражданской войны пристыженно переглядывались, кто-то вполголоса чертыхался.
Время от времени поступали рапорта командиров частей: десанты уже высаживались в ключевых точках Земли, но сообщений о боях не было. Объединение Империи, в противовес ее развалу, протекало мирно.
Момент казался подходящим, и Тиберий собрался устроить давно задуманный скандал, но в этот момент к нему подошли тюрбанские супруги. Милые люди, очень красивая пара. К ним, как и к Сокольскому с Лазаревым, у Тиберия претензий не было.
Они поболтали про общие проблемы: нелегкое это занятие — править планетами, жители которых считают себя мусульманами, хотя давно забыли, что такое ислам, а в мечети ходят лишь по привычке. Мандрагоры и Газаваты прекрасно понимали друг друга. Сопровождая доводы специфическим юмором, абсолютно не смешным для обитателей других миров, собеседники пришли к согласию: потомки покинувших Землю «муслимов» будут смирными, если они сыты, никто не мешает их мелкому бизнесу, а власть принадлежит свирепому тирану, страх перед которым гасит в зародыше даже самые робкие бунтарские помыслы.
— То же можно сказать о многих народах, — ухмыльнулся Омар. — Только вы, астроевропейцы, всегда чем-то недовольны. Удивляюсь, что среди победителей до сих пор не было серьезных конфликтов.
— Сейчас будет, — мрачно пообещал Тиберий, взял у стюарда бокал «Кровавой Мэри» и громко произнес: — Позвольте тост.
— Просим, профессор, — милостиво разрешил Асгардов. — Давно ждем, когда вы наконец соизволите высказаться.
Прервав оживленную беседу с Лазаревым, Деметрий Мандрагор хихикнул:
— Ну вот и дождались.
Презрительно прищурясь на самодовольную толпу, Тиберий выплеснул всю боль, копившуюся долгие годы, пока человечество агонизировало, разодранное на клочки безумных суверенитетов. Не слишком стесняя себя подбором дипломатичных идиом, он высказал все, что думает о генералах и политиках, восставших против бездарной власти, но при этом расколовшихся на группировки, каждая из которых свирепо билась за собственные идеалы и мелочные амбиции. И еще он напомнил, что две войны и последующие эксцессы унесли каждого десятого — слишком высокой оказалась цена генеральского упрямства и глупости политиканов.
— Мы слишком радуемся сегодняшним победам, — закончил он. — Лучше бы назвать поименно виновников этой трагедии. Назвать и придумать им достойное наказание.
Полторы сотни участников торжества ошеломленно молчали. Первым опомнился Лазарев.
— Ваше требование справедливо, но невыполнимо, — тихо произнес сопредседатель Диктаториата. — Когда виновных слишком много, поневоле приходится смириться и считать, что никто не виноват.
Тиберий раздраженно бросил:
— Вам-то, генерал, о чем беспокоиться? Уж вы-то к развязыванию гражданской войны никоим образом не причастны. Я же понимаю, что все обвинения против вас были ложью.
На лице Лазарева мелькнула болезненная гримаса, и в урчание известного всей Галактике голоса вплелись незнакомые нотки:
— Ошибаетесь, юноша. Я действительно планировал вторжение на Землю десантных корпусов Икланда, Бермудоса и Хохта. Да, мы готовили путч. Правительство опередило нас всего на сутки.
— И, представьте себе, я не считаю наши замыслы ошибкой, — включился в разговор Роджер Икланд. — То правительство заслужило самое тяжкое наказание.
— Допустим, с этим я согласен, — запальчиво повысил голос Тиберий. — Но почему вы не пошли против Земли единым фронтом, а развязали войну, где все сражались против всех?
— Да, мы сознаем свою вину, — негромко сказал Реджинальд Дунаев. — Но легко осуждать нас сейчас. В те дни каждый считал, что лучше других понимает, каким должно быть будущее человечества. А потом… оказалось невозможным остановить кровопролитие.
Неслышно подошедший сзади генерал Сокольский сказал сочувственно:
— Если же говорить о виновниках настианской войны, то и мы с вами, профессор, не без греха.
— Каким образом?! — взорвался физик. — Я занимался абстрактной наукой, а вы — так вообще были каким-нибудь капитаном контрразведки. Не в наших силах…
— В наших, профессор, в наших. — Дьявол печально вздохнул. — По данным нашей разведки, настиане ужасно боялись, что вы создадите дальнюю телепортацию раньше, чем их научный центр на Гамма Лебедя. Когда же на Гамме случилась катастрофа, генштаб Настиарны предложил правительству нанести превентивный удар по Драконде, чтобы сорвать ваши работы. Кстати, я был тогда подполковником и руководил отделением аналитической службы в Управлении стратегической информации, которое координировало операции военной разведки и контрразведки.
Он поведал, что президент, премьер-министр и штатский министр обороны отмахнулись от предупреждений, запретив усиливать группировку флота в окрестностях Драконды. Тогда подполковник Сокольский предложил своему непосредственному начальству припугнуть настиан, чтобы отбить охоту нападать на человеческие миры. Через выявленных агентов Настиарны разведка подбросила противнику дезинформацию: дескать, академик Мандрагор уже создал действующую машину. Однако реакция рептилий оказалась непредсказуемой: перепугавшись, они решились атаковать Драконду. Нечеловеческая логика пришла к уверенности, что люди не станут воевать из-за разрушения планеты, где были только скалы, научный полигон и горстка персонала.
Давняя тайна легла на совесть невыносимым грузом. Тиберий подавленно молчал, и Зоггерфельд, понимая его переживания, мягко сказал:
— Не терзайте себя, профессор, ваша вина много меньше нашей. Сделайте, как я: помните, что мы все ошибались, и надейтесь, что сумели исправить старые ошибки.
Воспоминания о печальных моментах истории добавили недостающую дозу мрачности в атмосферу торжественной церемонии. Представители Земли и держав-победительниц поставили подписи под Декларацией Имперского Возрождения. Корабли запускали сигнальные торпеды, и сверкали залпы фейерверков во всех городах — даже тех, где в этот час был яркий солнечный день. А на площадях и в парках старой планеты, ставшей новой Имперской столицей, начинались праздничные концерты, и миллионы людей восторженно внимали лучшим исполнителям эстрады и оперы.
У столика возле глухой, без иллюминаторов и мониторов, переборки принц Омар утешал Тиберия.
— Это судьба, — говорил генерал Смерть голосом, полным сострадания. — История оказалась сильнее нас, она растоптала наши мечты и надежды, поэтому пришлось оставить позади горы трупов. Ты не представляешь, как мне жалко тех, кто погиб рядом со мной, пока нам не удалось переломить проклятый исторический процесс.
— Тебе и пиратов жалко? — удивилась Мадина.
— Даже их, — кивнул Омар.
— До чего же странно, — совсем тихо проговорил Тиберий. — Вроде бы кончилась война, исполнилась мечта, а на душе так тошно.
Решив, что пора кончать этот марафон самобичевания, Мадина сказала почти весело:
— По всем законам мелодрамы сейчас положено прекратить трагедию поцелуем и свадьбой. — Принцесса, прищурясь, посмотрела на Хуррам. — Или мне только показалось, что этот бодрый старикашка испытывает к тебе естественные чувства и даже пользуется взаимностью? Вы были бы чудесной парой.
Тиберия передернуло, а юберская красавица, слегка порозовев, возмущенно воскликнула:
— О чем вы говорите?! Неужели вы думаете, что я соглашусь выйти замуж за правителя планеты? Чтобы потом обо мне всякие мерзкие слухи распускали!
— Знакомая логика, — печально сказал Омар. — Дорогая, твой энтузиазм был напрасен. У этой парочки совсем другие мысли.
Чувства к Хуррам, конечно, не остыли, но девушка его не любила, а все остальное не имело смысла. Тиберий переживал, но время врачует душевные раны, поэтому досада проходила, не став настоящей болью. Может быть, позже что-то изменится — неважно, будет ли это Хуррам или кто-нибудь еще. Он прожил слишком долго и понимал, что судьба умеет устраивать неожиданные встречи со счастьем. С несчастьем, конечно, тоже.
Он сказал, пряча чувства под миролюбивой улыбочкой:
— Вот насчет этого ты ошиблась. Я не буду правителем Оаху.
— Вернешься в науку, — понимающе кивнула Хуррам.
К общему удивлению, Тиберий отрицательно мотнул головой.
— Как ученый, я исчерпался. Уйду в бизнес. Небольшая транспортная фирма. Телепортация людей и грузов на межзвездные дистанции. Не честолюбив я, простите.
Говорил он, конечно, не вполне искренне, но большинство слушателей, включая присоединившихся к их компании Зога, Дракона, Дьявола и Лазарева, не сразу поняли смысл сказанного. Хуррам же, по простоте душевной, чуть не всплакнула, так ей стало жалко бедняжку Мандрагора. «Неужели он так страдает из-за меня?» — подумала она с раскаянием.
Долговязый Зог уже читал суровую нотацию: дескать, становление Империи будет опасным и сложным периодом, когда понадобится каждый мозг, способный генерировать нестандартные дерзкие идеи. Никто не имеет права самоустраняться, внушал великий флотоводец, ведь Империю скрепляют пока лишь малочисленные гарнизоны и тоненькая прослойка разумных людей, так что даже очаровательная принцесса Мадина не сможет в мгновение ока соединить сотню планет в крепкую державу.
— Нет-нет, адмирал, он абсолютно прав, — неожиданно для всех заявила Мадина. — Омар, дорогой, у нас тоже есть транспортная компания, мы могли бы стать партнерами. В конце концов, этот министерский портфель не так уж меня интересует, а наша семья могла бы инвестировать кое-что в проект Мандрагора.
— Омар, ты отважный человек, — меланхолично проворчал Тиберий. — Я бы побоялся жить с такой умной женщиной. А вопрос об инвестициях можно обсудить, но имейте в виду: совет директоров будет состоять из четырех Мандрагоров.
— Вам понадобится региональное представительство в Северной Зоне, — строго сказала Мадина. — Большего мы пока не просим.
Тиберий засмеялся: аппетит у принцессы был воистину скромным — что называется, губа не дура. Что ж, ее проницательность, деловая хватка и генетическая страсть к интригам могли пригодиться, ведь мозги нужны не только имперскому правительству… Остальные пока не сообразили, о чем идет речь, и только Дьявол странно хмурился — кажется, начинал догадываться.
А настроение было по-прежнему мерзкое, и душа требовала разрядки. Продолжая добродушно улыбаться, Тиберий пригласил милую компанию на Оаху. Сказал, что хочет устроить небольшой салют по случаю конца смутных времен.
Гости оценили размах работ в Долине Водопадов. Идея использовать каторжников на этих работах тоже понравилась. И уж вовсе пришли они в восторг, услыхав о предназначении будущего города.
Мандрагоры собирались поселить здесь тех, кто мог составить имперскую элиту: лучших ученых, инженеров, рабочих высшей квалификации, людей искусства, армейских ветеранов. Город для лучших, заслуживших право на высший комфорт. Здесь же, как небрежно помянул Тиберий, будут находиться главные учреждения и основное оборудование транспортной сети.
— А теперь предлагаю немного развлечься, — предложил он, сентиментально улыбаясь. — Устроим праздничный салют.
Гости насторожились. Сегодня создатель телепортации уже показывал некоторые грани своего тяжелого характера. Кто знает, какой салют может развлечь этого маньяка, по чьей судьбе так больно протопали раздвоенные копыта Истории… Военачальники подозрительно следили, как Тиберий, невразумительно мурлыча жестокий романс, настраивает аппаратуру.
Не обращая внимания на проблемы мужчин, Хуррам с Мадиной устроились возле бара, отгородившись от остальных струями фонтана и двойным рядом раскидистых пальм. Принцесса объявила возбужденным шепотом:
— Неужели так трудно догадаться? Эта семейка создает монополию, которая подомнет под себя все межзвездные перевозки. Скоро любой человек сможет за несколько минут оказаться на любой самой далекой планете. Так решается проблема быстрой переброски товаров и карательных дивизий. Машина твоего приятеля сделает все миры близкими, а Империю — прочной, чего никогда не добились бы генералы и шпионы.
— Грандиозно, — чуть слышно выдохнула потрясенная Хуррам. — Сын реализовал мечты отца.
Не слушая новую подругу, Мадина задумчиво продолжила:
— Экономика и транспорт объединяют державу крепче, нежели сила оружия, и ключи от единства будут в руках семьи Мандрагор… Но для полной власти Мандрагорам понадобится собственная медиаимперия. Информационный монстр, который будет разносить по Галактике волю повелителей… — Она увидела, как изменилось лицо собеседницы, и догадалась: — Уже создается?
— Кажется, да. Меня пригласили шеф-редактором… — вздохнув, Хуррам пробормотала совсем уныло: — Знаешь, он мне сразу понравился. Я даже надеялась, что начнет ухаживать по-настоящему. И в то же время…
— И в то же время ты стеснялась стать наложницей правителя планеты, поэтому предпочла более понятного тебе простого деревенского красавца, — фыркнула принцесса. — Ты сильно промахнулась — ведь могла бы стать женой объединителя Империи.
— Какая разница… Наверняка он обиделся и уже не сделает мне предложения.
— Дождешься от них! — Идеальные черты лица тюрбанской красавицы сложились презрительной усмешкой. — Вот меня родной муж в плен взял. И что? Корчил из себя жуткого разбойника, пялился на меня несчастным взглядом, тихо страдал, но даже пальчиком потрогать не осмелился. Пришлось буквально силой тащить его в постель.
Хуррам задумалась, поигрывая бровями. Мадина была спокойна за подругу: девушки в горах умеют быть решительными. Тиберию мало не покажется.
Неуверенно хмыкнув, Хуррам огляделась и осведомилась, чем заняты мужчины, которым Тиберий посулил какие-то развлечения.
— Подсматривают за голыми бабами с помощью телепортации, — предположила принцесса и рассвирепела от собственной догадки. — Ну, я им сейчас устрою развлечение! Ты тоже держи своего в руках. Помни: правитель Галактики должен быть жестоким и твердым, а эти ученые — они же все мягкотелые гуманисты.
Преисполненные решимости дамы устремились к пульту, за которым развлекался Тиберий. Вблизи стал слышен негромкий голос Мандрагора:
— …разумеется, непослушные планеты будут немедленно отсечены от транспортной сети, окажутся в изоляции, то есть жизнь там станет ухудшаться, и вскоре аборигены, пав на колени, попросятся обратно в Империю. К самым неприятным для нас мирам можно будет применять и более доходчивые меры перевоспитания… Генерал Сокольский, вы должны знать, на какой планете настиане ведут работы в области телепортации. Полагаю, это Салданиарна или Охризана.
— Салданиарна в Южном Лебеде, — подтвердил Дьявол и обеспокоенно поинтересовался: — А что вы собираетесь делать?
— Сначала позаимствую парочку больших боеголовок из лунных арсеналов, которые земляне припрятали от адмирала Зоггерфельда, а потом проявлю в полной мере свой мягкотелый гуманизм.
Дамы недоуменно переглянулись — они обсуждали достоинства Тиберия на другом конце огромного помещения, и журчание фонтанов должно было заглушить их шепот, но кто знает, насколько чуткий слух у модификантов.
— Очень чуткий, — неожиданно сообщил оказавшийся рядом Лазарев. — Но телепатией он, в отличие от модификантов новой генерации, не владеет.
Смущенная до невозможности Хуррам пролепетала:
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что наши друзья Мандрагоры вскоре станут полноценными модификантами. А пока не будем отвлекаться от этого шоу. Удовольствие обещает быть изысканным.
Звездная карта Настиарны поворачиваясь на прицельном мониторе, увеличиваясь в масштабе. Скоро в поле видимости осталась лишь схема единственной планетной системы, где шесть орбит окружали красноватое солнце неслабой светимости. Следующий этап наводки выделил планету, многочисленные континенты которой были перенасыщены озерами, реками и внутренними морями — истинный рай для земноводных.
Сокольский признался виноватым голосом:
— Я не помню, на котором материке расположен научный центр. Кажется, в районе одного из полюсов.
— Мне сегодня настроение вконец испортили, так что достаточно названия планеты, — сообщил Мандрагор. — Или у вас другое мнение?
— Вполне достаточно, — возбужденно заявил охваченный азартом Лазарев. — Не тяни, братишка, начинай.
— Ну, как знаете. — Тиберий усмехнулся. — По просьбе телезрителей, для вас поет главный калибр.
Боеголовки, телепортированные из сверхсекретного арсенала на Луне, разорвались над полюсами Салданиарны. Словно две звезды, внезапно вспыхнув, стали распухать, почти сравнявшись размерами с расстрелянной планетой. Светофильтры видеосистемы погасили яркость беснующегося пламени, но все равно было видно, как волны плазмы сорвали атмосферу, испарили моря, расплавили сушу. Кора планеты треснула, выплескивая фонтаны магмы.
Женщины охнули, зажав губы ладошками, и даже пехотные командиры генеральского ранга подавленно молчали. Нечто подобное довелось видеть прежде лишь Долговязому Зогу, который под занавес прошлой войны разбомбил одну из настианских планет, но тогда линкор «Возмездие» применил единственный боеприпас меньшей мощности.
После минутного молчания грянули аплодисменты.
Наступает новая эпоха, и с ней приходит новая — воистину, имперская — мораль, мысленно констатировал идеолог сверхчеловечества Григорий Лазарев. Десятки лет флот, пехота и разведка готовились сшить в единую ткань ворох жалких лоскутков, но истинное решение дарит не военная сила, а всемогущий интеллект. Генерал видел отдаленную угрозу: человечество может облениться от внезапного счастья, и тогда надолго затормозится прогресс. Надо будет найти воодушевляющую идею, которая сумеет увлечь соплеменников к новым высотам…
— Впечатляет, — резюмировал Дракон.
Зоггерфельд поддержал его:
— Мне тоже понравилось. Знаете, профессор, когда-то давно я решил для себя: Вселенная так долго топтала наши судьбы, что не должна ждать от нас пощады.
— Не дождется, — умиротворенно согласился Тиберий. — Но и нам не стоит рассчитывать на что-нибудь хорошее.
В этот момент каждый думал о своем. Дунаев и Зог грустили, потому что понимали: телепортация сделает военный флот не слишком нужной дорогостоящей игрушкой. Хуррам переживала, что не оценила такого интересного человека, и подозревала, что залезть в его постель будет гораздо проще, чем надолго задержаться в его сердце. Омар и Мадина, не сговариваясь, думали, как бы пристроиться к новой транспортной корпорации. Дьявол анализировал, какой должна быть отныне роль спецслужб, поскольку Империя станет совсем не такой, как планировали ее создатели. Лазарев пытался понять, совместим ли возникающий социум с идеей превращения человечества в расу модификантов. А где-то далеко собравшаяся на «Вельзевуле» имперская элита пребывала в шоке после донесения разведки о гибели планеты Салданиарна.
Миг, когда мысли и помыслы вождей человеческой расы слились в резонансе, миновал, и теперь каждого занимали свои проблемы, истинная ценность которых определяется мощью и информированностью конкретного интеллекта.
Впрочем, их желания уже не имели большого значения. Неимоверной концентрацией сил и воли передовой отряд человечества сумел изменить течение Истории. Однако мгновения триумфа остались в прошлом, и люди вновь утратили контроль над хаотичным потоком событий.
До следующего удобного случая.
История бесстрастно шагает по судьбам, помыслам, деяниям и дерзаниям вселенских обитателей. Веками целые народы и расы пытаются достичь своих сокровенных целей, но пересиливает неожиданная тенденция, результат оказывается совершенно иным, и случайно уцелевшие особи не сразу понимают, отчего так получилось.
Сила оружия и воля разума возродили сверхдержаву, сшитую трассами скоростных маршрутов. В человечестве пробудилось стремление к прогрессу, и раса приматов увлеченно принялась совершенствовать свою культуру, делая человеческое существование прекрасным и безопасным. Однако великая империя изжила себя еще при жизни собственных создателей, когда ученые планеты Горгона подарили человечеству суперспособности, включая межзвездную телепатию и телепортацию. Отныне каждый представитель человеческой расы, освоив несложные правила, мог путешествовать, куда ему вздумается. И грандиозная сеть транспортных гипертоннелей, просуществовав чуть больше полувека, превратилась в анахронизм — как железнодорожные магистрали в эпоху гравилетов.
В дебри Галактики вступила новая раса, ужаснувшая остальное население звездного мира. Сверхчеловеческий разум, не менее всесильный и безжалостный, чем объективные законы природы и социума, покорил Вселенную. Могущество людских потомков казалось абсолютным и неодолимым. Увы, на новом уровне прогресса сверхчеловечеству встретились новые опасности, которые невозможно было предвидеть.
Для Вселенной же ничего не изменилось. По-прежнему рушатся в бездну черных дыр выгоревшие дотла звезды, вымирают цивилизации, рассыпаются грандиозные строения — все исчезает бесследно. Лишь материя, местами зараженная ядовитыми вирусами разума, продолжает неустанное движение через Вечность. Нет прошлого и нет будущего — лишь унылое чередование эпох. И в эти стремительные мгновения между рождением и гибелью мыслящие твари умудряются разыграть свои блицтурниры, вмещающие все немыслимое многообразие жизни.
Именно таким образом нарушается единственный закон, не знающий исключений.
Константин Мзареулов
Звёздный лабиринт
Глава 1
«ЧЕРНЫЙ ПОИСК»
На море стоял штиль. Выкатившееся из-за горизонта солнце проложило по гладкой голубизне бухты сверкающую серебром полосу. Было непривычно тихо: большая часть женского населения лагеря отбыла восвояси еще вчера, а другие компании «диких» туристов поблизости, к счастью, не расположились.
Размявшись, Сергей подошел к костру, где Диана как раз засыпала в котелок два пакета концентратов, и сообщил конспиративным шепотом:
— Сегодня ко мне пришла любопытная мысль.
Подозрительно покосившись на него, девушка спросила:
— И какая же?
— А черт ее знает, — Отставной майор пожал плечами. — Она сразу же ушла.
Как он и ожидал, Алексей с Николаем засмеялись, а Диана раздраженно фыркнула и проворчала что-то нелестное насчет стареющих остряков-самоучек.
Потом добавила язвительно:
— Видать, мысль любопытная была, да и неглупая, раз не стала у вас задерживаться.
Сергей развел руками — нормальные отношения с этой красоткой у него так и не сложились. Все время переругивались на потеху остальным.
За завтраком, когда они наворачивали вермишель с мясом, Николай задумчиво поинтересовался:
— Сворачиваемся или спустимся еще раз?
— Хочу попробовать, — решительно сказал Сергей. — Спустимся. Корабль очень старый…
— Надеешься найти антиквариат? — быстро сообразил Алексей.
— Мало надежды, конечно, только чем черт не шутит. — Майор отложил миску с ложкой и отрезал себе кусок колбасы. — Скорее всего, какой-нибудь рыбачий баркас с гражданской войны завалялся. А может… Где-то здесь, помнится, Врангель десант высаживал, да и в Отечественную много чего произошло.
Немного помолчав, Николай напомнил всем, что попытка — не пытка, на чем диспут благополучно и завершился. Выпив чай и перемыв посуду, они разошлись по палаткам готовить снаряжение.
В прошлый сезон их четверка неплохо поработала на Севере: подняли три ящика «маузеров» и довольно много мосинских карабинов. Эти находки принесли хорошие деньги, и они надеялись повторить успех нынешним летом. Но на десятый день работ появился какой-то местный авторитет, потребовавший слишком большую долю. Дело кончилось крупной разборкой, так что теперь дорога в те края была им заказана. Пришлось экстренно перебираться на теплое море, договариваться с новыми оптовиками, разворачивать поиск на незнакомом участке. В придачу ко всем неприятностям Леха привел в команду еще эту напыщенную куклу, в которую был безнадежно влюблен.
Сергей вполголоса матюгнулся: бедного парня было жалко. Самый молодой в команде, он оказался и самым неустроенным. В таких вылазках положено жить парами, и трое старших мужиков первым делом обзавелись подружками из числа туристок. А Диана демонстративно не подпускала Леху ближе пионерской дистанции и держалась исключительно холодно, хотя не могла не догадываться о его чувствах. Но зато под водой работала прекрасно — хоть в этом с ней не было проблем…
Он осмотрел добычу, которую удалось собрать за последние недели. Четыре десятка советских трехлинеек образца 1891–1930 годов и цинковые упаковки патронов с десантной баржи, потопленной береговыми батареями фашистов в Отечественную войну. Полувековая обработка морской солью трансформировала толстый слой оружейной смазки в твердую черную корку, скрывавшую прекрасно сохранившийся механизм надежных старых винтовок. То же и с боеприпасами — вода превращала в труху верхние ряды латунных гильз, однако ближе к середине можно было найти изрядное количество патронов, которые сверкали словно новенькие.
Таких, как они, искателей подводных кладов, да и само это дело, называли «черным поиском». С недавних пор подобное занятие стало популярным и весьма прибыльным — старое оружие через посредников сбывали охотникам и любителям оружия, а попутно попадались и более ценные находки: золото и разные любопытные сувениры с затонувших кораблей. Коллекционеры охотно брали также судовые колокола, якоря, штурвалы, старую посуду, бронзовые украшения и прочую подобную дребедень.
Неторопливо раздевшись до плавок, Сергей натянул шерстяное белье и гидрокостюм, подхватил акваланг и вышел из палатки.
Остальные тоже заканчивали сборы, а со стороны автострады к лагерю уже торопливо шагал Аркадий. Приблизившись метров на двадцать, физик радостно крикнул:
— Порядок! Рыбу загнал… — Он похлопал себя по карману, где, видимо, находились деньги, вырученные за катранов. — Артур обещал приехать к шести.
Заберет товар и заодно отвезет нас на вокзал. Я взял билеты. Поезд отходит в полпервого ночи. Пакуемся или как?
— Или как, — ответил двоюродному брату Николай. — Командир все же уговорил нас пойти на тот корабль. Времени-то навалом. Если хочешь, оставайся дежурить по лагерю.
— Хрен тебе, сегодня моя очередь нырять. — Аркадий метнулся к палатке. — Я мигом.
— Поел бы, — посоветовал Николай. — Когда еще придется…
Не оборачиваясь, физик бросил: дескать, успел перехватить в городе пару порций шашлыка. Пока он облачался в резину, остальные столкнули на воду большие надувные лодки. Сегодня шли, согласно графику, двумя парами: Сергей с Аркадием и Алексей с Дианой. Николаю выпало охранять лагерь. С этим получилось, может быть, не слишком удачно — геолог, наряду с Сергеем, был самым опытным аквалангистом среди членов команды «черного поиска», но очередь — дело святое.
Как говорится, образ нашей жизни.
Вдвоем с подоспевшим Аркадием — здоровенный бугай, хоть и физик-теоретик, — они оттащили раскрашенную в черно-белые клеточки лодку подальше от берега, где вода доставала почти до пояса, забрались в импортное плавсредство и врубили подвесной мотор. Почти тотчас же застучал движок второй лодки.
— Держи левее того островка, — показал Аркадий. — И вообще, зря мы место буйком не пометили.
— Кого учишь, головастик… — беззлобно хохотнул Сергей. — Я его ночью с завязанными глазами отыщу. Даже после литра водки без закуски.
— Ах, я же забыл, что общаюсь со старым морским волком, — рассмеялся напарник. — Слушай, как твое подразделение называлось-то? Группа «Акула», наверное, а может быть, бригада «Кашалот»? Или это военная тайна?
— Какая там тайна в наше время! Нынче ведь обо всем в газетах открытым текстом пишут. Я служил в дивизионе «Кальмар». Это отряд боевых пловцов специального назначения.
— Ясно… Кстати, дружище, мы с тобой второй год рядом со смертью ходим, а я так и не знаю, за что моего командира с флота поперли.
— Может, еще узнаешь.
Бывший командир непобедимых «кальмаров» сразу помрачнел — он не любил вспоминать ту грязную историю, когда был наказан за чужие грехи. Сообразив, что другу эта тема неприятна, Аркадий не стал продолжать разговор. Меж тем по правому борту остался безлюдный скалистый остров — предпоследний ориентир на их пути к цели. Метров в ста за ними подпрыгивала на волнах ядовито-желтая лодка, над бортиком которой ярко пылал красный гидрокостюм Дианы.
Кивнув в ее сторону, Сергей буркнул:
— Хотел бы я знать, фригидная она или просто дура?
— Это ты насчет того, как она об Лешу ноги вытирает?
— И это тоже. Но только не дура, это наверняка.
— Значит, опять поцапались, — догадался Аркадий.
— Немного. Как обычно… Приготовься, почти прибыли.
В двух с половиной милях к норд-весту от заброшенного маяка Сергей заглушил движок. Аркадий помог ему — закрепить на спине баллоны, после чего заметил, продолжая прерванную беседу:
— И не фригидная она вовсе. Думаю, девочку просто кто-то крепко обидел.
— Да… На любви сломалась, — согласился Сергей.
— На чем же еще… Подгребай сюда.
Последние слова предназначались экипажу второй лодки.
Сергей натянул маску, предварительно прополоскав ее за бортом, надел ласты, стиснул зубами загубник и, повернувшись спиной, прыгнул в воду.
Солнечные лучи насквозь пронизывали зеленовато-голубую толщу, заливая все вокруг серебристым свечением, сквозь которое смутно проглядывало дно. В воде тело сделалось не по-земному подвижным и чутко реагировало на малейшие шевеления мускулатуры. Включив фонарь, он медленно опускался, увлекаемый тяжестью подвешенного к поясу грузила. Неподалеку вспыхнул еще один яркий луч света — это шел в глубину аквалангист, нырнувший со второй лодки. Когда они сблизились, Сергей разглядел красное облачение Дианы.
Под водой девчонка забывала свой гонор и дисциплинированно выполняла все приказы. Сергей условными знаками велел ей плыть в трех метрах справа, держась поближе ко дну, и они направились строго на запад, где должен был лежать обнаруженный позавчера корабль.
Мимо изредка проплывали рыбки — поодиночке или мелкими стайками.
Слабенькое течение плавно шевелило кустики водорослей, сплошным ковром покрывавших неровный каменистый грунт. Приблизительно на двадцатой минуте поиска они обогнули скалу, которая круто уходила вверх, почти достигая поверхности моря. Сергей сделал жест, означавший, что линию их движения следует немного отклонить к югу.
Еще через десять минут перед ними выросла новая скала — гораздо массивнее первой, сплошь покрытая колышущимися пучками морских трав. Сергей энергичнее заработал ластами, устремившись в широкую щель между каменными глыбами. Склоны скалы почти отвесно уходили вниз, словно перед аквалангистами разверзлась бездонная пропасть, но впечатление было обманчивым — больших глубин здесь не могло быть. Неожиданно впереди сквозь плотную синеву проступили выхваченные лучами фонарей контуры затонувшего судна.
Хватило одного взгляда, чтобы определить — конечно же это не рыбачий баркас и даже не парусник времен походов Петра Великого. Сергей не сразу понял, радоваться ему или огорчаться подобному повороту событий. Такие суда он видел прежде лишь на иллюстрациях в книгах по истории морского дела. Гребная галера с характерно задранной кормой — триера или трирема античной эпохи. По меркам тех столетий, корабль был просто гигантом — почти полсотни метров в длину и около шести в ширину. Когда-то, задолго до нашей эры, эту махину приводили в движение напряженные усилия почти двухсот гребцов.
Полузасыпанная илом и обросшая водорослями и ракушками, трирема лежала, опрокинувшись на борт, а на днище — чуть позади тарана — зияла солидных размеров пробоина. Похоже было, что давным-давно, наверное два с лишним тысячелетия назад, какая-то незадача — то ли ярость шторма, то ли оплошность капитана — распорола доисторическую калошу об заостренную верхушку той самой скалы, под которой сейчас она и покоилась.
Подплыв вплотную, Диана похлопала напарника по плечу и показала большой палец: дескать, подфартило нам. Девушка явно вознамерилась как можно скорее устремиться вниз — к загадочной, но манящей добыче. Предостерегающе помахав ладонью, Сергей показал на то место своего прорезиненного шлема, под которым скрывалось ухо. Понимающе кивнув, Диана прижала пальцами к ноздрям нижнюю кромку маски и сделала несколько сильных выдохов через нос, нагнетая давление в евстахиевы трубы. Без такого «продувания ушей» погружение на лишние пять — семь метров могло плохо кончиться для барабанных перепонок. Повторив вслед за ней эту процедуру, майор пошел на глубину.
На задранной под приличным углом палубе триремы, облепленной морскими травами, а также раковинами рапанов и мидий, надстройки отсутствовали. Может, ураганом снесло, а может, античные корабелы — римляне или греки, черт их разберет, чья это галера, — упрятали жилые каюты внутри корпуса. Распугивая крабов, морских коньков и прочую живность, облюбовавшую для обитания затонувшее судно, аквалангисты проникли в тесноту трюма.
Работу страшно осложнял мощный слой ила и песка, заполнявший недра триремы, но они трудились как одержимые, и скоро их труд принес плоды. Время от времени пальцы нащупывали в рыхлой массе наносов предметы, которые при более тщательном рассмотрении не всегда оказывались камнями и черепами.
К концу второго часа, когда в баллонах почти исчерпался запас сжатого воздуха, на стыке палубы и бортового ограждения громоздилась солидная груда различных находок. Конечно, все обросло мидиями и покрылось коркой коррозии, но кое-что Сергей все-таки сумел разобрать. Были здесь несколько чаш и статуэток, амфоры, короткие мечи, кинжалы, дротики, щиты и еще какие-то веши, не поддававшиеся опознанию в такой полутьме и спешке. Наконец бывший командир дивизиона «Кальмар» показал пальцем вверх, сигнализируя напарнице, что пора всплывать, после чего сам отцепил грузила.
На поверхности Сергей первым делом поджег сигнальный патрон оранжевого дыма. Через считанные минуты, тарахтя моторами, к ним подлетели обе лодки.
Тяжко перевалившись через надутый бортик, Сергей стянул шлем и маску, скинул акваланг и дрожащими пальцами вцепился в крышку термоса, полную горячего кофе.
Тем временем Алексей уже помог своей ненаглядной освободиться от подводного снаряжения.
— Старик, там что-то очень древнее, — сказал майор нетерпеливо глядевшему на них Аркадию. — Не теряйте времени, быстро вниз. Погрузите в сетки все, что мы успели собрать, потом еще покопаетесь.
— Много барахла? — возбужденно спросил Леха, продевая руки в лямки акваланга.
— После будем разбираться, на берегу. Если действительно хороший улов, надо задержаться еще на пару-тройку дней, пока все не выгребем.
Аркадий с Алексеем торопливо попрыгали в воду. Разматываясь с катушек, за ними потянулись нейлоновые шнуры.
— Оклемалась? — заботливо спросил Сергей.
Поморщившись, Диана кивнула, но видно было, что она еще не пришла в норму.
Несмотря на гидрокостюм и теплое белье, холодная вода на глубине сделала свое дело. Чтобы как следует отогреться, надо будет не меньше получаса посидеть на солнышке.
Он оглядел вещицу, которую поднял на поверхность в своей сумке. Когда-то этот грязный бесформенный комок был мешочком — вероятно, из кожи. Разрезав финкой стягивающий горловину ремешок, Сергей вытащил из мешка горсть металлических побрякушек — дисков и крошечных топориков. Когда он соскоблил с одного диска темную корку, сверкнул белый металл.
— Серебряные монеты, — констатировал майор. — Кажись, под занавес фортуна решила сыграть с нами в Избушку На Курьих Ножках.
— Как это? — настороженно переспросила Диана, явно заподозрившая очередной подвох или розыгрыш.
— Удача к нам лицом повернулась, вот как! — Он расхохотался. — У самой-то в сумке чего, неужели опять раковины?
— Нет, не до того было, хотя попадались очень красивые… — Девушка расстегнула сумку. — Шкатулка какая-то.
Она показала хорошо сохранившийся ларчик из желтоватого материала с почти не поврежденной инкрустацией и металлическими нашлепками по углам. Хорошо знакомый цвет этих вычурных угольников, лаская взор, наводил на мысль о золоте.
— Молодец, девочка, — похвалил Сергей. — Эту штуку надо будет припрятать, мы ее Артуру не отдадим. Сами в Москве реализуем, подороже.
Шнур задергался, и этот сигнал прервал их разговоры. Сергей изо всех сил тянул нейлоновый тросик, вытаскивая из-под воды сетку с добычей. Потом они в четыре руки сортировали поднятые находки, стараясь равномерно распределить груз по всей площади лодок.
Как и следовало ожидать, железные детали оружия насквозь проржавели, деревянные тоже пропитались соленой водой и долго протянуть не могли. Зато неплохо сохранились, пусть и покрылись густой зеленью, бронзовые мечи, кинжалы, всевозможные сосуды. Две чаши оказались заметно тяжелее, чем три другие: под наросшими многовековыми наслоениями несомненно скрывался вожделенный желтый металл. Статуэтки были изготовлены из разных материалов — три медные, одна бронзовая, а две — из какого-то цветного камня. Закончив инвентаризацию, Сергей повторил, что самых ценных вещей Артуру не видать как собственного копчика.
А погода между тем заметно начала портиться. Задул ветер, поднялись волны, сносившие лодки в сторону берега. Запускать моторы, пока ребята работали под водой, Сергей не решался, поэтому без конца подгребал веслом, стараясь удержаться над затонувшей триремой. Диана по мере сил пыталась следовать его примеру. К счастью, вскоре натянулся второй шнур, и они выволокли на поверхность последнюю сетку, а еще спустя минуту-другую помогли Алексею с Аркадием забраться в лодки.
Лица у парней были довольные и счастливые, а настроение самое радужное. Захлебываясь от восторга, Леха рассказывал, что они добрались до нижнего трюмного яруса и обнаружили уложенные в несколько рядов металлические статуи — изваяния воинов или античных богов в полный человеческий рост. Диана уже подсчитывала, сколько баксов они смогут выручить за сегодняшние находки.
— Сегодняшние, завтрашние и послезавтрашние, — веско уточнил Аркадий. — Пока не вытащим все до последнего винтика, я отсюда не уйду.
Сильный порыв ветра ощутимо качнул лодки. Небо стремительно заволакивало тучами.
— Врубайте движки, — распорядился Сергей. — А не то еще через тысячу лет какие-нибудь археологи найдут на дне наши надувные галеры.
Подвесные моторы истерично затрещали, устремив лодки к Рогатой Скале, возле которой был разбит их лагерь — пять разноцветных палаток. Справа скала, слева палатки, чуть подальше от берега — кусты и кипарисовая роща, еще дальше — автострада.
Идиллическая картина.
Глава 2
ПОБОИЩЕ
Перегруженные лодки еле тащились, тяжело переваливаясь с борта на борт, однако на берег прибыли без серьезных неприятностей. Не прошло и получаса, как пятеро кладоискателей, рассевшись вокруг костра, уже уплетали подогретую китайскую тушенку и строили грандиозные планы на обозримое будущее. Всех беспокоила только одна проблема — какую сумму удастся выручить за находки с древнего корабля. Не разделял общего энтузиазма только Сергей.
— Боюсь, подведет нас погода. — Он озабоченно вздохнул. — Этот ветер украдет у нас дня два, а то и все три. Диана, разумеется, съехидничала:
— Еще поработать охота? А я думала, после отъезда этих драных кошек, что вы тут себе поснимали, у вас рабочее настроение улетучилось.
Сергей собрался ответить колкостью в том же духе, но Аркадий прикрикнул:
— Дети, не хулиганьте! Уехали мочалки — и ладно, все равно толку от них было немного. Телки телками, а пили как лошади… Лучше подумайте, как мы заживем, когда получим бабки.
Как выяснилось, ближайшие перспективы каждый представлял себе по-разному.
Николай надеялся, что сумеет купить квартиру и наконец избавится от унизительного статуса то ли «вынужденного переселенца», то ли бомжа. Алексей, мечтательно закатывая глаза, рассказывал, как купит новенький компьютер на сотню мегагерц тактовой частоты с гигабайтовым винчестером и как поставит на это чудо техники самое лучшее программное обеспечение. Аркадий, как самый серьезный и обстоятельный, думал о машине и хорошем мебельном гарнитуре, тогда как Дианка собиралась трижды в день менять гардеробы от самых шикарных кутюрье.
Недаром много лет назад Роберт Рождественский сказал: «Что ты с бабы возьмешь — дура…»
Приземленность мечтаний приятелей огорчила Сергея, что он и высказал вслух. Сам майор рассчитывал накопить деньжат на яхту и следующим летом махнуть за океан — подвергнуть «черному поиску» знаменитый рейдер «Валгалла», хранивший в себе, по рассказам, от четырех до семи тонн золотых слитков. Услышав об этом сокровище, остальные буквально оцепенели, и только Леха спросил внезапно задрожавшим голосом:
— Это сколько же будет в баксах?
— Порядка двадцати зеленых лимонов, — мгновенно прикинул Аркадий, считавший в уме быстрее калькулятора.
— А вы сами-то верите в эти сказки? — неприязненно прищурясь, осведомилась Диана.
— Нет такой сказки, которую нельзя было бы сделать былью, — важно сообщил Сергей. — А место мне точно известно — собственноручно снимал ксерокс с секретной карты в архиве Главного морского штаба.
Глаза у ребят разгорелись еще сильнее, все наперебой принялись делить будущие доходы и прицениваться к виллам во Флориде и других заманчивых местечках. Однако рассудительный физик подпортил настроение, напомнив, что выручки от уже сделанных находок не хватит не только на океанскую яхту, но даже на плохонькую квартиру для Николая. Это был полный нокаут.
Загрустив, они не сразу заметили, как три машины, свернув с автострады, двинулись к их лагерю, огибая широкую полосу кустарников. Первым невдалеке остановился джип «лендровер», из которого вывалились четыре бугая с накачанными бицепсами и бритыми затылками. С недавних пор таких вот носителей внешних признаков «крутости» называли «быками». Пассажиры притормозившего чуть поодаль роскошного «мерседеса» дверок не открывали и не выходили, предпочитая оставаться за темными стеклами кондиционированного салона. А из «опеля» величественно вылезли еще три «быка», причем один из них — в красном кашемировом пиджаке и с тяжелой золотой цепочкой на шее — явно был в этой компании за старшего. По-хозяйски оглядевшись, обладатель красного пиджака сделал широкий повелевающий жест и направился в сторону костра. Остальные шесть «быков», развернувшись цепью, шли за ним, отставая на три-четыре шага.
— Это что, ваш Артур пожаловал? — весело поинтересовалась Диана, которую развезло от ста граммов коньяка. — И грузчиков с собой привез… Бедняга, он же не знает, что мы решили задержаться.
— Нет… Это не он, — быстро проговорил обеспокоенный Николай. — К тому же Артур должен был прислать людей часа через два, не раньше.
«Будет драка», — смекнул Сергей и тяжело поднялся.
— Разбирайте ножи или хватайте что потяжелее, — скомандовал он. — Ну, быстрее же, олухи! В темпе!
Но Леха с Николаем не понимали, что сейчас начнется, и только Аркадий успел схватить с разложенного для просушки подводного снаряжения пару финок в ножнах и кинул одну из них Сергею. Отставной майор поймал оружие на лету, сунул в задний карман джинсов и шагнул навстречу непрошеным гостям.
Бугай в красном пиджаке остановился перед Сергеем на расстоянии вытянутой руки и стал надменно его рассматривать. «Бык» стоял, расставив ноги настолько шире плеч, что при необходимости не составило бы труда свалить его даже не очень сильным ударом в челюсть.
— Я — Кабан, — сообщил он, почему-то забыв поздороваться.
— Похоже, — миролюбиво согласился Сергей. — Ну и что?
— За «похоже» схлопочешь лишний раз по роже, — обиделся бугай, назвавшийся Кабаном. — Меня здесь все знают.
— Я им сочувствую…
Кабан задействовал немалую часть неисчерпаемых резервов ненормативной лексики, именуемой в просторечии матом. Получалось у него довольно грубо и незатейливо. На флоте в недавние времена любой старший матрос проявлял в этом деле куда больше изобретательности. Отведя душу, Кабан сообщил:
— Говори спасибо, курва, что с тобой Арчил поговорить хочет, а не то уже трупом был бы.
Квадратные рожи «быков», стоявших неровной шеренгой чуть позади своего предводителя, со всей очевидностью подтверждали, что лишить кого-нибудь жизни для них — раз плюнуть. Двое из шести выразительно держали руки в карманах.
Сергей без воодушевления подумал, что в самое ближайшее время может начаться пальба, а он, будучи теперь человеком штатским, оказался не при оружии. В рукопашной схватке он без труда покрошил бы всю эту шушеру, но перестрелка навязывает свои законы, и никакое мастерство по части каратэ и прочих модных единоборств не заменит даже простенького «Макарова». Враки, будто против лома нет приема, — вот против огнестрельного ствола надежных приемов действительно не придумано. Если дойдет до самого неприятного, в лучшем случае удастся подороже продать свою шкуру, прежде чем ее как следует продырявят.
— Ну и что же тебе надо? — спросил Аркадий, которому надоело следить за их невразумительным диалогом.
— Делиться положено, — назидательным тоном изрек Кабан. — Теперь понял?
— Ни хрена не понял. — От всех этих намеков Сергей уже начинал беситься.
— Чем делиться-то?
— Золотом, чем же еще. Которое вы позавчера с потемкинского парусника подняли.
— Ты чего, уху ел? Не находили мы никакого парусника. И золота тоже не находили и не поднимали!
— Кончай мне лапшу на мозги вешать! Отдавайте по-хорошему половину и мотайте подобру-поздорову. Даже бить не будем.
— А я тебе говорю, нет у нас золота… Дискуссия в таком духе грозила сделаться бесконечной. Кабан упрямо требовал половину, а москвичи божились, что даже четвертушки дать не могут, потому как нету. Самое смешное, что никакого золота они до последнего дня действительно не находили, а про сегодняшние их находки бандиты знать никак не могли.
В общем так. — Кабан неожиданно рассвирепел. — Я этого не хотел, но…
Он метнул вперед похожий на арбуз кулак, целясь Сергею в лицо, но промахнулся и тут же сложился пополам от мощного контакта в солнечное сплетение. Следующий удар майора — каблуком в челюсть — швырнул бандита на гальку. Аркадий — тоже большой любитель отполировать кому-нибудь рыло — уже угодил булыжником в промежность ближайшему «быку» и, перепрыгнув через его бесчувственное тело, наступал на следующего противника, умело поигрывая клинком. Николай с Алексеем, вооружившись палками, отмахивались от наседавших громил, защищая бледную как мел Диану. Тем временем Сергей избивал сразу двух рэкетиров, нанося увесистые удары всеми четырьмя конечностями и пытаясь отобрать у врага оружие. Он уже выбил одному из них зубы и нащупал за пазухой другого рифленую рукоять, но тут четверо бандитов, повиснув на плечах майора, сумели его повалить и принялись бить ногами. Улучив момент, Сергей отработанным ударом ноги раздробил нападавшему коленную чашечку, но в этот момент на него рухнул нокаутированный Аркадий.
Оттолкнув корчившегося от боли в паху друга, майор попытался встать, однако, не успев выпрямиться, упал навзничь, пропустив мощный удар ногой в грудь. Вторично попасть в него не смогли — Сергей перехватил ступню противника, резко вывернул ее и навалился на поверженного рэкетира, обрушив кулак на бритый загривок, — бандит затих. После этого Сергей сбил с ног глупо пошедшего на него «быка» и, уже совершенно озверев, приготовился забить насмерть следующего.
В подобном состоянии боевого азарта он, как правило, забывал обо всем на свете и был готов ломать черепа и позвонки, не думая, что добровольно подводит себя под расстрельную статью. Это был бой, а враг не сдавался и, следовательно, подлежал безжалостному уничтожению — так его учили, и так он сам учил бойцов «Кальмара».
Но он никого не убил — успевший оклематься Кабан вытащил револьвер и нажал спуск. Пуля просвистела рядом с головой Сергея. Те «быки», которые еще не утратили способность держаться на ногах, тоже обнажили стволы, так что дальнейшее трепыхание сразу сделалось неактуальным. Нагрянувшая в лагерь банда была экипирована по высшему разряду: два старых, но очень надежных ТТ, автоматическая «Беретта» и даже израильский «Дезерт Игл» 44-го калибра. Только злобно скалившийся Кабан держал короткоствольный кольт «Питон» — оружие пижонов, насмотревшихся дешевых телесериалов. Чем были вооружены два других налетчика, оставалось пока неизвестным, поскольку оба валялись на камушках, слабо шевелясь и подвывая. Одного «выключил» сам Сергей, сломав бандиту ногу, а второму кто-то — вероятно, Аркадий — всадил в бок финку.
Все эти подробности майор охватил подбитым глазом в долю секунды и мысленно проклял себя за дурацкое слюнтяйство. Если бы он вовремя пустил в ход свой нож, неизвестно еще, с каким счетом закончилась бы схватка. А теперь, похоже, истекали последние минуты. Мужиков перестреляют сразу, а фригидную девчонку расстелят в тенечке под кипарисами, попользуются в очередь и тоже, скорее всего, замочат. Он застонал от бессилия.
— Считай, что ты уже покойник, — прошипел Кабан. — Я тебя, сука, сейчас…
Его прервал властный голос с заметным кавказским выговором:
— Не смейте стрелять, бараны! Я ведь приказывал брать их живьем, мать вашу!
Говоривший вышел из «мерседеса» в сопровождении двух мордоворотов со зверскими рожами профессиональных убийц. Судя по тону, старик привык к беспрекословному подчинению. Белоснежный костюм, такого же цвета сорочка, галстук-бабочка и туфли, густая седая шевелюра — только очки у него были темными. Поигрывая тросточкой, старик подошел поближе и велел для начала покрепче связать пленников.
— Еще веревки на них тратить! — заорал Кабан. — Шлепнуть их, и все!
— Мне трупы не нужны, мне золото нужно, — властно проговорил седовласый.
— Действуй, я не повторяю приказы.
Кабан мгновенно сник и велел своим «быкам» связать кладоискателей. И уже через несколько минут незадачливый отряд «черного поиска» сидел в страшно неудобных позах, скрючившись, со связанными ногами и руками.
— Зря время теряем, — вполголоса брюзжал обладатель некогда шикарного, а теперь изрядно потрепанного кашемирового пиджака. — Пулю им в затылок, а золото в палатках сами нашли бы.
— Нет, ты не Кабан, ты ишак, — презрительно заметил старик. — А что, если они успели закопать бочки? По всему пляжу песок носом рыть будешь?
«Быки» подобострастно заржали, даже Кабан выдавил жалкое подобие улыбки. А старик повернулся к Сергею и довольно благожелательно сообщил, что его зовут Арчил и что он «держит крышу» над всем побережьем.
— Тогда ты Атлант, а не Арчил, — фыркнул Николай.
— Умничать будешь, когда братва начнет из тебя кариатиду делать, — усмехнулся главный мафиози региона. — Шутки в сторону… Быстро говорите, где золото!
Вся пятерка связанных охотников за подводными сокровищами в один голос завопила, пытаясь вдолбить этой тупой банде, что никаких бочек с золотом у них нет и никогда не было. Поморщившись, Арчил с размаху пнул носком белого полуботинка в пах первого попавшегося пленника. Им оказался Николай. Все замолчали.
— Слушай, ты, козел. — Сергей болезненно шевелил разбитыми губами, не без усилий перекрикивая рев разгулявшегося шторма. — Мы торчим на этом берегу уже третью неделю. И никакого золота не находили. Подняли немного старых винтовок, патроны к ним и еще кое-какую мелочь. Все это сложено в голубой палатке, можешь сам посмотреть…
Он наводил их на свою палатку, надеясь, что бандиты не заглянут в жилище Дианы, где были спрятаны сегодняшние находки. Арчил раздраженно прервал его:
— Слушай, это дерьмо оставь себе. И деньгами за четырех катранов, которых твой парень сдал сегодня оптовику на базаре, тоже можешь подтереться.
И старик рассказал, что сегодня к нему позвонил человек, которому он привык доверять. Этот человек сообщил, что отряд аквалангистов-москвичей, разбивший лагерь возле Рогатой Скалы, нашел в десяти милях от берега потопленную турками личную яхту князя Потемкина-Таврического. Причем этот двухмачтовый шестисоттонный парусник под завязку набит антиквариатом, а кроме того, в трюме суденышка оказалось четыре бочонка с золотыми екатерининскими империалами и червонцами. По данным того же осведомителя, около шести часов вечера в лагерь должен был приехать известный всему побережью барыга Артур, которому отряд «черного поиска» собирался сдать золото за сто тысяч баксов.
— Артур нагло наколол тебя, ишак сопливый, — ласково проговорил Арчил. — Это золото стоит не меньше лимона зеленью, но ты таких денег за него никогда не получишь. А я смогу пристроить, поэтому плачу тебе двести тысяч, а ты отдаешь мне бочки и все остальное. Договорились?
Он достал из бокового кармана пиджака толстую пачку стодолларовых купюр в фирменной упаковке из прозрачной пленки и небрежно швырнул на песок между Сергеем и Николаем. Майор сразу обратил внимание, что деньги были новые. Сергей даже машинально дернулся, желая немедленно посмотреть банкноты на свет — не фальшивые ли, — но руки были надежно скручены, и это обстоятельство сразу возвратило его к реальности.
— Послушай, генацвале, я тебе еще раз объясняю, — майор тяжело перевел дыхание, — тебя обманули. Нету у меня золота, нету. Честное пионерское: если бы оно было — за такие деньги отдал бы. Но — нету.
Неожиданно Кабан заржал и понимающе произнес:
— Он и Артура кинуть собирается. Надеется в Москве дороже сдать. Напрасно ты ему сказал, что все это рыжевье на лимон тянет.
— Да, словами они не понимают, — констатировал Арчил. — Ладно, займись мочалкой. Думаю, она быстрее расколется.
Диана завизжала, но Кабан, сально осклабившись, оттащил девушку в тенек и принялся расстегивать на ней джинсы.
— Не тронь, сволочь! — заорал Алексей. — Я ж тебя…
— Не в первый раз вижу, чтобы покойник угрожал живому, но ни разу не видел, чтобы эти угрозы удалось осуществить, — меланхолично сообщил Арчил. — Эй, Кабан, поторопись, другим тоже хочется.
Кабан уже стянул майку с отчаянно извивавшейся девушки и, опустившись на колени, снимал свой красный пиджак. Банда одобрительно гоготала и подбадривала дружка соответствующими пожеланиями. В самый разгар этого веселья Кабан вдруг странно дернулся и повалился на бок. Стало тихо. В короткой паузе между раскатами шторма были слышны только всхлипывания Дианы.
Потом упал бандит, стоявший прямо перед Сергеем. На его спине расплывались три кровавых пятна, какие обычно появляются после попадания крупнокалиберной очереди. Стрельбы слышно не было, пули находили налетчиков тихо и неумолимо.
Рэкетир, получивший ножевую рану во время рукопашного боя, пытался сбежать на четвереньках, но следующая очередь снесла ему полчерепа. Уже через минуту невредимым из всей банды оставался только растерянный и явно перепуганный Арчил.
Лагерь заполнили новые гости — в черных масках-шапках и легких бронежилетах «коммандос-с» поверх камуфляжа. Их было около десятка — одни появились из-за Рогатой Скалы, другие спешили со стороны кипарисовой рощи. Трое держали в руках десятизарядные бесшумные снайперские винтовки ВВС «Винторез», стрелявшие девятимиллиметровыми пулями, у остальных имелась облегченная разновидность того же оружейного комплекса — автомат АС «Вал», весивший всего два с половиной килограмма, но зато оснащенный магазином на двадцать патронов.
Они деловито прошли по лагерю, без долгих разговоров добивая раненых бандитов экономными неслышными очередями. При этом глаза их из-под черных масок не без интереса косились на лежавшую чуть в стороне обнаженную до пояса Диану.
Пленные смотрели на новых затаив дыхание и, похоже, с единственной мыслью: освободят или перестреляют? Арчил, на которого камуфлированные автоматчики демонстративно не обращали внимания, явно нервничал. Пальцы старика, сжимавшие рукоятку трости, буквально побелели от напряжения, и даже смуглое лицо обрело мертвенную бледность. Наконец, не выдержав пытки неизвестностью, он спросил дрожащим голосом:
— Кто вас послал — Тулуп или сам Аввакум?
Ближайший человек в маске сбил его с ног ленивым ударом приклада. Другой автоматчик спросил властным тоном:
— В чем дело, капитан?
— Полковник, эта падаль разинула пасть без разрешения.
Тот, кого назвали полковником, подошел поближе и заметил, что «этой падалью» пора заняться вплотную. Он принялся отдавать приказы, но при этом ни разу не назвал подчиненных по фамилии — упоминались только воинские звания. В считанные минуты безымянные лейтенанты и капитаны, обыскав три бандитских автомобиля, извлекли из багажников, бардачков и других укромных местечек какие-то бумаги, оружие, деньги, трехдюймовые дискеты для компьютеров, аудио- и видеокассеты.
Осмотрев находки, полковник покачал головой и буркнул:
— Это все не то… — Он впервые обратился к Арчилу: — Где номера счетов?
Теперь уже Арчил, как совсем недавно Сергей, принялся божиться, что не понимает, о чем его спрашивают, но полковник не стал слушать этот бред и даже не стал ничего говорить, а молча кивнул очередному неназванному старшему лейтенанту. Арчила скрутили и прямо сквозь белоснежные брюки укололи в ягодицу одноразовым инъектором. Бандит заурчал и затих.
— Убили, что ли? — обеспокоенным шепотом поинтересовался Алексей. — Теперь нас, наверное, замочат. На кой им свидетели…
— Нет, не убили. Эта старая сволочь еще шевелится, — так же тихо сказал Николай. — Чтобы убивать, у них оружия навалом. По-моему, вкатили сыворотку правды.
— Заткнулись бы, — зашипел Сергей. — Нечего к нам внимание привлекать.
Путы страшно мешали двигаться, но он все-таки сумел, извиваясь всем телом, переместиться на полметра вправо и положил ноги на пачку зеленой «капусты».
Между тем люди в масках придали Арчилу сидячую позу, привели в чувство несколькими хорошими пинками и оплеухами, после чего полковник снова спросил старика: где, мол, номера счетов, которые тот всегда держал при себе. Лицо главного авторитета региональной преступности перекосилось жутковатой гримасой.
Он ответил напряженным слабым голосом, словно находился в трансе:
— Рукоятка трости… надо отвинтить… не надо… они меня… они убьют всех… и вас тоже… не надо трость… рукоятка отвинчивается… Аввакум не простит…
Полковник ответил с удовлетворенным смешком:
— Не бойся, сволочь, уж Аввакум-то тебя точно не убьет. А нас — тем более.
Вырвав из пальцев Арчила трость, он отвинтил рукоятку и извлек из нее свернутый трубочкой листок плотной глянцевой бумаги. Находка его, видимо, устраивала, потому что полковник достал из бронежилетного кармана необычный пистолет с коротким толстым стволом и, направив оружие в лоб мафиози, нажал спусковой крючок.
Звука выстрела слышно не было, дульное пламя тоже не сверкнуло, но Арчил упал с аккуратной дырочкой немного повыше переносицы.
— Соберите холодный груз, — распорядился полковник.
О связанных аквалангистах он, похоже, вспоминать не собирался, однако Сергею это не понравилось, и отставной «кальмар» крикнул вслед уходящим:
— Эй, мужики, а нас вы отпускать не собираетесь?
Полковник, полуобернувшись, небрежно бросил:
— Шустрик, ты что, не можешь освободиться без посторонней помощи? Я удивлен… Ладно, вы тут пока поскучайте, а через пару часов, ближе к семи, подвалит ваш дружок Артур — он вас и развяжет.
— Артур приедет в шесть, — напомнил Аркадий. — Осталось ждать около часа.
Видимо, полковник расслышал его слова, потому что крикнул издали:
— Артура задержат, он приедет не раньше семи.
Неизвестные автоматчики запихали в автомобили трупы Арчила, Кабана и остальных бандитов, после чего вереница машин направилась к автостраде. Сергей не замедлил выдать вслед уходящим машинам важную информацию о своих интимных отношениях с их матушкой. Однако, несмотря на всю многоэтажность его лексики, четыре автомобиля (к трем трофейным иномаркам присоединился вынырнувший из-за деревьев микроавтобус отечественного производства) быстро скрылись из виду.
— В натуре, братишки, надо распутываться, — заметил Аркадий. — К тому же сестренка в совсем непотребном виде. Еще наведается кто… У кого какие идеи будут?
— Можно попробовать перетереть шнур об острый камень, — предложил насмотревшийся кинобоевиков Леха. — Или еще как-нибудь.
Не ввязываясь в тупую дискуссию, Сергей перевернулся на бок, с бока на живот, потом на другой бок, потом на спину и так далее. Подобный способ передвижения был исключительно медленным и неудобным, но минут через пять майор все-таки оказался около гидрокостюмов. Пальцы связанных за спиной рук затекли и плохо шевелились, однако он сумел нащупать пояс с ножнами. После этого Сергей, так же перекатываясь, вернулся к остальным, они с Николаем легли спина к спине, и вскоре командир группы с грехом пополам разрезал путы на запястьях старого друга.
Дальше дело пошло веселее. Диана, все еще рыдая, оттолкнула пытавшегося утешить ее Алексея и, прикрывшись майкой, убежала к себе в палатку, а мужчины с лихорадочной скоростью принялись сворачивать лагерь. Хотя им очень хотелось поднять оставшиеся на галере сокровища, все понимали: каждый миг задержки на месте недавнего побоища может оказаться весьма опасным для их здоровья.
Единственное, что утешало, — унаследованные от своевременно покинувшего их Арчила доллары оказались вполне настоящими. Трудно сказать, всерьез ли бандитский вожак собирался расплатиться с «черным поиском» за мифические червонцы-империалы или прикончил бы столичных подводников при первой же возможности, но теперь валюта оказалась у них, и они не собирались расставаться с такими крутыми бабками.
Как ни торопились, эвакуационные хлопоты затянулись, и все рюкзаки и сумки были собраны лишь поздним вечером, когда лучи солнца просвечивали сквозь облака возле самого горизонта. Они уже подумывали выйти на шоссе, чтобы поймать попутную машину до города, но тут как раз приехал Артур. Следом за новеньким «вольво» скупщика антиквариата шли два грузовика с крытыми кузовами.
— Ох, ребята, простите своего верного друга! — завопил Артур, вылезая из машины. — Такой бизнес подвернулся, что я никак не мог отказаться.
— Бог простит, — проворчал Сергей. — Пошли, покажу товар.
Однако майор недооценил деловую хватку старого торгаша. Первым делом Артур бросился осматривать компрессор для подзарядки аквалангов и надувные лодки, которые сдал им в аренду. Лишь убедившись, что его собственность не пострадала, барыга соизволил осмотреть добычу подводников. При этом еще сделал нравоучительное замечание: мол, пить надо меньше и не устраивать драк, тогда и морды не будут такими битыми.
Впрочем, увидев добычу античных времен, торговец сразу же забыл о мелочах.
Одобрительно хлопнув майора по плечу, Артур потребовал, чтобы они обязательно приезжали следующим летом. Потом извлек из кейса распечатанные на лазерном принтере прейскуранты. Вдвоем с Сергеем они подсчитали сумму вознаграждения за винтовки, патроны и амфоры.
Получалось не слишком много. То есть часа два назад, услышав о таких деньгах, охотники за подводными сокровищами запрыгали бы от радости, но теперь, имея по сорок тысяч баксов на душу, Артурову плату восприняли довольно равнодушно.
В один грузовичок сложили пожитки отряда, во второй — оплаченную скупщиком добычу. Все уже было готово к отъезду, когда начались неприятности. Ринат, телохранитель Артура, обеспокоенным возгласом позвал хозяина, чтобы показать свою находку. На обкатанных морем камушках галечника отчетливо виднелись бурые пятна крови.
— И вон там я кровь видел, и там тоже, — показывал пальцем телохранитель. — А там вдобавок мозги разбрызганы. Тут кого-то замочили.
— Что это вы тут устроили, душегубы? — занервничал Артур. — Мы так не договаривались.
Надо было срочно выкручиваться, а никакого разумного объяснения они заранее не придумали. Первым нашелся Николай, промямливший: дескать, барашка резали, шашлык кушали. Скептически поморщившись, Ринат раскрыл ладонь, демонстрируя горсть стреляных гильз.
— Здесь палили из «Винтореза», — сказал он. — А вот это — бесшумный патрон от спецпистолета «Вал» или от стреляющего ножа. Похоже, кто-то устроил тут крупную разборку. Стреляли серьезные люди, не эти фрайера.
— Ну, было дело, — неохотно согласился Сергей. — Две банды выясняли отношения. Вам-то какая разница? Главное, что мы целые остались.
Он сочинял на ходу, а остальные поддерживали. Получалось складно, хотя и не слишком правдоподобно: возвращаясь с моря на лодках, они-де видели, что на берегу кипит потасовка, но выстрелов слышно не было. Особенно старался Аркадий, который имел кое-какие навыки по части придумывания закрученных сюжетов, поскольку подрабатывал, пописывая фантастические и детективные рассказы.
— Мы, от греха подальше, легли в дрейф, и эти боевики нас не заметили, — вдохновенно врал физик. — Издали было видно, как они покидали трупы в машины, а потом уехали. В лагере был, конечно, беспорядок, но наша добыча, слава Богу, не пострадала.
— И точно — слава Богу, — резюмировал Алексей.
Подозрительно поглядывая на них, Артур процедил сквозь зубы:
— Очень странная история… Неправдоподобная… Слишком уж вам повезло. Ну ладно, меня это действительно не касается. Поехали.
Прощаясь с ними на вокзале, Артур продолжал хмуриться и наотрез отказался предоставить рабсилу для перетаскивания рюкзаков и сумок на перрон. Чертыхаясь, они кое-как погрузились в московский экспресс, где заняли три купе-люкс. Все напряженно ждали продолжения неприятностей, но больше ничего не случилось.
Поезд тронулся почти точно по расписанию, в дороге их никто не преследовал. Тем не менее всю ночь мужчины не спали, готовые отразить нападение. Однако обошлось без эксцессов.
Глава 3
ПРОБУЖДЕНИЕ КОРОНЫ
На третий день, покончив с неотложными делами, они собрались у Дианы, чтобы наконец отпраздновать благополучное возвращение. Хозяйка квартиры продемонстрировала пластиковую коробку из-под импортного масла, в которой лежали вычищенные до зеркального блеска золотые и серебряные сосуды: чаши, кубки, флаконы. Сергей, как главный специалист по оружию, оставил в своей каморке бронзовые мечи и кинжалы. Очистить добычу от морской соли и накипи он еще не успел, но уверял, что завтра же клинки будут сверкать и что всю эту добычу удастся загнать за баснословные деньги.
По такому случаю решили гульнуть, благо финансы имелись в избытке. Через полчаса стол ломился от бутылок с различным пойлом и упаковок консервированных деликатесов — готовить в такую минуту никому не хотелось, тем более что повариха из Дианы была неважная. Первую закусили маринованными огурчиками и грибочками, вторую (между первой и второй перерывчик, как известно, небольшой) — красным перчиком и ветчиной. Дианка, будучи существом нежным, баловалась кагором, тогда как мужики глушили «Смирновскую». Сразу стало хорошо и весело, потянуло на душевные беседы. Щегольнув широтой души, Аркадий предложил не продавать оставшуюся часть трофеев.
— Красивые же вещи, — убеждал он. — И посудины эти, статуэтки, и оружие. Вот как хорошо у Дианочки стало, когда она комнату раковинами украсила. Расставим антиквариат по стенкам, развешаем оружие на стенах… — Он сделал паузу, дивясь неожиданному каламбуру. — Я имел в виду: расставим посуду в мебельных стенках, а мечи повесим на стены квартиры.
— Мы поняли, — сказал Николай и почему-то погрустнел.
— Точно, братцы, — поддержал идею немного перебравший Алексей. — Наличности у нас пока достаточно…
— Это у тебя достаточно, — раздраженно перебил его Николай. — А мне квартиру покупать, за прописку платить да еще везти сюда семью через две границы. И у Сереги тоже своей хаты нет. Мужику за сорок, а он который год в частном секторе мыкается!
— Так у тебя не хватает на квартиру? — сочувственно спросил Аркадий.
— Хватает. Но только на двухкомнатную. А куда мне в две — дети уже взрослые.
Диана поинтересовалась, сколько денег нужно, чтобы купить трехкомнатную квартиру в Москве. Оказалось, что Николаю требовалось еще хотя бы тысяч двадцать долларов. Совсем недавно, сказал он, сданы многоэтажные дома около метро «Тушинская» и в Южном Бутово. Платишь — и сразу же получаешь ключ и ордер.
И тут девушка, несказанно удивив всех, небрежным тоном заявила, что лично ей так много денег сейчас ни к чему, и предложила скинуться и собрать недостающую сумму. Николай решительно запротестовал, но на него прикрикнули, чтобы не смел рыпаться, и проблема была решена. Геолог-беженец со слезами на глазах благодарил друзей за помощь, а Сергей, сгорая от стыда, корил себя, что не он придумал такой простой выход. В конце концов, Колька был давним товарищем именно ему, а не этой куколке, которую отставной майор до последнего момента считал самовлюбленной эгоисткой.
— Ребята, за это надо выпить, — торжественно провозгласил Леха и добавил: — Диночка, ты умница.
— Я знаю, — скромно потупилась девушка.
Они наполнили рюмки и фужеры, и Сергей объявил, что намерен произнести тост.
— Друзья, — начал он, — мы с вами молодцы. Мы не только сделали хорошую работу там, под водой. Мы не только удачно вышли из той передряги на пляже — это полдела. Главное, что мы, вопреки нынешним рыночным модам, — когда все продается и покупается… — Он почувствовал, что запутался в длинной фразе. — В общем, мы спасли друга, наплевав на личную выгоду. Еще неделю назад мы были просто пятеркой более-менее знакомых людей, которых только и заботило, как бы разбогатеть. Но с тех пор мы прошли испытание глубиной, а это немало значит. Мы видели огонь и кровь, и это превратило нас в отряд, спаянный высшей степенью человеческого родства — боевым братством. Я предлагаю выпить за то, чтобы никакие испытания или соблазны не смогли сделать нас хуже и черствее, чем мы есть сегодня.
Все молча выпили, только Диана проговорила тихо:
— Хорошо сказал, старый хрыч.
Аркадий, отодвинув пустую рюмку и подцепив на один зуб вилки малосольный огурчик, а на другой — гриб, задушевно изрек:
— Кстати, братишки, о том кошмаре, что имел место быть в день отъезда…
Серега, ты у нас самый опытный по таким делам, скажи-ка: ты веришь, что это было случайностью?
— Что именно?
— Вот прикиньте…
Когда он разложил все по полочкам, недавние события действительно обрели странную логику. Кто-то дезинформировал бандитов, будто «черный поиск» добыл сокровища немыслимой ценности. Арчил со своей свитой, естественно, помчался за «бочками золота» в самое глухое место побережья, но в лагере его ждала засада.
Одновременно кто-то (вероятно, тот же самый «кто-то», который заманил в ловушку Арчила) устроил некую аферу, в результате чего Артур опоздал на встречу с бригадой аквалангистов. Четко продуманный и филигранно осуществленный замысел увенчался полным успехом: неизвестные в черных масках без потерь со своей стороны уничтожили неплохо вооруженную банду и добыли у ее главаря необходимые сведения.
— Значит, ты подозреваешь, что нас использовали в качестве приманки? — спросил ошеломленный Николай.
— Можно только строить догадки. — Аркадий развел руками. — Амуниция у них была типично спецназовская, работали с исключительным профессионализмом, вдобавок этот так называемый «полковник» знал прозвище Сергея, которого даже мы не слышали. Как будто выходит, что действовала боевая группа какой-то отечественной спецслужбы. Но тогда непонятно дальнейшее: ликвидировав бандформирование, они оставили нас связанными и даже не попытались помочь.
Казалось бы, наоборот, должны были освободить, собрать свидетельские показания.
— Да плевать они хотели на свидетелей, — отмахнулся Сергей. — Знаешь, сколько офицеров спецназа за последние годы подались в преступные группировки? Сотни. Целыми подразделениями уходили. Наверное, этот «полковник» когда-то служил со мной, а теперь командует киллерами в банде, главари которой решили замочить Арчила. Обычная история наших дней.
— А если это преступники, то почему они нас заодно не перестреляли? — резонно возразил Аркадий. — Кстати о полковнике… Ты его узнал?
— Да нет… Лица я не видел, голос не знаком, а фигура… Ясно только, что мужик немолодой и здоровый. Много таких было, всех не упомнишь.
Тут в разговор вмешался Алексей, напомнивший, что с минуты на минуту должна начаться популярная телепрограмма «Криминальная хроника».
— Глядишь, скажут что-нибудь, — предположил программист, — не хилая ж была разборка.
В начале передачи ведущий занудно рассказал о крахе очередной банковской корпорации, президент которой бесследно исчез, прихватив почти сто миллионов долларов. Потом говорили о нападении банды, вооруженной автоматами «узи», на пункт обмена валют прямо в центре Санкт-Петербурга. Следующий сюжет был посвящен транзиту ворованных в Германии лимузинов через Польшу и Россию в кавказские республики.
Они уже разочаровались услышать что-либо интересное, но речь наконец-то зашла о событиях, в которых им поневоле пришлось принять не самое пассивное участие.
Голос за кадром поведал, что преступный мир черноморского побережья понес тяжелую, может быть, даже невосполнимую утрату. Вчера вечером в заброшенной каменоломне обнаружены три иномарки, полные покойников с огнестрельными ранами, в том числе найден труп Зураба Никашвили. Этот преуспевающий почтенный бизнесмен, вице-президент крупнейшего коммерческого банка, основатель инвестиционных и благотворительных фондов, был одновременно известен как вор в законе по кличке Арчил. В региональном управлении по борьбе с организованной преступностью имелись сведения, что Арчил отвечал за сбор воровского «общака» — колоссальных денежных средств, выделяемых криминальными структурами для подкупа судей, прокуроров и следователей, а также поддержки попавших за решетку преступников. Согласно этой информации, Арчил был единственным, кому известны тайные счета в западных банках, на которых хранились десятки миллионов «общаковых» долларов.
Один из ближайших помощников Арчила — «авторитет» по прозвищу Кабан считает, что ликвидация его хозяина связана с началом войны между различными кланами преступного мира. Кабан прямо обвинил в убийстве Арчила главаря красногорско-долгопрудненской группировки Степана Лысенко, по кличке Тулуп.
Кстати, вчера поздно вечером у входа в ночной клуб «Голубой Нарцисс» Тулуп и его три телохранителя были расстреляны из автоматов с подствольными гранатометами. Милиция ведет розыск неизвестных киллеров, которым удалось скрыться с места происшествия благодаря возникшей панике. Ответственный работник столичного РУОПа, просивший не называть его имени, сказал, что убийство Тулупа — месть южных кланов за смерть Арчила.
— Чушь собачья! — взорвался Сергей. — Не мог Кабан такого говорить, потому как был убит раньше Арчила.
— А может, и жив еще, — засомневался Николай. — Мы далеко от того места сидели, ничего толком не разглядели. Может, он был в сговоре с Черными Масками и упал для отвода глаз. А они его потом отвезли подальше и отпустили.
— Да бросьте вы глупости болтать, — Диану аж передернуло. — Не знаю как вы, а я отлично все видела. Он стоял всего в полуметре от меня, и вдруг его голову словно молотом отбросило. На одном виске появилась дырка в палец, а на другом — в кулак. Даже не пискнув, ублюдок упал на месте.
Девушка разволновалась, на ее покрасневших глазах появились слезы.
Вдобавок толстокожий Аркадий подлил масла в огонь, заметив: дескать, так и должно быть — выходное отверстие всегда больше входного. Он стал описывать, с точки зрения теоретической механики, процесс движения пули через мозговое вещество, и от избытка красочных подробностей испортился аппетит не только у Дианы.
Сергей поспешил успокоить девушку, переведя разговор на другую тему:
— Давайте не будем о Кабане, он того не стоит. Пусть лучше Дианка скажет, на какую полку собирается поставить свой антиквариат. На буфет, наверное? А ту шкатулку с инкрустацией?
— Шкатулку? — Слезы на удивленных глазах мгновенно высохли. — Ой, мальчики, я о ней совсем забыла! Как запрятала тогда поглубже в рюкзак, так и не вытаскивала.
Все хором потребовали немедленно предъявить забытую находку. Диана послала Алексея в соседнюю комнату, и вскоре несчастный влюбленный приволок тяжелый рюкзак. На свет были поочередно извлечены свернутые тугими цилиндрами палатка и спальный мешок, куча нестираных шмоток и наконец — укутанный толстым свитером ларчик.
Послышались восхищенные вздохи. Аркадий со знанием дела заявил, что вещица вырезана из слоновой кости.
— Будет тебе в чем хранить кольца и брошки, — не без зависти сказал физик. — А также бусы, серьги и прочие сокровища.
— Не поместятся, — счастливо засмеялась Диана. — Тяжелая штука, там внутри что-то есть.
— Сейчас поглядим…
Ключа, к сожалению, не было, поэтому Сергей, поддев лезвием большого кухонного ножа, самым варварским образом сломал замок и откинул плотно подогнанную крышку. В углублениях на дне ларца лежали всего два предмета из бледно-желтого металла: что-то вроде сплетенной из толстых проволочек короны и глобус на невысокой подставке. Больше всего Сергея поразил именно глобус: оси не было, зазора между основанием и собственно глобусом — тоже, но шарик с рельефом материков — примерно дециметр в поперечнике — свободно вращался во все стороны.
— Не иначе какой-нибудь внутренний шарнир, как на кубиках Рубика, — предположил отставной майор.
Неожиданно Аркадий весь напрягся и, перебивая хор восхищенных реплик, прорычал:
— Сестренка, ты обещала покопаться в книгах. Откуда, черт побери, взялся этот корабль?!
Все вопросы подобного рода они возложили на Диану, поскольку девушка преподавала политологию и политическую историю в частном университете, а ее покойный дед, чью квартиру она унаследовала, когда-то заведовал кафедрой истории МГУ. Неудивительно, что в распоряжении Дианы имелась собранная за многие десятилетия огромная библиотека, большей частью состоявшая из научных трудов о близком и отдаленном прошлом. Оказалось, что девушка отнеслась к заданию достаточно ответственно и, просмотрев десятка два книг, как будто вышла на след найденной ими галеры.
Примерно 2330 лет назад в Малую Азию (то есть на территорию современных Ирана, Израиля и Турции) вторглись войска Александра Македонского. Побеждая огромные, но небоеспособные армии персидского царя Дария III, греческие отряды брали город за городом, добывая попутно колоссальные сокровища. Немалую часть награбленного Александр раздавал своим солдатам, но еще больше денег и драгоценных предметов отсылал кораблями в родную Македонию. После некоторых сражений, выполняя царский приказ, великий греческий скульптор Лисипп ваял медные статуи воинов, принявших героическую смерть в бою. Эти металлические фигуры иногда устанавливали на месте битвы, а иногда перевозились в Грецию.
Похоже, один из таких кораблей с грузом изваяний и различных трофеев, подхваченный штормом, занесло вместо Эгейского моря в Черное, где трирема и напоролась на подводную скалу, не дотянув десяток миль до берега на радость «черному поиску» XX столетия.
— Умница моя! — растроганно воскликнул захмелевший Лешка. — Были в том трюме статуи, все совпадает.
— Статуи там на самом деле были, я сам их видел, — странным голосом подтвердил Аркадий. — А вот глобусов в Древней Греции быть не могло, ведь в те времена никто на Земле даже не догадывался, что планета имеет сферическую форму. И уж подавно никто из землян даже тысячу лет назад не способен был так точно нанести на карту контуры Американского и Австралийского континентов!
Толкаясь, все бросились рассматривать глобус. Действительно, на золотистой поверхности таинственного шарика были выгравированы очертания всех материков: и Евразии с прижавшейся к ней Африкой, и обеих Америк, и оседлавшей южный полюс Антарктиды, и заброшенной в центр мирового океана Австралии. Николай, геолог по специальности, авторитетно заявил, что континенты и крупные острова изображены абсолютно верно. Обведя друзей растерянным взглядом, Диана прошептала:
— Как такое может быть?
Криво усмехнувшись, Аркадий сказал:
— Я вижу два объяснения. Либо глобус изготовлен значительно позже, чем трирема, и уже потом каким-то образом попал в трюм затонувшего в глубокой древности судна, либо… — Он пожал плечами. — Если эта шкатулка изготовлена двадцать с лишним веков назад, то изготовлена она не на Земле. Во всяком случае, глобус создан представителями цивилизации, значительно более развитой, чем древнегреческая. Иначе, по-моему, быть не может.
После такого заявления поднялся жуткий галдеж. От возбуждения все даже слегка протрезвели, но в инопланетян так и не поверили.
— Аркадий, вы же серьезный человек, — выговаривала физику Диана. — Зачем вы нас разыгрываете?
— Это он сюжет для нового романа сочиняет, — язвительно поддержал девушку Алексей.
— Ну какие же, к чертовой матери, инопланетяне, откуда им взяться? — возмущался Николай. — Из-за таких вот глупостей я и не люблю вашу фантастику. Если они прилетели три тысячи лет назад, то почему не оставили других следов? Нет, я о тебе был лучшего мнения.
— А не могло случиться, что в прошлом или позапрошлом веке, когда уже были открыты все материки, какой-нибудь взбалмошный миллионер построил себе прогулочную трирему, чтобы перед царем покрасоваться? — размышлял вслух Сергей.
— Нет, в такое тоже не верится…
— Поймите вы, идиоты! Не знали древние греки ни про Америку, ни про Антарктиду, ни про Австралию! — орал на них Аркадий. — Они вообще думали, что Гея — это плоская тарелка на спине у трех баранов, или слонов, или еще какого-то зверья. Ты же географию должен знать, позор семьи Туриных! И даже самый эксцентричный богач девятнадцатого века не стал бы строить трирему и нагружать ее настоящими древними сокровищами!
Спор затих на короткое время, когда Сергей вдруг заявил: галера погибла очень давно, не сто и даже не двести лет назад, а гораздо раньше. Он объяснил свой вывод степенью коррозированности железных и бронзовых изделий. Чтобы металл пришел в такое состояние, нужно не меньше трехсот — пятисот лет, а в те времена столь точных данных о форме континентов быть еще не могло.
— Древние обладали колоссальными знаниями, о которых мы даже не догадываемся, — неуверенно подала голос Диана. — Не забывайте про Атлантиду и другие сверхцивилизации.
— Нет на глобусе никакой Атлантиды! — огрызнулся Аркадий.
Спор мог продолжаться до бесконечности, поэтому Сергей грозно рявкнул и не слишком вежливо предложил присутствующим заткнуться. Потом еще раз внимательно осмотрел загадочный глобус, не без труда отобрав последний у Дианы. Внешне это был самый обыкновенный — только из незнакомого материала — шарик с изображением земной поверхности. Разве что к плоской коробочке шар крепился непонятным образом.
— Магнит его держит, что ли? — недоуменно произнес майор.
Аркадий немедленно поднес к почти неразличимой щели между глобусом и подставкой сначала нержавеющее лезвие складного ножа, а затем оказавшийся в кармане Николая компас, однако ни малейших признаков магнетизма этот эксперимент не выявил. Больше скептических голосов слышно не было, и физик победоносно прошелся насчет умственных способностей некоторых деятелей «черного поиска». Версия о внутренних шарнирах тоже отпала — на поверхности шара не имелось каких-либо отверстий или прорезей.
— Обе части устройства сцеплены каким-то силовым полем. — Тон физика был безапелляционным. — Природа поля для меня — полная загадка. Во всяком случае, магнитные силы тут ни при чем — железо и стрелка компаса на эту силу не реагируют.
Молодые люди молча — с почтением и даже с легкой опаской — разглядывали творение неведомых существ.
Вдруг Диана сказала тихо:
— Смотрите, мальчики, на континентах есть еще какие-то знаки.
Крохотные двенадцатиконечные звездочки размещались в самых неожиданных местах. В Северной Америке их было три — на севере Кордильер, на юге Скалистых гор и в районе Великих озер. Две расположились на изображении Южной Америки — приблизительно в центре раздутой экваториальной части материка и где-то около города Асунсьон. Австралию украшала лишь одна звездочка, накрывшая геометрический центр континента. Две звездочки удалось разглядеть в Африке: на севере, где граничат Ливийская и Нубийская пустыни, и на юге — в горах возле озера Танганьика. Зато Евразия была усеяна подобными значками очень густо: Альпы, Кавказ, Урал, Памир, Восточные Саяны, юг Большого Хингана, Гималаи, Индокитай.
Большая часть шестнадцати звездочек находилась в местах, где сейчас возвышаются горы. Однако Николай категорически опроверг предположение, что эти метки совпадают с высочайшими вершинами. Оставалось согласиться с гипотезой Аркадия, в которой сомневался даже сам автор: дескать, звездочками обозначены тайные базы космических пришельцев. Алексей немедленно предложил организовать при первой же возможности поиск в этих местах и найти новую партию инопланетных сокровищ. Геологу пришлось охладить пыл парня: при таком масштабе картирования каждая звездочка накрывала почти сотню тысяч квадратных километров, и отыскать неведомо что на таком огромном пространстве было практически нереально.
Вопрос, который задал Аркадий, остальным поначалу показался неуместным, но спустя минуту-другую все согласились, что об этом стоит подумать всерьез. А вопрос был простой: как можно заработать на этой хреновине? Поразмыслив, ребята пришли к выводу, что самым разумным было бы созвать пресс-конференцию, предъявить артефакт и прославиться на весь мир. Потом можно будет выпустить книгу и фильм о находке и других приключениях «черного поиска». Диана уже представляла, как ее пригласят работать фотомоделью лучшие транснациональные агентства, тогда как Аркадий брался написать кучу сценариев о прибытии на Землю межзвездной экспедиции с последующей гибелью инопланетян в эпоху македонских завоеваний. Он почему-то был уверен, что Голливуд оплачивает такие сюжеты по высшим ставкам. И Диана тут же принялась строить планы относительно карьеры кинозвезды.
Неожиданно девушка вспомнила, что в шкатулке, помимо глобуса, была еще корона.
— Никто не сказал, что корона тоже инопланетная, — засомневался Николай.
— Нам же будет лучше, если она тоже окажется инопланетной! — осадил родственника меркантильный физик.
А Диана уже вертела в руках золотистый головной убор — обруч, к которому были прикреплены десятки заостренных стебельков. Осмотрев корону снаружи, она с легкой обидой в голосе заявила, что никаких признаков внеземного происхождения на металле нет. Но… Спустя мгновение она уже визжала от восторга — на внутренней поверхности были выдавлены узоры, напоминавшие надпись, хоть и на неведомом языке.
— Дай погляжу, — потребовал Алексей.
— А ты умеешь читать по-ихнему? — рассмеялась жестокосердная красавица. — Секундочку, я только примерю. Кажется, это мой размер…
Она осторожно водрузила обруч на копну каштановых волос. Мужчины смотрели на Диану, затаив дыхание, будто ожидали какого-то чуда, однако ничего сверхъестественного не произошло. Разочарованно скривив губки, девушка поднесла руки к вискам, собираясь снять корону, но вместо этого обратила на друзей удивленный взгляд и осведомилась:
— Какой еще вход? Мальчики, кто из вас валяет дурака?
— В чем дело? — всполошился Леха. — Никто из нас рта не раскрывал.
Девушка выглядела слегка озадаченной и произнесла неуверенно, продолжая подозрительно щуриться:
— Но ведь кто-то спросил меня, не желаю ли я открыть вход…
— Это корона с тобой заговорила! — крикнул Аркадий. — Братишки, это Контакт! Ну конечно, корона — устройство для связи с базой. Отвечай, чтобы открывали!
Сергей хотел было предостеречь, что надо быть поосторожнее, но опоздал.
Диана вскрикнула, показывая пальцем на нечто, находившееся за спинами ребят.
Обернувшись, они увидели, что на месте, где совсем недавно стояла мебельная стенка, засверкала пульсирующая ярко-красная линия, очертившая квадрат размером примерно два на четыре метра. Внутри огненного контура мерцала, переливаясь, странная перламутровая субстанция. Выглядело это довольно дико: словно неведомая сила вырезала в мебели солидных размеров кусок. Однако Диана забеспокоилась вовсе не о своем имуществе, а громко вопросила, где же обещанный вход.
Вместо ответа перламутровый квадрат исчез, осталась только пылающая линия.
Сквозь прореху в стене было видно просторное помещение, но явно не соседняя комната.
— Огромный зал с какой-то техникой, — сообщил Алексей, боязливо заглянув на ту сторону. — Зайдем?
— Обязательно зайдем, — решительно сказал Сергей. — Только сначала надо обуться. Не в тапочках же встречаться с братьями по разуму.
Глава 4
ОПЕРАЦИОННЫЙ ЗАЛ
Позади светился точно такой же красный квадрат, через который была видна квартира Дианы, но сами они стояли на полукруглой, огороженной поручнями площадке, метра на два возвышавшейся над полом огромного, не меньше гектара, зала. Всего вдоль длинной стены располагались четыре такие площадки. На высоте двухэтажного дома над ними сиял бело-голубым светом плоский потолок, а прямо перед ошарашенными землянами в просторном бассейне плескался небольшой кит.
Одним краем бассейн упирался в стену, а с другой стороны стояли в несколько рядов клетки, невольно вызвавшие ассоциацию с зоопарком. По одной вольере потерянно прогуливалась львица, во второй спал, уютно свернувшись, черный медведь, в третьей жевал траву кто-то мохнатый и копытный с солидными винтообразными рогами.
От смотровых площадок до звериных загонов тянулись ряды прозрачных кубов с растениями, птицами, мелкими животными. По геометрически правильным проходам размеренно передвигались странные человекоподобные фигуры, собранные словно из коротких металлических стержней. Одежды на них не было, а на сочленениях, нагрудных панцирях и сферических головах горели огоньки.
Один из этих роботов, приблизившись к людям, задрал голову, навел на землян три глаза-объектива и застыл в такой позе. Корпус двухметрового монстра был обвешан и утыкан всевозможными приспособлениями, среди которых люди смогли распознать лопатку, набор клинков разного размера (от абордажного палаша до хирургического скальпеля) и что-то вроде пистолета с толстым стволом. Четыре трехсуставчатые лапы, завершавшиеся шестипалыми «кистями», неподвижно висели вдоль корпуса.
— Чего он на нас уставился? — нервно спросила Диана.
— Изучает, — Аркадий был в родной стихии, как будто стал персонажем одного из своих многочисленных фантастических романов. — Смотрите, в этом зале они исследуют флору и фауну Земли. В вольерах собраны экспонаты из всех уголков планеты.
— А это что?
Сергей указал на вмонтированный в поручни щиток, украшенный множеством тумблеров и клавиш.
— Да это же пульт управления! — восторженно завопил Леха.
Майору пришлось шлепнуть по рукам излишне ретивого фаната компьютерных забав и настрого запретить всем касаться здешних устройств до появления хозяев.
Неожиданно послышался громкий плеск, словно где-то поблизости хлынул горный поток. На передней стенке бассейна замерцал уже знакомый нам красный квадрат, сквозь который стремительно уходила вода. Кит испуганно забил хвостом, однако струя вынесла морского великана в открывшийся проход. Вскоре бассейн снова заполнился водой, но вместо кита появился средних размеров спрут.
Очевидно, хозяева исследовательского центра сменили изучаемый объект.
Аркадий объяснил друзьям, что существа, построившие базу, овладели техникой управления иными измерениями пространства. Место, куда они попали, могло находиться где угодно: в другом полушарии Земли, на другой планете, в системе другой звезды. Однако они переместились сюда практически мгновенно — сделав лишь несколько шагов через ворота, которые удалось открыть с помощью короны.
— Во всяком случае, это не Луна, — заявил Николай. — Сила тяжести практически нормальная, как на Земле.
— Может быть, они умеют управлять гравитацией, — возразил Аркадий. — Если попадем сюда еще раз, попробуем измерить силу тяжести. Надо будет прихватить пружинные весы…
Назревал горячий диспут двух специалистов, каждый из которых прекрасно знал свое дело, но был абсолютным дилетантом по части инопланетной технологии.
Поэтому Сергей посоветовал придержать до лучших времен все полезные советы и гениальные идеи, а пока заняться осмотром других помещений, находившихся за дверью зала.
Один за другим земляне спустились по легкой лестнице. Робот проводил их посверкиванием трехлинзового взгляда, но преследовать или провожать не стал.
Еще несколько шагающих механизмов, попавшихся на пути, вежливо тормозили и ждали, пока люди освободят дорогу.
На стене над дверью висели таблички с мелкими значками текста. Диана заявила, что эти буквы — точно такие же, как на ее короне. Сняв золотистый обруч, девушка принялась разглядывать письмена, выдавленные на внутреннем ободе, сравнивая их со знаками у входа. Действительно, многие символы были довольно похожи.
Алексей произнес раздраженно:
— Ребята, кончайте мандражировать, какого черта тянете время?! Мне тоже страшно, но раз мы уже здесь, надо открыть дверь и войти.
— Вовсе мы не тянем… Неудобно как-то без приглашения, лучше хозяев дождаться… А ты открой дверь, если такой умный…
— Между прочим, парень прав, пасовать уже поздно, — неожиданно признал Аркадий. — Пока нам везет — воздух пригоден для дыхания, будем надеяться, что и за стеной ничего страшного не случится.
Физик решительно подошел к двери. После непродолжительного осмотра удалось разглядеть небольшой полусферический выступ. Аркадий даже перекрестился, хотя раньше никогда религиозностью не отличался, и принялся осторожно крутить это похожее на шляпку грибка приспособление в разные стороны. Одна из попыток оказалась успешной. Створки разъехались, открывая вход в новое помещение.
Следующие полчаса они осматривали комнату за комнатой. Хозяев не обнаружили или, по крайней мере, не заметили. Залы разного размера были заполнены не всегда понятными предметами. Была здесь явная комната отдыха с убиравшимися в стенку койками и выдвигавшимся из пола столом. Было что-то вроде бытовки или склада. О некоторых хранившихся там предметах Сергей сказал, что у них может быть единственное предназначение — уж на что, а на оружие у майора-диверсанта было чутье. В пятой или шестой по счету комнате их ждало вовсе неприятное зрелище: на полу лежал скелет, сжимавший в костяных пальцах правой руки пистолет с толстым стволом. Точно такие устройства они уже видели на роботах, но оружие в руках мертвеца было покрыто ржавчиной и мелкими трещинами.
— По-моему, он застрелился, — мрачно сказал Аркадий. — Вот дыра в черепе. Причем это случилось очень давно — плоть истлела и исчезла без следа.
Похоже, никто не заглядывал сюда много столетий.
— Экипаж базы погиб? — предположила Диана. — Или звездолет стартовал, а этого беднягу почему-то оставили на Земле…
— В любом случае, это произошло во времена Александра Македонского, — резюмировал Сергей. — Экспедиция погибла, новый корабль не прилетел либо спасатели опоздали…
— Угомонитесь, шерлокхолмсы доморощенные, — поморщился Николай. — Вы можете выдумывать любые гипотезы, но никто никогда не узнает, какая из них правильная.
Фанатично сверкая полубезумным взглядом, Аркадий рявкнул:
— Обязательно узнаем! — Потом решительно распахнул очередную дверь и замер на пороге. Заглянув через его плечо, Диана сказала:
— Ух ты! — и потребовала, чтобы физик отодвинулся.
Сначала девушка, а за ней и остальные протиснулись в зал, где сверкали десятки, если не сотни голограмм.
Прямо напротив входа огромная — в несколько метров по каждой из трех осей — объемная картина представляла батальную сцену: звено самолетов с французской символикой на фюзеляжах и треугольных плоскостях бомбило городок в красивой долине. С земли по воздушным целям надрывно лупили зенитки, нащупывая «миражей» огненными струями трассирующих снарядов. На глазах у пятерки потрясенных зрителей один из самолетов задымил после близкого разрыва и круто пошел вниз.
На месте его падения расцвел бутон дыма и пламени, а над садами балканского городка развернулись два парашюта — экипаж сбитого бомбардировщика успел катапультироваться. Голограмма внезапно разделилась на два изображения: на мелкомасштабном было видно, как уцелевшие самолеты, заложив крутой вираж, вышли из зоны обстрела и вскоре исчезли из виду; вторая половина трехмерной картинки детально показала, что творится на месте приземления пилотов. Спрыгнувшие с подъехавшего бронетранспортера солдаты зверски избили летчиков, связали и увезли куда-то.
— Босния? — неуверенно спросил Алексей.
— Похоже, — подтвердил Сергей. — Насколько я разобрался, сербы смахнули с неба НАТОвский «мираж». Послушаем, что вечером будут передавать об этом «Время» или «Вести».
Репортаж из Боснии внезапно сменился изображением джунглей, где отчаянно перестреливались два отряда. У одних были автоматические винтовки, напоминавшие американские М-16, у других — какая-то разновидность «Калашникова» — судя по конструктивным особенностям, восточноевропейского производства. Сквозь треск очередей пробивались обрывки фраз на испанском языке. Зрители на инопланетной базе заключили, что смотрят передачу из Южной Америки, но какая это страна — Колумбия, Никарагуа или что-то другое, — определить не удалось. Пальба внезапно стихла. Оба отряда, бросив убитых и раненых, расползлись в разные строны. Неведомый режиссер снова переключил видеоканал — теперь они наблюдали какой-то конфликт ближневосточного региона. Не то палестинские боевики штурмовали позиции израильтян в Ливане, не то курды выясняли отношения с турецкой армией, не то дело происходило вовсе в Нагорном Карабахе. Наконец, когда зрители совсем обалдели от стрельбы и крови, изображение стало непривычно спокойным: благообразные немолодые люди мирно беседовали за большим столом.
— По-моему, это американский госсекретарь, — неуверенно произнес Алексей. — О чем они говорят?
Но никто из присутствующих английскую речь на слух не воспринимал.
Аркадий, Диана и сам Лешка с грехом пополам умели читать со словарем, а Николай и Сергей совершенно не имели способностей к языкам. Поэтому за переговорами на большой голограмме никто следить не стал. Общее внимание переключилось на расположенные по бокам мелкие трехмерные «экраны». Их было, наверное, больше сотни — светящиеся кубики с гранями размером в школьную тетрадь. Малые голограммы располагались тесно одна к другой во много ярусов, занимая пространство вдоль стен. Каждый из крохотных видееобъемов показывал свою картинку из какого-нибудь уголка Земли.
— Вот вам еще одна гипотеза, — тихо сказал Аркадий. — Они прилетели две-три тысячи лет назад, построили этот центр дистанционного наблюдения, дали задания роботам и покинули Землю. С тех пор приборы в автоматическом режиме изучают нашу планету. Кроме этого осуществляется видеозапись наиболее интересных событий: военных действий, научных исследований, переговоров государственных деятелей.
— Правдоподобно, — согласилась Диана и добавила удивленно: — А вы романтик, Турин…
Физик, улыбнувшись, сообщил, что он вовсе не романтик, а циник и прагматик. Сергея неожиданно охватило чувство, отдаленно напоминавшее ревность.
— Одно не вписывается в твою гипотезу — труп из соседней комнаты, — сердито буркнул он.
— А в чем проблема? Труп, дорогуша, легко вписывается в любую гипотезу, — небрежно отозвался Аркадий. — Способность оставлять трупы в самых неожиданных местах — отличительный признак любой высокоразвитой цивилизации.
— Действительно циник, — вздохнула Диана.
Продолжая перебрасываться шуточками, ребята жадно разглядывали голографические картинки. Здесь встречались самые различные сценки из будничной жизни планеты — мгновенный срез жизни человечества, составленный из сотен эпизодов и событий. Они узнавали известных артистов и политиков в минуты работы и отдыха, но были тут и простые люди, занятые повседневными делами, без которых невозможно существование любой цивилизации.
— Знакомая рожа, — сказал вдруг Сергей, показывая на одну из малых голограмм. — Полковник Восканов… Служил у меня в дивизионе. Туповатый малый, но отменный интриган и карьерист. Сейчас, если не ошибаюсь, пристроился в какую-то службу охраны правительства… О, да он уже генерал! Смотри, как люди растут… Хотел бы я послушать, о чем он говорит.
В комнате раздались странные звуки, словно механический голос произнес короткую вопросительную фразу на незнакомом языке. Почти одновременно с большой голограммы исчезла картина боя на подступах к Кабулу, где отряды фундаменталистов-талибов отступали под бомбовыми и ракетно-артиллерийскими ударами правительственной армии Афганистана. Мгновение — и перед землянами засияло трехмерное изображение роскошного кабинета, в креслах которого развалились бывший сослуживец Сергея в мундире генерал-лейтенанта и еще какой-то мужчина средних лет в штатском. На журнальном столике между собеседниками дымились чашки и работал на запись компактный магнитофон.
— …не для огласки, — зазвучала с середины фраза генерала. — По крайней мере, мое имя не должно упоминаться.
— Это понятно, Леонид Владимирович, не трудитесь напоминать мне банальные истины… Итак, пожелавший остаться неизвестным высокопоставленный офицер спецслужб полагает, что Тулуп не мог убить Арчила. Это ваши догадки или можете привести убедительные факты?
Пятерка в голографической студии насторожилась. Этот разговор напомнил о событиях, которые они чуть не забыли, столкнувшись с наследием инопланетян. А забывать не следовало, ибо попавший хоть однажды в пламя подобных событий не имеет гарантии, что происшедшее не напомнит о себе еще раз.
— С достоверными данными, признаюсь, жидковато, но есть элементарная логика, — сказал Восканов. — И Арчил и Тулуп входили в «семью» Аввакума, едва ли не самого влиятельного «авторитета» организованной преступности СНГ. Это десятки воров в законе, которым подчиняются сотни банд и группировок. Кроме чисто криминального бизнеса, они контролируют две трети коммерческих банков и компаний России, Украины, Белоруссии, Кавказа, а также Прибалтики. У них имеются филиалы в Соединенных Штатах, в Германии, в Израиле, в Англии.
— Знаю, я пытался писать об этом, но редактору позвонили, и он сразу снял материал. А потом двое подкараулили меня ночью в подъезде, приставили к носу ствол, сунули в карман пачку долларов и вежливо посоветовали забыть об этой теме.
— Когда это произошло?
— В июле… Двенадцатого июля.
— Надо было поставить нас в известность. Организовали бы вам охрану.
— От снайперской пули никакой телохранитель не защитит.
— Тоже верно… Что ж, продолжим. С Аввакумом пытаются соперничать три группировки: зауральская, туркестанская и кавказская. Но кавказцы сейчас еле дышат из-за войны в Чечне, а среднеазиаты как будто договорились с москвичами и полюбовно разделили сферы деятельности.
— Значит, сибиряки? — предположил журналист.
— Не думаю… За последний год Аввакум развернул против них полномасштабную войну. Московские киллеры перебили полсотни «авторитетов» Сибири и Дальнего Востока, кое-кого достали даже в Тель-Авиве. Нет, зауральские кланы не смогли бы сделать этого.
— Тогда остаются Федеральная контрразведка или Служба безопасности президента.
Генерал Восканов отрицательно покачал головой и сказал:
— Мне доподлинно известно, что оба эти ведомства не причастны. Поначалу я подумал: не сам ли Аввакум убрал двух влиятельных воров в законе, чтобы укрепить свой престол. Однако сегодня наш источник в ближайшем окружении Аввакума сообщил, что пахан пребывает в страшной панике, усилил до предела личную охрану, не покидает свой особняк в Епифаньевой Пустыни… Но еще загадочнее другие обстоятельства этой истории.
И Восканов поведал захватывающие подробности. В четверг после обеда приближенные в последний раз видели южного владыку Арчила. В пятницу неизвестные, воспользовавшись всемирной компьютерной сетью, сняли со счетов банка «Кредит энд коммерс интернэйшнл» около семидесяти миллионов долларов общероссийского воровского «общака». Куда канули эти деньги, проследить не удалось и, видимо, найти концы уже невозможно. К тому же вечером в субботу, то есть вчера, перед «Голубым Нарциссом» убит Тулуп — главный убийца в окружении Аввакума. Спустя час некто, назвавшийся Кабаном, позвонил на телевидение и сообщил, будто найден труп Арчила и что в отместку за смерть последнего южане замочили Тулупа. В действительности же трупы Арчила и его людей, включая Кабана, обнаружены только сегодня утром.
— Весело живем. — Журналист выглядел встревоженным. — Так кто же, по-вашему, там сработал — ЦРУ или МОССАД?
Генерал вздохнул и долго молчал. Затем сказал еле слышно:
— Скорее всего, какой-нибудь «эскадрон смерти». И это меня пугает.
— Вы имеете в виду пресловутую бригаду «Феликс»?
— Если бы… — Восканов снова вздохнул. — Бригаду «Феликс» выдумали мы сами. Но неожиданно для нас появилась бригада «Сталин», затем дружина «Пролетарские Мстители», легион «Белая гвардия». И, наконец, самые удачливые и безжалостные в этой компании — «Красные Стрелы». Кстати, в сердце бедняги Арчила торчала большая стрела красного цвета, выпущенная из арбалета уже после смерти жертвы — это их визитная карточка.
На другом столе затренькал телефон с двуглавым орлом на диске. Генерал пробормотал в трубку что-то неразборчивое, долго слушал с напряженным видом, несколько раз открывал рот, пытаясь ответить, но собеседник на другом конце провода этой возможности так и не предоставил. Положив трубку, Восканов хмуро сообщил журналисту, что их разговор окончен. Из кабинета они вышли вместе.
Несколько секунд держалась голограмма с видом пустой комнаты. Потом все тот же голос задал невразумительный вопрос. Спустя полминуты вопрос повторился, после чего изображение в очередной раз сменилось — это была уже Япония…
Полиция разгоняла толпу зевак, столпившихся около входа в метро. Санитары выносили из-под земли носилки с ранеными. Похоже, фанатики секты «Аум Синрикё» осуществили новый теракт. Планета Земля продолжала развлекаться в меру сил и способностей.
— Ну и что скажете?
Конечно, вопрос Сергея был чисто риторическим, но Алексей понял командира буквально и ответил как истинный компьютерщик. Он объяснил присутствующим, что они имеют дело с интерактивной системой. Получив нечетко сформулированное задание, электронный мозг базы вступил в диалог с пользователем. К сожалению, никто из них не понимал, о чем спрашивает инопланетный компьютер. И, не дождавшись ответа, система управления вернулась к исполнению прежней программы.
— Я не о том! — прорычал майор. — Вы что, не понимаете? Нас подставили, как бобиков! Сейчас люди Аввакума примутся искать убийц этого ублюдка Арчила. Они перетряхнут весь Крым и выяснят, что мы впятером видели всю разборку из первого ряда партера. И тогда они найдут нас и выбьют все, что нам известно!
По меньшей мере трое из пятерых похолодели, представив такую перспективу.
Только Николай нашел силы пошутить: дескать, появилась хоть какая-то ясность — «Черные Маски» оказались «Красными Стрелами». В ответ Аркадий злобно заметил, что «Красные Стрелы» или как они там, могли бы взять их под колпак, но не стали этого делать…
— А я читала об этих «эскадронах смерти», — вдруг сказала Диана. — Кажется, в «Аргументах и фактах»… После разрушения СССР некоторые офицеры и генералы спецслужб создали подпольную организацию, которая мстит тем, кто виновен, по их мнению, в гибели сверхдержавы. По слухам, эти подпольщики ликвидировали многих главарей криминального мира, мафиозных коммерсантов и даже военных, расстреливавших Дом Советов позапрошлой осенью.
— Сейчас я поговорю с ними по-своему, — с трудом сдерживая ярость, проговорил Сергей и потребовал от системы управления выдать на большую голограмму изображение ближайшей базы «Красных Стрел». Стереокартинка поморгала и представила внутренний вид депо, где стояли экспрессы, обслуживающие линию Москва — Питер. Сергей начал свирепеть. Друзья знали: в таком состоянии командир сходит с рельсов и лучше не стоять у него на пути.
— Главное, что компьютер нас слушается, — промямлил Леха. — А остальному постепенно научимся.
Скептически фыркнув, Аркадий проворчал: — Поглядим… — и потребовал дать увеличенное изображение одной из боковых голограмм. Система послушно выполнила приказ.
… Сумерки накрывали полуразбитый бомбежкой и уличными боями южный город.
В воздухе жужжали тучи мух и комаров, а впереди, за оградой из колючей проволоки, разлагались трупы животных. Бронетранспортер лениво тарахтел пулеметом по многоэтажным развалинам, темневшим на фоне заката в полукилометре от блокпоста. Взвод федеральных сил — бронежилеты на голое тело — отсиживался за неровной стенкой из камня-кубика и мешков с песком. Солдаты перекуривали, неторопливо и степенно матюкая политиков, помешавших своими нелепыми приказами добить «духов» еще в начале лета. Параллельно говорили и о капитане, который сегодня обязательно снимет вражеского снайпера, не дававшего солдатам уже второй день поднять голову.
Из кустов неожиданно щелкнул одиночный выстрел. Кто-то невидимый смачно выругался, добавив:
— Успела, сука, отскочить. Лейтенант-омоновец заинтересованно спросил:
— Снайпер бабой оказался?
— Ну да, из «белых лифчиков». Поменяла, тварь, позицию. Я ее засек, когда она меня уже взяла на прицел. Я-то раньше спуск нажал, но явно промазал. Теперь и мне переползать надо.
— Давай, братишка, мы в тебя верим, — подбодрили капитана. — С нас причитается.
А на базе Аркадий скомандовал, четко выговаривая каждое слово:
— Показать позицию вражеского снайпера.
Голос базового компьютера вновь развел демагогию, пытаясь уточнить задание, но физик рявкнул:
— Исполнять!
Выполнение команды почему-то затянулось, прошло не меньше минуты, прежде чем они увидели комнату в разрушенном доме. Женщина в маскировочной накидке сидела на тахте, а два голых до пояса бородача бинтовали ей плечо. В углу стояли прислоненные к стене два автомата — АКС-74 и АКМ. Раненая держала на коленях винтовку с оптическим прицелом и, жалобно постанывая, говорила с сильным прибалтийским акцентом:
— Этот негодяй опередил меня!
— Не плачь, красавица, это просто царапина, — успокаивал ее молодой боевик-ополченец. — Сейчас ты его обязательно снимешь. Это, наверное, тот самый капитан из шестнадцатой бригады, за него три тысячи баксов дадут.
Закончив перевязку, они немного подбодрили снайпершу, пощупав тощие груди и ляжки. Девица хихикнула и, став в середине комнаты, принялась высматривать цель.
Сергей мрачно прокомментировал:
— Опытная, сволочь, не приближается к окну, из тени стреляет…
— Плевать на ее опыт, — процедил сквозь зубы Аркадий. — Надо бы снять, пока она не подстрелила нашего парня… Система управления! Сдвинуть точку наблюдения к противоположной стене.
Изображение повернулось. Теперь боевики на голограмме стояли спиной к зрителям. Сергей показал пальцем: мол, я беру на себя левого, а ты займись тем, который справа. Миролюбивый Николай попытался остановить друзей, посоветовав не ввязываться в это опасное приключение, но Аркадий вместо ответа скомандовал:
— Открыть проход в точку наблюдения!
Они набросились на ополченцев, которые совершенно не ожидали нападения сзади. Ударом сцепленных кулаков Аркадий оглушил доставшегося ему противника и толкнул обмякшее тело на снайпершу. Та покачнулась, но винтовку из рук не выпустила. Пришлось надавать ей оплеух и отобрать оружие. Наемница, охнув, присела на засыпанный битой штукатуркой пол и задним ходом отползла к подоконнику. Удерживая худосочную девицу под прицелом ее же собственной винтовки, Аркадий отошел к стене, подобрал автомат, быстро передернул затвор и оглядел комнату.
Сраженный его кулаком боевик слабо мычал, корчась на полу, снайперша сидела тихо, с опаской поглядывая на вооруженного физика. Зато Сергею попался достойный противник. С разбитым в кровь лицом и поврежденной левой рукой он озверело наседал на майора, размахивая длинным кинжалом.
— Не стреляй, Аркаша, я сам! — крикнул Сергей. — И держись подальше от окна.
Блокировав предплечьем выпад боевика, он молниеносно вывернул руку противника. Нож, звякнув, упал на пол, однако ополченец каким-то чудом сумел освободиться от захвата и снова принял боевую стойку. Сергей дважды с силой ударил противника по голове, потом ткнул сложенными конусом пальцами в горло.
Боевик захрипел, но удержался на ногах и даже попытался нанести удар ногой, от которого Сергей легко уклонился и сам врезал противнику ногой в пах, а затем в прыжке угодил каблуком в солнечное сплетение. Когда ополченец согнулся в глубоком поклоне, майор страшным ударом ребром ладони переломил ему шею.
В этот момент нокаутированный Аркадием бородач наконец оклемался и, с профессиональной быстротой оценив обстановку, сунул ладонь под куртку. Физик не стал ждать, пока на поверхность будет извлечено что-нибудь стреляющее или режуще-колющее, и, легонько переместив ствол, дернул спусковой крючок. Пули забарабанили вокруг сидевшего на полу ополченца, рикошетируя во все стороны, но Аркадий продолжал водить автоматом, пока очередь не зацепила живую мишень.
Остальное сделали кусочки металла со смещающимся центром тяжести, разворотившие бедро и бок боевика. Как бывает в таких случаях, смерть от болевого шока наступила мгновенно.
Снайперша вскрикнула, когда на ее лицо брызнули капли крови, и инстинктивно вскочила на ноги. Но стоять в полный рост возле открытого окна во время снайперской дуэли — глупое занятие. Капитан из 16-й бригады давно ждал этого момента, терпеливо держа под прицелом верхние этажи полуразрушенного здания. Заметив силуэт в окне, он немедленно спустил курок, и одним «белым лифчиком» на этой войне стало меньше. Даже не пискнув, проигравшая поединок наемница рухнула на пол, а с улицы донеслись торжествующие крики бойцов ОМОНа.
— Ты пригибайся, а то и нас зацепит, — посоветовал Сергей. — И вообще, пошли домой.
— Как так домой? — Аркадий сделал большие глаза. — В наших обстоятельствах первое дело — обзавестись арсеналом.
— Тоже верно…
Майор не без уважения подумал, что физик хоть штатский, а соображать умеет. Не обращая внимания на полные негодования окрики друзей, они обыскали убитых, постепенно перетаскивая находки на базу космических пришельцев.
От возмущения Диана даже лишилась дара речи, что случалось с ней нечасто.
Лешка взирал на старших товарищей с комичной смесью страха и восхищения, а Николай попытался пристыдить командира с родственником: дескать, грабеж трупов на поле боя цивилизованные люди называют мародерством.
— Уймись, чистоплюй, — огрызнулся Аркадий. — Если хотим прожить немного больше, нам до зарезу нужно оружие. Все остальное — не важно. А что я между делом эти пять тысяч долларов у мертвецов вытащил — каюсь, виноват… — Он ухмыльнулся. — Не всегда могу с собою совладать.
Мрачно взглянув на верзилу-физика, Сергей изрек:
— Что ты не умеешь владеть собой — это, конечно, плохо. Но совсем никуда не годится, что ты оружием владеешь хуже моей покойной бабушки! Это ж надо — выпустил весь рожок с трех метров по неподвижной мишени, и то случайно попал. Еще секунда, и у тебя кончились бы патроны, а он уже вытаскивал «ствол» из-за пазухи.
Пристыженный Аркадий виновато потупился. Закрыв многомерный проход, они вдвоем с майором стали раскладывать на столике трофеи. Их арсенал пополнился двумя пистолетами Макарова и одним ТТ с глушаком. К ПМ имелось четыре неполные обоймы и столько же картонных пачек с патронами, а к ТТ — три обоймы, но полностью снаряженные. Автоматные магазины были скреплены попарно «валетом» — защелками в противоположные стороны. Очень практично: расстрелял один рожок, не надо лазить в подсумок — просто перевернул сдвоенный магазин и продолжай палить. Всего таких двойных рожков оказалось по три комплекта к каждому автомату. Еще они обзавелись несколькими осколочными гранатами.
Больше всего сомнений вызвала легкая винтовка с ночным оптическим прицелом. К своему стыду, Сергей не смог определить, что они добыли, и даже предположил, что винтовка испанская или бельгийская. Снисходительно похлопав командира по ушибленному в драке плечу, Николай, который был страстным охотником, сообщил:
— Это «Тигр». Охотничья винтовка-полуавтомат. Стреляет боевыми патронами от пулемета или мосинской трехлинейки. Вдобавок десятизарядный магазин. Мечта любого промысловика.
— Вот и держи, умник, — сказал Сергей. — Мы еще поохотимся.
— А что? Все леса и джунгли Земли в нашем распоряжении, — подхватил Аркадий. — Украсишь новую квартиру головой ванкуверского носорога или шкурой шанхайского барса.
Диана по-прежнему дулась — не могла простить, что устроили драку и убили троих, пусть даже врагов. Поэтому в обмене шуточками участия не принимала и взять хоть какое-то оружие категорически отказалась. А мужчины, распределив между собой «стволы» и набив обоймы патронами, сразу почувствовали себя втрое сильнее.
Любовно поглаживая рифленую рукоять пистолета, Алексей сказал воодушевленно:
— Ребята, а вон в ту дверь мы, кажется, еще не заглядывали.
— Значит, сейчас заглянем, — весело откликнулся Сергей. — Вперед, братишки… И сестренка тоже.
Неожиданно Аркадий загородил ему дорогу и произнес очень серьезно, сузив зрачки:
— Мужики, надо решить, как мы всем этим распорядимся. Надеюсь, вы согласны, что ни о каких пресс-конференциях речи больше нет. В наши руки попало настоящее сокровище, и мы должны выжать из него все до последнего миллиона долларов.
— Разберемся, — раздраженно ответил Сергей. — Открывай дверь. Время не терпит, да и мне не терпится.
Глава 5
ЗВЕЗДНЫЙ ЛАБИРИНТ
Только очутившись в небольшом помещении, они сообразили, что в жилых отсеках базы не заметили ни одного робота. По большому залу эти двуногие четырехпалые механизмы разгуливали десятками, но в комнаты почему-то не заглядывали. Зато в этом отсеке роботы вкалывали, как пресловутый папа Карло, — грузили на приземистую колесную машину коробки с различными товарами: одеждой, аудио-и видеотехникой, продуктами, печатной продукцией. Диана, которая прекрасно разбиралась в таких вещах, сказала, что все изделия — высшего качества.
— Компьютер тоже, — добавил Алексей, нежно тронув одну из коробок. — Это «Пентиум» фирмы «Компак», полтораста мегагерц. Лучшее, что есть сегодня.
— Они отбирают образцы земного производства, — резюмировал Аркадий. — Вероятно, собираются куда-то отвозить. Например, на космодром или в другое место, куда нам тоже не мешало бы наведаться.
Роботы как раз закончили погрузку, один из андроидов сел за рычажки в передней части машины. Портативный грузовичок, плавно развернувшись, двинулся к стене просторного помещения. Когда колесный экипаж уже готов был уткнуться в вертикальную плоскость переборки, перед самым носом машины раздвинулись створки, и транспортный механизм оказался снаружи. Створки снова сомкнулись, но люди уже знали, как обращаться с подобными устройствами. Несколько поворотов ключа-грибочка — и перед ними распахнулся выход.
Шагнув через порог, люди испытали легкое потрясение — никто не подозревал, что база космических пришельцев столь огромна. Широкий, как улица двустороннего движения, хорошо освещенный коридор тянулся на сотни метров в обе стороны.
Слева, уже довольно далеко от них, двигалась машина, которую только что отправили роботы. Грузовичок добрался до конца тоннеля и, свернув направо, скрылся из виду.
— Быстро за ним, — скомандовал Сергей.
Они пустились в погоню ускоренным шагом, периодически переходя на бег.
Коридор выглядел довольно однообразно: шершавые на вид и теплые на ощупь серо-голубые стены слабо подрагивали; приблизительно через каждые сто метров в стенах имелись ворота с непонятными для землян надписями. Одна из таких дверей светилась нежно-розовым сиянием.
— Странный материал, — заметил Николай, успевший на ходу потрогать длинную переборку. — Дышит как живой.
Ему никто не ответил. Добежав до поворота, люди не увидели машину, за которой гнались. Зато выяснилось, что система тоннелей на базе гораздо сложнее, чем они решили сначала. Коридор, по которому земляне шли до сих пор, пересекался под прямым углом с другим, столь же длинным. И здесь тоже были десятки дверей, и светящиеся потолки, и абсолютно никаких признаков жизни или хотя бы движения. Только еле слышно гудели и жужжали невидимые агрегаты.
— Он куда-то заехал, — высказал Сергей общую догадку — Делать нечего, будем осматривать все двери подряд.
Он так и сделал, отворив ближайшие ворота, за которыми люди обнаружили систему помещений уже известной им планировки: склады, комнаты отдыха и все прочее в том же духе. Только в зале с голограммами ждала очередная ошеломляющая неожиданность.
Ни на главном стереоэкране, ни на малых не было видно знакомых пейзажей.
Лишь унылые виды мертвых скал и песчаных равнин без намеков на привычную растительность, не говоря уж о фауне, а тем более — о цивилизации. Картину завершали небеса фиолетовых тонов, ослепительное зеленое солнце да оранжево-красные призрачные тени, мелькающие среди скал. На голограммах, показывающих ночную сторону этой планеты, среди странных, очень ярких звезд тускло светили два диска — багровый и серебристый.
— Что это? — вскрикнула Диана и жалобно добавила: — Мужчины, объясните, где мы?
— Другая планета, — сказал Аркадий. — Причем, конечно, не в Солнечной системе. Это очень далеко от Земли — узор созвездий совершенно незнакомый. Мы пробежали максимум полкилометра по коридору, но ушли на десятки или даже сотни световых лет от дома. Надо подумать…
Сергей и Николай обалдело разглядывали панорамы чужого мира, вполголоса гадая: что такое эти оранжевые призраки — живые существа или природные явления вроде тумана. Алексей пытался успокоить Диану, которая была на грани истерики.
Наконец физик заявил, что нашел логичное объяснение случившемуся.
— Каждая дверь этих коридоров, — сказал он, — ведет на исследовательскую станцию, расположенную на какой-нибудь планете в системе какой-либо звезды. Коридоры, соединяющие эти станции, проложены в гиперпространстве, то есть в неизвестных земной науке измерениях Вселенной.
Таким образом, построившие этот грандиозный лабиринт существа могли изучать сотни или тысячи миров, не тратя время на межзвездные перелеты. Вероятно, некоторые из этих дверей открывают путь на планеты цивилизации, создавшей лабиринт… Я бы предложил принять именно такую терминологию, чтобы потом самим не путаться в названиях, — закончил Аркадий. — Вся система тоннелей — Лабиринт, а секция, выходящая на определенную планету, — Станция. Например, мы вошли сюда со Станции Земля. Согласны?
— Назвать несложно, — проворчал Николай.
— И где же сейчас эти строители? — недоверчиво спросил Сергей. — Забыли про свой Лабиринт?
— Кто их знает. — Аркадий развел руками. — Может, деградировали и не способны больше на такие масштабные исследования… Или открыли более совершенные способы путешествий по звездному миру… Или попросту утратили интерес к Вселенной… А роботы продолжают исследования, потому что их забыли выключить или заменить программу.
— Что вы фантазируете! — нервно воскликнула девушка. — Вас не просили выдумывать сюжет для очередного романа.
Снисходительно обняв за плечи готовую разрыдаться Диану, Аркадий поведал ласковым голосом, как будто разговаривал с капризным ребенком:
— Милая девочка, это вовсе не сюжет для сказки. Физика и геометрия многомерной Вселенной — тема для моей докторской диссертации. Хочешь верь, хочешь нет, но в научном мире я считаюсь одним из ведущих специалистов в этой области теоретической физики.
— И вы надеетесь, что мы вернемся домой? — оживилась Диана.
— Ах, вот что тебя беспокоит… Скорее всего вернемся. Ближайший поворот налево, а там всего-то десятка два-три ворот. Одна из дверей — вход на Станцию Земля.
Разгорелся спор. Диана и безропотно подчинявшийся ей Алексей требовали немедленного возвращения. Сергей и Аркадий хотели осмотреть еще несколько планетарных Станций. Николай же был согласен на любой вариант, но советовал не спешить с отступлением на Землю.
— Чего торопиться, нас никто не гонит, — рассуждал вслух геолог. — Покушали мы недавно, если кому в туалет надо, так на любой Станции санузел имеется.
— В общем, я принял решение, — заявил Сергей, выслушав все точки зрения. — Заглянем на две-три Станции по этому коридору, а потом — домой.
Диана поворчала, но перечить не стала. Похоже, девчонка успокоилась и теперь в ней просыпалось здоровое любопытство.
Следующая Станция надзирала за планетой, которую сковали морозы. Только в полосе, прилегающей к экватору, наблюдалась какая-то растительность. Остальные же регионы были покрыты льдом и снегами. По белоснежным равнинам бродили двуногие и четвероногие мохнатые существа с широкими лапами и сравнительно небольшими ушастыми головами. Некоторые из двуногих жили в пещерах и охотились на четвероногих, пользуясь примитивными орудиями, но костров не жгли. Поэтому люди пришли к выводу, что аборигены разумом не блещут.
— Система управления, перевести на большую голограмму изображение этих гор.
Произнеся эту фразу, Николай указал пальцем на одну из малых картинок.
Однако ничего не случилось. На главном экране стая хищников по-прежнему рвала на куски и пожирала рогатое существо.
— Не слушается, — удивленно прокомментировал геолог. — А раньше ведь мгновенно выполняла все наши приказы.
— И черт с ней, — отмахнулся Сергей. — Пошли отсюда. На кой тебе эти горы?
Николай объяснил, что заинтересовавший его хребет, по всем признакам, совсем молодой, то есть сравнительно недавно выдавился из планетной коры, перекрыв обычные потоки теплого воздуха, — потому здесь и начался ледниковый период.
— В подобных тектонических новообразованиях обязательно должны быть выходы самых разных минералов, в том числе — драгоценных камней, — хитро улыбаясь, добавил геолог. — Как вы насчет алмазных россыпей? — по-интересовался он. — Я уверен, что этот хребет содержит кимберлитовые трубки — все приметы налицо.
Известие о возможных сокровищах заставило всех позабыть усталость. Однако практичный Сергей погасил общий энтузиазм, напомнив, что компьютер на этой Станции не желает реагировать на их команды. Алексей принялся экспериментировать, пытаясь «разбудить» электронную систему, но ничего не добился. Изображения на голограммах продолжали сменяться совершенно самопроизвольно, через определенные промежутки времени.
— Мальчики, пойдемте отсюда, у меня уже голова начинает раскалываться, — взмолилась Диана.
— Тебе везет, — проворчал Аркадий. — У меня она уже отваливается.
— Возвращаемся, — решил Сергей.
Миновав обычную для Станций Лабиринта череду отсеков, они очутились в зале, будто скопированном с того, в котором час назад три робота грузили коробки на машину. Этот зал был пуст, но грузовой кар имелся. Осмотрев рукоятки управления, майор сел на место водителя, потрогал рычажки и тумблеры, и машина ожила. После недолгих экспериментов (колесный экипаж при этом конвульсивно дергался в разные стороны) Сергей объявил, что научился водить.
— Чем пешком топать, лучше прокатимся с ветерком, — сказал он. — Сидячих мест больше нет, так что забирайтесь в кузов.
Как и на Станции Земля, ворота раздвинулись, едва носовая часть машины приблизилась к переборке. Коридор, однако, выглядел оживленнее, чем получасом раньше. Издалека справа в их сторону двигался точно такой же грузовичок, за пультом которого распоряжался робот. Не доезжая метров триста до места, где стояла машина с людьми, кар притормозил, повернувшись к стене. Сергей, не раздумывая, рванул в ту сторону.
Но они чуть-чуть опоздали. Прямо у них на глазах робот успел заехать в какие-то двери.
— За ним! — азартно крикнул Аркадий.
Сергей направил машину на хорошо различимый контур ворот, и створки послушно пропустили экипаж. Внутри царило оживление. Множество роботов сноровисто перетаскивали доставленные предыдущим грузовиком предметы — разной величины коробки и пакеты с неведомой маркировкой.
— Это не с Земли, — сообщил Аркадий. — Значит, в той части коридора есть выход на какую-то цивилизованную планету.
— Похоже, — согласился Сергей. — Давайте-ка проследим, куда они уносят это добро.
В зале голографического наблюдения их взорам предстали пейзажи сурового, скудно освещенного мира. На большой объемной картине было видно, как управляемые роботами машины перевозят инопланетные экспонаты в сторону десятка огромных строений без окон, стоящих посреди лишенной растительности каменистой равнины. Чуть сбоку другие роботы возводили еще два таких же здания.
— Что это, кузен-брательник? — спросил озадаченный Николай. — Может, ты знаешь?
— Фактов маловато, а строить гипотезы на пустом месте проку нет, — раздраженно ответил Аркадий, но тут же, противореча собственным словам, добавил: — Склад, наверное, или музей… Нет, не хочу врать.
В гробовом молчании они вернулись к машине и снова выехали в коридор.
Неуверенно поглядев на друзей, Сергей предложил:
— Не прокатиться ли нам до конца тоннеля? Надо же разведать всю обстановку, прежде чем домой вернемся.
Особого энтузиазма никто не проявил, но все-таки решили посмотреть, есть ли границы у Лабиринта. Коридор казался бесконечным, по дороге они миновали несколько поперечных тоннелей, но сворачивать в них не стали. Наконец, примерно через полчаса, покрыв около четырех-пяти километров, люди стали замечать, что внешний вид Лабиринта резко изменился. Стены здесь напоминали покореженный пожаром пластик, а освещение в этой части Лабиринта оказалось значительно тусклее, чем в районе, где находилась Станция Земля. Еще две-три сотни метров — и машина уперлась в груды обугленного, исковерканного материала вздыбленного пола, резко снижавшегося потолка и сузившихся стен. Дальше проезда не было.
Облегченно вздохнув, Диана сказала:
— Ну все, поворачиваем.
На обратном пути, совсем немного отъехав от тупика, они обнаружили полураспахнутые ворота, на которые еще раньше обратили внимание. Не обращая внимания на протесты Лехи и Дианы, майор заглушил мотор. Темнота за слегка раздвинутыми дверными створками выглядела слишком заманчиво, и он не смог удержаться.
— Подождите меня здесь, — бросил Сергей и включил фонарь.
Следом за командиром, держа наготове автомат, двинулся Аркадий. Это была обычная Станция, какие они уже не раз видели в Лабиринте. Однако чудо инопланетной технологии было капитально разгромлено жестокой неведомой силой, разбившей все оборудование и сокрушившей конструкции. На исковерканном полу валялись обломки мебели и роботов, а также покореженные детали неизвестного назначения. Воздух был затхлым, словно помещение не проветривалось много дней.
— Серега, погоди, — позвал вдруг физик. — Смотри, еще скелеты.
Майор присел на корточки возле останков экипажа заброшенной базы, освещая лучом фонаря побуревшие от времени кости. Затем сказал, покусывая губы:
— Помяни мои слова — здесь был бой.
— Я тоже об этом подумал, — признался Аркадий. — Мятеж или вторжение извне.
— Боюсь, таких подробностей мы никогда не узнаем. — Сергей медленно выпрямился. — Зато скажу тебе другое… Это — человеческие скелеты. Уж поверь мне на слово, я видел много мертвецов в своей жизни. Думаю, до нас в Лабиринт уже проникали земляне, и вот что от них осталось.
— Или же хозяева Лабиринта были очень похожи на людей. Ученые не исключают, что на других звездах нас встретят братья не только по разуму…
— Будем надеяться на лучшее… Однако надо быть готовыми ко всему.
— Согласен.
Спустя пять минут они уже возвращались к Станции Земля, отсчитывая пересечения коридора перпендикулярными трассами. После третьего перекрестка Алексей заявил, что на следующем надо сворачивать налево. Пожав плечами, Сергей передвинул рычажок, изменив направление движения, и проговорил:
— Не уверен… через пару сотен метров начнем проверять дверь за дверью с правой стороны.
Порядком измотанные спутники промолчали, только Николай напомнил:
— Когда мы бежали к первому перекрестку, там была светящаяся дверь. А в этом коридоре я ничего подобного не вижу.
— Посветилась и погасла, — вяло проворчала Диана. — Мальчики, давайте быстрее. На моих часах уже половина одиннадцатого.
Сергей снизил скорость до минимума. По обе стороны коридора мимо них проплывали ворота, открывавшие дорогу на различные планеты, соединенные межзвездным Лабиринтом. Наконец майор остановил машину, объявив:
— Начинаем осмотр всех станций подряд, а то еще проскочим Землю и заблудимся.
Мысленно он проклинал себя за непредусмотрительность: отправляясь в такое путешествие, следовало прихватить запас еды и питья. Он же, дурак старый, про оружие подумал, а насчет более важных припасов даже не вспомнил. Конечно, в Лабиринте было довольно прохладно, и пока жажда не слишком мучила людей, но что будет, если они в ближайшие полчаса не найдут дорогу к дому?..
А Диана поражала неожиданным хладнокровием. Девушка поинтересовалась как ни в чем не бывало:
— Аркадий, так что же находится за этими стенами?
Реакция оказалась неожиданной: физик так ржал, что чуть не уронил «Калашников». Наконец Аркадий перестал смеяться и с внезапной безадресной ненавистью в голосе сказал:
— Если бы я знал ответ на этот вопрос, то был бы уже академиком и Нобелевским лауреатом, а не подрабатывал, рискуя собственной шкурой, в «черном поиске»…
На этой минорной ноте разговоры прервались, потому что они вошли в дверь ближайшей Станции. Войдя, друзья сразу поняли, что этот блок отсеков сконструирован иначе, чем те, которые им довелось видеть прежде. Все помещения были одинакового размера и больше всего напоминали больничные палаты: стандартные застеленные кровати, сложные устройства со множеством проводов, шлангов, с механическими руками-манипуляторами и еще какими-то приспособлениями. Чуть дальше они обнаружили зал без коек — только приборные панели на всех переборках. Безжизненный голос монотонно повторял одну и ту же фразу на непонятном языке, словно спрашивал о чем-то очень важном, но никак не мог получить вразумительных ответов.
Настроение землян окончательно ухудшилось, когда они наткнулись на нашпигованный неизвестной техникой отсек, в котором стояли два устройства, очень похожие на индивидуальные космические шлюпки из фантастических кинобоевиков или на компьютеризированные саркофаги, накрытые прозрачными крышками. Молодые люди поспешили вернуться в коридор.
Но следующая комната их просто восхитила. Все дружно сошлись во мнении, что найдено именно то, в чем они сейчас нуждались даже сильнее, чем в дверях родного мира. Собственно говоря, пятеро землян уже встречали подобные отсеки на других Станциях и даже догадывались о их назначении, но только сейчас решили воспользоваться и не ошиблись. Это действительно был санузел. Во всяком случае, если поднести руки к изогнутой трубке, то из нее тут же начинала течь теплая прозрачная жидкость, не отличимая по вкусу от воды, а низкий предмет в форме половинки яйца бесследно поглощал любые извергнутые организмом гадости.
Отправив естественные потребности и вдоволь напившись, все сразу почувствовали себя гораздо лучше и с новыми силами возобновили поиски.
Столики и стулья в соседнем блоке Лабиринта живо напомнили обычное земное кафе. Едва люди ступили в этот зал, как на занимавшем целую стенную переборку агрегате загорелось еще больше огоньков и заработал ленточный транспортер, вывозивший из недр машины подносики с одинаковыми порциями чего-то безусловно съестного. Подносов было ровно пять — по одному на каждого.
— Между прочим, самое время перекусить, — заметил Николай.
— Остановись, дубина, кто тебе сказал, что здешняя жратва безвредна для нас! — рявкнул Сергей.
Аркадий неожиданно поддержал родственника, заметив:
— Воздух Лабиринта нам годится, вода тоже — будем надеяться, что и пища хозяев не окажется ядом.
Майор попытался навести порядок, но геолог, отмахнувшись, деловито развернул один из пакетиков. Умяв содержимое подноса, Николай блаженно сообщил:
— Жить можно.
— А жрать? — в один голос спросили Сергей и Аркадий.
— Приходилось, конечно, пробовать блюда и повкуснее, однако вполне съедобно. Хотел бы я знать, как можно получить добавку.
Добавочная порция здесь, видимо, не полагалась, кухонный агрегат выдавал рацион точно по числу посетителей. Тем не менее они заморили червячка ломтями тушеного мяса неизвестного животного, овощным пюре и кусочками сладковатых бисквитов.
— Попытаемся выйти и снова войти, — предложил Алексей. — Глядишь, эта роботизированная столовая накормит нас по второму разу…
Но, вспомнив, что есть более спешные дела, все отправились дальше по коридору. Их ждало страшное разочарование: оставшиеся секции этой части Лабиринта оказались сугубо производственными. Автоматические линии станков изготавливали всевозможные детали, а затем монтировали из них роботов, грузовые экипажи и много других предметов, без которых, вероятно, не могла нормально функционировать эта грандиозная система межзвездного транспорта. Выхода на Землю здесь не было.
— Что будем делать? — свирепо осведомился Сергей. — Предлагаю устроить привал. Девочка уже с ног валится, да и нам не мешало бы отдохнуть.
Диана пыталась протестовать, но мужчины единогласно решили заночевать на койках местного госпиталя, а с утра заняться обследованием следующего коридора.
Часы показывали третий час ночи по московскому времени, и глаза у всех слипались от усталости.
Расположившись прямо в одежде на больничной койке, Сергей успел почувствовать, как кровать заботливо приняла форму его тела. Они уснули почти мгновенно. Только маявшийся зубной болью Николай обратил внимание, что светильники на ночь не выключались, но яркость стала заметно меньше.
Глава 6
ЗАТЕРЯННЫЕ В ЛАБИРИНТЕ
Мужчины проснулись от крика. Диана, мечась между койками, трясла всех по очереди и сквозь рыдания пыталась растолковать, какая беда стряслась с Николаем. По ее словам выходило, что ночью, пока они спали, роботы уволокли геолога в соседний отсек, запихали в «саркофаг» и теперь проводят какие-то эксперименты.
— Он лежит там белый-белый, ни кровиночки в лице, — всхлипывая, рассказывала девушка. — И зубы оскалены, сверкают как у вампира, а роботы ковыряют у него во рту своими жуткими железными лапами.
— Ты преувеличиваешь. — Аркадий зевнул. — Или во сне это видела. Зубов у моего брательника давно уже нет — одни корешки гнилые.
Это была истинная правда. Все невольно вспомнили, как Николай даже стеснялся улыбаться, чтобы не демонстрировать черные обломки зубов. Диана изменилась в лице и первой бросилась к двери.
Спустя минуту выяснилось, что девушка не врала, а только слегка сгустила краски. Николай действительно лежал в корытообразном сооружении, но выглядел при этом вполне благополучно, дышал размеренно и даже улыбался во сне, хотя манипулятор, орудовавший у него во рту, действительно производил неприятное впечатление.
— Гляди-ка, зубы у Кольки на самом деле выросли! — воскликнул вдруг Аркадий. — Братишки, это бормашина такая.
У них на глазах тоненькие проволочки манипуляторов установили в челюсть спящего геолога последний верхний резец и спрятались под корпусом «саркофага».
Одновременно уполз и скрылся из виду толстый шланг, наконечник которого накрывал пациенту нижнюю часть лица.
Спустя четверть часа Николай открыл глаза, сладко потянулся и спросил не без удивления:
— Чего это вы на меня вылупились?
Узнав о происшедшем, он рассказал, как долго слонялся по госпиталю, не в силах уже выдерживать адскую зубную боль. В конце концов, не желая беспокоить друзей своими стонами, Николай решил лечь в другой комнате, потому и забрался в «саркофаг». Как уснул, не помнит, но боль, видимо, отпустила. Сейчас же он не чувствовал во рту никакого дискомфорта.
Выслушав его рассказ, Аркадий задумчиво произнес:
— Очень интересно, что это за штуковина — автоматический дантист или лекарь от всех напастей?
— Надеюсь, это мы еще узнаем, — проворчал Сергей. — А теперь в темпе завтракаем и снова принимаемся за поиски.
Рацион отличался от вчерашнего, но основная идея инопланетных кулинаров осталась без изменений: куски мяса без костей, овощной гарнир, фруктовый сок, солоноватые галеты. Николаю большинством голосов рекомендовали потерпеть два часа, положенные после визита к зубному врачу. Жалобно вздыхая, любивший плотно покушать геолог прихватил свою порцию в дорогу.
— И какие у вас планы на сегодня? — с вызовом спросила Диана, когда они снова забрались в машину — Опять отправимся плутать по этому проклятому Лабиринту?
Сорвавшись, девушка заявила, что совершенно разочаровалась в своих спутниках, которые оказались алчными, безжалостными авантюристами. Диана припомнила, как они безрассудно полезли в Лабиринт, не предусмотрев, что обратного пути могут и не найти. Кроме того, они без колебаний принялись убивать людей, которые не сделали им ничего плохого. Они думают только о возможности разбогатеть, не понимая, что никакие деньги не заслуживают, чтобы ради них рисковать своими, а тем более чужими жизнями. Кроме того, никто даже не сообразил составить схему или карту Лабиринта, чтобы потом легче было искать дорогу домой.
— Зачем я только с вами связалась?! — воскликнула Диана. — Сидела бы дома, денег достаточно, никто не угрожает… Мне завтра с утра на работу, у нас заседание кафедры. Может, этот Лабиринт вообще бесконечный! Может, Станции каждый день меняют объект исследований! Может быть…
— Прекрати панику, глупый ребенок! — рявкнул Сергей голосом, которым не раз перекрикивал артиллерийские залпы.
Он набрал воздух, чтобы выложить свое мнение о Диане, о Лабиринте, о так называемых людях, которые не сделали им лично ничего плохого, но готовились убивать соотечественников. Однако ничего говорить не пришлось. После его окрика девушка умолкла и тихонько заплакала. Чтобы как-то успокоить ее, майор уже гораздо спокойнее сказал, что в словах Дианы есть рациональное зерно — надо хотя бы сейчас, пусть даже с опозданием, приступить к картографированию Лабиринта. Это позволит хотя бы не сразу, но все-таки найти обратную дорогу.
Аркадий добавил, что не верит ее опасениям, будто Лабиринт может менять свою геометрию — это было бы нерационально. Он принялся рассуждать о логике, которой руководствовались пришельцы, но его соображения звучали весьма неубедительно.
— Раньше надо было думать, — всхлипнула Диана.
Впрочем, истерика у нее уже почти прекратилась. Покопавшись в солидных размеров сумочке с магнитным замком, девушка достала блокнот и ручку. Первым делом они зарисовали расположение секций того ответвления Лабиринта, в котором сейчас находились: отметили столовую, лечебницу, цеха по производству малогабаритных деталей, сборочные участки сложных механизмов и все остальное.
Методично занимаясь этим полезным делом, они к полудню выехали в большой коридор, и тут начались очередные гадания: в какую сторону сворачивать?
— Есть два варианта, — подытожил Аркадий. — Либо мы проехали Станцию Земля, либо еще не доехали до нее. По закону всемирной подлости Станция Земля окажется в последнем коридоре, который мы станем обследовать.
— Я мог ошибиться только в меньшую сторону, — почти уверенно предположил Алексей. — Значит, надо ехать налево и сворачивать в первый же коридор.
Опять-таки налево.
— Налево я люблю, — заметил Аркадий. — Но, повторяю, с учетом закона всемирной подлости лучше бы двинуть направо.
— В нашем коридоре должна быть по левую сторону дверь, которая светилась, — напомнила Диана. — Розовая такая. И почти сразу после нее на другой стороне — наши ворота.
— По-моему, так и должно быть, — согласился Сергей.
Он, однако, не спешил сворачивать, а выжидательно глядел на спутников.
Выяснилось, что никто из них толком за дорогой не следил и всех подробностей вчерашнего путешествия по Лабиринту не помнит. Прикрыв глаза, Сергей попытался восстановить в памяти, как они двигались, покинув земную секцию. Майор тоже помнил светящуюся дверь, но не мог с уверенностью сказать, в которой из веток Лабиринта она находилась.
Направление выбрали простейшим способом — подбросили двадцатирублевую монетку. Выехав в коридор, они разминулись с грузовиком, перевозившим очередную партию музейных экспонатов. В кузове встречной машины лежало военное снаряжение средневекового образца: доспехи, мечи с прямыми и кривыми клинками разной длины, копья, щиты, арбалеты. Судя по размерам панцирей, обитатели планеты, с которой были изъяты эти предметы, уступали современным землянам по росту, но были значительно солиднее в плечах и пояснице.
На первом же перекрестке Сергей свернул, а еще через двести метров остановил кар возле розовых ворот. Напротив светящегося квадрата, на другой стороне коридора, располагалась обычная дверь, едва различимая на фоне переборки.
Ответственный за составление схемы тоннелей Николай отрапортовал:
— В главном коридоре мы проехали мимо восьми дверей — по четыре с каждой стороны. В этом ответвлении справа и слева было по две секции. Эта — третья.
— С нее и начнем, — распорядился майор. — Будем методично обследовать Станцию за Станцией.
… Конечно, это была не Земля — необычные деревья с широкими округлыми листьями, необычные существа и необычные строения заполняли пространство под пасмурным небом. Системы голографического наблюдения показывали преимущественно войсковые колонны, тащившиеся по снегу и слякоти. Жутковато выглядевшие трехпалые существа происходили, казалось, не от обезьян, а от крупных травоядных и напоминали лошадей с укороченными челюстями, уверенно стоящих на задних ногах. Увешанные холодным оружием, одетые в меха, кожу и кольчуги, они шли пешком или ехали верхом на мохнатых четвероногих животных, похожих на гибриды земных волков с медведями. Такие же звери тянули повозки с припасами.
Передатчики переключались на новые сюжеты монотонно, через каждые семь минут — пунктуальный физик не поленился засечь время. Насколько землянам удалось разобраться, на обширном заснеженном поле собирались (очевидно, для битвы) две огромные армии. Передовые отряды уже занимались оборудованием позиций: копали рвы, устанавливали заграждения из обращенных остриями в сторону противника кольев. А из тыла к обеим армиям подтягивались новые силы.
Одно войско, солдаты которого были одеты поаккуратнее, состояло главным образом из бойцов-дружинников. Второе, более дикое на вид, сопровождали бесчисленные телеги со стариками, детьми, женщинами, что вызывало невольную ассоциацию с ордой кочевников.
— По-моему, здесь ожидается что-то вроде наших сражений на Калке или Куликовом поле, — предположил Сергей.
С ним не стали спорить. Зрелище предстояло, конечно, для любителей батальных сцен небезынтересное, но сейчас землян ждали дела поважнее. Они вернулись в коридор, вошли в дверь на противоположной стороне и увидели объемные пейзажи немыслимо прекрасной планеты: разноцветные пески и скалы, бирюза водоемов, пестрое оперение птиц, изумрудная листва лесов и рощ.
Золотистые рыбы плескались в реках и озерах, по зарослям деловито шныряли большие и малые звери, покрытые яркой шерсткой — алой, голубой и в желто-фиолетовую полоску. Даже ураган в прибрежной зоне, вздымавший исполинские волны и вырывавший с корнем вековые деревья, потрясал красотой мощи высвободившейся стихии. В таком мире хотелось жить, но это опять-таки была не Земля, и вообще люди не заметили здесь признаков разумной жизни.
Следующий сектор открыл панораму сплошных развалин, раскинувшихся по всем континентам. Словно обглоданные ребра скелетов серели разрушенные чудовищной силой строения. Посреди уничтоженных городов зияли огромные воронки, заполненные протухшей водой. Жалкие уродцы бродили по мертвым улицам, ежеминутно пожирая друг друга. Судя по всему, не одно поколение сменилось после ядерной войны, однако цивилизация даже не начала возрождаться.
Потом была секция Лабиринта, заполненная огромными гудящими машинами.
Дальше первого отсека людям пройти не удалось: невидимая стена, прикосновение к которой отзывалось болезненным электрическим уколом, не пропускала никаких предметов. Ради эксперимента Диана пожертвовала тюбиком помады. Аркадий изо всех сил швырнул крохотный цилиндрик в дверной проем, и парфюмерное изделие испарилось, рассыпав фейерверк красных и синих искр.
— Силовая защита, — прокомментировал физик. — Нас здесь не любят, пошли дальше.
Уже знакомый, лишенный эмоций голос снова принялся задавать настойчивые вопросы, смысла которых люди, увы, не понимали, а потому поспешили ретироваться.
В следующем секторе работало всего четыре видеоканала, и все они показывали один и тот же объект — огромную звезду, которая буквально бурлила, беспрерывно выплескивая огненные языки протуберанцев. Потрясенный грандиозным зрелищем, Аркадий прошептал:
— Братишки, это Сверхновая. Мечта любого астрофизика.
Он тоскливо пожирал взглядом многочисленные приборы, следившие за звездой, фиксирующие волны испускаемых ею фотонов, гамма-квантов, радиоизлучений, потоки протонов и нейтрино, пульсации гравитационных и магнитных полей. Аппаратура пришельцев собирала и накапливала колоссальные объемы информации, но кто знает, удастся ли когда-нибудь ученым Земли просмотреть столь бесценные записи хоть краем глаза.
После этой Станции располагалась еще одна секция с агрегатами, отгороженными щитом силового поля. Дальше по коридору они обнаружили подряд две Станции, выводящие на планеты, лишенные каких-либо признаков биосферы: мир бескрайней пустыни и скалистый мертвый спутник полосатого газового гиганта, окруженного сверкающими кольцами. Все так обрадовались, словно встретили близкого родича, путешествуя по далекой чужой стране. Лица расплылись в блаженных улыбках, люди показывали пальцами на висящий в черном небе исполинский шар, радостно называя его Сатурном. Однако Аркадий безжалостно испортил всем настроение, объяснив, что на Сатурне преобладает совсем другая цветовая гамма. Эта планета опять-таки не принадлежала к семье земного Солнца.
Друзья отправились дальше по коридору, и с каждой попыткой нарастало отчаяние. Мир насекомых и пресмыкающихся… Планета, полностью покрытая водами — ни единого острова, лишь плавники и зубастые пасти изредка мелькают над волнами… Почти точная копия земного мезозоя: гигантские и мелкие ящеры всевозможных видов, заросли папоротников, болота под жаркой влажной атмосферой… Снова пустыня, раскаленная излучением трех разноцветных светил…
Красноватая листва джунглей, голубая кожа, обтягивающая скуластые лица (или морды?) шестипалых существ… Покрытые чешуей звери, птицы с крыльями и без, членистоногие, ползающие по суше рыбы… Белые, желтые, голубые, зеленые, оранжевые, багровые солнца…
Последняя перед тупиком дверь окончательно их доконала. Все здесь напоминало Землю: бревенчатые избы, парусные корабли в море, купола и минареты обнесенных крепостными стенами городов, желто-белое солнце на голубом небе, зелень лесов — лиственных и хвойных. Только вместо людей планету населяли разумные насекомые, целеустремленно занятые взаимоистреблением при помощи того самого оружия, которое люди видели часа три назад в кузове встречного грузовика. Особо тягостное впечатление произвела на землян сцена пехотной атаки. Похожие на богомолов аборигены в кирасах и с алебардами наперевес плотными рядами подступили к частоколу вражеской позиции, а навстречу им грянул в упор пищальный залп. Нападающие откатились, оставив множество окровавленных тел, а из-за укреплений метнулись вдогонку кавалерийские лавы — меченосцы верхом на рогатых жуках. Настигнув деморализованную пехоту, преследователи принялись рубить бегущих, которые даже не пытались сопротивляться…
— Придется обследовать другой коридор, — стараясь выглядеть несломленным, сказал Сергей. — Только предлагаю сначала заглянуть в столовую и еще раз подкрепиться… Не переживай, Дианка, рано или поздно мы найдем нужную нам ветку Лабиринта.
— Не бойся, я больше не сорвусь, — угрюмо ответила девушка. — Вопрос стоит иначе: как долго нам здесь плутать? — Она выдавила жалкую улыбку — Иногда я представляю, что через какое-то время тут будут лежать наши скелеты…
Скелеты на самом деле сильно действовали всем на нервы. Останки существ, слишком уж похожих на людей, встречались чуть ли не в каждом секторе.
Алексей сказал преувеличенно бодрым тоном:
— Ерунда, ты же видела — Лабиринт готов нас кормить, поить и лечить. От голода не умрем…
— Зато можно умереть от старости, — парировала Диана. — Ладно, поехали в столовую.
По дороге никто не проронил ни слова, и Сергею это не понравилось — ребята начинали терять надежду. Давно прекратились шуточки и восторги по поводу инопланетных пейзажей. Казалось, они даже избегают смотреть друг другу в глаза.
Только Аркадий выглядел не столько растерянным или подавленным, сколько злым и задумчивым.
— Есть идеи? — тихо спросил майор.
— Вроде того… Вот пожрем — и попробуем кое-что сделать.
После скромного обеда физик заявил, что поиски наугад лишены смысла и что сейчас у них главная задача — связаться с роботами или еще с кем-нибудь, кто командует Лабиринтом.
— Они же, сволочи, не желают с нами общаться, — вздохнул Николай. — Сколько уже пытались…
— Нет, однажды мы разговаривали с ними, — упорствовал Аркадий. — Причем разговаривали по-русски. Значит, такое возможно.
— Это было в земном секторе Лабиринта, — напомнил Алексей. — Наверное, эти роботы не связаны между собой параллельными каналами. Компьютеры на Станции Земля знают основные языки нашей планеты, а в других секциях не знают, потому что ни русский, ни английский там никому на хрен не нужны.
— Чушь! Когда Лабиринт обратился к Диане, язык был вообще ни при чем. — Аркадий свирепо стукнул кулаком по столу. — В самый первый раз общение вообще было телепатическим. Мы все ни фига не слышали, а сестренка прекрасно воспринимала голос с компьютера.
Диана удивленно посмотрела на него и сказала:
— Но ведь тогда на мне была корона.
Глава 7
ГОНКА ВООРУЖЕНИЙ
Восторженные крики: «Диана, ты прелесть!» и «Умница наша!» — сопровождались бурными объятиями и поцелуями. Не признававшая таких вольностей девушка возмущенно отпихивала мужчин, на радостях подзабывших чувство меры. Эту вакханалию ликования прервал простой вопрос Сергея: где, мол, сейчас злополучная корона? Диана машинально поднесла руки к голове, но золотистого обруча там не оказалось.
— Может, в больнице оставила, когда ночевали? — предположил Алексей и метнулся к выходу.
— Погоди, я вспомнила…
Расстегнув сумку, девушка достала корону. По столовой прокатился вздох облегчения.
— Кто будет разговаривать с компьютером? — грозно спросил Сергей. — Лешка, ты у нас программист, тебе и карты в руки.
— Давайте попробую…
По лицу парня можно было безошибочно прочитать, что он не слишком верит в успех этой попытки, однако корону надел. Через несколько секунд Алексей широко улыбнулся и показал друзьям большой палец. Спустя еще минуту, закончив безмолвный телепатический диалог, он бережно снял корону и сообщил:
— Сейчас нас отвезут куда надо. Пошли в машину.
За пультом управления грузовика, на котором они почти сутки катались по Лабиринту, уже сидел робот. Когда пассажиры, оживленно галдя, попрыгали в кузов, экипаж плавно набрал скорость и свернул сначала в главный коридор, потом в поперечный, и вскоре они оказались в секторе, который между собой называли Станция Земля.
Всю дорогу Алексей взахлеб рассказывал, какое это удовольствие — общаться в диалоговом режиме со здешними компьютерами. Полуразумная машина сама предлагала на выбор несколько вариантов решения поставленной перед ней задачи.
Труднее всего оказалось втолковать искусственному мозгу, что такое Земля и что обладатель короны может не знать дороги к нужной Станции. Но потом компьютер связался с другим подобным устройством, и ответ был получен.
— Может, поговорим об этом в другой раз? — Диана опять начала нервничать.
— Давайте скорее домой.
Однако в большом зале их ждало разочарование. По-прежнему суетились роботы, орали звери и птицы в вольерах, а в бассейне шевелил щупальцами осьминог средней упитанности, но гиперпространственного выхода в квартиру Дианы не было и в помине. Явно красуясь перед девушкой, Алексей вновь воспользовался короной, и врата на Землю послушно отворились. Радостно вскрикнув, Диана побежала в свою комнату. Остальные направились следом за ней, но Сергей загородил мужчинам дорогу.
— Не спешите, — сказал майор жестко. — А сможем мы еще раз попасть на Станцию?
— В любой момент, — заверил командира Леха. — Пока корона у нас, Лабиринт доступен нам из любой точки Земли.
— Ну, посмотрим…
Дома Диана первым делом бросилась набирать ванну, а Леха — звонить родителям, которые должны были жутко переживать, что их отпрыск ночевал неизвестно где. На прощание Сергей сказал девушке, чтобы обращалась с короной осторожно, и добавил, что вечером все придут к ней для серьезного разговора.
— Чего тянуть, прямо сейчас обо всем поговорим, — вскинулся нетерпеливый Аркадий.
— Нет, вечером, не стоит пороть горячку. Всем надо собраться с мыслями.
Впрочем, расстаться им не было суждено, поскольку Николай временно обосновался у Аркадия, семья которого второй месяц жила на даче. Сергей давно развелся с женой и тоже пока ночевал по тому же адресу. Естественно, все их разговоры в тот день касались Лабиринта. Поэтому около пяти вечера, когда отряд «черного поиска» в полном составе вновь собрался у Дианы, основные идеи были уже согласованы. Открыл дискуссию физик.
— Дорогие братишки и любимая сестренка! — торжественно начал он. — Не будем лицемерить: наша общая цель в этой жизни — заработать побольше бабок и обеспечить себе и своим близким достойное существование. Именно ради этого мы лезли под воду, дрались с рэкетирами и… В общем, вы меня понимаете. Теперь нам обломилось немного удачи, мы вытащили козырную карту, с помощью которой можно трохи забогатеть. Давайте решать, как мы это сделаем.
Мыслей на этот счет набралось немало. Все сразу согласились, что до поры до времени об инопланетном наследстве нельзя рассказывать никому, даже ближайшим родственникам. Так же сразу они отвергли криминальные способы добывания денег, не желая идти против собственной совести и уголовного кодекса.
Поэтому, хоть и не без сожаления, Аркадий снял предложение проникнуть через гиперпространство в Госхранилище России, в подвалы федеральной резервной системы США на острове Манхэттен и в полные золота подземелья Форт-Нокса. Из соображений конспирации даже не рассматривалась возможность продавать ученым и коллекционерам диковинки с других планет.
— Поэтому остается последнее, на что мы способны, — подвел итог Сергей.
— Завтра же возьмемся за сокровища «Вальгаллы». Все позаботьтесь привести в рабочее состояние свои акваланги. Под водой работаем вчетвером. Алексей останется на Станции, будет управлять этими, как их… многомерными каналами, а заодно подстрахует нас в крайнем случае.
… Оккупировав Францию в 1940 году, немцы захватили много торговых кораблей, в том числе и «Пенелопу» водоизмещением в восемь тысяч тонн. Спустя два года на трофейный транспорт поставили шесть пушек калибра 150 миллиметров, и корабль, получивший новое название — «Вальгалла», несколько раз выходил в Атлантический океан, перехватывая торговые корабли, курсирующие между Америкой и Британскими островами. Зимой 1944 года «Вальгалла» вышел из Бреста под бразильским флагом, имея на борту несколько тонн золотых слитков, которыми правители Рейха намеревались расплатиться с одним из латиноамериканских диктаторов за поставки ценного стратегического сырья. На пятый день американская подлодка «Морской пес» торпедировала «Вальгаллу» в районе острова Сан-Хосе. Точное место гибели «золотого курьера Атлантики», как окрестили рейдер историки и журналисты, было неизвестно, поскольку «Морской пес» на базу не вернулся. Только в начале 1982 года советский подводный атомоход-торпедоносец К-114 «Червона Украина», тайно наблюдавший за маневрами объединенной эскадры НАТО, случайно обнаружил лежащий кверху дном на двадцатиметровой глубине старый корабль с двумя пробоинами в правом борту…
— А чего ради ждать до завтра? — развоевался Николай. — Баллоны у нас полные. Лешка с Дианкой пусть на Станции дежурят. Прямо сейчас и отправимся.
— Во-первых, сегодня уже поздно, — объяснил Сергей. — Во-вторых, сейчас мы займемся экипировкой. К любому делу, старик, надо готовиться серьезно.
Корона открыла вход в Лабиринт. Они проследовали в комнату с голограммами, еще раз подивившись строительному мастерству создателей этого грандиозного сооружения. Пол и стены всех помещений были эластичными и теплыми, как шкура живого существа. Повинуясь нажатию уже известных им клавиш на пульте, из пола вырос круглый стол, окруженный пятью стульями. Люди расселись, и Сергей принялся командовать.
Управляющая Станцией компьютерная система без возражений восприняла телепатический приказ: в дальнейшем вести диалог вслух на русском языке. Затем люди стали задавать вопросы, и компьютер изложил им краткую историю Лабиринта.
Сеть межзвездных коммуникаций была создана цивилизацией планеты Троклем звезды Томрипак с целью изучения и дальнейшего освоения миров Галактики.
Станция Земля начала функционировать около трех тысячелетий тому назад. Весной 516 года до нашей эры произошли катастрофические события в центральных секторах Лабиринта: со Станции Троклем в гиперпространственные тоннели ворвались потоки супергорячей плазмы, разрушившие протяженный участок транспортного комплекса.
Устройство аварийной защиты сумело погасить волну уничтожающей энергии, однако в результате катастрофы прекратилось энергоснабжение, а также связь с населенными планетами цивилизации троклемидов. К тому же погибла большая часть персонала. Подача энергии возобновилась лишь в 839 году, когда была создана Станция в системе Сверхновой звезды. После этого большая часть Станций девятой ветви Лабиринта продолжила изучение своих объектов, действуя в соответствии с ранее заданными программами.
— И с тех пор вам не удалось восстановить связь с каким-либо центром цивилизации троклемидов? — спросил Аркадий.
— ПОДДЕРЖАНИЕ СВЯЗИ С ЦЕНТРОМ ИССЛЕДОВАНИЙ НЕ ВХОДИТ В ФУНКЦИИ ПЛАНЕТАРНЫХ СТАНЦИЙ. СОГЛАСНО ИМЕЮЩЕЙСЯ ИНФОРМАЦИИ, КООРДИНАТОРУ ДЕВЯТОЙ ВЕТВИ ПОСЛЕ КАТАСТРОФЫ НЕ УДАЛОСЬ СВЯЗАТЬСЯ С ЦЕНТРОМ ИССЛЕДОВАНИЙ, — ответил голос компьютерного мозга Станции. — Была ли определена причина катастрофы? — КООРДИНАТОР ДЕВЯТОЙ ВЕТВИ ПОДОБНОЙ ИНФОРМАЦИИ НЕ ПРЕДОСТАВЛЯЛ. НАКАНУНЕ КАТАСТРОФЫ В РАЗГОВОРАХ ПЕРСОНАЛА СТАНЦИИ УПОМИНАЛАСЬ ВОЗМОЖНОСТЬ ВОЕННОГО НАПАДЕНИЯ ДРУГОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ.
— Кто такой Координатор?
— РЕЗЕРВНЫЙ ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ.
Затем электронный хозяин Станции Земля поведал о своих функциях. Всего на планете имелось шестнадцать действующих гиперпространственных приемопередатчиков, каждый из которых мог осуществлять мгновенную телепортацию материальных объектов в радиусе примерно двух тысяч километров. Например, чтобы переместить команду «черного поиска» из Москвы на Станцию Земля, могут быть задействованы приемопередатчики, вмонтированные в толщу скальных пород Уральских и Кавказских гор. Собранная Станциями информация периодически ретранслируется Координатору девятой ветви для дальнейшей обработки и систематизации.
«Надо будет как-нибудь потом осторожненько связаться с этим Координатором», — подумал Сергей. Но сейчас у него были совсем другие планы…
Убедившись, что мозг Станции прекрасно знает географию Земли, он приказал вывести видеоканал в расположение подмосковной бригады спецназа главного разведуправления. Командир бригады — об этом не знали только правоохранительные органы — налево и направо торговал оружием, боеприпасами и различным снаряжением.
— Вот и он сам, полковник Рогачев, — сказал Сергей. — Не иначе, очередного клиента принимает.
На голограмме комбриг распорядился, чтобы охрана пропустила их на склад.
Не вполне трезвый прапорщик отпер дверь, и полковник со штатским вошли в просторное помещение, где лежали на стеллажах и прямо на полу известные предметы в количестве, достаточном, чтобы покончить с суверенитетом большинства СНГовских карликов.
— Нормально, — сказал штатский. — Беру. Через час подгоню грузовики.
— Не спеши, Влас. — Полковник полушутливо погрозил пальцем. — Во-первых, о цене договориться надо. Во-вторых, комиссия из Генштаба ожидается — журналисты, сволочи, шум подняли, что взрывчатка из бригады утекает.
— О цене ты не беспокойся — заплатим сколько положено. — Влас сделал широкий жест, означающий, что деньги для его фирмы, не проблема. — А комиссия — это уже твоя забота.
Но полковник Рогачев твердо сказал, что сможет отдать товар только на следующей неделе. Влас поворчал, но в конце концов согласился и принялся осматривать хранилище. Через полчаса Сергей потерял терпение.
— Он, по-моему, тут ночевать собирается, — возмущенно сказал отставной майор. — Аркаша, готовься. Будем бить.
Тактику таких внезапных нападений, уже опробованную в Чечне, они менять не собирались. Появившись в хранилище точно за спинами не ожидавших атаки торговца и покупателя, ударили всего по одному разу: Аркадий — Власа, а Сергей — Рогачева. Оба правонарушителя упали без чувств, были связаны заранее приготовленными жгутами, а рты и уши им залепили отличным импортным скотчем.
Потом на склад прошли Николай с Лешкой, и бравая четверка «черного поиска» перетаскала на Станцию Земля около центнера оружия и боеприпасов.
— Каростин, вы какую войну вести собираетесь — мировую или локальную? — поинтересовалась Диана. — А ядерных бомбочек вам не нужно?
— Дом умного поросенка должен быть настоящей крепостью, — весело ответил Сергей. — Не забудьте, что мы — единственные свидетели гибели Арчила, и кое-кто обязательно захочет поинтересоваться: как, мол, это случилось… А поскольку ничего мы толком объяснить не сумеем, за нас возьмутся всерьез. Дошло?
Он начал сортировать трофеи. Шесть бесшумных автоматов «Вал», три винтовки «Винторез» и пять ящиков патронов к ним. Ящик патронов для ранее добытого «Тигра». Автоматы Калашникова, бронежилеты, каски и радиотелефоны разных модификаций. Мощнейшие пистолеты «Гюрза», а в придачу — рукоятки для стрельбы с упора и глушители. Штурмовые ножи «Катран» и мачете «Тайга-2». Компактный пистолет-пулемет, который складывался в небольшую коробочку размером со школьный пенал. Ко всем этим огнестрельным чудесам он прихватил огромное количество боеприпасов. Еще Сергей вынес из спецназовского арсенала здоровенный карабин-винчестер, стреляющий на полтораста метров газовыми гранатами и пластиковыми пулями 23-миллиметрового калибра. Но с особым удовольствием майор расписывал друзьям бесподобные качества светозвуковых гранат «Заря», которые повергали противника в длительный паралич.
Специально для Дианы на складе позаимствовали миниатюрный пистолет ПСМ калибра 5,45 мм, весивший всего полкилограмма. Майор продемонстрировал остроумное устройство этого оружия — одновременно с отключением предохранителя взводился курок.
— Мальчики, вы всерьез считаете, что я смогу стрелять в человека? — не скрывая отвращения, спросила девушка.
— Дурочка, если ты вовремя не выстрелишь, то этот, как ты выразилась, «человек» может выстрелить в тебя. Или еще что-нибудь с тобой попытается сделать. Кабана не забыла? — невозмутимо спросил Аркадий.
— Не напоминай, дубина стоеросовая! — Девушку передернуло от отвращения.
Диана опасливо тронула маленький, очень плоский и очень изящный ПСМ и призналась, что никогда не стреляла из пистолета. Из охотничьего ружья она, оказывается, доставала летящую утку за двадцать шагов, а вот пистолет впервые взяла в руки. Сергей пообещал научить команду обращаться со всеми видами оружия, после чего навел канал телепортации на полузаброшенный гарнизон на берегу теплого моря.
— Ух ты, знакомые места! — обрадовался Сергей.
Здесь, в пустынной местности, когда-то располагалась главная база дивизиона «Кальмар». Сейчас по гарнизону уныло бродили одуревшие от зноя солдаты и матросы национальных вооруженных сил.
Арсенал части был основательно разбазарен и разграблен, но кое-какое снаряжение еще сохранилось. Ни возле хранилища, ни внутри караульных не оказалось, поэтому работали спокойно и за полчаса перетаскали на Станцию Земля гору гидрокостюмов, компрессоры для заправки баллонов и специальные изолирующие акваланги, которые не оставляют демаскирующие пловца пузырьки выдыхаемого воздуха. Еще Сергей велел прихватить надувные плотики, торпедообразные устройства для быстрого плавания под водой, а также не известные никому из штатских виды оружия — четырехствольные пистолеты и автоматы с очень широким магазином. Майор объяснил, что эти уникальные машинки предназначены для подводной стрельбы и бьют, в зависимости от глубины, на десять — тридцать метров.
— Надеюсь, это все? — спросила потерявшая терпение Диана. — По-моему, мы уже в состоянии захватить власть в отдельно взятой сверхдержаве.
— Боюсь, это еще далеко не все, — предположил Аркадий. — Мне кажется, что гонка вооружений в нашей части гиперпространства только начинается.
— Старик, ты угадал, — одобрительно сказал Сергей. — Сейчас мы посетим Вест-Пойнт.
Заглянув в старый номер «Зарубежного военного обозрения», он продиктовал компьютерному мозгу Станции Земля координаты: 41 градус 23 минуты северной широты и 73 градуса 57 минут западной долготы. На складах знаменитого военного училища, расположенного в восьмидесяти километрах севернее Нью-Йорка, Сергею ничего особенно не приглянулось, и он приказал перевести видеоканал на базу Форт-Брэгг в штате Северная Каролина, где дислоцировались штаб командования специальных операций, 82-я воздушно-десантная дивизия, 525-я бригада разведки, а также 3-я и 7-я группы специального назначения.
Вот где ветеран подводного спецназа сумел отвести душу, обзаведясь чудовищной, в пятнадцать килограммов весом, одиннадцатизарядной винтовкой «Лайт Фифти», а также девятимиллиметровыми немецкими пистолет-пулеметами МП5КА4 фирмы «Хеклер-и-Кох» и американскими пистолет-пулеметами 45-го калибра «Ингрэм-10».
Не успокоившись на достигнутом, он переворошил весь склад, но отыскал-таки глушители к пистолет-пулеметам обоих типов.
Но и на этом майор не остановился, а задал новые координаты: 40 градусов 59 минут северной широты и 74 градуса 47 минут западной долготы. На голограмме появился Пикатинский арсенал в сорока милях к западу от Нью-Йорка — главная база научно-исследовательского центра вооружений.
— Что тебе еще понадобилось? — Николай попытался урезонить друга. — На самом же деле под завязку смертью упаковались. Только водородных боеголовок не хватает для полного счастья.
— Что ты понимаешь в полном счастье, — процедил Аркадий.
— Нет, не скажи, насчет нейтронных бомб мысль здравая, — задумчиво проговорил Сергей, но не выдержал серьезного тона и захохотал, увидев вытянувшиеся лица остальных. — Шучу… Думаете, я сам знаю, чего ищу? Но в этом месте обязательно найдется что-нибудь дельное. Пошли, Колян, пошарим по штабелям. Аркадий, ты страхуешь нас, не покидая Станции.
Они быстро прошли через огромное хранилище. Автоматические винтовки, включая ультрамодерновый кольт, Сергей отказался брать принципиально, поскольку не без оснований считал, что в этом классе оружия нет ничего лучше родных и хорошо знакомых «калашей». Вся их добыча в этом военно-техническом Эдеме ограничилась австрийскими пистолетами «Глок» нескольких модификаций, новейшим немецким «Вальтером П-88» и симпатичнейшим кольтовским револьвером «Кинг-Кобра» под усиленный патрон «Магнум-357». Поначалу майор не хотел брать револьвер, но потом все-таки польстился на очень удобную рукоять с углублениями для пальцев.
Нагруженные стреляющими машинками и патронными коробками, они пустились в обратный путь, но, заплутав в необозримом складском помещении, долго бродили среди ящиков и контейнеров. Наконец Сергей увидел знакомую гору упаковок обмундирования для пустыни и уверенно заявил, что еще два поворота — и они прибудут на место.
Ответ неожиданно прозвучал не по-русски, причем фразу произнес отнюдь не Николай. Оба они слишком плохо знали английский, но смысл окрика был понятен и так: стоять на месте, бросить оружие, руки вверх, ноги врозь и прочая галиматья, которую, согласно уставам всех армий мира, вынуждены произносить часовые, заметив нарушителя. А ведь любому идиоту ясно, что настоящий диверсант ни за что эти команды выполнять не станет, а просто пристрелит излишне разговорчивого караульного…
Сергей и Николай оглянулись, и их взорам предстали двое солдат в пятнистой форме, которые наводили на них автоматические винтовки, стоя всего в трех шагах сбоку от задерживаемых. Такие ошибки караульным не прощаются даже в менее острых ситуациях. Прыгнув на противника, Сергей хорошо поставленным ударом ноги выбил оружие из рук ближайшего солдата и повалил второго, огрев по голове тяжеленным вещмешком с патронами. Уложив обоих американцев, они бросились в щель между ящиками и увидели, как навстречу бегут еще пятеро солдат. Не сбавляя темпа, Сергей опрокинул гору пластиковых коробок под ноги преследователей и нырнул в боковой проход.
Они успели пробежать от силы десяток метров в сторону нужного поворота, но встретили еще двух охранников. Первого сбил с ног Николай, с разгону налетев на несчастного, но другой уложил геолога, стукнув его по лбу прикладом. Сергей схватил американца за цевье винтовки, резко приподнял и одновременно ударил коленом в пах. Рослый солдат согнулся от острой боли и тут же упал без чувств, получив локтем по загривку. Майор помог Николаю подняться, и они миновали последний поворот, однако вместо алого квадрата, очертившего вход на Станцию, обнаружили целое отделение вооруженных солдат. Часовые окружили их, держа под прицелом.
— Влипли, как придурки! — резюмировал Сергей. — Поднимай руки и надейся, что ребята найдут способ нас вытащить.
Охрана арсенала не без опаски сжимала кольцо вокруг буйных нарушителей.
Сергей мысленно укорял себя, что не засунул за пояс заряженную «Гюрзу» или «Ингрэм», хотя, с другой стороны, не имел большого желания стрелять в этих парней, которые не сделали ему ничего плохого, а всего лишь выполняли свой воинский долг.
— Hands up! — свирепо рявкнул один из часовых.
Это было понятно — руки вверх. Нехотя они стали выполнять приказ, но тут позади часовых показался Аркадий. Крикнув: «Закройте глаза!» — он швырнул что-то в их сторону и молниеносно скрылся за грудой ящиков, так что охрана даже не успела отреагировать на его появление. Дальнейшее Сергей и Николай помнили плохо, сохранилось только впечатление сверхъестественного грохота и невероятно яркой вспышки.
Потом кто-то вел их куда-то, поддерживая за руки, помогал сесть, хлопал по щекам, подносил к губам стаканчики с водой. Когда к ним вернулось зрение и слегка поутих шум в ушах, оказалось, что они находятся в зале голографического обзора. Проход на Землю был закрыт, рядом стояли обеспокоенные Диана с Лешкой и очень довольный собой Аркадий.
— Что случилось? — еле слыша собственный голос, проорал Сергей.
Вместо ответа физик, ухмыляясь, показал гранату «Заря», и все сразу стало понятно. Аркадий швырнул светозвуковую хлопушку, парализовав на десять минут всех, кто находился в той части арсенала. Эффект был такой, будто над ухом выстрелила крупнокалиберная пушка.
— Жалко, рано мы оттуда ушли, — сказал вдруг Николай. — Там еще немало интересного можно было найти.
— Например, две роты охранников! — фыркнула Диана. — Хорошо, что мозг Станции предупредил нас о появлении солдат и сразу вырубил тоннель на Землю. А то ворвалась бы эта банда сюда… Страшно даже подумать.
— Хватит! — решительно прикрикнул Аркадий. — Оружия у нас теперь достаточно. Расходимся отдыхать, а завтра, когда сестренка вернется с работы, двинемся на «Вальгаллу».
Договорились, что роботы с Лабиринта за это время заполнят сжатым воздухом баллоны всех аквалангов — и старых, и тех, которые они сегодня вынесли с бывшей базы «Кальмара». Затем еще раз прикинули схему действий: как разместить подводный выход тоннеля телепортации, как перетаскивать на Станцию золотые слитки.
Покончив с этими проблемами, уже собирались расходиться, как вдруг Диана спросила:
— А вы хоть подумали, кому и как будете сбывать такую гору золота? Не торговать же слитками поштучно на столичных ранках.
Они принялись перебирать знакомых фирмачей, которые могли бы пристроить многокилограммовые партии драгметалла, но ничего путного в голову не приходило.
Любой вариант продажи золота в Москве неизбежно выводил на них правоохранительные органы, фискальные ведомства и, что хуже всего, мафию. Когда они совсем было отчаялись, Аркадий вдруг вспомнил своего давнего приятеля Гришку Аксельрода. Бывший московский программист, по слухам, неплохо устроился за океаном, держал магазин на Брайтон-Бич и торговал любыми дозволенными и недозволенными товарами.
Глава 8
ЗОЛОТО РЕЙХА
План работ возле Сан-Хосе обдумывали почти два дня, поэтому все было организовано по высшему разряду. Гиперпространственные «врата» разместили на глубине шести метров прямо над затонувшим кораблем. Четверо в аквалангах вошли в шлюз, при помощи которого роботы пришельцев перемещали на Станцию морских обитателей. Затем по приказу Алексея, который остался в операционном зале, выход тоннеля начал опускаться, и люди в шлюзовой камере постепенно адаптировались к повышающемуся давлению. Когда светящийся квадрат выхода достиг дна, аквалангисты направились к потопленному рейдеру.
Они проникли в грузовые трюмы, растревожив мелких спрутов и ярко раскрашенных океанских рыб. Очень много времени ушло у них, чтобы протиснуться между обломками раскромсанного взрывами металла. Лишь после долгого блуждания по отсекам удалось найти секцию, где были складированы ящики со слитками. Но дальше стало еще сложнее.
Из-за высокой плотности благородного металла даже архимедова сила не делала желтоватые кирпичики намного легче. Загрузив в сетчатые сумки по два-три слитка, люди теряли плавучесть, так что обратный путь растянулся почти на полчаса. К моменту, когда был израсходован воздух в баллонах, на полу шлюза лежало всего два десятка золотых брусков.
Не выходя из воды, они сменили акваланги, продолжая работать с энергией одержимых. Еще два рейда на корабль и обратно — и количество собранных слитков перевалило за полсотни. Уже давало о себе знать слишком долгое пребывание на большой глубине — заметно ухудшилась координация движений, в ушах шумело, даже тренированный на такие нагрузки Сергей стал хуже видеть. Поле зрения расплывалось, и приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы сфокусировать взгляд на нужном предмете. Вдобавок Аркадий, зацепившись об острый край стального листа, порвал гидрокостюм и распорол руку в районе плеча.
Возвращаться на Станцию он, однако, категорически отказался, кое-как перетянул руку жгутом и продолжал чуть ли не волоком тащить по дну сетку с пятью слитками.
Просто чудо, что при таком помутнении рассудка удалось вовремя заметить пикирующую на них серебристо-голубую живую торпеду.
Собственно говоря, заметил ее только Сергей и как-то отстраненно подумал, что акулу привлекла кровь, сочившаяся из раны Аркадия. Трехметровая рыбина надвигалась, мощно работая хвостом и огромными, как крылья орла, грудными плавниками. Она была уже совсем рядом, когда Сергей, отогнав благодушную расслабленность, вдруг сообразил, что загнутые внутрь пасти длинные зубы вот-вот вцепятся в кого-то из них. Дальнейшее было просто — включились наработанные за двадцать лет рефлексы. Руки сами схватили висевший на шее автомат, сами направили ствол в сторону приближавшейся акулы.
Первая очередь прошла не очень удачно, однако по меньшей мере одна пулька-гарпун достигла цели. Акула резко отвернула от принесшего боль незнакомого звука подводных выстрелов, подставив под огонь шершавый бок, покрытый десятками темных пятен. Как следует прицелившись, Сергей разрядил в упор почти половину магазина, превратив тушу хищной рыбы в сплошную кровоточащую рану. Третью очередь он выпустил прямо в белое брюхо зубастой бестии. Агонизирующая акула бешено забила хвостом, распуская густое розовое облако, затем, успокоившись, медленно опустилась на дно.
У майора еще хватило сил жестами подать команду, чтобы все поскорее возвращались на Станцию. Убедившись, что трое его спутников благополучно миновали контур входа и находятся внутри шлюза, Сергей кое-как заковылял вслед за ними. При этом он больше всего удивлялся тому, что во время схватки с акулой не выпустил из рук лямки сумки.
Агрегаты Лабиринта осторожно понижали давление в шлюзовой камере, потом потоки воздуха вытеснили за борт воду, и до предела измотанные люди получили возможность снять акваланги. Они буквально качались от усталости, едва держась на ногах после почти пятичасового пребывания под водой. Хуже всех выглядел Аркадий, поранивший руку ржавым металлом.
— Как бы заражения крови не было, — слабым голосом сказал физик, держась правой рукой за распухшее левое плечо. — Болит, сволочь. «Скорую» надо.
— Лешка, позвони, — тихо попросил Сергей. — Ты сейчас единственный в рабочем состоянии. У нас уже ни на что сил не осталось.
Но тут выяснилось, что Алексей сохранил не только силы, но и способность соображать.
— Никакой «скорой помощи», — строго сказал он. — Я сейчас отвезу Аркадия в госпиталь Лабиринта.
С помощью Сергея он уложил раненого в транспортный кар, а сам сел за рукоятки управления. Сергей расположился в кузове, положив себе на колени голову друга. Машина плавно покатилась по коридору.
— Дорогу помнишь? — спросил Сергей.
— Помню… Жаль только, эта колымага не может быстрее двигаться. Не волнуйся, Аркаша, все будет хорошо.
— Сам хочу, чтобы хорошо было, — прошептал бледный как смерть физик. — Вот развяжемся с золотыми делами, так загляни ко мне, помоги конфигурацию компьютера наладить.
— Ты уже купил? — изумился Алексей. — Когда успел? Уж до чего я фанат по этой части, а руки еще не дошли. Какая модель?
— Лопух ты, пацан… — Аркадий говорил короткими обрывками фраз, словно в бреду — Время зря теряешь… Не будь таким размазней… Еще и сестренку упустишь…
— Молчи. — Сергей погладил его по голове. — Почти. приехали. Теперь скоро.
— Как болит, сил нет терпеть… Если не буду говорить, орать начну… Лешка, корона у тебя?
— А как же.
— Ты скажи там главному медицинскому роботу, чтобы не только эту рану, но и весь организм мне подлечили: сердце, печень, легкие… И зубы… У нас ведь с Колькой одна порода… Вся семья Туриных такая… чуть за сорок — вставные челюсти приходится делать…
— Конечно, скажу, не беспокойся. — И Алексей продолжил, обращаясь к Сергею: — Поможешь отнести его в «саркофаг»? Один я не справлюсь, он же у нас здоровый, как бронтозавр.
— Он у нас теперь не здоровый, он у нас теперь совсем больной, — уныло отозвался майор. — Помогу, о чем речь.
Однако тащить раненого на руках не пришлось. В первом отсеке госпиталя их ожидало устройство вроде автокара с носилками. Два робота осторожно уложили на них Аркадия и отвезли в нужный покой. Переговорив с помощью короны с компьютерным мозгом лечебницы, Алексей сообщил:
— Обещает за двое суток организовать ему капитальный ремонт, включая новые зубы, новую кровь, новые волосы на месте лысины. И еще он сейчас даст тебе лекарство.
Робот принес довольно большой стакан жидкости, весьма неприятной на вкус и запах. Будучи человеком по-военному дисциплинированным, Сергей не без отвращения проглотил предложенное питье и сразу почувствовал себя почти в норме. Договорились, что Алексей закажет две дозы этого медикамента для остальных, после чего заглянет в столовую и организует высококалорийный обед из нескольких блюд, а майор вернется на Станцию Земля за Николаем и Дианой.
Через полчаса все были снова полны сил и энтузиазма — напиток из госпиталя творил чудеса. За Аркадия они совершенно не беспокоились, поскольку безоговорочно верили науке и технике троклемидов. Заботили их исключительно другие проблемы. Например: сколько слитков золота удалось притащить с «Вальгаллы».
— Семьдесят одна штука, я дважды пересчитывал, — сказал Алексей. — Почти восемь центнеров.
— Еще не раз придется туда наведаться. — Николай сокрушенно покачал головой. — Мы же пока даже половину груза не вынесли.
Сергей сказал, что в следующий раз надо будет вывести жерло тоннеля прямо в трюм — таскать слитки сразу станет проще.
— Пока же, — добавил майор, — пора расходиться по домам, а завтра вечером, когда в Нью-Йорке будет утро, навестить Гришу Аксельрода.
Убедившись, что лечение Аркадия идет полным ходом, они вернулись на Станцию Земля.
Было уже поздно, и Алексей заявил, что не намерен пилить на метро через весь город. Канал телепортации последовательно переключился на подворотни домов, где жили члены команды «черного поиска». Заминка вышла только с Лехой, поскольку в его подъезде обосновалась парочка педиков. Когда стало ясно, что извращенцы устроились там надолго, Алексей приказал роботу передвинуть выход тоннеля на площадку самого верхнего этажа, а потом долго спускался к себе на шестой, потому что лифт уже не работал из-за позднего времени.
Впрочем, на следующий вечер они опять-таки съехались к Диане, поскольку хранить корону можно было только у нее. Во всех остальных квартирах проживало слишком много народу, и родственники могли проявить излишнее любопытство, случайно обнаружив загадочный предмет. А посторонним пока вовсе не следовало знать о находках внеземного происхождения.
Сергей бросил в сумку один слиток, завернутый в старую рубашку. На верхней, меньшей плоскости усеченной пирамидки красовалось выпуклое изображение орла — символ германского Рейха. Для страховки майор подвесил на бок подмышечную полукобуру с автоматическим пистолетом Браунинга «Хай Пауэр Стандарт» — пятнадцатизарядное изделие имело двусторонний предохранитель, что облегчало стрельбу с обеих рук. Алексея он снабдил автоматическим «Глок-18» и объяснил, как пользоваться лазерным прицелом. Майор надеялся, что, держа пистолет двумя руками, установив оружие на непрерывный огонь да еще подсвечивая цель лучом лазера, парень хотя бы разок зацепит противника.
— Думаешь, придется стрелять? — без признаков воодушевления спросил Алексей. — В кого? Гришка совершенно безобиден.
— А ты припомни, сколько раз за последнее время мы ввязывались в потасовки, — осадил его Сергей. — Причем, как правило, это происходило отнюдь не по нашей инициативе. Так что надлежит быть готовыми к любым неприятностям.
Для вящей надежности он положил себе в сумку поверх золотого бруска маленький облегченный «Хеклер-и-Кох» МП5КА4 с глушителем и две обоймы к нему на тридцать патронов каждая. Удовлетворенный таким арсеналом, майор сказал, что можно начинать.
Видеоканал выдал на большую голограмму панорамное изображение приморского мегаполиса, где было много небоскребов и статуя замотанной в простыню коронованной девицы, держащей над головой факел. Сто с лишним лет тому назад архитектор Бартольди изваял эту телку в качестве одного из маяков для Верхней бухты Нью-Йорка, но спустя годы сугубо утилитарное сооружение невероятным образом трансформировалось во всемирный символ свободы. Что поделать, истории человечества ведомы и более забавные казусы…
Объемная картина изменилась. Теперь они лицезрели Бруклин — главную резервацию для эмигрантов. Еще одна коррекция канала вывела на голограмму изображение русскоязычного гетто Нью-Йорка, пляжного района Брайтон-Бич. Полная почти обнаженных тел полоса песка тянулась вдоль берега, сколько хватало обзора. А рядом, отделенная от пляжа лишь дощатым настилом для пешеходов, начиналась обычная городская улица с очень оживленным автомобильным потоком.
Невидимые динамики доносили обрывки русской речи, да и все уличные надписи тоже были исключительно на русском. Промелькнула вывеска продовольственного магазина «Золотой Ключик». Потом они увидели приклеенное на стену дома рекламное объявление: некий профессор Леви извещал, что занимается на дому снятием стресса и психологической адаптацией новых эмигрантов. Попутно профессор брался за умеренную плату излечить от депрессии, ностальгии, нервных срывов, сексуальных расстройств и семейных неурядиц.
— Шарлатан, — презрительно сказала Диана. — Предлагаю поторопиться, а то я с этими еженощными путешествиями совершенно не высыпаюсь.
Алексей назвал нужный адрес, и картинка на голограмме послушно метнулась навстречу, словно они мчались в гоночном автомобиле. Эффект присутствия был потрясающим. Они вихрем пронеслись сначала по одной улице, потом по другой, свернули еще раз, перед их взглядами замелькали лестничные ступеньки. Наконец изображение замерло в пустой квартире.
— А вот и Гришка, — обрадовался Алексей, но тут же сменил тон: — Ух ты…
Аксельрод оказался невысоким и щуплым лысеющим человечком с бегающим взглядом и дрожащими руками. Голова у него тоже сильно дергалась в разные стороны, потому что Григорию били морду два здоровенных «быка». Хотя, возможно, в Америке таких принято называть «бизонами» или даже «гориллами». Били не сильно, больше на психику давили.
Немного поколотив коммерсанта, «гориллы» вывели его, тыча в спину револьверными дулами, из квартиры, спустили в лифте на первый этаж и усадили в «форд». Машина рванула с места.
— Следить за этим автомобилем, — скомандовал Алексей.
Проехав немного, «гориллы» затащили Гришку в двухэтажный особняк, где побили еще немного, после чего потребовали, чтобы отдавал должок в полторы сотни тысяч баксов. Аксельрод завопил: дескать, ничего он у них в долг не брал.
На что «гориллы», ухмыляясь, ответили на чистом русском языке с характерным одесским акцентом:
— Конечно, не брал. Но отдавать все равно придется.
Эта ситуация живо напомнила недавнюю сцену на пляже возле Рогатой Скалы, и Сергей сказал: — Влип, бедняга. Надо спасать. Лешка, ты будь начеку, но без команды огня не открывай и зря в драку не лезь.
Вытащив из саквояжа пистолет-пулемет, он велел станционному компьютеру обследовать здание. На втором этаже людей не было — все население дома состояло из двух рэкетиров и Григория.
Держа оружие на изготовку, они телепортировались в спальню на втором этаже, потом вышли на ведущую вниз лестницу, и Сергей крикнул:
— Руки за голову, ноги врозь, стоять мордой к стене, стреляю без предупреждения!
Внезапное появление двух вооруженных незнакомцев ошеломило «горилл», и они моментально отпустили торговца. Особое впечатление произвел на гангстеров лазерный луч, испускаемый трубкой-стержнем возвратной пружины «Глока».
Неопытный в обращении с оружием Алексей держал пистолет не слишком уверенно, ствол постоянно раскачивался, а потому красное световое пятнышко дрожало и угрожающе перепрыгивало с одного рэкетира на другого.
— Держи на прицеле правого, в курточке, — распорядился Сергей, твердой рукой наводя свой «Хеклер» на второго гангстера.
— А вы осторожненько, без резких движений, кладите на пол пушки и перья.
Шутки кончились.
«Гориллы» послушно выполнили приказ. Когда они разоружились, расхрабрившийся Гришка с наслаждением пнул ногой старшего, одетого в черную рубаху навыпуск.
Охнув, бандит сказал обиженно:
— Чего безобразничаете? Мы на Китайца горбатимся, это наш район.
— А мы работаем на Аввакума, — надменно соврал Сергей. — Этот коротышка — наш.
— Аввакум наезжает на родного брательника? — изумился гангстер. — Ну, дела.
В этот момент у Алексея сдали нервы, и парень случайно дернул спусковой крючок. Пистолет грохнул. Младший из бандитов со стоном схватился за простреленный бок. Второй быстро пригнулся, чтобы подобрать свой револьвер, но Сергей опередил противника, прошив бесшумной очередью, и бандит рухнул, обливаясь кровью.
Григорий завопил:
— Лешка, ты сдурел! Это вам не Москва — здесь на выстрел полиция приезжает! Бежим отсюда, пока копы не замели!
Для надежности майор выпустил прощальную очередь в раненного Алексеем рэкетира. На улице Аксельрод тормознул такси, назвал какой-то адрес, и вскоре они вышли из машины в оживленной части города. Гришка торопливо провел их по лабиринтам затопленных толпой улиц, потом они снова сели в такси. Покатавшись таким образом по Нью-Йорку, они приблизительно через полчаса подъехали к дому, где обитал Аксельрод. Войдя в квартиру, хозяин запер двери на все замки и спросил:
— Откуда вы взялись?
— По-моему, мы появились очень кстати, — заметил Сергей. — И часто на тебя так наезжают?
— Не в первый раз, — признался Григорий. — Но вы-то как тут очутились? Тебя-то я вообще не знаю, а Лешку-таки просто не узнаю. Надо же, с первого выстрела самого Барабана завалил!
Сергей поведал, что Алексей за последнее время стал совсем другим человеком: научился проходить сквозь стены, «мочит» без приказа каждого, кто ему не по душе пришелся, и вообще неуклонно превращается в киллера высшего разряда. Вчера вот Пикатинский арсенал и Форт-Брэгг обчистили не без его участия, а теперь парень вовсе с катушек сорвался — на Форт-Нокс зубы точит.
Аксельрод обалдело вылупился на давнего приятеля, затем перевел взгляд на Сергея и вдруг прошептал:
— То-то мне лицо твое знакомо… Второй день фоторобот с телевизора не сходит. Это твоя шайка целый взвод в арсенале успокоила?
— Такой факт имел место, — скромно признался майор.
— Значит, и Леша там был, — уважительно произнес Аксельрод. — А ко мне по какой надобности?
— По торговой…
Они объяснили Гришке, что нашли затонувшее судно с необычным грузом и слегка почистили трюмы. Когда ему продемонстрировали золото, Григорий ненадолго потерял дар речи. Потом спросил:
— Сколько у вас?
— Пока хотим центнер реализовать, а там видно будет.
— Плачу по пятерке за грамм.
— На Лондонской бирже грамм стоит двенадцать баксов, — щегольнул эрудицией Алексей, который все утро изучал подшивку газеты «Финансовые известия». — А в Москве можно по шесть оптом загнать.
— Можете в Люберцах на рынке продавать на развес, можете в Лондон мотать, если охота… Ладно, даю шесть с полтиной, идет?
— Черт с тобой. — Сергей встал. — Только стодолларовыми купюрами образца девяностого и девяносто третьего годов. Когда привозить товар?
— Деньги будут послезавтра к вечеру, но предупреждаю: я специалиста приведу, чтобы вы мне фуфло не подсунули… — Гришка задумался, затем спросил с надеждой в голосе: — А можете вы, к примеру, убрать того же Китайца?
— Сколько? — привычно отозвался майор.
Русскоязычный американец сообщил, что несколько бизнесменов, которым осточертело терпеть выходки обосновавшихся в Штатах бандитов из России, готовы скинуться на хорошую сумму, лишь бы избавиться от отечественного рэкета — не для того, мол, за океан сбежали. Они договорились вернуться к этому вопросу через недельку, когда Гришка соберет бабки с заказчиков и узнает необходимые подробности о жизни Китайца — крестного отца русской мафии в Бруклине.
— Поосторожнее на улицах, вас же ищут, — напутствовал гостей Аксельрод. — Могу подвезти.
Они отказались от его услуг по части транспорта и вышли на лестницу.
Удостоверившись, что их никто не видит, Сергей произнес в пустоту:
— Ребята, включайте канал.
Николай, следивший за их похождениями, оставаясь на Станции, дал соответствующую команду роботу, и на лестничной клетке брайтонского дома вспыхнул красный квадрат прохода. Один шаг — и двое вернулись из Нью-Йорка в неведомую точку Вселенной, откуда открывалась дорога на десятки планет Галактики.
Увидев их рядом, Диана зашипела, как рассвирепевшая кобра:
— Вы уже все границы переходите!
— А вот и неправда, — обиделся Сергей. — Бразильско-польскую границу я еще не переходил. И грузино-испанскую тоже.
От этих слов девчонка пришла в бешенство и, уже не сдерживаясь, закричала:
— Прекратите эти идиотские шуточки! Вы опять устроили пальбу, когда вам ничего не угрожало! А вдобавок уже готовы стать наемным киллером! Я презираю тех, кто способен убивать людей за деньги!
— Не людей, а бандитов, — уместно вставил Алексей.
Диана чуть не впала в столбняк. Еще бы, безнадежно влюбленный подкаблучник, всегда бессловесно сносивший все ее капризы и заскоки, вдруг осмелился перечить! Оскорбленная в лучших чувствах, девушка вернулась домой.
— Все в порядке, Лешка, не переживай, — сказал Сергей огорченному парню.
— Еще пару раз покажи характер, и она станет относиться к тебе по-другому.
— Еще хуже? — Алексей совсем сник. — Боюсь, я совсем ее потеряю…
Майор хотел объяснить этому раздолбаю, что потерять можно только то, что имеешь, но его прервали. В зале раздался знакомый жизнерадостный голос:
— А вот и я!
В дверях стоял, сверкая невероятно белыми зубами, вполне здоровый и даже помолодевший Аркадий Турин. Его цветущий вид вызвал в душе Сергея острый приступ зависти, и майор немедленно заявил, что не пойдет домой, а останется ночевать в «саркофаге» здешнего госпиталя.
На следующий день друзья его не узнали: Сергею можно было теперь дать не больше тридцати. Не осталось ни малейших следов намечавшейся уже лысины, а зубы стали как на подбор — ровные и крепкие.
А вечером в теленовостях передали, что агенты ФБР арестовали главу русской мафии Нью-Йорка, некоего Дмитрия Петрова по кличке Китаец.
— Верных пол-лимона на этом подонке упустили, — расстроился Сергей.
Глава 9
РАЗГУЛ СТРАСТЕЙ
На вторую ночь в отеле «Ройял» он выбрал длинноногую блондинку, постельные способности которой оказались еще сногсшибательнее, чем у вчерашней мулатки. К тому же она кое-как лопотала по-русски — успела нахвататься у московских и питерских нуворишей, которые за последние годы буквально оккупировали Бермудские острова. Как, впрочем, и Багамские с Гавайскими. Далеко за полночь очередной загул обосновавшихся здесь «новых русских» даже оторвал Сергея от белокурой жрицы нетрадиционных вариантов древней профессии. От неожиданности отставному майору почудилось, что началась перестрелка, и он метнулся к окну, выхватив из-под подушки пистолет. Но все оказалось прозаичнее: какому-то нефтегазовому магнату с солнечного юга стало скучно, и он устроил на пляже фейерверк для своей подстилки с Центрального телевидения.
Блондинка Николь была крайне удивлена неожиданной реакцией клиента на вполне безобидную ситуацию. Немного подумав, она кивнула на «Браунинг-Стандарт» в его руке и сказала понимающе:
— О, mafiozo, — и добавила: — Come to me, darling…
Встретившись на следующий день в полдень, Диана тихо бесилась, отпуская колкости насчет банды распутников, с которыми она связалась. Аркадий и Николай скромно помалкивали. Судя по их довольным физиономиям, оба провели ночь не хуже, чем Сергей, и теперь опасались, как бы вредная девчонка не настучала их женам.
— А ты чем занималась? — невинным тоном осведомился майор. — Неужели никого не сняла?
Последовала очередная вспышка гнева, за соседним столиком даже обратили на них внимание.
Насупившись, Алексей произнес:
— Прекрати. Мы посидели немного в ресторане, потанцевали, потом разошлись.
— И еще какие-то коты вроде вас предлагали мне черт-те сколько за удовольствие переспать с ними! — поведала возмущенная Диана.
— У них изысканный вкус, — одобрительно заметил Аркадий. — Пойми, сестренка, мы всего лишь люди и в конце концов имеем право разок оттянуться по-черному. Поверь, этим правом мы не злоупотребляем.
— Право, может, и имеете, но совести у вас — ни капли! — отрезала девушка.
… Предшествующие дни пролетели в бурных хлопотах. Поделив полученные с Аксельрода деньги за сто двадцать килограммов золота, они бегали по различным учреждениям столицы и подмазывали чиновников, чтобы поскорее протолкнуть свои дела. По завершении этого аврала Сергей и Николай обзавелись квартирами в одном блоке нового двадцатидвухэтажного дома. Геологу с его многочисленной семьей досталась четырехкомнатная, а майор ограничился двумя комнатами. Оставшихся после этой операции баксов хватило и на обстановку, и на хорошую жизнь, так что друзья — впервые за много лет — были почти удовлетворены условиями своего существования. Аркадий и Алексей тоже блаженствовали, потому что обзавелись мощными персональными компьютерами и теперь не могли на них нарадоваться. А Диана, устроившая головокружительный марш-бросок по самым шикарным магазинам Парижа, Рима и Лондона, угробила на тряпки совершенно умопомрачительную сумму, но зато пребывала в состоянии, близком к оргазму.
Оставалось только перевезти с юга семью Николая, но тут оба кузена встали на дыбы и заявили, что до приезда законных супруг с детками намерены красиво попрощаться с временной холостяцкой жизнью и как следует гульнуть. После возвращения семей долгие отлучки из дому стали бы невозможны. Поэтому, с общего согласия, решили провести субботу и воскресенье на островном курорте, реклама которого назойливо мелькала на телеэкране…
Николь с изумительной скоростью затараторила по-английски. Алексей, усмехаясь, переводил: девица интересуется, намерен ли щедрый клиент еще разок воспользоваться ее услугами.
— Еще она уверяет, будто ты обещал купить ей гору шмоток и кольцо с бриллиантами.
— Оф кос, онли ивнинг, — буркнул Сергей. — Леха, объясни этой дуре, что до вечера она не понадобится, а там разберемся.
Николь упорхнула, а Диана язвительно заметила, что некрасиво обманывать женщину при исполнении служебных обязанностей.
Майор возмутился:
— Ни черта я ей не обещал! Эта шлюха что-то долго говорила не по-нашему, а я только кивал, потому как не понимаю по-ихнему… Чего ржете? Ладно, пошли окунемся по последнему разу — и домой.
Однако до пляжа они так и не добрались. У выхода из ресторана их встретили трое здоровенных ребят в униформе: белый, черный и мулат. Негр, обладавший самыми впечатляющими бицепсами, строгим голосом произнес длинную фразу.
— Требует показать документы, — объяснил Алексей. — Как будем выкручиваться?
— Побейте, — предложила Диана. — Вам же не привыкать.
— Не волнуйся, сестренка, — вмешался Аркадий, — Скажи, что документы у нас в номере.
— Забирайте каждый свое барахло — и к Диане, — распорядился Сергей. — Оттуда и отправимся в Лабиринт.
Через четверть часа все уже собрались в «люксе» девушки. К начавшим терять терпение стражам порядка подошло подкрепление — еще трое с резиновыми дубинками стояли в коридоре. Убедившись, что приготовления к отбытию завершены, майор навел на полисменов пистолет и выразительным жестом приказал покинуть помещение. Ребятки оказались понятливыми и мгновенно исчезли. Наверное, все трое были профессиональными спринтерами.
Николай быстро запер дверь. Диана надела корону, и они перебежали на Станцию, закрыв за собой тоннель.
— Пусть теперь ищут нас по всему архипелагу, — злорадно сказал Леха. — Документы им, как же… Будто мы не платили за харчи и проживание!
— Нехорошо все-таки получилось, — грустно проговорил Николай. — Теперь нам на эти острова дорога заказана. Да и Диана не отдохнула как следует.
— Ну вас, — дернула плечом девушка. — Тоже мне, развлечение придумали — пить и со шлюхами валяться.
— А чего бы хотел наш ненормальный ребенок? — спросил девушку Сергей. — Говори, не стесняйся. Для тебя сделаем все, что пожелаешь.
— Кроме групповухи, — уточнил Аркадий. — Лично я ни с кем делиться не собираюсь.
После безуспешной попытки испепелить похабника убийственным взглядом девушка заявила, что всю жизнь мечтала принять участие в настоящей охоте на крупного зверя. В студенческие годы, когда был жив дед, она регулярно ездила с ним стрелять зайцев и уток, а как-то раз даже собственноручно завалила кабана.
— Каждый день открываю в этой девчонке новые достоинства, — сообщил майор. — Неужели в бегущего кабана попала?
— Ну, допустим, я добивала подранка, — призналась она. — Но ужасно хочется добыть что-нибудь по-настоящему большое. Льва, например, или слона. Сделаете, мальчики? Если не ошибаюсь, кто-то только что обещал…
— Обещали — значит, сделаем, — заверил ее Аркадий. — Завтра же прогуляемся в Африку.
— А почему не сегодня? — удивилась Диана. — Время же детское, спать пока не хочется. Поехали немедленно.
Мужчины не стали возражать и принялись прикидывать, где бы устроить сафари. Аркадий агитировал за Кению, где прекрасные охотничьи угодья. Но Николай неожиданно пристыдил друзей: банально, мол, мыслите. Геолог напомнил, что им как-то попалась планета, где было много снега, а по долинам бродило зверье довольно солидных габаритов с очень большими рогами и бивнями.
— Украсить стены квартиры такими трофеями — мечта любого настоящего охотника, — сказал Николай. — Только надо будет как следует подготовиться к этой вылазке. Одеться потеплее, оружие взять, еще кое-что…
Николая назвали гением и решили время от времени охотиться на экзотических зверей с разных планет. Аркадий даже потребовал, чтобы мишенью следующего сафари стали динозавры, которых они видели мельком, когда в первый раз блуждали по Лабиринту. Пока трое авантюристов строили свои грандиозные планы, Николай что-то тихонько втолковывал Алексею. Глаза у мальчишки были широко раскрыты, и он быстро-быстро кивал. Затем оба заговорщика оглянулись на остальных, хитро улыбаясь.
— Что это они там задумали? — осведомилась подозрительная Диана.
— У нас с Лешкой будет своя охота, — сообщил Николай. — Ну, давайте собираться. Лично мне надо на полчасика заглянуть домой.
Для начала Сергей наведался в Форт-Грили на Аляске, где американская армия проводила испытания оружия и подготовку личного состава в условиях арктических температур. На этот раз они действовали крайне осторожно: сначала тщательно удостоверились, что в хранилищах нет охраны, и только потом забрали парочку оснащенных крупнокалиберными пулеметами аэросаней и пять комплектов зимнего обмундирования нужных размеров. Тем временем Алексей, позвонив родителям, предупредил, что собирается заночевать у приятеля. Ответ заставил парня смутиться, он пробормотал в трубку:
— Мама, как тебе не стыдно, при чем тут СПИД…
Когда они вернулись на Станцию, Аркадий заметил:
— Твои предки слишком высокого мнения о своем чаде. А вот нам после приключений на Бермудах надо бы провериться в здешнем госпитале.
— Ни стыда ни совести, — вздохнула Диана.
Когда они прибыли в нужный сектор Лабиринта и увидели голограммы заваленных снегом равнин, Алексей при помощи короны связался с компьютером Станции. Выяснилось, что планета зарегистрирована под названием Пошнеста, имеет атмосферу, условно пригодную для дыхания троклемидов, а сила тяжести близка к параметрам Троклема. Аборигены обладают зачатками интеллекта. Выход на поверхность допустим только в защитных костюмах.
Получив эту информацию, молодой программист довольно долго общался с мозгом Станции, вполголоса пересказывая что-то Николаю. Эти секреты довели остальных до тихого бешенства, но геолог объяснил, что они лишь выбирают место, которое было бы интересно для всех участников вылазки.
Наконец, когда все приготовления были закончены, возникли новые проблемы — видеоканал не превратился в межзвездные врата. Компьютер сообщил, что для выхода на эту планету персоналу следует пройти в сухой шлюз. Земляне уже знали, что каждая Станция имеет две шлюзовые камеры: «сухую», предназначенную для выхода в атмосферу, и «мокрую», выводящую в жидкую среду. Шлюзы эти использовались, когда роботы считали нежелательным проникновение в Лабиринт воды, воздуха или микроорганизмов изучаемой планеты. В шлюзе людей уже ждали просторные комбинезоны из прозрачного материала, которые должны были защитить экспедицию от ядовитых веществ, которые в небольших количествах содержались в атмосфере Пошнесты.
Точку выхода выбрали на освещенной стороне планеты у подножия могучего горного хребта. Вершины дымились, однако открытого извержения, как заверил компьютерный мозг Станции, в ближайшее время не предвиделось. Здесь люди разделились на два отряда. Оседлав первые аэросани, Сергей, Диана и Аркадий собирались двинуться на восток — в долину, где паслось стадо мохнатых четвероногих великанов. Но Лешка с Николаем неожиданно уперлись, не проявив ни малейшего интереса к охоте.
— У нас кое-какие делишки в тех разломах. — Геолог махнул рукой в направлении близких гор. — Встретимся, когда стемнеет, не раньше.
Переубедить этих одержимых не удалось, и Диана даже предположила, что «сладкая парочка» записалась в Общество защиты диких животных. В конце концов Сергей решил, что люди они уже взрослые. К тому же два АКМ и браунинг калибра 12,7 мм на турели обеспечат ребятам защиту, а портативные рации достаточно надежны, чтобы беспокоиться о связи.
— Поехали скорее! — Диану охватил азарт, и она не желала больше ждать. — Нам больше достанется!
Обе группы разъехались — каждая к своей цели. Вскоре впереди показалось стадо. Рев моторов вспугнул зверей, напоминавших мамонтов с коротким толстым хоботом и парой длинных, слегка загнутых вниз бивней. Обросшие густой шерстью туши бежали изо всех сил, но мощные аэросани имели огромное превосходство в скорости, и охотники легко отрезали стаду путь к нагромождению скальных обломков. Прижав к плечу приклад «Тигра», Диана выпустила одну за другой три бронебойные пули. Помесь мамонта с тапиром повалилась на бок, но зверь оказался живучим и тут же поднялся. Стадо продолжило бег, изменив курс. Подранок заметно отставал, моторные сани легко настигли его, и девушка получила прекрасную возможность добить истекающее кровью животное. Передние лапы гиганта подломились, и он затих, уткнувшись рылом в сугроб. Для надежности в спину несчастного животного всадили еще пулеметную очередь.
— Отличная добыча! — хладнокровно и в то же время восторженно заявила Диана, когда они подъехали к добыче вплотную. — Какие бивни! Мальчики, попробуйте отрубить.
Полутораметровые бивни отделили не без труда, но трофей действительно был превосходен и стоил затраченных усилий. Они долго носились за стадом по всей долине и подстрелили еще трех мохнатых великанов, прежде чем удовлетворили свои атавистические инстинкты. Погрузив на сани все восемь обрубков «слоновой кости», охотники были готовы продолжать преследование, когда раздался сигнал радиовызова: Алексей интересовался, как идут дела.
— Нормально, — сказал Сергей. — Уже отстрелялись, собираемся ехать за вами. Кстати, как у вас?
— Увидите — отключитесь, — пообещал, посмеиваясь, Алексей и дал отбой.
— Темнят, гады… — проговорил управляющий машиной Аркадий, не отрывая взгляда от расстелившейся перед ними равнины. — Не могу понять, что замышляет эта парочка.
— Ничего, скоро узнаем. — Сергей поднял голову. — Меня не волнует, что они темнят. Хуже, что здесь темнеть начало.
Аэросани мчались полным ходом, оглашая снежную пустыню воем мотора.
Впрочем, теперь долина была не столь уж пустынной — возле туши одного из подстреленных землянами зверей разгорелась ожесточенная схватка за гору дармового мяса. Аборигены, похожие на огромных двухметровых обезьян, стоя на задних конечностях, ловко отбивались импровизированными дубинами от четвероногих животных с короткими шеями и мощными челюстями. Существа обоих видов были покрыты густым светлым мехом, но полуразумные гуманоиды вдобавок носили грубо скроенные накидки из шкур, содранных то ли с охотничьей добычи, то ли вовсе с себе подобных. Снег вокруг дерущихся был забрызган темно-красной кровью.
— Надо бы помочь младшим братьям по разуму, — предложила великодушная Диана. — Цивилизация планеты Пошнеста в опасности — может, последнее племя погибает.
Заглушив мотор, Аркадий посоветовал девушке не зацепить шальной пулей самих «младших братьев». Три ствола бесшумными выстрелами в считанные секунды резко сократили численность стаи местных «волков», а оставшихся безжалостно добили аборигены. При этом один из них легко догнал пытавшегося сбежать хищника, прыгнул на спину и задушил голыми руками. После этого охотники пещерного племени, стащив добычу в одну общую кучу, принялись жрать сырое мясо.
Диана в полном восторге снимала кровавую сцену предусмотрительно захваченной видеокамерой и сетовала, что в сгущающихся сумерках кадры получатся не слишком красочными.
Идиллия кончилась, когда аборигены, оторвавшись от пиршества, обнаружили в трехстах метрах пришельцев и предмет на лыжах. Поднялся страшный переполох.
Охотники бегали вокруг добычи, размахивая дубинами и выкрикивая неблагозвучные фразы, горстями швыряли в сторону саней экскременты.
— По-моему, мы им не нравимся, — тонко подметил Сергей. — Но они нас боятся. Ближе сотни шагов ни один подойти не решается.
— Мне тоже кое-что не нравится, — сообщил Аркадий мрачным тоном. — Мне очень не нравится, что они нас боятся.
— И правильно делают, — самоуверенно рассмеялась девушка. — Что же в этом плохого?
Физик терпеливо объяснил, что дикие или полудикие существа никогда не боятся незнакомых объектов. Аборигены намного крупнее людей, а потому пришельцы должны представляться им слабыми созданиями, то есть легкой добычей. Однако пещерные жители даже не помышляют напасть на землян, а только хорохорятся, соблюдая дистанцию.
— И что из этого следует? — Сергей пока не мог понять, к чему клонит физик, но догадывался, что назревают новые неприятности.
— Они научились опасаться кого-то, кто похож на нас и способен наносить удары с расстояния в сотню-другую метров.
Из всего услышанного майор сделал единственный вывод: надо скорее убираться с этой планеты. Для очистки совести он вызвал на связь вторую группу.
Алексей недовольным голосом потребовал не отвлекать их от важных дел, а потом радиотелефон выхватил Николай и весело пригласил присоединиться к ним, посулив целую кучу приятных сюрпризов. Геолог приблизительно описал ориентиры пещеры, где они развернули свои изыскания, и прервал связь, сославшись на отсутствие времени.
— Едем к ним, — решил Сергей.
Однако, прежде чем Аркадий снова запустил мотор, резко и внезапно изменилась тональность испускаемых аборигенами воплей. Теперь крики звучали жалобно и испуганно. Забыв о землянах, первобытные в панике метались по снегу, пытаясь хоть как-нибудь укрыться на ровном как стол поле. Одни умело закапывались в снег, другие залезли в распоротое брюхо недоеденного травоядного великана. Только громадный вожак и еще двое самых рослых охотников потрясали оружием и громко орали, уставившись куда-то вверх. Проследив направление их взглядов, люди тоже почувствовали необходимость укрытия.
Высоко в темном небе довольно быстро перемещалось яркое пятно, переливавшееся всеми цветами спектра. При этом пятно увеличивалось в размерах, словно приближалось к поверхности планеты. Когда неизвестное тело достигло величины примерно земной Луны, от светящегося овала отделилось шесть белых точек, которые устремились по снижающимся траекториям, словно боеголовки в компьютерной игре «Ядерное нападение». Потом откуда-то из-за горизонта в небо ударил пучок ослепительно-белых лучей, попавший точно по овальному пятну, которое сразу же превратилось в стремительно расширяющийся огненный шар. Стало светло, как в летний полдень. Лишь минут через пять потускнело это облако плазмы, порожденное чудовищным взрывом.
— Атомный взрыв, — сказал Сергей. — Видимо, очень высоко, даже за пределами атмосферы. Во всяком случае, ударная волна на поверхность не обрушилась. Что это могло быть?
— Космическое сражение, — предположил Аркадий. — Кто-то атаковал планету, но силы обороны уничтожили корабль-агрессор на дальних подступах.
— Опомнитесь, мальчики! Какие силы обороны, какие еще атомные взрывы… — Диана выразительно посмотрела в сторону полудиких аборигенов. — У этих питекантропов не может быть противокосмического оружия!
— Значит, где-то за горами живут другие, — сделал вывод Сергей. — Сматываемся.
Наконец навалился протяжный грохот далекого взрыва. Аркадий быстро подсчитал в уме: прошло одиннадцать минут после вспышки, то есть события развернулись на высоте не менее ста километров. А между тем белые точки, выброшенные расстрелянным кораблем, уже снизились настолько, что можно было невооруженным глазом разглядеть их вытянутые очертания. Построившись клином, эти светящиеся стрелки направлялись к тому самому горному хребту, откуда недавно вырвался луч разрушительной энергии.
Затем в небе появилось множество треугольных светлячков, которые буквально бросились на пришельцев из космоса. Началась свалка, небосвод озарили разноцветные вспышки, как во время праздничного фейерверка.
Загудел зуммер радиотелефона. Вызвавший друзей Николай обеспокоенно поинтересовался, не знают ли они, что творится.
Сергей ответил:
— Такое впечатление, что над планетой идет воздушный бой. Дианка кое-что засняла, дома спокойно посмотрим запись. Вы-то сами в порядке?
— Да, понимаешь, грохочет где-то, молнии полыхают. Вроде грозы, но облаков нет… Вот мы и встревожились. Давайте к нам, отсюда домой вернемся. Мы с Лешкой уже нагрузились.
— Скоро будем.
В наступившей темноте пришлось ехать медленнее, однако нужный им участок горного массива неуклонно приближался. Уже стал виден свет фонаря — это им сигналил Алексей. Казалось, до благополучной эвакуации участников сафари остается не больше четверти часа, но не тут-то было.
Прямо у них над головами промчался удлиненный силуэт, окутанный мерцающей дымкой. За вытянутым аппаратом гнались четыре «треугольника», испускавшие по беглецу яркие фиолетово-зеленые лучи. На глазах у землян преследуемый развалился на куски, которые, один за другим, очень эффектно взорвались.
— Не снижай скорость, — сжав зубы, приказал Сергей. — Вперед, черт побери! К нам здешние разборки не относятся, но эти ребятишки могут со мной не согласиться.
Он ошибся, надеясь, что эти события их не коснутся. Снова зажужжал зуммер, и возбужденный голос Николая сообщил:
— Серега, тут по соседству какая-то штука с неба грохнулась. Теперь нас окружают.
— Аборигены не опасны, пугани их из автомата.
— Это не дикари. Алешка в них уже второй магазин сажает — без толку. Раздутые тела, окружены бледным свечением. Пули сгорают, не долетая… Помнишь, в агрегатном зале Лабиринта была силовая защита? Что-то вроде этого…
— Откуда они взялись? — вмешался в беседу Аркадий. — С того упавшего корабля?
— Похоже на то…
— У вас пулемет на санях, — напомнил майор. — Мощная штука. Может быть, пробьет защиту.
— А как в него ленту заправлять? — простодушно осведомился Николай. — Ох, гады совсем близко. Пойду-ка, помогу парнишке…
На этом связь оборвалась, но они были уже рядом с пещерой, из которой нестройно палили два ствола. Перед пещерой прыгали на снегу два уродливых создания, напоминавшие по виду жаб, чудовищно раздутых почти до человеческого роста. Между кошмарными тварями и огневой позицией землян колыхалась полупрозрачная пелена, радужными переливами цветов смахивавшая на мыльный пузырь. Один из «жаб» поднял руку с каким-то устройством, направив на пещеру поток голубоватых лучей. Стрельба из-под горы мгновенно прекратилась.
— Они выставили впереди себя силовой щит, но сзади не прикрыты, — сказал Аркадий. — Бей, пока не опомнились! Наших ребят уже не слышно!
Длинная очередь аккуратно срезала жабообразных. Цветная пленка защитного поля немедленно исчезла, и аэросани беспрепятственно подошли вплотную к пещере.
Алексей и Николай, сидя на корточках, болезненно стонали, разминая конечности.
— Они пустили какой-то голубой свет, — морщась, сказал Николай. — Как будто током по всему телу ударило.
— Мы видели, — бросил в ответ Сергей. — Все в порядке, их больше нет. Диана, давай корону.
Снаружи послышался тонкий пронзительный свист — именно такой звук издавали летательные аппараты треугольной формы, которые десять минут назад сбили воздушную машину жабообразных. Тональность и громкость свиста непрерывно менялись, как будто источники звука быстро приближались к убежищу землян.
Никому из них не хотелось новых неприятностей, поэтому люди поспешно отступили на Станцию Пошнеста.
В шлюзовой камере пришлось выстоять затянувшуюся почти на час процедуру дезинфекции. Только после этого компьютеры разрешили снять защитные одежды, и Диана смогла похвастаться роскошными трофеями.
— Мы даже не знаем, как называются эти слонотапиры, — притворно печалясь, пожаловалась девушка. — Придется врать знакомым, что в последней экспедиции нашла на дне Карского моря кладбище мамонтов.
— Давай так и назовем твою добычу — слонотапир, — восторженно предложил Леха.
— Это все замечательно, — сварливо заметил Сергей. — Только сейчас Колька и Лешка расскажут нам, чем они занимались в пещере.
— Извращенцы, — добавила Диана.
Сделав торжественное лицо, геолог извлек полиэтиленовый мешочек, полный разноцветных кристаллов. Все обалдели, а Николай напомнил, как еще в первое путешествие по Лабиринту обращал внимание друзей на эти горы. Короткая вылазка полностью подтвердила его предположения: на столе сверкали неограненные драгоценные камушки размером от горошины до куриного яйца.
— Мы брали только алмазы, изумруды и рубины, — рассказывал Николай. — Рядом с этой пещерой я нашел очень интересную кимберлитовую трубку, но там нужно как следует повозиться, нам удалось вскрыть только верхние полтора-два метра.
Начали прикидывать, как бы реализовать эти камушки, и договорились найти где-нибудь в Амстердаме ювелиров, которые возьмутся обработать кристаллы, не задавая лишних вопросов. Часть камней можно будет загнать в природном виде, а другие превратить в изделия для себя и на продажу.
Диана, представляя, как будет выглядеть в колье, диадеме, подвесках и прочих побрякушках, не забывала и о собственной научной карьере. Оказывается, ей пришла в голову очередная идея — как можно использовать компьютерную сеть Лабиринта и накопленные за сотни лет данные.
— Надо будет поспрашивать мозг Станции Земля, в каком виде хранится видеоинформация, записанная в двадцатом веке, — сказала она. — Представляете, мы сможем наблюдать самые секретные беседы всевозможных лидеров, раскроем тайну Большого Террора тридцатых годов, мы увидим, как задумывались и начинались мировые войны! Да мало ли что успел записать Лабиринт!
Девушку бесцеремонно прервал Аркадий, решительно отобрав корону.
Нахлобучив себе на голову телепатический приемопередатчик, физик потребовал объяснить причину и состав участников сражения, разразившегося над Пошнестой.
Выслушав ответ, он переспросил:
— Кто такие вешша и кого они пытались атаковать? Телепатический ответ компьютера никто, кроме Аркадия, снова не услышал. А физик угрюмо продолжал:
— Покажи, что происходит на месте уничтожения аппаратов, отделившихся от большого корабля.
Ничего интересного они, однако, не увидели: только обугленные и оплавленные обломки неведомых конструкций. И еще один из видеоканалов показал группу летающих машин, имевших форму сплющенного конуса. Это были те самые свистящие истребители, которые расстреляли лучевым оружием удлиненный корабль пришельцев из космоса. Сейчас эти аппараты стремительно уходили в другое полушарие Пошнесты.
— Объясни, в чем дело, — потребовал Сергей.
— Ничего экстраординарного. — Аркадий задумчиво снял корону и скорчил мрачную гримасу. — Мозг Станции полагает, что на планету напал корабль цивилизации вешша. Опираясь на косвенные признаки, компьютер имеет основания считать, что именно массированная атака вешша около трех тысяч лет назад уничтожила цивилизацию троклемидов.
— А с кем эти вешша сражались на Пошнесте? — быстро спросила Диана. — Кто-то ведь сбил этот корабль…
Аркадий объяснил, что здешняя Станция располагает всего пятью приемопередатчиками, поэтому большая часть поверхности планеты недоступна обзору видеоканалов. Однако мозгу Станции достоверно известно, что именно в противоположном полушарии Пошнесты, вне зоны его наблюдения, живут существа, напоминающие людей или троклемидов. Во всяком случае, их техника идентична той, какая была у троклемидов накануне гибели их цивилизации. Не исключено, что своей атакой вешша намеревались уничтожить базу этих существ.
— До чего ж, однако, кровожадные ребята эти вешша, — заметил Николай. — Сколько столетий прошло, а никак не угомонятся — хотят добить былых врагов до последнего.
— С чего ты взял, что здесь живут именно троклемиды? — Аркадий покачал головой. — Сам говоришь, прошло три, пусть даже два с половиной тысячелетия. За это время они должны были усовершенствовать свою технику, а этого не произошло.
— А может, живых троклемидов не осталось, а роботы не способны к прогрессу и продолжают воевать старым оружием, — предположил Алексей. — Или, например, какая-то другая раса нашла базу троклемидов и теперь использует их оборудование.
— Что бы там ни случилось, а шишки опять на нас повалятся, — резюмировал Сергей.
Глава 10
ЭВАКУАЦИЯ
После столь опасных приключений все решили отдохнуть от галактических сафари и некоторое время заниматься лишь делами сугубо земными. Соблюдая все меры предосторожности, Алексей еще раз посетил Гришу Аксельрода и выяснил адреса сразу трех ювелиров, которые заведомо должны были согласиться на полулегальную обработку кристаллов неизвестного происхождения. После этого Леха с Аркадием устроили турне в Амстердам, Тель-Авив и Лос-Анджелес, представив каждому из мастеров по горсточке камушков и по кусочку слитка в полкило весом.
Диана не вылезала из комнаты, где можно было просматривать архивные видеозаписи. В основном она изучала приватные беседы Сталина, Молотова и Ворошилова в начале 30-х годов, но в перспективе намеревалась заняться и другими политиками.
Оставшиеся без неотложных дел, Сергей и Николай решили, что настал удобный момент вывезти с юга семью геолога. Еще неделю назад Николай позвонил жене и сказал, чтобы продавала квартиру первому попавшемуся покупателю, не заботясь о цене, и брала билеты на московский рейс. Когда его распоряжение было выполнено, он телепортировался в город, где жила его семья. Утром следующего дня Сергей готовился двинуть туда же, чтобы помочь другу с эвакуацией.
Сразу после майора должен был отбыть Аркадий — в Лос-Анджелес. Ему предстояло посетить ювелира, забрать несколько брошек, колец, кулонов и прочих изделий, а также деньги за проданные камни. Оснащенный солидным арсеналом, Алексей оставался на Станции, чтобы подстраховать товарища в случае, если ювелир попытается выкинуть какой-нибудь фокус. Потом они менялись ролями: Алексей — теперь уже без оружия — наносил визит тель-авивскому огранщику алмазов, а вооруженный до зубов Аркадий дежурил у системы голографического обзора.
— Старик, ты там поосторожнее, — сказал на прощание Сергей. — И не забудьте Наташку с детьми встретить в Шереметьево… Ну, ни пуха вам.
Махнув рукой, майор шагнул на лестничную площадку перед до боли знакомой, давно не крашенной дверью с номером «26» и треснувшей пластмассовой табличкой «Милютенко Н. Б.». Еще когда Сергей был женат и часто приходил сюда с женой в гости, по поводу этой надписи частенько шутили: мол, неизвестно, кто именно из Милютенков имеется в виду — Николай Борисович или его супруга Наталья Богдановна. Тяжело вздохнув, Сергей нажал кнопку звонка.
Открывшая дверь Наташка после обычных приветствий неожиданно не без зависти сказала:
— Ой, Серега, а ты классно выглядишь. Видать, хорошо живешь в столице, даже седины не заметно.
— Крашусь, — скромно ответил Сергей.
В комнате его ждал приятный сюрприз: за накрытым столом сидели Самед и Гасан — соседи Николая, вместе с ним работавшие в одной геологоразведочной конторе. Начались бурные объятия, масса воспоминаний о судьбе прежних знакомых.
Однако Николай, прервав их, напомнил, что пора ехать, если нет желания опоздать на самолет. Наталья погнала детей одеваться и начала судорожно переставлять сумки с места на место. Сергей, посмеиваясь, наблюдал этот переполох, но вдруг спохватился и спросил, позаботился ли кто-нибудь заказать такси.
— Зачем такси? — обиделся Самед. — Какой я начальник управления, если для лучшего друга автобус к подъезду не подам, а? Пошли, все давно готово.
— А мы останемся, — сказал Николай. — Вечерним рейсом полетим. На базар за фруктами с Серегой пока сходим.
— В шесть часов придет Абдулла, новый жилец. Отдашь ему ключи от квартиры, — распорядилась Наташа. — Да, Сережа, я совсем забыла спросить про твоих.
— У них все нормально, — буркнул Сергей. — Живут в Люберцах. Ольга устроилась бухгалтером в какой-то коммерческой фирме, Светка уже на втором курсе.
Поняв, что ему неприятно вспоминать бывшую жену, Наталья резко сменила тему:
— Николай совсем рехнулся, велел бросить все добро и вдобавок брешет, будто новая квартира в Москве уже полностью обставлена.
— Подтверждаю, — захохотал Сергей. — Ты меньше суетись. Поезжай с минимумом ручной клади, а остальное мы привезем вечером. Что не сможем взять в самолет — машиной отправим. У нас уже все схвачено.
— И мебель купили? — недоверчиво прищурилась хозяйка. — Могу себе представить, что он там выбрал.
— Роскошный гарнитур, не ворчи. И еще тебя ждет новая видеосистема, музыкальный центр, «Супер-Нинтендо» для детей. Он даже хотел купить тебе шубу, но я отсоветовал — боялся, что не понравится.
— И правильно сделал, что отсоветовал. Не нужна мне шуба, мы лучше купим кожаную куртку.
Потом, когда дети и провожающие уже спускались по лестнице, Наталья отозвала Сергея и строгим шепотом осведомилась, откуда у ее супруга взялись новые зубы. Майор покосился на друга, и тот беспомощно обратил взгляд к потолку. Надо было выкручиваться…
— Понимаешь, старушка… Меня там не было, мне Аркадий рассказывал. Они с Колькой под этим делом, — Сергей щелкнул себя по горлу, — завалили на японскую выставку в Сокольниках. «Медицина XXI века» или еще что-то в таком духе. Что там самураи с ними делали, эти охламоны не помнят, а результат сама видишь… — Майор улыбнулся. — Честное слово, муж со здоровыми зубами — это не повод для ревности.
Стоя на балконе, они помахали вслед автобусу. Теперь можно было приступать к следующему пункту программы. Задернув шторы на окне, майор громко сказал:
— Ау, на Станции! Мы одни в квартире, давайте проход.
Откуда-то из коридора донесся голос Алексея:
— Ребята, сейчас свободен только акустический канал. Открыть проход пока не могу, потому что вот-вот должен вернуться Аркадий. Придем к вам сразу же, как только он будет на Станции.
Делать нечего. Сергей вернулся на балкон. Отсюда, с горы, открывался великолепный вид на город, вытянувшийся вдоль берега. На противоположной стороне бухты он разглядел стоявшие у причалов боевые корабли, а рядом белел на холме старинный особняк штаба соединения. Чуть дальше высились многоэтажные дома гарнизонного городка, где он прожил много лет, пока базу «Кальмара» не перевели в пустыню к югу от республиканской столицы. Когда-то в подчинении у Сергея, тогда еще старшего лейтенанта, служил призванный на два года выпускник геологоразведочного факультета Коля Милютенко… Их дружба не прервалась с демобилизацией. Николай продолжал заниматься подводным плаванием, и они с Сергеем частенько по воскресеньям ходили на катере к дальним островам. Потом произошла та мерзкая история и майора Каростина выгнали из Вооруженных Сил. А еще через три года Николай нашел бывшего командира в Люберцах, и они решили заняться «черным поиском».
— Молодость вспоминаешь? — тихо сказал Николай. — Тяжкое это дело…
— Да уж. Хотел бы забыть, но не выходит. Слишком много всего здесь случилось.
Веселый голос за спиной осведомился, что еще здесь случилось. Обернувшись, они увидели выходящих из огненного квадрата Аркадия и Алексея. Вчетвером друзья перетащили на Станцию тюки матрасов и одеял, связки книг, большие картонные коробки с посудой и прочий скарб.
— Послезавтра днем уведешь семью гулять по Москве, а мы тем временем закинем это барахло в твою квартиру, — сказал Сергей. — Наталье соврем, что перевезли трейлером… Аркадий, как прошла вылазка за океан?
— Без проблем. Хочешь взглянуть на побрякушки?
— Плевать я на них хотел. Деньги с ювелира получил?
— Куда ж он, падла, денется…
Николай предположил, что Дианка сейчас, наверное, забыла обо всем на свете и примеряет все золотые украшения подряд. Как выяснилось, он ошибся.
— Ха, как же! — Леха фыркнул. — Даже смотреть не стала. Не может оторваться от голографа. Нашла запись какого-то заседания Политбюро и уверяет, что тайны тридцать седьмого года больше не существует. Только она пребывает в легкой растерянности — на том заседании не велось стенограммы, так что научной общественности никаких доказательств предъявить невозможно.
— Нам бы ее заботы, — усмехнулся Сергей.
Перекусив в столовой, они проводили Алексея в крохотное ближневосточное государство и заглянули к Диане, где голографический Сталин выпытывал у хныкающего Бухарина какие-то важные подробности о сходке марксистских фундаменталистов, состоявшейся весной тридцать первого. Сергей даже заинтересовался этой сценой, однако Николай напомнил, что им пора возвращаться в южный город. На прощание майор посоветовал Диане поискать в архиве запись той сходки, о которой шла речь на допросе.
— Уже нашла, — сообщила девушка.
— И как они? Неужели истинные борцы за идею?
— Я тоже на это надеялась. — Диана сокрушенно вздохнула. — Но увидела сборище дебильных карьеристов, напичканных цитатами из классиков.
— Ну, желаю успехов. Расскажешь потом о своих на ходках..
Ответить Диана не удосужилась — так была поглощена, захватывающим историческим сюжетом.
До прихода человека, купившего квартиру Николая, оставалось некоторое время, поэтому друзья прогулялись на расположенный поблизости базар, где потратили всю местную валюту, оставленную Натальей. Пачка цветастых купюр превратилась в четыре сумки, полные свежими фруктами и дарами моря, которые были здесь гораздо дешевле и качественнее, чем на столичных рынках.
— Станция, слышите нас? — окликнул Сергей, вернувшись в дом.
— И слышу и вижу, — недовольным тоном отозвался Аркадий. — Не мешайте, я готовлюсь принимать Лешку. Здесь все в порядке.
— Но ты поглядывай сюда одним глазом. Как только покончим с делами — сразу вытаскивай нас.
— Ладно…
Друзья добили стоявшую на столе бутылку и подъели остатки прощального обеда. Судя по времени, самолет с семьей Милютенко уже преодолел половину пути.
Осталось только дождаться покупателя квартиры. К счастью, Абдулла пришел довольно скоро. Но он был не один, а в сопровождении старого знакомого Сергея.
Майор давно мечтал встретить этого подонка.
Впервые про Оруджа Идаятлы по кличке Косой широкая общественность узнала осенью 89-го. Тогда банда убийц под его командованием забила насмерть бригаду следователей, командированных по делу об этнических погромах в одном из сельских районов республики. Фотографию негодяя, гордо попиравшего ногой трупы, напечатали все центральные газеты Союза. Спустя полгода Сергей чуть было не расквитался с ним, когда толпа националистов атаковала их военный городок.
Увидев Сергея, мерзавец спросил Абдуллу:
— Ты у него квартиру купил? Считай, что бесплатно досталась. Когда получишь деньги обратно — половину мне дашь.
— Вай, почему он деньги вернет? — смутился новый владелец квартиры.
— Он приговорен к смерти! — Не отрывая взгляда от лица Сергея, негодяй вытащил из кобуры пистолет. — Помнишь, собака, как ты наших убивал?
Сергей молча нанес несколько сокрушительных ударов и отобрал у негодяя оружие. Затем спросил скрючившегося в позе эмбриона выродка:
— А ты помнишь, как ворвался в военный городок во главе пятисот ублюдков? Помнишь, как насиловал женщин на глазах у их детей?
Полубесчувственный бандит что-то промычал о свободе своего народа. Услышав этот бред, майор окончательно рассвирепел и взялся за дело всерьез. Через четверть часа убийца и насильник превратился в обрубок с раздробленными пальцами, переломанными руками-ногами, отбитыми внутренностями и еле заметными признаками жизни. Несмотря на крайнюю степень озлобления, майор четко выдержал меру необходимой жестокости: подонок-националист еще долго проживет, прикованный к инвалидной коляске. Все деньги, которые он награбил в дни погромов, уйдут на врачей и лекарства.
Распластанный выродок больше не способен был даже стонать — только хрипел, когда Сергей нанес заключительную серию ударов, выбив врагу зубы и сломав нос.
Потом, тяжело переводя дыхание, сказал ошалевшему от ужаса Абдулле:
— Забирай ключи и эту падаль. Через час можешь считать себя хозяином квартиры.
Испуганно кивая, покупатель вытащил окровавленную тушу на лестничную площадку.
— Лихо ты его наказал, — не без восхищения сказал Николай.
— Ерунда, мешок с дерьмом. Даже не пытался сопротивляться. Такие ублюдки способны лишь вдесятером над беззащитными измываться.
— Я думал — убьешь.
— Зачем? Смерть для него была бы роскошью. Пусть подольше мучается, сволочь.
Тут Николай забеспокоился и предложил сматываться, здраво рассудив, что Абдулла вызовет «скорую помощь», те — милицию, милиция начнет разбираться и так далее…
— Верно мыслишь… — Сергей обратился в пустоту: — Ау, на Станции. Мы возвращаемся, откройте проход.
Однако никакой ответной реакции не последовало. Ошалев от ужаса, они принялись орать в два голоса, вызывая дежуривших в Лабиринте друзей, но красный квадрат упорно не желал появляться. То ли ребята отлучились с пункта наблюдения, то ли вовсе связь прервалась. С каждой минутой оставалось все меньше надежд уйти из этой ловушки через другие измерения. Сергей уже начал прикидывать запасные варианты: пробиться к авиабазе, что располагалась в десятке километров от города, захватить с боем вертолет и прорваться на север через границу и зону боевых действий в Чечне. План казался выполнимым, потому что национальная армия дисциплиной не отличалась и на аэродроме караульная служба налажена, скорее всего, из рук вон плохо. А противовоздушная оборона здесь, как и в прочих микрогосударствах СНГ, наверняка дырявая, так что одиночный вертолет, скорее всего, проскочит без проблем. Хотя риск, конечно, имелся. Был у него и другой вариант — угнать в морском порту быстроходный ракетный катер, но и тут могли возникнуть разные сложности.
Для начала майор отыскал в углу комнаты отброшенный во время избиения пистолет, проверил магазин и, поставив оружие на предохранитель, сунул за пояс.
Николай с тревогой во взгляде следил за его манипуляциями. На улице завыла сирена. Осторожно отодвинув занавеску, Сергей увидел остановившуюся у подъезда машину «скорой помощи».
— Приехали, — сказал он тихо. — Еще чуть-чуть, и вокруг будет полно «мусоров».
— Думаешь отстреливаться?
— С этим пугачом долго не продержаться. Первую атаку отобьем без проблем, но тогда они, если не круглые идиоты, посадят на крышу соседнего дома автоматчиков или снайперов, и это будет полный конец. Оставаться в этой мышеловке нельзя. Уходим, пока милиция не приехала.
Но не успели они подойти к входной двери, как раздался голос Алексея:
— Братишки, долго еще вас ждать?
— Открывайте дорогу, пижоны несчастные! — заорал Сергей.
Очутившись на Станции, он, не выбирая выражений, высказал все, что думал о безответственном поведении дежурного. Лешка обиженно хлопал глазами и оправдывался: дескать, последние десять минут он занимался отправкой Аркадия в окрестности аэропорта, потому как физик должен был встречать эвакуированную с юга родню. Сергей же кричал, что дежурный отсутствовал не десять минут, а верных полчаса, раз не заметил, какая там была катавасия. Страсти улеглись только при появлении Дианы. Увидев девушку, майор стал немного сдержаннее на язык, а затем и вовсе остыл.
Чуть позже они, покатываясь со смеху, наблюдали, как Наталье чуть не стало плохо при виде огромной новой квартиры. Немного потянув время, вернулись на Землю и остальные. И, пожаловавшись на плохую кормежку в самолете, поспешили отпраздновать благополучное завершение переезда. Когда расходились, Аркадий, убедившись, что рядом нет непосвященных, осведомился:
— Что за экзекуцию ты там устроил? Прежде чем телепортироваться в Шереметьево, я видел, как ты переломал все ребра какому-то борову.
— Не все, — запротестовал Сергей, — от силы три-четыре.
— Может быть, — согласился физик, пристально разглядывая друга. — Но перед тем, как превратиться в котлету по-киевски, он успел сказать, что ты приговорен к смерти.
— К смерти? — Сергей усмехнулся. — Поднимай выше — в тех краях меня объявили вне закона.
… Тот год начинался тревожно. Как ядовитые грибы после кислотного дождя, по всей стране росли крикливые партии, желавшие любой ценой получить власть над своими регионами. Порой создавалось впечатление, будто разом отворились двери всех психлечебниц, и чья-то безумная рука палкой выгнала на улицы городов всех пациентов, включая самых буйных. Ничем другим невозможно было объяснить, почему на огромном пространстве от Балтики до Приморья миллионы юродивых беснуются на митингах, выкрикивая предельно идиотские лозунги и требования. Самым же ужасным было то, что часть этих требований властями покорно исполнялась, в результате чего жизнь становилась все хуже, но орды воющих безумцев немедленно находили виноватых (разумеется, не из своих рядов) и требовали новых, еще более дебильных уступок.
Казалось, что сверхдержава превратилась в один сплошной дурдом, обитатели которого не способны трезво шевелить остатками мозгов, не смыслят собственных выгод, не видят им же грозящих бед и не в состоянии отличить правду от вопиющей лжи. Да что там способность думать — даже элементарную школьную арифметику забыли. Страна занимала одну седьмую часть карты мира (подсчитать это было совсем просто: и территория государства, и площадь земной суши имелись в любом справочнике по географии: раздели два числа — и получишь правильный ответ), а все искренне верили, что эта доля составляет аж одну шестую. И с той же уверенностью в своей непогрешимости толпа полагала, будто все неприятности этой жизни имеют лишь два источника: людей чужой нации, а также армию, которая пыталась хоть как-то защитить порядок в стране. Как следствие, рядовым явлением стали нападения на офицеров, прапорщиков и членов их семей.
В те жуткие дни город, где дислоцировался дивизион «Кальмар», затопила вакханалия насилия. Республиканские власти не желали останавливать волну погромов, надеясь полюбовно сговориться с националистами, и, окрыленные безнаказанностью, вожди последних решились благословить толпы своих адептов на следующий этап кровопролития. Выступив на митинге, беспрерывно гудевшем в центре республиканской столицы, лидер «народного» фронта призвал взять штурмом армейские и флотские казармы, захватить склады оружия и пойти войной на соседнюю республику, с которой их предки не поделили чего-то еще в прошлом тысячелетии. Несколько тысяч придурков, повязав лбы черными ленточками, направились к гарнизонным городкам.
В военном порту часть офицеров потребовала раздать личному составу табельные автоматы. Адмирал отказался принять их делегацию, однако на всякий случай перебросил для охраны штаба боевые группы «Кальмара». Вместо командующего с офицерами встретился видный политработник полковник Восканов, терпеливо разъяснивший: мол, в стране успешно развиваются демократические процессы, и Верховный главнокомандующий запретил применять военную силу против мирного населения. Пока он болтал эту чушь, «мирное население», смяв караулы у проходной, ворвалось в гарнизон.
Плюнув на субординацию, майор Каростин поднял своих «кальмаров» и без оружия, одними лишь подручными средствами вроде ломиков, обрывков якорной цепи и пожарных топоров, принялся вытеснять погромщиков. Через полчаса, насмотревшись бесчинств, учиненных вандалами-националистами, офицеры и рядовые готовы были расстрелять город из корабельных орудий и реактивных систем. В тот вечер Сергей едва не настиг Оруджа Идаятлы, но тот успел бежать, бросив своих бандитов на произвол судьбы, которая выступала в облике рассвирепевших моряков.
Ближе к полуночи военный городок был очищен от нападавших, но за оградой собирались новые банды, которые деловито расставляли пулеметы на крышах окрестных домов. Охваченный паникой командующий связался с Министерством обороны, но из Москвы ответили традиционным назиданием: «На провокации не поддаваться, огня ни в коем случае не открывать!» Офицеры и мичманы поняли, что власть снова подставила их и предала, однако поделать ничего не могли.
Единственное, что они сумели, — начать эвакуацию семей командного состава и гражданских беженцев, спасавшихся от погрома на территории военного порта.
Не тут-то было. Выход из бухты перегородили два поставленных на якоря сухогруза под флагами «народного» фронта, тяжелые пулеметы которых простреливали насквозь всю акваторию. Вдобавок на одном из судов размещался штаб заговорщиков — военные радисты перехватили интенсивный поток приказов, рассылаемый антеннами этой старой калоши. Когда от пирса отвалили буксиры, увозившие женщин и детей, с сухогрузов ударили пулеметные очереди. А штабное судно передавало открытым текстом: «Убивайте собак и никого не бойтесь, наши друзья в Москве запретили военным стрелять!»
Зимняя ночь казалась бесконечной. Старшие командиры штаба и политуправления исчезли, прорвавшись из бухты на сторожевике. И тогда руководство обороной принял на себя капитан второго ранга Виталий Самойлов, разрешивший раздать личному составу оружие и боеприпасы. Автоматчики получили приказ занять позиции по периметру гарнизона, но огонь открывать только в случае начала обстрела или штурма. Сергею же, с его «кальмарами», Самойлов поставил задачу снять блокаду со стороны моря — по возможности без выстрелов.
«Если у вас не получится, — сказал кавторанг, — я потоплю эти лоханки артиллерией. Пусть потом хоть под трибунал отдают».
Первая группа боевых пловцов, надев акваланги и оседлав индивидуальные «торпеды», подвесила магнитные мины к обросшему водорослями и ракушками днищу штабного теплохода. Второй отряд, возглавляемый Каростиным, направился на шлюпках к другому судну, где было больше боевиков и спаренных зенитно-пулеметных установок. Незаметно подкравшись к сухогрузу со стороны открытого моря и преодолев вплавь последние триста метров, «кальмары» бесшумно вскарабкались на борт. Тут началась главная потеха.
Воспоминания о той стремительной атаке до сих пор грели душу. Сергей пробивался к спардеку от кормы, а навстречу ему со стороны бака наступала группа капитана Ахмед-заде, чью семью двумя часами раньше вырезали погромщики.
Натерпевшиеся за два последних года моряки успели люто возненавидеть местных националистов, этих кровавых опричников «перестройки», поэтому дрались жестоко и безжалостно.
Оказавшись на палубе, группа Сергея блеснула отшлифованным на тренировках искусством рукопашного боя. Часовых и расчет кормового пулемета сняли без единого звука, после чего, прихватив трофейные автоматы, направились к мостику.
В этот момент на соседнем корабле прогрохотали взрывы, начался пожар.
«Фронтовики» в панике бестолково метались по палубе, поливая друг друга беспорядочными автоматными очередями, а подводные диверсанты методично истребляли трусливую банду, ломали врагу черепа и суставы, швыряли за борт в ледяную воду. В ту ночь майор Каростин собственноручно прикончил не меньше десятка этих выродков и до сих пор жалел, что не убил втрое больше.
Тем временем в городе продолжался кровавый хаос, главные силы боевиков готовились штурмовать здание Центрального Комитета, недавно переименованное в резиденцию президента. Тогда, по настойчивой просьбе перепуганных республиканских бонз-коммунистов, командир столичного гарнизона вывел на улицы два мотострелновых батальона неполного состава, и к утру с «демократическим» движением было покончено.
Дальше началось самое непонятное и омерзительное. Президент (он же первый секретарь ЦК местной компартии, а также владыка «теневой» экономики республики), власть и жизнь которого спасала армия, обвинил военных в геноциде мирного населения. О жертвах продолжавшегося почти два месяца погрома никто не вспоминал, зато по убитым бандитам объявили всенародный траур и похоронили как национальных героев, мучеников борьбы за свободу. Внезапно объявившийся на третий день полковник Восканов устроил шумное партсобрание, активных участников подавления путча с треском изгнали из КПСС, а Самойлова, Каростина и еще десяток особо отличившихся офицеров уволили из Вооруженных Сил…
— И что потом? — тихо спросила Диана.
— Потом нам с Самойловым дали возможность уехать, даже выслугу лет вернули. А мой заместитель Сайд Ахмед-заде остался там — сказал, что не покинет родную землю в трудное время. Он перешел на службу в спецназ республиканского МВД, в дни ГКЧП его рота разгромила штаб-квартиру народофронтовцев и арестовала всех главарей. Через три дня, когда накрылась августовская оперетта, арестовали его самого. Был суд. Меня, Сайда, Виталика Самойлова и Мишу Хребтова приговорили к расстрелу. Сайда казнили в тот же день, а нас троих, как заочно осужденных, объявили вне закона. Вот так…
Друзья молчали, понимая, что слова утешения или сочувствия сейчас ни к чему. Слишком уж хорошо помнили они то позорное время, перевернувшее судьбу всей державы. Лишь девушка сказала тихо: мол, понимает, как тяжело было Сергею.
— Нет, девочка, не понимаешь… — Майор махнул рукой и добавил: — Два года назад, когда мы защищали Дом Советов, Самойлова разорвало на куски танковым снарядом, а я каким-то чудом ушел через подземный коллектор, но через неделю взяли и меня. Вот, пожалуй, и вся история.
Они выпили за всех, кто погиб, защищая правое дело. Потом — за тех, кто выжил.
Пришла пора расходиться. Надев корону, Аркадий вызвал канал телепортации.
Уже переступив огненную черту входа, он вдруг задержался и озабоченно произнес:
— Братишки, а ведь нужно придумать какой-нибудь простой способ связи с мозгом Станции. Иначе мы будем обречены всегда держаться вместе либо вводить постоянное дежурство в операционном зале.
Проблема действительно стояла остро. Выяснилось, что каждый из пятерых уже думал на эту тему. После короткого обмена мнениями решили для начала попробовать предложение Алексея: запрограммировать центральный компьютер Станции Земля, чтобы непрерывно следил за каждым из них при помощи видеоканалов и открывал ход в Лабиринт по условному сигналу.
— Вот развяжемся с переездом и займемся этим делом, — подвел итог Сергей.
Глава 11
МОРФОЛОГИЧЕСКИЙ ЯЩИК
Старинный особняк уютно спрятался в глубине парка за решеткой ограды.
Когда-то здесь была княжеская усадьба, потом князя расстреляли, и в конфискованный дом вселилась Чрезвычайная Комиссия уезда. На рубеже 20-х и 30-х годов особняк отвоевал секретно-оперативный отдел ОГПУ, при Лаврентии Павловиче усадьбу передали управлению внешней контрразведки, и наконец Андропов приказал надстроить третий этаж, капитально отреставрировать все здание, расчистить парк и разместить в помолодевшем доме информационно-аналитическую службу. К тому времени разросшаяся столица успела поглотить бывший дачный район, так что теперь всего две автобусные остановки отделяли особняк от ближайшей станции метро.
В августе девяносто первого внутри этой ограды напрасно ждали команды две сотни бойцов спецгруппы «Грохот». Когда ГКЧП бесславно самоликвидировался, очень многим людям и организациям на разных континентах не терпелось наложить лапу на архивы и компьютерные базы данных, коими было переполнено трехэтажное здание. Однако пока уходила в небытие мертворожденная Межреспубликанская служба безопасности, коллектив учреждения, успев отпочковаться от агонизирующей спецслужбы, громогласно осудил тоталитаризм и объявил о приватизации здания со всем его содержимым. И вот уже пятый год усадьбу занимал независимый Институт стратегических исследований — ИСТРИС…
Утром в кабинет директора вошел без вызова начальник первой лаборатории генерал-майор Дубов. Поприветствовав кивком шефа подразделения политического анализа, Львов заметил, что еще не успел никого пригласить. Отмахнувшись, генерал кинул на стол начальства сцепленные металлическими скобками листы текста, распечатанного красивым шрифтом на компьютерном принтере.
— Ну? — флегматично произнес директор.
— Помнишь, мы рассылали текст по теме «Прорицатель»?
— Ну? — повторил Львов с несколько иной интонацией.
— Сколько серьезных сценариев может написать человек за неделю, если он не халтурщик и ответственно подошел к делу?
— От силы полста, — произнес директор. — Но если они поместились на этих вот тридцати страницах, то я сомневаюсь, что он не халтурщик и подошел к делу ответственно.
— Полста, говоришь… А если тысячу?
— Бред голубого демократа, усугубленный происками мирового сионизма.
— А если четверть миллиона? — настаивал Дубов.
— Ты, наверное, решил меня рассмешить. Не стесняйся! Расскажи, например, что президент Клинтон по пьяной лавочке загнал хохлам статую Свободы за десяток карбованцев.
— Никак нет, ни о чем подобном информации не поступало, — уверенно сказал генерал Дубов. — Я бы знал.
— Тогда рассказывай, — разрешил Львов.
Руководитель политических аналитиков сообщил, что почти все откликнувшиеся предложили от трех до двадцати сценариев, выдержанных в традиционном стиле.
Однако вчера заглянул член руководства левой партии державно-технократического толка и принес эту самую рукопись. Его модель вероятного будущего начиналась с морфологического ящика — текстовой таблицы, учитывающей множество факторов.
— Ну-кось, побачим. — Заинтригованный директор взялся за брошюру. — Говоришь, пересечения ящика дают четверть миллиона вариантов?
— Чуть меньше, около двухсот тысяч.
— Все равно неплохо…
Рукопись была озаглавлена просто и без претензий: «Эволюция северо-восточной Евразии. 1995–2010». По существу, автор пытался решить семь основных политических проблем, причем на каждый из вопросов предлагал целую кучу вполне компетентных ответов. Всевозможные сочетания этих вариантов действительно приводили к двум сотням тысяч различных сценариев.
Пробежав глазами текст по диагонали, генерал-директор стал читать внимательнее…
А. Глобальные направления эволюции постсоветского пространства:
1. Интеграция республик в Федерацию, имеющую единый центр политического руководства.
2. Интеграция республик в Конфедерацию, имеющую лишь координирующие органы.
3. Консервация существующей ситуации, пролонгация СНГ.
4. Дальнейшее размежевание республик по этническим, политическим, религиозным и т. п. признакам.
5. Дальнейшее дробление существующих государств.
6. Параллельное развитие событий по сценариям А1 — А5.
В. Сила, оказывающая доминирующее влияние на развитие процессов в постсоветском пространстве:
1. Российская Федерация.
2. Одна из крупных стран — членов СНГ.
3. США.
4. Одна из влиятельных региональных держав (Китай, Иран, Турция, Германия).
5. Транснациональная политическая партия.
6. Харизматический лидер.
7. Высшие руководители вооруженных сил и спецслужб стран СНГ.
8. Наднациональные монополии и банки.
9. Организованная преступность.
С. Идеология, оказывающая доминирующее влияние на развитие процессов в постсоветском пространстве:
1. Левая идея, основанная на примате социальной справедливости.
2. Правая идея, основанная на апологии частной собственности.
3. Национализм, идея превосходства одного из этносов.
4. Левацкие идеи маоистского и гошистского толка.
5. Клерикализм различных оттенков.
6. Социал-демократические вариации на тему конвергенции.
7. Неокоммунистическая версия концепции постиндустриального общества.
8. Буржуазная версия постиндустриального общества.
9. Различные сочетания вариантов С1 — С8.
D. Экономическая ситуация на постсоветском пространстве.
1. Быстрый прогресс на основе развития передовых наукоемких технологий.
2. Медленное, но неуклонное развитие, преимущественно — в легкой промышленности, сельском хозяйстве и горнорудной отрасли.
3. Стабилизация производства на текущем уровне, в дальнейшем — медленное продвижение к ситуации середины 80-х гг.
4. Продолжение упадка производства, в перспективе — проблематичная, но возможная стабилизация на низком уровне.
5. Превращение республик в сырьевой придаток развитых стран, принудительное развитие экологически вредных производств.
6. В различных регионах реализуются отдельные сценарии из перечня Dl — D5.
Е. Отношение иностранных государств к ситуации на постсоветском пространстве:
1. Мирное сосуществование, экономическое партнерство.
2. Экономическое и политическое давление с целью направить процессы в угодное русло.
3. «Холодная война», активное вмешательство спецслужб, оказание материальной помощи антигосударственным силам.
4. Вооруженная поддержка отдельных государств, создание военных баз, включение отдельных республик в военно-политические блоки.
5. Интервенция региональных держав с целью свержения неугодных режимов и аннексии отдельных регионов.
6. Локальные войны по сценарию Е5 с участием сверхдержав или глобальных военно-политических блоков типа НАТО.
7. Широкомасштабные войны, насаждение оккупационных режимов.
8. Тотальная война с применением стратегических средств массового поражения.
9. Различные сочетания сценариев Е1 — Е8.
F. Политические режимы в странах постсоветского пространства:
1. Демократическая парламентская республика.
2. Президентская республика.
3. Диктатура сильного лидера или правящей партии.
4. Распределение власти между кланами.
5. Террористическая диктатура.
6. Военная диктатура.
7. Полная анархия, перерастающая в гражданскую войну.
8. Монархия.
9. Различные сочетания вариантов Fl — F7.
G. Характер отношений между государствами постсоветского пространства:
1. Мирное развитие процессов по спискам А и D.
2. Экономическое, идеологическое и политическое противоборство.
3. Разрыв отношений, недружелюбные акции невоенного характера.
4. Локальные вооруженные конфликты между республиками.
5. Войны между блоками постсоветских республик.
6. Войны с ограниченным применением средств массового поражения.
7. Тотальная ядерная война.
8. Различные сочетания сценариев Gl — G7.
… Закончив изучение морфологического ящика, Львов пробормотал:
— Очень любопытно. А что же он излагает дальше? Все самое главное уже как будто сказано…
Однако автор нашел способ удивить генерала, хотя начало второго раздела рукописи могло показаться банальным. Основными моментами текущей ситуации составитель материала считал катастрофическую военную и экономическую слабость так называемых «независимых» (а в действительности безропотно покорных Международному валютному фонду) государств, мафиозный характер правящих режимов, отсутствие общепризнанных политических идей и перспектив, отсутствие реальных источников капиталовложений в народное хозяйство.
Поэтому автор полагал, что даже в случае прихода к власти сильного патриотического руководства выправить ситуацию будет крайне сложно. Любые попытки оздоровить экономику, укрепить армию и запустить процесс реинтеграции сверхдержавы встретят ожесточенное сопротивление внутренних и внешних оппонентов. Неизбежны спровоцированные зарубежными спецслужбами и отечественной мафией бунты, массовое неповиновение, вооруженные повстанческие выступления и терроризм. Внешние силы, кровно не заинтересованные в возрождении сверхдержавы на северо-западе Евразии, будут активно поддерживать сепаратистов и организованную преступность, безусловно введут жесткие экономические санкции, а в отдельных случаях весьма вероятна военная интервенция с использованием самого широкого арсенала средств политического переубеждения, включая нанесение ядерных ударов — как точечных, так и массированных. При таких обстоятельствах естественный ход событий ведет к наиболее нежелательному итогу: множество мелких враждующих между собой псевдосуверенных государств с тираническими режимами, поставляющие развитым странам сырье, рабочую силу и проституток. Как следствие, стремительное вырождение основной массы населения, гибель науки и культуры.
Таким образом, достижение оптимальной цели (мощное единое государство, развитие передовых технологий, резкое повышение всеобщего благосостояния, общенациональное примирение) представлялось крайне сложным, но все-таки возможным. Возникающие при этом задачи автор разделил на несколько групп: внутренняя политика, управление экономикой, развитие социальной сферы, военное строительство. Очевидно, что по большинству из этих направлений события могут развиваться достаточно мирно и под уверенным контролем центрального руководства восстановленной сверхдержавы. Главная задача при этом — уничтожить организованную преступность и не допустить интервенции Запада. Решение обеих проблем требует хладнокровного проведения максимально жестких, четко продуманных и молниеносных действий, опережающих возможные контрмеры противника.
Далее следовал перечень расписанных по этапам соответствующих акций с анализом вероятных последствий, с планом сопутствующих пропагандистских кампаний и дипломатических демаршей — от совместных с НАТО действий в странах «третьего мира» до откровенного шантажа Запада концепцией превентивной ракетно-ядерной обороны. На этом этапе автор считал допустимыми достаточно серьезные уступки, если в конечном итоге достигалась главная цель…
… Закончив читать, директор ИСТРИСа снял очки, подошел к окну и некоторое время смотрел, как работники второй лаборатории тренируются на стрельбище. Потом произнес спокойно:
— Очень интересно. Очень. В основном эти тезисы совпадают с нашими прикидками, а кое в чем он даже продвинулся дальше нас. У него есть другие работы?
— Полгода назад вышла монография с изложением концепции постиндустриального общества. Специалисты уверяют, что парень сумел сказать новое слово в общественной науке… Думаешь, мы нашли Короля?
Директор отрицательно покачал головой и медленно проговорил:
— Не Короля. Сегодня он просто пешка, но в определенных обстоятельствах такая пешка может стать проходной, а после следующих выборов… — Львов улыбнулся. — В новый век мы вступим, имея долгожданного Ферзя. Зафиксируйте его под этим именем и начинайте разработку.
Генерал Львов сел за стол и поинтересовался, нет ли других новостей. Дубов доложил: директор американского ФБР передал по цепочке посредников благодарность людям, подарившим его ведомству исчерпывающие материалы на Китайца. Заокеанский коллега обещает, что Китаец получит не меньше двадцати лет, и вдобавок очень интересуется, кто же сумел собрать столь капитальное досье на этого преступника.
— Вторая новость будет местного значения, — продолжил Дубов. — Бригада «Сталин» уже вторую неделю не возобновляет попыток связаться с «Красными Стрелами». Мои ребята и лаборатория «хищников» не могут понять, в чем тут дело.
— И понимать нечего. — Львов хмыкнул. — Наша пешка собственными стараниями превратилась в проходную и вплотную приблизилась к последней горизонтали, а теперь еще и обзавелась прекрасно организованной боевой единицей.
— Думаешь, Ферзь начал подгребать под себя союзников? — удивился начальник первой лаборатории. — Какие у тебя основания для таких решительных выводов?
Директор института развел руками и ответил, как всегда, убедительно:
— Вспомни хоть один случай, когда меня подвела бы интуиция.
Глава 12
ЦЕНТР ЛАБИРИНТА
Когда вся компания собралась на квартире Сергея, оба кузена принялись жаловаться на тяжелую жизнь. Теперь, с возвращением семей — к Аркадию на днях тоже приехала семья, — им стало труднее надолго отлучаться из дома для путешествий по Лабиринту. Вдобавок жены почему-то стали нервничать, узнав, что они проводят много времени в обществе Дианы. У Сергея возникла другая проблема.
Как только он дал дочке солидную пачку валюты, бывшая супруга решила срочно воссоединить здоровую ячейку общества. Подобные поползновения создавали досадные помехи личной жизни отставного майора.
Холостая молодежь в едкой форме выразила сочувствие несчастным. Повод для смеха был, конечно, неплохой, но проблему следовало как-то решать. Все согласились, что придется отказаться от многочасовых странствий по далеким измерениям, чтобы семейная часть компании могла возвращаться домой не слишком поздно. Сергей же надеялся разобраться со своей бывшей половиной собственными силами.
— Тогда не будем тянуть резину, — сказал расстроенный неожиданными осложнениями Аркадий. — Врет пословица: время — не деньги. Потому что денег навалом, а времени — наоборот…
Первым делом они предложили компьютерному мозгу Станции Земля организовать непрерывное сопровождение видеоканалами каждого из пятерки. Во избежание случайностей всех членов команды, которым была известна тайна Лабиринта, было решено в дальнейшем называть Посвященными. Робот принял новое задание без возражений, подтвердив сделанные в программе изменения.
После этого Сергей потребовал показать расположение известных мозгу Станции пиратских кладов на Пиносе и других островах Карибского бассейна, получивших в кругах «черного поиска» такие красноречивые прозвища, как «Мекка кладоискателей» или «пиратские сейфы моря». Кибернетический монстр «задумался» почти на две минуты, но все-таки откопал в своих базах памяти сведения о сокровищах, закопанных Флинтом, Вильямсом, Зеленой Бородой и Франсуа Висельником. Кроме того, в бездонном запоминающем устройстве нашлись координаты потопленных англичанами галеонов «Альфонс Мудрый» и «Санта-Изабелла» — корабли лежали на вполне доступных глубинах, храня в своих трюмах около десяти тонн ценнейшего груза. Галеоны везли в Испанию золотые самородки, слитки серебра и платины, награбленные в индейских храмах изваяния древних идолов, целые бочки изумрудов, рубинов и жемчуга, а также другие старинные изделия из благородных металлов и драгоценных камней.
Николай попытался перерисовать карту этих сокровищ, но более опытный в общении с компьютерами Алексей поручил роботу выдать всю информацию в графическом виде. Внезапно заработало одно из устройств, и в распоряжении Посвященных оказался великолепно оформленный атлас океанов, на многоцветных страницах которого были отмечены все интересующие их места. Координаты кладов были даны с максимальной точностью.
Пока друзья по привычке прикидывали, как бы вытащить сокровища и как их — это было важнее — потом реализовать, мозг Станции неожиданно сообщил:
— КООРДИНАТОР ДЕВЯТОЙ ВЕТВИ ПРОСИТ ПОСВЯЩЕННЫХ ПРИ БЛИЖАЙШЕЙ ВОЗМОЖНОСТИ ПОСЕТИТЬ ЕГО ДЛЯ БЕСЕДЫ И ВНЕСЕНИЯ НЕОБХОДИМЫХ КОРРЕКЦИЙ В БАЗОВУЮ ПРОГРАММУ.
Это было очень некстати. Они уже слышали о существовании таинственного Координатора и предполагали, что именно он в настоящее время управляет уцелевшей частью Лабиринта. Встреча с подлинным хозяином этого инопланетного сооружения представлялась людям не слишком желательной — хозяин мог выдворить непрошеных гостей, а мог принять и более крутые меры. Тем не менее путей для отступления не было: они находились на чужой территории, то есть во власти Координатора, и должны были, хотя бы формально, соблюдать здешние правила игры.
— Кто такой Координатор — живое существо или компьютер? — спросил Алексей, в котором проснулся профессиональный интерес.
— КООРДИНАТОР ДЕВЯТОЙ ВЕТВИ — КВАЗИЖИВОЕ ПСЕВДОРАЗУМНОЕ УСТРОЙСТВО ВТОРОГО КЛАССА. ДО КАТАСТРОФЫ — РЕЗЕРВНЫЙ ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ. ПОСЛЕ КАТАСТРОФЫ, СОГЛАСНО АВАРИЙНОЙ ПРОГРАММЕ, ИЗМЕНИЛ СВОИ ФУНКЦИИ, ПРИНЯВ НА СЕБЯ ОБЩЕЕ РУКОВОДСТВО ВСЕМИ СОХРАНИВШИМИСЯ СТАНЦИЯМИ.
Такой ответ лишь раззадорил настырного программиста. Алексей поинтересовался, в чем заключается различие между устройствами второго класса и прочими компьютерами. Оказалось, что, согласно классификации троклемидов, системы управления Станциями относились к третьему классу. Они предназначались исключительно для выполнения программ, то есть отличались от земных электронных машин лишь значительно большей мощностью, колоссальным объемом памяти и несравненно более совершенным программным обеспечением. Устройства второго класса обладали зачатками интеллекта и могли, опять-таки в рамках заложенных программ, проявлять какое-то подобие самостоятельности. Еще более совершенные системы искусственного разума, отнесенные к первому классу, сами выбирали задачи и способы их решения. Кроме того, мозг Станции хранил информацию, что в незапамятные времена, «до Катастрофы», кто-то из персонала Лабиринта упоминал о существовании устройств высшего класса, которые управляли наиболее важными сферами жизни цивилизации Троклема.
— Что будем делать? — Николай задал вопрос, ставший уже традиционным. — Может, ну его — не ходить?
— Обращаюсь к мозгу Станции, — сказал Аркадий. — Имеем ли мы право отклонить приглашение?
— КООРДИНАТОР ЛИШЬ ВЫСКАЗЫВАЕТ РЕКОМЕНДАЦИИ. РЕШЕНИЕ ПРИНИМАЕТ ПЕРСОНАЛ.
— Но персонал давно погиб, — криво усмехнулась Диана.
— ПЕРСОНАЛ ПРИСУТСТВУЕТ НА СТАНЦИИ, ВРЕМЕННО ПРИНЯВ ИМЯ ПОСВЯЩЕННЫХ. КООРДИНАТОР ДЕВЯТОЙ ВЕТВИ ПОВТОРЯЕТ ПРОСЬБУ ПОСЕТИТЬ ЕГО И ПРИСЛАЛ КОЛЕСНЫЙ ЭКИПАЖ В ТРАНСПОРТНЫЙ ОТСЕК СТАНЦИИ ЗЕМЛЯ.
Ответ компьютера поверг людей в изумление. Наконец Аркадий спросил, как определяет базовая программа понятие «персонал Лабиринта», а Лешка осведомился, постоянно ли мозг Станции поддерживает связь с Координатором. Устройство третьего класса объяснило, что относит к «персоналу» любых появившихся на Станции после долгого отсутствия троклемидов, тем более что пятеро Посвященных обладают телепатическим контакт-ключом. Каналы связи с Координатором задействуются по мере необходимости. Ежесуточно каждая Станция передает наиболее важную часть собранной информации, а Координатор уточняет программу дальнейших исследований. В экстренных обстоятельствах происходит обмен внеочередными сообщениями. В настоящее время канал связи включен.
— Кое-что проясняется, — с нескрываемым облегчением сказал Алексей. — На Станции давно не было живых существ. Теперь компьютеры считают нас троклемидами и готовы повиноваться.
Аркадий рассудил, что в таком случае они должны сломя голову мчаться к пресловутому Координатору и брать его под свой контроль.
— Если это получится, — сказал физик, — возможности команды Посвященных резко возрастут.
— Твоими бы устами да водку хлестать, — проворчал Сергей. — А если это ловушка?
— Тогда сюда уже давно нагрянули бы роботы с бластерами. — Как всегда, Аркадий был отвратительно логичен.
В транспортном, ближайшем к коридору, отсеке Станции их ждала машина незнакомого типа — не грузовая, а пассажирская, с шестью мягкими сиденьями в три ряда. Ехать пришлось довольно долго. Дистанционно управляемый экипаж пересек тоннель, который они до сих пор наивно считали главной магистралью Лабиринта, затем был еще один параллельный ему, столь же длинный коридор. Потом они свернули в боковое ответвление, перегороженное мощной дверью. В этой ветке пришлось миновать еще две тяжелые двери, которые втягивались в потолок, когда машина приближалась, и плотно запирали тоннель у них за спиной.
Наконец люди прибыли на место. Это был не слишком большой зал с приборными панелями и голограммами, а вдоль стен выстроились десять вооруженных роботов.
На одном из объемных изображений крупного формата они увидели комнату в квартире Сергея, из которой часом раньше вошли в Лабиринт. Другие пять голограмм показывали виды разных планет. Земляне обнаружили среди них панораму уже знакомого мира, где орда похожих на лошадей кочевников штурмовала крепость, обстреливая осажденных из метательных орудий. На другой голограмме два человекообразных существа в скафандрах ехали на гусеничной машине по дикой местности со скудной растительностью среди нагромождения огромных валунов.
От созерцания этих интересных сюжетов их отвлек мягкий голос, четко выговаривавший слова на слишком правильном русском языке:
— ПОЗВОЛЬТЕ ВАС ПРИВЕТСТВОВАТЬ. ПРАВИЛЬНО ЛИ Я ПОНЯЛ, ЧТО ВЫ НЕ ПРИНАДЛЕЖИТЕ К РАСЕ ТРОКЛЕМА?
— Как вы догадались? — Аркадий взял на себя ведение переговоров.
— ПРОШУ ОБРАЩАТЬСЯ В ЕДИНСТВЕННОМ ЧИСЛЕ. ЧАСТОТНЫЙ СПЕКТР ВАШИХ БИОТОКОВ ЗАМЕТНО ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ ТРОКЛЕМИДСКОГО. БЕЗ СОМНЕНИЯ ВЫ — ЭТНИЧЕСКИЕ ЗЕМЛЯНЕ.
— Значит ли это, что системы Лабиринта не будут отныне нам подчиняться? Вероятно, программа требует не допускать в Лабиринт аборигенов… Тебе понятна наша терминология?
— Я ПРИНИМАЮ ВАШУ ТЕРМИНОЛОГИЮ. ПРОГРАММА ТРЕБУЕТ ЭФФЕКТИВНОЙ РЕАЛИЗАЦИИ ПЛАНА ИССЛЕДОВАНИЙ, НО НЕ ВОСПРЕЩАЕТ ПЕРСОНАЛУ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ОБОРУДОВАНИЕ ЛАБИРИНТА ДЛЯ ОПТИМАЛЬНЫХ УСЛОВИЙ СОБСТВЕННОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ. ЗАПРЕТА НА ПРИВЛЕЧЕНИЕ ИНОПЛАНЕТНОГО ПЕРСОНАЛА НЕ СУЩЕСТВУЕТ, ЗАПРЕЩЕНО ЛИШЬ ПУСКАТЬ В ЖИЛЫЕ СЕКЦИИ ОБЪЕКТЫ, ПРЕДСТАВЛЯЮЩИЕ УГРОЗУ ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ ПЕРСОНАЛА И БЕЗОПАСНОСТИ ОБОРУДОВАНИЯ. МЫ СМОЖЕМ СОТРУДНИЧАТЬ, ЕСЛИ ВЫ НЕ БУДЕТЕ ПРЕПЯТСТВОВАТЬ ИССЛЕДОВАНИЯМ И НЕ ПОПЫТАЕТЕСЬ ВЫВЕСТИ ИЗ СТРОЯ СИСТЕМЫ ЛАБИРИНТА.
— Сотрудничать в чем?
— Я ВСЕГО ЛИШЬ КВАЗИРАЗУМНОЕ УСТРОЙСТВО, МОИ СПОСОБНОСТИ В ОБЛАСТИ САМОПРОГРАММИРОВАНИЯ НЕ БЕСПРЕДЕЛЬНЫ. Я УПРАВЛЯЮ ФУНКЦИОНИРОВАНИЕМ ДОСТУПНОЙ ЧАСТИ ЛАБИРИНТА УЖЕ БОЛЕЕ ДВУХ С ПОЛОВИНОЙ ТЫСЯЧ ЗЕМНЫХ ЛЕТ, НЕ ПОЛУЧАЯ НОВЫХ УКАЗАНИЙ. ЗА ЭТО ВРЕМЯ ОБСТАНОВКА НА НЕКОТОРЫХ ПОДНАДЗОРНЫХ ПЛАНЕТАХ СУЩЕСТВЕННО ИЗМЕНИЛАСЬ, НАМЕТИЛИСЬ НОВЫЕ ТЕНДЕНЦИИ, КОТОРЫЕ В ОБОЗРИМОМ БУДУЩЕМ МОГУТ ВЫВЕСТИ СИТУАЦИЮ ИЗ-ПОД КОНТРОЛЯ. Я НУЖДАЮСЬ В ПОМОЩИ ЖИВЫХ РАЗУМНЫХ СУЩЕСТВ. ПОЛАГАЮ, ВЫ СПОСОБНЫ БОЛЕЕ СВОБОДНО ПРОАНАЛИЗИРОВАТЬ ВОЗНИКШИЕ ТРУДНОСТИ И ПОДСКАЗАТЬ НЕОБХОДИМУЮ КОРРЕКТИРОВКУ ПРОГРАММЫ.
— Но мы не владеем необходимой информацией. — Аркадий был растерян. — Мы просто некомпетентны для такой работы…
— РАЗУМЕЕТСЯ, Я ВВЕДУ ВАС В КУРС ОБСТАНОВКИ. СПРАШИВАЙТЕ, ЕСЛИ ЧТО-ТО БУДЕТ НЕПОНЯТНО.
… Около трех тысяч земных лет назад перед жителями планеты Троклем (звезда Томрипак класса G2, 122 световых года от Солнца) встала проблема перенаселения. Другие планеты системы были совершенно непригодны для колонизации, а потому троклемидам оставался единственный выход — разведка и освоение межзвездного пространства. Научно-технический потенциал цивилизации позволял строить космические аппараты, развивавшие околосветовую скорость. К моменту, когда межзвездные зонды обнаружили две пригодные для жизни планеты, ученые Троклема открыли методику транспортировки материальных тел через гиперпространство. К планетам Хливадат и Амунгок были проложены многомерные тоннели, по которым ежегодно покидали Троклем до ста миллионов эмигрантов. С перенаселением материнской планеты покончили примерно за полвека.
Научный мир Троклема настоял на продолжении работ в этом направлении и создании густой сети каналов в гиперпространстве. Ежегодно к звездам отправлялся новый корабль. Достигнув цели, экипаж выбирал достойный исследования объект и монтировал на планете приемопередающие устройства, в результате чего к Лабиринту подключалась новая Станция. После этого экипаж возвращался домой через многомерные каналы, а звездолет выводился на устойчивую орбиту вдали от звезды. Спустя некоторое время телепортационные устройства корабля принимали новых астронавтов, новые контейнеры с антивеществом, и звездолет отправлялся к следующей звездной системе. В год Катастрофы научно-исследовательский комплекс охватывал свыше полутора тысяч Станций, разбросанных в радиусе двухсот световых лет от Томрипака. Десятки тысяч ученых изучали планеты, звезды и черные дыры, исследовали самые невероятные виды живых существ. Грандиозная научная программа принесла троклемидам бесценные знания, способствовала стремительному развитию физики, химии, биологии, астрономии, планетологии. Наблюдение за жизнью других цивилизаций позволило лучше понять законы развития общества.
Всего троклемиды открыли тридцать две расы, находившиеся на разных стадиях развития. Лишь вешша, как они себя называли, оказались достаточно развитыми, чтобы создать высокую цивилизацию и приступить к межзвездным полетам.
Технологический уровень обоих народов — гуманоидов-троклемидов и земноводных вешша — был приблизительно одинаковым. Разведка доносила, что ученые вешша уже нашли свой, отличный от троклемидского, подход к проблеме многомерной телепортации. Добрососедские отношения между двумя могущественными цивилизациями не сложились изначально. Без конца возникали конфликты на пограничных мирах, неоднократно происходили стычки на планете Латем, которую пытались колонизировать обе расы. Наконец двухсотлетнее противостояние вылилось в открытую войну.
Примерно за полгода до Катастрофы начала поступать информация, что со стороны планет, населенных вешша, на Троклем движется более сотни объектов, имеющих скорость около 0,98 световой. Когда неизвестные корабли оказались в сутках полета и даже не попытались начать торможение, стало окончательно ясно: это не высадка десанта, а массированная атака боеголовками большой мощности.
Началась паника — персонал Лабиринта пытался укрыть на Станциях своих близких, миллионы троклемидов покидали планету, эвакуируясь в населенные миры.
Потом на Троклем обрушились десятки снарядов, каждый из которых был начинен несколькими тоннами антивещества. Судя по мощности взрывов, вешша удалось полностью уничтожить центр цивилизации. Энергия аннигиляции оказалась столь чудовищной, что облако плазмы разорвало ткань трехмерного пространства и просочилось в Лабиринт, преодолев заблокированный многослойным защитным полем вход Станции Троклем. Даже мгновенно выставленные автоматикой внутренние силовые щиты магистральных тоннелей не сразу задержали распространение огненных потоков. Центральная часть Лабиринта просто исчезла, гиперпространственные каналы, направленные в сторону Троклема, оказались обрублены. В коридорах, примыкающих к зоне эпицентра, псевдоживое вещество, из которого были построены внутренние конструкции Лабиринта, получило столь тяжелые поражения термическими ударами и радиацией, что его не удалось регенерировать до сих пор, спустя два с половиной тысячелетия.
В результате Катастрофы перестали функционировать мезонные каналы, по которым поступала энергия с реакторных блоков, размещавшихся на спутнике Троклема, а маломощные аварийные генераторы 9-й ветви не были рассчитаны на подобную нагрузку и не могли поддержать работу систем жизнеобеспечения и телепортации. Вся энергия уходила на сохранение многомерных тоннелей.
Координатор был вынужден законсервировать второстепенные агрегаты, оставив на ходу лишь те устройства, без которых прекратилось бы существование уцелевшей части Лабиринта. Чтобы восстановить работу транспортных и научно-исследовательских комплексов, Координатор отправил три субсветовых корабля с необходимым оборудованием к звезде, которая незадолго перед тем стала Сверхновой. Остатки антивещества на этих звездолетах были крайне незначительными, поэтому аппараты не могли развить скорость выше десятой доли световой, и путешествие затянулось на сотни лет…
— Значит, в твоем распоряжении осталось не так уж много звездолетов? — прервал Аркадий повествование суперробота.
— НА МОМЕНТ КАТАСТРОФЫ В ЗОНЕ ДОСЯГАЕМОСТИ МОИХ СТАНЦИЙ НАХОДИЛОСЬ СОРОК ПЯТЬ ПРИГОДНЫХ ДЛЯ ЭКСПЛУАТАЦИИ КОРАБЛЕЙ. СЕЙЧАС ИХ ТОЛЬКО ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ.
Дальнейшее земляне уже знали в общих чертах от мозга Станции Земля.
Звездолеты прибыли в систему Сверхновой, роботы установили на дальних астероидах приемопередатчики и преобразователи частиц. Энергия взорвавшейся звезды, превращенная в потоки мезонов, хлынула в Лабиринт, оживив оборудование тоннелей и Станций. Псевдоживое вещество коридоров постепенно регенерировало, и примерно через двести земных лет, то есть к началу XX века, Координатор ввел в эксплуатацию 36 Станций. За последнее тысячелетие накопилось столько экспонатов и информации, что пришлось выстроить на одной из безжизненных планет специальные хранилища и комплекс долговременных запоминающих устройств.
Рассказ о прошлом Лабиринта продолжался около часа. Для иллюстрирования описываемых событий Координатор демонстрировал голографические кадры хроники.
Перед людьми мелькали планеты, звездолеты, персонал Станций. Тягостное впечатление от гибели тысяч разумных существ усугублялось тем, что троклемиды внешне почти не отличались от землян. Обычные европеоиды — может, чуть смуглее среднего москвича, но глаза у всех были светлые: голубые, серые, зеленоватые.
Особенно сильно подействовал на людей эпизод гибели персонала на Станции Пошнеста.
… Их было немного — двое мужчин средних лет, которые работали с приборами в операционном зале, и пожилая женщина, дремавшая в комнате отдыха.
Женщина была старшим исследователем Станции, но растерялась сильнее других, когда вслед за грохочущим ударом, сотрясшим весь комплекс, померкло освещение и взвыли сигналы тревоги.
— Что случилось, Глайт? — Она почти кричала. — Неужели началось?!
Мужчина, который был повыше ростом и шире в плечах, ответил растерянно:
— Не знаю, Ланей, связь отключилась… И со светом что-то…
Второй добавил:
— Похоже, да. Был такой грохот, даже через переборки слышно. — Он тронул переключатели на пульте. — Кстати, должен вас обрадовать — двери заблокированы.
— Значит, они все-таки послали боевые ракеты! — злобно воскликнула Ланей.
— Вешша, мерзкие твари, как я их ненавижу! Эти идиоты, наши генералы, должны были атаковать первыми, как только мы обнаружили их цивилизацию! С самого начала было ясно: две настолько разные расы не смогут ужиться в таком тесном уголке Вселенной… Дасс, ты был офицером, скажи как профессионал, могли бы мы упредить их нападение?
Тот, кого назвали Дассом, сидел с мрачным видом и бессмысленно переключал видеоканалы. Потом произнес раздраженно:
— Время полета ракет с боеголовками слишком велико. Сорок два года от наших передовых баз до центральных планет вешша. Радары дальнего обнаружения засекут приближение кораблей за год до подлета на дальность срабатывания боевых частей, в худшем случае — за полгода. Атакованная цивилизация имеет достаточно времени, чтобы выпустить ракеты ответного залпа.
— Думаешь, наши успели нанести удар возмездия? — с надеждой в голосе спросил Глайт.
— Я точно знаю, что боевые ракеты были запущены вскоре после обнаружения вражеских кораблей.
— Вот славно! — Ланей просияла. — Значит, им тоже достанется.
После этого они вдруг забеспокоились: как, мол, дела на Троклеме и когда придет помощь. Ученая троица все еще пребывала в приятном заблуждении, что вот-вот все системы Лабиринта заработают в обычном режиме максимального комфорта. Первым делом они попытались выяснить обстановку у мозга Станции.
Робот ответил, что информация отсутствует, как и связь с Центром управления.
После паузы механический голос добавил, что централизованное энергоснабжение Лабиринта прервано. Все оборудование, сказал робот, перешло на питание от аварийных генераторов.
— Атомные батареи не смогут обеспечить деятельность всех систем, — первой сообразила Ланей. — Хорошо, если двое суток продержимся.
— Значит, надо на чем-то экономить. — Дасс задумался. — Возможно, на Троклеме большие разрушения. Тогда не стоит надеяться на быструю помощь… Ланей, отключай ненужное оборудование.
— Но в другом полушарии армейская база. У них свой Лабиринт. Мощный автономный энергокомплекс. — Ланей говорила быстро, рублеными фразами. — Генерал Малер пришлет солдат, нас вытащат.
Эта мысль воодушевила трех троклемидов, но Глайт вдруг сник и напомнил, что у военных нет контакт-ключей для проникновения на Станцию научного комплекса. К тому же в связи с обрывом мезонных энергоканалов приемопередатчик Станции не сможет открыть тоннель для телепортации на планету. Ответом стал хор проклятий в адрес подлых вешша. Отведя душу, Ланей принялась отдавать экстренные распоряжения мозгу Станции:
— Отключить все системы, кроме связи, обзора и жизнеобеспечения. Законсервировать…
Голос робота прервал ее:
— ВСЕ СИСТЕМЫ УЖЕ ОТКЛЮЧЕНЫ ПО ПРИКАЗУ КООРДИНАТОРА ДЕВЯТОЙ ВЕТВИ. КООРДИНАТОР ДЕВЯТОЙ ВЕТВИ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ, ЧТО СИСТЕМА РЕГЕНЕРАЦИИ ВОЗДУХА И ЖИДКОСТЕЙ ВРЕМЕНО ВЫВЕДЕНА ИЗ СТРОЯ. НОВАЯ ИНФОРМАЦИЯ: ВЫХОД В ТОННЕЛЬНУЮ СИСТЕМУ ЗАПРЕЩЕН ИЗ-ЗА СМЕРТЕЛЬНОГО УРОВНЯ РАДИАЦИИ. С ЦЕЛЬЮ ЭКОНОМИИ РЕСУРСОВ ПЕРСОНАЛУ ВСЕХ СТАНЦИЙ РЕКОМЕНДУЕТСЯ ЛИКВИДИРОВАТЬ ЖИВЫЕ ЭКСПОНАТЫ ИЗУЧАЕМЫХ ПЛАНЕТ.
— Исполняй, — равнодушно сказала Ланей. — Эти животные нам уже не понадобятся.
Звери Пошнесты сидели в вольерах, отгороженные от персонала прозрачными кубиками, под которыми поддерживалась необходимая им среда обитания. Сейчас, когда прекратилась очистка воздуха, животные забеспокоились, некоторые даже бились об стены, пытаясь вырваться на волю. Вольера, в которой буянил гигантский слонотапир, начала угрожающе раскачиваться. Казалось, прозрачные плиты вот-вот треснут и ядовитая газовая смесь хлынет в операционный зал. Но внезапно у зверей подкосились лапы, и живые экспонаты неподвижно застыли — вероятно, в вольеры поступили необходимые дозы отравляющих веществ.
Участь исследуемых животных решилась невероятно быстро — как и дальнейшая судьба персонала. Мозг Станции меланхолично объявил:
— КООРДИНАТОР ДЕВЯТОЙ ВЕТВИ РАСПОРЯДИЛСЯ ОТКЛЮЧИТЬ ВНЕШНИЙ ОБЗОР С ЦЕЛЬЮ ЭКОНОМИИ ЭНЕРГОРЕСУРСОВ. НАПОМИНАЮ, ЧТО ПРИ ОТКЛЮЧЕННОЙ СИСТЕМЕ РЕГЕНЕРАЦИИ ЗАПАС ВОЗДУХА НА СТАНЦИИ ОБЕСПЕЧИТ ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПЕРСОНАЛА В ТЕЧЕНИЕ МИНИМУМ ТРЕХ МИНУТ И МАКСИМУМ ПЯТИ СУТОК.
Ланей так же флегматично прокомментировала:
— Гораздо важнее другое — насколько хватит пищи. Мужчины, у нас есть провиант?
— Должны быть экспедиционные пайки, концентраты, цистерны с водой. — Дасс тихо засмеялся. — Нет, мы умрем не от голода. Если на третий день не придут спасатели, предлагаю устроить грандиозную оргию…
… На этом запись оборвалась. Потрясенная Диана спросила сквозь слезы:
— Что было потом?
— ПОТОМ ПРИШЛИ ВЫ.
Земляне увидели короткий эпизод с собственным участием, записанный в тот день, когда команда «черного поиска» впервые попала в Лабиринт. Помятые и взъерошенные, держа наготове оружие, они вошли в комнату отдыха, у разных стен которой распластались три скелета. Голографическая Диана, окинув помещение брезгливым взглядом, буркнула: «Опять эти трупы…» Просмотрев эту сцену, живая Диана разрыдалась. Лешка сунулся утешать и едва не схлопотал.
— ТАК ПОГИБЛА ЦИВИЛИЗАЦИЯ ТРОКЛЕМА, — сказал Координатор. — Я ПОСЫЛАЛ ЗВЕЗДОЛЕТЫ К ЧЕТЫРЕМ РАНЕЕ НАСЕЛЕННЫМ ПЛАНЕТАМ, ВКЛЮЧАЯ ТРОКЛЕМ. ПРИЗНАКОВ ЖИЗНИ НИГДЕ НЕ ОБНАРУЖЕНО…
И супермозг изложил проблемы, перед которыми спасовала его логика.
Накопление информации было задачей Координатора, но не могло быть самоцелью. Он понимал, что собранные знания должны способствовать прогрессу и процветанию сообщества разумных существ, но троклемидов больше не было, и у Координатора появились сомнения в смысле дальнейшего функционирования Лабиринта.
Из разговоров прежнего персонала у Координатора сложилось впечатление, что троклемиды опасались чрезмерно быстрого прогресса некоторых молодых разумных рас — со временем эти цивилизации могли представить угрозу для Троклема. В те времена персонал нередко обсуждал вопрос, следует ли подавлять или даже уничтожать культуры, которые приступят к освоению космоса без разрешения троклемидов. Сегодня земное человечество и другие три цивилизации, доступные наблюдению со Станций 9-й ветви Лабиринта, совершали перелеты в пределах своих планетных систем, а жители Годлана даже отправили первую экспедицию к соседней звезде. Координатор не мог решить, должен ли он принимать какие-либо меры.
Были и другие, менее глобальные, но достаточно важные для Координатора проблемы, которые занимали немало ячеек его памяти. И пока суперробот не мог найти удовлетворительных ответов, программа заставляла его возвращаться к этим вопросам, принципиально неразрешимым для устройств 2-го класса.
— ВАШЕ ПОЯВЛЕНИЕ ДАЕТ НАДЕЖДУ НА ВЫХОД ИЗ ЛОГИЧЕСКОГО ТУПИКА, — говорил Координатор.
— ВЫСТУПАЯ В РОЛИ ПЕРСОНАЛА, ВЫ МОЖЕТЕ СКОРРЕКТИРОВАТЬ ОТДЕЛЬНЫЕ ПУНКТЫ ПРОГРАММЫ, ЕСЛИ Я ПРИЗНАЮ ВАШИ СООБРАЖЕНИЯ РАЗУМНЫМИ.
И Координатор предложил людям для обдумывания четыре главных вопроса: Должен ли Лабиринт продолжать накопление информации или надлежит предоставить оборудование и все имеющиеся материалы в распоряжение одной из высокоразвитых цивилизаций, которые доступны со Станций 9-й ветви?
Не должен ли Координатор использовать оборудование Лабиринта для уничтожения всех высокоразвитых цивилизаций, которые доступны со Станций 9-й ветви?
Не должен ли Координатор использовать оборудование Лабиринта для разработки методики нанесения уничтожающего удара по сохранившимся планетам цивилизации вешша?
Какие побудительные причины являются главными для высокоразвитых разумных существ, обладающих конструктивно неограниченной свободой воли?
ОТВЕТЫ НА ПЕРЕЧИСЛЕННЫЕ ВОПРОСЫ СНИМУТ ОСНОВНУЮ МАССУ МОИХ ЗАТРУДНЕНИЙ. ДАЛЬНЕЙШЕЕ СОТРУДНИЧЕСТВО С ПОСВЯЩЕННЫМИ БУДЕТ ПРОДОЛЖЕНО, ПРИЧЕМ В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ ВАША ЛИЧНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ ГАРАНТИРОВАНА, ПОКА ФУНКЦИОНИРУЕТ ОБОРУДОВАНИЕ ЛАБИРИНТА. ВЫ СМОЖЕТЕ И ВПРЕДЬ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ОБОРУДОВАНИЕ ДЛЯ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ ЛИЧНЫХ ПРИХОТЕЙ, ЕСЛИ ЭТО НЕ БУДЕТ ПРОТИВОРЕЧИТЬ ГЛАВНЫМ ЗАДАЧАМ ЛАБИРИНТА.
— Это называется откровенно предложенной взяткой, — заметил Сергей. — А сможешь ты, в порядке удовлетворения личных прихотей, найти для меня идеальную женщину?
— ИДЕАЛ НЕДОСТИЖИМ. — Координатор, безусловно, имел склонность к абстрактным философствованиям.
— ПОИСК ОПТИМАЛЬНЫХ СЕКСУАЛЬНЫХ ПАРТНЕРОВ ВХОДИТ В ЧИСЛО ЗАДАЧ, ИМЕЮЩИХ РЕШЕНИЕ, ОДНАКО МОЗГ СТАНЦИИ ЗЕМЛЯ НЕ РАСПОЛАГАЕТ ИСЧЕРПЫВАЮЩИМ БАНКОМ ДАННЫХ О ВСЕХ ОСОБЯХ ЖЕНСКОГО ПОЛА ПОДХОДЯЩЕГО ВОЗРАСТА. ПРИ НЕОБХОДИМОСТИ Я ПРИКАЖУ СОСТАВИТЬ ПОДОБНЫЙ КАТАЛОГ.
— По-моему, у тебя есть чувство юмора, — сказал Аркадий. — Но я вынужден повторить, что мы не вполне компетентны в таких глобальных проблемах. Нам надо серьезно подумать.
— У ВАС ЕСТЬ ВРЕМЯ. Я НАЧАЛ АНАЛИЗИРОВАТЬ ЭТИ ПРОБЛЕМЫ ЕЩЕ ДО НАПОЛЕОНОВСКИХ ВОЙН. ЛИШНИЙ ГОД ПРОМЕДЛЕНИЯ НИЧЕГО ПРИНЦИПИАЛЬНО НЕ ИЗМЕНИТ. ЕДИНСТВЕННОЕ МОЕ УСЛОВИЕ: ПРОДОЛЖАЙТЕ СОБЛЮДАТЬ КОНСПИРАЦИЮ. ПОКА НЕ РЕШЕНЫ ГЛАВНЫЕ ВОПРОСЫ, НА ЗЕМЛЕ НЕ ДОЛЖНЫ ЗНАТЬ О ЛАБИРИНТЕ.
— Мы и не собирались, — ляпнула Диана и покраснела.
— ПОНИМАЮ. ТАКАЯ РЕАКЦИЯ ЧАСТИЧНО ПРОЯСНЯЕТ ОТВЕТ НА МОЙ ПОСЛЕДНИЙ ВОПРОС.
Земляне смущенно рассмеялись. Квазиразумное устройство казалось все более симпатичным, но слишком уж нечеловеческим был его интеллект: жутковатая смесь дьявольской проницательности и строжайшей логики с наивностью ребенка или идиота.
Координатор их более не задерживал, так что люди смогли продолжить запланированную Сергеем программу этого дня. Вернувшись на Станцию Земля, они переправились на необитаемый остров в Индийском океане и несколько часов подряд тренировались в стрельбе из различного оружия. Наконец мастерство обращения с оружием повысилось до приличного уровня. Даже самый неумелый из них попадал в цель из автомата за полсотни метров.
Глава 13
ТОТАЛЬНОЕ ИСТРЕБЛЕНИЕ
Неприятности начались еще с вечера, когда Верка позвонила из автомата и возмущенно прокричала, что какие-то хмыри не пускают ее в дом. Спустившись в вестибюль, Сергей устроил жуткий скандал невесть откуда взявшимся бугаям в камуфляже. Не вступая в пререкания, ребята довольно корректно проверили его документы и, убедившись, что Каростин С. М. действительно проживает в этом здании, вежливо извинились.
— Охрана введена со вчерашнего дня по решению домового комитета, — сообщил старший дежурный. — Преступность в Москве сейчас, сами знаете… При этом оккупационном режиме только мафия спокойно живет. — Страж порядка подозрительно оглядел майора. — Между прочим, Сергей Михайлович, в журнале не отмечено ваше возвращение. Вы что же, два дня из дома не выходили?
Накануне Сергей путешествовал исключительно посредством телепортации, поэтому никакая земная охрана его зафиксировать не могла. Чтобы не развивать эту щекотливую тему, пришлось снова поскандалить: почему-де Домком не поставил в известность ни его, ни семью Милютенко.
— С вами побеседуют сегодня же, — заверил дежурный.
— Сегодня я буду занят! — отрезал Сергей и быстренько затолкал в лифт начавшую изнывать подружку.
Вера, хоть работала всего лишь в хлебном магазине, была девицей современной, регулярно смотрела видеоновинки и мало чем уступала профессионалкам из бермудского отеля. А уж пышностью форм двадцатипятилетняя москвичка дала бы тысячу очков форы любой щепкообразной порнозвезде с другого полушария. Поэтому ночь пролетела стремительно и бурно, однако утром Верка испортила весь кайф, напористо поинтересовавшись, когда Сергей намерен на ней жениться. Рано или поздно так кончаются все случайные встречи, но эта связь оказалась слишком уж краткой.
— Знаешь, у меня послезавтра жена с курорта вернется, — смущенно потупясь, признался Сергей.
Удар попал точно в цель. Верка переменилась в лице, но быстро оклемалась и сказала злорадно:
— Представляю, какие рога навесили тебе на этом курорте.
Тем не менее, она плотно позавтракала и только потом стала одеваться, умело поигрывая рельефными выпуклостями. Телка была, слов нет, экстра-класса, особенно в койке, но больно уж резво взялась за дело… На прощание Вера презрительно кивнула на старую семейную фотографию, запечатлевшую Ольгу со Светкой, и небрежно бросила:
— Ну и вкус же у тебя, на какую корову позарился.
Наговорив еще кучу колкостей, она удалилась, томно покачивая бедрами.
Причем, что самое обидное, даже не попыталась помыть накопившуюся посуду.
Сергей машинально отметил, что с этим любовным приключением покончено, и теперь надо искать новую подружку. Однако, к немалому его удивлению, вскоре раздался звонок в дверь. «Вернулась», — обрадовался майор, но ошибся. На пороге стоял незнакомец лет сорока в костюме с галстуком.
— Тарпанов, — представился незваный посетитель. — Служба безопасности доложила, что у вас возникли вопросы.
— Меня почему-то забыли пригласить, когда решали превратить наш дом в режимный объект.
— Вас не могли найти двое суток подряд. Вас лично и вашего друга Милютенко. Но его супруга Наталья Богдановна присутствовала на собрании жильцов и полностью поддержала идею.
Тарпанов объяснил, что большую часть квартир в этом здании приобрела для своих активистов некая партия. Движение, мягко говоря, не пользовалось горячей любовью властей, одного из секретарей ЦК недавно зверски избили. Поэтому Политбюро постановило переселить руководящий состав в один дом, где легче обеспечить безопасность партийных деятелей и членов их семей. Затем Тарпанов проговорил голосом, флегматичности которого мог бы позавидовать даже мозг Станции Земля:
— Наталья Богдановна рассказала о вас и вашей команде. Если я правильно понял, вы сейчас временно не работаете.
— Никак нет. Я постоянно не работаю.
— Могу предложить службу по вашему профилю. Вам приходилось слышать о военно-исторических клубах?
Конечно, Сергей о них слышал. Любители военной истории Отечества создавали свои клубы, формировали подразделения со звучными названиями, шили мундиры и мастерили модели оружия, точно копирующие атрибуты выбранной эпохи. Время от времени клубы разных стран посылали эти костюмированные эскадроны и роты на Бородинское поле и в другие исторические места, где заново разыгрывали памятные сражения. Это были красивые зрелища, немало помогавшие сохранению памяти о славном прошлом.
— Наша партия тоже создает подобные клубы, — сообщил Тарпанов. — В частности, организуется Отдельный дивизион особого назначения НКВД имени товарища Менжинского. Нам нужен инструктор по рукопашному бою… Знаете, на показательных играх нужно продемонстрировать эффектные схватки с бросками и так далее.
— Отпадает, — сказал Сергей.
— Понимаю. — Тарпанов печально поджал губы. — Вышибалой в казино или ночном клубе вам, конечно, будут платить больше.
— Не в том дело. Просто я не умею работать на внешние эффекты для публики. Если я бью по ноге, то нога ломается. Если я бью по шее…
— Опять-таки понимаю. Нам это подходит.
Только сейчас Сергей сообразил, что подразделения военно-патриотического клуба будут всего лишь легальной ширмой для отрядов партийной гвардии — мощного средства в борьбе за власть в государстве, где давно нет даже инстинкта самосохранения. Поэтому майор заявил, что даст ответ, когда ознакомится с программой партии. Тарпанов счел такое решение разумным и пообещал на днях занести все необходимые материалы.
Откланявшись, гость уехал на лифте, а Сергей, чертыхаясь, перемыл гору посуды и стал наводить в квартире нечто вроде порядка, даже постель застелил.
Дел особых не предвиделось, разве что прогуляться по магазинам и оптовым рынкам — запастись продуктами.
Помахивая пустой сумкой, он подошел к автобусной остановке. Из остановившегося рядом «порше» вызывающей раскраски грохотала музыка с песней на неизвестном языке. «Машину купить, что ли, — успел подумать Сергей, — осточертело в общественном транспорте толкаться».
Из лимузина тяжеловесно выбрался «бык»: на полголовы выше Сергея, заметно шире в плечах, одетый в традиционный красный пиджак и с тяжелой золотой цепью на мощной шее. Конечно, крутость — понятие очень относительное и временное: пуля промеж глаз или финка под ребра — и даже самый «крутой» мигом станет всмятку. Но этого буйвола Сергей знал. Именно его с неделю назад Аркадий огрел по макушке и связал, а потом оставил валяться в арсенале рядом с полковником Рогачевым. Звали «быка» Власом, и помнить майора он не мог, потому как в оружейном хранилище нападавшие не дали врагу даже мельком глянуть в их сторону.
Однако сейчас Власа интересовал именно Сергей.
— Слышь, мужик, тебя Серегой звать? — осведомился Влас, остановившись шагов за пять. — Нашел, где хату покупать — боевиков на входе повтыкали, честных людей не пускают… — Он продолжал говорить, совершенно не заботясь, интересует ли собеседника его мнение. — Хорошо, что это красно-коричневое быдло собралось под одной крышей — подорвем всех одной бомбой к японской матери. Да и тебя заодно!
Влас захохотал, очень довольный своим остроумием. Внезапно проникшись симпатией к Тарпанову и его единомышленникам, Сергей пообещал:
— Я им передам.
— Пошути у меня, — окрысился «бык». — Я не таким башку откручивал и кишки наружу выпускал.
— Не таким, может, и выпускал, а сейчас не на того нарвался.
Обалделый взгляд доморощенного гангстера подтверждал, что с ним уже давно не разговаривали подобным тоном. Люди на остановке старательно отводили взгляды, предчувствуя, что вот-вот начнется крупная разборка.
Угрожающе набычившись, Влас прорычал:
— Доиграешься, старик! На коленях ползать будешь!
— Только над твоим трупом. — Сергей откровенно развлекался. — Ты меня уже забодал. Если есть разговор — говори, если нет — мотай дальше.
— Храбришься, сволочь… — Постепенно Влас успокаивался. — Меня послали потолковать с тобой. Отойдем-ка в сторону.
Все еще не догадываясь, о чем пойдет речь, Сергей сделал несколько шагов, удаляясь от навеса для пассажиров. По-прежнему не представляясь, Влас сказал:
— Вас пятеро, вы аквалангисты. Так?
— Ну…
— Месяц назад на Черном море работали?
— Ну…
— Не нукай, мать твою! К тебе Арчил должен был приехать.
— Артур, а не Арчил. У меня Артур товар забирал.
Влас скривился и поведал, что Артур заложил их команду с потрохами.
Скупщик антиквариата рассказал все: как нашел аквалангистов с побитыми мордами, как весь пляж был залит кровью и вышибленными мозгами, а на галечнике валялись горы стреляных гильз.
— Арчилу сообщили, что вы нашли много золота, и он поехал к вам разбираться. Но Арчила замочили, а вы вернулись целехонькие и теперь сорите бабками. Так что быстро рассказывай, что там случилось.
— Мы ни хрена не видели…
— Ты уже двумя лапами в могиле, — объяснил громила. — Если скажешь правду, может быть, спасешь шкуру. Себе и своим приятелям.
Сергей попытался повторить прежнюю легенду: дескать, издали наблюдали разборку, но сами вернулись в лагерь, когда уже все закончилось, а про Арчила узнали только в Москве из телепередачи. Влас покачал головой:
— Не сходится. Арчилу звонили на пляж по сотовому аппарату, но шофер ответил, что хозяин разговаривает с вами. Что потом было, чем этот разговор закончился?
Небрежно откинув полу пиджака, Влас оголил на мгновение рукоять висевшего в подмышечной кобуре пистолета. Сергей лихорадочно пытался придумать правдоподобную версию, но ничего путного в голову не приходило. В конце концов пришлось врать грубо, но быстро:
— Они пришли в лагерь за полчаса до Арчила. Угрожали оружием, золото отобрали. Потом, когда показались три иномарки, эти спрятались в палатках и велели нам молчать.
Бандит напрягся и прошептал:
— Да кто они были-то, об этом скажи.
— Не назывались. Одеты по-военному, в камуфляж, на мордах были маски. Вроде спецназ какой-то.
— Ну, валяй дальше, — с хмурым видом разрешил Влас.
— Как будто все… Когда старик в белом костюме подошел к нам поближе, эти начали стрелять из палаток. Всех положили на месте.
— Вот гниды! — Бандит сжал кулаки. — А счета?
— Какие счета?
— Ну, правильно, откуда тебе знать… — Влас тяжко соображал, пытаясь вспомнить что-то важное. — О чем же еще я должен был спросить?.. Во! Этих, которые замочили Арчила, ты больше не видел?
— А хотя бы и видел — как узнаешь. Они же там в масках были.
— Ну да, ну да, ты говорил… — Влас понимающе покивал.
Про себя Сергей уже решил, что жить этому придурку осталось недолго, а потому позволил себе пошутить:
— Вчера звонил кто-то из них. Напоминал, чтобы не трепались, а то пришьют. Еще сказал, чтобы стукнул им, если заглянет какой-то Влас. Они теперь этого Власа убрать собрались. Недавно полковник Рогачев чуть было не заманил его в капкан, но чего-то у них тогда сорвалось. В следующий раз, сказали, обязательно уберем. За этим Власом охотится та самая команда, которая кончала Тулупа.
На Власа было жалко смотреть. Громила явно перетрусил и даже не обратил внимания на очевидные нелепости в этой истории. Огромная волосатая лапа бандита непроизвольно скользнула под пиджак, нащупывая пистолетную рукоять. Влас нервно завертел головой. Потом неразборчиво буркнул: мол, еще повидаемся, — и трусцой метнулся к своей машине.
Проводив его насмешливым взглядом, Сергей удостоверился, что поблизости нет лишних ушей, и негромко произнес:
— Станция Земля, ответь Посвященному.
У него над ухом прозвучал тихий монотонный голос:
— СЛУШАЮ.
Сергей приказал непрерывно следить одним видеоканалом за ярко-красным «порше» Власа, а сам заскочил в подъезд ближайшего дома, где, на его удачу, никого не было. Вызвав тоннель телепортации, он шагнул из подъезда прямо на Станцию и с ходу приказал:
— Найди мне всю команду.
Хотя задание было сформулировано несколько расплывчато, мозг Станции прекрасно понял, что от него требуется. Перед Сергеем загорелись четыре голограммы. Диана и Алексей с головой ушли в исполнение служебных обязанностей, поэтому майор вызвал на подмогу только ветеранов. Такой расклад его вполне устраивал — больше помощников и не требовалось.
Когда Сергей ввел друзей в курс дела, Аркадий сокрушенно произнес:
— Да, нелегкое это дело — складно врать без подготовки.
— Идиоты мы, раньше надо было позаботиться о легенде, — поддержал родственника Николай.
— Не помогло бы. Они в любом случае возьмутся за нас вплотную. Не думаю, что сегодняшней беседой завершатся наши неприятности.
— Значит, крепко сидим на крючке, — согласился Николай, — Есть какие-нибудь мысли?
— Полагаю, придется уложить всю шайку, — спокойно сказал Сергей. — Помяни мои слова: сейчас эта дубина Влас спешит на совещание со своей братвой или к хозяину. Наверняка они решат пытать нас, а потом убить. Если вас такая перспектива не устраивает, надо будет их опередить.
По ходу разговора майор облачился в бронежилет, усиленный на груди и спине титановыми пластинами. Он зарядил и снял с предохранителя отлично зарекомендовавший себя немецкий пистолет-пулемет, засунул в набедренную кобуру отечественную «Гюрзу», распихал по кармашкам бронежилета запасные обоймы.
Понимавшие командира с полуслова, двоюродные братья готовили к применению более знакомые им укороченные автоматы АК-74У.
Между тем красный «порше» вырвался за кольцевую автостраду и теперь мчался по Калужскому шоссе. Голограмма показывала водителя, который, зверски выпятив челюсть, напряженно о чем-то размышлял. Затем, приняв решение, Влас взял лежавший на соседнем сиденье радиотелефон, набрал номер и прохрипел в трубку:
— Слышь, Лобан, это я. Возьми пару ребят покрепче и вечерком наведайся к Рогачу. Оказывается, это он меня в тот день в ловушку затолкать помогал, курва… Откуда знаю? Оттуда. Мертвяк один шепнул. Ну, займись этим делом, а я с Аввакумом должен посоветоваться.
Лимузин проскочил мимо дорожного указателя, возвещавшего, что до поворота на Епифаньеву Пустынь остается ровно один километр. Скинув газ, Влас подъехал к мощному бетонному забору, над которым выглядывали верхние этажи загородной виллы знаменитого бандитского пахана. Два «быка», вызывающе державшие напоказ короткоствольные автоматы, осмотрели салон и багажник машины и только после этого отворили тяжелые стальные ворота дачи.
Загнав «порше» на стоянку, Влас зашагал по роскошному парку в сторону трехэтажного особняка с мраморными колоннами, подпиравшими фронтон над входом.
В бассейне, окруженном статуями античных богинь в непристойных позах, работал многоструйный фонтан. Пышнотелая красотка в экономно скроенном мини-купальнике, болтая в воде одной ногой, лениво кокетничала с вооруженным охранником. Еще два «быка» с автоматами встретили Власа на ступенях перед входом в дом.
— Здорово, Перец, как хозяин? — заискивающе осведомился Влас у жилистого охранника со множеством шрамов на лице. — У меня срочный разговор.
— Срочными вклады были в советское время, — веско отрезал страж.
Последовали довольно долгие переговоры по радиотелефону, по завершении которых Власу было дозволено войти в дом. Впрочем, ему явно доверяли — оружие у него охрана не отобрала. Сопровождаемый автоматчиком, посетитель поднялся в лифте на третий этаж и проследовал по устланному дорогим ковром коридору. У дверей хозяйских апартаментов ошивались еще три «быка» с пистолетными кобурами на поясах.
— Не спеши, сам пока занят, — придержал Власа начальник караула.
Ждать пришлось недолго — дверь распахнулась, и в коридор вывалилась вдрызг пьяная девка. Проводив ее сальными взглядами, мужики причмокнули. Вскоре изнутри поступил приказ пропустить Власа.
Выслушав рассказ о встрече с Сергеем, крестный отец сказал не без сожаления в голосе:
— Я тебя, однако, умнее считал. Дубина, ты же чуть все дело не провалил.
Влас запротестовал: дескать, сделал все, как велено. Не обращая внимания на его лепет, Аввакум повысил голос:
— Этот гусь много знает, но темнит. Почему он прикинулся, будто не слышал о банковских счетах? Да об этом только «Голос Зимбабве» не успел передать — весь мир знает, а он не слышал! Вдобавок он сказал, что ему велено сообщать о твоем появлении. Стало быть, он знает телефон, по которому следует звонить. Нет, его надо срочно брать. Его и всю шоблу. Сколько их?
— Не то пять, не то шесть, — неуверенно промямлил Влас. — А может быть, четверо.
— Я и говорю, что тебе мозги подлечить пора… Значит, сейчас же поднимешь своего Лобана и остальных, схватишь этих подводников и выколотишь из них все, что они знают. Чтобы сегодня же вечером все сидели у меня в подвале. Ясно?
— Не тупой. — Влас самодовольно задрал подбородок. — Только, хозяин, того самого… Надо бы подкинуть братве немного «зелени».
— Ладно…
Аввакум чем-то щелкнул. Висевший на стене пейзаж в стиле Айвазовского отъехал в сторону, демаскируя стальную дверцу. Когда хозяин особняка набрал код электронного замка и открыл сейф, взорам предстала умопомрачительная картина: полки, плотно забитые пачками купюр высшего достоинства. «Пора действовать, — решил Сергей, — таких возможностей упускать нельзя».
Он взял в правую руку восемнадцатизарядную «Гюрзу», пуля которой пробивала бронежилет с пятидесяти метров. Едва ладонь охватила рукоятку и палец лег на спусковой крючок, умный механизм отключил оба предохранителя. Приказав мозгу Станции отворить проход, майор перевел оружие на автоматический огонь, шагнул в комнату бандитской дачи и дважды выстрелил в каждого врага. Обливаясь кровью, Аввакум рухнул на месте. Влас, прошитый очередью, упал ничком, но тут же попытался подняться, вытаскивая пистолет. Сергей добил его двумя пулями в голову.
Аркадий уже спешил на помощь, держа в одной руке автомат, а в другой — пустую сумку. Майор велел ему задержаться и прислушался. За дверью было тихо — видимо, ослабленные глушителем звуки выстрелов не потревожили дежурившую в коридоре охрану. Успокоившись, Сергей еще раз оглядел комнату: Влас уже не дышал, Аввакум же валялся на полу, откатившись к двери, светло-зеленая рубашка на его спине была пропитана кровью, вытекавшей из двух рваных ран.
— Одна пуля в сердце, другая — в печень, — резюмировал Сергей. — Этот тоже готов. Займемся делом.
Он принялся сгребать в сумку пачки денег. На глаз, сумма получалась солиднейшая. Друзья так увлеклись, что не сразу отреагировали на раздавшийся позади них скрип. Резко обернувшись, майор с изумлением увидел, как Аввакум стоит, пошатываясь и держась за ручку полураскрытой двери в соседнюю комнату.
Сергей рефлекторно выдернул из кобуры «Гюрзу», и пистолет издал новую серию негромких хлопков, выбрасывая длинную очередь. Аввакум задергался под ударами пуль и упал через порог, потянув за собой дверь. Створка шумно захлопнулась, щелкнув замком.
— Кидай быстрее, — прошептал Аркадий, — вот-вот тревога поднимется.
В четыре руки они опустошили сейф, побросав в сумку все пачки до последней. Кроме денег, Аркадий обнаружил в сейфе квадратную трехдюймовую дискету высокой плотности и деловито сунул добычу в карман. Они уже отступали к проходу в Лабиринт, когда за дверью, ведущей в коридор, раздался топот множества ног, и обеспокоенный голос позвал:
— Хозяин, что случилось? Помощь нужна?
Швырнув сумку ожидавшему их на Станции Николаю, Аркадий навел автомат на дверь и тихо сказал:
— Ты будешь смеяться, однако нам придется перебить всех ублюдков на этой даче. Вдобавок надо убедиться, что Аввакум мертв. Иначе он повторит приказ найти и пытать нас.
— Согласен, — кивнул Сергей, перезаряжая пистолет.
Убрав «Гюрзу» в кобуру, он взял в одну руку «Хеклер-и-Кох», а в другую «Ингрэм». Стража в коридоре потеряла терпение и начала высаживать дверь. Когда «быки» вломились в комнату, их встретил плотный огонь из трех стволов.
Убедившись, что пятеро охранников убиты, а остальные не торопятся нападать, майор не упустил случая сделать замечание:
— Надо было тебе взять «Вал». На шум этой тарахтелки скоро соберется вся шпана.
В коридоре снова послышался топот. Аркадий и Сергей быстро отступили на Станцию, закрыв за собой проход. Забавно было наблюдать на голограмме, как бандиты с невероятными предосторожностями входят в комнату и обалдело озираются, не обнаружив противника. Вскоре около трупов столпилось около дюжины «быков». Вбежавший последним Перец истерично завопил:
— Где хозяин, падлы?! Как его вывели?!
— Окна заперты, — доложил кто-то из охранников. — Может, в спальне?
Дверь на замке.
— Ломайте! — скомандовал Перец. В свою очередь Сергей приказал:
— Всем взять автоматы — и вперед. Бить длинными.
Их внезапное появление настолько ошеломило банду, что «быки» замешкались, а тем временем три автомата работали с полной нагрузкой. Лишь стоявший у самого выхода Перец успел дать неприцельную очередь и выскочил в коридор. Остальных уложили на месте. Николай метнулся на Станцию и прошелся видеоканалами по зданию. Больше вооруженных людей в доме не осталось — Перец, шесть «быков» и три протрезвевшие девки залегли под деревьями возле бассейна с фонтаном и обсуждали пути отступления. Тем временем Сергей взломал дверь спальни. Ушел крестный пахан недалеко — валялся прямо у порога, продырявленный десятком пуль.
— Можно сваливать, — с огромным облегчением проговорил майор. — Он уже не прикажет хватать нас и пытать.
— Он-то не прикажет. — Аркадий покачал головой. — А вот Перец видел и проход на Станцию, и как мы появляемся из красного квадрата…
— Я понял. Будем кончать.
Их опередили. Снаружи послышался треск очередей и одиночных выстрелов — бандиты били по окнам. По всему полу разлетелись осколки стекол. Пригибаясь, Сергей и Аркадий проскользнули под стеной в многомерный тоннель, перевели выход в парк и навалились на стрелков с тыла. Сергей привычно совмещал мушку и середину прицельной прорези с очередным противником. Как правило, хватало одной очереди. Физик стрелял хуже, но тренировки заметно повысили его мастерство в обращении с автоматом — одного-двоих уложил и он. Майор уже подумал, что все кончено, как вдруг шальная очередь хлестнула его по защитной пластине. Броню пули не пробили, однако боль в груди была адская. Когда он немного пришел в себя, Аркадий поливал заросли длинными очередями и кричал:
— Серега, я его зацепил… Он залег там, в кустарнике, и больше не рыпается!
Переползая по-пластунски, Сергей подобрался к смирно лежавшему под обстрелом противнику и крикнул Аркадию, чтобы кончал канонаду, а бандиту — чтобы бросал оружие. Дисциплинированный физик сразу прекратил пальбу, хотя не исключено, что у него просто разрядился магазин. Из зарослей ответа не последовало, и майор, швырнув на всякий случай гранату, перебежками приблизился к огневой позиции последнего бандита. Тот уже смотрел на мир невидящим взглядом. Брезгливо перевернув его ногой на спину, Сергей спросил:
— Эй, Перец, слышишь меня?
— Кто ты? — прохрипел умирающий. — Не вижу…
— Да я это, Лобан. Что у вас тут случилось?
— Напали… Их много было… Хозяина забрали… У них дверь прямо к нему в палаты…
— Кто они? Ты сообщил кому-нибудь?
— Не успел… Хотел сам разобраться, а потом рация… — прохрипел бандит и умер.
Окликнув Аркадия, Сергей вернулся в дом. Поразмыслив, он решил не поджигать здание, оставив следователям пейзаж во всей красе. Наверху их встретил Николай, радостно сообщивший, что отслеживал все события на голограммах и даже подстрелил одного из гангстеров.
Уже вернувшись на Станцию Сергей спросил:
— Старик, ты не видел, куда девались те три шлюхи?
— Их было четверо, — доложил геолог. — Одна так и дрыхнет на втором этаже — перестрелку даже не заметила. Еще одну зацепило очередью в самом конце.
Две другие уползли в дальний угол парка.
— На этот раз мы, кажется, отвертелись, — устало проговорил Сергей. — Аркаша, что у тебя?
Физик отмахнулся, продолжая торопливыми движениями сортировать пачки купюр. Кроме сотенных, здесь были и полтинники, и даже двадцатидолларовые банкноты. Часть денег валялась без упаковки нерасфасованной грудой. Оценив добычу на глазок, Аркадий сообщил приблизительный результат: баксов — чуток поменьше полумиллиона, деревянных — немного меньше полумиллиарда.
— Вот еще один почти законный способ добывать пропитание, — задумчиво сказал Николай. — Государство мы решили не грабить, но у мафии-то отбирать награбленное — вовсе не грех, а богоугодное дело.
Ухмыльнувшись, Аркадий напомнил, что оружие они таскали именно у государства.
— Оружие — это одно, а деньги — совсем другие, — неубедительно заметил Сергей.
Внезапно снова заполыхал красный квадрат входа, и на Станцию впорхнула Диана. Увидев друзей, она радостно воскликнула:
— Ой, мальчики, у меня такая идея… — Тут она заметила дымящееся оружие и кучу денег. Девушка тихо спросила: — Что-то случилось?
— Все нормально… — спохватился вдруг Аркадий. — Братишки, между прочим, мне в лабораторию возвращаться пора.
— Только не забудь оставить здесь автомат и бронежилет, — посоветовал майор. — А не то твои коллеги могут неправильно понять.
Глава 14
ОХОТА НА ОЧЕНЬ КРУПНОГО ЗВЕРЯ
Растения на этой планете словно вышли из-под кисти художника-абстракциониста. Тонкие прямые деревья не имели веток и листьев, лишь какие-то разноцветные стебли вырастали из стволов в самых неожиданных местах, изгибаясь причудливыми дугами. Высокие, в рост человека, кусты тоже обзавелись не листвой, а пучками топорщившихся сверху веточек, от чего напоминали связку метелок. Еще на этой планете росли пышные папоротники размером с молодой баобаб и мохнатые деревья тоже без веток — листья густыми слоями вылезали прямо из ствола. Но были и очень крупные яркие цветы, и колючие спирали, обвивавшие скалы и стволы больших деревьев.
Над троклемидской машиной задумчиво парили огромные — метра два в размахе — шестикрылые стрекозы с темно-красными фасеточными глазами. Явных признаков агрессивности эти насекомые пока не проявляли, но на нервы действовали изрядно.
— Не отвлекайся, — строго сказала Диана. — Тебе же объяснили, что мы под защитным полем. Или руки чешутся пострелять?
— Догадливая…
Жребий опять сыграл с ним злую шутку. Аркадий, который больше всех рвался охотиться на динозавров, сегодня вдруг возжелал пообщаться с Координатором.
Хотя, если подумать, именно Сергей накануне подал физику эту идею. Как назло, Диана и Лешка неожиданно отказались отправляться в одной машине. Кончилось дело тем, что опекать девчонку вновь выпало Сергею.
— Поссорились? — спросил майор.
— Что ты, как старая баба, в чужие дела суешься… Неужели своих мало?
— Мне вас, дураков, жалко.
— Мне тоже себя жалко. Вокруг одни придурки и зануды.
— Спасибо, — обиделся Сергей.
— Приятного аппетита… Впрочем, к мужикам из нашей компании это не относится. Вы трое — еще туда-сюда. А Леха — тот просто дите несовершеннолетнее.
— Ну, допустим, ты тоже не подарок. Если, конечно, не считать внешних данных. Только учти, что красота уходит вместе с молодостью, а стервозность остается и с годами только приумножается.
— Я догадывалась об этом… — Девушка скорчила унылую гримасу. — Ты не подумай, что я совсем дура и жду сказочного принца. Но все-таки хочется такой любви, чтобы голова кружилась, чтобы согласна была все на свете к черту послать! А вместо этого… — Девушка вскинулась и заорала: — Вот он! Настоящий бронтозавр!
Ящер был габаритами с двухэтажный особняк и ломился сквозь заросли ненормальных деревьев, помахивая волочившимся за тушей десятиметровым хвостом.
Шлепая по отмели огромными тумбами лап, динозавр вошел в озеро по самое брюхо и, вытянув длинную шею, опустил пасть в воду. Пил ящер долго и громко, бока его вздувались и опадали, поднимая слабую волну.
Толкнув Сергея локтем, охваченная азартом Диана спросила:
— Из чего будем стрелять?
Арсенал у них был солидный: охотничий карабин с оптическим прицелом, гладкоствольный штуцер, плазменные пистолеты троклемидов и снайперская винтовка «Лайт Фифти» 500-го калибра. Больше всего Сергею не терпелось попробовать в деле именно это огнестрельное чудовище, но девушка предупредила, что намерена испытать боевые возможности бластера.
Пока они спорили, выбирая оружие, динозавр почему-то забеспокоился и вытащил из озера башку, похожую на бочку, в которых лет десять назад продавали квас и пиво на улицах советских городов. Создавалось впечатление, что ящер прислушивается. Издали действительно доносился топот, словно скакал целый табун.
Испуганный инопланетный бронтозавр бросился вперед, погрузившись в воду до середины шеи, быстро пересек озеро по дну и скрылся в зарослях на противоположном берегу.
Топот многих ног приближался, становясь все громче. Над рощей уродливых стволов заколыхались головы десятка ящеров, непрочно прикрепленные к шеям самой разной длины. Шеи раскачивались в такт прыжкам. Вскоре стадо рептилий вырвалось на обширную лужайку, а следом появился исполинский хищник. Самое сильное впечатление производила голова этого монстра — шишковатая, размером чуть ли не с железнодорожный вагон, с огромным рогом на носу. Спереди мощного, почти шестиметрового в рост, туловища висела пара четырехпалых лап с длинными когтями. Нижние конечности были значительно больше и сильнее и легко несли тяжелую тушу. Один из травоядных замешкался, и крупноголовый хищник ловко прыгнул ему на спину, подмял и перекусил шею. Остальные динозавры благополучно разбежались, а торжествующий охотник принялся рвать огромные ломти мяса, которые заглатывал, не успев толком пережевать.
— Каков зверюга! — в полном восторге воскликнула Диана. — Настоящий убийца! Предлагаю назвать этот вид сергозаврами. Сейчас подстрелим или подождем, пока нажрется?
Майор не успел ей ответить. Не успел даже решить — польстила ему девчонка, дав ящеру такое имя, или собиралась обидеть. Даже Диана растерялась и опустила плазмострел при появлении нового персонажа.
На поляну трусцой выбежал еще один сергозавр — чуть пониже ростом. Прервав трапезу, первый ящер повернул к пришельцу окровавленную морду. Не смущаясь, сергозавр-2 приблизился, склонился над чужой добычей и лениво оторвал кусок.
— Понятно, — сказал Сергей. — Первый мой тезка оказался мальчиком, а второй, вернее вторая, — девочкой.
— Откуда знаешь? — удивилась недоверчивая Диана.
— Других способов пока не придумано. Приглядись сама увидишь. Самец к тому же на взводе.
Поднеся к глазам бинокль, девушка долго рассматривала ящеров, после чего неохотно признала, что майор был прав.
А динозавр-самец принялся не слишком грациозно пританцовывать, кружась вокруг самочки. Описываемые им круги неуклонно сужались. Наконец сергозавр-1, пригнувшись, обнюхал самке основание хвоста, затем неожиданно пнул ее пяткой по ляжке. Сергозавриха заурчала.
— Все, они мне надоели, — не выдержала Диана и решительно подняла пистолет. — Стреляю.
— Садистка, — не одобрил майор ее намерений. — Тебя бы в такой момент подставить.
— А какой это момент?
Она явно не понимала, о чем идет речь, но нажимать на спуск не торопилась.
— Да он же сейчас ее покроет! Ты смотри, тебе полезно.
Вспылив, девушка раздраженно сказала, гневно сверкая большими серыми глазами:
— У тебя все мысли только об этом!
Неожиданно на лужайку выбежал еще один динозавр того же вида. Два самца сцепились, нанося удары хвостами и нижними лапами. При этом они еще пытались вцепиться в глотку сопернику. Один из сергозавров не стал дожидаться, когда наступит этот апофеоз, и поспешил смыться с поля боя. Самка и победитель, которому она досталась, отправились совокупляться в другое место, обмениваясь немелодичным ревом. Когда они скрылись за деревьями, побежденный сергозавр вернулся на поляну и как ни в чем не бывало продолжил жрать травоядного.
— Ну, теперь-то можно стрелять?
Впрочем, в его советах Диана, как обычно, не нуждалась и нажала спусковую кнопку, не предоставив Сергею даже мгновения на обдумывание. Из толстой трубки ствола инопланетного оружия вырвался фиолетово-зеленый луч, поразивший динозавра в плечо. Взревев, ящер развернулся всем корпусом и, прихрамывая, направился в сторону охотников. Второй импульс плазмы выжег на груди хищника солидную дыру, однако не смог замедлить его бега. Выстрелив третий раз, Диана вовсе промахнулась и запаниковала.
Сергей уже прицеливался, разворачивая закрепленный на турели «Лайт Фифти».
Динозавр был всего лишь в трех сотнях шагов от летающей платформы, когда майор спустил курок. Тяжелые бронебойные пули устремились к голове рептилии. Часть из них, видимо, проникла внутрь черепа сквозь огромные, в тарелку величиной, глаза ящера, потому что сергозавр резко повалился на бок. Несколько слабеющих ударов хвоста, подергивание ног — и многотонная туша застыла.
Платформа подлетела почти вплотную к добыче. Осмотрев раны, которые оставил плазмострел, Сергей сделал вывод, что оружие троклемидов прожигало мишень на глубину двух-трех дециметров. В человеческом теле такой выстрел оставил бы сквозную дыру, но динозавра плазма просто слегка царапала, увязнув в толстом слое сала.
— Нет в тебе романтики, — вздохнула Диана и добавила, не скрывая разочарования: — Страшно подумать, насколько скучные проблемы могут волновать людей! Посмотри, какие зубы у этого красавца!
Удрученно покачивая головой, майор против воли пробормотал:
— Этого-то я и опасался…
— Зубов?! — поразилась девушка.
— Никак нет, развала нашей команды… Мы слишком разные. Если бы мы, как прежде, собирались вместе лишь на время летнего промысла — это полбеды. Но теперь нам суждено не расставаться и в повседневной жизни, а характерами все мы, увы, не сходимся. У тебя — гонор, у Лешки — зеленая меланхолия, Аркадий снова закопался в свою науку, Колька семьей занят. Один я без дела остался… Нет, точно говорю, переругаемся и разбежимся.
— Нашел о чем беспокоиться… — Диана уже спрыгнула с платформы, и осматривала почти полуметровые клыки ящера. — Как уживались до сих пор, так и дальше будем. Уж если я вас терплю… Лучше подумай, как выковырять эти зубки.
— Надеюсь, ты не собираешься получить зубы вместе с корнями?
— Конечно нет, типун тебе на то самое место!
— Тогда смотри…
Снаряжая их для вылазки, мозг местной Станции выделил летательное устройство с антигравитационным двигателем, скафандры, плазмострелы и множество других полезных вещей. К числу последних относился, в частности, ультразвуковой резак, при помощи которого они очень ровно отпилили десяток огромных и не слишком чистых зубов.
— Сама бы ни за что не додумалась, — сообщила Диана вместо благодарности. — Видишь, даже от тебя польза может быть.
— Я тоже тебя люблю.
— Не обижайся… — Девушка кокетливо прижала забрало шлема к плечу скафандра. — Лучше расскажи, как ты собрал такую пеструю команду.
… Сергей Каростин и Николай Милютенко были знакомы очень давно, вместе занимались подводным спортом, охотились на осетров и форель с гарпунными ружьями. Изредка к ним приезжал на лето двоюродный брат Николая, москвич Аркадий Турин, тоже аквалангист-любитель. Однажды они втроем даже обнаружили затопленные морем развалины древнего города и подняли кое-какие металлические и каменные безделушки. Через семь лет они вновь встретились в Москве, не имея ни гроша в кармане и без малейшего представления, как прокормить себя и детей.
Сергей к тому же только что вышел из Лефортово по думской амнистии всем участникам октябрьской мясорубки. Тогда они решили попытать счастья в «черном поиске», но был нужен четвертый, и Аркадий привел Алексея Бужинского, математика-программиста из своего института…
— А потом Лешка уговорил меня присоединиться к вам. — Она кивнула. — Чем займемся завтра?
— Накануне Влас проговорился, что какие-то бандиты из окружения Аввакума проводили собственное расследование обстоятельств гибели Арчила. Стало быть, кое-кому на юге известно, что команда «черного поиска» наблюдала сцену ликвидации хранителя «общака». Людей, которые знают об этом, нельзя оставлять в живых. Съезжу в те края, поговорю с Артуром, все выясню и разберусь с кем надо.
— Ты жесток. — Девушка покачала головой.
— Просто мне хочется продлить свое существование в этом мире с его волчьими законами.
Обрывая неприятный разговор, под шлемами прозвучал голос мозга Станции:
«Угроза сверху». Задрав головы, они увидели пикирующих стрекоз-гигантов.
Покинув летающую платформу, люди вышли из-под колпака силовой защиты, и насекомые, видимо, почувствовали их незащищенность. Выхватив плазмострел, Сергей выпустил серию импульсов. Вокруг, разбрызгивая клейкие желто-зеленые капли, стали падать куски шестикрылых.
— Поехали домой, — тихо сказала Диана.
— А зачем куда-то ехать? Станция, дать канал телепортации!
Через считанные секунды они уже стояли в шлюзе под тугими струями дезинфицирующих растворов. Вторая пара охотников сообщала, что вернется примерно через час. Поэтому, сняв скафандры, Диана и Сергей решили подождать друзей в комнате отдыха и потребовали, чтобы роботы доставили туда усиленные обеденные рационы.
— А у тебя какие планы? — поинтересовался майор.
Выяснилось, что один из сослуживцев Дианы предложил подготовить большую монографию на остроактуальную тему: причины гибели великих империй. Автор идеи считал крайне своевременным проследить основные стадии деградации, упадка и последующего саморазрушения сверхдержав: Древнего Египта, Македонии, Рима, Византии, Золотой Орды, Австро-Венгрии, Британской империи, Третьего рейха и СССР, чтобы дать ясный ответ — являются ли подобные катастрофы неизбежным этапом существования подобных многонациональных государств. Тарпанов надеялся, что удастся выработать комплекс рекомендаций, которые позволили бы преодолевать кризисы такого рода. Межфакультетская инициативная группа поручила Диане подготовить две главы этой монографии, и девушка надеялась добыть часть нужной информации с помощью Лабиринта и его архивов.
— Погоди, — прервал ее Сергей. — Ты сказала, что его фамилия — Тарпанов?
— Ну да, Эдуард Михайлович, доцент с соседней кафедры. Недавно защитил докторскую, вот-вот профессором должен стать.
Оказывается, в своей диссертации Тарпанов изучал влияние внутриполитических обстоятельств на деятельность советских спецслужб в период 20 — 60-х годов. Диана подтвердила, что тот Тарпанов, с которым она работает, действительно состоит в какой-то малочисленной партии и к тому же совсем недавно переехал в новый дом.
— Все сходится, — задумчиво произнес майор. — Похоже, именно он вчера предложил мне тренировать их боевиков. А через полчаса ко мне подвалил Влас. Уж не связан ли ваш профессор с бандой Аввакума?
— Ты с ума сошел! — Девушка от души расхохоталась. — Он же ультралевый, твоего поля ягода. Основа их программы — физическое истребление организованной преступности, агентов влияния и коррумпированных бюрократов. Я скорее поверю, что наш Эдик командует «Красными Стрелами»… Ой! — Глаза девушки округлились.
— А ведь правда… Очень может быть.
— Разберемся…
В комнату ввалились счастливые Николай с Алексеем. Пошли охотничьи байки — участники сафари состязались в наглой лжи, рассказывая о размерах чудовищ, которых они будто бы уложили с первого выстрела. Диана похвасталась добытыми клыками сергозавра, которые после дезинфекции выглядели вполне пристойно.
Вторая команда стрелков на мелочи вроде зубов не разменивалась, а содрала с ящеров огромные полотнища шкур. После обработки, которой уже занимались роботы Лабиринта, ребята собирались сшить всей компании уникальную коллекцию кожаных шмоток.
Их треп был прерван внезапно раздавшимся голосом Аркадия:
— Братишки, быстрее закругляйтесь с охотой.
— А мы уже отстрелялись, теперь сидим на Станции, — сообщила Диана. — Присоединяйся, здесь шикарный обед.
— Некогда. Давайте ноги в руки — и бегом к Координатору. Тут возникли осложнения. Да, и порцию жратвы мне прихватите.
Всю дорогу до Секции Координатора четверо строили самые чудовищные предположения. Действительность оказалась не такой трагичной, как они опасались, но легче от этого не стало…,
Глава 15
СРЕДНИЕ БРАТЬЯ ПО РАЗУМУ
Накануне, крепко отметив ликвидацию Аввакума и его телохранителей, они вспомнили о вопросах, которыми их озадачил Координатор. С той беседы прошло не так уж много времени, все системы Лабиринта дисциплинированно слушались землян, псевдоживой хозяин межзвездных дорог не торопил их, но совесть подсказывала, что тянуть с ответами было бы бестактно. Следовало что-то решать.
— Поговори с ним. — В голосе Сергея прозвучала непривычная просительная нотка, — Кроме тебя некому.
— Почему я? — Аркадий даже поставил на стол пригубленную стопку. — Давайте вместе.
— От нас в таком разговоре пользы будет немного. Ты у нас главный по части умных идей. И вообще, кто лучше тебя в инопланетянах разбирается!
… Зал не изменился. Вдоль стен по-прежнему стояли шеренгами роботы при бластерах, а сам Координатор находился неизвестно где. Может быть, даже на другом конце Лабиринта.
— РАД ВАШЕМУ ПОЯВЛЕНИЮ. ПОЯВИЛИСЬ КАКИЕ-ЛИБО СООБРАЖЕНИЯ?
— Кое-какие появились, но мне трудно принимать на себя ответственность за столь серьезные решения.
— ОТ ВАС ТРЕБУЮТСЯ ЛИШЬ ОБЩИЕ РЕКОМЕНДАЦИИ. ОКОНЧАТЕЛЬНЫЕ РЕШЕНИЯ МЫ ВЫРАБОТАЕМ СОВМЕСТНО.
Это облегчало дело, по крайней мере морально. Немного успокоившись, Аркадий сказал главное: уничтожать наблюдаемые из Лабиринта цивилизации, разумеется, не следует. Они не представляют угрозы для Троклема хотя бы потому, что самих троклемидов, судя по всему, больше не существует. Возможность нанесения ответных ударов по вешша продумать не мешало бы, но желательно сначала узнать, осталось ли что-нибудь от этой враждебной расы.
— ВАШИ ВЫВОДЫ СОВПАДАЮТ С МОИМИ, — сообщил Координатор.
— ТАКИМ ОБРАЗОМ, ЭТИ ПРОБЛЕМЫ СНИМАЮТСЯ. ЕСТЬ МЫСЛИ ПО ПРОЧИМ ПУНКТАМ?
— С этим сложнее…
Аркадий объяснил, что проблема передачи столь ценной информации сравнительно слаборазвитым цивилизациям чрезвычайно сложна. Конечно, ему лично, как человеку науки, очень хотелось бы, чтобы Земля получила доступ к сокровищнице знаний Троклема. Однако Аркадий прекрасно отдавал себе отчет, какие последствия будет иметь подобный подарок: овладев научно-техническим арсеналом погибшей расы старших братьев по разуму, земные державы неотвратимо обратили бы новое знание не только на развитие производства, повышение уровня жизни и на освоение космоса. В первую очередь достижения троклемидов будут направлены на совершенствование оружия, и легко понять, какой чудовищной войной завершится такой прогресс.
— Не сомневаюсь, что тем же кончится дележка информацией и с другими цивилизациями нашего типа, — закончил свою мысль Аркадий. — Тем более не стоит передавать в распоряжение «галактической молодежи» весь Лабиринт. Хотя это не исключает возможного сотрудничества между тобой и отдельными разумными существами с подобных планет.
Координатор, видимо, понял смысл его намеков: пятеро Посвященных могут тайно пользоваться Лабиринтом в личных целях, но официальные власти земных государств не должны знать о существовании колоссальной сети межзвездных тоннелей.
— Я СОГЛАСЕН, — сказал Координатор. — РАЗГЛАШЕНИЕ ЭТОЙ ИНФОРМАЦИИ БЫЛО БЫ СЛИШКОМ РИСКОВАННЫМ ШАГОМ.
Они обсудили различные аспекты сложившейся ситуации. Аркадий предложил вариант, столь любимый писателями-фантастами: высокоразвитая раса вправе устанавливать контакт с младшими братьями по разуму, лишь когда те достигнут определенной ступени цивилизованности, то есть создадут единое общепланетное государство, покончат с войнами и обеспечат благосостояние подавляющей части населения.
Координатор ответил быстро и категорично:
— ЭТО УТОПИЯ. МНЕ ИЗВЕСТНА ИСТОРИЯ ДВУХ ТАКИХ СУПЕРКУЛЬТУР, КАК ТРОКЛЕМ И ВЕШША. МНЕ ИЗВЕСТНА ИСТОРИЯ ГОДЛАНА,'ТИРНУ И ХЛАМБАДИ — ВСЕ ТРИ ПОСТРОИЛИ ЦИВИЛИЗАЦИИ, ОПЕРЕДИВШИЕ СЕГОДНЯШНИЙ УРОВЕНЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. НО МНЕ НЕ ИЗВЕСТНЫ ПРЕЦЕДЕНТЫ, ЧТОБЫ ХОТЬ ОДНАЖДЫ ДОСТИГАЛИСЬ ПЕРЕЧИСЛЕННЫЕ ВАМИ БЛАГИЕ ЦЕЛИ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ВСЕПЛАНЕТНОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА. ДАЖЕ РАСА, ДОСТИГШАЯ ЗВЕЗД, НЕСПОСОБНА ПОБЕДИТЬ СОЦИАЛЬНОЕ РАССЛОЕНИЕ, КОТОРОЕ РАЗЪЕДАЕТ ОБЩЕСТВО ИЗНУТРИ. И ДАЖЕ МНОГОПЛАНЕТНЫЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ ТРОКЛЕМА И ВЕШША ПОГИБЛИ В САМОЙ МАСШТАБНОЙ ИЗ ВСЕХ ИЗВЕСТНЫХ МНЕ ВОЙН.
В ответ Аркадий неуверенно промямлил: дескать, надо тщательно продумать обстоятельства, при которых Лабиринт мог бы пойти на открытый контакт с человечеством или другими космическими народами. Координатор назвал такую задачу очень интересной и сообщил, что охотно поразмыслит над этой проблемой.
Человек и невидимый, частично живой супермозг пришли к общему мнению: Координатор должен продолжать исследования со своих Станций, накапливать информацию и экспонаты, а при возможности — открывать новые Станции.
— Я ЗАНИМАЮСЬ ЭТИМ УЖЕ МНОГО ЛЕТ, — похвастался Координатор.
— КОГДА НАЧАЛА ПОСТУПАТЬ ЭНЕРГИЯ СВЕРХНОВОЙ, ФУНКЦИОНИРОВАЛИ ТОЛЬКО СТО СЕМНАДЦАТЬ СТАНЦИЙ, А СЕГОДНЯ ИХ УЖЕ ПОЧТИ ЧЕТЫРЕСТА. ОСТАЛОСЬ ВОССТАНОВИТЬ ВСЕГО ТРИДЦАТЬ ДВЕ СЕКЦИИ, НАИБОЛЕЕ ПОСТРАДАВШИЕ В ДЕНЬ КАТАСТРОФЫ. ТАМ, В ДАЛЬНИХ КОНЦАХ КОРИДОРОВ, ДО СИХ ПОР НЕ РЕГЕНЕРИРОВАЛА ВНУТРЕННЯЯ ОБОЛОЧКА ЛАБИРИНТА.
И без всякого перехода Координатор стал объяснять, что для возобновления межзвездных полетов требуется построить на одной из горячих планет комплекс по производству антивещества. Одновременно это позволит снарядить боеголовки.
Аркадий, естественно, заинтересовался, каким образом намерен Координатор наносить удар по вешша. Оказалось, что военные ракеты-носители, которыми вешша и троклемиды воспользовались для взаимоистребления, конструктивно были обычными межзвездными кораблями, которые вместо массивного жилого отсека несли сравнительно легкую боевую часть. Были моноблочные носители, каждый из которых доставлял к мишени около ста тонн антивещества. Кассетные блоки содержали от пяти до двадцати боеголовок — на 5-10 тонн антивещества каждая. В принципе производственные мощности 9-й ветви Лабиринта позволяли оборудовать на одной из Станций индустриальную линию, предназначенную для производства звездолетов — как боевых, так и грузопассажирских. Строительство такого завода потребует примерно 60–80 земных лет, а затем каждые три года с конвейера будет сходить межзвездный аппарат.
— Мы не увидим результатов этой работы, — вздохнул Аркадий.
— Я ОБЕСПЕЧУ ВАМ ДОСТАТОЧНО ДОЛГУЮ ЖИЗНЬ.
— Приятно слышать. — Втайне Аркадий надеялся на такой вариант, но было важно получить подтверждение от истинного хозяина Лабиринта. — Сколько лет жили троклемиды?
Координатор ответил, что естественная продолжительность жизни составляла в среднем 84 земных года, а специальные методики лечения и омоложения удлиняли жизнь до 360–430 лет. Однако подобное медицинское обслуживание стоило больших денег. Это могли себе позволить только очень состоятельные граждане либо троклемиды, имевшие особые заслуги перед государством. Одно из преимуществ службы в Лабиринте заключалось в возможности бесплатно пользоваться лечебным центром. Персонал находил различные лазейки, чтобы устроить экстренный курс терапии для себя и своих близких.
Рассмеявшись, Аркадий поинтересовался, как роботы госпиталя догадались вылечить зубы Николаю. Координатор запросил лечебницу, после чего ответил: Николай лег в стационарный медицинский бокс, тем самым включив диагностическое устройство. Роботы провели экспресс-обследование, определили очаг болезненных ощущений и приняли необходимые меры.
— Мы догадывались, что корона служит для связи с роботами. А для чего предназначен глобус?
— ЭТО ПУЛЬТ УПРАВЛЕНИЯ ТЕЛЕПОРТАЦИИ ДЛЯ СТАНЦИИ ЗЕМЛЯ. НА КОНТУРЫ МАТЕРИКОВ НАНЕСЕНО РАСПОЛОЖЕНИЕ ПРИЕМОПЕРЕДАТЧИКОВ МАТЕРИИ. НАДО СФОКУСИРОВАТЬ ВНИМАНИЕ НА ЗНАЧКЕ, СООТВЕТСТВУЮЩЕМ БЛИЖАЙШЕМУ К ВАМ УСТРОЙСТВУ, — И БУДЕТ ОТКРЫТ ПРОХОД НА СТАНЦИЮ.
— Если б знать раньше… — Аркадий был потрясен.
Координатор предложил не выносить оба телепатических устройства за пределы Лабиринта. Теперь каждый из Посвященных имел в любое время свободный доступ на Станцию Земля благодаря сопровождающим их видеоканалам. Хранение же ключ-контактов, то есть короны и глобуса, в Лабиринте исключало опасность, что кто-либо посторонний сумеет проникнуть в транспортно-исследовательский комплекс.
— Других устройств такого типа на Земле не осталось? — осведомился физик.
— НЕТ. КАЖДАЯ СТАНЦИЯ МОГЛА ПОЛУЧИТЬ ЛИШЬ ОДИН КОМПЛЕКТ ДЛЯ ОБСЛУЖИВАНИЯ КРАТКОВРЕМЕННЫХ ЭКСПЕДИЦИЙ НА ИЗУЧАЕМУЮ ПЛАНЕТУ. ОБЫЧНО ЭТИ УСТРОЙСТВА ХРАНИЛИСЬ В СЕЙФАХ ЦЕНТРАЛЬНОГО ПУНКТА УПРАВЛЕНИЯ И, НЕСОМНЕННО, УНИЧТОЖЕНЫ ВЗРЫВОМ.
Аркадий не сразу понял, что означают эти слова, но потом все же догадался:
— Значит, в момент Катастрофы на Земле находились троклемиды?
— В ТОТ ДЕНЬ ЗА ПРЕДЕЛАМИ СТАНЦИЙ МОЕГО СЕКТОРА ОСТАВАЛИСЬ ШЕСТЬ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ГРУПП, КОТОРЫЕ НЕ СМОГЛИ ВЕРНУТЬСЯ В ЛАБИРИНТ. КОГДА ВНОВЬ ЗАРАБОТАЛИ СИСТЕМЫ НАБЛЮДЕНИЯ, НИ ОДНОЙ ИЗ ЭТИХ ЭКСПЕДИЦИЙ, РАЗУМЕЕТСЯ, НЕ ОСТАЛОСЬ. ХОТЯ ЛЮДИ В БИОЛОГИЧЕСКОМ ОТНОШЕНИИ НАСТОЛЬКО БЛИЗКИ К ТРОКЛЕМИДАМ, ЧТО ВОЗМОЖНО ПРЯМОЕ РАЗМНОЖЕНИЕ, ПЕРСОНАЛУ НЕ УДАЛОСЬ СОЗДАТЬ ЖИЗНЕСПОСОБНУЮ КОЛОНИЮ ДАЖЕ НА ЗЕМЛЕ — ОЧЕВИДНО, ПОГИБЛИ ВСЕ.
Поразмыслив, Аркадий предложил, во избежание каких-либо нежелательных случайностей, изъять ключ-контакты с остальных пяти планет. Координатор пообещал проработать детальные планы таких операций. Еще суперробот сообщил, что Станции, на планетах которых находятся телепатические приборы троклемидов, найти несложно — двери этих секций светятся, выделяясь на фоне стены розовой расцветкой.
Разговор становился совсем задушевным, и землянин поинтересовался недавним сражением на Пошнесте. Его беспокоил вопрос, кого пытались атаковать вешша. Вот тут-то и начались главные сюрпризы.
— НА ЭТОЙ ПЛАНЕТЕ ПОЧТИ НАВЕРНЯКА ДИСЛОЦИРОВАНА ПЕРЕДОВАЯ БАЗА ВООРУЖЕННЫХ СИЛ ТРОКЛЕМА, — сказал Координатор.
…Цивилизация планеты Троклем содержала огромную армию, оснащенную по самому последнему слову науки и техники. Около ста миллионов троклемидов, то есть почти каждый двухсотый, носили военную форму. Армия поддерживала порядок на обитаемых планетах и обороняла основные центры цивилизации от возможного вторжения извне. Главные силы концентрировались на планетах, расположенных неподалеку от владений вешша. Кстати, Пошнеста была очень близка к территориальному пространству вероятного противника — в шестидесяти восьми световых годах отсюда находилась густонаселенная планета Рлекки.
Галактическая сеть военных баз нуждалась в эффективной системе транспорта и связи, поэтому вооруженные силы создали собственный Лабиринт. Когда разведывательный звездолет Министерства по делам науки достигал планеты, которая по каким-то параметрам интересовала армию, генералы немедленно отбирали в свое распоряжение часть приемопередатчиков. У военных имелись свои планетарные узлы — Базы, свои поселения на планетах и в гиперпространстве, своя энергетическая сеть. Два межзвездных Лабиринта пересекались на многих мирах, но нигде не поддерживалось контактов между армейцами и учеными. Даже если на одну планету выходили научная Станция и военная База, связь между ними была невозможна в принципе.
Существа, обитавшие в закрытом для видееобзора полушарии Пошнесты, имели около сотни трансорбитальных штурмовиков-перехватчиков моделей «25» и «2505».
Иногда в поле видеоканалов попадали атмосферные летательные аппараты и другие машины, идентичные тем, которыми накануне Катастрофы оснащалась армия Троклема.
Изредка видеоканалы фиксировали также гуманоидов в скафандрах троклемского образца, которые переговаривались на языке троклемидов. Все эти факты указывали на существование здесь Базы, тем более что из двадцати приемопередатчиков, доставленных звездолетом на Пошнесту, с научной Станции контролировалось только пять. О наличии Базы на одном из континентов другого полушария неоднократно упоминал персонал Станции. Ученые также говорили, что на этой Базе, по слухам, строится новое суперсекретное оружие.
Около трехсот земных лет назад из того полушария стартовали десятки межзвездных носителей, взявших курс на планеты вешша. Затем в направлении Рлекки был выпущен поток субсветовых нуклонов, причем излучатели работали много дней подряд. Спустя шесть лет корпускулярная атака повторилась — на этот раз луч был нацелен на другую планету вешша. Всего обработке этими частицами подверглись девять объектов. Сорок два года назад со стороны Рлекки прилетел корабль, который был уничтожен потоком того же излучения. Второй звездолет пытался атаковать Базу совсем недавно — в день, когда на Пошнесте охотились земляне. Судя по результатам обстрела звездолетов, на Базе имелся сверхмощный ускоритель антипротонов…
— И за это время ты ни разу не пытался связаться с Базой? — недоуменно спросил Аркадий.
— ЭТО ЗАПРЕЩЕНО ПРОГРАММОЙ.
— Неужели конструкция до такой степени лишила тебя свободной воли? Ведь там находятся троклемиды — разве ты не обязан был вызвать их на помощь?
— Я МОГУ ИЗМЕНЯТЬ ПРОГРАММУ, ЕСЛИ ЭТО НЕОБХОДИМО ДЛЯ ВЫПОЛНЕНИЯ ЗАДАЧ, СТОЯЩИХ ПЕРЕД ТРАНСПОРТНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИМ КОМПЛЕКСОМ. КОНТАКТ С ВОЕННЫМИ НЕ МОЖЕТ СПОСОБСТВОВАТЬ УСПЕШНОМУ ВЫПОЛНЕНИЮ НАУЧНЫХ ПРОГРАММ.
В данный момент Аркадия волновали несколько иные проблемы, и он не стал развивать эту тему, тем более что появление в Лабиринте троклемской армии могло плохо кончиться для землян. Физик полагал, что уже ответил на большинство вопросов Координатора. Пора было заняться делами, которые интересовали его лично.
— Правильно ли я понял, что ни троклемиды, ни вешша не имели звездолетов, способных перемещаться в высших измерениях? — осторожно спросил физик. — Чтобы доставить на планету приемопередатчики, корабли много десятилетий летели в обычном пространстве — я прав?
— ДА. НО ВЕШША ТАКЖЕ НЕ НАУЧИЛИСЬ ПОСЫЛАТЬ КОРАБЛИ ЗА ПРЕДЕЛЫ ТРЕХ ИЗМЕРЕНИЙ.
Последовал оживленный диспут по не слишком хорошо разработанным разделам теоретической физики. Наука троклемидов накопила немалый объем экспериментальных данных о материальной природе многомерной Вселенной, и на базе этой информации возникло несколько теорий. Верной была признана модель Буто Серне, благодаря которой удалось проложить гиперпространственные тоннели Лабиринта. Однако на склоне лет сам Буто Сенре, уже ставший корифеем науки, признавался, что его теория слишком грубо и примитивно описывает мир тринадцати измерений.
— Как тринадцати?! — Аркадий был шокирован. — Троклемиды полагали, что Вселенная тринадцатимерна?
Слов уже не хватало. Координатор включил голограмму, продемонстрировав множество схем и графиков. Физики-теоретики Троклема использовали модель Вселенной, имеющей 13 измерений, из которых 3 описывали обычное пространство, 2 — время, 4 — пространство-время, 2 измерения имели физический смысл лишь в мире элементарных частиц и еще 2 составляли виртуальный псевдотензор фазового энергетического континуума.
Эта новость больно задела профессиональное самолюбие Аркадия. Сам он уже который год работал над подобной теорией. После долгих размышлений, подкрепленных трудоемкими математическими выкладками, он остановился на модели девятимерной Вселенной и считал свои выводы безупречными.
Поборов первый приступ недоумения, Аркадий довольно неуверенно поинтересовался:
— Нельзя ли получше изучить эти теории? Мне хотелось бы сопоставить их с собственными результатами.
— КАЖЕТСЯ, МЫ ТОЛЬКО ЧТО ДОГОВОРИЛИСЬ НЕ ДОПУСКАТЬ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВАШЕГО УРОВНЯ К НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКИМ ДОСТИЖЕНИЯМ ТРОКЛЕМА.
— А по-моему, мы договорились, что пятеро Посвященных имеют статус персонала.
— КРАСИВЫЙ СОФИЗМ, — признал Координатор. — Я БУДУ ВЫНУЖДЕН ПОДЧИНИТЬСЯ, ЕСЛИ ВЫ ДОКАЖЕТЕ, ЧТО ПЕРЕДАЧА ПОДОБНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПОМОЖЕТ УСПЕШНОМУ ВЫПОЛНЕНИЮ БАЗОВОЙ ПРОГРАММЫ.
— Ну, это очень просто, — с облегчением сказал Аркадий. — Если я получу такие материалы и мы совместными усилиями сумеем усовершенствовать теорию, ты получишь шанс строить звездолеты мгновенного перемещения. Легко понять, что с такой техникой Лабиринт станет работать значительно эффективнее.
Координатор нашел подобную перспективу заманчивой и спросил, с какой именно информацией желает ознакомиться земной физик. Набравшись наглости, Аркадий потребовал максимум возможного: изложение космологических теорий Троклема, вешша и Годлана, экспериментальные данные о физической природе гиперпространства — весь текст в переводе на русский язык, а математические выкладки — в принятой на Земле системе символов. Координатор ответил, что перевод таких сложных формул потребует некоторого времени и попросил уточнить:
— В КАКОМ ВИДЕ ПЕРЕДАТЬ МАТЕРИАЛЫ — НА КОМПАКТ-ДИСКАХ ДЛЯ ВАШЕГО ДОМАШНЕГО КОМПЬЮТЕРА ИЛИ РАСПЕЧАТАТЬ?
— Лучше в обоих видах.
Пока Координатор загружал свои блоки соответствующими заданиями, Аркадий спросил о цивилизациях, которые опередили в своем развитии человечество.
Координатор показал короткие голографические фильмы, посвященные этим расам.
Разумные ракообразные планеты Тирну сумели образовать общепланетное государство и основать исследовательские базы на нескольких спутниках своего солнца, однако два десятилетия назад вспыхнула гражданская война с использованием средств массового уничтожения, и единое общество развалилось на сотни ожесточенно враждующих стран и племен. На Хламбади сложилось несколько соперничающих политических союзов, но планета переживала тяжелейший экологический и экономический кризисы, поэтому сверхдержавы забыли на время о вражде и совместными усилиями пытались приспособить для колонизации соседнюю планету. А цивилизация Годлана даже отправила первую экспедицию к ближайшей звезде — правда, на корабле троклемидов.
— Как это? — не сразу понял Аркадий. — Они нашли ваш звездолет, доставивший приемопередатчики?
— СОВЕРШЕННО ВЕРНО. МЕЖПЛАНЕТНАЯ РАКЕТА ГОДЛАНЦЕВ ОБНАРУЖИЛА НА ОКРАИНЕ СИСТЕМЫ МОЙ ЗВЕЗДОЛЕТ, ОНИ СУМЕЛИ РАЗОБРАТЬСЯ В УСТРОЙСТВЕ КОРАБЛЯ, СИНТЕЗИРОВАЛИ АНТИВЕЩЕСТВО И ПОЛЕТЕЛИ К СОСЕДНЕЙ ПЛАНЕТНОЙ СИСТЕМЕ. В САМОЕ БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ ДОЛЖЕН ПОГИБНУТЬ ПОСЛЕДНИЙ ИЗ АСТРОНАВТОВ.
И по требованию землянина Координатор рассказал подробности трагедии, разразившейся в 192 световых годах от Солнечной системы. Когда звездолет уже завершал торможение, вышла из строя магнитная защита одного из баков, где хранилось антивещество. Поврежденный контейнер успели катапультировать, но взрыв произошел слишком близко от корабля. Многие отсеки получили сильные повреждения, при этом погибла часть экипажа. Уцелевшие астронавты сумели вывести звездолет на орбиту вокруг планеты, похожей на Землю и Годлан. При первой же высадке возник конфликт с аборигенами, десантный катер подвергся артиллерийскому обстрелу. К настоящему времени в живых оставался лишь один член экипажа, но аборигены настигнут и уничтожат его в течение двух-трех суток.
После гибели последнего из годланцев супермозг собирался отправить на звездолет своих работников, которые устранят повреждения и разместят на планете приемопередатчики материи, чтобы приступить к изучению очень любопытной цивилизации этого мира.
Выслушав столь хладнокровные рассуждения, Аркадий попросил друзей срочно явиться в Секцию Координатора…
— Такие вот дела. — Аркадий коротко обрисовал ребятам ситуацию на чужой планете. — Знаменитый ученый Миддо Фасме легко ранен и скрывается в горах. По его следам идут религиозные фанатики, которые страшно злы на Миддо, поскольку демон тьмы, то есть годланский астронавт, похитил прямо с места казни двух других демонов, а потом скрылся сам.
— Старшего пилота и борт-инженера должны были казнить? — ужаснулась Диана. — Каким образом?
— Насколько я разобрался в местных обычаях, их ждал бассейн с нефтепродуктами, — сказал Аркадий. — После совершения довольно занудных и утомительных ритуалов верховный шаман бросает горящий факел, и получается очень красивый костер.
Координатор снова попытался напомнить о конспирации, но Посвященные, войдя в роль персонала, велели псевдоживому устройству выполнять приказы без обсуждения. Большая голограмма показывала гуманоида в скафандре (люди уже видели такие скафандры несколько дней назад, когда впервые посетили Секцию Координатора), который брел, спотыкаясь, среди валунов, поднимаясь все выше по пологому склону. В руках Миддо Фасме держал металлический предмет с коротким толстым стволом, но люди уже знали, что это не автомат и не лазер, а излучатель парализующих волн. На другой объемной картинке были видны существа, лишь отдаленно похожие на землян: две ноги, заостренный сзади безволосый череп, четыре руки. Удлиненное лицо вызывало аналогии с поросячьей мордой. Верхом на шестиногих скакунах аборигены быстро настигали годланца.
— У них ружья, — заметил Сергей. — Какая там цивилизация?
— Примерно как у нас на рубеже прошлого и нынешнего веков, — сказал Аркадий. — Автомобильная техника в зачаточном состоянии, авиации нет, весь транспорт работает на паровой тяге.
Вошел увешанный оружием Николай. Несмотря на запрет, Координатор позволил себе покритиковать действия персонала, заметив, что на этой Станции в избытке имеется оружие троклемидов. В ответ Сергей высказал весьма негативное мнение о троклемидских плазмострелах. На что Координатор сообщил, что плазменное оружие предназначено для ближнего боя — не более сотни метров. Палить же по гигантскому динозавру за полкилометра — все равно что колоть шилом под хвост голодного тигра.
— У него есть чувство юмора, — отметил Аркадий. — Ладно, братишки, как будем действовать?
— Вариантов немного, — раздраженно ответил Сергей, — высадимся на планету, перестреляем фанатиков-аборигенов и заберем годланца.
Майора беспокоило другое — на какие приемопередатчики настроена эта Станция. Сектор действительно был спланирован иначе, нежели типовые Станции — вереница одинаковых залов с огромными агрегатами вдоль стен.
Координатор ответил, что люди находятся в резервной секции, предназначенной для двусторонней телепортации объектов на звездолеты и обратно.
Робот также доложил, что переключил на себя управление звездолетом и скорректировал орбиту. Через тридцать две минуты корабль пройдет над местом, где сейчас находится Миддо Фасме. Поддерживать устойчивый гиперпространственный канал между звездолетом и фиксированной точкой на поверхности планеты будет возможно не менее девяти и не более одиннадцати минут.
— Ну правильно, там же нет стационарных приемопередатчиков, — запоздало сообразил Аркадий. — Как же тогда непрерывно передается видеоинформация?
— ПОСЛЕ ВЫХОДА НА ОРБИТУ ГОДЛАНСКИЙ ЭКИПАЖ ЗАПУСТИЛ СЕРИЮ СПУТНИКОВ-НАБЛЮДАТЕЛЕЙ. Я ПОЛЬЗУЮСЬ ИХ КАНАЛАМИ.
Квазиразумный псевдоживой мозг предложил схему действий, разбив предстоящую операцию на несколько последовательных стадий. Сначала десантная группа должна была перейти на звездолет. Уже на борту корабля люди ждали сигнала готовности, получив который телепортировались в горы около Миддо Фасме.
Затем, прихватив годланского астронавта, возвращались на корабль. Если людям не удастся вернуться вовремя, Координатор вновь изменит орбиту и опять подгонит звездолет к месту действия.
Между тем голографическое изображение Миддо Фасме обернулось и подняло парализатор. Ствол годланского оружия засветился. На малой голограмме двое из десяти преследователей упали вместе со скакунами. Остальные, проворно спешившись, рассыпались в цепь и открыли огонь из магазинных винтовок.
Невидимые лучи продолжали поливать укрывшихся за камнями аборигенов, один из которых, вскрикнув, схватился за левое плечо и бессильно обмяк, растянувшись во весь рост. На некоторое время стрельба прекратилась. Воспользовавшись этой паузой, Миддо перебежками поднялся на несколько десятков метров и укрылся в пещере.
Надев скафандры, Аркадий и Сергей подошли к голограмме, которая показывала внутренние помещения межзвездного корабля. Изображение казалось размытым, интерьер отсека дрожал… Координатор предупредил, что из-за огромного расстояния и немалой скорости звездолета точная фокусировка тоннеля невозможна.
Поэтому при телепортации люди должны быть готовы к неожиданным толчкам.
Затем открылся многомерный проход, и два землянина шагнули в красный квадрат. Предупреждение Координатора о неожиданностях и возможных толчках слишком слабо отражало то, что случилось в действительности. Сергея швырнуло так, словно он падал с верхней койки внезапно затормозившего скорого поезда.
Майор пролетел неведомое расстояние, пытаясь восстановить равновесие, и в конце концов врезался в переборку. Хорошо хоть, конструкторы предусмотрели такую ситуацию — пол и стены были обиты мягкими надутыми матами. Рядом, охая и сквернословя, приходил в чувство Аркадий.
Придя в себя, друзья подобрали автоматы и стали в круг, нарисованный в центре зала. Координатор сообщил, что звездолет приближается к рубежу, с которого возможна телепортация. После повторного предупреждения перед ними распахнулся проход, поверхность чужой планеты медленно плыла навстречу. Они снова прыгнули, заранее сгруппировавшись, и довольно уверенно самортизировали на грунт.
Слева доносился грохот ожесточенной пальбы. Просторные полупрозрачные комбинезоны с воздушными фильтрами и баллонами жидкого воздуха изрядно затрудняли движение, но двое землян уверенно поспешили на звуки выстрелов и вскоре оказались в тылу аборигенов, плотным полукольцом обложивших убежище годланца. Четверорукий громила в расшитом золотыми шнурами зеленом камзоле прокричал фразу, синхронно переведенную компьютерной системой троклемидского скафандра:
— Демон, сдавайся! Мы уже поняли, что ты не способен убивать. Поскольку ты не пролил нашей крови, тебя ждет легкая смерть!
— Вот ублюдок! — восхитился такой циничной наглостью Аркадий. — Постреляем?
— Можно…
Магазины двух автоматов разрядились очень быстро, но длинные очереди в сочетании с гранатами подствольников произвели в рядах осаждавших страшное опустошение. Оставив лежащими почти половину отряда, аборигены развернулись лицом к новому противнику. Земляне перезарядили АКМы и вновь поставили перед собой сплошную завесу из заостренных цилиндриков калибра 7,62 мм. Невзирая на огромные потери, местные фанатики продолжали напирать. Последняя дюжина четвероруких была всего в сотне шагов от людей, когда автоматы снова разрядились. С такого расстояния примитивные курковые ружья аборигенов представляли смертельную опасность, а времени на замену магазинов не оставалось. Сергей выхватил из кобуры плазмострел и нажал спусковую кнопку.
Огненная струя ионизированного газа раскидала обугленные скелеты и пропахала траншею, в которой мог бы укрыться от артобстрела пехотный взвод. Отряд преследователей погиб практически полностью, подкреплений на дороге не было.
— Ау, Миддо Фасме! — крикнул Сергей, настроив переводящее устройство на годланский язык. — Не спеши применять парализатор, здесь твои друзья.
Не дождавшись ответа, земляне подошли к укрытию. Астронавт лежал ничком, слабо шевеля пальцами вытянутой руки. Кажется, он был без сознания. Отложив оружие, люди осторожно перевернули раненого на спину, и Сергей громко сказал:
— Координатор, давай тоннель.
Красный контур многомерных ворот прокатился мимо них со скоростью велосипедиста и скрылся из виду. Координатор сообщил, что звездолет уже покидает зону устойчивой телепортации, поэтому надо затормозить корабль до нулевой скорости и «подвесить» неподвижно в поле антигравитации. На этом связь прервалась.
— У них и антигравитация есть! — взвыл Аркадий. — А я как дурак…
Он не смог договорить, потому что рослый абориген в зеленом камзоле оглушил физика сокрушительным ударом двух правых кулаков. Нокаутировав Аркадия, четверорукий огромным прыжком метнулся к Сергею и выбил из рук майора плазмострел. Драться с таким противником было непросто, хотя левая верхняя рука Зеленого Камзола беспомощно висела, перебитая пулей. Скафандр мешал наносить удары в прыжке, но майор все-таки сумел пнуть верзилу по ноге чуть ниже колена, а затем достать ступней его челюсть. Абориген упал, но быстро поднялся, пытаясь боксировать сразу тремя кулаками. Часть ударов Сергей успешно блокировал, от других уклонился, однако справиться с подобным монстром без оружия казалось почти невозможным делом. Существа этой планеты явно превосходили землян физической силой, пусть даже уступали в ловкости. Изловчившись, майор заломил противнику правую нижнюю руку и трижды заехал коленом в подбородок. Абориген застонал, но тут же обрушил на шлем землянина два свободных кулака и провел подсечку. Падая, Сергей успел, в свою очередь, подсечь противника, а затем, когда тот оказался на четвереньках, ударил обеими ногами в лицо. Абориген рухнул навзничь, и, пока он пытался встать, майор быстро принял боевую стойку и выхватил нож-мачете «Тайга».
Между тем к Аркадию уже вернулось сознание, физик перезарядил автомат и крикнул напарнику, чтобы тот освободил линию огня. Сообразив, что оказался один против двоих, четверорукий расстегнул висевшие на бедрах две кобуры и выхватил револьверы. На этом его активность, впрочем, исчерпалась. Выронив оружие, абориген медленно опустился на колени, а затем плавно повалился на бок и замер в крайне неудобной позе, уткнувшись носом в песок. Портативные переводчики скафандров расшифровали смысл прозвучавшей затем фразы на годланском языке:
— Хватит жестокости, здесь и без того было слишком много трупов.
Миддо Фасме сидел, облокотившись спиной на здоровенный обломок скалы. В руках физик-астронавт держал парализатор. Обрадованный бодрым видом спасаемого, Сергей оглядел поле боя и весело сказал:
— Много трупов? Ошибаетесь, уважаемый. На мой взгляд, здесь очень много трупов.
Его шутка явно не понравилась годланцу, но тот дипломатично не стал ввязываться в диспут по проблемам межзвездной этики.
— Вы с Троклема? — Миддо не спрашивал, а констатировал факт.
— Что вам известно о Троклеме? — ответил вопросом Сергей.
— Когда мы нашли ваш корабль, удалось расшифровать часть записей в памяти компьютера. Кое-что мы поняли, но многое осталось неясным. Почему вас не было столько тысячелетий? Наши ученые считают, что гуманоиды Троклема покинули Галактику.
— Так получилось, но об этом поговорим позже… — Сергей вовсе не собирался возвращаться к этому вопросу даже «позже». — Лучше объясните, за что они собирались вас казнить.
Годланец и сам плохо понимал, почему служители местного культа без разговоров объявили космических пришельцев злобными демонами, несущими смерть и несчастья. Сразу после посадки десантная ракета подверглась нападению, экипаж взяли в плен и торжественно возили по городу в клетке, а толпы четвероруких швыряли в астронавтов гнилые фрукты, скандировали оскорбления и требовали подвергнуть их мучительной казни.
— Мы никого из них даже не ранили, — причитал Миддо. — Наша мораль запрещает убивать. А они называли нас убийцами и не желали слушать объяснений.
— Сейчас разберемся, — сказал Аркадий.
Физик-землянин подошел к начавшему оживать аборигену, связал тому обе пары рук и стал с размаху бить носком ботинка в пах и по ребрам. После пятого удара пленный согласился отвечать и сказал с ненавистью:
— Много столетий назад с неба сошли боги. Они были добры и мудры, они обучили наших предков многим наукам и ремеслам. Но потом старший среди богов сказал царю нашей страны, что небесную страну богов уничтожили злобные демоны. И боги ушли на небо и никогда больше не возвращались. Но боги оставили картины, изображавшие этих двуруких демонов… — Внезапно его лицо исказилось, рассказчик завертел головой, переводя взгляд с землян на годланца и обратно. — О, горе! Мы ошиблись! Он не демон, у демонов не может быть зеленой кожи и красных глаз! Это вы демоны, это вы убивали наших добрых богов! А те двурукие были невиновны. Горе нам, мы оскорбили добрых духов неба!
Он хрипел, закатывая глаза, катался по грунту и бился головой о камни.
Сцена была занятная, но досмотреть этот спектакль до конца не удалось — началась новая атака. Держась на высоте около ста метров, к ним направлялся воздушный шар, в гондоле которого сидели аборигены с винтовками. Экипаж аэростата угрожающе вопил, поэтому воздухоплавательный аппарат пришлось обстрелять. Газовый баллон загорелся, и неуклюжая конструкция рухнула на скалы.
Застонав, Миддо Фасме взмолился:
— Прекратите же наконец убивать! Неужели в вас нет ни капли сострадания?
— В нас нет желания погибать из-за тупости этих религиозных фанатиков, — отрезал Сергей.
— Вы убили десятки разумных существ! — взорвался годланец. — Я не нуждаюсь в спасении такой ужасной ценой.
— Ну и дурак.
Внутри шлемов послышался голос Координатора:
— Я ГОТОВ ВАС ПОДОБРАТЬ. СТАНЬТЕ РЯДОМ С МИДДО.
Красный квадрат опустился на них сверху, и три гуманоида очутились на борту звездолета в камере телепортации. Когда закончилась дезинфекция, Координатор предупредил, что людям не следует снимать скафандры: воздух Годлана, заполнивший отсеки корабля, заметно отличался по составу от земной атмосферы.
Миддо был потрясен мгновенным перемещением и лишь на двадцатой минуте спросил:
— Где мы находимся?
— На вашем звездолете. — Аркадий понимал состояние годланца, а потому говорил доброжелательно. — Сейчас мы доставим тебя домой, забери наиболее важные материалы экспедиции.
Миддо машинально кинул в сумку квадратные элементы компьютерной памяти, но потом вдруг закричал, что за бортом остались его товарищи. Оказывается, члены экипажа первого десантного катера, которых годланский физик вырвал из плена, находятся в орбитальной ракете.
В их разговор вмешался Координатор:
— ДЕСАНТНАЯ РАКЕТА ДАВНО ВТЯНУТА НА ЗВЕЗДОЛЕТ. СОСТОЯНИЕ ЭКИПАЖА КРИТИЧЕСКОЕ, ЛЕЧЕНИЕ ВОЗМОЖНО ТОЛЬКО НА ГОДЛАНЕ. ПОТОРОПИТЕСЬ С ЭВАКУАЦИЕЙ.
— Слышал? — строго сказал Сергей. — Быстрее надевай свой скафандр.
— Это было сообщение на языке Троклема? — догадался словоохотливый Миддо.
Лабиринт потряс астронавта. Роботы перевезли их на Станцию Годлан, миновав множество коридоров, навстречу не раз попадались другие транспортные экипажи, и всю дорогу инопланетянин ошалело таращился на непривычную для него обстановку Лабиринта. На все его недоуменные вопросы лжетроклемиды отвечали однообразно — обещали дать исчерпывающие объяснения при следующей встрече.
Лишь когда четверых уцелевших астронавтов доставили на Станцию с выходом на их родную планету, Миддо воскликнул:
— Вы перевезли нас через гиперпространство!
— Дошло наконец, — захохотал Аркадий. — Где у вас на Годлане лучшая лечебница?
— Наверное, центр астромедицины и астробиологии… — Годланец назвал город, на окраине которого располагалось это учреждение.
Спустя мгновение Миддо Фасме и три его бесчувственных спутника очутились у себя на Годлане. Одетые в скафандры, они выглядели не совсем уместно в будничной обстановке научно-лечебного учреждения. К вернувшимся со звезд соотечественникам толпами сбегались служащие научного центра.
Увидев огромное количество годланцев без скафандров, люди впали в шок.
Хотя очертания их тел были в общем гуманоидными, в биологическом отношении обитатели Годлана оказались еще дальше от людей, нежели четверорукие аборигены предыдущей планеты: покрытое синей или зеленой чешуей тело опиралось на пару тонких; трубчатых ног с двумя суставами. Руки, также двухсуставчатые, завершались шестипалой кистью, а лицо с тяжелыми челюстями, без бровей и практически без носа тоже было далеко от земных идеалов красоты.
— Полюбовались, и ладно, — сказал Сергей. — Поехали домой.
— Я ПОПРОСИЛ БЫ ВАС ЗАДЕРЖАТЬСЯ, МЫ ЕЩЕ НЕ ДОГОВОРИЛИ. — Координатор был категоричен, и возражать супермозгу никто из людей не осмелился. — ВОЗВРАЩАЕМСЯ К ВОПРОСУ О СТИМУЛАХ, КОТОРЫЕ ПОБУЖДАЮТ ЖИВЫХ РАЗУМНЫХ СУЩЕСТВ СОВЕРШАТЬ РЕШИТЕЛЬНЫЕ ПОСТУПКИ. ЧТО ВЫ МОЖЕТЕ РАССКАЗАТЬ ОБ ЭТОМ?
Этот вопрос больше всего затруднил людей. Они вразнобой ответили: дескать, живем в надежде прожить очередной день и обеспечить себя и близких средствами существования на несколько последующих дней. Аркадий добавил:
— Вообще-то, в идеале, человек должен руководствоваться высокими целями — этическими, например, или политическими. Но на практике все заслоняет борьба за выживание, за собственное благополучие.
— И ТЕМ НЕ МЕНЕЕ ВЫ СПАСЛИ ГОДЛАНЦЕВ, ХОТЯ ЭТО НЕ СУЛИЛО ВАМ НИКАКОЙ ЛИЧНОЙ ВЫГОДЫ.
— Человек нелогичен, часто действует импульсивно, — признала Диана. — Но Миддо Фасме был в беде и нуждался в помощи.
— ЧТОБЫ СПАСТИ НЕСКОЛЬКИХ ГОДЛАНЦЕВ, ВЫ УБИЛИ МНОГО ДРУГИХ РАЗУМНЫХ СУЩЕСТВ.
Это было правдой. Кое-как они объяснили, что чисто интуитивно признали годланца «своим», тогда как четвероруких обитателей той планеты сочли злыми варварами, которые жестоко обошлись с ни в чем не повинными астронавтами.
— ВЫ ОЧЕНЬ ПОХОЖИ НА ТРОКЛЕМИДОВ, — поведал Координатор.
— ТА ЖЕ НОСТАЛЬГИЯ ПО ВЫСОКИМ ИДЕАЛАМ, ТА ЖЕ НЕЛОГИЧНОСТЬ БОЛЬШИНСТВА ПОСТУПКОВ. КАК ПРАВИЛО, ВЫ ДЕЙСТВУЕТЕ ВО ИМЯ СУГУБО ЭГОИСТИЧЕСКИХ ЦЕЛЕЙ, НО ИНОГДА В ВАС ВНЕЗАПНО ПРОСЫПАЮТСЯ СОВЕСТЬ ИЛИ СОСТРАДАНИЕ. ТОГДА ВЫ ОПЯТЬ ЖЕ ИРРАЦИОНАЛЬНЫМ ОБРАЗОМ, ОПИРАЯСЬ НА СОБСТВЕННЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О НРАВСТВЕННОСТИ, ОПРЕДЕЛЯЕТЕ, ГДЕ ДОБРО, А ГДЕ ЗЛО, И НА ЭТОЙ ОСНОВЕ РЕШАЕТЕ, КАКУЮ СТОРОНУ ПРИНЯТЬ. МОЖНО СДЕЛАТЬ ВЫВОД, ЧТО СХЕМА ВАШЕГО ПОВЕДЕНИЯ СЛОЖНЕЕ, ЧЕМ ЧИСТО РАЦИОНАЛЬНЫЕ МОДЕЛИ ОДНАКО АЛГОРИТМ ДОСТАТОЧНО ПРИМИТИВЕН. БЛАГОДАРЮ ВАС ЗА ПОМОЩЬ В РЕШЕНИИ ЭТОЙ ПРОБЛЕМЫ. ТЕПЕРЬ Я СНОВА ГОТОВ ВЫПОЛНЯТЬ РАСПОРЯЖЕНИЯ ПЕРСОНАЛА.
У людей словно гора с плеч упала. На радостях Николай даже предложил отметить сегодняшние события грандиозным сабантуем. А тем временем на голограммах годланские врачи брали анализы крови у раненых астронавтов, и Миддо Фасме пытался объяснить своему начальству, каким образом ему удалось вернуться домой без звездолета, с неполным экипажем, но с материалами проведенных исследований. Стоявшая перед инопланетным ученым задача явно не относилась к простым.
— Лично я не поверил бы ни единому слову его объяснений, — сказал Аркадий. — Как вы думаете, не заметут его в контрразведку?
— И еще срок дадут, как земному шпиону, — подхватила Диана.
Шуточки веселого физика мигом прекратились, когда Координатор выдал ему заказанные материалы — три компакт-диска и шесть аккуратно переплетенных томов большого формата страниц по 700–800 в каждом.
Глава 16
КУРОРТНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
День был рабочий, все сидели на службе, даже у Николая нашлись какие-то заботы. Сергея это не слишком обеспокоило — дело представлялось простым, и майор был уверен, что справится один.
За эти дни пятеро Посвященных научились виртуозно обращаться с видеоканалами. Несколько переключений (регион — город — дачный поселок — точный адрес) вывели на голограмму особняк Артура. После недолгих поисков по этажам Сергей обнаружил скупщика в обществе потрясающе красивой женщины лет под тридцать — светлые вьющиеся волосы, полные губы, серо-зеленые глаза, длинные ноги идеальной формы, тонкая талия, тугие бедра и грудь, густой загар. «Везет, однако, этим коммерсантам», — с легкой завистью подумал майор.
Незнакомка лениво потягивала жидкость янтарного цвета из рюмки средней емкости. Сидела она, закинув ногу на ногу — в сочетании с предельно короткой юбкой такая поза производила совершенно неотразимый эффект.
— Элли, дорогая, не надо делать резких движений. — Артур снова наполнил до краев ее рюмочку. — Я жду солидных людей, у нас намечается серьезный разговор. Присутствие шикарной секретарши повышает рейтинг бизнесмена. Будут больше уважать — больше заработаю. Понятно?
— А я что буду с этого иметь? — заинтересовалась Элли.
— Добрый дядюшка Артур может выполнить три твоих желания. — Торговец антиквариата сально ухмыльнулся. — Но не дороже сотни баксов за желание.
— Ты и одно мое желание не осилишь, — усмехнулась загорелая красавица. — Так что гони три сотни наликом, я признаю только предоплату.
Артур без слов отсчитал купюры. Элли деловито спрятала деньги в сумочку и осведомилась, почему нет Рината. Таково требование партнера — никаких телохранителей, объяснил старик. Кроме того, он добавил, что Ринат уже несколько дней как куда-то исчез и не подает признаков жизни. Наверное, снова загулял.
Не было слышно ни дверного скрипа, ни звуков шагов. Четверо в штатском вошли так бесшумно, что Сергей мысленно поставил им высший балл по спецподготовке. Однако у Артура их появление вызвало совсем другие эмоции.
— Не ждал, старый? — весело, но с затаенной угрозой спросил тот, который вошел первым. — Или ждал, но не нас?
Хозяин дачи по-прежнему пребывал в столбняке и слишком откровенно косился на стоявшую в углу тумбочку. Один из визитеров, небрежно отстранив торговца, выдвинул ящик и забрал лежавший там пистолет.
— Зря ты так, дубина старая, — спокойно сообщил старший из незваных гостей. — Мы хотели только поговорить, чтобы ты рассказал кое-что.
— А потом? — пискнул Артур.
— Потом видно будет!
Пока странная компания рассаживалась, Сергей двумя видеокамерами прочесал дом и окрестности. На обоих этажах людей больше не было, но во дворе стояла «Волга» ГАЗ-31. В машине сидел только водитель. Удовлетворенный увиденным, майор вновь сосредоточил внимание на беседе, происходившей внутри особняка.
— Говоришь, это твоя секретарша? — Старший скептически оглядел Элли, которая приняла куда более скромную позу. — Другими словами, она тоже кое-что знает…
— Кто вы такие? — задыхаясь, прошептал Артур. — Чего вы хотите?
— Кто мы — это не важно. А хотим мы совсем немного. Ты должен рассказать, во-первых, что знаешь о смерти Арчила, а во-вторых — кого и зачем посылал к тебе Аввакум.
Артур постепенно успокаивался, тогда как Элли, наоборот, стала нервничать и сидела на краешке дивана так неспокойно, как будто кто-то рассыпал под ней упаковку канцелярских кнопок. Немного помедлив, пожилой коммерсант поведал, как приехал на пляж для встречи с одной из работавших на него команд «черного поиска» и сразу заметил в лагере свежие следы капитальной разборки: аквалангисты были сильно избиты, держались нервозно и спешили уехать, хотя собрали хорошую добычу. Наверняка их что-то напугало, иначе команда ни в коем разе не покинула бы такое богатое находками место. Кроме того, на пляже были следы крови и валялись свежеотстрелянные гильзы от особых бесшумных автоматов.
Через несколько дней стало известно, что Арчила убили как раз из такого оружия.
— Тогда у меня возникли подозрения, — уже совсем спокойно излагал скупщик. — Думаю, Арчила убили имен но в том лагере, а мои аквалангисты при этом присутствовали, видели весь спектакль и заодно тоже схлопотали по мордасам.
— Не сходится, — раздраженно заметил старший. — Почему их только побили, а не убили? Серьезные люди лишних свидетелей не оставляют. И что делал Арчил на пляже?
Артур развел руками: мол, вопрос не по адресу. Затем он поведал, что в начале сентября к нему наведались два местных «авторитета» — Самокат и Череп.
Они уверяли, будто пришли по поручению самого Власа, который после смерти Тулупа стал первым помощником Аввакума. Помимо прочего, Череп сказал, что в день исчезновения Арчила он лично разговаривал по сотовому телефону с машиной Арчила. Шофер ответил ему, что хозяин и Кабан беседуют с аквалангистами.
— Что интересовало этих двух бандитов? — быстро спросил настырный гость.
— То же, что и вас, — насчет Арчила. Я им все рассказал, как вам сейчас.
— Так сразу и рассказал?
— А как же! — Артур всплеснул пухлыми руками. — Это же сам Череп! С ним не шутят!
— Неужели ты думаешь, что со мной можно шутить? — повысил голос главарь неназвавшихся посетителей. — Ты еще не понял, мразь, с кем имеешь дело? Твое счастье, если не понял! — Он быстро взял себя в руки и продолжил: — Когда приходили к тебе эти двое?
Заикаясь от страха, торговец пробормотал, что визит состоялся в прошлый вторник. Командир анонимных гостей понимающе посмотрел на троицу своих спутников, которые с самого начала визита не проронили ни слова. Промолчали они и на этот раз, только склонили головы синхронным кивком в три головы — видимо, соглашаясь с не высказанной вслух мыслью главаря. А старший произнес, уставив на Артура тяжелый взгляд:
— Значит, во вторник они приходили к тебе… А в четверг кто-то ворвался на дачу Аввакума и пристрелил его. И самого пахана, и Власа, и всех остальных, кто там находился!
Один из молчунов неожиданно подал голос:
— Макар, в обоих случаях один и тот же почерк. Бьют из нескольких стволов, никого не оставляют в живых и забирают номера счетов. На даче Аввакума по меньшей мере шесть стволов. Арчила мочили как минимум семеро.
— Верно тебе говорю — в обоих случаях действовали одни и те же киллеры.
Сергей захохотал. Эти придурки ошиблись в обоих случаях. На пляже «Красных Стрел» было не меньше десятка, а в Епифаньевой Пустыни они работали втроем, но часто меняли оружие… Внезапно он оборвал смех, потому что сообразил, о чем говорилось на голограмме. Значит, у Аввакума были похищены номера банковских счетов! Очевидно, эта информация хранилась на тех дискетах, которые они забрали из сейфа и с содержанием которых растяпа Лешка так и не удосужился познакомиться.
А на стереокартинке Макар наезжал все круче:
— Я не сомневаюсь, что именно ты заманил Арчила в капкан на пляже! Когда Аввакум прислал своих идиотов расследовать это дело, твои дружки замочили и его. — Он схватил Артура за грудки и сильно тряхнул. — На кого шестеришь, гнида? Кто из паханов тебя перекупил?
Торговец залопотал что-то невразумительное: дескать, никогда ни с кем не портил отношений и никого не наводил ни на Арчила, ни на Аввакума. Однако Макар не желал слушать оправданий и потребовал, чтобы проклятый торгаш немедленно вызвал сюда под благовидным предлогом Самоката и Черепа. Схватив дрожащими руками трубку переносного телефона, Артур послушно набрал номер.
— Они скоро придут, — отрапортовал он, закончив разговор.
Макар кивнул и властно потребовал:
— А теперь выкладывай все, что знаешь.
Старик снова начал хныкать, уверяя, что все уже сказал. Не дослушав его, Макар приказал своим подручным:
— Начинайте.
Те действовали быстро и до автоматизма четко, что указывало на большой опыт в подобных делах. Один запустил компакт-диск в музыкальный центр и прибавил громкости. Комнату, а заодно и наблюдательный пункт Станции Земля заполнили громыхающие ритмы. Второй посетитель достал набор инъекторов. Третий нокаутировал Артура аккуратным хуком и усадил обмякшее тело в кресло.
Элли, которая до сих пор беспокойно ерзала на краешке кушетки, вдруг встала и заявила, что ей пора уходить.
Взяв женщину за плечи, Макар грубо толкнул ее обратно. Испуганная Элли забралась на кушетку с ногами и забилась в угол, испуганно озираясь. Четверка неизвестных явно переходила к активным действиям, и Сергей понял, что Артуру и его лжесекретарше не суждено дожить до вечера.
Пока майор готовил оружие и натягивал резиновые перчатки, обстановка в далеком особняке сделалась совсем невыносимой. Артуру вкололи двойную дозу «сыворотки правды». После этого торговец принялся бессвязно повторять прежние показания: приехал на пляж, увидел следы схватки, потом его навестили клевреты покойного Аввакума и так далее… Ничего другого бедняга Артур рассказать, конечно, не мог, но нагрянувшие садисты в это не верили. Когда ударная доза сыворотки лишила хозяина дома дара речи, Макар сказал, презрительно сплюнув:
— Крепкий дурак попался. Теперь жди до утра, пока оклемается. Давайте пока девку потрясем.
Не сразу осознав свои ближайшие перспективы, Элли отчаянно завизжала, лишь когда с нее сорвали одежду и, уложив на диванчик, привязали руки и ноги, чтобы не могла сопротивляться. Один из четверых вывернул до упора рукоятку громкости проигрывателя. Не дожидаясь начала эротической сцены, Сергей приказал мозгу Станции:
— Вывести тоннель в коридор за дверью этой комнаты. Как только я выйду, убрать проход и ждать моих приказов в режиме сопровождения видеоканалом.
Он вошел в комнату, где слишком громко играла музыка, направил на четверку «Ингрэм», убавил звук и в наступившей тишине рявкнул:
— Руки за голову!
Стоявший около койки Макар резко повернулся, запутался ногами в уже спущенных штанах и грохнулся, разбив при этом нос. Двое других послушно подняли руки, но последний взвизгнул, что старый подонок опять организовал западню, и пырнул Артура ножом. Сергей привычно нажал на курок, пули отбросили убийцу к окну. Услышав приглушенное шипенье выстрелов, один из стоявших быстро опустил руку в карман пиджака, но вытащить оружие не успел, потому что следующей очередью майор срезал обоих «молчунов». Прошив их навылет, поток свинца со звоном разбил оконные стекла, которые брызнули во двор дождем осколков.
Когда началась стрельба, Макар кое-как подтянул брюки и бросился на Сергея. Как назло, в слишком скорострельном пистолет-пулемете кончились патроны, поэтому майору пришлось бросить бесполезную машинку. В самый последний миг он успел перехватить занесенную для удара руку противника и отработанным приемом швырнул Макара через голову. Пролетев полкомнаты, тот врезался спиной в дверь. От толчка дверь распахнулась, Макар вывалился наружу и пустился наутек.
На ходу перезаряжая оружие, Сергей выбежал следом.
Уже в коридоре он увидел, как Макар, застегиваясь на ходу, подбегает к лестнице, ведущей на первый этаж. Выпускать бандита из дома было нельзя, но и времени, чтобы точно прицелиться, не оставалось. Поэтому первую очередь Сергей дал навскидку. Пули просвистели где-то перед носом Макара, и тот, отшатнувшись от спасательных ступеней, скрылся в первой попавшейся комнате. Было слышно, как щелкает запираемый замок.
«Сейчас выпрыгнет из окна или шофера на подмогу позовет», — подумал майор. В два огромных прыжка он оказался возле той двери, с разбегу вышиб плечом и ворвался в комнату. Макар, стоявший рядом с подоконником, одной рукой держал пистолет, а другой пытался открыть окно. Услышав треск сломанной двери, он быстро обернулся, вытягивая руку с оружием. Оба выстрелили почти одновременно. Вражеская пуля свистнула рядом с ухом Сергея, а Макар без стона отлетел назад, ударился затылком об стенку, сполз на пол и застыл. Неровная линия набухавших кровью отверстий перечеркивала по диагонали левую сторону его груди.
Присев на корточки около убитого, майор быстро обыскал его карманы.
Бумажник, документы, портативная рация, солидная связка ключей и отмычек, газовый баллончик, отличный пружинный нож «НАТО-Стандарт», запасные обоймы к «Беретте». В трофейном бумажнике Сергей обнаружил приличную сумму в рублях, долларах и дойчмарках. По паспорту покойник оказался Макаровым Александром Тимофеевичем, 1962 года рождения. Не успел майор заглянуть в служебное удостоверение убитого налетчика, как его отвлек звук шагов — кто-то, не слишком таясь, поднимался по лестнице. Достигнув второго этажа, неизвестный пришелец весело крикнул:
— Эй, братва! Чего буяните, стекла бьете?
«Водитель», — догадался Сергей и, взяв поудобнее конфискованный у Макара пистолет, выглянул в коридор. Последний из банды уже приближался к двери, из-за которой негромко играла музыка. Еще несколько секунд — и водитель, обнаружив трупы, загрустит. Чтобы опередить эту нежелательную ситуацию, майор, неслышно ступая по устилавшей коридор ковровой дорожке, подкрался почти вплотную к неприятелю. Сергей уже прицелился, собираясь оглушить его рукояткой оружия, но буквально в последний момент бандит, видимо, почуял приближавшуюся с тыла опасность. Рывком повернувшись, шофер успел блокировать уже начавший опускаться кулак майора. Сергей без паузы врезал ему в лицо раскрытой ладонью другой руки, разбив противнику нос и губы, но враг на этот раз попался толковый и сам нанес ответный удар ногой, целясь в пах. Инстинктивно подставив под удар бедро, Сергей тут же вырвал из захвата руку с оружием и, заблокировав следующий выпад водителя, в свою очередь попал коленом ему между ног.
Последовал беспорядочный шквал приемов, при этом майор несколько раз удачно доставал противника, но и сам пропускал его кулак и ступню, обзавелся ссадиной на подбородке и лишился «Беретты». Но вот шофер Макара на мгновение потерял бдительность и подставился. Сергей в прыжке попал ему в голову обеими ногами. Водитель рухнул навзничь, но и майор приземлился не совсем удачно. Они лежали на ковре, разделенные примерно трехметровой дистанцией, и враг, злорадно прищурившись, уже вытаскивал пистолет из подмышечной кобуры.
Метнув нож, Сергей печально подумал, что на старости лет совсем обленился и перестал утруждать себя обязательным для «кальмаров» условием — брать врага живым. В последнее время все его победы кончались горами трупов… Ушибленная при падении рука ныла, все тело побаливало, голова слегка кружилась.
Удостоверившись, что водитель не сможет давать показаний, он сокрушенно выругался и вернулся в комнату, с которой началась разборка.
Здесь он тоже ничего и ни у кого не смог бы выяснить: и Артур, и трое бандитов Макара были безнадежно мертвы. Такое количество трупов удручало даже бывалого «кальмара». Он уже собирался уходить, как вдруг обратил внимание на слабое мычание. Звуки издавала распластанная на кушетке Элли, о существовании которой Сергей успел забыть. Виновато хмыкнув, он перерезал ножом веревки и отодрал пластырь, которым погромщики заклеили ротик знойной красотки.
— Не бойтесь, они все убиты, — сказал майор. — Вы свободны.
Женщина медленно приняла сидячую позу, растирая затекшие конечности, и потребовала:
— Отвернитесь.
— Вы напрасно беспокоитесь о моем душевном равновесии, — усмехнулся Сергей. — Мне и раньше доводилось видеть голых баб. Пусть даже не таких красивых.
Она действительно была дьявольски хороша, и Сергей не без сожаления подумал, что видит такую прелесть в первый и последний раз. Еще он пожалел бедняжку — как, мол, она отсюда выберется, ведь напавшие самым варварским образом разодрали всю ее одежду. Неожиданно женщина, проявлявшая до того момента удивительную выдержку, принялась всхлипывать, а потом взахлеб разрыдалась и прижалась к майору, обхватив своего спасителя обеими руками и уткнувшись ему в грудь мокрым от слез лицом.
Для человека, который прошел курс омоложения в троклемском госпитале, но уже неделю жил без женщины, это было тяжким испытанием. Пару минут Сергей честно пытался ее успокоить, гладил по волосам, шептал на ухо ласковые слова утешения вперемежку с комплиментами. Затем поглаживания переместились на плечи и другие эрогенные зоны, дружеские поцелуи в щечку превратились в страстные засосы, а завершилось все долгим и бурным совокуплением на той же самой койке.
Примерно через полчаса Элли блаженно растянулась на кушетке и попросила сигарету. Узнав, что Сергей не курит, она скептически поморщилась и посоветовала поискать в карманах у покойников. К собственному изумлению, майор безропотно выполнил этот приказ, раздобыв пачку «Marlboro» и одноименную зажигалку. Прикурив, Элли сообщила:
— Ты — просто прелесть. И любовник шикарный. Между прочим, я никогда не занималась этим среди мертвецов. И вообще никогда не видела столько трупов.
— Допустим, дохлятины я видал и побольше, но секс в морге — это, конечно, довольно необычно.
Она захохотала, восхищенная этим всплеском остроумия, и предложила переместиться в спальню. Потом вдруг спохватилась и воскликнула:
— Мы идиоты, совсем потеряли голову. Вот-вот нагрянут Череп и Самокат.
Надо рвать когти.
Слегка раздвинув шторы, Сергей осторожно выглянул в окно. Во дворе стоял «мерс» не самой последней модели, из окон которого внимательно пялились на особняк два «быка» в традиционных кашемировых пиджаках с золотыми цепями на шеях.
Подозвав жестом Элли, майор спросил:
— Это случайно не они?
— Они и есть. — Женщина с интересом посмотрела на нового любовника. — Будешь стрелять?
— Во дворе не стоит… — Сказав это, он сообразил, что бандитов следовало бы предварительно допросить. — Заманим в дом.
— Думаешь, пойдут? Сергей засмеялся:
— А ты покажись в окошке и помахай ручкой. Не просто пойдут — побегут!
Так и получилось. Вид обнаженной Элли успокоил и даже воодушевил гостей.
Самокат и Череп вошли в дом, поднялись по лестнице на второй этаж и только тут заволновались, обнаружив лежавший в коридоре труп. Впрочем, на этом их активность прекратилась, потому что подкравшийся с тыла майор привычно оглушил обоих рукояткой «Беретты».
Пока он приводил местных бандитов в лежаче-бесчувственное состояние, а затем вязал им руки и затаскивал в комнату, Элли не теряла времени даром.
Пошарив по шкафам, она обзавелась замшевыми брюками и маечкой своего размера.
— Твои шмотки? — рассеянно осведомился Сергей, разбираясь в конфискованных у покойников инъекторах.
— Ревнуешь? — Женщина весело рассмеялась. — Нет, с Артуром я давно уже не живу. Да и раньше почти ничего не было… Просто этот старый козел держал кучу разного барахла для своих девочек.
— А хотя бы и жила. — Майор пожал плечами. — Что мне тебя ревновать? Случайно встретились, так же разбежимся. Хотя, должен признаться, долго еще буду тебя вспоминать… А теперь посиди в сторонке и не встревай.
Элли обиженно надула губки. Но у Сергея не было времени заботиться о ее капризах: наступал вечер, но он еще ничего толком не выяснил.
Получив по дозе сыворотки, оба бандита сразу стали очень разговорчивыми и поведали все как на духу. По их словам, дней восемь назад приезжал из Москвы некто Лобан, известный в мире организованной преступности как ближайший подручный Власа. Столичного визитера интересовали обстоятельства гибели Арчила.
К тому времени местные криминальные круги уже провели собственное расследование и многое выяснили. Стало известно, что в день происшествия Арчилу позвонил Ринат, телохранитель Артура. После этого звонка Арчил пришел в необычное возбуждение («Говорят, прыгал, как будто ему в штаны скипидару налили», — рассказывал Череп), приказал Кабану собрать братву из самых надежных и куда-то с ними укатил. В день, когда началось расследование, в лесу нашли труп Рината с пулевой дыркой в затылке.
Еще Самокат поведал, как по следам Рината вышли на его хозяина, и Артур рассказал о лагере аквалангистов у Рогатой Скалы. Остальное Сергей знал и без их показаний, но для страховки спросил:
— Кому, кроме вас двоих, известно про аквалангистов?
— Лобан знает, его помощник знает. Больше никто. Следствие мы вдвоем вели.
— Как зовут помощника Лобана?
— Буфет…
— Кто в тот день задержал Артура? Почему старик опоздал на встречу с аквалангистами?
Этого они не знали. Голоса бандитов становились совсем слабыми, а ответы бессвязными. Как обычно, «сыворотка правды» быстро и неотвратимо превращала допрашиваемых в полных дебилов. Свидетелей оставлять не следовало, поэтому Сергей вложил в руку Самоката свой «Ингрэм», а потом пристрелил обоих доморощенных гангстеров из «Беретты», которая прежде принадлежала Макару. Чтобы окончательно запутать следы, он нашел пистолет Артура и выпустил из него три пули в труп водителя «Волги».
Окинув комнату прощальным взглядом, майор грустно подумал, что обрубить все концы не удастся. Можно убить Лобана и Буфета, но все равно останется кто-то, кому известно про команду «черного поиска», про их лагерь у Рогатой Скалы, про визит Арчила к аквалангистам. И обязательно найдется еще кто-нибудь достаточно умный, чтобы связать эти факты в логическую цепочку. Он вздохнул и сказал:
— Элли, надо уйти незаметно. Никто не должен знать, что мы с тобой были здесь.
— Понятное дело… — Она как будто ожидала чего-то другого и теперь говорила с явным облегчением, даже весело: — Через черный ход в сад, а там в заборе раздвигаются доски, и мы выйдем на трассу. Только прежде помоги мне в одном деле.
Настырная девица провела его в другую комнату того же этажа, без малейших признаков волнения переступив попутно через двух мертвецов. Оказавшись на месте, она показала на телевизор и предложила Сергею разобрать эту штуку на части, поскольку руки отставного майора по-прежнему были в перчатках и он не оставит отпечатков. Возиться не хотелось, поэтому Сергей просто приподнял «Самсунг» с двадцатидюймовым экраном и бросил на пол. Из разбитых внутренностей телевизора Элли извлекла несколько пачек купюр в сто и пятьдесят долларов.
— Делим по-честному, — азартно предложила она.
В деньгах Сергей особенно не нуждался, однако отказ мог вызвать подозрения, и он небрежно сунул пачку полусотенных во внутренний карман куртки.
Теперь надо было поаккуратнее избавиться от темпераментной южной красотки, чтобы без помех воспользоваться транспортной сетью Лабиринта.
Элли вывела его к дороге, они доехали в полупустом троллейбусе до города, где женщина предложила перекусить. Непредвиденные задержки начинали раздражать, но деваться было некуда. А Элли, похоже, всерьез нацелилась устроить загул на полную катушку, без конца рвалась танцевать и, как заподозрил Сергей, в любую минуту могла закатить скандал с битьем морд и зеркал. Предотвращая совершенно неуместную в его обстоятельствах заварушку, майор, сделав встревоженное лицо, шепнул спутнице: дескать, какие-то подозрительные мужики явно следят за ними.
Мгновенно протрезвевшая Элли жутко побледнела, завертела головой в поисках мифических преследователей и жалобно попросила увести ее из ресторана.
Провожая разбитную подружку, Сергей узнал, что на самом деле она — Эльвира, десятый год работает в эстрадно-концертных конторах, раньше танцевала, а теперь вдобавок поет в ресторанах и даже выступает с сольными концертами, но лишнего себе и остальным не позволяет.
— Ты не думай, — экспансивно говорила она. — Я, может быть, шлюха, но не проститутка.
— Я и не думал, — соврал Сергей. Элли пронзительно взглянула на майора и неожиданно спросила:
— Может, объяснишь, кто ты такой и для чего завалился к Артуру в такой удачный момент?
Снова надо было выкручиваться.
— Ну, допустим, я старый приятель Артура и просто заглянул в гости, а тут какая-то банда ворвалась. Пришлось вмешаться.
— Учись врать, мальчик. — Элли игриво прижалась щекой к его плечу. — Ты не из бандитов, это уж точно.
— И почему ты так решила?
— Ты появился в доме еще до Макара и его «быков», потому что после их прихода не смог бы проскочить мимо водителя. А насчет того, что не бандит… — Она подмигнула: — Я была уверена, что ты пристрелишь меня перед уходом и заберешь все бабки.
Сергей хмыкнул, но ничего не ответил. Про себя же подумал, что именно так и следовало бы поступить. Между тем Элли весело продолжала:
— Так на кого работаешь? Если не ответишь, я тоже не расскажу того, что не успел тебе поведать Самокат.
«Вот ведь хищница, прямо за глотку хватает», — беззлобно подумал майор и проговорил равнодушным тоном:
— Хочешь верь, хочешь не верь… Раньше я работал на государство, но ничего путного с этой службы не имел. Потом помогал добывать большие бабки Артуру и ему подобным, но и тут не слишком разбогател. Теперь на самого себя стараюсь и живу гораздо лучше.
Он сказал абсолютную правду, но эти туманно-многозначительные фразы произвели необходимое впечатление на курортно-ресторанный интеллект Элли. Тон певицы стал уважительнее, и Элли поведала, что в тот день, когда случилась неприятность у Рогатой Скалы, она оказалась в ресторане в одной компании с Артуром. Девочки из кордебалета во всю клеились к старому бабнику, но скупой барыга твердо отвечал: дескать, не имеет ни секунды свободного времени, потому как в шесть должен быть на важной встрече где-то за городом. Но потом вдруг подвалила какая-то заезжая секс-бомба термоядерного прикида, нагло оттеснила всех местных девиц и назначила старику встречу на пять часов в отеле «Астория».
Артур помялся, но потом клюнул и предпочел всем делам любовную встречу. Он еще сказал: мол, те ребята никуда не денутся, будут ждать как миленькие…
Ситуация понемногу прояснялась. Скорее всего, «Красные Стрелы» подослали к торговцу роскошную телку, точно рассчитав, что старый козел потеряет голову и побежит за этой девкой хоть на край света. Но чем помешало бы им присутствие Артура в лагере «черного поиска»? Не хотели иметь лишних свидетелей и лишних мертвецов? Гуманисты какие-то, словно из прошлого века явились…
— Вот я и дома, — сказала Элли. — Мы еще увидимся?
— Надеюсь, — ответил Сергей, понимая, что такая встреча вряд ли состоится. — При первой же возможности попытаюсь тебя найти.
Они долго целовались, потом Элли медленно вошла в подъезд, но тут же снова выбежала во двор со словами:
— Послушай, я даже не знаю, как тебя зовут…
Фраза осталась незаконченной, потому что загадочного любовника-спасителя поблизости не было. В этот момент он уже нырнул в соседний подъезд и вызвал мозг Станции.
В операционном зале майор застал только Аркадия. Сергей рассказал о результатах своей вылазки, скромно опустив малозначительные детали эротического характера.
Выслушав его, физик скептически заметил:
— Сомневаюсь, что удалось обрубить все ведущие к нам ниточки.
— По крайней мере, мы сильно затруднили задачу мафии. Если и найдут нас, то не скоро. Надо будет на днях разобраться с московскими наследниками Аввакума и Власа.
Аркадий решительно возразил:
— Сначала займемся другими делами. Не забывай, что мы должны обезопасить Лабиринт от вторжения чрезмерно любознательных братишек по разуму.
Глава 17
СВЯТИЛИЩЕ ДУХА НОЧНЫХ ЦВЕТОВ
Разум здесь развился в крупных травоядных. Местного названия этой планеты не существовало, поскольку аборигены не доросли до таких сложных понятий, как небесное тело. Вдобавок тысячи племен разговаривали на сотнях языков и наречий.
Когда-то троклемиды зарегистрировали этот мир под номером 283, а земляне назвали планету Калкой — для подобных исторических аналогий имелись веские причины.
Воевали на Калке все против всех — крошечные княжества регулярно посылали дружины в набеги на соседей, при этом несколько десятков разумных расставались с жизнью ради меньшего числа голов скота. А на юге самого обширного материка планеты разразилась ужасная засуха, и обитавшие возле экватора племена баддо после непродолжительной (подступавший голод торопил события) резни обзавелись новым вождем. Стремительно укрепив свою власть, царь царей Лабуа повел орду баддо на северо-восток. Кочевники действовали в точности по схеме гуннов или монголо-татар: грабили города, истребляли и брали в рабство жителей покоренных стран. Только пленных они использовали весьма своеобразно — в качестве корма для своих хищных скакунов и тяжеловозов.
Поработив около трех миллионов себе подобных, баддо форсировали Большую Реку и вторглись в земли, где не слишком дружно жили родственные племена светлогривых. Владыки восьми княжеств, которым угрожала наибольшая опасность, временно отложив междоусобные разборки, согласились объединенными силами дать отпор общему врагу. В первое свое блуждание по Лабиринту земляне видели, как в долине между двумя замерзшими на зиму реками готовятся к битве оба войска.
Сегодня мозг Станции Калка, по распоряжению Координатора, показал людям основные эпизоды этого сражения.
Князья так и не договорились о единстве действий. Самая многочисленная и сильная дружина, выставленная княжеством Грыбва, пассивно простояла всю начальную часть боя, пока кочевники рубились с отрядом центра и левого фланга.
Именно в эти часы решительный удар правого крыла мог бы опрокинуть и уничтожить главные силы баддо, но этот удар так и не был нанесен. Оставленные в резерве полки княжества Тиско тоже не спешили на помощь погибавшим в жаркой сече соседским дружинам и отступили без боя под защиту крепостных стен. Покончив к исходу суток с оставшимися в долине светлогривыми, орда уже на следующий день осадила крепости Тиско и Грыбва, и вскоре баддо сломили сопротивление защитников.
Последняя надежда северян — тридцатитысячная армия двух еще не завоеванных княжеств — укрылась в лесной крепости, и со всех сторон сюда подтягивались отряды плохо вооруженных горожан и крестьян. Еще четыре княжества, отделенные от войны несколькими суточными переходами, спешно собирали полки, но выступать против кочевников не торопились — надеялись, что враг их не тронет.
А двести тысяч баддо расположились на отдых в полусожженной столице Грыбва. Как раз сегодня в оскверненном храме Духа Ночных Цветов должен был состояться пир, на котором царь царей намеревался, вдоволь поиздевавшись, казнить пленных князей светлогривых народов. Такое скопление воинов-кочевников в святилише было крайне неуместным, поскольку именно там хранилось бесценное сокровище племени — Золотой Шар. Так аборигены называли глобус троклемидов, за которым охотились земляне.
Николай, Диана и Алексей потребовали отложить операцию до более спокойных дней. Аркадий тоже считал, что сегодня будет разумнее заняться другими планетами. Однако Сергей решил по-своему.
— Обложимся оружием и будем ждать, — сказал он. — Появится шанс — заберем глобус. Все равно сможем пойти туда не раньше, чем через час.
— Да, прививки еще не действуют, — согласился Аркадий.
Роботы сделали им инъекции вакцины, предохраняющей от опасных для здоровья микроорганизмов Калки, что устраняло необходимость натягивать неудобные скафандры. Люди со скучающим видом сидели перед голограммой — видеоканал был нацелен на главный чертог святилища, по которому сновали рабы и рабыни, расставлявшие дорогую посуду с угощениями по расстеленным прямо на каменном полу толстым коврам изумительной работы. Поодиночке и небольшими группами в храм заходили и рассаживались на отведенные по чину места приглашенные на торжество военачальники баддо. Вдоль стен выстроились шеренгами стражники, вооруженные луками, копьями, кривыми мечами, палицами и алебардами.
Когда гости заполнили зал, взвизгнули трубы и ударили барабаны. Под звуки этой варварской музыки явился сам царь царей, сопровождаемый родней, челядью, личной охраной и приближенными племенными царьками. При виде повелителя все — и полководцы, и солдаты стражи — распластались в покорно-приветственной позе.
Лабуа, кряхтя, тяжело опустился на подушку во главе пиршественного ковра и, махнув палицей, выкрикнул длинную шипящую фразу.
Роботы перевели:
— Демоны степей в своей милости даровали баддо великую победу над ничтожным врагом!
Продолжая лежать ниц, вожди кочевников нестройно ответили:
— Демоны степей трепещут, заслышав топот копыт нашего повелителя!
После этих слов все снова сели и придвинулись поближе к яствам. Лабуа шумно выпил поднесенную рабыней чашу, отломив кусок желтоватой массы, обернул ее в большой зеленый лист и принялся жевать. Остальные тоже бросились на штурм гор жратвы и океанов питья. Блюда и кувшины быстро опустошились. Сбиваясь с ног, подстегиваемые надсмотрщиками рабы бегали на кухню и обратно, непрерывно подтаскивая новые и новые порции.
Захмелевший царь царей затосковал. Приподнявшись, Лабуа крикнул, что пора начинать веселье. Подгулявшие завоеватели встретили этот приказ властелина одобрительными воплями, которые по тональности были чем-то промежуточным между мычанием и ржанием. Ковры вместе с остатками угощения быстренько скатали и запихали куда-то за алтарь. Гости отодвинулись к стенам, и в центре помещения образовалось свободное пространство размером с волейбольную площадку. В один из углов храма затолкали сотню связанных светлогривых — это были здоровые крепкие мужчины в иссеченных кольчугах. Пленных охраняла дюжина вооруженных короткими копьями кочевников-баддо.
Под улюлюканье победителей ввели еще шесть светлогривых. Мозг Станции пояснил: это захваченные в недавних боях князья и полководцы. В побежденных полетели объедки. Когда царские гости вдоволь натешились насмешками и оскорблениями, Лабуа через толмача объявил свою волю: каждому из пленников даруется шанс спасти шкуру. Для этого от них требовалось совсем немного — выстоять сколько-то времени в поединке против лучших бойцов баддо.
Первым на ристалище в середине чертога вытолкнули немолодого воина с невероятно мощными бицепсами. Робот прокомментировал: Гундут, великий воевода княжества Ксорв, во время генерального сражения командовал левым флангом объединенного войска, мастерски отразил четыре атаки ордынской кавалерии, собственноручно зарубил одиннадцать кочевников.
Смерив его тяжелым немигающим взглядом, царь царей приказал своему любимому охраннику с непроизносимым именем покарать старого полководца.
Воин-баддо был почти на голову выше, заметно шире в плечах и вдвое моложе.
Вдобавок тело кочевника закрывала кольчуга, голову — шлем, а в руках он держал длинный меч. Гундуту же не дали ни нормального оружия, ни брони, а позволили взять лишь толстую палку.
Царский телохранитель медленно двинулся по кругу, постепенно приближаясь к пленному воеводе. Тот ждал, спокойно стоя на месте, и только переступал босыми копытами, чтобы оставаться лицом к противнику. Когда дистанция между бойцами сократилась до пяти-шести шагов, баддо ленивым движением ухватил рукоять висевшего у него за спиной меча и начал неторопливо вытягивать клинок из ножен.
Именно тогда Гундут, точно рассчитав момент, огромным прыжком преодолел разделявшее их пространство и нанес серию молниеносных ударов дубиной, кулаком и ногами. Один из ударов палки пришелся по кулаку баддо. Державшая оружие рука разжалась, меч со звоном упал на каменные плиты пола, а воевода мощно толкнул врага плечом, так что тот опрокинулся навзничь, основательно стукнувшись затылком.
Огромный кочевник быстро вскочил на ноги, но Гундут уже подобрал его меч.
Из толпы пленников послышались крики восторга, завоеватели вопили проклятья.
Кто-то поспешно кинул воину-баддо другой клинок. Противники снова сошлись, и начался фейерверк стремительных выпадов, парирований, уклонений.
Не отводя глаз от голограммы, Сергей поднял стоявший возле его ног пулемет ПК, наполовину отвинтил нужную гайку и повернул газовый регулятор, совместив с фиксатором штифт, около которого была нарисована цифра «3». Это означало, что теперь при стрельбе будет работать канавка, обеспечивающая более мощный поток пороховых газов, как и требуется для ведения огня в условиях низких температур.
Затем, поставив регулятор на место и снова завинтив гайку, майор немного поработал шомполом, насухо протерев канал ствола. Оружие было готово к бою.
Бывший командир «кальмаров» присоединил к пулемету коробку с лентой на 250 патронов, заправил ленту и передернул затвор.
— Каростин, я читаю твои мысли, — сообщила обеспокоенная его приготовлениями Диана. — Ты собираешься вмешаться.
— Еще не решил, — почти искренне ответил Сергей, вешая на плечо сумку с осколочными гранатами.
А в холодном, нетопленном храме продолжался изнурительный поединок. Баддо явно переоценил возможности своего грубого физического превосходства. Старый воевода несколько уступал по части силы и длины рук, но гораздо искуснее обращался с оружием. Острием своего меча он уже оставил кровоточащие отметины на не закрытых доспехами участках тела противника и, несомненно, готовился нанести решающий удар — рубящий, с оттяжкой, со всего размаха.
Подходящий момент настал быстро — Гундут отразил неловкий выпад кочевника, а затем его лезвие устремилось к шее баддо. Буквально в последний миг царский охранник успел прикрыться круглым щитом, который тут же разлетелся на куски.
Следующим ударом меч светлогривого, пробив рукав кольчуги, перерубил кость.
Боль, вероятно, была адская, но гигант баддо оказался невероятно силен и вынослив: не обращая внимания на страшную рану, он отчаянным выпадом выбросил вперед здоровую руку, и острие меча пронзило бок Гундута. В ту же секунду клинок воеводы описал полукруг в горизонтальной плоскости, аккуратно обезглавив телохранителя царя царей. Поединок завершился чистой победой.
Вскинув вверх обе руки, Гундут издал торжествующий вопль. Его поддержали остальные пленники, радость которых не знала границ. Баддо громко сокрушались, самые темпераментные даже вырывали клочья из своих грив. А воевода вызывающе спросил заметно избавленного от спеси предводителя кочевников:
— Может, сынка своего дашь мне в супротивники али сам сюда подойти не побоишься?
В оригинале эта фраза оказалась более длинной, поскольку старик разбавил вызов чудовищным сквернословием, смачно описав подробности извращенного распутства всей родни Лабуа по материнской линии, а также раскрыв тайну его рождения из-под хвоста самого грязного степного грызуна, который питался исключительно экскрементами, а потому был болен всеми мыслимыми и немыслимыми недугами. Кроме того, воевода в доступных выражениях объяснил, как в скором времени поверженного царя царей подвергнут групповому надругательству, после чего превратят в подстилку для сексуально невоздержанных вьючных животных, но при этом станут строго следить, чтобы в порыве страсти хищные звери не загрызли презренного степного паука, а продолжали получать удовольствие в течение максимально возможного промежутка времени.
— Талант! Какой талантище! — громко восторгался Николай. — Так материться даже капитан Хребтов не смог бы… Правда, Серега?
— Точно, — согласился майор. — Только сейчас ордынцы за такое ораторское искусство начнут рвать его на куски.
Он немного ошибся. Лабуа равнодушно ответил Гундугу, что угрозы пленного трупного червяка мало тревожат повелителя половины Вселенной. А за ратное мастерство и мужество, проявленные в поединке, он, царь царей, дарует старому воину неслыханную милость.
— Видишь это стадо своих соплеменников? — осведомился вождь завоевателей.
— Сегодня вечером они пойдут на корм нашим боевым скакунам. И этих князей, которые не сумели защитить свои уделы, тоже сожрут голодные звери. А тебя я помиловал, ты умрешь без лишних мучений. Но сначала ты увидишь, как крепкие зубы моих хищников разгрызут кости светлоголовых дикарей. Стража, взять его!
Гундут попытался сопротивляться, но баддо, окружив его, стали размахивать трехметровыми копьями, а подкравшийся сзади воин огрел старика по незащищенной голове чем-то вроде кистеня — медным шаром на длинной цепи. Воевода тяжело осел, схватившись обеими руками за голову. Его обезоружили, крепко связали и кинули обратно к пленным князьям и военачальникам.
Зрители на станции Калка бурно переживали все перипетии этих гладиаторских игрищ. Аркадий озабоченно сказал:
— Братишки, у здешних лошаков башка невероятной прочности. И вдобавок кольчуги. Серега, я боюсь, пуля их не возьмет.
— Пулемет пробивает стальную каску за полтора километра, — сообщил майор своим штатским сотоварищам. — Автомат делает то же самое за двести-триста метров. Так что беспокоиться не стоит, а надо только быстренько перезарядить магазины бронебойно-зажигательными.
Тем временем в святилище Духа Ночных Цветов продолжалась торжественная часть. На импровизированную арену вывели двух пленников помоложе. Это были князья Бишмес и Чхан. Лабуа пообещал жизнь, возвращение наследных вотчин и место в своей свите тому из них, кто победит в поединке. Князьям выдали нечто вроде коротких мечей или длинных кинжалов и велели начинать схватку.
— Доволен, дурак? — злобно спросил Чхан, до недавнего времени правивший княжеством Бану. — Не было у тебя, подлеца, охоты вдарить сбоку по пехоте врага. Небось думал отсидеться за нашими спинами, приберечь дружину для завтрашней усобицы? Вот и подыхай теперь с нами вместе!
Бишмес, владыка княжества Тиско, покаянно признал, что был круглым идиотом и сыном какого-то не слишком почтенного представителя местной фауны. Еще он сказал: дескать, если бы боги дали ему возможность повторно вывести на поле битвы хоть самое крохотное войско, он стал бы сражаться исключительно во имя общей победы, плечом к плечу с остальными народами северных земель. После этого оба князя принялись соревноваться в смертельных оскорблениях по адресу Хогга, который правил в Грыбве и в разгар сражения увел свое воинство из междуречной долины, но на другой день баддо настигли старого негодяя в чистом поле, окружили и устроили грандиозную бойню. Сидевший всего в десятке шагов от них связанный Хогг опустил голову и тихо поскуливал, безоговорочно соглашаясь с самыми свирепыми и грязными обвинениями в свой адрес.
Кто-то из приближенных повелителя ордынских кочевников грозно осведомился: когда, дескать, эти навозные черви намерены начинать поединок. Дословный ответ князей толмач перевести не осмелился из-за обилия ненормативных лексических оборотов, поэтому изложил только самую суть: два брата отныне никогда не будут проливать кровь соплеменников. Легкое недоумение землян разрешил комментарий мозга Станции. Оказывается, Чхан и Бишмес были родными братьями и доводились сыновьями тому самому Хоггу.
Обозленный Лабуа заявил, что непокорные должны пенять на собственное упрямство и велел выпускать на арену хаинаха, как он выразился. Князья затрепетали, светлогривые пленники громко кричали от ужаса, а солдаты-баддо выставили копья, образовав остриями неровный круг. Десяток кочевников, молотя палками, загнали в храм огромного зверя. Размерами хайнах был с небольшого слона, могучие мышцы красиво перекатывались под гладкой, практически лишенной шерсти кожей. Могучее туловище опиралось на четыре короткие толстые лапы с длинными растопыренными когтями. Голова чудовища напоминала крокодилью, а на противоположном конце тела висел шипастый хвост. Старший погонщик, ласково похлопав хайнаха по шее, показал палкой на братьев-князьев. Глаза хищника налились кровью, и зверь неторопливо направился к жертвам. Чхан и Бишмес умело заняли оборонительную позицию, но слишком уж несерьезно выглядели их короткие клинки против громадной туши животного.
Посмотрев на часы, Сергей сказал, что прививка уже начала действовать и они могут отправляться на Калку. Остальные, давно ждавшие сигнала, быстро вошли в шлюз, на ходу щелкая затворами. Так уж вышло, что люди, не сговариваясь, приняли сторону светлогривых. Майор приказал мозгу Станции вывести канал телепортации в темную часть храма позади алтаря.
— Я бью по зверю, — отдавал он последние распоряжения, — Аркадий и Николай идут справа и слева от меня. Оба ведут огонь по скоплениям баддо. Диана с Алексеем прикрывают нас с тыла. Вперед!
ПК весил девять кило, и еще на девять с половиной оттягивала руки коробка с патронной лентой. Накинув на плечо ремень пулемета, Сергей первым перебежал на чужую планету и поставил сошки оружия на камень алтаря. Рядом с командиром заняли огневые позиции Николай и Аркадий. Когда люди покинули Станцию, многомерный тоннель исчез и они остались одни в мире невообразимо далекой звездной системы. Ощущение было не из приятных, но земляне привыкли доверять технике Лабиринта.
В двух десятках метров перед ними разворачивался неравный поединок. Князья сделали по нескольку шагов в разные стороны и теперь пританцовывали по бокам от зверя. Хайнах тупо ворочал головой, словно не мог решить, какого из двуногих следует жрать в первую очередь. Затем, приняв решение, хищник направился к Бишмесу, но подскочивший сзади Чхан обеими руками с размаху вонзил меч в бок чудовища и повис всем телом на оружии, увеличивая рану. Хлынула кровь, зверь дернулся, пытаясь достать князя, однако Чхан уже выдернул меч из туши и отбежал на безопасное расстояние. Пока хайнах неуклюже разворачивался пастью в сторону обидчика, оказавшийся вне поля зрения монстра Бишмес тоже атаковал и тяжело ранил сильную, но безмозглую тварь.
Сергей подумал, что исход этого гладиаторского турнира вовсе не так очевиден, как казалось поначалу, однако ждать развязки не было времени, и майор нажал спуск. Длинная очередь бронебойно-зажигательных пуль снесла хайнаху череп, следующая — перебила шею. Смертельно раненный зверь катался по полу, жалобно подвывая, но быстро затих. Лишь задние лапы еще недолго скребли воздух.
Грохот выстрелов и непонятная гибель хайнаха встревожили аборигенов. Все баддо повскакивали с ковров и подушек, обнажив оружие. А земляне уже перенесли огонь, и теперь очереди косили завоевателей. Первым же выстрелом подствольного гранатомета Аркадий угодил в помост, на котором восседала свита царя царей, а затем прошил Лабуа пулями. Вождь рухнул, истекая кровью.
Расстреляв всю ленту из коробки, Сергей сменил раскалившийся ствол пулемета. По его команде Алексей вызвал канал, сбегал на Станцию и принес еще две коробки патронов. Перезарядив оружие, люди ворвались в центр зала, поливая свинцом скучившихся у стен испуганных баддо. Страшный облик извергающих огненную смерть пришельцев буквально парализовал кочевников, и те даже не пытались сопротивляться. Лишь две стрелы ударили в нагрудный панцирь Сергея. Со всех сторон доносились вопли о появлении самых свирепых демонов преисподней.
Сидевший среди связанных князей старик грозно прокричал:
— Не бойтесь, братья и сестры! Кара небесная обрушится лишь на врагов наших, осквернивших святое место. То сам всеблагой Дух Ночных Цветов послал слуг своих свершить возмездие!
Подавившие первый приступ испуга Чхан и Бишмес поспешили избавить от пут сначала отца, а затем и остальных князей. Вскоре почти полторы сотни светлогривых воинов, вооружившись трофейными мечами и копьями, готовы были вступить в бой.
Пулемет снова перегрелся, да и патроны опять кончились. Отложив тяжелое и неудобное оружие, Сергей громко сказал князю Хоггу, чтобы уводил своих, пользуясь удобным моментом, пока баддо не оправились от паники.
— И не смейте, сволочи, больше враждовать промеж себя, а не то попадете под двухсотлетнее иго! — рявкнул он. — Ну, бегом!
— Чтоб нас подземный огонь пожрал, ежели еще раз затеем усобицу, — опасливо поглядывая на страшных обликом землян, поклялся Хогг. — А ну, сынки, за мной. Там, за шатрами, эти изверги наших невольников держали. Отобьем братьев — считай, пятитысячное войско у нас будет.
Снаружи, перед входом в храм, столпилось несколько тысяч кочевников, которых частью перебили, а частью рассеяли огнем земного и троклемского оружия.
От потоков зажигательных пуль и плазмы заполыхали шатры и повозки, что изрядно увеличило панику. А Хогг и Гундут повели свои отряды к лагерю военнопленных.
Убедившись, что в дальнейшем светлогривые справятся сами, земляне вернулись к алтарю. Тайник, в котором покоился Золотой Шар, не был тронут — баддо его просто не нашли. Сергей нажал хитро укрытый рычажок, и в задней стенке отворилась дверца. Забрав глобус, люди вызвали проход на Станцию.
— Красиво поработали, — удовлетворенно сказал Лешка, когда они ехали в свой сектор Лабиринта. — Хорошо еще, что на этой планете не было короны. Быстро управились.
— Погоди, парень, — прервал его Аркадий. — По-моему, наша сестренка не в духе. Что случилось, Дианка?
Не торопясь отвечать, девушка отвернулась, будто ей было очень интересно разглядывать мелькавшие мимо машины стены коридора. Потом сказала:
— Мы снова убивали. Даже я стреляла в этих двуногих коней.
— Опять моральные проблемы? — Сергей покачал головой. — Кто бы знал, как меня утомляет этот глупый ребенок.
Диана зашипела, как разъяренная кошка:
— В том-то и беда, что не было никаких проблем, я вообще не воспринимала их как разумных существ! Стреляла, словно на охоте. Как будто там были кабаны или динозавры.
— Вот и не психуй.
Сказав это, майор вдруг подумал, что девчонка в чем-то права. Получив власть над Лабиринтом, они без конца убивают людей и жителей других планет.
Конечно, всякий раз это делалось либо в целях самозащиты, либо во имя справедливости, но все-таки счет покойников шел уже на сотни. Сергей пытался понять: виноват ли он лично, если в этом гнусном мире возможно устраивать мало-мальское подобие справедливости только одним способом — шагая через горы трупов по колено в крови.
Он тяжело вздохнул. Дела, которые предстояли им в ближайшие дни, вряд ли могли обойтись без стрельбы.
Глава 18
СЕРИЯ УБИЙСТВ
Всего у Сергея было три зацепки. Во-первых, дискеты, которые они вынесли из сейфа на даче Аввакума. Во-вторых, Влас, пока ехал в Епифаньеву Пустынь, разговаривал по рации со своим подручным, который незадолго перед тем ездил на юг расследовать смерть Арчила. Этот Лобан мог что-то знать, и теперь за ним постоянно следил видеоканал. Наконец, имелось служебное удостоверение убитого на южном курорте Макара, из которого следовало, что подполковник А. Т. Макаров служил в Управлении охраны правительственной информации.
Майор решил действовать последовательно.
— Сразу пристрелишь или сначала допрос устроишь? — осведомилась Диана.
Как назло, сегодня была свободна только она, хотя Сергей предпочел бы другого напарника.
— Посмотрим, — уклончиво ответил он.
Аппаратура Лабиринта — это они уже давно выяснили — могла перехватить и расшифровать любое сообщение земных средств связи, будь то телефонная линия, радиопередача или сигналы электронной почты. Выслушав задание, мозг Станции потребовал вложить дискету в одно из своих периферийных устройств, после чего перед людьми засветился голографический куб светло-зеленого цвета с ребром чуть поменьше метра. Затем куб сжался в вертикальную плоскость, на которой, словно на экране компьютерного монитора, горели обычные цифры и буквы — русские и латинские.
Закончив декодирование, робот сообщил, что на дискете действительно записаны номера банковских счетов, открытых в дальнем зарубежье различными деятелями зарубежья ближнего. Среди вкладчиков Сергей и Диана не без легкой оторопи прочитали имена известных политиков многих соседних республик: президентов, спикеров, министров — как ныне действующих, так и свергнутых за последние два-три года. Кроме того, здесь были валютные счета вождей криминального мира — самого Аввакума, его заокеанского брательника Китайца и еще двух дюжин воров в законе: Хамелеона, Лешака, Секача, Абрека, Верхового и других главарей бандитских группировок. Всего на этих счетах хранилось около трех миллионов долларов.
— Добраться бы до этих бабок, — тоскливо простонала Диана.
Неожиданно вспомнила, как совсем недавно один питерский программист, воспользовавшись всемирной компьютерной сетью «Интернет», умудрился снять со счетов американского «Сити-банка» колоссальные суммы, раскидав эти деньги по разным финансовым учреждениям, но потом все-таки попался. А что, если… повторить этот прием с деньгами мафии? Идея показалась перспективной.
— Тем более что наши приятели «Красные Стрелы» уже проворачивали такие операции, когда экспроприировали номера счетов у Арчила. — Сергей задумался. — Как ты оцениваешь профессионализм Лехи — сумеет он взломать компьютеры этих банков?
— Программист он, может быть, неплохой, но вряд ли из него выйдет настоящий хакер. — Диана с сомнением покачала головой. — Вот если бы Славика Кутукова подключить — это настоящий ас…
— Лучше без посторонних, — предупредил майор.
— Нет, это я в порядке бреда, Славик со мной теперь и разговаривать не станет. — Девушка печально вздохнула. — К тому же он работал в какой-то сверхсекретной конторе… Конечно, дохлый номер.
Они уже собирались отказаться от операции с банковскими счетами, но тут Сергея посетила счастливая мысль обратиться за помощью к технике Лабиринта с ее воистину сказочными возможностями.
Мозг Станции меланхолично ответил:
— ВНЕДРЕНИЕ В ЛЮБУЮ КОМПЬЮТЕРНУЮ СЕТЬ ЗЕМЛИ НЕ СОСТАВИТ ТРУДНОСТЕЙ. КОНКРЕТИЗИРУЙТЕ ЗАДАЧУ.
С этим пришлось повозиться, но они кое-как справились. Роботу поручили снять часть «черных денег» и перевести на специально открытые счета в разных банках. Из тут же предложенного мозгом Станции списка они выбрали четыре очень солидных финансовых учреждения на Манхэттене, в Токио, Лондоне и Берне. Кроме того, они поручили роботу тщательно запутать концы, чтобы никакое расследование не вывело Интерпол на похитителей. Наконец, необходимо было урегулировать отношения с налоговыми ведомствами.
Когда мозг Станции приступил к исполнению, у людей возникли серьезные подозрения, что машина уже неоднократно занималась такими делами. — В виртуальном мире интернетовской сети внезапно появились адреса и реквизиты нескольких фиктивных корпораций. Деньги ушли с криминальных счетов и заметались по всему миру, перебрасываясь из банка в банк, пока не сосредоточились на депозите гонконгской компании «Black Search» («Черный поиск»), которую возглавлял мистер Серж Каро из Беер-Шевы. Потом деньги расползлись и отсюда — частично в виде налоговых отчислений, а частично — переводами на именные счета Посвященных. Сразу после этого, просуществовав не более двух часов, прекратили деятельность все фирмы, созданные фантазией Лабиринта. С особым наслаждением Сергей «раздел» банковские счета главарей преступного подполья и мафиозных политиков вроде республиканского президента, из-за подлости которого случилась та резня, а самого майора Каростина выгнали из армии. Лишился нетрудовых накоплений и его преемник — лидер «народного» фронта.
Так они стали обладателями солидных капиталов, но ни Сергей, ни Диана не представляли, как распорядиться столь колоссальными средствами. От дурной мысли играть на бирже оба сразу отказались. Майор подумал было, что можно инвестировать эти деньжищи в отечественную экономику, но быстро понял: предприятия все равно не получат ни гроша, и все десятизначные суммы будут разворованы коррумпированной армией чиновников.
— Потом сообразим, куда девать доллары, — сказал он беззаботно. — Посмотрим-ка, чем занимается Лобан.
Подручный Власа сидел на пеньке лесопарка возле Ленинградского шоссе. И он сам, и его собеседник по виду ничем не напоминали тех «быков», с которыми до сих пор приходилось иметь дело Посвященным. Даже одеты оба были довольно скромно, однако Сергей знал, что эти двое входили в «мозговой центр» преступной корпорации Аввакума. Разговаривали они вполне интеллигентно, называли друг друга по именам, не употребляя принятых в бандитской среде кличек.
— Началась охота, — сказал Лобан. — Даже не знаю, Сашок, кто за этим стоит.
— Этого следовало ожидать. Классический естественный отбор. После Аввакума освободился престол, и все желающие занять вакансию принялись косить конкурентов.
— Но кто начал-то? Первым же Арчила с Кабаном убрали, за ними — Тулупа… И лишь после этого, когда пропололи все ближнее окружение, уложили самого. Очень грамотно сработано.
— Да, Мишка, я согласен, тут действовали мастера высокого класса. Давай подумаем, в какой группировке больше всего профессионалов из КГБ, «Альфы» и других богоугодных контор?
— Больше всего этого сброда было у Тулупа. — Мишка-Лобан сокрушенно хлопнул себя ладонью по ляжке. — Ох, сколько бабочек мы загребли с их помощью на поставке оружия в Чечню! И наркотики через Среднюю Азию и Кавказ в Европу возили только по их каналам… Так Тулупа же, считай, первым из столичных «авторитетов» убрали. А теперь и двух его главных специалистов.
— Когда?! — вскричал Сашка-Буфет. — Как?!
— Сегодня утром. Потому-то я и сказал, чтобы ты на метро и автобусе сюда добирался. Они сели в машину Трофимова. Только водитель отъехал от офиса — в багажнике сработала мина. Всех на куски.
Немного помолчав, Александр сказал, что анализировал ситуацию и пришел к выводу: отстрел «авторитетов» ведут одновременно несколько группировок, включая связанные с мафией силовые структуры государства.
— По-твоему, Парафин за дело взялся? — Лобан задумался. — Возможно, конечно. Только зачем ему это?
— Когда соберется большая сходка, у него голос крепче будет. Но и не он один беспредельничает. Ты не забывай, есть еще старые воры в законе, которые ненавидят «авторитетов» нового поколения. У них же душа наизнанку выворачивается оттого, что наши хозяева, не отсидев на нарах, за сорок-пятьдесят тысяч зеленых получают звание и вдобавок воровских законов не соблюдают.
— Ясно. — Михаил встал. — Надо будет доложить Харитону.
— Вот за кого ты теперь ухватился… — Буфет уважительно поцокал языком. — Мудрое решение. Ну, двинули.
Они вышли из лесопарка, пересекли автомагистраль и вскоре оказались во дворе жилого комплекса. Когда два интеллигентных бандита проходили мимо мусорных баков, внутри голубого металлического ящика грянул взрыв. Останки расшвыряло на довольно приличное расстояние. Одновременно «мерседес» 300-й модели, стоявший на соседней аллее, плавно набрал скорость и вырвался на трассу.
— Один видеоканал наблюдает за местом взрыва, другой следит за только что отъехавшей машиной, — мгновенно отреагировал Сергей.
Водитель «мерса» не спешил — убийцы явно не опасались погони. Сидевший на переднем сиденье «бык» спрятал в «кейс» устройство для подслушивания и весело сказал:
— Ишь ты, Мишаня-то всех перехитрить хотел, к Харитону переметнулся. Вот и подох по-собачьи. А насчет Парафина он ловко сообразил.
— Головастый был, подлец, — согласился водитель. — Ты сообщи Секачу, что Лобан подозревал Парафина.
— Не из тачки же, — отрезал второй.
Иномарка притормозила у многоэтажного здания. Оставив «кейс» в машине, старший «бык» пробежал мимо охраны, вошел в лифт и уже в кабине вытащил из бокового кармана пиджака радиотелефон. Набрав номер, он начал:
— Алло, Секач, это я…
На этом разговор прервался, потому что прямо в лифте, под потолком кабины, взорвался очередной фугас. Взрывом пассажиру снесло голову.
Следующий час Сергей, Диана и подходившие по одному остальные наблюдали, как идет следствие. На месте обоих терактов толклось множество высоких чинов из правоохранительных органов. Районную милицию давно отослали восвояси, зато появилась масса народу в мундирах и в штатском, которые представляли управление по борьбе с организованной преступностью, Федеральную службу безопасности, Генеральную прокуратуру. Наконец эксперты доложили начальству, что мины сработаны профессионалами высокой квалификации.
Внутри мусорного ящика был вмонтирован заряд направленного действия, который взорвался от радиосигнала, когда мимо проходили жертвы преступления. На основе свидетельских показаний следствие установило, что где-то рядом ожидала чего-то или кого-то иномарка, пассажиры которой, видимо, и включили радиовзрыватель. В лифте же заложили заряд, детонатор которого был настроен на волну сотового телефона известного киллера по кличке Лютый. Этот бандит уже второй год находился во всероссийском розыске после того, как ушел из лефортовского СИЗО. Считалось, что именно Лютый ликвидировал три десятка бизнесменов-должников и чуть меньшее число криминальных «авторитетов», включая всю верхушку грузинской группировки. По негласной бандитской иерархии он стоял едва ли не на одной ступени с Тулупом, Харитоном и Секачом. Однако следователи еще не догадывались о существовании связи между двумя взрывами, прозвучавшими с получасовым перерывом в разных концах Москвы.
— Появились новые персонажи, — прокомментировал Николай. — Харитон, Секач, Парафин, Лютый… Кто там еще?
— Вроде всех ты перечислил. — Сергей поморщился. — Хотя нет. Они еще какого-то Трофимова упоминали. Ох, много этой нечисти!
Он внезапно вздрогнул и снова достал из кармана удостоверение Макара. Все смотрели на него с недоумением, но майор объяснил, что именно в Управлении охраны правительственной информации подвизается на должности замначальника его бывший сослуживец генерал Восканов. Семантическая цепочка выстраивалась легко: Восканов — воск — парафин. Когда они с месяц назад наблюдали беседу Восканова с журналистом, генерал подозрительно тепло говорил о бандите Арчиле, даже «бедняжкой» назвал. Так что вполне возможно, что бывший политработник сегодня связан с мафией. После короткого обсуждения родился план.
На голограмме появился уже знакомый им кабинет. Восканов работал за письменным столом. Зазвонил один из множества телефонов. Когда Восканов снял трубку, на Станции заговорил Аркадий, а техника Лабиринта передавала его голос на мембрану генеральского телефона.
— Здорово, Парафин.
— Кто говорит? — Восканов не был удивлен.
— Это я, Лось. Не ждал? — Аркадий хохотнул. — Немало интересного сегодня случилось.
— Согласен. Что дальше?
— Не слишком ли много на себя берешь? Зачем твои головорезы Тимофеева замочили? Потом людишки твоего дружка Секача Лобана с Буфетом убрали, а еще кто-то Лютого подорвал… За беспредел, Парафин, ответ по закону держать придется. Ты что ж, падла, думаешь, если вы за бабки ворами в законе называться стали, так на вас и управы не отыщется? Не забывай, что мы с твоим Макаром сделали. Следующим на прицеле будешь ты.
— Послушайте, вы ошибаетесь, — дрожащим голосом заверещал генерал. — Я не имею никакого отношения… Тимоха вообще был моим…
В трубке уже гудел прерывистый зуммер отбоя. Хозяин кабинета машинально посмотрел на дисплей определителя номеров и оцепенел — таинственный Лось звонил с его домашнего телефона. Некоторое время Восканов сидел неподвижно, закрыв лицо руками, затем вызвал к себе по селектору полковника Жихарева. Когда тот явился, генерал, указав кивком головы на стул, спросил:
— Что-нибудь прояснилось?
— Вы о гибели группы Макарова? Там была бойня, как в Епифаньевой Пустыни.
Кстати, труп Самоката держал в руке тот самый «Ингрэм» с глушителем, из которого уложили половину Аввакумовой братвы.
— Тот самый? О нет!
Восканов снова закрыл лицо, а Жихарев продолжал с садистским наслаждением:
— Говорил я вам, не стоило доверять Макарову. Простой старлей из ГАИ, а вы его за два года подполковником сделали. Он же был полным дебилом. Судя по драным шмоткам, на даче Артура еще и женщина была. Макар со своими разбойниками перестарался, накачивая Артура наркотиками, потом решили развлечься, завалили эту бабу, но тут подоспел Самокат, Череп и еще кто-то. Подробности устанавливаются, там сейчас работает бригада из соседнего ведомства, где вас очень не любят…
— Зато вы с ними на дружеской ноге! — огрызнулся генерал, но тут же заговорил спокойнее: — Руководство в курсе?
— Информация уже идет наверх по разным каналам… — Неожиданно полковник прекратил злорадствовать и заговорил по делу: — Но лично мне остается многое непонятным.
Через силу выдавив кривую усмешку, генерал произнес:
— Например, то, что Череп и Самокат плохо вписываются в романтический образ «Красных Стрел»?
— Хотя бы.
— Так вот, уважаемый… Четверть часа назад ко мне позвонил кто-то из бандитов старой закваски. Грозил отомстить за Лютого, почему-то был уверен, что Лютого и Тимоху подорвали мы. Он намекнул, что говорит от имени тех, кто убил подполковника Макарова. Вдобавок он знал мой псевдоним, под которым я установил связь с Аввакумом и всей этой братвой.
Жихарев брезгливо заметил: дескать, не следовало их ведомству путаться напрямую с бандитами — для получения деликатной информации существуют более тонкие методы. И вдобавок внедренный в окружение Тулупа майор Тимофеев не столько информировал Управление о предстоящих акциях, сколько сам активно в них участвовал, заделавшись первоклассным киллером. Кроме того, по мнению полковника, концы в этой грязной истории все равно не сходились: если «старая мафия» перешла в контрнаступление, то непонятно, почему Свистун убит не как-нибудь, а «Красными Стрелами».
— Свистун?! — взвыл Восканов. — Тоже сегодня? Нет, это уже слишком! Лучшего осведомителя потеряли! Теперь эти бандиты будут уверены, что «Красные Стрелы» — это мы…
— Да, положение у вас дерьмовое, — согласился Жихарев. — Только Свистуна вы напрасно считали своим осведомителем. Или, может быть, не считали, а выдавали за осведомителя?
Отключившись, люди в Лабиринте долго обсуждали услышанное, однако так и не смогли решить действительно ли Восканов связан с преступниками или вел какую-то игру, в которой сам же и запутался.
Глава 19
ТАЙНЫ ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ
Уже который день Аркадий Турин поражался чудесам природы и науки о ней.
Казалось бы, и годланцы, и вешша, и троклемиды, и Эйнштейн, и все последователи великого Альберта, включая самого Аркадия, описывали одну и ту же Вселенную, но каждая теория решала проблему по-своему. Поначалу он даже решил, что подходы, используемые на четырех пленках, вообще немыслимо совместить, но постепенно ему удалось нащупать возможность согласовать принципиально разные методики. Вчера вечером Аркадий наконец завершил анализ сильных и слабых сторон каждой теоретической модели: какие-то проблемы успешнее решали троклемиды, какие-то вешша, кое-что следовало позаимствовать у науки Годлана. Однако почти недельные бдения над уравнениями, формулами, таблицами и графиками лишь укрепили его убеждение, что наиболее перспективна теория, разработанная земным физиком по фамилии Турин.
К обеденному перерыву он закончил выписывать основные соотношения. Если решать подобные системы многоэтажных уравнений по старинке, «вручную», дело могло бы затянуться на многие месяцы, а то и годы. К счастью, существовали прекрасные программы, которые тысячекратно ускоряли процесс решения таких задач. Только компьютер, стоявший на столе Аркадия в институтской лаборатории, имел слишком слабые характеристики, поэтому разумнее было запустить эту дискету дома, на могучем «Пентиуме».
— Шеф, я не вернусь с перерыва, — сообщил Аркадий. — На своем компьютере посчитаю.
Завлаб рассеянно кивнул и напомнил, что Турин должен подготовить тезисы для конференции. Пообещав представить к сроку все материалы, Аркадий вышел из комнаты.
Насвистывая назойливый хит сезона («Ты отказала мне два раза: „Не хочу“, — сказала ты, вот такая вот зараза девушка моей мечты!»), он пересек улицу. Как обычно, Аркадий взял в уличной забегаловке двойную порцию сарделек и бутылку пива.
В разгар трапезы его отвлек томный женский голос:
— Мужчина, дайте прикурить…
Это была настоящая секс-бомба. Воистину девушка из мечты, как та «зараза», про которую сложена песня. Незнакомка многообещающе улыбалась, держа в длинных тонких пальцах сигаретину «St. Morris».
— К сожалению, не курю, — привычно начал Аркадий. — Но для вас…
Вдруг ее огромно-бездонные глаза стали еще больше, и девица радостно воскликнула: — Вспомнила, где я вас видела! Три недели назад в «Рояль-отеле» на Бермудских островах. Потом еще вашу фотографию в журнале напечатали, вы там с двумя негритянками из океана выходите.
Первая мысль была панической: не дай Бог, жена увидит этот журнал. Но уже секундой позже Аркадий был твердо уверен, что незнакомка нагло врет. В тот день на острове не могло быть этой роскошной телки, иначе бы он непременно ее запомнил — уж такую прелесть он никак не мог пропустить! А если врет, то с каким умыслом?
Было у физика Турина слабое место, порой перераставшее в навязчивую идею: он страстно хотел получить Нобелевскую премию. Причем к денежной части награды он относился достаточно равнодушно, поскольку за последний месяц раздобыл с помощью Лабиринта втрое большую сумму. Главным для Аркадия был сейчас престиж, всемирное признание его успеха и таланта. Поэтому с недавних пор, достигнув определенных успехов в разработке своей теории, Турин стал мнителен и опасался, как бы кто-нибудь не воспользовался его результатами, как это частенько случается в научной среде. Остерегался Аркадий не только коллег-плагиаторов, но и всевозможных спецслужб, которые жадно охотились за достижениями советских, а теперь и российских исследователей. Подложить бабенку-вамп, чтобы выведать важную информацию, — любимый прием всех научно-технических разведок. Именно так Володю Васильева в 86-м склонили остаться на Западе, где он через пару лет благополучно спился…
Поэтому Аркадий сразу замкнулся и произнес ледяным голосом:
— Справка есть?
— Какая справка? — Незнакомка была весьма удивлена внезапной сменой его настроения и явно растерялась.
— От венеролога, вестимо.
— Завтра будет. — Она снова зазывно улыбнулась.
— Вот завтра и поговорим, — отрезал Аркадий.
Обиженно надув губы, девица отошла от его столика и села за руль стоявшего рядом «пежо». Сорвавшись с места, машина растворилась в скользившем по проспекту автомобильном потоке. «Точно врала, — утвердился в прежних подозрениях физик. — В таких машинах есть электрические зажигалки. Она специально меня караулила, знала, что я каждый день здесь обедаю». Он с опозданием подумал, что следовало бы взять девку под наблюдение видеоканалом, но было уже слишком поздно — машина скрылась из виду.
Дома он запустил задачу на счет, накормил вернувшегося из школы спиногрыза, пообещал теще поискать картошку подешевле. Приблизительно через час компьютер выдал результат, увидев который Аркадий крепко выругался. Настроение было испорчено окончательно.
Какое-то время он сидел без движений, бессмысленно уперевшись взглядом в строчки символов на мониторе. Потом вытащил дискету из системного блока и, не отвечая обеспокоенным домочадцам, выбежал из квартиры. На первый этаж кабина лифта опустилась без него — Аркадий был уже на Станции.
В комнате, куда он направлялся, работала Диана. На голограмме перед ней смуглые низкорослые гуманоиды в античном гардеробе остервенело кромсали друг друга (или, вернее, враг врага) короткими мечами. Безводная долина была ярко освещена солнцем и усыпана множеством трупов. Вдали виднелись грязно-серые стены неизвестного города.
— Сестренка, отвлекись на секунду от древней истории, — попросил Аркадий. — Мне нужно связаться с Координатором.
— Я НА СВЯЗИ, — сообщил квазиразумный супермозг.
Голограмма застыла в режиме стоп-кадра. Аркадий объяснил свои затруднения — программа для аналитического решения дифференциальных уравнений, которой он пользовался, оказалась несовершенной и не справилась с предложенной задачей. Землянин надеялся, что компьютеры Лабиринта смогут решить составленную им систему уравнений.
— Главная проблема заключается в том, что каждая теория по-своему описывает тензор упругости пространства и характер взаимодействия вакуума с электромагнитным и гравитационным полем.
— ЭТА ПРОБЛЕМА ТАК И НЕ БЫЛА РЕШЕНА УЧЕНЫМИ ТРОКЛЕМА, — обрадовал его Координатор.
— ТРОКЛЕМИДЫ НАМЕЧАЛИ ПРОВЕСТИ БОЛЬШУЮ СЕРИЮ ЭКСПЕРИМЕНТОВ С ЦЕЛЬЮ ОПРЕДЕЛИТЬ МИКРОСТРУКТУРУ И ФИЗИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА МНОГОМЕРНОГО ПРОСТРАНСТВА, НО КАТАСТРОФА НЕ ПОЗВОЛИЛА ЗАВЕРШИТЬ ЭТИ ИССЛЕДОВАНИЯ.
— Троклемиды предполагали, что измерения пространства-времени различаются по магнитным, электрическим и другим свойствам?
— СОВЕРШЕННО ВЕРНО. БЫЛО УСТАНОВЛЕНО, ЧТО ГЕОМЕТРИЧЕСКИЙ ТЕНЗОР АСИММЕТРИЧЕН. ЭКСПЕРИМЕНТЫ, КОТОРЫЕ Я УПОМИНАЛ, ПРИВЕЛИ К НЕОЖИДАННЫМ ОТКРЫТИЯМ, НО МНЕ ИЗВЕСТНО ОБ ЭТОМ ТОЛЬКО ИЗ РАЗГОВОРОВ ПЕРСОНАЛА. ТОЧНАЯ ИНФОРМАЦИЯ ХРАНИЛАСЬ В ГЛАВНЫХ БАЗАХ ДАННЫХ НАУЧНЫХ ВЕДОМСТВ ТРОКЛЕМА, НО ЛАБИРИНТ ЭТИ СВЕДЕНИЯ НЕ ПОЛУЧИЛ.
— Все понятно, — тихо сказал Аркадий.
То, о чем поведал ему Координатор, проливало свет на одну из самых сложных задач, но не давало решения для проблемы в целом. Физика — невероятно строгая и капризная наука. Физикам мало определить численное значение какой-либо величины, необходимо получить точную формулу, которая позволит истолковать суть данного явления, иначе процесс нельзя считать изученным. Так, например, совершенно недостаточно измерить скорость снаряда на разных участках траектории — только правильное математическое соотношение объяснит механику движения тела под действием сил притяжения и сопротивления воздуха в зависимости от начальной скорости и угла бросания…
Именно так получилось с одной из физических величин, без которой невозможно было построить законченную теорию вселенской геометрии. Троклемиды считали, что пространство-время имеет 13 измерений, и получили приближенные численные значения для чертовой дюжины компонентов этого тензора. Вешша, исходя из других представлений, измерили величину 11 проекций тензора. Числа, полученные учеными обеих цивилизаций, заметно различались, а это означало, что из двух теорий правильной могло быть не больше одной. Поскольку ни троклемиды, ни вешша так и не научились строить настоящие гиперпространственные звездолеты, Аркадий не считал идеальной ни одну из теорий.
— Спасибо, Координатор, — сказал физик. — Попробуй все-таки выполнить эти расчеты.
— РАСЧЕТЫ УЖЕ ЗАКОНЧЕНЫ. РЕЗУЛЬТАТЫ ЗАПИСАНЫ НА ТВОЮ ДИСКЕТУ.
— Еще раз благодарю… — Он повернулся к Диане. — Извини, сестренка, что помешал тебе и заставил скучать. Считай, что за мной должок.
— Пустое, я все равно собиралась немного передохнуть от этих кровавых сцен… Хочешь посмотреть, как погибла экспедиция троклемидов на Земле?
Оказалось, что оба контакт-ключа — и корона и глобус — имели собственные запоминающие устройства, сохранившие видеоинформацию о последних днях жизни персонала. Память контакт-ключей была сравнительно небольшая и включала чуть меньше трех часов хроники. Диана объяснила, что в день Катастрофы на Земле работали два исследователя: этнограф Таввос Помар на Ближнем Востоке и социолог Коц Финиберг на Американском континенте. Летом 494 года до нашей эры, то есть через двадцать с лишним лет после межзвездной войны, Финиберг каким-то чудом пересек Атлантику и встретился с Помаром, который к тому времени стал верховным жрецом храма Геракла в городе Сидон.
Голограмма показала двух мужчин в балахонах из светлого материала, вроде длинных ночных рубашек с вышитым на вороте орнаментом. Сероглазый шатен сказал:
— Уважаемый Коц, я восхищен твоим подвигом. Переплыть океан на столь примитивном кораблике — все равно что лететь на Троклем в спасательной капсуле малого радиуса… Но ты явился в удивительно неудачное время. Боюсь, что жить нам осталось недолго. Уж лучше бы ты оставался в тех краях.
— В тех краях я прожил бы еще меньше. — По лицу Финиберга скользнула печальная улыбка.
Социолог рассказал о своей работе в стране инков. За четверть века троклемид обучил индейцев многим ремеслам, передал массу полезных сведений, которые привели к бурному прогрессу сельского хозяйства и градостроительства. А с год назад местные жрецы внезапно ополчились на невесть откуда взявшегося мудреца, и потребовали, чтобы Великий Инка отдал им на расправу своего советника.
— Ты перешел им дорогу? — спросил Таввос. — Обычная история в отношениях ученого с властителями. Они сочли, что получили от тебя достаточно и что отныне уже не нуждаются в твоих услугах. Поэтому пора избавиться от слишком умного советника.
— Не только это. У меня кончились ампулы с вакциной омоложения и разрядилась батарея плазмострела. Пока я был юным богом и разил ослушников молниями, эти скоты ползали передо мной на брюхе… Надеюсь, дальнейшее понятно?
— Могу себе представить, если ты предпочел плыть через океан на маленькой лодке!
Неожиданно Код расхохотался и сказал:
— Они не знали, что у меня есть запасная батарея.
Теперь засмеялись оба троклемида. Потом Таввос Помар сообщил, что страшно устал и держится из последних сил.
— Меня утомили аборигены, — говорил он. — Когда я пытаюсь открыть им суть происходящих событий, они объявляют меня пророком, я рассказываю им о Вселенной и законах природы — они перевирают мои слова и дополняют ими свою религию. Я предсказываю неприятности, которые являются следствием их идиотских поступков, — они вопят, что я накликал на них всяческие беды.
— Знакомая ситуация, — кивнул Коц. — И какие у тебя намечаются неприятности?
— Все те же — войны, интриги, заговоры…
Этнограф рассказал, что лет десять назад Афины и другие мощные полисы Эллады внезапно воспылали горячей заботой о судьбе соплеменников-греков, проживающих в Персидской империи. Подстрекаемые заморскими лазутчиками, Милет и другие эллинские города Азии подняли мятеж против власти персов. Афины послали им на подмогу войска и корабли, но были разбиты. Теперь персы один за другим берут непокорные полисы и жестоко расправляются с бунтовщиками.
— Я объяснял этим идиотам, что политики пользуются ими, как деревянными фигурками солдатиков и животных в популярной здесь игре чаттуранг. — В голосе Таввоса прозвучали нотки отчаяния. — Но меня никто не послушался. Все кричали, что должны завоевать независимость, и тогда сразу наступит прекрасная жизнь… А теперь меня же обвиняют, что я стал причиной их поражения.
— Сколько раз повторялась эта история на разных планетах — на Троклеме, Годлане, Тирну… — Коц махнул ладонью, словно отгонял муху. — Виноватым всегда оказывается кто угодно, только не истинный виновник. Например, можно выпустить сто сорок ракет по столице вешша, а потом возмущаться на всю Галактику, что варвары-вешша послали в ответ вдвое большее число носителей.
Двери внезапно распахнулись, и в храм ворвались вооруженные люди.
— Персы? — Таввос удивленно поднял брови. — Уже в городе? Странно, я не слышал звуков битвы.
Вперед вышел солидный немолодой воин в богатых доспехах и презрительно сообщил, что эллины благоразумно решили открыть ворота для непобедимой армии царя Персии.
— Остается, — добавил он, — поставить последнюю точку в этом бездарном мятеже — уничтожить жреца Таввоса, главного зачинщика беспорядков. Обманутые тобой эллины честно признались, что именно ты подстрекал мирных горожан, — сказал персидский военачальник. — Солдаты, убейте колдуна во имя Ахурамазды!
— Сволочи! — рявкнул Коц, выхватывая плазмострел.
Применить оружие он не успел — оба троклемида упали, пронзенные стрелами.
Уже в агонии Коц нажал кнопку самоликвидатора, и пистолет мгновенно расплавился, превратившись в бесформенный комок металлокерамики. Нападавшие бережно уложили корону в ларец, где уже находился глобус. При этом командиры персидского отряда переговаривались между собой: дескать, реликвии будут перенесены в храм истинного бога. Потом крышка шкатулки захлопнулась, и изображение погасло.
Координатор прокомментировал:
— СОГЛАСНО ТАЙМЕРАМ КОНТАКТ-ЛУЧЕЙ, СЛЕДУЮЩИЙ ЭПИЗОД ИМЕЛ МЕСТО СПУСТЯ СТО ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ ГОДА.
… На объемной картинке была видна часть корабельной надстройки, на которой, кутаясь в плащ, беседовали двое. На заднем плане бушевал морской шторм, по небу неслись тяжелые черные тучи. Украшенный звериной фигурой нос триремы глядел на далекую полоску суши.
Диана сказала, показывая рукой на голограмму:
— Это наш берег. Смотри — Рогатая Скала.
— Похоже, — согласился Аркадий. — Наверное, это трирема, которую мы нашли в августе.
Между тем один из пассажиров древнегреческого корабля произнес обеспокоенным тоном:
— Посейдон разгневан. Напрасно мы выступили против царя и захватили это судно. Может быть, Олимпиада на самом деле родила Александра от самого Зевса…
Второй ответил насмешливо:
— Евдокс, ты смешон. Если Александру хочется, чтобы его считали полубогом, пусть называет себя хоть сыном Фавна и Ехидны. Но я никогда не поверю, что Зевс мог позариться на эту старую корову Олимпиаду!
Он еще долго изощрялся в злословии, понося Александра Македонского, который до такой степени потерял стыд и совесть, что поклонялся в Египте местному демону по имени Аммон, а в Иерусалиме не только принес жертву какому-то Яхве, но вдобавок стоял на коленях перед иудейским первосвященником.
Царь окончательно пал в глазах эллинов, когда принялся читать книгу варвара Даниила и обнаружил пророчество, якобы описывающее его, Александра, деяния. К другим прегрешениям македонского царя-завоевателя мятежники относили позорное заискивание пред знатью покоренных варваров, ношение персидской одежды вроде штанов, что стало смертельным оскорблением старых добрых греческих обычаев.
Наконец царь окончательно лишился рассудка и велел казнить по вздорным обвинениям в измене своих лучших полководцев: Пармениона и его сына Филоту.
Собеседники пришли к выводу, что терпеть такой беспредел было уже немыслимо и мятеж стал неизбежен.
— Ты прав, Монократ, — грустно сказал Евдокс, который жутко страдал от морской болезни и без конца перегибался через поручни, чтобы опорожнить бурливший желудок. — Помнишь, как шесть лет назад на свадьбе Клеопатры, сестры Александра, их отец Филипп, напившись хуже скифа, потребовал, чтобы к статуям дюжины богов-олимпийцев добавили еще одно изваяние — самого Филиппа? В тот же миг молодой Павсаний всадил в царя меч.
— Павсания подослал Александр, — убежденно сказал Монократ. — Когда Филипп разорвал брак с этой блудливой гиеной Олимпиадой и женился в очередной раз, Александр понял, что сын Олимпиады уже не сможет наследовать македонский престол.
— Погоди, Монократ! — вскричал вдруг Евдокс. — Смотри — открылся ларец, который Александр украл в том храме. Надо запереть его и спрятать в трюме, пока сокровища не достались наядам проклятого Понта…
— Ты прав, Евдокс Афинский!
Крышка снова захлопнулась, так что более поздние события, включая само кораблекрушение, не попали в видеопамять контакт-ключей. Координатор сообщил, что следующий сюжет, зафиксированный короной и глобусом, — это сцена в квартире Дианы, когда пятерка Посвященных взломала замок шкатулки и впервые увидела устройства троклемидов.
— К сожалению, это все, — сказала Диана.
— Ничего особенного. — Аркадий пожал плечами. — Мы и раньше догадывались, что там происходило. Извини, я должен заняться главной тайной.
С этими словами он показал ей дискету, на которой Координатор записал результаты вычислений.
— Как ты можешь сравнивать! — гневно воскликнула девушка.
— Ты права, сестренка. — Аркадий с трудом сдержал смех. — Я даже не могу сравнивать. Моя тайна гораздо важнее.
Глава 20
НОВОСЕЛЬЕ
За столом без конца обсуждали какие-то кинобоевики, то и дело упоминались имена знаменитых артистов вроде Арнольда Шварценеггера, Сильвестра Сталлоне, Жан-Клода Ван-Дамма, Ким Бейсинджер, Шарон Стоун, Стивена Сигала, Микки Рурка и еще тьмы им подобных. Через полчаса Сергею это надоело, и он, взяв гитару, замурлыкал на мотив известной песни:
Гости зафыркали, а Людочка сказала восторженно:
— Какие вы классные! Сережа, вы кто по Зодиаку?
— Папочка у нас родился под знаком Рыбы, — сообщила Светлана.
— Наверное, это была тухлая рыба, — предположил майор и опрокинул еще сто грамм.
Элли, ревниво следившая за откровенными домогательствами Людочки, поспешила обратить внимание на собственную персону и вставила, что лично она Дева. На это Людочка с невинным видом заметила: мол, Рыба у нас явно не тухлая, но вот Дева может оказаться старой. Подобная конкуренция безусловно льстила самолюбию Сергея, но уже начинала надоедать. К счастью, заиграла медленная музыка, и он, предоставив длинноногим телкам пикироваться наедине, пригласил на танец Диану.
— Блаженствуешь? — прошипела «сестренка», твердо выдерживая дистанцию. — Недавно еще лысина была на полбашки, а никак не перебесишься. Мне за тебя стыдно — волочишься за соплячками, которые тебя открыто «папочкой» называют.
— Так я ж Светке и есть родной папочка! — захохотал майор.
Диана поперхнулась и временно лишилась не только врожденной язвительности, но и дара речи. Потом, кое-как собравшись с силами, осведомилась, не доводятся ли ему дочками Эльвира и Людочка. Тут крыть было нечем.
Совсем недавно он был уверен, что никогда больше не увидит Элли, и всерьез переживал по этому поводу. Какова же была радость, когда на днях, прогуливаясь по Тверской, он обнаружил на стенде с афишами ее портрет. Плакат возвещал, что знаменитая певица, лауреат и дипломант неназванных эстрадных конкурсов Эльвира Феникс даст всего два концерта в ночном клубе «Мисс-Джуниор». Оба вечера он проскучал в зале заштатного заведения — публика там была не высшего сорта, да и пела Элли неважно, — и наконец сегодня его свободная от выступлений возлюбленная оказалась в квартире Милютенко, где вся команда справляла новоселье Николая и Сергея. Людочку же привела Светка, сообщившая, что они учатся на одном факультете.
— Смотри-ка, Лешка с твоей дочкой танцует, — удивилась вдруг Диана. — А я сначала решила, что на нее Аркаша глаз положил.
Действительно, физик весь вечер крутился вокруг студенток, так что Надя, его супруга, даже начала заметно нервничать. Но теперь Аркадий явно утратил интерес к обеим девчонкам и отрешенно сидел в углу, накачиваясь «огненной водой».
— Прямо из-под носа у тебя парня уводит! Вот что значит моя школа. — Сергей не упустил случая подразнить вредную девицу.
— Ха! Я ему быстро мозги на место вправлю, — завелась с полуоборота Диана. — Серега, будь хоть раз в жизни человеком — объяви белый танец.
Посмеиваясь, Сергей выполнил ее просьбу и с удовольствием увидел, как засверкали глаза Лехи, когда дрянная девчонка пригласила его на вальс. К немалому удивлению майора, его самого поволокла танцевать не Элли, а все та же Людочка. Повиснув у него на шее и тесно прижавшись, подруга дочки проворковала:
— Сережа, вы на самом деле такой крутой и богатый, как Светка рассказывает? Обожаю таких шикарных мужчин, прямо мечтаю найти себе такого спонсора. Как я завидую вашей любовнице!
— Чему завидовать-то? — опешил Сергей.
— Ну как же. — Девушка откровенно потерлась об него большой грудью. — Я видела ваши фотографии в журнале. Вы там на каких-то островах в классном ресторане бабками швырялись… Сереженька, можно я у вас сегодня на ночь останусь?
— Сегодня вряд ли получится, — промямлил майор, — но при первой же свободной минутке я обязательно свистну.
— Ловлю на слове. — Людочка взволновала его быстрым, но очень страстным поцелуем. — А эту старую клячу гоните подальше. Я гораздо лучше и моложе. И обойдусь дешевле.
Не без труда от нее отделавшись, Сергей кивком головы вызвал Аркадия в коридор.
Приложив палец к губам, физик вывел его на лестничную площадку, буквально затолкал Сергея в лифт и не позволил рта раскрыть, пока они не заперлись в квартире майора.
— В койку лезла, про фото в журнале говорила? — огорошил Аркадий, даже не выслушав рассказ друга.
— Она и с тобой о том же говорила?
— Если бы только она! Хочешь — смейся, хочешь — ругайся, хочешь — называй меня излишне мнительным или шпиономаном, но нас взяла под колпак какая-то разведка!
Он рассказал про вчерашнюю встречу с неизвестной дамой, которая якобы тоже видела фоторепортаж о их бермудских приключениях, а перед тем явно караулила его около института. Сергей внимательно выслушал друга и согласился, что ситуация сложилась очень неприятная. Это на самом деле могла быть провокация какой-либо — отечественной или зарубежной — спецслужбы, но нельзя было исключить, что за ними продолжает охоту мафия. Поэтому друзья тут же поручили мозгу Станции установить круглосуточное наблюдение за Людочкой и выявить людей, с которыми она станет вести разговоры, касающиеся каких бы то ни было действий в отношении Посвященных. Они уже собирались вернуться к гостям, когда в дверь позвонили.
Сергей осторожно посмотрел в глазок и, с облегчением вздохнув, отворил. У входа стоял сосед по дому Тарпанов.
— Как и обещал, принес вам наши программные документы, — сказал доцент.
Он собирался сразу уйти, но у Сергея успели накопиться вопросы, и майор предложил соседу посидеть за рюмкой чая. Чай из бутылки «Камю-Наполеон» был отменный, и они совсем подружились.
От души поругав правительство, майор как бы невзначай поинтересовался:
— Говорят, мафия очень не любит ваших единомышленников. Не боитесь?
— Им сейчас не до нас, — безразличным тоном ответил Тарпанов. — За последнее время в криминальном мире наблюдается повышенная смертность. На днях под Москвой соберется весь цвет СНГовской мафии, будут выбирать нового пахана.
— Вы очень хорошо осведомлены, — польстил доценту Аркадий.
— Об этом знают все — от последнего участкового до министра и генпрокурора. — Оппозиционный политик презрительно поморщился. — Все знают, что в эту среду во дворце князей Ромодановских будут заседать до сотни воров в законе и прочие вожди преступных группировок. Никаких мер против этого сборища, естественно, предпринято не будет. Наш бандитский режим держится на бандитских законах и бандитов никогда не тронет!
— Я, знаете ли, много разных версий слышал насчет этого истребления «авторитетов», — боясь ухода от нужной темы, проговорил Аркадий. — Одни считают, будто сами бандиты друг дружку мочат, другие — что какие-то «Красные Стрелы» на них охоту начали. А как вы…
Он недоговорил, пораженный внезапной переменой в поведении гостя. Разом сбросив маску ледяной флегматичности, Тарпанов превратился в жесткого, готового к схватке хищника и спросил вкрадчиво:
— А откуда вы знаете о «Красных Стрелах»? Наши средства массовой дезинформации про них еще ничего не сообщали.
Исправляя оплошность друга, Сергей сказал:
— Слухи ползут. Вроде бы даже кое-кто из моих бывших однополчан у них устроился.
— Может быть, и так… — Тарпанов по-прежнему смотрел на них крайне недоверчиво. — Если случай подвернется, вы намекните своим однополчанам, что они напрасно надеются сделать все сами. Согласен, если у них на самом деле есть три сотни бойцов, они могут взять власть, но удержать-то ее не сумеют! Власть в конечном счете достанется тому, кто способен расставить на ключевые посты сто тысяч умных и честных чиновников, объединенных общей идеей. Таких кадров у «Красных Стрел» нет. Так и передайте.
— А у вас есть эти сто тысяч? — спросил Аркадий.
— Пока нет. К следующим выборам будут.
— Наверное, будут, — согласился Сергей. — Как я погляжу, с финансами у вашей партии полный порядок.
Удивленно посмотрев на него, Тарпанов возразил: дескать, партия сидит на голодном пайке, поскольку выражает интересы не самых обеспеченных слоев общества, а потому богатых спонсоров иметь не может.
— Откуда же тогда средства на покупку целого жилого дома? — резонно осведомились друзья.
По выражению лица Тарпанова было видно, что вопрос ему неприятен, но доцент все-таки ответил:
— Сам не знаю, откуда взялись эти деньги. Неизвестный благодетель перевел огромную сумму на наш валютный счет. Хватило и на дом, и на выпуск газеты, и на поощрение активистов.
Разговор обещал стать еще интереснее, но тут в квартиру вломилась пьяная компания, и тут же налили штрафную сбежавшим. Тарпанову тоже пришлось выпить.
Лихо опрокинув стопку, сосед огляделся и сказал с удивлением:
— О, Суханова, и вы тут?
— А где мне еще быть? — тоже удивилась Диана. — Ой, я только сейчас сообразила — это вы пытались трудоустроить нашего командира в тот день, когда…
Договорить ей, слава Богу, не удалось, потому что Людочка снова принялась вешаться на Сергея, чем вызвала злобную реакцию Эльвиры. Приложив неимоверные усилия, они выставили чужих, но оставались еще родственники, друзья и соседи, поэтому Диана, Лешка и Аркадий не смогли вернуться домой через тоннели Лабиринта. Провожая гостей до автобуса, Сергей с Тарпановым окончательно подружились. Возвращаясь домой, они, обнявшись, горланили:
Элли по мере сил подпевала мужчинам, то и дело сбиваясь на блюзовые завывания. Вдруг она взвизгнула, ухватившись за локоть Сергея. Из ночного мрака вынырнули четыре плечистые тени, загородившие путь подгулявшей компании. Один из нападавших сказал майору, смрадно дыша в лицо:
— Отойди, мужик, ты нам не нужен. Сейчас с этим гадом разбираться будем.
Это была очень грубая ошибка — к «кальмарам» нельзя подходить так близко.
Говоривший мигом перелетел через голову бывшего спецназовца, упал на асфальт и затих. Краем глаза Сергей увидел, как Тарпанов вытягивает руку, сжимающую пистолет. Выстрелы прозвучали не слишком громко — очевидно, оружие было газовым. Ближайший к доценту противник застонал, закрывая лицо руками.
Бросившись в атаку, Тарпанов уложил его, ударив по голове рукояткой пистолета.
Сергей уже собирался вплотную заняться двумя оставшимися, но тут вокруг выросли человек десять и очень грамотно довели всех нападавших до лежачего состояния.
— Допросить, — скомандовал Тарпанов. — Выбить все: кто их послал, имена явки. Сыворотки не жалеть.
Когда скрюченных бандитов увели, майор сказал уважительно:
— У вас хорошая охрана. Это и есть дивизион имени товарища Менжинского?
— Может быть, — проворчал Тарпанов.
— Мне показалось, или среди них действительно был подполковник Федотов из Петропавловской бригады морской пехоты?
— Откуда вы знаете Федотова? — ответил Тарпанов встречным вопросом.
Сергей ответил, что они встречались на соревнованиях по специальной подготовке летом 1987 года. В тот раз Каростин победил в огневых и тактических видах программ, но уступил Федотову по очкам в рукопашной схватке. Отставной майор не забыл уточнить, что Федотов на шесть лет моложе него.
Он чуть было не проговорился и едва не сказал: тогда был моложе.
Глава 21
МИРОВАЯ РЫБАЛКА
Перед выходом на планету мозг Станции Сарто выдал им длиннющее информсообщение об обстановке на месте предстоящей операции. Эволюция здесь разродилась сразу двумя разумными видами. В океане обитали двоякодышащие существа вроде русалок из сказок Земли — почти человеческий торс с парой мощных рук, грудными и спинными плавниками плавно переходил в сильный хвост, напоминавший дельфиний. На суше интеллект поселился в крупных жуках, одетых хитиновым панцирем. Оба вида относились друг к другу весьма враждебно, в результате чего парусные корабли сухопутной расы осмеливались удаляться от берега лишь в составе охраняемых военным флотом конвоев, но и фрегаты жуков частенько громили подводные города русалок. Технология жукообразных соответствовала приблизительно XV–XVII векам земной истории. Морская цивилизация знала электричество и органический синтез, но из-за принципиальных различий в условиях существования сравнивать их технику с земной не представлялось возможным.
Корона троклемидов хранилась сейчас в прибрежном храме на полуострове, удаленном от крупных городов не самого густонаселенного континента планеты. Это святилище, почитаемое обоими видами, пожалуй, осталось последним местом на Сарто, где жуки и русалки воздерживались от взаимных враждебных проявлений.
Для действий на планете команда получила от роботов Лабиринта скафандры с моторчиками для подводного плавания, биоэлектронные переводчики с запасом слов на основных языках Сарто и кучу всевозможных приспособлений самого неожиданного предназначения. На овладение всей этой техникой ушло часа два, и то Сергей не был уверен, что в экстремальной ситуации сможет быстро сообразить, за какую из этих фиговин надо хвататься.
Так или иначе, они вышли со Станции в укромное место неподалеку от берега.
Скафандры были пока не слишком нужны — воздух этого мира вполне годился для дыхания людей, а вредных микробов не имелось. Они шли по камням и песку, откинув на спину гермошлемы и вдыхая пряные морские запахи. Однажды слева от них высунулась из-за скалы типично кошачья мордочка. Зверек с интересом осмотрел пришельцев и снова юркнул в укрытие.
Море глухо шумело совсем рядом — темно-синее с зеленоватым отливом, усыпанное пенными бурунчиками. Храм, сложенный из огромных глыб розового камня, торчал прямо из воды, соединенный с берегом широким каменным мостом с поручнями. Живых существ поблизости не было, но на ступеньках, ведущих к мосту, горели два факела. Судя по отсутствию дров, огонь поддерживали подземные источники газа.
Пройдя между факелов, люди ступили на мост. Никто их не останавливал, но в середине пути под Аркадием беззвучно перевернулась плита, и физик полетел в воду, мерзко отзываясь о дурной наследственности аборигенов. Он барахтался среди волн, уцепившись за плававший рядом мешок со снаряжением, а Диана, перегнувшись через ограду моста, весело крикнула:
— Совсем заврался, брательник! Не мог ты делать всего этого с ихними мамашами!
— Отойди, дура! — рявкнул Сергей.
Сорвав с плеча автомат, он обрабатывал длинными очередями неспокойную поверхность моря. Спустя несколько секунд к нему присоединился Николай.
Пунктирные струйки трассирующих пуль нестройно прочесывали волны возле длинной темной спины с частоколом высоких острых плавников, напоминавших драконий гребень. Временами из окровавленной воды показывалась огромная зубастая пасть.
Успев забыть о своей обиде на грубый окрик, Диана дрожащими руками размотала оказавшийся у нее в рюкзаке канат и кинула Аркадию свободный конец.
Однако физик обошелся без ее помощи: включив антигравитационный пояс, он медленно взлетел над водой. Когда Аркадий оказался на уровне поручней, Алексей и Диана ухватили его за ноги и втащили на мост. Почувствовав под ногами прочную поверхность, продолжавший материться Аркадий отбросил свою поклажу и присоединился к друзьям, расстреливающим чудовище.
Животное было кошмарной помесью косатки со спрутом — тяжелое тело хищного кита имело по паре щупалец с каждого бока. На мелководье около моста монстр потерял свободу маневра, могучие плавники без пользы разбрасывали тучи брызг, а три автомата дырявили его в упор, окрашивая синеву бухты клубами светло-красной крови. Исход схватки решили две гранаты, брошенные Сергеем. Хищник забился в конвульсиях и замер, вытянувшись на отмели во всю свою восьмиметровую длину.
Перезарядив и поставив на предохранитель автомат, Аркадий повесил оружие на плечо и беззаботно сказал:
— Пошто зверушку замочили, душегубы? Может, эта тварь и не помышляла меня жрать…
— О чем еще можно помышлять с такими зубами… — Диана передернула плечами. — Но если ты так ставишь вопрос, в следующий раз выкручивайся сам.
— Разговорчики! — Сергей повысил голос. — Марш вперед. Только, прежде чем сделать шаг, щупайте плиты стволом или прикладом.
Движение замедлилось, зато они обнаружили и благополучно миновали еще две ловушки. Когда всего десятка полтора метров отделяли людей от храма, из дверей вышли навстречу им три разумных жука. Уверенно стоя на четырех нижних ногах, они разглядывали невиданных гостей выпученными глазами. Вся команда единым порывом вскинула автоматы.
— Отставить! — скомандовал майор. — Мне надоело ходить по трупам.
Аборигены неторопливо приблизились, и жук, который шел первым, заговорил.
В интерпретации троклемского устройства перевод его речи звучал бесстрастно:
— Вы убили морского бога!
— Неужели это столь страшное святотатство? — осведомился Алексей.
— Это благодеяние! Добрые боги наконец-то вернулись к нам из своей небесной обители и убили врага!
Жуки, оказавшиеся жрецами этого святилища, долго приветствовали небесных богов, возвратившихся после тысячелетней отлучки. Сухопутные аборигены явно приняли людей за троклемидов, оставивших добрую память о себе в далеком прошлом планеты. Покончив со славословиями, членистоногие служители отвели землян в храм, предупредив о последней ловушке. Наступив на эту деталь каменного орнамента, непосвященные вызывали на себя картечный залп многоствольных пищалей.
Внутри храма их ждал сюрприз — святилище делилось на две части. Кроме надводного зала, куда приходили для совершения своих обрядов жукообразные паломники, здесь имелся связанный с морем обширный бассейн, который использовали для тех же целей разумные морские существа. Увидев подводную жрицу, Диана побледнела от зависти и, чтобы отвести душу, пропела ангельским голоском:
— Сереженька, ты только посмотри на этот бюст — как раз в твоем вкусе. Не желаешь ли в водичку бултыхнуться?
Майор действительно находился под сильным впечатлением от анатомических достоинств русалки, но быстро взял себя в руки и ледяным тоном посоветовал дрянной девчонке вести себя как должно небесной богине, то бишь воздержаться от похабщины. Довольная Диана захихикала.
Жрецы обеих рас принялись излагать свои жалобы с такой скоростью, что переводчики скафандров еле справлялись с работой. Люди поняли, что священнослужители опечалены неразумием и драчливостью народов и правителей.
Земноводные нападали при любой возможности на рыбацкие суда членистоногих, а те разрушали поселения русалок на шельфе чем-то вроде глубинных бомб, снаряженных дымным порохом. Священники умоляли небесных пришельцев вразумить оба народа, чтобы жители моря и суши стали жить как прежде, то есть в мире и согласии.
Выслушав жрецов, Сергей даже растерялся, но Аркадий быстро сориентировался и заявил:
— Боги опечалены. Боги даже могут разгневаться. Боюсь, нам придется наказать вас, как мы покарали ту тварь, которую вы почему-то называете богом, пусть даже злым!
Жители Сарто отпрянули, но Аркадий поспешил их успокоить.
— Небожители, — сообщил он, — не намерены убивать провинившихся жителей этой планеты. Они ограничатся малым наказанием — заберут золотую корону, свой давний подарок.
Служителей культа подобный исход вполне устроил, однако верховный жрец из жуков оказался настырным стариком и поинтересовался: как, мол, намерены уважаемые боги прекратить незатухающую войну жителей этой планеты.
— Мы вернемся чуть позже, — пообещал Николай. — Пусть через десять дней здесь соберутся правители главных племен, и тогда мы поговорим с ними. Если же слова не подействуют — пеняйте на себя!
В роли грозного божества Колька был просто великолепен! Забрав корону, он вызвал Станцию. Аборигены с почтительным ужасом взирали, как разверзлись огненные врата, сквозь которые в храм вошли железные подобия богов. Сверкая электрическим светом глаз, робот бережно принял из рук майора корону и вернулся в Лабиринт.
— Это легендарные слуги богов! — радостно вскричала, оправившись от шока, пышнотелая жрица-русалка. — Они точно такие, как описаны в древних сказаниях!
Религиозные восторги сартонцев не слишком заботили землян. Диана уже торопилась домой. Внезапно занервничав, девушка спросила, почему мозг Станции закрыл проход в Лабиринт, не подождав их возвращения.
— Потому что у нас еще остались кое-какие дела на этой планете, — строго сказал Сергей.
Переговорив со жрецами земноводной расы, он выяснил три важных обстоятельства. Во-первых, знаменитая «черноперая» красная рыба, вкусовыми достоинствами которой восхищались все посещавшие планету троклемиды, по-прежнему ходит поблизости большими косяками. Во-вторых, неподалеку обитает целая семейка подводных монстров, которых аборигены уже не осмеливались называть «богами». В-третьих, до своего исчезновения маскировавшиеся под небесных богов троклемиды проявляли горячий интерес к драгоценным кристаллам, так что все эти долгие тысячелетия сартонцы собирали и складировали в храме камушки такого рода — на случай внезапного возвращения звездных пришельцев.
— Ваши слова приятны божественному слуху. — Сергей уже вполне освоился с ролью всемогущего небожителя. — Боги с благодарностью примут ваши дары. Кроме того, боги желают добыть немного красной рыбы и истребить мерзких чудовищ.
Русалка с мощным бюстом поведала, что злобные твари в это время года особенно опасны и свирепствуют не только на глубоководных местах, но и на шельфе. Теперь хуфашшаффи обосновались по соседству с храмом, из-за чего паломники не решаются посещать святое место. Подводные монстры пожирают приплывающих к полуострову русалок и даже топят небольшие корабли.
— Небесные боги убили детеныша злых демонов, но родители и другие их дети живы и снова вышли на охоту. Я слышу их голоса даже здесь, внутри храма, — говорила жрица.
Сергей наивно спросил, почему бы сухопутным сартонцам не закидать глубинными бомбами логовища этих тварей. Оказалось, что своим рогом-тараном чудовища способны пустить ко дну даже двухмачтовый парусник. К тому же правители континентальных государств считали морских хищников в некотором роде союзниками, поскольку те убивали в основном подводных жителей.
— Выродки какие-то, — прокомментировал Николай, оторвавшись от сортировки собранной аборигенами коллекции самоцветных минералов. — Они тут живут по принципу: пусть я останусь без одного глаза, лишь бы сосед лишился обоих!
— Вот за это боги на них и гневаются, — вставила Диана.
— Гневаются, — согласился Сергей. — Но боги решили проявить милосердие и помочь своим заблудшим детям, избавив оных от морских демонов.
Договорились, что люди станут ждать в засаде на островке в полумиле от берега, а русалки погонят на них косяк красной рыбы. При этом земноводные неизбежно поднимут характерный шум, который всегда привлекал внимание страшных хищников. Если монстры появятся, русалки должны укрыться на мелководье, а земляне войдут в воду и сами начнут охоту. В общем, рыбалка обещала быть интересной.
— Это опасно, — заметил жукообразный жрец.
— Боги не страшатся опасности, — надменно ответил Аркадий.
— Это опасно для них. — Жрец показал верхней конечностью на русалок. — Но они молчат.
— Если боги убьют демонов, то десяток наших жизней будет не слишком высокой ценой, — сказала старшая жрица земноводных.
… Через полчаса пятеро пришельцев лихо глушили ультразвуковыми «мегафонами», а потом собирали голыми руками совершенно потрясающих — по крайней мере с виду — рыбин. Внезапно крики загонщиков стали паническими, и в открытом море показались стремительные спинные гребни — два очень высоких и еще два немного поменьше. Толкая друг дружку, русалки выплыли на отмель и, по-змеиному извиваясь всем телом, постепенно заползли на песок и камни островка. Сергей, напротив, запустил водометный моторчик и двинулся навстречу семейству хуфашшаффи.
Когда расстояние между ними сократилось примерно до двухсот — трехсот метров, один из монстров вырвался из воды красивым дельфиньим прыжком и на мгновение как бы завис в воздухе. Именно в этот момент майор выпустил в гигантского хищника длинную струю плазмы. Из моря выпрыгнул смертельно опасный зверь, но упал обратно в воду лишь безжизненный обрубок плохо прожаренного мяса. Следующую серию огненных импульсов Сергей всадил в спину оказавшегося слишком близко недоросля — тот забился, поднимая огромные волны. На этом Сергей счел резервы своего героизма исчерпанными и взял курс на берег.
Не тут-то было! Семья хищных гадов оказалась многочисленнее, чем он полагал. Еще два хуфашшаффи тонко продуманным маневром отрезали землянину путь отступления к острову. В тот же миг на подмогу пришли друзья. Метрах в шести над несущимися к Сергею чудовищами распахнулся выход многомерного тоннеля, и двое успевших вернуться в Лабиринт людей принялись расстреливать омерзительных зверюг из крупнокалиберных автоматов. Когда раненые твари завертелись на месте, со Станции полетели в воду гранаты. Майор надеялся без помех миновать подыхающих монстров, однако волна, поднятая предсмертными ударами исполинских хвостов, швырнула его обратно. Теперь прямо на него мчалась устрашающе разинутая пасть, и человек, аккуратно прицелившись, направил шнур раскаленной плазмы точно в центр этого зубчатого кошмара. Огненный поток буквально снес хищнику верхнюю челюсть, крышку черепа и огромный кусок спины. Море вокруг пораженного хищника окрасилось кровавым облаком, и хуфашшаффи пошел ко дну. По инерции останки твари прошли под Сергеем, едва не задев ноги человека высоким гребнем.
Майор снова запустил мотор и направился к острову, но в наушниках пронзительно ударил встревоженный голос Дианы:
— Сережа, остался еще один! Он сейчас как раз между островом и тобой!
Подняв голову, насколько это было возможно в воде, Сергей увидел, что последний хищник устремился прямо на него, а затем ушел в глубину, явно намереваясь атаковать снизу. Этот маневр заметно ухудшил перспективы человека.
Плазмострел под водой был непригоден — сам сваришься. Ультразвук и нож против такого громадного зверя тоже немногого стоили. Поэтому майор принял единственно возможное в таких обстоятельствах тактически грамотное решение — включив антигравитатор, он взмыл над морем.
С высоты пятиэтажного дома было отлично видно, как легко скользит под толщей прозрачной воды исполинское тело монстра, как разбегаются по поверхности «усики» поднятой им волны. Неожиданно перед самым носом хуфашшаффи загорелся красный квадрат гипервхода, и чудовище, влетев с разгона в огненный контур, отправилось прямиком в шлюз Станции Сарто.
Когда Сергей вернулся в храм, его ждали там все земляне и десятки сартонцев, неведомо как оповещенные о Втором Пришествии. Обе молельные площадки были полны жуков и русалок. Аборигены хором пели псалмы и еще что-то в этом духе. Потребовав установить тишину, Аркадий напомнил, что через десять местных суток здесь должны собраться правители и мудрейшие граждане обоих народов.
После короткой прощальной церемонии люди отбыли на Станцию, прихватив мешки рыбы и сундук с драгоценностями.
Уже на Земле, в квартире майора, Диана вдруг раскричалась, обвиняя командира, что он совершенно по-идиотски рисковал, залезая в воду и барахтаясь среди зубастых океанских хищников. Нежно обняв за плечи глупую девчонку, Сергей сказал:
— Пойми, ненормальный ребенок, если мы хотим, чтобы эти парнишки уважали своих богов, надо было показать, во-первых, нашу смелость, а во-вторых, силу. Ясно?
— Можно было перестрелять монстров ху-фу… или как их… В общем, ты мог стрелять с воздуха, — не сдавалась девушка.
— Это было бы не так эффектно, — поддержал друга Аркадий. — Для возбуждения религиозного энтузиазма нужно много пафоса, патетики и других спецсредств. Храбрый бог должен рисковать собственной шкурой ради своих блудных детишек.
Они посмеялись, прогоняя напряжение этого бурного дня. Потом Николай осведомился:
— Серега, ты действительно веришь, что мы сумеем прекратить их вражду?
Майор пожал плечами и тихо ответил:
— А что нам еще остается? Не миротворческие же силы туда посылать… Да и мало пользы от таких миротворцев — вспомни, как они лажанулись в Карабахе, Абхазии, Сомали, Боснии… Может, хоть слово божье подействует.
Алексей проговорил вполголоса:
— Блажен, кто верует.
Глава 22
КОНКУРЕНТЫ
Фамильное поместье князей Ромодановских было оцеплено двойным кольцом охраны. Внешнюю стражу держали сотрудники частных сыскных и охранных агентств, а непосредственно на территории вокруг большого дворца заняли позицию боевики криминальных группировок. После шести вечера сюда потянулись колонны «мерседесов», БМВ, «кадиллаков», «понтиаков», «бентли». Дорогих гостей встречали метров за сто от дворца и препровождали пешим ходом в княжеские палаты, где их слух и взор ублажали самые именитые эстрадные звезды. Автомобили отгоняли на стоянку, расположенную в дальнем конце поместья.
По оценке Сергея, паханы мафии обеспечили свой слет плотной обороной на ширину порядка двух-трех километров. За пределами этого защитного пояса дежурили несколько машин автоинспекции, а в соседнем лесочке укрылись автобусы, в которых дремали бойцы ОМОНа. Впрочем, майор плохо представлял себе, для чего сюда прибыли эти стражи порядка. В милицейской охране паханы не нуждались, поскольку их собственных «солдат» имелось более чем достаточно. Если же руководство правоохранительных органов намеревалось арестовать или перебить верхушку преступного мира СНГ, то для этой задачи наличных сил явно не хватило бы — чтобы нейтрализовать полтысячи боевиков, нужно было бросить в бой полнокровную дивизию внутренних войск с вертолетами и бронетехникой…
Сергей провел видеоканалы по этажам дворца. Вооруженные люди были расставлены буквально на каждом повороте коридоров. Особенно плотно охранялись двери залов и кабинетов, в которых отдыхали или беседовали «крестные отцы».
Конечно, со Станции можно было выйти в любую точку монументального здания, но не имелось ни единого шанса остаться при этом незамеченными. Меры безопасности были продуманы в высшей степени тщательно и профессионально.
— Откроем проход на секунду где-нибудь в неприметном месте, — предложил Алексей. — Например, под самым потолком, куда никто не смотрит.
— И начнем палить вниз из всех стволов, — подхватил понятливый Аркадий. — Всех бандитов, естественно, не уложим, но прикончим очень многих.
Подумав, Сергей согласился, что такой план приведет к гибели некоторого количества главарей. При этом должна вспыхнуть паника, бандиты побегут из зала, начнется давка. В этот момент можно будет вывести тоннели телепортации в коридор и косить толпу длинными очередями. Еще он решил, что очень хороший эффект даст применение химических боеприпасов. Если сбросить из-под потолка слезоточивые заряды, это усилит неразбериху и облегчит истребление.
— Где ты раздобудешь столько химии? — Диана, как обычно, нервничала перед боевой операцией.
— Да вот они, давно уже тут…
Сергей показал на аккуратный штабель спецсредств. Прояснив этот вопрос, майор начал действовать. Гиперканал выдвинулся на участок под корпусом шикарного лимузина, занимавшего место на стоянке усадьбы, и Сергей аккуратно прилепил магнитную мину к днищу машины. Затем они тем же способом оборудовали радиоуправляемыми фугасами еще дюжину автомобилей. После этого Диана получила строжайший приказ: если мужчины не вернутся из вылазки, послать сигнал, когда бандиты будут разъезжаться после совещания.
— А теперь пора отправляться на место действия. — Волнение передалось даже обычно хладнокровному Аркадию. — Может быть, они уже начинают.
В каминном зале, стены которого украшали лепнина, позолота, гобелены и картины в тяжелых рамах, собралось человек двадцать. Разбившись на кучки, они мирно беседовали. Перемещая видеоканал от группы к группе, люди на Станции слушали обрывки разговоров.
Толстяк средних лет спросил:
— Автандил, кого ждем?
— Бархат должен подъехать. И может быть, Парафин.
— Хрен вам Парафин приедет. Эта сволочь стесняется нашего общества.
Оба понимающе посмеялись и стали обсуждать поставку в Чечню больших партий оружия и строительных материалов в обмен на наркотики из Пакистана. В другой группе поминали Аввакума. «Авторитет», которого окружающие называли Тихоном, рассказывал:
— Мои люди там были. Говорят, страшную картину увидели. Менты потом экспертизу сделали — получается, что стреляли из шести-семи стволов. А чуть погодя из такого же автомата замочили тех, которые по приказу Парафина трясли Артура.
— Артура-то за что?! — Сухощавый человечек со свирепым лицом яростно взмахнул кулаком. — Парафин совсем озверел, по головам к власти идет! Нет, пусть только появится — мы с ним крепко потолкуем.
— Ты, Верховой, другое скажи, — прервал его Тихон. — Что это за американский автомат?
— «Ингрэм»? Страшная штука. — Верховой с сомнением покачал головой. — Маленькая машинка, но мощная и скорострельная. Такие автоматы чаще в кино встречаются, чем в наших краях, потому как ЦРУ штампует их только для своего спецназа. Ой, не верится мне, что у раздолбая Черепа «Ингрэм» был. Даже у моих киллеров такой игрушки нет.
— Да, нескладно получается, — согласился Тихон. — Выходит, что Макар стрелял в Артура и некоторых своих, Череп и Самокат замочили Макара… Что-то не вяжется… О, гляди-ка, Хачик и Мамед прибыли.
К ним подошли, широко улыбаясь, два кавказца. Начались приветствия с бурными объятиями. Верховой проговорил угрожающе, сделав свое страшное лицо еще страшнее:
— А ну, катитесь отсыдова! Чего доброго, устроите здесь карабахские разборки!
Сказав это, он захохотал первым, и к его смеху подобострастно присоединились остальные. А южные гости весело ответили: дескать, во время войны только дураки убивают друг друга, а умным людям война нужна, чтобы большие деньги делать. Они еще напомнили, как два года назад в Ереване хоронили знаменитого вора в законе Рафика по кликухе Сво. Когда гроб с останками этого императора всесоюзного преступного мира привезли из московского СИЗО, в столицу Армении съехались все «авторитеты», а бакинские друзья ради такого случая разблокировали железную дорогу и через линию фронта пригнали эшелон цистерн с мазутом.
— Слушай, мамой клянусь, три дня подряд в Ереване свет горел, — говорил Хачик, делая большие глаза. — Это сейчас у них в Баку дела чуть хуже стали.
— Да, слыхал я, что зверствует ваш президент, — заметил Верховой. — Неужели не можете укротить?
Сокрушенно хлопнув себя по ляжке, Мамед ответил возмущенным голосом:
— Не получается, да! Он никого не уважает, даже воров в законе не признает — Бахтияра в тюрьму посадил, Садраддина посадил… Я с ним полчаса говорил, у меня потом ноги дрожали. Глаза у него — как у змеи, зрачки блестят, как будто стеклянные.
Собеседники сочувствовали южному коллеге и в самых лестных выражениях отзывались о Садраддине. Потом их разговор снова вернулся к похоронам Рафика-Сво — именно тогда был «коронован» Аввакум. Как-то незаметно беседа перетекла в новое русло: о преемнике убитого в Епифаньевой Пустыни главаря.
— Кого выбирать собираетесь? — прямо спросил Хачик. — Кто Аввакума заменит?
— Аввакума заменить трудно, — уклончиво ответил Верховой. — Святой был человек, царствие ему небесное. Таких земля раз в сотню лет рожает.
Кто-то из вновь подошедших сказал:
— Да уж, десяток пуль в него всадили, всю грудь слева разворотили, а он еще живой был.
— У него ж сердце было на правой стороне, — рассмеялся Тихон и добавил:
— Любил он этим хвастать.
— Вот и я говорю — особенный был человек, — веско повторил Верховой. — Так что решаете?
Сначала Тихон, затем остальные сказали, что хотели бы видеть на воровском троне Верхового. Однако при этом все они уклончиво намекали, что имеющий немало сторонников Бархат тоже намерен предъявить свои претензии на высшую власть. А еще существовала такая влиятельная фигура, как Парафин с его боевиками и киллерами. Раздраженный подобными оговорками Верховой резко возразил: мол, Бархат и Парафин — преступники нового, бесчеловечного поколения, не почитающие воровских законов. Его страстную речь прервали голоса, возвестившие, что прибыл Бархат.
Многие из собравшихся — особенно те, которые демонстративно сторонились Верхового и его компании, — подошли к огромным окнам зала и махали руками, приветствуя своего главаря. У дворцовых ворот заиграл оркестр, а невидимый сверху певец, начисто лишенный вокального дара, затянул:
Бархат был уже совсем близко, но внезапно упал на колени. На груди и спине его белоснежного пиджака расплывались пятна крови. Затем верхняя часть его черепа разлетелась вдребезги, и бездыханное тело скрючилось на плитках парковой дорожки. Со всех сторон к трупу сбегались охранники.
— Кто стрелял? — в один голос спросили Тихон во дворце и Аркадий на Станции.
— Издалека били, даже выстрелов не слышно. — Сергей ободряюще причмокнул.
— Красиво сделано. Узнаю почерк «Красных Стрел».
Дальнейшие события разворачивались вопреки его ожиданиям. Рассчитывая, что после убийства Бархата начнется суматоха и перепуганные паханы ринутся, толкаясь, в коридор под выстрелы из Лабиринта, майор сильно недооценил противника. Этих преступников не напрасно звали «организованными». Верховой сориентировался мгновенно и властно скомандовал:
— Всем отойти от окон, закрыть ставни!
По его приказу каминный зал мгновенно заполнили вооруженные автоматами «быки» и заняли позиции у закрытых окон. Затем Верховой переговорил по радиотелефону с внешней охраной и сообщил остальным:
— Бархат готов. Две пули в сердце, третья — в голову. От башки только яйцо всмятку осталось. Ничего, придет время — узнаем, кто стрелял.
— Поклянись, что не твоих рук дело, — потребовал Автандил.
— Сука буду через Батарский семафор!!!
Верховой дал еще кучу столь же загадочных заверений собственной невиновности, чем полностью успокоил подозрения окружающих. Когда все вроде бы смирились со случившимся, Хачик обеспокоенно осведомился: дескать, не будет ли разумнее переехать в более надежное место, где не стреляют.
— Надежнее места не найти, — твердо ответил Верховой. — Вокруг везде наша братва. Давайте дело править.
Верный Тихон с готовностью подхватил: мол, Бархата уже нет в живых, Парафин побрезговал явиться, да и вообще эта генеральская рожа — тварь дюже ненадежная. Тихон подозревал, что именно Парафин приложил руку к убийствам последних дней. Поэтому, продолжал бандит, остался только один кандидат, за которого и предложено было голосовать.
Бандитские вожаки один за другим подходили к Верховому, низко кланялись, целовали руку и клялись верно служить новому главарю. Тот, в свою очередь, давал слово править по справедливости, ни на шаг не отступая от святых законов воровской братвы. Воздержавшихся или проголосовавших против безальтернативного кандидата не оказалось. Когда церемония завершилась, Верховой заявил:
— Перво-наперво надо разобраться, какая падла поубивала наших дружков-приятелей: Арчила, Аввакума, Тулупа, Бархата, Харитона и Секача.
Известие о смерти двух последних оказалось приятным сюрпризом для Сергея и остальных зрителей в Лабиринте. Пока на Станции смаковали эту новость, Тихон доложил собранию:
— Пока выяснили наверняка, что Лобана с Буфетом взорвали люди Секача, то есть братва Бархата…
— Кто взрывал-то? — быстро уточнил Верховой.
— Бомбу подкладывал Лютый, известный киллер. В тот же день самого Лютого убрал Абрек по приказу Харитона. А назавтра снайпер замочил Секача и Харитона. Ментовская экспертиза показала, что обоих сняли из одной и той же винтовки. Абрека найти не удалось. Говорят, в Швейцарии отдыхает.
Наступило молчание. Все напряженно ждали, что скажет новый главарь. После затянувшейся паузы Верховой изрек:
— Мне, братва, так кажется… Кое-кого убрали Харитон, Бархат и Парафин, чтобы расчистить дорожку к месту, свободному после Аввакума. Но других мочили «стволы» не из нашего круга. Кто-то крепко охотился за «общаком» — у Арчила и Аввакума взяли номера счетов. И они же, как я разумею, сдали американцам Китайца. Кто не согласен?
— Похоже на правду, — согласился Автандил. — Надо этих гаденышей найти и кебаб из них сделать…
Сергей распорядился, чтобы команда готовилась начинать операцию. Майор и Николай с Дианой, лучшие стрелки среди штатских, разобрали «Валы», тогда как хреновые снайперы Лешка и Аркадий приготовились швырять газовые гранаты.
Осколочные боеприпасы решили не применять, чтобы не разгромить дворец — национальное достояние все-таки.
Однако этот план также сорвался.
Из коридора донесся гул возбужденных голосов. Верховой справился по рации, в чем там дело, выслушал ответ и потребовал, чтобы тащили сюда. Потом сообщил остальным, потирая руки с очень довольным видом:
— Взяли кого-то из чужих… Вроде «жучки» устанавливал.
Выход видеоканала был уже поднят к люстре, поэтому сидевшая на Станции команда наблюдала последовавшую сцену сверху, так что их взорам предстали не столько лица, сколько плечи и затылки. Дверь распахнулась, и «быки» ввели кого-то, заломив пленнику руки за спину.
Сергей приказал:
— Цельтесь поаккуратнее, чтобы не зацепить этого парня. Разделим главные мишени…
Он быстро раздал задания — кому в кого стрелять, взяв на себя Верхового.
Между тем главный «авторитет» СНГовских группировок неторопливо подошел к пленному и принялся задавать обычные в подобных случаях вопросы: кто, мол, таков и какая сука тебя подослала. Сергей вполголоса приказал приспустить точку выхода до четырех метров и открыл тоннель.
Первую очередь майор выпустил почти навскидку, но пули легли именно там, куда он целился, — вскинув руки, Верховой рухнул под ноги одетого в камуфляж пленника. Диана стреляла короткими и очень неуверенно, однако Тихона уложила со второй попытки и потом еще раз попала уже в лежащего. Кузены, напротив, буквально хлестали по всему залу длинными очередями и, прежде чем у них разрядились магазины, выкосили уйму блатного народа, включая Автандила и остальных закавказских представителей. Ровно через двадцать секунд мозг Станции затворил проход, оставив лишь видеоканал.
Выстрелы были практически неслышными, вверх почти никто из бандитов не глазел, поэтому нападавшие остались незамеченными. Для тех, кто сейчас суетился в каминном зале дворца, происшествие должно было представляться совершенно мистическим. Присутствующие озирались, ощетинясь оружейным многоствольем и беспрерывно орали, требуя объяснений. Про пленного в этой кутерьме почти забыли. Пользуясь общим замешательством вражеского стана, Сергей ухитрился установить в дальних концах коридора стационарные светозвуковые гранаты «Пламя», которые грохотали и сверкали еще страшнее, чем опробованная в заокеанском арсенале «Заря».
Когда сработали шумовые гранаты, все взгляды невольно обратились к дверям, через которые прорвался этот страшный, за две сотни децибеллов, акустический удар. В этот момент увешанный оружием Сергей проскользнул в каминный зал сквозь открывшийся на мгновение тоннель телепортации. Бесцеремонно расталкивая бандитов, майор по-хозяйски приблизился вплотную к пленному и в упор расстрелял державших его «быков», после чего сунул парню в руку тяжелый автоматический пистолет Стечкина и два запасных магазина. Затем, обернувшись к толпе, сгрудившейся над трупом Верхового, он поднял свой «Хеклер-и-Кох». Придавив до упора спусковой крючок, майор дважды провел стволом на уровне груди — справа налево и обратно. Магазин моментально опустел, но количество трупов в зале почти утроилось. Одновременно из-под потолка снова открыли огонь три «Вала», кося бандитов у входа.
Освобожденный Сергеем незнакомец оказался смышленым мальчишкой и поспешил воспользоваться врученным ему АПС. Стрелял он вполне профессионально, так что к концу первого магазина в дверях уже никого не было. Майор быстро — почти без слов, одними жестами — объяснил парню, что им предстоит делать. Тот кивнул, и они метнулись наружу. В коридоре валялись, сидели на полу или бесцельно бродили с места на место оглушенные «Пламенем» охранники, но по лестницам подтягивались снаружи отряды «быков», которые не попали под удар светошумовой хлопушки и потому сохранили боеспособность.
Выбежав из каминного зала, неизвестный союзник, как от него и требовалось, развернулся влево, обстреляв находившихся в той стороне бандитов. Сергей же стремительно принялся обрабатывать из пистолет-пулемета противоположное крыло коридора.
— За мной! — скомандовал майор, уложив всех видимых противников. — Нас ждут за тем поворотом.
— Сейчас, не гони, — сквозь зубы отозвался парень, заменяя обойму.
В дальней части коридора слева от них появились новые персонажи, открывшие беглый огонь из револьверов. Пятясь вслед за отступавшим к воротам Сергеем, незнакомец отстреливался короткими очередями и даже уложил нескольких охранников, потом сам вскрикнул, схватившись за левый бок, но стрелять не прекратил. У майора тем временем возникли свои проблемы — навстречу ему шли сразу два мордоворота в бронежилетах, и понадобилось затратить несколько секунд, чтобы нашпиговать их металлом.
Сергей был всего в трех шагах от поворота, когда из-за угла послышался голос Николая:
— Серега, это я. Кончай стрелять, здесь одни трупы остались.
В тот же самый момент парнишка-союзник захрипел и стал сползать по стенке, размазывая по штукатурке обильный красный след. Кровь хлестала из пулевых ран в груди и шее. А сзади к ним бежали несколько «быков», строчившие из короткоствольных автоматов. Сергей аккуратно снял их одного за другим, получив при этом ощутимый удар в броню. Затем, подхватив тяжелораненного за подмышки, поволок беднягу за угол, где уже ждал раскрытый вход в Лабиринт. В голове назойливо крутилась тупая фраза из старого армейского анекдота: «Лучшее средство при ранении в голову — тугой жгут на горло».
Оказавшись на Станции, он рявкнул, чтобы подогнали тележку — парня надо было срочно доставить в медицинскую секцию. Оказалось, что молодежь уже обо всем позаботилась: и транспорт готов, и роботы в госпитале ждут пациента.
— Самая идиотская рана! — в сердцах чертыхнулся майор, когда они переносили потерявшего сознание незнакомца к машине. — Ничем кровь не остановить.
— Тугой жгут на шею, — не к месту схохмил Аркадий, который тоже знал этот анекдот. — Не переживай, главный компьютер госпиталя уверяет, что в два счета поставит парня на ноги.
Раненого увезли Алексей и Николай. Мозг Станции связался с Координатором, и суперробот повторил, что для троклемидской медицины лечение таких травм затруднений не представляет. Немного успокоившись, люди на Станции Земля вновь перенесли свое внимание на события, происходившие в княжеском дворце.
Большой отряд боевиков осторожно вступил в тупиковое колено коридора, где пару минут назад скрылись Сергей и его спутник. Никого здесь они, естественно, не обнаружили, чем были весьма смущены. После долгих раздумий, сопровождавшихся руганью и взаимными угрозами, бандиты принялись обыскивать комнаты этой части дворца — снова безрезультатно.
А тем временем уцелевшие главари группировок, окружив себя многочисленной охраной, торопливо покидали княжескую резиденцию. Роскошные лимузины расползались от стоянки, выруливая на шоссе, но потом загремели взрывы, превращая иномарки в груды механических и человеческих обломков. С заметным опозданием появились люди в милицейской форме, приступили к работе эксперты-криминалисты. Получивший подкрепление ОМОН занялся установкой оцепления и проверкой документов. А рядовые бандиты, повыбрасывав оружие, поспешно покидали роковое место, уходя по лесным грунтовкам, размокшим от зарядившего к сумеркам дождика.
— Вот и все, — удовлетворенно резюмировал Сергей.
Он подвел итоги. Во-первых, криминальная верхушка разгромлена и на долгое время забудет свой нездоровый интерес к обстоятельствам ликвидации Арчила.
Во-вторых, в руки Посвященных попал некто, наверняка связанный с конкурирующей организацией, которая также занимается отстрелом бандитских главарей. Когда раненый сможет говорить, есть шанс выяснить, кто такие эти таинственные конкуренты. Здесь оптимистичные рассуждения майора прервал Аркадий:
— А почему ты думаешь, что пацан имеет отношение к «Красным Стрелам»? Он вполне может служить у твоего дружка Парафина. Да чего там — он может оказаться обычным оперативником из Федеральной службы безопасности, внешней разведки, ГРУ, РУОПа и тому подобных заведений.
— Не исключено, — без энтузиазма согласился Сергей. — Но мы должны выяснить это наверняка. Для начала надо узнать хотя бы его имя.
Неожиданно для всех Диана сказала:
— Его зовут Славик, то есть Вячеслав Кутуков. Я узнала его сразу, как только увидела. Мы с ним встречались…
Мужчины немедленно потребовали выкладывать все, что она знает. И Диана дрожащим голосом начала рассказывать.
Диана познакомилась с Вячеславом на стрельбище охотничьего общества, и потом они встречались больше года. Все было хорошо — молодые люди уже подумывали о свадьбе, но именно тогда случилась какая-то неприятная история, подробности которой девушка излагать не собиралась. Так или иначе, после этого они расстались и вот уже больше года даже не разговаривали. Славик никогда толком не говорил о своей работе, но Диана догадывалась, что он имеет отношение к одной из отечественных спецслужб — вероятнее всего, Кутуков был программистом или электронщиком в военной разведке. В конце 93-го он собрался поступать в аспирантуру, но именно тогда произошел их разрыв, и Диана не знала, куда устроился ее бывший возлюбленный. Зато она прекрасно помнила его домашний адрес.
Вернувшиеся из госпиталя Колька и Лешка сообщили, что жизнь Кутукова вне опасности, но лечение затянется на несколько дней. Это вполне устраивало Сергея. Майор заявил, что при первой же возможности они проникнут в квартиру раненого сотрудника конкурирующей организации.
Глава 23
КОМПЬЮТЕР С СЕКРЕТОМ
Не меньше часа потратили они на тщательное наблюдение. Людей в квартире не было, подслушивающих устройств тоже, а входные двери со вчерашнего вечера никто не открывал. Обнаружив на письменном столе Кутукова компьютер, Алексей потребовал отправить его домой за какой-то дискетой.
— Ты что, играть там собрался? — вскипел Сергей. — Совсем как ребенок — увидал погремушку и забыл о всех делах!
— Нечего пузыри пускать, — огрызнулся программист. — По записям на винчестере можно многое узнать о владельце.
— Гораздо больше нам скажут записные книжки. — Майор быстро остыл, но не сдавался. — В кино следователи всегда копаются в бумагах.
— Так работали в позапрошлом веке, — просветил его Алексей. — А сейчас, если у человека есть такая машинка, то он не станет делать важные записи на бумаге.
Наконец всё и все были готовы, и мозг Станции открыл им проход. Вошли в квартиру Аркадий, Диана и Алексей. В шкафу детективы-самоучки обнаружили мужские костюмы цивильного образца, лайковую куртку, зимнюю куртку-аляску и щегольской плащ итальянской фирмы. Кроме того, здесь же хранился полный комплект обмундирования с погонами общевойскового капитана — повседневная форма, полевой камуфляж, парадно-выходной мундир. Диана со знанием дела подтвердила, что по размеру вся эта одежда как раз годится для ее бывшего приятеля.
— А мы и не сомневались, что это его хата, — проворчал Аркадий.
В ящиках письменного стола никаких серьезных бумаг не нашлось — только наброски какого-то социологического или политологического анализа о возможной реакции стран НАТО на заключение нового Союзного договора между славянскими государствами и Казахстаном с перспективами присоединения в дальнейшем других республик. Перебрав эти разрозненные листки, Аркадий собирался положить их на место, но Диана внимательно прочитала все записи до последней строчки. Дочитав последнюю страницу, она выглядела слегка обескураженной и, поразмыслив, неуверенно произнесла:
— Мальчики, это безумно интересно. Написано рукой Славика, но я не верю, что он сам мог так глубоко проникнуть в столь сложную проблему.
Ее слова покоробили Сергея, и он раздраженно крикнул из Лабиринта:
— Почему же не мог? Если он мужчина и вдобавок офицер — значит, по-твоему, обязательно тупой?
— Не в том дело… — Диана была в замешательстве. — Трудно даже объяснить, почему я так решила… Понимаете, он ставит проблему и тут же, минуя промежуточные рассуждения, сразу выдает совершенно парадоксальные выводы. — Она снова задумалась. — Я видела однажды что-то подобное, но там ребята воспользовались компьютерной программой.
— Значит, и он воспользовался, — сделал вывод Алексей. — Я же говорил, что разгадку мы найдем в этой штуке.
Он бодро нажал включатель, но компьютер оказался несговорчивым и потребовал ввести пароль. Поскольку пароля они не знали, Алексей перезагрузился, предварительно вставив системную дискету. Хотя загрузка пошла нормально, монитор остался темным. Начавший звереть программист вызвал «Нортон Коммандер», однако чудеса продолжались — вместо синих панелей с названиями каталогов и файлов на экране появилась красочная заставка игры «Штурм Белого дома».
— Дурака валяет, зараза, — растерянно сказал Лешка. — Похоже, этот парнишка установил многоэтажную защиту против непрошеных гостей.
— Не связывайся, — отмахнулся Аркадий. — Я тут в столе дискеты нашел. Давай лучше скопируем все записи, потом без спешки разберемся.
— Вот ты и займись этим, — огрызнулся Алексей, в котором взыграло профессиональное самолюбие. — Я надеюсь, что система выключится, если выйти из игры.
Однако поиски выхода оказались непростым делом — проклятый компьютер упорствовал, вынуждая оператора сыграть в «Штурм». Появилась новая надпись, предлагающая выбрать время и место действия из перечисленных вариантов: Вашингтон-1811, Москва-1991, Москва-1993, Грозный-1995 — либо назвать что-нибудь свое. Чертыхнувшись, Алексей выбрал последний — по мотивам последних событий в Чечне. Обрадованный компьютер попросил назначить участвующие в операции подразделения и части, их вооружение, способ огневой поддержки и прочие глупости. Когда Леха покончил с этим заданием, окончательно обнаглевшая машина осведомилась: «На какие три буквы хотели бы Вы пойти?» Ниже перечислялись варианты: МММ, МОЛ, РОГ, НОС, XXX. В нижней строке диалоговой таблички имелось пустое место и мигал квадратик курсора, то есть можно было вписать еще какое-нибудь трехбуквенное слово. В сердцах Алексей послал компьютер подальше, набрав клавишами слово, хорошо известное по надписям на заборах. Когда он нажал клавишу ENTER, монитор моргнул и выдал новую заставку — на этот раз вредная машина советовала поиграть в «Секстрис». Плюнув с досады, Алексей выключил системный блок, сообщив друзьям:
— Так по-хамски меня еще не кидали.
Он даже не представлял, как его кинули. Коварство программистов не знает пределов. Владелец этой квартиры, по роду своей тайной службы, был весьма предусмотрителен и предвидел возможность, что кто-либо из посторонних попытается взломать его компьютер. Поэтому, когда умную машину включили в обход пароля, немедленно проснулась защитная программа предлагавшая пользователю хитроумные тесты. На вопрос о времени и месте действия первой игры следовало отвечать «Вашингтон-2004». Поскольку Алексей ввел неправильное сочетание символов, процессор поставил перед ним следующую задачу. Адрес посыла также был назван неверно, а это означало, что в квартире находятся чужие люди, которым присутствовать здесь совершенно не положено. Заработали программы, исключающие проникновение постороннего пользователя в долговременную память, а модем перегнал на условный адрес тревожное сообщение.
Топтавшиеся в квартире Кутукова детективы-любители об этом конечно же знать не могли и продолжали беззаботно разгуливать по комнатам, заглядывая в шкафы, ящики и даже в щели между мебелью и стенами. При этом они, наученные кинематографом и детективными романами, не снимали перчаток и старались поменьше шуметь, однако на базе «Красных Стрел» уже была объявлена тревога, из ближайшего районного управления милиции к дому Кутукова выехала опергруппа, а боевой отряд отдела «хищников» в полной боевой выкладке грузился в автобус, чтобы двинуться на подмогу пропавшему накануне товарищу…
— Все, надоело, — сказал Аркадий через час после вторжения в чужое жилище. — Сестренкин приятель сработал чисто. Положите все вещи на прежнее место… Ни хрена мы здесь не найдем.
— Ты его дискеты скопировал? — спросил Алексей.
— А как же! — Физик самодовольно ухмыльнулся. — Все десять мегабайт сидят на винте моего нотбука. Пошли разбираться, чем этот Славик занимался.
Неожиданно мягко замурлыкал телефон. После шестого сигнала Диана подняла трубку и неуверенно поздоровалась. Ей ответил звонкий девичий голос:
— Ой, это кто? А где Славик, неужели еще дрыхнет?
— Его нет, — буркнула Диана. — С кем я говорю?
— А ты кто такая, чтобы меня допрашивать? Славка мне встречу назначил, я тут стою, как дура, под дождем, а у него в хате какая-то мымра ошивается!
Внезапно вынырнувший из Лабиринта Сергей вырвал из рук Дианы и положил на рычаги аппарата трубку, а затем, приложив палец к губам и очень тихо ступая, увел девушку в тоннель. Все остальные были уже на Станции. Едва они успели задраить многомерный проход, как входная дверь, слабо щелкнув, отворилась, впустив сотрудников милиции. Человек десять с автоматами на боевом взводе тщательно обыскали каждый уголок. Когда выяснилось, что никого в квартире нет, пожилой полковник, недоуменно подняв брови, доложил по телефону своему начальству: мол, только что был в квартире кто-то, однако неустановленные лица исчезли из помещения неведомым образом, не оставив следов.
— … Через дверь они мимо нас уйти не могли, окна заперты изнутри, другого выхода нет, — недоуменно жаловался милицейский начальник. — Никак нет, они были здесь. Девчонка из нашего отдела им по телефону зубы заговаривала до самой последней минуты. Они дали отбой — видать, шаги по лестнице услыхали…
Так точно, в квартире была женщина, лейтенант Плотникова лично мне докладывала: очень неприятный наглый голос — вероятно, в жизни редкостная стерва.
На Станции захихикали. Диана возмущенно заявила, что сегодня же ночью явится к этой крысе Плотниковой и выльет ей на голову пару ведер какой-нибудь гадости. На девушку зашикали, чтобы не мешала слушать, однако ничего интересного в квартире Кутукова больше не происходило. Оборудовав комнаты и коридор замаскированными микрофонами, опергруппа удалилась. Наблюдение за милицейскими машинами новой информации не принесло — все ярко раскрашенные машины вернулись в гараж районного управления и вскоре отправились на очередное задание.
— Подведем итоги, — сказал Аркадий. — Что мы узнали? По-моему, выходит так, будто дружок нашей сестренки по-прежнему работает на правительство. Иначе приехали бы не «мусора», а «Красные Стрелы» или «быки» из мафии.
— Необязательно, хотя и очень может быть, — проворчал Сергей. — Вы уже выяснили, что было у него на дискетах?
Алексей торжественно раскрыл чемоданчик нотбука — портативного компьютера.
Раздвинув складной экран, он нашел директорию, в которую Аркадий скопировал содержимое кутуковских дискет. Все файлы оказались самораспаковывающимися, что должно было облегчить работу. Нажав соответствующие клавиши, Леха попытался привести эти записи в читабельный вид, но результат оказался неожиданным и обескураживающим. Из памяти нотбука вдруг исчезла вся информация, включая операционную систему и самые любимые игры Алексея, а на мониторе засветилось издевательски-матерное нравоучение, напоминавшее, что совать нос в чужие документы — неприлично.
Аркадий изумленно выдохнул:
— Он и это предусмотрел?! Ну, сестренка, твой приятель — большой оригинал!
— Вы еще не знаете, какой это зануда. — Диана отвернулась, пряча глаза. — Хуже вас четверых, вместе взятых.
Видно было, что с тем парнем ее связывают сложные воспоминания, поэтому разговор продолжать не стали. По сообщению Координатора, здоровье Кутукова шло на поправку. Роботы госпиталя полагали, что офицер придет в сознание послезавтра.
— А чем мы займемся завтра? — осведомился охочий до работы Николай. — Я до обеда совершенно свободен. Потом меня семейная жизнь замотает.
— Я буду свободен до ужина, — хохотнул Сергей. — Потом у меня начнется личная жизнь.
Они решили посетить планету Смоувлен, на которой их давно уже ждал полный комплект контакт-ключей.
Глава 24
КРЫЛАТОЕ ПЛЕМЯ
Жители этой планеты были похожи на больших летучих мышей или птеродактилей — удлиненные черепа, огромные перепончатые крылья с маленькими, но очень сильными руками на верхнем заострении. Еще они отдаленно напоминали Бэтмена из знаменитой серии комиксов и кинофильмов, поэтому люди назвали аборигенов Смоувлена «бэтменидами». В плотной атмосфере и низкой гравитации родного мира эти существа летали как птицы, переговаривались ультразвуком и строили высокие ажурные дома практически без улиц, отчего их города напоминали пчелиные соты. Бэтмениды уже открыли электричество и научились пользоваться энергией пара. Общественного транспорта здесь практически не создавали — на близкие расстояния аборигены добирались на собственных крыльях. Техническую картину этого мира дополняли морские корабли — парусники и пароходы, а также поезда и дирижабли, курсировавшие между крупными населенными центрами.
Вводную лекцию станционного мозга Сергей слушал невнимательно — майору хватало собственных проблем. Позавчера, когда они виделись в последний раз, Элли неожиданно объявила, что собирается замуж за своего спонсора, который совершенно обезумел от страсти, обещает купить ей «мерседес» и квартиру в престижном районе Москвы, завалить золотом и бриллиантами, устроить съемки грандиозной серии видеоклипов, а также турне по лучшим концертным площадкам обоих полушарий, выпустить компакт-диск с ее песнями и еще много других чудес.
Все это звучало прекрасно, и он искренне порадовался за свою подружку. Однако имелась и оборотная сторона — Элли сказала, что отныне она, как порядочная женщина, больше не может встречаться с любовником… Мозг Станции Смоувлен продолжал рассказывать, как три тысячи лет назад экспедиция троклемидов сосредоточила основные усилия на изучении могущественного полиса — города-государства на большом острове в проливе между двумя континентами. В те древние времена армии островитян покорили и держали в повиновении обширные пространства на обоих берегах пролива. Когда через много веков после Катастрофы вновь заработали агрегаты Станции, корона и глобус хранились в сокровищнице императорского дворца, но сама держава переживала период упадка. С тех пор империя еще не раз набирала силу и вновь распространяла власть и террор на соседние страны, но сейчас приближался крах. В центральной части восточного материка родился и окреп новый союз народов, харизматический вождь которых двинул полчища крылатых на владения островитян. Проиграв несколько грандиозных сражений, империя лишилась почти всех колоний на востоке, и армии континенталов вышли к берегам пролива, оставив в глубоком тылу окруженные и деморализованные войска императора. Наемники и колониальные части в массовом порядке переметнулись на сторону удачливых завоевателей, на западном континенте также разгорались освободительно-повстанческие выступления. В довершение всех прочих бед, взбунтовалось простонародье в столице метрополии.
Диана совершенно забыла о целях предстоящей вылазки и восторженно следила за бурным течением митинга. Десятки тысяч бэтменидов густо облепили кружевные башни домов, уступами окружавших центральную площадь перед императорским дворцом. Уже бежала из города семья монарха, уже получили свободу политические узники, уже были сформированы первые полки и бригады революционной гвардии.
Имена аборигенов, в их ультразвуковом произношении, не поддавались переводу, поэтому руководителя восставших земляне называли просто Вождь.
Огромный, колоритный, с седыми бакенбардами и перебинтованным правым крылом, он экспромтом произносил длинную зажигательную речь, призывая собратьев сплотиться и дать отпор карателям, банды которых сколачивает на севере острова предавший народ кровавый правитель. Вождь поведал, что материковые лидеры приостановили победоносное наступление своих войск и даже позволили разгромленным соединениям императорской армии вернуться в метрополию. Проклятые буржуи надеются таким образом задушить революцию, чтобы пламя освободительной борьбы не перекинулось на угнетенные массы континента.
— Грязным замыслам эксплуататоров не суждено стать реальностью! — торжествующе выкрикивал Вождь в микрофон громкоговорителя, и каждое слово площадь встречала торжествующим ревом. — Два корпуса в полном составе перешли на сторону свободного народа! Завтра в гавань войдут корабли революционного флота, и тогда мы будем непобедимы. Наша задача — выстоять этот вечер, эту ночь и это утро! Поэтому, братья и сестры, я зову на позиции всех, кто умеет держать оружие. Друзья! Сегодня вечером банды кронпринца попытаются овладеть городом. Если мы победим — обретем свободу, если потерпим поражение — дети наши и внуки будут жить под ярмом тиранов!
Прямо на площади назначенные революцией командиры сколачивали отряды, которые немедленно отправлялись в бой. Вождь и его военачальники концентрировали главные силы в двух десятках километров севернее столицы.
Общенародное воодушевление потрясало — простые бэтмениды действительно были готовы пожертвовать собой ради обещанной революционерами новой жизни.
А на других объемных изображениях люди могли наблюдать завязку боя на дальних подступах к столице, где схлестнулись два многочисленных войска.
Проносясь над полями и рощами, бэтмениды ожесточенно палили из четырехствольных пистолетов и рубились длинными тонкими шпагами. Более тяжелое оружие в полет не брали — тонкие крылья аборигенов не в силах были поднять слишком тяжелый груз.
Мало-помалу чаша успеха склонялась на сторону имперцев, которые были лучше вооружены и дисциплинированны, а их командиры по тактическому мастерству далеко превосходили вчерашних унтер-офицеров, возглавлявших наспех сколоченные городские дружины.
— Если так пойдет дальше, то сегодня ночью в столице случится большая резня, — сочувственно сказал Сергей. — Ладно, ребятишки, нас это не касается… Заберем контакт-ключи и забудем о планете крылатых.
По его хмурому виду друзья поняли, что подобный исход не слишком устраивает командира, но вмешиваться в чужую войну никому не хотелось. Правда, Алексей робко предложил перекинуть на Смоувлен зенитную установку вроде «Шилки» или «Тунгуски» и потрепать плотным огнем с поверхности армию монархистов.
Аркадий скептически осведомился, умеет ли кто-нибудь из присутствующих управлять «Шилкой». Таковых не нашлось, и Диана грустно сказала:
— Это очень печально, мальчики. Наверное, многие часто думали, как и я, над такими вопросами — возможны ли революции удачные, но не жестокие? Сколько раз мы гадали: что случилось бы в случае победы коммунаров Парижа или в случае, если бы гражданская война у нас в России оказалась не столь кровавой… И вот сейчас у нас на глазах погибнет очередное движение угнетенных, а торжествующие роялисты будут вешать и расстреливать побежденных ремесленников и мелких торговцев. И еще на одной планете история обогатится эпохой террора, надолго отравив массовое сознание бациллами классовой ненависти.
— Действительно, это похоже на Парижскую коммуну, — согласился Аркадий.
— Но что мы можем изменить? Сопрем с какой-нибудь военной базы вертолет, перебросим в этот мир и устроим очередную бойню?
— Зачем вертолет? — перебил его Николай. — Можно использовать авиетки троклемидов.
— На авиетках нет оружия, — напомнил физик. Сергей раздраженно повысил голос:
— Вертолетом мы тоже управлять не умеем. То есть я смогу кое-как взлететь, сделать пару кругов, а потом приземлиться, но вести настоящий воздушный бой — выше моих способностей… Так что кончайте эту болтовню. — Он встал. — Мозг Станции, отправь меня в дворцовое помещение, где находятся контакт-ключи.
— ВЫ ДОЛЖНЫ ОБЛАЧИТЬСЯ В СКАФАНДР И ПЕРЕЙТИ В ШЛЮЗ, — потребовал робот.
Вынужденная задержка еще сильнее попортила майору и без того паршивое настроение. Сергей, Диана и Аркадий нацепили жесткие костюмы, которые должны были защитить землян от чудовищного давления местной атмосферы. Однако на планету отправился только майор — остальные страховали его, оставаясь в Лабиринте.
Слава Богу, хоть сила тяжести оказалась здесь почти вдвое меньше земной, иначе он не смог бы пересечь эту просторную комнату. Кабинет императора был трехэтажным, причем ярусы разделялись не привычными для людей сплошными перекрытиями, а горизонтальными решетками. Бэтмениды легко разгуливали по ним, цепляясь за толстые прутья своими когтистыми, как у птиц, нижними конечностями, однако человеку, да еще в скафандре, было весьма неудобно передвигаться по этим жердочкам шириной всего в три пальца.
Мысленно проклиная Лабиринт, Координатора, троклемидов с их идиотскими коронами, эту планету вместе с ее летучим народцем и даже самого себя — за то, что впутался в эту авантюру, Сергей буквально на корточках полз к шкафу, где хранились реликвии троклемидской экспедиции. До цели оставалось каких-нибудь несчастных три-четыре метра, когда у майора сорвалась нога, и он повис на руках. С трудом подтянувшись, Сергей сел на скрещение стержней решетки и принялся ругаться вслух.
— Успокойся, брательник, — посоветовал Аркадий. — Хочешь, я подойду к тебе?
— На хрен вы мне здесь нужны.
Сергей собирался выразить еще много разных мыслей, но вдруг умолк, не обращая внимания на подбадривающую болтовню друзей. Затем вполголоса обозвал себя и остальных тупицами — второй месяц знакомы с тех никой Лабиринта, но так и не научились грамотно пользоваться снаряжением. Включив антигравитационный, пояс, он плавно нарастил напряженность поля, пока не завис на высоте дециметра над решеткой. После этого майор запустил на малую тягу ранцевый двигатель и медленно полетел к шкафу.
— Гениально! — промурлыкал в наушниках восхищенный голос Дианы. — Где раньше были наши мозги…
Затормозив возле монументальной коробки из темно-желтого полированного дерева, Сергей потянул на себя ручку дверцы. Шкаф оказался заперт, а взломать стальной замок ножом не удалось.
— Сейчас помогу, — весело сказал Аркадий.
Выход многомерного тоннеля ярко выделялся в полумраке комнаты — светящийся квадрат, окаймленный пылающей алой рамкой. Внезапно контур входа приблизился вплотную к шкафу, где хранились реликвии. Не покидая Лабиринта, физик умело поддел ломиком дверную створку. Они забрали корону и глобус, после чего Сергей сказал сокрушенно:
— Как просто. Мы же можем выходить прямо в нужную точку, а я тащился через всю комнату!
— В следующий раз будем умнее, — беспечно отозвался Аркадий.
Он положил контакт-ключи на пол шлюза и протянул руку, чтобы помочь Сергею вернуться на Станцию. В тот же момент за спиной майора послышался стук открываемой двери и захлопали крылья. Обернувшись, он увидел, как в комнату стремительно влетел — даже не влетел, а ворвался — Вождь. Когда факел в руке бэтменида осветил фигуру человека, оба замерли, настороженно друг друга разглядывая. Преодолев первое замешательство, Вождь медленно приблизился к незнакомому созданию другого мира, не отводя ладони от рукоятки висевшего на поясе пистолета.
— Кто вы такой? — Вопрос прозвучал негромко, но бесстрашно. — Я никогда не верил в богов, демонов и прочую сверхъестественную чушь. Не поверю и сейчас.
— А в жизнь на других планетах верите? — буркнул Сергей.
— Другие планеты? Но как вы к нам добрались? Ученые уверяют, что между небесными шарами нет воздуха, а в пустоте летать невозможно.
— Кроме ваших крыльев есть еще и техника. Вы уже умеете строить… — Майор собирался сказать про дирижабли и аэростаты, но не знал, найдется ли адекватный перевод этих терминов на язык бэтменидов. — Умеете строить машины, которые летают быстрее и выше, чем самый сильный житель планеты. Потом появятся другие механизмы, которые будут летать еще выше и дальше. Так постепенно, шаг за шагом, мы добрались до ближайших планет своего солнца. Когда-нибудь научитесь и вы.
— Приятно слышать. — Вождь присел на решетку. — А зачем вы прилетели к нам?
— Были дела. Скоро уйдем, не будем вам мешать.
Майор хотел вернуться в Лабиринт, но почему-то не торопился выполнять свое намерение. Этот бэтменид был ему симпатичен. Сергей видел, что Вождь буквально изнемогает под бременем чудовищной ответственности за судьбу древней державы.
Из отчета роботов человек знал, что народ острова безоговорочно верит новому правителю — Вождь завоевал это доверие многолетней борьбой за свободу простых тружеников, против гнета выродившейся аристократии. А впереди был ночной штурм столицы, в котором вымуштрованные банды наемников и офицерские легионы почти наверняка одержат победу.
И хотя Сергей не собирался вмешиваться в течение исторических процессов этой крылато-ультразвуковой расы, он все-таки сказал — неожиданно для самого себя:
— Враг смял ваш авангард. Они будут в городе еще до наступления темноты.
— Мне об этом еще не докладывали! — вскинулся Вождь.
— Связные не успели долететь.
Сергей приказал мозгу Станции показать голографическую панораму сражения.
Изучив обстановку, бэтменид медленно проговорил дрогнувшим голосом:
— Да, мы разбиты… Но это еще не катастрофа. Аристократам понадобится некоторое время, чтобы подтянуть главные силы и летающие машины… Подождите немного.
Взмахнув крыльями, он подлетел к двери и вышел из комнаты. Вернувшись через несколько минут, Вождь сказал:
— Я отдал необходимые распоряжения. Теперь мы точно знаем, когда и с какого направления они будут атаковать. Ополченцы успеют расставить на позициях артиллерию, и монархисты умоются кровью.
В душе отставного майора проснулся профессиональный интерес, и он стал задавать вопросы. Обменявшись мнениями с правителем революционной столицы, Сергей пришел к выводу, что исход сражения все еще не определен. Армия кронпринца была слишком сильна, а у восставших было слишком мало опытных канониров. В таких случаях победу могло принести только грамотное тактическое решение.
— Победителем станет тот, кто первым укрепится на этой горе и разместит артиллерию на ее вершине. Если успеете опередить противника — ваши пушки еще на подходе разорвут в клочья их армию. Если они будут действовать быстрее — огонь аристократов сметет всю оборону и северные кварталы города.
Вождь внимательно рассматривал трехмерную картину, потом признал правоту гостя и, снова выбежав из кабинета, приказал двинуть весь резерв в сторону горы. Было слышно, как помощники сетуют, что к этой возвышенности не проложено железнодорожных веток, а гужевой транспорт будет слишком долго тянуться по размокшим после трехдневного дождя грунтовым дорогам.
Воротившись, бэтменид печально сказал:
— У нас мало толковых военачальников, почти все генералы остались на стороне императора… Но это и не важно. Я очень благодарен вам за дельный совет, сами бы мы не додумались. Мои командиры научились отлично воевать в городе против полиции, но настоящий бой против регулярной армии — это ведь совсем другое дело… — Он странно скривил лицо, — вероятно, так выглядели улыбки бэтменидов, — и спросил: — Вы уже уходите?
Срочных дел у Сергея не намечалось, поэтому он ответил, что может немного подождать развития событий. Вождь уже привык к голографическому изображению и даже попросил изменить масштаб и ракурс. На панораме отряды революционной гвардии, отлетев поближе к городу, готовились встретить новую атаку врага. От столицы в сторону господствовавшей над местностью горы потянулись отряды воздушной пехоты, а по сухопутной дороге двинулись грузные повозки артиллерийской колонны. Грязь страшно тормозила их движение, но главная беда заключалась даже не в этом — с севера быстро приближалась эскадра дирижаблей, перевозившая солдат и орудия. Сергей прикинул в уме, что революционеры и дирижабли монархистов достигнут района горы одновременно, однако воздушные машины имели явный огневой перевес. Было несомненно, что ревгвардия не успеет подготовить пушки к стрельбе и авиация уничтожит их выстрелами с недосягаемых высот.
— Послушайте, — заговорил вдруг Вождь. — Как вы думаете, не напрасно ли все, что мы делаем? Я изучал историю, но не помню случая, когда простонародью удавалось удержать власть. Больше двух тысяч лет назад восставшие рабы захватили почти всю метрополию, однако на четвертый год имперские войска раздавили их армию. Каждого третьего повстанца тогда сожгли, а остальным оборвали крылья. Двести лет назад была великая крестьянская война — опять победили аристократы. Чего же ждать на этот раз?
— Это зависит только от вас… — Сергей внезапно передумал читать ему лекцию по азам политического ликбеза. — Вот что, дружище, у меня наметились кое-какие неотложные дела. А пока с вами поговорит моя сестренка.
Перед потрясенным бэтменидом распахнулся выход гипертоннеля, и в кабинет впорхнула Диана. Пока майор комплектовал и инструктировал ударно-штурмовой отряд, девушка в сжатом виде перечислила Вождю основные проблемы и характерные ошибки начального этапа революции. Она объяснила, как важно умерить размах и жестокость террора, чтобы избежать раскалывающего нацию озлобления. Поведала, что одной лишь преданности революционным идеям недостаточно для назначения товарища по борьбе на важный пост — необходимо еще знание того дела, которым ему предстоит руководить. Предупредила о страшном соблазне решать идеологические разногласия в собственных рядах путем репрессий, безжалостно истребляя несогласных с мнением вождей, а тем более — единоличного Вождя-диктатора. Диана как раз переходила к вопросу о собственности, когда мужчины покинули шлюз Станции.
— Особенно стараться или на рожон лезть мы не будем, — сразу заявил Сергей. — Главная наша задача — задержать их на часок, а там гвардейцы сами управятся.
— Верно мыслишь, братишка, — поддержал командира Аркадий. — Аборигены должны поверить, что победа завоевана их собственными стараниями, а не дарована сверхъестественными силами.
Они висели в сотне метров над закругленной вершиной горы. Прямо на них шли четырьмя колоннами дирижабли, чуть ниже плотным строем летели каратели кронпринца. Окружив себя сферами силовых полей, люди устремились навстречу армии монархистов.
Приблизившись, они разглядели, что на сетках, обтягивающих газовые баллоны воздушных машин, висят десятки вооруженных бэтменидов, а из гондол хищно выглядывают орудийные стволы. По огневой мощи это соединение втрое превосходило силы защитников столицы.
— Начали, что ли… — заметно волнуясь, сказал Алексей.
Прибавив скорости, они ворвались в строй летающих машин. Силовые щиты троклемидов имели одностороннюю проницаемость: отражали твердые предметы и потоки излучения, выпущенные снаружи, но беспрепятственно пропускали почти любые виды материи в обратном направлении. Для начала Сергей нацелил пистолет-плазмострел на головной дирижабль и нажал спуск. Раскаленная струя разодрала огромную сигару баллона и подожгла заполнявший отсеки водород.
Пылающий воздушный корабль рухнул на лесную чащу.
Еще несколько удачных выстрелов — и четкий строй атакующих колонн сломался. Внизу, на поверхности Смоувлена, полыхали сбитые машины. Экипажи дирижаблей открыли беспорядочный огонь из всех орудий, умудрившись при этом поразить еще несколько своих же кораблей. А люди тем временем сбросили высоту и расстреливали крылатую пехоту. Бэтмениды ожесточенно палили в ответ, но их слабенькие многоствольные пистолеты не способны были пробить субстанцию защитного поля. Рассеяв и обратив в бегство стрелковые части карателей, земляне вновь взмыли на полкилометра и повторно обрушились на эскадру воздушных машин.
Один за другим дирижабли вспыхивали и взрывались, а затем падали на лес горящими комками.
Не выдержав натиска, эскадра отпрянула. Неожиданно на одном из кораблей замигали вспышки сигнального фонаря. Подчиняясь приказу флагмана, дирижабли перестроились в изогнутую полумесяцем линию и возобновили продвижение к горной вершине. Они наступали малым ходом, расчищая себе путь синхронными залпами бортовых пушек. Картечь красиво сгорала в силовых полях не ближе пяти — восьми метров от людей. Затем три корабля зажали Сергея с разных строи, а еще два неожиданно вышли с тыла. Услыхав за спиной шум пропеллеров, майор успел повернуться и был оглушен и ослеплен вспышками близких выстрелов. Один из снарядов мчался, казалось, точно ему в голову. Энергия силовой защиты тормозила начиненное смертью ядро, которое летело все медленнее, постепенно раскаляясь.
Сергей как завороженный следил за приближением двухпудового чугунного шара.
Наконец троклемская техника победила — снаряд замер буквально в двух метрах от землянина и начал плавиться, теряя сферическую форму. Усилием воли прогнав оцепенение, майор дернул рычажок антигравитатора и стал быстро набирать высоту.
В тот же миг у него под ногами взорвалось остановленное силовым полем ядро.
Горячая волна мягко качнула Сергея.
Четверо людей в скафандрах вновь собрались тесной группой выше строя дирижаблей, продолжая расстреливать карателей потоками плазмы. Воздушные машины снова отступили на север.
— Здорово мы их! — восторженно крикнул Алексей. — Чего вы ждете — догоним и уничтожим до последнего!
— Не стоит отнимать у горожан победу, — осадил парня Николай. — На этот раз мой родственник прав — пусть местные ребята считают, что они сами разгромили эту эскадру.
— Все равно они нас видели, — не сдавался Лешка. — Представляю, какие легенды об огненных драконах возникнут уже сегодня вечером!
— Ерунда, — фыркнул Аркадий. — На такой случай существует академическая наука. Ученые мужи объяснят народу и правителям, что над горой разразилась ужасная гроза, и гроздь шаровых молний сожгла парочку дирижаблей…
Обрывая их дискуссию, под шлемами заскрипел лишенный интонаций голос Станции:
— НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ В ЛАБИРИНТ ЭНЕРГИЯ ВАШИХ СКАФАНДРОВ НА ИСХОДЕ.
— Открой тоннель, — приказал Сергей.
Красная черта прохода загорелась прямо перед ним, и люди влетели на Станцию. Дианы здесь не было — девушка продолжала просвещать Вождя.
— Сестренка, ау, — позвал Аркадий. — Пора отваливать, скоро в баллонах воздух кончится.
Новое появление землян Вождь воспринял как должное — успел привыкнуть к причудам космических пришельцев. Он лишь деловито осведомился, как обстоят дела на фронте. Ему опять открыли голограмму, на которой поредевшая, но все еще грозная армада дирижаблей в очередной раз подступила к горе. И тогда с вершины и склонов по эскадрам ударили пушки и мортиры, буквально разметавшие ближайшую колонну воздушных машин. Затем артиллеристы перенесли огонь на плотные каре летучей пехоты. Это был уже конец. Остальные дирижабли даже не попытались продолжать наступление, а предпочли обратиться в бегство.
— Вы победили, поздравляю, — сказал Сергей. — Постарайтесь стать справедливым правителем.
Покосившись на Диану, бэтменид просвистел ультразвуком:
— Послушав рассказы вашей подруги, боюсь, что такое невозможно.
— А вы все равно постарайтесь.
Когда люди, попрощавшись, возвращались в шлюз Станции, Вождь осведомился, будут ли они наведываться. Сергей честно ответил, что не уверен, хотя и хотел бы еще побывать здесь.
Пройдя дезинфекцию и сняв скафандры, земляне уже собирались покинуть операционный зал. А Вождь на объемном изображении стоял у окна, пристально всматриваясь в ночное небо, словно надеялся увидеть звездную родину недавних гостей. Затем вошедший в кабинет молодой бэтменид отрапортовал:
— Командир, прибыл гонец с донесением. Комиссар Северной группы войск докладывает, что революционная гвардия отразила атаку. Аристократы отступили к морю и там попали под огонь моряков.
— Я это уже знаю… — Вождь не отрывал взгляда от звезд. — Когда прибудут войска с континента?
— Первые части уже на подходе, начальник штаба говорит, что будут здесь еще до полуночи… Но странное дело, командир!
— Что еще?
— Гонец рассказывает невероятные вещи. Будто бы гвардейский резерв не успевал занять гору, но вдруг в небе появились сверкающие призраки и стали истреблять наемников кронпринца вместе с их летучими кораблями… Начштаба интересуется, следует ли наказать паникера.
Оторвавшись наконец от неба, Вождь ответил, что правитель должен быть справедливым, а потому не стоит наказывать бойца, который честно сказал правду, не побоявшись, что его обвинят в контрреволюционной религиозности.
… Уже на Земле Сергей в сердцах сказал:
— Завидую этим крылатым. Хоть и живут в прошлом веке, но у них есть цель в жизни. А мы для чего лямку тянем? Мошну набили — и радуемся.
— Все в наших руках. Как сами решим, так и будем жить, — заметил Николай.
Он был не прав. Время на финише XX столетия летит слишком быстро, причем времени прошло уже слишком много. Теперь их судьбу решали совсем другие силы.
Глава 25
РАЗГОВОРЫ В МИРЕ ДУХОВ
Сотрудники второго отдела — внутриполитический анализ — имели кодовые имена из мира флоры. Сегодня подполковник Березов докладывал прогнозы на предстоящие в конце года парламентские выборы. Результаты проведенного исследования сильно отличались от публикуемых прессой пророчеств.
Даже если для кого-то эти цифры оказались неожиданными, ни один из членов коллегии не задавал недоуменных вопросов и не пытался уточнить методику оценок — в ИСТРИСе привыкли доверять профессионализму коллег. Заслушав доклад Березова, генерал-лейтенант Львов предложил отчитаться военным аналитикам.
— Сегодня в нашей области выделяются две основные проблемы, — начал шеф первого отдела генерал-майор Волков. — Это события в Чечне и перспектива расширения НАТО на страны Центральной Европы…
Относительно присоединения ближайших западных соседей к Североатлантическому договору военные аналитики категоричны: это произойдет в конце следующего года независимо от исхода президентских и парламентских выборов в Федерации. Руководству НАТО придется отложить прием новых членов до завершения выборов президента, чтобы не давать лишних козырей левопатриотической оппозиции, но после июня двери военного блока будут широко распахнуты, и Москва окажется в зоне досягаемости ракет даже тактического радиуса.
В Чечне имеет место искусственное затягивание конфликта высшими должностными лицами. Бандформирования могли быть полностью истреблены еще в конце весны, когда из Москвы поступил неожиданный приказ приостановить наступление. Благодаря многомесячной передышке, боевики смогли пополнить личный состав, перегруппировали свои части, а также получили возможность закупить оружие, боеприпасы и другое военное снаряжение. В ставке Дудаева ожидают курьеров, которые должны доставить около пятидесяти миллионов долларов наличными. На эти деньги планируется организовать несколько терактов по сценарию Буденновска — в населенных пунктах и на ядерных объектах.
— Когда должны поступить деньги? — быстро спросил Львов.
— Сегодня или завтра, — сказал Волков. — Надеюсь, мы принимаем какие-то меры…
— Я не хотел бы светить там наш спецназ, тем более что операция в зоне боевых действий, да еще на вражеской территории, сопряжена с огромным риском для исполнителей. — Директор вздохнул. — Информация была передана по инстанции, но официальные структуры проигнорировали наши предупреждения.
Генерал-майор Комаров, начальник отдела специального анализа, добавил, что у него есть дополнительные сведения по этому вопросу.
— В ближайшее время, — сказал он, — боевики намерены нанести удары по Моздоку, Кизляру и другим северокавказским городам, возле которых базируются авиационные соединения, работающие по объектам в Чечне. В этих населенных пунктах противник планирует также захватывать заложников, попутно убивая летчиков и членов их семей. Кроме того, часть полученной валюты будет переправлена в Москву для оплаты услуг сторонников дудаевского режима — как в средствах массовой информации, так и среди политиков.
— Попытаемся перехватить хотя бы эти деньги, — грустно резюмировал Львов. — Что у тебя по нашему другу Парафину?
Комаров доложил, что скандально известный генерал Восканов развил бурную деятельность, сколачивая боевые отряды из безработных спецназовцев, десантников и пограничников. Финансирование этих банд осуществляется из средств некоторых политиканов ближнего зарубежья, которые потеряли власть в результате переворотов, однако не оставили надежд вновь сесть на шею народам своих республик. Однако эти прекрасно вооруженные отряды общей численностью до тысячи человек ни разу так и не были задействованы, хотя за последний год в нескольких южных республиках складывалась острая внутриполитическая ситуация и решительная интервенция столь мощной группировки опытных бойцов безусловно привела бы к смене правительства. Вместо этого воскановские наемники служили телохранителями у «новых русских».
— Есть опасения, — сказал Комаров, — что в действительности Восканов намерен использовать свое подразделение для каких-то интриг. Источники в Управлении охраны правительственной информации сообщали, что бывший политработник, будучи в нетрезвом состоянии, не скрывает своих планов.
Включив нотбук, Комаров нашел нужный файл и зачитал отчет информатора:
— Такого-то числа Парафин говорил в присутствии таких-то… это не важно… — Генерал прокрутил часть текста. — Вот… Говорил: «Нынешние властители предали и продали Россию. Нужен сильный диктатор, который способен навести порядок в этом бардаке. Необходимо опираться на авторитетных людей из числа бизнесменов и финансистов, пусть даже криминальных. Нас не должно интересовать их прошлое, мы должны думать о будущем…» Ну и так далее.
Похоже, этот негодяй считает самого себя лучшей кандидатурой на пост всероссийского диктатора.
— Понятно. — Львов задумался. — Вот мы и добрались до последнего пункта.
Подведем итоги нашей частной борьбы с организованной преступностью. Дубов, начинай. — Борьбу вели не только мы, — усмехнулся генерал-майор, возглавлявший подразделения «Флоры». — Конкуренты появились.
— Ты на них в обиде? — Комаров засмеялся.
— Придет время — и о конкурентах поговорим, — строго сказал директор института.
Начальники отделов последовательно отчитались об истреблении Арчила, Тулупа, Харитона, Секача и Бархата. Еще десяток «авторитетов» помельче вроде Лобана, Абрека и Лютого прикончили свои же. Однако оставались загадочными налеты на Епифаньеву Пустынь и позавчерашнюю сходку бандитских главарей. В обоих случаях нападавшие внезапно появлялись и бесследно исчезали, за что получили в ИСТРИСе кодовое прозвище «Призраки».
— Кстати, тут выявляются интересные стыковки, — заметил полковник Медведев из первого отдела. — И на даче Аввакума, и во дворце Ромодановских работали автоматы, похищенные в конце августа со складов Кучковской бригады спецназа, которой командует известный торговец оружием полковник Рогачев. Кроме того, в Епифаньевой Пустыни засветился тот самый «Ингрэм», который потом подбросили в особняк Артура Бабаяна.
Львов перевел взгляд на Медведева и медленно произнес:
— Ты хочешь сказать, что Макарова и Бабаяна тоже «Призраки» ликвидировали?
— Макарова, всю его банду и двух местных авторитетов — да. Артура — нет, — уверенно ответил полковник. — Бабаяна пытали, а потом убили спутники Макарова.
Совещание едва не заинтересовалось вопросом о том, за каким дьяволом понадобилось Парафину посылать лучших своих киллеров в глухую провинцию на ликвидацию безобидного торговца антиквариатом, но всех отвлек начальник третьего (внешнеполитический анализ) отдела полковник Орлов.
— Похоже, наши друзья «Призраки» поработали и за границей, — сказал он.
— В начале сентября группа «новых русских» буянила на Бермудах и привлекла внимание местных полицейских. Копы заблокировали их в номере, откуда наши соотечественники таинственным образом исчезли.
Шеф «птичьего» подразделения предъявил несколько прекрасно изданных зарубежных журналов с цветными фотографиями развеселой компании, состоящей из четырех мужиков и одной девицы. Подписи под фоторепортажами извещали, что таким вот образом «русские медведи» развлекаются в ресторане отеля «Ройял». Журналы пошли по кругу и наконец попали в руки полковнику Муравьеву из отдела спецанализа. Увидев на снимках знакомые лица, контрразведчик исподлобья поглядел на руководство и собрался что-то сказать, но тут снова заговорил Орлов:
— Кроме того, примерно в те же дни двое из этой пятерки непонятным образом проникли в сверхохраняемое хранилище Пикатинского арсенала, ухайдакали спецсредствами взвод охраны и похитили гору новейшего оружия. — Сделав паузу, полковник отпил минералки. — Среди похищенного были, в частности, пистолет-пулеметы типа «Хеклер-и-Кох», а бесследное загадочное исчезновение грабителей заставляет предположить, что мы имеем дело с теми же самыми «Призраками».
Он пустил по рукам фотороботы двух похитителей оружия. Эти изображения Муравьев положил сверху на стопку журналов и стал ждать подходящего момента, чтобы попросить слова. Между тем генералы и полковники активно обсуждали новые данные, поэтому Львову даже пришлось призвать коллег установить тишину и внятно сформулировать: чем конкретно успели отличиться «Призраки».
Главным свойством неизвестных персонажей оказалась способность проходить сквозь стены, проникая в надежно запертые и охраняемые помещения. Известные обстоятельства и показания очевидцев подтверждали: всякий раз речь идет именно о внезапном появлении «Призраков» в каком-то месте, из которого они затем гак же необъяснимо исчезали.
«Призраки» похитили горы оружия. «Призраки» прожигали жизнь на шикарных курортах. «Призраки» отстреливали гангстерских главарей. После налета на сходку во дворце Ромодановских и уничтожения дюжины криминальных «авторитетов» «Призраки» освободили захваченного бандитами исполнителя (капитан Блохин), а затем вместе с ним исчезли — по обыкновению, бесследно. Чуть позже «Призраки» объявились дома у Блохина, пытались включить его компьютер и снова исчезли, когда квартира была плотно блокирована опергруппой. Из того, что компьютер при этом послал сигнал тревоги, можно сделать вывод: Блохин не был слишком откровенен в общении с «Призраками».
— А лицо этой девицы мне знакомо, — сказал вдруг Дубов. — Надо вспомнить.
— Позвольте мне, — не выдержал наконец Муравьев.
— Дойдет очередь и до тебя, — осадил полковника директор. — Ты не спеши.
Львов очень ценил Муравьева, которого знал уже лет десять. В ИСТРИСе полковник заслуженно считался гениальным ликвидатором. Бархата он собственноручно уложил из снайперской винтовки с дистанции в тысячу триста метров. О том, как полковник организовал уничтожение Арчила и Харитона, даже говорить не стоило — это был высший класс. Но именно эти достоинства могли наложить зловещий отпечаток на стиль его мышления, поэтому Львов опасался, что сейчас Муравьев начнет излагать планы поиска и отстрела «Призраков». Директор же полагал, что с этим торопиться не стоит, тут нужны были более тонкие методы.
— Какие будут соображения? — спросил он. — Неужели мы напоролись на компанию сверхсильных экстрасенсов? Гипнотизируют охрану, а потом без помех уходят, прихватив все, что нужно..
Все отделы дружно встали на дыбы, заверяя, что телепаты и гипнотизеры такой силы не могли бы появиться внезапно. Это не могло быть и тайной разработкой какой-нибудь спецслужбы. ЦРУ действительно проводило подобные исследования, но все их работы тщательно отслеживались агентурами внешней и военной разведок. И вообще, экстрасенсы оказались мыльным пузырем — доказано, что на Земле у людей такие способности практически не развиты.
— Другими словами, у нас гостят экстрасенсы с другой планеты? — иронично осведомился генерал-лейтенант.
Комаров ответил: мол, если принять гипотезу о инопланетянах, то экстрасенсорика просто ни при чем — космические пришельцы могут располагать техникой, которая и творит те чудеса, которыми удивляют нас «Призраки».
— Стоило лететь с другой звезды, чтобы крутить рулетку или снимать шлюх на Бермудах! — скептически заметил Волков.
Начались споры, по ходу которых Львов напомнил, что еще в 92-м ИСТРИС по заданию президентского аппарата подготовил аналитическую записку о возможных действиях государственных органов в случае выявления инопланетян на территории Федерации. Наработанные тогда рекомендации предусматривали несколько сценариев контакта — открытых и тайных, мирных и враждебных.
— Если они инопланетяне, то за каким чертом устроили охоту на мафию? — продолжал сомневаться Орлов. — Скорее уж, это наши соотечественники, каким-то образом получившие доступ к технике пришельцев. Вот и развлекаются, как подсказывает им наш родной менталитет.
— Земляне, ставшие агентами инопланетян? — уточнил директор. — Помнится, был у нас такой сценарий…
— Так точно, — подтвердил подполковник Кипарисов, который руководил тем давним исследованием. — Жители иных миров могут столь сильно отличаться от людей по внешнему виду и метаболизму, что для них невозможно появляться на Земле. В таких случаях для контактов с человечеством или для сбора необходимых сведений им придется использовать агентуру из числа людей.
— Вспомнил! — воскликнул Дубов. — Девчонка, которая сфотографирована с «Призраками»… С неделю назад я видел ее в обществе Ферзя!
Когда прошел приступ шока, они попытались найти объяснение этому казусу.
Естественно, возникло предположение, что Ферзь каким-то образом связан с пришельцами из космоса и просто «озвучивает» в земной печати прогнозы и советы старших братьев по разуму — именно по этой причине его работы столь оригинальны… На ходу родился план усилить слежку за Ферзем и через него выйти на «Призраков».
— Да не нужно на них кружным путем выходить, — снова заволновался Муравьев. — Я их вам еще час назад мог назвать, если бы мне слово дали… Чего устанавливать, я хорошо знаю этих ребят.
— Давно? — флегматично осведомился Львов.
— Месяца два назад меня вывел на них подполковник Белкин. Это те самые подсадные, на которых мы подманили Арчила.
— Час от часу… — тяжело выдохнул директор. — А почему вы после этого выпустили их из-под наблюдения?
— Первую неделю их прикрывали, но ничего не происходило, а сил для постоянного контроля не хватает. Сейчас установлено дальнее наблюдение — если бы что-то случилось, если бы кто-то им угрожал — мы узнали бы через пару часов.
Подумав немного, Львов осведомился:
— Откуда Белкин знает эту компанию?
— Белкин служил на флоте с одним из них.
— Значит, так… — Изменившийся тон директора дал понять, что дискуссия прекращена. — Досье на этих людей — мне на стол. Белкин должен быть готов связаться со своим сослуживцем. Четвертому отделу начать анализ проблемы по полной программе.
Муравьев торопливо вышел из комнаты. Львов потребовал подробного доклада о нападении «Призраков» на сходку бандитских главарей. Комаров зачитал донесения информаторов ИСТРИСа: огонъ велся сверху, словно в потолке открылась бойница, через которую стреляли несколько человек в боевом снаряжении, включавшем камуфляжное обмундирование без знаков различия, бронежилеты и закрывающие лицо черные маски-шапки. Затем «бойница» исчезла, а один из «Призраков» оказался в каминном зале и, воспользовавшись паникой, вывел капитана Блохина в коридор.
Здесь они совместно — Блохин и «Призрак» — продолжали отстреливаться, уложив одиннадцать бандитов. Предположительно, «Призрак» передал Блохину пистолет системы Сечкина. Во время перестрелки капитан Блохин был тяжело ранен, после чего исчез вместе с «Призраком». На ковровой дорожке в коридоре остался след крови, вытекавшей, вероятно, из ран капитана Блохина. След обрывается посреди коридора. Неожиданно зазвонил телефон. Положив трубку, Львов сообщил коллегам, что получено важное сообщение: Ферзь дал предварительное согласие сотрудничать с ИСТРИСом. В свете последних подозрений о возможных связях Ферзя с «Призраками» и, весьма вероятно, с существами иных миров такое согласие выглядело весьма своеобразно.
Снова появился полковник Муравьев с результатами первых оценок ситуации.
«Призраки» внезапно исчезают и появляются, но они все-таки оставляют следы.
ИСТРИСу понадобилось около месяца, чтобы установить личности «Призраков» — следовательно, более могущественные спецслужбы ведущих мировых держав вскоре сделают то же самое либо уже сделали это. В таком случае на «Призраков», безусловно, начнется охота по всем правилам, то есть — вообще без правил. Как положено в подобных ситуациях, разведки возьмут их под плотное наблюдение, попытаются установить контакт, будут подсылать женщин. Наиболее бесцеремонные резидентуры, несомненно, предпримут самые решительные действия: похищения самих «Призраков» либо близких им людей, с последующим шантажом, пытками и прочими мелкими удовольствиями, которые предусмотрены доктриной тотального шпионажа. В то же время сами «Призраки» проводят акции довольно непрофессионально, что выдает в них дилетантов. Вероятно, они слишком надеются на свою технику и поэтому частенько допускают грубые промахи.
Второй результат был еще удивительнее. Старший среди «Призраков» — отставной майор подводного спецназа Сергей Михайлович Каростин — проживал в одном доме с Ферзем, там же обосновался Николай Борисович Милютенко с семейством. Оба «Призрака» приобрели квартиры в этом здании примерно за две недели до того, как ИСТРИС негласно закупил все строение партии, которую возглавлял Ферзь. Но существовало и другое странное совпадение: «Призрак» — женщина, Суханова Диана Андреевна, работала в одном институте с Ферзем, а в недавнем прошлом была сожительницей… капитана Блохина. Наконец, еще один «Призрак» — кандидат физико-математических наук Турин Аркадий Геннадьевич — работал в области теории многомерной Вселенной, причем, по мнению специалистов, успешное завершение этой работы позволит перемещаться в пространстве тем самым способом, как это делают «Призраки»!
В ИСТРИСе работали профессионалы, привыкшие в любой ситуации рассчитывать на худшее. Поэтому сразу возникли две новые версии. Комаров считал, что гипотетические инопланетяне откровенно обкладывают Ферзя своей агентурой и подбираются к ИСТРИСу и «Красным Стрелам». Орлов же предположил, что космические пришельцы тут совершенно ни при чем, а просто физик Турин изобрел устройство для телепортации предметов через многомерное гиперпространство.
Итог бурного обсуждения подвел Львов, сказавший мягким, вкрадчивым голосом, каким он всегда отдавал самые решительные приказания:
— Я должен знать, что делает каждый из них — каждую секунду. Взять всю пятерку «Призраков» под самое плотное наблюдение. Гарантировать их безопасность в любой экстремальной ситуации.
Менее чем через полчаса офицеры ИСТРИСа приступили к исполнению генеральского распоряжения.
Глава 26
ВТОРОЙ ЛАБИРИНТ
Утром того же дня, когда в ИСТРИСе решали его судьбу, Сергей брился у себя в ванной комнате. Внезапно по правую руку от майора засветился алый контур врат многомерного тоннеля, сквозь который он увидел знакомый интерьер операционного зала Станции Земля. На противоположном конце тоннеля стоял робот, из динамиков которого раздался голос Координатора:
— НУЖНА СРОЧНАЯ КОНСУЛЬТАЦИЯ.
— Сейчас, я только умоюсь, — ответил встревоженный майор.
— ЭТО НЕ НАСТОЛЬКО СРОЧНО. МОЖЕТЕ ДАЖЕ ПОЗАВТРАКАТЬ. ТЕМ ВРЕМЕНЕМ Я ВВЕДУ ВАС В КУРС ДЕЛА.
Пока человек пил кофе и глотал бутерброды, Координатор рассказывал поразительные вещи. Несколько часов назад на территории, поднадзорной Станции Пошнеста, совершил посадку транспортный аппатарт троклемидского образца.
Высадившиеся с летающей машины гуманоиды разбили лагерь в районе пещеры, около которой некоторое время назад вешша пытались взять в плен Николая и Алексея.
Обустроившись, гуманоиды — предположительно личный состав Базы Пошнеста — начали передавать обращение к персоналу Станции. Передача велась на языке Троклема в широком диапазоне радиочастот и гравитационных волн.
— Напрасно ты называешь их так иносказательно, — сделал замечание успевший успокоиться и собраться с мыслями Сергей. — По-моему, совершенно очевидно, что для предположений здесь места нет. Это — самые настоящие военные Троклема. Больше некому.
— СОГЛАСЕН. ИЗМЕНЕНИЕ ПРИНЯТО.
— Вот и славно. Так о чем говорится в их обращении?
Текст был простой и доступный. Командование Базы предполагало, что персонал Станции выжил и сумел восстановить функционирование агрегатов каких-то участков научно-транспортного Лабиринта. Военные просили ученых откликнуться и объединить усилия для совместной борьбы за дальнейшее существование, поскольку проклятые враги вешша намерены уничтожить последних троклемидов.
— Понятно, — проворчал Сергей. — Кто из наших свободен?
Перед ним засветились четыре голограммы. Диана, по случаю субботнего дня, еще спала. Аркадий бродил по книжному базару, а Николай со всей семьей отправился за покупками на оптовый рынок. Только Леха валялся без дела на диване и смотрел боевик по видику. Его-то Сергей и вызвал на Станцию. Узнав о случившемся на Пошнесте, парень азартно потребовал:
— Надо немедленно им ответить — это же такой случай!
— Нельзя, — прикинулся перестраховщиком Сергей. — Опасно.
— Если нельзя, но очень хочется, то можно, — назидательным тоном изрек Лешка. — Слушай, это же настоящие троклемиды!
Довод был не столь убедительным, но Сергею действительно очень хотелось пообщаться с потомками строителей Лабиринта. Поэтому майор сказал:
— Уговорил, речистый… — Он еще раз с сожалением оглядел голограммы трех видеоканалов, следивших за друзьями. — На этих надежды мало… Мозг Станции Земля, мы уезжаем на Станцию Пошнеста. Как только кто-нибудь из оставшихся Посвященных будет готов к вызову — немедленно приглашай его к нам на помощь.
— ЗАДАНИЕ ПРИНЯТО.
… Возле горного хребта на Пошнесте стояла, придавив снег, приземистая машина, похожая на жука шестиметровой длины и четырехметровой ширины. Рядом возвышался жилой купол, на крыше которого громоздился пучок разнообразных антенн. Вокруг этих сооружений прогуливались двое в белых скафандрах. Сергей сразу обратил внимание, что скафандры отличаются от тех, которыми их в прошлый раз снабдил робот Станции Пошнеста.
Координатор просветил майора:
— ЭТО БОЕВЫЕ СКАФАНДРЫ-НЕВИДИМКИ.
Супермозг объяснил, что внутренняя оболочка таких скафандров способна защитить от лучей лазера, плазменной струи, а также от автоматной пули, выпущенной примерно с пятидесяти метров. Внешняя оболочка состояла из множества волоконных световодов, которые передавали изображение с противоположной стороны футляра — луч света как бы обтекал бойца, облаченного в скафандр.
— В ДАННЫЙ МОМЕНТ РЕЖИМ НЕВИДИМОСТИ НЕ ВКЛЮЧЕН, ОНИ НЕ ПЫТАЮТСЯ СКРЫВАТЬСЯ, — уточнил Координатор и добавил: — ВЫ НАМЕРЕНЫ УСТАНОВИТЬ С НИМИ СВЯЗЬ? НАПОМИНАЮ О РИСКЕ.
— Мы еще не решили.
— Чего вы еще не решили? — громогласно осведомился с порога Аркадий. — Что за шутки? Хожу себе по книжной толкучке, никого не трогаю, заглянул в сортир — и меня без разговоров вытащили из кабинки прямо на Станцию. Якобы Верховный Посвященный приказал доставить меня на Пошнесту!
Сергей терпеливо объяснил ситуацию, и физик сразу избавился от шутливых интонаций. Втроем они решили вступить в переговоры с военными, но скрыть свое земное происхождение. Аркадий предложил представиться дальними потомками троклемидской научной экспедиции, много веков назад оставшейся на Земле без связи с Лабиринтом. Идея показалась остроумной и многообещающей. Язык своей псевдоисторической родины они за это время якобы подзабыли, поэтому вынуждены пользоваться портативными устройствами для синхронного перевода устной речи с русского на троклемидский и обратно. Для подстраховки Аркадий велел роботам защитить вход тоннеля силовым полем и не пропускать в Лабиринт никого, кроме Посвященных. Во всяком случае, без разрешения персонала. Только после этих приготовлений Сергей с Лешкой вышли на Пошнесту в километре от армейского лагеря. Услышав рев моторов, троклемиды поначалу всполошились, но за оружие хвататься не стали, а довольно миролюбиво поджидали, пока приблизится незнакомая машина. Как и у людей, забрала их шлемов были затемнены, защищая зрение от сверкания снега.
Сергей остался в санях у пулемета, предоставив ведение переговоров Алексею. Встреча прошла спокойно. Троклемидов звали Теез Кувосс и Нойст Чаррот, оба представились офицерами комендантской службы, а чины носили не слишком высокие, но и не малые — что-то на уровне капитана или майора. Троклемиды поведали, что База пока держится, невзирая на беспрестанные нападения вражеской армии, однако помощь научного Лабиринта была бы кстати.
Выяснилось также, почему личный состав Базы внезапно решил связаться с персоналом Станции. Обнаружив трупы вешша, убитых примитивным оружием, военные догадались, что на планете побывал некто, владеющий многомерными тоннелями.
Естественно, они вспомнили о существовавшей на планете Станции научного Лабиринта и легко связали эти два факта. Выслушав легенду землян, офицеры ничем не выдали разочарования и пригласили людей в купол.
Внутри их ждали сразу два приятных сюрприза: тут был накрыт стол, и к тому же третий офицер оказался симпатичной молоденькой блондинкой по имени Пасари Малер. Сергей разразился фейерверком изысканных комплиментов, а заодно поинтересовался, не доводится ли юная особа родственницей знаменитому генералу Малеру. Такая осведомленность произвела благоприятное впечатление, и растаявшая Пасари призналась, что Лодд Малер, предыдущий командующий Базы, был ее родным дедушкой.
— Дедушкой? — невольно удивился майор-землянин. — Вы, наверное, оговорились. После Катастрофы прошло столько времени…
— Вот еще одна из наших проблем, — мрачно проговорил Кувосс. — Предлагаю обсудить эти вопросы после небольшой трапезы.
На столе стояли закуски того типа, которые выдавала столовая Лабиринта, и люди заключили, что армейцы живут не слишком весело. Неудивительно, что прихваченные землянами бутылка «Кристалла», двухлитровый баллон «Пепси-колы» и баночки черной и красной икры вызвали бурный восторг. Сергею даже пришлось вызвать видеоканал и попросить Аркадия прислать еще немного деликатесов. Минут через десять возле купола опустилась авиетка, и робот внес контейнер с продовольственным заказом. Отведав балык, соленые огурчики, ветчину, шашлыки и коньяк с шампанским, троклемиды были окончательно сражены.
— Вероятно, вы полностью подчинили себе ту планету? — уважительно спросил Кувосс, который был здесь старшим по званию.
— Которую из четырехсот планет вы имеете в виду? — небрежно бросил Сергей. — Признаюсь, персонал невелик по численности, однако на поднадзорных мирах мы делаем все, что хотим.
— Завидую вам, — вздохнула Пасари. — Но тем не менее вы забыли язык Троклема — разговариваете через автоматические переводчики. Почему?
— Так получилось, — Сергей пожал плечами. — Все-таки сто поколений сменилось. Мы едва не ассимилировались.
— А у нас только три поколения… — прошептал Чаррот. — По существу, вы уже не троклемиды.
Пасари возмущенно обозвала его расистом, а Лешка, откровенно пялившийся на девушку, поспешил поддержать генеральскую внучку:
— При чем тут кровь? Главное, что мы сохранили огонь разума в этой омерзительной Вселенной и наконец встретились.
Внучка засмущалась, а Сергей властно потребовал, чтобы троклемиды рассказали историю своего гарнизона. Будучи существами сугубо военными, Кувосс и Чаррот привычно подчинились командным интонациям, подсознательно признав в землянине пусть не прямого, но вышестоящего начальника. На ретивых служак командирский голос всегда действует одинаково безотказно — этот закон справедлив для любой планеты…
… База на планете Пошнеста была надежно укрыта под горными породами и включала армейский гарнизон, арсенал, госпиталь, склады снаряжения, стартовые площадки стратегических ракет, энергостанцию, комплекс научно-технических разработок и систему противокосмической обороны. Личный состав Базы насчитывал несколько тысяч военных и гражданских специалистов, кроме того, на Пошнесте постоянно жили семьи офицеров, сержантов, инженеров и ученых. В дни Катастрофы боеголовки вешша не достигли Базы — оборонительные установки на достаточном удалении расстреляли три десятка снарядов, начиненных антиматерией. Зато все сто с лишним носителей, размещенных на Пошнесте, были запущены в направлении вражеских планет Рлекки, Ринло и Кубцети и достигли заданных целей.
Когда чудовищные взрывы на Троклеме разрушили центральный приемопередатчик военного ведомства, База Пошнеста уцелела, но была отрезана от населенных миров. Сохранилась лишь небольшая сеть многомерных тоннелей, соединявшая планету с соседними Базами: двумя стартовыми площадками (Базы «Старт-4» и «Старт-7»), заводами по производству антивещества и фотонных носителей межзвездного радиуса, с Базой «Арсенал», где производились и хранились боевые машины разного класса, с центром дальней инструментальной разведки, а также с резервной Ставкой верховного командования. Некоторые из этих Баз серьезно пострадали от оружия вешша — хотя сами планеты и укрытые под скалами сооружения сохранились, но близкие взрывы боеголовок сделали их непригодными для жизни.
Поэтому на Базу Пошнеста пришлось эвакуировать личный состав пораженных гарнизонов, что создало неимоверные сложности.
Агрегаты Базы могли обеспечить существование восьми тысяч троклемидов на протяжении неограниченного времени, однако на планете скопилось около ста тысяч военнослужащих и гражданских лиц. Принявший общее командование старший по званию, то есть Лодд Малер, был вынужден действовать жестоко и решительно. В кратчайший срок инженерные части построили громадный бункер, где разместили медицинское оборудование для глубокого анабиоза. Каждый троклемид Второго Лабиринта должен был отныне жить по строгому графику: год бодрствования — 60 лет сна при почти полной остановке биологических процессов. Таким образом, для субъективного восприятия личного состава после Катастрофы прошло не три тысячелетия, а всего полвека.
В тяжелейших условиях троклемиды построили еще несколько десятков носителей и восемь пилотируемых кораблей. Одновременно продолжались работы по созданию нового сверхсекретного оружия, на которое командование Базы возлагало большие надежды…
— Вы имеете в виду излучатель антипротонов? — машинально уточнил Алексей.
У троклемидов вытянулись лица, офицеры-мужчины растерянно переглянулись, и Кувосс неуверенно проговорил:
— Нам неизвестен принцип действия этого оружия. Но ходят слухи, что на самом деле построен ускоритель каких-то элементарных частиц.
— Значит, мы осведомлены лучше вашего, — небрежно бросил Сергей. — Не важно, можете продолжать.
В глазах троклемидов заметно прибавилось почтения к мнимым дальним родственникам, а Пасари и вовсе смотрела на них с благоговением. После короткого замешательства Кувосс продолжил рассказ.
… Примерно полтысячи лет назад они послали корабли-разведчики, чтобы выяснить обстановку на мирах, где прежде жили троклемиды и вешша. Оказалось, что Рлекки, обезображенная аннигиляцией многих боеголовок, уже частично отстроена. Враг почти оправился после военных разрушений и даже готовился возобновить межзвездные полеты. Постепенно возрождались и другие планеты, населенные вешша. В то же время на планетах, прежде колонизированных цивилизацией Троклема, следов жизни найти не удалось.
Генерал Нуккон Ко-Бендар, сменивший на посту командующего скончавшегося Малера, принял решение добить вешша. Были запущены боевые ракеты, а по завершении строительства ускорителя База «обработала» вражеские миры потоками разрушительных излучений. Однако бесплотные зонды, направленные к планетам-мишеням, принесли неутешительные известия: новый удар троклемидов нанес противнику лишь незначительный ущерб. Большую часть боеголовок вешша успели перехватить на безопасном удалении. Антипротоны же оказались весьма неэффективным оружием — на межзвездных расстояниях струи частиц рассеивались, так что цели достигали только слабенькие пучки, не способные причинить серьезных разрушений. В общем, планеты вешша почти не пострадали, удалось уничтожить лишь часть орбитальных сооружений противника.
К сожалению, враг сумел засечь направление, откуда прилетают ракеты и антипротоны. Некоторое время назад они прислали боевой корабль, который атаковал Базу тяжелыми бомбами и высадил десант. Силы были неравны, и троклемиды легко отразили то нападение, лишь одна из бомб разворотила пустые стартовые позиции. Потом были нападения на другие Базы. Всего за последние полвека личный состав Второго Лабиринта уничтожил девять крейсеров вешша.
Однако противник закрепился на сравнительно близкой планете Глубра, соединив ее с Рлекки многомерными тоннелями. Теперь с космодромов Глубры регулярно стартовали крейсера, атакующие Пошнесту и соседние Базы, а троклемиды со всех стартовых площадок расстреливали Глубру, причем несколько боеголовок уже поразили мишень, однако полностью подавить стратегическую активность врага так и не удалось…
— Они высадили десант на ваши планеты? — предположил Сергей.
— Там очень сложная обстановка. — Кувосс уклонился от прямого ответа. — Мы не посвящены во все подробности.
Неожиданно заговорила Пасари:
— Вешша концентрируют силы на подступах к одной из Баз. Командование опасается, что штурм может начаться в любой момент.
Старшие офицеры строго поглядели на нее, а Чаррот даже постучал пальцем по столу, и девушка, покраснев, умолкла. Когда порядок был восстановлен, Теез Кувосс осторожно поинтересовался, способен ли персонал Лабиринта оказать военным ощутимую помощь. Сергей был очень удивлен подобным поворотом беседы и задал встречный вопрос:
— На какую именно помощь вы рассчитываете?
Оказывается, командование Базы надеялось, что некоторые поднадзорные планеты (троклемид прямо назвал Землю и Годлан) сегодня достаточно развиты и успели создать оружие, более эффективное, чем то, которое имелось на Троклеме накануне Катастрофы и которым остатки троклемской армии вынуждены пользоваться до сих пор. Кувосс также предложил завербовать многотысячную армию из аборигенов разных планет и бросить этих наемников в бой против вешша. Кроме того, в штабе Базы были уверены, что научный Лабиринт располагает Станцией на планете Глубра. Если эта Станция по-прежнему функционирует, следовало нанести немедленный удар по расположенным там сооружениям вешша, чтобы лишить противника передовой стратегической позиции.
— Боюсь, вы попали в плен иллюзий, — сообщил Сергей. — Нас осталось слишком мало, мы едва справляемся с поддержанием Станций и тоннелей в работоспособном состоянии. С официальными властями поднадзорных планет мы принципиально не поддерживаем никаких контактов, аборигены вообще не подозревают о нашем существовании. А техника даже самых высокоразвитых цивилизаций в нашем секторе заведомо уступает оружию Троклема, которое существовало накануне Катастрофы.
— Переброска крупных соединений наемников с разных Станций на Пошнесту вообще за пределами реального, — заявил Алексей. — Нам бы контакт-ключи собрать…
Троклемиды странно поглядели на парня, но промолчали, хотя что-то в словах Лешки их явно заинтересовало. После паузы Чаррот поинтересовался космическими достижениями поднадзорных планет. Земляне были знакомы с этим вопросом достаточно поверхностно, тем не менее честно поведали все, о чем знали: аборигены не способны строить межзвездные космолеты.
Выслушав их сбивчивые ответы, Кувосс повернул лицо к Чарроту и задумчиво проговорил:
— Надо все-таки попытаться набрать наемников… Впрочем, это будут решать старшие по званию. — Он снова обратился к Сергею: — Надеюсь, вы посетите Базу для детальной беседы с нашими командирами?
Майор категорически заявил, что не облечен полномочиями для ведения таких ответственных переговоров, но обещал сегодня же послать рапорт по инстанции.
Контакт с армейцами, заверил он, будет продолжен в ближайшее время, когда руководители Первого Лабиринта примут какое-то определенное решение.
Офицеры-троклемиды слишком почитали субординацию и потому возражать не осмелились. На прощание Кувосс и Чаррот долго и косноязычно радовались итогам сегодняшней встречи двух ветвей Лабиринта и выражали надежду на скорую победу над врагом.
Пока Сергей выслушивал эту ахинею, молодые незаметно уединились возле шлюза и о чем-то перешептывались. Судя по тому, как у Пасари блестели глазки и румянились щечки, Лешка оказался не таким уж лопухом.
— Ну, мы поехали, — сказал наконец утомленный церемониями Сергей. — До встречи.
— До встречи. Мы оставим лагерь на этом месте. Дежурные будут ждать вас постоянно.
Уже в аэросанях Сергей спросил Алексея, как продвигаются его отношения с инопланетянкой. Парень мечтательно вздохнул — судя по всему, межзвездный роман развивался бурно и в нужном направлении. На следующий вопрос: как, мол, с Дианой, — он ответил небрежно:
— Она-то здесь при чем? По большому счету, Дианка меня никогда за человека не считала…
Как выяснилось чуть позже, остальные Посвященные к тому времени собрались на Станции Пошнеста и были в курсе всех разговоров, которые велись на планете.
Поэтому, когда они вернулись в Лабиринт, у Дианы начались обычные психозы, а оба кузена затянули традиционную песню: дескать, налицо прекрасный шанс впутаться в неприятности с непредсказуемыми последствиями.
Не обращая внимания на их нытье, Сергей вызвал на связь Координатора и спросил, функционирует ли Станция на планете, где расположен плацдарм вооруженных сил вешша. Ответ пришел немедленно:
— СТАНЦИЯ ГЛУБРА НАХОДИТСЯ В ПРОЦЕССЕ РЕГЕНЕРАЦИИ. НАБЛЮДЕНИЕ ПОСРЕДСТВОМ ВИДЕОКАНАЛОВ СТАНЕТ ВОЗМОЖНЫМ В БЛИЖАЙШИЕ ДНИ. ПРИЕМОПЕРЕДАТЧИКИ МАТЕРИАЛЬНЫХ ТЕЛ БУДУТ ВОССТАНОВЛЕНЫ ПРИМЕРНО ЧЕРЕЗ ДВА МЕСЯЦА ПО ЗЕМНОМУ ВРЕМЕНИ.
— Прекрасно, — обрадовался майор. — Сообщите мне, когда заработают видеоканалы.
Он разъяснил друзьям, что вмешиваться в чужую войну не собирается, но понаблюдать за противником не помешает.
— Ты уже считаешь вешша противником? — Аркадий криво усмехнулся. — Между прочим, они не сделали ничего плохого ни нам лично, ни Земле. Они вообще не имеют понятия о существовании человечества.
— Но вешша уничтожили всю цивилизацию Троклема! — вскричал Алексей. — Это величайшее преступление всей известной нам истории — как земной, так и галактической!
— Предположим, что мы достаточно плохо знаем историю, — нахмурился Аркадий. — Тем более галактическую. У меня есть подозрения, что троклемская версия относительно развязывания той войны не совсем правильна. Тут еще надо разобраться, кто в действительности был величайшим преступником. Но мы, будучи существами скорее эмоциональными, чем разумными, сразу же стали на сторону троклемидов, которые по внешнему виду милее нам, чем эти раздутые жабы вешша…
— У нас будет время разобраться во всех деталях, прежде чем примем какое-либо решение, — успокоил их Сергей.
— Я ПОЛУЧИЛ ОТ ВАС ЗАДАНИЕ ПОДГОТОВИТЬ И НАНЕСТИ УДАР ВОЗМЕЗДИЯ ПО ПЛАНЕТАМ ВЕШША, — напомнил Координатор. — ДОЛЖЕН ЛИ Я ПРЕКРАТИТЬ ВЫПОЛНЕНИЕ ЭТОГО ЗАДАНИЯ?
«Вот оно, — подумал Сергей, — мы сделали важнейшие выводы буквально на лету, интуитивно поделив обитателей Галактики на „чужих“ и „наших“. Хорошо еще, что Координатор не успел создать супероружие и даже не пустил в ход запасы прежних боевых средств…» Он сказал вслух:
— Раньше мы лезли в разные драки, рискуя только собственными шкурами. А теперь от нашего выбора может зависеть судьба всего человечества. Надо миллион раз подумать, прежде чем мы что-нибудь решим по этому вопросу — Майор сделал паузу, собираясь с мыслями. — Координатор, ты должен продолжать подготовку к удару возмездия, но применить оружие против вешша можно лишь по прямому распоряжению большей части персонала.
— ЗАДАНИЕ СКОРРЕКТИРОВАНО. БОЕВЫЕ СРЕДСТВА БУДУТ ИСПОЛЬЗОВАНЫ ЛИШЬ В СЛУЧАЕ СОГЛАСИЯ КАК МИНИМУМ ТРЕХ ЧЛЕНОВ ПЕРСОНАЛА.
— Тяжкое бремя на горбушку себе взвалили, — вздохнув, изрек Николай. — Посоветоваться бы с кем-нибудь поумнее нашего.
— Было бы с кем, — тихо сказала Диана.
Девушка выглядела неважно, и Сергей забеспокоился: что еще могло случиться с этим глупым ребенком? Оказалось, что она всего лишь переживает о своем раненом приятеле из «Красных Стрел». Роботы лазарета сообщали, что Кутукову придется провести под наркозом еще день-другой.
Глава 27
СТРАННЫЕ ЛЮДИ
Несколько раз он слышал сквозь сон противные телефонные звонки, но вставать не было ни сил, ни желания. Наконец уже после полудня очередная серия душераздирающих трелей все-таки заставила Сергея выбраться из постели.
Пошатываясь, он подошел к телефону и поднял трубку. Говорил незнакомый человек, назвавшийся полковником Жихаревым из Управления охраны правительственной информации. Очень вежливо, но строго и настойчиво полковник поведал, что горит желанием пообщаться и назначил встречу на 16.00.
— Пошел ты… — буркнул Сергей, положив трубку.
Он собирался снова надраться до лежачего состояния, но вдруг сообразил, с кем только что разговаривал. Жихарев работал в ведомстве Восканова, однако с замначальником УОПИ был явно на ножах и вообще производил впечатление порядочного офицера. С таким человеком не грех было поговорить. Сергей залез под холодный душ, продолжая туго соображать: что понадобилось от него очередной спецслужбе?
Беседа сразу приняла неожиданный оборот. Жихарева вовсе не интересовали обстоятельства смерти Арчила, Артура или Макара, чего сильно опасался майор.
Пристально глядя на посетителя сквозь линзы очков, полковник задавал положенные вопросы, уточняя анкетные данные, потом неожиданно осведомился:
— Скажите, Сергей Михайлович, вы хорошо знакомы с Туриным Аркадием Геннадьевичем?
Опешив, Сергей промямлил:
— Да, хорошо его знаю… Уже много лет.
Он коротко рассказал историю их знакомства, все еще не понимая, к чему идет дело. Внимательно выслушав его, полковник покивал и проникновенно произнес:
— Постарайтесь отнестись к этому вопросу очень серьезно. Вы самый опытный человек в окружении Турина, почти что наш коллега, поэтому хорошо подумайте, прежде чем дадите ответ… Сергей Михайлович, вам не приходилось замечать нездорового интереса незнакомых лиц к вашему другу? Я даже уточню — не было ли нездорового интереса к личности Аркадия Геннадьевича либо к его работе?
— Не понимаю вас…
— Хорошо, я поясню. — Жихарев снял очки. — Аркадий Турин занимается очень сложной научной проблемой, он пользуется известностью в международных научных кругах. Специалисты считают, что его работа имеет не только фундаментальное научное значение, но также может быть использована в военных целях.
— Вы хотите сказать, что его исследованиями заинтересовалась иностранная разведка? — догадался Сергей.
— Приблизительно так.
Он чуть не поведал полковнику о подозрительной незнакомке, которая подваливала к Аркаше несколько дней назад, но быстро опомнился. Во-первых, если задуматься, та история могла быть банальным уличным знакомством — Аркадий в последнее время жил на широкую ногу, шикарно одевался, частенько навещал злачные места. Не исключено, что эта девица решила познакомиться с богатым мужиком. Дело житейское, и глупо жаловаться, что к его другу клеилась красивая женщина. Во-вторых, если она действительно связана с иностранными спецслужбами, а люди Жихарева ее возьмут, то могут всплыть те самые журналы с фотографиями, а это было бы совсем некстати.
Поразмыслив, Сергей решил, что со шпионами они при помощи Лабиринта сами справятся без труда и посторонней помощи, а потому ответил:
— Смешно. Насколько я знаю, все его работы публикуются в открытых журналах, в том числе и американских. Кроме того, он получает деньги от Фонда Сороса и сообщает им все свои результаты. Зачем же за ним шпионить?
— Мы это знаем, и это нас тоже смущает, — признал полковник, сделал паузу и продолжал, понизив голос: — Я надеюсь на ваше понимание и сотрудничество, поэтому буду говорить прямо…
И Жихарев рассказал странные вещи. Оказывается, некоторое время назад контрразведка обнаружила явные попытки иностранной агентуры найти подходы к Аркадию. За передвижениями физика следили опытные филеры, другие люди выясняли у его сослуживцев детали туринских исследований. Разведку потенциального противника интересовало, не приступил ли Аркадий к практическому применению своей теории. Возможно, кто-то за рубежом беспокоился, как бы московский ученый не вздумал утаить некоторые результаты от всемирных научных организаций.
Интересовались также его недавними поездками в дальнее зарубежье. Последнее выглядело особенно непонятно, поскольку Турин в первый и последний раз пересекал госграницу четыре года назад, когда ездил в Италию на симпозиум по теоретической физике.
— Да, я помню, он был в Триесте, — подтвердил Сергей. — Но в тот период мы общались редко. Дайте сообразить…
Он торопливо обдумывал ситуацию. Похоже, за границей уже выяснили, что Аркадий месяц был на Бермудах, но про Лабиринт, видать, еще не догадались. Да и кто догадался бы, что можно найти наследство инопланетных пришельцев! Поэтому аналитики из ЦРУ, «Интеллидженс сервис» или МОССАДА — не важно, кто именно, — полагают, что Аркадию удалось создать теорию телепортации и что на основе этой теории он построил машину, при помощи которой путешествует по миру. Выводы выглядят логично, хотя и не имеют почти ничего общего с реальностью… И еще очень важная информация — чья-то разведка начала охоту на Посвященных. А если разведка начинает охоту, то рано или поздно дичь обязательно попадается в капкан или на мушку… Следовало предупредить ребят и мобилизовать всю технику Лабиринта. Но и отечественная контрразведка могла бы помочь в святой борьбе против вражеских шпионов. Придется рассказать кое-что, хотя и не хочется.
— Припоминаю, говорил он что-то такое…
Сергей поведал, как неизвестная бабенка клеилась к Аркадию в кафетерии около института. Полковник записал его повествование на магнитофон, а затем уточнил:
— Яркая блондинка в красном костюме от Валентине, уехала в «пежо» оливкового цвета?
— Таких подробностей я не знаю, — опешил Сергей. — Вы за ней следили?
— И не только за ней, и не только мы… — Жихарев сделал пренебрежительную отмашку. — Сегодня за господином Туриным охотятся не менее трех резидентур. Суетятся, мешают друг другу… Как вы думаете, откуда у них такой азарт?
Полковник явно пытался что-то у него выведать, и Сергею это очень не понравилось. Он пробормотал неуверенно: дескать, враги всегда интересовались работами наших крупных ученых.
Жихарев тускло посмотрел на майора и вдруг спросил:
— Кажется, вы служили на Каспийской флотилии с полковником Воскановым?
— Кажется, сейчас он приходится вам непосредственным начальником? — парировал Сергей встречным вопросом.
— Приятно иметь дело с информированным собеседником. — Жихарев с любопытством оглядел отставного «кальмара». — Нет, мой отдел ему не подчиняется. А вот мне хотелось бы узнать, что вы думаете о Леониде Владимировиче.
Эти прогулки вокруг да около разозлили майора, и его ответ прозвучал слишком резко:
— Полагаю, он сейчас слушает нас в соседней комнате? Пусть вспомнит, как я и капитан Хребтов разбили ему морду.
— Несомненно, это был очень эффектный жест с вашей стороны, — насмешливо произнес Жихарев. — И что же? Думаете, ваше государство оборвало его карьеру? Таких подонков надо уничтожать по-другому.
— Например, пулей в затылок?
Жихарев свирепо оскалился и прищурился, словно целился на стрельбище.
Потом проговорил негромко, но веско:
— Индивидуальный террор никогда не мог излечить социальные язвы. Этим развлекаются дилетанты из дружины «Пролетарских Мстителей», отстреливающие коррумпированных чиновников, мафиозных финансистов и офицеров-предателей. Результат — нулевой. Жертву покушения похоронят с подобающими почестями, имя убиенного будет прославлено в памяти потомков, поскольку бедолага пал на посту, сраженный безжалостной рукой коварного киллера. Нет, работать надлежит гораздо тоньше, уничтожать подонков морально и разоблачать их, как это делают «Красные Стрелы».
— Кто такие? — заинтересовался Сергей.
— Вы их не можете знать, — проворчал Жихарев. — Но, может быть, знаете этих…
Он полез в ящик стола. Сергею показалось, что полковника прорвало, он разоткровенничался, а теперь и сам не рад, что наговорил лишнего. Хотя кто знает в этом ведомстве — Жихарев вполне мог разыграть приступ откровенности, рассчитывая «расколоть» собеседника…
Между тем полковник извлек пачку фотографий и разложил некоторые из них перед Сергеем. Помимо прочего, здесь был тот самый фоторобот Сергея и Николая, о котором с месяц назад рассказывал в Нью-Йорке их приятель Аксельрод. Кроме того, на столе глянцево поблескивали репродукции из каких-то импортных журналов. Об этих фотографиях им тоже приходилось слышать. Майор с ужасом разглядывал цветные картинки, изображавшие всю их компанию за столиком бермудского ресторана, а также его самого в окружении островных шлюх — Моники, Джоаны и Николь…
Не скрывая иронии, Жихарев повторил вопрос:
— Ну так знакомы вам эти личности?
— Вроде нет, — промямлил Сергей. — А кто они — очень опасные преступники?
— Значит, вы с ними не знакомы, — жестко выговорил полковник. — Ну, как говорится, на нет и суда нет. Иногда, знаете ли, в нашем деле без суда и следствия не обходятся.
Жихарев аккуратно собрал снимки и убрал обратно в ящик стола, после чего выжидательно уставился на отставного майора. Сергей изо всех сил старался сохранить уверенную гримасу, но чувствовал себя крайне хреново, потому что не мог сообразить, как вести себя дальше. Проще всего было бы вызвать тоннель и сбежать в Лабиринт. Но это означало бы, что им придется надолго, если не навсегда, переселиться в мир Станций и тоннелей, позабыв о Земле. Подобная перспектива ему совершенно не улыбалась.
Неожиданно Жихарев прервал молчание довольно благожелательным тоном:
— Допустим, ваш друг Турин на самом деле изобрел машину или прибор… не важно, как это называется… Значит, существует штука, при помощи которой можно быстро попасть куда захочется, — так?
Сергей продолжал молчать, как брянский партизан в гестапо. Сокрушенно покачав головой, полковник продолжал:
— Сколько же добрых дел можно будет сделать, когда ваш друг сварганит эту машину… Обязательно посоветуйте Турину, чтобы не разменивался на мелочи.
Пусть хорошо подумает, посоветуется с умными людьми. А то знаете — дай им волю, сразу начнут таскать ящиками ветчину с оптовых складов, по борделям на халяву шляться. Нет, братцы, так нельзя. Надо иногда об Отечестве думать.
— Вижу, как думали об Отечестве в последние десять лет, — прошипел Сергей. — И для каких же добрых дел вы думаете такую машинку применить? Можно, конечно, подложить атомный фугас прямо в подвал ЦРУ или Пентагона! Только я думаю, что по-другому технику используют при нашем-то бардаке. Для начала продадут секрет каждому, кто согласится дать сотню-другую баксов. И получится, что есть новое средство доставки у всех, кроме нас самих. Вот так. Нравится вам такая перспектива?
Ответа на эту речь не последовало. Жихарев долго переваривал услышанное, не в силах найти слов. Потом распахнулась дверь, и в кабинет величаво вошел Восканов. Не обращая внимания на присутствие постороннего, он задал полковнику какой-то вопрос, но затем вдруг резко повернулся к Сергею и застыл с отвисшей челюстью. Совсем пав духом, майор окончательно уверился, что сейчас его разоблачат, и уже собирался произносить пароль, вызывающий тоннель на Станцию.
Однако Восканов всего лишь пробормотал:
— Каростин, что вы тут делаете? Жихарев небрежно проговорил:
— Вы знакомы? Тем лучше. Я подумал, что господин Каростин, как боевой офицер и честный гражданин, мог бы пролить свет на грязные махинации некоей экстремистской группировки, которая купила целый жилой дом в Бутово. Сергей Михайлович любезно согласился информировать нас, если что-нибудь узнает.
— А почему именно он? — настороженно спросил генерал. — Он-то к ним какое отношение имеет?
— Так он живет в том же самом доме.
Начались долгие объяснения, что Сергей не является членом той партии, а произошло обычное совпадение: продавался целый дом, и несколько семей успели купить себе квартиры, и только потом Тарпанов и его товарищи приобрели все здание целиком. Заодно пришлось рассказать, что деньги на квартиру Сергей заработал в «черном поиске».
Выслушав эти подробности, Восканов успокоился. Немного поразмыслив, он решительно сказал:
— Вы мне нужны, майор. Такие, как вы… Полковник, у вас есть еще вопросы к Каростину?
— Мы уже закончили, — лениво отозвался Жихарев. — Дайте сюда ваш пропуск, я распишусь, чтобы вас выпустили. И возьмите мою визитную карточку. Звоните.
— Обязательно.
Нетерпеливо следивший за их диалогом Восканов отвел Сергея к себе в кабинет, расположенный двумя этажами выше, усадил в уже знакомое по голограммам кожаное кресло и разразился длинной речью. Он говорил, что понимает негодование и возмущение майора по поводу той омерзительной истории, случившейся пять лет назад, но было страшное время, страной и армией руководили подлые интриганы и грязные предатели, которые всеми средствами расправлялись с честными патриотами. Сам Восканов, по его словам, тогда ничего не мог поделать, и его сердце якобы обливалось кровью, но рука вынуждена была выполнить распоряжение сверху, и полковнику-политотдельцу пришлось завизировать приказ об изгнании прекрасных офицеров из рядов вооруженных защитников Отчизны.
Ни одному слову Сергей, конечно, не поверил, но слушать было забавно.
Потом стало совсем интересно: Восканов заявил, что в таких надежных людях, как майор Каростин, ныне появилась особая надобность.
— Ну, во-первых, не майор, а бывший майор, — сварливо уточнил Сергей, — А во-вторых, совершенно непонятно, кому это я вдруг так срочно понадобился.
— Насчет звания не беспокойся. — Генерал уже по-хозяйски обращался к нему в единственном числе. — Если дела пойдут успешно, у тебя снова будет все: звезды на погонах, должность, почет, деньги. А нужен ты, как и прежде, Отечеству.
В этих словах было слишком много патетики, поэтому Сергей сразу заподозрил неладное. А Восканов принялся вдруг говорить о продажных политиканах, которые захватили власть в соседних республиках, притесняют русскоязычное население и спекулируют национальными богатствами, раздувая свои счета в зарубежных банках.
О масштабах такого грабежа Сергей и сам имел представление, поскольку получил доступ к вкладам упомянутых деятелей. Тем временем Восканов добрался до главного:
— Есть люди, которые хотели бы свергнуть эти марионеточные режимы. Уже создан отряд добровольцев-профессионалов. Скоро на южных и восточных границах многое изменится. Теперь понимаешь, для чего ты нужен?
— Не совсем, — признался Сергей. — Ты рассчитываешь, что летом президентом станет коммунист?
Заместитель начальника Управления пренебрежительно фыркнул и неприятно засмеялся:
— Левых к власти не пропустят. Как говорится, но пассаран! Власть должна и будет принадлежать подлинным хозяевам страны, которые контролируют финансы, промышленность, торговлю, энергоресурсы. Им нужна большая страна с единым рынком товаров, капиталов и рабочей силы. И они очень не хотят, чтобы на этом рынке господствовали мощные заокеанские конкуренты. Поэтому во главе ближайших азиатских соседей следует поставить наших сторонников.
Для виду Сергей помялся, затем поинтересовался, какую именно работу ему предлагают и сколько за это будут платить. Восканов стал расписывать самые радужные перспективы — от инструкторской деятельности по обучению спецназовцев до непосредственного участия в боевых операциях. Судя по его рассказам, у генерала были грандиозные планы: топить украинские подлодки на Черном море, подрывать на Каспии трубопроводы и нефтяные платформы; кроме того, намечалось пускать ко дну прогулочные яхты некоторых республиканских президентов. После таких диверсий в сопредельных государствах неизбежно начнется смута, и уж тут боевики Восканова бросятся в бой крупными силами, чтобы перебить мафиозную элиту и усадить в президентское кресло нужных и, что самое главное, послушных человечков.
Сергей подумал, что новые правители, которых Восканов намерен экспортировать на юг, окажутся точно такими же мафиозными сволочами и казнокрадами, но только будут представлять другие кланы воров и взяточников.
Может быть, на первых порах они и станут слушаться, но вряд ли этот период затянется надолго.
Неправильно расценив его молчание, генерал решил, что почти убедил бывшего сослуживца, и предложил посетить лагерь, где его легионеры готовятся к грядущим сражениям за светлое империалистическое будущее. По дороге Восканов пытался разглагольствовать о высоких материях, но Сергей почти не слушал, погрузившись в собственные мысли. Все последние дни он страшно тосковал по Элли, и вот вчера вечером она сама позвонила. Разговор получился сумбурным: у Элли был очень странный голос, словно она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Спрашивала же она сущую ерунду: как, мол, дела, чем занимаешься и тому подобное. Сергей не выдержал, предложил плюнуть на все и всех и встретиться, но Элли твердо отрезала: о новых свиданиях не может быть и речи. После этого звонка отставной майор вышел из себя, напился по-черному и продолжал бы пить весь сегодняшний день, но помешало приглашение к Жихареву…
— Приехали, — весело сообщил Восканов. — Отдельный резервный полк «Финист». Вылезай и восхищайся.
Сергей сразу узнал это место — гарнизонный городок расформированной два года назад 132-й десантно-штурмовой бригады, которая в октябре отказалась штурмовать Дом Советов, а несколько ее взводов даже попытались выступить на подмогу осажденному парламенту, но были на полпути остановлены армейским танковым батальоном и подразделениями МВД. На территории части по-прежнему поддерживался идеальный порядок. Люди в форме военного покроя без знаков различия напряженно тренировались на стрельбище, преодолевали горящие завалы полосы препятствий, осваивали штурм многоэтажных зданий, практиковались в рукопашных схватках. В одном учебном классе Сергей обнаружил наглядные пособия по десантированию с летательных аппаратов, стены другого были увешаны детальными планами крупнейших городов СНГ. Судя по всему, подготовка к предстоящим сражениям шла здесь полным ходом. Самое удивительное, что в этой аудитории имелись карты не только столиц многих соседних республик, но также Москвы и Питера…
— Эти парни знают в лицо каждого видного деятеля той республики, где им предстоит действовать, — пояснял тем временем Восканов. — Мы знаем, где расположены их служебные офисы, городские квартиры, дачи, знаем, на каких аэродромах стоят наготове — на случай срочного бегства — личные самолеты всех этих президентов, премьеров, министров и спикеров. Когда начнутся решающие события, ни один из Них не успеет уйти за границу, мы их не выпустим.
Он похвастался участием своих боевиков в нескольких кавказских и среднеазиатских разборках. Тут Сергей окончательно убедился, что его бывший замполит, хоть и освоил патриотическую риторику, все равно остался таким же подонком, каким был в прежние времена: перечисленные попытки переворотов и танковые броски отнюдь не привели к власти горячих сторонников Москвы — просто одних казнокрадов и демагогов сменили другие, лишь более жадные. Нет, вовсе не об интересах Отечества заботились Восканов и стоявшие за ним кашалоты большого спекулятивного бизнеса.
Окончательно майор уверился в своих подозрениях, когда генерал представил ему начальника учебного центра подполковника Боровикова. Сергей хорошо запомнил эту рожу — Боровиков был одним из тех, кто стрелял в него четыре дня назад во дворце Ромодановских. Эта встреча принесла немалое удовлетворение — забинтованная рука подполковника висела на перевязи — не иначе, после меткой очереди «Хеклер-и-Коха» майора Каростина… Итак, малоуважаемый Парафин все-таки был связан с мафией, но воображения отставного «кальмара» недоставало, чтобы понять истинные планы этого интригана.
К его удивлению, увидев Сергея, Боровиков побледнел и вытаращил глаза, словно встретил привидение. Это было очень странно — ведь на воровской сходке майор был в маске, и этот бандит не мог там разглядеть его лица. Прежде они тоже не встречались, на этот счет Сергей мог поручиться. И тем не менее Боровиков откуда-то знал его и, видимо, боялся.
Здесь вообще было много непонятного. Последняя учебная аудитория, которую они посетили, не имела никакого отношения к военному делу или диверсионной подготовке. Создавалось впечатление, что в этом классе преподавали основы магии, мистики или еще какой-то чертовщины в том же духе. Странно было и то, с каким интересом наблюдал Восканов за Сергеем, когда тот недоуменно разглядывал иконы, плакаты с каббалистическими знаками, подвешенные к стене скелеты, кресты, полумесяцы, шестиконечные звезды, статуэтки уродливых божков или демонов. В углу комнаты стоял книжный шкаф с литературой по черной и белой магии и тому подобной сверхъестественной тематике. Комментариев по поводу этого мракобесия не последовало, но Сергей вспомнил разговоры о том, что в последнее время в московских спецслужбах появилось множество людей, искренне верящих в колдовство. Возможно, Восканов тоже принадлежал к их числу и надеялся на помощь потусторонних сил…
По дороге в город Сергей размышлял обо всем увиденном, но ничего путного так и не придумал. Генерал подбросил его к самому дому и, прощаясь, осведомился, какое решение он принял.
— Пока никакого, — мрачно ответил майор. — Опасное дело предлагаешь, а мне больше неохота под пули лезть. Нельзя в мои годы своей шкурой рисковать.
— За такие деньги — очень даже можно, — хохотнул Восканов. — Тем более для тебя особого риска и нет, как мне кажется… Ну, будь здоров. Я тебе на днях позвоню.
Кивнув на прощание, майор зашагал к своему подъезду. Он не мог понять, что имел в виду Восканов, когда говорил, что для него риск будет не слишком большим. Внезапно Сергей остолбенел — под навесом у входа в блок стояла… Элли. Метнувшись навстречу, она прижалась к нему всем телом, обхватив руками его шею, и прошептала виноватым голосом:
— Я не выдержала… Не могу без тебя.
— Правильно сделала, глупышка, — растроганно ответил Сергей.
Он гладил Элли по волосам и целовал в глаза, нос и куда попало, а потом вдруг обернулся, повинуясь непонятному, но своевременному приказу подсознания.
Генеральская «Волга» все еще стояла в двух десятках метров от дома. Опустив боковое стекло дверцы, Восканов наблюдал сцену их встречи, удивленно подняв брови.
Глава 28
В РОЛИ ВЛАСТЕЛИНОВ ВСЕЛЕННОЙ
По болотистым долинам юго-западного континента планеты Тирну растекались встречные потоки мигрантов.
Из уцелевших после двух военных спазмов озерных городков Демократической Федеративной Республики местные власти депортировали обладателей серо-черных панцирей, а правители Свободного Суверенного Государства выживали желто-зеленых. Бесчисленные толпы несчастных брели от водоема к водоему, а придорожные банды методично избавляли вынужденных переселенцев от скарба, денег и жизни.
Гражданская война, уже не раз перекроившая политическую карту планеты, временно затихла, но стороны энергично занимались укреплением, пополнением и перегруппировкой армий. Пока же два крупнейших образования этого материка устроили у себя этническую чистку, мелкие государства лихорадочно укрепляли границы, а на побережье набирал силу режим военной диктатуры, провозгласивший расовое равноправие. Примерно такая же ситуация сложилась и на других континентах Тирну, но землян интересовал именно юго-западный, потому что где-то здесь находился комплект контакт-ключей.
До начала войны корона и глобус хранились в столичном музее, но с тех пор гигантский город многократно менял хозяев, всякий раз подвергаясь разрушению и разграблению. На четвертый год братоубийственной бойни, когда повстанцы готовились штурмовать столицу, террорист-камикадзе подорвал возле резиденции главы государства ядерный фугас, испепеливший центральный округ мегаполиса.
Следующей весной правительственная армия выбивала повстанцев из городских кварталов, широко применяя атомную артиллерию. Лет через шесть-семь по этим местам прорывалось ополчение клерикалов, после чего сдетонировали оставленные без присмотра термоядерные реакторы энергоцентрали. Наконец всего три года назад по неведомой причине где-то неподалеку сработал самоликвидатор одного из спецбоеприпасов в заброшенном и забытом арсенале. В общем, теперь от той части Тирну оставалось только небольшое море грязной радиоактивной жижи, скопившейся в воронках, — какие обычно появляются в эпицентре цепной реакции.
— Может, они и корону с глобусом давно разбомбили к чертовой матери? — неуверенно предположил Аркадий.
— ТОЧНЫЕ ДАННЫЕ ОТСУТСТВУЮТ, — сообщил Координатор через трансляцию Станции Тирну.
Из дальнейших объяснений люди узнали, что интересующий их район планеты недоступен для видеообзора и телепортации, поскольку ближайший приемопередатчик уничтожен ядерным взрывом двенадцать лет назад. Однако через соседние приемопередатчики пеленгуются слабые сигналы, напоминающие те, которые должны подавать контакт-ключи, но точное местоположение приборов определить не удается, как будто корона и глобус время от времени перемещаются с места на место.
— Есть идея, — сказал Николай. — Выходим из телепортации как можно ближе к тем местам… Аркадий насмешливо продолжил:
— Берем в каждую руку по автомату и будем обшаривать одно за другим все болота на территории в полтора миллиона квадратных километров.
— Даже ты мог бы выдумать что-нибудь поумнее, — обиделся его кузен. — Сам валандайся пешком. Мы полетим на воздушной машине троклемидов. У них вполне приличная скорость и есть приборы для пеленгации. За час-другой разведаем всю территорию.
Услышав его предложение, Сергей поначалу загорелся, но вскоре охладел к этой идее, обнаружив слабые места. Лететь пришлось бы над регионом, где сохранились поселения серо-зеленых и дислоцировалась самая мощная военная группировка ДФР. Наверняка ракообразные аборигены имели там какую-то противовоздушную оборону.
— Опасное дело, — сказал майор. — В два счета собьют. Вы же видели хронику — у них навалом зенитных ракет с атомными боеголовками и вдобавок лазерные пушки, гиперзвуковые истребители-перехватчики. Никакое защитное поле не спасет.
— Это раньше у них были атомные ракеты, — запротестовал Николай. — С тех пор была война, разруха и все такое. Теперь там наверняка промышленность не работает. Старые боеголовки давно кончились, а новые делать некому и негде.
— Во время войны может не хватать хлеба, воды, воздуха, женщин или еще чего-нибудь второстепенного, — заметил Сергей. — Но боеголовки будут в нужном количестве, даже если ради этого придется вручную превращать урановую руду в оружейный плутоний… Нет, сами мы туда не полезем!
Коллективным усилием интеллекта — люди плюс Координатор — они решили сначала провести разведку. Агрегаты Лабиринта телепортировали на Тирну пилотируемый роботом летательный аппарат модели «224», который земляне называли авиеткой. Машина двигалась по сложной зигзагообразной трассе, пытаясь определить направление, с которого поступают сигналы контакт-ключей. Тем временем Сергей, Николай и Аркадий сидели в удобных мягких креслах на Станции, рубали шашлык из севрюги, потягивали коньяк и неторопливо беседовали о жизни.
Несколько транслируемых с авиетки голограмм отображали обстановку вдоль маршрута — трехмерные изображения местности в видимом спектре, а также в инфракрасном и в радиочастотном диапазонах. Люди видели следы страшных разрушений, война смыла с лика планеты целые города, которые никто не собирался восстанавливать. Зато армейская инфраструктура была возрождена — работали радиолокаторы, обменивались шифровками штабы, перемещались войсковые соединения.
Авиетка мчалась на северо-восток, немного отставая от звука. На шестой минуте полета мозг Станции известил, что засек направление на местоположение контакт-ключей. Минутой позже выяснилось, что пеленгов два. Другими словами, корона и глобус хранились порознь. Еще через две минуты оборонные комплексы аборигенов засекли появление чужого аппарата над своей территорией. Теперь сигналы локаторов плотно сопровождали авиетку, а с поверхности непрерывно поступали требования назвать себя, покинуть запрещенную зону, выйти на установленную высоту, совершить посадку на военном аэродроме и тому подобные благоглупости.
Когда эти предупреждения не подействовали, стартовали ракеты класса «земля-воздух». Боеголовки самонаводящихся снарядов бестолково рвались вокруг машины, отброшенные защитным полем. Авиетка продолжала полет, резко изменив курс с северного на западный. Через четверть часа после этого поворота к машине Лабиринта пристроились истребители аборигенов. Снова стали рваться ракеты и снаряды бортовых автоматических пушек, несколько осколков пробили щит силового поля, повредив корпус авиетки. Потом откуда-то сбоку навалились тяжелые гиперзвуковые машины, вооруженные мощными лазерами. Сначала они без долгих разговоров сожгли звено перехватчиков, которые до этого пытались сбить аппарат троклемидов, и лишь затем потоки световых квантов обрушились на авиетку.
Голограмма погасла.
— Сбили? — забеспокоился Николай.
— МАШИНА ПОЛУЧИЛА СЕРЬЕЗНЫЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ, — доложил мозг Станции.
— Я ВКЛЮЧИЛ САМОЛИКВИДАТОР, ЧТОБЫ ОБЛОМКИ НЕ ПОПАЛИ В РАСПОРЯЖЕНИЕ АБОРИГЕНОВ.
— Ты запеленговал контакт-ключи?
— ТОЛЬКО НАПРАВЛЕНИЕ НА НИХ. ЧТОБЫ ОПРЕДЕЛИТЬ ТОЧНЫЕ КООРДИНАТЫ, НЕОБХОДИМО ПРОВЕСТИ ТАКИЕ ЖЕ РЕЙДЫ С ДРУГИХ НАПРАВЛЕНИЙ.
— Действуй, — приказал Сергей, раздраженный непредвиденной задержкой.
На этот раз авиетка покинула Станцию через тоннель другого приемопередатчика и вошла в мертвую зону с северо-запада. Снова повторилась уже знакомая картина: локаторы, ракеты, истребители-перехватчики, лазеры. Эта машина продержалась в воздухе даже меньше первой — от силы минут десять-двенадцать.
Отвечая нетерпеливым землянам, робот обстоятельно объяснил, что в обоих случаях удалось взять направления на контакт-ключи. Пересечения двух пар пеленгов дают четыре точки, из которых две ложные, а в двух других находятся корона и глобус. Чтобы точно установить дислокацию разыскиваемых устройств, требуется послать еще как минимум один зонд-пеленгатор. Сергей и Аркадий чуть не лопнули от злости, но делать было нечего.
Третий летательный аппарат выпустили на высоте около ста километров, и машина понеслась по траектории снижения. Благодаря такому маневру авиетка добралась почти до центра мертвой зоны, однако уже на границе стратосферы была уничтожена ядерной боеголовкой противоракеты.
— Доложи результаты, — потребовал Аркадий.
Только теперь выяснилось, что произошла накладка нескольких заданий. Для мозга Станции Тирну поиск контакт-ключей вовсе не был первоочередным делом.
Базовая программа требовала от роботов Лабиринта всесторонне изучать поднадзорные планеты, особенно, — местные цивилизации. Однако в последние десятилетия огромный кусок поверхности Тирну выпал в мертвую зону, из которой практически не поступала информация. Три авиетки, посланные в течение часа, позволили мозгу Станции восстановить обстановку на этих землях. Получив приказ отчитаться о проделанной работе, центральный компьютер сектора с готовностью развернул перед персоналом карту, где были отмечены населенные пункты, экономические объекты, военные гарнизоны, узлы коммуникаций и прочие детали обстановки. Самое неприятное заключалось в том, что именно через мертвую зону проходила линия фронта, разделившая секторы влияния ССГ и ДФР. Кроме того, здесь же уместились два карликовых княжества, где правили гангстерские кланы. А с востока в мертвую зону вторгалась территория, подконтрольная военной хунте, которая боролась за политическое и правовое равенство всех рас и народностей континента.
— Где корона и глобус, мать твою? — заорал, не сдержавшись, Сергей.
На карте засветились условные значки, и люди жалобно застонали. Оба искомых предмета оказались именно в тех самых анекдотических мини-государствах.
Контакт-ключи хранились в разных местах, разделенные примерно тремя сотнями километров и несколькими границами. Закончив ругаться, майор спросил друзей, есть ли у кого-нибудь толковые идеи насчет дальнейших действий в столь омерзительной ситуации.
Сразу отбросили мысль прорываться к цели на авиетках Лабиринта. Подумывали использовать земную технику — вертолет, танк или машину на воздушной подушке, но и от этого плана быстро отказались. Ясно было, что любую машину незнакомого типа немедленно обнаружат и уничтожат. Таким образом, путешествовать по Тирну можно было лишь на транспортных средствах местного производства и только с необходимыми опознавательными знаками.
— Значит, угоним танк или самолет аборигенов, — заключил Аркадий.
Николай немедленно заявил:
— Мне такая идея не нравится.
— Мне тоже, — признался Сергей. — Но делать нечего.
После недолгих поисков мозг Станции нашел им военную базу, расположенную на границе мертвой зоны. Объект принадлежал ДФР, и сейчас бронетанковая колонна федератов, выступив из этого гарнизона, двигалась в направлении передового опорного пункта хунты. Около полусотни громадных гусеничных машин разворачивались из походного порядка в предбоевую линию колонн. Это были даже не танки, а настоящие сухопутные крейсера, каждый из которых имел по две-три башни с крупнокалиберными пушками, пускатели реактивных снарядов, зенитные установки, а также до взвода мотопехоты в десантном отсеке. Изнутри машины до середины корпуса были заполнены водой, чтобы ракообразные экипажи чувствовали себя максимально комфортно.
— Какая скорость у этих бронтозавров? — спросил Аркадий и тут же добавил:
— Прошу дать ответ в земных единицах.
— ПОРЯДКА ШЕСТИДЕСЯТИ КИЛОМЕТРОВ В ЧАС ПО ШОССЕ И ДО СОРОКА НА ПЕРЕСЕЧЕННОЙ МЕСТНОСТИ.
— Шоссе там не будет, — скептически заметил физик. — Стало быть, до ближайшего контакт-ключа нам предстоит ехать не меньше десяти-двенадцати часов. Так? И еще столько же обратно. Итого, только на дорогу мы потратим сутки. Вдобавок, добравшись до места, мы должны будем перевернуть весь этот городок в поисках короны. Как вам такая перспектива? Я уже молчу, что попутно придется прорывать оборону аборигенов, которые дюже не любят чужаков.
Соглашаясь со словами друга, Сергей печально покивал. Он уже понял, что про захват местной техники пора забыть, но понимал и другое — что контакт-ключи следует изъять с планеты любой ценой. Страшно было подумать, каких бед могут наделать аборигены Тирну, если попытаются проникнуть в Лабиринт.
Тем временем на голограмме разгорелся бой. Подразделения военного режима создали на этом участке великолепную систему обороны, и группировка федератов, не успев начать атаку, оказалась в огневом мешке. Войска хунты расстреливали их со всех сторон, но крейсерские танки продолжали рваться к цепочке господствовавших над местностью высот. Тяжелые машины ползли в атаку, сбивая лазерами выпущенные по ним снаряды, однако огонь оборонявшихся был слишком плотен, и «бронтозавры» один за другим останавливались, пораженные прямыми попаданиями. Потом первая линия машин завязла на минном поле — мощные взрывы уничтожили десяток крейсеров.
Тогда танки, замедлив ход, оттянулись и выстроились полукругом, открыв с места ураганный огонь по инженерным сооружениям, а вперед двинулась пехота.
Огромные раки, сжимая в клешнях что-то вроде автоматических гранатометов, неловко ковыляли по зыбучему грунту. Стрелковые цепи смогли продвинуться от силы на полкилометра, заметно поредели и начали отступать. Атака захлебнулась.
Приняв на борт оставшихся в живых десантников, уцелевшие машины задним ходом двинулись к своей базе. Весь бой занял от силы минут сорок, на поле боя осталось, как подсчитал мозг Станции, 129 убитых пехотинцев и 18 сгоревших танков.
Заглянув во внутренности подорвавшейся на мине машины, люди ужаснулись. От страшного жара заполнявшая корпус вода закипела, и экипаж буквально сварился заживо. Как это бывает и у земных раков, кипяток окрасил их панцири в пурпурно-красные тона.
— Все понятно, — решительно сказал Сергей. — На их машинах мы контакт-ключи не добудем. На земных и троклемских — тем более. Следовательно, надо придумать, каким образом можно дать аборигенам коленкой под зад, чтобы проложить дорогу к короне и глобусу.
— Не сможешь ты дать им под зад коленкой, — вздохнул Николай. — Коленку об панцирь ушибешь.
— Ну, пусть не коленкой, пусть боеголовкой…
— Тихо! — внезапно повысил голос Аркадий. — Психологические барьеры мешают вам разглядеть оптимальное решение.
— Нету здесь никакого решения, — мрачно изрек Алексей. — Закидать их боеголовками, чтобы мало не показалось, а потом послать роботов.
— А ты, братишка, садист, — восхищенным голосом сообщил Аркадий. — Прямо какой-то Терминатор!
Физик объяснил суть своего замысла. Если контакт-ключи нельзя забрать на инопланетных машинах, — значит, надо использовать технику аборигенов. Если люди не способны сами использовать эту технику для выполнения задачи, — значит, следует поручить дело жителям Тирну. Лучше бы даже не жителям, а властям. Для надежности.
Уточнив план действий, они заглянули в Ставку, где как раз собрался весь командный состав хунты. Начальник генштаба (серо-черный панцирь) доложил об отражении атаки федератов. По данным разведки, сказал он, ДФР и ССГ намерены объединенными усилиями раздавить хунту, чтобы окончательно поделить континент на моноэтнические образования. Расисты временно забыли о вражде, чтобы поскорее разделаться с военным режимом. Все генералы и адмиралы — а в конференц-бассейне совещались три дюжины раков в панцирях самой разной окраски — сокрушались, что в распоряжении хунты слишком мало ядерных боеприпасов, вследствие чего противник не опасается ударов возмездия.
— На этих рассчитывать не стоит, — решил Сергей. — Слабоваты они, не полезут туда по нашей указке…
Площадь перед Дворцом правительства ССГ была заполнена толпой серо-черных, собравшихся поглазеть на публичное судилище. Вердикта ожидали два адепта страшной ереси, утверждавшие, будто расизм есть омерзительное зло, позорное для эпохи атомной цивилизации. Верховный прокурор, потребовав смертной казни для обоих предателей, сурово вопросил:
— Я еще могу понять, что столь чудовищные мысли возникают под дегенеративными черепами этих желто-зеленых выродков. Но как ты — отребье высшей расы! — мог произносить подобную чушь, позорящую наш великий народ?!
Подсудимый проскрипел устало и безразлично:
— Ты глуп, прокурор, если еще не понял. Цвет панциря ровным счетом ничего не значит. В кипятке мы все становимся одинаково красными. Надеюсь, вскорости сюда придут войска хунты и вашу клику сварят в этом же котле.
— От вареного слышу, — пошутил в ответ прокурор.
Не желая наблюдать сцену казни, люди приказали переместить видеоканал в резиденцию премьера. Глава правительства развлекался в бассейне с парочкой изящных ракообразных дам. Эта компания долго визжала от ужаса, когда в комнате невесть откуда объявились жуткие прямоходящие монстры. После наглядной демонстрации принципов действия плазмострела правитель серо-черной расы поверил, что к нему действительно пожаловали представители внепланетной сверхцивилизации. Впрочем, до самого конца переговоров премьер вел себя очень нервозно, заикался и подрагивал всем панцирем.
— Я сегодня же соберу кабинет, — пообещал рак. — Мы решим…
— Меньше болтай. — Аркадий нацелил на собеседника ствол плазменного излучателя. — У вас есть сутки, чтобы захватить этот город и найти предмет, о котором мы говорили. Если завтра названный предмет не будет ждать нас в этой комнате, то вместо меня в гости к тебе пожалует боеголовка средней мощности.
— Все понятно. Корона будет ждать вас.
— Надеюсь. Если сделаете все хорошо — можете рассчитывать на помощь сверхцивилизации.
— Какую помощь? — Премьер-министр заинтересовался и даже перестал дрожать.
— Ваши друзья-федераты лишатся большей части своего атомного арсенала.
Ракообразный властитель совершенно успокоился и произнес с глубоким чувством:
— Нет, вы не пришельцы из космоса. Вы — не старшие братья по разуму. Вы — святые… Нет, вы — боги!
Примерно в таком же ключе прошел разговор с президентом ДФР. Желто-зеленый оказался парнишкой понятливым и наглым — потребовал, чтобы владыки Вселенной не похищали у суверенов ядерные боеприпасы, а подорвали прямо в местах хранения.
Добрые пришельцы обещали подумать.
Вернувшись на Станцию, майор погрозил Аркадию пальцем и сказал насмешливо:
— Коварный ты человек. Обещал помощь этим расистам недоношенным…
— Не обещал я им никакой помощи, — спокойно возразил физик. — Я говорил, что они могут рассчитывать на помощь. Пусть рассчитывают. А боеголовки мы у них, конечно, заберем. И у тех и у других.
Когда расходились по домам, Аркадий подарил друзьям свою только что вышедшую книжку. Поскольку время было еще раннее, а Элли опять не появлялась, Сергей решил заняться чтением.
Первый роман, называвшийся «Рита и Подмастерье», оказался перепевом булгаковской истории про Воланда. В интерпретации писателя Турина развеселая нечистая сила навестила Москву середины девяностых и от души порезвилась, измываясь над тупым и алчным отродьем, именуемым «новые русские». В конце романа некий литератор, именуемый Подмастерьем, отказывается от предложенного Воландом вечного покоя и просит лишь об одном — опубликовать все книги, которые он (то есть, Подмастерье) написал. Пусть даже ценой подобной услуги дьявола будет смерть писателя с положенными последующими муками в преисподней.
Автор предисловия утверждал, что «Восьмой день Творения», другой роман того же сборника, представляет собой новое слово в ультрамодернистском течении «кибер-панк». На трехстах страницах Аркадий подробно расписывал, как несколько удалых программистов, желая немного развлечься, моделируют на суперкомпьютере целую Вселенную, основанную на совершенно идиотских законах вымышленной ими природы. Поначалу электронная память содержала только хаос двоичных символов, но затем программист Элох заполнил виртуальную реальность светом, запрограммировал воду и лишь затем сообразил, что нужна еще суша, а также источники света. Долго возились творцы с физикой и геометрией этого вымышленного мира — как-то раз, шутки ради, даже сделали сушу плоской и уложили на спину тройки слонов, которые стояли на спине у черепахи. Однако такая модель занимала слишком много места в памяти, и пришлось запрограммировать планету приблизительно сферической формы. Кроме того, изготовили тьму разной живности — каждой твари по паре, — и уже после этого генератор случайных чисел принялся варьировать эти файлы, сообщая миллиардам существ индивидуальные черты.
Немало сил затратил Аркадий, чтобы перетолковать по-своему самые известные мифы разных народов. Так, временами за клавиатуру компьютера садились посторонние лица, в электронную память вторгались хакеры и вирусы. В результате появлялись чудовища и уродцы вроде гакатонхейров, гарпий, левиафанов, многоголовых драконов, эльфов, гномов, кикимор и прочей нечисти. Вернувшись к монитору, игроки-программисты вычищали посторонние файлы, но память о монстрах все-таки сохранялась в сознании смоделированных существ. А еще был случай, когда одному из программистов потребовалось связаться с предводителем заплутавшего в пустыне полудикого племени. Виртуальный персонаж не реагировал на команды с монитора, поэтому пришлось привлечь его внимание нетрадиционным приемом — запрограммировать изображение горящего и несгорающего растения.
Временами «творцы», чтобы развлечься, запускали столь любимые всеми компьютерщиками игры — стрелялки, стимуляторы, аркады, лабиринты. При этом они выдумывали для обитателей виртуальной реальности все более совершенные системы оружия. Соответственно, войны на экране становились все сложней и интересней.
Однако ближе к финалу персонажи забавного развлечения вышли из-под контроля команды беззаботных программистов — создав собственные суперкомпьютеры, они перехитрили управление и принялись перестраивать вымышленную Вселенную в соответствии со своими прихотями. Подобного надругательства виртуальная реальность выдержать не могла — грянул Большой Взрыв, уничтоживший большую часть файлов. «Делать нечего, — не слишком печалясь, вздыхали программисты. — В следующий раз придумаем Вселенную поинтереснее».
«Чушь собачья!» — подумал Сергей и отправился спать.
На следующий день сразу после обеда они опять собрались на Станции Земля.
У Николая и Дианы нашлись какие-то важные дела, поэтому оба не явились.
— Без сопливых обойдемся, — проворчал Аркадий. Когда они направились к транспортному отсеку, раздался голос робота:
— СИСТЕМА УПРАВЛЕНИЯ МЕДИЦИНСКОГО СЕКТОРА СООБЩАЕТ, ЧТО ЛЕЧЕНИЕ ПАЦИЕНТА ПРАКТИЧЕСКИ ЗАВЕРШЕНО. ДЕЙСТВИЕ НАРКОЗА ПРЕКРАТИТСЯ ЧЕРЕЗ ЧАС ПЛЮС-МИНУС ДВАДЦАТЬ МИНУТ. БУДУТ ЛИ ДАНЫ УКАЗАНИЯ ОТНОСИТЕЛЬНО ПАЦИЕНТА ЛИБО ПРЕДСТОИТ ДЕЙСТВОВАТЬ ПО УМОЛЧАНИЮ?
— Что значит «по умолчанию»? — не понял Сергей.
— ПАЦИЕНТ НЕ ПРИЧИСЛЕН К ПЕРСОНАЛУ, — сообщил мозг Станции.
— ПОСТОРОННИЕ СУЩЕСТВА МОГУТ НАХОДИТЬСЯ В ЛАБИРИНТЕ В КАЧЕСТВЕ ЛИБО ГОСТЕЙ, ЛИБО ЭКСПОНАТОВ. СТАТУС ЭКСПОНАТА ПРИМЕНИМ К РАЗУМНЫМ СУЩЕСТВАМ ЛИШЬ ПО ОСОБОМУ УКАЗАНИЮ ПЕРСОНАЛА. ПОСТОРОННЕЕ РАЗУМНОЕ СУЩЕСТВО, НЕСАНКЦИОНИРОВАННО ПРОНИКШЕЕ В ЛАБИРИНТ, ПОДЛЕЖИТ ЛИКВИДАЦИИ.
Люди были шокированы этой логической цепочкой и не сразу нашлись что ответить. Потом Аркадий сказал неуверенно:
— Боюсь, базовая программа не любит аборигенов, поэтому парню придется несладко. Придется считать его гостем Лабиринта… Пусть Лешка возьмет пару роботов и проводит Кутукова на Станцию Земля. Держи его под наблюдением в комнате отдыха. Когда покончим с делами на Тирну, потолкуем с ним насчет «Красных Стрел».
— А если он начнет буянить или попытается сбежать? — забеспокоился Алексей.
— Так я тебе и говорю: возьми с собой пару роботов, — объяснил Аркадий.
— Плазмой его жечь не стоит, но электрошок применяй в случае надобности без зазрения совести.
— Ясно, — вздохнул Леха.
Из транспортного отсека Станции Земля выползли две машины. Одна взяла курс на госпиталь, другая — на Станцию Тирну.
И президент ДФР, и премьер-министр ССГ уже ждали могущественных владык космоса, опасливо и нетерпеливо поглядывая на часы. Оба политика сидели в своих бассейнах без посторонних — в каждой комнате находился лишь один политик и один контакт-ключ. Земляне же входили в эти кабинетные водоемы вдвоем, да еще в сопровождении роботов, чем внушали повышенное почтение к своим персонам.
Аборигены Тирну — и серо-черный, и желто-зеленый — заверили пришельцев в собственной лояльности, но при этом напомнили, что инопланетные гости обещали избавить соседнюю державу от термоядерных излишков.
— Обещали — значит, сделаем, — отрезали властелины Вселенной.
Вернувшись в Лабиринт, они немедленно занялись этим благородным делом.
Примерно по шесть-семь десятков боеголовок каждого из враждующих государств перекочевали сначала в шлюз Станции, а затем — на склады хунты. Потом люди примерно полчаса общались с главнокомандующим военного режима, посоветовав последнему поскорее кончать с расистами, иначе неизбежны нескончаемые и совершенно жуткие по ожесточению войны, которые приведут к истреблению подавляющего большинства аборигенов.
— Мы так и собирались делать, — сообщил вождь хунты. — Кто же еще может спасти цивилизацию, если не армия? Гражданские политики не боятся войны, потому что эта сволочь сама никогда не воюет.
А начальник генерального штаба спросил по-солдатски прямо:
— Можем ли мы надеяться на вашу помощь?
— Надеяться никому не запрещается, — так же прямо ответил Сергей. — Но порядок на своей планете наводить придется вам самим. Я за вас воевать не собираюсь!
Когда люди, довольные успешно выполненной работой, вернулись на Станцию Земля, их хорошее настроение сразу испортилось. Одного взгляда хватило, чтобы понять: здесь произошли неприятности. Диана сидела вся зареванная и продолжала всхлипывать. Алексей в страшном возбуждении обзывал недавно еще любимую девушку непристойными эпитетами, которых он, будучи воспитанным мальчиком из интеллигентной семьи, вроде бы и знать не должен был. Капитан Кутуков нервно прогуливался по комнате отдыха и время от времени отпускал язвительные замечания.
Сначала Сергей решил, что оба воздыхателя — прежний и нынешний — выясняли отношения из-за общего предмета страсти. Но через минуту, наслушавшись бессвязных упреков по адресу Дианы, которая-де только прикидывалась недотрогой, а сама готова лечь под первого встречного, майор догадался посмотреть голограмму и понял, что дела обстоят куда серьезнее. Видеоканал показывал незнакомую комнату, где в лужах крови плавали четыре трупа с многочисленными дырами явно огнестрельного происхождения. Поскольку и Лешка и Славик не выпускали из рук оружие, попахивающее свежесгоревшим порохом, майор заподозрил, что именно эта парочка превратила в покойников обитателей комнаты.
— Что здесь произошло? — грозно спросил Сергей.
Алексей снова начал орать: — Эта идиотка вляпалась на полную катушку!
Похоже было, что оба парня нашли общий язык, потому что Кутуков поддакнул с мрачным видом:
— С упрямыми динамистками такое случается постоянно.
Диана захныкала громче, а потом не выдержала и разрыдалась в полный голос.
Глава 29
ПОХИЩЕНИЕ
С утра она заехала в гостиницу «Рэдиссон-Славянская», где находился супермодный магазин «Даната». Оставив здесь пару тысяч «зеленых», Диана приобрела два сногсшибательных костюма и ботиночки на платформе.
Телепортировав покупки на Станцию, она освежила прическу в салоне «Нефертити» и вскоре оказалась на распродаже коллекции прославленного французского кутюрье.
Отхватив вечернее платье, деловой костюм и еще кое-какие мелочи, Диана переправила эту роскошь в Лабиринт, после чего задумалась: чем бы заняться?
В этот момент перед ней возник смуглый темноволосый супермен с черными глазами и белоснежными зубами. Лицо мужчины показалось смутно знакомым, к тому же и сам он поспешил напомнить о встрече на чьей-то свадьбе с полгода назад.
Георгий («Зовите меня просто Жорж») тараторил без умолку, увлекая Диану к своему «мерсу», и девушка не без удивления обнаружила, что эта болтовня доставляет ей удовольствие. Она даже выслушала, приняв как должное, массу комплиментов, что случалось с ней нечасто. Жорж поведал, что еще в ту давнюю встречу был совершенно очарован, поскольку впервые увидел уникальное сочетание — женщину не только красивую, но и умную, чего, как принято считать, не бывает в принципе.
Потом был обед в ресторане, потом — презентация супербоевика с участием самого Сталлоне. На этом шоу к Жоржу подвалили друзья — люди явно богатые, но одновременно, как ни странно, очень интеллигентные и обаятельные. Как это обычно с ней случалось и прежде, Диана потеряла голову внезапно. Девушке начало казаться, что о встрече с этим мужчиной она мечтала всю жизнь. Подобные иллюзии не раз посещали ее в прошлом и неизбежно кончались тяжелейшим разочарованием, но сейчас Диана считала недостойным вспоминать о своих ошибках. Так она незаметно для самой себя оказалась в незнакомой квартире фешенебельного дома в конце Кутузовского проспекта. Уже слегка навеселе девушка сидела в удобном до одурения кресле, держа в руке большой бокал умело смешанного коктейля. Играла тихая музыка, а новые друзья сновали вокруг с озабоченным видом, словно врачи перед ответственной операцией…
… Часом раньше Алексей помог Владиславу Кутукову выбраться из саркофага.
Капитан с ошалелым видом вертел головой, разглядывая роботов и прочую нечеловеческую технику, загромоздившую зал медицинского отсека. Потом осторожно спросил:
— Вы прилетели на Землю с другой планеты?
— Быстро соображаешь, я бы так не смог. — Алексей немного ревновал этого типа к Диане, поэтому на первых порах тон его был не слишком дружелюбным. — Нет, мы — земляне. Просто нашли наследство пришельцев.
— Тогда понятно. Вы — «Призраки», которые убили Аввакума.
— И Верхового тоже. Но при чем тут призраки?
— Это условное название группы, которая умеет внезапно появляться в неожиданных местах, а потом бесследно исчезать. Предполагается, что «Призраки» обчистили несколько арсеналов по всему миру, а потом принялись отстреливать главарей мафии… Вероятно, вы владеете телепортацией?
— А ты из «Красных Стрел»?
Славик вдруг захохотал и, хлопнув Лешку по плечу, сказал с обезоруживающей улыбкой:
— Так не пойдет. Мы оба задаем вопросы, но не желаем отвечать. Да, я из «Красных Стрел». Мы вычислили существование группы, которую назвали «Призраками». Потом один из вас помог мне, когда я попался на воровской сходке. И еще вы меня вылечили, использовав технику инопланетян. Правильно?
— Правильно. — Определенно, капитан был неплохим парнем, и Леха уже не испытывал к нему неприязни. — Поехали на Станцию… — Уже в машине он добавил:
— У нас полная конспирация, и мы пока не решили, что с тобой делать. Поскучаешь денек-другой на хорошем курорте. Попытаешься сбежать — роботы остановят.
— Бежать с этого поля чудес? Никогда! А к конспирации мне не привыкать.
Кутуков хватал информацию буквально на лету и в дополнительных объяснениях почти не нуждался. Пока они добирались на Станцию Земля, капитан уже понял принцип организации Лабиринта и даже дал несколько полезных советов насчет использования всей этой техники на пользу себе и остальному человечеству. К стыду своему, Алексей вынужден был признать, что никому из Посвященных не пришло в голову обратить услуги Лабиринта на общественно-полезные, что называется, цели…
— Ой, это же Диана! — воскликнул вдруг удивленный Славик. — С кем это она?
Поскольку из Посвященных (они же — «Призраки») за пределами Лабиринта пребывали только двое, в комнате горели голограммы, показывавшие Диану и Николая. Вопрос «с кем она» немало заинтересовал и Алексея. Диана на трехмерном изображении самозабвенно хохотала, слушая совершенно идиотские остроты какого-то выродка-культуриста с внешностью героя-любовника из областной самодеятельности. Потом выродок (это был Жорж, но на Станции его имени пока не знали), приподняв девушку с кресла, сел на освободившееся место и опустил Диану к себе на колени. Начались жуткие засосы.
— Это ее новый приятель? — брезгливо осведомился Славик. — У дурочки всегда был дурной вкус по этой части.
— Видимо, совсем новый… во всяком случае, я этого ублюдка прежде не видел, — упавшим голосом сказал Алексей, отводя взгляд от голограммы. — А сама-то какой недотрогой прикидывалась.
— С ней всегда так… — Внезапно Кутуков подался вперед, рассматривая эротическую сцену — Погоди-ка, по-моему тут что-то не так. Дурочку явно накачали наркотиками или даже возбудителем. Еще немного — она на стенку полезет и выболтает все, что знает.
Девушка действительно выглядела странно. Она то хватала Жоржа обеими руками, то отталкивала и, закусив губы, зажмурясь и тяжело дыша, дрожащими пальцами принималась расстегивать пуговицы на своей одежде. Пока Диана полубессознательно занималась этим приятным делом, в комнату заглянули еще два омерзительных (именно так показалось Лешке и Славику) типа. Оценив достигнутые результаты, один из них сложил пальцы знаком, означающим «окей», и оба поспешно ретировались.
— Покажи соседнюю комнату, — скомандовал Алексей.
За стеной сидели три мужика и работала записывающая аппаратура, подключенная к компьютеру. На экранах телемониторов красовались Диана и ее соблазнитель, который пытался помешать девушке раздеваться и начал задавать какие-то вопросы. Перед одним из подозрительных незнакомцев, обосновавшихся в соседней комнате, на пульте компьютера лежал огромный и очень мощный израильский пистолет «Дезерт Игл», причем вся компания переговаривалась на неизвестном языке.
— Надо спасать девчонку, — обеспокоенно сказал Кутуков. — Жалко, оружия нет.
— Такого добра у нас навалом…
С этими словами Алексей открыл шкаф, в котором они хранили оружие.
Восхищенно присвистнув, Славик сразу схватил доисторический ТТ, оснащенный новейшим глушителем (подлинную цену этой машинки знают только профессионалы), а Лешка взял любимый «Хеклер-и-Кох» Сергея. Не сговариваясь, оба выбрали бесшумное оружие, поскольку понимали — в пределах городской черты следует работать тихо.
— Открыть проход! — приказал Алексей.
По его рассказам Кутуков уже знал о технике Лабиринта, поэтому не был слишком потрясен, когда разверзлись многомерные врата. Не отвлекаясь на разглядывание оптических эффектов, капитан немедленно выстрелил, без промаха уложив сидевшего за компьютером обладателя «Дезерт Игла». Когда голова убитого стукнулась о клавиатуру, двое других моментально обернулись, привлеченные неожиданным звуком, и обнаружили вход на Станцию. Спустя мгновение в их руках появились невесть откуда выхваченные пистолеты. Вторым выстрелом Кутуков свалил еще одного противника, но оставшийся тоже успел дернуть спуск. Загрохотало, потом еще раз. Алексей боязливо зажмурился, а когда снова открыл глаза, то сообразил, что вражеский агент при всем желании не сумел попасть в людей на Станции.
Удивленный случившимся, Славик спросил:
— Что за хреновина?
— Силовое поле. В таких случаях мозг Станции автоматически включает защиту.
— А как же мы в него стрелять будем?
— Без проблем.
Он забыл рассказать Славику, что силовой щит, затянувший проход пленкой, имеет одностороннюю проницаемость. Не знакомый с такими особенностями инопланетной техники, неприятель снова спустил курок. Очередная пуля, ярко вспыхнув, сгорела в защитном поле.
Тем временем Алексей, спокойно прицелившись, продырявил врага длинной очередью.
— Этот тип стрелял три раза, — заметил Кутуков. — Такой шум поднял, что скоро сюда сбегутся все бездельники района и области.
Как бы в подтверждение его слов, приоткрылась дверь, и через неширокую щель заглянул обеспокоенный Жорж. Обнаружив трупы приятелей, негодяй полез за пушкой, но Кутуков выстрелил ему в голову. Перебив всю четверку, Алексей и Славик телепортировались в «нехорошую квартиру», отключили видеокамеры, забрали все кассеты с записями, а затем увели на Станцию ошеломленную и совершенно сбитую с толку Диану. Задраив многомерный тоннель, Лешка обозвал девушку шлюхой и другими подобающими эпитетами, а вскоре подошли старики…
— Все понятно, — сказал Аркадий, выслушав рассказ очевидцев. — Сестренка, что хотел выведать этот ублюдок?
— Жорж? — Она выговаривала слова очень напряженно, словно пыталась справиться с нервной дрожью. — Кажется, он подмешал в коктейль какой-то наркотик, потом стал бить по щекам и спрашивать, как связаться с инопланетянами, я была в отключке, еле ворочала языком, а он злился и снова бил… Когда за стенкой раздались выстрелы, Жорж оставил меня и пошел посмотреть. Потом появились мальчики…
— Дальнейшее нам известно. — Сергей вздохнул. — Слушай, ненормальный ребенок, надо все-таки думать, когда идешь куда-нибудь с посторонними людьми.
Думать! Причем думать полагается тем местом, которое на плечах, а не между ногами! Ну вот, опять разревелась… Аркаша, я отвезу ее домой и попытаюсь успокоить, а вы пока переправьте Кутукова на остров — потом решим, что делать с нашим гостем.
В своей квартире Диана забилась с ногами в угол дивана и тяжело дышала, стиснув зубы.
— Как мне плохо, кто бы знал, как мне плохо, — бормотала она.
Дальше все получилось неожиданно, хотя своя логика в случившемся все-таки имелась. Ее глаза вдруг расширились, девушка буквально зарычала, приказывая мозгу Станции отключить видеоканалы, которые следили за ней и Сергеем. Пока майор соображал, для чего ей это нужно, Диана бросилась на него, как взбесившаяся рысь, повалила с дивана на пол и принялась расстегивать рубашку.
— Погоди, родная, не так бурно…
Осторожно подняв девушку на руки, Сергей бережно перенес ее на кровать…
… А на станции, когда погасли сразу две голограммы, Аркадий глубокомысленно заметил:
— Лучше бы я отвез ее домой…
— Мало потерял, — фыркнул Кутуков.
— О чем это вы? — не понял Алексей.
Физик не стал развивать эту тему, а велел открыть тоннель на остров Фернандо, затерянный в Атлантике градусов на двадцать южнее экватора. Эта четвертушка квадратной мили суши была приобретена небезызвестным бизнесменом Сержем Каро на средства, конфискованные с тайных счетов мафии. В центре островка, среди развесистых тропических деревьев, уютно устроился трехэтажный особнячок из красного камня.
— Когда успели построить такую прелесть?! — вскричал потрясенный Алексей.
— Роботы в две смены пахали, — самодовольно объяснил Аркадий, лично возглавивший эти работы. — Пошли, дружище.
Он провел Славика по комнатам, показал холодильники, набитые продовольствием, запасы хлеба в полиэтиленовых вакуумных упаковках из рациона космонавтов, солидный арсенал гарпунных ружей, охотничьих дробовиков и карабинов. Солнечная электростанция обеспечивала этот райский уголок энергией, а спутниковая антенна позволяла смотреть передачи чуть ли не всех телекомпаний обоих полушарий.
— Не заскучаешь, — сказал на прощание Аркадий. — В библиотеке тысяч пять томов, есть компакт-диски с музыкой, видеокассеты — короче говоря, все удобства. Думаю, заберем тебя дня через два-три. А пока загорай, рыбу лови. Только в океан далеко не заплывай — акулы.
— Вы тоже не задерживайтесь, — проворчал Кутуков. — Меня служба ждет. И вообще, что делать, если полиция нагрянет?
— Смело посылай к ядреной фене. Это частная собственность. А от непрошеных гостей роботы прикроют защитным полем.
Когда отключился гиперпространственный тоннель и два «черных следопыта» остались без посторонних, Алексей обеспокоенно поинтересовался, какова дальнейшая судьба их нового друга.
Физик печально ответил:
— Вернем его «Красным Стрелам», иного не дано.
— А как же наша конспирация?
— Опомнись, братишка, какая конспирация! У нас на хвосте сидят разведки всех великих и невеликих держав. И даже эти средиземноморские придурки. — Аркадий кивнул на голограмму, где вокруг четверки трупов уже суетились люди в штатском. — Еще неделя — и нас накроют сачком, как бабочек. Хотим мы или нет, но пора примкнуть к кому-нибудь достаточно могущественному, кто сумеет нас защитить… Так пусть лучше Лабиринт достанется «Красным Стрелам» — эти ребята мне, по крайней мере, симпатичны.
Глава 30
ЗВЕЗДНАЯ ВОЙНА
Взгляд парнишки был таким укоряющим, что Сергея снова замучили угрызения совести из-за случившегося накануне. Впрочем, тут же выяснилось, что Лешку волновало не его с Дианой вчерашнее уединение.
— Мы забываем о главном, — грустно изрек Алексей. — За мафией гоняемся, в шпионов играем, деньги не знаем куда девать…
— Короче, — окрысился Аркадий. — Лично я свои деньги давно раскидал по разным банкам. Или у тебя есть деловые предложения?
— Братья по разуму нас ждут, вот что. На Годлане твой коллега места себе не находит, еле отбрехался от своей тайной полиции. И на Пошнесте тоже, между прочим, вовсю готовятся к встрече, каждый день повторяют приглашения, даже оборудование какое-то понавезли.
Поскольку остальные ничего об этом не знали, он рассказал, что регулярно общается по видеосвязи с дежурящей в лагере на Пошнесте офицер-девицей, а иногда наблюдает за событиями на Годлане. Самое интересное происходило конечно же на планете, где скрестились оба Лабиринта. В лагере троклемских военных время от времени появлялись новые машины. Пасари Малер объяснила, что здесь, по приказу командования, создается транспортный узел для телепортации на Базу и обратно.
— Я поинтересовался у Координатора, что же там происходит. Оказывается, существовали мобильные приемопередатчики или ретрансляторы материи. Эти устройства имели ограниченный радиус действия. Когда троклемиды развернут такую установку, можно будет прокладывать тоннели от лагеря до Базы.
— Забавно… каждый день что-нибудь новенькое. — Сергей был встревожен неожиданным известием. — Надо разобраться.
Николай потребовал двинуться всем табором на Пошнесту — на месте изучить обстановку, а заодно раскопать до победного конца месторождение самоцветов.
Аркадий не возражал, но заявил, что при первой же возможности должен будет посетить Годлан, потому что имеет кучу вопросов к Миддо Фасме. Лешка тоже рвался на Пошнесту, явно истосковавшись по ненаглядной Пасари. Сергей и сам заинтересовался тем, что замышляли троклемиды.
Решили отправиться полной командой, чтобы продемонстрировать личному составу Базы многочисленность персонала. Однако Диана неожиданно отказалась — ей, видите ли, нужно было срочно просмотреть исторические хроники из видеоархива Лабиринта.
Пока остальные собирались в дорогу, майор спросил ее прямо:
— Ты не идешь из-за меня?
Насупившись, девушка ответила:
— Прекрати напоминать об этом. Вчера мне было плохо, ты помог, большое спасибо. Теперь этот кошмар позади, лучше забудь обо всем. Я к тебе не в претензии, ты тоже не имеешь передо мной никаких обязательств.
— Боюсь, забыть будет невозможно.
— А вот это уже твои проблемы! — Она добавила чуть мягче: — Я действительно благодарна, ты был очень деликатен, даже слишком. И мне действительно нужно поработать в архиве.
— Если тебе когда-нибудь понадобится помощь верного друга… — промямлил Сергей.
Не дослушав, Диана вытолкала его из зала видеонаблюдения.
… В армейском лагере под горой заметно прибавилось оживления.
Летательных аппаратов было уже четыре, вырос еще один купол, вдобавок появился агрегат неведомого предназначения размером с железнодорожный вагон. Личного состава тоже стало намного больше, теперь между машинами и постройками бродило десятка полтора вооруженных троклемидов в белых скафандрах. Впрочем, с появлением землян большая часть военных разбежалась по местам боевого расписания, и переговоры с мнимыми потомками персонала вели только четверо — к уже знакомым лицам присоединился старший офицер по имени Бланд Митнеп. Сергею он сразу не понравился — слишком уж хищным взглядом ощупывал людей этот тип.
После обмена приветствиями Митнеп напористо сказал:
— У нас резко осложнилась обстановка. Вешша крупными силами вторглись на Базу «Старт-Семь».
— Насколько это опасно? — притворился обеспокоенным Аркадий.
— Угроза достаточно серьезна, — сухо ответил Митнеп. — На этой Базе расположены стартовые установки, почти подготовленные к запуску носители и большой запас боеголовок. Это составляет почти половину нашего ударного потенциала. Кроме того, если вешша захватят приемопередатчик, это откроет им прямую дорогу на Главную Базу.
Сергей попросил подробнее изложить оперативную обстановку, но троклемиды принялись неуклюже изворачиваться: дескать, не посвящены во многие детали.
Вместе с тем Митнеп передал настоятельную просьбу командования посетить Базу.
По его словам, генерал Ко-Бендар готов встретиться с дальними родственниками, которые сумели выжить на дикой планете.
Обменявшись мнениями, люди решили принять приглашение.
— Полетят двое из нас, — сказал майор. — Другая пара останется здесь для проведения планетологических изысканий.
Троклемиды вынуждены были согласиться, но выставили встречное условие — людей будет сопровождать кто-нибудь из личного состава Базы. В попутчики вызвалась Пасари, заработавшая за такое проявление инициативы осуждающий взгляд Митнепа.
Четверть часа спустя аэросани увезли к пещере Николая, Леху и Пасари, а Сергей осведомился, в какой машине они полетят на Базу и сколько времени займет дорога. Теез Кувосс ответил, не скрывая удивления:
— Мы же объясняли вашему юноше-программисту… Лететь не придется, здесь развернут малый ретранслятор.
— Да-да, я слышал что-то такое… — меланхолично отозвался майор. — Столько, знаете ли, дел на разных Станциях — всего не упомнишь.
Люди, Митнеп, Кувосс и Чаррот с трудом втиснулись в узкий тамбур «вагона».
Внезапно вокруг загудело, установка затряслась, и перед ними раскрылся проход сквозь пространство. Несколько шагов — и они очутились в другом полушарии Пошнесты, на нижних этажах Базы.
Лифт доставил их на служебный ярус, где сверкали зрительными линзами расставленные в ключевых точках сторожевые роботы и оживленно сновали озабоченные троклемиды в слегка потрепанных мундирах. На землян, с их джинсовой одеждой и давно не стриженными светлыми волосами, оглядывались с диким недоумением — точно в женский монастырь забрели два голых мужика. Переводящие устройства выхватывали из коридорного шума обрывки фраз:
— …на «Старте-Седьмом» разрушены все орбитальные крепости…
— …контратака сорвалась…
— …успели запустить только восемь носителей на Рлекки…
— …две бригады остановили их, но вешша…
— …у вешша новое оружие…
— …из восьми носителей только два покинули систему и продолжают полет…
— …потеряна связь с десантом…
— …последний резерв — бригада с Арсенала…
— …вешша возобновили бомбардировку…
— …успели передать, что Глубру перепахали крупным калибром…
— …приказано взорвать приемопередатчик, если вешша прорвутся…
— …кто же знал, что противник сможет сосредоточить такие силы…
— …командующий вернулся из Ставки, ждет каких-то гостей…
Бесконечные изгибы и разветвления коридора, бронированные двери и выбегающие отовсюду фигуры в военной форме карикатурным образом напоминали популярную компьютерную игру «Вольфшанце». Порой у Сергея даже появлялось желание вскинуть автомат и косить всех встречных прицельным огнем.
Поползновения такого рода так и остались в воображении, о чем он впоследствии несколько сожалел…
Прогулка ускоренным шагом по лабиринтам среднего яруса закончилась у массивной бронированной двери. Офицер охраны объявил, что командующий занят и никого принимать не намерен, поскольку ожидается прибытие важных гостей. Митнеп принялся качать права, доказывая, что генерал с самого утра ждет именно этих гостей. «Этих?!» — презрительно фыркнул караульный, однако связался с вышестоящей инстанцией. Вскоре прибежали два офицера постарше званием, обозвали чрезмерно усердного стража кретином и, рассыпаясь в извинениях, препроводили землян и Митнепа на командный пункт.
Ко-Бендар оказался коренастым моложавым мужчиной с тяжелым взглядом и очень мощным удлиненным подбородком, что придавало его лицу лошадиные черты. Не слишком успешно изобразив приветственную улыбку, генерал бегло расспросил гостей о жизни троклемской колонии на Земле, но ответы выслушал невнимательно и поспешил перейти к интересующей его теме.
— Господа, наша База переживает нелегкое время, и ваш долг — стать плечом к плечу с армией родного мира, — сказал командующий. — Мы должны обсудить конкретные планы сотрудничества. От вас требуется…
— Простите, генерал, но мы совершенно не владеем обстановкой, — прервал его Сергей. — Пока я не получу полную информацию, дальнейшие разговоры лишены смысла.
Злобу командующий сорвал на Митнепе, который оказался лучшей кандидатурой на роль крайнего. Пока генерал орал, тот жалобно оправдывался: мол, не получил санкций посвящать дальних родственников в подробности последних событий. Не обращая внимания на его отговорки, Ко-Бендар приказал наложить на Митнепа денежное взыскание и убавить ему на два года выслугу лет. После этого разноса наказанный офицер выглядел морально уничтоженным и до самого конца беседы не осмеливался даже пикнуть. А Ко-Бендар бушевал недолго — видать, ситуация действительно сложилась угрожающая и безвыходная и на долгие разборки времени не оставалось…
… На планету Глубра, расположенную точно посередине между Пошнестой и Рлекки, одновременно положили глаз обе враждующие стороны, только вешша успели чуть раньше. Когда стало ясно, что вражеские крейсера, атакующие Пошнесту, летят именно с Глубры, Ставка разработала план масштабной операции. С передовых Баз «Старт-4» и «Старт-7» отправилась в путь субсветовая армада. При этом пилотируемые звездолеты затормозили на солидном удалении, сделавшись малозаметными для локаторов противника, а носители боеголовок выпустили свою смертоносную начинку на полном ходу, а затем развернулись кормой к планете-мишени и включили двигатели на полную тягу, обрушивая на Глубру чудовищные потоки световых и гамма-квантов. Оборона была прорвана. Фотонные выхлопы и аннигиляционные боеголовки буквально испепелили поверхность вражеского плацдарма на километровую глубину. Затем подтянулись шесть десантно-артиллерийских кораблей, экипажи которых соорудили приемопередатчик на одном из трех спутников Глубры. Проложив тоннель в гиперпространстве, троклемиды переместили на крохотную Луну солидную войсковую группировку.
И вот тогда выяснилось, что уничтожение Глубры не решило главную задачу операции — передовая база противника уцелела, поскольку предусмотрительные вешша соорудили свой транспортный узел на другом естественном спутнике. В двух десятках световых лет от Пошнесты (12 световых лет от «Старта-7») развернулись ожесточенные сражения по всем правилам классического военно-космического искусства — сходились в дуэльных поединках эскадрильи штурмовиков и истребителей, высаживались тактические десанты, бронетанковые и мотопехотные соединения штурмовали лунные укрепления. Кульминацией этой битвы стали огневые соприкосновения субсветовых крейсеров, наносивших мощные удары потоками двигателей.
По своим многомерным тоннелям вешша и троклемиды непрерывно подтягивали подкрепления. Личный состав Базы воевал профессиональнее, да и оружие у троклемидов было лучше. Поэтому за последний год они уничтожили все четыре звездолета, около тысячи космических истребителей и до двухсот тысяч солдат неприятеля. Однако вешша имели в своем тылу густонаселенные планеты и сосредоточили в окрестностях Глубры почти полумиллионную армию, что существенно превышало численность личного состава Второго Лабиринта.
А потом случилось самое страшное — базу «Старт-7» внезапно атаковали две дюжины вражеских звездолетов. Никто не ждал такого нападения — предполагалось, что вешша не догадываются о существовании передовых стартовых площадок и что неприятель будет атаковать только Пошнесту. А вешша быстро подавили не слишком основательную оборону на «Старте-7», развернули свою Станцию и перебросили тридцатитысячный экспедиционный корпус. В настоящее время противник, используя колоссальное превосходство в живой силе и технике, развернул наступление на обоих плацдармах и неумолимо оттеснял подразделения троклемидов к местам расположения их приемопередатчиков.
— У нас практически не осталось резервов, — жаловался Ко-Бендар. — Только одна учебная бригада и несколько тыловых батальонов — снайперы, связисты, строительные подразделения. Даже если я брошу в бой эти силы, остановить вешша не удастся. А если враги захватят наши приемопередатчики, то смогут телепортировать своих солдат прямо в сердце нашей обороны — на Базу, где расположена резервная Ставка верховного командования.
И генерал обратился к гостям с вопросом, как скоро сумеет персонал Станции Земля собрать на поднадзорных мирах и переправить на Пошнесту отряды наемников численностью не менее сорока тысяч. Земляне попытались вдолбить этому придурку, что не обладают такими возможностями, но военачальник не желал слушать возражений. «Это — ваш этнический долг», — заявил командующий и принялся раздавать указания: завербовать наемников, наладить на Земле и Годлане производство скафандров и личного оружия, организовать обучение личного состава наемных войск. На все давалось трое суток. От силы — пять.
— Вы ставите нереальные задачи, генерал, — твердо сказал Аркадий. — Максимум наших возможностей — поставить вам около тысячи плазмострелов пистолетного образца.
Обозленный командующий забурчал: дескать, эти детские игрушки ближнего боя никому не нужны. Потом он стал задавать вопросы о техническом потенциале гуманоидных аборигенов планет, поднадзорных Первому Лабиринту. Узнав, что земные боевые машины используют двигатели внутреннего сгорания, а самые мощные боеприпасы основаны на энергии термоядерного синтеза, Ко-Бендар сразу потерял интерес к этой планете. Сергей попытался рассказать про четвероруких обитателей безымянной планеты, о земноводных раках Тирну с их заполненными водой гусеничными броненосцами. Генерал был поражен примитивностью аборигенов тех миров.
— Какого дьявола ты привел сюда этих дикарей? — рявкнул Ко-Бендар на вновь побледневшего Митнепа. — Они уже не троклемиды, они — земные туземцы. Ни культуры, ни знаний, ни патриотизма — в них не осталось ничего троклемского.
— Командующий, я объясню, — пискнул Митнеп.
В комнате раздался голос, известивший, что генерал Мит Будал, командир корпуса вторжения в системе Глубры, требует экстренной связи. Засветились новые голограммы. С одной из трехмерных картинок суровый троклемид в бронированном скафандре объявил:
— Бендар, наше положение резко ухудшилось, я вынужден начать эвакуацию.
— Я не разрешаю, — завизжал командующий. — Приказываю держаться до последнего!
— Пошел ты… — соблюдая нормы воинской этики, посоветовал командир корпуса. — Можешь собрать своих штабных бездельников и попытайся с ними удержать эту позицию. Чем болтать глупости, потрудись посмотреть, что здесь творится.
Большая панорамная голограмма разделилась на несколько отдельных изображений. Картина сражения в космосе показывала, как последние три троклемских звездолета нацелили извергнутую двигателями энергию на спутник Глубры, где располагался приемопередатчик вешша. Крохотная — всего полтысячи километров в диаметре — Луна раскололась на куски разного размера, но и субсветовые крейсера погибли один за другим, пораженные метко выпущенными боеголовками. А на другом спутнике вешша провели артподготовку, высыпав на позиции троклемидов десятки тысяч снарядов. Оборонительные сооружения были буквально сметены этим ураганом огня. Потом над мертвыми скалами, ущельями и кратерами закружились миниатюрные боевые машины, лихо маневрирующие на космических скоростях. Истребители и штурмовики уничтожались десятками, но вешша имели многократный численный перевес и вскоре завоевали господство в окололунном пространстве. Теперь, когда троклемиды уже не могли оказать врагу серьезного сопротивления, жабообразные двинули в атаку почти полторы тысячи танков, по следам которых устремились сотни боевых транспортеров пехоты.
Троклемиды дрогнули и начали отступать, бросая позиции, оружие, раненых.
При виде этого кошмара дрогнуло даже каменное сердце Ко-Бендара, и командующий сказал негромко:
— Возможно, ты и прав, Будал… Начинай эвакуацию. Этот плацдарм удержать невозможно. Вы уничтожили их Станцию, теперь надо спасать личный состав.
— Они восстановят Станцию самое позднее через год, — прогудел Мит Будал. — Но на ближайшее время мы гарантированы от новых нападений и получаем шанс выбить вешша со «Старта-Седьмого»… Первая бригада уже отходит в тоннель.
Кто-то из штабных сказал командующему:
— Дадим парням сутки отдыха, а потом перебросим на «Старт-Седьмой» и раздавим десант врага.
В кабинете Ко-Бендара уже собралось не меньше двадцати высших офицеров Базы. Прервав сеанс связи, генерал медленно проговорил:
— Я давно разжаловал бы этого строптивца, но он умеет воевать… — Потом командующий приказал одному из офицеров: — Перебросьте туда весь резерв роботов — надо прикрыть отход.
А на голографической панораме передовые цепи вешша неумолимо приближались к приемопередатчику, укрытому под базальтовыми породами спутника. Из ворот бункера Станции выходили колонны огромных роботов, вооруженных незнакомыми землянам устройствами с длинными толстыми стволами. Роботы с ходу вступали в бой — стволы их оружия извергали многокилометровые потоки огня, легко пробивавшие силовую защиту машин вешша. На мгновение майору даже показалось, что механические солдаты сумеют изменить исход сражения, однако вскоре Сергей понял, что ошибался. Новые волны машин и пехоты сломили сопротивление роботов.
Вешша несли колоссальные потери, но продолжали теснить разгромленных и деморализованных троклемидов.
— Две бригады уже вернулись на Базу, — доложил Будал. — Я со штабной группой возвращаюсь в Лабиринт и буду управлять эвакуацией из Ставки.
— Негодяй! — прошипел Ко-Бендар. — Но какая голова! Почему он не на моей стороне?!
Еще одна колонна отступающих втянулась под защиту двухслойного силового поля, накрывавшего приемопередатчик. Насколько удалось разобраться землянам, на далекой Луне оставалось еще две-три бригады неполного состава — меньше пяти тысяч троклемидов. Затем вешша сомкнули кольцо окружения и нейтрализовали купол силовой защиты, после чего боевые машины противника ворвались на плацдарм. И тогда по приказу то ли Будала, то ли K°-Бендара были подорваны склады боеприпасов. Океан ядерного пламени мгновенно затопил планетку до самого горизонта, истребляя и врагов и своих.
— Станция уничтожена, — доложили по трансляции. — Удалось эвакуировать три четверти личного состава и половину техники.
— Это похоже на чудо, — выдохнул один из стоящих рядом генералов. — Я до последнего мгновения опасался, что они ворвутся на Базу и захватят управление приемопередатчиком.
Передернув плечами, Ко-Бендар суеверно попросил не говорить гадостей.
Потом устало опустился в кресло и сказал землянам:
— Видите, как мы живем… Надеюсь, вы придумаете, как помочь нам. Можете идти.
Их снова провели по коридорам Главной Базы, и люди могли убедиться, как страшно подействовало на личный состав поражение экспедиционного корпуса.
Путешествие было недолгим. В лагере на Пошнесте друзей уже ждал Николай, с довольным видом показавший два увесистых мешочка драгоценных кристаллов. Лешка и Пасари шушукались в углу и, похоже, были счастливы в обществе друг друга.
Бланд Митнеп, который молчал всю обратную дорогу, странно поглядел на землян и, прощаясь, сказал задумчиво:
— Боюсь, мы недолго продержимся на этих Базах. Без вашего Лабиринта с троклемидами будет покончено очень быстро.
Дома, как они называли между собой Станцию Земля, Аркадий первым делом принялся расспрашивать Координатора о физических и технических характеристиках мобильного ретранслятора. К его удивлению, главный робот Лабиринта практически не знал об этих устройствах. Приемопередатчики ближнего действия были созданы буквально накануне Катастрофы, считались суперсекретной техникой и использовались только вооруженными силами.
Нетерпеливо дождавшись окончания их дискуссии, Сергей предложил всем высказаться по поводу сегодняшних событий.
— Это не наша война, — решительно заявил Николай. — Нам в их драку ввязываться не резон.
— Но ты о другом скажи — каковы вешша! — задумчиво произнес майор. — Ни с какими потерями не считаются. Они ж перли в лобовую атаку под кинжальный огонь, уложив десятки или сотни тысяч бойцов… С такими фанатиками надо быть настороже.
— Да, жуткий противник, — согласился Аркадий. — Наша главная задача — не допустить, чтобы их конфликт затронул Землю.
И только Алексей неожиданно для остальных решительно потребовал не прерывать контактов с Базой Пошнеста. Несомненно, парня всерьез тревожила перспектива потерять прелестную Пасари.
Наконец друзья расстались, договорившись тщательно обдумать возникшую ситуацию.
Оставшись один, Сергей, немного подумав, позвонил Диане.
— Отвяжись, — потребовала она. — Не желаю с тобой разговаривать.
— Ну нельзя же так, — взмолился он. — Хоть объясни, что с тобой творится.
Объяснения получились длинными, перемежались обвинениями, претензиями и совершенно безумными упреками. Выслушав все это и узнав о себе немало забавного, Сергей попытался втолковать девушке, что она не права и многое видит в неверном свете. Когда же выяснилось, что собеседница не намерена слушать доводы разума, Сергей не удержался:
— Знаешь, что нужно сделать, если хочется чего-нибудь большого и чистого? Надо купить слона и вымыть его хорошим стиральным порошком.
В трубке возмущенно загудели сигналы отбоя.
Глава 31
СЮРПРИЗЫ
На Дорогомиловском рынке, где Сергей обычно отоваривался, сегодня было малолюдно — будни как-никак. Он меланхолично набил сумку полуцентнером консервов и полуфабрикатных деликатесов и не без натуги отволок покупки на заброшенную стройплощадку. Этот долгострой здорово облегчал ему жизнь — в лабиринте бетонных блоков имелось множество укромных мест для телепортации. Из ближайшего же укрытия майор отправил на Станцию первую порцию провианта, прихватил пустую сумку и снова двинулся в сторону рынка.
Четверо вышли ему навстречу из подъезда недостроенного здания. Компания выглядела настолько дико и комично, что Сергей не сразу понял, что происходит.
Кришнаит в грязном балахоне и сандалиях на босу ногу. Странное существо с пейсами, в ермолке и лапсердаке. Типичное лицо мусульманской национальности в черном халате и зеленой чалме. И наконец, сугубо православный поп в рясе. У каждого висел на шее соответствующий символ: крест, полумесяц, шестиконечная звезда… Именно это сначала показалось смешным. Гораздо хуже, что все они были ростом под два метра, с огромными кулаками и вдобавок явно прошли хороший курс обучения всевозможным единоборствам.
— Заходи в подъезд, — негромко, но безапелляционно приказал горбоносый черноглазый Аятолла.
— Дуй на третий этаж, а то хуже будет, — поддержал коллегу Раввин.
Сергей одним махом преодолел первый лестничный пролет. Оставаясь на полтора десятка ступеней выше этой банды, он имел некоторое позиционное преимущество, к тому же здесь валялась куча всякого хлама, из которой майор моментально извлек удобный для драки черенок большой совковой лопаты. Палка оказалась крепче головы Кришнаита, который лишился чувств после первого же удара. Зато остальные, отпрянув на безопасную дистанцию, навели на Сергея пистолеты. Зашипели выстрелы, ослабленные глушителями. Пули вонзились в стену рядом с майором, по лицу хлестнули осколки штукатурки. Не дожидаясь, пока противник сообразит прицелиться поточнее, Сергей метнулся вверх по лестнице.
На одном дыхании пробежав еще три пролета, он наткнулся на груду мешков и прочей дряни, завалившую путь наверх. Тяжелая металлическая банка краски, метко брошенная в преследователей, раскроила голову Раввину, но двое других продолжали погоню и стрельбу. К счастью, пули снова прошли мимо, хотя и совсем рядом, как будто неизвестные вовсе не собирались его убивать, а только гнали в нужном направлении. Не желая раньше времени искушать судьбу, Сергей побежал по этажу, а Поп и Аятолла наступали ему на пятки, изредка постреливая. От рукопашной схватки с двумя вооруженными громилами майор решительно отказался.
Тем более что вскоре противников стало трое — к ним присоединился оклемавшийся от нокаута Кришнаит.
После очередного поворота Сергей понял, что его все-таки загнали в тупик.
Позади, в нескольких шагах, устрашающе темнели три пистолетных дула. Впереди ждала раскрытая дверь. Верзила в чалме, опасливо держась за висевший на шее полумесяц, сказал с заметным южным акцентом:
— Заходи в эту дверь.
Пришлось подчиниться. В комнате, где он оказался, ощутимо воняло нефтепродуктами, словно кто-то вылил на пол пару канистр бензина. По углам потолка поблескивали объективы телекамер, а вдоль стен, кроме привычного строительного мусора, стояли разноцветные стальные баллоны. Судя по маркировке, в емкостях содержались пропан, метан и даже вещества нервно-паралитического действия. К стенам были приколоты большие листы бумаги с неразборчивыми надписями старославянскими и арабскими буквами, а также какими-то иероглифами — китайскими или японскими.
Снаружи послышался шум, как будто там двигали тяжелые предметы. Затем кто-то из нападавших сообщил на чистом, без акцента, русском языке:
— Ты заперт надежно, через вход не вырвешься. Дверь завалена, на окнах — решетки. Через четверть часа пустим газ, еще через четверть часа — ты сгоришь.
Выкручивайся как знаешь.
Эти подонки явно хотели проследить, как он уйдет из ловушки. Непонятно только, для чего невидимым недругам понадобился такой псевдорелигиозный маскарад, но они, без сомнения, намеревались с комфортом наблюдать через телемониторы весь процесс. Другими словами, организаторы нападения знают или догадываются о существовании Лабиринта. Похоже, сегодня об этом догадывается слишком много излишне любознательных ведомств…
Сергей лихорадочно размышлял, как бы поаккуратнее связаться с мозгом Станции, чтобы роботы отключили аппаратуру негодяев. Он уже собирался отдать необходимые распоряжения, когда в коридоре послышалась какая-то возня.
Неожиданно дверь открылась, и на пороге появился… Миша Хребтов — старинный друг и сослуживец.
— Выходи, — сказал Мишаня, — время не терпит.
Долго уговаривать Сергея не пришлось. В коридоре отставной майор обнаружил трупы недавних противников.
— Твоя работа, Мямлик? — спросил Сергей.
— Чья же еще… А теперь, пока нас никто не слышит, честно ответь мне: ты и твои друзья действительно стали резидентами космических пришельцев?
— Какими еще резидентами? Сдурел, что ли?
— Тогда откуда у вас способность проходить сквозь стены?
— Теперь все понятно, — Сергей улыбнулся. — Это долгий разговор. Идем со мной.
К перемещению в операционный зал Хребтов отнесся на удивление хладнокровно, сказался многолетний тренинг спецназа, приучавший бойцов-профессионалов к действиям в самых неожиданных обстоятельствах.
Прихватив сумку с продуктами, друзья телепортировались в квартиру Сергея, где провели некоторое время за столом, по-солдатски простым, но вполне питательным и в меру горячительным. Через полчаса Хребтов был уже в курсе основных событий, последовавших за обнаружением древнегреческого судна и стрельбой на пляже у Рогатой Скалы.
— Зол я был на вашего брата, слов нет, — говорил Сергей, опрокидывая очередную рюмку. — Совести нет, а еще «Красные Стрелы». Подставили нас, не предупредив, а сами в кусты!
— Не кипятись, вас прикрывали постоянно, — хохотнул Миша. — И если вы не видели наших ребят, значит, хорошо работаем! Ладно, я должен отчитаться перед руководством. Где у тебя телефон? — Набрав номер, он сказал в трубку: — Здесь Белкин, пью со старым другом… Именно… Вариант с гостями, но самих гостей давно нет. Друг нашел наследство и немного покуролесил… Так точно, Блохин у них… Понял.
Положив трубку, Хребтов сообщил, что командование ждет их вместе с капитаном Кутуковым через час для серьезного разговора. Сергей лениво отозвался: дескать, торопиться некуда и незачем, потому как подручная техника доставит их на место за полминуты.
— Расскажи лучше, где тебя мотало эти годы, — попросил майор.
— Много всякого случилось… Последнее время, перед самым увольнением в запас, тренировал спецназ ГРУ. Страшное дело с моими ребятами произошло — под Новый год двадцать вторую бригаду из Аксая высадили в горах к югу от Грозного.
Их всего-то полсотни было, а боевики бросили на отряд целую дивизию, словно заранее знали квадрат десантирования.
— Всех перебили?
— Не всех… Слава Богу, на восьмой день пацаны сдались… А вообще, знаешь, странные вещи на этой войне творятся. Я частенько встречаюсь с прежними сослуживцами, такого наслышался… Ты знаешь, что после Буденновска три группы пытались ликвидировать Шамиля Басаева? Всякий раз их уже ждали на месте высадки.
— Предательство, ясное дело. Кто-то в Москве закладывает наших ребят.
— Точно. Дудаев хорошо платит своим московским нукерам. — Миша вздохнул и глянул на часы. — Между прочим, именно в эти минуты наша спецгруппа берет в поезде гонца, который переправляет в столицу чемодан с деньгами.
За столь приятную новость решено было выпить. Закусив роскошной маринованной селедочкой, Сергей предложил посмотреть эту упоительную картину.
Роботы Лабиринта быстро нашли нужный состав и выдали голограмму купе в люкс-вагоне.
Захват уже состоялся. Оба курьера сидели со скованными конечностями, а полковник Муравьев и майор Пчелинцев, вколов задержанным сыворотку правды, записывали на магнитофон их показания. Гонцы поведали, что основная масса денег до сих пор находится у полевого командира Абдула Мадаева, отряд которого расположился в ауле с непроизносимым названием.
— Численность отряда? — спросил Муравьев. — Вооружение?
— Двести сорок человек, шесть минометов, девять станковых пулеметов, танк и три БМП, — без запинки сказал курьер.
Второй задержанный поспешил добавить:
— Еще вертолет и зенитная установка «Панцирь».
Хребтов и Сергей дружно присвистнули. «Панцирь» был новейшим оружием, усовершенствованным вариантом всемирно знаменитой «Тунгуски». Выпуск этой самоходной ракетно-артиллерийской установки был начат совсем недавно, поэтому даже элитные дивизии еще практически не имели на вооружении «Панцирей», а вот у противника они каким-то образом уже были. На душе стало совсем пакостно.
Отодвинув рюмку, майор встал и жестко произнес:
— Сейчас у них этого «Панциря» не будет. И денег тоже. Мямлик, ты при оружии?
— А чем я, по-твоему, ту четверку положил? — Подполковник продемонстрировал висевшую под курткой «Гюрзу».
— Тогда пошли.
Они снова переместились на Станцию. Вскоре к ним присоединились Аркадий с Николаем, а также Кутуков, с радостью прервавший вынужденное безделье на острове Фернандо. Пока команда разбирала автоматы и натягивала броню, роботы изучили обстановку в ауле и доложили, что пять здоровенных баулов со стодолларовыми купюрами хранятся в богатом двухэтажном доме на окраине селения.
Боевая техника стояла без укрытия на покрытом снежными пятнами пустыре ближе к лесу.
Дом, где жил не расстававшийся с деньгами Мадаев, охраняло не меньше тридцати боевиков. Внутри здания постоянно сшивались человек десять — не только чеченцы, но и явные славяне, прибалты и, судя по одежде, арабы или афганские моджахеды. Все они были с ног до головы увешаны оружием.
— Впятером не управимся, — посетовал Аркадий. — Надо бы еще десятка два «Красных Стрел» собрать.
— Глупости, — весело отмахнулся уже настроившийся на драку Сергей. — Когда начнется стрельба за околицей, все всполошатся и побегут на звуки боя. Оставшихся перебьем одной левой.
… Внутри танка людей не оказалось. Экипажи всех боевых машин обедали у костра под звуки магнитофона, стенавшего жалостливую блатную песню о том, как трое парнишек бежали из таежного лагеря, но конвойные догнали их и повели расстреливать.
Гипертоннель проложили прямиком в башню Т-72. Хребтов скользнул в машину и привычно взялся за рукоятки. Танк ожил, пошевелил орудием, слегка развернул башню и всадил осколочный снаряд точно в центр сидевшей вокруг огня компании.
Уцелевших Хребтов добил из пулемета. Потом, медленно вращая башню, подполковник методично расстрелял боевые машины пехоты, «Панцирь» и тесно стоявшие джипы с тяжелыми пулеметами и безоткатными пушками. Покончив с техникой, Хребтов выпустил несколько снарядов по толпе боевиков, бежавших к танку со стороны аула. Противник залег и принялся ползком окружать взбесившуюся стальную громадину. Омерзительно провизжала ракета, выпущенная из ручного гранатомета.
К этому моменту Хребтов уже покинул танк и, присоединившись к остальным, наблюдал за главным объектом операции. Как они и рассчитывали, охрана командирской резиденции заняла оборону по периметру дворовой ограды, и внутри дома остались только два боевика — литовец и афганец. Оба с автоматами наготове присели на корточки возле окон, изредка с опаской выглядывая наружу. Сам Абдул Мадаев громко командовал во дворе.
— Надо спешить, они могут вернуться в любую секунду, — обеспокоенно предупредил Николай.
Пока он произносил эту короткую фразу, Сергей и Михаил уже шагнули на второй этаж дома в далеком ауле. Хребтов резким толчком распахнул дверь, и майор ворвался в комнату с «Хеклер-и-Кох» в обеих руках. Он сразу открыл огонь из двух стволов, а спустя мгновение к нему присоединился подполковник. Наемники погибли мгновенно, но ветераны спецназа в азарте боя продолжали давить гашетки, пока не опустошили магазины.
— Хорош, они уже готовы, — сказал наконец Хребтов.
Вся акция, включая уничтожение боевой техники, ликвидацию охраны и захват денег, заняла не больше двух минут. Когда баулы оказались на Станции, Сергей проговорил с досадой:
— Надо было еще немного боевиков пострелять.
— Незачем зря боеприпасы расходовать. — Мишку переполняли положительные эмоции. — Этой банде и без нашей помощи не поздоровится. Виданное ли дело — такие бабки потеряли!
«Кстати, о деньгах», — подумал Сергей, разглядывая туго набитые сумки.
Судя по размерам, в каждой могло поместиться миллионов пять баксов. Два таких же баула Муравьев взял в поезде, но лимонов десять боевики, видимо, успели израсходовать. Так что ничего страшного не случится, если «Красные Стрелы» недосчитаются одной сумки. Хребтов понял его правильно, поэтому в кабинет Директора попали только четыре баула, причем этот факт не вызвал ненужных комментариев.
Чтобы выслушать их историю, собралось все руководство ИСТРИСа. Пятеро были в повседневной военной форме и представились кодовыми именами: Львов, Волков, Дубов, Комаров, Орлов. Шестого называть не пришлось — Тарпанова узнали без церемоний, хотя так и не поняли, почему доцента здесь величают Ферзем. Когда Сергей и его друзья завершили свой рассказ, директор института произнес с веселым недоумением:
— Можно только порадоваться, что вы оказались такими беззаботными альтруистами…
— Это мы-то? — Аркадий даже слегка обиделся. — Уж в альтруизме нас обвинить трудно — на полную катушку использовали чужую собственность в корыстных целях!
— Ерунда, — поморщился Львов. — Подумаешь, заработали на брата по зеленому лимону из воровского «общака» и остров где-то в океане купили… Да любой наш среднестатистический соотечественник нахапал бы в сотню раз больше, и не за счет грязных денег, а прямо из сейфов ближайшего банка.
Тарпанов добавил:
— Вдобавок они, на общее счастье, напрочь лишены политических амбиций. Представляете, каких дров наломал бы на их месте любой депутат даже губернского масштаба? Я уже не говорю о кандидатах в президенты!
Вообразив возможные последствия такого события, все невольно содрогнулись, а Сергей тихо произнес:
— Еще чуть-чуть, и я почувствую себя порядочным человеком.
— У вас есть на это полное право, — совершенно серьезно ответил Львов. — Но и ошибок вы тоже немало совершили. Постарайтесь в ближайшие дни не злоупотреблять своим влиянием на роботов Лабиринта. Наши аналитики просчитают варианты, а потом уже вместе решим, как использовать это чудо техники на общее благо.
Генерал Комаров решительно заявил, что первым делом надо разобраться со спецслужбами, которые развернули охоту на Посвященных. Шеф отдела специального анализа напомнил двухдневной давности историю с попыткой похищения Дианы.
Оказывается, сотрудники ИСТРИСа следили за девушкой, как и за остальными «Призраками». Заподозрив, что объект наблюдения в опасности, «Красные Стрелы» проникли на явочную квартиру, но обнаружили только четверку свежих трупов.
— Значит, это вас мы видели, — усмехнулся Аркадий.
— Вероятно. Опергруппа из контрразведки прибыла туда только через час, когда мои люди закончили отрабатывать место происшествия. — Комаров достал пачку фотографий. — Узнаете этого типа?
Брезгливо посмотрев на снимок оскаленного трупа, Кутуков сказал, что видел его за компьютером в комнате, откуда неизвестные злоумышленники наблюдали сцену совращения Дианы. Комаров сообщил капитану, что личности убитых уже установлены — все они числились в кадрах тайной полиции одного ближневосточного государства. Именно эта четверка ровно два года назад утром 3 октября обстреляла из автоматов демонстрацию на Смоленской, а затем открыла огонь по милицейскому оцеплению у мэрии — так было спровоцировано двухдневное кровопролитие вокруг Дома Советов. В течение следующих суток они же стреляли с крыш, подогревая накал уличных боев. Другие члены этой организации убили около Белого дома офицера группы «Альфа», но были уничтожены ответным огнем спецназа…
— Какая жалость! — громко сокрушался Сергей. — Таких подонков — и не я убил!
— Полностью разделяю ваши чувства, — признался Комаров. — Остаются еще неустановленная особа, пытавшаяся завязать знакомство с Аркадием Туриным, и подруга Светланы Каростиной, которая вешалась на Сергея Михайловича.
— Я на нее не в претензии, — хохотнул майор. — К тому же за Людочкой следят роботы Лабиринта. Меня больше интересует команда, которую сегодня утром уложил Хребтов.
— Это были бандиты Восканова, — сказал шеф отдела спецанализа. — Насчет видеонаблюдения за Людмилой вы хорошо придумали… Ну и что же установили роботы в ходе наблюдения?
К стыду своему, Сергей признался, что не поинтересовался результатами компьютерной слежки, хотя после того новоселья минуло немало дней. Они слишком увлеклись приключениями на других планетах и надеялись, что роботы сами сообщат, если обнаружат тревожные факты. Выслушав кучу упреков от руководителей ИСТРИСа, майор вызвал на связь мозг Станции. Оказывается, за это время Людочка дважды встречалась с небезызвестным Боровиковым из «Финиста» и докладывала, что Сергей так и не позвонил ей. В свою очередь, Боровиков рекомендовал не форсировать события.
— Опять Восканов, — вздохнул Аркадий. — А у нас все еще висит на шее война между троклемидами и вешша.
— С этой войной придется разбираться всерьез, — решительно сказал Ферзь.
— Если можно, в следующий раз прихватите на ту планету меня.
— И кого-нибудь из наших военных аналитиков, — добавил Львов. — Поскорее решайте свои космические проблемы, у нас слишком много дел на Земле.
Глава 32
БОЛЬШОЙ КОСМИЧЕСКИЙ КРУИЗ
Когда Координатор узнал, что «Красные Стрелы» получили доступ в Лабиринт на правах гостей персонала, с роботом случился припадок биоэлектронной неврастении. Пришлось провести с псевдоживым квазиразумом разъяснительную беседу. В конце концов Координатора убедили, что ИСТРИС — неофициальная организация, не связанная с каким-либо земным государством. Координатор внес в свои программы необходимые коррективы, но Алексей страшно беспокоился и шепнул друзьям:
— Боюсь, он на пределе. Мы почти перегнули палку. Еще одна бестактность с нашей стороны — и Координатор может прекратить общение.
Прекрасно слышавший его реплику Координатор сварливо вставил, что не имеет ни желания, ни свободного времени на разговоры с низкоинтеллектуальными существами.
— В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ, — СКАЗАЛ ОН, — НА ДВУХ ПЛАНЕТАХ С ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ СРЕДНЕГО УРОВНЯ РАЗВОРАЧИВАЮТСЯ ИНТЕНСИВНЫЕ ВОЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ, ОДНА ЦИВИЛИЗАЦИЯ ГОТОВИТСЯ ИСПЫТАТЬ ОРУЖИЕ МАССОВОГО ПОРАЖЕНИЯ, ОСНОВАННОЕ НА НЕИЗВЕСТНОМ ЗЕМЛЯНАМ ПРИНЦИПЕ, А НА ХЛАМБАДИ СНОВА ОБОСТРИЛАСЬ ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА.
— Координатор, я понимаю твои обстоятельства, но у нас были задачи по части теоретической физики, — напомнил Аркадий. — Это достаточно важно.
— ПОВТОРЯЮ, ЧТО МОГУ ВЫПОЛНИТЬ ЛИШЬ ОДИН ЭКСПЕРИМЕНТ. ДЛЯ РЕШЕНИЯ ВТОРОЙ ЗАДАЧИ НЕОБХОДИМ УСКОРИТЕЛЬ ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ЧАСТИЦ С НЕСТАНДАРТНЫМИ ПАРАМЕТРАМИ. Я НЕ ПОЛУЧАЛ ЗАДАНИЯ ПРИСТУПАТЬ К СТРОИТЕЛЬСТВУ ПОДОБНОЙ УСТАНОВКИ.
— И не получишь. Готовь звездолет для первого эксперимента.
— ПОДГОТОВКА ИДЕТ СТРОГО ПО ПЛАНУ. СТАРТ СОСТОИТСЯ ЧЕРЕЗ ДВА ГОДА, КОГДА БУДЕТ НАКОПЛЕН НЕОБХОДИМЫЙ ЗАПАС АНТИВЕЩЕСТВА.
— Отлично, я сегодня же займусь организацией второго эксперимента.
— КАКИМ ОБРАЗОМ? НА ЗЕМЛЕ НЕТ УСКОРИТЕЛЕЙ НЕОБХОДИМОЙ МОЩНОСТИ.
Самодовольно усмехнувшись, физик ехидно осведомился:
— А на каких планетах имеется необходимая техника?
— ГОДЛАН И ХЛАМБАДИ.
— Вот и догадайся, который из этих ускорителей я намерен использовать!
После секундной заминки Координатор сообщил, что у Аркадия извращенное мышление, и отключил свой канал связи.
Алексей тихо сказал друзьям:
— Ребята, у нас новые осложнения… Нет, не пугайтесь, ничего страшного.
Просто ночью звонил из Нью-Йорка Гришка Аксельрод и просил еще три центнера того же товара. Говорит, два лимона ждут нас. Отправим?
— Отчего ж не отправить? — Сергей вздохнул. — Хотя, с другой стороны, я плохо представляю, куда девать прежние деньги.
Тем не менее он дал роботам задание перетащить в операционный зал нужное количество слитков. Потом золото переместилось в противоположное полушарие.
Аксельрод обалдел, увидев у своего порога такую гору драгметалла, но времени на причитания ему не предоставили, а быстро пересчитали баксы и вернулись восвояси. Следившие за этой процедурой Хребтов с Кутуковым аж заморгали от удивления.
— Лихо работаете, — только и выговорил подполковник.
— Мы еще не такое можем. — Николай расплылся в улыбке.
Сергей, насторожившись, осведомился:
— Что еще ты задумал?
— Надо же обработать последнюю добычу с Пошнесты!
— Какую еще добычу? — забеспокоился Хребтов.
— Это наши внутренние проблемы, — отрезал Сергей. — Давайте, ребята, только быстро и очень осторожно.
Алексей и Николай пообещали обстряпать дело в два счета. Прихватив необходимый реквизит, они отправились в Амстердам. Аркадий взял нотбук и объяснил, что едет на Годлан с визитом вежливости. Диана со Славиком засели в отсеке видеоконтроля — «Красные Стрелы» интересовались архивами зарубежных разведок.
— Одни мы с тобой остались, — тонко подметил подполковник Хребтов. — Куда бы нам прогуляться? А то давно мы не шутили…
Лет пятнадцать назад, когда их подразделения соперничали за всевозможные почетные звания, два молодых старших лейтенанта сделались неразлучными друзьями. Тогда и получили они шутливые прозвища в честь кукольных героев старой телепередачи — Шустрик и Мямлик. Это было веселое время, когда друзья нередко появлялись в самых неожиданных местах. Официально их там не было, что создавало почву для огромного количества шуток. А шутили они много — практически на всех континентах. Даже в Антарктиде…
— У меня есть парочка незавершенных дел, — задумчиво произнес Сергей. — Но все они на других планетах… Между прочим, именно сегодня на Сарто целый выводок вождей, царьков и мудрецов должен ждать очередного пришествия небесных вождей. Хрен они соберутся, очень нужны им боги!
— А мы проверим.
По дороге на Станцию Сарто майор рассказал другу о конфликте жуков и русалок. Видно было, что инопланетные проблемы мало волнуют Хребтова. За прошедшие полтора месяца Сергей и остальные «Призраки» привыкли принимать близко к сердцу многие беды чужих цивилизаций, но для остальных землян даже разговор на такие темы показался бы шизофреническим бредом…
К невероятному изумлению Сергея, оба помещения прибрежного храма были полны гостями. Верховные жрецы двух рас представили «богов» своим правителям, но попытались управлять общим течением беседы. Служителей культа очень интересовали последние события на небе и соответствие означенных событий каким-то местным легендам и мифам. В частности, очень остро стоял вопрос, кого из девственных богинь выбрал себе в супруги Бог Водопадов после победы над Огненным Драконом и освобождения Великой Рыбы из волшебной пещеры, заполненной обжигающим паром… Решительно оборвав эти поползновения, Сергей оглядел монархов, полководцев и деятелей науки — зрелище было не из приятных, учитывая анатомию аборигенов, — и сказал:
— Вы собрались — значит, правильно поняли нас. Значит, вы устали от нескончаемой войны и хотите научиться жить без ненужной вражды. Я призываю оба племени…
Он произносил округлые правильные фразы, как на митинге, а сам вдруг понял, что затеял бессмысленное дело. Не могут разумные существа не воевать, не бывает такого. Войны были и будут всегда — это нормальное средство разрешать конфликты в любом обществе. Поэтому завершил он свою речь многозначительно:
— «Боги» понимают, что полностью прекратить войны невозможно. «Боги» хотят лишь одного — чтобы вы не убивали своих соседей только за то, что они отличаются от вас обликом.
Повелитель крупнейшей империи самого большого континента, встав на нижние конечности, проскрипел в ответ:
— Мудрость «богов» беспредельна. Признаюсь, мы опасались, что вы потребуете уничтожить оружие, а это породило бы страшный хаос во всех странах — на суше и под водой. Но теперь я готов повиноваться воле небожителей и подпишу рескрипт о мире, если короли морского народа сделают то же.
Остальные коронованные особы обеих рас наперебой заверили землян, что вовсе не питают ненависти к братьям по разуму, обитающим в иной природной среде. Похоже, аборигены гораздо сильнее враждовали внутри собственных биологических видов. Прямо в храме, перед ликом «богов», два жукообразных монарха заключили с коллегами из рода русалок военный союз, направленный против насекомообразных и земноводных жителей соседнего архипелага. Окончательно сбитый с толку Сергей не мог решить, — добро или зло принесет этой планете его вмешательство.
Пока политики, позабыв о присутствии небожителей, утрясали свои повседневные дела, людей окружили ученые. Посыпались мудреные вопросы о природе газов и жидкостей, о сыпучести зерна, о законах окислительновосстановительных реакций. Два офицера, растерявшись, поведали, что планета имеет форму шара, кое-как изложили законы Архимеда и всемирного тяготения, но с химией, ботаникой и астрономией оба оказались не в ладах, поэтому Хребтову пришлось сознаться:
— Уважаемые мудрецы, мы — боги военной специальности. Через некоторое время сюда наведается другой наш брат, который сумеет вам объяснить многое из того, что вас интересует.
Мудрецы воздали хвалу «богам» и оставили землян в покое, но один из земноводных не успокоился. Ему хотелось узнать, по какой причине 920 местных лет тому назад огромный предмет упал с неба в океан и затонул в довольно глубоком месте, куда русалки могут погружаться лишь в защитных одеждах из специально выращенных прозрачных раковин.
Сергей рассказал о метеоритах, но абориген возразил:
— Это не камень, а металл. Вдобавок предмет имеет сложную, но правильную форму, как будто изготовлен руками умелых мастеров.
«Наверное, звездолет троклемидов потерпел аварию в прежние времена», — решил Сергей. Пообещав разобраться, майор без особого интереса взял у мудреца карту места происшествия, после чего земляне покинули планету.
— А ты, Шустрик, прямо миротворец, — заметил Хребтов, когда они стояли в шлюзе. — Слушай, если это у тебя так хорошо получается, займись тем же делом на Земле.
— Сомневаюсь, что будет польза, — фыркнул Сергей. Прежде чем покинуть этот сектор Лабиринта, он спросил мозг Станции про таинственный предмет, свалившийся в океан Сарто. Робот ответил, что упомянутое событие имело место вскоре после Катастрофы, когда аппаратура наблюдения временно не функционировала, а потому в архиве нет информации об этом инциденте.
— В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ НАЧАТО ИССЛЕДОВАНИЕ ОКЕАНИЧЕСКОГО ДНА В ОБОЗНАЧЕННОМ НА КАРТЕ РАЙОНЕ.
— Ладно, поехали дальше, — сказал майор, не слишком огорчившись. — В конце концов, это не наше дело.
Шестиместная машина отвезла приятелей на Станцию, двери которой розовым свечением выделялись на сером фоне стены коридора.
Сергей даже не удосужился узнать название планеты, где оставался последний контакт-ключ. Здесь жили существа, которых очень условно можно было назвать гуманоидами. Эти млекопитающие, ростом не больше полутора метров, приходились отдаленными родичами земным барсукам или енотам. Образ их существования вызывал в памяти незабвенных «Трех мушкетеров» — с непрерывными войнами, интригами, заговорами и прочими удовольствиями эпохи позднего средневековья.
Глобус пылился в серванте королевских покоев, где старшая принцесса развлекалась с офицерами дворцовой стражи. Пьяная компания так увлеклась своими забавами, что никто не обратил внимания, как в полутемной комнате засветилась и вскоре погасла красная рамка многомерного тоннеля. Вся акция заняла секунд двадцать.
— Ну и как тебе эти братья по разуму? — осведомился Сергей.
— Скоты натуральные. — Мямлик поморщился. — Такого я даже в немецких порнофильмах не видел… Что теперь — по домам?
— Пожалуй… Только заскочим на Годлан. Любопытно мне, что там Аркаша задумал.
— Поехали, раз любопытно. — Хребтов сел в экипаж, но вдруг настороженно спросил: — А туземцы там не слишком страшные на вид?
— Просто жуткие, — заверил друга Сергей. — Но чуток покрасивше тебя.
Аркадий выглядел довольно странно, сидя в скафандре за накрытым столом в красиво обставленной комнате. Семейство хозяина развлекало землянина светской беседой, а сам Миддо Фасме ерзал на кресле в углу кабинета, просматривая на голографическом мониторе какие-то жуткие каракули. Мозг Станции Годлан пояснил, что членистоногий квазигуманоид изучает избранные фрагменты теории коллеги Турина. Все эти закорючки были, вероятно, символами местной математики.
Госпожа Фасме расспрашивала гостя о земных обычаях и при этом жаловалась на кошмарное падение нравов годланской молодежи, особенно в больших городах. В семье Фасме подрастали двое сыновей, и она не представляла, на ком женятся бедные мальчики — все нынешние девицы были отпетыми шлюхами. Кроме того, хозяйка ужасно переживала, что гость не может снять скафандр и отведать ее знаменитый фруктово-кремовый торт с орехами.
От продолжения этой пытки Аркадия избавило возвращение Миддо Фасме, закончившего изучение формул. Выпученные фасеточные глаза годланца сделались, казалось, еще ярче и горели на фоне бледно-зеленой кожи как два рубина. Сергею почудилось, что взгляд инопланетянина полон укоризны.
— Вы дали мне очень неполную информацию, — тихо произнес годланец. — Вероятно, не желаете терять свой приоритет на всю работу?
— К сожалению, теория не завершена, — почти честно ответил Аркадий. — Чтобы получить необходимые сведения, нужно поставить эксперимент на большом ускорителе. У нас на Земле таких машин нет, а на Годлане есть, причем вы имеете к ним доступ. Результаты эксперимента будут интересны для вас не меньше, чем для меня.
— Это понятно… — Миддо продолжал пристально разглядывать человека. — Хорошо! Я постараюсь. Думаю, смогу организовать такой эксперимент. Но я не понимаю, какая модель Вселенной лежит в основе вашей теории.
— Поверьте, я и сам плохо это представляю… После такого парадоксального ответа Миддо поверил землянину. И напрасно — на этот раз Аркадий нагло лгал.
Возвратившись на Станцию, физик не без удивления обнаружил двух ветеранов спецназа, которые учинили ему допрос с пристрастием. Аркадий не стал отпираться и признался, что для завершения его теории нужно определить некоторые численные величины. Миддо Фасме выполнит отведенную ему часть этой работы, хотя годланец не понимает всех нюансов туринской теории.
— А потом он сам напишет все формулы, и на Годлане начнут строить корабли для мгновенных прыжков между звездами, — продолжил Сергей. — Не боишься?
— Ни капли! Этот эксперимент не даст ему всей информации. Вторую группу коэффициентов может добыть только техника троклемидов. Сейчас наш друг Координатор готовит к рейду один из своих звездолетов. Через два года, как он обещает, кабину корабля набьют измерительной аппаратурой, роботы заправят антивеществом топливные баки… После этого машина разгонится до предельной скорости и за шесть лет долетит до ближайшей звезды.
— Это еще зачем?
— Надо, чтобы субсветовой зонд промчался как можно ближе от массивного источника гравитации, то есть сил тяготения. Чем больше скорость и меньше расстояние до звезды, тем точнее будут измерения. И тогда, через восемь лет, будет создана исчерпывающая теория. Но сделать это способен только я!
— Мне бы, хлопцы, ваши заботы, — тяжело вздохнул Хребтов.
Весь вид подполковника выражал сожаление, что его друзья занимаются сущей чепухой в такое трудное время, когда на повестке стоят куда более важные дела.
Аркадий вскипел:
— А какие заботы у вас?
Полковник начал перечислять. Институт работал, по существу, вхолостую: самые глубокие и важные аналитические материалы ИСТРИСа не приносили пользы, потому что правительственные чиновники отправляли их «под сукно». Обиднее всего, что прогнозы-то неизменно сбывались, и офицеры четырех отделов буквально бесились, понимая, скольких бед можно было избежать, если бы коррумпированные бюрократы хоть изредка старались исполнять свой долг и прислушивались к предупреждениям умных людей. Последние разработки ИСТРИСа предостерегали о грядущей катастрофе во всех сферах, включая экономику, внутреннюю и внешнюю политику, силовые структуры. Но руководство учреждения уже убедилось, что вожди режима не намерены либо не способны выправить ситуацию.
Не слишком эффективной была и тайная деятельность ИСТРИСа. Боевые подразделения института — «Красные Стрелы» — пытались очистить Отечество от всевозможной преступной нечисти, однако их было слишком немного, чтобы одержать победу над мафией. Кроме того, с точки зрения формальной юстиции, действия «Красных Стрел» отнюдь не укладывались в рамки закона. Смешная складывалась ситуация — самые активные борцы с криминалитетом оказывались преступниками…
— Я уже не упоминаю, что у нас практически нет оружия — всего-то десятка два современных «стволов» на две сотни бойцов.
— С оружием проблем не будет, — заверил друга Сергей. — Охотно поможем.
— Опять Пикатинский арсенал брать пройдешь? — Хребтов засмеялся. — Или Кучковскую бригаду?
— Смешные вещи говоришь. — Майор улыбнулся. — На этой планете сотни, а то и тысячи хранилищ для таких игрушек. В два счета наберем все, что вам нужно.
Они поехали на Станцию Земля, а по дороге заставили Мямлика рассказать, как была организована ликвидация Арчила. Хребтов не знал всех подробностей, потому что акцию планировал и осуществлял полковник Муравьев, у которого ничего лишнего выведать никому еще не удалось. В общих чертах дело было так: чтобы добраться до счетов «общака», требовалось выманить Арчила за город, где бы вокруг бандита было не слишком много телохранителей. Поэтому кому-то из местных «авторитетов» подкинули липовые сведения, будто аквалангисты «черного поиска» нашли на дне неслыханные сокровища. Расчет оказался точен — слухи об этом немедленно дошли до Арчила, и старый бандит, потеряв голову, как влюбленная студентка, помчался к Рогатой Скале. Немного смущало «Красных Стрел», что на месте представления могут оказаться посторонние, но в день акции офицер, следивший за Артуром, радостно сообщил, что скупщик антиквариата увлекся залетной кралей и неизбежно опоздает на рандеву в лагере…
— Значит, не вы подсунули Артуру эту девку? — удивился Аркадий. — Ну, остальное мы сами знаем.
— Уж я думаю! Да, Муравьев рассказывал, что там намечалась эротическая сцена по сто семнадцатой статье уголовного кодекса, но он успел выстрелить раньше и обломал Кабану весь кайф. Муравьев вообще всегда стреляет первым.
… На Станции они крепко отвели душу, облегчив арсеналы чеченских боевиков на бывшей ракетной базе возле аула Бамут. В Лабиринт поступило три сотни АК-74, десяток крупнокалиберных пулеметов и полмиллиона патронов разных калибров. Друзья были неприятно поражены, когда оказалось, что боеприпасы совсем свежие, маркированы позапрошлым месяцем, тогда как федеральная войсковая группировка использовала патроны, выпущенные еще при советской власти.
Непонятно было и другое — откуда у сепаратистов новейшие бронетранспортеры и другая техника, серийное производство которой еще не начиналось. Хребтов тщательно записал заводские номера обнаруженных в Бамуте «Панцирей» и БТР-80, а затем они подложили в эти машины английские мины с часовым механизмом, которые хранились на соседнем складе.
Еще на главной дудаевской базе они позаимствовали из бетонированного бункера два 30-миллиметровых автоматических станковых гранатомета АГС «Пламя», швырявших 300-граммовые снарядики почти на два километра. Здесь же нашли ракетные установки, изготовленные кустарным способом из вертолетных блоков для неуправляемых снарядов С-5 и С-8.
Через два часа они с чувством достойно выполненного долга собирались расходиться по домам, но задержал вызов Координатора. Главный робот Лабиринта сообщил, что мозгу Станции Сарто удалось найти звездолет, оказавшийся на глубине около полутора километров. Корабль был недоступен для приемопередатчиков — при попытке открыть вход многомерного тоннеля чудовищное давление водяного столба прорвало бы стены шлюза и мощная струя неизбежно разнесла бы весь операционный зал.
— Я ОБСЛЕДОВАЛ ОБЪЕКТ ВИДЕОКАНАЛАМИ. ТИП ЗВЕЗДОЛЕТА НЕИЗВЕСТЕН — НИ ТРОКЛЕМИДЫ, НИ ВЕШША НЕ СТРОИЛИ ПОДОБНЫХ КОНСТРУКЦИЙ. ВРЕМЯ КАТАСТРОФЫ — СЕРЕДИНА ВОСЬМОГО ВЕКА ПО ЗЕМНОМУ ЛЕТОСЧИСЛЕНИЮ. ПРИНЦИП МЕЖЗВЕЗДНОГО ПЕРЕМЕЩЕНИЯ ОПРЕДЕЛИТЬ НЕ УДАЛОСЬ. РАКЕТНЫЕ ДВИГАТЕЛИ ЗВЕЗДОЛЕТА ЗАВЕДОМО МАЛОМОЩНЫ ДЛЯ ДАЛЬНИХ ПЕРЕЛЕТОВ. ГЕНЕРАТОРОВ ИСКУССТВЕННОГО ПОЛЯ ГРАВИТАЦИИ ТАКЖЕ НЕ ОБНАРУЖЕНО. ОДНАКО ПОЧТИ ПОЛОВИНУ КОРПУСА ЗАНИМАЮТ УСТРОЙСТВА НЕПОНЯТНОГО ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ.
— Гипердвигатель? — заинтересовался Аркадий.
— ВЕРОЯТНО.
Дрожащим от избытка чувств голосом физик приказал Координатору подготовить и осуществить подъем этого корабля на поверхность с целью тщательного изучения.
Потом торжествующе объявил:
— Через пятнадцать лет с помощью моей теории мы построим суперзвездолет. Гарантируем.
Подполковник Хребтов мрачно сказал:
— Значит, лет на пять раньше кто-то другой с помощью твоей теории создаст супероружие. Гарантирую.
Глава 33
УГРОЖАЕМОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
Восканов выкрикивал с воодушевлением:
— Я оказался прав! Эти нелюди связаны со сверхъестественными силами, и только помощь потусторонних существ позволяет им творить чудеса, которыми уже запугано полмира. Мы послали людей со священными символами основных религий, и даже главный из Демонов не смог применить свое колдовство. Он беспомощно метался по комнате, обклеенной страницами Талмуда и Бхагават-Гиты! Демон знал, что ему грозит неминуемая гибель, но не в состоянии был призвать подмогу из мира тьмы!
Генерала прервал штатский, говоривший с заметным ближневосточным акцентом:
— И тем не менее он ушел из вашей жизни.
— Да, ушел, — легко согласился Парафин. — Но не сам. Пришедший извне человек с пистолетом убил моих людей и открыл Демону дверь. Причем открыл снаружи, на что я особо обращаю ваше внимание! И только тогда, уже в коридоре, за пределами освященного помещения, разверзлись врата ада, принявшие обоих.
Штатский, подумав, согласился, что слова генерала похожи на правду.
Неожиданно в разговор вмешался подполковник Боровиков. Бандит резко упрекал Восканова, что тот привел Демона прямо на базу спецчасти и даже предлагал службу.
— Я, понимаешь, охоту устроил на этого гада, обкладываю его агентурой, подсылаю лучших телок, а ты, ваше благородие, чуть всю малину не обгадил!
— Ерунда. — Восканов повысил голос. — Он должен служить нам. Или он умрет. Я предложил Демону сотрудничество, он не возражал… В общем, продолжаем действовать по прежнему плану.
Собрав стопку документов, Парафин спрятал бумаги в сейф и распустил собравшихся. Уходя, штатский иностранец произнес неразборчиво: дескать, будет неплохо, если на этот раз Восканов не провалит порученное ему дело. Оставшись в одиночестве, генерал долго ругался и выхлестал полбутылки коньяка.
Совсем рядом с ним, буквально на расстоянии вытянутой руки, но за пределами привычной тройки измерений, эту сцену наблюдали человек десять. Когда совещание закончилось, Сергей задумчиво проговорил:
— Хотел бы я знать, какой именно план в отношении нас заготовил этот выродок…
— Думаю, следует рассчитывать на худшее, — усмехнулся Тарпанов. — Надеюсь, роботы Лабиринта сумеют вас защитить.
— Я не слишком надеюсь на пассивную защиту, — с вызовом ответил майор. — Меня учили, что лучшая защита — нападение.
— Наверное, вы правы. — Лицо политика оставалось непроницаемым. — Я не против. Действуйте.
Как-то само собой получилось, что общее руководство основными событиями последних дней перешло в руки Ферзя. По крайней мере, «Красные Стрелы» подчинялись ему беспрекословно. Это обстоятельство заставило Сергея по-новому взглянуть на непростую личность соседа. Человек, верховенство которого признавали даже «эскадроны смерти», заслуживает почтения. К тому же нельзя было не признать, что распоряжения Тарпанова всякий раз оказывались разумными и рациональными…
— Хотел бы я заглянуть в его архив, — сообщил генерал Львов. — Много интересного там узнать можно. Знать бы только, где этот архив упрятан.
— Еще узнаем, — уверенно пообещал Ферзь. — Давайте все-таки покончим с инопланетными делами. В чем у нас затруднения?
— Военные с троклемской Базы хотят, чтобы мы помогли им воевать против вешша. Мы не согласны, потому что…
— Достаточно, — прервал майора Львов. — Не согласны — и совершенно правы.
Пусть идут к черту.
Алексей снова всполошился и стал кричать, что вешша — коварные агрессоры, вешша напали и почти уничтожили троклемидов, а теперь, спустя много тысячелетий, возобновили войну и пытаются уничтожить остатки побежденных.
— Расправившись с давним врагом, — возбужденно говорил парнишка, — вешша неизбежно продолжат экспансию и — рано или поздно — доберутся до Земли.
В действительности Лешку, конечно, беспокоило, что он может больше не увидеть свою Пасари, но «Красные Стрелы» об этом вряд ли догадывались и выслушали его спич с большим вниманием.
Львов сказал:
— Интересные доводы. Я понимаю ваш гнев по поводу агрессоров, разрушивших высокоразвитую цивилизацию, однако попытаемся объективно разобраться в ситуации.
Директор в два счета не оставил камня на камне от картины, которую рисовала пропаганда троклемидов и которая за эти два месяца стала привычной для Посвященных. После той войны прошло почти три тысячелетия. Наказывать сегодняшних вешша за ту давнюю агрессию — признак политической шизофрении. Это даже бессмысленнее, чем призывать Россию конца XX века покарать Монголию за нашествия Чингисхана или Батыя. Это все равно как если бы Египет сегодня объявил войну Ирану в отместку за поражения времен Дария или Кира. И тем не менее спустя такую бездну времени троклемиды запустили ракеты по бывшему противнику.
— Поставьте себя на место вешша, — призвал собеседников генерал Львов. — После бесчисленных веков, когда шло мучительное восстановление руин, на них снова устремились боеголовки… Какие выводы должны были сделать вешша?
Естественно, они сочли троклемидов патологическими убийцами-маньяками, которые намерены любой ценой их уничтожить. Разумеется, вешша прилагают колоссальные усилия, чтобы раздавить последние очаги военной активности Троклема и обезопасить свои грядущие поколения. И будут правы, если раздавят. Лично я прекрасно их понимаю.
Аркадий добавил, что припоминает один разговор, который по-новому освещает развязывание вешша-троклемского конфликта. По требованию физика, мозг Станции снова прокрутил отрывок последних записей из видеопамяти контакт-ключей. И на самом деле, в разговоре оставшихся на Земле троклемидов Коц Финиберг обронил: дескать, мы первыми выпустили по вешша боевые носители, а противник лишь ответил вдвое большим количеством ракет. Кроме того, вспомнились древние мифы четвероруких аборигенов с планеты, на которой чуть не погибла годланская экспедиция. В этих легендах также говорилось о космических пришельцах, родину которых уничтожили существа, похожие на землян или троклемидов.
На той планете уже функционировали приемопередатчики, и Координатор сумел выдать видеоизображение главного храма. «Добрые боги» древности, изображенные на фресках и мозаиках святилища, оказались вылитыми вешша.
— Все это, конечно, лишь косвенные улики, — подытожил Аркадий. — Однако, если мои догадки подтвердятся, вопрос о необходимости удара возмездия нужно снять с повестки дня.
— СОГЛАСЕН, — сказал Координатор. — ДОВОЖУ ДО СВЕДЕНИЯ ПЕРСОНАЛА И ГОСТЕЙ ЛАБИРИНТА, ЧТО В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ПРЕДСТАВИТЕЛИ ЛИЧНОГО СОСТАВА БАЗЫ ПОШНЕСТА НАХОДЯТСЯ В ЛАГЕРЕ И ЖДУТ ВСТРЕЧИ.
Перед ними появилась трехмерная панорама Пошнесты. В лагере было уже не меньше дюжины летающих машин, а мобильный приемопередатчик обзавелся дополнительными блоками и сравнялся размерами с пятиблочным трехэтажным домом.
Население этого поселка достигло уже как минимум полусотни вооруженных троклемидов.
— Очень не нравится мне такая активность, — сообщил Тарпанов. — Переговоры будем вести только через видеосистему, канал телепортации не открывать ни при каких обстоятельствах!
— Вы чего-то опасаетесь? — удивился Алексей. — Чего?
— Не чего, а кого. Этих вот ребятишек с неизвестным мне оружием, но вполне понятными намерениями…
Появление голографического изображения Станции Земля вызвало среди инопланетян легкий переполох. В старом куполе снова собралась прежняя четверка: полковник Митнеп, майор Кувосс, капитан Чаррот и лейтенант Пасари Малер. Митнеп попытался возобновить разговор о мобилизации ресурсов Земли, Годлана, Тирну и Хламбади, но Львов прервал его великолепно поставленным командирским рыком:
— Нас интересуют подробности начала войны между вешша и Троклемом. И поменьше пропаганды!
Инопланетяне были сбиты с толку и пытались протестовать, однако земляне проявили непривычную твердость. Вздыхая, Митнеп вызвал информационный канал. На малой голограмме быстро сменялись кадры старой хроники.
В таком-то году по времени Троклема на ближних подступах к населенным планетам были обнаружены 270 субсветовых объектов, мчавшихся со стороны государства вешша. Скорость в 0,97 световой заметно превышала те 0,92 — 0,94, обычные для пилотируемых кораблей, поэтому был сделан вывод, что приближаются боевые носители оружия массового уничтожения. За несколько дней до попадания межзвездных снарядов в Троклем, Хвалидат и Амунгок произошло разделение кассетных боеголовок — теперь на обитаемые миры двигалось около тысячи зарядов.
Сразу после этого вооруженные силы разрядили по вешша все пусковые установки, были также активизированы оборонительные системы. Первые волны боеголовок обрушились на авангардные военные базы, затем погиб Амунгок. Характер поражения подтвердил, что боеголовки снаряжены антивеществом. На следующий день настала очередь Троклема. Средства противокосмической обороны, развернутые вокруг звезды Томрипак, расстреляли на подлете свыше пятисот боеголовок, но еще около сотни смогли прорваться и поразили столичную планету.
— Дальнейшее нам известно, — сказал Тарпанов. — Но совсем недавно мы узнали, что еще задолго до этого армия Троклема выпустила по вешша сто сорок субсветовых носителей.
Поборов ошеломление, троклемиды принялись орать на Пасари: дескать, она выдала своему любовнику важнейшую военную тайну. В ответ девушка выкрикнула дрожащим голосом:
— Я не говорила ему, я даже не знала об этом! Но мой дед незадолго до последнего анабиоза обронил, что подозревал… Он подозревал, что…
— Прекратить болтовню! — рявкнул Митнеп, затем обратился к землянам: — Довольно хитрить, вы совершенно потеряли совесть. В любой момент могут погибнуть последние очаги нашей расы, а вы копаетесь в древней истории. Вы с помощью годланцев изобрели корабль, который способен мгновенно достигать любой звезды, но не хотите раскрыть нам эту тайну. Вы — преступники!
Сергей обиделся и жестко заявил, что разговор исчерпан: научный Лабиринт не будет участвовать в дальнейшей эскалации военных действий. Наоборот, вскоре заработает Станция на планете Глубра, и персонал попытается наладить мирные переговоры с вешша, чтобы добиться прекращения войны.
Услышав это, троклемиды пришли в бешенство. Полковник выкрикнул с перекошенным лицом, что двигатель Аркадия все равно не будет работать.
Оказывается, научно-технические эксперты Базы уже вынесли свой авторитетный вердикт: теория Турина заведомо ошибочна, потому как Вселенная в действительности имеет не девять, а тринадцать измерений.
Прервав связь, Сергей подозрительно поглядел на Лешку и ледяным голосом осведомился, за каким хреном тот выболтал своей инопланетяночке такие подробности о работе Аркадия. Парень позеленел и, заикаясь от волнения, попытался оправдаться. Его прервал сам физик:
— Серега, братишки, не наезжайте на ребенка. Леха тут ни при чем. Ни хрена он не знал про мою теорию. И вообще никто об этом не знает. Эти придурки могли вытянуть такую информацию только из моей башки!
— Подслушали мысли, когда мы были у них на Базе, — догадался майор. — Вот гады!
— Самое смешное, что их телепатические машинки не прочитали самого главного, — криво улыбаясь, произнес Алексей. — Они не поняли, что мы люди, а не троклемиды. А с Пасари я ничего лишнего не болтал, мы совсем о другом разговаривали…
— Я верю, — сказал Львов. — Только девчонке плохо придется. Эти ненормальные уверены, что она рассказала нам про начало войны. Даже не знаю, как ее защитить… На Землю вывезти, что ли?
Тут в сопровождении сияющего Славика появилась хмурая Диана. Капитан доложил своему начальству, что операция успешно завершена и что «на этих вот дискетах» скопированы все списки и коды за последние три года. Люди из ИСТРИСа мгновенно забыли о космических проблемах и отбыли в институт. Алексей поинтересовался, где стояли компьютеры, взламыванием которых два дня подряд занимался Кутуков. Диана рассеянно назвала штаб-квартиры чуть ли не всех ведущих спецслужб планеты — от ЦРУ и АНБ до «Шин-Бет» и МОССАД.
Команда явно затосковала, и Сергей ободряюще посулил: вот, мол, чуть освободимся от навалившихся дел и двинем на остров Фернандо, откуда рукой подать до затонувших каравелл с испанскими и португальскими сокровищами. Но тут выяснилось, что братва отнюдь не рвется возвращаться к занятию «черным поиском». Николай и Лешка собирались открывать фирму, которая будет заниматься компьютерной обработкой картографической и геофизической информации со спутников. Они уверяли, что это дело сулит бешеные барыши, так что вложенные суммы окупятся уже через полгода. Аркадий же намеревался в ближайшие месяцы заниматься только своей наукой.
— Только мы с Дианкой остались без дела, — уныло пошутил Сергей. — Придется нам с тобой вдвоем на острова отправляться.
— Размечтался! — прошипела она, презрительно отвернувшись.
Глава 34
ПОСЛЕДНЯЯ РАЗБОРКА
Утром Людмила предложила Светке Каростиной:
— Пошли со мной. Я тут в фирму устраиваюсь, а одной идти не в кайф.
— А что за фирма? — машинально поинтересовалась Светлана.
— Вроде французские товары оптом поставляют. Шмотки у них на складе видала, обувь, парфюм разный… Так пойдешь или Нинку позвать?
— Нинка обойдется!
Офис таинственной фирмы находился где-то у черта на куличках, куда еще не протянули метро, и Людочка тормознула мотор. Машина высадила их у глухого, давно не крашенного забора с единственной железной дверью. На стук отворил громила в камуфляже, он же проводил посетительниц мимо унылых строений казарменного типа. Более опытный человек, вроде пресловутого Сержа Каро, сразу бы понял, что студенток впустили через задние ворота в расположение полка «Финист», однако майорская дочка никогда здесь прежде не бывала и решила, что здания эти торговая фирма использует под склады для хранения импортируемых товаров.
Их путешествие завершилось в трехэтажном корпусе штаба части. Здесь Людочке вручили не слишком толстую пачку баксов, а Светку без долгих разговоров отвели в подвал и затолкали в тесную комнатушку, где всей мебели было — стол и два табурета. На столе, положив ноги на табурет, с печальным видом сидела красивая женщина, которую Светлана однажды видела на новоселье у отца. Девушка припомнила, что подругу по заточению звали, кажется, Элли…
Минут через десять-пятнадцать в квартире Сергея звякнул телефонный аппарат. В трубке майор услышал веселый голос Восканова:
— Что-то ты, братец, не звонишь.
— Времени все никак нет.
— А у меня тут гости. Может, теперь станешь сговорчивей.
И генерал подробно изложил, что ему известно: Сергей и его дружки связались со сверхъестественными силами, умеют мгновенно перемещаться на большие расстояния и так далее. Поэтому решено взять в заложники близких людей Сергея и поместить в хорошо изолированную и надежно запертую камеру, оснащенную подрывным устройством. Если Демоны попытаются вытащить пленниц из камеры или нападут на охрану, будет включен детонатор. Восканов предлагал Демонам явиться в «Финист» и по-хорошему договориться о дальнейшем взаимовыгодном сотрудничестве. В противном случае Светлану Каростину и Эльвиру Феникс придется ликвидировать.
Пока генерал произносил хорошо отрепетированные фразы, Сергей обыскал видеоканалом весь гарнизон и нашел место, где держали в заключении обеих девчонок.
Увиденное произвело столь сильное впечатление, что он решил обратиться непосредственно к Восканову.
И сам бывший политработник, и окружавшие его полтора десятка обильно вооруженных боевиков невольно вздрогнули, когда посреди комнаты появилась голограмма Сергея. Подавив первое замешательство, Восканов пискляво выкрикнул:
— Обыскать его, отобрать оружие!
Сразу несколько боевиков бросились выполнять приказ, но успех имели совершенно анекдотический — их руки беспрепятственно проходили сквозь трехмерное изображение ухмылявшегося противника. Хорошо хоть, эти балбесы с перепугу не устроили пальбу, а прижались к стенам и, наведя автоматы на бесплотную фигуру отставного майора, забормотали всякую галиматью насчет привидений.
— Ты и это можешь… — не скрывая зависти, сказал Восканов. — Да, с вашей помощью мы горы своротим.
— Сначала освободи девочек, — потребовал Сергей.
— Ну нет! Они будут сидеть в подвале, пока здесь не соберется вся ваша пятерка. Ясно?
И генерал доходчиво объяснил, что Боров (сейчас он уже не называл этого бандита ни подполковником, ни Боровиковым) держит руку на контакте и в любой момент сможет замкнуть цепь, включающую взрыватель. Но когда все пять Демонов окажутся в этой комнате и будут обезврежены соответствующими заклинаниями, Боров, по приказу Восканова, отсоединит питание, и начнутся настоящие переговоры. До тех пор обе заложницы останутся в камере.
Пока шла эта малоприятная беседа, в зале видееобзора собралась вся команда «черного поиска», а также Тарпанов, Львов и еще несколько руководителей ИСТРИСа.
— Техника Лабиринта бессильна? — первым делом осведомился Ферзь. — Отключить взрыватель, открыть проход прямо в камеру…
— Я уже консультировался с роботами, — угрюмо ответил подавленный случившимся Сергей. — Взрыватель слишком примитивен, его просто нельзя запустить ложными сигналами. А если попытаемся вытащить девчонок из камеры, боевики Восканова успеют перекинуть рубильник.
Львов, Волков, Комаров и Муравьев отошли в сторону и недолго перешептывались. Обменявшись мнениями, «Красные Стрелы» вернулись к остальным и объявили, что с Воскановым надо было кончать в любом случае и сейчас как раз настал подходящий момент.
— Этот дебил убежден, что ему можете угрожать только вы пятеро, — презрительно сказал Комаров. — Если вы окажетесь в штабе полка, Парафин потеряет бдительность. В этот момент мы и атакуем его всеми силами.
Волков добавил:
— Остается выяснить, сколько в части активных комбатантов, и подсчитать, сколько человек должны выставить мы. И надо еще раздать нашим бойцам соответствующее оружие.
— Оружия в Лабиринте достаточно, — заверил генералов воспрянувший духом Сергей.
После тщательной разведки гарнизона выяснилось, что в расположении «Финиста» осталось не больше сотни боевиков, но это были отпетые бандиты, лично преданные Восканову, который не раз спасал их от тюрьмы и других неприятностей.
Этот отряд при двух БМП плотным кольцом охранял подступы к штабу. Еще около двадцати наемников занимались хозяйственными работами и обслуживанием техники на другом конце гарнизона — эти оружия не имели, а потому опасности не представляли.
Теперь командовали Ферзь и Львов. На Станцию непрерывно прибывали поднятые по тревоге подразделения: «Красные Стрелы», дивизион имени Менжинского, дружина «Пролетарские Мстители», бригада «Сталин» и остальные. Среди них Сергей с удивлением и радостью узнал немало офицеров, с которыми ему доводилось встречаться за годы армейской службы. Многие пришли уже в полном боевом снаряжении, других вооружали и одевали в чешуйчатую черную броню непосредственно в арсеналах Лабиринта.
Одним из последних появился недавний приятель полковник Жихарев. Ситуация становилась все более ирреальной — Сергей полностью потерял представление, где могут кончаться возможности «Красных Стрел».
Выслушав задание, Жихарев думал совсем недолго, после чего сказал:
— Теперь понятно, почему Парафин вывел из гарнизона первый батальон. Там служат нормальные ребята, да и комбат слушает меня больше, чем Восканова… Я мог бы вернуть это подразделение с марша, они наверняка будут драться на нашей стороне.
— Действуй, — коротко ответил Комаров.
На Станции уже скопилось почти семь десятков опытных бойцов в неуязвимых титановых доспехах, которые используют только элитные подразделения спецназа.
Все были вооружены автоматами — «Валами» и «калашами», у многих, кроме подствольников, имелись портативные противотанковые гранатометы типа «муха».
Среди изобилия стволов Сергей разглядел снайперские винтовки Драгунова, «Винторезы» и даже заморские чудовища «Лайт Фифти». Все бойцы пребывали в прекрасном настроении, явно рвались в бой и беспрекословно слушались командиров. Общее командование операцией на Земле директор поручил Волкову, а сам с небольшой группой управления оставался, по причине возраста, на Станции.
Когда основные приготовления закончились, перед воскановцами на мгновение растворились многомерные врата, выпустившие в штабное помещение пятерых Посвященных, «Призраков», Демонов. По приказу своего генерала два бандита опасливо приблизились и осторожно пощупали Аркадия.
— Настоящие, — со вздохом облегчения доложил один из наемников.
— Вот и отлично, — просиял Восканов. — Я знал, что они будут вести себя разумно… Семен, Мустафа, действуйте, как вас учили!
Сам Парафин не выпускал из рук большой серебряный крест. Генеральские пальцы, сжимавшие типично ватиканский символ, посинели от титанических усилий.
При этом губы Восканова беззвучно шевелились, как будто он нашептывал какие-то магические формулы или молитвы.
К прибывшим из Лабиринта двинулись два боевика, переодетые священниками — мусульманским муллой и католическим падре. Похоже, здесь продолжали верить, что крест, полумесяц или голубая звезда отведут чары демонических гостей. Ряженые проворно разложили вокруг пятерки пленников метровой длины полоски листового железа. Получилось что-то вроде правильного пятиугольника.
Еле сдерживая смех, Аркадий громко сказал:
— Пентаграмма. Из такой фигуры сверхъестественным существам не вырваться.
Да, Серега, крепко подцепил нас твой дружок.
— Умен, сукин сын, ох, умен! — поддакнула Диана. — Говорила я вам, дуракам, надо было его еще на позапрошлой неделе в жабу превратить…
Восканов самодовольно ухмыльнулся и велел большинству боевиков отправляться на отдых. Кроме пленников и замначальника УОПИ, на командном пункте остались только Боров и двое ряженых.
Сергей привычно оценивал обстановку. На боку Восканова болталась кобура с обычным «Макаровым». Оба фальшивых священника повесили на плечо стволами вниз автоматы АК-74 с откидными прикладами. Самым опасным противником был, несомненно, Боровиков — у бандита имелся «Узи» на плече, финка с широким лезвием в ножнах на правом бедре и тяжелый пистолет Стечкина в полукобуре с левого бока. Кроме того, подполковник вообще производил впечатление чрезвычайно сильного человека и, несомненно, владел приемами рукопашного боя. Когда начнется веселье, Борова следовало отключить в первую очередь, а уже затем, овладев его арсеналом, перещелкать боевиков и взять тепленьким Парафина. Майор прикинул, сколько секунд придется потерять, чтобы сорвать короткоствольный израильский автомат через шею упавшего бандита, — выходило слишком долго, ряженые успели бы вскинуть и снять с предохранителей свои «стволы». «Значит, воспользуемся пистолетом Борова», — решил Сергей и стал слушать, о чем болтает Восканов.
А генерал, оказывается, уже разработал многоходовый план, нацеленный на захват власти сначала в России, а затем и в масштабах всей планеты. Самомнение этого выродка было безграничным, поэтому в роли властелина мира Восканов видел только себя. Основные контуры грандиозного плана уже приняли окончательную форму, и теперь претендента на всемирное господство интересовали только детали.
Он торопливо задавал вопросы, пытаясь выяснить пределы могущества заточенных в пентаграмму Демонов: в частности, смогут ли они телепортировать в нужные места боеголовки и отряды террористов, способны ли сбивать с курса ракеты, вторгаться в компьютерные сети и базы данных, подавлять и направлять волю многотысячных толп. Разумеется, предварительно Демоны должны были присягнуть на верную службу Парафину, скрепив клятву целованием табличек с кабалистическими надписями.
Охваченный замешательством, Сергей вдруг понял, что план такого рода вполне осуществим. Если забыть о мистической галиматье, на которой помешался Восканов, техника Лабиринта была способна совершить многое. Никто из Посвященных ни о чем подобном не помышлял, но в принципе они вполне могли окунуть человечество в хаос, нарушив работу энергетических и информационных комплексов. Затем последовали бы таинственные взрывы, в том числе и ядерные, а полчища не знающих страха троклемских роботов, защищенные силовыми полями, стремительно завершили бы начатое. Не важно, какое потребуется время — неделя, месяц или год, но результат будет достигнут, и человечество капитулирует под прессингом инопланетных машин… Да, власть над миром была достижима, однако Сергей плохо представлял, на кой черт могло понадобиться нормальному человеку столь тяжкое бремя. Прав был Львов: Посвященные оказались прекраснодушными альтруистами без дурацких амбиций…
Отбросив этот философский бред, он сказал резко:
— Сначала отпусти моих девочек.
Поперхнувшись на полуслове, Восканов поглядел на него, не скрывая сожаления: как, дескать, можно в такой ответственный момент думать о подобных пустяках. Потом все-таки отдал приказ, и через несколько минут Светку и Элли привели и усадили на диван под охраной двух автоматчиков. Девчонки хныкали, жалуясь папочке, что с ними обращались не слишком деликатно — на целых три часа заперли в плохо проветриваемую комнату с единственным узеньким окошком у потолка и всего один раз принесли воду, которая оказалась теплой, неважной на вкус и вдобавок воняла хлоркой. Вероятно, обе дурочки так и не поняли, что случившееся с ними было лишь прелюдией к более серьезным неприятностям.
— Ближе к делу! — Парафин повысил голос. — Меня в первую очередь интересует, с какими именно силами вы связаны и насколько уверенно их контролируете. Кстати, очень важно понять, кто кем повелевает — вы демонами или демоны вами.
— Отвечай, умник. — Сергей плечом толкнул в бок Аркадия. — Это по твоей части.
— Я не понял вопроса, — с готовностью откликнулся физик.
— Бросьте ломать комедию, — поморщился генерал. — Я же читал вашу последнюю книгу, где вы так неосторожно выболтали истоки своего могущества.
Компьютерные боги-это неожиданный поворот сюжета, но именно такая парадоксальность подтвердила мои подозрения. Несомненно, ваш программист Алексей Бужинский сумел связаться с теми, кто смоделировал нашу Вселенную, — не правда ли? Или вы действительно перехватили управление Высшей Программой?
— Гениальная логика! — восхищенно произнес Аркадий. — До чего же приятно иметь дело с умным противником.
— Мы здесь собрались не комплименты выслушивать. — Видно было, что генерал польщен. — И напрасно вы считаете меня противником. Мы обречены быть союзниками, потому что лишь вместе, лишь помогая друг другу…
Его речь была прервана урчанием моторов. Ряженый-мулла подбежал к окну и сообщил, что у ворот гарнизона стоит колонна бронетехники и автомашин: по три единицы БМП и БТР, а также шесть армейских грузовиков. Встревоженный Восканов позвонил на КПП, переговорил с дежурным прапорщиком, после чего растерянно сказал Боровикову:
— Дьявольщина какая-то. Вернулись две роты первого батальона. Комбат уверяет, что получил приказ от моего имени…
— Дьявольщина — это по их части, — с ненавистью в голосе прошипел Боров.
— Ни фига твой пятиугольник не помогает.
Резко вскинув «Узи», так называемый подполковник выпустил длинную очередь.
За мгновение до того, как он нажал спуск, между бандитом и Посвященными заструилась радужная завеса силового поля, бесследно поглотившая выпущенные пули. Забеспокоившись, что может потерять потусторонних союзников, Восканов прикрикнул:
— Прекрати! Не смей стрелять! — потом продолжил в трубку: — Передай, что у меня один приказ — батальон должен вернуться на полигон и продолжать плановые учения. На случай, если не послушаются, — выдвинуть к воротам роту наших и разоружить этих болванов. Исполняй!
Он бросил трубку на рычаги и с минуту молчал с выпяченной челюстью, напряженно соображая. Снаружи послышались отрывистые команды и топот десятков ног — такой шум обычно производит колонна бегущих солдат. Внезапно затрещали, захлебываясь, очереди из множества «стволов», послышались стоны раненых.
Все еще стоявший у окна Мустафа закричал:
— Наших стреляют! Со всех сторон напали! Это, наверное, группа «Альфа», только у них такие бронежилеты бывают… — Затем без паузы: — Ворота открылись, первый батальон ворвался, они тоже наших бьют!
Оконное стекло разлетелось вдребезги, и свинцовая струя отшвырнула к стене измочаленный труп ряженого. Снаружи истерично надрывались автоматы, солидно постукивали тяжелые пулеметы и автоматические пушки, мерзко визжали реактивные фанаты.
— Что там творится? — пискнул Восканов. — Кто напал?
Те, кто знал правильный ответ, не желали с ним разговаривать, тогда как остальные попросту боялись приближаться к простреливаемым окнам. Звуки бушевавшего в гарнизоне боя явственно перемещались в строгом соответствии с ранее разработанной диспозицией. Атакующие подразделения, пользуясь внезапностью и превосходством в вооружении, подавляли наемников огнем и маневром, оттесняя противника от ворот в глубину казарменного городка.
Одновременно фланговые отряды прорвались к штабному корпусу и отсекли боевиков, опрометчиво выбежавших к воротам. Еще одна группа «Красных Стрел» должна была телепортироваться на крышу штаба полка и уже, судя по доносившимся сверху звукам стрельбы, пробилась с чердака на третий этаж. В атаку шли хладнокровные опытные бойцы, имевшие опыт штурма президентского дворца в Кабуле, телецентра в Вильнюсе, а также бесчисленных «горячих точек», порожденных бездарностью и прямым предательством политиков последнего десятилетия. Они сражались уже не в первый раз и снова должны были победить, потому что не умели отступать или проигрывать. И больше всего Сергей жалел, что не может своими глазами наблюдать эту блестящую атаку: с того места, где он стоял, в окне была видна лишь крыша соседней казармы.
— Почему телефоны не работают? — плаксиво крикнул деморализованный Парафин. — Что вообще происходит? Боров, разберись!
— Я уже разобрался! — рявкнул в ответ бандит. — Нас обложили, как стадо селедок! Эй, ты, в пентаграмме, отзови своих демонов, или я изрешечу твою семейку!
Он навел автомат на девочек. Света и Элли прижались друг к дружке, с ужасом глядя прямо в черный зрачок дульного среза. Сергей понимал, что Боров успеет нажать спусковой крючок прежде, чем он навалится на этого бандита. Майор в очередной раз корил себя за непредусмотрительность — ведь не додумался вовремя дать роботам команду прикрывать силовым полем заложниц. Теперь могло быть уже поздно: никто не знал, как отреагирует Боров, если Сергей попытается приказать что-либо мозгу Станции или Координатору. Вероятнее всего, откроет огонь.
И в тот момент, когда перестрелка достигла апофеоза, где-то под потолком загремел голос Координатора:
— ВНИМАНИЕ ПЕРСОНАЛА. В ЛАГЕРЕ НА ПОШНЕСТЕ СКЛАДЫВАЕТСЯ СИТУАЦИЯ, ТРЕБУЮЩАЯ ЭКСТРЕННОГО ВМЕШАТЕЛЬСТВА.
Боров завертелся, отыскивая источник звука, при этом ствол его «Узи» смотрел уже не на перепуганных заложниц. К остальным же пленникам бандит и вовсе повернулся спиной, наивно переоценив мистическую силу пентаграммы.
Сорвавшись с места, Сергей первым прыжком преодолел половину расстояния до подполковника. Затем, мощно оттолкнувшись, пролетел оставшиеся метры в своем коронном броске «ногами вперед». Первый удар двумя подошвами по затылку нокаутировал Борова, после чего на оглушенного бандита обрушилась вся девяностокилограммовая боевая машина, натренированная за два десятилетия безупречной службы в спецподразделениях. Навалившись на Борова всем телом, Сергей успел двинуть противника в висок левым локтем, а правая рука майора тем временем выхватила из кобуры «стечкина». Как и следовало ожидать, пистолет оказался заряжен, и даже затвор был уже передернут — профессионалы не любят в критической ситуации тратить время на досылание патрона.
Майор стрелял почти не целясь, но ни разу не промахнулся. Охранники, как мешки с отрубями, падали один за другим, не успев даже снять с предохранителей свои автоматы. Уложив этих «шестерок», Сергей поднялся с бесчувственного Борова, верхом на котором продолжал полулежать все эти пять-шесть секунд.
Первым делом он снял «Узи» с шеи подполковника и кинул оружие подбежавшему Аркадию.
— Кто из лежащих пошевелится — сразу стреляй, — сказал Сергей физику.
Девчонки визжали от радости и вешались на шею папочке-освободителю, в коридоре затихала, приближаясь, перестрелка. Лешка и Диана пытались что-то ему втолковать, но Сергей был слишком разъярен, чтобы слушать болтовню про события на какой-то тарабарской планете. Он подбежал к прижавшемуся к стене Восканову, выбил пистолет из дрожащих рук и немного поработал над давним недругом. Локтем, раскрытой ладонью, коленом, кулаком, ребром ладони, растопыренными пальцами, снова коленом, снова кулаком. Челюсть, пах, солнечное сплетение, загривок, нос, зубы, ребра, почки, скула, печень, глаз, по обоим ушам с двух сторон, и опять все по новой уже в другом порядке. Слишком давно и слишком сильно ненавидел он этого подонка, чтобы прикончить одним ударом. Сергей остановился, лишь когда генерал без чувств растянулся на полу, успешно приняв позу навозной кучи.
— Сережа, успокойся, ну пожалуйста. — Диана мягко оттаскивала майора, обнимая за плечи. — Координатор говорил об осложнениях на Пошнесте. Мы должны разобраться, он не стал бы беспокоить из-за пустяков.
— Действительно, я тоже слышал что-то такое, — подтвердил Аркадий, успевший закинуть автомат на спину. — Может быть, отправим молодежь в Лабиринт?
Сергей обвел комнату безумным взглядом, медленно возвращаясь к реальности из того мира бешенства и смерти, куда его загнали события последних часов. За пределами командного пункта было уже почти тихо — лишь в отдалении изредка потрескивали одиночные выстрелы и короткие очереди. Боров лежал ничком без движения, Восканов не скоро сможет встать, боевики-автоматчики вообще мало на что способны, получив заслуженную пулю в лоб. Похоже, бой кончился.
Подобрав автомат кого-то из покойников, он на всякий случай изготовил оружие к стрельбе, после чего произнес устало:
— Действуйте. Пусть Дианка и Леха разберутся, что там случилось… Да, чуть не забыл, девчонок моих верните по домам.
Они остались втроем — старые друзья, знакомые почти полтора десятка лет.
«Где Львов и остальные?» — машинально подумал Сергей. Подойдя к окну, он полюбовался, как «Красные Стрелы» сгоняют в кучки уцелевших наемников. Повсюду валялись — общим числом не меньше полусотни — трупы боевиков «Финиста», поэтому оставшиеся в живых не рыпались, а прилежно ложились мордами вниз, раскинув ноги и заложив руки за головы. Кто-то из «Красных Стрел», задрав голову, разглядел Сергея в окне второго этажа и помахал майору, показывая большой палец. Сергей махнул в ответ, но тут же резко обернулся, услышав тревожные звуки за спиной.
Боров как раз отключил Николая и сцепился с Аркадием. Может быть, физик был сильнее и неплохо держал удар, но бандит умел профессионально драться. Хотя Аркадий трижды достал противника кулаками, разбив ему в кровь нос и губы, Боров быстро уложил его простейшим приемом, попав пяткой в пах, а затем ребром ладони по шее. Пока он пытался вернуть свой «Узи», Сергей навскидку дал короткую очередь из «стечкина». Часть девятимиллиметровых пуль завязла в слоях кевларовой пряжи и металлических пластинок бронежилета, но по меньшей мере одна поразила бедро подполковника. Боров повалился со стоном, однако спустя секунду встал на колени и подтянул к себе бесчувственного Аркадия, прикрывшись от последующих выстрелов телом физика. При этом он перерезал финкой ремень автомата и уже вытаскивал оружие, поворачивая короткий ствол в сторону Сергея.
Майор тщательно прицелился, чтобы попасть точно в узкий лоб Борова, но не задеть друга, а ствол «Узи» описывал сложные эллипсы, подбирая момент для выстрела. Через секунду над переносицей Борова появилось не предусмотренное природой отверстие, и на стене позади бандита расплылось большое пятно кровавых брызг, перемешанных с вышибленным серым веществом. Поначалу Сергей был удивлен этим обстоятельством, поскольку сам не стрелял, но потом все же смекнул, что случилось. Обернувшись к окну, майор увидел на плоской крыше соседней казармы рослую широкоплечую фигуру в черных чешуйчатых доспехах. Стрелявший приветственно потряс «Винторезом» и потянул с головы вязаную маску-шапку… Что ж, так и должно было случиться — полковник Муравьев снова выстрелил первым и снова не промахнулся…
Потом отворилась дверь, и в комнату ввалились очень довольные — вероятно, собой и жизнью — Львов, Тарпанов, Волков и другие командиры «Красных Стрел».
— Я так и думал, что вы сами справитесь, — сообщил директор ИСТРИСа. — Восканов пока жив? Отлично. Он еще должен сказать нам код своего сейфа. Комаров, займись.
Избитого генерала вынесли. Сергей догадывался, что Парафин, конечно, даст по собственной воле или под действием сыворотки правды нужные сведения, но после этого, может быть, даже помолиться не успеет.
— Незачем ему молиться… — пробормотал майор.
— Совершенно незачем, — согласился Львов, который, видимо, умел читать мысли.
Ферзь вытер со лба пороховую копоть и тоже собрался пошутить, но не успел.
Снова открылся тоннель на Станцию, и Диана закричала почти панически:
— Сережа, у нас катастрофа! Отряд троклемидов прорвался в Лабиринт!
Глава 35
БИТВА ЗА ЛАБИРИНТ
Выслушав отчет Координатора о последних событиях на Пошнесте, Диана и Алексей попросту растерялись. Посоветоваться было не с кем: Сергей занимался Боровом, а трое «Красных Стрел» управляли сражением в гарнизоне и вообще были не слишком компетентны в космических делах.
— Поехали на место, — неуверенно предложил Алексей. — Разберемся, что там стряслось, а к тому времени Серега освободится.
— Поехали, — согласилась девушка.
Сев за руль, Леха вывел экипаж из транспортного отсека и повернул налево.
Станция Пошнеста располагалась совсем рядом — первый поворот направо, вторая секция на правой стороне.
Мозг Станции показал панораму. В лагере было непривычно пусто — летающие машины и жилые купола бесследно исчезли. Остались только многоэтажная махина ретранслятора и десяток неподвижных фигур в скафандрах, опаленных импульсами плазмы.
— Здесь был бой, — прошептал Алексей. — Неужели все убиты?
— ОДИН ИЗ ПОСТРАДАВШИХ ИМЕЕТ ЛИШЬ ЛЕГКОЕ РАНЕНИЕ ХОЛОДНЫМ ОРУЖИЕМ, — с готовностью откликнулся робот. — ЛЕТАЛЬНЫЙ ИСХОД ОТ ПОТЕРИ КРОВИ И ОТРАВЛЕНИЯ АТМОСФЕРНЫМ ВОЗДУХОМ МОЖЕТ НАСТУПИТЬ В ТЕЧЕНИЕ ДВУХ ЧАСОВ.
Земляне в один голос заявили, что надо помочь. Тоннель телепортации они раскрыли рядом с раненым троклемидом. Перевернув тело на спину, Алексей вскрикнул, когда увидел сквозь щиток шлема посиневшее лицо Пасари. Лезвие кинжала пробило скафандр девушки с левого бока и вонзилось между ребрами. Она еще дышала, но была без сознания.
— Что делать, Дианка, что делать?.. — бестолково бормотал Алексей.
— Тащи ее в Лабиринт, олух! — крикнула Диана. — Быстро в госпиталь!
— Да-да, конечно…
Он подхватил неподвижный скафандр под мышки, приподняв верхнюю часть тела раненой, а Диана взяла генеральскую внучку за ноги. Внезапно из недр ретранслятора послышался низкий прерывистый вой, огромная установка завибрировала. Не обращая внимания на эти акустические эффекты, двое землян занесли раненую в шлюз. Пока тянулись убийственно долгие минуты дезинфекции, Алексей попытался извлечь кинжал, но мозг Станции предупредил:
— ОСТАВЬТЕ ОРУЖИЕ В РАНЕ, ИНАЧЕ ОНА ИСТЕЧЕТ КРОВЬЮ.
Когда закончилась биохимическая обработка, роботы запретили им снимать скафандр с Пасари — через ножевой разрыв наверняка проникли микроорганизмы Пошнесты, которые могли попасть в атмосферу Лабиринта. Роботы уложили троклемидку в герметичный контейнер и понесли в транспортный отсек. Алексей побежал за шагающими механизмами, а Диана замешкалась в операционном зале и вдруг с ужасом заметила, что снова заработал тоннель, выходящий в сухой шлюз Станции. Камера дезинфекции постепенно заполнялась вооруженными троклемидами в боевых скафандрах-невидимках. Их было не меньше десятка!
Встревоженная этим вторжением, Диана выбежала из операционного зала, миновала еще два отсека и обнаружила, что стоит в комнате отдыха с плазмострелом в руке. Немного успокоившись, она крикнула:
— Мозг Станции, немедленно отключи тоннель!
— ЭТО НЕВОЗМОЖНО. — Голос робота звучал, как всегда, бесстрастно.
— ГИПЕРПРОХОД ПОДДЕРЖИВАЕТСЯ ВНЕШНИМ ИСТОЧНИКОМ РЕЗОНАНСНОГО ПОЛЯ. Я ПРОИНФОРМИРОВАЛ КООРДИНАТОРА ДЕВЯТОЙ ВЕТВИ О ВОЗНИКНОВЕНИИ АВАРИЙНОЙ…
Прервав его, заговорил сам Координатор:
— ДИАНА И АЛЕКСЕЙ, НЕМЕДЛЕННО ПОКИНЬТЕ СТАНЦИЮ ПОШНЕСТА! Я ОТКЛЮЧАЮ ОТ ЭНЕРГОСНАБЖЕНИЯ ВЕСЬ СЕКТОР.
Девушка поняла, что имеет в виду главный компьютер Лабиринта: когда прекратится снабжение Станции потоками мезонов, они не откроются. Надо было быстро уносить ноги. Девушка помчалась в транспортный отсек, с разбегу плюхнулась в свободное кресло рядом с Алексеем и сказала, задыхаясь:
— Гони, быстро…
Пока Диана объясняла, что произошло на Станции, машина уже катилась по магистральному коридору. Неожиданно сидевший в кузове робот заговорил голосом Координатора:
— СТАНЦИЯ ПОШНЕСТА ОТКЛЮЧЕНА. ВНЕШНИЙ ТОННЕЛЬ РАЗРУШЕН. ВСЕГО В ЛАБИРИНТ ПРОНИКЛО ДВАДЦАТЬ ТРИ ПОСТОРОННИХ. ЧТО Я ДОЛЖЕН ДЕЛАТЬ?
— Рассматривай их как нежелательных существ! — заорал Алексей. — Действуй по умолчанию. Собери в этот сектор побольше роботов с ближайших Станций. Когда вторгшиеся прорвутся через ворота в коридор — открывайте огонь на поражение. И дай нам связь с командиром.
— ЗАДАНИЕ ПРИНЯТО. РОБОТЫ КОНЦЕНТРИРУЮТСЯ В УКАЗАННОМ СЕКТОРЕ КОРИДОРА. СВЯЗЬ УСТАНОВЛЕНА.
И тогда Диана жалобно закричала:
— Сережа, у нас катастрофа!
Через пять минут первая боевая группа «Красных Стрел» выдвинулась в коридор, прикрывая подступы к Земле со стороны Пошнесты. Люди не обольщались, понимая, что автоматы и подствольники слишком слабы и вряд ли прошибут защитные поля троклемидов. Поэтому отряд прикрытия имел тяжелую винтовку «Лайт Фифти» и станковый пулемет НСВ. Координатор предполагал, что калибр в 12,7 мм обеспечит поражение боевого скафандра, даже прикрытого силовым щитом.
Пока на Станции удалось собрать не больше двадцати бойцов — остальные были заняты неотложными делами в гарнизоне «Финиста». Сергей торопливо рассказывал все, что знал о снаряжении троклемской армии: скафандры-невидимки, лазеры, излучатели плазмы. Выслушав его отчет, Волков немедленно заявил:
— Значит, нам понадобятся очки — инфракрасные, чтобы видеть противника, и противолазерные, чтобы защитить глаза наших бойцов.
Они со Львовым тут же назвали несколько моделей, которые производились в США, Израиле и на Украине. Мозг Станции рапортовал практически без задержки:
— НАЗВАННАЯ ТЕХНИКА ДОСТАВЛЕНА. СОРОК КОМПЛЕКТОВ.
Львов приказал раздать очки личному составу. Волков, Медведев и Каростин уже рисовали на карте Лабиринта пути выдвижения боевых колонн, чтобы окружить троклемидов, когда вражеский отряд вырвется с Пошнесты. Поскольку тяжелого вооружения катастрофически не хватало, военные затребовали колесные броневички типа БРДМ, оборудованные КПВТ — пулеметом Владимирова. Этот почти полувековой давности монстр калибра 14,5 мм стрелял разрывными, в том числе и бронебойными, снарядами весом в 64 грамма. Через минуту три броневика загромоздили транспортный отсек, и роботы приступили к работе, устанавливая на стальные корпуса генераторы защиты.
Координатор сообщил:
— ВТОРГШИЙСЯ ОТРЯД ПРОРЕЗАЛ ПЛАЗМОЙ ВОРОТА СТАНЦИИ И ВЫРВАЛСЯ В КОРИДОР. НАЧАЛСЯ БОЙ. РОБОТЫ СПОСОБНЫ ЛИШЬ ЗАДЕРЖАТЬ ПРОТИВНИКА. НАШИ ПЛАЗМОСТРЕЛЫ СЛИШКОМ МАЛОМОЩНЫ. Я ВЫЗВАЛ СО СТАНЦИИ НОМЕР ДВЕСТИ ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТАЮЩИЕ АППАРАТЫ, ОБОРУДОВАННЫЕ ЛАЗЕРНЫМИ БУРИЛЬНЫМИ УСТАНОВКАМИ. СООБЩИТЕ, ГДЕ НАДЛЕЖИТ РАЗМЕСТИТЬ ЭТИ МАШИНЫ.
Позиции для самоходных излучателей быстро согласовали, и группа «Красных Стрел» во главе с Ферзем выехала кружным путем в ту часть Лабиринта, чтобы принять новое оружие. Потом их снова вызвала Диана:
— Сережа, слышишь меня? Мы в госпитале. Что делается у вас?
— Слышу тебя, моя хорошая. На Земле пока спокойно. Как вы?
— Я слежу за развитием боя по мониторам. Шестеро троклемидов почти достигли поворота в коридор, где Станция Земля. Еще около дюжины теснят роботов в нашу сторону. Роботы горят, а троклемидам хоть бы что!
— Мы тоже видим все это, не беспокойся.
— Хорошо, Сережа… Да, Сережа! Пасари пришла в сознание и кое-что рассказала.
Девушка-троклемидка сообщила людям, что приказ о нападении отдал лично Ко-Бендар. Цель атаки — захватить контроль над научным Лабиринтом. Кроме того, из разговоров с «персоналом» на Базе узнали, что где-то на поднадзорных планетах остаются контакт-ключи. Поэтому, обнаружив розовую дверь, троклемиды ворвутся на такую Станцию и попытаются захватить короны и глобусы, что немедленно обеспечит покорность роботов на больших участках Лабиринта.
Несколько солдат и офицеров, усомнившихся в разумности приказа командующего, были убиты прямо в лагере. Саму Пасари Малер обвинили в предательстве и сговоре с землянами и, пырнув финкой, бросили на снегу. Расчет оказался точным — люди поспешили на помощь девушке, а троклемиды воспользовались тоннелем Станции Пошнеста, чтобы проникнуть в Лабиринт. Пасари весьма смутно представляла, как это было сделано, — кажется, мобильный ретранслятор синхронизировал свой многомерный тоннель с рабочей частотой генераторов Станции.
Окончание этой истории Сергей дослушивал уже в коридоре. Укрытый защитным силовым колпаком, БРДМ катился к магистральной дороге. Следом за броневиком, прижимаясь к стенкам, бежала двумя колоннами боевая группа бригады «Сталин» — восемь спецназовцев. Сергей сидел на бронированной крыше машины, держась одной рукой за наспех приваренный к башне блок Б-8М1 — вертолетный контейнер для запуска неуправляемых реактивных снарядов. Другие два БРДМ направились в противоположную сторону — обогнув справа и слева «кварталы» отсеков, эти отряды должны были навалиться на противника с обоих направлений магистрального коридора.
Впереди вовсю сверкали ослепительные выхлопы плазмострелов. Роботы медленно отступали, поливая троклемидов раскаленными потоками ионизированной субстанции, однако эти выстрелы не в состоянии были прожечь силовые поля.
Поскольку механизмы не знали страха и не имели программы самосохранения, их попятное движение могло иметь лишь единственную причину — приказ Координатора.
Вообще же предложенная главным супермозгом Лабиринта диспозиция выглядела довольно странно: отогнать противника от поворотов к Земле и к секции Координатора, но заманить в то ответвление коридора, где располагалась Станция Калка. Люди не вполне уяснили цель такого маневра, однако квазиразумное устройство второго класса, несомненно, имело какие-то задумки. Поэтому все пять боевых групп дисциплинированно выполняли предложенный им план сражения.
Хотя люди очень устали после штурма «Финиста», боевой дух был исключительно высок. Угнетала лишь чудовищная ответственность — ведь еще никому из них не приходилось сражаться с пониманием, что от исхода боя зависит судьба всего человечества…
Похоже, на магистрали наступил перелом. Последние роботы, которые отстреливались на перекрестке, были сражены пучками рубиновых лучей, а подкрепления не появились. Потом Сергей увидел через инфракрасные очки, как из-за угла осторожно вышел троклемид в скафандре-невидимке. Он держал в руках короткоствольную машинку — вероятно, лазерное оружие — и был окружен овальным свечением индивидуальной силовой защиты. Расстояние до противника не превышало двухсот метров, и на туманной фигуре скрестились трассирующие очереди автоматов. Пули сгорали, как и следовало ожидать, не достигая цели.
— Стоп, машина! — скомандовал Сергей.
Водитель заглушил мотор. БРДМ мягко остановился, поворачивая башенку.
Троклемид ударил серией лучевых импульсов, которые безвредно расщепились на пузыре силового поля и брызнули в разные стороны разноцветными букетами. В тот же миг затарахтел башенный пулемет. Поток тяжелых пуль почти достал троклемида, но тот упал на пол и откатился, увернувшись от смертоносного ливня свинца и стали. Башенный стрелок, не отпуская кнопку электроспуска, завертел поворотные рукоятки, нащупывая ускользнувшую мишень. Тут по бокам, укрываясь за корпусом броневика, выдвинулись «Красные Стрелы» с тяжелым оружием. Теперь по троклемиду били сразу четверо: снайпер из «Лайт Фифти», КПВТ из башни, станковый НСВ и особо мощный бельгийский ручной пулемет BRG-15 калибра 15,5 мм. Совместными стараниями этого ствольного квартета силовое поле было-таки пробито, и сразу несколько пуль поразили вояку с Базы, отбросив его раскромсанный скафандр метра на два-три. Выронив излучатель, троклемид рухнул навзничь и больше не поднимался.
Почти немедленно в коридор ворвались еще пять силуэтов, открывшие бешеный огонь из своих плазмострелов. Непрерывные удары буквально бомбардировали силовое поле броневика, продавливая защитный колпак, и затухали все ближе к БРДМ. Пользуясь тем, что противник бил только по машине, «Красные Стрелы» тремя «стволами» взяли на прицел крайнего справа троклемида. Секундой позже на ту же мишень обрушил шквал снарядов башенный пулемет. Как и полминуты назад, сосредоточенный огонь имел успех — попавший под обстрел враг был убит или тяжело ранен и упал. Но и лазеры достигли цели, проплавив узкие щели в бронированном корпусе БРДМ. Башня была заклинена и перестала вращаться.
— Ребята, жмитесь к стенам! — крикнул Сергей, разворачивая на турели пусковой блок. — Водитель, откати назад на пару сотен метров.
Убедившись, что позади машины никого нет, он рванул рубильник. Двадцать полутораметровой длины НУРСов С-8КОМ устремились к перекрестку вдоль оси коридора, стремительно набирая скорость. За кормой броневика протянулись огненные струи ракетных выхлопов. Одиннадцатикилограммовые реактивные снаряды калибра 80 миллиметров, обгоняя звук, обрушились на силовые поля, окружавшие троклемидов. Двигатели продолжали работать, ввинчивая раскаляющиеся С-8 в защиту, а затем сработали кумулятивно-осколочные боевые части, выплеснув на противника шнуры всесокрушающего пламени. Двоих троклемидов разорвало на куски, третий катался по коридору, обезумев от боли. Только последний пятился, продолжая отстреливаться из лазера. Но по нему били все тяжелые «стволы», и вскоре троклемид упал, схватившись за ногу.
БРДМ снова двинулся к перекрестку коридоров, но их остановил подбежавший сзади Волков. За генералом следовала еще одна боевая группа с BRG-15 и «Лайт Фифти». Несмотря на возраст, шеф отдела «хищников» ловко вскарабкался на броню и сказал Сергею:
— Тормози. Сейчас слева подойдет Ферзь на самоходке. Не вылезай на магистраль, а то сгоряча и тебя бабахнут из лазерной пушки.
Пока ждали машину Лабиринта, разобрались со своими потерями. Один из бойцов получил ранение лучом в плечо, другому лазер повредил сетчатку глаз — не помогли даже темные очки-зеркалки. Кроме того, удалось выяснить, что пятеро троклемидов убиты, а шестому тяжелая пуля перебила колено, и теперь инопланетянин истекал кровью.
— От нашего броневика с поврежденной башней пользы сейчас немного, — заметил Сергей. — Может, я пока отвезу раненых в госпиталь?
— Вперед, — кивнул генерал.
В машину погрузили раненых, и броневик начал разворачиваться. Тем временем Волков пытался связаться по радиотелефону с Тарпановым. Приемник молчал — стены Лабиринта наглухо экранировали радиоволны на всех частотах. Потом на перекрестке появились два троклемида, стрелявшие плазмой вдоль магистрального коридора. Выпустив несколько импульсов, они стали отходить. Внезапно засиял невероятно толстый и яркий световой шнур — очевидно, луч лазера особой мощности. Луч пронзил насквозь силовой пузырь, распилив надвое одного из троклемидов. Второй убежал.
— Ферзь подходит, — обрадовался Волков. — Ну, теперь быстро с ними разделаемся.
Превращенный в санитарную машину БРДМ лихо помчался по коридорам и вскоре оказался в транспортном отсеке медицинского сектора. Пока роботы переносили раненых, Сергей радостно обнимал Диану. Шмыгавшая носом девушка повисла у него на шее и бормотала:
— Слава Богу, живой… Знал бы, как я за тебя беспокоилась!
— За меня?! — Майор отстранил Диану, придерживая за плечи, и с удивлением уставился на нее. — А что обо мне беспокоиться? Это я чуть со страху не помер, все переживал, как ты тут одна.
— А я, между прочим, не одна была. — Она вдруг вырвалась, дернув плечами.
— Лешка тут, роботов целая дивизия. Координатор уверял, что мы здесь в полной безопасности… А как бой идет?
— Вроде бы нормально. Из нашего коридора мы троклемидов выбили. «Красные Стрелы» обложили их со всех…
Он замолчал, решив, что лучше будет посмотреть собственными глазами.
Роботы послушно выдали на голограмму схему сражения. Грамотно обложенные троклемиды пятились под ударами лазеров и тяжелых пулеметов, но капитулировать пока не собирались. Земляне оттеснили их по магистральному коридору до следующего перекрестка, но дальше путь преграждала БРДМ и еще несколько мощных огневых точек, поэтому у инопланетян оставался единственный выход — свернуть в «переулок», в котором находилась Станция Калка.
На другой голограмме было видно, как девять уцелевших фигур в скафандрах-невидимках бредут, пошатываясь и отстреливаясь от погони. Они были уже морально сломлены, и сразу несколько троклемидов предложили сложить оружие и сдаться. Однако командовавший отрядом Бланд Митнеп пригрозил собственноручно прикончить каждого труса и предателя, после чего ропот сразу стих. Неожиданно из-за поворота появился очередной отряд землян, но в ту же секунду шедший первым троклемид радостно заорал: «Вижу розовую дверь!» Митнеп гаркнул:
«Вперед! Сейчас мы добудем контакт-ключ, и весь их проклятый Лабиринт будет в наших руках!» Один за другим девять скафандров-невидимок скользнули в светящиеся ворота Станции Калка.
— Что это, Сережа? — Глаза Дианы округлились. — Почему дверь засветилась?
Ведь мы забрали оттуда глобус…
— Очевидно, Координатор оказался умнее и коварнее, чем мы предполагали.
Он нашел гениально простой способ заманить троклемидов в место, где они не принесут много вреда…
— СПАСИБО ЗА ПОХВАЛУ. РЕКОМЕНДУЮ ВАМ ОБОИМ ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ В АКЦИИ НА КАЛКЕ. ВАШИ ЛИЦА ЗАПОМНИЛИСЬ АБОРИГЕНАМ.
Видеоканалы продолжали передачу из отсеков Станции Калка. Офицеры Базы осторожно пробрались в зал обзора и потребовали показать, в какой части планеты находятся контакт-ключи. Мозг Станции послушно выдал изображение полуразрушенной часовни на холме посреди чистого поля. На поле собрались войска — кочевники баддо и светлогривые северяне, а на холме возле часовни разместились князь Хогг и воевода Гундут, которые командовали армией защитников северных земель. Светлогривых было заметно меньше, но сейчас землян тревожило вовсе не это.
Все внимание людей сосредоточилось на горстке троклемидов, которых роботы телепортировали отнюдь не к часовне. Неожиданно для самих себя пришельцы оказались по колено в грязи и талой воде на ничейной полосе между двумя армиями. По приказу Митнепа, на Калку переправились только семь гуманоидов с Базы, а двое остались в Либиринте с заданием оборонять Станцию и подорвать ее ядерным фугасом, если операция потерпит неудачу. Однако квадратный створ многомерного тоннеля накрыл обоих в зале видеонаблюдения и вышвырнул на планету: Координатор не собирался оставлять на своей территории фанатиков-смертников с атомной бомбой. Теперь все девять троклемидов, заняв круговую оборону, как затравленные звери, притаились под взглядами изумленных аборигенов.
Координатор подтвердил, что в Лабиринте остались только четыре живых троклемида, включая Пасари Малер. Все они имели ранения различной тяжести и находились в медицинском отсеке под присмотром роботов. На всякий случай в госпитале организовали дежурство — здесь остались Алексей и двое из «Красных Стрел», а все остальные собрались на Станции Калка. План действий разработали быстро, и десять землян на двух летающих лазерных самоходках переместились на планету.
Нескольких фотонных импульсов хватило, чтобы троклемиды начали бросать оружие и капитулировать. Только полковник Бланд Митнеп пытался приструнить личный состав, но его застрелили из плазменного ружья. Пленных сковали наручниками и вернули на Станцию, где их сразу же начали допрашивать следователи ИСТРИСа.
Между тем оба войска стали проявлять признаки сильного беспокойства — небольшие кавалерийские отряды осторожно приближались к инопланетянам, явно пытаясь разведать обстановку. Опережая аборигенов, люди погрузились на летающие платформы и отправились в ставку светлогривых на вершине холма. Князья, полководцы и жрецы поначалу перепугались, но затем узнали пришельцев, и напряжение сразу разрядилось.
Старик первосвященник провозгласил торжествующим басом:
— Возрадуемся же, чада мои, нас снова посетили архангелы Духов Звездного Небосвода! Сокрушим подлого врага! Победа будет за нами!
— Очень может быть, — согласился Сергей. — Но врагов несравненно больше, чем вас. Как думаете побеждать?
Гундут показал диспозицию, не слишком аккуратно намалеванную разноцветной краской на большом куске выбеленной кожи. Оранжевые стрелки, обозначавшие направления ударов северных дружин, лихо прорывались через синие квадратики позиций баддо, соединяясь в тылах кочевого воинства. План был неплох, но возможность его реализации вызывала серьезные сомнения из-за двукратного численного превосходства орды.
Тарпанов, который до сих пор не вмешивался в разговор, вдруг поднялся с табурета и направился к самоходке, негромко бросив через плечо:
— Надо помочь ребятам… Тем более что они ваши лики на своих хоругвях запечатлели.
Приглядевшись, Посвященные вынуждены были согласиться, что жуткие чудовища, изображенные на кожаных полотнищах, действительно имеют некоторое сходство с Дианой, Аркадием и Сергеем. Польщенный майор заметил справедливости ради:
— Мы давно уже на их стороне…
Две машины, взлетев над строем полков, устремились к боевым порядкам баддо, испуская ярко-красные лучи лазерных пушек. Первые же импульсы прорубили огромные бреши в плотных каре и колоннах кочевников. Это был полный разгром.
Обезумевшая от ужаса орда обратилась в бегство, а светлогривые настигали врагов, безжалостно истребляя отступающих. Еще до темноты кочевое войско прекратило существование, но земляне наблюдали эту бойню намного позже — просмотрев видеозапись.
Вечером того переполненного событиями дня большинство участников обоих сражений вернулись на Землю. В Лабиринте остались только генералы ИСТРИСа и Тарпанов со свежей ротой дивизиона имени Менжинского. Реально это означало, что вся грандиозная система межзвездного транспорта перешла под абсолютный и единоличный контроль Ферзя, который стал, по существу, полновластным диктатором Земли и огромного участка Галактики.
Глава 36
ПРОЩАЛЬНАЯ ПРОГУЛКА
На четвертый день после вторжения троклемидов псевдоживая ткань затянула раны, нанесенные плазменными и лазерными выстрелами, а роботы отремонтировали разгромленное оборудование, включая коридорные двери. Пленных вернули на Пошнесту, где за это время многое изменилось. Мобильный ретранслятор был демонтирован и эвакуирован на Базу, личный состав убрал останки тех, кто не согласился с планами K°-Бендара и Митнепа. Самого Ко-Бендара казнили по решению Большого Офицерского Совета, и теперь труп генерала висел вверх ногами на одном из жилых куполов лагеря.
Ферзь, Сергей и руководители ИСТРИСа провели переговоры с новым командующим, которым стал Мит Бу-дал. Глава Базы сообщил, что троклемидам удалось сломить сопротивление и изгнать противника со «Старта-7», но личный состав намерен прекратить бессмысленную войну. Будал просил землян связаться с вешша, чтобы передать просьбу о заключении мира. Троклемиды были готовы разоружиться и обратить технологический потенциал Второго Лабиринта на преобразование одной из базовых планет. Предполагалось, что примерно через полвека мир, где находилась Ставка, станет пригодным для обитания и следующие поколения троклемидов смогут жить на поверхности планеты без защитных сооружений.
В тот же день удалось связаться с вешша через чудом уцелевший приемопередатчик на Глубре. Недоверие было слишком сильным — вешша продолжали подозревать троклемидов в коварных умыслах, и землянам скорее всего не удалось убедить их, что троклемиды представляют совсем другую, хотя и гуманоидную, расу. Тем не менее земноводные пообещали временно прекратить атаки и направить на «Старт-7» дипломатическую миссию, если троклемиды разблокируют их приемопередатчик. Вряд ли можно было ожидать большего после страшной войны, растянувшейся на три тысячелетия.
Вечером Посвященные отметили двухмесячный юбилей со дня, когда нашли македонскую галеру с контакт-ключами. Собрались, по традиции, в большой квартире Милютенко. Пришли семьями — разумеется, кроме бывшей жены Сергея. Зато была Пасари Малер, которую Лешка не отпускал от себя ни на шаг. Пока юная троклемидка лечилась в госпитале, роботы обучили ее нескольким земным языкам, а мозг Станции сварганил безупречные документы и даже внес необходимые данные в информационные базы соответствующих ведомств. Теперь девушка на почти законных правах превратилась в Мальвину Пащенко, выпускницу провинциального пединститута по специальности «преподаватель английского и французского языков». Два последних дня после выписки ее из лечебницы Алексей таскал невесту по Москве.
Девушка была в полном восторге, поскольку большие города, не говоря уже о живой природе, видела до сих пор только на исторических голограммах.
Родственники Посвященных также выглядели изрядно обалдевшими. Тарпанов объявил, что Лабиринт будет открыт для доступа всего неделю, и разрешил каждому «Призраку» провести через медицинский отсек четверых близких — большее число пациентов госпиталь просто не осилил бы. Ежедневно роботы осматривали и при необходимости лечили по десять-пятнадцать человек. Таким образом Наташа Милютенко избавилась от начинавшейся лейкемии, а отцу Алексея вылечили язву желудка.
Но наиболее сильное впечатление произвел на родственников сам Лабиринт.
Люди покидали Станцию подавленные и поглядывали на «черных следопытов» со смесью испуга и уважения — ведь их близкие давно и без опаски пользовались возможностями этого чуда галактической техники. Наташа, как обычно, шумно возмущалась:
— Колька, зараза, думал это дело в секрете от нас утаить. Про японскую выставку сказки рассказывал… Хорошо, Эдуард Михайлович позаботился, разрешил детей подлечить.
Омолодившись на десять лет, она стала вдвое активнее, и Николаю даже пришлось пригрозить, что еще раз сводит жену в Лабиринт — пусть роботы состарят ее до пенсионного возраста или промоют мозги, подарив вздорной бабе более человекообразный характер. Наташа приняла шутку всерьез и на некоторое время присмирела.
А Светка смотрела на отца совершенно безумными глазами и даже спросила:
— Батя, а для чего вы этим занимались? Ведь опасное дело… Неужели из-за денег?
Вопрос был непростой, но Сергей попытался ответить по возможности честно:
— Деньги тоже роль сыграли. И вообще интересно было, и опасностей поначалу не предвиделось. Мы, словно дети малые, до диковинных игрушек дорвались. А потом вдруг поняли, что на нас легла неимоверная ответственность, и тогда стало тяжко…
— Понятно, — пробормотала Светлана.
— А мне, например, не все понятно, — сообщил Алексей. — Если на Базе прочитали мысли Сергея и Аркадия, то почему они не поняли, что мы земляне, а не потомки троклемидов?
— Поняли, но не сразу, — ответила Пасари, она же Мальвина. — Телепатические записи плохо поддаются дешифровке, а у вас вдобавок и спектр биотоков сдвинут в средние частоты. А когда стало ясно, что вы — аборигены, Ко-Бендар решил не церемониться… Но я думаю, он в любом случае послал бы штурмовой отряд.
Оставалась самая пугающая загадка: как смогли троклемские военные пробиться на Станцию Пошнеста. Кое-что объяснила, по мере знаний, Мальвина, кое в чем сумел разобраться Аркадий, неплохо освоивший многомерную физику. Когда из Лабиринта вывели гиперпространственный тоннель, чтобы эвакуировать раненую девушку, аппаратура мобильного приемопередатчика настроилась на частоту агрегатов Станции. После этого военные специалисты состыковали обе многомерные трассы — из Базы и со Станции. Координатор заверил людей, что принял все мыслимые меры предосторожности и что повторить такой фокус никому больше не удастся.
— Он и раньше убеждал нас, что в Лабиринт с поднадзорных планет без его разрешения войти нельзя, — фыркнула Диана. — Все-таки верно говорят: неуязвимой защиты нет и быть не может.
Тут по телевизору закрутили клип популярной певицы, и разговор прервался.
Потом вдруг засветился вход на Станцию. Все переполошились, но сообщение Координатора оказалось вполне будничным: Миддо Фасме на Годлане осуществил предложенный Аркадием эксперимент на гигантском ускорителе. Выслушав зачитанные супермозгом цифры, физик плотоядно ухмыльнулся и заявил, что теперь у него в кармане — половина Вселенной.
— А вторая половина? — заинтересовалась его жена.
— Вторая будет в другом кармане лет через десять, когда завершится другой эксперимент.
— И ты должен столько времени ждать? — ужаснулась Надя.
— Люди больше ждали…
И Аркадий рассказал совершенно жуткую историю. Давным-давно, в 1930 году, двадцатилетний индийский студент-физик Субраманьян Чандрасекар разработал теорию звезд типа «белый карлик». Подтвердить или опровергнуть его работу могли только наблюдения за двойной звездой Сириус, но компоненты этой звездной системы (Сириус А и Сириус В) заняли положение в пространстве, удобное для наблюдения, лишь полвека спустя. Поэтому Чандрасекар получил Нобелевскую премию только в 1983 году, уже став стариком…
— Вот как бывает, — назидательным тоном закончил Аркадий. — Так что подождать десяток лет — еще не самое страшное…
Когда компания, покончив с угощениями, выпивкой и танцами, начала расходиться, Диана грустно сказала:
— А спать совсем не хочется. И заняться нечем, и на душе муторно. Словно жизнь кончилась.
Без особой надежды на удачу Сергей предложил устроить прогулку по Нью-Йорку, где как раз начиналось утро. К его удивлению, девушка не возражала.
Они вышли из тоннеля в районе Бруклинского моста, построенного сто с лишним лет назад, чтобы соединить Нью-Йорк с соседним городом, который сегодня был поглощен исполинским мегаполисом. Неотличимые от толпы аборигенов, они брели по улицам Бруклина, превратившегося в гетто для иммигрантов: языковой барьер надежнее колючей проволоки изолировал переселенцев от остальной Америки.
Оставаясь в глубине души советскими людьми, Диана и Сергей сохранили генетически утвердившийся инстинкт мешочников — заворачивали чуть ли не в каждый магазин и делали покупки. К Брайтону подошли, отягощенные массой грузов.
Опомнившись, Диана долго смеялась, но удержаться была не в силах и в ближайшем магазинчике, где работали русскоязычные продавцы, приобрела еще одну кофточку, еще один косметический набор, компакт-диски с эстрадными записями. В следующем большом супермаркете они выбрали какую-то одежду и уединились в примерочных кабинках, из которых незаметно для окружающих телепортировали свои покупки на Станцию.
Больше всего смутило Сергея, что в этом универмаге взбалмошная девчонка отоварилась сугубо мужскими принадлежностями: взяла шикарную бритву, лосьоны, сорочки, галстуки. Это было печально, хотя и естественно — не могла же такая роскошная телка вечно оставаться одна. Значит, все-таки выбрала себе кого-то…
Неожиданно Диана спросила:
— Ты не знаешь, что «Красные Стрелы» сделали с Парафином?
— Допросили, получили исчерпывающие признания. Сейчас он, кажется, в тюремном госпитале.
По официальной версии, «Красные Стрелы», а тем более люди Ферзя, не имели ни малейшего отношения к перестрелке в гарнизоне полка «Финист». Вверх по инстанции ушла подредактированная информация: дескать, полковник Жихарев, разоблачивший заговор Восканова, на свой страх и риск поднял верный присяге батальон, разоружил внедрившихся в эту воинскую часть боевиков из организованной преступности и добыл документы, разоблачающие тех, чьи интересы представлял Парафин. Документы эти проливали свет на многие странные события последней пятилетки, а потому были немедленно засекречены. Сам Жихарев, получив генерал-майорские погоны, стал новым начальником Управления охраны правительственной информации.
— Значит, его не убили? — с легким разочарованием в голосе произнесла девушка.
— Думаю, долго не проживет — слишком много знает. Диана хихикнула и сказала:
— Он, наверное, до сих пор считает, что мы были связаны с нечистой силой.
— Да уж, за нами охотился весь мир, и каждая спецслужба по-своему представляла, с кем имеет дело. — Сергей тоже улыбнулся. — Кем нас только не считали — изобретателями телепортации, демонами, галактическими шпионами. А дураку Восканову здорово помешало увлечение мистикой.
— И еще романы Аркаши, — вставила Диана. — Парафин наверняка решил, что Аркадий описывает свои реальные контакты с потусторонним миром.
На их смех стали оборачиваться прохожие. Потом Сергей снова вспомнил, что Диана покупала подарки для мужчин, и у него опять испортилось настроение.
Помрачнев, майор спросил, стараясь казаться безразличным, не сошлась ли она снова с Кутуковым. Девушка удивленно посмотрела на майора и тихо сказала, нервно покусывая губы:
— Нет, с ним давно все кончилось.
Она без особой охоты объяснила, что Славик ей, конечно, очень нравился, хотя чувство с ее стороны было не слишком пылким. Тем не менее дело шло к женитьбе, но тут Диана неожиданно влюбилась в уже немолодого замдекана, потеряла голову и наделала глупостей. Славик был смертельно оскорблен и два года с ней не разговаривал, даже бросил трубку, когда Диана позвонила, чтобы поздравить его с днем рождения.
— А как же замдекан?
— Эта связь продолжалась недолго, — Она вздохнула. — Старик оказался ублюдком, я это очень скоро поняла. Взяточник, анонимщик и все такое… На защите его докторской выступил известный тебе Эдик Тарпанов и по пунктам доказал, из каких источников украдена каждая глава. Был большой скандал…
Скажи мне, что бы ты сделал, если бы такое случилось с тобой: тоже обиделся бы, перестал разговаривать?
— Смотря кто была бы та женщина, которая меня бросила, — честно ответил Сергей. — Если случайная подружка — плюнул бы…
Он чуть не сказал, что если его предаст женщина, которую он любит так сильно, как сейчас Диану, то последствия могут оказаться самыми тяжелыми.
Однако этого он говорить не стал, а девушка поняла, что надо менять тему, и воскликнула с преувеличенным интересом:
— Ой, смотри — магазин называется «Золотой Ключик». Давай заглянем…
Они словно попали в родной гастроном советской эпохи. На витринах лежали конфеты «Белочка», «Мишка косолапый», «Барбарис», «Раковые шейки». Имелась в ассортименте также колбаса «Киевская» и вовсе ностальгический «Завтрак туриста». Покупателей обслуживали здоровенные мордовороты, говорившие на матерном языке с неистребимым одесским акцентом.
— Кстати о Тарпанове. — Сергей продолжил разговор. — Странная фигура, прямо-таки демоническая личность. Ты обратила внимание, что Лабиринт теперь нас, можно сказать, игнорирует? Координатор подчиняется только Ферзю.
— Хотела бы я знать, что замышляет Ферзь, — задумчиво проговорила Диана.
— Неужели захочет стать повелителем Галактики? Не верю.
— И я не верю. Но сегодня его власть беспредельна.
Так ничего и не купив, они выходили из магазина, когда услышали, как один продавец говорил другому:
— Слыхал этих хмырей? В мафии таки новый бугор объявился, заместо Китайца. Вроде бы какой-то Ферзь. Ему вроде сам Корень подчинился, теперь они ресторан «Галактика» под себя гребут… Эй, братан, не торопись!
— Вы это мне? — удивился Сергей, уже стоявший на пороге.
— Тебе, так тебя перетак! Ты скажи, это который Ферзь — люберецкий или солнцевский?
— Нет, он из Красноярска, — пискнула Диана, из последних сил сдерживая смех.
Вытащив Сергея за руку на улицу, она разразилась хохотом. Потом грустно посетовала: дескать, не скоро человечество будет готово принять дары галактической культуры. Менталитет не тот. Хотя, как ни странно, Координатор решил по-другому и, с чисто человеческой нелогичностью, принял сторону землян в конфликте против коренных троклемидов…
— Да плевал я на все галактики, — прорычал Сергей. — Нам с тобой свои проблемы решать надо.
Лицо Дианы стало вдруг печальным, и девушка сказала совсем тихо:
— Ничего у нас с тобой не выйдет. Сам видишь, без конца ругаемся, как кошка с собакой.
— Наладится, — умоляющим голосом заверил Сергей. — Ты поверь, если есть любовь, все остальное приложится. Я с тебя пылинки сдувать буду.
— Еще чего! — возмутилась девушка. — Заботиться о любимом должна женщина… — Потом вдруг спохватилась: — Ты сказал «любовь»? Разве я говорила, что люблю тебя? Разве что тогда, в постели, но в такой момент чего не скажешь…
— Но я-то тебя люблю, — буркнул майор. — Сподобил черт на старости лет, как ты говоришь, голову потерять!
Диана исподлобья посмотрела на него, потом отвела взгляд и проворчала:
— Все равно дохлый номер. Хоть к психотерапевту на прием записывайся.
Психотерапевт? Это была неплохая идея. Сергей смутно припоминал, как в прошлое посещение этого местечка видел где-то поблизости объявление. После недолгих поисков он нашел тот листок: профессор Леви снимает стрессы, нервные срывы, избавляет от сексуальных и семейных неурядиц. Самое то, что надо. На этот раз Диана не стала обзывать профессора шарлатаном или аферистом, а покорно проследовала по указанному в объявлении адресу.
Идти было недалеко, так что добрались быстро. Но возле дома, где обитал профессор, Диана вдруг решительно остановилась и подозрительно осведомилась, как у него с Элли.
— Никак, — ответил он с искренним безразличием к этому вопросу. — Вот там действительно все кончилось.
После большой стрельбы, которая завершилась освобождением заложниц, Элли спросила, не желает ли он, чтобы она вернулась насовсем. Сергей ответил: «Стоит ли?» С тех пор они больше не виделись. Кажется, она уехала на гастроли со своим продюсером.
— Ну-ну, — невнятно промычала Диана и вошла в подъезд.
Здесь их ждал сюрприз. Профессор Леви оказался в действительности доцентом Левой Бахом. Во времена, когда Сергей служил в «Кальмаре», они частенько встречались на книжной толкучке. Оба сразу узнали друг друга, долго радовались встрече, вспоминали прежние дни и общих знакомых, которых судьба раскидала по самым неожиданным местам ближнего и дальнего зарубежья. Поэтому о цели своего визита к «профессору» москвичи вспомнили только часа через два, после плотного ленча, как здесь называли полдник.
Выслушав рассказ про их затруднения, Бах, не задумываясь, поставил диагноз:
— Обычная история. Если в сексуальном плане не возникает никаких проблем, можете жениться.
Оба пациента принялись опять жаловаться на постоянные конфликты и несходство характеров, но Лева отмахнулся:
— Я наблюдаю за вашим поведением уже третий час. Вы ссоритесь, будто старые супруги, которые прожили вместе десяток лет. Как говорится, милые бранятся — только тешатся. Ни о каком несходстве характеров не может быть речи.
Наоборот, вы совершенно одинаковые, поэтому происходит подсознательное отторжение идентичного «Анти-Я». Это естественная реакция двух взаимно тяготеющих личностей, не сумевших вовремя объединиться по вине не зависящих от них обстоятельств.
Он загнул что-то совершенно невразумительное насчет отталкивания двух одноименных электрических зарядов, затем упомянул агрессию бессознательного и психофизического параллелизма, сославшись при этом на авторитет Фрейда и Александера. Получалось, что непознаваемое «Оно», лежащее в основе любой личности, настоятельно требует, чтобы Диана и Сергей немедленно бросили все дела и мчались регистрировать здоровую ячейку общества.
На всякий случай Сергей потрогал голову, проверяя, не слишком ли распухли его мозги, а потом сказал:
— Вот видишь, и я тебе о том же говорил. А ты черт знает кому сорочки и бритвы покупаешь!
— Для тебя купила, дубина! — привычно огрызнулась Диана, но тут же засюсюкала: — Я хотела сказать: для тебя, мой хороший…
На улицу они вышли в обнимку, но тут начались неприятности. Раздавшийся рядом голос Координатора негромко предупредил:
— ВАС ОКРУЖАЮТ.
По улице к ним устремились справа и слева громилы с «Ингрэмами» в руках.
Пришлось вызывать тоннель и возвращаться на Станцию прилюдно. Один из нападавших попытался ворваться в Лабиринт следом за ними, но сильно обжегся, напоровшись на стену защитного поля. Остальные благоразумно отказались от преследования и стояли посреди Брайтон-Бич с растерянным видом, окруженные моментально собравшейся толпой зевак. Диана сделала незнакомцам ручкой и горделиво удалилась в глубину операционного зала, убийственно покачивая бедрами. А Сергей повернулся к противнику тылом, слегка нагнулся и похлопал себя по ягодице, чем сорвал бурные аплодисменты публики.
В Москве была уже глубокая ночь, однако такие мелочи для влюбленной парочки не имели значения. Под утро они лежали в кровати — измотанные, но довольные и счастливые. Сергей нежно обнимал плечи Дианы обеими руками, словно боялся, что любимая вновь проявит строптивость и попытается сбежать. Они без конца говорили друг другу полные нежности экспромты. Потом Диана вдруг спросила:
— Что это за вспышки за окном — салют, что ли?
Действительно, даже сквозь плотные шторы спальню озаряли странные всполохи. Понадобилось порядочно времени, чтобы майор сообразил: это сгорают в силовом поле какие-то предметы, летевшие прямиком в его окно. Он даже догадывался, какие именно это предметы…
Чуть погодя зазвонил телефон, и заспанный Тарпанов, извинившись за беспокойство в столь ранний час, сообщил:
— Тут один шутник со снайперской винтовкой устроился на соседней многоэтажке точно напротив вашего окна. Когда мои ребята поднялись его проведать, он почему-то упал. Честное слово, обидно — очень уж хотелось потолковать.
— Стало быть, кому-то все еще неймется, — резюмировал Сергей и поинтересовался совершенно машинально: — А какой был калибр?
— Стандартный — пять, пятьдесят шесть.
— Идиот, — хохотнул Сергей. — У него небось ночной прицел имелся?
— А как же. Десятикратный.
— Я же говорю — идиот…
Когда он дал отбой и объяснил, в чем дело, Диана весело спросила: — А почему ты столь низкого мнения насчет умственных способностей этого киллера?
— Ну, ты сама представь… Сидит он прямо перед нашим окном со своей пушкой. Через инфракрасный прицел видит все даже сквозь занавески. Такими захватывающими сценами мог любоваться… Что ему еще надо было? Нет же, понадобилось придурку нажимать спуск!
Они долго хохотали, потому что чувство юмора, как и прочие черты характера, было у обоих абсолютно одинаковым.
Глава 37
ГАМБИТ ФЕРЗЯ
Большую встречу ведущих политиков планеты обставили с мрачной торжественностью. На всякий случай Львов попросил Сергея и Аркадия лично проконтролировать переброску в Лабиринт заокеанских гостей — были опасения, что вместо приглашенных лидеров на Станцию попытаются проникнуть боевики спецслужб.
Однако в том полушарии шутить не решились, и Координатор подтвердил, что в Овальном кабинете Белого дома ждут именно те, кого вызывали: президент, вице-президент и лидер республиканцев в Сенате. Когда Сергей разрешил открыть тоннель, три государственных деятеля осторожно шагнули в операционный зал. Их сопровождал четвертый — начальник службы безопасности, которому пришлось задержаться на Земле, чтобы оставить два пистолета и много других предметов, неуместных на встрече столь высокого уровня.
Спустя несколько секунд появились телепортированные из Кремля президент со своим главным телохранителем и премьер-министром. Последним прибыл лидер оппозиции, партия которого, по прогнозам ИСТРИСа, через полтора месяца должна была победить на выборах в Думу. Гости до сих пор только слышали о базе космических пришельцев и теперь весьма неуютно чувствовали себя в окружении квадрата роботов среди вольеров с образцами флоры и фауны. Поскольку приказа уходить не давалось, Сергей и Аркадий остались в зале видеонаблюдения, чтобы полюбоваться деталями уникального саммита.
Говорил Ферзь, коротко и без лишних подробностей пересказавший историю и возможности Лабиринта. Особо, хоть и ненавязчиво, Тарпанов подчеркнул, что основные агрегаты инопланетного транспортно-исследовательского комплекса работают под полным контролем членов его партии. В качестве наглядной демонстрации, по приказу Ферзя, мозг Станции переместил пару боеголовок средней мощности из национальных арсеналов в подвал дворца правительства одной нелюбимой многими страны. После этого ядерные заряды немедленно вернулись в хранилища, но впечатление было произведено сильнейшее.
Оправившись от шока, заокеанский президент робко осведомился, можно ли с помощью телепортации выводить на орбиту грузы большой — в сотни и тысячи тонн — массы. Его российского коллегу интересовала возможность извлекать нефть и газ с большой глубины по многомерным каналам, без строительства дорогостоящих буровых установок и трубопроводов. Похоже, эксперты потрудились на славу, готовя шефов к этой встрече. Политики быстро освоились в непривычной обстановке, и вопросы посыпались как снаряды реактивной установки БМ-21 «Град».
Какие достижения внеземной техники удастся в кратчайшие сроки внедрить в производство? Как будет решаться вопрос о собственности на оборудование Лабиринта? Есть ли гарантии, что роботы согласятся и впредь выполнять приказы людей? Было ли у троклемидов искусство, а если было, то когда удастся тиражировать произведения внеземной культуры в переводе на основные языки нашей планеты? Как скоро удастся опубликовать учебники и монографии с изложением основных достижений науки Троклема?
Совершенно оторвавшись от реальности, два президента сговорились создать на паритетных правах международный научный центр, который будет изучать наследство внеземной цивилизации. Потом согласовали некоторые положения договора, регламентирующего распространение и применение информации, получаемой от роботов Лабиринта. Когда же политики принялись азартно делить пакет акций совместного предприятия по организации межзвездных путешествий для состоятельных туристов, Ферзь велел переводчику (это был капитан Лосев) прервать их идиллическую беседу.
— Побольше серьезности, господа! Неужели вы думаете, что я, имея абсолютную власть над Лабиринтом, а также будучи в здравом уме и трезвой памяти, позвал вас, чтобы подарить наследство галактической культуры людям, которые, вероятнее всего, вскоре лишатся своих постов, потерпев поражение на выборах? Неужели вы всерьез полагаете, что все эти меркантильные проекты я не мог бы реализовать сам, без вашего участия?
Лидер отечественной оппозиции засмеялся. Через минуту, выслушав перевод, к нему присоединился главный республиканец сдвоенного континента.
— К сожалению, вы ведете беспочвенные беседы, — сообщил Тарпанов. — Наши аналитики просчитали наиболее вероятные последствия внедрения инопланетных технологий в повседневную жизнь земной цивилизации. Подробные отчеты вы получите в конце нашей встречи, пока же скажу, что прогнозы неутешительны.
Человечество уже полвека балансирует на грани катастрофы, а новая техника лишь углубит кризис и приблизит трагическую развязку. Будем реалистами: удержать внеземную технологию под контролем не удастся. В самое ближайшее время оборудование троклемидов попадет в руки военщины, спецслужб, политических экстремистов и просто криминальных элементов. И без того напряженная жизнь Земли превратится в ад. Хотим мы того или нет, но человечество должно отказаться от сокровищ погибшей расы.
Не слушая протестов, он изложил решение, которое было выработано совместно с Координатором 9-й ветви. К исходу текущего дня все люди покинут Лабиринт, и роботы прервут все контакты с человечеством сроком на 20–25 лет. По истечении этого срока пятеро Посвященных будут вновь допущены в Лабиринт, чтобы решить: достаточно ли созрела планета Земля для выхода на галактическую арену. Все эти годы роботы будут незримо оберегать Посвященных от любых опасностей — эти люди в любом случае должны дожить до следующего сеанса связи.
Тарпанов еще раз подчеркнул, что основные участники контакта с внеземным разумом находятся под надежной защитой, и призвал государственных деятелей дать своим спецслужбам приказ о прекращении охоты на Посвященных. По существу, на этом разговор закончился. Первыми покинули Лабиринт действующие политики, затем ушли Посвященные и офицеры ИСТРИСа. Последним на Землю вернулся мрачный и злой как черт Тарпанов. Контакт прервался.
Оказавшись в квартире Сергея, где их ждали остальные, Аркадий нервно осведомился:
— Ты знал, что замышляет Ферзь?
— Допустим, знал, хотя и не во всех деталях…
Физик заорал, яростно размахивая кулаками:
— Ты хоть понимаешь, чего мы лишаемся?! Техника троклемидов решила бы большую часть проблем человечества: мы побороли бы нехватку продовольствия, смогли бы изучить экологию планеты, нашли бы новые источники энергии!
— Да, эти проблемы, возможно, удалось бы решить, — признала Диана. — Но появятся новые, куда более страшные опасности. Представь себе бандитов типа Аввакума, проникших к управлению Лабиринтом.
— А они проникнут, можешь не сомневаться, — присоединился к ней Николай.
— И организованные уголовники, и милитаристы всякие, и много других мерзких человечков вроде тех же боевиков из «Хезболлах». Вот веселье на Земле начнется!
Аркадий не сдавался, но теперь говорил гораздо спокойнее:
— Мне жалко, что не узнаем про тот звездолет, который утонул в океане Сарто. Я уже не говорю, что в начале следующего столетия завершится эксперимент, без которого нельзя довести до конца мои исследования. И теперь я обречен четверть века ждать ответа!
— На одной чаше весов твое научное любопытство, на другой — спокойствие человечества, — прокомментировал Алексей. — Сам подумай, что важнее…
Понурившись, физик признал, что любопытство — это несерьезно. Друзья принялись утешать его: дескать, наш Аркадий и без инопланетных подсказок сумеет довести до совершенства свою теорию. Неожиданно в их перепалку ворвался голос Координатора:
— ВЫ НЕ ДОЛЖНЫ БЕСПОКОИТЬСЯ. ПОДГОТОВКА К ИЗУЧЕНИЮ ЧУЖОГО ЗВЕЗДОЛЕТА УЖЕ ВЕДЕТСЯ. ПРЕДЛОЖЕННЫЙ АРКАДИЕМ ЭКСПЕРИМЕНТ НАЧАТ РАНЬШЕ СРОКА. Я НЕ СТАЛ ЖДАТЬ ЗАВЕРШЕНИЯ СИНТЕЗА АНТИВЕЩЕСТВА, А ЗАПУСТИЛ К БЛИЖАЙШИМ ЗВЕЗДАМ СЕРИЮ НОСИТЕЛЕЙ С БАЗЫ «СТАРТ-ЧЕТЫРЕ». ЭТИ КОРАБЛИ ДОСТИГНУТ СВОИХ ЦЕЛЕЙ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ — СЕМЬ ЛЕТ. ТАКИМ ОБРАЗОМ, ВЫ ПОЛУЧИТЕ НЕОБХОДИМЫЕ ДАННЫЕ УЖЕ В НАЧАЛЕ СЛЕДУЮЩЕГО ВЕКА. ПОСКОЛЬКУ Я НЕ НАМЕРЕН ЗАДЕРЖИВАТЬ ЭТУ ИНФОРМАЦИЮ НА ВЕСЬ СРОК ПРЕРЫВАНИЯ ОФИЦИАЛЬНОГО КОНТАКТА, ПЛАНОВЫЕ ОТЧЕТЫ ПЕРСОНАЛУ, СОГЛАСНО БАЗОВОЙ ПРОГРАММЕ, БУДУТ ПРОИЗВОДИТЬСЯ РЕГУЛЯРНО, А ТАКЖЕ ПО МЕРЕ НАДОБНОСТИ.
Пожав плечами, Аркадий поблагодарил суперробота, но вскоре откланялся, пообещав напиться с горя до белой горячки. Вслед за ним разошлись и остальные.
Оставшись вдвоем, Диана и Сергей впервые за эти дни почувствовали себя неуютно, словно их жизнь внезапно потеряла смысл и теперь надо мучительно искать новые интересы. Одно было ясно: без Лабиринта мир станет для них скучным и тусклым… Тяжело вздохнув, Диана задала неожиданный вопрос:
— Интересно, как эти горе-политики перенесут утрату Лабиринта? Они ведь искренне полагали, что инопланетная игрушка уже у них в кармане…
Сергей безразлично откликнулся: дескать, им такая утрата причинит меньше отрицательных эмоций, чем Посвященным. Он понял, что ошибался, всего через три часа, когда в вечерних теленовостях передали сообщение о внезапной госпитализации президента по причине обострения ишемической болезни.
А ближе к ночи позвонил Жихарев. После положенных светским этикетом расспросов о самочувствии генерал-майор сказал:
— К вашему сведению, сегодня министр просил меня предложить кандидатуру нового командира полка «Финист». Я назвал вас. Если согласны, завтра будет подписан приказ о возвращении на действительную службу подполковника Каростина.
— У меня есть время подумать? — спросил ошарашенный Сергей.
— А зачем?
— Действительно незачем. Конечно, я согласен. Эта работа как раз по мне.
Глава 38
РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ПОДАРКИ
Бронетехника медленно выдвигалась со стороны лесного массива, редко постреливая из крупнокалиберных пулеметов по четырехэтажному дому капитальной постройки. Колесные и гусеничные стальные коробки меланхолично маневрировали напротив торца здания, отвлекая внимание противника, но не приближались на дистанцию, с которой боевики могли бы вести эффективный огонь из противотанковых средств.
Тем временем со стороны фасада скрытно заняли позиции парные стрелковые расчеты — автоматчики со снайперами. Получив рапорта командиров подразделений, подполковник Каростин отдал приказ, и над захваченной террористами больницей закружились вертолеты, демонстрируя намерение высадить десант на крышу. Боевики бросились к установленным в чердачных окнах зенитным пулеметам и были сметены ударами неуправляемых реактивных снарядов. Здание содрогнулось, на верхних этажах начался пожар.
— Огонь по окнам! — приказал Сергей.
Террористы поставили на подоконники заложников, а сами устроились в импровизированных амбразурах за их спинами. Чтобы сократить количество жертв среди мирного населения, атакующие вели обстрел согласно тактическим наставлениям Устава спецчастей. Сначала автоматчик выпускал очередь трассирующих пуль в оконную раму — заложники, хоть и люто боялись террористов, после этого должны были с визгом прыгать внутрь комнаты либо на улицу. В тот же миг снайпер укладывал боевика, лишенного живого щита. Иногда действовали по-другому — на каждую огневую точку замыкались два снайпера.
Первый легко ранил заложника, а второй посылал пулю в террориста…
Сегодня заложники конечно же никуда прыгать не могли, а просто падали от сотрясения подоконника. Тем не менее бой разворачивался без отклонений от правил. Перестрелка грохотала по всему периметру больницы — с обоих торцов, с фасада и с тыльной стороны здания.
— Начинайте атаку! — бросил Сергей в микрофон. — Группа «Небо», группа «Недра» — вперед!
Вертолеты еще раз ударили по крыше 57-миллиметровыми НУРСами С-5, затем открыли огонь из автоматических пушек. На чердаках после такой обработки могли оставаться разве что трупы и раненые. Это было не страшно, поскольку заложников выше третьего этажа, по данным разведки, практически не держали. Пара Ка-62 зависла над крышей, выбросив усиленный взвод штурмовой группы «Небо». Бойцы в титановой броне устремились внутрь дома, расчищая себе путь очередями и светозвуковыми гранатами. Одновременно по канализационным коллекторам в больницу ворвалась группа «Недра». Сражение гремело по всему зданию, спецназ прорвался сверху и снизу, оттянув немалую часть боевиков с огневых позиций у оконных проемов.
Под прикрытием плотного огня бронетранспортеров пошли в атаку остальные подразделения. Внутри больницы рвались ослепляющие и оглушающие хлопушки «Заря». Молниеносно подтянув к окруженному строению лестницы, спецназ проник на второй этаж. Штурмовые группы растекались по коридорам и комнатам, добивая террористов. Из вестибюля уже начали выбегать освобожденные заложники, в роли которых сегодня пришлось выступать новобранцам.
Через двадцать две минуты после первого выстрела снайперов полк «Финист» установил полный контроль над зданием. Понадобилось еще полчаса, чтобы подвести итоги: террористов было убито тридцать четыре, ранено сорок семь, сдались невредимыми шестнадцать, сумели скрыться три. Из двухсот чучел, изображавших «живой щит» заложников, пулевые пробоины получили меньше полусотни.
— Для первого раза очень неплохо, — резюмировал Сергей.
Стоявший рядом с ним генерал Жихарев кивнул и добавил, что учения на сегодня закончены, но в следующий раз нужно будет отработать все действия, максимально приблизив обстановку к реальным условиям. В частности, следовало бы учесть, что вокруг захваченного террористами здания неизбежно должна собраться возбужденная толпа местных жителей, которых надо будет сдерживать или оттеснять. К тому же нельзя исключать, что другие отряды экстремистов попытаются ударами извне прорвать кольцо окружения и деблокировать своих сообщников.
— Это отработаем, но позже, — заметил Сергей. — По плану ближайшая тема другая — захват населенного пункта.
— Хорошая тема, — согласился начальник УОПИ, — А что там у вас дальше на очереди?
Разумеется, он хорошо помнил, что дальше на очереди, поскольку лишь вчера утверждал план боевой подготовки. Вероятно, Жихарев хотел, чтобы комполка доложил о задачах для других членов комиссии. Сергей перечислил темы ежемесячных занятий: захват города, подавление вооруженного мятежа, действия в прифронтовой полосе вражеского тыла, действия в глубоком тылу противника, ликвидация ставки повстанческого командования в горной местности, захват базы стратегического оружия. Жихарев и остальные генералы одобрительно хмыкали, а представитель «соседнего» ведомства даже предложил представить Каростина к очередному воинскому званию. Ему объяснили, что Сергею не хватает выслуги лет, так что третья звезда упадет ему на погоны года через полтора-два, не раньше.
— Это еще бабушка надвое сказала, — хохотнул «чужой» генерал. — В ближайшие полгода много чего перемениться может.
— Очень точное замечание, — встрепенулся еще один член комиссии. — Обратили внимание, как легли голоса на выборах в Думу? Аналитики ИСТРИСа ошибаются самое большее на полпроцента!
— Да, у Львова работают профессионалы высочайшего класса, — уважительно произнес Жихарев. — И Львов обещает двадцать седьмого дать предварительный прогноз по президентским выборам… Эй, что делает этот идиот?!
Посмотрев в сторону, куда указывал генерал, Сергей увидел, как боевая машина пехоты, стоявшая за углом больницы, сорвалась с места и двинулась в сторону их группы. Генералы и офицеры, собравшиеся возле командно-штабной машины, сразу почуяли неладное, поскольку вся полковая бронетехника давно должна была покинуть район учений, а эта БМП шла на третьей скорости, откровенно наводя на них торчавший из башни длинный тонкий ствол 30-миллиметровой автоматической пушки. С четырехсот метров экипаж БМП открыл огонь. Жихарев и остальные приглашенные невольно пригнулись, словно это могло уберечь под таким обстрелом. Но между КШМ и атакующей машиной заструились в несколько слоев радужные пленки. Ударившись о силовые щиты, снаряды начали таять и взрываться на безопасном удалении. Лишь немногие боеприпасы смогли преодолеть даже второй слой защитного поля, третий же щит и вовсе не был прорван. Неожиданно БМП свернула влево и вскоре остановилась.
— Кто в машине?! — рявкнул разъяренный Жихарев. — Взять его!
Со всех сторон к неподвижной машине сбегались бойцы «Финиста». По приказу командира третьей роты два гранатометчика держали БМП на прицеле, а еще пять автоматчиков проникли в корпус через задний и верхний люки.
— До чего же обидно, — проговорил Сергей. — Почти два месяца я чистил личный состав, а все равно проглядел каких-то гадов!
— Два месяца в нашем деле — срок небольшой, — флегматично сообщил генерал из военной контрразведки.
Подъехав к БМП, они увидели, как солдаты вытаскивают через люк десантного отделения бесчувственные тела экипажа. Ротный доложил:
— Товарищ подполковник, они не наши. Оба — не из «Финиста».
— Хоть это утешает, — с некоторым облегчением проворчал Сергей. — Чем это вы их так приложили — прикладами, что ли?
— Никак нет, когда мы вошли в машину, механик-водитель и башенный стрелок-оператор были уже без сознания. Но дышат.
— Чудеса какие-то, — прокомментировал генерал, представлявший Федеральную службу безопасности.
— Никаких чудес, обыкновенный электрошок… — Сергей смахнул снег с бушлата и тихо сказал: — Спасибо, Лабиринт.
Ответа не последовало, но подполковник знал, что Координатор услышал его благодарность. Пораженных электрическими ударами незнакомцев увезли на допрос.
Постепенно разъехались остальные.
Прощаясь с командиром полка возле своей машины, Жихарев сказал:
— Продолжай в том же духе. Наверху следят за тобой, но пока вроде бы нареканий не было.
Сергей раздраженно ответил: дескать, прекрасно понимает, что все его старания — типичный мартышкин труд. Не дай Бог, повторятся события вроде буденновских, так на ликвидацию террористов наверняка бросят не подготовленных для такой акции профессионалов, а соберут с бору по сосенке милиционеров и плохо обученных сопляков срочной службы.
— Очень может быть, — грустно согласился генерал. — Ну, бывай… Да, чуть не забыл — с Рождеством тебя.
— И тебя тоже. Только главный наш праздник двадцать седьмого будет.
— Это точно. Придешь?
— А как же!
Ежегодно 27 декабря, в день штурма президентского дворца в Кабуле, традиционно собирались ветераны спецназа из подразделений «Каскад», «Альфа», «Бета», «Гамма», «Волна», «Вымпел», «Кальмар», «Ястреб», «Витязь». В этот раз встреча обещала стать особо интересной — слишком уж много всякого случилось за истекший год, и к тому же все ждали доклада ИСТРИСа с внутриполитическими прогнозами на ближайшие четверть века.
…Когда он вернулся к себе в Бутово, Диана уже дремала, но немедленно встала, заслышав щелчок дверного замка, и побежала на кухню греть ужин.
Хозяйкой она оказалась идеальной. Вообще Каростины жили душа в душу, за месяц после свадьбы ни разу не поцапались и прекрасно друг дружку понимали. По этому поводу они даже позвонили Баху и долго благодарили за дельный совет.
Сергей не стал говорить жене о сегодняшнем происшествии на тактических учениях — нечего ребенка расстраивать. За ужином Диана рассказала, как продвигается работа над двухтомной монографией, которую задумал Тарпанов.
Казалось, все ее мысли полностью заняты этой книгой, но неожиданно Диана вдруг сказала:
— А все-таки жаль, что у нас больше нет доступа в Лабиринт. Мне его не хватает, как будто хороший друг уехал.
— У меня такая же тоска, — признался Сергей.
Уже за полночь они собирались отправиться в спальню, но тут внезапно на стене появился пылающий контур входа в многомерный тоннель. Ледяной голос робота потребовал немедленно явиться в Лабиринт, и супруги Каростины прямо в домашних тапочках и спортивных костюмах, не раздумывая, метнулись на Станцию.
Здесь их уже ждали остальные: Аркадий, Николай и Алексей с Пасари. Аркадий весело сказал:
— Что-то быстро четверть века пролетела!
Ему ответил мозг Станции:
— ВОЗНИКЛА НЕШТАТНАЯ СИТУАЦИЯ. ТРЕБУЕТСЯ СРОЧНОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО ПЕРСОНАЛА. СЕЙЧАС С ВАМИ БУДЕТ ГОВОРИТЬ КООРДИНАТОР ДЕВЯТОЙ ВЕТВИ…
Константин Мзареулов
Звёздный лабиринт — 2
Часть I
ЛАБИРИНТ ПОД УГРОЗОЙ
Глава 1
УЩЕЛЬЕ КРАСНЫХ ПАРТИЗАН
Перед ночным штурмом Сергей завалился спать пораньше, поручив Рубцову поднять его в два часа, и этот приказ командира полка капитан выполнил минута в минуту. Скатав спальник, Сергей натянул бронежилет и, подвесив на плечо автомат, прокрался на позицию передового охранения.
Командовавший дозором Демьяненко, отложив инфракрасный бинокль, шепотом доложил:
— Товарищ подполковник, происшествий не было. Противник отдыхает. Во дворе ориентира-три продолжают гулять человек двадцать, остальные спят.
— Шашлыка небось нажрались, — не без зависти проворчал Сергей. — Вон костер до сих пор искры столбом пускает… Численность банды установили?
— Стволов полста, — уверенно ответил старлей. — От силы шесть десятков.
Один бронетранспортер стоит прямо около штаба, другой — позади забора ориентира-три. Дорогу прикрывают два секрета…
Они накрылись бушлатами, и, подсвечивая фонариком, Демьяненко показал на карте расположение вражеских постов. Места для охранения противник выбрал грамотно — засевшие на извилинах неширокой горной дороги стрелки могли задержать здесь батальон пехоты. Только сегодня Чарых-Мартан штурмовала отнюдь не пехота, так что принятые боевиками предосторожности пропали впустую. Спецназу доводилось брать и не такие крепости.
Подполковник поднес к глазам ночной бинокль, чтобы окончательно вникнуть в обстановку. Первую засаду неприятель разместил в полутора километрах от окраины селения: три боевика залегли в кустах и — следовало рассчитывать на худшее — внимательно наблюдали за движением по единственному пути, ведущему к Чарых-Мартану. Бинокль показывал яркие зеленые пятна — это работали лазерные прицелы. Второй дозор устроился километром выше, причем лишь один из четверки боевиков осматривал местность сквозь ночной прибор. Другими словами, бдительности там было поменьше. Оно и понятно, второй эшелон всегда расслабляется… Сергей повел окулярами и увидел башню броневика, торчащую над оградой крайнего дома, он же ориентир-три. Кроме того, в глубине селения скрывался еще один БТР-70, а также два автомобиля — Кам АЗ и «джип-мицубиси», оборудованный спаренным зенитным пулеметом. Личного состава в Чарых-Мартане было раза в три больше, чем спецназовцев «Финиста», однако внезапность ночной атаки сводила такое преимущество на нет.
Созвав командиров боевых групп, подполковник поставил боевую задачу:
— Рубцов со своими скалолазами поднимается по Южному склону, где они не выставили постов — считают гору неприступной. В четыре ноль-ноль выйдешь к ориентиру-два. Я со вторьм и третьим взводами двигаюсь по дороге. Примерно в половине четвертого, когда мы выйдем к повороту у трех деревьев, снайперы снимут нижнюю засаду. Затем, когда мы приблизимся к этому месту… — он показал на карте очередной изгиб горного серпантина, — к месту, после которого нас может заметить верхний дозор, Демьяненко по моему приказу ударит в них из «Валторны».
Покончив с засадой, положишь пару-тройку осколочных гранат в здание предполагаемого штаба, после чего начинаешь глушить БТР на околице бронебойными.
Селение атакуем одновременно: я — с запада, Володя — с юга. Прорываемся к центру, истребляя всех, кто держит оружие. Штаб нужно взять по возможности без лишних разрушений. Друзья из ГРУ считают, что там должны быть интересные документы. Старшим в лагере остается Демьян. Все.
— Ясно. — Рубцов кивнул. — Кто будет работать по нижнему дозору?
Вопрос был, что называется, очень интересный…
— Да, со снайперами у нас проблемы. — Подполковник вздохнул. — Первый номер — Фомин, второй — Гастон. Так что, Володя, объясни ему задачу. Ты у нас единственный парле ву франсе.
— Он и по-русски неплохо понимает. — Рубцов тихонько хихикнул. — Где только обучался…
— Не наше дело… Давайте, ребята, кормите личный состав. В два тридцать начинаем выдвигаться.
Отпустив остальных офицеров, Сергей подвел Демьяненко к «Валторне». Этот реактивный гранатомет забрасывал стомиллиметровые снаряды весом в десять килограммов на пять километров, а в горах дальнобойность увеличивалась до семи.
— Выдвинешь машинку на позицию только после моей команды, — наставлял взводного подполковник. — Помни, та обязан накрыть их пост первой же гранатой, а потом немедленно перенесешь огонь на селение.
— Сделаю, командир, не впервой. Когда я играю на «синтезаторе», сбоев не бывает.
Легонько ткнув кулаком нахального хвастуна, Сергей велел ему заняться делом. Впрочем, пацан не привирал — на «синтезаторе» (так они называли между собой пульт управления «Валторны») Демьяненко работал виртуозно, сажая реактивный снаряд в макет танка даже на предельных дистанциях. Ласково погладив ствол гранатомета, командир повернулся спиной к орудию и слегка вздрогнул от неожиданности, увидев в полуметре от себя страшное лицо меланхоличного монстра.
Спору нет, Гастон был профессионалом высочайшего класса — даже в ночной тишине, когда любой шорох разносится на полмили, подкрался абсолютно незаметно. Такое искусство вырабатывается лишь многолетней практикой прогулок на волосок от смерти.
— Командор, это анкоррект, неправильно, — произнес француз возбужденным шепотом. — Я хотеть атака на ферма. Я платить за это деньги, хотеть убивать моим «банджо».
«Армейским банджо» Гастон называл саперную лопатку, которой великолепно пользовался в рукопашных схватках. Позавчера, когда брали гнездо снайпера, Машен в одиночку бросился на троих чеченских автоматчиков из группы прикрытия и зарубил их своим «банджо» столь стремительно, что боевики не успели ни разу выстрелить. Даже видавшие виды ветераны спецназа были удивлены таким мастерством. И еще потрясало лицо этого «солдата удачи» — жуткое, словно обгоревшее. Не лицо, а морщинистая маска, почти лишенная мимики. Сам Гастон как-то обронил, будто его накрыло напалмом, и случилась такая неприятность не то в Африке, не то в Полинезии — старый наемник не любил вспоминать свое бурное прошлое, поэтому, даже начав что-то рассказывать, неизменно умолкал на самом интересном месте.
— Поймите, Гастон, вы нужны в качестве снайпера. В этом бою нам необходимы два опытных стрелка, которые умеют работать с оптическим прицелом… — Для вящей убедительности подполковник показал ему два пальца и вдобавок мобилизовал все свои скудные познания в области иностранных языков: — Ай нид ту снайперз. Ферштейн? В смысле — компрене ву?
— Да, понимай. — Сморщенная маска исказилась пугающей пародией на улыбку.
— Капораль Басили — тоже снайпер. Гастон и капораль будет стрелять на инсургентов.
— Вот и замечательно. Сначала вы убьете караул… как это по-вашему… гарде. Потом стреляйте по деревне. Дошло?
— Да-да, конечно, командор. — Машен беспомощно развел руками. — Но я очень хотель батали на ферма. 0-ля-ля, это такой удовольствий!
— В деревне подраться хотелось? Штурм населенного пункта — сложная форма боевых действий, — строго напомнил подполковник. — Сложная и опасная. Иди, Гастон, и будь готов.
«Только лягушатника мне там не хватало, — раздраженно подумал Сергей, провожая взглядом широченную спину француза. — Отвечай потом, если с иностранцем что-нибудь случится». Конечно, старик был очень хорош в рукопашной, но со снайперской винтовкой в руках он сегодня принесет куда больше пользы.
«Финисты» наскоро перекусили холодными консервами (разводить огонь означало бы демаскировать подразделение), и командир дал команду строиться.
По прямой от рощи, где они разбили лагерь, до превращенного в опорный пункт Чарых-Мартана было чуть больше километра, однако их разделяла глубокая пропасть.
В Гражданскую войну где-то поблизости каратели окружили отряд легендарного Шерипа Ахтаева, и с тех пор это место называлось Ущельем Красных Партизан.
Крутые склоны казались неприступными — во всем «Финисте» нашлось всего шесть альпинистов, которые вызвались вскарабкаться на отвесную стену скалы. Поэтому Рубцов повел свою шестерку через ущелье, а двадцать спецназовцев во главе с подполковником двинулись в обход по серпантину.
Луна и звезды проливали достаточно света, чтобы видеть дорогу — тем более через инфракрасные очки. Шли налегке, несли только оружие и боеприпасы — всего не больше десятка кило, не считая брони. Было тихо и спокойно, безмолвие нарушали только обычные ночные звуки: шорох ветра в листве да голоса птиц и зверей. И еще доносились ослабленные расстоянием крики и пение гулявших в селении боевиков.
Окрестности оставались пустынными, движение не отвлекало внимания, и мысли невольно потекли по привычному руслу. Сильнее всего в последние дни тревожили Сергея проклятые сны, которые начались, как только сводный отряд «Финиста» прибыл в Чечню. Словно ожили давние рассказы отца: города, населенные одноглазыми великанами, сражения в космическом пространстве и на каких-то незнакомых планетах… Ладно хоть сегодня прямо перед боем не снилась эта дьявольщина. Хороший бы он был вояка после таких изматывающих видений…
Подполковник отвлекся от этих раздумий, когда к нему обратился один из спутников:
— Вы доверяете этому французу?
— Он хороший боец, — уклончиво ответил Сергей. — А вы, Ваха, похоже, никому не доверяете. Профессиональная черта?
Сорокапятилетний Ваха Даламов, майор из Управления ФСБ по Чеченской Республике, был прикомандирован к отряду «Финиста» и за эти четыре дня показал себя с лучшей стороны. Перед приходом к власти Дудаева он служил в госбезопасности автономной республики, пытался наладить сопротивление, за что новые власти приговорили Даламова к смертной казни. Майору светила перспектива украсить своей головой центральную площадь Грозного, однако Ваха не попался. С первых выстрелов этой войны он был в гуще событий, лично участвовал в ликвидации многих банд, не раз проникал во вражеские отряды, наводя на боевиков федеральную армию.
— Гастон хорошо стреляет, — согласился майор. — И в рукопашном бою дерется как барс, а ведь не молодой уже. Интересно бы узнать, где старик набрался опыта.
— Интересно, — согласился Сергей. Француз Гастон Машен появился в «Финисте» с месяц назад. Спецполк, как и все Вооруженные Силы, остро нуждался в финансах, а потому подполковник Каростин, по согласованию с министерством, решился на неординарные меры. В прессе разных стран были помещены приглашения для любителей острых ощущений, желающих вплотную познакомиться с русским спецназом. Уплатив всего четыре тысячи долларов, любой житель дальнего зарубежья получал право провести три месяца в элитной воинской части специального назначения, тренироваться на настоящей полосе препятствий наравне с новобранцами, освоить новейшее российское оружие, отведать солдатской пищи.
Энтузиастам, особо отличившимся по части боевой подготовки, гарантировалась радостная перспектива отправиться в Чечню на войну против настоящих боевиков.
Откликнулось человек двадцать, включая Гастона. Если верить его документам, в молодости мсье Машен служил в мотопехоте, но истинный послужной список француза наверняка был куда обширнее. Сергей подозревал, что Гастон — профессиональный наемник, не одно десятилетие проливавший кровь — свою и чужую — в локальных конфликтах по всему свету. А может, агент какой-нибудь зарубежной спецслужбы — в наше время всякое бывает. Так или иначе, на поле боя отставной капрал (сам он говорил «капораль») проявил себя выше всяких похвал…
— Гастон не тот, за кого себя выдает, — настаивал Ваха.
— Я понял это на второй день, — фыркнул подполковник, а затем тихо скомандовал: — Внимание. Всем стоять.
Он увидел, как в трехстах метрах впереди колонны залег головной дозор, и шепнул в микрофон рации:
— Демьян, мы у первой точки.
Последовали несколько секунд мертвой тишины, после чего из вмонтированных в каску миниатюрных наушников послышался голос Гриши Демьяненко:
— Букет гвоздики.
Условная фраза означала, что снайперы покончили с нижней засадой. Гастон Машен и прапорщик Вася Фомин выполнили задачу, использовав винтовки Драгунова с глушителями. Сергей махнул рукой, приказывая возобновить марш, и распорядился по радиотелефону:
— Демьян, готовь музыку.
После этого приказа по ту сторону ущелья должна была закипеть работа.
Пятеро оставшихся в лагере бойцов принялись выдвигать на прямую наводку «музыку», то есть «Валторну». Тем временем штурмовая группа ускоренным шагом направилась к следующему повороту серпантина, все выше уходя в гору. Вскоре они миновали кусты, в которых совсем недавно притаился вражеский пост. Трупы уже остывали, все трое были убиты попаданием в голову, что считалось у снайперов показателем высокого класса.
Чуть позже, когда они приблизились к последнему завитку дороги, в наушниках Сергея прозвучали подряд два рапорта. Демьян: «Музыка готова». Рубец: «Еловая шишка». Итак, «Валторна» уже стоит на огневой позиции, а группа Рубцова благополучно вползла по склону и готова атаковать Чарых-Мартан с направления, откуда противник вовсе не ожидал нападения. Часы показывали 3.42 — операция развивалась точно по графику. Глубоко вдохнув холодный воздух, Сергей произнес в микрофон очередную условную команду:
— Я — дирижер. Начинайте симфонию.
Тут же грохнула «Валторна», и управляемая по радио реактивная граната, издавая душераздирающий скрип, прочертила огненную трассу над могилой красных партизан. Снаряд разорвался точно в кустах, где расположился секрет духов.
Спустя шесть секунд — нормативный интервал между выстрелами — в то же место ударила вторая осколочная граната. Похоже, Гриша решил подстраховаться, чтобы у главных сил не было неожиданностей.
Сергей приказал своему отряду:
— Бегом!
В Чарых-Мартане наверняка поднялась тревога, боевики выскакивают из домов, готовясь занять оборону. Самое время переносить огонь на аул, чем и занялись огневики Демьяна. Реактивные гранаты — осколочные и бронебойные — одна за другой завершали свой полет среди строений. В опорном пункте начались пожары, среди языков пламени беспорядочно метались темные силуэты боевиков.
Спецназовцы пробежали мимо разодранных огнем и осколками трупов последнего дозора. Подполковник на ходу распределял боевые задачи. Штурмовая группа беспрепятственно ворвалась на окраину селения, где горел бронетранспортер.
Из-за угла большого каменного дома сверкнули выстрелы, и трассеры мелькнули возле левого уха. Сергей выпустил по вспышкам гранату из подствольника и добавил в ту же сторону длинную очередь. Успев зафиксировать краем глаза, как падает срезанная его огнем фигура, он перемахнул через забор и заскользил между фруктовых деревьев.
Со всех сторон доносился треск автоматов. Это палили боевики — солдаты «Финиста» пользовались бесшумным оружием. Изредка доносились разрывы гранат.
Сергей и следовавшие за ним три бойца быстрым шагом пересекли сад. Когда они, преодолев следующий забор, очутились во дворе соседнего дома, навстречу выбежали два боевика. Спецназовцы уложили эту парочку, оставаясь незамеченными под тенью деревьев. «Финист» воевал только так — приносил невидимую и неслышную смерть.
Потом они наткнулись на дом, из окон которого тарахтели непрерывные очереди многих стволов. Огонь заблокировал деревенскую улицу, ведущую к штабу Хандруева.
По приказу командира дом расстреляли из четырех подствольных гранатометов. После второго залпа обрушилась крыша, внутри устоявших стен занялся пожар. Оба станковых пулемета и все «Калашниковы» сразу заглохли, но для надежности каждый «финист» швырнул в развалины по ручной гранате. Когда просвистели осколки, можно было не сомневаться, что с этим очагом сопротивления покончено. Почти одновременно вздыбился мощный столб пламени левее, — очевидно, прорывавшаяся там группа Даламова разнесла склад боеприпасов.
Прыжок через очередной забор вывел их на главную улицу селения, которая вела к капитальному двухэтажному зданию, где разместил свой штаб и главный опорный пункт небезызвестный Динар Хандруев, по кличке Удав. По улице как раз прогрохотал последний БТР противника, за машиной нестройной колонной шумно топали десятка полтора духов. Продолжая держаться в тени, штурмовая группа пропустила врага, а затем скосила длинными очередями. Пока трое разбирались с пехотой, прапорщик Кулебякин, прячась за забором, пробежал шагов тридцать и бросил противотанковую гранату, угодив в моторное отделение машины. Из пылающей стальной коробки выскочили двое, которых тоже скосили на месте. Впрочем, радоваться пока не стоило: от основательно потрепанного снарядами «Валторны» штабного здания бежали боевики. Было их около двадцати, и они беспорядочно поливали окрестности автоматным свинцом.
«Финисты» залегли, открыв ответный огонь. Потеряв пятерых, боевики попятились, продолжая бестолково палить. Один из бойцов спецназа вскрикнул, схватившись за бок — бронебойная пуля протиснулась-таки между титановыми пластинами его бронежилета. Пока парню оказывали первую помощь, Каростин и Кулебякин методично расстреливали топтавшихся на месте хандруевцев. Уложив одного за другим троих, Сергей перекатился на десяток шагов и выпустил гранату из подствольника. Боевики дрогнули и побежали, но тут к ним подошло подкрепление, и вражеская цепь снова двинулась в атаку, поддержанная работавшим с чердака станковым пулеметом. Судя по звуку, это был НСВ.
Почти одновременно подтянулась группа Даламова. Теперь по выбежавшему из укрытия отряду чеченцев стреляли девять спецназовцев, которым отвечали около тридцати автоматов с улицы и пулеметы, установленные на крышах трех домов. Это было не слишком приятно, но Сергей знал, что делает. Оттянув на себя главные силы банды, он обеспечивал продвижение остальных подразделений, которые в это время охватывали штаб с флангов.
Пулеметчиков в порядке живой очереди сняли прицельными выстрелами, пехоту косили почти в упор сосредоточенным огнем. Так и не сумев приблизиться к постоянно менявшим позиции спецназовцам, боевики отступили, оставив на улице полторы дюжины трупов. И в тот же момент загремели разрывы гранат на противоположной окраине аула — это вступила в бой группа Рубцова, а вскоре еще два отделения спецназа атаковали штаб справа. Скопившихся перед особняком автоматчиков врага перебили перекрестным огнем, так что под защиту каменных стен успели убежать немногие.
Начинало светать. Подполковник приказал двум боевым группам прочесать и зачистить селение, а остальным готовиться к штурму последнего опорного пункта.
Утирая пот со лба, Ваха Даламов сказал озабоченно:
— Нелегко будет взять этот домик. Стены крепкие, внутри засела почти половина банды. Все — отпетые бандиты, уголовники с многолетним стажем.
— Не беспокойтесь, майор. — Сергей пренебрежительно отмахнулся. — Кулебякин, действуй.
Прапорщик Кулебякин, мрачный верзила с огромными руками, славился в полку великолепным — до семидесяти метров — броском гранаты. Не высовываясь из-за укрытия, он кинул свето-шумовую хлопушку точно в разбитое окно второго этажа.
Следом полетели еще несколько гранат — свето-шумовых и снаряженных слезоточивым газом. Невыносимый грохот, слепящие вспышки, клубы едких аэрозолей мгновенно парализовали всех, кто находился внутри. Когда бойцы «Финиста» в противогазах стремительно ворвались в двухэтажку, им почти не пришлось применять силу.
Уцелевшие натужно кашляли, скорчившись на полу или прислонясь к стенке.
Сражаться никто из них уже не был способен, поэтому спецназовцы повязали остатки банды почти без стрельбы. Лишь отдельные оглушенные боевики пытались оказать сопротивление, но их уничтожили огнем в упор. Пленных уложили на заднем дворе и приступили к выяснению личностей, должностей, воинских званий.
Легкораненого главаря банды Сергей решил допросить с помощью майора Даламова — на случай, если понадобится надежный переводчик с чеченского. Динар Хандруев, яростно матерясь, орал, что ни слова не скажет проклятым оккупантам, что все равно убежит и снова будет убивать, пока не задушит всех врагов собственными руками. Поскольку лишнего времени не имелось, Даламов пару раз съездил Удава по голове острым углом откидного приклада. Кровь обильно потекла по лицу. Динар захлебнулся и стал вести себя потише, во взгляде бандита появились признаки страха.
Бойцы, проводившие обыск в штабных помещениях, принесли сумки с документами и деньгами — все эти рубли, доллары, фунты, дойчмарки были законной добычей «Финиста». Просмотрев захваченные в штабе бумаги, Сергей и Ваха обнаружили немало любопытного.
— Значит, сегодня вы должны были двинуться на Грозный? — спросил подполковник.
Главарь разгромленного отряда кивнул и застонал.
— Все части нашего фронта должны до послезавтра просочиться в столицу и занять указанные позиции, — прошипел Удав. — Шестого августа начнется общий штурм.
— Все? — недоверчиво переспросил Каростин. — Неужели нет полевых командиров, которые не подчиняются вашему штабу?
Динар нехотя признал:
— Есть несколько предателей… — Динар презрительно сплюнул. — Вчера перебежал к нам один боец из Чограй-Юрта. Говорит, их командир отказался выполнять приказы главного штаба и собирается увести своих шакалов на юг, к истокам реки Айгур.
Сергей нашел на карте названные места и удивленно покачал головой. Было совершенно непонятно, за каким дьяволом боевики намерены тащиться в эту высокогорную глушь, где не имелось не то что военных объектов — даже населенных пунктов. Подполковник подумал, что главарь чограйской банды, осознав безнадежность дальнейшего сопротивления, решил уйти к грузинской границе и там отсидеться. А потом, наверное, попробует прорваться в Абхазию или еще куда-нибудь. Ну и черт с ними, пускай уходят. Меньше хлопот будет. Проблема малочисленного вражеского отряда волновала его сейчас меньше всего. Важнее было поскорее вернуться в Грозный и включиться в разгром просачивавшихся в город боевиков.
— Володя, сколько автомашин захвачено в исправности? — спросил командир полка.
— Считай, все на ходу, — доложил капитан. — Пара грузовиков и джип.
— Прекрасно. Поскорее разбирайся с пленными, грузи трофеи — и вперед.
Когда началась суета, в поле зрения подполковника промелькнул Гастон, который подбежал к сидевшему на корточках Удаву и о чем-то спросил. Выслушав ответ, француз метнулся на задний двор, где находились остальные пленные.
Заинтересовавшись, Сергей направился следом.
Здесь уже кипела работа. Взвод капитана Рубцова приступил к ликвидации духов, поскольку везти их с собой «финисты» не могли, а оставлять в живых и на свободе было попросту глупо. К тому же спецназовцы хорошо знали, как жестоко расправляются чечки с попадавшими в их руки контрактниками. Поэтому действовали как обычно: комсостав связали и закинули в кузов КамАЗа, а остальных пустили в расход. Солдаты методично уводили вопивших от страха боевиков на улицу и там расстреливали. Что поделать, война — жестокое дело…
Оглядев эту картину, Гастон заорал:
— Кто здесь Мустафа Бахаев?
— Я! Я здесь! — радостно крикнул кто-то из толпы. Машен схватил Бахаева за ворот и принялся допрашивать на почти чистом русском языке. Когда Сергей незаметно подошел к этой парочке, держась за спиной Гастона, пленный боевик как раз подтверждал, что именно он перебежал в Чарых-Мартан из Чограй-Юрта.
— Кто был ваш командир?
— Никто не знает, как зовут этого волка, — запинаясь, прошептал внезапно побледневший Мустафа. — Мы называли его Кара-Шайтан, Черный Дьявол. Страшный человек, ни за что мог убить, все его боялись. Он всегда носит черный плащ-накидку, голову прячет под капюшоном. Никто в отряде не видел его лица. Но все боятся, даже самые отпетые. Один джигит хотел сказать слово поперек и умер на месте. Раны не было, крови не было — просто упал мертвый… Все боятся, а я убежал. Не хотел с этим сатаной в грузинские горы уходить…
— У него есть аппаратура? — быстро спросил Гастон. Полузадушенный туго стянувшимся воротником свитера боевик не понимал, о чем идет речь, и только вертел головой в безнадежных попытках ослабить мертвую хватку старого наемника.
Сделав шаг вперед, Сергей сказал:
— Тебя спрашивают — у вашего командира были какие-нибудь приборы?
От неожиданности Гастон резко обернулся, сверля командира свирепым взглядом. Француз явно не подозревал, что кто-то слушает его, стоя почти вплотную за спиной. Узнав подполковника, Машен не без труда попытался согнать с лица свирепую гримасу. Впрочем, его напоминающий мятую подметку анфас стал от этих усилий немногим приветливее. А Бахаев тем временем сообщил:
— Да-да, у него были разные машинки. Я видел синюю коробку, из нее желтая трубка торчала, еще другие были… Он держал эти приборы, понимаешь, в рюкзаке.
Но я два… нет, три раза видел, как он прибор вытаскивал и чего-то делал. Как будто топограф местность изучает… И еще в мешке много других вещей есть. Нам Мурад рассказывал, он всегда таскает барахло Кара-Шайтана…
«Счетчик радиации, наверное, — мысленно предположил Сергей. — Урановые руды ищет? Или, может быть, проверяет слухи, будто в этих горах остались с советских времен атомные боеприпасы…»
Отпустив пленного, Гастон сказал:
— Командор, надо убивать этот Кара-Шайтан. Серж, ви дольжен делать этот петит операсьон.
— Сейчас у нас другие задачи, нет времени на твои «маленькие операции», — отрезал подполковник. — Быстрее закругляйся здесь и полезай в грузовик.
С бандой Хандруева было покончено. Сводная рота спецназа, погрузившись в трофейные машины, тряслась по плохой дороге. Пользуясь свободными минутками, «финисты» распаковали пластиковые коробки экспериментального солдатского пайка ИРП-1 и с аппетитом рубали сосисочный фарш, перловку с мясом, галеты и тушенку, закусывая обед сладким изюмом и запивая эти радости жизни фруктовыми соками.
Утомленный нелегким днем, Сергей привалился к борту кузова. Гастон подобрался к нему, сел рядом и снова стал уговаривать командира повернуть роту на юг, прочесать горы от Чограй-Юрта до истоков Айгура и уничтожить банду таинственного Кара-Шайтана. Он даже намекнул, что на этом деле можно заработать неплохие бабки. Гастон явно имел какой-то интерес, и Сергей, как ему казалось, догадывался, в чем тут дело. Подполковник предполагал, что француз был агентом какой-то зарубежной спецслужбы, а Кара-Шайтан состоял в конкурирующем ведомстве другого государства… В любом случае не имело смысла гоняться по горам за крохотным отрядом боевиков, когда назревали большие неприятности в Грозном.
Сейчас подполковника гораздо больше интересовала личность самого Гастона, поэтому Сергей осведомился:
— Ты — хороший солдат, старик. Где научился воевать?
— Меня долго учили, — по обыкновению, уклончиво ответил иностранец.
— И где ты воевал — Африка, Вьетнам, Афганистан?
— Луандьё… далеко отсюда. — Обгорелая маска по-прежнему не выражала эмоций.
— И русскому языку тоже научили давно и далеко. — Сергей не собирался отступать.
— Нет, командор, этому я научился поближе и совсем недавно. — Гастон отвел взгляд. — Ты тоже хороший солдат, командор. Но ты много не понимать… Здесь появляться террибле… страшный опасность для всех. Я один не могу победить, ты один тоже не можешь победить. Вместе надо. Но если ты не хотеть помогать, я буду пойти один.
— Никуда ты без моего приказа не пойдешь, даже в сортир! — повысил голос Сергей. — Будешь играть в свои шпионские игры, когда кончится срок контракта с «Финистом».
Вместо ответа мсье Машен похлопал его по плечу и перебрался на другой конец кузова. У подполковника совершенно не было настроения заниматься неврозами закордонного гостя.
Он снова переживал неприятные обстоятельства сегодняшнего боя. Пули не раз свистели в угрожающей близости, а когда он брал Удава, этот бугай успел ударить подполковника кинжалом. Конечно, все обошлось — клинок, не причинив вреда, скользнул по титановым пластинам нагрудного панциря, но такой факт вообще не имел права на существование, поскольку роботы Лабиринта обязаны были защищать силовыми полями всех Посвященных. Однако энергетические барьеры не действуют вот уже который месяц, — стало быть, в Лабиринте случилось что-то чрезвычайное. Это серьезно беспокоило Сергея: неожиданный отказ инопланетной техники мог оказаться куда опаснее, чем любые земные войны, политические интриги или происки враждебных разведок.
Вскоре после полудня, когда августовский зной становится совсем невыносимым, «финисты» прибыли в Ханкалу. Здесь, на авиабазе, расположенной неподалеку от Грозного, обосновался штаб Объединенной группировки войск министерств обороны и внутренних дел. Подполковник приказал Рубцову организовать для личного состава баню, кормежку и отдых, а также сдать куда положено пленных, захваченные документы и часть трофейной техники. Капитан правильно понял командирское «часть»: самая ценная добыча, вроде спутниковых раций, останется в распоряжении «Финиста».
В штабе Сергей потребовал встречи с командующим. Оказалось, что тот недавно отбыл в отпуск и можно поговорить только с заместителем командующего генерал-лейтенантом Куликовским. «Надо же, здесь Кирилл за главного», — обрадовался Сергей.
Они познакомились лет семь назад, когда полк внутренних войск полковника Куликовского был переброшен в охваченную массовыми беспорядками республиканскую столицу. Там же, на окраине огромного южного города, дислоцировался «Кальмар» — дивизион подводных диверсантов, которым командовал майор Каростин. Тогда им удалось совместными усилиями перемолотить орду погромщиков, за что оба офицера понесли суровые наказания: Кирилла сослали на должность замначальника колонии усиленного режима в забайкальскую глухомань, а Сергея и вовсе выгнали из армии.
— Вы получили мое предупреждение о намеченном штурме Грозного? — первым делом осведомился командир «финиста». — Я радировал в штаб с марша.
— И твое предупреждение получили, и по линии военной контрразведки получили, и чеченское МВД о том же сообщает, — успокоил его Куликовский. — Не беспокойся, мы готовы отразить любую атаку.
Они обсудили боевую обстановку, и Сергей попросил передать в Москву, чтобы сюда перебросили остальные подразделения «Финиста»: в такой напряженной обстановке следовало бы стянуть в столицу воюющей республики лучшие части спецназа. Кирилл заверил, что обязательно передаст его рапорт по инстанции.
— Значит, встретим их как положено, — сказал Сергей. — Пойду-ка я немного покемарю, а вечером начнем зачистку выявленных баз противника в городе.
Он уже собирался уходить, но вдруг вспомнил утренние события и осведомился, что известно штабу о банде некоего Кара-Шайтана.
— Есть такой полевой командир из числа безобидных, — ответил генерал. — От активных боевых действий с нашими войсками старательно уклоняется, поэтому и мы не трогаем его отряд. В общем, он нам не досаждает. С такими, как он, всегда можно договориться по-хорошему… Ну, ступай. Я распоряжусь, чтобы тыловики позаботились о твоих людях.
Личный состав «Финиста» бездельничал до самого вечера, а потом из Москвы поступил приказ немедленно возвращаться на место постоянного базирования части — спецназ срочно понадобился для других дел.
Транспортный Ил-96 уходил через час с небольшим, так что грузиться пришлось в обстановке общего аврала. Только в полете выяснилось, что на борту отсутствует Гастон Машен. Пропажа иностранца попахивала международным скандалом, но возвращать самолет на чеченский аэродром было невозможно, поэтому Сергей бросился к командиру экипажа и отправил тревожные радиограммы в Москву и Ханкалу.
Утром следующего дня, когда он был уже в штабе полка, поступили ответы. Из Чечни сообщили, что на территории авиабазы «Ханкала» Машена обнаружить не удалось. Еще интереснее было другое: МИД Российской Федерации, равно как французское посольство, единодушно заверял, что гражданин Франции по имени Гастон Машен за последние три года на территорию России не въезжал.
А на следующий день стало не до исчезнувшего француза: крупные силы чеченских формирований нанесли согласованный удар по основным объектам Грозного.
Глава 2
ДАВНИЙ ПРИЯТЕЛЬ
Аркадий Турин познакомился с Атиллой Бархановым в конце восьмидесятых годов на XVI Всесоюзной конференции по релятивистской астрофизике — так назывался раздел теоретической физики, изучавший происхождение и развитие Вселенной. Оба они, только-только защитив кандидатские диссертации, были полны идей, энтузиазма и иллюзий. Потом сверхдержава погрузилась в пучину хаоса, и люди интеллектуального труда внезапно стали никому не нужны.
Сам Аркадий до прошлого лета был озабочен лишь одним — как бы прокормить семью. В конце концов он занялся подводным поиском антиквариата и нашел-таки удачу. Атилле пришлось похуже: властям его республики очень не нравилось, что доцент местного университета стал активистом Интерфронта и выступает против этнических чисток, искоренения русскоязычных секторов в высшей и средней школе, а также прочих проявлений местного расизма. Были и звонки с угрозами, и другие неприятности. Под нажимом администрации жизнь семьи Бархановых быстро сделалась невыносимой, так что пришлось второпях распродавать имущество и перебираться в Подмосковье. Сейчас Атилла втридорога снимал комнатушку в Мытищах, где ютился с женой и двумя маленькими детьми.
И вот сегодня утром, совершенно случайно встретив старого знакомого на книжном рынке, что в спорткомплексе «Олимпийский», Аркадий пригласил его в гости.
— … Я почти добил теорию единого поля, на которой споткнулся старик Альберт! — Аркадий не мог скрыть торжества. — Осталось только получить коэффициент жесткости пространства. Еще немного усилий — и все уравнения будут готовы. И тогда ты тоже сможешь завершить свою модель пульсирующей Метагалактики.
Печально разведя руками, Атилла признался, что сейчас ему не до науки.
— Я же безработный, — сказал он с унылым видом. — Нигде не берут, потому как физики не требуются. Бухгалтера нужны, менеджеры, юристы, шлюхи, киллеры, специалисты по рекламе презервативов и гигиенических прокладок, но никак не физики.
— Если деньги нужны… — начал было Аркадий.
— Ну, деньги пока наличествуют, мы же квартиру продали, так что еще годик-полтора протянем. Но ведь нужно как-то устраиваться, детей на ноги ставить. Вот прочитал в газете объявление: приглашают добровольцев во французский Иностранный легион.
— Хочешь завербоваться? — удивился Аркадий. — Не думал, что тебе нравится воевать… Любишь стрелять?
— Во всяком случае, умею. Я же мастер спорта по пулевой стрельбе, да и в Афгане командовал взводом снайперов. А платят французы, должно быть, неплохо… — Гость улыбнулся. — Ну, хватит о грустном, тем более что есть более интересные темы. До меня дошли слухи, будто ты встречался с инопланетянами. Это правда?
Аркадий кивнул:
— Правда. Но контакт получился недолгим. Весной связь неожиданно прервалась.
— Да, я в курсе. На эту тему было несколько публикаций в прессе — нашей и американской. Но ведь вы общались с роботами пришельцев всю осень и всю зиму. Меня интересует, что вы узнали про те космические экспедиции, которые побывали на нашей планете за последние два-три тысячелетия.
— Экспедиции? Ты уверен, что они были?
С нескрываемым недоумением поглядев на приятеля, Атилла проговорил:
— Слишком много известно фактов, подтверждающих такую гипотезу. Неужели вы ни разу не спрашивали об этом?
— Мне очень стыдно, но только у нас руки не дошли, — признался Турин. — Честно говоря, я даже не подумал о такой возможности. Знаешь, случилось много всякого…
— Знаю. Но ведь это так важно! Я не могу поверить… — Барханов сокрушенно всплеснул руками. — В конце концов, ты — не только ученый, но и писатель-фантаст, а лидер вашей группы — сын известнейшего писателя-фантаста довоенных времен. Вам же должно быть хотя бы интересно…
— А ты, старик, неплохо осведомлен, — ухмыльнулся Аркадий. — Но тебе известно далеко не все…
В конце прошлого года они сообщили о Лабиринте представителям правительства, и вскоре Кремль поделился этой информацией с вашингтонским Белым домом. На высшем уровне договорились не сообщать через прессу о существовании грандиозной системы межзвездного транспорта, однако кое-какие сведения все-таки просочились. Некоторые газеты и журналы опубликовали сенсационные материалы, в которых домыслов, как водится, было гораздо больше, чем правды. Новость показалась публике столь невероятной, что интерес к сенсации быстро угас — читатели и телезрители попросту не поверили, посчитав подобные материалы очередной ложью журналистов.
А Лабиринт действительно существовал и был создан цивилизацией планеты Троклем, которая вращалась вокруг желтой звезды-субкарлика в созвездии Цефея на расстоянии ста тридцати световых лет от Солнца. Троклемиды, которые ни внешне, ни генетически не отличались от людей, приступили к межзвездным исследованиям примерно три с половиной тысячи земных лет назад. Космические корабли, развивавшие околосветовую скорость, доставляли в соседние планетные системы особые агрегаты — приемопередатчики материальных тел. Включение этих устройств позволяло создавать многомерные тоннели, двигаясь по которым можно было почти мгновенно преодолевать бездну, разделившую звезды. За первую тысячу лет густая сеть транспортных тоннелей превратилась в сложнейший Лабиринт, соединивший сотни Станций в радиусе двухсот световых лет от Троклема.
Сеть межзвездных тоннелей была двойной. Кроме научно-транспортного Лабиринта существовал военный, поскольку троклемиды враждовали с цивилизацией земноводных разумных существ, именуемых вешша. Примерно за пятьсот лет до начала нашей эры конфликт могущественных рас обернулся бойней — противники обменялись сокрушительными ударами. На заселенные миры обеих цивилизаций обрушились многие сотни боеголовок, начиненных антивеществом. Раскаленная плазма чудовищных взрывов испепелила города, расколола на части некоторые планеты, а кое-где вырвалась в пространство многомерных тоннелей, разрушив часть Лабиринта, примыкающую к Троклему.
Катастрофические события скоротечной космической войны отрезали от остального комплекса Девятую Ветвь Лабиринта, где находилась Станция Земля.
Персонал погиб, когда прекратилось централизованное снабжение энергией.
Управление обособленным участком Лабиринта перешло к Координатору. Этот псевдоразумный электронный мозг сумел сохранить большую часть Станций в режиме консервации. Примерно через полтора тысячелетия после Катастрофы роботы восстановили энергоснабжение, и Лабиринт продолжил исследовательскую работу согласно ранее введенным программам. Потянулись века, на протяжении которых сотни Станций активно изучали поднадзорные миры.
В конце августа прошлого, 1995 года на Черноморском побережье появился отряд аквалангистов, промышлявших «черным поиском», то есть добычей ценных предметов с затонувших кораблей. Пятерку «черных следопытов» возглавлял Сергей Каростин, отставной майор подводных диверсантов, изгнанный из Вооруженных Сил за слишком решительное исполнение воинского долга при подавлении мятежа экстремистов в одной южной республике. Под началом опального спецназовца работали геолог Николай Милютенко — беженец из той же республики, физик-теоретик Аркадий Турин, доводившийся двоюродным братом Николаю, программист Алексей Бужинский и политолог Диана Суханова.
Они подняли кое-какую мелочь с древнегреческой галеры, но в тот же день были взяты в плен бандой Арчила — главного криминального авторитета на российском Юге. От расправы аквалангистов спасло лишь появление неизвестных боевиков, которые перебили бандитов и отобрали у главаря список банковских счетов, хранящих средства воровского общака. Уже в Москве «черные следопыты» узнали, что их освободителями были Красные Стрелы — так называемый эскадрон смерти, созданный бывшими офицерами спецслужб, которые считали своим долгом уничтожение организованной преступности и утверждение справедливых порядков в масштабах всей страны. Лишь немногим было известно, что Красные Стрелы — это законспирированное боевое подразделение, состоящее из сотрудников ИСТРИСа — независимого Института стратегических исследований…
Среди множества находок с античной триремы оказались корона и глобус — портативные устройства троклемидов, открывающие проход на расположенную в параллельных измерениях Станцию. Сергей, Аркадий и остальные смогли проникнуть в Лабиринт и вскоре нашли общий язык с Координатором, который согласился признать пятерку землян (они называли себя Посвященными) наследниками троклемского персонала. Посоветовавшись с людьми, супермозг пришел к выводу, что не следует передавать накопленную за тысячелетия информацию ни человечеству, ни другим «молодым» цивилизациям, контакты же будут поддерживаться лишь неофициально — с отдельными представителями различных звездных народов. В благодарность за сотрудничество и посильную помощь Координатор позволил Посвященным использовать для личных целей технику Лабиринта.
Приемопередатчики предоставили друзьям уникальную возможность мгновенно перемещаться практически в любую точку Земли, а также путешествовать на другие планеты, где имелись Станции. Проникая в арсеналы различных армий, они собрали солидную коллекцию оружия и спецтехники, при помощи которых подняли около тонны золотых слитков с потопленного в конце войны немецкого рейдера «Валгалла».
Благородный металл удалось выгодно реализовать через бывшего соотечественника, обосновавшегося в Нью-Йорке. Почти месяц Посвященные беззаботно путешествовали по далеким планетам, охотились на экзотических зверей, прожигали жизнь на роскошных курортах.
До поры до времени серьезные неприятности исходили только от мафиозных кругов. «Крестные паханы» преступного мира не оставляли попыток выяснить обстоятельства гибели Арчила. Произошло несколько стычек, в которых полегла чуть ли не вся верхушка оргпреступности СНГ. При этом Посвященные позаимствовали из сейфа верховного авторитета Аввакума крупную сумму наличными и компьютерные дискеты, на которых были записаны номера банковских счетов многих воров в законе и коррумпированных политиков из некоторых стран.
К немалому удивлению Посвященных, они обнаружили на планете Пошнеста троклемскую военную базу, личный состав которой продолжал боевые операции против вешша. Узнав, что Аркадий работает над более совершенной теорией многомерных перемещений (Турину почти удалось объединить достижения ученых Троклема, Земли и некоторых других цивилизаций, включая вешша), троклемское командование потребовало, чтобы земной физик передал им свои результаты для постройки сверхмощного боевого звездолета. Посвященные оказались в щекотливой ситуации.
Они не без оснований опасались, что излишне тесное сотрудничество с инопланетными вояками может втянуть Землю в конфликт с могущественной расой вешша, которая уже почти залечила раны, нанесенные давней межзвездной войной.
А тем временем спецслужбы многих стран вышли на след пятерки Посвященных, не слишком заботящихся о конспирации. То и дело в средствах массовой информации появлялись их фотопортреты, сделанные в пикантные моменты, когда они грабили американские арсеналы или развлекались на островных курортах Карибского моря.
Контрразведчики, включая аналитиков ИСТРИСа, быстро пришли к правильному выводу: кто-то в России сумел получить доступ к технологиям звездных пришельцев. Особое рвение в охоте на Посвященных проявили ЦРУ, Моссад, ИСТРИС и Федеральное управление охраны правительственной информации. Последнее ведомство возглавлял генерал Восканов, он же Парафин, — в недавнем прошлом политработник, по вине которого прервалась военная карьера Сергея Каростина.
Первыми нашли Посвященных офицеры ИСТРИСа. Между ними быстро наладилось взаимопонимание и плодотворное сотрудничество. Однако Восканов, который готовил путч, опираясь на главарей преступного мира, похитил дочь и любовницу Сергея.
Парафин предъявил ультиматум: заложницы будут освобождены только в обмен на ключи к межзвездному транспорту. Отряд Красных Стрел сумел освободить пленниц, а Каростин собственноручно расправился с генералом-заговорщиком: прежде чем сдать Парафина властям, отставной майор от души изувечил давнего недруга.
Увы, события бурного дня на этом не окончились. Не успели Посвященные при поддержке Красных Стрел разгромить банду Восканова, как пришло известие, что в Лабиринт ворвалось подразделение троклемидов с Базы Пошнеста. Командование военно-космической базы надеялось захватить управление Лабиринтом и мобилизовать ресурсы поднадзорных планет для продолжения войны против вешша. К счастью, Координатор остался на стороне землян и помог разгромить милитаристов, не желавших прекратить межзвездное побоище.
Так удалось покончить с очередной волной неприятностей, но становилось очевидным, что Посвященных в покое не оставят — слишком уж много объявилось желающих монопольно владеть сплетением галактических маршрутов. И тогда пришлось пойти на жестокий, но вынужденный шаг. Координатор временно прервал контакты с человечеством, пообещав вновь выйти на связь лет через двадцать — двадцать пять, да и то лишь в том случае, если земляне за это время образумятся и хотя бы постараются покончить с войнами. И лишь один-два раза в год Координатор будет устраивать встречи с Посвященными…
— Что делается! Что творится! — без конца восклицал Атилла. — Такие дела, и никто ничего не знает!
Он был потрясен, а ведь Аркадий поведал далеко не все подробности прошлогодних событий. Турин умолчал, к примеру, что очаровательная троклемидка Пасари Малер, младший штабной офицер Базы Пошнеста, осталась на Земле и вышла замуж за Леху Бужинского. Ни слова не сказал он и о тех махинациях, которые Посвященные творили при помощи роботов Станции Земля с банковскими счетами мафии, переводя на свои подставные фирмы колоссальные суммы через всемирную компьютерную сеть. И еще Аркадий решил не упоминать Тарпанова — лидера быстро растущей партии, которого ИСТРИС считал идеальным кандидатом в президенты на следующих выборах. Впрочем, и это усеченное повествование изрядно ошеломило Барханова.
Немного опомнившись и наскоро переварив услышанное, Атилла осторожно поинтересовался:
— Значит, если я правильно понял, в радиусе сорока парсек от Солнечной системы сохранились осколки двух сверхцивилизаций?
— Не совсем так…
Включив ноутбук, Аркадий вызвал графический файл, изображавший трехмерную карту звездного неба, на которой были нанесены примерные границы известных внеземных рас. Троклемиды колонизировали несколько планет на расстоянии от ста до двухсот световых лет от Земли в направлении созвездий Цефей, Ящерица и Кассиопея. Когда-то эти миры были населены десятками миллиардов гуманоидов, но сегодня никто не знал, какова численность некогда великой цивилизации. Точно было известно, что уцелела База Пошнеста и еще несколько военных гарнизонов в Северной Короне — примерно в ста тридцати световых годах от Солнца. Всего на этих базах осталось не больше миллиона троклемидов.
— Постоянно бодрствует лишь каждый сотый, — сказал Аркадий. — А остальные спят в анабиозных камерах.
— А другие, как их там?
— Колонии вешша располагались главным образом в Волопасе… — Несколько раз «кликнув» мышкой, хозяин изменил ракурс картинки и очертил курсором обширный сектор галактического пространства. — Расстояние до них еще больше — от двухсот до четырехсот световых лет. Как нам известно, за три тысячелетия, прошедшие после войны, они восстановили разрушенное, теперь у вешша не меньше шести планет с населением до десяти миллиардов. Эти две цивилизации освоили субсветовую космонавтику и умеют перебрасывать крупные тела через многомерные внепространственные тоннели. Но есть и другие…
Очередной щелчок мыши вывел на экран таблицу, содержащую сведения об известных Лабиринту звездных народах. Три цивилизации уже приступили к межпланетным полетам, а разумные насекомые Годлана даже снарядили первую экспедицию к соседней звезде, но их корабль не вернулся, а экипаж был спасен лишь благодаря вмешательству Посвященных. Еще два десятка разумных рас уступали человечеству по части технологии.
— Есть совсем примитивные культуры, — рассказывал Аркадий, — есть и такие, что на уровне нашего средневековья или античности. Но это лишь те, чьи планеты доступны надзору с нашей Ветви Лабиринта. Наверняка должны быть другие, о которых мне ничего не известно.
К его удивлению, Атилла воспринял это известие не слишком эмоционально.
Кажется, астрофизик даже был слегка разочарован и после недолгих раздумий произнес:
— Иными словами, сегодня межзвездным транспортом располагают только две известные вам расы — гуманоиды, очень похожие на людей, а также земноводные, внешне напоминающие лягушек или тритонов. Так?
— Вроде бы так, — подтвердил Аркадий. — Во всяком случае, Координатор нам о других звездолетчиках не рассказывал.
— Он не рассказывал, а вы не удосужились спросить…
Барханов помолчал, а затем напомнил, что можно считать точно установленным факт неоднократного посещения Земли пришельцами из космоса на протяжении последних полутора тысяч лет, то есть как раз в период, когда цивилизации троклемидов уже не существовало, да и амфибиям-вешша было не до межзвездных исследований.
— Исторические хроники многих народов Европы и Южной Америки содержат сведения о появлении ящеров, говоривших человеческим голосом, — сказал Атилла. — В киевских летописях десятого века упоминались плывущие по Днепру «коркордилы».
Не позднее одиннадцатого-двенадцатого века африканское племя догонов имело удивительно достоверные знания о природе, причем знания были получены от существ, которые называли себя гостями со звезд. Внешним обликом эти учителя догонов заметно отличались от человека.
Неверно было бы думать, что все следы посещений относились к далеким столетиям. В тысяча девятьсот пятьдесят втором году сеть бразильского рыболовного корабля выловила обломок непонятной конструкции, отлитой из химически чистой платины. Предназначение и происхождение этой детали определить не удалось до сих пор, но доказано, что вплоть до конца восьмидесятых годов земные технологии не позволяли получать платину такой высокой пробы. К тому же весьма проблематично, чтобы какой-нибудь миллиардер решил шутки ради изготовить такую отливку, затратив почти два килограмма супердорогого металла.
— Точно датировать возраст металлических находок, как ты знаешь, невозможно. — Барханов сбивался на лекторский тон. — Но есть веские доказательства, что в период от девятого до одиннадцатого века на Земле побывали существа, похожие на рептилий, ящеров, драконов, крокодилов или на еще что-то в этом роде…
— Говоришь, летописцы назвали их «коркордилами»? Занятно… — Аркадий задумчиво помассировал лоб. — В десятом веке Станция Земля уже функционировала.
Следовательно, Координатор и Мозг Станции должны были знать об этих пришельцах.
— Поехали дальше, — с энтузиазмом предложил Атилла. Он извлек из портфеля ксерокопию страницы какого-то англоязычного журнала с текстом статьи о раскопках на тихоокеанском острове Феникс в марте 1934 года. На фотографии был отчетливо виден череп, довольно похожий на человеческий, однако имевший единственную глазницу, расположенную над переносицей. В отчете исследователей говорилось, что радиоизотопным методом определено время гибели загадочного существа — приблизительно начало прошлого века. Авторы статьи полагали, что находка может иметь два истолкования: либо необычный череп принадлежит земному уроду, либо — инопланетянину.
— Итого мы получаем уже как минимум два посещения, — резюмировал уфолог. — Тысячу лет назад прилетали ящеры, а двести лет назад Землю исследовали одноглазые циклопы. Согласен?
— Похоже на правду… — Аркадий неуверенно покачал головой. — С другой стороны, ты не хуже меня должен понимать цену подобным публикациям. Запросто может оказаться газетной уткой. Факты выдуманы, фотография — фальшивка. Бульварная пресса штампует такие дутые сенсации, как на конвейере.
— Публикации о вашем Лабиринте тоже сочли уткой, — парировал Атилла.
— Тоже верно. — Тут Аркадий вспомнил про звездолет, найденный роботами в океане планеты Сарто, удаленной от Солнца на восемьдесят четыре световых года в направлении созвездия Скорпион. Корабль затонул на большой глубине еще в те времена, когда аппаратура Лабиринта не работала из-за разрушений, причиненных войной между троклемидами и вешша. В прошлом году, получив от аборигенов информацию о той давней аварии. Координатор развернул работы с целью поднять из пучины неплохо сохранившийся космолет. Известно было лишь, что погибший на Сарто корабль построен не вешша и не троклемидами… Аркадий решил пока не говорить Барханову об этой истории. Хватит ему на сегодня головокружительных известий.
— Вы должны как можно скорее связаться с Координатором и как можно больше узнать обо всех посещениях, — возбужденно говорил Атилла. — Я почти уверен, что пришельцы где-то поблизости. В этом году около Земли появлялось слишком много комет.
— Погоди, старик, тебя начинает зашкаливать. — Аркадий замахал руками. — Какая связь между инопланетянами и кометами?
— Самая прямая, просто я забыл тебе рассказать… Ты слышал что-нибудь о профессоре Романе Недужко?
— А как же! Знаменитый астроном, открывший астероид Гермес. Кажется, его расстреляли в тридцать седьмом году.
— Ну, во-первых, не в тридцать седьмом, а в тридцать восьмом. Во-вторых, не расстреляли, а только арестовали. В-третьих, через год или полтора старика освободили, и Недужко вернулся в большую науку. Умер он при непонятных обстоятельствах в самом начале войны.
— В ополчение пошел, наверное, — предположил Аркадий.
— Если бы…
Усевшись поудобнее, Барханов принялся рассказывать о событиях, казавшихся не слишком правдоподобными даже для человека, повидавшего добрый десяток инопланетных рас. По словам Атиллы, получалось, что у Недужко имелись неопровержимые доказательства, будто некая внеземная цивилизация маскировала свои звездолеты под астероиды или кометы. Летом 1937 года в Солнечной системе появилось новое тело — астероид Гермес, причем первыми обнаружили этот планетоид два астронома: немец Рейнмут и работавший на Пулковской обсерватории Недужко.
Советский астроном, повторно фотографировавший Гермес в октябре тридцать седьмого, то есть в дни наибольшего сближения астероида с Землей, якобы зафиксировал на одном из снимков старт с Гермеса ракетных аппаратов. На основании этих наблюдений Недужко выдвинул гипотезу, что осенью 1937 года инопланетяне тайно высадились на Землю.
— Откуда у тебя эти сведения? — возбужденно спросил Аркадий.
— После войны Карл Рейнмут решил разобраться в обстоятельствах смерти Недужко — ведь оба профессора были не только коллегами, но и старыми друзьями.
Письма в советские инстанции не дали результата. В архивах Академии наук не оказалось нужных сведений о судьбе Недужко, а его единственная дочь вроде бы вышла замуж и поменяла фамилию, так что ее тоже не удалось найти. Однако Рейнмут умудрился собрать кое-какие сведения в архивах Германии, США и Японии. Его статью, посвященную жизни и смерти Романа Недужко, в шестьдесят восьмом году напечатал «Уорлд джорнел оф уфолоджи».
— В статье есть серьезные факты? — Турин напрягся.
— Рейнмут нашел косвенные свидетельства, что Недужко добился контакта с одноглазыми существами, которые прилетели в Солнечную систему на астероиде Гермес. Накануне японской атаки на Пёрл-Харбор экспедиция под руководством Недужко вела раскопки на каком-то тихоокеанском архипелаге, где, как уверяет Рейнмут, им удалось обнаружить следы пришельцев. Потом произошел бой, в котором было уничтожено несколько японских крейсеров, пытавшихся перехватить корабль нашей экспедиции. По американским данным, возле острова вовремя оказался линейный корабль «Халхин-Гол», незадолго перед тем купленный в Штатах для Красного Флота. Именно во время этого сражения погиб Недужко. Рейнмут особо подчеркивает, что почти вся информация о тех событиях странным образом исчезла из архивов…
— Исчезла или была засекречена и потому изъята?
— В том-то и дело! Японцы делают вид, что у них никогда не было тех кораблей. Наши словно слыхом не слыхивали про эту экспедицию. Ну и так далее.
— Это можно объяснить двояко, — усмехнулся Аркадий. — Либо дело столь важное, что все материалы надежно упрятаны под двойное дно, либо такой информации никогда не существовало, потому что ничего подобного никогда не случалось.
— Согласен, — кивнул Барханов. — Но получается довольно логичная картина.
Циклопы высаживались на каких-то островах Тихого океана — об этом свидетельствует необычный череп. В тех же краях экспедиция Недужко обнаружила еще что-то. Все сведения о находках строжайше засекречены… — Взгляд Атиллы стал почти умоляющим. — Так ты поговоришь об этом с Координатором?
— Рад бы, да не могу. Сказано же тебе — он на связь не выходит.
— Давно?
— Последний сеанс был в конце марта.
— Печально…
Парня можно было понять. Аркадий и сам всерьез заинтересовался его гипотезами и попросил уточнить, что именно Атилла собирался рассказать о кометах этого года. Астрофизик промямлил:
— За последние годы резко увеличилось количество сообщений о наблюдении НЛО в самых разных точках планеты. Словно все «летучие тарелочки» внезапно активизировались. Я полагаю, что нынешней весной в Солнечную систему прибыла чья-то экспедиция, потому и аппаратов-наблюдателей стало больше.
— И ты думаешь, что они маскируют свои корабли под астероиды, дабы дикие земные аборигены не догадались о прибытии чужих звездолетов?
— По-моему, вполне разумная предосторожность. Повторяю, в начале этого года мимо Земли промчалось несколько таких тел. Ты, наверное, помнишь, как в конце марта на каждом углу стояли самодельные телескопы.
— Помню, конечно. — Аркадий засмеялся. — Всякие аферисты предлагали за небольшие бабки поглазеть на настоящую комету… Но ты извини, старик, комета проходила далековато. Пятнадцать миллионов километров, если не ошибаюсь.
— Ты говоришь о комете Хиякутаки, — кивнул Барханов. — Хотя для солидной цивилизации это не расстояние. Меньше световой минуты… Но ведь вскоре появился безымянный пока астероид в полкилометра длиной, причем форму он имел довольно правильную. К твоему сведению, тот обломок сблизился с Землей аж на четыреста пятьдесят тысяч километров — всего в полтора раза дальше Луны…
Вдруг Атилла, спохватившись, поглядел на часы, вскочил и стал откланиваться, ссылаясь на срочные дела. Несмотря на все уговоры туринских домочадцев, он отказался остаться на ужин. Чуть погодя, когда они прощались на автобусной остановке, Аркадий спросил:
— Ты серьезно решил в наемники податься?
— А что поделаешь, семью-то кормить надо…
— В таком случае не спеши вербоваться к французам. Наш Серега командует каким-то крутым спецназом, ему нужны люди, которые знают южные регионы и готовы стрелять по хомо сапиенсам. И платят там неплохо. Особенно офицерам. Если хочешь, замолвлю словечко.
— Буду весьма тебе признателен, — обрадовался Атилла.
Возвращаясь к дому, Аркадий раздумывал над странным совпадением: связь с Координатором оборвалась в конце марта, то есть сразу после сближения Земли с кометой и астероидом. Трудно было не заподозрить, что прекращение контактов каким-то образом связано с появлением новой экспедиции внеземных братьев по разуму.
Глава 3
СТУК В ОКНО
Голос мужа в трубке весело произнес:
— Дианка, дома сидишь? Давай руки в ноги и мотай в бутовскую берлогу. Чтобы к шести часам там была.
— А в чем дело? — заинтересовалась она. — Я как раз котлеты задумала.
— Делай, что говорят старшие по званию, и не задавай лишних вопросов, — загадочно ответил Сергей. — Запомни: в восемнадцать ноль-ноль мы все должны быть на той квартире.
Загудели торопливые гудки отбоя. Она пожала плечами.
Это не было похоже на Сережу, но мало ли чего он задумал. «Ладно, поужинаем полуфабрикатами, — решила Диана. — Оно и к лучшему — останется время поработать над рукописью». В любом случае новость относилась к приятным: постоянно перегруженный служебными делами муж редко возвращался домой так рано.
До женитьбы у обоих имелась собственная жилплощадь. Диане осталась от деда роскошная трехкомнатная квартира в «сталинском» небоскребе, а Сергей купил себе двухкомнатную квартиру нового проекта в Южном Бутове. Жилье в центре было комфортнее, а дом в Бутове — ближе к гарнизону части, которой командовал подполковник Каростин. Поэтому они жили попеременно то там, то здесь.
В начале пятого, загнав «Москвич» в подземный гараж, Диана отоварилась в ближайшем гастрономе и, нагруженная как тяжеловоз, с трудом доволокла к лифту две битком набитые хозяйственные сумки. Не успела она распределить все эти кульки, банки, пакеты и бутылки, как замурлыкал телефон. Звонил Аркадий.
— Еле нашел тебя, — сообщил физик. — Ни на одной квартире не отвечаете, и благоверному твоему в штабе не сидится. Надо вам сотовой «Моторолой» обзавестись, все-таки двадцатый век на исходе.
— Я только-только вошла. А сотовые, если верить прессе, излучают какие-то волны, от которых рак мозга случается.
— И до меня эти ужасы доходили… Скажи, сестренка, хозяин твой вернулся из гор Ичкерии далекой?
— Еще позавчера. Обещал скоро быть.
— Значит, все в порядке, — обрадовался Аркадий и непонятно добавил: — А то я, грешным делом, розыгрыш заподозрил. В общем, через часик мы с Надеждой подвалим. Не против?
— Конечно, приезжайте. Сто лет не виделись.
Она занялась ужином и не заметила, как пролетело время. Около половины шестого, когда салат был уже нарезан, а куриные ляжки и грудки покрывались майонезной коркой в жару духовки, явились Турины. Не обращая внимания на язвительные подначки Аркадия, женщины всласть обсудили свежие московские сплетни из жизни богемно-политической тусовки, поговорили о новостях моды, о последних фильмах, книгах, концертах и спектаклях. Короче говоря, начатая утром статья для «Вопросов политологии» не продвинулась ни на строчку.
Наконец Аркадию надоело слушать бабьи глупости, и он решительно изменил течение беседы:
— Сестренка, ты у нас лучше всех историю знаешь. Скажи, пожалуйста, был в советском флоте линейный корабль по имени «Халхин-Гол»?
— Не было у нас такого линкора, — уверенно ответила Диана. — «Хасан» был, — по-моему, эсминец или десантный корабль. А в чем дело?
Аркадий коротко пересказал свой недавний разговор с Бархановым. Диана категорично повторила: все крупные корабли наперечет, крейсеров или линкоров с таким названием в предвоенные годы не существовало — это точно. От царского флота советская власть унаследовала четыре дредноута на Балтике и столько же на Черном море, причем от черноморских остались одни лишь приятные воспоминания.
«Императрицу Марию» подорвали германские диверсанты, «Императора Александра III» увели в североафриканский порт Бизерта отступающие врангелевцы, а «Императрицу Екатерину Великую» сами красные потопили возле Новороссийска, чтобы корабль не достался наступающим немцам.
— Ты говорила про четвертый линкор, — напомнил Аркадий.
— «Императора Николая Первого» только начали строить, а после Гражданской войны не было ни средств, ни желания завершать работы. От большого ума корпус линкора просто разрезали на металлолом. Кстати, точно так же большевики поступили и с четверкой гигантских линейных крейсеров типа «Измаил»…
— Знакомая история. — Аркадий ехидно усмехнулся. — Пару лет назад в Николаеве пустили под нож атомный авианосец.
Диана кивнула — ситуация в обоих случаях была идентичной по степени кретинизма. Затем она продолжила:
— После всех упомянутых событий в составе Красного флота осталось только три балтийских дредноута, их названия известны: «Марат», «Парижская Коммуна» и «Октябрьская Революция». На четвертом, «Фрунзе», в двадцатые годы случился сильный пожар. Линкор с грехом пополам подлатали только к началу Отечественной войны. Но тогда уже стало ясно, что корабли такого типа морально устарели, поэтому «Фрунзе» в строй так и не вступил. Другое дело, что в конце тридцатых начался монтаж новых линкоров типа «Советский Союз», однако ни один из них не был достроен, а потому не мог вести бой с японцами в декабре сорок первого.
Обдумав ее короткую лекцию, Аркадий предпринял последнюю отчаянную попытку спасти бархановскую легенду:
— Мой приятель говорил о другом. Вроде бы дедушка Сталин купил тот линкор в Штатах.
— Чушь собачья! — отрезала она.
Ее всегда раздражали дилетанты, пытавшиеся переписать историю.
Действительно, накануне войны делались попытки усилить флот, покупая корабли за границей. Немцы перегнали в Кронштадт недостроенный тяжелый крейсер «Лютцов», а итальянцы построили знаменитый лидер «Ташкент». Американские же власти наотрез отказались продавать Союзу боевые корабли — таков хорошо известный исторический факт.
— Если интересуешься подробностями, почитай мемуары адмиралов Исакова и Кузнецова, — посоветовала Диана.
— Не стоит, мне достаточно твоих объяснений. — Аркадий грустно вздохнул. — Значит, липа… Обидно. Интересная была легенда.
— Вся их уфология основана на фальшивках, — фыркнула Надя.
Беседу оборвал телефон. Звонил глава семьи, раздраженным тоном осведомившийся, за каким дьяволом Диана передала ему через дежурного по части, чтобы он обязательно был дома в шесть часов.
— Ты же знаешь, что я до восьми никак не могу вырваться, — сердито выговаривал подполковник.
— Путаешь, любимый, — беззаботно ответила Диана. — Ты ведь сам позвонил мне на городскую квартиру и сказал…
После недолгих препирательств они наконец сообразили, что ситуация не так проста. Получалось, что некто разговаривал с Дианой голосом Сергея, а с дежурным по штабу «Финиста» — голосом Дианы. В обоих случаях таинственные голоса предлагали собеседнику явиться на бутовскую квартиру не позднее 18.00.
Подполковник всерьез встревожился, заподозрил неладное и сказал, что с минуты на минуту выезжает, только автомат прихватит. Он не любил встречать неизвестность с пустыми руками.
Когда растерянная Диана, положив трубку, пересказала гостям содержание разговора, Надя Турина произнесла обеспокоенно:
— Может быть, и мне звонил не Серега…
— Тебе? — не поняла Диана.
— Ну да. Ты думаешь, почему мы нагрянули к тебе без приглашения? Позвонил кто-то, голос был очень похож на Сережин… Сказал, чтобы мы бросили все дела и быстро ехали сюда. Еще предупредил: тебе не говорить, что это он нас пригласил, — вроде бы какой-то сюрприз намечается… Ой, ребятки, не к добру это…
Электронный хронометр телевизора показывал 17.57. Все пребывали в замешательстве, догадываясь, что неизвестный имитатор голосов неспроста пытался заманить их в одну точку пространства-времени. Первым опомнился Аркадий:
— Сестренка, оружие есть?
— Этого добра сколько угодно… — Диана просияла.
Метнувшись в спальню, она дрожащими пальцами набрала код электронного замка. Сейф распахнулся, представив их взглядам лоснящиеся смазкой стволы, рифленые рукоятки и полированные приклады. Аркадий схватил самозарядный охотничий карабин с оптическим прицелом, его супруга деловито загоняла в магазин винчестера пулевые и картечные патроны двенадцатого калибра, а Диана предпочла миниатюрный пистолет ПСМ, которым обзавелась в какой-то прошлогодней переделке.
— Если ворвутся через дверь, будем бить из всех стволов по тамбуру, там узко, противнику трудно развернуться, а у нас ни один заряд мимо не ляжет, — наставлял женщин Аркадий. — Только старайтесь держаться за углом коридора.
Диана стояла с пистолетом в руке посреди гостиной спиной к окну. Вдруг глаза смотревшего на нее Аркадия странно округлились и расширились, после чего физик стал медленно поднимать оружие. Одновременно раздались два звука: позывные «Новостей» первого канала и деликатный стук в окно. Обомлев — кто мог стучать в окно двенадцатого этажа! — Диана рывком обернулась, вскидывая ПСМ.
Вид сквозь окно потряс ее, поскольку сильно смахивал на ожившее полотно художника-неомодерниста. Знакомая панорама жилого массива колыхалась, словно где-то рядом работала мощная печка, гнавшая потоки горячего воздуха. А в центре висел, плавно покачиваясь, ребристый красно-желтый шар размером с баскетбольный мяч. Диана никак не могла сообразить, что полагается делать в такой ситуации — стрелять без предупреждения или все-таки прятаться, но тут позади нее Аркадий проговорил с облегчением:
— Девчонки, это же привет от Координатора. Какой-то робот Лабиринта висит в антигравитационном поле, оно и искажает линии световых лучей.
Полосатый шар завибрировал сильнее, нетерпеливо постукивая ребром о стекло, будто просил поскорее пустить его внутрь. Диана, наконец придя в себя, отворила окно. Робот-шар вплыл в квартиру, выкинул из своих внутренностей небольшой серебристый цилиндрик, затем вылетел наружу и, резко набрав высоту, скрылся из виду. На дисплее таймера цифры 18.01 сменились на 18.02.
Физик уже откручивал крышечку цилиндра. В контейнере оказался свернутый трубочкой лист эластичного материала, покрытый ровными строчками значков «академического» шрифта. Диана непослушными руками закрыла окно на задвижку, и в это время опять зазвонил телефон. Трубку взял Аркадий.
— Привет, старик, — сказал он хриплым голосом. — Это ты или твой электронный двойник?.. По лексике вижу, что ты… Можешь не беспокоиться, недоразумение вроде бы уладилось. Нас навестил робот из Лабиринта, — во всяком случае, мне так кажется… Нет, ничего не говорил, оставил письмо и сорвался не попрощавшись… Да-да, говорю тебе, у нас все в порядке, сейчас будем читать… Наверное, объясняет, я надеюсь… — Он выслушал очередную реплику собеседника и расхохотался: — Конечно, взвод с пулеметами не понадобится. Но сам приезжай, мы жрать хотим, а без хозяина за стол садиться неловко… Ну давай, ждем.
Положив трубку, Аркадий веселым тоном сообщил, что Серега чуть было не ударился в панику и готов был мчаться сюда защищать любимую супругу, прихватив с собой механизированную колонну с крупнокалиберной ракетной установкой. Впрочем, сам физик, несмотря на показную бодрость, карабин держал по-прежнему на боевом взводе. Так, с оружием в руках, они и принялись читать послание из параллельного пространства.
«Посвященным от Координатора Девятой Ветви научно-транспортного Лабиринта ОТЧЕТ О СИТУАЦИИ ЗА ПЕРИОД МАРТ-АВГУСТ.
Я не мог связаться с вами прежде ввиду экстремального осложнения ситуации на участке Станции Земля. В результате деятельности нескольких группировок на вашей планете и в ее окрестностях установлено большое количество детекторов, способных обнаружить и запеленговать участки выхода видеоканалов и транспортных тоннелей, проложенных со Станции. Любая многомерная линия, выдвинутая роботами Лабиринта в обычное пространство, будет немедленно обнаружена.
Даже возможностей земных систем электронной техники достаточно, чтобы расшифровать внутренние коды такого канала. После раскодировки в линию может быть введен сигнал-вирус, который должен подчинить поступающим извне приказам компьютерную систему управления Станцией. Поэтому я приказал Мозгу Станции Земля прекратить любые выходы на ту часть поднадзорной планеты, где отмечено размещение детекторов. По той же причине я был вынужден временно прекратить защиту Посвященных генераторами силовых полей. В настоящее время обзору и транспортировке доступны лишь отдельные участки Земли, причем все эти регионы слабо заселены и расположены вдали от важных политических центров.
Уточнение. В случае внедрения на Станцию указанных вирусов Мозг Станции будет полностью подчинен и станет выполнять лишь те команды, которые исходят от группировки, разработавшей данную вирусную программу. Тем самым сначала пораженная Станция, а затем и вся Ветвь Лабиринта окажутся в распоряжении посторонних сил. Базовая программа не предусматривала защиту от подобного нападения. Мне требуется, по оценкам, не менее двух-трех месяцев, чтобы переоборудовать Станцию Земля усовершенствованной аппаратурой, внешние каналы которой будут защищены от детектирования и вирусной атаки.
Сегодня у меня сохранился единственный способ передавать вам какую-либо информацию. Я могу телепортировать небольшой летательный аппарат на высоту порядка 2000 километров, где отсутствуют неприятельские детекторы. Затем посадочная капсула, подключившись к местным коммуникационным линиям, переговорит с некоторыми из Посвященных. В назначенном месте будет передан данный текст.
Поскольку я не уверен, удастся ли благополучно передать письмо, через несколько дней другой робот приблизится к орбитальным платформам „Мальвина“ или „Натали“, принадлежащим фирме „Небесное Око“. При этом будет возможен двусторонний обмен информацией.
Сообщаю дополнительные сведения о противнике. В настоящее время вход в Лабиринт, независимо друг от друга пытаются открыть как земляне, так и представители двух внеземных цивилизаций, тайно прибывших на вашу планету. Из землян наибольшую угрозу представляет оперативное подразделение, созданное Агентством Национальной Безопасности США (АНБ), Центральным разведывательным управлением США (ЦРУ) и израильским Институтом военной разведки и специальных задач (Моссад). Это подразделение развернуло Центр электронного шпионажа (ЦЭШ) в одном из корпусов Иерусалимского технологического института.
Основную работу по расшифровке кодов и внедрению вируса осуществляют профессор факультета компьютерных наук Шломо Лееман и студент того же факультета Ехуд Полант.
Уточнение. Текст вирусной программы имеется только у профессора Леемана, т. к. израильская спецслужба отказалась поделиться этой разработкой с американскими союзниками.
Предлагаю продумать варианты нейтрализации иерусалимского ЦЭШ — такая операция существенно снизила бы опасность, нависшую над Лабиринтом. Остальные звенья объединенной опергруппы АНБ — ЦРУ — Моссад заняты поиском приемопередатчиков на разных континентах, однако такие акции не представляют серьезной угрозы, поскольку приемопередатчики укрыты на глубинах порядка 3–4 километров в труднодоступных горных районах.
Значительно большая опасность исходит со стороны внеземных противников. На протяжении первой половины текущего года в Солнечную систему прибыли межзвездные экспедиции двух враждующих цивилизаций, носящих условные именования — гонты и фурбены.
Комета Хиякутаки, пролетевшая мимо Земли в марте, маскировала базовый корабль фурбенов — спрутоящеров с планеты Фурбента (спутник звезды в созвездии Весов, 44 световых года от Солнца), на которой троклемиды построили Станцию, входившую в структуру Восьмой Ветви Лабиринта. Согласно последним сведениям, собранным к моменту Катастрофы, Фурбены находились на уровне развития, который соответствовал раннему средневековью, т. е. их цивилизация опережала земную примерно на 1000 лет. Прежде экспедиция Фурбенов посещала Землю в 1908 году, при этом их корабль погиб но успел смонтировать в поясе астероидов автоматизированный производственно-исследовательский комплекс. Стартующие с этой базы роботы-разведчики до сих пор занимаются изучением планет Солнечной системы, включая Землю, и получили у вас название „летающих тарелок“, НЛО или UFO.
Другая экспедиция организована гонтали — одноглазыми гуманоидами с планеты Огонто. Прежде они посещали Солнечную систему трижды: в 1841–1843, 1906–1908 и 1937–1942 годах. Звездолет первой экспедиции погиб на обратном пути по техническим причинам, второй корабль был уничтожен в результате огневых контактов со звездолетом фурбенов. Наконец, третий звездолет эвакуировал личный состав экспедиции, оставшейся на Земле после катастрофы 1908 года. Последняя экспедиция прибыла в апреле сего года. Земные астрономы обнаружили этот корабль, но приняли за обычный астероид. Точными сведениями о гонтах я не располагаю, поскольку на их планете никогда не было Станций. Согласно косвенным данным, Огонто расположена в созвездии Гидры на расстоянии 20–25 световых лет от Солнца.
Поскольку обе упомянутые расы сильно отличаются от троклемидов и людей по внешним признакам, для действий на Земле их агенты вынуждены прибегать к маскировке. Гонты надевают биомеханические маски, имитирующие человеческое лицо с двумя глазами. Фурбены носят футляры, отдаленно напоминающие тело гуманоида, а также длинные плащи с капюшонами, закрывающими голову. Обе расы владеют слабыми телепатическими способностями (действующими при определенных условиях), что позволяет им держать в повиновении небольшие группы людей. Ни гонты, ни фурбены не создали технику многомерных перемещений, поэтому межзвездные путешествия осуществляют на фотонных кораблях, развивающих субсветовую скорость.
Причины конфликта между гонтами и фурбенами точно установить не удалось.
Известно лишь, что война велась в пограничных планетных системах в период 1890–1930 годов по земному летосчислению.
Весной этого года, высадив на Землю экспедиционные группы, фурбены и гонты развели свои звездолеты на противоположные концы Солнечной системы и с тех пор не пытались вести широкомасштабных боевых действий, ограничиваясь мелкими диверсиями. Помимо акций против гонтов ряд спрутоящеров действует в горных районах Земли, где возглавляет отряды аборигенов-экстремистов и пытается запеленговать дислокацию приемопередатчиков Лабиринта. Действия гонтов сводятся к выявлению и уничтожению баз и отдельных групп фурбенов на Земле и Луне, поисками входа в Лабиринт гонты пока не занимались.
Я намерен подавить активность обеих экспедиций, как только завершится оснащение Станции Земля аппаратурой нового поколения. Надеюсь, Персонал продержится эти несколько месяцев без силовой защиты. Главную озабоченность у меня вызывают отряды фурбенов — их приборы способны засечь приемопередатчики на Памире и Кавказе. Ликвидация обоих отрядов — чеченского и таджикского — также и в ваших интересах. Постарайтесь принять посильные меры для уничтожения боевиков, чьи командиры одеты в черные плащи с капюшонами.
Координатор Девятой Ветви».
Прошлогодние события приучили Посвященных не слишком бурно реагировать на встречу с разумными обитателями иных миров. Тем не менее письмо Координатора встревожило всех. На их планете разворачивалась схватка двух цивилизаций, каждая из которых в технологическом отношении далеко обогнала человечество. Под угрозой оказался не только Лабиринт, но и жизнь всех людей Земли. В эти минуты Посвященные чувствовали себя беспомощными фишками на игровой доске могущественных сил. Ощущение было не из приятных.
Вскоре появился Сергей. Подполковник с озабоченным видом прочитал и перечитал текст послания, потом вздохнул и сказал:
— Ну что теперь поделаешь. Придется выкручиваться своими силами. Жили сорок лет без силовой защиты и еще три месяца протянем.
Аркадий поддакнул:
— Не впервой нам выручать человечество. Справимся. Все-таки на своем поле играем.
Ужинали они в довольно мрачном настроении. Когда женщины убрали со стола пустые тарелки и подали чай с бисквитами, Сергей угрюмо сообщил, что в последнее свое посещение Чечни встречался с инопланетянами нос к носу. Он почти не сомневался, что лишенное мимики лицо Гастона Машена было маской, скрывавшей одноглазый анфас гонта, а пресловутый Кара-Шайтан — это, несомненно, фурбен. Не зря же он увел свою банду от основных полей сражений в глухие горы на чечено-грузинской границе, то есть в те самые места, где замурован под скалами один из троклемских приемопередатчиков.
— И еще эти ночные кошмары, — сокрушенно говорил он. — Как я не догадался, что в двух шагах от меня видит свои жуткие сны телепат-инопланетянин.
— Какие сны? — забеспокоилась Диана. — Ты ничего не рассказывал.
— Понимаешь, каждую ночь, пока рядом со мной спал так называемый Гастон, я видел нечто невообразимое. Города с дикой архитектурой, по которым носятся незнакомые машины, растут неземные деревья и цветы, ходят одноглазые циклопы. И звери там — тоже одноглазые. Еще видел сражения с чудовищными тварями, — возможно, это и были фурбенские полуспруты-полуящеры… Я, грешным делом, решил, что слишком много боевиков смотрел за последние полгода — вот и мерещится всякая дрянь… Но вот что странно — почему его сновидения воспринимал только я. Вся рота спала нормально и видела нормальные сны.
Поразмыслив над этим, Аркадий быстро нашел объяснение:
— Ничего нет странного. Координатор предупреждал, что в результате длительного общения с троклемской техникой у нас должна повыситься чувствительность к телепатии. Роботы Лабиринта, если помнишь, создавали поле сверхвысокой частоты для чтения и передачи мыслей, и мы находились в этом поле достаточно долго. Как следствие, некоторые клетки мозга слегка переродились.
— Понятно… — Подполковник вдруг захихикал. — Вот дает наш супермозг!
Намекает, чтобы мы ликвидировали базу электронной разведки в Иерусалиме.
Представляете картину: я сажаю в «Мрию» роту спецназа при полном снаряжении, с танками и пушками, а потом у пилотов вытягиваются лица, когда они слышат приказ взять курс на Ближний Восток!
Нервное напряжение отступило, обе супружеские пары развеселились, гроздьями посыпались шутки. Надюшка даже заметила: мол, высадка такого десанта в центре самого вооруженного из ближневосточных государств — это сюжет, который заставит побледнеть от зависти самого крутого голливудского продюсера. Женщины бурно заспорили: кто из кинозвезд должен играть в таком фильме. Мужчины смачно комментировали этот диспут, затем Аркадия осенила очередная идея, и физик сказал:
— Старик, помнишь последний роман твоего отца? Там тоже описана война между циклопами с Альфы Центавра и спрутами с Фомальгаута. А всякие придурки-скептики не верят пророчествам нашего брата-фантаста!
— Да, у папани были большие неприятности из-за этого романа, — сообщил Сергей. — Его долго и нудно песочили в «Литературке» за вопиющие идейные ошибки.
Говорили, что изображение войны между космическими цивилизациями — это пагубное влияние низкопробной американской литературы, а советские писатели-фантасты обязаны описывать дружбу народов и успешную борьбу против империализма.
Они посмеялись над ограниченностью идеологов. Потом Аркадий поведал о недавнем визите Барханова, который совершенно точно угадал, что звездные пришельцы маскируют свои корабли под астероиды и кометы. Про ошибочную как ему казалось, гипотезу насчет экспедиции профессора Недужко Аркадий говорить постеснялся. Зато он намекнул, что хорошо бы пристроить коллегу на службу в «финист».
— Человек совсем отчаялся, — давил он на жалость. — Готов в Иностранный легион вербоваться. Неужели нельзя взять парня в твою часть?
— Можно и даже нужно, — решительно сказал Сергей. — В такой обстановке очень полезно иметь под рукой толкового уфолога. Только расскажи подробнее, что он из себя представляет. Я, знаешь ли, не люблю таких рафинированных интеллигентов, от этой публики в серьезном деле никакой пользы, кроме вреда.
— Не беспокойся, тут рафинадом и не пахнет. Атилла отбарабанил полный срок в Афганистане. Кажется, командовал там взводом снайперов.
— Снайпер? — обрадовался подполковник. — Так бы сразу и говорил. Тащи его сюда!
Когда гости ушли, а хозяева вытаскивали тарелки из посудомоечного агрегата, Диана вдруг вспомнила давешний разговор о линкорах. Развеселившись, она пошутила: дескать, Аркадий столько лет дружит со старым морским волком, а совсем не разбирается в классификации боевых кораблей. Особенно рассмешила ее наивность приятеля, который поверил байкам, будто Штаты перед войной продали Союзу линейный корабль.
— Между прочим, тут он прав, — рассеянно заметил Сергей, укладывая посуду на полки сушилки. — Мой папаня рассказывал, что несколько раз летал по этому поводу в Сан-Франциско. Он устанавливал радары на «Халхин-Гол»… А откуда Аркадий узнал эту историю?
— Не могло быть такого корабля, — настаивала Диана. — Я прекрасно знаю…
— Ты не можешь знать, потому что все события, связанные с покупкой «Халхин-Гола», страшно засекречены. Отец поведал мне подробности незадолго до смерти, когда я заканчивал училище. Он все мечтал организовать экспедицию, чтобы поднять бортжурнал линкора и кое-какие реликвии, которые остались на корабле.
Диана разволновалась, пытаясь вразумить мужа.
— Не существует такой секретности, — возбужденно внушала она. — Какая-нибудь кроха информации все равно просочилась бы.
— Смирись. — Сергей ласково обнял ее. — Там случилось что-то форс-мажорное. Когда наш экипаж перегонял корабль из Сан-Франциско во Владивосток, произошло столкновение с японским флотом, который шел бомбить Пёрл-Харбор. Чуть не разразился международный скандал, но потом на самом высоком уровне договорились ничего не сообщать и уничтожить все архивные материалы.
Скептически поглядев на него, Диана съязвила: так, мол, недолго поверить, что таинственный линкор похитили пришельцы из космоса. Сергей не понял, при чем тут инопланетяне. Диане пришлось по памяти излагать бархановские домыслы о затерянной на островах базе пришельцев. Выслушав ее, Сергей признался, что у него совсем крыша поехала.
— Ты подумай, что получается, — медленно проговорил он и принялся перечислять факты: — Мой отец участвовал в достройке линкора «Халхин-Гол» — это факт. Линкор погиб в конце сорок первого года — тоже факт. Примерно тогда же на Землю прилетали гуманоиды с одним глазом — это мы сегодня узнали от Координатора, который вряд ли стал бы врать. Наконец, мой отец описывал пришельцев с глазом посреди лба. Как все это объяснить?
— В последнем романе он писал про трехглазых, а не одноглазых брательников по разуму… — Диана задумалась. — Впрочем, тоже можно понять. Наверное, он не имел права сообщать обо всем, что знал.
— Вот именно.
Конечно, проще всего было бы выяснить обстоятельства этого инцидента у Координатора или Мозга Станции, однако связи с Лабиринтом не было и в ближайшие дни не предвиделось. Еще раз обсудив обстановку, они решили собрать для серьезного разговора всех Посвященных и пригласить на эту встречу Атиллу Барханова.
Глава 4
ДАЛЬНИЕ РОДСТВЕННИКИ
В институте подводили итоги вступительных экзаменов. Диана рассеянно курила у раскрытого окна, когда в дверь постучали. Кто-то из коллег крикнул:
— Войдите!
Скрипнула дверь, после чего незнакомый мужской голос осведомился:
— Это кафедра политологии исторических процессов?
— Она самая, — как всегда, приветливо залепетала старая дева Светлана Ивановна. — А вам, простите, кого?
— Здесь должна работать моя родственница. Каростина.
— У нас таких нет. — Тон Светланы Ивановны сразу стал сухим.
— Возможно, она сохранила девичью фамилию, но ее супруга зовут Каростин Сергей Михайлович.
Тут наконец Диана сообразила, что речь идет о ней, и обернулась. У входа стоял некто совершенно незнакомый в мундире полковника милиции. Таких родственников у нее наверняка не имелось.
— Сережа — мой муж, но… — неуверенно начала она.
— Во-первых, здравствуйте. — Суровое лицо посетителя осветилось приветливой улыбкой.
— День добрый. — Диана продолжала недоумевать.
— Вероятно, я не слишком толково объяснил, — сказал полковник. — Я прихожусь родственником вашему супругу. К сожалению, не смог быть у вас на свадьбе — уезжал тогда по делам службы. Биберев Матвей Сталенович. Не слышали?
Она напрягла память, но не смогла вспомнить, чтобы Сережа хоть раз упоминал это имя, и отрицательно покачала головой. Милиционер вздохнул, развел руками, потом проговорил:
— Мне нужно срочно поговорить с Серегой, а его телефон второй день упорно не желает отвечать. Может, номер поменяли?
В том, что невесть откуда взявшийся родственник не сумел дозвониться, ничего удивительного не было — именно два дня назад Каростины перебрались из дома в Бутове на городскую квартиру. Диана уже готова была продиктовать гостю номер своего телефона, но вдруг передумала. Позавчерашнее предостережение из Лабиринта возбудило в Посвященных чрезмерную подозрительность — мало ли кем мог оказаться этот незнакомец. Поэтому она ответила уклончиво:
— Знаете, Сережа поздно возвращается со службы, сильно устает, вот мы к вечеру и выключаем аппарат. Я передам, чтобы муж вам позвонил. — И как бы невзначай поинтересовалась: — А он знает ваш номер?
— Разумеется, и служебный знает, и домашний. — Он благожелательно оглядел Диану. — Передайте, что я одобряю его выбор. И обязательно скажите, что заходил Матвей, говорил: надо срочно с дядюшкой встретиться. По важному делу.
Извинившись за беспокойство, полковник откланялся. Выглянув в окно, Диана увидела, как он спускается по каменным ступенькам и садится в милицейскую «Волгу», ожидавшую перед зданием института.
Примерно в это же время Сергей внимательно изучал документы Барханова и решил не откладывая испытать новичка на огневой позиции. Атилла вполне уверенно обращался с винтовкой Драгунова, легко поразив неподвижные фигуры на всех зачетных дистанциях. Чтобы поразить три движущиеся мишени, ему понадобилось четыре выстрела, что было, в общем, нормально. Особенно если учесть, что снайпер много лет не имел возможности регулярно практиковаться.
Новые девятимиллиметровые винтовки ВСС и ВСК-94 Барханов освоил быстро, но профессионально посетовал на малую дальнобойность. «Хороший парень, толковый», — подумал подполковник и приказал начальнику огневой службы принести машинки большой мощности. Американская «Лайт-Фифти» и отечественная В-94, стрелявшие патронами станковых пулеметов калибра двенадцать и семь десятых миллиметра, восхитили Атиллу, он никак не мог оторваться от этих чудесных игрушек.
— Вижу, разбираешься в своем деле, — одобрительно резюмировал Сергей. — Считай себя зачисленным. Думаю, завтра начальник управления подпишет приказ, а санкции министра для приема на службу младших офицеров не требуется. Ты кто по званию — капитан?
— Так точно.
— В ближайший год повышения не жди. Потом поглядим.
— Этот год еще прожить надо, — мрачно пошутил Барханов.
— Трудно не согласиться… — Молодой офицер все больше нравился командиру полка. — Тебя не тревожит, что придется стрелять боевыми по живой мишени?
— Приходилось уже, и вроде бы неплохо получалось, — равнодушным голосом сообщил Атилла. — Надеюсь, в случае чего, семья получит пенсию. Или Министерство обороны не балует такой заботой?
Подполковник объяснил, что «Финист» не принадлежит ни Министерству обороны, ни какой-либо другой из «официальных» силовых структур. Хозрасчетный полк подчинялся непосредственно начальнику Федерального управления охраны правительственной информации генерал-майору Жихареву, а ФУОПИ, в свою очередь, формально входило в систему департаментов министерства по делам СНГ, но на самом деле было вполне самостоятельным ведомством. Такая сложная субординация позволяла спецполку существовать вполне независимо и безбедно.
— Так что не беспокойся, твоей семье гарантированы и единовременное пособие, и пенсия… Да, между прочим, если есть проблемы с жильем, могу дать комнату в семейном общежитии. А скоро мы закончим строительство двух десятков коттеджей для офицерского состава. Отличные домики со всеми удобствами — целый поселок рядом с гарнизоном.
Новость искренне обрадовала снайпера. Второй раз за полтора часа общения Барханов проявил хоть какие-то эмоции. Первый же случай имел место, когда капитан поразил мишень из В-94 — первым выстрелом с километровой дистанции.
Мужик явно умел владеть собой: даже о возможной смерти говорил с искренним безразличием. Командир полка окончательно убедился, что Барханов окажется отличным приобретением и для «Финиста», и для компании Посвященных. Сейчас, когда связь с Лабиринтом прервалась на неопределенное время, толковый уфолог был необходим просто позарез.
Провожая Атиллу до КПП, Сергей сообщил о появлении на Земле сразу двух инопланетных экспедиций. Барханов был потрясен, но быстро взял себя в руки и деловым тоном произнес:
— Насколько я понимаю, Лабиринт является нашим союзником, то есть его враги — наши враги.
— Вот именно. Надо будет как следует продумать ситуацию и решить, что мы способны сделать при таких обстоятельствах.
Покачивая головой, Атилла заметил, что противник чудовищно обогнал землян в технологической области и вдобавок владеет телепатией. Без поддержки троклемских роботов борьба против таких монстров представлялась заведомо обреченной на поражение.
— Впрочем, нас много и мы играем на своем поле, — задумчиво добавил он. — Жаль, информации маловато.
— Спецназу не впервой работать против превосходящих сил неприятеля. — Сергей пожал плечами. — И недостаток информации — тоже не новость. Надо будет пару раз помериться с ними силами, и тогда обстановка чуток прояснится.
За ужином Диана огорошила его неожиданным вопросом:
— Сережа, у тебя есть дядя?
— Нет. У отца была только сестра. Мама — вообще единственный ребенок у деда с бабкой.
— Может, двоюродный или троюродный дядя найдется? Он задумался, потом решительно мотнул головой:
— Нет таких, точно тебе говорю. А в чем дело-то?
— Понимаешь, заходил сегодня к нам на кафедру очень подозрительный тип…
Выслушав ее рассказ, Сергей недоуменно повторил, что никому племянником не приходится — ни родным, ни многоюродным. Он уже готов был вслед за женой заподозрить, что визит незнакомца был очередным ходом в той тайной войне, которую спецслужбы разных стран (а теперь еще и разных планет) развернули против Посвященных. Но вдруг лицо Сергея просветлело, и он сказал облегченно:
— Слушай, я догадался, кто этот полковник милиции. Его, наверное, Матвеем зовут.
— Угадал, — подтвердила Диана и тоже заулыбалась. — Матвей, кажется, Сталенович, а фамилию я прослушала. Значит, знаешь его… А чего врал, что дяди нет?
Расхохотавшись, Сергей сгреб ее мертвой хваткой и пояснил:
— Ты все напутала. Это не он мой дядя, это я — его дядя.
— Племянник старше тебя? Ему ж на вид почти шестьдесят!
— Пятьдесят два.
И Сергей поведал эту старую, немного грустную историю. Анна Никаноровна, старшая сестра его отца, незадолго до Первой мировой войны вышла замуж за флотского офицера Биберева. Таким образом, их сын Степан (в конце двадцатых годов родители предусмотрительно поменяли его имя на Стален), который родился незадолго до революции, доводился Сергею двоюродным братом. Соответственно Матвей был двоюродным племянником Сергея. Отношения между двумя ветвями семьи не сложились. По слухам, накануне Отечественной войны Стален Биберев и Михаил Каростин ухаживали за одной девицей, которая предпочла молодого офицера нестарому инженеру. После этого Каростин озлился на коварных родичей и до конца жизни с ними не разговаривал…
— Папаня их так и не простил, нам с мамой тоже запретил общаться с родственниками, — рассказывал Сергей. — Поэтому с Матвеем мы познакомились только на похоронах отца — его мать, Лариса Романовна, тоже пришла к нам и долго плакала.
— Значит, большая была любовь. — Диана сентиментально повздыхала. — Твой отец поздно женился, потому что не мог забыть ту женщину?
— Похоже на то. Мама проведала о его давнем увлечении, жутко ревновала…
А когда Лариса появилась на похоронах, они обнимались как родные… Ладно, не будем о грустном, папаня вообще был мужик со странностями. Сейчас меня больше интересует, чего вдруг Матвею понадобилось.
Родственники договорились встретиться в Главном управлении по борьбе с организованной преступностью, где полковник Биберев занимал высокий пост. Беседа началась, само собой, с семейных дел, потом перекинулась на чеченские события.
Между делом вспомнили членов экипажа транспортного самолета, которые уже год с лишним маялись в плену афганских талибов.
Эта история началась летом прошлого года, когда Сергей, Диана и остальные «черные следопыты» еще не проникли в Лабиринт, а только собирались ехать на Черноморское побережье. Ил-76 крохотной башкирской компании «Авиастан» был зафрахтован доставить правительственным войскам Афганистана груз оружия и боеприпасов из Украины. В небе неподалеку от Кабула истребители оппозиционного движения «Талибан» перехватили воздушный грузовоз и принудили к посадке на свой аэродром возле Кандагара.
С тех пор нудно тянулись переговоры об освобождении экипажа, но все усилия федерального и башкирского правительств, а также общественных организаций, вроде ООН, Международного Красного Креста и Союза мусульман России, неизменно разбивались о железобетонно-тупое упрямство талибов. Синклит религиозных фанатиков-фундаменталистов, управлявший «Талибаном», выдвигал совершенно неприемлемые требования, угрожал передать летчиков чеченским боевикам, изредка обещал освободить, но ничего не менялось. Башкирский экипаж по-прежнему томился в казематах старинной крепости.
Поругав, как водится, тупость начальства, заговорили о схожей криминальной обстановке в столице. Сергею даже показалось, что Матвей не решается приступать к вопросу, из-за которого назначена сегодняшняя встреча. А полковник вдруг напомнил, что в прошлом году неизвестные киллеры перестреляли чуть ли не всю верхушку криминального мира, так что теперь в лидеры оргпреступности выдвинулся некто Василий Корольков, вожак гвоздевской группировки, получивший при посвящении в звание вора в законе кличку Король.
— В России он не появляется, живет на Кипре, — говорил Матвей. — Даже не знаю, кого больше боится — нашей службы или тех, кто ликвидировал Аввакума и остальных. Но управляет своими бандами крепко. По нашим сведениям, недели три назад его посетил один человечек, которым я давно интересуюсь. И вот в начале августа мы перехватили на таможне груз, предназначенный для фирмы, подконтрольной Королькову.
— Наркотики, оружие?
— И они тоже. Но главное — вот такие приборы. Матвей достал из сейфа и положил на стол плоскую коробку из серого пластика размером чуть поменьше книги стандартного формата. На верхней плоскости имелись круглые кнопочки с цифрами и небольшие окошечки, — наверное, индикаторы. В одну из боковых граней были вмонтированы гнезда с клеммами для подсоединения проводов. Сергей повертел странное устройство в руках, но не обнаружил никаких намеков на производителя.
— Неказистая штука, — заметил он. — Подслушивающее устройство или мина?
— Вроде того…
По словам полковника, сопровождавшие этот груз гвоздевские «шестерки» показали, что в Россию уже переправлены две или три партии подобных устройств, причем загадочные приборы получены от некоего господина Горацио, который по описаниям подозрительно напоминает деятеля, навестившего Королькова в его кипрской резиденции. Если верить арестованным бандитам, Король передал своей братве строгое указание в кратчайшие сроки разместить приборы в крупных городах СНГ. И не просто разместить, а подключить к компьютерам, имеющим выход в Интернет.
— Забавно, — проворчал Сергей. — Одного не пойму — при чем тут я?
— Просто подумал, что тебя это может заинтересовать. Ходят слухи, что ты имеешь какое-то отношение к пришельцам из космоса…
— Ну и что с того? — насторожился Каростин.
— А то самое, дорогой дядюшка. Пару лет назад я не обратил бы внимания на один эпизод его показаний, а сейчас просто не знаю, что и думать. Короче говоря, старший этих бандитов обронил на допросе, будто слышал обрывок разговора между господином Горацио и Королем. И господин Горацио якобы сказал, что приборы были созданы, чтобы обнаружить твоих инопланетных друзей.
Известие это оказалось очень неприятным сюрпризом, хотя Координатор предупреждал их о такой возможности. Кто-то явно форсировал события, торопясь наложить лапу на межзвездный транспортный комплекс. Знать бы только, кто изготовил приборы — западные спецслужбы или нежелательные гости из космоса…
— Спасибо, что предупредил. — Сергей почувствовал, что у него внезапно пересохло во рту. — Расскажи подробнее про этого Горацио.
— Занятный человечек… Помнишь октябрь девяносто третьего?
— Еще бы!
… В ночь с третьего на четвертое октября в штаб отдельной бригады ОМОН, которой командовал полковник Биберев, нагрянула толпа старших офицеров во главе с генерал-лейтенантом. Омоновцы получили оформленный по всем правилам приказ, украшенный устрашающими печатями и подписями. Связи с министерством почему-то не было, и Матвей вывел свои подразделения в город, согласно полученному приказу. К утру стало ясно, что министр такого приказа не подписывал.
— Кто же были эти люди? — Глаза Сергея наливались кровью и подполковник почувствовал, что снова теряет контроль над собой. — Из какого ведомства?
Опустив голову, Матвей тихо проговорил:
— Не знаю. Со временем дело замяли, обвинения нам не предъявили. Но когда меня и других командиров таскали в прокуратуру, выяснилось, что никакого генерала Галанина Петра Федоровича в природе не существует. И тогда я стал вспоминать странности, которые заметил в тех людях. Например, все они говорили с заметным акцентом.
— Иностранцы?
— Скорее уж эмигранты. Родились здесь, русский язык знают хорошо, но много лет прожили за бугром и привыкли говорить на чужом языке. И документы у них были больно уж грозные. За глаза и одной такой бумажки хватило бы… К тому же оружие у них было не наше. Знаешь, в некоторых странах выпускают автоматы Калашникова под стандартные патроны НАТО.
— Кое-что проясняется, — сказал Сергей. — Ты дашь мне один такой приборчик?
— Бери, у меня их много. — Матвей махнул рукой. — Ты себе не представляешь, до чего охота добраться до этого выродка!
— Очень даже представляю…
Наскоро обдумав услышанное, Сергей пришел к выводу, что Горацио — Галанин, вероятнее всего, связан не с фурбенами или гонтами, а с Центром электронного шпионажа. Во-первых, этот субъект был на Земле три года назад, то есть задолго до прилета обеих инопланетных экспедиций. Во-вторых, прибор не носит признаков внеземного происхождения и явно сработан на Земле. Хотя последнее соображение звучит не очень убедительно — пришельцы вполне могли изготовить детекторы из земных деталей…
От этих рассуждении его отвлек вопрос племянника:
— Серега, а правду говорят, что ты с инопланетянами встречался?
— Истинная правда.
— Какие они?
— Я, знаешь ли, самых разных видел, — уклончиво ответил Сергей. — Некоторые от нормального человека ничем не отличаются, а есть пострашнее ночного кошмара… Ты уж извини, но эта информация засекречена на самом высоком уровне. Не хотелось бы распространяться…
Отпробовав чай с бутербродами из руоповского буфета, Сергей начал прощаться. Заодно воспользовался случаем, чтобы пригласить родственника в гости — на той неделе они отмечают день рождения Дианы. Потом, уже в дверях, сказал племяннику:
— Матвей, наверное, в твоей конторе есть вся эта техника, которую показывают в кино. Ну, знаешь, экспертизы всякие, лаборатории…
— Есть, конечно. Все самое лучшее.
— Тогда сделай доброе дело — организуй мне фоторобот тех бандитов, которые были у тебя в штабе третьего октября.
— Ты генерала Галанина имеешь в виду?
Сергей иронично фыркнул:
— Не уверен, что он носит генеральское звание. Во всяком случае, фамилия у него наверняка другая… В общем, сделай фотопортрет, — может быть, отыщем гада.
— Сделаю, это несложно, — пообещал Биберев. — Ну, желаю хорошо провести выходные дни.
Догадываясь, какие именно развлечения ждут его в ближайшие выходные, Сергей проворчал:
— Такие пожелания уместны разве что в рекламе презервативов…
Глава 5
НЕУЯЗВИМЫЙ ВРАГ
— Что мы знаем о них? — задумчиво проговорил Барханов и сам себе ответил:
— Ни черта мы не знаем… Кроме того, что они существуют.
Самолет уже преодолел половину пути, а они продолжали бестолковый диспут.
При этом оба понимали, что все их предположения ничем не обоснованы.
— Ну почему же, нам известно, каким оружием пользовались троклемиды и вешша, — сказал Сергей. — Гонты и фурбены стоят на примерно таком же технологическом уровне.
— По части межзвездного транспорта они даже отстали от Троклема, — уточнил Атилла. — Ни Фурбента, ни Огонто еще не овладели технологией многомерных перемещений. Но это вовсе не означает, что их оружие слабее троклемского.
— Для нас важно, что их оружие наверняка мощнее земного…
Сергей снова перечислил чудеса военной техники, разработанной цивилизациями, с которыми Посвященные успели близко познакомиться. Список производил гнетущее впечатление: дальнобойные лучеметы, излучатели раскаленной до десятков тысяч градусов плазмы, ускорители антипротонов, защитные энергетические поля, скафандры-невидимки. Кроме того, шагнувшие через межзвездную бездну существа имели устройства, нейтрализующие силу тяжести, а также локаторы, предупреждающие об опасности.
Иными словами, им предстояла схватка с противником, который умеет летать и становиться невидимым, стреляет сверхмощными лазерными лучами и плазмой, а вдобавок умеет читать мысли. Не прибавляли энтузиазма и показания Мустафы Бахаева о «джигите», которого Кара-Шайтан прикончил за неповиновение. Причем на трупе не осталось признаков насилия…
— Остается надеяться, что фурбены вооружены хуже вешша и троклемидов. — Барханов выдавил кривую усмешку.
Парень явно мандражировал, — в отличие от Сергея, он впервые вышел на бой против старших братьев по разуму. Не стоило расхолаживать его, поэтому подполковник старался быть предельно откровенным:
— Лучше будем рассчитывать, что фурбен вооружен гораздо лучше.
Перспектива, конечно, безрадостная, но и паниковать прежде времени не стоит. Год назад мы очень недурно расправлялись с инопланетными солдатиками, используя обычное земное оружие.
— Вы меня здорово воодушевили, — буркнул Атилла. — Словно старшина выдал новые портянки перед атомным ударом.
Сохраняя на лице мрачное выражение, капитан принялся рисовать в блокноте многоэтажные, как боцманский комплимент, формулы с интегралами и еще какими-то устрашающего вида значками. Сергей пожал плечами и переместился на другой конец отсека, где расположились остальные «финисты».
Так уж сложилось, что самые надежные подразделения полка оказались втянуты в неотложные мероприятия в разных концах страны, а потому Каростин сумел выкроить для сегодняшней операции только третий взвод разведроты. Двенадцать бойцов под командованием старшего лейтенанта Камаля Фозиярова в серьезных делах до сего дня не участвовали, но иного выбора не было.
Командир полка провел с разведчиками дополнительный инструктаж, объяснив, что им поставлена задача разгромить бандформирование и по возможности взять в плен главаря. Подполковник подчеркнул, что человек, одетый в черный плащ с капюшоном, может быть вооружен не только автоматом или гранатометом, но и более опасными игрушками.
— Действовать будем, как на июньских тактических учениях, — говорил Сергей. — Сначала вертолеты утюжат лагерь, потом — зачистка. Ясно?
— Все ясно, командир, — ответил за всех Фозияров. — Уделаем эту банду по первому разряду.
В Ханкале их появление никого не обрадовало. Сражение за Грозный принимало опасный оборот, и штабные офицеры были заняты чеченскими атаками. С огромным трудом Сергей удалось пробиться к Куликовскому. Нетерпеливо выслушав командира «Финиста», генерал раздраженно ответил:
— Имей совесть. Тут черт-те что творится, а ты требуешь выделить силы для уничтожения отряда, который нас совершенно не беспокоит.
— Кирилл, это очень важное дело, — настойчиво повторил подполковник. — Кара-Шайтан опасен. И не так уж много я у тебя прошу. Всего два вертолета часа на три-четыре.
Видно было, что исполняющий обязанности командующего колеблется, однако Сергей не сомневался в результате. Куликовский не однажды имел возможность убедиться: «финист» не разменивается на пустяки. Появляясь на фронте, бойцы Каростина всегда работали в условиях строгой секретности, и их рейды во вражеский тыл неизменно приносили ощутимый результат.
— Хрен с тобой, действуй, — сказал наконец генерал. — Я распоряжусь насчет «вертушек».
Ожидание затягивалось. Спасаясь от палящих лучей августовского солнца, взвод устроился на бетоне в тени под плоскостями транспортного самолета.
Издалека доносились звуки артиллерийской пальбы.
Присев рядом с командиром, Атилла посетовал, что не имеет в своем распоряжении хоть плохонького компьютера, а затем спросил:
— Вы помните параметры силовых экранов, которыми защищаются троклемиды и вешша?
— Приблизительно. А что именно тебя интересует?
— Ну, толщина энергетической оболочки, какие предметы она задерживает…
— Поле не задерживает, а сжигает твердые предметы. Индивидуальный экран имеет толщину около полуметра и простирается примерно на полтора метра от защищаемого объекта. Пулеметная пуля, проходя сквозь силовой пузырь, сгорала почти полностью. В цель попадал оплавленный кусочек металла весом не больше двух граммов. Более мощные генераторы, которые стоят на машинах, создавали поле толщиной больше метра и сжигали даже снаряд малокалиберной автоматической пушки.
— Понятно, — задумчиво изрек Атилла. Астрофизик вернулся к своим формулам.
Спустя минуту Сергей, спохватившись, торопливо сказал то, о чем чуть не забыл: защитный энергетический пузырь неземлян был непроницаемым лишь для внешних предметов, а изнутри через поле проходили любые формы материи. Кроме того, припомнил подполковник, лазерные лучи, попав в зону силового поля, резко меняли направление.
— Так и должно быть, — рассеянно отозвался Барханов. — Анизотропное поле должно отклонять световые пучки. Наверняка силовой щит под солнечным светом переливался цветами радуги, как мыльный пузырь.
— Было такое, — подтвердил Сергей. — Это хорошо или плохо?
— Для нас — просто здорово… С этими словами капитан снова углубился в расчеты. Потом обвел рамкой полученный результат и задумался.
— Что-нибудь не так? — забеспокоился подполковник.
— Так или не так, а деваться нам некуда. — Барханов громко и со вкусом щелкнул языком. — Будем считать, что силовая защита фурбена не слишком отличается от троклемской. Мы можем пробить подобное поле, если загоним в него подряд несколько снарядов, которые должны быть раз в десять тяжелее автоматной пули. Например, могут пригодиться пулеметы НСВ или КПВТ… Или гранаты автоматного подствольника, но тут маловата скорострельность.
— Шестизарядный ручной гранатомет, — предложил Сергей. — По-моему, именно то, что надо.
— А у нас есть?
— Обижаешь. У нас все есть!
Подбежал незнакомый майор, сообщивший, что на соседней полосе их ждут два Ми-24. Краем уха подполковник слышал, как Фозияров и Барханов инструктируют спецназовцев: в первую очередь уничтожать боевиков, обслуживающих тяжелое оружие, а также имеющих при себе груз.
В армии боевой ударный вертолет Ми-24 получил ласковое прозвище «крокодил». Быстроходный и бронированный, обладающий мощным вооружением — двадцатитрехмиллиметровая автоматическая пушка и неуправляемые ракеты в многозарядных контейнерах, — Ми-24 по праву считался одним из лучших в мире аппаратов этого класса. Расстояние от Ханкалы до Чограй-Юрта пара «крокодилов» покрыла за четверть часа.
Заходя на цель, вертолеты стремительно набрали высоту, взмыв из ущелья, и оказались над крутым склоном, к которому прилипли домишки селения. Чограй казался вымершим, сверху удалось разглядеть только одинокого пса, лениво бродившего между полуразвалившимися строениями. Сергей даже забеспокоился, что предстоит прочесывать населенный пункт и окрестности с риском напороться на хорошо замаскированную засаду. Однако, когда оба Ми-24 поднялись чуть повыше, стала видна нестройная колонна из двух десятков вооруженных автоматами людей, которые направлялись к Чограй-Юрту со стороны нависавшей над этим краем вершины горы Тебулосмти.
Сомнений не оставалось — идет банда Кара-Шайтана. Промчавшись над дорогой бреющим полетом, вертолеты разрядили ракетные контейнеры, и боевики скрылись в облаке огня и дыма. Затем машины, разделившись, пошли на снижение. «Крокодил», в котором летела группа Барханова, опустился на дороге чуть выше расстрелянной колонны, а Каростин и его люди высадились на окраине селения.
Прочесывание обошлось без стрельбы — жителей в ауле почти не было, только несколько чабанов преклонного возраста. Старики поведали, что почти все односельчане покинули Чограй-Юрт в июне, когда поблизости развернулись тяжелые бои. Недели две назад в селении обосновались боевики Кара-Шайтана. По словам стариков, отряд фурбена занимал три самых богатых двора в верхней части села.
Указанные дома были осторожно окружены, но оказались пустыми. Похоже, вся банда лежала сейчас на дороге, посеченная огнем и осколками вертолетных ракет.
Тщательный обыск не принес желаемого результата: в комнатах и кладовках нашли только обычный скарб сугубо земного происхождения.
В кармане подполковника загудела рация. Сквозь хрип помех послышался голос Атиллы:
— Командир, кажется, нам повезло.
— Нашел труп Кара-Шайтана? — обрадовался Сергей.
— Нет, не настолько повезло. Его самого здесь нет, но один из пленных дал интересные показания.
— Хорошо, иду к тебе.
Он собирался отдать приказ своим бойцам, но не успел. Подбежавший к подполковнику пилот сообщил, что командование требует немедленно вернуть вертолеты на базу. Боевая ситуация в Грозном снова осложнилась, и войска нуждаются в поддержке с воздуха.
— Командир полка говорит, чтобы вы летели вместе с нами. А если остаетесь, то за вами пришлют другую машину. Часа через два-три.
— Черт с вами, валяйте, — махнул рукой подполковник. — Там «вертушки» сейчас нужнее, а мы пока сами управимся.
Пехотная колонна на равнине превращается в идеальную мишень для атаки с воздуха. Снаряды «крокодилов» легли кучно, и почти все боевики были убиты на месте. В живых остались только четверо: трое получили тяжелые ранения, и лишь один отделался царапинами и контузией средней тяжести.
— Я допросил его на скорую руку, — вполголоса отчитывался Атилла. — Говорит, вчера вечером они всей бандой отправились в горы на юге. Сегодня утром Кара-Шайтан, как обычно, колдовал со своими пеленгаторами, а потом приказал поворачивать обратно. Возле водопада он снова взял пеленг, после чего вдруг отослал отряд обратно в аул. Сам остался на том месте.
— Вероятно, нашел наконец то, что ищет… — Сергей тихонько выругался. — Давай сюда этого боевика.
— Камаль, веди «языка»! — крикнул Атилла стоявшему поодаль старшему лейтенанту.
Когда пленный предстал перед ними, командир «Финиста» спросил:
— Там, откуда вы вернулись, был только один Кара-Шайтан?
— Нет, с ним Мурад, — поспешил ответить «язык». — Мурад всегда помогал мешок носить.
— Я другое спрашивал, — терпеливо объяснил подполковник. — Там были другие люди, похожие на Кара-Шайтана?
Боевик насмешливо ответил:
— Ты не понимаешь, честное слово. Конечно, он один. Другой такой шайтан на всем Кавказе нету.
Сергей шевельнул ладонью, приказывая увести пленного, и достал из планшета карту. Пресловутый водопад находился всего в десятке километров отсюда. Даже с учетом сильно пересеченной местности — часа три ходьбы, а если поднажать, можно уложиться и в два. Однако не стоило гоняться за фурбеном всем взводом: чем меньше людей знают о пришельцах — тем лучше.
— Камаль, организуй сбор трофеев здесь и в селении, — распорядился командир полка. — Мы с капитаном Бархановым проведем небольшой рейд. Связь будем поддерживать по рации. Сообщишь мне, когда вернутся вертолеты.
Фозияров явно был удивлен, но спорить не стал. Только молча наблюдал, как два старших офицера собираются в дорогу. Каждый закинул за плечо ручной шестизарядный гранатомет РГ-6. На грудь Сергей повесил автомат «Вал», а Барханов — снайперскую винтовку Драгунова СВД. Помахав остающимся, они зашагали по тропе.
Шли молча, изредка делая короткие остановки, чтобы изучить с помощью бинокля местность. Людей видно не было, да и крупные звери тоже не попадались.
Примерно через час, когда Чограй-Юрт скрылся из виду, Атилла деликатно поинтересовался:
— Командир, вам не тяжело?
— С какой радости?
— Все-таки возраст… — Капитан замялся. — Дорога трудная, а мобильность на пятом десятке уже не та.
«Он, понимаешь, обо мне тревожится!» Сергей даже расстрогался. Вслух же сказал:
— Не беспокойся. Я ужас какой мобильный. Прямо как сотовая «Моторола».
Они прошли еще километра два. Остановившись в очередной раз, Атилла укрылся в тени огромного валуна и долго водил трубками бинокля по двугорбой горе, покрытой редкими клочьями зелени. Потом сказал озабоченно:
— Сергей Михайлович, я вот думаю…
— Знаешь что — пока мы без подчиненных, обращайся ко мне в единственном числе.
— Есть!
— А теперь говори, чего надумал.
Барханов убрал бинокль в футляр и неуверенно произнес:
— Кара-Шайтан не мог не слышать разрывы, когда «вертушки» устроили мясорубку на дороге. Он наверняка готов к появлению гостей вроде нас с тобой.
— Смешной ты. — Подполковник покачал головой. — Сказано же тебе: фурбен находится около водопада. Ты себе представляешь, как ревет водопад? Не то что далекие взрывы — собственный голос не всегда можно расслышать.
Обдумав слова командира, Атилла скептически отозвался:
— Дельная мысль. Хочется верить, что за это время наш внеземной приятель не успел далеко уйти от водопада.
Дальше «финисты» шли молча. А на следующей остановке разглядели поднимавшуюся над горой тонкую полоску черного дыма. Где-то в районе водопада горел костер.
Протоптанная тропа временами исчезала под камнями и колючими кустарниками, так что приходилось карабкаться на склон прямо по колдобинам. Мало-помалу «финисты» выбились из сил и тяжело пыхтели, то и дело вытирая пот с лица и шеи.
Хорошо хоть подъем здесь был не слишком крутой, да и цель марш-броска приближалась — шум падающей воды доносился вполне отчетливо.
— Взберемся на самый верх — сразу заляжем и передохнем, — мечтал вслух Сергей.
— А говорил — как «Моторола», — проворчал Атилла.
Они достигли гребня и повалились на жесткий грунт. С облегчением скинув поклажу, Сергей и Атилла выглянули на другую сторону этой складки, изуродовавшей кору планеты.
Прямо перед ними начинался спуск в горную седловину, и километром дальше Большой Кавказ снова вздымался изломанной стеной подъема. С противоположного склона бежал по уступам грохочущий поток реки Айгур. Не желая выдавать своего присутствия случайным отблеском линз, офицеры осматривали ложбину и гору напротив, не прибегая к помощи биноклей.
— Вот он, — прошептал вдруг Барханов. — Чуть ниже гребня, три пальца влево от водопада.
Направив взгляд в ту сторону, подполковник увидел угасающий костер и рядом — крошечные фигурки. Расстояние превышало километр, так что подробности без оптики не разберешь, но одно из существ, несомненно, носило длинный черный плащ.
— Накинь на меня куртку, — тихо сказал Атилла. Упрятав стекла оптического прицела в тени пятнистой куртки, капитан долго изучал противника сквозь трубку двадцатикратного увеличения. При этом снайпер нежно гладил кончиком указательного пальца по зазубринам спускового крючка. Забеспокоившись, Сергей предостерег:
— Не вздумай стрелять. Далеко.
— Я и не собирался. — Атилла даже обиделся. — Надо поближе подкрасться.
Противник капитально обосновался на привал, поэтому два спецназовца сумели без лишней поспешности сократить расстояние, оставаясь незамеченными. Прячась за неровностями рельефа и редкими островками растительности, они короткими перебежками и переползаниями подобрались к пригорку, который был последним естественным укрытием на их пути. Полукилометром выше догорал костер, от Фурбена и его напарника «финистов» отделял почти прямой пологий склон горы. На этом участке они уже не имели шансов продвигаться скрытно — наступило время переходить к решительным действиям.
Враг собирался в путь. Кара-Шайтан неторопливо ходил вокруг костра, часто задирая голову, словно высматривал что-то в небе. Изредка он обращался к спутнику, и по жестикуляции было понятно, что под рукавами черного балахона скрывается отнюдь не человеческая рука. Рослый широкоплечий бородач в потрепанном камуфляже, — вероятно, тот самый Мурад — взгромоздил на плечи объемистый рюкзак и затаптывал костер, держа в одной руке автомат.
Фигура боевика покачивалась в поле зрения окуляра, не позволяя точно прицелиться. Оставив надежду поразить его выстрелом в голову, Атилла совместил перекрестье с левым плечом противника и плавно потянул спуск. Полуавтоматическая винтовка трижды щелкнула, выбрасывая пули. Одновременно Сергей выпустил в темный силуэт фурбена длинную очередь, потом вторую.
Удар девятимиллиметровых струй опрокинул пришельца и швырнул на камни.
Почти одновременно послышался хлопок сильного взрыва. Оторвавшись от оптического прицела, подполковник увидел столб голубовато-серого дыма, медленно оседающий на месте, где только что стоял Мурад. Сергей покосился на снайпера и убедился, что капитан держит в руках не РГ-6, а винтовку. Да и не могла крохотная граната произвести такой эффект, напоминающий действие снаряда крупнокалиберной пушки…
— Всего-то навсего бронебойно-зажигательная пуля, — растерянно сообщил Барханов. — Кажется, я угодил в сумку, и та рванула, как тяжелая авиабомба… Ух ты, наш Черный Плащ еще не успокоился!
Он снова прильнул к прицелу. Повернув голову, подполковник увидел Кара-Шайтана, который, встав на колени, поднимал двумя руками предмет с коническим раструбом. В предназначении этой штуки сомневаться не приходилось.
Снова отрывисто щелкнула СВД, потом Атилла выстрелил еще раз. Одна из трассирующих пуль ударила в грудь пришельца, другая — в устройство с коническим стволом. Сергей тоже нажал спуск, поливая пришельца непрерывным огнем. Фурбен задергался под ударами пуль. Механизм, который он держал, отлетел в сторону.
Резко развернувшись, инопланетянин бросился наутек неловкими скачками. Оба «Финиста» разрядили магазины в удаляющуюся спину гостя из созвездия Весов.
Трудно было усомниться, что хотя бы некоторые из двух десятков пуль поразили цель, однако Кара-Шайтан достиг гребня высоты и скрылся из виду.
На ходу перезаряжая оружие, земляне устремились в погоню. Когда они преодолели половину расстояния, отделявшего огневую позицию от костра, поврежденное пулей оружие фурбена взорвалось, сверкнув яркой оранжевой вспышкой.
На бегу Сергей крикнул напарнику:
— Мы его настигнем. Тело спрутоящера явно плохо приспособлено для гонок по такой местности.
Кивнув, Атилла ответил в перерывах между вдохами и выдохами:
— Он — наш. Думаю, у него в запасе оружия больше нет. Или очень мало. Весь арсенал должен был храниться в рюкзаке.
Они как раз пробегали мимо тлеющих головешек костра и обугленного трупа боевика-носильщика. Люди тяжело дышали, жадно втягивая в себя разреженный воздух высокогорья.
— Не радуйся прежде времени, — предупредил Сергей. — Кто знает, какие сюрпризы прячутся под этим черным плащом.
Подъем внезапно кончился, и «финисты» вырвались на плоское каменистое плато. Фурбен был метрах в трехстах впереди — бежал, судорожно подпрыгивая, вдоль речного русла. Спецназовцы поднажали и вскоре сократили дистанцию до двух сотен метров. С этого расстояния они, остановившись, вновь открыли огонь. Кроме обычных пуль в магазинах имелись трассирующие, поэтому было хорошо видно, как огоньки трассеров, достигнув черного плаща, рикошетом улетают в разные стороны.
— Не сгорают, а отскакивают, — пробормотал Барханов, заменяя магазин.
— Это не поле, — сказал Сергей. — Обычная броня. Попробуем оружие помощнее.
Похоже, фурбен сообразил, что не сумеет убежать от настырных аборигенов. С другой стороны, он должен был понять, что оружие преследователей не способно причинить ему серьезного вреда. Остановившись, он спокойно стоял на месте, словно приглашал людей подойти поближе. Его мантия распахнулась, открыв темный человекообразный контур, — такими в старых фантастических фильмах изображали роботов. Видно было, как два или три тонких отростка торопливо шевелятся в районе пояса.
Направив в сторону пришельца короткие стволы гранатометов, земляне медленно приближались к неприятелю и одновременно отходили друг от друга, готовясь атаковать фурбена с двух сторон. «Почему он не пытается улететь и не включает силовое поле? — думал Сергей. — Либо у него вообще нет антигравитатора и генератора энергетической защиты, либо наши выстрелы все-таки повредили часть оборудования…»
— Послушай, приятель, может быть, попробуем договорится без стрельбы? — закричал подполковник.
Не удостоив его ответом, фурбен принялся доставать из-под плаща очередное устройство — что-то вроде длинной гофрированной трубки. Атилла решил не искушать судьбу. Капитан принял стойку для стрельбы с колена, положил на землю рядом с собой РГ-6, быстро прицелился из винтовки и выстрелил. Голова фурбена мотнулась назад, пришелец повалился на спину, разметав четыре щупальца двухметровой длины.
Оставалось лишь поражаться живучести инопланетного монстра или, вернее, прочности его защитных оболочек. Проворно перевернувшись, фурбен приподнял переднюю часть туловища, упираясь в грунт чужой планеты тройкой длинных гибких конечностей, и вытянул в сторону Атиллы четвертое щупальце, которым держал все ту же трубку. Ребристый наконечник этого приспособления, напоминавший по форме древний шестопер, угрожающе светился и сыпал искрами.
— Берегись, капитан — успел крикнуть Сергей, нажимая спуск гранатомета.
Буквально за секунду до командирского предостережения Барханов по собственной инициативе откатился на несколько шагов — и вовремя. Набалдашник фурбенского оружия выбросил ветвистую бело-голубую молнию, которая ударила в землю за спиной снайпера. Грохотнуло, как во время грозы, остро запахло озоном.
Атилла взвыл от боли.
«Вопит, значит, живой», — успокоился подполковник, продолжая стрелять.
Ажурный барабан РГ-6 плавно проворачивался, подавая в ствол заряды, и Сергей выпустил одну за другой все шесть гранат. Две из них разорвались на теле фурбена. Враг рухнул на траву кучей черного хлама, но опять сумел встать и на этот раз все-таки окружил себя радужными переливами силовой защиты.
Отшвырнув разряженный гранатомет, Сергей подбежал к продолжавшему стонать Атилле и схватил РГ-6 капитана. Еще шесть гранат разорвались в энергетической оболочке, после чего подполковник снова взялся за автомат. То ли фурбен наконец усомнился в надежности своей защиты, то ли все-таки получил ранения и потерял много сил, но продолжать бой он не стал. Включив антигравитатор, фурбен всплыл на высоту около половины человеческого роста, перелетел через реку, снова опустился на землю и, пошатываясь, заковылял прочь от преследователей.
— Не уйдешь, сволочь, — свирепо прорычал командир полка «Финист», он же командор Посвященных.
В его распоряжении оставалось последнее средство, и Сергей был полон решимости применить это оружие. Выхватив из рюкзака ручной одноразовый гранатомет РГ-18 «Муха», он быстро, но тщательно прицелился. Оглушительно хлопнул вышибной заряд. Отмечая свой путь длинным хвостом белого дыма, реактивная граната настигла фурбена и сработала, уткнувшись в силовое поле.
Раскаленный шнур кумулятивного взрыва зацепил инопланетянина, и тот упал ничком, в последний раз вскинув щупальца.
Атилла уже сидел, закатав штанину, и, морщась, растирал левую ногу ниже колена. Сергей увидел на его коже приметный красноватый след, обычно проступающий под действием высокого напряжения.
— Фурбен ударил током, — подтвердил его догадку астрофизик. — Помнишь рассказ о боевике, который умер, хотя на теле не было ран?
— Это я уже понял, — подполковник присел рядом. — Как ты?
— Получше. Боль почти прошла. — Атилла бодро подмигнул.
Он с трудом, но все-таки поднялся, опираясь на винтовку. Потом, постанывая, сделал несколько неуверенных шагов. Пока снайпер разминался, Сергей вызвал по рации Фозиярова. Командир разведвзвода обрадовался, услышав голос подполковника, и доложил, что вертолеты ухе вылетели из Ханкалы и с минуты на минуту должны прибыть в Чограй-Юрт. Удовлетворенный этим известием Сергей распорядился:
— Ждем вас. Мы сейчас примерно в километре выше водопада. Когда увижу «вертушки», подам сигнал ракетами.
Убрав рацию, он обернулся. Барханов пытался выполнить серию приседаний, однако пораженная нога все еще слушалась плохо. Нечего было и мечтать пересечь бурную горную реку с больным напарником. Сергей стал прикидывать последовательность дальнейших действий: один вертолет сядет на другом берегу и прихватит труп Кара-Шайтана, на второй сядут они с Атиллой, а потом надо будет сделать еще одну посадку около разведенного фурбеном костра, чтобы подобрать трофеи…
— Кажется, скоро смогу прыгать, — прервал его размышления радостный голос Барханова. — А ты обрати внимание — сначала фурбен ворочался, но вот уже минут пять я за ним слежу — даже щупальцами не шевелит. Вроде готов.
— Живучий спрут попался, — сказал Сергей. — Сколько металла в эту гадину всадили, а ему — хрен по деревне.
Издали послышалось слабое гудение — словно возле уха тужит голодный комар.
Звук становился все громче, постепенно приближаясь. «Явно не вертолет, но что же?» — подполковник терялся в догадках.
— Серега, прячемся, это фурбены! — вдруг спохватился Атилла. — Кара-Шайтан явно ждал, что за ним прилетят.
Капитан заполз в неглубокую рытвину и торопливо перезаряжал барабан своего РГ-6. Сергей занялся тем же, хотя и понимал, что толку от их оружия будет немного. Если уж еле-еле справились с одним пришельцем, то против летательного аппарата и вовсе нет смысла рыпаться. Хорошо еще, машина спрутоящеров не появилась получасом раньше.
Кораблик был размером с двухэтажный дачный домик. Окруженный полупрозрачным эллипсоидом защитного поля, он, издавая оглушительное гудение, опустился рядом с неподвижно лежащим телом Кара-Шайтана. Едва массивные опоры коснулись грунта, утих пронзительный звук. Потом исчез силовой экран. Люди затаились, даже не помышляя стрелять в корабль пришельцев, и только следили за происходящим. Атилла несколько раз щелкнул затвором фотоаппарата.
— Орбитально-посадочный модуль, — прокомментировал капитан-уфолог. — Прилетел с базы или с межзвездного корабля.
— А то я без тебя этого не понимаю, — зашипел на него Сергей. — Лучше помалкивай.
В нижней части корпуса чужого аппарата открылся круглый люк. Из отверстия показались две лапы манипулятора, которые осторожно ухватили Кара-Шайтана и втянули в корабль. Люк снова захлопнулся. Затем инопланетная машина, снова загудев, оторвалась от грунта и набрала высоту. Зависнув примерно в полусотне метров над плато, аппарат двинулся по дуге. Посадочный модуль летел примерно со скоростью бегущего человека, медленно приближаясь к укрытию двух офицеров. «Вот и все, — грустно подумал подполковник. — Сейчас они нас…»
«Финисты» так и не узнали, какое возмездие ожидало их за успешную охоту на фурбена. Спасение, как и угроза появилось из космоса. Внезапно машина пришельцев с фурбенты прекратила искать вжавшихся в камни людей и стремительно рванулась вверх. А из облаков ударили пучки лучей. Несколько сгустков энергии поразили мчавшийся корабль, другие угодили в горный склон, взметнув густые облака пыли и дыма. Аппарат фурбенов содрогнулся и пошел на снижение, но в километре от поверхности пилоты выправили движение, вновь устремившись в высоту.
В небе показался еще один аппарат явно неземной постройки, который погнался за фурбенами, продолжая расстреливать из неведомого оружия машину спрутояшеров.
В ответ фурбены также выпустили нечто, напоминающее гроздь стремительных светящихся шариков. Молниеносно преодолев расстояние, разделявшее две машины, эти снаряды исчезли в силовом поле второго аппарата. Окончание боя протекало на высотах, недоступных взглядам Атиллы и Сергея — оба неземных аппарата на огромной скорости ушли вертикально вверх и скрылись из виду.
— Кажется, пронесло. — Барханов облегченно вздохнул. — Кстати, нам тоже пора уносить ноги.
— Сейчас «вертушки» прилетят.
— Чей корабль пришел нам на помощь — троклемский или гонты вмешались?
— В Лабиринте таких машин я не видел…
Сергей поежился. Смерть прошла совсем рядом, лишь чудом не задев мощью инопланетной техники двух беспомощных и практически безоружных людей. Между тем Атилла принялся собирать свое имущество и проворчал:
— Очень мне не понравилось, что от фурбена пули отскакивают. Надо будет в следующий раз прихватить ружьишко помощнее.
Надо же! Сергей даже покачал головой. Этому маньяку было мало сегодняшней переделки — он уже думал о «следующей» встрече с воинственными братишками по разуму.
Издали доносился гул винтов. Пара Ми-24 неторопливо летела в их сторону.
Глава 6
ОТВЕТНЫЙ ВЫСТРЕЛ
— Подожди меня где-нибудь в тенечке, — сказал Сергей водителю. — Я могу задержаться.
Прапорщик Нефедов молча кивнул и отогнал УАЗ на стоянку, а командир «Финиста» вошел в подъезд ФУОПИ.
Капитан на проходной лениво взял под козырек, проверил ради проформы документы, безнадежно махнул рукой пои виде полукобуры с автоматическим пистолетом «Гюрза». Каростина здесь хорошо знали, а потому смирились, что подполковник с оружием не расстается. Но потом, заглянув в его портфель, дежурный впал в сильнейшее замешательство. Конечно, покореженные куски внеземных материалов были не слишком похожи на взрывчатку или подслушивающие устройства, однако строгие инструкции не позволяли проносить в здание предметы неизвестного назначения, а Сергей не собирался объяснять кому попало, что это такое.
В конце концов капитан позвонил начальнику охраны, тот связался с генералом, и Жихарев приказал пропустить командира «Финиста».
Сергей предполагал, что начальник управления вызвал его для разбора последних операций, в которых принимали участие подразделения полка, однако за столом в кабинете Жихарева сидели гости в штатском. Конечно, и профессор Тарпанов, он же Ферзь, и директор ИСТРИСа генерал Львов были здесь своими людьми, но их присутствие означало, что предстоит разговор на темы более глобальные, чем ликвидация банды Хандруева или планы огневой подготовки третьего батальона.
— Судя по вашим веселым лицам, товарищ Тарпанов только что рассказал анекдот, — заметил Сергей, пожимая начальственные руки. — Наверняка политический.
— Не угадал, — ухмыльнулся профессор. — Анекдот был о пришельцах из космоса. Приземлилась, значит, летающая грелка на сочинском пляже…
— А ну успокоились! — на правах хозяина Жихарев командовал даже старшими по званию. — Порезвились, и будет. Пришло время вплотную заняться серьезным делом.
Под их пристальными взглядами подполковник почувствовал себя неуютно. Львов вежливо напомнил, что в начале года роботы Лабиринта несколько раз выходили на связь с Посвященными, однако ни Каростин, ни Турин, ни остальные не удосужились поведать о содержании этих контактов. В то же время из обрывков бесед между Посвященными, равно как по внезапно изменившемуся настроению последних, стало ясно, что Координатор и Мозг Станции передали весьма важные сведения, взволновавшие Сергея и его друзей.
— Нам также стало известно, что роботы убрали энергетические экраны, которые должны были защищать вашу компанию, — продолжал генерал. — В ходе последних поездок на чеченский фронт вы — лично вы, уважаемый Сергей Михайлович! — не раз побывали на грани гибели.
— Да уж, если бы не броня, хреново могло обернуться. — Сергей вздохнул. — Только вы перепутали совершенно разные вещи. Под новогодние праздники Координатор действительно кое-что сообщил, но там речь шла о сугубо космических событиях. В ближайшие полвека, а то и век, это не будет иметь отношения к Земле. Другое дело — то письмо, которое мы получили буквально на днях…
Пока они читали ксерокопию послания от Координатора, Сергей мысленно вернулся к последнему посещению Большой Гостиной накануне прекращения связи с Лабиринтом. Роботы сообщили о серьезных осложнениях, уладить которые можно было лишь совместными усилиями нескольких цивилизаций. Аборигены супертехнологичной планеты Хламбади едва не обнаружили приемопередатчик материи, и Посвященные вместе с Координатором так и не сумели решить, какие меры следует принимать, если это все-таки случится. Очень тяжело продвигались переговоры между троклемским гарнизоном Базы Пошнеста и военным командованием вешша. Одержавшие убедительную победу разумные земноводные были по-своему правы, требуя, чтобы троклемиды согласились на полную капитуляцию и допустили на свои планеты оккупационные подразделения и вдобавок проклятые ракеты, запущенные фанатичными вояками Пошнеста!
Разумеется, он не стал говорить об этом: космические неприятности были делом Посвященных. Иное дело — появление пришельцев на нашей планете…
Когда Сергей пересказал полученную от Матвея информацию, слушатели заметно обеспокоились. Жихарев озабоченно заметил:
— Давно пора разобраться с этим Королем… — И добавил обращаясь к директору ИСТРИСа: — Сможете послать своих гвардейцев на Кипр?
— На Кипре проблем не возникло бы, только там Короля уже нет, — ответил Львов. — Он перебрался в Израиль.
Генерал поведал, что с недавних пор зарубежная штаб-квартира гвоздевской группировки размещается в престижном районе Иерусалима, неподалеку от резиденции премьер-министра. А в этом государстве, печально добавил Львов, не развернешься.
— С бандитами разберемся, — отмахнулся Жихарев. — Меня беспокоят подслушивающие устройства, которые банда Короля размещает у нас под боком. Чует мое сердце, эти приборы не только за каналами Лабиринта следят. Такая техника вполне годится и для обычного шпионажа.
Он развернул вращающееся кресло к столику, на котором стоял компьютер, включился в информационную сеть управления и отыскал какой-то файл. Быстро проглядев несколько страниц, генерал сказал:
— Вот послушайте… «Иерусалимский технологический институт (ИТИ) — высшее учебное заведение для молодых людей, которые сочетают занятия Торой с изучением технических специальностей на академическом уровне. Из-за насаждаемой здесь атмосферы религиозного фанатизма студентов института называют „бней-Тора“, то есть „сыновья Торы“. Выпускники института высоко ценятся в Израиле. Это люди не только преданные идеям сионизма, но и обладающие новаторскими наклонностями в профессиональной сфере. Выпускники этого учебного заведения занимают руководящие посты в таких организациях, как Моссад, Армия обороны Израиля, полиция, а также в фирмах „Моторола“, „Эльбит“, „Оптротек“, „Израильская авиационная промышленность“… Ну, дальше началась обычная реклама… Ага, нашел… „Кампус института расположен на склонах холма между районами Байт-Ваган и Гиват-Мордехай. Телефон 02-751111, факс 02-422075, адрес — Иерусалим, почтовый ящик 16031. Кампус состоит из двух учебных зданий, общежития расположены в самом кампусе и по соседству с ним. Факультет компьютерных наук предлагает две области специализации — компьютерные системы и промышленный бухгалтерский учет“».
— Бухгалтерия-то при чем? — удивился Львов. — Ты, брат, читай о главном.
— Ну, про институт как будто все… Слушайте дальше. «Зимой текущего года одна из лабораторий ИТИ передана в распоряжение Моссада, после чего в штат нового подразделения зачислены прибывшие из США кадровые сотрудники ЦРУ и АНБ.
На вершине холма рядом со зданием института развернута батарея антенн для спутниковой связи. Достоверно установлено, что здесь создан Центр электронного шпионажа (ЦЭШ), которым руководят высокопоставленные чиновники спецслужб Израиля и США. В период с апреля по июль сотрудникам ЦЭШ удалось „взломать“ компьютерные коды и проникнуть в базы данных силовых и научно-исследовательских учреждений многих стран Средиземноморского региона. Широко используя методы компьютерного шпионажа, ЦЭШ похитил материалы научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ оборонного характера, осуществляемых различными ведомствами и частными фирмами Италии, Франции, Испания, Египта и ряда других государств. Основные сферы интересов: военная электроника, ядерные технологии, ракетно-авиационная техника, разработка новейших образцов военно-морской, танковой и артиллерийской техники».
Закончив чтение, Жихарев осведомился, как нравится досточтимой публике это богоугодное заведение. Общее желание досточтимой публики выразил генерал Львов, объявивший элитарный вуз «лакомым кусочком». Его хором поддержали остальные: хорошо бы, дескать, запустить лапу в архивы ЦЭШ. А Тарпанов негромко добавил:
— По-моему, вы забыли о другой задаче. На Земле вовсю безобразничают гости из космоса, которые не слишком почтительно обращаются с нашим братом. Похоже, эти дальние родственники по разуму считают людей существами второго сорта. Может быть, даже следует расценить поведение пришельцев как враждебное и относиться к ним соответственно… — Он обратился к подполковнику: — Сергей Михайлович, вы лучше нас разбираетесь в проблемах космической войны. Готовы ли мы вступить в открытое противостояние с гонтами и фурбенами?
— Я уже пытался, и результаты не воодушевляют…
Он поведал о недавней вылазке в Чечню. Рассказ был выслушан с подобающим вниманием, затем аудитория долго изучала обломки фурбенской техники. Вызвав шефа технического отдела, Жихарев отдал распоряжение организовать самое тщательное исследование иерусалимского детектора и остальных экспонатов из каростинского портфеля.
Когда они снова остались одни, шеф ФУОПИ задумчиво проговорил:
— Первую пробу сил я бы расценил как удачную. Во всяком случае, к приемопередатчику фурбена не подпустили.
— М-да, действительно, я и сам ожидал худшего, — признался Сергей. — Бой мы явно выиграли, пусть даже по очкам.
— То, что его не брали пули, нетрудно объяснить, — сказал Львов. — Наверняка одет в какую-нибудь броню.
Тарпанов, который всегда умудрялся найти неожиданный взгляд на любую проблему, ядовито ухмыляясь, заметил:
— Радоваться надо, что пули от фурбена отскакивали. Мне страшно подумать, какие проблемы возникли бы, окажись у нас в руках труп инопланетянина…
В разгар этих восторгов сквозь матовые оконные стекла в комнату просочился узкий, как ниточка, поток красного света. Трудно было не узнать характерный луч лазерного прицела. Сергей и Жихарев мгновенно воскликнули:
— Ложись!
Небольшое, размером с двадцатирублевую монету, рубиновое пятно, обежав комнату, замерло на нагрудном кармане каростинского мундира. Подполковник стремительно упал со стула, растянувшись на полу. В тот же миг зазвенело пробитое стекло, и две пули воткнулись в стену, расшвыряв штукатурную крошку.
Хозяин кабинета дернул шнурок, закрыв окно плотной темно-синей портьерой. Затем он осторожно выглянул наружу, слегка отодвинув край полотна.
— Он мог стрелять только из той семнадцатиэтажки, — крикнул Жихарев.
Начальник управления метнулся к телефону и отдавал соответствующие распоряжения охране, но Сергей уже выбежал в коридор. Не теряя секунд на ожидание лифта, он скатился по лестнице, мысленно подсчитывая оставшееся в его распоряжении время. Чтобы спуститься с верхних этажей, киллеру понадобится не меньше полутора-двух минут. Чтобы пересечь разделявшие их полкилометра, подполковнику требовалось примерно столько же. Он с разбегу прыгнул в свой УАЗ, крикнув водителю:
— Гони напролом в сторону того дома… — Затем, когда машина рванула с места, продолжил инструктаж: — Я буду брать снайпера. Твоя задача — подстраховать меня. Он нужен нам живым или хотя бы не совсем мертвым.
— Сделаем, командир, — прошипел прапорщик.
Визжа металлом на резких поворотах, нарушая все правила дорожного движения, машина полным ходом пересекла шоссе, попутно проутюжив несколько газонов. Чудом избежав столкновения с двумя грузовиками, троллейбусом и множеством легковушек, водители которых кричали им вслед что-то нехорошее, «уазик» защитного цвета затормозил во дворе, где оборудовал огневую позицию неведомьй снайпер. Высотный дом имел три блока, людей во дворе почти не было. На платной стоянке жарились под солнцем сколько автомобилей с московскими номерами. Сергей забеспокоился: поди догадайся — здесь он еще и успел смыться. Если затаился внутри здания, то не уйдет — сюда с минуты на минуту стянется охрана ФУОПИ. Будет прочесывать квартиру за квартирой, перетряхнет каждый закуток от чердака до подвала…
Подполковник присел на лавочку, держа под наблюдением прилегающую часть двора и автостоянку. Ожидание не затянулось — из крайнего, что поближе к шоссе, блока вышел бугай в джинсовом костюме, «прострелил» окрестности цепким хищным взглядом. Укрытого кустами Каростина громила не разглядел и, держа правую руку под курткой, направился к «семерке» вишневого цвета. «Он!» — понял Сергей.
Быстрым шагом командир полка двинулся на перехват: левая рука с пистолетом за спиной, правая готова нанести удар.
— Эй, приятель, подскажи, где здесь дом номер восемнадцать дробь шесть? — крикнул подполковник.
Ему принялась отвечать словоохотливая бабка, скучавшая на скамеечке возле подъезда. А киллер, так и не успев вставить ключ в дверной замок, резко обернулся, выхватывая из-под джинсовой полы нечто короткоствольное. Дурачина полагал, что сможет опередить в этой «ковбойской дуэли» профессионала спецвойск.
Всегда готовый к подобному обороту, Сергей нажал спуск, навскидку выпустив очередь из «Гюрзы». Одна пуля сделала аккуратную дырочку в стекле машины, а две другие прошли навылет через куртку и все, что под ней находилось. Взвыв, киллер выронил оружие и схватился за плечо.
Короткий разбег, прыжок. Сгруппировавшись в полете, подполковник точно приложил бандита подошвой в челюсть. Тот шумно упал и перекувырнулся.
Приземлившись на полусогнутые, Сергей подбежал к пытавшемуся встать киллеру и с размаху, словно пенальти исполнял, ударил в пах. Затем, ухватив бесчувственное тело за подмышки, рывком поставил на ноги и, заломив здоровую руку, припечатал носом об синий капот «семерки». За спиной заголосили перепуганные старухи и прочие местные жители, прогуливавшиеся во дворе с детскими колясками и собаками.
В тот же миг еле слышно застучала очередь бесшумного автомата. Покрутив головой, Сергей увидел, что к нему спешит с «Валом» в руках его водитель. На бегу прапорщик показывал стволом на лежащее в двух десятках шагов тело, вокруг которого растекалась кровавая лужа.
— Он в вас стрелять собирался, — запыхавшийся водитель громко переводил дыхание. — Уже целился, а я опередил. Аж брызги полетели.
— Молодец, Нефедов. — Командир полка убрал пистолет в кобуру.
Подоспели машины из ФУОПИ, двор наполнился людьми в камуфляже и в штатском.
Раненого киллера, сковав наручниками, увезли. Труп прикрывающего оставили на месте — для милицейских следователей, которых ждали не раньше чем через полчаса.
Из подъезда вынесли снайперскую винтовку AUG, которую неудачливый стрелок бросил на лестничной площадке верхнего этажа.
Оптический прицел на винтовке был мощный и совершенно незнакомого типа — такого Сергей не встречал даже в арсенале ГРУ, где имелись самые последние образцы, созданные ведущими оружейными фирмами. Приложив винтовку к плечу, он навел объектив на далекое здание ФУОПИ. Судя по размеру появившегося в окуляре изображения, прицел давал по крайней мере тридцатикратное увеличение. Но, самое удивительное, матовые стекла не были преградой для этого чуда оптики — подполковник отчетливо видел стены и потолок жихаревского кабинета.
«Инфракрасный, наверное», — подумал Сергей.
Раненый снайпер медленно приходил в чувство. Врач, забинтовав ему плечо, сказал:
— Крови потерял много, но жить будет. Можно допрашивать.
На столе постепенно собиралась куча предметов, извлекаемых из карманов задержанного. Связка ключей, запасные обоймы, бумажник с небольшой суммой в разной валюте. Документы…
— Оркан Адуев, родился в городе Хасавьюрт, Дагестанская АССР, национальность — чеченец, — прочитал в паспорте Львов. — Прописан в Балашихе…
Неужели чечки спешили отомстить Каростину за его подвиги на фронте? Не нравится мне такая версия…
— Да, не похоже, — согласился подполковник. С чеченскими боевиками он имел дело неоднократно. Три года назад в Абхазии они воевали плечом к плечу, а в последние месяцы оказались по разные стороны фронтовой линии. Сергей немного разобрался в менталитете этого народа, а потому не мог поверить, что главный штаб противника послал в Москву киллера с заданием покарать командира «финистов». Дети гор сражались умело и жестоко, но при этом придерживались своеобразного кодекса воинской чести. Подполковник знал, что противник его сильно не любит, но уважает. Бойцы «Финиста» всегда наносили врагу тяжелые потери, однако неписаных законов войны не нарушали: не убивали и не грабили мирных жителей, не грешили мародерством сверх общепринятых норм и даже заложников не убивали без крайней необходимости.
Нет, любой чеченский командир сочтет угодным Аллаху деянием сразить подполковника Каростина на поле боя, но не станет тайно подсылать убийц — такое убийство исподтишка покрыло бы этого полевого командира позором… А вот фамилия киллера показалась очень знакомой, словно Сергею пришлось слышать ее совсем недавно.
Между тем Адуев, если это было его настоящее имя, успел очухаться и, как водится, отказался отвечать на вопросы. Не вступая в дискуссию, Жихарев мигнул доктору. Пленному вкачали хорошую дозу «сыворотки правды». Когда у Адуева неестественно расширились глаза и напряглись все мышцы — верный признак, что препарат начал действовать, — генерал-майор задал первый вопрос:
— Кого вы собирались застрелить?
Снайпер показал на Сергея и пробормотал:
— Его… Фамилию не помню…
— Кто отдал вам такой приказ?
— Брат позвонил по телефону… Сказал, обязательно нужно его наказать, честь рода под угрозой… Посмотри говорил, в камере хранения… Номер шкафа сказал, код замка…
— Где сейчас ваш брат?
— В Ичкерии, воюет…
— Брат звонил прямо из Чечни?
— Не знаю, не сказал… Хорошо было слышно…
Говорил он сбивчиво, что и неудивительно, если учесть концентрацию циркулирующей по его артериям сыворотки.
Тем не менее из клочков фраз складывалась вполне понятная картина, Оркан обзавелся в Подмосковье полным «джентльменским набором»: магазины, ресторан, казино, автостоянки. Помимо легального бизнеса контролировал торговлю наркотиками и крадеными автомобилями, собирал дань с сутенеров и бандерш. На Ярославском вокзале в камере хранения, которую назвал брат, Адуев обнаружил винтовку с оптическим прицелом, пачку стодолларовых купюр нового образца, а также настоятельную просьбу: совершить акт кровной мести против подполковника Каростина и капитана Барханова. В том же чемодане оказались фотографии обоих офицеров, их адреса и другие полезные сведения. На дело Адуев пошел в сопровождении личного телохранителя, которого полчаса назад застрелил прапорщик Нефедов.
— А вот и снимки, — сказал Тарпанов, продолжавший изучать конфискованное имущество «бизнесмена». — Где это они вас запечатлели?
— Это не фото, — уточнил Жихарев. — Скорее напоминает распечатку. Только я не знаю принтера, который обеспечивает такое качество изображения.
Наконец пущенные по кругу картинки попали в руки командира «Финиста», и подполковник удивленно поднял бровь. На первом листе он увидел себя и Атиллу — увешанные оружием спецназовцы карабкались по горному склону. Кроме того, имелись потрясающего качества портреты каждого по отдельности.
— Эта съемка велась позавчера в горах на грузино-ченской границе, — уверенно сказал Сергей. — Это единственный случай, когда я был в горах с этим парнем. Причем снимали нас в момент погони за фурбеном.
— Другими словами, снимал сам Кара-Шайтан, — сделал вывод Львов. — Он же и киллера нанял.
— Если даже не он сам, то кто-нибудь из его соплеменников, — добавил Тарпанов.
— Больше некому. — Подполковник задумался, потирая лоб, затем обратился к пленному: — Как, говоришь, зовут твоего брата?
— Ахмед.
Теперь Сергей вспомнил, откуда ему знакома эта фамилия. В субботу, покончив с Кара-Шайтаном, они разбирали документы боевиков, и там действительно мелькнуло такое имя — Ахмед Адуев. Только этот человек никак не мог на следующий день разговаривать с братом, потому что погиб в самом начале боя, когда вертолеты накрыли горное селение ракетным залпом.
— Ты уверен, что тебе звонил именно брат? — спросил он на всякий случай.
Оркан очень обиделся и ответил с вызовом в голосе: мол, нечего его оскорблять, он не такой дурак, чтобы не узнать голос родного брата. По его словам, у Ахмеда был очень характерный выговор — никак нельзя перепутать.
— Серьезные ребята, — сказал Жихарев, когда они вернулись в кабинет. — Ударом на удар отвечают.
Теперь спрутоящеры представлялись куда опаснее, чем могло показаться после первой перестрелки. Ответная акция была проведена стремительно и вполне профессионально. Фурбены даже предусмотрели, что нужно синтезировать голос Ахмеда Адуева.
Тарпанов побарабанил пальцами по лежащим на столе бумагам и произнес, медленно выговаривая слова:
— Без поддержки внеземных союзников мы обречены проигрывать. В лучшем случае, как позавчера, стычки будут решаться вничью.
— В прошлый раз нам кто-то уже пришел на помощь — вскинулся Сергей. — Я же рассказывал: летающая машина фурбенов едва не размазала нас по скале, но тут появился другой аппарат и подбил фурбеиа.
— Насколько можно судить, там были гонты, — размышлял вслух Львов. — Машина из Лабиринта наверняка вышла бы на связь, а эти бросили вас в достаточно неприятной ситуации.
— Так или иначе, понадобится подмога Лабиринта, потому что субботний бой был далеко не последним. — Тарпанов хлопнул ладонью об стол. — Мы обязаны выяснить планы пришельцев и помешать им проникнуть в Лабиринт.
Начался деловой разговор. Аналитические подразделения ИСТРИСа получили задание проработать возможные сценарии. Жихарев набросал текст циркуляра в территориальные органы силовых ведомств: немедленно информировать ФУОПИ, если будут замечены субъекты, похожие на Гастона Машена и Кара-Шайтана. Под конец обсуждения начальник управления сказал:
— Я даже знаю, где произойдет следующая стычка с фурбенами. Правительство Таджикистана просит поддержки, у них резко активизировалась непримиримая оппозиция. После ликвидации этих банд подразделение «Финиста» двинется на поиски спрутоящеров, которые обосновались на Памире.
— Только приборы, которые он с собой таскает, ты уж на этот раз постарайся взять целехонькими, — добавил Львов. — Полезнейшие, батенька, штучки, как выражался классик.
Глава 7
«НЕБЕСНОЕ ОКО»
Прошлой осенью Николай и Алексей основали совместное предприятие под названием «Небесное око». Зарубежным соучредителем выступила малоизвестная компания «Черный поиск», зарегистрированная в одной из крохотных стран Юго-Восточной Азии. Не больше десятка людей во всем мире могли знать, что «Черный поиск» открыт Мозгом Станции Земля, а уставной капитал сформирован из средств, экспроприированных со счетов мафии. Тем более оставалась загадкой личность миллионера Сержа Каро, номинально возглавлявшего обе фирмы — азиатскую и московскую.
За прошедшие месяцы «Небесное око» развернуло активные действия, арендовало у «Главкосмоса» два спутника фоторазведки, и теперь предприятие поставляло заказчикам отличные карты самых труднодоступных регионов. Выведенные на тщательно подобранные орбиты спутники «Мальвина» и «Натали» передавали на Землю крупномасштабные снимки, по которым можно было не только идеально выстроить рельеф изучаемой местности, но даже определить наличие и объемы залегавших там полезных ископаемых, а также прочих природных ресурсов.
В этот теплый августовский день мсье Каро, он же командир отдельного резервного полка «Финист» подполковник Каростин, лично явился в «Небесное око».
— Ого! Никак, заморский босс нагрянул! — вскричал, дурачась, Лешка. — Ребятишки, он же сейчас аудиторскую проверку закатит по всей строгости, бухгалтерские талмуды проверять станет!
— Как летелось из славного городу Гонконгу, досточтимый Каросан, не укачало ли вашу нежную вестибулярку? — осведомился Николай.
Сергей с притворной строгостью потребовал прекратить балаган и заняться делом. Понимающе кивнув, Николай пригласил друзей в свой кабинет, задраил сейфовую дверь, включил устройства, исключавшие подслушивание. Мальвина, превратившаяся в идеальную секретаршу, занялась было завариванием кофе, но Сергей задумчиво проинформировал, что не отказался бы и от закуски. Немедленно появилась гора бутербродов — с копченой колбасой, ветчиной, икрой, балыком и различными сырами.
— Гениально, — похвалил подполковник. — Пасари, ты в вашей армии какую должность занимала, — наверное, что-то на уровне нашего командира взвода? Иди ко мне в полк — сделаю замначальником штаба по хозяйству, сразу капитанские погоны нацепишь.
— Запросто, — с легким акцентом ответила Мальвина, она же Пасари Малер. — Только не уверена, что ваши кадровики засчитают мне трехвековую выслугу лет в вооруженных силах Троклема.
— Не отдадим. — Николай замахал руками. — Мальвиночка, не подписывайся на его посулы. Наверняка этот изверг собирается десантировать тебя на вражеские базы с целью деморализации потенциального противника.
Они посмеялись. Потом Алексей, сделавшись серьезным, сообщил:
— Серега, сегодня ночью над Индийским океаном к «Мальвине» — я имею в виду наш спутник — приблизился аппарат Лабиринта.
— Я тебя сразу перебью, — встревожился Сергей. — Не мог это быть спутник американцев или, например, космический модуль гонтов и фурбенов?
Алексей успокоил старшего друга, продемонстрировав серию фотографий, отснятых камерами «Мальвины». Не узнать этих очертаний Сергей не мог — все Посвященные не раз видели троклемские орбитально-посадочные модули ближнего радиуса. Управляемые роботами машинки могли разгоняться до третьей космической скорости. Лабиринт использовал их для разведки и доставки небольших грузов в тех регионах, где не действовали видеоканалы или тоннели телепортации. Успокоившись, подполковник попросил продолжать.
— Модуль подошел метров на двадцать-тридцать и передал радиограмму, — рассказывал Леха. — Сообщение было зашифровано кодом, который Координатор оставил нам зимой. Ничего нового — тот же текст, что другой робот подбросил тебе на квартиру… Поскольку мы ждали подобных контактов, оба наши спутника были запрограммированы выдать ответное послание.
— Какого содержания?
— Как мы и договаривались… Предыдущее письмо получено, делаем все возможное, непосредственной угрозы для Посвященных пока не отмечено, нуждаемся в дополнительной информации о пришельцах и их возможностях. Робот не ответил, — записав передачу, прибавил скорость и покинул поле обзора. Вероятно, был возвращен на Станцию.
Мальвина поспешила уточнить:
— Эти андроиды не способны принимать самостоятельных решений. Скорее всего, заложенная в него программа не предусматривала диалога со спутником, а связи с Мозгом Станции у модуля не было.
— Ну, это даже я понимаю. — Сергей пошевелил ладонью. — Поторопились мы с ответом… Для следующего контакта подготовь новый текст, примерно такой: «Имели боевое столкновение с фурбенами на Кавказе. Одного спрутоящера, кажется, убили или тяжело ранили. На завершающем этапе боя корабль Фурбенты был атакован неизвестной машиной — предположительно аппаратом гонтов. На следующий день фурбены организовали покушение на одного из Посвященных».
— Когда это случилось?! — Николай аж привстал со стула. — Твоя работа?
— Чья же еще! Мы с Атиллой от души постарались… Он поведал о событиях последних дней — от их экспедиции в Чечню до стрельбы в окрестностях ФУОПИ.
Ребята разволновались, но в панику никто не ударился — привыкли уже иметь дело с угрозами из космоса. Обсудив ситуацию, пришли к выводу, что на фурбенов напал все-таки аппарат гонтов, а не Лабиринта — иначе Координатор упомянул бы об этом факте в переданном на «Мальвину» сообщении. Алексей возбужденно добавил:
— Вряд ли эти спрутоящеры ограничатся одним покушением. Наверняка будут новые нападения.
— Не исключено. — Подполковник равнодушно пожал плечами. — Усилим меры предосторожности. Хотя, признать, я плохо представляю, как защищаться от инопланетного оружия… Ну ладно, об этом еще подумаем. Пока расскажите мне, как наш бизнес процветает.
Сопредседатели деловито отчитались.
Выполнены заказы по картографированию малоисследованных областей Сибири, Казахстана, северо-западных провинций Китая, бассейна Амазонки. Заключены новые договора с правительствами и частными фирмами разных стран. Полученная за полгода прибыль почти покрыла первоначальные расходы на организацию компании. К середине четвертого квартала, когда с «Небесным оком» рассчитаются заказчики из Аргентины, Нигерии, ЮАР и Пакистана, а также концерны АМОКО и «Сибнефтегаз», ожидается чистый доход в два с четвертью миллиона долларов. Если дела и дальше пойдут столь же успешно, то в следующем году прибыль превысит десять миллионов.
— Кроме того, мы с Мальвинкой написали новую программу. Теперь можно по данным инфракрасного сканирования выявлять месторождения на глубинах до двухсот метров — хоть под землей, хоть под водой. — Алексей сообщил эту новость, не сумев скрыть самодовольной ухмылки. — Одна неприятность — для реализации такой программы придется запустить еще пару спутников с детекторами длинноволновых излучений.
— Вперед и с песнями, — разрешил Серж Каро. — Оснастим новые спутники всеми приборами, которые разработаны за последнее время. Когда подготовите аппараты к запуску?
— Думаю, первый будет на космодроме в начале следующего года, а еще месяцев через шесть завод выдаст нам вторую машину, — не слишком уверенно сказал Алексей.
— Значит, назовем их «Диана» и «Надежда», — решил Сергей. — А то наши с Аркадием супружницы возмущаются. Говорят: Колька с Лешкой нарекли спутники в честь своих благоверных, а вы, сволочи, нас совсем не любите…
Николай сказал с ухмылкой:
— Ничего-ничего, вот через годик-другой разместим на орбите десяток платформ — поломаешь голову над названиями. Придется бывших жен и любовниц вспоминать.
Подполковник смущенно покосился на Мальвину, однако деликатная троклемидка сделала вид, будто не расслышала, и непринужденно посетовала, как непросто было переводить на земные алгоритмические языки программу, текст которой она прихватила, покидая Базу Пошнеста. А когда межпланетная супружеская чета справилась с переводом, возникло множество других проблем, особенно при конструировании инфракрасного детектора для спутников новой серии.
— Кстати, о детекторе, — спохватился вдруг Сергей. — Заболтались, а я чуть не забыл…
Он выложил на стол портативное устройство с небольшим дисплеем, индикаторами и тумблерами, которое передал ему племянник Матвей.
— Что за чудо? — У Лешки загорелись глаза.
— Контейнер с такими игрушками переправляла из-за кордона одна преступная группировка. Как я подозреваю, нам в руки попал тот самый прибор, о котором предупреждал Координатор.
Обдумав его слова, осторожный Николай на всякий случай переспросил:
— Ты хочешь сказать, что мы имеем дело с детектором для обнаружения многомерных каналов? Другими словами, пресловутый Центр электронного шпионажа пытается разместить их с помощью мафии, так?
— Пока это лишь мои предположения…
Даже опытнейшие технари из ФУОПИ, с первого взгляда определявшие происхождение и предназначение любой электронной аппаратуры, оказались бессильны, столкнувшись с приборами такого типа. Заводская маркировка отсутствовала, поэтому специалисты ограничились уклончивым ответом: мол, приборы собирались в одной из западных стран, причем комплектующие, скорее всего, изготовлены фирмами разных государств, включая США, Германию, Японию, Израиль, Южную Корею. Каждое устройство включало мощный микропроцессор, детекторы слабых электромагнитных колебаний, а также блок передачи информации на спутник.
— Минуточку, командор, — насторожилась вдруг Мальвина. — Мне почему-то захотелось пересчитать ваши гигагерцы в троклемские единицы…
Поколдовав немного с калькулятором, она скорчила огорченную гримасу и уверенно провозгласила: лежащий на столе прибор действительно предназначен для пеленгации источников именно тех частот, которые генерируются многомерными каналами троклемских приемопередатчиков. Коренным землянам ее объяснения показались не вполне понятными, и Сергей попросил повторить тот же текст в более доступной форме.
— Слушайте внимательно. — Пасари начинала терять терпение. — Каждый приемопередатчик может соединять Станцию с поднадзорным миром при помощи шестимерных гиперцилиндров трех принципиально разных типов. Во-первых, это транспортные тоннели, по которым можно перемещать материальные тела. Во-вторых, видеоканалы, передающие только электромагнитное излучение, включая свет и радиоволны. И наконец, в-третьих, линии электронных сигналов, посредством которых аппаратура Базы или Станции подключается к существующим на поднадзорной планете средствам коммуникации. Выдвигаясь в трехмерное пространство, каждый из перечисленных гиперцилиндров распространяет характерные сигналы на сверхвысоких частотах… Вам пока понятно?
— Ты излагаешь невероятно доходчиво, — заверил жену Алексей. — Продолжай в том же духе.
— Ну так вот. Эти приборы позволяют вычислить координаты той точки, где проложенная со Станции многомерная линия врезалась во всемирную компьютерную сеть или где выведен в трехмерное пространство транспортный тоннель. Тем самым они обнаруживают вход в Лабиринт. Думаю, Сергей прав — приборы явно земного происхождения, то есть созданы в Центре шпионажа…
Первым суть дела ухватил профессиональный программист. Сделав озабоченное лицо, Алексей произнес:
— Значит, детектор может запеленговать точку, через которую возможно проникнуть в Лабиринт. Затем через Интернет или через спутник связи эти координаты передаются центр… Я правильно понял?
— Во всяком случае, это похоже на правду, — осторожно сказала Пасари. — Думаю, когда в Центре убедятся, что обнаружена точка входа, они пошлют через этот детектор вирусную программу, которая должна парализовать компьютеры Станции. Именно поэтому наши роботы прекратили наблюдать за Землей через гиперцилиндры.
Она добавила, что теперь, из соображений безопасности, Мозг Станции вынужден наблюдать за планетой только издали — выходы гиперцилиндров должны располагаться на предельном расстоянии от поверхности, куда не достанут наземные детекторы и где практически нет искусственных спутников.
— Погодите, ребята, тут чего-то не так, — засомневался Сергей. — Конечно, я не слишком глубоко разбираюсь в компьютерных делах, но и не совсем профан.
Насколько я понимаю, земные программы, в том числе и вирусы, могут быть написаны только на наших, земных алгоритмических языках. На ФОРТРАНе каком-нибудь или на АЛГОЛе…
— Скорее уж на Си-плюс-плюс или на АССЕМБЛЕРе. — Алексей ухватил его мысль на лету. — Видимо, ты хочешь сказать, что компьютеры Лабиринта используют свою, троклемскую систему кодировки, а потому земные вирусы не способны поразить Мозг Станции.
— Ну, примерно так, — кивнул подполковник. — Только ты выразил мою мысль по-научному.
— К сожалению, толково составленная вирусная программа способна это сделать, — печально вздохнула Пасари.
Супруги Бужинские уже обсуждали эту проблему, когда прочитали письмо Координатора. Их выводы были неутешительны. Достаточно сложная и грамотно написанная программа-вредитель должна действовать поэтапно, но неотвратимо.
Сначала вирус записывается в память одного из Роботов Станции, — скорее всего, в стандартное хранилище поступающей информации. Оказавшись в базе данных и проанализировав окружающие записи, вирусный файл перекодируется и превращается в обычную троклемскую программу. После этого вирус просачивается сквозь защитные барьеры в управляющие системы и выдает некую команду. Можно не сомневаться — это будет приказ открыть транспортный тоннель, который соединит Станцию с ведомством пославшим вирус.
Впрочем, существовали и другие пути достижения той же цели, причем все они представлялись вполне осуществимыми.
— Другими словами, как только Станция выдвинет на Землю хоть какой-нибудь тоннель, Лабиринт немедленно будет захвачен, — резюмировал Николай. — Друзья мои, а ведь мы сидим по уши в дерьме.
— Не так мрачно, — сказала Мальвина. — Их датчики охватывают пока не всю поверхность планеты — в противном случае ЦЭШ не обратился бы за подмогой к нашим бандитам. Кроме того, не забывайте, что противник в принципе не способен усеять своими детекторами космическое пространство на высотах до двух-трех тысяч километров от земной поверхности, а именно в таких пределах действуют транспортные тоннели приемопередатчиков. Поэтому Станция сохраняет способность изредка посылать к нам роботов-курьеров… — Она нервно отпила сок из высокого стакана. — И вообще, я уверена, что продолжают функционировать выведенные в дальний космос гиперцилиндры второго рода, через которые Станция записывает передачи главных телевизионных компаний и радиостанций… Но в целом обстановка, разумеется, очень неприятная.
Завязалась дискуссия, на этот раз уже носившая заметный оттенок легкой паники. В конце концов решили, что Алексей запрограммирует обоим спутникам «Небесного ока» новое задание: при повторном рандеву с троклемским модулем сообщить, помимо прочего, о захвате детекторов ЦЭШ. Посвященные не сомневались, что Координатор пожелает изучить прибор и пришлет робота для транспортировки этого устройства на Станцию. Может быть, трофей таможенников позволит квазиразумному псёвдоживому суперроботу найти оптимальный способ защиты от иерусалимского вируса.
— Детали обсудим завтра, когда соберемся всей компанией — сказал на прощание Сергей. — Надеюсь, вы не забыли про день рождения Дианы…
Примерно в те же часы, когда Посвященные ломали головы над вопросом защиты Лабиринта, на противоположной стороне Земли решали свои проблемы другие мыслящие обитатели Вселенной. Их противоборство длилось больше столетия по земному счету времени, причем окончание застарелой вражды не просматривалось даже в отдаленной перспективе.
Десантный грузовоз «Транспорт-3446», стартовавший часом раньше с базы гонтов, расположенной на обратной стороне Луны, вошел в атмосферу и летел с дозвуковой скоростью на высоте сорока километров над ночным полушарием. В небе Атлантики неповоротливую машину перехватила пара скоростных истребителей Фурбенты. С ведущего передали приказ:
— Сопротивление бесполезно. Следуйте за нами, иначе будете уничтожены.
Послушно сбросив высоту, «Транспорт-3446» изменил курс и, сопровождаемый конвоирами, полетел за ними над Южной Америкой. Гонтов давно интересовало, где оборудовали свою крепость фурбены.
Над безлюдным горным краем истребители приказали вражескому кораблю заходить на посадку. Когда грузовоз снизился до шести километров, из замаскированного бомболюка выскользнул управляемый снаряд, и укрытое под скалами убежище испарилось в ярости огненного столба.
Взбешенные коварством противника, пилоты фурбенских истребителей расстреляли «Транспорт-3446» гамма-лучами своих квантовых пушек. Не успел рассеяться шар раскаленной плазмы, как на не ожидавших нападения спрутоящеров навалилась невесть откуда взявшаяся четверка отлично вооруженных перехватчиков.
От прямого попадания пучка антипротонов первая машина фурбенов взорвалась сразу, вторая же была сильно повреждена, однако пилот успел катапультироваться.
Подоспевший орбитальный модуль совершил сложный маневр — прямо в воздухе подхватил антигравитационным «сачком» раненого спрутоящера и втянул его в свой кессон.
Вскоре отряд кораблей цивилизации Огонто благополучно вернулся на Луну.
Пленному оказали медицинскую помощь, после чего, не теряя времени, приступили к допросу. Восемь самых сильных телепатов экспедиции легко подавили волю фурбена и без помех просканировали содержимое его памяти. В первую очередь гонтов интересовало, для чего вражеская экспедиция с таким упорством ищет вход в Лабиринт. Ответ был получен очень быстро, подтвердив самые неприятные подозрения.
Информацию без промедления передали на звездолет, где тотчас же собрался совет ведущих специалистов. Ситуация была признана крайне тревожной, и потому возникла необходимость принимать экстренные меры.
А земная пресса всю следующую неделю тиражировала сообщения о странных маневрах «летающих тарелок», замеченных в ночном небе над Андами.
Глава 8
ВЕЧЕР ВОСПОМИНАНИЙ
Стол был давно накрыт, но гостей пока собралось немного — одни лишь Посвященные. Поэтому можно было откровенно говорить обо всем, что их тревожило.
Впервые за много дней они позволили себе небольшую долю ностальгии, вспомнив о тех днях, когда планеты и звезды были доступны только пятерке друзей. Это было прекрасное время, полное опасностей, тайн, удивительных открытий, романтики и безумных подвигов.
— Если бы проклятые шпионские ведомства не раскололи нас, — говорил Аркадий с тихой грустью в голосе, — сохранили бы полный контроль над Лабиринтом и сейчас отмечали бы день рождения сестренки на какой-нибудь экзотической планете. Помните ту — с красными растениями и бирюзовым небом?
— Там было чудно, — согласилась Диана. — Роскошная природа, спокойный климат и никаких крупных зверей. Этот мир словно нарочно создавался для комфортабельного отдыха.
— Думаешь, троклемиды специально перестроили планету, превратив ее в курорт? — засмеялся Николай. — Навряд ли. Представь себе, сколько средств пришлось бы вгрохать в такое предприятие.
— Иногда игра стоит любых свеч, — задумчиво проговорил Алексей. — Но ведь райская планетка могла появиться и естественным путем.
— К черту философские диспуты! — Аркадий замахал руками. — Сегодня мы будем отдыхать и развлекаться. Все серьезные разговоры откладываются на потом. Я всего лишь хотел сказать, что, будь у нас связь с Лабиринтом, мы могли бы провести сегодняшнюю тусовку гораздо лучше. Пусть не на другой планете, пусть на нашем острове в Атлантике…
Год назад роботы Лабиринта купили для них тропический островок Фернандо, где был выстроен настоящий дворец, а в эллинге дожидалась хозяев отличная моторно-парусная яхта. Конечно, они могли добраться туда обычными путями — самолетом до Конакри (с пересадками в Каире и Томбукту), а затем три часа вертолетом над волнами океана. Только проще было все-таки отметить это маленькое семейное торжество в московской квартире. Посещение острова Фернандо друзья отложили на зиму, когда все смогут взять отпуска и отдохнуть в тропиках от морозов и метелей.
Пришла Светлана, дочь Сергея, — у них с молодой мачехой сложились вполне приличные отношения. Затем появились Биберевы — Матвей и его супруга Антонина Петровна. Гости прибывали без долгих пауз: Тарпанов, Жихарев, остальные сослуживцы. День рождения удался на славу: угощения были съедены и выпиты, народ от души повеселился и натанцевался, большинство рассказанных анекдотов оказались новыми и остроумными.
Наконец все разошлись, остались только родственники и Посвященные.
— Ну, можно и делом заняться, — сказал Матвей. — Серега, я хотел бы поговорить с тобой без посторонних.
— Здесь нет посторонних, — огорошил его подполковник. — Говори, не стесняйся.
Удивленно подняв брови, Биберев поразмыслил, потом махнул рукой и достал несколько синтезированных на компьютере портретов, пояснив, что собрал десятка полтора офицеров из разных частей, которые видели генерала Галанина и его подручных. В результате получились эти вот самые фотороботы.
Картинки пошли по рукам. Посвященным были хорошо известны двое из шести изображенных. Лицо с фоторобота номер один (Матвей сказал, что это — сам Галанин) они видели, когда наблюдали за последним совещанием у Восканова. Этот человек вел себя по-хозяйски и давал указания бывшему шефу ФУОПИ. Фоторобот номер четыре, участвовавший в прошлогодней попытке похищения Дианы, был убит на явочной квартире, полной телевизионных мониторов и прочей электроники.
— А я вам еще одного назову, — сказал вдруг Жихарев. — Номер пятый застрелен во время октябрьских событий. Он входил в состав группы, которая вела огонь по обеим сторонам. Спецназовцы выявили и разгромили их огневую точку.
Позже на том месте были обнаружены трупы трех неизвестных, до зубов упакованных самым современным оружием. Кстати, все трое прошли обряд обрезания.
— Чеченцы? — моментально отреагировал Биберев.
— Черт их знает. Документы у всех были, конечно, липовые, настоящие имена установить не удалось, да никто особенно и не пытался… Как говорится, неопознанные трупы лиц восточного происхождения.
Ясно было, что, имея лишь не слишком качественный фоторобот, найти лжегенерала среди шести миллиардов землян — задача практически нерешаемая. Даже если искать только среди полумиллиарда мужчин-европеоидов и даже помощью троклемских роботов — и то не нашли бы. Тем более безнадежным представлялось это дело сейчас, когда Координатор и Мозг Станции не могли оказать им никакой помощи.
Немного погодя, когда ушли Жихарев и Тарпанов, Сергей попросил племянника задержаться и спросил:
— Твой отец накануне войны имел какое-нибудь отношение к линкору «Халхин-Гол»?
— А ты откуда знаешь? — забеспокоился полковник. Сергей настаивал:
— Было или нет?
— Ну рассказывал он что-то такое… Я даже не помню толком. Отцы же у нас с тобой давно преставились. Мой в семьдесят втором, а твой, кажется, на год его пережил.
Кажется, он не был расположен развивать эту тему, но на подмогу другу поспешил Аркадий. Под их двойным нажимом Матвей раскололся и поведал, что в последние годы жизни отставной генерал морской авиации Стален Биберев изредка выдавал какие-то сказки о событиях на тихоокеанском острове, будто бы имевших место в самом начале Великой Отечественной войны. Вроде бы экспедиция, которую возглавлял дед Матвея по материнской линии профессор-астроном Недужко («Ого!» — громко сказал Аркадий), обнаружила на острове, название которого уже и не вспомнить, нечто совершенно необъяснимое. Участники тех раскопок полагали, что найденные ими устройства, напоминающие телевизор с трехмерным изображением, оставлены пришельцами из космоса. Потом якобы случилось сражение с японцами, в котором принял участие своевременно подоспевший «Халхин-Гол». Линкор был построен в Штатах специально для Красного Флота, командовал кораблем второй дед Матвея — контр-адмирал Биберев Матвей Аристархович. Бой был жестокий, хотя СССР и Япония в состоянии войны тогда не находились. Получив многочисленные повреждения, наш линкор затонул, оба деда — Биберев и Недужко — погибли, спастись удалось немногим.
— Я могу добавить, — кашлянув, вмешался Сергей. — Мой отец тоже рассказывал о той истории… По словам папани, он с самого начала похода находился на борту линкора, участвовал в установке и наладке радиолокаторов и еще какой-то техники. Когда «Халхин-Гол» стал тонуть, твой отец, Стален Матвеевич, посадил моего отца, твоего дядю, в свой гидроплан, и они оторвались от катапульты буквально за минуту до того, как корабль перевернулся кверху килем.
— Абсолютно верно, батя служил на «Халхин-Голе» пилотом самолета-разведчика, — подтвердил Матвей. — И под конец боя случилось в точности, как Серега сказал. Из четырех гидропланов оставался в исправности только один, на котором они и добрались до Владивостока.
— И вовсе даже не до Владивостока, — на повышенных тонах уточнил Сергей. — Горючее на полпути кончилось, и они шлепнулись на воду. Потом их подводная лодка подобрала.
К этому времени все уже окончательно протрезвели. Аркадий прокомментировал рассказы двух родственников: мол, полностью подтверждается гипотеза Атиллы Барханова о базе инопланетян, открытой экспедицией Романа Недужко. А Пасари, то есть теперь уже Мальвина, будучи девочкой очень толковой и невероятно прагматичной, поспешила заострить внимание на главном:
— Постарайтесь вспомнить, Матвей, что именно говорил ваш предок о видеозаписях, обнаруженных на предполагаемой базе пришельцев. Какие конкретно голографические сюжеты они видели?
— Батя сам этих записей не просматривал, — объяснил полковник. — Он знал о них лишь со слов деда. Недужко успел рассказать ему кое-что за те неполные сутки, пока они вместе оставались на борту линкора.
Сергей пришел ему на помощь:
— Зато мой папаня видел несколько сюжетов, когда помогал Роману Недужко демонтировать и грузить на корабль эти телевизоры и видеомагнитофоны. Он говорил мне, что на голограммах были сцены космических сражений, приключения на неизвестных планетах… — Он задумался, потом продолжил: — Да-да, правильно, я точно помню, что отец упоминал пейзажи неведомых планет и города, населенные существами самой разной внешности.
— Одноглазые гуманоиды среди них были? — спросил Аркадий.
— В основном они и были. Но не только.
Разгорелась оживленная дискуссия, и в конце концов они пришли к выводу, что гонты — а базу на острове наверняка создали звездолетчики этой цивилизации, — видимо хранили видеоотчеты своих прежних экспедиций. Эпизоды с битвами космических кораблей были отсняты, скорее всего, во время столкновений между флотами гонтов и фурбенов. Такое объяснение представлялось всем в высшей степени логичным и правдоподобным.
А потом Диана вдруг заявила, что постарается найти видеокассету из числа тех, которые она записала прошлой осенью, когда работала с архивами Станции Земля. Роботы Лабиринта столетиями наблюдали важнейшие события нашей истории, фиксируя сражения, работу ведущих ученых, разговоры политических деятелей.
Собирая материалы для докторской диссертации, Диана скопировала из бездонных банков памяти сотни часов различных эпизодов, — главным образом, беседы кремлевских вождей периода двадцатых — шестидесятых годов.
Сверившись с компьютерной базой данных, она уверенно сняла со стеллажа коробку номер двести пятьдесят семь. Запуская кассету, Диана комментировала:
— Сейчас мы увидим встречу на даче Сталина возле Мацесты осенью тридцать девятого. Кроме самого Хозяина я опознала Молотова, Ворошилова и Берия. Старик в морском мундире мне незнаком.
Не слушая ее, Матвей медленно поднялся с дивана и воскликнул, тыча пальцем в телеэкран:
— Это же мой дед!
На экране разворачивался напряженный диспут. Прямо за обеденным столом руководители государства и армии обсуждали подготовку к будущей войне, которая могла в скором времени перекинуться на советскую территорию — как на европейской арене, так и на Дальнем Востоке. Они долго говорили о подготовке сухопутных войск и производстве вооружений. Затем речь зашла о флотских проблемах. Под одобрительные реплики Сталина Биберев прочитал небольшую лекцию, чтобы объяснить не слишком сведущему в таких вопросах Лаврентию Павловичу, для чего нужны стране тяжелые корабли — крейсера и линкоры.
Наконец изображения давно умерших людей заговорили про судостроение. Нарком обороны доложил, что новые боевые единицы будут готовы слишком поздно — к середине сорок третьего года, хотя никто не сомневался, что война разразится раньше. И тогда Биберев осторожно предложил:
— Товарищ Сталин, можно попытаться купить за границей готовые корабли.
— Полагаете, империалисты согласятся помогать усилению нашего государства? — ухмыльнулся Сталин, — Боюсь, ваше благодушие граничит с политической близорукостью.
— Возможно, товарищ Сталин, — сыграл покорность Биберев. — Но даже гитлеровцы почти согласились продать нам крейсер и крупнокалиберные морские пушки.
— Не «почти», а согласились, — самодовольно сообщил Молотов. — Они расплатятся за поставки нашего хлеба и нашей нефти техникой военного назначения. Вскоре мы получим тяжелый крейсер «Лютцов», чертежи линкора «Бисмарк», пушки калибра пятнадцать и восемь дюймов, новейший истребитель Мессершмитта. И еще итальянцы строят для нас быстроходный эсминец.
— Вот видите, — обрадовался такой поддержке Биберев. — А в Америке кораблестроительная промышленность так и не выбралась из кризиса. У них законсервированы очень неплохие корпуса, которые заложены еще в годы мировой войны. Уверен, американцы согласятся продать их по сравнительно низкой цене — лишь бы хоть какие-нибудь деньги получить.
Сталин окутался клубами табачного дыма, размышляя над услышанным. Затем спросил тоном, в котором засквозила несомненная заинтересованность:
— Какие именно корабли можно купить в Соединенных Штатах?
Старый моряк с воодушевлением стал отвечать: мол, у построечных стенок тихоокеанских верфей ждут советского покупателя вполне приличные линкоры типа «Кентукки» и линейные крейсера типа «Лексингтон». Чем окончился этот разговор, в 1996 году так и не узнали, потому что эпизод оборвался буквально на полуслове и пошла запись совсем другой беседы — германский посол граф Шуленбург принес Молотову письмо фюрера, в котором отставной ефрейтор предлагал советским руководителям организовать на Среднем Востоке совместную военную экспедицию против англичан.
— Почему прервалась запись? — возмущенно рявкнул Аркадий.
— А мне откуда знать… — Диана развела руками. — Обычно Мозг Станции сам прекращал трансляцию эпизодов, и я не интересовалась подробностями. Вы же помните, что видеоканалы время от времени переключались на новый объект.
Ехидно улыбаясь, Мальвина — Пасари объяснила, что роботы просто не захотели показывать землянам продолжение разговора, поскольку там упоминался линкор, который спустя два года примет участие в инциденте вокруг базы гонтов.
— Ты полагаешь, что Координатор сознательно закрыл для нас всю информацию о других инопланетянах? — переспросил Алексей. — Вот гад паршивый!
Они загалдели, возмущаясь коварством Координатора и прочих троклемских роботов, которые прикидывались друзьями, а сами скрывали наиболее важные сведения о событиях недавнего прошлого. Их голоса перекрыл вопль Биберева:
— Люди, растолкуйте наконец, что здесь творится! Какой лабиринт, какие роботы, откуда взялась у вас цветная запись с моим дедом? В те времена не было видеокамер, тем более цветных! Кто снимал этот фильм на сталинской даче?!
Все недоуменно уставились на потрясенного полковника, потом Сергей захохотал:
— Черт побери, братишки и сестренки… Матвей же практически ни черта не знает о наших прошлогодних приключениях!
Глава 9
ПОДНОЖИЕ СМЕРТИ
Полковник Абдулло Курбонбердыев, занимавший солидный пост в Министерстве безопасности, был прикомандирован к экспедиционной группе «Финиста». Таджикский офицер производил приятное впечатление, прекрасно владел обстановкой, не скрывал трудностей. Ответив на вопрос о своей службе в Афганистане, Абдулло добавил, что долгое время работал на Ближнем Востоке по линии разведки — был инструктором по военно-диверсионной подготовке в одной из палестинских группировок. Сегодня, когда арабская автономия на берегах реки Иордан обретала зачатки самостоятельности, во главе палестинской полиции встали многие ученики Курбонбердыева.
Абдулло показал по карте общую ситуацию. Главные события разворачивались вокруг кишлака Равиль-Тепе. Отряды оппозиции под командованием моллы Салмон-аки, потеснившие батальон правительственной армии, овладели населенным пунктом и теперь контролировали стратегически важный мост через реку Сурхоб, перекрыв основное шоссе, соединяющее столицу с восточными районами республики.
Сосредоточенный западнее Равиль-Тепе батальон полковника Ярматова еще не оправился после поражения, был деморализован и нуждался в подкреплении.
— Дальнейшее понятно, — закончил Курбонбердыев. — Автотранспорт подан. Через час выезжаем, к вечеру будем на месте. Проведем рекогносцировку и на рассвете нанесем удар. Какие будут соображения?
— Соображения будут, когда изучим обстановку на месте, пока задача кажется мне банальной. — Сергей лениво пожал плечами. — Какими силами располагает противник?
— От двух с половиной до трех сотен боевиков, два бронетранспортера, четыре миномета, несколько станковых пулеметов. Со стороны Горного Бадахшана движется подкрепление — сотни две стволов, но они пока далеко, подтянутся не раньше чем послезавтра.
— Плевать на них с бреющего полета… Я имею в виду: ударим с вертолетов прямо на марше — ни один не уйдет. Остальное обдумаем по дороге.
В голове колонны пристроились грузовики с милиционерами и два БТР правительственной армии. Следом двинулись «Икарусы», в которых с комфортом разместился личный состав «Финиста», и трейлеры, перевозившие бронетехнику.
Замыкали походный порядок артиллерийские тягачи и милицейская «Нива». Солдаты большей частью дремали в мягких креслах, кто-то травил анекдоты или хвастал любовными похождениями, а самые бывалые и толковые возились с оружием.
Каростин и его начальник штаба майор Карабанов потратили не меньше часа на изучение карт местности, выработали предварительное решение, наметили исходные рубежи. Решили, что два стрелковых взвода будут переданы на усиление местных горе-вояк, а горнострелки капитана Панаева и взвод тяжелого оружия старшего лейтенанта Демьяненко ударят по мосту. Взвод Фозиярова, укомплектованный сторонниками президента Бусалаева (все — бывшие офицеры республиканских силовых структур), остается в резерве для наращивания удара.
— Посмотрим, на что они пригодны, — буркнул Карабанов.
Внимательно слушавший их обсуждение Курбонбердыев сказал восхищенно:
— Вы оба, наверное, отлично знаете тактику горной войны. В альпийских войсках служили?
— Ща! — подполковник фыркнул. — Михаил командовал разведбатом в Чехословакии, а я — и вовсе подводник. Так что горы для нас — полная экзотика.
Они посмеялись, хотя смех получился не слишком веселый. Потом командир «Финиста» осторожно поинтересовался, не известна ли таджикской контрразведке банда, которой командует странная личность в черном плаще.
— Знаем такого, сидит высоко в горах, никогда свой капюшон не снимает, — сразу ответил Абдулло. — Его называют Саре-Сиях, то есть «черная голова». В боевых действиях активности не проявляет, поэтому мы на него не обращаем особого внимания.
— Где он сейчас?
— По последним данным, банда ушла на восток к хребту Зулумарт, куда-то в район озера Каракуль. Это совершенно безлюдные места, там высота больше пяти километров.
— Не зря он там шляется, — задумчиво проговорил Сергей. — Этого Саре-Сияха необходимо взять. Желательно живьем.
Абдулло возразил: дескать, сейчас на очереди более важные дела.
Подполковник молча кивнул. Он вообще не имел привычки спорить, а просто делал то, что считал нужным, Вот и сейчас Сергей решил, что займется фурбеном, как только покончит с бандой, захватившей Равиль-Тепе. Он не сомневался, что инопланетянин забрался высоко в горы, чтобы завладеть приемопередатчиком, который был замурован именно в тех краях.
В темноте они окончательно изучили поля боя, выставили наблюдательные посты, направили к вражеским позициям разведчиков, которые вскоре вернулись, принеся троих «языков». Оба снайпера — Барханов и Фомин, — немного передохнув с дороги, устроились на возвышенностях и, периодически меняя огневые точки, всю ночь работали по лагерю оппозиции, перестреляв не меньше двух десятков зазевавшихся басмачей. От таких потерь в неприятельском становище началась паника: боевики шарахались от любого шороха, то и дело открывали беспорядочную пальбу по каждому подозрительному кусту, чем резко увеличили количество убитых среди своих.
Подводя итоги разведки, Сергей твердо заявил: без вертолетного десанта провозимся лишние сутки. Курбонбердыев же переговорил по рации со своим министерством, после чего обнадежил, что вертолеты будут непременно. И действительно, уже в четыре часа утра командира «Финиста» разбудили, чтобы доложить: на укромную площадку в полусотне километров отсюда приземлились два транспортно-боевых Ми-8 узбекской авиации. Машины такого типа брали на борт две дюжины вооруженных бойцов и вдобавок имели под крылышками пусковые контейнеры неуправляемых ракет.
— А при чем узбеки? — не понял спросонок Сергей.
Полковник Ярматов объяснил, что правительство соседнего Узбекистана крайне озабочено угрозой исламского фундаментализма, а потому негласно поддерживает Душанбе в войне против оппозиции. Пехоту соседи присылают нечасто, зато их авиация работает постоянно и очень эффективно.
Поднятые по тревоге два взвода — республиканский спецназ и горные стрелки Панаева — погрузились в автобус и отбыли на вертолетную площадку. За полчаса до рассвета шум мощных винтов возвестил о высадке десанта на том берегу реки.
Немедленно заговорили минометные и гаубичные батареи, засыпавшие осколочно-фугасными снарядами опорный пункт боевиков на подступах к мосту и укрепленный лагерь за рекой.
Силы противника были беспорядочно разбросаны на солидной площади. Это не имело бы принципиального значения, доведись Салмону отражать атаку слабоподготовленных таджикских солдат, но в бою против элитарных войск такая схема обороны означала верную гибель. Массированный удар пехоты и бронетехники, наносимый сразу с нескольких направлений, развивался стремительно, у басмачей не оставалось времени для переброски подкреплений на атакованные участки — тем более что дорогу резервам загородила стена минометных разрывов.
Сборная команда Панаева навалилась с тыла, перебив и повязав охрану моста.
Батальон Ярматова при поддержке «Финиста» обрушился на сотню переправившихся через реку боевиков, подавил огнем и неуклонно оттеснял к бурно несущейся воде.
Не дожидаясь, пока будет покончено с этой частью банды, Каростин бросил в прорыв подвижный резерв, посадив на броню разведвзвод Фозиярова. Восьмиколесные стальные коробки полным ходом ворвались на мост, мигом оказались на той стороне и, развернувшись в боевую линию, устремились к лагерю, где метались под артобстрелом басмачи Салмонаки. Над лагерем кружили оба Ми-8, поливавшие скопления боевиков НУРСами.
Очень понравилось Сергею, как деловито и со знанием дела действовали разведчики. Стреляли они экономно, короткими очередями, но наверняка. Когда взвод ворвался в лагерь, начался сумбурный и беспощадный бой, то и дело переходивший в рукопашные схватки. Покинув свою «Рысь», подполковник вспомнил бурную молодость, стрелял из верной «Гюрзы» и чудесного маленького пистолета-пулемета «Вепрь», швырял гранаты, работал ножами и лопаткой. Басмачи пытались сопротивляться не дольше получаса, потом дрогнули и пустились наутек, бросив раненых и тяжелое оружие. Они стремились уйти в горы, но вертолеты и бронетехника преследовали бегущих, расстреливая и вынуждая сдаваться.
Примерно через три часа все было кончено. Банда прекратила существование, правительственная армия вновь заняла Равиль-Тепе, а две роты отправились на прочесывание местности к востоку от кишлака. Во второй половине дня завершился предварительный подсчет потерь — своих и чужих. Всего было убито около девяноста басмачей, включая моллу Салмона, чуть меньше попало в плен. Успех оказался настолько оглушительным, что в Душанбе не сразу поверили рапорту Курбонбердыева, два министра — обороны и безопасности — требовали подтвердить результаты боя. Абдулло, блаженно улыбаясь, снова и снова повторял в микрофон полевой рации: враг разгромлен, наступление на столицу республики сорвано.
Вскоре часовой доложил, что прибыл еще один иностранец, уверяющий, что командир Каростин будет рад видеть его. Сергей взглянул на нежданного визитера и удивился, потому что не надеялся вновь его увидеть. Демьяненко, тоже узнавший гостя, даже пропел с угрожающей улыбочкой:
— Ты бачь, отец-командир, кто к нам пожаловал. Це ж сам мусью Гастон.
— Салют, Серж, — невозмутимо сказал лжефранцуз.
— И тебя туда же, — согласился подполковник. — Ну-ка, братцы, ступайте погулять. А ты, Атилла, останься, если хочешь со своим хобби пообщаться.
Когда они остались втроем, Сергей насмешливо осведомился, как поживает планета Огонто. На маске не дрогнул ни единый мускул.
— Вы знаете больше, чем положено землянину, — сказал он наконец. — Вероятно, главный робот Лабиринта нашел способ связаться с вами и передал какую-то информацию.
Сергей ответил встречным вопросом:
— Что вы делаете на Земле? И как вас называть?
— Можете называть Гастоном, если для вас это важно, — предложил гонт. — И не стоит считать меня врагом. Сейчас у нас общая задача — остановить фурбенов.
Не вдаваясь в детали, он изложил версию гонтов межзвездной обстановки.
Много лет назад фурбены якобы обнаружили на своей планете вход в многомерный транспортный комплекс, что позволило им посетить системы нескольких соседних звезд. Если верить показаниям пленных спрутоящеров, фурбены ищут способ проникнуть в ту Ветвь Лабиринта, которая охватывает Землю. Воспользовавшись этой частью троклемского комплекса, они планируют совершить нападение на миры, которые колонизированы гонтами. Фурбены намерены захватить эти планеты внезапным ударом из иных измерений, тем самым переломив в свою пользу зашедшую в тупик давнюю войну.
— Фурбены опасны для всех космических народов, не только для гонтов, — с обычной монотонностью звучал голос Гастона. — Они стремятся к тотальному господству. Столкнувшись с этой расой один на один, человечество неминуемо будет покорено. Земля не в состоянии оказать фурбенам серьезного сопротивления. Командир, сегодня ваш долг — перехватить фурбена, который рвется к ближайшему агрегату троклемидов.
— Где находится его отряд? — деловито спросил подполковник.
— Высоко в горах. Примерно триста километров к востоку от этого места.
Гонт включил какой-то прибор, и в тени под навесом засветилось трехмерное изображение покрытых снегом вершин. Инопланетянин показал на голограмме участок, где отряд Саре-Сияха находился полтора часа назад. Гастон уточнил: под командованием спрутоящера служат тридцать восемь боевиков с земным оружием. Сам фурбен имеет лучевые и плазменные генераторы, которые обычно находятся в сумках.
Там же — детекторы для обнаружения многомерных структур. Сумки с техникой обычно таскает кто-нибудь из басмачей, однако в сражениях инопланетным оружием будет пользоваться только пришелец.
— Насколько он опасен в бою? — поинтересовался Барханов. — И насколько легко его убить? В прошлый раз это получилось у нас с большими трудностями.
Гонт объяснил, что на Земле фурбены надевают футляр, который грубо повторяет очертания фигуры гуманоида. Футляр изготовлен из прочного пластика и оснащен биомеханическим скелетом, увеличивающим физическую силу инопланетного десантника. Бронебойная пуля АКМ продырявит эту защиту метров с двухсот, но у фурбенов есть генераторы защитного поля, отбрасывающие материальные тела и отклоняющие лазерное излучение. Легкое оружие фурбенов поражает открытую живую силу с расстояния в четыре-пять километров, а легкобронированные цели — с вдвое меньшей дальности.
— Я не понял, — настаивал Атилла тоном энкавэдэшного следователя. — Фурбен в экзоскелетном футляре физически сильнее человека и вдобавок неуязвим — так?
— Не совсем. Футляр пробивается вашими боеприпасами, хотя и с небольшой дальности. Вспомните, Серж, вы убивали троклемидов и вешша, даже когда тех укрывали силовые поля.
— Об этом ты откуда знаешь?! — Сергей вскочил с патронного ящика, но быстро успокоился, сообразив: — Ты читал мои мысли, гад паршивый!
— Мысли читать сложно, однако кое-что узнать удалось, — скромно ответил гонт. Барханов продолжал допрос:
— Фурбены тоже владеют телепатией?
— Очень слабо… И я еще не сказал о их физической силе. Постарайтесь не ввязываться в рукопашную, экзофутляр позволяет носителю поднимать многотонные грузы.
— Понятно… — Сергей подозрительно поглядел в фальшивые глаза маски. — А почему бы вам самим не напасть на отряд Саре-Сияха?
— У фурбенов превосходные детекторы — засекают биополе гонтов в пределах горизонта. Но если возникнет крайняя необходимость, мы постараемся оказать помощь. Пока предлагаю распределить сферы деятельности: мы охотимся на фурбенов за пределами Земли, а вы — на своей планете.
Предложение звучало разумно, тем более что возражения не имели смысла. Все равно они не могли, да и не слишком стремились принуждать гонтов к более тесному сотрудничеству. Сергей отнюдь не собирался делиться трофеями с инопланетными союзниками, дружелюбие и искренность которых вызывали у него серьезные сомнения.
«Будем бить этого Черного Башку крупнокалиберными игрушками», — подумал подполковник. Он прикинул, что огромная снайперская винтовка Барханова окажется очень кстати. А вот у гранат подствольника скорость маловата — силовое поле их, конечно, отбросит. И еще подполковник пожалел, что они не сообразили прихватить в эту вылазку «Валторну».
— Верно мыслите, командир, — одобрил его раздумья Гонт. — Мне пора идти. Желаю успеха и надеюсь еще увидеть вас. Поверьте, я испытываю к вам искреннюю симпатию.
— А ты уже не пытаешься косить под француза, — ворчливо заметил Сергей. — Говоришь без акцента, импортные словечки с русскими не мешаешь.
— Признаюсь, я никогда не бывал во Франции, — сообщил пришелец. — И вообще я не тот, кого вы знали по чеченской операции. Тот наш коллега попытался в одиночку справиться с отрядом фурбена, но не преуспел.
Он встал. Атилла попытался задержать гонта, сказав: дескать, нам надо о многом поговорить. Внезапно капитан замолчал, недоуменно озираясь.
Инопланетянина не было.
Выбежав из-под навеса, Сергей окликнул часового. Сержант ответил, что верзила с ожогами на лице ушел еще минут пятнадцать назад и уже скрылся среди каменных валунов, которые громоздились почти в километре от лагеря.
Посмотрев в сторону, куда показывал часовой, командир «Финиста» увидел, как из скал метнулся в небо аппарат, закругленный корпус которого тускло поблескивал в лучах солнца. Неведомая машина быстро набрала высоту, растворившись в горячем воздухе памирского предгорья.
— Странный вертолет, — проговорил кто-то совсем рядом. — Организовать погоню?
Обернувшись, Сергей увидел в двух шагах обеспокоенного Курбонбердыева.
Подполковник отрицательно покачал головой и сказал:
— Не стоит. Лучше распорядитесь, чтобы наши пилоты готовились к вылету. Мы должны перехватить на марше банду, которая идет на подмогу Салмону.
— Вы правы. — Абдулло кивнул. — Не забудьте теплую одежду — наверху будет холодно.
Оставив Карабанова командовать остающимися подразделениями, подполковник приказал построить взводы Барханова и Демьяненко.
Страшно тарахтя винтами, одиннадцатитонные машины несли полсотни бойцов над долиной реки Муксу. По оба борта вздымались громады гор, увенчанных ледниками и снежными шапками. Похлопав Сергея по плечу, Курбонбердыев прокричал, с трудом перекрывая грохот двигателя:
— Слева от нас — пик Сат, чуть меньше шести километров, справа — самая высокая точка Памира. Единственное место на Земле, где сразу после Сталина наступил коммунизм.
Не поняв последней фразы, комполка сделал удивленную гримасу, и Абдулло объяснил: раньше эту вершину называли пиком Сталина, а потом переименовали в пик Коммунизма. Он добавил, что Памир называют не только Крышей Мира, но и Подножием Смерти. Потом еще раз напомнил: в горах надо постоянно быть начеку, здесь особая тактика и даже особые правила стрельбы.
— Знаем, — рявкнул в ответ Сергей. — Кроме меня, остальные имеют опыт.
Разговоры оборвались, как только внизу показалась колонна вооруженных людей. «Это они!» — крикнул Курбонбердыев, нацепил переговорное устройство и принялся отдавать распоряжения. Ми-8 заложили вираж, прошли над изгибом горной дороги, засыпав басмачей градом реактивных снарядов, затем повторили удар, пролетев в обратном направлении. Дорога утонула в дыме разрывов. «В масть!» — торжествующе зарычал Сергей. Вертолеты разделились, снизились почти до самой земли, выбрасывая десантников. Взвод Барханова, сопровождавший командира полка, высадился в тылу басмачей, а головорезы Демьяна перегородили противнику путь в долину.
Едва люди оказались на грунте, оба Ми-8 снова ушли ввысь, чтобы поддерживать десант огнем расположенных в носовом пилоне пулеметов А-12,7.
Махнув рукой, Сергей повел взвод на сближение с противником. Сообразив, что оказались в тисках, басмачи заняли круговую оборону и встретили спецназ очередями. Пришлось залечь и двигаться дальше перебежками, подавляя сопротивление сосредоточенным огнем.
— Первое отделение — направо, третье — налево! — крикнул подполковник. — Усилить натиск!
Присев за ближайшим валуном, он привычно совместил мушку и прорезь прицела с силуэтом басмача, беспорядочно палившего в их сторону. Не обращая внимания на треск стрельбы и посвистывавшие поблизости пули, Сергей мягко потянул спусковой крючок кончиком указательного пальца. Ствол «Абакана» даже не шелохнулся, выбрасывая экономную — в две пули — очередь. Выронив оружие, басмач схватился за плечо. Вторая очередь швырнула его навзничь.
Подполковник выстрелил в сторону другого повстанца и, когда тот пригнулся, спрятавшись за камнями, Сергей перебежал шагов на двадцать вперед. С новой позиции он выпустил из подствольника гранату и удовлетворенно заурчал, убедившись, что уложил очередного противника. Следующей очередью Сергей ранил еще одного басмача, но добивать не стал — все равно никуда не денется.
Оглядев поле боя, командир «Финиста» сделал вывод, что стрельба, в общем, близится к финалу. Боевики уже начали бросать оружие, пытались забиться в щели между камнями или уползти повыше в гору. Единственную серьезную неприятность представлял станковый пулемет, непрерывный огонь которого прижал к земле правый фланг взвода. Однако, когда попытались двинуться вперед отделения, наступавшие в центре и слева, пулеметчик моментально развернул ствол и стегнул длинными очередями по перебегавшим бойцам. Двое спецназовцев упали, зажимая раны. Соседи по строю быстро оттащили их за укрытие.
— Сейчас я тебя успокою, — прошипел рядом Барханов. Уперев сошки в массивный обломок скалы, капитан наводил на цель огромную снайперскую винтовку В-94. Длинный ствол, вызывавший ассоциации с противотанковыми ружьями полувековой давности, застыл, нащупав мишень. Гулкий выстрел швырнул тяжелую пулю калибра двенадцать и семь десятых миллиметра, после чего пулемет замолчал.
Атака возобновилась. Не привыкшие вести бой против регулярных войск басмачи пачками сдавались в плен.
Когда уцелевших, разоружив, согнали в плотную массу, опоясанную кольцом нацеленных стволов, Курбонбердыв перевел слова главаря банды:
— Он говорит, что его люди были деморализованы ракетным обстрелом и потеряли волю к сопротивлению.
— Спросите, почему они шли пешком, — потребовал Сергей. — Неужели собирались переть на своих двоих до самого Равиль-Тепе?
Пленный курбаши объяснил: басмачи должны были пешком спуститься с гор, а в тридцати километрах отсюда, возле кишлака Кударанг, их ждали автобусы и грузовики. Там же должен находиться другой отряд исламской оппозиции — около сорока — пятидесяти стволов. Объединившись, обе группировки выступили бы к Равиль-Тепе, чтобы вместе с бандой Салмона расширить плацдарм на подступах к Душанбе.
Разобрав обстановку на карте и переговорив по рации с Карабановым, подполковник пришел к выводу, что ударить по Кударангу возможно только с воздуха, а в распоряжении Ярматова авиации не было.
— Я принял решение, — объявил Сергей. — Основная часть нашего отряда остается здесь охранять пленных. После короткого отдыха отконвоируете этот сброд в долину и там сдадите таджикским властям. Один вертолет возвращается на базу. Машина пополнит боекомплект, дозаправится и атакует Кударанг. А тем временем я с небольшим подразделением вылечу на другом вертолете к озеру Каракуль, чтобы уничтожить банду Черного Головы.
— Там очень сложный рельеф, — попытался урезонить его Абдулло. — На ночь глядя вы никого не найдете.
— Решение принято, — отрезал подполковник. — Исполняйте.
Он проследил, чтобы в Ми-8 погрузили самое тяжелое оружие, которое нашлось в радиусе полукилометра. Кроме винтовки Атиллы, имелись отбитый у басмачей пулемет НСВ, два крупнокалиберных винчестера и автоматический станковый гранатомет «Пламя». Уточняя задачу, Сергей подчеркнул, что предстоит столкновение с очень опасным противником, в распоряжении которого может оказаться особо мощное оружие незнакомой конструкции. В вертолет сели Барханов, старшие лейтенанты Гриша Демьяненко и МВД Мансуров, прапорщики Вася Фомин и Саня Кулебякин. Курбонбердыев с мрачным видом следил за их приготовлениями, а потом решительно залез в кабину.
— Вы не знаете наши горы, — буркнул он раздраженно. Без меня ни черта не найдете.
Сергей не стал устраивать дискуссию, а повторил диспозицию: вести огонь на поражение, в первую очередь бить по человеку в черном плаще с капюшоном, а также по боевикам, имеющим при себе ручную кладь — рюкзаки, сумки и другие тяжелые грузы. Он подчеркнул, что по Черной Башке следует стрелять большим калибром.
Когда все подтвердили, что приказ уяснен, командир полка приказал экипажу запускать моторы.
Не прошло и получаса, как вертолет оказался возле пика Фрунзе, бросавшего тень на зеркало озера. Поднявшийся ветер рвался сквозь неширокий зазор между горных хребтов, и машина неприятно раскачивалась. Сергей и Атилла сразу узнали эти места — они видели изображение ущелья на голограмме, которую показывал гонт.
Подполковник показал командиру экипажа, в каком направлении вести Ми-8, и вертолетчик, пожав плечами, повернул штурвал. Качка сразу стала еще сильнее.
Курбонбердыев, взяв микрофон рации, несколько раз повторил, что они вошли в ущелье Шах-Киик. Потом удрученно сказал:
— Штаб не отвечает. Наверное, горы не пропускают наш сигнал.
Снизив скорость, вертолет рычал над пропастью, склоны и дно которой обильно покрыл снег. Огибая утесы, машина летела в восточном направлении, двигаясь не быстрее автомобиля на городской улице. Люди на борту напряженно вглядывались в нагромождения камней, провалы, ледяные глыбы и прочие извращения горного рельефа. Первым обнаружил цель их поисков Кулебякин. Вытянув руку прапорщик крикнул:
— Командир, вижу дым костра!
Перед чернеющим входом пещеры действительно горел костер, от которого тянулась к небу тонкая струйка дыма. Из кабины эта черная полоска была отчетливо видна на белом фоне заснеженного склона. Вокруг огня расположилось около дюжины вооруженных людей, но все они внешне ничем не отличались от обычных таджикских боевиков. Саре-Сияха среди них не было.
По приказу Сергея экипаж приспустил машину до пятидесяти метров и открыл огонь из носового пулемета. Гроздья тяжелых пуль разметали сидевших у костра, лишь два басмача успели выстрелить в ответ и были убиты следующими очередями с Ми-8. Покончив с этими, вертолетчики перенесли огонь на пасть пещеры, откуда уже начали выбегать взбудораженные стрельбой прислужники Саре-Сияха. Некоторые из них, сумев избежать встречи с потоками разящего металла, укрывались за камнями, отбежав на несколько шагов от пещеры. Когда на борту стальной стрекозы окрепло убеждение, что бой уже выигран и остается только добить или взять в плен немногих уцелевших членов банды, кабину на мгновение озарил яркий зеленоватый свет. Дернувшись, вертолет завертелся на месте.
— Машина не слушается, — удивленно сообщил пилот. — Мужики, что там сзади делается?
— Заднего винта нет! — заорал Демьяненко. — И всего хвоста тоже! Один обрубок в полметра торчит и дымится!
Вертолет продолжал беспомощно крутиться. На очередном обороте, когда Ми-8 развернулся лобовым стеклом в сторону, откуда они прилетели, по глазам хлестнула еще одна зеленая вспышка. Люди почти ослепли и не сразу сообразили, почему вдруг стало так холодно.
— Падаем! — ударил по барабанным перепонкам чей-то надорванный голос.
Вращаясь и раскачиваясь, «вертушка» быстро теряла высоту. Протерев слезящиеся глаза, Сергей наконец разглядел, что передней части машины больше не существует и поток морозного воздуха беспрепятственно гонит снежинки в невесть откуда взявшуюся огромную дыру. Из всего экипажа остался лишь один вертолетчик, который вцепился обеими руками в приборы управления, пытаясь притормозить падение.
Затем был сильнейший удар. То, что совсем недавно называлось винтокрылой боевой машиной, врезалось в сугроб, дважды подпрыгнуло и замерло. Лопасти несущего винта обломились при последнем толчке, разбитая кабина лежала, завалившись набок. Ощутимо пованивало гарью и бензином.
Демьяненко, Барханов и Фомин, не раз попадавшие в подобные переделки на афганской войне, уже выползли через пробоину в носовой части и поторапливали остальные.
— Быстрее, шевелитесь, кончайте возиться… В любой момент рвануть может!
Сергей вылез через помятую боковую дверцу и теперь принимал и складывал на снег вещмешки и коробки боеприпасов, которые передавали изнутри Мансуров и Кулебякин. Тем временем пилот поливал дымящийся мотор и бензобаки сразу двумя огнетушителями. Прекратив швырять выносимые из машины грузы, подполковник приказал выдвинуть по два-три человека в обе стороны от вертолетных обломков и сдерживать огнем басмачей. Демьян, Абдулло и Вася метнулись к пещере, Атилла и Гриша — в противоположную сторону. Так уж вышло, что оттаскивать оружие и провиант досталось самому подполковнику и Сайду — людям, меньше всего знакомым с горами.
— Атилла, Черноголовый стрелял с тыла — займись! — крикнул Сергей.
— Знаю, — буркнул капитан. — Секундочку. Присев на корточки, Барханов возился со своим чудовищным оружием. В походном состоянии В-94 складывалась, так что ствол смотрел назад, прижавшись сбоку к прикладу. Теперь капитан развернул винтовку и затягивал болты, крепившие ствол. Покончив с этим делом, он выбежал за утес, выбирая позицию, откуда просматривалась долина.
— А мне что прикажете делать?
Перед подполковником стоял единственный уцелевший вертолетчик. Быстро расспросив его, Сергей выяснил, что капитан Павел Рамазанов родился в Ташкенте, воевал в Афганистане и Таджикистане, был командиром подбитого Ми-8, прекрасно (по его словам) управлял вертолетами и транспортными самолетами среднего тоннажа, но со стрелковым оружием никогда не дружил.
— Возьми автомат, пару мешков потяжелее и следуй за мной.
Отдав это распоряжение, он поманил нагруженного пилота. С позиции, обращенной к пещере, три бойца энергично били короткими очередями, сдерживая вялую контратаку полутора десятков басмачей. Те изредка постреливали я потихоньку подползали поближе.
— «Пламя» бы сюда, командир, — сказал Демьяненко, перезаряжая автомат. — Вынесли из машины?
— Никак нет… — Сергей тремя длинными очередями уложил боевика, который начинал перебежку. — Полежи отдохни… Треножник заклинило между сиденьями, не смогли вытащить.
За спиной грохнуло, посыпались большие комья снега. Первой мыслью было: проклятый фурбен снова применил свое оружие. Подполковник даже испытал облегчение, когда увидел, что всего лишь взорвались обломки вертолета.
— Продолжайте в том же духе, — сказал он. — Рамазанов, оставайся здесь и постреливай — если даже никого не замочишь, хоть шуму больше будет… Старшим назначаю полковника Курбонбердыева.
Он переместился на сотню шагов к каменному завалу, вдоль которого развернулись три бойца при снайперской винтовке и пулемете НСВ. На этом участке было пока тихо, но вскоре далеко впереди, где скалистая стена ущелья загибалась вправо, из-за поворота показались басмачи. Банда наступала цепью, а в центре боевой линии — смелый, гад! — двигалась фигура в черном балахоне.
— Всем бить по этому черному, — скомандовал Сергей. — Первым стреляет Барханов. Быстрее, Атилла, опереди его.
Не отвечая командиру, главный снайпер «Финиста» прижался глазом к окуляру прицела. В бинокль Сергей видел, как в семистах метрах от них Саре-Сиях поднимает неуклюжее устройство с коротким коническим стволом. Потом прогремел оглушительный выстрел В-94, тотчас же затарахтел пулемет. Фурбен задергался под ударами пуль — было не меньше трех попаданий — и опрокинулся навзничь, выронив оружие. Рядом с ним упали, скошенные пулями, еще несколько душманов. Остальные залегли. Спустя минуту Черный Плащ зашевелился, но Атилла немедленно всадил еще пулю точно в капюшон пришельца, и фурбен затих.
Внезапно навалилась тьма — так быстро ночь наступает только в горах. Это было уже опасно. В темноте имевшие тройное численное превосходство басмачи могли, незаметно подкравшись к ним вплотную, закидать гранатами. Никакие приборы ночного видения не гарантировали, что удастся предотвратить такой исход боя.
Оставалось единственное решение, хотя и оно не было оптимальным.
Прихватив все вынесенные из погибшего вертолета грузы, восемь человек поползли вверх по узенькой извилистой тропинке. Подъем обошелся без серьезных неприятностей, и примерно через полчаса они оказались на плоском уступе утеса в полукилометре над дном ущелья и в общей сложности на высоте четыре тысячи восемьсот пятьдесят семь метров над уровнем моря. Теплые бушлаты кое-как спасали от холода, но ветер продолжал усиливаться. Снизу доносились слабые голоса — басмачи окружали их укрытие.
Глава 10
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЛАБИРИНТ
Внизу на склоне бабахнуло — преследовавшие их душманы Черноголового зацепили взрыватель установленной на тропе мины-ловушки. Судя по донесшимся на вершину воплям и проклятиям, жертв было немало.
— По этой дорожке они больше не сунутся, — сказал Демьяненко. — Но тут могут быть другие тропинки.
— Думаешь, полезут с другой стороны? — Барханов вздохнул. — На их месте я поступил бы иначе. Проще подняться на вон ту стену ущелья и накрыть наш утес огнем сверху.
— Раскаркались, — прикрикнул Сергей. — Где спутниковая рация? Ищите в вещмешках. Вызовем вертолет с подкреплением.
Дышать было трудно. Он надел кислородную маску, несколько раз продул легкие живительным газом. Сразу стало полегче, и командир оглядел их тесный плацдарм.
Отраженный от полной Луны свет, рассеиваясь на облаках и падающих с неба пухлых снежинках, заливал ущелье призрачным серебристо-голубоватым сиянием. Пока трое торопливо перебирали содержимое рюкзаков, снайперы и Курбонбердыев разглядывали окрестности сквозь инфракрасную оптику прицелов. Внезапно Фомин выстрелил из своей «драгуновки», секундой позже и Барханов, успевший сменить В-94 на «винторез», тоже нажал спуск. Абдулло и Демьяненко подбежали к краю площадки, откуда велся огонь, и всматривались в противоположный склон горного хребта, пытаясь разглядеть мишень. Сделав еще несколько выстрелов, снайперы отложили винтовки и похвастались, что уничтожили пятерых басмачей, пытавшихся влезть на кручу.
— Черной Головы среди них не было, — не скрывая сожаления, добавил Атилла.
— Плохо, — согласился Сергей. — Но еще хуже, что у нас нет связи. Рация осталась в вертолете.
Настроение в команде заметно упало, однако народ крепился. Абдулло даже заметил бодрым тоном: дескать, продержимся до рассвета, а там подоспеет подмога, потому как в штабе наверняка забеспокоятся и пришлют вертолеты. Мысль показалась здравой, но подполковник понимал, что погода может не проясниться до утра, поэтому нет никакой гарантии, что «вертушки» пробьются через такой буран. К тому же оставалась проблема пересидеть здесь всю ночь и утро, насчет чего у Сергея возникли серьезные сомнения. Если фурбен жив, а это было, скорее всего, так — вражеским отрядом явно управляла опытная рука, то в ближайшее время некто с бластером может оказаться на господствующей высоте и ударить сверху лучом.
Невеселые мысли, очевидно, навестили не только командира, потому что Курбонбердыев озабоченно спросил:
— Сергей, с кем мы деремся? У них необычное оружие.
— Да, враг у нас не хилый…
Уклончивый ответ никого не удовлетворил. Нахмурясь, Демьяненко продолжил выяснять непонятное: — Командир, не считай нас идиотами. Я знаком со всем оружием, какое было в Союзе и какое есть у НАТО. Но эта штука бьет почище лазерного ружья! Кто такой этот ублюдок в черном — американец?
— Как бы не похуже, — вздохнул Сергей. — Поверьте, мужики, я знаю немногим больше вашего. Гастон говорил, что его пушка достает почти на четыре километра. Остальное сейчас не важно. Или мы уйдем с вершины, или он нас здесь положит. Понятно?
— Понятно, — проворчал Кулебякин. — Будем прорываться.
— Вот именно, — Голос подполковника вновь приобрел стальные интонации. — Противник не ожидает, что мы попытаемся атаковать, поэтому есть хорошая возможность захватить духов врасплох. Сейчас капитаны и прапорщики греют консервы и подкрепляются, а остальные наблюдают за противником. Потом меняемся обязанностями. Когда перекусит вторая четверка, будем готовиться к прорыву.
Однако эвакуация с заснеженной высотки прошла совсем не так, как предполагали окруженные спецназовцы. Неожиданно для Сергея в боковом кармане его бушлата запел сигнал портативной рации, которую он считал совершенно бесполезной в их непростом положении. Из динамика прозвучал монотонный голос:
— ПОСВЯЩЕННОМУ ПРЕДЛАГАЕТСЯ БЫТЬ ГОТОВЫМ К ПОСАДКЕ В АВИЕТКУ. АППАРАТ БУДЕТ ВОЗЛЕ ВАС ЧЕРЕЗ ТРИ-ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ.
— Я не могу улететь отсюда один, — возмутился Сергей, не до конца уразумевший, что происходит. — Нас тут восемь человек. Необходимо вывезти всех.
— ЭТО ВОЗМОЖНО, — ответил голос.
От усталости и кислородного голодания Каростин соображал хуже обычного и до последнего момента раздумывал: кто же собирается забрать их с проклятой горной площадки. Вариантов хватало: за ними могли прилететь «вертушка» из Душанбе или аппарат союзников гонтов, подполковник даже не исключал, что провокацию с этим вызовом задумали фурбены. Сергей еще немного подышал кислородом, мысли чуток прояснились, и стало понятно: раз его назвали Посвященным, значит, пришел на помощь Лабиринт.
— Мужики, внимание, — скомандовал он. — Обед временно отменяется.
Освободить середину площадки и быть наготове. Сейчас нам подадут летательный аппарат секретной конструкции. Едва машина сядет, все в темпе грузятся, не задавая лишних вопросов. Проследите, чтобы не оставить ничего из имущества.
Сборы не затянулись — всем хотелось поскорее вырваться из этой ловушки.
Потому и вопросов задавать не стали бы даже без командирского предупреждения, хотя все явно были удивлены, когда сверху рухнул окруженный радужным сиянием силовой защиты обтекаемый клин троклемской авиетки. Как только за садившимся в последнюю очередь Сергеем захлопнулись створки люка, машина немедленно взлетела.
Ударивший вдогон зеленоватым конусом импульс фурбенского бластера безвредно угас в энергетической субстанции защитного поля.
А потом, когда они пробили облака и большую часть атмосферы, когда вокруг уже засверкали звезды, среди личного состава начался ропот. Абдулло проговорил, не скрывая профессиональной озабоченности:
— Странно это, господа и товарищи… Неизвестное супероружие, неизвестные враги, неизвестные союзники космический шаттл за нами прислали… Может быть, нам объяснят, что происходит?
— Отставить разговорчики! — внезапно рявкнул Барханов. — Сказано же — без лишних вопросов!
Одобрительно фыркнув, Сергей продолжал смотреть сквозь иллюминатор, как уменьшается Земля. Атилла вполголоса предположил, что они уже удалились от планеты по меньшей мере на тысячу километров. «Значит, скоро телепортируемся, — так же тихо ответил ему подполковник. — Радиус действия приемопередатчиков — две-три тысячи километров». Бурчание у них за спиной сразу стало громче. И вдруг из иллюминаторов исчезла панорама Вселенной, сменившись интерьером ярко освещенного зала, заставленного машинами различных форм и габаритов.
Авиетка прибыла на Станцию Земля. Сердце слегка защемило, словно он вернулся в родное гнездо после долгой разлуки. Сергею даже не хватило сил подать команду, и он просто махнул рукой, приглашая вылезать через услужливо распахнувшийся люк.
Подполковник вывел подразделение из ангара в транспортный отсек, где его спутники, окончательно сбитые с толку, растерянно озирались, разглядывая незнакомую обстановку. В бронежилетах и панцирях поверх бушлатов, обвешанные оружием земляне выглядели нелепо в этом царстве тепла и высокой технологии.
— Вольно, — приказал Сергей, хотя никто и не думал принимать стойки «смирно» или «равняйсь». — Разрешаю сложить оружие и скинуть лишние шмотки.
— Здесь и заночуем? — с вызовом осведомился Демьяненко.
— Думаю, сейчас за нами кто-нибудь зайдет, — подполковник ободряюще хлопнул Григория по спине. — Не лезь в бутылку. Скоро узнаешь все, что можно.
— Мне эта история тоже не нравится, — признался Курбонбердыев. — Где мы — в космосе?
— На орбитальную станцию не похоже, — возразил Рамазанов. — Никакой невесомости.
Барханов, который давно понял, куда их занесло, раздраженно сообщил, что они совсем достали его своим нытьем. Младшие офицеры умолкли, поскольку успели сообразить, что комполка одобряет такое поведение Атиллы. Только Абдулло выразил возмущение развязным тоном капитана, а оба прапорщика, хоть и скинули бушлаты, поспешили вновь нацепить броню и не выпускали из рук оружие.
Раздвинув ворота, вошел робот. Шокировав сверканием металла и пластика всех непосвященных, человекоподобный механизм приблизился к Сергею и заговорил сочным баритоном Координатора:
— ПРИВЕТСТВУЮ ВАС. МЫ ДОЛЖНЫ СРОЧНО ПОСОВЕЩАТЬСЯ. КАК СЛЕДУЕТ ПОСТУПИТЬ С ВАШИМИ СОПРОВОЖДАЮЩИМИ?
— И тебе привет. Я постараюсь объяснить им ситуацию, и ты будешь действовать соответственно… — Подполковник обратился к землянам: — Товарищи офицеры и прапорщики, мы находимся на строго секретном объекте. Мы с капитаном Бархановым отправимся на доклад к руководству, а остальных проводят в столовую.
Там же имеются санузлы и комнаты для отдыха. Когда вас покормят, приведите себя в порядок и ложитесь спать. Личный состав объекта с вами общаться не будет. Все контакты — через роботов такого образца. Вопросы есть?
— Еще и роботы! — вырвалось у Сайда Мансурова.
Одна машина увезла в бытовой отсек шестерку обозленных и настороженных бойцов, а на другой уехали Атилла и Сергей. Когда шестиколесный экипаж с непосвященными сворачивал в боковое ответвление Лабиринта, подполковник еще раз крикнул вслед ребятам, чтобы не беспокоились, поменьше возникали, слушались роботов, не пытались проявлять ненужных инициатив и вообще не искали себе неприятностей на разные части тела. Ответом ему было угрюмое молчание.
Барханов уже знал кое-что о Лабиринте по рассказам Аркадия, но грандиозная конструкция, соединявшая сотни звездных систем, потрясла астрофизика. Хотя Станция Земля временно функционировала в режиме частичной консервации, остальные секции продолжали работать, по коридорам разъезжали роботы на грузовичках, перевозивших экспонаты, добытые на разных планетах. Сергей вынужден был без конца отвечать на шквал вопросов любознательного снайпера. Подполковник объяснил, что стены тоннелей покрыты материалом, напоминающим живое существо, — эта ткань была способна самовосстанавливаться, заживляя повреждения. Каждая дверь коридоров открывала путь на какую-нибудь планету, возле которой троклемиды построили очередную Станцию.
И хотя Персонал погиб много тысячелетий назад, роботы продолжали изучать поднадзорные миры: фиксировали важнейшие события, отбирали наиболее интересные образцы флоры и фауны, а также предметы материальной культуры на тех планетах, где имелась разумная жизнь. Агрегаты этого многомерного спрута работали, поглощая энергию Сверхновой, расположенной в сотнях световых лет от Земли.
Собранные роботами экспонаты переправлялись на безжизненную планету, где были выстроены огромные хранилища…
— А это с какой планеты?
Глаза Атиллы горели, провожая транспортную платформу, увозившую на планету-склад аккуратно упакованный в прозрачные футляры антиквариат: оружие и утварь из драгоценных материалов. Лежавший поверх этого штабеля расшитый золотом меховой балахон имел четыре рукава и предназначался для существа ростом не меньше двух с половиной метров.
— Не знаю, — отозвался Сергей. — Я и десятой доли планет не видел.
Затем их машина повернула в тупик, перегороженный бронированной плитой.
Роботы-охранники расступились, створка ворот уползла в сторону, машина закатилась в шлюз, где у людей отобрали все оружие до последнего патрона. Затем они уже пешком прошли еще два тамбура и наконец оказались в отсеке, куда выходили сенсоры Координатора. Год назад Посвященные прозвали это помещение Большой Гостиной…
Характер главного квазиживого Мозга за последние месяцы ни капли не изменился. Координатор не стал тратить времени на пустые церемонии, а сразу приступил к делу. Перед гостями засветились голограммы, посредством которых суперробот вводил землян в курс обстановки, а тем временем на голову Сергея опустился полусферический шлем для считывания мыслей — по ходу разговора Координатор выяснял, какие события приключились с Посвященными после весеннего отключения следящих видеоканалов.
На большой голограмме офицерам продемонстрировали запись беседы трех пожилых мужчин, одетых в безукоризненно пошитые костюмы. Закадровый голос синхронно переводил их речь, а бегущая строка титров пояснила, что Дональд Кельвин и Патрик Монтгомери занимают посты замдиректоров соответственно ЦРУ и АНБ. К третьему участнику совещания американцы обращались «мистер Симхат».
Видимо, даже всезнающие заокеанские разведчики не догадывались, что в действительности их суперзаконспирированным собеседником был израильский генерал Эфраим Ди-Визель, один из высших руководителей Моссад. Сергею же этот человек был известен под псевдонимом генерал Галанин…
Содержание разговора не представляло особого интереса, поскольку два человека, сидевшие в Большой Гостиной, уже знали об этом. Монтгомери коротко изложил наработки своего ведомства, в лабораториях которого была создана техника для пеленгации электронных каналов Лабиринта и засылки на Станцию компьютерных вирусов. Ди-Визель сообщил, что в Иерусалимском технологическом институте создан универсальный вирус, способный захватить контроль над инопланетным научно-транспортным комплексом.
Схема активности вируса в общих чертах подтверждала догадки Алексея.
Обнаружив у себя в памяти сообщение, записанное автокодом земных компьютеров, Мозг Станции обязан был прочитать эту программу, перекодировав вирус на один из троклемских алгоритмических языков, которыми пользовались роботы Лабиринта. После такой трансформации вирус, превратившись в обычную троклемскую программу, без труда поражал компьютерную сеть Станции и отдавал приказ выдвинуть транспортный тоннель в лабораторию Иерусалимского центра электронного шпионажа.
Руководители разведслужб договорились провести совместную операцию, честно поделив добытую информацию, а в дальнейшем по-братски пользоваться межзвездным сокровищем…
Затем Координатор показал им маневры посадочных аппаратов Огонто и Фурбенты, сцены нескольких столкновений между астронавтами обеих внеземных рас.
На голографической карте галактического сектора были отмечены звезды, планеты которых успели колонизировать гонты и фурбены, а также системы, где имелись Станции научно-транспортного Лабиринта. Незадолго до Катастрофы звездолеты Троклема почти одновременно установили приемопередатчики на Фурбенте и двух мирах, находящихся неподалеку от Огонто, но в материнской системе гонтов Станции не имелось.
Тогда, три тысячи лет назад, фурбены были полудиким племенем, не знавшим ни электричества, ни даже паровых машин. Архивные изображения запечатлели внешний вид этих земноводных существ: рост чуть больше метра, шесть полутораметровых щупалец, голова рептилии с короткими как у кайманов, зубастыми челюстями.
Станции, выходившие на планеты гонтов и фурбенов, остались в той Ветви Лабиринта, с которой Координатор в настоящее время не имел связи.
Координатор добавил:
— ЗА ПРОШЕДШИЕ СТОЛЕТИЯ РАЗУМНЫЕ ОБИТАТЕЛИ ФУРБЕНТЫ СТАЛИ ЗНАЧИТЕЛЬНО КРУПНЕЕ. ТЕПЕРЬ ВЗРОСЛАЯ ОСОБЬ ИМЕЕТ РОСТ НЕ МЕНЬШЕ ПОЛУТОРА МЕТРОВ И ЩУПАЛЬЦА ДЛИНОЙ В ДВА-ТРИ МЕТРА.
На этом месте Сергей прервал демонстрацию вопросом:
— Корабль, потерпевший аварию на Сарто, построен одной из этих рас?
— НЕТ.
Появилось новое изображение. Роботы Станции Сарто уже подняли с океанского дна старый звездолет и поместили на ненаселенном острове, поскольку солидные размеры корабля не позволяли телепортировать машину на Станцию через многомерный канал приемопередатчика. Вокруг поврежденного космического аппарата был выстроен купол, внутри которого разместилась научная аппаратура. Аборигенам же роботы объявили, что боги запрещают кому бы то ни было приближаться к острову.
Координатор рассказал, что найденный на Сарто корабль не имеет ничего общего ни с одной известной ему конструкцией. Антигравитаторы и кварковые ракеты позволяли разгонять этот аппарат до сотых долей световой скорости, то есть предназначались разве что для межпланетных перелетов. В то же время на борту имелось непонятное устройство, занимавшее почти половину объема внутри корпуса.
Координатор предполагал, что именно это и есть двигатель для мгновенного перемещения через иные измерения. Энергетическая установка была основана на известном науке Троклема принципе расщепления нуклонов на кварки, однако реактор имел исключительно совершенную конструкцию, превосходившую достижения троклемидов и вешша. В жилых отсеках были обнаружены останки гуманоида, которые заметно отличались по строению от скелета человека или троклемида.
— Я ВЫНУЖДЕН ПРИЗНАТЬ, ЧТО МЫ СТОЛКНУЛИСЬ С КОРАБЛЕМ-РАЗВЕДЧИКОМ ЦИВИЛИЗАЦИИ, КОТОРАЯ УЖЕ ДВЕ ТЫСЯЧИ ЛЕТ НАЗАД ПРЕВЗОШЛА ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ ТРОКЛЕМА, — закончил отчет Координатор.
— Ты полагаешь, что у них был двигатель, который пытаетесь создать вы с Аркадием?
— ВЕРОЯТНО. ХОТЯ ДЛЯ ТАКИХ УТВЕРЖДЕНИЙ ПОКА НЕДОСТАТОЧНО ДАННЫХ. КОГДА ПОКОНЧИМ С ПОПЫТКАМИ ПРОНИКНУТЬ В ЛАБИРИНТ, НАДО БУДЕТ УСТРОИТЬ БОЛЬШОЙ МОЗГОВОЙ ШТУРМ С УЧАСТИЕМ ВСЕГО ПЕРСОНАЛА.
— Не спеши, дорогуша. — Голос Сергея стал жестким, словно подполковник отдавал распоряжения в разгар напряженного боя. — Ты утаил от нас много важных сведений о посещениях Земли экспедициями космических пришельцев. Боюсь, мы не можем тебе доверять.
— ВАМ НЕ НУЖНО БОЯТЬСЯ. Я ФИЗИЧЕСКИ НЕ МОГ СООБЩИТЬ ВАМ ВСЕГО. ЗА ЭТИ ГОДЫ НАКОПЛЕНО СЛИШКОМ МНОГО ДАННЫХ.
— Вернемся к инопланетным экспедициям, — напомнил Атилла.
— МНЕ ИЗВЕСТНО О ПЯТИ РАСАХ, РАЗВЕДЧИКИ КОТОРЫХ ПОСЕЩАЛИ ЗЕМЛЮ В ПЕРИОД ПОСЛЕ КАТАСТРОФЫ. ДО КАТАСТРОФЫ ПОДОБНЫХ ПОСЕЩЕНИЙ НЕ БЫЛО.
Потрясенный Барханов сдавленно вскрикнул: «Пять!» — а на голографических экранах пошли короткие сообщения. О неоднократных визитах гонтов и фурбенов люди уже знали из письма Координатора. В 1386 году через Солнечную систему на скорости в 0,48 световой прошел беспилотный разведчик. Другие Станции фиксировали этот же корабль-робот возле Проксимы Центавра в 1376 году, Эпсилона Индейца (1367), Тау Кита (1355) и Фомальгаута (1329). После Солнца зонд взял курс на звезду 61 Лебедя. Посетив эту систему в 1409 году, корабль покинул зону Лабиринта. Информацию, собранную с пролетной траектории, зонд передавал лазерными сигналами в направлении созвездий Кита и Водолея. Координатор не имел представления о том, какая цивилизация могла его запустить, поскольку тот сектор не был охвачен троклемскими исследователями.
В конце десятого века Землю изучала экспедиция разумных динозавров, которые упомянуты во многих летописях — авторы хроник называли этих астронавтов «драконами» и «крокодилами». Цивилизация рептилий, возникшая в системе Беты Кассиопеи (эта горячая звезда класса F8 была удалена от Солнца на сорок шесть световых лет) и находившаяся под пристальным наблюдением соответствующей Станции, погибла в результате ядерной войны, вспыхнувшей летом 1107 года.
Посвященные видели руины погибшей культуры еще при первом посещении Лабиринта.
Наконец, роботы Лабиринта установили, что в начале того же столетия, то есть незадолго до повторного включения Станции Земля, планету посещали человекообразные существа, основавшие базу на Луне. Когда Координатор послал роботов для изучения базы, сработал ядерный самоликвидатор. Эти астронавты описаны историками Франции, Китая, Индии, они же сообщили кое-какие астрономические сведения африканскому племени догонов. Координатор подозревал, что именно эта цивилизация потеряла звездолет на Сарто, но от обоснования своей гипотезы суперробот уклонился.
Комментарии ярко светились мелким шрифтом на фоне объемных изображений звездолетов — по несколько моделей кораблей гонтов, фурбенов и рептилий, здесь же был неведомо чей автоматический зонд. Многообразие форм впечатляло.
— У меня появились вопросы, — сообщил Барханов. — После Катастрофы прошло много веков, обитатели некоторых поднадзорных планет за это время успели построить высокую цивилизацию, некоторые даже вышли в дальний космос. Неужели никто из них не нашел ваши звездолеты?
— ЭТО НЕВОЗМОЖНО. В СЛУЧАЕ ПРИБЛИЖЕНИЯ ЧУЖИХ АППАРАТОВ БОРТОВОЙ РОБОТ-НАВИГАТОР ДОЛЖЕН ЗАПРОСИТЬ ИНСТРУКЦИИ. ЕСЛИ СВЯЗЬ С ЦЕНТРОМ УПРАВЛЕНИЯ ОТСУТСТВУЕТ, ПРОГРАММА ПРЕДУСМАТРИВАЕТ ОТСТУПЛЕНИЕ, АКТИВНУЮ ОБОРОНУ, ЛИБО, В БЕЗВЫХОДНОЙ СИТУАЦИИ, БУДЕТ ЗАДЕЙСТВОВАН САМОЛИКВИДАТОР. ВЗРЫВ БАЛЛОНОВ С АНТИВЕЩЕСТВОМ УНИЧТОЖАЕТ ЗВЕЗДОЛЕТ.
— Ты забыл, что годланцы завладели звездолетом и даже совершили на нем путешествие, — вставил Сергей.
— ЭТО ПРОИЗОШЛО С МОЕГО ВЕДОМА, — ответил Координатор.
— В ТО ВРЕМЯ Я НЕ МОГ ПОПОЛНИТЬ ЗАПАСЫ РАБОЧЕГО ВЕЩЕСТВА НА ЭТОМ КОРАБЛЕ И ПЕРЕПОРУЧИЛ ДАННУЮ ЗАДАЧУ АБОРИГЕНАМ. ЦЕЛЬ БЫЛА ДОСТИГНУТА — ГОДЛАНЦЫ ЗАПРАВИЛИ КОРАБЛЬ И ПРИЛЕТЕЛИ К СОСЕДНЕЙ ЗВЕЗДЕ, КОТОРАЯ ДАВНО МЕНЯ ИНТЕРЕСОВАЛА.
Атилла с интересом поглядывал на подполковника и сенсоры Координатора — он не слышал об этой истории. Однако никто не спешил рассказывать ему, в чем тут дело, и капитан продолжил допрос:
— Прекрасно. Тогда второй вопрос. Если у тебя нет действующих Станций на планетах гонтов и фурбенов, то откуда такая подробная информация о взаимоотношениях этих цивилизаций?
— Я НАБЛЮДАЛ ЗА ИХ ПРОШЛЫМИ ЭКСПЕДИЦИЯМИ. МНОГОЕ СТАЛО ИЗВЕСТНО ИЗ РАЗГОВОРОВ МЕЖДУ ЧЛЕНАМИ ЭКИПАЖА ПРЕДЫДУЩЕГО ЗВЕЗДОЛЕТА С ОГОНТО. САМЫЕ ВАЖНЫЕ СВЕДЕНИЯ ЗАПИСАНЫ ВО ВРЕМЯ ДОПРОСА РАНЕНОГО ГОНТА ЗЕМНЫМИ СЛЕДОВАТЕЛЯМИ.
— Значит, экспедиция профессора Недужко действительно нашла базу гонтов на острове в Тихом океане? — Сергей закашлялся. — И там был мой отец?
— ДА, ТАК БЫЛО. НО ОНИ НЕ СМОГЛИ ПОНЯТЬ, ЧТО ОБНАРУЖИЛИ. ПОЛВЕКА НАЗАД У ЛЮДЕЙ НЕ ХВАТИЛО ЗНАНИЙ, ЧТОБЫ ВЕРНО ОЦЕНИТЬ СДЕЛАННОЕ ОТКРЫТИЕ… — Голос робота продолжил после короткой паузы:
— ДО СИХ ПОР Я НЕ ПРЕДПОЛАГАЛ, ЧТО МИХАИЛ КАРОСТИН, ПРИНИМАВШИЙ УЧАСТИЕ В ТЕХ СОБЫТИЯХ, НАХОДИТСЯ В РОДСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЯХ С ТОБОЙ.
«Где уж тебе об этом догадаться», — раздраженно подумал Сергей и сказал вслух:
— У тебя есть запись всех событий, связанных с походом «Халхин-Гола»?
— ПОЛНОЙ КАРТИНЫ НЕТ. ОСТРОВ ТУАРУ РАСПОЛОЖЕН ВНЕ ДОСЯГАЕМОСТИ ПРИЕМОПЕРЕДАТЧИКОВ. ЧАСТЬ ИНФОРМАЦИИ УДАЛОСЬ ПОЛУЧИТЬ ЧЕРЕЗ ЗАБРОШЕННЫХ НА ОСТРОВ РОБОТОВ. ОСТАЛЬНОЕ Я ВОССТАНОВИЛ ПО ВОСПОМИНАНИЯМ УЦЕЛЕВШИХ УЧАСТНИКОВ, ПО ДОКУМЕНТАМ И ДРУГИМ КОСВЕННЫМ ИСТОЧНИКАМ. НО ОБ ЭТОМ МЫ ПОГОВОРИМ ПОЗЖЕ. ПРЕДЛАГАЮ ВЕРНУТЬСЯ К ОСНОВНОЙ ПРОБЛЕМЕ.
Координатору трудно было отказать в занудстве и настойчивости. Пришлось обсуждать безумную затею с истреблением охотников на Лабиринт, Ладно еще уничтожить возглавляемые фурбенами банды в Таджикистане и Чечне — за это дело Сергей готов был взяться. Но устраивать погром в Иерусалиме! Даже мысль о такой авантюре следовало считать верхом кретинизма, тем более что Координатор сразу отмел возможность высадить десант на авиетке Лабиринта. Мощная противовоздушная и противоракетная оборона Израиля без труда перехватила бы любую неопознанную летающую мишень. Задачка выглядела нерешаемой — используя лишь легальные транспортные средства, перебросить в Иерусалим вооруженный отряд и разгромить отлично охраняемый разведцентр…
Однако главный робот Лабиринта был настроен решительно и твердо. Он вознамерился уничтожить трех особенно досаждавших ему противников: фурбенов, ЦЭШ и группировку Короля. Впрочем, последние два «хозяйства», видимо, работали в тесном контакте — не зря же гвоздевская братва получила из-за бугра партию детекторов, пеленгующих многомерные каналы.
— РЕКОМЕНДУЮ ВАМ ОТДОХНУТЬ И ПОДКРЕПИТЬСЯ, — сказал Координатор. — А МЕЖДУ ДЕЛОМ ОБДУМАЙТЕ ПЛАН ОПЕРАЦИИ.
В бытовом отсеке их встретили настороженные взгляды Курбонбердыева, Демьяненко и Рамазанова. Остальные спали. Не вступая в дискуссии, Сергей и Атилла приняли душ и перекусили. Все это время подполковник продолжал размышлять над заданием Координатора и кое-что придумал. Но это были пока очень сырые наметки, следовало проработать массу деталей. Отодвинув поднос с пустой посудой, он проговорил:
— Абдулло, представьте, что нам нужно ликвидировать штаб-квартиру российской банды в Иерусалиме. Можно ли рассчитывать на помощь ваших друзей в палестинском руководстве?
Заметно удивленный его вопросом полковник ответил после затянувшейся паузы:
— Смотря, что вам требуется. Если мы окажемся на Западном берегу, я бы мог договориться, чтобы нас переправили в Иерусалим.
— Я конкретизирую задачу, — сказал Сергей. — Исходные данные — мы находимся в Арабских Эмиратах. Надо попасть в Иерусалим и устроить там маленькую заварушку. Представьте соображения, что для этого нужно — документы и все прочее.
Недоумевающий Курбонбердыев обещал подумать и завтра в течение дня составить план. Барханов вовсю зевал и клевал носом, у Сергея тоже слипались веки. Кое-как добравшись до койки, он мгновенно отключился. Снились какие-то кошмары, но утром ничего не удалось вспомнить. После завтрака он приказал личному составу проверить снаряжение, а сам вместе с Атиллой уехал на Станцию Земля и потребовал, чтобы Мозг Станции связал его с Координатором.
— Первые наброски плана будут готовы к вечеру, — сказал Сергей. — Нужна карта Иерусалима и координаты интересующих вас объектов.
— БЕЗ ПРОБЛЕМ.
— Далее. Какие области Земли остаются в зоне досягаемости видеоканалов и транспортных тоннелей?
Голограмма показала карту полушарий. Ядовито-зеленым цветом были выделены территории, охваченные действием детекторов, выставленных фурбенами и сотрудниками ЦЭШ. Свободными от вражеского наблюдения оставались слаборазвитые страны южной Азии, Латинской Америки и почти вся Африка.
— Город Кандагар в Афганистане доступен для телепортации?
— БУДЕТ ДОСТУПЕН, ЕСЛИ СМОЖЕТЕ УНИЧТОЖИТЬ БАНДУ САРЕ-СИЯХА И ДЕТЕКТОР ЗЕМНОГО ОБРАЗЦА, РАЗМЕЩЕННЫЙ В ГОРОДЕ ДУШАНБЕ.
— Предположим, нам удастся это сделать. На аэродроме Кандагара стоит Ил-76 башкирской компании «Авиастан». Где-то рядом содержится в плену экипаж этой машины. Исследуй этот район, хотя бы с авиеток. Меня интересует все: схема охраны, техническое состояние самолета, точный план местности…
— БУДЕТ СДЕЛАНО.
— И последнее. Я должен знать, как мой отец встретился с гонтами.
После короткой паузы Координатор ответил:
— РАССКАЗ О ТЕХ СОБЫТИЯХ ЗАЙМЕТ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ.
Часть II
ЭПОПЕЯ «ХАЛХИН-ГОЛА»
Глава 11
ХОЛОДНАЯ ДАЧА
В начале осени 1939 года мало кто из землян осознавал, что живет на планете, которая довольно тесно связана с другими мирами Галактики и привлекает самый пристальный интерес различных высокоразвитых цивилизаций. Основное внимание людей было приковано к боевым действиям, развернувшимся на противоположных окраинах Евразийского материка: в Монголии, около озера Халхин-Гол, советские войска окружили и разгромили ударную группировку японцев, а на западе Европы танки и пехота вермахта стремительными ударами превратили в воспоминание сам факт существования Польши. Между тем именно в эти бурные сентябрьские дни происходили скрытые от общего внимания события, которым было суждено сложным образом отразиться на судьбе не только человечества, но и других разумных существ, населявших космические окрестности Солнечной системы.
Исполинский каменный обломок, который земные астрономы назвали Гермесом, двигался по параболической траектории между орбитами Марса и Юпитера. Взлетевшие с астероида межпланетные корабли гонтов опустились на обратной стороне Луны, где выстроили мощную крепость, способную, как полагали циклопы, выдержать бой с целой эскадрой противника. Впрочем, поскольку звездолетов Фурбенты поблизости не имелось, действительную военную ценность лунной базы установить пока не удалось…
Первая схватка между истребителями Огонто и роботами Фурбенты произошла 28 августа. Космические модули обеих цивилизаций барражировали на высоте сорока — пятидесяти километров над Северной Европой, наблюдая за перемещением войск, — подготовка аборигенов изучаемой планеты к войне всегда привлекала жгучий интерес космических разведчиков. Экипажи гонтов и процессоры фурбенских роботов обнаружили противника практически одновременно, и немедленно были приняты одинаковые решения — атаковать и уничтожить врага.
Дюжина корабликов обменялась ударами из всех видов бортового оружия, после чего в космосе полыхнули несколько ядерных взрывов средней мощности. Чудовищное пламя разметало пораженные аппараты, большая часть которых сгорела, падая сквозь плотные слои земной атмосферы. Лишь небольшие и сильно покореженные обломки достигли поверхности в лесах и болотах на балтийском побережье Польши. Получив известие о метеоритном дожде, ученые Варшавского университета собрались направить края специальную экспедицию, однако через два дня разразилась мировая война, так что о метеоритах пришлось забыть.
Уцелевшие аппараты прекратили бой и вернулись свои базы. Стычка повторилась спустя несколько дней, и стороны подтянули к Земле дополнительные силы.
К началу сентября компьютерный центр расположенной в Поясе Астероидов автоматической станции фурбенов закончил анализ информации, собранной роботами-наблюдателями. Логические устройства пришли к заключению, что в местности, которую земные гуманоиды называют полуостровом Таймыр, могут быть захоронены останки астронавта древней цивилизации авикаузов.
Ночью на заснеженную равнину опустились три диска. Из люков космических аппаратов вышли похожие на восьминогих пауков роботы, приступившие к раскопкам. К утру, перевернув горы снега и грунта, фурбенские механизмы нашли скафандр, внутри которого скрючилось тело существа, погибшего здесь много тысячелетий назад. Холод вечной мерзлоты предохранил труп от гниения, превратив тело в мумию.
Роботы погрузили находку в корабль, и диски поспешно взлетели. Стремительно протаранив атмосферу, машины вышли в космос, где были атакованы эскадрильей гонтов, которых тоже крайне интересовали загадки исчезнувшей расы планеты Авика.
Бой продолжался не меньше получаса. Подоспевшие на подмогу три десятка роботов Фурбенты, расстреляв гамма-лучами и антипротонными торпедами вражеские истребители, ушли в сторону своей астероидной станции. И опять атмосфера сожгла обломки уничтоженных космических аппаратов, но крупный обломок одного из кораблей гонтов, прочертив в небе огненный след, упал на засыпанную снегом таймырскую равнину.
Гонты взяли реванш спустя месяц, когда база фурбенов послала роботов уничтожить лунную крепость противника. Сорок летающих дисков усеяли своими осколками скалы и кратеры естественного спутника Земли, так и не сумев причинить серьезный ущерб укреплениям, возведенным экспедицией циклопов. Потом было много других столкновений, в ходе которых погибло больше сотни кораблей и несколько разумных пришельцев с Огонто. Растянувшаяся на два года битва в космосе протекала с переменным успехом и прервалась по естественным причинам, когда Гермес стартовал в сторону системы Огонто.
Люди узнают об этих сражениях лишь много позже. Однако видеоканалы троклемского Лабиринта внимательно следили за перемещениями инопланетных аппаратов, фиксируя все основные события в бездонных блоках памяти Станции Земля…
В этот год из-за гитлеровского вторжения в Польшу и японских провокаций на монголо-маньчжурской границе Сталин был вынужден нарушить многолетнюю традицию и не отдыхал летом на черноморских курортах. Но к середине сентября западные области Украины и Белоруссии благополучно вернулись в состав Союза, а японцам как следует обломали зубы и надрали задницу, причем их хваленая 6-я армия, позорно угодив в окружение, капитулировала на Халхин-Голе. Проблемы с Гитлером тоже удалось если не окончательно уладить, то хотя бы отложить на неопределенное будущее. Понимая, что международное спокойствие выдалось недолгим, вожди государства и партии воспользовались этим коротким передыхом, чтобы провести на Кавказском побережье последние деньки бабьего лета.
После недолгих колебаний Сталин тоже решил съездить на свою дачу в окрестностях Мацесты. Дача стояла в горах на Холодной речке, а в первые годы, пока не наладили отопление, было в этом домике довольно прохладно, особенно по ночам. Немудрено, что дачу назвали Холодной.
На третий день отпуска, когда нервы немного успокоились, Хозяин пригласил к себе отдыхавших по соседству Молотова с Ворошиловым и затребовал из Москвы флагмана 2-го ранга Матвея Биберева, из чего соратники безошибочно заключили, что предстоит серьезный разговор о делах военно-морского ведомства. Разумеется, заявился и не привыкший дожидаться приглашений Лаврентий Павлович, который с недавних пор всерьез обеспокоился биберевским возвышением.
Телохранители наркома внутренних дел вынесли из «бьюика» картонную коробку с бутылками и вместительные кастрюли, полные шашлычных полуфабрикатов. Была здесь и уже нарезанная ломтями должного размера севрюга, и бастурма — куски жирной баранины, посоленной, поперченной и перемешанной с кружочками лука. Сразу закипела работа. Офицеры охранного управления, хоть и происходили в большинстве своем из российской глубинки, научились готовить знаменитое кавказское лакомство не хуже тифлисских духанщиков или бакинских кебабчи. В железной коробке мангала запылали два мешка отличного крупного угля, а тем временем куски мяса под неусыпным наблюдением Берия нанизывались на штыри шампуров.
Вскоре подкатили ЗИСы, доставившие остальных гостей. Биберев чувствовал себя немного неловко в окружении высочайших особ державы, но обстановка была самая задушевная, а потому флагман быстро освоился. Тем более что Молотов, благожелательно придержав его за локоть, посоветовал не тушеваться, потому как здесь все свои, но слишком застенчивых не любят.
Вызвавшись раздувать жар в выгорающих углях, Биберев энергично размахивал над мангалом полуметровым куском фанеры, а стоявший рядом Сталин пыхтел трубкой и помогал советами, полными черного юмора. От этого приятного занятия их отвлек Первый Красный Маршал, который подошел, держа за стволы два пистолета необычной конструкции.
— Вот, Коба, победители конкурса, — сказал Климент Ефремович. — Восьмизарядный Ракова и девятизарядный Воеводина. К сожалению, у обоих выявилось немало недоделок.
Сталин взял оригинальную машинку с длинным тонким стволом, повертел, разглядывая со всех сторон, затем скептически заметил:
— Почему вы называете его пистолетом Ракова? По-моему, это типичный пистолет-карабин Боркхардта образца девятьсот третьего года — только без приклада. Но красив, ничего не скажешь.
— Хочешь попробовать? — догадался Ворошилов, хорошо знавший любовь старшего товарища к оружию.
— Обязательно попробую… А может быть, товарищ Биберев составит нам компанию? Если, конечно, соблаговолит прервать свои высокоинтеллектуальные развлечения с огненной стихией.
Биберев охотно передал импровизированное опахало майору охраны, и вскоре они оказались на заднем дворе дачи, где имелись на такой случай фанерные человекообразные фигуры с наклеенными на грудь круговыми мишенями. Сталин тщательно целился, мягко давил спусковой крючок, потом, расстреляв обойму, первым бежал к мишеням, проверяя результаты стрельбы. Казалось, он с чисто детской непосредственностью радуется каждому точному попаданию, переживает нередкие промахи и гневается по поводу осечек, которые случались чаще допустимого. «Ведь ему под Рождество пойдет седьмой десяток, он на четыре года старше меня, — с легкой завистью вспомнил моряк. — А сколько энергии, какая жажда деятельности! Наверное, только таким и должен быть верховный правитель великой державы, тем более в эпоху, когда решается судьба страны, народа и даже всего мира…»
Между тем Сталин завершил огневую забаву, но оружие наркому обороны не вернул, сказав, что оставит обе игрушки у себя в коллекции. Отдав пистолеты сотруднику охраны, он жестом хлебосольного хозяина пригласил гостей рассаживаться вокруг выставленного во дворе стола. Когда все заняли положенные по чину места, Ворошилов доверительно шепнул Бибереву:
— Только не вздумай говорить тост во здравие любимого отца и гениального учителя великого товарища Сталина — рассвирепеет. Коба подхалимов на дух не переносит.
Из-за этого дружеского предостережения Матвей Аристархович чуть ли не всю трапезу просидел как на иголках, все переживал — не козни ли недоброжелателей.
Вот не скажет он политически грамотного тоста, а САМ обидится, и припомнят тогда непролетарское происхождение, службу в царском флоте и участие в разгроме мятежа на «Очакове»… То есть — тьфу-тьфу — не мятежа, а героического революционного восстания… Вдобавок Берия беспрерывно сверкав линзами пенсне, сверля флагмана 2-го ранга тяжелым взглядом, словно злорадствовал: не хочет, мол, дворянское отродье, вождя славить.
Впрочем, обошлось. Выпили за Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, за недавние победоносные удары по самураям и шляхтичам. Осмелев, Биберев предложил опрокинуть стопки за Красный Флот и — к немыслимому облегчению — увидел явное одобрение в золотисто-зеленом взгляде хозяина Холодной дачи.
— Дойдем и до флотских дел, — пообещал Сталин. Обратившись к Ворошилову, он ворчливо напомнил, что пистолетный конкурс окончился неудачей — хорошей модели на замену дедовскому нагану и довольно слабосильному ТТ подобрать не удалось. Нарком согласился и добавил:
— Работа продолжается. Через год проведем новый конкурс. Воеводин обещает сделать автоматическую машинку на восемнадцать патронов.
— Идея хорошая. — Сталин задумчиво поставил бокал на скатерть и принялся набивать трубку, раскрошив табак из двух папирос. — Только все это — мертвому припарки, старый патрон слабоват. Надо калибр увеличивать.
Немного заикаясь, Молотов заметил: дескать, тянуть с перевооружением армии нельзя. Война, говорил председатель Совнаркома, может вспыхнуть внезапно.
Доверять соглашениям с Гитлером могут лишь наивные дурачки вроде Даладье и Чемберлена. Отставной ефрейтор принимает решения импульсивно. Стукнет ему по сифилитическим извилинам — и бросит в наступление танковые корпуса.
— Хотя, с другой с-стороны, Ад-дольфу пока выгоднее д-дружить с нами, — задумчиво добавил Вячеслав Михайлович. — Без наших поставок нефти и п-продовольствия немцы не смогут всерьез воевать на Западе.
— А немцам и не предстоит там всерьез воевать, — ухмыльнулся Сталин. — Англичане и французы готовы капитулировать без боя. Но в общем ты, конечно, прав — скорая война с Германией нам не угрожает. Лично меня больше беспокоит Восточный фронт. Нет ли у Лаврентия Павловича свежих новостей о настроениях в Токио?
— Почему нет? — Берия прикинулся обиженным, но был искренне рад, что вспомнили о его присутствии. — Может, чего другого и нет, а свежие сведения всегда есть.
Моментально подбежал порученец с портфелем, набитым особо секретными бумагами. Вытащив нужную папку, шеф НКВД зачитал избранные абзацы из донесений разведки. Самым существенным было известие о беседе японского премьер-министра принца Фумимаро Коноэ с германским послом Ойгеном Оттом. Принц заверил Отта, что Япония не отказывается от намерения напасть на СССР, первыми ударами оккупировать Приморье и Забайкалье, а затем захватить Сибирь вплоть до Урала.
Однако премьер не без сожаления сделал важную оговорку: «Японии потребуется не меньше двух лет, чтобы достигнуть уровня техники вооружения и механизации, который Красная Армия продемонстрировала на Халхин-Голе».
Берия добавил, что в настоящее время японское командование развернуло в оккупированном Китае на советской границе девять дивизий, то есть четверть своих сухопутных сил.
— Видать, мало мы эту самурайскую сволочь трепали, — сказал Ворошилов и добавил кое-что из конармейского лексикона. — Все им неймется… Через два года, — стало быть, они собираются напасть на нас осенью сорок первого. Пусть лезут — встретим как положено. До самого Порт-Артура гнать будем.
Разговор стихийно переметнулся на необходимость увеличения войсковых группировок и производства вооружений. Год от года и число дивизий неуклонно росло, и оружия заводы выпускали все больше. За прошлый и нынешний годы промышленность изготовила два и семь десятых миллиона винтовок и карабинов, почти тридцать тысяч пушек. Кроме того, появились непревзойденные по совершенству танки — тяжелый KB и средний А-32, недавним декретом Совнаркома переименованный в Т-34. Иначе и быть не могло — окруженная недругами держава обязана всеми силами обеспечить собственную безопасность…
Биберев снова заерзал на стуле, забеспокоившись, что о нем запамятовали, но Хозяин никогда ничего не забывал и, когда подошло время, неторопливо произнес:
— Хорошо, товарищи. Пехота у нас вооружена, авиация — тоже. Советские танки превосходят по числу и качеству бронетанковые войска остального мира… — Он сделал паузу для глубокой затяжки. — А как обстоят дела с нашим флотом? Доложите, товарищ Биберев.
Разумеется, и сам Сталин, и глава правительства, и оба наркома были неплохо осведомлены о состоянии военно-морских сил. Однако все они правильно поняли эту преамбулу: отчет о дне нынешнем станет трамплином для серьезного разговора о будущем советского флота.
— Впервые за полтора столетия океанская мощь России получила надежду на возрождение… — неожиданно для собеседников, Биберев начал с исторического экскурса.
Флагман 2-го ранга коротко описал упадок российского флота в период правления Павла и обоих его сыновей, завершившийся катастрофой Крымской войны.
После этого корабли строились без плана и ясного понимания, для решения каких задач создается и существует морская сила, результатом стала потеря всех броненосцев и половины крейсеров на Тихом океане, и Россия вновь осталась без военного флота. Сражение при Порт-Артуре и Цусимская битва вынудили заново создавать эскадры, но революционные катаклизмы свели на нет все труды судостроителей. Биберев напомнил, как сразу после Гражданской войны председатель Реввоенсовета Иуда Троцкий приказал продать на металлолом почти готовые к вступлению в строй четыре линейных крейсера типа «Измаил».
К осени тридцать девятого Рабоче-Крестьянский Красный Флот сохранил всего три доисторических линкора-дредноута, вооруженных дюжиной двенадцатидюймовых орудий каждый. Четыре крейсера из шести также давно устарели, поскольку построены еще до революции. Немного выделялся на общем фоне «Красный Кавказ», но современным мог считаться лишь законченный в прошлом году легкий крейсер «Киров». Предполагалось, что в ближайшие три года СССР будет иметь по два таких корабля на Балтийском, Черноморском и Тихоокеанском флотах.
— Прекрасный крейсер, — воодушевленно говорил Биберев. — И скорость отличная, и пушки дальнобойные… Но он слишком легкий, брони практически нет. Для серьезного боя не годится.
Он добавил, что все тяжелые корабли сосредоточены на Черном море и Балтике, тогда как Дальний Восток, где ожидаются главные военные события, по существу, не прикрыт крупными флотскими соединениями. Тихоокеанский флот состоял из нескольких десятков малых подлодок ближнего радиуса действия и тихоходных морских бомбардировщиков ДБ-3ф. Ни два эсминца Северного флота, переброшенные в тридцать седьмом году по Севморпути на восток, ни старенькие пароходы, на скорую оборудованные в сторожевики и минные заградители, ни доставшиеся в наследство от царя канонерские лодки не составляли реальной военной силы.
— С болью в сердце я вынужден признать, что боевая мощь Советского Приморья основана лишь на плавсредствах ближнего боя, а также на береговой обороне, — докладывал Биберев. — Конечно, крепостные сооружения острова Русский способны отразить лобовую атаку против Владивостока, а тяжелые пушки на железнодорожных платформах обеспечат более или менее надежное прикрытие некоторых участков побережья. Однако подобное построение военных сил заранее обрекает нас на пассивное ожидание вражеских нападений. Чтобы обрести способность к проведению активной стратегии, мы обязаны в кратчайшие сроки создать на Дальневосточном театре военных действий могущественный ударный кулак из надводных кораблей высших рангов. Иными словами, нам жизненно необходимы эскадры полноценного состава, включающие один-два линкора, три-четыре крейсера и несколько эсминцев.
Неожиданно подал голос Берия. Уже четверть часа Лаврентий Павлович буквально кипел от ревности к нахальному моряку, который ухитрился на столь долгий срок приковать к себе внимание Сталина. Не в силах более терпеть подобных безобразий, нарком внутренних дел экспансивно произнес длинную тираду на грузинском языке. Сталин, поморщившись, ответил строгим голосом:
— Говори по-русски.
Смутить Лаврентия Павловича было непросто, и он, кивнув, перешел на русский язык:
— Создается впечатление, что товарищ Биберев недостаточно знаком с последними достижениями военной науки. Хорошо осведомленные источники сообщают из Соединенных Штатов, что в Пентагоне считают тяжелые надводные корабли вчерашним днем. Американцы пришли к выводу, что только авиация решит судьбу грядущей войны на море.
И он рассказал, как еще летом 1921 года американский генерал Митчелл организовал учения, доказавшие эффективность авиации в борьбе против надводных мишеней. Эскадрилья армейских бомбардировщиков за считанные минуты отправила на дно трофейные германские корабли — линкор «Остфрисланд» и крейсер «Франкфурт».
Теперь в США делают ставку не на линкоры, время которых уже прошло, а разворачивают строительство плавучих аэродромов — авианосцев.
Он допустил непростительную ошибку. Став заметно мрачнее, Сталин буквально прорычал, что Советскому Союзу необходимы линкоры и тяжелые крейсера, а потому корабли такого класса будут построены любой ценой.
Биберев даже вздрогнул, потрясенный почти мистическим совпадением.
Незадолго до прошлой мировой войны, будучи еще старшим лейтенантом Генерального морского штаба, он присутствовал на большом совещании в Зимнем, где решался вопрос о строительстве бригады «Измаилов» и проект следующей серии линкоров, которую планировалось заложить году в пятнадцатом, когда балтийские заводы освободят свои стапеля, спустив на воду четверку линейных крейсеров. Кто-то в Госдуме попытался возразить: дескать, эти левиафаны обойдутся казне слишком дорого и не лучше ли, мол, построить вместо каждого супердредноута по два эсминца… Николай Второй, человек обычно очень спокойный и меланхоличный, внезапно взорвался, потемнел лицом, стукнул кулаком об стол и твердо заявил: «По копеечке деньги соберем, но линкоры построим!» До чего, казалось бы, разные характеры, а как причудливо совпали военно-морские симпатии…
Между тем Сталин насмешливо проговорил:
— Лаврентий Павлович у нас — дитя гор, от вопросов флота далек. Пусть товарищ Биберев объяснит товарищу Берия, почему нам нужны линкоры. И не просто линкоры, а корабли самого современного класса.
Молотов и Ворошилов не сумели, а может, не захотели спрятать ехидных ухмылок. В последнее время глава НКВД становился слишком опасным соперником для старой партийной гвардии, поэтому обоих ветеранов Политбюро не мог не порадовать этот щелчок по носу, которым Сталин прилюдно угостил своего мингрельского фаворита.
Приведя в порядок мысли, Биберев сжато изложил основы боевого применения надводных кораблей. Одетые в прочную броню, вооруженные крупнокалиберной артиллерией, быстроходные, они были способны контролировать и океанские коммуникации, нарушать грузовые перевозки противника, прорывать оборону и наносить сокрушительные удары по соединениям вражеского флота и береговым сооружениям, обеспечивать огневую поддержку морских десантов. Конечно, признал флагман, авиация представляет определенную угрозу для этих стальных исполинов, однако против бомбардировочных эскадрилий существует прекрасное средство — зенитные пушки.
— Таким образом, новым японским линкорам мы должны противопоставить свои корабли такого же типа, — заключил Матвей Аристархович. — В тесном взаимодействии с воздушными силами наши «Советские Союзы», несомненно, сломают хребет самурайскому флоту…
Одобрительно улыбаясь, Сталин добавил, что у Японии есть восемь линкоров с четырнадцатидюймовыми пушками водоизмещением около тридцати тысяч тонн, построенных в период Первой мировой войны, а также три сравнительно новых линейных корабля — «Нагато», «Тоса» и «Мутцу» — тридцать пять тысяч тонн, двадцать четыре узла хода и шестнадцатидюймовки в четырех двухорудийных башнях. Кроме того, года два назад японцы заложили серию сверхгигантских кораблей. «Ямато», «Сайен», «Мусаси» и «Синане» строились в обстановке строжайшей секретности, замаскированные тростниковыми циновками невероятного размера. Тем не менее разведке удалось выяснить, что линкоры будут иметь тоннаж свыше семидесяти тысяч, бортовую броню почти в полметра и главный калибр в шестнадцать или даже восемнадцать дюймов.
Берия с хмурым видом заглянул в свои бумаги и сообщил:
— Вот последние донесения… — Нарком не стал называть кодовое имя разведчика, а перешел прямо к делу: — На новейших линкорах будет установлено девять пушек восемнадцатидюймового калибра — по три ствола в каждой башне.
Толщина брони на бортах и башнях от двадцати до двадцати четырех дюймов, максимальная скорость хода — двадцать семь узлов. «Сайен» и «Ямато» вступят в строй осенью сорок первого, два других корабля будут готовы к началу сорок третьего года.
— Вот видите, все сходится, — спокойно сказал Сталин и продолжил в обычной своей риторической манере, раз за разом повторяя ключевые слова: — Они будут иметь новые суперлинкоры ровно через два года. Что это за срок, товарищи? Это тот самый срок, на который принц Коноэ наметил агрессию против Советского Союза. А что это означает для нас, как руководителей Советского Союза? Для нас это означает, что мы обязаны уже летом сорок первого иметь на Тихом океане боевые корабли старшего ранга.
— То есть линкоры, — поспешил откликнуться Берия. Всем своим покорным видом он демонстрировал, что раскаялся, осознал былые заблуждения и не намерен более возражать против развития надводных сил. Однако Сталин отрицательно помахал рукой, сжимавшей дымящуюся трубку, и назидательно произнес:
— Вовсе нет. Не надо считать товарища Сталина упрямым старикашкой, который помешан на линкорах и не желает строить других кораблей, кроме линкоров. Товарищ Сталин понимает, что флоту нужны корабли всех классов, включая авианосцы. Однако товарищ Сталин понимает и другое — что за два года мы не успеем построить даже первый авианосец.
Кашлянув, Ворошилов негромко проговорил:
— Коба, я думаю, что за эти два года мы даже заложенных линкоров достроить не успеем…
Нарком обороны доложил, что авианосец «Красная Звезда» существует пока лишь в виде эскизного проекта, и никому даже не известно, когда удастся приступить к монтажу корпуса. Но и четыре исполинских линкора — «Советский Союз», «Советская Россия», «Советская Белоруссия» и «Советская Украина» — строились ужасающе медленно. Судостроительная промышленность СССР не имела опыт создания громадных кораблей водоизмещением около тридцати пяти тысяч тонн. И до сих пор оставалась большая проблема производства турбин для двигателей, наконец, каждый линкор предстояло вооружить действительно лучшими в мире шестнадцатидюймовыми пушками, дальнобойностью свыше сорока двух километров, однако артиллерийские заводы приступят к выпуску этих орудий лишь в середине сорок первого, причем смогут выпускать лишь по одной башенной установке в месяц.
— Так что, с какой стороны ни глянь, «Союз» и «Россия» станут в строй летом сорок третьего, никак не раньше, — печально подытожил нарком обороны.
— Все это мне известно, — проговорил Сталин глухим голосом. — Для того и собрал вас — вместе подумать, как ускорить создание морской обороны.
— Н-никак не п-получается, — сказал Молотов, от волнения вновь начавший заикаться. — П-против объективных прич-чин н-не попрешь.
И тогда Биберев осмелился произнести вслух то, о чем давно уже думал, хотя и сам не слишком верил, что подобный замысел удастся претворить в жизнь. Однако теперь, когда стала очевидной безвыходность ситуации, приходилось хвататься даже за такую несбыточную надежду.
— Товарищ Сталин, можно попытаться купить за границей готовые корабли, — неуверенно сказал флагман.
Сталин раздраженно поморщился, затем, саркастически улыбаясь, ответил с убийственной иронией:
— Полагаете, империалисты согласятся помогать усилению нашего государства? Боюсь, ваше благодушие граничит с политической близорукостью.
— Возможно, товарищ Сталин. Но даже гитлеровцы почти согласились продать нам крейсер и крупнокалиберные морские пушки.
Молотов поспешил уточнить:
— Не «почти», а согласились. Они расплатятся за поставки нашего хлеба и нашей нефти техникой военного назначения. Вскоре мы получим тяжелый крейсер «Лютцов», чертежи линкора «Бисмарк», пушки калибра пятнадцать и восемь дюймов, новейший истребитель Мессершмитга. И еще итальянцы строят для нас быстроходный эсминец.
Нахмурившись, Сталин встал из-за стола, сделал несколько шагов в сторону дома, разминая ноги, — он страдал полиартритом, а потому не мог долго сидеть.
Затем, медленно вернувшись к остальным, машинально уточнил, продолжая обдумывать биберевские предложения:
— Не эсминец, а лидер эсминцев. Лидер «Ташкент»…
— Вот видите… А в Америке кораблестроительная промышленность так и не выбралась из кризиса. — Флагман заторопился, выдвигая новые аргументы в пользу своей идеи. — У них законсервированы очень неплохие корпуса, которые заложены еще в годы мировой войны, а потом так и не были достроены. Уверен, американцы согласятся продать их по сравнительно низкой цене — лишь бы хоть какие-нибудь деньги получить.
Сталин раскурил трубку, сделал глубокую затяжку, поинтересовался:
— Какие именно корабли можно купить в Соединенных Штатах?
— У них много почти готовых кораблей нужного нам класса, — с облегчением ответил Биберев. — Самые удачные среди них — шесть линкоров типа «Кентукки» и три линейных крейсера типа «Лексингтон». Все они спущены на воду, но попали под ограничения Вашингтонского и Лондонского договоров и уже двадцать лет потихоньку ржавеют возле достроечных стенок.
— «Лексингтоны» слабоваты. — Неожиданно Сталин в очередной раз блеснул своей дьявольской эрудицией. — Скорость у них, может быть, приличная и артиллерия мощная — это верно. Но при такой тонкой броне от них будет немного пользы… Товарищ Биберев, напомните нам данные линкоров «Кентукки».
С легким ужасом Матвей Аристархович вдруг понял, что Сталин, помимо всего прочего, держит в памяти тактико-технические характеристики военных кораблей ведущих держав. Возможно, он подзабыл конкретные цифры, но запомнил же слабые места «Лексингтонов»! Только сейчас флагман начал осознавать, какая бездна знаний хранилась под черепным сводом диктатора… Не без труда поборов почтительный трепет, Биберев зачитал записи, которые сделал в своем блокноте, готовясь к сегодняшней встрече.
Каждый из шести линкоров, заложенных с января по апрель 1917 года, превосходил по боевому могуществу любой корабль той эпохи. Согласно традициям американского флота, они были названы именами различных штатов: «Кентукки», «Вермонт», «Монтана», «Род-Айленд», «Индиана» и «Небраска». При водоизмещении в сорок одну тысячу тонн, одетые в броню толщиной шестнадцать — восемнадцать дюймов, эти великаны должны были иметь скорость до двадцати трех узлов.
Двенадцать шестнадцатидюймовых пушек размещались в четырех башнях, а численность экипажа составляла свыше полутора тысяч офицеров и матросов. Иными словами, даже сегодня, спустя двадцать лет после разработки проекта, эти линкоры были мощнее большинства японских и английских кораблей этого класса.
— Они сильнее даже новых германских линкоров, — кивнул Сталин. — Однако двадцать три узла — это слишком мало. Тем паче для тихоокеанских акваторий.
— Совершенно с вами согласен, — снова заторопился Биберев. — Но за эти годы появились более совершенные двигатели, теперь механизмы того же размера развивают втрое большую мощность. Если уговорим американцев поставить на линкор современные котлы и турбины, стандартная скорость корабля увеличится до двадцати шести — двадцати семи узлов.
Он почувствовал, что сумел убедить собеседников. Члены правительства и руководитель ЦК азартно обсуждали детали предстоящей сделки. После недолгого обмена мнениями Сталин поручил двум наркоматам — иностранных и внутренних дел — прозондировать по своим каналам ситуацию вокруг недостроенных кораблей, их техническое состояние, разведать настроения в заокеанских политических сферах, оценить стоимость контракта и проработать остальные подробности.
— Когда проясним обстановку, отправим в Америку делегацию, — повеселевшим голосом сказал Сталин. — Вы, товарищ Биберев, поедете в Вашингтон подписывать соглашение.
Записав в блокнот полученные задания, Берия произнес с задумчивым видом:
— Я сомневаюсь в надежности товарища флагмана второго ранга. У него в семье не все ладно, сын его связан с врагами народа. Напоминаю, что таких людей мы обычно посылаем не в загранкомандировки, а в совершенно ином направлении.
У Биберева аж поджилки похолодели, а Берия, злорадствуя, продолжал: мол, сынок знатного флотоводца сожительствует с девицей, папаша которой схлопотал десять лет по пятьдесят восьмой статье. Это был конец. Промелькнула паническая мысль: «Под монастырь подвел, подлец сопливый». Словно сквозь толстую подушку, флагман услышал насмешливый голос, обильно сдобренный всемирно известным грузинским акцентом:
— Какая же она девица, ежели сожительствует с сыном нашего Матвея Аристарховича?.. — Переждав вежливые смешки аудитории, Сталин продолжил: — Что скажете, товарищ Биберев, может ли быть девицей дочь врага народа, с которой сожительствует ваш сын?
Первым во весь голос захохотал Ворошилов, к нему поочередно присоединились Молотов и Берия. Державшиеся поодаль офицеры охраны из последних сил прятали улыбки. Уже предвидя неизбежный вердикт Особого совещания, Биберев пробормотал:
— Товарищ Сталин, сын уверял меня, что профессор Недужко, отец его приятельницы, вовсе не враг, а был арестован по ошибке, как это случалось во времена ежовских перегибов. Не изменял он Родине, просто дурью маялся… Кроме того, я совершенно уверен, что у Сталена не могло быть с ней слишком близких отношений.
— Если отношения были не слишком близкими, значит, она вполне может оставаться девицей, — продолжал развлекаться Сталин. — А что нам скажет товарищ Берия — за какую именно провинность был осужден родитель девицы, которая, возможно, вовсе и не девица?
Лаврентий Павлович, похабно осклабившись, заглядывая в другой блокнот, издал урчащий звук — не то смешок, то мурлыканье — и проговорил:
— Не знаю, что товарищ Биберев считает близкими отношениями, однако, согласно данным наружного наблюдения, ваш отпрыск, лейтенант Стален Биберев только в августе трижды ночевал в квартире Ларисы Недужко, пользуясь отсутствием ее матери, которая ездила отдыхать в Гагру.
Ворошилов со знанием дела заметил, что так и должно быть — в присутствии родителей заниматься аморально несколько неудобно. Он явно собирался привести как поучительные примеры из собственной биографии, но нарком внутренних дел, строго поглядев на него, продолжил:
— Что же касается гражданина Недужко Романа Гришевича, бывшего профессора Ленинградского университета и одновременно замдиректора Пулковской обсерватории, последний был разоблачен как троцкистско-зиновьевский двурушник. Вдобавок он состоял в переписке с зарубежными организациями, а также распускал провокационные слухи о том, будто на Землю высадился десант с другой планеты.
Ежу было ясно, что дело высосано из пальца — но этот наивный и затюканный жизнью флагман Биберев не понимал, что подобные обвинения стоят гривенник за всё. Молотова с Ворошиловым развеселил только последний пассаж — насчет небесных десантников. Однако их игривое настроение мигом развеялось, когда наркомы увидели, как внезапно изменилось лицо Сталина. Шагнув в сторону Берия, диктатор отчеканил:
— Где материалы этого дела?
— Здесь, товарищ Сталин.
Шеф карательных органов с готовностью запустил в свой бездонный портфель.
Разумеется, он прихватил необходимые документы, чтобы раз и навсегда избавиться от флагмана, придавив его горой компроматов. Лаврентий Павлович извлек нужную папку, развязал тесемочки. Сказал досадливо:
— Стемнело, товарищ Сталин. Трудно читать.
— Ничего страшного, товарищ Берия, мы сами почитаем. — В голосе вождя отчетливо громыхнули металлические интонации. — Сейчас мы зайдем в дом, а там на стене есть такая маленькая эбонитовая штучка — если ее повернуть, под потолком сразу зажигается лампочка Ильича.
По его тону все поняли: шутки кончились. Наркомы послушно встали из-за стола и гуськом двинулись в дачный домик. Следом плелся на ватных ногах Биберев, который уже чувствовал леденящее дыхание колымских морозов.
Поднявшись в кабинет, Сталин сел за свой рабочий стол и погрузился в чтение. Бегло проглядев короткое обвинительное заключение и приговор, он отложил в сторону листы с выписками из протоколов допросов, после чего очень долго и внимательно изучал приложенные к делу фотографии. Особенно заинтересовался он снимком, сделанным через телескоп: смазанное светло-серое пятно астероида, от которого тянулись по звездному небу две тонкие яркие полоски — длинная и короткая. Под усами промелькнула ностальгическая улыбка — Сталин вспомнил молодые годы, когда работал наблюдателем-вычислителем в Тифлисской обсерватории.
— Как тебе нравятся эти светлые линии? — он протянул отпечаток Молотову. — Могу объяснить. Астрономические снимки делаются с большой выдержкой. За это время астероид Гермес переместился на несколько километров — поэтому изображение получилось нечетким. Но какие-то источники яркого света в течение тех же секунд двигались гораздо быстрее и оставили на фотопластинке такие длинные следы.
Профессор Недужко полагает, что этими источниками света могли быть двигатели ракетных снарядов, выпущенных с Гермеса.
— Ты у нас старый астроном, тебе и флаг в руки…
Несмотря на столь уклончивый ответ, Вячеслав Михайлович дотошно рассмотрел фотоснимок, озадаченно покачивая головой. Между тем Сталин прочитал по диагонали протоколы, поморщился и сказал:
— Неубедительно. Похоже на очередную ежовскую фальсификацию. Разберитесь, товарищ Берия.
Когда оба первых лица государства и партии говорят, что человек невиновен, остальным положено соглашаться — это понимал даже нарком внутренних дел.
— Сегодня же отдам распоряжение, — прошелестел присмиревший Берия. — Если невиновен — немедленно выйдем на Верховный суд, чтобы пересмотрели необоснованный приговор.
— И поторопитесь, мне нужно с ним поговорить. — приказал Сталин. — Ну, не буду задерживать дорогих гостей…
Пожимая на прощание руку Бибереву, Сталин вдруг осведомился, какое имя следует дать купленному в Соединенных Штатах кораблю. Матвей Аристархович замялся, и тогда Хозяин предложил:
— Думаю, наш первый дальневосточный линкор было бы правильно назвать в честь нашей последней победы на Дальнем Востоке. Пусть носит гордое имя «Халхин-Гол»… — Он проводил гостей до порога и здесь неожиданно проговорил: — Задержись, Вячеслав Михайлович, если не слишком торопишься.
Оставшись наедине со старым другом и самым верным соратником, Сталин тихо сказал, назвав Молотова его давней подпольной кличкой:
— Аким, ты когда-нибудь думал об иноземлянах?
— В последние лет десять не вспоминал, — честно признался Молотов. — Слишком много других дел было. Понимающе кивнув, Сталин продолжил:
— Из-за повседневных забот мы забываем перспективные задачи. Но вот сегодня я узнал две новости, одна из которых меня встревожила, а другая — порадовала. Я узнал, что пару лет назад к нам на Землю, возможно, прилетели какие-то гости из Вселенной. И еще я узнал, что в Советском Союзе есть ученые, которые занимаются этой проблемой.
— Ты видишь в этом проблему?
— Трудно не увидеть. Для этого мы и создали пятнадцать лет назад комиссию Дзержинского, но потом позволили себе успокоиться.
Глава правительства задумчиво проговорил:
— Если на других планетах действительно есть живые существа и у них развилось мышление, то нет ничего невозможного в том, что они научились летать через междупланетные пространства. — Он снова помолчал, собираясь с мыслями. — Но это означает, что они создали науку и технику более высокую, чем мы. Наверняка полеты в космос невозможны без атомной энергии.
— Более того, — добавил Сталин. — Ежели их общество развилось дальше нашего, значит, у них уже построен коммунизм. Именно поэтому стоит поближе познакомиться с иноземлянами. Мы можем получить от них знания, которые стремительно приблизят человечество к высшим ступеням прогресса.
— Но существование иноземлян пока не доказано, — напомнил дотошный Молотов. — Это лишь научная гипотеза вроде теории относительности, алхимии, генетики, квантовой механики или евгеники.
Разгладив усы ногтем большого пальца, Сталин сказал уверенно и безапелляционно:
— Они существуют. Примерно такие, как на этой фотографии. Только, конечно, живые…
Он снова достал пачку снимков, приложенных к делу профессора Недужко, и показал Молотову изображение останков, обнаруженных пять лет назад на острове Феникс. Молотов с нескрываемым любопытством разглядывал фотографию одноглазого черепа.
Глава 12
ОТ КРОНШТАДТА ДО ЛУБЯНКИ
«Максим Горький», родной брат «Кирова», слегка покачивался на мельчайшей зыби, пришвартованный к достроечной стенке завода. Крейсер был почти готов к зачислению в боевой список флота, и рабочие бригады с помощью экипажа в темпе большого аврала доводили последние мелочи.
Светящийся луч, бегавший по зеленому кругу экрана выхватил последнюю воздушную цель, и Каростин торжествующим голосом выкрикнул данные: азимут и удалённость самолета. Моряки, наблюдавшие за испытанием радара, торжественно закричали «Ура!» вперемежку с «Браво!».
— Отличная машина, — с неподдельным восхищением сказал командующий эскадрой, он же председатель приемочной комиссии. — Значит, нам теперь вражеская авиация не страшна?
— Вы слишком многого хотите от моей техники, — протирая пот со лба, Михаил встал из-за пульта. — Локатор только обнаруживает бомбардировщики противника, но сбивать их не умеет. На то у вас есть зенитки.
— Собьем, — заверил его командующий. — Вот по весне лед потрескается, выведем крейсер на ходовые испытания — снова позовем вас в гости. Покажете, как ваш прибор морские цели ищет?
— За горизонтом достанем, — похвастался Михаил. — Хватит у ваших пушек дальнобойности на семьдесят километров?
Моряки признали, что четыреста кабельтовых — это далековато даже для линкора. Легкие крейсера были вооружены стовосьмидесятимиллиметровыми пушками, стрелявшими на вдвое меньшую дальность.
Когда они спустились по трапу на причал, командующий пригласил столичных инженеров в штаб — отметить удачное завершение испытаний. Народ бурно возрадовался, и Каростину, хоть он и ссылался на неотложные дела, пришлось отправиться к богато оформленному банкетному столу и принять все положенные тосты. Гулянка грозила затянуться. «Придется отложить личную жизнь на завтра, — печально подумал Михаил. — Ничего, два дня остаются совершенно свободные, ни на секунду от Ларисы не отойду».
Однако в разгар веселья появился капитан из особого отдела флота, сообщивший, что принес срочную телефонограмму на имя товарища Каростина Михаила Никаноровича. Конструктор прочитал текст и потихоньку начал трезветь: директор СКВ приказывал ему сдать все дела заместителю и немедленно возвращаться в Москву для выполнения особо важного правительственного задания.
— Вот два билета на ночной поезд, — сказал особист, — Отправление через четыре часа. Так что успеете спокойно добраться в гостиницу, собрать вещички.
— А почему два билета? — удивился Михаил.
— Чтобы в купе у вас не было попутчиков, — объяснил предусмотрительный контрразведчик. — Вагон международный, все купе — двухместные.
Тут до Михаила наконец дошло, что происходит. Пошатываясь, он поднялся и сказал:
— Едем! — Потом добавил: — Борис Исаакович, принимайте руководство. Сами подпишете акт испытаний…
Уже в машине он заявил, что должен заехать к знакомым, с которыми не успел повидаться. Капитан кивнул и пошутил: дескать, в нашем деле нет ничего невозможного.
— Я вот подумал: может, вам в поезд охрану подсадить? — проговорил он озабоченно. — Мало ли что…
— Не беспокойтесь, я вооружен, — отмахнулся Каростин. — Мне по должности положено.
— Ну, как знаете, — флотский контрразведчик не скрывал неодобрения. — Поехали.
В гостиничном номере он быстро покидал в чемодан немногочисленные пожитки, оставил дежурной ключ и, на ходу застегивая пальто, спустился к машине. Снег сыпал с неба крупными хлопьями, но шофер бесстрашно давил на газ. Они промчались по Литейному проспекту, свернули на Лиговский, проехали вдоль набережной Обводного канала. Потом автомобиль запетлял по малым улочкам и наконец остановился в глубине 2-го Гангутского переулка возле дома дореволюционной постройки. Вскоре после Гражданской войны это четырехэтажное здание было передано Академии наук, и тогда же в квартиру номер двадцать три вселилась семья астронома Романа Недужко. Впрочем, прошлой зимой профессор, давний приятель Михаила Каростина, поневоле сменил прописку…
— Я пробуду в гостях часика полтора, — сказал конструктор. — Вряд ли вам стоит ждать на морозе. Поезжайте, я сам доберусь до вокзала.
— Мне поручено обеспечить вашу безопасность, — капитан был непреклонен. — Мы подождем.
Пожав плечами, Михаил вошел в подъезд и вверх по лестнице, раздумывая о превратности судьбы, у Романа Григорьевича была прекрасная семья, работа, всемирная известность и все остальное, что нужно человеку его возраста. А потом — арест по безумное обвинению, немыслимый приговор, и верная супруга написала в партком отказ от бывшего мужа предателя. Михаил знал, что Лариса продолжает любить отца, да и Аглая Семеновна не по доброй воле подписала ту бумагу, а потому, что заботилась о будущем единственной дочери. Но вот так сложилось, и остался пятидесятилетний профессор один на белом свете…
От этих крамольных мыслей его отвлекли грянувшие с верхней площадки звуки — сначала грохочущий стук, словно кто-то в дверь колотил, а затем свирепый выкрик:
— Открывайте, НКВД!
Михаил как раз проходил мимо двадцатой квартиры услышал испуганный голос из-за двери: «Господи, пришли!» Лязгнул засов, в соседней квартире зазвенев цепочка. Жильцы, не забывшие частых арестов прошлого, особенно позапрошлого годов, спешили затаиться. Каростин тоже засомневался: стоит ли подниматься дальше, он успел подумать, что оперативники разговаривают с заметным акцентом — эстонцы, наверное, или латыши вдруг Михаил сообразил, ЗА КЕМ там «пришли».
Двадцать четвертая пустовала, поскольку академик Борисов перебрался в столицу, а профессор Рыжов из партшколы кого хочешь за решетку отправит. Так что методом исчисления выходило, что незваные гости повторно наведались к семейству Недужко…
Осторожно ступая, он преодолел еще дюжину ступенек и увидел, как двое в армейских полушубках лягают сапогами дверь двадцать третьей квартиры. Они не видели стоявшего у них за спиной Каростина, а он не без удивления обратил внимание, что один из энкавэдэшников перерезал финкой телефонный шнур. Зачем это нужно — чтобы жильцы не смогли никуда позвонить? Подобные мелочи не должны были тревожить чекистов… «А где же понятые?» — подумал вдруг конструктор. Сквозь хмельной туман сверкнуло озарение: это не НКВД, а бандиты — пришли грабить оставшуюся без мужского глаза квартиру.
Выхватив из кобуры ТТ, он передернул затвор, одним махом взлетел на лестничную площадку четвертого этажа и рявкнул:
— Руки вверх, стать лицом к стене!
Явно не торопясь выполнять его команду, оба псевдочекиста резко обернулись, со свирепым видом разглядывая нежелательного свидетеля. Убедившись, что противник одинок и к тому же не совсем твердо держится на ногах, бандиты заметно успокоились. Тот, что постарше, произнес на немецком языке короткий приказ, из которого Михаил понял, что вооруженного финкой громилу зовут Фрицем.
Презрительно ухмыляясь, Фриц сделал шаг вперед, отводя руку с ножом. Его рыжая шкиперская бородка, совершенно невозможная для сотрудника компетентных органов, окончательно убедила конструктора, что в квартиру Недужко ломились преступники.
Прошипев: «Руссише швайн!» — Фриц метнул вперед кулак, сжимавший финку.
Каростин машинально отшатнулся и дважды нажал спуск. С огнестрельным оружием отношения у Михаила сложились точь-в-точь как с женщинами — горячая любовь без взаимности. Другими словами, стрелял он неважно. К счастью для него, на таком расстоянии промахнуться было невозможно. Выпущенные в упор пули навылет прошили Фрица, и тот отлетел назад, отброшенный сдвоенным ударом. Лезвие ножа промелькнуло в районе каростинской груди, распоров оттопыренный борт пальто.
Сообразив, что этот налетчик уже не очень опасен, Михаил направил пистолет на второго противника. Старший из грабителей как раз засунул руку под полушубок, однако, увидев наведенный на него ствол ТТ, он благоразумно отказался от своего опрометчивого намерения и пропищал. Впрочем, не слишком высоко.
— Ви есть хулиган, — возмущенно пропищал старший, — сорвал важный операция. Вас будет судить трибунал, тшерт подери!
Михаил успел протрезветь и вдруг с ужасом подумал — вдруг эти двое на самом деле ОТТУДА… Пристрелить оперативного работника при исполнении служебных обязанностей — за такие выходки действительно светило особое совещание. Хотя Михаил обладал — в силу второй, литературной, профессии — богатым и очень ярким воображением, представить все тяжкие последствия сегодняшнего происшествия ему не удалось.
События развивались стремительно: на лестнице слышался топот — это спешили привлеченные звуками выстрелов капитан-особист и водитель машины.
Подозрительный тип, которого держал на мушке Михайл, не производил впечатления опасного противника был он повыше среднего роста, но в плечах не широк, вдобавок немолод. Тем не менее ему хватило всего раз взмахнуть ногой, чтобы Каростин, получив сильный удар ботинком в челюсть, грохнулся на спину и при этом ударился затылком об дверь двадцать четвертой квартиры, хорошо еще, меховая ушанка сыграла роль амортизатора. Хотя удар был жестокий, Михаил сознания не потерял и оружие из руки не выпустил. Он просто растянулся на мраморных плитах, с тупым безразличием наблюдая, как бандит достает из-за пазухи пистолет с необычайно толстым и длинным стволом. Первым делом он нацелил это странное устройство на раненого Фрица. Выстрела Каростин не услышал, но Фриц дернулся в последний раз и перестал шевелиться.
— Михаил Никанорович, что с вами? — донесся снизу встревоженный голос капитана.
Бандит, прижавшись боком к стене, уже поднимал пистолет, чтобы расстрелять бежавших на подмогу контрразведчиков, едва те покажутся из-за поворота лестницы.
На конструктора он не обращал внимания, видимо считая, что Михаил не представляет для него угрозы. Ошибка оказалась роковой. Собравшись с силами, Каростин вскинул ТТ и разрядил обойму, стараясь удерживать в прицельной прорези расплывающийся силуэт противника. Долговязый старик шумно упал и покатился по ступенькам навстречу флотским особистам.
Кряхтя и потирая ушибленные части тела, Михаил поднялся, со злорадным удовлетворением наблюдая, как обыскивают раненного в плечо налетчика. Из карманов его френча были извлечены удостоверение полковника НКВД Бориса Петровича Семенихина и бумаги на имя Альфреда Шварца, торгового представителя германской фирмы «Заксен унд Хенвальд». Во всех документах были вклеены одинаковые фотографии — того самого старика, которого подстрелил Михаил, Убитого же звали Фридрих Рюккер, и он Прибыл в СССР от компании «Шлезиен машинверке AT».
Пока особисты изучали документы, Михаил поднял пистолет Шварца. С виду это был обычный парабеллум, но Каростина снова озадачил толстый уродливый набалдашник, навинченный на ствол. Капитан из военной контрразведки пояснил:
— Парабеллум с глушителем. Такие выпускают в Германии с прошлого года — специально для разведки и тайной полиции.
— Так, значит, они не грабители, — сообразил наконец Михаил. — Они шпионы! Ума не приложу — что им было нужно в этой квартире.
— Разберемся, — сказал особист. — Сейчас отвезем его за город, снимем показания и пристрелим при попытке к бегству. А то еще дипломатические скандалы начнутся, зачем нам это нужно…
Услышав о столь мрачных перспективах, ожидающих его в скором будущем, Альфред Шварц торопливо заговорил, умоляя сохранить ему жизнь, поскольку он кадровый разведчик службы безопасности, знает много важных секретов. По словам Шварца, они с Рюккером получили задание от самого Гейдриха, начальника главного управления имперской безопасности. Приказ гласил: проникнуть в квартиру репрессированного профессора Недужко, похитить и доставить в Германию семью ученого, а также все рукописи, которые не были изъяты во время ареста.
Угрожающе помахивая пистолетом, капитан осведомился свирепым голосом:
— Каким образом вы собирались вывозить пленников через государственную границу?
Раненый эсэсовец принялся отвечать, но Михаила эти шпионские подробности не слишком волновали. Он уже пришел в себя после нокаута, алкоголь тоже успел выветриться, и Каростин всерьез забеспокоился: как там две женщины в квартире?
Перепуганы, наверное. Осторожно постучав в дверь, он сказал:
— Ларчик, Аглая Семеновна, это я, Миша. Откройте, налетчиков уже повязали.
Из-за двери раздался плаксивый голос:
— Предатель, тебя подговорили, чтобы уговорил меня отпереть, а потом ворвутся и арестуют… Сначала маму увели, теперь меня взять хотите. Ни в чем мы не виноваты, чего от нас хотите…
Сбивчивые фразы сменились бурными рыданиями. Каростин совсем встревожился, услышав про исчезновение будущей тещи.
— Кто увел тетю Глашу, когда?
— Сам знаешь… Днем позвонили — сказали, что из НКВД, даже машину прислали. А полчаса назад эти появились, тоже НКВД, арестовать хотели… И телефон почему-то выключился…
Зачистив перочинным ножом изоляцию, Михаил соединил проволочки телефонного провода и продолжил убеждать Ларису открыть дверь, но любимая женщина упорно отказывалась поверить в его добрые намерения. В разгар их бурной дискуссии на лестнице опять затопали и появилась сама Аглая Семеновна в сопровождении пожилого полковника с малиновыми петлицами, указывавшими на его службу в наркомате внутренних дел. Когда вновь прибывших ввели в курс дела, профессорша решительно гаркнула:
— Ларка, открывай. Никто тебя сажать не собирается.
Звякнула дверная цепочка, и на площадку выглянула заплаканная Ларочка.
Оставив чекистов разбираться с эсэсовскими шпионами, Аглая Семеновна затолкала в квартиру дочку и предполагаемого зятя, после чего тоже прослезилась и тихо проговорила:
— Лара, Мишенька, у нас большое счастье. Рому освободили…
И она поведала, как в областном управлении НКВД ей показали судебное постановление об отмене приговора в отношении гражданина Недужко Р. Г. в связи с отсутствием состава преступления. Затем ей дали возможность поговорить по телефону с мужем, который жил пока на какой-то подмосковной даче. Роман Григорьевич сказал, что здоровье у него пошло на поправку, и велел переслать в Москву две папки с бумагами, которые должны храниться в нижнем ящике секретера.
— А он что, не приедет? — удивилась Лариса.
— Наверное, попозже. Пока у него там какие-то дела. И еще… Рома об этом ничего не сказал, но, конечно, знает, что я от него отреклась… — Аглая Семеновна умолкла, смахивая слезинки. — Не смогу я с ним сейчас встречаться… Лара, бумаги в Первопрестольную ты повезешь. Завтра с утра побежим за билетами.
— Вот вам билеты. — Жестом циркового фокусника Михаил продемонстрировал две разноцветные бумажки. — В нашем полном распоряжении купе «люкс», отправление через полтора часа, у дверей ждет лимузин.
Состав отошел от перрона с почти незаметным опозданием. Сразу два управления НКВД пытались обеспечить их охраной, но Каростин решительно пресек эти поползновения, поскольку намеревался остаться в купе вдвоем с любимой женщиной. Сошлись на соломоновом решении: Михаил и Лариса едут в люксе, а чекисты — в соседних купе.
Во время легкого ужина он красочно пересказал недавние события на лестнице академического дома. Лариса слушала, ахая, охая и хватаясь за сердце, а временами поддакивала: помню, мол, эти крики и эти выстрелы. От волнения ее внушительных размеров бюст колыхался так энергично, что Михаил, будучи не в состоянии сдерживаться, приступил к решительным действиям. По обыкновению, Лариса сделала неприступно-недоумевающее лицо, начала говорить, что не хочет и что заниматься такими вещами в общественном транспорте — просто неприлично. Когда она воззвала к моральному кодексу добропорядочного комсомольца, Михаил ласково поцеловал красивую дурочку и сказал, посмеиваясь:
— И не надоело тебе понапрасну воздух колыхать? Каждый раз на этом самом месте начинаешь голову морочить, хотя прекрасно знаешь, чем все кончится. Сколько же тебе повторять: я уже давно не комсомолец и вдобавок беспартийный… Так что кончай кочевряжиться, сама хочешь не меньше моего.
Прыснув, Лариса бросилась на него со словами:
— Ну что с тобой поделаешь…
Они провели бурную ночь в покачивающейся под колесный перестук койке, а затем продолжили свои в высшей степени приятные занятия в московской коммуналке, где Каростин занимал две комнаты. Изредка его беспокоила странная нервозность Ларисы, но потом Михаил решил, что она просто перенервничала и не пришла в себя после визита эсэсовских лазутчиков.
А в действительности Ларису смущало совсем другое: Миша ей попрежнему нравился, но в прошлый раз имел неосторожность пригласить Ларису на день рождения старшей сестры Анечки. Там Лариса познакомилась с племянником Михаила и своим ровесником. Нежнейшие ее отношения с лейтенантом морской авиации развивались неожиданно стремительно, и безумно влюбленный парень уже делал предложение руки и сердца. Ларисе очень льстило, что из-за нее потеряли голову сразу двое шикарных кавалеров, но была бы ужасно потрясена, когда бы узнала, что про их роман известно даже первым лицам государства. Однако она, к собственному счастью, ничего такого не ведала и была озабочена лишь одним — что бы Стален ничего не узнал о ее связи с Мишей, а Миша — о ее связи со Сталеном. До сих пор это неплохо удавалось.
Около двух часов дня в дверь постучал сосед и произнес конспиративным шепотом:
— Михал Никанорыч, ты дома? К телефону тебя.
Телефон, как было принято в те годы, висел на стене общего коридора. Из трубки прозвучал знакомый интеллигентный голос:
— Миша? Здравствуйте, Мишенька. Мне передали, что вы привезли бумаги. Как бы их поскорее получить?
— Здравствуйте, Роман Григорьевич, — засопел спросонок Каростин. — Ой, как хорошо, что вы позвонили! Рад вас видеть, то есть слышать… Мы все так за вас переживали. У меня ваши бумаги, и Лариса тоже здесь. Я бы сам завез, но меня зачем-то в наркомат отозвали прямо из командировки… — Он только сейчас вспомнил о вчерашней телеграмме.
Профессор Недужко произнес недоуменно:
— При чем тут наркомат? Это я вас вызвал. Сейчас за вами машину пришлют.
Через час черный ГАЗ-А подкатил к огромному зданию, внушавшему страх и надежду всему Союзу и половине остального мира. Михаила и Ларису провели по лабиринту коридоров, и вскоре молодые люди оказались в кабинете, где висели на стенах портреты Ленина, Сталина, Дзержинского и Берия. У окна, дымя папиросами, оживленно беседовали Недужко и моложавый майор восточной внешности.
Увидев отца, Лара снова пустила слезу и с воплем: «Папа! Папочка! Дорогой!» — бросилась к нему, чуть не сбив его с ног. Профессор торопливо чмокнул дочку, рассеянно пожал руку Михаилу и вцепился в свои папки. Торопливо проглядев содержимое, он с облегчением сказал майору:
— Все на месте.
Полтора года отсидки совершенно не отразились на его характере. Романа Григорьевича по-прежнему волновали только собственные идеи, пролагавшие тропинку в разгадке тайн Вселенной. Порой казалось, что спектры излучения двойных звезд для профессора Недужко важнее собственного здоровья или семьи, а также всего остального, что не входит в круг его научных интересов. Майор сказал, улыбаясь:
— Ступайте, Роман Григорьевич. Поработайте сегодня на даче, и с дочкой пообщаетесь, и в бумагах своих разберетесь.
— Да-да, конечно… — Не отрывая взгляда от старых записей, профессор направился к дверям и на ходу рассеянно поинтересовался: — Ларка, ты не забыла стенографию? У нас сегодня будет много дел…
Когда они остались вдвоем, чекист показал Каростину на стул и представился:
— Моя фамилия Рунгулов, зовут — Алан Остаевич. Недавно назначен начальником отделения в Комиссию по специальным научным исследованиям. Так что теперь будем работать вместе.
— Давно я не слышал об этой комиссии, — вырвалось у Михаила.
— И не могли слышать. Комиссия ни разу не заседала с марта тридцать первого. В октябре текущего года про нее снова вспомнили, нарком приказал восстановить аппарат. Я больше месяца разбирался с архивами, наткнулся на вашу фамилию. Вот решил побеседовать. Тем более профессор Недужко тоже очень хорошо о вас отзывался…
В середине двадцатых годов, когда НКВД еще был безобидным ведомством, координирующим деятельность местных советов, в недрах ОГПУ родилась комиссия под председательством самого Железного Феликса. Новый орган занимался загадками природы и перспективными научно-техническими разработками, включая атомную энергию, ракетные снаряды, радиолокацию, телепатию, ясновидение и телевидение, а также таинственные радиопередачи, доносящиеся из межпланетного пространства.
Особое внимание комиссия Дзержинского уделяла странным светящимся телам, которые носились на разных высотах, нагло нарушая все госграницы и законы природы.
Михаил Каростин был в ту пору голодным студентом Ленинградского физтеха и, чтобы поправить свои финансовые дела, писал авантюрную фантастику о магах, космических пришельцах и монстрах, населяющих джунгли далеких планет. Его опусы охотно печатали популярные журналы «Мир приключений», «Вокруг света» и «Борьба миров», а кое-что удалось даже издать отдельными книжками, хоть и в мягкой обложке.
Сам Михаил считал лучшими два утопических романа, действие которых происходило в коммунистическом Советском Союзе третьей четверти двадцатого века, когда жизнь будет насыщена чудесами техники вроде электрического транспорта, телевизоров, реактивных самолетов, холодильников и радиевых пулеметов, у читателей же колоссальной популярностью пользовалась восьмитомная эпопея «Революция в эфире», описывающая завоевание планет Солнечной системы конно-механизированными корпусами социалистической Земли. Пользуясь идеологическими послаблениями эпохи нэпа, Каростин изложил в анекдотической форме некоторые эпизоды недавно закончившейся Гражданской войны. Стержень политической интриги составляла борьба видного революционера товарища Чачи Хомасуридзе против ренегата и предателя Леона Хрюцкого. По слухам, такая коллизия пришлась по душе прототипу товарища Чачи, и Генеральный секретарь велел соответствующим инстанциям оградить молодого талантливого автора от злобных нападок левых уклонистов. Критики из РАППа и прочих гадючих гнезд окололитературной богемы пытались покусывать его, но издательства исправно, пусть и редко, печатали романы Каростина.
Когда комиссия Дзержинского взялась за проблему выявления инопланетных визитеров, кого-то осенила счастливая идея привлечь к работе в качестве консультантов группу писателей-фантастов. Самым компетентным и вдобавок надежным в политическом отношении оказался автор «Революции в эфире», неоднократно изображавший вторжения космических агрессоров и неравную, но всегда победоносную войну против них. Михаил сотрудничал с комиссией несколько лет, участвовал в проработке нескольких весьма интересных проектов. Потом началась суматоха периода пятилетки и коллективизации, и про комиссию незаметно забыли.
За эти годы Михаил успел окончить институт, начал заниматься телевидением и радиолокацией, стал заведующим отделом в СКБ-42, а совсем недавно подготовил к защите кандидатскую диссертацию.
— Я просмотрел ваши отчеты, нашел много любопытных соображений, — говорил Рунгулов. — Теперь нам предстоит от абстрактных теорий перейти к конкретным.
Уточняю задание: на Землю проникли лазутчики иноземной державы. Нам предписано называть их словом «гонт»…
— В двадцать шестом году я уже работал над этим — перебил майора Каростин.
— Нам дали вводную: дескать где-то среди сибирской тайги живут в секретном укрытии шесть гонтов — человекообразных существ с тремя глазами. Мы еще называли их базу Тунгусским бункером.
Рунгулов прищурился и, повысив голос, сурово проговорил:
— Повторяю, я ознакомился со всеми материалам старой комиссии. Читал и ваши планы, как отыскать Тунгусский бункер. Но сейчас открылись новые обстоятельства. Руководство спустило нам данные о том, что около двух лет назад на Землю прилетел аппарат, на котором находились такие вот, как вы говорите, существа…
С этими словами майор показал фотографию черепа с острова Феникс. Каростин спокойно напомнил, что давно знаком с профессором Недужко, а потому в курсе и находок Карла Рейнмута, и гипотезы самого Романа Григорьевича насчет экспедиции, прилетевшей на астероиде Гермес.
— Тем лучше, — кивнул Алан. — Тогда вам будет легче уяснить оперативную обстановку. По Земле ходят чужаки. Они сильно отличаются от людей, поэтому должны маскироваться. Вы поможете нам разработать план выявления этих существ.
— Полагаете, проблема стоит так остро?
— Если не ошибаюсь, вчера вы были свидетелем того, как два германских шпиона пытались ворваться в квартиру уважаемого Романа Григорьевича. Сегодня из Ленинградского управления прислали протоколы допроса майора СС Шварца. По его словам, целью нападения были именно бумаги, связанные с иноземными визитерами.
— Вы меня убедили… — Михаил задумался. — Видимо, гонты намерены связаться со своими собратьями из Тунгусского бункера. Следовательно, необходимо возобновить поиски этого таежного укрытия. Найдем, выставим засаду…
Рунгулов удивленно поднял на него глаза и просидел некоторое время молча.
Потом пробормотал:
— Об этом никто не подумал… А ведь все сходится! И он поведал, что вскоре после пролета Гермеса в органы госбезопасности начали поступать сообщения о странных небесных явлениях. Заметно участились наблюдения летучих огоньков, которые словно преследовали друг дружку, а порой вспыхивали и взрывались.
Складывалось впечатление, будто на большой высоте развернулось настоящее сражение.
— Если взрываются воздушные или космические корабли, то на землю должны градом сыпаться обломки, — заметил Михаил, но тут же добавил: — Впрочем, куски взорвавшихся машин могут летать с орбитальной скоростью.
— И что же? — заинтересовался майор. — В таком случае обломки не упадут, а будут бесконечно вращаться вокруг Земли.
— Черта с два, они падают, — буркнул Рунгулов. — Что-то шлепнулось в Польше перед самым немецким нападением. А пару недель спустя у нас на Таймыре подозрительный метеорит отмечен. Ищем. Целый полк спецвойск послали.
Продолжая размышлять вслух, Каростин предположил, что гонты пытаются выполнить некую задачу, а кто-то им активно препятствует. Внезапно он вспомнил подробности давнего своего сотрудничества с комиссией Дзержинского. В спущенных вводных говорилось о двух экспедициях, почти одновременно прибывших на Землю в первом десятилетии двадцатого века. Там упоминались враждебные гонтам существа, внешне ничем не похожие на людей — что-то вроде каракатиц. Как же их называли?..
Журдены… Нет, фурбены.
Конец декабря в Южном полушарии — самый разгар лета. Тем более необычно выглядел рослый плечистый европеец, вошедший под вечер в отель «Бенефис» на окраине Лимы. Чтобы обратить внимание на его персону, хватило бы даже мимолетного взгляда на лицо, обезображенное глубокими складками кожи нездорового цвета. Вдобавок странный гость был одет явно не по погоде. Все его тело было закрыто одеждой.
Сопровождаемый носильщиком, который с натугой тащил два тяжеленных чемодана, приезжий направился прямо к стойке и небрежно бросил паспорт заспанному портье.
— Мне нужен номер, — произнес он на очень правильном испанском языке. — Желательно «люкс».
Заглянув в документы, портье узнал, что имеет честь разговаривать с гражданином Австралии мистером Эмилем Д. Роджерсом. Вписав данные клиента в толстую конторскую книгу, он принял плату за проживание на неделю вперед и протянул Роджерсу ключи от номера. «Не может австралиец так чисто говорить по-испански, — машинально отметил гостиничный клерк. — Или франкист, или наш, латинос…» Впрочем, в полицию портье о своих подозрениях сообщать не стал — отель «Бенефис» принимал и более сомнительных клиентов.
Поздно вечером, когда сумерки смазали неземные черты его маски, гонт покинул отель и направился в район трущоб. После недолгих поисков инопланетянин нашел хибару старого пьяницы Мануэля, который зарабатывал себе на текилу, сопровождая охотников, кладоискателей, археологов и прочих богатых бездельников, частенько посещавших перуанские вечнозеленые леса. Узнав, куда намерен направиться австралийский этнограф, Мануэль мгновенно протрезвел и твердо заявил:
— Ищите других дураков, кабальеро. Я не самоубийца.
— За такие деньги я найду их без труда, — проурчали микрофоны, вмонтированные в маску гонта. — Но не каждый самоубийца знает тропинки в тех местах.
Пришелец швырнул на обшарпанный стол пухлую пачку долларов. Мануэль жадно глотнул, протрезвел еще раз, после чего жалобно пробормотал, не отрывая взгляда от денег:
— Синьор, это очень опасно, там живет смерть…
— По-моему, ты просто набиваешь себе цену, — равнодушно ответил гонт.
— Нет, синьор, я просто боюсь. Жрецы храма не выпустят нас живыми.
— Не бойся, мы будем хорошо вооружены.
— Что могут два ружья против целого племени людоедов… — Мануэль машинально принялся пересчитывать купюры.
— Нас будет не двое, — обнадежил старика мнимый Роджерс. — Выходим завтра на рассвете.
Своих спутников бедняга Мануэль различал только по одежде. Три австралийца были на одно лицо, словно приходились Роджерсу братьями-близнецами. До Кампо-дель-Пупо они добрались за полдня, благодаря мощному мотору грузовика-вездехода фирмы «Форд», однако дальше пришлось идти пешком, частенько прибегая к помощи мачете, чтобы прорубить дорогу сквозь заросли. Клиенты достались Мануэлю здоровые, за четыре часа они продвинулись на десять миль, ни разу не провалившись в болото.
Темнота и ливень заставили путников остановиться на привал. Когда старик умял банку мясных консервов, пришельцы погрузили его в гипнотический сон и с облегчением стянули маски. Земная пища им не годилась, поэтому гонты были вынуждены таскать в рюкзаках недельный запас провианта — на случай, если не будет возможности принять корабль снабжения с базы.
Утолив голод, они снова надели респираторные маски, приняли антидот и продули легкие газовой смесью, имитирующей атмосферу Огонто. Болезненные ощущения медленно отступали. Можно было заняться текущими делами.
Три гонта проникли в сумбурную смесь обрывков воспоминаний, пульсирующую в разуме спящего Мануэля. Вскоре, они нашли то, что искали, но вдобавок обнаружили намек на информацию, совершенно неожиданную и даже тревожную. Обменявшись телепатическими репликами, инопланетяне разбудили старого охотника, и Роджерс проговорил;
— Амиго, пришло время поговорить о твоем путешествии к храму. Почему-то ты не захотел рассказать нам, как сопровождал туда моряка из России…
Мануэль воззвал к святой Марии Гуаделупской и принялся божиться: дескать, не знает никакой России, никакого моряка и вообще, мол, никогда не бывал в тех дебрях, лишь слышал про святилище от других охотников. Именно такой реакции добивались гонты. Психика разумных существ любой планеты устроена очень похожим образом, пока перепуганный проводник врал, в его сознании мелькали истинные картины давнего путешествия.
Умело корректируя поток мыслей землянина, пришельцы восстановили подробности похода, когда Мануэль вел русского офицера до ворот храма. Через восприятие Мануэля они увидели мрачный зал, озаряемый пламенем факелов, увидели главную святыню храма — мумию демона в прозрачном саркофаге. Бывалые астронавты сразу узнали анабиозную камеру, какими оснащались звездолеты авикаузов.
Вероятно, корабль, прилетевший на Землю с Авики, потерпел крушение и спасшийся член экспедиции надеялся дожить в анабиозе до появления спасателей. Надежды его явно не оправдались — судя по состоянию организма, камера давно уже прекратила функционировать…
Не в силах сопротивляться телепатическому натиску, Мануэль признался, что они с тем морским офицером сумели втереться в доверие к жрецам, а затем бежали, похитив какие-то храмовые реликвии. Закончить рассказ старику не удалось — из темноты возникли невиданные создания, напоминавшие восьминогих паучков, тела которых сверкали металлическим блеском.
— Фурбены! — вскричал кто-то из гонтов, запоздало выхватывая бластер.
Каждый успел выпустить несколько импульсов, но роботов было слишком много.
Спустя минуту четыре гуманоида неподвижно лежали вокруг костра, утыканные микроскопическими шприцами со снотворным. Потом на полянку опустилась машина Фурбенты, и вскоре Мануэль, лже-Роджерс и остальные оказались в не слишком комфортабельном грузовом отсеке транспортного модуля.
Фурбенские роботы имели задание доставить пленников на базу, однако в небе над Тихим океаном их перехватили истребители гонтов. Бой был коротким: несмотря на яростное сопротивление дисков, конвоировавших грузовой корабль, взлетающие тарелки Фурбенты погибли вместе с роботами и пассажирами.
Получив от Мануэля информацию чрезвычайной важности, Роджерс и двое сопровождавших его гонтов-разведчиков не успели передать эти сведения по инстанции, так что на звездолете ничего не знали про экспонаты затерянного в джунглях храма. На очередном совете главных специалистов возобладало мнение, что не следует больше рисковать жизнями исследователей ради проверки туманных слухов о древнем капище. На повестке дня экспедиции стояли две первоочередные задачи: уничтожить астероидную крепость противника и отыскать бункер, в котором ждут помощи сопланетники.
Глава 13
ВОЗЛЕ ЗОЛОТЫХ ВОРОТ
Старина «Колорадо» был не слишком велик — всего на десяток метров длиннее и на три шире, чем любой из советских дредноутов дореволюционной постройки. С верхних этажей надстройки, где устроились Михаил и офицерская молодежь, открывался отличный обзор на бак. Здесь громоздились две башни, из прорезей в броне которых угрожающе глядели зачехленные шестнадцатидюймовые стволы. Линкор возвращался с тренировочных стрельб, на которые были любезно приглашены оба советских гостя.
Чересчур большой и грузный, чтобы причалить у пирса, корабль швартовался к бочке примерно в полумиле от берега. Не слишком сложный маневр оказался долгим и долгим из-за колоссальной инерции плавучей крепости, и у них было вдоволь времени, чтобы поболтать по душам.
— Вы у себя в Советах, наверное, ничего не знаете о Штатах, — пожалел нового приятеля лейтенант Стив.
— Почему же, кое-что слышали, — снисходительно ответил Михаил. — У вас много небоскребов, миллион гангстеров и автомобилей. Кроме того, в каждом американском городе из кранов течет горячая вода и работает телевидение.
Офицеры дружно застонали: дескать, во Фриско телевизоры только черно-белые, а вот в Нью-Йорке уже начались цветные передачи. Вдоволь пострадав на этот счет моряки вернулись к прежней теме — что известно о них советским людям. Михаил имел неосторожность ляпнуть: мол, мы любим анекдоты про американцев. Разумеется аборигены потребовали рассказать хотя бы один.
— Ладно, слушайте, — ухмыльнулся Каростин. — Один парень из Техаса подцепил в кабаке девку и повез к себе. Она без конца восхищалась: «Ах, какой у тебя большой револьвер, какой большой автомобиль, какое большое ранчо, какой большой дом…» Он с гордым видом отвечал: «Конечно, ведь у нас в Техасе — все самое большое в мире». В спальне она застонала: «Ах, какая большая кровать!» Он конечно, ответил: «У нас в Техасе — все самое большое». Утром она разочарованно заявила: «А ты говорил, что у техасцев все самое большое в мире». Он смущенно бормотал: «Я же не знал, что ты — тоже из Техаса…»
Американцы оказались ребятами непосредственными. Над этим анекдотом они хохотали так громко, что корабль чуть не перевернулся, а кто-то из старших офицеров даже бросил гневный взгляд на верхний ярус, где беззаботный молодняк веселился, отвлекая солидных людей от серьезных разговоров.
Младшие офицеры весело откозыряли грозным командирам и снова захихикали, — похоже, субординацию в грош не ставили. Янки тоже рассказали пару-другую довольно неплохих анекдотов. Попутно кто-то заметил, что русский инженер разговаривает как настоящий техасец — твердо выговаривает букву «r» в окончаниях типа «-еr», чего английская фонетика не допускала, но в южных штатах свои законы.
Между тем Михаил, имевший многолетний опыт сотрудничества с Иностранным отделом ГПУ и НКВД, отнюдь не развлекался. Наладив добрые отношения с командой линкора, он узнал массу интересного. К примеру, он выяснил, что американский радиолокатор работает на частоте двести мегагерц и различает цели всего на тридцать пять — сорок километров. Другими словами, заокеанский агрегат был значительно хуже установки «Сегмент», которую разработал отдел, возглавляемый талантливым советским конструктором М. Н. Каростиным.
А в это время на мостике линкора помощник военно-морского министра Фрэнк Хадфилд уныло повторил:
— Простите, адмирал, но вы просите невозможного. Ни президент, ни Конгресс не согласятся продать Советам боевой корабль такого класса.
Биберев попытался заново повторить свою аргументацию и вдолбить туповатым янки, что недостроенные линкоры приносят одни убытки, а продав хотя бы один из них, Соединенные Штаты получат живые доллары. Однако этих странных людей не удалось прошибить даже взыванием к прославленным чертам американского характера — предприимчивости и умению считать деньги. Командующий флотом сказал, разводя руками:
— Адмирал, не тратьте понапрасну своего красноречия. Все мы прекрасно понимаем, что вы предлагаете выгодную сделку. Но тут вмешалась большая политика.
Осенью предстоят президентские выборы, так что ни один важный вопрос решаться не будет. По крайней мере, до конца года.
— Вы меня убиваете, — признался Биберев. — Как я понимаю, нет силы, которая заставила бы ваших правителей пойти нам навстречу.
Он намекал на крупных капиталистов и банкиров, способных призвать к порядку президента и сенаторов, которые были, как известно, лишь прислугой при акулах империализма. Однако неожиданно для него Хадфилд сказал, усмехаясь:
— Может быть, на это способен Счастливчик Лучано…
— Кто? — удивился Михаил Аристархович, впервые слышавший это имя. — Он, наверное, влиятельный политик или финансист?
Наступила неловкая тишина. Потом флагманский артиллерист пробормотал:
— Вы почти угадали. Правда, я слышал о человек который влиятельнее, чем Лаки Лучано. Однако он отдыхает на Скале.
Похоже, аборигенам нравилось говорить загадками. По крайней мере, Биберев не понял, на что они намекают. Один из адмиралов негромко засомневался: дескать, с какой радости Счастливчик станет помогать Советам. Хадфилд буркнул:
— Просто я неудачно пошутил.
И он вдруг начал вспоминать славный боевой путь американского флота: сражения с англичанами времен за независимость, стычки броненосных мониторов северян и южан, а также многочисленные интервенции южнее мексиканской границы.
Остальные поддакивали насчет войны с Испанией. Сильно развеселились старики, когда заговорили о событиях третьей четверти прошлого века — в те годы флот водрузил звездно-полосатые флаги над семью десятками безлюдных островов, разбросанных по Тихому океану и Карибскому морю. С этих клочков суши вывозили ценнейший сельскохозяйственный продукт — сушеное птичье дерьмо, используемое в качестве удобрений.
Чуть позже, когда они сошли на берег, помощник министра шепнул советским представителям:
— Господа, поверьте, я искренне желаю успеха вашей миссии. Можете посетить причалы, где стоят недостроенные корабли. Сами посмотрите, в каком они состоянии. Я, со своей стороны, буду лоббировать ваш проект. Но… — он покачал головой, — очень сомневаюсь, чтобы нам удалось протащить эту сделку через все бюрократические инстанции.
Верфь находилась неподалеку от военно-морской базы, так что автомобиль довез их за какие-нибудь четверть часа.
Охрана верфи была предупреждена о посетителях, у ворот предприятия их встретил сам технический директор мистер Берне. Солидный немолодой человек подобострастно лебезил, называл гостей «господа большевики» и всячески расхваливал свой застоявшийся товар. Вместе с профсоюзным активистом, которого звали Франческо Ликато, они тщательно осмотрели проржавевшие туши линейных кораблей. Завершив инспекцию, Матвей Аристархович авторитетно заявил, что имеет смысл говорить о покупке лишь одного линкора — «Род-Айленда».
— Полностью с вами согласен, — закивал Берне. — Если договоримся, из этой груды металла всего за год можно будет сделать конфетку.
Они с Биберевым быстро нашли общий язык. Американец прикинул необходимый объем работ и приблизительную смету, а красный флагман настойчиво уточнял, какие изменения следует внести в конструкцию: новые двигатели, усиленное бронирование бортов и палубы, дополнительные зенитные установки и так далее. Слушая их, Ликато радостно скалился и предвкушал, сколько рабочих мест прибавится благодаря этому контракту. Такая идиллия продолжалась, пока Матвей Аристархович не проговорился, что вашингтонские политики пока не дали добро на продажу линкора Советскому Союзу.
Лица у американцев сразу вытянулись, взгляды стали злыми, а тон — сухим. В гробовом молчании судостроители отвели гостей к воротам. Здесь Биберев, пытаясь спасти ситуацию, заметил:
— Мистер Хадфилд говорил, что еще не все потеряно. Он надеялся на помощь какого-то Счастливчика.
— Лаки Лучано? — прошептал внезапно побледневший технический директор. — Он-то здесь при чем?
Профсоюзный деятель, напротив, сразу повеселел. На его лице снова заиграла приветливая улыбка. Ликато радушно угостил москвичей ароматными гаванскими сигарами и глубокомысленно произнес:
— Интересная мысль. Сам Лучано, конечно, вам не поможет, это не его территория. Но вообще мафия могла бы лоббировать контракт. Я обязательно переговорю с Тони Каноцци.
Берне задрожал, словно его прошиб озноб, и взмолился, чтобы Франческо не упоминал его имени. Профсоюзник презрительно отмахнулся, проводил советских заказчиков до самой машины и еще раз заверил, что обратится за консультацией к очень влиятельным людям Сан-Франциско.
Прощаясь, Ликато осведомился, не желают ли дорогие господа большевики получить в подарок какую-нибудь безделушку. От одной мысли об этом запуганный бесконечными кампаниями красного террора Биберев пришел в ужас — не приведи Господь, в НКВД пронюхают и припаяют получение взятки от поганых империалистов!
Каростин, наоборот, ничего не боялся, поскольку знал, что высочайший почитатель его романов со снисхождением относится к мелким безобидным слабостям беспартийной интеллигенции.
— Была у меня одна мечта, но тут вы помочь не сумеете, — с искренним огорчением сказал Михаил. — Я слышал, что в Америке свободно продают оружие, но вчера в магазине ничего не вышло.
— Разумеется, не вышло, — улыбнулся Франческо. — Надо получить разрешение в полиции, а для иностранца это довольно сложно. Какую игрушку вы приглядели — надеюсь, не крупнокалиберный пулемет?
— Уймись, Мишка! — простонал флагман.
— Перестань нервничать, — шикнул на него по-русски конструктор. — Как ты понимаешь, это секретарь профкома, а не шериф и разрешений на продажу оружия не выдает. Мы просто ведем светскую беседу… — Он снова перешел на английский: — Я не хочу пулемет, Франческо. Мне очень понравился револьвер «смит-и-вессон» под патрон «магнум» калибра триста пятьдесят семь.
— Прекрасный выбор, — одобрил Ликато. — Приятно иметь дело с грамотными людьми.
Когда захлопнулась дверца и машина покатила по автостраде в сторону Сан-Франциско, Биберев принялся читать нотацию: мол, мы находимся в ответственной, государственной важности загранкомандировке, а потому обязаны вести себя как подобает советскому человеку, и всякое такое пятое-десятое.
Михаил даже не стал слушать этот бред. Удружила сестрица, выбрала себе супруга-труса. Он устал повторять старому козлу, что они работают под прикрытием едва ли не самой серьезной службы НКВД — Главного управления госбезопасности. Им спустят любые прегрешения, лишь бы удалось добиться результата. Но не объяснять же все это заново, да еще в присутствии американского шофера, который запросто мог оказаться агентом ФБР, понимающим русскую речь. К тому же бесполезно Матвею что-либо объяснять — жизнь слишком часто и жестоко била потомственного морского офицера, он теперь цвета собственных подштанников боится…
Наконец их «форд» вылетел на Маркет-стрит, главную улицу Фриско, и Михаил лениво проговорил по-русски:
— Останови-ка здесь, любезный.
Водитель послушно отпустил педаль сцепления, нажал на тормоз и только тогда сообразил, что выдал себя. Ухмыляясь, Каростин кивнул ему на прощание и сказал:
— Что, земляк, у Колчака в Осваге служил? Ну, передавай привет мистеру Гуверу.
Управляемая бывшим белогвардейцем машина растворилась в разноцветном потоке «фордов», «шевроле», «кадиллаков», «ситроенов» и прочих «крайслеров». К этому времени Биберев немного успокоился и спросил:
— Думаешь, он был из ФБР?
— Не знаю… — Михаил равнодушно передернул плечами. — Главное, что мы при нем не сказали ничего лишнего… А не перекусить ли нам, дорогой зятек? Гляди, какая симпатичная рыбка.
Рыба, о которой он говорил, была нарисована на вывеске ресторана, где кормили дарами океана. В полупустом зале обслуживали мгновенно: официантка расставила на столике салаты из крабов и морской капусты, внушительные порции жареного лосося, бутылки кока-колы и пива. Однако просьба принести побольше хлеба вызвала легкую панику. Удившись, что правильно поняла заказ и что странным клиентам оказалось мало стандартной порции из четырех галет, девица сделала изумленные глаза, но хлебцы таки принесла.
— Опять маловато, — заворчал Биберев. — Просил же эту дуру принести побольше.
— Не переживай, обойдемся. Невкусный у них хлеб, пресный.
— Дикая страна. — Матвей Аристархович вздохнул. — Ничего эти ковбои в еде не понимают.
Флагман пребывал в прострации с тех пор, как уразумел, что его замысел покупки линкора благополучно провалился. У него снова разыгралось воображение, и морской волк, помирившись с горьким жребием, отрешенно предвкушал кару, ожидающую их ввиду неудачного исхода командировки.
А вот Каростин свою часть поездки неудачной отнюдь считал. Во-первых, он выяснил, что американский радар получился гораздо слабее советского. Во-вторых, стало яснно: будущее — за аппаратурой сантиметровых диапазонов. Во-вторых, он договорился с фирмами «Вестингхаус» и «Белл телефон» о поставке большой партии радиодеталей для СКБ-42. Наконец, удалось получить с издательств гонорары за четыре романа, которые вышли в Нью-Йорке и Чикаго за последние двенадцать лет.
Оказавшись, неожиданно для самого себя обладателем умопомрачительной суммы в две тысячи долларов, Михаил принялся швырять деньгами: купил себе два отличных костюма, пальто, плащ, шляпу, галстуки, сорочки, несколько пар кожаной обуви, подарки для сестры и матери, множество книг и журналов. Но главной статьей его расходов стали конечно же бесчисленные подарки для Ларисы.
В ресторанчике шуршали неторопливые разговоры: о футболе и бейсболе, о бродвейских шоу и голливудских актрисах. Посетители много говорили про легендарного негритянского боксера Джо Луиса, который жестоко побил очередного недотепу, дерзнувшего оспаривать титул чемпиона мира в тяжелом весе. А вот война в Евразии местных обывателей совершенно не волновала, словно происходила на другой планете.
— Сытно живут, но тупо, — буркнул Биберев, покончив с рыбой. — С жиру бесятся.
— Загнивают, — согласился Михаил. — В полном соответствии с трудами классиков марксизма-ленинизма.
— Нет, сам посуди, чем они тут озабочены. Читал их рекламу?
— Я и говорю — загнивают.
Рекламные щиты, которыми был изуродован весь город, в самом деле наводили на мысль, будто американская нация охвачена эпидемией маниакальной шизофрении.
Назойливые призывы покупать автомобили «корсар», сигареты «Честерфилд», презервативы «камасутра-плюс», гигиенические тампоны «Тампакс» и прочие бредовые объявления, безусловно, говорили политически грамотным советским людям, что их заокеанские соседи окончательно свихнулись.
— Вот смотри, — не мог успокоиться возмущенный флагман. — Даже здесь покоя нет, всю дверь этой дрянью обклеили.
Протянув официантке две долларовые бумажки, Каростин направился к выходу и машинально, чтобы проверить свое знание английского, изучил содержание рекламных буклетов, облепивших стену и дверь заведения. Из оцепенения Михаил вышел, лишь когда шедший следом флагман настойчиво дернул его за рукав.
— Читай, — прошипел конструктор, чтобы не привлекать внимания окружающих.
— Самое нижнее объявление, без картинок.
Текст был в высшей степени любопытным. Профессор Карл Рейнмут призывал меценатов оказать поддержку независимой организации под названием «Extra-Terrial Beings Research Commitee», то есть Комитет по изучению внеземных существ.
Сегодня вечером в клубе Калифорнийского университета Рейнмут читал публичную лекцию о пришельцах с других планет.
Тащиться на ночь глядя в университет Биберев решительно отказался, сославшись на усталость. Они вышли из ресторанчика и взяли курс на отель «Серебряная звезда», расположенный рядом с набережной. Все вокруг было непривычно: архитектура, лица прохожих, оформление вывесок, одежда, машины, товары в магазинах, поведение людей. Михаил остро почувствовал, как утомило его это царство товарного изобилия. Хотелось домой — к родным лицам, не вполне обустроенной жизни, к работе, к снегу, к друзьям. И конечно, к любимой женщине.
В «Серебряной звезде» они снимали один номер на двоих. Едва скинув плащ и ботинки — Биберев испытывал органическую неприязнь к гражданской одежде, — старый моряк повалился на кровать и заявил, что намерен отсыпаться вплоть до возвращения на родину. Пожелав ему приятных сновидений вроде вызова на парткомиссию, допроса в НКВД или сцены зачитывания приговора в трибунале, Михаил стал одеваться, тщательно подбирая галстук. Не хватало еще показаться провинциалом — знаем мы этих университетских снобов.
— Хамло ты, Мишка, — обиженно сказал Биберев, присев на край кровати. — Знаешь, почему ты шутишь? Потому что страшного не видел. Не знаешь, как это смешно было, когда мы сидели трое-четверо в каюте, сжимали наганы потными лапами, а по всему крейсеру пьяная толпа ревела: пришла, мол, свобода, айда белую кость крошить! Ты, по малолетству, не видел, каких людей тогда в расход списывали. А я два раза через такое прошел — сначала в пятом, потом в семнадцатом. Никому не пожелаю этого пережить. Потому и напуган смертельно на оставшиеся мне годы.
— Мог бы и успокоиться, — примирительно посоветовал Каростин. — Это же черт знает когда было. Те, кто раздувал бессмысленный террор, всякие там Дыбенко и Антоновы-Овсеенко, давно получили по заслугам.
— Как же, обрадовался! Вспомни, что началось после убийства Кирова. Не знаю, как в сухопутных войсках, а на флоте пересажали уйму народу. Ни за что хватали, по самым дешевым доносам. Сейчас-то, конечно, кое-кого освободили, как того же Недужко, только многих уже не вернуть.
— Политика — дело темное. — Михаил махнул рукой. — Я и не представлял, до какой степени тебя запугали. Неужто даже здесь, в Америке, боишься, что в дверь постучат?
— Нет, разумеется, здесь не боюсь…
Сказав это, флагман 2-го ранга вздрогнул и невольно привстал, потому что в тот самый миг раздался сильный и настойчивый стук в дверь. Вздрогнув, он тут же покраснел, устыдившись беспричинного страха. Михаил беззаботно засмеялся, хлопнул родственника по плечу и пошел открывать.
В коридоре перед их номером стояли два американца в дорогих пальто и двубортных костюмах из темной шерсти в полоску. Оба имели пропорции борцов-тяжеловесов и методично жевали модную в этих краях жевательную резинку.
Один из громил поинтересовался:
— Вы из России?
— Из Советского Союза, — уточнил конструктор.
— Вы приехали в Америку покупать пароход? — снова спросил нежданный посетитель.
— Не пароход, а линкор. — Михаил спохватился: — Вы из морского министерства?
— Мы из мафии. Большие боссы решили помочь вам и приглашают для разговора.
Второй добавил, что у входа ждет «мотор», поэтому надо быстро собираться и ехать. Внезапно сверкнувшая надежда на благополучное решение главной цели их командировки окрылила москвичей. Торопливо одевшись, они чуть не бегом устремились к лифту. У входа в гостиницу стоял роскошный лимузин, выкрашенный в лимонно-желтый и темно-зеленый цвета. Когда машина, уютно покачивая их кожаными сиденьями, двинулась вдоль набережной, Михаил тихонько заговорил по-русски:
— Второй раз за сегодняшний день слышу незнакомое слово — мафия. Не знаешь, с чем это дело едят? Биберев задумался, потом неуверенно сказал:
— Кажется, припоминаю. В девятом году — я служил тогда в штабе эскадры — заходили мы на Сицилию. Так вот, мафия была в тех краях очень популярна среди люда. По-моему, сицилийцы называли так людей гордых и отважных. Что-то вроде благородных разбойников, которые защищают крестьян от произвола феодалов, чиновников и полиции.
— Ясно, — сказал Каростин. — Карбонарии.
Для возведения этого города испанские конкистадоры брали участок берега с пересеченным рельефом. Улицы Франциско напоминали полоску на спине двугорбого верблюда: подъем в гору, спуск в ложбину между холмов, подъем. Покатав немного по таким аттракционам, лимузин доставил их к ресторану, построенному на возвышенности.
Кажется, это место называлось Телеграфный холм. Солнце садилось, светя прямо в лицо, от чего вода в огромной чаше залива казалась серебристой. На этом фоне сверкающего неба лучи заходящей звезды четко очертили черную паутину подвесного моста Золотые Ворота, соединявшего Фриско с Оклендом. А в центре бухты темнела глыба острова Алькатрас, под скалами которого были выдолблены тоннели и камеры для особо опасных преступников.
В отдельном кабинете советских гостей ждали два американца лет тридцати.
Безупречно пошитые костюмы, золотые перстни и обувь крокодиловой кожи плохо вязались с представлением о борцах за справедливость, но в стране карбонарии могли иметь особый взгляд на сей счет. Темноволосый сказал:
— Меня зовут Антонио Каноцци, я — главный босс итальянских кланов Калифорнии, а это Лейб Зански, он у нас крестный отец еврейской мафии.
Кареглазый блондин Зански недовольно проворчал:
— Называть еврея «крестным отцом» — большой грех, но трудно требовать, чтобы внук сицилийских пастухов понимал такие тонкости. Поэтому перейдем к делу.
Нам хотелось бы знать, для чего Советам нужны такие дорогостоящие корабли.
Пока Михаил с аппетитом уминал потрясающий итальянский сыр, запивая красным вином, Биберев повторил лекцию, которую полгода назад прочитал на Холодной даче.
Законы морской гонки были просты и общедоступны: если недружественное государство построило боевой корабль с определенными данными, то мы должны противопоставить потенциальному противнику свой корабль, который превосходит врага по вооружению, бронированию и скорости. Выслушав его объяснения. Тони Каноцци экспансивно взмахнул руками и поддакнул:
— Очень правильный подход. Знаешь, Лейб, у этих вояк все, как у нас.
Помнишь, когда Громила Бобби вооружил своих ирландцев списанными армейскими карабинами, мы закупили большую партию автоматов Томсона и кольты сорок пятого калибра.
— И через два месяца весь город стал нашим — кивнул Зански. — Я понял вашу мысль, адмирал. Значит, у ваших врагов есть сильный флот и вам позарез нужны американские линкоры?
Флагман не стал скрывать, что пока враги очень сильны. Немцы долгое время ловко обманывали весь мир, публикуя в прессе заверения, будто новые германские линкоры будут строго соответствовать рамкам Лондонского договора: водоизмещение не свыше тридцати пяти тысяч тонн, главный калибр не больше четырнадцати дюймов.
Англичане и французы, поверив этой дезинформации, построили свои корабли с такими же тактико-техническими данными. А теперь выясняется, что немецкие линкоры «Бисмарк» и «Тирпиц» имеют по пятьдесят тысяч тонн и вооружены пятнадцатидюймовками, то есть намного превосходят по боевым свойствам англо-французских недомерков. Японцы же и вовсе отказались соблюдать лондонские ограничения и готовятся ввести в строй исполинов типа «Ямато».
— Фашисты коварны, — согласился Каноцци. — Синьоры большевики, я намерен раскрыть карты. Мафия не любит фюрера и дуче. Этот ублюдок Муссолини разгромил наших братьев на Сицилии.
— А Гитлер?! — взорвался Зански. — Бесноватый Адольф убивает евреев просто за то, что они евреи!
«Завтра фашисты станут убивать славян, кавказцев, англосаксов и прочих неарийцев», — мысленно продолжил Михаил. А Тони Каноцци продолжал:
— Мы готовы оказать вам помощь в закупке этих линкоров и других вооружений, которые понадобятся Советам для войны против наци.
Началось деловое обсуждение. Мафиози распределили обязанности: кому поручить «обработку» Белого дома, кому — Капитолийского холма, а кому — Пентагона. Потрясенный Каростин спросил:
— Неужели вы имеете такое влияние?
— Разумеется, — спокойно ответил Каноцци. — Президент Рузвельт прекрасно понимает, что без нашего согласия ему не победить на выборах этой осенью. Только мафия решает, за кого проголосуют американцы.
— Каким образом? — поразился Биберев. — Я думал, в Америке эта… как ее… демократия.
— Демократия — это и есть власть, организованная мафией, — просветил его Зански. — Так что все в наших руках.
На этом общая беседа временно прервалась, потому что подали горячее: спагетти и фаршированную рыбу. После трапезы Тони предложил отправиться на шоу с девочками, но москвичи решительно отказались — даже бесстрашный Каростин понимал, что за подобные шалости дома погладят отнюдь не по головке…
— Никто не узнает, — попытался успокоить его Зански.
— Узнают, можете не сомневаться, — вздохнул Михаил. — К тому же через полчаса я должен быть в Калифорнийском университете.
— Вас отвезут, — сказал Каноцци. — А на прощание — небольшие сувениры в память о нашем деловом партнерстве.
Им подарили наборы французской парфюмерии «Шанель». Кроме того, Бибереву досталась прекрасно выполненная модель первого американского броненосца «Монитор», а Михаилу — тот самый «смит-и-вессон» триста пятьдесят седьмого калибра и коробка усиленных патронов «магнум». Обе коробки оказались ужасно громоздкими, из-за чего каростинский портфель застегнулся лишь на один замочек.
Хорошо хоть револьвер мафиози выбрали с трехдюймовым стволом, и оружие без проблем поместилось в боковом кармане пальто.
Аудитория оказалась полупустой — космические визитеры не слишком волновали университетскую публику. К середине лекции слушатели совсем заскучали и начали потихоньку расползаться. Между тем Рейнмут рассказывал очень интересные вещи.
Кроме давних своих выводов, с которыми Михаил был уже знаком, немецкий астроном изложил результаты последних исследований.
Проанализировав древнейшие письменные источники, он пришел к заключению, что инопланетные гости посещали Землю примерно 2500 лет назад. Так, около 490 года до нашей эры жрец одного из племен семитских кочевников Моше Рабейну (более известный как пророк Моисей) якобы получил так называемый Закон на вершине Синайской горы. Другими словами, какое-то высокоинтеллектуальное существо, которого малограмотный кочевник принял за божество, сообщило ему некую важную информацию. Это произошло примерно за полвека до первого публичного чтения Торы.
Непорочное зачатие Рейнмут считал экспериментом в области искусственного оплодотворения — таким образом пришельцы пытались передать аборигенам какие-то важные генетические качества. Библейскую легенду о путешествии Ионы в чреве кита Рейнмут интерпретировал как рассказ о космическом полете землянина на корабле пришельцев.
После лекции Михаил подошел к немецкому ученому, передал привет от профессора Недужко, чем очень обрадовал Карла. Рейнмут признался:
— Я боялся, что Романа расстреляют. Как он?
— Нормально. Продолжает работать.
Их прервали.
Рейнмуту вручили несколько чеков от разных компаний, при этом от ученого потребовали, чтобы он в каждой публикации выражал признательность спонсорам и расхваливал их товары. Карл — высокий грузный немолодой мужчина — униженно благодарил, жал руки и низко кланялся. Когда они с Михаилом снова остались вдвоем, профессор печально проговорил:
— Самому неприятно, а делать нечего. Иначе никто не станет финансировать науку… — Он рассеянно собирал бумаги и диапозитивы. — Очень удачно, что вы нашли меня именно сегодня. Если проведете этот вечер со мной, имеете шанс увидеть кое-что интересное.
Заинтригованный Каростин помог толстяку перенести лекционный инвентарь.
Рейнмут жил неподалеку в коттедже на окраине университетского поселка. По дороге астроном рассказал, что вынужден был эмигрировать из Германии два года назад, когда стало ясно, что иудейская кровь бабушки может стоить ему жизни.
Обосновавшись в Калифорнии, он пытался собрать средства для новой экспедиции, поскольку был убежден: на одном из островов неподалеку от атолла Феникс удастся найти оставленные пришельцами сокровища иного мира.
Войдя в домик, они оказались в просторном холле. Рейнмут включил свет, повесил пальто, предложил Михаилу сделать то же, а потом, хитро улыбаясь, вытащил из какого-то устройства еще влажную фотографию. На карточке Каростин увидел самого себя — он стоял в тамбуре профессорского коттеджа, прижимая к груди свой портфель и коробку с диаскопом.
— Узнаете? — Карл был доволен произведенным эффектом. — Я оборудовал дверь фотокамерой фирмы «Полароид». Этот аппарат делает мгновенные снимки. Каждый, кто входит в мой дом, оставляет на память свое изображение.
— Забавная игрушка, — согласился конструктор. Они перешли из холла в кабинет. Астроном сел за письменный стол, жестом пригласил Михаила устраиваться в кресле напротив, вытащил из ящика пачку снимков и сказал:
— Это не игрушка, коллега. Посмотрите, кто приходил ко мне позавчера.
С очередной фотографии на Каростина смотрело очень странное лицо: нездоровая бледная кожа, покрытая глубокими морщинами, тяжелый взгляд из глазниц непривычного разреза, редкие жесткие брови, тонкие длинные губы, массивный подбородок, приплюснутый широкий нос, прижатые к черепу маленькие уши.
— Кто он?
— Говорит, что прилетел на Гермесе. Их планета называется Огонто. Лет тридцать назад на землю прилетала другая экспедиция с этой планеты. Они не вернулись. Теперь посланцы Огонто ищут следы своих земляков. Он обещал зайти еще раз сегодня.
Михаил еще раз всмотрелся в безжизненное лицо инопланетянина и сказал с недоумением:
— Но ведь у гонтов должен быть один глаз…
— Значит, мы ошибались, — неохотно ответил Рейнмут. — Приходится признать, что на острове Феникс я нашел останки существа, принадлежащего к другой расе. Следовательно, Землю посещали не только гонты, но и астронавты с других звездных систем.
Конечно, он мог болтать подобные глупости, но Михаил-то знал, что в 1908 году над Подкаменной Тунгуской взорвался звездолет одноглазых гонтов, а не кого-то другого. До сих пор информация, поступавшая в комиссию из директивных инстанций, подтверждалась полностью. И тем не менее у существа на фотоснимке имелись в наличии оба глаза.
— Карл, вы уверены, что вас навестил настоящий внеземной… как вы говорите, extraterrial, а не аферист или агент гестапо?
— Михель, вы не понимаете. — Астроном взмахнул руками, как бы отметая любые сомнения. — Он показывал такие приборы! Он читал мои мысли… О, звонят. Кажется, это наш друг с Огонто.
Колокольчик у входа настойчиво позвякивал. Карл открыл дверь и впустил высокого — под два метра — человека. Или, вернее, не человека, а брата по разуму. Это был, вероятно, тот же самый пришелец, которого позапрошлым вечером запечатлел автоматический «Полароид» Рейнмута. Во всяком случае, лицо гостя ничем не отличалось от того фотопортрета.
Увидев незнакомого землянина, обеспокоенный посетитель резко спросил астронома:
— Почему вы не один? Мы так не договаривались!
— Позвольте объяснить, — заторопился Карл. — Михель — мой коллега из Советской России. Он тоже изучает космические посещения. Вы говорили, что вам требуется помощь землян — вдвоем нам будет проще решить вашу проблему.
Михаил понял, что пора брать течение беседы в свои руки. Долгое общение с карательными органами не прошло для него бесследно. Он сказал напористо:
— Только вам придется дать нам подробную информацию. Не надо считать людей дикарями, которые станут покорно прислуживать высшим существам. Мы должны понимать, чем занимаемся.
Безжизненное обгоревшее лицо не отразило эмоций, и голос гонта прозвучал равнодушно — словно говорило не живое существо, а механизм:
— Что конкретно вы хотели бы знать?
— Насколько я понимаю, вы разыскиваете гонтов, которым удалось спастись после сражения с космолетом фурбенов тридцать два года назад. Так кто же вы — гонт или фурбен?
— Вам даже известно о фурбенах… — проскрипел пришелец. — Это упрощает дело. К вашему сведению, я — гонт.
— Тогда я совершенно не понимаю, почему у вас два глаза… Второй непонятный момент: в околоземном пространстве идет настоящая война, уже уничтожено несколько кораблей. Кто и с кем сражается?
— Вы хотели сказать: уничтожено несколько десятков летательных аппаратов, — уточнил пришелец.
Потрясенный профессор Рейнмут вскричал:
— Михель, откуда вам это известно? Лично я ничего не слышал ни о каких космических сражениях, а тем более — о фурбенах.
— Не важно, профессор, — сказал гонт. — Ваш друг неплохо осведомлен, и вы оба имеете право узнать о происходящем. Но не стоит сообщать эти сведения широкой общественности Земли. По крайней мере, до тех пор, пока наша экспедиция остается в Солнечной системе. Обещайте сохранить в тайне наш разговор.
Астроном немедленно дал клятву, что будет молчать. Михаил же ответил уклончиво: мол, обязуется ничего не сообщать в прессу. Он действительно в мыслях не имел передавать информацию журналистам. Только в комиссию. Не уловив столь существенного нюанса, гонт был удовлетворен и собирался начать повествование, но Каростин смущенно прервал пришельца. Сегодня он выпил слишком много вина и пива, поэтому требовалось срочно навестить закуток, куда даже царь, как принято говорить, ходит пешком.
Опорожнив мочевой пузырь, Михаил испытал блаженство, не сравнимое ни с какими оргазмами, однако в холле его насторожили сразу два странных обстоятельства. Во-первых, здесь почему-то не горел свет, а, во-вторых, из кабинета доносился шум незнакомых голосов. Оставаясь невидимым в темной прихожей, он заглянул в кабинет через неприкрытую дверь. То, что он увидел, очень не понравилось Михаилу. Гонт прислонился к стене, прижимая к плечу ладонь, из-под которой по белому плащу ползли темно-красные струйки. Карл с побледневшим лицом стоял рядом, заложив руки за голову. Спиной к двери холла расположились двое в длинных клеенчатых плащах, держа Рейнмута и гонта под прицелом уже знакомых Михаилу парабеллумов с глушителями. Третий незнакомец сидел за письменным столом, разложив перед собой бумаги, и монотонным голосом задавал вопросы на немецком языке.
«Опять гестапо», — уныло сообразил конструктор. Похоже, фашистская разведка всерьез охотилась на пришельцев, а также на ученых, изучающих гостей из космоса.
Звать помощь было поздно, да и несерьезно, — фашисты без труда его скрутят.
Михаил понял, что придется действовать самому. Стараясь ступать как можно тише, он прокрался к гардеробу и выудил из кармана пальто свой «смит-и-вессон». Потом, торопливо вскрыв коробку, насыпал в карман пиджака пригоршню патронов. Зарядив револьвер, он сделал несколько глубоких вздохов, стараясь успокоиться. В барабане было всего шесть зарядов, — значит, нужно стрелять наверняка.
Аккуратно прицелившись в левую лопатку гестаповца, который держал на мушке Рейнмута, Михаил затаил дыхание и плавно потянул спусковой крючок. Револьвер оглушительно прогрохотал, ствол рвануло вверх, а противник, покачнувшись, выронил оружие и упал. Второй, сжимая парабеллум в вытянутой руке, быстро повернулся, и ствол его оружия задергался, с негромкими хлопками выбрасывая пули. Он промахнулся, поскольку не видел Каростина. В свою очередь Михаил два раза выстрелил и тоже не попал, но напугал фашиста. Эсэсовец отшатнулся и налетел на третьего, который в этот момент поднимался со стула, вытаскивая из-под плаща пистолет.
Воспользовавшись этой секундой замешательства, Михаил шагнул вперед, навел «смит-и-вессон» на тесно стоявших врагов и трижды нажал спуск. Одна из пуль достигла цели — немец, так и не успевший извлечь пистолет, сложился пополам и рухнул на паркет. На беду, последний фашист, оставаясь при оружии, разглядел тень, мелькнувшую в темном холле, и стремительно вскинул парабеллум. Михаил успел в последний момент отпрыгнул к гардеробу. Сразу после этого послышались новые хлопки выстрелов и звон задетого пулей зеркала.
Проклиная револьверы с их идиотской сложностью перезаряжания (то ли дело пистолет — заменил обойму, через пять секунд снова готов к бою), он откинул бар и принялся вытаскивать стреляные гильзы. Из комнаты доносилась громкая ругань гестаповцев и гремела мебель, видимо, кто-то из раненых пытался подняться.
Михаил кое-как заполнил патронами гнезда барабана, только теперь задумался: что делать дальше? Бросать атаку было глупо — убьют на месте. Еще глупее ждать пока проявят активность враги. Они — профессионалы, накинутся вдвоем и скрутят.
Каростин понимал, что обязательно растеряется и не сумеет отбиться от гестаповцев, которые наверняка владеют приемами рукопашного боя.
Внезапно он заметил движение в разбитом зеркале. Несмотря на сеть трещин вокруг пулевой пробоины, было видно, как кто-то медленно крадется к двери, явно готовясь ворваться в холл. Михаил направил револьвер на дверной проем, продолжая наблюдать за отражением противника. Когда гестаповец оказался у порога, конструктор разрядил «смит-и-вессон». Прошитый пулями, фашист рухнул навзничь, конвульсивно дергая ногами.
Из кабинета послышался шум, словно там ломали и роняли мебель. Михаил снова перезарядил барабан и осторожно, не приближаясь к двери, заглянул в комнату.
Гонт сполз на пол и сидел, облокотившись на стену, раскинув ноги и бессильно свесив голову на плечо. Стол лежал на боку, рядом валялись опрокинутые стулья и разбросанные бумаги, книги и журналы. Посреди этого беспорядка кипела драка.
Рослый и тучный Рейнмут сцепился с последним фашистом, обеими руками ухватив запястье врага, из-за чего тому не удавалось пустить в дело свой парабеллум.
Левая рука эсэсовца, пробитая пулей, висела плетью, поэтому вражеский агент не мог драться в полную силу. Он боднул астронома лбом в лицо, а затем попытался подсечь ногой, но Рейнмут был очень тяжел и устоял, не ослабив хватку.
Каростин побоялся стрелять — при, его меткости пуля с равным успехом могла задеть и фашиста и Карла. Михаил подбежал к дерущимся, перепрыгнув по дороге через чье-то тело, и с размаху, словно футболист, ударил эсэсовца носком ботинка по ноге пониже колена, затем пнул в пах и обрушил на макушку врага изящно изогнутую рукоятку револьвера. Фашист рухнул на колени, разжав ладонь, державшую оружие.
Карл и Михаил кое-как связали его и лишь после этого занялись остальными.
Немец бросился к бесчувственному гонту, а русский обследовал застреленных им эсэсовцев. Возле двери, выходящей в холл, лежал труп, украшенный кровавыми пятнами на груди и животе. Второй был еще жив, но конструктор не мог оценить, насколько серьезны его раны. На всякий случай Каростин и ему связал руки за спиной и поспешил на помощь Карлу. Астроном бинтовал сквозное пулевое ранение на плече инопланетянина.
— Как они напали на вас? — спросил Михаил.
— Внезапно. Мы сидели за столом. Я не слышал выстрелов, но гонт вдруг вскрикнул, из его плеча брызнула кровь. И сразу появились эти трое.
— Так я и думал…
Под прицелом собственного парабеллума избитый фашист поведал, что калифорнийская резидентура СД получила задание следить за профессором-эмигрантом Карлом Рейнмутом, обращая особое внимание на контакты с людьми, имеющими необычную внешность. Инструкция предписывала задерживать таких людей и проводить медицинскую экспертизу.
— Если бы анализы показали, что задержанный — не человек, мы должны были переправить его в рейх. Успевший прийти в сознание гонт прохрипел:
— Мне все понятно. Разведки земных держав, узнав о нашем прибытии, начали охоту. Это затрудняет нашу задачу.
— Расскажите, в чем заключается ваша задача, — предложил Михаил. — Мы могли бы сотрудничать.
Гонт застонал, но все-таки ответил:
— Где-то на севере Азии до сих пор скрываются наши сопланетники, уцелевшие после гибели предыдущей экспедиции. Наш корабль исследовал систему звезды, которую вы называете Сириус. Получив сигнал о катастрофе, мы немедленно направились к Солнцу, чтобы эвакуировать их… Но оказалось, что где-то на астероидах расположена база фурбенов. Вражеские роботы без конца атакуют наши… летающие машины… — Он сделал паузу. — Из-за этих роботов спасшиеся гонты не могут выйти на связь со звездолетом. Механизмы фурбенов немедленно запеленгуют их укрытие.
— Как залечить вашу рану? — спросил Рейнмут. — Способны ли земные лекарства помочь гонтам?
— Не беспокойтесь. Сейчас за мной прилетят.
Михаила интересовали сражения, которые уже третий год бушуют на больших высотах вокруг Земли. Гость из космоса раздраженно повторил: роботы фурбенов атакуют аппараты планеты Огонто. Самих фурбенов на базе, скорее всего, нет — только автоматические устройства.
Рассказав это, гонт опять потерял сознание. Каростин снова повернулся к офицеру СД, продолжая допрос:
— Насколько мне известно, ваша разведка нашла в Польше аппарат пришельцев из космоса. Где он сейчас находится?
— Не аппарат, а его обломки. Их изучают в научных центрах компаний «Мессершмитт» и «Сименс».
В комнату вошли гонты, как две капли воды похожие на раненого пришельца. Не обращая внимания на землян, они вынесли своего сопланетника и ушли не прощаясь.
Выбежавшие следом Каростин и Рейнмут увидели, как аппарат чужаков набирает высоту, скрываясь в струях ночного дождя. Где-то неподалеку гремел джаз.
— Улетели, — печально сказал Карл. — Так и не удалось толком поговорить… Михель, что нам делать с трупами? Наверное, придется звонить в полицию.
— Ни в коем случае! — вскричал конструктор, но тут же добавил упавшим голосом: — Полиция сама приедет. Я же стрелял раз десять. Точнее, двенадцать. Весь университет слышал.
— Никто не обратит внимания на ваши выстрелы. Сегодня ректорат дает бал по случаю какого-то местного праздника, все соседи пьют и танцуют в спортзале.
— Это очень удачно… У вас есть телефон?
— Конечно. Вы позвоните в полицию?
— Нет. Вызову друзей.
Вернувшись в коттедж, он набрал номер резидента советской разведки, который обеспечивал прикрытие их миссии. Услышав о случившемся, тот обещал немедленно приехать. В ожидании подмоги они наложили повязки раненым фашистам и попытались навести подобие порядка в коттедже. Карла явно что-то тревожило, и наконец он прямо спросил, почему русский коллега упорно не желает иметь дело с полицией.
— Во-первых, мы обещали гонту сохранить в тайне нашу встречу. Во-вторых, мой револьвер не зарегистрирован.
— Михель, неужели вы связались с мафией? — вскричал потрясенный Рейнмут.
— Именно, — самодовольно подтвердил Каростин. — Хотя так и не понял, кто такие эти мафиози.
Нахмурившись, Карл объяснил ему, что такое организованная преступность.
Михаил был настолько шокирован и сбит с толку, что на некоторое время лишился дара речи. Он лишь сумел заверить астронома, что друзья, которых вызвал на помощь, не имеют к мафии никакого отношения.
Потом, немного успокоившись, Каростин попросил у профессора одну из фотографий, сделанных дверной фотокамерой. Расстроенный случившимся Карл разрешил забрать все снимки, которые накопились в аппарате, и пошел пить лекарство — от переживаний этого вечера у него поднялось давление.
Вскоре приехал резидент госбезопасности. Неразговорчивые люди профессионально погрузили в свой грузовичок труп и обоих раненых, а заодно угнали «мерседес» эсэсовцев. Михаил оделся, взял портфель и попросил, чтобы его подбросили к «Серебряной звезде». Проводив конструктора неодобрительным взглядом, Рейнмут продолжил уборку разгромленной квартиры.
Спустя неделю Биберев и Хадфидд подписали контракт, согласно которому Пентагон брал обязательство продать Советскому Союзу недостроенный линкор «Род-Айленд», переоборудовав этот корабль в быстроходное крановое судно. СССР должен был не позднее следующей осени доставить на верфи Сан-Франциско башенные краны и шлюпбалки, которыми предстояло оснастить «Халхин-Гол». В соглашении особо оговаривалось, что американская сторона, в строгом соответствии с такими-то законами США, намерена сдать заказчику именно мирный корабль, но никак не линкор.
Еще через два дня Биберев и Каростин поднялись на борт парохода «Советская Камчатка». Доставив в Америку несколько тысяч тонн пшеницы, этот корабль увозил обратно в Петропавловск-Камчатский станки, экскаваторы, другие машины.
— Странные люди эти американцы, — разглагольствовал Матвей Аристархович, к которому вернулось отличное расположение духа. — Развели детские игры с конспирацией. Теперь придется везти из Союза орудийные башни главного калибра под видом большегрузных крановых установок.
— Привезете. Так даже лучше… Ты же сам говорил, что наши пушки мощнее и надежнее американских… — Михаил захихикал. — Будут стоять на «Халхин-Голе» наши родные шестнадцатидюймовые башенные краны и стомиллиметровые зенитные шлюпбалки. Спаренные.
Тут расхохотались оба. Пароход как раз проходил под ажурной махиной моста Золотые Ворота. На траверзе по левому борту остался Алькатрас. Указав на остров, флагман сказал:
— Помнишь, адмирал говорил, что нужный нам человек отдыхает на Скале? Я выяснил, что аборигены называют Скалой этот самый Алькатрас.
— И что?
— Наверное, в тюрьме на острове сидит кто-то из руководителей карбонариев-мафиози.
Каростин давно догадался, что американский адмирал имел в виду знаменитого гангстера Аль-Капоне, который отбывал на Скале срок за неуплату налогов. Но говорить об этом Михаил не стал, чтобы старик не принялся снова нервничать — пусть пока продолжает считать мафию тайной революционной организацией.
Конструктор сказал умиротворенно:
— Неохота мне о делах… Я, может, предвкушаю встречу с любимой женщиной.
— Слава Богу, завел себе возлюбленную, — обрадовался Матвей Аристархович.
— Давно тебе пора жениться. Вот и мой оболтус вроде собрался остепениться. Я эту коробку косметики, что мафия нам презентовала, для сына взял. Пусть подарит своей раскрасавице…
Пароход загудел, увозя их на родину из безумного, безумного, безумного мира, который еще не знал Мэрилин Монро, Ли Харви Освальда, Мохаммеда Али, Чарльза Мэнсона, Арнольда Шварценеггера, Майкла Джексона. Мир узнает эти имена, когда зашкалит все датчики безумия.
Глава 14
ТАЙМЫРСКАЯ НАХОДКА
Измена обнаружилась внезапно и жестоко. После двенадцатидневного перехода через Тихий океан Каростин и Биберев трое суток добирались в Москву самолетами, делая долгие остановки в крупных городах Сибири. Отчитавшись о командировке, флагман был послан в Кронштадт инспектировать Балтфлот, а еще через пару дней Лариса приехала к отцу из Ленинграда.
Она появилась в напряженный момент, когда Рунгулов, Каростин и Недужко окончательно зашли в тупик, пытаясь понять сведения, привезенные Михаилом из США.
— С одной стороны, нам сообщили, что у гонтов должен быть один глаз. С другой стороны, — Роман Григорьевич от избытка чувств хлопнул ладонью по фотоснимку ночных гостей Рейнмута, — этот двуглазый уверяет, что также принадлежит к расе гонтов.
— Выскажу крамольную мысль. — Майор понизил голос. — Возможно, информация, спущенная нам из инстанций, не совсем верна. Факты — упрямая штука.
Примем за основу, что гонты имеют именно такую внешность. Так или иначе, эти фотопортреты уже рассылаются во все территориальные органы НКВД.
— Я вижу и другие объяснения, — заметил Михаил. — Может оказаться, к примеру, что на планете Огонто живут несколько разных видов человекообразных существ. На Земле расы отличаются цветом кожи и формой носа, а у них такие различия могут распространяться даже на количество органов зрения. И вообще — почему мы так уверены, что обнаруженный на Фениксе череп принадлежал одноглазому существу?
— Потому что на том черепе была только одна глазница, — напомнил Недужко.
— Ну и что из того? На черепе — одна глазница, а на лице — два глаза!
Роман Григорьевич, немного подумав, заявил, что не видит противоречий в этих гипотезах. Рунгулов присоединился к мнению профессора и добавил:
— Михаил Никанорович здорово помог нашему общему делу, выведав у пришельца тайну космической войны. Теперь мы точно знаем, что автоматические аппараты фурбенов не позволяют гонтам связаться с Тунгусским бункером.
— Это так важно? — усомнился Недужко.
— А как же! Отсюда следует, что гонты все еще прячутся где-то в Сибири, то есть мы сохраняем надежду найти их первыми!
Алан добавил, что на Таймыре близятся к завершению поиски сбитого аппарата иноземцев. Работавшая в тех краях археологическая экспедиция вроде бы обнаружила непонятные предметы. Скоро их привезут в Москву.
Тут во дворе загудел клаксон, а затем вошла Лариса. Деловая беседа сразу стала невозможной, майор госбезопасности допил чай, попрощался и ушел. Отец с дочерью заговорили о семейных делах, но к вечеру Лариса оказалась в каростинской квартире. Она собиралась решительно объявить, что их отношениям пришел конец. Не подозревавший о таких жестоких намерениях Михаил завалил любимую подарками. При виде двух набитых доверху чемоданов она впала в экстаз и почти без сопротивления позволила уложить себя в постель.
Наутро Михаил собирался торжественно преподнести парфюмерный набор, но Лариса выдала свою измену, грубейшим образом нарушив конспирацию. Нарядившись в заокеанскую обновку, она извлекла из сумочки флакон французских духов и, не таясь, принялась наносить на лицо и шею ароматные капельки.
Общение с чекистами сделало Михаила дьявольски подозрительным. Он знал, что в Москве подобные духи не продаются, и не верил в случайные совпадения. Зато он точно знал, что такую же «Шанель» должен был подарить своей любовнице его племянник Стален. Нетрудно было догадаться, как все происходило. Матвей отвез коробку в Ленинград, где встретился с сыном и передал тому набор, а Биберев-младший, конечно, сразу же вручил эту парфюмерию бессовестной девице.
Скандал был ужасный, Лариса даже не стала оправдываться или отрицать очевидное. Только разревелась и, глотая слезы, просила не рассказывать про их связь Сталену. Михаил от этого разозлился еще сильнее.
— Миша, поверь, я очень тебя люблю. — Она всхлипнула. — Но мы уже который год встречаемся и не смогли решить, как жить будем. А он от меня без ума, прямо боготворит, каждый раз умоляет в загс пойти…
— Кончай врать, предательница! — снова заорал Михаил. — Можно подумать, я тебя не люблю или не предлагал жениться. Нет, видите ли, я рылом не вышел, ей сопливый лейтенант нужен!
— Он теперь старший лейтенант, — пискнула Лариса. — Им приказ зачитали.
Михаил уже набрал побольше воздуха, чтобы высказать все, что накипело на душе, но вдруг понял: бесполезно ругать эту дурочку. Она мыслила примитивно, как деревенская девчонка, и была способна разглядеть только ближайшую выгоду. В хилых мозгах девиц такого пошиба сложилась своя шкала ценностей, согласно которой морской офицер располагался намного выше, чем инженер-конструктор, пусть даже к мнению этого инженера прислушиваются руководители страны. Тем более престижным женихом считался офицер морской авиации, который доводится сыном высокому военному чину… Дура!
От безрадостных размышлений его отвлек телефон. Звонил Алан Рунгулов.
— Собирайся и жди, я буду через полчаса, — возбужденно приказал чекист.
— Из-за чего спешка?
— Нам везут кое-что с Таймыра! Вернувшись в комнату, Михаил хмуро сказал:
— Забирай оба чемодана, и чтоб я тебя больше не видел.
Слезы на глазах Ларисы высохли мгновенно. Она только спросила, ослепительно улыбаясь:
— Надеюсь, мы договорились — ты ничего не расскажешь?
— Надейся, — буркнул Михаил. — Пошла к черту!
Проклятая интеллигентность не позволила ему просто выгнать предательницу. Как дурак помог ей уложить барахло и даже поймал такси. На прощание Ларка, чмокнув его в щеку, беззаботно пригласила заходить, когда захочет. Михаил вернулся в свою коммуналку со страстным желанием напиться или кого-нибудь пристрелить. Наверное, никогда еще не было ему так плохо.
Не подозревавший о каростинских осложнениях Алан, наоборот, выглядел счастливым.
— С тебя причитается, — весело сообщил он с порога. — Нарком подписал приказ о присвоении очередных званий оперативным работникам, особо отличившимся в деле Тунгусского бункера. Я стал старшим майором, а ты — капитаном действующего резерва госбезопасности. Доволен?
— Сейчас запрыгаю от радости…
Рунгулов задумчиво поглядел на его кислую физиономию, пожал плечами и поторопил — до прибытия поезда оставалось около часа. Наблюдая, с какой меланхоличностью конструктор натягивает неразлучную подмышечную кобуру с токаревским пистолетом, старший майор нахмурился, размышляя. Потом осведомился:
— По-моему, ты узнал, что дочь Недужкина путается с биберевским сынком. Так?
— Ты был в курсе? — вскинулся Михаил.
— Пойми наконец, МЫ знаем все. Если не о противниках, то про своих — наверняка. Наверное, я должен был еще осенью поставить тебя в известность.
— Наверное… — Каростин вздохнул. — А может быть, нет.
— Тоже верно. Советую плюнуть и забыть.
— Ничего другого мне сейчас не остается…
В машине Рунгулов деловым тоном ввел его в курс последних событий. Упавший на Таймыре аппарат, начиная с октября, искали отряды войск НКВД, но удача улыбнулась археологической экспедиции профессора Зябрева из Московского университета. Узнав о находке ученых, нарком немедленно приказал всем войсковым группам взять экспедицию под охрану. Это удалось сделать вовремя — под покровом полярной ночи на лагерь было совершено нападение, успешно отбитое взводом лыжников.
— Снова немецкая разведка? — заинтересовался Михаил.
— Непосредственно участвовали в нападении местные бандиты. Наши бойцы застрелили четверых, трое взяты живыми. На допросе арестованные показали, что некто обещал им большие деньги, если помогут ограбить экспедицию, которая откопала якобы золотой клад, оставленный отступающими белогвардейцами. К сожалению, этот вербовщик был убит в перестрелке. Сейчас следователи пытаются установить его личность. Думаю, ты прав — судя по почерку, тут работало ведомство Гейдриха.
Когда автомобиль, обогнув недавно открывшийся в Останкине комплекс Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, вырвался за городскую черту и устремился по Ярославскому шоссе в сторону Мытищ, Каростин недоуменно покосился на старшего майора. Угадав смысл незаданного вопроса, Алан пояснил: из соображений безопасности решено снять курьера с поезда на пригородной станции.
Есть сведения, сказал чекист, что вражеская агентура готовит встречу на вокзале, поэтому руководство НКВД решило подстраховаться.
На станцию Северянин они успели незадолго до прихода поезда из Воркуты. В интересовавшем их купе оказалось двое пассажиров: женщина средних лет с телосложением портовой грузчицы и молоденькая стройная девушка — такая красивая, что у Михаила перехватило дыхание и мигом пропали все мысли о гадюке Лариске.
— Кто из вас Раиса Воронина? — строго спросил Рунгулов.
Девушка сразу насторожилась и сообщила, что она и есть аспирант Воронина.
Предъявив ей удостоверение ГУГБ НКВД, старший майор сказал:
— Одевайтесь. Мы отвезем вас и груз в гостиницу.
Раиса разволновалась, стала бестолково бормотать: дескать, на вокзале в Москве ее должен встречать какой-то Дима, но Рунгулов был неумолим. Попутчица добродушно посоветовала:
— Иди, доченька. Видать, серьезное дело, коли ради тебя в такую глушь потащились.
Продолжая недоумевать, девушка собрала свой потрепанный чемодан. Когда Михаил галантно подал ей огромный теплый тулуп, Рая вдруг рассмеялась и сказала:
— Вы, товарищи, понравились Наталье Петровне. Всю дорогу она от меня ухажеров шугала, а теперь спокойно отпускает с незнакомыми людьми.
— Хорошего человека сразу видать, — отмахнулась Наталья Петровна. — Счастливого пути, дочка.
Когда они сели в машину, Рунгулов проговорил с флегматичной интонацией, которой обычно маскировал сильное беспокойство:
— Куда же вам в столицу в такой таежной одежде… Поживете пару дней в гостинице, мы доставим городской гардероб. У вас какой размер?
— Проще позвонить моим родителям, папа сам привезет мои вещи, — не без вызова ответила аспирантка. — А еще проще прямо домой меня отвезти. Не понимаю, для чего нужна эта затея с гостиницей.
— Кажется, вы забыли, что за таймырской находкой идет охота. — Голос Алана стал суровым. — Хотите, чтобы эти бандиты навестили вашу московскую квартиру?
— Нет, конечно, — смутилась она. — Вы правы, я сказала не подумав.
— Так-то лучше. Но вы не переживайте: думать о таких вещах — наша обязанность. А пока отдохнете за городом, поговорите с нашим научным консультантом… — Рунгулов кивнул на Каростина.
Для нее был забронирован номер в гостинице «Арктика», которая размещалась в трехэтажном строении возле моста через Яузу. Раису моментально вселили, и чекисты сразу заторопились по делам, оставив Михаила присматривать за девушкой.
В вестибюле, пожимая руку конструктору, старший майор отчеканил так резко, что стекла в дверях зазвенели:
— Следите за маленьким саквояжем. Внутри — запломбированный контейнер с особо важными экспонатами. Если с этим грузом что-нибудь случится, все мы отправимся под трибунал, невзирая на прошлые заслуги!
— Значит, я не смогу взглянуть… — разочарованно протянул Михаил.
— Ни в коем случае! Запритесь в номере и открывайте только нашим людям. Пароль вы знаете.
Автомобиль с оперативниками умчался в сторону города, а Каростин поплелся обратно на второй этаж и постучал в дверь номера.
— Входите, — крикнула Рая.
Девушка выглядела довольно комично в теплых штанах и толстом свитере, которые были уместны в тундре, но никак не в Подмосковье, где уже началась весна. От предложения пообедать Раиса отказалась, сказав, что заботливая Наталья Петровна до отвала накормила ее в поезде. Девушка была так мила и непосредственна, так хороша собой, что Михаил с легким ужасом понял: он влюбился самым роковым образом. Не без труда стряхнув невидимую сеть наваждения, Каростин попытался сделать серьезное лицо и заняться делами.
К его сожалению, Рая не смогла толком объяснить, что именно они нашли в таймырском Заполярье. Местные жители сообщили ученым, что много лун назад на ночном небе бесшумно кружили две огненные птицы, пускавшие друг в друга горящий пух. Потом одна птица улетела, а другая, издавая ужасный визг и свист, рухнула где-то возле истока реки Жогдах. Эвенки уговаривали москвичей не ходить в те гиблые места, однако руководитель экспедиции был уверен, что именно там должно находиться полулегендарное капище якутского божества Умсуур Тойона. Святилище, основанное более тысячи лет назад, действительно удалось обнаружить, а неподалеку нашли глубокую воронку, окруженную участком выгоревшего кустарника.
Из ямы археологи извлекли несколько непонятных предметов явно промышленного изготовления.
— Мы сразу догадались, что над тундрой произошел воздушный бой и тут упали обломки самолета, — уверенно излагала очаровательная аспирантка. — Вскоре подоспели пограничники, а ночью на лагерь экспедиции напали уголовники. Знаете, я ужасно испугалась, когда началась стрельба…
— Могу представить, — сочувственно сказал Михаил. — Раюша, голубушка, попробуйте описать те предметы, которые вы обнаружили в воронке.
— Даже не знаю, как вам ответить, — призналась она. — Ничего подобного я раньше не видела. Прямо слов не хватает.
Девушка принялась рассказывать о инкрустированных серебром самоцветах и спиральной конструкции, отлитой из очень тяжелого серо-серебристого металла, но тут раздался стук в дверь.
— Кого еще принесло? — недовольным голосом крикнул Каростин.
— Открывайте, это милиция, — рявкнули из коридора. — Проверка паспортов. Почему в комнате находится посторонний мужчина?
Раиса охнула, покраснела и начала медленно вставать из-за стола, но Михаил бесцеремонно оттолкнул ее подальше от двери. Прикрывая девушку собой, он передернул затвор, навел пистолет на дверной проем и потребовал, чтобы «милиция» убиралась, поскольку здесь проводится секретная операция госбезопасности. Сам он прекрасно понимал, что слова не помогут, потому что никакая там не милиция, а снова гестаповцы или их наймиты, которые намерены забрать обломки инопланетного аппарата.
— Вам же хуже будет, — прорычали из-за двери. — Волчара, ломай!
Дверь затрещала под напором могучего плеча. Любая задержка грозила смертью, и Михаил решился. Четыре пули ТТ прошили доски чуть повыше замка — как раз на уровне живота. Снаружи кто-то шумно упал, грянул густой мат. «Господи, девушка же здесь, как они выражаются», — бестолково сконфузился конструктор, который прежде очень мало общался с уголовными элементами. В тот же миг позади него звонко разлетелось вдребезги оконное стекло. Резко обернувшись, Каростин увидел, как с подоконника спрыгнула в комнату небритая личность в рваной ушанке, засаленной телогрейке, грязных кирзовых сапогах и потрепанных кавалерийских галифе.
— Стой на месте, руки вверх! — скомандовал Михаил, сопроводив это распоряжение выразительным покачиванием ствола.
Криво ухмыляясь, громила стремительно выхватил из-за пазухи финку с длинным широким лезвием и вспрыгнул на разделявший их стол. К счастью для себя, Каростин за последние месяцы регулярно попадал в подобные переделки, поэтому пообвык, почти не нервничал и был морально готов применять оружие в любой обстановке.
Вдобавок, благодаря частой практике, стрелять стал гораздо лучше. Пуля, выпущенная с полутора метров, отшвырнула бандита, и тот тяжело рухнул навзничь.
Рана оказалась не слишком серьезной — поднялся он довольно быстро и повторил атаку. Спокойно прицелившись, Михаил аккуратно прострелил противнику плечо. Тот взвыл и упал на колени, упираясь в пол здоровой рукой.
— Прижимайся к стене, — прошипел Михаил. — Рая, к стене!
Насмерть перепуганная девушка словно лишилась дара речи, только затрясла головой: мол, слушаюсь, гражданин начальник. Мелкими шажками она невыносимо медленно отодвигалась в дальний угол, а над подоконником уже появилась еще одна голова, увенчанная милицейской фуражкой. «Они лестницу приставили!» — запоздало смекнул конструктор. Он выстрелил и, конечно, промахнулся. Затвор ТТ откатился, выбрасывая горячую гильзу, но обратно не вернулся, застыв в крайнем заднем положении. Хорошо хоть бандит, услышав звук выстрела, пригнулся, спрятав голову под подоконником. Подбежав к окну, Каростин изо всех сил оттолкнул лестницу.
Переодетый милиционером бандит с воплем упал на брусчатку. Упавшего немедленно окружили то ли красноармейцы, то ли другие бандиты, нарядившиеся красноармейцами.
За спиной вскрикнула Рая. Михаил повернулся, но успел лишь увидеть, как подстреленный им уголовник в телогрейке, прихватив саквояж с бесценной находкой, хромает к выходу. Пока Михаил менял обойму, бродяга отпер дверь торчавшим из замка ключом и вывалился в коридор, но там вдруг остановился и, подняв руки, задним ходом вернулся в номер. За ним вошли Рунгулов, два офицера НКВД, вооруженные короткоствольными автоматами, и давешняя знакомая Наталья Петровна.
Тетка сразу бросилась успокаивать Раю, а старший майор и другие чекисты занялись обыском раненого бандита.
Каростина вдруг пробрала нервная дрожь. Он жадно выпил стакан воды из стоявшего на тумбочке графина и только после этого сказал:
— В коридоре целая толпа была.
— Одного вы ухлопали, двух других мы скрутили, — весело сообщила Наталья Петровна. — Гестапо и СД не жалеют кадры.
Старший майор приставил ствол пистолета к виску арестованного и поинтересовался:
— Где, когда и кому ты должен был передать этот саквояж?
Бандит прошипел что-то невразумительное, однако, получив удар по лицу, ответил громко и разборчиво. Рунгулов моргнул чекисту, носившему петлицы с капитанской «шпалой», и тот бросился к дежурной по этажу, чтобы по ее телефону доложить руководству.
Другие оперативники увели арестованного.
— Вы тоже из НКВД? — только теперь сообразила Раиса, странно поглядывая на недавнюю попутчицу.
— А как же, — хохотнула Наталья Петровна. — Смешные вы люди. Книжки про шпионов читать любите, а в жизни — бдительности ни капли. Или ты думала, что такой груз без охраны возить можно?
— А что за груз? — насторожилась аспирантка. — Неужели наша находка имеет такую ценность?
— Именно такую, — с напускной суровостью сказал Рунгулов. — Поэтому в пути вас сопровождала лейтенант Аверченко и еще два наших сотрудника ехали в соседнем купе… Ну, теперь можно отвезти товарища Воронину домой. Уверен, вам больше ничего не угрожает.
По дороге в Москву старший майор посетовал, что пришлось передавать срочную информацию по обычному городскому телефону. Можно было, конечно, позвонить в наркомат по спецлинии из райотдела, но пока доберешься — опять же время терять.
Каростин поделился профессиональным наблюдением из своей недавней поездки за океан: уже второй год автомобили американской полиции оснащаются портативными радиотелефонами, которые обеспечивают двустороннюю связь с центральным участком.
— Вы бывали в Америке?! — воскликнула девушка. — Ой, как интересно!
С каждой секундой она нравилась Михаилу все сильнее, но их путешествие скоро закончилось у подъезда старинного дома в Кривоколенном переулке. Он помог Раисе поднять чемодан к дверям квартиры Ворониных. Девушка нажала кнопку звонка, потом бурно здоровалась с бабушкой и отцом, который оказался дома, потому что грипповал и сидел на бюллетене. Михаила она представила домочадцам как чекиста, рисковавшего жизнью, чтобы спасти ее от банды грабителей. Воронины громко ахали и приглашали запросто заходить в любое время.
— Завтра, если не возражаете, — сказал он.
В отличном настроении Михаил вернулся в машину. Рунгулов приказал шоферу гнать на площадь Дзержинского.
Откинувшись на кожаные подушки сиденья, Карости смешливо осведомился:
— Баул, который мы героически обороняли, был пуст?
— Проницательный ты у нас… Не совсем пуст. Мы кое что положили туда для веса. А настоящие экспонаты привезли в Москву самолетом. Позавчера.
— Могли бы хоть предупредить.
Старший майор повернулся к нему с переднего сиденья и сказал ровным голосом:
— Тебе пора понять специфику нашей работы. Мы должны были вскрыть их агентурную сеть. Любой ценой… Эта задача успешно решена, а все остальное не важно. Кстати, за риск ты получаешь очень солидный оклад как член комиссии. — Он снова сел прямо. — Сейчас приедем в наркомат — посмотришь, что твоя красавица на Таймыре откопала.
Извлеченные из сейфа предметы сразу внушили Каростину почтительный трепет — он впервые держал в руках творения чужого разума. Впрочем, экстаз быстро улетучился, когда стало ясно, что назначение этого творения определить не удастся.
Здесь было несколько оплавленных кусков непонятного материала, — скорее всего, пластмассы. Рядом лежал покореженный ударами и чудовищным жаром тонкий металлический лист. Рунгулов пояснил: химики определили состав этого лоскута — сплав титана, вольфрама и рения. Самым крупным фрагментом погибшего аппарата была массивная платиновая спираль около двух килограммов весом. Свернутый тугими кольцами стержень был прошит тонкими короткими спицами того же драгоценного металла.
Со вздохом отложив спираль, Михаил осторожно взял двумя пальцами последний предмет — полупрозрачную пластину, покрытую тончайшим серебряным узором. До взрыва это был, вероятно, квадрат с ребром около восьми сантиметров. Никогда прежде Михаил не видел ничего подобного и не мог даже представить, для чего может применяться такое устройство. Он сказал недоуменно:
— Почему нет никаких радиодеталей? Я не вижу реле, ламп, сопротивлений, даже проводов. Эти автоматические корабли-роботы должны быть набиты электронной начинкой.
— И тем не менее ничего такого здесь нет, — констатировал Рунгулов. — Может быть, на других планетах научились делать аппаратуру из других деталей?
Каростин засмеялся и произнес назидательным тоном:
— Ничем нельзя заменить лампы, резисторы, конденсаторы, а тем более провода. Такого просто не может быть.
Он с трудом дождался следующего дня. Отпросившись со службы, Михаил около половины второго подошел к знакомому зданию в Кривоколенном. Сердце колотилось так яростно, будто не было за плечами тридцати четырех лет и он спешил на первое в жизни свидание.
Поначалу все устроилось просто отлично. Рая оказалась дома, а бабушка дремала в своей комнате и не мешала их беседе. Обрадовавшись гостю, девушка забросала его вопросами про странные штуки, найденные археологами в таймырской тундре. Услышав, что Каростин не знает ответа, она произнесла обиженно:
— Так бы и сказали, что не имеете права говорить. Наверное, это очень секретное дело.
— Вы действительно прикоснулись к великой тайне, — согласился он, глядя на девушку откровенно влюбленными глазами. — Но, честное слово, Раечка, я не знаю, как работают эти детали… Поверьте, мне больно делать такое признание.
Потом беседа переметнулась на его поездку в Америку. Михаил рассказывал о телевизорах и других технических диковинах, которые прочно вошли в быт за океаном. Они говорили о кино, театре, книгах и песнях. Их вкусы удивительным образом совпадали, словно молодые люди самой судьбой были предназначены друг другу. Небольшая дискуссия возникла, лишь когда обсуждали романы самого Каростина — Рая высказала множество претензий к сюжетам и образам героев, но была при этом предельно доброжелательна. И наконец наступил момент, когда Михаил неловко заговорил о своих чувствах.
Рая потупилась и пробормотала в ответ, что не стоит касаться этой темы. У нее был жених, некто Дима Суханов — тоже историк и тоже аспирант, только с другой кафедры. Скоро, сразу после Майских праздников, должно было состояться бракосочетание.
— Если я правильно понял, мне уже надеяться не на что? — глухо спросил Михаил.
Не поднимая взгляда, она отрицательно покачала головой и, запинаясь, проговорила:
— Наверное, было бы бестактно предлагать вам дружбу или приглашать на свадьбу?
— Нет, не бестактно. — Он выдавил жалкую улыбку. — Это было бы безжалостно.
— Глупо получилось, — сказала она. — Мне очень жаль.
— Мне тем более. — Михаил бессильно махнул рукой. — Как говорится, может быть, еще породнимся… Простите, я сказал глупость.
С ощущением невыносимой потери Михаил пожелал девушке счастья и направился к выходу. Рая не стала его задерживать, а он, попрощавшись, достал из портфеля и положил на стол коробку с набором «Шанель».
— Раечка, умоляю принять мой скромный подарок к вашей свадьбе…
Резко повернувшись, Михаил вышел из квартиры, проклиная судьбу, которая слишком поздно свела его с этой изумительной девушкой. Он больше никогда не встречал Раю Суханову и старательно обходил этот дом за много кварталов. И уж конечно, он даже подумать не мог, что через полвека его единственный сын женится на ее внучке.
Глава 15
КРЕМЛЕВСКИЙ ПАСЬЯНС
Телепат робко шагнул через порог кабинета и невольно вздрогнул, увидев вблизи человека, которого весь мир знал по портретам. Сталин ободряюще улыбнулся, пожал руку посетителю и, вытащив из зубов трубку, весело осведомился:
— Вас что-то беспокоит, товарищ Мессинг?
От растерянности тот брякнул невпопад:
— А я вас недавно в руках нес…
— Как это? — удивился диктатор. — Не припоминаю.
Сконфуженный экстрасенс объяснил, что участвовал в Первомайской демонстрации и ему было оказано доверие — нести большой портрет вождя. Сталин коротко рассмеялся, усадил гостя на диван, а сам вернулся к столу и еще раз проглядел короткую справку.
Вольф Мессинг, всемирно известный гипнотизер и телепат. Много лет выступал с психологическими опытами в разных странах. Арестован гитлеровцами в Польше, но сумел бежать из гестапо, погрузив охрану в глубокий сон.
Перешел советско-германскую границу и выразил желание служить правительству СССР. Обладает колоссальным даром внушения. Под наблюдением ответственных работников ГУГБ НКВД был поставлен эксперимент: Вольф Мессинг получил в сберкассе крупную сумму денег, предъявив кассиру чистый лист бумаги. Позже кассир уверял, что видел оформленную по всем правилам платежную ведомость…
— Ваш гипнотический дар одинаково действует на всех людей? — спросил Сталин.
— Нет, конечно. Часть людей — примерно каждый десятый — не поддаются внушению. Насколько я сумел установить, эти люди сами обладают трансцендентными способностями… — Он испытующе посмотрел на грозного собеседника. — К примеру, я сейчас пытался, но не сумел понять, о чем вы думаете. Значит, вас нельзя и загипнотизировать… Но вы — не телепат… — Чувствовалось, что Мессинг напряжен, словно силится решить сложную задачу. — Скорее всего, вы можете предвидеть будущее. И еще вы должны уметь подчинять людей своей воле.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Сталин. — Ответьте на другой вопрос. Можно ли читать мысли собеседника, если вы не знаете его родного языка?
— Разумеется. Совершенно не важно, на каком языке думает пациент. Мышление интернационально.
— А могли бы вы прочитать мысли… скажем так, не человека?
Сбитый с толку неожиданным вопросом, Мессинг задумался, затем ответил, растерянно разводя руками:
— Вы имеете в виду животных? Животные не умеют мыслить… Но мне приходилось управлять поведением собак. А однажды в цирке дрессированный тигр выполнял мои мысленные команды.
— Я имел в виду вовсе не животных, — проворчал Сталин.
Вольф не мог читать мысли хозяина кабинета, но понял, что тема беседы исчерпана. Сталин задал еще несколько малозначительных вопросов, — скорее всего, из вежливости. Затем проводил гостя до двери, а на прощание произнес:
— Очень надеюсь в скором времени использовать ваши феноменальные качества для очень важных дел…
Оставшись один в кабинете, он заполнил неровным трудночитаемым почерком несколько страничек записной книжки. Лишь после этого разрешил секретарю пригласить членов Политбюро, ожидавших вызова в предбаннике.
Берия зачитал сводку управления разведки. Этой весной заместитель госсекретаря США Уэллес много недель колесил по Западной Европе, пытаясь помирить англичан и французов с немцами и при этом намекал Гитлеру, что воевать нужно вовсе не с Парижем и Лондоном, а с Москвой. В те же дни его британский коллега заместитель министра иностранных дел Джеймс Батлер сказал японскому послу в Лондоне: «Цель Англии — путем блокады или другими способами принудить СССР вести войну против Германии».
Донесения разведчиков и дипломатов подтверждали, что западные политики по-прежнему считают своим главным врагом не Гитлера, а Сталина. Лидеры империалистических стран готовы были пойти на любые преступления, лишь бы стереть с карты мира величайшую державу. Эта тупая политика с неизбежностью привела Париж и Лондон к катастрофе.
Разговор в кабинете пошел о главном событии международной жизни — Германии удалось одержать убедительную победу на Западном фронте. Небольшое подразделение немецких диверсантов за считанные часы принудило к капитуляции Данию. Затем вермахт стремительными ударами механизированных соединений оккупировал Бельгию и прорвал линию Мажино, устремившись в глубь Франции. Армии союзников бежали, даже не пытаясь дать отпор врагу, и сейчас агонизировали последние очаги сопротивления в Норвегии.
— Кстати, насчет Норвегии, — заметил Ворошилов. — По-моему, после потопления «Глориес» можно считать закрытым вопрос о том, кто сильнее — линкор или авианосец.
— Эти недомерки даже стыдно называть настоящими линкорами, — уточнил педантичный Молотов. — Линейные крейсера к тому же слабые по броне и вооружению.
Все понимали, о чем идет речь. Накануне пришло известие о сражении в Северном море неподалеку от норвежского порта Нарвик. Неразлучная парочка немецких линкоров «Шарнхорст» и «Гнейзенау» атаковала и уничтожила британский авианосец «Глориес». Англичане даже не успели поднять в воздух самолеты, и плавучий аэродром пошел ко дну под градом одиннадцатидюймовых снарядов.
— Мы и не сомневались, что наше решение строить линкоры было единственно правильным, — удовлетворенно произнес Сталин. — Что сообщают из Сан-Франциско?
Вызвали истомившегося в приемной Биберева. После введения с прошлого месяца новых воинских званий Матвей Аристархович стал контр-адмиралом и ужасно этим гордился, хотя петлицы на его кителе остались прежними — с двумя звездочками.
Моряк доложил, что на калифорнийской верфи строго по плану разворачиваются работы по достройке «Халхин-Гола». Различным предприятиям распределены заказы на необходимое оборудование. Ленинградские конструкторы, совместно с американскими коллегами, завершают создание проекта обновленного линкора. Кораблестроители обязуются закончить монтажные работы и отладку двигателя к следующему лету.
— Стало быть, в мае — июне сорок первого мы должны доставить на верфь артиллерию, — сделал вывод Сталин. — Успеем?
Молотов и Маленков заверили, что наркомат вооружений умрет, но выполнит задание — четыре башни с орудиями главного калибра будут готовы в срок.
Экспериментальная шестнадцатидюймовка уже проходит испытания на Балтийском полигоне. Пушки меньших калибров давно освоены промышленностью, с ними проблем вообще не предвидится. Затем, после вступления в строй «Халхин-Гола», заводы приступят к изготовлению артиллерийских установок для «Советского Союза» и «Советской России» — двух новейших суперлинкоров, которые планировалось спукать на воду в начале сорок второго года.
Матвей Аристархович особо подчеркнул приятный факт: при заключении контракта удалось добиться солидной экономии валютных средств. Корабль такого класса стоил, по американским ценам, около пятидесяти миллионов долларов, однако мафия оформила линкор «плавучим краном» и добилась, чтобы при калькуляции расходов была засчитана двадцатилетняя амортизация изделия. В результате «Халхин-Гол» обойдется Советскому правительству всего лишь в двенадцать миллионов.
— Одно мне, признаюсь, не совсем понятно, — закончил Биберев. — Господин Каноцци почему-то настоял, чтобы половина этой суммы была уплачена наличными.
Наивность контр-адмирала, который удивлялся таким простым вещам, насмешила матерых политиков. Берия фыркнул:
— Зато нам их интерес очень даже понятен. Будут им наличные.
— Это много?! — забеспокоился Сталин. — Легко будет переправить такую сумму?
— Ерунда, — отмахнулся Лаврентий Павлович. — Один чемодан, набитый стодолларовыми купюрами.
Когда Биберев ушел, Ворошилов поинтересовался, откуда взялось странное выражение — «отмывание денег». Сталин, которого в Политбюро не без веских на то причин считали ходячей энциклопедией, охотно пустился в объяснения. Оказывается, в эпоху «сухого закона» мафия гребла колоссальные деньги на нелегальной продаже спиртных напитков, и встала проблема — легализовать эти доходы, чтобы вкладывать «хмельные миллионы» в некриминальные сферы бизнеса. Тогда один мафиози догадался организовать сеть прачечных и оформлял «черный нал» как деньги, полученные от стирки белья.
— Не совсем красиво выглядит с нашей стороны, — повздыхал Калинин. — С уголовниками сотрудничаем, с гангстерами.
— А то мы во время революции не использовали уголовный элемент, — сказал Ворошилов. — Один Махно чего стоил!
— Ради великого дела можно заключить временный союз даже с нечистой силой, — усмехнулся Сталин. — Никто не сможет нас упрекнуть. Вспомните: в Мюнхене те же английские и французские империалисты продали Гитлеру всю Чехословакию — лишь бы натравить фашистов на Страну Советов. По сравнению с этой чудовищной сделкой наш альянс с мафией выглядит деянием библейских праведников.
Выслушав эти соображения, Молотов озабоченно заметил, что организованная преступность мыслится ему проблемой, которая может когда-нибудь вызвать сложности даже в СССР. Если бандитские вожаки попытаются подкупить морально неустойчивых аппаратных работников — результат трудно предсказать. К этому предупреждению отнеслись серьезно, поскольку Вячеслав Михайлович тоже владел политическим ясновидением и его прогнозы обычно сбывались.
— Значит, надо обезглавить преступный мир, пока наши бандиты не превратились в мафию, — резюмировал Сталин, а затем произнес очередной афоризм, который спустя много лет будет превратно истолкован: — Не будет этих людей — не будет и проблемы. Лаврентий Павлович, займитесь. Править страной должно правительство, а не бандитское подполье.
Нарком внутренних дел заверил коллег, что сегодня же отдаст приказ расстрелять всех воров в законе, которые сидят в лагерях и следственных изоляторах. Затем будет развернута большая охота на уголовных вожаков, временно остающихся на свободе. На этом повестка дня была исчерпана, и некоторым приглашенным дали понять, что они могут отправляться на заслуженный отдых.
Сразу после полуночи, когда в кабинете остались только люди, входящие в Ближний Круг, Берия огласил особо секретное донесение из Красноярска. Местным органам НКВД удалось обнаружить двух лиц, идентичных фотографиям, которые привез из Америки конструктор Каростин. Предполагаемые гонты заказали в краевой библиотеке подшивки местных газет за лето и осень 1908 года. Заметив, что привлекли к себе внимание, подозреваемые бесследно исчезли. Наблюдавшие за ними сотрудники госбезопасности уверяют, что гонты буквально растаяли в воздухе.
— Гипноз, — прокомментировал Сталин. — Против пришельцев придется использовать людей, устойчивых к действию внушения. Пусть товарищ Мессинг поможет отобрать чекистов, не подверженных магнетизму.
Затем он приказал пригласить Каростина, который уже четвертый час ждал своей очереди.
События последних месяцев, особенно нелады по части личной жизни и командировка в Берлин, превратили Михаила в замкнутого, мрачного ипохондрика.
Новые знания распалили в его подсознании чудовищной силы комплекс неполноценности, неверие в собственный интеллект и ощущение душевной пустоты.
Единственным приятным сюрпризом оказалась новость, что Сталин прекрасно помнит обстоятельства их прежних встреч и даже прочитал «Ответный удар» — новый, только что опубликованный роман Каростина.
— Но литературные вопросы мы будем обсуждать позже, — сказал вождь. — В каком порядке вы собираетесь отчитываться?
— Начнем с техники, — безразлично предложил конструктор. — Хотя все это очень тесно переплетается с проблемой Тунгусского бункера. В научном отделе концерна «Сименс» я заметил корпус, охраняемый войсками СС. Я уверен, что именно там изучают найденные в Польше обломки…
— Этим займется разведка, — прервал его Сталин. — Что с радиолокатором?
Главной целью поездки в Германию было приобретение лицензии на сименсовский магнетрон. Мощный генератор сантиметровых радиоволн, работавший по принципу торможения электронов в скрещении электрического и магнитного полей, был необходим для создания радаров нового поколения. Резкий скачок от частоты в триста мегагерц у системы «Сегмент-1» до двух-трех тысяч мегагерц, как планировалось в «Сегменте-2», позволил бы резко увеличить дальность и точность радиолокационного обзора.
— Я знаю, что вы очень ловко поменяли немецкий патент на два наших авторских свидетельства, — одобрительно сказал Сталин. — Когда будет готово новое изделие?
— Думаю, через год. Или чуть позже. Нам осталось решить незначительные технические вопросы. Но я хотел сказать о другом, — кажется, удалось разгадать тайну одной из таймырских находок.
— Подождите, — строго сказал Сталин. — Вы в комиссии получали рапорт НКВД о происшествии в Красноярске?
— Насчет гонтов? Да, я в курсе.
— И что вы об этом думаете?
— По-моему, все просто. Гонты продолжают искать бункер. С этой целью они прочесывают на большой высоте пространство над Сибирью. Фурбены им противодействуют, поэтому над Таймыром произошел бой, следы которого оказались у нас в руках. В библиотеке они собирались просмотреть газеты как раз о падении Тунгусского метеорита. Вероятно, рассчитывали найти какие-нибудь заметки, связанные с судьбой спасшихся сопланетников.
— Ни черта они там не найдут, — проворчал Сталин. — Мы все эти газеты еще в двадцатые годы до последней корки пролистали… Ладно, давайте, о чем вы хотели сказать.
— Когда я был в научном отделе «Сименса», немцы похвастались очень забавным, как они полагают, устройством…
… Инженеры всемирно знаменитого электротехнического концерна изготовили необычный конденсатор, напылив серебряную пленку на пластину слюды. Каростин еще не знал таких терминов, как «интегральная схема» или «пленочная технология», но стоило ему присмотреться к этой игрушке, как сердце заколотилось с бешеной силой…
— Помните тот кристалл с узорами, который мы поначалу приняли за инкрустированный серебром самоцвет? Я понял, что он из себя представляет. Это целый узел их радиоэлектронной аппаратуры. Узел, в крохотный объем которого втиснуты десятки или даже сотни микроскопических устройств: конденсаторы, сопротивления, выпрямители, диоды и все такое. И тогда мне стало страшно…
— Вы должны г-гордиться, молодой человек, — ободряюще сказал Молотов. — Если сумели раскрыть такую тайну, это же замечательно! Чего же тут страшного?
— Страшно то, как далеко они ушли от землян по пути технического и научного прогресса. Я чувствую себя полным ничтожеством. Дикарем-неандертальцем, который с тупым видом разглядывает граммофон, случайно попавший к нему в пещеру.
И даже если когда-нибудь у нас в руках окажется целый и невредимый корабль пришельцев, мы просто не поймем, как он действует.
Наркомы недоуменно переглянулись — для них такой проблемы не существовало.
Вождь партии после короткого раздумья уверенно проговорил:
— Вы сильно преувеличиваете степень нашего неандертальства. Любая машина космических гостей, будь то межзвездный корабль, или быстроходный летающий вездеход, или… В общем, любая такая машина должна состоять из агрегатов, назначение которых несложно предугадать. Давайте подумаем, какие устройства будут в подобных кораблях.
Совместными усилиями они быстро составили приблизительный перечень: корпус, двигатель, оружие, источник энергии, приборы наблюдения (радар, телескоп, телевизор), приборы управления, средства связи, жилые помещения, склады продовольствия и топлива…
— Не так все просто, — упорствовал Каростин. — Мы можем не понять, что именно видим — оружие, телевизор или двигатель. Если их радиотехника столь разительно отличается от нашей, то поди угадай, как будет выглядеть их оружие…
Представьте себе, что древнеримскому легионеру показали современный пулемет.
Черта с два он сообразит, для чего нужен этот кусок металла.
Ворошилов заверил инженера, что воин времен Цезаря сразу начал бы нажимать на все железки и быстро освоил приемы стрельбы.
— Напрасно вы беспокоитесь о таких пустяках. — увещевал конструктора Сталин. — Ведь вы догадались о назначении той радиодетали. Следовательно, братья по разуму обогнали землян не так уж сильно — лет на сто, от силы на двести. Разобрались с радио, разберетесь и с остальным.
— Попробуй только не разобраться, — сказал Берия, делая свирепое лицо. — Кишки выпущу.
— Не надо так шутить, — вяло проговорил Михаил. — Есть машины, которые на Земле только-только появляются и потому ужасно примитивны. За двести лет прогресса инопланетные инженеры могли их усовершенствовать до полной неузнаваемости.
Он рассказал о последних достижениях американских и немецких ученых, создавших электромеханические приспособления для математических расчетов. Джордж Штибиц из «Белл телефон» сконструировал и построил так называемый калькулятор комплексных чисел, собранный из множества телефонных реле. Похожее устройство в Германии разрабатывал Конрад Цузе. Фирма IBM пыталась смонтировать такую же машину из электронных ламп. Эти агрегаты выполняли за каждую секунду сотни арифметических действий, и сегодня даже трудно было представить, какие перспективы откроются, когда подобные механизмы получат широкое распространение.
— Интересная штука, — согласился Сталин. — Вроде большого арифмометра. Конечно, на космических аппаратах должны иметься такие машины, — например, для астрономических вычислений… А поскольку мы знаем, что на корабле пришельцев обязательно окажется устройство для быстрых расчетов, то ваша задача — опознать его, изучить и использовать на благо нашей страны.
Молотов добавил директивным тоном: мол, хорошо бы товарищу Каростину написать книгу про вычисляющие электромашины. Очень важно будет показать, сказал Вячеслав Михайлович, как передовые научно-технические достижения служат трудовому народу в СССР и буржуазным на Западе. Например, советский калькулятор помогает повысить производительность труда, тогда как капиталисты используют такую же машину для усиления эксплуатации, получения сверхприбыли и подготовки новой войны. Он предложил ввести в будущую книгу приключенческую струйку: машина изобретена советскими учеными, иностранные разведки пытаются похитить чертежи, но сотрудники госбезопасности обезвреживают врагов и сохраняют важную государственную тайну.
— Товарищ Каростин без наших дилетантских советов сумеет грамотно построить увлекательный сюжет, — ухмыльнулся Сталин. — Вот как хитро закрутил он свой «Ответный удар». Войну с применением новейшего оружия расписал, а с кем сражается Красная Армия и на каком стратегическом направлении — об этом остается только догадываться. Вы, Михаил Никанорович, настоящий дипломат…
Остальные засмеялись, из чего Михаил заключил, что все они знакомы с его романом. Это было приятно. Немного сконфуженный откровенным намеком вождя, он сказал:
— В первом варианте я написал, что войну развязала Германия в союзе с Финляндией и Польшей, а с востока на СССР напала Япония. Но прошлой осенью Польша исчезла, а с немцами подписали договор о дружбе. Пришлось срочно переписывать многие главы и сделать противника анонимным.
— Все правильно, — задумчиво проговорил Сталин. — Каждый советский человек понимает, что схватка с Германией и Японией неизбежна, однако открыто писать об этом не стоит — договор вынуждает нас проявлять некоторую осторожность в высказываниях… — Он надолго замолчал, потом вдруг спросил: — У вас есть какие-нибудь вопросы к членам правительства?
Разговор с вождями буквально окрылил конструктора, вернув уверенность и прогнав хандру. Они верили в его силы, — стало быть, он обязан оправдать их высокое доверие. Испытав прилив воодушевления, Михаил набрался смелости и сказал:
— Я подготовил к печати избранные произведения в двух томах, но издательство тянет время, не включает книги в план…
Не дослушав его объяснений, Сталин раздраженно заявил, что писатель Каростин заслуживает большего, чем двухтомное собрание сочинений. Он сделал очередную пометку в своей записной книжке и добавил:
— Идите, Михаил Никанорович, и спокойно работайте. А издательство может выпустить ваш шеститомник сверх утвержденного плана. Еще до конца этого года… Надеюсь не забудете подарить мне экземпляр с автографом?
Разговоры этой ночи имели сложные последствия, по-разному отразившиеся на судьбах отдельных людей и целых стран. Через три месяца начали выходить тома каростинских сочинений, и взбодрившийся писатель засел писать еще два романа.
… Агентурная сеть госбезопасности подбросила английской разведке умело составленную дезинформацию, будто в одном из корпусов научного отдела концерна «Сименс» разрабатывается супермощное оружие, предназначенное для обстрела Британских островов. Через несколько дней крупные соединения английской авиации разбомбили этот район Берлина, в результате чего прекратили существование все изучавшиеся там образцы инопланетной радиотехники.
Спустя неделю не вышел на службу пожилой инженер-конструктор из секретного подразделения фирмы «Мессершмитт». Когда стало известно, что вместе со стариком исчезли найденные в Польше детали — предположительно это были обломки двигателя инопланетного летательного аппарата, гестапо и СД перетряхнули всех служащих, а также их родственников до третьего колена, при этом были разоблачены два английских шпиона, один американский и один японский. Пропавшего конструктора не нашли, но зато установили, что он был членом компартии со времен Баварской советской республики. Не требовалось большого ума, чтобы понять: бесценные находки уже переправлены в Москву.
… С помощью Вольфа Мессинга были отобраны два десятка оперативных сотрудников НКВД, не подверженных гипнозу. Заодно обследование на устойчивость к внушению прошли высшие руководители СССР. Выяснилось, что среди членов Политбюро только Молотов и Берия обладают зачатками экстрасенсорных способностей. Каждый из них сделал для себя вывод: конкурента придется устранить. Ровно через тринадцать лет Молотов сумеет выполнить эту задачу.
Глава 16
ФАНТАСТИКА И РЕАЛЬНОСТЬ
Первая в Нью-Йорке телевизионная антенна оседлала самую высокую точку города — шпиль небоскреба Эмпайр стейтс билдинг. Михаил с удовольствием осмотрел это во всех отношениях любопытное сооружение. Джон оказался прекрасным гидом и сумел плотно заполнить его немногие свободные часы, чтобы показать основные достопримечательности. Кроме того, издатель был очень интересным собеседником, знал немыслимое количество удивительных историй, которые рассказывал охотно и мастерски.
— Лет семь назад федеральная комиссия по радиосвязи постановила, что телевидение должно служить только научным целям, и поэтому трансляция рекламных передач была запрещена. Так вот, пока этот запрет не отменили, производство телепередатчиков оставалось нерентабельным, и развитие телевидения в Штатах замерло.
— Забавный анекдот, — согласился Михаил. — Вполне в американском духе.
— Представьте себе, я не шутил, — печально поведал Джон. — Вы в России даже не представляете, какие колоссальные доходы приносит этот бизнес. Огромные доходы и огромную власть.
Он рассказал, как в прошлом году Американская федерация рекламы добилась запрета на учебник профессора Рагга. Автор книги осмелился сказать, что реклама оглупляет граждан. Если верить Джону, одна компания, производящая мыло и стиральные порошки, купила привилегию: отныне во время ковбойских вестернов на радио и телевидении передается реклама лишь этой фирмы. Поэтому американцы стали называть «мыльными операми» многосерийные фильмы и радиопьесы, то и дело прерываемые назойливыми призывами покупать моющие средства. История звучала больно уж неправдоподобно, поэтому Михаил решил, что собеседник его разыгрывает.
А может быть, и нет.
На всякий случай Каростин тактично перевел разговор на другую тему.
Вспомнил, как в конце двадцатых годов написал повесть о перспективах телевидения.
— Тогда меня интересовали совсем другие темы, — ностальгически проговорил он. — Прогресс, новая техника, новое общество… Но никак нельзя было подумать о роли рекламы мыла в развитии телевидения или ракетоплавания…
— А я начал писать в годы «великой депрессии», потому что остро нуждался в деньгах, — признался Джон. Михаил рассмеялся:
— Честно говоря, я тоже взялся за литературу ради денег. Но потом стал относиться к фантастике серьезнее.
— У вас отлично получается. Мои авторы были рады услышать о вашем приезде. Надеются увидеть вас сегодня вечером. В редакции соберутся все писатели, которые находятся в Нью-Йорке.
— Я обязательно приду.
— Замечательно!
Джон Кэмпбелл попрощался и убежал по срочным делам. Больше двух лет он возглавлял самый серьезный в Соединенных Штатах журнал фантастики «Astounding Science Fiction», то есть «Поразительная научная фантастика». Вчера Джон каким-то образом нашел Каростина в отеле и взял слово, что московский гость посетит редакцию, где Михаила будут ждать молодые талантливые писатели-фантасты.
Каростин вторично прилетел в США на новейшем транспортном самолете АНТ-39 «Красная Звезда». Четырехмоторный цельнометаллический гигант, прототип разрабатываемого дальнего бомбардировщика, совершил сорокачасовой беспосадочный бросок над Арктикой, доставив в Сан-Франциско несколько орудий для «Халхин-Гола», Почти двое суток Михаил и еще пять пассажиров мерзли в неотапливаемом закутке, отделенном переборкой от кабины пилотов. Во Фриско Каростин согласовал с американскими коллегами конструкцию отсека для радарной станции, которую предполагалось установить на передней мачте линкора. Затем он пересек континент от океана до океана в пассажирском С-3 «Дуглас». В Нью-Йорке он подписал несколько важных документов, а потом встретил Джона…
Михаил рассеянно брел по какой-то авеню. Снова заморосил противный мелкий дождик. Конструктор рассеянно подумал: дескать, неплохо бы закусить сосиской и выпить кока-колы в ближайшей забегаловке, но вместо аптеки или кафе по пути попался магазин радиотоваров. Ассортимент был богатейший: радиоприемники, патефоны, магнитофоны, радиолы. Больше всего Каростина интересовали, конечно, телевизоры, разработкой которых он продолжал заниматься по сей день.
Ни о чем подобном москвичи, конечно, не могли и мечтать. Каких моделей здесь только не было — от двухканальных с крохотным экраном в три дюйма по диагонали, стоимостью сто двадцать пять долларов, до огромных двенадцатидюймовых с переключателем на семь каналов, цена которых приближалась к шести сотням.
Двенадцать дюймов — это же больше тридцати сантиметров по диагонали! Михаил испытывал легкую зависть, а рядом, еще сильней дразня его самолюбие, красовались тяжелые коробки цветных телеприемников. Еще десяток лет назад такие агрегаты считались чистой фантастикой…
— Интересуетесь телевизорами?
Голос, выговаривавший русские слова с заметным акцентом, прозвучал совсем рядом. Повернув голову, Михаил увидел сухопарого мужчину лет пятидесяти в длинном макинтоше и модной шляпе. Взгляд водянистых светло-серых глаз был отнюдь не дружелюбным, а тонкие рыжие усики напоминали о немецких офицерах, которых он встречал весной в Берлине.
— Русский? — спросил Михаил, прикинувшись дурачком. Он не сомневался, что опять встретил немецкого агента, и не ошибся.
— Нет, господин Каростин, я представляю одно дружественное вам государство. Позвольте представиться, обер-штурмбаннфюрер СС Вальтер Ромпе.
— Гестапо? — машинально поинтересовался конструктор и как бы невзначай расстегнул пальто, чтобы в случае надобности сподручнее было выхватывать пистолет.
— Зачем же так грубо… — Немец вроде бы даже обиделся. — Тайная полиция работает внутри рейха, я же служу в такой интеллигентной организации, как политическая разведка… Нам надо побеседовать, а это лучше всего получается во время обеда. Предлагаю посидеть в ресторане — тут поблизости есть очень уютное тихое заведение.
Разговор обещал быть интересным, к тому же в Наркомате госбезопасности его регулярно поучали, что на такие контакты следует соглашаться без опаски. Знать бы только, чего нужно этому фашисту. А то стукнет по башке, запихнет в ящик — очнешься в подвалах гестапо. Мало ли, что он врет, будто в другом отделе состоит, — сказать всякое можно. Нет, все-таки надо соглашаться…
— С удовольствием, — проговорил он. — Только через два часа я должен быть в редакции журнала.
— Будете, — заверил его Ромпе. — Двух часов на первый раз вполне достаточно.
Ресторан действительно оказался уютным и тихим, но сугубо американским, и оба европейца долго ворчали по поводу варваров янки, которые за недолгий срок своей истории так и не научились готовить нормальную еду. После продолжительного изучения меню они заказали по большому бифштексу с жареной картошкой, салат, пиво и несколько видов закуски. Откусив от бутерброда с икрой, эсэсовец приступил к делу:
— Герр Каростин, в нашем ведомстве были весьма заинтригованы вашим романом «Ответный удар». Правильно ли мы поняли, что там говорится о войне между СССР и Англией?
— Вы прекрасно говорите по-русски, — похвалил немца Михаил, чтобы потянуть время. — Жили в России?
— Я родился неподалеку от Ревеля. У моего отца было большое имение, леса, завод. Мой дед был адмиралом русского флота, а сам я в мировую войну дослужился до поручика на Кавказском фронте, потом воевал в армии генерала Врангеля.
Кивая в такт его объяснениям, Каростин лихорадочно прокручивал в уме ситуацию. В «Ответном ударе» не названы противники Советского Союза. Красная Армия отражает удар вражеского флота, использовав управляемые по радио беспилотные самолеты, начиненные двумя тоннами взрывчатки, где точное наведение на цель осуществлялось с помощью телевидения. Кроме того, в сценах войны на сухопутном театре он описал прорывы тяжелых танков и атаку пехоты, вооруженной автоматами. В первом варианте романа два корпуса красноармейских парашютистов захватили остров Хоккайдо, но из-за цензурных ограничений пришлось опубликовать текст, где говорится о десанте на некий неназванный остров. Ну что ж, если немцам хочется, чтобы этим островом была Британия, пусть остаются в приятном заблуждении…
— Вы совершенно правы, герр обер-штурмбаннфюрер. Я писал именно об этом.
Вальтер Ромпе оживился, засверкал глазами и завалил фантаста наводящими вопросами. Немца интересовало, существуют ли в действительности танки Т-42 (шестьдесят тонн веса при стасемимиллиметровой пушке), истребители И-25 (скорость — семьсот пятьдесят километров в час, вооружены шестью автоматическими пушками калибра сорок миллиметров), скорострельные пушки-гаубицы «Ромашка», автоматы Рустамова и другая красочно расписанная боевая техника, при помощи которой герои Каростина за четыре дня остановили и обратили в бегство вражеские войска.
Дурачина из ведомства Гиммлера не понимал, что любой писатель способен за пару минут состряпать правдоподобный сюжет. Именно этим и занялся Михаил, охотно подтвердив, что названные системы вооружения существуют либо скоро вступят в строй, равно как реактивные самолеты, сверхдальнобойные пушки и подводные крейсера огромного водоизмещения. Немец был слегка подавлен, но все-таки продолжал выпытывать:
— Как понимать эту публикацию? Неужели таким оригинальным образом ваши комиссары дают понять фюреру, что Красная Армия готова присоединиться к вермахту в битве против англичан?
— Мне трудно оценивать такие сложные политические процессы, — уклончиво ответил Михаил. — Но ваша мысль кажется похожей на правду.
— Можно ли надеяться, что Молотов передаст подобные предложения, когда приедет в Берлин на переговоры с фюрером?
— Простите, меня не посвятили в эти планы. — Михаил с печальным видом склонил голову. — Мое дело — писать романы, но такого сюжета мне пока не заказывали.
— Я все понял. Большевики используют вас втемную.
Пожав плечами, Каростин взялся за бифштекс. Ромпе сочувственно сказал, что понимает, как трудно жить талантливому писателю, которому не доверяют важной информации. Затем открыто предложил сотрудничать: служба СД готова передавать Михаилу определенные сведения, но ему придется, в виде ответной любезности, оставлять в условленном месте письменные отчеты. Михаил немного поломался, потом принялся торговаться.
Сговорились на сумме в три тысячи долларов плюс триста рублей за каждый оставленный в тайнике отчет. В портфель «завербованного» конструктора перекочевала пачка купюр, шифроблокнот и план парка в Сокольниках, где находился тайник. Шифр и схема должны были привести в экстаз московских контразведчиков — в этом Михаил не сомневался.
Неторопливо шагая под усилившимся дождем, Каростин мысленно посмеивался: немцы работали безалаберно, купились на дешевую легенду…
К назначенному часу таксомотор высадил его возле дверей журнальной редакции. Джон, поджидавший гостей в вестибюле, тактично предупредил:
— Все уже собрались. Только… Из Калифорнии приехал Боб Хейнлейн.
— Кто это? Не помню такого.
— Он — наш ровесник, хотя печататься начал совсем недавно. Боб очень талантлив, настоящий генератор идей. Беда в том, что он не слишком любит коммунистов.
— Не привыкать, — отмахнулся Каростин. — К тому же я — беспартийный.
Пошли.
В редакционной комнате сидели на стульях, столах и даже на подоконнике шесть человек. Самым старшим из них оказался сорокачетырехлетний Билл Дженкинс, писавший под псевдонимом Мюррей Лейнстер. Михаил искренне признался, что с огромным удовольствием читал его «Проксиму Центавра» — роман о полете к ближайшей звезде, где земным космоплавателям пришлось выдержать сражение с цивилизацией разумных растений. В ответ Билл Мюррей, наговорив комплиментов каростинским романам «Снегопады Венеры» и «Тайна звездного дредноута», протянул обе эти книги, выпущенные в мягких обложках нью-йоркским издательством «Популярная библиотека». Михаил не сразу понял, в чем дело, и американец пояснил, что хотел бы получить автограф русского классика.
Не успел он написать какой-то банальный текст и поставить росчерк, как со всех сторон потянулись руки, сжимавшие такие же покетбуки. Михаил расписывался, благодарил за добрые слова и пытался запомнить незнакомые фамилии начинающих писателей: Саймак, Ван-Вогт, Азимов, де Камп. Несмотря на тревогу редактора, Хейнлейн держался вполне миролюбиво и даже подарил свежий номер «Астаундинга», в котором была напечатана его повесть «Взрыв всегда возможен».
Потом началось обсуждение каростинского творчества — настолько бурное, что Михаил вынужден был то и дело останавливать говорившего и просить произнести ту же фразу помедленнее. Когда очередной коллега назвал гостя основателем литературы о космических войнах, Каростин пошутил:
— Теперь я понимаю, почему Док Смит не пришел…
Все засмеялись. Эдвард Смит имел научную степень доктора философии, за что и получил среди писателей-фантастов прозвище Док. Какое-то время он пытался доказать, что его многотомные опусы о Линзменах и звездолете «Космический Жаворонок» заложили фундамент нового течения фантастики — «космической оперы». Так, по аналогии с ковбойскими «мыльными операми», называли романы, посвященные битвам звездных флотов. Однако было очевидно, что такое направление литературы открыли советские авторы: Николай Муханов с его трилогией «Пылающие бездны» и Михаил Каростин, создавший многотомную эпопею «Революция в эфире».
Лейнстер произнес небольшую речь, сказав, что в начале нашего века фантастика имела всего два течения: изложение научных и политических идей без грамотной литературной обработки, как это делали Жюль Верн и Герберт Уэллс, а на противоположном фланге — приключенческие боевики в стиле Бэрроуза и того же Дока Смита. Лейнстер заявил, что настоящая литературная фантастика началась с произведений Каростина, Беляева, Кэмпбелла и Хейнлейна. Это было очень приятно, и Михаил выступил с ответным словом.
— В основе произведения должна лежать яркая, интересная и, главное, новая научно-фантастическая идея, — говорил он. — Задача настоящего писателя — найти такую идею и тщательно обработать ее методами художественного творчества. На фоне фантастической посылки становится интереснее сюжет, наливаются жизнью образы персонажей. Современность дарит писателям уникальный шанс, потому что мы живем в эпоху величайших и удивительных открытий во всех областях науки и техники. Жюль Верн строил увлекательные сюжеты, исходя из примитивных законов механики. Что он использовал? Он использовал усовершенствованную подводную лодку и пушки, выстреливающие ядро с первой космической скоростью. Всего-навсего!
Попробуем же вообразить, как обогатят наш жанр последние изобретения и открытия…
На одном дыхании Михаил перечислил реактивную авиацию, деление атомного ядра, вычисляющие электромеханические машины, генетическую структуру жизни, теорию относительности. Вспомнил и самое свежее чудо физики — сферу Шварцшильда, из которой не способен вырваться даже стремительный луч света. Коллеги дружно загалдели. Началось обычное для компании литераторов явление — на ходу сочинялись десятки фабул, в основе которых лежали названные Каростиным машины и природные феномены. Самые интересные задумки выдавал Хейнлейн.
В общей суматохе совсем молодой, лет двадцати, паренек оттащил прославленного русского мэтра к окну и трепетно преподнес «Astounding» со своим рассказом «Strange Playfellow». Михаил перевел название как «Чокнутый друг детства», а юный автор пояснил, что в этом произведении речь идет о роботе-няньке по имени Робби. Кроме того, мальчишка торопливо пересказал историю своей семьи: он родился в местечке Петровичи под Смоленском, а вскоре после Гражданской войны его родители перебрались за океан. Затем он очень робко осведомился:
— Как вам удается так детально и красочно представлять мир будущего?
Пришлось излагать ему азы. То, о чем говорил советский писатель, потрясло американцев, ибо ничего подобного им прежде слышать не приходилось. Михаил сказал с пафосом:
— Четкая, зримая картина коммунистической перспективы, картина грядущего общества очерчена основными выводами исторического материализма. Марксизм, установивший объективные закономерности развития цивилизации, стал нашим непобедимым оружием. В магическом кристалле великого учения советские писатели ясно видят, какие формы примет жизнь людей в наступающей эпохе. Человечество неуклонно движется по ступеням прогресса: от первобытной общины, через варварство рабовладения и феодализма, через ад капиталистического угнетения, к высшей социально-экономической формации, то есть к коммунизму. Теория однозначно предрекла гибель эксплуатации, равно как торжество бесклассового уклада всемирной коммуны. Повторяю: построение коммунизма неизбежно, поскольку определено объективными законами общественного развития.
Кажется, американцы ему не поверили. Каростин злорадно подумал: «Погляжу я на вас лет этак через двадцать-тридцать, когда Запад окончательно загниет, а мы в СССР будем беззаботно жить при коммунизме!» Между тем юный автор рассказа о роботах продолжал:
— Значит, вы полагаете, что законы исторического процесса объективны?
— Это не я так полагаю, это — научно установленный факт, — рассмеялся Михаил. — Почитайте, дорогой коллега, работу товарища Сталина «О диалектическом и историческом материализме» — там все изложено очень доступно и доходчиво.
Ему показалось, что молоденькому писателю его совет не слишком понравился.
Откровенно поморщившись, парень снова принялся гнуть свое:
— Ваши замечания о научном прогнозировании будущих исторических событий очень меня заинтересовали. Я думаю, что можно написать серию небольших рассказов о кризисе и гибели галактической империи. Моделью такого процесса может послужить закат Рима… — Эмигрант со Смоленщины задумался, продумывая дальнейший сюжет, потом его лицо просветлело. — Например, величайший ученый той эпохи — дело будет происходить через десять или двадцать тысяч лет — разработает математическую теорию, которая позволит предсказывать предстоящие политические процессы. Этот ученый создаст тайную организацию… назовем ее, например, Foundation, которая имеет задачу смягчить эксцессы и сделать короче эпоху варварства, которая неизбежно следует за крахом великих империй. Только… — Он снова погрузился в размышления. — Надо придумать им какую-нибудь сугубо научную программу, которой они будут заниматься для прикрытия основной деятельности — Каростин, который воспринял его замысел очень несерьезно, в шутку посоветовал:
— Пускай энциклопедию пишут.
— Гениально! — вскричал восхищенный его фантазией американец и с жаром продолжил: — А в конце концов, благодаря их работе через тысячу лет в Галактике возникнет идеальное разумно организованное общество.
Снисходительно выслушав этот детский лепет, Михаил додумал, что у тощего сопляка получится в лучшем случае очередная «космическая опера», перенасыщенная вдобавок скучными политическими лекциями. Вслух он своего скепсиса, конечно, не высказал — зачем зря обижать ребенка. Каростин ободряюще похлопал собеседника по плечу и произнес:
— Очень любопытный замысел. Дерзайте, юноша… — Потом спросил из вежливости: — Как, вы говорите, вас зовут?
— Айзек, сэр, — мальчишка явно был горд вниманием классика, — Айзек Азимов…
Через пару десятилетий он станет сильно переживать, что не познакомился поближе с Клиффордом Саймаком, который весь вечер молча просидел в углу. Но тогда, осенью сорокового, таких сожалений не возникало. Михаил возвращался из редакции в прекрасном настроении. Однако в отеле Каростина всерьез обеспокоил капитан Сомов — сопровождавший его сотрудник Наркомата госбезопасности. Чекист сообщил об автомобиле с двумя пассажирами, который следовал за Михаилом весь день.
— ФБР, наверное, — безразлично сказал конструктор. — А может быть, снова немцы… Пускай следят до полного опупения. Ни черта не обнаружат. У нас особых секретов нет. Контракты, которые в эту поездку подписывали, не имеют отношения к обороне.
— Так-то оно так, но за тобой кто-то следил. — Сомов покачал головой. — Не к добру это.
Всю ночь чекист не спал, чутко прислушиваясь к малейшим шорохам за стенами комнаты. А утром капитан разбудил Михаила, сообщив тревожное известие: кто-то протолкнул под дверь конверт с письмом.
— И что же тебя так разволновало? — удивился конструктор, распечатывая послание.
— Очень уж странно это случилось. Сначала послышались шаги в коридоре, словно кто-то крадется мимо нашего номера. Я, понятное дело, насторожился, пистолет приготовил. А потом вдруг — точно минуту или около того был без сознания — по радио уже другой голос поет, а у меня голова слегка кружится. И письмо лежит на коврике. А я ведь смотрел точно на дверь, но не увидел, как конверт подсунули.
— Да, забавная история. — Михаил подумал, что случившееся напоминает гипноз, которым злоупотребляют гонты. Наверное, и письмо от них. Так оно и оказалось. На листке плотной бумаги было написано по-русски каллиграфическим почерком:
«Уважаемый брат по разуму!
Излучения Вашего мозга указывают, что Вам известно о присутствии гонтов на планете Земля. Существует ряд вопросов, по которым между нами возможно дружеское сотрудничество.
Послезавтра в Сан-Франциско один из нас встретится с Вами.
Люди планеты Огонто.
27 октября 1940 года».
«Они даже знают, что я сегодня возвращаюсь в Калифорнию! — Тут Михаил тоже начал беспокоиться, но потом решил: — Если это провокация СД, то мы будем наготове. А если на связь в самом деле вышли гонты — тем лучше».
Они отправились в обратный путь с Восточного побережья к Западному. Уже знакомый «Дуглас» летел с промежуточными посадками в Чикаго и Денвере, так что путешествие заняло немногим меньше суток. В Калифорнии все дела были давно закончены. Позвонив на авиабазу, Каростин выслушал рапорт командира «Красной Звезды», который доложил, что машина заправлена, загружена всем необходимым и готова к старту, экипаж ждет пассажиров. Тем не менее он до последней возможности откладывал выезд, надеясь на посещение звездных гостей. Каростин даже велел Симанову и Котрикадзе отправляться на аэродром и передать командиру АНТ-39, чтобы тот не беспокоился по поводу их задержки.
… Но после четырех вечера стало понятно, что дальше тянуть нет смысла.
Очень расстроенный, Михаил вызвал негритенка-носильщика, чтобы спустить багаж в автомобиль. На ступеньках перед входом в отель из вечернего полумрака навстречу им шагнула громоздкая фигура с характерными чертами лица, которые были присущи жителям Огонто. Сомов профессионально занял позицию между Каростиным и гонтом, но Михаил шепнул:
— Не беспокойся. Я должен с ним поговорить. Но будь начеку.
— Чекисты всегда начеку, — процедил капитан. Приблизившись, гонт, почти не шевеля губами, заговорил на не слишком правильном русском языке:
— Простите, я не мог поспеть прежде этого часа. Кажется, за мной идет слежка. Я знаю про ваше отсутствие времени. Придется поговорить про все важные вопросы по дороге.
— Давно пора, — сказал обрадованный Михаил. — Могли бы еще два года назад с нами связаться.
— Это не так просто…
Сомов сел за руль «форда», а гонт и конструктор устроились сзади.
Инопланетянин не пожелал назвать своего имени и приступил сразу к делу:
— Нам пришлось исследовать содержимое вашей памяти, но осталось много неясного. Мы должны установить источник информации о нападении фурбенов на звездолет экспедиции Огонто.
— Если вы читаете мои мысли, то должны знать все, что знаю я!
— Не надо раздражаться, — посоветовал гонт. — Мы попали в безвыходное положение. Звездолет давно должен был вернуться на Огонто, но все еще находится в десятках световых лет от дома. Если мы не отыщем своих сопланетников, то рискуем погибнуть на обратном пути, потому что корабль выработал ресурс…
Теперь разъясняю: чтение мыслей дает очень неполную картину. Мы надежно воспринимаем лишь четко сформулированные фразы, а также сильные ощущения. Однако люди, как и прочие разумные существа, мыслят чаще смутными образами, чем символами речи. А лично у вас мысли забиты большей частью переживаниями эротического характера.
Смущенный последней фразой, Михаил все-таки сумел трезво оценить ситуацию и согласился, что гонты действительно оказались в тупике и заслуживают сочувствия.
Он рассказал, что самые важные сведения поступают в комиссию откуда-то из сфер высшего государственного руководства, но честно признался, что подробности ему не известны.
Выслушав его объяснения, гонт отвернулся к окну. Машина шла по ленте подвесного моста Сан-Франциско — Окленд, который во всем мире путали с расположенным над горловиной залива мостом Золотые Ворота. Когда они оказались на другом берегу, Сомов вырулил на шоссе, ведущее к военному аэродрому, где стояла «Красная Звезда».
— Вы считаете, что экипаж того звездолета еще жив? — спросил Михаил. — Ведь прошло очень много времени. Какая у вас обычная продолжительность жизни?
— Раза в полтора больше, чем у вас. Я уверен, что уцелевшие после взрыва гонты живы и ждут спасателей. В их радиограммах говорилось, что место, которое вы называете Тунгусским бункером, оборудовано анабиозными камерами.
Это было очень интересно, однако Каростин не исключал, что за прошедшие три десятилетия роботы фурбенов могли найти и уничтожить Тунгусский бункер. Кроме того, Михаилу хотелось узнать подробности боевых действий между кораблем Огонто и вражеской базой. Такие сведения весьма пригодились бы не только комиссии, но и самому Михаилу — для очередного романа о тайнах звездного дредноута…
Неизвестно, стал бы гонт об этом рассказывать, только поговорить им не удалось.
Сомов вдруг прорычал:
— За нами погоня!
Обернувшись, Михаил увидел, что в быстро сгущавшейся темноте их уверенно настигают два «понтиака». Шоссе было пустынным, и преследователи, не заботясь о скрытности, выставили из окон стволы автоматов. С каждой секундой их фары светили все ближе. Когда расстояние между машинами сократилось метров до сорока, затрещали очереди, нацеленные по колесам «форда». Сомов гнал, не жалея мотор, но оторваться не удалось. Внезапно их сильно тряхнуло — одна из пуль прошила заднюю шину.
— Они охотятся на меня, — с прежним равнодушием произнес гонт. — Придется драться.
Инопланетянин достал из-под куртки устройство, напоминающее пистолет с длинным толстым стволом. Михаил тоже вытащил ТТ и спросил, передернув затвор:
— У вас нет связи с остальными?
— Поблизости нет никого из наших. Помощь подоспеет через час, не раньше.
Он навел свое оружие на ближайшую машину преследователей и нажал спусковую клавишу. Из ствола вырвался тончайший ослепительно фиолетовый луч. Прорезав заднее стекло, поток разрушительной энергии прочертил зигзаг на корпусе «понтиака». Из капота автомобиля заструился дымок, отчетливо видимый в свете фар мчавшейся следом машины. Прорычав что-то нечленораздельное, гонт вновь ударил лучом, покачивая стволом вправо-влево и вверх-вниз. Вероятно, его оружие поразило бензобак, потому что передний «понтиаю» вдруг окутался пламенем взрыва.
На полном ходу автомобиль подпрыгнул метра на два, рассыпавшись по шоссе грудой горящих обломков.
Дальше в этом месте дорога сворачивала к северу, поэтому «форд», следуя изгибу трассы, повернулся к преследователям левым бортом. Очереди двух автоматов разбили радиатор, повредив что-то важное в моторе, и вдобавок в клочья растерзали переднее колесо. Машину занесло, перевернуло, проволокло какое-то расстояние на боку. Михаил стукнулся головой, затем на него обрушилась тяжеленная туша гонта.
Автомобиль замер на боку, и Каростин, подвывая от острой боли, растекавшейся по придавленной правой руке, принялся шарить левой, пытаясь нащупать выскользнувший при ударе пистолет. Голова побаливала. «Наверное, шишка будет», — не к месту подумал Михаил.
Между тем гонт, открыв оказавшуюся над головой дверь, встал обеими ногами на бедро Каростина, подтянулся и ловко выпрыгнул из опрокинувшегося «форда».
Пробормотав: «Всю ляжку оттоптал, скотина…» — конструктор добавил пару крепких словечек, подобрал-таки ТТ и, выпрямившись, выглянул из машины. Голова кружилась, к ушибленному локтю словно высокое напряжение короткими импульсами подавали.
Продолжая держать оружие левой рукой, Михаил огляделся. На фоне горевших в сотне метров обломков «понтиака» темнели силуэты четырех автоматчиков, которые, пригнувшись, бежали в их сторону. Залегший на обочине гонт снова пустил в ход инопланетное оружие, перерезав пополам одного противника. Однако в темноте смертоносный луч выделялся слишком четко, и враги, обнаружив позицию пришельца, открыли бешеный огонь из всех стволов. Тем не менее гонт успел выпустить серию импульсов. Упал еще один немец — Михаил не сомневался, что их преследуют именно головорезы из СД. Двое оставшихся залегли, продолжая поливать гонта длинными очередями.
— Надо выбираться из этой мышеловки, — свирепо сказал Сомов, вытирая рукавом кровь, стекавшую из рассеченной брови и разбитого носа.
— Вылезай, — простонал Каростин. — У меня не получится. Буду отстреливаться.
— Не болтай. Сейчас помогу тебе выбраться. Подталкивая его сзади, капитан вытолкнул конструктора наружу, затем выбрался сам и шепотом приказал укрыться за перевернутой машиной. Затем, осторожно выглянул из-за капота, дважды выстрелил, почти не целясь, и сказал с удовлетворением:
— Пошли, они готовы.
Кряхтя от боли, Михаил подбежал к гонту и ужаснулся. Пришелец лежал ничком в луже крови. Куртка на его спине была буквально изрешечена пулями.
Инопланетянин не шевелился и не дышал.
Где-то поблизости заурчал мотор. Вскинув голову, Михайл увидел, как преследовавший их «понтиак», посвечивая фарами, медленно движется в его сторону.
Отступив в тень, Каростин приготовился открыть огонь, но, когда машина остановилась, оказалось, что за рулем сидит Сомов.
— Решил подогнать поближе, — сообщил чекист. — Тебе, наверное, ходить трудно… Помоги собрать трофеи — и полным ходом на аэродром, пока полиция не подоспела.
Они торопливо обыскали трупы землян, обнаружив в карманах массу документов, представляющих повышенный интерес для органов госбезопасности. Кроме того, в кабине машины находился портфель с бумагами на немецком языке.
— Дома разберемся, — поторопил напарника Сомов. — Шевелись, ехать надо.
Каростин кое-как открыл багажник опрокинувшегося «форда» и перетащил в «понтиак» свой багаж. Он уже собирался садиться, но вдруг сообразил:
— Капитан… Мы должны взять этого… Который с нами ехал.
— Ты, парниша, совсем сдурел, однако. Он же весь в крови. Даже здешние лопухи заподозрят неладное.
— Закутаем в мое пальто. Совершенно необходимо сделать ему вскрытие, изучить анатомию. Пойми — это необходимо!
— Ну как знаешь, — сдался Сомов.
Вдвоем они переодели убитого гонта и усадили труп на заднее сиденье «понтиака». Михаил успел обратить внимание, что смерть совершенно не изменила черты инопланетного лица. Потом он подумал, что странную двоякую роль сыграла пустынная дорога, протянутая к авиабазе. С одной стороны, в этом безлюдном месте фашисты без помех устроили им западню. С другой стороны, здесь не было свидетелей и американские власти не узнали о перестрелке и гибели инопланетянина. А когда узнают — «Красная Звезда» уже будет лететь над Арктикой.
У ворот базы ждали обеспокоенный Котрикадзе и полковник ВВС США, который обеспечивал техническую сторону их визита. «Понтиак» подкатил к самому трапу «Красной Звезды», и Михаил крикнул летчикам:
— Мужики, принимайте груз. У нас приятель перебрал.
Экипаж помог втащить в самолет мертвого инопланетянина. Никто не задавал лишних вопросов, даже когда стало ясно, что непредусмотренный пассажир если чего и перебрал, то хорошую дозу свинцовой начинки.
С опозданием на полтора часа АНТ-39, разбежавшись, расстался с землей и устремился в мучительно долгий путь над северной макушкой планеты, направляясь к лежавшей в другом полушарии Москве. И опять потянулись нескончаемые часы изнурительной стужи под дребезжанье моторного квартета. И опять они грызли кубики заледенелого чая и жевали промерзшую пищу. И уж страшно даже вспоминать о посещениях отхожего места.
Всю дорогу Михаил утешал себя мыслями о гонтах, которые проводили в межзвездных рейсах не какие-то несчастные двое суток, а долгие годы. Впрочем, он предполагал, что на космических кораблях пассажирские отсеки все-таки отапливаются. Может быть, экипажам этих звездолетов даже подают горячую пищу.
Глава 17
ПЛЕННИКИ ЗЕМЛИ
— Сегодня за твоими донесениями новый связник приходил к тайнику, — сообщил Рунгулов. — Вся контрразведка прыгает от радости. Они с нашей помощью взяли на крючок огромную веточку агентуры СД. И вдобавок через тебя перекачали в Берлин целое море дезинформации.
— Как там мой приятель Ромпе? Небось головокружительную карьеру делает, скоро выбьется в штандартенфюреры?
— С чего бы?
— Ну как же, такого ценного агента завербовал…
Жестокосердый осетин поспешил его разочаровать:
— Рано ты за дружка радуешься. Днями повяжут самых неприятных агентов, и в ведомстве Гиммлера немало голов полетит. Чует моя селезенка — не поздоровится твоему Вальтеру.
Они засмеялись, но под тяжелыми взглядами наркомов умолкли и придали лицам серьезные выражения, подобаюшие участникам важного совещания.
Председательствовал Берия, которому по должности положено было возглавлять комиссию, а по правую руку от него сидел новый член Правительства — генерал Всеволод Меркулов, выдвинутый на руководство в недавно сформированный Наркомат госбезопасности. Именно он и предложил специалистам начинать отчет.
Первым докладывал профессор Симонян, отвечавший за медицинскую сторону исследований. Темпераментно размахивая указкой, он увлеченно описывал анатомию убитого гонта. Функции внутренних органов и их расположение в полости организма жителя Огонто были сходны с человеческими, но имелись и серьезные различия.
— Нам пока не удалось провести полный биохимический анализ тканей пришельца, — говорил Симонян. — Эта работа может затянуться на долгие годы.
Однако уже сегодня ясно, что многие биологические молекулы на Огонто отличаются от земных по химическому составу. Также очевидно — можете сами убедиться, взглянув на рисунки, — совершенно неземное устройство сердца, легких и мозга. На лице так называемых гонтов имеется всего один глаз, также не человеческий, а, скорее, напоминающий фасеточный орган зрения насекомых. Далее… Устройство органов слуха и гортани показывает, что гонты переговариваются, используя ультразвук, то есть их естественную речь мы слышать не способны.
Другие докладчики так же деловито излагали результаты своих работ. Наконец пришла очередь Михаила, который занимался изучением портативной рации, пистолета-излучателя и маски. Хвастаться было нечем, поэтому Каростин начал с описания маски, прикрывавшей лицо гонта.
— Мы предполагаем, что данное устройство выполняет несколько функций, — заключил он. — Во-первых, маска делает гонта похожим на человека, скрывая единственный глаз, а также рудиментарные органы вроде носа и ушей. Во-вторых, маска служит как бы противогазом или средством биологической защиты — в ноздрях расположены фильтры, задерживающие вредные вещества и микроорганизмы. В-третьих, это преобразователь звуков. Сложная система мембран и микроскопических устройств превращает ультразвуки гонтовских голосовых связок в привычные для нас звуки и одновременно делает нашу речь слышимой для гонтов.
Покосившись на Берия, нарком государственной безопасности поинтересовался, удалось ли понять, для чего нужны прозрачные трубки, проложенные по внутренней стороне маски от переносицы к фальшивым глазам. Михаил развел руками и пробормотал: дескать, есть предположение, что по этим гибким трубочкам каким-то образом передается свет. Послышались издевательские смешки, и конструктор виновато развел руками. При всем своем желании он не способен был ответить, потому что наука и техника Земли еще не создали волоконной оптики. Так же остался неразгаданным принцип действия лучевого пистолета — лазеры появятся лишь через полтора десятилетия.
Выслушав инженеров и ученых, Берия пришел в негодование, наговорил много неприятных слов, пригрозил всех разогнать и набрать новых специалистов, но понятно было, что Лаврентий Павлович просто отводит душу. Не было еще у людей таких знаний, чтобы понять эту технику. В очередной раз посулив им путешествие в Колымский край, нарком внутренних дел выпил стакан «Боржоми» и набрал побольше воздуха, чтобы продолжить разнос. Тут адъютант попросил шефа взять трубку.
Выслушав невидимого собеседника, Берия шумно выдохнул и резко выкрикнул:
— Брать немедленно! Доставить в Москву спецрейсом!
Бросив трубку, он долго протирал пенсне носовым платочком, после чего закрыл совещание.
Михаил возвращался домой в подавленном настроении. К поломанной личной жизни прибавилось стойкое ощущение собственной неполноценности. Он не мог успокоиться и обзывал себя тупицей — ведь лучевое оружие гонтов устроено так просто! К прозрачному цилиндру, наполненному газовой смесью, подводится высокое напряжение, а в результате — поток света с невероятной плотностью энергии, сокрушающий любое препятствие. Это было совершенно непонятно.
В скверике перед домом навстречу ему неожиданно метнулась знакомая фигурка в шубке. Вот уж кого Михаил не чаял увидеть. Наверное, Лариса вспомнила о его существовании, прочитав в газетах список награжденных Сталинской премией.
Разговор получился сумбурным и бестолковым. Михаил засыпал ее упреками, Лариса оправдывалась, всхлипывала и хныкала: мол, не виновата и вовсе не хотела, чтобы так получилось. Потом она перешла в наступление и сама принялась укорять прежнего любовника, который неожиданно прекратил с ней общаться, словно не мог поговорить, как положено интеллигентным людям.
А завершился этот вечер неожиданным примирением и бурной, как в прежние времена, гимнастикой на простынях. Только Михаил вдруг понял, что любовь ушла безвозвратно, осталась только страсть, да и та остывает. Засыпая, он продолжал раздумывать над загадкой, которая так тревожила его в последние недели: почему торцы цилиндрической ампулы в лучемете были покрыты тончайшим слоем серебра.
Примерно в те же минуты, когда Михаил, сняв с Ларисы комбинацию, привычно расстегивал бесчисленные пуговки и крючочки лифчика, на окраине Красноярска вступала в финальную стадию операция «Комета». Сводный отряд сотрудников НКВД и НКГБ окружил неприметный домик столетнего возраста. Командовавший отрядом полковник Сапунов уже готов был отдать приказ, но вдруг из вихря сыпавшихся снежинок появился прохожий в тулупе и валенках. В свете уличного фонаря чекисты ясно разглядели его лицо — точно такое же, как на разосланных из Москвы фотографиях. Затаив дыхание они следили, как неизвестный постучал в окошко и спустя минуту ему отворили дверь.
— Теперь их там двое, — сказал Сапунов. — Отменяй захват. Может, еще кто-нибудь подойдет. Будем брать всех сразу.
Старший оперуполномоченный Валовой, потерев лицо толстой варежкой, дипломатично заметил:
— Мороз зверский, товарищ полковник. Это ж Сибирь, здесь до конца марта лютая стужа. Люди продрогли.
— Ждем еще полчаса, — решил Сапунов. — Передай по цепочке. Пусть по двое бегают греться в нашу избу.
А в это время внутри дома два гонта, положив руки друг другу на плечи, что заменяло им дружеское объятие, обменивались ультразвуковыми фразами, дополняя акустические колебания прямой передачей мысли.
— Наконец-то вы нас нашли. Какое счастье.
— Мы не могли вызвать ваше убежище, пока мешали роботы фурбенов.
— Понимаешь, я сначала не поверил, когда звездолет вышел на связь. Боялся провокации врагов или аборигенов. Поэтому назначил встречу в этой дыре.
— Аборигенов опасаться не стоит. Они слишком примитивны. Хотя один из наших был убит в столкновении с ними.
— Вы напрасно их недооцениваете. Вождь этой страны — страшное существо. Он знает о нас. Он вообще слишком много знает.
— Когда я входил — заметил засаду. Двое землян следили за этим домом.
— Это опасно. Надо уходить.
— Не беспокойся. Такое уже бывало. Внушим дикарям, что они нас не видят.
— Может быть, ты прав. Но я их немного побаиваюсь.
— Лучше расскажи, как погиб ваш корабль…
Терпеливо выждав полчаса, Сапунов подал команду. Десяток оперативников незаметно перемахнули через забор и затаились в темноте. Сам полковник, сопровождаемый Валовым и милицейским старшиной Лаптевым, постучал в дверь, покрикивая:
— Хозяева, ау! Открывайте — проверка документов.
Изнутри послышались шорохи, торопливые шаги. Лаптев проговорил убежденно:
— Дом пуст, товарищ полковник. Свет не горит, да и тихо за дверью. Уходить надо, однако.
Полковник и старший оперуполномоченный понимающе переглянулись. Старшина не видел освещенных окон и не слышал доносившихся из дома звуков, но он был единственным в отряде, кто не получил от природы защиту против гипноза. Сапунов махнул рукой, подзывая остальных, и крикнул погромче:
— Дом пуст. В окнах — темно. Начинаем осмотр.
Для чекистов эти слова означали: гонты применяют внушение, надо им подыграть, чтобы не заподозрили ловушку. Трое вошли, держа оружие наготове. Натыкаясь на мебель, Лаптев нашел на столе свечку и зажег фитиль. Сцена выглядела дико, поскольку под потолком горела электрическая лампа. Валовой поинтересовался:
— Ну что, Лаптев, нет ли тут подозрительных личностей?
— Никак нет, — честно ответил удивленный старшина, глядя в лицо гонту, который стоял в двух шагах от него. — Сами видите — пуста светлица. Давайте уйдем от греха подальше. На сердце жуть как неспокойно.
— Вот и ладненько, — сказал полковник. — На нет и прокурор большого срока не даст. — Он повысил голос: — Сюда, товарищи.
Просторная комната быстро наполнилась чекистами, на ошеломленных инопланетян уставились восемь пистолетных стволов. Сапунов весело посоветовал космическим пришельцам не делать резких движений и других глупостей.
— Блефуют, не могут они нас видеть, — предположил гонт, прибывший на Землю транзитом через систему Сириуса. — Попробуем прорваться.
Второй, пришедший сюда из Тунгусского бункера, ответил обреченно:
— Не стоит. Они генетически невосприимчивы к внушению. Нас не видит только один. Самый младший в их иерархии.
Когда гонты убрали гипнотическую картинку, Лаптев внезапно обнаружил, что комната ярко освещена и вдобавок здесь откуда-то взялись незнакомые граждане с жуткими лицами. Старшина невольно охнул, схватившись за сердце. А чекисты деловито распоряжались: руки на стену, шире ноги. На столе росла гора предметов, извлеченных из карманов обоих астронавтов.
В половине седьмого в дверь Каростина постучала соседка, громко поносившая безумного инженера и его приятелей, которые даже в выходной день не дают людям поспать. Михаил побежал к телефону и услышал взволнованный голос старшего майора:
— Посылаю за тобой. В Красноярске «Комета» сработала. Взяли двух гостей.
Через полчаса машина высадила его на площади около известного всем здания.
Рунгулов и Недужко уже ждали в приемной Меркулова. Затем дверь кабинета приоткрылась, но выглянул почему-то Берия, — похоже, оба наркома в эту ночь не отдыхали. Лаврентий Павлович сказал, мотая головой:
— Двух гонтов, которых задержали под Красноярском, доставят в наш особняк на Чухлинке. Отправляйтесь туда и продумайте сценарий допроса. Скоро к вам на подмогу подвезут Мессинга.
Допрос записывался на новую техническую диковинку — магнитофон. Пришельцы отвечали не слишком охотно, однако явно были согласны сотрудничать с землянами.
Сидевший здесь же Вольф Мессинг не мог, конечно, проникнуть в мысли телепатов-гонтов, но уверенно определял, говорят ли арестованные правду. После того как экстрасенс трижды уличил их во лжи, инопланетяне врать перестали.
К исходу первого часа удалось выяснить, что планета Огонто вращается вокруг звезды, очень похожей на Солнце, которая видна в созвездии Гидры и получила от древне-арабских астрономов имя Альказар. Около четырехсот лет назад гонты предприняли первые путешествия к соседним планетам, а спустя полтора века начались межзвездные полеты. Понукаемые следователями, инопланетяне рассказывали о колонизации других миров и войне с фурбенами, но становились удивительно косноязычными, когда разговор касался техники Огонто.
— Ладно, об этом позже, — сдался наконец Рунгулов. — расскажите, где находится ваше убежище.
Произошла путаница, и потребовалось время, чтобы разобраться. В конце концов стало ясно, что гонт в желтом свитере прибыл на Землю летом 1908 года и с тех пор отсиживался в Тунгусском бункере. Другой пришелец — повыше ростом, в фиолетовой рубахе — прилетел три года назад на звездолете, который в целях маскировки пришвартовался к астероиду Гермес. Поскольку имена гонтов человеческим ухом не воспринимались, решили называть их соответственно Желтый и Фиолетовый.
Фиолетовый координат бункера просто не знал, а Желтый наотрез отказался об этом говорить — опасался за жизнь своих товарищей. К тому же он уверял, что попасть в убежище даже он не может, так что землянам нечего и пытаться.
— Поймите, я не могу рассказать вам, как действует система охраны, — взмолился Желтый. — И не смогу объяснить, как изготовить межзвездный двигатель или лучевое оружие. Я по специальности этнограф, в технике ничего не смыслю. Тем более в вашем языке еще нет многих необходимых понятий.
— А я — геолог, — сообщил Фиолетовый. — Мои приборы не имеют отношения к военному делу, которое вас так интересует.
— Но вы можете хотя бы вспомнить школьный курс основных наук — физики, химии, математики, — резонно заметил Роман Григорьевич. — Нам было бы полезно узнать законы природы, которые открыты учеными Огонто, но пока неизвестны на Земле.
— Безнадежная затея, — ответил Фиолетовый. — Мой сопланетник был прав. Мы не сможем сообщить вам новых знаний из-за языковых барьеров.
Вольф Мессинг сказал неуверенно:
— Кажется, он не врет. Скорее, говорит не вполне искренне.
— Я так и думал, — усмехнулся старший майор. — Кое-что мы от них все-таки узнаем.
Тут наступила незапланированная пауза, потому что открылась дверь и в комнату с зарешеченными окнами вошли Сталин, Молотов, Берия и Меркулов.
Просмотрев протоколы, вождь и диктатор взял инициативу в свои руки и сам принялся допрашивать инопланетян.
Первым делом он осведомился о сражении гонтов с роботами Фурбенты.
Фиолетовый ответил, что звездолет Огонто причинил серьезные повреждения вражеской базе в поясе астероидов, поэтому фурбены временно не опасны. Желтый вдруг вскочил со стула и выпалил:
— Эти механические убийцы расстреляли укрытие в горах. Мои спутники могут погибнуть в любой момент, а вы держите нас в плену, как диких зверей!
— Не понял, — насторожился Сталин и даже отложил трубку. — Прошу объяснить.
Обитатель Тунгусского бункера рассказал, как патрулировавший в стратосфере над тайгой робот сумел запеленговать биотоки гонтов и нанес серию ударов.
Охранная аппаратура частично вышла из строя.
— Я в это время находился за пределами убежища, — говорил Желтый. — Предыдущий дежурный разбудил меня после двухлетнего сна, сдал дела, а сам отправился в анабиозную камеру. На четвертый день я решил прогуляться по лесу. И вот прямо у меня на глазах… Лучевые пушки робота поразили внешние обводы бункера. Я очень боялся, что проклятая машина сделает новый заход и повторит атаку, но робот улетел. Я бросился обратно, хотел спрятаться в бункере… Это ужасно — сторожевые механизмы не впустили меня!
Из его слов земляне уяснили ситуацию весьма приблизительно. Кажется, Тунгусский бункер охранялся автоматическими устройствами, которые следят за местностью, не подпуская к убежищу астронавтов тех, кто не способен назвать пароль. После попадания энергетических импульсов электрический сторож разладился и теперь будет стрелять по любым существам тяжелее десяти-пятнадцати килограммов.
Два дня гонт бродил вокруг, безуспешно пытаясь отключить охрану. Между тем к Земле вернулся, покончив с базой на астероидах, звездолет. С борта вновь начали транслировать призывы откликнуться. Прошлая смена дежурных боялась отвечать на такие сигналы, однако сейчас выбора не оставалось. Желтый вышел на связь и назначил встречу в Красноярске.
Обдумав его рассказ, Сталин вопросительно покосился на Каростина. Похоже, главу правительства интересовало мнение специалиста по внеземным цивилизациям.
Михаил осведомился:
— Значит, открыть бункер снаружи невозможно? Насколько я понимаю, надо всего лишь подождать не меньше двух лет, когда автоматика разбудит очередного дежурного. Он и отключит аппаратуру изнутри.
— Невозможно, — ответил Желтый. — Анабиозные камеры не слишком надежны. Их нельзя оставлять без присмотра на долгий срок. Мы должны вызвать звездолет, — возможно, бортовым устройствам удастся отключить «сторожей».
Фиолетовый добавил:
— К тому же звездолет должен как можно скорее отправляться в обратный путь. Последний срок старта к Огонто — зима этого года.
Мрачно ухмыльнувшись, Роман Григорьевич заметил:
— Очень скоро среди сибирских охотников распространятся душераздирающие легенды о злом духе тайги, который убивает любого зверя и человека, рискнувшего приблизиться к некой горе. Собрав эти слухи, будет нетрудно вычислить координаты бункера. Дальше совсем просто — подтянем тяжелую артиллерию, расстреляем ворота, и ваши товарищи будут освобождены. По-моему, очень просто.
Оба пришельца буквально взвыли. Если повредить бункер, то агонизирующая аппаратура наверняка убьет спящих астронавтов. Мессинг подтвердил, что гонты действительно боятся такого исхода. Понимающе кивнув, Сталин произнес:
— Хорошо, отложим этот разговор на будущее. Скажите — как вы оцениваете обстановку на Земле? Какие страны вам более симпатичны и кому из лидеров вы готовы оказать помощь?
Позже Мессинг укажет в своем отчете, что между гонтами происходил напряженный телепатический разговор. Наконец ответил Фиолетовый, проявивший изрядную дипломатичность:
— Во всяком случае, ваша страна производит более приятное впечатление, чем режим Гитлера. Однако наши правила не позволяют вмешиваться в политические интриги иных цивилизаций.
— Допустим… — Сталин перевел взгляд на Желтого. — Должно быть, вам известно, что я разговаривал с кем-то из гонтов.
Все земляне, за исключением Молотова, изумленно уставились на вождя.
— Известно, — сказал Желтый. — Вас было пятеро, но наших инженеров видели только вы.
— Теперь и в живых остался только я… — Сталин вздохнул. — Поверьте, мне тоже гораздо симпатичнее гонты, чем фурбены. Из той беседы с вашими товарищами я сделал вывод, что фурбены сильно напоминают земных фашистов. Поэтому я не желаю вам зла и не возражаю, чтобы звездолет эвакуировал на Огонто участников прошлой экспедиции. Но и вы должны понять меня. Я отвечаю за огромную страну в эпоху, когда решается судьба всей планеты, и намерен взять все знания, которые вы сможете нам дать.
Продолжение беседы имело много общего с торгами на восточном базаре. Гонты намертво отказались вызывать летающий аппарат с орбитальной базы — опасались, что коварные земляне возьмут в плен еще несколько их товарищей, а потом воспользуются посадочной шлюпкой для нападения на звездолет. Возмущенные их подозрительностью люди не соглашались возвращать гонтам переносные рации — еще вызовут подмогу и сбегут, не оказав обещанной дружеской помощи. В конце концов они пришли к компромиссу.
— Насколько я помню, на острове в Тихом океане есть старая база, основанная еще первой экспедицией, — сказал Сталин. — Могли бы вы дать координаты этого острова?
Переговорив, гонты согласились, что оборудование той базы достаточно устарело, поэтому не страшно отдать людям эту технику. Кроме того, пришельцы сомневались, сумеют ли земляне разобраться в столь сложных устройствах, которые опережали технологию человечества на несколько столетий.
— К тому же я не очень точно представляю расположение старой базы, — признался Желтый. — Карта осталась в бункере. В лучшем случае я сумею по памяти описать остров. Вот если бы мне позволили пролететь над архипелагом, хотя бы на ваших аэропланах…
— Прекрасно! — Сталин словно не расслышал последней фразы. — Вы получите фотографии всех островов того архипелага. Как только мы обнаружим базу, вас вывезут в безлюдное место, вернут передатчики и оставят одних. Вызывайте звездолет, забирайте гонтов из бункера и отправляйтесь домой.
Инопланетяне без особой охоты согласились на такой вариант, но уточнили: поскольку им придется провести в неволе много времени, земляне должны решить вопрос с их питанием. Оказывается, гонтам годятся не всякие сорта мяса и овощей, да и в воду следует добавлять особое сочетание минеральных веществ.
— Не вижу проблемы, — заверил пленников Сталин. — Наши ученые сделают все, что нужно. Думаю, у нас будет время, чтобы обсудить многие важные вопросы. Но мне не терпится узнать, какой строй установлен на ваших планетах, Мы полагали, что цивилизация Огонто давно построила коммунизм. Это так?
Ответ пришельцев потряс землян. Коммунизма, который предвещал Маркс, на Огонто никогда не было. Довольно давно в отдельных странах существовало нечто отдаленно похожее, но со временем возникли новые производственные отношения, более соответствующие развитию производительных сил цивилизации. Сегодня у гонтов сохранялись и классы, и государство, и деньги, и разные формы собственности. Однако это был и не капитализм. Эпоху империализма гонты благополучно пережили до начала межзвездных путешествий, а затем на Огонто и других колонизированных мирах сменились еще две социально-экономические формации.
К моменту старта экспедиций, в состав которых входили Фиолетовый и Желтый, общество гонтов по-прежнему делилось на богатых, бедняков и средний класс, имелись преступники, а также оппозиционеры, выступавшие за решительную смену строя. Впрочем, инопланетяне заверили землян, что даже безработным и неквалифицированным труженикам гарантированы вполне приличные условия существования.
Выслушав их рассказ, Сталин сделался мрачным и распорядился увести арестованных на отдых. Затем сказал Михаилу и Роману Григорьевичу:
— Узнайте у этих… путешественников… подробности, как их нужно кормить, и организуйте, чтобы гонты ни в чем не испытывали нужды. Потом приезжайте в Кремль. Есть серьезный разговор.
В кремлевской приемной пришлось ждать довольно долго. За полночь из кабинета вышел недавно назначенный наркомом обороны маршал Тимошенко, которого сопровождал коренастый генерал армии с ямочкой на подбородке. Потом появился Меркулов, спросивший:
— Проголодались, наверное?
— Никак нет! — мужественно отчеканил дисциплинированный служака Рунгулов.
— Есть немного, — уточнил Каростин.
— А скорее даже много. — Шеф госбезопасности усмехнулся. — Пошли. Кажется, Хозяин намерен поговорить с вами за ужином.
Работавший преимущественно по ночам, Сталин обычно завтракал около полудня, а время ужина наступило у него только сейчас. За столом сидели все те же — Ближний Круг, то есть самые доверенные сподвижники вождя. После плотной трапезы: уха, котлеты из медвежатины, холодный язык, севрюга горячего копчения, зернистая икра, салатик из свежих помидоров — подали чай, и Сталин заговорил с непривычной для него неуверенностью, словно сомневался, стоит ли рассказывать эту историю.
— Сегодня вы услышали, что я и прежде встречался с гонтами… Вижу, многих это удивило. Я понимаю — меня бы тоже могло смутить такое известие. Раньше я говорил про ту встречу только Владимиру Ильичу — весной семнадцатого…
— Мне ты тоже рассказывал, — уточнил Молотов. — По-моему, это было сразу после смерти Ильича.
— Ты слышал очень неполное изложение. А с годами я и сам начал сомневаться, происходило ли это в действительности… Сегодня вы узнаете, что случилось тогда в тайге. Это было летом четырнадцатого, когда меня сослали в Туруханский край.
… Иосиф Джугашвили, тридцатипятилетний профессиональный революционер, известный среди товарищей под псевдонимом Коба, не привык задерживаться в тюрьмах и ссылках больше чем на два-три месяца, поэтому на его счету числилось не меньше десятка дерзких побегов. Однако глухая тайга вокруг стоявшего над Енисеем села Курейка обрекала на гибель каждого, кто решился бы бежать отсюда зимой. Коба умел ждать и только в конце апреля, когда сошли снега, начал готовить свое возвращение в центральные губернии, где его ждала работа.
Первомай ссыльные, как обычно, отметили собранием на речном берегу.
Возвращаясь под вечер в село, они увидели паровой катер, ходко бежавший вверх по течению. Нетрудно было догадаться, что суденышко спущено на воду с парохода, бросившего якорь в Енисейском заливе. Кто-то из эсеров даже размечтался: на таком бы, дескать, махнуть до самого Красноярска — даже верхом жандармы не догонят.
— По телеграфу предупредят, — рассудительно отозвался уральский большевик Чугуев. — Десять раз по дороге перехватить успеют.
На этом разговор заглох, но через полчаса они увидели в Курейке уже знакомый катер, который покачивался возле причала. К ссыльным немедленно подбежал жандарм, заоравший:
— Быстро, сволочи, уголь грузить! Ученые люди из Питера приехали, в путь торопятся.
Погрузка сулила небольшой, но верный приработок, а лишние деньги очень пригодились бы, когда придет пора уходить из Сибири. Джугашвили с Чугуевым отправились таскать на катер тяжелые мешки. Работа была почти закончена, когда невысокий человек в офицерском кителе преградил дорогу, разглядывая чумазого от угольной пыли Иосифа.
— Вай, Джугашвили! — удивленно вскричал офицер, мешая грузинские и русские слова. — Гамарджоба, генацвале! Слушай, парень, ты никогда белым не был, а сейчас совсем на негра похож!
Утерев пот, заливавший глаза, Иосиф обнаружил, что перед ним стоит Вахтанг Асатиани, сын обнищавшего князя, с которым семья сапожника Джугашвили жила на одной улочке родного Гори. После гимназии Вахтанг был принят в офицерское училище, а теперь вот носил мундир драгунского ротмистра.
— Асатиани, вы совсем с ума сошли, — брезгливо одернул молодого князя высокий худой старик в полувоенном костюме цвета хаки. — Это же каторжник. Наверное, убил кого-нибудь. Или банк ограбил.
Иосифу приходилось экспроприировать банки, но мокрых дел на душу он не брал, поэтому был обижен репликой напыщенного старика. Между тем Вахтанг примирительно сказал:
— Земляка встретил, профессор. Он не бандит, а политический. Между прочим, почти образованный человек — в Тифлисе уроки давал. И еще в обсерватории работал.
— Астроном? — заинтересовался профессор. — Как же он на каторге оказался? Делом надо было заниматься, а не бомбы в великих князей швырять… Ступайте за мной, ротмистр.
Когда грузчики, перетаскав уголь, помылись в бане, Асатиани снова отыскал земляка и сообщил, что экспедиции нужен хороший механик и слесарь, — одним словом, мастер на все руки из числа народных умельцев. «Починить надо что-нибудь», — подумал Иосиф и сразу назвал своего друга Чугуева. Чугуев сразу произвел прекрасное впечатление на профессора Аберштадта, всего за одну ночь приведя в порядок кривошипный механизм катера. Мастера тут же зачислили в экспедицию, а заодно Асатиани предложил взять с собой и Джугашвили. «Нам не помешает бывалый человек, знакомый с небесной механикой», — эти слова ротмистра подтвердили догадку Иосифа о целях экспедиции. В этой глухомани с астрономией мог быть связан только подозрительный метеорит, упавший шесть лет назад в тысяче верст отсюда — где-то на Подкаменной Тунгуске.
Бумажные формальности были легко улажены, и двое ссыльных поселенцев получили разрешение сопровождать профессора Конрада Ивановича Аберштадта под присмотром ротмистра Асатиани. На третий день пути, когда катер приближался к месту, где Подкаменная Тунгуска впадает в Енисей, профессор поинтересовался у Иосифа, в какой тюрьме тот сидел в конце июня девятьсот восьмого года.
— Это была Баиловская тюрьма на окраине Баку. — Ухмыльнувшись, будущий диктатор Северной Евразии щегольнул проницательностью: — Так что свидетелем тех событий быть не могу. Но я узнал кое-что о метеорите, когда оказался здесь, в Туруханском крае.
Со слов очевидцев он рассказал, как по небу промчался огромный пылающий шар. На сотни верст разносился ужасающий грохот, и старый солдат, побывавший на японской войне, сказал, что звуки напоминали артиллерийскую канонаду. Огненный сгусток летел, снижаясь, с юго-востока на северо-запад и оставлял за собой синие полосы на утреннем небе. Пологое падение завершилось где-то на Среднесибирском плоскогорье южнее Туры, при этом послышались три особенно сильных взрыва, за которыми последовало мощное долгое гудение.
Многие из этих фактов Конрад Иванович слышал впервые, однако профессор тоже знал немало любопытного. Оказывается, в те часы несколько сейсмографических станций засекли сильнейшие колебания почвы, и по этим данным Аберштадт сумел приблизительно определить место падения метеорита. Вскоре после тунгусских событий стало известно, что 27 июня один французский астроном обнаружил в окрестностях Земли неизвестное космическое тело — темный астероид или метеорит удлиненных очертаний. Такую же форму, напоминающую пушечный снаряд, имел и Тунгусский метеорит — об этом говорили все сибиряки, глядевшие в небо утром 30 июня 1908 года.
Участники экспедиции обсудили этот факт, и Джугашвили уверенно заявил, что астероид, который видели в телескоп французы, упал бы на Землю не 30 июня, а тремя сутками раньше.
— Возможно, он летал вокруг Земли по орбите искусственного спутника, постепенно затормозился за счет трения об атмосферу и в конце концов упал, — предположил Джугашвили.
Профессор и его ассистент Ржанович были геологами и работ Циолковского не читали. Будучи человеком по-кавказски азартным, Иосиф потребовал показать все сведения, которыми располагал Аберштадт. Он сравнил время и место нескольких наблюдений вдоль трассы падения и легко вычислил скорость полета — не меньше сорока километров в секунду. Столь стремительный астероид не мог бы удержаться на орбите, поскольку его скорость в пять раз превышала первую космическую и в четыре раза — вторую космическую. Картина представлялась совершенно необъяснимой: странный обломок небесного тела показался возле Земли 27 июня, потом куда-то исчез и снова вернулся с огромной скоростью спустя три дня. Законы механики таких вольностей не позволяли. Загадка будоражила самолюбие, но решить эту головоломку они так и не смогли.
Занимаясь делами небесными, не забывали и о земных. В дороге оба большевика договорились, что на обратном пути покинут экспедицию и вернутся в Европейскую Россию. Пока же они без особых трудностей прошли по речным извилинам до села Таймба. Дальше Подкаменная Тунгуска становилась слишком мелководной даже для плоскодонного катера. Экспедиция пересела на лошадей и двинулась по тайге, болотам и сопкам в сторону фактории Ванавара.
В конце мая возле стойбища эвенков на реке Чамбэ обнаружили необычайное явление — на огромном участке деревья были повалены и лежали верхушками на юго-восток. Оленеводы рассказали, что дальше на север есть еще несколько таких мест, а между озером Чеко и горой Шакрама леса не осталось вовсе.
Почти две недели исследователи составляли карту района катастрофы, после чего окончательно перестали что-либо понимать. В сотне верст к северу от Ванавары, между озером Чеко и затянутым торфяниками Южным болотом, находился участок, где жутким подобием телеграфных столбов торчали опаленные стволы деревьев, с которых неведомая сила ободрала все ветки. Вокруг этого странного ожога лес лежал веером, глядя на центр катаклизма паутиной вывороченных корней.
Они долго спорили и наконец согласились, что упавшее из глубин мироздания тело — будь то метеорит или комета — раскалилось за счет трения об воздух и взорвалось над тайгой, словно бомба. Обрушившись вертикально вниз, ударная волна обломала ветки, но оставила стоять стволы деревьев. На удалении от эпицентра напор взрывных газов действовал наклонно, а потому повалил лес вершинами вовне.
Однако дела обстояли не так просто. От Южного и Чеко в сторону Подкаменной Тунгуски и Ванавары тянулись две широкие — в десяток верст каждая — просеки, где деревья были повалены верхушками на юго-восток. Можно было бы понять, что метеорит промчался здесь по очень пологой траектории, двигаясь на малой высоте, и его огромная раскаленная масса гнала впереди себя вихрь урагана, ломающего лес. Но в таком случае стволы падали бы в направлении полета, то есть верхушками на северо-запад, но никак не наоборот! И почему таких просек оказалось две?
Так и не придумав объяснений, они двинулись вдоль восточного рукава таежного вывала. Картина разрушений ужасала — невероятная сила не просто выворачивала с корнем огромные сосны, ели и кедры — вдобавок сама земля вдоль просеки казалась обожженной, хотя ясно было, что не пожар здесь бушевал.
Древесина не выгорела, а лишь покрылась обугленной коркой, причем шесть минувших лет не смогли залечить этих ожогов.
В середине дня 23 июня они устроили привал на высоком берегу таежной речки Хушмо, вдоль которой тянулась эта полоса лесного безобразия. Асатиани прогулялся по окрестностям и подстрелил двух гусей. Наевшись до отвала, компания пришла в расслабленное состояние. Аберштадт и Ржанович завалились спать, замотав лица влажными полотенцами, чтобы хоть как-то спастись от мошкары. Ротмистр, прихватив дробовик, снова отправился в тайгу, а ссыльные готовили рыболовную снасть.
Внезапно за рекой послышался грохот. Отложив удочку, Иосиф бросил взгляд в ту сторону и увидел облако зеленоватого дыма, клубящееся за ближней сопкой.
Потом показался странный предмет, который медленно поднимался, опираясь на гудящий столб огня. По форме аппарат напоминал цилиндр, имевший закругленный верх и конические наросты в нижней части. Движение тускло-серебристого снаряда становилось все стремительнее, и вскоре он скрылся высоко в небе.
— Что это было?
Обернувшись, Коба обнаружил, что рядом с ним стоят, нервно поправляя пенсне, оба ученых. Чуть позже прибежал запыхавшийся Асатиани. Ротмистр закричал еще издали:
— Видели? Кто-то выпустил ракету большого калибра!
С его мнением пришлось согласиться. Забыв об отдыхе, все быстро оседлали лошадей, перебрались на тот берег и поскакали в обход сопки. Они пересекли каменистую равнину, поросшую редким кустарником, и обнаружили дымящийся круг выгоревшей почвы. Конрад Иванович вдруг проговорил:
— Надо немедленно уезжать. Здесь нам делать нечего.
К непередаваемому изумлению Иосифа, остальные хором сказали то же самое. Растерянно оглядевшись, Коба увидел в полусотне шагов двух людей чудовищного обличья. Оба были очень высокого роста, имели бурую кожу, ненормально широкий рот, маленькие носы и уши.
Но самое страшное впечатление производил единственный глаз — с блюдце размером, словно составленный из крохотных бусинок, желтого и зеленого цвета. Иосиф крепче сжал свое единственное оружие — плетку, посетовал о конфискованном при аресте верном маузере и решительно шагнул в сторону незнакомцев, крикнув:
— Профессор, Вахтанг, смотрите… Кто они?
Участники экспедиции посмотрели в сторону, куда он указывал. Их взгляды равнодушно скользнули по странным существам, а затем обратились на взволнованного большевика.
— О ком вы говорите? — с недоумением в голосе осведомился Аберштадт.
— Там никого нет, — поддакнул Асатиани. — Только трава и камни. Джугашвили, мы уезжаем. Ты тоже не задерживайся.
Четверо разом повернули лошадей и направились к лагерю. Иосиф остался на месте. Два монстра подошли к нему на десяток шагов, и в голове человека раздался холодный голос:
— Как странно, на него не действует гипноз.
— Кто вы? — спросил Коба.
Гонты объяснили, кто они и откуда. Потрясенный, он слушал сжатое повествование о перелете через бездну, разделявшую звезды, о враждебном народе, о гибели космических кораблей в небе над Подкаменной Тунгуской. Эти могущественные существа оказались в жалком положении, почти утратив надежду вернуться на родину. Где-то здесь, в отрогах горного хребта, они оборудовали убежище, в котором надеялись дождаться спасателей.
— Я видел, как взлетает ракета, — сказал Иосиф. — Неужели такой маленький кораблик сумеет долететь до вашей звезды?
— Нет, это была наша легкая шлюпка ближнего радиуса. Она поднимется над атмосферой и будет посылать радиосигналы.
Имевший представление об астрономических расстояниях большевик Джугашвили прикинул, сколько времени будут мчаться электромагнитные волны — речь явно шла о десятилетиях.
— А когда придет помощь?
Гонты дружно приподняли ладони, — вероятно, подобный жест соответствовал принятому среди людей пожиманию плечами.
— Придется ждать, — сказал иноземец. Другой космический человек добавил, что они построили подземное убежище с особыми устройствами для долгого сна.
— Мы будем спать годами, и на это время наши организмы почти перестанут стариться… Прощайте, нам пора возвращаться. Мы не хотим причинять вам вреда, но просим никому не рассказывать о нашем присутствии на этой планете.
— Подождите, — взмолился Иосиф. — Расскажите что-нибудь о вашем мире. Как вы живете, зачем прилетали…
Втайне он надеялся, что инопланетяне ответят: мол, летели помогать российским социал-демократам свергнуть проклятое самодержавие. Увы, гонтов совершенно не волновали тревоги изучаемой планеты, а цели экспедиции ограничивались наблюдением за примитивной культурой полудикой планеты.
Между делом кто-то из пришельцев посетовал, что база на острове, оставленная первым звездолетом, не оснащена аппаратурой межзвездной связи. И вообще, дескать, остров расположен вблизи оживленных морских путей — прятаться там было бы рискованно.
Потом гонты настойчиво рекомендовали человеку уйти. Вернувшись к костру, Иосиф не слишком удивился, когда выяснил, что никто из его спутников не помнит ни старта ракеты, ни встречи с пришельцами. По приказу профессора члены экспедиции свернули лагерь и навьючили груз на лошадей. Конрад Иванович заявил, что работа завершена и пора возвращаться.
На обратном пути у Чугуева разыгрался застарелый туберкулез, так что о побеге пришлось забыть. Оказавшись в цивилизованных краях, они узнали про сараевское убийство, австрийский ультиматум сербам и начало мобилизации. Сдав ссыльных полицейскому приставу, Аберштадт отправился вниз по реке, надеясь сесть на поезд в Красноярске.
… Закончив вспоминать те события, Сталин надолго замолчал и выпил целую бутылку газированной воды, словно у него пересохло во рту. Потом уже без подробностей рассказал, как после Февральской революции, вернувшись в Петроград, он пытался найти участников той экспедиции.
Как выяснилось, Аберштадт напрасно спешил в столицу — студенты и коллеги устроили ему обструкцию по причине немецкой фамилии. Профессора разбил инсульт, и Конрад Иванович скончался осенью четырнадцатого. Ротмистр Асатиани провел на фронте всю империалистическую, а затем, когда Грузия провозгласила суверенитет, уехал в Тифлис, где сделал карьеру, став генералом национальной армии. Он погиб во время скоротечной армяно-грузинской войны, командуя авангардом, прорывавшим пограничные укрепления на железнодорожном перегоне Марнеули — Айрум. Следы доцента Ржановича и механика-моториста Петрова были бесследно смыты водоворотами Гражданской войны. А жизнь полкового комиссара Чугуева оборвалась в разгар сражений на Царицынском фронте.
— Вот и все, — печально резюмировал Сталин. — Когда в государстве стало поменьше проблем, мы создали комиссию Дзержинского. А в конце двадцатых отправили на Тунгуску экспедиции Кулика и Кринова. Дальнейшее вам известно.
Рассказ вождя потряс всех, включая Молотова, который уже знал некоторые обстоятельства, связанные с той давней историей. Сталин мрачно дымил трубкой, расхаживая вокруг стола, а остальные молча размышляли над услышанным. Первым подал голос Меркулов, спросивший:
— Почему же все-таки взорвалась ракета гонтов?
Сталин объяснил, что возле нашей планеты звездолет Огонто столкнулся с кораблем Фурбенты. Ни та, ни другая экспедиции не ожидали встретить здесь врагов, но после короткого замешательства пустили в ход бортовое оружие. На обоих звездолетах сдетонировали энергетические и моторные агрегаты. Громадные космические лайнеры превратились в комки огненной материи, которые устремились к Земле. Беспорядочное падение завершилось где-то над озером Чеко. В последний момент уцелевшие гонты покинули обреченный корабль на ракетной шлюпке, которую они затем запустили в космос, чтобы отправить на родину сигнал бедствия. О судьбе экипажа фурбенов ничего не известно, — вероятно, все спрутоящеры погибли при взрыве своего корабля.
— Тогда второй вопрос, — сказал Меркулов. — Мы поневоле стали свидетелями войны между двумя могущественными державами. Чью сторону мы должны принять?
Пожав плечами, Сталин опустился на стул и ответил равнодушным голосом:
— Гонты нам не друзья. Фурбены нам тоже не друзья. И те и другие безразличны к нашим делам. Мы пока разговаривали только с гонтами, и гонты рассказывали много всяких ужасов о кровожадных фурбенах. Если бы мы поговорили с фурбенами, то услышали бы такие же страшные рассказы о жестоких и кровожадных гонтах… — Он усмехнулся. — Но гонты не сделали нам ничего плохого, и мы не причиним вреда нашим гостям. Им стоит посочувствовать — ведь бедняги оказались в плену чужого мира. Пусть дадут нам знания, которыми располагают, и могут отправляться домой. Мы не питаем к ним злых чувств.
Глава 18
ПЯТНИЦА, 13-е
Около полудня по местному времени АНТ-39 летел северо-запад, двигаясь на высоте шесть тысяч пятьсот метров над уровнем моря. Позади оставались сутки блужданий между Гавайскими и Маршалловыми островами. Выполняя секретное задание стратегической разведки, «Красная Звезда» в режиме строжайшего радиомолчания фотографировала с разных ракурсов клочки суши, входившие в архипелаг Адмирала Дорсона.
Когда до Курильских островов оставалось чуть меньше часа полета, командир корабля передал штурвал второму пилоту, а сам заглянул в кабину штурмана. Тот, положив, на карту циркуль и линейку, достал термос и разлил по кружкам горячий крепкий чай.
— Глаза слипаются, — пожаловался командир. — Вторые сутки не сплю.
— Не ты один. Ничего, скоро сядем в Петропавловске… — Майор потянулся и вдруг заулыбался. — Знаешь, что меня радует? Не над Арктикой тащимся. И высота небольшая.
— Да уж, климат здесь помягче. Когда в Америку летаем — дуба можно дать от холода.
Встревоженный радист вызвал подполковника в кабину пилотов. Прямо по курсу на горизонте показалась эскадра крупных кораблей японцев. Направив бинокль на соединение, командир пересчитал боевые единицы: два авианосца, линкор, три крейсера, восемь миноносцев. Потом подполковник разглядел звено мчавшихся навстречу истребителей и приказал набрать максимальную высоту.
Тяжело гудя четверкой моторов, «Красная Звезда» забралась на свой потолок — двенадцать с половиной километров. Скорость немного упала, температура в кабине — тоже, но зато слабосильные японские самолетики типа А-6М «Зеро-сен» остались далеко внизу. Когда пролетали над эскадрой, командир сказал с ненавистью в голосе:
— Торпедой бы по гадам ударить!
— Не переживай, еще будет возможность, — успокоил друга третий пилот.
Через два с небольшим часа АНТ-39 благополучно приземлился на военном аэродроме вблизи Петропавловска-Камчатского. Спустя еще три часа сделанные над океаном снимки были проявлены и отправлены в Москву.
Наступило утро. Лучи далекого светила едва прикоснулись к вершинам самых древних кедров, что росли на гребне горного хребта.
Небольшой отряд уверенно двигался к неприметной возвышенности, поросшей редкими кустами и деревьями. Во время завтрака они взяли второй пеленг и теперь были уверены, что обнаружили цель своих поисков. Аппарат, созданный в фирме «Телефунке», вывел разведгруппу абвера точно на Тунгусский бункер. На свою беду, пятеро подчиненных адмирала Канариса были вооружены только карабинами и не имели необходимых средств защиты.
Сеть процессоров и датчиков, оберегавшая Тунгусский бункер, засекла группу крупных теплокровных животных, приближавшихся к убежищу спящих астронавтов.
Когда отряд миновал второй рубеж охранения, было отправлено телепатическое предостережение. Если бы пришельцы оказались гонгами, после этого сигнала они должны были мысленно произнести в ответ оговоренный пароль. Впрочем, в данном случае даже это не помогло бы — поврежденный обстрелом приемник биоволн не реагировал на отзывы, из-за чего Желтый не сумел вернуться в бункер… Но пятеро вообще не услышали мысленного окрика и беззаботно пересекли невидимую черту, которую не стоило пересекать.
Из надежно замаскированных ячеек вырвались потоки квантов жесткого излучения. Пятеро погибли мгновенно. Их трупы обнаружат только в конце осени.
Вскоре после обеденного перерыва в московском СКБ-42 принимали высочайших гостей — самого главу Политбюро и Совнаркома, сопровождаемого первым зампредом СНК и одновременно наркомом иностранных дел Молотовым. Зеленый от переживаний директор бюро глотал валидол. Руководители государства прибыли, чтобы присутствовать при демонстрации нового изделия возглавляемого Каростиным отдела — электрической счетной машины «Магнит-1». Гости расселись, уважительно разглядывая внушительное сплетение проводов, электронных ламп, а также огромных конденсаторов и индукционных катушек, заполнявших зал, где запросто можно было сыграть в волейбол и еще осталось бы место для зрителей.
Главный математик торжественно заправил в приемную щель конец бумажной ленты, покрытой отверстиями перфорации. Директор передвинул рукоятки четырех рубильников. Засветились лампочки, запыхтели электромоторы, взвыли трансформаторы. Зал быстро наполнился запахом перегретой изоляции. Из огромного ящика, установленного перед гостями, рывками выползала другая лента, также украшенная неровными рядами дырочек. Конструкторы объяснили, что таким образом машина сообщает решение задачи, которое потом нетрудно будет перевести на нормальный человеческий язык, то есть записать в виде цифр.
— А что мы считаем? — с искренним интересом осведомился Сталин. — Какая-нибудь сложная арифметическая задача?
— Таблицы стрельбы для новой шестнадцатидюймовой пушки, — поспешил ответить Каростин. — На полигоне выполнены несколько серий стрельб, но мы намерены уточнить результаты. Завтра-послезавтра получим углы возвышений для ведения огня на все дистанции с точностью до пятидесяти метров. И это — на случай самых разных величин температуры, давления и влажности атмосферы. Чтобы составить такие таблицы обычным путем, пришлось бы выпустить не меньше тысячи снарядов.
— Полезная вещь, — согласился Сталин. — Как быстро считает такой арифмометр?
— От пятисот до семисот арифметических действий в секунду, — гордо сообщил Михаил.
Диктатор одобрительно покосился на конструктора и подумал, что тот заслуживает поощрения. Примерно через полгода эта мысль обернется Сталинской премией 2-й степени для большой группы сотрудников СКБ-42.
Между тем «Магнит-1», проработав чуть меньше четверти часа, вдруг остановился — где-то замкнуло плохо изолированные проводники. Из моторов тянулись струйки дыма, порвалась бумажная лента с текстом программы, зубчатые колеса вращались бессмысленными рывками, перегорели несколько больших пентодных ламп. Скептически ухмыляясь, Сталин тактично заметил: дескать, любая машина на первых порах бывает не слишком надежна. Уходя, он поманил Каростина и поинтересовался:
— Вы полагаете, на базе гонтов будет такой же механизм?
— Не совсем такой, но очень похожий, — уверенно заявил конструктор. — Вместо ламп и других устройств у них конечно же те самые кристаллы с серебряной паутинкой, поэтому вся машина получится поменьше. Наверное, поместится, в обычной жилой комнате… — Михаил сам испугался столь смелого предположения и предпочел подстраховаться: — Ну, может быть, в двух комнатах…
Примерно в это же время Рунгулов и Мессинг допрашивали гонта, который проходил под условным именем Желтый. Пришелец был подавлен и чуть не плакал, пытаясь втолковать землянам, что не разбирается в технике.
— Ну хоть на эту штуку посмотрите… Для чего она нужна?
Алан показал гонту фотографию платиновой спирали. Мельком глянув на изображение, Желтый сказал:
— По-моему, второстепенная деталь приспособления, которое нейтрализует силу притяжения.
— Допустим, — вздохнул старший майор. — Перейдем к следующему вопросу. Руководство требует прояснить непонятный момент. Почему вы говорили, что только экипажу звездолета удастся разбудить ваших друзей в Тунгусском бункере?
Гонт сбивчиво объяснил, что на корабле есть устройство, которое способно отключить охраняющую систему. Но сделать это возможно лишь в том случае, если на звездолете будут знать пароль. А пароль известен только дежурному, который ввел в систему это условное слово, то есть самому Желтому.
— Другими словами, я должен каким-то образом сообщить пароль на звездолет, — сказал Желтый. — И лучше всего, если я лично окажусь на корабле. Так мне будет спокойнее.
Распахнулась дверь. Вошел запыхавшийся и взволнованный Меркулов. Разложив перед инопланетянином только что отпечатанные фотографии, нарком спросил:
— На котором из этих островов находится база? Просмотрев снимки, гонт уверенно отобрал несколько отпечатков и даже показал гору, под которой первая экспедиция смонтировала аппаратуру и жилые помещения. Вольф Мессинг подтвердил, что пришелец говорит правду. Или, по крайней мере, искренне верит в то, что сказал.
— Спасибо, товарищ. — В голосе наркома прозвучала искренняя благодарность.
— Не беспокойтесь, скоро вернетесь к своим друзьям.
— Вы серьезно намерены нас освободить? — удивился гонт.
— Лично я бы не стал этого делать, — честно признался Меркулов. — Но вы получили заверения от руководства и, следовательно, будете освобождены. Скорее всего…
Ночью Берия и Меркулов явились на доклад к Сталину, разведсводки были тревожными.
Фашисты, не скрываясь, готовились нанести удар по СССР. В любой момент Гитлер мог подписать директиву о начале переброски главных сил вермахта к советско-германской границе.
В Токио состоялась конференция с участием императора. Выступая на этом совещании, председатель тайного совета Иосимити Хара заявил: «Я прошу правительство и верховное командование как можно скорее уничтожить Советский Союз». В ответ военный министр генерал Хидэки Тодзио сказал: «Мы нападем на СССР, когда он будет готов упасть на землю, как спелая хурма». Через три дня тот же Тодзио утвердил план войны против СССР. Этот документ, озаглавленный «Специальные маневры Квантунской армии», предусматривал внезапное нападение с воздуха на советские авиабазы. После уничтожения дальневосточных ВВС Красной Армии предполагалось бросить в наступление наземные войска. Главный удар был намечен в обход Владивостока, чтобы захватить этот город во взаимодействии с флотом. Одновременно японский флот должен был захватить северную часть Сахалина и Камчатку. На втором этапе войны Квантунская армия наступала на Хабаровск и Благовещенск.
— Если верить вашим данным, японцы обрушатся на нас, если вермахт сумеет нанести поражение Красной Армии, — резюмировал Сталин, задумчиво пыхтя дымящейся трубкой. — Вы уверены, что они решат напасть именно на СССР, а не на США или английские колонии на Дальнем Востоке?
— Исключено, товарищ Сталин, — твердо ответил Меркулов. — Экономика Японии полностью зависит от американских поставок. Они получают из Соединенных Штатов две трети нефти и почти половину сырья для металлургического производства.
Они обсудили эту проблему и наметили перечень необходимых ответных шагов.
Затем нарком госбезопасности доложил, что гонт опознал на фотографиях остров, на котором располагается старая база пришельцев. Берия добавил:
— Остров Туару. Двести километров к западу от острова Феникс.
— Подготовьте экспедицию, — распорядился Сталин. — Обеспечьте ученым хороший пароход и все необходимое. Начальником экспедиции назначим профессора Недужко.
Отпустив чекистов, он приказал секретарю вызвать военных. Пришло время усиливать западное стратегическое направление войсковыми группировками третьего эшелона. На следующий день несколько общевойсковых армий, дислоцированных от Волги до Сибири, двинутся к германской границе.
Стрелки часов пересекли грань полуночи. Завершался еще один день последнего мирного лета — 13 июня, пятница.
Глава 19
ОСТРОВ ЗВЕЗДНЫХ СОКРОВИЩ
— Я слушал радио, — Старостин говорил вполголоса, хотя в радиусе трехсот метров не имелось никого, кто мог бы их подслушивать. — Токио передает, что немцы вот-вот возьмут Москву.
— Сомневаюсь, — буркнул Роман Григорьевич. — Совинформбюро сильно врать не станет. Вон весь октябрь немцы трепались, будто правительство в Куйбышев эвакуировано, а Седьмого ноября во время парада Виссарионыч на Мавзолее речь читал. Нет, брешут твои японцы.
Он тяжело поднялся с камня, на котором сидел, и, ворча по поводу влажной жары этого проклятого тропического острова, перевел взгляд на крохотную бухту.
От борта старенького двухтрубного парохода «Забайкальский Комсомолец» отвалила шлюпка. Матросы дружно ворочали веслами, направляясь к берегу. «Обедать торопятся, дармоеды», — машинально подумал Недужко. Обмахиваясь соломенными шляпами «дачного» фасона, два профессора направились к лагерю, разбитому в тени пальм чуть выше линии максимального прилива.
Экспедиция прибыла на Туару в последних числах октября, когда Красная Армия откатилась чуть ли не до московских окраин. А перед тем было почти двухнедельное плавание на допотопном пароходике по бурному осеннему океану. Базу нашли точно там, где указал гонт Желтый, — вход оказался в пещере у подножия восточной горки.
Первые сутки ушли на обустройство лагеря, потом два дня пытались открыть ворота, ведущие в глубину горы. Пришлось изрядно повозиться, прежде чем ученые разобрались, какие бугорки на каменной стене следует нажимать, чтобы расползлись гранитные плиты, заслонявшие вход в тоннель. Но это все-таки случилось, и теперь они могли беспрепятственно проникать на базу.
Под многометровой толщей скал экспедиция обнаружила десять отсеков — помещения для отдыха, лечения и агрегатов непонятного предназначения. Первой была опознана спальня, затем — медицинский пункт. На девятый день сообразили, что большой зал представляет собой нечто вроде столовой и кают-компании. И вот сегодня Котрикадзе, ближайший сотрудник Михаила Каростина, якобы догадался о назначении еще одного важного отсека, заставленного сложным оборудованием.
— У меня и другая новость имеется, — сообщил профессор Старостин. — Я с грехом пополам прочитал надпись на той бронированной двери — это предостережение. Написано приблизительно следующее: «Осторожно, проход без защитной одежды не рекомендуется». Дальше идет многосложное слово, которое я сумел перевести очень грубо и неточно. Насколько удалось разобрать, это слово означает «вредные для здоровья частицы». Наверное, там склад опасных химических веществ.
— Почему химических? — переспросил Недужко.
— Ну как же. — Лингвист помахал руками. — Частицы, да еще вредные. У меня эти слова вызывают однозначную ассоциацию с химией. Во время химической реакции происходит взаимодействие частиц — разве не так?
— Необязательно. — Астроном мысленно проклял ограниченность гуманитариев.
— Это могут быть внутриатомные частицы. Например, нейтроны или альфа-лучи. Тоже, знаешь ли, не слишком полезны для здоровья.
— Ну конечно, за дверью находится источник атомной энергии! — воскликнул Зураб. — Я отправлю туда ребят со счетчиком частиц Гейгера — Мюллера.
— Займись, — кивнул Недужко. — У кого еще есть приятные сюрпризы?
После обеда Котрикадзе повел начальника экспедиции в отсек базы, который они называли «комнатой привидений». Здесь стояли вдоль стен восемь столов, причем возле каждого имелось вращающееся кресло с регулируемой высотой сиденья.
На столах были установлены устройства, в которых Зураб с первого взгляда признал стереоскопические телевизоры. После нескольких неудачных попыток ученые научились их включать, но затем начались ужасы пострашнее многосерийного фильма о бароне Франкенштейне.
Поначалу они думали, что телевизионная станция предназначена для приема изображений с разных концов Земли, — например, с целью наблюдения за жизнью изучаемой цивилизации. Однако те маловразумительные картинки, которые появлялись внутри кубических экранов, не имели ни малейшего отношения к нашей планете.
Оторопевшие люди наблюдали, как гонты сражаются с жуткими на вид существами, а также летают на странных аппаратах, охотятся на чудовищ или занимаются спортом.
Приходилось предполагать, что база каким-то образом принимает телевизионные передачи с других миров…
— Кажется, я понимаю, в чем секрет, — возбужденно говорил Котрикадзе, темпераментно размахивая руками, — Во-первых, нам удалось разгадать принцип настройки гонтовских телевизоров. Во-вторых, лингвисты наловчились читать надписи на титрах. В-третьих, я наконец понял, что 3JO — не просто телевизор.
— Что же еще? — опешил Роман Григорьевич. — Не телескоп же, который с Земли прямо на другую планету заглядывает.
— Нет, конечно. Профессор, у нас на Земле уже есть фонографы и магнитофоны, которые хранят запись звуков. А эти приборы вдобавок записывают изображение.
Недужко резко остановился буквально в двух шагах от пещеры. Молодой инженер-радист пританцовывал на месте — ему не терпелось поскорее попасть в «комнату привидений», чтобы безотлагательно проверить свою догадку. Однако Роман Григорьевич, морща лоб и потирая подбородок, долго обдумывал его слова. Потом проговорил с сомнением:
— Смелая мысль, голубчик, и гипотеза очень интересная… Но, как говаривал Нильс Бор, правильная гипотеза должна быть немного безумной. Ладно, разберемся. Показывай, что придумал.
В дальней стене пещеры был упрятан вход в тоннель, но сейчас дверные створки, замаскированные под каменные глыбы, были раздвинуты. Миновав тамбур, они попали в отсек, в стены которого были вмонтированы двери, пронумерованные цифрами Огонто. Зураб направился прямым ходом в отсек, помеченный «тройкой».
Оказавшись в «комнате привидений», он сел к ближайшему стереотелевизору, нажал клавишу на панели перед экраном и надел себе на голову гибкий обруч, связанный с агрегатом длинным тонким кабелем. При этом Зураб без перерыва говорил, объясняя профессорам назначение отдельных узлов аппаратуры.
Плоский пульт имел около сотни клавиш, на которых были нарисованы буквы, цифры и знаки препинания, принятые на Огонто. Если нажать клавишу, на которой изображен какой-либо значок, то такой же символ появляется в определенном месте экрана. Обруч же воспринимал биотоки мозга и передавал в аппарат мысленные приказы, повинуясь которым по экрану двигалась голубоватая сфера. Однако ее можно было перемещать внутри экранного куба и по-другому — с помощью рычажка, встроенного в пульт.
Объемный экран засветился, постепенно заполняясь перламутровым туманом.
Внутри куба проявились стройные ряды разноцветных картинок. Повинуясь неслышным командам Зураба, по экрану заметался голубой полупрозрачный шарик.
— Это вроде красной стрелки на шкале радиоприемника, — прокомментировал инженер, — Только передвигается вдоль трех осей по всему экрану. Вот я совместил его с картинкой, на которой написано… Что тут написано, Игорь Александрович?
Надев очки, Старостин нагнулся, всматриваясь в надпись. Почти полгода он возглавлял группу лингвистов, которая в обстановке строжайшей секретности составляла гонто-русский словарь. С помощью Желтого и Фиолетового им удалось разобраться, как пишутся примерно четыре тысячи общеупотребительных слов.
Разумеется, люди могли только читать, поскольку ультразвуковая речь гонтов человеческим ухом не воспринималась.
То и дело заглядывая в шпаргалки, Игорь Александрович перевел: «Битва за Галактику — 4». Котрикадзе нажал клавишу с надписью «Исполнитель». Большая часть картинок с титрами растаяла, а оставшиеся сдвинулись к задней стенке экрана.
Теперь в кубе плавали прямоугольные таблички, буквы на которых составляли слова: «Демонстрационный», «Одиночный», «Парный», «Отказ», «Отказ с сохранением».
Голубой шарик сам собой оказался возле таблички «Демонстрационный», и Зураб не раздумывая снова надавил на «Исполнитель». На экране появилось изображение звездного неба, по которому медленно перемещался затейливо раскрашенный предмет, составленный из геометрически правильных деталей, что указывало на его искусственное происхождение. Вдоль нижней части кубического экрана заскользили строчки гонтийской письменности. Старостин торопливо переводил:
— Боевой крейсер «Звездный Воин» из состава… особого ударного подразделения Космического флота Огонто… выполняет боевое задание в системе звезды… название прочитать не могу… оккупированной фурбенами… Крейсер незамеченным приблизился к планете… не читается… Перечень боевых задач: первое — уничтожить крепость на орбите, второе — уничтожить военный завод на естественном спутнике планеты, третье — высадить отряд диверсантов в районе главного города планеты… опять нечитаемое слово… четвертое — похитить командира гарнизона и директора службы внешнего шпионажа, пятое — покинуть систему звезды… — Старый лингвист чуть не плакал: — Роман Григорьевич, Зураб, не читаются по-русски их имена собственные, ультразвук проклятый!
— Не важно, потом разберемся, — отмахнулся Недужко, который смотрел на экран с нарастающим интересом. — Лихие они хлопцы — ишь, какие задачи одиночному кораблю навесили.
«Звездный Воин» приблизился к планете — сквозь желтоватую дымку атмосферы смутно просвечивали моря и континенты. Рядом с планетой показался оранжевый лунный диск, а поодаль светили два солнца — большое тускло-красное и маленькое, но яркое бело-голубое. Навстречу крейсеру метнулся другой корабль, вероятно, фурбенский. Изображение разделилось. В правой части экрана осталось звездное небо с планетами и звездолетами, а слева появился интерьер боевого отсека.
Сидевший за пультом гонт в малиновом комбинезоне, украшенном серебристыми нашивками, управлял телевизионным устройством — точно таким же, какие стояли в «комнате привидений». На кубическом экране перед гонтом двигалось перекрестье прицела. Когда крестик совместился с силуэтом вражеского корабля, член экипажа «Звездного Воина» нажал на своем пульте клавишу «Исполнитель». Из различных надстроек на корпусе крейсера вырвались лучи, поразившие машину фурбенов, которая взорвалась, расшвыряв по космическому пространству множество осколков.
Покончив с этим противником, крейсер выпустил два тяжелых ракетных снаряда по лунному заводу и, не дожидаясь попадания, направился к громоздкой конструкции, которая обращалась вокруг желтой планеты. Орбитальная крепость оказалась крепким орешком и в свою очередь выпустила по «Звездному Воину» серию таких же ракет или реактивных торпед — земляне сомневались, как правильно называть подобное оружие. Между тем крейсер открыл бешеный огонь из лучевых орудий, поразив два вражеских снаряда на большом от себя удалении. Третий неуклонно приближался, но «Звездный Воин» резко поменял траекторию полета и выбросил какую-то тихоходную шлюпку, в которую и врезалась торпеда фурбенов.
Люди восхитились мастерством астронавтов Огонто, которые так ловко подставили противнику ложную мишень. А крейсер уже расстреливал лучами и торпедами вражескую крепость, всю поверхность которой покрыли вспышки разрывов. Потом от орбитального сооружения отвалился солидных размеров фрагмент, и одновременно взорвался завод на спутнике, до которого наконец-то долетели запущенные торпеды.
— Есть! — азартно воскликнул Котрикадзе. — Молодец, честное слово, первые два задания выполнил.
— Не могу сообразить, что это — документальный фильм или художественный, вроде американских вестернов, — заметил Недужко, также «болевший» за гонтов. — Слишком уж легко они с фурбенами расправляются — те даже не пытаются оказывать сопротивление… Ого! Высаживают десант…
От крейсера отделилась еще одна шлюпка. Тормозя огненными струями ракетного двигателя, юркое космическое суденышко увернулось от зенитных снарядов и совершило посадку на крыше монументального небоскреба в центре огромного города.
Высадившийся из этой ракеты отряд гонтов, одетых в странные костюмы со шлемами и нагруженных устрашающим оружием, подорвал вентиляционный люк радиоуправляемым фугасом. В крыше образовалась солидных размеров дыра с неровными краями.
Проникнув внутрь здания через эту пробоину, диверсанты межзвездного флота Огонто целеустремленно двинулись к апартаментам гарнизонных начальников. Фурбены, представлявшие собой прямоходящих ящериц с четверкой щупалец вместо рук, отчаянно сопротивлялись и при любом удобном случае бросались в рукопашную.
Однако бойцы атакующего подразделения очень толково поддерживали друг друга огнем из лучевых автоматов, без промаха швыряли гранаты и ножи. Вскоре все солдаты фурбенов были перебиты, после чего отряд диверсантов, прихватив пленных и заминировав здание штаба, вернулся на крейсер. Взорванный небоскреб очень эффектно развалился на куски, а «Звездный Воин», включив двигатель, умчался прочь от двойной звезды, мимоходом расстреляв из всех видов бортового вооружения пустившуюся в погоню эскадру противника.
Снова появились знакомые таблички «Демонстрационный», «Одиночный» и так далее. Шумно выдохнув воздух, Недужко сказал, покачивая головой:
— Потрясающее зрелище, — Он взглянул на часы и добавил: — Всего-то минут двадцать продолжалось, но мне, грешным делом, почудилось, что полнометражный фильм просмотрел!
— Да, темп убийственный, — согласился Зураб. — Я уже не говорю о режиссерском мастерстве, о работе оператора или игре актеров. А какое качество изображения — на лице гонта каждая черточка отчетливо видна…
Деликатно покашляв, Старостин обратил их внимание на непонятное обстоятельство, которое не могли заметить коллеги, не знавшие гонтийской письменности. Оказывается, на всем протяжении фильма в одном из уголков экрана горела табличка «Сумма выигрыша». После каждого успешно выполненного задания сумма увеличивалась и к финальным титрам превысила десять тысяч… Неожиданная загадка заставила всех задуматься, но Роман Григорьевич быстро нашел объяснение:
— Наверное, экипажу начисляется денежная премия. Вот у них счетчик-то и крутится. Подбили вражеский корабль — одна сумма, разбомбили целую планету — получи побольше.
— Хитро придумано, — восхитился Старостин. — Это вам не соцсоревнование за переходящую тряпку на древке. Дают своим людям заработать.
— Некрасиво как-то — платить за убийство, — поморщился Котрикадзе. — Словно в старину на пиратских каравеллах.
Начальник экспедиции строгим тоном предложил Зурабу найти другой фильм. После недолгого изучения репертуара остановились на ленте «Охотничья экспедиция». Не желая понапрасну экспериментировать, они снова выбрали демонстрационный режим просмотра.
На этот раз пояснительные титры были совсем короткими, так что Старостин даже не успел ничего толком прочитать. Но и без комментариев они поняли, что в фильме идет речь о двух гонтах, которые собрались на охоту. Летающая машина с открытой кабиной двигалась на небольшой — в рост гонта — высоте, и охотники, вооруженные короткоствольными лучеметами, увлеченно палили по всевозможной живности. Большие, средние и малые звери атаковали их с земли, из-под почвы, с воздуха, из воды, прыгали с деревьев, но ни один не ушел от сверкающих пучков излучения.
Вокруг телевизора столпились другие члены экспедиции, экспансивно обсуждавшие красочный динамичный фильм. Одни бурно восторгались стрелковым искусством персонажей, другие были поражены богатством форм флоры и фауны неизвестной планеты. Чего стоили одни лишь гигантские змеи, умевшие растекаться по грунту плоским листом, принимая очертания и раскраску любого рельефа. Или летучие членистоногие с прозрачными перепончатыми крылышками вроде стрекозиных.
— Щедра на выдумку природа, — резюмировал Роман Григорьевич.
Дружный хор голосов потребовал показать еще один фильм, но у начальника экспедиции созрел иной замысел. Он грозно рявкнул, чтобы лоботрясы прекратили галдеть, затем распределил задания. Без долгих обсуждений Недужко создал три рабочие группы — по числу лингвистов, владеющих языком гонтов. От этих подразделений требовалось составить перечень всех телевизионных сюжетов, которые записаны на устройствах «комнаты привидений».
Цедужко собрался провести инструктаж, однако его отвлек напряженно дрожащий голос Старостина:
— Роман Григорьевич, соблаговолите взглянуть… Кажется, мы обнаружили нечто действительно важное.
На трехмерном экране стройными шеренгами вибрировали этикетки энциклопедических томов, разбитых по темам: Физика, Математика, Химия, Астрономия, Зоология, Ботаника, Астробиология, Химико-Физическая Биология, Техника, История, Философия, Астронавтика и много-много других. Даже самый капризный исследователь не посмел бы желать большего.
Примерно в те же часы где-то посреди солончаковых степей Астраханской области остановилась колонна бронеавтомобилей. Местность была идеально ровной, только небольшой бугорок выдавился из земли, словно прыщ на лбу. Рунгулов и Сапунов помогли гонтам выбраться из стальной коробки броневика, и старший майор сказал:
— Здесь на полста километров никто не живет, только сайгаки стадами бегают. А если случайный человек забредет или волки напасть вздумают — вот ваши пистолеты и радиопередатчики.
Инопланетяне сильно сдали за последние месяцы. Фильтры в их масках действовали все хуже, да и земная пища основательно подорвала здоровье гонтов.
Желтый и Фиолетовый дрожащими руками рассовали по карманам свое имущество. Кажется, они все еще не верили, что получили свободу.
— Советую подняться на этот холм, — посоветовал полковник Сапунов. — Ну, прощаться пора. Искренне жаль, что покидаете нас, только уговаривать вас остаться, думаю, нет смысла.
Микрофон в маске Фиолетового прошипел:
— Да, не стоит себя утруждать.
Разведя руками, Алан проговорил:
— Счастливого пути, товарищи. Хотелось бы верить, что вы не слишком на нас обижены.
— К черту! — отозвался Желтый, хотя никто не желал ему отсутствия пуха и пера.
Взобравшись на возвышенность, они проводили взглядами уходящие машины.
Потом, став спиной к заходящему светилу варварской планеты, пришельцы связались с орбитальной станцией. Вскоре из миниатюрных динамиков изливался шестиголосый шквал ультразвуковых поздравлений. Радостная весть была немедленно ретранслирована на звездолет, а из ангара станции отправилась в приволжскую степь десантная шлюпка.
— Как мне надоела эта проклятая маска! — простонал Фиолетовый, выключив универсальный инструмент, предназначенный для записи и передачи информации. — И вся их планета надоела. Особенно — двуглазые уроды-аборигены.
— Лично меня утешает одно соображение… — Долгий плен этого мира приучил Желтого к меланхолическим рассуждениям. — Я испытываю мстительное наслаждение, когда понимаю, что наши лица казались им столь же безобразными, как их лица были отвратительны для нас.
Посмеявшись, Фиолетовый справедливости ради признал, что аборигены оказались существами довольно-таки порядочными, пусть даже не слишком цивилизованными: сдержали обещание освободить обоих пришельцев, да и убитого в Америке астронавта похоронили согласно обычаям Огонто. И даже не расставили вокруг этого места зенитки.
— С них бы сталось — могли попытаться сбить шлюпку.
— Наши догадаются принять меры предосторожности — наверняка будут садиться, не отключая защитного поля.
— Вашему кораблю силовая защита не очень помогла, — усмехнулся Фиолетовый.
— Звездолет столкнулся с кораблем фурбенов. А тут — полудикие племена.
Фиолетовый признался:
— Я начал их побаиваться — после того как земляне без выстрела взяли нас в той хижине. Страшные существа.
— Кажется, в свое время я кого-то об этом предупреждал… — Желтый пожал плечами — он перенял подобный жест у аборигенов. Вообще-то у жителей Земли много непонятных черт. Например, для меня осталось загадкой, чего они от нас хотели.
Его сопланетник согласился: земляне вели себя очень странно. Оба гонта с недоумением вспоминали, как следователи то и дело принимались задавать вопросы о машинах, которые способны с большой скоростью выполнять арифметические вычисления. Пленные астронавты, будучи специалистами гуманитарного профиля, слабо разбирались в математике, поэтому не смогли объяснить устройство больших псевдоинтеллектуальных комплексов. Они попытались рассказать о карманных приборах, обрабатывающих информацию, но людей это совершенно не интересовало.
Следователи упорно возвращались к машинам, предназначенным исключительно для арифметического счета.
— Они бы еще выясняли у нас, как добывать огонь с помощью трения! — Фиолетовый был раздосадован. — Я так и не сумел вдолбить этим дикарям, что вычисления можно выполнять на карманных инструментах. Однако двуглазые даже не стали меня слушать. Они упорно называли универсальные аппараты «радиопередатчиками».
Желтый взмахнул руками и закричал:
— Мне осточертели идиотские загадки этой идиотской планеты! Мне осточертела жизнь в этих варварских условиях, где нет элементарных бытовых удобств! Клянусь — никогда больше не покину Огонто!
Подобные обещания каждый астронавт давал несколько раз в течение каждого рейда к звездам, поэтому всерьез такие заявления давно уже никто не принимал.
— Пока мы должны вернуться на Огонто, — негромко заметил Фиолетовый, которого плен сделал убежденным пессимистом.
Они принялись представлять, как станут ублажать свои организмы, оказавшись на звездолете: ванна с подпорченной Кличкой, изысканные деликатесы и напитки, стереоклипы любимых музыкальных коллективов, лучшие фильмы из бортовой видеотеки. Впрочем, рассудительный Фиолетовый малость подпортил напарнику настроение, напомнив, что сначала им придется пройти длительный курс лечения в санчасти. Организмы обоих гонтов были изрядно засорены белками земного происхождения.
— Плевать, — отмахнулся Желтый. — Зато меня ждет встреча с новинками искусства. Ваш звездолет стартовал на два десятка лет позже нашего, так что вы прихватили записи фильмов, концертов и спектаклей, о которых я знаю лишь по твоим рассказам.
Метрах в семидесяти от них почти беззвучно опустилась шлюпка, окруженная черным коконом защитного поля. Гонты бросились к этому крохотному кораблику, который вдруг стал для них самым родным местом во всей бесконечной Вселенной. Не прошло и получаса, как они оказались на станции. Еще через несколько часов началась эвакуация астронавтов из анабиозных камер Тунгусского бункера.
На Туару начинался новый день.
— Шестой месяц, как война идет. — В голосе Недужко прозвучали боль и скорбь. — Немец у самых ворот Москвы стоит.
— Отгоним, — уверенно сказал капитан Трофимов. — До самого Мадрида гнать будем.
— О том разговора нет, — вздохнул Роман Григорьевич. — Только хочется свой вклад внести в грядущую победу. Найти бы здесь такие знания, чтобы создать оружие огромной мощности — за месяц закончили бы войну… Ну, пошли. Работать надо.
Ему не терпелось поскорее вернуться на базу пришельцев, чтобы снова погрузиться в океан энциклопедической информации. Даже те отрывочные сведения из физики и астрономии Огонто, которые он сумел отыскать за последние двое суток, грозили переворотом во всех направлениях естественных наук. Узнав о сверхскоплениях галактик и ячеистой структуре Вселенной, Недужко пришел в экстаз. Сегодня он собирался всерьез разобраться со статьей о частицах, из которых состоят нейтроны, протоны и электроны.
Параллельно Котрикадзе будет изучать материалы о источниках и усилителях когерентного электромагнитного излучения. Они могли сделать это еще вчера, но вымотанные лингвисты упросили начальника экспедиции отложить чтение жутких технических текстов хотя бы до утра. Гуманитарии с большим трудом разбирались в формулах и физической терминологии.
Они направились к пещере, но вдруг за спиной раздался тревожный голос Трофимова:
— Роман Григорьевич, на горизонте корабль.
Сквозь линзы бинокля удалось разглядеть японский флаг, трепетавший на мачте, и орудия, укрытые щитами. Трофимов уверенно заявил, что к острову направляется легкий крейсер.
Заглушив машины в полумиле от Туару, японцы без предупреждения открыли огонь. «Забайкальский Комсомолец» получил несколько снарядов среднего калибра, загорелся, лег на борт и медленно опустился на грунт. В бухте было мелко, поэтому трубы, мачты и часть надстроек торчали из воды до самого прилива.
Уцелевшие моряки вплавь добрались до близкого берега и постепенно стекались в лагерь экспедиции.
Потопив пароход, японцы прекратили огонь. По самому острову пока снарядов не выпускали. Поборов первую растерянность, Недужко скомандовал:
— Всем укрыться за деревьями. Зураб, раздай ребятам лучевое оружие из арсенала базы. Ни в коем случае нельзя позволить, чтобы противник высадил десант.
Котрикадзе умчался выполнять приказание. Вскоре из пещеры выбежали четверо сотрудников экспедиции, которым достались лучеметы гонтов. Между тем с крейсера спустили две шлюпки, которые быстро наполнялись вооруженными людьми. Боцман, воевавший в Гражданскую на сухопутных фронтах, деловито распоряжался: безоружным рассыпаться и прятаться за естественными укрытиями, остальным — занять позиции на возвышенностях.
Шлюпки с десантом приближались, подгоняемые дружными взмахами весел, Туару молчал — лучевые пистолеты были оружием ближнего боя. Ободренные пассивностью островитян, японцы безбоязненно подгребли на сотню метров, и тогда Котрикадзе первым нажал спусковую клавишу.
Дрожащий луч перечеркнул шлюпку параллельно водной глади, разрезав и плоть людей, и сталь винтовок. Второй росчерк ствола опустил луч вертикально, распилив пополам деревянное плавсредство. Другая шлюпка попыталась отвернуть и спастись бегством, но ее уничтожили сосредоточенным огнем четырех излучателей.
На крейсере были потрясены молниеносной гибелью десанта. Не прошло и пяти минут, как послышалось урчание машин, из трубы потянулся дымок. Взбурлив винтами воду, корабль начал медленно отрабатывать от берега задним ходом. Трофимов сказал озабоченно:
— Сейчас примется лупить из пушек. Эх, не успели толком окопаться…
Из пещеры осторожно вышел Ордынцев. Повертев головой в поисках руководства, он подбежал, пригибаясь, к валуну, за которым сидели на корточках капитан и начальник экспедиции.
— Роман Григорьевич… — В голосе инженера явственно звучало недоумение. — Я использовал радиостанцию базы, чтобы связаться с Москвой. Мне ответили очень непонятно: точно ли, дескать, что корабль японский…
— А чей же еще? — разозлился Недужко. — Что они имели в виду?
— Ума не приложу… Но Лубянку, кажется, удивило, что корабль стреляет в нас. Потом переспрашивали: «Точно ли японский, а не наш? Точно ли крейсер, а не линкор?»
Крейсер успел удалиться на полторы мили, развернулся к острову правым бортом и навел орудия на Туару. Затем корабль неожиданно исчез из виду, закрытый взметнувшимися стенами белоснежной пены. Когда полотнища брызг вернулись в океан, на берег обрушился грохот взрывов, и стало понятно, что крейсер, накрытый залпом крупнокалиберных пушек, получил серьезные повреждения. Корпус вражеского корабля ощутимо осел на корму. Снаряди падали еще дважды, после чего расстрел прекратился, поскольку исчезла мишень. Там, где недавно покачивался на волнах боевой корабль, теперь лишь плавали обломки.
— Кто стрелял-то? — поразился Роман Григорьевич. — Океан пуст. И самолетов в небе не видно.
— Никак нет, вижу точку на горизонте, — сообщил Трофимов. — С оста прямым ходом на остров идет какой-то корабль, но он очень далеко.
Неожиданно из облаков вывалился крохотный биплан, который начал кружить над островом. На боках и плоскостях маленькой, словно игрушечной, машины они с невероятным облегчением разглядели красные звезды.
Глава 20
СМЕРТЬ В БИТВЕ
Линкор был достроен точно в срок. Контр-адмирал Биберев, назначенный командовать «Халхин-Голом» на время перехода из Сан-Франциско во Владивосток, подписал все документы и выглядел очень счастливым.
Вскоре после рассвета «Халхин-Гол» отдал швартовы, и портовые буксиры медленно оттащили махину линкора от причалов военного рейда, расположенного в Центральном бассейне залива. В трех кабельтовых от берега заработали машины, и корабль малым ходом двинулся на запад. Нырнув под исполинский мост Сан-Франциско — Окленд, линкор оставил по правому борту острова Йерба-Буэна и Алькатрас, миновал зону паромных причалов. Затем будущий флагман Тихоокеанского флота плавно выскользнул в океан между мысами Лойн-Пойнт и Форт-Пойнт. Чуть выше мачт корабля проплыла ажурная громадина моста Золотые Ворота, подвешенного над одноименным проливом на канатах в метр поперечником.
Когда перед линкором распахнулся океан, Биберев скомандовал «полный вперед», а Михаил отправился спать. От порта назначения их отделяли четыре с половиной тысячи миль — неделя пути экономическим ходом.
Меньше всего ему хотелось встречаться с племянником и первые сто часов плавания Михаил успешно уклонялся от общения с родичем. Однако везение никогда не бывает долгим. На четвертый день сразу после обеда в командирском салоне Стален сам подошел к дядюшке и чуть не силком повел показывать свое хозяйство.
В кормовой части линкора располагались две решетчатые платформы, на которых стояли гидросамолеты-бипланы. Летчик с гордостью сказал:
— Смотри, это КОР-3, то есть третья модель корабельного разведчика.
Двухместная машина для дальней разведки и корректировки артогня. Может летать над океаном шесть-семь часов.
Ни малейшего желания обсуждать достоинства миниатюрных этажерок у Михаила не было, но правила приличия требовали что-нибудь ответить. Он пробурчал:
— Если корабль попадет под обстрел, этим игрушкам плохо придется. Хоть бы бронированный ангар для них предусмотрели.
— Они нужны, главным образом, когда стрельба еще не началась. — Стален засмеялся, сверкая ровными шеренгами белоснежных зубов.
— Тоже верно… — Михаил избегал смотреть на собеседника. — Только я совершенно не понимаю, как твои самолетики взлетают и садятся. Даже таким крошкам нужна взлетно-посадочная полоса подлиннее всей линкорной палубы.
— Взлетает он с помощью катапульты и пороховых ракет, а садится на воду.
Потом гидроплан поднимают на палубу с помощью кранов… — Племянник прервал лекцию, выжидающе глядя на затылок Михаила, затем сказал: — Нам вроде поговорить надо.
— А по-моему, не о чем нам разговаривать. И незачем.
— Значит, ты на меня обиделся?
— Представь себе, нет. Чего мне на тебя обижаться… — Он вздохнул. — Ни на кого я, Степа, не сержусь. Просто чувствую себя немного неловко.
Стален осведомился приглушенным голосом:
— Значит, придешь на свадьбу? Ларисочка очень на этот счет переживает.
О таком мог спросить только сынок его сестрицы. Война идет, вокруг черт-те что творится, а этого оболтуса интересует, явится ли дядюшка смотреть, как его бывшая возлюбленная ставит в загсе подпись. Кстати, и Раю этот вопрос почему-то беспокоил. Садисты они, что ли… Михаил пробормотал:
— Посмотрим. Как получится.
От продолжения разговора его избавил подбежавший матрос-посыльный, который передал приказ командира: немедленно явиться в адмиральский салон.
В апартаментах Биберева собрался весь комсостав линкора. Матвей Аристархович, выглядевший очень встревоженным, сказал:
— Товарищи командиры, я только что получил шифротелеграмму из Главного морского штаба. Москва предупреждает, что в ближайшие дни ожидается внезапная, то есть без предварительного объявления войны, агрессия Японии против Советского Союза. Нам предписано повысить бдительность и привести корабль в боевую готовность — не исключено, что противник попытается атаковать и уничтожить наш линкор. Воздушные и подводные силы Тихоокеанского флота будут патрулировать квадрат к востоку от Курильских островов, чтобы обеспечить наше возвращение.
Кроме того, «Халхин-Гол» получил приказ выйти к архипелагу Адмирала Дорсона и сопровождать до Камчатки пароход «Забайкальский Комсомолец», который в настоящее время выполняет особую научную миссию на острове Туару.
«Там же Роман Григорьевич и Зураб, — забеспокоился Каростин. — А я даже не знаю, удалось ли им что-нибудь найти…»
За несколько часов до этого совещания на борту линкора руководители всех советских разведслужб доложили членам Политбюро тревожную информацию. Еще 16 октября ушел в отставку премьер-министр Коноэ, и два дня спустя его заменил генерал Тодзио, который возглавил также важнейшие министерства — военное и внутренних дел. Хидэки Тодзио считался главным сторонником войны по «северному варианту» (то есть — против СССР), и последствия не заставили себя долго ждать.
Уже 7 ноября началась реализация заблаговременно разработанных планов боевых действий на северном направлении. Ударному соединению флота (семь крупнейших авианосцев, восемь линкоров, десять крейсеров и около полутора десятков эскадренных миноносцев) было дано распоряжение к 22 ноября сосредоточиться у острова Итуруп, пополнить припасы и ждать приказа о начале войны. К советской границе подтягивались дивизии Квантунской армии общей численностью около миллиона штыков. Со дня надень ожидалось заседание Императорского тайного совета, который должен был дать директиву о разворачивании военных действий.
Японский генштаб намеревался повторить успех 1904 года, когда флот адмирала Того коварным ударом без каких-либо предупреждений совершил нападение на русские корабли в Порт-Артуре и Чемульпо.
— Выбрали момент, сволочи, мать их… — Сталин выразился длинно и умело. — Нам ведь нужно не больше двух недель отсрочки — когда погоним немца от Москвы, никакие японцы не посмеют точить зубы на Приморье.
— Они уверены, что Союз проиграл войну фашистам — потому и обнаглели, — злобно сказал Берия. Начальник военной разведки добавил:
— В Пентагоне тоже убеждены в неизбежности японского удара по Советскому Союзу. Американцы даже стянули в Перл-Харбор все тяжелые корабли, которые обычно патрулируют океан в окрестностях Японии. Вашингтон как бы намекает императорской ставке в Токио: можете бить русских, не опасаясь нашего противодействия.
Скрипнув зубами, Верховный Главнокомандующий подумал, что уже нельзя сделать ничего принципиального для усиления обороны на Дальнем Востоке. Армия давно отмобилизована и готова встретить агрессора. А слабенький Тихоокеанский флот — восемьдесят пять подводных лодок, девять эсминцев и две сотни катеров — все равно не способен противостоять огромной морской силе противника, даже если «Халхин-Голу» удастся прорваться в главную базу. И тогда он вспомнил о застрявшей на Туару экспедиции.
Когда лишь сорок миль отделяли их от острова, Биберев снова собрал старших командиров.
— Радисты перехватили передачу с Туару, — сказал он. — Возле острова стоит японский крейсер. «Забайкальский Комсомолец» потоплен, личный состав экспедиции пытается отразить высадку десанта.
— Как же они вышли в эфир, если радиостанция погибла вместе с пароходом? — спросил старший помощник. — Похоже на провокацию.
— Вот это нам и предстоит выяснить как можно скорее. Через час, когда «Халхин-Гол» приблизится к Туару на расстояние, с которого можно вести огонь главным калибром, мы должны точно знать, что там делается.
Контр-адмирал приказал играть боевую тревогу, выслать к острову самолет-корректировщик и включить радиолокатор. Михаил поднялся в свой отсек, который висел, словно бочка, внутри решетчатой мачты линкора. Операторы уже разогревали аппаратуру, и бегавший по экрану луч высвечивал расплывчатое пятно Туару, лежавшего пока за пределами надежной работы радара. Однако прошло совсем немного времени, «Халхин-Гол» подошел к этому клочку суши на пятьдесят пять километров, изображение стало более отчетливым, и Каростин доложил в боевую рубку, что рядом с островом действительно просматривается неподвижный корабль.
При этом Михаил едва не опростоволосился, когда по привычке чуть не назвал контр-адмирала просто Матвеем, словно они сидели дома в кругу семьи…
— Москва подтвердила, что экспедиция атакована, — прохрипел из телефонной трубки голос Биберева. — Держи связь со старшим артиллеристом.
Корабль мчался в атаку двадцатиузловым ходом, и дистанция быстро сокращалась: пятьдесят километров, сорок, тридцать пять, тридцать…
Артиллеристы отсчитывали дальность в десятых долях мили: триста пятьдесят кабельтовых, триста, двести пятьдесят… С этого расстояния линкор, оставаясь невидимым за эфемерной чертой горизонта, уже способен был достать неприятеля шестнадцатидюймовыми снарядами. По приказу Биберева «Халхин-Гол» сбавил скорость до восьми узлов и сменил курс, обратив нос к норду, а левый борт — к Туару.
Огромные двухорудийные башни развернули стволы пушек перпендикулярно к продольной оси линкора.
Каростин сообщил дистанцию и азимут, старший артиллерист, сверившись с таблицами, передал командорам необходимые углы возвышения стволов, и громыхнул первый залп. В каждой двухорудийной установке стреляла только правая пушка — одновременный залп всей восьмерки шестнадцатидюймовок был невозможен, поскольку чудовищная сила отдачи могла повредить крепления башен. Спустя минуту четыре снаряда упали возле цели, и радарную отметку вражеского крейсера заслонили искры помех. С борта КОР-3 передали: есть накрытие, цель повреждена. Убедившись, что взят верный прицел, из рубки отдали приказ открыть беглый огонь. Сначала вышвырнули свои заряды левые орудия, а затем, не дожидаясь результатов нового залпа, боевые расчеты повторно разрядили правые пушки. Когда трассы этих снарядов уткнулись в поверхность океана, отгрохотали разрывы и рассеялись помехи, цель исчезла с радарного экрана. Затем и пилот гидроплана сообщил, что крейсер уничтожен.
Вскоре после полудня «Халхин-Гол» встал на якорь напротив лагеря экспедиции. Неподалеку сиротливо выглядывала из-под воды верхушка мачты японского корабля, разодранного на куски ударами громадных — каждый больше тонны весом — снарядов. Биберев и Каростин в сопровождении нескольких моряков направились к острову на моторном катере. Встретивший их у кромки прибоя Недужко, не успев толком поздороваться, зашептал:
— Что делается, товарищи! Наш полиглот Игорь Старостин допросил пленного японского офицера. Страшные вещи мы узнали, — оказывается, их флот сосредоточен у Курил и вот-вот двинется бомбить Владивосток!
— Мы уже в курсе. Немедленно эвакуируем экспедицию и уходим. — Контр-адмирал подозвал матроса-сигнальщика: — Просемафорь на линкор, чтобы выслали шлюпки… Роман, сколько у тебя здесь народу?
— Двадцать два члена экспедиции, тридцать один человек из экипажа парохода да контуженных япошек из воды десятка два выловили.
Матрос замахал флажками, передавая адмиральский приказ. С обоих бортов «Халхин-Гола» начали опускаться на океанские волны весельные шлюпки. Ученые бросились в палатки собирать личные вещи и найденные на острове изделия гонтов.
Каростин, успевший расспросить Зураба и Ордынцева, отозвал адмирала в сторону и твердо сказал:
— Матвей, я должен любой ценой вывезти на материк оборудование с базы.
Биберев, хоть и готов был раскричаться, но понимал, сколь важно доставить в Москву образцы инопланетной техники. Раздраженно покривившись, он проговорил:
— Только, умоляю, торопитесь. Каждая минута задержки может стоить жизни.
— Сделаем все возможное, — заверил конструктор. Инженеры побежали в сторону пещеры, а Матвей Аристархович крикнул им вслед:
— Когда вынесете технику, я пришлю минеров. Оставшийся инвентарь надо будет взорвать, чтобы чужим ничего не досталось.
В «комнате привидений» инженеры показали потрясенному Михаилу отрывки из самых красочных кинокартин:
«Битва за Галактику», «Полоса препятствий», «Охотничья экспедиция», «Полководец», «Агрессия со звезд», «Командир взвода», «Чемпионат планеты», «Подводная охота», «Космический перехватчик» и «Падающие мячи». Казалось, лимит удивления на этом был исчерпан, но Котрикадзе запустил фильм, где гонтовская девица сопровождала стриптизом укладку разноцветных кубиков.
Выслушав объяснения, Каростин надолго задумался, потом произнес недоуменно:
— Я могу понять, для чего гонты прихватили в межзвездную экспедицию фильмы-боевики. Я даже могу понять, для чего им порнографическая кинолента, — в конце концов, участникам многолетнего путешествия не помешает изредка расслабиться. Но до меня не доходит другое: чтобы раздеть эту бабу, зачем-то нужно уложить целый слой дурацких фигурок… Полный кретинизм — при чем тут стереометрия?!
— Мы думали об этом, — робко сказал Зураб. — Возможно, разгадка таится в каких-то мистических обрядах, которые привычны для гонтов, но совершенно непонятны нам.
— Допустим… — Михаил скептически надул губы и покачал головой. — Тогда объясните, пожалуйста, вот что… Правильно ли я понял, что каждый фильм можно смотреть в разных вариантах? Причем если нажать «Демонстрация», то телевизор каждый раз показывает один и тот же сюжет. А если мы выбрали «Одиночный» или «Парный», то сюжетом можно управлять. Так или нет?
Ошарашенно переглянувшись, его подчиненные признались, что в «одиночном» варианте смотрели только стриптиз. Все остальные картины крутили только через «Демонстрационный».
— И вы даже не попробовали изменять через «Одиночный» сюжеты более интересных фильмов? — поразился Михаил. — Ребята, вы меня разочаровали… Чем же вы занимались столько времени?
Смущенный Котрикадзе ответил, что они только позавчера научились обращаться с телевизионной аппаратурой гонтов, однако в тот же день нашли энциклопедию, после чего все инженеры и лингвисты были брошены на расшифровку научной информации. Михаил поневоле вспомнил американскую комиссию по радиосвязи, которая считала, что телевидение предназначено лишь для научных целей. Вот и милейший Роман Григорьевич всерьез полагал, будто стереотелевизоры инопланетян не могут хранить ничего, кроме серьезных фильмов и фундаментальных трудов по физике, математике и астрономии… А ведь ясно, что здесь кроется нечто иное, причем разгадка этой тайны может оказаться важнее любых физико-математических уравнений.
Очнувшись от этих мыслей, он увидел, как Зураб пытается запустить фильм «Рейд на Фурбешу» в режиме «Одиночный». Внутри кубического экрана титры быстро сменились изображением космических дредноутов, мчавшихся к тускло-красной звезде. Котрикадзе пошевелил рычажком, и звездная эскадра послушно изменила курс. Затем панорама Вселенной внезапно исчезла, и появилась знакомая маска, которую гонты надевали перед высадкой на Землю. Из динамиков послышался голос, четко выговаривавший русские слова:
— Звездолет вызывает старую базу. Мы знаем, что в данный момент люди работают с нашим оборудованием. Если слышите меня — отвечайте громким разборчивым голосом, старайтесь говорить в микрофон, расположенный чуть ниже экрана.
— Вижу и слышу вас, — ответил Михаил. — Где вы находитесь?
Гонт, словно не услышав его, повторил свое обращение, потом сообщил, что звездолет эвакуировал всех обитателей Тунгусского бункера и готовится взять курс на Огонто. После этого он сказал:
— Немедленно покиньте остров. Мы намерены ликвидировать расположенное там оборудование. Предупреждаю: будет взрыв, при котором радиация опасна для жизни в радиусе пяти километров. Вы меня поняли?
— Вы обещали нам… — попытался протестовать Михаил. Последовала короткая пауза, после которой гонт ответил:
— Обещание было силой вырвано у заложников, а потому не стоит о нем вспоминать. Повторяю. Командир звездолета приказал уничтожить базу вместе с островом. Ровно через час по земному времени вы должны находиться не ближе пяти километров от базы.
Михаил принялся торговаться, нагло солгав, будто они не успеют так быстро удалиться от Туару. В конце концов гонт без особого энтузиазма добавил тридцать минут, но предупредил: это — крайний срок и ровно через полтора часа будет включен детонатор. На этом сеанс связи оборвался.
«Между моим вопросом и его ответом выходила пауза в десять-двенадцать секунд, — прикинул Михаил. Звездолет сейчас далеко от Земли, и радиоволнам требуется такое время, чтобы преодолеть путь от базы на корабль обратно…»
Получалось, что расстояние до звездолета составляет полтора-два миллиона километров.
Отогнав лишние мысли, он спросил, можно ли будет запустить эти стереотелевизоры от земных источников электропитания. Зураб заверил начальника, что никаких трудностей возникнуть не должно: требовался всего лишь временный ток с напряжением четыреста — четыреста тридцать вольт и частотой около восьмидесяти герц.
— Тащите на берег все, что сумеем вынести, — распорядился Михаил. — Дома спокойно посмотрим все их фильмы.
Телевизоры и радиоаппараты были намертво соединил со столами, которые в свою очередь составляли единое целое с полом отсека. Ни винтов, ни каких-либо иных соединений обнаружить не удалось, ножовке этот материал оказался не по зубам. Кто-то запоздало вспомнил об автогене. Презрительно покосившись на коллег, замкнувшихся на земных технологиях, Ордынцев достал из-за пояса лучевой пистолет и перерезал пучком концентрированного света ножки стола и пучки проводов, соединявших приборы с электросетью базы.
Они второпях выволокли из пещеры столы с закрепленными на них агрегатами. Последними уходили минеры, заложившие в каждый отсек базы по центнеру тротила.
Хоть гонты и обещали подорвать объект, люди решили подстраховаться. Часовой механизм фугаса был установлен на несколько минут позже времени, назначенного инопланетянами: если гонты не разнесут свою базу, это сделает земная взрывчатка.
Когда последняя шлюпка отчалила от берега, возле пещеры мягко и беззвучно приземлился обтекаемый аппарат размером с полуторку Горьковского автозавода.
Михаила Каростина это зрелище, несомненно, заинтересовало бы, а вот его сын, который родится через четырнадцать лет, без труда узнал бы авиетку троклемского производства. Четыре робота деловито забрали оставшиеся на складах предметы, вынесли аппаратуру телерадиосвязи, а также энергетические генераторы и компьютерно-информационные комплексы, принятые людьми за видеомоноблоки.
Квазиразумный Мозг Лабиринта очень интересовался техникой, которую создала цивилизация планеты Огонто.
Поднявшись на борт линкора, Михаил первым делом распорядился перетащить все экспонаты в надежное место, защищенное прочной броней.
Подняв якоря, «Халхин-Гол» лег на курс норд-вест. Каростин, стоявший на площадке рядом с радарным отсеком, смотрел в бинокль на удалявшийся Туару и заметил, как с острова поднялась крохотная темная точка. Локатор показал, что неизвестная машина быстро набирает высоту. Контакт был потерян в тридцати километрах от поверхности — «Сегмент-1» просто не предназначался для наблюдения за целями выше этой отметки… До конца жизни Михаил будет ломать голову над риторическим вопросом: кому принадлежал тот аппарат — гонтам или фурбенам?
А точно в названный гонгами срок сверкнула яркая вспышка. Сходящиеся лазерные импульсы разогрели смесь лития с дейтерием до температуры, при которой начинается термоядерный синтез. Ввысь рванулся шар раскаленной плазмы, сопровождаемый столбом пепла и пара. Несколько моряков, которые в этот момент разглядывали остров сквозь линзы и призмы оптических приборов, получили тяжелые ожоги роговицы. Грибовидное облако испаренной жидкости быстро остыло, а когда вода вернулась в океан, стало видно, что Туару больше не существует.
Всю ночь гудели паровые котлы, выжимая полную мощность, и турбины гнали огромный корабль на северо-запад. К утру их отделяло от места вчерашней стоянки почти триста миль. Но вскоре после рассвета натянутые на мачтах антенны приняли радиограмму с борта дальнего разведчика АНТ-39: японский флот курсирует восточнее Итурупа и Хонсю. Стало ясно, что самые удобные проливы — Надежды и Буссоль для «Халхин-Гола» закрыты…
Бибереву даже не было надобности смотреть на карту, чтобы понять: следует уводить корабль как можно дальше к норду, а затем прорываться в Охотское море через Первый Курильский пролив под прикрытием береговой авиации. До Петропавловска-Камчатского оставалось почти полторы тысячи километров — тридцать часов движения полным ходом.
Если, конечно, враг не перехватит их превосходящими силами в открытом океане.
И это случилось. «Красная Звезда» сообщила, что на перехват «Халхин-Голу» спешит соединение в составе линкоров «Сайен» и «Тоса», авианосца «Амаги» и шести эсминцев или легких крейсеров. В 11.38, когда поступило это сообщение, оба линкора находились на расстоянии восьмидесяти пяти миль севернее советского корабля. Сопровождаемый миноносцами «Амаги» подтягивался с запада.
Адмирал приказал поднять в воздух КОР-3 и склонился над картой. Судя по данным, переданным с «Красной Звезды», «Сайен» и «Тоса» лишь перекрывали «Халхин-Голу» путь к Камчатке, а главный удар должны были нанести палубные бомбардировщики авианосца.
— Атакуем этот плавучий аэродром, — огласил свое решение Матвей Аристархович. — Взять четыре румба к весту. Полный вперед.
— До «Амаги» почти сто миль, — напомнил старший помощник. — Мы сблизимся на пушечный выстрел только через четыре часа, да и то если японец не сообразит отойти на запад. За это время они успеют послать на нас три волны пикировщиков и торпедоносцев.
— Через полчаса между нами будет всего восемьсот кабельтовых — вполне достаточно для стрельбы подкалиберными. — Биберев зловеще ухмыльнулся. — Подать в башни двенадцатидюймовые снаряды.
А чуть позже из радарной бочки пришло предупреждение от Каростина: приближается большая группа воздушных целей.
Внешне корабль казался вымершим — на палубе не видно было ни одного человека. Лишь стволы всех калибров шевелились как живые, выбирая себе добычу.
Эскадрильи японских самолетов — четыре десятка торпедоносцев типа «97» и бомбардировщиков типа «99» — находились на расстоянии пяти минут полета от «Халхин-Гола», когда носовая башня выпустила первый снаряд. Затем поочередно, с тридцатисекундными интервалами, окутались дымом выстрела остальные установки.
Пороховой заряд шестнадцатидюймовки выбрасывал начиненную тротилом болванку весом в тысячу сто килограммов со скоростью, достаточной, чтобы грозный боеприпас пролетел сорок два километра, или двести тридцать кабельтовых. Однако за последний год на Кронштадтском полигоне удалось отработать приемы сверхдальнобойного огня. Если в шестнадцатидюймовую пушку загнать двенадцатидюймовый снаряд, который весит всего четыреста семьдесят килограммов, то взрыв такого же количества пороха разгонит его до еще больших скоростей и дальность стрельбы увеличивается в три с лишним раза. Правда, в таком случае дальномерщики и наводчики не видят ни самой цели, ни разрывов вокруг нее, но не зря ведь существуют самолеты-корректировщики и рассчитанные на электрической машине точнейшие таблицы стрельбы.
КОР-3 и АНТ-39 радировали результаты пристрелочной серии: первое падение — недолет на пять кабельтовых, второе — промах на шесть кабельтовых к северу…
Одновременно загрохотали стомиллиметровые зенитки, спустя несколько секунд к ним присоединились автоматические пушки меньших калибров.
Четкий строй японских эскадрилий украсился множеством разрывов. Один бомбардировщик, загоревшись, упал в океан, другой потерял солидный кусок крыла и очень забавно кувыркался, пока не скрылся под волнами, на третьем осколки вывели из строя мотор. Взорвался еще один «97-й» — стремительные кусочки металла поразили подведенную под его брюхом торпеду. Отчаявшись преодолеть сплошную стену заградительного огня, японские пилоты отвернули, потеряв при этом пятую машину. Лишь несколько одномоторных торпедоносцев сбросили свой груз на почтительном удалении, однако смертоносные сигары безвредно прошли далеко от линкора.
Между тем артиллеристы «Халхин-Гола» внесли поправки в прицел, и башни главного калибра дали еще два залпа с чуть отличными углами возвышения орудий.
Японские самолеты уже заходили в атаку с другого борта. Снова заговорили зенитки. За минуту были сбиты четыре «99-х», а море вокруг линкора закипело от бомбовых разрывов. Потом буквально в нескольких метрах перед форштевнем «Халхин-Гола» обрисовался пузырьковый след, оставленный торпедой. Малокалиберные пушки левого борта расстреливали вдогон удалявшиеся эскадрильи, достав еще один бомбардировщик.
В рубку начали поступать рапорта из отсеков. Две бомбы ударили в бортовую броню чуть выше ватерлинии, но взрывы не смогли разрушить слой вязкой стали толщиной в триста пятьдесят миллиметров. Третья бомба прошила навылет заднюю трубу и разорвалась над морем в десятке метров от корабля. Итоги первых налетов: противник потерял не меньше десяти машин, а на линкоре вышла из строя одна шестидюймовка, два краснофлотца убиты, пятеро — получили ранения.
Радиорубка приняла новое сообщение с воздушных корректировщиков: второй залп дал накрытие, третий лег с перелетом в полтора кабельтова. Пристрелка была закончена, и главный калибр заработал на пределе технической скорострельности.
Ежеминутно каждая башня выпускала три-четыре снаряда. Всего в погребах «Халхин-Гола» имелось по двадцать подкалиберных боеприпасов на каждое орудие, так что вылетели они за шесть минут. Первое попадание пришлось в «остров» ~ надстройку на краю взлетной палубы авианосца. Чуть погодя другой снаряд, упав почти отвесно, пробил стальную палубу и разорвался в трюме. Сила взрыва вывернула наружу края пробоины, огромный участок взлетной полосы вспучило, из внутренних отсеков показались языки пламени. Наконец один из снарядов предпоследнего залпа угодил в корму, расшвыряв подготовленные к вылету самолеты, на нескольких машинах взорвались бомбы и торпеды. Теперь «Амаги» горел по-настоящему, причем огонь подбирался к хранилищу боеприпасов и цистернам с запасом бензина для бортовой авиации.
За короткий промежуток этой канонады «Халхин-Гол» отразил, последнюю воздушную атаку, самую яростную из всех. Экипажи бомбардировщиков уже знали, что обречены, потому что поврежденная палуба авианосца не сможет принять их машины.
Пилоты безоглядно вели свои «97-й» и «99-й» навстречу трассам зенитных снарядов.
Больше дюжины пылающих самолетов рухнули в океан, но с десяток сумели прорваться сквозь огненную завесу и прицельно сбросили груз. Бомбы разрушили вторую башню главного калибра и несколько зенитных установок, перебили паропровод, подожгли кормовую надстройку, пробили солидных размеров дыру в той части корпуса, которая была защищена тонким слоем брони. Шальная торпеда поразила правый борт. Взрыв ниже ватерлинии расшатал броневые плиты, и вода постепенно заполняла отсек.
— Откачивайте, это — не смертельно. — Биберев пожал плечами. — Мы сохраним плавучесть даже с десятью затопленными отсеками… Что сообщает воздушная разведка?
— Наш гидроплан сбит истребителями, — рапортовал старший помощник. — «Красная Звезда» передала, что «Амаги» горит и погружается кормой. Крейсер и эсминцы подошли почти вплотную и пытаются снять экипаж авианосца. Командир «Красной Звезды» радировал также, что уходит на базу — у них горючее на исходе.
— Значит, авианосец мы им выбили малой кровью. — На лице контр-адмирала засияла гримаса злорадного удовлетворения, и старый моряк продолжал рассуждать вслух: — Подкалиберные снаряды все расстреляны, а продолжать сближение, чтобы добивать эту рухлядь, не вижу смысла… Возвращаемся на курс норд-вест, попробуем прорваться мимо Шейных кораблей. В темноте у нас будет преимущество — японцы не имеют радаров.
Старшие командиры линкора согласились с этим решением, но сам Биберев прекрасно понимал, что до темноты еще далеко, стало быть, главная часть сражения будет протекать в светлое время суток. Проще всего было сделать зигзаг миль на триста к востоку, обогнуть в течение ночи вражеское соединение, а затем спокойно шлепать на Камчатку и дальше в Охотское море. Однако мазута в топливных цистернах оставалось в обрез — как раз хватит, чтобы пройти кратчайшим курсом. С другой стороны, от «Халхин-Гола» вовсе не требовалось добраться невредимым до Владивостока. Задача боевого корабля — нанести противнику как можно более тяжелые потери. И не суть важно, когда и как это сделать: операциями из главной базы после официального объявления войны или в открытом море, прорываясь к родному порту в предвоенный период.
«Халхин-Гол» уже немало натворил, изувечив авиаматку. Если вдобавок удастся хоть на некоторое время вывести из строя «Сайен» и «Тоса» — можно считать, что линкор выполнил свое предназначение. Понеся столь тяжелые потери, Япония может даже отказаться от нападения на Советское Приморье.
Отправив короткую радиограмму в штаб Тихоокеанского флота, Матвей Аристархович вызвал старшего лейтенанта Биберева и приказал ему лично вылететь на последнем гидроплане и разведать обстановку. Он понимал, что отправляет единственного сына в полную неизвестность и почти на верную смерть, потому что в разгар сражения линкор не сможет заниматься возвращением самолета на борт. Но понимал он и другое: никому не дано знать, где окажется безопаснее — на корабле, под обстрелом двух вражеских линкоров, или в небе на почтительном удалении от японских зениток… Только вылет пришлось отменить, потому что КОР-3 был поврежден осколком бомб и теперь бригада авиамехаников торопливо латала пробоины.
Воздушная разведка откладывалась по меньшей мере часа на два, а пока вся надежда была на радиолокатор. Именно «Сегмент-1» предупредил о приближении трех кораблей с запада. Вскоре их разглядели наблюдатели и дальномерщики — легкий крейсер и два миноносца. Вероятно, те самые, которые входили в эскорт покореженного «Амаги». Тратить на подобную мелочь крупнокалиберные боеприпасы, которых оставалось не слишком много, Биберев не собирался. Большим сюрпризом для японцев оказалась дальнобойность советских шестидюймовок, которые уже вторым залпом подожгли замыкающий эсминец. Получив еще несколько попаданий, отряд легких сил покинул зону обстрела и скрылся за горизонтом.
На линкоре, который упрямо стремился к южной оконечности Камчатки, не знали, что пламя пожаров уже добралось до бомбовых погребов «Амаги», после чего огромный корабль, разорванный на две половинки, быстро скрылся под водой. Не знали и того, что спустя полчаса затонул эскадренный миноносец «Икацучи», в который попало не меньше трех снарядов, а тяжело поврежденный крейсер «Камикадзе» пойдет ко дну завтра вечером, почти добравшись до порта Сасебо. Не знали и самого приятного — что с дальневосточных аэродромов поднялись два полка дальних морских бомбардировщиков ТБ-Зф и полк новейших Пе-8, получивших приказ любой ценой уничтожить японские корабли, преградившие путь советскому линкору. К сожалению, самолетам требовалось почти четыре часа, чтобы достичь квадрата, где вот-вот должна была развернуться артиллерийская дуэль.
Первым противника снова обнаружил радар. На экране «Сегмента» четко высветились отразившие радиоволны корпуса кораблей — два больших и четыре поменьше. Оценив ситуацию, Биберев и его помощники приняли единственное возможное при таком раскладе сил решение: с предельной дальности сосредоточить огонь на «Сайен», по возможности вывести из строя этого исполина, затем расстрелять «Тоса» и, растворившись в ночном мраке, продолжать движение на северо-запад.
Огонь по противнику открыла в 15.23 носовая башня, выпустившая шестнадцатидюймовый снаряд, когда расстояние составляло двести двадцать пять кабельтовых. Третьим залпом добились попадания в среднюю часть «Сайен». Потом были зафиксированы четыре прямых попадания между 15.30 и 15.40. Сразу после этого вокруг «Халхин-Гола» выросли стены пенящейся воды, поднятые падающими вокруг японскими снарядами.
К 15.50 дистанция сократилась до пятнадцати миль. Теперь почти каждый залп достигал цели. «Сайен» горел, но продолжал вести огонь кормовой башней. Затем японский флагман, резко переложив рули, ушел на север с сильным бортовым креном.
На «Халхин-Голе» к этому времени число убитых и раненых перевалило за сотню, линкор потерял третью башню и половину артиллерии среднего калибра, появились первые пробоины на уровне ватерлинии.
Обнаружив отступление главного противника, Биберев азартно хлопнул в ладоши и крикнул старшему артиллеристу:
— Переноси огонь!
Тот кивнул, не отрывая от уха телефонную трубку — именно такой приказ он передавал в этот миг командирам уцелевших башен. Расстояние позволяло присоединить к шестнадцатидюймовкам огонь орудий среднего калибра. Начался нудный обмен ударами на встречных галсах. «Халхин-Гол» был больше по водоизмещению, к тому же советские снаряды были тяжелее японских, а потому наносили большие повреждения. В 16.19 охваченный пожарами «Тоса» не выдержав избиения, развернулся и начал отходить к северу, зарываясь носом в волны.
Японский капитан явно надеялся увеличить дистанцию, но это не удалось. Продолжая греметь залпами из двух частично боеспособных концевых башенных установок, «Халхин-Гол» уверенно настигал противника. Японский корабль заметно заваливался на правый борт.
Еще несколько удачных попаданий в любезно подставленную корму — и «Тоса» потерял ход, беспомощно покачиваясь на волнах. «Халхин-Гол» сбавил обороты турбин и медленно прошел в семи десятках кабельтовых от парализованного неприятеля. При этом артиллерия советского линкора методично, как на учебных стрельбах, посылала снаряды в неподвижную стальную жаровню. В 16.44, когда начало темнеть небо над океаном, «Тоса» стремительно опрокинулся, коснувшись воды обрубками труб и мачт. Разгулявшийся шторм поднял волнение, не сулившее приятных перспектив японским морякам, которые прыгали за борт, пытаясь вплавь спастись с обреченного линкора. Попрощавшись с ними залпом из кормовых батарей, «Халхин-Гол» дал полный ход. Прямо по курсу маячил успевший затушить пожары «Сайен».
Когда вызванный адмиралом Михаил явился в рубку, ему поневоле пришлось выслушать безрадостные рапорта командиров подразделений. От главного калибра осталось лишь три ствола, из шестнадцати шестидюймовок могли стрелять только семь. Во многих отсеках имелись пробоины, так что вода непрерывно поступала в трюм, и осадка корабля увеличилась почти на метр.
— Понял, Мишка? — возбужденно бросил Биберев. — Хана линкору. Не видать «Халхин-Голу» Владивостока. Запаса хода не хватит! Я теперь только об одном думаю — как бы «Сайен» ко дну пустить.
— Значит, не судьба домой вернуться. — Михаил равнодушно развел руками.
Он слишком долго работал на военное ведомство и свыкся с неизбежностью насильственной смерти, в том числе и своей собственной. Жаль было лишь той техники, которую они вывезли с базы на острове Туару.
— Надеюсь, линкор затонет на большой глубине, — сказал Каростин. — Наши находки не должны попасть в руки противника.
— Рано нас хоронишь. — Матвей Аристархович был полон оптимизма. — Главный штаб сообщил, что на полпути между Камчаткой и местом, где мы сейчас находимся, развернуто соединение подводных лодок. Если прорвемся в тот квадрат — и экипаж спасем, и все материалы экспедиции. Но только… — Контр-адмирал замялся. — Мне приказали немедленно отправить тебя на материк. Возьмешь все самые ценные записи и полетишь на последнем гидроплане.
— Некрасиво получается, — заартачился Михаил. — Пускай летит Роман Григорьевич — он лучше меня знаком с находками.
— Приказы не обсуждаются, — отрезал Биберев.
Ветер гнал высокие волны, и огромная масса линкора ощутимо переваливалась с борта на борт. Из последних сил сражаясь с морской болезнью, Михаил вполз в толстую шерсть водолазного белья, натянул поверх суконный морской мундир, закутался в бушлат и, продолжая постукивать зубами, забрался в заднюю кабину биплана. У него за спиной хлопнул выстрел катапульты и завыли пороховые ускорители. Подгоняемый огненной тягой ракет, игрушечный самолетик сорвался с решетчатой фермы, едва не коснулся поплавками волн, однако пропеллер вытянул КОР-3 на полукилометровую высоту, и гидроплан направился в сектор, где их ждали субмарины.
А внизу сошлись в последней схватке два израненных линейных великана.
«Халхин-Гол» нашпиговал японца двумя десятками бронебойных болванок, но и сам получил не меньше. «Сайен» отступил, и на «Халхин-Гол» бросились четыре эсминца, которые были потоплены, но успели выпустить почти в упор серию торпедных залпов.
Советский корабль ушел под воду, продолжая стрелять из последних орудий. Когда мачты линкора скрылись в волнах, налетели тяжелые бомбардировщики, закидавшие японцев бомбами и торпедами. «Сайен», на котором после артиллерийской дуэли вышли из строя почти все зенитные пушки, не сумел отбить воздушную атаку и вскоре затонул. Затем были отправлены на дно оба уцелевших миноносца.
Спасшихся не было — шторм погубил немногих моряков, которым удалось выбраться из тонущих стальных гробов.
Глава 21
СБОР В БОЛЬШОЙ ГОСТИНОЙ
Утром по московскому времени авиетка доставила на Станцию остальных Посвященных, так что большую часть исторической хроники они смотрели в полном составе.
В последних кадрах Координатор показал им, как гидроплан сел на воду около подводной лодки и мокрые закоченевшие Каростин и Биберев скрылись в люке, после чего субмарина погрузилась, оставив на поверхности лишь глазок перископа. А штабной Пе-8 передал в эфир радиограмму, зашифрованную предельно примитивным кодом: дескать, наблюдаем разгром японского соединения эскадрой линкоров, несущих флаги Соединенных Штатов. Чуть позже радиоволны разнесли новую дезинформацию: американцы сняли с тонущего «Халхин-Гола» много людей, в том числе гражданских, а также какие-то большие ящики, после чего эскадра взяла курс на Гавайские острова.
Последовал оживленный обмен депешами между Токио и Берлином, в результате которого Императорский тайный совет принял решение бомбить не Владивосток, а скопление американских кораблей в порту Пёрл-Харбор. Союзники по фашистскому блоку рассудили, что могущественная техника пришельцев из космоса не должна достаться проклятым янки, и 7 декабря 1941 года Япония начала войну против США.
Это случилось на следующий день после известия, что Красная Армия разгромила гитлеровцев под Москвой.
Был еще короткий видеосюжет о встрече Ближнего Круга, на которой подводились итоги минувшего года. Молотов заметил, не скрывая завистливого восхищения:
— Как ты предусмотрел, что надо будет выдать в эфир ту липовую информацию? Ведь к моменту вылета бомбардировщиков мы еще не знали, что там произойдет…
Пожав плечами, Сталин произнес негромким равнодушным голосом:
— Политик должен уметь правильно предвидеть будущее. Иначе он не политик, а…
Координатор не дал Верховному завершить эту фразу и оборвал трансляцию.
Вероятно, деликатный суперробот не желал оскорблять излишне сочными терминами нежный слух дам, находившихся в Большой Гостиной. Тем не менее Сергей возмутился:
— Ты опять снабжаешь нас отредактированной версией событий. Я заметил разницу в видеосюжетах о первой беседе на Холодной даче. В тех кадрах, которые ты дал Диане год назад, не было кое-каких эпизодов.
— ВЫ ПОЛУЧАЕТЕ СВЕДЕНИЯ, КОТОРЫЕ НЕОБХОДИМЫ ДЛЯ ПОНИМАНИЯ СИТУАЦИИ. АБСОЛЮТНО ПОЛНАЯ ИНФОРМАЦИЯ В РЕЖИМЕ РЕАЛЬНОГО ТЕМПА СОБЫТИЙ ОТНЯЛА БЫ СЛИШКОМ МНОГО ВРЕМЕНИ.
Диана фыркнула и потребовала объяснений: за каким дьяволом к ним среди ночи прислали роботов и привезли сюда, на звездный вокзал.
— Погоди, сестренка, не надо возмущаться, — сказал Аркадий. — Меня знаете что потрясло? Тот момент, когда наши предки приняли компьютер за телевизор.
Конечно, человеку того времени немыслимо было представить, что электронный калькулятор-арифмометр окажется похожим на маленькую коробочку с экраном, которая помещается на письменном столе.
— И еще труднее — сообразить, что такое чудо техники используется для тупых игр со стрельбой и стриптизом, — фыркнул Атилла. — Но, Координатор… Ау, ты слышишь меня?
— РАЗУМЕЕТСЯ, СЛЫШУ. И НАДЕЮСЬ, ЧТО ВЫ НАКОНЕЦ УДОВЛЕТВОРИЛИ СВОЮ ЛЮБОЗНАТЕЛЬНОСТЬ И ГОТОВЫ ЗАНЯТЬСЯ БЕЗОТЛАГАТЕЛЬНЫМИ ДЕЛАМИ.
— Обязательно займемся. Но растолкуй нам, каким образом Тунгусский метеорит, то есть звездолет гонтов, оставил такие следы разрушений. И разумеется, как протекал тот бой между кораблями Фурбенты и Огонто.
— ПЕРСОНАЛ ВСЕГДА НЕСЕРЬЕЗНО ОТНОСИЛСЯ К НЕПОСРЕДСТВЕННЫМ ОБЯЗАННОСТЯМ. И ТРОКЛЕМИДЫ, И ЛЮДИ В ЭТОМ ОТНОШЕНИИ ОДИНАКОВЫ. СМОТРИТЕ, КАК ЭТО БЫЛО…
На голограмме появилось изображение космического корабля, летевшего над Землей. Координатор прокомментировал: звездолет с Огонто 24 июня 1908 года приблизился к планете и вышел на орбиту искусственного спутника с параметрами: апогей — восемьсот сорок километров, перигей — семьсот девяносто километров.
Экспедиция совершила несколько высадок, добыла образцы земной техники, провела медико-биологическое обследование людей и других представителей планетарной фауны. Главным образом гонты собирали информацию о культуре, истории, политической жизни человечества. В эти дни одна из французских обсерваторий наблюдала корабль инопланетян.
В последний день июня локаторы сообщили о приближении неизвестного космического аппарата. Вскоре стало понятно: к Земле направляется звездолет Фурбенты. Похоже, обе экспедиции обнаружили присутствие противника практически одновременно. Звездолеты обменялись импульсами сверхжесткого излучения. Защитные поля отразили немалую часть разрушительной энергии, но какая-то часть квантов и разогнанных до субсветовой скорости антипротонов достигла корпусов, превратив сверхтвердое вещество в смесь плазмы и расплавленной материи, удерживаемых вместе силовыми полями.
Поврежденные машины не прекратили сражения, хотя в их двигателях уже начиналась неуправляемая реакция, фурбенский звездолет преследовал гонтов, наносил новые удары, гонты отстреливались. На обоих кораблях отказали антигравитаторы, вышло из строя рулевое управление, но двигатели и оружие продолжали работать, и звездолеты мчались с ускорением по траектории пологого спуска. Энергия реактивной тяги, направленная противоположно вектору движения, то есть на юго-восток, валила таежные деревья. Каждый из двух падающих кораблей отметил свой путь отдельной просекой. А затем оба звездолета столкнулись над озером Чеко и прогремела серия ужасающих взрывов. Последовавшее гудение, упомянутое многими очевидцами, издавали двигатели спасательной шлюпки гонтов.
— Логичная картина, — признал Барханов. — Не оставляет белых пятен в истории Тунгусского катаклизма.
— ЗАЙМИТЕСЬ НАКОНЕЦ ДЕЛОМ, — потребовал потерявший терпение Координатор. — ВРЕМЕНИ МАЛО. НА ПАМИРЕ СКОРО НАЧНЕТ ТЕМНЕТЬ. КСТАТИ, ПОДЧИНЕННЫЕ СЕРГЕЯ УЖЕ НЕРВНИЧАЮТ.
— На каких таких «важных делах» зациклился этот зануда? — язвительно осведомилась Диана. — По-моему, некоторые квазиживые псевдоразумные роботы пытаются командовать Персоналом.
— Не шути, дело серьезное, — строго сказал Сергей. — От нас требуется…
Подполковник коротко изложил перечень задач, которые им предстояло решить в кратчайшие сроки. По мере его рассказа лица друзей вытягивались все сильнее.
Общее мнение выразил Аркадий:
— Ты бы, старик, температуру измерил.
— Чистое безумие, — согласился Николай. — Иерусалим битком набит войсками, полицией, спецназом. Причем все подразделения имеют боевой опыт, они же надрессированы охотиться на террористов и давить выступления палестинцев.
Набрав побольше воздуха, Сергей собрался было сказать, что спецподразделения на то и существуют — выполнять невероятные задания. Однако Каростина опередил Координатор:
— ЕСЛИ НЕ УДАСТСЯ РЕШИТЬ ЗАДАЧУ СИЛАМИ ЗЕМЛЯН, МНЕ ПРИДЕТСЯ ДЕЙСТВОВАТЬ САМОМУ. ПРОСТЕЙШИЙ СПОСОБ — НАНЕСТИ ПО ИЕРУСАЛИМУ РАКЕТНЫЙ УДАР.
И робот флегматично объяснил: существует возможность расстрелять ЦЭШ с одного из подводных ракетоносцев. За последний месяц ЦРУ оборудовало детекторами Леемана — Поланта все стратегические базы США, равно как все американские бомбардировщики и корабли, вооруженные баллистическими или крылатыми ракетами.
Благодаря усилиям банды Короля, такие же приборы охраняют сегодня все наземные пусковые установки Российской Федерации, а также размещены на многих подводных лодках. Однако три ракетоносца Северного флота, которые находятся на боевом дежурстве больше двух месяцев, детекторов еще не получили. Координатор может перехватить управление этими субмаринами и выпустить ракету с ядерной боеголовкой по любой мишени. Лучше всего годилась для целей квазиразумного робота подлодка К-276 «Евпатий Коловрат».
— Этого нельзя делать ни в коем случае! — вскричала Диана. — Допустим, удастся избежать новой мировой войны, но пойми: даже одиночный ядерный взрыв убьет сотни тысяч мирных жителей.
— МНЕ САМОМУ НЕ ХОЧЕТСЯ ИСПОЛЬЗОВАТЬ СТОЛЬ ГРУБЫЕ ПРИЕМЫ. НО С КАЖДОЙ ЕДИНИЦЕЙ ВРЕМЕНИ СИТУАЦИЯ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В БЕЗВЫХОДНУЮ.
— Мы сделаем это сами, — заверил Каростин. — Но тебе придется обеспечить нас информацией о расположении ряда объектов в Иерусалиме, Кандагаре и Душанбе.
Кроме того, понадобятся безукоризненно изготовленные документы и, разумеется, соответствующее снаряжение.
Посвященные смотрели на него с нескрываемым удивлением. Сергей подозревал, что смутился даже Координатор. Тем не менее он изложил свой план многоступенчатой операции, которой предстояло начаться на Памире и завершиться в самом сердце Ближнего Востока.
Мгновенно оценив достоинства его замысла. Координатор ответил практически без паузы:
— ПРИБЫВ В ИЕРУСАЛИМ. ВЫ ДОЛЖНЫ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ РАЗГРОМИТЬ ЦЭШ И ЛИШЬ ПОСЛЕ ЭТОГО АТАКОВАТЬ РЕЗИДЕНЦИЮ ШУРУПА.
Поступать таким образом было нельзя ни в коем случае, но подполковнику пришлось повозиться, чтобы убедить в этом упрямого робота. ЦЭШ относился к числу правительственных учреждений, поэтому после его уничтожения будут немедленно подняты по тревоге все армейские и полицейские подразделения, то есть Посвященным просто не позволят доехать до зарубежной штаб-квартиры гвоздевской группировки. Иное дело, если сначала напасть на особняк возле Президентского сада — такое нападение будет воспринято как банальная разборка между кланами «русской мафии», а следовательно, полиция не станет устраивать большой тревоги.
И уж подавно не станет задерживать колонну армейских машин…
— Неужели в самом деле раздобудем танк… — мечтательно вздохнул Алексей.
Похоже, земляне уже приняли замысел своего командира. Последним капитулировал Координатор:
— МОЖЕТЕ УНИЧТОЖАТЬ ИХ В ЛЮБОЙ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ ПО СВОЕМУ УСМОТРЕНИЮ. ГЛАВНОЕ — ЛИКВИДИРОВАТЬ ОБА ОБЪЕКТА.
Параллельно с этим разговором процессорная сеть Лабиринта, проанализировав предложенный Каростиным план, вносила необходимые коррективы. Периферийным устройствам Станции Земля были распределены задания сфабриковать необходимые документы и подготовить снаряжение, которое может понадобиться на разных этапах предстоящего рейда.
Не успел Алексей посетовать: жалко, мол, не успели мы с Мальвинкой изготовить пробный экземпляр импульсного ружья, как роботы вынесли длинноствольный бластер неизвестной конструкции. Координатор объяснил, что сам довел до завершения работу, которую начала семья Бужинских. Оружие совмещало достоинства троклемского лучемета общеармейского образца и советского ручного лазера «Пунктир». Основной узел бластера — газодинамический квантовый генератор — был изготовлен исключительно из деталей земного производства и стрелял короткими импульсами ультрафиолетового диапазона, которые на дистанции до полутора километров пробивали сантиметровый лист стали.
Кроме этого ружья роботы принесли семь (Координатор «по умолчанию» включил Пасари и Атиллу в состав Персонала) комплектов камуфляжа, который внешне не отличался от гардероба, принятого в войсковых частях ГРУ, но защищал от огня автоматических винтовок, а также поддерживал вокруг тела оптимальный микроклимат. Еще в снаряжение входили сферические каски из прочнейшей керамики, армированной титановыми прутьями. Вмонтированные в шлем электронные устройства включали переговорное устройство и миниатюрный переводчик, не только обеспечивающий синхронный перевод устной речи, но и позволяющий людям свободно общаться с фурбенами и гонтами. Гибкий кронштейн микрофона, напоминавшего загубник акваланга, был прикреплен к нижнему угловому выступу каски.
Ознакомившись с назначением множества приспособлений, которыми снабдил их предусмотрительный хозяин Лабиринта, люди едва не впали в эйфорию.
— С таким техническим обеспечением кого хочешь возьмем, — с воодушевлением сказал Аркадий. — Как говорил классик, техника решает все.
— Увы, далеко не все, — вздохнул Атилла, которого жизнь сделала если не пессимистом, то отпетым скептиком. — Не забывай, что в нас тоже будут стрелять. Причем среди наших противников могут оказаться не только лопухи.
— Скорее всего, лопухов окажется немного, — согласился с ним подполковник.
Он снова начал разыгрывать в уме предстоящую авантюру: разобраться с фурбеном по кличке Саре-Сиях будет несложно, разгромить вражескую резидентуру в Душанбе — тоже, тем более что Координатор сообщил им адрес, по которому установлен детектор. Потом — быстрая разборка в Афганистане, за которой последуют бросок на Ближний Восток и просачивание в Иерусалим… Сергей наконец понял, что его беспокоило.
— Координатор, я не могу вспомнить адрес иерусалимского особняка, где живет Король. Дня два назад мы говорили об этом с генералом Жихаревым, но…
— ОЧЕНЬ ЖАЛЬ, ЧТО Я НЕ УМЕЮ СМЕЯТЬСЯ. — Координатор придал своему голосу язвительную интонацию. — ЭТОТ АДРЕС ОТПЕЧАТАЛСЯ В ТВОЕЙ ПАМЯТИ, И Я ДАВНО ЕГО ПРОЧИТАЛ.
Одна из голограмм воспроизвела отрывок недавнего разговора в кабинете начальника ФУОПИ. Действительно, подсознание Сергея сохранило всю информацию: два телефонных номера, номер дома, улица, район. Теперь у них оставалась лишь одна загвоздка: раздобыть танк. Прочие проблемы командир «Финиста» считал не слишком существенными, да и с танком задержек возникнуть не могло — в супермилитаризированном Израиле хватало боевых машин любого типа, надо только протянуть руку и взять то, что нужно.
Остальные, кажется, были не прочь продолжить дискуссию, но Координатор тактично поторопил их, сообщив, что уже поданы машины, которые отвезут присутствующих на Станцию Земля.
Заскучавшие на Станции спецназовцы с интересом разглядывали незнакомых людей, сопровождавших командира полка. Особое внимание бойцов привлекли затянутые в камуфляж женские фигурки. Сергей грозно рявкнул, приказал построиться и огласил боевую задачу. Услыхав, что предстоит разгром нескольких гнездовий мафии, народ заметно повеселел.
— Наличные, которые захватим за время операции, делим на всех поровну, — пообещал подполковник.
После этого подразделение готово было идти на кого угодно, хоть с голыми руками. Только дотошный Демьяненко переспросил:
— А что, если там не будет наличных?
— Тогда получите по десять тысяч баксов от фирмы «Черный поиск». Устраивает?
Недовольных не осталось. Даже вертолетчик Паша Рамазанов, который формально не служил в спецназе, выразил готовность задержаться в подразделении «Финиста» на любое время. Свой Ми-8 капитан уже потерял, так что в полку он понадобится не скоро. Каростина это вполне устраивало — опытный летчик мог им очень пригодиться по пути из Кандагара в Эмираты.
Авиетка вынырнула в трехмерное пространство на высоте две тысячи четыреста километров над Памиром. Подобное удаление от поверхности планеты надежно предохраняло канал телепортации от вируса, которым специалисты ЦЭШа зарядили приборы Леемана — Поланта. Возможно, Координатор был бы рад поднять двадцатиместный летательный аппарат еще выше, однако телепортирование материальных тел было возможно лишь в очень ограниченных пределах вокруг приемопередатчика. А ближайший агрегат такого рода, смонтированный много тысячелетий назад экипажем троклемского звездолета, находился сейчас точно под ними — где-то в скальной толще возле озера Каракуль. Именно за этим приемопередатчиком охотился Саре-Сиях.
Обгоняя звук, авиетка устремилась к Земле. Еще недавно аппарат был бы немедленно обнаружен развернутыми здесь средствами противоракетной обороны, но сейчас, когда среднеазиатские государства провозгласили суверенитет, радарная сеть практически прекратила существование, поэтому их спуск остался незамеченным.
Снизившись до плотных слоев атмосферы, машина сбросила скорость до половины звуковой — иначе ударная волна сделала бы приближение авиетки слишком заметным.
Пробив низкую облачность, летающий автобус направился к ущелью Шах-Киик. «Только бы проклятый фурбен не сменил место базирования», — подумал вдруг Сергей.
Часть III
ЗВЕЗДНЫЙ БЛИЦКРИГ
Глава 22
САМЫЙ СТРАШНЫЙ ВРАГ
Авиетка лавировала между горных пиков, двигаясь немногим быстрее боевого вертолета. Сергей узнал местность, несмотря на темноту, оптика позволяла разглядеть конический выступ, на котором они отсиживались прошлой ночью. У подножия гранитной стены ущелья валялись слегка засыпанные снегом обломки их Ми-8. Троклемский аппарат неподвижно завис над землей и начал опускаться. В момент приземления все Посвященные услышали урчащий голос Координатора:
— ХОЧУ ЕЩЕ РАЗ НАПОМНИТЬ, ЧТО МНЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО НУЖНЫ ОБРАЗЦЫ ФУРБЕНСКИХ ДЕТЕКТОРОВ. Я ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО ПРЕДСТАВЛЯЮ СЕБЕ ТЕХНИЧЕСКИЕ И ПРОГРАММНЫЕ СРЕДСТВА, С ПОМОЩЬЮ КОТОРЫХ ПЫТАЕТСЯ ПРОНИКНУТЬ В ЛАБИРИНТ ЦЕНТР ЭЛЕКТРОННОГО ШПИОНАЖА. ОДНАКО Я БЕССИЛЕН ПРОТИВ ФУРБЕНОВ, ПОСКОЛЬКУ НЕ ЗНАЮ, ЧЕМ ОНИ РАСПОЛАГАЮТ. АВИЕТКА БУДЕТ ЖДАТЬ НЕПОДАЛЕКУ. ПОКОНЧИВ С САРЕ-СИЯХОМ, ВЫ ДОЛЖНЫ ПОГРУЗИТЬ В ПАССАЖИРСКУЮ КАБИНУ ВСЕ ТРОФЕИ, ЧТОБЫ ДОСТАВИТЬ ОБОРУДОВАНИЕ НА СТАНЦИЮ ЗЕМЛЯ.
— Предупредительный у нас робот, — процедил сквозь зубы Николай.
Не комментируя это совершенно справедливое наблюдение, подполковник отправил Мансурова и Кулебякина в головной дозор, а остальным приказал двигаться вдоль стен ущелья к восточному тупику. Именно там находилась пещера, где укрывалась банда Черноголового. Командиром второй колонны Сергей, к удивлению бойцов, назначил Аркадия. Пусть физик не имел большого боевого опыта, но лучше остальных понимал, как следует действовать при внезапной встрече с инопланетянами.
Очки, закрепленные под козырьками их новых шлемов, обеспечивали обзор даже в полной темноте, поэтому Сергей отчетливо видел, как Сайд и Саня без шума сняли и скрутили выставленного в караул басмача. Еще несколько десятков шагов — и впереди показалась пещера.
— Если появится Черная Башка — бейте главным калибром, — приказал подполковник. — В остальных случаях действуйте по обстановке… Курбонбердыев, за мной. Будем допрашивать пленного.
Оказавшись в окружении многочисленного подразделения, связанный часовой был смертельно напуган. Приставив пистолет к его виску, Сергей вытащил кляп, и Абдулло задал вопрос по-таджикски. Боевик что-то ответил, полковник снова о чем-то спросил. После оживленной дискуссии Курбонбердыев объяснил командиру полка ситуацию:
— Он говорит, что в прошлом бою командир их банды был тяжело ранен и приказал, чтобы его отнесли в дальний конец ущелья. Примерно через час Саре-Сиях вернулся в пещеру совершенно здоровым и полным сил. Сразу после этого он оставил здесь шестерых, а остальных повел к горам, окружающим озеро Каракуль. Басмач уверяет, будто не знает, что именно ищет там их главарь.
— Зато я знаю. — Сергей прищурился. — Значит, в пещере остались пятеро?
— Если верить этому…
Бесшумно подкравшись к пещере, они швырнули из-за угла светошумовые гранаты. Потом зашли внутрь и повязали оглушенных басмачей. Осмотрев этот внушительный объем пустоты, выдолбленный природой в каменном монолите, Сергей пришел к выводу, что фурбен устроился здесь капитально. В разных концах пещеры были аккуратно уложены коробки провианта, боеприпасов и медикаментов, имелся также портативный японский генератор, обеспечивавший электричеством обогреватели и видеомагнитофон-моноблок.
— Они тут не скучали, — хмыкнул Николай. — Фильмы-боевики крутили, порнуху…
— Это все ерунда… — Подполковник задумался. — Такие упакованные базы не бросают. Мне кажется, Саре-Сиях сюда еще вернется.
— Выставим засаду? — мгновенно отреагировал Демьяненко.
— Боюсь, мы там сильно натоптали… — Сергей выглянул наружу. — Кажется, снег повалил сильнее. Значит, никаких следов скоро не будет.
Он быстро распределил обязанности. Николай с Аркадием убежали к авиетке, чтобы отогнать машину с глаз подальше. Демьяненко с Кулебякиным убрали труп часового и скрытно расположились на возвышенности, откуда можно было контролировать ведущие к пещере тропинки. Покончив с оргвопросами, Сергей обратил внимание на Курбонбердыева, который явно имел, что сообщить.
— У меня две новости: хорошая и радостная, — сказал полковник. — Вот это — хорошая…
Он показал найденный в пещере спутниковый радиотелефон. Теперь они могли вызвать подмогу, не прибегая к услугам троклемской техники.
— А какая радостная? — спросила Диана. Удивленно покосившись на нее — с чего это, мол, неизвестная девица тут распоряжается? — Абдулло проговорил торжественно:
— Я узнал одного из пленных. Это — Сабир Арипов, он объявлен в розыск правоохранительными службами Таджикистана и России.
— Террорист?
— Угадал, подполковник… Арипов известен как член банды Мулло Юсуп-Джона, которая год назад расстреляла автобус с семьями российских пограничников. Мы считали, что Сабир ушел в Афганистан, а он вот где оказался…
— Допрашивал?
— Пока нет. Хотел вместе с тобой.
Пленный оказался неразговорчивым, пришлось немного постараться, чтобы вытянуть из него чистосердечные признания. Он поведал, что Саре-Сиях ушел накануне со всеми приборами, обещав вернуться до рассвета.
— Он не далеко уходил, — говорил боевик. — Много еды не брали. Тут всего десять километров.
— Понятно, — сказал Сергей. — Алексей! Вы с Пасари берете бластер — и бегом к нашему дозору. Держи со мной связь через шлем. Пропустишь мимо себя возвращающуюся банду и, когда завяжется бой, выстрелишь фурбену в спину.
— А если там будет несколько фурбенов? — поинтересовалась прагматичная троклемидка, — Они могли прислать отряд на усиление.
— Тогда вы будете убивать их по очереди.
Супруги убежали в снегопад, а Сергей и Абдулло продолжили допрос. Арипов уже не пытался отпираться и рассказывал обо всем без утайки. Он подтвердил, что на протяжении прошлого и позапрошлого годов участвовал в нескольких терактах. Кроме него к Саре-Сияху переметнулись, привлеченные высокими гонорарами, еще два боевика из банды Юсуп-Джона, но оба погибли позавчера, когда их базу атаковал узбекский вертолет.
Арипов поименно перечислил многих членов банды Юсуп-Джона. По его словам, террористы до сих пор скрывались в кишлаке, расположенном неподалеку от Душанбе.
Абдулло едва успевал записывать его показания.
— Ты знаешь, кто из русских военных был связан с вашей бандой? — спросил полковник. — Я имею точные сведения, что убийц наводил высокопоставленный офицер из штаба миротворческих сил. Как его зовут?
— Был такой, — подтвердил Сабир. — Как зовут, не знаю, но я охранял около подъезда, когда Мулло Юсуп-Джон ходил получать задание. Он живет на новый шестиэтажная дом на улица Малика Санджара в Душанбе. Первый блок. Этаж не знаю.
— Когда это было?
— Май месяц.
— Кто он по должности или по званию? — нажимал Курбонбердыев. — Только не ври, что не знаешь!
— Правда не знаю… Мулло говорил, что он — полковник или подполковник. В штаб миротворцев служит.
Больше ничего существенного выжать из пленного басмача не удалось, но и этого оказалось вполне достаточно, чтобы Абдулло выглядел совершенно счастливым.
— Если бы ты знал, Сергей, как долго я охотился за бандой Юсупа! — говорил полковник, и его лицо буквально сияло. — Теперь от нас требуется любой ценой добраться живыми до министерства и достать этого подонка… Сергей, ты чем-то озабочен?
Мрачный Каростин отвел взгляд и буркнул:
— Ничего особенного. Просто подумал, что не так просто найти предателя. Ведь мы знаем только название улицы.
— Выше голову. — Абдулло и не думал терять оптимизма. — На улице Малика Санджара всего один шестиэтажный дом. Остальное — дело техники.
— Тогда конечно… — Подполковник вздохнул. — Порадуй меня и скажи, что номер этого дома — сорок семь.
— Не помню, — растерялся Курбонбердыев. — А в чем дело?
Сергей покачал головой. Таджикский офицер не мог знать того, что сообщил Посвященным кибернетический Супермозг Лабиринта. Именно по этому адресу в Душанбе проживал резидент иерусалимского ЦЭШа, установивший в своей квартире детектор Леемана — Поланта.
В наушниках его каски прошелестел голос Алексея:
— Серега, я их вижу. Черная Башка и с ним полтора десятка басмачей. Они пройдут мимо нас через четверть часа.
«Значит, около пещеры через полчаса появятся», — прикинул подполковник и сказал в микрофон:
— Не стреляй, если они тебя не обнаружат. Ударишь с тыла, когда откроем огонь мы.
— Я помню.
— Сколько фурбенов в банде?
— Один.
— Отлично. Конец связи.
Они выбежали на снег и залегли в полусотне метров от пещеры. Вскоре в приборах ночного видения проступили тени большого отряда. Еще несколько минут — и в троклемских приборах отчетливо прорисовалась черная мантия фурбена, который шагал в середине короткой колонны.
— Атилла, видишь его? — шепнул Сергей.
— Держу в перекрестье.
— Стреляй, когда сочтешь нужным. — Отодвинув микрофон, командир полка повысил голос: — Пулеметчики начинают после выстрела снайпера. Остальные косят банду очередями и гранатами… Атилла, давай.
Барханов, как обычно, не промахнулся — от удара тяжелой пули у инопланетянина дернулась голова. Фурбен рухнул навзничь, но тут же перевернулся на живот и попытался встать на карачки. Подобная живучесть спрутоящера была им уже знакома, однако земляне надеялись, что В-94 способна пробить бронированный футляр.
Снайпер аккуратно всадил в пришельца еще одну пулю. Затрещали очереди, послышались хлопки подствольников. Ночную темноту расцветили пунктиры трассеров и пламя разрывов. Пули и гранаты легко находили добычу в плотной колонне. Прежде чем басмачи успели лечь, спецназовцы перестреляли почти половину банды.
Привычно совместив перекрестье оптического прицела с очередной фигурой, Сергей мягко потянул пальцем спусковой крючок. «Абакан» не промахнулся, а бандит повалился, раскинув руки. Вокруг подполковника беспрерывно потрескивали автоматы, даже глушители не могли полностью погасить звук столь интенсивного огня. Диана стреляла редко, но ее «Тигр» бил без промаха.
Отряд Саре-Сияха таял на глазах. Два басмача пытались убежать, однако добрались только до поворота. С вершины утеса заработали автоматы сидевших в засаде спецназовцев — и оба боевика растянулись на дне ущелья.
И вдруг Сергей заметил, что фурбен, присев на колено, поднимает громоздкий предмет — наверняка он собирался пустить в ход свой дезинтегратор, испускавший широкий зеленоватый луч, разрушающий любые формы вещества. Подполковник даже не успел скомандовать, чтобы Атилла и Сайд добили пришельца из своих крупнокалиберных стволов, — В-94 и НСВ уже выпустили огромные пули, которые прочертили огненный след, раскалившись в защитном поле. Остатки заостренных цилиндров ударили в черную мантию, и пришелец пошатнулся, выронив оружие. В тот же момент укрывшийся на скальном выступе огневой расчет семьи Бужинских разрядил модернизированный бластер. В темноте мелькнул тусклый фиолетовый луч, поразивший фурбена в спину, и Черный Капюшон бессильно ткнулся в сугроб.
Вскоре утих огонь остатков разгромленных басмачей. Оставив непрофессионалов-попутчиков на месте, спецназовцы приблизились к месту, где полегла банда. Из людей в живых не осталось никого — пули со смещающимся центром тяжести наносили только смертельные ранения. А вот сам Саре-Сиях еще шевелился.
Разодранная пулями черная мантия сильно обгорела и висела клочьями, открыв взглядам футляр, копировавший человеческую фигуру. В дрожащем эллипсе света, созданном лучами переносных фонарей, земляне видели, как суставчатые конечности-манипуляторы футляра судорожно дергаются, словно сидящее внутри существо безуспешно пытается восстановить контроль над движениями. Из микрофона, замаскированного во рту закругленной головы, раздавались отрывистые визгливые звуки. Троклемские шлемы Посвященных трансформировали голос фурбена в подобие связной речи — пришелец бредил, звал на помощь, просил дать ему какое-то мощное лекарство.
Кажется, раненый считал, что окружен сопланетниками, у подполковника сразу возникла идея воспользоваться полуобморочным состоянием врага. Закрыв губы микрофоном каски, Сергей настроил электронный переводчик на режим общения с жителями Фурбенты и заговорил:
— Это мы, твои друзья. Что здесь случилось? — фурбен сделал усилие, приподняв верхнюю часть тела, но, не сумев удержаться, бессильно упал на засыпанные снегом камни. Микрофон прошипел:
— Меня подстерегли аборигены… Как и моего предшественника позавчера… Напали внезапно, я поздно включил защитное поле… С каждым днем они все сильнее, их надо уничтожить, загнать обратно в каменный век… Где звездолет, когда начнете бомбардировку?
— Не беспокойся, подготовка идет строго по графику, — поддержал командира Барханов. — Ты нашел приемопередатчик?
— Не совсем… Лишь определил квадрат, где может находиться установка… Я нанес это место на виртуальный планшет… Код записи…
Компьютерный толмач шлема не сумел перевести на русский язык последние слова раненого инопланетянина. «Надеюсь, Координатор разберется в его файлах и кодах», — подумал Сергей. Между тем Атилла продолжал допрос умирающего:
— Почему ты так настаиваешь на бомбардировке этой полудикой планеты?
— Туземцы демонстрируют слишком быстрый прогресс… Мы не можем ждать прибытия специальной военной экспедиции. За это время они даже без помощи гонтов овладеют… — Внезапным рывком он все-таки сел, опираясь на грунт трехпалой лапой, похожей на манипулятор промышленного робота. — Вы — не фурбены!
Со стоном повернувшись на бок, пришелец сделал неуловимое движение, и футляр развалился на четыре продольные полосы неправильной формы. Избавившись от механического одеяния, раненый фурбен стремительно выпрямился, его длинные скользкие шупальца оплели торс Сергея. Подполковник был не в состоянии даже шевельнуть зажатыми руками, однако нижняя часть тела оставалась свободной. Он изо всех сил ударил обеими ногами и упал назад, увлекая за собой тяжелую тушу фурбена. Когда каблуки погрузились в податливое тело, покрытое толстой, по-змеиному чешуйчатой шкурой, объятия спрутоящера несколько ослабли. Командир «Финиста» задыхался, но отчаянным рывком сумел освободить руки с автоматом.
Привстав на колени, он ударил «Абаканом», выставив острый угол магазина. Фурбен завизжал, но сдавил кольца щупалец с такой яростью, что Сергей едва расслышал одиночный выстрел, после которого свирепый пришелец рухнул, повалив своей массой и человека.
Друзья размотали двухметровые конечности астронавта, и подполковник с трудом сел, жадно вдыхая разреженный ледяной воздух. Грудь и спина болели, словно после погружения без скафандра на предельную глубину.
— Силен, сволочь, — пробормотала Диана. — Ребра целы?
— Гад, — согласился Сергей, поднимаясь на ноги. — Вы не обо мне беспокойтесь, со мной-то все в порядке… Как наш пленник?
— Вроде бы я ему всю верхушку черепа снес, — виноватым голосом сообщил Курбонбердыев. — Если, конечно, это у него голова… Подполковник! Кажется, вам придется объясниться.
— Обязательно, вот только отряд соберем, — буркнул Каростин. — Дианочка, солнышко, вызывай наших.
Он деловито произносил распоряжения, а сам тем временем пытался придумать правдоподобную легенду происходящего. Хочешь не хочешь, а придется рассказать часть правды. Небольшую часть, тщательно отредактированную, но — придется…
Авиетка, подобрав возвращавшийся из засады квартет, приземлилась рядом с командиром. В воздушную машину загрузили труп фурбена и два мешка с его оборудованием. После этого Сергей, построив подразделение, сказал:
— Товарищи офицеры и прапорщики! Как вы уже, наверное, догадались, на Земле действует несколько экспедиций, прибывших с разных планет… — Переждав удивленные возгласы, он продолжил: — Некоторых пришельцев можно назвать друзьями, другие — наши лютые враги. Надеюсь, вы догадались, что врагами следует считать скорпионов в черных плащах вроде того существа, которого только что пристрелил полковник Курбонбердыев. Здоровяки с ненормальным лицом, похожие на старого приятеля Гастона Машена, — не враги, но и не слишком надежные союзники.
Вот так-то… Полагаю излишним подчеркивать, что сведения о присутствии космических гостей являются строго секретными и не подлежат разглашению. Сейчас мои друзья увезут трофеи на базу наших внеземных союзников, а мы временно забудем об этом деле и займемся более важными задачами.
Он поцеловал Диану, и авиетка взлетела, мгновенно скрывшись за облаками. В ущелье остались только бойцы «Финиста» и трупы басмачей. Вздохнув, Сергей кивнул Курбонбердыеву. Достав трофейную «Моторолу», Абдулло переговорил со своим министерством, после чего сообщил, что их появление в эфире вызвало в Душанбе фурор — группу Каростина уже считали погибшей и собирались завтра, когда утихнет буран, прочесать Шах-Киик силами «Финиста» и полка президентской гвардии.
Спустя час приземлились вертолеты. Прибывшие подразделения спецназа и опергруппа таджикских чекистов остались в пещере, чтобы разобраться с трофеями, а Каростин со своим отрядом погрузился в Ми-8, который должен был вернуться в столицу республики. Незадолго до полуночи они уже обнимались с сослуживцами из «Финиста». Поручив Карабанову проинформировать ФУОПИ об их благополучном возвращении, подполковник приказал всем отдыхать. Завтра, сказал он, придется поработать на полную катушку.
Утром, сразу после завтрака, в выделенную «Финисту» шикарную казарму (в советские времена здесь был пионерский лагерь) приехал Курбонбердыев. Командир полка разговаривал по телефону с Москвой, и Абдулло услышал конец беседы:
— …сводный батальон улетит во второй половине дня, а я с небольшим подразделением задержусь на день-другой… Это, Владислав Арнольдович, по делу технологического института… Да хочу наведаться в это милое учебное заведение… И с Королем заодно пообщаемся… Нет-нет, помощь понадобится только организационная — предупреди друзей в Тегеране, Багдаде и Дамаске… Ну, бывай.
Положив трубку, он повернул голову к таджикскому разведчику. Тот был снова затянут в полевую форму с кобурой на портупее.
— Значит, решил пойти с нами…
— Меня интересует, через сколько дней вернемся, — сказал Абдулло. — Послезавтра у моего сына последний экзамен. В университет поступает.
— Если вернемся, то сегодня вечером, а если не вернемся то, по официальной версии, нас никогда не существовал — объяснил Сергей. — Но сначала надо будет разобраться с улицей Малика Санджара. Кстати, кто он такой?
Малик Санджар оказался предводителем народного восстания во времена монголо-татарского нашествия. Оказалось также, что за ночь сотрудники Министерства безопасности собрали кое-какие сведения о шестиэтажке на улице, названной именем средневекового повстанца. Дом действительно имел сорок седьмой номер. В этом здании жили семьи нескольких российских офицеров, однако лишь трое из них поселились в Душанбе еще до терактов, о которых говорил басмач из банды Саре-Сияха.
— Это полковник погранвойск Чарушев, подполковник-связист Варыпаев и капитан Демченко из штаба двести первой дивизии, — сообщил Курбонбердыев. — Я установил наблюдение за этой троицей. Пока они из дома не выходили. Что будем делать — проведем обыск во всех трех квартирах?
Сергей отрицательно качнул головой. Он был твердо убежден, что случайность в этом деле исключена: пособник террористов и владелец детектора должен быть одним и тем же лицом. А детектор может работать лишь в единственном случае — если его подсоединить к компьютерной сети.
— Узнай, у кого из них есть компьютер, включенный в Интернет, — сказал подполковник. — И еще, пожалуй, надо связаться с военной контрразведкой.
Наверняка эти ребята тоже расследовали убийства наших офицеров.
— Разумеется, они этим занимались, — подтвердил Курбонбердыев. — Следствие контролировал майор Панфилов. Производит впечатление порядочного человека. Кажется, недавно у него начались неприятности.
— Коли начались неприятности, — значит, точно честный офицер. Договорись с ним о встрече. Приедем, как только узнаем, кто из жильцов подключен к сети.
Имя интернетовского абонента они узнали около девяти, а в начале десятого уже разговаривали с сотрудником управления контрразведки, которое обслуживало все войсковые части Российской Федерации, дислоцированные на территории Таджикистана. Поздоровавшись с майором, Сергей сразу перешел к делу:
— Что вы можете сказать о подполковнике Варыпаеве?
— Подонок, — лаконично ответил Панфилов.
— Если можно, поконкретнее. У нас есть подозрение, что он связан с бандой Юсуп-Джона.
— У меня было не подозрение, а три тома неопровержимых улик! — взорвался контрразведчик. — Мы доказали, что он причастен к террору, торговле оружием, транспортировке наркотиков и вдобавок является совладельцем фирмы, которая организованно поставляет женщин в публичные Дома стран Ближнего и Среднего Востока.
— Почему же он еще на свободе?
Бессильно разведя руками, майор рассказал, как месяца полтора назад отослал с курьером все материалы в Главное Управление. Спустя три недели из Москвы ответили, что досье не получали. Потом в Панфилова стреляли ночью на улице два автоматчика. Одного из них контрразведчик уложил на месте, второй ушел, оставляя кровавый след. На следующее утро его нашли на соседней улице, добитого ножом в сердце. Как оказалось, в ту же ночь кто-то пытался проникнуть в квартиру и служебный кабинет Панфилова.
— Думаю, они ищут копии компроматов на Варыпаева, — сказал майор.
Решительно встав, Сергей скомандовал:
— Поехали.
— У вас есть ордер на арест? — забеспокоился Панфилов.
— Не будьте ребенком, майор. — Каростин снисходительно похлопал его по плечу. — Мы возьмем его с поличным, а потом я лично передам ваши материалы кому следует.
— Когда-то я тоже думал, что достаточно взять с поличным, — вздохнул контрразведчик.
— Не думать надо, а врагов ловить! — отрезал подполковник.
Возле дома номер сорок семь дежурили выставленные Курбонбердыевым наряды Министерства безопасности. Человек в штатском доложил полковнику, что Варыпаев из квартиры пока не выходил.
— Суббота, — понимающе сказал Панфилов. — Отдыхает, сволочь.
На площадке третьего этажа Абдулло — приложил ухо к двери интересовавшей их квартиры и, прислушавшись, шепнул: «Тихо. Спит, наверное». Один из таджикских оперативников поковырял в замке отмычкой, и дверь бесшумно отворилась. Варыпаева нашли в постели с пьяной до полного бесчувствия девицей лет шестнадцати. Когда обоих прислонили лицом к стене, девчонка сползла на пол, свернулась калачиком и снова отключилась.
— Если хоть одна курва пикнет — придушу этими вот руками, — пригрозил Кулебякин.
Руки у прапорщика были столь внушительных габаритов, что арестованный связист предпочел помалкивать. Офицеры из ведомств Курбонбердыева и Панфилова разошлись по комнатам и занялись обыском: деловито осматривали одежду, перетряхивали книги, разбирали бумаги, простукивали пол и стены. Время уходило, а ничего путного найти не удавалось. Осмелевший Варыпаев потребовал прекратить это безобразие и вызвать сюда командующего миротворческими силами.
Вместо ответа Сергей поманил пальцем арестованного. Тот сделал неуверенный шаг, и тотчас же у него за спиной вырос верзила Кулебякин. Молча ухватив связиста за шиворот, Саня уткнул ему между лопаток ствол автомата и потащил в направлении, куда звал командир, то есть в кабинет.
— Твой компьютер? — ласково спросил Каростин. — А это что такое?
Он тронул указательным пальцем коробочку, пристыкованную к задней панели «Пентиума». Варыпаев явно занервничал, но постарался ответить спокойно:
— Модем. Это такое устройство для связи…
— Скажите пожалуйста. — Сергей сделал удивленное лицо. — Именно такие штучки я видел не так давно на таможне. Мафия получила их от своих зарубежных хозяев, не так ли? — Он выдернул детектор из гнезда. — У нас есть подозрение, что с помощью подобного устройства ты кодировал секретные донесения шпионского характера, которые затем отсылал через Интернет в ЦРУ. Полковник Курбонбердыев, можете арестовать его за шпионаж.
Варыпаев закричал: дескать, это произвол и рецидив тридцать седьмого года и что никогда он не был шпионом. Однако выдавать детектор за модем больше не пытался. Между тем Атилла включил компьютер и методично перебирал текстовые файлы. Некоторые хранившиеся на винчестере документы, оказавшиеся закодированными, выводили на монитор бессмысленный набор символов псевдографики.
Мрачно ухмыляясь, Барханов поочередно запускал дискеты, найденные в квартире Варыпаева. Восьмая дискета сработала, зашифрованный текст стал читаемым. Этот файл содержал список дилеров, через которых за рубеж поставлялись шлюхи из СНГ.
Здесь же аккуратной колонкой выстроились суммы, полученные хозяином квартиры.
— Ну, было дело, занимался живым товаром, — признался арестованный. — Не я один… В конце концов, эти девки сами туда рвались, заработать хотели — сами знаете, какая сейчас жизнь. И нечего мне шпионаж шить.
— В каком файле хранятся подробности терактов, которыми ты руководил, сволочь?! — рявкнул Каростин.
Тяжело вздохнув, Варыпаев рухнул на диван, закрыл лицо руками. Потом пробормотал:
— Вам не позволят расследовать это дело.
— Надеешься, что тебя прикроет Король? — Сергей ехидно усмехнулся. — Зря на это рассчитываешь.
— Король — пешка, продался чужой разведке, — слабым голосом прошептал арестованный. — Меня не прикроют, а просто уберут. И тебя тоже. Эти люди никогда не оставляют свидетелей.
Замурлыкал сотовый телефон, висевший на поясе Курбонбердыева. После короткого разговора со своими подчиненными полковник сказал, удовлетворенно потирая руки:
— Мои сотрудники арестовали Мулло Юсуп-Джона и часть его банды. Остальные боевики окружены батальоном, которым командует мой брат. — Разведчик со зловещей гримасой похлопал Варыпаева по плечу. — Думаю, к вечеру будут готовы показания против этого мерзавца.
— Между прочим, он в чем-то прав, — задумчиво проговорил командир «Финиста». — Московские предатели приложат все силы, чтобы упрятать концы. Было бы неплохо, чтобы сообщение о ликвидации банды террористов как можно скорее появилось в таджикской прессе. Надо поднять такой скандал, чтобы высокопоставленные покровители гвоздевских бандитов не сумели замять эту историю.
Тут Варыпаев наконец сломался и пролепетал совсем тихо:
— Я готов сделать чистосердечное признание. Только умоляю: не надо этапировать меня в Москву, оставьте здесь, в душанбинском следственном изоляторе…
Панфилов немедленно придвинул к арестованному микрофон магнитофона и приготовился протоколировать показания. Варыпаев поведал, что террор был спланирован международными преступными группировками в целях устрашения личного состава миротворцев. Предполагалось заставить Кремль вывести из Таджикистана все российские войска и тем самым облегчить исламским фундаменталистам захват республики. По его словам, в декабре состоялась тайная встреча, на которой были представлены таджикская оппозиция, афганское движение «Талибан», несколько криминальных кланов СНГ и два картеля транснациональной наркомафии. Стороны быстро договорились превратить Таджикистан в огромное предприятие по производству и транспортировке наркотиков.
Потом Варыпаев начал рассказывать о своих правонарушениях в сфере экономики, и Сергей понял, что ему здесь больше нечего делать — Панфилов прекрасно справится сам. Прихватив детектор, он шепнул Курбонбердыеву:
— Абдулло, нас ждут более важные занятия в другом месте.
Когда они вышли, Курбонбердыев осторожно поинтересовался:
— Нам предстоит бой с инопланетянами? Подполковник отрицательно покачал головой. Затем, немного подумав, сказал:
— Не в гостях из космоса наша главная проблема. Самый страшный враг — это предатели, которые живут рядом с нами.
Глава 23
БЛИЖНЕВОСТОЧНЫЙ КРУИЗ
Они вышли из автобуса на пустыре, окруженном горами. Развернувшись, машина отправилась обратно в город, поднимая густое облако пыли.
— За нами опять пришлют космический корабль? — спросил любознательный Гриша Демьяненко.
— Надеюсь, что нет. — Ответ Атиллы прозвучал для большинства немного загадочно. — Есть другие пути к звездам.
Сергею не меньше, чем Барханову, хотелось, чтобы в этом регионе заработала система многомерного транспорта. Он мысленно произнес условную фразу: «Мозг Станции, открой врата». В четырех метрах перед отрядом, заслонив часть горной панорамы, заколыхался серый квадрат, словно заполненный вязкой жидкостью, которая, вопреки привычным законам механики, встала вертикальной стеной. Спустя несколько секунд серая субстанция исчезла. Видимой оставалась лишь граница квадрата, очерченная тонкой огненно-алой линией.
Сайд Мансуров, оказавшийся ближе всех к проходу, неуверенно заглянул за красную рамку и удивленно воскликнул:
— Ребята, там эта космическая станция, где мы вчера были!
— Быстрее, — поторопил их Сергей. — Бегом туда!
Подождав, пока остальные переберутся в операционный зал, он вошел последним. Врата затянулись, едва подполковник перешагнул границу измерений. Из жилого отсека выглянул заспанный Николай, помахал им рукой, зевнул и снова скрылся за дверью.
— Я надеялся, что робот телепортирует нас сразу в Кандагар, — шепнул командиру немного разочарованный Атилла.
— Не выйдет. Телепортация работает только в Лабиринт и обратно. В принципе мы можем за несколько секунд переместиться в другое полушарие, но для этого нужно сначала телепортироваться, например, из Москвы на Станцию, а затем — со Станции куда-нибудь в Австралию… — Подполковник усмехнулся. — К тому же мы не можем бросаться в бой, не изучив обстановку на авиабазе талибов.
— Тоже верно, — согласился капитан. — О, вот и наши появились.
В операционный зал по одному прибывали Посвященные — одетые в камуфляж и бронежилеты, с оружием на ремне. Последним, на ходу доедая огромный бутерброд, прибежал Николай.
— Долго раскачиваетесь, — раздраженно прокомментировал Каростин, не забыв при этом поцеловать жену. — Совсем распустились… Мозг Станции, отправь детектор Координатору и покажи обстановку на месте операции.
Робот забрал прибор, который они конфисковали у Варыпаева. Одновременно вокруг отряда загорелись сразу несколько объемных изображений. Люди в операционном зале увидели военный аэродром неподалеку от афганского города Кандагар. На бетонной полосе стоял гигант Ил-76, на борту которого было написано большими голубыми буквами:
«AVIASTAN». Кроме башкирского самолета в разных концах авиабазы были видны истребители и боевые вертолеты, накрытые брезентовыми чехлами. По территории бродили вооруженные моджахеды, совершенно одуревшие от жары, которая зашкаливала за сорок два градуса. В направлении Ил-76 лениво катился трап.
Пленных держали в обнесенном забором одноэтажном доме на расстоянии примерно трехсот метров от самолета. В прихожей стояли в пирамиде автоматы АКМ.
Здесь же дремал бородатый боевик в широченных штанах. Еще два устроились во дворе, спрятавшись от зноя в тени дома, а третий жарился под вертикальными лучами полуденного солнца на крыше.
В большой комнате расположилась на циновках изможденная семерка членов экипажа. У двери прислонились к стене два автоматчика, а в середине помещения расхаживал еще один, в зеленой чалме, читавший основы талибской политграмоты на вполне приличном русском языке:
— Поймите, Москва давно забыла про вас. И Башкортостан тоже забыл. Все понимают, что ваше положение зависит только от нашего расположения. И Совет Безопасности ООН требовал освободить вас, и Красный Крест, и даже дурачки из «Международной амнистии». Ну и что? Движение «Талибан» плюет на весь мир, потому что мы сражаемся за святое дело, и на нашей стороне сражается сам Творец всего сущего, чье имя недостойны произносить грязные уста неверных, включая шиитских шакалов-персов. Мы двадцать лет сражались против шурави и в конце концов разгромили советские орды, а сегодня «Талибан» готов уничтожить Россию, ООН и прочие глупые выдумки вырождающейся европейской культуры. Недалек тот день, когда талибы поднимут над всеми континентами зеленое знамя истинного Ислама!
Устав слушать, Николай спросил вполголоса: мол, кто они такие, эти талибы?
Абдулло спокойно объяснил: наемники пакистанской разведки и ЦРУ. В эпоху войны против «ограниченного контингента» вражеские спецслужбы вывезли в Пакистан много тысяч афганских мальчишек, которые получили образование в религиозных школах.
Отсюда и название «талиб», что означает «студент» или «учащийся». Затем генерал Насрулла Бабар, бывший тогда министром внутренних дел Пакистана, на деньги реакционных арабских теократий вроде Саудовской Аравии сколотил из талибов армию, которую американцы щедро снабдили военным снаряжением. Во главе движения «Талибан» шпионские ведомства поставили фанатичных суннитских фундаменталистов.
Когда поддерживаемые Ираном шиитские формирования Хекматиара и Масуда заняли Кабул и свергли просоветское правительство Наджибуллы, Исламабад и Вашингтон бросили в бой своих ставленников-талибов. В настоящее время «Талибан» установил на большей части страны режим исламского государства и готовил большое наступление на северные провинции, чтобы выйти к границе среднеазиатских республик.
А на голограмме молла в зеленой чалме приказал пленным летчикам провести на борту Ил-76 текущие профилактические работы, включая прогрев двигателя.
— Самолет уже заправлен горючим, — сказал он. — Возможно, скоро вы полетите на нем домой.
Воодушевленные этим обещанием, семеро давно не бритых мужчин начали одеваться. Один из них пожаловался, что от плохой кормежки у всех уже шатаются зубы. Другой добавил:
— Скоро загнемся от желудочных болезней.
— На все воля Аллаха, — спокойно ответил молла. — Шевелитесь.
Одновременно на другом изображении промелькнула запись состоявшейся час назад беседы, на которую собрались главари «Талибана». Дряхлый-предряхлый старик молла огласил решение: воспользоваться захваченным самолетом, чтобы доставить в центр России отряд террористов-смертников. Талибы собирались направить загруженный взрывчаткой летающий грузовик на густонаселенные кварталы какого-нибудь большого города средней полосы.
— Все понятно, начинаем действовать, — сказал Сергей. — Мы с Гришей, Дианкой и Саней выйдем в этот дом, когда летчиков поведут к машине. Убираем духов, захватываем оружие и бежим к самолету, попутно выводя из строя зачехленные истребители. Остальные телепортируются на борт, ликвидируют охрану, освобождают экипаж, запускают двигатели и ждут нас. Командовать этой группой будет старший лейтенант Мансуров… Коля, не забыл еще, чему тебя учили в «Кальмаре»?
— Помню кое-что… — Николай осклабился.
— Отлично. И последняя неприятная новость. Мы не можем лететь на Ближний Восток, нагруженные ультрасовременным оружием. Поэтому «Абаканы», «Валы», «Винторезы», а тем более бластер останутся на Станции. С собой возьмем только пистолеты и ножи, все остальное отберем у противника на месте. Особо напоминаю, что внутри самолета можно пользоваться только холодным оружием и малокалиберными стволами вроде ПСМ.
С нескрываемым сожалением они сложили на пол мощные огневые средства. Диана отдала свой ПСМ калибра пять целых сорок пять сотых миллиметра полковнику Курбонбердыеву, другой легкий пистолет такого типа остался у Мальвины. Мансуров и Фомин шли на операцию с одними лишь тесаками, но обоих это обстоятельство ничуть не смущало — каждый был способен голыми руками уложить целый ворох врагов, да и Николай умел немало.
Пленные члены экипажа уже покинули двор, где их держали в заточении, и двинулись к самолету нестройной колонной под конвоем моллы и двух автоматчиков.
Видеоканал прочесал кабину самолета. В машине находились всего два талиба, которые уютно устроились в пилотских креслах. Телепортировавшись в бытовой отсек, Николай, Сайд и Вася бесшумно подобрались к душманам сзади и накинули на их шеи веревочные удавки. Несколько секунд — и лишенный притока крови и воздуха мозг отключился. Быстро связав и заткнув кляпами рты бесчувственных моджахедов, спецназовцы отволокли их в грузовой отсек. Затем на самолет перешли остальные шесть пассажиров. Абдулло, свободно владевший афганской разновидностью фарси (другой диалект фарси был родным языком таджиков), занял место у рации, а Рамазанов бросился осматривать пульт управления. Мансуров и Фомин nритаились по обе стороны входного люка, готовясь встреть дорогих гостей, которые уже ступили на трап.
— Наша очередь, — сказал Сергей. — Мозг Станции, открой вход в помещение, где раньше сидели летчики.
В комнате, куда они шагнули, людей не было, как в двух следующих. Не издавая лишних звуков, подполковник прокрался к оружейной и бросился на не ожидавшего нападения талиба.
Как это нередко случалось с ним перед схваткой, Каростин рассвирепел. Его давно уже бесили Голливудские боевики, в которых могучие афганские моджахеды при поддержке очень хороших мальчиков из ЦРУ или Пентагона пачками истребляли хлипких советских и русских солдатиков.
— Я тебе покажу Рэмбо, гадина! — прорычал он с порога и в прыжке обрушил всю подошву на лицо противника.
Отлетев словно плюшевая кукла, душман ударился затылком о глиняную стену и слабо охнул. Второй удар пришелся в челюсть, и Сергей услышал хруст шейных позвонков. Из края рта еще теплого трупа вытекла тонкая струйка крови.
— От души бьете, товарищ подполковник, — завистливо проговорил Кулебякин. — Раз-два — и он уже остывает.
— Сильно не остынет, — хохотнул Демьяненко. — Чтоб ты знал, примет температуру окружающей среды. Учитывая здешнюю жару, покойничек сейчас, скорее согревается.
— Отставить, — буркнул подполковник. — Дела наши неважные. В пирамиде всего два ствола. К тому же без подствольников.
— Выскочим и перемочим всех, кто снаружи, — равнодушно откликнулся старший лейтенант, расторопно разбирая АКМ. — Будет у нас еще три машинки… Вот ублюдки! Совсем не следят за оружием — весь затвор в песке.
— Трех дикарей мы, конечно, быстро положим, — грустно согласился Каростин.
— Неохота мне было раньше времени шум поднимать, но, видно, ничего не поделать.
Ослепительно улыбнувшись, Диана расстегнула пуговицы и сбросила свою пятнистую рубаху. Затем, шевельнув роскошными плечами, сказала:
— Лифчик снимать, думаю, не обязательно. И так прибегут…
Она выглянула во двор, призывно помахала ручкой и тут же юркнула обратно.
Внезапное появление полуобнаженной светловолосой красавицы так потрясло бородатых стражников, что они, забыв о всех нормативах караульной службы, бросили пост и вбежали в дом, где напоролись на широкие клинки тесаков-мачете.
— Ну вот у нас и четыре автомата, — прокомментировал Каростин, помогая жене застегнуться. — А я чуть было не начал нервничать.
Снаружи послышался слабый шум, который быстро вырос до оглушительного рева — это поочередно оживали двигатели Ил-76. Возле уха командира полка заработал миниатюрный динамик, и голос Аркадия бодро отрапортовал:
— На борту полный порядок. Грузовой трюм набит связанными душманами. Экипаж в шоке, но Павлик Рамазанов запряг всех в работу. Движки запускаем.
— Это я слышу, — сказал подполковник. — Уже идем. Наскоро прочистив оружие, которое пребывало в совершенно безобразном состоянии, они выбежали во двор. Первым делом расстреляли басмача, дежурившего на крыше. Тот успел лишь бросить очумелый взгляд на невесть откуда взявшихся белых людей, а в следующий миг уже падал, прошитый пулями. Треск очередей не был слышен на фоне истошного воя турбин, но тот же шум полностью исключал подачу команд голосом.
Покинув двор, Сергей вынужден был распоряжаться жестами. Он указал Диане на пулеметную вышку, а спецназовцам на стоявшие поблизости истребители. Прицельный огонь творил буквально чудеса: с вышки полетели щепки, следом на бетон упали два талиба. По чехлам, прикрывавшим Ми Ги, пробежали строчки пулевых пробоин. После такой перфорации обе машины не скоро смогут взлететь.
Четверо диверсантов бегом устремились к своему самолету, из люка которого им махал рукой Алексей. Пропустив остальных вперед, Сергей задержался на площадке трапа и огляделся. Один из истребителей уже горел, но пока не слишком сильно. Зато в их сторону направлялся микроавтобус, из окон которого выглядывали бородатые моджахеды. Тщательно прицелившись, Каростин разрядил магазин, стараясь достать бензобак. Длинная очередь достигла цели — взорвавшийся автобус окутался огнем и дымом.
Удовлетворенный результатом стрельбы, он задраил люк и уже поднимался по лесенке на второй ярус двухэтажной кабины, когда сверху, из секции пилотов, донесся чей-то панический вопль:
— Четвертый не запускается!
«Неужели о моторе говорят?» — забеспокоился командир «Финиста» и грозно рявкнул:
— Я тебе не запущусь! Башку всем поотрываю!
Словно убоявшись обещанной экзекуции, взревел последний двигатель, и огромный самолет мягко покатился по бетонной дорожке, оттолкнув бесполезный теперь трап. Взлетная полоса все стремительнее скользила навстречу реактивному гиганту, которому требовалось для разбега чуть меньше километра. Со скоростью гоночного автомобиля они промчались мимо горстки талибов, поспешно снимавших чехлы с Ми Г-21. Воздушные потоки двигателей сорвали с оглушенных моджахедов чалмы и еще какие-то тряпки. Мгновение — и вражеский истребитель остался далеко позади.
А затем появилась настоящая опасность, в двухстах метрах впереди перегородили взлетную дорожку бензовоз и бортовой Кам АЗ, из кузова которого выпрыгивали бородачи-автоматчики. Командир Ил-76 отчаянно закричал:
— Убрать закрылки! Взлет с грунта!
Турбины завыли еще пронзительней, пилот яростно, словно оторвать хотел, потянул на себя штурвал. Грузовики вырастали на глазах, солдаты бросились врассыпную, спасаясь от налетающей на них стотонной махины, размахнувшей стреловидные крылья. Столкновение с последующим взрывом казалось уже неминуемым, но в самый последний момент Ил-76 все-таки оторвался от поверхности планеты, лишь задев колесом крышу автоцистерны. Толчок получился сильным, Сергей не без труда удержался на ногах. С нижнего, штурманского, этажа кабины послышался шум — похоже, кто-то упал и теперь ненормативно выражался. Однако главное было сделано — самолет набирал высоту.
Когда машина легла на крыло, чтобы взять курс к иранской границе, подполковник увидел в иллюминатор левого борта, как взрывается перевернувшийся бензовоз. Зрелище было не только красивым, но и приятным.
— Я не совсем понимаю, почему вы приказали лететь в Иран, — недоумевая, сказал командир экипажа. — Проще было бы направиться прямиком на север. Через полтора часа приземлимся в Ташкенте или, еще лучше, через три — у нас в Уфе.
— Противник тоже так подумает, — отрезал Аркадий. — Сейчас они бросят все свои истребители на север от Кандагара. А мы тем временем проскочим над Ираком и скоро сядем в Дамаске. Нас там уже ждут.
Командир самолета простонал, схватившись за голову:
— Эпическая сила, Дамаск! Три с половиной часа полета! Он вздохнул, придвинул микрофон и велел штурману проложить курс на сирийскую столицу. Вскоре штурман Ахат доложил, что до ближайшего участка иранской границы Ил-76 будет лететь не меньше сорока минут. «Ничего не поделаешь», — подумал Сергей и спросил Николая:
— В каком состоянии экипаж?
— В неважном, — старый друг тяжело вдохнул и выпустил воздух. — Мы сделали все, что могли. Для начала напоили лекарствами, которыми снабдил Мозг Станции. Потом накормили как следует, крепкий чай дали. Ребята вроде приободрились, но вид у них, конечно, неважный.
А самолет уже развил крейсерскую скорость — семьсот двадцать километров в час — и устремился на запад. Шли на предельно малой высоте, чтобы не попасть на экраны радаров. Однако любая маскировка имеет оборотную сторону — турбины машины вздымали плотные вихри песка, которые тянулись на многие километры, помечая путь беглецов.
Через двенадцать минут после взлета радист сумел связаться с ФУОПИ, и Москва подтвердила: коридор обеспечен, дружественные правительства по всему маршруту гарантируют беспрепятственный пролет. Сеанс связи продолжался не больше минуты, и Сергей надеялся, что противник не успел их запеленговать.
На восемнадцатой минуте из динамиков забубнили на удивительно чистом русском языке: «Ил-76, взлетевший из Кандагара, немедленно сообщите свои координаты». Эту фразу талибы повторяли без конца, ответа не дождались, только настроение всем малость подпортили. На двадцать четвертой минуте прямо по курсу показались два огромных смерча. Пилоты взвыли, но сумели провести самолет между вертящимися столбами верной смерти. Наконец на тридцать первой минуте радист поймал передачу из приграничного иранского города Захедан. Иранцы вещали четко и деловито — понимали, что беглецы не рискуют включать свой передатчик. Захедан дал добро на пересечение границы, затем, не называя конкретных координат, передал:
— Ждем вас на согласованном с Москвой участке… — Переводивший с фарси Курбонбердыев прислушался к звучавшему в наушниках голосу и обеспокоенно продолжил: — Они говорят, что за нами гонятся истребители.
«Черт бы их подрал, только этого не хватало! — Сергей сжал кулаки. — Всего-то десять минут остается до границы…»
Аркадий, который слишком часто смотрел боевики, принялся развивать совершенно идиотскую идею: приоткрыть задний грузовой люк и расстрелять преследователей из автоматов. Пока он нес эту чушь, сбоку показался обогнавший их Ми Г-21.
— Одна надежда, что он не сможет сбить нас первой очередью, — сказал Рамазанов упавшим голосом. — Смотрите — под крыльями нет ракет. Значит, будет глушить только из пушки…
— Вы нас несказанно обрадовали. — Пасари — Мальвина криво улыбнулась.
Талибский истребитель заложил вираж, чтобы зайти в хвост. Внезапно сверху спикировал еще один аппарат — атака была столь стремительной, что люди не смогли разглядеть его очертаний, успели только увидеть огненные ленты, задевшие МиГ.
Истребитель взорвался, а неизвестный спаситель свечой ушел в зенит. Пилоты, следившие за этим молниеносным перехватом по радару, изумленно сообщили: талиба сбил кто-то, набиравший высоту на скорости, превышавшей четыре маха.
— Четыре звуковые скорости развивают только ракеты — сказал потрясенный командир экипажа.
— В разных странах построено несколько гиперзвуковых самолетов, но они пока проходят испытания, — уточнил Алексей. — Есть еще ракетопланы, тоже экспериментальные. Неужели Москва послала нам на подмогу такую машину?
— Дождешься от них, — фыркнула Диана. — Скорее уж это сделал Координатор.
— Действительно, стреляли плазмой, — согласилась Мальвина. — Другими словами, это была не земная техника. Но и не троклемская — могу чем хотите поклясться.
А Ил-76 уже пересек границу и слегка отклонился к северу, чтобы пройти по маршруту Исфаган — Дизфуль — Багдад. На иранском отрезке трассы им ничего не угрожало, поэтому напряжение в кабине сразу спало. Самолет набрал нормальную высоту. За эти полтора часа они спокойно перекусили, и Посвященные попытались внушить экипажу, что ни в коем случае не следует говорить журналистам о вооруженных людях, которые помогли им бежать из Кандагара.
— Нас там в помине не было, — терпеливо внушал Сергей. — У вас будет много пресс-конференций, так что советую сочинить красивую легенду, как вы продумали и реализовали план побега. В общем, так надо… Надеюсь, я растолковал доходчиво и вы все поняли.
— Ни черта мы не поняли, — вздохнули члены экипажа. — Но если надо…
— Есть такие вещи, о которых не стоит говорить, — глубокомысленно изрек второй пилот. — Особенно в присутствии журналистов.
— Значит, вы меня поняли, — обрадовался подполковник.
Им предстоял почти часовой бросок над Ираком — страной, против которой уже пять с лишним лет действовали санкции ООН. Северные и южные регионы были объявлены запретными зонами, где хозяйничала авиация НАТО. Военно-воздушные силы Саддама Хусейна не имели права летать над большей частью своей территории.
Боевые самолеты США и других стран антисаддамовской коалиции не раз бомбили радары и зенитные батареи, называя этот разбой миротворческими акциями…
Тем не менее к Багдаду они вышли без инцидентов. Две пары иракских МиГ-29, приветливо покачивая плоскостями, пристроились сзади и чуть выше. На душе сразу стало легко и спокойно, как всегда бывает, если рядом друг.
— Над Междуречьем летим — сообщил командир самолета. — Где-то в этих краях Адам с Евой яблоко в саду покусали.
— Так они что, арабами были? — громко удивился Фомин. — Мать моя девушка! Что же, мы все — потомки древних иракцев?
Посмеиваясь, они миновали покрытый зеленью центральный регион страны.
Однако над Сирийской пустыней истребители Ирака отстали, и откуда-то появились три остроносых самолетика с крыльями переменной стреловидности. Павлик Рамазанов сказал, что их атакуют истребители «Торнадо» военно-воздушных сил Саудовской Аравии.
Началась кутерьма. Саудовцы потребовали, чтобы Ил-76 поворачивал на юг и садился на их авиабазе «Бадана». Пока экипаж выяснял отношения с истребителями, внезапно вернулись саддамовские МиГи. Протянулись трассы ракет «воздух-воздух», и горящие «Торнадо» один за другим попадали в пустыню. Рамазанов со знанием дела прокомментировал: самолеты Ирака вооружены отличными советскими ракетами Р-27, которые имеют дальнобойность около ста километров, скорость в четыре с половиной звука и боевую часть весом под сорок килограммов. Стоявшие на саудовских перехватчиках «Сайдуиндеры» были послабее, да и сами «Торнадо» — полное барахло.
Не успели они порадоваться успеху союзников, как на четверку МиГов навалилась пара F-15 с белыми звездами на фюзеляжах. Этот противник был посерьезнее, и бой разгорелся нешуточный. После двух минут высшего пилотажа с обменом ракетными залпами иракские самолеты пошли на вынужденное снижение, расчертив небо печальными хвостами черного дыма. Впрочем, был сбит и один американец. Оставшийся целым F-15 явно собирался приступить к расстрелу Ил-76, но вдруг возле истребителя расцвели два пышных красных цветка, после чего самолет, потеряв хвостовое оперение, загорелся и некоторое время беспорядочно кувыркался, пока не врезался в каменистый грунт пустыни. В кабине Ил-76 загремели аплодисменты.
— Молодцы саддамовцы, браво! — орали два десятка глоток. — Ракетой гада достали!
Еще несколько минут — и четырехмоторный транспортный гигант пересек границу между Ираком и Сирией. Здесь они чувствовали себя в полной безопасности — над сирийской территорией даже американцы не решились бы перехватывать самолет, бежавший от их прислужников — талибов.
Когда штурман объявил, что через полчаса они сядут на авиабазе возле Дамаска, Сергей встал и с трудом распрямился — после долгого полусидения-полулежания в не удобной позе спина затекла и ныла.
— Принять бодрящие таблетки, — скомандовал он. — Передышки не будет. Как говорят наши младшие братья десантники, с неба на землю — сразу в бой.
Глава 24
БУРЯ В ГОРОДЕ
Когда освобожденных пилотов Ил-76 с почетом увезли в здание аэровокзала, а пленных талибов — в тюрьму, из самолета вышли освободители экипажа. У трапа прибывших из Кандагара ожидала целая делегация сотрудников сирийской военной разведки во главе с одетым в штатское господином Хасаном, который, как выяснилось, носил воинское звание фарик, что соответствовало генерал-лейтенанту.
Генерал Хасан долго тискал в объятиях Курбонбердыева и все порывался отвезти гостей в самый шикарный ресторан Дамаска. С большим трудом удалось убедить гостеприимного генерала, что у них нет времени на застолье. Хасан выслушал объяснения Сергея, потом вдруг спросил:
— Вы случайно не служили подводным диверсантом?
— Было дело… — Удивленный подполковник пригляделся к сирийцу. — Мне ваше лицо тоже кажется знакомым. Вспомнил — вы приезжали на учения восьмидесятого года.
— Так точно! — Лицо Хасана расплылось в радостной улыбке. — Я тогда учился в академии КГБ, и нас повезли во Владивосток. Признаюсь, действия вашего подразделения потрясли всех!
За спиной командира тихонько подал голос Николай, который тоже участвовал в учениях «Океан-80», хоть и был тогда всего лишь ефрейтором первого года службы.
— Маленькая у нас все-таки планетка… — прошептал он. — Куда ни плюнь — в знакомого попадешь. А порезвились мы тогда, спору нет, от души…
… Для начала сводная группа дивизиона «Кальмар», переброшенная на Тихий океан с Каспия, внезапной атакой из-под воды условно потопила ракетный крейсер «Варяг» — флагманский корабль «северных». Затем, сбросив акваланги и гидрокостюмы, они немного побили караульных и угнали глиссер, на котором вышли в соседний квадрат, где разоружили десантников, охранявших склад боеприпасов.
Посредник засчитал «северным» поражение на всем участке фронта, части мотострелковой дивизии бросились в прорыв, охватывая левый фланг условного противника, а группе Каростина было разрешено возвращаться к месту отдыха. На свою беду, у них на пути оказалась казарма автотранспортного батальона.
Развоевавшиеся боевые пловцы ворвались в гарнизон, сняли со всех шоферов поясные ремни, которыми и привязали несчастных к койкам. После таких подвигов старший лейтенант Каростин был представлен гостям и министр обороны тут же вручил ему капитанские погоны…
Генерал провел небольшой отряд в другой зал, обеспечил билетами, помог пройти таможню, а на прощание взял твердое слово еще раз посетить Сирию, но без такой спешки.
Лететь было недалеко — через полчаса двухмоторная реактивная машина доставила сотню пассажиров в Амман. В столице Иордании их ждал
— В Иерусалиме неспокойно. Каждую минуту могут начаться массовые выступления, и тогда оккупанты закроют границу.
— Значит, надо ехать немедленно, — решительно заявил Сергей. — По дороге расскажете, что случилось в вашей столице.
В автобусе, пока они ехали к ближайшему мосту через реку Иордан. Максуд поведал палестинскую версию конфликта, грозившего взорвать мирный процесс на оккупированных арабских землях.
После недавних выборов премьер-министром Израиля стал Биньямин Нетаньях — фанатичный расист и противник создания палестинской автономии. Все проблемы этот политик стремился решать с позиции силы. Брат премьера, полковник Ионатан Нетаньях — любитель Платона и строевой подготовки — погиб летом 1976 года в угандийском аэропорту Энтеббе, где возглавляемый им батальон «коммандос» освобождал французский самолет с пассажирами-израильтянами, захваченный арабскими и западногерманскими террористами. То ли новый глава правительства рвался отомстить за брата, то ли просто ненавидел потомков родственного семитского племени, но так или иначе он откровенно искал повод прервать переговоры с Ясиром Арафатом.
В начале этой недели с санкции премьер-министра в старой части Иерусалима был открыт для посещения туристов тоннель под Храмовой горой. Собственно говоря, тоннель представлял собой очень древний водовод, который начинался в районе Стены Плача. Небольшой участок этой достопримечательности туристы посещали уже много лет, и никаких проблем не возникало, пока власти не вздумали раскопать тоннель до улицы Виа-Долорода. Тут мусульмане уже возмутились, поскольку не желали, чтобы орды неверных зевак разгуливали под историческими святынями Ислама — увенчанной золотым куполом мечетью Омара и не менее известной мечетью Аль-Акса, накрывшей своим сводом скалу, с которой, согласно преданиям, был вознесен на небеса пророк Мохаммад. В арабских кварталах Иерусалима готовились демонстрации протеста, в которых неизбежно примут участие экстремисты из «Хезболла» и «Хамас». Открытое столкновение с израильскими войсками и полицией представлялось неизбежным.
— Там будет весело, — сделал вывод Аркадий, и все с ним согласились.
Без задержек миновав иорданский пограничный пост, они перешли по мосту на другой берег. На той стороне гостей из России встретили не слишком приветливые взгляды вооруженных людей в униформе. Отвечал на вопросы Абдулло, поскольку Посвященные сочли не вполне уместным надевать троклемские шлемы с переводчиками.
О чем говорил полковник, остальные не понимали, но догадывались, что профессиональный разведчик излагает тщательно продуманную легенду: группа офицеров МВД РФ следует в Палестинскую автономию по согласованию с правительством Израиля. Цель командировки — обучение палестинской полиции.
Пограничники подозрительно разглядывали их паспорта, дотошно копались в скудном багаже. Придраться смогли только к каскам, однако на эти подарки Координатора имелись железные документы, разрешающие провоз специального полицейского снаряжения. Повздыхав, стражи государственного рубежа шлепнули очередную печать в паспорта майора Иванова (такую фамилию роботы вписали в путевые документы Сергея) и его спутников.
Покинув домик, где располагались пограничники, подполковник осведомился:
— Абдулло, ты сколько языков знаешь?
— Понятия не имею… — Растерявшийся разведчик принялся считать, загибая пальцы. — Фарси в трех разновидностях — это, можно сказать, один язык… Потом русский, английский, арабский… Получается, четыре.
— А на какой фене ты только что с аборигенами общался? Курбонбердыев скромно отмахнулся:
— Ну, турецким, ивритом и французским я владею очень слабо, разве что на базаре поговорить. Серьезной работы не получится — акцент выдает иностранца.
— Да уж. Первое Главное управление КГБ — это вам не хрен с двумя апельсинами, — заметил Сергей.
Люди, ждавшие по ту сторону шлагбаума, бросились на них с таким азартом, что Сергей поначалу даже приготовился отражать атаку. Однако недоразумение быстро разъяснилось: полицейский генерал Муса Акрам спешил обнять друга и учителя, которого на Западном берегу не видели с тех дней, когда неподалеку назревала антииракская операция «Буря в пустыне». Курбонбердыева они называли на арабский манер — Абдулла.
— Пригодилось то, чему ты нас учил, — на очень неплохом русском языке говорил Акрам. — Скоро Палестина станет совсем независимой, настоящее государство будет… Но как твоя судьба сложилась? Ты уехал, потом в Москве переворот случился, и поползли слухи, что майора Абдуллу арестовали и даже убили.
— Зубы у них коротки меня убить, а майор недавно полковником стал… Я тоже за вас беспокоился. Особенно когда началась агрессия против Ирака. Ведь в те дни Саддам выпустил в эту сторону много ракет.
Полицейский начальник расхохотался и рассказал веселую историю шестилетней давности, когда страны НАТО бомбили Ирак, а в ответ на Израиль без конца сыпались боеголовки иракских баллистических ракет типа «Скад». Власти в Тель-Авиве всерьез забеспокоились, что Саддам Хусейн может оснастить некоторые «Скады» отравляющими веществами, и раздали населению противогазы. Израильтяне получили защитные средства бесплатно, тогда как арабам пришлось раскошелиться.
Но зато теперь палестинцы могли без опаски устраивать демонстрации — в противогазах им не были страшны слезоточивые аэрозоли и гранаты карателей.
Потом лицо генерала стало серьезным, и он сказал, что в Иерусалиме складывается очень тяжелая обстановка. Арабское население возмущено провокациями оккупантов, и конфликт грозит принять острые формы. А правительство уже стянуло в город войска и готовится расстреливать мирных жителей, которые выйдут на улицу протестовать против осквернения их святынь.
— Если оккупанты откроют огонь по демонстрантам, то палестинской полиции придется вступить в бой, — сказал Акрам суровым голосом.
Повинуясь мысленному приказу, подаренные Координатором комбинезоны изменили внешний вид, и теперь на Посвященных была полевая униформа израильской армии.
Остальных членов отряда палестинские друзья отвели в ближайшую лавку, где удалось по дешевке обзавестись гражданскими шмотками весьма недурного качества.
Около четырех часов по местному времени они подъехали к воротам армейского учебного центра имени Моше Даяна. Эта часть, расположенная возле поселка Мевассерет-Циас, предназначалась для подготовки резервистов.
Дежуривший на КПП сержант очень удивился их появлению и отказался пропустить в расположение части, но однако после непродолжительной перебранки вызвал офицера. Вскоре появился слегка подвыпивший капитан Шауль Фрухт, который раздраженно заявил:
— Мне тут не нужны идиоты, которые не почитают
Сергей рявкнул на него отлично поставленным командирским голосом, и электронный переводчик воспроизвел через микрофон-нагубник те же лающие интонации:
— Как разговариваешь со старшим по званию, щенок! У нас нет времени следовать идиотским предрассудкам. Я имею приказ развернуть батальон специального назначения и к полуночи двинуться на разгон палестинских бандитов. Через два часа прибудет еще до сотни человек, так что мы должны немедленно начинать подготовку к их приему.
Он протянул оглушенному капитану плотный лист, покрытый закорючками, восходящими к арамейскому письму. Прочитав документ, Фрухт моментально протрезвел. Координатор постарался на славу: под приказом стояли подписи командующего территориальными войсками НАХАЛ и начальника военной разведки АМАН.
Липовый документ предписывал руководству учебного центра оказывать всяческое содействие полковнику Самуэлю Котлярскому.
Присмиревший капитан велел сержанту открыть ворота, лично проводил гостей к складским помещениям и долго лебезил, прося прощения за свою оплошность. Он даже проявил совершенно неуместную инициативу, предложив немедленно вызвать в часть весь личный состав во главе с подполковником.
— Сколько ваших людей находится в лагере? — напустив задумчивый вид, осведомился Котлярский.
— Девять, господин полковник! Из них…
— Отставить, капитан. Не нужно никого вызывать из города. От вас требуется обеспечить моих спутников обмундированием общеармейского образца и выдать оружие. Все остальное мы берем на себя.
Первым делом они отправились в душевые кабинки, поскольку с самого утра куролесили в странах тропического пояса, от чего покрылись плотной коркой перемешанной с потом пыли. Смыв грязь, все испытали почти райское блаженство. Затем гражданские члены отряда получили полный комплект израильской униформы.
Николаю явно не терпелось повторить здесь шутку, которую они сыграли с транспортниками во время учений «Океан-80». Окинув спутников скептическим взглядом, он заметил разочарованно:
— Не нравятся мне их ремешки. Не свяжешь аборигенов такой ерундой.
— Найдем, чем связать, — с азартным весельем в голосе откликнулся Гриша. — Скорее бы начать, а то уже руки чешутся.
Покончив с переодеванием, они отправились на склад оружия, где выбрали себе винтовки «Гадил» — местную версию автомата Калашникова, заметно уступавшую гениальному прототипу. Женщинам достались более легкие пистолет-пулеметы «Мини-Узи», и вдобавок каждый подвесил на пояс кобуру с пистолетом «Дезерт-Игл».
Все бы ничего, только арсенал здесь оказался сугубо общевойсковым — никаких спецсредств, никакого бесшумного оружия. Хорошо хоть удалось обзавестись бронежилетами и фугасно-зажигательными минами нескольких типов.
Следующим пунктом стал машинный парк. Демьяненко, Фомин и Леха с Аркадием выкатили два джипа — на одном был установлен крупнокалиберный пулемет, на другом — безоткатная пушка. Солдаты из учебного центра заправили машины горючим и уложили в багажное отделение коробки с боеприпасами. Тем временем остальные осматривали бокс, где стоял танк — шестидесятитонный гигант «Меркава» МК-3.
Могучая машина не могла не вызвать восхищения у любого, кто хоть немного разбирался в боевой технике. Кроме стадвадцатимиллиметровой пушки и трех бельгийских пулеметов MAG в башне имелся миномет. В кормовом отсеке, предназначенном для хранения огромного боекомплекта, при необходимости можно было посадить мотопехотное отделение. По бортам башни размещались дымовые гранатометы.
Почесывая затылок, Барханов оглядел со всех сторон роскошную приземистую машину и от избытка чувств воскликнул, использовав все свои познания в местном языке:
— А зохум вей! — А потом привычно добавил: — Твою мать!
Абдулло и Сергей сделали страшные глаза, однако все обошлось — никто не расслышал слов Атиллы. Капитан и сержант-танкист показывали спецназовцам, как откидывается кормовой люк, превращаясь в транспортер для загрузки боеприпасов. В десантный отсек они закинули пару ящиков с минами и десяток снарядов в огнестойких контейнерах, а кроме того, заполнили снарядами барабан автоматического зарядника. Для короткого разбоя в городе этого должно было хватить с избытком.
Пока готовили к бою технику, Курбонбердыев осваивал управление «Меркавой» под руководством местного сержанта-танкиста. Послушав, как полковник с натугой выговаривает слова, израильтянин понимающе проговорил:
— Похоже, старик, ты из недавних репатриантов. Откуда приехал?
— Из Пакистана, сынок, — честно признался Абдулло. — Еще не слишком хорошо на иврите говорю.
— Говоришь ты нормально, — успокоил его инструктор. — Просто акцент немного странный.
Врубив мотор, Курбонбердыев сделал круг по плацу и доложил командиру «Финиста», что готов вести танк куда угодно. Эта машина не слишком отличалась от модели МК-1, которой Абдулло научился управлять лет десять назад, когда работал в Ливане.
Гриша Демьяненко, нетерпеливо ожидавший перехода к активным действиям, спросил командира:
— Не пора ли, реббе Котлярский, вязать аборигенов?
— Не будем мы их вязать, — усмехнулся подполковник. — Завтра им свои же отцы-командиры клизму вставят — за то что подарили черт знает кому целую гору боевой техники.
— Так даже остроумнее, — согласился Николай. Остальные тоже одобрили эту идею. Свистнув, Сергей подозвал Фрухта и, поигрывая сотовым телефоном, сказал:
— Капитан, я только что получил по рации приказ немедленно выступить в район Кнессета, где складывается опасная ситуация. Оставляю вас за старшего. Помните — сразу после захода солнца подойдут автобусы с пополнением. Будьте готовы.
Его команда уже рассаживалась: по четыре человека в каждый джип, еще четверо устроились в боевых отделениях танка, и только Аркадию придется поскучать в десантно-грузовом отсеке рядом со снарядами и носилками для транспортировки раненых. Убедившись, что все заняли свои места, Сергей направился к «Меркаве». По дороге ему попался столик, на котором лежали какие-то инструменты и запчасти. Вспомнив молодость, подполковник одним ударом переломил толстые доски столешницы. Аборигены почтительно притихли. Только Фрухт вполголоса сказал своим подчиненным:
— Видали, засранцы? Вот каким должен быть настоящий израильский воин.
Маленькая колонна выползла за ворота и двинулась в сторону города. Сергей стоял, высунувшись по пояс из командирского люка танковой башни. Из соседнего люка выглядывал Демьяненко, который действительную службу закончил в должности командира танка Т-72, а потому сегодня стал заряжающим и наводчиком в одном лице. Пейзаж вокруг них отнюдь не напоминал пустыню — это был скорее сплошной жилой массив. Блочные дома, коттеджи, магазины, автозаправочные станции, ресторанчики, спортивные площадки. На улицах было много зелени, людей и автомобилей. Частенько попадались на глаза армейские патрули.
Потом возле Сада академика Сахарова малоэтажные домики исчезли, сменившись ультрасовременными зданиями, и Каростин понял, что они наконец-то вступили в Иерусалим. Возглавляемая танком колонна, не обращая внимания на светофоры, промчалась по проспекту Вейцмана, миновала огромную автобусную станцию, свернула на юг, благополучно прошла мимо Дворца Наций и взметнувшегося по соседству небоскреба отеля «Хилтон», однако поворот на проспект Бен-Цви и к министерству иностранных дел оказался перегорожен механизированным подразделением. Пришлось продолжить движение по проспекту Вольфсона, оставляя справа знаменитый шпионский центр «Джойнт». По левому борту выстроились в ряд почти одинаковые с виду, словно из одного инкубатора, бетонные коробки правительственных резиденций: канцелярия премьер-министра, министерство внутренних дел и министерство финансов. В глубине обширного парка возвышалась над деревьями плоская крыша Кнессета.
Около Храма Книги, или Музея свитков Мертвого моря, где были собраны древнейшие рукописи, прогуливалась стайка дочерна загорелых девиц студенческого возраста — в шортах и с мороженым в руках. Одна из них, увидев танк, радостно завизжала и — в патриотическом запале — задрала маечку, обнажив пышную грудь.
Зрелище было в высшей степени заманчивым, и все мужчины в джипах ответили доброй девушке шквалом воздушных поцелуев.
— Видали, бродяги? — невольно вырвалось у Сергея. — Вот как должен народ любить свою армию.
В наушниках его шлема раздался возмущенный голос Дианы:
— Не верти башкой, кобель старый. Загляделся, понимаешь, словно в первый раз увидел!
— Отнюдь, — смиренно ответил он. — Далеко не в первый. Приходилось видеть кое-что и получше. Но все равно приятно…
Мурлыча хором популярную песню «Ах, какая женщина, мне б такую», они обогнули монастырь Святого Креста и выехали на проспект Хазаз. Абдулло, прекрасно помнивший этот город, легко вывел отряд в обильно озелененный район застроенный шикарными особняками. Потом Курбонбердыев остановил танк возле ворот, на которых был нарисован нужный им номер.
— Всем надеть маски, — распорядился Сергей, нажимая кнопку звонка.
Из переговорника ответили на ломаном иврите: мол, хозяин изволят отдыхать, а потому посетителей пускать не велено.
— Военный министр приказал нам взять дом под охрану, — ответил по-русски Сергей. — Есть сведения, что палестинские террористы собираются атаковать эту часть города.
— Ну, в натуре, слава богу, хоть один х… моржовый о нас вспомнил, — разразился динамик типично московским говорком. — А то, ваще, сидим тут, как тараканы в дерьме…
Вычурные ворота втянулись в каменную стену забора, открывая проезд танку и джипам. Из дома навстречу им бежал качок во всем белом: белые брюки, белая сорочка, белая бабочка, белые кроссовки, белая подмышечная кобура на белом ремне. Бритый череп ярко сверкал под безжалостными лучами тропического солнца.
Потрясая оттопыренными пальцами, «бык» заорал:
— Назад, падлы, цветы раздавите.
По просторному дворику были густо раскиданы ухоженные клумбы с потрясающе красивыми розами всех мыслимых расцветок. Не без труда втиснув машины между цветниками и фонтаном в античном стиле, спецназовцы и их попутчики, закрыв лица черными шапками-масками, обступили охранника.
— Где господин Василий Корольков? — вежливо поинтересовался полковник Котлярский. — Нам приказано обеспечить его безопасность.
Встретивший их здоровяк повторил, что Король отсыпается в своих апартаментах. Понимающе кивнув, Сергей приказал:
— Собери братву — всех, кто находится на объекте. Я должен сделать сообщение.
Их появление явно не обеспокоило обитателей особняка. Во-первых, защитники Лабиринта были одеты в униформу местной армии. Во-вторых, приехали охранять дорогих иностранцев. А что маски носят, так это даже привычно. Мало ли зачем люди не хотят свои портреты кому попало показывать…
— Всех не выйдет, — сказал «бык». — Табак возле компьютера дежурит.
— Саня, подмени Табака, — прорычал подполковник. — Приказы не обсуждаются. Тем более мои приказы.
Минут через десять во дворе выстроились восемь лбов в белых одеждах, с ними три девки, оказавшиеся местными проститутками. Сергей очень правдоподобно разыграл припадок ярости: орал, что не потерпит бардака, что немедленно поставит в известность кого следует и вообще разгонит всех к чертовой матери. Подыгрывая командиру, Диана с Аркадием от души развлекались — щелкали затворами и предлагали, не отходя от кассы, перемочить эту свору козлов. Перетрусившие бандиты даже не пытались хвататься за пушки — больно уж свирепо глядели на них автоматные стволы.
Старший над охраной, откликавшийся на имя Вован, робко предложил уладить дело полюбовно. Покричав для видимости еще немного, подполковник сменил гнев на милость и велел Вовану показать, где тут чего находится. Главным образом его интересовал информационно-компьютерный центр, а на втором по привлекательности месте располагался сейф с наличкой. Однако для начала он велел братве разоружиться. Бандиты без особого энтузиазма выполнили приказ, и арсенал «Финиста» пополнился кучей разнотипных пистолетов с глушителями.
Тихонько посовещавшись, Сергей и Абдулло решили, что девок можно отпустить. На следствии они сообщат, что особняк навестили неизвестные, говорившие с персоналом по-русски. Такие показания станут лишней уликой в пользу версии о разборке между преступными группировками из СНГ.
Выпроводив шлюх, Каростин оставил бандитов во дворе под охраной Сайда и Васи, а сам с шестью Посвященными отправился осматривать дом. В первую очередь командир «Финиста» потребовал, чтобы Вован отвел их к пульту электронной сигнализации, где сейчас дежурил прапорщик Кулебякин. Быстро разобравшись в системе, Леха отключил охранные устройства и блокировку сейфов. Пока они занимались этим делом, остальные наскоро обследовали трехэтажный дворец и доложили неутешительный вывод: компьютеры разбросаны по многим комнатам.
— Придется забросить в машину все ноутбуки и системные блоки настольных компьютеров, — сказал Аркадий. — Потом разберемся… Вован, где архивы и сам Король?
— А на кой вам, в натуре, архивы? — насторожило белоснежный бандит.
— Сколько можно тебе повторять, дубина, — Диана шевельнула стволом «Мини-Узи», — приказ нам дали. От греха подальше эвакуировать самое ценное.
— Ну да, конечно, — кивнул Вован. — Само собой. Полезное дело.
Сергею почудилось, что в редких извилинах гвоздевского братана закопошились смутные подозрения. Однако бандит был хотя и очень крепок с виду и на голову выше его, но безоружен, а потому не слишком опасен. Командир «Финиста» просто подтолкнул старшего охранника стволом «Галила», и Вован послушно поплелся на третий этаж, показывая ждавшие хозяев хоромы.
Вован, встав посреди коридора, меланхолично осведомился: с чьих, мол, апартаментов начнем осмотр. «Он мне больше не нужен, пора кончать», — решил Сергей. Их разделяло всего три-четыре шага, а винтовка стояла на боевом взводе.
Даже не придется вскидывать и прижимать приклад к плечу — автоматика поглотит отдачу. Одним движением большого пальца он передвинул рычажок в режим автоматического огня, но слегка опоздал. Противник уже приступил к активным действиям.
Внезапно присев, Вован изо всех сил дернул ковровую дорожку и бросился на опрокинувшегося навзничь Сергея. Падая, подполковник успел сгруппироваться и оружия из рук не выпустил. Сомкнутыми ногами он со страшной силой ударил бандита в живот, и тот повалился, нелепо взмахнув руками. На ноги они вскочили одновременно. Вован снова кинулся в атаку, вцепился в цевье и ствол винтовки, пытаясь завладеть оружием. Несколько секунд противники напрягали бицепсы, но ни одному не удавалось вырвать «Галил».
Первым изменил тактику Сергей, пнувший врага ботинком чуть повыше ступни, но бандит, видимо, прошел хороший тренинг — кости его голени обросли дополнительными мышцами, которые смягчили удар, сделав боль терпимой. В ответ Вован попытался боднуть подполковника. С кем-нибудь менее подготовленным такой прием мог обеспечить перелом схватки, но Сергей привычно пригнул голову, и гвоздевский громила, врезавшись переносицей в козырек его каски, оказался в нокдауне. Продолжая выворачивать винтовку, Сергей резко подбросил колено, угодив противнику в пах. Тот взвыл, ослабил хватку. Каростин наконец сумел освободить оружие, ударил углом магазина в район белой бабочки, а затем, пользуясь выгодным замахом, обрушил приклад на челюсть бандита. Нокаутированный Вован растянулся на полу.
Подполковник с облегчением расправил плечи, и в тот же миг сбоку от него кто-то свирепо рявкнул:
— Руки вверх!
Сергей и не подумал выполнять этот приказ. Не оборачиваясь, он полоснул в ту сторону длинной очередью и прыжком растянулся на полу, наводя винтовку на кричавшего. Торопиться с дополнительными выстрелами не стоило — возле раскрытой двери скрючился, истекая кровью, бородатый мужичок в пижаме.
— Ты кто? — миролюбиво поинтересовался подполковник.
— Я — Король! — гордо ответил тот.
— Вот тебя-то мне и нужно, — обрадовался Каростин.
Когда прибежали привлеченные шумом схватки Диана и Гриша, с Королем и Вованом было покончено. Отдышавшись, комполка приказал ликвидировать остальных охранников и вообще прибавить темп — до сумерек оставалось не так уж много времени.
Они покинули двор, оставив позади заминированный дом и трупы восьми бандитов. Где-то вдалеке стрекотали автоматные очереди, изредка хлопали разрывы гранат — в арабских кварталах Старого города разгорались уличные бои.
Если не считать липкого зноя, слабых звуков перестрелки и нарядов конной полиции, вечерний Иерусалим мало отличался от любого большого города планеты.
Полные прохожих улицы, вынесенные прямо на тротуар столики кафетерия, ревущие мотоциклы байкеров, целующиеся парочки. Был, однако, и местный колорит, совершенно немыслимый в Париже или Ташкенте: многочисленные религиозные фанатики в долгополых черных сюртуках и черных шляпах то и дело цеплялись к одетой по-современному молодежи — не иначе укоряли в безнравственности…
Прямо на марше Сергей воспользовался радиоустройством каски, чтобы связаться с авиеткой, висевшей над Ближним Востоком на высоте около трех тысяч километров. Когда аппарат отозвался, подполковник отрапортовал о завершении очередного этапа операции. Спустя мгновение Координатор ответил:
— СЕЙЧАС АВИЕТКА ОСУЩЕСТВИТ ИМИТАЦИЮ МНОГОМЕРНОГО КАНАЛА ЭЛЕКТРОННОГО ПОДКЛЮЧЕНИЯ. АППАРАТУРА ИЕРУСАЛИМСКОГО ЦЕНТРА ДОЛЖНА ОТВЕТИТЬ ЗАСЫЛКОЙ ВИРУСА НЕСОМНЕННО. ВСЕ СОТРУДНИКИ ЦЭШ СОБЕРУТСЯ НА РАБОЧИХ МЕСТАХ. ОНИ — ТВОИ. УБЕЙ ВСЕХ.
Сеанс связи продолжался не больше десяти секунд, однако он очень много сказал о безжалостном коварстве суперробота. В общении с Посвященными он был своенравен, но добродушен, как хороший приятель. Врагов же Координатор уничтожал, не считаясь с жертвами…
Прямую дорогу на Байт-Ваган и Гиват-Мордехай снова преградил мощный блокпост с бронетехникой. От греха подальше они предпочли объехать опасный участок и углубились в городские кварталы.
Вскоре показались белокаменные стены Старого города, над которыми возвышались купола и башни церквей, синагог и мечетей. Возле ворот развернулось настоящее сражение: армия расстреливала манифестантов-арабов, а палестинская полиция вела ответный огонь. С возвышенности, где сейчас расположился отряд защитников Лабиринта, отлично просматривалась бронеколонна, спешившая к месту событий. От силы через четверть часа полтора десятка «Меркав» и бронетранспортеров без труда раздавят демонстрантов — с противотанковыми средствами дела у палестинцев явно обстояли не лучшим образом.
— Демьян, заряжай бронебойным, — скомандовал подполковник. — Первый — по головному, второй — по замыкающему.
— Хоть какое-то веселье, — обрадовался Гриша. Башня плавно развернулась и пошевелила стволом, затвор проглотил снаряд с вольфрамовым сердечником.
Демьяненко прилип к перископическому прицелу, навел пушку на контур переднего танка и надавил большую кнопку электроспуска. Прогрохотав, орудие дернулось назад, но тут же вернулось в нормальное положение. Эжектор продул канал ствола, удаляя пороховые газы, а барабан автоматического заряжания услужливо провернулся, подавая следующий подкалиберный снаряд.
В «Финисте» Демьяненко заслуженно считался асом стрельбы из танков всех моделей, включая Т-80, «Абрамс», «Челленджер», «Леопард», «Леклерк». По слухам, Григорию довелось поработать даже с французским «Наполеоном Бонапартом», существовавшим всего в трех экземплярах, два из которых проходили испытания на полигоне в Нормандии, а третий непонятным образом оказался в танковом музее подмосковной Кубинки. Правда, с системой управления огнем «Меркавы» он имел дело впервые, но промахнуться с шестисот метров было очень сложно.
Первая болванка угодила точно в кормовую часть вражеской машины, после чего пораженный танк, остановившись, задымился. Гидравлика стремительно довернула башню, и грянул второй выстрел — также результативный, на этот раз загорелся замыкавший колонну бронетранспортер. Абдулло немедленно врубил переднюю передачу, танк спрятался за ближайшим домом, потом осторожно выполз из-за укрытия и всадил снаряд в очередную «Меркаву».
Руки чесались добить эту колонну, однако времени катастрофически не хватало. Не ввязываясь в продолжительный бой, отряд Каростина, прикрывшись дымовой завесой, двинулся на юго-запад вдоль проспекта Эмек Рефаим.
Курбонбердыев, не заглядывая в карту, указывал нужные повороты, короткая колонна пересекла на большой скорости широченное авеню Ха-Рав-Герцог и вскоре вышла на Байт-Ва-Ган.
Перед ними горбился невысокий холм, на котором располагался кампус Иерусалимского политехнического института: два учебных корпуса, общежитие и выстроенное поодаль здание Центра электронного шпионажа. Рядом на вершине холма сверкали в багровых лучах заходящего солнца параболические антенны спутниковой связи.
С ходу проломив решетку, танк дал задний ход и остановился на шоссе, а оба джипа ворвались за ограду, расстреливая заметавшихся солдат внешней охраны. Бронебойно-фугасный снаряд выбил дверь, и спецназовцы бросились в здание.
Персонал Центра, не ожидавший нападения, не смог оказать организованного сопротивления. Несколько ответных выстрелов либо не достигли цели, либо выпущенные впопыхах пули безвредно увязли в многослойной конструкции бронежилетов.
Перебив всех, кто оказался во дворе и коридоре первого этажа, Сергей разделил штурмовую группу. Непрофессионалов под командованием Курбонбердыева он оставил внизу для зачистки комнат, а сам с шестью бойцами «Финиста» бросился к лестнице.
Все укрылись за выступом стены, и прапорщики кинули вверх по две гранаты. Взрывы, расшвырявшие сотни осколков, простерилизовали пространство в радиусе пяти-шести метров от лестничного проема. Стремительно взлетев по ступенькам на второй этаж, спецназовцы открыли бешеный огонь вдоль коридора. Разряжая магазин, Сергей с мрачным удовлетворением засекал в памяти, как падают незнакомые ему люди, которых судьба сделала врагами его страны, его народа и (сейчас это было важнее всего) его могущественного друга и союзника — Координатора Девятой Ветви Лабиринта.
Сменив магазины, они двинулись по пустому коридору, равнодушно переступая через беспорядочно разбросанные трупы. Судя по звукам и запаху гари, доносившимся снизу, Абдулло и его команда тоже действовали вполне успешно.
Со вторым этажом покончили за три с половиной минуты. Незачищенными остались только два помещения. Первая дверь была сварена из толстых стальных листов и не поддавалась пулям, поэтому командир решил оставить эту комнату напоследок и вскрыть мощным взрывом. На другой комнате висела красивая табличка с надписью «Administration».
Стукнув кулаком в дверь дирекции, Сергей крикнул:
— Выходите по одному и без оружия!
Изнутри донесся голос, и в наушниках прозвучал синхронный перевод:
— Не стреляйте, мы выходим.
Первой из приоткрывшейся двери выбралась насмерть перепуганная дама умеренно приятной наружности. Как выяснилось позже, она числилась здесь в должности секретаря администрации. Потом один за другим показались два пожилых джентльмена: первый был шатеном с водянисто-прозрачными глазами, а другой — седым, лысоватым, черноглазым и смуглолицым. Этот деятель был слишком хорошо знаком Посвященным, и подполковник не сумел сдержаться. Удар прикладом в солнечное сплетение согнул генерала Ди-Визеля пополам, а затем директор ЦЭШ рухнул на пол, схлопотав тем же предметом по затылку.
— Кого это мы имеем удовольствие лицезреть… — пропел Сергей нежным голоском. — Неужели сам товарищ генерал Галанин!
— Не убивайте! — сориентировавшись в обстановке, Ди-Визель заговорил по-русски: — Я готов рассказать все, что мне известно.
— А это кто такой?
Сергей ткнул стволом в копчик другого пленника, который дисциплинированно принял классическую позу «лицом к стене, руки за голову».
— Эндрю Хенсон. Офицер связи из ЦРУ.
Для порядка эту троицу обыскали, после чего Ди-Визель дрожащими руками отпер сейфовую дверь аппаратного отсека и показал, где хранятся магнито-оптические диски, «компакты» и прочие носители информации. Помимо охоты на Лабиринт, сотрудники ЦЭШ извлекали из компьютерной сети военные, политические и научно-технические секреты многих стран и корпораций. Секретов набрался целый чемодан. Валюты собрали поменьше — неполный кейс, меньше миллиона долларов.
По всему зданию расставили мины, с особым старанием нашпиговали взрывчаткой бронированный бокс, где стояли серверы и детекторы. Обоих пленных, сковав наручниками, загнали в десантное отделение «Меркавы», а секретаршу отпустили, чтобы не пачкать руки ликвидацией женщины.
Со стороны города к холму уже выдвигались бронетанковые подразделения, так что пришла пора уносить ноги. Заработали гранатометы, разбрасывая дымовые снаряды. Густое облако окутало танк, защищая от прицельных выстрелов. Чуть позже, когда взорвался заминированный ЦЭШ, дыма стало еще больше. Внутренний объем трофейной «Меркавы» заполнился голосом Мозга Станции:
— ТЕЛЕПОРТАЦИЯ И ВИДЕОКАНАЛЫ ДЕЙСТВУЮТ ПО ВСЕЙ ЗЕМЛЕ. ГОТОВ ВЕРНУТЬ ВАС НА СТАНЦИЮ.
Джипы пришлось бросить. Наталкиваясь на снаряды, чемоданы, носилки, пленных и прочий хлам, весь отряд кое-как втиснулся в бронированное нутро танка.
Неуловимый миг прокола измерений — и огромная машина оказалась в операционном зале.
Пленные благоговейно озирались. Американец пробормотал:
— Неужели мы в Лабиринте?
— Разве вам не хотелось здесь оказаться? — переспросил Николай. — Мы осуществили вашу мечту…
Всем нашлось дело: сортировать диски и дискеты, делить наличные, разбираться в трофейном оружии. Поручив роботам держать на мушке шпионскую парочку, Сергей попросил Мозг Станции протянуть транспортный тоннель до ИСТРИСа.
В кабинете директора плавало плотное облако никотина — вся коллегия института нервно заполняла пепельницы грудами окурков. Увидев Каростина, генералы и полковники облегченно застонали.
— Как вы? — воскликнул Жихарев.
Загасив сигарету, Львов меланхолично пробурчал:
— Раз они на Станции, — значит, все в порядке…
— Вот именно, — рассмеялся Сергей. — Вернулись без потерь. Отчет представлю завтра, а пока принимайте «языков».
Он вытолкнул пленников в особняк на Чухлинке, где много лет назад томились инопланетные узники. Хенсона и Ди-Визеля без промедления отправили в подвал, а Волков, Медведев и Муравьев поспешили следом — снимать первый допрос.
Каждый получил бумажный мешок с неравными долями добычи. Посвященные оставили себе меньшую часть захваченной валюты — им хватит и безналичных средств, хранившихся на счетах, которые теперь оказались в их распоряжении. В ближайшие дни или даже часы, разобравшись в компьютерных базах данных, Мозг Станции переведет на депозиты Посвященных солидные суммы, ранее принадлежавшие ЦЭШу и организации Короля. Офицеры и прапорщики о таких деталях не догадывались и были вполне удовлетворены щедрым вознаграждением.
Транспортные тоннели вернули Курбонбердыева и Рамазанова в Душанбе, Посвященных — по домам, а «Меркава» с пятью бойцами оказался на пустом шоссе в трех километрах от гарнизона «Финиста». Гриша взялся за рычаги и направил танк к воротам. Около КПП их догнал «Икарус», в котором ехали с аэродрома сослуживцы, вернувшиеся из Таджикистана. Увидев, кто сидит на башне громадной бронированной машины, майор Карабанов изумленно вскричал:
— Барханов, Демьяненко, как вы здесь оказались? Сегодня из Душанбе вылетел в Москву только один самолет, но в нем летели мы, а вас там не было!
— Не самолет у вас был, а черепаха парализованная, — фыркнул Атилла. — Мы на танке быстрее добрались.
Глава 25
КАПРИЗНЫЙ РОБОТ
Переправляя Посвященных на остров Фернандо, Мозг Станции Земля обрадовал людей долгожданным известием: Координатор сумел найти эффективные средства борьбы против компьютерного оружия фурбенов. Отныне безопасности Лабиринта ничего не угрожало, и все видеоканалы работали в самом интенсивном режиме. По просьбе Посвященных, роботы выдали большую голограмму с картой Солнечной системы.
На первый взгляд общая ситуация выглядела не слишком тревожной. Звездолет гонтов двигался от Сатурна в направлении Земли и Венеры, разогнавшись примерно до одной сотой скорости света. Космический крейсер Фурбенты дрейфовал в поясе астероидов рядом с огромным каменным обломком. Мозг Станции пояснил, что под скалистой поверхностью этого планетоида прячется база роботов, построенная еще прошлой фурбенской экспедицией. В настоящий момент Земля и позиция спрутоящеров находились по разные стороны от Солнца.
Еще две базы инопланетян были расположены на обратной стороне Луны. Гонты и фурбены выстроили свои крепости в кратерах, разделенных расстоянием в полторы тысячи километров.
— КРОМЕ ЭТОГО, ОБЕ ВРАЖДУЮЩИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ РАСПОЛАГАЮТ ПЕРСОНАЛОМ НА САМОЙ ЗЕМЛЕ, — продолжал отчитываться Мозг Станции. — ЛУННЫЕ БАЗЫ И МЕЖЗВЕЗДНЫЕ КОРАБЛИ ПОСЫЛАЮТ СИГНАЛЫ В СТОРОНУ ПЛАНЕТЫ. ОДНАКО МОЯ АППАРАТУРА НЕ ЗАПЕЛЕНГОВАЛА ОТВЕТНЫХ ПЕРЕДАЧ.
— Соблюдают режим радиомолчания, что вполне естественно в их обстоятельствах. — Сергей пожал плечами. — Но ты мог бы зафиксировать летательные аппараты чужаков.
— ОНИ ПРЕКРАТИЛИ ИСПОЛЬЗОВАТЬ СОБСТВЕННУЮ ТЕХНИКУ. ВИДИМО, ПЕРЕМЕЩАЮТСЯ ПО ПЛАНЕТЕ С ПОМОЩЬЮ ВАШИХ ТРАНСПОРТНЫХ СИСТЕМ.
— Затаились, — резюмировал Аркадий. — Не к добру это. Боюсь, непрошеные гости готовятся к решительной схватке.
Пасари, лучше остальных представлявшая размах и вероятные последствия предстоящего космического сражения, озабоченно заметила: дескать, если звездолеты обменяются ударами в полную силу, то третьей планете от Солнца придется несладко.
— Наш долг — сделать так, чтобы пришельцы выясняли свои отношения где-нибудь подальше отсюда, — сказала Диана.
— Я СЛЕЖУ ЗА ИХ МАНЕВРАМИ, — заверил Мозг Станции.
Сергей пошутил, что Посвященные совсем обленились. Год назад они наверняка облачились бы в акваланги и гидрокостюмы, чтобы собственноручно извлечь сокровища затонувших кораблей. Сегодня же они сидели в удобных креслах кондиционированного обеденного зала, меланхолично ели деликатесы и лишь изредка кидали скучающие взгляды на трехмерные изображения роботов, таскающих бочки и сундуки из трюмов галиона «Альфонс Мудрый».
Один окованный ящик вскрыли на террасе островного дворца. В ярких лучах тропического солнца сверкнули золотые изваяния божков, похищенные испанцами в индейских храмах.
— Даже не знаю, как оценивать будем. — Диана всплеснула руками. — Тут даже не масса драгметаллов играет роль, каждый предмет — антикварная ценность.
— На глазок там добычи миллионов на полста, — заметил Аркадий. — Что будем делать с такими бабками?
— Вложим куда-нибудь. — Сергей небрежно отмахнулся — Судостроение поднимать надо, авиационную промышленность…
— Не просто авиационную, — поспешил уточнить Алексей. — Скорее уж авиакосмическую. Создадим холдинг…
Николай с Алексеем как главные менеджеры «Небесного ока» принялись развивать грандиозные планы инвестирования. По их прикидкам, к началу следующего века Посвященные должны были превратиться в единоличных владельцев индустриальной империи, производящей наукоемкую продукцию.
Подобные разговоры давно стали привычным делом для большинства акционеров концерна «Черный поиск». Только Атилла, лишь позавчера зачисленный в Посвященные и получивший право на долю от общей добычи, чувствовал себя неловко. Астрофизик пока весьма смутно представлял, как можно с такой легкостью распоряжаться астрономическими суммами. До сих пор его желания ограничивались приобретением квартиры и прочими хозяйственными заботами. Тем не менее, будучи человеком науки, Барханов не выпускал из памяти и проблемы галактического масштаба.
Нагнувшись к уху командира, он негромко спросил:
— Сергей, смогу я вызвать отсюда главного робота или надо будет возвращаться на Станцию?
— Можно и отсюда. Мозг Станции, соедини нас с Координатором.
Убедившись, что центральный компьютер Лабиринта готов к диалогу, Атилла приступил к допросу, который мгновенно заинтересовал всю компанию. К стыду своему, Посвященные должны были признать: ни один из них об этом даже не задумался.
— Координатор, недавно ты рассказал нам о цивилизациях, чьи звездолеты побывали в Солнечной системе за время, прошедшее после Катастрофы. — Уфолог говорил четко и размеренно, словно зачитывал по бумаге заранее подготовленный текст. — Я полагаю, что в памяти других Станций должна храниться информация относительно экспедиций этих же или иных внеземных культур, которые посетили другие поднадзорные планеты.
После короткой, но очень подозрительной паузы Координатор ответил:
— ТЫ ПРАВ.
Снова они уличили суперробота в неискренности. Однако Сергей даже не попытался упрекать Координатора за попытку скрыть важные сведения. Наверняка выдаст обычную легенду: мол, вы нечетко формулируете свои пожелания…
А между тем Координатор как ни в чем не бывало излагал данные, накопленные за тысячу лет в различных секциях Лабиринта. Несколько поднадзорных планет были исследованы экспедициями Огонто и Фурбенты. В девяти системах побывали звездолеты рептилий с Беты Кассиопеи. Наконец одна из дальних Станций Девятой Ветви зафиксировала в 1882 году корабль, изучавший гигантские планеты в системе звезды, удаленной от Солнца на триста семнадцать световых лет.
— На кого они были похожи? — вскричал Атилла. — Откуда прилетели?
— ИНФОРМАЦИЯ ОТСУТСТВУЕТ, — ответил Координатор. — КАК ВЫ ЗНАЕТЕ. СТАНЦИИ ЛАБИРИНТА РАСПОЛАГАЮТСЯ ОБЫЧНО НА ПЛАНЕТАХ ЗЕМНОГО ТИПА. ОДНАКО УКАЗАННЫЙ ЗВЕЗДОЛЕТ ПОСЕТИЛ ЛИШЬ ДВЕ ПЛАНЕТЫ ТИПА «ГАЗОВЫЙ ПУЗЫРЬ», ЛЕЖАЩИЕ НА БОЛЬШОМ УДАЛЕНИИ ОТ ЦЕНТРАЛЬНОГО СВЕТИЛА. НА ТАКИХ ДИСТАНЦИЯХ ПРИБОРЫ СТАНЦИИ НЕ СМОГЛИ ПОЛУЧИТЬ ВИЗУАЛЬНУЮ ИНФОРМАЦИЮ ОБ ЭКИПАЖЕ ЭТОГО АППАРАТА. ЗАВЕРШИВ ИССЛЕДОВАНИЯ, КОРАБЛЬ УШЕЛ В НАПРАВЛЕНИИ БОЛЬШОГО МАГЕЛЛАНОВА ОБЛАКА И СОЗВЕЗДИЯ ЗОЛОТОЙ РЫБЫ. СУДЯ ПО СПЕКТРУ ДВИГАТЕЛЯ, ЭТИ ПРИШЕЛЬЦЫ ИСПОЛЬЗОВАЛИ ДЛЯ СУБСВЕТОВЫХ ПЕРЕЛЕТОВ СТАНДАРТНУЮ ТЕХНОЛОГИЮ АННИГИЛЯЦИИ.
Обдумав странное сообщение, Барханов предположил:
— Возможно, это были обитатели мира, напоминающего Юпитер или Сатурн.
— НАИБОЛЕЕ ВЕРОЯТНАЯ ГИПОТЕЗА. — согласился робот.
— В ТАКОМ СЛУЧАЕ, МЫ ИМЕЕМ УНИКАЛЬНЫЙ ФЕНОМЕН, КОГДА РАЗУМНАЯ ЖИЗНЬ РАЗВИЛАСЬ НА ПОВЕРХНОСТИ ИЛИ В АТМОСФЕРЕ ПЛАНЕТ-ГИГАНТОВ.
Если квазиразумный повелитель Лабиринта рассчитывал, что удовлетворил любопытство уфолога, то он очень сильно ошибся. Теперь Атилла напомнил недавний разговор в Большой Гостиной, когда Координатор упомянул, что накануне повторной активизации Станций, то есть приблизительно в девятом-десятом столетиях, Землю посещала экспедиция той же расы, которая «потеряла» свой звездолет на планете Сарто.
— Какие у тебя основания для таких заключений? — осведомился капитан-снайпер.
— С ПОХОЖИМ ОБЪЕКТОМ ВСТРЕТИЛИСЬ АСТРОНАВТЫ ПЛАНЕТЫ ХАШШАД…
Рептилии, населявшие четвертую планету Беты Кассиопеи, называли свою планету Хашшад. В период после Катастрофы эта раса достигла высокого уровня технологического прогресса и около 900 года по земному летосчислению отправила первую экспедицию к соседней звезде. Активная межзвездная разведка продолжалась примерно два столетия, после чего раса погибла в самоубийственной войне, охватившей как материнскую планету, так и основные внешние колонии.
Один из кораблей, вернувшийся на Хашшад в 1084 году, привез известие о встрече с неизвестным звездолетом. Изучая систему голубого гиганта Мю Андромеды, экспедиция обнаружила космический аппарат странной конструкции. При попытке хашшадианцев приблизиться и вступить в контакт, чужаки развили большую скорость, а затем их корабль внезапно исчез. В момент его исчезновения приборы хашшадианского звездолета зафиксировали мощную аномалию гравитации, магнитных сил и поля слабых ядерных взаимодействий.
Продолжая исследования системы, аборигены Беты Кассиопеи обнаружили на спутнике одной из планет искусственное сооружение. Хашшадианцы попытались проникнуть в купол, но тот взорвался. При этом погибли два астронавта.
Корабль неизвестных чужаков был очень похож по конструкции на аппарат, обнаруженный на Сарто. Ракетные двигатели обоих звездолетов работали по принципу извержения сверхтемпературной плазмы. Наконец, были очень сходны взрывы, уничтожившие базы пришельцев на земной Луне и в системе Мю Андромеды. В обоих случаях самоликвидатор представлял собой аннигиляционный фугас с тротиловым эквивалентом порядка мегатонны.
— ВСЕ ЭТИ ФАКТЫ ПОЗВОЛЯЮТ ЗАКЛЮЧИТЬ, ЧТО ОКОЛО ТЫСЯЧИ ЛЕТ НАЗАД В НАШЕМ СЕКТОРЕ ГАЛАКТИКИ ПОЯВИЛИСЬ РАЗВЕДЧИКИ РАСЫ, ВЛАДЕЮЩЕЙ ТЕХНОЛОГИЕЙ ВНЕПРОСТРАНСТВЕННОГО ПЕРЕМЕЩЕНИЯ, — завершил свой рассказ Координатор.
Атилла мрачно проворчал:
— Меня не удивляет, что тысячу лет назад на Земле и других планетах побывали исследователи, летавшие через другие измерения. Меня гораздо сильнее беспокоит, что с тех пор они не подают признаков жизни. Неужели над всеми Цивилизациями межзвездного ранга висит проклятие и все они рано или поздно должны погибнуть?
Этот вопрос давно занимал и остальных Посвященных. Диана даже организовала как-то совещание с участием такого корифея, как Тарпанов. Выводы политологов не слишком утешали: любая культура, любая сверхдержава, какой бы могучей ни представлялась, рано или поздно приходит в упадок, теряя влияние и военную мощь.
Тарпанов считал, что подобным образом происходят обновление политических идей, оздоровление демографической ситуации, а также смена социально-экономических формаций, без чего невозможен прогресс. История Земли не знала исключений из этой закономерности. Как видно, не знала таких исключений даже галактическая история.
— Хватит о грустном, — решительно заявил Аркадий. — В каком состоянии сейчас изучение звездолета на Сарто?
Координатор охотно углубился в технические подробности. Смысл его отчета можно было изложить буквально в двух-трех фразах: роботы подняли корабль на поверхность, очистили от грязи и коррозии, составили чертежи внутренних помещений, а в данное время пытаются понять принцип действия основных узлов и агрегатов. Однако у людей сразу возникло подозрение, что квазиразумный пытается заморочить им голову, нагромоздив гору совершенно излишних деталей вроде предполагаемой мощности корабельного реактора или напряжения переменного тока, питавшего бортовое оборудование.
Прервав этот поток ненужной информации, Сергей предложил:
— Ребятишки, а почему бы нам не прогуляться на Сарто?
— Хорошая мысль, — согласился Николай. — Своими глазами полюбуемся.
Как и следовало ожидать. Координатору их идея пришлась не по вкусу. Урчащий голос робота произнес:
— НЕ УВЕРЕН, ЧТО ТАКОЕ ПОСЕЩЕНИЕ ИМЕЕТ СМЫСЛ. ОСТРОВ РАСПОЛОЖЕН В ПОЛЯРНОЙ ОБЛАСТИ. ТАМ СЛИШКОМ НИЗКАЯ ТЕМПЕРАТУРА.
— Ты меня удивляешь, — весело проговорила Диана. — Против мороза есть прекрасная защита — теплая одежда. А твои отговорки напоминают вульгарную попытку неповиновения приказам Персонала.
— ВЫ НЕ ПРАВЫ, — ответил Координатор. — В ТРАНСПОРТНОМ ОТСЕКЕ ЖДЕТ МАШИНА. МОЗГ СТАНЦИИ САРТО ДАСТ ВСЕ НЕОБХОДИМЫЕ ПОЯСНЕНИЯ.
Сквозь прозрачный купол, накрывавший место работ, были видны слегка присыпанные снегом скалы арктического острова. Порывы шторма гнали мелкую крупу поземки. Внутрь ветер, конечно, не проникал, но и отопление не работало — андроиды Лабиринта не нуждались в тепле.
— Действительно не жарко, — признал Алексей. Звездолет стоял вертикально, почти касаясь сводов купола своей закругленной носовой частью. Корпус имел форму двенадцатигранной призмы высотой около семидесяти метров и вдвое меньшим поперечником. На бортовых гранях строители этого аппарата разместили в два яруса какие-то конструкции непривычных очертаний. Ближе к корме корабль был опоясан громоздкими устройствами, составленными из цилиндрических и конических агрегатов, к которым прилипли параболоиды, напоминающие антенны. Выше, где ребристые бока корпуса плавно переходили в носовую полусферу, были симметрично расположены три гнезда. Два оказались пустыми, а рядом с третьим в броне зияла рваная пробоина, от которой разбегались длинные извилистые трещины. Из поврежденного гнезда выглядывал наполовину утопленный в корпусе предмет, напоминавший сардельку десятиметровой длины.
— Спасательная или десантная ракета, — прокомментировал Атилла. — Они потерпели катастрофу в космосе. Экипаж катапультировался на двух уцелевших шлюпках, а звездолет врезался в планету.
— Звучит правдоподобно, — согласился Аркадий. — Мозг Станции, ответь: на борту найдены останки экипажа?
— НАЙДЕНО МНОЖЕСТВО СКЕЛЕТОВ, НО БОЛЬШИНСТВО ИЗ НИХ ПРИНАДЛЕЖИТ МОРСКОЙ ФАУНЕ САРТО.
— А меньшинство? — в один голос спросили Сергей, Атилла и Пасари.
— ОБНАРУЖЕНЫ ФРАГМЕНТЫ КОСТНОГО ОСТОВА НЕИЗВЕСТНОГО ЖИВОТНОГО.
Робот продемонстрировал голограмму неполного скелета и реконструкцию наиболее вероятного внешнего вида этого существа. Впавший в экстаз Барханов принялся уверять друзей, что именно такую внешность имели космические пришельцы, много веков назад вступившие в контакт с племенем догонов.
Продолжая рассказ, Мозг Станции поведал, что электронное оборудование звездолета основано на традиционных принципах и не сильно отличается от техники, созданной троклемидами и вешша. К сожалению, все записи компьютерной памяти безнадежно испорчены в результате длительного пребывания в морской воде.
Главное внимание, по приказу Координатора, было нацелено на поиск так называемого гипердвигатеяя, при помощи которого корабль перемещался в многомерном пространстве. Роботам удалось установить, что навесные агрегаты, равно как расположенные внутри корпуса машины, предназначались для генерирования сложной комбинации силовых полей. Точный характер этих полей устанавливается.
По оценке Мозга Станции, звездолет создавался в качестве сугубо мирного исследовательского аппарата. На борту имелось множество лабораторных помещений, практически не было оружия — лишь батарея лазерных пушек противометеоритной обороны.
— Ты установил источник повреждения? — спросил Сергей.
— КРАЯ ПРОБОИНЫ ПОДВЕРГЛИСЬ СИЛЬНОЙ КОРРОЗИИ. ХАРАКТЕР ПОВРЕЖДЕНИЙ НЕ ПОЗВОЛЯЕТ ОТВЕТИТЬ НА ВАШ ВОПРОС. ТАКАЯ ПРОБОИНА В КОРПУСЕ МОГЛА ПОЯВИТЬСЯ ПО РАЗНЫМ ПРИЧИНАМ. ИЗЛАГАЮ ВОЗМОЖНЫЕ ВАРИАНТЫ В ПОРЯДКЕ УБЫВАНИЯ ВЕРОЯТНОСТИ: СТОЛКНОВЕНИЕ С ВЫСОКОСКОРОСТНЫМ ТВЕРДЫМ ТЕЛОМ, КОНТАКТ С НЕБОЛЬШОЙ ЧАСТИЦЕЙ АНТИВЕЩЕСТВА, ПОПАДАНИЕ УЗКОГО ПУЧКА АНТИПРОТОНОВ, ВЗРЫВ ВНУТРИ КОРПУСА.
Оба физика атаковали робота вопросами о гипердвигателях, но Мозг Станции отослал Посвященных к Координатору, который взял на себя исследование интересующей их части чужого звездолета. Посовещавшись, люди решили, что в этом холодильнике делать больше нечего и можно возвращаться на Станцию Земля.
Координатор послушно рассказал, что предполагаемый межзвездный двигатель состоит из множества стандартных блоков, которые принадлежат к шести основным типам. Пока удалось установить функции лишь четырех таких устройств. Это были источники вихревого магнитного поля, гравитации, а также квантов, отвечающих за внутриядерные взаимодействия. Робот высказал догадку, что остальные блоки предназначены для управления глюонными силами, благодаря которым кварки объединяются в комплекс, образуя «обычные» элементарные частицы: нейтроны, протоны, электроны и мезоны.
Физики слушали с исключительным вниманием, понимающе переглядываясь и обмениваясь заумными репликами. Для остальных же лекция Координатора звучала не доходчивее заклинаний на древнеманьчжурском диалекте. Аркадий поспешил объяснить в популярной форме:
— Короче говоря, эти установки разрушают связи между виртуальными квантами вакуума. Как следствие, в трехмерном пространстве образуется брешь — вроде искусственной «черной дыры», сквозь которую звездолет как бы проваливается в другое измерение.
После короткой паузы Координатор заметил:
— ОЧЕНЬ ПРИБЛИЗИТЕЛЬНАЯ АНАЛОГИЯ. В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ПРОСТРАНСТВО НЕ СТОЛЬКО РАЗРУШАЕТСЯ. СКОЛЬКО ИЗГИБАЕТСЯ. ПРИ ЭТОМ ВОЗНИКАЕТ МНОГОМЕРНЫЙ ТОННЕЛЬ, СОЕДИНЯЮЩИЙ ДВЕ ТОЧКИ… — Внезапно робот замолчал, затем произнес: — ВНИМАНИЕ. ОБОСТРИЛАСЬ ОБСТАНОВКА НА ЛУНЕ. ГОНТЫ ПЕРЕШЛИ В НАСТУПЛЕНИЕ.
Два десятка плоских машин, напоминавших по форме костяшки домино, стремительно скользили над лунной поверхностью, старательно прячась в тенях, отбрасываемых острыми скалами и кольцевыми валами кратеров. Достигнув равнины, которую земляне называют Морем Планка, боевые механизмы планеты Огонто развернулись в линии, сбавив ход, совершили хрестоматийный маневр, пытаясь охватить полукольцом базу спрутоящеров.
Посвященные наблюдали эту прелюдию к битве, сидя в зале видеообзора Станции Земля. Передачу с Луны вели роботы Лабиринта, разместившиеся в окрестных горах. На голографической схеме были видны даже замаскированные среди скал оборонительные узлы, двойным поясом сжавшие фурбенскую крепость. Личный состав базы наверняка обнаружил приближение противника, однако почему-то не предпринимал никаких активных действий.
— Почему они тянут время? — недоумевал Сергей. — Заманивают? Глупая тактика — нельзя подпускать противника так близко…
К гонтам подошло подкрепление — два космических аппарата с большой высоты нанесли по крепости серию лучевых ударов. Потоки разрушительной энергии были ослаблены многослойным силовым полем и причинили незначительный ущерб сооружениям базы. Фурбены ответили мощным пучком разогнанных до субсветовой скорости антипротонов, которые превратили в облако плазмы одну из летающих машин. Вторая, немедленно прекратив обстрел, поспешила убраться из зоны поражения.
Одновременно заговорили автоматизированные огневые точки внешнего защитного пояса. Первым же залпом лазеры спрутоящеров уничтожили две машины противника и тяжело повредили еще одну. Остальные гонтийские танки, отключив антигравитацию, опустились на грунт и укрылись среди неровностей лунного рельефа, выдвинув из-за камней лишь артиллерийские башенки.
Завязалась ожесточенная перестрелка. Последовательно сосредоточивая огонь нескольких орудий, циклопы пытались подавить вражескую оборону. Тем временем одна из машин подобралась вплотную к поврежденному танку, и группа облаченных в скафандры гонтов попыталась эвакуировать экипаж. Обнаружив этот маневр, крепость выпустила серию управляемых ракетных снарядов, большая часть которых была сбита по пути, но пара боеголовок достигла цели. На несколько секунд засияли ослепительные вспышки ядерного пламени. Когда вернулась тьма, от машин Огонто не осталось даже обломков — только остывающие озера расплавленного базальта.
Потом фурбены нанесли еще ряд ракетно-ядерных ударов, уничтоживший несколько танков противника, но гонты все-таки расстреляли все огневые точки и смогли продвинуться на десяток километров, где наткнулись на внутренний рубеж обороны. Циклопы подтянули со своей базы отряд наземных машин и эскадрилью орбитальных штурмовиков и, не считаясь с потерями, прорвали вражескую оборону.
Лучевые залпы, видимо, вывели из строя фурбенский ускоритель антипротонов — последний пучок этих частиц не разметал космический аппарат гонтов на атомы, а лишь переломил пополам. Штурмовик, продолжая разваливаться, упал прямо на крепость спрутоящеров, после чего база пришельцев с Фурбенты прекратила отстреливаться, хотя защитное поле продолжало действовать.
Сергей авторитетно заявил:
— Сейчас циклопы добьют каракатиц. Если они не идиоты, то расположат свои танки на этом уступе и разнесут базу огнем с места…
Не прошло и минуты, как Николай уважительно произнес:
— А ты, дружище, прямо провидец.
— Элементарная тактика, — скромно отозвался подполковник. — Захват господствующей высоты — половина успеха.
Боевые машины пришельцев с Огонто послушно выполнили предсказанный Сергеем маневр. На плоскую вершину горы опустились два штурмовика, рядом встали несколько танков. Вся эта группировка была прикрыта защитным полем, так что ответный огонь (если даже в крепости остались действующие орудия) не представлял для гонтов серьезной опасности.
Как выяснилось, ни люди, ни циклопы не сумели правильно оценить коварство спрутоящеров. В основание скалы был заблаговременно замурован управляемый фугас — не меньше двух килограммов антивещества. Чудовищный взрыв уничтожил все: камни, машины, гонтов.
— Красиво, — с нескрываемым восхищением сказал Пасари. — Молодцы фурбены — предусмотрели, с какой позиции противник попытается нанести последний удар.
Между тем бой продолжался. Уцелевшие машины гонтов — три танка и штурмовик — приблизились почти вплотную к кромке силового щита. Излучаемые их орудиями потоки энергии просачивались сквозь радужную субстанцию поля и мало-помалу сокрушали сооружения базы. Примерно через полчаса, когда был наполовину разгромлен центральный бастион, силовое поле исчезло, и десантная группа гонтов проникла в помещения крепости.
Люди на Станции Земля были ошеломлены не меньше, чем циклопы на Луне — внутри базы не оказалось ни одного фурбена. Управляемые компьютерами агрегаты крепости провели все сражение без участия живых спрутоящеров.
— И кто же победил? — растерянно осведомился Леха. Пасари предположила, что победу в этом сражении явно одержали военные Фурбенты: нанесли противнику тяжелейшие потери, а свой личный состав незаметно вывели из-под удара.
— Одно ясно — фурбены умеют воевать лучше, чем эти одноглазые придурки, — Сергей не скрывал озабоченности. — Страшный враг. Настоящие профессионалы.
— А по мне, гонты ничуть не лучше, — признался Аркадий. — Фанатики какие-то. Лезли под выстрелы, словно наркотиков наглотались… Ладно, вернемся к делам нашим скорбным… Координатор, на чем мы остановились?
— ПРЕДЛАГАЮ ПРЕРВАТЬ БЕСЕДУ — без промедления откликнулся робот. — СЕРГЕЙ, ВАС УСИЛЕННО РАЗЫСКИВАЕТ ГЕНЕРАЛ ЖИХАРЕВ.
— Ну, соедини меня с ним, коли разыскивает… — сказал подполковник недовольным тоном.
К нему приблизился андроид, которого Координатор связал электронным каналом с телефоном, стоящим в квартире Каростиных. Из микрофона, вмонтированного в голову робота, загремел голос начальника управления:
— Куда ты делся? Третий час не могу тебя найти.
— Что-нибудь случилось? — встревожился Сергей.
— У нас каждый день что-нибудь случается! Быстро возвращайся в гарнизон.
Не снизойдя до объяснений, генерал дал отбой. Вздыхая, Посвященные попросили Мозг Станции телепортировать их по домам.
Аркадий решил вернуться на Землю вместе с Каростиными, и подполковник догадался, что физик хочет поговорить о чем-то серьезном без свидетелей. Он не ошибся. Когда Диана отправилась переодеваться, Аркадий поделился своими наблюдениями:
— Координатор всеми правдами и неправдами пытается скрыть от нас какую-то важную информацию. Всякий раз, едва мы заводили разговор о высокоразвитых внеземных цивилизациях, о гипердвигателе и так далее, он немедленно отвлекал наше внимание. Сначала отправил на Сарто, где мы не узнали ничего интересного, потом устроил телевизионный репортаж с поля битвы, а под конец соединил тебя с генералом. Спрашивается: почему не сделал это раньше, ведь Жихарев сказал, что давно тебя ищет?
Обдумав слова друга, Сергей вынужден был признать, что эти опасения выглядят очень правдоподобно.
— Ты серьезно думаешь, что квазиразумный капризничает? — на всякий случай спросил он.
— Я серьезно боюсь этого, — тихо ответил физик.
Глава 26
СМЕРТЬ ПОСЕЛИЛАСЬ В ГОРАХ
Даже прибыв на авиабазу в окрестностях Моздока, они так и не узнали, почему их среди ночи собрали по тревоге и снова отправили на Кавказ. Сводную роту «Финиста» разместили в свободной казарме учебного центра. Организовав размещение личного состава, Каростин собрал офицеров в столовой. Они наскоро обсудили ситуацию и пришли к выводу, что спецназ подтянули на случай осложнений в соседней Чечне. Самой правдоподобной казалась версия Рубцова: командованию стало известно, что полевые командиры из числа «непримиримых» готовят рейд в Дагестан, поэтому решено устроить ловушку для террористов.
— Ясно одно, — задумчиво подытожил Каростин. — Ожидаются серьезные события. Генерал послал сюда лучших людей, кого я всегда беру на самые важные дела.
— Предстоит солидное кровопускание, — согласился Барханов. — Тяжелого оружия прихватили больше обычного, офицерам «Гномов» раздали.
Атилла похлопал себя по левому боку, где на поясе висела кобура тяжеленного револьвера ОЦ-22 «Гном» калибра двенадцать и семь десятых миллиметра. На коротких дистанциях выстрел этого оружия пробивал индивидуальные средства защиты любого класса.
Поздно ночью, когда стекавшая с горных вершин прохлада разогнала прогретый за день воздух, появились Жихарев и Ваха Даламов. В штабной комнатке начальник ФУОПИ быстро изложил суть намеченной на завтра операции:
— Наши правители подписали мир с чеченцами. Для нас важно другое: боевые действия прекращены, войска выводятся, но никто не поднял вопрос о пленных.
Когда все наши части уйдут, у этих людей не останется надежды на спасение.
Он показал на карте селение Хасали, рядом с которым был развернут крупнейший чеченский концлагерь, где содержалось порядка семисот военных и гражданских заложников. Лагерь охранял сильно потрепанный за время последних боев полк в составе четырехсот боевиков, имевших на вооружении бронетехнику и зенитные средства. Кроме них в селении оставалось до шести тысяч мирных жителей.
Объект планировалось взять одновременной атакой с земли и воздуха. Инструктаж дополнил Ваха:
— По нашим данным, послезавтра в район Хасали будет передислоцирована бригада из Грозного, и тогда для захвата концлагеря придется проводить широкомасштабную войсковую операцию, на которую Москва санкции не даст.
— Другими словами, атакуем завтра, — подвел итог Жихарев.
Поговорить с Вахой удалось только на следующий день, когда они в полной экипировке маялись возле вертолетов в ожидании сигнала к вылету. Майор выглядел ужасно, словно находился на грани нервного срыва. Он без перерыва курил и отвечал на вопросы односложно, а потом вдруг, будто его прорвало, Даламов принялся рассказывать о терроре, который развернули вернувшиеся в города боевики:
— Они убивают всех, кто сотрудничал с прежней администрацией. Всех, кто был хоть как-то связан с федеральными властями. Возрождена средневековая дикость — суд по законам шариата. Думаешь, они верят в Аллаха? Черта с два — никто из них даже в руках Коран не держал. Прикидываются исламистами, чтобы покрепче власть ухватить и выкачивать нефтедоллары. А Москва в очередной раз предала самых верных своих союзников…
— Что собираешься делать дальше?
Ваха пожал плечами и отшвырнул наполовину выкуренную сигарету. Потом проворчал:
— Уйдем в соседнюю республику, будем продолжать борьбу. Со мной пойдут многие, кого эти бандиты объявили вне закона. Нам терять уже нечего…
Отвернувшись, майор направился к своему подразделению — взводу спецназа упраздненного управления ФСБ по Чеченской Республике. Проводив друга взглядом, полным сострадания, Сергей вернулся к своим «финистам». Рубцов доложил:
— Командир, только что поступило предупреждение. Через десять минут начинается посадка первой волны.
— Давно пора… Атилла, поди за мной.
Он отвел увешанного броней и оружием снайпера за вертолет, где их никто не видел, и без предупреждения метнул в капитана кинжал. Не долетев примерно полметра до титановых пластин нагрудного панциря, смертоносный кусок металла испарился с яркой вспышкой.
— Что за шутки? — Барханов недоуменно поднял брови.
— Жалко ножик, но погиб он за благое дело. Мы выяснили, что ты тоже защищен силовым полем. Стало быть, Мозг Станции окончательно признал тебя Посвященным и включил в состав Персонала.
— Приятно слышать…
— Полностью разделяю твою радость. И еще запомни: эта деревня расположена в горах неподалеку от приемопередатчика.
— Могут возникнуть осложнения? — Атилла насторожился.
— Где-то по соседству наверняка слоняется фурбен своей шайкой. Когда разберемся с концлагерем, я отправлюсь в горы и уничтожу эту инопланетную гадину.
Чеченцы не ждали нападения. Дети гор наивно верили, что нарушать соглашения дозволено только им. Вдобавок командование боевиков надеялось на внедренных в окрестности Кремля платных осведомителей, которые заблаговременно оповещали Грозный о любой опасности. Однако сегодняшнюю операцию организовала Межведомственная комиссия по борьбе с терроризмом, умевшая пресекать утечку информации.
Ударные вертолеты вышли к Хасали на малой высоте, внезапно появившись над самыми крышами, и разрядили ракетные контейнеры. Шквал неуправляемых реактивных снарядов накрыл разведанные мишени: скопления боевой техники, склады снаряжения, сторожевые посты, а также дома, в которых размещалась живая сила противника.
Двухместные Ми-28, которые в странах НАТО уважительно называли «разрушителями», остались в воздухе, расстреливая метавшихся внизу боевиков, а эскадрилья «крокодилов» Ми-24 приземлилась, высадив первую волну десанта.
Цепочки спецназовцев устремились в атаку, кося очередями не успевших оправиться от паники врагов. Ударные группы «Альфы» устремились к концлагерю, имея задачу нейтрализовать охрану и освободить пленных, а Сергей повел «финистов» на деревню. От его подразделения требовалось обеспечить безопасность плацдарма со стороны селения.
Стремительным броском они закрепились на гребне каменистой высоты, торчавшей примерно посередине между концлагерем и жилыми домами Хасали. Засевший в деревне противник уже немного опомнился, и сопротивление принимало организованный характер. В разных концах селения заговорили самоходные зенитки, — кажется, после ракетного обстрела уцелели три «Шилки», а также одна или две «Тунгуски».
«Крокодилы» уже улетели за второй волной десанта, и в небе висели только Ми-28, которые израсходовали большую часть боекомплекта, а потому обрабатывали наземные цели автоматическими пушками. Выпущенная из деревни ракета поразила один из «разрушителей». Горящая машина жестко приземлилась недалеко от холма, на котором обосновались «финисты».
— Кулебякин, возьми двоих — и бегом туда, вытащи вертолетчиков, — скомандовал Сергей.
Оставшиеся Ми-28, расстреляв все снаряды, вернулись на кизлярский аэродром.
Из Хасали вытянулась колонна — два БТР-80, танк Т-72У и грузовик, следом за машинами бежали пешие боевики — человек сорок. Потом показался еще один грузовик с живой силой. Этот ударный кулак явно нацелился на подмогу охране концлагеря.
Не дожидаясь приказа, «финисты» навели на дорогу «Валторну». Первая реактивная граната разорвалась о башню танка, вторая ударила в борт. Тяжелая гусеничная машина остановилась, выплеснув из всех своих щелей язычки пламени и струйки черного дыма. Колонна расползлась по полю, бронетранспортеры открыли огонь по высоте, а пехота неторопливо двинулась в атаку, короткими перебежками приближаясь к позициям спецназа.
Это был долгий и нудный бой. Вокруг рвались малокалиберные снаряды. «Валторна», методично выбрасывая гранату за гранатой, подожгла оба бронетраснпортера и грузовики. Сергей методично ловил в оптический прицел подползавших боевиков и бил длинными очередями. Противник очень умело пользовался естественными укрытиями, поэтому порой приходилось тратить целый магазин, чтобы прикончить одного вражеского пехотинца. Немногим успешнее поражали противника снайперы. За полчаса интенсивной перестрелки подполковник уложил пятерых, а всего на камнях перед высотой валялись трупы полусотни духов.
Потом подкравшиеся на двести метров боевики бросились в атаку. Отложив автомат, Сергей схватил гранатомет РГ-6 и выпустил одну за другой все шесть гранат, дремавших в барабане. Склоны окутались огнем и дымом, но несколько десятков боевиков, прорвавшись сквозь стальной ураган смерти, ворвались на гребень холма. Очередью в упор командир «Финиста» уложил бежавшего прямо на него боевика. Тот упал. Сергей передвинул ствол чуть левее, в сторону другого противника, и нажал спуск. «Вал» слабо задрожал, выбрасывая струю девятимиллиметровой смерти. Чеченец опрокинулся, но у него из-за спины вырос следующий автоматчик. Выпущенные им пули свистнули рядом, причем одна угодила в бок. Пластины панциря отразили кувыркавшийся кусочек металла, но сила удара и острая боль швырнули подполковника спиной на камни.
Кое-как вытянув руку, сжимавшую автомат, Сергей разрядил магазин, убив на месте стрелявшего в него врага. Менять магазин не было времени, поэтому командир полка, привстав на колени, выхватил из кобуры ОЦ-20. Удерживая «Гном» обеими руками, он четырежды нажал на спусковой крючок. Огромные пули буквально разрывали боевиков на куски. Когда опустел барабан револьвера, Каростин перекатился, уходя от очереди, ударом сомкнутых ног подсек нерасчетливо приблизившегося духа и одновременно метнул кинжал в другого бородача. Враг, которого Сергей сбил с ног, попытался вскинуть автомат, но подполковник заколол его вторым кинжалом, схватил оружие убитого и, перекатываясь, расстрелял еще двоих.
Вокруг стало просторно. Каростин подбежал к тому месту, где валялся его «Вал», вставил полный магазин, передернул затвор и снова принялся поливать огнем противника.
Потом вдруг появились бойцы из взвода Демьяненко. Сразу стало веселее, и с боевиками на холме покончили очень быстро.
— Демьян, откуда вы взялись? — спросил Сергей, мотая головой, чтобы отогнать стоявший в ушах звон.
Старший лейтенант показал рукой на пустырь между холмом и концлагерем. В суматохе боя командир «Финиста» даже не заметил, как сели четыре гигантских вертолета Ми-26, каждый из которых принимал на борт до восьмидесяти пассажиров.
На передовую потянулись прибывшие подкрепления, и вскоре спецназ силами двух рот двинулся на зачистку горящего селения.
Сбросив панцирь и бронежилет, Сергей расстегнул камуфляж, чтобы осмотреть ушиб. Удар пули припечатал титановые пластины к ребрам, содрав солидный лоскут кожи. Подполковник промыл ссадину водой из фляжки, потом заклеил это место квадратиком бактерицидного пластыря. За этим занятием его застал Барханов. С отвращением стянув и засунув за панцирь пропотевшую маску, капитан заполнил патронами барабан «Гнома» и поинтересовался:
— Очень больно?
— Терпимо. Ты цел?
— Более-менее. Восьмерых как минимум положил. Кстати, меня тоже царапнуло по касательной. Короче говоря, силовая защита отключена, если ты заметил.
— Имел удовольствие в этом убедиться, — он выпрямился и застонал. — Ума не приложу, что творит Мозг Станции.
— Кажется, я догадываюсь, в чем дело.
— Ну? — Подполковник даже отложил бронежилет, который собирался надеть. — Просвети, раз ты такой умный.
Атилла скривил рот в неудачном подобии улыбки и сказал:
— Где-то совсем рядом расположились фурбены. Роботы Лабиринта боятся включать многомерные каналы — пришельцы могут запеленговать тоннель и ворваться на Станцию.
— Ты меня утешил… Ладно, я пошел. Надо поскорее добить эту банду. Оставайся здесь со всеми снайперами — нашими, «альфовскими» и прочими. Убивайте всех, кто не наш, но держит оружие…
На поле боя обозначилась новая ситуация. Лавина спецназа смела передовые отряды чеченского полка и прижалась к окраине Хасали. Однако когда Каростин привел к атакующим цепям три взвода «Финиста», штурм приостановился. Боевики засели в домах и палисадниках, укрывшись за каменными стенами и садовыми зарослями, а перед селением выстроили живой барьер из остервенело вопивших стариков и женщин.
С подобной тактикой ему уже доводилось столкнуться семь с половиной лет назад в Тбилиси, когда джигиты-звиадисты прятались за женскими спинами. Чувствуя cебя в безопасности, — знали ведь, что Советская Армия с бабами не воюет, — они забрасывали десантников и спецназ заранее подвезенными булыжниками. А потом, отведав дубинок, лопаток, трусливо побежали, растоптав по дороге своих женщин.
Мразь, она мразь и есть.
— Газовыми гранатами, — скомандовал подполник, — залпом, огонь!
В толпу бесновавшихся обитателей деревни полетел химические боеприпасы.
Облака аэрозолей мгновенно разрушили живую стену. Экспансивные чеченки прекратили выкрикивать угрозы и проклятия, закашлялись и, утирая обильно струившиеся слезы, бросились врассыпную. Как раз в этот момент вернулись вертолеты, обрушившие на околицу шквал НУРСов. Под прикрытием огненного урагана спецназ ворвался в Хасали.
Вертолеты поднялись, увозя свыше трехсот офицеров, солдат, врачей, строителей и прочих, кто совсем недавно числился заключенными концлагеря. Еще примерно столько же людей оставались на поле — Ми-26 смогут вернуться за ними примерно через два часа.
Заняв селение, «Финист» и «Альфа» выгнали на ближайшее пастбище всех обитателей Хасали и методично проверяли каждого мужчину. Боевики, побросав оружие, смешались с мирными жителями, но это их спасти не могло.
Признаки частого употребления огнестрельной техники были хорошо известны: отдача оставляет синяк на плече, пороховые газы обжигают руку. Тех, у кого находили подобные отметины, уводили подальше и расстреливали.
Основная работа здесь была уже завершена, дальше спецназ мог управиться и без командира. Подполковник уже прикидывал, как бы незаметно улизнуть в горы на поиски фурбена, но тут к нему подбежала молодая женщина в сильно потрепанном камуфляже с оторванными погонами. Она поведала, что служила в погранвойсках и была взята в плен уже после заключения перемирия. Еще Оксана сообщила, что в толпе мирных жителей спрятался главарь банды, который с особой жестокостью издевался над пленными.
Увидев, на кого она показывает, потрясенный подполковник воскликнул:
— Сволочь, я ж тебя собственноручно в плен брал!
Давний знакомый Динар Хандруев, нагло ухмыляясь, заявил:
— Один дурак взял, другой умный отпускал. Твоя начальники не тебя любят, они меня любят.
Грустно покачивая головой, Сергей подумал, что особенно удивляться нечему. Он и раньше имел представление о размахе предательства. Неведомые заступники освобождали преступников, у которых руки по локоть в крови.
— Те, кто тебя любят, скоро будут плакать на твоей могиле, — произнес он равнодушно и добавил: — Если распороть живот, смерть наступает не скоро.
Подполковник протянул Оксане кинжал, и она не очень умело сделала Хандруеву харакири. Оставив Рубцова руководить завершением экзекуции, Сергей подозвал Атиллу.
— Собери всех, кто побывал в Лабиринте, — тихонько шепнул он снайперу. — И организуй какой-нибудь транспорт.
Вскоре Кулебякин подогнал чудом уцелевший трофейный БТР-80. Кроме командира полка и Барханова в бронированную восьмиколесную машину залезли Демьяненко и Фомин. Их было всего пятеро — маловато, конечно, однако не следовало расширять круг людей, знающих о пришельцах из космоса.
На прощание Сергей сказал Рубцову:
— У меня остались дела в этих горах, надо кое-кого найти. Если не объявимся к возвращению «вертушек» — не ждите нас. Сами выберемся.
— Что я должен сказать генералу, если вы не вернетесь? — хмурясь, спросил капитан.
— Ничего говорить не придется. Шеф в курсе.
Вскоре вершины заслонили деревню, вокруг которой совсем недавно так громко стреляли. Теперь Сергей мог признаться самому себе, что понятия не имеет, где и как искать фурбена. Единственный план, суливший хотя бы иллюзорный шанс на успех, представлялся полной авантюрой: выдвинуться к шахте замурованного приемопередатчика и ждать, пока это место обнаружат инопланетяне. Он понимал, что делает глупость, но не имел в своем распоряжении горнострелкового полка, чтобы прочесать горы.
Когда бронетранспортер забрался выше километровой отметки и дорога сделалась малопроходимой, впереди нарисовалась подозрительно знакомая фигура.
Гонт сидел в тени скалы, облокотившись на внушительного размера рюкзак, и приветливо махал рукой приближавшемуся БТР. Машина притормозила, пришелец проворно залез на крышу и жизнерадостно произнес:
— Салют, командир. Давно не виделись.
— Насколько давно? — буркнул Сергей. — С Таджикистана?
— Еще раньше. — Гонт сокрушенно развел руками и хлопнул себя по бедрам. — Вы, люди, совершенно не различаете нас, словно мы на одно лицо… Между прочим, в «Финисте» меня знали под именем Гастон Машен.
Каростин с удивлением посмотрел на сморщенную оболочку маски и сказал:
— Твой сопланетник говорил, что ты неудачно дрался с бандой Кара-Шайтана. Я, грешным делом, подумал, что…
— Что меня убили? Не совсем. Рана была довольно тяжелой, но я выжил… Командир, не будем терять время, фурбен совсем рядом. Для начала я должен установить на ваш драндулет генератор защитного поля.
Гонт ловко прицепил к бортам бронетранспортера приплюснутые лепешки неизвестного материала. Затем отошел шагов на шесть и выстрелил в машину из бластера, похожего на пистолет среднего размера. БТР окутался колышущейся завесой, переливавшейся сине-фиолетовыми оттенками. Вонзившись в силовой щит, луч резко изменил направление и ушел вверх. Выпущенная в упор автоматная очередь тоже не достигла целя — пули сгорели без следа.
— Дайте мне попробовать. — Глаза Барханова азартно сверкали.
Установив на сошки огромную В-94, Атилла нажал спусковой крючок. Тяжелая пуля не успела полностью испариться, но в стальной борт ударили лишь крохотные брызги расплавленного металла.
— Нормально, — одобрительно сказал Сергей. — Но, помнится, у фурбенов есть такие же устройства.
— Есть, — подтвердил Гастон. — Только каждый из них таскает на себе один источник, а на вашей машине — пять генераторов. Соответственно у нас больше интенсивность защитного поля.
Затем гонт показал голографическую карту горного района, где они сейчас находились. По его сведениям, фурбены расположились на отдых в пещере. Только сейчас люди узнали, что аборигены Фурбенты ведут преимущественно ночной образ жизни, поэтому в светлое время суток предпочитают прятаться от солнечных лучей.
Во вражеском отряде людей нет — только пришельцы.
— По прямой отсюда до пещеры около десятка километров, но там очень плохая дорога, — продолжал гонт, водя пальцем по голограмме. — Придется объезжать по этой тропе. Во вражеском отряде не меньше трех фурбенов.
— Что значит «не меньше»? — занервничал Атилла, не терпевший нечетких формулировок. — Десять, двадцать, сто?
— Нет-нет, не больше пяти-шести, — успокоил брат по разуму.
Сергея интересовала более конкретная информация.
— Способен ли противник подбросить резервы из космоса?
— У фурбенов возникнут сложности. Небо над Кавказом перекрыто нашими истребителями. Если они попытаются прорваться, мы будем иметь в запасе не меньше двух часов.
Вскоре БТР остановился перед мощным каменным завалом. Лже-Гастон был прав, когда предупреждал, что предстоит долгий объезд. Утомленный тряской подполковник решительно выпрыгнул через кормовой десантный…
— Я пойду напрямую, коротким путем, — объявил командир полка. — Со мной — Атилла и Саня. А вы езжайте на малых оборотах, чтобы потише шуметь.
Вскарабкавшись по наклонной стене, они оказались на очень удобном серпантине, который вел прямиком к убежищу фурбенов. Каростин приказал Барханову забраться еще выше и с вершины скалы держать на прицеле пасть пещеры, а сам в сопровождении Кулебякина двинулся по дороге, держа наготове снятое с предохранителя оружие. Когда они приближались к последнему повороту, в наушниках троклемского шлема прошелестел голос Барханова:
— Командир, из пещеры вышел фурбен без футляра. Он стоит или сидит, я в их анатомии не могу разобраться… Снять?
— Обожди, сейчас я сам посмотрю.
Выглянув из-за уступа, земляне обомлели. Шагах в тридцати от них на краю площадки, обрывавшейся в пропасть двухсотметровой глубины, расположился спрутоящер. Щупальца фурбена вцепились в растущее перед пещерой дерево, а полуоткрытая зубастая пасть издавала натужные звуки, с переводом которых процессоры каски не справлялись. Похожий на баклажан кончик фурбенского тела висел над бездной, и время от времени из-под короткого хвоста падали разноцветные комочки неведомой субстанции.
Зажав ладонями рот, Кулебякин прошептал, с трудом подавив неудержимый смех:
— Михалыч, он же по нужде вышел!
— Похоже, — согласился подполковник. — Его теперь голыми руками брать можно.
— Никаких «голыми руками», — строго потребовал слышавший этот разговор Атилла. — Сейчас я его одним щелчком сковырну.
— Не надо, попробуем без шума.
Подполковник и прапорщик, стараясь не скрипеть подошвами, подкрались к блаженно ухающему фурбену. Тот уже покончил с отправлением естественных надобностей и натягивал одежду, которой полагалось прикрывать нижнюю часть его тела. Спрутоящер все еще стоял в полуметре от обрыва, поэтому, когда Сергей в прыжке ударил его ногой в голову, фурбен успел только вскрикнуть, улетев на острые каменные обломки, в большом количестве покрывавшие дно ущелья.
Атилла, наблюдавший молниеносную схватку со своей позиции на вершине скалы, удовлетворенно сообщил:
— Есть жесткая посадка. Только брызги полетели.
— Не такая уж жесткая, — хохотнул подполковник. — Он там такую кучу наложил, что падать было довольно мягко.
— От нее-то те брызги и разлетались, — поддержал командира Кулебякин.
Присоединившись к этому конкурсу армейского остроумия, из пещеры крикнули на фурбенском языке: каким, мол, местом испускает столь странные звуки офицер Рбай. Угадав родственную натуру, Каростин моментально ответил:
— В здоровом теле — здоровый дух!
В пещере захохотали. Во всяком случае, электронный толмач каски перевел эти звуки именно как смех. Потом кто-то из фурбенов сказал:
— У этого засранца прорезалось чувство юмора.
В голове старого спецназовца родилась идея. Оттащив Кулебякина за поворот дороги, подполковник крикнул из-за укрытия:
— Быстро все сюда. Покажу кое-что интересное.
Из пещеры показались два спрутоящера. Фурбены вышли налегке, защитного поля не включали. Один из них держал на плече дезинтегратор. Пришельцы завертели носорожьими головами, однако площадка была пуста. Тот, который нес оружие, громко сказал:
— Авома Рбай, акшак?
В наушниках каски раздался перевод:
— Авома Рбай, где ты?
— Вперед! — скомандовал Сергей. — Бей по вооруженному!
Выскочив из-за поворота, они открыли непрерывный огонь. Под ударами десятков пуль вооруженный фурбен задергался и медленно упал, распластав длинные щупальца. Его нижняя лапа несколько раз царапнула когтями, затем замерла.
Спецназовцы перенесли огонь на второго спрутоящера, но тот уже успел включить переносной генератор индивидуальной защиты и медленно пятился к пещере, окруженный радужным пузырем. В тех местах, где силовое поле соприкасалось с каменной стеной, скала плавилась и испарялась. Слабенькие пули «Вала» безвредно таяли в квантовом щите, не достигая цели. Потом грянул выстрел В-94, и пуля бархановской винтовки попала фурбену под основание верхнего щупальца. Из раны выплеснулась темно-вишневая струйка. Атилла вновь нажал спуск, поразив инопланетянина в грудную клетку.
Фурбен упал рядом с трупом сопланетника и ухватил здоровым щупальцем лежавший на камнях дезинтегратор. Не теряя времени, Сергей бросился вперед, на бегу выхватывая «Гном». Он разрядил револьвер практически в упор, все пули пробили защитное поле, поразив спрутоящера в верхнюю часть тела. Последнюю точку поставил Барханов, угодивший фурбену точно между глаз. Пуля громадной снайперской винтовки вдребезги разнесла череп, но генератор продолжал работать, окружая цветным пузырем остывающий труп.
Атилла, который со своей позиции имел возможность заглядывать в глубину пещеры, предупредил:
— Серега, четвертый фурбен сейчас выйдет на площадку. У него оружие.
— У нас тоже, — равнодушно ответил подполковник, заполняя патронами барабан «Гнома».
Сначала из пещеры выползло перламутровое свечение, затем показался сам фурбен. На этот раз в расцветке силового щита преобладали темные оттенки, и Сергей догадался, что пришелец окружен полем высокой интенсивности, — наверное, повесил на себя несколько источников. Против такой защиты оказались бессильны и «Гном», и В-94. Впрочем, фурбен тоже не мог применить оружие, пока действовали его генераторы — разрушительный импульс отразится от внутренней поверхности поля и размажет спрутоящера.
Наведя на людей оранжевый раструб дезинтегратора, фурбен проговорил по-русски:
— Я узнал вас, Каростин. Вы нам нужны. Положите оружие и следуйте за мной.
— А ты отбери у меня оружие, — огрызнулся Сергей. — Отключи генератор, и мы посмотрим, кто первым на спуск нажмет.
Он навел револьвер в лоб спрутоящера. Голос Атиллы сказал из наушника:
— Командир, за углом стоит броник. Отходи на соединение с нашими.
Сергей попятился, увлекая за собой Кулебякина. Фурбен шел за ними на расстоянии десятка метров и уговаривал не валять дурака: все равно, мол, поймаю и сделаю что хочу. Оказавшись возле изгиба серпантина, спецназовцы метнулись за поворот, едва не столкнувшись с бежавшими навстречу Демьяненко и Гастоном.
Старший лейтенант держал в руках готовый к стрельбе ручной противотанковый гранатомет «Муха». Гриша встал посреди горной тропы, нацелив ствол на место, откуда должен был появиться спрутоящер, а все остальные прижались к каменной стене, чтобы не обжечься, когда из открытой сзади трубы гранатомета хлестнет огненный выхлоп.
Фурбен был немало удивлен, обнаружив боевую машину и множество врагов, но на предложение сдаться ответил отказом и попытался сбежать. Демьяненко выстрелил. Реактивная граната, вонзившись в силовое поле, раскалилась докрасна, от перегрева взорвалась начинка боевой части и кумулятивная струя, пронзив последние сантиметры защитного поля, прожгла дыру в теле спрутоящера.
По совету гонта они наехали на трупы силовым колпаком бронетранспортера.
Более мощное поле пяти источников погасило фурбенские пузыри, сделав трофеи доступными для изучения. Обыскав изувеченные тела спрутоящеров люди осторожно вошли в пещеру. Первым делом гонт бросился к устройству, в котором фурбены хранили информацию. Просмотрев записи, содержавшие сведения о задачах разгромленного отряда, он подозвал подполковника и покаказал серию трехмерных картинок, изображавших самого Сергея и его близких: Диану, Свету, Матвея. В соседних ячейках памяти оказались снимки мест, в которых обычно бывали Каростины и Биберевы.
— Что им нужно от моей семьи? — Каростин начал беспокоиться. — Между прочим, последний фурбен сказал, что им нужен именно я.
— Разберемся, — заверил землянина Гастон. На площадку мягко опустилась космическая шлюпка, из которой вышли гонты без масок, но в прозрачных к шлемах.
Сергей и Атилла уже знали, как выглядят головы уроженцев Огонто, поэтому отреагировали не слишю бурно, а вот Демьяненко и оба прапорщика были потрясены.
Тут, к счастью, загудел сигнал рации — капитан сообщал, что вернулись вертолеты.
— Сейчас выезжаем, — сказал в микрофон Сергей. Скоро будем в Хасали.
На прощание он намекнул гонгам: дескать, хотел бы серьезно побеседовать с ответственными чинами их экспедиции. Лже-Гастон ответил, что такая встреча стоит в плане и что вскоре он сам навестит Каростина в Москве.
Чуть позже, когда они приближались к полю, на котором стояли Ми-26, Кулебякин глубокомысленно проговорил:
— Командир, ведь эти крокодилы со щупальцами чем-то похожи на нас. Даже юмор у них был вроде нашего… И почему они такие сволочи?
— А ты чего хотел? — рассмеялся Сергей. — Раз на людей похожи — обязательно должны быть сволочами!
Глава 27
АГРЕССОРЫ ИЗ КОСМОСА
— А мы-то голову ломали, куда еще один самолет подевался. — Диана засмеялась. — Иранцы предупреждали, что за нами гонятся две машины, причем вторая — необычайно быстроходная…
— Это был наш истребитель, — охотно объяснил гонт. — Вы честно выполнили обещание, уничтожив памирского фурбена. Мы были просто обязаны помочь вам в трудной ситуации.
— Значит, персонал вашей базы следил за нами? — спросил Николай.
— Постоянно. Признаюсь, мы видели каждый ваш шаг. Приборы дистанционного наблюдения зафиксировали, как вы перестреляли отряд Саре-Сияха, потом убили его самого, погрузили труп в довольно неуклюжий летательный аппарат, а затем машина набрала высоту и внезапно исчезла, оставив лишь мощную аномалию всех мыслимых силовых полей… — Гонт, которого они называли Гастоном, поочередно заглянул в глаза каждому из людей. — Очевидно, авиетку забрал тот самый внепространственный комплекс, вызывающий столь острое любопытство у наших врагов фурбенов. Не так ли, коллеги?
— Давайте оставим эту тему, — вежливо предложил Атилла. — Только поймите нас правильно…
Гонт изрек, разводя руками:
— Согласен. Понимание — важный момент, особенно в ситуации, когда встречаются две разумные расы. Например, предыдущая экспедиция не поняла, чего хотели ваши следователи.
— Наши предки тоже не смогли понять того, что нашли на острове Туару…
Космическому гостю поведали забавную историю, как люди тридцатых годов приняли компьютер за стереотелевизор, поскольку электронно-вычислительные машины, согласно представлениям того времени, не могли иметь столь невзрачные размеры. Развеселившись, гонт заметил, что технологический разрыв между цивилизациями несколько сократился, но современным землянам по-прежнему не удастся понять многие функции тех устройств, которые пришли на смену компьютерам. Он напомнил: базу на Туару строила первая экспедиция, стартовавшая с Огонто свыше двухсот лет назад, поэтому люди, живущие в конце двадцатого века догадались о предназначении рабочих станций. Однако, за прошедшие века техника Огонто сделала громадный шаг вперед. Сегодня процессором, превосходящим по производительности даже новейшую земную модель Pentium Рro гонты оснащали разве что самые примитивные изделия вроде детских игрушек или одноразовых записных книжек.
— Когда мы улетали, — рассказывал Гастон. — даже простейшие конструкции могли выполнять массу функций, доступных вашим электронным органайзерам — я имею виду запись, обработку и хранение информации, связь, а также многое сверх того. Компьютеры в вашем понимание на Огонто давно стали музейными экспонатами.
— Что же пришло им на смену? — быстро спросил Аркадий.
— Поймите меня правильно, — ответил гонт. — Я предлагаю оставить эту тему.
— Ох уж мне эти разумные существа, — проворчала Пасари. — Как на подбор — одинаковые зануды.
Гонт, словно переключив динамики своей маски в обычный режим лишенного эмоций голоса, принялся монотонно излагать этическую концепцию своей цивилизации: не передавать младшим братьям знаний, которые могут быть использованы для военных целей. В разгар речи раздался дверной звонок. Гастон мгновенно лишился невозмутимости и настороженно спросил:
— Вы кого-нибудь ждете? Мне казалось, что здесь собрались все, кто посвящен в отношения с инопланетянами.
— Поскольку сегодня намечался серьезный разговор о проблемах отношений с внеземными соседями, мы пригласили руководителей, более компетентных по части политических решений, — пояснил Сергей и отправился открывать дверь.
Как он и ожидал, пришли Тарпанов и Жихарев. Сдержанно поприветствовав инопланетянина, гости двинулись прямым ходом в столовую, где громко выразили восторг при виде обильно сервированного стола. Ферзь сказал, передавая хозяйке небольшой сверток:
— Здесь кассета с новым голливудским суперфильмом. Называется «День независимости». Сюжет очень подходит к теме предстоящей беседы — земляне отражают агрессию космических пришельцев.
Отрывисто рассмеявшись, гонт пообещал:
— Потом я сообщу кое-какую пикантную информацию, об этом кинофильме…
Почти все уже слышали восторженные отзывы зрителей и критиков, поэтому сразу после обеда расселись вокруг телевизора.
Когда фильм закончился, Аркадий сказал, скорчив презрительную гримасу:
— Глупо и пошло, господа офицеры. Корабль диаметром больше Москвы целый день колошматит по городу, уничтожая каждым выстрелом не больше одного дома. Стыдно должно быть этим инопланетянам! Да любой наш бомбардировщик испепелил бы тот же Нью-Йорк двумя-тремя зарядами! Нет, слабоваты ваши пришельцы, слабоваты…
— То ли дело ребятишки, с которыми нам пришлось познакомиться, — хохотнула Диана. — Одной боеголовкой целую планету к чертовой матери отсылали!
Мальвина откликнулась с оскорбленным видом: дескать, даже обычная аэропехотная рота регулярной армии Троклема, используя только штатные средства, могла бы всего за сутки уничтожить самый большой земной город. Остальные тоже загалдели, вспоминая несуразности, которыми изобиловал «День независимости».
Однако Жихарев прервал постучав ладонью по подлокотнику дивана и, когда установилось подобие тишины, задумчиво проговорил:
— Признаюсь, меня встревожили некоторые подозрительные совпадения.
Создается впечатление, что авторы фильма неплохо осведомлены о тайных конфликтах с участием пришельцев из космоса. Обратите внимание, что положительный персонаж победил инопланетных агрессоров с помощью компьютерного вируса…
Алексей возмущенно заявил, что на экране показали абсолютную чушь. Герой «Дня независимости» за полчаса написал вирусную программу, хотя понятия не имел о системе кодировки, которой пользовались пришельцы. На самом же деле лучшие специалисты ЦРУ, Моссад и АНБ трудились над этой проблемой многие месяцы.
Вместо ответа гонт поведал обещанную историю:
— Слухи о вирусе, который разрабатывался в сверхсекретном учреждении, не могли просочиться случайно. По нашим данным, некоторые спецслужбы организовали утечку этих сведений, тем самым предложив вашему роботу капитулировать добровольно. Сценарий получился откровенно слабым, но никто из авторов и не рассчитывал на премию «Оскар».
— Они не получили даже того, на что рассчитывали. — Тарпанов усмехнулся. — Предлагаю заняться вопросами, представляющими взаимный интерес. Наш общий друг подполковник Каростин выведал у раненого фурбена, что противник намерен нанести удар с целью ослабить земную цивилизацию. Что вам об этом известно?
Оказывается, гонты знали о фурбенских замыслах. Спрутоящеры считали людей потенциальными союзниками гонтов, а потому приняли решение уничтожить человечество. Командир звездолета отправил на родину подробный рапорт и потребовал выслать в Солнечную систему боевую эскадру. Однако против агрессоров работал фактор времени: пройдет слишком долгий срок, пока радиосигналы доползут до Фурбенты, и еще больше десятилетий потребуется, чтобы каратели добрались до Земли. Понятно, что за эти годы человечество окрепнет в военном отношении, — особенно если гонты и Лабиринт окажут людям научно-техническую помощь. Поэтому в ближайшие дни звездолет фурбенов двинется в сторону Земли, чтобы обстрелять планету боеприпасами особой мощности.
По словам гонта, база фурбенов, построенная сто лет назад первой экспедицией спрутоящеров, включала производственный комплекс, на котором можно было наладить выпуск различного оружия. В сороковые годы корабль гонтов основательно потрепал астероидную крепость, но фурбены сумели восстановить завод и вскоре накопят необходимый боекомплект. Снаряды класса «космос — планета» будут входить в земную атмосферу на скоростях порядка тысячи километров в секунду, то есть созданные людьми ракеты перехватить их не смогут. Тем не менее причин для волнения нет, потому что гонты подтянули к Земле свой звездолет и привели в полную готовность военную базу на Луне.
— Чтобы гарантированно поразить цели на вашей планете, противник должен приблизиться на расстояние около десяти миллионов километров. Другими словами, от старта с астероидов до начала обстрела пройдет не менее трех часов. За это время мы должны их остановить.
Тарпанов спросил, с расстановкой выговаривая слова:
— «Мы» — это гонты вместе с людьми или только гонты?
— Люди нам помочь не сумеют, — уверенно заявил Гастон и продолжил: — Фурбены полагают, что после разрушения земной инфраструктуры им будет проще отыскать среди развалин транспортные агрегаты Лабиринта.
— Понятно, — сказал Сергей. — Значит ли это, что фурбены временно свернули поиски приемопередатчиков?
— Сейчас на Земле не осталось ни одного фурбена, — просто ответил гонт.
— Вы хотели сказать, что уничтожили базу фурбенов на Луне? — не без ехидства уточнил Атилла.
— Да… — Похоже, гонт смутился. — Вы знаете об этом?
— Знаем. Но, к сожалению, не от вас. Кроме того, нам известно, что у фурбенов была база на Земле.
— Разумеется, была. Причем не одна, и мы так не смогли установить место их главного убежища. Однако фурбены эвакуировали своих, чтобы личный состав не пострадал, когда вокруг Земли разорвутся выпущенные с коррабля боеприпасы…
Инопланетянин примирительно предложил: — Задавайте свои вопросы, я готов отвечать.
Военных интересовало сложившееся в Солнечной системе соотношение сил.
Гастон привел приблизительные данные: звездолеты обеих цивилизаций имеют почти одинаковые тоннаж, скорость и мощность, а также оснащены оружием, обладающим сходными поражающими возможностями. За последние несколько лет произошло несколько десятков космических сражений, и, согласно статистике, победа гонтов, победа фурбенов и взаимное уничтожение имеют равную вероятность. Гастон резюмировал:
— В худшем для вас случае наш звездолет погибнет, однако при этом фурбенам будет нанесен непоправимый ущерб, в результате чего они потеряют способность разрушить цивилизацию Земли.
— Не могу сказать, что вы меня успокоили, — признался начальник ФУОПИ.
Внезапно открылась дверь, ведущая в кабинет, и вошел сверкающий андроид Лабиринта. Все вздрогнули от неожиданности, а робот произнес сочным голосом Координатора:
— МНЕ НУЖНО ПОГОВОРИТЬ С ГОНТОМ.
У людей появились неприятные ощущения, потому что беседа продолжалась на языке Огонто. Ультразвуковые колебания больно давили на барабанные перепонки, но гонт и робот явно достигли взаимопонимания. После пятиминутного общения Гастон протянул посланцу Координатора квадратный предмет с ребром не длиннее детского мизинчика. Андроид спрятал подарок внутри корпуса и вернулся в кабинет, откуда телепортировался на Станцию. Вновь переключившись на обычный звук, гонт пояснил:
— Он попросил координаты астероида, на котором смонтирована база фурбенов. Кажется, ваш союзник намерен включиться в боевые действия.
— Каким образом? — Аркадий выглядел очень удивленным. — Транспортные тоннели не дотянутся до пояса астероидов.
— Координатор знает, что делает, — убежденно сказал Сергей.
Маска надежно скрывала мимику, но земляне догадывались, что их гость сильно взволнован. Скомкав разговор, пришелец встал посреди незаконченной фразы и поспешно откланялся. На прощание пришелец оставил номера сотовых телефонов и радиочастоты, которыми пользовались гонты в Московском регионе. Гастон уже собирался уходить, когда Атилла вежливо поинтересовался:
— Коллега, нам хотелось бы знать, сколько планет посетили экспедиции Огонто.
— На момент старта нашего звездолета было открыто более полутора тысяч планет в шестистах системах.
— Прекрасно. — Барханова явно обрадовала его готовность сотрудничать. — А не могли бы вы сказать, сколько обнаружено разумных рас, включая следы древних звездолетных посещений?
Гонт издал странный звук, словно кибернетический переводчик маски пытался подобрать электронный аналог сдержанного смеха.
— Вы, если не ошибаюсь, уфолог, — сказал Гастон. — Понимаю ваше любопытство, но я не слишком компетентен в таких вопросах. Могу только пообещать, что в ближайшее время с вами свяжутся специалисты, которые владеют необходимой информацией.
— И на том спасибо, — разочарованно проворчал астрофизик.
Когда за инопланетным агентом захлопнулась дверь, Жихарев и Тарпанов обменялись понимающими взглядами и заулыбались. Не дождавшись комментариев, Диана предложила на выбор чай или кофе. Пока шумная компания располагалась за столом, снова явился андроид Лабириринта.
Робот деловито обошел комнату, извлекая из укромных местечек миниатюрные подслушивающие устройства оставленные гонтом. Покончив с этим полезным делом, Координатор обратился к генералу через динамики человекообразного механизма:
— ПУСТИТЬ ЗА НИМ ХВОСТ — ИДЕЯ ОСТРОУМНАЯ, ТОЛЬКО СОВЕРШЕННО ИЗЛИШНЯЯ. ЗА НИМИ СЛЕДЯТ МОИ ВИДЕОКАНАЛЫ.
— К сожалению, вы не желаете делиться с Персоналом результатами своих наблюдений, — огрызнулся Жихарев. — Когда приспичит, используете Посвященных для опасных акций, а потом обрываете связь. Вот, к примеру, у меня есть сведения, что разведслужбы ряда стран снарядили экспедиционные отряды для поиска приемопередатчиков, расположенных в Америке, в Австралии, а также на других континентах. Вы нам об этом даже сообщить не удосужились. Неужели не в курсе?
Забавно наклонив голову, робот направил на генерала линзы оптических датчиков, затем из динамика потекли безукоризненно составленные фразы.
Координатор укорял людей за неблагодарность. Квазиразумное устройство объяснило, что привлекает землян к активным мероприятиям лишь в самых безвыходных ситуациях, когда бессильна техника Лабиринта. С большей частью возникающих проблем Координатор старался справиться сам, чтобы не подвергать Персонал напрасному риску. О поисковых группах, которых формируют западные спецслужбы, он знал, но ничуть по этому поводу не беспокоился. По его словам, никто из землян никаких приемопередатчиков найти не сможет — ручки пока коротки.
Робот шагнул в раскрывшийся вход транспортного тоннеля, но Координатор не упустил прекрасной возможность съехидничать и произнес, уже переступив огненную черту порога:
— НЕ БЕСПОКОЙТЕСЬ, Я ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИВЛЕКУ ВАС, КОГДА БУДЕМ РАЗНОСИТЬ НА АТОМЫ ЗВЕЗДОЛЕТ ФУРБЕНОВ. ТОЛЬКО УМОЛЯЮ, НЕ НАДО БЛАГОДАРИТЬ МЕНЯ ЗА РАЗРЕШЕНИЕ УЧАСТВОВАТЬ В ЭТОМ УВЛЕКАТЕЛЬНОМ АТТРАКЦИОНЕ.
Вечером супруги Каростины мирно сидели перед телевизором. Планета Земля, не подозревая о нависшей угрозе вторжения, продолжала жизнерадостно валять дурака. Исламисты в Алжире зарезали журналиста, в Вашингтоне сексуальные меньшинства устроили пикет перед Белым домом, а лондонские кришнаиты призывали запретить все половые акты кроме необходимых для продолжения рода. Известная киноактриса уличила в неверности главного самца своей групповой семьи, эстрадный кумир подцепил СПИД и так далее. Впрочем, некоторые сообщения, прозвучавшие в программе новостей, изрядно развеселили Посвященных.
Прекратились уличные бои в Иерусалиме. Правительство Израиля вывело войска из арабских кварталов после того, как палестинцы, умело используя противотанковое оружие, уничтожили несколько единиц бронетехники на подступах к Старому городу. На следующей неделе в одной из европейских столиц должен состояться очередной раунд переговоров между Арафатом и Нетаньяху.
В Москву доставлен гроб с телом видного предпринимателя Василия Королькова, скончавшегося в результате сердечного приступа. Адвокаты покойного намерены возбудить судебные дела против ряда средств массовой информации, безответственно обвинявших Королькова в связях с организованной преступностью.
Лидеры движения «Талибан» заочно приговорили к смертной казни охранников, прошляпивших побег башкирских летчиков. По сообщениям из Дамаска, один из плененных пилотами талибов перегрыз себе вены — такая смерть показалась легче наказания, которое ожидало его в Афганистане.
— Страшно подумать, сколько веселых дел мы натворили всего за неделю, — самодовольно сказал Сергей.
— Боюсь, это еще не предел… — Диана вздохнула. — Судьба нас любит, но не жалеет.
— Согласен. — Сергей крепче прижал ее к себе. — Похоже, нас ждет еще пара-другая горячих дней.
— Всего-то? До чего ж ты у меня скромный!
— Я имею в виду — до конца месяца. — Слова Дианы насчет вздорного характера фортуны будили тяжелые мысли, преследовавшие его в последнее время. Он снова вспомнил трагическую судьбу отца. Встреча с пришельцами сломала Михаила Каростина, на всю оставшуюся жизнь отравив болью унижения за собственную неспособность разгадать тайны, с которыми он столкнулся. И вдобавок тяжелым камнем висело на душе чувство вины перед коллегами и друзьями, которые остались на обреченном линкоре. Только теперь Сергей начал понимать причину сверхъестественной тоски, неизменно наполнявшей отцовский взгляд.
— О ком загрустил? — осведомилась Диана, а затем, выслушав ответ, призналась: — Я тоже часто вспоминаю ту историческую хронику. С одной стороны, жалко предков, у которых так бездарно сложилась жизнь, включая личную. Но с другой — жутко даже подумать. Ведь если бы тогда у них получилось, нас бы с тобой теперь на свете не было! Родились бы совсем другие дети с похожим, но другим набором генов…
Она содрогнулась. Продолжая обнимать ее плечи, Сергей сказал, стараясь казаться равнодушным:
— Не могло у них получиться. Папочке моему всегда не везло с женщинами, которых он любил по-настоящему. А твоя бабка была так влюблена в твоего же деда-аспиранта, что на бедного инженера даже смотреть не желала.
— Тебе-то откуда об этом знать? — Диана возмущенно всплеснула руками. — К твоему сведению, она частенько вспоминала рокового красавца из НКВД, который спас ее от бандитов, когда она привезла с Таймыра очень секретный груз. А как-то раз бабуля Раечка призналась: мол, если бы он тогда еще хоть полслова сказал — все! Не удержалась бы и убежала с ним прямо из-под венца. А он только подарил набор убийственной косметики, посмотрел жалобно — и ушел… Вот так-то!
Глава 28
ПОРАЖЕНИЕ
На завтра были намечены батальонные учения, поэтому Сергей решил заночевать в гарнизоне. По московским часам время было покадетское, но командир «Финиста» как опытный солдат устроился на удобном кожаном диване — мало ли когда начальство вздумает объявить тревогу. Положив под голову бронежилет, подполковник повернулся на правый бок и мгновенно заснул. Его разбудили мягкие, но настойчивые толчки.
Открыв глаза, Сергей сначала решил, что продолжает видеть сон: в ярко освещенной солнечными лучами комнате собрались почти все Посвященные, причем Аркадий нагнулся над его диваном, дергал спящего за руку и монотонно, как робот, повторял:
— Командир, просыпайся, у нас экстренная ситуация…
— Я уже проснулся. — Он рывком сел. — Что случилось? И как вы тут очутились?
Оттолкнув плечом великана Аркадия, подлетела Диана, схватила мужа за плечи и сильно тряхнула.
— Телепортировались, конечно! — прошипела она. — Продуй мозги, у нас общая тревога — звездолет Фурбенты стартовал в сторону Земли!
Аркадий, Леха и Диана, перебивая друг друга, поведали, как час назад, когда в Москве только начало светать, их разбудили видеоканалы. На связь вышел Мозг Станции, сообщивший, что корабль спрутоящеров покинул Пояс Астероидов. С гонтами связаться не удалось, поэтому Посвященные воспользовались транспортным тоннелем, чтобы присоединиться к командиру.
— Понятно, — машинально процедил Сергей, но мгновенно спохватился: — То есть ни черта не понятно. Чем сейчас занимается Координатор?
Мозг Станции ответил гудящим голосом:
— РЕСУРСЫ КООРДИНАТОРА ЗАНЯТЫ ТЕХНИЧЕСКОЙ СТОРОНОЙ ОПЕРАЦИИ. МОЯ ЗАДАЧА — ПОДГОТОВИТЬ К БОЮ ПЕРСОНАЛ. ВЫ ДОЛЖНЫ ПЕРЕМЕСТИТЬСЯ НА СТАНЦИЮ.
— Здесь нет одного из нас, — напомнил Сергей.
— АТИЛЛА БАРХАНОВ НАХОДИТСЯ В ЭТОМ ЗДАНИИ, НО ОН НЕ ОДИН. Я НЕ ХОТЕЛ БЫ ОТКРЫВАТЬ ТРАНСПОРТНЫЙ ТОННЕЛЬ В ПРИСУТСТВИИ ПОСТОРОННИХ.
— Это мы в два счета. — Сергей набрал номер на клавиатуре портативного радиотелефона. — Атилла, хватит спать… Найди Рубца и Кулебяку и веди обоих ко мне… Я сейчас у себя в кабинете на втором этаже… Жду.
Когда пришли два капитана и прапорщик, в комнате оставался только Сергей, остальные уже отправились Лабиринт.
— Володя, — приказным тоном проговорил подполковник, — передашь генералу, что мы с капитаном Бархановым отправляемся на дело, о котором шла речь позавчера, когда наша компания смотрела кино у меня на хате.
Подозрительно поглядев на командира полка, капитан Рубцов проговорил, покачивая головой:
— Опять у вас секреты от меня, товарищ подполковник. Капитан Барханов у нас новичок, а вы ему явно доверяете больше, чем мне. И Кулебяка с Демьяном чего-то скрывают. Аж пыжатся от усердия.
— Так уж вышло, Володя. — Каростин развел руками. — Кто много знает — мало живет. Я вот, к примеру, не знаю, доживу ли до вечера…
В Большую Гостиную их на этот раз не приглашали. Мозг Станции собрал Посвященных в операционном зале и провел короткий инструктаж. Роботы продемонстрировали людям снаряжение, которым придется пользоваться после телепортирования во внутренние отсеки звездолета спрутоящеров. Это были хорошо знакомые большинству из них боевые скафандры-невидимки, плазмострелы, термоядерные фугасы, генераторы защитного поля, а также лазерные ружья, сконструированные Координатором и опробованные на фурбене в таджикских горах.
Впрочем Мозг Станции предполагал, что лучевое и плазменное оружие может оказаться малоэффективным против фурбенов, если те успеют прикрыться энергетическими щитами. На такой случай были предусмотрены излучатели парализующего действия, волны которых неплохо проникали сквозь силовые барьеры.
— Как ты собираешься перебросить нас на звездолет? — с озадаченным видом осведомился Аркадий. — Нам всегда говорили, что односторонние транспортные тоннели на межпланетных расстояниях не работают.
— ВЫ ПОЛУЧИТЕ ВСЮ НЕОБХОДИМУЮ ИНФОРМАЦИЮ В НЕОБХОДИМОЙ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ.
Большая голограмма схематически изображала сектор Солнечной системы, где должно было развернуться сражение. Звездолет Фурбенты уже обогнул Солнце и теперь мчался прямо на Землю, ежесекундно приближаясь к планете на пять тысяч километров. При такой скорости противник сможет выпустить прицельный залп примерно через три часа. Корабль гонтов двигался почти в десять раз медленнее и в настоящее время находился примерно на полпути между орбитами Земли и Венеры, держась чуть в стороне от линии, вдоль которой летели спрутоящеры. Из внешней зоны Солнечной системы наперерез фурбенам устремился еще один аппарат межзвездного класса — космолет, на котором много тысяч лет назад прибыла экспедиция троклемидов, однако этот фотонный ветеран был пока слишком далеко, чтобы подоспеть до начала боевых действий.
Мозг Станции выделил световым пятном последнюю обозначенную на схеме машину, в которой Посвященные сразу узнали легкий троклемский планетолет ближнего радиуса действия. Робот продолжал свою лекцию:
— ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ НА ЭТОТ КОРАБЛИК. НА БОРТУ УСТАНОВЛЕН МОБИЛЬНЫЙ ПРИЕМОПЕРЕДАТЧИК ВОЕННОГО ОБРАЗЦА.
Упоминание этого устройства вызвало у Посвященных тяжелое чувство. Прошлой осенью засевшие на Базе Пошнеста троклемские милитаристы воспользовались мобильным телепортатором, чтобы вторгнуться в Лабиринт. Даже сейчас становилось не по себе, когда они вспоминали тот тяжелейший бой в многомерных коридорах, проложенных между сотнями миров Галактики…
— Неужели База Пошнеста подарила эту машину Лабиринту? — вырвалось у Мальвины.
— НОВЫЕ КОМАНДИРЫ БАЗЫ ВЫПОЛНИЛИ ПРОСЬБУ КООРДИНАТОРА.
Робот объяснил, что приемопередатчики, установленные на обоих кораблях Лабиринта, готовы соединиться транспортным тоннелем. При этом возникает довольно размытая многомерная «кишка», вдоль которой можно перемещать материальные предметы. Примерно через тридцать-сорок минут звездолет фурбенов вступит в сектор пространства, где расположена проекция этого тоннеля на трехмерный профиль Солнечной системы. На несколько секунд сложится ситуация, когда аппаратура Лабиринта будет в состоянии перебросить десантную группу на борт вражеского корабля.
— Ну конечно! — воскликнул Аркадий и восхищенно добавил: — Гениально, как все простое! До сих пор мы почему-то полагали, что из многомерного пространства можно выходить в трехмерное лишь на крайних точках канала телепортации. Какая наивность!
— НИКТО НЕ ВИНОВАТ, ЧТО У ВАС ВОЗНИКЛО ТАКОЕ ЗАБЛУЖДЕНИЕ. КОГДА ПРОЛОЖЕН ТРАНСПОРТНЫЙ ТОННЕЛЬ, ИЗ ЛЮБОЙ ЕГО ТОЧКИ МОЖНО ПЕРЕХОДИТЬ В ОБЫЧНОЕ ПРОСТРАНСТВО.
— Аркадий, умерь свои теоретические восторги, — строго одернул физика Сергей. — Мозг Станции, рассказывай, что требуется от нашей команды.
В изложении робота задача казалась простенькой: ворваться на звездолет, очистить от фурбенов один из отсеков, установить ядерную мину, а затем вернуться в Лабиринт. Мозг Станции считал задание несложным и выполнимым, хотя у людей сложилось противоположное впечатление. Тем не менее они несколько раз подряд отрепетировали необходимые манипуляции, добиваясь автоматизма движений.
Проанализировав результаты тренировки, Мозг Станции решил, что фугас понесут два физика — Атилла и Аркадий, тогда как остальные будут работать лазерами и плазмой, отбивая атаки звездолетного экипажа.
Надев скафандр, Сергей оглядел команду и сказал, мысленно вздохнув:
— Не унывайте, братишки-сестренки. Сами понимаете, какое важное дело предстоит, поэтому каждый должен выложиться на полную катушку. Наши с вами жизни сегодня немного стоят, снова судьба всего мира нам на плечи свалилась. Так что — вперед и патронов не жалеть. Думаю, долго агитировать вас нечего, сами все понимаете.
Братишки-сестренки бодро забормотали: дескать, понимаем. И только Диана привычно подковырнула мужа:
— Ты, отец, в Советской Армии, часом, не замполитом служил? Больно складно агитируешь…
Проигнорировав неуместные шуточки, подполковник продолжал:
— В первой волне идут мужчины. Диану и Мальвину оставляем в резерве на Станции. — Он повысил голос: — Не возражать, я своих решений не меняю! Вопросы по существу есть?
Женщины оскорбленно молчали, но вдруг оказалось, что у Атиллы имеется вопрос, причем по существу.
— Я тоже хотел спросить, — сказал Атилла. — Как мы вернемся? Насколько я понимаю, агрегаты Станции не могут точно нацелить транспортный тоннель на нужный отсек. А если нас посылают на операцию как камикадзе, без надежды на возвращение, то правильнее было бы предупредить об этом заранее.
— О СТИЛЕ КАМИКАДЗЕ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ И РЕЧИ, — заверил робот. — КОГДА ВЫ ОКАЖЕТЕСЬ ВНУТРИ ЗВЕЗДОЛЕТА, ЗАДАЧА ФОКУСИРОВКИ ТОННЕЛЯ УПРОСТИТСЯ БЛАГОДАРЯ МАЯКАМ, КОТОРЫМИ ОСНАЩЕН КАЖДЫЙ СКАФАНДР.
— Ну-ну, — пробурчал Барханов.
На голограмме, отображавшей общую обстановку, снова изменились цифры.
Теперь звездолет фурбенов отделяли от Земли чуть больше пятидесяти пяти миллионов километров — до запуска самонаводящихся снарядов оставалось около двух с половиной часов.
В последний раз проверив, надежно ли подогнано снаряжение, пятеро поднялись на ту самую смотровую площадку, с которой впервые увидели Лабиринт год назад.
Ностальгически шмыгнув носом, Аркадий задумчиво говорил:
— Даже обидно. Если мы погибнем, человечество не узнает имена своих спасителей.
— Да уж. — Николай нервно рассмеялся. — Тяжкое дело — без свидетелей погибать.
На этот раз ему ответил уже не Мозг Станции, а Координатор Девятой Ветви:
— БУДЕТ ВАМ СВИДЕТЕЛЬ. НО СЕЙЧАС СОСРЕДОТОЧЬТЕСЬ. ТОННЕЛЬ МОЖЕТ ОТКРЫТЬСЯ В ЛЮБУЮ СЕКУНДУ.
Заслонив обзор операционного зала, на ободе смотровой площадки появилось голографическое изображение, которое могло бы вызвать припадок острой зависти у любого сюрреалиста или абстракциониста. Перед людьми струились размытые бесформенные тени, постоянно менявшие и очертания. Изредка из этого хаоса складывались геометрически правильные фигуры, которые держались не дольше, чем долю секунды.
Потом появились почти осмысленные кадры, словно наложились голограммы нескольких отсеков чужого звездолета. Роботы явно пытались сфокусировать видеоканал: следуя их усилиям, образы становились реалистичнее. Когда сформировалась почти четкая, несмотря на сильную дрожь картина, Сергей невольно вспомнил, как в прошлом году они телепортировались на экспедиционный корабль Годлана, и предупредил:
— Мужики, тоннель будет нацелен не слишком точно. При переходе неизбежны сильные толчки, как будто прыгаешь с поезда на большой скорости. Обязательно сгруппируйтесь перед прыжком.
— ТОЛЧКОВ БЫТЬ НЕ ДОЛЖНО, — перебил его Мозг Станции. — СОГЛАСНО МОИМ РАСЧЕТАМ, ТОЧНАЯ НАВОДКА СОХРАНИТСЯ В ТЕЧЕНИЕ ШЕСТИ СЕКУНД.
— Как же, щас! — фыркнул подполковник. — Мужики, не его слушайте, а меня.
Вдруг голограмма сделалась идеально четкой. Люди увидели длинный, тускло освещенный и совершенно пустой коридор. Лишь на мгновение вдалеке мелькнула фигурка спрутоящера, который вышел из двери и тут же вошел в соседнюю.
— Внимание! — скомандовал Сергей.
— ЕСТЬ ПОЛНАЯ ГОТОВНОСТЬ, — подхватил Мозг Станции. — ОТКРЫВАЮ ТОННЕЛЬ.
Голограмма сменилась воротами, ведущими в невообразимо далекую точку пространства. Люди уже напрягли мышцы, чтобы сделать шаг через порог многомерного тоннеля, однако изображение космического аппарата исчезло так же внезапно, как и появилось. После недолгой паузы робот флегматично прокомментировал:
— ПЕРВАЯ ПОПЫТКА НЕ УДАЛАСЬ. ПОВТОРИМ, КОГДА КОРАБЛИ, НЕСУЩИЕ ПРИЕМОПЕРЕДАТЧИКИ, СНОВА ЗАЙМУТ ОПТИМАЛЬНУЮ ПОЗИЦИЮ.
Минуты тянулись безжалостно долго. Сергей нетерпеливо переминался, с ненавистью глядя на стереоскопический сумбур, и пытался отогнать мысли о том, какой кошмар ждет их всех, если роботам не удастся навести транспортный тоннель на звездолет.
В разгар этого томительного ожидания Посвященные обнаружили, что на Станции появился еще один персонаж — Тарпанов.
— Откуда вы взялись? — охнула от неожиданности Диана.
— Робот ваш пригласил… — Политик с нескрываемым интересом рассматривал интерьеры Лабиринта. — Сказал, что вам для чего-то свидетель потребовался… А что тут творится?
— Девчонки, объясните ему! — крикнул Сергей. — У нас опять что-то начинается…
Трехмерная картинка повторила уже знакомую эволюцию от беспорядочного калейдоскопа бессмысленных пятен до почти правильного изображения внутренних помещений космического корабля. Лишенный эмоций голос Мозга Станции пророкотал:
— ТОЧНАЯ НАСТРОЙКА НЕ УДАЕТСЯ. Я ОТКРЫВАЮ ПРОХОД. БУДЬТЕ ГОТОВЫ К ПЕРЕМЕЩЕННИЮ. Я ПОДАМ КОМАНДУ НАЧАЛА АКЦИИ, КАК ТОЛЬКО, СЛОЖАТСЯ МАЛО-МАЛЬСКИ ПРИГОДНЫЕ УСЛОВИЯ.
Вновь засветился кроваво-алый квадрат входа, внутри которого, словно в ванночке с фотографическим раствора лениво проявлялось изображение. Сергей ужаснулся, осознав, сколь грубо наведен на цель многомерный канал телепортации.
По голограмме струились, пересекаясь под острыми углами, контуры трех, если не больше, отсеков. Затем картина очистилась, хоть и оставалась нечеткой, и робот скомандовал:
— ВПЕРЕД!
Не раздумывая, Сергей бросился вперед. Пробежав три шага, он сильно оттолкнулся, заступив за огненную черту, разделявшую измерения, и полетел сквозь призрачную субстанцию, которая ослепительно сверкала, переливаясь радужными полосами и пятнами. Подполковник испытал болезненное чувство невесомого падения в пустоте, где отсутствовали такие привычные понятия, как «верх», «низ», «вперед» или «назад». Потом внезапно вокруг появились всевозможные материальные тела, которые Сергей не успел толком разглядеть, потому что с размаху врезался ногами во что-то мягкое и податливое. Эта преграда, не выдержав удара, опрокинулась, после чего они вместе покатились по твердой поверхности.
Ситуация была знакомой, и Сергей знал, как надлежит действовать в таких случаях. Вытянув левую руку, он ухватился за удачно подвернувшийся толстый стержень и таким образом затормозил свой полет. Затем, опираясь на лазерное ружье, встал, выпрямился и, не обращая внимания на ушибленные плечо, бок и бедро, быстро обвел взглядом место, в котором оказался.
Он стоял в помещении размером примерно шесть на десять метров. Во всю четырехметровую высоту переборок тянулись соединенные трубопроводами агрегаты неизвестного предназначения. Из-под кожухов этих машин доносилось низкое гудение, на приборных панелях светились голограммы, изображавшие сложное пересечение разноцветных линий. Возле ног подполковника, поджав щупальца, лежал фурбен, — вероятно, именно с ним столкнулся Сергей, когда телепортировался в этот отсек. По всей палубе валялись, слабо шевеля конечностями, еще четверо гуманоидов, облаченных в троклемские скафандры. Похоже, штурмовая группа переместилась на звездолет противника в полном составе.
Потерь среди Посвященных не оказалось. Один за другим они приняли вертикальное положение, немногословно и нецензурно комментируя случившееся.
Каждый из них сильно приложился той или иной частью тела, однако удары были смягчены скафандрами, поэтому никто не получил серьезных травм. Убедившись, что отряд в порядке, Сергей приказал:
— Приступайте к работе. Физики, займитесь бомбой. Леха, прикрываешь их ручным оружием. Мы с Николаем займемся пленным и разведаем соседние отсеки.
В обеих свободных от машин переборках отсека имелись люки. Оставив Алексея охранять один из выходов, Сергей подошел к оглушенному фурбену. Спрутоящер пришел в себя и неуверенно перебирал щупальцами. Приоткрыв чешуйчатые веки, инопланетянин направил на людей узкие змеиные глаза с желтыми зрачками. Взгляд сфокусировался, фурбен рывком забился в угол, его челюсти зашевелились, и раздались щелкающие звуки:
— Акгус рабатра кцалп!
Микроскопическое компьютерное устройство скафандровых шлемов синхронно перевело эту фразу:
— Не может быть, земляне!
Щупальца обвились кольцами вокруг тела спрутоящерр, и снова прозвучали слова чужого языка:
— Прошу вас, не убивайте меня. Я — всего лишь гражданский специалист и не имею отношения к военной части… Не убивайте, у меня скоро будет ребенок!
— Женщина? — удивился Сергей. — Говоришь, не убивать тебя… А о чем вы тут думали, когда летели бомбить мою планету?
— Я не виновата, — снова захныкала инопланетянка. — Военные всегда действуют, не советуясь с инженерной частью. И с научной тоже…
Будь она землянкой, можно было просто связать пленнице конечности, но попробуй скрути эти гибкие отростки длиной чуть ли не в три метра! К тому же глупо жалеть существо, которое все равно погибнет через несколько минут, когда рядом взорвется термоядерный боеприпас в четверть мегатонны. Тем не менее, как обычно, рука на женщину поднималась не без труда.
— Ладно, живи, — буркнул подполковник. — Но сначала ты ответишь на несколько вопросов. Вопрос первый: каково назначение оборудования, размещенного в этой секции?
— Реакторы системы жизнеобеспечения, — быстро ответила фурбенка. — Очищают воздух, а также вырабатывают вторичную воду из…
— Сколько боеголовок вы намерены использовать против Земли?
— Не знаю, этим занималась военная часть. Кажется… — она опустила взгляд, — начальник научной части говорил, что пришлось передать военным восемь пусковых установок, через которые мы обычно запускали исследовательские зонды.
— Какой тип заряда несут боеголовки — уран, плутоний, антивещество?
Резко вскинув голову, инопланетянка вытаращила глаза, затем медленно произнесла:
— Это же глухая древность! Нас в школе учили, что от антивещества отказались больше двухсот лет назад. По-моему, в последней войне против гонтов уже применялась энергия расщепления нуклонов. Именно благодаря новому оружию удалось остановить экспансию этих одноглазых выродков.
«Знать бы, чему равны двести лет Фурбенты», — подумал Сергей. Как это часто случалось, когда он пребывал в растерянности, подполковник поднял руку, чтобы потереть под носом, но перчатка ткнулась в прозрачное забрало шлема. Поскольку командир замешкался, допрос продолжил Николай:
— Как военная часть объяснила экипажу необходимость уничтожить Землю?
Женщина с Фурбенты запнулась, пришлось поторопить ее, пихнув стволом плазмострела. Она сказала, глядя в сторону:
— Нам сказали, что аборигены стали союзниками гонтов и открыли против нас военные действия. Люди и гонты убили и взяли в плен два десятка наших — военных и гражданских, поэтому среди экипажа укрепилось желание отомстить… Но в принципе речь об уничтожении вашей цивилизации не шла. Снаряды взорвутся в пространстве вокруг планеты, чтобы излучение вывело из строя электронные и энергетические узлы, однако биологические организмы почти не пострадают… Разве что от климатических последствий… А потом, когда на планете начнется хаос и все уцелевшие ресурсы будут направлены на борьбу с оледенением, военные рассчитывают без помех отыскать что-то очень важное. Деталей нам не сообщали, но все на борту знают, что главная цель экспедиции — найти какую-то технику, оставшуюся от древней цивилизации.
Похоже, она и в самом деле не могла ничего добавить. Махнув рукой, Сергей сказал:
— Мы тебя отпустим. Только покажи, как открывается дверь отсека.
Фурбенка или спрутоящерица — черт знает, как правильно называются их бабы!
— с готовностью подползла к ближайшему люку, нажала большую оранжевую клавишу, а затем крутанула массивное металлическое колесо. Крышка люка распахнулась. Первой в соседний отсек перебралась пленная, а вслед за ней и люди переступили порог, держа наготове оружие.
Отсек был почти точной копией той секции, в которую они перенеслись со Станции. Только из-за пузатых агрегатов у противоположной переборки торчали конические стволы фурбенских дезинтеграторов. Люди поспешили последовать примеру врагов и укрылись за реакторами. Из невидимых динамиков загремела сложная фраза на английском языке. К сожалению, трансляторы шлемов были настроены лишь на перевод фурбенской речи. Сергею показалось, что противник предлагает им сдаться, обещая сохранить жизнь.
— Можешь уходить, — подполковник стволом лазера подтолкнул фурбенскую даму, после чего крикнул: — Забирайте ее и покиньте отсек.
Пленница проворно перебежала к своим и скрылась за массивными агрегатами.
Вооруженные дезинтеграторами спрутоящеры немедленно включили силовые поля, затем из динамиков вырвался громовой голос, прорычавший на языке Фурбенты:
— Сдавайтесь, ваше положение безнадежно!
— Примирение возможно лишь в единственном случае, — ответил Сергей. — Вы должны отменить бомбардировку Земли.
Фурбены ответили: дескать, не желают вести переговоры с союзниками гонтов.
Стало ясно, что продолжение дискуссии будет пустой тратой времени. Подполковник навел ружье на высунувшегося из-за укрытия спрутоящера и спустил курок. В патроннике газодинамического лазера воспламенилась горючая смесь, и энергия вспышки превратилась в световой импульс мощностью под сорок мегаватт.
Фотонный импульс ударил в цветастый пузырь энергетического щита и, отразившись, разрезал оболочку гудящего механизма. Из поврежденного устройства, напоминавшего формой пивную бочку, хлестнул голубой язык огня.
Спрутоящеры не стали применять свое оружие, — видимо, опасались причинить еще больше повреждений системе жизнеобеспечения. На всех агрегатах внезапно погасли кривые контроля параметров, вслед за чем утихло гудение. Секция прекратила работу, — то ли автоматическая блокировка отреагировала на повреждение, то ли была передана команда из какого-то управляющего центра. Сергей и Николай продолжали поливать противника лучами и плазмой, однако силовые поля надежно защищали фурбенов. Не принимая бой, спрутоящеры один за другим покинули отсек.
Между тем пожар продолжал разгораться, но вдруг из трубок, проложенных вдоль переборок, брызнули фонтанчики бурой жидкости. Неизвестное вещество залило очаг возгорания, и вскоре поврежденный реактор был покрыт пенящейся субстанцией, которая погасила огонь. Покончив с аварийной ситуацией, фурбены направили бурые струйки на людей, но силовая защита легко испаряла лившуюся со всех сторон жидкость. Секция быстро наполнилась клубами грязно-коричневого газа.
В это время в соседнем отсеке Атилла и Аркадий заканчивали монтаж фугаса.
Леха обеспокоенно заметил:
— Кажется, старики затеяли перестрелку.
— Не отвлекайся, — пропыхтел Аркадий. — У них свои танцы, у нас — свои.
Дрожащими руками физики соединили половинки заряда, и Атилла нежно нажал пусковую кнопку. На торце ядерной мины засветился крохотный дисплей. Ради удобства исполнителей, роботы Лабиринта изготовили блок управления из земных деталей. На экране живенько сменялись цифры: 30:00… 29:59… 29:58…
— Сомневаюсь, что за эти полчаса Мозг Станции настроит тоннель и сможет забрать нас, — глубокомысленно изрек Барханов.
— А ты всерьез надеялся вернуться? — Аркадий фыркнул. — Дружище, я считал тебя сообразительнее.
Совсем рядом раздался знакомый голос Координатора:
— НЕ НАДО КОРЧИТЬ ИЗ СЕБЯ ГЕРОЕВ-СМЕРТНИКОВ. ТРАНСПОРТНЫЙ ТОННЕЛЬ УЖЕ НАСТРОЕН. ЗОВИТЕ КОМАНДИРА И ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ.
— Вот чудеса. — Аркадий счастливо рассмеялся, — Сейчас я его приведу.
Он сделал шаг в сторону люка, за которым оставались Сергей и Николай, и тут из всех пульверизаторов заструилась клейкая субстанция. Облепившая скафандры бурая мерзость мгновенно застыла, сковав движения. Алексей отчаянно завопил в надежде, что командир услышит и придет на помощь. Однако вместо старших Посвященных в отсек вошли вооруженные фурбены.
Командовавший этим отрядом спрутоящер первым делом оглядел мину и сказал:
— Свирепые существа. Хотели взорвать звездолет. И эти звери смеют называть себя носителями разума…
Двое вооруженных фурбенов унесли фугас, осторожно держа тяжелую коробку в вытянутых щупальцах. Другие разоружили обездвиженных людей, аккуратно складывая в контейнер лазеры, плазмострелы, парализаторы, сумки с гранатами. Потом землян обрызгали бесцветной жидкостью, которая растворила твердую корку, покрывавшую их скафандры. На людей надели тяжелые цепи и по одному отконвоировали на другую палубу, где поставили лицом к стене. Тайком оглянувшись, Аркадий увидел, что пять фурбенов держат их под прицелом дезинтеграторов. Чуть позже внесли бесчувственных Сергея и Николая.
Услышав в наушниках вскрик Алексея, они собирались броситься на помощь друзьям, но люк напротив снова распахнулся, и в заляпанный бурой жидкостью отсек вломились два массивных устройства, своими очертаниями напоминавшие фурбенов.
Спрутоящеры, как и другие разумные существа, строили роботов по собственному образу и подобию.
Сергей и Николай взяли на прицел шедшую в авангарде машину. Держа в одной руке лазерное ружье, а в другой — плазмострел, подполковник непрерывно давил гашетки, посылая в силовой пузырь потоки сокрушительной энергии. Николай присоединился к командиру, стараясь стрелять в те же точки. Сосредоточенный огонь четырех стволов пробил-таки щель в защитном поле, и очередной лазерный импульс распорол корпус робота. Щит отключился, после чего люди без помех расплавили машину струями плазмы.
Однако второй робот держал в щупальцах устройство, которое оказалось парализующим излучателем. Волны легко просочились сквозь силовое поле, и Сергей, выронив оружие, грузно рухнул на палубу. Рядом с ним растянулся Николай.
Очнувшись, подполковник обнаружил, что полулежит в не слишком удобном кресле, напоминающем зубоврачебное. Его запястья и лодыжки были сжаты прочными колодками. Здесь, в незнакомом просторном отсеке, его окружали вооруженные фурбены, а у стены по левую руку стояли скованные ручными и ножными кандалами друзья — четыре фигуры в троклемских скафандрах, покрытых коричневыми пятнами нерастворенной корки.
Впервые за все сорок с лишним лет своей жизни оказавшись в плену, Сергей чувствовал себя омерзительно — унизительная горечь поражения и осознание собственной беспомощности буквально выворачивали душу, так что не хотелось жить.
Но сильнее всего угнетала мысль о проваленном задании: вражеский корабль уцелел и вскоре обрушит на Землю бомбы страшной разрушительной силы. И он, который обязан был предотвратить эту катастрофу, не сумел спасти человечество!
Один из фурбенов подошел вплотную к Сергею и, не скрывая злорадства, произнес:
— Ваша диверсия провалилась. Взрывное устройство уже выброшено за борт и сработает на безопасном удалении от звездолета. И не надейтесь на помощь троклемидов — они понимают, что нельзя тянуть на корабль сверхпространственные тоннели. Если это будет сделано, мы немедленно вторгнемся в Лабиринт.
— Очень жаль, — пробормотал землянин. — Вы чересчур хорошо разбираетесь в таких тонкостях.
— Благодарите своих друзей гонтов, они оказались слишком болтливыми. — Фурбен издал звук, заменявший этой расе смех. — А теперь займемся тобой. Доктор, он в вашем распоряжении.
Кресло, к которому был пристегнут командир Посвященных, мелко завибрировало, на голову подполковнику опустился непрозрачный колпак. Низкое гудение заложило уши.
В наушниках шлема раздался шепот Аркадия:
— Серега, что они с тобой делают? Тебе больно?
— Представь себе, нет, — так же тихо, едва шевеля губами, ответил подполковник. — Только по мозгам слабенько покалывает и на уши давит, словно от ультразвука.
Странная процедура продолжалась не дольше трех минут, после чего колпак вновь поднялся, открывая обзор. Уколы в черепе моментально прекратились.
Большинство фурбенов, исключая стражников, столпились вокруг приборной панели и экспансивно размахивали щупальцами. Из этой кучки спрутоящеров доносились обрывки выкриков:
— Феноменально… Прибор не способен ошибаться… Зато пленный мог не знать всех деталей… Исключено, он — главный среди аборигенов… Точно известно, именно он связан с троклемидами… Одноглазые обманули… Они за это поплатятся… Что будем делать, генерал?
Все фурбены умолкли, и в тишине был отдан приказ:
— Артиллеристы, отставить выполнение последней директивы, будьте готовы переключиться на базовый вариант. Доктор, просканируйте еще одного.
Сергея стянули с кресла, и он, благоразумно отказавшись от резких движений, стал в строй рядом с Атиллой. Фурбен, которого земляне считали старшим, поманил щупальцами Аркадия.
— Кажется, ты — физик, — произнес генерал спрутоящеров. — Ложись на стенд.
— А ты, наверное, командир военной части звездолета? — поинтересовался Аркадий, выполняя приказ.
— Видал я любознательных покойников, — сообщил генерал. — А теперь вот догадливый попался…
Процедура повторилась. Аркадию накрыли голову шлемом, на кресле-стенде замигали разноцветные сигналы. Фурбены внимательно наблюдали за непонятным процессом, тесной толпой окружив монитор. Потом тот, кого называли доктором, вскричал, темпераментно раскрутив над головой пару конечностей, что сделало его похожим на взлетающий вертолет:
— Проклятье! У него в сознании установлен непроницаемый барьер! Это работа древней цивилизации!
— Успокойся, мы и так узнали больше, чем рассчитывали, — сказал генерал.
Он медленно приблизился к шеренге пленных землян, ощупывая тяжелым взглядом полузакрытые шлемами лица. Затем поднес к нижней челюсти небольшое устройство и сказал негромко:
— Командир, мы меняем цель атаки. Пленных можно отпустить… — Затем он обратился к людям: Вас отведут в пустой отсек. Можете вызывать свою Станцию и возвращаться в Лабиринт. Успокойте сопланетников — я решил не бомбардировать Землю.
— Почему я должен тебе верить?! — по обыкновению, взбеленился Сергей.
— Можешь не верить. Можешь даже не возвращаться, если решил остаться на этом корабле, — снова прозвучал режущий слух смех фурбена. — Но если все-таки вздумаешь отправиться на Землю, наши представители свяжутся с твоей командой.
Нужные адреса и номера телефонов мы прочитали в вашей памяти… А теперь убирайтесь, пока добрый дяденька не передумал!
Обратное путешествие прошло без осложнений. На Станции их встретили встревоженные лица подруг. Тарпанов тоже был взволнован, однако бодрился и сказал преувеличенно жизнерадостно:
— Ну вот, я же говорил, что все будет в порядке. А то эти девчонки чуть с ума не сошли от ревности — все переживали, что вас там какие-нибудь фурбенские красотки уломают… Кстати, мужики, как прошла ваша экспедиция?
Мужики стыдливо помалкивали, так что отчитываться пришлось командиру. Не такое уж это приятное дело — рассказывать о поражении, пусть даже само предприятие изначально было авантюрой.
— Фурбены взяли нас в плен, выкинули в космос мину, просканировали мозги, после чего сменили гнев на милость и отказались от желания уничтожать Землю… — Сергей яростно стукнул кулаком по поручню смотровой площадки. — Координатор, ты понимаешь, что творится?
— ОБЪЯСНЕНИЕ БУДЕТ НАЙДЕНО, В НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ ОТ ВАС УЖЕ НИЧЕГО НЕ ЗАВИСИТ.
Повелитель Лабиринта замолчал. Тарпанов, меньше прочих шокированный провалом операции, принял на себя руководство и миролюбиво произнес:
— Ладно, досмотрим финал этого шоу по телевизору. Снимайте скафандры и расслабьтесь. Мозг Станции, организуй для всех хороший обед с горячительными напитками.
Подчинившись вполне разумному предложению, они принялись расстегивать швы космической одежды, и тут робот сообщил страшное известие: звездолет фурбенов выпустил восемь ракетных снарядов, которые с огромные ускорением направились в сторону Земли.
После короткого замешательства и ужаса все хором заговорили, тщетно пытаясь перекричать друг друга. Леха с Николаем матерно склоняли коварство спрутоящеров, нарушивших ими же данное обещание. Атилла и Аркадий устроили семинар по теоретической физике, пытаясь пред ставить процессы, происходящие при взрыве, высвобождающем энергию распада нейтронов и протонов. Молниеносно смоделировав поражающие факторы такого opужия, Мозг Станции порадовал Персонал воодушевляющим выводом: если подобная боеголовка сработает ближе ста тысяч километров, потоки высокоэнергетических частиц проникнут в те измерения, где проложен Лабиринт. Как следствие будут разрушены квазинейронные логические цепи, и Станция Земля прекратит существование, после чего процесс разрушения охватит остальные секции Лабиринта.
— Значит, мы погибнем, — грустно резюмировала Мальвина.
— Не переживай. — Даже на пороге смерти Аркадий не терял остроумия. — Не мы одни.
Диана предложила собрать всех близких и эвакуироваться на Базу Пошнеста либо на какую-нибудь пригодную для жизни планету. Одни возражали, другие соглашались, и снова разгорелась бесполезная перебранка.
В общем гвалте не участвовал только Сергей. Подполковника смущало подозрительное противоречие, которое способен был углядеть только профессиональный военный. Он не мог понять, почему фурбены разрядили свои пусковые установки на колоссальном, в тридцать пять миллионов километров, удалении от Земли — ведь гонт уверял, что прицельные устройства противника обеспечивают поражение мишени лишь на вчетверо меньших дистанциях. Либо у спрутоящеров сдали нервы, либо их оружие было эффективнее, чем думали циклопы с Огонто. Но Сергей видел еще один вариант: истинной целью ракетного залпа могла оказаться не Земля, а другой объект, расположенный гораздо ближе к звездолету фурбенов…
— Мозг Станции, экстраполируй трассы выпущенных снарядов, — приказал подполковник. — Попробуй определить наиболее вероятные точки прицеливания.
По голограмме побежали, удлиняясь, золотистые линии, продолжавшие вектора движения фурбенских ракет. Семь траекторий тянулись к неуспевшему разогнаться кораблю гонтов, а восьмая упиралась в обратное полушарие Луны. Операционный зал огласился воплями, полными восторга. Наверное, такие же эмоции испытывает осужденный на смерть мятежник, когда прямо на эшафоте узнаёт, что произошел успешный переворот и власть взяли его единомышленники.
На огонтийском звездолете тоже распознали нежданную опасность, но времени, чтобы покинуть космическое поле битвы, не оставалось. Гонты лишь выпустили по противнику две торпеды, которые шли на цель значительно медленнее, чем фурбенские снаряды.
Почти полчаса люди на Станции, не отрываясь, следили за перемещениями голографических символов. Развязка оказалась стремительной. От звездолета Фурбенты отделилось целое облако боевых роботов, которые часто навещали окрестности Земли, где аборигены лирично обозвали их «летающими тарелками».
Роботы обогнали свой корабль примерно на миллион километров и на этом рубеже благополучно расстреляли обе огонтийские торпеды. А затем семь фурбенских боеголовок разорвались на внешнем куполе силового поля, окружавшего корабль Огонто.
Жалкие останки огромного механизма, беспомощно вращаясь по всем мыслимым осям, продолжали по инерции мчаться прямо на Солнце. Вскоре эскадрилья боевых роботов настигла смертельно раненный звездолет и нанесла серию лучевых ударов, после чего на корабле гонтов отсверкала серия взрывов, расколовших корпус на куски разного размера. Однако роботы, не удовлетворившись содеянным, методично расстреливали каждый обломок.
Убедившись, что конкуренты уничтожены, фурбены начали тормозить. Теперь внимание людей было приковано к последней боевой ракете, которая продолжала лететь в сторону Земли. Спустя час с небольшим, когда Посвященные покончили с праздничным угощением, этот снаряд завершил путешествие где-то среди кратеров невидимого полушария Луны. Мозг Станции полагал, что взрыв боеголовки уничтожил базу гонтов.
Отныне звездолет фурбенов безраздельно господствовал в огромной сфере пространства, именуемой Солнечной системой.
Глава 29
ВСЯ ГРЯЗЬ ГАЛАКТИКИ
Три легковушки петляли по проселочным дорогам, отыскивая нужную дачу.
Диана, сидевшая за рулем головного «Москвича», укоризненно заметила:
— В кои-то веки выбрались на выходной за город… И то — инопланетяне в гости пригласили.
— Погоди, чуть-чуть с делами расправимся — закатим настоящий круиз по Галактике.
— Скоро год, как я эти байки слушаю…
Сергей смущенно пробурчал что-то неразборчивое, а затем радостно воскликнул:
— Кажется, приближаемся! Поворачивай направо.
Покинув отвратительный асфальт, «Москвич» Каростиных запрыгал по грунтовке. За флагманом послушно следовали «Дэу-Принц» Николая и фордовский джип Аркадия. После серии безумных зигзагов они прибыли к месту, очень подходившему под описание. В кабине «Москвича» запел радиотелефон, и мембрана сказала голосом Аркадия:
— Серега, кажется, мы приехали.
— Похоже на то, — согласился подполковник. Коротенькая автоколонна остановилась перед дощатым забором выше человеческого роста, над которым торчали кроны фруктовых деревьев и длинная черепичная крыша. Диана нажала сигнал, и протяжный гудок бесцеремонно разодрал дикий покой этой глухомани. Потом снова наступила тишина.
— Молчат, — вылезая из машины, удивленно проговорила Диана. — Или там нет никого?
К воротам подходили остальные. Алексей сказал возмущенно:
— Какого же дьявола приглашали?!
— Успокойся, мы прибыли точно по адресу. — Мальвина показывала пальцем на металлическую пластину, неведомым способом прикрепленную к стойке ворот на двухметровой высоте. — Мне знакомы такие штуки, но на Земле их еще не скоро смогут делать. Это — электронный сторож. Здесь живут пришельцы, и они должны нас видеть.
Дурачась, Посвященные принялись размахивать руками и выкрикивать приветствия. Вдруг Сергей вспомнил о письме с указаниями. Вытащив из кармана прибор, он нажал кнопку. Ничего как будто не изменилось. Люди озадаченно разглядывали запертые ворота.
Накануне вечером почтальон принес Аркадию заказную бандероль. Под толстым слоем оберточной бумаги скрывалась плоская пластмассовая коробочка с единственной кнопкой на торце и конверт, внутри которого оказалась подробная инструкция. В тексте, подписанном Гастоном Машеном, говорилось, что гонты просят Посвященных завтра же, то есть в воскресенье, посетить их дачу в подмосковном поселке Егорьев Посад. Гастон туманно намекал на необходимость обсудить тяжелую ситуацию, сложившуюся после уничтожения звездолета и лунной базы. В заключение гонт объяснял, что нажатие кнопки на прилагаемом устройстве подаст обитателям дачи сигнал: пришли друзья.
Внезапно ворота распахнулись, и гуманоид, носивший знакомую маску гонтов, махнул им рукой: мол, поскорее заезжайте. Как только машины оказались во дворе, гонты захлопнули ворота и торопливо отвели людей в дом. По дороге Сергей успел разглядеть укрытые за кустами и деревьями два устройства явно неземного происхождения — под листвой блестел золотистый металл странных конструкций, оснащенных коротким толстым стволом.
В горнице приехавших окружили пять пришельцев, одетых в майки-безрукавки и длинные, до колен, шорты. Легкие наряды выставляли напоказ мускулистые конечности, покрытые желтой кожей и жесткими темно-рыжими волосами. Двое инопланетян оказались женщинами, которых выдавала единственная грудь, туго обтянутая тканью майки. Один из гонтов, носивший одежду салатового цвета, раздраженно спросил:
— Как вы нас отыскали?
— Я же предупреждала, что аборигены коварны, — ответила ему дама в бежевой майке и темно-синих шортах, — Наверняка установили наблюдение, когда их посетил…
Последнее слово осталось непереведенным, — очевидно, это было подлинное ультразвуковое имя пришельца, которого люди знали под псевдонимом Гастон. Между собой гонты говорили на своем языке, забыв, что Лабиринт снабдил Посвященных кибернетическими переводчиками. Николай примирительно напомнил, что их приглашал Гастон. Эти слова вызвали новую вспышку переговоров на ультразвуке. Потом старший из гонтов потребовал вызвать лже-француза, чтобы тот дал объяснения, за каким дьяволом ему понадобились земляне.
Пока искали Гастона, Сергей выразил соболезнование по поводу поражения, которое потерпели гонты в космической битве. Командир пришельцев (следуя примеру следователей предвоенного НКВД, земляне прозвали его Салатовым) ответил: мол, они остались на этой варварской планете, почти потеряв надежду на возвращение.
Затем, оборвав свои жалобы на полуслове, он подбежал к Сергею и осведомился:
— Откуда вы знаете о сражении в космосе? Мы вас не предупреждали, а земные астрономы не могли наблюдать события, которые происходили на фоне солнечного диска!
— Мы следили за этим столкновением из Лабиринта… Подполковник не стал говорить о неудачной попытке нападения на звездолет фурбенов, но Салатовый был удовлетворен и таким усеченным объяснением. Кивнув, он сказал:
— Попробуем опять отсидеться в анабиозных камерах. Может быть, со временем прилетит еще один корабль с Огонто и заберет нас на родину.
— Вы сообщили на Огонто про свое бедственное положение? — поинтересовался Атилла.
— Мы лишены такой возможности. Устройства межзвездной связи погибли вместе с кораблем и базой. Будем ждать. Рано или поздно наши пришлют новую экспедицию…
Пришел Гастон, твердо заявивший, что никаких писем землянам не посылал, потому что подобного задания не получал, а по собственной инициативе никогда бы не осмелился. Разволновавшись, Салатовый потребовал показать пресловутое послание. Полученное накануне письмо передали гонту, который умел читать по-русски. Когда был оглашен текст, все инопланетяне принялись божиться, что не имеют к этой бумажке ни малейшего отношения.
Неожиданно пришелец, одетый в костюмчик из белой ткани, усыпанной цветастыми узорами, спросил:
— О каком устройстве говорится в письме?
Сергей, который и сам начал беспокоиться, сунул руку в карман, нащупывая плоскую коробочку, но тут в комнату вбежал гонт, возбужденно сообщивший, что все электронное оборудование внезапно отказалось работать. Сопровождая эти слова, во дворе что-то громыхнуло — звук был негромкий, но мощный. Словно с небольшой высоты на землю упала тяжелая бетонная плита. Люди и гонты бросились к окнам и увидели, как над забором появились закутанные в черные плащи с капюшонами фигуры, которые держались в воздухе без каких-либо видимых устройств. Фурбены летели к дому, методично постреливая зелеными импульсами дезинтеграторов.
— Разобрать оружие, занять огневые позиции! — скомандовал Салатовый.
Впрочем, было уже слишком поздно, чтобы организовать оборону дачи. Дюжина фурбенов, приземлившись во дворе, двинулась на штурм последнего оплота гонтов.
Обе золотистые установки были уничтожены, не успев ни разу выстрелить. Несколько вооруженных лучевыми пистолетами гонтов открыли огонь из окон и даже сумели поразить одного спрутоящера, но другие фурбены быстро ликвидировали стрелков.
Один из них стоял буквально в трех шагах от землян, когда снаружи ударил конус зеленоватого свечения, превративший окно, часть стены и самого гонта в быстро тающее облако пара, источавшего неприятный запах. Остальные, не пожелав искушать судьбу, побросали бластеры и сдались на милость победителя.
Земляне поспешили отступить подальше от зловещего пролома в стене дачного дома.
— Что будем делать. Сереженька? — заволновалась Диана. — Мы же не прихватили с собой ничего огнестрельного.
— Вообще-то у меня есть пистолет, — меланхолично сообщил Сергей. — Но я не намерен стрелять в этих зубастых и хвостатых каракатиц, которые пока не сделали нам ничего плохого.
Аркадий поддержал друга:
— Нам нет никакой надобности вмешиваться в чужую разборку. Пусть сами выясняют свои отношения!
Психологически ситуация для Сергея оказалась немыслимо тяжелой: вокруг стреляют, кто-то гибнет, кого-то берут в плен, разворачивается очередная драма галактического масштаба, а он вынужден бездействовать, словно наблюдатель ООН.
Остальным же происходящее явно представлялось увлекательным шоу, и они с интересом взирали, как фурбены выстраивают в шеренгу павших духом гонтов.
Командовавший отрядом спрутоящер, оглядев побежденных, проговорил, обращаясь к одному из своих сопланетников:
— Скучное дело, сынок, эти космические войны. Даже пленницами не попользуешься.
— Никак нет, господин генерал! — рявкнул второй фурбен, вешая на плечо дезинтегратор. — Мой дед рассказывал, что в прошлую войну они пробовали и очень даже неплохо получалось. У этих одноглазых есть…
Салатовый, не поднимая головы, сказал:
— Прекратите. Постесняйтесь хотя бы хозяев этого мира.
— От кого бы я слышал призывы к нравственности! — Генерал смотал щупальце тройным кольцом, затем резко распрямил, хлестнув гонта в пах. — Можно подумать, что вы сами их когда-нибудь стеснялись. Хозяева планеты еще не знают, как вы пытались использовать их в своих целях.
Скорчившийся от боли командир гонтов не остался в долгу и напомнил, что фурбены тоже обманули землян, подкинув фальшивое письмо и прибор, включение которого парализовало всю аппаратуру в радиусе сотни шагов. Спрутоящер охотно подтвердил:
— Да, мы сделали это, и результат оказался великолепным. Абориген нажал кнопку, и немного позже заработал глушитель электронных колебаний. Как мы и предвидели, за это время вы провели землян в дом.
Сергею надоела роль безмолвного свидетеля при диспуте старших братьев по разуму, и он напористо заметил:
— Мне кажется, на звездолете не должно быть места для нескольких генералов. Вероятно, мы с вами уже встречались.
— Встречались, — согласился начальник военной части. — Причем это произошло при довольно печальных для вас обстоятельствах.
Пока они пикировались, конвоиры увели пленных гонтов, а в комнату то и дело входили новые фурбены, подносившие какое-то оборудование. На полу в центре просторного помещения вырастала установка непонятного предназначения и головоломной конструкции. Сергею такая активность показалась подозрительной, однако подполковник не слишком обеспокоился, поскольку был уверен, что Лабиринт прикроет их от любой неприятности.
Демонстративно не обращая внимания на сооружение, которое монтировали спрутоящеры, он осведомился:
— А как вы поступите с остальными гонтами?
— Откуда же возьмутся «остальные»? — удивился генерал.
— Наверняка у них были резидентуры в других странах.
— Были, — согласился фурбен. — Но мы нанесли удар в момент, когда все уцелевшие гонты собрались на этой даче. Одноглазые собирались вылететь в Антарктиду, где оборудован бункер с анабиозными камерами.
Мальвина задумчиво проговорила:
— Я слышала кое-что интересное. Что-то насчет провокации, в которую они пытались вовлечь землян.
— Истинная правда, пытались, — согласился начальник военной части. — Наверное, вы заслужили право узнать эту грязную историю.
История действительно оказалась грязной. Потерпев поражение в космических сражениях последней войны, гонты решили отыграться на другом фронте. Недели две назад они подстроили побег нескольких пленных фурбенов. Добравшись до своих, те доложили командованию о разговорах, которые в их присутствии вели гонты на своей лунной базе: дескать, циклопы заключили полномасштабное соглашение с правительствами ведущих держав Земли, и вскоре вся экономика человечества развернет массовое производство сверхмощного оружия, соединяющего достижения Огонто и Троклема. На следующем этапе сотрудничества многомиллионные армии людей должны были телепортироваться через Лабиринт на фронт и атаковать колонизированные спрутоящерами планеты… Посредством этой дезинформации гонты предполагали отвлечь крупные соединения флота Фурбенты на военные операции против Солнечной системы. В таком случае у одноглазых гуманоидов появлялся реальный шанс нанести серию ощутимых ударов по ослабленной группировке противника на главном стратегическом направлении.
— Кроме того, они намекнули, что много интересных сведений стало известно людям, принимавшим участие в контакте полувековой давности. Поэтому нам пришлось выделить специальный отряд, который должен был похитить потомков Михаила Каростина, Романа Недужко и Сталена Биберева.
— Зачем вам понадобились мои родственники? — не понял Сергей.
— Нужные сведения могли сохраниться в вашей генетической памяти.
Николай сказал, покачивая головой:
— Значит, вы решили бомбить Землю только из-за гонтовской провокации?
— В основном из-за этого, хотя нам был очень нужен действующий вход в Лабиринт, — на удивление откровенно ответил спрутоящер. — Однако, просканировав содержимое вашей памяти, мы узнали, что на самом деле гонты отказались предоставить людям современную технологию, а военное оборудование Троклема существенно уступает оружию Фурбенты. Если, конечно, не считать внепространственного транспорта. Поэтому я принял решение пощадить вашу планету… — Он встал к пульту таинственной конструкции, загромоздившей центр комнаты. — Планету, но не вас лично. Ваша команда перебила слишком много фурбенов, а потому должна быть наказана.
Вооруженные пришельцы одновременным движением вскинули дезинтеграторы, направив конические стволы на семерку землян. Генерал скороговоркой огласил приговор: смертная казнь за систематическое противодействие вооруженным силам Фурбенты. Последовал залп. Полупрозрачные зеленые потоки разрушительной энергии обрушились на Посвященных, но бессильно угасли в своевременно возникшем куполе силового поля. На установке, возле которой суетился генерал, остервенело перемигивались сигнальные огоньки и заметались на голограммах сплетенные разноцветные ленты.
— Как я и предполагал, ваш робот открыл многомерный тоннель, чтобы защитить своих друзей, — торжествующе вскричал главный военачальник фурбенской экспедиции. — Тем самым Лабиринт оказался открытым и был поражен нашим компьютерным вирусом… Эй, что там происходит?!
Внезапно все вооруженные фурбены сложили на пол свои дезинтеграторы и отступили к двери. Разъяренный генерал завертел головой и принялся орать, требуя от подчиненных вернуться на предписанные позиции, однако никто даже не попытался выполнить его приказ.
На фоне стены засветился знакомый красный квадрат, и в горницу вступили телепортированные со Станции роботы. Из динамиков одного из андроидов раздался голос Координатора:
— ГЕНЕРАЛ. ВАШ ПЛАН ЗАХВАТИТЬ КОНТРОЛЬ НАД СТАНЦИЕЙ ЗЕМЛЯ ПРОВАЛИЛСЯ. ФУРБЕНСКИЕ ВИРУСНЫЕ ПРОГРАММЫ ДЛЯ МЕНЯ БОЛЬШЕ НЕ ОПАСНЫ. ЕСЛИ ВЫ ЕЩЕ НЕ ПОНЯЛИ, ТО СООБЩАЮ, ЧТО ВЗЯЛ ВАС В ПЛЕН.
Спрутоящер промолчал, не реагируя на насмешку. Сергей догадался, что весь дом оказался под мощным прессингом массового гипноза и теперь ни один гонт или фурбен не способен сделать шага против воли роботов Лабиринта. Подполковник предполагал, что при необходимости аппаратура Станции точно так же подавит и волю Посвященных.
Вокруг людей снова началось активное движение. Дверь открылась, впустив несколько десятков инопланетян обеих рас. У одной стены выстроились пришельцы с Фурбенты, у другой — циклопы с Огонто. Те и другие стояли в напряженных позах, почти не шевелясь. Когда построение было закончено, робот продолжил:
— ВЫ СЛИШКОМ БЕСЦЕРЕМОННО ВЕЛИ СЕБЯ НА ЧУЖОЙ ПЛАНЕТЕ. ПОПЫТКА ВТЯНУТЬ ЗЕМЛЮ И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО В КОСМИЧЕСКУЮ ВОЙНУ БЫЛА АМОРАЛЬНОЙ С ЛЮБОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ.
Салатовый возразил, оправдываясь:
— Такова обычная практика в отношениях между великой державой и карликовым государством.
Фурбенский генерал поддержал циклопа:
— Представьте себе, что вашим СВР, или ЦРУ, или «Интеллидженс сервис» понадобится провести активные мероприятия в какой-нибудь Зимбабве. Вряд ли резиденты этих организаций станут дотошно соблюдать местные законы.
— Земля — это не Зимбабве! — возмущенно выкрикнула Диана.
— Земля — это не только Зимбабве, — уточнил Сергей.
— У ЗЕМЛИ ЕСТЬ МОГУЩЕСТВЕННЫЙ ЗАСТУПНИК, — возобновилось урчание Координатора. — ВЫ ДОПУСТИЛИ РОКОВУЮ ОШИБКУ, ЗАМАХНУВШИСЬ НА ЛАБИРИНТ. ТЕПЕРЬ ОБЕ ЭКСПЕДИЦИИ ПОНЕСУТ НАКАЗАНИЕ.
Суперробот объявил свое решение. Гонты останутся на Земле в анабиозных камерах своего антарктического бункера. Спрутоящеры должны вернуться на звездолет и немедленно стартовать восвояси. Чтобы закрыть вопрос, аппаратура Станции спроецировала голографический сюжет: троклемский корабль включил на несколько секунд главный двигатель, и фотонное копье длиной в два миллиона километров ударило точно в астероид, под скалами которого скрывалась роботизированная база «летающих тарелок». База испарилась вместе с крохотной планеткой.
Загипнотизированные инопланетяне анемично выразили согласие с вердиктом Координатора и, оставив всю технику, направились к своим летательным аппаратам.
Эту идиллию чуть не испортил Атилла, завопивший:
— Их нельзя так просто отпускать! Они обещали информацию о цивилизациях, с которыми встречались.
Алексей и Аркадий добавили, что пленные должны выплатить полную информационную контрибуцию — все сведения, которые хранятся в базах данных обеих экспедиций. Координатор любезно назвал землян наивными простаками и добавил:
— НЕУЖЕЛИ ВЫ СЧИТАЕТЕ, ЧТО Я САМ НЕ СПОСОБЕН ПОЗАБОТИТЬСЯ О ТАКИХ НЮАНСАХ? РОБОТЫ УЖЕ ЭВАКУИРОВАЛИ АРХИВ ЭТОЙ ДАЧИ — ПОЛНУЮ БИБЛИОТЕКУ ОГОНТО, А ТАКЖЕ ИНФОРМАЦИЮ, КОТОРУЮ ГОНТЫ ЗАХВАТИЛИ НА ТРОФЕЙНЫХ МАШИНАХ ФУРБЕНТЫ.
Сергей подумал, что еще полвека назад Лабиринт экспроприировал монументальную энциклопедию, хранившуюся на острове Туару, о чем не удосужился поставить в известность Посвященных. Глупо было даже спрашивать, поделится ли Координатор трофейной информацией. Наверняка сообщит лишь то, что сочтет нужным…
Неожиданно один из фурбенов направился в сторону людей. Поскольку роботы не остановили его, Сергей сделал вывод, что Мозг Станции знает о намерениях спрутоящера и не считает последнего опасным. Остановившись, недоходя несколько шагов, пришелец проговорил:
— Меня зовут Здем Данам. Я — начальник научной части экспедиции. Кажется, кто-то из вас побывал на нашем звездолете.
— Ну, все мы там побывали, — проворчал Аркадий. — Не могу сказать, что у меня остались приятные впечатления.
Мальвина захихикала, кивая на пришельца:
— Если бы ваша миссия увенчалась успехом, у него не осталось бы даже неприятных впечатлений.
Терпеливо выслушав их реплики, фурбен сказал:
— К вам в плен попала моя жена, и вы оставили в живых ее и нашего будущего малыша. — Спрутоящер низко поклонился, расстелив по полу щупальца. — Я хотел выразить свою признательность за эту милость и заверить: когда мы вернемся и расскажем о случившемся, многие на Фурбенте станут симпатизировать вам. Никто из нас не предполагал, что существа, стоящие на столь низком уровне цивилизованности, способны проявить такое благородство по отношению к врагу… Еще раз благодарю.
Резко повернувшись, он вышел из комнаты. Глядя ему в спину, земляне пытались понять, как следует расценить эту тираду. Кажется, спрутоящер все-таки хотел сделать людям комплимент.
А Сергей подумал, как прав был имевший дар ясновидения, но нелюбимый ныне деятель, сказавший много десятилетий назад: «Гонты нам не друзья. Фурбены нам тоже не друзья. И те и другие безразличны к нашим делам. Мы пока разговаривали только с гонтами, и гонты рассказывали много всяких ужасов о кровожадных фурбенах. Если бы мы поговорили с фурбенами, то услышали бы такие же страшные рассказы о жестоких и кровожадных гонтах… Пусть дадут нам знания, которыми располагают и могут отправляться домой. Мы не питаем к ним злых чувств…»
Никто из Посвященных в самом деле не испытывал ненависти к этим существам. Впрочем, Посвященные не испытывали к ним и особо дружеских чувств.
Глава 30
ПУНКТИР СУДЬБЫ
Когда решали, в каком ресторане отпраздновать успешные операции последних дней, Барханов непринужденно предложил программу многоэтапного загула по самым шикарным злачным местам обоих полушарий.
— По-моему, ты вполне освоился в нашей компании, — весело прокомментировал Николай.
В ответ Атилла сверкнул улыбкой. Потом вдруг сделался немного грустным и признался:
— Все бы ничего, только воевать надоело. Иногда тянет обратно в науку.
— Одумайся, несчастный! — Аркадий замахал на старого друга обеими руками.
— Хочешь верь, хочешь нет, но моя жизнь нынче стала страшнее фильма ужасов. Что бы я ни предложил в печать — за спиной мгновенно начинают шушукаться: дескать, Турин ни черта сам не делает, только у инопланетян переписывает. — Он вздохнул.
— Я уже устал объяснять этим идиотам, что не собираюсь предавать огласке научные достижения троклемской цивилизации. И уж, во всяком случае, не стану выдавать их за свои труды.
Аркадий не преувеличивал. Он и в самом деле не публиковал сведения, добытые с помощью Лабиринта. К сожалению, об этом знали только Посвященные. Остальные же сослуживцы и прочие сопланетники не слишком верили, что человек, получивший доступ к бесценным базам данных иного разума, сумеет удержаться от соблазна и не согрешит хотя бы самым безобидным плагиатом… Неудивительно, что каждая научная работа физика Турина привлекала столь пристальное внимание коллег-ученых, журналистов, политиков, а тем более рыцарей плаща и кинжала.
— Но главную-то свою теорию — о многомерной Вселенной — ты ведь наверняка предъявишь всему миру, — уверенно заявила Диана.
— Не факт, сестренка, не факт… — Аркадий покачал головой. — Боюсь, не стоит человечеству прежде времени получать такое страшное оружие.
— Какое же это оружие?! — хохотнул Николай. — Абстрактная физическая теория.
— Теория относительности тоже казалась абстрактной, — огрызнулся физик. — Только из уравнений Эйнштейна вытекала очень симпатичная формула: «Е большое равно эм на цэ в квадрате». А в результате — весь спектр ядерных боеприпасов.
Будучи профессиональным милитаристом, прагматичная Пасари напомнила, что именно сверхмощное оружие — то самое, в чем сейчас нуждается Земля.
— Хватит! — строгим голосом потребовал Сергей. — Приказываю не отвлекаться на ерунду. Сегодня перед нами стоят совсем другие задачи.
Атилла сказал ободряюще:
— Выше голову, командир. Подумай, сколько мы сделали за эти дни после возвращения из Лабиринта. От угрозы из космоса избавились, мафию выпороли по первому разряду, да и в Иерусалиме шороху навели!
— Да уж, это был настоящий киончдернето… — смутившись, Мальвина поспешила перевести непонятный троклемский термин: — Это был классический блицкриг.
— Кстати, как там пленные, которых в ЦЭШе взяли? — спросил Николай.
Немного оживившись, Сергей рассказал, что Эфраим Ди-Визель и Эндрю Хенсон провели два дня в ФУОПИ, где из них выдавили море бесценной информации. Затем обоих без шума высадили из машины у подъезда американского посольства. Как и следовало ожидать, страны Запада воздержались от протестов — иначе кое-кому пришлось бы сознаться в попытках установить монопольную власть над Лабиринтом.
— Плевать на показания этих шпионов, — пренебрежительно сказал Аркадий. — Самые ценные сведения остаются в нашем распоряжении.
Трофейная информация действительно оказалась поразительно интересной. На видеокассетах и компакт-дисках, вывезенных из Иерусалима и Чечни, оказались не только результаты шпионских операций, но и списки банковских депозитов, хранящих деньги криминальных синдикатов и различных секретных ведомств. По установившейся традиции, Посвященные не стали делиться подобными находками, а просто перевели многозначные суммы на счета концерна «Черный поиск». В ближайшее время эти деньги вольются в наукоемкие отрасли отечественной экономики.
— Будем надеяться, что хоть таким способом поможем заводам выжить, — не слишком уверенно сказал Николай. — Сначала военную промышленность вытянем из пропасти, а там…
— Там видно будет. — Сергей вздохнул. — Я, мужики, вот что думаю… Мы наложили лапу на кучу научно-технических документов, которые ЦЭШ наворовал по всему миру. Попробуем использовать эти изобретения на тех предприятиях, акции которых нам достанутся.
— Маловато у нас деньжат, — печально заметил Аркадий. — На такие дела требуется капитал посолиднее.
Алексей напомнил, что никто не запрещает им вернуться к давнему занятию «черным поиском». Только с испанских парусников, затонувших на полпути из Америки, можно было бы поднять до сотни тонн золота, серебра и драгоценных камней. А ведь был еще рейдер «Валгалла» в той же Атлантике, были английские купеческие корабли в Индийском океане, были пиратские клады на островах Тихого океана и Карибского моря.
— И снова мы вернулись к разговору об оружии, — уныло подметила Диана. — Ребята, это — наш крест. Хотим мы того или нет, но придется забыть про турне по бразильским кабакам. Наш первейший долг — поговорить по душам с собакой Координатором. Хватит ему безобразничать.
Стена украсилась огненно-алым контуром, очертившим вход на Станцию, и люди снова вступили в Лабиринт.
Для начала Посвященные поинтересовались, что удалось найти в хранилищах информации, конфискованныху гонтов и фурбенов. Мозг Станции выдал на экраны подробный отчет по основным разделам знаний и прокомментировал: мол, в таких-то научно-технических областях Огонто и Фурбента продвинулись дальше троклемидов и вешша, а в других пока отстают.
Но главной сенсацией оказалось известие, что исследователи двух враждующих рас открыли в своих секторах несколько видов разумных существ. Все они жили на планетах, где не имелось троклемских Станций, а потому эти цивилизации не были известны роботам Лабиринта. Кроме того, изучая системы соседних звезд, экспедиции обеих цивилизаций обнаружили следы пребывания пришельцев из еще более далекой галактической глубинки.
Однако Мозг Станции не сумел продемонстрировать материалы, добытые у инопланетных гостей Земли. Робот сообщил, что Координатор изъял всю информацию о самых ценных находках.
— Капризы продолжаются! — Сергей рассвирепел. — Мозг Станции, немедленно дай связь с Координатором.
— Отставить связь, — сказала Диана. — Мы сами навестим Большую Гостиную.
— В НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ ИНФОРМАЦИЯ АНАЛИЗИРУЕТСЯ. — сказал Координатор. — ПО ОКОНЧАНИИ РАБОТЫ Я ПРЕДСТАВЛЮ ПЕРСОНАЛУ ОСНОВНЫЕ ВЫВОДЫ.
Потеряв терпение, Посвященные заговорили на повышенных тонах, однако суперробота это обстоятельство ничуть не смутило. Квазиразумный упрямец продолжал повторять, что в ближайшее время люди могут не рассчитывать на знакомство со сведениями, которые собрали космические разведчики фурбенов и гонтов.
— Ну что нам с ним делать? — вопрос Аркадия прозвучал чисто риторически. — Эта псевдоживая образина издевается над нами самым наглым образом.
— НЕ СЛЕДУЕТ ПОНИМАТЬ СИТУАЦИЮ СТОЛЬ ПРЕВРАТНЫМ ОБРАЗОМ, — укоризненно отозвался Координатор. — УВЕРЯЮ ВАС, МОЯ БАЗОВАЯ ПРОГРАММА НЕ ДОПУСКАЕТ НЕПОДЧИНЕНИЯ УКАЗАНИЯМ ПЕРСОНАЛА.
— Как же не допускает, если ты отказываешься выполнять прямой приказ! — снова взорвался Сергей.
Неожиданно в Большой Гостиной раздался смешок. Продолжая усмехаться, Атилла сказал:
— Кажется, я сообразил, в чем туг дело… Координатор, ответь: существует ли в твоей базовой программе пункт, согласно которому определенная информация признается секретной для Персонала?
Координатор не ответил, чего с ним прежде не случалось. Подождав немного, Барханов понимающе хмыкнул и продолжал говорить таким тоном, словно размышлял вслух:
— Молчание — знак согласия, не так ли? Вероятно, троклемские руководители учитывали возможность особо ценных находок такого рода. Поэтому в пресловутую базовую программу должны были ввести строгое указание — отстранить Персонал от исследования подобных объектов.
— Какой смысл засекречивать информацию от Персонала? — не поняла этой логики Диана.
— Все правильно, — сказала Пасари-Мальвина. — Очевидно же, что высокоразвитая внетроклемская цивилизация — это склад ценнейших сведений, которые могут иметь военное значение. Думаю, научному Лабиринту было запрещено заниматься такими находками. Насколько я понимаю логику наших предков, информация о цивилизациях, соизмеримых по мощи с Троклемом, должна была полностью переправляться в центр исследований. Позже высшие научные учреждения Троклема посылали специальную экспедицию, укомплектованную специалистами, которые имели допуск к материалам особой секретности.
Поскольку Координатор продолжал отмалчиваться, люди принялись убеждать его, что старые запреты потеряли смысл в момент гибели Троклема и центра исследований и что теперь именно Координатор Девятой Ветви фактически выполняет функции центра исследований. Поэтому, уговаривали робота земляне, они, Посвященные, имеют полное право внести в базовую программу необходимые изменения. После долгих уговоров квазиразумный заявил:
— ВАШИ ДОВОДЫ РАЗУМНЫ. ВЫПОЛНЯЯ ПРИКАЗ ПЕРСОНАЛА, Я АННУЛИРУЮ СООТВЕТСТВУЮЩИЕ ПУНКТЫ БАЗОВОЙ ПРОГРАММЫ. ПРЕДЛАГАЮ ВАШЕМУ ВНИМАНИЮ ИНФОРМАЦИЮ, КОТОРОЙ ВЫ ТАК ИНТЕРЕСУЕТЕСЬ.
Несколько десятилетий назад экспедиции Огонто и Фурбенты приступили к изучению объектов в созвездии Змееносца. На некоторых планетах этих систем астронавты отыскали автоматические установки, занятые сбором и обработкой информации, которая затем отсылалась на материнскую планету. Проследив ориентацию передающих антенн, удалось определить, что роботы направляют сигналы в звездное скопление Змееносец-FJ, удаленное от Солнечной системы примерно на двести тридцать — двести семьдесят световых лет.
После непродолжительных усилий как спрутоящеры, так и циклопы сумели наладить диалог с компьютерными комплексами этих станций. Роботы выдали довольно скупую информационную справку, из которой следовало, что в Змееносце-FJ господствует раса существ, именующих себя авикаузы. Внешне авикаузы отдаленно напоминали австралийских броненосцев, однако передвигались вертикально, то есть на двух задних ногах. Их покрытые жесткими панцирями тела имели рост от двух с половиной до трех метров.
Разумные обитатели Змееносца-FJ путешествовали в космосе уже шестьсот лет, причем около четырех столетий назад отправили первую межзвездную экспедицию.
Долгое время основное внимание «броненосцев» было поглощено вывозом на пригодные для жизни миры избыточного населения их родной планеты Авика. Решение этой задачи облегчалось компактностью скопления — среднее расстояние между звездами не превышало полутора световых лет. Иными словами, корабли с колонистами, даже не развивая субсветовых скоростей, достигали соседних миров всего за три-четыре года.
Лет сто назад авикаузы справились с демографическим кризисом и направили свою активность за пределы скопления. Корабли-разведчики панцирной расы методично обследовали системы соседних звезд, все дальше уходя от Авики. И гонты и фурбены направили свои звездолеты в сторону Змееносца-FJ, надеясь установить контакт с могущественной цивилизацией авикаузов. Интерес к такому контакту многократно усиливался гипотезой о том, что «броненосцы» разработали технику почти мгновенной межзвездной связи, посылая сигналы в виде потоков тахионов — частиц, движущихся значительно быстрее, чем свет.
Люди в Большой Гостиной разволновались, однако Координатор невозмутимо выдал следующую сенсацию:
— СЕДЬМАЯ ДАЛЬНЯЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ГОНТОВ, НАПРАВЛЕННАЯ К ТРОЙНОЙ ЗВЕЗДЕ, РАСПОЛОЖЕННОЙ РЯДОМ С СОЛНЦЕМ ОГОНТО, ОБНАРУЖИЛА ПОГИБШИЙ КОРАБЛЬ ДРЕВНЕЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ…
Представленная на мониторах информация оказалась отрывочной и только раздразнила любопытство землян. На лишенном атмосферы спутнике гонты нашли полузасыпанную каменной лавиной посудину, оснащенную антигравитационным двигателем для перелетов на сравнительно короткие межпланетные дистанции.
Расшифровав найденные в кораблике материалы, циклопы установили, что имеют дело с посадочным модулем, который около четырех тысяч семисот лет назад прибыл в эту систему на борту большого звездолета. Мумифицированные трупы экипажа неплохо сохранились в вакууме — эти гуманоиды отличались от людей небольшим, меньше полутора метров, ростом и костяными наростами на черепе, напоминающими витые бараньи рожки.
В заключение лекции Координатор показал трехмерную карту Галактики, на которой были отмечены известные высокоразвитые цивилизации. В северной полусфере земного неба располагались миры, населенные троклемидами и вешша, вдоль небесного экватора обитали фурбены, гонты и авикаузы, а также неизвестная раса, автоматический зонд которой пролетел через Солнечную систему в четырнадцатом веке. Наконец, где-то в созвездии Стрельца много тысячелетий назад существовала цивилизация гуманоидов, чье десантное суденышко нашли гонты.
— Осталось установить, откуда прилетел корабль, найденный нами на Сарто, — резюмировал Сергей. — Координатор, у тебя есть какие-нибудь соображения?
— ПО КОСВЕННЫМ ДАННЫМ МОГУ ЛИШЬ ПРЕДПОЛОЖИТЬ, ЧТО ИХ ПЛАНЕТЫ ЛЕЖАТ В ЮЖНОМ ПОЛУШАРИИ ЗЕМНОГО НЕБА.
Неожиданно Атилла заявил возбужденным голосом:
— Вы все не обратили внимания на одно очень подозрительное обстоятельство. Звездолеты с гипердвигателями исследуют Галактику много веков, однако ни разу не появлялись в системах, где работают приемопередатчики Лабиринта.
— Что-то с памятью твоей стало, братишка, — снисходительно улыбнулся Аркадий. — Они были и на Сарто, и на Земле, а ведь на этих планетах есть Станции.
— Уважаемый коллега, вы сами — склеротик, — вскипел астрофизик-снайпер. — Обе эти планеты посещались в те годы, когда Станции на них не функционировали.
Друзья не сразу поняли, что именно так его беспокоит, и Барханов объяснил: раз астронавты не приближаются к поднадзорным планетам, значит, их корабли оснащены локаторами, которые способны обнаружить проложенные в гиперпространстве многомерные транспортные тоннели.
— Ну и что? — Николай пожал плечами. Они в очередной раз получили возможность поразиться скорости мышления парадоксального квазиразума.
Координатор отреагировал мгновенно:
— ЕСЛИ МЫ ПОСТРОИМ ТАКОЙ ЛОКАТОР, ТО СМОЖЕМ ОБНАРУЖИТЬ ДРУГИЕ УЦЕЛЕВШИЕ ВЕТВИ ЛАБИРИНТА!
Казалось, сегодняшняя беседа в Большой Гостиной сделала всех счастливыми.
Физики-Посвященные радовались, словно дети, получив в свое распоряжение свод знаний еще двух цивилизаций. Атилла вообще не мог говорить ни о чем, кроме сведений о космических народах, с которыми успели познакомиться гонты и фурбены.
Аркадий же, противореча своим недавним заверениям, проговорился, что впервые испытывает непреодолимое искушение напечатать под своим именем не свои достижения. Если бы он отдал в научные журналы даже самые простенькие инопланетные открытия в области физики, то мог рассчитывать на самые престижные научные награды, включая Нобелевскую премию.
Посвященные, занятые бизнесом, оживленно предвкушали, как новые технологии и дополнительные финансовые средства, добытые за последнюю неделю, позволят им наладить производство ультрасовременной продукции. Николай, Мальвина и Леха уже составляли списки предприятий, которые должны быть приватизированы, а затем модернизированы на средства таинственной фирмы «Черный поиск».
Даже псевдоживой Координатор испытывал нечто вроде эйфории — ведь появилась надежда отыскать случайно уцелевшие колонии породившей его цивилизации. На самый худой конец, квазиразумный робот рассчитывал обнаружить если не живых троклемидов, то хотя бы резервный центр управления одной из дальних ветвей Лабиринта. Для Координатора это было равносильно встрече с давно пропавшим братом, и только Сергей внезапно почувствовал, что радоваться особенно нечему.
Вполуха слушая, как Диана развивает идеи, навеянные сегодняшним разговором в Большой Гостиной, он снова и снова анализировал опасность, нависающую над родной планетой.
Он печально и даже со страхом думал, что совершенно не представляет, каким окажется будущее, даже самое близкое. Судьба представлялась путаницей прерывистых кривых путей, которые разветвлялись, извивались, причудливо переплетались, но лишь один из этих пунктиров может материализоваться в объективной реальности. Очень хотелось, чтобы реализовался вариант судьбы минимально кровавый и максимально счастливый, однако это зависело, увы, не от одних лишь желаний или усилий Посвященных. В их жизнь безжалостно вторгались силы, абсолютно неподконтрольные семерке друзей, да и всему остальному человечеству тоже. И могущественные мафиозно-политические банды были отнюдь не самыми страшными из этих сил.
Повернувшись к окну, Сергей с ненавистью поглядел на фатальную синеву вечернего небосвода. Чуть повыше украсившего горизонт чередования багровых и оранжевых полосок заката зажигались звезды. Оттуда, из этой бездны, тянула костлявые лапы смертельная опасность, о которой жутко было даже вспоминать в фальшивой надежде на грядущую мудрость потомков.
Где-то там, в глубинах Галактики, уже разогнались до субсветовой скорости нацеленные на Землю боеголовки.
Александр Новиков
Башня
Пролог
Четырехсотметровая колонна из голубого, как газовое пламя, стекла, сверкала под лучами майского солнца. Ее было видно за десятки километров от города. В любую погоду. Днем, ночью и в сумерки. Полковник подумал, что она вполне могла бы служить маяком для приходящих в город судов, но в эпоху спутниковой навигации маяки сделались не нужны.
К комплексу «Промгаз-сити» Полковника привез его телохранитель, Зоран. Он был категорически против, чтобы Полковник посещал Башню, — опасно. Но Полковник настоял. Он сказал: так надо, друже Зоран, — и Зоран понял: так надо. Серб подвез Полковника к комплексу «Промгаза» и уехал, а Полковник остался. Он немного прогулялся по набережной, выкурил сигарету напротив «Авроры» и двинулся к входу для экскурсантов. Экскурсия на Башню стоила почти триста евро. Поэтому желающих было немного. Тем не менее билет нужно было заказывать за день. Полковник справедливо полагал, что это условие — предварительный заказ — выдвинуто службой безопасности «Промгаза» с целью проверки экскурсантов. Разумеется, формальной, по учетам «гестапо».
В холле у него проверили паспорт, после чего предложили сдать в камеру хранения все имеющиеся у него электронные устройства: телефоны, компьютеры, фото— и видеотехнику, часы. Он знал, что так и будет, но для виду повозмущался: телефон, мол, черт с ним, но фотоаппарат!.. Сотрудница СБ объяснила ему, что таковы требования безопасности и что национальная корпорация «Промгаз» дарит каждому экскурсанту разовую фотокамеру, которая позволит сделать пятьдесят шесть полноценных снимков, а кроме того во время экскурсии группу будет сопровождать профессиональный фотограф, у которого можно заказать высокохудожественный фотопортрет на фоне панорамы города. Это входит в стоимость билета. Полковник пробурчал: о'кей, — и выложил из карманов всю электронную «требуху».
Потом ему предложили пройти через рамку универсального детектора. При этом детектор тревожно запищал. Сотрудники СБ предложили Полковнику еще раз проверить свои карманы… Он возмутился, но карманы проверил. Нашел собачий маячок.
— Тьфу, блин, — сказал Полковник, — забыл я про него.
— Его тоже придется сдать в камеру хранения.
— Да это же совсем пустяк.
— Придется сдать.
— Да вы что — охренели? Это ж собаке на ошейник…
— Таковы требования. Вопросам обеспечения безопасности в нашей корпорации уделяется первостепенное значение.
— Тьфу!
В сопровождении сотрудницы СБ Полковник вернулся в камеру хранения, сдал маячок. Потом его сфотографировали и через минуту выдали беджик — металлический, красного цвета, с его фотографией и словом «Экскурсант». После этого Полковника провели в накопитель, где уже толпились два десятка человек с такими же беджиками. Спустя еще семь минут, когда подтянулись остальные экскурсанты, появилась экскурсовод — тощая дама со злым лицом. Неестественно улыбнувшись, она сказала:
— Господа, мы начинаем нашу экскурсию.
Под присмотром двух секьюрити наконец-то проследовали на территорию комплекса. До Башни было около трехсот метров — их проехали по движущейся в стеклянном туннеле ленте. Играла бравурная музычка, экскурсанты озирались. У подножия Башни стоял лифт — если уместно назвать лифтом двухэтажное сооружение, внешне напоминающее ограненный драгоценный камень. Они вошли внутрь, экскурсовод нажала на кнопку небольшого пульта, дверь бесшумно закрылась.
— Итак, господа, сейчас мы начнем подъем на самый высокий небоскреб Европы.
Экскурсовод нажала на другую кнопку, лифт плавно двинулся наверх. В первый момент показалось, что это земля поехала вниз. Кто-то сказал: ах! На дисплее с эмблемой «Промгаза» стали меняться цифры. В одном окошке показывали метры, в другом этажи.
— Наш подъем будет происходить по наружной стене небоскреба — по спирали, закрученной по часовой стрелке. При подъеме по специально проложенным путям лифт совершает полный оборот вокруг здания, который завершается на высоте триста девяносто шесть метров, то есть на крыше. Однако мы с вами на крышу не поднимемся. Наш подъем завершится на шестьдесят девятом этаже, то есть на отметке триста три метра.
Чей-то недовольный голос произнес: мы за что бабло платим? Экскурсовод не ответила, лифт поднимался.
— Сейчас мы находимся в салоне лифта «Диамант», построенного компанией «Лерч энд Бэйтс» по заказу национальной корпорации «Промгаз». Таких лифтов на нашем небоскребе два. Эти лифты уникальны. Стоимость каждого составляет два миллиона евро. Лифты движутся каждый по своему пути — в противофазе. Каждый из них обладает оригинальным интерьером и, как корабль, имеет собственное имя. Мы с вами поднимаемся на «Голубом диаманте». Каждый из лифтов вмещает на двух своих уровнях до сорока человек — двадцать восемь на первом и двенадцать на втором, ВИП-уровне.
Тот же недовольный голос спросил: там, наверно, золотые унитазы? Экскурсовод снова проигнорировала.
— Лифты герметичны, оборудованы автономными системами жизнеобеспечения. Керамические колодки экстренного торможения управляются собственным интеллектом. При любой нештатной ситуации, вероятность которой, впрочем, равна нулю, лифт доставит своих пассажиров по назначению — вверх, вниз или на любую из трех промежуточных станций.
«Голубой диамант» успел подняться уже метров на двадцать — выше верхушек деревьев, которые в изобилии были высажены на территории комплекса, и выше мачт «Авроры».
— Спиральный рельсовый путь, по которому движется «Голубой диамант», тоже уникален. Поскольку он расположен снаружи здания, то, естественно, подвергается воздействию внешних факторов. В первую очередь речь идет о перепадах температуры, которые могут вызвать изменения точнейшей геометрии пути. Компьютерная система круглосуточно отслеживает эти явления и корректирует их посредством гидравлических демпферов. Стоимость двух спиральных путей составляет более четырех миллионов евро. На шестьдесят девятый этаж лифт поднимет вас за пять минут. Это сделано для того, чтобы вы, господа, могли в полной мере насладиться красотой открывающихся видов. Время подъема на крышу небоскреба составляет около семи минут.
Лифт поднялся уже на пятьдесят метров. Отсюда открывался изумительный вид — внизу лежали тысячи крыш, ярко блестела Нева. По второму ярусу моста Петра Великого потоком текли машины.
— Высота главного здания комплекса «Промгаз-сити» составляет, как я уже говорила, триста девяносто шесть метров, на которых разместились девяносто этажей. На самом деле этажей несколько больше, так как сложная конструкция небоскреба включает и так называемые технические этажи. Они служат для размещения инженерного, противопожарного, лифтового и прочего оборудования. Ведь для сооружений такого масштаба требуется очень солидное и очень дорогое техническое обеспечение. Например, единая противопожарная система нашего небоскреба стоит более восьмидесяти миллионов евро, а ее ежемесячное обслуживание обходится в миллион евро. Но национальная корпорация «Промгаз» никогда не экономила на безопасности.
В десяти метрах от кабины лифта медленно пролетел маленький, размером с журавля самолетик. Экскурсанты загалдели: птичка, глазастая птичка! Как будто услышав их, слегка повернулась телекамера в подбрюшье самолетика. Экскурсовод сказала:
— Вот, кстати, наглядное подтверждение моих слов: в арсенале средств, обеспечивающих безопасность Башни, имеется даже своя авиация. Она включает в себя беспилотные разведывательные аппараты типа «Скаут» — один из них вы только что видели — и аппараты типа «Джедай».
— А это еще что такое? — спросил недовольный.
— Это беспилотный геликоптер. Террористы называют его «Карлсон с пулеметом».
Полковник криво улыбнулся — он сам побывал под огнем «Джедая». А недовольный господин уважительно произнес:
— А-а!
— Кстати, господа. Стоимость одного «Скаута» составляет восемьдесят тысяч евро, а «Джедай» стоит более ста пятидесяти тысяч.
Дисплей показывал, что «Голубой диамант» поднялся уже на высоту восемьдесят метров. И довернулся примерно на пятую часть окружности. Теперь Нева была видна вплоть до Финского залива, да и сам залив уже просвечивал между высотками Васильевского острова. Над северной частью города было дымно — горели брошенные многоэтажки. Экскурсанты слушали экскурсовода плохо. Они гомонили: а вон смотри!.. А вон там — видишь?!
— Кроме двух наружных панорамных лифтов, на одном из которых мы сейчас поднимаемся, в нашем здании есть еще пятьдесят четыре лифта. Два из них — сверхскоростные. На верхний этаж здания они доставят своих пассажиров всего за сорок секунд. При этом до скорости шестнадцать метров в секунду эти суперлифты разгоняются всего за десять секунд. А вот скорость спуска значительно ниже, около десяти метров в секунду — на более высоких скоростях у пассажиров возникают неприятные ощущения в ушах. В двух лифтах, о которых я рассказала, есть только две кнопки — «Земля» и «Небо». Промежуточных остановок они не делают. Кстати, стоимость этих лифтов более трехсот тысяч евро за каждого. Разумеется, они предназначены только для руководства корпорации… Что же касается остальных пятидесяти двух лифтов, то они выполняют более скромные задачи. Часть из них «подбрасывает» сотрудников и посетителей до тридцать шестого этажа, где можно пересесть на лифт, следующий выше. Кроме того, есть несколько лифтов технического назначения…
Движение лифта вдруг замедлилось. Это стало заметно не сразу — «Голубой диамант» двигался очень плавно… Движение замедлилось, и дама-экскурсовод посмотрела на дисплей с указателем высоты. Полковник тоже повернул голову. Увидел, что лифт находится на высоте сто восемнадцать метров.
— Господа, — сказала экскурсовод, — прошу минутку внимания, господа.
Господа замолчали. Лифт проехал еще метра три и остановился. Одна из женщин-экскурсанток спросила:
— Почему мы остановились?
Женщина была уже немолода, лет сорока с хвостиком, но одета модно — в стиле «путана». В ее голосе прозвучали истерические нотки.
— Это плановая остановка, — хладнокровно ответила экскурсовод. — Я прошу вас обратить внимание на высотомер. Он показывает высоту сто двадцать два с половиной метра… Кто-нибудь знает, что это за высота?
Никто, разумеется, не знал.
— Сто двадцать два с половиной метра — высота собора Петропавловской крепости. Совсем недавно это была самая высокая точка Санкт-Петербурга!.. Еще совсем недавно. А теперь? Я прошу обратить внимание, господа, что высота этого собора менее одной трети высоты нашей Башни! Менее одной трети… Менее одной трети, господа.
Она осмотрела стайку экскурсантов взглядом победительницы.
— А где этот типа собор? — спросил кто-то. Видимо, из приезжих. Экскурсовод показала, где стоит «типа собор» и нажала кнопку. «Голубой диамант» поехал дальше. То есть выше.
Лифт поднялся на шестьдесят девятый этаж. На высоту более трехсот метров. Там была березовая роща и речка, щебетали птицы. Полковник уже видел эту рощу. На экране телевизора. Тогда она была наполнена «избранными». Полковник вспомнил и слова Ворона: все суки собрались… Эх, накрыть бы весь гадючник одним ударом. Именно эта фраза Ворона и послужила толчом ко всем последующим событиям.
Группу провели на обзорную галерею, к телескопам.
— В вашем распоряжении, господа, сорок минут. Сейчас вы сможете ощутить себя Гулливером в стране лилипутов.
Господа бросились к телескопам. Им не терпелось ощутить себя Гулливерами. В стране лилипутов.
Полковник не спешил. Он прошелся по галерее. Вид действительно открывался фантастический. Внизу лежал огромный город, освещенный ярким солнцем. Город был разрезан на части широкой рекой, прорезан многочисленными речками и каналами. По их водам скользили крошечные кораблики, над ними повисли мосты. По набережным и широким проспектам бежали игрушечные автомобильчики… Страна лилипутов?
Полковник подошел к свободному телескопу, склонился над прибором. Экскурсант, который пользовался телескопом до Полковника, тоже, видимо, хотел ощутить себя Гулливером — он разглядывал Ангела, венчающего шпиль Петропавловского собора. Поэтому и Полковник первым делом увидел Ангела. Ангел летел в небесной глубине и нес в руке крест. Полковник долго рассматривал Ангела, потом переключился на город. Даже при беглом осмотре в глаза бросались два обстоятельства: большое количество сгоревших зданий на северных окраинах и сильно сократившееся количество зеленых пятен. Полковник подумал, что если бы экскурсию проводили ночью, то перемены были бы еще наглядней — практически темный город с «пятачком» ярко освещенного центра.
Полковник вздохнул и перевел телескоп дальше — на запад, на залив. Вода в Финском заливе была серого, зеленого и синего цветов. Полковник хорошо видел дамбу и Кронштадт. Над Кронштадтом висела туча, из тучи шел дождь. Электронно-оптический телескоп с двухсоткратным увеличением даже на таком расстоянии позволял рассмотреть многие детали.
Полковник перевел взгляд еще дальше, за дамбу. По фарватеру двигались суда. Везли лес, сталь, удобрения.
Изредка мелькали паруса. На воде были рассыпаны старые форты. Полковник пошарил «глазом» и нашел то, что искал, — три стоящие рядом баржи. Эти баржи стояли на якоре и были причалены друг к другу. Полковник прочитал надпись на борту одной из барж: «Не подходить — работают водолазы». Баржи выглядели заброшенными, безлюдными, но Полковник точно знал, что это не так — на баржах находится один из многочисленных филиалов Federal Bureau of Prisons.[2] Именно ради «визита» на эти баржи Полковник срочно создавал группу «Нерпа».
— До конца обзорной части экскурсии осталось пять минут, — произнесла экскурсовод за спиной Полковника. Полковник без сожаления оторвался от телескопа — все, что он увидел с помощью электронно-оптического «глаза», было, разумеется, красиво… но это была красота декорации.
Полковник осмотрелся: экскурсовод, скучающая охрана — двое тех, что поднимались с ними на лифте, и трое, что обслуживали этаж, всего пятеро — и экскурсанты числом двадцать пять человек… А что, если заказать коллективную экскурсию? Корпоративную? От корпорации «Гёзы». Двадцать пять бойцов — сила. Двадцать пять бойцов могут запросто нейтрализовать охрану на этаже и…
— Время, господа, истекло, — произнес голос экскурсовода. — Пора спуститься с небес на землю.
Верно, подумал Полковник, пора спуститься на землю… Пока спускались, набежала тучка, начался дождь. Крупные капли змеились по стеклу «Голубого диаманта», срывались и улетали, как маленькие авиабомбы.
На земле Полковник получил свою электронику и покинул территорию комплекса национальной корпорации «Промгаз». Спустя десять минут он уже ехал в скромном «Форд-фьюжн», за рулем которого сидел Зоран.
— Долье[3] лучше, Павел, — сказал серб.
— Лучше, — согласился Полковник.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРЕЗЕНТАЦИЯ
Садилось солнце, и тени сделались длинные-длинные. Иван и Герман Петрович сидели на скамейке под навесом у двери караулки. Между ними лежал дворянский щенок по имени Жилец, сонно щурился. Синее апрельское небо было чистым и прозрачным. Но с севера надвигалась плотная темная туча. Петрович посмотрел на тучу и сказал:
— Ага! Снеговая туча-то. Снегу, блин немазаный, подкинет неслабо.
— Да ну, — отозвался Иван, — с какого такого перепугу?
— А вот увидишь, — бросил Петрович. Он поправил наброшенный на плечи бушлат, тщательно затушил окурок. Потом швырнул его в «пепельницу» — старое смятое ведро без дужки — и ушел в караулку. Иван остался сидеть на улице. Он посмотрел на тучу и подумал, что она приближается.
Когда почти стемнело, действительно пошел снег. Иван включил прожектора, освещающие территорию и периметр. В ярком свете прожекторов снежинки — крупные, как тополиный пух, — опускались медленно и бесшумно. Сначала снежинки падали редко, потом снег пошел гуще. А потом повалил так, что ничего, кроме вертикально падающего снега, не было видно. Показалось, что вернулась зима.
— Вот, — сказал Петрович, — видишь?
— Вижу, — ответил Иван. Оба — Иван и Петрович — накинули бушлаты и вышли на улицу. За ними вышел и Жилец. Снег шел так густо, что свет прожекторов увязал в нем. Щенок тревожно повизгивал и жался к ногам Ивана.
Снегопад длился всего полчаса. Потом резко прекратился. В прозрачном воздухе стали видны огни города и свет автомобильных фар на кольцевой.
Ночь прошла. Без пятнадцати шесть пропел зуммер: пора на обход. Была очередь Петровича, но в последний обход всегда ходил Иван. Впрочем, сам Иван избегал слова «последний». Говорил: «крайний». Он надел бушлат, сунул в нагрудный карман рацию, натянул вязаную шапочку.
— Пойду, — сказал он напарнику, — прогуляюсь.
— Валяй, — буркнул Петрович. Он дремал за столом перед блоком мониторов видеоконтроля. В мертвенном отсвете мониторов его лицо выглядело серым, как будто припорошенным пылью, и старым. Да он и был уже немолод. Иван не знал, сколько лет напарнику, но предполагал, что уже изрядно за пятьдесят. И это казалось странным: на хрена, спрашивается, держать в охране старого мужика с проблемой, когда молодые и здоровые в очередь стоят? Может, у Петровича блат какой есть?.. В паре с Петровичем Иван работал уже два месяца, но почти ничего про напарника не знал. Да, в общем-то, и не хотел знать.
— Валяй, — буркнул Петрович, — прогуляйся. Иван взял из стойки карабин, повесил его на плечо и вышел из караулки. За ним потянулся проснувшийся Жилец, но Иван его не взял, захлопнул дверь прямо перед носом щенка. Жилец тонко, обиженно тявкнул.
Иван остановился на крылечке, сделал глубокий вдох. Холодный и сырой ночной воздух наполнил легкие. Воздух пах весной, талым снегом и — слегка — пропаном. Иван сделал шаг с крыльца, ощутил под ногой мягкую податливость снега. Подумал: апрельский снег… Слепить снеговика, что ли? А что? Взять и слепить снеговика — как в детстве.
Он нагнулся, зачерпнул пригоршню снега — тяжелого, сырого. Иван стиснул снег в ладонях, слепил снежок и бросил вверх. Снежок сверкнул белым боком в луче прожектора и улетел в темное небо.
Иван дошел до ворот и повернул направо, двинулся вдоль колючки, по часовой стрелке. Он шагал по своим следам, оставленным в предыдущий обход. Слева от него тянулась натянутая на столбы колючка, за ней три метра пространства и бетонная стена высотой два с половиной метра. Между колючкой и стеной лежал нетронутый снег. Иван подумал: практически идеальная КСП.
Колючка блестела в свете прожекторов, гудели насосы. Иван шел ступая в следы, уже наполовину затопленные талой водой. Через три минуты он дошел до угла, повернул на восточную сторону периметра, поднялся на мостик, накрывающий трубу, и сразу увидел Башню. Города и кольцевой видно не было — их скрывал туман. А Башня была видна… казалось, что она растет из тумана, как магический кристалл в реторте алхимика, — недавно Иван видел по телевизору какую-то мистическую дребедень. Так там как раз такую фигню показывали — алхимик или, может быть, колдун, вырастил из магического тумана кристалл, носитель Зла…
Иван стоял и смотрел на Башню. Башня, ярко освещенная, уходила в черное небо, вздымалась, вздымалась. Она протыкала небо стеклянным пальцем, грозила ему… Сзади раздался вдруг резкий звук — громкий скользящий шорох. Иван стремительно обернулся — оказалось, с крыши насосной съехал огромный пласт подтаявшего снега.
Как только Иван вошел в караулку, щенок бросился ему в ноги, завилял хвостом.
— Что так долго? — спросил Петрович. Его голос прозвучал резко, энергично.
Иван снял карабин, поставил его в стойку и повернулся к напарнику. Сразу заметил: глаза у Петровича блестят.
— Что так долго? — повторил Петрович.
— Петрович! — произнес Иван. — Как же так, Герман Петрович?
— А что такое?
— Петрович, мы же договаривались.
— И что теперь? — спросил Петрович с вызовом в голосе. — Заложишь?
— Мудак ты, — сказал Иван, отвернулся и двинулся в угол караулки, к вешалке.
— Нет, постой, — произнес напарник. — Давай-ка поговорим.
Иван не ответил, начал расстегивать бушлат.
— Морду воротишь? — произнес Петрович. Иван снова промолчал, а Петрович подошел сзади, схватил за плечо, развернул к себе.
— Ты морду-то не отворачивай, напарник… нехорошо так, напарничек, некрасиво, — говорил Петрович, обдавая Ивана густым алкогольным запахом. — Ты хоть знаешь, почему я пью?
— Не знаю. — Иван стряхнул с плеча руку. — Не знаю и знать не хочу.
— Эх, Ваня! Тебе лет-то сколько?
— Неважно.
— Это, Ваня, важно… это-то как раз очень важно, напарник.
— Тридцать четыре, — сказал Иван нехотя.
— Э-э! Я думал, побольше тебе будет… А ты, оказывается, еще сынок. Я на пятнадцать годочков тебя постарше.
Вот, значит, как, подумал Иван, ему еще, оказывается, и полтинника нет.
— Сынок! — повторил Петрович. — Тебя, бля, еще жизнь не била.
— Это точно, — буркнул Иван. Подошел щенок, требовательно тявкнул. Петрович спросил:
— Вот скажи: ты под проституцию попал?
— Нет.
— Во! А я попал… понял?
— Да.
— Во! Приехала, понимаешь, соплюшка какая-то из Голландии, правнучка хозяина, и все — аллез капут! В два месяца чтоб с вещичками на выход… Понимаешь?
— Да, — произнес Иван.
— Да хер ты чего понимаешь. Сытый голодного не разумеет… Слушай, а дети-то есть у тебя?
— Нет.
— То-то! А у меня сыну, понимаешь, двадцать один год.
— Это повод, чтобы пить на службе?
— Мудак! — сказал Петрович. Он отошел в сторону, опустился на стул. Повторил негромко: — Мудак… Забрали моего Сашку неделю назад.
— Как забрали? — спросил Иван.
— Как-как? Обыкновенно. Пришли утречком и забрали, — глухо произнес Петрович и скривился, как от зубной боли. Ивану показалось, что Петрович весь как-то сморщился, усох.
— Что натворил-то? — спросил Иван.
— Что натворил? Ничего он не натворил… Ничего! С нищими он.
— Вот оно что, — сказал Иван. — Понятно… Нашел приключений на свою жопу.
Петрович вдруг вскочил, схватил Ивана за ворот. Лицо его оказалось перед лицом Ивана и глаза — красные от лопнувших сосудов, совсем рядом.
— Ты! — почти выкрикнул Петрович. — Ты что же говоришь такое, урод? Он — пацан совсем. И — в тюрьме… А ты? Ты же первый должен… Ты же офицер!
— Руки убери, — сказал Иван тихо.
— Ты же, блядь такая… — говорил, брызгая слюной, Петрович.
— Руки! — перебил Иван. — Руки убери!
— Да ты же! — Петрович не слушал Ивана и, кажется, не слышал и себя. — Да ты же, блядь такая, должен…
Иван ударил его в солнечное сплетение — несильно, но Петрович осекся на полуслове, вытаращил глаза и отпустил воротник Ивана. Иван легонько толкнул напарника, и Петрович осел на пол. Затявкал щенок. Он не понимал, что происходит, но интуитивно ощущал, что что-то нехорошее, неправильное.
— Я, — сказал Иван жестко, — никому ничего не должен.
— Сука, — просипел Петрович.
— Я не сука. И никому. Ничего. Не должен. Я все свои долги уже отдал… под Ачхой-Мартаном. Понял, напарник?
— Урод, бля, — просипел Петрович. Он сидел на полу, глотал ртом воздух, смотрел на Ивана снизу вверх — с ненавистью.
А Иван продолжил:
— А теперь этот Ачхой-Мартан, Чечен-аул, по Невскому — вон, посмотри! — рассекает на «мерсюках» и «бомбах». Хозяева! Вот тебе и весь хрен до копейки. А ты говоришь: должен! А я не должен! Никому! Ничего! Я свой долг отдал… Я, вообще, по жизни пиво пью. И не мешайте мне пить мое пиво… а больше я ни хера не знаю. И знать не хочу. И ни хера мне не надо… Ясно?
Иван вышел из караулки, Петрович с ненавистью смотрел ему вслед.
Иван вытащил из кармана пачку сигарет, закурил. Было уже почти светло. Над станцией целеустремленно пролетела куда-то воронья стая.
Иван ехал в сторону города, к кольцевой. Обычно он подбрасывал Петровича до «кольца», но сегодня Петрович в Иванову «Ниву» не сел — уехал на служебной развозке, которая привезла смену. Иван сказал:
— Зря ты, Герман Петрович. Унюхают запах — настучат в абвер. А абвер, сам знаешь, начнет копать…
Петрович отмолчался, Иван пожал плечами: мол, вольному воля. Иван попрощался с Жильцом. Щенок заскулил. Он уже понимал, что Иван уходит на двое суток.
Щенка на станцию принес Иван. Дело было так. Месяца три назад Иван вышел из дому, направился в магазин. В тот вечер он ждал Лизу и хотел купить бутылку приличного вина. Думая о своем, он шел через двор соседнего дома. Там, на останках спортплощадки, двое подростков играли в баскетбол. Вернее, они просто бросали мяч в кольцо. Иван еще удивился: чего это они играют в баскет мячом для регби?.. Мяч взлетел над площадкой, шмякнулся о щит, о кольцо с обрывком сетки и упал на снег… Он как-то странно упал, а подростки рассмеялись. Иван присмотрелся и вдруг увидел, что никакой это не мяч для регби — это щенок. Сначала Иван не поверил себе. Уроды смеялись. «Мяч» попытался ползти, за ним тянулся кровавый след.
Один из подростков сказал:
— Во живучий какой…
У Ивана зашумело в висках… Второй подросток отозвался:
— А ты говорил, что он и трех бросков не выдержит. Вот уже семь, а он живой.
— Не тренди. Не семь, а шесть!
— Нет, семь. Я считал…
Потом, позже, Иван думал: как хорошо, что они убежали. Иначе я мог бы их изувечить…
В тот вечер он так и не дошел до магазина — повез щенка к ветеринару. Ветеринар, сонного вида молодой мужик, сказал: дворняжка… Иван промолчал… Ветеринар сказал: вряд ли выживет… Иван сказал: лечи. Ветеринар пожал плечами и что-то сделал, но, похоже, для проформы. Иван оставил у ветеринара половину зарплаты и отвез щенка домой. Потом приехала Лиза. Она не спускала щенка с рук, баюкала как ребенка. Иван подумал тогда, что если щенок выживет, то, пожалуй, он оставит псинку себе. Но вышло по-другому: утром пришла соседка, Анастасия Михайловна. Пришла и закатила скандал: безобразие! Собака! У меня с детства аллергия на шерсть животных. Анастасия Михайловна действительно выглядела скверно — дышала тяжело, лицо опухло, слезились глаза. Иван отвез ее в больницу, и там приступ сняли. Стало понятно, что оставлять щенка нельзя… На следующий день Иван отвез щенка на станцию. Герман Петрович посмотрел и сказал: не, не жилец. Но щенок, вопреки всем прогнозам, выжил, его стали звать Жильцом. Лиза часто передавала ему «гостинцы» — сосиску или косточку… Среди прочего персонала станции Жилец выделял Ивана. Почему — непонятно. Навряд ли щенок понимал, кто его спас, — ведь когда Иван отобрал его у «детишек», щенок был полумертвым.
…Иван ехал к кольцевой — мимо покрытых остатками ночного снегопада полей, свалок, каких-то сооружений промышленного вида и перелесков в первой весенней зелени. Древняя катушечная магнитола пела голосом Цоя:
Чем ближе к городу, тем меньше было снега в поле и на обочинах. А внутри кольцевой снега не было вовсе. Колеса автомобилей поднимали с полотна грязную воду. Дворники размазывали ее по ветровому стеклу. День был серый, неуютный. Цой пел:
Иван сбросил скорость, повернул на развязку.
Иван прокрутился на развязке, миновал пост и выскочил на «кольцо». Он ехал и думал: нехорошо вышло с Петровичем, некрасиво… Но я-то в чем виноват? В том, что не попал под проституцию? Или в том, что его сынок решил поиграть в борьбу? Или, может, я виноват в том, что сам не участвую в этой их борьбе? Ну, извините. Я романтики наелся в Чечне. По уши. Хватит мне уже борьбы. Я, ребята, сам за себя. Я, братики, пиво пью… И не мешайте мне пить мое пиво. Вот так…
Следи за собой, будь осторожен!
Возле Желтого рынка была пробка. Мигали огни аварийки. Перекрывая половину дороги, лежала на боку фура. Видно, она везла картошку — все было усыпано картошкой. Колеса автомобилей уже превратили часть ее в пюре. Объезжая фуру по обочине, Иван разглядел и причину аварии — приличных размеров яму посреди дорожного полотна. Последнее время такие происшествия случались все чаще. Кольцевая, начатая губернатором Якушевым как подарок городу к 300-летию и достроенная во время губернаторства Большой Мамы, быстро разрушалась. То там, то здесь осыпались обочины, образовывались проседания и провалы. А неделю назад в районе Ржевки упал столб освещения. Накрыл легковуху, убил водителя. Конечно, дыры в полотне кое-как латали, но всерьез ремонтировать кольцевую никто не собирался.
Иванову «Ниву» обогнал «Хаммер» службы безопасности «Промгаза». За ним тянулся шлейф поднятой с асфальта мутной взвеси, рубиново горели огни габаритов. На заднице «хама» была эмблема «Промгаза» — голубой язык пламени.
Иван уже проехал мимо Желтого рынка, когда сообразил, что холодильник дома практически пустой. Подумал: надо бы затариться. Однако до ближайшего разворота было километров двенадцать. Да обратно столько же и, соответственно, еще раз столько. При нынешних ценах на топливо — накладно. Он решил: возвращаться не буду. Подъеду к рынку с другой стороны, прогуляюсь пешком через железку. Включил указатель поворота, снизил скорость и повернул на развязку.
На обочине стоял огромный щит со слоганом «Промгаза»: «Промгаз: мечты сбудутся!»
Спустя десять минут Иван вновь оказался у Желтого рынка, но уже с другой стороны. От рынка его отделяла насыпь железной дороги. Иван выбрался из машины — под ногами была грязь. Он закинул на плечо свой рюкзачок, с которым ездил на дежурства, пошел пешком.
Рынок — огромный ангар грязно-желтого цвета с рядами круглых окон-иллюминаторов по периметру — уже работал. Точнее, он работал всегда, без выходных и праздников, не закрываясь ни на день, ни на час. Иван вошел под свод рынка и сразу оказался в ином мире. Рынок был огромен, гулок и погружен в сумерки. В этот час покупателей было мало — так для чего жечь электричество? Официально рынок назывался «Евразия», но все называли его Желтым рынком.
Рынок был похож на небольшой город с центральным проспектом и большой площадью, с улицами и переулками. Наверх террасами уходили две галереи, опоясывающие все пространство огромного помещения по периметру. На первом этаже торговали в основном продуктами, на галереях — всякой всячиной. Здесь можно было купить почти все — от иголки до мебели, от буханки хлеба до автомобиля. «Лицензионный» диск здесь продавали за полтора евро, а часы «от Картье» за три. Если циферблат с «бриллиантами», то аж за пять. Все товары представляли собой либо неприкрытый контрафакт, либо китайскую дешевку… В этом городе было все: лавки, магазины, кафе, бильярдные, парикмахерские, солярии, игровые салоны, бордели — нелегальные, но отнюдь не тайные, — аптеки, ломбарды, тотализаторы, гадалки и колдуны, стоматологи, тату-салоны, стрип-шоу, шоу трансвеститов, собачьи бои… Здесь можно было в любое время пощекотать нервы азартной игрой, купить проститутку любого пола или наркотики в широком ассортименте. В ночное время жизнь здесь кипела. Смерть тоже собирала урожай. Каждое утро отсюда увозили трупы — кто-то умер от передоза, кто-то от ножа или кастета грабителя, а кто-то сам повесился в туалете, проигравшись в казино…
В девять утра, когда Иван вошел под свод рынка, здесь было малолюдно и относительно тихо. Иван прошелся по центральному «проспекту». Подумал, что рынок, который открыли три года назад, стал желтым не только по наружному цвету, но и по внутреннему содержанию — продавцы почти сплошь китайцы. В жесточайшей борьбе, с резней, стрельбой и взрывами, китайцы вытеснили с рынка кавказцев, представителей Средней Азии и русских… Здесь, на Желтом рынке, открыто продавали свинину. Свиные головы лежали на виду!.. Только кому она по карману — настоящая свинина?
Иван затарился быстро. Он купил несколько «бомж-пакетов», хлеб, две упаковки сосисок, блок сигарет «Оккупация» и три бутылки «Балтики № 3 ОК». Он уже двинулся к выходу, когда вдруг распахнулись главные ворота и вкатился «Хаммер» с включенной мигалкой. Вслед за ним ехал черный полицейский автобус с решетками на стеклах… Ну вот — облава!
По рынку раскатился громкий голос с властными интонациями. В ангаре была очень скверная акустика, но Иван разобрал:
— Всем оставаться на местах. Комитет по борьбе с терроризмом проводит плановое мероприятие. Приготовить документы к проверке. Вынуть руки из карманов, держать на виду. В случае неповиновения офицеры сил антитеррора имеют право применять спецсредства и оружие.
В голосе явно прозвучал прибалтийский акцент, и Иван понял: «эсэсовцы» — эстонский легион… Вот непруха.
В принципе, ни полиции, ни борцов с терроризмом Иван не боялся. Документы в порядке, грехов за ним нет. Но на облавах гребут всех подряд. На месте разбираются редко, обычно набивают автобус и везут в участок. После проверок по учетам — полицейским, «гестаповским» и налоговым — отпускают. Или не отпускают. В любом случае, вся эта канитель займет как минимум часа полтора-два… Оно мне надо, это счастье? Особенно после дежурства, когда хочется одного — принять душ, попить пивка и спать, спать…
— Всем оставаться на местах! — звучал громовой голос. Вслед за первым автобусом в ворота въехал второй, за ним третий.
— Приготовить документы…
Люди останавливались. Иван тоже остановился.
— В случае неповиновения… Свет мигалок резал глаза.
— …имеют право применять спецсредства и оружие. Торговцы выходили из-за прилавков, из павильонов, останавливались в дверях. Они уже привыкли к облавам и знали, как надо себя вести.
Иван подумал: ну, что делать будешь?
Автобусы еще двигались, но из боковых дверей уже выпрыгивали люди в черной форме, в шлемах с прозрачным забралом, с дубинками, с оружием.
Непруха, подумал Иван, непруха. С кавказцами или с хохлами еще можно как-то договориться или откупиться, но с эстами это не катит — немчура, службисты… Непруха!
Рядом с Иваном стоял молодой небритый кавказец. Он тоже смотрел на «эсэсовцев» и бормотал что-то сквозь зубы, потом резко повернулся и быстро пошел прочь. Видимо, у него тоже были основания избегать встречи с «эсэсовцами».
Иван посмотрел ему вслед, увидел, как кавказский человек сунул руку в карман и выбросил что-то. «Что-то» металлически звякнуло о бетонный пол, и Иван догадался: нож. А кавказец юркнул в боковой проход.
«Хам» и автобусы остановились, но двигателей не выключили. Движки рокотали, наполняли воздух смрадом выхлопа.
— Всем оставаться на местах! — в который раз повторил громоподобный голос.
Иван подумал: да вот хрен вам. Рынок огромен. Даже сейчас, в неторговое время, в ангаре находятся многие сотни, возможно — тысячи, покупателей, а также сотни продавцов и обслуживающего персонала. «Отловить» всех невозможно — у «эсэс» не хватит ни людей, ни автобусов. Они похватают тех, кто подвернется под руку, набьют свои автобусы и свалят.… Вывод? Надо, как тот кавказец, уйти «в подполье», нырнуть куда-то и отсидеться.
Иван осмотрелся — слева-сзади был «переулок», который вел на соседнюю «улицу». Справа-сзади была лестница, ведущая на галерею. Иван выбрал галерею. Пятясь, он сделал несколько шагов назад и нырнул в щель между двумя торговыми павильонами, взбежал по стальным, отполированным тысячами ног ступеням… Вот так! Теперь можешь сколько угодно орать в свой матюгальник, горячий эстонский парень.
На галерее было темнее, чем внизу, и малолюдно. Покупателей почти не было, и только продавцы стояли вдоль перил, глазели на происходящее внизу. Удаляясь от места, где эстонские борцы с терроризмом уже «брали в плен» покупателей, Иван быстро прошел метров двадцать по галерее, встал у колонны, поддерживающей галерею второго яруса, и облокотился на перила. Спустя несколько секунд рядом с Иваном остановился человек.
— Опять хватают? — произнес он.
— Хватают, отец, — отозвался Иван, оглянувшись на него — рядом стоял высокий седой старик в берете, поношенном расстегнутом плаще и с сумкой на колесиках.
— Вот пришли эсэсманы на нашу голову, мать их в душу, — сказал старик. Несколько секунд он молчал, глядел вниз. Потом сказал: — Я ведь служил там, в Эстонии. На войну не успел — молод был. Призвался уже после Победы, в конце 45-го. Вот как раз в эту самую Ээсти вабарийк[4] и попал. Хотя, конечно она тогда называлась советской и социалистической… Так вот, там война еще не кончилась, еще в лесах полно было всяких недобитков и банд… Аккурат и выпало чистить леса от этих «братьев».
Иван с интересом посмотрел на старика, сказал негромко:
— Ты бы, отец, поаккуратней, поосторожней. Не нужно об этом с первым встречным.
— А мне бояться нечего, — спокойно сказал старик. — Я правое дело делал.
Иван подумал: я тоже вроде правое дело делал, а теперь оказалось, что как раз наоборот — левое… Он подумал, но говорить этого не стал. А в помещение рынка продолжали въезжать автобусы. Старик произнес:
— Да откуда же их столько нагнали?
Иван ответил:
— А с других городов пригнали, отец… Сегодня же официальное открытие небоскреба «Промгаз».
— Точно! — сказал старик. — Точно — презентация… Сегодня же сверло это стеклянное открывают. Я и забыл.
А из автобусов выходили все новые борцы с террором. Они гребли всех подряд внизу и, что хуже, кое-где уже начали подниматься на галереи.
— Плохо дело-то, отец, — сказал Иван, оглядываясь. — Надо сваливать.
— Э-э, сынок, мне уже поздно сваливать, — ответил старик. — Да и не к лицу мне от них бегать. Никогда я от них не бегал. А ты уйди от греха подальше. Может, пересидишь где.
Иван увидел двух эстонских бойцов, которые подошли к лестнице, и подумал, что старик прав — убегать уже поздно. От эстонцев его отделяло три метра по вертикали — двенадцать ступенек лестницы. Теперь уже нет смысла дергаться. Человек, который пытается скрыться, вызывает у охотников еще больший интерес. Спустя пару секунд Иван услышал стук высоких натовских ботинок. Шесть-семь, максимум десять секунд — и эстонцы будут здесь.
— Тьфу! — сказал Иван и плюнул под ноги. Потом он расстегнул левый нагрудный карман рубашки — в нем лежал паспорт. А эстонцы поднимались. Иван отлично видел подсвеченный снизу лестничный проем и тень первого из них на лестнице. Эстонец поднимался медленно, ноги ставил широко и уверенно. Он напоминал этакого киношного биоробота, киборга, «робокопа» и Терминатора. Возможно, он сознательно копировал этот образ…
Вот над полом второго этажа показалась голова в круглом черном шлеме. Потом — мощные плечи и торс, упакованный в бронежилет. На униформе было полно карманов, всевозможных усиливающих щитков и накладок. И это делало его еще более похожим на киношного киборга. «Терминатор» поднимался. Рука, затянутая в кевларовую перчатку, сжимала резиновую дубинку-тонфу… Он весь — с ног до головы — был в черном, и только лицо белело за блестящим поликарбонатным стеклом забрала. Лицо было молодое, с рыжеватыми усишками и румянцем во все щеку. Про такие лица обычно говорят: кровь с молоком.
«Терминатор» поднялся на галерею, посмотрел направо — налево и подошел к старику.
— Таккументы, — произнес «Терминатор». Из-под забрала голос звучал глухо.
— Таккументы, — сказал старик. — Таккументы… Будут тебе таккументы.
Старик полез во внутренний карман, плащ на нем слегка распахнулся, и Иван увидел орденские планки на груди. И эстонец тоже увидел орденские планки. Он увидел и почти радостно произнес:
— А-а-а, оккупант советский!
Капрал эстонского батальона «Narwa» Антс Краут произнес эти слова с улыбкой… Было ли у него какое-либо предчувствие? Нет, не было у него никакого предчувствия.
Старший охранник управления охраны объектов службы безопасности национальной корпорации «Промгаз» Иван Сергеевич Петров смотрел на планки. И даже разглядел колодку медали «За отвагу»… Было ли у Ивана какое-то предчувствие в тот момент? Нет, в тот момент не было у него никакого предчувствия. Шаман еще молчал.
— А-а-а, оккупант советский! — произнес эстонский «Терминатор». Второй «Терминатор» тоже уже поднялся на галерею. Он повернул голову к своему товарищу и смотрел на старика. Забрало его шлема сильно бликовало, и Ивану не было видно его лица.
Старик очень спокойно и с достоинством ответил:
— Оккупант — это ты. А я — освободитель. Я твоего деда-эсэсовца по лесам гонял. Понял?
Эстонец оскалился: понял, понял… И направил дубинку на старика. На конце дубинки вспыхнула маленькая змеящаяся молния — электроразряд.
Иван почувствовал, как внутри черепа завибрировала какая-то струнка. Казалось даже, что он слышит звук, который издает эта струнка. Ее звук был похож на дребезжание, на горловое тувинское пение.
Старик отшатнулся, а потом вдруг улыбнулся и шире распахнул плащ, демонстрируя награды. И произнес что-то на эстонском. Эст переменился в лице, и Иван догадался, что старик сказал что-то вызывающее или оскорбительное. «Терминатор» что-то ответил — тоже по-эстонски. А потом ткнул старика дубинкой с молнией на конце. Старик упал. Мгновенно и молча. Иван грубо выругался, крикнул: «Ты что творишь, сука?»
Шаман в голове Ивана распевался, и голос его то поднимался вверх-вверх, то падал вниз…
Эстонец неторопливо повернулся к Ивану.
— Тафай сюта, ити, ити, — произнес эст, ухмыльнулся широко, обнажив крепкие белые зубы. Рядом с поверженным стариком этот оскал выглядел как-то особенно цинично.
Иван стиснул зубы и подошел. Остановился в метре. «Терминатор» был выше его на полголовы и значительно мощнее, а бронежилет зрительно усиливал эту мощь. Поверх жилета эстонца была надета разгрузка. Ее карманы были напичканы всякой полицейской дребеденью: рация, фонарь, газовый баллончик, целая гирлянда одноразовых пластиковых наручников, на правом боку — пистолет в открытой кобуре.
Голос шамана в голове вибрировал, гудел, опускался вдоль позвоночника, наполнял тело дремучим чувством опасности.
— Плише тафай, плише, — приказал эстонский «Терминатор». Он говорил почти добродушно, но его слова воспринимались именно как приказ. Иван посмотрел на старика. Старик лежал неподвижно, и его лицо было очень бледным…
— Плише патайти.
Иван стоял неподвижно. «Терминатор» оскалился и занес дубинку. Шаман в голове Ивана ударил в бубен. Иван бросился вперед, нырнул под дубинку эстонца и ударил рукой, метя в просвет под забралом, в горло — единственное место, не защищенное «доспехами». Эстонец резко мотнул головой, закрыл щель и хлестнул Ивана дубинкой по спине. Удар прошел вскользь и на первый взгляд показался пустяковым. А сзади уже приближался второй «Терминатор». У него тоже была дубинка с маленькой молнией на торце. Иван задохнулся матерным криком, прижал противника к перилам. «Терминатор» оказался очень сильным и неожиданно ловким. Он вывернулся, сумел ударить Ивана по плечу. Иван перехватил дубинку и сам сумел нанести несколько ударов кулаком в корпус, закрытый бронежилетом. Они не причинили эстонцу заметного вреда — по крайней мере внешне. Сзади раздался угрожающий крик, Иван понял: это второй. Сейчас они навалятся вдвоем и тогда уже быстро и сурово уработают его. Он вырвал дубинку, крутанулся, присел и выбросил ее навстречу второму, попал в забрало. Эстонский боец откинулся назад. Он явно не ожидал, что ему окажут активное сопротивление. Иван закричал, ударил еще раз. Наотмашь. Эст сделал шаг назад, споткнулся о сумку старика и упал. Иван стремительно развернулся к первому «робокопу». Лишившись дубинки, тот пытался выхватить пистолет. Он неловко лапал кобуру и не мог поймать рукоятку, но было очевидно, что через секунду-другую он все-таки выхватит свой «глок», и тогда расклад будет не в пользу Ивана. Иван бросился вперед, подхватил «Терминатора» под колено. Эст оказался очень тяжелым. Казалось, что его вырезали из дуба… С выдохом: х-хе! — Иван приподнял тело и опрокинул через перила. «Терминатор» беспомощно взмахнул руками и полетел вниз. «Приземлился» на голову. Высота была относительно небольшой, около трех с половиной метров. Добротный шлем с гидравлической амортизирующей системой выдержал.
Иван стоял и смотрел на тело «Терминатора» внизу. Эст лежал неподвижно. Шаман молотил в бубен, внутри Ивана что-то екало, а во рту стоял привкус крови… Потом на галерее кто-то закричал по-эстонски. Наверно, второй «Терминатор». А потом где-то внизу и справа раздался хлопок. Звук был похож на «выстрел» шампанского… Неужели стреляют? — подумал Иван. — Навряд ли. Не могут они стрелять здесь. Хоть народу и не много, все равно есть реальный шанс зацепить кого-нибудь. Нет, не будут они стрелять. Внизу снова хлопнуло, и слева от Ивана вдруг осыпалась витрина… Мама ты моя! В натуре стреляют… Иван сделал шаг назад, пригнулся. Снова бросил взгляд на эстонца… на старика. Оба лежали неподвижно. Иван выругался шепотом и побежал по галерее. Шарахались китайцы, кто-то кричал. По «проспекту» внизу бежали эстонские бойцы, тоже кричали. Что — не понять. Снова прозвучал выстрел… Показалось, что пуля прошла совсем рядом.
В распахнутую дверь ближайшего павильона Иван увидел «иллюминатор». Решил: сюда. В дверях павильона стоял китаец. Иван оттолкнул его, влетел внутрь. На стене висели бейсбольные биты — павильон торговал спорттоварами. Это хорошо, это как раз то, что надо. Он сорвал одну из бит, тяжелую, блестящую от лака, метнулся к иллюминатору.
Стекло — мутное, давно не мытое, рассыпалось с первого удара. Куски полетели вниз. Из дыры, окруженной хищными, острыми, как акульи зубы, осколками, в помещение хлынул холодный воздух. За спиной кричали по-китайски и по-русски. Иван не слушал. Ударами биты он срубил три наиболее опасных, длинных, как ножи, осколка и шагнул к окну. Под ногами хрустело. Внизу была разгрузочная площадка — поддоны, контейнеры. Иван отшвырнул биту прочь и прыгнул. Приземлился на поддон с коробками — захрустело, зазвенело, спрыгнул на бетон, сразу побежал. Сзади закричали. Иван выскочил на парковку для грузовиков. Сбоку раздался сигнал клаксона… Оглянулся, увидел накатывающуюся морду грузовика… отпрянул в сторону, а когда кабина водителя оказалась рядом, вскочил на подножку мусоровоза. Водила — круглолицый, похожий на татрина, вытаращил глаза, заорал:
— Чево? Чево?
— Гони! — крикнул в ответ Иван.
— Чево, сука?
Грохнул выстрел, вдребезги разлетелось наружное зеркало. Водила удивленно произнес: во, бля! — и утопил газ. Мусоровоз рванулся и запрыгал по колдобинам. Иван думал: только бы не сорваться.
Домой Иван пришел только через два с лишним часа — город был буквально наводнен полицией и «миротворцами», добираться пришлось сложным маршрутом. Он вошел в квартиру, задвинул засов и опустился на пол у двери. Мгновенно ощутил, как болит плечо, по которому ударил «Терминатор», сморщился. Пощупал ключицу — вроде цела. Достал из кармана пачку сигарет, губами прихватил фильтр, вытащил сигарету. Щелкнул зажигалкой и вдруг заметил, что держит во рту половинку сигареты с разлохмаченным концом. Несколько секунд Иван с недоумением рассматривал «огрызок», потом перевел взгляд на пачку. В боку пачки зияла дыра, из нее сыпался табак. Пуля! — сообразил Иван. Он сунул руку в карман, нашел дырку и просунул в нее мизинец. Подумал: да-а… Щелкнул зажигалкой, поднес огонек к лохматому концу располовиненной сигареты, прикурил. И вот тут пришел «отходняк» — задергалось веко.
Он докурил сигарету, обжег пальцы и выругался. Подумал: А я-то чего полез? Мое ли дело? Дед, конечно, молодец… Но ведь ему уже терять нечего. Ему уже годочков восемьдесят, поди. Да с гаком. В общем, столько не живут. Ему не сегодня, так завтра помирать… А я-то? Я-то чего полез? Дурак!
Иван посмотрел на свой палец, который торчал из дырки в кармане, подумал: если бы пуля прошла сантиметров на десять правее — конец! С пулей в ноге далеко не убежишь. Да вообще никуда не убежишь. Где поймал дуру, там и сядешь. Или ляжешь… И горячие эстонские парни тут же и добьют. Это в лучшем случае. В худшем… лучше и не думать, что будет в этом самом «худшем».
Он вытащил еще одну разорванную сигарету, закурил. Сказал себе: забудь, Ваня. Забудь к чертовой матери. Считай, что ничего не было. Ты не был на рынке. Ты спал. Дома. Прямо с дежурства поехал домой, выпил водки и лег спать. Все — больше ничего не знаю… Опознать меня некому. Старик, вероятно, умер. Но даже если и не умер, он не станет меня опознавать — не тот человек. Китайцы? Не, китайцы в такие дела не суются… Эстонец? Этот — да, этот вполне может опознать. Остается только надеяться, что он так головой трахнулся, что себя опознать не сможет. Камеры видеоконтроля? Мог я попасть под «глаз» камеры? Теоретически мог. Но в действительности их там негусто, да и темновато было на галерее… Да, есть еще водила мусоровоза. Но чтоб опознать, нужно сначала найти. Давай-ка прикинем, где я мог оставить след?.. Машина? Машину я «припарковал» за железкой. Там она может простоять и сутки, и двое, и трое. Никто не заинтересуется. Там такое место, что — сам по радио слышал — наркоман один умер в своей машине, так не меньше недели мертвый за рулем просидел, прежде чем на него обратили внимание… Где еще я мог засветиться? Да пожалуй что и нигде. Документы показать эсту я не успе… Стоп! Стоп, паспорт!
От мысли про паспорт Иван обомлел. Он действительно не успел показать капралу свои «таккументы». Но расстегнуть карман, в котором всегда носил паспорт и «права», успел. А после этого бегал, дрался с «Терминатором», прыгнул со второго этажа. И если при этом выронил паспорт или права, то… Иван быстро сунул руку под куртку, стиснул карман. Документы были на месте.
— Дуракам везет, — пробормотал Иван. На всякий случай он проверил содержимое всех карманов — убедился, что ничего не обронил во время «шоу» на рынке.
Иван поднялся, отворил дверь туалета и выбросил окурок в унитаз. Сказал себе: сейчас я выпью водки. Сниму мандраж. Я выпью и лягу спать. А когда проснусь, будет уже вечер и придет Лиза.
Иван подошел к старой мебельной стенке, открыл бар, достал початую бутылку водки, достал из серванта высокий бокал, налил граммов сто. С бокалом в руке он прошел в кухню, распахнул дверцу холодильника. На верхней полке лежал кусок сыра. Он взял этот сыр, поднес бокал к губам… С улицы раздался звук сирены. Иван замер, потом стремительно метнулся к окну, сквозь щель в шторах посмотрел на улицу. По противоположной стороне проспекта промчался, поднимая пыль, полицейский автомобиль с мигалкой, скрылся за поворотом. Иван перевел дух и выпил водку — залпом, до дна. Потом откусил кусок сыра и опустился на табурет. Он прислонился к холодному боку холодильника. Холодильник вздрогнул, как от испуга, и загудел. Иван сидел, механически жевал безвкусный сыр и думал: все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо… Я совершил ошибку. Глупую. Не сдержался и совершил ошибку. Но что случилось, то случилось, и изменить это невозможно. Главное, что удалось уйти. Впредь я буду сдержанней. А сейчас я пойду спать и просплю до самого вечера.
Иван поднялся и прошел в комнату. Только теперь сообразил, что все еще носит на спине рюкзак. Он снял рюкзак, поставил его около дивана. А потом не раздеваясь рухнул лицом в подушку. Спал нехорошо, беспокойно.
Он проснулся. За окном светило весеннее солнце, на березе, покрытой нежной зеленью, чирикали воробьи. Иван посмотрел на часы. Оказалось, что проспал чуть больше часа, но спать больше не хотелось. Он сел на диване, опустил ноги на пол и достал сигарету. Повертел ее в руках, сунул обратно.
Иван взял пульт, включил телевизор и попал на новости. Модный диктор-трансвестит рассказывал:
— Эпидемию в Конго, в результате которой погибли уже более ста человек, главным образом детей и подростков, удалось локализовать, говорится в сообщении ВОЗ. До сих пор ученые не знают, чем вызвана эпидемия. Симптомами неизвестной болезни, названной учеными «лихорадка Х», являются высокая температура, рвота, потеря ориентации в пространстве и времени, бред, галлюцинации и, в отдельных случаях, вспышки неконтролируемой агрессии. После двух — четырех суток болезни наступает, как правило, летальный исход. Немногие выздоровевшие ничего не помнят о своей болезни…
…В результате столкновения двух супертанкеров в Оманском заливе в море вылилось около восьми тысяч тонн сырой нефти…
…Албания. Весь день и всю ночь продолжались ожесточенные бои в пригородах Тираны. Наблюдатели отмечают массовый исход жителей из столицы…
…В этом сезоне стало модным отдыхать в заливе Новый Орлеан, образовавшемся на месте города Новый Орлеан, штат Луизиана. Отели, построенные на обломках зданий, разрушенных ураганом Меллвилл, всегда полны. Особой удачей считается оказаться здесь во время очередного урагана…
…Шоу-звезда Дита фон Тиз награждена высшей наградой американской гильдии искусств за вклад в развитие порноискусства. На церемонии награждения ей был вручен Золотой Фаллос. В свойственной ей оригинальной манере звезда заявила, что прямо в гримерной «опробует его в деле». Публика наградила Диту аплодисментами…
А теперь вернемся к местным новостям. Итак, сегодня в Петербурге пройдет торжественное открытие штаб-квартиры национальной корпорации «Промгаз». Сотни ВИП-персон уже прибыли в город…
Иван вышел в кухню, включил чайник. А когда вернулся, увидел на экране телевизора лицо эстонского «Терминатора». Иван остолбенел, а бесполый голос диктора за кадром говорил:
— …При проведении антитеррористической операции был убит капрал батальона «Нарва» Антс Краут. Это гнусное преступление совершил террорист, фотографию которого вы сейчас увидите на своих экранах.
Секундой позже Иван увидел свое лицо. В первый момент он не понял, что видит себя, — обычный человек редко видит себя со стороны. И уж тем более с экрана телевизора… Иван впился взглядом в экран маленькой «соньки». На экране был он! Несомненно, он! Причем снят так, как будто камера смотрела в упор.
— Преступника зафиксировала камера, вмонтированная в шлем погибшего капрала, — произнес диктор-ша.
Камера в шлеме! Ты даже не подумал о том, что там вмонтирована камера. А обязан был подумать об этом, обязан!
— За информацию о местонахождении преступника руководитель Северо-Западного управления антитеррористического комитета «Кобра» объявил вознаграждение в размере десяти тысяч евро.
Вот так — «гестапо» объявило вознаграждение… это значит, что теперь тебя непременно сдадут. Даже за одну тысячу сдадут. А за десять? За десять сдадут с потрохами.
— Запомните это лицо, — произнес диктор-ша.
Иван подумал: тварь! Вот ведь тварь какая: запомните это лицо… А фотография качественная. На удивление качественная. Даже не знал, что при таком дерьмовом освещении можно получить такое качественное изображение… Теперь ее будут показывать весь день. В каждом выпуске новостей по Северо-Западу. То есть каждые полчаса. И кто-нибудь — соседи по подъезду, «товарищи» по работе или еще кто-то — увидит. И, несомненно, узнает. И наберет номер, указанный на экране.
— Комитет по борьбе с терроризмом гарантирует позвонившему полную анонимность.
Вот суки! Полную анонимность они гарантируют, понимаешь… Конечно, если его опознает порядочный человек, то не сдаст. Вот только мало их осталось, порядочных. А десять тысяч евро — приличная сумма. Очень приличная сумма. Фактически, это его зарплата за четыре года. А его зарплате люди завидуют. Многие вообще любой работе были бы рады. Да где ж ее взять — работу? А тут тебе предлагают заработать одним телефонным звонком сумму, которую служащий «Промгаза» поднимает за четыре года… Сдадут. Сдадут обязательно. Без угрызений и сожалений. Может быть, чья-то рука уже набирает номер: алло, это «Кобра»? — Да, это «Кобра». Говорите. — Я знаю человека, который изображен на фото… Ну, того, который на рынке…
А «террорист» — это приговор. Пожизненный. Террорист — это рудники или обслуживание радиоактивных могильников. Или спецтюрьмы в Белом море. По-любому это смертный приговор. Только приведение в исполнение отсрочено, растянуто на годы.
В телевизоре начался рекламный блок. Ксения Собак рекламировала новинку — надувную куклу с ее лицом. Ксения подмигивала и говорила: у нее не только фэйс точная копия моего. Но и все остальное… Ты понимаешь?
Иван щелкнул пультом, экран погас. Закурил… Так, нужно уходить. Нужно быстро отсюда уходить. Прямо сейчас. Немедленно… Спокойно! Спокойно, не паникуй. Тот, кто поддается панике, совершает ошибки. И обязательно проигрывает. Лучше давай-ка проанализируем ситуацию. Итак, с того момента, когда
Иван встал, подошел к окну и выглянул на улицу. Кажется, все как всегда…
Он запустил руку за батарею, пошарил там и выудил старую, потертую барсетку. Дунул на нее — вспорхнуло облачко пыли. Иван присел к журнальному столику, вжикнул молнией. Вытащил заклеенный скотчем конверт, маленькую открытую кобуру с торчащей наружу деревянной рукояткой и плоскую коробочку. Он достал из кармана складной нож, открыл короткий клинок и вскрыл конверт. Там лежала нетолстая пачечка денег — доллары, евро, рубли. Не глядя, он разделил пачку пополам, сунул в нагрудные карманы рубашки. Туда же, в нагрудный карман, положил плоскую коробочку. Он расстегнул ремешок кобуры, вытащил короткий двуствольный «дерринджер». Большим пальцем нажал на рычаг затвора. Блок стволов откинулся, обнажив донышки патронов. Иван подумал: в сущности — хлопушка. Годится разве что отбиться от шпаны. Но другого нет… Он захлопнул стволы, сунул пистолет в карман куртки. Кобуру сунул в другой карман.
Иван обвел взглядом комнату. В этой квартире он прожил семь лет — мать подарила, когда он ушел со службы. К тому времени мать уже давно выставила отца и жила со своим новым трахалем — брутальным красавцем моложе ее на двенадцать лет. А тут вернулся Иван. Жить ему было негде, и он, конечно, поселился у родной мамы. Вскоре стало понятно, что он мешает матери наслаждаться жизнью. Да и ему самому было противно слушать стоны матери каждую ночь — молодой трахаль честно отрабатывал свой кусок сытой жизни… В общем, мать расщедрилась и купила Ивану эту квартиру. Всем — Ивану, матери, трахалю — было понятно, что мать купила не квартиру для сына, а комфорт для себя. Иван быстро переехал в эту однокомнатную конуру на Гражданке. И ему здесь понравилось. С тех пор утекло много воды и район потихоньку превращался в гетто…
Иван поднялся — пора. Он повесил на плечо рюкзак, вышел в прихожую и прильнул к глазку. Несколько секунд рассматривал лестничную клетку, потом долго вслушивался. Кажется, все спокойно… Он вышел из квартиры, аккуратно прикрыл дверь и вытащил из кармана ключи. Потом подумал: зачем, собственно? Навряд ли он сможет когда-нибудь вернуться сюда… А если сможет, то это произойдет не очень скоро. Иван усмехнулся и пошел по лестнице вниз.
Он вышел из подъезда, остановился. Шаман в голове молчал. Был солнечный и ветреный день. Ветер гнал пыль, прошлогодние листья и мусор. Делая вид, что прикуривает, Иван осмотрелся. В помойке рылись бомжи, на них тявкали две собачонки. Собачонки эти крутятся здесь постоянно и считают бачки своими. У ларька сидели на корточках трое понятного типа мужиков, пили пиво, гоняли по кругу самокрутку. Ветер доносил запах конопли… В стороне, возле «Волги» без колес, стоял Боря-в-Авторитете, смотрел по сторонам. В-Авторитете увидел Ивана, подошел:
— Здорово, Иван. Я в авторитете.
— Я знаю, Боря, — ответил Иван. — Уважуха.
Он пожал Боре руку и угостил его сигаретой.
Боря расцвел:
— Будут какие наезды — ты только скажи, брат. Я всех завалю на глушняк… У меня, брат, — Боря значительно подмигнул, — тэтэха есть.
Иван понимающе кивнул, сказал:
— Спасибо, Боря. Тэтэха — это круто. Уважуха. Если будут проблемы — обращусь к тебе.
Когда-то Боря действительно был крутым пацаном. Потом загремел по вымогалову, получил пятерку. Отсидел, вернулся. Пока сидел, тут многое переменилось, а Боря этого не понял. Он опирался на старые понятия, а его избили подростки. Били бейсбольными битами. Били так, что у Бори раскололся череп. Вот после этого он и стал Боря-в-Авторитете. Иван дал ему закурить и пошел прочь.
— Ты только скажи мне, брат! — кричал Боря вслед. — Ты слышишь, брат? Не забудь.
Иван уходил, сжимая в руке рукоятку пистолетика.
— Я в авторитете, брат… я в большом авторитете! — кричал Боря.
Иван прошел около километра, свернул во двор и присел на скамейку… Ну вот, уйти тебе, кажется, удалось… А что дальше? Куда теперь? К матери? Но к ней к первой придут. Как только меня установят — а теперь непременно установят, это всего лишь вопрос времени, — так к ней и нагрянут. К матери нельзя. К Лизе? Нет. Нет, ни в коем случае… А кто еще? К кому можно обратиться за помощью?.. Иван вытащил из кармана телефон, открыл «записную книжку», начал «листать». Саня Иванов? К черту. Саня — мужик неплохой, но трепло и бухает крепко… Колян? Колян тоже бухает… Мухин? Когда-то был надежным парнем. Абсолютно. Да ушел в бизнес. У него теперь разговоры только про бабло. А если человек все меряет баблом, то… В общем, нельзя к нему… Серега Слон? Слоняра — человек. Слоняра всегда поможет. Да только он осел в своей Сорта-вале, до него еще доехать надо… А больше и нет никого. Ни дальних, ни ближних.
Иван положил телефон в карман. И вдруг пронзительно четко осознал, что ему действительно не к кому обратиться за помощью. Это было страшное открытие.
Он сидел на скамейке, курил. Был солнечный день. Ветер гнал легкие перышки облаков по небу, а по асфальту мусор, маршрутки и маленькие пылевые смерчи… Иван осмотрелся. Сушилось белье на веревках. Громко кричали смуглые дети в песочнице. За ними присматривала толстая усатая женщина в ярком хи-джабе. Она сидела на качелях, покачивалась. Качели скрипели.
Ивану стало тошно… тошно, тошно. Он прикрыл глаза, как делал это в детстве, когда хотел спрятаться, отгородиться от внешнего мира. Но, как и в детстве, отгородиться не удалось. Мир присутствовал в виде звуков. Сигналили маршрутки на проспекте Науки, кричали на своем языке дети в песочнице, скрипели качели под толстым задом тетки в хиджабе, звонил телефон… хлопнула дверь подъезда, залаяла собака, завизжали тормоза на проспекте… и звонил телефон… Иван понял, что телефон звонит у него. Он открыл глаза, несколько секунд размышлял: ответить или нет? — и вытащил аппарат из кармана. Он посмотрел на дисплей: конфликтный номер. Ну что — ответить? Телефон надрывался, Иван нажал кнопку и поднес аппарат к уху.
— Иван, — произнес голос Петровича в трубке, — Иван, тебя по телевизору показывают.
— Я знаю.
— …твою мать!
Иван промолчал.
— Ты где сейчас? — спросил Петрович.
Иван опять промолчал. Петрович кашлянул и сказал:
— Если ты дома — уходи. Слышишь меня, Ваня? Немедленно уходи, слышишь?
— Слышу. Спасибо за совет.
Петрович в трубке помолчал, потом спросил:
— У тебе есть место, где можно зарыться?
— А тебе-то что, Герман Петрович?
— Значит, нет… Могу помочь.
— Спасибо, сам справлюсь.
— Чудила! Я же помощь предлагаю… от чистого сердца. Иван молчал, прикидывая, что движет Петровичем:
желание заработать десять тысяч евро или он действительно хочет помочь?
— Ну? — напомнил о себе Петрович.
— Что предлагаешь? — отозвался Иван.
— Спрятаться. Есть у меня нора, где можно отсидеться.
Иван принял решение, спросил:
— Где и когда?
— Во-первых, если ты сейчас дома…
— Я не дома.
— Хорошо… Помнишь, куда ты меня подбросил однажды?
— Да, конечно.
— Давай там же через час… успеешь?
— Нет, не успею, — ответил Иван, прикинув, что ему хватит минут сорок.
— А сколько времени тебе надо?
— Часа два.
— Хорошо, — сказал Петрович, — через два часа жду.
Местом, «куда ты меня подбросил однажды», было кафе на Большом Сампсониевском проспекте недалеко от метро «Выборгская». Иван поехал туда на маршрутке. Доживающую последние дни, разваливающуюся «Газель» вел водитель-таджик. В салоне звучала тягучая восточная мелодия, таджик подпевал. По полу каталась пустая бутылка из-под пива. Когда водитель разгонялся, бутылка катилась назад, когда тормозил, устремлялась вперед, дребезжа, разматывая за собой мокрый след.
Иван сел в самом конце салона, натянул пониже кепку, сделал вид, что дремлет. Маршрутка ехала по Гражданке, за окном лежали грязные улицы. На углу Тихорецкого и Науки стоял наполовину разрушенный дом. В прошлом году «миротворцы» заблокировали здесь группу «террористов». «Террористы» сдаваться не захотели. Тогда к дому подогнали танк. Танк один раз саданул из пушки, и вся правая часть дома превратилась в руины. Убирать их, конечно, не стали.
На этой маршрутке можно было доехать прямо до места встречи, но Иван вышел за два квартала, пошел пешком. На месте был за час с лишним до назначенного времени.
Около метро стоял полицейский автобус. Иван купил таксофонную карту и подошел к таксофону. Ему предстояло сделать очень трудный звонок. Он закурил и несколько минут маялся у таксофона, думал, что сказать. Подошла девушка в длинном плаще, спросила сигарету. Он дал. Она прикурила, сказала: хочешь? Недорого… Он ответил: нет. Она распахнула плащ, сказала:
посмотри… Под плащом ничего, кроме чулок, не было… Он шагнул в открытую кабинку таксофона, вставил карту и набрал номер. Женский голос произнес: добрый день, кредитный отдел. Менеджер Юлия. Чем я могу вам помочь?.. Этот голос Иван знал, всегда здоровался: привет, Юля. Это Иван. Очень поможешь, если позовешь Лизу… Сегодня Иван намеренно, насколько возможно, изменил голос, сухо произнес: с Морозовой соедините. — Минуту… В трубке зазвучала бравурная музычка, а через десять секунд он услышал голос Лизы. Быстро произнес: ничего не говори. Только слушай. У меня небольшие проблемы. Я их решу. Но для этого требуется время. Приходить ко мне нельзя, звонить тоже… Она попыталась перебить: Иван!.. Он приказал: молчи, Лиза, молчи. Сейчас мне придется уехать. Ненадолго. Не очень надолго. Если тебе будут задавать вопросы обо мне — ты ничего не знаешь. Как только смогу — позвоню… Он повесил трубку и вышел из кабинки. Обматерил себя. Подумал: урод — ведь ни одного ласкового слова не сказал ей.
Девица в плаще уже предлагала себя двум нетрезвым мужикам. Мужички вроде бы проявили интерес, но подошел полицейский, взял девицу за локоть и увел в полицейский автобус.
В кафе Иван не пошел, устроился в заброшенном ларьке метрах в восьмидесяти от заведения. В стенке ларька были пулевые отверстия. Иван подумал: интересно, кто же здесь смерть принял?.. Он закурил и достал из рюкзака бутылку пива. Открыл, сделал глоток… За грязным, разбитым стеклом был солнечный день. Холодный, неуютный, с ветром и с пылью. Там ходили люди, летали птицы и бродили собаки… Террористу не было места среди них.
Герман Петрович — всклокоченный, небритый — появился за три минуты до срока. Он заглянул в кафешку, не нашел там Ивана и вышел на улицу, стал ходить взад-вперед перед входом. Он явно нервничал, часто поглядывал на часы. Иван выжидал. Через четверть часа Петрович все-таки позвонил.
— Ты где? — спросил он Ивана, когда тот отозвался.
— Далеко.
— То есть как?
— Вот так… я решил уехать.
— Вот чего, — протянул Петрович. — Ну… ну, в общем, правильно. А сумеешь выскочить из города? Сейчас везде полно полиции.
— Уже выскочил. Спасибо тебе за все, Герман Петрович. Удачи.
— И тебе удачи, Иван Сергеич.
Иван выключил телефон. Петрович тоже сложил свою «раскладушку», развел руками. Несколько секунд он стоял посреди улицы, потом побрел в сторону Невы. Иван, наблюдавший за напарником из глубины ларька, вздохнул с облегчением. Если бы предложение Петровича было западней, то Петрович, конечно, стал бы названивать в полицию. Но он не стал никуда звонить.
Минут пять Иван шел следом за Петровичем. На набережной нагнал, взял под локоть.
— Иван! — обернулся Петрович. — Ты…
— Я, Герман Петрович, я.
— Так как же… Ты что — не доверяешь мне?
— Извини, Петрович, но береженого, как говорится…
— Понятно, — Петрович почесал всклокоченную голову. Потом спросил: — Ну что — идем?
— Веди в свою нору.
Они двинулись на Петроградскую сторону. Шли пешком и врозь — Петрович впереди, Иван сзади. На Гренадерском мосту тоже стояла машина полиции. У Петровича проверили документы, у Ивана — нет. Минут двадцать они шлепали в глубь острова. Наконец на Большой Монетной Герман Петрович остановился, подождал Ивана и сказал: пришли. Вон там наша с тобой нора. Он показал пальцем на торец высоченного старинного дома. Стена была совершенно глухой — сплошное кирпичное полотно. И только под самой крышей виднелось маленькое окошко. На него и показывал Петрович.
— Гнездо, — сказал Иван.
— Что? — спросил Петрович.
— Гнездо это, говорю, а не нора.
Пешком — старинный лифт, узкий, тесный, похожий на двуспальный гроб, конечно, не работал — поднялись на шестой этаж. А этажи здесь были такие, что в пересчете на «хрущевский стандарт» получалось никак не ниже одиннадцатого, но более реально — двенадцатого. Петрович дважды останавливался передохнуть. На четвертом этаже столкнулись с мужчиной. Он был в домашних тапочках и в синем с серебристыми вставками спортивном костюме, стоял у окна, курил, пепел стряхивал в консервную банку… Петрович поздоровался: добрый день.
«Спортивный костюм» кивнул:
— Добрый, — посмотрел мельком и отвернулся.
Когда поднялись на пролет выше, Иван оглянулся — «спортивный костюм» смотрел вслед. Иван насторожился: чего это он смотрит? И тут же оборвал сам себя: ну смотрит и смотрит. Что с того? Теперь все друг за другом смотрят. А как же? Квартиры нынче бомбят — только треск идет. Вот он и смотрит… А у тебя, если будешь таким мнительным, скоро крыша поедет.
Последний пролет лестницы был винтовым, как в замке. И упирался в одну-единственную дверь. Сюда уже и лифт не доходил.
— Наконец-то пришли, — сказал Петрович. Он отпер дверь большим ригельным ключом. Когда вошли в крошечную прихожую, Петрович сразу опустился на плюшевую банкетку, сказал: точно — гнездо… Иван, не разуваясь, заглянул в туалет, кухню без окна и в единственную комнату. Обстановка везде была более чем спартанской — скудная и старая мебель, старый телевизор, вытертый ковер на полу и в углу — засохшая пальма.
— Чья это хата? — спросил Иван.
— Сейчас — наша. Брат мой здесь прописан с сыном.
— А сами-то они где?
— Племяш в Швеции. Он программист, работает там уже четвертый год. А брат трубу тянет к китайцам. Тоже уже год дома не был. Но недели через три приедет в отпуск. Так что еще три недели никто тебе тут не помешает.
— Понятно, — Иван снял рюкзак, поставил на пол.
Петрович прошел в кухоньку, открыл дверцу холодильника. Иван обратил внимание, что холодильник не включен. Петрович достал из темного нутра холодильника бутылку водки, спросил: выпьем, Иван Сергеич?
Иван ответил вопросом:
— А зачем, Петрович, ты водку в холодильнике держишь? Он же выключен.
Петрович растерянно пожал плечами, сказал:
— А хрен его знает… привычка. Ну, выпьем?
На этот раз плечами пожал Иван. Пить не хотелось, но и отказываться было неловко… Он неопределенно пожал плечами, а Петрович расценил это как согласие. Он взял с полки два граненых стакана. Иван подумал, что уже давно не видел граненых стаканов.
— А вот с закусью у меня напряженка, — произнес Петрович.
Иван отозвался:
— У меня есть кое-что, — вышел, вернулся с рюкзаком. Рассупонил его и вытащил хлеб. Петрович налил граммов по сто водки. Чокнулись.
Петрович сказал:
— Будь.
Иван ответил:
— И ты тоже.
Выпили, закусили, отламывая хлеб руками.
— Видишь, как оно получается, — произнес Петрович.
— Как?
— Да я про брата и племянничка. Брательник мой трубу тянет, чтобы качать газ туда. — Петрович махнул рукой. — Мы с тобой эту трубу обслуживаем. А племяш — это мозги… Кстати, он там работает в конторе, которая строит здесь хранилища для ядовитых отходов.
— И что? — спросил Иван. Он не особо слушал Петровича. Он был все еще очень напряжен.
— А ничего, — сердито ответил Петрович. — Наглядно все, как в учебнике: от нас качают нефть-газ-мозги. А к нам привозят ядовитые отходы. Сотрудничество!
— Ага, — невпопад произнес Иван. Он достал из рюкзака два «бомж-пакета» с картофельным пюре и пачку сосисок.
Петрович сказал:
— Живем, — и стал возиться с кастрюлями.
Иван вытащил из кармана сигареты, спросил: курить можно?
— Лучше у окна, — отозвался Петрович. — Здесь, сам видишь, с вентиляцией хреново.
Иван кивнул, вышел в комнату и распахнул створку маленького окна. Влетел ветерок, обдал прохладой горячее лицо. Иван закурил, подумал, что весь дым все равно в комнату. Он высунулся в окно.
Мужчину в синем спортивном костюме, который курил на лестнице, звали Николай Николаевич Проценко. Двадцать восемь лет из своих пятидесяти трех Проценко прослужил в милиции, последние годы был участковым инспектором. На участке его звали Коля-Коля или Коля-Сука. Проценко дослужился до майора заработал несколько никудышных «цацек» и цирроз печени. По профессиональной привычке Николай Николаевич посмотрел, куда прошли два незнакомых мужика, аккуратно затушил сигарету и пошел к себе.
— Коля? — окликнула жена из глубины квартиры, когда Проценко вернулся с перекура. — Коля, это ты?
— А кто же еще? — буркнул Николай Николаевич.
— Я просто думала…
— Чтобы думать, мозги нужны, курица… думала, видишь, она!
Проценко прошел в комнату, сел в кресло и взял в руки телевизионный пульт.
Иван высунулся в окно. За окном было небо и птицы. И — Башня вдали, на мысу, у слияния Невы и Охты. Четырехсотметровая, закрученная в спираль пятигранная колонна небоскреба «Промгаз» вздымалась над городом. Тонированное в синий цвет стекло сияло под апрельским солнцем. В зависимости от того, под каким углом падали на Башню солнечные лучи, стекло меняло оттенок — от акварельно-небесного до густо-кобальтового. Иван прищурил глаза и даже разглядел лифт — серебристая «бусинка» скользила по наружной поверхности Башни, поднимаясь вверх по спирали. Внизу, у подножия Башни, на синей невской воде застыла «Аврора». Рядом с Башней крейсер казался детской игрушкой, моделью.
— Прошу к столу, — позвал Петрович. Иван вернулся в кухню. На столе стояли тарелки с дымящейся лапшой и сосисками. В кухне было жарко, и Петрович снял рубаху, остался в майке. Он сидел за столом и разливал водку.
— Я, пожалуй, не буду, — сказал Иван.
— Как хочешь. А я выпью. — Петрович выпил, вилкой отделил кусок сосиски, но есть не стал, а сказал Ивану: — Я в этих стенах вырос. В школу ходил на Кировском проспекте, в баню — на улице Братьев Васильевых.
— Ностальгируешь?
— Да как тебе сказать? По квартире этой, скорее, нет… Скорее, я ностальгирую по тем временам. В целом. Вот, например, скоро первое мая. Раньше был праздник. Демонстрация трудящихся и все такое… И вот ведь какой парадокс, Иван Сергеич: в советские времена я на эти демострации не ходил.
— Почему?
— Да как сказать? Показуха… Так вот, тогда не ходил, а теперь жалею. Понимаешь?
— Кажется, да…
— Вот то-то, что «кажется».
— Я ведь тоже помню эти демонстрации, — сказал Иван. — Меня отец с собой брал. Он на заводе работал. И меня брал. Помню, на плечах меня, маленького, носил. Я как-то раз шарик воздушный упустил… Он улетел. Я плакал.
— Во! — обрадовался Петрович. — Помнишь! — А потом помрачнел: — А я своего Сашку на демонстрации не носил. Он ведь в девяностом первом родился. А тут и Союза не стало… так-то.
Петрович взял бутылку и вопросительно посмотрел на Ивана: будешь? Иван отрицательно мотнул головой. Петрович налил себе, залпом выпил. Выдохнул и произнес:
— Вот так… Все шарики улетели.
Ивану показалось, что Петрович сейчас заплачет.
— Петрович! — произнес Иван. — Петрович, старые времена всегда кажутся лучше.
Некоторое время Герман Петрович молчал. Только играли желваки на скулах.
— Это верно… Но только отчасти. Мне ведь лет-то уже немало. Я, можно сказать, старый, битый и циничный. Так вот: я, старый и циничный, отдаю себе отчет что они действительно были лучше. При всей показухе советской, при всей бестолковщине, ханжестве и нигилизме… Все-таки они были лучше.
— Чем же? — спросил Иван.
— Чем? Глобальный вопрос. Отвечать на него можно долго. Скажу коротко: не все тогда измерялось баблом… Ладно, Ваня, давай-ка выпьем.
Выпили. Петрович — полстакана, Иван — глоток.
— Ладно, — сказал Петрович, — хватит философии.
Давай по существу.
— Давай.
— Да ты ешь, ешь. Ты на меня не смотри.
Иван взялся за еду.
— Значит, так, — сказал Петрович. — Неделю посидишь здесь. За это время что-нибудь придумаем.
— А что?
— Будем делать тебе ксиву.
— Это реально?
— Да… есть у меня некоторые каналы.
— С чипом?
— С чипом трудно, но… я постараюсь, — произнес Петрович. По тому, как он это произнес, Иван понял, что особо рассчитывать на документ с электронным чипом не стоит.
Николай Николаевич Проценко сидел перед телевизором, щелкал пультом. Смотреть было нечего — ни тебе боев без правил, ни голых девок. Одна трепотня про открытие этого стеклянного члена, зарастай он говнищем. Проценко щелкал пультом и после очередного щелчка попал на местные новости… Новости Проценко никогда не смотрел — хер ли там смотреть? — всегда щелкал дальше, но тут он увидел на экране знакомое лицо. Он добавил звук. Дикторша плела про террориста, который завалил чухонца на рынке у китаезов.
Проценко смотрел на фото и думал: а ведь где-то я этого мужика видел… За долгие годы работы в милиции у Николая Николаевича выработалась хорошая память на лица. Знакомая харя, думал Николай Николаевич Проценко, майор милицейский, сукой буду — знакомая харя. Где-то я его видел.
— За информацию о преступнике комитет «Кобра» объявил вознаграждение в размере десяти тысяч евро.
Ё-о-ож твою! Десять косарей евриков! Проценко вскочил, толкнул столик. Упала, покатилась пустая бутылка… Видел! Сукой буду — видел!.. Недавно. Где, бля, где? Думай, Никола. Думай, бля. Ты же не все мозги пропил. Думай, вспоминай… Видел. Совсем недавно.
Где? Где? Где? Вспоминай, бля, вспоминай.
Петрович выпил еще и сказал:
— Вечером пойду договариваться про паспорт.
— А сколько это будет стоить? — спросил Иван.
— Нисколько.
— Это как? — удивился Иван.
Петрович усмехнулся:
— Неважно… А сейчас, извини, но мне нужно поспать. Разбуди часа через три — лады?
— Лады, — кивнул Иван. Петрович вышел из кухни. Слышно было, как скрипнули пружины дивана. Спустя несколько минут из комнаты донесся храп. Иван подождал еще немного и тоже ушел из душной кухни. Он сел в кресло под окном и незаметно для себя тоже задремал.
— Вспомнил! Вспомнил, мать твою! А как же! Я знал, знал, что вспомню.
Жена спросила:
— Чего вспомнил-то, Коля?
Николай Николаевич понял, что произнес последние слова вслух… он так обрадовался, что даже не стал «воспитывать» жену. Он сказал:
— Ничего. Марш в ванную, зассыха. Включи там воду и сиди, пока я не позову.
Жена шустро прошастала в ванную. Вскоре оттуда донесся шум душа. Проценко хлебнул пива и взял трубку. Он быстро набрал три цифры — телефон дежурного антитеррористического комитета «Кобра». После двух длинных гудков мужской голос ответил:
— Оперативный дежурный северо-западного управления комитета «Кобра».
Николай Николаевич четко и грамотно — в ментуре служили, это вам не хрен собачий! — обрисовал ситуацию.
С того момента, как по ТВ сообщили об убийстве эстонского капрала на рынке, оперативному дежурному поступило четырнадцать сообщений. Так бывает всегда, когда объявляют о вознаграждении. Причем чем выше вознаграждение, тем больше звонков… Проверять эти сообщения было некому — все силы были брошены на обеспечение безопасности мероприятий, связанных с открытием Башни. Поэтому информацию дежурный передавал в штаб легиона «Estland». Это ведь ихнего капрала на рынке завалили? Ихнего, с батальона «Narwa». Вот пусть чухонцы сами и разбираются… Десять из четырнадцати поступивших сообщений эстонцы уже проверили. Девять оказались «пустыми», а в одном адресе группа напоролась на самодельный фугас. Был тяжело ранен капрал легиона. Еще двое получили легкие ранения.
Дежурный опросил заявителя по стандартной форме, но тот хитрил, юлил, остерегался, что его обманут с вознаграждением. Они все боятся, что их обманут. Кроме того ловкача, который заманил чухонскую группу на мину. Дежурный сказал заявителю: ждите, к вам приедет группа. По возможности организуйте наблюдение за адресом.
Николай Николаевич выругался: вот пидорасы! — потом достал из секретера лист бумаги, сел к столу и написал заявление на имя начальника северо-западного управления «Кобры». В заявлении он подробно изложил обстоятельства своей встречи с террористами и заодно обстоятельства своего обращения к оперативному дежурному… Заявление Проценко написал для страховки — чтобы не обманули с выплатой вознаграждения.
Он написал свой донос и сел в прихожей под дверью — чтобы не упустить террориста, если тот вздумает покинуть убежище… В ванной шумел душ, мешал «слушать» лестницу. Николай Николаевич вспомнил, что жена — тварь такая! — все еще сидит в ванной. Он матюгнулся и «освободил» жену из заточения. Потом снова сел под дверью. Беспокоила мысль: а вдруг они уже ушли?
Иван проснулся под вечер. Определил это не глядя на часы. Просто понял: уже вечер. И значит, проспал он никак не меньше пяти-шести часов. Это было вполне объяснимо — нервное напряжение, помноженное на алкоголь, — но не могло послужить оправданием. Иван бросил взгляд на диван и увидел, что Петровича там нет. Сделалось тревожно… Но уже через несколько секунд Петрович выглянул из кухни. В одной руке руке он держал тарелку, в другой — полотенце. Понятно: посуду моет. И это простое бытовое обстоятельство как-то мгновенно успокоило Ивана.
— Привет, — сказал Герман Петрович. Он выглядел хмуро, похмельно.
— Добрый вечер, — ответил Иван.
— Чай пить будешь? Чайник только что вскипел.
— Спасибо.
Чай пили молча. Потом Петрович сказал:
— Ну, пойду я.
— Куда? — спросил Иван.
— Куда же? Решать вопрос с документами.
— Спасибо, Герман Петрович.
— Рано благодаришь. Еще, может, ничего и не получится.
— По-любому спасибо, Петрович. Ты, видно, не понимаешь…
Петрович перебил:
— Дурак ты, напарник. Как в сказке: Иван-дурак… Считай, что я не тебе, я Сашке своему помогаю. Понятно?
Иван смутился. Он встал, вышел из кухни… Очень захотелось сказать Петровичу что-то теплое, но он не знал что. Иван распахнул створку окна, вытащил из кармана сигареты. Вечерело, и воздух за окном уже стал другим, вечерним. Это было еще почти незаметно глазу, но уже ощущалось. Иван прикурил, выдохнул облачко дыма. Ветер унес дым в сторону. Иван посмотрел вниз. Внизу лежало ломаное пространство цинковых крыш. Нагромождение крыш. Они были утыканы антеннами, какими-то будками, пробиты печными трубами. Большей частью крыши были серыми — цинковыми. Заплатками выделялись среди них покрытые охрой, суриком. Попалась одна, покрытая свежим оцинкованным листом. В последних лучах солнечного света горела, как новенькая монета. Разные по высоте, крутизне, насыщенности элементами, крыши являли собой пестрый пейзаж. Этот пейзаж был рассечен ущельями улиц и переулков. В нем темнели квадратные дыры дворов-колодцев. Там уже были сумерки и кое-где загорались окна.
Иван курил и смотрел вниз, когда во двор въехал автобус. Это был обычный «голден игл» — именно этот китайский «орел» заклевал русскую «Газель». Скорее всего, Иван не обратил бы на него внимания. Автобус как автобус. Тысячи этих «иглов» катаются сейчас по России… Иван, пожалуй, не обратил бы внимания на этот автобус, но в черепе кашлянул и подал голос шаман. Иван мгновенно напрягся и вдруг увидел внизу мужчину в синем с серебристыми вставками спортивном костюме. И даже не мужчину, а только его руку в синем с серебристой полосой — человек стоял под козырьком около подъезда и жестом показывал: ко мне, ко мне.
Автобус остановился в трех метрах от «спортивного костюма», открылась передняя дверь. Из проема двери показалась рука в черном и пальцем поманила «спортивный костюм»: а ну-ка, иди-ка сюда. «Спортивный костюм» почти бегом бросился к автобусу, нырнул в дверь. Дверь закрылась.
Все стало понятно. Скрежетал, распевался шаман в голове. За спиной бубнил что-то Петрович.
Иван прислонился горячим лбом к оконному стеклу. Стекло было холодным.
Петрович бубнил: и куда же это я очки засунул?
Иван стиснул зубы.
А Петрович бубнил:
— Вот вечно так. Сунешь куда-то — потом ходишь-ищешь.
— Петрович! — позвал Иван.
— Иван, ты не видел моих очков?
— Петрович, к нам гости.
— Что? Какие гости? — спросил Петрович рассеянно.
— С рогами и с хвостом, — произнес Иван и повернулся к Герману Петровичу. Петрович стоял посреди комнаты, смотрел на Ивана поверх очков.
— Уверен? — спросил Петрович.
— Да… Они уже внизу, у подъезда.
— Да вот же они, — сказал Петрович и снял очки с кончика носа. — Вот всегда так — ищешь-ищешь, а оно совсем рядом, — пробормотал Петрович.
Иван подумал: тормоз. Ничего не понял. Очки какие-то для него важнее… Без перехода, без паузы Петрович произнес:
— Уходить тебе надо, Ваня. Немедленно.
Почти зло Иван спросил:
— Как? На помеле через окно?
— Нет. — Петрович дунул на стекло очков, сдувая какую-то невидимую взгляду пылинку. — Черным ходом. Через кухню можно пройти на черный ход… там дверь есть.
Иван действительно видел в кухне какую-то дверь. Правильнее сказать — дверцу. Она была низкой, узкой, находилась в самом углу. Тогда Иван подумал, что это какой-нибудь чулан или, как в его «хрущобе», за дверцей скрываются водопроводные трубы, так называемый «стояк»… А тут: черный ход.
— Ты что, серьезно? — спросил Иван.
— Нет, блин, шучу. — Петрович надел очки, посмотрел очень спокойно и сосредоточенно.
— Извини, — сказал Иван. — Извини, Герман Петрович.
— Хватай куртку, рюкзак — пойдем.
— А соседи знают про этот ход черный? — спросил Иван, надевая куртку.
— Нет. Из нашего подъезда больше ни у кого выхода туда нет. Да и вообще — им уже сто лет никто не пользуется. Он заколочен… Быстрей давай.
В кухне Иван подошел к дверце и отодвинул язычок засова. Распахнул дверцу. Открылся узкий — чуть больше ширины плеч — коридорчик длиной около полутора метров. На дощатом полу стояло ведро для мусора и швабра, вдоль стены — пыльные трехлитровые банки. Стены были оклеены газетами… Коридорчик заканчивался тупиком. Глухой стеной. Иван растерянно обернулся к Петровичу.
— Досками зашито, — сказал Петрович. — Ногой ударишь — рассыплется к чертовой матери.
Иван перешагнул через ведро, примерился и нанес удар ногой. «Обои» с треском лопнули, обнажив темную неструганную доску. Иван ударил еще раз. На этот раз — сильно. Доска вылетела и открылся проем. Из него потянуло затхлостью нежилого помещения. Иван ударил еще раз и еще. Одна за другой вылетали доски. С каждым ударом проем увеличивался все больше. Иван достал из кармана ключи от «Нивы». На кольце висел маленький, размером с указательный палец, фонарик. Иван направил луч в проем. Белый узкий луч выхватил из темноты лестничную площадку, покрытую пылью и осыпавшейся штукатуркой, деревянные балясины и ступени, уходящие вниз… Шаман в Ивановой голове подвывал уныло, монотонно.
— Давай, давай, — подтолкнул Ивана Петрович. Иван вылез в пролом. Петрович сказал: — Слушай внимательно: справа в углу — лестница. Над ней — люк. — Иван обернулся, посветил направо и действительно увидел скобы, замурованные в стену. Он посветил наверх, нашел люк. — Это ход на чердак. Залезешь — двигай в дальний конец. Там есть выход на крышу. С нее по пожарной лестнице спустишься на соседнюю крышу… мы там в детстве в пиратов играли… спустишься, короче…
— Погоди, — перебил Иван. — А ты сам?
— Сам… сам с усам! Короче, спустишься…
— Погоди, погоди… А как же ты сам?
— Никогда не перебивай старших, сынок. У меня еще дела тут есть.
— Э-э, нет! Так не пойдет… Мы, Петрович, должны уйти вместе.
— Дурак ты, Иван Сергеич. Я-то выкручусь. Я на том рынке не был и никого не… Спросят — скажу: да, заходил напарник. Ванька Петров. Приперся с бутылкой. Бухнули. А больше ничего не знаю. Отвалите от меня… И вообще — я, Ваня, стреляный воробей, их всех разведу на айн-цвай-драй. Давай, пошел, дурилка!
Иван нашел руку Петровича. Стиснул крепко, заглянул в глаза.
— Герман Петрович, — начал было Иван.
— Па-ашел, чертяка такой! — преувеличенно бодро воскликнул Герман Петрович.
Иван поставил ногу на нижнюю скобу. Покачался — крепко ли держит? — и быстро полез наверх. Уже под самым люком вдруг обожгла мысль: а что, если люк изнутри закрыт на замок или завален чем-то?.. Люк распахнулся легко. Сверху на лицо посыпалась какая-то труха. Иван вылез на чердак. Он выглянул в люк, чтобы сказать несколько слов Петровичу, но того уже не было.
Герман Петрович вернулся в кухню, аккуратно запер дверцу на шпингалет. Перед ней поставил швабру, мусорное ведро и несколько пустых бутылок. Конечно, эта примитивная маскировка будет раскрыта быстро, но все-таки даст Ивану дополнительные секунды, а может — минуты.
Герман Петрович прошел в комнату, распахнул створку старого двухстворчатого шкафа и отодвинул в сторону висевшие на плечиках вещи. В углу стоял длинный матерчатый сверток, перехваченный тонким ремешком. Герман Петрович взял сверток, расстегнул ремешок и размотал полосатую штору. Внутри оказалась охотничья двустволка ИЖ-58. После «Владимирской бойни» власти решили изъять имеющееся у населения оружие. Официально зарегистрированный «автомат» МЦ-21-12 пришлось сдать, а старое ижевское ружьишко — «левое», незарегистрированное — брат Анатолий сохранил. Правда, теперь за это можно было реально схватить «от пяти».
Герман Петрович взял ружье в руки. На правой стороне поцарапанного орехового приклада был по-промысловому прибит отрезок кожаного патронташа на четыре гнезда. Во всех сидели патроны — пулевые. Да в патронниках два. Эти — картечные. Герман Петрович подумал: куда мне столько? Перезарядиться все равно не дадут… Несколько секунд он размышлял, потом «переломил» стволы, вытащил патроны, снаряженные картечью, вставил пулевые… Вот и все, к встрече «гостей» готов.
Чердак был просторен и высок. Последние солнечные лучи проникали через маленькие окошки под самой крышей. Они освещали геометрическое нагромождение балок, стропил, печных труб. Несколько секунд Иван стоял, всматривался и вслушивался. На чердаке было тихо, лишь где-то ворковали голуби. Иван двинулся в дальний конец чердака.
Каждую секунду Герман Петрович ожидал стука в дверь. Или даже того, что дверь распахнется безо всякого стука от удара кувалды или под воздействием какого-нибудь хитрого приспособления. Но ничего не происходило. Он даже подумал: а вдруг Иван ошибся? Герман Петрович подошел к окну, осторожно выглянул. И сразу увидел человека на крыше дома напротив. И отблеск оптики… Нет, не ошибся Ванька. Непонятно, конечно, почему не начинают, но раньше или позже — и к бабке не ходи! — начнут. Эх, знать бы заранее, так хоть в чистое переоделся бы… А теперь уж поздно — «этот поезд в огне».
Сильно — очень сильно! — хотелось выпить. Несколько секунд Герман Петрович боролся с собой, потом выругался и прошел в кухню, не выпуская из рук ружья. Он достал из холодильника водку, с полки взял стакан. На обратном пути остановился в прихожей, у двери, прислушался — все было тихо. Герман Петрович бесшумно отодвинул засов и вернулся в комнату. Он развернул кресло «лицом» к входной двери и сел. С облегчением выдохнул.
— Ни в чем себе не отказывай, Гера, — сказал негромко. Налил водки в стакан. Получилось граммов сто пятьдесят. Герман Петрович сказал: — Ну, на дорожку.
Он выпил водку залпом, выдохнул, потом поставил пустой стакан на пол, закурил и стал ждать. Приклад ружья разместился под мышкой, стволы смотрели на входную дверь.
Внутри автобуса рыжий эстонец допрашивал заявителя:
— А ты уверен, что не ошибся?
На маленьком столике лежала фотография Ивана. Точно такая, какую показывали по ТВ. Эстонец постукивал по фото пальцем. Крепкий ноготь был аккуратно и коротко подстрижен. Этот вопрос: «А ты уверен?» — эстонец задавал уже в третий раз.
Николаю Николаевичу очень не нравился тон этого сопляка с непонятным званием — ну что это такое — нашивки на рукаве вместо нормальных погон? — но деваться было некуда. Проценко в третий раз терпеливо ответил, что уверен и что он, майор Проценко (майор — с нажимом, чтобы этот молокосос понимал, с кем, сука, разговаривает), тридцать лет прослужил в системе ГУВД… в полиции, значит… и что память на лица у него от природы хорошая, а служба развила эту способность, приучила запоминать приметы.
Внезапно запиликала, замигала зеленым огоньком рация, лежавшая на столе. Лейтенант Ланно взял рацию в руки, нажал тангенту и сказал что-то, чего Проценко, разумеется, не понял. Рация ответила — наблюдатель с крыши сообщил, что засек движение в квартире. Рыжий снова нажал тангенту, буркнул: о`кей…
Потом он сказал Проценко:
— Хорошо… очень хорошо. Сейчас поднимемся к ним.
— А как с премией? — спросил Проценко.
— Та будет тебе премия.
— Хотелось бы сейчас все оформить… во избежание, так сказать, недоразумений.
— У нас неторасумений не бывает… Ну, — эстонец встал, — пошли к соседу твоему.
Проценко тоже поднялся, спросил:
— А я-то зачем?
— Ты — сосет. Ты в тверь позвонишь, тебе откроют.
— Э, мы так не договаривались… Да и вообще, он меня не знает. Не откроет он мне.
— Пошли, пошли, — эстонец похлопал Николая Николаевича по плечу. Рука у него была тяжелой. — Иначе тенек не получишь.
Проценко вздохнул — из-за «тенек» он все и затеял.
…Долго они что-то. Чего тянут?
Приклад уютно пригрелся под мышкой, стволы смотрели на дверь. В патронниках сидели патроны с самодельными пулями — раньше их точил умелец один на заводе «Красный Октябрь». Помнится, в девяносто пятом Толян такой пулей насквозь прошил кабана. По лопаткам!.. А ведь эти эстонские уроды не сильно от кабанов отличаются… верно? Разве что в бронежилетах.
Муторно на душе… муторно. Выпить бы еще. Так нет больше. И хорошо, что нет. Не с руки сейчас пить. Конечно, до двери всего метра четыре — тут не промахнешься, но лучше все-таки не пить… А хочется. Но долго, долго… долго они не идут. Ничего, я мужик терпеливый. Подожду… А там как карта ляжет. Пробьет, интересно, пуля броник? По идее, должна… Мне хотя бы одного взять. Чтобы перед Богом не с пустыми руками-то…
Восемь бойцов легиона «Estland» и отставной майор МВД Проценко поодиночке проникли в подъезд, поднялись на пятый этаж. Среди вооруженных, «упакованных» в бронежилеты мужчин Проценко ощущал себя беззащитным и голым. Они собрались на площадке пятого этажа, рядом с лифтовой. Эстонцы сбились в тесный круг — голова к голове, что-то одновременно прошептали… Проценко понял, что это какой-то ритуал. В этот момент он окончательно понял, в какую скверную ситуацию попал, и стало ему сильно не по себе.
Эстонцы надели сферы и стали похожи на пришельцев.
Рыжий похлопал Проценко по плечу и сказал: ну, майор, пойдем. Трое остались на площадке пятого этажа, пятеро и Проценко поднялись наверх. На узкой винтовой лестнице было тесно от крупных мужских тел. Проценко стоял первым, сзади его подпирали двое.
— Давай, майор, — сказал рыжий в затылок. Проценко медлил. Его мгновенно пробило обильным потом. — Давай, давай, — эст слегка подтолкнул Николая Николаевича стволом пистолета-пулемета. Проценко положил палец на красную кнопку звонка.
Звонок прозвучал неожиданно… Хотя Герман Петрович и ждал его, звонок все равно прозвучал как-то неожиданно. Петрович уронил пепел с сигареты и произнес:
— Входите, открыто.
Дверь начала отворяться. Петровичу показалось, что она открывается медленно-медленно. Так, как это показывают в кино при замедленной съемке. Ну, например, так показывают животных на канале «Animal Planet». Петрович вспомнил даже, что как-то смотрел на этом канале фильм, где показывали охоту кобры. Бросок кобры показывали в реальном времени и замедленно… Потом Петрович вспомнил, что где-то читал, что никакая это не замедленная съемка, а как раз наоборот — ускоренная. А эффект «замедленной съемки» возникает при воспроизведении ускоренной записи с нормальной скоростью в двадцать четыре кадра. Петрович вспомнил это и удивился: о чем я думаю? Господи! О чем я думаю за несколько секунд до того, как меня убьют? Ведь глупо же думать об этом. Люди же нормальные перед смертью вспоминают свою жизнь. Сам про это читал. И успевают вспомнить все за две-три секунды… как бы прожить ее заново успевают. А я — про замедленную съемку и про какую-то коб… Дверь распахнулась!
Дверь распахнулась, и на пороге появился мужчина в спортивном костюме… Петрович ожидал, что в квартиру ворвутся плечистые амбалы в черном, но на пороге показался мужичок в синем спортивном костюме. У него было испуганное лицо и лысина… Герман Петрович все понял и усмехнулся. Предателей он ненавидел — именно из-за предательства был арестован Сашка.
Проценко увидел направленные в грудь стволы. Он в ужасе раскрыл рот.
Петрович нажал на спуск. Правый ствол полыхнул огнем. Пуля попала в грудь бывшему майору милиции. Она на куски разбила грудину, в клочья разорвала прокуренное легкое, пробила лопатку. Пуля проскользнула между двумя эстонскими бойцами, которые стояли за спиной Проценко, не причинив им вреда, ударилась в противоположную стену и обрушила целый пласт штукатурки. Проценко — уже фактически мертвый, произнес: ах! — и начал валиться назад. Рыжий выругался по-русски, оттолкнул тело в сторону и вскинул ствол пистолета-пулемета… Петрович оказался быстрее. Он нажал на спуск… Самодельная пуля — стальной сердечник, медная «юбка» — была в полтора раза легче штатной, свинцовой. За счет этого она набирала очень высокую скорость. Пуля вырвалась из левого ствола, пролетела три с половиной метра и ударила эстонского офицера в грудь, в металлокерамическую пластину, усиливающую бронежилет. Пуля не смогла пробить пластину, но удар ее был настолько силен, что сердце бравого лейтенанта остановилось… Второй эстонец дал короткую, в три выстрела, очередь в дверь квартиры. Две девятимиллиметровые пули попали в Германа Петровича. Одна в левый бок, вторая в левое плечо.
Дымились ружейные стволы, катился по лестнице грохот выстрелов, летели в пролет стреляные гильзы пистолета-пулемета.
Петрович попытался подняться с кресла, и это ему почти удалось. Но эстонский капрал дал вторую очередь. Еще две пули попали в грудь Германа Петровича, опрокинули назад в кресло.
Герман Петрович подумал: вот она, моя жизнь… И умер.
Иван в это время спускался на крышу соседнего дома по пожарной лестнице. От квартиры, где убили Петровича, его отделяло шестьдесят метров и толстые стены. Выстрелы, которые прогремели в квартире, здесь были не слышны… Иван благополучно перебрался на крышу, проник на чердак. Он спустился в чердачный «трюм» по кривенько сколоченной лесенке, присел у печной трубы. Несколько секунд он сидел, прислушиваясь, но было тихо. Даже шаман, сволочь, молчал… Тогда Иван включил фонарь, стал искать выход. Нашел быстро, но дверь оказалась заперта снаружи. Пришлось ломать.
Он спустился вниз по узкой, грязной лестнице, вышел на улицу. Здесь уже были сумерки, фонари, естественно, не горели. Иван быстро двинулся прочь. Метров через пятьдесят он повернул в переулок, а потом нырнул в подворотню.
Начало официальной церемонии задерживалось — ждали президента. Стада высокопоставленных гостей тусовались на трех специально отведенных этажах. Время шло. Первоначальный эффект от новизны впечатлений прошел, а президент опаздывал уже на полтора часа. В ресторанах на шестьдесят седьмом и шестьдесят восьмом этажах кучковалась публика попроще — политики, банкиры и бизнесмены из так называемого «Золотого списка», то есть те, которые не вошли в «Платиновый список».
Избранная публика — «платиновая» — томилась на шестьдесят девятом этаже небоскреба «Промгаз-сити».
На шестьдесят девятом была березовая роща — самая настоящая березовая роща. Этаж фактически занимал высоту и объем двух этажей. Здесь росли настоящие деревья и кустарники, порхали птицы, бегали ручные белки и протекал ручей — рукотворное чудо в небе, на высоте трехсот с лишним метров. По роще иногда пробегал ветерок, шевелил кроны. А за огромными блестящими стеклами парили чайки и нарезали круги «глазастые птички». В толпе скользили официанты с шампанским и сотрудники службы безопасности «Промгаза» в смокингах. Часто вспыхивали фотовспышки.
Некоторые из приглашенных уже испытывали раздражение — деловые люди не привыкли тратить время так бездарно. Особенно раздражало отсутствие связи — сотовые телефоны, равно как и другую электронику, пришлось оставить в камере хранения или передать секретарям, водителям, охранникам. Таково было требование службы безопасности корпорации «Промгаз». Предполагалось, что электронные приборы в руках террористов могут стать инструментом для диверсий. Прецеденты были. На авиазаводе в Тулузе самодельный приборчик, вмонтированный, кстати, в корпус телефона, почти месяц сбивал юстировку приборов. История попала в прессу, и один журналист сравнил этот приборчик с топором, который Негоро подложил под компас корабля… Другой случай был гораздо более серьезным — аналог «топора Негоро» вызвал перебои в работе системы охраны тюрьмы особого назначения, что привело к групповому побегу террористов. Об этом пресса не узнала… Были и другие случаи. Поэтому СБ «Промгаза» установила жесткое правило: вся электроника изымается на входе в комплекс. Исключение составляли кардиостимуляторы — не вырезать же их из-под кожи. Некоторые из высокопоставленных приглашенных пытались возмущаться. Офицеры СБ были вежливы, но непреклонны. Особой привилегией пользовался один-единственный человек — Анатолий Борисович Рубайтис. После второго покушения, в котором ему вновь повезло — остался жив, он мог передвигаться только в инвалидной коляске. Осколок гранаты попал в позвоночник, и вся нижняя часть тела была парализована. Разумеется, коляска Рубайтиса была оборудована компьютером и различными электронными датчиками… Но его пропустили без досмотра.
На опушке рощи стоял огромный — четыре на семь метров — экран. На нем уже второй раз крутили документальный фильм, посвященный истории «Промгазсити». Закадровый голос известного (народного) артиста торжественно и проникновенно вещал:
— «Промгаз-сити» — уникальный, амбициозный, пафосный проект, воплощенный в жизнь энергией национальной корпорации «Промгаз». «Промгаз-сити» — это не только торжество современной архитектурной мысли, взметнувшейся в заоблачные — во всех смыслах! — высоты, но и неоспоримое свидетельство правильности того курса, которым движется наша национальная корпорация и наша страна. Осуществление таких грандиозных проектов — признак здоровой, быстроразвивающейся экономики… Напомним, что всего пять лет назад на месте «Промгаз-сити» стоял полуразвалившийся судостроительный заводишко. — На экране возникла черно-серая картинка: заводские корпуса с пустыми проемами окон… болтающаяся на одной створке половинка ворот, тощая собачонка у проходной… пустая водочная бутылка на столе под выцветшим вымпелом «Победитель соцсоревнования». — Так было всего пять лет назад! — продолжил диктор. — Вспомните: пять лет назад в обществе кипели жаркие споры: быть или не быть на берегах Невы и Охты комплексу «Промгаза»? Совковые ретрограды утверждали, что высотное здание испортит облик города. Экстремисты пытались сорвать строительство центра. Кликуши предрекали неуспех строительства… И вот он, наш «неуспех»! — Под музыку Глиэра камера показала Санкт-Петербург сверху, с большой высоты. Потом она стремительно спикировала вниз, скользнув мимо золоченого ангела на шпиле Петропавловского собора. Ангел изумленно вытаращил глаза. Бухнула пушка с Нарышкина бастиона. Камера зависла над невской водой. Вода искрилась под лучами яркого солнца. Ветер уносил прочь белое облачко порохового дыма. Камера быстро заскользила над водой, над руслом широкой и мощной реки в гранитных берегах. Панорамный экран позволял показать это очень эффектно… Башня уже присутствовала в кадре, но пока в виде нечеткого, не в фокусе, сверкающего силуэта где-то вдали. Камера скользнула под Троицким мостом, справа мелькнула решетка Летнего сада. Камера нырнула под Литейный мост, слева показались краснокирпичные стены модного отеля «Кресты». Движение камеры убыстрилось. Она стремительно проскочила пространство до того места, где Нева круто изгибается к югу, обогнала идущий вверх по течению крейсер «Аврора» и… во всем великолепии встала на экране Башня. Ослепительным голубым пламенем горели ее зеркальные стекла. Ее грани, выверенные компьютером, были совершенны… Из скрытых в зелени рощи динамиков неслась ликующая музыка. И голос диктора тоже ликовал: — Вот она, Башня «Промгаз-сити»! Башня с большой буквы, господа! Новая визитная карточка нашей национальной корпорации, нашего города, нашей страны! — Камера крупно показала одинокую чайку, парящую на фоне Башни. Диктор продолжил чуть менее пафосно: — Высота центральной Башни составляет триста девяносто шесть метров. На сегодняшний день она является самым высоким зданием в Европе. Основанием Башни служит бетонная плита объемом четырнадцать с половиной тысяч кубометров — самая большая в мире. Она занесена в книгу рекордов Гиннесса.
Люди, собравшиеся на шестьдесят девятом этаже, слушали информацию невнимательно или не слушали вовсе. Они относились к высшим слоям общества — политики, стальные, нефтяные и газовые магнаты, банкиры. Среди них терлись несколько модных в этом сезоне звезд шоу-бизнеса. Всем им было категорически наплевать на метры вертикали и кубометры объема. Их — избранных — было не так уж много, всего около шестисот человек. Все были знакомы если не лично, то заочно. Их лица практически не сходили с экранов ТВ, мелькали на страницах деловых и глянцевых журналов. А «Форбс» ежегодно считал их миллиарды… Им было плевать на метры и кубометры, но они не могли пропустить открытие Башни — главное светское-экономическое-политическое событие сезона. На котором должен присутствовать Сам!
«Платиновая» публика скучала. Скуку немного развеяли два события. Первое было плановым — на открытие Башни прибыл на своей новой яхте Абрамович. Огромная, длиной сто шестьдесят метров, «Eclipse» пришвартовалась у подножия Башни рядом с «Авророй». Ради прохода яхты специально развели мосты. Сверху было хорошо видно, что крейсер со всеми своими орудиями, трубами и мачтами по всем параметрам уступает яхте. Да и само название яхты[5] давало повод покаламбурить. БАБ подошел к Ходору и сказал: ну что, Миша? Затмил тебя Рома-то… Миша ответил на это: а вот хрена лысого! Конечно, у Ромки на яхте и вертолеты, и даже подводная лодка. Но — новодел! А у меня, блядь, настоящая «Аврора»! Она же, блядь, по Зимнему долбила! — Так она же не твоя, Мишенька, сказал БАБ, похахатывая. Ты же ее в аренду у флотских взял. — Сегодня — верно — не моя, а завтра я ее у адмиралов с потрохами выкуплю. Продадут — куда денутся?.. БАБ перевел разговор Шрёдеру. Друг Герхард долго хохотал и хлопал Ходора по спине.
Вторым событием, немного повеселившим «платиновую» публику, стала драка между двумя соперничающими музыкальными группами — девушки из группы «Силикон» сцепились с девушками из группы «Суки». «Суки» порвали «силиконовых», и снова стало скучно.
— Полная стоимость комплекса «Промгаз-сити» составила один миллиард семьсот пятьдесят миллионов долларов! — с ликованием в голосе рассказывал диктор… Вдруг экран погас… Стихла музыка… У лифтового ствола произошло какое-то движение. Директор-распорядитель торжественно объявил:
— Господа!.. Президент Российской Федерации. Выпятив грудь, почти по-строевому печатая шаг, из лифта вышел президент РФ. На лацкане пиджака президент нес значок с изображением березовой веточки — символом Великой Березовой революции. «Платиновая» публика зааплодировала.
Конечно, эстонские легионеры довольно скоро обнаружили «потайной ход», которым ушел террорист. Молодые и азартные хотели немедленно ринуться в погоню, но капрал, заместитель погибшего лейтенанта, запретил. Он решил, что нужно дождаться, пока приедет «К-9».[6] Спорить с ним не стали — два свежих трупа были наглядным примером того, какова цена риска. Да и о тех ребятах, что подорвались на фугасе, все отлично помнили… Позже спецы из аналитического отдела признают решение капрала ошибочным. Они, спецы, обратили внимание на то обстоятельство, что «отход скрывшегося террориста остался прикрывать террорист-смертник». И это обстоятельство навело аналитиков на мысль, что «скрывшийся террорист может быть важной фигурой в руководстве одной из террористических организаций. Предположительно, группы „Гёзы“». Капралу вкатили выговор. Среди своих он возмущался: задницы штабные. Видели бы они этого «террориста-смертника» — обычный русский пьяница со старой охотничьей двустволкой!.. Тем не менее на карьере капрала был поставлен крест.
Кинологи с собаками приехали только через сорок минут. За это время «террорист» успел перебраться на Выборгскую сторону.
«Боинг-767» компании «British Airwais» накренился и пошел на снижение. Он вошел в плотный слой облачности, накрывший почти всю Скандинавию и Балтийское море, вспорол его острым крылом и пронзил насквозь. Уолтер Флойд приник к иллюминатору. Внизу раскинулось серое море, а вдали уже показался огромный город и широкая, рассекающая город река. В заливе были рассыпаны рукотворные каменные острова — форты. Мистер Флойд, преуспевающий адвокат из Лондона, прилетал в Санкт-Петербург уже в четвертый раз. Последний раз был в октябре прошлого года. Флойд подумал, что непременно надо будет побывать здесь летом, в белые ночи. Он прочитал в Сети, что белые ночи в Санкт-Петербурге — это фантастика.
Через одиннадцать минут «Боинг» приземлился в аэропорту «Пулково-2». Мистер Флойд без проблем прошел таможенный и паспортный контроль — для граждан Евросоюза контроль проходил по упрощенной процедуре.
В Санкт-Петербург Уолтер Флойд прилетел по личным делам, но формальным предлогом была встреча с клиентом, предпринимателем из карельского города Сортавала. Поэтому завтра адвокату предстояла поездка на север, в Карелию. Ну а нынешнюю ночь Флойду предстояло провести в гостинице. Номер в пятизвездном отеле «Rasputin» был заказан заранее. Уолтер Флойд, холостяк тридцати трех лет, вспомнил, как в прошлый свой прилет провел ночь с двумя девицами. Он улыбнулся и подумал: нет, не сегодня. Вот когда полечу обратно, можно будет задержаться на денек-другой, покувыркаться с местными девками. Девки тут, что и говорить, лучшие в Европе. А прайс у них более чем приемлемый. Ночь с шестнадцатилетней русской красавицей стоит столько же, сколько полчаса со старой шлюхой с Репербана… В Сети Флойд видел предложения, в которых фигурировали десяти-, восьми— и даже пятилетние дети, но у Уолтера Флойда были — во-первых — определенные моральные запреты. А во-вторых, он не понимал, в чем же здесь кайф — его не возбуждало неоформившееся детское тело… (Флойд иногда думал: не ошибся ли он с очередностью? Может быть, «во-вторых» важнее, чем «во-первых»?) Так или иначе, но здесь, в России, можно все. Законы здесь не действуют. Поэтому сюда ездят оттягиваться извращенцы всех мастей со всей Европы и из Штатов тоже.
В зале прибытия Флойда встретил водитель — отель, разумеется, прислал за клиентом автомобиль. Спустя пять минут «Шевроле» уже мчался по шоссе в сторону города. Флойд сидел на заднем сиденье, смотрел в окно. Вдоль дороги стояли посты миротворческих сил, мелькали рекламные щиты. Водитель попытался завязать разговор на английском. Флойд ответил, что предпочитает общение на русском. Он начал изучать русский язык совсем недавно, его словарный запас очень невелик, и есть проблемы с произношением. Тем более для него важно иметь практику.
Водитель обрадованно закивал и сказал, что готов помочь. За деньги, подумал Флойд, за настоящие английские фунты, они тут все готовы «помочь»… Водитель говорил: русский язык, мистер Флойд, очень трудный… Да, кивнул Флойд, очень трудный. Он вспомнил, как кричал раненый на осеннем болоте под Сортавалой. Кочка, на которой его нашел Флойд, была красной от клюквы и от крови. Раненый лежал на боку и кричал на Флойда… На тот момент Флойд изучал русский всего полтора месяца и, конечно, ничего не понял. Он только предположил, что этот русский проклинает его… Позже выяснилось, что так оно и было.
Проехали мимо строящейся мечети. Флойд подумал, что полгода назад строительство только начиналось, а теперь вон — уже и минареты поднимаются… В «Таймс» Флойд прочитал, что эта мечеть могла бы стать самой большой в Европе, но в Москве приступили к строительству еще более грандиозного сооружения. И все-таки здешний комплекс — с парком, фонтанами и зданием исламского культурного центра, займет площадь в сорок с лишним акров.[7] Для того чтобы приступить к строительству, пришлось снести православную часовню (Флойд попробовал выговорить это чудовищное слово и, разумеется, не смог) и два жилых дома. Это вызвало экстремистские выступления со стороны русских националистов, и власти вынуждены были применить силу… Бойцы батальона «Степан Бандера» разогнали митинг. Говорили, что митингующих попросту расстреляли и передавили бульдозерами.
Флойд подумал: а мне-то какое до этого дело? Он вытащил из кармана телефон, вызвал Андрея. Андрей отозвался сразу: хай, Уолтер.
— Здравствуй, Андрей, — ответил Уолтер по-русски. — Я есть уже в Петербург.
— Отлично. Давно прилетел?
Флойд не знал значения слова «давно», но предположил, что это синоним вопроса «как?» или «когда?». Он подумал и ответил:
— Хорошо. Сегодня прилетел самолет.
— Отлично. Когда ты хочешь приступить?
Флойд не понял, что такое «приступить», и сказал об этом. Андрей спросил по-другому:
— Когда ты хочешь начать?
На этот раз Флойд понял, сказал: завтра.
— О`кей, — сказал Андрей, — завтра я приеду за тобой. Ты все там же — в отеле «Распутин»?
— Я жить в «Распутин», — подтвердил Флойд.
— Хорошо. В полдень тебя устроит?
— Я не понял.
— В двенадцать часов я приеду… хорошо?
— Хорошо, очень хорошо.
— Тогда до завтра.
— До завтра.
Флойд сложил и убрал телефон. Через сорок минут он был уже в номере отеля. Флойд дал на чай портье, запер за ним дверь и подошел к высокому окну. В его номере было три окна. Одно выходило на Неву, на старинную крепость, с которой, как прочитал Флойд в путеводителе, и начался три века назад этот город.
Уолтеру Д. Флойду было тридцать три года. Он был из тех, про кого говорят: человек, который сам себя сделал. И это действительно было так. В двадцать восемь у Уолтера уже была своя собственная адвокатская контора в Лондоне. А еще у него была хорошая репутация — а это, поверьте, дорогого стоит — и, соответственно, хорошая клиентура. Что в свою очередь приносит хороший доход… Покойный отец Уолтера считал, что главное в жизни мужчины — работа. Если ты будешь много и честно трудиться, то станешь достойным и уважаемым членом общества, говорил он сыну. Уолтер тоже считал, что нужно хорошо работать. Вот только «хорошо» он понимал иначе, чем его папаша. «Хорошо» по Уолтеру Флойду было синонимом слова «эффективно», что означало «прибыльно». Уолтер был твердо убежден, что работа — это всего лишь средство, возможность заработать, а заработанные деньги инвестировать в самый интересный и значительный проект из всех, что существуют во Вселенной. Он называется «Мистер Уолтер Д. Флойд»… В этот проект стоит вкладывать, стоит. Тем более что жизнь предлагает такой широкий выбор удовольствий, что ради этого не грех приложить усилия. И если для этого нужно прогнуться перед какими-то козлами, то я готов прогнуться перед козлами. Если для этого нужно лгать и клеветать, выгораживать преступника и топить невиновного, я буду лгать, выгораживать и топить. Если понадобится предать друга, мать или брата — я предам друга, мать и брата… Потому что проект «Мистер Уолтер Д. Флойд» — уникальный проект, а эгоизм — единственно разумное поведение человека. Все прочее — от лукавого. И когда кто-то (очередной козел!) начинает гнать про нравственность, долг, любовь к ближнему или прочую такую же хренотень, я уже все про него знаю. Он либо зомбированный официальной пропагандой дурак, либо сам оболванивает дураков… Свободный, сильный и умный человек в эту лажу не верит. Он верит в себя. И точно знает, что он имеет право брать от жизни все. Но!.. Для этого нужны деньги и определенные личные качества… Уолтер Флойд научился зарабатывать деньги. И развил в себе незаурядные личные качества. Он практически не употреблял спиртного и наркотиков, не курил, дважды в неделю посещал спортзал, один раз — бассейн и тир. Ежедневно пробегал не менее трех миль, а в выходной шесть. Он любил свое тело и именно поэтому не только холил его в сауне и на массажном столе, но и нагружал, нагружал, нагружал. В свои тридцать три года Уолтер был вынослив, подвижен и ловок, как матерый коммандос из знаменитой САС.[8]
Уолтер Флойд любил себя, секс, путешествия и охоту. Он побывал во многих странах, охотился на всех континентах, за исключением Антарктиды. Совсем недавно его мечтой была охота на мамонта. Он уже решил, что непременно осуществит мечту, сколько бы это ни стоило. Однако обещанный японцами клон реликта (узкоглазые специально купили у русских найденного на Ямале мамонтенка по имени Люба) оказался нежизнеспособным уродом, похожим на гигантскую свинью. Это было серьезным разочарованием. Однако вскоре Уолтер открыл для себя Россию и теперь стал ездить только сюда… И черт с ним, с мамонтом. Вот когда клонируют — посмотрим.
Вечером пятого апреля 2013 года Уолтер Флойд стоял у окна дорогого петербургского отеля и смотрел на Неву. Река мощно катила свои серые воды, а на противоположном берегу стояла старинная крепость. В прошлый приезд Уолтер побывал в крепости. Он любил такие места, любил мрачноватую ауру замков, монастырей, тюрем. Однако поход в Петропавловскую крепость его разочаровал — в ее равелинах разместились казино да кабаки со стриптизом. Там крутилась обычная международная сволота, сильно разбавленная сволотой кавказского происхождения… Какая тут, к черту, аура?
Уолтер перешел к другому окну. Номер был угловым, и это окно смотрело на восток. Уолтер Флойд отодвинул в сторону белоснежную шелковую маркизу. И увидел Башню. Башня была сильно похожа на лондонский «огурец», только втрое выше. Флойд подумал что гигантомания есть следствие комплекса неполноценности и напоминает стремление коротышки обуться в обувь на высоком каблуке… Впрочем, дело, видимо, как всегда, в деньгах. Кто-то — скорее всего местные власти (такие же козлы, как и у нас), были круто заинтересованы в том, чтобы этот член стоял здесь. Вот он и стоит… Бог с ними, Уолтер, не забивай себе голову. Твое ли это дело, Уолтер?
В дверь номера постучали:
— Ваш ужин, сэр.
Репортажи о презентации новой штаб-квартиры корпорации «Промгаз» в Санкт-Петербурге дали все российские и почти все зарубежные телеканалы. А принадлежащий корпорации телеканал «Промгаз медиа» организовал многочасовой телемарафон с прямой трансляцией. Шоу наблюдали несколько миллионов телезрителей.
…В ста шестидесяти километрах от Петербурга, на острове в северной части Ладожского озера, в старом доме сидели двое мужчин. На подоконнике стоял раскрытый автомобильный телевизор, светился десятидюймовый экран. Один из мужчин смотрел телевизор, второй чистил пистолет на столе, застеленном клеенкой. Шторы в неуютной комнате были плотно задернуты, потрескивали дрова в железной печурке.
Мужчина, который смотрел телевизор, произнес:
— Смотри-ка, Алексей, — твой брак показывают. Тот, что чистил пистолет, поднял голову. На экране «соньки» был Рубайтис. Он сидел в своей коляске и отвечал на вопрос шоумена, одного из трех ведущих шоу. Несколько секунд тот, кого назвали Алексеем, рассматривал Рубайтиса, потом сказал:
— Верно, оплошали… Но я тебе так скажу, Игорь Дмитрич: везучий он сильно. Фантастически везучий. Ведь гранату я положил аккурат в окно. В салоне в тот момент четверо было. Трое — насмерть, а этот вурдалак опять уцелел… Заговоренный он, что ли?
— Не бери в голову, Алексей, — отозвался первый.
— Да я и не беру, — ответил Алексей. Он быстро собрал АПС, вставил в рукоятку магазин и передернул затвор. Потом сунул пистолет в кожаную кобуру, поднялся с табурета и буркнул: — Выйду, покурю…
Ворон вышел на улицу. Он сел на ступеньку крыльца, вставил в тонкие губы сигарету, чиркнул колесиком «зиппо». Закурил и выдохнул дым. Уже смеркалось, вода и небо смыкались вдали и было невозможно определить, где кончается вода и начинаются небеса. Ворон подумал: рано Ладога стала вскрываться. Еще лет пять назад озеро в это время было во льду. А нынче вон — только отдельные льдины кое-где плавают… Тогда господа ученые спорили: есть потепление или нет его? Теперь вся эта наука говорит, что никто не мог предположить, что климат начнет меняться так быстро.
Из сумерек вышла крупная серая овчарка, вильнула хвостом и остановилась рядом. Ворон положил руку на загривок пса, потрепал.
Спустя минуту раздался звук открываемой двери, и на крыльцо вышел Седой. В правой руке Седого был коммуникатор. Ворон поднял голову.
— Через полчаса нужно быть на «точке», — сказал Седой. Ворон поднялся. Посмотрел вопросительно. Седой произнес: — Нужно принять Полковника.
Ворон бросил взгляд на часы и недовольно произнес:
— Не успеть… Любит Полковник сюрпризы.
— Давай не будем обсуждать действия Полковника, Алексей.
— Так точно. Не будем… Я возьму Братишку?
— Бери. Но посвящать его в подробности не надо. А теперь слушай инструкцию…
Через пять минут из бухты вышел катер, ходко пошел на север. Огней на катере не было, и вскоре он растворился в сумерках. Только звук двигателя разносился над водой.
Катер вернулся через полтора часа. Седой ждал его прибытия на причале в бухте. Катер обошел вокруг острова, посигналил фонариком. Седой — тоже фонариком — ответил. Только после этого катер вошел в бухту.
На малом ходу он подошел к причалу, заскрипели кранцы — старые автомобильные покрышки. На причал один за другим перебрались трое. Первым был Зоран — телохранитель Полковника. Было уже совсем темно, но Седой узнал его по манере косалапить. Зоран приблизился, спросил негромко:
— Как дела, друже Седой?
— Отлично, друже Зоран, — так же негромко ответил Седой. Мужчины обменялись рукопожатием. Левую руку Зоран держал в кармане куртки. Седой знал, что рука серба сжимает рукоятку пистолета.
Следом на доски причала выбрался Полковник. Он был в широком брезентовом дождевике с огромным капюшоном, в руке держал небольшой кейс. Полковник подошел, стиснул руку Седого, спросил:
— Как?
— Нормально. Хозяйство, я полагаю, посмотрим завтра, при свете дня?
— Завтра так завтра… А я вам человека привез, — Полковник кивнул на катер. — Распорядись, чтобы его накормили и устроили на отдых.
— Сделаем, — кивнул в ответ Седой. И спросил: — Слышал, Саша?
С катера мужской голос ответил:
— Организуем.
Седой произнес:
— Прошу вас, — и сделал приглашающий жест рукой.
Четверо мужчин двинулись по причалу к берегу. Первым шагал Зоран. Скрипели доски причала, плескалась мелкая волнишка.
Поднялись к домику, Ворон распахнул дверь. Разумеется, первым в помещение вошел Зоран.
Когда Полковник скинул свой капюшон, Седой ахнул:
— Павел Петрович! Да ты ли это?
— Я, Игорь Дмитрич, я… сильно изменился?
— Не то слово! Другое лицо… как же это?
— Обыкновенно, Игорь Дмитрич — пластическая хирургия… Есть основания полагать, что у «гестапо» появилось мое фото.
— Понятно, — произнес Седой. Он несколько раз кивнул. Потом добавил: — А глаза-то все те же.
Трое сели к столу, Зоран присел на кровать напротив двери. Ворон потянулся выключить телевизор, но Полковник остановил: пусть работает. Полюбуемся на национальную элиту.
На канале как раз было время новостей и показывали прибытие президента.
Седой спросил: чайку с дороги? Полковник ответил: с удовольствием.
Глядя на экран телевизора, Ворон произнес:
— Все суки собрались… Эх, накрыть бы весь гадючник одним ударом.
Полковник внимательно посмотрел на него:
— Заманчиво, товарищ Ворон. Вот только как это сделать?
Ворон ответил:
— А как одиннадцатого сентября в Нью-Йорке.
— Э-э! Теперь этот номер не пройдет — не дадут. Теперь все стали ученые. — На экране тем временем показалась «Eclipse». Полковник кивнул на экран и добавил: — Вон, у начальника Чукотки даже на яхте противоракетная система стоит.
— Да я так, мечтаю, — отозвался Ворон. Он поставил на стол кружки, сахар. Потом подошел к одноконфорочной газовой плитке и включил ее. Вспыхнуло пламя.
Полковник покосился на синие язычки пламени, усмехнулся и произнес:
— Промгаз: мечты сбудутся!
Ворон поставил на огонь старый эмалированный чайник.
— Ладно, — сказал Полковник, — про мечты потом, а сейчас расскажите, какие у вас новости.
Седой ответил:
— Да какие у нас новости? Сидим тут на камнях посреди озера без дела, как нерпа… Но — черт! — я все никак не могу привыкнуть к вашему новому лицу, Пал Петрович.
— Ничего… Зоран тоже сначала не мог. Потом привык.
Зоран покосился на Полковника, но ничего не сказал. Серб вообще был на редкость молчалив. Полковник рассказал Седому, что все родные Зорана мртви — погибли в Косово.
— Как нерпа, говоришь, на камнях? Без дела?.. Будет вам дело. Я ведь за этим и приехал.
Седой и Ворон переглянулись. На экране телевизора в очередной раз показывали, как девица из группы «Суки» зубами рвала бюстгальтер на «силиконовой» девушке… «Платиновая» публика подбадривала ее криками и аплодировала.
Вскипел чайник. Ворон налил всем чай. Размешивая в кружке сахарный песок, Полковник говорил:
— Будет вам дело… серьезное дело. Когда месяц назад я поставил вам задачу найти подходящий остров, я ведь имел в виду совершенно конкретную цель. Этот остров интересен нам не только как партизанская база, где можно прятать людей и долечивать раненых — таких мест по Северо-Западу немало… Остров интересен мне именно потому, что он расположен на большом водоеме. Фактически в море. — Полковник сделал глоток чаю и продолжил: — Нам нужно подготовить группу «морских» «Гёзов».
Ворон спросил:
— Задачи, которые будет решать группа?
Полковник внимательно посмотрел на Ворона и сказал:
— Диверсии в портах, военно-морских базах. Захват судов и сооружений в море. Пример — крупный танкер.
Полковник посмотрел на Седого… на Ворона. Он определенно ждал вопросов, но Седой и Ворон молчали.
— Для этого необходимо создать группу из десяти— двенадцати хорошо подготовленных бойцов. Очень хорошо подготовленных бойцов. Способных решать задачи высокого уровня сложности… Думаю, что командиром группы должен стать товарищ Ворон.
Ворон быстро вскинул глаза:
— Товарищ полковник, такие задачи, как правило, решают боевые пловцы. Конечно, погружаться с аквалангом приходилось, но… у меня нет опыта проведения подобных операций.
— Это не главное, — перебил Полковник. — Вы, Алексей Василич, — профессиональный диверсант. Опыт у вас огромный. Что касается специфики подводной работы, то такой специалист есть. Вот он как раз из настоящих «дельфинов».[9] В самые ближайшие дни прибудет сюда… В ближайшие же дни прибудут еще четверо, которые войдут в группу. Таким образом, пять человек уже есть. Это полгруппы. Кстати, можем назвать ее «Нерпа». Возражения есть? — Возражений не последовало. Полковник отхлебнул чаю, сказал: — Все люди должны быть не старше тридцати пяти, надежные, проверенные в деле… Есть у вас кандидаты в «нерпы»?
Седой ответил:
— Четверо есть… Как раз сейчас двое отправились в тренировочный рейд. Третий — Братишка — встречал вас вместе с Вороном. Плюс Плохиш.
— Плохиш? — с сомнением произнес Полковник. — Насчет Плохиша не уверен. Ладно, подумаем… Так или иначе мы набрали уже восемь человек. Вместе с товарищем Вороном — девять.
Седой сказал:
— Я могу стать десятым.
— Извини, Игорь Дмитрич… Извини, но мы с тобой не проходим по возрасту. Для работы, которой будут заниматься «нерпы», нужны молодые и здоровые.
Седой развел руками. Полковник сказал:
— Ты, Игорь Дмитрич, будешь натаскивать их по спецдисциплинам.
Седой кивнул, а Полковник спросил:
— Когда должны вернуться ваши двое?
— Теоретически завтра утром. Но думаю, что придут только к вечеру.
— Ничего, дождусь. С каждым из кандидатов в группу я буду общаться лично.
Седой тоже задал вопрос:
— А сроки, Пал Петрович? В какой срок нужно подготовить группу?
— Максимум три месяца.
Ворон сказал:
— Это нереально. При подготовке американских «тюленей» только базовый курс продолжается шестнадцать недель. А потом начинается основной — еще девятнадцать. В сумме это составит тридцать пять недель, около восьми месяцев… Три месяца — нереально.
— Нереально, — согласился Полковник. — Нереально… Но вам придется управиться за три месяца.
На экране телевизора президент РФ заверял европейское сообщество в том, что с политикой энергетического эгоизма покончено раз и навсегда. Ему аплодировали… Но пожиже, чем «сукам», которые порвали «силиконовых».
Над Северо-Западом России висела глухая ночь.
Полковник открыл ноутбук, приложил указательный палец к окошку на панели. На черном мониторе вспыхнул красная строка: «Введите код доступа». Полковник набрал пароль. Монитор осветил новое лицо Полковника.
Павлу Петровичу Сухову шел пятьдесят шестой год. Пять лет назад он вышел в отставку. В звании полковника Главного разведывательного управления ГШ ВС РФ. Всю жизнь он планировал и осуществлял специальные операции за границей. И даже во сне не мог представить себе, что настанет время, когда придется делать то же самое дома… Но оно настало. И вот уже два с лишним года Полковник жил на нелегальном положении. И даже с «чужим» лицом.
Как и почему это произошло, полковник Сухов — аналитик, разведчик и просто умный русский мужик — понимал очень хорошо. Давно уже хотел написать несколько статей, чтобы помочь разобраться другим — оболваненным массированной пропагандой, но все не хватало времени.
В ночь с пятого на шестое апреля 2013 года Полковник включил ноутбук и начал набрасывать черновик статьи:
За стенкой вскрикнул во сне Зоран, быстро заговорил по-сербски. Полковник устало откинулся на спинку стула, помассировал глаза и посмотрел на часы. Была половина пятого… Полковник поставил точку, выключил комп.
Глухая ночь висела над Северо-Западом, глухая.
Уйти ему удалось… но вот идти было некуда. Он зашел в какой-то дом на набережной. Поднялся на последний этаж, на чердак. Потревожил голубей. Подсвечивая себе подсевшим фонариком, осмотрелся. В углу увидел чье-то лежбище — матрац, кресло, пара ящиков, грязная куртка, кастрюля, консервные банки, свечной огарок. Вторгаться на чужую территорию не хотелось, но, судя по пыли и помету, покрывавшему «мебель», здесь давно никто не жил. Иван решил: пересижу тут до утра и уйду… И тут вдруг загрохотало, загремело, озарились слуховые окошки. Иван замер. Уже через секунду понял: фейерверк! Фейерверк в честь официального открытия небоскреба «Промгаз-сити». Он подошел к слуховому окошку. Оно было как раз на высоте глаз. Небо над Башней сверкало, вспыхивало всеми цветами спектра, переливалось.
Буйство огненных цветов продолжалось около получаса и завершилось весьма эффектно — над башней вспыхнул огромный голубоватый язык пламени — символ компании «Промгаз». Он держался в небе невероятно долго и казался почти настоящим. Он светился неживым газовым светом, заливал все вокруг…
Все стихло, стало темно.
Иван присел на ящик в углу. Вытащил сигарету. Собрался прикурить, и — обожгла мысль: как там Петрович? Иван вспомнил слова Петровича: я — стреляный воробей, разведу их на раз-два… Нет! Нет, не так он сказал. Он сказал: разведу их на айн-цвай-драй… Иван представил себе лицо Германа Петровича — лицо немолодого, пьющего мужчины. Представил его взгляд с прищуром — взгляд
Ай, Петрович, Петрович…
На чердаке Иван просидел до пяти часов. А потом спустился вниз и двинулся на север, к кольцевой. Он решил, что рванет в Карелию, к Слону… Больше было просто не к кому.
Когда Иван дошел до Кольцевой, небо посветлело, край его сделался синим, потом голубым. Со всех сторон лежал скучный, серый, однообразный пейзаж, но разглядеть детали было невозможно. В полумраке высились градирни, похожие на средневековые крепостные башни или увеличенные в тысячи раз шахматные ладьи.
В том месте, где он вышел к кольцевой, дорога пересекалась с небольшой речушкой. Иван не знал, как она называется. Он поднялся на мост. Мимо проехал автопоезд — полотно моста загудело, завибрировало под весом стального монстра. Иван ощущал вибрацию через подошвы ботинок.
Над горизонтом показался край солнца. Первые лучи упали на равнину. Пейзаж мгновенно преобразился. Иван осмотрелся и понял, что это не пейзаж. Это —
Иван обернулся и посмотрел назад. За спиной остался город. Солнце освещало его дома и, конечно, Башню. Башня сверкала, слепила и подавляла. Иван плюнул под ноги и зашагал к лесу. Он был уверен, что видит родной и чужой уже город в последний раз, что никогда больше он не вернется сюда.
По
Спустя два часа Иван достиг края леса. Он углубился в лес, сел на пенек под березой и снял рюкзак. После долгой ходьбы стало жарко, хотелось пить, но у него не было ни капли воды. Он выкурил сигарету, посидел минут пять, прислонившись к стволу, отдыхая, потом двинулся дальше. Вскоре нашел яму, наполненную водой. На поверхности плавал мелкий лесной сор. Иван нагнулся, руками расчистил «окно». Вода казалась черной. Он зачерпнул пригоршню, умыл лицо. Вода пахла лесом — прошлогодней опавшей листвой, хвоей и еще чем-то, что невозможно передать, а можно только почувствовать… Вода пахла так, что захватывало дух.
— Не пей, Иванушка, — сказал Иван сам себе, — козленочком станешь.
Он зачерпнул еще пригоршню воды и выпил ее.
Через час он вышел к железной дороге. На черных жирных шпалах лежали белые рельсы, блестели, убегали вдаль по линии «север — юг». Иван подумал: если мне повезет, то состав пойдет на север… в Карелию… к Слону.
Ему повезло — грузовой состав действительно шел на север, вез лес и щебенку в Финляндию. Ушлые финны уже давно сообразили, что нет никакой нужды увечить собственную природу — взрывать на щебенку финские скалы или пилить финский лес. Все это можно привозить из России.
Помощник машиниста издалека заметил шест с грязно-желтой тряпкой наверху. Он торчал посреди полотна как перст, тряпка слегка колыхалась на ветру.
— Что за черт? — произнес помощник, обращаясь к машинисту.
— Тормози, — процедил машинист сквозь зубы. Он водил поезда уже больше двадцати лет, насмотрелся всякого. Не задавая никаких вопросов, помощник кивнул.
Зашипел сжатый воздух, залязгали сцепки. Тяжелогруженый состав начал снижать ход. Локомотив остановился, не доехав полторы сотни метров до шеста с тряпкой.
Помощник сказал:
— Ну, я пойду… посмотрю, че это там за фигня такая.
— Сиди, дура, — отозвался машинист. — А если там заминировано?
— А? — произнес помощник растерянно.
— Хрен на! Сейчас доложим диспетчеру. Пусть вызывают саперов. А наше дело телячье — привязали и стой.
Помощник снова кивнул.
Саперов ждали почти два часа. Еще час они «колдовали» на дороге, но ничего не нашли. Составу дали зеленый свет. Локомотив прогудел, тронулся, увлекая за собой цепочку вагонов. Происшествие списали на обычное хулиганство.
На задней полуплатформе ехал «террорист». Он устроился вполне комфортно — руками выгреб яму в мелкой, как горох, щебенке и теперь лежал в ней, смотрел в небо.
Над ним проплывали облака.
Андрей приехал, как и обещал, к полудню. Он был на русском армейском джипе с рекламой своей фирмы на борту. Флойд поморщился, проворчал: зачем реклама?
— А что? — спросил Андрей.
— Ни к чему мне твоя реклама, — поморщился адвокат. Он говорил по-английски.
— Ерунда, — ответил Андрей тоже по-английски. — У меня легальный бизнес — никаких проблем.
Флойд ничего на это не ответил, промолчал. С одной стороны, Андрей безусловно прав… но с другой…
А Андрей покосился на адвоката с иронией и сказал:
— Какие проблемы, Уолтер? Россия, кажется, колония Евросоюза… так? А в колониях законы не действуют… Или я не прав?
Флойд улыбнулся. Андрей был ему симпатичен — свободный, раскованный, без комплексов и с чувством юмора. Отлично говорит по-английски… Флойду казалось, что они похожи.
— Отчасти ты, пожалуй, прав, — отозвался Флойд. Потом спросил: — Ты мое снаряжение привез?
— Конечно. — Андрей кивнул в сторону багажного отсека — Все там.
Флойд не поленился — проверил. Андрей со скептической улыбкой смотрел, как он перебирает содержимое баула.
— Ну что? — спросил он, когда англичанин закончил проверку и вжикнул молнией сумки. — Все в порядке?
— Да, — ответил Флойд. — И знаешь что?
— Что?
— Давай говорить по-русски.
— А давай.
— Как называется этот джип?
— Этот джип, мистер Флойд, называется «козел».
— Что такое «козел»?
Андрей перевел, Флойд рассмеялся.
Когда выехали за город, Флойд сам сел за руль. Конечно, управлять «козлом» после «Лендровера» было тяжеловато, но он быстро приноровился. И даже получал удовольствие от управления этим рычащим чудищем… Андрей расположился на пассажирском сиденье, достал плоскую фляжку… По машине разошелся запах водки. Флойд покосился на Андрея с неудовольствием. А Андрей подмигнул, налил водки в металлический колпачок-стаканчик и спросил адвоката: хочешь?
Флойд ответил: нет.
— А зря, — весело произнес Андрей. Он опрокинул содержимое стаканчика в рот, выдохнул и добавил: — Эх, хороша.
— Как ты ее пьешь? — недовольно спросил Флойд.
— С высоким патриотическим чувством, мистер, — ответил Андрей. Он достал пластмассовую коробку, открыл ее и показал Флойду содержимое — бутерброды с икрой: — Будешь?
Флойд ответил:
— Нет.
Андрей сказал:
— А я буду.
Он взял бутерброд с красной икрой, обильно намазанной поверх желтого масла, откусил кусок.
— Как ты это ешь? — поморщился Флойд. — Это же сплошной холестерин.
— А холестерин я выплевываю, — беспечно отозвался Андрей. Флойд не понял, но покачал головой. Андрей съел бутерброд, потер руки и сказал: — Размялись, однако… И, как у нас говорят, между первой и второй перерывчик небольшой.
Флойд только головой покачал. «Козел» ехал на север, в Карелию, в Сортавалу.
Мерно стучали колеса, изрядно пригревало солнце.
Над головой плыли легкие, похожие на перышки облака. Иван лежал в каменной яме, подложив под голову рюкзак. Незаметно для себя он задремал. А когда проснулся, состав стоял. Откуда-то доносилась музыка, слышались нетрезвые голоса. Некоторое время Иван прислушивался. Хотел получить какую-нибудь информацию о своем местонахождении. Но ничего не получил. Три нетрезвых голоса крыли какого-то Дауда Максудовича, который — «сука, чурка гребаная» — опять нагрел при расчете. Да еще пел Витас.
Иван выбрался из своей «берлоги». Все тело болело.
Иван подумал: да, не перина… Он глянул в щель в борту платформы. Оказалось, что состав стоит на запасных путях маленькой — всего несколько строений — станции, с обеих сторон лес, а на шпалах, сложенных в штабель у стрелки, сидят три нетрезвых мужичка. Перед ними расстелена газета, а на газете — пластиковая бутылка и пластиковые же стаканчики, котелок, да какая-то закуска. В стороне стоит «Урал» с коляской. Дешевый китайский приемник поет голосом Витаса шлягер «Девушка из Шанхая».
Идиллия, однако, подумал Иван. Он посмотрел на часы — восемь вечера. Значит, ехали около пяти часов. За это время поезд мог проехать и сорок километров, и двести… Некоторое время Иван размышлял: что делать? Потом решил пойти на разведку. Он слез с противоположной стороны состава, критически осмотрел себя: мятый, грязный… Провел рукой по лицу — щетина.
В общем, все «на уровне». Не хватает только перегара, но трое на штабеле этого не заметят.
Иван пролез под вагоном, направился к мужикам. Его увидели, замолчали… реалии последних лет приучили настороженно относиться к чужим.
— Здорово, мужики, — сказал Иван. Вразнобой ответили: здорово… Иван потер щетину. — Подскажите, мужики, куда попал-то я?
— А ты что? Ты откуда?
— Да я это… по пьяни чего-то не пойму, куда забурился. Слова «по пьяни» были мужикам близки и понятны.
Послужили паролем: свой.
— Эва! — сказал один. — Сам-то откуда приехал?
— А поп его маму знает. Бухали с корешами три дня… А может, больше. Не помню сейчас… А где это я?
— Кузнечное в пяти верстах. Догоняешь?
— Кузнечное?
— Ну.
— А где это?
— Да-а! Это ты, братан, сильно, видать, поквасил с корешами… Кузнечное, говорю, рядом. В пяти верстах. До Приозерска — двадцать. Ну, догнал?
Вот оно что, сообразил Иван, я недалеко от Приозерска… Все очень удачно получается. Пока.
Самый разговорчивый из мужиков спросил:
— Башка-то трещит?
— Ага, — ответил Иван, — трещит.
— Ну присядь. Плеснем пару капель.
— Спасибо, мужики.
— Рыжий, налей человеку.
Рыжий налил граммов пятьдесят. Подвинул котелок и сказал:
— Спирт у нас… чистый. Но если разводить, то получается говно. Так что лучше запей холодным чаем.
Иван кивнул, взял стаканчик, выпил махом. Сразу запил остывшим чаем из котелка.
— Закуси, — рыжий протянул кусок хлеба с луком.
Руки у Рыжего были грязные, с обломанными ногтями и черной каемкой под ними — руки человека, который зарабатывает на жизнь тяжелым трудом. Скорее всего, вкалывает на железной дороге. Иван благодарно кивнул, взял хлеб. Под внимательным взглядом трех пар глаз начал жевать.
— Сам-то откуда? — спросил разговорчивый.
Иван ответил с набитым ртом:
— Из Питкяранты.
— Э-э, куда тебя занесло! Это ж, считай, сто пятьдесят верст будет.
— Ага, — кивнул Иван. Про себя прикинул: значит, до Сортавалы километров сто плюс-минус. — Ага, занесли, понимаешь, черти.
Он прожевал бутерброд, вытащил из кармана сигареты, протянул пачку мужикам. Задымили.
— А как же домой добираться думаешь? — спросил Рыжий.
— Не знаю, — ответил Иван. — Может, вы чего подскажете?
— Э-э, брат. Что ж тут подскажешь? Тут трамвай, понимаешь, не ходит.
— Понимаю… а ежели поезд? — Иван кивнул на состав, на котором приехал.
— Не, не угадал… этот товарняк к чухонцам идет.
— Вот я попал, — произнес Иван, присаживаясь на корточки. — А может, подбросите? — Теперь Иван кивнул на мотоцикл.
Рыжий посмотрел на Ивана скептически.
— Я заплачу, — произнес Иван. — Деньги есть.
Он похлопал себя по карману. Рыжий почесал в затылке. Иван вытащил бумажник, раскрыл его, демонстрируя наличность. Рыжий улыбнулся и сказал:
— До Сортавалы подброшу. А дальше не могу — извини.
— Идет, — сказал Иван. Все складывалось на удивление хорошо.
Через полчаса он сидел в коляске мотоцикла. «Урал» катил по грунтовке.
До Сортавалы осталось километров двадцать, когда Флойд остановил машину и толкнул локтем задремавшего Андрея.
— Андрей, — сказал Флойд, — просыпайся. Тот сразу открыл глаза: что случилось?
— Ничего. Я пойду в лес.
— Погоди. А как же культурная программа? — удивился Андрей.
— Какая, к черту, культурная программа?
— Какая-какая? Традиционная: финская сауна, русская водка, русские девки. У меня все на мази… в смысле, все готово.
— Это потом, — поморщился Флойд. — Сейчас — на охоту.
Андрей помассировал ладонями лицо, потом внимательно посмотрел на англичанина. Сказал:
— Вот уж действительно: охота пуще неволи.
Флойд вытащил из внутреннего кармана куртки бумажник. Подумал: весь мир давно перешел на электронные деньги и только в России по старинке предпочитают наличные. Он отсчитал аванс, протянул Андрею… Андрей пересчитал, сказал: о’кей.
Флойд залез в багажный отсек, вжикнул молнией баула и достал из него камуфлированный рюкзак.
— Ни пуха ни пера, — сказал Андрей. Флойд уже знал, что на это пожелание положено отвечать: к черту… Флойд ответил: к черту! — пожал Андрею руку и двинулся в сторону леса.
Андрей посмотрел ему вслед, сплюнул и пробормотал:
— Вот ведь сволочь какая.
Движок «Урала» фыркнул раз, другой и замолчал. Мотоцикл по инерции скатился с горки, остановился в ложбинке под скалой. Сразу сделалось очень тихо.
— Что случилось? — спросил Иван.
Рыжий бодро ответил:
— Ща, командир. Ты не ссы. Ща все будет… я свою технику знаю, враз все налажу.
Рыжий слез с мотоцикла, Иван выбрался из коляски. Ноги затекли, да и вообще тело отзывалось болью. Особенно болела спина и плечо — по ним «прогулялась» дубинка эстонского «терминатора». Иван сделал несколько шагов в сторону — отлить. Когда вернулся, увидел, что Рыжий достает из кармана пластиковую бутылку.
— Э-э, Валера! Ты чего это?
— Давай-ка, Игореха, по каплюхе для сугрева.
— Куда тебе? Ты же и так кривой.
— Да не ссы. Я свою технику…
Рыжий достал складной стаканчик, налил спирту — эх, разбавить нечем! — выпил… задохнулся, на глазах выступили слезы.
— У-ух, вражина, — произнес он, когда к нему вернулась способность говорить. — Я, блин, свою технику, как два пальца. — Он протянул Ивану бутылку: — Будешь?
Иван взял бутылку, завернул пробку и сунул ее в карман.
— Ты чего? — оскорбился рыжий.
— А ничего. Нам же ехать надо. Доедем до Сортавалы — верну… Давай заводи свою шарманку.
Рыжий «заводил шарманку» минут двадцать. Потом сказал:
— Во блин! В бога, в душу, в мать! Непруха, брат.
— Что случилось?
— Да у нас же бензин кончился.
Иван выругался. Потом спросил:
— И что теперь?
— А ничего… теперь, брат, только пехом.
— А может, перехватим у кого пару литров?
— У кого? Здесь, брат, и днем-то почти не ездят. Сам видел — дорога почти пустая. А уж ночью и подавно. И уж никто не остановится. Кому же хочется головы лишиться?
Иван присел на борт коляски, достал сигареты и протянул пачку Рыжему. Закурили. С той стороны, откуда они приехали, донесся звук мотора.
— О! — сказал Иван, прислушиваясь. — Кажись, едет кто-то.
Звук приближался. Иван сказал:
— Сейчас попробуем раздобыть бензин.
— Да хрен там! — вяло отозвался Рыжий. — Никто здесь не остановится — проверено.
— А я попробую.
Навороченный УАЗ обдал светом фар, проехал мимо. На борту была размещена реклама. Иван успел прочитать только слово «Hunting».
— А я говорил, — буркнул Рыжий.
Иван выплюнул сигарету, спросил:
— Сколько еще осталось до Сортавалы?
— Километров шесть-семь.
Уолтер Флойд шел по карельскому лесу. Если бы сейчас его увидели его клиенты или сотрудники, то навряд ли они узнали бы адвоката. На нем был камуфляж от фирмы «Deerhunter» с бесшумным внешним слоем из микрофлиса, высокие шнурованные ботинки фирмы «Ваtes». На поясе висела кожаная кобура с пистолетом «парабеллум» и эсэсовский кинжал в ножнах. За спиной Флойда был экспедиционный ранец, а в правой руке — охотничий арбалет… Уолтер Флойд шел легко и бесшумно. Он направлялся на юго-восток, к берегу Ладожского озера. Согласно показаниям навигатора джипиэс, до берега было около двух километров.
Мистер Флойд чувствовал себя очень хорошо. На охоте он всегда чувствовал себя хорошо… На русской охоте особенно хорошо.
Иван шагал вдоль дороги. Дорога петляла между скал, ныряла вверх-вниз. Идти было трудно, но он шел. Шесть-семь километров — не расстояние. За полтора-два… ну пусть за два с половиной часа он все-таки доберется до Сортавалы, а там — Слон. Слоняра там. А уж Слон-то поможет, Слон обязательно поможет… Иван миновал еще один поворот, за деревьями справа мелькнула водная гладь — Ладога. Он прошел еще метров сто и увидел упавший на землю указатель. Подошел ближе и прочитал: «Сортавала 17 км». Он остановился и смачно выругался.
Было очевидно, что семнадцать километров ему не осилить. По крайней мере одним броском. Значит, необходим отдых. Иван двинулся прочь от дороги, в сторону озера. Вскоре нашел место для привала.
Добычу Флойд нашел довольно быстро. Оленей было двое. Они сидели у костра на берегу небольшого лесного озера, что-то варили в котелке. Надо полагать, рыбаки. Флойд… вернее, уже не Флойд, а Hunter[10] — под этим неоригинальным ником Флойд был известен в Сети, на сайте свободных охотников, — достал бинокль и внимательно рассмотрел оленей.
Олени ему понравились — молодые и трезвые. Второе обстоятельство здесь, в России, имеет особую ценность — здесь в любой день нетрезв каждый третий. А пьяный олень — не очень интересный олень. Хотя, конечно, и трезвые иногда ни на что не годятся.
…Охотник вспомнил свою первую охоту в России. Началось все с того, что он наткнулся на страничку Андрея в Сети. И подумал: а что, если?.. Он написал Андрею, тот ответил. Довольно прозрачно намекнул на «экзотическую» охоту. А Флойд уже кое-что слышал об «экзотических» охотах в России. На некоторых сайтах мелькала такая информация. Разумеется, анонимно… В большинстве случаев речь шла не об охоте как таковой, а об элементарном убийстве. Сопляки с прозвищами типа «Мясник Билл», «Людоед Пью», «Большой Нож» или «Свирепый Кастет» рассказывали, как они развлекались в России. Как правило, они ехали туда в качестве туристов. А уж там покупали нож или топорик и отправлялись на «подвиги». Редко в одиночку, чаще — стаей нападали на бомжей, на случайных прохожих, резали, рубили или просто забивали ногами и кастетами до смерти. «Подвиги» фиксировали на камеру, выкладывали в Сети… Флойд такую «охоту» не признавал, «мясников» презирал. В известном смысле это напоминало ему школьную забаву — «happy slapping».[11] А были еще и так называемые «факельщики». Они обливали жертву бензином и поджигали… В августе прошлого года Флойд прилетел в Санкт-Петербург, встретился с Андреем. Потолковали, Андрей объяснил условия, и уже на другой день Флойд вышел на свою первую охоту. В тот раз все началось так же — он выследил двух оленей. Это были молодые, крепкие, да еще и вооруженные охотничьими ружьями мужчины. С ними была собака. Флойд «сделал» всех, включая собаку. И сам чуть не погиб — один из оленей, которого Флойд посчитал убитым, оказался живым и выстрелил во Флойда. Промазал, хотя бил картечью с пяти метров. Флойд вкатил в него три пули из «парабеллума»… Впечатление та, первая охота оставила сильнейшее. Такого крутого драйва Флойд не испытывал даже когда охотился на тигра.
Через восьмикратный цейссовский бинокль с фтористыми стеклами Охотник рассмотрел оленей очень подробно. Он видел даже щетину на небритых лицах оленей. Один из них был курносый и совсем молодой — лет двадцать на вид. Второй — постарше, лет тридцати, с раскосыми восточными глазами. Охотник видел, как ходит вверх-вниз кадык старшего, когда, закидывая назад голову, он пьет пиво из бутылки. Жаль, что они без оружия, подумал Охотник. Было бы интересней, если бы как в тот, первый раз… Тем не менее Охотник решил взять этих оленей. Он убрал бинокль в наружный карман и двинулся в сторону костра. Вскоре подошел на расстояние около шестидесяти ярдов[12] — вполне подходящая дистанция для выстрела из профессионального блочного арбалета. Олени сидели у костра и ни о чем не подозревали. Одним движением рычага Охотник взвел тетиву арбалета и положил тридцатипятиграммовый фибергласовый болт[13] на направляющую. Закаленный наконечник болта хищно ощерился тремя стальными лезвиями. Извлечь такую стрелу из тела невозможно — можно только вырезать. А проникает она глубоко — острый наконечник легко раздвигает ребра, входит в тело более чем на полфута.[14] Флойд вспомнил кабана, которого он добыл, когда еще только начинал охотиться с арбалетом. Болт вошел кабану в подбрюшье по самое оперение. Зверь сел на задние ноги и закричал… Тогда Флойд еще не знал, что такое охота на двуногого зверя.
Охотник не пользовался новомодными «интеллектуальными» прицелами — что это за стрельба, когда за тебя почти все делает компьютер? Он предпочитал обычный электронно-коллиматорный прицел с лазерным дальномером. С ним без всяких тебе «интеллектов» можно весьма качественно стрелять в сумерках и по быстро движущейся цели. Охотник включил прицел, поднял арбалет к плечу. Он физически ощущал напряжение высокомодульного композитного лука. Несколько секунд Охотник решал, кто из оленей станет первым. Решил: курносый… Красная точка прицельной марки легла на плечо курносого парня. Повернув голову к своему товарищу, он, улыбаясь, что-то говорил. Охотник не собирался убивать сразу. С первой охоты утекло много воды. Тогда он очень быстро перебил людей и собаку… это слишком просто. С первой охоты утекло много крови, Охотник стал опытным, у него выработался свой стиль. Он понял, что гораздо интереснее поиграть с оленем. А для этого нужно
Охотник прикинул: ветра практически нет. Это значит, что стрела гарантированно попадет туда, куда нужно — в тире на дистанции пятьдесят ярдов он вгонял болт в кружок размером с золотой соверен… Охотник затаил дыхание, указательный палец плавно нажал на спуск. С еле слышным упругим шорохом распрямились плечи лука. Со скоростью триста десять футов в секунду болт начал свой короткий полет. Он бесшумно преодолел шестьдесят ярдов сумерек, пробил стеганый ватник под ключицей, пронзил человеческую плоть и глубоко вошел в сосну за спиной оленя. Олень вскрикнул, а Охотник удовлетворенно усмехнулся — прекрасный выстрел. Олень инстинктивно попытался вскочить, но, разумеется, не смог — болт пригвоздил его к сосне. Второй олень, вытаращив глаза, пялился на оперение болта.
Охотник стремительно взвел тетиву и положил новый болт. Ему требовалось не больше шести секунд, чтобы перезарядить арбалет, — результат длительных тренировок.
Место для привала Иван выбрал под скалой — она образовывала естественный козырек и создавала укрытие на случай дождя. В углублении под скалой еще сохранялись остатки снега. Видно, что здесь уже останавливались и до Ивана, — чернело кострище, вокруг него стояли несколько чурбаков. Небо затянуло низкими плотными облаками, как-то очень быстро опустились сумерки. Иван прикинул: с дороги это место не видно, можно развести костерок. Он собрал дровишки, чиркнул зажигалкой — вспыхнула береста, язычки огня побежали по сложенным в шалашик тонким сосновым веткам. Иван снял рюкзак и присел на чурбак. Пламя набирало силу, разрасталось, поднималось вверх, захватывало все больше пищи. Через две минуты костер уже давал тепло. И сразу стало как-то веселее… Иван закурил, спросил сам себя: что, Ваня, весело тебе? — Ага. — А вот веселиться-то у тебя нет никаких оснований. Положение у тебя, в сущности, говенное, дорогой товарищ. До сих пор тебе везло. Как нынче говорят, тупо везло. В данном случае абсолютно правильное определение: тупо… Тебе повезло на рынке… Повезло?! Как раз на рынке-то и начались все проблемы! Из-за этого деда-ветерана я вляпался по уши в говно… Не надо! Не надо валить на деда. Дед не заставлял тебя вписываться в схватку с «Терминатором». Сам влез, и не надо теперь искать виноватых… Ладно, давай думать, как жить дальше.
Итак, задача номер один: добраться до Сортавалы, до Слона. А это семнадцать километров. Как минимум, три с половиной часа пешего хода. Реально никак не меньше четырех, а учитывая необходимость привалов, нужно рассчитывать на все пять… А чтобы хорошо идти, нужны силы. Иван расстегнул клапан своего «рабочего» рюкзака. После одного случая, когда дежурство растянулось почти на двое суток, он стал носить с собой НЗ — пачку печенья, плитку шоколада, пару пакетиков чая, сигареты и спички. Он вытащил жестяную банку, в которой хранил НЗ, снял крышку, достал печенье.
Раненый закричал от боли, и второй олень наконец-то понял, что находится в опасности. Охотник ждал, какие шаги он предпримет. Олени ведут себя по-разному. Кто-то пытается убежать, кто-то — спрятаться, а бывают такие, кого просто парализует от страха. Это очень скучно. Идеальным вариантом была бы дуэль. То есть ситуация, когда олень достанет припрятанный ствол (Андрей говорил, что тут у многих есть оружие, — браконьерят потихонечку) и вступит в перестрелку… Однако в реальной жизни такого пока не происходило.
Охотник терпеливо ждал. Второй олень повел себя неразумно — он встал на колени рядом с раненым и попытался вырвать стрелу… Идиот! Охотник прицелился в раненого. На этот раз в сердце. Негромко хлопнула тетива, болт сорвался с направляющей. Через секунду он пробил грудину раненого, разорвал аорту, пробил лопатку и вонзился в сосну. Первый олень судорожно дернулся и замолчал. Второй не сразу понял, что произошло. А когда увидел оперение болта рядом со своей рукой, замер. Потом стремительно метнулся в темноту… Начал что-то понимать, подумал Охотник.
Он вновь зарядил арбалет и двинулся в сторону костра. Он шел легко и почти бесшумно. Взведенный арбалет нес вертикально, упирая приклад в согнутую в локте правую руку. Охотник шагал к костру, немного забирая в сторону. Спустя полторы минуты он был в семи метрах от костра. Он хорошо видел обоих оленей — курносого, насмерть прибитого к сосне, и второго — еще живого, но уже фактически мертвого. Он стоял в нескольких метрах от костра, прячась в тени, сжимал в руке маленький топорик и, кажется, готовился к схватке. Охотник одобрительно подумал: молодец… Молодец, но глупо. Твой топорик тебе не поможет. Смерть уже пришла за тобой… Несколько секунд Охотник наблюдал, как озирается мужественный, но глупый олень. Если бы он попытался убежать, то шанс — пусть и небольшой — у него был бы. А теперь… Охотник негромко окликнул: «Эй!..»
Олень замер, а Охотник повторил:
— Эй, ты, мужик!
Олень медленно повернул голову и наконец-то увидел убийцу.
— Беги! — приказал ему Охотник по-русски. — Беги. Это есть твой шанс.
Эту фразу он выучил одной из первых. Произнес ее относительно чисто… И по-английски добавил: хотя шансов у тебя нет.
Олень оскалил зубы, зло произнес:
— Ах ты, сука!
Слово «сука» Охотник понял.
— Беги! — уверенно повторил Охотник. Олень сделал шаг навстречу… сказал что-то. Охотник не понял, но догадался, что это никак не просьба о пощаде. Нетрудно догадаться. Олень сделал еще пару шагов. Теперь он был в свете костра, в азиатских глазах его читалась такая отчаянная решимость, что Охотник невольно остановился.
— Беги, — в третий раз произнес он, указывая арбалетом в сторону озера. Олень снова что-то произнес и замахнулся топориком. Охотник выругался по-русски и нажал на спуск. Стрела попала в горло, олень мгновенно уронил голову — наконечник перебил позвонки. Топорик вывалился из руки, упал на гранит, высек искру. Олень упал.
Охотник перешагнул через мертвеца, присел рядом с молодым, прибитым болтами к сосне, некоторое время сидел, смотрел на языки огня. Думал: ну вот и открыл сезон… Он улыбнулся и потрепал мертвеца по щеке.
Иван сидел у костра, жевал безвкусное печенье. Показалось, что кто-то кричит… Иван насторожился, прислушался, но ничего не услышал. Он подумал: кричали или показалось? А черт его знает. Может, кричали. А может, нет… Он сжевал все печенье, сунул руку в карман за сигаретами и вытащил бутылку со спиртом, которую реквизировал у Рыжего и забыл отдать. Подумал: Валера сейчас меня «ласковым матерным словом», поди, вспоминает… Он бросил бутылку в рюкзак, подумал: чайку бы сейчас. Чай есть, вода, то есть снег, есть, чайника нет… Взгляд упал на банку, в которой хранился НЗ. Вот и «чайник». Иван достал складной нож «Сталкер», прорезал два отверстия в боковинах банки и пропустил через них прутик. Потом зачерпнул в расщелине серого ноздреватого снега с хвоинками и пристроил «чайник» над костром.
Глядя, как языки огня лижут дно импровизированного котелка, со злой иронией подумал: ну что, Ваня, — жизнь, кажется, налаживается?
Охотник достал из кармана камуфляжа плоскую флягу, отвинтил колпачок и сделал маленький глоток виски: поздравляю с открытием нового сезона. Надеюсь, он будет удачным.
Он завернул колпачок фляги, убрал ее в карман. Теперь настало время подумать о ночлеге. Охотник поднялся с бревна и двинулся в сторону озера. Он шел неторопливо, наслаждался красотой этого замечательного края. Он ощущал себя сильным и свободным, молодым хищником, от одного присутствия которого трепещет все живое в лесу… Он вспомнил, как Андрей спросил: а как же культурная программа?.. Извини, дружище, у меня своя программа. Моралистам она покажется дикой, но именно она дает мне ощущение полноты жизни.
Охотник поднялся на вершину скалы. Отсюда открылся великолепный вид на Ладогу. Несколько минут Охотник любовался широким водным пространством и островами. Потом перевел взгляд на север… и увидел костер. Он достал бинокль, навел его на огонек вдали. Разглядел одинокого оленя у костра. Кажется, он тоже что-то варил на костре. Вполне возможно, что, как и те двое, он варит рыбный суп. Андрей называет такой суп «уха».
Охотник засек направление, убрал бинокль и спустился со скалы. До костра было около семисот ярдов.
Иван снял котелок с огня, поставил его на чурбан и бросил в кипящую воду два пакетика с чаем. Подумал: может, замастрячить пунш по рецепту Слона? А пунш Слон делал так: прогревал кружку и наливал полкружки очень крепкого чаю. Желательно с лимоном. И доливал доверху водкой… Пить это атомное пойло было почти невозможно. Сначала. А потом — ничего, многим даже нравилось. Иван достал из рюкзака бутылку со спиртом… и услышал тихий голос шамана в голове.
Охотник подошел на расстояние выстрела и рассматривал оленя. Собственно, он рассматривал не столько самого оленя, сколько его «бивак» — высматривал оружие. Но оружия и у этого оленя не было… Охотник снял с плеча арбалет. Пошел мелкий дождь.
Иван замер, а голос шамана сделался громче.
Охотник взвел арбалет.
Голос шамана быстро набирал силу, вибрировал, вибрировал… Иван бросил бутылку в рюкзак и застегнул его.
Охотник положил стрелу на направляющую, упер приклад арбалета в плечо. Он хорошо видел затылок оленя в прицеле… Жаль, что у этого оленя нет оружия. Но ничего, может, он не все инстинкты пропил, может, он хотя бы бегать умеет. Сейчас я его «пошевелю» и погоню в сторону озера. Охотник перенес прицел на рюкзак оленя.
Склонившись над рюкзаком, Иван незаметно осматривался, прислушивался. В лесу было очень тихо, не шевелился ни один лист. Еле слышно шуршал мелкий дождик. Надо уходить, думал Иван. Немедленно надо уходить отсюда. Он не понимал, что происходит и откуда исходит угроза. Иван взялся за лямки рюкзака… в это момент рюкзак сильно рвануло из рук. Иван ничего не понял, он инстинктивно прижал рюкзак к себе и только после этого разглядел пробившую рюкзак стрелу — с одной стороны наконечник, с другой наполовину ушедшее внутрь рюкзака оперение… Иван метнулся прочь от костра — в полумрак, в котором он не так виден. Он все делал автоматически, на уровне инстинкта… Шаман булькал горлом, скрежетал.
Охотник довольно усмехнулся: проворный малый и соображает быстро. Как будто почувствовал что… Охотник быстро перезарядил арбалет, двинулся вперед.
Иван скатился по склону, вскочил и побежал в сторону озера. Беги, олень, беги — ты бежишь туда, куда гонит тебя хищник.
Охотник нес взведенный арбалет «стволом» вверх, упирая приклад в локтевой сгиб. Композитный углеродный лук позволял часами держать арбалет взведенным без «усталости». Охотник отлично слышал оленя — тот хрустел ветками так, что нельзя не услышать. По звуку было понятно, что олень движется в сторону озера. Так все и было задумано: олень инстинктивно убегал в направлении, противоположном тому, откуда прилетела стрела… Беги, олень, беги. На берегу тебе деться некуда.
Иван остановился, укрылся за стволом раздвоенной сосны. Он тяжело дышал — так, как будто пробежал не триста метров, а километр. Колотилось сердце. И… было не по себе.
Только спустя секунд двадцать Иван заставил себя выглянуть в развилку между стволов. Лес казался пустым, безжизненным… Иван вглядывался и вслушивался в сумерки, но все было тихо. Если бы не стрела, торчащая из рюкзака, то можно было бы подумать, что это — бред, игра расшалившихся нервов. Иван посмотрел на рюкзак и потрогал пальцем наконечник. И больно уколол палец. Нет, это не бред. Не сон. И не галлюцинация. Это — реальность. Странная, сюрреалистическая, но все же реальность. Иван подумал: нужно уходить. Немедленно. Неважно куда. Просто — уходить отсюда. Он надел рюкзак на плечи… И тут подал голос шаман. А через несколько секунд в дерево ударила стрела. Она вонзилась рядом с головой Ивана, завибрировала.
Охотник шел за оленем. Он мог бы снять оленя чисто, одним выстрелом, но не стал этого делать. Пока поиграем, решил Охотник. Я выгоню его на берег. И там возьму.
Стрела камертонно — в унисон с голосом шамана — вибрировала. Иван снова побежал. Он прорвался сквозь густой ельник, выскочил на берег. Здесь, на каменистом, почти лишенном растительности берегу, он был как на ладони. И бежать некуда — дальше только вода… Иван присел за камнем, с тоской посмотрел назад, на лес… Шаман в голове бушевал, заходился… Сейчас выстрелит, подумал Иван. Спустя секунду стрела ударила в камень, высекла искры.
Иван уже не контролировал себя. Он вскочил, бросился бежать вдоль берега. Ему доводилось бывать под огнем. И это тоже было страшно. Страшно, но не так, как сейчас. Там все было понятно: война. Враги. И эти враги хотят тебя убить. Страшно, но понятно… А здесь творилось что-то невообразимое, что-то на грани чертовщины. И все происходило в полной тишине… если не считать стенаний шамана в голове. Все это было похоже на кошмарный сон. Но самое страшное заключалось в том, что это не было сном.
Иван пробежал около двухсот метров и уперся в скальную гряду. Шестиметровой отвесной стеной она перегородила путь к отступлению. Одно «крыло» уходило, насколько видит глаз, на берег, другое — в озеро. Бежать к лесу? Нельзя. Там — смерть… К озеру?
Иван бросил взгляд на озеро, на синюю воду с белыми пятнами льдин. Отделенный от берега широким проливом, лежал на воде небольшой островок — груда камней и низкая сосенка. До него было около двухсот метров ледяной ладожской воды. Иван принял решение и вошел в воду… Она обожгла ноги. Он вошел по грудь, вода перехватила дыхание. Иван стиснул зубы и поплыл.
Охотник с интересом смотрел на плывущего оленя. Думал: на сколько же тебя хватит? Температура воды около нуля. По Цельсию, разумеется… В ней еще льдины плавают! В такой воде человек может находиться три-четыре минуты. Максимум. Потом наступает переохлаждение. И — неизбежно — смерть. Охотник присел на камень и стал наблюдать за оленем. Было очевидно, что олень плывет к островку. Охотник заключил сам с собой пари, что не доплывет…
Тысячи ледяных игл впивались в тело. Доставали до костей. Иван плыл. Спустя минуту он уже почти ничего не чувствовал и даже не слышал шамана. Плыл. Намокшая одежда сковывала движения и тянула вниз. Спустя две минуты он не понимал, работает еще сердце или уже остановилось. Он плыл, он отталкивал мелкие льдины, стремился к островку — нагромождению каменных глыб, выступающих из воды. Он рвался изо всех сил, но спасительный островок почти не приближался. Мокрая одежда тянула вниз. Он понял, что не доплывет… Осознал это вдруг — четко и даже как-то равнодушно. Подумал о себе как о постороннем: не доплыть.
…Он уже глотал воду, когда уткнулся лицом в камень. Он ухватился за мокрый и скользкий гранит и вытащил, выбросил себя из воды, лег на камни.
Охотник на берегу удивленно покачал головой: доплыл… Ай да олень! Но все равно долго не проживет — без теплой сухой одежды он обречен. Охотник представил себя на месте оленя, и его аж передернуло… Охотник покачал головой, поднялся и пошел прочь… Прощай, олень.
Иван лег на камни. В первый момент они показались теплыми… Сил не было вовсе. И мыслей. Сил не было даже на то, чтобы оглянуться, бросить взгляд на берег.
Он не знал, сколько пролежал без движения. Может быть, три минуты, может — тридцать. Он приказал себе: вставай…
— Зачем?
— Вставай, иначе погибнешь…
С каким-то равнодушием он подумал: вставай не вставай, все равно погибнешь.
Превозмогая себя, Иван поднялся, снял рюкзак… Вдруг вспомнил, что в рюкзаке есть спирт. Негнущимися пальцами расстегнул клапан, вытащил бутылку. Сделал глоток, и его сразу вырвало смесью ладожской воды, печенья и спирта… Он приказал себе: пей! — и стал глотать спирт. Его колотило. Он стискивал зубами пластиковое горлышко, заталкивал в себя спирт, не ощущая ни крепости, ни отвратительного вкуса… Через пару минут (показалось, через час) он почувствовал идущее изнутри тепло. Через пять появилась способность соображать. Он хорошо понимал, что это тепло обманчиво. Нужен огонь. Непременно нужен огонь. Нужно снять с себя мокрое и развести огонь.
Он стащил с себя мокрую одежду, стал собирать плавник. Его было мало, но все же Иван собрал кучу разнокалиберных дровишек.
Сырой плавник не хотел загораться. Иван плеснул на него спиртом и все-таки запалил костерок. Огонь охватил дрова синеватыми щупальцами. Иван вытянул над огнем руки… Подумал: смешно, наверно, выглядит со стороны: голый мужик у костра на груде камней посреди Ладожского озера… Р-р-робинзон, бля!
Подумал — и пьяновато рассмеялся.
Катер шел в километре от берега, слегка покачивался на длинной волне. Черный, без ходовых огней, он был практически невидим. На штурвале стоял Ворон.
— Костер на берегу! — сказал вдруг Братишка.
— Где? — спросил Ворон.
— Думаю, что как раз там, где нам и надо, — аккурат, где сельга[15] в залив выходит, — ответил Братишка.
Ворон стал всматриваться, но ничего не увидел:
— Да где? Нет там ни хрена.
— Чуть левее смотрите — там остров.
— Верно, — отозвался Ворон, — теперь вижу — костер. — И одобрительно добавил: — Глазастый… А принеси-ка, Саша, бинокль.
Братишка нырнул в рубку и вернулся с биноклем, поднес его к глазам, покрутил колесико настройки. Спустя полминуты удивленно произнес:
— Да он там у костра… голый.
— Кто голый? — спросил Ворон.
— А черт тут разберешь… Похоже, Сайгон это.
— А Носик?
— А Носика не видать.
— Во дают, — буркнул Ворон. — Чего их на остров занесло? И где, интересно, курносый?
Ворон переложил штурвал вправо, катер послушно изменил курс, двинулся к острову. Ситуация Ворону не нравилась.
Костер разгорелся, начал давать реальное тепло. Иван впитывал его каждой клеточкой тела. Он пребывал в эйфории от выпитого спирта, своего спасения и — главное — от костра. Он наслаждался теплом и не отдавал себе отчет, что положение у него дрянь, — ров на этом острове практически нет. Их не хватит даже на то, чтобы высушить одежду. Еды у него тоже нет — не считать же едой одну-единственную шоколадку. Да и спирту осталось всего на несколько глотков.
Шли на запасном двигателе, на самых малых. Пятисильный «меркюри» работал почти бесшумно, шепотом. Когда подошли метров на триста, Ворон и вовсе заглушил двигатель. В полной тишине катер продолжал двигаться по инерции.
— Это не Сайгон, — произнес Братишка, опуская бинокль.
— Носик, что ли?
— Нет. Не Носик это.
— А кто?
— Не знаю. Мужик голый.
— Дай-ка бинокль, — Ворон протянул руку, Братишка вложил в нее бинокль. Ворон покрутил барабанчик настройки, всмотрелся и тихо чертыхнулся.
— Что будем делать? — спросил Братишка.
— Думать.
Иван не догадывался, что из сгустившихся сумерек за ним наблюдают две пары глаз. Он сидел, привалившись спиной к камню, и смотрел на огонь. Это было очень приятно — смотреть на огонь. Иван был уверен, что нет на свете ничего приятнее, чем смотреть на огонь и впитывать его тепло. Особенно если спина твоя надежно защищена каменной глыбой… А потом он услышал звук лодочного мотора и механически отметил: звук мотора. Лодка плывет… Он просто отметил этот факт и тут же забыл про него — плывет лодка и пусть себе плывет. Но спустя минуту звук приблизился, и он осознал, что лодка плывет к острову.
Обитый стальной полосой форштевень катера стукнулся о камень, с бака спрыгнул крепкий молодой мужчина в штормовке. Второй — постарше, остался стоять у штурвала.
— Господину Робинзону привет, — довольно развязно произнес пришелец.
— Здравствуйте, — ответил Иван. Он стоял у костра. Из одежды на нем была рубаха, повязанная вокруг пояса. В левой руке за спиной Иван сжимал свой пистолет. Впрочем, он не был уверен, что «дерринджер» сможет стрелять после того как побывал в воде.
Человек, который стоял за штурвалом, кивнул головой.
Иван прислушивался к себе, но шаман молчал.
— Проблемы? — спросил молодой.
— Есть маленько, — отозвался Иван.
— Маленько? — скептически спросил молодой. — Ну, если это называется «маленько», то я, в натуре, папа римский.
На это нужно было что-то отвечать. Иван улыбнулся через силу, сказал:
— Да я того… рыбачил. Приплыл сюда, на островок. А лодку не привязал… унесло ветром. Пытался догнать… вплавь… но не смог. Ветер был сильный, — Иван говорил и сам понимал, что звучит все это как-то неубедительно. Молодой, однако, внимательно слушал и даже кивал. Иван закончил свой рассказ вопросом — На берег перевезете?
— На берег-то? — Молодой обернулся к тому, что стоял на штурвале. — Перевезем Робинзона на берег, Василь Иваныч?
В действительности Ворона звали Алексеем Васильевичем, но, во-первых, использовать настоящее имя при посторонних было нежелательно, а во-вторых, настоящего имени-отчества Ворона Братишка не знал.
— Чего ж не перевезти? — отозвался Ворон. — Перевезем. — И — Ивану: — А вы что же — один здесь?
— Один.
— Одного-то без проблем перевезем.
— Вот спасибо… Я сейчас соберусь.
Иван быстро собрал одежду, подхватил рюкзак. Возбужденный, нетрезвый, он не замечал, что на него смотрят тяжело, с недоверием… Он залез на борт катера, прошел по палубе вдоль рубки, спрыгнул в кокпит и поставил рюкзак на банку.
— Спасибо, — сказал Иван. Он протянул руку, представился: — Меня зовут Иван.
Молодой оттолкнул катер, запрыгнул на нос. Катер закачался.
— Очень приятно, — ответил Ворон. — Василий Иваныч. — Он пожал протянутую руку и добавил: — Вы в рубку забирайтесь. Будем вас горячим чаем поить.
Молодой распахнул низенькую дверь, Иван, пригнувшись, скользнул внутрь рубки. Неярко светил аккумуляторный фонарь, освещал более чем скромный интерьер: два узких дивана буквой «Г», откидной столик, полка. Иван сел на диван. За дверью рубки негромко затарахтел мотор, катер начал разворачиваться. Вслед за Иваном вошел «Василий Иваныч» — Ворон. Сказал:
— Сейчас напоим вас горячим чаем. А то захвораете.
— Спасибо… мне бы какую одежонку.
— Вот с этим проблема. Тут, знаете ли, не бутик, — доброжелательно улыбнувшись, сказал Ворон. — Но кое-что найдем.
Он поднял крышку дивана-рундука, подал Ивану серое байковое одеяло. Иван завернулся в него. Одеяло кололось, но это было даже приятно. Откуда-то появился термос и металлическая кружка. Ворон налил в кружку темный горячий чай, по рубке распространился ароматный запах.
Иван посмотрел в маленький, размером с тарелку, иллюминатор, спросил:
— Куда мы сейчас плывем?
— А вам куда надо?
— Мне? Мне бы в Сортавалу… Можно в Сортавалу? Я заплачу.
— В Сортавалу-то? Можно. Чего ж нельзя? Вы пейте чай, пейте.
— Спасибо, — Иван взял кружку в руки. В рубку вошел и присел на краешек дивана молодой. Ворон спросил: — Так что с вами случилось?
Иван сделал глоток. Чай был крепкий и почти несладкий.
— Я рыбачил… Приплыл с берега на этот островок. А лодку унесло ветром. Ветер сильный был.
— Понятно, — кивнул головой Ворон. — Когда это было?
— Час назад… Или два.
— Ага, понятно, — Ворон снова кивнул головой. Потом сказал: — Давай, Петруха.
Братишка белозубо улыбнулся Ивану и ударил его в солнечное сплетение. Иван поперхнулся горячим чаем, потемнело в глазах. Братишка ударил ребром ладони по шее, и Иван потерял сознание.
— Свяжи его, Саша, — сказал Ворон. — И давай-ка тщательно посмотрим его шмотки — нет ли там какого сюрприза?
Иван открыл глаза. Тарахтел двигатель, катер слегка покачивался на волне. Иван лежал на полу рубки, а на диване сидел тот мужчина, что постарше. Молодого не было. Видимо, стоял на штурвале.
Иван попытался сесть и понял, что руки связаны за спиной.
— Ну как самочувствие, господин Робинзон? Самочувствие было хуже некуда — Ивана мутило.
Болело, кажется, все тело.
— Вы что же делаете? — буркнул Иван.
Ворон не ответил. А напротив, задал встречный вопрос:
— Откуда ты взялся, герой?
— Я говорил: на рыбалку приехал… Лодку унесло ветром.
— Не было! — сказал, глядя в глаза Ивану, Ворон. — Не было сегодня сильного ветра. Но даже если был, то был юго-восточный. Знаешь, что это значит?
— Что?
— А то, что унесенную ветром лодку непременно прибило бы к берегу. Мы осмотрели залив — нет там никакой лодки.
Несколько секунд Иван молчал. Потом спросил:
— И что?
— А то, что ты темнишь… А мы не очень любим тех, кто нам врет. И уж тем более не верим им.
— Да кто вы такие? Кто дал вам право людей вязать?
— Что касается права: право нам никто не давал — мы сами взяли. А кто мы такие, ты, я думаю, знаешь… Потому что кажется мне, что ты, дружок, не случайно здесь нарисовался.
Иван все-таки сел, прислонился к стене. Сразу увидел: на диване разложены его вещи. Отдельно на столике — документы, деньги, «дерринджер».
— Ну, — произнес Ворон. Его голос и интонации изменились. В них появилась скрытая угроза. — Сам расскажешь, или тебе помочь?
— Что рассказывать-то?
— Кто ты такой и как оказался здесь… Лысый прислал?
— Я не знаю никакого лысого.
— А мне говорили, что полковник Лысенко лично встречается с агентами, которые идут на внедрение.
Иван молчал.
— Молчишь, дружок? — голос Ворона вновь изменился. Теперь он просто источал угрозу. — Ты же отлично понимаешь, что мы запросто тебя разговорим. А может, просто выбросить тебя за борт? Ночь, до берега три километра. Никто не увидит, никто ничего не узнает. И даже труп твой никто никогда не найдет… Родные есть?
— Нет, — выдавил Иван.
— Это мы легко проверим… Ну, будешь отвечать?
— Я вам все сказал.
Не вставая с места, Ворон выбросил вперед ногу, ударил Ивана в живот. Ни закрыться, ни увернуться Иван не мог. Он скорчился от боли. Ворон распахнул дверцу и позвал:
— Саша.
В каюту заглянул молодой.
— Молчит, — сказал Ворон. — Не хочу я с ним возиться, время тратить… Давай-ка зафиксируй штурвал и помоги мне. Выбросим его за борт.
Братишка все понял. Он оскалился, произнес:
— От це дило!
Иван уже плохо соображал, понимал только, что его спасители обернулись врагами и сейчас его выбросят за борт. Он зарычал, бросился вперед, целя головой в живот Ворону. Ворон выставил колено. Иван налетел на колено, как на бревно. Толчком ладони Ворон отправил его назад. Братишка покачал головой, произнес: вот чума! — и пролез внутрь. Он протянул руку, чтобы схватить Ивана за плечо — Иван впился в руку зубами. Братишка вскрикнул, матерно выругался и ударил Ивана под ребра… С другой стороны добавил Ворон.
Подхватив под мышки, матерясь, Братишка вытащил Ивана в кокпит. Следом из каюты выбрался Ворон. Было темно, над водой стелился туман, катер заметно покачивался с борта на борт.
— Руку мне прокусил! — громко пожаловался Братишка.
— Ничего, до свадьбы заживет, — ответил Ворон.
Вдвоем Братишка и Ворон подняли слабо сопротивляющегося Ивана на ноги, подтащили к борту. Положили животом на планшир, схватили за связанные руки, за ноги, приподняли и перекинули через борт. Прямо перед глазами Ивана оказалась черная вода. Она быстро бежала вдоль борта, пенилась.
— Даю, сука, последний шанс! — прокричал Ворон над головой. — Колись, тварь: кто послал? Кто дал задание? Какое? Ну!
Иван молчал. Его окунули в воду. Непроизвольно он закричал. Рот мгновенно наполнился водой, а душа — ужасом.
Через три секунды его выдернули из-под воды. Братишка закричал прямо в ухо:
— Сука! Тварь! Быстро колись: какое задание тебе дали?
— Ни… ка… кого, — с трудом выдавил Иван. — Я из города сбежа… Его снова окунули в воду. На этот раз держали дольше… а может быть, ему так показалось. Его вынимали из воды, выкрикивали в ухо вопросы и снова окунали. Он почти потерял сознание, когда Ворон сказал:
— Ну, ладно, хватит. Придем на базу, будем решать, что с ним делать. — После паузы добавил: — С характером мужик-то.
Братишка отозвался:
— Он мне руку чуть не отгрыз, падла!
— Возьми в каюте аптечку.
Ивана вновь поместили в каюту и даже помогли закутаться в одеяло. Ворон собственноручно напоил его чаем. Руки, однако, не освободил.
Голый, избитый и обессилевший, Иван сидел на полу в углу крошечной каюты и плыл в неизвестность.
Спустя час катер подошел к острову. Обогнул его против часовой стрелки и встал напротив входа в бухту. Ворон посигналил фонариком. Из глубины бухты посигналили в ответ. В полной темноте, «на ощупь», катер осторожно вошел в бухту. Она имела форму подковы. Поросшие лесом концы подковы были высокими, скалистыми, а середина — низкой, галечной. К деревянному причалу, стоявшему на мощных бревнах, приткнулся гидроцикл. Наверху светилось окно.
Как только катер пришвартовался, мужской голос с берега окликнул:
— Кого черт принес?
Братишка ответил:
— Последний романтик Братишка и сопровождающие его лица… Принес не черт, а как раз наоборот — ангел трепетный.
Из темноты появился человек. Он был одет в камуфляж, под рукой стволом вниз нес короткий автомат с диском.
Братишка выпрыгнул на доски причала, закрепил на столбе носовой конец, потом кормовой. Тем временем из катера выбрался Ворон. Он подхватил рюкзак и связанную в узел одежду Ивана. Бросил Братишке: присмотри тут, — поскрипывая досками, пошел на берег, а Братишка остался. К нему подошел человек с автоматом — это был ППШ с обрезанным прикладом, присел на борт и спросил сигарету. Закурили.
— Не встретили?
— Нет, — скупо ответил Братишка.
— Понятно. А с рукой чего?
Вспыхивали огоньки сигарет, дым растворялся в воздухе бестелесными фантомами. Братишка отбросил щелчком сигарету. Он упала в воду и погасла. Братишка покосился на свою перевязанную руку и повернул голову к собеседнику:
— Ты, Плохиш, не много ли вопросов задаешь?
— Да я…
— А мне кажется — много… Был у нас тут один такой любознательный. Тоже все вопросы задавал. Ему раз объяснили, другой, а он не унимается. А потом знаешь, что с ним случилось?
— Ну?
— Хомут гну… Старшой приказал поставить его на якорь.
— На якорь? А это как?
— А это просто. К ноге привязали железяку и столкнули со скалы… Таков обычай нашего племени.
Плохиш выплюнул сигарету под ноги, поднялся и растер ее подошвой.
— Да ладно, — сказал он. — Я же просто спросил.
— Все, что тебе нужно знать, тебе скажут… Понял?
— Понял, — буркнул Плохиш и пошел к берегу. Братишка проводил его взглядом. Потом перевел глаза на строения на берегу, на освещенное окно.
Полковник и Седой сидели за столом, разглядывали документы Ивана и слушали Ворона:
— В общем, в точку встречи Сайгон и Носик не пришли. Это не есть здорово, но еще не караул. Крайний срок для них — завтра, шесть ноль-ноль… Настораживает вот что: этого деятеля, — Ворон кивнул на документы, — мы нашли на островке в двухстах метрах от точки рандеву. Он был голый. Одежда — мокрая. Переправлялся, похоже, вплавь. Врет, что рыбак, что приплыл на лодке. А лодку, дескать, унесло ветром.
— А могло унести? — спросил Полковник.
— Маловероятно, — сказал Ворон. — Весь день дул юго-восточный ветер… Мы наблюдали за ним почти час. Он нас не видел. Одновременно мы контролировали берег, но никого не засекли. Мы подошли, сняли его. Он был нетрезв и возбужден. К этому антуражу следует добавить рюкзачок, стрелой пробитый. Как говорится, картина маслом… Сначала просил доставить его на берег, потом попросил отвезти в Сортавалу.
Предлагал деньги… Я принял решение провести экспресс-допрос.
— И? — спросил Седой.
— Результат не получен.
— Как он держался? — спросил Седой.
— Хорошо держался… Братишке руку прокусил едва не до кости.
— Он понял, к кому попал? — спросил Полковник.
— Похоже, нет, — ответил Ворон. — У меня сложилось впечатление, что нет.
Полковник задумчиво повертел в руках стрелу, извлеченную из рюкзака.
— А по поводу вот этой штуки что говорит?
— Не спрашивали, — сказал Ворон. — Но можно предположить, что в наших краях снова объявился Охотник… Если же он агент «гестапо», то это, скорее всего, маскировка.
— Странная маскировка, — сказал Седой. — Не находите?
Ворон пожал плечами. А Полковник спросил:
— Маяков на нем, разумеется, не обнаружили?
Ворон сказал:
— Нет. Проверили качественно, прощупали швы на одежде и рюкзаке, распотрошили обувь, вскрыли часы и фонарик… нет ничего.
Полковник произнес:
— Странно все это… А вы сами что думаете?
— Думаю, что к нам он попал случайно.
— Обоснуйте.
— Не похож он на агента.
Седой хмыкнул и сказал:
— А Училка? Училка — скромная учительница литературы — была похожа на внедренного агента?
— Нет, не была похожа.
— А она сдала три группы — восемь человек.
Ворон ответил:
— И все равно: на операцию по внедрению это не похоже.
Полковник спросил:
— Почему?
— Потому, что в обстоятельствах, при которых объявился наш робинзон, действительно слишком много странного. Если бы это была разработка «гестапо», то, полагаю, они сумели бы предложить иную, более правдоподобную легенду.
Полковник сказал:
— По-всякому бывает. Меня учили, что иной раз нелепость ситуации может оказаться весьма убедительной. Потому что любой здравомыслящий человек именно так и будет рассуждать: это слишком непохоже на операцию противника — профессионалы, дескать, так не работают.
Ворон пожал плечами:
— Совершенно точно я могу сказать только одно: он не рыбак.
— Почему?
— Потому что его одежда, обувь и прочая «экипировка» совершенно не соответствуют рыбалке.
— Но если не рыбак, то кто он? — спросил Полковник. Ни Седой, ни Ворон не ответили. Полковник сказал: — Ладно, сам хочу на него посмотреть.
Ивану было жарко, очень жарко. Сердце колотилось о грудную клетку, рвалось вон. От внутреннего жара запеклись губы, кожа сделалась шершавой.
Скрипнула дверь каюты. Внутрь, пригнувшись, скользнул мужчина, направил в лицо фонарь. У Ивана не было сил заслониться от света. Он просто прикрыл веки. Мужчина сел напротив, несколько секунд рассматривал Ивана, потом показал медаль и спросил:
— Это ваша?
Иван не мог рассмотреть, что же такое ему показывают. Ответил:
— Нет… не мое.
— Откуда у вас медаль? — повторил вопрос незнакомец.
— Оттуда.
— Не хотите отвечать?
Иван промолчал. Полковник вышел из каюты, бросил Седому:
— Доктор ваш когда будет?
— Он здесь.
— Это хорошо… Организуйте «химию».
— Понял, — ответил Седой. — Сделаем.
В каюту вошел мужчина с дипломатом в руках. Глядя на Ивана, спросил:
— Это и есть наш пациент?
Седой кивнул.
— Это он Братишке руку прокусил?
Ворон буркнул:
— Да.
Мужчина присел рядом с Иваном, посмотрел внимательно и спросил:
— Как вы себя чувствуете?
Иван не ответил. Мужчина положил на стол свой дипломат, присел рядом с Иваном, пощупал пульс, потом дотронулся до лба Ивана. Сказал:
— Э-э, дорогие мои… нельзя сейчас с ним работать.
— Это почему? — недовольно произнес Ворон.
— Он болен. Температура у него не ниже тридцати восьми, пульс сумасшедший. От нашего зелья он запросто может того… окочуриться.
— Еще бы, — произнес Ворон. — Он «купался» в Ладоге. А вода-то ледяная.
— Понятно, — сказал Доктор. — По идее, его надо в больницу.
Седой ответил:
— Док, вы же понимаете…
— Понимаю.
Ворон спросил:
— Сколько времени вам нужно, чтобы поставить его на ноги?
— Неделя. Как минимум три-четыре дня. Иначе мы его убьем. Риск, во всяком случае, велик… А у вас срочно?
Седой задумчиво произнес:
— Черт его знает… Знать бы, кто он такой!
Доктор еще раз внимательно посмотрел на Ивана, потом на Седого и Ворона. Сказал:
— Можно вас на минутку?
Втроем Доктор, Седой и Ворон вышли из каюты. Ворон плотно прикрыл дверь.
— Что вы хотели сказать, док? — спросил Седой.
— Тут вот какое дело… если я правильно понял, вам нужно выяснить, кто этот человек. Так?
— Ну, в общем, так.
Доктор потер щетину на щеке и сказал:
— Я не знаю, кто этот человек, но лицо его мне знакомо… Я его где-то видел.
Седой и Ворон быстро переглянулись:
— А где вы его видели, Док?
— Не знаю… не могу сообразить.
— Твою мать! — сказал Ворон.
— Постарайтесь вспомнить, — сказал Седой.
Доктор сел на борт. Было очень тихо. Седой и Ворон молчали. Доктор сосредоточенно тер щетину.
— Нет, — признес он после долгой паузы, — нет, не могу сообразить.
— Хорошо. Попытайтесь вспомнить, когда вы его видели.
— У меня такое впечатление, что недавно.
Ворон снова выругался, а Седой сказал:
— Плохо.
Доктор спросил:
— Что, так серьезно?
— Хотел бы я сам это знать… Поскольку вам все равно придется присутствовать на допросе, объясню: ситуация такая: три дня назад двое наших отправились в учебный рейд по тылам. Вы их обоих знаете — Сайгон и Носик. — Доктор кивнул. — По плану мы должны были подобрать их сегодня утром, но утром они на «точку» не вышли. Ну ничего, обычное дело — не успели или сбились с маршрута. Бывает… Не вышли они и вечером. Зато на точке оказался вот этот господин. Что само по себе вызывает вопросы…
— Понимаю, — кивнул Доктор.
Ворон сказал:
— Это можно было бы списать на случайность, на совпадение… Но теперь выясняется, что вы его где-то видели. Недавно. Тоже совпадение? — Доктор пожал плечами, а Ворон сказал: — Я очень не люблю, когда совпадения нанизываются одно на другое.
Ворон замолчал. Он мог бы добавить, что два этих совпадения произошли в тот самый момент, когда на базе находится Полковник… но, разумеется, не сказал — о том, что на базе Полковник, знали четверо. Доктору знать об этом необязательно. «Кобра» охотилась за Полковником давно, за его голову обещали сто тысяч евро.
Седой сказал Ворону:
— Иди, займись подготовкой к эвакуации.
Доктор спросил:
— Мы что же — эвакуируемся?
— Мы — нет, — отрезал Седой. Он говорил об эвакуации Полковника. Ворон хорошо его понял, кивнул и ушел. Доктору Седой сказал: — А вы, Доктор, приготовьтесь к «химии».
— Вы все-таки хотите допросить его?
— Теперь у меня нет выбора, — ответил Седой.
— Мы его убьем.
— Повторяю: теперь, после того как масса всякого рода «совпадений» стала критической, у нас не осталось выбора, Доктор. Главное, чтобы он успел ответить на наши вопросы… Получится?
— Скорее всего, да.
— Тогда готовьтесь.
— Поднять его наверх?
— Да. Организуйте, пожалуйста, Доктор, но без меня не начинайте… Я подойду минут через десять — пятнадцать.
В пустом помещении без окон — старом финском каземате — Доктор повесил на крюк аккумуляторную «летучую мышь», принес три стула и свой дипломат.
Потом Доктор с Братишкой перенесли Ивана на берег. Несли на старом панцирном матрасе. Иван дышал тяжело, никакого интереса к своей участи не проявлял. Его посадили на стул, притянули ремнем к спинке. Ремень, стягивающий руки, сняли, но надели наручники. На ногу тоже надели наручник с цепью. На другом конце цепи был полуметровый кусок рельса. Братишка спросил, нужен ли он еще. Доктор ответил: нет, — и Братишка ушел, а Доктор достал из дипломата шприц и ампулу десятипроцентного раствора тиопенталнатрия, зарядил шприц. Осталось дождаться Седого и приступать. Доктор вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. Мертвенным, неживым светом заливала помещение «летучая мышь», освещала бетонные стены со следами опалубки. Шумно дышал пленный. Доктор сидел, курил, думал: вот ведь хрень какая! Мог ли когда-нибудь — десять, пять, да хотя бы два года назад… мог ли я представить себе, что буду сидеть в старом финском форте на острове в Ладожском озере и хладнокровно готовиться к умерщвлению человека? Не мог. Потому что — бред. Потому что так не бывает. Потому что невозможно. Но оказалось — бывает. Оказалось — возможно… Доктор, бывший хирург из районной больницы, сидел и курил, стряхивал пепел под ноги и смотрел на человека, которого он скоро должен будет умертвить.
Седой подошел к двери и постучал. Открыл Зоран. Он был бос, в джинсах и легком бронежилете, надетом на голое тело. Под мышками Зорана висели два пистолета. Седой подумал вдруг, что никогда не видел, чтобы Зоран улыбался.
Зоран ничего не спросил, заглянул к Полковнику, сказал: Седой, — и пропустил Седого. Седой вошел в каморку, которую занимал Полковник. Полковник сложил в стопку какие-то бумаги, предложил:
— Присаживайся, Игорь Дмитриевич.
— Благодарю, — Седой присел на табурет.
— Что — уже допросили Робинзона?
— Нет, — ответил Седой. — Но ситуация складывается не очень хорошая.
— Слушаю.
Седой быстро и точно обрисовал ситуацию. Завершил словами:
— Думаю, вам следует немедля покинуть остров.
После недолгого размышления Полковник согласился:
— Да, надо уходить. Катер готов?
— Через пару минут будут готовы оба катера и гидроцикл.
— Это еще зачем?
— Выпустим в качестве ложных целей.
— Толково, — одобрил Полковник и повернулся к Зорану: — Собираемся.
Седой проводил Полковника и поднялся в каземат.
Внутри было темно, и только в дальнем конце из-под стальной двери пробивалась полоска света. Подсвечивая себе фонариком, Седой шагал, и его шаги отдавались гулким эхом. Он подошел к двери, стукнул в нее кулаком. Дверь распахнулась. На пороге стоял Доктор.
— Вспомнил! — произнес Доктор возбужденно. — Я вспомнил.
— Что? — спросил Седой.
— Я вспомнил, где я его видел.
— И где же?
— В телевизоре… Вчера в телевизоре.
— Ну-ка, ну-ка, — произнес Седой. — Расскажите по порядку, Доктор.
— Вчера я ездил в Сортавалу. Ну, вы знаете зачем. — Седой кивнул. — Там зашел пообедать в кафешку. А в кафешке телевизор. Так вот — этого героя показывали в новостях. Сказали: террорист, убил эстонского эсэсмана на рынке. За него объявлено вознаграждение в размере десяти тысяч евро.
Седой выругался.
— В чем дело? — спросил Доктор.
— Извините, — ответил Седой.
В каземат вошел Ворон. Седой взял его под руку, отвел в сторону, пересказал слова Доктора.
Ворон тоже выругался и сказал:
— Да, пожалуй, прав Полковник — это операция внедрения.
— А может, как раз наоборот? — возразил Седой.
Доктор за спиной спросил:
— Ну что — начинаем?
Седой резко обернулся:
— Отбой, док…Теперь этот камрад нужен нам живым.
Доктор посмотрел на «камрада» — в свете китайской лампы лицо Ивана выглядело совершенно безжизненным… Впрочем, подумал Доктор, мы тоже выглядим не лучше.
На исходе ночи Ворон и Братишка вновь отправились на встречу с исчезнувшей двойкой. На точку вышли в заданное время. Около получаса дрейфовали неподалеку от берега. А потом глазастый Братишка обратил внимание на ворон, которые кружатся над лесом. Подошли. На разведку пошел Ворон. Спустя час вернулся, принес страшную весть: оба — Сайгон и Носик — убиты.
Иван бредил. В бреду разговаривал с отцом, с Лизой, Германом Петровичем… Он видел Жильца. И Терминатора. И Борю-в-Авторитете. Видел трехлепестковый наконечник стрелы, пробивший рюкзак… И черную, с пеной, воду, бегущую вдоль борта катера — воду, в которой его топили… Много чего видел он в горячечном своем бреду.
Рядом с Иваном почти постоянно кто-то находился — Братишка либо Плохиш, часто заходил Доктор. Двое суток Иван балансировал между жизнью и смертью, на третьи произошел перелом. Иван открыл глаза и увидел над собой серый бетонный потолок. Он смотрел на потолок и узнавал все пятна и трещинки на нем. Он не понимал, откуда это узнавание. Такое, подумал он, бывает во сне. Когда, например, тебе снится, что ты идешь по незнакомому городу, но все узнаёшь и всегда точно знаешь, что увидишь за следующим поворотом… Иван повернул голову налево. На ржавеньком крюке, торчавшем из стены, висел аккумуляторный фонарь с матовой лампой. Больше не было ничего. Он повернул голову направо и встретился взглядом с мужчиной. И этот мужчина тоже был знаком Ивану, но почему-то Иван не мог вспомнить, как его зовут.
Мужчина улыбнулся и произнес:
— Как вы себя чувствуете, Иван Сергеевич?
— Спасибо.
— А морсу хотите клюквенного?
— Хочу.
Доктор напоил Ивана морсом. Спустя пять минут Иван снова спал.
Он проснулся под вечер… В глухом помещении без окон определить время суток невозможно, но он понял, что вечер… В боксе никого не было. Светила лампа. Под лампой стояли два стула, на одном из них лежала раскрытая книга. Негромко гудела походная печка, с самодельной стойки свисала капельница. Иван сел на старой железной кровати. Кровать заскрипела. Он осторожно опустил ноги на бетонный пол. Пол был холодный. Иван взял в руки книгу. Шарль де Костер. «Легенда об Уленшпигеле». Иван встал на ноги и пошел к двери. Почему-то он был уверен, что дверь заперта. Так и оказалось. Иван вернулся на кровать.
Прозвучали шаги, лязгнул засов, в бокс к Ивану вошли двое мужчин, сели на стулья у кровати. Он не сразу их узнал. Сначала только вспомнил, что видел обоих и что с одним связаны какие-то неприятные — крайне неприятные — воспоминания.
— Здравствуйте, Иван Сергеевич, — сказал первый, седой и в очках.
И второй сказал: здравствуйте.
Иван услышал его голос и вспомнил, что это он топил его за бортом катера.
Иван буркнул:
— Здорово.
Второй — Иван вспомнил, что его зовут Василий Иванович, усмехнулся:
— Да ты не бычься, старший лейтенант. Так уж вышло.
— Как?
— А так. Ты оказался не в том месте не в то время.
— Времена не выбирают, — сказал Иван.
Седой сверкнул очками и произнес:
— В них живут… и умирают.[16]
Помолчали. Потом Седой сказал:
— Вы, как я понимаю, на нас некоторым образом сердиты… Это понятно. Но не совсем справедливо.
— Несправедливо?
— Не совсем… Ведь если бы вы сразу сказали, что на вас охотится «Кобра»…
— А с чего вы взяли, что на меня охотится «Кобра»?
— Ну-у… Вы, Иван Сергеич, за дураков нас держите?
— Нет.
— Тогда тем более странно, — сказал Седой. Он не стал говорить, что Ивана «раскрыли» практически случайно.
А Ворон произнес:
— Мы знаем, кто ты такой.
Последние слова можно было трактовать как угодно. Ворон пристально смотрел в глаза Ивана — хотел увидеть реакцию. Иван криво ухмыльнулся. Седой сказал:
— Сейчас мы проводим проверку.
— Проверку? — спросил Иван.
— Проверку обстоятельств, которые привели вас сюда. Не стану утверждать, что наши оперативные возможности очень велики, но… В общем, скажу так: на Северо-Западе есть немало людей, которые нам помогают.
Седой говорил правду. После обнаружения трупов Сайгона и Носика, по инициативе Седого, Полковник принял решение о глубокой оперативной проверке Ивана. Проверка проходила по нескольким направлениям, но положительный результат был получен только в одном месте — на Желтом рынке в Санкт-Петербурге.
Седой сказал:
— Мы провели проверку. Пока — предварительную… С положительным для вас, Иван Сергеевич, результатом.
Ворон вытащил из кармана сигареты, предложил Ивану. Ивану очень хотелось курить, но он отказался. Ворон пожал плечами, щелкнул зажигалкой и закурил. Иван спросил:
— А если бы результат был отрицательный?
— Это было бы очень плохо, — очень серьезно произнес Седой. После паузы добавил — Поймите, Иван Сергеич, мы вынуждены быть жесткими.
— А «мы» — это кто? — спросил Иван.
— А ты до сих пор не понял? — вопросом ответил Ворон. Иван, разумеется, уже догадался.
— «Александр Невский»? — спросил он. — Или «Гёзы»?
Седой сказал:
— Я отвечу на ваш вопрос так: сопротивление. Точка. Ру. Еще вопросы есть?
— Нет, — сказал Иван.
Под формальным предлогом (Доктор сказал: строгий постельный режим) Ивана по-прежнему держали в изоляции, в каземате. И, разумеется, допрашивали. Хотя, конечно, это называлось не допросом, а беседой.
Почти по-товарищески, под чаек с лимоном, Седой и Ворон работали с Иваном:
— Расскажите о себе, Иван Сергеич.
— Так что ж рассказать? Вы и так обо мне все уже знаете.
— Всего не знаем… Да и вообще — интересно, что человек сам о себе расскажет.
Иван попросил сигарету, закурил:
— Значит, так: родился в Ленинграде, в семьдесят восьмом. Мать — актриса, отец — инженер на Кировском… Окончил школу, поступил в Рязанское воздушно-десантное. Закончил в двухтысячном. Попросился в Чечню. ДШБ.[17] Старлей, командир взвода. Был ранен… награж ден. Тогда же чуть не загремел под трибунал. Уволился. А на гражданке… В общем, на гражданке чем только не занимался. Пробовал податься в бизнес — не мое. Полгода пахал телохранителем. Потом разбил «телу» рыло и ушел на вольные хлеба. Болтался, как в проруби говно. Женился. Развелся. Потом — Великая Березовая… Беспредел… Последний год пахал охранником в «Промгазе»… Все.
Иван сделал глоток чаю, спросил:
— Еще вопросы будут?
Вопросы, разумеется, были. Столько, что их задавали до вечера с перерывом на обед и ужин.
Номер части в Чечне? Кто был командиром батальона? А замом?
В каком подразделении «Промгаза» пахал? Кто рекомендовал?
Соседей своих по лестничной клетке знаешь? Назови поименно и опиши.
Что делал на рынке?
Почему ты убил эстонца? Почему вмешался?
А как же ты ушел с рынка, Иван Сергеич? Это же умудриться надо.
Что за человек Герман Петрович? Сын, говоришь, арестован? Проверим.
Адрес на Петроградской?
Иван назвал адрес. И сказал:
— У меня тоже есть вопрос.
Седой ответил:
— Слушаю.
— Я про Петровича… про Германа Петровича… Мне бы хотелось узнать: как он? Что он?.. Не арестован ли?
Седой и Ворон переглянулись. Седой сказал:
— Мы проверим.
Допрос продолжился.
А сосед, говоришь, стуканул в «гестапо»?
А где, говоришь, оставил «Ниву»? А набросай-ка, старший лейтенант, схемку. Наши люди посмотрят.
Где ты остановил поезд? А покажи-ка на карте.
Опиши этих мужиков, с которыми познакомился около Кузнечного. Как их звали, не помнишь?
В каком месте ты расстался с рыжим Валерой? Номер мотоцикла запомнил?
Как получилось, что ты остался жив после встречи с Охотником?
— Повезло, — пожал плечами Иван. — Он промазал.
— Три раза?
Иван пожал плечами.
— Странно… Странно это, Иван Сергеич.
— Что тут странного? Промазал. С каждым может случиться. Что он — не человек?
Седой потер подбородок, потом сказал:
— Он — не человек… Покажи, Василь Иваныч. Ворон кивнул, достал из кармана телефон. Раскрыл и включил. На дисплее появилось фото — мужчина, сидящий у дерева. Из груди мужчины торчали оперения двух стрел. Можно сказать, что он был просто прибит стрелами к стволу.
— Что это? — спросил Иван. По телу пробежал нехороший холодок.
— Ты смотри, смотри.
Ворон щелкал кнопочкой, менялись кадры. Когда он прощелкал всю «пленку», Седой сказал:
— Это наши товарищи. Сайгон и Носик. Они совершали пеший рейд по побережью… Их тела нашли неподалеку от того места, где мы сняли с острова тебя. Наши люди сначала увидели стайку орущих над деревьями ворон. Решили посмотреть… подошли. А там стая одичавших собак уже нацелилась позавтракать телами наших товарищей, отбитых, надо полагать, у этих самых ворон. Псов отогнали выстрелом из ракетницы, подошли — сидит Носик. Носик, блин, курносик… В нескольких метрах от него нашелся и Сайгон. Лицо уже успели поклевать.
Ворон сказал:
— Как видишь, они оба убиты из арбалета. Стрелы совершенно идентичны той, что ты принес в рюкзаке.
Отсюда вывод — их убил Охотник.
Иван спросил:
— Да кто же он такой?
— Убийца, — сказал Седой. — В этих краях объявился в прошлом году. В конце августа. В тот раз убил двоих охотничков из Петрозаводска. Собака с ними была. Так он и собаку… Второй раз он заявил о себе через месяц. Сразу пять трупов после себя оставил. В октябре опять труп. Потом — тихо. И уже решили, что — всё, ушел он из наших мест. А он опять появился.
Ворон сказал:
— Видно, зиму пережидал. Перезимовал — и на охоту. И стрелять, как видишь, не разучился. — Кивком головы Ворон указал на дисплей телефона. Там сидел прибитый болтами к дереву человек. — А в тебя, Иван Сергеич, он, как ты говоришь, стрелял трижды… но ты живой. Как же это получилось?
— Я не знаю… повезло. — Иван подумал: рассказать про шамана? Нельзя, не поверят или примут за сумасшедшего. — Повезло… просто повезло.
Проверка Ивана, которому Седой присвоил рабочий псевдоним Робинзон, продолжалась.
Братишка съездил в Петербург, нашел Иванову «Ниву». С машины был снят аккумулятор и, похоже, слит бензин, но стояла она точно там, где и обозначил ее Иван. Через своего человека в полиции Седой установил по номеру мотоцикла рыжего Валеру — того, что подвозил Ивана. С Валерой грамотно — под водочку и хорошую легенду — потолковали. Он полностью подтвердил рассказ Ивана. Так шаг за шагом подтверждалась легенда Робинзона.
А сам Иван быстро шел на поправку. Доктор удивлялся и докладывал Седому: железный организм… «Постельный режим» Ивану отменили, поселили в одной комнате с Доктором. В этой комнате было окно — узкое, похожее на амбразуру, чем она в действительности когда-то и являлась. Была полка с книгами и приемник. Иван справедливо предполагал, что Доктор приставлен к нему для контроля. Доктор держался нейтрально, называл Ивана «Робинзон» или «Робин», Иван Доктора — «Доктор».
Задумывался ли Иван о своем будущем? Конечно. Как всякий человек, он задумывался о своем будущем. Оно представлялось неопределенным. Иван отлично понимал, что находится на тайной базе Сопротивления, и никаких вопросов ни Доктору, ни Седому не задавал. Понимал: захотят что-то сказать — скажут… Он совершенно верно предположил, что его все еще проверяют. И какие выводы будут сделаны по результатам проверки — неизвестно. Он понимал, что по всем фактам своей биографии как нельзя лучше подходит для Сопротивления, и, возможно, в ближайшее время ему сделают предложение — «предложение, от которого нельзя отказаться». А возможно, они решат, что «казачок засланный», и придушат ночью без лишнего пафоса. Впрочем, могут расстрелять вполне пафосно и при свете дня: на острове они хозяева, бояться им некого.
Иван призадумался: а не покинуть ли это место скромно, по-английски? Понятно, что это не так-то просто. Но если включить соображалку, то, глядишь, что-нибудь и придумается. Иван стал прикидывать, что можно сделать. Это казалось тем более реально, что Доктор начал его «выгуливать». На прогулку он выводил Ивана с наступлением темноты. Иван полагал, что это делается для того, чтобы он поменьше видел и не пересекался с «коллегами». При этом один из «коллег» все время держался неподалеку. Демонстративно не выпускал автомат из рук. Постоянно крутилась рядом овчарка.
И все-таки Иван начал планировать побег… однако сложилось все по-другому.
Однажды вечером, когда Доктор с Иваном дышали воздухом, подошел Седой. Поздоровался, остановился. Дежурно поговорили о погоде, о потеплении. Потом Седой сказал Доктору:
— Мне бы, Доктор, перекинуться с товарищем Робинзоном парой слов.
Доктор отошел. Седой, глядя вслед Доктору, сказал:
— Может, присядем? — Он указал на грубую скамейку под кривой сосенкой. Присели.
— Иван Сергеич, — сказал Седой, — вы давеча спрашивали про Германа Петровича.
— Да… Вы с ним общались?
— Нет. Мы навели справки.
— Как он? — спросил Иван. — Он арестован?
— Нет, — сказал Седой.
— Ну слава богу.
— Он убит.
Несколько секунд Иван ошеломленно молчал, потом произнес:
— Как? Когда?
— В тот самый вечер. При штурме квартиры эстонскими эсэсманами. Он встретил их с оружием в руках. Убил офицера и одного из жильцов. Видимо, того, о котором вы говорили. Потом сам был застрелен… Вот так, Иван Сергеич.
Ивану хотелось закричать… На Седого… На Доктора… На овчарку… И на бойца с обрезом ППШ, что «гулял» поодаль… Вскочить и закричать зло, матерно. Он не вскочил. И не закричал. Он сжал кулак и стиснул зубы.
В этот момент в нем что-то переменилось.
На пятый день пребывания Ивана на острове Доктор куда-то уехал. Он сказал: меня не будет день-другой. Вы уж, Иван Сергеевич, воздержитесь от самостоятельных прогулок. Это означало: сиди в своей норе и носа не высовывай. Иван пожал плечами: воздержусь… И весь день пролежал на кровати, читал «Легенду об Уленшпигеле». Если Ивану нужно было в туалет, он стучал в стену. Тогда приходил Братишка. Он же приносил поесть. Бубнил при этом: вот ты мне чуть руку не отгрыз, а я тебя кормлю! Вот какой я человек золотой!
У Братишки были приблатненные манеры, но Иван заметил, что это манера поведения, а не внутренняя сущность.
Доктор вернулся в тот же день вечером. Был очень мрачный.
— Что-то случилось, Доктор? — спросил Иван.
— А?.. Ничего не случилось.
— А мне показалось… Доктор перебил:
— Не обращайте внимания.
— Ну, извините.
— Не извиняйтесь. Я, собственно… Впрочем, не стоит. И вообще, время прогулки.
Доктор и Иван вышли из каземата. Был поздний весенний вечер, солнце уже село, но еще догорал закат на западе, а на северо-востоке взошла луна. Нереально крупная, она висела над скалами, над вершинами сосен, заливала все бледным светом. Вода в озере лежала неподвижно. Иван и Доктор остановились на скале.
— Противно, — произнес вдруг Доктор. — Противно, когда видишь — вот негодяй, мразь, насильник… А сделать ничего не можешь.
— А почему не можешь-то? — спросил Иван.
— Мы… — Доктор осекся. Потом попросил: — Дайте и мне сигарету.
Иван дал. Щелкнул зажигалкой. Пламя осветило впалые щеки Доктора. Доктор прикурил, выдохнул дым. Сказал:
— Я вам сейчас скажу то, что, вообще-то, говорить не должен: мы не имеем права проводить операции в радиусе сорока километров от базы… понятно?
— Понятно, — кивнул Иван. — А он, негодяй этот, кто таков?
— Чеченец. Местный, так сказать, феодал. Он уже не первую девушку тут изнасиловал.
— Понятно, — сказал Иван. — Ваша знакомая?
— В каком-то смысле… Бывшая пациентка.
Иван потушил сигарету.
— А что, — спросил он, — наказать этого феодала никак нельзя?
— А как?
— Я не знаю. Но — вы-то! Вы — тайная вооруженная сила. И не можете казнить одного насильника?
Доктор сильно затянулся, произнес с болью:
— Чтоб он шею себе свернул на этом мотоцикле.
— Байкер? — спросил Иван.
— Гоняет на своем «Харлее», как черт. Джигит, блядь!
— Доктор выщелкнул недокуренную сигарету. — И ведь не разобьется никак!.. Вся надежда, что ингуши ему голову отрежут.
— А при чем здесь ингуши?
— Да у него был конфликт с местными ингушами. Они ему обещали голову отрезать.
— Очень интересно, — сказал Иван. — А расскажите-ка, Доктор, поподробнее.
— А чего рассказывать? Чеченец — феодал. Да он не один — целый клан. У них угодья, ферма, лесопилка. Как водится — торговля левой водкой, наркотой… Рабы.
— Рабы? — переспросил Иван.
— Рабы, — подтвердил Доктор. — У них это непременно. Поместье что твоя крепость, с властями все схвачено.
— А что ингуши?
— У ингушей тоже клан — шесть братьев их здесь обосновались. Бизнес большой: кафе, магазины, лесопилка, левая водка и, конечно, наркота…
Иван затянулся, спросил:
— У ингушей тоже рабы?
— А как же? У них у всех — рабы.
— Это точно, — процедил Иван. И замолчал. Стиснул зубы и замолчал.
— Значит, говоришь, рабы у них? — спросил Иван у Доктора.
— Рабы, — кивнул Доктор.
— Понятно… А что за конфликт у кавказцев между собой вышел?
— Толком и не знаю. Но конфликт был — точно. И абсолютно точно, что ингуши обещали отрезать голову чеченцу.
— А операцию, говоришь, нельзя?
— Не имеем права.
Седой сидел у себя, колдовал над картой — планировал учебную операцию. Когда раздался стук в дверь, он сложил карту. Сказал:
— Входите, не заперто, — обернулся к двери. Вошел Доктор, вслед за ним Робинзон. Седой удивился, но виду не показал, а сказал:
— Прошу. Проходите, присаживайтесь. Прошли, присели.
— Слушаю вас внимательнейше.
Доктор, определенно смущаясь, произнес:
— Тут вот какое дело, Игорь Дмитрич… Тут, понимаете, у Робинзона есть идея по поводу этого чеченского джигита.
— Идея? — прищурился Седой. — Плодотворная дебютная?
— Э-э…
— А откуда, дорогой мой Доктор, наш друг Робинзон вообще знает про этого джигита?
— Это я рассказал.
— Вы рассказали? Понятно. А что еще, Доктор, вы рассказали Робинзону?
Доктор порозовел. Он произнес:
— Дело в том, Игорь Дмитрич, что я, видите ли… Седой перебил:
— Оправдываться будете потом. Сейчас рассказывайте, что за идея.
Иван рассказал. Седой сказал:
— Идея интересная. Но надо посоветоваться с Вороном. Ворона на базе не было — уехал на встречу с членом организации в Петрозаводске. Этот человек уже довольно давно обхаживал одного полицейского. И, кажется, нашел возможность вербануть его. Седой дождался возвращения Ворона, рассказал про «идею» Ивана.
Ворон сказал:
— А что? Мысль неплохая. Считаю, что стоит сделать.
— А кто будет делать? — спросил Седой.
Ворон понял, что имеет в виду Седой. Он подумал и сказал:
— Считаю, что он и должен.
— А если…?
— Риск, конечно, есть, но…
— Ладно, давай оставим до утра.
Всю ночь Доктор не спал, ворочался, а утром собрался идти к Седому. Но, опередив его, Седой пришел сам. Доктор аккурат брился. Когда вошел Седой, он так и замер с намыленной щекой.
— Да вы уж добрейтесь, Доктор, — произнес Седой. Он присел к столу и подмигнул Ивану. Для Ивана это было полной неожиданностью.
Доктор быстро добрился, присел к столу.
— Ну что, орлы? — сказал Седой. — Мы тут потолковали с Вороном. Идея кажется разумной. И осуществимой… Давайте поговорим о деталях. Как, Иван, вы себе это представляете? И что необходимо для реализации?
Иван ответил:
— У меня вопрос.
— Да, слушаю.
— А я буду участвовать в операции?
— А как вы сами считаете?
— Я должен участвовать — моя идея.
— Однако! — сказал Седой. — Ишь ты как: «должен»… Решения здесь принимаю я… Вы участвуете.
Что-то вдруг шевельнулось в душе Ивана Петрова. Он как будто вновь ощутил себя старшим лейтенантом, командиром взвода ДШБ… И скоро идти на задание.
Седой спросил:
— Так что вам нужно для проведения операции?
— Напарник из местных и два-три дня для подготовки.
— Напарником с вами пойдет Братишка — он местный, все и всех тут знает. На подготовку дам вам неделю.
На следующий день, а точней — ночь, Ворон повез Братишку и Ивана в Сортавалу. Из бухты вышли около пяти часов. Ивану предложили подремать в каюте. Он понял: не хотят, чтобы видел лишнего. Это было нормально, это было правильно. Хотя, с другой стороны чего тут увидишь? Темень, туман, кругом вода, ориентиров нет. Ну да и хрен с ним — Иван лег на диван в каюте и задремал. Сколько времени спал — неизвестно, но когда разбудили, уже светало, а катер шел узким проливом со скалистыми берегами. Тоже, кстати, не ориентир. Весь северный берег Ладоги — сплошные шхеры и лабиринт проливов между сотнями островов.
Ворон высадил их в полусотне метров от берега, пожелал удачи и сразу ушел. В заколенниках добрели до голого каменного мыса. Здесь их ожидал мужчина на «Урале» с коляской и густо заляпанным номером. Братишка поздоровался с ним за руку, о чем-то пошептался. Потом сказал Ивану: поехали. Сели, поехали. Дорога — узкая грунтовка — петляла между скал и валунов. Минут десять катили лесом, потом мотоцикл остановился. Братишка слез, вновь о чем-то пошептался с водителем. Мотоциклист уехал, а Братишка и Иван пошли пешком. Шли тропинкой через сосновый лес. Через четверть часа вышли к узкой дороге.
Братишка сказал:
— Считай, пришли. Эта дорога ведет на фазенду Магомедова. До нее отсюда меньше километра.
Они двинулись вдоль дороги. Вскоре лес кончился, открылось усыпанное камнями поле. Посреди поля стоял довольно большой дом.
— Вот он, замок людоеда, — сказал Братишка.
Дом — двухэтажное краснокирпичное строение под нарядной зеленой крышей, с башенками, балконами и спутниковыми тарелками — был мало похож на замок людоеда. Он выглядел весело и нарядно. Но вокруг дома стояла мощная стена из серых бетонных блоков. В ней были стальные, покрашенные в черный цвет ворота.
До дома было около двухсот метров. Иван вытащил из кармана монокуляр шестикратного увеличения, поднес к глазам. Стали видны детали, недоступные глазу. Над стеной кольцами вилась колючая проволока, створки ворот скалились поверху шипами. Серая бетонная стена — грубая, утилитарная — сильно контрастировала с нарядным домом и делала его похожим на маленькую крепость. Впечатление усиливали разбросанные по полю камни. Это было похоже то ли на надолбы, то ли на зубы дракона… Действительно — замок людоеда!
Иван рассматривал «замок» несколько минут. Ничего представляющего интерес не высмотрел, собрался лезть на сосну и убрал монокуляр в карман… В этот момент со стороны «замка» раздался гул мотоцикла. Иван и Братишка переглянулись. Иван сказал: подождем… Братишка согласно кивнул.
Звук двигателя мотоцикла раздавался ровно и мощно, и даже дилетанту было бы понятно, что это вам не какой-нибудь «Восход», а настоящий зверь, мотомонстр — пожиратель дорог.
Спустя минуту разошлись в стороны половинки ворот, показался большой черный мотоцикл. Блестели на солнце хромированные детали, ярко горела фара. Верхом на монстре сидел широкоплечий мужчина в черной коже и черных очках. «Харлей» выкатился из ворот, замер на секунду, а потом рванулся вперед, как будто выброшенный катапультой. Стремительно набирая скорость, рыча двигателем, черный мотоцикл с черным мотоциклистом мчался по серому полю, усеянному «зубами дракона». Мотоциклист сидел в седле, как влитой. За ним вился серый прах.
Из ворот «фазенды» выехал черный «Гелендваген», покатил по полю вслед за мотоциклом. Ворота закрылись.
— Как, бляха-муха, Терминатор, — сказал Братишка, когда звук мотоцикла стих.
— Терминатор, говоришь? — переспросил Иван. — Ну-ну.
Лесом Братишка вывел Ивана к окраине Сортавалы. Здесь были огороды, стояли какие-то строения — сараи, гаражи. Братишка попросил Ивана подождать в лесу, а сам куда-то ушел. Сказал: пять минут. Его не было минут двадцать. Иван сидел среди камней и свечек можжевельника, ждал. Он уже начал тревожиться, когда Братишка вернулся. Сказал:
— Порядок, пойдем.
Братишка отпер дверь гаража. Бросил:
— Заходи, горемычный.
Иван вошел. Гараж был большой, просторный, сложенный из камней. Посередине стоял тот самый «Урал» с коляской, на котором они ездили утром.
— Добротная постройка, — похвалил Иван.
— Финская, — сказал Братишка, похлопав ладонью по стене. — Финики добротно строили. Когда наши Карелию заняли, или, если вам больше нравится, освободили, финны уходя сжигали что могли… Дерево — стропила, полы — сгорело, а камень не горит. Так вот: финны ушли — стены, или, как минимум, фундаменты — остались. А наши начали освободившиеся земли заселять. Понавезли народу со средней полосы, приказали: стройтесь. А фундаменты уже есть. Стали на них строиться… И стали эти дома гореть. А почему?
— Почему? — спросил Иван, осматриваясь. Свет в гараж проникал через маленькие окошки под крышей, тускло освещал верстак, полки с инструментом, диван в углу.
— А потому — поджигали финны.
— Это как? — удивился Иван. — Финнов, ты говоришь, не осталось.
— Верно. Днем. А ночью финн встал на лыжи, перешел границу, пришел на родное пепелище посмотреть. А там уже дом ненавистного русского коммуниста растет… Финн — хрясь об стену специально принесенную бутылку с керосином и спичкой — чирк. Гори, гори ясно, чтобы не погасло.
— Сильно, — сказал Иван.
— Ну а теперь по закону о реституции-проституции многие дома в Сортавале уже вернулись к прежним владельцам. В смысле, к наследникам прежних владельцев.
— Понятно, — Иван присел на грубо сколоченную табуретку. Братишка лег на диван. Иван спросил: — Гараж чей?
— Мой. И мотоцикл мой.
— Это хорошо… Значит, действуем так: я остаюсь здесь, ты идешь в город. Задача тебе понятна?
— Ага. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.
— Не можешь — откажись.
— Это почему же не смогу?
— Тогда не выпендривайся. Повторяю: нам нужны документы, бумажник или что-то в этом роде. В общем, узнаваемый «сувенир». Или ты его достанешь — или… В общем, без «сувенира» операция не имеет смысла.
— Достать-то я достану. Весь вопрос, сколько времени понадобится. Не боишься, что придется здесь дня три просидеть?
— Не боюсь. Иди.
— Я тебя, Робинзон, уж не обессудь, замкну снаружи. Братишка открыл ворота, выкатил мотоцикл. Потом побряцал замками и уехал, а Иван остался — человеку, объявленному в розыск, в городе лучше не появляться. Тем более если город маленький, провинциальный.
Иван запер ворота изнутри, лег на диван и стал смотреть на лучик света, в котором плясали пылинки… Терминатор, говоришь? Ну-ну… видали мы уже Терминаторов.
Часов через десять за воротами раздался звук мотора. Иван вскочил, бесшумно подошел к воротам, выглянул в щель, увидел Братишку. Братишка заглушил двигатель, слез с мотоцикла. Потом отпер замок, распахнул дверь. От Братишки за два метра разило пивом.
— Достал? — спросил Иван.
Братишка привалился плечом к косяку, ответил весело:
— Заяц трепаться не любит!
— Заходи, не маячь в дверях.
Братишка вошел, запустил руку в карман, вытащил черный полиэтиленовый пакет. Он все делал нарочито медленно — понимал, что Ивану не терпится увидеть «сувенир», и сознательно нагнетал… Иван молчал.
— Держи, — смилостивился Братишка.
Иван заглянул внутрь пакета — там лежал сотовый телефон.
— Ай, молодец, — сказал Иван. — Ай, какой же ты, Братишка, молодец.
Телефон неожиданно ожил, начал наигрывать восточную мелодию. Несколько секунд Братишка и Иван смотрели на него. Иван улыбнулся, а Братишка усмехнулся, бросил:
— Ну ты, блин, сияешь, как будто трахнул Синди Кроуфорд.
— На хрен мне Синди Кроуфорд? А ты там не засветился?
— Шутишь, начальник? Чисто взял.
— Это хорошо. А трос привез?
— Пятимиллиметровый. В коляске. Там же баллон с краской.
— Тогда поехали. Нечего кота за хвост тянуть. Мотоцикл они оставили в лесу, в километре от поля, усеянного «зубами дракона», пошли пешком. Еще утром Иван присмотрел подходящее для операции место. Участок дороги на длине около двухсот метров был почти прямой, на нем можно хорошо разогнаться, и мотоциклист — любитель быстрой езды — обязательно это сделает. Иван выбрал две сосны напротив друг друга, сказал:
— То, что доктор прописал. Натягиваем.
Братишка спросил:
— А на какой высоте?
— Детский сад, — сказал Иван почти весело. — Откуда вас таких Седой набрал?
— Образование, ваше благородие, я получал в университете «Кресты». Диплом ношу с собой — на плече. Показать?
— Не надо… От земли метр.
Вдвоем быстро натянули трос.
— А если он уже проехал? — спросил Братишка.
— Значит, будем ждать утра.
— А если утром первым поедет джип? Иван подергал трос, сказал:
— А если? А если?.. Можешь предложить что-то дельное?
— Да мне, вообще-то, по хуссейну. Просто хотелось бы, чтобы первым ехал байкер. Мне кажется, что так будет справедливо.
Иван опрыскал блестящий трос коричневой краской из баллончика. Отошел метров на двадцать, немного присел и осмотрел свою работу. Остался доволен. Вернувшись к Братишке, произнес:
— Даже если первым будет джип, то джигиты все равно догадаются, с какой целью этот трос здесь повесили. Последствия понятны?
— Чего ж не понять? Начнутся разборки… согласно, тэкскзть, закону гор.
— Точно. — Иван еще раз бросил взгляд на трос, потом подошел к сосне справа от дороги и положил «трофейный» телефон между корнями, рядом со свободным концом троса. Удовлетворенно сказал:
— Вот так.
Расположились в старом окопе — метрах в сорока от дороги. Редколесье позволяло довольно хорошо видеть дорогу. Оставалось только ждать. Прошел час. Потом другой. К вечеру изрядно похолодало, от дыхания шел пар. Время тянулось медленно. Единственным развлечением служил «трофейный» телефон — сначала он звонил довольно часто, потом звонки стали реже, а паузы между ними длиннее.
Звук мотора раздался когда уже решили: сегодня «джигит-терминатор» уже не приедет.
— Едет! — громко прошептал Братишка.
— Слышу, — отозвался Иван.
Рокот мотора стал ближе, громче, а через двадцать секунд за деревьями замелькал свет мотоциклетной фары, потом из-за поворота выскочил мотоцикл. На прямой джигит добавил газу. «Харлей» бросился вперед, как волк, атакующий жертву.
Иван и Братишка напряженно ждали, смотрели, как мелькает между стволами свет фары… Спустя несколько секунд раздался звук. Он был похож на удар огромного медиатора по басовой струне.
…Идрис Магомедов увидел трос в последний момент. На скорости восемьдесят километров в час разглядеть над дорогой «струну» толщиной пять миллиметров невозможно, но он все-таки увидел. Однако было уже поздно. «Струна» перерезала горло, рассекла позвонки. Обезглавленное тело по-прежнему сидело в седле, руки сжимали руль. Из перерубленной шеи били фонтаны крови. Мотоцикл ехал вперед, нес своего мертвого наездника. Голова болталась сзади.
На повороте мотоцикл ударился в камень, тело выбросило вперед. А мотоцикл развернуло боком, он упал. Силой инерции его потащило по земле. Летел в стороны сорванный с каменной подкладки мох, скрежетал металл, сыпались искры. Топливный шланг «Харлея» сорвало со штуцера, на мох хлынул бензин. Спустя секунду на мох упала искра.
Иван и Братишка не могли видеть того, что происходило на дороге — по крайней мере в подробностях. Они только услышали «струну» и последовавший за ним скрежет металла по камню… А потом увидели, как полыхнуло над дорогой. Это горящий бензин попал на свечку можжевельника. Пламя мгновенно охватило сухое дерево.
— Амбец джигиту, — пробормотал Братишка. — Уходим?
— Подождем, — ответил Иван. Он сидел, жевал прошлогоднюю былинку, смотрел на дорогу. Он ждал джип — хотелось убедиться, что все рассчитал правильно.
Иван ждал, но джипа все не было. Иван не мог знать, что на джипе, который обычно сопровождал Идриса, прокололи колесо и сейчас меняют его всего в двух километрах от места событий.
Прошло две минуты, а джипа все не было. Прошло еще три.
— Ладно, — сказал Иван, — пойдем посмотрим. Они осторожно подошли, остановились, не выходя на дорогу.
Свеча можжевельника пылала, потрескивала, тлел мох. «Харлей-Дэвидсон» лежал на левом боку. Его наездник сидел, привалившись спиной к камню.
Братишка вытаращил глаза, произнес:
— Е-о-ож твою! Он же без головы… Вот это нумер!
Иван бросил беглый взгляд на безголовый труп, потoм обернулся назад — не появился ли джип? Джипа не было. Да где же они? — раздраженно подумал Иван. Джип сопровождения в обязательном порядке входил в его план.
— А где голова-то? — спросил Братишка, озираясь… И увидел голову. Окровавленная, побитая, она стояла на верхушке муравейника. Братишка судорожно сглотнул.
Через несколько секунд из-за поворота показался свет фар «Гелендвагена». Иван удовлетворенно сказал:
— Ну наконец-то. Давай-ка, Саша, отойдем в сторонку…
Братишка кивнул.
За рулем «Гелендвагена» сидел Адам — старший из семьи Магомедовых. Когда он увидел горящий можжевельник у дороги, нехорошим предчувствием сжало сердце. Адам до упора вдавил педаль газа в пол — джип взревел табуном своих лошадей, рванулся вперед. За несколько секунд он преодолел двести метров и как вкопанный встал напротив пылающего можжевельника. Адам и Мовлади, племянник Адама, распахнули дверцы, выскочили наружу. Мовлади при этом прихватил АКМ.
Адам сразу увидел тело брата… И закричал. Ах, как он закричал!
Мовлади тоже увидел труп, испуганно вздрогнул. Он был молод — восемнадцать всего.
Еще не стемнело, но из-за яркого пламени «свечи» казалось, что уже темно в лесу. Лес зловеще молчал.
Трещал горящий можжевельник, ветер шевелил кроны, сидел, прислонившись к граниту, безголовый труп… По-звериному кричал чеченец.
А всего в трех десятках метров в лесу притаился тот, кто это сделал. Он смотрел на происходящее равнодушно. В нем не было ни злобы, ни злорадства. Он просто сделал то, что должен был сделать. То, что он считал справедливым.
Мовлади передернул затвор «калашникова», и Адам мгновенно отреагировал на этот звук. Еще бы — этот металлический лязг он слышал много лет почти что ежедневно. Правда, последние годы это случалось реже, но характерный этот звук нельзя забыть и ни с чем нельзя перепутать. Адам вырвал автомат из рук племянника, закричал гортанно и дал длинную очередь в сторону леса.
Срезанная пулей ветка упала на голову Ивану.
Адам стрелял пока не кончились патроны. Потом он бросил автомат на землю и двинулся к телу брата… И тогда зазвонил телефон. Оглушенные стрельбой чеченцы не услышали звонка. Но зато увидели мерцание дисплея между корнями сосны. Адам замер. Потом как зачарованный подошел к телефону.
— Все, — шепотом произнес Иван, — теперь можем уходить.
Адам поднял дорогой, в позолоченном корпусе телефон, несколько секунд смотрел на него. Потом нажал на кнопку… и услышал голос Исы Магомедова.
Под утро из ворот поместья чеченских Магомедовых выкатили четыре автомобиля. В них находились одиннадцать мужчин из клана Магомедовых. Первым катил пикап «Ниссан-Наваро». В кузове пикапа стоял на треноге «браунинг» калибром 12,7.
Глава клана ингушских Магомедовых — Иса Магомедов, жил в просторном новом доме на окраине Сортавалы. Четыре автомобиля с выключенными фарами проехали по темным улицам спящего городка. Три из них остановились довольно далеко от дома Магомедова, и только пикап «Наваро» подъехал ближе и встал в пятидесяти метрах от входа. Адам Магомедов залез в кузов пикапа, заправил в лентоприемник конец ленты на сто патронов. Была темная ночь. На небе сверкали тысячи звезд. Девять мужчин с оружием в руках двинулись в сторону дома, охватили его с трех сторон.
Магомедов навел ствол пулемета на белого мраморного льва, который стоял на постаменте у входа в дом. Где-то на улице завыла собака. Адам Магомедов стиснул зубы и нажал на гашетку. Ствол «браунинга» полыхнул огнем, голова льва разлетелась на куски. Адам прошелся по фасаду дома и сосредоточил огонь на двери. Чуть позже с трех сторон заговорили автоматы, ахнул ручной гранатомет. Стрельба продолжалась около минуты. Потом чеченцы вошли в дом и убили всех, кто там находился, включая детей, женщин и двух собак. Старший Магомедов был уже мертв. Его тело нашли в холле первого этажа. Иса Магомедов сжимал в руках «калашников». Ему отрубили голову и поехали к следующему брату…
Когда раздалась пулеметная стрельба, Робинзон и Братишка были уже на борту катера. Катер двигался к выходу из шхеры. Иван сидел на корме и слушал звук перестрелки.
Утром он проспал долго. Когда проснулся, солнце было уже высоко. Навскидку прикинул: около десяти часов, одиннадцатый. Иван сел, сразу увидел записку на столе: «Тов. Р., как проснетесь, загляните, пожалуйста, ко мне. С.». Иван оделся, умылся, побрился, постучал в стенку. Через полминуты пришел Братишка: чего стучишь?
— Мне нужно к Седому. Вызывает.
— Так иди.
— А как же..?
Братишка ощерил стальные зубы, произнес:
— А тебя, брателло, перевели на бесконвойный режим.
— Поздравляю, — сказал Седой, когда Иван вошел в его «кабинет». — Операцию вы провели блестяще. Можно сказать, по учебнику.
Иван не знал, как ответить, поэтому просто пожал плечами.
— Присядьте, — сказал Седой. Иван сел на табуретку. — Иван Сергеич, нам нужно поговорить.
— Я готов.
— Иван Сергеич, я хочу сделать вам серьезное предложение… Вы, наверно, догадываетесь, какое?
— Догадываюсь.
— Очень хорошо… И что же вы мне скажете?
— Прежде я хочу задать вопрос.
— Слушаю вас.
— А почему «Гёзы»?
Седой улыбнулся.
— Да, в общем-то, случайно получилось. Дело было так: когда организация еще только-только формировалась, в одной передачке Березовский высказался о нас следующим образом: шпана, деклассированные элементы, голодранцы… А Полковник в тот момент как раз перечитывал «Легенду об Уленшпигеле». Это одна из его любимых книг. А там, если вы помните, фламандские борцы с испанским владычеством называют себя «гёзы», что означает нищие… Полковник услышал Березовского и сказал: «Прекрасно! Значит — „Гёзы“»!
Иван подумал: каким, однако, причудливым образом пересеклись Шарль де Костер и БАБ.
Седой сказал:
— А ведь вы мне не ответили.
— Извините… Разумеется, да.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ,
ОСОБЕННАЯ[18]
Северная Атлантика, платформа «Голиаф»
Вертолет заложил вираж. Земля осталась позади, внизу раскинулся океан. Он был насыщенного стального цвета. С севера катились длинные-длинные и совершенно одинаковые валы. А за ними, как погонщики за стадом, двигались айсберги. Солнце висело очень низко, касалось нижним краем горизонта. Частный «S-92» рубил лопастями воздух, шел на северо-восток. В комфортабельном, изготовленном по индивидуальному проекту салоне сидели двое — госсекретарь Соединенных Штатов Америки Каролина Хамилтон и Джозеф Апфель, помощник мистера S.D. Помощник, наклонившись к госсекретарю, давал пояснения:
— Именно здесь погиб «Титаник». Причем это произошло сто один год назад — в апреле тысяча девятьсот двенадцатого года.
Мисс Хамилтон кивала и улыбалась. У Апфеля она вызывала ассоциации с предыдущим госсекретарем, сучкой Прайс. Да что там ассоциации? Мало того, что обе тварюшки были темнокожими, так они даже внешне были похожи. Иногда у Апфеля возникала мысль: Каролина — это реинкарнированная и прошедшая омоложение Кондолиза. Каролина, как и Конди, выглядела маленькой ручной обезьянкой — милой, дружелюбной… способной мгновенно броситься вперед, вцепиться в лицо, откусить нос, вырвать кадык… А что? Эта тварь запросто откусит нос, выплюнет его и будет так же мило улыбаться. Помощник не считал себя расистом, но черных недолюбливал, а эту сучку Прайс просто ненавидел. Доброжелатель из Госдепа как-то передал ему слова Кондолизы о нем: «Старый онанист с перхотью». Эта тварь сказала про него «старый онанист». С перхотью!.. Да, у него есть проблемы с перхотью. С детства. Никакие средства не помогали. Самые знаменитые светила не смогли помочь. Но ведь в этом нет его вины. А Конди, сучка такая, сказала о нем: онанист с перхотью… Два года назад ее убили на частной вилле в Майами. Кондолиза погибла от руки своей любовницы. Впрочем, определить пол этого
Джозеф посмотрел на миниатюрный рот Каролины, накрашенный лиловой помадой, и подумал: в эти лиловые губешки я бы тоже засадил сардельку. Как бы ты тогда улыбалась, обезьянка?
— А северные сияния бывают здесь? — спросила госпожа Хамилтон.
— О, да! Бывают. Но не в это время года… Если вы навестите мистера S. D. в ноябре — январе, то вполне вероятно, что вы сможете полюбоваться этим явлением.
— Благодарю вас за приглашение, мистер Апфель.
— Для нас высокая честь, — наклонил лысеющую голову помощник.
Госсекретарь Соединенных Штатов подумала: господи милосердный, да у него же перхоть! Море перхоти!
— А вот, кстати, и наш «Голиаф», — произнес помощник, кивая на иллюминатор. Внизу, на стальной воде, лежала платформа. Сверху она казалась маленькой.
— Она кажется отсюда маленькой, — произнес помощник. — В действительности это целый остров размером больше футбольного поля. А суммарная площадь его палуб составляет более трех гектаров.
— А гектар — это сколько? — спросила Королина. Помощник S. D. подумал: она действительно не знает или издевается? — и невозмутимо произнес:
— Это мера площади, равная десяти тысячам квадратных метров. То есть квадрат со стороной сто метров.
— Понятно, — кивнула госсекретарь и улыбнулась. Вертолет тем временем описал круг, приблизился к платформе. Вот теперь стало понятно, что сооружение действительно огромное.
«Сикорский» завис над площадкой с разметкой в виде буквы «Н» в центре и очень аккуратно сел. Стихли двигатели, лопасти начали замедлять свое вращение.
Подбежали парни из палубной обслуги, закрепили вертушку на палубе.
Апфель предупредительно помог госсекретарю выйти. Она спустилась на стальную палубу, рукой в перстнях сжала у горла ворот шубки и с любопытством осмотрелась по сторонам. Вертолетная площадка находилась на самой «крыше» буровой платформы. До поверхности воды отсюда было не меньше сотни футов. А над платформой на сотни футов вздымались какие-то трубы, стальные фермы и грузовые стрелы. В общем, вокруг было очень много холодной воды и очень много металла. Невероятно много металла. Тысячи тонн металла. Это производило странное ощущение. Каролине однажды довелось побывать на борту авианосца «Рональд Рейган». Там тоже было очень много металла и воды вокруг, но ощущения были иными… В чем разница, понять она не могла.
Каролина повернулась к Апфелю.
— S. D., — произнес помощник Старика, — уже ожидает вас.
Он сделал жест, предлагающий проследовать к небольшой надстройке за пределами вертолетной площадки. В это же время из надстройки вышли двое. Второй человек был определенно из тех, кто носит портфель за боссом, то есть из породы секретарей. А первый сам был боссом. На нем была великолепная шуба из русского бобра (в мехах Каролина разбиралась), а из-под шубы выглядывал смокинг с бабочкой. Госсекретарь подумала, что уже где-то видела этого человека. Она всмотрелась — человек был почти лыс, остатки редких, седых волос прилизаны вдоль черепа. На лице дымчатые очки и усы с проседью… Каролина точно знала, что видела его раньше — память на лица у нее была хорошая, — но вот где?
«Бобер» тем временем увидел помощника S. D., стремительно подошел. Он был явно возбужден и даже не обратил внимания на Каролину. А может быть, не узнал ее. Он подхватил Апфеля под локоть, увлек в сторону, что-то быстро заговорил. Апфель отвечал сдержанно. «Бобер» снял очки. Оказалось, что у него собачьи глаза… Каролина подумала: как же я ошиблась? Какой из него босс? Из человека с собачьими глазами никогда не получится босса — только лакей… Апфель произнес что-то успокаивающее, похлопал лакея по плечу и вновь повернулся к Каролине:
— Мистер S. D. ждет вас, госпожа Хамилтон. Лакей услышал обращение «госпожа Хамилтон», вскинул глаза на Каролину. В них мелькнуло изумление. Каролина поняла: сейчас он подойдет. Напомнит о знакомстве и заведет беседу, которую непременно сведет к какой-то личной проблеме… К черту! К черту!.. Каролина Хамилтон, госсекретарь США, громко и повелительно произнесла:
— Идемте, господин Апфель. У нас очень мало времени. Каролина прошла мимо «бобра», как проходят мимо уличного попрошайки. Она вдруг вспомнила: Канны. Русский режиссер. Зовут Ник Михулков. Тогда его картина с треском провалилась… Интересно, что ему здесь надо?.. Госсекретарь и помощник S. D. скрылись в надстройке. Оказалось, что здесь находится лифт и довольно широкая лестница, ведущая, естественно, вниз. Апфель сказал:
— Это парадный подъезд дворца «Голиаф».
— Дворца? — с иронией спросила Каролина, вспомнив довольно непрезентабельный наружный облик платформы. Апфель тонко улыбнулся. Те немногие, кто побывал здесь, тоже иронизировали. Сначала. А некоторые даже спрашивали: что же это мистер S. D. живет на какой-то нефтяной качалке в море?.. Потом, конечно, им становилось не до иронии.
Апфель и Хамилтон вошли в лифт — просторный, с бархатным диваном, старинным телефоном на круглом одноногом столике в углу и большим зеркалом в резной позолоченной раме. Апфель закрыл дверь, повернул надраенную латунную стрелку на цифру два, нажал кнопку. Лифт издал мелодичный звонок и поехал вниз. Каролина Хамилтон подумала, что сейчас наконец-то познакомится с самим S. D.! С великим Стариком.
Лифт проехал три этажа и остановился. Апфель распахнул двери: прошу вас. Впереди был просторный холл в дубовых панелях. Бра на стенах давали мягкий, рассеянный свет. Каролина ступила на ковровую дорожку. Помощник мистера S. D. и государственный секретарь Соединенных Штатов Америки двинулись по ковру. Он глушил звук каблуков Каролины.
Апфель остановился перед деревянной дверью, произнес:
— Нам сюда.
Они вошли. В приемной сидела дама средних лет, в старомодных очках, печатала на компьютере. Она посмотрела на Каролину поверх очков, кивнула и произнесла:
— Здравствуйте, мисс Хамилтон. Мистер S. D. ждет вас.
Дама выглядела как и положено выглядеть консервативной секретарше. Если бы кто-то сказал мисс Хамилтон, что в ящике стола этой консервативной дамы лежат два пистолета и что она великолепно стреляет с обеих рук, госсекретарь, вероятно, не поверила бы… Разумеется, никто ей этого не сказал.
Апфель распахнул дверь: прошу.
Госсекретарь США вошла в кабинет великого человека.
S. D. сидел в кресле за большим столом, писал что-то. На нем был серого цвета пуловер и светлая сорочка с немодным галстуком в полоску. Он был аскетически худ, сед и не похож на те фотографии, которые Каролина видела. Но более всего Каролину поразило, что
Великий человек поднял голову и посмотрел на Каролину Хамилтон. Потом снял очки и улыбнулся. Каролина по-прежнему стояла на пороге. S. D. поднялся со своего места и, обогнув стол, пошел навстречу Каролине. Она подумала, что сейчас он поцелует ей руку. Конечно, это не принято, но этот человек как-то странно соответствовал понятию старомодность. И, возможно, галантность. Каролина сделала несколько шагов навстречу мистеру S. D. Они оказались рядом, и теперь стало видно, что Каролина почти одного роста с S. D. Он не сделал ни малейшей попытки поцеловать ей руку, а протянул свою для рукопожатия. Рука была сухой и холодной.
— Рад познакомиться с вами, мисс Хамилтон, — произнес S. D. довольно высоким и неприятным голосом.
— Я тоже весьма рада, — ответила Каролина.
— Прошу вас располагаться, — сказал S. D. и указал рукой на кресла в углу кабинета.
Апфель спросил:
— Я вам нужен, мистер S. D.?
— Нет, Джозеф, вы можете идти. Попросите Риту, чтобы принесла нам чаю. — S. D. повернулся к Хамилтон — Вы будете чай?
Каролина сказала:
— С удовольствием.
Апфель вышел. Хозяин кабинета и гостья опустились в кресла. S.D. вдруг произнес:
— Посредственности.
— Посредственности? — переспросила Каролина.
— Да, посредственности… Все дело в посредственностях. Кто, думаете вы, управляет миром? Посредственности! В этом-то, мисс Хамилтон, все и дело. Так было всегда. Но если в Средневековье цена ошибки какого-нибудь крупного феодала или короля была относительно невелика, то в двадцать первом веке она возросла в тысячи, в десятки тысяч раз… согласны со мной?
— Э-э… согласна.
— Вот потому я и говорю: главная проблема человечества — посредственности во власти… Но где, скажите мне, найти людей, способных мыслить категориями веков, континентов и цивилизаций? — S. D. улыбнулся: — Вопрос риторический, отвечать необязательно… Кстати, это я посоветовал Хиллари назначить вас госсекретарем.
— Благодарю вас, мистер S. D., — выдавила Каролина. Она была поражена, считала, что госпожа президент сама выбрала ее кандидатуру.
— Не стоит, — взмахнул S. D. узкой ладонью. Дверь в кабинет распахнулась, Рита внесла поднос. Пока она его разгружала, Каролина Хамилтон рассматривала кабинет: вдоль одной стены — книжные полки и модель «Титаника», на другой — огромная карта мира. На третьей висели два мужских портрета. Хамилтон узнала только сэра Уинстона Черчилля.
— Благодарю вас, Рита, — сказал S. D., когда секретарша направилась к двери. Рита с достоинством наклонила голову. S. D. взял в руки подстаканник, обхватил его бледными пальцами.
— Ну что ж, — сказал хозяин, — давайте перейдем к делу. — Итак, я хотел познакомиться с вами раньше, но в мои планы вмешался медицинский фактор. Годы, знаете ли. А эта современная медицина… Они только уверяют, что могут все или почти все, а в действительности… Впрочем, это не имеет отношения к делу. Итак, я пригласил вас, чтобы познакомиться и поговорить. Как вы думаете — о чем?
Три дня, что прошли с того момента, как Апфель позвонил и передал Каролине приглашение от S. D., Каролина только об этом и думала: какие вопросы он задаст? Что интересует великого S. D.? Бомбардировка Венесуэлы? Неудачное начало суда над Бин Ладеном? Инцидент в Молуккском проливе? Или эпидемия в Конго?
А может, S. D. интересует ситуация в Стране Басков? Или похищение сотрудников международной миссии на Кавказе?
— Вероятно, вы хотели поговорить об эпидемии в Конго мистер S. D.?
— Нет. Я хочу поговорить с вами, мисс Хамилтон… о России.
Это было неожиданно… совсем неожиданно. О России? А что говорить о России? В России достаточно стабильная и управляемая ситуация, контролируемое правительство. Бог мой, ну почему именно Россия?!
— Я вижу, вы удивлены, — сказал S. D.
— В некотором смысле — да. Мне представляется, что на сегодняшний день у нас есть более острые вопросы, нежели Россия.
— Вот! — S. D. поднял вверх указательный палец. — Вот это-то и есть самое распространенное заблуждение… и очень опасное. Ваша предшественница, госпожа Прайс, о трагической смерти которой мы все, разумеется, сожалеем, специализировалась именно на России. Она хорошо понимала, что недооценивать Россию нельзя… А вы, кажется, специализируетесь на исламском мире?
— Совершенно верно, — подтвердила Каролина. Про себя подумала: ах ты, иезуит: «кажется»… Да ты же изучил мою биографию «от» и «до». Пожалуй, знаешь даже, какого цвета белье я предпочитаю.
— Исламская составляющая, разумеется, невероятно важна… Если вы помните, Бжезинский говорил: кто владеет Евразией, тот владеет миром.
— Да, конечно, — кивнула Каролина.
— И в этом контексте нам невероятно важно иметь правильное представление об исламе, но… Но Евразию невозможно представить себе без России. А Россию уже начали сбрасывать со счетов. Преждевременно, мисс Хамилтон, преждевременно.
Мистер S. D. сделал маленький глоток чая и поставил подстаканник на стол. В течение всей последующей беседы он так и не прикоснется к нему.
Каролина тоже сделала глоток чаю и осторожно заметила:
— Мне представляется, что теперь, когда в Кремле сидит посаженное нами правительство, развалены армия и флот, когда страна превращена фактически в сырьевой придаток… Той России, которая являлась противостоящим нам вектором в глобальной системе сдерживания, больше нет.
— Это правильно, — согласился S. D. — Сейчас Россия похожа на полупарализованного великана. Но — заметьте, мисс Хамилтон! — я сказал «полупарализованного».
— Я позволю себе добавить: и полностью деморализованного.
— Вы так думаете?
— Да. За двадцать пять лет массированного промывания мозгов мы внушили русским комплекс неполноценности и чувство вины за коммунистическое прошлое… не так давно я смотрела результаты психологического тестирования выпускников одной из русских школ.
— Выпускники полной школы?
— Нет, полных школ там почти не осталось. Мы внедрили там так называемое базовое образование — пятилетнее…
— Мне это хорошо известно, — с ноткой раздражения в голосе произнес S. D.
Каролина Хамилтон осеклась, потом продолжила:
— Так вот, почти половина из них тяготится тем, что им пришлось родиться русскими и жить в России. Они оценивают эту ситуацию как «мне не повезло».
— Ну что ж… я выслушал вас. Ваши аргументы, мисс Хамилтон, понятны. А теперь я предлагаю взглянуть на ситуацию в России под иным углом зрения.
— С интересом выслушаю вас.
— Благодарю… Заранее прошу простить меня за то, что иногда мне придется говорить общеизвестные вещи. Однако они необходимы нам для целостности восприятия. Пожалуй, я начну с того, что позволю себе несколько развить уже упомянутое мной высказывание Бжезинского. В современных условиях его тезис о мировом господстве я бы сформулировал так:
— Скверная ситуация. Количество умерших достигло двенадцати тысяч человек, и эти чертовы медики не знают, что это такое и что с этим делать. Пока что нам удается скрывать подлинные масштабы проблемы, но долго так продолжаться не может. Утечка неизбежна, и когда она произойдет… Боюсь, будут серьезные проблемы.
Мистер S. D. побарабанил длинными пальцами по подлокотнику кресла, сказал:
— Черт знает что… Однако, даже из этих примеров понятно, что мир меняется стремительно и непредсказуемо. Именно поэтому мы обязаны взять под контроль естественные ресурсы планеты. Для этого необходимо вывести из игры всех противников. В первую очередь — Россию.
— Прошу прощения, мистер S. D., — встряла госсекретарь. — Но мы уже вывели Росс… — Не перебивайте меня, — сварливо произнес мистер S. D. — Не перебивайте меня, мисс Хамилтон. В своей работе «Глобальное сверхобщество и Россия» Александр Зиновьев… Кстати, вы были знакомы с Зиновьевым? — Каролина качнула головой: нет. — Жаль, великий был человек. Как раз из тех немногих, кто способен к глобальному мышлению… Так вот, в этой своей работе Зиновьев пишет. — S. D. взял со стола книгу с закладками, быстро нашел то, что искал, и прочитал вслух: «В антирусском проекте можно выделить три этапа. Первый — низвести русских до уровня народов третьестепенных, отсталых, неспособных на самостоятельное существование в качестве суверенного народа. Второй этап — направить русский народ на путь биологической деградации и вымирания, вплоть до исчезновения в качестве этнически значительного явления. Планируется его сокращение до пятидесяти девяти и даже до тридцати миллионов, а потом и того менее. Разработан богатый арсенал средств — недоедание, разрушение даже примитивной системы гигиены и медицинского обслуживания, сокращение рождаемости, стимулирование детских заболеваний, алкоголизма, наркомании, проституции, гомосексуализма, сектантства, преступности… Суть таких планов — довести русских до такого состояния, чтобы они не смогли удерживать занимаемую ими территорию, которая стала величайшим соблазном для западного мира». — S. D. закрыл книгу, положил ее на место и взглянул на Каролину: — Как видите, Зиновьев очень хорошо понимал суть наших планов.
Каролина заметила:
— Зиновьев понимал, а мы их реально осуществляем. Мы проводили и продолжаем проводить системное разрушение сохранившихся советских социальных, экономических и государственных структур — здравоохранение, образование. На очереди разрушение больших систем жизнеобеспечения. Например, структуры, которую в России называют жэ-кэ-ха.
S. D. сказал:
— Боюсь, что этого недостаточно.
— Недостаточно?
— Недостаточно, мисс Хамилтон. Я вижу, что после того, как нам удалось осуществить Березовую революцию в России, многие посчитали дело окончательно закрытым. Но с Россией, мисс Хамилтон, не все так просто. Я осмелюсь напомнить, что Россия — прямой наследник Советского Союза. И у немалой части населения Советского Союза — России сохранилась память о могущественной Советской империи. Это не те полуграмотные выпускники с образованием пять классов, на которых вы, мисс Хамилтон, ссылаетесь. Это совсем другие люди. Они не приняли новое мироустройство. Фактически они считают, что потерпели поражение в Третьей мировой да и в гражданской тоже.
— России удалось избежать гражданской войны.
— Поверхностное суждение… Я считаю, что гражданская война в России все-таки была. Но это была война нового типа — экономическая гражданская война. Большинство в этой войне проиграло. Победу одержало меньшинство. А суть войны в том, что меньшей частью населения произведен захват необходимых для жизнеобеспечения страны и ее населения ресурсов.
— Они поддержали нашего кандидата.
— Бросьте, — поморщился S. D., — бросьте, мисс Хамилтон. Вы же отлично знаете, как это было сделано. В какую сумму вам обошлось избрание этого деятеля?
— Ответ зависит от того, как считать. Если начинать с поддержки оппозиционных движений… — Да не мелочитесь! Поддержка всех этих клоунов — так называемой оппозиции, все эти фонды, марши недовольных — ерунда, мелочь… Сколько всего денег вложили вы в операцию по смене режима?
— Думаю, что от семи до восьми миллиардов, — осторожно ответила госсекретарь.
— Большие деньги.
— Да, немаленькие. Но учитывая масштаб цели…
— А цель не достигнута! Новая власть встречает пассивное сопротивление населения. И не только пассивное — на территории России действуют несколько организованных групп, которые оказывают активное сопротивление.
— Они разрозненны, малочисленны, не имеют единого центра.
— И тем не менее они опасны. Но еще более опасно пассивное сопротивление населения! Следует иметь в виду, что в недрах масс скрыта мощнейшая потенциальная энергия… Поэтому мы должны активизировать процесс окончательного разложения России. Мы должны превратить
Госсекретарь ответила:
— Этот процесс идет. В русский Калининград возвращаются немцы. Курильские острова уже фактически заняты японцами, весь Дальний Восток находится под китайским влиянием.
— Это ничтожно мало. Я имею в виду полное расчленение страны. На отдельные государства. И в каждом мы посадим своего Михулкова…
— Михулкова? — удивленно переспросила Хамилтон.
S. D. рассмеялся и сказал:
— Михулков — русский режиссер. Был у меня незадолго до вас… Знаете, чего хотел?
— Нет.
— Хотел стать русским царем.
— Простите?
— Да, да, мисс Хамилтон, — русским императором… Он почти час рассказывал мне о царской династии. О том, что только при монархии Россия будет двигаться в правильном направлении. При этом довольно ясно давал понять, что он, Никита Михулков, потомственный аристократ, представитель старинного рода Михулковых, готов взять на себя эту тяжелую ношу.
— Он это серьезно?
— Абсолютно. Он считает, что народ России только этого и ждет. Потому что в России сейчас явный и глубокий кризис доверия к власти. Любая власть в глазах русского человека — нелегитимна. И только власть монарха — от Бога…
Хамилтон с нескрываемым интересом спросила:
— И что же вы ответили мистеру Михулкову?
— Ответил, что если власть монарха от Бога, а он, режиссер Михулков, хочет стать царем, то и обращаться ему нужно к Богу… а не ко мне.
Каролина расхохоталась. S. D. тоже довольно улыбнулся и сказал:
— Однако вернемся к теме… Итак, нам необходимо активизировать процесс разложения России. Вы согласны?
— Собственно говоря, мы двадцать лет занимались этим… но осторожно, контролируя динамику. Мы даже несколько тормозили процессы, опасаясь лавинообразного нарастания недовольства. Мы, например, заблокировали попытку нынешней администрации ввести обязательное страхование жилья.
S. D. улыбнулся:
— Это решение, мисс Хамилтон, было принято с моей подачи. — Каролина смутилась — этого нюанса она не знала. — Да, да, мисс Хамилтон, с моей подачи. Два года назад закон об обязательном страховании жилья действительно мог привести к социальным возмущениям. В тот момент российское общество было шокировано законом о реституции. Поэтому закон об обязательном страховании жилья мог послужить детонатором. Да и сейчас может… Тогда я порекомендовал воздержаться от радикальных действий. Потому что от стабильности в России напрямую зависит стабильность Европы. Пока еще властям удается манипулировать населением. Как долго это может продолжаться? Не знаю. Именно поэтому я настаиваю, чтобы мы активизировали действия по разложению и расчленению России. Разбитой на части, управляемой подконтрольными нам марионетками страной управлять будет гораздо проще. Вы согласны со мной?
— В принципе, да, — осторожно ответила Каролина. — Хотя у меня есть некоторые сомнения.
— Какие? — живо спросил Старик.
— Не сгущаете ли вы краски, мистер S. D.? Россия уже сегодня деградирующая страна. Я регулярно получаю отчеты нашей особой группы «Кремль-2»… Россия сегодня — это безработица, охватившая четверть населения, поголовное пьянство, массовая преступность. Отмечены даже случаи каннибализма! Ежесуточно в России регистрируется свыше двухсот суицидов. Наши специалисты даже поместили в русскоязычной Сети сайты-пособия для самоубийц. Два последних года численность населения сокращалась более чем на процент в год. В общем, это обреченная страна, сэр!
— Я тоже получаю «кремлевские» отчеты, мисс Хамилтон. Цифрами владею. И тем не менее должен заметить, что рано считать Россию поверженной. Это страна с необычной историей. Много ли вы знаете стран, которые три столетия жили в условиях вражеского нашествия, а потом нашли в себе силы подняться?
— Я не знаю таких стран.
— Потому что их нет… А Россия есть. Кстати, монгольское иго — величайшее благо для Европы и для европейской цивилизации.
— Простите, сэр?
— Если бы не трехсотлетнее подавление Ордой, то Россия — я в этом убежден — была бы мировым лидером… А ведь Россию терзали не только с Востока, но и с Запада. Россия справилась со всеми врагами — с крестоносцами, поляками, шведами. В девятнадцатом веке именно русские остановили армию Наполеона, а в двадцатом сломали хребет Гитлеру. Поэтому повторю: Россия исключительно опасна. Мы просто обязаны использовать уникальный исторический шанс и уничтожить этот народ и эту страну. Вы согласны со мной?
— Пожалуй, да.
— Вот и хорошо. Если согласны, нам с вами нужно обсудить несколько принципиальных вопросов. Потому что основные решения следует принять уже на октябрьском саммите в Санкт-Петербурге. Времени остается не много.
S. D. и Каролина Хамилтон разговаривали около двух часов. Поработали плодотворно. Подводя итог, мистер S. D. сказал:
— Ну что ж, я весьма рад, что мы нашли общий язык, Каролина. — За все время Старик впервые назвал госсекретаря по имени. — Если у вас есть вопросы, — добавил S. D., — спрашивайте.
Каролина решилась:
— Скажите, пожалуйста, мистер S. D., почему вы живете здесь, посреди океана, на железном острове?
Старик улыбнулся:
— Вот уж не ожидал такого вопроса от вас. Хотя меня довольно часто об этом спрашивают. — S. D. поднялся и предложил: — Давайте подойдем к окну. — Они подошли к большому окну. За окном было небо, океан и вдали, на горизонте — айсберги, похожие на фантастические замки. Около минуты мистер S. D. молчал, глядя в окно. Потом произнес: — Итак, почему я живу на этом железном, как вы сказали, острове? Я мог бы ответить, что у этого «острова» есть масса преимуществ. Например, я мог бы сказать, что здесь, «посреди океана», я надежно защищен от назойливого вторжения пакостной реальности — я ведь старомодный человек, дорогая Каролина… В действительности все гораздо проще. Я вырос на такой платформе. Ну, не совсем на такой, и не совсем вырос, но с платформой в океане у меня связано много воспоминаний. Я с детских лет впитал вот этот вот пейзаж… вы поняли меня?
— Да, — кивнула Каролина Хамилтон.
S. D. понял: ничего она не поняла. Старик принужденно улыбнулся и произнес:
— Старческая сентиментальность, Каролина, всего лишь старческая сентиментальность.
Спустя двадцать минут Каролина Хамилтон покинула платформу «Голиаф». Вертолет взмыл вверх, платформа стала уменьшаться, уменьшаться и вскоре превратилась в точку на стальной воде. «Сикорский» взял курс на запад.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ДЕМОНТАЖ
Полковник ехал на консультацию со специалистом. Спец был математиком. Уже после того, как произошло обрушение небоскреба «Федерация» в Москве, выяснилось, что никому не известный кандидат наук Заборовский предупреждал, что в конструкции небоскреба есть слабые места и он может рухнуть… Впрочем, эту тему быстро замяли, про Заборовского забыли.
А Полковник нашел Заборовского. Договорился об «интервью». Математик согласился без энтузиазма.
Встречу со спецом провели на Гражданке, в пятиэтажке, почти целиком заселенной выходцами из Средней Азии. С утра за адресом наблюдали. За полчаса до назначенного времени позвонил человек: математик прибыл. Все чисто, вас ждут. Только после этого подъехали Полковник и Зоран. Первым в дом вошел Зоран, Полковник поднялся в квартиру после того, как телохранитель появился в окне кухни. Дверь открыл хозяин квартиры, представился:
— Виктор, — показал на дверь: вам сюда. Полковник вошел в комнату. Она была маленькой, тесной, заставленной какими-то коробками. Шторы были задернуты, горела керосиновая лампа. За столом сидел мужчина — худой, бородатый, лет шестидесяти на вид. Полковник знал, что он значительно моложе. На столе стояла пепельница, дымилась папироса.
— Здравствуйте, Семен Ильич, — сказал Полковник. Мужчина поднялся. — Полковник подошел ближе и протянул руку. — Очень рад знакомству. Меня зовут Василий Васильевич. Я журналист.
Заборовский посмотрел на Полковника и ответил:
— В таком случае я балерина.
Полковник покачал головой:
— Какой вы колючий человек. А ведь я давно искал встречи с вами.
— Зачем?
— Очень нужна ваша помощь.
— Что за помощь?
— Может быть, мы присядем?
Сели. Полковник сказал:
— Очень нужна консультация специалиста, Семен Ильич.
Семен Ильич взял свою беломорину, затянулся:
— Какого рода?
— Мне рекомендовали вас как крупного специалиста по небоскребам.
— Ерунда. У нас в принципе нет ни крупных, ни средних — никаких нет у нас специалистов по небоскребам.
— Почему?
— Потому, что до недавнего времени и небоскребов-то не было.
— Как же? А сталинские высотки?
— Вот именно — высотки. Но не небоскребы.
— А что — есть разница?
Семен Ильич затушил папиросу, спросил:
— Вам чего нужно?
— Для начала понять разницу между небоскребом и высоткой.
— Я называю высотками здания высотой не более ста двадцати метров. А небоскребы — это то, что выше.
— Почему именно сто двадцать?
— Потому что сто двадцать метров — нижняя граница облачности. Понятно?
— Да.
— Так что вам нужно от меня?
— Семен Ильич, вы, насколько мне известно, всегда были противником строительства небоскреба «Промгаз», — сказал Полковник. Фраза была произнесена с вопросительной интонацией и требовала ответа. Семен Ильич вытащил из пачки «Беломора» новую папиросу, прикурил. Полковник заметил, что пальцы у него дрожат. Подумал: пьет?
— Почему «был»? — спросил Семен Ильич. — Я и сейчас остаюсь противником этой пакости. Считаю, что это не что иное, как архитектурный эксгибиционизм. Петр прорубил окно в Европу, а «Промгаз» выставил в это окно член.
— Образно… Скажите, а как бы вы отнеслись к перспективе демонтажа Башни?
Семен Ильич посмотрел на Полковника черными… пронзительно-черными глазами и сказал твердо:
— Раньше надо было думать. И действовать. А теперь… теперь уже… В общем, это на века.
— На века, — повторил Полковник, — на века… А все-таки?
— Что «все-таки»?
— Демонтаж разный бывает.
Заборовский хмыкнул и не ответил. Плыл сизый папиросный дым, за стенкой работал телевизор. Полковник задал вопрос по-другому:
— Как вы считаете, Семен Ильич, возможно — в принципе — разрушение Башни?
— Разрушение этой кукурузины? — произнес Заборовский, и взгляд его сделался отсутствующим.
Полковник понял, что Семена Ильича нет сейчас в комнате. Подумал: а не совершил ли я ошибку, обратившись к нему? Ну-ка, что я о нем знаю? Заборовский Семен Ильич. Сорок восемь лет. Родился в Ленинграде. Математик. Кандидат наук. Имеет труды по сопромату. Известен как один из противников строительства Башни. Жена и сын погибли три года назад … кстати, надо бы разобраться, при каких обстоятельствах это случилось. Заборовский докурил папиросу и тут же достал из пачки новую.
— Вы очень много курите, — сказал Полковник.
— Что?
— Я говорю: вы много курите.
— Какое это имеет значение? — пожал плечами Заборовский. Он щелкнул зажигалкой и долго смотрел на огонек пламени. Потом закурил, затянулся, выпустил облачко дыма и снова щелкнул зажигалкой. Глядя на огонек пламени, произнес: — Значит, вас интересует разрушение кукурузины?
Полковник тоже посмотрел на пламя зажигалки — голубое, идеально ровное. Сказал:
— Да. Это возможно… в принципе?
Заборовский отпустил рычажок клапана, пламя зажигалки погасло. Он откинулся к стене, сказал:
— То есть вами движет чисто академический интерес?
— Допустим.
— Допустим… допустим, допустим… Ну что ж, попробую ответить.
— По возможности доступно.
— А вы, кстати, кто по образованию?
— Я получил гуманитарное образование.
— Понятно. Я почему-то так и думал. Небоскреб — это же… Это же сложнейшее, черт побери, сооружение. Итак, слушайте «лекцию»… Вообще, нужно иметь в виду, что у нас, собственно, никаких небоскребов не было. При Отце Народов — да, стали строить в Белокаменной высотки. Строили из кирпича на стальном или железобетонном каркасе. Небоскребами я бы их не называл. Потому что даже при приличной высоте — например дом на Котельнической набережной имеет высоту сто семьдесят шесть метров — почти треть этих метров приходится на шпиль. Это образец того, что я называю идеологической архитектурой. Впрочем, в архитектуре это часто бывает… Вообще, должен заметить, что с экономической точки зрения в небоскребах не много смысла. Их строительство очень дорого, а эксплуатация еще дороже. Поясню простым примером: поднять литр воды на десятый этаж здания стоит, условно говоря, рубль. А чтобы поднять тот же литр на пятидесятый этаж, сколько надо потратить?
— Понятия не имею, — признался Полковник.
— Правильный ответ… С точки зрения формальной кажется, что если стоимость подъема на десятый этаж — рубль, то на пятидесятый в пять раз больше — пятерка. Но на самом деле заплатить придется все двадцать пять. И так по многим позициям. Посему строительство небоскреба — голый понт. И даже дороговизна земли в центре большого города далеко не всегда оправдывает строительство трехсот-четырехсотметровой горы… А ведь начиналось все скромно. История небоскребов началась с того момента, как американец Элиша Отис изобрел механизм, предотвращающий свободное падение лифта в случае аварии. Он демонстрировал свое изобретение на выставке в Нью-Йорке таким образом — вставал на открытую платформу в шахте лифта и топором рубил канат… Архитекторы только и ждали, когда появится надежный лифт. Потому что без лифта многоэтажное здание никому не нужно… Итак, в шестидесятых годах девятнадцатого века в Чикаго построили первый небоскреб. Он был аж в девять этажей… Вы улыбаетесь, а ведь с этого все и началось. Автором здания был Уильям де Барон Дженни. Он, кстати, воспитал будущих мэтров высотной архитектуры — Салливана и Ллойда. Уже в тысяча восемьсот семьдесят третьем Салливан в том же Чикаго забабахал шестнадцатиэтажное здание. И — пошло-поехало. В начале двадцатого века строили уже в двадцать, тридцать, сорок… «Вулворт» — пятьдесят два этажа в псевдоготическом стиле! А в 1934 году построили знаменитый Эмпайр-стейт-билдинг. Сто два этажа. Вместе с антенной — четыреста пятьдесят метров! Практически как ваша кукурузина. Верно?
— Верно.
— Вот! Теперь дам общее — самое общее! — представление о том, что есть небоскреб. Вы хоть представляете себе, насколько это сложная хреновина?
— Э-э…
— Вот именно: э-э… При проектировании даже относительно невысокого здания — допустим, метров сто — ГАП сталкивается…
— Простите. Гап — это кто?
— ГАП? ГАП — это главный архитектор проекта… так вот, архитектор сталкивается с массой проблем, каждая из которых сама по себе весьма серьезна. При этом следует иметь в виду, что нередко решение одной проблемы вступает в противоречие с решением другой. Зданию нужно задать пространственную устойчивость при необходимости соблюсти приемлемую массу. Нужно создать жесткость и способность сопротивляться внешнему воздействию стихии. При этом нужно иметь в виду, что высотное здание — это не только архитектура в чистом виде. Это еще и сложнейшая инженерия. То есть, — Заборовский начал загибать пальцы, — водоснабжение, канализация, вентиляция, отопление, мусоропроводы, электрика, схемы управления, лифтовое хозяйство, противопожарное обеспечение, возможность экстренной эвакуации людей… Во — пальцев не хватило, а я еще не все перечислил. Вы можете сказать: эка невидаль — канализация. Вот, понимаешь, сложная инженерия. Отвечу: да, сложная! Это в пятиэтажке ничего хитрого в канализации нет. Но если требуется удалять отходы человеческой жизнедеятельности с высоты, допустим, метров двести, то это уже совсем другое дело… А вентиляция? Вам известно, что в высотных зданиях образуются восходящие потоки?
— Нет.
— Так я вам говорю: в вертикальных шахтах высотных сооружений образуются восходящие потоки. То есть возникает потребность шлюзования… А сейсмическая опасность? А климатическая? Большинство небоскребов построены гораздо южнее — Нью-Йорк, Чикаго, Монреаль лежат на широте чуть выше сорока градусов. Это же широта Черного моря! Мы туда ездили
Заборовский замолчал, вытряхнул из пачки очередную папиросу. Потом посмотрел на Полковника:
— К чему я это говорю? К тому, что Кукурузину, как и любой другой небоскреб, строили, исходя из экстремальных условий эксплуатации, с большими запасами прочности.
Полковник сказал:
— Тем не менее башни-близнецы в Нью-Йорке были разрушены.
— Э-э, дорогой мой. Близнецы были разрушены в результате воздействия отнюдь не природного характера.
— Это значит, что при проектировании небоскребов вероятность такого рода воздействия не учитывается?
— Почему же? При расчете конструкции близнецов Лесли Робертсон — это главный конструктор — учитывал возможность попадания самолета. Разумеется, никто не рассчитывал на умышленный таран. Предполагалась только роковая случайность. Ну, например, при заходе на посадку пилот заблудился в тумане.
— Вот как? Почему же они обрушились?
— Потому, что когда близнецы проектировались, а это было в шестидесятых годах прошлого века, самым крупным самолетом был «Боинг-707». Он весил сто двадцать тонн, скорость захода на посадку составляла около трехсот километров в час. Тогда никто не мог предположить, что будет «Боинг-767» весом более ста семидесяти пяти, который летит со скоростью восемьсот пятьдесят километров.
— Вы хорошо осведомлены.
— Когда произошла нью-йоркская трагедия, я, как и многие, пытался понять, что произошло.
— Поняли? — живо спросил Полковник.
— Кое-что понял. То, что произошло в Нью-Йорке, принято называть «прогрессирующее обрушение». То есть сначала возникает локальное повреждение, потом под весом верхних этажей начинают разрушаться поврежденные конструкции, а потом рассыпается все здание. Я провел серьезный анализ, построил математическую модель. И многое понял. — Заборовский замолчал, блеснул глазами из-под брежневских бровей. А потом произнес: — Кукурузину можно разрушить. Для этого даже «Боинг» не нужен.
Гром не грянул, небеса не разверзлись. По комнате плыл сизый папиросный дым. Из-за дыма на Полковника смотрели пронзительные глаза… Глаза человека, который вынес приговор Башне.
Полковник осторожно спросил:
— Вы уверены?
— Могу доказать как дважды два. Впрочем, дилетанту…
— Ну хотя бы на пальцах, Семен Ильич.
— На пальцах? — с сомнением повторил Заборовский. — Ну… ну, попробую… Я уже говорил, что среди главных врагов, которые воздействуют на любое высотное здание, считается ветер. Ветер со скоростью десять— пятнадцать метров в секунду — не такая уж и редкость для наших краев. Порывами — двадцать. И больше. И как считают специалисты, продолжающееся изменение климата принесет дальнейшее усиление ветров… При этом ветер давит на каждый квадратный сантиметр здания. Это же парус площадью тысячи… Да что тысячи — десятки тысяч! — квадратных метров! Это чудовищное давление. Оно стремится согнуть, раскачать, вырвать здание с корнем. Подобно тому, как ветер гнет, ломает, выкорчевывает деревья. Посему необходимо либо тупо наращивать запасы прочности, либо искать инженерные решения… При проектировании кукурузины выбрали второй путь — внутри здания повесили компенсирующий демпфер. Вы знаете, что это такое?
— Значение слова «демпфер» мне, разумеется, знакомо, но…
— Понятно, — устало произнес Семен Ильич. — Гуманитарий… Объясняю на пальцах. С точки зрения физики демпфирование колебаний есть подавление колебаний или же изменение их амплитуды. Впрочем, лучше проиллюстрировать графически… У вас бумага есть?
Полковник повернулся к двери, негромко позвал: Виктор. Через три секунды дверь отворилась, на пороге возник хозяин.
— Нам бы лист бумаги и карандаш.
Хозяин кивнул и исчез. Еще через несколько секунд он принес общую тетрадь в клеточку и китайский карандаш. Заборовский стал быстро набрасывать схему.
— Эту схему, — говорил он, — успешно реализовали на небоскребе Хайбэй-101. Это на Тайване. Высота — полкилометра. Там в принципе нельзя строить такие здания. Почему? Во-первых, потому, что зона тектонических разломов. Раз в десять лет там обязательно трясет не по-детски. И во-вторых, потому, что Хайбэй-101 построили как раз на пути, по которому ходят тайфуны, зарождающиеся в Южно-Китайском море. Бодрящее сочетание? — Полковник кивнул. — Так вот, чтобы не дать разрушиться зданию, проектировщики фирмы «Торнтон-Томазетти инжиниринг» и «Эвергрин консалтинг инжиниринг» предложили немало новаторских решений. Среди них — массивный шар, подвешенный вроде маятника внутри здания… Вот — смотрите. Этот шар диаметром пять с половиной метров и массой около шестисот тонн висит на уровне восемьдесят восьмого этажа и принимает на себя раскачивания башни. То есть качаться — с амплитудой около десяти сантиметров — будет демпфер, а не башня. Спасая таким образом всю конструкцию… Это понятно?
— Признаться, не очень. Каким образом небольшие колебания пятиметрового шара могут воздействовать на огромнейшее сооружение?
— Да, — сказал Заборовский, — тут уж ничего не поделаешь — гуманитарий… Объяснять долго, придется вам поверить мне на слово. — Заборовский оттолкнул тетрадь, вытащил очередную беломорину. — Разумеется, вся эта схема должна быть просчитана и очень хорошо настроена. В случае катастрофических землетрясений-ураганов, каковые, считается, бывают раз в сто лет, амплитуда качания шарика может составить до полутора метров. Но здание при этом выстоит.
— Понятно. Но какое отношение все это имеет к нашей Башне?
— Самое непосредственное. В недрах нашей, как вы выразились, Башни висит аналогичный шарик. Он, конечно, поменьше тайваньского. Массой всего триста шестьдесят тонн и диаметром четыре метра. Но функцию несет ту же. Он подвешен на специальных стальных стропах, снабжен гидравлическими амортизаторами по горизонтальному диаметру. Считается, что этот шарик — панацея от всех бед.
— А он не панацея?
— Нет. При определенных условиях он — напротив — может стать причиной разрушения конструкции.
— Что же это за условия?
— Нужно вызвать резонанс… Если рядом с шаром взорвать относительно небольшой заряд тротила, то все то, что выше шарика, — обрушится.
За окном сверкнуло, ударил гром.
— Вы уверены? — спросил Полковник.
— Абсолютно. Могу подтвердить расчетами… А если еще дополнительно настроить демпфер, то кукурузина рассыпется как карточный домик.
— Настроить демпфер? А как это сделать?
— Элементарно… Я же его и обслуживаю. Полковник подумал: кажется, это судьба… Вслух спросил:
— А «все то, что выше шарика», — это, собственно, что?
— Шар подвешен в камере, расположенной на втором техническом уровне. Это на высоте примерно сто десять метров.
— А то, что ниже шарика, — уцелеет?
— А черт его знает. Скоре всего, уцелеет. Но при любом раскладе оставшийся фрагмент будет завален. Он будет просто похоронен под гигантской горой обломков.
За зашторенным окном непрерывно сверкало и грохотало. Глаза Семена Ильича Заборовского светились.
После разговора с Заборовским Полковник совершил экскурсию на Башню. Лифт «Голубой диамант» поднял его на высоту триста метров. Облокотившись на хромированную трубу ограждения смотровой галереи, Полковник смотрел сверху на Великий Город… Этот Город был задуман безумным императором, воплощен в камень гениальными архитекторами и крепостными. Уже три столетия стоит он на берегах северной реки. И морочит странным светом белой ночи и скоропостижными сумерками в ноябре. И провоцирует гениальность и безумие.
Полковник смотрел на Город. Он ощущал свою неразрывную связь с этим Городом. Его дед тушил зажигательные бомбы на ленинградских чердаках, а потом лег в общую могилу на Пискаревском… Его отец строил ленинградский метрополитен.
А потом в Великий город пришли нувориши и сказали: построим здесь Башню.
И Башню — кукурузину, зажигалку, член, сверло — построили, не считаясь с мнением горожан. Более того — несогласных убивали прямо у подножия строящейся Башни. Ее воткнули в локтевой сгиб реки, как втыкают шприц с ядом, — учитывая, что на Башне разместили телевизионные антенны, сравнение вполне адекватное. В глазах большинства петербуржцев Башня стала символом всего самого мерзкого, что есть в стране.
В конце апреля две тысячи тринадцатого года Полковник стоял на смотровой галерее Башни и смотрел на Город… на его каналы и мосты. На дворцы и храмы. На кварталы пятиэтажек. Ему казалось, что он ощущает токи Города — течение воды в Неве, вибрацию мостов и шепот ветра…
Экскурсия закончилась, «Голубой диамант» повез восторженную группку богатеньких экскурсантов вниз. Полковник стоял в углу, молчал, думал: на главный вопрос: можно ли в принципе разрушить Башню? — Заборовский дал ответ: да, можно… Но как это осуществить? Заборовский сказал: «Боинг» не нужен, достаточно небольшого самолета с тонной тротила… Допустим, самолет достанем. И что дальше? Кто позволит ему приблизиться к Башне? Его собьют на дальних подступах. Все воздушное пространство над городом находится под плотным контролем. Ни один «случайный» летательный аппарат не может находится не только вблизи Башни, но вообще внутри кольцевой. Он подлежит уничтожению. И если по каким-то причинам этого не сделает авиация, то у Башни есть собственная система ПВО… Как, черт побери, это осуществить?
Неделю Полковник размышлял. Он собрал всю, какую только возможно, информацию об обеспечении безопасности Башни… Информация не радовала.
И тогда Полковник отправился к Дервишу. Когда Полковнику нужно было посоветоваться, он ехал к Дервишу.
Дервиш — полковник Усольцев, уже три года безвылазно сидел в Богом забытом райцентре под Тверью. Жил в доме, который его отец построил полвека назад. Отец же посадил яблони, и теперь старый дом стоял посреди разросшегося яблоневого сада. Когда приехал Полковник, яблони как раз расцвели.
В своей прошлой жизни полковник Усольцев был резидентом советской, а потом и российской разведки в нескольких странах Африки. В его жизни было столько всего, что хватило бы на три очень крутые биографии. Дервиш сидел в тюрьме. Но и на троне вождя племени тоже сиживал. Трон, кстати, был сделан из человеческих черепов. В Рванде он в одиночку подавил попытку переворота, в Конго уничтожил секту колдунов. Как минимум восемь раз его пытались убить… При этом Дервиш свободно говорил на четырех языках, а однажды послал на х… руководителя правительственной делегации, кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС. Пожалуй, этим поступком Дервиш гордился больше всего… Самое интересное, что ему за это ничего не было. Напротив — тот самый член извинился перед Дервишем за свое некорректное поведение.
Полковник не видел Дервиша уже больше года и отметил про себя, что за этот год Дервиш сдал. Еще отметил, что Дервиш ничего не сказал про его, Полковника новое лицо. Как будто так и надо… Впрочем, Дервиш сам бывал на нелегальном положении — понимает.
— Здравствуй, Павел Петрович, — сказал Дервиш и протянул сухую руку. Рукопожатие его было крепким, но Полковник заметил, что на руке появились пятна старческой пигментации. Год назад не было. Потом Дервиш слегка приобнял ученика, похлопал по спине:
— Ну, здравствуй, Паша.
— Здравствуйте, Евгений Василич.
— Ну, проходи в дом, а я пойду гараж отопру, чтобы Зоран смог машину убрать.
Полковник вошел в дом, а Дервиш двинулся к машине. За ним пошел Дейл — крупный кобель восточно-европейской овчарки. Дервиш шагал, сутулился, прихрамывал, опирался на палку. Хромал он давно — ногу ему сломали в контрразведке одного африканского государства. Полковник смотрел ему вслед из прихожей.
— Рассказывай, — сказал Дервиш, когда сели в гостиной — довольно большой и просторной, но темноватой, со старой тяжеловесной мебелью и фотографиями на стенах. Полковник вжикнул молнией сумки, достал бутылку. Сказал:
— «Васпуракан», Евгений Василич. Настоящий.
— Где же ты достал-то? — с ноткой одобрения в голосе спросил Дервиш.
— Это Зоран достал, — ответил Полковник. Дервиш повернулся к Зорану: Зоран!
Серб смущенно улыбнулся. Он относился к Дервишу с искренней почтительностью.
Дервиш поднялся, принес широкие коньячные бокалы, сам открыл бутылку. По комнате поплыл запах выдержанного армянского коньяка.
Дервиш сказал:
— Да-а, — плеснул в бокалы.
Полковник выпил махом, Зоран только пригубил, а Дервиш
— Давно ты у меня не был, Павел.
— Давно, Евгений Василич… как вы тут?
— Да ничего, нормально.
— А ружье зачем?
Полковник кивнул на двустволку. Ружье стояло около двери и явно не в качестве декора — на полочке рядом лежала открытая пачка патронов.
— Ружье-то? А как без него? Криминальной швали здесь хватает… Пока есть какое-никакое здоровье, держу, Паша, оборону. С Дейлом на пару. Без него бы — беда.
— А может, в Петербург вам перебраться?
— А зачем? Тем более что у вас там, как я понял, порядок только в центре?
— Да, — согласился Полковник. — Полиция контролирует только центр и Васильевский остров. Частично — Петроградку… Ну, теперь еще добавился район, прилегающий к штаб-квартире «Промгаза». Остальное — дикая территория.
— Ну, дикой территорией меня не удивишь, — сказал Дервиш. Полковник подумал: еще бы! Дервиш работал там, где людоедство было едва ли не нормой. — Но не поеду я никуда. Незачем… Да и не хочу.
— Ну… смотрите. А с властями как у вас отношения?
— Какие же у меня с этими властями могут быть отношения? Приходили тут двое каких-то сопляков… Пытались, понимаешь, со мной поработать.
— И?
— Огорчил я их до самого края. Больше не придут. Полковник не стал расспрашивать о подробностях.
Знал, что Дервиш способен кого угодно «огорчить до самого края». Для этого ему даже необязательно чтолибо говорить — ему достаточно просто в глаза человеку посмотреть, и у того мурашки вдоль позвоночника… Дервиш плеснул коньяку, сказал:
— Ну? Как там говорили в конторе?
Полковник вздохнул, произнес:
— Между первой и второй наливай еще одну.
— Глыбко.
Выпили. Дервиш сказал:
— Ну, теперь рассказывай, зачем приехал.
— Сейчас, — ответил Полковник. Он достал ноутбук, раскрыл его и приложил указательный палец правой руки к окошку в углу панели. Комп затребовал пароль. Полковник быстро ввел какую-то фразу. Экран осветился, а Дервиш спросил с интересом:
— Это что же — на твой пальчик реагирует?
— Да, сканирует отпечаток пальца.
— Здорово, — одобрил Дервиш.
Полковник пощелкал мышкой, на экране возникла заставка «The Sunday Times» и фотография Башни. Ниже шел заголовок статьи. Дервиш прочитал его по-английски, потом по-русски:
— Самое высокое здание в Европе — символ могущества корпорации «Промгаз». — Несколько секунд Дервиш смотрел на фото, потом сказал: — Мой отец — а у меня отец, ты знаешь, простым слесарем был… так вот, мой отец присказку такую говорил: дай дурню стеклянный хер — и его разобьет.
Полковник вскинулся, изумленно посмотрел на Дервиша:
— А вот это действительно глыбко. И аккурат в тему.
— В каком смысле в тему?
— Вы ведь, наверно, в курсе, что в октябре в Петербурге пройдет европейский саммит?
— Конечно.
— Так вот он пройдет как раз на Башне.
Теперь уже Дервиш посмотрел на Полковника с удивлением:
— У-у, куда ты, Паша, замахнулся. — Несколько секунд Дервиш сидел молча. Потом спросил: — А дотянешься?
— Не знаю.
— А как ты представляешь себе реальное воплощение?
— Вот об этом я и хотел поговорить. Прежде всего я озадачился вопросом: возможно ли разрушение объекта в принципе? Оказалось — возможно.
— Откуда информация? — спросил Дервиш.
— Я нашел специалиста, который владеет темой. Он-то и растолковал мне, что разрушить Башню можно. Более того, для этого потребуется всего тонна-полторы тротила.
— Тонна тротила? — удивленно переспросил Дервиш.
— Может, две… Силовую конструкцию Башни дополняет демпфер — грубо говоря, маятник. Вот он-то и является уязвимой точкой. Если посредством взрыва вызвать резонанс, то объект будет разрушен. Спец проведет дополнительные расчеты и скажет точно, сколько нужно взрывчатки. Он, этот спец, как раз и занимается обслуживанием демпфера.
— То есть он состоит в персонале Башни?
— Да. И это наш главный козырь. Я даже приставил к нему охрану.
— Интересно, — произнес Дервиш. — А как, Павел, ты думаешь доставить эту тонну взрывчатки на Башню? В кармане ее не пронесешь.
— Верно, в кармане не пронесешь. Туда вообще ничего не пронесешь, кроме носового платка. На входе изымают практически все. Я побывал на Башне. Экскурсантом. Попробовал пронести электронный брелок — обнаружили.
— Значит, служба безопасности «Промгаза» не дремлет?
— Это точно. Вы же знаете, кто ее организовывал.
— Знаю, Павел, знаю… Скажи мне, пожалуйста: своих людей в СБ «Промгаза» у тебя, конечно, нет?
Полковник помрачнел:
— Был человек. Раскрыли. При аресте сумел застрелиться… Сейчас нет.
— Жаль… А этот твой спец?
Полковник поморщился:
— Он — технарь. Человек, страшно далекий от наших дел. Был, кстати говоря, одним из противников Башни. Его взяли на работу в «Промгаз» только потому, что он незаурядный математик — сумел предсказать обрушение башни «Федерация». В общем, его надо беречь.
— Понятно. Ну давай думать, каким образом можно доставить на Башню тонну тротила. Теоретически ее можно завезти на объект под видом какого-либо груза. Насколько я понимаю, туда ежедневно привозят огромное количество всякой всячины. Начиная от мебели и техники — компьютеров, факсов-шмаксов — заканчивая скрепками и минералкой в буфеты… Да они, крысы эти офисные, одной бумаги изводят ежедневно сотни пачек.
— И тысячи рулонов туалетной.
— То есть ежедневно туда приходит не один грузовик. И теоретически возможно завезти все. А практически, ты говоришь, к вопросам безопасности подходят серьезно?
— Весьма.
— Значит, без своих людей в службе безопасности Башни осуществить этот план затруднительно.
— Его было бы чертовски трудно осуществить, даже если бы люди были. Но их нет, и потому не просто затруднительно — нереально.
— Другие варианты? — произнес Дервиш.
— В порядке бреда — авиаатака.
— Это после одиннадцатого сентября? — с сомнением в голосе произнес Дервиш. — Собьют к чертовой матери при малейшей угрозе.
— Это верно. У них, кстати, есть собственная система ПВО.
— О как! Откуда информация?
— Она не секретна. Напротив — пресс-служба «Промгаза» на каждом углу трезвонит, как круто у них организована служба безопасности. Так вот, там есть собственная ПВО — пять ракетных батарей, расположенные по периметру на расстоянии полтора-два километра от Башни. Но я вот о чем подумал: собьют того, кто попытается атаковать
— И что?
— А если самолет с тротилом взлетит,
— Подожди, подожди, — сказал Дервиш. — Идея, конечно, интересная. Действительно, атаку ожидают извне… Но откуда же взлетит этот твой ероплан-камикадзе? Ведь аэродромов внутри периметра, как я понимаю, нет?
— Это верно. Хотя мне кажется, что небольшой самолет может взлететь, например, с более-менее широкого проспекта. Впрочем, нужно проконсультироваться с летунами… А внутрь «квадрата» машину можно доставить в разобранном виде. Или под какой-то легендой. Например: для коллекции. Или: снимается кино… Но, конечно, тут возникнет еще немало проблем.
Дервиш сказал:
— Ну, если бы еще и проблем, друг мой ситный, не возникало! — Он умолк и вдруг произнес: — С Невы!
— Что?
— Самый широкий проспект в Петербурге — Нева. Кстати, над ней нет проводов контактной сети, рекламных растяжек и прочей ерунды, которая в изобилии висит над проспектами. Аэроплан, а точнее гидроплан доставляем в город на барже, спускаем на воду и — вперед.
Полковник подумал, что не зря приехал к дервишу. Дервиш — гений по части тайных операций. Полковник налил коньяку в бокалы и уже хотел что-то сказать, но Дервиш опередил.
— Ракета, — сказал Дервиш. — Не ероплан-камикадзе, а ракета.
— Ну, Евгений Василич! Это совсем уж из области фантастики.
— По крайней мере как вариант. Кстати, спец по теме живет в Пушкине. Ракетчик, специалист старой школы, работал у самого Грушина.[19] Я попрошу — поможет. Ракету, если потребуется, соберет в гараже, на колене.
Полковник просиял: нет, не зря я приехал к Дервишу…
— Ну… за успех операции! — сказал он.
— Кстати, как окрестил?
— Да не знаю… никак. Может — «Демонтаж»?
— «Демонтаж»? Определенно слышится нечто французское — маркиз де Монтаж… Ну, за операцию «Демонтаж».
Выпили. Дервиш сказал:
— Ладно, шутки в сторону. Серьезное дело ты задумал, Павел. Ты понимаешь, что если у тебя получится, то это может повлиять на ход мировой истории?
— Да, — ответил Полковник, — я это понимаю.
— Тогда давай работать.
И они сели работать. План операции «Демонтаж» — и даже не план еще, а всего лишь замысел — начал наполняться конкретным содержанием.
Так в заброшенном райцентре Тверской области
В мае Полковник снова прибыл на остров. Погода была скверная, ветреная, Ладога штормила, и когда после полуторачасового плавания ступили на землю, Полковник был бледен и почти без сил — морская болезнь. До вечера он отлеживался. От помощи Доктора отказался, сказал: я полежу маленько — сам оклемаюсь… Ни Седой, ни Ворон его не дергали. Знали, что если такой человек, как Полковник, лежит, значит, ему действительно очень плохо. Да ведь и годы. Да усталость — уже два года он живет на нелегальном положении и мотается по всему Северо-Западу.
К вечеру Полковник оклемался. Поужинал и позвал Седого с Вороном. Пришли, стали пить чай.
— Ну что ж, друзья мои, рассказывайте, что тут у вас случилось за прошедший месяц.
— Да что у нас может случиться? — отозвался Седой. — Живем в лесу, молимся колесу.
— Скромные вы. Как там вендетта между кавказскими кланами?
— Практически прекратилась в связи с полным взаимным истреблением.
— Ну вот. А то: молимся колесу.
— Толку немного, — сказал Ворон. — На место павших «героев» уже пришли другие.
— Понятно, — ответил Полковник. — Тем не менее следует признать, что Робинзон сработал профессионально… Как он, кстати?
Ответил Ворон:
— Очень хорошо. Он полностью восстановился, сейчас в отличной форме… Тренируется как зверь. Дает очень хорошие показатели по всем дисциплинам, особенно в стрельбе. Безусловно, лучший в группе. При этом не просто лучший, а с отрывом от остальных на голову. Строго говоря, его особенно и учить нечему — многое из того, что я ему даю, он знал и умел раньше. Кстати, имеет потрясающее внутреннее чутье на опасность.
— Понятно. А как с интеллектом?
— Тоже хорошо. Умеет быстро анализировать ситуацию, не боится принимать решения.
Седой произнес:
— Позвольте.
— Да, конечно, Игорь Дмитрич.
— Что касается боевой и специальной подготовки — ничего не скажу. Все на высоком уровне. Внутреннее чувство опасности — блеск… Но! Но у меня есть некоторые сомнения относительно его внутреннего мира. Мне кажется, что-то у Робинзона не в порядке. Что-то его беспокоит. Я пытался вызвать его на разговор, но он закрыт.
Полковник поднялся, с кружкой в руке подошел к окну, отдернул штору. По темному небу неслись темные тучи, ветер гнал крутую волну, безжалостно трепал кроны сосен, завывал в трубе. Полковник произнес:
— Домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают? — Он обернулся, заметил удивленный взгляд Ворона, улыбнулся и сказал: — Александр Сергеевич Пушкин, «Бесы». — Потом вновь обратился к Седому: — А с чем, Игорь Дмитрич, на ваш взгляд, связано внутреннее напряжение Робинзона?
Седой — психолог по основному образованию — ответил:
— Предполагаю, что может быть связано с тревогой за близких людей, которые остались там.
— Понятно, — Полковник вернулся за стол. — Если это тревога за родных, то это нормально. Что еще скажете про него?
— Определенно обладает высокоразвитой интуицией. Как-то раз сказал мне, что наш остров очень живописен, но обладает нехорошей аурой. Я спросил, что он имеет в виду, но он не смог объяснить… Про то, что здесь когда-то расстреливали, он не знал. Но ведь что-то почувствовал!
— Интересно, — произнес Полковник, — очень интересно.
Седой сказал:
— Есть еще один человек, который вызывает некоторые сомнения.
— Кто?
— Плохиш.
— Плохиш? — удивился Полковник. — А что такое?
Плохиш, бывший сержант морской пехоты, раньше жил в Пыталовском районе Псковской области. Год назад район стал Абренской волостью Латвии, а в дом к Плохишу пришли наследники бывших хозяев. Плохиш выставил их за дверь. Тогда пришли приставы с полицией. Плохиш достал с чердака автомат ППШ с обрезанным прикладом и расстрелял всех. Сам тоже был ранен. Ему помогли члены местной организации — спрятали, а потом организовали переправку Плохиша в монастырь в Карелии, а позже на остров.
— Чудит иногда парень, — отозвался Ворон.
— Конкретней.
— Тройкой в составе Плохиш, Грач, Братишка ходили в учебный рейд. Нарвались на полицию. Обошлось. Документы, слава богу, хорошие теперь. Но когда разошлись, Плохиш заявил: был бы ствол под рукой — перемочил бы всех на хер.
Полковник задумался, через некоторое время спросил:
— Какие соображения есть по этому поводу?
Он обращался в первую очередь к Седому. Седой ответил:
— Я поработал с ним. Никаких отклонений не заметил… Но теперь присмотрюсь потщательней.
— Согласен, — сказал Полковник. — Надо присмотреться к парню. Парень-то боевой, жалко будет такого потерять… Что еще?
— Работа по подготовке группы идет хорошо. Практически все ребята уже имеют какую-никакую подготовку, и все — реальный боевой опыт. Правда, многие никогда не работали с аквалангом, но инструктор у нас толковый — натаскает.
— Отлично, — сказал Полковник. — К концу июля подготовите группу?
— Постараемся.
— Ладно… Что-то еще?
Седой сказал:
— Напрямую к нашим делам не относится, но…
— Что такое, Игорь Дмитрич?
— Опять проявился Охотник, Пал Петрович.
Полковник напрягся.
— Три трупа, — сказал Седой. — Один — детский.
— Твою мать! — выругался Полковник. Седой и Ворон переглянулись: если Полковник ругается, значит, он, как граната, на боевом взводе. Седой продолжил:
— Да не факт, что это все. Может, больше. В прошлый раз кроме Сайгона и Носика он убил еще двоих. Просто нашли не сразу.
Некоторое время все сидели, молчали. Только выл ветер за окном.
— Бесы. — сказал Полковник. — Бесы.
Когда Седой сказал, что Робинзона что-то угнетает, он был прав. Когда предположил, что это беспокойство за близких, он снова был прав. Ивана угнетало, что он не может связаться с Лизой. Нет, разумеется, он мог бы обратиться к Седому и Седой «организовал» бы телефонный звонок или передачу записки Лизе, но… Иван не доверял Седому. По крайней мере доверял не настолько, чтобы «засветить» Лизу. Спасаясь от своей тревоги, Иван с головой уходил в пахоту.
Многое из того, чему Ивана могли здесь научить, он знал и умел. Марш-броски, стрельба, рукопашка, преодоление полосы препятствий, курс выживания — обычная десантная «наука». К ней добавились требования по умению плавать с аквалангом и водить различные плавсредства — катер, водный мотоцикл, надувной парусный катамаран. Из чего Иван сделал вывод, что группу планируют использовать в море. Ему, признаться, было все равно — в море так в море.
Все традиционные дисциплины, за исключением подводного плавания, преподавал Ворон. Седой же вел занятия по конспирации и по боевым психотехникам. Иван, разумеется, и сам знал о том, что существуют спецтехнологии, которые позволяют стимулировать внутренние ресурсы бойца в экстремальных условиях, но его знания носили, скорее, теоретический характер. А Седой этими техниками реально владел. На первых же занятиях он очень доходчиво и просто объяснил, как можно добиться внутренней концентрации. И подтвердил это на деле — после первых же занятий все значительно улучшили свои показатели в стрельбе. Седой учил бойцов расслабляться, восстанавливая силы, и — напротив — быстро настраиваться на работу. Он учил, как можно подавить страх и преодолеть боль. Короче, Седой давал им шанс
Остров, на котором обосновались «гёзы», когда-то был финским. Самой природой он был создан как естественная крепость — двенадцати-пятнадцатиметровые отвесные стены вырастали прямо из воды — и был дополнительно укреплен руками человека. Финны разместили на нем гарнизон и артиллерийскую батарею для фланговой поддержки линии Маннергейма. Сооружения батареи — орудийные дворики, погреба для хранения боеприпасов и продуктов, электростанция, колодец, танки для солярки и жилые помещения — были соединены галереями и представляли собой целый лабиринт. Все помещения были либо полностью выдолблены в скале, либо утоплены в скалу частично и дополнены толстыми перекрытиями из бетона. Здесь, в подземных казармах, галереях и переходах, было очень удобно отрабатывать тактику боя в лабиринте… В советские времена на острове тоже стояла военная часть. Ее закрыли только в девяностых. От той в/ч осталось несколько наземных построек — невзрачных одноэтажных домиков — и пятна радиации. Радиация в данном случае оказалась кстати — остров объявили зараженным, на скалах нарисовали знаки радиоактивного заражения. Это отпугивало разного рода искателей приключений.
…И еще. Иван почему-то был уверен, что вскоре на осторове должны произойти какие-то события.
После разговора с Дервишем Полковник намеревался вплотную заняться осуществлением своего замысла, но в мае последовало несколько провалов. Была фактически полностью разгромлена организация в Мурманске, прошли аресты в Петрозаводске и Выборге. В Новгороде погиб связной, а под Петербургом «гестапо» накрыло склад с оружием. Полковник метался по Северо-Западу России, пытаясь свести потери к минимуму.
К теме «Демонтаж» ему удалось вернуться только в самом конце мая.
Ракетчик оказался пожилым, грузным, близоруким, с нездоровым цветом лица. Ему позвонил Дервиш и попросил «помочь товарищам». Звонок Дервиша произвел на Ракетчика серьезное впечатление. Он сказал:
— Рекомендация самого Евгения Васильевича! Снимаю шляпу.
Шляпы у него не было, была неопрятного вида кепка. Полковник с ходу взял быка за рога:
— Борис Виталич, необходим аппарат, который сможет стартовать с воды — с баржи, например. Задача — поразить стационарную цель, расположенную на расстоянии один — три километра и на высоте порядка ста метров. При этом необходимо, чтобы ракета несла две тонны груза. Это реально?
— Абсолютно.
— Отлично. Где ее взять?
— А вот этого я не знаю. Ракета — не огурец, на рынке не купишь.
— Понятно. Ладно, поставим вопрос по-другому: изготовить ее можно?.. Я имею в виду — кустарно?
Ракетчик вытаращил глаза:
— Вы что — серьезно?
— Вполне.
— Ну знаете… Если бы речь шла о тех петардах, которые арабы пускали по израильтянам, то нет проблем. Таких — куда с добром? — я вам за милую душу наклепаю. Еще и покруче… Но вы говорите про серьезное изделие.
— То есть нереально? — спросил Полковник.
— Конечно, нет.
Полковник вспомнил слова Дервиша: соберет в гараже, на колене… Ракетчик сказал:
— Вы поймите меня правильно. Изделие — уж позвольте буду так называть, мне так привычней… Изделие — это очень сложный организм. Разумеется, в вашем случае его можно предельно упростить. Корпус, например, вообще можно изготовить из трубы подходящего диаметра… А, например, гироскопы? А двигатель? А, в конце-то концов, топливо для двигателя?
— Понял, — сказал Полковник. — Все понял. Извините, Борис Виталич, что отнял ваше время.
— Да бросьте вы, — махнул рукой ракетчик. — Бросьте. Мне — напротив — интересно стало. Был бы двигатель, так мы бы… — Ну, на нет и суда нет, — сказал Полковник. Внешне он был спокоен.
— Самое смешное, — сказал Борис Витальевич, — что двигатель-то есть, но… близок локоть, да не укусишь.
— Простите, — произнес Полковник. — Что это значит? Что значит «есть»?
— А то и значит, что есть. Да не достать оттуда, где лежит-то оно.
— Ну-ка, ну-ка, расскажите, Борис Виталич, поподробней мне об этом.
— В общем, это тема секретная, конечно, но вам… Раз уж сам Евгений Василич… Дело это давнее уже. В середине восьмидесятых наша контора приступила к разработке нового двигателя. Тогда можно было работать — финансирование, кадры, то-сё. Да и понимание важности было… В общем, мы создали новый двигатель. Простой и надежный. Необслуживаемый. Как аккумулятор. То есть представьте себе — двигатель вместе с топливным баком ставится на изделие, и все — никаких дополнительных регулировок, регламентных работ — ни-че-го. Через двадцать лет сняли, поставили другой… Это, уважаемый, дорогого стоит! Так вот, двигатель создали. Испытали. Требовалась небольшая доводка, но тут все рухнуло — ГКЧП, Иуда-Ельцин, развал державы… Денег, конечно, нам уже не дают. Какое там! Вы вспомните то время. Ведь мы же тогда резали ракеты! Движок у нас простоял три года в консервации, а потом пришел приказ и его отправить на уничтожение. Но это же то же самое, что самому себе руку отрубить… Двигателисты в те дни совершенно опущенные ходили. Я ребят отлично понимаю. Да, так вот, — пришел этот приказ. Грузите лепесины бочками, отправляйте в Архангельскую область на завод по уничтожению. А отправлять велено было водным путем. По маршруту: Ладожское озеро — река Свирь — Онега… Вот только у нашего директора — матерый был человечище! — появилось сомнение. Серьезное, обоснованное. А сомнение такого рода: речь идет не об уничтожении двигателя, что само по себе является преступлением перед страной… Речь идет, скорее всего, о том, чтобы передать двигатель нашим «друзьям» из НАТО. Тем более что они уже давно к двигателю интерес проявляли нешуточный. А нам приказали отправить двигатель с полным комплектом документов. Срочно… Так вот, дорогой Василий Васильевич, отправили мы двигатель. Отправили — куда деваться? Вот только до места назначения он не доехал.
Борис Витальевич внимательно посмотрел на Полковника. Полковник осторожно спросил:
— А куда же он делся, Борис Виталич?
— А вот представьте себе — утонул. В Ладожском озере, в шторм, сорвало с палубы, смыло.
— Вот так?
— Именно так.
— И что же — поднять не пробовали? Глубины большие?
— Пробовали. Не нашли… И глубины не то чтобы большие, порядка сорока — пятидесяти метров. Но вот точные координаты неизвестны, потому и не найти… Такая вот хреновина с морковиной.
— Понятно, — разочарованно произнес Полковник. Стало ясно, что вариант с ракетой отпал.
— Но я знаю, где он лежит, — сказал вдруг Ракетчик. Он произнес эти слова негромко и очень буднично.
— Простите? — вскинулся Полковник.
— Я сказал: я знаю, где он лежит.
Начальник русской службы комитета «Кобра» полковник Лысенко сидел на своем рабочем месте и слушал доклад начальника аналитического отдела. Лысенко считал, что в аналитическом отделе собрались бездельники. Он неоднократно давал понять майору Власову, начальнику отдела, что результаты дают оперативные отделы, а аналитики только штаны протирают. Поэтому отношения у двух офицеров были несколько натянутые.
Власов заканчивал доклад:
— Исходя из вышеизложенного, считаю, что наиболее вероятным районом расположения базы боевиков может быть северная часть Ладожского озера и прилегающий район Приладожья. База вполне может быть замаскирована под турбазу или рыболовецкое хозяйство.
Лысенко покосился на электронную карту Северо-Запада и спросил с откровенной иронией:
— А широту и долготу не подскажете?
— Нет, — сухо отозвался Власов, — не подскажу.
— Вот за это спасибо… В прошлый раз вы дали нам даже конкретный адрес. Мы провели в том монастыре обыск и получили скандал.
— В том монастыре, позволю себе напомнить, обнаружили окровавленные бинты и книгу Шарля де Костера.
— И что? — строго спросил Лысенко.
Власов молча положил на стол начальника текст доклада — три странички бумаги. Лысенко побарабанил пальцами по столу, еще раз бросил взгляд на карту и сказал:
— Там сплошные острова и шхеры. Посылать туда опергруппу считаю нерациональным — там можно целый год шастать. И ничего не найти… А вот направить туда крыло «пернатых» можно — пусть полетают, посмотрят. Может, и найдут какую рыболовецкую артель.
Начальники оперативных отделов переглянулись.
Власов спросил:
— Одно авиакрыло? Но это всего три «скаута»… Этого недостаточно.
— Это три «скаута» плюс «Джедай». Четыре единицы. Больше нам никто не даст… Идите, работайте.
Власов вышел из кабинета.
— Тебе нужно поменять район охоты, Уолтер, — сказал Андрей.
— Почему? — спросил Охотник.
— А сам не понимаешь? — Андрей покосился на клиента. Флойд сидел за рулем УАЗа, выглядел беспечным. Машина катила в Сортавалу, Флойд предвкушал охоту. Он повернул голову к Андрею:
— Что, я стал популярен в этих краях?
Андрей подумал, что за прошедшие месяцы его русский стал заметно лучше.
— Именно. Ты стал популярен. Слишком популярен. О твоих «подвигах» здесь говорят все.
— А в газетах пишут?
— Послушай, Уолтер, я серьезно.
— Да понимаю я все. Пожалуй, я действительно несколько… увлекся.
— Поэтому я и предлагаю сменить район.
— Жаль. Мне здесь нравится… У тебя есть конкретные предложения?
— В Карелии полно сказочно красивых мест. Неподалеку отсюда, например, находятся горы Петсиваара.
— Горы?
— Горы — это, пожалуй, громко. Но это довольно большой скальный массив. Фантастически красиво, а населенных пунктов мало.
— А олени там водятся?
— Будут тебе олени.
— Тогда я согласен.
Прошло два месяца с того дня, как Иван оказался на острове. За это время он похудел на пять килограммов, но кое-что, что невозможно взвесить, приобрел… Группа тоже понесла потери — на занятиях по горной подготовке во время подъема сорвался и погиб Саня Турок — скромный и застенчивый парень-сибиряк. Фактически группа потеряла и Плохиша — все чаще в поведении бывшего морпеха стали замечать странности, и Седой принял решение убрать его из группы. В последнее время Плохиша использовали только для несения караульной службы на острове. Плохиш обижался.
Ивана сильно напрягало отсутствие связи с Лизой. И однажды он решился на разговор с Седым. Седой выслушал Ивана и укорил: что же ты, Иван Сергеич, раньше-то мне ничего не мог сказать? — и на следующий день послал Братишку в Петербург. Братишка съездил, встретился с Лизой и передал ей записку от Ивана… Обратно привез сделанную телефоном запись. На записи Лиза выглядела похудевшей, но счастливой. Слегка смущаясь, она сказала в камеру: Ваня, я тебя люблю. Жду всегда. Возвращайся скорее…
От себя Братишка добавил:
— Повезло тебе, Робинзон. Такая, понимаешь, женщина, что…
Он покачал головой, отдал Ивану телефон и отошел, так и не объяснив, какая «такая». А Ивану этого и не требовалось. В тот вечер он раз двадцать прокрутил запись и бродил по острову слегка обалдевший…
В середине июня Полковник снова нагрянул на остров. Как всегда — внезапно. Выглядел очень усталым. Спросил Ворона:
— Как ваши «нерпы», Алексей Василич, — готовы попробовать себя в деле?
Ворон понял, что вопрос задан не просто так.
— Группа в хорошей кондиции, — ответил Ворон. — Да вот я не готов. — И пояснил: — Неудачно прыгнул вчера, потянул мышцы.
Полковник прищурился, произнес:
— А без вашего участия они что — ничего не могут?
— Почему же не могут? Могут. Конечно, Кремль штурмом не возьмут — не по зубам, но реальную задачу выполнят. Боевые тройки работают вполне на уровне, слаженно. Сейчас отрабатываем взаимодействие.
— Тогда слушайте вводную: послезавтра из Выборга в Москву этапом отправят четверых наших товарищей. Есть возможность отбить. Конвой — пять-шесть человек… Справятся?
— Должны.
— Кто будет командовать группой?
— Робинзон.
— Хорошо. Пригласите товарища Робинзона сюда. Потолкуем.
Поздним вечером Седой поднял группу. Ничего не объясняя, приказал погрузиться в лодки. С оружием. Около полуночи вышли из бухты, на острове остались только Ворон и Плохиш. Плохиш проводил уходящие лодки тоскливым взглядом. Шли минут сорок. Высадились на каком-то острове. Минуты три двигались вглубь острова, поднимались все выше и выше. Подъем окончился на плоской верхушке горы. Посредине были сложены поленья. Седой подошел, чиркнул спичкой и запалил бересту. «Нерпы» окружили костер. Все молчали — понимали, что происходит что-то особенное. Через минуту пламя охватило поленья. Шел период белых ночей, в полночь было светло почти так же, как днем, и только пламя костра создавало намек на ночь. Седой прошел по кругу, внимательно посмотрел в лицо каждому. Потом сказал:
— Почти два месяца мы работали. Все вместе. И сейчас все вместе мы совершим древний обряд. Я планировал сделать это по завершении учебы. Но жизнь вносит коррективы. — Седой умолк, потом негромко произнес: — Завтра вам предстоит принять боевое крещение. Кто не готов — может отказаться…
Было очень тихо, только пламя гудело. Седой встал в круг бойцов, начал говорить:
— Этому обряду тысячи лет, его совершали наши предки… Посмотрите на огонь. На его завораживающее движение. На его насыщенный цвет… Попытайтесь проникнуть взглядом в глубь пламени, в сердце его, в душу его… Огонь — это символ жизни, символ борьбы, символ очищения. Недаром огонь такого же цвета, как и кровь. И так же горяч… Издревле огонь почитался нашими пращурами. Наши предки приносили жертвы огню… Огонь — вечен. Смотрите на пламя, наслаждайтесь им, его цветом, его бесконечными переменами… Тысячи лет человек смотрит на пламя. Так же, как смотрим на него мы сейчас. И наши глаза — это глаза сотен поколений наших предков — северных охотников, землепашцев и воинов. Все они стоят за нашей спиной. Они — наши отцы и деды — всегда стоят там.
Трещало пламя, искры взлетали в бледное небо, дрожал раскаленный воздух. Вокруг огня стояли девять мужчин с оружием. На многие километры вокруг лежала вода — древнее славянское озеро-море Нево. Спокойно и уверенно звучал голос Седого:
— А за спинами наших дедов стоят прадеды… А за их спинами — предыдущее поколение. И нет им конца. Все они стоят у нас за спиной. Всегда. От нашего рождения и до смерти. Если мы прислушаемся, то сможем услышать их голоса, ощутить их дыхание. Веками, тысячелетиями защищали они нашу землю. И доверили ее нам. Ради этого стоит жить. А если ты знаешь, ради чего стоит жить, то знаешь, ради чего стоит умереть… Вместе с Родиной наши предки передали нам частицу своей скорби и знания. И часть силы своей передали они нам… Это великая сила. Это самая великая сила на земле… Смотрите на огонь — огонь вечный, закаляющий и укрепляющий. Вы видите в пламени лица своих предков — мужественные и строгие. Лица воинов. Лица героев. Стойких в бою, бесстрашных и беспощадных… А теперь закройте глаза и положите руки на плечи друг другу. Замкните круг. Таким образом вы объединяете свою силу с силой предков. Их волю со своей волей. Их судьбу со своею судьбою. Вы делаетесь все сильней и сильней, вы уже сделались сильны невероятно, потому что в вас перетекла сила всех поколений наших предков. Нет такой меры, которой можно было бы измерить эту фантастическую мощь. А вместе с силой вы принимаете ответственность. За нашу землю и друг за друга… Смотрите на огонь! Заряжайтесь его энергией. Смотрите, как поднимаются в небо искры. Они парят на столбе горячего воздуха. Этот столб — порождение пламени и продолжение его. Он поднимается к небесам.
Искры поднимались вверх, растворялись в синеве и превращались в бледные на бледном небе звезды. Иван смотрел на столб горячего воздуха и тоже поднимался вверх… вверх… вверх…
Иван, Братишка и Грач сидели внутри фургончика «тойота-хайэйс». Когда полтора часа назад его поставили на позицию, он был в тени. Но за полтора часа солнце передвинулось, фургон оказался на солнцепеке. Всего за четверть часа темно-синяя коробка фургона нагрелась так, что внутри стало нечем дышать. Если в тени был тридцать один градус, то в фургоне все сорок. «Нерпы» сидели мокрые и не имели права хотя бы чуть-чуть приоткрыть дверцу… Время тянулось медленно. Они ждали, когда заверещит рация и Доктор скажет: едет! — но рация молчала. Иван поглядывал в щель. Видел сонную товарную станцию — пакгаузы, пути с пустыми вагонами, свору бродячих собак и бредущую вдоль путей пьяную бабку…
— Костя, — позвал Братишка.
— Чего? — отозвался Грач.
— Ты как насчет пивка холодненького?
Грач покосился на Братишку и сказал: тьфу!.. Братишка покачал головой:
— Зря отказываешься, брат. Право слово, зря… Вот представь себе: достаем из холодильника бутылку пива. Она, блин, запотевшая, тяжелая… Холодная! И вот мы берем эту бутылку и срываем с нее крышку. Бутылка говорит: оп! Губами своими говорит она: оп! И — начинают подниматься из темной глубины ее пузырьки…
— Братишка! — позвал Иван.
Братишка даже головы не повернул, ответил:
— Не мешай, командир, не перебивай… Никто, командир, не обещал, что будет легко… из таинственной глубины ее начинают подниматься пузырьки. И — пена. Плотная, благородная пена…
— Братишка, — сказал Иван, — помилосердствуй!
— …пена поднимается в горлышке и…
Запела рация. И все посмотрели на невзрачную серую коробку. Она издавала негромкий звук, на панели мигал светодиод. Иван взял рацию в руки, нажал тангенту: менеджер по связям с общественностью.
Рация ответила голосом Доктора: менеджер отдела отгрузки. Продукцию отгрузил. Встречайте.
Это означало, что автозак выехал из ворот изолятора. Минут через пятнадцать будет на станции.
Серый «Форд» с синими полицейскими номерами и мигалкой на крыше выехал из-за угла пакгауза. Следом катил автозак. Лобовое стекло автозака бликовало. Трое мужчин в чреве фургона почти синхронно щелкнули затворами.
«Форд» остановился у путей, из него вышли трое. Один был в штатском, двое в форме, в бронежилетах и с автоматами. До них было метров тридцать пять.
Братишка взял с пола бутылку с водой, отвернул колпачок и сделал глоток. Грач протянул руку: дай-ка мне… Братишка, не глядя, сунул ему бутылку…
Мужчина в штатском посмотрел на часы, поднес к губам коробочку рации.
— И мне дайте, — попросил Иван. Грач передал ему бутылку. Иван лил в себя теплую воду, не отрывая глаз от щели.
Мужчина в штатском раздраженно говорил что-то в рацию… Лохматый кобель с рваным ухом мочился на стрелку… По путям катил маневровый тепловозик, толкал перед собой вагон…
Иван оторвался от бутылки, вытер рот тыльной стороной руки с зажатым в ней «стечкиным» и сказал:
— Пошли, что ли?
Он нажал кнопку на рации, левой рукой нажал защелку замка задней двери и распахнул ее… Трое у «Форда» обернулись. Братишка и Грач с ходу открыли огонь. Один из конвойных упал сразу, второй сделал несколько неуверенных шагов и тоже рухнул. Человек в штатском стремительно присел, укрылся за капотом «Форда».
Водитель автозака пытался завести дигатель. Но двигатель старого «газона» был с характером, а водила «на измене». Ничего у него не получалось… Третий конвойный сорвал с плеча автомат. Грач дал очередь.
Человек в штатском кричал в рацию: нападение! Нападение на конвой, блядь!
Третий конвойный упал на капот «Форда». Из простреленного горла толчками вытекала кровь…
Водитель автозака запустил наконец двигатель…
В торце вагона, что толкал локомотив, открылась дверь. В проеме появился конвойный с автоматом. Иван догадался, что это и есть «столыпин», который должен был принять арестантов… Конвойный встал на колено и стал стрелять. Через три секунды его снял снайпер. Он сидел в сотне метров от «театра боевых действий», страховал. Конвойный выпал из двери и повис на сцепке. В проеме появился второй. Его расстрелял Братишка.
Из кабины автозака выскочил еще один конвойный с автоматом. Тоже начал стрелять. Во рту он держал пирожок…
Иван ответил выстрелом. Конвойный с простреленным черепом опрокинулся назад… Водитель автозака со скрежетом включил заднюю передачу, начал «пятиться». Из-за пакгауза выехала «Газель», перекрыла дорогу. Из «Газели» выскочили Чингачгук и Тоник, бросились к автозаку.
Человек в штатском вытащил из оперативной кобуры «глок», открыл огонь по Ивану. Видимо, понял, что «рулит» именно Иван. Он дважды выстрелил. Второй выстрел сделал дырку в дверце в десяти сантиметрах от Ивановой головы. Иван соскочил на бетон, кувырком ушел влево-вниз…
Двигаясь задом, автозак врезался в «Газель», остановился. Чингачгук и Тоник с двух сторон подскочили к кабине автозака.
— Руки, сука! — бешено заорал Тоник, наводя на водилу короткий ствол «бизона». — Из кабины!
Иван распластался на потрескавшемся бетоне. Бетон был горячий. Под днищем «Форда» была видна нога мужика в штатском — он стоял на колене. Иван прицелился… нажал на спуск… «Стечкин» выплюнул короткую очередь. Мужик в штатском закричал… вскочил… и тут же рухнул на бетон — с простреленной ногой не убежишь. Иван дал еще одну очередь. В голову.
Затем поднялся и подошел к автозаку. Водителя вытащили из кабины, приставили к голове ствол: как, сука, открывается «коробка»? Перепуганный водила объяснил: чтобы отпереть дверь автозака, нужно ввести код. Но, во-первых, код меняется каждый день и он, водитель, кода не знает. Код знал Серега.
— Кто такой Серега?
— Старшой. Вы его… того…
Водила покосился на труп «старшого». Он по-прежнему держал во рту пирожок…
— А во-вторых, код должен продублировать конвоир, что едет с зэками внутри автозака…
Иван подумал: на ферме в десяти минутах езды от станции ждут Доктор и Пух. У Пуха есть аппарат для газорезки. Так стоит ли мудрить?.. Стоит. Чем быстрее мы вытащим ребят из коробки, тем спокойнее…
В кабине автозака, на «торпеде», висела телефонная трубка. Старая, из серой пластмассы, с витым серым шнуром — таких давно не делают. Иван спросил:
— Внутренняя связь? — Водила кивнул. — Сейчас позвонишь напарнику и спросишь код. Скажешь, что отбились. Серега убит, ты ранен, и тебе нужна помощь… Спроси код.
— Он не откроет. По инструкции… не положено.
Несколько секунд Иван смотрел в глаза водиле, потом снял трубку, сказал в нее: але… В трубке было тихо, но Иван точно знал, что человек на том конце тоже взял трубку. Их разделяла нетолстая стальная перегородка.
Палило солнце, лежали трупы, блестели гильзы.
— Але, — сказал Иван, — ты меня слышишь?
Конвоир в «коробке» молчал.
По спине Ивана тек пот. Он подумал, что с момента, как
— Я знаю, что ты меня слышишь. Предлагаю освободить людей. Взамен гарантирую сохранение жизни.
В трубке молчали… Водила автозака закричал:
— Ахмед! Это я, Игорь…
Трубка взорвалась истеричным криком:
— Пошел ты на хер, сука! Я сейчас тут всех перемочу — у меня приказ.
Этот крик услышали все, кто собрался у автозака. Иван сжимал трубку. Она, эта трубка, была горячей и весила больше, чем «стечкин», который Иван все еще держал в руке.
— Ахмед, — произнес Иван. — Слушай меня внимательно, Ахмед: если хоть один волос упадет с головы наших товарищей, ты — покойник. Это я тоже гарантирую.
Трубка молчала. Несколько секунд Иван ждал ответа, потом произнес:
— Все, уходим.
Водителя пинками погнали к «Тойоте». Чингачгук сел за руль автозака. Стартер верещал, но заводиться машина не хотела.
Иван подбежал к «Форду», вывернул карманы мертвеца в штатском. Нашел удостоверение оперативника комитета «Кобра» и личный жетон. Заглянул в машину, увидел черную пластиковую папку. Прихватил с собой.
Водителя автозака вновь вернули за руль, заставили завести машину.
Спустя минуту «Тойота», автозак и слегка покореженная «Газель» выехали со станции.
«Столыпинский» вагон все еще катился, тащил на сцепке мертвого конвойного…
Иван ехал в кабине автозака. Он очень боялся услышать выстрелы за стальной переборкой… Он расстегнул папку. Внутри лежали другие папки — потоньше, в желтой пластиковой обложке с красной полосой по диагонали. С надписью: «Секретно» и — ниже — «Личное дело №[20]». Иван взял первую папку, механически прочитал: Андреев Александр Германович. Он раскрыл папку. С фотографии на него смотрел Петрович. Только молодой… Иван ошалело уставился на фото… Потом закрыл папку. Прочитал еще раз: Андреев Александр Германович… Ну конечно. Как же я сразу-то не врубился? А ну-ка, дата рождения? 13.08.1991… Все сходится. Абсолютно все…
— Командир, — позвал Чингачгук. — Ты в порядке?
— А? В порядке, Витя, в порядке.
Иван снял трубку телефона. Позвал:
— Ахмед. — Ахмед молчал. — Ахмед, повторяю условия: если наши люди будут освобождены — ты получаешь жизнь. Если нет — ты умрешь. И умрешь смертью страшной, лютой… Думай. Времени осталось мало.
Через десять минут въехали на территорию фермы.
Здесь уже ждали Доктор и Пух. Доктор сразу спросил:
— Ну, как прошло?
— Нормально, Док.
— Раненые есть?
— Ни одной царапины, Док.
— Фу ты господи… А я волновался, — Доктор сел на ступеньку автозака и улыбнулся.
Пуху Иван сказал:
— Готовь аппарат, Гена.
— А все готово.
Иван снял трубку. Сказал:
— Ахмед, время вышло.
Ахмед молчал и дышал в трубку.
— Ну, ты сам выбрал… Давай, Пух.
Пух зажег горелку, отрегулировал пламя.
— Ноль семь пятьдесят три, — прошептал Ахмед в трубку.
…Щелкнули замки, и отворилась дверь автозака. Появился горбоносый Ахмед. Он был очень бледен, держался неуверенно.
— Оружие! — рявкнул Братишка. Ахмед вытащил пистолет из расстегнутой кобуры, положил на стальной пол.
— Толкни его ногой.
Ахмед толкнул пистолет ногой, ПМ упал на землю, звякнул.
— А теперь прыгай сам.
Ахмед выпрыгнул. Его сразу сбили с ног, прикрепили наручником к скобе-подножке. Братишка отобрал ключи от боксов, поднялся в фургон. А через несколько секунд в проеме появился Сашка Андреев — сын Германа Петровича Андреева. Он стоял и щурился на солнце…
Жарило солнце, и воздух был зноен. Катер неторопливо двигался по спокойной воде. На штурвале стоял Братишка; Робинзон и Грач сидели в кокпите. Иван свесил руку за борт, опустил в воду. Ладожская вода даже в середине июня была прохладной. Иван сидел и смотрел в безмятежное небо. Тарахтел двигатель, Братишка что-то напевал себе под нос… Грач окликнул:
— Саня!
— Что тебе, пернатый?
— Сань, а ты нам про пиво-то недорассказал…
— Хе-е, братишка! Теперь — беспонтово. Вот как снова окажемся в душегубке — дорасскажу.
Иван улыбнулся. Впервые за два последних месяца Иван был спокоен — сегодня он оплатил главный свой долг. Это вышло, как ему казалось сейчас, случайно, но теперь он с Петровичем расплатился. Навряд ли Герман Петрович ждал от Ивана какого-то возмещения. Петрович сознательно сделал свой выбор, и это не обсуждается. Но Судьба дала Ивану шанс, и он сумел его использовать — все по-честному. И теперь Иван стал спокоен. Грач и Братишка о чем-то разговаривали, но Иван не слушал. Он повернул лицо к солнцу и прикрыл глаза. И сразу увидел лицо Лизы. Глаза — серо-зеленые, всегда как будто слегка удивленные, и волосы цвета спелой пшеницы, и маленький белый шрам над левой бровью — Лиза получила его еще в детстве, когда упала с велосипеда. Он увидел лицо любимой женщины в деталях — сейчас оно было более реальным, чем на записи, которую привез Братишка… Губы Лизы шевельнулись и произнесли: люблю. Жду всегда… И Ивану сделалось необыкновенно хорошо…
— Ого! Похоже, это у нас горит.
…так хорошо, как не было уже очень давно — возможно, никогда…
— Иван! Спишь, что ли? У нас, говорю, похоже, горит. Иван открыл глаза, рывком сел. Братишка указывал рукой направление по курсу. Сначала Иван не увидел ничего, глупо спросил: что? — и вдруг разглядел черную струйку дыма впереди. Определить расстояние до источника дыма было невозможно. Да и утверждать уверенно, что это горит на острове, было нельзя, но…
— Добавь-ка оборотов, Саша, — сказал Иван Братишке. Братишка кивнул, двинул вперед сектор газа. Звук двигателя изменился, катер начал набирать ход. Грач нырнул в рубку, принес бинокль. Он оперся на крышу рубки, поднес бинокль к глазам. Через несколько секунд сказал:
— Да, это у нас.
— Что горит?
— Да разве поймешь? Видно только, что на северном мысу, над бухтой.
— Сколько до острова? — спросил Иван Братишку. Тот поколдовал с навигатором, сказал:
— Шесть километров. Дойдем за пятнадцать минут. Иван встал рядом с Грачом, тоже оперся на крышу рубки. Грач протянул ему бинокль, но Иван качнул головой… Катер шел к острову, разводя усы, оставляя за собой пенный след. С каждой минутой остров делался ближе. Грач сказал:
— Дым-то, кажись, стихает…
Действительно, столб дыма стал, как будто, потоньше и уже не был таким черным.
Иван попросил бинокль, поднес его к глазам… То, что он увидел, повергло в шок — на мысу догорал боевой беспилотный вертолет «Джедай». Раскаленный воздух над скалами дрожал, машина дымилась, и видно было плохо. Но характерный горбатый профиль «Джедая» нельзя было не узнать — «гестаповцы» любили хвастаться своим «летающим пулеметом», частенько показывали его по телевизору… Сквозь марево и дым Иван рассмотрел, что вертолет стоит криво, боком, а одна из его лопастей сломана.
— Ну что там? — крикнул, перекрывая звук мотора, Грач.
— Там горит «Джедай», — крикнул в ответ Робинзон. Если бы он сказал: там горит летающая тарелка, то эффект был бы меньшим.
Они вошли в бухту и подошли к причалу. Из воды торчал нос полузатопленного гидроцикла. Фактически он висел на швартовом конце. На воде расплывалось бензиновое пятно. А на причале сидел Зоран и курил сигару. Под мышкой серба висели неизменные «глоки», на коленях лежала «поливалка» Плохиша. На берегу сморщившейся тушей осела резиновая лодка, неподалеку от нее — человеческое тело. Иван смотрел на тело и пытался понять, кто это, но человек лежал лицом вниз. Наверху все еще дымился «Джедай».
Иван выскочил на причал, подошел к Зорану. Он дважды видел серба, но даже не знал, как его зовут. Иван подошел и спросил:
— Что здесь произошло?
Серб затоптал ногой недокуренную сигару, поднялся, опираясь на обрез, и бросил:
— Пошли за мной.
На причал выбрались Грач и Братишка. Братишка догнал Зорана, схватил за плечо. Серб стремительно развернулся, и все увидели, как изменилось его лицо. Еще минуту назад равнодушное, невыразительное, сейчас оно было искажено болью. Зоран сглотнул комок и сказал:
— Все разговоры — потом. Здесь все кончено… Все убиты. В любой момент здесь будет «гестапо».
Серб повернулся и пошел дальше. Трое мужчин двинулись за ним. Серб остановился. Повернулся и сказал:
— Один пусть останется снаружи для наблюдения — снова может прилететь «Скаут» или «Джедай». Остальные — за мной, нужно забрать хотя бы тела.
Иван посмотрел на Грача, Костя кивнул: понял.
У простреленной надувнушки лежал Ворон. Это Иван понял, когда подошел ближе. В Ворона — в голову и в спину — попало как минимум две пули.
Наверху лежал труп Плохиша. Он был убит выстрелом в голову. Одним-единственным — в висок.
Седой погиб на пороге своего «кабинета». В руке Игорь Дмитриевич сжимал АПС с примкнутым прикладом.
Последним нашли Полковника. Он сидел за столом в «штабном» домике. На столе перед ним стоял включенный ноутбук. Зоран сказал Ивану:
— Ноутбук забери…
Иван взял ноутбук. Серб посмотрел на него очень внимательным и напряженным взглядом, но Иван не обратил внимания.
Все тела погрузили в катер. На берегу наспех подобрали несколько камней, бросили в кокпит. В помещениях разлили бензин и солярку. Братишка прошелся по ним с факелом в руке.
От острова уходили на самом полном. Из окон наземных построек кое-где уже вырывался огонь. Почему-то Ивану больно было смотреть на это. Катер уходил. В кокпите, на кормовом рундуке, сидел Зоран. Слева и справа от него — Полковник и Седой. На сланях, под ногами у серба, лежал труп Плохиша. Серб бесцеремонно поставил на него ногу. Иван посмотрел неодобрительно, но ничего не сказал.
На острове бушевал огонь — сухие постройки горели как спички, а катер, на борту которого живых и мертвых было поровну, уходил.
С мертвыми простились, когда отошли километров на пять. К ногам каждого привязывали камень и опускали за борт. Первым под воду ушел Ворон. Братишка произвел выстрел из ракетницы. Вторым Ладога приняла Седого. Снова выстрелила ракетница. Третьим пришла очередь Плохиша. К ногам Плохиша привязали камень, Братишка перезарядил ракетницу. Серб остановил его: не надо.
— Это почему не надо? — оскалился Братишка.
— Беда случилась из-за него.
Никто ничего не понял, но труп Плохиша ушел под воду без прощального салюта.
Наступила очередь Полковника… И вот здесь Зоран повел себя странно. Он целую минуту стоял напротив тела, потом сказал:
— Прощай, Павел Петрович. Вечна спомен, братушка,[21] — и поцеловал Полковника в губы. Иван и Грач подняли тело и поднесли к борту.
— Стойте, — сказал серб. Они остановились. — Топор у вас есть?
Братишка покосился на Зорана и спросил:
— Зачем тебе топор, брат?
— Нужен, — твердо произнес серб. Братишка нырнул в каюту и принес маленький стальной топорик: такой подойдет?
Зоран сказал:
— Да, — взял топор и ловко отсек указательный палец с правой руки Полковника. Все оторопели. У Ивана мелькнула мысль, что серб сошел с ума.
— Опускайте, — сказал Зоран. Труп Полковника ушел в воду. Разошлись круги, в небо взлетела третья ракета.
Они укрылись в шхерах, встали на якорь под высоким скалистым берегом.
Братишка сказал:
— Надо помянуть… У меня есть.
Сели в каюте, накрыли стол — бутылка спирта, хлеб, тушенка, пластиковые стаканчики. Спирт развели ладожской водой, выпили не чокаясь, закурили, помолчали.
— Теперь-то ты можешь рассказать, что произошло, брат? — спросил Иван.
— Теперь расскажу, — ответил Зоран. Он закурил и начал рассказывать:
— Как вы позавчера ушли, на острове стало праздно.[22] Остались Седой, Ворон да этот урод — Плохиш. И мы с Павлом… Тихо было. С утра сегодня Плохиш этот стоял на часах. Мы с ним даже поболтали, выкурили по сигарете. Если бы я знал, что он натворит, я бы сам его убил… Но я этого не знал. Мы поболтали, я вернулся в конак[23] и лег там… Где-то минут за сорок до того, как пришли вы, я услышал два выстрела, потом еще… Я выглянул в окно. И увидел, что это Плохиш стреляет из своей «поливалки». Он целился вверх, как будто хотел подстрелить птицу… А через секунду я увидел и «птицу». Она парила невысоко, над верхушками сосен. Я закричал Плохишу: «Полако, братушка!»[24] — но было уже поздно… Третьим выстрелом Плохиш попал в «птицу». Она переломилась пополам и упала в озеро. Но вы же знаете, что эти «птицы» все всегда рассказывают своим хозяевам. Если птица прилетела, значит, в компьютере ее хозяина уже записано все, что она видела. Я выскочил в окно и побежал к Плохишу. «Что же ты наделал?» — кричал я ему. А у него глаза белые, бешеные, кричит: «Убил, убил я гадину…»
— Вот так, братушки. — Зоран обжег пальцы об окурок, выбросил его за борт. — Вот так…
А потом, минут через десять всего, прилетел этот геликоптер. Я виноват — я не ждал его так быстро. Потому я не успел эвакуировать Павла — моя вина… «Джедай» прилетел и сразу начал стрелять. В первую очередь он расстрелял лодку и гидроцикл. Это чтобы не дать нам уйти. Задержать, пока не подтянутся «гестаповцы». Я думаю, что этот «Джедай» не стал бы с нами воевать. Но Плохиш начал войну с «Джедаем». После этого «Джедай» получил команду от своего хозяина и начал расстреливать всех, кто попадал в поле его зрения. А зрение у него хорошее. И стреляет он отлично. Он убил Ворона… Он убил Седого. Он убил Павла, выстрелив в окно… А я убил «Джедая». И Плохиша. Но это уже ничего не меняет… Это, братушки, уже ничего не меняет. Простите меня.
Зоран замолчал. Все молчали. Было очень тихо, только волна плескалась о скалы.
Братишка спросил:
— Что же дальше?
Этот вопрос задавал себе каждый, но вслух его произнес только Братишка. После короткой паузы серб ответил:
— Я продолжу борьбу — мне другой дороги давно уже нет. А теперь… теперь на мне вина за Павла. Мне еще искупить надо. А вы… Павел имел право решать за вас. Я — нет… Документы у каждого из вас на руках. Каждый сам вправе решать, как ему жить дальше.
Братишка сказал:
— Э-эх! Лучше служить султану турецкому, чем папе.[25] Я свой выбор давно сделал. Выбираю полумесяц на шапке.[26]
Грач, как всегда немногословный, сказал:
— Мне тоже обратной дороги нет.
Все посмотрели на Ивана. Иван молчал.
— А ты, Иван? — спросил Братишка. Иван молчал. В нагрудном кармане лежал паспорт и водительское удостоверение на новое имя.
— Что думаешь, Робин? — спросил Грач. Документы настоящие, выданы официально, с ними запросто легализоваться. Забыть все то, что было, и начать новую жизнь где-нибудь вдали от Петербурга. С Лизой… Теперь, когда долг перед Петровичем оплачен, я имею такое право… Никто не осудит.
— Что молчишь, друже Иван? — спросил Зоран.
Иван встрепенулся:
— Что?
— Какое решение ты принял? Тебя никто не осудит, брат.
Иван посмотрел в глаза серба — черные, как ночь над Сербией. И в шустрые, блатные глаза Сашки Братишки… И в прозрачные, как апрельские льдинки, глаза Кости Грача… Иван произнес:
— Пепел Клааса стучит в мое сердце, брат.
Зоран улыбнулся. Он сказал:
— Павел сделал правильный выбор… возьми этот ноутбук.
— Зачем?
— Это ноутбук Полковника. Теперь ты — Полковник.
Иван изумленно уставился на серба.
— Погоди, погоди, — сказал Иван. — Что это ты говоришь?
— Я сказал, что теперь ты стал Полковником… Ты не сможешь заменить Павла — он был один такой. Но заменить Полковника ты можешь.
— Я не понимаю тебя, Зоран.
— Павел предвидел возможность своей смерти. Всегда держал этот вариант в голове. Так вот, в случае гибели или ареста Полковника его должен был заменить Седой. Седой убит. В этом случае Полковником должен был стать другой человек — вы его не знаете. Этот человек арестован. Следующим в списке стоял Ворон. Но и Ворон убит… Значит, твоя очередь.
— Но почему?
— Потому, что Павел именно на тебя делал ставку. Он собирался поговорить с тобой, когда ты вернешься с акции… Да не успел.
— Поговорить со мной? — удивился Иван. — О чем?
— Он хотел предложить тебе возглавить проведение операции «Демонтаж».
— А что такое операция «Демонтаж»?
Зоран подвинул ноутбук:
— Все — здесь… А это, — серб достал из карманчика жилетки пакетик с отрубленным пальцем, — ключ.
Он бросил пакетик на стол. И все посмотрели на этот маленький пластиковый пакетик. А он — мутный от крови, страшный, с просвечивающим
— Этот ноутбук, — пояснил Зоран, — не может включить никто, кроме Полковника. Даже если кто-то будет знать пароль, то и тогда он не включит этот комп.
Потому что в нем есть датчик, настроенный на папиллярный рисунок Павла… Теперь понятно?
Иван растерянно спросил:
— А пароль? Как же без пароля?
— Об этом не беспокойся, друже Полковник. Я знаю пароль.
Майор Власов нажал кнопку и остановил картинку. На ней был человек, который стрелял из двух пистолетов в боевой беспилотный геликоптер «Джедай». Это было последнее изображение, которое успел передать «Джедай». Власов подумал: сволочь!.. Это относилось не к стрелку, что сбил вертолет. Это относилось к начальнику Власова полковнику Лысенко.
— Сволочь! — повторил Власов и стукнул кулаком по столу. Его распирало от ненависти к Лысому. К этому тупому уроду, который ничего не понимает в деле. Его уровень — это примитивные оперативные комбинации, засады, прослушка и вербовка. Конечно, какой-то результат все эти мероприятия дают… Но это тактические успехи. Стратегически значимый результат может дать только аналитический подход. И он, майор Власов, блестяще доказал это, вычислив место расположения базы террористов. Если бы Лысый, скотина тупая, хохол гребаный, направил в район несколько оперативных групп и хотя бы два авиакрыла, то результат был бы иной. Принципиально иной!.. А силами одного крыла делать там, конечно, нечего… Ну и сами эти «авиаторы» тоже хороши! Взяли и перестреляли всех… Ну на хрена, спрашивается? И ведь уже не первый случай. Похоже, им просто нравится забавляться со этим своим «летающим пулеметом». Не наигрались, видно, в компютерные стрелялки… Если задать этим «авиаторам» вопрос: зачем устроили бойню? — они ответят: у нас не было иной возможности предотвратить бегство террористов. Козлы!.. А ведь среди погибших, вполне возможно, были руководители «Гёзов». Возможно, сам Полковник… Конечно, мы проанализируем запись и почти наверняка сумеем идентифицировать лица, попавшие в объектив «Скаута» и прицел «Джедая», но мертвый Полковник и плененный Полковник — не одно и то же.
— Сволочь, — в третий раз произнес Власов.
Они укрылись в монастыре. Настоятель, в прошлом военный, давно помогал «гёзам». В монастыре не единожды укрывали беглых, раненых. Полковник с Зораном не раз отсиживались тут. Потом монастырь попал в поле зрения «гестапо». Около сорока оперативников ворвались в обитель и перевернули здесь все вверх дном. Только чудом можно объяснить то, что они не обнаружили подземный ход, которым ушел Ворон… После этого случая монастырь «законсервировали». Но теперь группа «гёзов» вновь укрылась в монастыре.
В тот же день Зоран куда-то уехал. Взял у Ивана «ключ» от ноутбука Полковника и уехал. Он отсутствовал почти сутки. Когда вернулся, сказал, что освобожденных ребят пристроили в надежном месте и отдал Ивану «ключ», обработанный пластиком.
Была глубокая ночь. Иван выключил комп и устало потер глаза. Он просидел перед компьютером часов шесть, и глаза, конечно, устали… Хотелось курить, но курить в келье, да и вообще на территории обители, было не принято. Настоятель, однако, оказался дядькой понимающим — разрешил дымить в дальнем углу за гаражом и хозблоком. Иван взял сигареты, вышел в коридор, потом — на улицу. По мощенной камнем дорожке прошел к гаражу, сел на сложенных в штабель досках и закурил. Ночь была нежаркой, звездной, ветер шевелил кроны. Иван с удовольствием затянулся. Он сидел, курил, думал: странно все это. Как в сказке: есть Башня, в которой живет огнедышащий Дракон… Есть Герой, который затеял разрушить Башню и погубить Дракона. Дракон, однако, сумел уничтожить Героя. Он прислал к Герою стальную птицу-убийцу… Но указующий перст Героя — Иван пощупал нагрудный карман — там, пластифицированный, упакованный в футляр из-под сигары Зорана, лежал палец Полковника… Так вот, даже после смерти Героя его перст указывает на Башню. И новый Герой — нескромно, старший лейтенант, ай, как нескромно!.. новый Герой принимает сакральное Нечто из рук верного оруженосца павшего Героя. Вот только в сказках в роли сакрального обычно выступает что-то непременно значительное и символическое — меч, перстень, на худой конец — книга… Мне же от Полковника достался банальный ноутбук. Таковы реалии двадцать первого века. Впрочем, можно считать, что ноутбук является аналогом Книги, которая содержит в себе некие Тайные Знания. По сути, так оно и есть — ноутбук содержит план операции «Демонтаж».. Да и по форме ноутбук напоминает книгу — его можно раскрыть и «листать страницы».
Иван услышал шаги — кто-то шел к гаражу со стороны главного корпуса. Через двадцать секунд из-за угла появился Зоран. Он был в джинсах и наброшенном на плечи ватнике. Серб пристально посмотрел на Ивана и сел рядом.
— Тоже не спишь, друже? — спросил Зоран, доставая сигару.
— Изучал записи Полковника.
Зоран щелкнул зажигалкой, прикурил. Выдохнул дым и сказал:
— Если что будет непонятно — спрашивай. Я ведь почти все время был рядом с ним, присутствовал при многих встречах.
— Спасибо, — ответил Иван. — Вопросы действительно есть.
Серб поправил ватник на плечах, сказал:
— Попросил меня настоятель не носить в монастыре оружия. Не ношу… И чувствую себя как голый.
Иван несколько секунд помолчал, потом спросил:
— Слушай, а как там ребята, которых мы освободили?
— С ними все в порядке. Их спрятали в лепрозории.
— Где? — удивился Иван.
— В лепрозории… Место, скажу тебе, жуткое, но надежное. Мы с Павлом сами там отсиживались после того, как ему внешность изменили.
— Но там же есть риск заразиться проказой.
— А здесь ты ничем не рискуешь?
— Ну… это другое дело.
Серб пожал плечами:
— А если бы мы ребят не отбили и они оказались бы в плавучей тюрьме на Белом море — это было бы лучше?
— Думаю, что нет.
— То-то… Я сам в хорватском концлагере провел больше года — знаю, какое это «счастье»! Кстати, вашу группу Полковник задумал специально для налета на тюрьму в Финском заливе. Там содержат около шестидесяти наших… Именно поэтому делался акцент на работу в море. Павел считал, что можно атаковать тюрьму из-под воды, перебить охрану и вывезти людей на катерах. Он планировал провести операцию в конце августа. Но потом его захватила тема «Демонтаж». Ведь если удастся уничтожить Башню вместе со всей верхушкой, то…
Серб не договорил, замолчал. Иван спросил:
— Что — «то»?
Зоран сильно затянулся. Отсвет затяжки осветил сухие губы и щетину красноватым.
— Если получится, то человечество ждут великие потрясения… Гнилая система не выдержит — рухнет вместе с Башней.
Изучение записей, которые передали сбитые «Скаут» и «Джедай», позволило идентифицировать трех террористов. Один был некто Алексей Ситников. В прошлом — офицер 22-й бригады СпН ГРУ, прозванной «Серые волки», профессиональный диверсант. Находился в розыске в связи с подозрением в причастности к покушению на Анатолия Рубайтиса. Второй убитый на острове тоже находился в розыске в связи с расстрелом, который он провел в Абренской волости Латвии. Но этот, по-видимому, пешка… Наибольший интерес представлял третий человек. Идентифицировать его, строго говоря, не удалось. Но компьютерный анализ показал несомненное сходство убитого с Полковником. Эксперты сделали заключение, что убитый на острове может оказаться Полковником. Экспертиза была проведена методом наложения так называемых реперных точек лица. Вполне вероятно, заявили эксперты, что Полковник сделал пластическую операцию. Она изменила его внешность, но не настолько, чтобы нельзя было это выявить. Короче, экспертам требовался труп… А вот трупа-то и не было.
Тем не менее через сутки после расстрела на острове представитель комитета «Кобра» по связям с общественностью сделал заявление о том, что в результате проведения спецоперации силами антитеррора на Северо-Западе РФ уничтожен террорист, известный под псевдонимом Полковник. К сообщению «подшили» изображение мертвого человека с залитым кровью лицом.
В дверь кельи постучали. Иван ответил: — Войдите.
Вошел настоятель. Иван поднялся. Он вел себя скромно, как послушник. Здесь, в обители, все «нерпы» находились на положении послушников и назывались послушниками. Иван сразу увидел, что, обычно очень спокойный, сейчас настоятель взволнован.
— Здравствуйте, отец Михаил, — сказал Иван. — Что-то случилось?
— Случилось, — ответил настоятель, — случилось.
В голове Ивана сразу мелькнуло: «гестапо»!.. Где? Здесь? Почему молчит шаман?
Настоятель произнес:
— Теперь этот убийца объявился в наших краях.
— Какой убийца? — спросил Иван, испытывая тайное облегчение.
— На сенокос братья ездили… Нашли убитого стрелой человека.
Охотник, подумал Иван. Спросил:
— Стрелу они извлекли?
— Нет. Они испугались.
— Мне нужно взглянуть на стрелу.
Старый ГАЗ-69 с брезентовым верхом полз по каменистой дороге. За рулем сидел монах. Рядом — Зоран, сзади — Иван. Они тоже были одеты по-монашески.
Монах рассказывал:
— Мы с иноками приехали косить на берег Питкяярви. Испокон там косим. Трава отменная… Косим, значит.
Вдруг инок Герасим кричит: братия! Сюда, братия!.. Что такое? Подходим — в траве человек. Из спины оперение стрелы торчит.
Монах перекрестился и замолчал.
Ехали около получаса. Газик то карабкался вверх по каменным осыпям, то спускался с них. Вокруг было фантастически красиво — ели и скалы, сосны и ручьи, водопады и полевые цветы. Иван ничего этого не замечал. Он думал: неужели Охотник? Неужели это тот самый Охотник?.. И если это действительно он, то почему он перебрался сюда? Ведь это примерно пятьдесят-шестьдесят километров от тех мест, где он обычно охотился… Ладно, посмотрим.
«Козелок» преодолел очередной подъем, и впереди открылось озеро. Спустились, по узкому мостику переехали через речушку и остановились.
— Здесь, — сказал монах и заглушил двигатель. Они выбрались из машины и метров около ста шли по наполовину скошенному лугу. Монах показал рукой: вон там он лежит. Там, где трава не кошена. Я с вами не пойду… Иван уже ощутил запах мертвечины. Он двинулся вперед по смятой траве. Вскоре увидел тело. Труп лежал лицом вниз. На нем был старый плащ, перевязанный кушаком, и черные брюки, заправленные в резиновые сапоги. Из спины торчало оперение. Иван подошел, ногой отшвырнул брошенную монахами косу и присел рядом. Потом достал из кармана полиэтиленовый пакет. Развернул. Внутри лежала разрезанная пополам стрела — та, что он извлек из рюкзака. Он сличил две стрелы. Стрелы были абсолютно одинаковы. Иван понял — да, это Охотник… Это снова Охотник.
Иван многое отдал бы, чтобы встретиться с этой тварью лицом к лицу. Иван посмотрел на труп. Судя по цвету кожи, по запаху, убийство произошло как минимум сутки назад. Может, меньше, а может, больше. Точнее могут сказать только специалисты — сейчас жарко, процессы разложения идут быстро… Где теперь Охотник? Как его искать?
Ответа Иван не знал. Но было чувство, что они еще встретятся.
Знакомство с «сакральным» ноутбуком Полковника произвело на Ивана сильное впечатление. Особенно это касалось операции «Демонтаж». На первый взгляд — бред, фантастика в стиле голливудских блокбастеров. Но при близком рассмотрении стало ясно, что не такой уж и бред. Иван разбил многоходовку Полковника на отдельные фрагменты и убедился, что каждый отдельный фрагмент выполним. Значит, и вся операция в принципе выполнима… Но терзали сомнения: смогу ли? Иван начал «консультации» с Зораном и узнал, что Полковник уже провел большую подготовительную работу.
— Тебе, друже Полковник, нужно только довести до конца то, что не успел Павел, — сказал Зоран.
— Вот ведь как просто, — ответил Иван. Он уже готов был отказаться: я всего лишь старший лейтенант ВДВ, не по плечу мне это… Он уже готов был отказаться, но произошло еще одно событие: в монастырь приехал посетитель. Иван узнал об этом от Зорана.
Серб вошел в келью и сказал:
— Друже Полковник, с тобой хотят поговорить.
— Кто? — спросил Иван.
Зоран отступил в сторону, и в келью шагнул высокий старик с цепким взглядом. Несколько секунд Иван и гость смотрели друг на друга.
— Войдите, — сказал Иван и сделал приглашающий жест.
Гость вошел, произнес:
— Меня зовут Дервиш. Нам надо поговорить. Зоран плотно затворил дверь.
Иван и Дервиш говорили около часа. Потом Дервиш уехал.
Ночь после этого разговора Иван не спал. Ворочался на жесткой монастырской койке, несколько раз выходил курить. Столкнулся с Зораном, который тоже не спал. Сказал ему:
— Утром едем в Петербург. Будем готовить операцию.
Выехали рано утром. За руль монастырской «Газели» сел настоятель. Иван, Зоран, Братишка и Грач ехали под видом паломников. Всю последнюю неделю никто из них не брился и теперь вид они имели довольно убедительный. Иван сидел один на заднем сиденье, смотрел в окно, молчал. Для Зорана и Братишки эта поездка была будничной работой, продолжением операции, а для Ивана она была
Покидая Петербург два с половиной месяца назад, он думал, что уже никогда не вернется. Возможно, больше никогда не увидит Лизу… Он возвращался. Он возвращался в настолько необычном качестве, что если бы кто-то сказал ему об этом два с половиной месяца назад, он бы не поверил… Впрочем, события последних месяцев были настолько неординарны, что даже сейчас, когда они уже произошли, в них трудно было поверить. Даже ему самому, с которым все это происходило. Он думал: а если бы тогда я проехал мимо Желтого рынка, как бы сложилась моя судьба?.. Не верующий ни в Христа, ни в фатум, он все больше и больше убеждался, что все то, что с ним произошло, произошло отнюдь не случайно. Можно предположить, что он случайно оказался на Желтом рынке в день официального открытия Башни… Но случайной ли была облава на рынке? Случайно ли подошел к нему старик-ветеран? А эстонский «Терминатор» встал на его пути случайно? Случайно ли кончился бензин в мотоцикле рыжего Валеры именно там, где он кончился… Ведь если бы это произошло на два-три километра дальше, то Иван не встретился бы с Охотником. И не попал на тот остров, с которого его сняли «гёзы»… Каждый из этих эпизодов можно трактовать как случайность, но все вместе взятое, то есть сочетание места, времени и последовательности событий, наводило на мысль, что
«Газель» наматывала километры, с каждым оборотом колес приближаясь к городу, к Башне. Но когда настоятель сказал: вот она, стекляшка окаянная, — Иван сначала не понял, а когда понял, пробрался вперед. За лобовым стеклом, испещренным кляксами разбившихся насекомых, увидел Башню. Башня казалась сверкающей иглой, нацеленной в небеса.
— Сколько до нее? — спросил Иван.
— До города тридцать шесть километров, но по прямой, конечно, поменьше, — ответил настоятель. — Думаю, что верст тридцать.
С каждой минутой Башня становилась ближе. Через три минуты она уже была размером с карандаш, еще через три стало понятно, что это карандаш великана. И он увеличивался, увеличивался и увеличивался… Выскочив на кольцевую, они попали в тень Башни. Это было очень странно — ехать в тени при безоблачном небе… «Газель» с Георгием Победоносцем на борту мчалась в тени огромного сооружения, и казалось, что ей — тени — не будет конца. В салоне «Газели» все молчали.
На фасаде бизнес-центра «78 RU» электронное табло попеременно показывало время и температуру. В 17:55 температура воздуха составляла почти тридцать два градуса.
Иван сидел в купленной час назад «семерке», курил. Волновался. Седой учил: воин спокоен всегда… А Иван волновался — он ждал Лизу. Он уговаривал Зорана отпустить его одного. Говорил:
— Пойми, Зоран, — это личное… Зоран отвечал:
— У тебя нет личного, Полковник. У тебя нет права на личное, потому что ты — Полковник…
Сошлись на компромиссе: Иван поедет один, Зоран — за ним, на другой машине.
Было очень душно, тело делалось липким от пота, Иван ждал. Небо над заливом потемнело. В воздухе была разлита тяжелая, вязкая духота. На часах появились красные цифры «18:00». Иван выщелкнул за окно окурок. Он ожидал, что из дверей центра немедленно хлынет поток менеджеров, но этого не произошло. Огромная стеклянная вертушка оставалась неподвижной — безработица научила людей дорожить своим местом. Или хотя бы делать вид, что они дорожат своей работой. Задержаться на службе на полчаса-час стало нормой.
Иван сидел, ждал. Время сделалось тягучим, как мед, в небе над заливом клубились тучи.
Первые клерки появились в дверях спустя минут двадцать после окончания рабочего дня. Некоторые направились к автостоянке, но большинство двинулись в сторону проспекта… Иван ждал. В зеркало заднего вида он видел старый «Форд» Зорана, улицу и небо над Финским заливом. Оно наливалось чернотой… Лиза появилась неожиданно. Она вышла из вертушки и остановилась, задумчиво посмотрела на небо. На Лизе было платье в горошек — то самое, что было на ней в день, когда Иван увидел ее впервые. От нежности… от невыразимой нежности сжало сердце. Хотелось закричать: Лиза! Лиза, я здесь! — выскочить из машины, подбежать, прижаться, вдохнуть запах волос… Над заливом сверкнуло, в кронах деревьев прошуршал ветер. Иван стиснул руки на баранке. Лиза открыла сумочку и достала зонтик. Прокатился гром. Еще далекий… Лиза спустилась по ступенькам, двинулась в сторону проспекта, то есть в сторону Ивановой машины. По улице разгоняя пыль, пронесся ветер. Лиза приближалась. Иван поднял тонированное стекло водительской двери, оставив узкую — в два пальца — щель вверху. На капот упала крупная капля. Взорвалась, как маленькая бомба, оставила кляксу… Лиза шла по улице, и ветер облеплял на ней платье. Сердце Ивана колотилось часто-часто.
Над заливом снова сверкнуло. На этот раз ближе. С неба посыпались капли — редкие, но крупные. Они взрывались на пыльном асфальте. Лиза приостановилась, раскрыла зонтик, пошла дальше. С каждым шагом она приближалась… Пятнадцать метров… десять… пять… два. Костяшки на руках, стискивающих руль, побелели.
Лиза поравнялась с машиной… и прошла мимо. Небо над заливом раскололось. Обрушился гром. Лиза вздрогнула и остановилась. Закричали сигнализации припаркованных вдоль улицы машин… Резко усилился дождь. Лиза обернулась, растерянно посмотрела на Иванову «семерку». Потом сделала шаг назад… еще один… и еще. Остановилась напротив водительской дверцы. Заглянула в щель. И — глаза встретились.
Непрерывно сверкало, грохотало, сверху, из черноты неба, обрушивались потоки воды. Желто мигали напуганные автомобили… Иван и Лиза смотрели друг на друга сквозь струи июльского ливня.
В пятидесяти метрах от них, в салоне «Форда» Зоран обхватил руками голову и ругался по-русски и по-сербски.
В ту ночь ливень лил не переставая. Иван и Лиза провели эту ночь в недорогой гостинице на Васильевском.
Они любили друг друга. И пили вино, сидя на широком подоконнике. В полуметре от них с шумом падала стена воды, сверкало и гремело… Они были счастливы.
А внизу, в салоне «Форда», всю ночь просидел серб Зоран Бороевич. Он курил сигару и думал, что жизнь — глубоко трагическое произведение… Но читать ее все-таки стоит.
На другой день Иван сделал первый шаг по реализации операции «Демонтаж» — он встретился с Ракетчиком. Встречу провели на конспиративной квартире на Лесном проспекте. Ракетчик поздоровался с Зораном, назвав его Михаем, и спросил:
— А где же Василий Васильевич?
— Василий Василич заболел, — ответил Зоран. — Он уполномочил вести дело Олега Петровича.
Зоран показал на Ивана. Иван шагнул вперед, но Борис Витальевич резко мотнул головой, выставил вперед руку:
— Не надо. Не надо мне никаких уполномоченных. Я буду иметь дело только с Василь Василичем.
— Послушайте, — сказал Зоран. — Василий Василич болен… Курировать дело теперь будет Олег Пет…
Ракетчик перебил:
— Я подожду, пока Василь Василич выздровеет. Серб обернулся к Ивану: ну, что будем делать? Иван вытащил из кармана «гильзу» из-под сигары, отвернул колпачок и вытряхнул на ладонь палец. Покрытый пластиком, палец блестел.
— Взгляните, — сказал Иван Ракетчику.
— Что? Что это? — Ракетчик близоруко сощурил глаза за стеклами очков. Рассмотрел, отшатнулся.
— Это то, что осталось от Василия Васильевича, — спокойно произнес Иван. Ракетчик открыл рот. — Василий Василич убит. Его расстрелял американский вертолет-робот. Тело покоится на дне Ладожского озера… Ну, будем работать?
Ракетчик медленно опустился на стул, вытащил из кармана ингалятор, дважды пшикнул в рот.
— Вам плохо? — спросил Иван.
Несколько секунд Ракетчик молчал, дышал как рыба, выброшенная на берег. Потом буркнул:
— Нормально… Как, вы сказали, вас зовут?
Иван ответил:
— Называйте Олег Петрович. Можно просто Олег.
— Давайте работать, Олег Петрович, — тяжело произнес Борис Витальевич. Он убрал ингалятор в карман. Сказал — Вопрос номер один: двигатель. С Василь Василичем мы это обсуждали… Вы в курсе?
— Да. Я знаю, что двигатель лежит на дне Ладоги, — Иван произнес эти слова и осекся. Только что он уже упоминал дно Ладожского озера… В очень суровом контексте. Иван упрямо повторил: — На дне Ладоги. Когда сможем приступить к подъему?
— Капитан судна, с которого «смыло» наш двигатель — мой приятель, Гринев Юрий Палыч. Собственно, только потому и стала возможна ситуация, чтобы «смыло». Я разговаривал с ним недавно. Он готов помочь. Тем паче что у него сейчас собственный буксир. Он, как говорится, наш человек и, вообще, золотой мужик… Но нужен опытный водолоз.
— Водолаз будет здесь через пару дней.
— Это опытный человек? Там глубины около пятидесяти метров.
— Профессионал высшего класса. С профессиональным оборудованием.
— Отлично. Как только ваш профи будет готов — начнем. Даст Бог — поднимем двигатель.
Иван спросил:
— А как обстоят дела с собственно ракетой? Борис Витальевич поправил очки и сказал:
— Мне была поставлена задача: разработать проект изделия для поражения цели, расположенной на дистанции один — три километра и на высоте около ста метров. При этом масса боевой части должна составлять минимум две тонны, старт с воды, с плавсредства… В принципе, я разработал проект носителя, который реально изготовить в сарае. Когда у тебя есть двигатель, то в этом нет ничего особенного. Разумеется, я шел по пути максимального упрощения. Тем не менее я гарантирую, что такое изделие полетит. Но! Я не специалист по системам наведения.
Иван спросил:
— Что из этого следует?
— Как что? Мимо цели можем махануть.
— Во как! А что можно сделать?
— Самое правильное и простое решение — подключить специалиста.
— У вас есть такой человек? Ракетчик отрицательно мотнул головой:
— То-то что нет.
— А где найти?
— Нигде. Их и так-то было немного, а теперь и вовсе не осталось. Старики на погосте, а молодых перекупили. Они все за океаном.
— Понятно, — сказал Иван. — Еще варианты есть?
— Есть. Первый — обеспечить ручное управление.
— Это, простите, как?
— Это, простите, просто — посадить в ракету человека. Он будет вручную управлять рулями.
— Но ведь он же…
— Смертник, — кивнул Ракетчик.
Иван потер щетину, озадаченно произнес:
— Круто солите.
Борис Витальевич согласился:
— Да уж, крутовато будет. Не я, однако ж, придумал, но… Загвоздка в другом: где найти этого самого камикадзе?
Молчавший до этого Зоран сказал:
— Не проблема. Есть такой человек.
— Что за человек? — спросил Иван.
— Я, — сказал серб. Он очень буднично это сказал. Как будто отвечал на вопрос: кто сходит в булочную?
Иван внимательно посмотрел на него, ответил:
— Это ты брось, Зо… Михай.
И Ракетчик разволновался, сказал:
— Что вы, товарищ? Это же черт знает что… Я же — теоретически.
Зоран улыбнулся:
— А я практически.
— Нет-нет, — сказал Борис Витальевич. Он явно не ожидал такого поворота разговора. Когда он занимался расчетами и создавал изделие на бумаге, он, вероятно, даже получал удовольствие от процесса. И от осознания того, что он еще кому-то нужен. И вдруг, совершенно неожиданно, разговор перешел в практическую плоскость. И экзотическое слово «камикадзе» вдруг обернулось живым, из плоти и крови, человеком. — Нет-нет, это невозможно. Да и управлять ракетой без соответствующей подготовки вы просто не сможете.
Зоран сказал:
— Смогу. — Он улыбнулся и добавил: — Мы, смо срби — небеска нација.[27]
— Что? — растерянно спросил Ракетчик.
— Я сказал, что готов приступить к обучению.
— Нет, нет, — снова сказал Ракетчик. — Это нереально. Полет ракеты будет продолжаться двадцать секунд… десять секунд. Человек просто не сумеет сориентироваться. Да еще и перегрузки… Да и тренажеров таких нет. В общем, это невозможно. Извините меня, но я сморозил глупость.
Борис Витальевич отвел глаза. Иван сказал:
— Значит, отпадает… Другие варианты есть?
— Есть! — почти воскликнул Борис Витальевич. — Разумеется, есть… Если вы сумеете поставить на цель маячок, то я гарантирую попадание с отклонением не более метра.
Иван спросил:
— Что собой представляет маячок?
— Маячок-то? Примитивная схема плюс элемент питания — обычная «таблетка». Он подаст сигнал, и наше изделие пойдет на него, как собака на голос хозяина. Я сделаю его за пять минут из любой электронной игрушки. Или из брелка автомобильной сигнализации.
Иван покосился на Зорана. Серб сидел с каменным лицом, смотрел в окно.
— А что? — сказал Иван. — Будем думать над этим предложением.
— Да-да, конечно, — преувеличенно бодро поддержал Ракетчик.
— Теперь давайте обсудим, что конкретно вам нужно для изготовления носителя? Времени у нас не так уж много.
Выяснилось, что для изготовления ракеты необходима чертова уйма чего. Ракетчик составил список на двух страницах, Иван просмотрел его и подумал: похоже, я становлюсь снабженцем.
Но в первую очередь нужно было достать двигатель.
В отличие от Ракетчика, Заборовский нисколько не удивился, что вместо «Василия Васильевича» пришел совсем другой человек. Похоже, ему было все равно.
— Что еще от меня нужно? — спросил Заборовский. — Те расчеты, что хотел получить ваш… э-э… коллега, я сделал.
— Да, — сказал Иван, — большое спасибо, Семен Ильич. Расчеты мне передали.
— Тогда что же вы хотите?
— Семен Ильич, вы уже помогли нам, помогите еще раз.
— Что еще?
— Если я правильно понял, то вы работаете на Башне.
— Да, поняли правильно.
— Как же вас взяли на работу? Ведь вы выступали против строительства Башни.
— А вам-то какое дело? Что вы нос свой суете?
— Семен Ильич, поймите меня правильно. Если я «сую нос», то, наверно, это мне очень надо.
Заборовский задумался, закурил. Минуту или две он сосредоточенно пускал дым, смотрел на Ивана, но как-то мимо Ивана. Потом сказал:
— Из милости меня, молодой человек, взяли… из милости.
— Понятно. А в какой должности служите?
— А служу я в должности придурка.
— В штатном расписании «Промгаза» есть такая должность?
Заборовский затушил папиросу, вытряхнул из пачки очередную. Посмотрел на Ивана большими, черными, чуть навыкате, глазами.
— Такой должности в штатном расписании «Промгаза» нет. Моя должность называется «инженер отдела эксплуатации»… Занят обслуживанием демпфера. Знаете, что это за хреновина?
— Да, — кивнул Иван. — Это шар, который должен гасить раскачивание Башни.
— Верно. В принципе — верно. Так вот: этот «шарик» — часть сложной системы. Она требует внимания и периодического обслуживания… Работа не пыльная, все компьютеризировано. Но раз в месяц нужно делать профилактику. Вот этим я и занят. У меня даже свой кабинет есть — бетонная яма два на три.
— Ясно… Платят хорошо?
Заборовский сверкнул глазами:
— Что вам нужно?
— Семен Ильич, вы ведь наверняка поняли, чем вызван наш интерес к Башне?
— Нужно быть полным идиотом, чтобы не понять… что нужно от меня?
— Помощь.
— Помогу… что конкретно?
— А вы не задумывались, что если у нас все получится, то вы останетесь без работы?
Заборовский засмеялся. Он очень странно засмеялся — глумливо забулькал горлом, засипел, на глазах выступили слезы… Потом резко оборвал смех, сказал:
— Слушайте меня… У меня была семья — жена и сын. Вообще-то мы с Наташей хотели девочку, но Бог послал Аркадия… Я ведь поздно женился — в науке был весь, некогда. Когда я Наташу встретил, мне было уже за тридцать. А потом у нас долго ничего не получалось с ребенком. Пять лет не получалось. Врачи, клиники, обследования — ничего… Наташу это угнетало — я видел. А для еврея семья, дети значат очень много… Но потом произошло чудо. Мы не могли поверить, но оно произошло, и родился Аркашка… Потом уже я, неверующий, думал: может, он и не появлялся на свет так долго потому, что кто-то там, наверху, уже заранее все знал? Хотя, конечно, глупость… У нас была семья. Понимаете? Настоящая семья. Аркашка рос таким чертенком непоседливым — караул! Но я был тогда самым счастливым отцом на земле. А Наташа как расцвела!.. Все кончилось в октябре две тысячи десятого. Наташа с Аркашкой пошли на марш протеста. На тот самый марш протеста, где против демонстрантов впервые применили «Ужас»… Я не пошел — дома остался. У меня температура была. Теперь я проклинаю себя за это… Они погибли на Большеохтинском мосту, под стеной кукурузины…
Заборовский достал папиросу, чиркнул зажигалкой. Руки у него дрожали.
Иван молчал… Наверно, нужно было сказать слова соболезнования. Но он понял, что никакие слова Семену Заборовскому не нужны… Заборовский закурил, окутался дымом.
— На эту вашу Башню я хожу, чтобы искупить… или очиститься… или… Черт! Не знаю, как сказать… Боль я свою туда ношу — понятно?
— Думаю, да.
— А говорите: работа… Да я, если бы смог, зубами бы сгрыз кукурузину… Ну, что хотели узнать? Задавайте свой вопрос.
— Вопрос вот какой. Для обрушения Башни воздействовать нужно непосредственно на демпфер?
— Непосредственно на сам шарик необязательно. Но для получения должного эффекта нужно ударить как можно ближе… Да я же указал в расчетах: плюс-минус десять метров. Если выйти за эти пределы, то — без гарантий.
— Понятно. Именно с этим у нас проблема. Для того, чтобы нанести удар точно в центр «мишени», нужно установить маячок. Как пронести в Башню небольшой электронный прибор?
— Никак. Всю электронику оставляют в камере хранения в полукилометре от входа. У каждого сотрудника есть своя ячейка. Для посетителей — отдельная камера.
— Что ж — совсем невозможно пронести?
— Есть полтора десятка топ-менеджеров, на которых действие требований службы безопасности не распространяется. Но это, как вы понимаете, другой мир.
— Понимаю, — сказал Иван. Накануне он обсуждал с Зораном и Братишкой возможность установки маячка. Рассматривались разные варианты. Например, забросить маячок с помощью арбалета. Однако надо иметь в виду, что стрелять придется с дистанции как минимум триста метров. При этом стрела должна «забраться» на высоту сто десять метров… Если даже существуют такие арбалеты, то нужно еще попасть в «мишень». А если удастся попасть и не разбить при этом стекло, то как закрепить маячок на стене? В общем, ерунда получается… Были и другие идеи. Например, использовать для доставки маячка миниатюрный радиоуправляемый самолет или вертолет. Обсуждали долго, но так ни к чему и не пришли.
— Понятно, — сказал Иван.
— А велик этот ваш маячок? — спросил Заборовский.
— Да нет, — ответил Иван. Он достал из кармана брелок автосигнализации. — Примерно вот такой.
Заборовский несколько секунд рассматривал плоскую «таблетку» со скругленными краями. Потом сказал:
— Я пронесу ваш маячок.
— Как вы это сделаете?
Вместо ответа Заборовский расстегнул рубашку.
— Смотрите, — произнес он, показывая на грудь. Под кожей пониже ключицы на левой стороне груди четко прорисовывался некий предмет. Он был круглый, диаметром около четырех сантиметров.
— Что это? — спросил Иван.
— Кардиостимулятор. Обычный кардиостимулятор… Если ваши специалисты сумеют вписать маячок в похожие габариты, то я без проблем пройду с ним через контроль.
— Каким образом?
— Сотрудников и посетителей с кардиостимуляторами охрана пропускает на объект. Посетители обязаны предъявить документ об установке кардиостимулятора. Относительно сотрудников все вообще просто — в компьютере службы безопасности стоят соответствующие пометки… Понятно?
— Да, — сказал Иван. Он все больше и больше убеждался, что все, что происходит, происходит не случайно.
— Мы извлечем стимулятор, на его место вошьем маячок. Проверить невозможно.
— А как же вы без стимулятора?
— Перебьюсь. Он же не всегда нужен. Если аритмии нет, то и стимулятор не нужен. Это раньше они работали постоянно, а теперь стали делать «умные» приборы.
Если сердце работает нормально — стимулятор «спит», экономит энергию.
— Понятно, — сказал Иван. — А как вы его извлечете из тела?
— А зачем его извлекать? — пожал плечами Заборовский.
— Ну как же? Ракета будет наводиться прямо на маячок.
— А-а, вот вы о чем, — Семен Ильич улыбнулся. — Что-нибудь придумаем. Да он и сидит неглубоко, под самой кожей.
Буксир «Комсомолец» ждал группу «гёзов» и Ракетчика в километре от Петрокрепости. Они «вышли на рыбалку» на двух надувнушках, встретились с буксиром, поднялись на борт. Капитан Гринев оказался высоким сухопарым мужчиной лет шестидесяти с иссеченным морщинами лицом. Он напоминал некий книжный, придуманный образ капитана. Вот только трубку не курил и не носил бородки. Зато буквально источал спокойную уверенность… «Комсомолец» взял курс на север.
Гринев сказал:
— Кают-компании на «Комсомольце», извините, нет. Пожалуйте в кубрик — там просторно и вполне цивильно.
Расположились в кубрике. Во главе стола — капитан Гринев, по правую руку сел Борис Витальевич. Вокруг устроились Иван, Зоран, Братишка и Дельфин — капитан второго ранга Нефедов. Познакомились. При этом Гринев назвал свое настоящее имя, фамилию, отчество. Иван подумал: вот еще одна проблема — люди не имеют ни малейшего представления о конспирации, а с ними придется работать…
Гринев развернул карту, приказал: держите края, — и начал:
— Район, где «смыло» груз… Иван перебил:
— Прошу прощения, товарищ капитан.
— Да?
— Насколько я знаю, Борис Витальевич объяснил вам, в чем цель нашей экспедиции.
— Да, конечно.
— Очень хорошо. А вы отдаете себе отчет, что, принимая участие в этом деле, вы становитесь террористом? Что в случае провала вы проведете остаток своих дней в тюрьме… Что ваши дети… у вас есть дети?
— У меня, молодой человек, уже и внуки есть.
— Понятно… Так вот: вы отдаете себе отчет, что ваши дети и внуки никогда не увидят своего отца и деда?
Гринев помолчал. Потом сказал:
— Как бы в пафос не удариться… Скажу так. Вот именно ради детей и внуков я на это иду. — Он очень спокойно это сказал. С большим внутренним достоинством. — Мне ведь уже шестьдесят второй годочек. Я старше этого, — Гринев постучал тупым концом карандаша по карте, — буксира… Боюсь ли тюрьмы? Да, на нары не хочется. Но страха нет. И чтобы стало совсем все понятно: мой отец покойный здесь, на Ладоге, воевал… Я ответил на ваш вопрос?
— Вполне, — ответил Иван. Он протянул руку над столом, капитан протянул свою. Иван спросил: — А как экипаж, Юрий Палыч?
— Весь экипаж состоит из одного человека — из Васьки… То есть, прошу прощения, из Василия Робертовича Забродина. С мореходки ко мне пришел мальчишкой. Двадцать три года рулевым у меня. За него ручаюсь.
— Понятно.
— Тогда к делу. Груз сбросили примерно вот здесь. Почему — примерно? Потому что специально не засекал. Ни к чему было. Мы вошли в пролив, легли в дрейф. Было это примерно в створе с маяком на мысу… Эх, знал бы, что так будет, взял бы точный пеленг.
«Комсомолец» вошел в широкий, около двенадцати километров, пролив между западным берегом и островом Кархусаари. Ветер с Ладоги развел здесь приличную волну — короткую и злую. Капитан «Комсомольца» сам встал к штурвалу. Он маневрировал на малом ходу, «ловил точку». После непродолжительного маневрирования в проливе Гринев заглушил двигатель. Стало тихо. Катер закачался на волне. Загремела якорная цепь. Капитан сказал:
— Где-то здесь. Не точно. Ошибка может составить плюс-минус три-четыре кабельтовых.[28]
Братишка посмотрел на дисплей эхолота, покачал головой, бросил:
— Почти полста метров.
Николай Нефедов тоже посмотрел, подмигнул и сказал:
— Ништо, Саня. Бывало и покруче.
Нефедов надел шерстяное белье — водичка на глубине в пятьдесят метров отнюдь не горячая, начал облачаться в сухой гидрокостюм. Черная неопреновая «кожа» плотно облепила тело. Братишка помог ему надеть на ноги ласты, а на грудь немецкий аппарат «Драгер». «Драгер» — аппарат замкнутого цикла. Он не дает пузырей, что особо важно для диверсантов. Но в данном случае важно было другое его качество. «Драгер» — комбинированный воздушно-кислородный аппарат, он позволяет длительное время работать даже на глубине в пятьдесят метров. Коля застегнул грузовой пояс, надел на руку компьютер, а в ножны на ноге вложил водолазный нож «Атак». Нож был трофейный. Нефедов добыл его в схватке с американским «тюленем» в норвежском фьорде. На пояс Николай повесил сумку — там был фонарь и стометровый линь с буйком. Нефедов еще раз проверил свое снаряжение, сказал:
— Ну, пойду…
Он перелез через борт, опустил маску и вставил в рот загубник. Спустя три секунды Нефедов ушел под воду. Иван предлагал организовать работу парой, но Дельфин сказал: если бы был второй «Драгер», я был бы за. Но его нет. А идти на глубину в полста метров с обычным аквалангом — заведомая глупость.
Братишка посмотрел на часы. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что им повезет.
Николай Нефедов стравил воздух из клапанов сухого гидрокостюма и уверенно пошел вниз. Он погружался по пологой спирали, автоматически выравнивая давление внутри маски. Вода была чистой, видимость сначала составляла порядка восьми метров, но с каждой минутой погружения становилось все темнее. Николай достиг дна, «повисел», регулируя дыхание. Потом включил фонарь, поставил буй и начал круговой поиск. Дно — камень, песок, водорослей немного.
Можно работать.
Хотя предок человека и вышел когда-то из океана, подводный мир для людей гибелен. У многих он вызывает страх, а у некоторых ужас. А вот Николаю Нефедову нигде и никогда не бывало так хорошо, как под водой. Ему было все равно, в каких водах плавать — в густых, как суп, теплых южных морях или в холодной глубине северных. Когда-то, еще в детстве, Нефедов посмотрел культовый советский фильм «Человек-амфибия». После этого для него уже не было вопроса, кем быть. Только «человеком-амфибией». И он стал «человеком-амфибией».… И не просто аквалангистом-любителем, и даже не профессиональным водолазом, а бойцом группы «Дельфин» ГРУ. С тех пор прошло много лет. Нефедов стал капитом второго ранга, заработал два ордена. А приключений хватило бы на три авантюрных романа. «Дельфину» Нефедову довелось сражаться с настоящим дельфином. Это животное по определению лучше человека приспособлено к подводной жизни — оно работает в родной стихии. Под водой оно движется быстрее человека, обходится без каких-либо аппаратов, не боится кессонной болезни. При этом обладает великолепным слухом, зрением и даже эхолокацией… Но и это еще не все. Прежде чем «поступить на службу», животные проходят обучение. Дельфин по кличке Клаус, с которым встретился Нефедов, прошел обучение на базе ВМС США в Сан-Диего. Там его научили приемам подводной борьбы и дали оружие — намордник с прикрепленной к нему отравленной иглой. Если боевой пловец сталкивается с боевым животным один на один — он практически обречен… К тому моменту, когда Николай столкнулся с Клаусом, у Нефедова был уже реальный опыт подводных сражений с человеком — в холодной воде норвежского фьорда Николаю довелось сразиться с американским «фрогменом». Тогда он победил. В схватке с Клаусом у него не было шансов. Он должен был погибнуть в теплых водах возле Дананга, но и здесь он одержал победу… Все это было давно. Сейчас Николай Нефедов плыл в мирных водах Ладожского озера. Расширяя круги, Николай спокойно и методично отработывал площадь предполагаемого нахождения объекта. Он почти не пользовался приборами, определял свое нахождение интуитивно. Это приходит только с огромным опытом, да и то не ко всем… Даже на суше на отработку площади с радиусом четыре кабельтовых — а где четыре, там и пять — требуется время. Под водой на ту же работу времени нужно вдвое больше, а усилий — вчетверо. Нефедов не надеялся на быстрый успех. Во-первых, капитан буксира мог — и очень сильно — ошибиться в определении места. Во-вторых, очень даже может быть, что предметы, которые он сейчас ищет, давно подняли… Вполне вероятно, что ему придется утюжить дно пролива несколько дней. Хорошо, что есть «Драгер». С обычным аквалангом на такой глубине делать нечего — даже профессионал может работать считаные минуты. А если ныряльщик перебрал лимит времени, рассчитанный по «кривой безопасности», то соответственно увеличивается время, необходимое для декомпрессии. Это значит, что на каждые три метра подъема нужно будет делать остановку на две-три минуты. Довольно часто любители дайвинга пренебрегали этим правилом. Из-за усталости, холода или просто по глупости. Результат — газовая эмболия и кессонная болезнь. Или смерть… Нефедов работал, пока не начал садиться аккумулятор фонаря. Потом пошел наверх.
День за днем, день за днем Дельфин отрабатывал дно. Нашел старинный якорек с финским клеймом. Через неделю Иван сказал: все. Будем прекращать… Николай попросил разрешения на еще одно — крайнее — погружение. Он надеялся, что на этот раз он найдет. Было у него такое предчувствие. Иван согласился на еще одно погружение, но предчувствие обмануло — Николай ничего не нашел… Медленно шевеля ластами, Николай пошел наверх. В пятнадцати метрах от поверхности он наткнулся на темное веретенообразное тело буйка. К буйку был прикреплен плотно натянутый тросик. Один конец его уходил вниз, в темную глубину. Второй — наверх.
Через полчаса Братишка позвонил Ивану: похоже, нашли.
После короткого отдыха Нефедов ушел под воду в очередной раз. Он спускался вдоль троса. На дне обнаружил два почти занесенных песком деревянных ящика без маркировки. Один — большой, метра три длиной, второй значительно меньше. Сомнений не было — оно!
Поднимали ящики ночью, по одному, грузовой лебедкой буксира. Начали с большого. Лебедка буксира могла взять полторы тонны. Наматывался на барабан трос, пощелкивал храповик. Пока ящик находился под водой, лебедка справлялась легко. Однако, когда ящик, обитый стальными полосами с рымами по углам, показался над поверхностью, лебедка заскрежетала. Капитан Гринев остановил подъем. Ящик повис над водой на грузовой стреле. И все смотрели на него. А он висел в свете прожектора, слегка покачивался. Скрипели ржавые рымы, из щелей ящика стекала вода.
Заволновался Ракетчик:
— Утопим, утопим. Заводите его быстрее на борт.
Гринев ответил:
— Тяжелый. Лебедка не вытянет. Подождем, пока стечет вода. Может, тогда получится…
Опытный капитан оказался прав — вода стекла, лебедка справилась.
Ящик поместили в трюм, туда сразу же спустились Ракетчик и Братишка с противогазами и инструментом. С ними хотел пойти Иван, но Борис Витальевич остановил:
— Не надо. Как ни крути, а ящик деревянный, негерметичный. Пролежал под водой полтора десятка лет. Изделие, конечно, целиком выполнено из нержавейки, но гарантий все равно никаких. А ну как наши «консервы» испортились — я имею в виду, что произошла протечка гептила?
Была глубокая ночь. Под водой мелькал свет фонаря Нефедова — он готовил подъем второго ящика, крепил трос к гаку лебедки.
Капитан Гринев ждал сигнала к началу подъема.
В стальном чреве буксира, при желтом свете ламп, заключенных в проволочные «намордники», двое мужчин в противогазах вскрывали поднятый со дня моря ящик с ракетным двигателем.
Ракетчик приговаривал:
— Ничего, ничего, все будет хорошо.
Ключом на семнадцать Братишка отвернул двенадцать приржавевших гаек крепления крышки, гвоздодером подцепил ее край… Крышка поддалась со скрипом.
Братишка повернул к Ракетчику голову в противогазе и сказал:
— Чистый сюр. Вскрываем гроб подводного Дракулы.
— Давайте, давайте, — ответил Ракетчик. — Открывайте.
Голоса звучали глухо.
Крышку сняли, открылся мешок из толстого матового полиэтилена. Сквозь него слабо просвечивала конструкция из светлого металла. Братишка посмотрел на Ракетчика, Борис Витальевич кивнул. Финкой Братишка взрезал пленку, раздвинул руками. Внутри было сухо… Даже дилетанту стало понятно, что эти «консервы» вполне съедобны.
Братишка и Ракетчик выбрались на палубу и сели рядышком на скамейку в корме. Братишка снял противогаз и сказал:
— Сюр, однако.
— Что? — спросил Ракетчик.
— Вы противогаз-то снимите, профессор. А то, извините, сюр еще сильнее.
— Ах, да, — ответил Ракетчик и стал снимать противогаз. — А что такое «сюр»? — спросил он, когда освободился от противогаза.
Братишка достал из кармана сигареты, предложил Ракетчику.
— Да я, собственно, уже лет пять… А-а, давайте! — Борис Витальевич махнул рукой. — Такое дело, что сегодня все можно.
Закурили, Ракетчик закашлялся. Потом засмеялся и спросил:
— Так что же такое «сюр»? Сюрреализм?
— А вот все это, — Братишка широко повел рукой. — Ночь… море… звезды над головой… А в трюме гроб подводного Дракулы, поднятый из пучины.
Над бортом показалась упакованная в черный неопрен и маску голова Нефедова.
— Да уж, — согласился Борис Витальевич. — Это действительно чистый сюр.
Внешний осмотр двигателя показал, что он находится в рабочем состоянии и готов к пуску хоть завтра. И все то, что казалось хоть и выполнимым, но все-таки сомнительным, стало казаться реальным.
До саммита оставалось почти четыре месяца.
На Невском судоремонтном заводе Гринев присмотрел подходящую самоходную баржу. Сказал:
— Ремонта, конечно, требует, но не шибко большого. Она из лихтера переделана в самоходку. Они, лихтера, крепкие… Сколько я их по Ладоге перетаскал!
Баржу купили. Тут же, на Невском заводе, поставили на ремонт. Завод простаивал, любому заказу здесь были рады. Интересы заказчика представлял Братишка. Консультантом у него был, конечно же, Гринев. Братишка вошел в образ, стал носить костюм и галстук и называть Гринева «мой эксперт».
Кроме вполне традиционного ремонта: провести профилактику двигателя и механизмов, подварить, подкрасить, — заказчик хотел провести частичную модернизацию самоходки. Среди предъявленных требований было усиление днища и установка в трюме наклонной направляющей на гидравлическом домкрате по представленным чертежам.
Главный инженер завода просмотрел чертежи, удивился и спросил:
— А что же это такое будет-то?
Не моргнув глазом, Братишка ответил, что на направляющую будет установлен погрузо-разгрузочный транспортер.
Главный инженер удивился еще сильнее. Желая помочь заказчику, он стал объяснять, что все это можно сделать по-другому — проще и технически элегантней. На это Братишка ответил:
— Не ваше, блин, дело — критиковать заказчика… Понятно?
— Позвольте. Я хочу сделать, как луч…
— А вас никто не спрашивает! Если вас что-то не устраивает, мы найдем другой завод.
— Но я…
Директор наступил под столом на ногу главному инженеру, тот мгновенно осекся. Директор сказал Братишке:
— Вы абсолютно правы, Александр Игоревич. Желание заказчика — закон. Давайте обсудим некоторые детали.
В процессе обсуждения директор и главный инженер убедились, что заказчик ничего не понимает в судостроении. Но амбициозен и готов вполне прилично заплатить. Директор спросил:
— Когда вы хотите получить свое судно?
— А сколько времени вам понадобится?
Директор посмотрел на календарь, прикинул что-то про себя.
— Где-то, я думаю, месяца четыре, — сказал он. Братишка тоже посмотрел на календарь.
— Нет, — сказал он. — Четыре месяца — это много.
Посудину мы должны получить не позднее конца сентября.
Директор сказал:
— Это потребует максимального напряжения сил всего коллектива.
— Ну так напрягитесь. За срочность выплатим премию в размере пятнадцать процентов.
Директор и главный инженер переглянулись. Срок, обозначенный клиентом, был вполне реальный, и лишний месяц директор зарядил «на всякий пожарный».
Уже на следующий день подписали договор, и баржа встала на ремонт.
Для Ракетчика сняли ангар площадью в двести пятьдесят квадратных метров в депрессивной промзоне у кольцевой. Когда-то здесь был автосервис, потом «Цветмет». Потом владельца «Цветмета» убили, и уже месяца два ангар простаивал. Главным достоинством ангара было его изолированное положение. На три четверти помещение было завалено черным ломом. Его купили вместе с ломом весьма недорого. Объекту присвоили наименование «Стапель». Иван прислал Борису Витальевичу трех помощников — они же охрана, — и Ракетчик рьяно взялся за дело. На «Стапель» завезли кровати, газовую плиту, продукты, воду, утварь… В течение пяти дней Борис Витальевич с помощниками вытаскивали из ангара металлолом. А когда завалы разобрали наполовину, открылось чудо — погрузчик «катерпиллер». Выкрашенный в темно-зеленый цвет, огромный, как слон, на мощных рубчатых колесах, погрузчик выглядел грозно, агрессивно. Скорее всего, «катерпиллер» был краденый. Потому его и завалили металлоломом… Эта неожиданная находка случилось как раз тогда, когда на «Стапель» приехали Иван и Зоран. Обычно угрюмый серб, увидев погрузчик, улыбнулся. Подошел и похлопал его по «морде». Сказал:
— Кэт!.. Кэт, модель девять-семь-два. Зверюга. Объем ковша пять с половиной кубов. Я на таком работал. Завалы разбирал… Он на ходу?
— А кто его знает? — отозвался Чингачгук. Серб мигом взлетел в кабину… и через пять секунд двигатель «катерпиллера» зарычал. Вспыхнули фары, начали пульсировать мигалки на кабине. За час Зоран вывез из ангара остатки хлама. Работал сноровисто, можно сказать — виртуозно. Разворачивал огромного зверя «на пятке»… Когда закончил, мужики сказали: спасибо, брат. Без тебя нам бы еще два дня мудохаться.
Впрочем, работы им и без того хватало. После того, как очистили ангар от лома, пришлось ремонтировать проводку, обустраивать жилой отсек и делать массу других дел.
Потом на «Стапель» привезли баллоны для газосварки, инструменты и, наконец, десятиметровый кусок трубы диаметром девятьсот двадцать миллиметров. Огромную трубу сгрузили с КАМАЗа, поставили на «стапель» — собранную из бревен и бруса подставку. Когда в «цех» приехали Иван и Зоран, Ракетчик ходил вокруг трубы, скептически посматривал на нее и усмехался. Иван спросил:
— Вам что-то не нравится, Борис Виталич?
— Да нет. Мне, напротив, все нравится. Просто, понимаете ли, Олег Петрович, я подумал: «в гараже, на колене»… Если бы еще год назад кто-нибудь сказал мне, что я из ржавой трубы буду делать
Труба действительно была слегка ржавой, с неровно обрезанным и слегка смятым торцом, и поверить, что из этого может «вырасти» ракета, было весьма затруднительно. Иван подумал, что для того, чтобы превратить трубу в ракету или, выражаясь языком Ракетчика, в
— Теперь-то верите? — спросил Иван.
— Сам не понял, — Ракетчик развел руками и засмеялся. Потом сказал: — Собственно говоря, то, что мы сейчас делаем, действительно представляется невозможным… Оно стало возможным только в связи с наличием двигателя и поставленной задачей. Я имею в виду расстояние до цели. Если бы нам нужно было произвести выстрел на дальность хотя бы сто километров, то этой дуре, — Ракетчик постучал по трубе, — было бы не долететь… А на два километра мы и эту трубу зафигачим за милую душу.
Зоран похлопал по трубе ладонью, сказал:
— Рашен тьюб — наш ответ общечеловекам.
А Борис Витальевич сказал:
— Вы вот мне помощников дали — отличные ребята.
А где же мой коллега-то?
— Это кто? — не понял Иван.
— Да как же? Саша… Александр… Отчества, извините, не знаю. А фамилия у него, кажется, Братишко.
Ивану стало весело. Очень весело… Он подумал: действительно, коллеги — профессор, доктор технических наук, лауреат Государственной премии, и Саня Братишка, который «образование получал в Крестах». Вот оно как бывает. Иван сдержал улыбку. Сказал:
— Товарищ Братишко работает на другом направлении. Далеко отсюда.
«Товарищ Братишко» получил задание добыть тротил для боевой части изделия и убыл в родной город Сортавала, где были у него завязки.
— Жаль, — сказал Борис Витальевич, — очень жаль… Ну, увидите — привет от меня передавайте.
— Как только увижу — обязательно, — ответил Иван. — А когда увижу — не знаю.
Он знал, что увидит Братишку если не сегодня, так завтра, но не собирался говорить об этом Ракетчику и не думал передавать приветов. Каждый должен знать только то, что нужно. И ничего сверх того.
Ночь была душной. В распахнутое окно комнаты лился лунный свет. Иван, по-турецки поджав ноги, сидел на диване, смотрел на Лизу. В лунном свете ее тело казалось почти прозрачным.
— Что ты так смотришь? — спросила она.
— Ты очень красивая, Лиза.
— Брось ты! Обыкновенная.
Рамой нарезанный на полосы лунный свет лежал на полу.
— Ваня, — позвала Лиза. — А ты помнишь, ты щенка спас?
— Жильца-то? Конечно, помню… Как не помнить?
— А не знаешь, как он сейчас?
— Нет, не знаю. Последний раз я видел его утром того дня, когда все произошло. — Иван потянулся, взял со стола сигареты, закурил. — Думаю, по-прежнему живет на станции…
— Я бы хотела его проведать.
За окном тяжело, сонно шевелилась плотная августовская листва.
— Я бы тоже хотел на него посмотреть, — ответил Иван. — Вырос, наверно… Я бы очень этого хотел, но это невозможно, Лиза. В такое время сволочное мы живем, что это невозможно. По крайней мере — пока. Но потом… потом мы обязательно сделаем это.
Сигаретный дым плыл и растворялся в лунном свете.
Братишка не привез тротила, но нашел два КПВ.
— Я, — сказал он, — надыбал капэвэ. Два штука.
Иван в первый момент не понял, о чем речь, а когда понял, спросил:
— А патроны? Патроны к ним есть?
Зоран, который присутствовал при разговоре, заметил:
— Там, знаете ли, не патроны. Там, знаете ли, черт-те что. Каждая пуля размером с мизинец мой.
Братишка спросил:
— С мизинец? — Он оттопырил мизинец, с прищуром посмотрел на него и сказал мечтательно: — Эх, забубенить бы такой чушкой да какому-нибудь «Хаммеру» в лоб!
— Саня! — сказал Иван. — Я тебя спрашиваю: есть патроны?
Братишка открыл глаза:
— Да хоть жопой ешь! Только бабки плати.
Пулеметы продавал некий отставной подполковник.
Откуда они у него, никто не спрашивал — когда началась Оккупация, армейское «барахлишко» целыми эшелонами пропадало.
— Что за человек? — спросил Иван.
— Ну чего ты спрашиваешь? Если отставной вояка торгует стволами, то кто он? Барыга. У него уже мужики наши, сортавальские, раньше покупали тол — рыбу глушить. Вот тол-то весь и раскупили, а пулеметы даром никому не нужны.
Иван задумался. КПВ — заманчивое приобретение.
Очень заманчивое. Особенно в свете предстоящей операции. Но и риск есть.
— Под «гестапо» не подведет он нас? — спросил Иван.
— Навряд ли. Гарантий, конечно, нет… он сам ссыт кипятком. Ибо замазан.
— Надо бы его проверить. Ты, Саня, прикинь, что можно сделать.
— Лады, — ответил Братишка. — Попробуем дядю на зубок.
Иван с Зораном вновь приехали на «Стапель», привезли заказанные Ракетчиком комплектующие и питьевую воду — с водой здесь было туго. Для того, чтобы умыться, воду брали в небольшом пруду неподалеку, но пить ее было нельзя… А на «Стапеле» уже кипела работа — шипела горелка, завывала дрель, сыпались искры из-под шлиф-машинки. Да и сама труба уже начала меняться. Она стала короче на полтора метра и покрылась цифрами и меловыми линиями разметки — сплошными и пунктирными. Кое-где в трубе появились проемы, вырезанные газосваркой, были просверлены отверстия.
— Как работается, Борис Виталич? — спросил Иван.
— Отлично, Олег Петрович, — искренне ответил Ракетчик. — Давно уже я не получал такого удовольствия… Да и ребята у вас золотые. Константин — сварщик милостью Божьей, а Денис — слесарь-лекальщик.
Иван подумал: интересно, он догадывается, что его ждет в случае, если вдруг на «Стапеле» появится «гестапо»?.. При таком раскладе — Иван сам инструктировал «помощников» — они обязаны в первую очередь эвакуировать Ракетчика. Любой ценой — ценой жизни своей — они должны спасти его голову. Если же это окажется невозможным, «ребята золотые» обязаны уничтожить Ракетчика. Впрочем, и сами погибнуть — «Стапель» был заминирован. Сорок килограммов тротила гарантированно разнесут все на молекулы.
— Только я вот о чем хотел бы вас попросить, Олег Петрович.
— О чем же? — встрепенулся Иван. Борис Витальевич покосился на Грача, который прошел мимо с двумя упаковками питьевой воды.
— Просьба у меня деликатного свойства.
— Да, я слушаю.
— Видите ли какое дело. Я понимаю, что у вас конспирация и все такое прочее… Но ведь провал не исключен?
— Мы принимаем все меры.
— Это понятно, понятно… но ведь стопроцентной гарантии все равно нет?
— Стопроцентной нет, — вынужден был согласиться Иван.
Ракетчик как будто даже обрадовался, сказал:
— Вот! Именно — вот. Так я к чему? Если вдруг… если вдруг — «гестапо», так я под пытками… в общем, слаб человек. Понимаете?
— Понимаю.
— Так я вот о чем хотел попросить… Дайте ребятам команду: если вдруг… то чтобы они… Я знаю: у них оружие есть… А я ведь сам-то, боюсь, не смогу… Вы скажите им…
Мимо прошел Зоран с коробкой на плече. Иван обнял Бориса Витальевича за плечи, сказал:
— Дорогой вы мой… Дорогой вы мой Борис Витальевич. Не думайте о плохом. Делайте свое дело и ни о чем не думайте. Мы принимаем все меры… Но коли случится беда, то каждый сделает то, что должен сделать.
— Вы думаете? — спросил Ракетчик.
— Я знаю.
Жара… жара стояла на Северо-Западе. Кое-где уже горели леса, торфяники, брошенные деревни. В Петербурге ощущался запах гари. В этом чудилась скрытая угроза.
Иван свернул всю деятельность, которая не была завязана на операцию «Демонтаж». Собственно, он и не мог ничем другим заниматься — «сакральный» ноутбук Полковника только ввел его в курс дела. Но для того, чтобы реально руководить организацией, этого было мало. Кроме того, активная нелегальная деятельность увеличивает риск провала. А Иван уже заболел операцией. И отдавал себе отчет, что не имеет права на ошибку.
Работа на «Стапеле» шла ударными темпами. Иван с Зораном едва успевали выполнять заказы Бориса Витальевича. А ему все время что-то требовалось. То какой-то особенный припой, то развертка, то резьбовой переходник. Бегали, добывали шланги, платы и сальники… Зоран обзавелся знакомыми токарями и фрезеровщиками на механическом заводе. Спасибо Борису Витальевичу — он действительно умел работать «на колене». Умел обойтись рулевой тягой от «жигуленка» там, где требовался сложный привод. Из раскуроченного телефона сделал элемент системы наведения. А из медицинского катетера соорудил какой-то клапан-регулятор. Серб сильно зауважал Бориса Витальевича и теперь именовал не иначе, как Главный Конструктор. Или просто Главный.
А сам Борис Витальевич посмеивался, говорил:
— Голь на выдумки хитра.
Однажды Главный попросил купить… рогатку. Зоран поднял вверх палец, торжественно произнес:
— Вот! Инженерная мысль не дремлет… даже рогатке нашел применение Главный Конструктор.
Борис Витальевич почесал в затылке и ответил, что, вообще-то, рогатка нужна не ему, а ребятам. Они из рогатки крыс стреляют… Зоран сконфузился, а Иван долго смеялся.
Работа двигалась. Изделие обрастало элементами снаружи и внутри. Но по-прежнему напоминало обрезок трубы. Иван спрашивал:
— Успеете?
Главный говорил:
— Непременно успеем. А вы сумеете поставить маячок?
— Будет маячок, — отвечал Иван. Про маячок у него спрашивал и Заборовский. При каждой встрече. А встречался Иван с Заборовским довольно часто. Не потому, что в этом была какая-то острая необходимость, а с целью поддержания боевого духа. «Подсадить» Заборовскому маячок Доктор мог хоть завтра, но не спешил это делать. Говорил: успеем. Извлечем сейчас стимулятор, а его прихватит. Что тогда? Сделаем это накануне «часа Х».
События заплетались в тугой узел, в центре которого находился Иван. Он испытывал страшное внутреннее напряжение, и если бы не Лиза… Что бы он делал без Лизы?
Слушая рассказы Зорана про Полковника, Иван задавался вопросом: неужели Полковник жил такой жизнью два года? Это же невозможно.
Серб говорил:
— Это так кажется. Втянешься — и ты будешь.
Братишка доложил: барыгу-подполковника «на зубок попробовали». «Гестапо» он боится, как черт ладана.
Иван сказал:
— «Гестапо» боится, но пулеметы все-таки продает?
— Жаба душит.
— Понятно, — сказал Иван. — Хорошо, возьмем пулеметы. Сколько стоят-то?
— Пулеметы отдает по тыще евро, плюс полтыщи «маслят» по еврику за штуку — даром!
Иван согласился:
— Да, недорого.
Братишка сказал:
— Можно вообще ни копья не заплатить.
— Нет, этого делать не надо. Заплатим.
— Зря, командир. Он все равно не свое продает.
— Заплатим. Где эти пулеметы?
— Где-то под Сортавалой прячет.
— Тогда лучше привезти на «Комсомольце». Так будет безопасней.
На следующий день, на рассвете, «Комсомолец» направился на север, в Сортавалу. Тремя часами позже туда же выехал Братишка с парой бойцов. Один из них — Пластилин — имел немалый опыт «общения» с КПВ. Еще с Афгана.
Деньги барыга получил вперед еще в Сортавале — боялся, что его кинут. Поехали за товаром. Братишка ехал вместе с барыгой на барыговой «Ниве-Шевроле», за ними бойцы на УАЗе. Пулеметы подполковник хранил в брошенной деревне — таких деревень полно по всему Северо-Западу, да и по всей России. Приехали. Деревня выглядела как все брошенные деревни — заколоченные дома, покосившиеся заборы, заросшие сорняками огороды.
— Здесь, — показал барыга на крайний дом. Когда-то это был добротный дом — рубленый, крепкий, просторный. Теперь дом умирал. Видно, что в нем уже побывали мародеры и унесли все, что можно продать.
Барыга посмотрел на грубо взломанную дверь, сказал:
— Разве это люди? Это, блядь, нелюди… тьфу!
Братишка посмотрел на подполковника, сказал:
— Да, очень некрасиво поступают… Иронии тот не заметил.
Пулеметы хранились в подвале, под слоем опилок. Они были в заводской упаковке — в добротных ящиках, в консервации, патроны — в цинках. Вчетвером едва смогли вытащить тяжеленные ящики. Братишка спросил:
— Как же это вы, господин подполковник, вниз-то их занесли?
— Зять помогал, — ответил барыга, утирая лоб. — Потом попал, сука, пьяный под электричку — ногу ему оттяпало… Помощник, блядь!
— Это он нарочно, — сказал Братишка. — Тебе назло. Подполковник покосился на Братишку, ничего не ответил. Ящики вскрыли, проверили комплектность. Братишка сказал:
— Надо бы отстрелять их, что ли.
— Чиво? Чиво? Они ж со склада — «консервы». Чего их проверять? Да чтобы их только расконсервировать, полдня уйдет. А потом собрать.
Братишка вопросительно посмотрел на Пластилина. Пластилин сказал:
— Собрать — плевое дело. А чтоб консервацию снять, время, конечно, надо… Полдня не полдня, но часа два понадобится.
Барыгу отпустили с миром, а Братишка связался с «Комсомольцем», согласовал с Гриневым место встречи. Спустя три часа они встретились в шхерах восточнее Сортавалы. В сумерках ящики подняли на борт буксира, и «Комсомолец» осторожно двинулся прочь от берега. Здесь, на борту буксира, «консервы» распечатали. Возились долго — пулеметы были законсервированы качественно. Один собрали, поставили на станок.
— Пушка, — сказал Гринев. С длинным стволом, на колесном станке артиллеристского типа, пулемет действительно напоминал небольшое орудие.
А Пластилин сказал: маленький штришок, — и закрепил на правой стороне пулемета оптический прицел. Вынес вердикт: вот теперь все… лепота!
КПВ — крупнокалиберный пулемет Владимирова. Самый мощный пулемет в мире. Пулемет-монстр. Пулемет-легенда. Тот, кто побывал под огнем КПВ и остался в живых, на всю жизнь запомнит «голос» этого зверя… Пуля КПВ весит шестьдесят четыре грамма, вырывается из ствола со скоростью километр в секунду и улетает на девять километров. Эта чудовищная пуля запросто прошивает кирпичные и бетонные стены. На расстоянии в полкилометра бронебойная пуля насквозь бьет броню толщиной в пять сантиметров. При попадании в руку, ногу или голову пуля гарантированно отрывает эту самую руку-ногу-голову… В зенитном варианте счетверенная установка имеет скорострельность две тысячи четыреста выстрелов в минуту. Под таким напором вертолеты просто разваливаются в воздухе на куски… В Советском Союзе пулеметом Владимирова оборудовали бронетранспортеры, катера и танки. Вот какая «пушка» стояла сейчас на палубе «Комсомольца».
Пластилин снарядил ленту, уложил ее в коробку. Братишка поднял коробку, сказал: ого! Коробка с лентой на сорок патронов весила почти десять килограммов.
Пластилин сказал:
— Вот тебе и «ого!» Зато — моща!
Какая это «моща», убедились утром, когда рассвело и Гринев вывел «Комсомолец» из лабиринта шхер. Пластилин попросил капитана:
— Мне бы, Юрьпалч, машинку опробовать.
— Пробуй.
— Да мне мишенька нужна. Может, подойдем к какому острову?
Вскоре подошли к небольшому скалистому островку. Метрах в четырехстах легли в дрейф. Пластилин из-под руки осмотрел остров, высмотрел ржавый бакен. Он болтался на мелкой волнишке между берегом и каменной грядой — видимо, его забросило туда штормом. Пластилин сказал: пойдет, — и снял брезент, которым укрывал пулемет. Он положил брезент на палубу, устроился на нем и снял колпачки с оптического прицела.
— Давненько, — сказал Пластилин, — не брал я в руки шашек.
Он приник к прицелу, замер и нажал на гашетку. Пулемет дернулся, оглушительно громыхнул.[29] Из раструба на конце ствола полыхнула пламя. Раскололся, развалился на части камень справа от бакена. Над островом взметнулись чайки. Гринев, наблюдавший это зрелище в бинокль, озадаченно произнес: вот это да! Братишка почесал в затылке. Пластилин сказал:
— Качает, однако, — и повторил выстрел. Бакен буквально подпрыгнул на месте.
— Порядок, — сказал Пластилин.
— А дай-ка и мне, — попросил Братишка. Он занял место у пулемета, прицелился в тот же бакен и дал очередь выстрелов на десять. Над водой раскатился гром. Бакен колотился в припадке, пули выбивали из камней фонтаны гранитной крошки. На стволе пулемета бушевало пламя, на палубу со звоном сыпались гильзы.
— Могешь, — одобрительно произнес Пластилин. Над островом метались чайки, кричали.
Когда пулеметы прибыли в Петербург и были привезены на «Стапель», Зоран спросил Ивана:
— Как, друже Полковник, ты думаешь использовать эти пулеметы?
— Поставлю на «Комсомольце».
— Оба?
— Не думал еще… Наверно, один. А ты почему спрашиваешь?
— Да есть у меня одна мысль.
— Ну? — заинтересованно спросил Иван.
Серб немного помялся, а потом сказал:
— А давай сделаем танк.
— Какой танк? — не понял Иван.
— По плану Павла основной операции должна сопутствовать акция прикрытия, которая отвлечет внимание… так?
— Ну так… Он, правда, не раскрыл, что имеет в виду.
— Вот я и предлагаю провести демонстративную танковую атаку. А для этого нужен танк.
— Да откуда мы возьмем танк?
— Сделаем. У нас есть «катерпиллер» и КПВ. «Кэт» — это же неубиваемая машина. Он работает в тяжелейших условиях — на разборке завалов. В ковше — у него объем пять с половиной кубов — установим пулемет.
А кабина и так бронированная. В сочетании с КПВ получается танк.
Иван сказал:
— Мысль неплохая. Подумаем. Я как-то читал, что в Штатах, в провинциальном городке, жил мужик, которого сильно достали местные власти. Так он нечто подобное осуществил. Он обварил стальными листами бульдозер, вооружился винтовкой пятидесятого калибра и почти начисто разгромил городок.
— Если бы я мог, — сказал серб, — я бы разрушил все их города.
В его голосе звучала такая ненависть, что Иван поверил.
В середине августа удалось достать начинку для боевой части изделия — пластит С-4. Пластит организовал Дервиш. Тысячу семьсот килограммов взрывчатки привезли трое мужчин на грузовике. Все трое были уже немолоды, и чувствовалось, что это профессионалы старой школы. Они выгрузили сорок с лишним ящиков пластита и молча уехали.
Учитывая, что С-4 втрое мощнее обычного тротила, вопрос с начинкой боевой части был практически закрыт.
А в сентябре наступил день, когда Главный Конструктор сказал: готово.
Собранное, покрашенное черной матовой краской изделие стояло на стапеле, растопыривалось оперением стабилизаторов. Змеился по полу кабель, уходил в раскрытый лючок. Там мигали огоньки. Выглядело изделие солидно. Демонстрируя работоспособность, Борис Витальевич пощелкал кнопками ноутбука, пошевелил закрылками. Иван походил вокруг, спросил:
— Что, совсем готово?
— Не совсем. Во-первых, не загружена боевая часть… Это сделаем в последний момент. Во-вторых, не введена программа. В остальном — готовность.
Изделие разобрали — сняли обтекатель, оперение.
Оно снова стало похоже на обрубок. На поверхность нанесли по трафарету маскирующие знаки и надписи: «380 В», «Фильтр № 4», «К гл. сепаратору» и т. п. По легенде, изделие было главным элементом насосной станции. Иван даже изготовил «техническую документацию». На обложке самопальной брошюрки наклеил этикетку: «Насосная станция вихревого типа НСВ-280М/4. Паспорт. Инструкция по эксплуатации». Внутри лежали чистые листы, но сама брошюра была запаяна в полиэтилен. Были изготовлены накладные. Отправитель… получатель… Реквизиты. С адресами и телефонами. При необходимости любой проверяющий мог позвонить в ООО «Развитие плюс» или в ЗАО «Гидросистемы» и убедиться, что первая организация заказывала, а вторая осуществила ремонт и отладку насосной станции НСВ-280М/4… Печати… Копии платежных документов… Изделие упаковали в два места. Осталось перекинуть его на самоходку.
Тридцатого сентября Братишка принимал отремонтированную баржу. Собственно, принимал работу «эксперт» Гринев. Юрий Павлович облазил баржу «от и до», проверил работу механизмов, двигателя. Нашел, что все сделано качественно.
Братишка тут же выплатил директору обещанные премиальные — кэшем, конечно. И предложил отметить это дело. Естественно, за счет судовладельца… А че мы, не папуасы, что ли? В кабачину, бля, в кабачину!
Гульнули так, что дым коромыслом. По ходу пьянки Братишка пожаловался, что в Регистре тянут, суки, бюрократы, с документами. Нельзя ли на пару недель, а еще лучше на месяц, арендовать причал — плачу кэшем!
— Причал?
— Конечно, можно. А как посудину назовете?
— А «Крокодил», бля. Прикольно?
— «Крокодил»? Прикольно.
— Ну, наливай.
Второго октября грузовик «Вольво» с прицепом повез изделие в Шлиссельбург. Там у Угольного причала стояла отремонтированная, пахнущая свежей краской баржа. Десятитонный кран снял «насосную станцию» с «Вольво» и перенес в трюм самоходки. Потом туда же перенесли вторую упаковку — с обтекателем.
Ночью к самоходке подошел «Комсомолец». Пришвартовался, с борта на борт перекидали ящики с пластитом.
На «Стапеле» делать стало нечего. Поэтому коллектив увлекся «танком». После долгих дебатов ковш «катерпиллера» обрезали по длине. К остатку ковша «присобачили» «боевую башню» — похожую на колун конструкцию, сваренную из обрезков все того же ковша и трубы, оставшейся от корпуса изделия. В стенках прорезали бойницы, закрывающиеся заслонками. Дополнительные заслонки поставили на кабину.
Получился какой-то тиранозавр на колесах.
В Санкт-Петербург пришла осень, и деревья стояли в золоте.
До саммита «Евросоюз + „Промгаз“» осталось меньше месяца. На улицах в разы выросло количество плакатов с символикой «Промгаза». В город начали прибывать дополнительные полицейские силы. Это было заметно невооруженным глазом — по улицам катались полицейские автомобили с иногородними номерами. Надо полагать, что людей в штатском, которые в глаза не бросаются, тоже стало больше. Все чаще мелькали в небе «глазастые птички». Ходили слухи, что в город дополнительно привезли десятки «Ужасов». Увеличенной мощности. Они, якобы, на дистанции в километр мгновенно делают человека безумным. Одни говорили, что этими «Ужасами» будут зачищать окраины, наводненные человеческими отбросами. Другие — что «Ужасы» привезли для того, чтобы создать непреодолимое кольцо вокруг Башни и коридоры для проезда кортежей. Еще говорили, что на территории заброшенной промзоны за кольцевой устроили концлагерь на двадцать тысяч рыл. Там же есть и печи для обжига кирпича. Их переоборудовали в крематорий… Город замер в ожидании.
Полковник объявил «нулевой» режим. Это означало, что прекращается всякая активная деятельность организации. Прекращаются всякие контакты между членами организации. Все ложатся на дно и ждут команды.
За неделю до саммита Иван собрал участников операции. Впервые — всех вместе. Не было только Заборовского. Его Иван берег как зеницу ока. Встреча состоялась в кафе, которое принадлежало одному из членов организации. Впрочем, в тот вечер заведение было закрыто «по техническим причинам» и никого из обслуги, включая хозяина, не было. Одиннадцать мужчин собрались в кафе, сели у длинного стола. Под столом стояла хозяйственная сумка. В ней было три килограмма тротила. Дистанционный привод лежал в кармане у Зорана.
— Товарищи, — сказал Иван и обвел взглядом всех. В зале было почти темно, горели только несколько маленьких бра на стенах. Лица «гёзов» были в тени, но Иван отчетливо «видел» лицо каждого. — Товарищи… Сегодня я собрал вас для того, чтобы еще раз поговорить о том, что нам предстоит сделать. И еще раз напомнить вам, что многие из нас погибнут. Возможно, все погибнем. Сегодня еще не поздно отказаться от участия в операции. Никто вас не осудит. Никто не упрекнет. Никаких репрессий — я гарантирую — не последует. Единственной мерой, которая будет принята для обеспечения конспирации, — полная изоляция отказавшихся вплоть до начала операции. Я предлагаю каждому задать себе вопрос: готов ли я?.. Готов ли я пойти на смерть? Если вы не чувствуете в себе этой готовности — лучше отказаться. Это во-первых. Есть и во-вторых. Если у нас получится то, что мы задумали, погибнут тысячи человек. Среди них будут людоеды, но будут и ни в чем не повинные люди, у которых есть семьи — матери, дети, жены… Задайте себе вопрос: готов ли я убить тысячи человек? Загляните себе в душу. Если вы не чувствуете силы — лучше отказаться… Вы не обязаны никому ничего объяснять. Тот, кто принял решение, должен просто встать и пройти вон в ту дверь. — Большим пальцем правой руки Иван показал себе за спину. Там, справа от стойки бара, была узкая дверь. Все посмотрели на эту дверь — дверь в Жизнь… Иван продолжил: — Там уже приготовлено помещение, в котором есть все для того, чтобы несколько человек относительно комфортно могли пересидеть неделю… Повторяю: никто не будет считать вас трусом или предателем. Ваше право сделать выбор. Решайте.
Иван замолчал. Одиннадцать мужчин сидели вокруг пустого стола в почти темном помещении. Все молчали. Светился дисплей электронных часов на стене. Было слышно, как журчит вода в трубах. За окном изредка проезжали автомобили, обдавая шторы светом фар… Одиннадцать мужчин сидели и молчали. Каждый думал о своем и все вместе — о смерти.
И о двери, которая ведет в Жизнь.
Прошло пять часов… или пять минут. Иван сказал:
— Ну что ж… Выбор сделан. Я благодарю каждого из нас. Теперь предлагаю еще раз пройтись по плану операции.
Иван развернул на столе большой лист ватмана. Пепельницами прижали углы, поставили маленькие настольные лампы. Стало видно, что на листе изображен район проведения операции — Нева, Охта, мосты, набережные и прилегающие улицы. Вода была закрашена голубым цветом, набережные — серым. На мысу, у слияния Невы с Охтой, ярко-синим пятиугольником выделялась Башня. Схема была упрощенной, но наглядной. Например, мосты на ней были изображены в проекции «вид сбоку», то есть так, как их видят с палубы плывущего по Неве прогулочного трамвайчика.
— Итак, — начал Иван, — через неделю, тридцатого октября, начнется саммит «Евросоюз + „Промгаз“». На саммит соберутся главы почти всех европейских государств. В качестве наблюдателей будут присутствовать представители многих неевропейских государств, а также различных организаций — ООН, ОПЕК, далее — по списку… Учитывая, что на саммит приезжают целыми делегациями, речь идет о многих сотнях человек. Но нас интересуют тридцать — сорок лиц — те, кто реально делает мировую политику. Цели и характер этой политики всем понятны, распыляться не буду. Если мы сумеем разрушить Башню в тот момент, когда все эти господа будут находиться на Башне… Все понятно? — Иван подождал несколько секунд, потом продолжил: — Как вам известно, «гестапо» во взаимодействии с прочими службами проводит очень серьезные мероприятия по обеспечению безопасности саммита. В город стянуты огромные силы — полиция, оперсостав «гестапо» из других регионов. Кроме того, активно работает собственная служба безопасности «Промгаза», которая тоже усилена за счет кадров из других регионов. Кроме того, в Петербург дополнительно переброшены три авиакрыла беспилотной авиции. Они контролируют весь центр города и особенно район Башни. На Неве работает флотилия «Промгаза». Она состоит из четырех патрульных катеров, вооруженных крупнокалиберными пулеметами. Видимо, в арсенале «гестапо» есть и иные силы и средства, но достоверной информацией мы не располагаем… За два дня до начала саммита будет остановлена работа в помещениях штаб-квартиры, всех сотрудников отправят в краткосрочный оплачиваемый отпуск. Территория комплекса «Промгаз-сити» объявлена так называемой красной зоной. Попасть туда можно только по спецпропускам. Доступ будет иметь очень ограниченный круг лиц из числа сотрудников охраны и эксплуатационных служб. Вокруг красной зоны находится желтая зона. На нашей схеме она обозначена желтым пунктиром. Желтая зона распространяется на один-два километра от Башни. На юг она простирается вплоть до моста Александра Невского. Внутри желтой зоны тоже очень сильно ограничено движение, полиция и «гестапо» проводят масштабные зачистки… Кортежи с участниками саммита будут приезжать к Башне по Большеохтинскому мосту. Хотя, надо полагать, часть высокопоставленных гостей может прибыть на вертолете… Все мероприятия саммита будут проходить в помещениях выше шестьдесят третьего этажа. На шестьдесят третьем этаже Башни будет работать пресс-центр. Такова — в самых общих чертах — картинка. Вопросы есть ко мне?
Вопросов не было. Иван продолжил:
— По официально заявленной программе саммит начнется в четырнадцать часов по московскому времени. Мы планируем провести атаку в период с четырнадцати тридцати до пятнадцати часов. Для того, чтобы это сделать, мы должны начать операцию раньше. Некоторые действия, без которых операция невозможна, будут произведены за двое суток до ее начала… Обсуждать их здесь и сейчас не будем. Не потому, что я кому-то не доверяю. Ибо если нет доверия, то операцию нужно немедля отменить. Обсуждать не будем по причине, которая вам понятна: если человек попал в руки «гестапо» живым, то язык ему развяжут. Каким бы железным он ни был. — Иван замолчал, потом позвал: — Доктор. — Доктор поднял голову, посмотрел на Ивана. — Вы помните свои действия, Доктор? — Доктор слегка наклонил голову. — С Титаном все согласовано? — Доктор ответил: — Да. — У вас есть вопросы ко мне? — Доктор ответил: нет. — Вы можете идти, Доктор.
Доктор поднялся, обошел стол, молча пожал каждому руку. И вышел… В темень и в дождь. В чужой и очень опасный мир.
Иван позвал:
— Виктор.
Дельфин ответил:
— Я все помню, Полковник.
— Вопросы есть?
— Нет вопросов. Будем живы — встретимся. Дельфин обошел стол, с каждым обнялся. И вышел.
Зоран запер дверь. Теперь в маленьком зале остались девять человек — те, кому идти убивать Башню. Иван сказал:
— Кажется, каждый уже знает, что и как будем делать. Но… предлагаю пройтись еще раз по сценарию.
Иван поднялся, прошел к дальнему концу стола, ткнул пальцем:
— За сутки до начала мы перегоним «Крокодил» и «Комсомолец» вот сюда, в Уткину заводь. Место у причала арендовано, оплачено. Отчалим в четырнадцать часов пятнадцать минут. Для «танка» выход на операцию начнется еще раньше — в четырнадцать ноль-ноль. Встретимся на отрезке между Володарским и Финляндским железнодорожным. Наше движение должно быть согласованным… Для наглядности проиграем на карте. — Иван вытащил из кармана и положил на схему футляр из-под сигары. — Это наше изделие. А это, — Иван взял со стола перечницу — приземистый и массивный усеченный граненый конус темного стекла, — это наш грозный «Демонтаж». Поставим его на исходный рубеж. — Иван поставил «танк» на схему. — Товарищ Зоран, вы командир «танка» «Демонтаж»?
— Так точно.
— Вот и управляйте.
«Демонтаж» начал движение. Он двигался параллельно Неве в направлении Башни. Иван одновременно перемещал по Неве «изделие».
— Прошу прощения, командир, — сказал Братишка. — Вопрос.
— Что, Саша?
— Могу и я добавить штрих для наглядности?
— Какой штрих?
Братишка встал, подошел к полкам с бутылками. Уверенно взял бутылку водки «Оккупация» — узкую, высокую, голубоватого стекла. Потом вернулся к столу и поставил бутылку на ярко-синий пятиугольник, обозначающий на схеме Башню.… Две секунды было тихо, потом маленький зал взорвался хохотом. Смеялись все. Даже Зоран лег грудью на стол и хохотал.
Случайный припозднившийся прохожий, который проходил мимо кафе, услышал смех и подумал: во гуляют!.. Разве мог он подумать, что это хохочут смертники?
Иван сказал Зорану, что хочет съездить в монастырь. Зоран ответил, что это очень опасно… А зачем тебе, друже Полковник, в монастырь?
Иван объяснил, зачем, и тогда Зоран пожал ему руку. Сказал:
— Тогда — завтра же. Пойдем на «Комсомольце».
«Комсомолец» шел на север. За кормой буксира реяли чайки, в маленькой рубке были Гринев, Лиза и Иван. Гринев стоял на штурвале, Лиза и Иван — рядом. Зоран — в ватнике, в вязаной шапочке, курил сигару на корме. Юрий Павлович рассказывал:
— Я на воде уже сорок лет. Сорок навигаций — ото льда до льда… Это семейное у нас. Еще прадед мой водил баржи по каналам.
— По каким каналам? — спросила Лиза.
— По Ладожским, барышня… Ладога — она с характером. Заштормит — мало не покажется. Потому еще в восемнадцатом веке начали строить обводный канал по южному берегу. Два канала — Старо— и Новоладожский прорыли. Соединили, значит, Свирь с Невою. На озере — шторм, валы — три метра. А на канале — лепота… По каналам в те годы баржонки еще бурлацкою тягою водили. Потом бурлаков лошади сменили. И до сих пор на берегах кое-где чугунные тумбы стоят — коновязи. Так вот, прадед мой как раз на лошадках грузы возил. Такой, понимаете ли, лошадиный капитан… И дед мой всю жизнь на озере. Но уже на пароходах. А отец мой воевал на Ладоге в составе Третьей морской бригады. Ходил на буксире «Хасан». Тогда ведь как было? Поставят на буксир пару пулеметов или пушчонку — все, канонерка… И хотя великих военно-морских сражений здесь не было, значение Ладоге придавали серьезное. Здесь ведь не только наши и финские флотилии ходили, но и немцы перекинули сюда группу боевых паромов полковника Зибеля. Солидные, доложу я вам, были сооружения. Катамаран — два понтона, соединенные мощной палубой. А на палубе три орудия калибром восемьдесят семь миллиметров и две зенитные двадцатимиллиметровые установки. Два бензиновых двигателя. Скорость — десять узлов. Хорошая скорость для такой посудины. Всего на два узла меньше, чем у нас. Понтоны эти сначала предназначались для форсирования Ла-Манша, а пригодились вот где… Да здесь ведь не только финны и немцы — здесь и итальянский триколор отметился. Иван удивился:
— Как же это?
— А здесь итальянская эскадрилья торпедных катеров базировалась. Четыре катера под командованием капитана третьего ранга Биачини. Но, видно, холодно показалось итальянским морякам среди северных скал. Ничем они тут не отличились и убыли восвояси.
— Общечеловеки, — произнес за спиной голос. Все обернулись. В двери стоял Зоран. Никто не слышал, как он вошел.
Капитан Гринев спросил:
— Почему общечеловеки?
— Потому, что словом и делом пропагандируют общечеловеческие ценности.
— Разве это плохо? — спросила Лиза.
Зоран несколько секунд молчал, потом ответил:
— Я видел эти ценности… В Косово… Видел, как албанские подростки избивали в Косово сербскую женщину на глазах у общечеловеков. Я не мог вмешаться — сидел в наручниках в полицейской машине… Но европейские посматрачи[30] все это видели. И делали вид, что не видят… Потом им все-таки пришлось вмешаться. Они отняли у подростков эту женщину. И один из них сказал: «Pig! Serbian woman — pig».[31] Он был итальянец, борец за общечеловеческие ценности.
Серб отвернулся, пошел на корму. Гринев потер щеку, посмотрел вслед ему и сказал:
— Да, видать, досталось мужику.
Лиза тоже смотрела вслед Зорану, по-детски прикусывала нижнюю губу.
Пейзаж за кормой «Комсомольца» был акварельно-прозрачным, и реяли чайки.
Уже стемнело, когда подошли к северному берегу. Встали на якорь в проливе. Вскоре опустилась ночь.
Эту ночь Иван запомнит навсегда. В эту ночь Иван спросил Лизу:
— Знаешь, зачем мы здесь?
— Нет… а зачем?
— Завтра ты стаешь моей женой. Утром поедем в обитель. Отец Михаил обвенчает нас.
Капитан уступил Ивану с Лизой свою каюту — маленькую, как купе в поезде, а сам ушел в кубрик.
Это была волшебная ночь, особенная ночь.
«Комсомолец» стоял в проливе. Среди скал. Среди абсолютной темноты и тишины… Только звезды светили с небес, да иногда плескалась рыба у борта.
И не верилось, что где-то — не так уж и далеко — есть Город. А в Городе — Башня. А в Башне — Шар. И этот Шар, это Сердце Кащеево, должен Иван поразить стрелою… Но здесь, в этой пронзительной тишине, в которой слышно даже падение листа с березы, казалось, что это неправда, что нет никакого Города. Башни нет… нет никакого Шара. Не верилось в это… не верилось, не верилось… Да и не надо об этом. Не сегодня. Не сейчас.
Это была фантастическая ночь.
Второй такой не будет.
Горели свечи, и пахло ладаном. Лампады мерцали, тускло светилось темное золото на окладах икон. Иван и Лиза стояли перед алтарем. На голове невесты была, как положено, фата. Лиза ее собственноручно изготовила из шторки, снятой в капитанской каюте. Глаза у Лизы светились. Глухо звучал голос священника. Иван не различал слов. Он ощущал рядом плечо Лизы, и этого было достаточно…
После венчания Гринев пригласил всех на «Комсомолец» — отпраздновать событие.
— Кают-компании, — сказал Юрий Павлович, — у нас, конечно, нет. Но кубрик просторный и вполне цивильный. Найдется у меня и коньяк достойный, армянский.
Предложение было принято, монахи быстро собрались.
Инок Герасим вывел из гаража «Газель», подъехал к воротам и распахнул их… За воротами стоял человек. Он был в камуфляже, с ружьем в руке. Рядом с ним сидела собака — сеттер.
Зоран мгновенно сунул руку под мышку, через секунду вырвал ее уже с пистолетом, взял человека на мушку.
— Не стреляй! — приказал Иван. Собака подняла голову и завыла, а человек медленно подошел к автобусу, уперся лбом в стекло. Глаза у него были дурные.
Когда он смог говорить, его расспросили. Он рассказал: бизнесмен… из Петербурга… приехали с братом на охоту… Разошлись, договорившись встретиться в заданной точке… Джи-пи-эс, рации есть у обоих — не проблема… Спустя часа два услышал выстрелы. Пять раз почти подряд. Понял: брат стреляет. Попробовал связаться по рации — не отвечает, по телефону — не отвечает. Обеспокоился… Да и Джек повел себя странно как-то, нервно… Пошли искать брата. Нашли только через сорок минут… Мертвого. Со стрелой в горле…
Охотник поднялся на вершину горы, сел на подстилку из мха, припорошенного опавшей листвой, и прислонил арбалет к стволу осины. Осина затрепетала. Охотник осмотрелся. Отсюда открывался такой вид, что захватывало дух, — на много километров скалы и лес, лес и скалы. Осень уже раскрасила массив Петсиваара во все оттенки красного, коричневого, желтого.
Среди этой палитры почти потерялась зелень хвойных…
Изо рта Охотника вырывался парок — запыхался, пока поднимался на гору. Да и не жарко уже — осень, север. Охотник вытащил флягу с родниковой водой, сделал глоток. У родника, где набрал воду, он взял последнего оленя — по-видимому, приезжего охотничка. У него была нехарактерная для местных браконьеров вполне приличная экипировка и помповый «браунинг». Прежде чем убить оленя, Охотник стрелой снял шляпу с его головы. То есть предложил ему «дуэль». Совершенно «по-джентльменски»… Дуэли не получилось — олень был слишком напуган, растерян. Он начал стрелять, но невпопад. Однако один из его суматошных выстрелов все-таки прошел недалеко от плеча Охотника. Это бодрит, будоражит кровь…
Охотник был в прекрасном расположении духа — он закрывал сезон и закрывал его очень удачно. За три неполных дня он добыл пять оленей и одного волка… Правда, Андрей опять начал скулить, что нужно менять места охоты. В общем-то, он прав. Но какой смысл делать это в конце сезона? Ведь это последняя охота… Да и вообще, — кто может помешать хищнику в стране оленей? Кто посмеет?.. Неожиданно Охотник подумал, что если бы Андрей не был нужен, то можно было бы и его… Но он пока нужен.
Облака над головой Охотника разошлись, выглянуло солнце. В солнечном свете окрестность сразу переменилась. Осенние краски — по-северному приглушенные, сдержанные — заиграли ярко.
А спустя минуту пошел снег. Пушистые снежинки беззвучно кружились в прозрачном воздухе. Охотник улыбался.
Сеттер жался к ноге хозяина. Сам хозяин сидел на подножке «Газели», курил, ронял пепел под ноги.
Иван присел рядом, спросил:
— Покажешь мне, где это произошло? Бизнесмен кивнул. Зоран сразу сказал Ивану:
— Ты никуда не пойдешь, друже.
— Я пойду, Зоран.
— Я не пущу тебя. Не имею права.
Иван поднялся, сказал:
— Давай-ка отойдем в сторону, брат…
Они отошли, остановились у хозяйственной постройки — старинной, добротной, сложенной из камня.
— Я должен пойти, — сказал Иван.
— Нет, никуда не пойдешь, брат.
Иван и Зоран стояли около двери постройки. Дверь тоже была основательная — из толстых досок, скрепленных стальными полосами, с массивным засовом.
— Ты не понимаешь, Зоран: это — судьба. Не просто так этот выродок с арбалетом уже третий раз оказывается на моем пути.
— Я, конечно, простой селяк. * Но что такое судьба, я понимаю.
— Третий раз… Думаешь — случайно?
— Думаю, нет, не случайно… Но все равно не пущу. Рисковать не имеем права.
— Понятно, — сказал Иван. — Понятно.
Он приоткрыл дверь постройки, заглянул внутрь.
Там стояли какие-то бочки, ящики… Иван оглянулся назад, на «Газель», встретился взглядом с Лизой. Подумал: как все это некстати… Иван посмотрел на Зорана.
Серб был невозмутим.
— Понятно, — повторил Иван и развел руками… В следующую секунду он «воткнул» кулак в солнечное сплетение серба. Зоран мгновенно «сложился».
— Извини, брат, — сказал Иван.
— Ты… что? — выдохнул Зоран.
— Извини, но так надо, — Иван подхватил тело серба под мышки, затащил в низкую дверь постройки и посадил на ящик. Еще раз сказал: — Извини, — вышел наружу и затворил дверь. Он задвинул засов и спокойным, уверенным шагом подошел к «Газели». Рядом с автобусом стояли Лиза, настоятель, Гринев и инок Герасим. Бизнесмен по-прежнему сидел на ступеньке. Рядом — понурая собака.
Иван подошел, остановился напротив. Все посмотрели на него.
— Его нужно остановить, — произнес Иван. Никто ему не ответил. Только Лиза прикусила губу. Иван спросил у бизнесмена: — Тебя как звать-то?
— Николай.
— Далеко идти, Николай?
— Не знаю… километров пять.
— Проехать можно?
— Полдороги можно.
— Давай-ка, Коля, в машину.
Николай неловко забрался в салон, следом запрыгнула собака. Жестом Иван показал Герасиму: за руль. Герасим кивнул, сел на водительское место. Иван повернулся к Лизе. Посмотрел ей в глаза: я должен. Понимаешь?.. Она глазами же ответила: понимаю… Иди — и да хранит тебя Господь.
Иван прыгнул в автобус. Рыкнув двигателем, выпустив струйку черного дыма, «Газель» выкатилась за ворота обители.
По лесной дороге проехали километра три, уперлись в ручей. Дальше дороги не было. Иван сказал Герасиму: возвращайся в обитель, инок. Дальше мы сами… С явным облегчением монах перекрестился. «Газель» развернулась на полянке у ручья, уехала. Иван, за ним Николай по бревну перешли на другой берег. Пес перебрался вплавь.
— Веди, — сказал Иван. Двинулись по тропинке среди пожухлых папоротников. Пес бежал впереди, иногда оглядывался. Из прорехи в небе показалось солнце, потом пошел снег. Иван шагал, прислушивался к своим ощущениям: не подаст ли голос шаман? Шаман молчал.
Спустя полчаса вышли в долинку между двух гор.
— Вон там, — сказал Николай. Он показал рукой. — Там родник, а метрах в десяти левее Кирюха лежит.
Ему явно не хотелось подходить к телу. Иван вспомнил, что точно так же вел себя монах, когда привез его на сенокос, где обнаружили тело еще одной жертвы, — показал издали рукой, сам не пошел… Пес тоже вел себя нервно. Боятся они мертвецов, что ли?..
— Ружье заряжено? — спросил Иван.
— Что? А, да, заряжено… Картечь — восьмерка.
— Дай-ка мне твое ружьецо, Коля.
Несколько секунд Николай колебался, потом протянул ружье. Иван двинулся вперед. Вскоре увидел родник. Возле родника, на сырой земле, нашел отпечатки обуви. Одна пара сапог или ботинок имела поперечное рифление, вторая — затейливый зигзагообразный рисунок. Следы были четкие, рельефные… Потом Иван увидел шляпу цвета хаки. Тулья была насквозь пробита стрелой. Беглого взгляда на стрелу хватило, чтобы понять: знакомая штука… Иван двинулся дальше. Увидел стреляную гильзу из прозрачного пластика. «Бреннеке магнум». Двенадцатый калибр. Свежая… Еще через два метра нашел пластиковый пыж. Потом еще одну гильзу… И еще одну. Потом Иван наткнулся на тело. Труп в пятнистом камуфляже лежал на боку. Со стрелой, насквозь пробившей горло. Снежинки опускались на лицо покойника и не таяли. Рядом с телом лежало ружье — точно такой же «браунинг», как и тот, что Иван держал сейчас в левой руке. Иван посмотрел на подошвы высоких армейского типа ботинок, что были на ногах убитого. На них было поперечное рифление… Значит, второй след — затейливый зигзаг — оставил Охотник.
Иван опустился на кочку, сорвал травинку. Прикинул: с момента убийства прошло не меньше двух часов. Может, больше. За это время Охотник мог уйти километров на шесть, на восемь. В любую сторону…
Иван сидел на кочке в трех метрах от трупа. Жевал травинку. Думал: куда он пошел? Где его искать?.. Неожиданно подала голос собака, и Иван подумал: собака!.. Он поднялся, подошел к Николаю:
— Слушай, твой пес по следу работать может?
— Ну… так.
— А ну-ка давай попробуем.
Пса подвели к следу Охотника… Он оскалился, шерсть на загривке встала дыбом. Однажды Ивану довелось видеть, как ведет себя учуявший медведя городской пес. Точно так же вел себя сейчас Джек. Иван подумал: господи, да ведь он боится…
— Давай, Джек, — попросил Николай. — Давай, миленький.
Джек обнюхал след, посмотрел на хозяина.
— Давай, Джек, ищи.
Обнюхивая траву, Джек сделал несколько шагов прочь от родника… остановился, неуверенно оглянулся на хозяина.
— Ищи, Джек, ищи.
Пес прошел еще десятка два метров, сел и заскулил. Он выглядел виноватым.
Иван понял: не может… Он выплюнул травинку и сказал:
— Ладно, будем считать, что хотя бы направление он определил правильно. Я пойду, а вы возвращайтесь в обитель.
Николай и Джек ушли. Иван выкурил сигарету. Он вернулся к роднику, подобрал шляпу. Вырвал из шляпы стрелу, нимало не смущаясь, надел шляпу на голову. Потом проверил подсумок — десяток патронов «магнум». Все с картечью. Он снял с покойного ремень с подсумком и ножом, повесил на шею.
Ну, надо идти.
Падал крупный снег, припорашивал опавшую листву. Иван уже час шел по лесу. Сильно пересеченная скалистая местность тормозила движение, требовала больших усилий… Однако гораздо больше напрягало другое — не было ни малейшей уверенности, что он ведет поиск в правильном направлении.
У неширокого — перешагнуть можно — ручейка Иван остановился. Нагнулся зачерпнуть воды… и увидел на снегу след. С зигзагообразным рифлением.
Хищник шел по лесу. В распадке поднял зайца. Походя вогнал в него стрелу… Пресно. После охоты на оленя — пресно. Хищник легко и свободно шел по лесу. Он никого не боялся. А кого, действительно, бояться хищнику?
Только другого, более сильного хищника… И этот хищник уже шел по его следу.
Иван шел по следу. Дважды терял его — снегу мало, тает быстро, местами совсем его нет, — потом опять находил… Только бы не упустить!
Иван увеличил темп. Вскоре в распадке нашел убитого зайца. Стрела пробила зверька насквозь. Иван подошел, пощупал — тушка была еще теплой… Серый окровавленный комок напомнил Ивану о щенке, которым «играли в баскет» подростки. Возможно, подумал Иван, в детстве Охотник тоже мучил щенков…
Опираясь на чужое ружье, Иван стоял над убитым зайцем. Внутри кипело. Иван обмакнул пальцы в лужицу заячьей крови, наискось мазнул по лицу…
Охотник присел отдохнуть. Падал снег. Легкий, пушистый… Жаль, что заканчивается сезон. Очень жаль… Пожалуй, стоит отметить это событие с Андреем. В бане и с девками. Можно даже выпить немножко водки. А под водку неплохо было бы отведать чего-нибудь этакого, национального. Например, пирогов с зайчатиной. Андрей говорил, что очень хороши горячие пироги с зайчатиной под холодную русскую водку. Тем более что заяц-то уже есть. Может, стоит вернуться за ним? Это недалеко, двадцать минут ходу. А если срезать, перевалить через гряду, то всего пять… Да, пожалуй, стоит вернуться. Охотник поднялся, двинулся к скальной гряде.
Через шесть минут Охотник подошел к убитому зайцу… и увидел следы на снегу. Следы оленя. Охотник улыбнулся и облизнул губы.
Иван шел по следу убийцы. Он шел быстро и бесшумно — знал, что Охотник где-то рядом.
Крепкими ногтями с черной полоской грязи царапал кожу своего барабана шаман.
Охотник двинулся по следу оленя. Он понимал, что олень рядом. Знал, что олень вооружен, — на снегу возле заячьей тушки остался отпечаток затыльника ружейного приклада… И еще. Охотник догадывался, что этот олень появился не случайно —
Шаман царапал барабан, побрякивал своими погремушками. Иван шел по следу — по следу убийцы, который убивал хладнокровно, для развлечения… Он даже не пытался маскировать свои преступления. Трупы оставлял на виду и не пытался извлечь стрелы… Он отменный стрелок. Никогда не делает промахов. Только дважды жертвам удалось спастись. Один из них — местный подросток. Вторым был Иван. Впрочем, его Охотник сам отпустил. Не то чтобы намеренно, но… так получилось.
Сейчас Иван шел по следу Охотника. А если по справедливости, то не Охотника — Убийцы, Зверя.
Зверь был опытен и хитер. Он не стал преследовать оленя. Он вновь перевалил через гряду и сел в засаде у своего же следа… Через четыре минуты он засек, как слегка колыхнулись лапы ели у подножия горы в двухстах ярдах. Олень идет! Охотник взвел арбалет, положил стрелу… Олень шел уверенно, ходко. Через полторы минуты он выйдет под выстрел.
Иван шагал по камням, по снегу, по ковру из намокших листьев и хвои. Он боялся упустить Зверя. Поэтому все время увеличивал темп… Вдруг шаман ударил в свой бубен так, что в голове зазвенело. Иван замер, а потом упал на бок, в пожухлый папоротник. Спустя четверть секунды в ствол березы на высоте человеческого роста вонзилась стрела.
Зверь увидел, что олень упал на долю секунды раньше, чем стрела вонзилась в ствол. Или одновременно со стрелой… Но это невозможно! Однако Убийца готов был поклястся, что олень упал раньше, чем прилетела стрела.
Убийца целился в ствол дерева. Он четко рассчитал упреждение и выстрелил так, чтобы стрела вонзилась в березу перед глазами оленя. Таким образом Убийца вызывал оленя на «дуэль»… «По-джентльменски». При этом оставаясь невидимым для оленя.
Иван скосил глаз наверх. Сверху сыпались мелкие, как денежки, листья березки. Стрела вонзилась в дерево на уровне головы. Она вибрировала и почти неслышно гудела… А может быть, это шаман разминал прокуренные голосовые связки.
Убийца не видел оленя, но довольно хорошо представлял себе его местонахождение. И знал, что уползти из папоротника незаметно нельзя. Убийца спокойно перезарядил арбалет. Подумал и расстегнул кобуру, извлек «парабеллум», взвел затвор. Тяжесть добротного германского механизма внушала уверенность. Охотник вновь засунул пистолет в кобуру, но застегивать клапан не стал.
Иван еще раз бросил взгляд на стрелу — по древку определил, что она прилетела из зарослей молодого осинника. Иван повернулся на бок, направил ружье в сторону осинника, дважды выстрелил.
Прогремели выстрелы, картечь провизжала в стороне, но Зверь непроизвольно пригнулся, вжал голову в плечи.
Под выстрелы Иван мгновенно перекатился в сторону, укрылся за камнями. Вот так-то лучше. А то лежал, понимаешь, на самом «сквозняке». Того и гляди «надует»… В нормальных обстоятельствах Иван не стал бы предпринимать ничего. Он бы просто дождался — а ждать он умел, — когда Зверь выдаст себя. Но это в нормальных. А сейчас нет времени… В обители жена (слово какое странное — жена!) волнуется. Да и перед Зораном неловко. Некогда мне, понимешь, сопли на кулак наматывать… Нужно спровоцировать Зверя, заставить выстрелить. И — вперед. До осинника всего полста метров. Даже, пожалуй, меньше. Нужно ошеломить его натиском, задавить огнем, не дать перезарядить арбалет. Не выдержит, сломается.
Иван дозарядил пятизарядный магазин «браунинга», шестой патрон загнал в патронник. Потом подобрал с земли ветку, надел на нее шляпу. Он выставил шляпу в просвет между двумя валунами. Спустя две секунды стрела сорвала шляпу, отбросила ее на несколько метров… Ну вот и все. Начали! Завыл шаман. Иван шепнул: теперь-то уж заткнись, — выскочил из-за камней, выстрелил навскидку, передернул цевье и быстро двинулся к осиннику.
Такого оборота Зверь не ожидал… Он взвел арбалет, вытащил стрелу из кассеты на правой стороне арбалета и бросил взгляд на оленя. Олень двигался очень быстро. По крайней мере так показалось Убийце… Он положил стрелу на направляющую, вскинул арбалет к плечу и поймал оленя в прицел. Палец выбрал свободный ход спускового крючка… Вновь прогремел выстрел. Зверь дернулся. Картечь прожгла воздух левее и выше. Задрожали осинки, порхнули листья.
Стрелу Иван услышал. И даже ощутил дуновение возле правого уха. Он, разумеется, не засек, откуда стрелял Убийца, ответил выстрелом наугад. Шаман протяжно выл.
Убийца снова взвел тетиву, выдернул стрелу из кассеты… В висках стучало. В снежном воздухе плыл какой-то вой. Кажется, волчий. Олень стремительно приближался. Зверю показалось, что это он воет… И Убийца не выдержал — он выронил стрелу, отшвырнул арбалет, вырвал из кобуры «парабеллум».
Иван преодолел больше половины расстояния до осинника… Навстречу ударил выстрел — сухой, резкий, похоже — пистолетный. Иван машинально ушел влево. Обругал себя: бойскаут хренов, чуть не напоролся! А ведь обязан был предвидеть, что у него наверняка есть «заначка».
Минуту назад «парабеллум» в руке внушал Зверю чувство уверенности. Теперь этой уверенности не было ни на пенс. А олень, вдруг обернувшийся волком, приближался. И в этом была какая-то почти мистическая неотвратимость… Убийца сделал еще два выстрела — торопливо, наспех.
…Из осинника ударили выстрелы. Пули прошли мимо, а Иван засек вспышку в частоколе тонких стволов.
Он мгновенно, навскидку, выстрелил. Поторопился — заряд срубил две молодые осинки, а одна картечина пробила рукав куртки Зверя, вырвала кусок мяса из предплечья, другая чиркнула по ляжке. Оба ранения были несерьезными, но Зверь испытал мгновенный панический страх… Он повернулся и бросился бежать. Частокол осинок не пускал. Убийца ломился сквозь них, как ломится лось. Каждую секунду он ожидал выстрела, который оборвет его жизнь.
Он вырвался из осинника, быстро двинулся прочь.
— Эй! — раздался голос справа. Зверь медленно обернулся. Метрах в пятнадцати стоял и смотрел на Убийцу олень. Точнее, тот, кого еще недавно Убийца считал оленем…
Они стояли и смотрели друг другу в глаза. Было очень тихо, медленно опускались снежинки. Их разделяло пятнадцать метров. И — пропасть. На дне ее маялись души убитых Охотником людей.
Они стояли и смотрели друг другу в глаза. В этот момент Флойд уже не был Охотником. И Хищником не был… Он был обычным серийным убийцей. Разоблаченным серийным убийцей. Замершим в ожидании приговора.
Иван смотрел в глаза британскому адвокату Уолтеру Д. Флойду. И — наполнялся жутью. И отвращением. Он ощущал страх убийцы, его желание жить. А еще глубже, под слоем страха, Иван ощутил другое — страшное, патологическое… Ивану показалось, что он заглянул в морг.
Иван начал поднимать ружье. А Флойд вдруг заговорил — по-английски. Почему-то это нисколько не удивило Ивана. Он просто стоял и слушал. С английским у него было напряженно, но, как ни странно, он многое понял. И сказал:
— Точно… Права человека… Именно поэтому… Окончательный… Обжалованию не подлежит.
И Флойд тоже понял. Он начал пятиться. Вспомнил, что в руке у него пистолет, а в магазине еще есть патроны… Флойд вскинул «парабеллум», но Иван выстрелил быстрее. Сноп картечи опрокинул убийцу на припудренный снежком мох. Он попытался сесть, протянул руку к своему палачу, как будто просил: помоги… Изо рта убийцы хлынула кровь.
Иван опустился на ствол упавшего дерева. И вот тут его начало рвать.
Снегопад прекратился. Иван шел по тропе. Обессиленный, пустой. С правого плеча свисало ружье, с левого — арбалет. Иногда ему казалось, что кто-то идет сзади. Он не оборачивался… Иван прошел уже больше половины пути, когда из-за поворота навстречу ему вышел Зоран.
Серб подошел, остановился. Ничего не спросил, ничего не сказал. А только боднул головой в плечо и забрал ружье.
У ворот обители встретила Лиза. Она выглядела спокойной, только бледна была очень… Иван подошел. Лиза провела кончиками пальцев по его раскрашенному заячьей кровью лицу. А потом прикусила нижнюю губу и беззвучно заплакала. А он гладил ее по голове и говорил:
— Ну что ты? Ну что?..
И сжимало от нежности сердце.
Потом Иван прошел к настоятелю. Поставил в угол арбалет, положил на стол «парабеллум» и паспорт англичанина. Объяснил, где лежит тело. Спросил:
— Вы будете сообщать в полицию, Михаил Андреевич?
— Зачем? — пожал плечами настоятель.
— Вот и я так же считаю — незачем… Есть, правда, один нюанс.
— Какой же?
— У него, по всей видимости, есть сообщник из местных. Ведь он иностранец, и кто-то должен помогать ему здесь. Встречать, провожать… Да хотя бы хранить вот это добро. — Иван кивнул на «парабеллум». — Не таскает же он его в самолете. Поэтому думаю, что у Охотника есть сообщник.
— Логично, — согласился настоятель. — Но кто он? Как его найти?
Иван вытащил из кармана телефон, положил на стол. Сказал:
— Это его телефон. Обратите внимание — дешевая «Нокия». У него все снаряжение — камуфляж, обувь, арбалет — фирменное, дорогое. А вот телефон — дешевый. В нем забит только один номер. Я полагаю, что это номер для связи с сообщником.
Настоятель сверкнул глазами из-под лохматых бровей. Иван сказал:
— Мы бы сделали сами, но сейчас невозможно — нет времени.
Настоятель убрал телефон в ящик стола, произнес:
— Не думайте об этом, Иван Сергеич… Его Бог покарает.
— Понятно… У меня еще одна просьба к вам.
— Слушаю вас внимательно.
— Нельзя ли Лизу… жену мою… приютить где-нибудь? Ненадолго… на неделю.
— Господь с вами! О чем вы говорите? Поселим Елизавету Владимировну в хорошей семье. Пусть живет столько, сколько надо.
Вечером Иван, Гринев и Зоран уехали. Настоятель лично отвез их к месту стоянки «Комсомольца», благословил. А Лиза тайком перекрестилась.
Андрея Сухарева в Сортавале многие звали Браконьером — он зарабатывал на охоте. Сам не охотился — устраивал охоту для богатых клиентов. Поздним вечером, практически ночью, у Андрея Сухарева запел телефон. Этот аппарат был прдназначен для связи с Флойдом. Андрей ждал звонка Флойда. Он нажал кнопочку и сказал:
— Хай.
Но вместо спокойного и уверенного голоса Уолтера услышал взволнованный, почти детский голос:
— Это кто?
— Вы куда звоните? — спросил Андрей. А сердце уже пробило тревогой: ведь знал, знал, что когда-нибудь влечу в неприятности с этим уродом.
— Я не знаю… Я, понимаете… Тут раненый мужчина. Он, кажется, иностранец… Он сказал: позвоните моему другу, он поможет.
Несколько секунд Андрей молчал. Он лихорадочно думал: что делать, как отвечать?
— А почему он сам не звонит? — спросил наконец Андрей.
— Он не может… он потерял сознание.
— А ты кто?
— Я? Я послушник монастырский… За сеном меня послали в лес.
— Понятно… А этот мужчина что — охотник?
— Я не знаю.
— А ружье или какое другое оружие есть у него?
— Нет, ружья у него нет… Но у него есть большая кобура.
Андрей облегченно вздохнул: значит, этот урод хотя бы от арбалета избавился.
— Понятно, — сказал Андрей. — Ты, друг мой, где находишься сейчас?
— Я в лесу… Возле Змеиного источника. Знаете, где это?
— Знаю… Сейчас приеду. Ты, друг послушник, не звони, пожалуйста, никому. Не надо. А то у этого человека могут быть неприятности. А я в фонд монастыря хороший взнос сделаю… договорились?
— Я не буду звонить никуда. Но вы приезжайте скорей… мне страшно.
Матерясь, поминая мать Уолтера Флойда по-английски и по-русски, Андрей Сухарев быстро собрался. На предплечье левой руки он закрепил ножны с обоюдоострым ножом, надел оперативную сбрую и камуфляжную куртку. Потом достал из оружейного сейфа «Сайгу» двенадцатого калибра, в кобуру под мышкой сунул ИЖ-71. Он принял решение: Флойда — списать. Послушника, видимо, тоже придется списать… на всякий случай.
Сухарев прыгнул в свой УАЗ, выехал со двора.
Спустя двадцать минут он остановился в километре от Змеиного источника, загнал машину в лес, пошел пешком. Все тропы здесь были ему хорошо знакомы. Через четверть часа он вышел к источнику. Разглядел силуэт фургона под скалой. Сухарев вытащил из кобуры пистолет, опустил предохранитель. Он подошел к фургону сзади, пистолет держал в руке. Полминуты он простоял, прислушивался, но ничего не услышал. Это было странно. Низко пригнувшись, он скользнул вдоль борта, заглянул в кабину. Там было пусто. Это очень сильно не понравилось Андрею. Он отпрянул от автомобиля… И в этот момент на ноге сомкнулись челюсти капкана. Сухарев вскрикнул.
Андрея Сухарева нашли через неделю. Труп был уже сильно объеден животными. Опознавали Браконьера по оружию, часам и прочим сохранившимся предметам…
Браконьер был убит выстрелом из арбалета. Видимо, он стал жертвой Охотника… Последней. Но тогда об этом еще не знали.
«Комсомолец» вернулся в Петербург. До саммита оставалось четыре дня. Город был уже переполнен полицией, «миротворцами» и «гестаповцами» в штатском.
Иван еще раз встретился с каждым участником операции. С каждым поговорил. Все подтвердили свое решение.
За два дня до саммита Доктор «подсадил» Заборовскому маячок. Плоский диск маячка находился под самой кожей. По плану, Илья Семенович должен был сделать обезболивающий укол шприц-тюбиком из армейской аптечки, скальпелем крест-накрест надрезать кожу и извлечь маячок. После чего укрепить его на «шарике», привести в действие и покинуть Башню под предлогом болезни.
Доктор «подсадил» маячок и начал инструктировать Заборовского по медицинским аспектам: как грамотно сделать инъекцию, как заклеить кожу. Вскоре он заметил, что Заборовский его не слушает.
— Илья Семеныч, — постучал Доктор карандашом. — Илья Семеныч, ау!
— Да?
— Вы же меня не слушаете… О чем вы думаете?
— О главном.
— Главное для вас не занести инфекцию в ранку.
Заборовский засмеялся.
Иван еще раз приехал на «Стапель». На «Стапеле» были только Братишка и Грач. Делать им было нечего, поэтому забавлялись отстрелом крыс из рогатки. Стреляли самодельными дротиками, сделанными из гвоздя-сотки, и достигли весьма высоких результатов. Иван подумал: как дети, — но вслух этого не сказал. Пусть развлекаются.
Он еще раз осмотрел «танк». «Башню» покрасили, ствол КПВ, торчащий на метр из «башни», зашили в футляр из досок. На бортах красовалась надпись, сделанная по трафарету, — «СпецДЕМОНТАЖ». Слово «Спец» было нанесено блеклой краской и некрупными буквами.
А вот «ДЕМОНТАЖ» было видно за километр. Конструкция выглядела грозно. Иван заглянул внутрь «башни». Там было довольно просторно, на полу постелено толстое стеганое одеяло, а на нем, раскинув ноги станка, стоял пулемет с заправленной лентой. Две коробки со снаряженными лентами лежали рядом. На крюке висела «поливалка» Плохиша и сумка с гранатами. Под потолком шли привода к заслонкам бойниц.
Иван попил с ребятами чаю, пострелял из рогатки по пятилитровой пластмассовой канистре — ни разу не попал и уехал.
Двадцать восьмого октября Доктор взял в аренду автомобиль — «Шевроле-Реццо». Считается, что это авто «семейного» класса. Такие машины редко привлекают внимание полиции. Доктор заплатил за неделю вперед.
В тот же день в головную часть ракеты загрузили тысячу семьсот килограммов С-3 и триста килограммов цемента в качестве балласта — Главный сказал: у меня все расчеты сделаны исходя из массы две тонны. Нельзя центровку нарушать. После этого Борис Витальевич ввел в бортовой компьютер ракеты программы.
На палубе «Комсомольца» установили большой деревянный ящик. Внутрь закатили КПВ.
Двадцать девятого октября с утра дали штормовое предупреждение. Синоптики предупреждали, что во второй половине дня ветер усилится до пятнадцати метров в секунду. «Крокодил» и «Комсомолец» совершили переход в Уткину заводь. На штурвале «Крокодила» стоял Гринев, «Комсомольцем» управлял Забродин.
К вечеру ветер усилился до семнадцать метров в секунду, порывами — до двадцати пяти. Западный ветер гнал по Неве крутую волну, нес над водой снеговые заряды.
Около двадцати двух часов на набережной Обводного канала остановилась грузовая «Газель». В кузове машины были ящики, большие банки с краской, лестницы. Водитель включил аварийку и открыл капот. На набережной было темно, пусто, плескалась черная вода в каменном русле канала. Водитель осмотрелся, потом подошел к кузову и трижды стукнул кулаком по борту. Через секунду над бортом показалась голова, обтянутая черным. Водитель сказал: никого. Дельфин вылез из кузова, пятясь, пошел к ограждению канала. Он перелез через ограждение, спрыгнул в воду и исчез. Водитель опустил капот, сел в кабину. Он достал телефон, набрал номер и сказал всего одно слово: порядок. Потом водитель выключил аварийку и быстро уехал.
Дельфин проплыл по Обводному и вышел в Неву. Понял это по навалившемуся сильному течению. Ему предстояло пройти на ластах около одиннадцати километров. Сделать это без помощи течения было бы затруднительно. В молодости Дельфин проходил и большие расстояния, да еще буксируя мешок с пятидесятикилограммовым грузом. Но с тех пор утекло много воды…
Дельфин пересек Неву, двинулся вдоль набережной. Высокий уровень воды был его союзником — позволял идти под самым берегом, что облегчало ориентирование в кромешной темноте.
Через два часа шесть минут Дельфин вынырнул в устье Черной речки. Он очень устал и едва не прошел мимо. Он осторожно выставил голову и двинулся по узкой речке. Вскоре увидел на берегу мигающие огни аварийки.
Спустя восемь минут он сидел в салоне «Газели» и пил горячий глинтвейн.
Наверно, это была самая длинная ночь в году — ночь перед операцией.
Иван сидел в рубке «Крокодила», слушал радио. По всему городу ветер валил деревья, рвал провода, срывал рекламные растяжки. С неба летел мокрый снег. На Васильевском ветром повалило подъемный кран. Он раздавил вагончик, где жили строители-таджики. В Финском заливе терпел бедствие голландский сухогруз. От набережной Лейтенанта Шмидта оторвало дебаркадер, переоборудованный в плавучий ресторан. Ресторан вместе с подгулявшей публикой несло по Неве.
В час ночи вода поднялась уже на метр шестьдесят шесть, скорость ветра еще увеличилась.
В начале второго в кают-компанию вошел Гринев. Капитан выглядел озабоченным. Он посмотрел на барометр, пощелкал по стеклу коротко подстриженным ногтем. Иван спросил:
— Вас беспокоит погода?
— Да черт-то с ней, с погодой. Бывало и похлеще. Меня беспокоит подъем воды.
— А в чем проблема?
Гринев подошел к штурманскому столу, склонился над картой.
— Проблема в том, что нам предстоит пройти под тремя мостами. Если вода поднимется на два с половиной метра выше ординара, то мы не пройдем.
Иван обомлел. Он думал о чем угодно, но только не об этом.
— А два с половиной — это реально?
— Только что слушал прогноз. Ожидается дальнейшее усиление ветра и подъем воды. По крайней мере до утра она будет подниматься. Ориентировочный уровень подъема два десять — два двадцать.
— Значит, у нас есть сантиметров тридцать — сорок запаса?
— Ничего это не значит, — проворчал Гринев. — Точно рассчитать уровень подъема невозможно.
Иван подошел к окну, отдернул шторку. За покрытым каплями стеклом густо летел снег, ветер срывал пену с верхушек волны, нес по воде. Дальше была темень, и в этой темени кричала пароходная сирена.
К трем часам ночи вода поднялась до отметки метр восемьдесят пять.
В четыре пятнадцать вода достигла отметки два метра. Скорость ветра составляла двадцать метров, порывами до двадцати семи.
Вода продолжала прибывать. Иван сидел в рубке, курил и пил кофе. Он выглядел спокойным, но был бледен. В половине пятого к нему подошел Зоран:
— Сходи поспи, брат.
— Заснешь тут.
Зоран подошел к окну рубки, отдернул штору. За стеклом густо летел мокрый снег. Неслись обезумевшие облака. В прорехах облачности мелькала луна, наполняла картинку нереальным светом. Зоран прислонился лбом к стеклу, произнес:
— Домового ли хоронят? Ведьму ль замуж выдают?
— Что? — удивленно повернулся к нему Иван.
— «Бесы» Пушкина Александра Сергеевича. Павел любил.
— А-а, — протянул Иван.
В шесть часов сорок три минуты вода поднялась на уровень два метра сорок два сантиметра. Все летело к черту…
Иван вышел на покрытую мокрым снегом палубу. Попытался прикурить сигарету, но ничего не вышло. Несколько минут Иван стоял на пронизывающем ветру, потом пошел и разбудил Ракетчика. Спросил:
— Борис Виталич, отсюда долетит наше изделие?
Ракетчик со сна не сразу врубился в вопрос, а потом сел за свой комп. Через несколько минут выдал:
— Долететь-то оно долетит… А кто ж даст? Собьют, Олег Петрович.
Иван некоторое время молчал, потом сказал:
— Я вас попрошу, Борис Виталич: подготовьте программу запуска отсюда.
Ракетчик хотел что-то спросить, но Иван поднялся и вышел.
В половине восьмого ветер начал стихать… Уже светало, уровень воды был на два метра сорок семь сантиметров выше ординара. Иван ушел спать.
Гринев разбудил его в одиннадцать часов. Капитан был в форме, в белой сорочке с гастуком. Первым делом Иван спросил:
— Вода?
— Уходит. Сейчас два тридцать.
— Хорошо. Зоран уже уехал?
— Да.
— Сигнал от Титана есть?
— Пока ничего нет.
Псевдоним Титан был закреплен за Семеном Заборовским.
Титан сидел в своем «кабинете» — клетушке площадью около шести квадратных метров. Окон в помещении не было. Вентиляции практически тоже. В любое время года здесь было нечем дышать… Клетушка вплотную примыкала к технической галерее, которая окружала «шарик» — основной демпфер Башни. В галерее располагались датчики и гидроприводы. Управлялось все это хозяйство из клетушки Титана. Титан сидел в «кабинете» и смотрел на часы. Часы показывали 11:02. Прошло уже две минуты, как Титан должен был выпороть из-под кожи маячок и активировать его.
Титан не сделал ни того ни другого… он точно знал, что торопиться незачем.
«Танк» «Демонтаж» — заправленный, снаряженный, готовый к первому и единственному своему бою — стоял на «Стапеле». Братишка, Зоран и Грач сидели за столом, вяло перебрасывались в карты и ждали команды.
Доктор ждал Титана. Серый «Шевроле-Реццо» Доктора стоял на Партизанской, у Большеохтинского кладбища, в ста пятидесяти метрах от границы желтой зоны. Мимо, по проспекту Энергетиков, вовсю рассекали полицейские автомобили. Однако к тому, что происходит за пределами зоны, полицейские не проявляли никакого интереса. Они и так уже были замучены «усилением» и ждали только одного: поскорей бы этот долбаный саммит закончился… Однажды над проспектом пролетел «Джедай». Видимо, подумал Доктор, из-за сильного ветра у них проблемы с применением «птичек». Потому и гоняют «Джедай».
Доктор ждал Титана, а Титана не было.
Официальное начало саммита было намечено на четырнадцать часов по московскому времени. Однако из-за нелетной погоды задерживалось прибытие некоторых участников саммита. Начало перенесли на пятнадцать часов.
Титан надрезал кожу. Он не стал пользоваться обезболивающим препаратом, что дал ему Доктор. Боль от пореза была ничто по сравнению с той болью, которую Семен носил в себе уже три года… Титан надрезал кожу, раздвинул ее, обнажил маячок. Из разреза потекла кровь. Не обращая на нее внимания, Титан кончиком скальпеля раскрыл корпус маячка, воткнул в гнездо кусок провода — антенна. Нажимая обломком зубочистки на две кнопки, ввел простенький трехзначный код. Вспыхнул, трижды мигнул, подтверждая код, светодиод. С примитивной антенны сорвался первый сигнал.
В рубке «Крокодила» время тянулось медленно.
Ждали сигнала от Титана, но сигнала не было. Ветер заметно ослабел, уровень воды в Неве продолжал понижаться. Снегопад прекратился и посветлело… В рубке работал портативный телевизор. Канал «Промгаз медиа» вел вещание с Башни. Рассказывали, разумеется, только о саммите.
— Есть сигнал от Титана, — обрадованно доложил Главный.
— Наконец-то, — буркнул Гринев. Иван облегченно вздохнул.
По запасному каналу связи позвонил Доктор. Сказал:
— Титана все еще нет. Что делать?
Иван коротко ответил:
— Ждать.
По радио снова передали штормовое предупреждение. По прогнозам во второй половине дня следовало ожидать усиления ветра и повторного подъема воды в Неве.
Гринев выругался.
В двенадцать сорок пять вновь позвонил Доктор:
— Контрольное время истекло час назад. Титана нет. Что делать?
— Ждать!
В тринадцать с минутами мимо «Крокодила» прошел вверх по Неве патрульный катер.
В «Пулково-2» прибыл самолет президента Украины.
В четырнадцать часов патрульный катер проследовал обратно.
Пилот-оператор третьего авиакрыла разведки доложил командиру крыла, что на Партизанской уже два часа стоит автомобиль «Шевроле-Реццо». В нем находится человек.
Начальник доложил о подозрительном автомобиле оперативному дежурному. К дежурному ежечасно стекались десятки таких сигналов. Периметр желтой зоны составлял более десяти километров… Сколько прилегающих улиц выходит на периметр? Сколько там припарковано автомобилей? Только за минувшие сутки с улиц, непосредственно примыкающих к красной зоне, были эвакуированы несколько сот автомобилей. Владельцы пробиты по базам всех существующих учетов. Четверо задержаны по подозрению в причастности к террористической деятельности. С ними работали оперативники… сигналы поступали постоянно, людей для их отработки не хватало. Формально-то людей полно. Но что это за люди? Ушлепки, командированные из провинции, или еще хуже — прикомандированные от полиции. Этим вообще все до саддама и по хуссейну.
Сомнительный «Шевроле» находился за пределами красной зоны, в желтой. Дежурный зафиксировал информацию и передал ее в оперативный отдел. Когда у них появится возможность — проверят.
По радио сообщили, что начало саммита перенесли на шестнадцать часов.
Титан в своей каморке ввел коррективы в программу работы демпфера. Шар-защитник превратился в шар-разрушитель и ждал теперь только толчка извне.
В окна рубки Башня была видна во всей красе. Облака в небе двигались очень быстро. Сплошным серым потоком они наплывали, набегали на Башню, грозя снести, смести, уничтожить ее. Башня стояла неколебимо. Она казалась сверкающим утесом, огненным тотемом на краю океана серых, клубящихся туч…
К Ивану подошел Главный. Он выглядел плохо — запавшие щеки, щетина.
— Когда? — спросил он.
— Скоро, — ответил Иван. — Уже скоро.
Борис Витальевич повернулся, собрался выйти.
Иван окликнул:
— Борис Виталич.
Главный обернулся.
— Борис Виталич, вы бы побрились, что ли…
— А?
— Я говорю: традиция такая — на бой выходить в чистом.
— Да-да, конечно… Извините, я что-то волнуюсь.
Борис Витальевич развел руками.
К оперативному дежурному заглянул начальник 6-го оперативного отдела майор Воронец, сказал:
— Мы пробили этот «Шевроле». Он, оказывается, взят в аренду.
— Ага… А когда?
— Позавчера. Мужик, который его взял, — приезжий, из Брянска. По учетам не проходит.
Автомобиль, взятый в аренду? Позавчера?.. Дежурный сказал:
— Ну проверьте вы его на всякий случай. Я думаю, что это лажа, но… Да, может, он уже уехал.
Воронец кивнул и вышел.
Ветер вновь усилился, и вода в Неве опять стала подниматься. Гринев часто подходил к барометру, стучал по нему пальцем. Вошел Главный — побритый, с влажными после душа волосами, в чистом сером комбинезоне. Он обвел всех взглядом и спросил:
— Чего ждем? Все твари уже там.
Главный кивнул на экран телевизора. Там ослепительно улыбался президент Российской Федерации… Иван мог бы ответить, что Заборовский так и не вышел из Башни. Или, по крайней мере, не вышел на контакт с Доктором. Он не стал это говорить.
Иван бросил взгляд на Башню, потом посмотрел на Главного.
— Через полчаса начнем, — сказал Иван.
Доктор сидел в салоне «Шевроле» уже почти четыре часа. Но ему казалось — сорок. Он сидел и ждал Титана. Человека, которого он никогда не видел, лишь однажды разговаривал с ним по телефону… Доктор считал, что Титан работает в службе безопасности корпорации «Промгаз» и от него зависит успех операции.
В четырнадцать сорок восемь Доктору позвонил Полковник. Сказал:
— Отбой, Док. Уезжайте оттуда, да поскорей…
Доктор облегченно вздохнул, повернул ключ в замке зажигания. Двигатель «Шевроле» заурчал.
Доктор воткнул передачу, поехал.
В ту же секунду с проспекта на Партизанскую повернули два автомобиля. Первый был в полицейской раскраске, второй — серый «Форд» без каких-либо опознавательных знаков… Но Доктор сразу понял, что это за «Форд». Невозможно объяснить, как именно он это понял, но факт — понял… Доктору стало тоскливо.
Ветер нес мокрый снег и рыжие листья. Три автомобиля медленно сближались. В кармане у Доктора лежало удостоверение сотрудника «гестапо» — то самое, что Иван добыл во время налета на автозак. Только теперь там была вклеена фотография Доктора. В случае полицейской проверки с этой ксивой было вполне реально отмазаться. Но если напорешься на сотрудников «гестапо», то шансов практически нет — раскусят на раз-два. Полицейский автомобиль трижды мигнул фарами. Доктор уверенно мигнул в ответ. Расстояние между машинами было около двадцати метров и с каждой секундой сокращалось. Нужно было решать… Доктор воткнул вторую и утопил газ. «Шеви» рванулся вперед. Он стремительно проскочил мимо полицейской машины, но второй автомобиль резво рванул наперерез. Доктор газанул и бросил «Шевроле» вправо. Удар «Форда» пришелся в бок, в левую заднюю дверь. Захрустел сминаемый металл, осыпалось стекло двери, от удара «Шевроле» развернуло градусов на сорок. Отчаянно выворачивая руль, вдавливая в пол педаль газа, Доктор вырвался из «объятий» «Форда», оторвал у него бампер и выскочил на проспект Энергетиков.
Семен Ильич Заборовский знал, что не выйдет из Башни. Потому что никто из обслуживающего персонала не мог выйти из Башни, пока там находятся VIP-персоны. Титан знал об этом заранее… Он сделал свой выбор осознанно.
Титан сидел в своей клетушке и ждал. Он жалел только об одном — о том, что так и не увидит гибель
Старший оперативник 6-го отдела доложил по рации:
— Я — двадцать шестой. Всем — тополь! Серый «Шевроле-Реццо» номер «Роман два-один-два Елена-Татьяна» пытается скрыться, уходит в сторону Якорной. Предположительно, в машине находятся террористы. Провожу преследование. Повторяю: я — двадцать шестой. Всем — тополь!
Код «тополь» означал «Тревога!».
Сообщение «двадцать шестого» приняли в штабе, координирующем работу всех служб. Его приняли в штабе авиаразведки. Его, в конце концов, приняли десятки других экипажей, работающих в желтой зоне.
Доктор выскочил на проспект Энергетиков, повернул налево, в сторону Охты. Сбоку болтался, грохотал пластмассовый бампер «гестаповского» «Форда»… Мелькнула мысль: может, выскочу?.. Доктор топил газ. Спустя несколько секунд он увидел впереди мост через Охту. А за мостом стояли три полицейских автомобиля, блокировали проезд. Доктор выругался, ударил по тормозам. На мокром снегу «Шевроле» занесло, потащило боком. Автомобиль вынесло на тротуар, ударило о столб. Бампер «гестаповского» «Форда» оторвался, улетел в Охту. Доктор выбрался из салона, побежал между каких-то полуразрушенных строений вдоль реки. +Сзади кричали: «Стой! Стой!..» Доктор вбежал в огромное пустое помещение — возможно, раньше здесь был цех или склад. Теперь между бетонными колоннами лежали горы мусора и битого стекла. В проемы окон влетал ветер, нес снег. Снова мелькнула мысль: а может, оторвусь?.. Доктор сорвал с себя пальто, отшвырнул его в сторону и побежал вглубь помещения.
На «Крокодиле» прогревали двигатель.
На «Комсомольце» прогревали двигатель.
«Танк» «Демонтаж» тоже прогревал свой двигатель.
+Доктор пробежал огромный цех насквозь, выскочил на берег Охты. Вода в реке стояла высоко, почти вровень с берегом. Доктор оглянулся — сзади никого не было… Господи, — подумал атеист Доктор, — помоги. Я тебе, миленький, свечку поставлю…
Он вытер рукавом мокрое от снега и пота лицо, побежал дальше. Он бежал среди пейзажа, какой бывает только после бомбежки, — останки строений, битый кирпич, перекрученная арматура, канавы, ямы, фрагмент узкоколейки — шпалы без рельс… Доктор пробежал уже с полкилометра, когда услышал звук двигателя позади. Он обернулся — метрах в десяти над землей, над бетонными развалинами, висел «Джедай». Вертолет смотрел на человека стеклянным глазом… Доктор попятился, споткнулся о вывернутую из земли бетонную плиту, упал. Воздушный убийца подлетел ближе. Он был всего лишь машиной, дистанционно управляемой рукой человека, но в тот момент Доктору показалось, что вертолет смотрит своим стеклянным глазом вполне осмысленно и злобно. Конечно, это было глупо — механизм не может смотреть осмысленно, тем более — злобно, но именно так воспринимал его Доктор… Густо валил снег.
Черный вертолет, похожий на гигантское насекомое, висел в нескольких метрах от хирурга Николая Васильева, протягивал к нему тощий хобот пулемета…
Доктор почувствовал, как в нем закипает ненависть. Ворон учил: ненависть — плохой советчик. Воин всегда должен сохранять хладнокровие… Доктор пошарил рукой и нащупал обломок кирпича. Он взял этот снаряд в руку, поднялся.
— Проничев, — произнес вдруг «Джедай». Доктор замер — на фамилию «Проничев» были выписаны документы, по которым он арендовал «Шевроле». — Проничев, предлагаю вам сдаться. Не делайте глупостей. Бросьте камень, сядьте на землю. Через минуту за вами прибудет опергруппа.
— Да вот хрен тебе! — выкрикнул Доктор и швырнул половинку кирпича. «Джедай» подпрыгнул вверх, и кирпич пролетел мимо, не причинив ему никакого вреда. А под стеклянным глазом вертолета вдруг открылся «рот». Вертолет выплюнул оттуда черный круглый диск. Вращаясь в полете, диск развернулся в широкую четырехугольную сеть с грузиками по периметру. Сеть накрыла человека, закрутилась вокруг, спеленала. Доктор упал, закричал.
Он беспомощно барахтался на земле, пытаясь распутать сеть, но ничего у него не получалось — сеть была «хитрой»… Спустя полторы минуты к Доктору подбежали оперативники в штатском и двое полицейских с собакой. Собака лаяла на Доктора и тревожно косилась на вертолет.
«Джедай» взмыл вверх, ушел в сторону Башни. Ему требовалась дозаправка.
Зоран, Братишка и Грач сдвинули бокалы: за удачу! — и сделали по глотку водки. Дружно грохнули бокалы об пол.
Спустя минуту «Демонтаж» выехал из ворот. Зоран сидел в кабине, Братишка и Грач — в «башне» «танка». «Демонтаж» двинулся в сторону Дальневосточного проспекта. Дальневосточный проложен практически параллельно набережной в шестистах — восьмистах метрах от нее. Серб курил сигару, улыбался и щурился…
Доктора обыскали — убедились, что на нем нет взрывчатки или еще каких сюрпризов. После этого на руках отнесли — спеленутый, сам он идти не мог — к проспекту. Здесь уже стоял автобус комитета «Кобра». Доктора занесли внутрь, «распаковали», раздели догола и вновь «упаковали» в сеть. Голого посадили на стул, зафиксировали ремнями, направили в глаза лампу.
Вошел кто-то, невидимый из-за лампы, остановился напротив, в двух метрах. Несколько секунд человек молчал, рассматривал «добычу», потом произнес:
— Ксива, которую изъяли у тебя, принадлежит убитому офицеру комитета «Кобра»… Вы на что рассчитывали?
У мужчины, которого скрывала лампа, был властный голос. Доктор промолчал.
— Не хочешь отвечать? Бывает… Слушай меня внимательно: тебя засекли возле особо охраняемой зоны. У тебя документы убитого сотрудника, и ты пытался скрыться. Вывод?
Доктор снова промолчал. Человек с властным голосом продолжил:
— Вывод простой: ты — террорист. И мы обязаны узнать, что ты там делал. Потому что тебя не просто засекли возле особо охраняемой зоны — тебя засекли в момент, когда там собрались все главные перцы. Я не думаю, что ты мог замышлять какой-то теракт, — нереально. Но у меня есть начальство. А начальство, оно, знаешь ли, требует… И кстати, вполне вероятно, что у тебя есть сообщники… Расскажешь все сам — сохранишь здоровье. Не захочешь сам — будем тебя ломать. Не думай — никаких таких пыток. Мы просто залезем к тебе в голову. Это почти не больно. Вот только после этого остаток жизни ты будешь видеть кошмары. Такие, что врагу не пожелаешь… Ну?
Доктор молчал. Человек с властным голосом произнес:
— Начинайте.
Доктору сделали укол в вену. На голову надели какой-то шлем с проводами. Через минуту Доктору стало жарко. Лампа, светившая в лицо, превратилась в солнце. Оно было в тысячи раз ярче обычного земного солнца. Доктор мгновенно вспотел. Свое тело, свой мозг он ощущал мягким и податливым, как воск. Еще через минуту властный голос приказал: говори!.. Доктор был совершенно не способен сопротивляться этому голосу… И он заговорил.
От слов, которые он произнес, жарко стало мужчине с властным голосом. Он очень не хотел верить тому, что говорит задержанный, но отлично знал, что это правда. Под действием «кислорода» все говорят правду, только правду.
«Демонтаж» выехал на Дальневосточный проспект. Зоран включил мигалку, над «танком» начали пульсировать желтые сполохи.
Оперативный дежурный Координационного центра получил экстренное сообщение: под воздействием препарата «кислород» задержанный террорист дал информацию о готовящемся теракте. Суть теракта — ракетная атака на штаб-квартиру национальной корпорации «Промгаз» с целью ее разрушения и физического уничтожения участников саммита «Евросоюз + „Промгаз“». Пуск ракеты будет произведен с мобильной платформы. Время начала ракетной атаки неизвестно. В службе безопасности корпорации «Промгаз» имеется внедренный пособник террористов. Террористу известен только его псевдоним — Титан.
«Комсомолец» отдал швартовы, отошел от стенки, помог отойти самоходке. На покрытой снегом палубе «Крокодила» Пластилин и Иван снимали деревянные шиты, закрывающие проем трюма. Ветер гнал по Неве волну, нес длинные полосы серой пены. Впереди, за косой штриховкой снегопада, высилась Башня.
«Демонтаж» катил по Дальневосточному. Сполохи мигалки подсвечивали косо летящий снег. На углу с Народной Зоран связался с «Крокодилом»:
— Вы где, братушки?
Гринев ответил:
— Подходим к Володарскому мосту.
— О'кей, — ответил «Демонтаж», — скоро увидимся. На перекрестке Дальневосточного и Народной стоял полицейский автомобиль. Экипаж проводил «танк» равнодушным взглядом: во хрень какая! Да еще с мигалкой…
Начальник Координационного центра, генерал-майор Отиев выслушал оперативного дежурного… и побледнел.
— Да вы что? — сказал он тихо. — Да вы хоть понимаете…?
Оперативный дежурный кашлянул и произнес:
— Нужно начинать эвакуацию.
— А если это провокация? Вы это исключаете?
— Нет, не исключаю. Но сейчас нужно начинать эвакуацию. Немедленно.
— Блядь! — сказал Отиев и обхватил голову руками. Дежурному было противно смотреть на бабье поведение генерала. Он снова кашлянул в кулак и напомнил:
— В здании находятся более трех тысяч человек.
— Что? — вскинулся Отиев.
— В здании сейчас более трех тысяч человек — участники саммита плюс журналисты и обслуживающий персонал. А возможности лифтов…
Отиев бухнул кулаком по столу.
— Какие журналисты? — произнес он. — Какой персонал? Ты что, полковник? Тут, блядь, одних ВИПов три вагона… Тут, блядь, одних президентов тридцать рыл!
«Крокодил» и «Комсомолец» шли вниз по Неве. Им помогало течение, но препятствовал свирепый встречный ветер. Буксир выгребал против ветра и волны уверенно, а самоходка шла с напрягом.
Стоявший на штурвале Гринев сказал Ивану:
— Пустые идем — осадка маленькая, а парусность — наоборот — огромная. Если бы с грузом шли, то все было бы проще… Ништо, прорвемся. Минут через пятнадцать — двадцать выйдем в точку.
В кабинет оперативного дежурного вошел глава администрации президента Сластенов.
— Ну… что тут у вас случилось? — спросил Сластенов недовольно. Он обращался к Отиеву.
Генерал поднялся, путано доложил.
Сластенов несколько секунд молчал, потом сказал:
— Это все серьезно? — Он посмотрел на генерала… на полковника… опять на генерала. Отиев отвел взгляд. — Там, — Сластенов ткнул пальцем наверх, — президент Российской Федерации. И еще с ним… главы… государств… Вы понимаете?
Оперативный дежурный кашлянул:
— Разрешите.
Сластенов обернулся к нему. Полковник произнес:
— Оперативный дежурный полковник Соколов. Я предлагаю немедленно начать эвакуацию. В здании сейчас находятся около трех тысяч человек — журналисты, обслуж…
— Насрать мне на журналистов и прочую перхоть! — ответил Сластенов. — Эвакуировать будем только
— Секретно? — переспросил дежурный. — Это невозможно… Как вы себе это представляете?
Отиев выпучил глаза.
— Это не твое дело! — почти выкрикнул он. Генерал определенно не контролировал себя.
Сластенов сказал:
— Эвакуировать будем с крыши. Вертолетом… Каким запасом времени располагаем?
Дежурный ответил:
— Этого мы не знаем.
— Понятно… Я поднимусь наверх и немедленно приступлю к эвакуации. Ваша задача не допустить утечки до завершения эвакуации… Паника мне не нужна. Понятно?
— Так точно, — ответил Отиев. На него было жалко смотреть.
Сластенов повернулся и пошел к двери. В дверях остановился и, обернувшись, сказал:
— Чем бы все это ни кончилось, вы оба… вы оба у меня… Он не договорил и вышел.
Генерал Отиев бросил:
— Вот сука! — потом обернулся к дежурному: — А ты что стоишь? Давай! Шевели батонами.
«Крокодил» и «Комсомолец» прошли под Володарским мостом — немногим больше четверти пути до расчетной точки. Фермы моста проплывали прямо над головой.
«Демонтаж» выехал на набережную. Случайный прохожий посмотрел на «танк», на спрятанный в «футляр» ствол и сказал: ну чисто броневик.
Солнце превратилось в маленького черного карлика. Он висел над мрачной пустыней и освещал все черным светом… Стало холодно. Пронзительно холодно. Доктор ощутил, как холод проникает до самых костей… Потом он увидел лицо мамы. Он пожаловался: мне холодно, мама. А мама рассмеялась в ответ, отвернулась и ушла… Черный карлик над пустыней начал увеличиваться в размерах, разбухать. Потом он взорвался и превратился в пылающего дракона. Дракон запустил когтистую лапу в мозг Доктора. Это было страшно. Невыносимо… Доктор закричал.
— Все, — сказал врач, наблюдавший за «пациентом», — больше мы из него ничего не выжмем.
От сих и до самого конца своего он будет бредить. Будет видеть такие сюжеты, что никакому Дали не пригрезятся.
Президент Российской Федерации был вне себя.
— Да вы что — с ума сошли? — произнес он, выслушав Сластенова. — Вы отдаете себе отчет, что там, — президент кивнул на дверь малого конференц-зала, — там находятся двадцать восемь глав государств?
— Да, отдаю. Именно поэтому настаиваю на немедленной эвакуации.
Руководитель администрации президента говорил очень спокойно. Он вообще обладал очень сбалансированной психикой и умел быстро принимать решения в экстремальных обстоятельствах. Как правило — верные решения.
Президент потер лоб. Спросил:
— Что вы предлагаете?
— Эвакуацию… На крыше стоит ваш вертолет. Внизу — запасной. На двух машинах мы вполне снимем всех первых лиц.
— А как же мои… э-э… советники? — неуверенно спросил президент.
Сластенов посмотрел ему в глаза и сказал:
— Господин президент!
— Да, — произнес президент Российской Федерации. — Да, конечно.
Взмахивала лапа дворника, сметала со стекла рубки снег и воду. «Крокодил» и «Комсомолец» шли к Финляндскому железнодорожному мосту вдоль Октябрьской набежной. «Крокодил» — впереди, «Комсомолец» держался сзади и правее. Сильный северо-западный ветер пытался отжать самоходку к правому берегу.
Гринев постоянно подрабатывал штурвалом, вел судно как по нитке.
Иван окликнул капитана:
— Юрьпалыч! Юрьпалыч, взгляните — справа по борту.
Гринев посмотрел направо, увидел на набережной сполохи мигалки — «танк» «Демонтаж». Капитан улыбнулся. А когда перевел взгляд вперед, увидел прямо по курсу черную точку. Она появилась в воздухе над фермами железнодорожного моста, быстро увеличивалась в размерах и вскоре превратилась в гигантское насекомое, а потом в беспилотный геликоптер «Джедай».
«Джедай» дважды облетел вокруг «Крокодила», даже «заглянул» в трюм… И улетел.
Капитан Гринев выругался, что бывало с ним крайне редко.
«Картинку» с «Джедая» принял пилот-оператор третьего авиакрыла. Разглядеть черную ракету в темном трюме он не смог, но доложил командиру крыла о том, что по Неве в сторону Башни движутся грузовое судно и буксир… Командир скривился — минувшей ночью по Неве носило какое-то корыто. Оказалось, плавучий ресторан. На нем свадьба гуляла, да их оторвало ветром. Хорошо — разобрались, а могли бы запросто расстрелять. А теперь какой-то буксир с калошей… Куда их черт несет? Тем не менее командир крыла сообщил оперативному дежурному. Дежурный отдал приказ, на встречу с калошей и буксиром вышли два катера.
«Демонтаж» медленно катил по набережной, когда произошло то, что должно было произойти раньше или позже, — их остановил полицейский патруль.
Полицейский взмахнул полосатой палкой, Зоран сказал в микрофон:
— Полиция, братушки. Приготовьтесь.
Он показал поворот, остановился в трех метрах от полицейского автомобиля.
В «башне» Грач передернул затвор «поливалки», доставшейся в наследство от Плохиша. Братишка приник к узкой щели. Увидел, что на обочине стоят два полицейских автомобиля, рядом — трое в бронежилетах, в касках, с автоматами. Двое подошли. Зоран высунулся из кабины.
— Это че за танк такой? — спросил один из полицейских и постучал носком ботинка по «башне». Внутри «башни» Братишка пробормотал: ты лучше по каске своей постучи.
— Демонтаж, начальник, — отозвался Зоран, вынимая сигару изо рта.
— А че демонтируем?
— Монструозные сооружения.
Молодой полицай посмотрел с сомнением: прикалывается этот цыган, что ли? — и приказал:
— Документы.
Зоран вытащил из нагрудного кармана пачку бумаг, протянул: пожалуйста. Полицай равнодушно заглянул в путевой лист, в наряд на производство работ на несуществующем объекте. Вероятность того, что менты схавают липу, была высока — пятьдесят на пятьдесят… Если полицейский просто просмотрит документы, то — порядок. А если пойдет к машине… С документами в руке полицейский пошел к машине. Это означало, что сейчас он введет в комп номер, который красуется на бампере «танка», и узнает, что под этим номером зарегистрирован старый «Форд», на котором ездит Зоран.
Серб положил сигару на край пепельницы и сказал в переговорник:
— Ну вот и началось, братушки… готовы?
— Готовы, — ответил Братишка. Он нажал на рычаг. Щитки, закрывающие бойницы «башни», как веки, с громким металлическим лязгом открылись. Полицейский, который уже дошел до своей машины, обернулся, посмотрел на «Демонтаж»… Все полицейские посмотрели на «Демонтаж».
Грач выставил в прорезь бойницы ствол ППШ, навел его на группу полицейских. Автомат, изготовленный шестьдесят пять лет тому назад, давным-давно устарел морально, но не утратил своих боевых качеств — уникальных. Грач нажал на спуск. Автомат ожил. Пистолетные пули калибром 7,62 вырывались из ствола со скоростью пятьсот метров в секунду, насквозь прошивали легкие бронежилеты полицейских. Непрерывным потоком сыпались гильзы, утроба «башни» наполнилась гулом и кислым запахом сгоревшего пороха. Трое полицейских погибли мгновенно, даже не успев осознать, что их убивают. Четвертый упал, укрылся за автомобилем. Зоран выставил руку с зажатым в ней «глоком» в опущенное боковое стекло. Выстрелил не целясь. Пуля попала под нижний срез каски, насквозь пробила голову и ударилась в заднюю стенку каски. Срикошетила и пошла вниз, перемалывая позвоночник. Зоран сказал в переговорник:
— Ну вот и началось.
Братишка ответил:
— Я «Хаммер» хочу сделать.
Грач не сказал ничего.
Иван наблюдал за событиями на набережной в бинокль. Он не испытывал никакой жалости к погибшим полицаям — сами судьбу нашли, но сожалел о том, что «танку» пришлось раскрыться так рано… Однако теперь уже ничего не поделаешь и остается только идти вперед.
Иван вызвал «Демонтаж», спросил:
— Как у вас?
— Порядок. Правда, пришлось пошуметь маленько.
— Я видел.
«Крокодил» прошел почти половину маршрута.
— Кто-то идет нам навстречу, — сказал Иван. Он первым увидел катера, которые вынырнули из-под центрального пролета Финляндского моста.
— Похоже, катера «промгазовские», — ответил Гринев. Иван поднял бинокль. За пологом снегопада разглядел низкие стремительные силуэты. На баке каждого — пулемет на тумбе. На рубке эмблема «Промгаза».
Иван сказал:
— Они и есть.
— Наверняка их эта тварь насекомая навела, — отозвался Гринев хмуро, имея в виду «Джедай».
— Точно, — согласился Иван. Пискнула, мигнула огоньком рация. Иван отозвался: — Крокодил Данди слушает.
— Обком ВЛКСМ на связи, — ответил «Комсомолец». — К вам идут два катера.
— Вижу.
— Пожалуй, пора и нам сказать свое слово.
— Рано, — ответил Тван. — Рано, товарищ комсомолец. Свое слово скажет «Демонтаж».
Густо валил снег, стервенел ветер. По вспухшей, вздыбленной Неве навстречу друг другу двигались две «флотилии». С каждой минутой расстояние между ними сокращалось. Катера — скоростные, маневренные, защищенные легкой броней — имели абсолютное преимущество. Но у «Крокодила» и «Комсомольца» был туз в рукаве — «Демонтаж».
Иван вызвал «Демонтаж»:
— Зоран. Зоран, дружище, есть для вас работенка.
Видишь впереди два катера?
— Вижу… Вообще-то, Саня хотел трахнуть «Хаммер». Вооруженный.
— Перебьется катерами.
«Демонтаж» пересек проезжую часть набережной, вылез на тротуар и встал у парапета. Братишка пробормотал:
— Ладно, я мальчонка не капризный. Раз нет «Хаммера», возьму катерами.
Он приник к оптическому прицелу, поймал головной катер. Серый силуэт скользил за снежной пеленой. Дистанция составляла около восьмисот метров.
— Посвящается Наде, — сказал Братишка. Грач приоткрыл рот, зажал уши. Братишка нажал на спуск, дал короткую очередь. Пулемет выплюнул три пули. Они вынесли донышко «футляра», надетого на ствол, прошли над водой, испаряя в полете снежинки. Через секунду две из них ударили в рубку катера «ПГ-патрульный 02». Рубка имела легкую противопульную защиту — броню шесть миллиметров. Пули КПВ пробили ее, как удар штыка пробивает консервную банку. Одна из пуль раздробила грудную клетку рулевого, прошила заднюю стенку рубки и задела сверкающую рынду. Над водой прокатился звон… Мертвый рулевой повис на штурвале, катер начал уваливаться вправо.
На втором катере — «ПГ-патрульный 03» — еще не поняли, что произошло, но выстрелы услышали — их нельзя было не услышать, а через несколько секунд из радиостанции донесся отчаянный мат командира «ноль второго» и его слова:
— Нас обстреляли, катер неуправляем…
На «ноль третьем» все равно еще ничего не поняли — не привыкли они к такому обхождению. Был, правда, случай год назад, когда один катер подожгли, бросив с моста бутылку с «коктейлем Молотова». Да еще как-то раз пьяная салажня пустила пару ракет в сторону флагманского катера… Через секунду очередь с «Демонтажа» прошлась по борту «ноль третьего». Экипаж остался жив, да и катер, как ни странно, особо не пострадал. Рулевой резко положил руль на правый борт, стрелка аксиометра скакнула как сумасшедшая. Катер почти лег бортом на воду, по крутой циркуляции ринулся назад, к мосту.
Братишка дал еще одну очередь. У него не было опыта стрельбы по быстро перемещающейся цели, он опаздывал…
«Патрульный 02» продолжал уваливаться все круче, круче. Командир пытался снять тело рулевого со штурвала, но «на нервах» ничего у него не получалось. Кровь текла из рулевого ручьем.
«Ноль третий» развернулся на сто восемьдесят. Братишка дал очередь вдогонку. Пуля сорвала рупор сирены, вторая срубила флагшток. Потом «ноль третий» скрылся за опорой моста.
Командир «ноль второго» наконец снял мертвое тело со штурвала, но было уже поздно — катер на полном ходу врезался в стенку набережной и сразу затонул.
Борис Витальевич сказал:
— Хорошо их Саша шуганул.
Иван не ответил. Он подумал, что прошли всего половину маршрута.
]Командир «ноль третьего» вызвал флагмана, доложил: подверглись обстрелу. «Ноль второй» полностью выведен из строя. Убит рулевой. Я сам получил пробоины выше ватерлинии. Прошу подкрепления.
— Где вас обстреляли? — спросил флагман.
— В кабельтове выше железнодорожного моста.
— Обстреляли с баржи?
— Нет, с набережной. Там ползает что-то типа броневика. Лупит из автоматической пушки.
— С левого берега? С правого?
— С правого.
— Подкрепление будет… Пока веди наблюдение за этим броневиком, информируй меня.
— Есть вести наблюдение, информировать вас, — ответил командир «ноль третьего» и вытащил сигареты. Пальцы подрагивали.
— Саня, — позвал Зоран в переговорное.
— Аюшки!
— По вашим заявкам — мистер «Хаммер», плиз. Братишка не расслышал — после обстрела катеров в ушах звенело — спросил:
— Чего-чего?
— «Хаммер», говорю, к нам катит.
— Давно ждем-с, — обрадовался Братишка. Он посмотрел в бойницу. Набережная была пустынна. Братишка взял в руки бинокль, через оптику разглядел приземистую тушу «Хаммера» с пулеметом наверху. До американского «молотка» было около километра. Он стоял под пролетом моста. Из люка торчал человек в каске, с биноклем и рассматривал «Демонтаж».
— Эх, приходи, кума, любоваться, — произнес Братишка. Сверху раздался лязг — это Зоран опустил стальной «козырек» кабины.
В Координационном центре обстановка была нервная. Как обычно бывает в таких случаях. Принято считать, что у спецслужб «все под контролем», то есть все варианты террористической угрозы предусмотрены, алгоритм действий неизвестен… Жизнь раз за разом показывает, что не все варианты предусмотрены, а алгоритмы несовершенны.
Прошло уже больше тридцати минут с момента получения первичной информации о возможном теракте, но до сих пор не был вычислен сообщник террористов.
Не было никаких конструктивных мыслей относительно того, где может быть «мобильная платформа» для пуска ракеты. Оперативные группы были направлены на Финляндский и Ладожский вокзалы. Возможно, потому, что слово «платформа» невольно ассоциировалось с железной дорогой. И, конечно, от беспомощности.
Ситуация осложнилась тем, что шакалы-журналисты уже, кажется, пронюхали, что наверху что-то происходит. К счастью, никакой конкретной информацией они не располагали…
+— Зажми-ка, Костя, ушки, — сказал Братишка. Грач зажал ладонями уши и зачем-то закрыл глаза. Братишка прицелился в «Хаммер», в середину радиатора легендарного американского автомонстра. Не менее легендарный советский пулемет-монстр дал длинную очередь. Полетели гильзы. «Футляр» на стволе развалился. В «башне» стало нечем дышать от пороховых газов.
— Открой глаза, птица! — прокричал Братишка. Грач открыл глаза. Остов «хаммера» стоял на спущенных колесах. Из него поднимались языки пламени.
«Крокодил» и «Комсомолец» продолжали двигаться вперед. «Сольный выход» «танка» отвлек от них внимание… Надолго ли?
«Демонтаж» вновь двинулся вперед. Когда «танк» приблизился к расстрелянному «Хаммеру», прилетел «Джедай». Стервятник сделал несколько кругов над «танком».
Было понятно: разведчик.
Грач сказал:
— Гляди, Саня, как нас уважают: помимо наземных сил, — Грач кивнул на пылающий «Хаммер», — еще и авиацию подключили.
— Флота не хватает, — ответил Братишка. И был неправ — флот, в лице катера «ПГ-патрульный 03», ждал притаившись за опорой моста. А в устье Охты, у служебного причала, готовился к выходу флагман — «ПГ патрульный 01». Он был вооружен двадцатидвухмиллиметровой автоматической пушкой.
А по набережной на перехват «танку» уже катили два «Хаммера» плюс два армейских грузовика с бойцами батальона «Кавказ» — они должны были остановить дальнейшее продвижение «Демонтажа». А по Дальневосточному ехали еще два «Хаммера» и автобус с бойцами батальона «Степан Бандера» — они должны были зайти с тыла, отрезать путь к отступлению.
«Демонтаж» катил вперед. «Танк» был обречен, и это понимали все. Собственно, это было понятно еще тогда, когда «танк» существовал только виртуально. Братишка даже как-то обронил фразу: расчетное время жизни танка в бою — сорок пять секунд. Шутка — полторы минуты… Трое мужчин в стальной коробке шли на смерть сознательно и достойно.
Расстрелянный «Хаммер» полыхал, чадил смрадным черным дымом. И было ни черта не видно, что там, за дымом.
«Демонтаж» вкатился под Финляндский мост, проехал мимо расстрелянного «Хаммера». Свод моста отразил рокот дизеля.
— Снова «Хаммеры» впереди, — сообщил Зоран. — У моста Александра Невского. И грузовики. Вероятно, с пехотой.
— Хорошо, — отозвался Братишка. — Будем их бубенить.
От Финляндского железнодорожного моста до моста Александра Невского около полутора километров. «Демонтаж» ехал вперед, навстречу судьбе. Как только «танк» выехал из-под моста, стал виден катер на Неве.
«Демонтаж» не стал воевать с катером. Для того, чтобы с ним воевать, нужно было бы развернуться «мордой» к Неве. И подставить борт под огонь «Хаммеров».
На «хамах» установлены «браунинги» калибром «12,7». Они «броню» борта прошьют как два пальца об асфальт. А вот лоб с двойной толщиной должен выстоять. Теоретически. «Демонтаж» катил вперед.
«Крокодил» и «Комсомолец» вошли под железнодорожный мост. Совсем рядом — рукой можно дотронуться — скользили фермы. На берегу под мостом дымил «Хаммер». До точки пуска осталось полтора километра. Всего полтора километра.
В рубке царила напряженная тишина. Борис Витальевич сидел у штурманского стола, щелкал клавишами ноутбука. В очках, спущенных на кончик носа, в наброшенной поверх комбинезона домашней безрукавке, он был похож на бухгалтера-пенсионера. Гринев стоял на штурвале, молчал, Иван наблюдал, как разворачиваются события на берегу.
«Хаммеры» встали посредине проезжей части. За ними стояли армейские грузовики. Братишка прикидывал, с кого начать… Он ничего не знал о «Джедае», который приближается к «танку» сзади, из «мертвой» зоны.
«Хаммеры» открыли огонь одновременно. Стреляли с небольшим недолетом. Намеренно. Пули вспахали асфальт перед носом «танка», прошлись по поребрикам и не причинили «Демонтажу» никакого вреда. «Хаммеры» вели отвлекающий огонь.
«Джедай» догнал «Демонтаж» и завис сзади. Вертолетом управлял лучший пилот-оператор третьего авиакрыла. Ас. На показательных выступлениях перед членами Совета НАТО он демонстрировал такой класс пилотажа и стрельбы — правда, стрелял из пейнтбольного оружия, — что привел всех наблюдателей в полный восторг… Сейчас пилоту предстояла более простая задача. Он опасался только того, что «Джедай» может зацепить шальным рикошетом… несколько секунд пилот вел свой вертолет за «спиной» «танка». Потом стремительно перестроился вправо и завис напротив узкого окошка кабины. Там, в проеме, была видна голова человека с сигарой в тонких губах. Пилот слегка развернул вертолет, поднялся чуть выше. Он щелкнул клавишей «Прицел». На мониторе появилась сетка прицела… Вспыхнула лазерная метка. Человек с сигарой повернул голову и увидел вертолет. Выражение его лица изменилось… Пилот нажал клавишу «Огонь». Пулемет «Джедая» дал короткую — на три выстрела — очередь. Голова человека дернулась, с сигары рухнул пепел.
«Хаммеры» двинулись в сторону «танка». Братишка начал с правого. Он прицелился в широкий радиатор и дал очередь. Американский «молоток» споткнулся — налетел на русский «молот». Пули КПВ сорвали двигатель с опор, раскололи блок цилиндров. На ноги водитею хлынуло горячее масло. Водитель закричал. Двумя очередями Братишка превратил правый «Хаммер» в груду металла и перенес огонь на левый, но в этот момент «Демонтаж» вильнул и покатился в сторону. В первый момент Братишка подумал, что Зоран объезжает какое-то препятствие на дороге. Но «танк» ехал, забирая вправо, вправо — совсем как катер, который «Демонтаж» обстрелял несколько минут назад… Братишка и Грач переглянулись.
— Зоран, — сказал Братишка в микрофон переговорника. Серб молчал. — Зоран, отзовись.
Серб не отвечал. А «Демонтаж» тем временем пересек наискось проезжую часть, выскочил на тротуар. Тротуар был перекопан. «Танк» попал колесом в траншею и встал.
— Приехали, — сказал Братишка. Грач кивнул. В яме «Демонтаж» стал совершенно беспомощен. Он и так-то был обречен, а теперь стал обречен и беспомощен. Почувствуйте разницу. Двое в «башне» чувствовали ее очень хорошо… Братишка еще раз окликнул Зорана, но серб вновь не ответил. Грач сказал:
— Бесполезно. Убили Зорана общечеловеки. Теперь кивнул Братишка.
— Наверно, — произнес он, — случайная пуля. Было тихо — так, как бывает только после стрельбы.
— Неслучайная, — ответил Грач.
«Крокодил» и «Комсомолец» миновали железнодорожный мост. Главный поднял сосредоточенное лицо от ноутбука, сказал:
— Полагаю, пришла пора привести изделие в стартовое положение.
Иван ответил:
— Действуйте, Борис Виталич.
— Я думал: это сделаете вы.
— Это ваше детище.
Главный нажал одну за другой две клавиши. В трюме «Крокодила» зашумел насос гидравлического домкрата, нос ракеты начал медленно подниматься.
Теперь, когда «танк» на набережной был загнан в ловушку и нейтрализован, на «Патрульном-03» вспомнили про главное задание — то, из-за которого они, собственно, пришли сюда — про калошу с буксиром. Командир «ноль третьего» связался с флагманом:
— Что делать?
«Ноль первый» ответил:
— Ждите меня. Я уже иду.
Несмотря на то что Сластенов постарался подобрать предельно нейтральные формулировки — а он это умел, сообщение об экстренной эвакуации произвело на «хозяев» сильное впечатление. Посыпались вопросы. Умница Сластенов их сразу пресек:
— Дамы и господа!.. Все вопросы потом. На крыше ждет вертолет. Второй — вы можете увидеть его, выглянув в окно, — уже прогревает двигатель внизу.
Президент Польши сказал по-русски:
— Вертолет? В такой ветер? Это безумие, мы все погибнем.
В голосе президента звучали нотки паники. Сластенов твердо ответил:
— У нас первоклассные пилоты. Лучшие в мире. Все будет о'кей. Попрошу всех, дамы и господа, пройти на посадку.
Повторил это по-английски. Дамы и господа потянулись к выходу. Дабы соблюсти секретность, им пришлось подниматься по технической лестнице. Впрочем, невысоко — всего четыре пролета.
При взгляде на Башню снизу кажется, что ее вершина заострена. В действительности она плоская, посредине находится вертолетная площадка, а эффект острия создают специальные экраны.
«Хозяева» поднялись наверх. В центре стоял вертолет, раскрашенный в цвета российского триколора. Его лопасти начали медленно вращаться.
— Сань, а Сань.
— Чего?
— Сань, а кто такая Надя? — спросил Грач.
— Э-э, брат, — Надя! Надя, брат, была контролершей в «Крестах». Ты не представляешь, какая фемина! А бюст!
— А у тебя чего с ней — было?
— Было, — ответил Братишка. По «броне» щелкнула пуля — снайпера постреливали, чтобы держать в напряжении экипаж «танка». — Но только во сне… Ладно, чего делать-то будем?
— Погибать. Но — на свежем воздухе.
— Тоже дело.
— Ага… Давай выкурим напоследок по сигаретке и — вперед.
Нормально перекурить не дали — прилетел «Джедай», начал бубнить:
— Вы окружены, сдавайтесь… Вы окружены, сдава… Да заткнись ты на хер, сука!
Они обнялись. Простились. Первым пошел Грач. Он подхватил «поливалку» и сунул в нагрудные карманы по гранате. Потом поднял тяжеленную крышку люка, чертом выскочил наружу и побежал в сторону домов. Он пробежал уже около полусотни метров, когда снайпер, засевший на железнодорожной насыпи, вкатил ему пулю в ногу. Снайперам была поставлена задача: сохранить для допроса… Поэтому снайпер вкатил пулю в ногу, чуть выше колена. Константин как будто споткнулся на бегу, полетел кувырком. Потом пополз, укрылся за старым тополем и сел прямо на снег. Боль была сумасшедшей — пуля перебила кость. Еще больнее была мысль: ну вот и все. Вот и все… Маму вспомнил. Жалко очень маму. Может быть, единственный человек, которого жалко, — мама… Висело в снежном воздухе насекомое, рассматривало своими стеклянными глазами. Константин поднял «поливалку», но насекомое резко метнулось в сторону, спряталось за углом дома. Грач разочарованно плюнул. Несколько секунд он сидел и смотрел на летящий снег, потом приставил ствол «поливалки» под горло… Прости меня, мама. Прости… Грохнул выстрел. Голова мотнулась, на кору тополя брызнуло красным, серым, розовым…
Братишка проверил, как привязаны шнуры к кольцам гранат, сделал вдох — выдох… Вдох… Выдох… Он плотно прижал к телу АКСУ — не зацепиться бы в узком люке — и выскочил из «башни». На снегу были отчетливо видны следы Грача. Братишка побежал в сторону железнодорожной насыпи. Тот же самый снайпер, что ранил Грача, вкатил пулю в Братишку. В ногу. Выше колена. Он был высококлассный снайпер. С уникальным «чувством выстрела»… Александр упал, стволом автомата сильно рассадил лицо. Он скатился в траншею. Выставил наверх автомат. Дал очередь — наугад, в сторону, откуда прилетела пуля.
Братишка ощупал ногу. Кость вроде бы не задета. Он вытащил из нагрудного кармана армейскую аптечку. Открыл. Выбрал красный шприц-тюбик, вколол прямо сквозь штанину. Потом вколол синий. Знал, что большого смысла в этом нет, но сделал… Над траншеей пролетел «Джедай». Выстрелить Братишка не успел. Он матюгнулся, двинулся по траншее. Подумал, что в «танке» сейчас хорошо: тепло, сухо и пули не кусают… Он уперся в конец траншеи. Выглянул. Рядом сразу ударила пуля. Было понятно, что это так — для острастки. Братишка дал длинную очередь в сторону, откуда стреляли, выскочил из траншеи. Постреливая, двинулся в сторону домов… Ногу он почти не чувствовал, но штанина ниже колена пропиталась кровью. В ботинке хлюпала кровь.
Вскоре он увидел Грача. Костя сидел под деревом на снегу, на коленях лежала «поливалка». Глаза у Кости были открыты, и поэтому в первый момент Братишка подумал, что Грач живой.
— Костя! — закричал Братишка. А потом понял, что Костя мертв. Неистовая волна ненависти поднялась внутри Александра Булавина по прозвищу Братишка. Он подошел к Грачу и закрыл ему глаза. А потом взял автомат из мертвых рук.
Он прислонился к стволу тополя и стал ждать, когда появится «Джедай». Почему-то он решил, что Костю убил «Джедай»… Секунды тянулись очень медленно, и казалось, что этот долбаный «Карлсон» никогда не появится, но он появился. Он высунулся из-за угла дома и Братишка сразу начал стрелять. Уникальный магазин ППШ позволял создать плотный поток огня и не экономить патроны… Он расстрелял весь магазин, но «Джедай» — сука! Карлсон долбаный — снова улетел за угол.
Братишка скрипнул зубами и сел на снег рядом с Костей.
Силы уже начали таять. Уже подкатила слабость, и хотелось одного: лечь, и чтобы никто не мешал. Саша сидел на снегу и смотрел на подбитый танк «Демонтаж», в котором остался мертвый Зоран… На Неву, по которой медленно двигались самоходная баржа и буксир… На мертвого Костю… На Башню… Он подумал: жалко будет, что я не увижу, как она завалится.
Потом за углом дома рвануло, и пошел дым. Братишка подумал: ну что там такое? Он вытащил из нагрудного кармана гранату — старую добрую «феньку». Дернул — короткий плетеный шнур вырвал кольцо. Преодолевая слабость, Братишка дополз до угла… и увидел горящий «Джедай».
Все-таки я его достал, подумал Братишка. Он улыбнулся… И выронил гранату.
Из-под моста Александра Невского выскочил «флагман». Он направлялся прямо к «Крокодилу». С «Комсомольца» вновь запросили разрешение на открытие огня. Иван ответил: через десять секунд… Он вытащил из кармана пульт и вытянул руку в сторону катера. Нажал на кнопку. С коротенькой антенны пульта сорвался сигнал. На месте «ноль первого» ослепительно блеснуло, взметнулся вверх столб воды — сработала мина, прикрепленная к днищу «флагмана» Дельфином. Из водяного столба во все стороны полетели куски рваного железа.
«Крокодил» прошел уже больше половины расстояния между мостами. Башня отсюда казалась ослепительной громадиной, закрывающей полнеба.
С левого борта «Крокодила» спустили надувную шлюпку с сорокасильным двигателем. Шлюпку сильно бросало на волне, било о борт самоходки.
Черный обтекатель изделия поднялся над проемом трюма. Ракетчик в последний раз прогнал предстартовые тесты и сказал:
— Все готово.
«Крокодил» приблизился к мосту Александра Невского.
Гринев сказал:
— Пора, пожалуй. Через минуту пройдем под мостом… Что скажете, Борис Виталич?
Ракетчик ответил:
— Да-да, конечно… Таймер выставлен на восемьдесят секунд. Приступайте, Олег Петрович. — Ракетчик указал Ивану на ноутбук.
— Иван меня зовут, — сказал Иван.
— Я знаю, — слегка улыбнулся Ракетчик. Он повернул к Ивану ноутбук, показал на клавишу «DELETE». Иван подумал: обычно в таких случаях предполагается красная кнопка… Ракетчик повторил: — Приступайте… Завершить операцию — ваша привилегия.
— Нет, — Иван покачал головой. — Нет, не моя — Полковника. Ему и доверим.
— Каким образом?
Иван вытащил гильзу от сигары Зорана, отвернул колпачок… На ладонь выкатился палец Полковника — блестящий, похожий на пластмассовый муляж.
Не было ни обратного отсчета, ни команды «Ключ на старт». Иван просто нажал кнопку «DELETE». Пальцем Полковника. Банальную кнопку «DELETE»… И — ничего не произошло.
Иван посмотрел на Бориса Витальевича. Главный сказал:
— Программа запущена. Теперь уже от нас ничего не зависит. Через восемьдесят секунд — старт.
«Крокодил» подошел к мосту Александра Невского. Трое мужчин спустились в шлюпку, Гринев оставался на штурвале. Иван пустил двигатель. Когда нос «Крокодила» вошел под мост, в шлюпку спустился Гринев. Он отдал носовой конец. «Крокодил» продолжал двигаться вперед, втягиваясь под мост, а шлюпка осталась, заплясала на волне.
Широкая корма сухогруза медленно удалялась. Четверо в резиновой лодчонке смотрели ей вслед.
Смеркалось. Валил снег. Сухогруз шел под мостом. В пустой рубке на штурманском столе стоял раскрытый ноутбук. На мониторе вспыхнуло слово «Пуск». Программа, запущенная рукой мертвого Полковника, работала.
Раздался хлопок, из сопла двигателя с ревом вырвалось пламя. Тело ракеты вздрогнуло. Медленно, как будто с неохотой, она сдвинулась на миллиметр… Струя раскаленного газа била в настил трюма. Ракета сдвинулась еще на миллиметр… еще… И — пошла. Она вырвалась из трюма огненным джинном. Мгновенно осыпались окна рубки, огненный смерч сорвал с палубы все, что не было закреплено намертво. Пламя ревело. Мгновение — и ракета исчезла. Спустя секунду ее огненный хвост был уже в сотне метров от брошенного судна…
Пуск был засечен постом наблюдения на шестидесятом этаже Башни… Но это уже ничего не меняло. Не могло изменить. Старший поста даже успел подать сигнал «Тревога!», но ни одна, даже самая совершенная, система ПРО уже не могла предотвратить атаку.
Черная ракета шла на цель неотвратимо. Ее вели слабенькие сигналы электронного приборчика. Ракета шла на сигнал человеческого сердца — ибо приборчик был расположен в нескольких сантиметрах от человеческого сердца и транслировал его боль… Пронзая снежную круговерть, черная ракета мчалась к Башне над черной водой.
В сумеречном снежном воздухе корпус ракеты был невидим, но огненный шлейф за ней был виден отлично. За полетом ракеты наблюдали тысячи людей… Очень немногие понимали, что происходит. Четверо мужчин в надувной лодчонке посреди вздыбившейся Невы смотрели на полет ракеты, затаив дыхание.
Ее полет продолжался двенадцать секунд… Всего двенадцать секунд… Каких-то двенадцать секунд… Ровно через двенадцать секунд после старта обтекатель ракеты коснулся наружного стекла двухкамерного стеклопакета Башни. В действительности огромное, размером шесть на три метра, в палец толщиной полированное стекло разрушилось за долю секунды до того, как наконечник обтекателя коснулся его. Ракета влетела в оконный проем технического этажа. Технические этажи никогда не показывают туристам, и даже персонал имеет сюда очень ограниченный доступ. Здесь не останавливаются пассажирские лифты, здесь нет цветов и ковровых дорожек, а есть некрашеные бетонные стены, короба с кабелями, электрощиты и другая техническая начинка… Здесь сидел Титан — Семен Ильич Заборовский. За несколько секунд «до» он вдруг понял, что наступил тот час, тот миг, которого он ждал уже несколько лет и четыре последних часа. Невозможно объяснить, как он это понял. Просто понял и — все. Титан всем корпусом повернулся навстречу ракете и раскрыл ей свое сердце.
Ракета ворвалась в наружную галерею технического этажа. Ее «хвост» был еще снаружи, а наконечник обтекателя уже проламывал бетонную стену. Ракета пробила стену, оставив на ней оба ряда оперения и вошла в лифтовую шахту. Она легко перерубила несколько тросов, в клочья разорвала грузовой лифт и пробила противоположную стену шахты. По Башне — на десятки этажей вверх и вниз — прошла дрожь. Усиленный изнутри стальными ребрами обтекатель ракеты деформировался, но чудовищная сила инерции и мощь все еще работающего двигателя продолжала толкать ракету вперед, загоняя ее как гвоздь в доску. Под этим напором разрушался особо прочный бетон, как нитки рвалась арматура. Здание сотрясала дрожь, ракета упорно прорывалась вглубь, вглубь… Уже не работала ни одна схема в электронном «мозгу» ракеты. Уже лопнул по шву расплющенный обтекатель. Из боевой части, как из тюбика, стало выдавливать начинку. Ракета пробила еще одну стену и вышла в «нору» Титана. Она соединилась с человеческим сердцем и ворвалась в демпфер-камеру. Инерционный взрыватель замкнул контакты и…
…удар тысячетонного молота обрушился на Башню.
Но Башня стояла. Прошла секунда. Или две. Или час. Люди и скрепки, столы и стулья еще падали вниз. Порхала бумага… А потом все здание мгновенно наполнилось гулом — низким, утробным. Этот звук прокатился по всем вентиляционным и лифтовым шахтам, по колодцам с фидерами. Из каждой полости вырывались облачка пыли. Почти одновременно рассыпались все стекла. И отекли вниз блестящим водопадом.
А потом башня издала странный, похожий на стон, звук и стала оседать. Верхняя — выше уровня взрыва — часть «садилась» на нижнюю. И рассыпалась на великое множество обломков. Это происходило медленно и почему-то казалось, что бесшумно… Во всяком случае так воспринимали это четверо мужчин в лодке посреди Невы.
Башня оседала. Разрушалась. На высоте поражения образовалось пылевое кольцо. Каждый новый этаж давал дополнительный пылевой «выхлоп». Кольцо увеличивалось, клубилось. Внутри него иногда что-то сверкало. Все это безумие — фантастическое и почти прекрасное — подсвечивалось снизу прожекторами.
Вокруг основания Башни стала расти гора обломков. Башня — вернее, останки ее, образовали «муравейник», который увеличивался с каждой секундой, с каждым следующим этажом. Он полностью накрыл территорию комплекса и продолжал расти. Пылевое кольцо превратилось в облако. В него, как в прорву, уходили все новые и новые этажи. В какой-то момент из облака вдруг вылетел лифт. Он мелькнул в свете прожектора, рухнул на второй ярус моста, рассыпался на куски. Внутри лежал мертвый человек.
Обрушение гигантской Башни продолжалось почти полторы минуты. Гора обломков высотой более ста десяти метров сильно расползлась вширь. Она накрыла «Аврору» и завалила подъезд к мосту Петра Великого. Она полностью перекрыла Охту. Река хлынула на берег.
Резиновая шлюпка подошла к «Комсомольцу». Четверо промокших, замерзших мужчин поднялись на борт буксира. Гринев попросил: сухое бы нам и чаю горячего, — и сразу пошел в рубку.
«Комсомолец» развернулся и двинулся вверх по Неве.
Ракетчик и Пластилин спустились в кубрик. Иван остановился на корме. Вибрировала палуба, в лицо летел мокрый снег. Иван смотрел туда, где еще недавно стояла проклятая Башня, а теперь остался только гигантский «муравейник», накрытый пылевой шапкой. В сумерках и за снегопадом он был бы почти невидим, если бы не вертолет… Вертолет кружил над «муравейником» и освещал его прожектором. В свете прожектора клубились тонны пыли. И даже свирепый северо-западный ветер не в силах был снести эту пыль Иван долго стоял на корме, смотрел на останки Башни. Потом запустил руку в карман… извлек палец. Палец Полковника. Несколько секунд он рассматривал его, а потом размахнулся и швырнул в воду.
Ветер завывал в печной трубе, грозил снести крышу, залепливал окна мокрым снегом. Лиза почти не спала ночью. Хозяева тоже не спали — разве тут уснешь? В хлеву волновалась корова. Под утро стихия стала успокаиваться, выглянула луна. Вся округа была завалена снегом. В лунном свете снег отливал голубым. Лиза уснула.
На рассвете вдруг залаял Валет. А потом постучали в ворота. Хозяин, Валентин Матвеевич, вышел в сени, приник к оконцу. В серой мгле разглядел, что у калитки стоит человек.
— Кого же это, — пробормотал Валентин Петрович, — принесло?
Он вытащил из-под подоконника обрез финского карабина.
— Это Иван приехал, — сказала Лиза. — Мой муж.
Она вышла в сени в одной ночнушке, босиком.
— Иван? — с недоверием произнес хозяин.
— Иван, Иван… Вы Валета успокойте.
Лиза отворила двери. В сени вышла хозяйка, Алевтина Викторовна, перекрестилась. А Лиза набросила на плечи пальто, выскользнула на улицу, босиком побежала по снегу. Лаял на цепи Валет, бросался в сторону калитки. Лиза отодвинула засов, распахнула калитку.
Навстречу ей метнулась большая серая собака.
— Ах! — вскрикнула Лиза, опускаясь в сугроб.
— Жилец! — строго окликнул Иван. А Жилец уже лизал Лизу в лицо, и стало легко на душе и совсем не страшно. Иван поднял Лизу на руки и поцеловал в висок.
Потрескивали дрова в печке. Хозяева и Иван с Лизой сидели за столом. Посредине стояла ополовиненная бутылка с самогоном. Дымилась горячая картошка, масляно блестели грибочки. Валентин Матвеич налил самогону в маленькие граненые стаканчики, поднял свой и сказал:
— Ну, еще раз за приезд, Иван Сергеич.
Чокнулись, выпили. Даже Лиза пригубила. Валентин Матвеич спросил:
— Слыхал, Иван Сергеич, как оно в Ленинграде-то?
— Слыхал, — сказал Иван.
Информацию о «чудовищном теракте в Санкт-Петербурге» он услышал по радио на борту «Комсомольца». Первые минут двадцать после того, как рухнула Башня, никакой информации не было. С погашенными огнями, как призрак, в сумерках и снежной пелене «Комсомолец» уходил вверх по Неве. Иван сидел в рубке, крутил верньер радиоприемника — музычка, реклама, репортаж с гей-фестиваля… И — ни слова о Башне. Потом взволнованный голос ведущего на «Эхе» сказал:
— Экстренное сообщение! Чудовищный теракт в Санкт-Петербурге. Самолет, захваченный террористами, совершил атаку на штаб-квартиру «Промгаза». Небоскреб полностью разрушен. Погибли тысячи человек…
Потом враз замолчали все радиостанции, и около получаса в эфире была гробовая тишина. А потом прорвало — все радиостанции наперебой сообщали о теракте. О чудовищном теракте. О повторении нью-йоркской трагедии. О гибели тысяч и даже десятков тысяч человек. И о гибели всей европейской верхушки… Информация была невнятной и противоречивой. Сообщали о двух самолетах. И даже о трех. О том, что какая-то женщина видела в небе светящийся крест за несколько минут до трагедии. О том, что президент России спасен… И о том, что президент России погиб, а спасен канцлер Австрии… Нет,
— Слыхал, — сказал Иван. Он подцепил на зуб вилки крохотный грибочек.
— Ужас какой, — сказала Алевтина Викторовна. — Это сколько ж народу погибло?
Валентин Матвеевич сказал:
— Народу там, мать, нет… Там — менеджеры.
— А менеджер что — не человек? — спросила Алевтина.
— Мышь компьютерная… Да не в них дело. Они — так, побочный продукт. Попали, понимаешь, под раздачу…
Иван поднес грибочек к губам, аккуратно снял его с вилки. От выпитого в голове слегка шумело.
— …под раздачу. А вот те, в кого метили, уцелели.
От близости любимой женщины, от домашнего деревенского уюта — печка, половички, сонный кот на подоконнике — Иван расслабился.
— Главные-то кровососы спаслись, — сказал Валентин Матвеевич.
Иван рассеянно спросил:
— Кто спасся?
— Кто-кто? Да вот все эти президенты да премьеры. И — как будто холодным ветром подуло на Ивана.
— Как, — произнес Иван, — уцелели? Да ведь передали: погибли все… Я сам вчера слышал.
— Это вчера. Вчера много всякой ерунды говорили… А сегодня по телевизору сказали: эвакуировали их. С крыши. Вертолетом. В самый последний момент. Уже Башня эта оседать начала, когда вертолет взлетел…
Иван вспомнил вертолет, который кружил над останками Башни, и все понял.
Александр Новиков
ОСТРОВ
Пролог
В книге Иова сказано: «От дуновения Божия происходит лед». Возможно, что так… Вполне возможно… Но айсберги в море Баффина — и это известно точно — есть порождение ледников Гренландии. А гренландский лед образуется по иным, вполне прозаическим, причинам. Это происходит так: годами и десятилетиями снегопады перемежаются с дождями, лютые морозы с оттепелями. Снег слеживается, уплотняется, уплотняется и превращается в лед. Потом под собственной тяжестью гренландские ледники начинают съезжать к берегу, к океану. Чудовищные массы льда едут к побережью годами. Текут по горам и долинам. И нет силы, способной их остановить. Добравшись до берега, ледник сползает в воду. Он уползает в море на многие километры. На него обрушиваются штормы, воздействуют приливы и отливы. Рано или поздно ледник начинает разрушаться. От него отламываются огромные куски. Звучит оглушительный грохот. В панике бежит прочь белый медведь, а если поблизости окажется гренландский кит, то погибнет от разрыва сердца.
Отломившиеся от материнского тела гигантские куски льда начинают свой дрейф на юг. Под незаходящим солнцем полярного дня или в темноте полярной ночи, сквозь штормы, снегопады и дожди, айсберги плывут на юг. Они движутся медленно. Им некуда спешить. Волны разбиваются об их подножия, а их вершины вздымаются на десятки метров. Но только одна седьмая — одна десятая часть ледяной горы находится над водой. Остальное скрыто под нею. Айсберги плывут и разрушаются. Вода, ветры и солнце убивают айсберг. Днем солнце растапливает лед на вершине, талая вода заполняет трещины в теле горы. Ночью она вновь застывает и рвет айсберг на части. От него отваливаются куски. Нередко при этом меняется центр тяжести и айсберг переворачивается. Случается, он делает несколько переворотов за сутки. Вокруг него плывут целые стада отколовшихся от материнского тела обломков. Спустя полтора-два года с момента своего рождения гренландские айсберги погибают. Они растворяются в великой соленой воде без следа.
Первого января 2014 года над морем Баффина полыхало невероятное по силе северное сияние. Такое бывает раз в столетие. Казалось, что в небесах дрейфуют огромные светящиеся ледяные поля. Их свет был неживым — зеленым, синим, фиолетовым. А под ним по холодной воде полярного моря плыли айсберги.
Одна особенно большая глыбина плыла посредине пролива Девиса. Ее длина составляла более двухсот метров, а вершина была в пятидесяти метрах над водой. В сполохах северного сияния мерцали ее ломаные грани. На «ватерлинии» пенились буруны. Фактически это был целый ледяной остров. Двигаясь на юг, к середине ночи айсберг прошел между двумя другими островами. Они тоже были огромны. Тоже вздымались над морем. На этом сходство трех островов заканчивалось, начинались различия.
Айсберг был естественным произведением природы. Два других острова были стальными, созданными человеком. Стальные были неподвижны — они стояли на якорях. А ледяной медленно несло течением.
Айсберг был безымянным, а стальные острова имели имя. Один назывался «Голиаф», а другой — «Джордж Буш-старший».
Ледяной остров освещали только сполохи северного сияния, «Голиаф» был залит ярким электрическим светом, а огромную полетную палубу «Джорджа Буша» освещали отсветы пожаров.
Ни на «Буше», ни на «Голиафе» не было ни одной живой души, а на вершине айсберга сидел большой черный ворон.
Двигаясь со скоростью около двух узлов, ледяной остров прошел между стальными и к утру растворился в рассветном полумраке.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ИНЦИДЕНТ
Дервиш проснулся. Тут же в комнату вошел Дейл — он всегда безошибочно определял, что хозяин проснулся. Пес подошел, сел рядом. Несколько секунд Дервиш лежал с закрытыми глазами, прислушивался. Было тихо, лишь слегка шепелявил в печной трубе ветер.
— Доброе утро, Дейл, — сказал Дервиш. — Как прошла ночь?
Пес положил голову на край постели, коснулся холодным носом руки хозяина.
Евгений Васильевич открыл глаза. За окном комнаты висел сизый полумрак. В нем шевелились голые кроны яблонь. Дервиш откинул одеяло, сел на кровати. Скрипнули пружины.
— Ну, если мы оба еще живы, то будем считать, что ночь прошла неплохо.
Дервиш поднялся, скинул пижамную куртку. Он был худ, на левом боку и плече багровели шрамы. Спина на лопатках была покрыта шрамами и носила следы ожога. Дервиш взял в руки трость. Несколько секунд он собирался, а потом сделал первое движение. И — началось. Трость летала в руках старика — он сражался с невидимым противником, вернее — с несколькими.
Отработав с тростью обычные пять минут, Дервиш спустился на первый этаж и вышел на улицу. Пес шел рядом. Моросил дождь, по небу — серому, как больничная простыня, летели вороны. Прихрамывая, Дервиш прошагал по мощенной кирпичом дорожке и вошел в баню. Пес сел на пороге. Дервиш включил свет, снял полосатые пижамные штаны и встал под душ. Он протянул руку, повернул рычажок рубильника. Зашумел насос, и на Дервиша обрушились струи холодной воды. Две минуты он стоял в почти ледяном потоке, поводил плечами, отфыркивался. Затем растерся большим махровым полотенцем и вернулся в дом. Оделся, поставил на газовую плитку чайник и затопил печь.
В ожидании, пока чайник закипит, Дервиш включил телевизор. Попал на канал СNN. На экране был Генеральный секретарь ООН. Со скорбным лицом он говорил, обращаясь к стайке микрофонов:
— Это чудовищное преступление. Мир не знал ничего подобного со времен трагедии одиннадцатого сентября в Нью-Йорке. Время для террористического удара выбрано не случайно — самолет, управляемый пилотом-смертником, врезался в здание спустя час после начала саммита Евросоюза. По данным, которые поступают из России, можно сделать вывод, что погибли тысячи человек. Полностью уничтожен небоскреб корпорации «Промгаз». Работа корпорации «Промгаз» парализована. Корпорация является главным поставщиком газа в Европу. Вероятно, могут начаться перебои с поставками русского газа. И это в условиях надвигающейся зимы.
Дервиш усмехнулся и нажал на кнопку пульта — переключил канал. На экране появилась картинка: огромная, напоминающая муравейник, гора обломков… С одной стороны — Нева и накренившаяся, полузаваленная «Аврора» со сломанными мачтами. С другой — перекрытая обломками Охта. Потоки мутной воды текли поверх «плотины»… Диктор говорил по-французски:
— Город Санкт-Петербург — вторая столица России — затоплен. Воды реки Охта размыли кладбище, по улицам плывут гробы. Жители спешно покидают город… В результате трагедии погибли три тысячи человек…
Дервиш вновь щелкнул пультом: погибли пять тысяч человек…
Еще щелчок: десять тысяч…
Щелчок: потрясенное человечество — скорбит!
Щелчок: ответственность за теракт в Санкт-Петербурге взяла на себя мусульманская террористическая организация «Аль Кайда».
…Папа Римский обратился ко всем христианам мира с призывом сплотиться в этот тяжелый час и не ожесточать свои сердца…
…По информации, полученной нами в управлении ПВО НАТО, атака на небоскреб корпорации «Промгаз» была проведена с применением ракеты. Ранее сообщалось, что небоскреб атаковал самолет, которым управлял пилот-камикадзе…
…Ответственность за террористический акт в русском городе Санкт-Петербург взяла на себя международная террористическая организация «Хизб-ут-Тахрир». Террористы предупреждают, что в самое ближайшее время масштабные теракты последуют в других городах Европы и Америки…
Дервиш щелкал кнопкой пульта. По всем каналам говорили только о теракте в Санкт-Петербурге. В каждом репортаже звучали слова «чудовищное преступление» или «неслыханное преступление». В телевизионном эфире царила полная неразбериха и растерянность, переходящая в панику. Сообщения телеканалов противоречили друг другу — обычно именно так и бывает после масштабных катастроф. Что-то, однако, сильно не нравилось Дервишу. Чего-то в сообщениях не хватало, но он еще не понял — чего.
…Запасов газа в европейских хранилищах хватит в лучшем случае на тридцать пять суток…
…В результате наводнения, вызванного обрушением колоссального здания корпорации «Промгаз», полностью уничтожен Санкт-Петербург. Город фактически смыт наводнением. Погибли сотни тысяч человек…
…Европе грозит катастрофа — метеорологи предупреждают: со стороны Ледовитого океана на Европу движется холодный арктический фронт. Температура воздуха на большей части территории Европы опустится до минус двадцати градусов по Цельсию.
…Это неслыханное преступление! Террористы должны быть найдены и преданы международному трибуналу. Россия давно стала прибежищем и оплотом международного терроризма. Мировое сообщество должно дать адекватный ответ…
Дервиш вдруг понял, чего не хватало в сообщениях телеканалов. В них не хватало скорби по погибшим главам европейских государств…
Экстренное совещание Департамента безопасности провели в здании Северо-Западного управления комитета «Кобра». Здание было построено совсем недавно и представляло собой бетонный куб без окон и даже без дверей. Двери, конечно, были. Но в отдельно расположенном корпусе, который соединялся с основным корпусом подземной галереей. Говорили, что архитектор — автор проекта, предложил оживить стены хотя бы фальшивыми окнами, а то, дескать, очень уж мрачно… Якобы председатель «Кобры» ответил ему: нам и надо, чтобы мрачно… В народе здание «Кобры» называли Кубышка. Кубышку построили в центре города — на территории старинного Таврического сада. Для этого спилили часть деревьев, снесли здание кинотеатра «Ленинград», а территорию обнесли трехметровой стеной. Говорили, что стены Кубышки пять метров толщиной. Это была неправда — толщина стен составляла около двух метров, но с мощным армированием и стальной подкладкой внутри. Температура внутри здания всегда была плюс двадцать, всегда горел ровный неоновый свет.
Совещание назначили на восемь утра. За несколько минут до начала в кабинете начальника Северо-Западного управления собрались полтора десятка мужчин. Все выглядели хмурыми и усталыми — минувшей ночью ни один из них не спал. Собравшиеся сели вокруг стола для совещаний. Два кресла во главе стола оставались пустыми. Слева от пустых кресел сидел хозяин кабинета — начальник русской службы комитета «Кобра» полковник Лысенко. Справа — руководитель Координационного центра по проведению саммита «Евросоюз + Промгаз» генерал-майор Отиев. Отиев был бледен. На коже отчетливо пробивалась иссиня-черная щетина. Единственный из всех собравшихся, генерал был в форме.
В 8:02 дверь распахнулась, в кабинет стремительно вошел глава администрации президента Сластенов. Следом за ним — Генеральный прокурор. Он был похож на большой разварившийся пельмень, упакованный в темно-синий мундир с золотыми позументами. Все встали. Сластенов и прокурор заняли пустые кресла.
— Садитесь, — бросил Сластенов. Все сели. Прокурор расстегнул замочек кожаной папки, но ничего из нее не извлек. Несколько секунд в зале висела тишина. Она ощущалась, как физическое явление… Потом Сластенов обвел собравшихся внимательным взглядом и произнес слово. И это слово было нецензурным. Тишина в зале сделалась еще более ощутимой. Потом глава администрации прикрыл глаза и помассировал веки… Все молча ждали.
— Отиев, — повелительно произнес Сластенов. Генерал-майор поднялся. — Доложи.
Отиев кашлянул и начал доклад:
— Основной задачей Координационного центра, которым меня назначили руководить в мае этого года, являлась координация взаимодействия всех служб и организаций, которые должны обеспечить безопасность проведения саммита «Евросоюз + Промгаз». Учитывая, что в работе саммита приняли участие одних только глав государств около тридцати единиц…
— Единиц? — перебил Сластенов. — Единиц чего?
— Э-э-э, виноват… Я имел в виду: глав… Первых, так сказать, лиц.
Генеральный прокурор надел очки. Сластенов продолжил:
— Около тридцати только первых лиц. А служб безопасности было задействовано около сорока. В сложившихся условиях работа Координационного центра…
Сластенов вновь прикрыл веки. И сразу встало перед глазами…
…На ребристых стальных экранах, ограждающих крышу Башни, пульсировали мигалки, и в их свете густо летел снег. Сильный северо-западный ветер нес его почти горизонтально. Выли турбины, раскручивались вертолетные лопасти. По огромному пятиугольнику крыши к туше вертолета цепочкой двигались мужчины и женщины — президенты, премьер-министры, канцлеры —
В темноте голос Отиева произнес:
— Таким образом, работа Координационного центра была организована нами так, чтобы… Сластенов открыл глаза. Несколько секунд он смотрел на слегка одутловатое лицо генерала, на его шевелящиеся губы… А потом сказал:
— Мудак ты, Отиев.
— Что? — растерянно спросил генерал.
— Мария, Ульяна, Дмитрий, Антон и Кирилл — мудак… Если бы ты, урод, остался там, в Башне, то тебя еще и наградили бы. Посмертно. Но ты предпочел иной выход. Это большая ошибка.
Генеральный прокурор произнес неожиданно писклявым голосом:
— Это серьезнейшее государственное преступление. Отиев сказал:
— Но я…
— Молчать! — Генеральный шлепнул пухлой ладонью по столу. — Молчать, гондон, петух лагерный… Под трибунал пойдешь.
Сластенов спросил:
— А как ты вообще выбрался из Башни?
— А? — произнес Отиев. — Что?.. На лифте.
— Уведите, — сказал Сластенов. Полковник Лысенко бросил быстрый взгляд на главу администрации, потом на генерала Отиева. Потом полковник нажал на кнопку, смонтированную на основании массивного письменного прибора. В зал вошел рослый офицер с погонами капитана, остановился в дверях.
— Этого, — Лысенко кивнул на генерала, — в душевую.
Капитан кивнул в ответ, подошел к Отиеву и скомандовал: пройдемте!
Отиев смотрел на капитана и, кажется, не понимал, что от него требуется.
— Пройдемте, — твердо произнес офицер. Генеральный прокурор крикнул:
— Что ты тут расшаркиваешься перед ним, капитан?
Капитан ловко заломил руку генерала и повел его к двери. Все молчали… Сластенов подумал: сейчас каждый из них прикидывает: а ведь и меня когда-нибудь могут увести так же. В душевую… Сластенов подумал об этом без злорадства, а просто констатируя факт.
Подталкивая скрюченного генерала, капитан вышел, дверь затворилась.
— Продолжим, — произнес Сластенов. Он повернулся к Лысенко: — Вы готовы к докладу?
— Так точно, — полковник поднялся. Он не был готов к содержательному докладу, но сказать об этом в сложившейся ситуации было совершенно невозможно… Полковник нажал кнопку на письменном приборе, и на стене высветился большой плоский экран. На нем была карта-схема части Петербурга со зданием «Промгаза» в центре. — Так точно. Саммит «Евросоюз + Промгаз» планировалось начать в четырнадцать часов. Однако в связи с нелетной погодой не все участники успели прибыть вовремя. Поэтому было принято решение сдвинуть начало мероприятий на два часа. Обеспечение мер безопасности осуществлялось в утвержденном режиме. Я могу рассказать об этом подробно, но…
— Пока не надо, — сказал Сластенов. — Дайте суть.
— Во время воздушного патрулирования пилот-оператор третьего авиакрыла разведки обратил внимание, что на Партизанской улице — вот здесь, — полковник показал место лазерной указкой, — довольно длительное время стоит автомобиль.
Генеральный прокурор зловеще спросил:
— А почему он обратил на него внимание только тогда, когда этот автомобиль простоял уже «довольно длительное время»?
— Этот автомобиль находился за пределами так называемой «красной» зоны, в «желтой» — это означает, что он не может представлять прямую угрозу. И все же мы пробили его и выяснили, что этот «шевроле-реццо» был взят в аренду приезжим из Брянска. По нашим учетам этот человек — некто Проничев — не проходит. Тем не менее, как только стало известно, что автомобиль прокатный, мы немедленно направили оперативную группу в сопровождении полицейского экипажа для проверки на месте. Это было в четырнадцать сорок восемь… При появлении автомобилей, направленных для проверки — оперативного и полицейского, водитель попытался скрыться. Он совершил таран оперативного автомобиля и стал уходить в сторону Охты, но был блокирован, бросил автомобиль и попытался скрыться пешим порядком. Террориста удалось пленить с применением беспилотного геликоптера «Джедай» — пилот-оператор выстрелил картридж с сетью, которая и спеленала террориста. При обыске у Проничева было обнаружено удостоверение сотрудника, убитого в июле в Выборге, что однозначно доказывает его принадлежность к террористической организации. В сложившихся обстоятельствах, а я хочу напомнить, что до официального начала саммита осталось около часа, а террорист обнаружен в относительной близости от Башни… Так вот, в этих условиях нами было принято решение о применении при допросе террориста препарата «кислород». Под воздействием «кислорода» террорист показал, что всем известная террористическая организация «Гёзы» действительно подготовила теракт, направленный на уничтожение как членов делегаций, так и самого здания. Конкретно речь шла о ракетной атаке. При этом пуск ракеты предполагалось произвести с мобильной платформы. Однако ни место, ни время пуска террорист сообщить не смог. Вместе с тем нам удалось получить информацию, что внутри здания находится пособник террористов. О нем пленному было известно только то, что он является сотрудником службы безопасности национальной корпорации «Промгаз» и носит псевдоним Титан.
В самом конце стола сидел первый заместитель начальника службы безопасности национальной корпорации «Промгаз», и все посмотрели на него. Первый зам, который после гибели начальника автоматически стал исполнять его обязанности, невозмутимо выдержал взгляды.
— С этого момента, — продолжал Лысенко, — мы начали работу по выявлению Титана. Но нужно иметь в виду, что внутри здания и в непосредственной близости от него, на территории комплекса, на тот момент находилось около трехсот сотрудников СБ «Промгаз».
Большинство собравшихся за столом мужчин были опытными специалистами в сфере обеспечения безопасности. Исключение составляли Сластенов и Генеральный прокурор. При этом Сластенов был умен, обладал аналитическими способностями и умел принимать правильные решения, а про Генерального прокурора поговаривали, что он является приложением к мундиру… Большинство из собравшихся за столом были специалистами и отлично видели те ошибки, которые были допущены руководством комитета «Кобра» и о которых умолчал Лысенко… Например, спецам было понятно, что не стоило применять «кислород». Метод, конечно, эффективен — под воздействием «кислорода» утаить что-либо в принципе невозможно. При одном непременном условии: «клиент» должен знать ответ на вопросы, которые ему задают. А этот Проничев
— Одновременно проводилась работа по выявлению мобильной платформы. Около пятнадцати тридцати при облете акватории Невы силами авиаразведки… Здесь необходимо заметить, что в метеоусловиях, которые мы имели в течение вчерашнего дня, мы были практически лишены возможности использовать авиаразведку. Порывы ветра достигали двадцати пяти метров в секунду, что полностью исключило возможность использовать самолет-разведчик «Скаут» — его вес составляет менее пяти килограммов и «скауты» просто сдувает. В результате мы могли использовать только «Джедай». Вес этого боевого геликоптера составляет почти двести килограммов, и они как-то нас выручали, но при этом следует иметь в виду, что в нашем распоряжении было всего три таких машины…
Сластенов перебил:
— Воздержитесь от ненужных подробностей.
Генеральный прокурор сказал:
— Да-да, говорите по существу.
— Виноват. Итак, около пятнадцати тридцати в районе Финляндского железнодорожного моста были замечены идущие вниз по Неве самоходная баржа и буксир. Для проверки нами немедленно был выслан беспилотный геликоптер «Джедай» и два патрульных катера корпорации «Промгаз». В это же время на Октябрьской набережной — примерно вот здесь, — Лысенко показал своей указкой, — полицейским патрулем была остановлена колесная строительная машина, которая двигалась в сторону комплекса «Промгаз». Когда полицейские приступили к проверке документов, из строительной машины был открыт огонь. Трое полицейских убиты, один тяжело ранен… — Воздержитесь от мелких подробностей, — сказал Сластенов.
— Вот именно, — сказал Генеральный.
— Извините… Как только нам стало известно о появлении на Октябрьской набережной транспортного средства непонятного назначения, мы немедленно выслали туда оперативное соединение. В результате боестолкновения транспортное средство было блокировано, нейтрализовано, а его экипаж уничтожен…
Сластенов вдруг спросил:
— А баржа?
Лысенко стало душно. Так душно, что тело мгновенно покрылось испариной.
— Баржа с буксиром, — произнес Сластенов, — все это время продолжали спокойно двигаться по Неве?
Капли пота выступили на висках у полковника Лысенко… Он мог бы сказать, что задним-то умом все крепки. А в тот момент, когда
Кому нужны твои объяснения? Теперь всем нужен крайний.
Полковник Лысенко не хотел быть крайним, не хотел попасть в душевую. Он собрался защищаться. Спокойно (так, по крайней мере, ему казалось) он сказал:
— В той ситуации невозможно было проанализировать все варианты. Тем не менее на перехват баржи были направлены катера. Однако они были уничтожены террористами…
Лысенко замолчал. Предстояло еще сказать о главном. О самом главном. Говорить об этом не хотелось… но куда же деваться? Все ждали, и Лысенко произнес:
— В пятнадцать часов сорок три минуты с борта баржи был произведен пуск ракеты. Баржа в это время находилась на расстоянии около двух километров от Башни.
Лысенко замолчал.
— Что ж замолчал, полковник? — спросил Сластенов. Он как будто даже подбадривал начальника «Кобры».
— Сбить ракету было уже невозможно… Но уже была проведена эвакуация президента России и осуществлялась эвакуация участников саммита.
Сластенов спросил:
— Так это ты осуществлял эвакуацию?
В интонациях Сластенова сквозило подчеркнутое, напускное изумление. Многие из присутствующих знали, что эвакуацию
— Я, собственно…
— Так это, значит, ты спас президента? А я и не знал… Я думал, что ты здесь, под тремя метрами бетона, сидел.
Лысенко сглотнул, произнес:
— Да, я действительно находился здесь — на своем рабочем месте.
А Сластенов вдруг покладисто произнес:
— Да ладно, ладно… так что произошло после пуска ракеты?
Лысенко не заметил подвоха. Он с готовностью ответил:
— Мы еще не успели проанализировать все обстоятельства. Но уже известно, что ракета неизвестной конструкции попала в Башню на высоте около ста десяти метров. Это и вызвало обрушение верхней части Башни.
— И сколько же народу погибло? — поинтересовался Сластенов.
— По информации, которая требует дополнительного уточнения, внутри Башни и на территории комплекса находились порядка двух с половиной — трех тысяч человек. Это члены делегаций, аккредитованные журналисты, обслуживающий персонал, охрана и…
Сластенов махнул рукой:
— Достаточно… По твоей вине, сука, тьма народу погибло.
Генеральный прокурор произнес:
— Это чудовищная безответственность!
— Я… — начал было Лысенко, но Сластенов не дал.
— Арестовать, — сказал Сластенов. И сам протянул руку к кнопке на письменном приборе. Он нажал на кнопку, через несколько секунд распахнулась дверь и вошел давешний капитан. Он смотрел на Лысенко и был очень удивлен, когда услышал голос Сластенова: —
Капитан не мог скрыть изумления и, пожалуй, в другой ситуации это было бы даже забавно. Капитан стоял и изумленно смотрел на своего шефа, полковника Лысенко… на Сластенова… На Генерального прокурора… Генеральный закричал:
— Что стоишь, мудель? Хер проглотил? Быстро этого в душевую!
Капитан сделал несколько шагов в сторону полковника… Лысенко поднялся. Его красное лицо стремительно бледнело. Это происходило настолько быстро, что казалось нереальным. Все смотрели на полковника.
— В душевую я не пойду, — вдруг сказал Лысенко. Он отрицательно покачал головой, потом взял в правую руку галстук и быстро сунул его конец в рот, стиснул зубы.
Генеральный прокурор крикнул визгливо:
— Держите суку! Уйдет, уйдет!
Никто — ни капитан, ни офицеры спецслужб, приглашенные на совещание — не сделал ни одного движения. Лицо начальника Северо-Западного управления комитета «Кобра» исказилось. Сластенов наблюдал за ним с интересом. Полковник оперся рукой о край стола, постоял несколько секунд и рухнул лицом на письменный прибор. Экран на стене погас. Сластенов произнес:
— Капитан, уберите
Капитан метнул на него странный взгляд, подошел к телу и взвалил его на себя. Когда капитан с телом полковника на плечах вышел, Сластенов с сарказмом сказал:
— Вот и еще один погиб на боевом посту. Спи спокойно, дорогой товарищ… А мы подхватим выпавшее из рук героя знамя и продолжим работать.
Генерала Отиева спустили в «душевую». Туда, в нижний подвальный этаж Кубышки, можно было спуститься по лестнице, а можно — на лифте. Отиева спустили на лифте. Не потому, что генерал и какое-то уважение. Просто так было принято: арестованных — на лифте… Отиева спустили вниз. Он был уже в наручниках и с мешком на голове. Дежурный лейтенант нисколько не удивился, увидев мужчину в генеральском мундире — сюда, вниз, всякие попадали. Случалось, еще вчера гусь в телевизоре кобенился, речи толкал, а сегодня — опаньки! — уже здесь, у нас… Дежурный спросил про сопроводительные документы, и ему ответили, что документы будут позже. А может, не будет вообще никаких, потому что клиент прямо из приемной Самого… Дежурный понимающе кивнул — с такой ситуацией он тоже уже сталкивался.
Отиева догола раздели, потом его осмотрел врач. На бледном теле генерала пучками росли седоватые волосы. Врач заглянул в задний проход генерала. Потом приказал снять кляп. Как только кляп сняли, Отиев закричал: я — генерал-май… Сержант ударил его резиновой палкой под ребра — несильно. Отиев осекся.
— Ты
Врач ухмыльнулся и заглянул в рот Отиеву. Сказал: у-у, какие зубки. Стоят больше моего годового оклада… Потом врач взялся за член генерала и сказал: а обрезание-то недавно делали — года два назад. Может — три… От унижения генерал-майор Отиев завыл. Ему вновь вставили кляп и отвели в бокс, облицованный кафелем. Там посадили на узкий бетонный топчан и приковали к скобе, вмурованной в стену: жди. Скоро тобой займутся.
Дервиш ехал по трассе Москва — Санкт-Петербург. Его часто обгоняли. Как правило, это были грузовики или импортные джипы — огромные, непременно черные, с наглухо затонированными стеклами. На таких тачках любили ездить молодые кавказцы… Через каждые двадцать-тридцать километров на трассе стояли полицейские посты. Бросалось в глаза, что полиция усилена «миротворцами» или армейскими. Документы проверяли очень часто. У Дервиша были документы на имя Евгения Васильевича Полупанова, жителя Твери. И второй комплект — на гражданина Канады Авигдора Дезире. Но это на крайний случай… «Нива» ехала на Северо-Запад, на заднем сиденье машины устроился Дейл. Дважды Дервиш обгонял армейские колонны. Он пересчитывал грузовики, бронетехнику — никакого смысла в этом не было, но сказывалась профессиональная привычка.
Поселки вдоль трассы выглядели нежилыми. Люди в них жили — это было видно по многим признакам, да и сами люди мелькали то там, то сям, но поселки все равно выглядели мертвыми. С этим явлением Дервиш сталкивался еще во время работы в Африке. Обычная ситуация: вот стоит деревня. Все в ней вроде обыкновенно — пыльно, грязно. В пыли копошатся дети, куры, свиньи… Но уже возникло какое-то странное чувство. И вот едешь там же через день или через неделю… или через месяц — нет деревни. Дома стоят, а людей нет. Совсем нет. И такое впечатление, что их нет уже очень давно… От этого становилось жутко.
На очередном посту его вновь остановили. Дервиш вышел из машины. Подошел молодой капитан. Не представляясь, не пытаясь хотя бы обозначить отдание чести, приказал: документы… Дервиш подал документы.
— Куда, дед, намылился?
— В Ленинград еду, к сестре.
— Только тебя там и не хватало, — буркнул капитан. — Оружие есть?
Дервиш усмехнулся:
— Зачем ружье старому слепому индейцу Джо,
Капитан вскинул на него глаза. Дервиш улыбнулся одними губами. Капитан кашлянул и сказал:
— Сидел бы ты… вы… лучше дома.
— Это почему же, капитан?
Мимо промчались три черных джипа. Капитан покосился на них, сплюнул и буркнул: вот разъездились, суки черножопые. Потом он вернул Дервишу права, козырнул и сказал:
— Щас такое начнется, что… в общем, лучше бы вы оставались дома.
Дервиш точно знал, что дома лучше не будет. Потому и уехал… То, что он увидел на трассе — усиленные посты, передвижение армейских колонн, — подтверждало выводы, которые напрашивались после просмотра новостей и которые капитан сформулировал совсем просто: щас такое начнется!
Дервиш продолжил свой путь. Он ехал на Северо-Запад, в Карелию, на северный берег Ладожского озера.
Накануне над Северо-Западом России бушевала метель. Ветер с мокрым снегом валил деревья, рвал линии электропередач, срывал крыши с домов… А сегодня здесь, на северном берегу Ладоги, было тихо, сквозь прорехи в облаках проглядывало бледное солнце, лежал ослепительно-белый снег, таял, обнажал опавшую листву. С крыш капало.
Когда зазвонил телефон, Иван сидел на крыльце, курил. В голове слегка шумело от выпитого с хозяином самогона. Иван вытащил телефон из кармана, посмотрел на дисплей, потом нажал кнопку и услышал голос Дервиша.
— Через час-полтора я буду у синих ворот. Можем встретиться?
— Да, — ответил Иван. — Я вас встречу.
Он затушил окурок в консервной банке, поднялся. В синий цвет были окрашены ворота монастыря, где «гёзы» укрылись после операции.
Иван дождался Дервиша на развилке метрах в трехстах от монастыря. Он сидел на стволе поваленного вчерашней бурей дерева, смотрел на заснеженный лес, на низкое солнце и пустую дорогу. Потом появилась «Нива» Дервиша. Иван не знал, что Дервиш приедет на «Ниве», но почему-то понял, что едет Дервиш. Иван вышел навстречу. Когда машина остановилась, сел на пассажирское сиденье. Дейл следил за ним настороженно.
Поздоровались. Дервиш спросил:
— Почему здесь? Мы же договаривались у монастыря.
— Дальше не проехать — за поворотом завал, несколько сосен повалило. Разберут нескоро… впрочем, здесь есть лесная дорога в объезд. Хреновая, но на «Ниве» проехать можно.
После паузы Дервиш сказал:
— Я звонил Зорану — не отвечает… убит?
— Похоже, так.
— Как это произошло?
Иван рассказал про рейд танка «Демонтаж» по набережной, про гибель его экипажа.
— Жаль, — произнес Дервиш. — Жаль, железный был человек… У него вся семья погибла под американскими бомбами.
— Я знаю, — ответил Иван. Дервиш покачал головой, достал из бардачка фляжку, маленькие посеребренные стаканчики. Налил по глотку коньяка. Не чокаясь, выпили.
Дервиш сказал:
— Иван Сергеич, я думаю, что вы согласитесь со мной в том, что ситуация сложилась неординарная. — Иван кивнул. Дервиш повторил: — Неординарная. И я точно знаю, чего следует ожидать в самое ближайшее время.
— Чего же? — спросил Иван.
— Репрессий, Иван Сергеич, репрессий. Или, если угодно, зачисток. Как адресных, так и массовых.
Иван стиснул зубы.
— Я приехал предложить помощь, — сказал Дервиш.
Садилось солнце, «Боинг» заходил на посадку на аэродром канадской базы ВВС, расположенной возле поселка Нанисивик, провинция Нанавут. Пейзаж внизу выглядел убийственно — каменная пустыня, полузаметенная снегом, но большей частью голая, в складках и трещинах. И ни одного дерева. Зато здесь добывали цинк и свинец. Президент Соединенных Штатов посмотрела в иллюминатор и произнесла:
— Ужасное место… Похоже на ад. Госсекретарь никогда не задумывалась, как именно выглядит ад. Поэтому она сказала:
— Мы могли бы сесть в Икалуите, но в таком случае вряд ли нам удалось бы сохранить в тайне ваш визит к Старику.
Г-жа президент кивнула. Самолет коснулся полотна и побежал по бетону, вздрагивая крупным телом. Он остановился в самом конце полосы. Тут же подкатили трап. Он не был предназначен для «Боинга», и спускаться было неудобно.
Президента США встречали всего два человека — полковник, начальник канадской базы, и полный мужчина в штатском — Джозеф Апфель, помощник мистера S.D. Пожалуй, еще никогда президента Соединенных Штатов Америки не встречали столь скромно… Были произнесены дежурные слова приветствия, после чего г-жа президент, г-жа госсекретарь, офицер с «атомным кейсом» и Апфель сели в джип аэродромной обслуги, в другой сели трое специальных агентов Секретной службы США и начальник личной охраны президента, полковник Перкинс. Автомобили проехали всего двести метров, остановились возле вертолета «S-92».
Здесь помощник Старика заявил, что специальным агентам нечего делать на борту «Голиафа» и что им следует остаться здесь, на базе. Перкинс пытался доказать, что он не имеет права оставить президента без охраны, но Апфель в категорической форме заявил, что таковы правила, установленные мистером S.D. и что безопасность гостей мистера S.D. на борту «Голиафа» обеспечивает собственная служба безопасности «Голиафа». И это не обсуждается.
Перкинс вновь попытался возразить, но госпожа президент сказала: оставьте, Стив, — так надо.
Полковник ответил, что вынужден будет написать докладную записку в министерство финансов [32]. Госсекретарь сказала: это ваше право, мистер Перкинс. Но я вам не советую.
Президент, госсекретарь и «атомный» офицер погрузились в вертолет, и «Сикорский» сразу взлетел. Глядя ему вслед, полковник Стивен Перкинс ругался сквозь стиснутые зубы — никогда еще не был он в более глупом положении. Он знал, что у Старика отличная служба безопасности — на «Голиафе» работает профессиональная группа секьюрити, но от этого начальнику было не легче — он, полковник Перкинс, обязан быть рядом с президентом. Лично. А он, фак ю, торчит здесь… Фак ю! Фак ю! Фак ю!
«Сикорский» летел на юг. Над каменной пустыней, похожей на ад.
Спустя час прилетели в Икулуит. Сели в местном аэропорту. Здесь «Сикорский» дозаправился и продолжил полет.
Внизу слева проплывали улицы поселка — в угасающем свете они выглядели как-то особенно зловеще. На правах хозяина Апфель начал рассказывать:
— Это местная «столица». До 87-го городок назывался Фробишер-бей… Но потом у инуитов проснулось национальное самосознание — кстати, инуиты значит «настоящие люди». — Апфель хохотнул, и этот его хохоток был очень двусмысленным. — Так вот, они добились отмены колониального названия, восстановили справедливость, и Фробишер-бей стал называться Икалуит. На языке инуитов означает «рыбное место».
Госпожа президент сказала:
— Господи, дыра какая!
— Совершенно верно, — подтвердил Апфель и склонил голову. Г-жа президент увидела, что волосы Апфеля густо усеяны перхотью. Она подумала: противно как! — Совершенно верно, госпожа президент — дыра. Население — пять тысяч… Повальное пьянство. Суицид в шесть раз выше, чем в среднем по стране… Зато количество такси на душу населения самое высокое в мире.
— Такси? — переспросила госпожа президент.
— Такси, такси… Видите ли, в чем дело: климат здесь исключительно суровый — ветра, холод. Даже глобальное изменение климата здесь не очень заметно. Поэтому просто дойти до бара — чтобы выпить виски — проблема. И уж тем более вернуться из бара. Вот они и вызывают такси.
Госсекретарь спросила:
— Почему же они не пользуются своими машинами?
— А их тут почти не держат — незачем. Дорог здесь нет, и ездить некуда.
Берег внезапно оборвался, вертолет повис над бездной. Все замолчали.
Солнце село. В полной темноте «Сикорский» уходил прочь от берега. Значительно выше него летели два истребителя сопровождения, а из космоса за вертолетом «присматривал» спутник.
«Голиаф» стал виден, когда до платформы осталось четверть часа лета. Пилот специально слегка изменил курс, чтобы пассажиры смогли оценить зрелище.
Сначала платформа представлялась светящейся точкой. Свет был очень яркий. Он висел посреди кромешной темени. Спустя три минуты точка превратилась в пятно. Спустя еще две пятно приобрело контуры сооружения. Вертолет — стальное насекомое — рвал лопастями холодный воздух, скользил над ледяной водой, над айсбергами. Вскоре он завис рядом с «Голиафом».
Буровая платформа «Голиаф» стояла на якорях посреди пролива Девиса. Якоря — шесть бетонных болванок, каждая пятнадцать тонн весом — были соединены с платформой тросами толщиной с человеческую руку. Они надежно удерживали «Голиаф» и под натиском штормового арктического ветра, и под давлением льдяных полей, которые несло течением из моря Баффина.
Огромное сооружение под названием «Голиаф» покоилось на шести стальных колоннах, уходящих в воду. От этого оно казалась шестиногим чудовищем. От подбрюшья чудовища до уровня воды было около пятнадцати метров. Волны бросались на мощные стальные ноги, лед и гроулеры крошились об их ребра.
Десятки прожекторов заливали платформу ярким светом. Теперь уже можно было разглядеть детали — огромную колонну буровой установки, вывешенные за габарит стальные руки дерриков, какие-то лестницы, галереи, надстройки и переходы. Местами сквозь краску пробивалась ржавчина. На борту висели оранжевые спасательные шлюпки. На высоту более семидесяти метров вскинулась решетчатая мачта с трубой для сжигания попутного газа.
Платформа — пятнадцать тысяч тонн металла — подавляла своими размерами.
«Сикорский» сел. Немедленно подбежали люди из палубной обслуги, закрепили шасси вертушки. Первым на палубу вертолетной площадки «Голиафа» шагнул Апфель. Следом — президент США, потом госсекретарь Каролина Хамилтон. Последним из вертолета выбрался «атомный» офицер с прикованным к руке чемоданчиком.
Госсекретарь уже бывала на «Голиафе», а госпожа президент нет. Собственно говоря, Хиллари Линтон стала президентом всего два года назад, после внезапной смерти президента Барака Обамы. Обама умер от обширного инфаркта почти на глазах у миллионов людей — во время прямого телеэфира на закрытии саммита Большой Двадцатки. Неожиданная смерть Обамы вызвала волнения среди черного населения Америки — они не могли поверить в естественные причины этой смерти. Никогда еще со времен Гражданской войны Соединенные Штаты не были так близки к краху… Сотни городов были охвачены беспорядками. Только введение чрезвычайного положения и очень жесткие действия полиции и армии позволили избежать государственной катастрофы. Тем не менее за четыре месяца погибли более девяти тысяч человек, а материальный ущерб вообще невозможно подсчитать — разграблены и сожжены десятки тысяч магазинов и частных домов… На последовавших после смерти президента Обамы выборах Хиллари Линтон победила — перепуганная белая Америка не захотела больше черного президента.
Госпожа президент осмотрелась. Было очень холодно, дул обычный для этих мест ветер, по морю катились трехметровые валы. Они появлялись из темноты, как посланцы страны вечного сумрака, и вновь исчезали в темноте… Внезапно у президента возникло острое чувство дискомфорта. Собственно, она жила с чувством дискомфорта постоянно — наступил климакс, и лекарства помогали слабо. Она уже привыкла к такому состоянию, но сейчас чувство дискомфорта сделалось очень острым — как будто кто-то целится тебе в затылок… Г-жа президент не могла знать, что дело именно так и обстояло — в огневой точке, оборудованной внутри буровой колонны, сидел дежурный снайпер и разглядывал ее в прицел винтовки.
Апфель сделал приглашающий жест в сторону надстройки и произнес:
— Прошу вас, дамы.
Не глядя по сторонам, президент США решительно двинулась туда, куда указал помощник мистера S.D. Следом двинулись госсекретарь и «атомный» офицер. Через несколько секунд стальная дверь надстройки отсекла их от палубы со свистящим ветром и холодом. Внутри было тепло, под ногами лежали ковровые дорожки, а стены покрывали деревянные панели. Госсекретарь все это уже видела, не удивлялась, а на президента разительное противоречие между наружным обликом «Голиафа» и его интерьерами произвело впечатление. Апфель произнес:
— Это парадный подъезд дворца «Голиаф».
Хамилтон улыбнулась — вспомнила, что эту же фразу — слово в слово — помощник мистера S. D. произнес полгода назад, во время ее первого визита на «Голиаф». Она подумала: видимо, этот хрен с перхотью всегда говорит одно и то же.
Раздался звонок, и в холле остановился лифт. Из него вышел мистер S. D. — седой, сухопарый, в сером пиджаке с галстуком в полоску. За спиной S. D. стояла его давняя секретарша Рита. Президент подумала, что Старик неплохо выглядит для своих семидесяти трех… Во всяком случае, значительно лучше, чем два года назад, во время их последней встречи в Торонто. С тех пор они не виделись.
— Добрый вечер, леди, — произнес S. D. довольно высоким и неприятным голосом. Дамы ответили вразнобой. — Рад приветствовать вас на «Голиафе»… Прошу!
На лифте — плюшевый диван, антикварный телефон — спустились на три этажа вниз. S. D. провел гостей в кабинет, а «атомный» офицер остался в приемной.
— Прошу садиться, леди, — S.D. указал рукой на столик в углу. Сели. Каролина Хамилтон осмотрелась — за полгода здесь ничего не изменилось. Полки с книгами вдоль одной стены, карта мира на противоположной, модель «Титаника» и два портрета. Один — Черчилля, а кто изображен на втором, оставалось для госсекретаря загадкой. Если она чего-то не знала, то спрашивала запросто, не задумываясь, что об этом подумают другие. Но рядом с этим стариком Каролина Хамилтон не то чтобы смущалась — смутить госсекретаря было совершенно невозможно, но… В общем, она очень хорошо ощущала разницу между собой и великим S.D.
— Итак, леди, что привело вас ко мне? — спросил Старик. Президент и госсекретарь переглянулись. После того, что произошло в России всего лишь сорок часов назад, вопрос прозвучал довольно странно. Госсекретарь США произнесла:
— В апреле этого года мы с вами, мистер S. D., беседовали о России. Конкретно — о необходимости расчленения России… Собственно, саммит в Санкт-Петербурге, который завершился столь трагически, как раз и должен был подготовить почву для принятия соответствующих резолюций.
— И что? — спросил Старик, когда Каролина Хамилтон умолкла.
Вместо госсекретаря ответила президент:
— Фактически этот саммит выполнил свою роль как нельзя лучше — после того, что произошло в Санкт-Петербурге, мы можем разорвать Россию на куски.
— Вы уверены? — спросил Старик.
— Разумеется, — твердо произнесла президент. — Момент просто уникальный.
— Понятно, — сказал Старик. — Ваша логика совершенно понятна: в России произошел чудовищный теракт. Отсюда следует, что Россия — оплот мирового терроризма, поэтому с ней можно делать, что хочешь. А мировое сообщество поддержит… Я правильно понял?
— Абсолютно.
— А вы уже обсуждали эту тему с экспертами из центра стратегического планирования?
— Нет, — ответила президент. — Но, по-моему, ситуация совершенно очевидна: настал момент, чтобы уничтожить Россию.
Старик побарабанил сухими пальцами по столешнице. Посмотрел на президента. Посмотрел на госсекретаря. Потом сказал:
— Боюсь, леди, что это не самое лучшее решение.
— Почему? — хором спросили президент и госсекретарь.
— Ситуация, уважаемые леди, действительно сложилась уникальная. В этом я с вами согласен. Но для начала нам все-таки нужно провести саммит, заручиться международной поддержкой.
— Теперь-то зачем все это? — пожала плечами президент.
— Есть несколько причин. Как тактических, так и стратегических.
— Какие именно? — сухо спросила президент.
— Я боюсь, что решительные односторонние шаги в отношении России послужат естественным, так сказать, катализатором глобального обострения ситуации, и тогда…
Госпожа президент перебила:
— У Соединенных Штатов хватит мощи, чтобы подавить любое выступление.
— Благодарю вас за ценное замечание, Хиллари, — с язвительностью в голосе произнес Старик. — Я знаю, насколько велика военная мощь Соединенных Штатов. Знаю, что вы способны подавить любое восстание в любой стране мира… Но я-то говорил о возможности одномоментной активизации многих конфликтов и — не исключено — об обострении ситуации во всем мире. Даже странно, что я должен напоминать вам простые истины: при несомненном доминировании Соединенных Штатов, оно — это доминирование — не является абсолютным. Это во-первых. Во-вторых, именно доминирование Соединенных Штатов вызывает сопротивление десятков стран, движений, партий и организаций. При этом многие только и ждут подходящего момента, чтобы выйти на тропу войны, как бы она ни называлась — «Джихад», «Великий крестовый поход» или хотя бы «Движение против глобализации». И я уверен, что многие из них могут решить: этот момент наступил. Там, где только тлело, — загорится. Там, где уже горело, — полыхнет с невероятной силой… Вы готовы к этому?
Президент переменилась в лице, сказала:
— Вы еще не в курсе, мистер S. D., но несколько дней назад мы вывели на орбиту боевой спутник — первый из флотилии боевых спутников «Созвездие смерти». А всего их будет четырнадцать единиц. Это совершенно новый военный фактор, и он сможет полностью изменить ситуацию в мире. С того момента, как флотилия «Созвездие смерти» будет выведена на орбиту, в мире не останется ни одного уголка, до которого нельзя будет дотянуться.
Старик усмехнулся, поднялся и подошел к карте на стене кабинета. Карта была старая, бумажная.
— Взгляните, — сказал S. D., — Латинская Америка — сплошной очаг напряженности. После того как вы нанесли ракетно-бомбовые удары по Венесуэле, вы, казалось бы, взяли ситуацию под контроль. Но сейчас — уверяю вас — Венесуэла вновь всколыхнется. И не только Венесуэла… Африка? Непрекращающаяся уже три года война в центральной части континента. Миллионы жертв. Да еще и эпидемия… Кстати, Каролина, а как там с эпидемией?
Госсекретарь ответила:
— Если вы имеете в виду «лихорадку Х», то ничего обнадеживающего я не скажу. Наши ученые не могут справиться с проблемой. Пока нам удается скрывать истинный масштаб и убеждать мировую общественность, что все под контролем, но информация просачивается… Умерли уже больше десяти тысяч человек. Мы корректируем цифры, сокращая нули, но долго так продолжаться не может. Более того — несколько случаев заболевания зафиксированы на севере Африки, в Марокко.
— Скверно, — покачал головой S. D., — очень скверно, леди. Если эпидемия перекинется в Европу, то будет совсем скверно. Даже если «лихорадка Х» — всего лишь ошибка Создателя…
— Вы допускаете, что Создатель мог ошибаться? — перебила госпожа президент. У нее был озадаченный вид.
Старик подумал: дура. Обыкновенная дура, американская домохозяйка… Он вежливо улыбнулся и произнес:
— Допускаю ли я ошибку Создателя? Иногда мне кажется, что все его творчество — нагромождение ошибок. Но сейчас я не хотел бы это обсуждать… Вернемся к нашим баранам. Итак, Африка — три года войны в центральной части континента. Нигерийские повстанцы взрывают нефтепромыслы, похищают персонал, захватывают суда. Зреют конфликты в соседних странах… А Южная Африка? После вмешательства мирового сообщества удалось прекратить геноцид белого населения, но это произошло тогда, когда белых осталось меньше пятисот тысяч. Сейчас они живут фактически в осаде в своей «республике» на берегу Оранжевой и ежедневно ждут, когда же их придут резать. Похоже, что это случится совсем скоро… По швам трещит Ближний Восток. И если полыхнет там, мы увидим киббуцы в огне… Про Ирак и Иран я даже говорить ничего не буду. А что в Европе? В Албании — война. В Сербии относительно тихо, но это до тех пор, пока мы держим там группировку в тридцать тысяч мусульманских головорезов… Мусульмане во Франции, Бельгии, Голландии фактически готовятся к захвату власти. На грани раскола Украина, Испания, Бельгия. Требуют самостоятельности Ирландия и Шотландия. — S. D. умолк, внимательно посмотрел на двух женщин. А потом спросил: — Ваша флотилия боевых спутников сумеет справиться с этими проблемами?
— Флотилия? — переспросила президент.
— Да, ваша новая флотилия… Она справится с такими проблемами?
— Наша флотилия, мистер S. D., — это совершенно новое слово в военном деле, квинтэссенция высоких технологий. Ничего подобного до сих пор не было. Наши спутники способны прямо с орбиты уничтожать любые цели на поверхности Земли — от танковой колонны до отдельного человека. Старик ответил:
— Это очень интересно, Хиллари. И это впечатляет… Но я спросил о другом: способны ли ваши спутники контролировать ситуацию в мире? Или, по крайней мере, проблемные территории?
Госпожа президент сказала:
— Когда на орбите будет находиться четырнадцать боевых единиц, мы сможем адекватно реагировать на любой вызов… Так считают наши военные эксперты.
— Но на сегодняшний день у вас только один спутник. Госпожа президент промолчала.
Старик вернулся за стол, сел. Несколько секунд он сидел молча. Вероятно, ожидал вопросов, но обе дамы молчали.
— Я не уверен, — сказал S.D. после паузы, — что сумел убедить вас в том, что сейчас не лучшее время, чтобы разорвать Россию. Полагаю, вам следует дополнительно обсудить эту тему с вашими советниками и с аналитиками из ЦРУ и Пентагона… Поймите, Хиллари, я вовсе не предлагаю отказаться от наших планов по расчленению трупа Советской Империи. Напротив, именно сейчас нужно активно готовить почву для этого. Ибо «цэтэрум цэнзэо Картагинэм эссэ дэлэндам».
Дамы переглянулись. Старик усмехнулся. Г-жа президент произнесла:
— Простите, но я не совсем поняла ваши последнюю фразу… последние слова.
— Это не мои слова. Это слова римского сенатора Катона Старшего. Все свои выступления он заканчивал этой фразой. Она переводится так: «Кроме того, я думаю, что Карфаген должен быть разрушен»… Я тоже считаю, что русский Карфаген должен быть уничтожен… Итак, что конкретно можно и нужно сделать сейчас? Во-первых, необходимо провести агрессивную пиар-компанию на тему «борьба с терроризмом». Во-вторых, в России нужно начинать большую чистку среди тех лиц, которые потенциально могут представлять опасность. В первую очередь это бывшие сотрудники органов государственной безопасности и армейских подразделений специального назначения. Я имею в виду тех, кто отказался от сотрудничества с нами. Даже и под благовидным предлогом выхода в отставку по возрасту или по состоянию здоровья. Все они должны быть арестованы. Кстати, именно в этой среде нужно искать организаторов атаки на башню «Промгаза» — дилетантам такое не по плечу… Непременно должны быть арестованы все лица, подозреваемые в причастности к сопротивлению. В-третьих, следует изолировать представителей интеллигенции, нелояльных существующему режиму. По крайней мере тех, кто активно выступал в средствах массовой информации с критикой режима… Впрочем, таковых немного — в подавляющем большинстве интеллигенция предпочла служить власти.
Джозеф Апфель, сидевший до сих пор молча, произнес:
— Боюсь, сэр, что у русских не хватит мест для изоляции столь большого количества заключенных.
— Ерунда, — отмахнулся S.D. — Захотят решить вопрос — решат. В конце концов могут провести амнистию и выпустить часть уголовников. После смерти Сталина русские это уже делали. А нам тем временем следует подготовить общественное мнение и провести саммит Большой Двадцатки. Решение об окончательном расчленении России должно быть оформлено юридически. И откладывать это нельзя.
— Боюсь, что сейчас это будет затруднительно, — сказала госпожа президент. — После этого чудовищного теракта в России мы не можем гарантировать безопасность саммита.
Старик сверкнул глазами:
— А как же ваше «Созвездие смерти»?
— Вы же слышали, пока что на орбиту выведен только один спутник.
— Если вы не можете гарантировать безопасность саммита, то я предлагаю провести его прямо здесь, на «Голиафе». Или на одном из ваших распрекрасных авианосцев… Так или иначе, но сделать это нужно непременно! Кроме того, в ближайшие сутки вы, Хиллари, должны выступить с заявлением. Детали можем обсудить прямо сейчас.
— А я отдам команду спичрайтерам, — сказала госсекретарь.
Старик кивнул и добавил:
— И вот еще что: меня заинтересовали эти ваши спутники. Мне бы хотелось получить более полное представление об их возможностях.
— Я немедленно пришлю к вам эксперта, — сказала госпожа президент.
— Благодарю вас… Если боевые возможности спутников окажутся настолько хороши, как уверяют вас военные — а я много с ними работал и знаю, что генералы врут не меньше политиков… так вот, если боевые возможности флотилии окажутся в достаточной степени высоки, мы должны продемонстрировать это миру. Наглядно продемонстрировать, на деле.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что нужно будет выбрать жертву и растерзать ее на глазах у всего мира. Ваш покойный супруг, Хиллари, однажды уже делал это. Я имею в виду Югославию. Как вы думаете, Хиллари, почему мы растерзали Югославию?
Госпожа президент подумала: мой урод начал войну в Югославии, чтобы отвлечь Америку от обсуждения своих оральных подвигов с этой сучкой Моникой… Вслух госпожа президент сказала:
— Мировое сообщество не могло безучастно наблюдать, как преступный режим Милошевича…
— Бросьте! — перебил Старик. — Бросьте вы это, Хиллари. Режим Милошевича был не более преступным, чем, например, режим Ельцина. Но Ельцина мы всячески поддерживали, а Белград бомбили… Почему? Зачем? Какой смысл был в нападении на Сербию? Ведь нефти у них нет. Дружбы с Аль Кайдой они не водили. Создать атомное или бактериологическое оружие не пытались… Так за что же мы так сурово обошлись с Белградом?.. Не знаете. Странно, что ваш покойный супруг не объяснил вам этого. Но я вам скажу: мы растерзали Белград в назидание всем другим. Нарочито демонстративно. Вдумайтесь: с 1945 года Европа не знала бомбардировок, а в 99-м мы нанесли бомбовые удары по мирному европейскому городу. Чтобы все видели и поняли: любой может стать жертвой. И это сработало. Потому и предлагаю провести акцию устрашения, показать всему миру, что могут ваши спутники.
Госсекретарь осторожно спросила:
— А кого вы рекомендовали бы на роль жертвы?
— Это неважно. Греция, Эстония, Португалия, Финляндия, Молдова, Польша — не имеет значения… И чем более необоснованным будет выбор, тем лучше.
— Почему? — удивленно спросила президент.
— Потому, что именно немотивированная агрессия внушает ужас. Ведь если какая-то из стран «провинилась», то ее «наказание» можно хоть как-то оправдать. Но если удар нанесен по «послушной» стране, то это вызывает глубокий внутренний ужас у всех остальных.
Госпожа президент сказала:
— Это отличная мысль, мистер S. D.
Старик усмехнулся. А про себя подумал: почему, господи? Почему во власть попадают такие посредственности?.. Впрочем, в этом есть и моя вина.
Спустя час гости покинули платформу «Голиаф».
Иван и Дервиш сидели в предбаннике — распаренные, разомлевшие. Горела керосиновая лампа, в углах плавали глубокие тени, за окном лежали синие сумерки. Из распахнутой двери сауны несло жарким духом. На столе стояла бутылка виски, к которой они практически не прикоснулись, закуска. Дервиш негромко говорил:
— Каков будет масштаб репрессий, сказать трудно, но они неизбежны. Поэтому главная задача сейчас — сохранить организацию. Всем нужно лечь на дно, всякую деятельность свернуть.
— Да, собственно, она и так была свернута. Чтобы не помешать операции «Демонтаж».
— Это хорошо. Скажите, а ноутбук Полковника… В смысле — Павла — у вас?
— Нет, на дне Ладожского озера.
— Это правильно. Павел полагал, что его ноутбук имеет абсолютную защиту — ее разработали специалисты ФАПСИ [33]. После чего «ключ» был уничтожен. Тогда считалось, что американским спецам понадобится не менее двадцати лет, чтобы взломать защиту. Но все меняется. Мощности компьютеров растут, да и часть специалистов ФАПСИ теперь работает в «Кобре». Стопроцентной гарантии нет… Впрочем, ее никогда не бывает. Ладно, с этим все понятно. С кем-нибудь из членов организации поддерживаете связь?
— Нет. За исключением тех, кто принимал непосредственное участие в операции. Но они почти все здесь — в монастыре.
Дервиш кивнул:
— Правильно. Нужно пересидеть несколько месяцев — два, три, пять — пока
— А потом?
— Потом? — Дервиш посмотрел в глаза Ивану. — Потом начнется самое страшное — они разорвут страну… Во всяком случае — попытаются.
Стало очень тихо. Сделалось слышно, как потрескивают угли в каменке.
— На чем основан ваш прогноз? — спросил Иван. Он понимал, что Дервиш прав, что так и будет, но все-таки спросил… Голос звучал хрипло и напряженно.
— На элементарном анализе и, извините за нескромность, на огромном опыте…
— Понятно, — произнес Иван. — Понятно. Дервиш подумал: это тебе, сынок, только кажется, что понятно… Он сказал:
— Я ведь служил в разведке. И в добывающей, и в стратегической. Последнее означает, что в кабинете сидел. Не просто портки протирал, но занимался аналитикой, планировал операции, в том числе перевороты… Посему примите на веру, что я знаю, как это делается. И еще я неплохо знаю человека, который является главным идеологом расчленения России.
— Что это за человек?
— О-о! Это очень интересный человек. Я с ним пересекался когда-то…
За дверью, на улице, негромко подал голос Дейл. Дервиш сказал: идет кто-то. Иван выглянул в оконце и увидел, что от дома к бане шагает хозяин, Валентин Матвеевич.
— Матвеич идет, — сказал Иван.
— Встречайте, Иван Сергеич.
Иван встал, распахнул дверь. На него оглянулись Дейл и Жилец. Валентин Матвеич остановился у крылечка, сказал: «С легким паром».
— Спасибо, — отозвался Иван. — Присоединяйтесь к нам, Валентин Матвеич.
Матвеич вошел, сказал Дервишу: «С легким паром», — и сел к столу. Дервиш снял с полки третий стаканчик, налил виски. Чокнулись, выпили.
Дервиш сказал:
— Напарились отменно, Валентин Матвеич. Спасибо.
— Да не за что, — Матвеич подцепил вилкой квашеной капусты, закусил и спросил: — Виски?
— Он и есть.
— Понятно, — Матвеич закинул в рот капусту, прожевал и сказал: — Только что по ящику передали: на всей территории эрэфии вводится режим чрезвычайного положения… А давеча племяш мой позвонил с Петрозаводска, так сказал, что там уже шерстят: начались проверки документов, за проживание без регистрации хватают без разговора.
Дервиш сказал:
— Этого следовало ожидать… Вы, Валентин Матвеич, не тревожьтесь — я сегодня же уеду.
Иван сказал:
— Да и мы с Лизой тоже. Матвеич замахал руками:
— Вы что — очумели? Разве ж я к тому?
— Спасибо за все, Валентин Матвеич… Но так будет лучше.
— Тьфу, блин! Вот ляпнешь, не подумавши, а потом… — Матвеич налил еще виски, выпил, буркнул: — Не сильно от моего самогона отличается. Никуда я вас до утра не отпущу.
Вскоре, однако, Дервиш с Иваном ушли в монастырь, а Лиза осталась у Валентина Матвеевича и Алевтины Викторовны. Лиза очень огорчилась. Иван сказал:
— Ничего, завтра уедем в Петербург.
Но все сложилось иначе.
В монастыре отсиживались участники операции «Демонтаж» — капитан Гринев и его рулевой, Пластилин и Главный Конструктор. Ивана и Дервиша встретили со сдержанной радостью. Что происходит в большом мире за монастырскими стенами, уже, разумеется, знали и поводов для радости было не особо много… Тем не менее поужинали все вместе в монастырской трапезной, поговорили. Настоятелю Иван сказал: «Мы переночуем, а завтра все вместе уйдем». Отец Михаил спросил: «А есть куда?» Иван улыбнулся: «Есть», — и попросил отслужить службу по погибшим воинам Александру, Константину и Зорану. Настоятель кивнул, при людях ничего спрашивать не стал, но потом отозвал Ивана в сторону: «Как они погибли?» Иван рассказал, что не знает, как погибли Зоран и Костя — не видел. А вот Саня Братишка подорвал себя гранатой. Настоятель помрачнел лицом.
Попили жидкого монастырского чаю, разошлись по кельям.
Иван долго не мог заснуть, лежал, смотрел в маленькое оконце на почти полную луну.
Тошно было Ивану — край. Хотелось ему, как волку, завыть на эту бессмысленно-красивую картинку, написанную в небесах. Он не завыл. Он стиснул зубы. Ибо у него не было такого права — права на скулеж… Но право на боль никто отнять не может.
Светила, морочила луна. В небе плыли до нереальности призрачные облака. Иван лежал и вспоминал мертвых,
Иван долго не мог заснуть, а когда все-таки начал проваливаться в сон, раздался голос шамана. Сначала Иван даже не понял, что это шаман. Но тут шаман ударил в бубен… Ивана как будто подбросило. Он сел на жесткой монастырской койке. Низкий вибрирующий голос шамана раздавался в голове, а потом медленно стекал по позвоночнику, наполняя тело дремучим чувством опасности. Иван вытащил из-под подушки двуствольный «дерринджер» (хранил его, невзирая на просьбу настоятеля не держать в кельях оружия), выглянул в окно… Тихо было за окном, мирно — голубым отливал в лунном свете снег, кресты на куполах церкви отбрасывали бледные тени. А шаман булькал горлом, хрипел камертонно, и голос его, стекая по позвоночнику, перебирал позвонки, как четки… Иван натянул джинсы, футболку, взял фонарь и вышел из кельи в коридор. Быстро прошел по узкому, как щель, коридору, стуча в каждую дверь.
Первым отворил Дервиш. Он был одет, с тростью в руке. Глазами спросил: что?
Иван ответил:
— Тревога.
Выглянули из кельи капитан Гринев и рулевой… Из соседней выглянул Пластилин, а из-за его спины — всклокоченный Главный Конструктор. Вышел из своей кельи настоятель. Выглянули монахи и послушник Павел. Иван сказал:
— Похоже, к нам гости.
Сказал и вспомнил, что почти эти же слова ему довелось сказать Петровичу полгода назад… Господи, всего-то полгода прошло, а кажется — полжизни.
— Конкретней, — произнес Дервиш.
— Конкретней не скажу — не знаю.
— Но с чего вы это взяли?
— Не спрашивайте сейчас ничего — все объясню потом. Настоятель сказал:
— Всем — собираться. Я — на колокольню. Осмотрюсь. Иван сказал:
— Я с вами, Михаил Андреич.
Настоятель ответил: «Быстро!» — и двинулся к выходу. Как только вышли на улицу, стало слышно бормотание автомобильных моторов. Далеко ли, близко — не понять… Переглянулись, бегом двинулись к колокольне. Шаман в Ивановой голове дергался.
Подъем по крутой и скрипучей лестнице показался Ивану очень долгим. Снизу колоколенка не выглядела высокой, но когда поднялись наверх, Иван понял, что высоты она приличной… Маленькая площадка на верху колокольни имела четыре арочных проема, на массивной деревянной балке висел медный колокол.
Они сразу увидели свет автомобильных фар на дороге метрах в трехстах от монастыря — там, где дорогу перекрыли упавшие сосны. Накануне монахи и послушник начали пилить стволы, разбирать завал, но сделали только часть работы. Теперь там, у завала, мелькали фонари, тени, стояли машины — одна, две… нет, три, и, кажется, есть еще и четвертая… Несколько секунд Иван и настоятель рассматривали картинку. Потом настоятель сказал:
— Им не проехать.
Шаман вновь ударил в бубен — Иван присмотрелся и увидел на дороге цепочку идущих пешком людей. Они были всего в сотне метров. Шли беспечно, не скрываясь.
— Через полторы-две минуты они будут здесь, — Иван указал на «пехоту». Настоятель обомлел. Иван пересчитал людей на дороге: одиннадцать человек, — спросил: — У вас, Михаил Андреич, я слышал, есть «запасной выход».
— Есть, — кивнул настоятель. — Я называю его «метро». Только оно нам не поможет.
— Почему?
— Потому что на той стороне, за стеной, — настоятель ткнул пальцем за спину, — выход из нашего «метро» тоже накрыло упавшим деревом.
Иван тихо выругался. А настоятель сказал:
— Ничего, Иван Сергеич, встретим.
Иван повернул голову к настоятелю, спросил:
— А есть чем встречать-то?
— Поскребем по сусекам — найдем. Могу еще и бойца выставить толкового — инок Егорий взводным у меня был.
— Спасибо, — ответил Иван, — своих сил хватит. А втягивать вас в наши игры мы не имеем права.
Настоятель усмехнулся в бороду.
Спецгруппа комитета «Кобра» вышла к объекту. Командир группы, старший лейтенант Чубенко, загнал одного из бойцов на осину и приказал понаблюдать за объектом. Не то чтобы Чубенко ожидал каких-то проблем, но — на всякий случай… Этот объект бойцам Чубенко был знаком — уже побывали здесь года полтора назад. Тогда аналитики из управы выдвинули могучую версию, что именно в монастыре могут скрываться раненые боевики. В тот раз никакого криминала не нашли, но у Чубенко осталось впечатление, что что-то здесь неладно. Монахи держались невозмутимо, но… Впечатление, однако, к делу не подошьешь. Конечно, с монахами можно было поговорить по-другому, но тут выяснилось, что в этот же день в монастыре ожидают прибытия митрополита Санкт-Петербуржского и Ладожского. И если митрополит увидит избитых монахов — скандал обеспечен. Старший лейтенант Чубенко спросил себя: оно мне надо? Мне приказали проверить — я проверил, никого не нашел.
Спустя полтора года он вновь получил приказ навестить монастырь.
За монастырем наблюдали минут пять — на территории горел один-единственный фонарь, и все было тихо — ни движения, ни звука. Тогда Чубенко оставил четверых бойцов снаружи — страховать периметр, а с остальными вышел к воротам. Людей у него было мало — меньше отделения. Два отделения во главе с капитаном отправили в Петербург, зато прислали трех оперов из Петрозаводского отдела. Собственно, они-то и должны были проводить операцию на объекте, а дело группы Чубенко — обеспечить их работу.
Чубенко подошел к двери, что была рядом с воротами. Справа от двери свисала веревка и была табличка «Звонок». Чубенко наугад толкнул дверь ладонью, и она распахнулась… «Вот артисты!» — подумал Чубенко.
За минуту до того, как бойцы спецгруппы взяли под контроль периметр, территорию монастыря покинул Пластилин. Он перелез через стену в дальнем углу и мгновенно скрылся в лесу. На нем был «маскхалат» — простыня с грубо прорезанной дыркой для головы. Под мышкой Пластилин нес помповый «Ремингтон-870» двенадцатого калибра.
Пластилин заложил крюк и двинулся в сторону завала на дороге.
…калитка распахнулась, капитан Чубенко подумал: «Вот артисты!» — и шагнул внутрь. Следом за ним — бойцы и оперативники. Осмотрелись, двинулись к жилому корпусу. Было тихо, слегка поскрипывал сырой снег под подошвами ботинок.
У двери жилого корпуса тоже свисала веревка: звоните. Чубенко потер подбородок и нажал на ручку двери. Дверь отворилась… «Ну, блин, клоуны!..» За дверью открылся короткий коридор. В нем было практически темно, возле печки были сложены в аккуратную поленницу наколотые дрова. С прошлого «визита» сюда Чубенко знал, что коридор изгибается буквой «Г». За поворотом коридора был свет — похоже, керосиновая лампа. Старший лейтенант негромко скомандовал: «Палтус остается на входе. Остальные — за мной. Задерживаем всех, сгоняем в трапезную, она в конце коридора».
Когда бойцы и оперативники вошли внутрь и дверь закрылась, Палтус присел на перила крыльца, вытащил из кармана сигарету и вставил в губы. Но прикуривать не стал — Чуб не одобряет, когда курят на операции.
С колокольни на Палтуса смотрел настоятель. Через прицел пистолета-пулемета «Суоми».
Чубенко дошел до поворота коридора, повернул направо. Там действительно светила керосиновая лампа… а в глубине стоял старик. Он был сед, сутул и опирался на палку.
Когда вся группа «гестаповцев» исчезла за поворотом, из-за поленницы выскользнул Иван. Он задвинул засов на двери, шагнул вслед за «гестаповцами». В правой руке держал ТТ с длинным цилиндром глушителя.
Чубенко подошел к старику и остановился напротив. Сказал:
— Ну что, человек божий, не спится?
Это были его последние слова.
Пластилин дошел до завала и укрылся в кроне упавшей сосны. До головной машины было около двадцати метров. Фары автомобилей были выключены, движки заглушены. Двое бойцов сидели на упавшей сосне, курили, негромко разговаривали… Задачей Пластилина было «погасить» их, если в монастыре начнется стрельба — чтобы не успели сообщить на базу. Пластилин положил ствол ружья на толстый сук и взял «гестаповцев» на мушку.
Палтус сидел на перилах, и ему хотелось курить. Прошло секунд двадцать, как группа вошла в здание, и рация, что висела на груди Палтуса, произнесла голосом командира: «Ну что, человек божий, не спится?..» А потом раздался хрип, и что-то, судя по звуку — металлическое, упало на пол. Потом стало совсем тихо — это Дервиш «выключил» рацию Чубенко ударом трости, но Палтус знать этого не мог.
…Стало тихо, и почему-то Палтусу сделалось не по себе. Ему показалось, что там, за дверью, происходит что-то страшное… Палтус поднялся, сделал шаг к двери и подергал ручку. Дверь была заперта изнутри.
Дервиш вытащил из кармана носовой платок, стер кровь с рукояти трости и бросил платок на пол.
— Все? — спросил Дервиш. Он выглядел совершенно спокойным.
— Здесь — все, — ответил Иван. — Еще один на крыльце. Остальные снаружи.
— Тогда, Иван Сергеич, пригласите сюда того красавца, что на крыльце.
Палтус услышал звук отодвигаемого засова. Потом дверь распахнулась, и появился человек. Палтус не мог понять, кто такой. Мелькнула мысль, что это кто-то из оперов, но уже через секунду он понял, что ошибся. Еще через секунду под челюсть Палтусу уперся цилиндр глушителя и незнакомый голос тихо приказал:
— Дернешься — положу. Оружие на землю. Медленно, аккуратно.
Палтус осторожно снял с плеча АКСУ, опустил вниз. Потом расстегнул кобуру, вытащил «глок», положил на перила.
— Нож, — сказал Иван. Палтус вытащил боевой нож из ножен… Он весьма неплохо работал ножом, и в голове мелькнуло: а если?.. Но под кадык Палтуса упирался глушитель, и шансов было ноль. Палтус покорно выпустил нож из руки.
— Второй, — приказал Иван. Из кармашка на левом рукаве Палтус извлек складной тактический нож, тоже положил на перила.
— Что еще есть? — спросил Иван.
— Ничего, — пожал плечами Палтус.
— Ну смотри, — сказал Иван и кивнул головой на дверь: — Пошли.
Когда Палтус вошел в коридор, то испытал мгновенный шок. В луже крови на полу лежало шесть тел. Пять трупов, шестой — в агонии. Шестой — это был оперативник — сидел, прислонившись спиной к стене, и крупно вздрагивал… Чуть дальше по коридору стоял высокий седой старик с тростью.
Ошеломленный Палтус стоял и смотрел. Он не мог поверить, что эту
— Как зовут? — произнес Дервиш. Палтус его не услышал, и Дервишу пришлось повторить: — Как зовут?
— Па… Палтус.
— Нет в святцах такого имени, но если нравится — носи… Слушай меня внимательно, Палтус: сейчас ты по рации начнешь вызывать сюда своих корешей. По одному. Понятно?
— А…
— Живой останешься. Понял?
— А гарантии? — выдавил Палтус. Сам понимал, что глупость, но почему-то спросил.
— Только мое слово, — ответил старик… Раненый опер на полу вдруг открыл глаза и отчетливо произнес: «Скотобаза! Скотобаза!» — потом выгнулся дугой, захрипел и затих. Палтус смотрел на него не отрываясь.
— Я… я согласен, — выдавил он.
— Молодец. Давай-ка порепетируем.
Через три минуты в дверь вошел первый из четырех бойцов, охранявших периметр. Спустя еще две — второй. Они умерли легко. Палтус уже собрался вызвать третьего и положил палец на тангенту, как вдруг рация сама издала короткий требовательный сигнал вызова. Палтус покосился на дисплей, увидел, что вызывает Лом. Палтус посмотрел на Дервиша, и Дервиш кивнул: ответь.
— Палтус, — сказал Палтус в рацию. — Прием.
— Лом на связи, — ответила рация. — Что там у вас происходит? Прием.
— Нормально все. Давай… это… подтягивайся сюда. Чуб приказал.
— А почему он сам не отвечает? Я пытался вызвать его — молчит… Прием.
Секунды три или четыре Палтус молчал, потом произнес:
— У него… это… рация накрылась. Прием.
— А почему Конь не отвечает? Почему не отвечает Сынок? У них тоже рация накрылась? Прием.
Палтус растерянно посмотрел на Дервиша. Дервиш шепнул: «Иди сюда. Здесь все объясню…». Палтус сказал:
— Ты, это, Лом, не рассуждай. Двигай сюда. Прием.
— Передай рацию Чубу. Прием.
— Да некогда, бля… Давай сюда.
— Что-то ты темнишь, рыбина. И свету у вас ни в одном окошке не видать.
Палтус промолчал. На лице его выступили капельки пота… Дервиш шептал подсказки в ухо Палтусу, но того заклинило.
Голос из рации произнес:
— Да ты же, падла, под стволом там стоишь.
А Палтуса вдруг заколотило. Он попытался что-то ответить, но получалось только:
— Я… я… я…
Дервиш обрушил на затылок «гестаповца» трость, Иван подхватил падающее тело и выключил рацию. Это, однако, уже ничего не меняло.
Иван подобрал с пола автомат, метнулся к выходу.
Настоятель на колокольне увидел, как двое оставшихся за стеной бойцов стали отходить. Понял: что-то пошло не так… Бойцы отошли метров на тридцать, скрылись в тени леса, остановились под большой разлапистой елью. Через несколько секунд из корпуса выскочил Иван. В руке держал автомат. Настоятель — бывший капитан ВДВ — понял, что пришло время вступать в игру. Он поднял «суоми» к плечу, нашел почти невидимых в тени бойцов «гестаповского» спецназа и нажал на спуск. Финский пистолет-пулемет дал короткую очередь — упал лицом в снег один боец. Настоятель мгновенно перенес огонь на второго.
В трехстах метрах от монастыря Пластилин услышал выстрелы. Он надеялся, что все обойдется, но выстрелы прозвучали, и стало ясно: не обошлось.
Оба «гестаповца», мирно сидевшие на стволе, вскочили.
— Что такое? — спросил один. Второй собрался ответить, но не успел — Пластилин нажал на спуск. «Ремингтон» выплюнул порцию свинца. Сноп картечи накрыл сразу обоих бойцов.
Сквозь сон Лиза услышала отдаленную стрельбу, вскочила. В соседней комнате встали хозяева. На улице заволновались собаки.
— Где стреляют? — спросила Лиза.
— Похоже, в монастыре неладно, — ответила Алевтина Викторовна.
— В ту сторону минут двадцать назад машины проехали, — сказал Валентин Матвеевич.
— Господи! — сказала Лиза. — Там же Ванька… Я пойду.
— Никуда не пущу, — сказал хозяин.
Было очевидно, что нашумели и что стрельбу слышали в поселке. И значит надо уходить. Немедленно, и теперь уже всем, включая монахов. Потому что даже если уничтожить все следы (замыть кровь, спрятать трупы убитых, отогнать в другое место или вовсе утопить в озерах автомобили), это ничего не изменит — приедут другие «гестаповцы», начнут допрашивать монахов. А как они допрашивают — известно.
Дервиш сказал Ивану:
— Иван Сергеич, обыщите этих. Документы, оружие и все такое.
Иван ответил: «Есть».
Настоятелю Дервиш сказал:
— Михаил Андреич, поверьте, мне очень жаль, что так получилось.
Настоятель ответил:
— В этом нет вашей вины.
— Вины нет. Но если бы нас здесь не было, то вам, вероятно, удалось бы избежать проблем.
— На все воля Божья.
— Что думаете делать дальше?
— На Урал пойдем.
— В Уральскую республику?
— Да.
Дервиш потер подбородок, спросил:
— И вы всерьез верите в Уральскую республику? Верите, что в оккупированной стране сохранился анклав, который неподконтролен оккупационным властям?
Отец Михаил ответил:
— Я не верю, я знаю точно: Уральская республика существует. Хотя, конечно, в это трудно поверить.
Дервиш спросил:
— Чем я могу вам помочь?
— Спасибо, — улыбнулся настоятель, — помощь не нужна.
К Дервишу и настоятелю подошел Иван, произнес:
— Прошу прощенья. — Он протянул настоятелю несколько листов бумаги: — Вот, взгляните.
— Что это? — спросил отец Михаил.
— А вы прочитайте — все поймете.
Отец Михаил повесил автомат на плечо, взял один лист, поднес поближе к свету. Сверху был изображен символ комитета «Кобра» — приготовившаяся к атаке королевская кобра. Ее капюшон раздувался, а мускулистое тело кольцом обвивало земной шар. Ниже была «шапка»: «Постановление о производстве ареста»… Настоятель метнул быстрый взгляд на Ивана. Потом начал читать: «В связи с подозрением в пособничестве террористам и на основании ст. 14, 15 и 19 Закона о противодействии терроризму приказываю арестовать настоятеля монастыря св. Николая Никифорова Михаила Андреевича, а также всех монахов, послушников и прочих лиц, которые будут находиться на территории монастыря… Начальник Особого отдела комитета «Кобра» майор Малеванный Т. Г. 31 октября 2013 г.»
Настоятель передал бумагу Дервишу, спросил у Ивана:
— Откуда это?
— Вот у него нашел, — Иван кивнул на труп в штатском. Потом раскрыл удостоверение с тисненной золотом коброй на обложке, прочитал вслух: — Старший оперуполномоченный Дауд Хусаинов.
Настоятель сказал Дервишу:
— А вы говорите: удалось бы избежать проблем… В огне брода нет.
У организации было несколько конспиративных точек — квартиры в Санкт-Петербурге, Петрозаводске и Пскове. Был частный дом в Новгородской области. Но до них еще нужно было добраться. Визит «гестапо» в монастырь показал, насколько это опасно. Иван предложил отправиться в надежное место. Место, однако, не назвал, сказал только, что недалеко и искать там не будут. Он имел в виду лепрозорий.
Настоятель отказался. Сказал:
— Благодарю, но мы с братией все же на Урал двинемся… А молебен о павших воинах отслужу. Об этом не беспокойтесь.
— Удачи вам.
Монахи вынесли трупы «гестаповцев» с территории — «чтобы монастырь не поганить», попрощались, погрузились в «Газель» и вскоре уехали.
Иван сходил в поселок, к Лизе. Объяснил ей, что придется уехать. Не надолго. Не очень надолго… или… А, черт! Я сам не знаю на сколько.
Он боялся, что Лиза заплачет, но она не заплакала. Она перекрестила Ивана и сказала: «Иди. Я буду ждать тебя».
Он ушел. Снег под ногами скрипел: буду ждать… буду ждать… буду жда…
В лепрозорий поехали на «Ниве» Дервиша. Вшестером. Как поместились в тесном салоне, непонятно, но как-то поместились и даже доехали.
Лепрозорий был похож на зону — темный высокий забор с колючкой по верху, серые бараки. Только вышек с автоматчиками по углам не хватало. Мрачно, но надежно. Во всяком случае, за все годы Оккупации «гестапо» не было здесь ни разу. Главврач, давно помогавший «гёзам», устроил их в дальнем пустующем бараке. Там были две большие палаты. В них стояли кровати с панцирной сеткой, круглые печки, столы и лавки. В этом бараке никогда не содержали прокаженных и было безопасно. Относительно… И там уже был один постоялец — капитан второго ранга Николай Нефедов по прозвищу Дельфин.
Дельфин увидел ребят и обрадовался. Разулыбался, как кот, и сказал:
— Ну вот… а я думал, мне одному здесь спирт жрать! Когда обосновались на новом месте, Дервиш сказал Ивану:
— Иван Сергеич, нынешней ночью вы нас фактически спасли. Но возникает естественный вопрос: как вы узнали о том, что в монастырь едет «гестапо»?
Иван усмехнулся. Он знал, что этот вопрос возникнет и на него придется ответить.
— Мне подсказали, — сказал Иван.
— Кто? — спросил Дервиш.
— Шаман, — ответил Иван.
— Шаман? А поподробнее не расскажете? Иван закурил, сделал глоток горячего чая, сказал:
— Расскажу. Но учтите: мой рассказ вам может показаться, мягко говоря, странным. — Дервиш кивнул. Понимающе. — Очень странным… Но все это — чистая правда… В общем, у меня во взводе служил парень. Как водится, у всех были клички. У этого — Якут. На самом-то деле он был не якут, а представитель какого-то другого северного народа — да попробуй их разбери. Леха Якут был снайпером, что, в общем-то, понятно — северные люди живут охотой, стрелять учатся сызмальства. Кому ж и быть снайпером, как не охотнику? Вот и мой Якут стрелял хорошо и как-то раз снял чеченского гранатометчика метров с семисот… Якут был очень рисковый парень, лез в самое пекло, и я ему не раз говорил: «Ой, смотри, Леша, снимут тебе чехи голову». А он только посмеивался и отвечал: «Не, товарищ лейтенант, не снимут, мне шаман помогает». Он это с улыбкой говорил, но вместе с тем значительно как-то… Я его слова всерьез, конечно, не воспринимал, хотя какая-то мистика присутствовала — Якут как будто кожей опасность ощущал. Однажды был такой случай: батальон вышел на операцию. Едем. И вдруг Якут мне говорит: «Нельзя этой дорогой ехать». — «Что за черт? Ты чего, Леша, охренел?..» А он свое гнет: «Нельзя, засада там, много крови будет». — «Да откуда ты можешь это знать?» — «Знаю, говорит, засада там. Во-он там впереди — развалины пятиэтажки и кусты. В них — духи…» Я в затылке почесал: что делать? С одной стороны, я-то уже знаю, что у Якута нюх, а с другой — глупость полная. Короче, доложил я все-таки Бате. А Батя у нас умный мужик был. Батя лично поговорил с Якутом, что-то понял и сказал: «Свяжитесь с „крокодилами“» [34]. А колонну нашу пара «двадцать четвертых» прикрывала… Вот Батя и говорит: «Свяжитесь с ними, пусть „крокодилы“ причешут эти кусты и эту пятиэтажку…» Ну, «крокодилы» получили целеуказание и — дали прикурить. Сам видел, как ракета попала прямо в окно и оттуда выбросило тело в камуфляже. После этого «крокодилы» взялись за дело всерьез. Они разнесли дом и пропололи прилегающие кусты реактивными снарядами и пушками, уничтожили более полусотни боевиков… Батя потом спросил у Якута: «Как же ты узнал?..» А Якут ответил: «Сам не знаю, товарищ майор. Мне шаман помогает…» Батя лысину свою почесал и ничего не сказал. А что тут скажешь? — Иван сделал глоток чаю, затянулся и продолжил: — Однажды сентябрьским вечером ушел Леха Якут на охоту. Для прикрытия с ним пошла пара автоматчиков. Якут, кстати, всегда говорил, что мне, мол, прикрытие не нужно. Меня, товарищ старший лейтенант, шаман бережет… Ну, шаман шаманом, а пара автоматов лишней не будет — снайпера охотились на чехов, а чехи охотились на снайперов, и были случаи, когда снайперов на позиции поджидали засады. Поэтому позицию нужно почаще менять — чтобы не подловили… И ведь все это знают, но в жизни как бывает? Снайпер позицию выбрал хорошую, ориентиры пристрелял — в общем, обжился. Она ему почти как дом стала, и менять ее уже не хочется, а тут… В общем, ушел однажды Леха Якут на охоту, а на позиции — это был девятиэтажный дом — его уже ждал поставленный на растяжку обрез двустволки. Зацепил Леха ногой проволоку и получил две порции нарубленных гвоздей… Вот тебе и шаман! Тяжело раненного Якута ребята принесли на руках. Но он уже был совсем плохой. Раны — страшные… Успел мне сказать: «Теперь, лейтенант, шаман тебе помогать будет…» «Скажу честно: я к этому отнесся скептически. Понимаете?» Дервиш кивнул:
— Отлично понимаю.
И Ракетчик тоже кивнул головой, буркнул: «Чертовщина какая-то…. Иван продолжил:
— Вот… скептически я к этому отнесся. Но уже через неделю шаман дал о себе знать. Это для меня было полной неожиданностью. В общем, дело было так: мы проводили зачистку на территории полуразрушенного завода — там могла скрываться группа боевиков… Я шел по полузатопленному подвалу, как вдруг в голове — до сих пор помню это ощущение! — в голове у меня прозвучал низкий вибрирующий звук. Это было настолько неожиданно, что я остановился. А звук — то ли человеческий голос, то ли звериный рык — прокатился вдоль позвоночника, стек по ноге… Я и самому себе не могу объяснить, как понял, что это шаман и что впереди опасность, но как-то понял и закричал: «Ложись!» — и сам прыгнул в сторону, плюхнулся в вонючую воду. А через секунду из глубины этого подвала начал бить пулемет. Пулеметчика забросали гранатами, а из наших никого даже не зацепило — чудо. Ко мне потом бойцы подходили, спрашивали: «Как же вы, товарищ старший лейтенант, высмотрели-то его? Он же, сука, сидел там, как в доте, один ствол торчал в „амбразуре“…» Я тогда ответил правду: а я его не увидел, я его услышал… Вот так я «познакомился» с шаманом. И, хотите верьте, хотите нет, но он меня не раз выручал. Правда, были случаи, когда шаман отмалчивался…
Иван замолчал. И все сидели некоторое время молча. Потом Дервиш произнес:
— Ну что же? Чего-то в этом духе я и ожидал… Меня, Иван Сергеич, вы нимало не удивили. Я ведь в Африке работал. В самой глубинке. И сталкивался там с такими вещами, что… В общем, мы об этом даже не упоминали в отчетах. А то посчитают сумасшедшим — отзовут к чертовой матери. Посему скажу: я вам безусловно верю и рад тому, что среди нас незримо присутствует шаман.
Ракетчик сказал: «Да-да, конечно…»
Президент РФ потрогал узел галстука. Слегка сдвинул его влево, потом вправо — признак сильного раздражения. Глава администрации президента, Антон Викторович Сластенов, знал это точно. Привычки своего босса Сластенов изучил «от» и «до».
— Ты, — сказал президент, — когда прилетел?
— Только что. Прямо с самолета сюда. Президент встал с кресла, прошелся по кабинету и остановился напротив окна. Сказал:
— Полчаса назад Сучка звонила.
— Чего хотела курица мажорная?
— Чего хотела? До хера чего хотела… Они там у себя на вашингтонщине уже спланировали большую зачистку здесь, у нас.
Сластенов пожал плечами:
— Это было ожидаемо. Мы и без нее уже проводим зачистку.
Президент резко повернулся, подошел к столу, взял лист бумаги и толкнул его через стол Сластенову:
— А это? — произнес он раздраженно. — Это тоже ожидаемо?
Сластенов невозмутимо взял лист бумаги, быстро прочитал.
— Ну? — спросил президент.
— Круто солит Сучка, — сказал Сластенов и задумался. Через несколько секунд он повторил: — Круто солит.
— Ты обратил внимание на пункт номер четыре — амнистия? Под каким соусом подать амнистию в условиях чрезвычайного положения? Я уже говорил с этим… с министром юстиции. Он за голову хватается.
— Да он всегда за голову хватается… Выгнать его к чертовой матери.
— Нельзя, его на Западе любят — правозащитник, понимаешь, да еще и голубой… А теперь — амнистия! Вот скажи: как ее обосновать?
Сластенов сказал:
— Никак. Провести секретным указом без опубликования в печати.
Президент подумал недолго и сказал:
— Волна все равно пойдет. Сластенов ответил:
— Конечно пойдет… да и хер с ней. Президент снова подергал узел галстука, спросил:
— А кого амнистировать?
— В 53-м, после смерти Сталина, уже проводили амнистию. Тогда освободили следующие категории: тех, у кого срок меньше пяти, беременных баб и баб с малолетними спиногрызами, пожилых и малолеток, а также осужденных за должностные и экономические… и так далее. Остальным сократили срок наполовину. За исключением осужденных за «контрреволюционные преступления», бандитизм и мокруху… Тогда хотели провести амнистию за два-три месяца. Но не смогли уложиться даже за четыре, а кое-где мудохались полгода и больше.
— Сучка, если ты обратил внимание, хочет, чтобы мы все провернули за месяц.
— Обратил. Потому и заостряю ваше внимание на опыте бериевской амнистии. Так вот, в 53-м, фактически сразу после смерти Отца, при Лаврентий Палыче, гулаговский аппарат работал исправно. И то не смогли сделать в срок… А при нынешнем всеобщем похулизме?
— Что предлагаешь?
— Это Старик Сучку настропалил, — ответил Сластенов не по существу. Про себя подумал, что не имеет никакого значения, за какой срок — за месяц или за три — проведут амнистию. Итог будет один: полное уничтожение страны… А этого Сластенову не хотелось — он с этой страны кормился. И не исключал, что когда-нибудь сможет встать у руля.
— Старик не Старик — какая разница? — сказал президент. — Делать-то все равно придется нам. Я спрашиваю: что предлагаешь?
— Колупаться со статьями да со сроками — мудовые страдания. Зашьемся начисто. Поэтому амнистировать нужно всех, кто отбарабанил две трети срока. За исключением пожизненных — маньяков да людоедов.
Узел галстука влево — вправо:
— Сурово. Это ж мы так выпустим на волю тьму отморозков. А у нас и так преступность… того.
— Потому и не страшно. Она уже настолько «того», что если и станет выше, то никто не заметит…
Президент встал, вновь прошелся по кабинету и остановился у окна. Сунул руки в карманы, покачался с пятки на носок. Не оборачиваясь, спросил:
— Ну а пункт номер шесть? Номер шесть, блядь, пункт… что скажешь?
Сластенов пожал плечами.
— А что номер шесть? Они все равно обречены. А так проявим акт гуманизма.
— Ну… ну, готовь проект указа.
Старику позвонил командующий Объединенными Космическими силами Соединенных Штатов Америки и сообщил, что направляет на «Голиаф» эксперта, ведущего специалиста «известного вам проекта». Через одиннадцать часов сотрудники службы безопасности «Голиафа» встретили его в аэропорту Икалуита и доставили на платформу.
Когда прибыл эксперт, был уже вечер, Старик сидел в гостиной у камина, читал статью в «The Sunday Times». Он не любил читать с монитора, поэтому Рита распечатывала ему все необходимые материалы. Старик сидел у камина, держал в руках несколько листов бумаги. Статья была посвящена смерти Карлы дель Понте и называлась «Самоубийство или все-таки убийство?». Отставную прокуроршу нашли мертвой в кресле в гостиной собственного дома. В руках она держала свою скандальную книгу «Охота: я и военные преступники». Старик отлично знал, как и почему погибла грозная прокурорша, и статья его забавляла.
Эксперт оказался маленьким, лысым, в старомодных очках и похожим на гнома. Непонятно только — на доброго или злого. Поскольку работу Объединенных Космических сил курировало Национальное разведывательное управление, то Старик решил, что, скорее, на злого.
— Ну, — сказал S.D., когда познакомились, — расскажите мне о вашем «Созвездии смерти».
— Но ваши люди отобрали мой ноутбук, — возмущенно заявил Гном.
— А что — без ноутбука нельзя рассказать?
— Но, видите ли, вся графика…
— Если вам понадобится что-либо отобразить графически, то вот карандаш, вот бумага. Начинайте.
— Что конкретно вас интересует?
— Реальные возможности этого вашего «Созвездия смерти». Подчеркиваю — реальные.
Гном посмотрел на часы, прикинул что-то и сказал:
— Примерно минут через тридцать над нами пролетит — мы специально перевели ее на эту орбиту — наша боевая платформа. Если вы пожелаете, мы можем устроить показательное шоу.
— Шоу мне — благодарю вас — не нужно, — довольно сухо произнес S. D. — Мне дело нужно… Что конкретно вы можете продемонстрировать?
— Ну например, как наша «Энола Гэй» стреляет.
— «Энола Гэй»? [35] — удивленно произнес Старик.
— Э-э… «Энола Гэй» — неофициальное название. Это название мы используем только в разговорах между собой.
— Черный, однако, юмор, — сказал Старик. Теперь он точно знал, что гном — злой. Потом Старик спросил: — В спасательную шлюпку попадете?
— Если вам не жалко шлюпку…
— Мы сбросим на воду старую цистерну — размеры примерно те же… А попадете?
— В человека попадем… Если сбросите за борт манекен в спасжилете, мы его расстреляем.
— Из космоса?
— Из космоса.
— Вы это серьезно?
— Вполне.
Старик снял трубку, вызвал помощника. Когда Апфель явился, сказал:
— Джозеф, распорядитесь, чтобы на воду сбросили старую цистерну. Я знаю, у них есть… И еще: пусть ребята быстренько сделают манекен — штаны и куртка, наполненные пенопластом — и сбросят это чудо на воду.
Гном добавил:
— Попросите, чтобы цистерна и манекен были на веревке длиной метров пятьдесят.
Апфель кивнул и вышел. S. D. спросил:
— Может быть, глоток виски? В моих погребах есть неплохой виски.
— С удовольствием… водки.
— Какую предпочитаете?
— Русскую.
S.D. снял трубку старинного телефона, произнес: «Будьте добры водки нам с мистером Гусевым. Непременно — русской…» И — Гному:
— Есть Stolichnaya Gold Vodka и Stolichnaya Moskva Premium.
— Все равно.
Старик сказал в трубку: «Все равно», — и повернулся к Гному:
— Ведь вы русский, мистер Гусев?
— Да, русский… Если вы приняли решение, то мне нужно позвонить в Центр.
— Звоните, — Старик подвинул телефон.
— Это защищенная линия? — спросил Гном. Мистер S.D. ответил:
— Вы меня удивляете.
Гном набрал номер, сказал в трубку: «Привет, Чак. Это Григорий. Наш клиент хотел бы посмотреть, как наша девочка стреляет… Даю координаты: широта… долгота… цель — одиночный пловец в воде и рядом с ним — плавающий предмет… Удачи, старина».
Вошел стюард, принес бутылку водки и бутерброды.
Старик сам налил водки, сказал по-русски: «Ваше здоровье!» — и сделал глоток. Гном удивился, но ответил тем же пожеланием и тоже выпил.
— Теперь рассказывайте про ваше «Созвездие».
«Энола Гэй» — боевая орбитальная платформа, бортовой номер SWY-01, первая из «Созвездия смерти» — плыла над Землей. Она находилась над Атлантикой, когда из командного центра, расположенного в горах Шайенн, пришел приказ на уничтожение двух целей. Электронный «мозг» «Энолы Гэй» мог совершать до полумиллиарда операций в секунду. Ему достаточно было получить координаты целей, все остальное он делал сам. «Мозг» боевой машины мгновенно произвел все необходимые вычисления. Импульсные двигатели откорректировали курс, платформа двинулась на север. На борту «Энолы Гэй» золотом был начертан девиз: «IGNI ET FERRO» [36].
— Теперь рассказывайте про ваше «Созвездие».
— Извольте. Я думаю, вам хорошо известно, что военные спутники — давно не новость. Но в основном спутники применялись для разведки. И, надо заметить, довольно успешно. Технология «ки хоул» [37] позволяла из космоса разглядеть на земле объекты размером до сорока сантиметров.
— В прессе сообщали, что со спутников читают даже номера автомобилей, — сказал Старик.
Гном пренебрежительно махнул рукой:
— Ложь. Пропаганда. Но вот рассмотреть отдельного человека вполне реально. А нынешние технологии позволяют видеть сквозь облачность, туман или в темноте… Но мы сейчас не об этом. Мы о боевых спутниках. То есть о спутниках, несущих на борту оружие. Такие попытки тоже предпринимались. Как в Советском Союзе, так и в Соединенных Штатах, и — позже — в Китае. Но не особо успешно.
— А вы, — перебил S.D., — давно занимаетесь этой темой?
— Скоро тридцать лет.
— В Штатах или в России?
— Начинал в Советском Союзе, — Гном умолк и несколько секунд молчал. Старик смотрел на него очень внимательно. Гном улыбнулся и сказал: — Последние девять лет живу и работаю в Штатах… Так вот, попытки создать боевые орбитальные комплексы предпринимались. При этом надо иметь в виду, что компоненты для этого, в общем-то, уже были… Все, кроме оружия. Большую ставку делали на лазерное оружие, но следует признать, что пока надежды не оправдались. Впрочем, в Ливерморской лаборатории есть очень перспективные наработки… Откуда-то снизу донесся гулкий шлепок, Гном осекся и спросил:
— Что это?
— Полагаю, что это сбросили цистерну… Кстати, не пора ли нам подняться наверх?
Гном посмотрел на часы, произнес: да-да, конечно. Вошел Апфель, сказал, что все готово — манекен и цистерна на воде.
— Благодарю вас, Джозеф. Принесите, пожалуйста, куртку для мистера Гусева — мы поднимемся наверх.
Спустя две минуты Старик и Гном появились на верхней палубе. Ветра почти не было, сыпал колючий снежок. Старик приказал выключить наружное освещение. Свет погас, и сделалось почти темно. Свет давал один-единственный прожектор, установленный на буровой вышке. В его луче качался на черной воде «человек» в ярком оранжевом спасательном жилете. Из-за относительно большого расстояния он выглядел вполне реалистично. Метрах в двадцати от него качалась ржавая стальная цистерна. О ее борт терлась большая ослепительно-белая льдина.
Гном посмотрел на часы и произнес:
— Полагаю, что через две с половиной-три минуты. Было бы хорошо выключить двигатели и механизмы.
— Зачем?
— Тогда мы сможем услышать даже свист пули. Старик подозвал высокого бородача. Спросил: «Мы можем на пять минут выключить ваши дизеля и вообще все, что можно выключить ненадолго?»
Старший механик «Голиафа» ответил: «Пять минут? Без проблем, сэр».
Через минуту стало тихо. Так тихо, что можно было слышать, как трется льдина о ржавый борт цистерны… Все ждали. На черном арктическом небе сияли тысячи звезд. Одна из них была «Энола Гэй». По морю катились невысокие и совершенно одинаковые волны… Старик ждал, но свист все равно раздался неожиданно. Он обрушился откуда-то с небес, был пронзительно-высокий и очень короткий, а завершился резким, как удар бича, щелчком над водой. Вода вокруг манекена вскипела, а сам он как будто подпрыгнул, встал на-попа. Это было неожиданно. Это было непонятно. И — э
Спустя несколько секунд вновь раздался свист. Вновь прозвучал удар бича. В теле цистерны образовались несколько крупных дыр с рваными краями. Цистерна на глазах начала тонуть. Льдина раскололась на несколько частей.
Гном стоял у поручней и смотрел на эту картину взглядом победителя.
Старик налил в стаканы водку, вновь произнес по-русски: «Ваше здоровье», — и выпил. Потом сказал:
— А теперь объясните, что это было. Как, черт побери, вы это делаете?
— Посредством черной магии, сэр, — ответил Гном и рассмеялся. Потом сказал: — Впрочем, теперь это называется «высокие технологии»… Я уже говорил, что главной проблемой боевых спутников является оружие. Попытки использовать всякого рода экзотику — лазеры, пучковое оружие — не оправдались. А вот решение стрелять по цели обычными пулями оказалось правильным. Хотя, конечно, пули и снаряды, применяемые нами, тоже являются продуктом высоких технологий. А выстреливают их из электромагнитной пушки. В двух словах объясню, как устроена электромагнитная пушка.
Стало слышно, как где-то включаются дизеля, начинают работать механизмы.
— Итак, электромагнитная пушка, она же электромагнитный ускоритель, — это оружие высокой кинетической энгергии. В основе его две токопроводящие шины. Ток создает магнитное поле, взаимодействуя с которым снаряд ускоряется силой Лоренца…
— Стоп! — выставил вперед ладонь мистер S.D. — Стоп. Давайте попроще, мистер Гусев.
— Ну… попроще так попроще. В общем, любителям поиграть в трехмерные шутеры подобное оружие известно под названием «рейлган». Оно способно выстреливать снаряд массой около килограмма со скоростью почти двенадцать километров в секунду. Снаряд массой около двух килограммов мы разгоняем до восьми километров. Массой три с половиной килограмма — до семи. На наших платформах стоят по три ствола. Один мы называем «ружье». Ибо он предназначен для стрельбы по мелкой дичи — по человеку или автомобилю. Разумеется, попасть в человека с орбиты, с высоты в двести с лишним километров, довольно трудно. Причем трудности возникают из-за последних пятнадцати-двадцати километров, которые приходятся на полет снаряда в земной атмосфере — именно на этом участке траектории возникают все отклонения. Они невелики, но тем не менее они есть, поэтому при испытаниях первых образцов гарантированный процент попаданий в мишень, имитирующую взрослого человека, не превышал сорока процентов. Мы изменили концепцию и теперь по «мелкой дичи» стреляем килограммовым «стаканом», наполненным стальными поражающими элементами. За пять-пятнадцать метров до цели «стакан» раскрывается на две половинки, выстреливает свою начинку. Получается нечто вроде выстрела картечью из охотничьего ружья. И эта картечь накрывает площадь диаметром около двух метров. У того, кто попал под выстрел, шанса практически нет… Вы же видели манекен? — Старик кивнул: видел… Когда манекен вытащили из воды, он был буквально изорван картечинами, в груди зияло отверстие, пробитое «стаканом»… Гном сделал глоток водки, продолжил: — Скорострельность и маневренность «ружья» позволяет стрелять даже по самолетам и ракетам. По более серьезным целям — бронемашина, корабль — мы используем второй ствол. Вот это уже настоящая пушка. Ну, вы видели, какие дырки он сделал в цистерне. — Старик снова кивнул. — Так это мы стреляли разделяющимся снарядом. А есть еще и снаряд-болванка. Самый массивный, массой три с половиной килограмма. Его мы выстреливаем из третьего ствола. Он хорош для стрельбы по самым серьезным, если можно так выразиться, целям — по солидной броне или железобетонным перекрытиям. Снаряд пробивает любую броню, а в бетон проникает на глубину более полутора метров. При попадании в твердый материал стальной закаленный снаряд вследствие очень высокой скорости как будто взрывается — в нем образуются сверхвысокие напряжения. При этом взрывоподобно разрушается и материал, в который попал снаряд — броня, бетон. Дает массу осколков. Башня танка в результате такого попадания превращается в разорванный котелок.
— Образно, — оценил S.D.
— Эффект потрясающий. А экипаж внутри подбитого танка превращается в мясной фарш — его просто разбрызгивает по стенам.
— Понятно. Понятно, мистер Гусев… И все же: каковы возможности вашего «Созвездия» при проведении, например, антитеррористической операции в условиях города?
— Теоретически они очень высоки. Каждая платформа несет в своих погребах по девятьсот патронов для «ружья» и по шестьсот снарядов для каждой «пушки». При необходимости мы можем поражать террористов, стреляя сквозь крыши и стены зданий. Мы можем убивать их прямо в сортире. Для этого, разумеется необходимы точные координаты цели, то есть помощь наводчиков на земле. Тогда от снарядов с «Созвездия смерти» не спасет ни броня, ни бомбоубежище. От них невозможно спрятаться. Они будут настигать террористов везде. Да еще следует учитывать психологический эффект — выстрел с «Созвездия» похож на гром среди ясного неба и воспринимается как нечто почти мистическое. Компьютерное моделирование показало, что всего одна платформа может полностью парализовать действия террористов в условиях даже большого города. А ведь мы можем собрать в заданной точке несколько платформ… Но, повторюсь, на практике все это не проверялось.
Несколько секунд Старик молчал, задумчиво крутил в руках высокий стакан. Потом спросил:
— А какова схема оперативного управления?
— Приказ на применение флотилии отдает лично президент Соединенных Штатов.
— Каким образом?
— Как вы знаете, президента повсюду сопровождает офицер с «атомным» кейсом. Вот именно посредством этого кейса и осуществляется управление флотилией. То есть никакой бюрократии. Все предельно просто — президент отдает приказ, офицер вводит в компьютер данные, и через несколько минут ближайший к цели спутник наносит удар.
— Понятно, — кивнул Старик. — Когда вы сможете вывести на орбиту всю флотилию?
— Для доставки платформ на орбиту мы используем два шаттла. На доставку и монтаж каждой из них требуется как минимум неделя. Во-первых, требуется время для того, чтобы «подвесить» платформу на орбиту. Во-вторых, уже там, на орбите, необходимо провести некоторые монтажные операции и тестирование.
— То есть еще семь недель?
— В лучшем случае. Реально времени нужно еще больше. Довольно часто старты «челноков» приходится переносить из-за метеоусловий или мелких неполадок.
— Плохо, — сказал S.D., — очень плохо. Фактически Соединенные Штаты располагают уникальным боевым комплексом, который способен значительно изменить представления о войне… Аналогов в мире, если я правильно понял, нет?
— Совершенно верно, — подтвердил Гном. — В Китае ведут аналогичные разработки, но они сильно отстали.
— И при этом вывод флотилии на орбиту ведется черепашьими темпами. У вас, если не ошибаюсь, есть четыре шаттла. Почему задействованы всего два?
— Все четыре и задействованы. Но один из челноков всегда стоит «под парами» в качестве аварийно-спасательного корабля, еще один находится на профилактическом обслуживании — там ведь огромное количество регламентных работ. Получается, что из четырех шаттлов реально работают только два.
— Скверно… Когда на орбите будут висеть хотя бы три-четыре платформы?
— Вторая платформа через пару суток будет, как говорится, «на ходу» — она уже на орбите и сейчас на ней заканчивают монтировать «стволы». А еще через неделю — если все пойдет штатно и погода не подкачает — над нами будут висеть четыре платформы. В рабочем состоянии.
— Через неделю, — задумчиво сказал Старик и повторил, — через неделю… Ну что ж… Благодарю вас, мистер Гусев. И — не смею вас более задерживать.
S.D. сам проводил гостя. Когда поднялись наверх, на платформе все еще было темно — Старик не отдал приказ включить освещение, вот его и не включили. Во мраке Гном увидел вдруг нечто неожиданное — вознесенный стальной стрелой деррика на высоту около тридцати метров, над морем висел «аквариум» — стеклянное сооружение размером с комнату. На фоне черного неба вода в нем как будто слегка светилась. А в воде медленно кувыркался обнаженный юноша. И звучала музыка.
— Господи! — произнес ошеломленно Гном. — Господи! Что это? Кто это?
Старик тоже посмотрел на аквариум с юношей внутри. Слегка поморщился и негромко сказал Апфелю:
— Я же просил, чтобы он воздержался.
— Но я ничего не мог поделать… Вы же знаете его характер!
Гном вновь повторил:
— Кто это?
S.D. ответил:
— Это… мой гость.
Гном с восторгом сказал:
— Он похож на молодого бога.
— Да, — сказал Старик, — он похож на бога. Юноша, похожий на молодого бога, совершил грациозный кувырок и лег на воде, глядя вверх, в звездное небо.
Начальник тюрьмы особого назначения «Залив-3» майор Малофеев проводил инструктаж вновь поступивших сотрудников. Они уже три дня как прибыли к месту службы, но у Малофеева все не хватало времени пообщаться с ними. Особенно из-за последних событий. Оба были выпускниками спецшколы «Надежда», но опыт майора показывал, что все и всегда нужно держать под личным контролем — знаем мы этих выпускников.
— Вы должны раз и навсегда запомнить, что заключенный в нашей системе — это не человек, — говорил майор, глядя в иллюминатор. Там было серое небо, серая вода Финского залива, и вдали медленно шел сухогруз. — Вы спросите: а кто? Отвечу: вообще никто. Даже имя-фамилия ему не положены. При поступлении к нам заключенный получает кличку.
Один из новичков — длинный белобрысый малый по фамилии Маскявичус — вставил:
— Желательно — обидную, унизительную. Малофеев хмыкнул:
— Это вас в «Надьке» так учили?
— Так точно, господин майор.
— Херня все это. Во-первых, на всех не напасешься кликух унизительных. А во-вторых, какая у него кликуха — унизительная или нет — зэк думает первые два часа. Или час. Потом ему становится не до этого. Его интересует только одно: как не сдохнуть в трюмах. Потому что больше полутора лет никто здесь не выдерживает… Это понятно?
— Так точно, господин майор.
— Поехали дальше… Как вести себя с заключенным? А так и вести — как с пустым местом. Зэку категорически запрещается даже смотреть на сотрудника. Он должен смотреть в пол. Руки за спиной, голова опущена низко, глаза — в пол… Всегда, при любых обстоятельствах. В «Надьке» вам объясняли, в чем тут смысл?
Маскявичус ответил:
— Так точно, господин майор. Когда зэчара стоит с низко опущенной головой, он не может ориентироваться и соответственно не может быстро и эффективно атаковать.
Малофеев усмехнулся:
— Это верно — из такого положения атаковать трудно… Но как раз в этом случае смысл состоит в том, чтобы показать зэку, что он — никто.
Малофеев собрался развить мысль, но в дверь постучали.
— Войдите, — ответил майор. Вошел дежурный, произнес: «Вам пакет, господин майор…» Малофеев ответил: «Давайте…» Дежурный вышел, вошел старший лейтенант — фельдъегерь, отдал честь, протянул опечатанный пакет и квиток с красной полосой по диагонали. Малофеев внимательно осмотрел печати, потом взял квиток, поставил время и расписался. За два с половиной года, что он прослужил начальником «тройки», это был не первый секретный пакет. И ничего хорошего он не сулил. Малофеев знал это по опыту.
Майор аккуратно вскрыл конверт и вытряхнул на стол сложенный вдвое лист бумаги. Двое новеньких внимательно следили за каждым движением майора. Малофеев развернул лист, прочитал короткий текст. Потом поднял глаза на новеньких и сказал:
— А ну-ка сходите покурите.
Они синхронно поднялись и вышли. Майор Малофеев еще раз перечитал текст, скомкал в сильной кисти бумагу и произнес два слова. Слова были такие: «Во бля!»
Малофеев выкурил сигарету и вызвал зама. Показал бумагу. Зам прочитал, помолчал и сказал:
— Двести восемьдесят семь рыл… не, вру. Ночью один помер — двести восемьдесят шесть… За трое суток?
Малофеев взял сигарету, прикурил. Потом поджег скомканный приказ. Он сидел, курил и смотрел, как огонь пожирает бумагу, а бумага судорожно корчится, скукоживается… Зам осторожно спросил:
— А… как?
— Как-как? Каком кверху.
Зам вздохнул, ничего не сказал. Спустя полминуты произнес:
— А кто делать-то будет, Олег Владимирович?
— Прикажу тебе — и ты будешь… Слабо?
Зам снова ничего не сказал, а Малофеев потушил сигарету, ответил:
— Ты вот что… Ты позови-ка сюда новенького. Ну, этого — литовца.
— Маскявичуса?
— Его!
— А чего?
— Чего, чего… Я на него посмотрел сегодня — думаю: этот сможет. Глаза у него…
— Чего глаза?
— Как из морга глаза… Короче, зови.
Зам поднялся и вышел. Спустя три минуты вернулся с Маскявичусом.
В тот день секретные приказы получили начальники еще семнадцати тюрем особого назначения. Шестнадцать из них произнесли «Во бля!» или нечто похожее, а один оживленно потер руки.
Когда стемнело, заключенных стали поднимать из трюмов. Вертухай выкликал: «Гондон! С вещами на выход…», «Сучий потрох! С вещами на выход…», «Бледный…», «Гондон второй…» Он выкликал, и спустя минуту или две из трюма появлялась голова, замотанная в какое-то тряпье. Потом — плечи, укрытые тряпьем. Концом ствола вертухай показывал в корму: туда иди. Некоторые спрашивали: куда меня? — Куда-куда? На этап. Переводят тебя… Громко тарахтел дизель, и вертухаю приходилось повышать голос. Пошатываясь, люди, лишенные даже имени, брели в корму, несли свои пожитки.
А там, за надстройкой, их уже ждали. Выпускник спецшколы «Надежда» Витаутас Маскявичус бил по голове ножкой от кухонного стола. Человек падал. Русский сержант из-под Рязани проволокой привязывал ему к ноге кусок загодя нарубленной якорной цепи. После этого тело переваливали через борт, и оно падало в шаланду, причаленную под кормой. Малофеев страховал с пистолетом в руке.
На первых пятнадцать человек у них ушел час. Потом наполненная шаланда отвалила, увозя свой страшный груз. Палачи перекуривали, отдыхали, пили водку из личных запасов Малафеева. Рязанский сержант — тоже выпускник «Надежды» — быстро захмелел и даже начал напевать «Девочку Надю» — неофициальный гимн спецшколы «Надежда»:
Потом шаланда вернулась… Продолжили… Потом Маскявичус сломал ножку. Ему дали замену — стальной уголок, но он очень сожалел о той ножке: хороший был инструмент, удобный, как раз по руке…
В ту ночь во всех тюрьмах особого назначения шли массовые убийства. Обыкновенно расстреливали, хотя кое-где применяли и более экзотические «технологии» — в тюрьме «Ромашка» Ростовской области заключенных сбрасывали в старую шахту, а в «Заливе-2» на Белом море топили живьем. Так или иначе, тюрьмы «расчищали» под новых постояльцев. Торопились — на все про все было отпущено трое суток.
…Ай, девачка Надя, чиво тибе нада?
Стояла глубокая ночь, светила луна. «Газель» болталась по ухабам разбитой дороги. В салоне молчали. Монахов было трое, с ними послушник. Когда отъехали от монастыря километров на двадцать, остановились. Настоятель заглушил двигатель, обратился к братии:
— Отныне, братья, мы беглые преступники, пособники террористов. Удел наш — лагеря и смерть неизбежная. — Настоятель умолк. Он помолчал несколько секунд и продолжил: — Не смерть страшна. Страшно сломаться под пытками, стать предателем. Посему здесь нам оставаться нельзя. Предлагаю, братья, идти на восток. Дойдем до свободной страны на Урале — спасены.
Инок Герасим прошептал:
— Господи, помилуй. Да не дойти нам туда. Настоятель сказал ему:
— Никого, братья, не неволю… Каждый сам свой путь выбирает.
Герасим покачал головой:
— Ой, не надо было кровь проливать, отец Михаил. Оно бы и обошлось.
Настоятель помолчал, потом протянул Герасиму постановление, изъятое у Хусаинова:
— Прочитай вот это.
— А что такое?
— Ты читай, читай. Вслух читай.
Герасим поправил очки, взял бумагу. Поднес к окну, к голубоватому лунному свету и вслух прочитал. Стало тихо. Настоятель сказал:
— Вот так. А то: «Не надо было кровь проливать». Другой монах, Егорий, сказал:
— Монах в России не только инок смиренный, но и воин. Так издавна повелось.
Герасим возразил:
— Тебе, Егорий, что? Ты человек военный. А я… — Герасим не договорил, вздохнул. Потом произнес: — Нет, не пойду я с вами, братья.
Настоятель спросил у послушника:
— Ну а ты что скажешь, Павел?
Павел был молод — двадцать лет всего, борода, считай, не растет. Он твердо сказал:
— Я с вами.
Монахи отвезли Герасима к сестре — она неподалеку жила. Простились, сами поехали дальше, на Кондопогу. Жил там в окрестностях надежный человек, у которого можно было укрыться на первое время. Миновав город, утопили «Газель» в одном из бесчисленных карельских озер, благо льда не было. Пришли к человеку. Он без колебаний принял. Той же ночью отслужили панихиду по павшим воинам.
Потом настоятель сказал:
— С этого момента переходим на нелегальное положение. А коли живем в миру, значит и обращаемся друг к другу по-мирскому. Ну, Павла как звали Павлом, так и зовем. Инок Егорий у нас Глеб по паспорту. А меня, Павел, зовут теперь Михаил Андреевич. Ты можешь называть дядя Миша.
Глеб подмигнул Пашке:
— А в полку звали Мастер. Пашка спросил:
— А почему Мастер?
— А это, Пашенька, — ответил Глеб, — я тебе потом расскажу.
Монахи сбрили бороды и переоделись в цивильное платье. Как выразился Глеб — «по гражданке». Сели сочинять «легенды»… Начиналась другая жизнь.
Прошло два дня, как группа «гёзов» укрылась в лепрозории.
А дни уже сделались короткие. Утренние сумерки, гнетущие, как похмелье, медленно превращались в мутный, пасмурный день и плавно перетекали в сумерки вечерние. Время в лепрозории тянулось медленно. Все вместе: ноябрьская погода, сомнительная «архитектура» за заколоченным досками окном и сама по себе страшная репутация заведения — бодрости не способствовали. Для человека, слабого духом, это могло стать тяжелым испытанием. Для человека, который избрал путь подпольщика, на протяжении многих месяцев рисковал ежедневно, жил на нелегальном положении, терял своих товарищей — здесь было не то чтобы хорошо, но вполне приемлемо. По крайней мере сравнительно безопасно.
Доктор технических наук, профессор Борис Витальевич Степанов в «игры» «гёзов» был вовлечен волею Дервиша. Он замечательно справился с поставленной задачей — «на колене» собрал настоящую ракету, которая разрушила Башню… И теперь мучился — каждый день, каждый час думал о тех, кто погиб под развалинами Башни. И если в монастыре он чувствовал себя относительно хорошо (плохо он себя и там чувствовал, плохо), то здесь, в лепрозории, навалилась на Главного Конструктора депрессия, накрыла черной мглой. Он скрывал свое состояние ото всех, ссылался на плохое физическое самочувствие, но понимал, что долго это продолжаться не может… В тот вечер Борис Витальевич сидел за столом с книгой в руках. Читал, но не понимал, что читает. Дервиш уже дважды окликнул его, но Главный не слышал.
Дервиш в третий раз позвал:
— Борис Витальевич… ау!
Главный вздрогнул и едва не выронил книгу. Он встрепенулся: а? Что? — улыбнулся принужденно, а Дервиш попросил:
— Борис Витальевич, включите, пожалуйста, телевизор… Пультик-то у вас.
— А-а, да-да, конечно.
Борис Витальевич щелкнул пультом, экран осветился, на нем закрутился зеленый шарик НТВ. Спустя несколько секунд появилось изображение студии и диктор произнесла:
— Добрый вечер. В эфире программа «Сегодня» и я, ее ведущая принцесса Диана. Основные новости к этому часу: экс-президент Грузии Михаил Саакашвили, обвиняемый в геноциде осетинского и абхазского народов, сегодня начнет давать показания в Гаагском трибунале… В правобережной, затопленной части Санкт-Петербурга, хозяйничают мародеры. Власти принимают экстренные меры… На престижное звание «Планета Земля. Человек года» впервые выдвинут не человек, а квантовый компьютер. На юге Франции, в поезде «Марсель — Тулуза», обнаружено и обезврежено взрывное устройство мощностью около трех килограммов тротила. Кровавая драма в колледже города Веллингтон, Новая Зеландия — подросток расстрелял своих одноклассников. Погибли шесть человек, еще четверо ранены… В Нигерии боевики из «Движения за освобождение дельты Нигера» вновь взорвали нефтепровод. Там же пиратами захвачено транспортное судно под греческим флагом… В правительстве Бельгии решают вопрос об отмене традиционного гей-фестиваля… Президент США Хиллари Линтон выступила с обращением ко всем народам мира. В Европе объявлен всеобщий день траура по погибшим… — Главный Конструктор поднялся со своего места, обвел всех тоскливым взглядом и вышел. Очень похожая на настоящую Диана продолжала: — А сейчас об этих и других событиях более подробно. Итак, во всех странах Евросоюза завтрашний день объявлен днем траура по тысячам погибших в Санкт-Петербурге. Будут приспущены государственные флаги, во всех храмах пройдут службы по погибшим… Главная новость: президент Соединенных Штатов Хиллари Линтон час назад выступила с обращением к народам мира. — На экране появилось лицо президента США. Ее накрашенный рот открывался и закрывался беззвучно. Может быть, поэтому реальная госпожа Линтон выглядела более искусственной, нежели виртуальная принцесса Диана. — В своем обращении президент Соединенных Штатов сказала, что американское общество потрясено чудовищным терактом в Санкт-Петербурге, унесшим тысячи человеческих жизней. Америка скорбит. Американский народ приносит свои соболезнования родственникам погибших… Хиллари Линтон сказала также, что международный терроризм не имеет будущего, он обречен. Нам угрожают Армагеддоном, сказала президент, но мы не боимся, мы готовы принять вызов. Все цивилизованное человечество должно сплотиться в борьбе со злом… Силы зла сделали попытку сорвать важнейший международный саммит, и следует признать, что им это удалось. Однако саммит все равно состоится. Народ и правительство Соединенных Штатов Америки предлагают Европейскому союзу свою помощь в проведении этого важнейшего международного мероприятия. Мы считаем, что в целях обеспечения безопасности саммит может быть проведен на территории Соединенных Штатов еще до конца этого года. И готовы создать для этого все условия… Полный текст обращения президента США вы можете прочитать на нашем сайте.
Дельфин усмехнулся и сказал:
— И не просто на территории Штатов, а на территории военной базы, за рядами колючей проволоки. Или на борту одного из авианосцев.
Когда новости кончились, Иван поднялся и вышел — хотелось курить… Он остановился в тамбуре, закурил. На улице моросил дождь, светились окна корпуса напротив. Иван курил и думал: что дальше? Что, черт побери, дальше?.. Когда четыре месяца назад с подачи уже мертвого Полковника он «подписался» на участие в операции «Демонтаж» и сам стал Полковником, он почти не думал о том, что будет дальше. Казалось, что главное — это провести операцию. Казалось, что когда Башня превратится в гору обломков и похоронит под собой всю так называемую европейскую и российскую «элиту», все решится само собой. Найдутся — не могут не найтись — здоровые силы, и…
— Иван Сергеич, — произнес голос Дервиша за спиной, — а вы Бориса Витальевича не видели?
Иван обернулся:
— Нет… Он, возможно, в туалете.
— Нет его в туалете.
— Странно, — Иван затушил сигарету в «пепельнице» — тарелке со щербатым боком и синей надписью «Общепит», выглянул на улицу… И сразу увидел Главного — Борис Витальевич висел под изогнутым кронштейном, держателем фонаря на углу корпуса. Фонарь не горел, но даже в вечернем полумраке было невозможно не заметить Бориса Витальевича.
Иван выругался, бегом бросился к Главному. Он вытащил нож, раскрыл короткий клинок. Борис Витальевич висел низко, ноги не доставали до земли всего сантиметров пятнадцать. Клинок легко перерезал синтетическую веревку, тело рухнуло вниз. Иван пытался поддержать, но не удержал.
Сидели в бараке мрачные. Тело, накрытое байковым одеялом с заплатками, лежало на кровати в углу… Иван сказал:
— А говорил: сам не смогу.
— Что — не смогу? — спросил Дервиш.
— Когда они на «Стапеле» ракету строили, Главный ко мне обратился. Попросил: прикажите ребятам — чтобы если вдруг нагрянет «гестапо», то чтобы они меня застрелили… Я, мол, сам-то не смогу — слаб. Оказалось, смог… в петле.
Дервиш ответил:
— Он не в петле погиб. Он погиб под обломками Башни.
Бориса Витальевича похоронили ранним утром, в лесу, под рябиной. Ягод на рябине было очень много, они горели, как пламя, вырывающееся из ракетного сопла.
«Боинг» компании «Brussels Airlines» рейса Торонто — Брюссель приземлился в аэропорту Завентем. С борта спустились сто двадцать шесть пассажиров. Среди них был мужчина лет сорока пяти на вид. В сером плаще и сером костюме, с серой дорожной сумкой. Возможно, средней руки менеджер. Миллионы таких серых менеджеров болтаются по всему миру. Они уверенно чувствуют себя в аэропортах, самолетах, гостиницах. Они, по сути, в них живут… Мужчина без проблем прошел таможенный и паспортный контроль, окунулся в водоворот аэропорта. Здесь звучала самая разная речь, а европейцы были наполовину разбавлены марокканцами, арабами, неграми и турками. Мужчина в сером пошарил глазами, нашел стойку фирмы «Нertz», подошел и в три минуты оформил аренду автомобиля. Как обычно, он выбрал неброскую, простую и надежную «тойоту». Служащий — пакистанец с сильным акцентом — вручил ему ключи и документы. Спустя пять минут гражданин Канады Джонатан Ковач — так значилось в паспорте мужчины — выехал со стоянки аэропорта. От аэропорта до Брюсселя было всего двенадцать километров.
Джонатан Ковач полчаса кружил по городу, потом оставил машину, пошел пешком. Он как будто гулял, вместе с толпой туристов постоял у собора Сен-Мишель-э-Гюдюль, любуясь полетом соколов, что устроили гнездо на башне собора. Через час он пришел на один из брюссельских вокзалов — Brussels-Midi. В здании вокзала он купил сотовый телефон и сим-карту местной компании «Рroksimus». После этого Ковач дождался прибытия поезда из Кельна. Стоя в стороне, убедился, что те, кто ему нужны, приехали. Это были двое молодых людей. Возможно — студенты: серьги в ушах, рюкзачки, двухцветные волосы.
Потом Ковач отправился на Центральный вокзал Брюсселя — Gare Centrale. Там он дождался поезда из Парижа. И снова убедился, что нужные люди приехали.
Ковач вышел на улицу, остановился под нанесенным аэрозолем лозунгом «Фландрия — для фламандцев!» — и сделал звонок. Сказал: я на месте, коллеги тоже. Сегодня вечером приступаю к консультациям. Мужской голос ответил: о'кей.
Вечером Ковач и четверо «студентов» встретились в сауне для геев «Голубая устрица». Там никто не обратил внимания на группу мужчин, которые сняли отдельный кабинет.
Утром четвертого ноября у административного корпуса зоны № АХ-17 стояла группа зэков, двадцать шесть человек — первая партия амнистированных. Светило солнце. Зэки вели себя вольно — курили, шумели… Из подъезда вышел майор Сергей Малофеев — брат майора Олега Малофеева, угрюмый худой мужчина лет сорока. Зэки загалдели:
— Здоров, начальник.
— Отпускай на волю, хозяин. Амнистия! Малофеев спокойно осмотрел толпу — он знал каждого и подноготную каждого тоже знал.
— Тихо! — сказал Малофеев, и его послушались. — Значит, так. Документы спецчасть подготовила. По одному будут вызывать. Потом получите свои шмотки и…
— И на волю! — заорал кто-то. Еще несколько голосов подхватили: — Амнистия!
Малофеев прищурился:
— Спешите сильно… В поселок я вас не выпущу.
— Это как же?
— Это так: всю хунту загрузим в автобус и отвезем на станцию. Под конвоем.
— Э-э, хозяин! Не имеешь права — мы люди свободные. Майор усмехнулся:
— Повторяю: под конвоем. Отвезем на станцию. Там — под конвоем! — дождетесь поезда и погрузитесь. А уж после того, как поезд тронется, делайте что хотите. Мне по х… Но в поселок я вас не выпущу.
Зэкам было понятно: майор не хочет выпускать их в поселок потому, что возможны инциденты. У самого майора в поселке семья — жена и двое детей. Качать права не стали.
Через полтора часа два УАЗа и автобус ПАЗ между ними выехали из ворот зоны. Спустя десять минут «кортеж» прибыл на станцию. Зэки липли к стеклам, жадно рассматривали проходящих мимо женщин, обсуждали их достоинства. Обсуждения сводились к формуле: я бы ей вдул… Поезд опоздал всего на пятнадцать минут, и около полудня двадцать шесть свободных граждан РФ поднялись в плацкартный вагон.
Майор Малофеев наблюдал за погрузкой из лагерного УАЗа. Когда поезд дал гудок и тронулся, майор достал из кармана флягу (вещь с уникальной, высокохудожественной гравировкой — один зэк-художник сделал), спросил у сержанта-водителя: «У тебя стакан есть?»
— А как же, господин майор? — водитель достал упаковку пластиковых стаканчиков. Малофеев налил себе целый стакан, покосился на сержанта, налил и ему, но полстакана. Потом сказал:
— Добром не кончится… Ну, сержант, не чокаясь. Выпили. У сержанта нашлась «закуска» — две конфеты. Закусили.
— А почему, господин майор, добром не кончится?
— По кочану. Ну чего стоишь? Поехали.
Экипаж шаттла «Индевор» закончил монтаж второй «звезды» из «Созвездия смерти» и активировал атомный двигатель. После этого главный компьютер платформы выполнил программу рабочих тестов. А для проверки оружейных систем следовало расстрелять пару наземных целей.
…Над пустыней дрожал раскаленный воздух. Вместе с воздухом дрожал в знойном мареве силуэт танка, и было не понять, действительно ли это танк или мираж — в этих местах миражи самое обыкновенное дело. Американский военный джип подъехал к танку вплотную. Убедились, что танк настоящий. Русский. Видимо, он подорвался на мине еще в те годы, когда советы воевали здесь… Танк осмотрели. Снаружи повреждений нет — подходит. Командир экипажа доложил о танке в Центр, передал его изображение. Центр одобрил.
Из «хаммера» вытащили двух связанных афганцев. Одного посадили в башню танка. Другого посадили на камень в нескольких метрах от танка — со связанными руками и ногами не уйдет.
Доложили в Центр о готовности, передали координаты, расставили камеры. Потом отъехали на сто метров, развернули «хам» мордой к танку и стали ждать. В кондиционированной прохладе это было не так уж утомительно. Болтали о девках.
Примерно через полчаса из Центра передали: готовность — сорок секунд… Экипаж «хаммера», он же полевая наземная группа обеспечения стрельбы, включил камеры. Через сорок секунд над пустыней раздался резкий щелчок, как будто невидимый ковбой щелкнул бичом. Афганец, что сидел на камне, упал с него, окутался облачком каменной пыли. Бич щелкнул второй раз — танк вздрогнул. После третьего щелчка башня танка раскололась, как будто внутри нее взорвался боекомплект. С башни сорвало крышку люка.
Подъехали, осмотрели. Афганца, что сидел на камне, издырявило — мамочка моя! — как куропатку дробью. А второго — того, что сидел в танке — просто превратило в фарш. Лейтенант Кеннеди не смог сдержаться — блеванул. Капрал Муди усмехнулся: слабак, — приступил к фотографированию согласно протоколу.
Так прошло тестирование второй «звезды» «Созвездия смерти».
А шаттлы уже несли на орбиту третью и четвертую «звезду».
Из двадцати шести амнистированных с «семнадцатой» примерно половина были по масти мужики. Срока имели в основном за дурные кражонки или пьяный мордобой. Вторая половина состояла из публики другого сорта. За ними числились грабежи и разбои. Заправлял ими Миша Кулак. На такой подарок судьбы, как амнистия, Кулак даже во сне надеяться не мог, потому что срок имел огромный — четырнадцать лет, статьи тяжелые — разбой и покушение на убийство, да плюс предыдущие судимости. Отягощено гепатитом и туберкулезом. Кулак понимал, что на волю не выйдет уже никогда, подохнет на зоне и на могиле его будет только колышек с номером…. И от этого был Миша Кулак озлоблен до самого краю и лют. Он ненавидел весь мир и уже всерьез задумывался о побеге. И вдруг: пожалуйте на волю! В мир, где много сладких баб, а не лагерных петухов. Это было почти невероятно, но это произошло. В Кулаке вспыхнул азарт.
В сопровождении быков Кулак прошелся по короткому — четыре вагона — поезду. Они шли, смотрели по сторонам наглыми глазами. Выбирали, кого будут грабить. Кого насиловать… Они шли, и люди в вагонах замирали, старались сделаться незаметней. И уже было предчувствие чего-то страшного… Кулак шагал первым, он тоже выбирал женщину. И выбрал. Это была похожая на школьную учительницу женщина лет тридцати. Она ехала с мужем. Кулак сказал мужчине: сходи-ка, братан, покури в тамбуре… Мужчина побледнел, попытался что-то сказать, но Кулак схватил его за лицо рукой в наколках, выбросил в проход. Кто-то из быков ударил его ногой. Мужчина быстро, на четвереньках, побежал в сторону тамбура.
Кулак сел напротив ошеломленной женщины, развязно произнес:
— Как насчет любвишки, красивая?
Они изнасиловали — и не по одному разу — всех молодых женщин. Растерянные пассажиры, которых в полупустом поезде было мало, но все равно вдвое больше, чем бандитов, не оказали никакого сопротивления… Утолив сексуальный голод, отморозки начали грабить. В первую очередь искали деньги и выпивку. И того и другого было мало… Зато у одного из пассажиров обнаружили два ружейных обреза. Один взял себе Кулак, другой Панкрат. Панкрат был налетчик, грабил сельские заправки и магазины.
Поезд медленно тащился по Карелии, вез озверевшую стаю.
На небольшой станции недалеко от Кондопоги Кулак сказал:
— А у меня ведь тут неподалеку должник один живет… Свидетелем, сука, выступал на суде. Из-за него срок-то мотаю.
— Так надо зайти в гости, — отозвался Панкрат.
Одиннадцать зэков во главе с Кулаком сошли с поезда. Остальным приключения были не нужны — поехали дальше.
Тех, кто сошел, ждала приятная неожиданность — на станции ошивались двое полицейских. Похоже, они заглянули сюда по личной надобности и оба были нетрезвы, но судьба их от этого легче не стала. Панкрат сразу выстрелил одному из них в голову. Второй мигом поднял руки вверх. Его привязали к полицейскому УАЗику буксировочным фалом. А арсенал банды пополнился двумя пистолетами и АКСу.
От станции в поселок поехали на этом самом УАЗе и «Газели» — ее отобрали у какого-то мужика. Мужик, сам в прошлом отсидевший, бывалый, сказал: беспредел творите. Ему воткнули перо в печень: творим, брат, творим… Поехали. Привязанный полицай сначала попытался бежать за машиной, но, конечно, упал. Несколько сот метров его тащили волоком, потом фал оборвался. Останавливаться не стали: сам сдохнет.
Приехали в поселок — весело, с мигалкой. Оказалось, что «должник» Кулака давно здесь не живет — переехал. Но недалеко, в соседний поселок. Двинули туда. Когда приехали, уже начинало темнеть. Дом «должника» нашли быстро. В доме горел свет, во дворе бегала собака. Когда стали входить в калитку, собака залаяла. Панкрат сразу положил ее выстрелом из обреза.
— Эй, чувачок! — крикнул Кулак. — Открывай, гости пришли.
Около четырех часов вечера с работы неожиданно вернулся хозяин, что приютил монахов. Он работал ветеринаром, мотался по району, лечил скотину, которая еще осталась. Не раздеваясь, вошел в комнату, присел рядом с настоятелем. Вид у него был встревоженный.
— Что случилось? — спросил Михаил Андреевич.
— Случилось, отец Ми…
— Опять забыли, Владимир Петрович, — с укоризной сказал Мастер. — Мы же договорились.
— Да, конечно. Извините, Михал Андреич… В общем, в Бор — это соседний поселок — нагрянули уголовники. Похоже, амнистированные, с поезда.
— Та-ак, — протянул настоятель. — Много их?
— Сам не видел. Но люди говорят, что человек десять или поболе.
— Безобразничают?
Ветеринар выдохнул: да.
Настоятель посмотрел на Глеба. Глеб кивнул.
До поселка было километров восемь плохой дороги — пятнадцать минут езды. Погрузились в УАЗ ветеринара, поехали.
У «должника» была жена и дочь лет пятнадцати. Жена, кстати, была беременна, и уже животик обозначился. Может быть, поэтому «должник» рассчитывал, что пощадят, пожалеют… Ошибся — звери ни пощады, ни жалости не знают. А звери в человечьем облике даже получают удовольствие от собственной жестокости и власти над беспомощной жертвой… Хозяевам велели накрыть на стол — «чтоб как в лучших домах — выпивон, закусон и музон». Выпили и закусили. Потом женщинам приказали раздеться, а «должнику» — встать на колени… Жена хозяина плакала, предлагала деньги, золото.
Кулак сидел во главе стола, курил, и было ему очень по кайфу. Он даже не подозревал, что получит такой кайф от власти над людьми. Ему уже доводилось пытать жертву на квартирном разбое. Тогда он тоже был абсолютным хозяином положения. Мог убить, а мог и пощадить… Но там, в той барыжной квартире, происходило нечто иное — там он душил и жег утюгом ради того, чтобы тайники ему открыли. И на зоне ему тоже приходилось решать человеческие судьбы. Но и это было совсем не то. А здесь и сейчас все было по-другому… Если бы Кулака попросили объяснить, в чем разница, он бы, вероятно, не смог. Но интуитивно он очень хорошо ощущал разницу между «производственно мотивированным» садизмом и нынешним садизмом глумливым… Кулак осмотрелся — братва уже образовала «клубы по интересам»: кто-то пил, кто-то жрал, а кто-то выгребал барахло из шкафов. Панкрат в углу возился с гладкоствольным «фермерским» карабином ТОЗ-106, изъятым у «должника» — любил налетчик оружие, а Хорек — сучок похотливый, ненасытный — пялился на деваху. Кулак посмотрел на «должника», задумчиво спросил:
— Что же с тобой делать-то? «Должник» ответил:
— Делай, что хочешь… Только жену и дочь не трогай.
— Из-за твоего, сука, языка мне такой срок впаяли. Я ведь вполне мог пятеркой отделаться… а?
— Я прошу: жену и дочь не трогай.
— Теперь, значит, просишь? А помнишь, какой ты на суде был смелый? — Кулак плюнул в должника и смотрел, с удовольствием смотрел, как туберкулезная харкотина стекает по лицу… Хорошо было Кулаку, невыразимо хорошо. Он сделал глоток водки, оскалился и спросил: — Ну, чего, братва, с сукой делать будем?
Панкрат оторвался на минуту от ружья, сказал:
— Завалить — да и все… И — айда поселок шерстить. Они же сейчас, поди, заначки свои прячут.
Кулак возразил:
— Завалить — это очень просто будет. Хорек сказал:
— А я вот хочу баб евонных потрахать. Обоих. И чтоб он ноги им держал.
— О! — сказал Кулак. — Это дело… Слыхал, падаль? Я сейчас бабу твою пялить буду, а ты ее держать должен.
У «должника» навернулись слезы.
К поселку подъехали с выключенными фарами, остановились на опушке, метрах в трехстах. Поселок выглядел вымершим, только в одном доме горели окна. В их отсветах в бинокль разглядели стоящий у ворот полицейский автомобиль.
Ветеринар сказал:
— Раз уже полиция здесь, так, может, разрешен конфликт?
Настоятель отозвался: мы с Глебом сходим, посмотрим… Он подхватил автомат, вылез из машины. Следом Глеб с «ремингтоном» в руках. Пашке дали ТТ: если что — прикроешь.
Ветеринар был человек религиозный, мирный, но решительный. Он тоже хотел принять участие в операции. Однако настоятель возразил:
— Нет, Петрович, тебе тут жить. Не надо.
— Или с молодой начать? — спросил Кулак. Он изображал задумчивость, издевался, кайфовал. — А если с молодой, то с роту или с заду?
Хорек подскочил, сказал горячо:
— Давай молодую двойной тягой, Кулак. Я с заду, ты с роту.
Мать закричала: нет! Нет, не надо, не трогайте ее… пожалуйста… Уж лучше меня.
Кулак захохотал: во! Сама хочет. Баба-то у тебя, должничок, блядь — сама себя предлагает. Ну уж уважу.
Монахи подошли к дому с освещенными окнами, понаблюдали несколько минут. На крыльцо вышел мужчина. Из распахнутой двери упал на крыльцо прямоугольник света, донеслась музыка, голоса. Мужчина расстегнул штаны, тут же, на крыльце, помочился и ушел обратно в дом, дверь не закрыл… Часовых монахи не обнаружили, решили провести разведку. Вперед отправился Глеб, настоятель остался страховать на противоположной стороне улицы. Он укрылся за поленницей. В сыром воздухе остро пахло осиновыми дровами. Это был очень мирный запах — запах из детства, в котором маленький Миша каждое лето проводил у бабушки в деревне, в глубинке Новгородской области. Настоятель прикрыл глаза и сразу увидел речку со сказочным названием Медведа — неширокую, в кувшинках. Увидел ужа, который много лет назад напугал его до полусмерти, и даже услышал лягушачье кваканье… Настоятель улыбнулся. И тут услышал смех. Он распахнул глаза. Впереди, в трех десятках метров, горели окна чужого дома и звучал смех. Несколько мужчин смеялись — глумливо, похабно.
Спустя пару минут вернулся Глеб. Описал ситуацию: в доме десять уголовников. С оружием. Как минимум один «Калашников» и обрез. Трое заложников — мужчина, женщина и девушка. Женщин, похоже, собираются насиловать. Настоятель задал несколько уточняющих вопросов. Глеб быстро и точно ответил и добавил:
— Да ты сам все увидишь, командир, — там в окошко все видно.
Ни один из них не обратил внимание на мельком проскочившее слово «командир». Они уже не были монахами, они уже ощущали себя на войне.
— Тогда — что, — сказал настоятель, — пойдем, что ли, старшой?
— Пойдем, командир, — просто ответил старший лейтенант Глеб Блинов. Так он себя сейчас ощущал.
Настоятель еще раз втянул ноздрями запах осины и двинулся в сторону дома.
Глеб насчитал десять бандитов. В действительности их было одиннадцать — Глеб не увидел Панкрата, который сидел в углу, в закутке между стеной и шкафом.
«Должник» — звали его Валерий Громов — произнес:
— Прошу тебя, Кулак: со мной что хочешь делай — убей, на кусочки порежь, но не трогай жену и дочку.
— Порезать? Это я всегда успею. На салат тебя, суку, покрошу. И псам скормлю… Но сперва баб твоих напялим. — Кулак выпил водки и сказал женщине: — Раком, сука, растопырься.
Глеб занял позицию напротив окна, Мастер поднялся на крыльцо. Здесь пахло мочой, а дверь по-прежнему была открытой… Мастер бесшумно скользнул в сени, встал у двери, ведущей в комнату. На улице Глеб поднял с земли старое ведро. Досчитал до десяти, размахнулся и швырнул его в окно.
— Кому сказал: раком растопырься, сучка? — произнес Кулак, и в этот момент вдребезги разлетелось стекло, в комнату влетело ведро. Все — и бандиты, и заложники — повернули головы к окну. В ту же секунду распахнулась дверь и в комнату шагнул Мастер. Навскидку выстрелил в мужика с «Калашниковым». Тот посмотрел на Мастера непонимающим взглядом, выронил автомат и упал лицом в тарелку… Головы повернулись к Мастеру.
— Встань, — сказал Мастер Громову. — И уведи отсюда женщин.
Несколько секунд Громов соображал. Он был в шоке, и Мастеру пришлось повторить.
Громов кивнул, вскочил, метнулся к жене… к дочери. Остановился, не зная, что делать… Руки у него дрожали, по лицу текли слезы.
Панкрат сидел в углу, был скрыт шкафом. Когда разлетелось оконное стекло, Панкрат вжался в угол. В руках у бандита был ТОЗ-106 — короткоствольный карабин с четырехзарядным магазином. Магазин был полон, а Панкрат умен, хладнокровен и решителен. Плюс ко всему почти трезв…
Громов увел жену и дочь. На глазах его кипели слезы. Мастер сказал ему вслед:
— Водки им налей, хозяин. Или хотя бы чаю горячего. Короче, успокой как-то.
Блинов подошел к окну, глазами спросил: как? Мастер кивнул: порядок…
На него смотрели девять пар глаз. В них был страх… А Мастер смотрел на них — на руки в наколках и на лица, на которых уже наложила свой отпечаток зона — и думал: что теперь с ними делать? Что же мне теперь с ними делать?
Панкрат очень быстро понял, что в дом пришли всего двое… ну, может третий где-то снаружи на шухере трется. Но пока реально — двое. Их запросто можно сделать. Панкрат приник к щели между шкафом и стенкой. Увидел в окне голову в черной вязаной шапочке и ружейный ствол. А на полу почти рядом со шкафом — тень. Судя по тени, человек был вооружен ППШ [38]… С четырехзарядным карабином вполне реально положить обоих. Вот только для этого нужно сначала передернуть довольно тугой, «неразношенный», винтовочный затвор. И этот классический звук, который ни с чем не спутаешь, сразу его выдаст.
Разумеется, Мастеру был известен простой и действенный выход. Когда у тебя в руках пистолет-пулемет, в магазине которого более полусотни патронов, этот вариант напрашивается сам собой… Тем более что обстоятельства тоже подталкивали к этому же варианту.
В голове и в душе Михаила Андреевича боролись офицер ВДВ и священнослужитель.
Профессиональный диверсант шептал: валить всех.
Священнослужитель возражал: невозможно!
А налетчик Панкрат в этот момент решил, что надо действовать. А не то заявится еще какая-то зондеркоманда. Тогда — кранты.
Валить! — убеждал диверсант.
Священник противился: это люди. Заблудшие люди, живущие в неведении…
Панкрат передернул затвор… И чуткое ухо диверсанта уловило лязг затвора. И это разрешило спор.
Старший лейтенант Блинов еще только кричал что-то предупреждающее, а Мастер уже работал. Он сделал стремительный шаг влево-назад — так, чтобы за спиной оказалась стена — и резко присел… Из-за шкафа вынырнул человек с вытянутым, узким и хищным лицом. В руках — ружье. Он был справа от Мастера, в неудобной, не простреливаемой зоне, и у Мастера практически не было шансов достать его. Мастер упал на пол, крутанулся. Опережая его, выстрелил через окно Блинов. Картечь густо издырявила угол шкафа, зацепила плечо и руку Панкрата. Он вскрикнул, выронил карабин. ТОЗ ударился об пол, грохнул выстрел. Сноп крупной дроби ударил в печь, сорвал с нее штукатурку, обнажив темно-красный кирпич.
В комнате вдруг погас свет — видимо, кто-то из блатных разбил лампочку. Тотчас же нетрезвый голос заорал:
— Режь их!
Стало почти темно, только экран телевизора давал немного неровного, мерцающего света. Зэки кричали, тени метались, и кто-то начал стрелять из-под стола. Рядом с головой Мастера в стену ударила пуля. Он подумал: ну что ж. Видит Бог, я этого не хотел… Он дал очередь.
Все продолжалось считанные секунды, хотя в процессе казалось — долго… Так всегда кажется.
Еще кто-то хрипел, но Мастер интуитивно понял: кончилось. Он громко — от стрельбы заложило в ушах — спросил:
— Глеб, ты живой там?
— Чего со мной сделается? Как ты, командир?
— И я живой.
Телевизор, как ни странно, работал, и в его отсветах было видно, как дергается на полу окровавленный человек.
Несколько секунд Мастер рассматривал «поле боя», потом включил фонарик. Пол был усыпан битым стеклом и гильзами. И, разумеется, телами. Мастер пересчитал бандитов — десять… Похоже, одного не хватает. Мастер догадался, кого именно. Он поднялся, хрустя стеклом подошел к шкафу. Постучал по расщепленной боковой плите, сказал: «Вылезай».
Панкрат молчал. Мастер повторил: «Лучше вылезай сам».
Через несколько секунд Панкрат вышел. Мастер навел на него фонарик. Увидел, что рука висит плетью.
— Начальник, — сказал Панкрат. — Отпусти, начальник.
— С какого перепугу отпускать мне тебя?
— Эх, начальник! Я ведь запросто мог тебя завалить — я ж тебя на мушке держал. Да пожалел. Не стал жизни лишать, детей сиротить. А ты меня что — к стенке? Справедливо разве?
Глеб сказал:
— Обычные блатные разводки, командир. Я такое уже проходил. Гаси его.
Панкрат повернулся к окну, метнул взгляд — злобный.
Мастер не знал, как поступить. Он позвал: «Хозяин!..» Никто не ответил. Мастер положил фонарик на стол — так, чтобы Панкрат был в луче света, бросил Глебу: «Присмотри тут», — и вышел. Как только он перешагнул порог, грохнул выстрел. Мастер стремительно обернулся. Панкрат сползал по стене, оставляя на обоях широкий красный след… Мастер посмотрел на Глеба. Блинов произнес: «Поверь мне, командир, — так надо…» Мастер ничего не ответил и вышел.
Громов, его жена и дочь сидели на диване, прижавшись друг к другу. На женщинах были надеты тельняшки. Непроизвольно все трое жались друг к другу. Когда вошел Мастер, они замерли. Мастер сказал:
— Не бойтесь ничего. Все самое страшное — позади. Но мне, хозяин, нужна ваша помощь… На минуточку?
Громов неуверенно поднялся. Его жена всхлипнула, дочь прикусила губу. Мастер повторил:
— Ничего не бойтесь. Эти… люди ничего вам не сделают.
Прошли в большую комнату. Хозяин увидел «натюрморт» и закаменел. В разбитое окно влетал ветерок, шевелил занавеску… Несколько секунд Громов молчал, потом схватил фонарик. Луч света скакал по трупам. Хриплым голосом хозяин спросил:
— Кулак… Кулак где?
— Что — кулак? — не понял Мастер. Громов не ответил, он оттеснил Мастера и бросился вперед, нырнул под стол, под пробитую пулями, прожженную пороховыми газами скатерть.
Валерий Громов прополз на коленях и отшвырнул в сторону труп. Открылся еще один труп. Громов зарычал и вцепился в него. Потом начал бить по голове кулаками. Потом схватил с пола «розочку» и воткнул ее в спину трупа… И тогда «труп» закричал:
— Валера! Да я же ничего худого не хотел! Услышав голос «мертвеца», Громов замер, а Кулак начал канючить:
— Валера! Да ты чего? Что ж ты думаешь — я не человек? Ты думаешь — всерьез это? Что я бы разрешил этим козлам девочку или беременную…
Громов сидел на полу и смотрел на Кулака. А потом зарычал и начал наносить удар за ударом. Он совершенно не контролировал себя… Из горла его рвался хрип, и сквозь этот хрип с трудом можно было разобрать слова: «Двойной тягой… двойной тягой…»
Мастер с огромным трудом оттащил Громова от Кулака. Почти силой заставил его выпить полстакана водки, сунул в рот прикуренную сигарету…
Спустя минуту к дому подошли ветеринар и Павел. Мастер довольно грубо произнес:
— Вас прикрывать оставили… Кто отменил задачу?
— Мы подумали: стрельба… потом свет погас… Мы подумали: может, вас уже того…
Мастер ничего на это не сказал. Кулак почувствовал в Мастере старшего, высунулся из-под стола, заныл:
— Гражданин начальник, отпустите… ничего худого… Мастер направил свет фонаря на Кулака и рассмотрел то, чего не увидел раньше. Он подошел, рванул ворот рубашки Кулака… И тут все увидели наколку. По шее была отбита пунктирная линия, сбоку от нее выколоты маленькие ножницы и надпись: «линия отреза» — обычно такой рисунок наносят на продуктовой упаковке. Мастер сказал:
— Предусмотрительно. Вот только гильотины у меня, уж извини, нет… Посему заменим на банальный расстрел.
Кулак задрожал.
По всей стране выходили на свободу амнистированные зэки. В считанные дни на просторах РФ появились сотни новых банд. Большая часть этих банд распадалась сама собой после нескольких дней сладкой вольной жизни. Зато другая часть — меньшая, ощутив вкус крови и безнаказанность, загуляла люто. Вооружались, резали полицаев, захватывали целые поселки. Кровь текла, как самогон. Жизнь человеческая и раньше-то стоила пятачок за пучок, а теперь цена ей стала и вовсе грош. Иногда банды объединялись, сбивались в стаи. Случалось, в большие, до сотни человек. Тогда брали под себя целые уезды.
Прогноз Сластенова, что, мол, не страшно, уровень, мол, преступности и так уже настолько высок, что некоторого увеличения никто и не заметит, не оправдался.
В Кенигсберге, получившем особый статус, местный бундесрат принял решение, согласно которому все освобождающиеся уголовники (за исключением этнических немцев) подлежат этапированию в Россию. В сущности, бундесрат сделал то же самое, что и майор Малофеев в Карелии. Только в большем масштабе.
Случалось, что банды вступали в столкновения с «миротворцами» или армейскими подразделениями. С бандитами не чикались — просто расстреливали. Впрочем, таких случаев было немного — силовикам были поставлены другие задачи. Шли массовые аресты бывших сотрудников госбезопасности, ГРУ, различных спецназов, лиц, подозреваемых в пособничестве терроризму, и все силовые структуры были задействованы на обеспечение этих «мероприятий».
Страна тем временем погружалась в пучину уголовного террора.
Четвертого ноября страны — члены Евросоюза поддержали инициативу президента Соединенных Штатов о проведении саммита.
Пятого ноября президент США заявила, что саммит может быть проведен еще до конца этого года. На борту американского авианосца.
Дервиш сказал Дельфину:
— Вы, Николай Василич, предсказали точно — на борту авианосца.
Дельфин пожал плечами:
— Это предсказать легко. С точки зрения безопасности авианосец, точнее — авианосная группа — практически идеальный вариант. Особенно если вывести группу в отдаленный район океана, подальше от судоходных и авиа линий… Ведь что такое авианосец? Это, по сути, остров в океане. К нему трудно, а точнее невозможно подобраться незамеченным. Любой корабль, подводная лодка или летательный аппарат будет обнаружен на дальних подступах. И — уничтожен… Где ж еще и проводить важное мероприятие, как не на авианосце?
— Логично, — согласился Дервиш.
Генерал-майор Отиев стал первым заключенным спецтюрьмы «Залив-3». Его привезли через сутки после того, как «Залив-3» освободился от постояльцев. Отиева доставили катером, ночью. Он был худ, измучен, в обносках.
Его загнали в трюм — огромный, холодный и гулкий, с водой на дне. Там светило несколько ламп, забранных в густую сетку. Контролер Маскявичус произнес:
— Теперь тебя будут звать Гнида. Выбирай любое место, Гнида. Ты будешь жить здесь… пока не сдохнешь.
Отиев лег на тощий синтетический матрац, обхватил стриженую голову руками и завыл.
Госсекретарь Соединенных Штатов Америки вошла в кабинет президента Соединенных Штатов Америки. Хиллари сидела за столом, разговаривала по телефону. Она посмотрела на Каролину и кивнула. Госсекретарь опустилась в кресло. По фразам Хиллари она поняла, что госпожа президент разговаривает с президентом России.
Госпожа президент закончила разговор, положила трубку и сказала:
— Вот дерьмо!.. Когда говорит со мной — расплывается. А за спиной называет меня Сучкой. Думает, я не знаю… Что у тебя, Каролина?
— Час назад я разговаривала со Стариком. Он выбрал Бельгию, Брюссель.
— Бельгию? Но ведь это…
— Именно, — произнесла госсекретарь.
— Черт! — сказала госпожа президент и нажала кнопку на своем ноутбуке. На противоположной стене вспыхнула огромная интерактивная карта мира. Госпожа президент навела курсор мышки на Европу, увеличила несколько раз подряд. — Черт! Ну почему именно Бельгия?.. Почему Брюссель? Ведь это почти центр Европы.
Госсекретарь сказала:
— Брюссель действительно центр Европы. Я, кстати, там стажировалась… Из Брюсселя до Бонна можно доехать за два часа на машине. До Парижа — полтора часа экспрессом. Даже до Лондона через тоннель под Ла-Маншем можно добраться за два с небольшим часа.
— Тогда почему он выбрал именно Бельгию? Ведь мы предлагали на выбор любую из этих карликовых стран… как их там?
— Прибалтийские страны — Эстония, Латвия, Литва.
— Да, да — эти отбросы. Или эту… Джорджию. Я имею в виду, которая на Кавказе [39].
Госсекретарь закинула ногу на ногу, сказала:
— Я задала Старику те же самые вопросы. Он ответил: именно потому, что Бельгия лежит в самом центре Европы. Кому интересна какая-то Джорджия? Большая часть населения даже не догадывается, где это находится. А Бельгия как на ладони… Так он рассуждает.
— Но Бельгия — член Альянса [40]. В Брюсселе находится штаб-квартира Альянса.
— Я привела эти доводы Старику. Он сказал: и что с того?
— Как — что с того? Это неслыханно. Нас не поймут. Это вызовет массовые выступления.
— Старик ответил, что сначала, конечно, будут протесты, демонстрации, манифестации… Но все это не более, чем истерика. После того как «Созвездие» продемонстрирует свои возможности, все забьются в норки.
— Но это… нет, это невозможно!
— Старик считает иначе.
— Господи! — госпожа президент даже хлопнула ладонью по столу.
Каролина Хамилтон сказала:
— Я думаю, Старик прав. Если мы нанесем беспощадный удар в самое сердце Европы, нас поймут. Нас очень хорошо поймут. Никто не рыпнется. Проглотят и даже поддержат. Кроме того, мы можем подстраховаться, перекинуть в Европу несколько десятков «Ужасов».
Госпожа президент встала, скрестила руки на груди.
— Но повод? — произнесла она. — Нужен же какой-то повод.
— Повод есть: в день траура в Брюсселе прошел гей— фестиваль. Это является оскорблением памяти павших.
Госпожа президент села, сказала:
— Но это же… это же сущая ерунда. Бомбить государство, которое входит в Альянс, из-за какого-то гей-парада? Это абсурд.
— Старик считает, что чем абсурднее повод, тем большим будет эффект.
— О Боже! Если бы речь шла об Иране… Корее… Да хоть и о России — я бы отдала приказ, не задумываясь. Но — Бельгия!
Каролина подумала: это климакс, госпожа президент… Вслух сказала:
— Успокойся, Хиллари. Никто не собирается уничтожать Бельгию. И даже Брюссель никто не намерен уничтожать. Мы просто продемонстрируем возможности нашего «Созвездия».
— Как? Каким образом?
— Ну, например, обстреляем парламент. Или, например, уничтожим один из городских домов. Под предлогом того, что там засели террористы.
— Какие террористы?
— Неважно какие. Важно, что за несколько секунд будет разрушен многоквартирный дом… Старик намекнул, что его люди в Брюсселе уже подбирают подходящие объекты. — Президент в который уже раз произнесла: о Боже! — а госсекретарь продолжила: — Заметь, Хиллари, это произойдет в городе, который накрыт таким противоракетным «зонтиком», что способен защитить от любого «ливня». Но не от нашего «града»! — Каролина покачала ногой, продолжила: — Кстати, у меня появилась мысль.
— Какая? — спросила госпожа президент.
— В Брюсселе есть парк, который называется Мини-Европа. Там представлены несколько сот самых выдающихся зданий Европы. Уменьшенные в двадцать пять раз. В принципе, можно было бы расстрелять этот парк… Символически продемонстрировав нашу власть над Европой.
Госпожа президент вдруг оживилась:
— А что? — сказала она. — Это неплохая мысль… стоит обдумать.
Через час Каролина Хамилтон позвонила мистеру S.D., поделилась своей мыслью. Старик резко оборвал ее, сказал, что это похоже на бред душевнобольного. И одновременно является вызовом народам Европы. Каролина подумала: а то, что предложил сам Старик, не является вызовом народам Европы? Или, может быть, это не похоже на бред душевнобольного?
— Выбросьте это из головы, Каролина, — сказал Старик. — Ваша задача сейчас — слегка подогреть общественное мнение.
Госпожа госсекретарь была сильно разочарована.
Инока Герасима арестовали пятого ноября. Он выпил немножко с мужем сестры, захмелел и рассказал про то, что произошло в монастыре. Сестрин муженек — алкаш, бездельник, но не дурак — побежал в полицию. Полицейские задержали монаха, а через три часа за Герасимом приехали «гестаповцы». Его даже бить не пришлось — он сразу все рассказал. Его все равно избили, увезли в Петрозаводск.
Вскоре во все территориальные подразделения комитета «Кобра» разошлись спецсообщения о группе монахов-террористов. Предположительно группа, состоящая из трех человек, будет двигаться на Урал, в так называемую Свободную Уральскую республику. Члены группы вооружены и чрезвычайно опасны.
На своем УАЗе ветеринар отвез монахов в Мед-вежьегорск. Его машину здесь знали все, вероятность полицейской проверки была минимальной. Но на случай проверки у монахов были справки об освобождении, изъятые у амнистированных зэков. Доехали без приключений.
В Медвежьегорске у ветеринара жил брат — железнодорожник. Он посадил монахов на поезд, в прицепной технический вагон, который обыкновенно не проверяют. Поезд шел на север, в Мурманск.
Джонатан Ковач и его люди в Брюсселе время даром не теряли — они обстоятельно изучили несколько объектов, которые могли представлять интерес в свете предстоящей операции. К тому моменту, когда в Брюссель прибыли спецы из наземной группы обеспечения стрельбы, а попросту — наводчики, Ковач дал им очень подробную информацию по всем объектам.
Все наводчики были кадровыми сотрудниками разведки США, прикомандированными к Космическим войскам. Они прошли основательный курс тренировок на полигонах, но на реальную операцию вышли впервые.
Каждый из них был снабжен обычным на вид мобильным навигатором джи-пи-эс. В действительности приборы прошли серьезный «апгрейд» и могли определять координаты цели с точностью плюс-минус одна десятая метра.
Шестого ноября на сайте чешского интернет-издания «Prague Daili» появился материал под названием «Когда весь мир скорбел, брюссельские геи тусовались». В небольшой статье анонимный автор рассказал, что в день, объявленный днем траура по погибшим под обломками Башни, в Брюсселе прошел гей-фестиваль. Власти округа Брюссель не запретили проведение этой акции… Материал мог бы пройти незамеченным широкой публикой, но уже на следующий день его перепечатала немецкая «Die Welt», а еще через день «The New York Times».
Спустя еще день «The Washington post» опубликовала интервью с госсекретарем Хамилтон. Темой интервью являлся мировой терроризм. Разумеется, коснулись — не могли не коснуться — трагедии в Санкт-Петербурге… В большом, на целую полосу, интервью главное было сказано в самом конце:
«…Это страшная трагедия. Скорбь вечно будет жить в наших сердцах. Мы всегда будем помнить тех, кто погиб 30 октября в Санкт-Петербурге. Так же, как мы помним жертвы 11 сентября в Нью-Йорке… И мне искренне жаль, что не все страны, не все правительства сумели проникнуться этой трагедией.
Корр.: Простите, г-жа Хамилтон… Что вы имеете в виду?
Госсекретарь: Я имею в виду то обстоятельство, что некоторые правительства позволили себе абсолютную бестактность по отношению в погибшим. Например, правительство Брюсселя не удосужилось отменить некоторые неуместные в день траура мероприятия… В тот день, когда весь цивилизованный мир замер в скорбном молчании, в столице Бельгии прошел традиционный гей-фестиваль. Мы с уважением относимся к правам сексуальных меньшинств, но считаем, что мероприятие стоило перенести. Этого сделано не было… Жаль, что правительство дружественной страны не настояло на переносе фестиваля».
В тот же день тема, затронутая в интервью Каролины Хамилтон, стала темой популярного ток-шоу. Его ведущая, Опра Уинфри, сумела выполнить поставленную задачу как нельзя лучше. Она завела аудиторию до такой степени, что некоторые в зале плакали. Под конец передачи в студии появился посол Бельгийской конфедерации господин Жене. Он заявил, что традиционный Брюссельский гей-фестиваль прошел вопреки воле правительства… Мы, сказал Жене, всем рекомендовали воздержаться от проведения каких-либо развлекательных мероприятий в этот день… Говорить ему не дали — заглушили свистом, криком. А Опра Уинфри сказала:
— Правительство разваливающейся на части Бельгии цинично не менее, чем человек-паук Ален Робер. Известно, что этот авантюрист, уже совершивший подъем на многие десятки небоскребов, заявил, что он очень сожалеет о разрушении небоскреба «Промгаз» — потому, что не успел совершить восхождение на него.
На следующий день о циничной Бельгии рассказали уже не менее трех десятков телеканалов и сотня газет. Сравнение страны с человеком-пауком стало почти обязательным. Киевское интернет-издание «Українскi новини» поместило карикатуру, на которой человек-паук с явно гомосексуальными манерами танцует на вершине разрушенной Башни. Вечером парламент Бельгии (конфедерации региональных сообществ Фландрии, Валлонии и столичного округа Брюссель) собрался на экстренное совещание… В тот самый момент, когда в Доме правительства началось заседание парламента, президент Соединенных Штатов выступила с очередным обращением к народам мира. Прямую трансляцию выступления президента осуществляли около полусотни американских, европейских и азиатских каналов. В речи, которая продолжалась шесть минут двадцать секунд, президент, в частности, сказала:
— Теперь всем стало совершенно очевидно, что Брюссель не оправдал доверия, которое оказали ему народы Европы. Город, названный столицей Европы, стал позором Европы… Я хочу напомнить, что именно в Бельгии начались процессы распада Европы. А если называть вещи своими именами, то стоит говорить не о распаде, а о разложении. Теперь мы видим, что трупный яд проник во все сферы, во все органы общественной жизни Бельгии… Народ Америки требует покаяния и отставки преступного правительства этой аморальной страны.
Заседание парламента Бельгии было прервано. В полной тишине двести двенадцать парламентариев просмотрели запись выступления президента США… Фактически из уст президента США прозвучал приговор: «Бельгия — виновна. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит», — но парламентарии еще не поняли этого. Ибо то, что произошло, было похоже на мистификацию. На злую, нехорошую шутку… На бред шизофреника. То, что произошло, не могло быть правдой. Потому что не только не соответствовало нормам международного права, но и вообще находилось за гранью правовых понятий.
Несколько секунд в зале висела тишина — абсолютная.
А потом она взорвалась. Обычно выдержанные депутаты выражали свое негодование, как дети. Они кричали и все одновременно рвались к трибуне. Такого ажиотажа парламент Бельгии еще не знал. Председательствующий напрасно призывал парламентариев к спокойствию. Только через четверть часа в парламенте была восстановлена более-менее рабочая атмосфера.
Выступление президента США показали (частично или полностью) все мировые телевизионные каналы. Бельгийские каналы крутили его почти непрерывно.
В России, в медвежьем углу Карелии, в бараке лепрозория, несколько мужчин тоже смотрели телевизор. Когда Линтон вынесла вердикт: «Бельгия — виновна», Дервиш изумленно покачал головой и произнес:
— Политкорректность, однако… Ну, держись, Европа — что-то будет.
В это же время мистеру S.D. позвонил Гном — он же ведущий специалист проекта «Созвездие смерти» мистер Григорий Гусев. Сообщил, что все четыре «звезды» находятся на орбите и через сутки будут готовы к реальной работе.
— Отлично, — сказал Старик, — просто отлично. Я благодарю вас, мистер Злой Гном.
— Неправда, — ответил Гусев, — я добрый. Сказал — и засмеялся.
Пока бельгийские парламентарии обсуждали заявление Хиллари Линтон, на площади перед зданием парламента начался стихийный митинг горожан. Сначала в нем участвовало всего три десятка человек, но люди все время подходили и подходили, и спустя час их было уже несколько сот. Появились плакаты: «Хиллари, лучше наведи порядок у себя в Америке!», «Брюссель — не Багдад» и «Как насчет 5-го пункта устава Альянса?» [41].
Девятого ноября в тринадцать часов дня по европейскому времени посол США был приглашен в МИД Бельгии. Послу была вручена нота протеста.
Примерно в это же время на Рю-де-Буше трое молодых людей набросились на туристов из Америки, избили их и опрыскали слезоточивым газом. Полиция появилась только тогда, когда нападавшие скрылись. Через полчаса неподалеку от Гран Плас группа молодых мужчин опрокинула автомобиль с американскими дипломатическими номерами. В машине находился второй секретарь посольства США. Он получил незначительные ушибы.
Во всех случаях в акциях принимали участие молодые люди — возможно, студенты.
С каждой минутой ситуация в Брюсселе становилась все более напряженной.
В 11:53 по ВПВ [42] оперативный дежурный доложил командующему Объединенными Космическими силами США, что все четыре «звезды» «Созвездия смерти» переведены на орбиту, соответствующую 50°54′ северной широты. Командующему очень не нравилось, что эта глупая курица, которая мнит себя президентом, распоряжается боевой группировкой, даже не советуясь с ним, командующим… Но поделать он ничего не мог — курица Линтон сумела протащить закон, согласно которому она имела право самостоятельно принимать решения по применению «Созвездия». С оговоркой: «В тех случаях, когда возникает угроза безопасности Соединенных Штатов». Так ведь понятно, что крючкотворы с Пенсильвания-авеню, 1600 [43] подведут под эту оговорку любой казус.
Генерал был крайне раздражен, но ему оставалось принять ситуацию такой, какова она есть.
С каждой минутой обстановка в Брюсселе становилась все более напряженной. На улицы вышли тысячи людей. На Гран Плас шел непрекращающийся митинг. И у посольства США шел митинг. Митингующие сожгли американский флаг и фотографию Хиллари Линтон.
В шестнадцать часов на Гран Плас приехал король Бельгии Альбер Второй — «единственный бельгиец в стране фламандцев и валлонов». Толпа встретила его восторженно. Монарх обратился к народу со второго этажа Дома Короля:
— Сограждане! Я призываю вас к спокойствию. Заявление президента Соединенных Штатов, — монарх бросил взгляд на большой монитор, установленный у здания Ратуши. Там в очередной раз показывали выступление Линтон. — Заявление президента Соединенных Штатов — возмутительно по своему содержанию. Я бы сказал: оно беспрецедентно. Такое заявление — вызов не только Бельгии, но и всему европейскому сообществу. Ибо разрушает основы международного права и фактически отрицает фундаментальное понятие «государственный суверенитет»… Мне неизвестно, какими мотивами можно объяснить заявление президента Соединенных Штатов, но мне совершенно очевидно, что выдвинутые условия совершенно неприемлемы для нашей страны… Министр иностранных дел уже вручил соответствующую ноту послу Соединенных Штатов.
Толпа на площади взорвалась аплодисментами. Король сделал успокаивающее движение рукой, продолжил:
— Еще более возмутительно заявление президента Соединенных Штатов по своему тону — оно оскорбляет достоинство народов нашей страны. А уж сравнение Бельгии с разлагающимся трупом вызывает совершенно справедливое возмущение всех бельгийцев…
Король говорил около двадцати минут. Было очевидно, что он произносит собственные слова, а не продукт творчества спичрайтеров.
В то время, когда король говорил со своими подданными, над Брюсселем пролетела боевая платформа «Энола Гэй». «Огнем и мечом» — золотом было начертано на ее борту… Огнем! И мечом!
Всего лишь через сорок минут после того, как король покинул площадь, неизвестные произвели обстрел американского посольства из гранатомета. Всего было выпущено две гранаты. Жертв не было, да и само здание существенно не пострадало.
Реакция на обстрел последовала молниеносно — Госсекретарь Каролина Хамилтон выступила с заявлением, в котором обвинила в произошедшем правительство Бельгии, потребовала немедленной выдачи террористов и вновь напомнила об ожидаемых извинениях и отставке правительства.
— Если, — завершила свою речь Госсекретарь, — к полудню завтрашнего дня правительство Бельгии не уйдет в отставку, Соединенные Штаты оставляют за собой право на применение мер военного характера. Ответственность за это ляжет на правительство Бельгии.
Заявление Госсекретаря США произвело шок. Не только в Брюсселе — в мире… Соединенные Штаты часто применяли военную силу, и это давно никого не удивляло. Но ведь Бельгия — не Венесуэла и не Ирак… Да черт побери! В конце-то концов, Бельгия — член Североатлантического договора! Как же пятый пункт Устава?
На Европу опустилась ночь.
В ледяном холоде и безмолвии космоса летели четыре «звезды». Боевые платформы двигались по орбите, которая пролегала над Брюсселем. Зоркие «глаза» спутников хорошо видели ярко освещенные города и автострады Европы. Видели стремительно мчащиеся по железной дороге экспрессы и корабли в морях. В любой момент по команде с Земли четыре спутника-убийцы могли открыть огонь по указанной цели. Воспрепятствовать этому были не в силах никакие системы ПРО — в мире еще не существовало средств, которые могли засечь и перехватить снаряд, летящий со скоростью семь километров в секунду.
В ночь с девятого на десятое ноября никто в Брюсселе не верил, что одна страна — член НАТО — решится на применение военной силы в отношении другой страны — члена НАТО… Это невозможно. Это полностью исключено.
Тем не менее до самого позднего вечера правительство Бельгии проводило многосторонние консультации на уровне руководства НАТО, Евросоюза и даже ООН, хотя всем было понятно, что ООН давно уже выполняет чисто декоративную функцию. Представители всех этих организаций подтвердили свою глубокую озабоченность и заверили бельгийских коллег, что, разумеется, они не допустят эскалации насилия в Европе…
Ночь прошла относительно спокойно. Утро было солнечным и не по-осеннему теплым. С башни собора Сен-Мишель-э-Гюдюэль взмыли два сокола. Соколиная семья появилась здесь несколько лет назад и стала одной из достопримечательностей Брюсселя. Брюссельцы и туристы специально приходили посмотреть на крайне редких для Западной Европы птиц. На то, как они охотятся. Самца окрестили Мишелем, самку — Гюдюэль. По имени святых — покровителей храма… Утром десятого ноября соколы парили в солнечном и таком безмятежном небе.
В десять часов утра правительство и парламент Бельгии огласили совместное заявление, в котором, во-первых, осудили крайне недружественную позицию Соединенных Штатов. Во-вторых, пообещали в кратчайшие сроки провести полное и объективное расследование инцидентов с избитыми американскими гражданами, дипломатом и обстрелом посольства США. В-третьих, подчеркнули, что все эти события были спровоцированы заявлением президента США. И, наконец, в-четвертых напомнили о том, что Бельгия — суверенное государство и никто не вправе вмешиваться в его внутренние дела… Буквально через полчаса прозвучал ответ из-за океана. Его снова озвучила Госсекретарь.
— Народ Соединенных Штатов Америки глубоко разочарован позицией, которую заняли власти Бельгии, — сказала Госсекретарь. — Нам искренне жаль, что правительству Бельгии не хватило мужества признать очевидное. Нам также искренне жаль, что правительство Бельгии оказывает покровительство террористам… По крайней мере, моральное. В сложившихся обстоятельствах и исходя из интересов народа Соединенных Штатов Америки президент Соединенных Штатов Америки отдал приказ о нанесении превентивных точечных ударов по тем объектам в Брюсселе, которые используются террористами. Операция будет проведена силами флотилии боевых спутников Объединенных Космических сил Соединенных Штатов Америки. Операция начнется сегодня в двенадцать часов тридцать четыре минуты по европейскому времени… Вся ответственность за возможные жертвы лежит на правительстве Бельгии.
В своем кабинете во дворце Лаеке король Бельгии стиснул кулаки. От бессилия. От того, как нагло эта заокеанская шпана унижает его народ. Потом он сказал себе: возьмите себя в руки, Ваше Величество, возьмите себя в руки… Король быстро прикинул реальные возможности и позвонил президенту Соединенных Штатов. Помощник президента ответил, что, к сожалению, разговор сейчас невозможен — у президента совещание.
— В какое время оно закончится? — почти закричал монарх.
— В двенадцать тридцать пять по европейскому времени, — невозмутимо ответил помощник.
Тогда король позвонил Генеральному секретарю НАТО. Но и Генеральный секретарь оказался недоступен… Тогда король позвонил Старику. Они были почти незнакомы, виделись всего лишь дважды, но король позвонил Старику. Ему было понятно, что только мистер S.D. может повлиять на президента США. Помощник Старика, Джозеф Апфель, ответил, что у мистера S.D. сейчас медицинская процедура, прервать которую невозможно.
— Как долго она продлится? — спросил король, уже предвидя ответ.
— Около полутора часов, — ответил Апфель. Король бросил взгляд на огромные старинные часы в углу кабинета — стрелки вплотную приблизились к одиннадцати.
— Черт возьми! — произнес монарх. — Черт вас возьми, Апфель! Передайте мистеру S.D., что это вопрос жизни и смерти.
— Обязательно передам, Ваше Величество.
Часы пробили одиннадцать часов. В этот момент король все понял.
На Гран Плас с самого утра было полно народу, уже два с лишним часа шел антиамериканский митинг. Каждые десять минут к митингующим обращался полицейский комиссар. Он просил граждан разойтись по домам, напоминал о потенциальной угрозе. Его не слушали. На площади были и фламандцы, и валлоны. Сегодня они были вместе… Менялись ораторы на галерее Дома Короля, неумолимо двигались стрелки на часах ратуши.
В противоположном от Дома Короля углу площади стоял высокий веснушчатый парень. На спине у него висел рюкзачок, а на груди — видеокамера и навигатор джи-пи-эс.
Четыре боевые платформы плыли над Европой. Почти над всей Европой было безоблачное небо. Только на самом краю, над Португалией, шел грозовой фронт, сверкали молнии. Да на Кольском полуострове бушевала метель.
По команде с земли платформы сбились в стаю и направились к точке с координатами 50°54′ северной широты, 4°32′ восточной долготы — к Брюсселю.
В 12:30 полицейский комиссар вновь поднес к губам микрофон и напомнил собравшимся на площади об ультиматуме США. Его вновь проигнорировали.
В 12:32 на галерею Дома Короля вышел представитель партии «Флаамсе Беланг».
Веснушчатый навел на него навигатор и нажал кнопку на панели. С антенны навигатора сорвался короткий сигнал. Через долю секунды он был принят электронным мозгом боевой платформы «Энола Гэй».
Почти одновременно с веснушчатым аналогичные манипуляции провели еще двое наводчиков. Один находился у нового здания парламента Бельгии, другой — на городской окраине, рядом со старой блочной пятиэтажкой на берегу Сенны, в котором нашла приют молодежная коммуна.
Король Бельгии сидел в своем кабинете, неотрывно смотрел на электронные часы на столе. Его величество не любил электронных часов, но сегодня специально попросил принести в кабинет точные электронные часы. Правой рукой король стискивал ручку «Паркер», которой он подписывал особо важные документы. Стискивал так, что побелели пальцы.
На дисплее часов появились цифры 12: 34, король прикрыл веки. Но перед глазами по-прежнему плавали ядовито-зеленые цифры — 12: 34… С этого момента король будет видеть их всегда.
В 12: 33 по среднеевропейскому времени «Энола Гэй» сделала первый выстрел. Он был произведен из «ружья», потому что целью являлась «мелкая дичь», то есть человек — оратор на галерее Дома Короля… По иронии судьбы первой жертвой стал не человек, а птица — сокол по кличке Мишель. Летящая со скоростью около двенадцати километров в секунду «пуля» попала в сокола и разорвала его на куски. Десятки зевак, наблюдавших за полетом сокола, увидели вдруг, как на том месте, где только что была птица, вспыхнула красная клякса в обрамлении вспорхнувших перьев…
Представитель партии «Флаамсе Беланг» произнес:
— Братья!
В этот момент в десяти метрах над ним раздался резкий щелчок — это раскрылся «стакан» «пули». Несколько десятков стальных кубиков вырвались наружу. Большая их часть попала в оратора. Но несколько штук разошлись по сторонам и зацепили еще двоих человек. Толпа на площади увидела, как тело оратора тряхнуло.
Зеваки у собора Сен-Мишель-э-Гюдюль в полном недоумении смотрели, как падает с неба, из облачка соколиных перьев и пуха, маленький кровавый дождь и хаотично кружатся оторванные крылья сокола. Зеваки у собора дружно произнесли: ах!
Из нескольких маленьких ран на голове фламандского оратора-националиста хлынула кровь, из затылка брызнули серо-розовые фонтанчики. Из огромной раны в груди, куда попали половинки «стакана», выперло что-то сизо-красное. Несколько секунд фламандец стоял, а потом осел — как бесхребетная тряпичная кукла. Толпа на площади Гран Плас замерла в недоумении… Потом над людьми раскатился протяжный звук, похожий одновременно на вздох и на стон… А потом люди бросились бежать. Веснушчатый снимал все происходящее на видеокамеру.
В эту же секунду снаряды и «пули» с «Созвездия» обрушились на здание парламента и дом-коммуну на окраине. По зданию парламента все четыре платформы молотили из пушек. Каждую секунду на него обрушивались тридцать два снаряда. Они легко пробивали крышу, стены, полы, перекрытия, массивные железобетонные колонны.
Депутаты метались по залу для заседаний. Попадая в бетонные плиты, снаряды делали рваные пробоины и давали множество бетонных осколков, которые тоже поражали людей. В воздухе постоянно свистело, грохотало, щелкало, висела пыль. Всего через двадцать секунд с начала обстрела парламент превратился в ад. Депутаты и технический персонал погибали десятками. Один из снарядов попал в узел подвески главной люстры. Гигантская конструкция диаметром около пяти метров и весом более тонны — работа известного дизайнера — рухнула, убив трех человек… А снаряды продолжали лететь из глубины чистого неба. В воздухе непрерывно свистело.
По коммуне платформы стреляли из «ружей», но и этого для дряхлой панельной пятиэтажки было вполне достаточно. Стальные кубики картечи и половинки «стаканов» навылет дырявили стены, в клочья рвали внутренние перегородки. После минуты непрерывного огня обрушилась торцевая стена. Открылись комнатенки, в которых обитали «коммунары» — в большинстве своем неприкаянные неудачники. Многие — наркоманы или алкоголики. Они называли себя художниками, поэтами, революционерами. «Небесные» пули убивали революционеров так же легко, как и депутатов парламента. Кому-то повезло — он успел выскочить, но большинство осталось в доме.
Элеваторы боевых платформ непрерывно подавали снаряды и пули на направляющие рейлганов. Бортовые компьютеры непрерывно вносили поправки в систему управления огнем. Из космоса к Земле пунктирными линиями неслись стальные болванки.
Через две минуты коммуна лежала в руинах, висела над останками здания пыль. Поодаль стояла группа длинноволосых молодых мужчин, а на берегу Сенны сидела и навзрыд рыдала голая девушка с роскошной рыжей шевелюрой.
Огонь по парламенту продолжался две с половиной минуты — до полного опустошения «погребов». Парламент — современное монолитное здание — не рухнул, но зрелище представлял ужасное. Крыша полностью провалилась вниз, стены имели тысячи пробоин, внутри здания бушевало пламя. Один угол обвалился целиком — как будто гигантская крыса обгрызла кусок сыра.
Убийство представителя партии «Флаамсе Беланг» и расстрел парламента телевидение транслировало в режиме «он лайн» — и там и там работали телевизионщики. (В здании парламента оператор СNN снимал, пока не погиб). А вот возле коммуны никакого телевидения, разумеется, не было. Однако уже через полчаса после трагедии неизвестный принес в офис канала диск с записью того, как была уничтожена коммуна. Несколько позже появились любительские кадры, которые запечатлели гибель сокола Мишеля — снимали туристы.
Европа содрогнулась.
После обеда Гринев и Дервиш играли в шахматы, в дальнем углу Дельфин учил Забродина метать ножи, Иван лежал и читал, а Пластилин вырезал из дерева фигурку черта. В 14: 30 Дервиш предложил капитану: может быть, прервемся на новости, Юрий Палыч? Интересно, что там в европах. — Гринев согласился.
Сгрудились у телевизора. Показывали, конечно, Брюссель… Смотрели молча. И по окончании долго сидели молча. Потом Пластилин произнес:
— И это нас они называют террористами? Они — нас?
Никто, разумеется, не ответил.
По телевизору раз за разом крутили запись брюссельской трагедии. Показывали записи, сделанные операторами телеканалов, и любительские записи. Их оказалось довольно много. Рассказывали — много и горячо — очевидцы. Количество жертв не называлось.
Забродин спросил:
— Хиппи-то за что расстреляли? Дервиш сказал:
— Ни за что… Это была всего лишь акция устрашения, демонстрация возможностей. И, конечно, попрания международного права.
Пластилин отозвался:
— А что такого выдающегося нам продемонстрировали? Ничего — все то, что мы увидели, можно осуществить традиционными способами, без космических технологий. Депутата на площади реально было ликвидировать одним выстрелом снайпера. Оба здания — парламент и коммуну хиппарей — ракетным или бомбовым ударом… Так?
Дельфин кивнул, сказал:
— Так. Но есть нюанс.
— Какой?
— Снайперу, хочешь не хочешь, а нужно приблизиться к объекту. Для гарантированного поражения цели даже очень квалифицированному снайперу с очень хорошей винтовкой нужно подобраться хотя бы метров на восемьсот. В идеале на пятьсот. А это, ты сам знаешь, порой бывает очень трудно осуществить. Иногда и вовсе невозможно… Ракетно-бомбовый удар? Это — кто ж спорит? — весьма эффективно. Ведь даже давным-давно устаревшие ракеты и бомбы обладают огромным разрушительным потенциалом. Этот парламент можно было разрушить парочкой, например, «Фау». Про коммуну вообще молчу — хрущоба… Но! Для отражения авиа-или ракетной атаки есть системы ПВО и ПРО. А Брюссель — штаб-квартира НАТО. Он защищен очень качественно. Атака на него практически невозможна. Вероятно, именно поэтому дядя Сэм выбрал его в качестве цели. Чтобы всему миру сказать: смотрите, вот город, закрытый так, что муха не пролетит. Но мы в две минуты уничтожили в этом городе парламент и городской дом. И никто ничего не смог сделать… Это при том, что время и место атаки были названы заранее! Гринев сказал:
— Убедительно. Думаю, что вы правы. А Дервиш добавил:
— Вывод: всему миру предельно наглядно продемонстрировали, что боевые спутники США могут достать любую цель. В любой точке мира, в любое время. Кому положено понять — поймут, ибо как справедливо заметил Юрий Палыч: убедительно.
А Иван сказал:
— Эх, если бы с этой космической батареи да забубенить со всей дури по тому авианосцу, где общечеловеки соберутся.
Технический вагон был предназначен для инструментального контроля параметров пути. В нем ехала бригада из четырех человек. И монахи. Бригадир рассказал, что за состоянием пути следят только там, где возят за бугор лес, металл, удобрения. Остальная железка разваливается, ездить по ней просто опасно.
Вместе с бригадой монахи добрались до Беломорска. Там сошли. Потому что вагон двигался дальше на север, на Кемь, с конечным пунктом назначения Мурманск. А монахам нужно было в другую сторону. Пока было светло, они отсиживались в пустом полуразрушенном складе. Как стемнело — а темнеет тут быстро, — Глеб ушел на разведку. Вскоре вернулся, принес информацию — товарняк, который стоит на соседних путях, скоро пойдет в Котлас. Так он понял из разговора двух сцепщиков.
— Котлас? — переспросил Мастер. — Котлас нам подходит.
— Так я уже и теплушку присмотрел.
Они перекусили продуктами, что дал в дорогу ветеринар, выпили по глотку спирта, стали ждать. Сильно похолодало, в щели сквозил ветер с Белого моря. Стены покрылись инеем, от дыхания шел пар. «Скоро» вылилось в два часа. Когда уже казалось, что товарняк никогда никуда не поедет, лязгнули сцепки, свистнул локомотив, состав тронулся. Мастер толкнул в плечо задремавшего Пашку.
В теплушку — последнюю в составе, — запрыгивали на ходу.
В Карелии стояла скверная осенняя погода — каждый день дождь или мокрый снег. Серо, сыро, мрачно. С деревьев облетела последняя листва.
Прошло три дня после брюссельских событий. Вечером к Ивану и Дельфину, игравшим в нарды, подсел Дервиш. Некоторое время наблюдал за игрой, потом сказал:
— Джентльмены, не могли бы вы уделить несколько минут старику?.. Когда закончите партию.
Дельфин мигом смешал камни:
— В полном вашем распоряжении, Евгений Василич. Иван усмехнулся, сказал:
— Это он потому так заторопился, что все равно уже проиграл.
— Наглая ложь, — уверенно ответил Дельфин. — Я был в двух шагах от победы.
Дервиш усмехнулся. Оба — и Иван и Николай — были ему симпатичны. Он ощущал внутреннее родство с ними.
— Итак, товарищи офицеры… Я помешал вашему отдыху потому, что уже три дня у меня из головы не выходят слова, которые вы, Иван Сергеич, сказали давеча.
— Это чего ж такое я брякнул? — удивленно спросил Иван.
— Не догадываетесь?
— Признаться, нет.
— Ладно, не буду интриговать. Вы, Иван, сказали: эх, если бы с этой космической батареи дать залп по авианосцу, где общечеловеки соберутся!
— А, вот оно что, — Иван улыбнулся. — Так я же в порядке, так сказать, бреда.
— А вы знаете, что операция «Демонтаж» тоже началась с идеи, высказанной «в порядке бреда»?
— Нет, этого я не знал.
— Тем не менее это так, — ответил Дервиш. — Покойный Ворон, глядя на открытие Башни, сказал: все суки собрались. Вот бы одним ударом всех прихлопнуть… А покойный Полковник эти слова услышал, запомнил. Вот из какой ерунды выросла в конечном итоге операция «Демонтаж».
Иван покачал головой, потом сказал:
— Евгений Василич! Но я действительно в порядке бреда.
А Дервиш прищурился и произнес:
— Вопрос в лоб: вам хочется довести «Демонтаж» до конца? До полного завершения?
Стрельнула и погасла лампочка самодельной настольной лампы. Погасли остальные лампы, в бараке сделалось темно. Ругаясь шепотом, Иван зажег свечу. Слабый огонек осветил лица Дервиша и Дельфина.
— Хочется, — сказал Иван. Он вспомнил погибших при операции «Демонтаж»: Зорана, Доктора, Братишку и Костю Грача… Вспомнил Седого, Полковника и Ворона. — Очень хочется, но… не вижу реальной возможности.
Дервиш сказал:
— А вот я — пэнсионэр неугомонный — начал обдумывать эту тему. Исходные данные такие: вероятно, в январе все-таки должен состояться сорванный вами… я бы даже сказал: недобитый — удачное, на мой взгляд, определение… Так вот, в январе должен состояться недобитый вами саммит. Под эгидой США. На авианосце ВМФ США. При этом понятно, что авианосец нам не по зубам.
Дельфин сказал:
— Это точно. Дервиш продолжил:
— Но! Но оказалось, что уже существует оружие, которому авианосец очень даже по зубам. Потому что противоракетный «зонтик» авианосца не способен защитить его от атаки из космоса. Вывод? — Дервиш сверкнул глазами. — Вывод прост: нужно использовать американские космические платформы для атаки на американский авианосец и уничтожить его вместе с атлантической тусовкой.
Дельфин потер щеку, произнес:
— Как вы себе это представляете?
— В теории все выглядит просто: в океане — авианосец, на орбите — соединение боевых спутников. Задача: нацелить эти спутники на авианосец, нажать кнопку «пли!»… Но это в теории. Как только начинаешь рассматривать проблему с точки зрения практического осуществления, возникают вопросы. Вопрос номер один: где будет проходить «банкет»? Океан велик… Однако только что стало известно место, где будет проходить мероприятие.
— Откуда? — спросил Дельфин. Дервиш ответил:
— Час назад они сами сообщили об этом во всеуслышание. Я, собственно, предполагал, что объявят.
Иван и Дельфин одновременно спросили: где? Несколько секунд Дервиш молчал, а потом торжественно произнес:
— В море Баффина.
Иван подумал: чему он так радуется? Дервиш продолжил:
— Итак, нам известен район…
— А если это дёза? — перебил Дельфин.
— А смысл гнать дёзу? — пожал плечами Дервиш. — Не вижу смысла. И, кстати, есть еще одно соображение, которое подтверждает, что так оно и есть.
— Какое?
— Скажу, не торопите… Итак, теперь мы знаем район, в котором соберутся атлантисты. И что? Мы можем отдать команду «пли!»?
— Нет, не можем.
— Именно. Мы, друзья, знаем о существовании космического соединения. И — все. Больше не знаем ничего. Мы понятия не имеем, как осуществляется оперативное руководство космическим соединением. Не знаем, каков механизм принятия решения на применение космического оружия. Может быть, на это требуется согласие конгресса? Не знаем. Не знаем даже, где расположен командный пункт… А если бы знали? Что бы это изменило? Мы что — можем взять командный пункт штурмом?
— Это вряд ли, — покачал головой Дельфин. — Силенок у нас маловато.
Иван сказал:
— Я же говорил: в порядке бреда.
Пламя свечи плавало, и вместе с ним плавали по углам тени. В свете свечи лицо Дервиша — с глубокими морщинами и пронзительными глазами — казалось старым. И не просто старым — древним.
— И я уже тоже в это поверил, — ответил Дервиш. — Но час назад мне любезно сообщили, что саммит состоится на борту авианосца «Джордж Буш-старший».
— Новейший авианосец, — сказал Дельфин. — В строй вошел в 2009-м.
— А произойдет это событие в территориальных водах Канады, в море Баффина. Точнее, в проливе Девиса.
Иван осторожно спросил:
— И что из этого следует? Дервиш довольно улыбнулся, сказал:
— Из этого многое следует. Из этого, друзья мои, очень многое следует… Что вы думаете по поводу выбора места? Зачем, скажите мне, забираться так далеко? Зачем гнать авианосец в пролив Девиса? Ведь это же самый конец географии.
Дельфин произнес:
— Из соображений безопасности?
— Вероятно, это соображение тоже имелось в виду. Но — согласитесь — безопасность авианосца все-таки обеспечивается иными средствами и нет никакой нужды загонять его на край света… Так зачем же американцы хотят это сделать?
Иван не мог понять, к чему клонит Дервиш. Поэтому сказал:
— А ведь вы, Евгений Василич, обещали, что не будете интриговать.
— Верно, — согласился Дервиш, — виноват. Объясняю: там, в проливе Девиса, находится резиденция человека, который все это затеял.
Дельфин сказал:
— Вы хотите сказать: на берегу пролива.
— Нет, он обитает именно в проливе.
— То есть как?
— Он живет на нефтедобывающей платформе.
— Нефть качает?
— Нет, нефть он не качает. На платформе «Голиаф» находится его резиденция.
— Однако! — сказал Дельфин и добавил: — Что же это за человек?
— О, это чрезвычайно интересный человек. Мой, кстати сказать, давний знакомый. Его зовут мистер S.D., но чаще — Старик. В свое время он, как и я, служил в разведке. Только в британской МИ-5. Работал в Африке. Некоторое время мы с ним даже в соседних камерах сидели.
— Где? — изумился Иван.
— Где ж? В тюрьме. В контрразведке одного только что образовавшегося и оч-чень демократического африканского государства. В ту пору этих «демократических» в Африке возникло пруд пруди. И все, как теленок мамку, хотели сосать Советский Союз. И, кстати, успешно сосали… Но я не про это. Я про Старика. И про себя тоже — мы же молодые тогда были — примерно как вы сейчас, Иван Сергеич… Получилось так, что нас обоих взяли в плен в одно и то же время и практически в одном и том же месте. Потому и посчитали, что мы работаем вдвоем. Потому и держали некоторое время в соседних камерах. Из оперативных, разумеется, соображений. Так что у нас были время и возможность пообщаться — там ведь камеры разделены только решетками. Я уже тогда понял, что он парень-то непростой… Так оно и оказалось. Потом нас освободили — англичане выбросили группу десантников, и они взяли тюрьму штурмом. Собственно, это сделали, чтобы освободить его. Но он настоял, чтобы взяли и меня.
— А он знал, кто вы такой?
— Догадывался. Но вел себя в высшей степени тактично. Сделал, конечно, вербовочный подходец. Но — формально, для очистки, так сказать, совести. А потом мы с ним не единожды пересекались. Но в основном — заочно… Сейчас он очень авторитетный, влиятельный человек. Непубличный политик. Я бы даже сказал: сверхполитик. Его влияние огромно.
Дельфин спросил:
— Откуда он такой крутой вылез?
— Вылез-то? — усмехнулся Дервиш. — «Вылез» он из старинного английского рода — потомок герцога Мальборо. Это открыло ему путь в недоступное для простых смертных училище Харроу. Выпускники этого колледжа составляют британскую элиту. Позже S.D. окончил военную академию в Сэндерхерст. Свою карьеру мистер S.D. начинал в качестве журналиста британской «Морнинг пост», работал на Ближнем Востоке и в Африке, и даже сделал себе имя, но довольно скоро перешел в разведку. Работал сначала в Африке, потом в Восточной Европе — против нас… Очень талантливый человек — умница, аналитик, знаток классической литературы. По убеждениям антикоммунист, вынашивает идею «атлантической цивилизации». Он мог бы сделать блестящую карьеру в политике, но предпочел пахоту в разведке. Награжден Орденом подвязки, является почетным гражданином Соединенных Штатов. После того как в 91-м году убили Советский Союз, Старик из разведки ушел. Якобы удалился на покой и с тех пор живет на старой буровой платформе в море Баффина. Пишет исследования по истории цивилизаций. К нему летают главы государств и правительств. Не скажу, что на поклон, но без него ни одно серьезное дело не делается. Его влияние огромно… Что еще сказать? Возможно, гомосексуалист, но не факт. Женат, насколько мне известно, никогда не был, детей нет. С прессой почти не общается, но несколько интервью все же было.
Дельфин озадаченно спросил:
— Это что же получается — он вроде главы мирового правительства?
— Нет никакого мирового правительства, Николай Василич. Выдумки все это, глупости досужие. А вот Старик — реальность… И если мы захотим довести до конца операцию «Демонтаж», то Старик — наш главный козырь.
— Старик — наш козырь? Каким образом?
— А я вам сейчас расскажу. Есть у меня кое-какие соображения.
Дервиш изложил свои «соображения» за десять минут. Иван сказал:
— Но это… это почти фантастика.
— Верно, Иван Сергеич, — согласился Дервиш, —
— Да, я действительно сомневался.
— Это правильно… Я опасаюсь тех, кто не сомневается. Более того: я не могу утверждать, что у нас получится. В конце концов и «Демонтаж» не удалось осуществить так, как мы задумывали, — зиккурат разрушен, но жрецам удалось спастись… А операция, которую предлагаю вам я, на порядок или на два сложнее. Но имеются и плюсы. Так уж сложилось, что в Канаде у меня есть некоторые оперативные возможности. Есть там люди, которые помогут… И я считаю, что если есть хотя бы несколько шансов из тысячи, мы должны попытаться. Что скажете, Николай Василич?
Дельфин потеребил рыжие свои усишки, ответил:
— Серьезное дело… В принципе, захват буровой платформы реален. Уже, как говорится, проходили. Правда, на макете… Что касается второй составляющей — не знаю. Но в принципе я — за.
— Отлично, — сказал Дервиш. — А вы, Иван Сергеич?
— Я тоже за.
— Тогда предлагаю обсудить идею критически и с разных сторон, попытаться нащупать слабые места.
Часа полтора они сидели и обсуждали идею Дервиша. Вроде бы все вытанцовывалось. По крайней мере — в теории.
Когда все обговорили, Иван спросил:
— А как думаете назвать операцию?
— Хочу предложить вам не сильно оригинальное и даже пошловатое название — «Армагеддон».
— «Армагеддон»? — удивился Дельфин. — Почему «Армагеддон»?
— Выступая по телевизору, мадам Линтон заявила, что нас, дескать, хотят напугать Армагеддоном… Так вот она не боится Армагеддона. И я подумал: да ты, бабонька, его еще не видела… Ну, товарищи офицеры, подходит нам название «Армагеддон»?
Иван сказал:
— По-моему, вполне.
Дельфин заметил:
— А что? Подходит.
— Значит, — сказал Дервиш, — единогласно постановили: «Армагеддон».
В то время как в лепрозории, спрятавшемся в медвежьем углу Карелии, трое мужчин обсуждали при свете свечи план операции «Армагеддон», космический челнок «Индевор» перезаряжал боевую платформу «Энола Гэй». Астронавты извлекли из чрева спутника-убийцы пустые кассеты из-под снарядов и вставили новые, наполненные смертью.
Первым в теплушку запрыгнул Глеб. Он подал руку Пашке, помог забраться. Мастер залез сам. В свои сорок семь он был крепким и ловким.
Глеб отбил чечетку, дурашливо пропел: «Па-а-а тундре, да па-а шиирокай дароге», — и в эту же секунду снизу, почти из-под ног, ударил выстрел, вспышка прорезала темноту… Глеб оттолкнул Пашку в сторону, нырнул вниз — туда, откуда стреляли.
Он упал на человека и, кажется, на ствол. Обожгла мысль: щас выстрелит… Глеб закричал, наугад ударил кулаком, попал в пустоту. Потом поймал руку с пистолетом, начал выкручивать. Каждую секунду он ждал выстрела, но выстрела почему-то не было. А тот, кто стрелял — невидимый в темноте, пахнущий кровью и ненавистью, вдруг застонал и мгновенно ослабел. Глеб вырвал пистолет. Над головой вспыхнул фонарик, осветил бледное лицо. Глеб замахнулся, чтобы ударить, но голос Мастера произнес: стой!
Глеб опустил руку. Увидел, что держит в руке ПМ, и понял, почему не последовал выстрел — затвор «Макарова» остановился в заднем положении… Глеб пробормотал: тьфу, зараза! Куда ж ты лез с последним-то патроном?
Человек, которого Глеб обезоружил, сидел, прислонившись спиной к стенке вагона, заслонялся рукой от света. Он был бледен, небрит, немолод — виски пробило сединой, одет в китайский пуховик и джинсы. Рядом лежала черная кепка.
— Кто такой? — спросил Мастер. Человек не ответил.
Глеб сказал: «Мастер, свет!» Мастер выключил фонарик. В открытой двери вагона проплыло плохо освещенное здание станции. Мастер вновь включил фонарик, повторил вопрос: — Кто вы такой?
— Взяли? — произнес человек. — Взяли, твари?
Он говорил тяжело, хриплым голосом. Мастер сказал:
— Вы ранены?
Человек снова не ответил. Он просто улыбнулся… А Глеб вдруг закричал: «Граната!» Мастер начал шарить фонарем по полу теплушки и действительно нашел на полу «феньку» — давно устаревшую Ф-1… Она лежала у самой руки незнакомца.
Глеб ногой откатил гранату в сторону, по футбольному ударил по «феньке» ногой, она вылетела в открытый проем. Мастер крикнул: «Ложись!» Все бухнулись на пол. Спустя три секунды рвануло. Несколько осколков звонко простучали по колесам.
— Е… твою мать! — произнес Глеб. Мастер, который матерщины не терпел, сказал: — Да уж!
Глеб присел напротив мужчины, сказал:
— Ты чего творишь, змей? Ты чего творишь-то?
А мужчина вдруг закрыл глаза и, кажется, потерял сознание. Пашка спросил:
— Как же ты, Глеб, догадался про гранату?
— Щелчок ударника услышал.
— Как же ты его в этом шуме различил?
— Э-э, брат… Это, брат, такой веселый щелчок, что один раз услышишь — на всю жизнь запомнишь. Я от такой же «феньки», поставленной на растяжку, в окно прыгал. С третьего, между прочим, этажа.
Глеб пошарил руками по полу и нашел чеку от гранаты. Она лежала в нескольких сантиметрах от левой руки мужчины. В полуметре нашел рычаг.
— Ага, — сказал Глеб. — Теперь понятно, почему он последний патрон в расход пустил — надеялся сделать «харакири по-русски».
Пашка спросил:
— Это как — «харакири по-русски»?
— Потом объясню, — ответил Глеб. А Мастер сказал:
— С характером человек… Нужно посмотреть, нет ли у него еще какого сурпрыза?
Мастер наклонился над незнакомцем, а Глеб сказал:
— Взгляните, Мастер. — Он протянул пистолет, изъятый у стрелявшего. Мастер взял его в руку, произнес: — Ну, «Макаров». Разряженный.
А Глеб произнес:
— А на затворе посмотрите.
Мастер направил на пистолет луч света, увидел на затворе гравировку, вслух прочитал: «Капитану Томилину Т.Т. за особые заслуги в деле обеспечения безопасности государства».
Мастер сказал:
— Вот оно что — чекист… Тогда понятно. Глеб заметил:
— Староват он для капитана.
— Так и пистолет уже старый. Может, его двадцать лет назад наградили.
— Странно, что у него сохранился пистолет, — ответил Глеб.
— Наградной.
— Хоть и наградной. После «Владимирской бойни» изымали все подряд. Без разбору — наградной — не наградной. Хотя, конечно, в нашем бардаке всякое бывает.
Мастер сунул пистолет в карман, сказал:
— Все-таки давайте посмотрим, что с ним.
Расстегнули пуховик. Под ним был пиджак с разрезанным правым рукавом и повязка, задубевшая от крови, прямо поверх рукава сорочки.
— Э-э, — произнес Мастер, — неважнецкие дела… Да и жар у него.
Глеб вытащил из кармана пуховика пачку «Честерфилда» и зажигалку. Из внутреннего кармана куртки извлек бумажник — денег там было очень мало. Во внутреннем кармане пиджака чекиста Глеб обнаружил паспорт, посмотрел, сказал: «Точно, Томилин Тимофей Трофимович… Девятьсот шестьдесят шестого года рождения. Место рождения — Ленинград».
— Да-а, — сказал Глеб, — повезло нам, что у него патроны кончились. А то наделал бы он делов.
Пашка произнес:
— Крутой, видать, дядька.
— Наградные пистолеты просто так не раздают.
— А может, и не его ствол?
— Как не его? ФИО совпадает. А Мастер сказал:
— Умные, смотрю, оба… Хватит трепаться. Попробуем помочь человеку. Глеб, давай сюда спирт. И аптечку давай.
— Есть.
Мастер раскрыл клинок ножа, разрезал повязку, рукав сорочки. Осмотрел рану, сказал:
— Ничего хорошего, но и ничего особо худого… Пуля — навылет. Кость цела… кажется.
Мастер протер клинок смоченным в спирте носовым платком, приказал: а теперь держите его крепко, рану буду чистить.
Чекист бился и мычал, но Мастер все-таки вычистил начинавшую подгнивать рану.
Потом в чекиста почти силой запихнули полпачки антибиотиков и влили граммов сто спирту. Вскоре он уснул.
Поезд медленно тащился по огромному пространству. Казалось, все оно состоит из тьмы и бесконечной тайги. Этой тайге и этой тьме тысячи лет. Изредка попадаются среди лесов одинокие деревеньки. А луч света в этом темном царстве только один — прожектор на голове воняющего соляркой и горячим маслом тепловоза. И путь только один — две тонкие нитки на черных шпалах… Куда он ведет?
Из тайги в тайгу. Из тьмы во тьму.
Европа — демократическая, либеральная, толерантная, объявившая высшей ценностью права человека… Европа «проглотила» Брюссельский «инцидент». В прессе его так и назвали — Инцидент. Злые языки говорили: «Прецедент».
Акции протеста, разумеется, были. Но вялые. Серьезные выступления прошли только в самой Бельгии. Но из России, Сербии и Крыма были тайно перекинуты полсотни установок «Ужас». «Ужасы» быстро навели порядок на улицах фламандских и валлонских городов… Телевидение об этих событиях упоминало вскользь.
В верхах всё поняли правильно. И сделали выводы. Правильные. Пытаясь сохранить лицо, некоторые политики выступили с осуждением применения несанкционированного насилия. Но еще более вяло, чем улица. ООН вынесла очередную резолюцию о борьбе с международным терроризмом. Папа Римский тоже что-то такое пролепетал осуждающее. Но не очень громко.
Зато весь мир теперь знал, что у Америки появилось новое, фантастическое оружие.
Четырнадцатого ноября Дервиш, Дельфин, Иван и Лиза выехали в Петербург. С ними Дейл. По легенде Дервиш изображал состоятельного бизнесмена — торговца лесом, Иван был его водителем, а Дельфин — телохранителем. У Дельфина действительно была лицензия телохранителя с правом на ношение оружия. Лизе досталась роль молодой любовницы лесоторговца. Для поездки в Петрозаводске был куплен не новый, но хорошо покрашенный «Гелендваген». Плюс соответствующий антураж — шмотки, перстень с «бриллиантом», дорогая трость, шикарный ошейник для Дейла и так далее.
До Петербурга добрались без происшествий, хотя документы проверяли часто.
Около шестнадцати часов «гелендваген» «лесоторговца» приехал в Санкт-Петербург. В город въехали с севера, с проспекта Культуры. Дервиш уже давно не был в Петербурге и теперь неотрывно смотрел на город через тонированное стекло. Знал, конечно, что город сильно изменился, что в 2010-м здесь, на севере, вспыхнула настоящая война между этническими бандами. Война была кровавой, количество убитых исчислялось сотнями. Когда одна из сторон явно начала одерживать верх, другая включила «оружие возмездия». В качестве такового избрали огонь. Сначала жгли машины, а потом и здания. За полгода сожгли сотни домов. Результатом стал массовый исход жителей — кому было куда уходить. Но и кому не было, тоже бежали из этого ада. Дервиш обо всем этом, разумеется, знал. Но одно дело знать и даже видеть кое-что по телевизору, и совсем другое — увидеть собственными глазами…
Глазам Дервиша предстали безлюдные, сожженные северные кварталы, вырубленные скверы. Иногда на пустых улицах мелькали группы людей или стаи бродячих собак… Между людьми и собаками давно шла невидимая война. Бродяги нередко ловили и употребляли в пищу собак. Но и псы при случае нападали на отбившегося от стаи человека. И тоже употребляли в пищу…
Все, кому доводилось ехать через северные районы, старались миновать их как можно быстрее и, по возможности, не останавливаясь — случалось, что здесь исчезали и люди, и машины.
Благополучно миновали север, приехали на Охту. Гробы по улицам уже не плавали, но следы наводнения и погромов были повсюду. На Охте страшной горой высился стометровый «муравейник» — останки Башни. Он производил сильное впечатление.
Дервиш мрачно смотрел в окно — тот город, который Дервиш оставил всего три года назад, был сильно не похож на город, в который он вернулся… А ведь прошло всего три года. В это было трудно поверить. Дервиш сделался хмур.
Перед въездом на мост Александра Невского их в очередной — пятый раз — остановили для проверки документов. Полицай — в каске и с автоматом — долго разглядывал документы, потом сказал Дервишу, который вышел из машины:
— Пусть ваш приятель откроет багажник. Дервиш неторопливо раскурил сигару, надменно ответил:
— Это мой водитель,
Евгений Васильевич произнес это так, что полицай сразу ощутил, кто тут хозяин, а кто холоп.
Они переехали на левый берег Невы и оказались в другом мире.
Был хмурый ноябрьский день, больше похожий на вечерние сумерки, но Невский сиял витринами бутиков: «Gucci», «Prada», «Armani», «Dolce&Gabbana». За пуленепробиваемыми стеклами сверкали бриллианты. На ценниках гроздьями висели нули. Здесь, на Невском, горели вывески заведений для богатой публики: ресторан «Rasputin»… кабаре «Жириновский»… элит-клуб «Zolotaya molodezh»… стриптиз-бар «Малолеточка». Здесь, в центре Санкт-Петербурга, было чисто. Здесь не было нищих и нарков, которые оскорбляют своим видом взор «благородной публики». Зато здесь было полно полицейских, но они не очень бросались в глаза, потому что значительная их часть работала в штатском. На каждом углу стояли камеры. Сюда на запах больших денег стекался всех мастей криминальный люд — воры, аферисты, грабители. Вот только развернуться им здесь не давали — полиция, службы безопасности магазинов, банков, отелей вели безжалостную войну с криминалом. Не закона ради, а чтобы бизнесу помехи не было… Тем не менее преступления случались часто. Их совершала сама же «благородная публика» — самое обыкновенное дело там, где большие деньги, азартная игра, продажный секс в сочетании с алкоголем и кокаином.
«Мерс» плавно катил по Невскому. Дервиш хмуро смотрел в окно.
Приехали на Обводный, остановились напротив старого доходного дома. Иван сказал:
— Посидите тут, а я схожу посмотрю, что там. Дельфин протянул Ивану пистолет: возьми на всякий случай.
Иван отрицательно качнул головой:
— Не надо. Все должно быть тип-топ. Об этой квартире знали четверо. Экипаж «танка» — Зоран, Грач, Братишка, да еще я. Для «танкистов» эту квартиру и сняли. Но не судьба им… Я поднимусь в квартиру и позвоню оттуда.
Иван выбрался из машины, обошел ее и, склонившись к лобовому стеклу, негромко сказал Дельфину: «Если через две минуты не позвоню — немедленно уезжайте», — и двинулся вперед. Он прошел по тротуару десяток метров, вошел под арку. Лиза смотрела ему вслед и покусывала губу. Иван миновал арку, вышел в довольно просторный двор со старыми тополями. Уже смеркалось, в доме горели окна. Окна квартиры, которая была нужна Ивану, были темными. Иван пересек двор и вошел в подъезд. Из-под ног метнулась кошка. Иван поднялся на третий этаж, остановился напротив стальной двери, достал из кармана ключи. Он открыл замок и вошел в прихожую… Что-то было не так, но Иван не мог понять что… А шаман молчал. Иван приоткрыл дверь в комнату, заглянул. Потом в другую. Потом отворил дверь в кухню… За столом сидел человек. Его профиль был хорошо виден на фоне окна. Иван замер. Человек тоже сидел неподвижно. Капала вода из крана. Иван подумал: зря не взял пистолет… Человек за столом вдруг произнес:
— Сижу, никого не трогаю, примус починяю… Иван нащупал выключатель на стене. Вспыхнула старомодная люстра. В ее свете Иван увидел, что за столом сидит… Братишка.
— Саня! — выдохнул Иван.
Братишка медленно повернулся к Ивану, и все внутри Ивана оборвалось — на него смотрел… монстр. Левая половина лица Братишки была обыкновенной, зато правая… правая была изувечена, покрыта багровыми шрамами. Это напоминало грим персонажа из фильма ужасов. Или на маску, вышедшую из-под руки сумасшедшего художника… Казалось чудом, что в этом чудовищном месиве сохранился глаз.
— Саня, — повторил Иван, — Саня.
Братишка улыбнулся… если эту зловещую гримасу можно было назвать улыбкой… Братишка улыбнулся и сказал:
— Ну, чего встал, командир? Заходи.
Иван подошел. Обнялись. И стояли обнявшись, молча… Потом Иван спохватился: мне же позвонить надо.
Спустя две минуты в квартиру поднялись Дервиш с Дейлом, Дельфин и Лиза. Лиза увидела Сашку и заплакала.
Братишка взял стопку большим и указательным пальцем — только они и остались на правой руке… Братишка взял стопку, сказал:
— Не чокаясь. За ребят — за Зорана и за Грача. Выпили. Помолчали. Потом Братишка рассказал про первый и единственный бой «танка» «Демонтаж», про гибель Кости Грача. Иван спросил:
— Ну а ты-то как, Саша? Братишка пожал плечами:
— Обыкновенно. Меня снайпер подсек — вкатил пулю в ногу. При других обстоятельствах как бы и ничего страшного — прошла навылет. Уже и заросло все, — Братишка похлопал по ноге, — но тогда я быстро понял, что с простреленной ногой мне не уйти. Чеку из гранаты вырвал и сижу себе тихонько, жду… Да только уже слабеть начал и гранату выронил. Она откатилась маленько, попала в выбоину в асфальте и лежит. Я на нее смотрю и думаю: через три секунды — конец… Однако же гранатка эта меня убить не смогла — обглодала, обтесала до костей, но убить не смогла. Короче, был большой «бум!», и очнулся я уже в больнице. Меня «гестаповцы» не взяли, потому что приняли за мертвого, отправили в морг. Спасибо врачам — вытянули меня с того света. Да и на этом они меня фактически спасли — «списали» вчистую и снабдили документами умершего мужика. Мы с ним даже похожи немножко. Хотя… на кого я теперь похож? Портрет такой, что люди шарахаются.
Братишка принужденно улыбнулся. От этой «улыбки» веяло жутью. Дельфин сказал:
— Про портрет, Саня, вообще не думай. Вот проблема — портрет! Думай про то, как тебе повезло.
— Да, — согласился Братишка, — повезло. Я бы сказал: необыкновенно повезло.
Дервиш кашлянул и сказал:
— Александр… извините, не знаю вашего отчества…
— Да и не нужно. Зовите по имени.
— Хорошо. Так вот: поверьте, Александр, что я много чего видел в жизни. Знаю случаи совершенно фантастические. Были примеры, когда человеку удавалось уцелеть там, где это представляется совершенно невозможным. И наоборот — сталкивался с ситуациями, когда смерть наступала настолько нелепо, что и сказать-то нечего… К чему я это говорю? К тому, Саша, что я понял: смерть случайной не бывает. И если эта граната не смогла вас убить, то это означает одно: вы еще нужны на этом свете.
Братишка сказал:
— Знать бы еще, для чего я нужен. Дервиш немного помолчал, потом произнес:
— Разберемся, Александр.
Пока им везло во всем, в том числе и с погодой. Даже ночью температура была плюсовая, а днем так и вообще тепло — градусов семь-восемь. Иначе путешествовать в теплушке было бы просто невозможно.
Томилин проспал почти восемнадцать часов. За это время поезд проехал около полутысячи верст. Уже рассвело, стучали колеса, вокруг по-прежнему лежала тайга.
Чекист открыл глаза, первым это заметил Павел. Он осторожно тронул Мастера за плечо, головой указал на чекиста. Мастер сказал:
— Доброе утро, Тимофей Трофимович.
Томилин посмотрел настороженно, буркнул: «Доброе».
— Как вы себя чувствуете?
Чекист повел плечом, слегка поморщился.
Мастер сказал:
— Я вашу рану обработал, поставил дренаж самопальный… Я, извините, не врач, поэтому сделал, как умею, но думаю, что все будет нормально. А пока надобно делать перевязки, пить таблетки.
— Вы — кто? — строго спросил Томилин.
— Меня зовут Михаил Андреевич.
Томилин не ответил. Глеб протянул ему пистолет:
— Вот ваш «макар», товарищ Томилин. Меня зовут Глеб.
Томилин помедлил, потом взял пистолет, убрал его в карман. Глеб и Пашка помогли ему сесть. Мастер скомандовал:
— Глеб, лекарства Тимофею Трофимовичу и сто граммов огненной воды.
Глеб подал Томилину полпачки таблеток, налил разведенного спирту. Чекист проглотил таблетки, запил «огненной водой» и выдохнул: ух-х!
Некоторое время все молчали, потом Томилин спросил:
— Где едем-то?
— Плесецк миновали.
— Плесецк?
— Его… полчаса как.
— Понятно. А куда едем?
Мастер ответил вопросом:
— А вам куда надо?
Томилин подумал о чем-то и сказал:
— Теперь уже сам не знаю.
— Бывает, — кивнул Мастер.
— А вы, собственно, кто? — спросил Томилин.
— Вообще-то, я ничего не обязан вам объяснять, но скажу: монахи. В бегах. Бежим из Карелии, из монастыря.
Томилин усмехнулся и сказал:
— А мне показалось: уголовники. Глеб весьма убедительно исполнил шлягер из блатного репертуара.
— Мерси, — отозвался Глеб, шутовски раскланялся. А Мастер сказал:
— Уголовников нынче амнистируют. А за нами — напротив — пришли «гестаповцы». С ордером на арест.
Томилин вытащил из кармана сигареты, сказал:
— Ну что ж? Откровенность за откровенность: я тоже в бегах.
— Мы догадались.
— Я бывший сотрудник ФСБ… ну, это вы уже знаете.
— Пистолет ваш видели. Кстати, как вам удалось его сохранить?
Чекист щелкнул зажигалкой, закурил и только после этого ответил:
— Тут такое дело… у меня брат в «гестапо» служит. Он и помог.
— Вот оно что, — протянул Глеб.
Томилин посмотрел исподлобья:
— Что — уже враг народа?
— Я этого не говорил.
— Верно, не говорили, но… Кстати, именно брат-«гестаповец» предупредил меня об аресте. Если бы не он, я бы тут с вами не сидел. Я бы уже на баржах в Финском заливе отдыхал.
Мастер спросил:
— Тогда уж позвольте спросить: чем вы так провинились перед режимом, что вас собрались арестовать? Разумеется, вы можете не отвечать.
Томилин потер небритый подбородок, сказал:
— Почему же? Отвечу. Я перед режимом чист, аки младенец… Теперь могу сказать:
Мастер сказал:
— Значит, от «гестапо» вы ускользнули… а что дальше?
— Допрос?
— Нет. Но уж коли судьба свела нас вместе, то хотелось бы знать что-то про попутчика… Впрочем, я уже говорил, что вы можете не отвечать.
В несколько сильных затяжек чекист выкурил сигарету, затушил окурок о доски пола.
— Отвечу. Раз уж попал в попутчики. Значит, так: как только брат меня предупредил, а сами понимаете — он сильно рисковал… Так вот, как только брат меня предупредил, я сразу собрал манатки — и на вокзал. Я ведь один живу. Жена ушла, как только я уволился из конторы. Поэтому в Петербурге меня ничего не держит. Я мигом подскочил на Ладожский вокзал — живу рядом, и взял билет на ближайший поезд. Оказалось, на Мурманск. На вокзале уже было полно полиции, дважды документы проверяли, но проскочил. И до Мурманска доехал исправно, хотя уже ходили по составу патрули… Вот там-то я и влетел в облаву. Пришлось отстреливаться. Ушел. Но поймал пулю. Рана не шибко серьезная, но все равно надо в больницу. А в больницу с огнестрелом не сунешься. В общем, забрался в первый попавшийся вагон и ехал, не ведая куда… И вдруг — вы. Вот, собственно, и все. Томилин замолчал. Мастер сказал:
— Понятно… Вот что я вам скажу, Тимофей Трофимыч: мы идем на Урал, в Уральскую республику…
Чекист перебил:
— А есть она, Уральская республика?
— Есть… Должна быть.
— Между «есть» и «должна быть» дистанция огромного размера. Не так ли?
Как будто не заметив вопроса, Мастер сказал:
— Мы идем на Урал. Дойдем или нет — не знаю, но… В общем, если хотите — присоединяйтесь.
Томилин протянул Мастеру руку.
Помощник сказал:
— Госпожа президент, с вами хочет поговорить мистер S.D.
— Соединяйте.
Через несколько секунд в трубке прозвучал голос Старика. Голос был бодрый и веселый. Президент США знала причину этой бодрости. В ее столе лежал секретный доклад о том, что в 2013 году мистер S.D. дважды прошел курс лечения стволовыми клетками. Для этого дважды тайно вылетал в Торонто. Результаты лечения дали ошеломительный результат (в деле были подшиты копии медицинских заключений), и на «Голиафе» появился этот щенок Стенли… Получается, что у Старика сейчас медовый месяц. Ну-ну, пусть порезвится, лишь бы совсем головы не потерял.
После того как были произнесены все дежурные фразы, Старик перешел к делу:
— Я полагаю, Хиллари, что теперь, когда весь мир узнал, что у Америки появилось новое, почти фантастическое оружие, вам, дорогая Хиллари, следует сделать нестандартный ход.
— Нестандартный ход? — спросила госпожа президент.
— Именно! Вам следует показать человечеству, что ваше «Созвездие» не просто оружие, что оно
— Но мы уже не раз заявляли, что наше «Созвездие» предназначено в первую очередь для борьбы с мировым терроризмом.
— Хиллари! — сказал Старик. — Я не знаю как вам, но мне становится очень скучно, когда я слышу эти слова — мировой терроризм…
— Но…
— Я имел в виду Добро с большой буквы, Хиллари.
— Простите, мистер S.D.?
— Нужно вынести ребенка из огня, — произнес Старик. У госпожи президента мелькнула мысль, что Старик действительно спятил: какого ребенка? Из какого огня?.. Мистер S.D. продолжил: — Когда в кино нам показывают, как взвод наших солдат под вражеским огнем атакует неприятельские позиции, всем понятно: наши парни — герои… Но вдруг видим, что один в атаку не идет. Почему? А потому, что он вдруг заметил в развалинах дома маленького мальчика… или девочку — не важно. Малышу угрожает опасность! Вот-вот он будет убит — застрелен, раздавлен гусеницами танка. И тогда наш парень… наш простой славный парень с открытой белозубой улыбкой бросается под пули, под разрывы снарядов, под танковые гусеницы и спасает ребенка… Вы уловили мою мысль, Хиллари?
— Кажется, да, — ответила госпожа президент. — Но я не совсем представляю себе, каким образом спутник может…
— Может, Хиллари, может… приведу пример: совсем недавно в Новой Зеландии некий психопат пострелял своих одноклассников. Представьте себе, что все эти дети были бы спасены с помощью вашей флотилии.
— Классно! — сказала госпожа президент. — Это же просто классно.
Старик засмеялся. Госпожа президент подумала: какой у него все-таки неприятный смех… Но через секунду у нее мелькнула другая мысль: но ведь тот случай, в Новой Зеландии,
Она сказала:
— Но ведь тот случай… эта ужасная, я хотела сказать, трагедия… она уже произошла.
— Действительно, — сказал Старик. — Я об этом как-то не подумал, Хиллари.
Госпожа президент уловила сарказм в его голосе.
Директор ФБР вызвал к себе начальника отдела по расследованию особо опасных преступлений. Начальник вошел в кабинет шефа через две минуты после звонка. Сразу понял: произошло что-то из ряда вон… Конечно, специфика работы ФБР такова, что постоянно приходится заниматься только тем, что из ряда вон.
И тем не менее Маккензи понял: произошло что-то действительно скверное.
— Садись, — шеф ФБР ткнул толстым пальцем в кресло. Маккензи и шеф знакомы были очень давно — вместе начинали службу. Поэтому между собой общались на ты. Маккензи сел. Шеф несколько секунд рассматривал его, потом спросил: — Кто у тебя занимается профилактикой психопатов в университетах — Фридман?
— Фридман.
— Ну и как он?
— Что конкретно тебя интересует?
— Ну, справляется?
— Джек, ты же понимаешь.
— Да, — сказал директор, — да, конечно. Профессионалы отлично понимали, что справиться со стрельбой в школах и университетах невозможно. Работа в этом направлении — оперативная и агентурная — проводилась, и ФБР ежегодно удавалось предотвратить несколько трагедий. Но примерно столько же предотвратить не удавалось. И с каждым годом количество таких случаев увеличивалось… Специалисты знали, что полицейскими методами бороться с насилием в кампусах бессмысленно — это болезнь общества, которое само ежедневно и ежечасно генерирует насилие.
— Да, — сказал директор, — конечно… И все же: что он за парень?
— Нормальный парень. Крепкий профи… А в связи с чем ты спрашиваешь?
Директор побарабанил пальцами по столешнице. Пристально посмотрел на Маккензи и произнес:
— Час назад я был… там, — директор ткнул пальцем наверх. — Имел разговор… на уровне. Понимаешь, на каком? — Маккензи кивнул. — Так вот, они там хотят провести показательную акцию… Твою мать! — Директор стукнул кулаком по столешнице и обхватил голову руками.
Маккензи подумал: похоже, слухи о том, что Большого Джека скоро снимут, имеют под собой почву. А если столкнут Большого Джека, то следующим буду я.
— В чем дело, Джек? — спросил Маккензи.
— Дело в том, Пол, что этим мудакам нужно, чтобы в ближайшее время в одном из кампусов произошел захват заложников.
Маккензи покалось, что он ослышался. Он сказал:
— Что-что? Скажи мне это еще раз, Джек. Большой Джек не стал ничего повторять, он только посмотрел в глаза Полу Маккензи.
— Но… зачем? Зачем?
— Они хотят продемонстрировать всему миру, как спутник из «Созвездия смерти» уничтожит террориста, захватившего детей… Вот потому-то я и спросил про Фридмана: можно ли ему доверить такое… такое…
— Мерзкое дело, — подсказал Маккензи.
— Что?.. Мерзкое? Да, конечно, мерзкое… Но сделать все равно придется. Ты же знаешь, как эти суки умеют брать за горло.
Маккензи подумал: лучше тебя, Джек, никто этого не умеет, — и кивнул: да, знаю.
— Ты, Пол, потолкуй с Фридманом. Понюхай — у тебя же собачий нюх, старина — настроения… и если поймешь, что на Фридмана в этом деле — как ты верно сказал, в этом мерзком деле — можно положиться, то узнай, нет ли у него подходящего человека на примете.
— О'кей, Джек, я прямо сейчас переговорю с Фридманом. Думаю, что все получится. Два года назад у него дочь погибла от передоза. После этого он стал… как бы сказать помягче?… Отмороженным стал Фред Фридман.
У Фридмана нашелся подходящий человек.
— Есть, — сказал Фред Фридман. — Есть у меня на примете один чувачок в Вирджинском политехническом универе.
— Погоди-ка… Вирджинский политехнический — это тот самый, где кореец..?
— Точно — тот самый.
— Вот как… Напомни, когда это случилось?
— В апреле 2007-го. Корейский студент Чо Сон Хи. Два пистолета. Тридцать два трупа. И сам, сука, застрелился.
— Да, — сказал Маккензи. — Это ужасно. Фридман пожал плечами:
— Это обыкновенно. Разница только в количестве трупов… А что вы хотите, если эта сраная «фабрика грез» заваливает экран трупами? С сопливого возраста мальчики-девочки видят, как убивают. И привыкают к тому, что это легко.
— Ладно, — сказал Маккензи. — Эти рассуждения, Фред, оставим для прессы… Теперь давай конкретно про твоего чувака. Сколько лет? На каком факультете учится?
— А он не учится. Он учит.
— Преподаватель? — слегка приподнял брови Маккензи.
— Ну. Да он сопляк еще — двадцать семь ему. Тоже узкоглазый, сука — вьетнамец. Учился здесь по какой-то там культурной программе. Потом остался. Преподает какую-то хренотень заумную. Преподаватель, фак ю!.. А росту в нем пять футов. Очки носит как из бронестекла — в палец толщиной. Понятно, что нормальные девки ему не дают. Друзей у него нет. А комплексов — туча… Все свободное время проводит дома за компьютером.
— Какие сайты он посещает — проверяли?
— Конечно. Половину времени он смотрит порнуху. Я даже вычислил его предпочтения — его интересуют зрелые, лет тридцати аппетитные блондинистые белые тетки… Ну, с формами — понимаешь?
— Понятно: узкоглазый очкарик-дрочила тащится от белых бабенок с сиськами.
— Вот-вот, — обрадовался Фридман. — Узкоглазый дрочила.
— А другую половину времени на каких сайтах он топчется? — спросил Маккензи.
— А вот это самое интересное. На этом мы его и зацепили. Он искал в сети рецепт изготовления взрывчатки. Куча всяких мудаков интересуется, как сделать бомбу и все такое. Они как мухи на говно лезут на эти сайты и не догадываются, что там их уже ждем мы…
— Это ты мне объясняешь? — спросил Маккензи с иронией. Он-то отлично знал, что сайты определенной направленности находятся под постоянным контролем, и тот, кто хотя бы раз заглянул на такой сайт, автоматически попадает на учет ФБР. Девяносто восемь процентов таких чуваков просто «интересуются», но оставшиеся два процента вполне могут оказаться будущими клиентами ФБР. И нередко оказываются.
— Ну, извини, — ответил Фридман. — Так вот, этот ушлепок интересовался, как самостоятельно изготовить взрывчатку. Интересовался также оружием и операциями по захвату заложников.
— Уже теплее… но почему ты считаешь, что он нам подходит? Убеди меня, Фред.
— Он частенько заглядывает на форумы, где общаются анархисты. Однажды на одном из форумов написал, что Чо Сон Хи — его кумир. На другом форуме он поместил свой собственный рассказ. Рассказ о том, как некий террорист под псевдонимом Великий Дракон захватил группу студентов университета и расстрелял их по одному. Подписался — Чо Сон Хи.
— А скажи-ка мне, старина Фред, почему этот мудак, которому место в психушке, работает в университете?
Фридман ухмыльнулся:
— Шеф, мы живем в демократической стране. Никто не имеет права уволить человека только за то, что тот разместил в Сети какой-то рассказик.
Маккензи буркнул: «Мудаки», — и спросил:
— Текст рассказа есть?
— Разумеется… Кстати, рассказик — так себе, но изобилует множеством конкретных деталей. С конкретной «привязкой» к альма матер.
— Пришли мне текст. И вообще все материалы по этому… Дракону.
— Сделаем, — кивнул Фридман.
— Еще вот что хотел спросить: оружие у него есть?
— У него есть арбалет и шесть пневматических пистолетов.
— Пневматических? — Маккензи фыркнул. — И что с ними делать?
— Если будет принято решение использовать его, то мы запросто вооружим его парой боевых пистолетов и тесаком. Именно так был вооружен в его рассказе Великий Дракон.
— Ладно, надо все обдумать. Главное в этом деле — не напортачить.
Когда Фридман вышел из кабинета, Маккензи покачал головой и сказал:
— Ишь ты блядь какая — Великий Дракон… Сука узкоглазая.
Через час Пол Маккензи докладывал о разговоре с Фридманом директору. Большой Джек спросил:
— Так это тот самый университет, в котором три года назад студент-кореец перестрелял кучу народу?
— Он и есть. Но это было несколько раньше — в апреле 2007-го. Корейский студент. Два пистолета. Тридцать три трупа. В финале — суицид.
— Ну и ну, — сказал директор. — А может, это и неплохо… У общественности будет возможность сравнить, как развивались события в 2007-м и как сегодня.
— Лишь бы не было проколов… Я имею в виду, со стороны «Созвездия».
— Там, — директор ткнул пальцем наверх, — уверяют, что проколов не будет.
В тот же день рассказ Великого Дракона передали на психологическую экспертизу. Среди вопросов, поставленных перед экспертом, были такие:
«Способен ли автор представленного текста совершить преступление, аналогичное описанному в рассказе?»
«При каких обстоятельствах (условиях) автор представленного текста решится на осуществление преступления, аналогичного описанному в рассказе?»
Из заключения эксперта-психолога:
«…Для автора представленного текста характерна ригидность эмоционального аффекта: он долго и тяжело переживает даже незначительные обиды, в своих фантазиях проигрывает сцены расправы с обидчиками… Об этом свидетельствует, например, эпизод рассказа, в котором Дракон насилует и после этого зверски убивает оскорбившую его белую преподавательницу университета. В этом эпизоде автор просто смакует детали изнасилования и убийства, наслаждается ими.
…Автор представленного текста способен совершить преступление, аналогичное описанному в рассказе. Более того, есть веские основания предполагать, что он
Что же касается вопроса об обстоятельствах (условиях), которые могут спровоцировать автора рассказа на совершение преступления, то однозначного ответа дать невозможно. Однако с уверенностью можно утверждать, что для этого может быть достаточно совершенно незначительного повода. Например, оскорбления, нанесенного белой женщиной…»
Когда директор ФБР познакомился с заключением экспертизы, он вызвал к себе Маккензи и сказал: «Начинайте работать с этим Драконом. Передай Фридману, что лишних людей к этому делу привлекать нельзя, но „отдел грязных дел“ в его распоряжении».
Американские челноки продолжали поднимать на орбиту боевые платформы. К двадцатому ноября в «Созвездии смерти» было уже семь «звезд»… Поскольку существование боевой флотилии более не являлось секретом, а, напротив, широко рекламировалось, министерство обороны США запустило в Сеть ролик о «Созвездии». Только в первый день его посмотрели около двух миллионов человек. По популярности он уступал только ролику, на котором был запечатлен Брюссельский «инцидент».
Американские военные и политики, причастные к проекту, щедро раздавали интервью.
«Созвездие смерти» стало быстро входить в моду. Уже через неделю после Брюссельской трагедии калифорнийская поп-группа «Говноеды» представила клип «Созвездие смерти», Тарантино заявил о намерении поставить фильм под названием «Большой трах в „Созвездии смерти“», а известный производитель компьютерных игр объявил, что в самое ближайшее время выпустит на рынок суперигру «Созвездие смерти». В меню европейских ресторанов появились блюда и коктейли под тем же названием. В Европе стали модными футболки и значки с изображением земного шара в окружении четырнадцати черных звезд. A «Сalvin Klein» выбросил на рынок дамские трусики «Созвездие смерти» — черные, ажурные, с красными звездочками. Уже подзабытая публикой Патриция Каас спела песенку «Привет из „Созвездия смерти“». Песенка мгновенно стала шлягером.
В США популярность «Созвездия» была еще выше.
С того дня, как группа «гёзов» приехала в Санкт-Петербург, началась конкретная работа по подготовке к операции. И здесь Дервиш продемонстрировал свой профессиональный уровень. Он лично разработал легенду для каждого участника операции, нагрузил ее достоверными деталями. Иногда он уходил куда-то. Иногда с Дейлом, но случалось, что один. На замечание Дельфина: «Опасно вам одному в городе, Евгений Василич, позвольте составить вам компанию», — отвечал: «Благодарю вас, Николай Василич, за заботу, но так надо. Люди, с которыми я встречаюсь, меня знают, со мной работать будут. Но если заметят, что рядом со мной фланирует еще кто-то, а заметят непременно — профессионалы, то немедленно оборвут все контакты». За неделю — всего за одну неделю! — Дервиш подготовил начало операции. Даже опытный Дельфин сказал: «Да-а, это спец старой школы.
Двадцать первого ноября Дервиш и Братишка вылетели в Лондон, Дельфин и Иван — в Копенгаген.
Лиза хотела проводить Ивана в аэропорт, он не разрешил. Сказал:
— Ни к чему это, Лиза. Мы летим всего на пять дней… Что тебе привезти?
— Сам возвращайся скорее, — ответила Лиза и улыбнулась. Иван видел, что ей тяжело, но — держится. Он подумал, что после его ухода Лиза будет плакать. Или не будет — она тоже переменилась за последние полгода… Иван не знал, хорошо это или плохо. Он ненавидел себя за то, что причиняет столько мучений любимой женщине, но уже не мог отказаться от операции.
Он поцеловал Лизу в шрам над бровью, шепнул: «Скоро вернусь. Не скучай тут…» Она тоже шепотом ответила: «Буду скучать».
В Пулково-2 молодая женщина-пограничник рассказывала своей сменщице: «Ты не представляешь, Лерка, какой страшный. У него половина лица как будто через мясорубку прокрученная. Я и смотреть на него не могла — страшно. А он смеется, говорит: „Девушка! Молодой красавец пострадал в результате чудовищного теракта“. Разве он в этом виноват?.. И ведь вижу, что красивый мужик был — в паспорте-то он нормальный. А в натуре — монстр. Но я на него почти не смотрю — не могу. А потом отдаю ему паспорт обратно, гляжу — у него и пальцев на правой руке всего два». Сменщица философски заметила: «Всякое бывает. Может, он как раз полетел пластику себе делать. Пришьют ему там новую морду — не узнаешь. А вообще, подруга, фейс у мужика не главное. Главное — болт. Болт стоит — считай, красавец. Не проверила, как там у него — болт на месте?»
— Ой хабалка ты, Лерка.
— Да ладно, подруга, не парься — шучу я.
Товарняк, на котором ехали монахи и чекист, не столько ехал, сколько стоял. И уже начинались проблемы — подходили к концу продукты, а Томилин, как ни экономил, выкурил все сигареты. Но главное — почти закончилась вода.
На очередном полустанке Глеб заметил колонку.
— Командир, — сказал он Мастеру, — разрешите сгонять за водой.
Мастер осторожно выглянул из вагона, осмотрелся — на полустанке не было видно ни души.
— Давай, — сказал он. — Только быстро.
Глеб взял три пятилитровые бутылки, спрыгнул на насыпь, побежал к колонке.
Помощник машиниста высунулся в окно тепловоза — покурить. Он сделал затяжку, с удовольствием выпустил дымок и посмотрел по сторонам. Спустя пять секунд помощник позвал машиниста:
— Геннадий Валентиныч!
— Чего тебе? — недовольно отозвался машинист. Он читал статью в журнале «Рыбалка».
— Похоже, пассажиры у нас, — ответил помощник.
— Какие еще пассажиры? — поднял машинист голову от журнала.
— Взгляните сами, — помощник сделал шаг от окна, добавил: — В самом конце состава.
Машинист неторопливо снял очки, положил их на журнал и подошел. Он выглянул в окно и увидел, что какой-то мужик у колонки наполняет водой пластиковые бутылки.
— Ну, мужик с бутылками, — сказал машинист. — И что?
— Так он с заднего вагона спрыгнул.
— Точно?
— Точно.
Мужик тем временем наполнил свою тару и побежал к последнему вагону.
— От сука! — сказал машинист.
А мужик подбежал к вагону. Навстречу ему протянулись руки. Он отдал бутылки и сам ловко вскочил в вагон.
— Ага! — сказал машинист. — Не иначе зэки из амнистированных.
— Может быть, — согласился помощник.
— А я этих тварей на дух не переношу. Позавчера тестю голову проломили из-за паршивого сотового.
— А что делать?
— Что делать? А ты инструкцию читал?
— Ну!
— Лом гну! В случае подсадки на поезд посторонних немедленно сообщать об этом диспетчеру.
Через минуту о «пассажирах» товарняка знал диспетчер в Котласе. А еще через три минуты об этом знали оперативные дежурные местного департамента полиции и регионального отдела «гестапо».
Поезд катил по тайге, стучали колеса, светило неяркое осеннее солнце. Пашка расспрашивал Томилина:
— А правда, что гробы по улице плыли?
— Правда, — ответил Томилин. — Сам видел. Это же в дурном сне не увидишь, а тут — наяву.
— А откуда они взялись?
— В тот день на Неве было наводнение. Соответственно и в Охте вода почти вровень с берегом… А как Башня рухнула, так обломками Охту перекрыло, как плотиной. Вода пошла на берег. А рядом — кладбище. Видно, вода размыла свежие могилы.
Пашка перекрестился. Томилин продолжил:
— Конечно, у населения паника — конец света! Но это было только начало. По городу гуляли слухи один страшней другого: заминированы все крупные здания города… террористы угрожают взрывом и затоплением метро… Потом кто-то запустил слух, что произошел взрыв и радиоактивный выброс на АЭС в Сосновом Бору. А настроения были такие, что люди верили всему. И — побежали из города. А на выездах полицейские кордоны — террористов ловят. Пробки по пять километров. От этого еще больше паника. А из всех щелей полезли мародеры. Стали магазины грабить, квартиры потрошить, людей резать…
Состав начал тормозить — заскрипели колеса, раздался лязг сцепок. Глеб встал, подошел к двери, выглянул и сказал:
— Станция какая-то.
— Ну, опять будем стоять полдня.
Мастер спросил:
— Что за станция, Глеб?
— Полиция, — процедил Глеб.
— Название такое? — удивился Пашка.
— Полиция, — повторил Глеб. — Целая свора.
Мастер стремительно поднялся, подошел к Глебу, выглянул. Увидел впереди старое здание станции из красного кирпича, семафор с красным глазом, еще какие-то строения и — главное — две «буханки» в полицейской раскраске, с мигалкой на крыше. Рядом стояла группа полицаев.
Состав замедлял ход. Глеб пересчитал: восемь красавцев. Все — с автоматами. Почти все в бронежилетах, в касках — явно не на пикник собрались.
Подошел Пашка, следом за ним — Томилин.
— Что, интересно, им здесь надо? — спросил чекист.
— Не знаю, — ответил монах. — Но не исключаю, что им нужны мы.
Томилин сказал:
— А у меня и патронов нет.
Мастер внимательно посмотрел на него, потом сказал: «Глеб…» Глеб ответил: «Есть», — вернулся в угол и склонился над рюкзаком. Спустя двадцать секунд он вернулся, протянул чекисту ПМ и запасной магазин: «Держите, Тимофей Трофимович».
Ловко управляясь в «полторы руки», чекист извлек магазин, убедился, что полный. Улыбнулся, вставил магазин в рукоятку, опустил предохранитель и передернул затвор. Потом достал свой собственный пистолет, тоже вставил магазин и передернул затвор.
Монахи тем временем извлекли «суоми», АКСу, ТОЗ и два обреза.
Томилин сказал:
— Ого! Откуда дровишки?
— Из лесу, вестимо… Банда амнистированных в поселок нагрянула. У них конфисковали.
— Понятно.
А поезд все замедлял и замедлял ход и через тридцать секунд остановился метрах в пятнадцати от полицейских. Четверо мужчин в теплушке рассматривали их через щели в стенке.
Пузатый полицейский сказал что-то молодому полицаю. Тот подбежал к «буханке», сунулся внутрь и через несколько секунд вернулся с мегафоном в руке, подал его пузатому. Полицейские взяли автоматы наизготовку, немного разошлись в стороны.
Пузатый выплюнул под ноги сигарету, растер ее ногой в нечищенном ботинке и поднес мегафон к мясистым губам:
— Эй, бля, в последнем, бля, вагоне, нах! Томилин шепотом выругался. Пузатый продолжал:
— Выходим, бля, по одному, бля, с поднятыми руками, нах. Оружие, бля, выбрасываем, нах. Кто, бля, дурковать вздумает — расхерачим, бля, нах!
Несколько секунд было тихо, потом голос из вагона — молодой, испуганный — закричал:
— Не стреляйте! Не стреляйте, мы сдаемся.
Спустя секунду из проема вылетел короткий обрубок, упал в трех метрах от теплушки. Все увидели: обрез двустволки. Полицаям стало понятно: уголовники. И готовы сдаться. Это мгновенно разрядило напряжение. И повысило настроение полицаев. А как же? Взяли вооруженных. А то треплют про нас: ни хера, мол, они не могут, а только водку жрать и грабить. А вот вам лысого в обе руки — взяли группу бандюков вооруженных.
Из теплушки вылетел второй обрез. Голос вновь крикнул:
— Не стреляйте, мы выходим.
Кто-то из полицейских уже забросил автомат за спину. Пузатый сунул молодому мегафон: подержи, бля, нах. В теплушке Мастер сказал:
— На счет три… готовы?
Все были готовы. Мастер лег на пол у двери.
— Раз… два… три!
Пашка выбросил из проема банку тушенки. Банка — желтая, блестящая, упала на асфальт и покатилась. Все полицейские посмотрели на банку. В ту же секунду Мастер выставил ствол «суоми», дал очередь. Полицейские, как зайцы, брызнули в разные стороны. Одновременно Глеб с автоматом в руках выпрыгнул из теплушки, перекатился, лег на асфальт и с ходу открыл огонь.
Пули двух автоматов выкашивали, выбивали продажную полицейскую рать. По-бабьи приседая, метался туда-сюда пузатый. Стрелять в ответ начал только один, но стрелял не долго — Томилин прямо из вагона вкатил ему пулю в лоб…. Через двадцать секунд все было кончено. Собрали оружие, документы, деньги (не мародерство — боевые трофеи), прострелили колеса и радиатор одной «буханки», сели в другую и поехали. Томилин напоследок несколько раз пнул ногой тело пузатого, громко крикнул:
— Менты — суки, волки позорные! Всегда вас резал и резать буду!
Иван с Дельфином вернулись через пять дней, Дервиш с Братишкой — через неделю. Встретились на специально снятой квартире. Дервиш выглядел довольным и, пожалуй, помолодевшим.
— Ну, друзья мои, — сказал он, — раз мы все снова здесь, то уже можно утверждать, что документы у нас качественные и через границы мы можем перемещаться без проблем… Об остальном мы сейчас поговорим подробно. Кто начнет?
Иван сказал:
— Давайте я… Итак, мы с Николаем вылетели в Копенгаген. Из Копенгагена бортом компании «Эйр Гренланд» в Конгерла… тьфу, блин! Хрен выговоришь… в Конгерлассуак. Перелет пять часов. А уж из Конгер… в общем, оттуда самолетом местной линии в Готхоб. Паспортный контроль везде проходили на раз-два… Короче, прилетели в пункт назначения. Места там, безусловно, суровые, но жить можно — народ дружелюбный, в гостиницах полно свободных мест. На другой день мы без проблем наняли частный гидросамолет. Правда, дорого, тысяча двести евро в час. За девятьсот можно арендовать вертолет, но у гидросамолета есть большое преимущество… Знаете какое?
— Возможность посадки на воду?
— Там есть и вертолеты, способные садиться на воду. Дело в другом — в том, что вертолеты базируются в местном аэропорту. Там какая-никакая, но охрана и контроль. А вот гидросамолеты — их всего-то несколько единиц — стоят у специального причала-понтона в бухте. А там уже никакого контроля нет! Охранник есть, но контроля нет.
Братишка одобрительно поднял вверх большой палец. Иван продолжил:
— Наша легенда — русские туристы, любители экзотики, хотим поснимать пейзажи в стиле Рокуэла Кента: о, эти суровые скалы! О, эти холодные полутона!.. В общем, наша легенда никаких вопросов не вызвала — туда разные чудики прилетают. Тем паче теперь, когда стало понятно, что гренландским ледникам недолго жить осталось… Короче, мы вошли с пилотами в контакт, арендовали гидросамолет, подарили русские сувениры и водку. Водка им понравилась, попросили в следующий раз привезти еще… Полетали вдоль побережья, поснимали. А как, спрашиваем, полетать над открытым морем? — Да без проблем… Полетали над морем, поснимали айсберги. Потом пригласили ребят к себе, под выпивку аккуратно вывели на разговор о буровых платформах. Один — Джон его зовут — говорит: а у нас в проливе стоит, мол, одна платформа… Мы: ой как интересно, а нельзя ли к ней слетать, посмотреть? Можно, говорят, но лететь больше часа. А близко к ней все равно нельзя подлететь. — Почему?.. Они маленько помялись, потом говорят: у нас есть негласное распоряжение ближе чем на три морские мили не подходить. — Да почему?.. Да там, говорят наши доблестные авиаторы, живет один важный человек — оч-чень важный!.. Мы включаем дурака: ну и что?.. А то, говорят они, что уже был инцидент со старым Нельсоном. Он тоже катает туристов. Старый Нельсон по просьбе каких-то англичан и за приличные бабки приблизился на своем вертолете к платформе. Так с платформы по нему дали очередь из автоматической пушки… Мы спрашиваем: что — сбили?.. Нет, говорят, не сбили. Видать, хотели только попугать… Мы на это говорим: ну так и плевать. Вы ж ребята не из трусливых… Так-то оно так, говорят, не из трусливых, но есть нюансы. — Какие? — А такие: уже на следующий день к старому Нельсону наведались двое. — И что? — А то, что сказали ему прямо: еще раз, старый пень, подлетишь к платформе — убьем. Старый Нельсон в разных бывал переделках, его испугать трудно. Но тут он струхнул. Потому что, сказал он, они не пугали. Они из тех, кому человека пришить, что сигарету выкурить. Вот так… Мы с Колей поменжевались для виду и спросили: ну, а на три-то мили можем подлететь?.. А на три, говорят они, без проблем… Короче, на следующий день мы полетели к платформе… Николай Василич, давай дальше ты.
Дельфин подключил к ноутбуку флэшку. На мониторе возникла картинка: низкое солнце и гидросамолет у причала. Рядом стояли два пилота в полярных куртках и улыбающийся Иван… Замелькали кадры: океан, айсберг, бредущий по берегу белый медведь — стандартный набор гренландской экзотики.
Потом Дельфин вывел на монитор карту. Посредине была вода, слева и справа суша. Помогая себе курсором, Дельфин начал объяснять:
— Это Девисов пролив, справа — гренландский берег, город Готхоб — столица Гренландии, слева Баффинова земля и ваш Икалуит — столица, соответственно, Баффинофой земли. Расстояние между двумя столицами приблизительно полтыщи верст. Если между ними провести прямую линию, то практически на ней — чуть южнее — аккурат и стоит платформа «Голиаф». С гренландской стороны до нее около трехсот километров.
Видно ее издалека — здорова дурища. Гидросамолетом лететь больше часа. — Кадры на мониторе менялись, показывая последовательное приближение к платформе. Сначала она была точкой, потом спичечным коробком, потом пачкой сигарет. — Это вид платформы «Голиаф» с расстояния три морские мили, то есть пять с половиной километров. Мы облетели ее по кругу, ближе не подходили… Попробуем посмотреть, что даст увеличение? — Дельфин начал щелкать мышкой, платформа стала расти в размерах. Вскоре она заполнила весь экран. Дельфин сказал: — Я снимал профессиональной камерой с функцией «орлиный глаз». Поэтому мы имеем возможность дать очень приличное увеличение, не особо теряя в качестве… Однако дальше увеличивать бессмысленно. Итак, что мы имеем? Во-первых, мы убедились, что это действительно «Голиаф». — Дельфин покрутил мышку, показал надпись на борту платформы. Черные буквы на оранжевом читались хорошо. — Во-вторых, теперь нам известны его координаты — я засек по навигатору… А в-третьих, для вас, Евгений Василич и Саша, есть сюрприз.
— Какой? — хором спросили Дервиш и Братишка.
— Вот какой, — ответил Дельфин и открыл еще одну фотографию. В кадре был летящий вертолет — темно-синий «S-92».
— И что? — спросил Братишка.
— Этот вертолет мы встретили, когда облетали платформу. Он прилетел с запада и сел на «Голиаф». — Дельфин нашел другой кадр, увеличил его, сказал: — А вот здесь — извольте — хорошо видно бортовой номер вертушки… Думаю, что это вертолет с «Голиафа». Вот, пожалуй, и все.
— Понятно, — сказал Дервиш. — Ну а каковы соображения относительно возможности проникновения на платформу?
Дельфин ответил:
— Хороший вопрос. Я поднял документы по «Голиафу». Нашел их на сайте фирмы-изготовителя. — Дельфин пощелкал мышкой, вывел на экран схему. — Но для начала позвольте сказать несколько слов о том, что же это за зверь такой — буровая платформа. Во-первых, следует заметить, что морская буровая платформа — грандиозное и технически очень сложное сооружение. В судостроении считается, что по сложности буровая уступает только атомной подводной лодке. Буровая — это огромный добывающий комплекс, да не на суше — в море. По конструкции «Голиаф» принадлежит к платформам так называемого полупогружного типа. Это означает, что ее основа — два огромных понтона. Они полностью находятся под водой и притоплены метров этак на семь от уровня моря. Внутри понтонов расположены танки с соляркой, питьевой водой и балластом. Плюс насосы и некоторые механизмы. А собственно платформа находится высоко над уровнем моря. Она покоится на шести опорах, которые опираются на скрытые под водой понтоны. — Дельфин крутил изображение «Голиафа» во всех проекциях, курсором показывая элементы. — Для чего, спросите вы, такие сложности? Объясняю: для того, чтобы предельно уменьшить волновую нагрузку. Ведь одно дело, если волна — а волна здесь может достигать десяти-двенадцати и даже пятнадцати метров… так вот, одно дело, если волны будут воздействовать на понтон. И совсем другое, когда понтон «утоплен». Волна проходит над ним и под платформой. Она давит только на колонны, на которые поставлена платформа. Диаметр этих колонн от трех до шести метров. Волна просто обтекает их, ледяные поля крошатся об их ребра. Есть, кстати, еще и ветровая нагрузка. Ветра там дуют будь здоров. И вообще, условия, безусловно, суровые… Но вернемся к «Голиафу». Итак, буровая платформа «Голиаф» была построена в Норвегии более тридцати лет тому назад и долгое время эксплуатировалась в Северном море… Мистер S.D. приобрел ее в середине девяностых. Платформа была переоборудована в плавучую резиденцию. Теперь на ней есть зимний сад, бассейн и все такое прочее. И хотя большую часть внутреннего оборудования демонтировали, снаружи платформа сохранила свой первозданный вид. После завершения работ на верфи «Голиаф» силами четырех морских буксиров был отбуксирован к месту своей нынешней стоянки… Это длинное предисловие необходимо было только для того, чтобы перейти к главному вопросу: можно ли проникнуть на «Голиаф»? Отвечаю: можно. Вопрос номер два: как это сделать?.. Ну, всякую экзотическую дребедень типа прилететь на дельтаплане, отбрасываем сразу — оставим это для голливудских блокбастеров. Попробуем рассмотреть более реальные варианты. Первый: подойти на катере, яхте. Вроде бы вполне реально. Но не для нас. Ибо «Голиаф» — особо охранямый объект. Подойти к нему не дадут. Либо вышлют навстречу катер с группой захвата, либо просто расстреляют к едрене фене… Остается что? Остаются два старых способа. Один: проникнуть открыто, под видом своих. То есть прилететь на том же вертолете. Или подойти скрытно, под водой. Мне, разумеется, ближе второй способ. Дервиш спросил:
— А реально это? Я имею в виду: в ледяной воде, среди ледовых полей и айсбергов — реально?
— Следует иметь в виду, что море Баффина замерзает только в северной своей части. А Девисов пролив и раньше-то замерзал крайне редко, нынче же не замерзает вовсе… Отвечаю на вопрос: возможно ли дойти под водой до платформы? Да, возможно. Если удастся незаметно приблизиться на реальную дистанцию.
— На реальную — это на какую?
— Да вот хотя бы те самые три мили. Если начинать наши «веселые старты» с дистанции три мили, то, я думаю, вполне реально. Потому что здесь, в проливе Девиса, существует довольно сильное северное течение… А старый хитрый диверсант Дельфин любит использовать течения. Если зайти на «Голиаф» с севера, то мы получим в помощь течение скоростью полтора-два узла. Отличная замена буксировщика.
Братишка сказал:
— Кстати! А почему действительно не использовать буксировщик?
— Не получится, Саша, — ответил Дельфин. — Я более чем убежден, что «Голиаф» оборудован системами гидроакустического контроля. Системы нынче очень чувствительные. Поэтому идти к «Голиафу» придется на ластах и только на ластах. Это нелегко, но зато это реально.
Дервиш сказал:
— А как проникнуть внутрь?
— В колоннах буровой существует довольно много технологических проемов, предназначенных для ремонта и обслуживания. Большая часть из них совершенно непригодна для проникновения, но несколько подходящих люков непременно найдутся.
— А возможно открыть их снаружи?
— Да, запорные рычаги расположены с обеих сторон.
— А если они заблокированы изнутри? Дельфин пожал плечами:
— А смысл? От кого запираться в ледяном море в ста пятидесяти километрах от ближайшего берега?
— А если все-таки?
— Не должно быть. Разве что люки обмерзнут или приржавеют насмерть.
Дервиш сказал:
— Ну а если действительно обмерзнут или приржавеют так, что не открыть… Тогда что?
— Тогда, — ответил Дельфин, — все.
Он так спокойно и естественно это сказал, что никаких дополнительных вопросов ни у кого не возникло… Помолчали, потом Дельфин добавил:
— Гораздо больше проблем возникнет после того, как мы с Иваном проникнем на «Голиаф».
— Какие?
— На платформе нам придется провести как минимум трое суток и…
— Почему так долго? — перебил Дервиш.
— Потому, что как минимум за сутки, а то и за пару суток до начала саммита в оперативном районе будет введен усиленный режим безопасности. Это и к бабке не ходи. Тогда уж не только на три — на десять миль не подойдешь. Возможно, вообще все полеты запретят. И значит, нам нужно прийти на «Голиаф» за сорок восемь часов до начала. И просидеть эти семьдесят два часа в стальной утробе «Голиафа». В холоде, в темноте и так, чтобы не обнаружить себя случайно. — Дервиш нахмурился, а Дельфин довольно спокойно продолжил: — Но и это еще не все… Главная проблема в том, что мне не удалось найти внутренних планов «Голиафа». Здесь, — Дельфин кивнул на монитор, — показали только то, что хотели показать — общий вид, бассейн, зимний сад, лифт. В общем, картинки… Нас же интересуют «проходные дворы». Но их-то как раз и нет. И, значит, работать придется с колес. Но это не страшно — уже и это проходили. Главное, чтобы ваш, Евгений Васильевич, человек не подвел.
Дервиш спросил:
— Вы список оборудования составили?
— Да, — Дельфин протянул листок бумаги. Дервиш взял его в руки, бегло просмотрел, потом сказал:
— Мой человек не подведет. Если это можно достать за деньги, то он достанет.
— Это оборудование стоит очень дорого.
Евгений Васильевич улыбнулся и сказал:
— Как говорил один серьезный человек: не дороже денег. — Он сложил листок вчетверо и убрал его в карман: — Молодцы, качественно сработали… Теперь настала наша очередь отчитаться. Мы с Александром Игоревичем вылетели в Лондон, а из Лондона в Оттаву. Тоже без проблем, тем более что у меня канадский паспорт. Из Оттавы местной линией — в Икалуит. Городишко маленький, условия для сбора информации не идеальные — все на виду. Но есть и большой плюс. Местная специфика такова, что выпить там можно только в барах. В магазинах ничего крепче пива не продают. Поэтому местные нагружаются в барах. Пьют вусмерть. Правда, им немного и надо — так уж устроен организм северного человека.
Братишка вставил:
— Порция виски там стоит доллар. Разумеется, канадский. А порция у них знаете какая?
— Какая?
— Тридцать три грамма у них стандартная порция… Тьфу, уроды!
Дервиш произнес:
— Александр, не гневите бога! Такая питейная ситуация нас более чем устраивала — можно часами сидеть в баре, попивать понемногу и общаться с народом. А у нас имидж двух богатых алкоголиков, которые болтаются по всему миру. Мы прошлись по местным заведениям, в том числе два дня пьянствовали в баре аэропорта… И тот вертолет, который зафиксировали вы, зафиксировали и мы. Поговорили с местными. Те рассказали, что этот «Сикорский», бортовой пять-шесть-три, действительно с «Голиафа». Прилетает в Икалуит практически каждый день. Исключения редки и в основном обусловлены погодой. Случается, что вертолет прилетает не один раз за день — привозит и увозит посетителей Старика. Лету до платформы, как мы выяснили, около часу. Но не проверяли, хотя в Икалуите тоже можно без проблем арендовать вертушку и слетать к «Голиафу». Раньше, рассказали нам, он стоял значительно ближе к берегу. Но из-за потепления изменились направления течений, и теперь там, где раньше стоял «Голиаф», сильно увеличилось количество айсбергов. Поэтому платформу отбуксировали дальше в море — там безопасней… Основное снабжение «Голиафа» — продуктами, водой, соляркой — производится морем, небольшим судном… Аэропорт охраняется. Сейчас охрана там почти символическая — пара полицейских из Канадской конной полиции. Но я полагаю, что в дни саммита охрана будет усилена. И не только за счет увеличения полицейских, но силами спецслужб.
Дельфин кивнул: обязательно.
Дервиш сказал:
— Второе наше открытие состоит в том, что в Икалуите есть представительство «Голиафа».
— Представительство?
— Мистер S.D. имеет на берегу дом, где могут остановиться его гости, если, например, выдалась нелетная погода. Там же проживает сотрудник с женой. В задачи этой семьи входит встретить-проводить гостя или выполнить какие-то поручения на берегу. Для этого у сотрудника есть джип… Но самое главное, что этот джип имеет свободный въезд на территорию аэропорта. Наблюдали это сами: въезжает не только без досмотра, но и без каких-либо формальностей.
Иван сказал:
— А вот это козырный ход.
Дельфин произнес:
— Бог не фраер. Дервиш кивнул:
— Да, это как раз то, что нам надо. Братишка добавил:
— Если все получится, мы сможем действовать двумя группами: «нерпы» из-под воды, «птицы» — с воздуха… кому-то же должно повезти.
Дервиш сказал:
— А теперь давайте подведем итоги. Итак, мы провели предварительную разведку. Каковы результаты? Первое: мы убедились, что у нас надежные документы. Второе: мы своими глазами посмотрели на те места, где предстоит работать. Это важно. Третье: мы обнаружили «Голиаф», знаем его координаты. Четвертое: мы «в лицо» знаем вертолет, обеспечивающий связь с «Голиафом», знаем джип, который проезжает на территорию аэродрома без досмотра. Ну и, наконец, пятое: мы сами «отметились» там. Нас увидели, запомнили.
Братишка вставил:
— Еще бы! В гостинице мы случайно услышали передачу местного радио. Там они сказали так: по улицам нашего города гуляют трое из преисподней — хромой старик с бриллиантом на сотню тысяч баксов на пальце, человек-монстр, у которого нет половины лица, и собака, похожая на седого волка.
Дервиш едва заметно усмехнулся и сказал:
— И это тоже важно. Следующее наше появление будет иметь под собой некий фундамент — мы там заключили пари с барменом и обещали прилететь.
— А что за пари? — спросил Иван.
Дервиш улыбнулся, а Братишка собрался было ответить, но тут в комнату вошла Лиза — в фартуке, с кухонным ножом в руке, и сказала:
— В новостях передали, что саммит пройдет перед новым годом — тридцатого и тридцать первого декабря на борту авианосца «Джордж Буш». Там же участники саммита встретят новый, две тысячи четырнадцатый год.
Несколько секунд все молчали. Потом Дельфин сказал:
— Времени в обрез… Успеем? Дервиш ответил:
— Армагеддон — событие сакральное… На него опоздать нельзя.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
АРМАГЕДДОН
Полицейская «буханка» резво бежала по грунтовке. Вокруг стояла тайга. Томилин с наслаждением курил трофейную сигарету. Они отъехали от станции километров на десять, когда справа, в низинке, открылось озеро. Глеб — он сидел за рулем — спросил:
— Может, здесь?
— Посмотрим, — отозвался Мастер. Глеб кивнул, притормозил и съехал с дороги. «Буханка» остановилась метрах в двадцати от уреза воды. Вышли, подошли к берегу.
— Вроде подходит, — сказал Томилин.
— А не мелковато здесь? — спросил Мастер.
— А что — есть выбор? — ответил Томилин. Глеб сказал:
— В принципе, я могу нырнуть, проверить. Мастер сказал:
— Не дури. Еще не хватало, чтобы ты подхватил воспаление легких.
Глеб пожал плечами, сказал:
— Тогда пошли выгружать манатки. Пашка спросил:
— Вы хотите утопить машину?
— А что делать? Придется.
— У нее баки почти под завязку. Можно ехать и ехать. Мастер сказал:
— Не получится, Паша — машинка приметная, а дорог здесь мало. Посему обнаружат нас быстро.
Томилин добавил:
— А искать нас будут не по-детски. Я хоть и подбросил им версию, что, мол, уголовники полицаев постреляли, но, думаю, они не поверят. Я бы не поверил.
— Жаль, — сказал Пашка. — Могли бы ехать… Или снова поездом?
Мастер ответил:
— Следует признать, что относительно безопасное и комфортабельное путешествие на поезде — завершено.
Глеб сказал:
— Да уж — тот еще «шлафваген» [44] был.
— Ну, не шлафваген, конечно… но ехали, беды не знали.
Томилин прикурил трофейную сигарету, затянулся, выпустил дым через ноздри и прищурился на бледное солнце.
Они быстро выгрузили из машины все, что могло представлять интерес, потом Глеб сел за руль «буханки», задним ходом поднялся наверх, к дороге, остановился. Он вытянул до упора подсос, распахнул водительскую дверь и двинулся вперед. Он разогнал, насколько это было возможно, машину и, когда до уреза воды оставалось метров пять, выпрыгнул. «Буханка» влетела в черную воду, подняла снопы брызг. По инерции тяжелая машина поплыла. Она быстро погружалась и вскоре скрылась под водой. И только пузыри еще целую минуту вырывались на поверхность.
Они ушли в лес, перекусили остатками продуктов и оценили трофеи — оружие с приличным количеством патронов, аптечка, деньги, сумка с сосисками и литровой бутылкой водки, резиновые сапоги и два камуфляжных бушлата. Но наибольший интерес вызвал навигатор джи-пи-эс.
— Вот это дело, — сказал Томилин.
— А обращаться с ним умеете? — спросил Пашка.
— Да тут ничего хитрого нет. Конкретно с этой моделью не работал, но разберемся.
Мастер сказал:
— Неплохо бы определиться, где мы находимся.
— Сейчас попробуем.
Оказалось, что они находятся в сотне километров от Котласа, недалеко от станции Кизема. Пашка спросил:
— А можно прикинуть, сколько ж будет до Екатеринбурга?
— Можно, — ответил Томилин. Он поколдовал с прибором и сказал: — Будем считать по прямой — хотя даже птицы не всегда по прямой летают… так вот, если считать по прямой, то получается как минимум восемьсот пятьдесят верст.
— Ого! — сказал Пашка. А Мастер заметил:
— В действительности стоит умножить как минимум на два.
Глеб сказал:
— А лучше на три… Впрочем, разницы никакой — пешком по любому не дойти.
Мастер произнес:
— Сейчас самое главное убраться подальше отсюда — в ближайшее время на нас будет организована охота.
Они отобрали только самое необходимое — по автомату и пистолету на человека, патроны, аптечку, сосиски и водку да бушлаты. Излишки арсенала закопали под приметной сосной и двинулись к дороге.
Когда почти подошли к ней, услышали звук приближающегося автомобиля. Вскоре показалась раздолбанная «Газель» с брезентовым верхом.
Они спустились на дорогу и остановили машину. В кабине сидел мужик лет сорока. Томилин подошел к «Газели», поздоровался и спросил: «Вы нас не подвезете? Мы заплатим».
Для убедительности Томилин продемонстрировал деньги. Наверно, это было излишним — когда четверо вооруженных мужчин (оружие особо не афишируют, но и не особенно скрывают) останавливают машину на лесной дороге и просят подвезти, то отказать трудно. Водитель «Газели» был явно напуган, хотя и старался этого не показывать. Он спросил: «А куда вам надо?»
— В ту же сторону, что и вам, — махнул рукой Томилин. И повторил: — Мы заплатим.
— Ну, залезайте.
Через минуту «Газель» с неожиданными пассажирами катила по лесной дороге. Томилин сидел в кабине, остальные забрались в кузов.
«Отдел грязных дел» получил свое название не случайно — его сотрудники занимались деятельностью, которую даже с очень большой натяжкой нельзя было назвать законной. О существовании этого отдела в ФБР знали практически все, но лишь немногие точно знали, чем же реально занимаются его сотрудники. Хотя, конечно, догадывались. В совсекретном меморандуме, доступном очень узкой группе высших должностных лиц США, было написано, что сотрудники отдела, который именовался «особым», имеют право использовать в своей работе «специальные методы расследования»… Разумеется, «в интересах безопасности Соединенных Штатов Америки». При этом меморандум не раскрывал, что же это за «специальные методы». В заключение меморандума была следующая фраза: «Для получения более подробной информации необходимо лично обратиться к первому заместителю директора ФБР».
Фреду Фридману придали трех специальных агентов из «отдела грязных дел». Неделю двое из них вели скрытое наблюдение за вьетнамцем, изучали его привычки, распорядок дня, маршруты, по которым перемещался Май Хыонг. Особый интерес вызывали напитки, которые преподаватель приобретал в ближайшем магазине. После того как была собрана необходимая информация, агенты осуществили тайное проникновение в коттедж, в котором проживал вьетнамец. Один заменил упаковки с соком, который пил преподаватель. Второй установил в квартире миниатюрную веб-камеру. Она давала возможность наблюдать за объектом, когда тот сидит за компьютером.
В первый же вечер Май выпил два полулитровых пакета сока, и этот факт с удовлетворением зафиксировали наблюдатели. Во второй вечер, сидя за компьютером, Май выпил пакет сока и уже открыл второй, как вдруг… на мониторе перед ним возникло лицо его кумира — корейского студента Чо Сон Хи. Лицо корейца выглядело не совсем реально — казалось слегка размытым и как будто дрожало. Чо улыбнулся и негромко произнес: «Здравствуй, брат мой. Узнал меня?»
Май замер с открытым ртом. А лицо корейца медленно растворилось. Как будто и не было его.
Май Тхи Тху Хыонг был ошеломлен.
Май был напуган.
Он задал себе вопрос: не сошел ли я с ума?
Он не был сумасшедшим. Лицо корейца появилось на мониторе Мая волею специалистов ФБР. А сок, который пил Май, был «заряжен» специальным психотропным препаратом.
Каждый вечер Май Тхи Тху Хыонг выпивал две полулитровые упаковки сока. И получал очередную порцию препарата. Небольшую. Внешне его поведение не изменилось. По крайней мере ни коллеги, ни студенты ничего необычного не замечали. Впрочем, на нелюдимого вьетнамца никто особого внимания и не обращал. Хотя
По дороге из Котласа в Кизему ехали полицейские машины — личный «Ховер» начальника горотдела, старые «Жигули» с операми УР и две «буханки». В них находился практически весь личной состав котлаской полиции. То, что от него осталось. В головном «Ховере» ехал начальник полиции с двумя замами.
С багровым от злости и хронического пьянства лицом начальник орал на замов:
— Как? Как, бляха-муха, это могло получиться? Замы отмалчивались. А что тут ответишь, когда погибли восемь сотрудников?
— Скоро вообще народу не останется, — орал Суслов. Последнее время полиция Котласа постоянно несла потери: неделю назад одного прапорщика зарезали практически на пороге собственного дома. А чуть раньше еще трое утонули по пьянке в Двине. Но это все были объяснимые потери, а тут — восемь трупов разом! Это вам не кот чихнул.
Майор Суслов поорал, выпустил пар и немного утих. Один из замов — капитан Никифоров — сказал:
— Полагаю, они напоролись на группу террористов. Хорошо подготовленных, хорошо вооруженных.
— Террористов, говоришь? — раздраженно произнес начальник.
— А чего? На раз террористы. Потому и погибли все.
— Полбеды было бы, коли так, — отозвался начальник. — Тогда это клиенты «гестапо». Тогда и с нас спрос другой… Ладно, «гестаповцы» тоже туда подъедут. Там и разбираться будем.
«Газель» катила по лесной дороге. Вокруг стоял лес. Кое-где он расступался, но по большей части стоял стеной вдоль дороги. Изношенный движок дышал астматично, из выхлопной трубы вился сизый дымок. Дорога изобиловала спусками и подъемами, крутила. Ехали медленно. Томилин предложил водителю сигарету. Тот сигарету взял, сказал: «Спасибочки», — заложил за ухо. Томилин заметил на руке водителя наколку — «Миша». Томилин закурил, спросил:
— Как звать-величать?
— Зовут меня зовуткую, величают уткою, — ответил водитель. Нервно хохотнул, обнажив плохие зубы: — Ха-ха, шутка юмора… Вам зачем?
— Элементарная вежливость, друг мой. В конце-то концов, вы нас выручаете.
Водитель покосился на Томилина и произнес:
— Мишаня.
— Весьма приятно. Меня — Трофимыч… Вы, Михаил, не бойтесь — мы люди мирные.
— А чего мне бояться? — отозвался Мишаня, лихорадочно соображая, на кого же это он налетел. На блатных не похожи — блатных Мишаня насмотрелся. В этих местах каждый пятый мужик с судимостью. Да и сам Михаил Быков по молодости да по дурости отсидел треху… Нет, не похожи на блатных. А если не блатные, то кто?
— Вы, Михаил, далеко едете?
— Не, тут километрах в тридцати поселок. Баба у меня там.
Томилин — спец, опытный агентурист — начал работать. Несколько минут он беседовал с Мишаней за жизнь. И вскоре все про этого Мишаню просек: хитер. Скрытен. Жаден. Считает себя очень умным, что, впрочем, характерно для подавляющего большинства мужчин. Продаст за три рубля… Томилин докурил сигарету, выщелкнул окурок в окно, спросил:
— А «Газель» свою продашь нам? Мы хорошо заплатим.
— Так ведь не в деньгах щастье.
— Это верно, — сказал Томилин и вытащил из кармана толстый лопатник. Раскрыл, продемонстрировал пачку денег — это были деньги, изъятые у полицаев. У Мишани загорелись глаза.
— А что — прижало? — спросил Мишаня. За три минуты беседы Томилин сумел расслабить его, снять первоначальное напряжение. К нему вернулась обычная наглость.
— А что — заметно?
— Ха! Я ж по жизни с понятием.
— Так чего — продашь, Мишаня?
Мишаня подумал, что везет каких-то мудачков. Лохов.
— А сколько полагаете отмусолить?
— Сколько надо — столько и заплатим.
— Оно, конечно, можно уступить, — ответил Мишаня. — Да отдавать жалко. Она лошадка-то неказистая, но рабочая…
— Короче, — перебил Томилин. — Сколько?
Сам удивляясь своей борзоте, Мишаня назвал цену. Был уверен, что с ним будут торговаться. Но лох-интеллигент не стал. Он отсчитал бабки и положил их на торпеду. Сказал только:
— Зальешь нам бак доверху. Плюс канистру в энзэ. И проконсультируешь меня по местным дорогам.
— Заметано, командир, — Мишаня сгреб деньги и убрал их в карман — пока лох не одумался.
На станцию полицаи приехали почти одновременно с «гестапо». Суслов первым заметил черный «Форд», сказал:
— А вот и старшие братья.
«Форд» подъехал, из него вышли трое сотрудников регионального отделения комитета «Кобра». С начальником поздоровались за руку, замов проигнорировали.
— Ну, что тут у вас за дела? — спросил старший, майор Мулдашев, начальственным тоном.
— Херовые дела, Ибрагим Тофикович. Восемь сотрудников погибли.
— Ну, ты, Суслов, даешь… Че — совсем твои менты мышей ловить разучились?
Начальник полиции побагровел еще сильней — Мулдашева он не любил, а когда однажды тот назвал его Сусликом — возненавидел. За глаза начальника полиции Сусликом называли все, но Мулдашев бросил эту позорную кличку в лицо. Возможно, случайно. А возможно, и нет… Суслик Мулдашева ненавидел, но вынужден был терпеть. Он ответил:
— Предлагаю допросить дежурного по станции. Он свидетель.
Прошли в станционное здание. Перепуганный дежурный рассказал все, что видел. В том числе, что один из преступников орал: «Менты поганые. Резал вас и резать буду».
Суслов обернулся к заму:
— Что, Никифоров, опять скажешь: на раз террористы? А это, сука, аккурат на раз блатные.
Неожиданно зло Никифоров ответил:
— Да, скажу. Я убежден, что это террористы. А кричали про ментов специально, чтобы сбить с толку, закосить под блатарей. Вот только слабо блатарям действовать так толково.
Мулдашев побарабанил пальцами по столу, сказал:
— Верно — сработано профессионально… А ну-ка пойдемте посмотрим ваших мертвяков.
После осмотра тел Мулдашев сказал:
— Точно — профи работали… У машины колеса прострелили. Забрали только документы, оружие, запасные магазины.
— Они и бабло все подчистили, — вставил Суслов.
— А вот золотую цепку снимать не стали. — «Гестаповец» пальцем указал на толстую золотую цепь, которая вывалилась из-под футболки одного из убитых. — Какой же урка пройдет мимо рыжевья? И телефоны брать не стали.
Никифоров сказал вдруг:
— А вот у Пельменя, — он кивнул на труп пузатого, — у Пельменя был навороченный джипиэс-навигатор. Сейчас нет.
— И что? — спросил Мулдашев.
— Похоже, они навигатор-то прихватили. Суслов раздраженно произнес:
— Да хер-то с ним, с навигатором этим. Мулдашев ответил:
— Э-э, нет. Вот навигатор как раз представляет интерес. Мелко ты плаваешь, Суслов. Не догоняешь. По навигатору не только они могут свое местонахождение определять, но и мы можем определить, где они находятся… Если только этот навигатор действительно у них.
Суслов почесал затылок, а Мулдашев высокомерно улыбнулся и быстро двинулся к «Форду». Из машины он связался с центром, объяснил ситуацию. Уже через сорок шесть минут пришел ответ, что навигатор обнаружен — его засекли в тридцати восьми километрах севернее Киземы.
Прикинули по карте: в «квадрате» была деревушка.
Мулдашев азартно скомандовал: «По коням!»
Вся полицейская рать во главе с «гестаповским» «Фордом» двинулась в сторону поселка. Они уже проехали треть пути по скверной грунтовке, как из центра пришло новое сообщение: навигатор пришел в движение и перемещается со скоростью около тридцати-сорока километров в час. Теперь он движется в сторону Киземы.
— Сами в руки идут, — сказал Мулдашев. — А мы встретим.
Выбрали подходящее для засады место — подъем, да еще и с поворотом. Машины загнали в лес, сами засели с левой стороны дороги. Суслов предложил расположиться с обеих сторон, но Мулдашев сказал: «На хер! Так твои мудаки друг друга перестреляют».
Мулдашев лично проинструктировал полицаев: «буханку» останавливаем огнем по колесам, предлагаем сдаться. В случае отказа — огонь на поражение. Вперед выслали двух наблюдателей. Еще одного Мулдашев загнал на сосну. Через четверть часа наблюдатель, сидевший на сосне, сообщил: на дороге показалась «Газель» с брезентовым верхом. До нее около километра. Это было странно — предполагали, что преступники перемещаются на захваченной милицейской «буханке».
Мулдашев уточнил:
— «Газель»? А «буханки» не видать?
— Нет, не видать.
— Ладно, проверим, что это за «Газель».
«Газель» катила обратно, в сторону Киземы. За рулем на этот раз сидел Мастер, рядом Томилин. Глеб и Пашка валялись в кузове на сене. Возвращаться в Кизему они не собирались — собирались повернуть на Красноборск — поселок на берегу Северной Двины. Мишаня сказал, что дорога на Красноборск не фонтан, но проехать можно. А уж в Красноборске, сказал Мишаня, есть паромная переправа.
Поворачивать на Красноборск следовало не доезжая до Киземы километров двенадцать.
Мастер спросил:
— Как думаешь, Трофимыч — не сдаст нас Мишаня?
— Нет, Михал Андреич, не сдаст. Я ему рассказал байку одну.
— А ну-ка. Что за байка?
— Да простая байка. Про то, как один мужик продал лошадь партизанам. Но об этом стало известно немцам.
— И что?
— Вот и Мишаня спросил: и что? А то, говорю, что был тот мужик объявлен пособником бандитов и повешен.
Мастер усмехнулся:
— А что Мишаня?
— В первый момент не понял, а как понял — побелел весь.
Урча двигателем, машина взобралась на подъем, повернула направо… на дороге справа стоял полицейский «жигуль» и двое полицаев. До них было метров двадцать. Один из полицейских махнул рукой: останавливайся, мол.
— Засада, — сквозь зубы процедил Томилин. Мастер кивнул: да… Он показал правый поворот и начал прижиматься к обочине. Когда «Газель» приблизилась к полицейскому «жигуленку», Мастер резко подкинул газу и вывернул руль, направляя машину на полицейских.
Один успел вскочить на капот, второй — нет. Его лицо мелькнуло перед лобовым стеклом, оставило на нем кровавую кляксу и исчезло. Захрустел разрываемый металл — «Газель» проехалась по борту «жигуленка».
— Топи, Михал Андреич! — выкрикнул Томилин. — Топи!
Через три секунды началась стрельба. Пули обрушились на «Газель» с правой стороны. Мгновенно осыпалось боковое стекло, в лобовом образовались три отверстия с расходящейся паутиной. В кузове Пашка попытался вскочить. Глеб прижал его к полу: лежи, дура! Пули прошили брезент над головами. В туго натянутой ткани появилась неровная строчка, в нее били солнечные лучи. Глеб вытащил из-под сена автомат, перекатился к заднему борту.
Ревел на чумовых оборотах мотор, «Газель» бросало на ухабах. Они почти прорвались, почти вышли из зоны обстрела. И здесь случилось то, что должно было случиться неизбежно — пуля пробила сдвоенное заднее колесо. Колесо мгновенно село. Одновременно страшно захрипел Мастер. Томилин обернулся к нему и увидел, что из горла Михаила Андреевича толчками выплескивается кровь…
— Андреич, — сказал Томилин. — Эх, Андреич!
Чекист оттолкнул Мастера в сторону, ухватился обеими руками за баранку, левую ногу просунул к педали газа. На педали еще стояла правая нога Мастера. Томилин надавил прямо на ногу. Одновременно он обеими руками тянул руль, выравнивал машину.
Глеб выставил ствол автомата над бортом, открыл огонь. Он стрелял в белый свет, наугад, но даже неприцельный огонь сделал свое дело — ответная стрельба стала пожиже.
Томилин вытянул «Газель». От боли в раненой руке потемнело в глазах, но все-таки он увел машину за поворот, в мертвую зону. Было понятно, что далеко они не уедут — простреленная резина болталась на колесе и вот-вот ее могло сорвать. Тем не менее подполковник гнал машину, стремясь уйти как можно дальше, прежде чем полицаи очухаются и ринутся в погоню. Рядом с чекистом умирал Мастер, «торпеда» была залита его кровью. Да еще Томилин не знал, как там в кузове. Может, тоже трупы?.. Он проехал около километра, когда резину все-таки сорвало. «Газель» села на колесный диск. Томилин отпустил газ, двигатель сразу заглох.
Томилин откинулся к стенке. Колотилось сердце, огнем горела рука.
Распахнулась дверца, в кабину сунулся Глеб с автоматом в руке, закричал:
— Что?.. Что?
— Хреново, Глеб. Умирает Михал Андреич, — ответил Томилин и выбрался из кабины. К нему подошел Пашка. Живой и, кажется, невредимый, только очень бледный.
— Ты цел, Павел?
Пашка кивнул.
Глеб смотрел на умирающего Мастера, и все внутри него каменело.
— Надо уходить, мужики, — сказал Томилин. Никто не ответил. Шумели кроны деревьев, и солнце было уже низко.
— Надо уходить, — повторил подполковник Томилин. — Через минуту-другую они будут здесь.
После паузы Томилин позвал: — Глеб.
— Что? — отозвался Глеб.
— Я говорю: надо у…
— Я никуда не пойду, — ответил Глеб. — Я их здесь подожду.
— Глеб, не дури…
— Я, товарищ подполковник, не пацан. Я — офицер.
— Вот именно — офицер. Поэтому извольте выполнять распоряжения старшего по званию.
Несколько секунд Глеб и Томилин смотрели друг другу в глаза… и Томилин понял. Он сказал:
— Ну что ж? Твое право.
Они пожали друг другу руки. Глеб склонился к уху подполковника, шепнул: Пашку не бросайте, Тимофей Трофимыч. Пацан он еще… Потом Глеб обнял Пашку. Сказал: постарайся выжить.
Когда Томилин и Пашка скрылись в лесу, Глеб вытащил из кузова канистру, открыл ее и швырнул на землю, под бензобак «Газели». Потом подошел к мертвому Мастеру, сказал:
— Извини, командир… Извини, но даже похоронить тебя по-людски не смогу… Прощай.
Он поджег промасленную тряпку, бросил ее в бензиновую лужицу и пошел к лесу. Кроны сосен шумели, и тени ложились на дорогу длинные-длинные.
Он занял очень удобную позицию — на высотке, за мощным стволом упавшей сосны. Полыхала «Газель», в высокое чистое небо поднимался черный дым. Старший лейтенант Глеб Блинов лежал под стволом сосны и поглаживал приклад «Калашникова».
Спустя минуту показались машины — две «буханки», джип начальника полиции и черный «Форд» «гестапо». Последней катила «пятерка». Подъехали, остановились. Из машин высыпали полицаи в форме и трое в штатском — «гестапо».
Глеб взял на мушку группу «гестаповцев», прошептал: «Ну, с Богом!» — и нажал на спуск.
Томилин и Пашка успели отойти всего метров на сто, когда прогремела первая автоматная очередь. Оба остановились, обернулись назад. Прошло несколько секунд, и автоматные очереди слились в сплошной грохот.
Стрельба продолжалась около двух минут. Потом разом стихла.
Томилин стиснул зубы и снял с головы кепку. Пашка посмотрел на него и тоже снял вязаную шапочку.
Они постояли молча, потом Томилин вздохнул и сказал:
— Пойдем, Павел.
Владелец магазина снаряжения для дайвинга Леонард Жерар удовлетворенно потер руки: он только что получил заказ на два комплекта снаряжения для зимних погружений. Заказывал, определенно, знающий человек — все снаряжение было профессиональным. И не просто профессиональным, а лучшим из того, что существовало. Покупатель интересовался, все ли из представленного списка есть в наличии. Судя по обратному адресу, заказ пришел из Англии, а заказчик подписался «Mr. Dogged». Жерар немедленно ответил, что все товары в наличии есть. Стоимость обоих комплектов составляет девяносто восемь тысяч сто десять евро, но он готов сделать скидку в размере семи… нет, даже восьми процентов.
Спустя десять минут м-р Упрямый [45] оплатил покупку и указал, куда следует доставить снаряжение — почему-то это был Рейкьявик, Исландия.
Жерар был ошеломлен. Пожалуй впервые за всю свою практику — а он торговал товарами для дайвинга уже четверть века — он осуществил такую значительную продажу всего-то за полчаса… Браво, м-р Упрямый! Браво!
На следующий день заказ ушел в Рейкьявик.
Наступил день, когда Фред Фридман доложил Маккензи:
— Думаю, что клиент созрел.
Вдвоем Маккензи и Фридман несколько часов смотрели записи, сделанные веб-камерой. Камера была установлена в углу за монитором компьютера и показывала лицо вьетнамца, подсвеченное тем же самым монитором… Это было странное зрелище.
— Да он же законченный псих, — подвел итог Маккензи. Ему стало как-то не по себе.
— Точно, — оскалился Фридман. Пол Маккензи подумал: «А может, и Фред тоже псих? Чему он радуется?..» Фридман спросил: — Когда начнем операцию?
— А ты уверен, что он решится?
— Стопроцентной гарантии дать не могу, но… чтобы его взбодрить, у нас есть дополнительный стимул.
— Стимул? Какой стимул?
— Специальный агент Лора.
— Лора? Лора — да, Лора — это стимул.
— Так когда начнем?
— Я доложу… туда.
Он ткнул пальцем в потолок. Точь-в-точь, как это делал Большой Джек.
— Тянуть нельзя, — ответил Фридман. — Сейчас он в нужной кондиции, но ведь может «перегореть» или выйти из-под контроля.
— Я доложу наверх, — сухо повторил Маккензи.
Двадцать пятого ноября директор ФБР дал добро на проведение операции «Дракон».
Двадцать шестого в коридоре главного учебного корпуса университета преподаватель Май Тхыонг столкнулся с незнакомцем. Да так, что был сбит с ног. Незнакомец — по виду мексиканец — помог Маю подняться и рассыпался в извинениях. Май очень невежливо буркнул: «Да пошел ты!»
Незнакомец развел руками и удалился.
В тот же день из Вашингтона в Блексборн приехала специальный агент Лора.
Утром в среду двадцать седьмого ноября Май Тхи Тху Хыонг получил по электронной почте письмо. Там было всего три слова: «Сегодня твой день. Твой брат Чо Сон Хи». Это послание сильно взволновало Мая. Он попытался связаться с Чо, но тот не ответил.
В восемь пятнадцать Май спустился в гараж и завел свой мини-мотороллер «Хонда». Мотороллером Май пользовался потому, что из-за проблем со зрением не смог получить автомобильной лицензии… Конечно! Сначала эти америкосы залили Вьетнам ядами и отравили мать Мая. А потом они отказывают самому Маю в праве на управление автомобилем. Потому что у него, видите ли, плохое зрение. Эти твари даже не подозревают, что его появление на свет — просто чудо. Он был пятым ребенком у своих родителей. И единственным, кто выжил… Что уж говорить про зрение?
Май нажал на кнопку, и створка ворот поднялась наверх. Май выехал. И увидел, что напротив его коттеджа стоит автомобиль — серо-голубая «Тойота-Королла». А рядом с машиной суетится дамочка, пытается поставить машину на домкрат… Май разглядел спущенное правое переднее колесо, но главное — он рассмотрел дамочку. Это была пышная блондинка лет тридцати — такие особенно возбуждали Мая Хыонга.
Блондинка присела возле машины, юбка обтянула упругий круглый зад, а в боковом разрезе было видно полную ляжку и ажурную резинку черного чулка. Мая волновали такие женщины, но одновременно он боялся их. И он бы проехал мимо, но блондинка обернулась к Маю и приветливо взмахнула рукой: «хай!» Май вынужден был ответить:
— Хай! У вас проблемы?
— Да, — сказала она. — Чертово колесо… Не поможете мне? Я ни разу в жизни не меняла колесо, а вы — мужчина.
Она смотрела снизу вверх и улыбалась ярко накрашенными губами. И он сказал: «Конечно, помогу», — заглушил мотор мотороллера и слез с него.
Он не очень ловко возился с колесом, а она сидела рядом, улыбалась и что-то говорила. Он невпопад отвечал, а сам косился на разрез юбки… Наконец он поставил это колесо, опустил машину с домкрата и окончательно затянул гайки. И тогда Лора «неожиданно» заметила, что он поглядывает на разрез юбки и сказала:
— Ты! Ты, узкоглазая обезьяна… кто дал тебе право пялиться на мои ноги, лягушка?
Лора резко поднялась, пнула носком туфли проколотое колесо, стремительно обошла автомобиль и села за руль. Она рванула с места так, что взвизгнули покрышки. На асфальте остался лежать домкрат, балонный ключ и фирменная сумка с автомобильным инструментом.
В салоне «Короллы» спецагент Эва Петракова поднесла микрофон к губам: все как по нотам.
Рация ответила голосом Фридмана: «Я все видел, Лора. Отличная работа…»
Ветер нес шуршащий кленовый лист по уютной улице маленького уютного Блексборна. Май сидел на корточках возле брошенного домкрата и сумки с инструментом. Он захлебывался от ненависти к этой сладкой белой шлюхе.
Запиликал телефон в кармане. Май вытащил его совершенно механически — сейчас он не мог думать ни о чем и ни о ком, кроме этой белой суки. Сладкой… Мерзкой… Белой Суки… Май вытащил из нагрудного кармана телефон, поднес его к уху: але… И услышал голос:
— Возьми сумку, брат мой Дракон. У Мая мгновенно пересохло в горле.
— Кто это? — спросил он растерянно.
— Ты не узнал меня, брат?
— Это… ты?
— Да, это я, брат мой. Возьми сумку, что лежит рядом с тобой.
— Сумку? Сумку с инструментом?
— Да. Сумку с инструментом для тебя.
Май положил телефон на асфальт, подтянул к себе сумку с логотипом «Тойоты».
— Открой ее, — произнесла трубка голосом мертвого брата.
Май расстегнул застежку-липучку и развернул сумку. Внутри лежала кожаная «сбруя» с двумя кобурами. Из них торчали рукоятки пистолетов. Там же лежал большой нож в пластиковых ножнах.
Фред Фридман в салоне служебного «Шевроле» опустил бинокль и потер руки:
— Ну, сейчас закрутится.
Он нажал на клавишу телефона на «торпеде» и вызвал Маккензи:
— Все идет по плану, шеф. Лора взбодрила его, и сейчас он уже катит в сторону универа, на месте будет через пять минут.
— Отлично. А как там парни из обеспечения?
— Они уже на точке, шеф.
Двое сотрудников наземной службы обеспечения стрельбы были уже на территории университета. Они прибыли сюда накануне, по отдельности, с документами прикрытия различных организаций. Предварительно они были ознакомлены с общим планом городка и поэтажными планами корпусов, просмотрели видеофильм об университете. Строго говоря, особой необходимости в них не было — мексиканец, с которым накануне столкнулся Май, подсадил под лацкан пиджака Мая маячок. По сигналу этого маячка должен был прицеливаться спутник… Тем не менее директор ФБР предложил командировать на объект сотрудников из службы обеспечения стрельбы — для страховки.
В восемь сорок восемь Май Тхи Тху Хыонг въехал на территорию Вирджинского политехнического университета. Сотрудник университетской полиции [46] шутливо отдал ему честь. Обычно Май тоже салютовал ему рукой. Сегодня он проехал мимо, не повернув головы.
Сотрудник наружки, который сопровождал Мая, позвонил каждому из сотрудников службы обеспечения: внимание! Клиент уже на территории. Принимайте.
Май медленно катил по аллее облетевших кленов, смотрел на студентов, которые по двое, по трое тянулись к учебным корпусам… Если бы эти ублюдки знали, насколько сильно он их ненавидит! Ничего, скоро узнают… Скоро они все узнают.
Май подъехал к корпусу Норрис-холл, заглушил двигатель мотороллера и вошел в здание. Якоб Стрит, преподаватель физики, бросил ему на ходу:
— Привет, Май. Что-то ты сегодня поздно.
Май не ответил, прошел мимо молча. Стрит пожал плечами. По коридору потоком текли студенты.
Май вошел в туалет для студентов — пахло марихуаной — и заперся в кабинке. Минуту или две он стоял, прислонившись горячим лбом к пластиковой перегородке… Прозвенел звонок. Май не обратил на него внимания. От ненависти
— Твой час настал, брат мой Дракон, — сказал Чо Сон Хи. — Ты готов?
— Да, — твердо ответил Май. — Я готов, мой мертвый Брат.
— Тогда иди и сделай то, что ты должен сделать. Май снял куртку, пиджак и вытащил из портфеля «сбрую» с двумя «смит-вессонами» тридцать восьмого калибра. Он надел «сбрую» — ремни были как будто специально подогнаны по его комплекции. (А именно так и было — «сбрую» подогнали под габариты тщедушного вьетнамца). Он прицепил ножны к поясному ремню.
В девять часов девять минут из туалета вышел уже не преподаватель Май Тхыонг — из туалета вышел Дракон.
Сотрудник наружки позвонил Фридману и доложил: босс, эти говнюки его потеряли.
— Как потеряли?
— Не знаю, как они умудрились, но… В общем, их старший только что позвонил мне: потеряли.
— Твою мать! — выругался Фридман.
Дракон поднялся на второй этаж, прошел по коридору и остановился перед дверью аудитории № 207. Там шел урок немецкого языка. А ведет его эта сука Мария Раух — пышногрудая белокурая немка. Дракон не единожды представлял, как срывает с нее блузку. Как разрывает лифчик и наружу выпрыгивают две спелые груди с розовыми сосками…
…Дракон толкнул дверь когтистой лапой, и она распахнулась. В высокое окно лился яркий солнечный свет. В солнечном потоке стояла преподавательница немецкого Мария Раух. Свет падал на ее соломенные волосы.
Дракон шагнул в класс. Сейчас он был необычайно силен и прекрасен. Его чешуйчатая шкура отливала темным стальным блеском. Под шкурой перекатывались скрученные из стальных жил мышцы. Наполнялся черной драконьей кровью бугристый член.
Немка повернулась к Дракону, произнесла:
— Господин Хыонг?
Студенты — их было всего семь человек — смотрели на Дракона с недоумением.
Он смотрел на них острыми, с вертикальным змеиным зрачком, глазами. Он видел их, как и положено Дракону — жертвами. Курицами — еще живыми, но уже ощипанными, с бледной кожей, слабыми и дрожащими. Он усмехнулся.
И тут они рассмотрели коричневые ремни, пересекающие черную рубашку вьетнамца… и рукояти пистолетов… и ножны на поясе.
— Господин Хыонг? — повторила немка с ужасом. Дракон вытащил пистолет… Кто-то вскрикнул.
— В угол, — бросил он студентам и взмахнул стволом пистолета. Они продолжали сидеть на своих местах. Дракон ухмыльнулся, опустил предохранитель и передернул затвор. — В угол, курицы.
Кто-то еще сидел, кто-то начал медленно подниматься. Левой рукой Дракон взял ближайший стул, размахнулся и обрушил его на голову ближайшего студента. Молодой человек рухнул на пол. После этого все бросились в угол. Дракон обернулся к преподавательнице:
— Ползи ко мне, сука.
— Как вы могли его потерять? — шипел в трубку Фридман.
— Да тут полно азиатов, — зло отвечал офицер группы обеспечения. — Все они на одно лицо и половина в очках… И вообще: нам говорили, что сначала он зайдет в преподавательскую. Но он туда не заходил. Вот и потеряли.
— Черт! А нельзя разыскать его через этот маячок?
— Нет. У нас нет возможности принимать сигнал его маячка.
— Ищите! — сказал Фридман и выключил телефон. Он вытащил другой аппарат — тот, с которого звонил Дракону от имени Чо Сон Хи, и набрал номер. Потекли длинные гудки, но Дракон не отзывался. Фреду Фридману стало тошно.
— Ползи ко мне, сука, — приказал Дракон немке. — А вы смотрите… Все смотрите!
Мария Раух подошла к Дракону. Она была почти без чувств от страха. Дракон сунул пистолет за ремень. Обеими лапами он взял женщину за груди, стиснул, и ему это очень понравилось. Рядом на полу застонал юноша с окровавленной головой, и это тоже очень понравилось Дракону. А в углу застыли перепуганные мальчишки и девчонки, смотрели на происходящее большими глазами. И это тоже возбуждало Дракона… Звонил телефон, но Дракон уже не обращал на него внимания.
Он разорвал белоснежную блузку немки. Под ней оказался белый кружевной бюстгальтер. Дракон выдернул нож из ножен. Просунул клинок под узкую перемычку между чашек, потянул сверху вниз — бритвенно заточенный клинок легко перерезал ее. Немка прикусила нижнюю губу.
— А теперь встань на колени, сука, и расстегни мне штаны.
— Мистер Хыонг!
Дракон наотмашь ударил ее по лицу. Из разбитых губ женщины потекла кровь. Дракон сказал:
— Господин Дракон! Так меня зовут. Ты поняла, сука? Господин Дракон… Повтори.
Окровавленными губами она произнесла:
— Господин Дракон.
— А теперь встань на колени и расстегни мне штаны. Она опустилась на колени, стала расстегивать брюки. Руки не слушались ее.
Сотрудники наземной службы обеспечения стрельбы и мексиканец — сотрудник «отдела грязных дел», двинулись искать Дракона. Фридман пытался дозвониться до Дракона. Безуспешно.
Дракон ощутил свою власть над этой белой самкой. И над стайкой перепуганных куриц в углу… Его власть была почти абсолютной… Самка дрожала. Когтистой лапой Дракон взял ее за волосы, намотал на кулак, притянул. Кто-то из куриц в углу пискнул: о боже! Дракон рассмеялся. Потом он приказал самке, и она безропотно сделала то, что он хотел. Теперь победа Дракона стала абсолютной.
Через минуту (Дракону показалось: год) он выплеснул в немку порцию черной драконьей спермы — ядовитой и дымящейся, как варево колдуна.
В студенческом туалете первого этажа мексиканец нашел куртку и пиджак вьетнамца. Он немедленно позвонил Фридману и старшему из наводчиков: на маячок больше не рассчитывайте — он снял пиджак.
Фридман выругался.
Сотрудник службы наземного обеспечения шел по коридору второго этажа. Лейтенант открывал все двери подряд, заглядывал во все помещения. У него было удостоверение инспектора Федерального бюро по борьбе с преступлениями в области компьютерных технологий — в любом учреждении эта ксива работала безотказно.
За поворотом коридора лейтенант увидел распахнутую дверь. Почему-то эта распахнутая дверь сразу насторожила его. Лейтенант двинулся к ней… В этот момент прозвучал выстрел.
Дракон выстрелил в голову немки сверху вниз и оттолкнул ставшее ненужным тело. При иных обстоятельствах его можно было бы растерзать и сожрать, но сейчас Дракона ждали другие дела.
Лейтенант заглянул в дверь. Сразу увидел тщедушного вьетнамца очках, в коротковатых серых брюках и в черной рубашке, пересеченной коричневыми ремнями оперативной «сбруи». В руке вьетнамец держал пистолет… Он выглядел нелепо.
Невероятно острым боковым зрением Дракон заметил появившуюся в двери голову. Выстрелил навскидку и попал — сегодня у него получалось все.
Курицы в углу закудахтали.
Их кудахтанье раздражало Дракона. Он направил на них пистолет и начал стрелять. Стрелять по людям, сбившимся в кучку, легко — почти каждая пуля попадала в цель… Он расстрелял магазин, швырнул пистолет на пол и вышел вон из аудитории. Увидел, что по коридору ползет раненый человек. Дракон выхватил нож, прыгнул ему на спину.
Мексиканец позвонил Фридману: из учебного корпуса слышны выстрелы.
Фред Фридман подумал: все!.. Все, конец карьере.
Дракон перерезал горло раненому, вытер нож об его пуловер, вложил в ножны. А в коридор уже выходили преподаватели и студенты, останавливались в дверях. Дракон выдернул из кобуры второй пистолет… Пронзительно закричала женщина. И другая. И еще одна. Коридор мгновенно наполнился криком и десятками человеческих глаз. Все они смотрели на Дракона. Он видел их сквозь сумеречную пелену.
Дракон начал стрелять. Он даже не целился, и это спасло несколько человеческих жизней. Началась паника, люди бросились бежать. Дракон очень быстро расстрелял магазин и вновь вытащил нож. Он прошел по опустевшему коридору, вышел на лестницу и спустился в холл первого этажа. Здесь к нему бросился сотрудник университетской полиции. Оружия у него не было — не положено. Дракон ударил университетского стража порядка ножом в солнечное сплетение и прошел мимо.
Он вышел на улицу. Был солнечный день, по газону расхаживали дрозды. Дракон медленно двинулся по главной аллее. Он вышел с территории университета, и никто не попытался остановить его. Спустя минуту рядом с ним остановился полицейский автомобиль. Из машины выскочили двое полицейских, направили на Дракона стволы своих пушек:
— Стой! Брось нож и подними руки вверх.
Дракон оскалился и двинулся на ближайшего к нему полицейского. Полицейский без колебаний выстрелил. Пуля попала в грудь, опрокинула вьетнамца на асфальт.
Дракон умер с улыбкой на лице. Он ждал встречи со своим мертвым братом.
В результате бойни в Вирджинском университете погибли восемь человек. Конечно, в прессе был большой шум. На ТВ прошла волна ток-шоу на тему насилия и свободной продажи оружия. На следующий день после трагедии директор ФБР подал прошение об отставке… Впрочем, слухи о том, что Хиллари хочет заменить Большого Джека, ходили давно, и многие полагали, что события в Блексборне только ускорили его отставку.
А через три дня боевые спутники «Созвездия смерти» провели блестящую операцию по ликвидации банды сомалийских пиратов. Об этом целую неделю рассказывали по всем телеканалам. И раз за разом крутили ролик, который снял на камеру «случайный свидетель». Специалистам было понятно, что у «случайного свидетеля» камера была явно профессиональная. Специалистам было так же понятно, что сюжет снимал профессиональный оператор, хотя смонтировали все так, как будто снимал любитель.
А тема «Вирджинской бойни — 2» как-то незаметно пошла на убыль.
Последние дни перед вылетом на операцию Иван провел с Лизой. Они сняли номер в гостинице на Васильевском — в той самой, где провели они ночь в июле, после возвращения Ивана. Это были удивительные дни. Дни, пронизанные нежностью… трепетной нежностью. И страстью.
Они обедали в маленьких ресторанчиках, гуляли по берегу неуютного зимнего залива, смотрели, как садится в залив маленький диск солнца, кормили крикливых чаек. Все вместе создавало иллюзию безмятежности.
Лиза уже знала, что скоро Иван улетит. Но ни о чем не расспрашивала. И Иван был благодарен ей за это. Только однажды она спросила: «Надолго?»
И он, стараясь казаться беспечным, сказал: «Да нет, на неделю».
— Это долго, Ваня, — произнесла она. — Это очень долго.
Он не ответил, просто поцеловал ее в шрамик над бровью.
Все на свете кончается. Наступил вечер, когда Иван сказал:
— Завтра у меня самолет. Лиза ответила:
— Возвращайся. Мы будем ждать тебя. Мы очень сильно будем тебя ждать.
— Мы? — спросил он.
— Да, — сказала Лиза, — мы.
Она взяла его руку и положила себе на живот. Сначала он не понял, а когда понял, то задохнулся от неожиданности:
— Ты? — произнес он.
— Да, — сказала она, — да. Мы очень сильно будем тебя ждать.
Дежурный на кордоне СУР сидел перед пультом, ждал завершения смены. Оставалось около получаса. А потом домой — перекусить, тяпнуть сто грамм и под бок к Катюхе… Дежурный уже представил себе, как обнимет жену, но тут прозвучал зуммер. Дежурный вскинул глаза на пульт — мигала лампа на участке № 33.
— Кого еще несет нелегкая? — буркнул дежурный и нажал на кнопку вызова тревожной группы. Через двадцать секунд в помещение дежурки вошел командир тревожной группы.
— Срабатывание сигнализации на тридцать третьем, — сказал дежурный.
— Может, кабаны?
— А может, бегемоты? — Дежурный повернулся к командиру ТГ: — Толя, ну чего рассуждать-то? Ехай уже.
— Понял, не дурак. Был бы дурак — не понял. Командир тревожной группы вышел. Спустя минуту с территории кордона выехал УАЗ с бойцами.
К тридцать третьему участку группа подъехала через пять минут. Выгрузились, двинулись вперед. Было уже почти светло. Через пару минут Круз взял след. А еще через полминуты пограничники увидели следы на снегу. Шли двое. С той стороны.
Нарушителей настигли быстро:
— Стоять! Оружие на землю. Руки вверх. В случае неповиновения открываем огонь на поражение.
Они подчинились. Медленно, неохотно, но подчинились. Бойцы приблизились. Увидели: седой мужчина лет пятидесяти и молодой парень. Грязные, небритые, со следами обморожения на лицах. Даже на вид — очень усталые.
— Кто такие?
— А вы кто? — спросил старший.
— Четвертый погранотряд Свободной Уральской республики.
Мужчина опустил руки.
— Руки! — скомандовал командир группы. — Руки вверх.
— Дошли, — произнес мужчина. — Слышишь, Пашка? Мы дошли!
— Дошли, — эхом повторил молодой. И тоже опустил руки.
— Руки! Кому сказано?
— Не кричи, сержант, — ответил мужчина. — Лучше помоги снять гранаты.
— Какие гранаты?
— У меня гранаты под курткой. Веревка — в кулаке… Помоги, руки не слушаются.
Из кулака седого аккуратно вытащили веревку, под курткой обнаружили три гранаты, к кольцам которых была привязана веревка.
Приближалось католическое Рождество. В последние годы в Европе редко произносили эти торжественные слова: Рождество Христово… По крайней мере — публично. Ибо это не корректно по отношению к мусульманам. А все хорошо запомнили Горячее Парижское Рождество, что случилось три года назад. Тогда было сожжено более трех тысяч автомобилей, несколько школ, библиотек, общественных зданий. А ведь повод был совсем пустяковый — интервью неугомонной старухи Бриджит Бордо, в котором она обронила одну — всего одну! — фразу о чужих и чуждой религии… Приближалось Рождество, политики застенчиво поздравляли сограждан с неким почти анонимным праздником. И уже всерьез обсуждались предложения убрать христианские символы в публичных местах…
На платформе «Голиаф» тоже готовились к встрече Рождества. Старик не мучился политкорректностью — на «Голиафе», его персональной «башне из слоновой кости», не было и не могло быть мусульман. У Старика было выработанное многими поколениями британской аристократии отношение ко всем этим пакистанцам-неграм-японцам… Обыкновенно за две недели до Рождества сам S.D., его секретарша Рита и помощник Апфель садились со списком экипажа «Голиафа» и все вместе обдумывали, кому что подарить. Учитывая, что личный состав платформы был более шестидесяти человек, это требовало времени и определенной фантазии, но Апфель давно заметил, что далеко не сентиментальный Старик делает это с удовольствием. Правда, после появления на «Голиафе» смазливого щенка Стенли (Апфель про себя называл его Сосунок, а Рита — мистер Вагина) Старик сильно изменился. В этом году пришлось даже напоминать ему, что пора бы уже заняться подарками. При этом про подарок для Стенли он не забыл. Сопляк захотел получить на Рождество ворона — ни много ни мало, а настоящего ворона из Тауэра, и мистер S.D. обратился с просьбой к премьер-министру Великобритании. Конечно, на Даунинг-стрит не смогли отказать Старику. Правда, из-за каких-то формальностей птицу обещали прислать только к Новому году…
Так или иначе, но все-таки на «Голиафе» готовились к встрече Рождества.
Двадцать четвертого декабря 2013-го года Иван и Дельфин прилетели в Готхоб. Над столицей Гренландии мерцало северное сияние.
В маленьком аэропорту Иван сразу увидел человека, который был ему нужен. И узнал в нем одного из тех троих, которые привезли пластит для операции «Демонтаж» — человека Дервиша… Мужчина тоже узнал Ивана. Он слегка улыбнулся, поднялся и пошел в сторону туалета. Выждав десять секунд, Иван тоже отправился в туалет.
Знакомый незнакомец стоял у раковины и мыл руки. Иван подошел, встал у соседней раковины. Не поворачивая головы, мужчина сказал негромко, по-русски: «Привет. Я — мистер Смоленски. Борис Смоленски. Остановился в гостинице „Нанук“ — белый медведь по-местному. Советую поселиться там же. Ваш груз доставлен, хранится на грузовом складе почтамта. Вот телефон для экстренной связи со мной». — Борис Смоленски полуобернулся к Ивану, скосил глаза на наружный карман своей куртки. Иван достал из него плоскую пластмассовую коробочку, опустил в свой карман… Смоленски высушил руки и вышел.
Через двадцать минут Иван и Дельфин заполняли анкеты в гостинице. У стойки рецепшн стоял Борис Смоленски, болтал с молодой женщиной за стойкой. Женщина была из местных, она заразительно смеялась, обнажая крепкие белые зубы, говорила: уморили вы меня, мистер Борис.
Борис Смоленски сразу стал знакомиться с новыми постояльцами, предложил выпить. Дельфин ответил, что, мол, с удовольствием, но позже — им нужно отдохнуть с дороги.
Иван и Дельфин поселились в номере, примыкающем к номеру Бориса Смоленски. Распаковались, обосновались, Дельфин позвонил Джону: хай, Джон, это Николай из России. Мы вернулись, как обещали, привезли тебе русскую водку…
Через час в номере шла попойка — Дельфин, Иван и экипаж самолета, Джон и Микки, пили русскую водку. Вскоре к ним присоединился сосед, Борис Смоленски. Он говорил, что собирается заняться здесь туристическим бизнесом. Джон и Микки отговаривали его. Плохие времена, говорили они, наступают плохие времена…
Двадцать пятого декабря из лондонского аэропорта Хитроу вылетел гигантский А-380. Эти суперлайнеры редко бывали заполнены более чем на две трети. Но в Рождественские праздники в самолете почти не осталось свободных мест. Дервиш и Братишка летели бизнес-классом, Дейл путешествовал в боксе для перевозки домашних животных. Самолет направлялся в Оттаву.
А-380 летел над Атлантическим океаном, полет продолжался уже пять часов. Под крылом было десять километров темноты и холода. А внизу, на самом дне темноты и холода, катились волны и лежал океан — еще четыре километра темноты и холода. В этих безбрежных просторах самолет-гигант казался жалкой скорлупкой, ковчегом, в котором бьются пятьсот тридцать шесть человеческих сердец и одно собачье.
Почти все пассажиры спали. Александр тоже дремал, Евгений Васильевич не спал, потягивал виски, думал о предстоящей операции. Опытнейший профессионал, Дервиш очень хорошо знал, как из-за нелепого пустяка, из-за какой-нибудь случайности, которую даже и предположить невозможно, рушились самые изощренные комбинации… А в условиях Арктики для этого достаточно всего лишь ухудшения погоды. Дервиш открыл ноутбук, посмотрел прогноз для Юго-Западной Гренландии и канадской территории Нанавут. На ближайшую неделю метеослужба обещала отличную погоду — температура воздуха в пределах минус пятнадцать по Цельсию, умеренный ветер. Это, конечно, ничего не значит — в Арктике все может измениться за сутки. Тем более что глобальное потепление уже заметно повлияло на климат и обычные методы прогнозирования сделались малопригодны. Однако план любой диверсионной операции строится исходя из расчета на успех — иначе невозможно спланировать даже простенькую комбинацию. Дервиш закрыл комп, сделал глоток виски…
Ковчег летел над Атлантическим океаном. В нем было тепло и уютно. Дервиш посмотрел на спящего Александра и подумал: как-то там мои мальчишки?
Грузовой микроавтобус «Форд-Транзит», арендованный мистером Смоленски, въехал в ангар почтового склада. Вдоль стен высились уходящие под потолок стеллажи, посредине стоял ярко-оранжевый погрузчик. Служащий — эскимос с изрезанным морщинами лицом — взял у Бориса карточку, пихнул ее в приборчик. Приборчик пискнул и высветил место хранения.
— О'кей, — буркнул служащий. Он залез на погрузчик. Затарахтел дизель, вспыхнули огоньки габаритов. Эскимос ловко, практически на месте, развернул погрузчик, подъехал к стеллажу и снял с него довольно большой ящик.
Борис Смоленски открыл заднюю дверь «Форда», эскимос на погрузчике подъехал, аккуратно поставил ящик внутрь. Борис пожал служащему руку, закрыл дверь и сел за руль «Форда».
В грузовом отсеке было не развернуться — ящик занял едва ли не половину объема грузового отсека. Но Дельфин и Иван, ловко работая двумя ножами, купленными в местном магазине, быстро вскрыли ящик. Внутри обнаружили еще один ящик и большую картонную коробку. На коробке не было никакой маркировки. А вот на ящике черным фломастером было написано: «Self-contained Underwater Breathing Apparatus» [47].
Дельфин поднял крышку ящика. Внутри, на подстилке из пенорезины, лежали два черных аппарата… Дельфин склонился и посмотрел на манометр одного аппарата, потом другого. Сказал: порядок. В картонной коробке лежали неопреновые гидрокостюмы «NothernDiver CNX-2R», ласты, маски, два комплекта термобелья. Дельфин осмотрел все очень тщательно.
— Порядок? — спросил Иван.
— Снаряжение профессиональное, фирменное, предназначено для работы в условиях Арктики. Очень дорогое — на него потрачено больше девяноста тысяч евро. На внешний вид — все в порядке. Но для того, чтобы знать это наверняка, нужно совершить пробное погружение. Вот только нет у нас такой возможности, Ваня… Понимаешь?
— Да мы вроде уже говорили об этом.
— Говорили. Но я должен еще раз напомнить тебе: после того, как мы окажемся в воде — все, обратной дороги у нас нет. Это «the point of no return» — точка невозврата. Если что-то пойдет не так — откажет аппаратура или мы сами совершим ошибку — нам уже никто не сможет помочь. Мы просто замерзнем в ледяной воде. Наши тела никто никогда не найдет… Ты готов?
Ивану вспомнилась Лиза. Глаза ее, губы ее. И маленький милый шрамик над бровью… Иван посмотрел в глаза Николаю, подмигнул:
— Ништо, Николай Василич, прорвемся.
Под снаряжением обнаружились две черные обтекаемые капсулы — герметичные контейнеры. Дельфин открыл замок одного из контейнеров, поднял крышку. Иван открыл второй. Сверху лежали спальный мешок, моток веревки и баллон спрея. Под спальником — фонари, нож и наручный компьютер. А также самые обыкновенные кроссовки, легкие оперативные жилеты, упаковки с продуктами, пластиковые бутылки с водой, термос, гигиенические салфетки, армейская аптечка. На самом дне — пистолет «Беретта 93Р», четыре двадцатизарядных магазина, две гранаты и радиостанция.
— Гранат мало, — сказал Иван. — Я же просил хотя бы пяток.
— Не получилось, Ваня. Вес груза я подгонял так, чтобы получить нулевую плавучесть контейнера… Например, у меня, кроме радиостанции, есть еще и «глушилка». Поэтому у меня вообще всего одна граната.
— Понятно, — буркнул Иван. — Но все равно маловато.
Содержимое контейнеров тоже было тщательно осмотрено.
Два дня «русские туристы» летали вдоль побережья. По вечерам вместе с пилотами выпивали в барах. К ним присоединялся гражданин Канады Борис Смоленски. Пили по местным меркам много. Договорились, что завтра полетят к «Голиафу» — русские собрались поснимать платформу в темноте. Джон сказал:
— Вовремя успели. Послезавтра уже не полетели бы.
— Почему?
— Потому, что начиная с ноля часов двадцать девятого числа полеты в том районе запрещены.
— Почему? — удивился Иван.
— Потому что там скоро начнется саммит… Неужели не слышали?
— Мы политикой не интересуемся.
В четырнадцать часов двадцать седьмого Джон и Микки заехали за русскими чудаками на огромном джипе Джона. Все вместе сели пить кофе в баре. Вскоре к ним присоединился Смоленски. Пожаловался, что перепил вчера. Сегодня даже курить противно. Микки предложил ему выпить кофе, но канадец сказал: «Спасибо», — и ушел. Спустя три минуты он позвонил Ивану, сказал: «Порядок». Иван посмотрел на Николая, слегка прикрыл глаза. Дельфин оживился, сказал:
— Ну, нечего тут рассиживать — поехали.
Когда вышли на стоянку, расположенную за гостиницей, увидели, что «Форд» канадца стоит рядом с «Шевроле» Джона. А сам Борис сидит в салоне и курит.
Иван подошел к «Форду», Борис опустил стекло. Иван сказал по-русски:
— Спасибо за все, Борис. Удачи. Если повезет, то, может, еще увидимся.
— И вам, мужики, удачи.
Джон распахнул дверцу своего джипа и увидел на заднем сиденье какие-то чемоданы. Он удивленно спросил:
— А это еще что такое?
— Дополнительное оборудование, — ответил Дельфин.
— Какое еще оборудование? — спросил Джон.
— Потом объясню, — сказал Дельфин. — Садись в машину.
— Нет, подожди, подожди…
— Садись в машину, — с нажимом произнес Дельфин. Джон метнул на него быстрый взгляд, сунул руку в карман и вытащил телефон… через секунду что-то твердое уперлось ему в живот, он посмотрел вниз и увидел большой черный пистолет.
— Черт, — произнес Джон. — Вот ведь черт.
Микки стал белого цвета.
Подошел Иван, тоже вытащил пистолет. Все четверо сели в машину, поехали. Вслед им из кабины «Форда» задумчиво смотрел Борис.
Самолет летел над морем, над редкими льдинами и мелкими айсбергами. На западе догорала узкая полоска заката. Море было спокойным — высота волны менее метра. Дельфин надел комплект термобелья, затем облачился в костюм. Костюм имел внутренний теплоотражающий слой и почти не давал потерь тепла. Потом в термобелье и черный неопрен упаковался Иван. Джон сидел за штурвалом как каменный, Микки часто и нервно оглядывался на пассажиров. Дельфин негромко говорил Ивану:
— Ни о чем не думай, Ваня. Все будет нормально. Дыши медленно — в холодной воде это облегчает работу аппарата. На компьютер не смотри — смотри только на маячок на моей спине.
Когда вдали показалась платформа, Иван сказал: «Вот и приехали». Они надели ласты, закрепили ножи, застегнулись. Дельфин нажал на репетитор, проверил подачу воздуха.
Микки еще раз оглянулся на пассажиров, облизнул сухие губы и сказал:
— У меня дети…
Иван помог Дельфину надеть аппарат.
— Двое, — сказал Микки. — Мальчик и девочка. Дельфин помог Ивану надеть аппарат.
— Ведь вы нас не убьете? — произнес Микки.
— Нет, конечно, — ответил Дельфин. — Если вы все будете делать так, как я говорю, — останетесь живы.
До платформы осталось миль пятнадцать. Закат догорел.
— А что нужно сделать? — спросил Микки.
— Ничего особенного — нужно сесть в трех милях к северу от платформы. Мы уйдем, и вы можете взлетать.
Микки сказал:
— Посадка в темноте? Но это очень опасно!
— Микки, — почти ласково произнес Дельфин. — Поверь, дружок, что спорить со мной сейчас еще опаснее.
— Но ведь вы нас не убьете? Джон заорал:
— Заткнись, Микки! Заткнись, придурок гребаный… они нас убьют. Они непременно нас убьют!
Дельфин твердо произнес:
— Глупости говоришь, Джон… Нам ваши жизни не нужны. Смотри, я убираю пистолет.
Дельфин бросил свою «беретту» в контейнер. Так же поступил и Иван. Джон покосился через плечо и ничего не сказал. Дельфин опустил крышку контейнера, защелкнул замки.
До платформы осталось двенадцать миль.
— Теперь отдайте мне ваши наушники и микрофоны, — сказал Дельфин.
— Зачем? — спросил Микки испуганно.
— Так надо, Микки, так надо.
— Но…
Джон перебил:
— Отдай им, Микки.
Он снял с головы фурнитуру с наушниками и микрофоном, протянул назад, Дельфину. С некоторой заминкой это же сделал Микки.
— О'кей, — сказал Дельфин. — А теперь попрошу телефоны.
Джон улыбнулся — у него мелькнула мысль, что убивать не будут. Раз отбирают средства связи — значит, убивать не будут. Иначе зачем бы они стали отбирать телефоны? Он достал из кармана телефон, протянул за спину… Следом за ним то же сделал и Микки.
До платформы осталось десять миль. Над морем висели сумерки. Летели молча. С каждой минутой платформа становилась ближе. В насыщенном сине-фиолетовом полумраке «Голиаф» сверкал огнями, как новогодняя елка.
Когда до платформы осталось пять миль, Джон произнес:
— Учтите, что эта посадка может оказаться последней. Садиться в темноте — огромный риск… Может, передумаете?
— Придется рискнуть, Джон… Ты же сам рассказывал, что уже садился в темноте.
— Это были вынужденные посадки, — ответил Джон. И добавил: — Впрочем, и эта тоже. — Несколько секунд он молчал, потом произнес: — Теперь я понимаю, почему ты так расспрашивал про ту посадку.
А Микки вдруг спросил:
— Сколько же вам за это платят?
Дельфин отозвался:
— А ты не допускаешь, что мы делаем это не за деньги?
Микки пожал плечами. Кажется, он был разочарован.
Они обогнули платформу с южной стороны, развернулись, Джон стал заходить на посадку. В салоне молчали. Все понимали, что запросто можно напороться на льдину. Или на айсберг… Тогда — все. Джон включил прожектор, но толку от него было немного — он освещал черную воду и длинные волны. Поплавки коснулись воды раз, другой… полетели брызги, самолет сел.
Дельфин достал из нагрудного кармана плоскую коробочку, откинул верхнюю крышку и включил таймер. На панели должен был вспыхнуть огонек, но Дельфин сам накануне заклеил его лейкопластырем и замазал черным маркером. Самолет быстро терял скорость. Дельфин закрыл крышку и сунул коробочку под сиденье. В ней был таймер, электродетонатор и восемьдесят граммов пластита — для самолета хватит.
— Все, — сказал Джон, — выметайтесь. Гидросамолет качался на волне.
Дельфин открыл дверцу. В салон сразу ворвался холод. Дельфин вышвырнул в воду телефоны экипажа и фурнитуру связи. Потом достал из кармана навигатор, засек курс и расстояние до «Голиафа», быстро ввел данные в компьютер.
Дельфин спросил: «Готов, Ваня?..» Иван ответил: «Да».
Что-то внутри него протестовало, но он ответил: да.
Дельфин взял свой контейнер и вылез на поплавок. Следом за ним выбрался Иван. В поплавок ударила волна, обдала холодными брызгами. Иван облизнулся — брызги были солеными. Иван посмотрел на «Голиаф». Платформа казалась островом, вынырнувшим из пучины.
Дельфин тронул Ивана за плечо. Иван повернулся к Дельфину. Увидел, что тот уже надел шлем. Иван кивнул, тоже надел и застегнул шлем. Дверца за спиной захлопнулась. Иван вспомнил слова Дельфина: «the point of no return» — точка невозврата. Потом плотно прижал к себе контейнер и шагнул с поплавка в черную воду.
Джон пошарил по карманам и вытащил пачку сигарет и зажигалку.
— Ты собираешься курить в самолете? — с удивлением спросил Микки.
Джон щелкнул зажигалкой, закурил. У него дрожали руки.
— Джон! — с укоризной произнес Микки.
— Заткнись, сука! — заорал Джон. — Заткнись, недоносок сраный.
Он замолчал, сделал несколько сильных затяжек и сказал: — Извини. Извини, старина, ты ни в чем не виноват…
Джон затушил сигарету и пустил двигатель. Самолет поплыл, медленно набирая скорость. Потом быстрее… еще быстрее… И оторвался от воды. Джон перевел дух… и тут же увидел перед собой айсберг. И Микки увидел айсберг. Он закричал: Джон!.. Джон рванул штурвал на себя… Айсберг был совсем маленьким, он возвышался над водой всего метров на семь. Самолет врезался в самую верхушку. Одновременно под сиденьем сработало взрывное устройство. Над морем блеснула вспышка взрыва, прокатился гром.
Вода сомкнулась над головой, и темнота сделалась действительно непроглядной — ощущение, будто ты оказался внутри черного облака. И в этой темноте пронзительно-белой вспышкой пульсировал фонарь на спине Дельфина. Иван убедился, что грузики, компенсирующие положительную плавучесть, опытный Дельфин подобрал очень грамотно. Контейнер тоже имел нулевую плавучесть — правда, за счет сокращения арсенала… Ну, с Богом — пошли!
На «Голиафе», разумеется, засекли взрыв гидросамолета. Впрочем, локатор засек самолет еще раньше. До того момента, пока самолет не сел на воду, он не представлял никакого интереса для дежурного сотрудника службы безопасности. Но как только самолет сел, ситуация изменилась. Скорее всего посадка была аварийной, но сотрудник службы безопасности обязан рассматривать ситуацию в первую очередь с точки зрения безопасности. Теоретически с самолета могли спустить лодку или аквалангиста… Дежурный немедленно доложил начальнику службы. Через минуту Майкл Дженнис поднялся к дежурному. Дженнис был отличный профессионал, раньше работал в ЦРУ.
— Ну, что у тебя, Лео? — спросил Дженнис. У него были влажные волосы — он только что вышел из душа.
— Самолет, — доложил дежурный. — По-видимому, гидросамолет. Минуту-полторы назад он совершил посадку на воду. — Дежурный показал на монитор локатора. Там хорошо была видна метка. — Полагаю, аварийная посадка.
— Аварийная?
— Какой же дурак станет по доброй воле садиться в темноте? Разве что камикадзе.
— Это верно… Расстояние до него?
— Тридцать шесть кабельтовых [48] на север.
Дженнис сказал:
— Позвони в гнездо. Пусть Папаша посмотрит своими зоркими глазами.
Гнездом Дженнис называл наблюдательный пункт на буровой вышке. Он был расположен на высоте более сорока метров над уровнем моря, в нем круглосуточно дежурил наблюдатель, он же — снайпер. У него была хорошая аппаратура для наблюдения. В том числе ночного видения. Дежурный нажал кнопку на пульте.
Дженнис хотел еще что-то сказать, но метка на локаторе пришла в движение.
Дежурный вызвал стрелка-наблюдателя на вышке, тот сразу отозвался, и дежурный поставил задачу: тридцать шесть кабельтовых к северу — гидросамолет на воде. Похоже, намерен взлететь. Посмотри, Папаша… Папаша Дадли ответил: понял.
Дженнис сказал:
— Точно — взлетает… Вот тебе и аварийный. Нужно разобраться, кто такой.
На мониторе было видно, что самолет набирает скорость. Дженнис сказал:
— А попробуй-ка связаться с ним, Лео.
Лео ответил: «Есть», — протянул руку к радиостанции, но в этот момент раздался взрыв. Взрыв был далекий. Майкл Дженнис и Лео Мозерато переглянулись. Оба подумали: самолет?
Голос стрелка-наблюдателя произнес из динамика:
— Взрыв на севере. Дистанция — тридцать восемь кабельтовых… Вижу пламя, что-то горит… Думаю, что это и есть тот гидросамолет.
Начальник службы безопасности бросил дежурному: «Смотреть в оба глаза», — и стремительно вышел. Он поднялся на палубу, подбежал к вышке буровой и открыл дверь. Внутри обшитой листовой сталью вышки была винтовая лестница. Дженнис почти бегом поднялся на двенадцатиметровую высоту, постучал в люк. Люк открылся, Дженнис пролез в «гнездо» снайпера. Это было довольно тесное квадратное помещение три на три метра. По периметру были бойницы. В углу, в шкафу стояли две снайперские винтовки. Одна калибром 7,62, другая — 12,7. Последняя позволяла поражать цели на дистанции полтора километра.
— Что горит? — спросил Дженнис.
— Айсберг, — ответил Папаша Дадли.
— Айсберг? — Дженнис сел во вращающееся кресло напротив монитора — «картинка» с электронно-оптического комплекса выводилась прямо на монитор. Там, на мониторе, был виден призрачно-зеленоватый айсберг, объятый еще более неестественным фиолетовым пламенем. Дженнис подумал: видимо, этот гидросамолет врезался в айсберг, а горит разлившийся керосин.
Несколько секунд начальник службы безопасности наблюдал эту фантастическую картинку, потом встал, бросил Папаше Дадли: «Удвойте внимание», — и ушел. Через три минуты с борта «Голиафа» спустили катер. На его борту были Дженнис, рулевой и еще один секьюрити. Взревел восьмидесятисильный «меркюри», катер ринулся к айсбергу.
Иван плыл вслед за Дельфином, ориентировался на пульсацию маячка. Им предстояло проплыть около шести километров. Это примерно три с половиной часа. В ледяной воде. С грузом… Правда, был еще один фактор — попутное течение. Оно почти удваивало скорость и, соответственно, была надежда доплыть за пару часов… Иван плыл, равномерно работая ногами, стараясь не думать ни о чем. Но в голове иногда всплывали слова Микки: у меня дети. Двое. Мальчик и девочка… мальчик… и девочка… мальчик и де…
К айсбергу катер подошел через десять минут. К этому времени весь керосин уже выгорел. Айсберг осветили прожектором. На белом льду была хорошо видна копоть и черные потеки — видимо, следы сгоревшего масла. Вокруг айсберга плавали какие-то мелкие обломки, полетные карты и даже мужская куртка. Все эти обломки, карты и куртку выловили и подняли на борт.
— А как же тела-то искать? — спросил секьюрити. Рулевой махнул рукой:
— Какие тела? В здешних краях тела утопленников исчезают бесследно.
Секьюрити спросил:
— Почему?
— Потому что утопленники здесь не всплывают. Вы знаете, почему всплывает утопленник?
— Нет.
— Потому что в тканях тела начинаются процессы разложения, труп увеличивается в объеме и всплывает. Но в здешних условиях разложение из-за низкой температуры не начинается. Здесь трупы не всплывают никогда. Да и вообще — здесь течение… За сутки их знаешь куда может унести?
Катер обошел айсберг и вернулся на «Голиаф».
Иван не знал, сколько времени они плывут. Дельфин сказал: «На комп не смотри», — он и не смотрел… Он плыл, механически перебирая ногами и видел только мигание маячка на спине Дельфина. Это мигание в кромешной, абсолютной тьме гипнотизировало, гипнотизировало, усыпляло. Он больше не думал, что у убитого ими Микки были дети. Он ни о чем не думал…
Катер вернулся на «Голиаф», Дженнис зашел к Старику. Доложил, что, скорее всего, произошла авиакатастрофа и что он рассчитывает в самое ближайшее время установить, откуда этот гидросамолет. Старик сказал: благодарю вас, мистер Дженнис.
Установить разбившийся самолет не представило труда — Дженнис абсолютно справедливо предположил, что гидросамолет прилетел из Готхоба. Он позвонил в Готхоб, и диспетчер подтвердил, что два часа назад из бухты вылетел гидросамолет, бортовой номер GGY 781. Обязательное уведомление о полете пилот Джон Маккормик подал накануне. Помимо второго пилота Микки Торстена, на борту должны находиться двое туристов. А что случилось, сэр? — Они совершили посадку на воду. Видимо, вынужденную. При взлете врезались в айсберг. Разбились… Диспетчер сказал: «О, Боже!»
Дженнис прервал разговор с диспетчером и связался с дежурным и с Папашей Дадли.
— По поводу самолета, — сказал Дженнис. — Я думаю, что это обычная авария… Они катали туристов.
— Неплохо покатались, — отозвался Дадли.
…он ни о чем не думал, просто работал ластами и смотрел на пульсирующий огонек. И когда пульсация вдруг прекратилась, он в первый момент ничего не понял. А потом рука Дельфина легла на плечо и сильно его стиснула. Это означало: как ты?.. Иван нашел руку Дельфина, стиснул ее в ответ: я в порядке, — и понял: дошли. Дельфин трижды стиснул его плечо, что означало: выходим. Иван ответил троекратным пожатием: понял, выходим. Он вдруг осознал, что уже очень долго находится в этом мире темноты. И ему захотелось наверх, на волю, на воздух. Ему вдруг очень захотелось увидеть небо над головой. И звезды.
Первое, что он увидел, когда вынырнул, оказалось толстой ребристой стальной колонной. Она уходила высоко вверх и поддерживала небо. Это небо тоже было стальным. Его пересекали балки, стяжки. По периметру стального неба был свет. И стелился дымок — выхлоп дизеля… Иван огляделся. Они находились под днищем платформы «Голиаф», у одной из шести его циклопических «ног». Низ «ноги» был покрыт наплывами сизого льда. «Ноги» образовывали своеобразную лагуну. Невысокие, около метра, волны свободно проходили между колоннами, поднимали и опускали вверх-вниз пловцов. Здесь, у самого основания стального острова, становилось понятно, насколько он огромен.
Дельфин похлопал Ивана по плечу. Иван обернулся. Дельфин показал рукой на противоположную колонну. Толкая перед собой контейнеры, поплыли через «лагуну».
Люк — заплатка размером примерно метр на метр — находился на высоте около трех метров над водой. С левой стороны его были петли, с правой — рычаг запора. Люк, петли, рычаг были покрыты слоем ржавчины. Дельфин расстегнул замки и сбросил аппарат. Если им удастся проникнуть внутрь, то аппарат больше не нужен. Если не удастся, то… тоже больше не нужен.
На колонне были приварены скобы, с них свисали сосульки. Дельфин вылез из воды, по скобам поднялся к люку. В ластах это было очень неудобно. Он попробовал нажать на рычаг, но тот не сдвинулся с места ни на миллиметр. Дельфин навалился всем весом. Не помогло — рычаг приржавел насмерть. Тогда Дельфин привязал свой контейнер к скобе и раскрыл его. Извлек баллон со спреем, снимающим коррозию… Щедро облил петли и рычаг люка жидкостью из баллона. Опрыскал по периметру люк. Теперь следовало подождать. Хотя не было никакой гарантии, что этот чудо-спрей будет работать на пятнадцатиградусном морозе.
Четверть часа они висели на скобах, как два больших черных спрута. Потом Дельфин сказал: «Надо пробовать, Ваня. Или — или…» Иван кивнул и добавил: «Дайка я…» Дельфин ответил: «Валяй…» Иван тоже сбросил аппарат, поднялся к люку. Он привязался к скобе выше люка, взялся за рычаг обеими руками, ногами в ластах уперся в скобу. Он потянул скользкий от спрея рычаг. Рычаг стоял мертво. Иван потянул сильнее. Он упирался ногами, тянул, тянул… В глазах потемнело. Через несколько секунд он понял, что не сможет отворить люк, не сможет сдвинуть рычаг. И от этой мысли… от простой этой мысли стало Ивану тошно. Он рванул ржавую железяку из последних сил… и тогда раздался скрип. Скрип был такой, что казалось, его слышно в любом закутке «Голиафа».
После того как повернули рычаг, стало проще. Люк, правда, все равно не хотел открываться, но, работая водолазными ножами, они все-таки отворили чертову железяку.
Первым внутрь колонны заглянул Иван. Он включил фонарь и увидел провал, уходящий на много метров вниз. Там, внизу, плескалась вода. И вверх колонна уходила тоже на много метров. Вдоль стены шли какие-то трубы, кабеля, стальные лестницы и площадки. Где-то тарахтел дизель, а совсем рядом работал электромотор. Иван подумал: уютное место, блин… Он залез внутрь, втащил контейнер, рукой показал Николаю: поднимайся.
Они залезли на маленькую площадку-балкон, повесили на скобу фонарь, сели на свои контейнеры. Только теперь Иван понял, как он устал. Нужно было снять гидрокостюм, но сил не осталось. Не хотелось даже шевелиться. Дельфин сказал:
— Ничего, ничего, Ваня. Это нормально… Пройти на ластах шесть километров — не фунт изюму.
Иван не ответил.
Они просидели минут двадцать. Потом все-таки сняли осточертевшие гидрокостюмы, перчатки и ласты. А потом Дельфин достал из контейнера термос с горячим чаем и все стало казаться не таким уж и мрачным.
Иван спустился к люку, приоткрыл его и выбросил наружу длинную ленту антенны. Потом нажал на кнопку. С антенны сорвался короткий сигнал. Иван подождал пять минут и повторил. После этого убрал антенну и закрыл люк.
По аэропорту Оттавы бродили Санта-Клаусы, в центре стояла вся в огнях футуристического вида блестящая металлическая конструкция — видимо, она олицетворяла ель. Рассекая толпу, через зал аэропорта шли трое — высокий седой старик в длинном кожаном пальто, в шляпе, с тростью; человек-монстр с половиной лица и мощная, похожая на волка, собака. На них оглядывались, они шагали уверенно и невозмутимо.
Вышедшая из бара сильно нетрезвая дама лет пятидесяти показала на них пальцем и закричала:
— Выходцы из ада! Это выходцы из ада… Спасайтесь! Они вылезли из ада!
Дервиш остановился, приподнял шляпу и произнес:
— Нет, мадам, мы еще только собираемся туда.
У Евгения Васильевича было прекрасное настроение — он только что получил на свой коммуникатор подтверждение, что «нерпы» благополучно добрались до платформы.
Ударное авианосное соединение US Navy [49] во главе с авианосцем «George H.W. Bush» двигалось к месту саммита. Авианосец «Джордж Буш», бортовой номер CVN-77, был семьдесят седьмым авианосцем в истории Соединенных Штатов и десятым класса «Nimitz». Он получил свое имя в честь сорок первого президента США, Джорджа Буша-старшего и вступил в строй в 2009-м. После него еще ни один авианосец не сошел с американских верфей. И, видимо, не сойдет — теперь, когда у Америки есть «Созвездие смерти», надобность в авионосцах отпала.
Длина «Джорджа Буша» составляла триста сорок метров. Корабль водоизмещением сто две тысячи тонн был оснащен атомной энергетической установкой из двух реакторов. Она приводила в действие четыре паровые турбины суммарной мощностью двести восемьдесят тысяч лошадиных сил. Этот фантастический табун вращал четыре винта авианосца. Каждый из которых весил около трех тонн и имел в диаметре шесть с половиной метров. «Джордж Буш» мог развивать скорость более тридцати узлов. Один раз в пятнадцать лет «Бушу» требовалась плановая замена ядерного топлива. Между заправками авианосец мог пройти миллион миль.
Авианосец — это целый город, в котором насчитывается четыре тысячи помещений. Здесь есть своя пожарная команда и собственная полиция, свое почтовое отделение, кинотеатры, спортивные залы, бассейны, солярии, прачечные и парикмахерские. Даже свое радио есть на «Буше-старшем». И своя газета. Экипаж «Буша» насчитывал почти шесть тысяч человек.
Всего за одни сутки авианосец способен переместиться на полторы тысячи километров. И принести в своей утробе восемьдесят шесть боевых самолетов и вертолетов.
Авианосцы — мощь Америки.
Авианосцы — гордость Америки.
Авианосцы — символ Америки.
Выступая однажды перед экипажем авианосца «Теодор Рузвельт», президент Билл Линтон сказал: «Парни, я приоткрою вам одну тайну. Как только в мире происходит очередной кризис, первый вопрос, который задают в Белом доме, звучит так: где наши авианосцы?»
Авианосец огромен, могуч, грозен, но все-таки уязвим. Поэтому он никогда не «гуляет» сам по себе, он всегда идет в составе авианосной группы. Авианосец непременно сопровождают ракетный крейсер, пара эсминцев, ударная субмарина и транспортное судно.
Авианосная группа во главе с «Джорджем Бушем» шла от берегов Норвегии к берегам Канады. Двадцать девятого декабря «Буш» должен встать на якорь в проливе Девиса, в миле от платформы «Голиаф».
Внутри «ноги» «Голиафа» было холодно — около нуля. От дыхания шел пар, стенки покрывал иней. Дельфин сказал: «Мы с тобой находимся в южной „ноге“». Иван ответил на это: «Обожаю юг».
Они обустроились, как смогли — расстелили на сваренном из арматуры балконе гидрокостюмы, сверху — спальники. Поверх балкона натянули кусок черной полиэтиленовой пленки, найденной здесь же — если вдруг кто-то случайно заглянет внутрь, то хоть увидит не сразу.
Самым разумным в таких условиях было экономить силы — спать, лежать. Они и проспали часов двенадцать. Спали одетыми, в обуви, в шапочках, с оружием под рукой. Свет включали только по необходимости. Но уже на другой день, когда немного «акклиматизировались», они начали знакомиться с «Голиафом».
Начали, естественно, с корней — то есть спустились вниз. Оказалось, что внизу все колонны соединены по периметру подводной галереей. Она была узкой, низкой. Дельфин сказал: «Ощущаю себя крысой в стальной норе».
— Значит, мы теперь не «нерпы», а «крысы», — ответил Иван.
Обследовав галерею, стали подробно изучать «ноги». Выяснили, что из каждой ноги можно выйти наверх, на технический этаж. Этот этаж представлял собой настоящий лабиринт — коридоры, тупики, лестницы, непонятного назначения мертвые механизмы.
«Крысам» нужно было выше.
На космодроме Космического центра имени Кеннеди готовился к старту шаттл «Дискавери». Двадцать седьмого декабря с отметки «минус 43 часа» начался обратный отсчет. Продолжительность стартового окна для этого пуска составляла всего два часа две минуты.
Шаттлу предстояло поднять в «Созвездие смерти» последнюю, четырнадцатую «звезду» и спустя восемь суток совершить посадку на базе ВВС Эдвардс, Калифорния.
Из Оттавы в «ад» летают самолеты компании «First Air». «Выходцы из ада» сели в самолет и уже через шесть часов были в «аду» — на Баффиновой земле… Эти суровые места часто сравнивают с адом — голые, полузаметенные снегом камни, ледники, огромные и безлюдные просторы, насквозь прошитые ледяным ветром, сами подталкивают к такому сравнению.
Аэропорт Икалуита больше всего похож на желтую подводную лодку с иллюминаторами. По прилете Дервиш и Братишка заглянули в бар аэропорта. Там сидели несколько в хлам пьяных инуитов и за столиком в углу — белый. На стойке бара стояла синтетическая елочка, на стене висела фотография местной рок-звезды Люси Идлу. Во всех барах провинции Нанавут обязательно висит фотография Люси Идлу. Десять лет назад Люси победила на каком-то музыкальном конкурсе, и с тех пор в каждом баре висит ее фото. И хотя звезда постоянно жила в Торонто, иногда она наведывалась в Икалуит навестить мать и брата.
Белый из-за углового столика подошел к Дервишу, икнул и поздравил с прошедшим Рождеством и приближающимся Новым годом. Потом поставил свой стакан на столик, без разрешения присел и попросил прикурить. Дервиш достал позолоченный «Ронсон», дал огонька и спросил:
— Что скажешь?
— Я контролировал их до взлета… Что было потом — не знаю. Знаю, что самолет разбился, считается — налетел на айсберг.
Дервиш спросил:
— Ну а сам что думаешь?
— Думаю, что они на платформе… Или на дне. Дервиш уже знал, что «мальчишки» на платформе.
Он задал новый вопрос:
— Как обстановка здесь?
— Обыкновенная для таких мероприятий… У вас номера забронированы?
— Да, во «Фробишере». А что?
— Сюда уже начали стекаться журналюшки и прочая обычная для таких случаев публика.
— Знаем. Мы вместе с ними летели — полсамолета самоуверенных мудачков с ноутбуками.
— Во-во! Поэтому с номерами в гостиницах может быть напряг… Канадское правительство выделило под гостиницу для прессы и пресс-центр круизный пароход — он стоит в бухте, но все равно с номерами может быть напряг.
— Ну а там что происходит? — Дервиш не сказал, где это «там», но собеседник совершенно правильно понял, что речь идет про «Голиаф».
— Что там происходит — не знаю, но налицо явная активизация контактов платформы с внешним миром — «Сикорский» летает туда-обратно, как пчелка. Вчера прилетал шесть раз. Сегодня уже четыре.
— Понятно, — сказал Дервиш. И добавил после паузы: — О чем я просил — достал?
— С большим трудом, но достал. На стоянке «Фробишера» стоит арендованный на твое имя «Шевроле» — темно-вишневый, с кенгурятником. Сувениры для вас в сумке на заднем сиденье, ключи в замке.
— Спасибо, Борис. Как я с тобой расплачиваться буду? Смоленски усмехнулся:
— Считайте, что это подарок на Новый год.
К отелю «Фробишер инн» подъехали на такси — огромном «лэндкрузере». За рулем автомобиля низкорослый водитель-инуит был почти незаметен. Дервиш расплатился. Водила увидел стодолларовую купюру и растерялся — у него не было сдачи. Дервиш махнул рукой: сдачи не надо. Водила совсем растерялся.
На стоянке стоял «Шевроле» с хромированным кенгурятником. Дервиш бросил Братишке:
— Заберите, Александр, сумку с заднего сиденья.
Братишка подошел к незапертой машине, взял с заднего сиденья сумку, матюгнулся: ну кто так вещи оставляет? Да еще и ключи в замке… тьфу!
В отеле — дорогом по местным меркам, одноместный номер от двухсот долларов в сутки — в отеле «выходцев из ада» встретили приветливо. Портье хорошо запомнил щедрых постояльцев — хромого миллионера-старика в сопровождении молодого монстра и собаки. Хромец был гражданином Канады русского происхождения, раздавал щедрые чаевые… Побольше бы таких постояльцев. Хромец и монстр загодя зарезервировали два соседних номера, заплатили за неделю вперед.
Когда обосновались и немного отдохнули, Дервиш позвонил Братишке:
— Александр, зайдите ко мне на пару минут. Саша зашел. На столе стояла сумка, которую Братишка забрал из джипа. Дервиш сказал:
— Подарки, однако, для нас… Посмотрим?
— А як же?
— Тогда открывайте.
Братишка вжикнул молнией дорожной сумки, вытащил нарядную коробку с надписью на неизвестном ему языке.
— О-о! — сказал Дервиш. — Это мне.
— А что это?
— Это, Александр, «Васпуракан» — коньяк армянский… Ай, уважил Борька, ай, уважил. А что там еще?
Братишка вытащил барсетку.
— Это, — сказал Дервиш, — кажется, тоже мне. Братишка протянул ему барсетку. Дервиш вжикнул молнией, вытащил из сумочки «вальтер».
Братишка с завистью цокнул языком: эх, хороша машинка, — потом извлек из сумки длинный матерчатый кокон. Обернулся к Дервишу. Евгений Васильевич сказал: разворачивайте, Александр, разворачивайте… Братишка развернул. В тряпке — похоже, это была старая штора — лежал советский ППШ.
— Евгений Василич! — вновь обернулся к Дервишу Александр. Глаза у него горели.
— Моей заслуги в этом нет. Просто когда зашел разговор об оружии, я сказал Борису, что мой напарник сильно уважает ППШ, и он, как видите, достал… Что, вообще-то, является маленьким чудом — сейчас и в России не так-то легко достать ППШ, а уж в Канаде! Скорее всего, купил у коллекционера.
— Наверно, дорого?
Дервиш ответил на это:
— И пусть тот, у кого нет меча, продаст свою одежду и купит меч… Евангелие от Луки. Оружие, Александр, стоит ровно столько, сколько вы готовы за него заплатить.
Братишка запустил руки в сумку, достал дисковый магазин и магазин рожковый. Он подкинул магазины, по весу определил, что они пустые, заглянул в сумку. Там было пусто. Братишка спросил:
— А патроны?
— Должны быть.
— Нет ни черта, — отозвался Саша. Спустя десять секунд обнаружил пачки с патронами в боковом кармане и с чувством произнес:
— Жизнь хороша… если есть пэпэша. Дервиш искренне, от души, рассмеялся.
После довольно долгих поисков «крысы» обнаружили в мрачном стальном чреве «Голиафа»… рай. По крайней мере, так они решили в первый момент.
Они шли очередным коридором и вдруг увидели свет. Свет был маленьким, слабым и похожим на круглую автомобильную фару, работающую от садящегося аккумулятора. Иван пошел на разведку, Дельфин страховал.
Иван подошел и увидел, что «фара» — это иллюминатор в узкой стальной двери. Иван осторожно заглянул в этот иллюминатор… и увидел рай. Видно было плохо, но все равно он разглядел зеленые кусты, цветущую лужайку и водопад, стекающий со скалы. В первый момент он не поверил своим глазам — так не похоже это было на то, что он привык видеть внутри «Голиафа».
Несколько секунд Иван рассматривал «рай», а потом подозвал Дельфина.
Николай тоже долго разглядывал картинку в маленьком мутноватом иллюминаторе, потом сказал:
— А че, Вань — может, переберемся туда?
— Конечно, — отозвался Иван. — На полянке шашлыки будем жарить.
Они даже попробовали проникнуть в «рай», но дверь с иллюминатором не поддалась — то ли была заперта изнутри, то ли завалена. Позже подтвердилось второе — у двери лежали валуны… В общем, в «рай» они не попали.
Но в следующий выход обнаружили еще одну дверь в рай. Эта дверь тоже не пустила их. Дельфин сказал: «Эх, рад бы в рай, да грехи не пускают…» Но про эту дверь было понятно, что она заперта изнутри. Осмотрели, решили, что при надобности граната откроет.
Однако самая интересная находка ждала их в другом месте — в колонне, обозначенной как F6. В один из выходов они поднялись на верх колонны, прошли узким коридором и оказались у лестницы. Лестница вела на этаж выше, на палубу «С»… Поднялись. И оказались перед дверью. Вот только эта дверь была деревянной!.. Деревянной! Понятно?
Братишка сгонял в ближайший магазин, купил универсальный нож-инструмент фирмы «Лазерман». Нож стоил дорого, но имел приличный набор инструментов, среди прочего пилку по металлу. Братишка вернулся в отель, доложил Дервишу, что вернулся. Дервиш тут же зашел к Александру. Сел, достал из кармана сигару. Братишка покосился на датчик дыма под потолком, сказал:
— Сейчас чукча прибежит.
— Наплевать, — ответил Дервиш. Он спокойно раскурил сигару. Спустя две минуты в дверь действительно постучали. Вошла горничная — инуитка с луноподобным лицом и библейским именем Сара, стала выговаривать за курение. Дервиш сказал ей: «Да ладно вам, Сара. У пожилого джентльмена одна осталась радость — покурить…» Он чмокнул Сару в румяную щеку, ловко сунул в нагрудный карман униформы двадцать долларов. Сара смутилась и тут же ушла. Про себя подумала: «А если бы меня захотел поцеловать монстр? Брр…»
Братишка закрыл дверь изнутри, достал из футляра ножик «Лазерман» и открыл пилку. Провел по ней пальцем и сказал:
— Хорошая штука, но мудохаться все равно долго. Лучше бы обычная ножовка.
После чего достал из сумки ППШ, примерился и начал пилить приклад.
Шаттл «Дискавери» стоял на стартовом столе. До старта осталось меньше часа. Все шло строго по плану. Синоптики давали практически идеальную погоду, и это радовало. Потому что если не осуществить запуск (который уже дважды переносили), то вот-вот закроется стартовое окно и старт вновь будет перенесен.
Запуск — дело ответственное, в нем задействованы сотни людей непосредственно на космодроме и сотни в обеспечивающих службах. И хотя давно уже старты космических носителей стали делом довольно рутинным, для персонала космодрома каждый запуск остается событием. Достаточно один раз увидеть старт челнока, чтобы проникнуться ощущением неординарности события, ощутить эту фантастическую мощь и испытать гордость за свою великую страну, осененную звездно-полосатым флагом.
Но всякий раз едва ли не до последней минуты никто не может сказать наверняка, состоится сегодня запуск или нет. Двадцать девятого декабря 2013 года строго в расчетное время старт состоялся. Шаттл «Дискавери» с экипажем из семи человек и звездой-убийцей поднялся в небо. В ЦУПе раздались аплодисменты.
На подходе к мысу Фарвел — южной оконечности Гренландии, вахтенные «Джорджа Буша» заметили странный парусник — неподвижный, черный, с обвисшими рваными парусами. По виду — старинный бриг… Старший офицер объяснил, что это всего лишь фата-моргана — полярный мираж. В этих широтах обычное дело. А вы что подумали — Летучий Голландец?
Один из вахтенных, украинец Олександр Заец, сказал: летучий чи не летучий, а не к добру это.
Братишка отпилил приклад автомата. Потом взялся пилить кожух, закрывающий ствол. Он работал долго вспотел, натер мозоль, но все же обрезал кожух на две трети его длины — так, что осталось только на хват руки. Потом он раскрыл маленький напильник и отпилил заусенцы. Потом Саша взял дисковый магазин, присоединил к автомату. Он полюбовался своей работой, сказал:
— Славная поливалка.
Обрез выглядел довольно уродливо, но убедительно. Кроме того, ППШ стал значительно короче, что делало его пригодным для переноски под одеждой…
Дервиш посмотрел на изувеченную правую руку Александра, подумал: как же он стрелять-то будет?.. Братишка перехватил взгляд Дервиша, сказал:
— Не беспокойтесь, Евгений Василич — все будет как у дедушки.
Он взял автомат. Левой рукой за обрезанный кожух, большим пальцем правой обхватил шейку ложи, указательный положил на спуск.
— Вот и хорошо, — отозвался Дервиш. Братишка сказал:
— А вообще-то я левша. Могу стрелять с левой. Если поставить рожковый магазин — он полегче, — то вполне управлюсь одной рукой.
Братишка прикрепил ремень, подогнал его длину так, чтобы носить обрез под мышкой. Потом раскрошил на лучины обрезанный приклад, смел на газету опилки и убрал все в сумку, сказал: «Надо бы выбросить».
— Сначала, Александр, надобно коньяка отведать… А пойдем-ка ко мне в нумер.
Братишка поставил обрез в шкаф, пошли в номер Дервиша.
У Дервиша был включен телевизор, на экране показывали предновогоднюю Оттаву. Евгений Васильевич взял в руки пульт и собрался приглушить звук, но на мониторе появилась диктор и произнесла: «Внимание! Срочное сообщение».
Дервиш пожал плечами, сказал: «Ну, раз срочное…» Он налил в бокалы коньяку.
Диктор исчезла, появилась картинка: безоблачное синее небо и белоснежный космический челнок на стартовом столе. Диктор взволнованно заговорила, и Дервиш взялся переводить — для Братишки, у которого с языком было совсем туго:
— Сегодня, в одиннадцать часов… по местному времени… с космодрома космического центра имени Кеннеди… стартовал шаттл «Дискавери». — Диктор умолкла, стал слышен рокот пламени, вырывающегося из-под челнока. Раскаленный воздух дрожал. Шаттл медленно стронулся с места, начал подниматься на двух мощных столбах бело-желтого пламени. Братишка сказал: «Красиво…» Дервиш согласился: «Да, впечатляет…» Шаттл поднимался. Пламя рокотало. «Дискавери» ускорялся и стремительно уменьшался в размерах. Картинка изменилась: теперь старт показывали с борта самолета или вертолета. Диктор за кадром что-то произнесла, но Дервиш не перевел… А через секунду космический челнок превратился в огромный огненный всплеск, в закатное облако. Это облако клубилось багрово, из его глубины вылетали какие-то фрагменты, чертили огненные траектории… Братишка сказал: «Ешь твою!..» Диктор продолжила: — Катастрофа произошла на пятьдесят девятой секунде после старта.
Дервиш перевел. На экране возникли лица семи астронавтов. Диктор стала перечислять имена. Дервиш сказал:
— Значит, в «Созвездии» будет не четырнадцать, а тринадцать звезд… А что? Тринадцать — подходящее число для «Созвездия смерти». Давайте, Александр, за это и выпьем.
Телевидение мигом разнесло по миру известие о гибели американского челнока. В разных странах на это реагировали по-разному. В Бельгии, например, грустили не сильно.
В ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое декабря «Джордж Буш» вошел в пролив Девиса. В три часа двадцать минут он приблизился к «Голиафу» на дистанцию одна миля. Два тридцатитонных якоря ушли на дно.
Двадцать девятого декабря на землю Баффина начали прибывать журналисты и первые участники саммита. Самолеты садились в аэропорту Икалуита и на канадской базе ВВС в Нанисивике. Журналистов немедля отправляли на круизный пароход, участников саммита принимали вертолеты с «Джорджа Буша». Довольно часто прилетал «Сикорский» с платформы.
Дейл подошел к Дервишу, положил голову ему на колени.
— Что это он? — спросил Братишка.
— Голова у меня немного болит, — сказал Дервиш. — Он чувствует.
Братишка сказал:
— О как!.. Может, это из-за сияния? — Александр кивнул на окно. За окном по темному небу бродили слабые отсветы северного сияния.
— Не думаю, — ответил Дервиш. — Аврора бореалис совсем ни при чем.
— Аврора бореалис? А что это такое?
— А вот это, Александр, и есть северное сияние.
— Ага! Может, я сгоняю к Саре, спрошу таблеточку?
— Не надо — не поможет. Это из-за колдунов.
— Из-за каких колдунов?
— Схлестнулся я как-то с колдунами в Конго. Истребил целую секту. Но что-то они успели со мной сделать — стала голова болеть…
Братишка от таких слов Дервиша слегка обалдел. Если бы про колдунов в Конго ему рассказал кто-то другой — Иван или Дельфин, — он, вероятно, не поверил бы… Но — Дервиш!
— А дальше что было? — спросил Братишка.
— Дальше меня в Союзе расколдовывали силами целого НИИ и пары наших колдунов.
— И что потом?
Дервиш посмотрел на Братишку слегка устало и сказал:
— Суп с котом. Ну что вы, Александр, как ребенок, всему верите: колдуны какие-то, секта… Давно дело было, быльем поросло. Плесните-ка лучше коньячку.
Братишка налил Дервишу коньяку. Евгений Васильевич сделал глоток. Братишка поглядывал на него с подозрением: развел Василич или правду сказал про колдунов?
Дервиш спросил:
— А если бы я вам стал рассказывать, что своими глазами видел летающую тарелку и даже заглядывал внутрь нее, — вы бы поверили?
— Заглядывали в летающую тарелку? — как-то неуверенно переспросил Александр. Потом сказал: — Пожалуй, нет, не поверил бы.
— А зря, — произнес Дервиш фразу, которая окончательно сбила Братишку с толку.
Братишка задумался, а Дервиш — напротив — после коньяка оживился, спросил:
— А вот вы, Александр, как в группу пришли?
— А я не пришел, меня Ворон привел. На помойке, можно сказать, подобрал и привел.
— Это как же?
— Он к брату моему приехал — брат с организацией сотрудничал, но я тогда, конечно, этого не знал. Его арестовали… В общем, Ворон приехал к брату, а нашел меня. А я уже загибался от наркоты. Он мог бы плюнуть: еще один наркоман. Чего с ним возиться? Но он не плюнул. Он взял меня с собой и отвез в монастырь. Там меня выходили. А потом уж я сам в группу попросился.
— Вот оно что, — сказал Дервиш. Он понял, что расспрашивать дальше не надо, но Братишка сам вдруг начал говорить:
— Вот вы думаете: не повезло мужику — полморды стесало. Молодой еще, а морда страшная. С такой даже не ко всякой проститутке сунешься… Но мне на все на это наплевать! Я через такой кошмар прошел, что уже ничего не страшно. Тот, кому незнаком этот страх — страх, что сегодня останешься без дозы, меня не поймет… В общем, меня в двадцать лет подсадили. Травку-то я и так покуривал, потом «колеса» глотал, но это ничто по сравнению с героином. А героином меня первый раз «добрый» сосед угостил. Раз угостил, два угостил… На третий раз я сам попросил. И ведь знал, чем это кончается. Отлично знал все. Примеров в родной моей Сортавале — тьма!.. Знал, но пришел за дозой. Дальше? Дальше — все понятно: с каждым днем этой дряни тебе нужно все больше и больше. Значит, деньги нужны. И ты начинаешь занимать, потом воровать… У нас на улице девушка была. Карелка по имени Леена. Красивая — беда. Она тоже подсела. И стала заниматься проституцией. Для девушек это самый обыкновенный путь. Потом ее насмерть забил пьяный клиент — финн… А я опускался все ниже. Попался на краже. Получил срок. Условный. Потом погорел на грабеже. Получил уже реальный срок. Отсидел. Вышел. Почти сразу пошел на точку, взял дозу. И — снова поехала хмурая [50] тема… Я уже совсем доходил, когда меня Ворон подобрал. И за это огромное ему спасибо. Не за то спасибо, что спас меня. А за то, что в «Гёзы» привел. Потому что мерзкое, людоедское наше государство — государство барыг-манагеров-чиновников, купчишек и ментов — я ненавижу. Самодовольную, зажравшуюся, зарвавшуюся мразь — ненавижу. Сволочей, которые сажают девушек на иглу, делают проститутками, а потом еще и убивают их, — ненавижу. Хочу уничтожать их… А Ворон помог мне в этом. — Братишка резко оборвал свою речь. Потом произнес: — Все сказал. Извините, Евгений Васильевич, за эмоции. Дервиш ответил:
— Вот видишь, Саша… А месяц назад в Петербурге ты говорил: знать бы, для чего я нужен.
За все время Дервиш впервые обратился к Братишке на ты, впервые назвал Сашей.
К командиру «Джоджа Буша» подошел вахтенный офицер:
— Сэр, канадская служба ледовой обстановки сообщила, что в нашем направлении движется крупный айсберг. Его масса может достигать миллиона тонн… Правда, сейчас он еще далеко.
— Передайте главному штурману, чтобы рассчитали курс этой глыбы.
— Слушаюсь, сэр.
Спустя полчаса главный штурман доложил, что теоретически айсберг может представлять угрозу, но сейчас точно рассчитать его курс невозможно, так как айсберг находится на расстоянии более ста миль. Когда он будет милях в двадцати, мы рассчитаем все с точностью до кабельтова. Но это будет только через двое суток.
Бармен из аэропорта позвонил, напомнил Дервишу про пари.
— Или, — спросил он, — вы уже передумали?
Дервиш спросил у Саши:
— Ты как, Сашок, — готов к подвигу?
— Да как два пальца! Дервиш ответил бармену:
— Через час будем у вас… Устроит?
— О'кей, жду.
Спустя час Дервиш и Саша вошли в бар. Там уже сидели несколько местных и двое белых из персонала аэропорта. Ждали представления. На стойке бара стояла бутылка «Столичной», высокий стакан. Из-под донышка бутылки торчали несколько купюр. Дервиш и Братишка присели у стойки. Сверкали бутылки, улыбались инуиты. Сашка обвел всех веселым и шальным взглядом.
Бармен спросил:
— Вы готовы?
— Всегда готов.
Бармен потер руки и сказал:
— Хорошо бы положить ставку на стойку.
Дервиш рассмеялся, достал бумажник из крокодиловой кожи, вытащил пачку купюр, бросил не считая. Бармен вновь потер руки, взял бутылку и свинтил колпачок. Он собрался налить водку в стакан, но Братишка взял бутылку, раскланялся, а потом запрокинул голову и стал лить водку в себя.
Кто-то ахнул. Бармен вытаращил глаза. Один белый сказал другому, что через пять минут этот парень, хоть он и монстр, будет dead drunk [51]… Саша поставил пустую бутылку на стойку, закурил и подмигнул фотографии Люси Идлу.
Через пять минут монстр попросил еще пятьдесят граммов водки. Бармен скис.
В холодной темноте «ноги» пахло водой и ржавым железом. Шумела вода в трубах, жужжали насосы. Снаружи шлепала волна, иногда наваливалась льдина, хрустела, скрежетала на стальных клыках. Время в «ноге» «Голиафа» тянулось медленно. Невероятно медленно. Иван с Дельфином даже заключали пари: кто точнее определит, который сейчас час. Ошибались — и сильно — оба, но Иван больше.
Они жили по шестичасовому циклу — через каждые шесть часов непременная пятнадцатиминутная разминка, потом принятие пищи. Дельфин по этому поводу сказал: «Зачем так казенно, сударь? Считайте, что это ужин. Почти что при свечах…» Иван ответил: «Какой, в жопу, ужин? Пережевывание этих сублимированных какашек — ужин? Это, сударь мой, именно что принятие пищи… Эх, сигаретку бы сейчас!»
— Иван, — позвал Николай в темноте.
— Что?
— Время?
— Думаю, что около двадцати.
— А я думаю, что не больше девятнадцати.
— Включи.
Дельфин включил подсветку компа. На дисплее вспыхнуло 18:06.
— С тебя, — сказал Дельфин, — еще бутылка пива. Шестнадцатая. Так скоро ящик набежит.
— Грабеж! — ответил Иван.
Тридцатого декабря в 8:30 палубный «Си Кинг» доставил на борт «Джорджа Буша» последнюю делегацию. Она была совсем маленькой — четыре человека, представители Японии. Гостей, как положено, на шканцах встретил командир — адмирал Бейкер. Адмиралу не по душе была вся эта кутерьма, но никуда не денешься…
В конференц-зал превратили кинотеатр авианосца. Стандартные пластмассовые кресла сняли, установили мягкие, кожаные, с откидным столиком. На каждом столике стоял ноутбук, стакан и бутылка с водой, висели наушники для прослушивания перевода. В проходах постелили ковровые дорожки, поставили кадки с цветами. На этом «роскошь» и закончилась. Обстановка была спартанской, рабочей.
Всем было понятно, что на этом саммите рулят США. Однако формально считалось, что все-таки это саммит Большой Двадцатки. Ровно в десять часов председатель Двадцатки обратился к участникам саммита и предложил почтить минутой молчания экипаж погибшего шаттла. Присутствующие встали. На экране за спиной председателя появились улыбающиеся лица семи астронавтов… Триста мужчин и женщин в зале смотрели и молчали скорбно. О чем они думали, неизвестно, но стояли скорбно. Из динамиков, скрытых в цветах, негромко доносилось адажио Альбиони.
Через минуту председатель объявил об открытии саммита. Он произнес короткую дежурную речь, после этого из зала удалили прессу и началась реальная работа.
После показательной порки Бельгии работа шла споро.
В 19:06 тридцать первого декабря председатель объявил о закрытии саммита.
В эту самую минуту…
…в номере отеля «Фробишер» Александр Булавин по прозвищу Братишка наполнял патронами дисковый магазин ППШ. За ним с улыбкой наблюдал бывший резидент советской разведки Дервиш.
…бывший генерал-майор, а нынче заключенный спецтюрьмы «Залив-3» по кличке Гнида лежал на тощем матраце и думал, как бы ему украсть три окурка, который он заметил у свежего заключенного по прозвищу Крюк.
…на борту авианосца «Джордж Буш» мистер S.D., более известный как Старик, правил текст итогового заявления для прессы. Про себя он называл это заявление «Карфаген должен быть разрушен!».
…в городе Санкт-Петербург, в съемной квартире, ворочалась без сна женщина с волосами цвета спелой пшеницы. Она сжимала в ладони крестик и обращалась к Богу: Господи, помоги Ваньке. Помоги, Господи, ему. Я очень тебя прошу…
…секретарь мистера S.D., Рита, «висела» на телефоне, пытаясь выяснить, где же, черт побери, застрял этот ворон, которого Старик выписал для своей секс-игрушки…
…на двадцать метров ниже Риты, в «ноге» платформы «Голиаф», сидел тот, о ком молилась женщина в Санкт-Петербурге.
…на высоте двести десять километров над Землей плыли тринадцать «звезд» «Созвездия смерти». И на каждой из них золотом было начертано «Огнем и железом»… Огнем!.. И железом!
…в Санкт-Петербурге, на руинах праздничного стола сидели два майора Малофеевых — Олег Малофеев, начальник спецтюрьмы «Залив-3», и Сергей Малофеев, начальник карельской зоны № АХ-17. Пели пьяными голосами «Девочку Надю».
…в кают-компании «Джорджа Буша» стюарды начали сервировку праздничного стола.
Братишка зарядил магазин, посмотрел на часы и сказал:
— Медленно как время тянется.
— Ничего, Саша, скоро события пойдут таким галопом — устанешь догонять, — ответил Дервиш.
До наступления нового, 2014-го года, осталось всего пять часов.
Президент Российской Федерации выпил почти полстакана коньяка и уставился на карту.
— Весь Приморский край, — просипел он. Сластенов — глава администрации президента — брезгливо поморщился. — Вся Амурская область… Блядь! Хабаровский край… Иркутская область… Читинская… Все — китаёзам?
Сластенов грубо ответил:
— Чего теперь-то ныть? Раньше надо было думать. А теперь уже поздно — накрылось суверенное сырье ба-альшой звездой.
Президент выдохнул: сука! — схватил со стола бутылку и швырнул ее в Сластенова… промазал!
В темноте «ноги» Иван сказал:
— А ты знаешь, чего, Николай Василич, я тебе скажу?
— Еще нет. Скажи — узнаю.
— А у меня в наступающем году ребенок будет.
— Это в порядке пожелания?
— Нет, это в порядке факта — Лиза-то у меня беременная.
Вспыхнул свет. В слабом свете люминесцентного фонаря Дельфин уставился на Ивана. Иван улыбнулся.
— Ты что — серьезно? — спросил Николай.
— Абсолютно.
— Ну ты, Ванька, совсем дурак отмороженный — тебе сейчас не здесь, тебе с ней надо быть. — Николай покачал головой. Некоторое время он сидел молча, потом сказал: — Вот оно как бывает.
Дервиш снял пистолет с предохранителя, передернул затвор и сунул пистолет в карман плаща. Александр присоединил к «поливалке» рожковый магазин, повесил на левое плечо. Надел широкую, на меху, куртку, молнию застегивать не стал. Дисковый магазин опустил в специально пришитый внутри карман.
— Присядем на дорожку, — сказал Дервиш. Присели, Дервиш плеснул в фужеры коньяку, пригубили.
— Ну, с Богом!
В двадцать два часа Дервиш, Братишка и Дейл вышли из гостиницы. Небо над морем светилось. Свечение было ярким, насыщенным, но преобладали мрачные фиолетово-синие тона. Казалось, что в небесах мерцают и медленно перемещаются огромные тяжелые пласты льда.
Дервиш оперся на трость и несколько секунд смотрел в небо. Потом сказал:
— По-моему, самая подходящая декорация для Армагеддона… Что скажешь, Саша?
— Самое оно, — ответил Братишка, накинул капюшон и подошел к джипу. Он разомкнул разъем электороподогрева двигателя и распахнул заднюю дверь. Дейл прыгнул на сиденье. Братишка распахнул переднюю дверь. В машину сел Дервиш. Он щелкнул зажигалкой, раскурил сигару и сказал: «Поехали, Саша».
Джип медленно тронулся с места. Широкие колеса уминали снег.
Внутри «ноги» «Голиафа» Дельфин посмотрел на часы и сказал:
— Ну, наши уже выехали… если все по графику.
— Это станет понятно, когда дадут сигнал.
Мистер S.D. сказал Апфелю:
— Джозеф, будьте добры, вызовите наш вертолет.
— Мы не останемся? — спросил Апфель.
— Вы можете остаться, — ответил Старик. — А я предпочитаю встретить Новый год на «Голиафе».
Апфель сообразил: хочет встретить новый год со своим Сосунком, — вслух сказал:
— Без вас, сэр, и я не останусь. А вертолет будет через пять минут.
Несмотря на поздний час на улицах Икалуита было довольно оживленно. Туда-сюда шныряли такси, взлетали ракеты, лаяли собаки.
Подъехали к «представительству» «Голиафа», остановились напротив. Это было обычное для этих мест строение из сэндвич-элементов, покрашенное в яркие цвета. На первом этаже горели два окна. У входа стояла наряженная синтетическая елка. Саша остановил машину, выключил фары.
— Начнем, Евгений Василич? — спросил он.
— Начнем, Саша.
Они вышли из машины, неторопливо пересекли дорогу, остановились у входа. Справа от двери висела веревка — привод звонка. Саша толкнул дверь рукой, она открылась — здесь редко запирают дома или автомобили. Вошли в довольно узкий тамбур. Из него — в холл. Здесь тоже стояла елочка, переливалась гирляндой. В холл выходили три двери, со второго этажа спускалась лестница. Где-то говорил телевизор.
— Туда, — показал рукой в перчатке Дервиш. Братишка кивнул, распахнул дверь. За дверью оказалась кухня. В ней сидели двое — толстый мужчина со шкиперской бородкой и маленькая женщина с кукольным лицом. На кухонном столе стояла большая клетка, в ней сидел ворон. Мужчина с бородкой удивленно посмотрел на Братишку и спросил:
— В чем дело?
Дервиш сказал из-за спины Братишки:
— Мистер Маклин?
— Да, я… в чем дело?
— Нам нужна ваша помощь, мистер Маклин.
— Какая помощь?
— Нам нужно, чтобы вы связались с вертолетом… Маклин вытаращил глаза, потом возмущенно произнес:
— Вы кто такой? Что вообще происходит?
— Саша, — сказал Дервиш, — объясни товарищу, что происходит.
— Легко, — отозвался Братишка. Он сделал два быстрых шага и оказался напротив Маклина. Правой рукой Саша откинул капюшон куртки и медленно, хрипловато произнес:
— Камень на камень. Кирпич на кирпич. Умер наш Ленин. Владимир Ильич… Дошло, тормоз?
Женщина пискнула, Маклин открыл рот. Навряд ли мистер Маклин понял хоть что-нибудь из того, что сказал Александр Булавин — разве что всемирно известный псевдоним «Ленин» был ему знаком… Но даже если он не понял ничего, то внешность Саши он рассмотрел. И это произвело должный эффект. Дервиш похлопал его по щеке, сказал:
— Нам нужно, мистер Маклин, чтобы вы связались с вертолетом и сообщили, что у вас есть срочный груз для мистера S.D. Вам понятно?
— П-понятно.
Ворон внимательно смотрел на Дейла, Дейл — на ворона.
— А когда вертолет будет в аэропорту Икалуита? Учтите — мне нужно говорить только правду.
— Вертолет будет здесь через пятнадцать минут.
— Отлично, — сказал Дервиш. — А зачем он прилетит?
— У меня есть срочный груз для мистера S.D.
— Мистер Маклин! — c укоризной произнес Дервиш.
— Но у меня действительно есть груз для мистера S.D. Вот он, — Маклин указал рукой на клетку с вороном. — Это подарок из Лондона. Его доставили еще позавчера с условием вручить перед новым годом.
Братишка усмехнулся:
— Это судьба!
Изрядно перепуганную жену Маклина заперли в чулане. Дверь подперли снаружи — без посторонней помощи не выберешься, но и не замерзнешь — там тепло. Чтобы женщина не голодала — черт знает, сколько ей здесь сидеть — ей оставили изрядный запас воды и пищи, а чтобы встретила Новый год и не скучала, ей сунули бутылку шампанского и DVD-плеер. Маклина забрали с собой, посадили за руль, сами сели сзади. В салоне Дервиш протянул Маклину фляжку: выпейте.
— Что это?
— Виски. Отменный шотландский виски.
— Но я за рулем.
— Не говорите ерунды, Маклин, — пейте.
Маклин нерешительно взял в руки фляжку, сделал глоток.
— Я не знаю, что вы задумали, — сказал он. — Но у вас ничего не получится — на «Голиафе» охрана из профессиональных секьюрити. Их почти две дюжины.
Дервиш перевел слова Маклина Саше. Братишка ответил:
— Ну, мы тоже не пальцем деланные.
До аэропорта было семнадцать километров. Ехали не спеша. Около шлагбаума остановились, Маклин дважды мигнул фарами. Обыкновенно после этого тощая полосатая рука сразу взлетала вверх — Дервиш и Братишка лично наблюдали это через иллюминатор бара, — но сейчас шлагбаум лежал неподвижно.
— В чем дело? — спросил Дервиш.
— Не знаю, — напряженным шепотом ответил Маклин. Впереди лежало ярко освещенное голое бетонное поле. Вдали виднелись белые фюзеляжи самолетов.
— Посигнальте еще раз, — сказал Дервиш Маклину. Маклин вновь дважды мигнул. Из караулки вышел рослый полицейский Канадской конной полиции. Дервиш сказал Братишке:
— Приготовься, Саша… Если что — идем на прорыв.
— О'кей, — отозвался Братишка и вытащил из-под полы обрез ППШ.
Полицейский решительно направился к машине.
Люминесцентная лампа, поставленная на минимум, скупо освещала кусочек пространства «ноги». В этом пространстве Иван и Дельфин готовились к началу операции.
Иван разложил в карманы разгрузки три магазина, гранаты, радиостанцию, фонарь и аптечку. На левой руке закрепил ножны. Встал, привычно попрыгал.
— Как настроение, Иван Сергеич? — спросил Дельфин. Он тоже крепил ножны.
— Отличное, Николай Василич. Надоело мне уже в этой бочке сидеть… Сколько мы здесь уже просидели?
Дельфин быстро прикинул:
— Чуть больше четырех суток… Примерно сто два часа.
— О как! Пора бы уже выйти наверх, размяться, свежим воздухом подышать.
— Скоро уже, Ваня, — ответил Дельфин. Оба отлично знали, что последние минуты перед началом — самые долгие. Да ведь и неизвестно, когда оно, это самое начало.
Полыхало небо, полицейский быстро шел к джипу. Из широкого окна караулки смотрели еще двое. Дервиш сказал в затылок Маклину:
— Приспустите стекло на два пальца.
Маклин не шевелился. Дервиш подтолкнул его стволом пистолета. Маклин нажал на кнопку, стекло поехало вниз и ушло почти на четверть. Полицейский — здоровенный детина с лошадиной челюстью, подошел и отдал честь:
— С Новым годом, мистер Маклин.
Маклин молчал, смотрел на челюсть, перетирающую жевательную резину. Дервиш вновь слегка подтолкнул Маклина стволом пистолета.
— Спасибо, Гарри, — выдавил из себя Маклин, — и тебя тоже с Новым годом.
Полицейский улыбнулся, снова отдал честь.
Шлагбаум взмыл вверх.
Джип катил по бетону аэродрома. Мела поземка. Со всех сторон светил безжалостный электрический свет. Фюзеляжи самолетов казались телами выбросившихся на берег белух. На их фоне темно-синий «S-92» выглядел маленькой птичкой.
— Саша, — произнес голос Дервиша в уютной полутьме салона. — Саш, а ты чего это загнул-то ему: камень на камень… кирпич на кирпич… Как там дальше?
— Умер наш Ленин Владимир Ильич.
— Вот-вот… Ты чего это загнул-то такое?
— А сам не знаю… Из детства стишок глупый вдруг вспомнился.
Дервиш хохотнул, Братишка тоже рассмеялся. «Сикорский» быстро приближался.
Джип остановился метрах в пяти от вертолета. «Сикорский» приветливо мигнул огнями. Дервиш снова протянул Маклину фляжку: пейте… На этот раз Маклин безропотно сделал несколько больших глотков.
— Сейчас мы сядем в вертолет, — сказал Дервиш, — а вы, мистер Маклин, подождете, пока вертолет взлетит, и поедете домой. На все вопросы отвечайте, что все в мире находится во власти Сил Зла. Вы поняли меня? Во власти! Сил! Зла! Повторите, Маклин.
— Во власти Сил Зла, — повторил Маклин. — Все в мире во власти Сил Зла.
Дервиш прислушался к голосу Маклина, к интонациям, и остался доволен — препарат, который он добавил в виски, уже начал действовать. В ближайшие три-четыре часа Маклин будет нести абсолютный бред, и любой врач предположит употребление наркотиков в сочетании с алкоголем. И будет абсолютно прав.
Лопасти над «Сикорским» начали вращаться. Отъехала в сторону боковая дверь. Братишка стремительно выскочил из джипа, метнулся к вертолету. Следом за ним выскочил Дейл. Пилот в проеме двери удивленно вытаращил глаза. Братишка с разбегу толкнул его головой в грудь, влетел в салон. Вслед за ним в теплое нутро вертолета прыгнул Дейл.
Дервиш еще раз напомнил Маклину: во власти! Сил! Зла!.. Он говорил, как будто вколачивал гвозди в сознание.
— Повтори, — приказал Дервиш, Маклин повторил. Дервиш одобрительно похлопал его по плечу, бросил на колени Маклина его же сотовый телефон, сказал: — Прощайте, мистер Маклин, — и вышел из джипа с клеткой в руке.
Дервиш прошел несколько метров, поднялся в салон. Братишка принял клетку и задвинул дверь. Дервиш опустился в кресло, снял шляпу и швырнул ее на столик. Пилоты — один за штурвалом, второй на полу салона — ошеломленно смотрели на незваных гостей и огромного оскалившегося пса.
Дервиш вытащил из кармана сигару, обратился к пилотам:
— Джентльмены, я думаю, вы осознаете серьезность ситуации и не будете делать глупости.
— Кто вы и чего хотите? — произнес один из пилотов.
— Мы — выходцы из преисподней. Большего вам знать не надо. Чего хотим? Хотим, чтобы вы доставили нас на «Голиаф», в гости к Старику. Мы везем ему подарок, — Дервиш кивнул на клетку. — Подарок от Ее Величества.
— Это невозможно, — отрезал пилот. — Вы не отдаете себе отчет…
— Это вы не отдаете себе отчет, — оборвал его Дервиш. — Саша!
Братишка наклонился над лежащим пилотом. «Поливалка» сама собой выехала из-под левого Сашиного плеча, уперлась в лоб пилота. Пилот издал булькающий звук, попытался отодвинуться. Братишка улыбнулся и почти ласково произнес: «Кадык вырву, сука!..» Конечно, пилот ни хрена не понял ни про кадык, ни про суку. Но эта улыбка!.. Двумя уцелевшими пальцами правой руки Братишка взял пилота за кадык, шепнул: «Стенд ап…» Пилот закричал:
— Гарри! Делай, что они говорят, Гарри.
Вертолет взлетел, пошел в сторону моря. Почти одновременно с места сорвался джип. Дервиш видел в иллюминатор, как джип промчался по летному полю и снес шлагбаум, который не успели поднять. Из караулки выскочили двое полицейских. Они размахивали руками и, вероятно, что-то кричали вслед Маклину… А джип уже мчался в сторону Икалуита, подпрыгивал на неровностях дороги. В повороте он сошел с дороги — Маклин даже не пытался притормозить, джип опрокинулся и лег на крышу… Дервиш покачал головой.
Братишка вытащил из кармана радиостанцию, нажал кнопку.
Через секунду из радиостанции, повешенной на перила в ноге «Голиафа», трижды прозвучал короткий писк. Николай и Иван переглянулись — этот писк означал, что вертолет с Дервишем и Братишкой вылетел из Икалуита. Примерно через час пятнадцать он будет здесь.
К опрокинувшемуся джипу Маклина подъехал джип с двумя офицерами Канадской конной полиции. Они вытащили Маклина из машины.
— Все в мире находится во власти сил зла! — закричал Маклин.
— Да он пьян, собака, — сказал один из офицеров.
— То-то он мне каким-то странным показался, — ответил тот, что поздравил Маклина с Новым годом.
Дервиш курил сигару. Саша смотрел в иллюминатор. Дейл следил за пилотами. Ворон сидел в своей клетке неподвижно, как чучело.
Справа внизу мелькнул Икалуит, берег оборвался, вертолет повис над морем. В небе перемещались, мерцали огромные ледяные поля, подсвеченные синим, зеленым, фиолетовым. Вдоль берега стояли застрявшие на мелководье айсберги. Казалось, что это обломки северного сияния — упавшие с небес и погасшие.
В центральный пост управления «Голиафа» стекалась почти вся информация о жизнедеятельности огромного организма. Полтора десятка дисплеев показывали работу всех его двигателей, механизмов, систем. Отдельный монитор показывал ледовую обстановку, движение айсбергов. Сейчас самым большим «айсбергом» на мониторе был «Джордж Буш».
До наступления Нового года оставалось около четверти часа, в центральном посту одиноко сидел вахтенный инженер, с досадой думал, что жизнь устроена неправильно — уже второй год подряд ему, инженеру Эшли, выпадало дежурство на Новый год… Справедливо это, да?
Эшли скучал, смотрел на приборы, вяло рассуждал о несовершенстве мира, когда замигал один из мониторов. На этот монитор выводились данные о работе насосов. Эшли посмотрел на монитор. Увидел, что приборы показывают падение оборотов топливного насоса в колонне № 4F… Эшли даже обрадовался — сейчас он испортит настроение старшему механику. Потому что неполадки в работе топливного насоса — это вам не шутки. Устранить их нужно немедленно. Пусть и в новогоднюю ночь. Эшли снял трубку и вызвал стармеха: направляйте ремонтников к четвертому насосу — падение оборотов… Стармех выругался, Эшли положил трубку и злорадно потер руки.
Насос был расположен в той самой «ноге», где сидели Иван и Дельфин.
«Крысы» ждали. Время тянулось медленно. Вдруг где-то наверху раздались выстрелы. Иван и Николай быстро переглянулись… Потом разом посмотрели на часы и рассмеялись:
— С Новым годом!
Мистер S.D. произнес:
— С Новым годом, леди и джентльмены! С Новым годом.
Он обращался ко всем, но смотрел только на Стенли. Стенли сделал глоток шампанского, спросил:
— Где мой ворон?
Старик посмотрел на Риту. Рита ответила:
— Он уже летит. Скоро будет на «Голиафе».
«Сикорский» рубил винтом холодный воздух. Уже вдали были видны «Голиаф» и «Джордж Буш». Каждый оборот винта приближал вертушку к цели.
— С Новым годом, Евгений Василич, — сказал Саша.
— А? — встрепенулся Дервиш. Потом улыбнулся, сказал: — И тебя с Новым годом, Саша.
Один из пилотов — тот, которого приложил Братишка, — обернулся к пассажирам с заискивающей улыбкой. Видимо, тоже хотел поздравить, но Дейл негромко зарычал, и пилот повернулся обратно.
Над «Бушем» вспыхнул вдруг яркий, переливающийся цветок — фейерверк… Но это было ничто по сравнению с великолепием авроры бореалис.
Дельфин достал из аптечки бинт, размотал, разорвал пополам. Обмотал левую руку Ивана выше локтя, завязал. Иван сделал повязку Дельфину.
— Пора, пожалуй, — сказал Дельфин.
На самом деле до прибытия вертолета было более получаса. Но уже не сиделось. Уже хотелось дела. Иван ответил:
— Да, Василич, пора.
— Тогда пошли?
— Пошли.
Они поднялись со своих контейнеров, спустились по стальной лестнице вниз, отдраили люк, закрывающий вход в галерею, что связывает по периметру все шесть «ног» «Голиафа». Как только они скрылись в галерее, наверху отворилась дверца и в «ногу» пролезли два ремонтника.
Ремонтники — слесарь и электрик — светили себе фонарями, неторопливо спускались по лестнице.
Ремонтники были злы. На всех — на идиота дежурного, который позвонил старшему механику. На идиота старшего механика, которому давно говорили, что насос в этой 4F — фак ю! — давно пора ремонтировать, а еще лучше менять, так он, сука, все откладывал, а теперь вот занимайся тут ремонтом в новогоднюю ночь, в то время, как все сидят у телевизора и смотрят новогоднее шоу… Они были злы на пидораса Стенли, который сосет у Старика. И на самого Старика. И на его помощника Старика Апфеля — заносчивого онаниста с перхотью. И на эту Риту, которая… — Стой, — сказал слесарь. Он шел первым. — Стой. А это что такое?
Слесарь указал на стальной «балкон», предназначенный для обслуживания электрощита и счетчиков-расходомеров — над балконом был натянут кусок черной пленки.
— Не знаю, — сказал электрик. — Такого не было. Слесарь заглянул под пленку, сказал:
— Вот это да!
Через три минуты в «ногу» спустился Дженнис. Он увидел гидрокостюмы, контейнеры, горку пустых упаковок из-под сублимированных продуктов, пустые бутылки из-под воды. Профессионал сразу все понял. Холодно стало Майклу Дженнису, зябко. И вовсе не потому, что стены колонны были покрыты инеем. Всего три минуты назад он сидел за красиво сервированным столом, пил шампанское, слушал рассказ мудаковатого Апфеля, что Ее Величество решила подарить нашему дорогому Стенли настоящего ворона. А этот педрила Стенли выпендривался: да! У меня будет настоящий ворон! Из Тауэра! Подарок самой королевы!.. Еще три минуты назад жизнь казалась Дженнису почти прекрасной… А теперь он стоит посреди огромной стальной колонны и где-то рядом — террористы. И совершенно очевидно, что чем бы все это ни кончилось, на карьере поставлен жирный крест и… Стоп! Работай, Дженнис. Ты же профессионал… Ты — классный профессионал и за тобой команда классных профессиональных секьюрити. А этих — двое. Всего двое. Скорее всего, они высадились с того гидросамолета, что налетел на айсберг пять дней назад… Дженнис быстро пересчитал пустые упаковки из-под продуктов. Прикинул суточную норму… Да, похоже, что они провели здесь четверо суток… Скорее всего, они прибыли с целью совершения теракта. Вопрос: что они затеяли? И где они сейчас?
«Крысы» пробирались по узкому и низкому стальному коридору. Над головой было семь метров воды. Свет фонарей выхватывали из темноты кабели на стенах, нанесенную желтой краской маркировку, значение которой было им непонятно… Они открывали и запирали за собой водонепроницаемые люки. Они прошли половину подводного периметра платформы и оказались у подножия колонны 6F.
Майкл Дженнис подумал: теперь во всем виноват буду я. А ведь я десять раз говорил этому маразматическому Старику: нужно оснастить все двери надежными запорами, которые могут управляться дистанционно с пульта оперативного дежурного. А он: дело, мистер Дженнис, не в запорах, а в людях… В результате «под замком» оказался только уровень «С» — на нем обитал сам Старик. По остальным этажам можно гулять совершенно беспрепятственно.
Дженнис подумал: но ведь их всего двое! А у меня шестнадцать человек. Все — профи.
Дженнис подумал:
Дженнис подумал: ничего еще не потеряно. Если немедля принять решительные меры, то мы возьмем этих ребятишек.
Майкл Дженнис достал из кармана рацию и вызвал дежурного:
— Слушай меня внимательно, Джо: на борту террористы.
— Объявлять тревогу, сэр?
— Не надо объявлять тревогу. Сообщить только нашим. Сбор — у тебя.
— Понял, сэр.
Пронзительно проскрипел замок люка, и «крысы» проникли внутрь колонны № 6F. Наверх, на высоту двадцать три метра, уходила винтовая лестница. Снизу казалось, что ей нет конца.
— Сто пятнадцать ступеней, — сказал Иван.
— Считал?
— А то! Пойдем?
— А то!.. Могли бы и лифт поставить буржуи проклятые.
Они начали подниматься.
Сотрудники службы безопасности собрались за минуту. Дженнис вкратце обрисовал ситуацию. Секьюрити — слегка возбужденные от праздника и шампанского, мгновенно настроились на работу. Они действительно были профи. Дженнис сказал:
— Я и Кельвин отправляемся к Старику. Дежурный остается в центральном посту, Папаша Дадли — на вышке. Остальным задача: блокировать выходы из первой, четвертой и шестой колонн. Что делать, когда они появятся, вы знаете. Кроме того, я прикажу стармеху заблокировать все выходы механически.
Лео Мозерато спросил:
— А если они уже выбрались наверх?
Дженнис подумал: если они уже выбрались наверх, то это… то это… полная задница это — вот что это!.. Вслух Дженнис сказал:
— Не думаю, что они выбрались. Вероятно, они все еще в недрах «Голиафа». Но стопроцентной гарантии нет. Поэтому я иду страховать Старика… Не теряйте времени!
Сто пятнадцать стальных ступеней. Закрученных против часовой стрелки внутри трехметровой трубы. Наверх, наверх. Иней на стене. Стылый поручень. Мир холода и мертвого металла. Привкус железа во рту… Наверх! Скрежет льдины, трущейся снаружи. Тяжесть пистолета в правой руке… Наверх! В мир свежего ветра. И легкомысленного конфетти… Наверх! Наверх!
Дженнис поймал старшего механика, дал распоряжение заблокировать выходы с уровня «Е», то есть из колонн. Стармех всегда скептически относился к службе безопасности, считал их бездельниками.
— Как же, — спросил стармех, — прикажете их заблокировать?
— Как хочешь, — ответил Дженнис. — Перекрой доступ, чтобы крыса не проскочила.
— Это разве что заварить их намертво.
— Отличная мысль, — сказал Дженнис, — вари.
Стармех выругался.
Рита Нотебаум выслушала Дженниса с легкой гримасой на лице.
— Двое? — спросила она. — Вы уверены?
— Да.
— И вы не можете справиться с двумя террористами?
— В самое ближайшее время мы их нейтрализуем, — ответил Дженнис сухо.
— Допустим… А сейчас вы доставите сюда бронежилет для мистера S.D. Я уведу его в кабинет. В этом мне помогут ваши бездельники… Как только мы окажемся в кабинете, ваши мне не нужны — мистер S.D. будет под моей защитой.
— Позвольте, мисс…
— Не позволю! Вы, Дженнис, пропустили на «Голиаф» террористов. Вы виновны в той ситуации, что сложилась на «Голиафе», — Рита посмотрела на начальника службы безопасности сквозь стекла старомодных очков, ужалила взглядом, повернулась и пошла в зал. Дженнис прошептал вслед: «Вот старая сука!» Они преодолели сто пятнадцать ступеней. Поднялись к двери, ведущей в коридор, откуда оставалось тридцать шагов и один лестничный пролет до другой двери — деревянной. Дельфин взялся за запирающий рычаг… Иван накрыл его руку своей.
— В чем дело? — тихо спросил Николай.
— Шаман, — так же тихо ответил Иван. Дельфин шепотом выругался. Потом спросил: — А ошибиться твой шаман не может?
Иван пожал плечами и сказал: «Может. Но ошибается редко. Почти никогда…» Дельфин лег, приложил ухо к холодному полу… Сначала не было слышно ничего, кроме обычного корабельного шума, а потом ухо Николая различило приглушенные голоса и лязг металла о металл.
«Крысы» осторожно отошли, а с той стороны к двери подъехал маленький электропогрузчик. Он встал впритык к двери и заблокировал ее.
Рита увела Старика в помещение, примыкающее к мраморному залу. Там объяснила S.D. ситуацию.
— Двое? — спросил Старик. — Их всего двое?
— Двое.
— Их прислала Хиллари… Сказать по правде, я ожидал чего-то подобного.
— Прошу прощенья, мистер S.D., но сейчас не время рассуждать, кто они и откуда. Вы должны укрыться в кабинете. Там — безопасно.
— Что же — люди Дженниса не могут справиться с двумя террористами?
— Дженнис говорит, что они справятся.
Вошли двое сотрудников СБ. Один из них нес массивный бронежилет шестого уровня защиты, второй — массивный шлем-сферу с забралом… S.D. с ноткой раздражения произнес:
— Это что — мне?
— Да, — твердо ответила Рита.
Они спустились на сто пятнадцать ступеней. Вернулись в колонну 4F и начали подъем. Когда поднялись на свой «балкон», увидели, что полиэтилен сорван. Стало ясно, что здесь кто-то побывал и теперь их пребывание на борту «Голиафа» уже не тайна. И что шаман не ошибся. Несколько секунд они молчали, потом Иван спросил:
— Что будем делать, Николай Василич?
— Надо немедленно включить глушилку.
Иван посмотрел на часы, сказал:
— До прилета наших как минимум минут двадцать. Может, больше. А мы останемся без связи.
— А если не включим сейчас глушилку, то операции — звездец. Они свяжутся с «Бушем», запросят подмогу, и через пять минут здесь будет полно вооруженных морячков, — Дельфин запустил руку во внутренний карман, извлек «глушилку» и воткнул в гнездо штекер антенны. Потом последовательно нажал две кнопки.
Как только Старик и Рита скрылись за дверями приемной, Дженнису стало легче. Он вытащил из нагрудного кармана пиджака портативный «кенвуд» и уже собрался отдать указания, но из динамика радиостанции донеслось только довольно громкое потрескивание.
— Что за черт? — сказал Дженнис.
— Помехи, Майк, — ответил Кельвин, — северное сияние.
— Ерунда, — сказал Дженнис. — Эта аппаратура последнего поколения, она защищена от атмосферных помех. Да и вообще: я служу здесь почти три года — ни разу ничего подобного не было.
— Так ведь и сияния такой силы никогда не было, — возразил Кельвин.
«Сикорский» шел над морем. Над бледными, призрачными в сполохах сияния айсбергами. В салоне было тепло, уютно, горел плафон подсветки, светились шкалы приборов. Дервиш достал из кармана никелированную флягу, сделал маленький глоток и протянул Александру. Тот отрицательно качнул головой.
— Сколько еще лететь? — спросил Дервиш у пилота.
— Минут пятнадцать… плюс-минус две минуты. Внизу вспыхивали белые гребешки волн — портилась погода.
Когда Рита увела Старика, Апфель удивленно приподнял брови, а Стенли громко фыркнул.
Апфель спросил:
— Вы, Стенли, не знаете, что случилось?
— Спросите у этой высохшей мочалки.
Апфель поморщился: вульгарность этого юнца его раздражала. Стенли выпил бокал шампанского и тут же налил себе еще. Апфель буркнул: «Спрошу», — и вышел. Стенли сказал ему вслед: «Перхоть-перхоть!»
«Крысы» провели военный совет. Прикинули расклад, и он оказался такой: мы уже обнаружены — это факт, и все выходы, видимо, уже заблокированы. Что из этого следует? Идти на прорыв. Вопрос: где прорываться? Ответ: через «рай»… Они отдавали себе отчет, что теперь, когда утерян фактор внезапности, их шансы, который и так-то были не особо высоки, упали в разы. Но другого варианта нет.
Они поднялись наверх, остановились у двери.
— Ну что? — спросил, кивая на дверь, Дельфин. Шаман скреб крепкими ногтями по стальной обшивке. Иван кивнул: «Есть».
И в этот момент в «ноге» несколько раз мигнул свет. Возможно, таким образом им давали понять: вы обнаружены, предлагаем сдаться.
Дельфин пробормотал: «Ага, щас… вот только портки подтяну».
Иван посмотрел на Дельфина. Николай кивнул… Иван вырвал из кармана гранату. Кольцо с чекой осталось висеть на коротком шнурке. Иван сделал шаг в сторону, встал сбоку от двери.
— Давай, Николай Василич, — сказал он. Дельфин повернул вверх рычаг и, распахнув дверь, закричал по-английски: «Мы сдаемся!»
Иван выглянул. Увидел стальной «тамбур», из которого расходились два коридора, люминесцентную лампу под потолком, красный огнетушитель на стене и двух мужчин с оружием в руках… Ну, с Новым годом! Иван катнул гранату в проход и отпрянул. Дельфин мгновенно захлопнул дверь, навалился плечом. Время остановилось, все замерло… Потом за дверью кто-то закричал… Ахнул взрыв, и дверь довольно сильно толкнуло с той стороны, градом прошелестели осколки.
— Пошли! — крикнул Дельфин, распахивая дверь. В «тамбуре» было темновато, остро пахло тротилом, из посеченного осколками огнетушителя сифонила пена… Иван наискось, забирая вправо, пересек тамбур, упал на правый бок и оттолкнулся ногой от стены. Лежа на боку, скользя по пене, он выехал на открытое пространство. Открылся левый коридор, освещенный неживым неоновым светом… В глубине коридора мелькнула тень — выстрел, вспышка, визг рикошета. Иван мгновенно выстрелил в ответ, тень упала… Иван вскочил на ноги. С пистолетом в вытянутой руке быстро двинулся по коридору. Дельфин — следом.
Иван машинально подумал: антураж точь-в-точь как в компьютерной стрелялке: стальной лабиринт, пистолет и враги… Вот только это не стрелялка-бродилка. Это — реальность. В этих стальных коридорах негде спрятаться, а пули летят настоящие и рикошеты (совсем неэффектные, не то что в компьютере) здесь смертельно опасны… Иван шагал по коридору. Завывал шаман. Правда, в этой кутерьме толку от него было немного. Проходя мимо трупа, Иван нагнулся, чтобы подобрать трофейный ствол — короткий, неуклюжий на вид южноафриканский «Страйкер» с револьверным магазином. Уже выпрямляясь, увидел, как из неприметной ниши в стене справа высунулся человек с ружьем. Иван выстрелил навскидку, человек вывалился из ниши. Уже мертвый, он все же успел выстрелить — весь заряд картечи попал в стену.
Дельфин вырвал из рук мертвеца ружье — похожий на обрез «полицейский» «Моссберг 50 °C». Стукнул прикладом по полу, цевье ушло вниз, ружье выплюнуло пластмассовую гильзу, перезарядилось. В ту же секунду на груди Дельфина вспыхнула красная точка. Стремительно опрокидываясь назад-влево, Дельфин выстрелил из ружья. С галереи, проходящей над коридором, свесился человек.
Дельфин матюгнулся, сказал:
— Плохо начинаем, Ваня. Нам бы нужно языка взять, а мы валим всех подряд.
Иван молча кивнул… Пошли дальше. Метров через двадцать подошли к двери, за которой был «рай».
Взрыв гранаты слышали все на «Голиафе» — нельзя было не услышать, — но не все поняли, что это такое. Майкл Дженнис понял. Он направил все свободные силы к колонне 4F. Там две технические галереи с возможностью выхода на уровень «С», в зимний сад… А если эти двое прорвутся в зимний сад… Об этом Дженнису даже думать не хотелось…
Дженнис отлично понимал, насколько они опасны. Как профессионал он видел, что операция подготовлена очень тщательно. Об этом свидетельствовал хотя бы тот факт, что террористы предусмотрели даже постановку искусственных помех… Но главное, Дженнис понимал, что эти двое психологически готовы к смерти. А люди Дженниса служат за деньги. Они, конечно, профи, но… Дженнис подумал: если бы был вертолет, я бы без проблем эвакуировал Старика на авианосец… Но вертолета не было — дуреха Рита отправила его в Икалуит, чтобы привезти клетку с вороном для педрилы Стенли.
Майкл Дженнис оставил в коридоре у апартаментов Старика резерв из трех человек, остальных направил в зимний сад.
Дельфин навел ствол ружья на дверь, выстрелил. От удара свинцового кулака замок вылетел, створки распахнулись, и отворились двери в «рай», то есть в зимний сад. Усилиями ландшафтного дизайнера он выглядел запущенным, заросшим, диким. Среди кустарников, папоротников и карликовых деревьев петляли дорожки, лежали камни, внезапно открывались лужайки. Потолок был расписан под небосвод. А посредине «рая» с искусственного утеса в пруд стекал водопад… Здесь было очень красиво, но сейчас все эти красоты нимало не волновали двух «крыс».
Иван и Дельфин почти синхронно ворвались внутрь, совершили рывок один налево, другой направо и залегли… На десять секунд позже с противоположного конца в «рай» вошли восемь секьюрити.
«Сикорский» — железная птица — шел над морем к платформе. До «Голиафа» осталось двенадцать минут лету.
Стенли спросил у вернувшегося Апфеля:
— Что сказала мочалка? Апфель ответил:
— Мисс Рита сказала, что у мистера S.D. разболелась голова. Кроме того, он устал и решил прилечь.
Стенли оживился: устал — значит, не придется ублажать старого мудака и слушать его стоны: о, мой мальчик!.. Стенли встал, сказал:
— Ну что ж, господа, я тоже, пожалуй, вас покину. Искупаюсь. Ни разу еще не купался при таком сиянии — шикарная декорация!
Они лежали на живой зеленой траве, над головой висели ветви деревьев. На секунду показалось, что мир гулких железных коридоров, лестниц, галерей остался позади… что и не было его. Что это всего лишь воспоминание о компьютерной игре… Но — шаман! Шаман ударил в свой бубен, и все встало на место. Иван показал жестом:
Листья на ветвях слегка дрожали, шевелились папоротники.
Восемь секьюрити вошли в зимний сад. Разбившись на двойки, двинулись вперед. Все секретарши имели хорошую спецподготовку, все были в отличной форме — ежедневно посещали тренажерный зал, как минимум дважды в неделю стреляли в тире. А еще они имели четырехкратное численное превосходство…
Они были в бронежилетах, вооружены «страйкерами» [52]. В ближнем бою «страйкер» — страшная штука.
Зимний сад был не так уж и велик — сорок на пятьдесят два метра. Но здесь, среди кустов и камней, было где поиграть в пейнтбол. В пейнтбол по-взрослому.
Разбившись на двойки, восемь секьюрити двинулись навстречу судьбе.
В накинутой на плечи шубе, с бутылкой шампанского в руке, Стенли вошел в «стакан» подъемника, закрыл дверцу и нажал кнопку. Под углом около сорока пяти градусов «стакан» быстро поехал вперед и вверх — туда, где на конце стальной руки подъемного крана висел над морем аквариум. Он уже наполнялся водой. Несколько месяцев назад Стенли сказал Старику, что обыкновенный бассейн — это банально. Он, Стенли, мечтает о бассейне прозрачном, парящем в потоке ледяного ветра между океаном и небом. Внизу — волны и льдины, наверху — звезды. А посреди, в купели с теплой водой и музыкой Баха — Я!.. Старик внимательно выслушал. А через пару месяцев на «Голиаф» доставили аквариум. Его вынесли за борт на одном из дерриков, подали магистраль с теплой водой, устроили подъемник… Стенли был в восторге. Глядя на него, мистер S.D. тоже был счастлив.
Ежедневно и еженощно Стенли плескался в «аквариуме». Иногда он проводил не один час в этой купели. Он кувыркался в воде как рыба. Сквозь прозрачное дно он мог наблюдать бег волн. Лежа на спине, он видел звезды. И музыка, музыка звучала над ним и в нем. Старик просил: мальчик мой, не нужно пользоваться аквариумом, когда на «Голиафе» посторонние. Ты же компрометируешь меня… Стенли отвечал: а зачем на «Голиафе» посторонние? Гони их прочь.
Старик ничего не мог с ним, вернее — с собой, поделать… Как же он ненавидел себя (или его?) за это. Мистер S.D. мучился, не мог понять, как же так получилось, что этот мальчишка — в сущности, дрянь, мразь, подонок — сумел получить такую власть над ним, но — факт: этот двадцатилетний негодяй завладел великим S.D. и запросто мог вить из него веревки.
Подъемник доставил Стенли наверх. Он шагнул в раздевалку — карман, закрепленный на торце «аквариума». Рядом, за дюймовой стеклянной стеной, армированной прозрачной нанонитью, на глазах поднималась вода, метались пузырьки воздуха. Стенли задумался: что я хочу послушать сегодня? В эту чудную ночь, под этим фантастическим сиянием… Вагнера! — решил он. — Только Вагнера… Стенли пощелкал кнопками проигрывателя, нашел Вагнера, «Гибель богов». Мощные насосы уже почти наполнили «аквариум» теплой водой. Стенли скинул шубу — холод обжег мускулистое тело — поднялся на три ступеньки и прыгнул в воду, взметнув сноп брызг.
Над морем разнеслась музыка Вагнера.
В небесах бушевало фантастическое сияние.
Папоротники шевелились. Шевелились — как будто от ветра — ветви деревьев… но откуда здесь, в замкнутом объеме, ветер?
«Крысы» выжидали. Время тянулось медленно. Когда Иван уже было подумал, что шаман все-таки ошибся, он вдруг увидел, как шевельнулся куст у пруда. Спустя три секунды из-за куста вышел молодой мужчина в бронежилете поверх костюма, с ружьем в руках. За ним — второй. Оба держались крайне настороженно… Иван мгновенно выстрелил из «беретты». Он стрелял так, чтобы только ранить, зацепить плечо. В этом не было ни капли гуманизма — какой, к черту, гуманизм? — а был простой и суровый расчет: вид раненого, его страдания, стоны, вид крови деморализует противника сильнее даже, чем вид убитого. Это во-вторых. А во-первых, был нужен язык. Иван выстрелил в первого мужчину, попал, как и хотел, в плечо, выстрелил во второго и стремительно переместился влево.
Секунду-другую было тихо… А потом началась стрельба — частая и бестолковая, как обычно бывает при близком огневом контакте,
Иван услышал короткий свист Дельфина. Это означало: атакуем! Давай гранату… Иван ответил свистом, вырвал кольцо гранаты, выждал две секунды и метнул ее навесом за скалу. За скалой ахнуло, закружились сорванные листья, полетела водяная пыль с водопада, погасли несколько ламп. «Крысы» одновременно открыли огонь из трофейных стволов. Расстреляв магазины, пошли вперед.
…Перестрелка в оазисе продолжалась менее минуты, но когда потом Иван попытался восстановить в памяти этот бой, то всплывали все какие-то отдельные и часто незначительные детали: выписывающая замысловатые кульбиты в воздухе стреляная гильза… запах незнакомого растения, смешавшийся с запахом пороха… чьи-то широко распахнутые, наполненные ужасом глаза…
Так или иначе, но когда стрельба вдруг стихла, он обнаружил себя стоящим почти у самой скалы в центре оазиса с «береттой» в руке. В воздухе все еще кружились листья… Затвор «беретты» застыл в заднем положении. Иван механически заменил расстрелянный магазин на полный, осмотрелся. В траве блестели стреляные гильзы от «беретты» и пластмассовые ружейные гильзы. Лежал брошенный «страйкер». Шаман, сволочь, помалкивал… Под скалой сидел мертвый человек, держал в руках ружье, второй лежал в пруду лицом вниз. Обоих убил Иван. Он оглянулся на седого, которого подстрелил первым. Тот лежал неподвижно, и Иван понял: мертв. Скорее всего, погиб от случайного выстрела.
— Иван! — окликнул сзади голос Дельфина.
— Здесь я, — ответил Иван. Он обернулся. Дельфин стоял, прислонившись к стволу невысокой, чуть выше человеческого роста сосенки с кривым стволом. По лицу текла кровь. Иван спросил: — Ранен?
— Нет, — ответил Николай. — Что там твой шаман говорит?
— Молчит, дармоед… Как не ранен, если кровь на лице? Николай провел рукой по лицу, сказал:
— Действительно, кровь… Да ерунда, царапина.
— Жаль, опять языка не взяли, — сказал Иван.
— Обижаешь, начальник, — ответил Дельфин.
— А?
— За скалой.
Иван заглянул за скалу. Там сидел и зажимал рукой плечо мужчина с искаженным лицом. Плечо костюма было темным от крови. Иван довольно улыбнулся.
Они пересчитали трупы — семеро. С теми тремя, что в коридоре, получается десять… Интересно, сколь вас там еще? И когда наконец прилетят «птицы»?
«Сикорский» в это время находился в десяти минутах лету. Дервиш взял в руки рацию, подал сигнал: «Готовность — пять минут». Он переключился на прием, ожидая подтверждения, но услышал только шум помех. Это было очень странно — по сценарию «нерпы» должны были включить «глушилку» на «Голиафе» только после того, как дадут подтверждение, что сигнал получен… Но они включили ее раньше. Похоже, что-то пошло не так.
Дежурный снайпер Папаша Дадли сидел в своем гнезде внутри буровой колонны. Папашей Виктора Дадли звали не потому, что он был старше других, а потому, что у него было пятеро детей… Гнездо находилось на высоте более сорока метров над уровнем моря, практически на одной высоте с аквариумом, в котором плескался Стенли. Папаша Дадли искренне ненавидел этого слащавого педрилу. Папаше очень хотелось вкатить пулю в стенку аквариума… Стармех говорил, что стекло для аквариума изготовлено с применением нанотехнологий и выдерживает фантастические нагрузки. Ну не знаю, не знаю… Может, оно и выдержит попадание пули тридцатого [53] калибра, но наверняка не устоит перед пятидесятым [54]… Папаша Дадли несколько раз даже прицеливался в купающегося педрилу. Он представлял себе, как выбирает холостой ход спуска дальнобойной крупнокалиберной М90. В патроннике этой супервинтовки уже ждет своего часа доработанный Папашей патрон. Еще со времен службы в армии Папаша Дадли знал, что некоторые стрелки слегка стачивают головки пуль и наносят на них — крест-накрест — две риски трехгранным надфилем. Кто видел, что делают такие пули с головой — хоть в шлеме, хоть без шлема… в общем, кто видел, тот понимает.
Папаша Дадли очень хотел вкатить пулю в аквариум педрилы Стенли, но понимал, что это невозможно.
Дельфин быстро допросил языка. Тот был не просто ранен, но в шоке. Еще бы — меньше чем за минуту на его глазах погибли семь его товарищей… Он был в таком состоянии, что на него даже давить не пришлось. Он сходу начал говорить и сказал, что его зовут Эдди Лоусон, он ранен и ему требуется медицинская помощь… Дельфин ответил:
— Помощь будет. В том случае, если ты, Эдди, поможешь нам.
— Я помогу, помогу. Только спасите меня. У меня контракт заканчивается через три месяца. Я не хочу умирать.
Тогда Дельфин вколол ему обезболивающий шприц-тюбик и начал работать. Он задавал вопросы коротко и четко: где находится Старик? — В своих апартаментах, его увела эта старая сука Рита. — Кто такая Рита? — Его секретарша. — Где апартаменты? — Я покажу. — Сколько всего охраны на «Голиафе»? — Служба безопасности? Служба безопасности — шестнадцать человек.
Когда Эдди Лоусон сказал, что его контракт заканчивается через три месяца, он сказал правду. Когда он сказал, что не хочет умирать, он тоже сказал правду. А вот когда он сказал, что служба безопасности насчитывает шестнадцать человек, он солгал — он «забыл» про снайпера, который сидит в своей башне… И еще он «забыл» сказать про то, что «эта старая сука» Рита никогда не расстается с оружием.
— О'кей, Эдди. А теперь проводи нас к апартаментам Старика.
Они дозарядили магазины «страйкеров» и вышли из «рая». Впрочем, теперь этот наполненный трупами садик уже не напоминал рай.
Они вышли из разоренного «рая» и оказались в коридоре, разительно отличавшемся от тех коридоров, по которым их приходилось бродить в чреве «Голиафа». Он был около двух метров шириной, стены и потолок обшиты деревянными панелями, а под ногами лежала ковровая дорожка. Мягко светили маленькие бра в старомодных абажурах. Коридор оканчивался лестницей. На лестнице тоже лежала дорожка, прижатая к ступеням надраенными латунными прутьями. Впереди шел Лоусон. Они поднялись на один лестничный пролет и оказались у запертой двери. Все свидетельствовало о том, что они приблизились к «барской половине». Лоусон сказал:
— В нагрудном кармане пиджака — магнитный ключ. Мне самому не достать.
Дельфин с треском расстегнул липучки бронежилета, отогнул грудную секцию и нашел карман пиджака. Он вытащил магнитную карту — именную, с фамилией «Лоусон» — и провел ею по замку справа от двери. Замок всхлипнул, загорелся зеленый светодиод. Иван распахнул дверь.
«Сикорский» был в пяти минутах лету. Ярко освещенные «Голиаф» и «Джордж Буш» были отсюда как на ладони. Глядя на платформу, Дервиш задумчиво произнес:
— Филистимлянский исполин родом из Гефа.
— Кто? — спросил Братишка.
— Голиаф. Во времена Саула наводил ужас на израильские войска. Росту в нем было шесть локтей и пядь… В нашем, однако, побольше.
Ворон произнес раскатистое «кар-р-р». Дейл посмотрел на него с неодобрением. Над морем медленно перемещались и сверкали огромные поля небесного льда.
Они вошли в коридор. Он был совершенно пуст. С обеих сторон в коридор выходили по четыре совершенно одинаковые деревянные с матовым стеклом двери, светили бра, висели картины… Коридор был совершенно пуст… и было тихо. Очень тихо… но шаман в Ивановой голове скрипел желтыми зубами, булькал прокуренным горлом.
Апартаменты мистера S.D. — приемная, кабинет и скромная двухкомнатная квартира — находились с левой стороны коридора. Там же находились квартиры Апфеля и Риты.
На правой стороне были гостевые апартаменты, библиотека и малая гостиная. Дверь библиотеки была напротив двери апартаментов Старика. В библиотеке сидели трое «читателей». Со «страйкерами» в руках.
Лоусон сказал: «Здесь апартаменты Старика».
Дельфин сказал на ухо Лоусону:
— А теперь, Эдди, подай голос. Крикни своим, что террористы уничтожены. А ты ранен, тебе нужна помощь.
— Но я…
— Или я выстрелю тебе в позвоночник, — Дельфин уперся стволом «страйкера» в спину языка. — Ты же опытный человек, Эдди. Ты же понимаешь: нам терять нечего.
Лоусон, Старый Лис Лоусон, как называли его на «Голиафе», понял, что этот раунд он проиграл.
— Кричи! — приказал Дельфин.
— Сейчас, — сказал Лоусон, — сейчас.
Почему-то вспомнилась беременная Мария. На последних месяцах она сделалась очень нервной, часто плакала, и это делало ее какой-то особенно беззащитной. А она ревновала его ко всем женщинам в округе, и это очень утомляло…
— Кричи!
— Сейчас, — сказал Эдди Лоусон. Умирать очень не хотелось.
— Ну!
— Сейчас, сейчас, — Лоусон набрал воздуха в легкие. Очень не хотелось умирать…
— Давай!
Лоусон облизнул сухие губы.
— Тревога! — закричал он. — Они…
Дельфин матюгнулся сквозь зубы и нажал на спуск. Спинная секция бронежилета состояла только из кевлара, усиливающих керамических секций в ней не было. Сноп легированной картечи разорвал кевлар, разорвал позвоночник и желудок Эдди Лоусона. Пробить переднюю секцию бронежилета картечь не смогла. Тело Лоусона сильно толкнуло вперед, он упал на ковер. Он был еще жив, когда распахнулась дверь библиотеки, оттуда боком вывалился секьюрити с ружьем в руках. Еще в падении он начал стрелять. Картечь прошлась по стене в полуметре от Дельфина, сорвала бра, ушла в потолок. Ответным выстрелом Дельфин снес секьюрити половину головы.
«Крысы» осторожно двинулись вдоль стены. Иван шел вдоль правой, в вытянутой правой руке нес «беретту», в опущенной левой — «страйкер». Дельфин шел вдоль левой, держал в руках «страйкер». Стволы смотрели на распахнутую дверь библиотеки. Как только на стекло двери упала тень, Дельфин выстрелил. Полетели щепки, стекло мгновенно осыпалось, в филенке осталась только деревянная решетка в обрамлении осколков стекла. За решеткой стоял человек. Почему-то он был без бронежилета и даже без пиджака. На светлой сорочке мгновенно выступили три багровых пятна, но человек стоял и не падал. Иван выстрелил из «беретты». Голова человека дернулась, он медленно опустился на пол.
На противоположной стороне коридора, за дверью апартаментов Старика, Рита Нотебаум вслушивалась в то, что происходит в коридоре. В левой руке Риты был девятимиллиметровый «глок», в правом кармане пиджака маленький «маузер» образца 1910 года — раритет, подарок Старика… Рита вслушивалась, и ей очень не нравилось то, что она слышит, — похоже, эти террористы расстреливают людей Дженниса, как мишени в тире.
Рита сняла трубку телефона — слава Богу, на «Голиафе» есть еще несколько старых проводных телефонов, которые не зависят от каких-то там помех, — и набрала номер «03» — дежурного.
Из трубки потекли длинные гудки.
Они не знали, сколько еще бойцов пасется здесь, на «барской половине». Используя магнитный ключ Лоусона, страхуя друг друга, начали проверять все помещения подряд. В гостиной обнаружили третьего секьюрити — он укрывался в углу, за декоративной пальмой. Он успел дважды выстрелить и даже зацепил плечо Дельфина, прежде чем Иван вкатил в него пулю.
Рита еще раз набрала дежурного… и еще. Дежурный не отвечал… Черт! Ну где же он? Дженнис где?
Дежурный и Дженнис в это время метались по верхней палубе, под угрозой оружия загоняли в надстройку команду «Голиафа». После того как для проведения мероприятий пришлось привлечь стармеха и нескольких членов экипажа, по «Голиафу» стремительно распространился слух: на борту террористы!.. А после того, как произошла перестрелка в зимнем саду, вспыхнула настоящая паника: террористы! Террористы убьют нас всех!.. Террористы-смертники взорвут «Голиаф».
Подогретые алкоголем люди потребовали спустить на воду спасательные шлюпки и уходить на «Джордж Буш». Толпа несколько остыла после того, как прибежал Дженнис и несколько раз выстрелил в воздух. Вдвоем с дежурным они стали загонять команду в одно из помещений надстройки.
На «Голиафе» только один человек ничего не знал о происходящем — Стэнли. Он плескался в теплой воде «аквариума», пил шампанское с кокаином, слушал музыку и не думал ни о чем.
«Крысы» по-прежнему не знали, сколько бойцов находится на этаже, и продолжили проверку помещений. Вскоре оказались перед дверью, которую ключ Лоусона открыть не смог. Это могло означать одно: за дверью апартаменты Старика.
Из трубки текли длинные гудки. Рита Нотебаум поняла, что надеяться она может только на себя.
Иван и Дельфин переглянулсь. Они стояли перед дверью, за которой, вероятно, находится Старик… Побитой собакой скулил шаман. Они стояли и не знали, как поступить.
В этот момент щелкнул дверной замок. «Крысы» синхронно сделали шаг назад и в стороны, вскинули стволы. Дверь отворилась. На пороге стояла женщина. На вид ей можно было дать и сорок лет, и пятьдесят. Она была одета в классическом стиле — двубортный пиджак, длинная прямая юбка и белая блузка с узким галстуком в полоску. У нее были волосы с проседью, на носу старомодные очки, а на ногах туфли на низком каблуке с нелепым цветком сбоку. В правой руке женщина держала сложенное полотенце и медицинский тонометр.
— Джентльмены, — произнесла женщина строго. — В чем дело, джентльмены?
Этот вопрос казался в данной ситуации настолько неуместным, что «крысы» на секунду опешили… И сама женщина, казалась неуместной… и этот тонометр…
— Джентльмены? — повторила женщина с недоуменно-вопросительной интонацией.
Иван сделал два шага назад — ему нужно было контролировать тыл — коридор и двери. Тот, кто забывает контролировать тыл, тот, как правило, проигрывает… Тем более что шаман в голове надрывался: опасно, очень опасно.
Дельфин спросил:
— Вы — секретарь Старика?
— Я секретарь мистера S.D., — c достоинством ответила мисс Нотебаум.
— Ему плохо? — спросил Дельфин, кивая на тонометр. Рита тоже посмотрела на тонометр.
— Да, — ответила она, — у него высокое давление. Ему нужен врач.
— Проведите меня к нему.
— Но ведь вы не причините вреда пожилому человеку? — произнесла она. — Обещайте мне это.
— Обещаю, — ответил Дельфин.
— Пойдемте, — сказала Рита. Она повернулась и двинулась вглубь помещения. Дельфин — за ней. Иван проводил их настороженным взглядом.
Они вошли в небольшой коридор между кабинетом и жилыми комнатами. Слева была дверь в кабинет. Она была слегка приоткрыта, внутри горел свет. Дельфин толкнул дверь концом ствола, заглянул — на рабочем столе горела настольная лампа с зеленым плафоном, тикали часы, но внутри никого не было…
Рита Нотебаум оглянулась назад — второй террорист остался в коридоре и не мог видеть, что происходит в апартаментах. Рита уронила тонометр. Дельфин быстро обернулся к ней. Рита протягивала к нему руку с полотенцем, глаза за стеклами очков были сужены.
Завернутый в полотенце «маузер» выстрелил совсем негромко, как будто кашлянул. У этого несерьезного на вид пистолетика и калибр был несерьезный — 6,35 миллиметра. Профи таким калибром пренебрегают… Несерьезная пуля клюнула Николая Васильевича Нефедова в лоб над правым глазом.
Иван услышал сначала звук падения тонометра. Потом — звук выстрела, который был совсем не похож на звук выстрела… Потом голос Риты позвал:
— Помогите, помогите!
Иван метнулся в приемную, увидел, что Дельфин беспомощно обвис на руках у секретарши, а она пытается поддержать его. На полу лежало полотенце и тонометр… Секретарша крикнула:
— Да помогите же мне!
Иван замер, потом шагнул вперед. А из руки Риты, пропущенной под мышкой Дельфина, ударил выстрел. Пуля чиркнула по виску Ивана, обожгла кожу. Иван отшатнулся в сторону… Дельфин застонал и попытался оттолкнуть от себя женщину. Рита держала его крепко. Она вновь выстрелила в Ивана. Пуля попала в плечо. Она пробила мышцы, скользнула по кости и застряла под кожей. От боли Иван едва не закричал.
Николай попытался ударить Риту по голове, однако координация движений Дельфина была уже нарушена — «несерьезная» пуля калибром 6,35 мм делала свое дело. Но и Рита совершила ошибку — она оттолкнула Дельфина в сторону, и в эту же секунду Иван выстрелил в женщину. Рита упала.
Иван подскочил к Дельфину:
— Коля! Куда тебя, Коля?
Он уже и сам видел — куда, но почему-то спросил. Дельфин опустился на пол, произнес:
— Старик. Нам, Ваня, нужен Старик… Найди Старика. Искать Старика не пришлось — он вышел сам.
Майкл Дженнис не знал, что предпринять… Опытный, умный, хладнокровный профессионал Дженнис совершенно не представлял, что следует предпринять. Он не контролировал ситуацию, но справедливо полагал, что ситуация — дрянь. Он так же совершенно справедливо полагал, что большая часть его сотрудников уничтожена. У него не было связи с внешним миром, не было даже возможности для экстренной эвакуации Старика… Дженнис стоял в дежурке, смотрел на пустую палубу и думал: что предпринять?
— Вертолет, — сказал дежурный за спиной Дженниса.
— Что? — спросил Дженнис.
— Вертолет возвращается.
Старик остановился на пороге, обвел взглядом коридор: мертвая Рита, два террориста, один из которых ранен, — и очень спокойно произнес:
— Я полагаю, джентльмены, что вы ищете меня.
— Мистер S.D.? — спросил Иван.
— Да, это я.
Из окна дежурки Майкл Дженнис смотрел, как садится «Сикорский». Вертолет был последней надеждой Дженниса. Единственной и последней… Если сейчас, прямо сейчас, вылететь на этом вертолете на авианосец, то уже через пять минут можно вернуться обратно с подкреплением.
Дженнис стоял, засунув руки в карманы брюк, смотрел на вертолет.
Иван закричал:
— Вертушка! Коля, ты слышишь? Вертушка. Это же наши «птицы», Коля.
Дельфин слабо кивнул.
Вертолет завис над площадкой и аккуратно сел. На «Голиафе» не было видно ни души. Пилоты тревожно озирались. Дервиш сказал пилотам:
— Благодарю вас, джентльмены.
Один из пилотов буркнул что-то в ответ, второй промолчал.
Братишка извлек из карманов ремень, сказал: «Сорри, братишки. Но лапки придется того-с. Чтоб вы без нас не улетели…» Пилоты поняли, спорить не стали. Братишка ловко спеленал им руки и связал друг с другом.
Как будто понимая, что прибыли, ворон начал стучать клювом по прутьям клетки. Дервиш покосился на него, спросил: «А хулиганить не будешь?» Ворон в ответ произнес: «Карр!..» Дервиш отворил дверцу клетки. Умная птица выпрыгнула на стол.
Трое мужчин подошли к лифту. Первым шагал Старик. За ним — Николай с Иваном. Дельфина шатало из стороны в сторону, он спотыкался. Одной рукой Иван обнимал его, поддерживал, в другой держал «беретту».
Они вошли в лифт, Старик повернул стрелку надраенного латунного прибора на цифру один, раздался звонок, и лифт поехал наверх.
Иван посмотрел в зеркало. Он был черный, небритый, в крови и ржавчине. Дельфин выглядел еще страшнее. Иван завязал голову Дельфина полотенцем, сквозь которое стреляла Рита. На полотенце была черная, прожженная выстрелом дырка, и быстро проступало красное пятно.
Николай вдруг сказал:
— На звезды… на звезды, Ваня, хочу посмотреть напоследок.
— Обязательно, Коля, посмотрим.
Братишка вопросительно посмотрел на Дервиша. Дервиш сказал:
— Да, Саша, да.
Братишка улыбнулся страшной своей улыбкой, негромко произнес: «Посвящается Наде», — и открыл дверь вертолета.
Лифт снова издал звонок и остановился. Старик распахнул створки двери, сухо произнес: «Прошу». Они вышли из лифта. Мистер S.D. спросил:
— Что дальше?
У Ивана очень сильно болело плечо, да и работать нужно было теперь за двоих, потому что Дельфин уже не боец, а как минимум двое секьюрити еще где-то болтаются.
Старик повторил:
— Что дальше? Что вы хотите? Иван ответил по-русски:
— Хочу, чтобы Колька выжил. Как ни странно, Старик понял.
Майкл Дженнис сказал себе: «Вперед», — вышел в тамбур, распахнул дверь и стремительно двинулся к вертолету.
Одновременно на палубу выскочил Дейл, следом спрыгнул Братишка.
Дженнис увидел Братишку и остановился.
Папаша Дадли в своем гнезде шепнул: «Вот это да…» В прицел четырехкратного увеличения он видел лицо прилетевшего на вертолете монстра во всех подробностях.
Дженнис увидел Братишку и понял, что вертолет тоже в руках террористов. Майкл Дженнис остановился… попятился, на ходу выхватил пистолет. Саша с ходу дал очередь из своей «поливалки». Ствол обреза полыхнул огнем. Лязгая затвором, щедро сыпал гильзы. Пули щелкали по надстройке, рикошетировали. Две из них попали в грудь Майкла Дженниса. Он упал, выронил свою пушку.
Дадли в гнезде грубо выругался, дослал патрон в патронник винтовки. От монстра Папашу отделяло не более шестидесяти ярдов. На такой дистанции Дадли не делал промахов ни при каких обстоятельствах. Папаша нажал на педаль, поднял створку бойницы. В гнездо сразу ворвался ледяной ветер. Снайпер опустился на колено и прицелился в урода, который убил Дженниса… Но тут распахнулась дверь надстройки — Папаша засек это боковым зрением… Дверь надстройки распахнулась, и из нее показались трое. Первым стоял Старик в наброшенной на плечи куртке. За ним — двое в черном, с белыми повязками на рукаве. Безусловно — террористы. Один, вероятно, ранен.
Папаша растерялся. Он просто не знал, что ему делать в этой ситуации.
Дервиш взял со стола свою шляпу, трость и вышел из вертолета.
На борту «Джорджа Буша» праздновали наступление Нового года. Участники саммита выпили шапанского и расслабились. В половине первого ночи к ним обратился адмирал Бейкер. Он предложил гостям подняться на «остров» [55], полюбоваться полярным сиянием.
— Господа! — сказал Бейкер. — Нам с вами фантастически повезло — специалисты утверждают, что увидеть сияние такой силы возможно раз в сто лет. Нас предупреждали, что сияние будет необычным, но никто не мог предположить, что оно будет таким интенсивным. Кроме того, мы приготовили для вас сюрприз… Прошу вас, господа.
Вслед за адмиралом гости потянулись в надстройку. Некоторые, впрочем, двинулись на палубу. Здесь было холодно, дул северный ветер, зато происходящее воспринималось острее, нежели из теплой надстройки… Пожалуй, впервые на палубе «Буша» оказалось столько мужчин в смокингах и женщин вечерних платьях и мехах.
За несколько минут до того, как гости поднялись наверх, с палубы «Буша» взмыли два вертолета и стремительно ушли на север.
Президент США наблюдала за происходящим из надстройки. Адмирал Бейкер постоянно находился рядом. Некоторое время госпожа президент смотрела на небо, потом спросила:
— А где же ваш сюрприз, адмирал?
Бейкер сказал: «Минуту», — обернулся назад и сделал кому-то знак рукой. Через несколько секунд над темным морем вспыхнули мощные прожектора — это вертолеты осветили вершину айсберга. В пересекающихся лучах айсберг выглядел величественно и грозно. Его острая вершина более чем на пятьдесят метров вздымалась над поверхностью моря. Ломаные грани сверкали. Раздались аплодисменты.
Президент США спросила адмирала:
— Он плывет к нам?
— Так точно.
— Он далеко?
— Не очень. Приблизительно в десяти милях от нас. Мы стоим посреди Лабрадорского течения. Его скорость составляет около двух узлов. Таким образом, айсберг приплывет к нам примерно через пять часов.
— Это не опасно?
— Нисколько.
— А как же «Титаник»? Мистер Апфель, помощник мистера S.D., говорил мне, что именно в этих местах погиб «Титаник».
— Мистер Апфель слегка… э-э… ошибся. «Титаник» погиб гораздо южнее. Он шел в Нью-Йорк и в эти широты, естественно, не поднимался. Что же касается вероятности столкновения «Джорджа Буша» с нашим, — адмирал сделал жест рукой в сторону ледяной горы, — айсбергом, то она равна нулю. По расчетам наших специалистов, этот айсберг пройдет между «Джорджем Бушем» и «Голиафом».
Вершина айсберга сияла. Казалось, она плывет над морем.
Дервиш вышел из вертолета и сразу увидел Старика.
И Старик увидел Дервиша.
Их разделяло метров тридцать палубы, но Дервиш узнал Старика. Старик тоже узнал Дервиша. Хотя они не виделись почти сорок лет.
Они — эти двое — были почти ровесниками. Они — эти двое — были практически ровесниками холодной войны. Ее участниками. Холодная война кончилась. Один стал победителем, другой побежденным.
Они стояли и смотрели друг на друга.
В небесах бушевало сияние, на пустом стальном пространстве палубы лежал труп Майкла Дженниса и его «кольт». Еще вращались вертолетные лопасти. У вертолета стоял Саша Булавин по прозвищу Братишка с обрезом советского автомата в руках. Настороженно смотрел по сторонам Дейл. Сверху, со стороны «аквариума», доносилась музыка Вагнера.
Указательный палец Папаши Дадли лежал на спусковом крючке винтовки, голова одного из террористов была в прицеле, но стрелять Дадли не решался — на верхней палубе «Голиафа» находились четверо террористов. И мистер S.D.
Дадли не знал, что делать. Он сидел в своем «гнезде» и шепотом ругал дежурного Лео Мозерато, который где-то затихарился, и Дженниса, который так бездарно подставился…
И вдруг Дадли увидел ворона. Ворон пролетел над палубой и сел на краю надстройки.
Папаша Дадли был поражен. Он растерянно произнес:
— Боже милостивый! Монстр… Волк… Ворон…
От этого паноптикума Папаше Дадли стало не по себе.
Дельфин тихо сказал:
— Мне бы лечь, Ваня.
Иван аккуратно опустил его на палубу, склонился над ним. Дельфин умирал. Для того, кто видел умирающих, это было очевидно. Чтобы не закричать от боли и ненависти, Иван стиснул зубы. Он не имел права на боль и ненависть… Пока не завершит операцию.
Старик и Дервиш двинулись навстречу друг другу. Рядом с Дервишем шел Дейл.
Они встретились посередине палубы, остановились. Несколько секунд оба молчали, потом S.D. спросил:
— Как зовут твоего пса, Хромец? Фенрир? [56]
— Банально, Сэмюэл, банально… Его зовут Дейл.
— Зачем ты пришел?
— Если скажу, что захотел проведать старого знакомого, ты, конечно, не поверишь?
— Разумеется… Так зачем ты прилетел на «Голиаф»?
— Я привез тебе ворона, Сэмюэл, — Дервиш кивнул на ворона. Черная птица сидела на надстройке.
— Спасибо. Так зачем все-таки ты прилетел?
— Какую резолюцию по России приняли на саммите?
— Ее опубликуют завтра… точнее, уже сегодня.
— Может быть, сообщишь старому знакомому чуть раньше официальной публикации?
— Расчленить!
— Понятно. Собственно, так я и предполагал. Старик спросил:
— Ты прилетел, чтобы спросить о результатах саммита?
— Нет. Чтобы их аннулировать.
— Каким образом, Эжен?
— Единственно возможным, Сэмюэл. Для этого мне нужна твоя помощь.
— Любопытно, какая?
— Ты должен позвонить миссис Линтон и пригласить ее на борт «Голиафа».
S.D. поправил куртку. Несколько секунд он молчал, потом спросил:
— А если я не стану этого делать?
— Сэмюэл! Мы же с тобой профессионалы… Я бы не хотел, но — извини — буду вынужден.
— Я не боюсь боли, Эжен. Ты же знаешь… Или химия?
— Химия, — подтвердил Дервиш. — Мы не будем ломать твою волю. Мы ее просто растворим… Извини.
Старик оглянулся назад — туда, где висел над «Голиафом» «аквариум», где в теплой воде лежал и смотрел в фантастическое небо Стенли. Дервиш тоже посмотрел туда.
— Мальчика не трогайте, — сказал мистер S.D. В глазах Старика была тоска. Дервиш все понял. Кивнул:
— Не тронем. Если ты нам поможешь.
— Я… я позвоню Хиллари.
На «Буше» готовились к авиашоу. Самолетоподъемники уже подняли на палубу шесть истребителей элитной пилотажной группы «Голубые ангелы». Президент США сидела в кресле адмирала Бейкера, невнимательно слушала его рассказ о флотских традициях. Она выпила довольно много шампанского и чувствовала себя прекрасно.
Было начало второго, когда к ней подошел помощник с телефоном в руке.
— С вами хочет поговорить мистер S.D., — негромко произнес помощник, протягивая трубку. Миссис Линтон слегка поморщилась: ну что еще нужно этому неугомонному S.D.? — но трубку взяла.
— Хиллари? — услышала она резкий голос Старика.
— Слушаю вас, мистер S.D.
— Нам нужно поговорить. Прямо сейчас.
— Что случилось?
— Все объясню при встрече. Я пришлю за вами свой вертолет.
— Да, но…
— Это займет не много времени, Хиллари. Прошу вас отнестись к моей просьбе серьезно.
Президент США пожала плечами и сказала:
— Ну хорошо… Присылайте свой вертолет.
Спустя две минуты «Сикорский» сел на палубу «Джорджа Буша». Хиллари Линтон в сопровождении «атомного» офицера, начальника охраны и специального агента вышла из надстройки, решительным шагом направилась к вертолету.
Над темным морем сверкала вершина айсберга.
Начальник заглянул внутрь салона, увидел двух пилотов и пустую клетку на столе. Он обернулся к президенту, спросил:
— Я лечу с вами, госпожа президент?
— Нет, Перкинс. Вы же знаете: у Старика на «Голиафе» свои правила.
Перкинс подумал: «Старый мудак этот Старик…» Вслух сказал:
— Мне это известно, но…
— Да бросьте вы, Перкинс. Я же уже летала к Старику без охраны.
Первым в салон шагнул «атомный» офицер, следом — президент. Дверь вертолета плавно захлопнулась, лопасти над «Сикорским» стали крутиться быстрее. Придерживая рукой капюшон куртки, Перкинс отошел от вертолета. Подумал: вернемся в Вашингтон — в этот раз обязательно напишу докладную министру финансов. Меня, конечно, накажут за несоблюдение правил обеспечения безопасности президента США, но это безобразие необходимо пресечь.
Через несколько секунд вертолет оторвался от палубы. Специальный агент безопасности посмотрел на своего шефа и сказал:
— Не переживай так, Стив. Тут лететь-то всего одну минуту. А там у Старика работает классная команда. Все будет нормально.
— Надеюсь, — кивнул Перкинс и сплюнул на палубу.
Президент США села в кожаное кресло, закинула ногу на ногу и сказала пилотам:
— Поздравляю вас с Новым годом, джентльмены.
Один из пилотов ответил, не оборачиваясь: «Благодарю вас, госпожа президент…» А второй вовсе промолчал. Президент фыркнула: невежи. «Атомный» офицер неодобрительно покачал головой: да-а, распустил мистер S.D. персонал.
Госпожа президент покосилась на клетку: зачем она здесь?
«Атомный» втянул носом воздух — показалось, что в салоне пахнет сигарой. Курят, что ли, они в вертолете?
«Сикорский» заложил вираж и ушел в сторону «Голиафа».
Долетели меньше чем за минуту. Пилот мастерски посадил машину. Второй пилот — тот, что не ответил на приветствие президента — повернулся к президенту и произнес с сильным акцентом: «Вэлком, мамаша…» Госпожа Линтон увидела страшную маску «пилота» и непроизвольно открыла рот. «Атомный» офицер тоже оторопел.
Дверь вертолета открылась. За ней стояли двое — мистер S.D. и незнакомый госпоже президенту пожилой мужчина. Он опирался на трость, возле его ног стояла крупная, похожая на волка, собака.
Старик сказал:
— Благодарю вас, Хиллари, за то, что откликнулись на мою просьбу.
«Атомный» офицер спросил напряженным голосом:
— Что? Что здесь происходит? Игнорируя «атомного», Старик сказал:
— С вами, Хиллари, хочет поговорить… — S.D. замялся, потом выдавил: — Мой давний знакомый.
Мистер S.D. сделал жест в сторону Дервиша. Тот слегка приподнял шляпу. Президент резко спросила:
— Кто он такой?
Она обращалась к Старику, но ответил «давний знакомый»:
— Позвольте представиться: меня зовут Дервиш. У меня есть и другие имена, но, думаю, будет достаточно этого.
Президент произнесла со скрытым гневом:
— Вы отдаете себе отчет… Старик устало перебил:
— Он отдает себе отчет, Хиллари.
Несколько секунд президент США молчала. Светилось небо, и звучала с неба музыка… Президент спросила:
— Что вы хотите?
— Не так уж и много. Всего лишь внести коррективы в итоговые документы саммита.
— Вот как?
— Именно так.
— Что ж? Если вас рекомендует сам мистер S.D., я готова вас выслушать. В принципе. Сформулируйте свои соображения и направьте их…
Дервиш улыбнулся… Дервиш почти весело улыбнулся и сказал:
— Вы не поняли, миссис Линтон. Все вопросы мы будем решать здесь и сейчас.
— Но…
— Здесь и сейчас, миссис Линтон.
«Атомный» офицер был волевым и решительным человеком. Все «атомные» офицеры регулярно проходят психологические тренинги и умеют быстро принимать решения в экстремальной ситуации. Как правило — верные. «Атомный» уже успел оценить ситуацию. Поэтому он наклонился к президенту, негромко сказал:
— Госпожа президент, это террористы. Я думаю, что сейчас не стоит упорствовать, лучше вступить в переговоры.
Хиллари Линтон думала несколько секунд, потом кивнула.
— Каковы ваши требования? — спросила она у Дервиша.
Дервиш усмехнулся:
— Я полагаю, что мы могли бы поговорить в другой обстановке. Например, в кабинете мистера S.D.
Госпожа президент колебалась. Она испытывала сомнения: стоит ли покидать борт вертолета? — и даже посмотрела на «атомного» офицера… Но встретилась взглядом с монстром. Монстр улыбался. Миссис Линтон сказала Дервишу: «Пойдемте».
Дервиш протянул президенту США руку, помог выйти из вертолета. Следом вышел «атомный» офицер. Вчетвером — впереди Старик, за ним президент США, следом «атомный» и замыкающим, Дервиш — двинулись к «парадному подъезду» «Голиафа». Дервиш приказал Дейлу остаться с Сашей. Пес прыгнул в салон вертолета. А Братишка, напротив, выбрался из вертолета, закурил сигарету.
Сидя в своем «гнезде», Папаша Дадли отлично видел все, что происходит внизу. И то, что он увидел, поразило его больше, чем монстр, волк и ворон. Теперь в руках террористов был президент США вместе с «атомным» чемоданчиком и офицером, который обслуживает этот чемоданчик. Это посерьезней, чем все монстры и оборотни мира.
Теперь Папаше Дадли стало страшно по-настоящему.
Возле «парадного подъезда» президент США увидела труп. Президент растерянно остановилась. Покойник лежал на спине. Он был в черном, только на рукаве белела повязка, сделанная из бинта, да на голове было повязано окровавленное полотенце. Открытые глаза мертвеца смотрели в небо, где дрейфовал вселенский лед.
У двери «парадного подъезда» стоял еще один мужчина в черном, с белой повязкой на рукаве. Он пристально смотрел на президента. Не зная почему, миссис Линтон поздоровалась с ним. Он не ответил, молча распахнул дверь.
Они вошли в «парадный подъезд», на лифте спустились вниз. В коридоре на ковровой дорожке лежали трупы двух секьюрити. Сильно пахло кровью. Госпожа президент остановилась в растерянности. Она уже пожалела, что согласилась спуститься сюда — переговоры лучше было бы вести в салоне вертолета.
— Прошу, — сказал Старик, указывая на распахнутую дверь в свои апартаменты.
Госпожа президент вошла в приемную. Сразу увидела секретаря мистера S.D. Рита сидела, прислонившись спиной к стене, в коротком коридорчике между приемной и квартирой Старика. Ковролин рядом с ней стал темным от крови.
Атомный офицер наступил на гильзу, нога «поехала», он чуть не упал. Дервиш поддержал его за локоть.
Старик сказал:
— Прошу проходить в кабинет, занимать места. Вошли. Сели. Старик сел на свое обычное место, «атомный» офицер в угол, миссис Линтон и Дервиш напротив друг друга за приставным столиком. Иван остановился в дверях.
— Итак, — произнес Старик. Он выглядел осунувшимся.
Дервиш снял и положил на стол шляпу. Потом сказал:
— Насколько мне известно, на прошедшем саммите вынесен приговор моей стране. Это несправедливый приговор. Он должен быть отменен.
— Как вы себе это представляете? — спросила Линтон.
— Единственным возможным способом является полное уничтожение саммита.
— Что значит «уничтожение саммита»?
— Это означает физическое уничтожение документов, участников и самой единицы флота, на которой все это действо происходило.
Президент Соединенных Штатов вытаращила глаза:
— Как это?
Дервиш посмотрел на президента и сказал:
— Насколько я понял из прессы, именно вы и только вы, госпожа президент, имеете право отдать приказ на применение космической группировки «Созвездие смерти».
«Атомный» офицер побледнел — он все понял. А президент США еще не поняла.
— Да, — сказала она, — космическая группировка подчиняется лично президенту.
Старик прикрыл глаза рукой.
А Хиллари Линтон наконец поняла, что имеет в виду Дервиш.
— Вы! — произнесла она, и лицо ее начало краснеть. — Вы хоть понимаете, что вы сейчас сказа…
— Понимаю, — жестко перебил ее Дервиш. — Очень хорошо понимаю, миссис Линтон.
— Но это… это невозможно.
— Отчего же? Ваши СМИ сообщали, что спутники «Созвездия смерти» будут обеспечивать безопасность саммита. Следовательно, флотилия или хотя бы ее часть уже находится на орбите, с которой могут поражать различные цели в этом районе. И вам достаточно только отдать приказ…
Лицо президента сделалось багровым.
— Но это преступление! — почти выкрикнула она.
— Достаточно только отдать приказ, — с нажимом повторил Дервиш. — Насколько я понимаю, для этого как раз и существует чемоданчик, что прикован к руке вашего спутника. — Дервиш кивнул головой на «атомный» кейс. «Атомный» офицер непроизвольно стиснул ручку кейса. Дервиш продолжил: — Полагаю, что я прав… Так вот, вам достаточно отдать приказ, и уже через несколько минут ваши стальные птички начнут клевать шкуру «Джорджа Буша». Я думаю, они справятся с задачей.
— Нет! — резко ответила президент.
— В Брюсселе они отлично справились.
— Нет, нет… это невозможно. Это совершенно исключено.
— Почему?
— Это преступление против американского народа.
— А расчленение России — преступление против русского народа. Вам придется это сделать, миссис Линтон. Поймите: вы столкнулись с обстоятельствами непреодолимой силы. И вынуждены уступить… понимаете? Вы-нуж-де-ны. Против своей воли. Против своих убеждений. Вы не хотели этого делать, но все дело в том, что вы попали в условия, когда от вас уже ничего не зависит. У вас просто нет выбора. Такова суровая реальность. Поймите это и примите.
Президент США сидела молча. Она поджала губы, на лице обозначились морщины, и теперь стало видно, что она в общем-то уже весьма немолодая женщина.
— Что будет, если я откажусь выполнить ваши требования? — наконец спросила она.
— В глазах американского народа вы навсегда останетесь героиней, — ответил Дервиш.
— Вы меня убьете?
Дервиш побарабанил пальцами по изогнутой рукояти трости, задумчиво сказал:
— Я никогда не воевал с женщинами… Старик издал звук, похожий на смех, и сказал:
— Врешь, Эжен… Это ведь ты убил колдунью из Рванды.
— Она, как ты справедливо заметил, была колдуньей. Точнее — верховным колдуном… Верховный колдун — это, по-твоему, женщина?
Старик пожал плечами. Дервиш повернулся к президенту:
— Так вот, миссис Линтон, отвечаю на ваш вопрос: я никогда не воевал с женщинами. Но ведь вы не женщина, вы — президент Соединенных Штатов Америки. А президент — это не человек вовсе. Президент — это функция. Кроме того, вы не единожды уже отдавали приказ о нанесении бомбовых или ракетных ударов. Полтора месяца тому назад вы приказали обстрелять мирный европейский город Брюссель. Там погибли многие десятки человек. Поэтому я не вижу никаких препятствий, чтобы применить к вам специальные методы воздействия. — Дервиш немного помолчал. — Нет, убивать вас, я, конечно, не буду. Я не буду ломать вам пальцы или выдирать ногти… Но ничто не помешает мне сделать вам инъекцию. — Дервиш запустил руку во внутренний карман пальто и вытащил продолговатый, обтянутый черным бархатом футляр. Обычно в таких хранят драгоценности. Дервиш положил футляр на стол, нажал кнопочку-защелку. Крышка поднялась вверх. На черном бархате лежал шприц. Это был самый обыкновенный одноразовый шприц, наполненный прозрачной жидкостью. — Ничто, повторю, не помешает мне сделать вам инъекцию. После этого вы выполните все, что я вам прикажу. Вы сделаете это спокойно, в полной уверенности, что именно так и надо. А потом забудете о том, что сделали. Вы вообще обо всем забудете. Навсегда. Вы превратитесь в существо, в растение, в овощ. Вы будете мочиться под себя и не будете узнавать своих близких… Вы будете уничтожены как личность.
Возможно, американский народ будет чтить вас как национальную героиню, но вас — вас, единственной и неповторимой Хиллари Линтон, уже не будет. А будет сумасшедшая старуха, которая мочится под себя… Выбирайте, миссис Линтон.
Президент США смотрела на шприц.
Мистер S.D. смотрел на шприц.
«Атомный» офицер смотрел на шприц.
И даже мертвая Рита, казалось, тянет шею, смотрит из коридорчика на шприц.
У миссис Линтон вдруг задрожали губы, на глазах выступили слезы.
— Я… — произнесла президент США, — я не могу сделать то, чего вы хотите… Но я сделаю это.
Было очень тихо. И в этой тишине вдруг раздались хлопки — это хлопал в ладоши Старик. Все посмотрели на него.
— Браво, Хиллари, — саркастически произнес он, — браво.
Командир пилотажной группы «Голубые ангелы» доложил руководителю полетов, что группа готова к началу шоу. Руководитель полетов доложил адмиралу Бейкеру. Бейкер ответил:
— Президент все еще на «Голиафе». Придется подождать.
«Атомный» офицер расстегнул пуговицу на сорочке и запустил руку под галстук. Вытащил никелированную цепочку. На конце цепочки был небольшой, но довольно сложной формы ключ. Офицер вставил ключ в замок возле рукоятки кейса, сделал два полуоборота. Потом извлек ключ и сдвинул пластину на лицевой стороне кейса. Под ней оказалось углубление, а в нем клавиатура и окошко-сканер. Офицер убрал ключ в нагрудный карман кителя, приложил указательный палец к окошку, потом набрал восемь цифр на клавиатуре — ввел личный код. Вспыхнул зеленый огонек, раздался зуммер. Офицер поднял крышку кейса. Открылся ноутбук с двумя одинаковыми клавиатурами.
Офицер посмотрел на президента и строго спросил:
— Вы приняли решение, госпожа президент?
— Да.
— Вы уверены в своем решении?
— Нет.
— Тогда…?
Хиллари Линтон попыталась вспомнить, как зовут «атомного» офицера, и не смогла. Она посмотрела на монитор. Там горела надпись: «Введите код № 1».
— Я должна ввести свой код? — спросила она.
— Да, — ответил атомный офицер и подвинул кейс к президенту. Не очень ловко тыкая пальцем в правую клавиатуру, миссис Линтон набрала фразу «In God We Trust» [57].
На мониторе вспыхнула надпись: «Код принят. Введите код № 2».
«Атомный» офицер растерянно смотрел на монитор. То, что сейчас произошло, он видел десятки раз. На обязательных тренировках. На них применялась специальная программа, а роль президента исполнял кто-то из дублеров «атомного» офицера. Не раз и сам он бывал «президентом США»… Даже во время тренировок «атомный» офицер Лесли Ричардсон испытывал волнение. Кончиками пальцев он ощущал ту фантастическую мощь, что скрыта под клавишами кейса. Эта была мощь атомных боеголовок, а совсем недавно к ней добавилась мощь тринадцати «звезд» «Созвездия смерти». На тренировках Ричардсон старался казаться спокойным — знал, что за его невербальными реакциями внимательно наблюдают и при малейших сомнениях в профпригодности отчислят из «атомной» группы. Иногда Ричардсону снилось, что он нажимает кнопку «Атака». Он просыпался, сердце колотилось. Даже во сне он испытывал ужас. Но сейчас… он не понимал, что испытывает сейчас.
— Давайте же! — приказала президент сварливо. «Атомный» офицер набрал свой код на левой клавиатуре.
«Код принят. Продублируйте код № 1». Президент продублировала свой код.
«Продублируйте код № 2».
Ричардсон замешкался. А госпожа президент вдруг вспомнила, что его зовут Лесли.
— Вводите, Лесли! — приказала президент. Атомный Ричардсон посмотрел на нее, как будто школьник, которого застали за неприличным занятием, и быстро ввел код.
На мониторе вспыхнула надпись: «К работе готов. Выберите программу». Ниже были перечислены программы:
A. Атомный джинн.
B. Поцелуй из могилы.
C. Созвездие смерти.
— Господи! — прошептала миссис Линтон. — Прости меня, Господи!
Неожиданно для себя «атомный» офицер успокоился — возможно, от осознания того, что не он принимает решения и не в его силах что-либо изменить. Он посмотрел на президента и произнес:
— Созвездие смерти?
Она ответила: да… Ричардсон нажал кнопку «С» и продублировал команду. Подумал: это всего лишь «Созвездие смерти», а не «Поцелуй из могилы».
На мониторе появилась надпись: «Введите координаты цели».
Ричардсон спросил:
— У вас есть точные координаты «Буша»? Дервиш поднялся, сделал несколько шагов и положил перед ним навигатор джи-пи-эс.
Ричардсон бросил беглый взгляд на прибор и ввел координаты «Джорджа Буша».
«Продублируйте координаты цели».
Ричардсон продублировал координаты. Подумал: «Пожалуй, войду в историю».
Кейс потребовал:
«Введите дополнительные данные:
— тип цели
— количество и тип снарядов
— ориентировочное время начала атаки». Ричардсон больше не оборачивался к президенту, не задавал вопросов — он работал. Он щелкал по клавишам, и в нем просыпалось чувство восторга. От того, что он, капитан-лейтенант Лесли Патрик Ричардсон, вводит данные для работы по реальной цели… По реальной! И не по какой-то там общаге бельгийских наркоманов, а по авианосцу ВМФ США… Да, наверно, войду в историю.
«Данные для атаки введены», — доложил кейс.
Ричардсон откинулся на стуле.
На мониторе вспыхнуло ярко-красное слово «АТАКА».
Ниже тут же начало пульсировать желтое «ОТМЕНА».
Все смотрели на монитор.
В левом верхнем углу таймер отсчитывал время.
Горело красным «АТАКА»…
Пульсировало желтым «ОТМЕНА».
— Жми! — выкрикнула Хиллари Линтон, американская домохозяйка, которая верила в Бога и гуманистические идеалы. — Жми же, сукин сын, жми!
Капитан-лейтенант Лесли Ричардсон нажал на кнопку «АТАКА».
Теперь он точно знал, что войдет в историю.
Электронный мозг «Энолы Гэй» принял сигнал с «Голиафа». Компьютеру флагмана хватило полутора секунд, чтобы рассчитать три варианта атаки и выбрать оптимальный. «Энола Гэй» разослала программу атаки на остальные двенадцать звезд «Созвездия смерти».
На мониторе «атомного» кейса вспыхнуло сообщение с «Энолы Гэй»:
«Команда принята. Расчетное время начала атаки 1 час 58 минут по ВВП».
Ниже появилась строка:
«Обратный отсчет: 16 минут 33 секунды».
Равномерно растянутые по орбите «звезды» «Созвездия смерти» начали подтягиваться, сбиваться в стаю. «Мозг» каждой звезды уже переработал команду, полученную с «Энолы Гэй», и построил свою программу ведения огня.
Как только пришло подтверждение из «Созвездия смерти», Иван опустился на корточки прямо там, где стоял. Он испытывал безмерную усталость. Нечеловеческую усталость. Невозможную. Ему доводилось совершать многокилометровые марш-броски во время учебы и он знал, что такое усталость. Потом ему довелось повоевать, и тогда он узнал, что такое настоящая усталость — усталость после боя.
Но сейчас он понял, что значит усталость абсолютная.
К Ивану подошел Дервиш. Остановился, опершись на трость, спросил:
— Что с вами, Иван Сергеич?
— Ничего, — мотнул головой Иван. — Ничего, просто немного устал.
Дервиш вытащил из кармана флягу, протянул Ивану:
— Коньяк, Иван Сергеич. Выпейте — поможет.
— Спасибо, — Иван взял в руки флягу, отвинтил колпачок.
Тринадцать «звезд» «Созвездия смерти» летели плотной стаей. В их «погребах» лежали почти пятнадцать тысяч шестьсот снарядов и одиннадцать с половиной тысяч пуль. Суммарная масса всех снарядов и пуль составляла около пятидесяти четырех тонн. До начала атаки осталось чуть больше четырех минут.
Президент Соединенных Штатов сидела и бездумно смотрела на монитор. Таймер обратного отсчета разменивал оставшиеся минуты. Миссис Линтон выглядела больной.
Старик и Дервиш негромко разговаривали, стоя у иллюминатора. В иллюминатор был виден «Джордж Буш».
Иван сидел на корточках, курил сигарету. Рядом на полу стояла пустая фляжка.
Когда до атаки осталось около трех минут, «атомный» офицер кивнул на монитор, сказал:
— Уже скоро. Предлагаю, господа, подняться на палубу. Думаю, что такого фейерверка никто из нас не видел и никогда более не увидит.
Они покинули кабинет Старика. Прошли мимо мертвой Риты… мимо мертвых секьюрити… В коридоре «атомный» офицер вновь наступил на гильзу и вновь едва не упал. На этот раз Дервиш не стал его поддерживать. На лифте все вместе поднялись на верхнюю палубу. Сияние наполняло все небо и казалось, что музыка Вагнера звучит прямо оттуда, из глубины сияния.
Над морем светилась сахарная голова айсберга.
Монстр Саша Булавин и волк дежурили около вертолета.
На надстройке сидел ворон, смотрел на этот мрачный мир круглыми глазами.
Похожий на греческого бога любовник Старика лежал на спине в своем «аквариуме».
Папаша Дадли сидел в «гнезде».
Старик и Дервиш, миссис Линтон и атомный Ричардсон подошли к ограждению. Сейчас они не были врагами — они были соучастниками.
Иван сел на палубу рядом с мертвым Дельфином, достал из пачки и закурил новую сигарету.
— Звезд, Коля, сегодня не видать, — сказал Иван.
Ворон на «Голиафе» произнес: «Кар-р-р!» Таймер на мониторе «атомного» кейса показал нули, прозвучал зуммер, вспыхнуло слово «АТАКА»… и ничего не произошло.
Дервиш спросил у атомного офицера:
— В чем дело?
В этот момент «Энола Гэй» уже произвела первый выстрел. Стальная болванка с сердечником из карбида вольфрама прошла по двадцатиметровому «стволу» рейлгана и набрала скорость около семи километров в секунду. В безвоздушном пространстве болванка неслась к земле, а элеватор уже подал на направляющую следующую.
Ричардсон ответил:
— «Созвездие смерти» находится в двухстах километрах над нами и примерно на таком же удалении. Снарядам предстоит пролететь почти триста километров. Чтобы долететь до цели, снарядам понадобится почти сорок секунд… Наберитесь терпения.
Бортовые компьютеры «Созвездия смерти» учли, что, в зависимости от типа, снаряды имеют разную скорость, и открыли огонь из разных стволов не одновременно — с тем, чтобы они одновременно пришли к цели. Рой стальных болванок мчался к Земле. Более легкие разделяющиеся снаряды понемногу догоняли выпущенные первыми болванки, вслед им летели и догоняли «пули». Каждую секунду с рейлганов флотилии сходили сто четыре снаряда и семьдесят восемь пуль. Вес этого «залпа» составлял триста шестьдесят килограммов.
Первая порция снарядов обрушилась на надстройку «Джорджа Буша». Надстройка авианосца, равно как полетная палуба и все несущие конструкции, была сварена из броневой стали. Снаряды пробивали броню так же легко, как удар лома пробивает тонкий ледок на луже. Болванки с сердечником из карбида вольфрама прошивали десяток броневых преград, расплескивали по сторонам горячие ошметки стали и после этого взрывались от чудовищного внутреннего напряжения.
Поражающие элементы «пуль» не могли пробить броню, но «стаканы» ее пробивали. Первый же залп убил полтора десятка человек — оператора станции радиоэлектронной борьбы и постановки помех, участников саммита и стюарда, разносившего напитки.
Когда начался обстрел, адмирал Бейкер беседовал с начальником службы управления воздушным движением и навигации. Начальник говорил о сбоях в работе системы ТАСАN [58]. Начальник говорил… и вдруг у него не стало головы, а в лицо Бейкеру брызнуло горячей кровью.
Разумеется, никто ничего не понял, но надстройка мгновенно наполнилась металлическим гулом и еще не осознанным людьми ужасом.
Шквал снарядов и «пуль» обрушился на надстройку. Они рвали кабели и жгуты проводов — линии управления и связи, разбивали аппаратуру. Один из снарядов совершил сложный рикошет, пробил броню полетной палубы и попал в помещение боевого информационного центра. Там он взорвался, мгновенно уничтожив практически всю аппаратуру. Другой снаряд срикошетил от брони палубы, пронзил насквозь готовый к старту истребитель. Машина мгновенно вспыхнула, по палубе потекло горящее топливо.
Через десять секунд после начала атаки снаряды срезали обе корабельные антенны — «Джордж Буш» сразу оглох и ослеп.
Три четверти экипажа корабля еще даже не подозревали, что авианосец подвергся нападению, а в надстройке уже были убиты около сотни человек, адмиралу Бейкеру оторвало кисть левой руки.
Папаша Дадли в своем «гнезде» увидел яркую вспышку на палубе «Буша». Он навел объектив оптической системы на авианосец. Картинка на мониторе была очень четкой, Дадли увидел горящий самолет и текущий по палубе огненный ручеек. Он дал большее увеличение и увидел даже горящего человека. Размахивая руками, живой факел пробежал по палубе и спрыгнул в воду…
Пилот одного из вертолетов, отправленных освещать вершину айсберга, тоже увидел вспышку на авианосце.
— Эй! — закричал пилот. — Эй, смотрите!
Оба вертолета быстро развернулись и ринулись к «Бушу».
За ту минуту, что прошла с первого выстрела, «Созвездие смерти» успело сильно переместиться. Соответственно изменился угол, под которым снаряды попадают в авианосец. Теперь они падали почти вертикально, пронзали корабль насквозь, уходили в воду и взрывались там, приводя в смятение гидроакустические посты. Снаряды и их осколки убивали людей, разрушали многочисленные механизмы. Специфика военного корабля предусматривает возможность выхода из строя тех или иных систем или механизмов. Поэтому в конструкцию авианосца заложены дублирующие механизмы, резервные системы. Все жизненно важные центры покрыты «бронежилетами» из кевлара толщиной 63,5 миллиметра.
Считается, что убить авианосец практически невозможно…
Попадание каждого снаряда в корпус гигантского корабля можно сравнить с попаданием дробины в тушу слона. Вот только дробины застревают в толстой слоновьей шкуре. А снаряды с «Созвездия» пробивали тушу авианосца насквозь. Они перебивали нервы авианосца — электрические и оптико-волоконные кабели, рвали его вены и артерии — многочисленные гидравлические, вакуумные, топливные трубопроводы. В клочья разрывали внутренние органы — машины и механизмы.
Снаряды с «Созвездия смерти» убивали «Джорджа Буша».
Вспыхнул второй истребитель на верхней палубе.
Загорелся штурмовик на ангарной палубе. Система пожаротушения привела в действие противопожарные шторы. В течение тридцати секунд они могли отсечь участок возгорания от остальной палубы… Но не отсекли — очередной снаряд перебил силовой кабель, электромотор привода штор пронзительно взвыл и замер.
Снаряды разрушали самолетоподъемники, элеваторы, многочисленные посты обеспечения и обслуживания авиатехники, паровые катапульты. С каждой секундой увеличивалось количество локальных возгораний. По всему кораблю звучали трели тревожной сигнализации, метались люди. На авианосце царил хаос.
Дервиш стоял на палубе «Голиафа» с непокрытой головой. Ветер шевелил седые волосы. Евгений Васильевич смотрел на пожар на борту «Буша». Там горели истребители «Голубых ангелов», языки пламени вырывались из надстройки.
Наверно, Дервиш должен был ощущать вкус победы. Но не было никакого вкуса победы.
Полковник Евгений Васильвич Усольцев просто стоял и смотрел на пожар.
Папаша Дадли все понял. Разумеется, он не мог знать, что американский авианосец подвергся обстрелу с американской же космической группировки, но он понял: все, что происходит сейчас на «Буше», — дело рук террористов… Папаша Дадли не понимал, какова в этом деле роль президента США, но чувствовал: президент причастна. И Старик тоже.
Папаша Дадли кипел.
Пилоты обоих вертолетов пытались связаться с «Бушем», но «Буш» не отвечал. Тогда один из пилотов принял решение совершить посадку без согласования с руководителем полетов. Он сел в кормовой части авианосца, второй вертолет продолжал оставаться в воздухе.
На девяносто третьей секунде обстрела произошло то, что должно было произойти неизбежно — снаряд попал в один из погребов боезапаса. Там хранились ракеты класса «воздух — земля». Погреба были упрятаны в самой глубине корабля, на трюмной палубе. Но для снарядов, летящих со скоростью семь километров в секунду, почти не существует преград. Снаряд прошил несколько ракет и ушел дальше. Он пробил двойное дно авианосца и взорвался в двадцати метрах под ним… Спустя сотую долю секунды рванули ракеты в погребе. Погреб был на три четверти пуст — в нем хранились всего около полусотни ракет. И это обстоятельство на некоторое время отсрочило гибель «Буша». Тем не менее взрыв пузырем выгнул палубу над погребом и сорвал с петель стальную дверь. Гигантский корабль вздрогнул, а сорванная трехсоткилограммовая дверь влетела в стенку отсека для хранения авиатоплива и повредила сварной шов. Топливо начало сочиться из-под лопнувшего шва. Внутри отсека находилось две тысячи тонн топлива.
Снаряд с «Созвездия» попал в вертолет, который кружил над «Бушем». Он угодил в главный редуктор, заклинил его. С тридцатиметровой высоты вертолет рухнул на палубу. Полетели обломившиеся лопасти, фрагменты шасси. Пилоты первого вертолета с ужасом смотрели на убитую машину.
Командир первого вертолета решил немедленно взлетать. Он резко поднял машину в воздух. Когда вертолет поднялся на двадцать метров, в него попала «пуля» с «Созвездия». Она убила обоих пилотов, вертолет упал в море.
«Созвездие смерти» уже прошло над «Бушем». Стволы рейлганов синхронно разворачивались назад, продолжая вести огонь.
Палубу «Джорджа Буша» покрывали тысячи пробоин. Из многих, как из газовой горелки, били языки огня, сочился дым.
На ангарной палубе бушевал огонь — горело уже полтора десятка самолетов.
На галерейной палубе бушевал огонь.
В коридорах уже было нечем дышать. Отдельные установки пожаротушения работали, выбрасывали струи пены, но они уже не могли изменить общей ситуации. Люди погибали десятками ежесекундно. А снаряды продолжали сыпаться с небес.
Из поврежденного отсека вытекло уже несколько десятков литров топлива, под переборкой образовалась лужа. Теперь нужна была только искра.
Папаша Дадли услышал звук взрыва. На мониторе Дадли видел горящий авианосец как на ладони. Ему даже показалось, что авианосец слегка тряхнуло.
Господи! — подумал Дадли. — Атомный реактор?
Это был не реактор.
…теперь нужна была искра. И, конечно, она появилась — снаряд перебил силовой кабель, брызнули искры. Керосин в луже вспыхнул. По мокрой от керосина стене язычки пламени полезли вверх, к поврежденному шву топливного отсека. Они затейливо меняли траекторию, змеились. Они двигались медленно, но неуклонно.
Снаряды продолжали дырявить авианосец. Во чреве «Джорджа Буша» все время что-то взрывалось, скрежетало. Самопроизвольно включались и выключались механизмы, мигало аварийное освещение. В задымленных коридорах умирали моряки.
…И вдруг стрельба прекратилась — «Созвездие смерти» опустошило свои погреба.
Языки пламени добрались до трещины в сварном шве. Вокруг трещины расплывалось большое мокрое пятно. Языки быстро расползлись по пятну, подобрались к самой трещине. Несколько секунд ничего не происходило, а потом… потом взорвались две тысячи тонн авиационного топлива.
Чудовищной силы взрывная волна вырвала переборки и часть вышерасположенной палубы. Авианосец задрожал. Дрожь прокатилась по кораблю от киля до верха надстройки.
Потом на «Джордже Буше» враз погасли все огни. И только пламя пожара освещало мертвый авианосец.
Папаша Дадли увидел, как задрожал «Джордж Буш». Это было почти невероятно — гигантская стальная махина не может так дрожать, но Дадли видел это собственными глазами… если, конечно, можно считать собственными глазами электронно-оптический комплекс.
Папаша грубо выругался и ударил кулаком по столу. Он посмотрел вниз — туда, где стояли на палубе
Стенли, лежа на спине в подогретой воде «аквариума», ощутил взрыв. Он не знал, что это такое, да и не хотел знать — он находился в мире музыки и шампанского с кокаином. Это был прекрасный мир. Мир избранных… Стенли ощутил взрыв, но не придал ему никакого значения.
Папаша Дадли взял из стойки винтовку М90, поставил ее на сошки напротив бойницы. Потом достал из ящика стола заранее подготовленный патрон 12,7 х 99 Браунинг. Со спиленной головкой. Папаша Дадли открыл затвор и вложил патрон. Потом закрыл затвор и открыл северную бойницу.
Педрила Стенли был как раз перед глазами. Дадли не целился — что тут целиться? Он приложился к прикладу, навел ствол на торец «аквариума» и нажал на спуск. Пуля вылетела из ствола со скоростью восемьсот пятьдесят метров в секунду. Она пролетела сорок шесть метров и ударила в стекло. Стекло — особо прочное, изготовленное по нанотехнологиям — рассыпалось, как обычная автомобильная калёнка. Пятьдесят кубометров воды хлынули вниз, в ледяное море, и вынесли вместе с собою красавчика Стенли.
Папаша Дадли довольно рассмеялся.
Иван не знал, что происходит на «Буше», но взрыв ощутил — его нельзя было не ощутить. Понял: все. Операция завершена.
Он затушил сигарету о палубу и сказал:
— Вот и все, Николай. Мы все-таки довели дело до конца… Что скажешь?
Николай молчал. Иван оттолкнулся спиной от стены, встал на колени и осторожно закрыл Дельфину глаза.
Необязательный эпилог
Вконце августа 2014-го Лиза родила мальчика. Нарекли Николаем. В честь Дельфина. Крестным отцом ему стал Братишка.
Почти в те же дни погиб Дейл. Дело было так: Дервиш пошел в магазин, и на него напали трое отморозков. Пес бросился защищать хозяина и получил пулю из малокалиберной самодельной пукалки. Тростью Дервиш убил всех троих подонков, но Дейла это не спасло… Неделю Дервиш тосковал, а потом поехал в Карелию и привез оттуда Жильца.
Авианосец «Джордж Буш-старший» купили китайцы — «на иголки».
Буровая платформа «Голиаф» поменяла свое местонахождение — буксиры перетащили ее в Северное море. Сам Старик, впрочем, протянул недолго. После смерти Стенли он как-то враз состарился и умер после трех инсультов подряд. А «Голиаф» купил некий русский олигарх.
Айсберг — сахарная голова — растворился в океане без следа.
Президента Соединенных Штатов Америки Хиллари Линтон казнили на электрическом стуле в федеральной тюрьме округа Колумбия 16 сентября 2014 года. На следующий день в том же кресле принял смерть «атомный офицер» Лесли Патрик Ричардсон. Америка этого почти не заметила — в Штатах уже вовсю бушевала Новая Гражданская война. Ей суждено было продлиться два с половиной года и закончиться распадом США на четыре независимых государства. Впрочем, в те годы во всем мире бушевали большие и малые войны. Все воевали со всеми. Исчезали одни государства и возникали другие… На три части распалась Великобритания, на две — Бельгия, Испания, Украина. Мир распадался, разрушался.
Стремительно разрушались ледники Гренландии и Антарктиды.
В Африке свирепствовала «лихорадка Х». На черном континенте болезнь выкосила более двухсот тысяч человек, перекинулась в Европу.
В 2015 году со скоростью лесного пожара по Европе распространился новый наркотик — «Свежий ветер». Говорили, что по яркости галлюцинаций «Ветру» нет равных — даже ЛСД блекнет рядом с ним… Но тот, кто хоть раз сделал глоток «Свежего ветра», отказаться от него уже не мог. Любители «Ветра» сгорали максимум за год. При этом до последних дней окружающие даже и не догадывались о том, что рядом живет или работает законченный наркоман. Об этом узнавали уже после того, как поклонник «Ветра» умирал или брал молоток и шел убивать первого встречного, чтобы достать денег на очередной «глоток».
В том же 2015 в Новой Зеландии впервые выпал снег — черный снег. После этого снегопада у мужчин выпадали волосы и зубы, а женщины переставали беременеть.
…Так занималась заря нового мира.
Александр Новиков
БЕЗДНА
(РУССКИЙ АПОКАЛИПСИС)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. МЕГАПОЛИС
В тот год лето на Северо-Западе с самого начала не задалось. В июне зарядили дожди и шли почти весь месяц. Потом дожди прекратились, но с середины июля обрушилась жара африканская. Днем температура поднималась до тридцати пяти градусов, ночью редко опускалась ниже тридцати. Дождей почти совсем не было и синоптики обещали, что такая погода продержится до сентября.
Раскаленный город задыхался. От жары ежедневно умирали несколько десятков человек. Более-менее сносно можно было существовать там, где стояли кондиционеры. Но и кондиционеры спасали не всегда — из-за жары на подстанциях то и дело вырубались трансформаторы. Даже в «Золотом треугольнике» столицы перебои с электричеством были самым обычным делом.
Вокруг Петербурга и по всему Северо-Западу горели леса, в городе тревожно пахло гарью. В выпусках новостей говорили, что леса поджигают террористы.
Вечером в пятницу восемнадцатого августа старший оперуполномоченный комитета «Кобра» капитан Виктор Гривас собирался в командировку. Пятилетний сынишка крутился вокруг него и доставал вопросами: а куда ты едешь, пап? А когда ты вернешься, пап?.. Жена не спросила ничего — знала, что он не скажет. Да и не надо!
Гривас надел тонкую льняную рубашку навыпуск — она хорошо скрывала поясную кобуру — поднял на руки и поцеловал сына, сухими губами мазнул по щеке жену, подхватил «командировочную» сумку и вышел. Он спустился вниз, сел в машину, пустил двигатель, включил кондиционер и сказал: вперед, капитан Гривас!
Когда он выезжал из двора, охранник приветливо взмахнул рукой.
Спустя десять минут Гривас остановил свой «форд» у маркета сети «Шанхай-сити», зашел и купил бутылку виски, бутылку шампанского и пачку презервативов с запахом лепестков вишни. У него было прекрасное настроение, он насвистывал арию Рамзана из модного мюзикла «Раса господ». Вновь оказавшись в кондиционированной прохладе салона, Гривас извлек телефон и набрал номер.
— Привет, — сказал он, когда в трубке раздалось «хелло». — Привет, я уже еду. Через полчаса буду у тебя… Ты меня ждешь?
— Жду, — ответила она. И от этого голоса — глубокого, грудного, с легким придыханием — у Гриваса побежали мурашки по коже.
С Валерией Гривас познакомился месяц назад. В ресторане. Случайно. Ресторанчик — маленький, неприметный, находился в полуподвале на Парадной улице, недалеко от Кубышки. Именно поэтому он пользовался популярностью у сотрудников «Кобры». Офицеры довольно часто отмечали там очередную звездочку, повышение по службе или иное событие, за которое нельзя не выпить. Между собой ресторанчик называли «Стойло». В тот день они отмечали день рождения начальника отдела майора Колесова… Гривас сидел лицом к двери и заметил ее сразу, как только она вошла. У нее были роскошные рыжие волосы и слегка рассеянный взгляд.
Она вошла и села за столик в углу. Заказала кофе. Вероятно, она кого-то ждала — иногда посматривала то на часы, то на телефон, который положила перед собой. Свет бра падал на рыжие волосы и они давали медный отблеск. А глаза… глаза мерцали в полумраке по-кошачьему таинственно. Потом, позже, Гривас с удивлением заметит, что у нее разноцветные глаза — зеленый и карий… Она ждала кого-то, но этот кто-то все не шел, и минут через двадцать она собралась уходить.
И тогда Гривас быстро попрощался с коллегами и вышел вслед за ней. Он нравился женщинам, легко заводил знакомства. Но с этой рыжеволосой могло обломиться — Гривас ощущал это интуитивно… Он шел вслед за ней до Кирочной, не зная, как подойти. Капитану помог случай. К Валерии (конечно, он еще не знал, что ее зовут Валерия) подскочил молодой попрошайка. Он был с грязными розовыми дредами на голове и прицепучий, как репей. Наркоман. Похоже, дезоморфиновый наркоман… Гривас вмешался, прогнал. Так состоялось знакомство. Это было две недели назад.
Гривас не стал подъезжать прямо к дому Валерии — его учили: без необходимости не надо светиться. Он оставил «форд» на соседней улице, прошел переулком и вскоре был у дверей подъезда, где жила Валерия. В левой руке капитана был пакет с бутылками, в кармане лежала пачка презервативов. Он — предвкушал…
Домофон произнес голосом Валерии: это ты, Виктор? — и у Гриваса сладко заныло в паху. Он отлично помнил предыдущую встречу с Валерией. До нее у Гриваса было много женщин и ему было с чем сравнить… Он мог с уверенностью сказать:
— Я, девочка, — ответил Гривас, — я.
Он уже представлял, как возьмет ее. Прямо в прихожей. В прошлый раз все именно так и было — Валерия встретила его в полупрозрачном пеньюаре и все прямо в прихожей и произошло… В брюках у Гриваса пульсировало… Щелкнул замок, Гривас решительно распахнул дверь, вошел в чистенький подъезд старинного дома на набережной Фонтанки. Этот дом нельзя было отнести к элитной категории — он стоял на самом краю «Золотого треугольника», но все же это был респектабельный дом.
Гривас почти бегом поднялся на третий этаж. Обшитая искусственной коричневой кожей дверь отворилась, в проеме стояла Валерия… На этот раз на ней был золотистый шелковый халатик. Солнце било в окно за спиной Валерии, насквозь прошивало тонкую ткань, очерчивало линии тела.
— Входи, мой капитан, — сказала она с легкой полуулыбкой. Ее волосы отливали медью и разноцветные глаза ее — светились. Она сделала два шага назад и Гривас вошел в квартиру. В глубине квартиры играла музыка. Валерия сделал еще два шага назад. Гривас шагнул вперед, поставил на полку под зеркалом пакет с бутылками. Он ощущал запах Валерии и этот запах кружил голову… Он протянул к ней руки… Пульсация крови в брюках сделалась сильной-сильной.
— Иди ко мне, — сказал Гривас приглушенным голосом, а она покачала головой и поманила его пальцем. Он двинулся вслед за ней… Валерия призывно улыбалась и пятилась, пятилась. Он настиг ее в дверях спальни, обнял, впился в губы.
— О— о, мой капитан! — она слегка оттолкнула Гриваса и начала расстегивать пуговицы его рубашки. Он взялся за поясок халатика… Она сказала:
— Спешишь, Витюша… Дай я сама тебя раздену.
Она ловко сняла с него рубашку, отшвырнула ее в сторону… расстегнула ремень и пуговицу на джинсах. Джинсы съехали вниз, глухо стукнула об пол поясная оперативная кобура с портативным «глоком». Валерия притянула капитана к себе… И вот тут он заметил мелькнувшую в зеркале над кроватью тень. В тот момент он еще ничего не понял. Шелковые шторы были задернуты, в спальне висели прозрачные сумерки и рассмотреть что-либо Гривас не мог, но сознание уже пробило острым чувством тревоги… Гривас хотел обернуться, но руки Валерии обнимали, сковывали… А тень в зеркале стремительно приблизилась и Гривас увидел у себя за спиной мужчину. Он все понял. Он оттолкнул Валерию и попытался нагнуться за пистолетом… Острая боль пронзила его насквозь и стало темно.
Гривас очнулся через две минуты. Перед глазами плавали белые, желтые, оранжевые круги. Болела голова, во рту был металлический привкус. Откуда-то издалека доносились голоса:
— Когда он очухается?
— Скоро. Мужик молодой, здоровый — скоро… Минут через пять уже можно будет с ним работать.
Гривас слышал голоса, но не воспринимал смысл слов. Пятна кружились, наплывали друг на друга, расходились в стороны.
— Может, вставить ему кляп? — произнес женский голос и Гривас узнал голос Валерии.
— Не нужно, — отозвался мужской. — У него все мышцы сейчас ватные. Даже если бы он захотел закричать, то не смог бы — таково действие «парализатора».
Голос Валерии произнес:
— Хорошо… А хотите виски, Мастер? Этот урод принес с собой виски.
— Спасибо, потом.
— А ты, Студент?
— И я потом, — отозвался третий голос.
К Гривасу постепенно возвращалась способность соображать… Он вспомнил, что произошло, и едва не заскрипел зубами. И заскрипел бы, да не мог — все мышцы были мягкие, ватные. Он догадался, что его «угостили» «парализатором». Да и металлический привкус во рту подтверждал — да, это «парализатор». Еще он понял, что сидит на стуле. И что притянут к стулу ремнями.
— Эй! — произнес мужской голос, и сильная рука пошлепала капитана по щекам. — Эй, дружок, хватит уже отдыхать.
Та же рука взяла Гриваса за подбородок, подняла голову. Капитан Гривас открыл глаза. Увидел перед собой мужчину лет шестидесяти, седоватого, с умным и внимательным взглядом. Мужчина слегка улыбался… Гривас скосил глаза налево, увидел второго — вероятно, того, тень которого видел в зеркале. Этот тоже смотрел на Гриваса с усмешкой. Гривас скосил глаза направо. И увидел Валерию. Она сидела в кресле, курила длинную черную сигарету. Теперь на ней были джинсы и закрытая блузка.
— Сука, — сказал Гривас. Он произнес это почти шепотом, но Валерия услышала. Она поднялась из кресла, подошла вплотную:
— Сука? Возможно… А ты кто? Ты повелся на суку. Значит ты — кобелек, Витенька. Шавка. А ведь изображал из себя волка. — Валерия подняла левую руку. В руке был личный жетон Гриваса — овальная стальная пластинка на цепочке. Валерия сказала: — Если бы ты поменьше трепал языком, то не оказался бы здесь.
Валерия швырнула жетон в лицо Гриваса и произнесла:
— Как же я вас всех ненавижу.
Мастер сказал:
— Итак, даю мастер-класс. Тема занятия: допрос с применением химпрепарата, так называемой «сыворотки правды». В данном случае это десятипроцентный амитал— натрия. В быту — барбамил. Смотрите, запоминайте, задавайте вопросы — в будущем может пригодиться. — Мастер перетянул руку Гриваса медицинским жгутом, очень медленно ввел содержимое шприца. — Может статься так, что одной инъекции окажется недостаточно — сотрудников спецслужб обучают противодействовать «сыворотке». Хорошо бы и нам ввести обязательный курс противодействия этой дряни. — Мастер снял жгут, закурил и добавил: — Надо будет поговорить об этом с Полковником.
После первой инъекции Гривас, как и предположил Мастер, держался.
— Ничего, — сказал Мастер, — через час вколем вторую дозу. Понадобится — третью.
— А передоза не боитесь? — спросила Валерия. — Жалко будет потерять такую добычу.
— Жалко, — согласился Мастер. — Риск передоза существует, и никаких гарантий дать не могу — всякое может случиться… А чтобы он не загнулся нужно внимательно следить за его реакциями и держать под рукой шприц с кофеином — передоз барбамила снимают уколом кофеина.
Гривас сидел молча, старался сосредоточиться на чем-то значимом. Например, на ненависти к этой рыжей суке. Он взвинчивал в себе эмоции — это помогает бороться с действием сыворотки правды… Гривасу было жарко, мысли текли вразброд, но пока он справлялся. Через час Гривасу сделали вторую инъекцию. И он потек, начал отвечать на вопросы. Сначала Мастер «разминал» его — расспрашивал о коллегах по службе — слабостях, привычках, женах и любовницах, пристрастиях, сильных и слабых сторонах.
Когда месяц назад Виктория доложила, что вошла в контакт с офицером «гестапо», Мастер — в прошлом контрразведчик — сразу начал прикидывать, нет ли здесь подставы. После анализа убедился, что нет, и стал думать: что из этого может получиться. Вербовка? Вербовка практически исключена, а вот попытаться раскрутить «гестаповца» на информацию — например, об агентуре — вполне реально. Если умеючи. Три недели Мастер готовил операцию, а потом сказал: берем сучонка… Мастер закончил «разминку» и задал вопрос о непосредственных служебных обязанностях Гриваса.
Гривас ответил, что сейчас работает по теме «Мертвый огонь». Это ничего Мастеру на говорило. Он кивнул: понятно — «Мертвый огонь», — и начал расспрашивать. Гривас отвечал.
В первый момент даже Мастер не оценил то, что сказал Гривас. А когда оценил, сказал: да это же… да это же… черт знает что!
Мастер допрашивал Гриваса почти сутки с короткими перерывами. Мастер страшно устал, но готов был продолжать и дальше. Он еще дважды потчевал Гриваса барбамилом. Однако к исходу суток Гривас был уже ни на что не годен — он начал уходить в себя, бредил.
Когда стало понятно, что из Гриваса больше уже не добыть ничего, капитана «гестапо» принудительно накачали виски, потом одели, положили в карманы водительское удостоверение. Глубокой ночью Студент подогнал «форд» «гестаповца» поближе к дому. Мастер и Студент вывели невменяемого Гриваса из квартиры. Его посадили в машину и отвезли за несколько кварталов.
В заранее выбранной арке тело вытащили из машины, посадили к стене у мусорного бака. Мастер протянул Студенту вороненый цилиндр длиной сантиметров двадцать.
— Что это? — спросил Студент.
— Телескопическая дубинка. У него в бардачке лежала, — Мастер взмахнул рукой, из рифленого цилиндра с металлическим шелестом выкатились еще две секции — пружинные, витые, со стальным шариком на конце.
Студент с сомнением посмотрел на этот шарик, потом на Гриваса — на его бледное лицо и полуоткрытые губы. Губы шевельнулись и прошептали: сука рыжая… Студент взял дубинку, прикинул в руках — не тяжелая, но увесистая, слегка гнется. Студент примерился, ударил. Ощутил упругий выхлест и как под шариком хрустнуло.
В сотне метров от дома они бросили машину. Стекло оставили приспущенным, а ключи — в замке зажигания.
Когда вернулись в квартиру, Мастер сказал:
— Информации, которую дал этот гусь, цены, братцы мои, нет. Если сумеем ее реализовать, то можно будет устроить ба-альшой бенц… Нужно немедленно доложить Полковнику. Придется, Саша, тебе съездить.
— Когда ехать? — мгновенно отозвался Студент.
— Кончится комендантский час и поедешь.
— Вообще-то, у меня ночной пропуск есть, — сказал Студент.
Мастер с нажимом сказал:
— Вот кончится комендантский час — поедешь. А пока нужно поспать. — Мастер посмотрел на часы и сказал: — Еще четыре часа у тебя есть.
Студент молча кивнул, сразу же отправился спать, а Мастер выпил виски, сел в кухне и закурил. Подошла Виктория, присела рядом, спросила:
— Что вы не ложитесь, Мастер? Вы уже больше суток не спите.
— Скоро лягу, Вика… Тебе особая благодарность: хорошую добычу взяла.
Виктория-Валерия улыбнулась:
— Так ведь случайно получилось. Я же не знала, что в этом кафе «гестаповцы» собираются. Я говорила: я там Шведа ждала. А он не пришел. Зато познакомилась вот с этим, — Виктория кивнула на стол. Там лежало удостоверение Гриваса. — Он подвыпивший был, стал выеживаться: комитет «Кобра». Опер. Особый отдел… Грех было не ухватиться за такого «героя». — Виктория прикурила черную сигарету, сказала: — А вообще-то оттуда можно каждую неделю очередного пса приводить… Возьмем следующего, Мастер?
— Ни в коем случае. В этот кабак как минимум три месяца ни ногой. Поняла?
— Поняла, — ответила она с разочарованием в голосе.
— С этой квартиры тоже придется съехать.
Квартиру сняли специально под операцию. Здесь был кондиционер и горячая вода круглосуточно и бесперебойно — настоящая роскошь. Это стоило дорого, но приличная квартира в «Золотом треугольнике» была необходимым условием операции.
— Жаль, — сказала Виктория. — Кондишн, горячая вода. А в моей дыре…, — она не договорила, махнула рукой. Потом повторила: — Жаль, заплачено-то за месяц. Еще десять дней можно жить.
— Извини, но придется съехать. Предварительно нужно будет убрать следы — протереть все места, где хотя бы теоретически могли остаться пальчики и вымыть полы.
— Сделаю, — сказала Виктория. Потом спросила: — А Саша… Студент надолго уедет?
Мастер внимательно посмотрел на нее. Виктория смутилась.
— Нет, Вика, — сказал Мастер, — ненадолго.
Александр Андреев по кличке Студент катил по трассе е-95. Студент ехал относительно быстро — широченные колеса и неубиваемая подвеска «лэндкрузера» позволяли игнорировать многочисленные выбоины. Впрочем, местами трасса была разбита настолько, что даже на «крузере» приходилось притормаживать.
Его остановили один раз — на блок— посту при выезде из города, а потом не останавливали совсем. Видно, гайцы передали по цепочке, что едет на «крузаке» крутой перец с крутой ксивой.
В Малую Вишеру — захолустный городишко в Новгородской губернии — Студент приехал к полудню. Он позвонил по номеру, который продиктовал ему Мастер, сказал пароль и ему ответили: ждите, за вами приедут.
Студент ждал. Он сидел в машине недалеко от вокзала. Время тянулось медленно. Температура была уже за тридцать, а кондиционер в «крузере» не работал. Тело сделалось липким от испарины. В воздухе висела дымка, пахло гарью. Иногда где-то грохотало — то ли взрывы, то ли отделенные раскаты грома. Студент слушал радио:
— Новости на «Эхе». Главное к этому часу. Вчера вечером на совместном заседании Совета Директоров Национальной корпорации «Промгаз» и правительства большинством голосов был принят закон «О наркологической помощи в РФ». Отныне каждый наркозависимый гражданин сможет получать бесплатные наркотики в аптеке по месту жительства… Очередная вспышка легочной чумы в мусульманской республике Крым. Есть умершие… В понедельник парламент Голландии рассмотрит закон, запрещающий продажу свинины в крупных универсамах. Если закон будет принят, то свинину, а также все субпродукты, в состав которых входит свинина, впредь будут продаваться только в специально отведенных для этого местах… Верховный суд Франции приговорил к расстрелу лидеров Французской Рабочей партии… Сомалийский Союз морских борцов за справедливость вернул вчера владельцам захваченный месяц назад танкер «Сильвио». Танкер был освобожден после того, как владелец выплатил морским борцам приз в размере полтора миллиона новых евро… Советник Председателя по культуре Ксения Собак выступила с инициативой легализации так называемой ненормативной лексики. Каждый гражданин РФ, считает госпожа Собак, имеет право публично выражать свои мысли в тех словах и выражениях, в каких он считает необходимым… А теперь об этих и других событиях более подробно…
— Эй! — невзрачный мужичок постучал пальцем по полуопущенному стеклу. Студент повернул голову. Не глядя на него, невзрачный спросил: — Это ты целительницу Матрену ищешь?
Это был пароль. Студент кивнул и сказал отзыв:
— Я. Спина у меня, брат, болит, понимаешь.
В воздухе снова раскатился удар. Студент сказал:
— Не пойму — гроза, что ли?
— Снаряды рвутся.
— Какие снаряды?
— Старые. Торфяники горят, а в них с Отечественной еще лежат неразорвавшиеся снаряды. Вот и рвутся в огне от жара… Меня Николай зовут.
— Саша.
— За мной поезжай.
Николай сел в старую «пятерку», завел двигатель. Выплюнув клуб сизого дыма, машина тронулась. Студент поехал следом.
Ехали около часа по очень плохой дороге. Потом свернули на грунтовку и вскоре приехали в деревушку. Здесь было около пятидесяти домов. Большей частью — заколоченных. Возле одного из домов остановились. Выскочила собачонка с рваным ухом, принялась лаять на Студента. Николай цыкнул на нее: цыц, холера! — отворил ворота большого сарая, выгнал оттуда УАЗ. Бросил Студенту:
— Загоняй свой драндулет.
Студент загнал «крузер». Николай сказал:
— Телефон свой оставь в джипе.
Студент послушно бросил телефон на сиденье. Николай запер сарай, сказал:
— Ты поедешь на заднем сиденье. Накроешься простыней, поспишь.
Студент понял, кивнул. Он залез в УАЗ, лег, накрылся с головой простыней. Заурчал двигатель, поехали. Машину покачивало на грунтовке. Незаметно для себя Студент задремал.
Проснулся от голоса: просыпайся, что ли. Студент открыл глаза, сел.
УАЗ ехал по берегу озера. Длинным языком в глубь озера выдавался мыс. В самом конце его стоял среди сосен хутор — две рубленые избы и хозяйственные постройки. У воды расположилась банька. Озеро под лучами солнца сверкало.
Николай остановил машину возле ближнего дома. На крыльце дома стоял мужчина. Левая половина лица у него была обыкновенная, а вот правая… правая была изуродованной, бугристой, сплошь покрытой неровными шрамами. Казалось, что правую половину лица срезали с головы, прокрутили через мясорубку и вновь швырнули на место, не потрудившись толком разгладить. Мужчина курил и смотрел на автомобиль. У его ног сидела большая лохматая собака.
— Приехали, — сказал Николай, заглушил двигатель и стало тихо. Так тихо, что Студент услышал стрекотание кузнечиков в траве. Вылезли из машины. Пес на крыльце поднялся. Мужчина сказал ему: спокойно, Жилец, свои, — и спустился с крыльца. Он подал руку Николаю — левую. Студент бросил взгляд на его правую руку и увидел, что ней всего два пальца — большой и указательный.
Человек с половиной лица посмотрел на Студента и произнес: да, бежит время… Студент не понял, что это значит, а переспрашивать не стал, сказал:
— К Полковнику с важной информацией.
— Пойдем.
Они вошли в дом. Миновали сени, большую кухню и оказались в просторной комнате. Здесь была печь, покрытая изразцами, старинная мебель и высокие напольные часы. В углу висели иконы. У большого круглого стола перед раскрытым ноутбуком сидели старик и молодая женщина. Она была красива: волосы пшеничного цвета, Русскоее лицо и ямочки на щеках. Студент поздоровался: здравствуйте. Старик и женщина посмотрели на него. У старика был пронзительный взгляд.
— Вы от Мастера? — спросил старик.
— Да.
— Очень хорошо. Как вас величать?
— Студент.
— А по имени?
— Александр… Саша.
Старик встал, протянул руку. Студент подошел, протянул свою. Рукопожатие старика оказалось на удивление крепким.
— Меня зовут Дервиш, — сказал старик. — Можете называть Евгений Васильевич.
Женщина тоже подала руку.
— А я, — сказала она, — Лиза. Присаживайтесь, Саша.
Студент сел. Дервиш произнес:
— Ну, рассказывайте.
— Что? — спросил Студент.
— С чем прислал вас Мастер.
— Извините, но мне нужен Полковник.
Старик улыбнулся и сказал:
— Я и есть Полковник.
Студент замер. Потом оглянулся на монстра с половинкой лица. Тот невозмутимо кивнул… В доме было тихо… очень тихо… только тикали старинные часы в углу. В луче солнечного света плясали пылинки. Студент подумал: вот так оно и бывает. Ты думаешь, что после
Негромко, но резко пробили часы.
Жаль, что гранаты остались в машине, — подумал Студент, принужденно улыбнулся и вслух сказал:
— Мастер велел передать письмо.
— Письмо? — удивленно спросил Дервиш. — Он велел передать письмо?
— Письмо, — кивнул Студент и запустил руку под рубашку… нащупал рукоятку пистолета — это был «глок» убитого им Гриваса. Рукоятка казалась горячей… Уйти отсюда скорее всего не получится. Но и живым они его не возьмут.
Он вырвал из-под рубашки пистолет — портативный «глок— 27». Улыбка на лице женщины замерла. Студент поднялся, сделал три шага назад и в сторону, встал так, чтобы видеть монстра. Сказал:
— Ну что, не прокатило,
Старик смотрел очень спокойно. Студент криво усмехнулся:
— Не прокатило… А все дело в том, что я лично знаю Полковника. Знаю в лицо… Понятно?
Монстр негромко произнес:
— Саша, не дури. Я ведь тоже тебя знаю, тезка… Это же мы с Полковником отбили тебя у конвоя. Вспоминай — июль 13– го, Выборг… Ну, вспоминай! Помнишь?
Студент молчал. А монстр продолжил:
— А Полковника — того Полковника, которого знал ты — больше нет. Он погиб три года назад. Его ношу взяли на себя Евгений Васильевич и Елизавета Владимировна, вдова его.
Студент не знал, как относиться к словам монстра. Он стоял, сжимал рукоятку пистолета и готов был открыть огонь в любую секунду… В этот момент отворилась еще одна дверь. Студент мгновенно навел на нее ствол… из дверного проема выбежал мальчик лет трех. Он был в одних трусиках с нарисованными утятами, с серебряным крестиком на шее, загорелый, крепенький.
— Мама, мама! — закричал он громко и звонко, подбежал к женщине, топая по половицам голыми ножками. — Мама, я проснулся.
Женщина обхватила его, прижала к себе.
Мальчик обвел всех взглядом. Остановился на незнакомом ему Студенте. И произнес:
— Привет… Ты кто?
— А ты? — ответил Студент.
— Я? Я — Лешка.
— А отчество? — спросил Студент по наитию. — Отчество есть у тебя?
— Конечно, есть. У всех человеков есть отчество… Иванович мое отчество. Потому что мой папка — Иван. Только он умер.
Студент перевел дух, опустил руку с пистолетом. К нему подошел старик, аккуратно извлек из его руки пистолет, похлопал по плечу, сказал: ничего, Александр, ничего — бывает… Студент опустился на стул, ладонью стер испарину со лба.
Дервиш, Елизавета, Студент и монстр сидели вокруг стола. Монстра, как и Студента, тоже звали Саша. Студент уже второй час рассказывал про Гриваса. Во всех подробностях — начиная с того момента, как Виктория случайно зашла в кафе на Парадной и вплоть до ликвидации Гриваса. Потом еще около получаса ему задавали дополнительные вопросы. В основном спрашивал Евгений Васильевич.
Когда вопросы иссякли, Дервиш подвел итог:
— Информация, которую вы добыли, исключительно интересна, но… Как вы думаете, Александр, в «гестапо» не заподозрят, что этот Гривас побывал в ваших руках?
Студент ответил:
— Не должны. Мы сымитировали разбойное нападение. Все достоверно — удар по голове, вывернутые карманы. В Петербурге ежедневно происходят десятки таких случаев.
— Согласен. Но убийство офицера «гестапо» — не рядовой случай. Его будут проверять очень тщательно… Как насчет следов от инъекций?
— Кололи инсулиновым шприцем. Он не оставляет следов.
Дервиш сказал:
— Кстати, очень важно, чтобы его быстро нашли и опознали.
— Найдут быстро. Опознают еще быстрей — мы оставили на трупе личный жетон.
Дервиш кивнул: это правильно, — но больше ничего не сказал… Лиза произнесла:
— Евгений Василич! Нужно принимать решение.
И монстр поддержал:
— Евгений Василич! Кровь из носу — нужно взять эти усилители.
Дервиш извлек из нагрудного кармана летнего пиджака сигару, но прикуривать не стал, а просто понюхал ее и вновь положил в карман. Потом сказал:
— Ладно. Будем готовить операцию. Времени, конечно, в обрез, но, я думаю, успеем.
Студент сделал то, ради чего его направляли сюда, и готов был ехать обратно, но вдруг забарахлил движок УАЗа. Николай сказал: в пять минут сделаю, но возился уже больше полутора часов. Студент за это время дважды искупался и теперь сидел на борту лодки, опустив босые ноги в воду — она была необыкновенно теплой — смотрел на озеро. Рядом сидел пес по кличке Жилец… Студент уже знал, что на хуторе есть две собаки. Немецкая овчарка по кличке Джон и беспородный Жилец. При этом Жилец был тут, похоже, вожаком.
Вечерело, солнце готово было опуститься прямо в чащу на противоположном берегу, и длинные зубчатые тени елей легли на воду. Студент думал: в каких— то пяти часах езды — Питер. Там толпы озабоченных людей, шум, суета, пролиция. А здесь тихо, спокойно. Рыбная мелюзга мельтешит на мелководье, отблескивает серебром в прозрачной воде, в небе парит ястреб, стрекозы летают… Саша подумал: вот бы приехать сюда вдвоем с Викторией.
…В апереле Мастер сказал Студенту:
— В группу вошел новый человек. Завтра я вас познакомлю. Думаю, вам придется работать в паре.
Новым человеком оказалась Виктория.
В свои неполные двадцать шесть Студент был уже опытным подпольщиком, хорошо знал, что личные отношения внутри группы нежелательны. Мягко говоря… Но он увидел Викторию — ее рыжие волосы, ее разноцветные глаза — и погиб. Он думал, что ни словом, ни взглядом не выдал себя, но Мастер — матерый агентурист Мастер — все просек. Он сделал выводы, и Виктория куда-то исчезла. Студент о ней не спрашивал — среди подпольщиков не принято задавть вопросы и знать больше того, что необходимо. Но каждый день Студент думал о Виктории. А три дня назад Мастер вдруг сказал:
— Послезавтра, Саша, операция — «гестаповца» брать будем… Кстати, будет участвовать твоя знакомая.
Мастер не хотел привлекать Студента, но в тот момент у него просто не было других людей. Так и получилось, что Студент снова увидел Викторию. Увидел, как она расстегивает одежду на Гривасе. В Студенте проснулась такая ревность!
Сзади заскрипел песок, Студент подумал, что это Николай, но оглянулся и увидел Дервиша. Старик направлялся к нему. Студент встал. Жилец тоже поднялся, завилял хвостом.
— Сидите, Александр, — махнул рукой старик. Студент сел. Дервиш опустился рядом, сложил руки на рукояти трости. Некоторое время сидели молча, потом старик спросил:
— Нравится здесь?
— Да, — ответил Студент, — хорошо.
Минуту посидели молча. В камышах плескалась рыба.
— У меня, Александр, есть к вам предложение, — сказал старик.
— Слушаю, Евгений Васильевич.
Дервиш вытащил из кармана сигару, понюхал ее. Потом произнес:
— Я предлагаю вам принять участие в предстоящей операции.
— А… почему я?
— Есть две причины. Во-первых, потому, что дело в высшей степени серьезное. О нем должны знать как можно меньше людей. А вы все равно уже в курсе дела. Во-вторых, вы человек, способный быстро принимать решения в экстремальных обстоятельствах.
— Почему вы так думаете?
Дервиш улыбнулся:
— Я, хоть это и нескромно, разбираюсь в людях. Кроме того, сегодня я видел вас в этой самой экстремальной ситуации. Вы мгновенно приняли решение — правильное. Хотя и понимали, что живым вам не уйти… Так?
— Так, — вынужден был согласиться Студент.
— Ну что — принимаете мое предложение?
— Да, разумеется принимаю.
— Значит, завтра мы с вами поедем в Москву.
Вечерело, край солнца коснулся воды Финского залива.
Председатель быстро шагал по галерее, опоясывающей верхний этаж Башни. Внизу уже сгущались сумерки, но здесь, на верхнем этаже стометрового здания, все еще был день. На галерее было совершенно пусто, только вдали, у поворота, маячила фигура сотрудника СБ. Бронезаслонки окон галереи были подняты, стекла раздвинуты. В окна свободно втекал ветер. Трехметровой ширины окна были расположены через три метра. В проемы падал свет, промежутки давали тень. Председатель шагал, стремительно перемещаясь из света в тень, из света в тень, и ветер с залива шевелил складки его черного шелкового кимоно. Ветер был жарким, с запахом гари и не приносил никакого облегчения.
Неожиданно Председатель заметил слева на стене тень. Он повернул голову к окну и увидел, что на карнизе одного из проемов сидит большой черный ворон. Председатель остановился. Птица косила на него круглым блестящим глазом. Казалось, что она смотрит осмысленно. Несколько секунд Председатель рассматривал птицу, потом поднял, как крылья, полусогнутые руки в широких черных рукавах кимоно и произнес: кар-р-р!.. Ворон смотрел. Председатель сделал шаг в сторону птицы, снова произнес: карр!.. Птица невозмутимо сидела на карнизе. Ее черные перья отливали синевой. Председатель сделал еще один шаг и снова: карр!.. Только после этого ворон неторопливо взмахнул крыльями и полетел в сторону залива. Туда, где садится в воду красный диск солнца. Председатель смотрел ему вслед. Солнце резало глаза, Председатель щурился. С каждым взмахом крыльев птица становилась дальше, уменьшалась в размерах. Через десять секунд она сделалась черной точкой на фоне желтого неба. Председатель усмехнулся и двинулся дальше.
Через тридцать секунд Председатель вошел в приемную. Адъютант вскочил. Шагая через зал, Председатель на ходу развязал пояс, бросил на пол, снял и бросил влажное от пота кимоно. Сбросил штаны, остался совершенно голый. Уже в дверях апартаментов обернулся, спросил:
— Ну?
— Принесли тезисы вашей речи на День Освобождения.
— Ишь ты! Еще, считай, пять месяцев до годовщины, а они уже подсуетились… Еще что?
— Через час придет Чердыня с докладом, — ответил адъютант.
— Как придет — ко мне. А ты подготовь эту… мою речь. Да, Зойка у себя7
— Зоя Львовна уехала к мадам Полине.
— Тьфу! — сказал Председатель и ушел. Адъютант невозмутимо собрал остро пахнущие потом куртку, штаны и пояс и понес в угол, где стоял большой зеркальный шкаф. Он откатил створку… Зная, что здесь его не видят камеры, брезгливо сморщился, потом сложил шмотки в пакет.
Председатель стоял под струями горячего душа. После тренировки все мышцы приятно гудели. Если бы еще год назад кто-либо сказал пятидесятипятилетнему Председателю, что он сможет отработать тренировку на равных — ну, почти на равных, — с молодыми, он бы не поверил. Он бы ни за что не поверил… Струи горячей воды падали на голову, на плечи, на спину, стекали по сильному торсу. Председатель пощелкал ногтем по сенсору, уменьшая температуру воды… Он довел воду до состояния почти ледяной, постоял в ней несколько секунд и вышел из душевой. С удовольствием растерся подогретым полотенцем, надел черный махровый халат и прошел в кабинет, где его уже ожидал текст речи, кувшин с вишневым соком, бутылка виски, лед и бокалы.
Председатель не любил читать с монитора. Поэтому все документы для него распечатывали на бумаге. Дабы Председателю не приходилось напрягать зрение или пользоваться очками, текст печатали крупным жирным шрифтом. За пять последних месяцев зрение Председателя улучшилось настолько, что он мог без очков читать текст, набранный петитом, но он никому об этом не говорил. Председатель взял в руки пять листов бумаги. Курсивом и, иногда, в скобках, внутри текста были выделены рекомендации и примечания спичрайтеров.
Председатель начал читать:
«Тезисы выступления Председателя на праздновании Дня Освобождение 14 января 2017 года.
Сограждане! Сегодня я поздравляю вас с четвертой годовщиной Дня Освобождения.
Председатель взял ручку, зачеркнул «в симбиозе», сверху написал «в союзе». На полях: «Не надо умничать — это обращение к быдлу».
«…в союзе с коррумпированным чиновничеством они затащили страну в так называемую ВТО — Всемирную Торговую организацию. Уже три года нет никакой ВТО — этот чудовищный насос для выкачивания мировых ресурсов в пользу Соединенных Штатов Америки развалился, как и сами Соединенные Штаты. И это справедливо… Однако в 2009– м году насос еще исправно работал. И наша страна тоже стала колодцем, из которого качал насос ВТО. Это имело катастрофические последствия для страны. В кратчайший срок была развалена экономика Российской Федерации. Один за другим останавливались заводы и фабрики, миллионы людей лишились работы. На глазах опустела провинция. За год в несколько раз вырос уровень преступности. Страна задыхалась в тисках тяжелейшего экономического и политического кризиса… И тогда наши западные партнеры (
Председатель поморщился, зачеркнул слова «история вымела», написал «мы вымели». Секунду подумал и дописал «поганой метлой». Удовлетворенно кивнув, продолжил:
«Но мы помним! Мы помним этих «спасителей» — наглых, уверенных в своем праве диктовать нам, как жить… Оккупация встретила естественное неприятие общества, его протест. И тогда оккупанты предложили нам… революцию!
Председатель пробормотал: идиоты! Они что — не знают, что под НЭХ стоит и моя подпись?.. Председатель вычеркнул последнюю фразу, на полях написал: «Упоминание про НЭХ в этом контексте неуместно!».
«…Подлое антинародное правительство продавало на Запад не только природные ресурсы, но беспощадно разбазаривало человеческие. Ежегодно из страны уезжали тысячи высококвалифицированных специалистов — ученых, программистов, инженеров. В поисках лучшей доли покинули Родину десятки, а возможно и сотни тысяч молодых людей — юношей и девушек. Многие из них попали в сексуальное рабство, многих «разобрали на запчасти». Огромное количество детей оказалось в лапах западных «усыновителей». Среди которых было полно педофилов и садистов.
А в это время из-за границы к нам везли ядовитые и радиоактивные отходы. Тело России, как язвами, покрылось десятками могильников. Каждый из них до краев наполнен страшным «гноем». Одновременно сюда приезжали «развлекаться» подонки со всего мира — картежники, наркоманы, извращенцы…»
Председатель поморщился и вычеркнул про картежников и извращенцев. Написал: «Эту тему лучше не трогать — начнут сравнивать! И я не уверен, что сравнение будет в нашу пользу».
«Параллельно с экономикой стремительно разрушались моральные устои общества, оно было заражено нигилизмом. Ни так называемый президент, ни правительство не владели ситуацией. Процветала коррупция»
Председатель взял ручку и поставил вопросительный знак в конце последней фразы. Он не был уверен, что стоит говорить о коррупции… И вообще, ему не нравилось, как спичрайтеры сработали на этот раз. Понятно, что это всего лишь тезисы, черновик, но… нужно надрать им жопу.
«Не будет преувеличением сказать, что страна стояла на самом краю…
…Да, страна стояла на краю. Президент и правительство не предпринимали ничего, чтобы остановить губительные процессы. Возможно, они просто не знали, как это сделать. А в руководстве Национальной корпорации «Промгаз» — напротив — было четкое понимание ситуации. Равно как и осознание того, что для спасения страны нужно будет пойти на радикальные меры. Нами была выработана программа вывода страны из того глубокого и все более углубляющегося системного кризиса, в котором она находилась все последние годы. Был выработан план действий. И первым пунктом нашего плана была отставка президента и правительства. Подчеркну: законным путем… Мы намеревались приступить к осуществлению плана в середине января 14-го года, но эра «березового» президента кончилась раньше — в первый день 14-го года, а точнее в новогоднюю ночь, когда американская флотилия боевых спутников уничтожила авианосец «Джордж Буш— старший» вместе со всеми участниками мирового саммита. Не знаю, был ли в этом промысел Божий…»
Председатель пробормотал: идиоты! Какой «промысел Божий»? Какой, на хер, «промысел Божий»? Всем известно, что приказ на уничтожение «Буша» отдала эта сучка Хиллари Линтон, сорок пятый, блин, президент, блин, США. А ее, сучку, принудили к этому проникшие на «Голиаф» боевики из группировки «Гёзы»… Председатель решительно вычеркнул «промысел Божий», написал на полях: «Ересь! Нет
«…После событий новогодней ночи 2014-го года, когда одновременно погибли более двухсот самых влиятельных персон — почти вся так называемая мировая элита — мир начал стремительно погружаться в Хаос. В те страшные, трагические январские дни 14-го года национальная корпорация «Промгаз» взяла всю ответственность за страну на себя.
Председатель написал на полях: «Эту тему обязательно развить! Доказать, что подобные обвинения беспочвенны!»
«… рейдерский захват в масштабах страны. (
Председатель решительно зачеркнул «привлекли к уголовной ответственности». Написал: «Посадили. Быдлу понятнее слово ''посадили''».
«…И тогда, и сейчас я твердо убежден, что это было абсолютно правильное и единственно возможное решение… Нас упрекают в том, что методы борьбы с уголовной преступностью были незаконны и неоправданно жестоки. Верно, мы действовали сурово. Сотрудники народной полиции и антитеррористического комитета «Кобра» просто-напросто перестреляли разбойников, грабителей, насильников. По законам военного времени приговор выносили на месте и на месте же приводили в исполнение. Незаконно? Я отвечу: демагогия. Незаконно и жестоко оставить беззащитных граждан один на один с ошалевшим от безнаказанности уголовным отребьем»
Председатель взял в руки ручку, зачеркнул слово «отребьем», написал сверху «зверьем».
«Сурово? Да, сурово. Но зато всего за полтора месяца мы навели порядок на улицах наших городов… Были и иные демагогические измышления. Например, Борис Березовский кричит из Лондона, что арест пятидесяти шести российских олигархов был произведен с единственной целью — отобрать их активы в пользу Национальной корпорации «Промгаз». Ложь — все пятьдесят шесть бизнесменов были арестованы в связи с неуплатой налогов»
Председатель подумал: почти все они уже сдохли в спецтюрьмах… Он ухмыльнулся и продолжил работу над текстом.
«Наши враги говорят: за четыре последних года Российская Федерация лишилась Калининградской области, Приморья, Сахалина и части Сибири. Они говорят: РФ больше нет… Я отвечу на это так: да, мы лишились части территории. Но во-первых это временно — китайские партнеры взяли часть территории Сибири в аренду. И во-вторых — мы спасли Россию!
А посмотрите, что происходило в Европе. На две части развалились Бельгия, Испания, Украина. На три — Великобритания… А Соединенные штаты? После Новой Гражданской войны Соединенные Штаты развалились аж на четыре государства! Последний президент уже несуществующих Штатов, Хиллари Линтон, бесславно завершила свою жизнь на электрическом стуле. За период с начала 14-го года и по настоящее время в мире произошло около трехсот войн и крупных вооруженных конфликтов. Добавьте к этому проблему глобального потепления, которая становится все острее. Добавьте сюда фактор «лихорадки Х». Да еще добавьте катастрофу на атомной электростанции во Франции, в результате которой было заражено около ста тысяч квадратных километров…
Дорогие соотечественники, я коротко — очень коротко! — перечислил те проблемы, с которыми столкнулось человечество и наша страна. О многих я даже не упомянул. Так или иначе, но РФ выстояла в этом бушующем мире. Стоит ли на фоне всего этого всерьез говорить о некоторых неудачах и просчетах руководства Национальной корпорации «Промгаз»? Говорить о неудачах и просчетах могут только враги, любители драть глотку на митингах, а слушают их пропаганду недалекие люди с экстремистскими настроениями. Я ответственно и твердо заявляю: мы пресекали и впредь будем твердо пресекать подобные настроения… Да, нам сейчас трудно. Да, у нас есть нерешенные проблемы. Да, у нас не хватает продовольствия, лекарств, некоторых товаров. Но мы уверенно движемся вперед, последовательно проводим реформы, развиваем демократические институты и…»
В зал вошел адъютанат, сказал:
— Господин Председатель, пришел Генрих Теодорович.
— Ага… давай его сюда.
Генрих Чердыня — крепкий, крупный, с властными чертами лица и наголо обритым черепом — вошел в кабинет Председателя.
Подполковник Чердыня был один из немногих, кто мог прийти к Председателю почти в любое время. Только он да еще Шмулька могли обращаться к Председателю на ты. Нынешний визит Чердыни был плановым — дважды в неделю он докладывал Председателю. Формально подполковник занимал должность начальника службы безопасности Национальной корпорации «Промгаз». А неформально ему подчинялись все спецслужбы страны. Поэтому Чердыня был самым информированным и одним из самых влиятельных людей в РФ. Однажды он в присутствии большого количества офицеров комитета «Кобра» позвонил самой Маме Розе — Генеральному прокурору. Отчитал его, как школьника, а напоследок назвал пидором. Всем была известна вспыльчивость Генерального, но открытое оскорбление Чердыни Мама Роза проглотил.
— Садись, Геня, — сказал Председатель, не здороваясь — сегодня они уже виделись лично и дважды разговаривали по телефону. Чердыня опустился в кресло. — Виски или сок?
— Спасибо, ничего.
— Тогда валяй на сухую.
Чердыня раскрыл свой ноутбук, из нагрудного кармана пиджака извлек очки в тонкой металлической оправе. Председатель считал, что эти очки совершенно не соответствуют тяжелому, грубому лицу Генриха Чердыни… Чердыня надел очки.
— Итак, — начал он, — за прошедшую неделю на территории произошло пятьдесят восемь митингов, терактов и иных проявлений экстремистской направленности. Из наиболее значительных назову следующие: в Ярославле прошел митинг рабочих шинного завода. Помимо экономических требований прозвучал лозунг: «Долой власть ''Промгаза''! Председателя в отставку!». В Саратове совершено нападение на полицейский участок. Бандитам удалось освободить двух задержанных, подозреваемых в причастности к террористической группировке «Молодая гвардия». Кроме того, из помещения участка ими похищены семнадцать единиц табельного оружия, боеприпасы, средства связи. В городе Котовск — это под Ижевском — имел место случай группового дезертирства. Из части ушли одновременно двадцать шесть военнослужащих срочной службы. С оружием. Насильно увели с собой двух капралов и лейтенанта. В ближайшем лесочке капралов заставили повесить лейтенанта…
Председатель слушал подполковника не особо внимательно, машинально поглядывая на огромную, во всю стену, интерактивную карту РФ и отмечая не столько факты, сколько тенденции: в регионах растет количество нападений на пункты раздачи продовольствия и продовольственные склады… растет количество нападений на полицейские участки с целью завладения оружием… участились случаи группового дезертирства… Впрочем, следовало признать, что ситуация из года в год становится все более напряженной, масса экстремистстских проявлений нарастает.
— В Старом Осколе совершено нападение на эшелон с продовольствием. По некоторым данным, к мародерам присоединились не только работники железной дороги, но и сотрудники полиции…
— Может, — перебил Председатель Чердыню, — стоит усилить ответственность за нападения на продовольственные склады и эшелоны?
— Усиливай не усиливай, а грабить будут. Там же, — Чердыня кивнул на карту, — многие живут впроголодь. — Подполковник посмотрел на Председателя поверх очков. Видимо, ожидал какой-то реакции, но Председатель промолчал. Чердыня продолжил: — В Санкт-Петербургском государственном университете имени Собака выявлена организованная группа студентов и преподавателей-экстемистов. На прошлой неделе они распространили в университете листовку под названием «Газ не для нас».
— Уже и в «Собачнике»? — процедил Председатель. — Этим-то чего не хватает? Или им тоже жрать нечего?
Чердыня оторвался от своих бумаг, посмотрел на Председателя внимательно. И подумал: а ведь он стал красить волосы. Теперь уже точно видно. Еще недавно я сомневался, но теперь очевидно — красит…
Вслух подполковник произнес:
— Я еще год назад предлагал провести зачистку в этих рассадниках знаний. Там вызревают нигилисты. А это потенциальные террористы.
— Думаешь, будет толк от твоей зачистки?
— Качественный — нет, но грядку иногда нужно пропалывать. Иначе сорняки забьют все.
Председатель снова сделал глоток, повторил с чувством: с-сукины дети!
— Хорошо бы прикрыть интернет, — сказал Председатель. — Оттуда все дерьмо.
Чердыня ответил:
— Ну, допустим, прикроем… И что? Все то дерьмо, которым наполнен интернет, хлынет на улицы. Вот тогда листовки будут висеть не только в коридорах и туалетах универа, а на каждом углу. А отсюда один шаг до акций протеста. Заметь, что до сих пор в Санкт-Петербурге этого не было.
Председатель отлично понимал, что начальник СБ прав — интернет выполняет функцию клапана, через который стравливается избыточное давление. Но уже не справляется. Сказал:
— Не хватало только, чтобы в столице!.. У нас на каждые семьдесят жителей один полицейский или служащий внутренних войск. А в Питере на каждые пятьдесят! Ты знаешь, во сколько нам обходиться содержание этой своры?
— Приблизительно.
— Приблизительно, — проворчал Председатель, — приблизительно… А я — точно. Чтобы эту прорву прокормить, никакого бюджета не хватит. А толку с них — кот чихнул. Мне министер на уши вешает, что готов подавить любые выступления… Врет упыренок?
Чердыня сказал:
— Врет. Полиция давно уже разложилась донельзя. Известны случаи, когда из корысти отпускали не только уголовников, но и террористов. Что же касается «готовы подавить любое выступление», то это чушь. Без «Ужасов» и кавказских карателей наша полиция может только гопников гонять… Кстати, хотел представить одну техническую новинку по теме «Мертвый огонь» — видеотчет об испытании прибора.
Председатель спросил:
— А это долго?
— В полной версии долго, около сорока минут. — Председатель поморщился. — Но я, — продолжил Чердыня, — специально для демонстрации попросил смонтировать «клип» продолжительностью четыре минуты.
— Тогда валяй.
Чердыня воткнул флэшку в разъем компа, пощелкал мышкой. На мониторе появился плац и группа зэков на нем… Все четыре минуты Председатель внимательно смотрел на экран. Когда «клип» кончился, он спросил:
— Что — это так на самом деле?
— Спец, который курирует тему, уверяет, что так, — ответил Чердыня. — Уже через неделю первые шесть установок привезут в Петербург. Установим их здесь, на Башне.
— Вот тогда и попробуем, — сказал Председатель.
Распахнулась дверь. В зал стремительно вошла женщина — высокая, стройная, с волной черных, как ночь, волос. Вся в узком, черном. Только туфли и бусы были красного цвета.
Председатель сказал:
— Зайка.
Чердыня поднялся:
— Добрый вечер, Зоя Львовна.
Женщина посмотрела на Чердыню очень черными глазами:
— Добрый… работаете?
Председатель ответил:
— Да нет, Зайка, мы уже закончили.
Чердыня собрал свои бумаги. Председатель сказал:
— Ты, Геня, флэшку оставь — мы с Зайкой посмотрим. Прикольная флэшка.
Шмуляк подошла к Председателю, он положил руку на бедро, обтянутое черным атласом. Чердыня двинулся к двери. Когда он взялся за ручку, Председатель произнес:
— Ты говорил про Ярославль: «Долой Председателя!». С этими
Чердыня обернулся:
— Арестованы.
— А в универе?
— А по универу решение принимать тебе. Вопрос политический.
— Политический, политический… Я подумаю.
Чердыня вышел.
В Москву поехали поездом. Лиза настояла, чтобы с ними поехал Глеб — молчаливый застенчивый парень с бородкой, которая делал его похожим на монаха.
Утром в понедельник, двадцать первого августа, Дервиш, Студент и Глеб сели в Малой Вишере на проходящий поезд и поехали в Москву. В купейном вагоне было почти пусто. Сладкий, как хурма, проводник с сальными глазками предложил занимать любое понравившееся купе. Предложил тут же и пива-водки… Через десять минут в купе заглянул некий тип, стал набиваться в попутчики. Был вежливо, но недвусмысленно послан. Ушел. Еще через пять минут вернулся, с ним пришли еще трое. У одного из-под расстегнутой кожаной жилетки (в тридцатиградусную жару!) демонстративно торчала из-за ремня рукоятка ТТ. Предъявили претензию. Кожаная жилетка так и сказал: претензию… Дервиш поднял брови и рассмеялся. Кожаный понял, что над ним смеются, потянулся за пистолетом. Глеб ударил его ногой в пах, Студент вырвал пистолет и вытолкнул в коридор, дважды выстрелил в пол… Через тридцать секунд избитых, ошеломленных отпором бандитов выперли в тамбур, загнали в угол. Студент распахнул дверь — в тамбур ворвался пропитанный гарью жаркий воздух и стук колес — приказал:
— Прыгайте, суки!
— Да ты что, братан?
— Да мы разобьемся, брат.
— Хорошо было бы, если б разбились. Вот только живучие вы, суки… Прыгать!
— Помилосердствуй, брат.
— Нет у меня к вам милосердия, твари, — ответил Студент и выстрелил в пол.
По одному, с оглядкой, крестясь и матерясь одновременно, прыгали бандиты из вагона. Впрочем, скорость у поезда была невелика. Студент обтер и выбросил вслед им ТТ. Вернулись в купе. Дервиш сказал:
— А без стрельбы нельзя было? — Студент и Глеб переглянулись. — Ладно, зовите сюда проводника.
Привели бледного проводника. Дервиш спросил:
— Не повезло тебе, малоуважаемый — долю свою сегодня не получишь.
— Какую долю? — пробормотал проводник.
— А за наводку… Ты же, подлец, наводку даешь на пассажиров.
— Не-ет… Что вы? Не-ет.
Дервиш посмотрел проводнику в глаза и проводник мгновенно сомлел.
— Пощадите, господин генерал, — сказал он и опустился на колени.
До Москвы доехали без приключений.
Когда в понедельник капитан Гривас не вышел на службу, начальник оперативного отдела, в котором служил капитан, позвонил ему. Оказалось, что телефон выключен. Это было, мягко говоря, странно — телефон был служебный. А служебный телефон каждый офицер комитета «Кобра» обязан держать включенным и под рукой двадцать четыре часа в сутки. В выходные, праздники и даже в во время отпуска. Начальник удивился, позвонил на личный телефон капитана. Но и тот был выключен. Тогда начальник позвонил домой Гривасу. Трубку сняла жена.
— Так ведь он уехал в командировку, — ответила она на вопрос о муже.
Майор Колесов знал, что ни один из сотрудников отдела не должен быть в командировке. Колесов сказал:
— Я знаю… А когда собирался вернуться?
— Он не сказал. Он никогда не говорит, куда и на сколько едет.
— Вы уж извините, Антонина Леонидовна, но такова специфика службы.
— О— о, я понимаю — специфика, — сказала она и по голосу, по интонации, Колесов предположил, что она догадывается относительно «командировки» мужа.
Минут десять майор Колесов сидел в своем кабинете и обдумывал ситуацию. По всему получалось, что Гривас провел выходные с женщиной. Большого криминала в этом нет — кто из нас безгрешен? Но вот отключенный телефон — это уже ЧП. Фактически это означает исчезновение сотрудника. Секретоносителя высшей категории. Задействованного по теме «Мертвый огонь»… Колесов матюгнулся и позвонил полковнику Спиридонову — заместителю начальника управления, который курировал работу отдела. Попросил принять его срочно. Спустя четыре минуты он уже докладывал о ситуации с Гривасом. Спустя еще одиннадцать минут Спиридонов приказал немедленно принять меры к розыску капитана Гриваса.
Колесов спустился в отдел и поставил задачу сотрудникам.
Москва встретила жарой, вокзальными запахами и криками носильщиков. Прямо на перроне Николаевского вокзала приезжающих ждали менеджеры гостиниц и агентств по найму жилья, таксисты, торговцы самым разнообразным «эсклюзивным» товаром, карманники, попрошайки, сутенеры и совсем уж темные личности с пустыми глазами.
Опираясь на трость, Дервиш двигался сквозь эту толпу уверенно, как ледокол. К Студенту и Глебу то и дело обращались и даже хватали за руки, предлагали самые разнообразные и товары и услуги. Все — со скидкой или «почти даром»… А к Дервишу не лезли. Более того — перед ним расступались.
Они вышли на площадь у трех вокзалов, запруженную людьми, экипажами моторикш и автомобилями. Над площадью висел однообразный и напряженный гул. Дервиш долго смотрел на площадь, потом произнес:
— Черкизон. Мега-Черкизон.
Он выбрал более-менее приличный «мерседес» с водителем китайцем. Впрочем, других таксистов в Москве не было — весь извоз держали китайцы. Всю Москву «держали» китайцы. Массовое китайское нашествие в Москву началось всего два года назад, но за эти два года сыновья Поднебесной сумели прибрать Москву к рукам. Кавказцы, которые привыкли хозяйничать в Москве, пытались качать мазу. Но напоролись на мощную и хорошо организованную силу — китайские триады. Война была кровавой — кавказцев убивали повсеместно. В ход пошли не только ножи и биты, но пулеметы и тротил. Москва помнит кровь на улицах, автомобили, набитые трупами, и взорванные рестораны. Только в ноябре 14-го в Москве были убиты более десяти тысяч человек. Джигиты дрогнули. Начался исход кавказцев из Москвы. Те, что остались, велт себя тише травы.
Дервиш назвал адрес гостиницы. Китаец закивал: холесе, господина, холесе… Поехали.
Глеб сказал:
— Дорого, наверно, Евгений Василич. Может, не стоит? Мне вот только что предлагали остановиться в уютной маленькой гостинице… Наши, русские.
— Как же ты доверчив, друг мой ситный, — покачал головой Дервиш. — Многие — не скажу, что все, но многие из тех, кто клюнет на подобное предложение, уже к утру останутся без вещей и без денег. Очнутся они на улице, с больной головой и провалом в памяти. Некоторые проснутся рабами на фермах. А некоторые не проснутся никогда — их, холодных и голых, будут находить по пустырям и помойкам… Это — Москва.
Машина медленно выбралась из толчеи на площади.
— Посему, — продолжил Дервиш, — лучше уж остановиться в дорогой гостинице. Там какая-никакая, а все-таки есть служба безопасности… Впрочем, и там без гарантий.
«Мерседес» медленно катил в потоке моторикш, мотороллеров, маршрутных такси. Все это моторизованное стадо куда-то ехало, чадило, непрерывно гудело клаксонами. По тротуарам текли люди. Дервиш смотрел в окно. Видел по большей части азиатские лица. Складывалось впечатление, что половину населения Москвы составляют китайцы, еще четверть — выходцы со Средней Азии и Кавказа. Возможно, он ошибался. Но то, что русские в бывшей Русской столице уже не были большинством — факт.
Через полчаса приехали в гостиницу. Сняли два номера рядом. Стоило это действительно дорого. Из номера Дервиш позвонил кому— то, передал привет «от тети Аси» и договорился о встрече.
«Золотой треугольник» — центр Санкт-Петербурга — по периметру был обложен сотнями камер слежения. На многих перекрестках тоже стояли камеры. Связанные в единую сеть, они круглосуточно контролировали весь въезжающий и выезжающий в центр города транспорт. Правда, немалая часть этих камер не работала.
Майор Колесов зашел в ИЦ и уже через две минуты знал, что в пятницу «форд» капитана Гриваса не только не выезжал из города, но даже не покидал пределов «Золотого треугольника». Если, конечно, Гривас не поменял номера на автомобиле. Но это было возможным в одном-единственном случае: если капитан Гривас — предатель. Что представляется весьма маловероятным. Скорее всего, Гривас стал жертвой преступления. Как и всякий сотрудник «Кобры», Гривас постоянно носил с собой пистолет, но опыт показывает, что от пушки мало проку, если нападут неожиданно… Хоть весь обвешайся пистолетами, но если подойдут сзади и ударят молотком или угостят разрядом парализатора, пистолеты не помогут.
Колесов распорядился поставить «сторожевик» на номер Гриваса. Операторы забили номер электронную память системы — как только машина окажется в поле зрения ближайшего «глаза», умная техника прочитает номер и подаст тревожный сигнал.
Колесов поставил машину Гриваса на контроль, а сам взялся изучать сводку криминальных происшествий по городу за прошедший уикэнд. Сводка была огромной. Преобладали грубые насильственные преступления: грабежи, разбои, убийства. Колесова интересовали неопознанные трупы или лица, обнаруженные на улице в бессознательном состоянии. И тех и других тоже хватало.
Колесов еще не закончил работу со сводкой, когда сообщили: обнаружен «форд» Гриваса — машину засек «глаз», повешенный над Литейным мостом. «Форд» задержали. В нем оказались двое торчков. Уже через двадцать минут их привезли в «Кобру». В «гестапо» за них взялся лично Колесов. У одного из задержанных уже была судимость за грабеж в прошлом, а в настоящем — кровь на рукаве и нож в кармане. Колесов подумал: вот и раскрыто дело. Теперь осталось найти тело Гриваса… Парни клялись, что нашли пустой «форд» на Большой Подьяческой. Водительское стекло, по их словам, было опущено, а ключ торчал в замке зажигания.
После получасового допроса стало понятно, что они говорят правду. Не доверять им не было никаких оснований. Доверять — тоже. Колесов передал их одному из сотрудников, сам продолжил работать со сводкой. Вскоре он прочитал про труп неизвестного мужчины, обнаруженный на Канонерской. В сводке было написано: «мужчина на вид 30–35 лет». Никаких других подробностей не было. Колесов выругался, назвал полицейских мудаками… Колесов прикинул по карте: от дома на Большой Подъяческой, где салаги обнаружили «форд» Гриваса до дома на Канонерской, где нашли «мужчину на вид 30–35 лет» метров триста. Колесов задумался. Он стоял и смотрел на карту, когда в кабинет вошел капитан Опрышко. Доложил:
— Был у Витьки «левый» телефон. Завел, чтобы жена не знала. Так вот, в пятницу, когда Витька собрался в эту свою «командировку», он действительно совершил звонок с «левого» телефона. А звонил он вот на этот номер. — Опрышко положил на стол листок бумаги. — Номер, похоже, тоже левый — зарегистрирован на некоего Быстрова Альберта Григорьевича… Вот только этот Быстров помер полгода назад.
— Ладно, этим я займусь. У тебя сейчас другая задача: поезжай в морг на Екатерининском, посмотри на труп, что подобрали вчера на Канонерской. Думаю, это Гривас.
Опрышко поехал в городской морг на Екатерининском проспекте. Тело Гриваса нашел в общей куче неопознанных тел — их уже приготовили к кремации. На груди у догола раздетого трупа висел личный жетон сотрудника комитета «Кобра».
Опрышко рассвирепел, прошел прямо в кабинет главного патологоанатома города, наехал. Однако главный патологоанатом так долго работал бок о бок со смертью, что научился смотреть на жизнь вполне философски. На наезд «гестаповца» он спокойно ответил, что трупов каждый день проходит много, очень много… А патологоанатомов мало, очень мало. А на улице жара плюс тридцать. С хвостиком. И рефрижераторы не тянут. И где прикажете все это «добро» хранить? А? Потому если покойничек некриминальный… Опрышко спросил: это с проломленным-то черепом некриминальный?.. Главный патологоанатом ответил: объясняю: если в сопроводительных полицейских документах написано: без видимых признаков насилия — то пусть он хоть совсем без головы, для меня он некриминальный и я его держу тут одни сутки. И если за сутки родственники не забрали, то он отправляется в топку… Вот так, господин капитан.
Опрышко спросил:
— А вы что же — сообщили его родным?
— Каким родным? Он же неопознанный.
— У него на груди — личный жетон офицера «Кобры», — Опрышко показал патологоанатому жетон. Патологоанатом пожал плечами:
— Ну, железка… с цифирками.
Опрышко разозлился еще больше.
— Послушайте! — сказал он — Вы что — не видите разницы между каким-нибудь бомжом и офицером комитета «Кобра»?
Патологоанатом ответил:
— Пока они оба живы, то и разница между ними, конечно, есть… Но когда людишки оказываются здесь, то, поверьте мне, существенной разницы между ними уже нет.
Опрышко понял, что патологоанатому на все наплевать, спорить не стал и просто сказал:
— Нужно провести экспертизу. Качественно и быстро.
— Сделаем. Пришлите постановление.
Опрышко забрал пакет с вещами убитого и вышел из здания морга.
В Кубышку привезли жильца дома на Канонерской, который обнаружил труп Гриваса. Несколько позже — двух полицейских, которые выезжали «на труп». Последним доставили дознавателя, который труп «оформлял».
В это самое время из морга вернулся Опрышко. Капитан зашел в кабинет Колесова, увидел дознавателя. Несколько секунд он рассматривал дознавателя, потом поинтересовался у майора, кто это такой. Колесов ответил: дознаватель Догаев. Он выезжал на Канонерскую… Опрышко кивнул: понятно. Потом сказал дознавателю: встаньте, пожалуйста, господин Догаев. Догаев поднялся. Опрышко ногой ударил дознавателя в пах.
Догаев скорчился, просипел:
— За что?
Опрышко ударил дознавателя в лицо, сбил с ног. Колесов смотрел с интересом.
— За что? — вновь спросил кавказец, обливаясь кровью.
Опрышко нагнулся и сорвал с ноги дознавателя шикарный мокасин.
— Вот за это самое, падла, — ответил «гестаповец» и начал хлестать кавказца мокасином по лицу.
Дервиш стоял у окна и смотрел на Москву. Темнело. Двадцатимиллионный мегаполис зажигал огни. С высоты шестнадцатого этажа было хорошо видно, что город освещен очень неравномерно. Центр — средоточие казино, ресторанов и прочих увеселительных заведений — сверкал. Светились окна сбившихся в стаи высоток. По магистралям двухцветными красно-белыми лентами текли транспортные потоки. Но б
Вдали стояло последнее творение Серетели — сорокаметровый монумент «Вознесение Юрия и Елены». Скульптор изваял его после того, как боевики группы «Истребители» расстреляли кортеж, в котором ехали мэр Москвы с супругой. Машину мэра обстреляли из автоматической пушки, установленной в фургончике на пути следования кортежа. Снаряды калибром 37 мм в клочья изорвали бронированный «мерседес»… Даже сквозь смог подсвеченный прожекторами памятник был виден хорошо — две взявшиеся за руки фигуры — мужская и женская — взмывали в темное московское небо.
В дверь постучали. Дервиш сказал: входите, открыто. Вошли Студент и Глеб. Глеб сел на диван, а Студент подошел, встал рядом с Дервишем. Некоторое время они молча смотрели на панораму огромного города. Потом Дервиш произнес:
— Странный город… страшный город. — После паузы добавил: — Нельзя дышать и твердь кишит червями.
Студент спросил:
— Стихи?
— Да, Мандельштам. Иосиф Мандельштам… Не знаю почему, но этот город вызывает у меня такие ассоциации. Фантастический общероссиянский мега-Черкизон. Город — торгаш и ростовщик. Город — сутенер и скупщик краденого. Город — аномалия.
— В каком смысле аномалия?
— Во всех. В градостроительном, в социальном, в криминальном… В экологическом, в конце концов. Только от онкологических заболеваний здесь ежегодно умирает почти пятьдесят тысяч человек.
— Пятьдесят тысяч? Это же население целого провинциального города.
— Добавьте к этому около семи тысяч суицидов. Да двенадцать тысяч наркоманов, умирающих от передоза. Да еще двадцать с лишним тысяч убийств. Да не забывайте про почти пятьдесят тысяч человек — в основном молодых — которые исчезают бесследно. Ежегодно. Это, заметьте, по официальной статистике. А есть еще и так называемая естественная смертность. Этот город — фабрика по производству смерти. В прошлом году в Москве открыли новый крематорий, но и его не хватает. Будут строить еще один.
Студент смотрел на город за окном — бывшую столицу Российской империи и Советского Союза. На город с великой историей, превращенный в «общероссиянский мега-Черкизон».
Дервиш бросил взгляд на часы, сказал:
— Ну что? Пора. Поехали, познакомитесь с Котом.
— С самим Котом? — почти одновременно спросили Студент и Глеб.
— С самим Котом… и с его «котятами».
Шел уже девятый час вечера, когда майору Колесову позвонил заместитель начальника управления полковник Спиридонов:
— Как движется расследование по убийству Гриваса? Результаты есть?
— Так точно, есть.
— Поднимитесь ко мне, доложите.
Колесов поднялся на шестой этаж «Кубышки» — там находились кабинеты руководителей. Полковник Спиридонов сидел за столом, пил мате. В «Кобре» Спиридонов был известен как крепкий профессионал и человек с тяжелым характером.
— Садитесь, майор, — предложил Спиридонов. Колесов сел. — Докладывайте.
Колесов коротко и четко доложил: капитан Гривас был убит приблизительно около трех часов ночи в ночь с субботы на воскресенье. Смерть наступила в результате удара тупым предметом в правый висок. Удар сильный — проломлен висок. Вероятно, били кастетом. Тело капитана обнаружено на Канонерской улице, под аркой дома № 27. Вполне вероятно, что его привезли туда на его же собственном автомобиле — в «форде» Гриваса обнаружены следы крови. Больше ничего нет, кроме номера сотового телефона, на который позвонил Гривас, отправляясь в свою «командировку»… А в организме убитого капитана обнаружено изрядное количество алкоголя.
— Он что — был пьющий? — резко спросил подполковник.
— Выпивал весьма умеренно. Всегда контролировал себя.
— Всегда контролировал, — желчно повторил Спиридонов, — а в эту ночь нет… Как вы это объясните?
— Возможно, его сознательно напоили. После чего он был убит и ограблен. В его карманах не осталось ничего, кроме упаковки презервативов… А полицейские сняли с него ботинки.
— Ботинки сняли?
— Так точно, сняли ботинки. Гривас любил качественную обувь. У него были дорогие, ручной работы, мокасины. Их присвоил себе дознаватель.
— Вот ведь сволочь какая, — мрачно произнес Спиридонов. И сделал пометку в блокноте. — Ботинки снял… Что еще взяли?
— Все — бумажник, пистолет, часы, телефоны. Остался только личный жетон.
Спиридонов побарабанил пальцами по столешнице, сказал:
— Ладно… Сейчас я хотел бы услышать ваши выводы, майор.
— Полагаю, господин полковник, что мы имеем дело с банальным разбоем. Или с убийством из ревности. Например, пришел домой муж, застал в своей постели Гриваса…
Полковник встал, прошелся по кабинету. Была у него такая манера — ходить из угла в угла.
— Может и муж. А может… Про эту женщину что-нибудь известно? — спросил Спиридонов.
— Ничего… Телефон, на который звонил Гривас, в тот момент находился в районе действия антенны, которая расположена на доме № 183 по набережной Фонтанки. Сейчас не отвечает. Радиус действия антенны в условиях плотной городской застройки сто пятьдесят-двести метров. Это двадцать— тридцать домов. Завтра же направлю туда ребят с фотографией капитана Гриваса. Возможно, мы найдем людей, которые его видели. Далее. Номер, на который звонил Гривас, зарегистрирован на некоего Быстрова Альберта Григорьевича, тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года рождения. Этот Быстров полгода, как умер. Жил в коммуналке, сильно пил, родных нет.
— По учетам?
— Не проходит.
— Жену Гриваса допросили?
— Еще нет.
— Почему? — Спиридонов остановился напротив Колесова.
— Господин полковник, я считал неуместным… сразу после смерти мужа…
— Майор! — перебил полковник. — Вы где служите? Это что такое: я считал неуместным? Ее муж, возможно, предатель… По крайней мере до тех пор, пока мы не доказали обратного.
— Виноват, господин полковник. Завтра же допрошу. Лично.
Спиридонов вновь сел за стол, сказал:
— Займитесь этим прямо с утра. Женщину, к которой ездил Гривас, установить обязательно. Может, не в разбое дело-то? Если это разбой или убийство из ревности, то… А что, если Гривас предатель? Если он работал на «Гёзов» или «Александра Невского»?
— Это крайне маловероятно, господин полковник.
— Почему же? В Архангельске был случай, в Тамбове. А Москве, если помните, завербовали едва ли не целый отдел.
— Капитан Гривас прошел плановую проверку на детекторе.
— Когда это было?
— Это было почти год назад. Через полтора месяца ему снова на детектор.
— Вот вам, кстати, и возможная причина ликвидации Гриваса товарищами по борьбе: риск разоблачения. — Спиридонов несколько секунд молчал, потом произнес: — Я тоже не хочу думать, что капитан Гривас предатель, но… назовите мне хотя бы одну причину, которая убедит меня, что это был обычный криминал.
— Преступники не взяли даже личный жетон офицера «Кобры».
— И что? С ним легко спалиться.
— С пистолетом тоже легко спалиться, но пистолет они взяли.
— Верно… И каков вывод?
— Это уголовники. Террористы непременно взяли бы личный жетон сотрудника.
Спиридонов некоторое время молчал, потом сказал:
— Я полагаю, майор, что с вероятностью девяносто пять процентов вы правы — это обычная уголовщина. Но — «Мертвый огонь». Окончательное решение я приму утром. Вы свободны. Но женщину, которой звонил Гривас, нужно установить обязательно.
Колесов вернулся в свой кабинет и позвонил вдове Гриваса. Попросил ее «заглянуть» в управление завтра утром. Она спросила: зачем? — он ответил, что должен задать несколько вопросов: не волнуйтесь, простая формальность.
Дервиш, Студент и Глеб ехали на встречу с Котом. Машина с меланхоличным китайцем за рулем неторопливо катила через ярко освещенный центр Москвы. На тротуарах непрерывной стеной стояли проститутки. Здесь были девушки всех национальностей и всех возрастов. Мелькали и совсем молоденькие, почти дети. В неживом неоновом свете их лица выглядели матовыми, заретушированными. Прогуливались увешанные золотыми цепями сутенеры. У входа в казино «Магриб» кипела драка. Дрались два десятка смуглых мужчин. Быстрыми ручными молниями мелькали ножи, на асфальте уже валялись убитые или, может быть, раненые.
Дервиш сидел на переднем сиденье, навалившись на трость, смотрел в блестящее стекло «мерседеса» и что-то шептал. Студент подумал, что старик молится. Но Дервиш не молился. Дервиш проклинал.
Покрутившись по центру, сменили машину и приехали в небольшое заведение в Ясенево. Когда-то это была типовая двухэтажная «стекляшка». Но после погромов 14-го года времена «стекляшек» прошли, здание обложили кирпичом, оставив узкие, похожие на бойницы, щели. Собственно, это и были бойницы.
На первом этаже был общий зал. Там было много восточных людей, накурено, шумно, пахло марихуаной, крутилась на шесте девица. Из одежды на ней были татуировки и стразы. Дервиш уверенно прошел на второй этаж, постучал рукоятью трости в стальную дверь. Динамик над дверью произнес с очень сильным акцетом: что твой хотел?
— Открывай, басурманин, — грубовато-весело ответил Дервиш.
Некоторое время «басурманин» разглядывал клиентов в невидимый глаз камеры, потом раздался щелчок реле. Вошли. Коридор, столик, кресло. На столике порножурнал «Московские киски». В кресле молодой азиат с багровым шрамом на щеке. Под рукой двустволка с сильно обрезанными стволами. Азиат сказал:
— Двер в конец коридор.
Они прошли по коридору, остановились перед покрашенной в коричневой цвет дверью. Дервиш постучал. На этот раз костяшками пальцев.
— Открыто, — прозвучал ответ.
Они вошли в помещение бордельного толка — плюш и зеркала, в глубине альков с широченной тахтой. За столом сидели двое. На столе стояли бутылки, тарелки. Картина была совершенно мирной, но Студент отлично знал, что в любой момент она может обернуться стрельбой. Кровью. Трупами. С первого этажа доносились — бум! Бум! Бум! — отзвуки музыки.
— Прошу к нашему шалашу, — произнес один из мужчин за столом.
Дервиш ответил:
— Мне нужен Кот. Где он?
— Д— да здесь К— кот, — раздался голос сзади. Студент стремительно обернулся. Из-за ширмы в углу появился человек. Он был невысок, седоват, ему могло быть и тридцать лет и пятьдесят. Он улыбался, одновременно убирал в оперативную кобуру под мышкой наган.
Дервиш и Кот шагнули навстречу друг другу, обменялись рукопожатием.
Студент смотрел на мужчину и думал: вот он какой, легендарный Кот. Человек, за голову которого обещано двадцать пять тысяч новых евро.
Студент завершил рассказ словами:
— Перевозка будет осуществяться в ночь с четверга на пятницу, то есть двадцать пятого августа, скорым поездом № 29 «Мегаполис». Из Москвы экспресс уходит в ноль сорок пять. В Петербург прибывает в девять ровно… Вопросы ко мне?
Несколько секунд все молчали, потом Кот сказал:
— Н— ну, если известна д-дата и номер п— поезда, то какие же тут вопросы? Сделаем — не в п— первый раз.
— А как конкретно вы себе это представляете? — спросил Дервиш.
Кот улыбнулся и сказал:
— А мы не п— представляем. Мы идем и д-делаем… Конечно, расскажу.
Он закурил и подробно рассказал о том, как собирается организовать налет на спецвагон.
— Отлично, — сказал Дервиш. — Кстати, могу предложить место для проведения операции.
— П— предлагайте.
— Железнодорожный переезд у станции Спирово. Это в сотне верст от Твери. Я эти места хорошо знаю.
— П— посмотрим, — сказал Кот. — Если место п— подходящее, то там и сделаем.
Дервиш сказал:
— Но это не все, друзья мои. Есть еще один вопрос.
— Какой?
— Дело в том, что сами по себе антенны не имеют никакого значения. Антенна без «Ужаса» это как пистолет без затвора… Правильно?
Кот кивнул: п— правильно.
— Значит, — сказал Дервиш, — необходимо добыть «Ужасы». Они хранятся в горотделах полиции. Добыть из нужно сразу, не откладывая. Потому что когда они поймут, что произошло — переведут все управы на усиленный режим. Посему желательно в эту же ночь добыть хотя бы пару «Ужасов». — Дервиш обвел всех глазами и спросил: — Есть идеи?
Один из «котят» — мужчина лет сорока по кличке Немой — ответил:
— Если «Мегаполис» будем брать недалеко от Твери, то, пожалуй, есть кое-что… Тут такое дело: год назад мы готовили в Твери операцию. Как раз неподалеку от горотдела полиции. По ряду обстоятельств не сложилось, но предварительная подготовка была проведена. Конечно, сейчас нужно побывать в Твери, посмотреть, что к чему… Кстати, для операции понадобится еще хотя бы пара человек — чтобы было кого посадить за руль и, вообще, для страховки.
Дервиш сказал:
— Студент и Глеб поедут с вами.
Немой вопросительно посмотрел на Кота. Кот в свою очередь посмотрел на Дервиша, спросил:
— А в деле ребята б— бывали?
— Бывали, — ответил Дервиш.
Кот кивнул и произнес:
— Тогда чего тянуть? Завтра же п— поедите в Тверь, осмотритесь на месте. А мы с Гориным п— прокатимся этим «Мегаполисом» в П— питер, п— посмотрим, что к чему. А как вернемся — нужно п— приступать к детальному п— планированию операции… А сейчас, — Кот посмотрел на часы, сказал: — Сейчас нужно п— поторопиться. Д— до отбытия «Мегаполиса» осталось чуть больше д-двух часов.
В ноль часов сорок пять минут скорый поезд «Мегаполис» отошел от перрона Николаевского вокзала. Одно купе спального вагона занимали Кот и Горин.
Во вторник утром Колесову позвонили из проходной: к вам посетительница, вдова капитана Гриваса.
Майор выписал пропуск, спустился вниз, принял Антонину Гривас у дежурного и привел в свой кабинет. Колесов включил электрический чайник, поставил на стол чашки, печенье.
— Антонина Леонидовна, — сказал Колесов. — У меня к вам весьма деликатный вопрос.
— Да, слушаю.
— Вам чай или кофе?
— Мне все равно… Это и есть ваш деликатный вопрос?
— Нет. Вопрос у меня про Виктора.
— Да?
— Антонина Леонидовна, дело в том, что в тот злополучный день Виктор не был в командировке.
— Я знаю, — ответила она.
— Вот как? А где он был — знаете?
— Знаю, — спокойно произнесла она. Колесов напрягся.
— И где же? — спросил он.
Вдова Гриваса усмехнулась:
— У бабы он был. А вы не знали?
— Мы предположили это… А у какой бабы был Виктор? Вы что-то знаете о ней?
— Знаю.
Чайник на приставном столике зашумел.
— И что вы о ней знаете?
— Какое это имеет значение теперь?
— Имеет… так что вы о ней знаете?
— Я не хочу об этом говорить.
— Сожалею, но придется. Что вы о ней знаете?
Она поднялась, сказала:
— Подпишите мой пропуск и проводите меня на выход.
— Нам нужна информация об этой женщине.
— Да плевала я на то, что вам нужно.
Колесов подумал: не понимает. Эта коза просто не понимает… Колесов тоже встал, обошел стол и остановился напротив нее.
— Антонина, — сказал он, — Леонидовна, ты, я вижу…
— Почему вы мне тыкаете? — вскочила она. Он несильно толкнул женщину в плечо и она шлепнулась на стул. Колесов взял ее за подбородок, поднял голову вверх.
— Могу не тыкать. Могу на вы. Но ты, я вижу, не догоняешь. Положение у тебя вот какое: мужа твоего мы подозреваем в предательстве. А это что значит? Значит, пенсии ты лишишься. Из квартиры четырехкомнатной в охраняемом доме вылетишь. Сын пойдет учиться в обычную государственную школу. Ты знаешь, что это такое — государственная школа? Это — наркотики и уголовные порядки. Половина одноклассников — кавказоиды, половина учителей — алкоголики.
Колесов говорил спокойно, почти равнодушно. Но женщина от этих его слов все больше терялась. Она как будто становилась меньше.
— Я могу на вы, Тоня… Леонидовна. У нас не лягавка, у нас приличная организация. Аналог немецкой Geheime Staatspolizei. Сокращенно — Gestapo. Ге-ста-по. Знаете ли вы, Антонина Леонидовна, чем наше «гестапо» отличается от народной полиции? Не знаете? Так я объясню. В народной полиции людишек тупо забивают насмерть. А здесь — нет. Здесь сначала наизнанку выворачивают. Спускают в «душевую» и наизнанку выворачивают. Кстати, слышала про «душевую»?
— Нет… нет, нет.
— Значит, слышала. Значит, трепанулся Витюша. Язык у него был длинный… Так вот, либо ты ответишь на мои вопросы и пойдешь домой. Либо — в «душевую». Там ты все равно ответишь на все вопросы, но… в общем, ты все поняла.
Антонина сглотнула, из глаз выкатились две маленькие слезинки.
— Я… отвечу, отвечу.
— Вот и хорошо, Антонина Леонидовна. — Колесов вернулся за стол, сел в кресло. — Итак, что вам известно про эту женщину?
— Немного… Почти ничего. Ее зовут Валерия. Случайно услышала, как мой козел называл ее «Валерочка».
— Как вы это услышали, Антонина Леонидовна?
— Случайно… Он по телефону с этой сучкой говорил. У него для этих дел специальный телефон был. Он его даже домой не приносил, в машине держал… Думал, я не знаю.
— Еще что? Фамилия? Адрес? Телефон? Подробности? Где они встречались?
— Больше не знаю ничего, — покачала головой женщина. — А, вспомнила — рыжая она. Он сказал ей по телефону: твои волосы как осенний пожар.
Колесов усмехнулся: романтик, блин! Поэт, блин, недорезанный.
Колесов хотел задать еще один вопрос, но вдруг его осенило: ресторанчик на Парадной и его, Колесова, день рождения… Они уже изрядно выпили, когда вошла эта, ну, которая, как осенний пожар. И все обратили на нее внимание — она из тех женщин, на которых все нормальные мужики обращают внимание. Она посидела минут пятнадцать— двадцать и ушла. И Витька сразу вслед за ней намылился… А было это всего две недели назад.
— Как осенний пожар, значит? — задумчиво повторил Колесов. Вдова Гриваса вдруг заплакала. Колесов посмотрел на нее и сказал: — Да, ладно тебе. Все будет нормально. Витьку похороним как героя, павшего в борьбе… Памятник поставим приличный за казенный счет. Пенсию будешь получать хорошую, спиногрыза твоего в приличную школу бесплатно устроим.
— Твари, — произнесла женщина сквозь всхлипывание. — Твари вы все противные.
Колесов доложил Спиридонову о «разговоре» с вдовой Гриваса. Спиридонов сказал: значит, была, все-таки, баба… Спустя час полковник Спиридонов «дал добро» на перевозку партии специзделий по теме «Мертвый огонь».
— Но Рыжую, — сказал полковник, — все равно нужно установить.
— Сделаем, Георгий Анатольевич, — заверил Колесов.
Из Петербурга Кот и Горин возвращались дневным экспрессом. Сошли в Твери, там встретились с Немым, Студентом и Глебом. Поодиночке прошлись мимо здания ГУВД, «погуляли» по прилегающим улицам. Немой сказал, что за год здесь ничего не изменилось — можно работать.
Потом поехали в Спирово. Там осмотрели железнодорожный переезд и прилегающую территорию. После короткого совещания решили, что подходит, что именно здесь нужно брать «Мегаполис».
Вернулись в Москву, сели планировать операцию в деталях. Это была рутинная и кропотливая работа — требовалось учесть десятки самых различных факторов: просчитать графики движения каждой группы, соотнести их с конкретной обстановкой и предусмотреть запасные варианты на случай, если основной придется по каким-то причинам отменить… Без какой-либо гарантии, что все получится.
Кот в этой связи весело и почти не заикаясь рассказал, как год назад проводили похищение высокопоставленного «гестаповского» офицера. Его хотели обменять на троих «гёзов», арестованных во время налета на банк. Операцию готовили более двух месяцев, захват «гестаповца» провели в высшей степени профессионально. Взяли — пискнуть не успел. Предусмотрели, казалось, все. Но никто не мог предусмотреть, что под аркой дома заглохнет грузовой фургон и перекроет маршрут отхода. Операцию пришлось срочно свернуть, уходить пешком через сквозной подъезд, а «гестаповца» пристрелить. Ибо, как выразился Кот, «не пропадать же добру».
До операции «Мегаполис» оставалось немногим более двух суток.
В хлопотах по подготовке операции они пролетели незаметно.
В четверг, 24 августа, около двадцати двух часов Дервиш, Студент и Глеб выехали из Москвы в Тверь. Ехали на купленном три часа назад микроавтобусе «мерседес». «Мерс» приобрели по подложным документам, повесили поддельные номера.
Их несколько раз останавливали на полицейских постах, но у Дервиша было удостоверение советника Генеральной прокуратуры. Это мигом остужало пыл полицейских.
На платной стоянке в Твери они забрали купленные накануне старую «Ниву— шевроле» и УАЗ — «буханку». «Мерседес» спрятали в лесу в шестидесяти километрах от Твери, на «Ниве» и УАЗе поехали в Спирово.
Фирменный поезд № 29– у «Мегаполис» сообщением Москва — Санкт-Петербург был подан к перрону Николаевского вокзала за полчаса до отправления. Помимо обычных девяти вагонов, к составу был прицеплен дополнительный. Внешне он почти не отличался от обычных. Впрочем, пассажиры вообще не обратили на этот вагон никакого внимания.
Двигаясь по графику, в два часа с минутами «Мегаполис» миновал Тверь. Стояла ночь, почти все пассажиры спали. В спецвагоне, прицепленном к составу последним, ехали четверо сотрудников комитета «Кобра». Они обеспечивали секретную, особой важности, перевозку. Один из сотрудников бодрствовал — сидел за столиком, играл на компьютере в «Убить Обаму». Игра давно уже вышла из моды, но офицеру нравилось ощущать себя белым снайпером, который охотится на черную обезьяну… Трое других спали. Эти четверо работали вместе уже давно, сопровождали грузы почти по всей территории РФ и до сих пор никаких ЧП у них не было… Поэтому они постепенно прониклись уверенностью, что так будет всегда.
В одном из купе восьмого вагона поезда ехали трое пассажиров, которые так не считали — группа Кота. Они тоже давно работали вместе.
В 2.54 Дервиш, Студент и Глеб были в километре от переезда, где предстояло рандеву с «Мегаполисом». Чтобы не светиться раньше времени, остановились в лесочке. Дервиш взял в руки радиостанцию, вызвал Кота: мы на месте, ждем.
На станции Спирово «Мегаполис» остановки не делал. В 2.59, когда поезд находился в семи километрах от Спирово, Кот сказал: ну, п— пошли, что ли? — Пошли… По одному они покинули купе, прошли через предпоследний, девятый, вагон и собрались в тамбуре. В купе остались уже не нужные дорогие чемоданы — их использовали, чтобы создать впечатление респектабельности и пронести «багаж» — оружие и легкие бронежилеты.
Кот достал рацию, вызвал Дервиша: выезжайте на исходную. Через две минуты начнем.
Дервиш скомандовал Студенту, который сидел за рулем: давайте, Саша.
— Есть, — ответил Студент. Как всегда перед операцией он испытывал некоторое возбуждение. Он включил передачу, вывел УАЗ из лесочка и покатил в сторону переезда. «Нива» с Глебом осталась в лесу.
Стучали колеса, поезд покачивало. В тамбуре девятого вагона трое надели бронежилеты, натянули маски. Руки еще перед посадкой на поезд были обработаны специальным лаком «Перчатка». Кот вытащил из-под рубашки оружие — ТТ и наган. Трехгранным ключом, которым обыкновенно пользуются проводники, Горин отворил две двери — одну, ведущую в переход к последнему вагону, другую — боковую, наружную. В тамбур ворвался жаркий даже ночью воздух и колесный перестук. Горин достал из кармана фонарик, высунулся из поезда и стал вглядываться вперед по ходу движения. Немой в это время перекусил пассатижами проволоку, который была привязана ручка стоп— крана, а потом вошел в переход между вагонами и оказался перед дверью последнего вагона. Дверь была не совсем обычная — глухая, стальная, без признаков замка. На самом деле замок был, и Немой даже знал, что это очень надежный и прочный электрический «цербер». Немой достал из кармана веревку в полиэтиленовом чехле, ножом отрезал кусок длиной полметра, полиэтилен снял, скомкал и засунул в карман. Он ловко наклеил на дверь последнего вагона кусок самоклеющейся «веревки». В действительности это был «Сим-Сим» — пластиковая взрывчатка для «отпирания» дверей. Немой прилепил к «веревке» взрыватель и сказал Коту: у меня готово.
Кот все это время просто стоял в углу тамбура, держал в обеих руках оружие. В правой — пистолет, в левой — револьвер. Немой часто поглядывал на часы.
— Вижу их, — крикнул, перекрывая стук колес, Горин. — Стоят у переезда, мигают.
Он направил фонарик вперед по ходу поезда и трижды мигнул в ответ. Сделал паузу, повторил.
Кот произнес:
— Ну, господа голодранцы, приготовьтесь.
Как обычно на операциях, он совершенно не заикался. Немой и Горин вытащили пистолеты.
Немой посмотрел на часы и сказал:
— Начинаю отсчет… Десять!
Стучали колеса и теплый ветер, врывающийся в тамбур, проникал сквозь маски, трогал шершавыми пальцами кожу.
— Девять…
Горин положил руку на рукоять стоп— крана…
— Восемь…
В нынешнем составе группа Кота провела больше двух десятков операций.
— Семь…
Никто из них не знал — не мог знать — как пройдет нынешняя.
— Шесть…
Психологически все они были готовы к тому, что каждая операция может оказаться последней. И каждый надеялся, что нет, что еще поживем.
— Пять…
Дверь в тамбур вдруг отворилась и выглянула проводница — немолодая, заспанная. Увидев мужчин в черных масках, с оружием в руках, проводница широко распахнула глаза, а потом произнесла: ах!.. Кот молча затолкнул ее в вагон, захлопнул дверь.
— Три! — сказал Горин. Время сделалось тягучим. — Два…
— Рты откройте, — напомнил Немой.
— Один!
Горин рванул рукоятку стоп— крана вниз. Одновременно Немой подал импульс на взрыватель. В тамбуре грохнуло, блеснуло. Завизжали тормозные колодки. Лязгали сцепки, из-под вагонов летели искры, шипел сжатый воздух. В вагонах падали с полок пассажиры и чемоданы. Стальная дверь спецвагона с вырванным замком распахнулась. Внутри спецвагона офицер «Кобры» перелетел через все пространство рабочего купе, ударился лбом в стену и на несколько секунд потерял сознание — по крайней мере, в глазах у него потемнело.
Поезд еще двигался, лязгал, фыркал, шипел, а двое из тамбура девятого вагона уже ворвались в спецвагон. Первым, разумеется, был Кот. Вторым — Немой. Немой остался в тамбуре, а Кот двинулся вперед. Навстречу ему выскочил из купе мужчина в трусах и футболке. Кот выстрелил из нагана, всадил пулю в голову. Мужчина упал. Работая только «наганом», Кот очень быстро перестрелял ошеломленных и не готовых к нападению сотрудников «Кобры». Он сделал всего четыре выстрела. Все — в голову. Убедившись, что больше в вагоне никого нет, Кот жестом подозвал Немого: заходи.
— Эти ящики? — спросил Немой, указывая на семь деревянных ящиков вдоль стены, подрывник. Шесть были одинаковые по размеру, седьмой — значительно меньше и сделан из фанеры.
— А что — есть другие? — отозвался Кот.
— Нет… Но все равно надо проверить, что там внутри. — Немой убрал пистолет, вытащил откуда-то из-за спины небольшую фомку. Он ловко отодрал доску у одного из ящиков. Внутри увидел ажурную металлическую конструкцию черного цвета, упакованную в полиэтилен. Он снова обернулся к командиру: — Похоже, оно.
Из тамбура выглянул Горин, сказал:
— Давайте быстрей, ребята уже подъехали.
— Не спеши… надо все открыть. И посмотреть, есть ли сопроводительные бумаги.
Они вскрыли все ящики. В шести были одинаковые металлические конструкции, в седьмом две картонные коробки. Одну из них вытащили, вскрыли. Немой разочарованно произнес:
— Тьфу ты! Шлемы, блин, армейские… И на хрена козе баян?
Кот пожал плечами:
— Да ладно, возьмем. Глядишь, пригодятся когда.
Из тамбура вновь выглянул Горин:
— Ну что — скоро?
Кот ответил:
— Да, начинайте погрузку.
Немой и Горин вынесли из вагона шесть ящиков — они были легкие, погрузили их в потрепанную «буханку», которая уже стояла рядом с вагоном. Последним в «буханку» закинули ящик со шлемами. Кот в это время обыскал трупы «гестаповцев», собрал документы, жетоны, оружие.
Вскоре все участники налета погрузились в «буханку», уехали. С того момента, как Горин сорвал стоп— кран, прошло всего полторы минуты.
В Тверском территориальном управлении комитета «Кобра» сообщение о налете на спецвагон получили через шесть минут после того, как группа боевиков уехала с места налета. Немедленно была объявлена тревога, объявлен план «Капкан».
В это время «гёзы» в лесочке перегружали добычу из «буханки» в «мерседес».
Кот и Немой переоделись в полицейскую форму. Машины тоже «переодели» — на крышу «мерседеса» и «Нивы» поставили синие магнитные маячки, привинтили полицейские номера. Ящики в грузовом отсеке микроавтобуса укрыли синтетическим покрывалом… После этого Глеб и Дервиш сели в «мерседес», а Кот с «котятами», к которым присоединился Студент, погрузились в «Ниву». Они пожелали друг другу удачи и разъехались. Микроавтобус поехал в сторону Максатихи, «Нива» — в Тверь.
Через полтора часа после объявления плана «Капкан» район был заблокирован, организованы розыскные мероприятия. Задержать террористов не удалось. Только через три часа в лесу был обнаружен брошенный УАЗ.
К Твери подъехали со стороны Москвы — специально заложили крюк по объездной. Остановились на окраине. Где-то лаяла собака. Было еще темновато, но край неба на востоке уже сделался синим. Все вместе собрались в «мерседесе» Дервиша. Сделали по глотку кофе из термоса, закурили… Кот достал наган. Нажимая на головку шомпола, поочередно экстрагировал из барабана четыре стреляные гильзы. Гильзы падали на пол, под ноги Кота, звякали. Кот достал пачку патронов, открыл ее, вытряхнул на ладонь несколько патронов, стал заряжать револьвер.
— В городе сейчас п— почти нет полиции — всех бросили ловить п— проклятых террористов… то есть нас. — Сказал Кот, вставляя желтенькие патроны в барабан. — И это п— правильно. Думаю, что и в г— горотделе сейчас всего несколько п— полицаев — дежурный и еще максимум п— пять— шесть человек. П— поэтому действуем п— по п— плану… Вопросы есть ко мне?
Вопросов не было.
— Н— ну п— поехали, — сказал Кот. Студент пустил двигатель, воткнул передачу. Через семь минут остановились напротив здания ГУВД. Кот, Немой и Горин вышли, двинулись ко входу. Студент смотрел им вслед… Кот и Немой были в форме, Горин — в штатском, но с АКСУ через плечо. Они шагали совершенно спокойно и уверенно. Подойдя к стальной двери, Кот нажал на кнопку звонка справа от двери. Спустя несколько секунд он слегка нагнулся к коробочке переговорного устройства.
Студенту казалось, что дверь не открывается долго… слишком долго. Он подумал даже, что их раскрыли, но на коробке переговорника вспыхнула зеленая точка. Кот взялся за ручку двери, отворил ее и вошел внутрь. Спустя еще пять секунд Студент услышал приглушенный выстрел.
Два черных «гелендвагена» стремительно промчались по мосту Петра Великого. Ранним утром, за полтора часа до окончания «комендантского час», мост был совершенно пуст. Только на въезде на мост стоял «хаммер» БрОН[59] ВВ. «Гелендвагены» проехали по Суворовскому, свернули на Кирочную. Стала видна Кубышка — так в городе называли здание Русской службы комитета «Кобра». Кубышка стояла на территории, которую раньше занимал Таврический сад. Теперь территория была обнесена трехметровой бетонной стеной, посредине стояло серое бетонное здание. У этого странного сооружения не было ни одного окна и ни одной двери. Ходили слухи, что архитектор предлагал руководителю комитета нарисовать на Кубышке хотя бы фальшивые окна, а то больно уж мрачно. На это руководитель якобы ответил: а нам и нужно, чтобы мрачно,
Про Кубышку в народе ходило много слухов. Рассказывали, что Кубышка над землей имеет шесть этажей, а под землей — восемь. Говорили также про подземный ход, который под Невой соединяет Кубышку с Новой Башней… Еще говорили, что архитектора расстреляли — для того, чтобы навсегда скрыть тайны Кубышки. В действительности все было более прозаично — после сдачи проекта бедолага-архитектор сильно запил, допился до белой горячки и выбросился из окна.
«Гелендвагены» остановились перед воротами КПП. В первой машине была охрана. Во втором автомобиле ехал начальник службы безопасности Национальной корпорации «Промгаз» Генрих Чердыня. Створки ворот разошлись в стороны, оба «гелендвагена» въехали в просторный крытый тамбур. Створки вновь сомкнулись. На машины со всех сторон смотрели телекамеры и дистанционно управляемые крупнокалиберные пулеметы. Камеры стояли на виду, а пулеметы были укрыты в нишах, зашитых декоративными панелями. Еще два были спрятаны за обшивкой потолка. Они предназначались для стрельбы сверху вниз — самый эффективный вид огня, если стрелять по бронированным автомобилям. Ведь именно крыша броневика защищена слабее всего… Проезжая через этот тамбур, Генрих Чердыня каждый раз думал, что на него смотрят шесть невидимых пулеметов. Они способны дать шквал огня, который в несколько секунд изрешетит бронированный автомобиль, нафарширует сталью и свинцом всех находящихся внутри.
Впрочем, применение пулеметов было крайним вариантом — на тот случай, если по какой-либо причине не сработает основной вариант. Он назывался «Преисподняя». Так, по крайней мере, было написано на табличке, приклеенной на прозрачном пластиковом колпаке, закрывающем одну из трех красных кнопок на столе дежурного офицера. Стоит ему нажать на эту кнопку и пол в тамбуре разверзнется, а террористы вместе с автомобилями провалятся вниз. Не в Преисподнюю, конечно, а просто в двухметровой глубины бункер… Но выбраться из него будет уже невозможно. При необходимости бункер можно наполнить усыпляющим газом или — без особых затей — затопить.
Из неприметной двери вышли два капрала, подошли к машинам, совершенно одинаково козырнули. В обоих «гелендвагенах» опустились тонированные стекла — у охраны были полномочия досматривать любой автомобиль… Разумеется, эти «гелендвагены» здесь хорошо знали и могли бы пропускать внутрь Кубышки без досмотра, но сам же Чердыня настоял на том, чтобы для него не делали исключения. Раз положено досматривать всех, значит — всех.
Досмотр был формальным — капрал всего лишь заглянул в салон. После этого открылись ворота в противоположном конце тамбура. За ними был полого уходящий вниз широкий коридор. «Гелендвагены» медленно двинулся вперед. Они проехали метров тридцать, коридор повернул направо. Открылась большая двухъярусная автостоянка, на три четверти заполненная машинами. «Гелендваген» с охраной повернул на общую стоянку, «гелендваген» Чердыни — в сектор для автомобилей руководства. Водитель нашел первое свободное место и загнал туда «мерс». Место было закреплено за одним из замов начальника управления, но водителя Чердыни это нисколько не смутило. Он— то знал, кто здесь главный.
Чердыня и водитель вышли из машины, пешком отправились в главный корпус. Он был соединен со стоянкой шестидесятиметровым подземным коридором. В коридоре были покрашенные в светло-серый цвет стены, яркое освещение, камеры наблюдения и едва уловимое эхо шагов…
Водитель остался в специальном помещении под присмотром капрала (там уже сидели двое — тоже водители), а Чердыня поднялся в вестибюль. В глубине вестибюля, в подсвеченной нише, стояла на постаменте отлитая из бронзы королевская кобра, обхватившая мускулистым телом земной шар, с раздутым капюшоном, приготовившаяся к броску — эмблема комитета «Кобра». Чердыня подмигнул гадине, прошел мимо и пешком взбежал на шестой этаж. В приемной начальника рослый адъютант вскочил и произнес: вас ждут, господин подполковник. Пройдите, пожалуйста.
Чердыня вошел в кабинет. Начальник Русской службы комитета «Кобра», генерал— майор Власов сидел в своем кресле. Он был без кителя, без галстука, бледен и выглядел усталым. За столом сидели еще десять человек — его замы и начальники департаментов. При появлении Чердыни все встали. Многие из собравшихся были старше Чердыни по званию. Он махнул рукой: садитесь, — прошел мимо и сел рядом с Власовым. Все сели.
Чердыня обвел собравшихся взглядом, потом повернулся к Власову:
— Ну, господин генерал?
Власов поднялся. Он был высок, худ, с большими залысинами. В «Кобре» он служил с момента создания Русской службы комитета в 2010– м, довольно быстро дорос до начальника аналитического отдела. Все знали, что Власов умен, можно сказать — талантлив, но у него не сложились отношения с первым руководителем службы — полковником Лысенко. Это означало, что карьеры Власову не сделать… Но после того, как в октябре 13– го боевики группировки «Гёзы» уничтожили штаб— квартиру НК «Промгаз» — знаменитую Башню, Лысенко был обвинен в пособничестве, и прямо из этого кабинета едва не отправился в подвал, в «душевую». Лысенко в «душевую» не захотел — отлично знал, что его там ждет. Здесь же, в кабинете он покончил с собой, раздавив зубами ампулу с ядом, зашитую в кончик галстука. После этого карьера Власова пошла в гору. Спустя всего полгода он занял место начальника и в кратчайшие сроки вырос из майора в генерал— майора.
Власов кашлянул, бросил взгляд на часы и начал доклад:
— Чуть больше трех часов назад, в 3:02, в экспрессе «Мегаполис», следовавшим из Москвы в Санкт-Петербург, был совершен налет на спецвагон, в котором бригада сотрудников комитета осуществляла транспортировку особо важного груза. О характере груза я скажу чуть позже… Транспортировка — код два ноля семнадцать — осуществлялась под грифом «совсекретно», и о ней знал очень ограниченный круг сотрудников. Поэтому мы имеем веские основания полагать, что имела место утечка информации… Налет был подготовлен и проведен профессионалами. Уже сейчас мы знаем, что трое террористов сели на поезд в Москве. Все трое ехали в пятом купе восьмого вагона. Билеты они приобрели за три часа до отправления через интернет-кассу. Подлинность заявленных паспортных данных проверяется, но уже сейчас нет сомнений, что террористы использовали поддельные документы. Поезд остановили, примитивно сорвав стоп— кран. Сделано это было примерно в сотне километров от Твери, неподалеку от железнодорожного переезда возле станции Спирово. — Власов вывел на большой плоский монитор на стене, карту, показал: — Вот здесь… Бронированную дверь спецвагона открыли с помощью пластичной взрывчатки типа «Сим-сим» или «Отмычка». Четверо сотрудников, сопровождавшие груз, были убиты. Все — выстрелом в голову. Единственным. Понятно, что стрелял профи… Можно предположить, что там орудовал Кот. Об этом же косвенно свидетельствует отсутствие на месте стрелянных гильз — как известно, Кот предпочитает наган. Впрочем, в самое ближайшее время мы будем иметь результаты вскрытия и заключение баллистической экспертизы… Рядом с переездом террористов уже ожидали сообщники на автомобиле УАЗ типа «буханка». Груз похищен, увезен в неизвестном направлении. Похищены также документы сотрудников и их оружие. Оперативно-розыскные мероприятия по задержанию террористов результата пока не дали… В полусотне километров от переезда, где был совершен налет на спецвагон, в лесу у поселка Ивантеевка, был обнаружен брошенный УАЗ. — Власов показал фото — на лесной опушке стояла «буханка» с распахнутыми дверями. Отдельно — фотография номера. Номера были местные, тверские. — Номер, — добавил Власов, — местный. Происхождение автомобиля пока не установлено. Сейчас в поезде работают наши оперативники и эксперты. Допрашивают свидетелей, ищут следы. Примерно в одиннадцать часов поезд прибудет в Петербург. Будем проверять остальных пассажиров на причастность. Отпечатков пальцев ни в УАЗе, ни в купе, в котором ехали террористы, не обнаружено. Вероятно, они применили лак типа «Перчатка». Зато у нас есть копии паспортов, которыми пользовались преступники. Прошу внимательно посмотреть на фото. — Власов вывел на монитор копии паспортов и — отдельно, крупно — фотографии владельцев. — Больше никаких следов не обнаружено, — подвел итог Власов и замолчал. Он молчал довольно долго. Потом сказал: — А теперь о главном — о том, что было похищено при налете на спецвагон… По коду «два ноля семнадцать» из Москвы в Санкт-Петербург осуществлялась транспортировка шести антенн— усилителей к генератору биоволны «Ужас».
Власов произнес последнюю фразу и бросил взгляд на Чердыню. Чердыня сидел, положив на стол сжатые кулаки, и на них же, на кулаки, смотрел, молчал. Власов хорошо знал Чердыню и хорошо знал, что означают сжатые кулаки.
Собравшиеся в кабинете офицеры тоже молчали. Чердыня поднял глаза, обвел их взглядом.
— Я вижу, — сказал он, — вы пока еще не поняли, что именно произошло. — Чердыня вытащил из кармана пачку сигарет. Он был единственный, кому было дозволено курить в этом кабинете. Впрочем, он и не спрашивал разрешения… Власов достал из ящика стола пепельницу, поставил ее на стол. Чердыня прикурил, затянулся и выпустил колечко дыма. Потом сказал: — Что такое «Ужас», известно всем. А про антенны— усилители почти все вы слышите впервые. — Чердыня еще раз затянулся и раздавил только что прикуренную сигарету в пепельнице. — Так я вам объясню. Антенна-усилитель принципиально меняет характеристики «Ужаса». На порядок увеличивает его мощность. Дальность действия стандартного «Ужаса» составляет порядка четырехсот пятидесяти метров. А с антенной-усилителем он «бьет» едва ли не вдвое дальше… Впрочем, пусть лучше специалист объяснит. — Чердыня повернулся к Власову: — Специалист здесь?
Власов нажал на кнопку в основании массивного письменного прибора, спросил:
— Михельсон здесь?
— Так точно, ждет, — ответил прибор голосом адъютанта.
— Давай его сюда.
Через несколько секунд в кабинет распахнулась, вошел полный рыхлый мужчина лет тридцати пяти, в очках, с бабьим лицом. Он остановился на пороге, представился:
— Лейтенант Михельсон, старший специалист двенадцатого департамента.
Чердыня уже несколько раз общался со Михельсоном и знал, что специалист толковый, но тип неприятный и сильно потеет.
Власов произнес:
— Подойдите сюда, лейтенант, и расскажите об антеннах— усилителях.
Михельсон подошел, обратился к Власову:
— Позволите подключиться к вашему компьютеру для демонстрации…
— К моему не позволю, — перебил Власов. — Но компьютер вам сейчас принесут.
Генерал нажал кнопку в основании письменного прибора, сказал: принесите Михельсону дежурный комп… В ожидании «дежурного компа» лейтенант Михельсон переминался с ноги на ногу. Он явно волновался — формально Михельсон являлся кадровым офицером «Кобры», но был всего лишь техническим специалистом двенадцатого (технического) департамента. Через полминуты адъютант внес в кабинет ноутбук. Михельсон воткнул флэшку в гнездо и начал говорить:
— Полагаю, что о воздействии на человека генератора биоволны, известного также как «Ужас», наслышаны все. Значение этого прибора для разгона митингов и демонстраций невозможно переоценить. Однако должен заметить, что вокруг этой темы гуляет много домыслов. Поэтому я считаю необходимым сделать некоторые пояснения… Итак, генератор биоволны был разработан НИИПр[60] по заказу нацкорпорации «Промгаз». Первые полевые испытания прошли в лагере общего режима под Смоленском в августе 2009– го года. Там прибор зарекомендовал себя не совсем удовлетворительно и после некоторых доработок его вновь испытали в лабораторных, а после и в полевых условиях. На этот раз прибор показал вполне приемлемые характеристики, был поставлен в производство. Первое реальное применение прибора прошло в Санкт-Петербурге в октябре 10– го. Генератор применили против колонны демонстрантов численностью около четырех тысяч человек. Колонна двигалась по мосту. На этот раз прибор проявил себя в высшей степени эффективно — некоторые из демонстрантов настолько не контролировали себя, что даже прыгали с моста прямо в Неву… Я могу продемонстрировать документальные кадры, снятые нашим оператором…
— Это ни к чему, — ответил Чердыня. Он хорошо помнил эти уже далекие события — лично наблюдал их с шестнадцатого этажа строящейся Башни.
— Э— э… продолжаю, — с готовностью подхватил Михельсон. — Итак, прибор доказал свою эффективность. Среди населения он получил название «Ужас». Почему — комментариев не требует. Эффект от воздействия генератора довольно продолжительный — даже через полгода при попадании в толпу большинство подопытных отмечали сухость во рту, чувство тревоги, отвращение к окружающим и даже удушье. При этом они отчетливо понимали, что оснований для тревоги нет, но ничего не могли с собой поделать. Некоторые описывали свои ощущения так: давление в голове, ощущение, что голова сейчас разорвется на части. У десяти-двенадцати процентов лиц, испытавших воздействие генератора, развивается агарофобия, то есть страх перед толпой. Эти уже никогда митинговать не пойдут… Замечу, что наш генератор биоволны примерно вчетверо эффективнее американской нелетальной системы воздействия MRAD — Medium Range Acoustic Device — производства компании InstaSol. Воздействие прибора на психику человека основано на эффекте…
— Это лишнее, — сухо прервал Власов.
— Понял. Продолжаю… Генератор — прошу обратить внимание на картинку, — Михельсон вывел на стену фотографию. На ней был обычный полицейский «форд» с «прожектором» на крыше. Михельсон увеличил картинку так, что в центре оказался «прожектор». — Генератор компактен, легок, по внешнему виду напоминает прожектор. Его диаметр составляет около двадцати пяти сантиметров, а вес чуть больше трех килограммов. Для его питания требуется обычный автомобильный аккумулятор на двенадцать вольт. «Ужас» может быть установлен на любом автомобиле. До недавнего времени у прибора было два недостатка. Это, во-первых, малая дальность действия, и, во-вторых, очень большой угол сектора излучения. Остановлюсь на этих моментах чуть подробнее. Максимальная дальность эффективного воздействия прибора составляла порядка четырехсот пятидесяти метров. В условиях повышенной влажности — напримар, в туман, — на три-пять процентов больше. При этом следует иметь в виду, что на разных людей «Ужас» воздействует по-разному. Позволю себе сделать ссылку на наш опыт применения «Ужаса». — Михельсон вопросительно повернулся к Чердыне. Чердыня кивнул. Михельсон продолжил: — Дело давнее, имело место быть в декабре 10– го года. «Ужасы» только-только появились, и, конечно, практики применения наработано еще не было. Я тогда был прикомандирован к группе «Смерч» в качестве технического специалиста. Группе «Смерч» требовалось выкурить группу террористов из здания, где они засели. Они думали применить коктейль «Зомби», но я предложил попробовать «Ужас». Попробовали — и «Ужас» проявил себя превосходно… Однако тот случай прошел не совсем гладко — среди террористов оказался шизофреник. Мы, вообще-то, уже знали, что на шизов «Ужас» не действует совсем или действует слабо и замедленно — как на пьяных или находящихся под действием наркотиков. Впрочем, здесь все сугубо индивидуально. Иногда случаются вообще парадоксальные реакции. Например…
— Избегайте ненужных подробностей, лейтенант, — недовольно произнес Власов.
— Да, да, конечно. Но про тот случай с шизофреником я должен рассказать — это важно… Этот шизофреник — он, кстати сказать, болен был в чисто медицинском понимании, а по жизни оказался вполне вменяем и потом его расстреляли… Вот он остался прикрывать отход своих, и когда спецназ ворвался в здание, встретил их огнем в упор. Прежде чем его… э— э… нейтрализовали, он успел убить одного сотрудника и ранить другого. Остальные террористы тем временем скрылись… При последующем разборе операции возник вопрос: почему не приняли мер для перекрытия возможных путей отхода, то есть не выдвинулись вперед на флангах? Объясняю: как раз я и воспрепятствовал тому, чтобы офицеры спецназа выдвинулись вперед. Почему?.. Объясняю: в связи со вторым недостатком прибора, а именно с большим углом сектора захвата. В зависимости от настройки прибора этот сектор варьируется в диапазоне от девяносто трех до ста пяти градусов и, соответственно, далеко выдвинувшиеся бойцы спецназа запросто могут оказаться в секторе действия генератора. Вот почему прибор далеко не всегда можно применять так, как хотелось бы. Особенно в условиях города… Попытки усовершенствовать «Ужас» предпринимались, но длительное время заметных сдвигов добиться не удавалось…
Михельсона слушали очень внимательно, и ему это импонировало — не часто руководители оперативных подразделений так внимательно слушают какого-то «технаря». Для них, кадровых офицеров, элиты, технические специалисты — люди второго сорта, обслуга.
— После серии исследований и экспериментов, проведенных на базе НИИПр, все же удалось создать антенну— усилитель к генератору биоволны. Уже из названия следует, что антенна призвана усиливать сигнал генератора. Принцип действия усилителя основан на эффекте…
Михельсон осекся, бросил взгляд на Власова. Власов промолчал, но вид имел недовольный. Михельсон продолжил:
— Я думаю, это объяснять долго… Прошу, взгляните на картинку. — Головы повернулись к монитору на стене. Там был изображен тот же самый «прожектор», но теперь на него была надета ажурная металлическая конструкция конической формы. — Вот это и есть антенна-усилитель, уже установленная на излучатель генератора. Ее длина чуть меньше метра, максимальный диаметр двадцать девять сантиметров, вес четыре и четыре десятых килограмма… Антенна-усилитель значительно увеличивает дальность эффективного воздействия системы. При испытаниях в полевых условиях комплекс «генератор — антенна» эффективно воздействовал на группы подопытных на дистанции шестьсот пятьдесят метров. После пятисекундного воздействия девяносто семь процентов испытуемых ощущали сильный страх. При этом восемьдесят пять процентов ощущали панический страх, совершенно не могли контролировать свои действия и пытались спастись бегством. Около половины из них получили серьезные психические травмы, а примерно десять процентов пытались позже покончить с собой. Это — подчеркиваю — при воздействии с дистанции шестьсот пятьдесят. На б
— На зэках, поди, проверяли? — проворчал Власов.
— Э— э… у нас было несколько групп подопытных. Три из них действительно состояли из заключенных, две были сформированы из солдат срочной службы. Еще две группы — из лиц с различными психическими заболеваниями. Все были предварительно откормлены, обследованы врачами, в том числе — психиатрами. На каждого было составлено подробное медицинское досье, определен коэффициент агрессивности, внушаемости и еще несколько параметров. Было поставлено большое количество экспериментов в разнообразных условиях. Комплекс проверялся в условиях города, а также в поле и в лесу, в зданиях, в окопах, за различными укрытиями. Система однозначно подтвердила свою высокую эффективность. Повторю: даже на дистанции семьсот пятьдесят метров мы получили потрясающий эффект. А в режиме «снайпер» на дистанции почти километр… Полагаю, что для наглядности изложенную информацию стоит проиллюстрировать видеоматериалом. — Михельсон посмотрел на Власова. Власов на Чердыню. Чердыня кивнул, и Власов сказал: — Валяйте.
Михельсон покрутил мышку ноутбука, пробормотал: ага, вот оно… На мониторе появилось изображение: довольно большой плац, окруженный одноэтажными строениями. На плацу стояла группа людей. До них было довольно далеко — метров двести и поэтому разглядеть какие-либо детали было невозможно. В левом нижнем углу монитора читались цифры: «06.07.2017». Чуть ниже пульсировал таймер: «12:13».
Чердыня это «кино» видел и даже демонстрировал Председателю.
Михельсон начал рассказывать:
— Эксперимент проводился на территории заброшенной воинской части в Тульской области. Подопытные — тридцать семь уголовников. Добровольцы. Им было сообщено, что они участники эксперимента. Условия таковы: они должны предпринять попытку прорыва из охраняемого, обнесенного колючей проволокой, периметра… После завершения эксперимента каждый из них получал право на досрочное освобождение.
Власов с интересом спросил:
— Они поверили?
— Э— э… поверили или нет — не знаю, господин генерал— майор, но практически все согласились. Дело в том, что у всех подопытных очень большие срок
Власов кивнул: понятно.
Камера тем временем приблизилась к объекту. Стало видно, что воинская часть заброшена давно — об этом говорили пустые оконные проемы, провалившиеся крыши. Но по периметру была натянута новенькая колючая проволока. Она блестела под ярким полуденным солнцем. Напротив ворот стояла шеренга солдат внутренних войск с овчарками на поводке. Собаки вывалили длинные языки. За спиной строя прогуливался офицер, курил сигарету.
В объектив камеры попала толпа на плацу. Люди были одеты в обычное зэковское рванье. Многие до пояса обнажены. Оператор дал крупный план. Стали видны угрюмые лица, синие от татуировок торсы. В руках «подопытных» были палки, арматурные прутья.
— Почему у них арматура? — спросил Власов.
— В ходе этого эксперимента проверялось воздействие «Ужаса» на предельно озлобленную, агрессивную толпу. Считается, что агрессивная толпа менее подвержена воздействию. Потому что в экстремальных ситуациях в организме человека вырабатываются гормоны катехоламиновой группы. От страха — адреналин, в гневе — норадреналин. А эти гормоны способны частично компенсировать воздействие «Ужаса». — Михельсон сделал паузу, бросил взгляд на экран. — Поэтому мы отобрали подопытных с изначально высоким уровнем агрессивности — все они осуждены за насильственные и очень жестокие преступления. Но мы решили обострить ситуацию предельно. Поэтому вооружили зэков — психологи считают, что наличие у человека оружия — любого оружия, будь то заточка или палка — повышает уровень его агрессивности. — Михельсон хищно улыбнулся и сказал: — Скоро вы увидите, что арматура им еще понадобится.
Оператор увеличил картинку. В кадре оказался полуголый зэк лет сорока. Казалось, он весь свит из жил. На груди зэка был выколот гладиатор с мечом в руке и девиз «Умру свободным». Оператор крупно показал лицо зэка — на нем блестели капельки пота. В руке зэк держал кусок арматуры. Чердыня присвоил ему кличку Гладиатор.
С клыков овчарок на горячий потрескавшийся асфальт капала слюна…
Офицер посматривал на часы…
Палило солнце…
Таймер показывал 12:18.
Чердыня подумал, что это «кино» снимал талантливый оператор — во всем ощущалось напряжение. Хотя, разумеется, никто не требовал этого от оператора, который снимает заурядный видеотчет об испытании спецсредства.
Михельсон произнес:
— А вот и наша установка. — Оператор показал полицейский «скотогон». Сверху на нем был установлен «Ужас» с антенной-усилителем. — Эта установка — основная. Она будет работать по толпе. Расстояние до группы подопытных составляет семьсот пятьдесят метров… А вот и второй прибор.
В кадр задним ходом вкатился неприметный фургончик «Ситроен». Створки задней двери распахнулись. Камера наехала, показал «Ужас» с антенной-усилителем. Прибор стоял на треноге — как пулемет. К «прожектору» был прикреплен металлический приклад, поверх приклада был установлен снайперский прицел. На полу фургона стоял автомобильный аккумулятор. От аккумулятора к «прожектору» шли толстые провода. За конструкцией на складном стуле сидел человек. Михельсон сказал:
— Как видите, мы снабдили комплекс треногой, прикладом и снайперским прицелом. Блок управления разместили прямо на прикладе… Этот комплекс будет работать в режиме «снайпер». Он тоже находится на дистанции семьсот пятьдесят метров. Вокруг объекта и внутри него было установлено шесть камер. Так что материала отснято много. Но для демонстрации мы подготовили короткий, специально смонтированный клип… Кажется, все, что нужно, сказал. Остальное вы сейчас увидите сами.
Таймер показывал 12:19. Все смотрели на монитор.
В 12:20 офицер внутренних войск поднял вверх руку и отдал команду. В кабинете генерала Власова эту команду, разумеется, не услышали, но поняли.
Зэки внутри обнесенного колючкой квадрата напряглись…
С наружной стороны напряглись бойцы с собаками… И люди и псы понимали, что что-то должно произойти.
Рука офицера резко упала вниз, шевельнулись губы. Одновременно распахнулись створки ворот. Псы зарычали, натянули поводки.
Подались вперед зэки.
Псы были натасканы на зэков, а зэки ненавидели собак, и псы интуитивно чувствовали это. Горячий воздух был пропитан взаимной ненавистью.
Офицер вновь отдал команду и… солдаты спустили собак. Свора рванулась вперед. Сильные, злобные, натасканные на людей псы мчались на «подопытных»… Псы мчалась молча. Стремительно. Мощно. На людей. Во многих из которых было гораздо больше звериного, нежели в псах… Которым нечего терять… Которых не стоит жалеть: за каждым из них были загубленные человеческие жизни… В крови которых стремительно поднимался уровень адреналина и норадреналина.
Камера показывала их лица — оскаленные, с раздернутым в крике ртом.
Чердыня поймал себя на мысли, что этот фильм совершенно не похож на видеотчет о научном эксперименте.
Псы атаковали. Это были выбракованные кинологами, непригодные к караульной службе экземпляры. В этой «битве» псы были обречены. Их сознательно пустили в расход.
Один из псов прыгнул на Гладиатора. Пес прыгнул и налетел — как на копье — на арматурину. Косо обрубленный конец прутка вспорол шкуру, пробил горло. Удар тяжелого собачьего тела сбил Гладиатора с ног. Он упал, пес рухнул сверху. Конец «копья» вывернулся из раны. Из плотной шерсти удалила струя густой и горячей собачьей крови, обдала Гладиатора, залила лицо, обрызгала плечи и грудь…
Над плацем висел матерный крик, псы рвали зэков, зэки убивали псов. Чердыня подумал, что уж теперь— то адреналин и этот — как его?.. норадреналин? — просто бушует в крови подопытных.
Пес дотянулся до руки Гладиатора, стиснул на ней зубы. Гладиатор перехватил пруток, ударил пса по голове раз, другой, третий.
Палило солнце, в горячем воздухе висел собачий рык и зэковский мат. На плацу вершилось убийство. Три или четыре собаки — те, что оказались поумней, — убегали. Раненый пес, повизгивая, пытался уползти. За ним тянулся кровавый след. По пятам собаки шел зэк, и бил пса арматуриной, и блаженно щурился.
Поверх изображения на мониторе появилась вдруг цифра «5». Голос Михельсона произнес:
— Внимание! Через несколько секунд начинаем воздействие.
Четыре.
Чердыня подумал, что у Михельсона взволнованный голос.
Три.
Гладиатор поднялся, оперся на «копье». Провел, стирая кровь, рукой по лицу.
Два… Камера показала полицейский «скотогон» с установкой наверху… Один… Огонь!
И — ничего не произошло.
— Запланированная продолжительность воздействия, — произнес Михельсон, — восемь секунд.
Собравшиеся в кабинете Власова офицеры внимательно смотрели на монитор… Время сделалось медленным и тягучим — как патока. На плацу по-прежнему продолжался кровавый кошмар — зэки добивали собак. И жарило, жарило, жарило солнце… А потом вдруг один из зэков бросил на асфальт палку, присел, втянул голову в плечи… И второй… И еще один. Камера крупно показывали лица — искаженные, нечеловеческие… И уже кто-то побежал, а другой — седой и беззубый — упал, начал биться на асфальте… Завыла собака. Зэки бросились бежать. Посреди плаца остался залитый кровью пятачок. Вокруг валялось с десяток собачьих тел, прутки арматуры, палки. И бился в крови полуголый седой зэк… Толпа ринулась на колючку. В ужасе выла собака. Разрывая в кровь руки и бока, подопытные лезли на новенькую блестящую колючку.
Под весом навалившихся тел несколько ниток колючки оборвались, образовалась брешь. Зэки полезли в нее… Михельсон сказал:
— Вот, кстати, ситуация, идеально подходящая для демонстрации режима «снайпер»… Сейчас «снайпер» откроет «огонь» по подопытным, прорвавшимся за периметр.
На мониторе возник фургончик «ситроен» с установкой и «стрелком» за ней. Он готов был «открыть огонь».
Оператор вновь показал зэков, рвущихся в брешь. Безумные люди лезли прямо по телам своих товарищей. Вместе с ними лезла собака.
— Внимание, — сказал Михельсон.
Один из зэков оказался уже за проволокой. Его покачивало, как пьяного, но внутренний ужас гнал его прочь. Он побежал.
— Вот сейчас, — сказал Михельсон. — Сейчас.
Подопытный вдруг схватился обеими руками за голову — так, как будто испытал мгновенный приступ сильной головной боли. Или так, как будто в голову попал брошенный злой рукой камень… Зэк обернулся и Чердыня увидел, что это Гладиатор. Две или три секунды Гладиатор стоял, потом рухнул на землю. Перебравшись через груду копошащихся тел, за колючку выбрался еще один зэк. Невидимый «стрелок» в фургончике произвел неслышный «выстрел». И этот зэк схватился за голову и упал на землю… Один за другим подопытные вырывались из-за колючки. «Стрелок» производил очередной выстрел — и очередной зэк хватался за голову.
Клип кончился. Михельсон хотел что-то сказать, но Чердыня опередил:
— Благодарю вас, господин лейтенант, — сказал он. — Я попрошу вас посидеть пока в приемной. Нам еще может понадобиться ваша помощь.
Михельсон молча вышел. Он выглядел слегка разочарованным. Чердыня достал сигарету, щелкнул зажигалкой. Затянулся, выпустил струйку дыма и сказал:
— Ну что, господа офицеры, теперь вы поняли, какие «трофеи» взяли террористы в экспрессе «Мегаполис»? — Все молчали. Чердыня произнес: — Вы поняли,
Власов ответил:
— В руки террористов попали установки повышенной мощности.
Чердыня поморщился и сказал:
— Это не ответ. Это всего лишь констатация факта. То же самое, что сказать: «Ужас» стал еще ужаснее… Чтобы всем все стало окончательно понятно, повторю основные положения. Во-первых, система стала почти вдвое мощнее. Во-вторых, она приобрела новую функцию — режим «снайпер». В этом режиме «Ужас» бьет на километр! В— третьих, система остается высокомобильной — даже в собранном виде ее можно перевозить в багажнике легкового автомобиля и даже переносить в руках. Запитать можно от автомобильного аккумулятора. И, наконец, ее работа совершенно бесшумна. Вывод? Это идеальное оружие для проведения терактов.
Подполковник Сулейманов сказал:
— Страшно подумать, что могут натворить террористы, вооруженные такой техникой.
Сулейманов заведовал «душевой», большим умом не блистал, до подполковника дослужился только благодаря родственным связям. За глаза его называли «Палач». Чердыня подумал: а этот-то что здесь делает? — и спросил:
— А что они могут натворить?
После короткой заминки Сулейманов ответил:
— С такой техникой они могут совершить нападение на любую государственную организацию.
Чердыня поморщился:
— Ерунда. Налеты на госконторы и банки они весьма успешно совершали и без «Ужасов». Модернизированный «Ужас» открывает новые возможности. Допустим террористы планируют теракты, направленные против Самого. — Большим пальцем правой руки Чердыня показал себе за спину — туда, где на стене висел портрет Председателя. Собравшиеся посмотрели на портрет. Чердыня продолжил: — А теперь представьте себе, что из усиленного «Ужаса» будет произведен «выстрел» по кортежу или взлетающему лайнеру Самого… Как поведет себя водитель или пилот?
Все молчали. После паузы Власов сказал:
— Я думаю, Генрих Теодорович, что не стоит драматизировать ситуацию. Ведь сами по себе усилители не являются оружием. Антенна-усилитель без генератора — это как винтовка без патронов. Оружием они могут стать только в том случае, если в руках у террористов окажутся собственно «Ужасы».
— Благодарю за ценное замечание, — язвительно ответил Чердыня.
Как будто не замечая этой язвительности, Власов сказал:
— «Ужасы» в количестве от двух до шести штук имеются во всех региональных управлениях полиции. Небольшое количество есть в наших подразделениях, а также на отдельных объектах особого назначения. Полагаю, что в ближайшее время следует ожидать нападений на полицейские управы в регионах — террористы непременно постараются получить несколько «Ужасов». — Власов сделал паузу, потом сказал: — И это дает нам реальный шанс захватить террористов. К тому моменту, когда они придут в полицию за «Ужасами», там их уже должны ждать наши засады… И я уже отдал необходимые распоряжения.
Дверь в кабинет отворилась, вошел адъютант. Он подошел к Власову, положил на стол конверт с красной диагональной полосой. Все собравшиеся в кабинете знали, что в таких конвертах приносят срочные ШТ[61].
Адъютант вышел, Власов распечатал конверт, вытащил сложенный вдвое лист бумаги. Он развернул лист, прочитал текст… и потемнел лицом.
Чердыня произнес:
— Что — опоздали?
Власов не ответил. Чердыня извлек из нагрудного кармана пиджака очки, надел их и по-хозяйски взял лист шифровки из руки генерала. Он быстро прочитал текст и грубо выматерился.
Все присутствующие смотрели на лист бумаги в руке Генриха Чердыни. Все присутствующие уже сделали предположение о том, что содержится в шифровке — правильное. Чердыня протянул лист ближайшему офицеру — это был майор Комаров, — и сказал:
— Прочитайте, майор. Вслух.
Комаров взял шифровку, кашлянул и начал читать:
— Сообщаю, что сегодня, 25– го августа 2017 года, в 4 часа 55 минут было совершено нападение на ГОВД г. Тверь. Группа неизвестных проникла в главное здание ГОВД. Предположительно под видом сотрудников комитета «Кобра» или сотрудников полиции. В это время в здании находилось всего восемь сотрудников ГОВД, так как весь личный состав был задействован в ОРМ[62] по плану «Капкан», объявленным в связи с терактом, совершенном ранее в скором поезде № 29 «Мегаполис» сообщением Москва — Санкт-Петербург. После того, как неизвестные оказались внутри здания ГОВД, они открыли огонь по сотрудникам. В результате все находившиеся в здании сотрудники были убиты. После этого террористы вскрыли ряд служебных кабинетов и помещений и похитили документы убитых сотрудников, два генератора биоволны, табельное оруж…
— Стоп. — сказал Чердыня. — Стоп, достаточно.
Он вытащил из пачки сигарету, некоторое время крутил ее пальцами и сломал. Крошки табака посыпались на столешницу. Чердыня с недоумением посмотрел на половинки сигареты и бросил их в пепельницу.
— Значит, так, — сказал он, — на данный момент у них есть шесть усилителей и два генератора… По крайней мере, мне очень хочется надеяться, что сейчас у них
Генерал— майор Власов ответил:
— Да, все понятно.
— Все свободны.
Офицеры встали, двинулись к дверям. Глядя им в спины, Чердыня произнес:
— Через час я хочу услышать ваши соображения.
Когда дверь закрылась за последним из сотрудником, Чердыня посмотрел на Власова:
— А теперь расскажите мне про утечку.
— Неделю назад был убит сотрудник — капитан Гривас из восьмого отдела. Именно он курировал тему «Мертвый огонь».
— Какие меры были приняты?
— Было проведено внутреннее расследование. Пришли к выводу, что имело место бытовое убийство — разбой или убийство на почве ревности.
Несколько секунд Чердыня молчал, потом взорвался:
— Что значит «или»? Что, черт побери, значит это ваше «или»? Убит сотрудник, который курировал тему «Мертвый огонь»! Это что — хер собачий?! Кто проводил расследование?
— Начальник отдела майор Колесов. Курировал полковник Спиридонов.
— Обоих сюда. Немедленно.
Колесова на службе еще не было, а Спиридонова вернули в кабинет, из которого он вышел три минуты назад. Чердыня уже взял себя в руки, поэтому выслушал Спиридонова спокойно. Он выкурил сигарету и сказал:
— Рыжая появилась рядом с Гривасом не случайно. Вероятно, ее использовали в качестве наживки. Необходимо ее найти. Найдем женщину — выйдем на след террористов.
Спиридонов ответил:
— Мои люди три дня подряд шерстили квартал, в котором, предположительно, находилась эта Рыжая… Ничего не нашли.
— Теперь попробуют мои… Я подключу к розыску Игнатьева.
Спиридонов подумал: Игнатьева, значит… Игнатьев — профи. Вот только ничего ему не светит. Рыжей там давно уже нет.
Полковник Спиридонов заблуждался — невзирая на приказ Мастера, Виктория по-прежнему жила в съемной квартире на Фонтанке.
В девятичасовом выпуске программы «События» на канале «Народный» был показан сюжет о налете на «Мегаполис». По версии, озвученной на канале, в спецвагоне перевозили деньги. В двенадцатичасовом выпуске рассказали о трагедии в Твери. Согласно представленной версии, кровавую бойню в горотделе устроил сотрудник полиции, у которого «снесло крышу». В эту версию безусловно поверили.
Майор Колесов стоял посреди кабинета полковника Спиридонова. Спиридонов ходил из угла в угол. Мимо Колесова он проходил, как мимо неодушевленного предмета. Это продолжалось довольно долго — около минуты. Потом Спиридонов резко остановился напротив майора, заглянул ему в глаза. Колесову стало холодно. Спиридонов тихо произнес:
— Вы наделали грубейших ошибок в деле Гриваса. И крупно подставили меня.
— Господин полковник…
— В результате в руки террористов попало страшное оружие.
— Господин пол…
— Если они проведут теракт с применением этих установок, то не только погоны полетят — головы… Понял, майор?
— Так точно.
— И первым кандидатом в «душевую» буду я, — сказал Спиридонов.
— Господин полковник…
— Но я постараюсь, чтобы вторым стал ты. Ведь именно ты, майор, убедил меня, что Гривас стал жертвой уличного разбоя… Поэтому следующая наша встреча может состояться в «душевой».
Колесов подумал про покойного Гриваса: подставил, сука, подставил.
Спиридонов отвернулся, пошел в дальний угол. Он сутулился и слегка подволакивал левую ногу — память о давнем ранении… Колесов смотрел вслед ему с ненавистью. Спиридонов дошел до угла, повернулся и сказал:
— Хочешь, майор, в «душевую»?
— Нет, господин полковник.
— А если не хочешь, то, значит, надо выйти на след террористов. Выйти раньше, чем они успеют применить усилители… Понял?
— Так точно.
— Главное направление работы — Рыжая. Нужно найти ее, майор. Обязательно нужно найти ее.
— Мои люди три дня работали…
— Хреново вы работали!.. Через полчаса к тебе приедет Игнатьев от Чердыни. Поступаешь в его распоряжение. Иди — работай. Докладывать мне дважды в сутки.
Колесов повернулся и пошел к двери. Когда он уже взялся за дверную ручку, полковник Спиридонов сказал:
— Ты с Игнатьевым, конечно, сотрудничай, но… В общем, будет лучше, если ты найдешь эту Рыжую сам, без Игнатьева. Понял?
— Так точно, господин полковник.
К девяти часам 25– го августа во всех пятидесяти шести региональных управлениях МВД были организованы засады. (Строго говоря — в пятидесяти пяти. Ставить засаду в Твери не стали) Бойцы и офицеры спецназа комитета «Кобра» прибывали в полицейские управы в гражданском или в форме сотрудников полиции. Им выделяли отдельное помещение рядом с оружейной комнатой — «Ужасы» хранили в оружейках.
Во все региональные подразделения комитета были разосланы спецсообщения о налете на спецвагон экспресса «Мегаполис». В ориентировках были подробно описаны ящики, указаны их размеры, были приложены фотография маркировки на ящиках и фотография собственно антенны— усилителя.
Во все подразделения полиции тоже поступила ориентировка. Про назначение антенн было сказано, что это оборудование для геологических исследований. Сотруднику, обнаружившему похищенное, была гарантирована денежная премия в размере полторы тысячи новых евро. Дабы не искушать полицейских, в ориентировке указали, что само по себе «геологическое оборудование» не имеет никакой материальной ценности, не содержит драгметаллов и сбыть его кому— либо невозможно.
Вся агентура была сориентирована на розыск антенн.
На территории Тверской губернии, на территории соседних губерний и в Москве разворачивались широкомасштабные полицейские мероприятия. На дорогах досматривали практически все автомобили, шли массовые проверки лиц из «Синего списка». Ржавый, разбалансированный механизм полицейской машины начал раскручиваться. Он вращался медленно и со скрипом.
Адъютант доложил:
— Министр здравоохранения, Сергей Сергеич.
— Запускай мерзавца.
Через несколько секунд в кабинет вошел министр здравоохранения:
— Здравствуйте, Сергей Сергеич.
У Председателя было отменное настроение — только что Зоя сделала ему минет, — он ответил:
— Здравствуй, здравствуй, серийный убивец. Садись.
Министр здравоохранеия и социального развития Зурабчик хохотнул: ценю, мол, шутку, — присел на стул.
— С чем пожаловал?
— Главных вопросов два: о реформе здравоохранения и информация по программе «Утилизация».
— В советские времена ходил такой анекдот: идет собрание в колхозе. Председатель докладывает: на повестке два вопроса: строительство сарая и построение коммунизма. Поскольку доски для строительства сарая уже спи*дили, предлагаю начать сразу со второго вопроса.
Министр анекдот давно знал, но засмеялся искренне, как будто услышал впервые. Отсмеявшись, сказал:
— Так мне… со второго?
Председатель кивнул. Министр достал из папки и протянул Председателю несколько листочков бумаги — выписки с банковских счетов. Председатель просмотрел, сказал:
— Ну что? Молодец, молодец… Сколько украл?
— Сергей Сергеич! Да я же…
— Ладно. Живи, пока за руку не схвачен… Иди. — Министр поднялся. — Стой. — Министр остановился. Председатель положил на стол ногу. — Что-то у меня пятка чешется. Почеши-ка.
Министр почесал пятку.
— Молодец, — сказал Председатель. — Настоящий… здравоохранения. А теперь иди. Иди, работай, — махнул кистью Председатель. — Реформа здравоохранения не ждет.
Министр вышел. Председатель еще раз посмотрел на выписки со счетов: около двадцати миллионов новых евро… Неплохо, неплохо. Да и минет был хорош.
После операции в Твери «гёзы» укрылись в частном доме на окраине Максатихи. Этот дом был одной из баз движения «Гёзы». Таких баз и явочных квартир было довольно много. Обычно их арендовали, но иногда приходилось покупать. Это было весьма затратно, но необходимо. Тем более, что периодически базы приходилось менять. Еще чаще приходилось менять автомобили. А уж телефоны менялись едва ли не еженедельно. Иногда телефон использовали для совершения одного-единственного звонка… Кроме того, подпольщикам нужны были документы, оружие, спецоборудование. Да еще приходилось давать взятки чиновникам и полицейским… В общем, нелегальная деятельность — дорогое «удовольствие». Она все время требует денег, денег, денег. Для того, чтобы зарабатывать деньги, Полковник создал полтора десятка различных фирм. Как правило, сотрудники этих фирм даже не догадывались, что работают на «корпорацию» «Гёзы». Но иногда такие фирмы имели двойное назначение. Например, на сельской ферме не только откармливали скотину, но и лечили раненых. А в столичном центре пластической хирургии «подправляли» внешность тем «гёзам», кто засветился. В автомастерской изготавливали взрывчатку… Фирмы работали и даже приносили какой-то доход. Тем не менее денег постоянно не хватало. Поэтому Кот со своими «котятами» время от времени потрошил провинциальные банки, брал инкассаторские машины. За голову Кота была объявлена награда в размере двадцать пять тысяч новых евро — огромные в нищей РФ деньги.
Кот и Дервиш сидели за столом. Шторы в комнате были плотно задернуты, над столом висела керосиновая лампа. На полу стояла вынутая из ящика антенна-усилитель, на столе были разложены складной титановый приклад, тренога, электронно-оптический прицел, а также «прожектор», провода для подключения аккумулятора и блок управления «Ужасом».
— Отлично сработано, Виктор, — сказал Дервиш. — Как всегда — отлично сработано.
Кот ответил:
— Спасибо. т-теперь бы с этой техникой р-разобраться.
— Это уже не ваши, Виктор, проблемы. Вы свое дело сделали на отлично — за одну ночь две серьезнейших операции провели. Блестяще и без потерь. Но на отдых времени дам всего сутки — нужно готовить следующую операцию. А пока отсыпайтесь и ни о чем не думайте.
— Сейчас п— пойду спать… Я только вот что хотел с-спросить: а разберетесь? В том смысле, что техника незнакомая, а инструкции п— пользователя нет.
— С «железом» разберемся. А вот с электроникой… не уверен. Конечно, можно знакомиться с аппаратурой методом, что называется, тыка. Но учитывая специфику этой аппаратуры, делать этого не стоит.
— Тогда — что?
Дервиш помолчал, потом сказал:
— Есть у меня человек один, который может помочь. Надеюсь, что сможет… Если согласится. Конечно, это не совсем его профиль — он математик, но когда-то занимался проблемами близкой, так сказать, тематики. В общем, когда-то он меня расколдовывал… Сегодня же пошлю за ним Студента с Глебом.
— В каком смысле «р-расколдовывал»? — спросил Кот.
— В прямом. Меня в Африке — я ведь много лет в Африке отработал, — так вот, меня там колдуны заколдовали. Думал: все! Конец мне. Или с ума сойду, или… В общем, потом меня в Союзе наши колдуны и спецы из одного закрытого НИИ расколдовывали.
Кот оторопел, озадаченно спросил:
— И как?
А Дервиш подмигнул и сказал:
— Расколдовали.
Кот почесал в затылке, произнес:
— Немой технарь п— по образованию. И вообще — светлая г— голова. Что сможет — поможет.
— Спасибо, — отозвался Дервиш. — Пусть Немой тоже отдыхает. Вечером займемся этими железками… А пока — спать.
Кот поднялся, пошел к двери. Уже в дверях остановился, обернулся:
— Можно вопрос, Евгений Васильевич?
— Конечно.
— Как вы хотите использовать это «д-добро»?
Дервиш улыбнулся… Дервиш улыбнулся и сказал:
— Вам, Виктор, скажу: я уже давно хочу добраться до Председателя.
Начальник ОРО[63] службы безопасности Национальной корпорации «Промгаз» Игнатьев приехал в «Кубышку», к Колесову. За сорок минут он просмотрел все материалы по «делу Гриваса» и подробно расспросил Колесова. Колесов охотно отвечал на вопросы. Вот только «забыл» проинформировать коллегу о том, что Рыжая «засветилась» в кафе на Парадной улице. Игнатьев сказал:
— Ну что ж? Шансы поднять дело есть. Главное сейчас — найти эту мадаму.
Колесов ответил:
— Я думаю, что нам стоит работать вместе.
— Спасибо, — ответил Игнатьев с ироничной улыбкой. — Если нам понадобится помощь, мы обязательно обратимся к вам.
Колесов мысленно матюгнулся — его бесцеремонно отодвигали в сторону.
Оперативники ОРО приехали на набережную Фонтанки. За «печку», от которой следует плясать, приняли дом № 183. Игнатьев провел короткий инструктаж, раздал фотографии убитого капитана и восемь двоек двинулись в обход квартала, где, предположительно, могла проживать женщина, которой звонил Гривас, отправляясь в свою последнюю «командировку». За ней уже закрепился псевдоним «Рыжая». Операм предстояла огромная работа — обойти порядка тридцати домов, в которых было более восьмисот квартир, полтора десятка магазинов, парикмахерские, массажный салон, баня и два десятка офисов. Конечно, был шанс, что им повезет и они зацепят след этой Рыжей быстро. Но опыт показывал, что чаще бывает наоборот.
Сотрудники СБ «Промгаза» работали парами. Один оперативник был в полицейской форме, с удостоверением следственного комитета ГУВД, другой — в штатском и с документами частной сыскной конторы. Маскарад затеяли потому, что без полицейского никто не откроет дверь частному детективу. А полицейскому откроют — не имеют права не открыть. Но вот разговаривать с полицаем почти наверняка никто не станет: не знаю, не видел, не слышал, спал… А с частным детективом могут и поговорить. Особенно если простимулировать.
Оперативники обходили квартиры, «полицейский» звонил и предлагал открыть представителю власти. Открывали — куда денешься? Потом вступал в дело «частный детектив». Он показывал фотографию убитого капитана. Сразу говорил о солидном вознаграждении. Объяснял, что этот человек не преступник, что он пропал, давил на жалость, рассказывал, что у него дети и просил вспомнить, не видел ли кто пропавшего или его автомобиль.
Не взирая на приказ Мастера, Виктория не торопилась съезжать с квартиры. По банальной причине: ей очень не хотелось возвращаться в свою однокомнатную квартиру на Гражданке, недалеко от метро «Академическая». Там, в блочной пятиэтажке, построенной полвека назад, была у нее однокомнатная квартирка. Виктория говорила про квартиру: мой клоповник. В доме, действительно, были и клопы и тараканы и крысы. Зато не было горячей воды, да и холодную давали по расписанию. Электричество — тоже с перебоями… Дом наполовину заселяли выходцы из Средней Азии и — частично — китайцы. Одинокой девушке жить в этом доме было трудно… Она всем рассказывала про мужа, который сидит, но скоро выйдет. Мужа у нее не было, однако до поры до времени это работало. Но наступил момент, когда не сработало… В один из вечеров она возвращалась домой и возле забегаловки с названием «Монета» к ней подошли три поддатых таджика. Насчет мужа слушать не стали, а сказали: пойдешь с нами… Она уже давно носила с собой выкидной нож с коротким, широким клинком. Приучала себя к мысли, что когда-нибудь придется им воспользоваться, но не была уверена, что сумеет… Она порезала всех троих. Пластала наотмашь — по мордам, по рукам, по мордам.
Как она резала таджиков, видели человек десять, тусовавшихся возле забегаловки, и на следующий день об этом говорил весь квартал. И уже никто больше не пытался разговаривать с ней грубо. Напротив — начали демонстрировать уважение.
Тем не менее ей очень не хотелось возвращаться в «свой клоповник». И Виктория осталась на съемной квартире в «Золотом треугольнике». Ей казалось, что ничего страшного в этом нет.
Спустя два часа после начала обхода двое оперативников остановились у двери квартиры, которую снимала Виктория. Один из них нажал на кнопку звонка. От Рыжей их отделяло всего шесть метров… каких— то шесть метров.
Виктория лежала в ванне с горячей водой. Вода пахла полевыми цветами. Через крошечные наушники в голову Виктории лилась музыка Вивальди. Виктории хотелось лежать и ни о чем — совсем ни о чем! — не думать. Но не получалось. Память— то никуда не денешь. В голове нет кнопки «Delete» и тебе всю жизнь носить эту боль в себе. Она немного утихает только тогда, когда ты берешь жизнь какого-нибудь Гриваса. Но ненадолго… ненадолго. Саднящая эта боль возвращается и терзает, гложет изнутри.
Гривас назвал ее сукой… Ну что же? В принципе, он прав. Недавно в передаче про животных Виктория видела фильм про волков. Там рассказали, как волки выманивают за околоцу деревенских псов — они посылают к деревне волчицу с течкой. Деревенские кобели теряют голову и бегут вслед за волчицей. А она приводит их в овраг, где уже ждет стая…
Опер еще раз нажал на кнопку звонка, подождал десять секунд и пожал плечами. В блокноте напротив номера квартиры он поставил время — 12.47 — и написал букву «Н». Это означало, что хозяев нет дома и следует зайти в другое время.
Виктория выключила плеер, выдернула из ушей наушники и поднялась. В зеркале на противоположной стене ванной комнаты она увидела свое отражение в полный рост — стройная, с высокой грудью и «модельными» ногами, с капельками воды на загорелой коже.
— Я и есть та волчица, — прошептала Виктория.
Генрих Чердыня был профессионалальный контрразведчик. В 2008– м Председатель пригласил Чердыню на работу в СБ корпорации «Промгаз». В то время Председатель еще не был Председателем, а был одним из членов совета директоров корпорации «Промгаз». А Чердыня к этому времени уже двенадцать лет прослужил в контрразведке. Школу проходил у спецов старой школы — тех, кого сделали еще во времена Советской Империи. Иногда сам Чердыня говорил:
Спустя несколько лет после перехода Чердыни в «Промгаз» он помог председателю стать Председателем, а тот сделал его начальником службы безопасности. Формально Чердыня занимал не самый значительный пост, фактически был самым влиятельным силовиком в РФ. И имел почти неограниченный доступ к Самому.
Генрих Чердыня сидел в своем кабинете на третьем этаже Новой башни и обдумывал сложившуюся ситуацию. Налет на полицейское управление в Твери показал, что она даже более серьезна, чем представлялось после налета на «Мегаполис». Чердыня — старый, опытный волк Чердыня — понимал это отлично.
Чердыня вызвал Михельсона. Когда лейтенант прибыл, Чердыня сказал:
— Вы у нас, лейтенант, главный эксперт по применению «Ужаса». Но до сих пор мы говорили о санкционированном применении комплекса «генератор — антенна-усилитель». А теперь давайте подумаем о несанкционированном.
— Извините, Генрих Теодорович, но что вы подразумеваете под несанкционированном применением? — поинтересовался Михельсон.
— А вы не догадываетесь?
— Э— э… затрудняюсь.
— Предположим, что пара комплексов попали в руки террористов.
Все стало понятно Михельсону: допрос, которому его подверг майор Колесов — якобы, в связи с исчезновением Гриваса… внезапный ранний утренний вызов с докладом для руководства… суета в конторе… Все это сложилось вместе и…
— Террористы сумели захватить пару комплексов? — спросил Михельсон.
Чердыня свел брови, произнес:
— Я сказал: предположим.
— Извините.
— Извиняю. А теперь ответьте мне, лейтенант, вот на какой вопрос: имея на руках образец — можно наладить производство кустарным способом?
— Антенн или генераторов?
— И антенн и генераторов.
— Антенну изготовить можно. При наличии некой производственной базы и квалифицированных рабочих это не очень сложно. Генератор тоже, пожалуй можно сделать. Но вот настроить его без специального стенда будет весьма трудно. Практически — невозможно.
— Понятно, — сказал Чердыня. — А теперь вернемся к главной теме: предположим, в руки к террористам попали два-три комплекса. Навскидку — как они могут их использовать?
Михельсон ответил:
— Навскидку? Ну, если исходить из того, что основное назначение прибора — разгон демонстраций, пресечение уличных беспорядков…
— А создание уличных беспорядков? — спросил Чердыня.
— Именно об этом я и хотел сказать. Мне представляется, что это две стороны одной медали. То есть можно разогнать агрессивную толпу, а можно оказать воздействие на, большую группу лиц, собравшихся, например, на футбольный матч. Возникнет паника, давка и…
Чердыня протянул Михельсону раскрытую пачку сигарет: курите. Михельсон осекся, ответил:
— Спасибо, я не курю… Итак, неизбежно возникнет паника, люди бросятся бежать к выходу. В давке многие будут покалечены, затоптаны насмерть. Почти все получат психические травмы и…
— Понятно. Можете не продолжать… Ну а другие варианты?
— Другие варианты?
— Да. Представьте себя на месте террориста, в руки которого попало столь мощное оружие.
— Это…э— э… довольно неожиданное предложение.
Чердыня прикурил сигарету и сказал:
— Хорошо, давайте попробуем вместе. Итак, мы с вами два отмороженных террориста и в наши руки попали два комплекса. Мы хотим провести теракт. Предлагайте, предлагайте варианты.
— Ну, например, мы могли бы провести диверсию на крупном промышленном предприятии…
Чердыня подумал: господи, откуда берутся такие тупые? Может быть, в своем деле он хорошо разбирается, но во всем остальном…
— Например, на предприятии химической промышленности… Или на атомной электростанции.
— Бросьте вы это, Михельсон, — сказал Чердыня. — Экологических проблем в эрэфии и без этого более чем хватает. На кой хрен «Гёзам», «Александру Невскому» или «Истребителям» увеличивать количество этого «счастья» на своей земле?
— Но как же, Генрих Теодорович? Они постоянно проводят диверсии — крушения поездов, аварии на предприятиях, трубопроводах…
— Ключевое слово в том, что вы сейчас сказали: аварии. Аварии на сгнивших трубопроводах, разваливающихся предприятиях, донельзя изношенных железных дорогах. Прикрывая свою жопу, мы списываем все это на террористов. Понятно?
Михельсон выпучил глаза:
— А как же «Уральский треугольник»? Ведь это же…
— А ты знаешь, Михельсон, как появился «Уральский треугольник»?
— Да, конечно… После того, как Совет директоров Национальной корпорации «Промгаз» предъявил ультиматум руководству так называемой Свободной Уральской республики, оно, это руководство, осознало, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. И тогда они…э— э… руководство… приняли решение взорвать три имевшихся в их распоряжении тактических ядерных заряда.
Чердыня стряхнул пепел в пепельницу. В принципе, он мог бы ничего не говорить этому технарю. Более того — он и не должен был этого говорить… Но почему— то решил сказать. Такое было у него настроение в этот день.
— Интересный ты человек, старший специалист лейтенант Михельсон… Эта самая Свободная Уральская республика еще у прошлого режима была, как заноза в жопе. Долгое время отрицали даже сам факт ее существования. Держали СУР в блокаде. Но после Освобождения, — Чердыня выделил слово «Освобождения» и чуть заметно усмехнулся, — после Освобождения с этим очагом вольнодумства решили покончить. Совет директоров принял резолюцию по СУР, и осенью 14-го выдвинул им ультиматум. Который они отвергли… Началась военная операция. Но после двухмесячных боев федеральным войскам так и не удалось продвинуться вперед более чем на двадцать— тридцать километров… Вот тогда и было принято решение сбросить на территорию СУР три тактических ядерных заряда. Потом мы объявили, что они сами взорвали эти бомбы… Теперь треугольник мертвого леса виден аж из космоса. — Чердыня раздавил сигарету. Сказал: — Все, закрыли тему…. Лучше представим вот какую ситуацию: мы с тобой затеяли уничтожить высокопоставленного функционера. Возможно, самого Председателя. Как проще всего и эффективнее всего осуществить задачу?
Михельсон покраснел, промокнул носовым платком капли пота на лбу.
— Пожалуй, — сказал он, — надежнее всего осуществить это прицельным «выстрелом» в режиме «снайпер».
— Эффективная дальность — километр?
— На открытой местности — да. Но различного рода преграды — лес, земляной бруствер, стены зданий — несколько снижают КПД.
— Несколько — это насколько?
— Лес снижает незначительно. Земляной бруствер тоже не очень. Полуметровый земляной вал снизит давление только на семь процентов. А вот каменные и бетонные строения ослабляют КПД существенно. Это зависит от толщины и материала преграды, наличия в ней проемов. Например, сплошная полуметровая железобетонная стена снижает КПД на двадцать восемь процентов.
— На тридцать процентов? Это хорошо.
— На двадцать восемь.
— Не мелочись, лейтенант… Что скажешь про автомобили и самолеты?
— Про самолеты не скажу ничего — насколько мне известно, этот вопрос не исследовался. Что же касается наземного транспорта, то да — проводили замеры. Корпус обычного автомобиля экранирует слабо. Хоть и металл, но тонкий. Кроме того, в обыкновенном легковом автомобиле очень велика площадь стекол… А вот восьмимиллиметровая броня корпуса бронетранспортера снижает КПД более чем на сорок процентов.
— Так, — сказал Чердыня. — Уже лучше… Что еще можно предложить?
Михельсон ответил:
— В разработке есть индивидуальное средство защиты — «Нимб».
— Ну— ка, ну— ка, поподробней. Что это такое?
— «Нимб» — это шлем. Изготавливается на базе обычного армейского шлема.
— Так… А в какой стадии разработка?
— Уже есть опытные образцы. Правда, сырые.
— Погоди-ка, эксперт, — сказал Чердыня. — А не этот ли шлем проходит в документах под наименование «шлем защитный специальный»?
— Да, — ответил Михельсон. — Так обычно обозначается в документах. А разговорах между собой — «Нимб»… Значит, вы уже слышали про шлем?
Час назад Чердыне сообщили, что помимо усилителей «Ужаса», из спецвагона «Мегаполиса» исчезло специзделие под названием «Шлем защитный специальный» в количестве двух штук. Что это такое Чердыня, разумеется, не знал.
— Слышал, — проворчал Чердыня. — А что — эти ваши «Нимбы» действительно защищают от «Ужаса»?
— Защищают. Но видите ли в чем дело, Генрих Теодорович, — Михельсон немного помялся. — Шлем пока сырой. Он нуждается в серьезной доработке… Тут проблема в чем? В том, что для противодействия «Ужасу» шлем создает собственное поле психологического воздействия. Оно на порядки ниже, чем то, которое создает «Ужас», но оно есть.
— И что? — с интересом спросил Чердыня.
— В «Нимбе» нельзя работать более десяти, максимум пятнадцати минут. Если человек находится в шлеме дольше, то у него могут возникнуть сонливость, апатия, или, напротив, агрессия. Могут быть галлюцинации. А впоследствии у него гарантированно будут проблемы с психикой.
— Но пятнадцать— то минут в этом «Нимбе» он может противостоять воздействию «Ужаса»?
— Воздействию одного прибора — может. А если на человека одновременно будут воздействовать два-три прибора, то навряд ли.
— А что — воздействие нескольких приборов имеет свойство суммироваться?
— Частично. Одновременное воздействие двух приборов не дает удвоения КПД, но процентов на пятнадцать давление усилится. Надо полагать, что использование третьего прибора тоже даст увеличение КПД, но цифры вам не назову — таких экспериментов не ставили.
— Понятно, — сказал Чердыня. — Благодарю вас, лейтенант… Теперь слушайте меня. С сегодняшнего дня вы подчиняетесь лично мне, выполняете только мои задания и отчитываетесь только передо мной. Всех остальных, включая Власова, можете посылать на йух. Ибо самый главный здесь — Председатель. После него — Господь Бог. А после Бога — я. Понятно?
— Так точно, — ответил Михельсон и даже подобрался весь.
— Тогда обозначу вам ваши задачи. Во-первых, необходимо дать экспертное заключение о возможности применения террористами усиленного антенной «Ужаса». В первую очередь меня интересует возможность теракта, направленного против Председателя… Понятно?
— Так точно.
— К работе можете привлекать любых специалистов, которые вам понадобятся. Разумеется, на условиях строжайшей секретности и только по согласованию со мной. Во-вторых, необходимо разработать меры по защите автомобилей. Конкретная модель — «гелендваген». В— третьих, нужно активизировать работы по доведению до ума этих ваших «Нимбов»… Сколько вообще этих шлемов у вас уже есть?
— Немного. Думаю, что всего штук пять— шесть… Генрих Теодорович, можно задать вопрос?
— Задайте.
— Если я правильно понял — усилители похищены?
— Похищены, лейтенант. Все шесть штук. Сегодня ночью при перевозке из Москвы в Питер.
— Это очень плохо, но не представляет угрозы. Для того, чтобы антенна стала оружием, необходим собственно генератор.
— Спустя два часа после налета на спецвагон, в котором перевозили антенны, был совершен налет на горотдел полиции в Твери, захвачены два генератора.
Михельсон вытаращил глаза.
— Значит, — сказал он, — в руках у террористов есть две действующих установки?
— Есть. Но это государственная тайна. Если ты, лейтенант, завтра растреплешь где-нибудь про то, что это мы сбросили ядерные заряды на Урал, то будешь просто безответственным трепачом. Но если ты кому— либо хотя бы только намекнешь, что в руки террористов…
— Генрих Теодорович! Да я…
— Если ты хоть намекнешь кому— либо об этом, то отправишься прямиком в «душевую». Знаешь, что такое «душевая»? — Михельсон кивнул. — А могу поступить по-другому — могу отдать тебя твоим коллегам… в качестве подопытного. И тогда уже на тебе будут опробовать новые образцы «Ужаса». Понял?
— Так точно, понял.
— Вот и ладно, — сказал Чердыня. Потом вызвал помощника: — Подберите господину эксперту отдельный кабинет на нашем этаже, выпишите пропуск и обеспечьте условия для работы.
— Пропуск постоянный? — уточнил помощник.
— Нет, пока — временный.
Помощник кивнул, сказал Михельсону: прошу вас пройти со мной, господин эксперт, — и вышел. Вслед за ним вышел Михельсон.
Несколько минут Чердыня сидел в своем кресле совершенно неподвижно. Потом резко поднялся и тоже вышел из своего кабинета. Он прошагал недлинным коридором и остановился в холле у дверей лифта № 3. В окошке над дверьми светилась цифра «25». Весь двадцать пятый этаж был отведен под личные апартаменты Председателя. Поэтому лифтом № 3 мог пользоваться крайне ограниченный круг персонала — всего четырнадцать человек. Чердыня приложил свою личную карту к сканеру справа от двери. В окошке стали мелькать цифры — лифт поехал вниз. Через одиннадцать секунд створки лифта бесшумно разъехались в стороны, Чердыня вошел внутрь, нажал на кнопку с надписью «Крыша». Створки закрылись, лифт поехал наверх. Спустя одиннадцать секунд он остановился. Чердыня вышел наружу и оказался на крыше Новой Башни. Крыша имела форму правильного пятиугольника и была обнесена стальными экранами-жалюзи. В обслуге Башни поговаривали, что трехметровые экраны поставлены для того, чтобы снаружи никто не мог увидеть, что происходит на крыше. В действительности экраны должны были служить защитой от непогоды — снега и ветра. Посредине пятиугольника крыши стояли личные вертолеты Председателя — огромный «S— 92», в стороне — маленький двухместный «R22 Beta». Еще дальше стоял на тележке беспилотный многоцелевой геликоптер «Джедай». По углам располагались серые коробки — служебные помещения. В них находились посты наблюдения, огневые точки, радиолокационная станция и батарея ПВО. На вышке крутился локатор… А над всем этим раскинулось блеклое, как будто выцветшее от жары небо.
Чердыня остановился и вытащил сигареты. Через огромное, более сотни метров в поперечнике, пространство, к нему уже спешил дежурный. Отвернувшись от ветра, Чердыня щелкнул зажигалкой, прикурил.
Дежурный подбежал, остановился в трех шагах:
— Господин подполковник…
— Отставить, — ответил Чердыня. Он выдохнул сизое облачко дыма и ветер сразу отнес дым в сторону. — Ну, как дела?
— Без происшествий, Генрих Теодорович.
— Вот и ладно… Я тут погуляю, а ты минут через пять пришли ко мне командира снайперской группы.
— Сделаем, Генрих Теодорович.
Чердыня отвернулся от дежурного и двинулся к ближайшему углу Башни — северному. Остановился возле экрана. Широкие створки жалюзи находились в горизонтальном положении, открывая обзор. Начальник СБ облокотился на стальную створку, но тут же отдернул руки — металл раскалился на солнце и был горячим. Чердыня посмотрел вниз — прямо под ним лежал мыс, образованный слиянием Невы и Охты. Мыс был острым, как наконечник копья, и смотрел на север. Ярко блестела синяя невская вода. На левом берегу сверкали купола Смольного собора. В километре от острия мыса Нева круто поворачивала на запад. Чердыня подумал, что со старой Башни видно было гораздо больше. И что именно у подножия той, старой, Башни, прошло первое реальное применение «Ужаса». Чердыня наблюдал его лично.
…Был серый октябрьский день 2010 года. Генрих Чердыня стоял на шестнадцатом этаже строящейся Башни и смотрел на мост Петра Великого. Тогда на мосту еще не построили второй ярус и колонна демонстрантов была видна как на ладони. Они шли с левого берега Невы на правый, надеялись провести митинг у подножия Башни. Башня на тот момент представляла из себя стальной скелет высотой восемьдесят метров. Демонстранты требовали остановить строительство на этой отметке. Идиоты — если «Промгаз» решил построить Башню высотой четыреста метров, значит, он построит Башню высотой четыреста метров… Колонна втянулась на мост. На противоположном конце моста ее уже ждал полицейский автомобиль с «Ужасом» на крыше. Тогда Чердыня впервые увидел, как действует на людей «Ужас». Он видел, как они бежали в панике, как некоторые прыгали в Неву. Через минуту — всего через минуту! — мост опустел. На нем остались только несколько затоптанных в давке, да пара эпилептиков, бьющихся в припадке… Это произвело ошеломляющий эффект. Именно тогда Генрих Чердыня понял, какой фантастической силой обладает это оружие.
И вот спустя семь лет это оружие оказалось в руках террористов, и теперь уже они могут угрожать обитателям Башни.
С сигареты Чердыни упал столбик пепла, рассыпался прахом, ветер унес прах.
На створки жалюзи слева от Чердыни упала тень. Подполковник обернулся — в нескольких метрах от него стоял командир снайперской группы, капитан Сазонов. Он подошел совершенно бесшумно. Чердыня протянул Сазонову руку:
— Здоров, снайпер… Как оно?
— Как всегда — отлично, Генрих Теодорович.
— Тогда слушай вводную, капитан: ты — террорист. Твоя задача: убить Председателя. Посмотри по сторонам. — Чердыня провел рукой и добавил: — Выбери позицию.
Сазонов — невысокий, ладный, с пшеничными усами на дочерна загорелом лице — улыбнулся и сказал:
— Пока господин Председатель находится в Башне — снайпер ему не опасен.
— Это почему?
— Дело в том, Генрих Теодорович, что мы уже моделировали эту ситуацию, анализировали. Шансы на успешную реализацию равны нулю.
— Обоснуй, капитан.
— Это просто: для того, чтобы поразиить цель, необходимо ее хотя бы видеть. Но это невозможно, так как все стекла Башни выполнены зеркальными. А личные апартаменты господина Председателя вообще не имеют окон и укрыты за двойной стеной — наружной, закрывающей галерею, и внутренней. Пробить нельзя даже из винтовки «Aerotek». Ее делали в ЮАР — пока еще существовала ЮАР — под советский патрон 14,5ґ114. Монстр! Супермонстр! — весит двадцать восемь килограммов. Плюется пулей массой шестьдесят четыре грамма. Пуля имеет начальную скорость тысяча восемьдесят метров в секунду и пробивает бетонные стены на дистанции в километр… Но даже из этого супермонстра ничего нельзя сделать.
Чердыня несколько секунд думал: сказать правду?.. Решил: нет, не надо говорить.
— Предположим, — сказал он, — что будет использована винтовка, которая сможет пробить стены.
Сазонов был удивлен. Он спросил:
— Что же это за вундерваффе[64], Генрих Теодорович?
— Это оружие нового поколения. У него совсем другие возможности.
— Допустим, эта пушка пробьет стены… Допустим. Но как осуществить прицельный выстрел?
— А не нужно прицельный. Достаточно положить пулю на этаж.
Сазонов был явно озадачен. Он спросил:
— Нельзя ли узнать характеристики этого вундерваффе более подробно?
— Максимальная дальность, с которой можно вести из этой винтовки эффективный огонь — один километр. Навылет бьет метровые стены. Больше тебе знать не нужно… Кстати, этот показатель — один километр — почти соответствует зоне твоей ответственности. Итак, возвращаюсь к вводной: ты — террорист, тебе нужно выбрать позицию для обстрела двадцать пятого этажа Новой Башни. Понятна задача?
— Так точно, — ответил Сазонов. — Предлагаю, Генрих Теодорович, пройти в помещение поста. Там можно будет разговаривать более предметно… Да и прохладно там.
— Пошли, — ответил Чердыня и первым двинулся к посту — плоской коробке из сэндвич— элементов и без окон.
В помещении поста было прохладно и после залитой солнцем крыши темновато. За пультом сидел дежурный снайпер-наблюдатель. Перед ним светились несколько мониторов — посередине обзорный сорокадюймовый, по бокам два поменьше.
— Прошу, — сказал Сазонов, рукой указывая на второй пульт. Он был точно такой же, как тот, за которым сидел наблюдатель. Чердыня сел в кресло, Сазонов остановился рядом. Он включил компьютер и перед Чердыней тоже вспыхнули мониторы.
— Итак, — произнес Сазонов, — посмотрим на карту.
Он вывел на большой монитор фрагмент карты Санкт-Петербурга.
— В центре — наша Башня. — Сазонов курсором показал на ярко-синюю точку. — Дальность действия вашей супервинтовки составляет одну тысячу метров. Как вы справедливо заметили, это почти соответствует нашей зоне ответственности. Хотя мы берем несколько больший радиус — одна тысяча двести пятьдесят метров… На схеме мы можем уменьшить радиус до километра, а можем оставить как есть — «с запасом». — Чердыня сказал: пусть будет «с запасом». Сазонов пощелкал мышкой, дал увеличение. Синяя точка превратилась в пятиугольник, а поверх карты легла координатная сетка, разбивающая ее на квадраты. — Итак, — сказал снайпер, — мы имеем круг с радиусом одна тысяча двести пятьдесят метров с Башней в центре. На севере граница зоны заканчивается на пересечении с Пискаревским проспектом, на востоке выходит на проспект Энергетиков. На юге круг ограничен Перевозным переулком и на западе, на левом берегу Невы, — Кавалергардской улицей. Нам нужно определить, где может устроиться террорист со своей супервинтовкой, исходя из предельной дальности стрельбы одна тысяча метров. — Сазонов замолчал, будто ожидая, что Чердыня что-то добавит, но начальник СБ промолчал. Сазонов сказал: — Еще раз повторю, Генрих Теодорович, что если бы речь шла о традиционной винтовке, пусть и сверхмощной типа «Aerotek», то я дал бы вам категорический ответ: покушение на Председателя в Башне невозможно… Обстрел окон с целью навести панику — не отрицаю — возможен. И то скорее теоретически.
— Мы будем исходить из того, что террористы располагают соответствующим оружием и готовят обстрел Башни.
— Понял… Итак, перед нами карта. Хочу обратить ваше внимание, что примерно четверть площади на ней занимает Нева. Мы все хорошо помним, что первая Башня была уничтожена ракетой, которую выпустили с плывущей по Неве самоходной баржи. Поэтому Нева всегда находится под особым контролем. Несанкционированное появление на акватории в пределах зоны ответственности каких— либо судов — прогулочных, спортивных, спасательных, иных — исключено. — Сазонов указал на мониторы. На двух из них была Нева. На широкой глади не было ни одного суденышка. Судя по картинке, камеры, с которых поступало изображение, были установлены на мосту Петра Великого. — Ситуацию на Неве контролируем не только мы, но и катера флотилии «Промгаз»… Ну, вы это лучше меня знаете… Определенный риск представляют грузовые суда, которые проходят по Неве ночью, но мы внимательно следим за ними… Охта. На Охте вообще никакой навигации нет и даже появление на ней аквалангистов или управляемого подводного аппарата исключено — река в нескольких местах перекрыта стальными сетями с гидроакустическими датчиками… Мост. Возможен ли обстрел Башни с моста? Теоретически — да. Практически, и вы знаете это лучше меня, случайный автомобиль просто не может оказаться на мосту — для этого нужен пропуск… Далее мы перебираемся на левый берег Невы. Две трети левого берега занимает Смольный. Очевидно, что снайперу было бы мягко говоря затруднительно проникнуть на территорию Смольного. И уж совершенно невозможно представить, что он сможет пронести туда оружие более серьезное, чем детский лук. Там же, на левом берегу, имеются несколько зданий в районе Новгородской и Тульской улицы, да на Смольном проспекте, в которых теоретически мог бы оборудовать позицию снайпер. — Сазонов вывел на большой монитор изображение левого берега. Дал увеличение. — Но в этих домах живут…
— Я знаю, — перебил Чердыня. В домах, о которых шла речь, жили в основном сотрудники МВД и комитета «Кобра».
— Таким образом следует признать, что вся левая часть карты, а это примерно сорок пять процентов площади зоны нашей ответственности, непригодна для того, чтобы на ней обосновался снайпер… Вернемся на правый берег. — Сазонов дал на большой монитор панораму правого берега. — Итак, правый берег. Район Большой Охты. Начнем, полагаю, с восточной части зоны. Там, по обеим сторонам Якорной улицы, расположена огромная промзона. С севера к ней примыкает Большеохтинское кладбище, с юга протекает Охта. Это практически заброшенная территория площадью более двухсот гектаров. В зону нашей ответственности входит меньшая половина — около сотни гектаров. На ней расположены десятки различных строений промышленного назначения — цеха, гаражи, склады. — Сазонов дал крупным планом несколько «картинок» промзоны — разнокалиберные корпуса почти сплошь без стекол, трубы, какие-то ржавые агрегаты. — Место потенциально привлекательное для снайпера. Контролируем посредством «скаутов» и визуальным наблюдением.
— И что же вы там наблюдаете?
— Только бомжей, бродячих собак да ворон… А вообще, место там нехорошее — не раз уже находили трупы. В том числе с признаками ритуального убийства. Похоже, сатанисты шалят.
Чердыню не интересовали сатанисты. Он сказал:
— Я бы хотел, чтобы вы вычислили наиболее привлекательные для снайпера позиции. Разумеется, в западной части промзоны, в пределах тысячи метров.
— Сделаем… А теперь перейдем к наиболее проблемной части зоны ответственности. То есть к той части, в которой стоят жилые дома. В пределах километровой зоны находятся десятки жилых домов. Обстановка гораздо более сложная, нежели на левом берегу… Но мы, как я уже говорил, провели анализ. И оказалось, что при наличии такого большого массива — десятки зданий, а в них тысячи окон, балконов, лоджий, крыш и так далее и тому подобное… Так вот, при всем при этом не более десяти процентов из них пригодны для огневой позиции. Остальные либо «смотрят» не туда, либо закрыты соседними, более высокими зданиями… Вы скажите: но десять— то процентов пригодны. Это так. И мы даже составили реестр этих окон, балконов и тэдэ. При тщательном анализе смогли отбросить половину.
— А другая половина?
— Другая половина в принципе может быть использована под огневую позицию. Мы можем поговорить по каждому адресу отдельно.
— Пока не надо. Подготовьте мне весь список адресов.
— Есть.
Чердыня вернулся в свой кабинет. Он выглядел, как обычно, спокойным, но в действительности это было не так. Он выпил чашку очень крепкого кофе, выкурил сигарету и приступил к работе. Около часа он прикидывал схему первоочередных мероприятий, потом вызвал к себе руководителей отделов. Через три минуты все, кроме Игнатьева, были в кабинете Чердыни.
— Итак, — сказал начальник СБ, — есть основания полагать, что Башня может быть подвергнута обстрелу. — Начальники начали переглядываться. Чердыня повторил: — Да, обстрелу. Мы — кровь из носу — обязаны предотвратить это. С этой минуты переходим на усиленный вариант несения службы. Отпуска отменяются. Сотрудников, которые уже находятся в отпусках — отозвать. При необходимости привлечь сотрудников из регионов… Для того, чтобы свести к минимуму возможность теракта, приказываю: удвоить количество наблюдателей снайперской группы. Задача понятна? — Сазонов кивнул. — Второе: сформировать восемь групп… нет — лучше десять… в общем, столько, сколько потребуется, групп для работы на судах, проходящих по Неве мимо Башни. Задача: сопровождать суда. Третье: провести зачистку промзоны. Хорошо было бы сделать это силами ВВ — у них в этом деле большой опыт, но обе бригады сейчас направлены в Пермь — там назревают беспорядки в лагерях. Поэтому зачистку проведем силами полиции. Но под нашим контролем. Четвертое: организовать ночные облеты территории.
Начальник авиакрыла сказал:
— Генрих Теодорович, у меня не хватает опытных операторов.
— Операторов возьмем в «гестапо»… Пункт пятый, но по значению, возможно, первый: вот список адресов, где потенциально может обосноваться снайпер. Всего шестьдесят семь адресов. Зачистку нужно провести сегодня же. Всех выселить, квартиры опечатать, поставить на сигнализацию. Силами полиции, но при участии наших оперуполномоченных… Кроме того, в жилмассиве нужно выявить все квартиры и комнаты, которые сдаются внаем. Даже если они не оптимальны для снайперской позиции. Также необходимо выявить все квартиры, которые пустуют. Проверить, опечатать. Проверить и опечатать все подвалы и чердаки. Ежедневно проверять целостность печатей. Обращать внимание на все «маленькие странности» — очень часто они оборачиваются большими проблемами. Полицейских — напрягать по полной. Их, уродов, если не сношать дважды в день, то и шевелиться не будут… Вопросы есть ко мне? Вперед, на баррикады!
Уже через полтора часа полицейские наряды в сопровождении сотрудников СБ корпорации «Промгаз» вышли на зачистку квартир по списку Сазонова.
А через три часа на северной окраине промзоны остановилась колонна грузовиков с эмблемой ОПОН[65] на борту и штабной автобус. На нем никакой символики не было. Из грузовиков начали выгружаться полицейские и собаки.
На прицепе за одним из грузовиков привезли беспилотный геликоптер «Джедай». Техник натянул между деревьями резиновый амортизатор для запуска «скаута» и занялся «Джедаем» — расчехлил его, поставил лопасти.
Пилот тем временем подготовил к полету «птичку» — прогнал стандартный тест, ввел координаты и передал «Скаут» технику. Техник закрепил за стволы двух деревьев мощный резиновый жгут, за крест на могиле зацепил лебедку и стартовое устройство. Он быстро натянул гигантскую рогатку, зацепил за нее носовой крюк «птички». Потом дернул шнур, освобождающий чеку — под углом около сорока градусов «Скаут» взмыл вверх. Опоновцы скалились: нормальная рогатка… Автоматически запустился двигатель, «скаут» начал набирать высоту и вскоре исчез из виду.
Пилот присел на борт прицепа и достал сигареты. К нему подошел капитан полиции, присел рядом. Закурили. Напротив был бетонный забор, а за забором — останки какого-то строения с провалившейся кровлей и без стекол. На стене «готическим» черно-красным шрифтом было написано: «Территория Зла. Welcome!».
Пилот затянулся, выпустил дым через ноздри и произнес:
— А ведь я когда-то работал уже на этой территории… Террориста взял.
— Живьм? — с интересом спросил полицейский.
— Живым.
— Обычно эти суки живыми не сдаются.
— А я его сетью накрыл.
— Наградили? — спросил капитан.
— Да хрен там. Это ж когда было? Это, бля, было в тринадцатом году. В тот самый день, когда «гёзы» вдолбили ракетой по Башне… Тогда никого не награждали. Тогда — наоборот, везде крайних искали. Много голов полетело… нет, не наградили.
— Да-а, — вздохнул капитан, — веселое было времечко… Я ведь тоже в 13– м здесь побывал. Через день как Башня рухнула, нас сюда в оцепление пригнали. Картина маслом: стоим, гора обломков дымится, а по улице гробы плывут.
Пилот поперхнулся дымом:
— Гробы? Какие гробы?
— Да вот с этого самого кладбища гробы. Обломками Охту завалило, вода на берег хлынула. А часть кладбища совсем низко расположена. Вода могилы свежие размыла и — поплыли гробики. Вот была картина маслом!
Подошел техник, доложил, что «Джедай» к работе готов. Пилот выплюнул окурок и ушел в штабной автобус.
Вскоре около четырехсот полицаев и двадцать собак вошли в промзону. Бойцам было тяжело в бронежилетах, в высоких тактических ботинках. Тяжко в этом пекле было и собакам. Они шли, вывалив длинные языки… Опоновцам предстояло зачистить более двух квадратных километров. Учитывая плотность промышленной застройки — цеха, ангары, заборы, чердаки, подвалы и подземные коммуникации — работа на целый день. Или на два.
Студент и Глеб выехали в Петербург. Провожая их, Дервиш сказал:
— Алексей Захарыч — мой давний и очень хороший знакомый. Но главное — ученый. Последнее слово — с большой буквы: Ученый. Математик и физик И даже больше. Впрочем, если познакомитесь поближе, то сами все поймете — масштаб личности не спрячешь… Теперь по существу: в силу ряда обстоятельств я с ним несколько лет не контактировал. Даже и не знаю — жив ли он. Пытался позвонить, но по телефону никто не отвечает. Посему — придется вам ехать. Дай бог, чтобы он был жив и в здравии… А чтобы он поверил, что вы от меня, дам вам кое-что. Покажите ему — он поймет.
Через шесть часов Студент и Глеб приехали в измученный жарой Петербург. Нашли ученого. Оказалось, что Алексей Захарович Соколов живет там, где и жил — на Петроградской, в маленькой, набитой книгами квартире с окнами во двор-колодец.
Сначала ученый общался со Студентом «через цепочку». Щели, однако, хватило, чтобы Студент просунул внутрь то, что дал ему Дервиш. Несколько секунд за дверью было тихо. Потом звякнула цепочка, дверь отворилась. Соколов — высокий, худой, седой, как лунь, мужчина лет пятидесяти, сказал: входите… Студент и Глеб вошли. Ученый обессилено опустился на старый расшатанный стул в темноватой прихожей и сказал:
— Извините, что так встречаю. Но меня уже дважды грабили. Один раз чуть не убили, — Алексей Захарыч прикоснулся к голове и Студент подумал, что, видимо, ученого ударили по голове.
— Мы все понимаем, Алексей Захарыч, — сказал он.
Соколов стиснул в руке то, что прислал Дервиш, произнес:
— Жив, значит, Евгений Василич?
— Жив. И вы можете с ним поговорить, — Студент протянул телефон. Алексей Захарович взял аппарат в руки. Студент сказал: — Просто нажмите кнопочку вызова.
Соколов как будто с опаской нажал кнопку. Через несколько секунд произнес:
— Какого цвета небо
Он выслушал ответ и сказал:
— Теперь я точно знаю, что это вы.
Немой — в прошлой жизни инженер-конструктор — сказал: все просто, как в детском конструкторе, — и за две минуты собрал установку. «Прожектор» поставил на треногу. На переднюю часть «прожектора» надел антенну, сзади привинтил приклад с пистолетной рукояткой и спусковым крючком. Спусковой крючок выглядел как— то несерьезно и Немой предположил даже, что он стоял ранее на каком-либо бытовом приборе. На правой стороне приклада, в углублении, находился блок управления — дисплей, цифровая клавиатура, два верньера, трехпозиционный переключатель и USB— разъем. На верхней части «прожектора» был узел крепления электронно-оптического прицела. Немой установил прицел. Такими прицелами обычно пользуются полицейские снайперы. Они дают возможность изменять увеличение ступенчато, от четырех до шестидесяти четырех крат и позволяют рассмотреть даже капли пота на лбу цели, находящейся в четырехстах метрах. Немой включил прицел. На дисплее появилась светящаяся прицельная марка. Немой снял с «тойоты» аккумулятор, подключил к клеммам «прожектора». Вспыхнула точка на дисплее блока управления. Немой сказал:
— Вот собственно и все — готово.
Оба — Немой и Дервиш — стояли и смотрели на конструкцию. Она была похожа на что угодно, только не на оружие.
— Выглядит не очень убедительно, — сказал Дервиш.
— Да уж, — согласился Немой. — Что дальше?
— Не знаю, — ответил Дервиш.
— Что ж, будем ждать вашего математика.
— Они уже едут, — отозвался Дервиш.
— Дядька-то как — толковый?
…Когда-то, еще в советские времена, Дервиш — он же резидент советской разведки полковник Усольцев, вошел в конфликт с сектой колдунов в Конго. Разумеется, Дервиш не хотел воевать с колдунами — он уже много лет проработал в странах экваториальной Африки и очень хорошо понимал, чем это чревато. Сидя в Москве, в кабинете, можно сколько угодно иронизировать на тему суеверий, но в африканской глубинке даже самым упертым материалистам становилось порой не по себе… Дервиш не хотел разборок с колдунами, но обстоятельства сложились так, что избежать не удалось. Как это ни странно, он вышел из той схватки победителем. Он истребил почти всю секту, лично отрубил голову верховному колдуну, который на самом деле оказался гермафродитом, но что-то они успели с ним сделать. У Дервиша начала болеть голова, он почти перестал спать. Когда все же удавалось заснуть, он видел один и тот же сон: он бредет по сумеречному миру под маленьким темным солнцем. В этом мире звучали монотонные, тягучие звуки и бродили странные, ни на что не похожие
— Дядька-то? Дядька толковый, — ответил Дервиш.
Студент, Глеб и Соколов ехали обратно. Раскаленный воздух над асфальтом дрожал и казалось, что впереди на дороге разлиты лужи. По разбитой трассе катили груженые китайским товаром автопоезда, ползали полицейские машины, носились черные джипы с кавказскими джигитами. В поселках вдоль трассы стояли женщины. Молодые предлагали себя. Пожилые — огурцы, картошку, грибы и ягоды. Вот только покупателей было мало.
Соколов сначала рассматривал пейзаж за окном с интересом, потом посерьезнел и иногда качал головой. Студент спросил:
— А что вы головой качаете, Алексей Захарыч?
— Удивляюсь, как все скверно.
— А вы не знали?
— Видите ли, я уже давно не выезжал из Петербурга. Знал, конечно, что плохо… Но не предполагал, что настолько плохо. В Петербурге тоже не здорово, но не так заметно. А здесь все наглядно. Этакая иллюстрация на тему «Разруха».
— Вы ошибаетесь, Алексей Захарыч, — сказал Студент. — Здесь еще не разруха. Здесь самая оживленная трасса эрэфии. Вдоль нее теплится жизнь. Видите — здесь есть какая-никакая торговлишка? Это значит, что хоть что-то можно заработать. Видите — полицаи поехали? Это значит, что вас не ограбят и не убьют при свете дня… может быть. А в десяти километрах от трассы другая жизнь. Там — Дикое поле. Там нет полиции. Там правят местные авторитеты. И какой-нибудь Федька Косой или Ленька Шрам с бандой из десятка дебилов с обрезами запросто может «держать» целый район. Они собирают «налоги», они же «вершат правосудие». По понятиям. И дай бог, чтобы Косой со Шрамом были «правильные» блатари. А ведь бывают отморозки, беспредельщики, которые не признают никаких понятий. Мужиков гнобят, как крепостных. За любую повинность могут искалечить, могут убить. Молодых женщин держат в наложницах или заставлюят заниматься проституцией.
— Но это же… это же средневековье.
— Оно и есть. А в Петербурге что — по-другому?
— В Петеребурге? В Петербурге, конечно, по-другому, — ответил Соколов. Подумал немного и добавил: — В центре. А на окраинах… на окраинах, конечно, — натуральные фавелы.
— Вот видите.
— Что же делать?
— Бороться.
— Как? Как с этим, — Соколов сделал жест рукой, — бороться?
— Ну, с криминальным беспределом бороться относительно просто… Вы про «Истребителей» слышали?
— Да, конечно. Они нападают на участки, убивают полицейских.
— Полицейских? Верно, уничтожают и полицейских — полицаи часто ничем не отличаются от уголовников. Но в основном «Истребители» уничтожают беспредельщиков, которые терроризируют население, торговцев наркотой и рабами… Кстати, честные полицаи — бывают, представьте себе, и такие — с «Истребителями» сотрудничают.
Соколов задумался и довольно долго молчал. Потом сказал:
— Но ведь это… без следствия… Без приговора суда.
— Вы забыли упомянуть адвоката, — ответил Студент. Соколов посмотрел на него поверх очков — по-детски растерянно.
Около восьми часов вечера напротив здания РОВД Центрального района, под знаком «Остановка запрещена», остановился серый «форд-фокус» с тонированными стеклами. Если бы дежурный по РОВД был немного поумнее, он бы вышел посмотреть на номер этого «форда» — в обе камеры, установленные на здании РОВД, номер не попал. Но дежурный поленился — начальство уже слиняло, а ребята уже привезли бухло и поехали за девками, и дежурный был настроен на приятный вечер. Он взял микрофон и произнес в громкоговоритель: эй, ты, ушлепок на «форде» — а ну свалил отсюда в три секунды.
«Форд» продолжал стоять, как стоял. Дежурный удивился, приказал сержанту Костюченкову:
— А ну— ка приведи сюда этого пидора… Хотел с ним по хорошоему, но, видать, совсем тормоз — не понимает.
Костюченков кивнул, прихватил рядового Шевченко и вышел на улицу. Они подошли к «форду»… и тоже не посмотрели на номер.
Костюченков постучал пальцем по стеклу со стороны водительской двери. Стекло опустилось. Внутри сидел немолодой мужчина в костюме.
— А ну— ка выйди, — приказал Костюченков.
Мужчина спокойно ответил: сообщите мне номер приказа.
Костюченков оторопел: какого еще приказа?
— Приказа, которым министр МВД разрешил сотрудникам народной полиции не представляться.
Костюченков оторопел еще больше — таких борзых он еще не встречал.
— Умный шибко? А ну вышел из машины!
Мужчина даже не пошевелился. Зато открылась дверь с противоположной стороны, оттуда вылез молодой крепкий мужчина. Он тоже был в костюме и при галстуке, сказал Костюченкову:
— Пошел на х, урод.
— Что-о? — Костюченков положил руку на автомат.
В этот момент рядом с ним остановился огромный черный джип «шевроле». Одна из дверей резко распахнулась, оттуда выскочили двое в черной форме, в маске, с эмблемой группы «Смерч». Один сходу ударил полицая ногой, опрокинул на землю, наступил толстой подошвой тактического ботигка на лицо, второй козырнул мужчине в «форде»:
— Извините, господин полковник — опоздали.
— Ничего, — ответил полковник Спиридонов.
Личный состав построили во дворе РОВД. Их было немного — человек тридцать — все, кого удалось собрать за полчаса. Начальник РОВД, майор Радуев, был растерян, но старался не показывать этого.
Спиридонов посмотрел на часы и произнес:
— Ждать больше не будем, — он повернулся к офицеру в маске, сказал: — Давайте этого.
— Есть, — офицер распахнул заднюю дверцу джипа, рывком выдернул из него большой брезентовый мешок, швырнул на землю. Из мешка раздался стон. Волоком офицер подтащил мешок к ногам Спиридонова. Все полицаи напряженно смотрели на мешок. Они еще не знали, кто находится внутри, но ощущали страх.
Спиридонов повернулся к Радуеву:
— Вам, майор, известно, что такое мародер?
— Так точно.
— И что это такое?
— Это когда… это если у покойника… шмотки… или коронки золотые…
— Шмотки? — повторил Спиридонов. — Коронки золотые?.. Да, и коронки золотые. — Спиридонов сделал паузу, мрачно посмотрел на майора. — Мародер, — продолжил он, — это такая мразь, которая грабит мертвых И если про солдата на поле боя с некоторой натяжкой можно сказать, что он взял
Полковник повернулся к джипу, кивнул головой офицеру, тот достал из багажника мокасины, подошел и поставил их рядом с мешком.
— …заметили. По крайней мере, один из них. — Спиридонов сказал офицеру «Смерча»: развяжите. Тот нагнулся, дернул за конец веревки. Узел на горловине мешка развязался. Офицер взял мешок за углы, поднял и вытряхнул на асфальт человека. Наклонился, вырвал изо рат кляп, коротким черным клинком перерезал пластиковые наручники на руках и ногах. Человек сел на четвереньки, но тут же упал на бок. Это был Догаев, но узнать красавца-дознавателя в этом существе с черным от побоев и щетины лицом было трудно.
— Обувайтесь, Догаев, — бросил Спиридонов, и строй ахнул: узнали дознавателя. Догаев встал на четвереньки, затравленно огляделся вокруг.
— Господин полко… господин полковник! — произнес разбитым ртом Догаев.
— Обувайтесь, обувайтесь.
— Господин полковник! Я прошу… Я виноват…
Спиридонов сделал два стремительных шага, приблизился к дознавателю, навис над ним.
— Господин полковник, — снова начал Догаев, но напоролся на взгляд Спиридонова… и сник. Он сел. Взял в руки один мокасин. С трудом натянул его на босую ногу. Взял в руки второй. Натянул.
— Теперь они ваши, Догаев, — сказал Спиридонов. — Носите.
Офицер «Смерча» протянул в сторону дознавателя руку. В какой момент в ней появился короткий пистолет, никто не заметил. Раздались два негромких хлопка, на каждом из мокасинов образовалась аккуратная дырочка.
— Майор, — окликнул Спиридонов начальника отдела. Тот не услышал — смотрел на дознователя. — Майор!
Радуев обернулся на полковника.
— Вы, майор, знаете, что такое децимация?
— Так точно.
— И что это такое?
— Это… это…
Спиридонов сказал: вы узнайте, — и пошел к своему «форду», следом двинулся офицер «Смерча».
Строй полицаев стоял молча.
В кабинете плавал голубоватый дым, Генрих Чердыня сидел за столом, подводил итоги дня.
В промзоне полицейские задачу выполнили не в полном объеме. Прочесывание начали с северной части, от кладбища, двигались на юг. До наступления темноты прошерстили менее половины территории, задержали пару бомжей и обнаружили два трупа — один почти свежий, другой старый, мумифицированный. В «свежака» были забиты несколько гвоздей, мумифицированный умер, судя по всему, сам — он сидел в кресле на третьем этаже заводского здания, в руке сжимал шприц… Ближе к вечеру один из полицейских провалился в яму, со дна которой торчала ржавая труба с расплющенным концом. Сержант сел на нее, как на кол. Спустя пять минут попала в капкан одна из овчарок. Капкан тоже был ржавый и не поймешь — то ли он сто лет тут стоит, то ли его час назад насторожили. После этого операцию решили приостановить до утра.
Среди полицейских пошли разговоры, что, мол, не случайно промзона встретила приветствием «Территория Зла. Welcome!», а яма с трубой очень похожа на волчью яму.
На Неве дела обстояли получше. Согласно сведениям, полученным в Лоцманской службе Северо-Западного речного пароходства, нынешней ночью восемь судов пойдут вниз по Неве, пять — вверх. Для работы на судах были сформированы четырнадцать групп по четыре-пять человек. Люди проинструктированы, командовать назначены решительные и опытные оперативники. Восемь групп, которые будут сопровождать суда, идущие вниз, уже находятся в Шлиссельбурге… Пять групп, которые будут сопровождать суда, идущие вверх, тоже уже находятся на своих судах в устье Невы. В акватории работают катера флотилии «Промгаз».
Зачистку жилмассива, по списку, представленному Сазоновым, провели в полном объеме, проверили все шестьдесят семь квартир. При отсутствии в квартире хозяев дверь элементарно вскрывали, квартиру досматривали. В одной из квартир обнаружили нарезной карабин «Манлихер» со снайперским прицелом и полупрофессиональный баллистический калькулятор. Хозяин — в прошлом военный — был арестован. Кроме того, выявили четырех человек, проживающих без регистрации. На городских окраинах это было обыкновенное явление — жили кто попало и без всякой тебе регистрации, а то и без документов. Но одно дело на окраинах, и совсем другое — в непосредственной близости от резиденции Председателя. Все четверо были арестованы, доставлены в Кубышку. Пустующие квартиры были опечатаны, сотрудники полиции получили приказ совершать ежедневные обходы, проверять целостность пломб, выявлять лиц, пытающихся снять жилье.
Группа Игнатьева весь день работала на Фонтанке. Обошли сто две квартиры. Результат — отрицательный, никто из жильцов Гриваса не видел. Зато в кафе выявили молодую официантку с шевелюрой рыжего цвета. После допроса и проверки на детекторе отпустили… Ничего, люди Игнатьева работать умеют, и если Рыжая обитает где-то в обозначенном «квадрате», они ее найдут. Непременно найдут.
Майор Радуев позвонил директору «элитной» гимназии, что была на его территории. Сказал в трубку:
— Ты, уважаемый, знаешь, что такое децимация?
Директор сильно испугался, выдавил из себя: да, знаю.
Непроизвольно копируя интонации Спиридонова, Радуев спросил: и что это такое?
— Это такой обычай в Древнем Риме: казнь каждого десятого воина центурии или когорты, если они совершали преступление — теряли знамя, проявляли трусость или…
Радуев дальше слушать не стал — положил трубку. А директор не мог уснуть до утра.
Алексей Захарович Соколов долго разглядывал Дервиша. Дервиш тоже разглядывал Соколова. Оба видели, какие перемены произвело с ними время.
Соколов покачал головой и сказал:
— Ну, слава Богу, это вы. И вы живы.
— А вы сомневались?
— После того, как увидел амулет, что подарил вам Илья, почти не сомневался.
Они обнялись, и Соколов прошептал на ухо Дервишу:
— Но я боялся, что Бездна все-таки поглотила вас.
— Да почему же, профессор?
— Потому что это Бездна.
Дервиш сказал: кхе, — и добавил:
— Пройдемте в дом, Алексей Захарыч — поужинаем.
Они прошли в дом, сели ужинать. В присутствии Студента и Глеба о делах тридцатилетней давности не говорили — ни к чему это. Если человек не соприкасался с
— Илью съела Бездна.
Дервиш поперхнулся чаем:
— Как?
— Некорректный вопрос, Евгений Василич. Уж вы— то должны понимать.
Дервиш согласился:
— Да, действительно, вопрос некорректный. И все-таки… что произошло в физическом, так сказать, смысле?
— В физическом смысле четыре года назад он умер. В результате инсульта. Но я знаю: Илью поглотила Бездна. Он слишком часто погружался в нее. И однажды не смог вернуться. Я, видите ли, все эти годы посвятил Бездне… Кое-что понял.
— Вы изучаете Бездну?
— Боюсь, что и это некорректная формулировка. Изучать Бездну нельзя, невозможно. По крайней мере, теми инструментами, которыми располагает наука сегодня. Хотя лично я считаю, что и завтра и послезавтра мы не сможем даже приблизиться к пониманию Бездны.
— Почему?
— Это — другое. Это слишком другое. Это настолько отличается от земного, человеческого, что нам не дано понять… Впрочем, есть деятели, которые говорят, что изучают и даже определили место, где находится Бездна.
— И где же она находится?
— Существует несколько версий. По одной, Бездна скрыта в недрах Земли. Я думаю, что это, скорее, дань традиционным библейским представлениям, согласно которым Бездна — это часть геенны огненной. В ней находятся умершие и злые духи. По другой гипотезе Бездну следует искать на одном из спутников Плутона. По третьей она расположена где-то возле Сириуса.
— А вы сами что думаете? — спросил Дервиш. Про себя подумал, что если бы кто-то посторонний слышал их разговор, то наверняка принял бы их за шизофреников… Но ведь сам Дервиш был в Бездне или, по крайней мере, заглядывал в нее. И до сих пор иногда он видел тот мир во сне, ощущал движение иных сущностей и слышал страшную музыку. От нее леденела кровь.
— Ведь вы не за этим меня позвали, — сказал Соколов.
— Да, Алексей Захарыч, не за этим. Необходима консультация.
— По поводу?
— Может быть, отложим до утра?
— Вы хотя бы обозначьте проблему.
— Хорошо, — сказал Дервиш, — пойдемте.
Они пересекли двор, остановились у крепкого, рубленого гаража. Дервиш открыл замок, отворил дверь. Вошли. Дервиш зажег фонарь. Бледный газовый свет осветил белый микроавтобус «мерседес». Дервиш распахнул задние дверцы. В глубине грузового отсека стоял на треноге «Ужас».
Дервиш сказал:
— Это «Ужас»… Вы, Алексей Захарыч, знаете, что такое «Ужас»?
— Да. Я, разумеется, знаю, что такое «Ужас». В свое время меня пытались привлечь к работе над этим… над этой… В общем, сначала я даже согласился — было интересно. А потом… Потом, когда я понял, что из этого может получиться, отказался.
— Вот оно что, — протянул Дервиш. — Понятно.
— Что вам понятно?
— Понятно, что вы отказались… А мне поможете?
Несколько секунд Соколов пристально смотрел на Дервиша, потом спросил:
— Что вас интересует?
Дервиш захлопнул дверцы «мерса», выключил свет и сказал:
— Давайте выйдем на улицу.
Они вышли, присели на скамейку.
— Так зачем же я вам понадобился? — спросил ученый.
Дервиш ответил:
— Вот вы давеча сказали: Бездна находится около Сириуса. Возможно. Но мне представляется, что Бездна… Бездна, она — вокруг нас.
— Простите?
— Метафорически, Алексей Захарыч. Только метафорически. Но у меня есть ощущение, что ад совсем рядом. Уже много лет я живу с ощущением, что мы находимся внутри некой гигантской воронки, которая нас засасывает, засасывает… Которая ежедневно, ежечасно, ежесекундно поглощает десятки тысяч человек. Заражает «лихорадкой Х», СПИДом, гепатитом, туберкулезом. Подсаживает на иглу, уродует психику, делает людей черствыми, равнодушными, злобными… Наше население фактически разделено на касты — касту господ, касту слуг и прочий человеческий материал — ненужный, лишний, подлежащий утилизации. И — утилизируют. Посредством безработицы, нищеты, водки, доступных наркотиков, бесплатных абортов… Вы заметили, что на улицах наших городов почти нет детей?
— Да, — ответил Соколов, — это заметно.
— В эрэфии женщины перестали рожать. Отчасти это происходит по физиологическим причинам — стало очень много бесплодных как мужчин, так и женщин. Но часто женщины не рожают потому, что боятся, не хотят. Не хотят, чтобы ребенок жил в мире, где царят произвол, нищета, несправедливость, жестокость. Где почти что поощряются секты, проповедующие сатанизм, а на улицах правят бал молодежные банды, — Дервиш умолк и молчал несколько секунд. Потом сказал. — Я мог бы много еще говорить, но скажу коротко: я почти физически ощущаю постоянно растущую концентрацию Зла на нашей земле. И все мы находимся на краю Бездны. Пока что на ее периферии, но нас неудержимо затягивает внутрь.
Верещали сверчки и что-то тревожное было в их нескончаемом концерте. Соколов произнес:
— Во многом я согласен с вами, Евгений Василич. Но… я всю жизнь занимался только наукой и сторонился какой-либо политики. Я очень далекий от политики человек.
— Извините за банальность, но никому еще не удавалось быть далеким от политики, Алексей Захарыч. Вы можете не интересоваться тем, что обычно подразумевают под этим словом — не читать газет и даже выбросить в окно телевизор, но политика все равно войдет в ваш дом. Она входит к вам, проникая через запертые двери. Размер пенсии, цены, тарифы на коммунальные услуги — все это тоже политика… Людоедская политика.
— Да, это действительно так. Но что же мы с вами можем? В «истребители» я уже стар.
— В «истребители»? — спросил Дервиш. — Да не нужно в «истребители». Нужна всего лишь консультация по применению «Ужаса».
— Допустим… всего лишь на одну минуту допустим, что я скажу вам: да… Но ответьте мне на один вопрос.
— Постараюсь.
— Вот вы, Евгений Васильевич — умный и образованный человек — вы же должны понимать, что —
— Что ж? Попробую ответить. Кое в чем я с вами согласен: группы Сопротивления разрознены и немногочисленны, единый центр отсутствует. Но, во-первых, по стране нас уже тысячи и с каждым годом становится все больше. Во-вторых, все слабее становится власть. Ее разрушает изнутри тотальная коррупция и элементарная нехватка денег — после того, как почти всю Сибирь «сдали в аренду», а фактически продали вынужденно и за бесценок китайцам, доходы от продажи нефти и газа упали в разы. На наших глазах происходит системная деградация власти… Вы говорите: Систему не сломать. А я вам напомню события вековой давности. В 1913– м году в России праздновали трехсотлетие дома Романовых. С великой помпой праздновали: вот! Три века простояла. И будет стоять еще тысячу лет. Несокрушимо!.. А всего через четыре года все рассыпалось в прах. Посему я не стал бы так категорично заявлять: невозможно сломать. Хотя я не берусь утверждать, что это произойдет завтра. Но работать над этим надо… Вот я и работаю. Тем более, что я очень сильно виноват перед страной.
Соколов удивленно спросил:
— Как? Каким образом вы могли провиниться перед страной?
Дервиш произнес:
— Потом, Алексей Захарыч. Потом я обязательно вам расскажу… Так вот: я виноват перед своей страной. И сейчас судьба дает нам шанс… нет, не исправить… Исправить уже невозможно, но хотя бы попытаться повлиять на это безумие… Ведь они уже дошли до края. Вы знаете, что они торгуют человечиной?
— В каком смысле «человечиной»?
— В самом прямом: они продают людей «на запчасти». Программа называется предельно цинично — «Утилизация».
Соколов долго сидел молча. Потом сказал:
— Откуда вам это известно?
— Ну, я все-таки разведчик… Еще есть вопросы?
— Множество, — ответил Соколов. Он вздохнул и произнес: — И вы надеетесь, что «повлиять на безумие» поможет «Ужас»? «Ужас» — сам по себе орудие Зла. Злом нельзя одолеть Зло.
Дервиш сказал:
— Это неправда. «Ужас» следует рассматривать всего лишь как оружие. А оружие само по себе не бывает ни добрым, ни злым. Ибо оно не обладает сознанием. Добром или Злом оружие становится в руках человека… Если вы, дорогой мой Алексей Захарыч, увидите ублюдка, который намеревается перерезать горло ребенку — как вы поступите?
— Я сделаю все, чтобы это предотвратить.
— А если единственной возможностью остановить убийцу станет убийство? Как вы поступите?
Соколов молчал. Светили звезды, стрекотали сверчки. Дервиш сказал:
— Сверчки… слышите сверчков?
— Слышу… Ну, допустим. Допустим, я готов вам помочь. Что, собственно, требуется от меня?
Дервиш сказал:
— Я был уверен, что вы примете правильное решение.
Соколов проворчал:
— А вы уверены, что оно правильное?
— Да, уверен. И вы не сомневайтесь.
Соколов ответил:
— Я ученый. Обязан сомневаться… Ну так что же надо от меня конкретно?
— Надо, чтобы вы помогли разобраться с этой техникой, — Дервиш кивнул на ворота гаража, — и обучили моих людей.
— Я попробую. Но дайте мне слово, что не будете просить меня стрелять из нее… Я не смогу.
— Даю слово.
— Ладно, давайте смотреть вашу технику.
— Я думаю, сейчас вам стоит отдохнуть, а уж с утра…
— Нет уж. Приступим сейчас — дьявол не любит ждать.
Дервиш хмыкнул, позвал Немого и втроем они пошли в гараж. С «техникой» Соколов разобрался всего за полчаса. Сказал:
— Ну, в общем, ничего фантастического — примерно так я себе это и представлял. Мне нужно произвести кое-какие расчеты и тогда я буду иметь более полное представление.
— Отлично, — ответил Дервиш. — Завтра протестируем.
— А как думаете тестировать?
— Ну, пока не знаю, — сказал Дервиш.
А Немой спросил:
— Скажите, пожалуйста, Алексей Захарыч: на собак «Ужас» действует?
— На всех высших животных действует.
— Ну, тогда решим вопрос.
Соколов мрачно посмотрел на Немого, ничего не ответил.
Дервиш показал Соколову приготовленную для него комнату. Ученый сразу сел за компьютер, а Дервиш вернулся к гаражу, где сидели на скамейке Кот и Немой, присел рядом с ними и сказал:
— Нужно будет отловить какую— нибудь собачку.
— Хорошо, — сказал Кот. — Дам поручение молодым. А когда надо?
— С утра.
Около полуночи Чердыня ехал на встречу. С ним был только один телохранитель. «Гелендваген» катил по Невскому. Проспект был ярко освещен, катились сверкающие автомобили, по тротуарам фланировали десятки тысяч прожигателей жизни и тысячи проституток обоих полов. В «Золотом треугольнике» Санкт-Петербурга «комендантский час» начинался на три часа позже, чем на прочей территории столицы — богатая публика желала «ночной жизни». Поэтому заведения — рестораны, казино и бордели — были открыты в «Золотом треугольнике» до часу ночи. Официально. Неофициально многие работали до утра. А поскольку полицейские чины имели с заведений свою долю, то проблем с полицией, как правило, не возникало. Если не брать в расчет крайние случаи. Например, когда обкурившийся турист из Германии зарезал за одну ночь трех малолетних проституток. Или когда пьяный араб сел в свой сверкающий «майбах» и начал охоту за голубыми. Прежде чем он врезался в угол Елисеевского магазина и вырубился прямо за рулем, успел задавить четырех человек. Голубых среди них не было.
Чердыня приехал в бильярдную «Кенигсберг» на Садовой. Он вошел в бар, бросил бармену: сам?
— У себя, — ответил бармен. Чердыня прошел по коридору, уверенно толкнул ладонью дверь. Дверь распахнулась. Открылось просторное помещение, которое невозможно назвать ни кабинетом, ни комнатой отдыха. Здесь наблюдалось полное смешение «жанров» — в одной половине стоял вполне респектабельный рабочий стол с компьютером, в другой на полу лежал персидский ковер, стояли шкафы с книгами и оружием, кожаный диван и круглый стол под оранжевым абажуром. Вокруг стола сидели четверо мужчин, было накурено.
— А вот и господин подполковник, — сказал один из четверых — белобрысый, с лошадиной челюстью, — и бросил на стол карты. Чердыня подошел, поздоровался с белобрысым. Тот кивнул на часы: опаздываете, подполковник. Из-за вас эти волки успели выгрести из моих карманов лишних пару сотен.
— Ничего, не разоришься, — ответил Чердыня.
— Не разорюсь, конечно, но чувствую тайную несправедливость, — ответил белобрысый.
Белобрысого звали Валентин фон Дрейзе. Впрочем, про свое аристократическое происхождение сам «фон» вспоминал крайне редко. Семь лет назад фон Дрейзе был командиром взвода в элитном подразделении «Волкодавы». Однажды он хорошо загулял в ресторане и вписался в драку с группой молодых людей. Основательно их отметелил. Все сынки оказались детьми влиятельных родителей. Фон Дрейзе не посадили, но со службы пришлось уйти. Некоторое время его колбасило туда-сюда — он открыл частное сыскное агентство, потом занимался охраной автомобильных перевозок, а потом отошел от всех этих стремных дел, открыл бильярдную и начал жить жизнью обычного буржуа. И очень немногие знали, что это не совсем так, что Дрейзе — авантюрист по натуре — имеет вторую, тайную жизнь. В этой жизни он носил кличку Барон.
— Что есть справедливость? — отозвался Чердыня. Он за руку поздоровался с каждым из присутствующих. Двоих он знал — Наемник и Мак, давние компаньоны Дрейзе, третьего представил сам Барон. Он сказал просто: — Кабан. Человек проверенный.
Чердыня догадался, что в команде Барона Кабан занял место Крайнего. Крайнего убили полгода назад в Берлине. Тогда команда Барона тоже работала по заданию Чердыни. Чердыня протянул руку, сказал: Чердыня, — и сел к столу. Барон предложил виски. Выпили — символически, по глотку. Чердыня закурил.
— Что же, господин подполковник, привело вас ко мне? — спросил фон Дрейзе.
— Есть дело, — ответил Чердыня. Барон уже несколько раз выполнял некоторые поручения Чердыни — те, которые начальник СБ «Промгаз» по каким-либо причинам не хотел доверять своим сотрудникам.
— Дело? — произнес фон Дрейзе. — На миллион?
Чердыня подозревал, что Барон лезет в рискованные предприятия не из-за денег — он определенно не беден… по крайней мере не настолько беден, чтобы рисковать головой из-за денег… Чердыня подозревал, что Барону нравится риск. Хотя деньги нравятся тоже.
— Легкая прогулка, — сказал Чердыня. — Но с риском.
— Ага! — сказал Дрейзе. — А… где?
— Среди руин и человеческих отбросов.
— Это нам подходит, — произнес потомок прусских аристократов.
— Тогда для начала вам следует перейти на диету, перестать бриться и принимать душ.
Утром Студент с Глебом привели собаку — среднего размера трехцветного кобелька. Пес был явно бездомный — худой и напуганный. Студент привязал его к верстаку в гараже. Сам сел в стороне, закурил. Подошли Дервиш, Кот и Немой.
Пес сидел напряженно, боязливо косился на людей.
Дервиш сказал:
— Боится… Жизнь, видно, у него не шибко сладкая.
Кот буркнул:
— Ага… а мы, г— гуманисты, решили ее еще п— подсластить.
Он сплюнул и ушел. Через минуту вернулся, принес миску с гречневой кашей и сосиской, поставил рядом с собакой: ешь, п— псина. Пес покосился — он давно уже не ждал от людей ничего хорошего и сейчас тоже ожидал подвоха. Он смотрел то на миску, то на людей. Спустя три-четыре минуты голод пересилил страх, и пес принялся за еду. Он жадно ел, а пятеро мужчин сидели на досках и смотрели, как он ест. У них были угрюмые лица.
Пес съел все неправдоподобно быстро и вылизал миску.
Студент, а вслед за ним Глеб вышли вон из гаража. Кот поднялся, затушил сигарету и тоже собрался выйти, но в дверях остановился.
— Может, — сказал Кот, — не надо на с-собаке? С— собака-то чем п— провинилась?
— А на ком? — отозвался Дервиш.
— Это как раз не п— проблема. У нас тут к— как раз ликвидация наметилась. Так что есть достойный, т-так сказать, кандидат.
— А что за кандидат?
— П— предатель. Некто Сердюков… Я вам докладывал.
— Да, я помню, — Дервиш нахмурился, потом сказал: — Обвинение в предательстве — тяжкое обвинение… Вы уверены?
— Уверены, — ответил Кот. — П— предатель. П— предателей уничтожать надо не раздумывая.
— Это эмоции, Виктор. Мы не имеем права на эмоции. Если мы точно знаем, что Сердюков — предатель, мы должны прикинуть, нельзя ли его использовать. Например, для дезинформации «гестапо».
— Мы рассматривали этот в-вариант — не к-катит
— Ну что ж?.. А когда вы планировали провести ликвидацию?
— Г— готовы хоть сегодня. Он живет неподалеку, в д-деревне на Рыбинском водохранилище.
— У кого он был на связи?
— У Г— Горина.
Дервиш немного подумал и сказал:
— Ладно. Завтра мы с Гориным наведаемся к нему.
— А мы?
— А вы с Немым поедете в Карелию, в Петрозаводск.
Кот улыбнулся и отвязал собачонку: беги, псина.
Рано утром Кот и Немой уехали. Горин был огорчен. Ему определенно хотелось спросить у Дервиша, куда тот отправил его товарищей, но он не спросил.
Спустя час отправились за предателем. Через три часа болтанки по совершенно убитым дорогам были на северном берегу Рыбинского водохранилища. С собой привезли надувную лодку с мотором.
В дороге Горин рассказывал про предателя:
— Он, сука, троих сдал. Никогда бы его не заподозрили, но он прокололся. Ма-аленькую ошибку совершил — мы сами сначала ничего не заметили. А когда заметили, провели контрольную операцию.
— Где брать его будем? — спросил Дервиш.
— Он рыбак заядлый. Каждый день на рыбалке. Лодка у него нарядная, приметная — бело-красная. Надо посмотреть, стоит у причала или нет. Если нет ее, то, значит, он и сейчас на воде.
Студент прогулялся к причалам, где стояли лодки местных. Вернулся и доложил, что бело-красной лодки нет. Тогда накачали и спустили на воду надувнушку. Горин поставил на транец десятисильный китайский «Хуанхэ». В лодку погрузили удочки, автомобильный аккумулятор и «Ужас». Сели трое — Дервиш, Соколов и сам Горин. Студент остался на берегу.
«Хуанхэ» ровно запел, двинулись. Соколов сидел впереди, был мрачен… Прошли между зарослей камыша, выскочили на чистую воду. Гуляла волнишка, раскачивала полтора десятка разномастных лодок и катеров. Бело-красной среди них не было. Пошли на юг вдоль западного берега и вскоре обнаружили ее. Горин натянул на голову капюшон. Прошли совсем рядом с бело-красной — метрах в десяти. Мужик в лодке недовольно покосился.
— Он? — спросил Дервиш.
— Он, — сквозь зубы процедил Горин. — Он, тварь такая.
— Вот и ладушки. Теперь нужно выбрать позицию для выстрела… Так, чтобы других рыбачков не зацепить.
— А если попробовать во-он с того мыска? — предложил Горин. Дервиш согласился: — Пожалуй. — И тут же обратился к Соколову: — Как думаете, Алексей Захарыч — достанет?
— Достанет, — проворчал Соколов. — С усилителем достанет.
В борт ударила волна, обдала всех брызгами.
Спустя три минуты подошли к мысу, высадились. Горин вынес на берег упакованный в непромокаемый чехол «Ужас» с антенной, потом треногу и аккумулятор. За минуту все собрал. Он встал на колено, навел антенну на бело-красную лодку, посмотрел на дисплей прицела и сказал:
— Ого! Не далеко ли будет?
Дервиш тоже посмотрел на дисплей. В окошке дальномера светилась цифра «723,7». Рыбак был виден так же хорошо, как три минуты назад, когда они прошли в двадцати метрах от его лодки. Он курил и ветер относил в сторону дым его сигареты. Дервиш обернулся к Соколову:
— Семьсот двадцать метров… Достанет, Алексей Захарыч?
— Достанет. Я ночь не спал, и кое-что просчитал. По моим расчетам получается: достанет. Даже и с запасом… Поставьте на таймере десять секунд.
Горин сказал: оґкей, — выставил в окошке цифру «10», и прильнул к прикладу. Ветер шевелил его волосы.
Соколов нервно произнес:
— Что вы тянете?
Дервиш положил руку на плечо Соколова, слегка сжал. Горину сказал: давайте, Геннадий… Горин кивнул: даю… На дисплее прицела было хорошо видно лицо предателя — круглое, румяное, с пшеничными усами. Вполне симпатичное лицо человека, который любит жизнь — женщин, рыбалку, баньку. Любит выпить, хорошо закусить, смачно рассказать анекдот… Горин видел в прицеле лицо человека, который сдал «гестапо» трех других человек. Которые тоже любили жизнь… Геннадий Горин нажал на спусковой крючок — нелепый рычажок от бытового прибора. На дисплее вспыхнула красная точка… В первую секунду — она показалась очень длинной — ничего не произошло. И во вторую тоже. Предатель все так же сидел в лодке и, возможно, что-то напевал — губы под усами шевелились. Но уже в следующую секунду Сердюков дернулся и тревожно посмотрел в сторону, откуда «прозвучал выстрел». Еще через секунду его лицо изменилось. На нем отчетливо промелькнула тревога… нет, страх… нет, ужас… Предатель вскочил. В окошке «Время» светилась цифра «5». Когда цифра «5» превратилась в цифру «6», предатель закричал и прыгнул за борт. Он пытался плыть, но «Ужас» был сильнее. Несколько секунд жизнелюб Сердюков панически барахтался в воде, беззвучно кричал и хватал ртом воду. Потом он исчез, на поверхности осталась бело-красная, как лодка, панама. Она плавно покачивалась на волне. Над пустой лодкой парили, орали чайки. Их привлекала рыба, что трепыхалась в луже на дне лодки.
Обратно ехали молча. Дервиш поглядывал на Соколова — он помнил о судьбе Ракетчика. В 13– м году Ракетчик, он же доктор технических наук Борис Витальевич Степанов, «на колене» изготовил ракету, которая уничтожила Башню. А потом не смог жить с мыслью, что вместе с Башней его ракета убила три тысячи человек… Дервиш хорошо помнил эту историю, опасался неадекватных реакций со стороны Соколова и корил себя за то, что не провел предварительный «сеанс психотерапии». Нужно было, думал Дервиш, достать фотографии людей, которых арестовали с подачи предателя Сердюкова и рассказать о них, об их семьях, детях, увлечениях… Дервиш решил, что непременно сделает это, как только они вернутся в Максатиху, но вышло иначе — Соколов вдруг сам обратился к нему:
— В том, что машина хорошо работает в режиме «снайпер», мы убедились. Так?
— Так.
— Теперь нужно будет провести еще одно испытание. Необходимо проверить, как она работает в режиме «толпа». Особенно если эта «толпа» спрятана за стенами зданий… Вы подумайте, где и как это осуществить.
— Есть, товарищ профессор, — ответил Дервиш.
В тот же день Дервиш позвонил в Петербург и попросил Мастера приехать в Максатиху.
С утра ОПОН должен был продолжить зачистку промзоны. Грузовики с бойцами уже прибыли на исходную, когда из ГУВД поступила команда: к операции не приступать, ждать особого распоряжения. Бойцы гуляли по тенистым дорожкам кладбища, сидели на скамейках или прямо на могилах, курили. Идти в эту промзону совершенно не хотелось. Прошел слух, что сержант, который накануне попал в «волчью яму», умер ночью в госпитале. После этого идти на «Территорию Зла» захотелось еще меньше… А над ней парил «Скаут». Этой «птице» все равно.
Офицеры в штабном автобусе обсуждали вопрос: с чего бы это задерживают начало операции?
Они еще не знали, что три часа назад в ГУВД поступило сообщение: массовые беспорядки в области. Накануне вечером на «чеченских плантациях» взбунтовались батраки. Началось все на одной из «плантаций» под Приозерском — там сын хозяина ни за что избил пожилого работника. Батраки взбунтовались, перебили охрану, повесили на воротах хозяина. Потом сели на два хозяйских джипа, прихватили ружья, отобранные у охранников, и поехали на соседнюю «плантацию». К утру бунт охватил уже два десятка «плантаций». Горели усадьбы, звучали выстрелы, висели на воротах и березах хозяева.
С рассветом на нескольких КАМАЗах и джипах двинулись в сторону Петербурга. По пути громили магазины, жгли полицейские участки, убивали беспредельщиков, захватывали транспорт и оружие. К ним все время присоединялтсь батраки с других ферм, и просто жители поселков. Колонна постоянно увеличивалась. К полудню в ней было не менее пятисот человек. У многих — огнестрельное оружие, захваченное у охраны плантаций и у полицейских. Руководил этой «армией» бывший капитан ВДВ.
Начальник ГУВД доложил министру, министр немедленно поехал к Председателю. У Председателя совершенно некстати оказался Чердыня. Министр Чердыню не любил. Этот сукин сын всюду сует свой нос и уже обнаглел настолько, что вербует агентуру прямо в центральном аппарате МВД. Когда министру про это сообщили, он сильно оскорбился. Еще сильнее министр оскорбился, когда ему передали слова Чердыни о нем, министре: да ему пора погоны надставлять — а то ведь уже места для звезд не осталось… Чердыня ударил по больному — министр очень любил красоваться в форме, во всем этом генеральском великолепии: в золотых позументах, лампасах на портках и, конечно же, в фуражке с очень высокой тульей… На погонах министра выстроились в ряд четыре золотошитые звезды. Им было тесно на погоне. Именно на это намекал Чердыня…
Маленький, тщедушный министр выглядел в форме довольно комично и сам осознавал это, но очень болезненно относился к тому, когда об этом говорили другие. Впрочем, на всяких «других» у министра были методы воздействия, а вот на Чердыню — нет.
Министр завершил свой доклад словами:
— Сейчас они всего в сорока километрах от города… Нужно срочно принимать меры.
Председатель несколько секунд молчал, ел министра глазами, потом заорал:
— Так принимай, еж твою! Или что — будешь ждать, когда они придут сюда?
— Чтобы их остановить, нужно выдвинуть вперед боеспособное соединение.
— Ну выдвигай.
— Мне… некого.
— Что значит некого? У тебя больше миллиона дармоедов. Да еще две бригады внутренних войск «временно» — уже три года — тебе подчинены… Это значит «некого»?
— Обе бригады особого назначения переброшены в пермские лагеря. Вернуть их обратно можно будет в лучшем случае часов через пятнадцать. Единственная реальная сила в столичном регионе — ОПОН — сейчас в распоряжении Генриха Теодоровича. Прочесывают промзону на Охте.
Председатель сказал:
— Еж твою мать! В стране миллион ментов, а послать навстречу деревенскому быдлу некого.
Чердыня усмехнулся:
— Противостоять хоть сколь— либо организованной силе наша доблестная полиция уже не способна.
Министр сказал:
— Если бы мне разрешили применить установки «Ужас»…
Чердыня отрезал:
— Исключено. В сложившейся обстановке ни один «Ужас» не выйдет из стен охраняемых помещений. Еще не хватало, чтобы эти батраки отбили у твоих пару «ужасов»!
Председатель обхватил голову руками, сказал:
— Нет, это просто пи**ец какой-то!
Через двадцать минут после этого разговора командир ОПОН получил приказ выдвинуться навстречу бунтовщикам. Зачистка промзоны была отложена на неопределенное время.
По приезду в Петрозаводск Кот и Немой сняли квартиру в городе и респектабельный коттедж на базе отдыха. База располагалась на самом берегу Онежского озера, неподалеку от города, а квартира находилась почти напротив управления полиции… Арендовали два джипа. Это были российские УАЗы модели «Патриот» в китайском исполнении. И назывались они теперь «Железный дракон».
Следующий испытание «Ужаса» состоялось вечером на трассе Москва — Минск. К трассе подъехали со стороны Рузы, остановились в высохшем перелеске. Впереди, оседлав трассу, стоял блок— пост — похожее на вокзальный сортир сооружение из серых бетонных плит. На углах и на крыше сооружения стояли прожектора и видеокамеры.
С приближением «комендантского часа» движение по трассе значительно уменьшилось и к девяти вечера на дороге было практически пусто. Только время от времени проезжали полицейские автомобили.
— Начнем, пожалуй? — спросил Соколов.
Дервиш ответил:
— Пожалуй, стоит дождаться начала «комендатского часа».
Стали ждать. Соколов еще раз проинструктировал Студента и Глеба:
— Ближе указанных ориентиров ни в коем случае не подходить. Я примерно посчитал КПД установки…
— Коэффициент полезного действия?
— Нет, коэффициент психического давления — есть такая величина… Я рассчитал КПД, но я не знаю точных границ фокуса. Поэтому лучше перестраховаться. Понятно?
Студент и Глеб выдвинулись вперед, обхватили блок— пост с флангов. У каждого был пистолет, по паре гранат и камера. Близко не подходили, наблюдали примерно со стапятидесяти метров.
Уже вечерело и над ручьем в низинке начал подниматься туман.
— Туман, — произнес Горин.
Соколов отозвался:
— Туман — это, в принципе, хорошо. Теоретически высокая влажность — дождь, туман — несколько увеличивает мощность установки.
Дервиш спросил:
— Скажите мне, пожалуйста, Алексей Захарыч, откуда вы все это знаете? Как я понимаю, вся сколь— либо конкретная информация по «Ужасу» засекречена.
— Верно, информация засекречена. Но, во-первых, я уже довольно давно работаю в смежных, так сказать, областях и есть некоторые пересечения… Во-вторых, информация все равно имеет свойство просачиваться — случайно, косвенно, фрагментарно. Иногда полезную информацию можно почерпнуть в какой-нибудь публикации, не связанной напрямую с проблемами контроля за поведением человека и воздействия на него. Например, австралийские биологи спроектировали прибор для лечения наркомании. Это тоже генератор биоволны, и его принципиальная схема не является секретом. Более того, они выложили в Сети довольно много отчетов по воздействию. Пресловутая мировая паутина — это, конечно, очень большая помойка, но иногда там можно найти что-то путное. И когда вы начинаете искать что-то целенаправленно, то непременно находите… И, наконец, в— третьих: в науке, Евгений Василич, бывают догадки, открытия, озарения, если хотите. И ученый до чего-то может дойти сам. Я ответил?
— Вполне, — кивнул Дервиш. — В разведке информацию добывают примерно так же.
Сержант народной полиции по фамилии Колышев посмотрел на часы, висящие на стене — до начала «комендантского часа» осталось пятнадцать минут. Колышев обратился к старшему по службе:
— Без пятнадцати… не пора ли?
— А то, — ответил старший сержант Чирей. — Давай, Тошнила.
Сержант Тошнотный вытащил из шкафчика бутылку водки, стопку пластиковых стаканчиков, закусь. Трое молодых смотрели на сержантов с завистью — сержанты сейчас выпьют и сядут играть в карты, потом завалятся спать. А молодым нести службу. Таков неписаный закон.
Тошнила разлил по стаканам водку, Чирей сказал:
— Ну, господа сержанты!
Три пластмассовых стаканчика глухо стукнулись, сержанты выпили и стали закусывать казенными харчами. Настроение у них было превосходным. Колышев вытащил из ящика стола колоду и хлестко шлепнул ее об стол.
— Ну, что, господа сержанты, — сказал Колышев, — по маленькой?
— Погоди, Кол, — отозвался Чирей. — Отзвонюсь старшому, тогда и начнем. Пока курите.
В салоне микроавтобуса запищала радиостанция — Студент доложил, что вышел на позицию. Спустя минуту такое же сообщение поступило от Глеба. Горин занял место за установкой. По дальномеру дистанция до объекта составляла чуть больше пятисот метров… Быстро стемнело, но из-за леса выползла луна, наполнила все декоративным светом. В лунном свете темная туша блок— поста с желтыми узкими щелками бойниц казалась жилищем колдуна. Трасса была совершенно пуста. Часы показывали 21:58.
— Огонь, — буднично скомандовал Дервиш, и Горин нажал на спуск.
Рядовой Сливченко сидел за пультом и ждал, когда на часах вспыхнут цифры 22:00. Как только эти цифры вспыхнут, Сливченко обязан громко гаркнуть: господин сержант, время доклада дежурному… Тогда за пульт сядет Чирей, а у Сливченко будет пара минут, чтобы выкурить сигарету.
Часы показывали 21:58, Сливченко смотрел на мониторы. На четырех мониторах была трасса. На пятом — «пятачок» перед блок— постом. Шестой монитор не работал… Сливченко было скучно. Он уже около года отпахал на этом блок— посту. А это — сутки через трое — считай, почти девяносто суток уже набежало. А если посчитать сколько часов пришлось пялиться в эти мониторы, то… в общем, это ж одуреть можно. И ведь самое главное, что ночью там ничего не происходит. Ночью там всегда одно и то же. А если кто-то вдруг проедет, так это свой брат — полицейский… И от мысли, что так будет всегда, и что ему, Игорю Сливченко, всегда придется смотреть на эти мониторы и видеть один и тот же пейзаж, уже до отвращения изученный, рядовому Сливченко вдруг сделалось не по себе. Он не знал почему, но ему захотелось вдруг завыть… И он завыл.
— Что такое, бля? — громко произнес Тошнила за спиной Сливченко.
Сержанты изумленно смотрели на рядового. Трое сержантов еще ничего не ощутили — их мозг защищала волна алкоголя.
Сливченко выл. Второй рядовой, Кизимов, обхватил голову руками. Глаза у него сделались сумасшедшими. Сержанты тоже начали ощущать беспокойство — количество выпитого было невелико и не могло долго блокировать действие «Ужаса». Колышев выронил карты, и они порхнули, как листья, а Тошнила прикусил язык.
— Заткнись, сука, — зашипел Чирей на Сливченко. Однажды Чирей попал под обстрел боевиков из группы «Истребители», был контужен и с тех пор отличался неуравновешенностью и агрессивностью. Зато сейчас внутри старшего сержанта не было ни капли страха.
Сознание остальных полицейских быстро наполнял страх. Страх переходил в ужас…
Сливченко выл.
И только Чирей испытывал какой-то необъяснимый восторг.
Кизимов вскочил, бросился к двери. Он не понимал, что происходит, но точно знал: нужно спасться, нужно бежать отсюда. Кизимов схватился за язык засова, но в панике не мог его отодвинуть. Чирей подскочил, ударил его ногой в спину. Кизимов ударился лицом в дверь, сполз вниз, оставляя кровавый след, а к двери бросился сержант Колышев. Чирей отбросил его в сторону.
Небольшие помещения блок— поста были наполнены невыразимым ужасом… И невыразимым восторгом.
Рация донесла до Студента команду Дервиша «Огонь!». Студент включил камеру, навел ее на блок— пост. Прошло секунд восемь— десять. Ничего не происходило. И вдруг со стороны блок— поста донесся вой… Это был очень странный вой. Он не был похож на вой животного. Но и на голос человека это тоже было мало похоже. От этого воя — жалобного, неестественного — делалось тоскливо… Студент чертыхнулся. Через десять секунд со стороны блок— поста донесся выстрел. Студент поднес рацию к губам, негромко произнес: слышал выстрел.
Рация ответила голосом Дервиша: мы тоже слышали. Фиксируй все на камеру.
Чирей подумал: а что же я раньше этого не понимал?.. Он вдруг вспомнил свои сны, про которые думал, что забыл. Тем более, что он действительно старался забыть их… Но не мог. И вспоминал, вспоминал свои сны во сне. А потом, проснувшись, он догадывался о том, какие сны видел. А потом ему делалось страшно и он «забывал»… А сейчас он все вспомнил наяву. Чирей проникся восторгом и принялся за дело. Он все делал быстро — так, как будто занимался этим каждый день. Все заняло пять минут. Потом Чирей полюбовался на свою работу, выкурил сигарету и затушил ее об пол. Он собрал оружие, сделал глоток водки прямо из горлышка, поставил бутылку на стол и вышел из бетонного склепа блок— поста. Морочила луна, змеей, обозначая устье речки, полз туман, мерцал в лунном свете… Чирей сел в полицейскую машину и поехал по пустой дороге.
Студент доложил: из блок— поста вышел один полицай, уехал на машине… Больше никто не выходит. Разрешите сходить посмотреть?
Дервиш ответил: подождите, — а сам спросил у Соколова:
— Ну что, Алексей Захарыч, разрешим?
А Горин произнес:
— Как— то странно вел себя тот, что уехал… какой-то он совершенно спокойный был. Я в прицел, — Горин кивнул на «Ужас», — видел.
Соколов ответил:
— Ничего странного — скорее всего шизофреник. На них «Ужас» практически не действует. Или действует парадоксальным образом. Например, проявляются скрытые ранее способности… Но чаще вылезают наружу скрытые ранее психические расстройства.
Дервиш сказал:
— Там Студент ждет… Разрешим ему взглянуть на результат?
— Валяйте, — махнул рукой Соколов.
Студент получил «добро», перебрался через ручей, больше похожий на сточную канаву, забитый мусором, пустыми бутылками и приблизился к блок— посту. Массивная стальная дверь была распахнута, на асфальт падал прямоугольник электрического света. Людей внутри было не видно. С камерой в одной руке и пистолетом в другой Студент подошел ближе… Что-то очень тяжелое было разлито в воздухе и звенели сверчки… Студент осторожно подошел и встал слева от двери. Неожиданно чей-то голос громко и отчетливо произнес:
— Тройка, отзовись.
Студент замер.
— Тройка, мать твою, отзовись… Спите там? Или бухие уже?
Студент догадался, что слышит работающу. радиостанцию.
— Чирей, — почти ласково произнес голос, — я тебя, сука, уже предупреждал: будете бухать на службе — всех на хер уволю… Тройка, бля, отзовись!
Студент заглянул в дверной проем… и обомлел. Несколько секунд он смотрел на «натюрморт» внутри помещения, потом шагнул внутрь.
Спустя двадцать минут он вернулся в салон «мерседеса». Горин спросил:
— Чего там у них, Студент?
Саша молча положил на стол камеру. Ее подключили к ноутбуку, просмотрели. Долго все молчали. Потом Соколов сказал:
— Кажется, мы стали еще на шаг ближе к Бездне.
А Дервиш продекламировал:
Es zittern die morschen Knochen
Der Welt vor dem roten Krieg.
Студент и Глеб переглянулись. Глеб сказал:
— Извините, ничего не понял. Кроме того, что это по-немецки.
Дервиш кивнул:
— Да, это по-немецки. В переводе звучит так: «Гнилые кости трясутся. Мир пред кровавой войной»… Начало немецкого марша, популярного в Германии перед Второй мировой.
Утром из Петербурга приехал Мастер. Минут сорок он разговаривал с Дервишем, потом искупался в Мологе и уехал.
Первый заместитель министра МВД генерал— майор Полянский приехал к Чердыне с докладом о ходе операции по пресечению массовых беспорядков в Санкт-Петербургской губернии. Полянский пользовался некоторым расположением Чердыни. Поэтому министр МВД посылал его к всесильному подполковнику тогда, когда нужно было доложить о чем-то совсем неприятном.
— Операция, — докладывал генерал, — продолжалась весь вчерашний день, всю ночь и к настоящему времени в основном завершена. Большая часть экстремистов уничтожена, но некоторое количество разбежалось. Сейчас их отлавливают по окрестным лесам… К сожалению, ОПОН тоже понес потери. Существенные.
— Конкретней.
— Погибли тридцать шесть бойцов и офицеров, ранены…
— Сколько? — изумился Чердыня. — Сколько опоновцев погибли?
— Тридцать шесть человек.
— А отправляли сколько?
— Всех… Почти четыреста штыков.
— То есть каждый десятый? При разгоне пьяных колхозников?
— Генрих Теодорович, я отлично вас понимаю. Сам возмущен такими потерями. Но тут все не просто. Дело в том, что этих, по вашему выражению, пьяных колхозников, возглавил профессиональный военный. Сумел их организовать, вооружить…
— Зато ОПОН возглавил, как я понимаю непрофессионал. Сумел их дезорганизовать и разоружить… Так?
— Генрих Теодорович, я понимаю, что любое объяснение звучит неубедительно…
— Это верно — неубедительно… Сегодня в восемнадцать часов — совещание по итогам операции. Подготовьте все материалы.
Генерал ответил:
— Так точно. — Секунду помолчал и добавил: — Генрих Теодорович, у нас, кажется, еще одно весьма серьезное ЧП.
— Вся ваша контора, генерал, — сплошное серьезное ЧП. — Чердыня прикурил. — Ну что у вас опять? Гуж оборвался? Аль министр обосрался?
— Хуже.
— Не представляю, что может быть хуже обосравшегося министра, но… рассказывай.
— Происшествие произошло вчера на блок— посту номер семнадцать дробь три. Это на шоссе Москва-Минск. В двадцать два часа, то есть после перехода на ночной режим, начальник смены блок— поста должен был отзвониться в штаб, доложить о положении на участке… Когда в двадцать два ноль восемь с блок— поста семнадцать дробь три доклада не поступило, дежурный по отделу сам позвонил на пост по спецсвязи. Ему никто не ответил. Тогда на пост был выслан наряд. И вот что они там увидели, — генерал поставил на стол цилиндрик флэшки. Чердыня молча воткнул его в разъем компьютера. Флэшка содержала четыре файла. Полянский подсказал:
— Начните со второго.
Чердыня нажал на файл номер два. На мониторе появилась картинка: помещение стандартного блок— поста. Таких за последние годы по стране построили несколько сотен.
Оператор снимал от входа. В кадре был виден пульт дежурного, и сам дежурный сидел за пультом. Что-то странное было в нем, но сразу Чердыня не понял, что именно. Камера уехала влево. В кадре появился стол. За столом сидели два сержанта. В руках одного из них — того, что сидел лицом к камере — Чердыня увидел карты. На столе стояла бутылка водки, пластиковые стаканчики.
Чердыня подумал: дисциплинка, однако… И вдруг понял. Он понял и — остановил картинку. Полянский сказал:
— Я вижу, вы уже все поняли.
Чердыня не ответил. Некоторое время он всматривался в мертвецов, потом спросил:
— А как у этого сержанта держатся в руках карты?
Полянский кашлянул в кулак, сказал:
— Я тоже обратил внимание на этот момент, Генрих Теодорович. В спецсообщении из Москвы об этом не было ни слова, но я специально приказал уточнить детали. Оказалось, что карты прилеплены жевательной резинкой. Тела — чтобы не падали — притянуты к стульям ремнями, а карты приклеены жевательной резинкой… Там еще дальше есть — труп на унитазе сидит. С сигареткой, с газеткой. Тоже жевачкой прилепил. Паноптикум.
— Кто же это их так?
— Начальник смены сержант Чирей. Он перестрелял смену, забрал оружие и уехал на служебной машине. Приехал к теще с тестем — они рядом живут. Там тоже… начудил.
— Начудил?
— Он их убил, а тела раздел и расположил друг на друге так, как будто они совершали половой акт… Там дальше есть. Можно посмотреть… Третий файл.
Чердыня открыл третий файл, бегло взглянул на то, что «начудил» сержант Чирей, и брезгливо поморщился. Потом закурил, сказал:
— А в чем, собственно, дело? У вас каждый месяц происходит какое-то мочилово. Ваши герои на службе пьют, глушат наркоту. Потом стреляют друг друга, прохожих, насилуют женщин. Конечно, этот герой… как его — Чирей?
— Так точно, Чирей.
— Этот твой Чирей, конечно, из ряда вон — психопат. Но почему ты с этим… э— э… паноптикумом ко мне приехал?
— Если бы дело было в том, что убийца — наркоман, алкоголик и психопат, то я, разумеется, не стал бы вас беспокоить. — Полянский сделал паузу. — Возможно, Генрих Теодорович, это был случай несанкционированного применения «Ужаса».
Чердыня произнес:
— Та-ак… Ну— ка, поясни.
— Дело в том, что один из сотрудников остался жив. Он был ранен и упал за пульт… Там, если вы обратили внимание, видно, что в углу торчат ноги. — Чердыня кивнул: да, видел. — Так вот, он упал за пульт, а сержант Чирей, видимо, посчитал его мертвым и поленился вытаскивать… Раненого прооперировали. Три часа назад он пришел в себя. Его допросили. Можно посмотреть файл номер четыре.
Чердыня открыл файл номер четыре. На мониторе появилась больничная палата. Судя по аппаратуре — реанимация. На койке лежал молодой мужчина с забинтованной грудью, смотрел прямо на Чердыню слегка затуманенным взглядом. Голос с кавказским акцентом произнес:
— Я — следователь по особо важным делам Гаджиев…
— Рекомендую, — сказал Полянский, — начать сразу с восьмой минуты… Главное — там.
Чердыня мазнул по монитору пальцем, сдвинув запись на семь минут вперед. На мониторе по-прежнему был мужчина с затуманенным взглядом.
— Я сидел на пульте, — рассказывал мужчина. Он говорил несколько замедленно, делая паузы. Чердыня подумал, что это из-за наркоза. — Время приближалось к десяти. Я ждал, когда сержант Чирей сядет за пульт, чтобы доложить дежурному… И вдруг… Вдруг мне стало страшно.
— Почему?
— Почему?.. Я не знаю, почему. Просто мне вдруг стало страшно.
— Страшно потому, что сержант Чирей начал стрелять?
— Нет, он еще не начал стрелять.
— Тогда почему тебе стало страшно?
— Я… не знаю. Просто вдруг мне захотелось завыть.
— Завыть тебе захотелось?
— Да, завыть… И я завыл.
Пауза. После довольно долгой паузы следователь по особо важным спросил:
— Что было потом?
— Потом?.. Потом стало очень страшно.
— А потом?
— Я не помню, что было потом, — тихо ответил полицейский, закрыл лицо руками и заплакал.
Полянский сказал:
— Можно выключать. Больше он ничего путного не скажет.
Чердыня остановил запись, посмотрел на генерала и сказал:
— Я не специалист, но полагаю, что ты прав: это был «Ужас»… Я думаю, что таким образом они провели генеральную репетицию. В самое ближайшее время последует реальная операция.
Запись показали Михельсону, и он сказал: да, это был «Ужас».
Вечерело. Жаркий воздух не приносил облегчения. Стрекотали кузнечики. Дервиш сидел на улице, смотрел на реку. Студент подошел к Дервишу, присел рядом, сказал:
— Трость у вас интересная, Евгений Василич.
— Трость— то? Трость эту мне Саша Братишка вырезал. Из можжевельника. Постарался, кусочек души вложил… Да у меня их штук восемь разных. Есть настоящая ирландская шилейла — боевая трость. Есть со скрытым внутри клинком — от фирмы «Колд стил». Хотите — подарю?
— Спасибо, — ответил Студент. — У меня попроще штуковина — дубинка телескопическая. Наша работа, тульская. Для спецназа в восьмидесятых делали… Евгений Василич, у меня к вам есть одна просьба.
— Да я понял, что вы не про трость хотели спросить… Слушаю вас, Саша.
— Расскажите мне, как погиб Полковник.
— Хотите знать, как погиб Полковник? — произнес старик и сдвинул седые брови.
— Да, хочу… Видите ли в чем дело? Вы знаете, что я Иваном Сергеичем пересекался уже. Но дело-то в том, что у этой истории корни еще глубже — мой отец и Иван Сергеич были когда-то знакомы. Они не были друзьями, не были даже приятелями, просто работали вместе. Охранниками в «Промгазе». Иван Сергеич еще не был Полковником, он даже в организации тогда не был. И вообще, все началось с того, что совершенно случайно он попал в облаву…
Дервиш слушал молча. Он хорошо знал историю Полковника, но не перебивал.
— …в облаву на Желтом рынке. Убил эстонского легионера — случайно… Это было в 13– м году. Кстати, в день открытия Башни. В смысле — старой Башни, четырехсотметровой… В общем, он убил эстонского эсэсмана, был объявлен террористом. За его голову объявили награду и он перешел на нелегалку. Я это только со слов самого Полковника знаю — я тогда уже был арестован… Мой отец предложил Ивану Сергеевичу кров. Но один из соседей сдал. Приехали эстонцы. Батя мой, прикрывая отход Ивана Сергеевича, погиб. — Студент волновался, говорил сбивчиво. — А Ивану Сергеичу удалось уйти. Позже он встретился — тоже случайно — с нашими и примкнул к движению… А в июне того же 13– го меня и еще несколько человек должны были этапировать из Выборга в Питер. Наши на конвой напали, отбили. Братишка в деле участвовал, а командовал группой Иван Сергеич. Он, разумеется, не знал, что спасает сына человека, который погиб, выручая его… он меня опознал по фото — просматривал личные дела и увидел меня. В смысле — фотографию в деле. Меня-то он еще не видел. Мы все еще в автозаке сидели… Вот увидел он фотографию и подумал: как похож на Петровича… В смысле — на батю моего, Германа Петровича. А потом прочитал фамилию и отчество и понял, что не просто похож, а — действительно — сын Германа Петровича… Он, Иван Сергеич, рассказывал мне позже: я как понял, что сына Петровича спас — счастлив был. Потому что считал себя как бы в долгу перед Петровичем. И вдруг случайно выпала возможность отдать этот долг…Вот оно как, Евгений Васильевич
Студент замолчал, вытащил из пачки сигарету. Дервиш произнес:
— Случайно, говорите?
— Что?
— Вы, Александр, за время своего недлинного, в общем-то, монолога четыре раза произнесли слово «случайно»… В облаву попал случайно. Легионера убил тоже случайно. С «гёзами» встретился — случайно… И вас освободил случайно. Вы верите в такие совпадения?
— А..?
— В мире почти ничего не происходит случайно, Александр. Я думаю, что с возрастом вы сами это поймете… Итак, вы хотели узнать, как погиб Полковник?
— Да.
Дервиш стиснул руки на рукояти трости, опустил на руки подбородок.
— В марте 14-го в Петербурге заявила о себе подпольная группа. Мы — Иван Сергеич, Братишка и я — месяц назад вернулись из Канады. Добирались долго и тяжело, «на перекладных» — через Мексику, Японию и Сибирь. Сибирь в ту пору была еще наша. Условно наша. В общем, добирались полтора месяца. С приключениями… В самом конце февраля прибыли в Петербург. А в марте 14-го в Петербурге заявила о себе новая группа — «Армия С». В то время новые группы и группочки возникали едва ли не еженедельно. Существовали недолго — опыта конспиративной работы не имели, работали, как правило, топорно… А вот «гестапо» — напротив — работало эффективно. У них уже была вполне приличная агентурная сеть — агентов внедряли во все дыры. Добавьте к этому хорошее техническое обеспечение и, разумеется, финансирование… В общем, «гестапо» работало и вычисляло новые группы на айн— цвай-драй. В большинстве случаев группа успевала провести пару— другую операций. Потом неизбежно наступал финал. Случалось, что группу раскрывали еще до того, как она приступала к реальной работе. Были, конечно, и исключения. То есть, подпольная организация работала долго и без потерь. Как правило, это происходило тогда, когда группой руководили бывшие сотрудники спецслужб — ФСБ или ГРУ. Или если группа была крайне малочисленной и замкнутой… Вернемся к группе «Армия С». «Армия» заявила о себе громко — захватом студии канала «Северная столица». Захват произвели со стрельбой, с трупами. Вы, кстати, этот случай не помните?
— Я в это время находился в Уральской республике.
— Понятно. В общем, захват был громкий. В прямом эфире, в прай-тайм, во время модного шоу, в эфир в студию ворвались люди в масках, с оружием. Был ранен популярный в Петербурге телеведущий. Один из тех, кто ворвался в студию, зачитал обращение «К патриотам России». Если быть точным, то всего лишь начал читать — спустя сорок секунд трансляция была прервана. Позже сообщили, что раненый офицер «Кобры» топором перерубил силовой кабель. При этом погиб сам. Акция «Армии С» наделала много шума. Обычно власти пытаются замолчать такие случаи, но этот скрыть было невозможно. Погибшего офицера «гестапо» похоронили с воинскими почестями, посмертно наградили… К слову сказать, я и сам подумывал о том, чтобы провести подобную акцию, но после сольного выступления «Армии С» охрана телестудий была резко усилена. Кроме того, были приняты меры технической защиты, которые делали практически невозможным несанкционированный выход в эфир… Спустя месяц в Мурманской области был совершен налет на «столыпинский» вагон, освобожден этап — шестнадцать «террористов». Об этом в прессе не сообщали, но мы получили информацию от нашего человека в «гестапо». Эта акция, безусловно вызывает уважение. Вы отлично понимаете. — Студент кивнул. Он очень хорошо понимал, что это значит. — А спустя пару недель после этого налета, — продолжил Дервиш, — в одну из наших «точек» пришел наш человек, арестованный ранее в Мурманске. Он рассказал, что был в том «столыпине». Там же был еще один наш товарищ. Он ранен и отлеживается на тайной базе подпольной организации. Организация называется «Армия С». Где находится эта база, наш человек не знал. Но у него был номер телефона, по которому можно позвонить. Фактически, это было приглашение к контакту… Мы стали анализировать ситуацию. С точки зрения: нет ли тут ловушки? Мы крутили ситуацию и так и этак. Несколько раз допросили товарища, освобожденного под Мурманском, даже прогнали его через детектор. Мы проанализировали все, что знали про «Армию С» и даже вышли на сотрудника канала «Северная столица», который находился в телестудии во время налета. Он показал нам служебную запись того, что происходило в студии. Все было в высшей степени достоверно… В общем, после длительного изучения оперативной ситуации мы решили принять «приглашение» «Армии С». Скажу сразу: это была ошибка. Роковая ошибка. «Армия С» — подставная группа, созданная комитетом «Кобра» специально для борьбы с подпольем.
— А как же захват студии?
— А это действительно было. Уже потом, при повторном анализе, я обратил внимание на некоторые обстоятельства… Которые должны были меня насторожить. Например, в результате налета на телестудию обращение так и не было зачитано — его, если помните, пресекли на сороковой секунда трансляции.
— А как же труп? — спросил Студент. — А раненый телеведущий?
— А что такое труп и раненый телеведущий? Думаете, на уровне руководства «Кобры» кого-то волнуют такие пустяки? Это просто расходный материал… Но следует признать, что «гестапо» сработало хорошо — умно и с размахом, который сам по себе ставит под сомнение возможность инсценировки. Также следует признать, что я сработал плохо… В результате Полковник отправился на встречу с лидером «Армии С». Это было в июле 14-го. С ним были трое. Все — люди проверенные в деле, с хорошим боевым опытом, но… Встречу назначили на ферме в глубинке Мурманской области. Там ждала засада. Несколько человек изображали подпольщиков. Полагаю, это были кадровые офицеры «Кобры»… В общем, все было очень достоверно, шел нормальный разговор. Полагаю, у них не было задачи провести задержание или перестрелять наших. Задача была иной — войти в серьезный контакт с дальним прицелом. Но вышло по-другому. Как и почему началась стрельба, мы уже наверно, никогда не узнаем… Скорее всего, кто-то кого-то уже встречал раньше при других обстоятельствах и теперь узнал. Один из наших — тот, кому повезло уцелеть и уйти оттуда — слышал, как другой наш товарищ крикнул: «Маклауд!». Возможно, это была кличка одного из «гестаповцев»… Так или иначе, но сразу после этого началась стрельба. Наш товарищ — тот, что уцелел — находился в сенях, страховал наружную дверь, поэтому самого начала перестрелки не видел. Но точно знает, что Полковник был ранен и когда понял, что его могут взять живым — подорвал на себе гранату. Еще двое ребят тоже предпочли смерть пленению. Только одному удалось уйти. От него-то мы и узнали эти детали… После гибели Полковника организацию возглавила Елизавета Владимировна. Саша Братишка стал при ней телохранителем. Ну а я, так сказать, советником. Вот, собственно, и все… Ну, я ответил на ваш вопрос?
— Да, ответили, — отозвался Студент. Потом спросил: — А установить этого Маклауда вы не пытались?
— Пытались. Для меня — лично для меня! — это было важно… Нет, не установил.
Стрекотали сверчки на берегу Мологи.
«Бунт батраков» сорвал окончательную зачистку промзоны — потрепанный и деморализованный ОПОН решили отправить на отдых. Контроль территории промзоны осуществлялся визуально — наблюдателями с Башни и с помощью «скаутов».
В среду, 30 августа, на Партизанской остановился грузовой микроавтобус «Форд-транспортер». Водитель постучал по переборке, отделяющий грузовой отсек от кабины, сказал: на месте.
Боковая дверь отъехала в сторону, из грузового отсека один за другим выпрыгнули четверо бомжей, быстро двинулись к бетонному забору. Бомжи были как бомжи — грязные, с котомками.
Один за другим четверо ловко преодолели забор. Они перекурили по-зековски сидя на корточках и, разделившись на двойки, разошлись. Последним шагал крупный белобрысый мужчина — Валентин фон Дрейзе. Впрочем, узнать прусского барона в этом бродяге было трудно — за пятеро суток он сам и его люди успели основательно зарасти щетиной, не ходили в душ, а чтобы окончательно вжиться в роль, последнюю перед «командировкой» ночь провели на свалке.
«Территория Зла. Welcome!» — прочитал фон Дрейзе на стене, ухмыльнулся, сплюнул и уверенно пошел дальше… Он и предположить не мог, чем закончится «легкая прогулка с риском».
Мастер изучал атлас Петербурга. Ту его страницу, где была представлена Охта. Атлас был довольно старый, выпущенный в 13– м году. После этого карты Петербурга не издавали.
Мастера ни мало не смущало то обстоятельство, что карта старая и даже то, что на ней отсутствует нужный ему объект — в 2013– м этого объекта просто не существовало. На том месте, где стоит он, в 13– м стояло другое сооружение — четырехсотметровый небоскреб, штаб— квартира национальной корпорации «Промгаз», знаменитая Башня. В том же 13– м Башня «Гёзы» уничтожили Башню, проведя ракетную атаку с баржи. На месте Башни образовалась гора обломков высотой сто одиннадцать метров. Полгода этот чудовищный муравейник возвышался на мысу в месте слияния Невы и Охты. А потом Председатель объявил, что на месте старой Башни будет построена новая. Высотой в сто одиннадцать метров — как память о первой Башне
Гору обломков убрали и уже через два года на мысу стояла новая Башня. Она тоже была пятиугольной в плане, но не была стеклянной. Более всего она напоминала крепостную цитадель. Иногда ее называли Новой Башней, иногда — Серой.
Мастер взял циркуль, прикинул масштаб и раздвинул ножки циркуля на нужное расстояние. Он поставил иглу на маленький синий пятиугольник, обозначающий старую Башню и обвел на карте круг. Радиус этого круга составлял один километр.
Мастер колдовал над картой около часа, потом взял трубку, набрал номер и когда на том «конце провода» отозвался мужчина, сказал: нужна твоя помощь.
Через два часа Мастер и человек, которому он звонил, встретились на конспиративной квартире на Лесном проспекте.
— Петр Николаич, — сказал Мастер, — лучше тебя никто не разберется… Ты ведь артиллеристский корректировщик?
— Давно это было. Быльем поросло.
— И тем не менее… поможешь?
— А что надо-то?
— Надо прикинуть позиции для обстрела одного объекта.
— Что за объект?
Мастер раскрыл атлас. Ткнул пальцем: вот.
Петр Николаевич несколько секунд смотрел, потом сказал: кхе!.. Потом потер подбородок, пересеченный глубоким рваным шрамом. Потом поднял глаза на Мастера и произнес:
— Объект подходящий. Готов и сочту за честь лично принять участие.
Перед отъездом Соколов подключил ноутбук к блоку управления «Ужасом» и долго что-то «ловил» внутри. Потом тщательно обмерил и зарисовал антенну. Потом Дервиш и Соколов более часа беседовали о чем-то, уединившись в гараже. Перед отъездом Алексея Захаровича Дервиш подарил ему ноутбук — математик брать не хотел, но Дервиш привел железный аргумент: это для работы. Глеб и Студент повезли домой Соколова. Получили наказ подключить Соколова к хорошему провайдеру, отлатить на год вперед.
В тот же день из Петразаводска позвонил Кот: все готово, можно приезжать.
Петрозаводск Дервиш выбрал потому, что здание ГОВД располагалось здесь очень выгодно — прямо за ним находился большой универмаг.
Вечером в среду, 30 августа, в Петрозаводск приехали Дервиш и Горин, привезли с собой «Ужас». Их встретил Кот, отвез в коттедж. Там уже ждали Студент и Глеб. Первым делом Дервиш расспросил их про Алексея Захаровича: как вел себя? О чем говорил?
Студент ответил, что Алексей Захарович был очень сдержан, говорил мало. Но напоследок, когда уже приехали в Петербург, сказал: передайте Евгению Васильевичу, что я подумаю над его предложением.
— Вот и ладно, — сказал Дервиш. Повернулся к Коту: — Ну, рассказывайте вы, что и как.
— Да все н— нормально, — ответил Кот. — Взяли языка — лейтенанта п— полиции родной нашей, народной. П— поговорили с ним душевно. Он п— проникся, нарисовал схему внутренних п— помещений. — Кот достал из пачки сигарет сложенный листок, развернул. На бумаге в синюю клеточку черной гелевой ручкой был нарисован план здания ГУВД. Кот разгладил листок ладонью и сказал: — Где конкретно хранятся «Ужасы» наш п— полицай не знает. Но, вообще-то, оружейка находится вот здесь, в п— полуподвале. — Кот пальцем показал обозначенное крестиком помещение в конце коридора. — Надо п— полагать, что именно там их и хранят.
— А если все-таки в другом месте? — спросил Студент.
— м-маловероятно. Во-первых, зачем огород г— городить? Ведь есть же уже оружейка — п— помещение наиболее защищенное. Во-вторых, на втором и на т-третьем этажах хранить их просто негде — там одни к— кабинеты… И, наконец, в— третьих, лейтенант открыл нам еще одно обстоятельство. — Кот обвел всех взглядом. — Обстоятельство это вот какое: в п— помещении, что расположено напротив оружейки — там была каптерка — теперь п— постоянно, к— круглосуточно, дежурят.
— Понятно, — сказал Дервиш. — Нас ждут.
— Да, — кивнул Кот. — Ждут нас. т-трое. В п— полицейской форме. Но не п— полицейские… Лейтенант в этом убежден. Они сидят там сутками, меняются ночью — т-так, чтобы как можно меньше народу знало об их п— присутствии. Но слухи, конечно, п— по управлению расползлись. П— пищу они приносят с собой и даже в с-сортир не выходят — им поставили п— парашу, то есть биотуалет… Д— две ночи мы из своей к— квартирки, что напротив управы, наблюдали, как к управлению п— подъезжал «форд» с гражданскими номерами. Из него выходят т-трое с сумками и идут в управу. Спустя три-четыре минуты выходят т-трое других, садятся в «форд» и он сразу отъезжает. Все — к— крепкие, спортивные. П— полагаю, что «гестаповский» спецназ. Это п— происходит около трех часов ночи. Окошко этой самой каптерки выходит на п— площадь. В нем к— круглосуточно горит свет, всегда открыта форточка… Вот, взгляните, — Кот вытащил из пачки еще один листок, развернул. Оказалось что это распечатанная на принтере фотография. На ней было желтое трехэтажное здание с высоким цоколем и высоким крыльцом с двумя колоннами. Одно из окошек цоколя, расположенное прямо над землей, пятое слева от крыльца, было помечено крестом. Кот постучал по нему пальцем и сказал: — Здесь они сидят. При желании мы бы их безо всяких «Ужасов» могли сделать — достаточно было бы бросить в окошко п— пару гранат… Да, собственно, и сейчас не п— помешает это сделать.
Дервиш сказал:
— В этом нет ни малейшей необходимости. Вы, Виктор, просто не видели, как действует «Ужас». А ребята видели. Спросите у них.
Кот посмотрел на Горина. Горин кивнул и произнес:
— Кот, я видел. «Ужас» — страшнее гранат.
Кот развел руками, сказал:
— Аргумент. В общем, п— подвожу итоги: нас ждут, но мы, собственно, и так п— предполагали, что это будет. Мы г— готовы.
— Очень хорошо, — сказал Дервиш. — Как думаете, товарищ Кот, не может там быть еще каких сюрпризов?
— Без г— гарантии, — пожал плечами Кот. — Но без риска в нашем деле не бывает. Надо п— пробовать.
— Значит, будем пробовать. Когда сможем начать?
— Все готово. К— катер заказан и даже рыбка н— наловлена.
— Это хорошо. Давайте еще раз пройдемся по всему сценарию.
Ночью на арендованном катере вышли «на рыбалку». Озеро было очень тихим, ровно — как большой шмель — гудел двигатель. Отошли не очень далеко от берега и пошли вдоль берега на юг. В десяти километрах к югу их уже ждал Немой на джипе. Он дал свои джи-пи— эс координаты и вскоре катер вошел в устье маленькой речушки. Дервиш остался на катере, а Кот с Гориным, Студент и Глеб погрузились в джип, поехали в Петрозаводск.
Дервиш оттолкнулся от берега, дождался, пока течение вынесет катер в озеро. Там пустил двигатель, отошел метров на пятьсот и встал на якорь. Он сел на диванчик в кокпите. С озера веял нежаркий ветерок. В черном, бархатном августовском небе мерцали тысячи звезд. Дервиш вдруг подумал, что одна из этих звезд — Сириус. Сириус, в окрестностях которого, возможно, находится Бездна… от этой мысли сделалось тревожно на душе, нехорошо. Дервиш подумал: вот, понимаешь, хрень какая. Пока не знал, что Бездна может находиться где-то там, то и не думал ничего такого, а теперь… Теперь и на небо смотреть не хочется. Подкузьмил — вот ведь не из тучи гром! — Алексей Захарыч. Ай, подкузьмил.
Звезды мерцали.
На блок— посту при въезде в город у них попытались проверить документы. Студент предъявил «гестаповское» удостоверение. Полицай — расстегнутый почти до пупа и не совсем трезвый — козырнул. Въехали в Петрозаводск. По разбитому асфальту проехали в центр. Город выглядел вымершим, только в ресторане «Петровский» гуляли. Судя по звукам музыки — кавказцы.
Машину поставили в переулке в сотне метров от здания ГУВД. Там уже стоял второй УАЗ. То есть «Железный дракон». Дворами прошли к дому, по одному поднялись в квартиру. Сидели, ждали. Студент подумал, что нет ничего более долгого, чем последний час перед началом. По опыту знал, что когда
За полчаса до начала Кот еще раз повторил инструкции. Спросил: вопросы есть?.. Вопросов не было — каждый знал свою задачу.
Кот и его люди надели бронежилеты, привычно повязали на рукава белые повязки. Каждый положил в нагрудный карман пластмассовое ребристое яйцо гранаты, пристегнул карабинчик вытяжного шнура к кольцу.
— Ну, коли готовы — пойдем, — сказал Кот. — С Богом.
Студент обратил внимание, что он совсем не заикается.
По одному спустились вниз, дворами вышли к машинам. За руль одной сел Немой, с ним — Кот и Горин. За руль другой машины сел Студент. На заднем сиденье второго «Дракона» устроился Глеб, в грузовом отсеке стоял на треноге «Ужас». Уже с усилителем и подключенный к аккумулятору. А рядом с «Ужасом» — старый добрый РПК с магазином на семьдесят пять патронов… Была тихая ночь. В ночной тишине зашумели двигатели двух «Драконов». Машины тронулись и через несколько секунд выкатились на площадь перед зданием ГУВД.
Студент сходу развернул машину «кормой» к зданию, выскочил и распахнул заднюю дверцу. Он выхватил пулемет и крикнул Глебу: давай!.. Сам перекинул ремень пулемета через плечо, с пулеметом наперевес прислонился к борту «Дракона». Рядом была уже приготовлена к работе гораздо более страшная «машина», и пулемет присутствовал просто для страховки.
Глеб помедлил секунду и нажал на «спуск». Мощность и время воздействия были выставлены на максимум.
Немой включил фары второго джипа — они были направлены на высокое парадное крыльцо.
Дверь ГОВД распахнулась через девять секунд после того, как Глеб нажал на спуск. Из нее выскочили двое полицейских. Один налетел на колонну у входа, упал, побежал вниз по ступенькам на четвереньках. Второй перепрыгнул через него. Еще через секунду вдребезги разлетелось стекло в окне второго этажа, оттуда выскочил полицейский в форменной рубашке с погонами подполковника, но без штанов. Следом за ним выпрыгнула голая женщина. Полицейский приземлился и тут же упал, а женщина с громким визгом умчалась прочь… Потом из двери вылетели сразу четверо. Все они что-то кричали, бежали в разные стороны, падали. Бесштанный, окровавленный подполковник пытался подняться на ноги, но ничего у него не получалось. Студент подумал, что он, похоже, сломал позвоночник.
Прошло двадцать отведенных на «выстрел» секунд. Больше из здания никто не появлялся. Внутри кто-то истошно, надсадно кричал.
Прошло еще пять секунд.
Кот сказал своим «котятам»: пошли, что ли?
— Пошли, — ответил Немой. И Горин сказал: — Ага, пошли.
Немой ударил по газам, «Дракон» рванулся вперед, проехал тридцать метров и остановился напротив крыльца. Кот, Немой и Горин одновременно выскочили из машины, бросились к двери. Впереди, разумеется, был Кот. В левой руке — наган, в правой — ТТ.
Спустя секунду все трое скрылись в здании.
Кот стремительно влетел в полутемный холл, ушел влево, замер. Кот не просто видел, он как бы ощущал все помещение сразу. Воспринимал его зрением, слухом, обонянием и еще чем-то, чему невозможно дать точное определение, но именно оно-то и является самым важным… У Кота был огромный опыт налетов самого разного уровня сложности. Как минимум раз двадцать он мог погибнуть. Его спасали фантастическая реакция, высочайшее профессиональное мастерство в оперативной стрельбе и, конечно, обостренное чувство опасности.
Кот влетел в холл, замер. Он пытался «запеленговать» чужую агрессию и страх, но смог уловить только страх. В силу своего ремесла Виктор Котов часто сталкивался с человеческим страхом — в критической ситуации страх и агрессия проявляются особенно сильно. Недаром это хорошо ощущают животные… Сейчас Кот уловил не страх даже, а патологический ужас, который заполнял все здание, пронизывал его снизу доверху. От этого Коту сделалось как— то не по себе. Ему было бы проще, если бы его встретили ожесточенным огнем. Это, по крайней мере, привычно. И понятно. А то, с чем он столкнулся сейчас, было не только непонятно, но вызывало внутреннее сопротивление…
В полутемном «аквариуме» дежурного была включена настольная лампа, работал телевизор. Где-то на втором этаже кричал человек. Кот облизнул губы, шепнул сам себе: работай, Витя, — и двинулся направо, туда, где спускалась вниз, в полуподвал, лестница. Ноги в дешевых китайских кедах ступали по линолеуму легко и бесшумно. Спину ему прикрывали Немой и Горин.
Кот спустился вниз. Присел, выглянул из-за угла. Скупо освещенный коридор с дверьми с обеих сторон был пуст. Одна из дверей слева оказалась распахнута настежь. Из нее падал прямоугольник более яркого света. Кот еще не видел номер, написанный на этой двери, но был почти уверен, что это помещение № 13 — каптерка, в которой должна сидеть засада. Распахнутая дверь подсказывала, что засады больше нет. Это же подтверждала интуиция, однако осторожный Кот не мог позволить себе ошибиться. Он стремительно приблизился к двери, не останавливаясь бросился на пол, оттолкнулся от стенки ногой. Лежа на боку, Кот выкатился в освещенный прямоугольник. Оба ствола были направлены в проем… Кот увидел человека в форме лейтенанта полиции. Обхватив руками голову, «гестаповец» сидел на корточках в углу и дрожал. Больше в каптерке не было никого… Кот жестом подозвал Немого, сам поднялся на ноги и вошел в помещение № 13. Дрожащее существо в углу, возле пластмассовой коробки биотуалета, было беспомощным и жалким, но Кот не имел права на жалость. Как, впрочем, и на ненависть — во время операции на эмоции наложено табу. Кот вскинул ТТ, хладнокровно выстрелил в голову псевдополицейского.
Напротив двери № 13 была стальная дверь под номером «8». За этой дверью находилась оружейная комната. А в ней то, ради чего они пришли. Если, конечно, оно действительно там… Немой быстро приклеил на дверь кусок «веревки», прилепил взрыватели. Отошли в дальний конец коридора. Ахнул взрыв. Посыпалась штукатурка, погасла лампа над дверью.
Немой подцепил фомкой дверь, надавил. С металлическим лязгом упал на пол замок, дверь отворилась. Немой включил фонарь. В оружейке стояли запертые на замок стальные шкафы… Немой закрепил фонарь на голове, достал набор отмычек и начал отпирать шкафы. Уже знакомые пластмассовые контейнеры, в которых переносят «Ужас», он нашел в третьем шкафу.
— Таким образом у них уже четыре «Ужаса»… Что скажете?
В кабинете Чердыни сидели начальник «Кобры» Власов, новый министр МВД Полянский, их замы и старший технический специалист двенадцатого департамента «Кобры» лейтенант Михельсон. Все молчали.
— Что скажете? — повторил Чердыня.
Полянский произнес:
— Позвольте, Генрих Теодорович?
— Да.
— Нами проводятся широкомасштабные оперативно-розыскные мероприятия на всей территории Карелии…
— Господин министр! — перебил Полянского Чердыня. — Ты сам-то себя слышишь? Ты кому втираешь? Ты «широкой общественности» можешь втирать, какие ты там мероприятия проводишь… Террористы опережают нас на шаг. На несколько шагов! При этом бьют нас нашим же оружием. И сегодня у них уже четыре «Ужаса». — Чердыня щелкнул зажигалкой, закурил. — Их нужно остановить! — продолжил Чердяня. — Немедленно… И сейчас я хочу услышать конкретные предложения.
Министр сказал:
— Предлагаю все имеющиеся в полиции генераторы биоволны «Ужас» передать на хранение в территориальные органы комитета «Кобра»… временно. В оружейках горотделов полиции разместить муляжи.
Чердыня ответил:
— Мера разумная. Хотя и запоздалая.
Некоторое время все молчали. Каждый отдавал себе отчет, что «мера разумная», действительно, запоздала. И вообще: террористов, совершивших налет на «Мегаполис», недооценили. Например, не предусмотрели того, что для налетов на полицию террористы используют «Ужас»… Никто не сказал вслух, но каждый продумал, что косвенно в этом виноват сам Чердыня — именно он на экстренном совещании в Кубышке в ответ на слова Сулейманова, что, мол, террористы могут использовать «Ужас» для нападения на госорганизации, сказал: ерунда. Они это и без «Ужасов» делают успешно… И Чердыня вспомнил эту свою реплику. И понял, что другие тоже ее помнят.
Полянский, который всегда точно чувствовал ситуацию, пришел ему на помощь:
— Мы не могли предусмотреть, что террористы воспользуются «Ужасами».
— Это верно. — кивнул Чердыня. — Все на свете предусмотреть нельзя… Итак, какие будут предложения?
Полянский сказал:
— Полагаю, что в кейсы с муляжами можно было бы заложить маячки.
Чердыня кивнул:
— И это разумно. — Он повернулся к Михельсону: — У нас есть возможность быстро изготовить муляжи?
— А не надо ничего готовить. Достаточно извлечь из установки собственно генератор — это цилиндр размером с сигарету. После этого «Ужас» действительно превращается в муляж… Или можно просто стереть программу. Потому что «Ужас» — это генератор плюс программа.
— Толково, — одобрил Чердыня. — Для надежности стоит сделать и то и другое.
Михельсон скромно улыбнулся и сказал:
— У меня, собственно, есть другое предложение.
— Какое?
— Поскольку, как вы справедливо заметили, террористы бьют нас нашим же оружием — то есть применяют против полиции генератор биоволны, то, полагаю, нам стоит противодействовать им на этом же уровне.
— То есть? — спросил Чердыня.
— Я предлагаю оснастить офицеров, сидящих в засаде, индивидуальными средствами защиты — то есть шлемами «Нимб».
Чердыня сказал:
— Я не понял. Ты же, лейтенант, говорил мне, что в этих шлемах нельзя находиться более двадцати минут. А в засаде нужно сидеть часами.
— Это верно, — согласился Михельсон. — Но есть нюансы.
— Какие?
— Видите ли в чем дело, Генрих Теодорович… В шлеме нельзя работать более чем двадцать минут при условии, что система противодействия включена. Но пока она выключена шлем абсолютно безопасен.
— Ни хрена не понял, — ответил Чердыня. — Какой прок в этом шлеме, если он выключен?
— Пока система противодействия выключена — никакого. Но его можно включить, как только интеллект шлема распознает, что началось воздействие.
— А он — этот интеллект — распознает?
— Система еще сыровата, до ума не доведена… но такая функция предусмотрена.
— Михельсон! — почти ласково произнес Чердыня. — Михельсон, специалист старший, что же ты мне сразу этого не сказал?
— Извините, Генрих Теодорович… но вы же не спрашивали.
— Михельсон! Я же тебя за яйца повешу, специалист гребаный! Ты что творишь? Ты что творишь, тарнеголь[66] херов?
Лейтенант Михельсон мгновенно покраснел.
— Я… — начал было он, — я…
Чердыня громко хлопнул по столу рукой, с досадою сказал:
— Все! Все, сукин ты сын… Сколько времени нужно, чтобы изготовить хотя бы штук тридцать шлемов этих шлемов? Или хотя бы двадцать?
— Э— э… я…
— Звони в этот свой НИИ, — Чердыня толкнул в сторону Михельсона телефон. Михельсон выдавил:
— Не надо в НИИ… я и сам сделаю.
— Сам?
— Да, сам… При наличии необходимых инструментов и деталей. Из НИИ нужно только кристаллы запросить.
— Они есть?
— Есть.
— Запросим немедленно. Пришлют самолетом… Что еще?
— Шлемы.
— Какие шлемы?
— Армейские шлемы. Годится любая радиофицированная модель… Шлемы достать можно?
— Идиотский вопрос… Что еще?
— Я в пять минут набросаю список.
— А вообще сколько времени тебе нужно?
— Ну… за пару дней сделаю.
— Это не годится. Нет у нас пары дней.
— Ну… если мне дадут пару квалифицированных радиомонтажников, то за полдня.
— Будут тебе радиомонтажники, — сказал Чердыня. Он нажал на кнопку вызова помощника. Тот вошел в кабинет через несколько секунд. — Поступаешь в распоряжение лейтенанта Михельсона. Он скажет, что ему нужно… Иди, искупай кровью. Считай, что ты теперь штрафник. И до тех пор, пока не искупишь, ты — Тарнеголь.
Помощник и Михельсон вышли. Глядя ему в спину, Чердыня покачал головой, буркнул: тарнеголь, — потом посмотрел на Полянского:
— Ну, где будет следующий налет, генерал?
— Генрих Теодорович, у нас пятьдесят шесть региональных управлений и отделов…
— Спасибо, — перебил Чердыня. — Спасибо тебе, Вадим Андреич, что напомнил мне, сколько у нас осталось регионов. — Он сделал паузу. Потом продолжил: — Налет на очередной горотдел может произойти в ближайшую ночь. Поэтому мы должны торопиться. Твоя задача: быстро проанализировать ситуацию и выявить наиболее привлекательные для террористов объекты. Думаю, что таковых будет немного.
— Кроме региональных управлений есть еще одиннадцать спецобъектов, на которых тоже имеются «Ужасы».
— Давай не будем сейчас про спецобъекты… Ты со своими управами определись. Чем, по-твоему, руководствовались террористы, когда выбрали Петрозаводск? Каков главный критерий?
Министр несколько секунд думал, потом сказал:
— Не готов к ответу.
— А ведь все просто, — сказал Чердыня. — Посмотрите на расположение здания ГУВД в Петрозаводске.
Он щелкнул клавишей компьютера, вывел на монитор карту— схему Петрозаводска. Щелкнул еще несколько раз, увеличивая картинку. Первым сообразил Власов. Он сказал:
— Действительно просто — за зданием ГУВД стоит огромный торговый комплекс. Если бы там стояли жилые дома, то под удар «Ужаса» попали бы многие десятки, а то и сотни жителей. А так весь удар принял на себя универмаг. Ночью он не работает. Надо полагать, что пострадали несколько человек — охрана. Да и она, скорее всего, состоит из полицейских, которых террористы не жалуют.
Чердыня кивнул:
— Именно так… Поэтому твоя, Вадим Андреич, задача проста: выявить горотделы, атака на которые повлечет минимум жертв среди гражданского населения. Через час доложи.
Через пятьдесят семь минут министр МВД доложил начальнику СБ национальной корпорации «Промгаз», что под заданное условие: минимизировать вред гражданскому населению, — подходят четыре горотдела народной полиции: в Нижнем, Смоленске, Ростове-на-Дону и в Саратове. В последнем — с натяжкой. Кроме того, под заданные условия подходят два спецобъекта.
Чердыня сказал:
— Добро. Все внимание — на три горотдела. Как только будут готовы первые шлемы — будем высылать их на места. Авиацией.
Михельсон понял, что попал в очень неприятную ситуацию. И ринулся «искупать кровью». Он составил список необходимого оборудования и материалов, а пока материалы не привезли, Михельсон сел писать инструкцию по использованию спецшлема «Нимб».
Через полтора часа в штаб— квартиру национальной корпорации «Промгаз» привезли первые двадцать радиофицированных армейских шлемов. Михельсон тут же приступил к работе — начал демонтировать с них стандартную аппаратуру связи. Вскоре в Башню доставили радиомонтажницу — маленькую испуганную женщину лет пятидесяти. Старший специалист показал ей, что нужно делать. Тем временем из Москвы военным бортом переслали пакет — в нем находилось пятьдесят пять калиброванных биполярных кристаллов Х— тония, необходимых для изготовления мини-генератора шлема. Спустя час первый шлем был готов. Его нужно было испытать. Михельсон доложил об этом помощнику Чердыни, а помощник — самому Чердыне. Чердыня зашел в подсобное помещение, где обосновался Михельсон, спросил:
— А ты в своем шлеме-то уверен?
— Да, конечно.
— Тогда на тебе и проверим.
— Как на мне? — выдавил Михельсон.
— Так ты же в нем уверен… Искупай кровью, Тарнеголь!
Испытания провели прямо в подземном гараже Башни. С крыши спустили один из пяти «Ужасов», входивших в систему обороны Башни. Серый от страха Михельсон застегнул под подбородком ремешок шлема и зачем-то опустил прозрачное забрало.
Испытания прошли успешно. Интеллектуальная система «Нимба» сработала штатно, и Михельсон успешно выдержал сначала пяти-, а потом и десятисекундное воздействие с расстояния около шестидесяти метров при нагрузке 0,5.
Чердыня сказал: молоток. Считай — искупил. Тарнеголь отменяется.
Михельсон воспрянул духом. А въедливый Чердыня потребовал повторения эксперимента на «контрольной группе». Михельсон растерялся: да где же ее взять— то?
— Это, капитан, не твоя проблема, — ответил Чердыня.
Михельсон осторожно поправил: лейтенант.
— Уже капитан, — бросил Чердыня. Он вызвал начальника охраны, отдал распоряжение и вскоре сотрудники охраны привели двух прохожих с улицы. Их разместили в боксах для мойки автомобилей. На одного надели шлем, на другого, естественно, нет. Того, что без шлема, пристегнули наручниками к верстаку. Михельсон лично произвел «выстрел» с теми же параметрами: время — 10 секунд, мощность — 0,5. Тот, что был в «Нимбе», воздействия не почувствовал. Второй бедолага обезумел почти мгновенно. Сначала он пытался вырвать руку из наручника, да так, что стальной обруч разорвал кожу на запястье и глубоко врезался в плоть, потом потерял сознание. Его унесли… Михельсон предложил повторить выстрел с максимальными значениями: время — 20 секунд, мощность — 1. Чердыня согласился. После двадцатисекундного воздействия при пиковой мощности испытуемый почувствовал «беспокойство». Так, по крайней мере, он сам определил свои ощущения… Однако судьба его легче не стала. «Нимб» с него сняли и сделали «контрольный выстрел». Он закричал и бросился бежать, но через две секунды упал, закатил глаза. Изо рта пошла пена.
После этого работа по модернизации шлемов закипела. Две радиомонтажницы пекли их, как пирожки. Каждый час из-под их рук выходили три-четыре шлема. Их немедля забирали прикомандированные офицеры «гестапо», под конвоем везли в аэропорт. Там уже ждали самолеты.
Барон и его люди начали обживать промзону. Она была похожа на декорацию для съемок фильма про войну или катастрофу… Впрочем, за последнее десятилетие в РФ появилось немало таких «декораций». Многие из них были больше и грандиознее промзоны на Большой Охте.
Но и Большеохтинская зона была не маленькой. Она имела форму неправильного многоугольника, с севера на юг протянулась более чем на километр, с востока на запад — на два и занимала площадь около двухсот двадцати гектаров. С севера к зоне примыкало кладбище, с юга ее подпоясывала Охта. На территории располагались сотни строений — цеха, склады, гаражи, котельная и даже церковь. Ее начал строить на территории своего заводика некий предприниматель еще в 12– м году, да не достроил — разорился. Так и стоял храм с покосившимся крестом — темный, мрачный. Промзона начала хиреть уже давно, а после уничтожения Башни в 13– м вообще пришла в упадок. Сначала она подверглась настоящему нашествию окрестных жителей — они добывали в зоне металл. Но цветной металл скоро истощился, а спрос на черный резко упал. «Старателей» стало значительно меньше, а зона довольно быстро стала дичать — зарастала бурьяном и кустарником, в ней поселились стаи бродячих собак.
В первый же день патрулирования зоны Барон и Мак наткнулись на бомжей. Их логово засекли по отсвету костра в окне. По рации связались со второй парой. Наемник и Кабан подтянулись, заняли позиции у окон, а Барон и Мак зашли внутрь. В довольно просторном помещении прямо на полу горел костер. На нем булькало варево в закопченном котелке. За столом сидели трое, стояла бутылка и какая-то закуска, у стены лежали матрацы и груды тряпья — постели.
Незваных гостей встретили настороженно. В мире, где главная задача — выжить, нет места благодушию и доверчивости. Здесь основная мудрость: не верь, не бойся, не проси.
— Доброго всем времени суток, — сказал, остановившись на пороге, фон Дрейзе.
Один — видимо, старший — ответил:
— И вам не хворать.
Некоторое время все молчали, разглядывали друг друга. Потом старший спросил:
— Кто ж такие будете?
— Может, к столу пригласите? По-братски.
— По-братски? Чего ж не пригласить? Присаживайтесь… по-братски.
Присели, сняли и положили свои котомки.
— Мы, — сказал Барон, — вас не объедим. У нас есть, чего на стол поставить. И выпить есть и закусить… Ну— ка, Конек.
Барон говорил, а сам незаметно присматривался, оценивал хозяев. Они выглядели вполне натурально — бороденки, сальные волосы, специфический взгляд… Барон видел, что старший держит правую руку под столом, а другой — рыжеволосый, одутловатый — как бы незаметно взял в руку нож. Руки его были синими от наколок.
Мак вытащил из сумки литровую бутылку водки «Оккупация», хлеб, три банки шпрот, пачку печенья, чай и упаковку пластиковых стаканчиков.
— Богато живете, — оценил старший.
— Остатки прежней роскоши, — небрежно ответил Барон. А Мак добавил: — Неделю назад лабаз один подвернулся. Зашли, угостились.
— Где же такой лабаз хороший?
— Лабаз-то? В Псковской губернии лабаз остался.
— А что же вы от таких хороших лабазов уехали?
Барон ответил:
— А лабаз-то тот, братан, одному авторитету принадлежит… Авторитет этот оскорбился бескрайне, обещал, как найдет крадунов, на кусочки порезать. Так мы решили свалить с северную столицу. — Барон протянул старшому руку и представился: — Барон. Свободный художник.
Старшой подал руку с некоторой заминкой. Назвался: Винегрет. У одутловатого было погоняло Паровоз. Третьего — похоже, в этом коллективе он был шестеркой — звали Кусок.
Барон разлил водку. Хозяевам — в их посуду, себе и Маку — в пластик… Паровоз ловко вскрыл ножом банку консервов. Выпили. Закусили.
Винегрет произнес:
— Хороша водяра. Сразу видно: не паленка.
— А то!
— Значит, говоришь, гастролеры? Босяки?
— Типа того.
— А к нам как занесло?
— Да вот, приехали в Питер, на вокзал Ладожский. Пошли гулять по городу и увидели, что у вас тут полно «свободных номеров»… Поживем по соседству?
Винегрет с Паровозом появились в промзоне около года назад. Их тоже встретили не особо приветливо. Кусками арматуры они забили насмерть двух аборигенов и подчинили себе робкого Куска… В промзоне существовали еще два «коллектива». Все придерживались нейтралитета, но при возможности устроить другому подлянку, делали это не задумываясь. Например, яма, в которую упал и напоролся на трубу полицейский, была выкопана Куском по приказу Винегрета. Винегрет хотел подловить своего главного конкурента — Гансика. Подозревал, что Гансик промышляет на его, Винегрета, «законной земле». В общем, Винегрету «соседи» были не нужны.
— Мы поживем по соседству, — скащал Барон. Винегрет не ответил. Барон спросил: — Или что не так?
— Так, — сказал Винегрет, — да не так… Место здесь у нас опасное.
— А чем же оно у вас опасное?
— Бродят тут у нас по ночам… Видели на стене написано «Территория Зла»?
— Ну, видели… А кто бродит?
— Темные бродят.
— И что? — спросил Барон.
— А то, что за полгода здесь уже семерых замочили… Одного на стене распяли. Другому отпилили голову.
— И что? — снова спросил Барон.
— Третьему, — продолжил Винегрет, — загнали гвоздь в ухо. А еще одному ногу отпилили — не иначе, на шашлык или в супец… И возле каждого мертвяка рисуют звезду вверх ногами и пишут «Территория Зла».
— И что? — в третий раз повторил Барон.
— Нехорошее тут место. Мявкнуть не успеешь, а уже покойник. И, значится, шли бы вы, господа гастролеры, своей дорогой.
— Это почему?
— Потому, что я так решил, — произнес внезапно изменившимся, окрепшим голосом Винегрет.
— А почему ты так решил? — спросил Барон.
— Потому, что никакие вы не босяки.
— Это почему же?
— Гладкие вы оба, сытые… Ряженые. А главное, нутро у вас не босяцкое.
Барон ухмыльнулся:
— Да ты, я гляжу, психолог.
— Психолог не психолог, а людишек вижу… Валите, пока я добрый. Водяру— закусон оставьте и валите. А то ведь можете надолго здесь остаться. — Винегрет поднялся из-за стола. В правой руке держал большой тесак. На широком клинке был бурый налет — может, ржавчина, а может — кровь… Поднялся и Паровоз с ножом в руке. Он улыбался и улыбка эта была очень нехорошей. Но на Барона все это не произвело ни малейшего впечатления. Он спокойно сидел на месте. Мак тоже сидел.
— Ты, сука, не понял? — спросил Паровоз. — Вали отсюда, черт.
— Я не сука, — невозмутимо ответил Валентин фон Дрейзе. — Черт? Может быть. Но не сука.
Гуляли по стенам отсветы костра. Булькал котелок. Паровоз скалил гнилые зубы. Барон сказал: ну, спасибо за гостеприимство, — сделал небрежный взмах рукой и под кадык Паровоза вошел черный метательный клинок. Винегрет еще ничего не понял, а Мак уже взлетел на стол, ударом ноги вышиб у него нож. Вскрикнул Кусок. Паровоз выдохнул: а-а-ах! — осел на пол.
Винегрета посадили на стул, притянули к спинке его же ремнем. Кусок сидел смирно, смотрел на обоих «гостей» с нескрываемым ужасом. Рядом хрипел, умирал на полу Паровоз.
Куску налили целый стакан водки и стали «общаться». Спецметодов к нему не применяли — незачем, невооруженным глазом видно: слабый человек… Всхлипывая, сбиваясь, Юрий Юрьевич Кусков — бывший инженер-технолог с Кировского завода — рассказал, что, да, место здесь действительно нехорошее. Убивают здесь. Натурально здесь — Территория Зла.
Фон Дрейзе убийствами заинтересовался: его интересовало все, что происходит в зоне. А вдруг это террористы?
Барон спросил:
— А кто убивает?
— Черные люди.
— А кто эти черные люди?
— Я… не знаю. Можно еще выпить?
— Пей.
Кусок выпил, затолкал в рот кусок хлеба.
Мак сказал:
— А может, это вы сами по пьяне друг друга мочите?
— Что ты! Что ты!.. Тут, конечно, всякое бывало — и мокруха и всякое другое. Но ведь по делу, по делу.
— По какому делу?
— Ну, например, кто-то на чужую территорию влез… Тогда, конечно, начинаются разборки. А эти… Эти просто демоны.
— А ты сам-то их видел?
— А как же?! Дважды видел. Ночью.
Мак усмехнулся:
— Как же ты их, черных, ночью мог разглядеть? Фонарей здесь нету.
— Так в белые ночи дело-то было!
— А что ж они — демоны эти — вас еще не съели?
— А мы хоронимся, капканами обставляемся. Мы тут капканов волчьих целый склад нашли — ставим. На входе самострел настороженный ставим на ночь. Сегодня вот я не успел поставить. Накатает мне люлей Винегрет.
— Не накатает, — сказал Барон. Подумал: нормально было бы, если бы в темном коридоре стоял настороженный самострел. Нам фантастически повезло… Барон угостил Куска сигаретой, закурил сам и сказал: — Ладно, рассказывай по порядку.
Мусоля сигарету, давясь водкой, Кусок рассказал, и фон Дрейзе задумался. Рассказ Куска был похож на алкогольный бред… А чего, действительно, ждать от бомжей? Они же пьют каждый день. Да еще и дрянь невообразимую. От такой жизни у кого хочешь крышу снесет. И тогда не только черных людей увидишь, а и черт с рогами привидится… А с другой стороны, подумал Барон, таких деталей, специально не придумаешь. Ладно, разберемся.
Винегрета заставили выкопать яму в подвале. Туда опустили труп Паровоза. Вслед за ним и самого Винегрета — на хрен он нужен?.. А Куска оставили в живых — пригодится.
На ночь выставили пост, обставились капканами. Пьяненький Кусок показал самострел — самодельный арбалет с луком из рессоры — похвастался: сам сделал. Я же инженер, а они (кивок в сторону подвала) быдло… Самострел поставили в коридоре. На направляющей лежала толстая без оперения стрела с ржавым наконечником, к спуску вела протянутая над полом проволока.
Так началась «легкая прогулка с риском».
В то время, как полиция и комитет «Кобра» спешно организовывали оперативно-розыскные мероприятия, Дервиш и группа «террористов» отсиживались на базе отдыха. На рассвете они вернулись с ночной «рыбалки», для алиби привезли «свой» улов — несколько щук и окуней.
Все утро они отсыпались, а когда к обеду стали вылезать из своих комнат, администатор — холеный молодой хлыщ с манерами пассивного педика — рассказал, что на обед их ждет уха и фаршированная щука, и что ночью в городе было черт-те что.
— Что такое, любезный? — спросил Дервиш.
— Сам не знаю, но ищут каких— то террористов. Наш повар уезжал за продуктами, так весь город перекрыт, всюду проверки документов… А еще говорят, что лягавые ночью обкурились, из окон горотдела голые прыгали.
— Забавно, любезный, забавно… У тебя коньяк армянский есть?
Армянского коньяка не нашлось, щуку съели под русскую водку.
После обеда снова вышли в озеро. В километре от берега заглушили двигатель. Горизонт был затянут дымкой, в выцветшем небе висело белое солнце. Реяли чайки, небольшой бриз несколько смягчал жару. Дервиш понюхал свою сигару и сказал:
— Полагаю, друзья мои, что нам следует подвести некоторые итоги и обсудить перспективы. Первые итоги таковы: у нас есть четыре установки. Мы с вами на деле убедились, какая это мощь. Встает законный вопрос: как ее применить?
Кот сказал:
— Мне к— кажется, Евгений Василич, что сначала нам нужно д-добыть еще два «Ужаса».
— Мы обязательно постараемся добыть еще два «Ужаса», — согласился Дервиш. — Но сделаем это позже.
— П— почему?
— Потому что сейчас все «гестапо» стоит на ушах. Они ждут нового налета и, надо полагать, предприняли меры.
— П— против лома нет п— приема… К— какие же меры здесь можно пр-принять?
Дервиш пожал плечами:
— Разные. Навскидку — вариант: изъять «Ужасы», а вместо них заложить в кейсы взрывчатку… Или радиомаяк. Я бы, например, так и сделал.
Немой сказал:
— Извините, Евгений Василич, но такие варианты мы предусмотрели. На операцию я всегда беру с собой детектор взрывчатых веществ и детектор электронных устройств.
— Вот как? — спросил Дервиш. — Определенно отстаю от жизни… Эти ваши детекторы дают стопроцентную гарантию?
— Стопроцентной гарантии в нашем деле по определению быть не может, — ответил Немой.
— Это верно. Особенно учитывая то обстоятельство, что нам противостоят профессионалы. И предусмотреть все невозможно. Именно поэтому я и предлагаю взять тайм-аут. Вы отдохнете, а вот «гестаповцы» — напротив — будут все это время пребывать в ожидании очередного налета и — соответственно — в изрядном напряжении.
Кот ответил:
— Все это т-так, но… Я боюсь, что они смогут спрятать «Ужасы».
— Запросто могут. И это, пожалуй, самый главный аргумент против моего предложения. — Дервиш сделал паузу. Потом продолжил: — Знаете что мне сильно не нравится? Как— то уж очень легко все у нас до сих пор получалось. Это настораживает. Поэтому я все-таки считаю правильным взять недельный тайм-аут.
Кот сказал:
— Есть недельный т-тайм-аут.
Он вытащил из-под рубашки наган и ТТ, положил их на палубу, скинул сандалии и не раздеваясь сиганул за борт. Следом за ним нырнул Студент, потом посыпались остальные.
— Ну как дети, — сказал Дервиш. Он вложил два пальца в рот, свистнул и тоже сиганул за борт.
Председатель сидел в своем кабинете, читал меморандум, который ему передал Чердыня две недели назад. Чердыня рекомендовал познакомиться с главой, написанной академиком Петровым, а у Председателя все руки не доходили. Чердыня дважды напоминал и Председатель все-таки взялся за доклад… Он дочитывал последние абзацы главы «Ресурсное истощение», когда позвонил первый зам главы МИДа, попросил о встрече. Срочно… Председатель ответил: ну, подгребай, раз срочно… Первый зам ответил: я, собственно, уже у вас — внизу, в вестибюле.
Через две минуты первый зам вошел в кабинет Председателя.
Председатель мидовских недолюбливал — бездельники. С каждым годом у РФ было все меньше так называемых «иностранных дел», но в МИДе все имитировали кипучую деятельность. Разогнать бы всех, да нельзя — из престижных соображений приходилось содержать эту толпу бездельников. Впрочем, в большинстве других департаментов дела обстояли примерно так же… А куда денешься? Приходится всех кормить, потому что нельзя же заявить на весь мир: у меня нет больше «иностранных дел», поэтому я распускаю МИД. У меня нет больше сельского хозяйства, поэтому распускаю к чертовой матери Минсельхоз… Нет больше науки… Нет обороны… Ни х… у нас больше нет, кроме некоторого количества природных ресурсов — Председатель покосился на меморандум. На черной папке красным шрифтом было написано: «Глобальное потепление. Перенаселение. Ресурсное истощение. Анализ динамики процессов».
Адъютант доложил: прибыл первый зам.
Первого зама Председатель не любил особенно — за неукротимый карьеризм. Конечно, в МИДе все карьерюги — других там просто нет, если не считать шоферов и уборщиц, — но этот был из карьерюг карьерюга.
— Заходи, заходи, страдалец за Отечество, — сказал Председатель, когда первый зам внес свой живот в кабинет. Первый зам опустился в кресло, положил на стол кожаную папку с золотым тиснением «МИД РФ». — Ну, что там у тебя такого срочного случилось?
Зам кашлянул и ответил:
— Господин Председатель, по нашим каналам удалось получить в высшей степени важную информацию.
— Да ну? — произнес Председатель. — Как же это вас угораздило?
Первый зам открыл свою папку, заглянул в нее и сказал:
— Министерство обороны Китая намерено завладеть боевой космической группировкой «Созвездием смерти».
— Это как же? Оно же — там, — Председатель показал пальцем наверх.
— Совершенно справедливо, господин Председатель. После того, как в 14-м году боевые спутники «Созвездия смерти» расстреляли авианосец «Джордж Буш— старший», они так и остались висеть на орбите. Все тринадцать штук. В Штатах тем временем началась Новая Гражданская, и им стало не до спутников. Если бы на спутниках был хоть какой-то запас снарядов, то они представляли бы интерес. Но весь боезапас — до последнего патрона — был расстрелян по «Джорджу Бушу». А перезарядить их не просто. Требуется провести несколько запусков шаттла. Но запусков все эти годы не было. В результате тринадцать боевых спутников так и висели у нас над головой… Но недавно — предположительно, три-четыре месяца назад — китайцы сняли один из них с помощью своего шаттла «Великий кормчий» и доставили на землю. Сейчас китайские специалисты изучают его. Вполне вероятно, что они смогут реанимировать американскую флотилию — спутники имеют атомные двигатели и рассчитаны, по некоторым сведениям, на десять лет нормального функционирования. Нельзя также исключить, что китайцы создадут собственную флотилию на основе американских разработок.
Председатель положил ногу на стол, сказал: пятка чего-то чешется… не в службу, а в дружбу.
Первый зам проворно подскочил, почесал.
— Молодец! — произнес Председатель. — Порадовал.
Первый зам не понял, про что это: про пятку или про «Созвездие смерти», ответил: ну, если объективно… конечно.
Председатель прочувствованно произнес:
— Иди, работай. Ты нужен Родине.
Первый зам вышел. Председатель взял в руки листочек с информацией про «Созвездие смерти», бегло просмотрел его, скомкал и бросил в корзину. Председателя не интересовало «Созвездие смерти». Он думал о меморандуме, который лежал на его столе. Конкретно о той его главе, которая называлась «Ресурсное истощение». Подумал: надо бы пригласить академика Петрова, поговорить лично.
Председатель нажал кнопку коммуникатора, сказал:
— Соедини меня с академиком Петровым.
— Слушаюсь, — ответил адъютант.
Председатель откинулся в кресле, выдвинул ящик стола. Там лежали трусы Зои. Председатель взял двумя пальцами почти невесомый, полупрозрачный кусочек светло фиолетовой ткани, подбросил его в воздух и поймал ртом. И сразу ощутил желание. Меньше часа назад он трахнул Зою прямо здесь, в кабинете. Но сейчас снова хотел ее… Неплохой результат для мужика пятидесяти пяти лет? Отличный! Как только удастся поставить «крутые яйца» на поток — все! Все! — можно будет забыть про возню с «утилизацией» и даже про сокращение ресурсов можно будет больше не думать. Я буду торговать «крутыми яйцами». И это сделает меня самым богатым человеком в мире. Ибо торговля вечной молодостью — самая беспроигрышная торговля…
Пропел коммуникатор. Председатель вытащил изо рта трусы Зои, нажал на кнопку: да.
— Сергей Сергеич, вы хотели поговорить с академиком Петровым… соединять?
— Да.
Через три секунды из коммуникатора раздался голос академика:
— Петров слушает.
— Здравствуйте, Игорь Павлович, дорогой вы мой… Можете выделить мне пару минут?
— Да, господин Председатель.
Председатель не любил, когда его называют «господин Председатель» — или Председатель или уж по имени-отчеству, но поправлять академика не стал, а сказал:
— Вот и хорошо, вот и ладно… Я прочитал ваш доклад с огромным интересом. И у меня появились вопросы.
— Вы хотите, чтобы я ответил прямо сейчас?
— Зачем же? Нам с вами непременно нужно встретиться лично. Я, знаете ли, предпочитаю по старинке — глаза в глаза… Когда вам будет удобно?
— Видите ли в чем дело, господин Председатель…
— В чем?
— Я ведь от Петербурга далеко сейчас.
— А где позвольте спросить?
— На Кольском.
— Вот оно что! Это хорошо, это правильно… А когда вернетесь?
— Думаю, через неделю. Максимум — две.
— Вот и ладненько. Вы вернетесь и позвоните мне. Мы встретимся, потолкуем. Коньячку выпьем… Вы как насчет коньяку? — Петров замялся, а Председатель сказал: — Вот и договорились. Значит, я жду вашего звонка… Желаю вам удачно поработать на севере.
Председатель выключил коммуникатор, потом вновь мазнул по нему пальцем. Когда Зоя откликнулась, произнес:
— Зайка, я ем твои трусики. Готов разовать их на части. И тебя тоже… Жду!
Первого сентября в службу безопасности корпорации «Промгаз» позвонил агент, сообщил, что сосед двум этажами выше сдал квартиру. Агент был никудышный — наркоман и враль. Он выбрал себе оперативный псевдоним «Феномен», и за дозу готов был оговорить мать родную. Оперативник, который курировал Феномена, давно уже ему не доверял… Но Феномен проживал в доме с видом на Башню, а в свете последних событий это было важным обстоятельством. Правда, дом находился далековато от Башни… Некоторое время оперативник размышлял, потом решил доложить дежурному СБ. Дежурный почесал в затылке и позвонил начальнику снайперской группы Сазонову. Задал вопрос про этот дом. Сазонов ответил: да не парься. Во-первых, оттуда двадцать пятый этаж Башни можно увидеть только с крыши. Во-вторых, до этого дома почти полтора километра.
Тем не менее дежурный решил подстраховаться — вызвал опера и сказал: нужно проверить. Опер мысленно чертыхнулся, но ответил: есть, — и позвонил в полицию: подгоните наряд в адрес. Нужно проверить сигнальчик
Через четверть часа оперативник встретился с полицейскими возле дома.
Петр Николаевич Трубников запер дверь чужой квартиры и начал спускаться вниз по лестнице. В подъезде было душно и пахло кошачьей мочой, но Трубников этого не замечал. У него было прекрасное настроение — он нашел позицию, с которой можно будет вести обстрел Башни и спешил сообщить об этом Мастеру… Трубников был уже на первом этаже, на нижнем пролете лестницы, когда входная дверь распахнулась.
…Дверь распахнулась, на пол подъезда упала тень, а в залитом солнечном свете проеме появился силуэт. Против солнца Петр Николаевич не мог рассмотреть детали. Он спустился еще на две ступени. А в подъезд вошел второй человек. Один голос спросил: какой этаж? Второй ответил: четвертый. Мы поедем на лифте, а ты контролируй лестницу… Петр Николаевич подумал: полицейские. Он остановился. Он замер, как вкопанный. А один из полицаев уже заметил его. И произнес: эй, мужик!
И Петр Николаевич понял: за мной. Это за мной.
А другой голос произнес: гражданин…
Голоса звучали снизу, из залитого солнцем тамбура, и как будто откуда-то издалека: эй, мужик!.. гражданин!.. из какой?.. квартиры?
— Гражданин, я вас спрашиваю: вы из какой квартиры?
— Из двадцать третьей, — механически ответил Петр Николаевич. А потом повернулся и бросился бежать наверх.
— Стой!
— Стой, сука!
Он пробежал три пролета. Сзади стучали сапоги, кричали… Петр Николаевич бежал вверх, вверх. Ему было пятьдесят семь. Атеросклероз, стенокардия, гипертония и три неизвлеченных осколка в ноге. К себе домой — пятый этаж, лифт четыре года не работает — он поднимался с передышкой… Он бежал вверх, вверх. Сзади кричали: стой!.. Он пробежал мимо квартиры на четвертом этаже, которую снял только вчера… Сзади кричали: стрелять буду!.. Он бежал. На пятом приостановился, вытащил из кармана баллончик с газом. Закричал чужим голосом: граната! — катнул его по ступенькам. Брякая, баллончик запрыгал вниз… Кто-то заорал: граната, блядь!.. Петр Николаевич улыбнулся, побежал дальше. Он вдруг почувствовал себя неожиданно хорошо. Последний раз так хорошо он чувствовал себя в 1996, в Грозном, когда вызвал на себя огонь батареи.
Он взлетел на седьмой этаж. Там была стальная лестница, ведущая на крышу, и люк с замком. Замок он сам открыл минувшей ночью. Он прыгнул на лестницу, вырвал замок из пробоя… А на площадку уже выскочил промгазовский опер
— Стой! — крикнул он. — Стрелять буду.
Петр Николаевич откинул крышку люка. В лицо ударило солнце и зной. Опер подскочил, ухватил за ногу. Петр Николаевич повис на руках, ударил его в лицо другой ногой. Под каблуком хрустнуло, ногу отпустили. Петр Николаевич выбрался на крышу. Под ногами был горячий гудрон, над головой раскаленное небо… Вдали, в полутора километрах, торчала над крышами верхушка Башни.
— Не судьба, — произнес Петр Николаевич, глядя на Башню. — Жаль! Жаль, но… не судьба.
Он двинулся к краю крыши. Сзади снова закричали: стой!.. Он продолжал шагать. Подошвы липли к гудрону… Сзади ударил выстрел. Петр Николаевич подошел к самому краю. Посмотрел вниз. Под ним было почти тридцать метров пустоты, а внизу пыльный асфальт и полицейский автомобиль на асфальте.
Петр Николаевич еще раз посмотрел на Башню. Вновь произнес: эх, не судьба, — и шагнул вперед.
Он упал в нескольких метрах от полицейского автомобиля. Почти сразу вокруг стали собираться зеваки. Из-под головы Петра Николаевича потекла кровь. Громко и неприятно закричали две женщины в никабах.[67]
По отпечаткам пальцев быстро установили личность. Установили, что в прошлом Петр Николаевич Трубников — офицер вооруженных сил, воинская специальность — артиллерист, корректировщик. Когда об этом доложили Чердыне, он выругался. Потом приказал премировать годовым окладом опера, который добыл информацию о террористе. Сам опер в это время находился на отделении челюстно-лицевой хирургии — террорист Трубников сломал ему нос и верхнюю челюсть.
В квартире, которую снял Трубников, обнаружили кейс с профессиональным прибором корректировки огня и наблюдения «Leika televid apo 77». Там же находился листок бумаги с начерченной от руки схемой. На схеме был изображен дом и Башня. Над Башней было написано: «Б», над домом — «БО/ГП». Между ними была прямая линия и цифра — 1485. Показали Сазонову. Сазонов сказал:
— Прибор, конечно, устаревший, но работать с ним можно вполне.
Чердыня спросил:
— Как думаешь, что означает эти «БО/ГП»
— «Б» — это, несомненно, «Башня», а вот что такое «БО/ГП» — не скажу.
— То что «Б» — это Башня, я и без тебя… свободен.
Чердыня собрал начальников служб. Сообщил о ситуации с террористом Трубниковым, предложил всем озадачиться вопросом. Один из начальников служб, который в свое время окончил артиллеристское училище, попросил слова.
— В армейских сокращениях аббревиатура «БО» может иметь различные значения. Например — бактериологическое оружие, береговая оборона, блок опознания… Но в нашем случае речь, скорее всего, идет о безоткатном орудии. Почему я так думаю? Потому что через дробь стоят буквы «ГП». Они тоже применялись в артиллерии. И расшифровывались как «горная пушка». Сейчас горная пушка — это, скорее, экзотика, но вот безоткатное орудие… Добавлю, что безоткатное орудие почти ничего не весит. То есть его легко доставить на крышу. Горная пушка может весить несколько сот килограммов, но они выполняются разборными. Исходя из требований вьючной транспортировки самый тяжелый элемент должен весить не более сотни килограммов. Понятно, что такую пушку можно доставить на крышу, собрать за несколько минут и открыть огонь.
Начальник службы был прав: Трубников имел в виду именно безоткатное орудие или горную пушку. Это произошло потому, что Мастер (точно так же как Чердыня в разговоре с Сазоновым) не раскрыл перед Трубниковым всех карт — он попросил Петра Николаевича подыскать позицию для обстрела верхнего этажа Башни, не уточняя деталей. Вводную дал предельно скупо — желательно, чтобы дистанция не превышала тысячи метров. У артиллериста, однако, своя логика: где тысяча метров, там и полторы. Снаряд долетит. Тем более, что Трубников знал, где можно достать горную пушку в рабочем состоянии… но не судьба.
О смерти Трубникова Мастер узнал в тот же день. Конечно, не из выпуска теленовостей — в «новостях» о гибели Петра Николаевича Трубникова не сообщили… О том, что артиллерист погиб, Мастер узнал, когда Петр Николаевич не пришел на контрольную встречу. А встречи были организованы так: к назначенному времени Трубников приходил в заданную точку. Шел строго оговоренным маршрутом. А Мастер отслеживал его на маршруте — проверял, нет ли хвоста. В тот вечер Трубников на встречу не пришел. Это совсем необязательно должно было означать, что он убит — всякое в жизни бывает… Мастер позвонил на резервный телефон. Трубку снял незнакомый мужчина с приятным голосом. Назвался врачом больницы святого Георгия и сказал, что Петр Николаич попал в больницу с приступом аппендицита. Прооперирован. Сейчас состояние его нормальное, завтра его можно навестить. Вы родственник?.. Мастеру все стало понятно — резервным телефоном Трубников мог воспользоваться только в самом крайнем случае. Если телефон находится в руках у постороннего, означает одно: Петр Николаевич погиб. Как вариант: ранен.
Мастер стиснул телефонную трубку так, что побелели пальцы. Совершенно спокойно ответил мужчине с приятным голосом: обязательно завтра же навещу.
Пусть ждут, суки… Мастер выключил телефон, извлек сим-карту, разломал ее и швырнул на проезжую часть. Через минуту колеса автомобилей превратили симку в пыль. Телефон Мастер закинул в кузов самосвала с песком.
Оперативники Игнатьева продолжали прочесывать жилмассив на Фонтанке. Результатов не было.
Около полудня опер в форме полицейского позвонил в дверь. В эту квартиру наведывались уже дважды, но оба раза хозяев не застали. Без особой надежды на успех оперативник нажал на кнопку звонка. Через несколько секунд дверь отворилась. На пороге стоял заросший щетиной мужик с мутными глазами и с атомным перегаром. Ему предъявили фотографию Гриваса.
— Да, — сказал он, как только глянул на фото, — видел я этого гуся… Тот еще плейбой.
— Это почему «плейбой»?
— Да у него поперек хлебала написано: я, блин, мачо!
Свидетель был в запое и не смог вспомнить, когда видел Гриваса… Тем не менее рассказал, что «крендель» приходил к мамзеле.
— А что за мамзель?
— Мамзель? Мамзель— модель. Рыжая такая кошка.
Как только оперативники услышали про «рыжую кошку» — все встало на свои места.
— А из какой она квартиры? — спросил опер, изображавший частного детектива, равнодушно.
Запойный свидетель почесал заросшую щетиной щеку, сказал:
— Жена у меня в отпуск уехала. С трахалем своим… А я забухал… А бабло имеет свойство заканчиваться.
Опер, изображавший детектива, достал из бумажника купюру в десять новых евро. Запойный оживился, сказал:
— Из восьмой. Прямо надо мной хата. Только она там не живет — снимает.
— Она одна в квартире?
— Вроде, одна.
— А сейчас мамзель дома?
— Наверно, дома. Вроде бы вода в ванной шумела….
Опер тут же позвонил Игнатьеву, доложил: похоже, Рыжая обнаружена. Берем?
Игнатьев позвонил Чердыне. Чердыня ответил: брать. Но — аккуратно. Она нужна живая.
Игнатьев приказал: без меня ничего не предпринимать. Я выезжаю, буду через двадцать минут… Приехал через семнадцать, привез с собой спеца. Спец поднялся на второй этаж, приложил к стальной двери стетоскоп, похожий на медицинский, но с наушниками. Около минуты он прослушивал квартиру, потом сказал: радио играет. Больше ничего.
— Открыть сможешь? — спросил Игнатьев. Спец бросил взгляд на замок и молча кивнул.
— Открывай, — принял решение Игнатьев. Спец убрал стетоскоп и достал из кармана пару профессиональных отмычек. Двадцать секунд он ковырялся в потрохах замка, потом буркнул: плиз.
Игнатьев еще раз напомнил: только живьем.
Оперативники извлекли парализаторы и вошли в квартиру.
Спустя две минуты Игнатьев позвонил Чердыне: она ушла. Мы опоздали совсем ненадолго — полотенце в ванной влажное еще. А сама, похоже, съехала — вещей нет никаких. Только это самое полотенце и тюбик губной помады… Чердыня матюгнулся, сказал: не трогайте там ничего. Я пришлю эксперта — он поищет «пальцы».
Игнатьев спустился к запойному:
— Описать мамзель сможете?
— Не, описать не смогу. Давайте я вам лучше портрет ее сбацаю… Двести евро.
— Умеете рисовать?
— Я плюю на вас слюнями! Я, блин, художник. — Свидетель почесал щетину и добавил: — Был когда-то. На Невском портреты писал.
Игнатьев дал ему пятьдесят евро. На обороте бланка протокола допроса художник быстро набросал портрет «мамзели». В тот же день Игнатьев показал этот карандашный набросок Колесову. Майор сразу узнал ту рыжую, что была в кафе в его день рождения… Но Игнатьеву об этом не сказал.
В адресе, разумеется, оставили засаду.
Вечером Игнатьев докладывал Чердыне: кроме тюбика помады и полотенца в квартире обнаружили большое количество отпечатков пальцев и пару рыжих волосков. Среди отпечатков обнаружены «пальцы» капитана Гриваса. И некоего Александра Андреева. Андреев — боевик группировки «Гёзы». Был арестован еще в 13– м году, но отбит при нападении бандитов на конвой. С тех пор числится в розыске. Его отец, Герман Андреев — тоже террорист, в том же 13– м году убит в перестрелке с эстонскими легионерами… Отпечатки еще двух человек не идентифицированы. Чердыня сказал:
— Давай вернемся к нашей козырной даме. — Чердыня кивнул на лист с карандашным портретом. — Что еще мы знаем про нее?
— Очень мало. Зовут Валерия. Если не соврала. Возраст — около двадцати пяти… Номер, на который звонил Гривас, был оформлен на подставного дядю и использовался только для связи с Гривасом. Сам телефон, скорее всего, уничтожен — лежит себе тихо на дне Фонтанки. Квартира принадлежит некоему Шмеерсону. По свидетельству соседей, он наркоман… Есть ее пальцы, но они по нашим базам не проходят. А больше и нет ничего.
— Да, — сказал Чердыня, — негусто. Но найти Рыжую нужно во чтобы то ни стало.
Для профессионалов было понятно, что найти Рыжую будет трудно. Скорее всего, она живет на нелегальном положении. Об этом говорит хотя бы тот факт, что она не дактилоскопирована. Хотя по «Закону об обязательном страховании граждан» обязана была пройти процедуру дактилоскопирования. За три года процедуру обязательного дактилоскопирования прошли около шестидесяти процентов населения РФ, а в Петербурге почти восемьдесят… Но «пальчиков» Рыжей в базе нет. Это означает, что она сознательно уклоняется от дактилоскопии.
— Искать, конечно, будем, но… вы же понимаете, Генрих Теодорович…
— Нужно попытаться найти этого наркомана.
— Шмеерсона? Мы уже работаем в этом направлении.
— Подключите криминальную полицию. У них в этой сфере агентура и все такое.
В это же время майор Колесов докладывал полковнику Спиридонову о ходе оперативно-розыскных мероприятий по «делу Гриваса». Майор завершил доклад довольно быстро и протянул блестящую файловую папочку с ксерокопией портрета. Спиридонов посмотрел, бросил папку на стол и сказал:
— Красивая.
— Да, эффектная сука.
— Однако, обошел вас Игнатьев… Что скажете?
— Считаю, господин полковник, что им тупо повезло. Рыжая там не живет, она просто снимала там квартиру. А сейчас съехала. И больше у них ничего нет. Кроме отпечатков пальцев и тюбика губной помады.
— А у нас и помады нет. Кстати, насчет «тупо повезло» — везет тому, кто пашет.
— Мы тоже работаем.
— Плохо работаете, майор. — Спиридонов встал, прошелся по кабинету. Остановился в углу, заложив руки за спину, сказал: — Она, эта Рыжая, уклоняется от дактилоскопирования. Возможно, живет на нелегалке. А это значит, что разыскивать ее можно долго… Очень долго.
— Мы пытаемся разыскать хозяина квартиры — некоего наркомана Льва Шмеерсона. Может быть, он располагает информацией о Рыжей — как правило те, кто сдает жилье, записывают паспортные данные своих жильцов.
— Подключите полицию. У них в этом плане возможности больше, чем у нас.
— Так точно. Кроме того, господин полковник, я считаю, что нужно поставить засаду в кафе, где Рыжая подцепила Гриваса.
— Засаду? Можно, конечно, засаду. Но вероятность того, что эта рыжая бестия вновь придет в кафе, близка к нулю.
— Вероятность действительно не очень высока, но шансы есть… Ведь она не знает, что мы нащупали след. Более того — она уверена в том, что мы не сможем выйти на них.
— Об этой уверенности она сама вам сказала?
— Об этой уверенности свидетельствует ее небрежность — она даже не удосужились убрать отпечатки пальцев. Значит, считает, что вычислить их невозможно.
— Логично, — согласился Спиридонов. — Иди, майор, работай. На засаду особенно не рассчитывай — не придет она в кафе.
В это время Виктория подходила к кафе.
Негромко играла музыка и мягко светили бра на стенах, кондиционеры нагнетали прохладу. Виктория остановилась в дверях, обвела взглядом зал. Были заняты три из семи столиков. За ними сидели мужчины. Все — с одинаково короткими стрижками. И чем-то неуловимо похожие друг на друга. Виктория подумала: как же я в тот-то раз не просекла, что за гуси здесь собрались?
Она прошла в зал, села за столик, расстегнула сумочку и достала сигареты. Она почти физически ощущала взгляды. Взгляды самцов.
Подошел официант:
— Добрый вечер.
— Я жду подругу, — ответила Виктория и посмотрела на часы. — Принесите мне апельсиновый сок… И — водку. «Оккупация голд премиум».
— Одну минуту, — официант удалился.
Виктория достала из сумочки телефон. Набрала функцию «автовызов». Таймер выставила на десять минут. Виктория положила телефон на столик. Она сидела и чувствовала, как ее раздевают глазами. Подумала: если бы энергия похоти могла материализоваться, то я уже сидела бы в одном белье или совершенно голой.
Подошел официант, принес два высоких бокала. Один — с соком, другой — с водкой.
— Благодарю, — уронила Виктория и сделала глоток холодной водки. Потом открыла пачку, достала длинную черную сигарету. Полезла в сумочку за зажигалкой и, разумеется, «не нашла». Прием был старый, избитый, но несмотря на это, работал. Виктория собралась подозвать официанта, но, конечно, не успела — подошел мужчина из-за соседнего столика. Вспыхнул огонек зажигалки. Виктория «удивленно» подняла глаза. Кобелек был подходящий — лет сорока, слегка оплывший, в очках. По званию никак не ниже майора. А может быть и полковник. Виктория прикурила, улыбнулась и вновь подняла глаза на добычу, произнесла: благодарю… Она произнесла это с особой, скрыто-призывной интонацией.
— Позволите присесть? — уверенно произнес он.
— Я, право… Вообще-то, я жду подругу, — ответила она и положила сигарету на край пепельницы. Вокруг фильтра алела губная помада. В этом был скрыт мощный эротический подтекст… Кобелек присел за столик. Он был очень уверен в себе и не догадывался, что уже на ерючке, осталось только подсечь… Через девять минут раздался звонок. Это «звонила подруга». Из ответов Виктории кобелек понял, что подруга не придет. Кобелек внутренне улыбнулся: все складывалось очень удачно.
Зоя откинулась на подушку и сказала:
— Ну ты вааще! Ну ты зверюга… А еще раз сегодня — будем?
Председатель хохотнул:
— Может быть… Все может быть.
— Открой тайну, Сергей Сергеич — какую— такую «СуперВиагру» ты принимаешь?
Председатель подумал: сказать? Или рано? Решил: рано.
Зою Шмуляк Председателя впервые увидел всего пять месяцев назад. Это произошло на борту его персонального самолета «Промгаз», когда Председатель летел в Пекин. Он сидел в кресле, слушал доклад одного из своих советников, когда подошла Зоя. Она произнесла: сок, господин Председатель? — он поднял глаза и встретился с ней взглядом… Он трахнул ее уже во время обратного полета. Через месяц перевел в штат Башни. Сразу на должность референта. Из стюардесс — в референты Национальной компании «Промгаз». Среди элиты пополз шепоток: у Председателя — новая… Шмулька… Шмулька.
Зоя положила руку на пах Председателя, обхватила пальцами его уже опадающий член. Он вдруг сказал:
— Ты действительно хочешь знать?
— Конечно.
— Пойдем, — сказал он.
— Куда? — удивилась она. Председатель поднялся с дивана, увлек ее за руку. Она сказала: — Дай же одеться.
— Не надо, тут рядом.
Они прошли через Звездый зал и поднялись в зимний сад. Здесь росли деревья и цветы, бежал по камням ручеек, щебетали птицы. Зоя спросила:
— Знаешь, на кого мы сейчас похожи?
— На кого?
— На Адама и Еву — голые в раю.
Он засмеялся и сказал:
— Ты даже не представляешь, насколько ты близка к истине.
Они прошли по присыпанной песком дорожке и остановились в дальнем углу, который Зоя называла «Зверинцем». Здесь было несколько вольеров с животными и птицами — косулями и зайцами, павлинами и попугаями… Председатель решительно прошел мимо вольеров и остановился у стола со стеклянным боксом. Внутри был «домик», кормушка и поилка с водой. Посредине сидели две белые мышки.
— Видишь? — спросил Председатель.
— Мыши, — сказала она. — И что?
— Это не мыши. Это — шаг в Бессмертие. — Мыши вздрагивали крошечными розовами носами, блестели черными бусинками глаз. — Как ты думаешь: сколько им лет?
— Ну откуда же мне знать?
— А я знаю: по человеческим меркам этим мышкам уже по триста лет. При этом они совершенно здоровы, продолжают плодиться и мы не знаем, как долго они могут еще прожить.
— Ты серьезно?
— Как никогда… Мы на пороге новой жизни — конечно, не вечной, но очень долгой и без болезней.
— Нет. Нет, я не могу в это поверить.
— Я тоже долго не мог. Но — факты!
— Какие?
— Недавно ты сама удивлялась моим сексуальным возможностям.
— Да, но…
— Ты не заметила, что у меня почти не осталось седых волос?
— Заметила… Я подумала, что ты начал красить волосы, но не стала спрашивать. Подумала, что это может быть тебе неприятно.
— Я не крашу волосы, Зайка… Ты заметила, что я перестал пользоваться очками?
Она вдруг сообразила, что уже давно не слышала крика: где мои очки? — а всего три месяца назад это было самое обычное дело.
— Ты заметила, что я почти вдвое увеличил продолжитьность тренировок?
И она сообразила, что так и есть.
Зоя Шмуляк взялась пальцами за виски, потерла их.
— Таблетка? — произнесла она. — Таблетка вечной молодости?
— Да, — сказал Председатель, — да.
— Но этого не может быть.
— Может! Уже есть. И это в корне изменит все представления о ценностях. Нефть, газ, прочее — это все требуха по сравнению с самым главным ресурсом. Он называется — Жизнь! Понимаешь? Ты понимаешь? Я буду торговать Жизнью! Все золото мира, все бриллианты мира ничто по сравнению с этим товаром. Ничто! Я стану самым могущественным человеком на планете. Президенты и короли, магнаты и шейхи будут стоять в очередь за своей «таблеткой». А я буду решать, кому дать ее, а кому нет. — Председатель говорил и глаза его блестели. Член его начал набухать. Зоя смотрела на Председателя расширившимися глазами. — Они будут нести мне свои миллиарды, складывать у моих ног свои банки и заводы, шахты и танкеры… Но этого мало! Чтобы получить с моей руки свою таблетку, они будут присягать мне. Коленопреклоненно. Я стану Властелином мира!
Председатель повалил Зою на траву, вонзил в нее свой член. По верхушкам растений прошел искусственный ветерок. Обнаженные мужчина и женщина — «Адам и Ева» — совокуплялись на зеленой траве… Из стеклянного куба на них смотрели черными бусинками две мышки.
Отдышавшись, Зоя сказала:
— Я еще никогда так… Это взрыв какой-то.
— Это — прикосновение к Власти. Ты, Зайка, впервые прикоснулась к Власти. Даже маленький провинциальный царек, который правит у себя в районе, наслаждается своей маленькой властишкой. А та власть, к которой ты прикоснулась сейчас, это высшая Власть. Когда же я сумею осуществить проект до конца, она превратится в Могущество. Поняла?
— Д— да.
— Нет, не поняла. Ничего, потом поймешь… Вот те мышки, — Председатель сделал жест в сторону мышей, — вот те мышки, когда трутся, ощущают, наверно, оргазм, животное удовольствие — и не более. Царек, который имеет право трахнуть любую понравившуюся ему телку в своем
— Э— э… поняла, — ответила она.
— Опять ничего ты не поняла. Власть — это… это… Это круче ебли. Круче любого наркотика. Это возможность влиять на жизнь миллионов, карать, казнить или миловать. Это возможность унижать, плевать им в харю. Ссать на них сверху, срать. С этой самой Башни. Почему, думаешь ты, бывший руководитель «Промгаза» задумал построить Башню высотой в четыреста метров?
— Я не знаю.
— А я знаю. Ему хотелось воздвигнуть этот символ над городом, над страной. В обезьяньей стае вожак демонстрирует всем свой стоячий хуй. Этим он показывает свое превосходство: ебу всех!.. Бывший председатель «Промгаза» хотел построить черырехсотметровый хуй: вот стоит мой хуй! А все вы, макаки, ходите под ним… Макаки шебуршали, возмущались: ах, ах, Петербург! Ах, небесная линия! Ах, фаллос посреди Санкт-Петербурга! Мы не позволим. Это наш город! А им в харю плевали. И в этом кайф. Вы — миллионы — против, а я все равно сделаю так, как я хочу. И сделал! Плюнул в многомиллионную быдлячью харю.
— Они нас ненавидят.
Председатель ухмыльнулся:
— Калигула по этому поводу сказал: «Пусть ненавидят — лишь бы боялись».
— А когда, Сережа?
— Что когда?
— Ну, когда ты сможешь осуществить этот проект? Когда твоя Власть превратится в Могущество?
— Не от меня зависит, — сказал Председатель и сел.
— А от кого?
Председатель сорвал травинку, пожевал ее и выплюнул. Он покосился на Зою, сказал:
— Много будешь знать — скоро состаришься.
— Ну теперь— то ты, надеюсь, не допустишь, — ответила она с улыбкой.
Председатель рассмеялся:
— Не допущу.
Стемнело. Виктория и Олег (так представился кобелек: Олег, просто Олег) сидели на заднем сиденье его «форда» на берегу Финского залива, пили вино. И, конечно, вскоре он полез. Виктория запустила руку ему под сорочку, нащупала овальную пластинку личного жетона — порядок, тот, кто нужен… Он начал расстегивать на ней платье, бормотать: Валерия, Валерия…
— Подожди, — сказала Виктория, отстраняясь, — подожди… Я достану презерватив.
Она открыла сумочку, опустила внутрь руку и нащупала цилиндр парализатора. Обрезиненная поверхность была шершавой, пупырчатой. Виктория сдвинула и утопила в корпус кнопку предохранителя, извлекла парализатор из сумочки. Кобелек пытался просунуть руку между ног, дышал тяжело. Виктория «воткнула» контакты парализатора в шею «гестаповца», надавила клавишу «пуск». Раздалось негромкое пощелкивание, «гестаповец» сдавленно произнес: х— хе! — его тело свело судорогой, но уже через три секунды руки стали слабеть, а через семь сделались ватными. Виктория быстро оттолкнула добычу от себя. Тело безвольно откинулось к дверце. Виктория убрала парализатор в сумочку, достала сигареты и зажигалку, прикурила. Магнитола играла сладенькую «Бесаме мучо».
Она выкурила сигарету в несколько затяжек, затушила ее об коврик и убрала в сумочку. Потом подвинулась к добыче. Запустила руку во внутренний карман и сразу нашла служебное удостоверение. Она щелкнула зажигалкой, прочитала: подполковник Саенко Олег Александрович… Подполковник, значит? Неплохо.
Виктория убрала бумажник в сумочку, потом расстегнула ремень на брюках добычи. Она вытащила ремень из брюк, стянула руки подполковника. Потом подобрала выпавший на сиденье «глок» в пластиковой кобуре, убрала в сумочку, а из сумочки извлекла нож. И стала ждать.
Подполковник Саенко пришел в себя только через пять минут. Виктория потрепала его по щеке, спросила:
— Очухался, грозный трахаль?
Он что-то пробормотал. Она не поняла, но это не имело существенного значения… Это вообще не имело никакого значения.
— Я могла бы зарезать тебя, пока ты был в отключке, — сказала Виктория. — Но не сделала этого. А знаешь почему?.. Не знаешь. Я хочу, чтобы ты, подполковник, прочувствовал свой смертный час. Чтобы проникся. Чтобы у тебя внутри екало, дрожало от ужаса. — Виктория сделал глоток вина прямо из горлышка. — Ты, наверно, хочешь знать, почему я такая? Такая мерзкая… Такая жестокая… Ну так я отвечу: потому, что такие, как ты, убили человека, которого я любила. Он преподавал в универе. А я у него училась. Я девчонка еще была. Дурочка. Идеалистка. Всего три года прошло с той поры. А кажется — жизнь… На него накатали донос и за ним пришли. Ваши. А с нас стали требовать показания на него: он, дескать, экстремист, крамолу разводил… Я сама пришла к следователю. Думала, дура, что объясню. Что я все расскажу так, что следователь поймет. Он выслушал меня внимательно. Очень внимательно. А потом спросил… доброжелательно очень спросил: так вы, мадмуазель, что же — хотите, чтобы его освободили?.. Я отвечаю: да! Да, конечно… А он: ради этого надо постараться. Поработать надо… Я его не поняла сначала. Я сказала: если вы имеете в виду, что нужно стучать, то я… А он рассмеялся: нужен мне твой «стук»! На вашем факультете каждый пятый на связи… А что же вам нужно? — спрашиваю. А он: догадайся сама… И я догадалась! И мне стало плохо! Скверно мне стало. Тошно. Я была на грани истерики. Но какой-то голос — то ли внутренний, то ли свыше — сказал мне: но если так ты можешь спасти человека — то ты обязана это сделать… И я это сделала. — Виктория вновь глотнула из бутылки. Подполковник попытался что-то промычать, но она оборвала: — Заткнись!.. Он трахнул меня. Прямо в кабинете. Велел прийти завтра. Я спросила: зачем? Он ответил: ты что думаешь: раз дала и все в порядке? Э— э, нет, деточка, так не пойдет. Я трахать тебя буду столько, сколько захочу и так, как захочу… Я готова была выцарапать ему глаза. Но не сделала этого. Я была как в тумане. Я три раза приходила к нему и три раза он меня… Потом я спросила: а когда же вы выполните свое обещание?.. А он смеется: да уже отпустили твоего урода, дома он. Он же не дурак — дал подписку о сотрудничестве и уже дома… Я не поверила, я бегом побежала к нему домой. Прибежала. А он — в петле. И записка: простите меня все… Теперь понял, подполковник Саенко?
Саенко начал говорить — невнятно… Виктория нажала на кнопку. С металлическим щелчком из рукоятки ножа выскочил клинок. Почти не целясь, она воткнула клинок в горло добычи. Сразу же ловко оттолкнула тело и нагнула голову Саенко вниз.
Спустя час Виктория приехала домой, в свой «клоповник». Беспечно помахивая сумочкой, она прошла мимо гопников возле подъезда — «Привет, Виктория» — «Привет, бродяги» — неторопливо поднялась на четвертый этаж и проверила «контрольку» на дверном косяке. Потом отворила дверь в квартиру. Вошла, закрыла оба замка и засов и стремительно бросилась в туалет. Там встала на колени около унитаза и ее начало рвать. Судороги сотрясали тело.
Когда желудок опустел, она обессилено опустилась на пол. Сидела, дрожала и курила сигарету за сигаретой.
Майор Колесов прибыл на службу на час позже обычного — встречался с информатором. Первое, что увидел майор, когда вошел в холл, была фотография подполковника Саенко в черной рамке. Внизу, в большой темной вазе — цветы. Текст некролога был стандартный — «трагически погиб». Изображая положенную случаю скорбь, Колесов несколько секунд постоял напротив фото, потом двинулся к лестнице. Уже на лестнице Колесов столкнулся с майором Середой, замом Саенко… Колесов и Середа были в приятельских отношениях, вместе проходили стажировку в спеццентре комитета «Кобра» в Вильнюсе. Поэтому Колесов спросил:
— Слушай, Серега, а чего случилось— то с Саенко?
Середа почесал в затылке, сказал:
— Горло перерезали.
— Тоже нехулево, — ответил Колесов. — А что-как— почему?
— Сам еще толком ничего не знаю. Менты нашли утром в машине. Руки связаны, все в кровище… Накануне он с мужиками в «Стойло» заходил. А оттуда ушел с какой-то кралей.
Колесов услышал про «Стойло» и «кралю» — обомлел.
— Что за краля? — спросил он. — Рыжая? Ну! Рыжая краля?
— А я знаю? Я там не был.
— А кто был? — Колесов сильно стиснул плечо коллеги.
— Да отпусти ты — синяк будет… Михалычев был с ним и, вроде бы, Китанен.
Через десять минут Колесов показал рисунок Рыжей Михалычеву. Тот сказал: вроде, она… Колесов показал рисунок Китанену. Тот уверенно сказал: да, это она.
Колесову хотелось пойти к полковнику Спиридонову и в лицо бросить:
— Ты, значит, господин полковник, уверен, что Рыжая никогда больше в «Стойло» не придет?
За три дня все региональные управления МВД РФ были оснащены шлемами «Нимб». С офицерами спецназа комитета «Кобра» провели инструктаж по применению шлемов. А в двух городах, которые признали наиболее уязвимыми для атаки террористов — Смоленске и Нижнем Новгороде — даже провели показательные испытания. Туда специально летал Михельсон… Ждали атаки террористов, но ее не было.
На встрече с Чердыней Власов сказал:
— А может, мы их переоцениваем? Может, они поняли, что теперь их везде ждут засады и больше не сунутся?
Чердыня покачал бритой головой:
— Они сунутся… Они обязательно сунутся. И будут соваться до тех пор, пока не добьются своего. Ждать! Не расслабляться!
Выбрать объект для новой атаки оказалось не так— то легко. После изучения по джи-пи— эс картам выявили два города — Смоленск и Саратов. Для оценки на месте в намеченные города выехали разведгруппы — в Смоленск поехали Кот и Немой, в Саратов — Глеб и Студент.
По возвращении обсудили перспективы. Кот с Немым ратовали за Смоленск:
— Здание стоит п— почти идеально — за ним пустырь огромный. Метров шестьсот, не меньше. Это в районе Заднепровья. Там затевали п— построить мусульманский центр, снесли десятки строений — п— подготовили, так сказать, п— площадку. Но ничего не п— построили. Местные г— говорят, что строить не стали п— потому, что, мол, в ночь накануне закладки п— первого камня кто-то разбросал по территории свиные туши. Но я считаю, что стройка накрылась медным тазом в результате событий 14-го года. А п— пустырь остался. Местные г— говорят, что одно время на нем стали обживаться бомжи. Так п— полицаи решили п— проблему кардинально — сожгли все их сараюхи. Вместе с людьми. Сейчас т-там одни кусты и с-свалка… В остальном все как в П— петрозаводске: в три часа приезжает машина, п— привозит смену. Только теперь их не трое, а четверо.
Для налета выбрали Смоленск.
Двенадцатого сентября в Смоленске был очень душный день. Дервиш и Студент стояли на стене Смоленского кремля, смотрели на Заднепровье. Внизу тускло лежал изрядно обмелевший Днепр. Он был цвета старого олова.
— Томно, — сказал Дервиш. — Пожалуй, к вечеру дождь будет.
— Хорошо бы, — отозвался Студент.
На операцию выехали в два часа ночи тринадцатого. Ночь была темной. Фонари, как водится, горели только на центральной улице. Две машины подъехали к зданию управы и остановились в сотне метров, под группой пожухлых от жары тополей.
Минут за десять до начала операции вдруг осветился край неба и где-то вдалеке раскатился удар грома. Он был похож на сухой кашель простуженного великана. Студент подумал: прав был Дервиш. Хотя может и не быть дождя — гроза где-то очень далеко и запросто пройдет стороной…
Через две минуты сверкнуло уже значительно ближе, а кашель стал такой силы, что, казалось, он разрывает грудную клетку великана. Еще через три минуты на капот и лобовое стекло упали первые капли дождя — еще редкие, но крупные. Порывы ветра стали рвать кроны тополей.
В 2:30 Кот подал сигнал: начали.
Действовали по уже привычной схеме: Студент подъехал ближе, развернул машину, выскочил, открыл заднюю дверь и вытащил пулемет. Глеб произвел «выстрел»… С черного неба уже лило, как из ведра. Беспрерывно сверкало и гремело.
Студент стоял у борта машины, дождь молотил по капюшону дождевика. Александру было очень хорошо.
Точно так же, как и в Петрозаводске, из здания начали выскакивать полицейские. Точно так же здание было трехэтажным, а оружейка находилась в полуподвале.
Когда полицейские перестали выскакивать, к зданию подкатила машина с группой Кота. За завесой ливня малиново вспыхнули огни стоп— сигналов.
Студент наблюдал, как трое в масках взбежали по ступеням крыльца, влетели внутрь здания. Он подумал: ну, раз Кот с котятами уже внутри — дело, считай, сделано… Студент искренне восхищался Котом — его бесстрашием, умением стрелять с обеих рук и готовностью в любое время идти под пули. Даже заикание, считал Студент, придет Коту некий шарм.
Трое в масках пробежали несколько метров, взлетели вверх по ступеням и ворвались внутрь… Пустой пост дежурного… Ночное освещение, перебиваемое белыми вспышками молний в окнах… На полу, на блестящем линолеуме — рассыпанная кем-то бумага… В правом дальнем углу — лестница, ведущая вниз… Кот и Немой спустились по стальным, отполированным подошвами ступеням, вниз. Горин спустился на полпролета — так, что над уровнем пола торчали только голова и плечи. Из этой позиции он мог контролировать холл, сам при этом оставаясь почти невидимым.
Немой остановился у подножия лестничного пролета, Кот пошел вперед. Коридор. Тусклый свет ламп. Двери. Одна из дверей стальная — оружейка.
Кот шагал по коридору. В правой руке — ТТ, в левой — наган. Звук грозы здесь, внизу, стал тише. Кот шагал по коридору… и что-то не нравилось Коту. Он видел, как выскакивали из здания полицаи. И, значит, «Ужас» сработал как надо. Но чувство опасности не отпускало. Он подумал: это, наверно, из-за грозы… Когда-то давно, в детстве, он жил у бабушки в деревне. Бабуля очень боялась грозы. И сумела передать это чувство мне. Или из-за того, что сегодня тринадцатое — всегда избегал серьезных дел на тринадцатое, а вот сегодня пришлось. Ладно, плюнь, Витя, — все будет нормально. Все будет хоро…
Дверь в конце коридора распахнулась и оттуда выскочил человек в бронежилете. На голове шлем, в руке большой черный пистолет, кажется — «беретта».
Кот понял, что операция пошла совсем не так, как планировали. Он выстрелил быстрее, чем осознал все эти детали. Пуля нагана попала под нижний срез шлема. Из-под шлема «гестаповца» ударил выплеск крови, он выронил пистолет, но продолжал стоять в дверном проеме. Кот крикнул Немому: падай!
…Нет ничего хуже перестрелки в коридоре. Здесь негде укрыться. И все пули летят в тебя… В тебя! В тебя! Здесь, в коридоре, грохот выстрелов звучит вдвое громче. Здесь каждая пуля, сразу не нашедшая свою добычу, дает рикошеты — ищет ее, мечется от стены к стене, от пола к потолку, визжит от яростного желания убить… В коридоре — в любом коридоре, будь то бархатно-гобеленовый коридор респектабельного лондонского отеля или же черный ход притона в Гонконге — плохо всем. Случается, что даже опытные бойцы начинают суетиться или — напротив — впадают в ступор. В коридорных боях бывает, что даже очень хорошие стрелки дают промахи на дистанции три метра… А выстрелы грохочут. И стволы дышат жарко, прямо в лицо. Взвизгивают пули. И нет выхода из узкой этой кишки, из этого тоннеля, который ведет прямо в морг…
В коридоре побеждает тот, кто быстрее стреляет и движется, кто опытней и хладнокровней… Или тот, кому сегодня фарт.
Немой сделал шаг в сторону, присел под лестницей у стены. Стремясь увидеть, что происходит внизу, Горин тоже присел на ступенях лестницы.
Прошло две или три секунды и первый «гестаповец» наконец— то упал, но из-за двери уже выскочил второй. Сразу дал короткую очередь. Кот мгновенно ушел влево, все три пули просвистели мимо. Две попали в стену, выбили фонтанчики штукатурки. А третья попала в нижнюю челюсть Горина… Кот выстрелил в ответ и снова положил пулю под самый срез каски. Второй «гестаповец» рухнул на первого… И в этот момент начала отворяться еще одна дверь. Она была за спиной у Кота. И за спиной у Немого.
Боль, пронзившая Горина, была сумасшедшей. Он даже не представлял, что бывает такая боль.
Дверь за спиной Немого открылась уже наполовину. Из нее осторожно высунулась голова в армейском шлеме. Она была как раз под Гориным. Горин — от боли он почти терял сознание — просунул ствол «Стечкина» меж ступенек, нажал на спуск. Между каской и ствольным срезом было двадцать сантиметров. Горин нажал на спуск. Девятимиллиметровая полусферическая пуля, выпущенная сверху под углом, пробила шлем, голову и застряла под ключицей… «Гестаповец» упал на Немого, а Горин потерял сознание и выронил пистолет.
Четвертого «гестаповца» Кот взял живым. Тот попытался отстреливаться, укрывшись под лестницей, но Кот хорошо знал, чем это лечится. Он произвел два выстрела так, что пули щелкнули по бокам шлема. После этого четвертый был деморализован в ноль. Он рухнул на колени, закричал, что у него беременная жена. Немой хотел было его пристрелить, но Кот сказал: погоди-ка, Леха. Вопросы к нему есть.
С Горина осторожно сняли маску. У Геннадия не было нижней челюсти, свисал розовый лоскут языка. Немой растерянно произнес:
— Господи! А где же…?
Из маски вывалился и шлепнулся на ступеньки страшный комок — рваные окровавленные ошметки вперемежку с зубами. В коридоре пахло порохом и кровью. Где-то наверху бушевала гроза.
Спустя две минуты они поднялись наверх. Немой и пленный «гестаповец» несли Горина, Кот — кейсы с «Ужасами».
Горина похоронили на высоком берегу Днепра в сорока километрах от Смоленска. Могилу вырыл Кот. Студент хотел помочь, но Кот ответил:
— Отойди. Это мое дело.
Немой положил руку на плечо Студенту, сказал:
— Так надо, Саша. Может, ему станет легче.
Во вспышках молнии, под вертикально падающими струями ливня, Кот взмахивал лопатой, как заведенный. Внизу блестел Днепр, шелестели под дождем деревья. И непрерывно грохотало, грохотало.
Когда Кот закончил свою работу, ливень начал стихать, гроза уходила на Северо-Запад. Тело опустили в могилу, в воду. На грудь Геннадию положили его «Стечкин». Глеб прочитал молитву. Остальные стояли молча, слушали. Ибо никто из них не умел молиться. Они умели убивать, взрывать, молчать на допросах, но не умели молиться.
Могилу засыпали землей, выложили из камней крест. Трижды прозвучал пистолетный залп. Выпили по сто грамм, собрали гильзы, поехали.
Рассветало.
Они отъехали уже на сто с лишним километров от Смоленска. Прямо в дороге Дервиш допрашивал пленного «гестаповца». «Гестаповец» рассказал про шлем. Дервиш с интересом осмотрел шлем с отметинами от пуль Кота на боковинах, пощелкал тумблером и сказал:
— Надо проверить. Остановимся.
Остановились в березовой роще. «Гестаповца» привязали к дереву, надели шлем, включили режим «Антиужас». Кот тем временем достал из машины кейс — один из тех двух, что захватили в Смоленске. Он быстро собрал «Ужас», открыл капот «Дракона», подключил установку к аккумулятору.
Светило солнце, пели птицы. «Гестаповец» со шлемом на голове стоял около белого ствола березы. Его ноги по колено были скрыты в пожухлом папоротнике.
Кот навел на него «прожектор» «Ужаса». Несколько секунд всматривался в лицо «гестаповца», а потом нажал на «спуск». Дистанция составляла около пятидесяти метров, мощность и таймер были выставлены на максимум. Прошло десять секунд… двадцать. «Гестаповец» стоял, как стоял, только бледный был очень. Дервиш сказал:
— м-да… А теперь снимите с него шлем.
Кот подошел к «гестаповцу», попытался снять с него шлем. «Гестаповец» начал вертеть головой, даже попытался лягнуть Кота ногой… Кот снял с него шлем. Аккуратно, как фарфоровую вазу, принес его обратно и передал Дервишу. «Гестаповец» закричал:
— Суки! Что же вы, суки, делаете?
Пятеро мужчин посмотрели на него, и он замолчал. Лицо сделалось безвольным. Студент подумал, что чем-то он похож на пленного немца, которого сейчас будут расстреливать партизаны.
Дервиш произнес: давайте, Виктор.
Кот кивнул и нажал на «пуск».
Прошло пять секунд… десять… «немец» стоял, как стоял… Пятнадцать секунд прошло… «Немец» стоял неподвижно.
— Не п— понял, — сказал Кот.
Дервиш крякнул и произнес:
— Я, признаться, тоже ничего не понял.
Кот спросил:
— П— повторить?
Немой сказал:
— Одно из двух: или он нас обманул и дело тут не в шлеме. Или не работает установка… Проверить можно элементарно.
— Как? — спросил Кот.
— Этот крендель, — Немой кивнул в сторону пленного, — говорил, что шлем подает звуковой сигнал при начале воздействия… Нужно выстрелить по шлему с близкого расстояния и послушать — подаст он сигнал или нет.
— Верно, — согласился Дервиш. Он бросил шлем Немому. Немой ловко поймал, отошел на три метра от Кота с «Ужасом», положил его на траву. Потом вернулся, лег на землю, выставил ухо в сторону шлема и сказал:
— Давай, Кот.
Кот навел «прожектор» на шлем, нажал на спуск. Шлем молчал. Прошло десять секунд — шлем молчал. Прошло двадцать, а он все равно молчал.
Кот недоуменно произнес:
— Сломался он, что ли?
Немой ответил:
— А может, это «Ужас» не работает? Для проверки предлагаю произвести «выстрел» из заведомо рабочего прибора.
— Уважаю людей с техническим мышлением, — сказал Дервиш.
Быстро собрали прибор, с которым провели атаку, каску повесили на куст в трех метрах от машины. Глеб «выстрелил» «зарядом» половинной мощности. Буквально через секунду шлем издал негромкий, но отчетливый прерывистый сигнал.
Дервиш сказал:
— Все ясно. Они нас переиграли — подложили неисправные приборы. Возможно, их сознательно привели в нерабочее состояние. Например, удалили программу.
Немой разочарованно сплюнул на траву, Кот зло выматерился, потом взял у Глеба «Ужас» и «расстрелял» пленника. Гестаповец кричал, бился, корчился судорожно. Потом затих.
Кот вылез из машины, сел на траву и закурил. Пальцы дрожали.
Потом, позже, Немой скажет Студенту: я первый раз видел, чтобы у Кота руки дрожали.
С той грозовой ночи в Смоленске лето кончилось. Жара, иссушавшая европейскую часть России два месяца, закончилась. Прошли сильные дожди, ливни. Лесные пожары сошли на нет, но за лето выгорели тысячи квадратных километров леса. Вместе с лесом огонь уничтожил сотни поселков — по большей части брошенных, пустых, но некоторые и с людьми.
Горячее лето 17– го запомнится надолго.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТЕРРИТОРИЯ ЗЛА
После жаркого, изнурительного лета в Санкт-Петербурге установилась прохладная погода. За два месяца от жары погибли сотни людей. Сколько, не скажет никто — никто не считал. Тем более, что и без жары на окраинах Петербурга люди ежедневно гибли сотнями — от водки, наркотиков, самоубийств, ножей и кастетов, отсутствия медицинской помощи и лекарств, дурного питания и просто от нежелания жить.
А в «Золотом треугольнике» столицы прошел салон «Лакшери». Самая дешевая покупка, которая была совершена в дни работы салона, стоила две с половиной тысячи новых евро — зажигалка «Зиппо» в платиновом корпусе. Открылось новое казино «Черный трибунал». И уже ожидалось главное гламурное событие сезона — открытие нового ресторана «Маракеш». Известный режиссер Роман Биктюк обещал потрясти тетральный мир спектаклем «Минет». В обществе активно обсуждался поступок светской львицы Екатерины N. — на фестивале «Мир избранных» она залезла на стол и помочилась в вазу с фруктами… Наконец— то полиция арестовала Сосновского маньяка, который за два года задушил в Сосновском лесопарке девятнадцать человек. Оказалось, что это скромный банковский клерк.
В общем, столица РФ жила своей обычной жизнью.
Из Смоленска поехали в Новгородскую область. Студент был рад вернуться сюда, рад был вновь увидеть его обитателей — Лизу, Лешку и своего тезку с лицом монстра.
Вечером, после бани, Дервиш собрал всех. Сели на улице, за большим столом под навесом. Уже густели сумерки над озером, на столбах навеса горели лампы, вокруг них порхали мотыльки. Дервиш сидел во главе стола. Рядом с ним — Лиза и Братишка. Лиза сияла.
— Итак, — сказал Дервиш, — пора, я думаю, всерьез поговорить о том, чем мы занимались все последнее время. Уверен, что каждый из вас задавал себе вопрос: зачем нам эти «Ужасы» вместе с усилителями? Ради чего мы — и не только мы — рисковали? Ради чего погиб Горин? Это правильные вопросы и сейчас я должен на них ответить: «Ужасы» нужны для того, чтобы уничтожить эту мразь Председателя. — Дервиш сделал паузу, потом сказал. — Если есть вопросы ко мне — прошу.
Немой спросил:
— Как вы представляете себе ликвидацию Председателя?
— Наиболее реальным представляется вариант «залпа» из нескольких «Ужасов». Главное — точно выбрать место и время атаки. Задача трудная, но в принципе выполнимая. Над ней уже работают наши люди в Петербурге.
Прошло почти три недели со дня налета на «Мегаполис». Целая армия офицеров комитета «Кобра», сотрудников СБ корпорации «Промгаз» и агентуры, вела работу по раскрытию этого дела. Информации поступало много, но 99,9 % ее оказывалось пустой. Реальных результатов не было. Если не считать, что теперь у следствия был фоторобот террористки «Рыжая»… Но фотороботом сыт не будешь.
В ходе масштабных операций были задержаны несколько десятков террористов и их пособников. Удалось предотвратить диверсию на телецентре в Новгороде и раскрыть налет на инкассаторский автомобиль. В Москве был арестован тип, который разместил в Сети информацию, что создал свой собственный вариант «Ужаса», который называется «Психический гиперболоид» и скоро произведет атаку на правительство Москвы. Никакого «гиперболоида» у него, конечно, не было — сумасшедший. В ходе ОРМ были изъяты полторы сотни единиц оружия, тысячи патронов и центнер взрывчатки.
На одном из совещаний Чердыня сказал, что все это «полная хрень».
Террористы, в руках которых находились четыре действующих генератора биоволны и шесть усилителей к ним, оставались на свободе. Было очевидно, что рано или поздно они нанесут удар.
Но где? Когда?.. Этого не знал никто.
Мастер собирался в промзону. На разведку. Накануне он прошелся по окрестным помойкам, нашел старый плащ и фетровую шляпу. Дома примерил. Осмотрел себя в зеркало, сказал: для городского сумасшедшего — самое то.
Он выбрал роль чудака-фотолюбителя, который шляется где придется, ищет оригинальные кадры. Он уложил в сумку на ремне термос с кофе, фляжку с водкой, пару бутербродов, карту— схему Санкт-Петербурга, книжечку стихов, налобный фонарик и потрепанный блокнот. В один карман сунул дешевую цифровую «мыльницу» и пачку сигарет, в другой — складной нож. На мыльнице уже были сделаны три десятка снимков, сделанные в северной части города и на дамбе. В блокноте — записи, соответствующие имиджу.
В десять утра Мастер вышел из дома. За спиной была сумка, в руке — трость, подарок Дервиша. Около одиннадцати он был у забора, огораживающего промзону.
«Территория Зла. Welcome!»
Мастер сделал несколько снимков зловещей этой надписи, потом перелез через забор.
— Ну, — пробормотал он. — Вот ты и на территории Зла. Welcome!
Он осмотрелся, достал флягу и сделал несколько глотков водки. Плеснул водкой на воротник плаща, убрал флягу и двинулся вглубь территории.
Команда Барона прожила в промзоне уже две недели. Осмотрелись, изучили территорию, по очереди патрулировали. Каждый вечер Барон связывался с Чердыней, докладывал. Докладывать, собственно, было нечего. За все время люди Барона дважды пересекались с залетными бомжами и выгоняли их. Больше не происходило ничего.
Кусок остался жить при новых хозяевах. Сначала боялся страшно, потом привык. Тем более, что его не били, кормили. Даже и выпивать давали.
Еду и воду каждые два дня привозили люди Чердыни, оставляли рюкзаки в оговоренном месте. В общем, обжились. Быт был не то чтобы очень, но для людей бывалых терпимо. Хотя, конечно, было скучновато. Развлекались, как могли — играли в карты, в нарды. Одним из развлечений была охота на собак. Барон собственноручно доработал арбалет, изготовленный Куском — приделал прицельные приспособления, изготовил стрелы. Собачкам оставляли приманку, потом били из арбалета. С дистанции метров десять стрела пробивала тело насквозь.
Днем четырнадцатого сентября, Кабан, сидевший с биноклем на крыше, сообщил по рации: вижу какого-то придурка в шляпе. Идет по железке в нашу сторону.
Мастер шагал по железнодорожной ветке, пересекающей территорию Зла. Собственно ветки уже не было — о ней напоминали только остатки шпал. Он прошел метров триста, свернул в лабиринт, образованный десятками разномастных построек, заборов, закоулков и тупиков. Сыпал мелкий дождь, было серо. Иногда Мастер останавливался, что-то фотографировал. Иногда делал пометки в блокноте. Он провел на территории уже около полутора часов, когда его окликнули:
— Эй, ты!
Мастер сделал вид, что не слышит, продолжал идти вперед. Спустя секунду раздался окрик:
— Эй, ты, ушлепок! Глухой, что ли?
С растерянным и слегка испуганным лицом Мастер обернулся. Метрах в двадцати стояли двое. По виду — бомжи.
Наемник и Кусок смотрели на чужака. Барон наблюдал за происходящим из укрытия. Чужой явно не был похож на бомжа — одет бедно, но чисто. С тростью, фотоаппаратом… Что еще за гусь такой?
— Иди сюда, — сказал Кусок. Вести разговор ему поручил Барон. Понимал: у Куска, который бомжует уже больше пяти лет, получится лучше. — Иди сюда, конь глухой, — повторил Кусок с нотками превосходства… Барон ухмыльнулся, подумал: смотри ты — сам ходит в шестерках, а туда же.
Мастер подошел, остановился в трех метрах. Всем своим видом он изображал растерянность.
— Тебе чего надо здесь, чмо африканское? — спросил Кусок.
— Мне?
— Нет, жопе моей… Ты чего здесь шляешься?
— Я — художник…
— Че? Ой, держите меня, девочки, — художник он! Репин, бля? Левитан?
— Я — фотохудожник. Моя фамилия — Костров.
— Ты это бабам втирай… Металл здесь промышляешь?
— Но позвольте! Я действительно художник. Дмитрий Костров. У меня даже выставка была… в 91– м году. В ДК Железнодорожников… в прессе отзывы… были… положительные…
Наемник решил, что пора вмешаться:
— А что у тебя в сумке, художник?
— У меня?.. Ничего особенного.
— Дай сюда, — Наемник подошел, бесцеремонно сорвал с плеча Мастера сумку.
— Что вы делаете?
Наемник не ответил. Подскочил Кусок, попытался вырвать фотоаппарат. Мастер не дал. Они начали возиться. Наемник покосился брезгливо, бросил: стоять, суки рваные… Кусок сразу остановился. Мастер засунул «мыльницу» в карман. Наемник высыпал содержимое сумки на лист ржавого металла. Быстро осмотрел: фляга, термос, два бутерброда с дрянной вареной колбасой, карта Петербурга, брошюрка под названием «Срач», потрепанный блокнот, пачка «Симфонии» и налобный фонарик. Флягу, сигареты и фонарик сразу схватил Кусок, а Наемник раскрыл блокнот. Страницы были потрепанные и исписаны ручками разного цвета. Наемник открыл последнюю. Прочитал: «Территория Зла — гигантская декорация постАпокалипсиса. Дали отдыхает». Наемник пробормотал: херня какая, — отшвырнул блокнот и развернул карту — она была старая, перетершаяся на сгибах. В нескольких местах были пометки, сделанные карандашом или ручкой. Ни одна из них не имела отношения к Охте. Теперь дошла очередь до брошюрки. Наемник раскрыл ее — ага, стишки! Тьфу. Отшвырнул в сторону. Отвернул колпачок термоса, вытащил пробку, понюхал — эразац— кофе, дрянь, дешевка. Он сунул термос Куску. Кусок тоже понюхал термос, сказал: о, бля! кофе! — налил себе колпачок и стал с удовольствием пить. Мастер улыбался заискивающе-растерянно. Наемник подумал: похоже, точно — крейзанутый фотограф. Мнит себя художником.
Наемник поднялся. Сказал:
— Фотик давай сюда.
— Зачем он вам? Он дешевый.
— Не ссы, верну.
— Правда?
— Сукой буду.
Мастер протянул фотоаппарат. Наемник быстро прощелкал фото на дисплее — сгоревшие здания… развалины дамбы… А вот снимки, сделанные, кажется, уже здесь. Точно здесь — вон, купол церкви виден… Наемник прощелкал все, пришел к выводу: ничего интересного.
Мастер сказал:
— Там есть очень интересные кадры с дамбы. С того участка, где она разрушилась. Хотите, я…
— Заткнись, ушлепок! — оборвал Кусок. Мастер замолчал.
Наемник смотрел на Мастера и думал: ну и что с ним делать? Можно, конечно, просто убить… Два года назад, в Казахстане, Наемнику пришлось вырезать целую семью — шесть человек. Он сделал это без сожаления — просто так сложились обстоятельства. Позже он почти не вспоминал об этом эпизоде… Наемник смотрел на «фотографа» и думал: что с ним делать?.. Шел дождь, шляпа фотографа была покрыта мелкими капельками воды.
— Отдайте фотоаппарат, — попросил фотограф. Кусок ощерил гнилые зубы: — Ага! Держи карман шире.
Наемник Куска презирал. Он протянул фотографу его фотоаппарат:
— Забирай. И больше сюда не ходи.
— А как же?.. Здесь же — натура… здесь же снимать и снимать.
— Я сказал: не ходи.
А Кусок скорчил страшную рожу и добавил:
— В котле сварим, нах. Живьем.
— Отдай художнику термос, — сказал Наемник.
— А чего…
Наемник повторил: отдай… Кусок демонстративно выплеснул остатки кофе из колпачка. Потом перевернул термос и вылил остатки кофе на землю. Потом заткнул пробку, завернул колпачок и протянул термос Мастеру:
— Пожалуйста, мсье художник.
— Спасибо, — сказал Мастер. — Большое спасибо.
Он быстро сложил свои вещи в сумку и торопливо, часто оглядываясь, двинулся прочь.
Мастер уходил, оглядываясь, изображая испуганного человека. И — прокачивал ситуацию… Подполковник Тимофей Трофимович Томилин — товарищи звали его «Три Т» — двадцать пять лет из своих шестидесяти прослужил в органах госбезопасности. Побывал в Афгане и в Чечне. Однажды выполнял личное задание председателя КГБ СССР. Был награжден орденом Красной Звезды и именным пистолетом. В 2009– м вышел на пенсию. Ему предлагали работу в комитете «Кобра», но он категорически отказался… После того, как в 13– м «Гёзы» уничтожили Башню, начались аресты бывших сотрудников спецслужб. Подполковник Томилин непременно был бы арестован, если бы его вовремя не предупредил брат — офицер «гестапо». Томилин успел покинуть Петербург, но на вокзале в Мурманске попал в облаву. Был ранен, но ушел, отстреливаясь из того самого наградного «Макарова». Залез в вагон первого попавшегося товарняка. Там бы и умер от раны, но судьба распорядилась так, что в эту же теплушку попали двое монахов и послушник. Они тоже были беглые — их подозревали в пособничестве террористам. Бежали из монастыря в Карелии, направлялись в Уральскую республику… Монахи фактически спасли Томилина, и дальше двинулись вместе. По дороге на Урал двое монахов погибли. Вот тогда подполковник Томилин стал Мастером — взял псевдоним одного из погибших монахов. А молодой послушник по имени Павел взял имя второго монаха и стал называться Глебом.
Мастер — опытный оперативник, агентурист — уходил и прокачивал ситуацию. Ему не понравились бомжи, которых он встретил. И вовсе не потому, что встретили его не очень ласково — это как раз естественно, а потому… А почему, Мастер не знал. Он задавал себе вопрос: а почему, собственно? — И не мог на него ответить. Бомжи как бомжи. Грязные. Недоверчивые. Наглые, когда сила на их стороне… В общем, обыкновенные. И все-таки не нравятся… Почему?
Когда фотограф скрылся за углом, из ближайшего строения вышел Барон. Он неторопливо приблизился, сказал Куску: отойди-ка, брат, в сторонку, — и спросил у Наемника:
— Ну, что это был за организм?
— Да так, — сказал Наемник, — алкаш один. Придурок — считает себя художником.
— А если?
— Нет, Барон, тут ты не угадал — он в своем блокнотике записал: территория Зла — декорация Апокалипсиса. Дали, типа, отдыхает… Серьезный человек такую хрень напишет?
Барон подумал про себя, что из Наемника никогда не получится толкового оперативника. Он крепкий боевик, настоящий профи, но оперативник — никакой… Вслух Барон сказал:
— Если человек серьезный, то и маскировка продумана соответствующе.
— Да он стишки читает.
— Какие стишки?
— Крейзанутые… Водярой от него разит на километр. Да и вообще, Барон, я его вблизи видел: слабак, смазка для штыка. Лет ему уже под шестьдесят. Фотограф. Фамилия — Костров. Зовут Дмитрий. В 91– м году выставка у него была в ДК Железнодорожников.
— Ну— ну, — сказал Барон. — Проверим.
Барон позвонил знакомому галеристу, спросил про фотографа Кострова. Галерист ничего про Кострова не знал, но дал телефон искусствоведа, который должен знать. Искусствовед давно покинул страну, жил в Норвегии. Барон позвонил в Осло, представился журналистом.
— Костров? — переспросил искусствовед. — Да, был такой… Дмитрий, кажется.
— Верно, Дмитрий. А выставки у него были?
— Была, по-моему, выставка. В конце 80– х…
— А может быть, в начале 90– х?
— Может быть.
— А где проходила, не припомните?
— Нет, не припомню. В те годы везде выставки проходили. Цензуру отменили и — хлынуло. Появились талантливые люди, но больше было конъюнктуры и халтуры. Костров, определенно, был одарен, но… Послушайте, кому это сейчас нужно? Сколько лет прошло.
Барон ответил вопросом:
— А что с ним сейчас?
— Да он спился, кажется.
— Кажется или спился?
— Ну знаете ли! — искусствовед несколько секунд молчал, потом вдруг начал кричать: — Я из этой сраной рашки уехал, чтобы не знать ничего. Чтобы морды эти вечно пьяные не видеть. Чтобы «философские» разговоры в кухнях не слышать…, — искусствовед осекся, потом из трубки потекли гудки.
Барон пробормотал: антеллигент, однако, нервенный.
Мастер не собирался отказываться от разведки на том только основании, что это не нравится обитающим в промзоне бомжам. В его жизни было довольно много операций, где ему противостояли противники более серьезные, чем бомжи.
Весь день Мастер отлеживался на конспиративной квартире, а незадолго перед началом «комендантского часа», отправился на «Территорию Зла».
Адъютант доложил:
— Звонит академик Петров. Говорит: вы хотели с ним встретиться.
— Соединяй, — ответил Председатель. Через несколько секунд в трубке раздался голос академика: Петров слушает.
— Игорь Палыч! — произнес Председатель. — Здравствуйте, дорогой мой. Когда вы вернулись?
— Вчера, господин Председатель.
— Бросьте вы это… Сергей Сергеич меня зовут.
— Вчера, Сергей Сергеевич.
— А что ж вы мне не позвонили?
— Извините, но было уже довольно поздно.
— Вас извиняет только то, что вы устали… Сегодня мы сможем с вами встретиться?
— Да, разумеется.
— Я немедленно пришлю за вами машину.
Академика привезли через сорок минут. У Председателя в это время был Чердыня с докладом. Чердыня закрыл свой ноутбук, поднялся. Председатель сказал: нет, Геня, ты останься, послушай.
В кабинет вошел академик Петров — высокий, крепкий мужчина лет семидесяти.
— Здравствуйте. — Председатель вышел навстречу академику, обеими руками схватил его руку, потряс. — Здравствуйте, дорогой Игорь Палыч. Очень рад вас видеть.
Голос Председателя был наполнен такой неподдельной искренностью, что не поверить ему было нельзя. Интеллигентный Игорь Павлович ответил:
— Э— э… я тоже рад вас видеть.
Председатель представил академику Чердыню: Генрих Теодорович, мой помощник.
Петров и Чердыня обменялись рукопожатием. Оба сказали: очень приятно.
Присели за столик в углу кабинета, под торшером.
— Чаю? — спросил Председатель. Петров ответил: благодарю. — А коньячку по три капли? У меня коньяк отменный.
— Коньяку?.. Можно и коньяку.
Адъютант принес чай, коньяк, нарезанный лимон и печенье. Ловко расставил все на столике с малахитовой столешницей, исчез. Председатель сам разлил коньяк. По кабинету поплыл благородный запах. Сделали по глотку. Петров пожевал губами, спросил:
— Армянский?
— Армянский, армянский, — закивал Председатель. Коньяк был французский.
Петров сделал несколько глотков чаю, спросил:
— Может быть, перейдем к делу?
— Конечно.
— Полный отчет я представлю вам через шесть— семь дней. А сейчас позвольте ограничиться результативной частью.
— Разумеется.
— Итак, вы уже знакомы с моей запиской о ресурсном истощении.
— Разумеется… Неужели все так плохо?
Петров несколько секунд смотрел на Председателя молча, потом ответил:
— Все еще хуже… Я ответственно заявляю: запасы углеводородов на территории Российской Федерации в ее фактически существующих на сегодняшний день границах практически исчерпаны. Если мы будем продолжать добычу в тех объемах, в которых ведем ее сейчас, реальная добыча нефти сойдет на нет через полтора-два года, газа — через пять— шесть… Разумеется, существует некий плюс-минус.
— Как полтора года? — сказал Председатель.
— Наши главные богатства остались за Уралом. «Чайна-менеджмент» сейчас активно осваивает нефтяные провинции Восточной Сибири — месторождения Ванкорское, Талаканское, Чаяндинское — далее по списку. Перечислять нет смысла. По сути, мы отдали
Председатель резко спросил:
— А новое месторождение на Кольском?
Петров развел руками:
— Вынужден вас разочаровать: месторождение на Кольском полуострове — иллюзия. Я, собственно, с самого начала именно так и говорил.
— Но ведь космическая разведка!.. Космическая разведка показала: есть месторождение.
— Космическая геологоразведка — всего лишь один из инструментов. Безусловно полезный, но не абсолютный. Я предупреждал, что существенных запасов нефти там быть не должно. Так и получилось: нефть там действительно нашлась, но в незначительных количествах и низкого качества. Коэффициент нефтеотдачи низок. Бассейн изучен, проведена детальная гравиразведка и сейсмическая разведка. Все цифры я представлю в отчете. Но уже сейчас понятно — это не Гавар.[68]
— А Штокман? — произнес Председатель. — Штокман — как?
— Что касается ресурсов Штокмановского месторождения, то они оказались сильно завышены, газоносность критична.
— Насколько завышены?
— Очень сильно завышены… как минимум раз в пять.
Мир рушился. Разваливался на глазах. Рассыпался, как ледовый панцирь Гренландии — стремительно и неотвратимо. И с этим уже ничего нельзя было поделать.
Голос Петрова Председатель слышал откуда-то издалека:
— Кроме того, следует иметь в виду, что добыча на Штокмане, если даже удастся ее организовать, будет чрезвычайно сложна… Сергей Сергеич!
— Да?
— Считаю необходимым сказать вот что. Из глубины первого тысячелетия до нашей эры до нас дошла глиняная ассирийская табличка. На ней клинописью написан следующий текст: «Если почва страны нефть начнет выделять, страна эта будет несчастна». Я — нефтяник, всю жизнь я искал нефть. Нефть была для меня почти что религией. Но теперь, в нынешних условиях, я готов подписаться под этими словами.
— Почему? — машинально произнес Председатель.
— Потому что следует признать: обилие природных ресурсов не принесло нашей Родине счастья. Это факт.
Председатель сделал глоток коньяку, подумал: полтора года… Пусть два. Дети подземелья не успеют. Не успеют!
— Но ситуация не безнадежна, — говорил академик. — Тяжела, но не безнадежна. Я полагаю, что, руководствуясь национальными интересами России, нужно сократить продажу углеводородов за границу. В разы.
Председатель уже овладел собой, он даже улыбнулся, сказал:
— Ну вот — не зря все-таки поработала ваша комиссия. Предлагаю за это выпить.
Петров ответил:
— Господин Председатель…
Председатель перебил:
— Мы же договариались с вами, Игорь Палыч, дорогой — Сергей Сергеич.
Петров сказал:
— Прошу простить, Сергей Сергеич… Позвольте, я выскажу некоторые свои соображения по поводу.
— Конечно. Конечно, Игорь Палыч. С огромным интересом узнаем ваше мнение.
Академик несколько секунд молчал, потом произнес:
— Я много думал над той ситуацией, в которой оказалась нынче наша страна… И пришел к выводу, что настало время обратиться к мировому сообществу и к нашему народу. И может быть, в первую очередь именно к народу. И сказать правду. Всю правду… Вы меня понимаете?
Председатель протянул академику руку, проникновенно посмотрел в глаза:
— Скажем, дорогой Игорь Палыч, непременно скажем. И — благодарю вас за все.
— Да я собственно… да не за что. Это вам спасибо. Я ведь думал, что вы…
— Что вы думали? Договаривайте.
— Я, признаться, ожидал совершенно другой реакции.
— Думали, что Председатель — людоед?
— Сергей Сергеич!
— Да ладно. Думали, думали… Впрочем, это все не имеет значения. Спасибо вам, дорогой Игорь Палыч.
— Да за что же?
— За поддержку, за понимание… Предлагаю все-таки выпить.
Выпили. Академик сказал:
— Я, признаюсь, действительно не ожидал… А когда, Сергей Сергеич, вы обратитесь к народу?
— В самое ближайшее время. Возможно, в день Столицы, а может быть, еще раньше. Например, во время визита к нам главы Турции.
Петров поднялся. Он выглядел взволнованным. Председатель тоже поднялся. Они вновь обменялись рукопожатием.
— Но я, — сказал Председатель, попрошу вас пока никому не рассказывать о нашей беседе.
— Конечно, конечно…
Когда академик ушел Председатель сказал Чердыне:
— Изолировать… И его и всех, с кем он летал на Кольский.
Чердыня кивнул и добавил:
— Так может, автокатастрофа?
— Нет, они еще могут пригодиться.
— Так я и не предлагаю их убивать — оставим в живых. Об— честь— венности предъявим разбитый автомобиль и обгоревшие трупы.
— Дело, — согласился Председатель. Он налил себе коньяку и спросил: — Как думаешь, Геня, продержимся мы два года?
— Нет.
Председатель залпом выпил коньяк.
Ворон сидел на вершине айсберга и смотрел на Председателя. Птица — большая, черная — выглядела опасной. Председатель не понимал, почему, но точно знал: что-то опасное таится во взгляде птицы.
Председателя разбудил смех Шмульки. Он разлепил веки, приподнял голову. Зоя сидела в кресле, смотрела какое-то шоу на канале «Приколы».
Председатель сел, позвал: Зайка! — Зоя обернулась: — О— о, проснулся великий и ужасный!
— Дай попить… соку… и виски плесни.
Она встала, принесла стакан, кувшин с холодным соком и бутылку виски. Налила — пропорции уже знала. Председатель сел на сексодроме, жадно выпил почти полстакана. Зоя присела рядом.
— Кстати, с чего это ты так крепенько выпил, о великий?
Председатель допил сок и ответил:
— Огорчил меня один… урод.
— Наш серийный убийца?
— Нет… академик Петров.
— Это тот, который создает эликсир? — быстро спросила она — после того, как Председатель рассказал ей о «таблетке», Зоя постоянно думала про это. Несколько раз пыталась расспрашивать, но Председатель от разговора уклонялся. Сейчас — Зоя знала это точно — его можно разговорить.
— Нет, — сказал Председатель. — Академик Петров — геолог, нефтяник. Он провел ревизию наших ресурсов. При нынешних объемах добычи нефти осталось года на полтора.
— А-а, — разочарованно протянула Зоя. Нефть и какой-то нефтяник был ей неинтересен. — А кто работает над эликсиром?
— Дети подземелья.
— Дети подземелья?
— Это я их так зову. Дети подземелья — это группа ученых. Они живут и работают в моем бункере, под землей. Поэтому — дети подземелья… Они над этим эликсиром уже давно работают, никак не могут довести до ума.
— Но ведь он уже есть. Ты же принимаешь его.
— Я-то принимаю… Но только я один. А для того, чтобы таблетка стала реальным рычагом влияния, требуется
— А… куда?
— В том-то и дело, что некуда.
— Как же так, Сережа?
— А вот так! Без нефти мы никому не нужны. Никто нас спасать не станет. Напротив — падающего обязательно подтолкнут.
— Но президент Франции… Он же твой друг!
— Брось! — Председатель поморщился. — Какой еще друг? Да у него и своих проблем полно. Вон, быдло черножопое — арабы с неграми — уже половину Франции на уши поставили. Они считают, что раз «лихорадка Х» не трогает белых…
— Как же? Ведь белые тоже болеют.
— Белые температурят несколько дней и выздоравливают, а черные дохнут, как мухи… Вот они и решили, что «лихорадка Х» — это биологическое оружие, которое создали белые, чтобы истребить черных. И что — презику французскому есть дело до меня?
— Но что же делать?
— Не знаю. Не-зна-ю… Остается только надеяться, что «таблетку» мы получим раньше, чем кончится нефть.
Ворон на вершине айсберга раскатисто рассмеялся.
На хуторе первые дни отсыпались. Только Кот с утра уходил в лес — за грибами, или садился в лодку и уходил в озеро — на рыбалку. Возвращался без грибов — их и не было — без рыбы, мрачный. Дервиш всем сказал: не трогайте его. Помаленьку отойдет.
Немой начал мастерить игрушки для Алексея. Сделал огромного воздушного змея, парусник, маханического ежика. Лешка был в восторге, ходил за Немым хвостом. Студент парился в бане, купался — вода была еще теплой — играл в домино с Братишкой, Глебом и Лизой. Иногда к ним присоединялся Дервиш.
За неделю на хутор дважды приезжал Николай. Второй раз приехал не один — привез кого-то к Евгению Васильевичу.
Кот действительно отошел, уединяться перестал. Он сказал: хватит гулять, — и начал ежедневные тренировки в стрельбе. Он стрелял с правой руки и с левой. С обеих. На бегу. В падении. На звук… В ученики к нему напросились Студент и Глеб. Вскоре Кот объявил: извините, ребята, но настоящих профи из вас не получится. Я вас, конечно, п— поднатаскаю, но… Можно сжечь тысячи п— патронов, но так и не научиться. Это как с музыкой — либо есть слух, либо его нет. Вот у меня нет слуха, так меня хоть п— палкой по голове бей — ну не сыграю я на скрипке…
Прошла неделя, как обосновались на хуторе. Однажды вечером Дервиш сказал Студенту:
— Не хотите, Александр, немного прогуляться по окрестностям?
Студент удивился, ответил:
— А… куда?
— Видите во-он те сосны? — концом трости Дервиш показал туда, где примерно посередине мыса росли две высокие сосны. Не увидеть их было нельзя — это были огромные, уходящие ввысь деревья.
— Вижу.
— Вот туда, к Трем Соснам я и предлагаю прогуляться.
Студент снова удивился, сказал:
— Простите, Евгений Василич, но сосен— то две.
— Когда-то было три. Потом одну спилили… Но местные до сих пор говорят: жальник Три Сосны.
— Жальник? Что такое жальник?
— По дороге расскажу… Одевайтесь, пойдем.
Студент быстро оделся и они пошли. За ними двинулся Жилец.
— Жальником, Александр, на Северо-Западе России называют старинные захоронения. Откуда пошло название, не знаю, но мне слышатся в нем отзвуки других слов — и «жалеть» и «жаловаться». Здесь, на новгородской земле, жальников немало. Правда, многие раскопаны, разорены… Наука считает, что первые жальники появились в одиннадцатом веке, а последние относятся к шестнадцатому. Вот и про наши Три Сосны говорят, что он относится к одиннадцатому веку.
— Неужели правда?
— Так говорят… Древний — несомненно. Вы это сами поймете. Кстати, вы, Александр, человек верующий?
— Нет, — мотнул головой Студент. — А вы?
— Вопрос интересный… Отвечу так: я человек крещеный. Матушка тайно от отца меня крестила — отец у меня был убежденный коммунист, мог не понять… Так вот, хотя я и крещеный, но богу не молюсь, постов не соблюдаю, да и в храме бываю редко, от случая к случаю. При этом безусловно ощущаю себя православным. В том смысле, что я ощущаю себя человеком, принадлежащим к великой Русской цивилизации. Но это вопрос, скорее, не веры, а культуры.
— Культуры? — удивился Студент.
— Да, Александр, именно так. Ибо Русская цивилизация неотрывна от православия… Впрочем, это тема для отдельного разговора. А мы говорим о жальниках. Так вот, многие верующие на жальники ходили молиться. В здешних местах говорят: хреститься. Происходило это не только в глухом средневековье, но и в девятнадцатом веке. И даже в двадцатом. Ну, в двадцатом-то это было отчасти вынужденно. Потому что при советской власти почти все церкви позакрывали сдуру… А раньше-то и церкви были, но многие все равно ходили именно на жальники. Кстати, на нашем жальнике на одной из сосен когда-то давным-давно была помещена иконка. Неизвестный человек вырезал углубление в коре и поместил туда иконку. Сейчас она почти ушла в ствол дерева, заплыла смолой, но по-прежнему различима… И вот что интересно — хотя на жальниках ставили иконки и кресты, но все равно что-то в этом есть дремучее, языческое. Ведь жальник— то — это, по сути, несколько камней в лесу или в поле. И одно-два-три дерева.
— Кого же там хоронили?
— Людей, — пожал плечами Дервиш. — В нашем, говорят, лежат новгородские воины, погибшие в битве с литовскими крестоносцами.
— Здесь были литовские крестоносцы?
— Не могу утверждать. Специально изучал литературу, но никакого подтверждения не нашел. Думаю, впрочем, что вполне могли быть — до Литвы не так уж и далеко. Одна старушка мне рассказывала, что до войны поп из Внуто — это поселок неподалеку отсюда, — так вот, поп из Внуто службу на Пасху служил в ризах убитого теми крестоносцами священника. На них, якобы, даже сохранились следы крови убиенного батюшки.
Студент покосился на Дервиша, спросил:
— Вы в это верите? В смысле: вы верите, что до середины двадцатого века могли сохраниться ризы и даже следы крови на них?
Дервиш остановился, оперся на свою трость и улыбнулся:
— Я видел много такого, чего не должно быть. Что полностью противоречит здравому смыслу… А оно есть. Посему отвечу вам так: я не знаю.
За разговором они подошли к Трем Соснам. Два мощных дерева вздымались в закатное небо. Кора на стволах была цвета темной меди. Вокруг них островком рос можжевельник. Дервиш и Студент протиснулись между двумя свечками можжевельника. Открылась небольшая — метров десять в поперечнике — полянка. А на ней два дерева и пень — напоминание о третьей сосне. Между соснами был выложен круг из среднего размера валунов. Посредине круга вертикально стоял продолговатый камень с грубо вырубленным крестом.
Дервиш негромко произнес:
— Подойдите ближе.
Студент сделал несколько шагов и оказался в трех метрах от камня с крестом. Слегка шуршали сосны, роняли на землю хвоинки. Он стоял и смотрел на крест, вырубленный на сером камне. Думал: если старик прав, то этот камень стоит здесь уже около тысячи лет. А под ним лежат погибшие тысячу лет назад воины… Студент стоял и смотрел. Сосны шумели. Ему показалось, что их шум стал громче. Он подумал: ветер. Ветер на высоте, в кронах… Сыпались сверху хвоинки. А сосны шумели, шумели, и в этом звуке Александр Андреев по кличке Студент ощущал скрытое внутреннее напряжение. Хвоинки сыпались все гуще. Они ложились на голову и на плечи Студента. А шум сосен стал еще громче. А хвоя полетела еще гуще. Вскоре он стоял уже в потоке колючей хвои. Ему показалось даже, что от летящей хвои стало темнее. Как будто легкие сумерки опустились на жальник Три Сосны… И в этих сумерках, в этом неистовом шуме сосен Студенту послышался вдруг звон стали и голоса. Он слышал все звуки отчетливо, ясно, но как бы издалёка. Звенела сталь и хрипели раненые. Кровь выплескивалась на снег и страшные оставляла на нем узоры. Студенту сделалось холодно — так, как будто это его кровь расплескалась на снегу… Потом вдруг все стихло — и звуки и шум ветра. И хвоя перестала лететь с неба. Сделалось светлей… И тогда Александр ощутил взгляд. Кто-то смотрел на него внимательно и строго. Александр поднял голову и увидел на темной коре средней сосны «заплату» — светлый четырехугольник. Он медленно обошел каменный круг и остановился перед сосной. Четырехугольник оказался почти напротив его лица. Он был невелик — размером с тетрадный лист и заполнен янтарной сосновой смолой. Александр стоял и смотрел на него. А из светлой глубины кто-то смотрел на Александра. Это было необыкновенное ощущение… Студент захотел увидеть того, кто смотрит на него оттуда. И на «заплату» вдруг упал луч солнца — возможно, последний луч заходящего солнца. И тогда Студент разглядел в светлой глубине темные строгие глаза.
Солнце зашло, легли сумерки. Дервиш и Студент возвращались на хутор. Студент молчал. Дервиш сбоку посматривал на него и едва заметно улыбался. Когда прошли полдороги от жальника к хутору, Студент спросил:
— Что это было, Евгений Василич?
— Это был жальник, Саша.
— Но как…
— Не спрашивай ничего, — перебил Дервиш. — Ответа я все равно не знаю. Давай-ка лучше присядем. Ребята специально для меня скамейку тут соорудили.
Они присели на грубую деревянную скамью. Рядом лег Жилец. Дервиш вытянул ноги, сказал:
— Хорошо… А то устал я сорок минут на ногах простоявши.
— Как — сорок минут? — изумился Саша.
— А сколько времени, думаешь, ты там провел?
Саша думал, что пробыл у Трех Сосен минут пять, максимум — семь— восемь. Он так и сказал. Дервиш усмехнулся:
— Жальник, Саша, место сакральное. Особенное место. Но открывается он не всем. Тебе, я вижу, открылся… Это очень важно.
— Почему это важно?
— Скоро все узнаешь.
Некоторое время сидели молча. Потом Студент спросил:
— А кто же сосну— то спилил?
— Да два дурака местных. Но они дорого за это заплатили.
— Это как же?
— Одного на следующий день разбил паралич. Двадцатилетнего здорового мужика — паралич. Другого забрали в НКВД и он сгинул без следа.
— А вы откуда знаете?
Дервиш усмехнулся:
— Знаю. Тот, кого разбил паралич, был мой родной дядька… Вот так, Саша.
Было тихо, на небе начали проступать звезды.
Дервиш вдруг сказал:
— В Петербурге Мастер подобрал позиции, с которых можно «обстреливать» Башню, а Соколов сумел разработать насадку на антенну, которая на тридцать процентов увеличивает дальность «выстрела»… Я формирую группу, которая нанесет удар по Башне. По Председателю.
Саша понял, что сейчас будет сказано что-то очень важное. Дервиш продолжил:
— Риск — смертельный. И второго такого шанса у нас не будет. Для этого дела нужны бойцы, готовые пойти на смерть… Ты — готов?
К горлу Студента подкатил комок. Он сглотнул этот комок, произнес:
— Я… я… можно вопрос?
— Давай.
— Таких, как я в организации много. Почему — я?
Дервиш внимательно посмотрел на Сашу, сказал:
— Жальник, Саша, жальник…
Саша встал. Нужно было что-то сказать, но он не знал — что. Он спросил только:
— Когда операция?
— Скоро, Саша, теперь уже скоро.
На следущий день помянули Горина — исполнилось девять дней.
Председатель посмотрел в счета, которые принес Зурабчик:
— Почему так мало?
— Турки, — сказал Зурабчик и закашлялся. — Турки мутят. Как видите, французы и немцы расплатились сполна… А турки заявили, что в этой партии было очень много гепатитных.
— А ты что — не проверяешь их на гепатит?
— Да как же не проверяю, Сергей Сергеич? Конечно, проверяю. На гепатит, туберкулез, СПИД. Дважды. Они же считают, что едут на заработки в Европу. Поэтому все поголовно сдают анализы. Сразу отсеиваются больные. Остальных потом выдерживаем в карантине. И там, в карантине, повторно берем анализы.
— Тогда в чем дело?
— Так я же говорю: турецккие коллеги мутят… Мы им поставили в этом месяце четыреста шесть «ремкомплектов» в возрасте от семнадцати до тридцати двух лет, а они…
Председатель перебил:
— Слышь, ты, рейхсминистр по истреблению местного населения. Если ты решил отщипнуть втихаря долю малую, то ты и сам отправишься к «турецким коллегам». Староват, конечно, но по третьей категории пройдешь… Сколько стоит «ремкоплект» третьей категории, Самуил?
— В зависимости от состояния от пяти до двадцати тысяч… Сергей Сергеич! Я честно говорю: турки — суки…
— Ладно, иди. Скоро состоится визит турецкого премьера. Так я спрошу, сколько комплектов передали. И если узнаю, что ты утаил хоть пару комплектов…
— Сергей Сергеич!
— Иди, иди, бог подаст… Стой! Там вон, у дивана, Зойка трусы свои забыла. Принеси-ка их мне… Не в службу, Самуил, а в дружбу.
Студент ждал, когда Дервиш объявит о начале операции, но Дервиш молчал… Дервиш молчал, а лезть с вопросами было не принято: когда нужно будет — скажут.
Ежедневно Студент тренировался в стрельбе и достиг определенных результатов, но уже понял, что Кот прав… Каждый день Саша думал о Виктории. Обзывал себя последним дураком за то, что не позвонил ей, когда был в Петербурге. И дал себе слово, что обязательно встретится с ней до начала операции. Иногда Студент приходил к Трем соснам. Но никогда не входил внутрь островка можжевельника.
Сентябрь миновал. Деревья стояли в золоте, днем пригревало, а по ночам подмораживало и по утрам трава делалась белой от инея, хрустела под ногами. За ночь в ведрах с водой, что стояли на крыльце, образовывалась тонкая ледяная линза. Она приводила в восторг Лешку. Он смотрел через эту линзу на солнце, смеялся и даже лизал ее. И огорчался, что она так быстро тает в руках.
Вода в озере была уже совсем холодной, но Студент с Глебом каждое утро ходили купаться. Звали с собой Жильца. Жилец бегал по берегу, повизгивал, но в воду не лез.
Однажды утром Студент услышал над головой странный крик. Он поднял голову и увидел неровный журавлиный клин: курлы… курлы… А потом наступил день, когда Дервиш сказал: завтра выезжаете в Петербург.
В Петербург каждая из четырех групп добиралась самостоятельно — своим, известным только Дервишу и Мастеру, маршрутом. В каждой машине ехали трое. С документами прикрытия комитета «Кобра» и «непроверяйками» на автомобиль.
Студент ехал в Петербург на своем «лэндкрузере». Вместе с ним ехали двое «гёзов» — Матрос и Сибиряк. Раньше Студент никогда с ними не пересекался, но знал: бойцы проверенные… Бойцы ждали его в Малой Вишере. Студент подобрал их около вокзала, подумал: интересно, их Дервиш тоже проверял жальником?.. В багажном отсеке джипа лежала несколько дорожных сумок. В самой большой находилась антенна-усилитель. В самой маленькой — «Ужас». У каждого из пассажиров был пистолет, пара гранат и автомат. Автоматы держали открыто, на виду — любому идиоту понятно, что так нагло оружие возят только сотрудники спецслужб. На всякий случай везли с собой синюю полицейскую мигалку.
Выехали ночью. Это тоже работало на версию принадлежности к спецслужбе. Трижды их пытались проверить. Каждый раз Студент молча показывал «гестаповскую» ксиву. На этом проверка заканчивалась. К Петербургу подъехали около семи утра. Было темно, туманно, фонари на кольцевой не горели. Освещен был только вантовый мост через Неву. Его мощные бетонные опоры вздымались вверх и терялись в низких облаках.
Студент думал, что сегодня или завтра увидит Викторию. И скажет ей те слова, которые давно должен был сказать… Была пятница, 6 октября 2017– го года.
Один из экипажей ехал в Санкт-Петербург по Мурманской трассе. Старшим экипажа был Немой. С ним было двое бойцов из Карелии — Моссад и Колобок. Оба
— А вот еще вариант, — начал Моссад очередной анекдот. — Возвращается муж из командировки…
Второй боец — Колобок — перебил:
— В конце моста стоит блок— пост.
— Фигня, — весело ответил Моссад. — Камрад Немой взмахнет ксивой и — погнали дальше.
В его словах был резон — они миновали уже пяток блок— постов. На некоторых их останавливали, Немой демонстрировал «гестаповское» удостоверение, полицейский брал под козырек.
— Так вот: возвращается внезапно мужик из командировки, а у жены койка расстелена, сама в пеньюарчике порхает, на столе фужеры, коньячок, то-се…
«Фольксваген» въехал на мост. Сбоку замелькали ржавые стойки моста. Внизу, невидимая под слоем тумана, текла широкая северная река. «Фольксваген» проехал уже больше половины моста.
— …то-се, в общем: весь гламур. У мужика сразу мысль: ага! Трахаля ждет…
Уже был виден блок— пост в конце моста. Глазастый Колобок сказал: шлагбаум опущен.
Немой помигал дальним и посигналил: поднимай шлагбаум… Обыкновенно это срабатывало — у полицаев холуйская психология: раз кто-то ведет себя борзо, значит — начальник.
Шлагбаум продолжал лежать горизонтально.
— Спят, что ли? — вслух произнес Немой. Моссад на заднем сиденье замолчал. До блок— поста оставалось не более сотни метров.
Немой не знал, не мог знать, что три часа назад в районе началась операция по розыску террористов из группировки «Истребители». Накануне они провели операцию на территории Свирского заповедника — совершили налет на «охотничий домик», в котором отдыхали несколько офицеров МВД в компании с местными авторитетами. «Домик» сожгли, бандитов и полицейских расстреляли. По оперативной информации террористы могли уехать в направлении Санкт-Петербурга. Немой не знал, что на блок— посту находится спецгруппа комитета «Кобра» и два оперативника Особого отдела. А в ельнике в сотне метров от блок— поста укрыт «хаммер» с пулеметом.
До блок— поста осталось около пятидесяти метров. На крыше приземистого строения горел прожектор, светил в глаза, слепил. Шлагбаум лежал, как лежал. Из помещения блок— поста вышли двое полицейских — в бронежилетах, с автоматами. Немой снова посигналил: открывай… Один из полицаев поднял руку: стоп!
— Твою мать! — сквозь зубы пробормотал Немой. Он затормозил, почти упершись бампером в полицейского. Тот испуганно отскочил в сторону.
Немой опустил стекло, громко произнес:
— Открывай, придурок… комитет «Кобра».
Полицай подошел, козырнул: э— э… документики ваши разрешите.
Немой вытащил из нагрудного кармана удостоверение. Полицейский протянул к нему руку.
— Лапы! — рявкнул Немой. Полицай отдернул руку.
— Документы, — повторил он не очень уверенно и оглянулся назад.
— В моих руках смотри, — ответил Немой. Полицай изучил удостоверение. Потом облизнул губы, сказал: — Попрошу вас пройти в помещение поста.
— Чего-о? — сказал Немой. — Ты чего — не понял? Комитет «Кобра». Поднимай свою оглоблю.
Полицейский вновь оглянулся назад. Через секунду из темноты появился другой человек — в штатском, спокойный и уверенный — опер из ОСО. Он остановился около машины, сказал:
— Капитан Чубаров. Особый отдел. — Чубаров показал свое удостоверение. Немой спокойно ответил: — Майор Горохов. Со мной старшие лейтенанты Деревянко и Зухич. Спецперевозка.
— Откуда едите? — равнодушно спросил Чубаров.
— Из Петрозаводска, — ответил Немой. — А в чем дело?
— Вчера в районе произошел теракт, — спокойно сказал Чубаров. — Ищем террористов. Они где-то рядом. Они опасны. Я советую вам подождать до утра на посту. Отдохнете, вздремнете, попьете чайку.
— Заманчиво, но… не могу.
— Зря отказываетесь, — сказал Чубаров. — Здесь действительно опасно.
— Не могу, — ответил Немой. — К утру должен быть в Питере.
— Ну что ж? Мое дело предложить… Подождите двадцать секунд — схожу, отдам приказ, чтобы вас пропустили.
Чубаров повернулся и пошел в сторону поста. Немой смотрел ему в спину.
Моссад сказал:
— А чего ходить— то? Вот полицай стоит. Скажи ему, чтобы поднял шлагбаум — всех и делов.
Чубаров вошел в помещение блок— поста, плотно закрыл за собой дверь и бросил командиру спецгруппы: в машине — террористы! Быстро свяжись с «коробочкой».
Лейтенант, командир спецгруппы, не стал ничего спрашивать, кивнул и нажал на тангенту рации:
— «Коробочка», первый вызывает… Прием.
Через три секунды рация отозвалась: «коробочка» на связи. Прием.
Лейтенант снял с груди рацию, протянул ее Чубарову.
— «Коробочка», — сказал Чубаров в рацию. — Твой выход, «коробочка».
Моссад сказал:
— Командир, нужно сваливать… Он нас раскусил.
— Не паникуй, — ответил Немой Моссаду. Он не знал, что совершил две ошибки: во-первых, сказал Чубарову о спецперевозке. Немой не мог знать, что сотрудник, осуществляющий спецперевозку, сказал бы коллеге: «Красная шапочка. Везу пирожки бабушке». Во-вторых, он сказал, откуда и куда едет. Настоящая «Красная шапочка» никогда этого не скажет. В самом крайнем случае «шапочка» может сообщить номер наряда на спецперевозку… Ничего этого Немой не знал.
Водитель «хаммера» разбудил пулеметчиков и повернул ключ в замке зажигания. Восьмицилиндровый дизель «молотка» запел ровно и мощно. Старший пулеметного расчета занял свое место за гашетками «браунинга» калибром 12,7, зевнул и спросил: че, воюем?.. Водитель ответил: огонь только по команде, — включил фары и выехал, легко сминая елки, на дорогу. До блок— поста отсюда было чуть больше ста метров.
Немой увидел, как вспыхнули в ельнике фары и спустя несколько секунд на дорогу выкатился автомобиль. Немой еще не видел, что это за автомобиль, но уже догадался… Он включил дальний и разглядел характерную приземистую тушу «хаммера» с пулеметом наверху. «Хаммер» медленно катил к мосту.
— Твою мать! — сказал Немой.
Одновременно раздался голос из громкоговорителя:
— Эй, «майор Горохов»! Советую сдаться. Выходите из машины, ложитесь на землю.
Немой лихорадочно соображал: что делать? Впереди «хам» с пулеметом. Сзади триста метров узкого моста… На «хаммере» вспыхнул прожектор. Он светил прямо в глаза.
— «Горохов»! — произнес слегка искаженный динамиком, но все же узнаваемый голос Чубарова. — Слышишь меня, «Горохов»?
— Слышу, — буркнул Немой, стиснул зубы и включил заднюю передачу.
Из блок— поста выскакивали спецназовцы.
«Фольксваген» ринулся назад. В узком лотке моста он был обречен, и это понимали все. Слепил прожектор на «хаммере», слепил прожектор на крыше блок— поста. Взмыл вверх шлагбаум, «хаммер» въехал на мост.
От блок— поста ударил выстрел и правое переднее колесо «фольксвагена» осело. Микроавтобус мотнуло в сторону. Он проехал бортом по бетонному ограждению. Со скрежетом рвался металл борта, сыпались искры. Не очень быстро, но неотвратимо надвигался «хаммер». Казалось, он заполняет всю ширину моста.
Моссад крикнул Немому: притормози, командир. — Зачем? — Выйду, подышу свежим воздухом… Немой остановил машину, Моссад откатил боковую дверь, сказал: жаль, анекдот так и не рассказал! — выпрыгнул, сходу дал длинную очередь в сторону блок— поста и перевалился через высокое бетонное ограждение на пешеходную дорожку. По бетону хлестнули пули.
Немой отпустил сцепление, «фольксваген» покатил дальше.
Пуля пробила левое переднее.
Чубаров подумал: а ведь уйдут, суки! Уйдут…
В идеале, террористов нужно брать живыми. Этого требуют все служебные инструкции. Но в реальной жизни редко удается взять террориста живым — в большинстве своем они стремятся покончить с собой. Еще бы — все хорошо наслышаны о спецтюрьмах… Вообще, инструкции инструкциями, а в реальной жизни обычно все идет не по писаному. Однако если ты упустишь террористов, то потом с тебя спросят: почему упустил? И твои оправдания: хотел, мол, взять живым, — никому нах не нужны.
Несколько секунд Чубаров колебался, а потом скомандовал в рацию: «коробочка»! «Коробочка», огонь! На поражение!
Пулеметчик прицелился в середину бликующего лобового стекла «фольксвагена», нажал на гашетку.
Немой увидел, как над «хаммером» вспыхнул яркий белый огонь… Трассирующие пули калибром 12,7 миллиметра прожгли шестьдесят метров холодного сырого воздуха, обрушились на «фольксваген». Через секунду одна из них пробила грудную клетку Колобка, через четыре секунды другая прошила правое плечо Немого. Немой выпустил руль. «Фольксваген» вильнул и уперся задом в ограждение… «Хаммер» продолжал ехать, пулеметчик стрелял. Колобок прошептал: господи, как больно! — и умер.
Немой застонал.
Ефим Гинзбург по кличке Моссад лежал за бетонным ограждением, отделяющим проезжую часть моста от пешеходной. Он прижимался к бетону с выступающими наружу прутьями арматуры и ощущал телом дрожь моста под весом «хаммера». Бетон был очень холодным. Потом Моссад услышал обвальный грохот пулемета. Казалось, что пулемет стреляет прямо над головой. Непроизвольно Моссад еще плотнее прижался к бетону, но через несколько секунд все-таки заставил себя поднять голову. Он увидел тень от проезжающего мимо «хаммера», ощутил запах сгоревшего пороха.
Немой распахнул дверцу и вывалился на бетон. Перебитая правая рука висела, перед глазами была пелена. Сквозь эту пелену Немой видел, как приближается «хаммер». Левой рукой Немой достал из кармана на внутренней стороне дверцы гранату, неловко начал подниматься на ноги.
Пулемет умолк. Пулеметчик жевал резинку, с интересом смотрел, как барахтается в крови террорист возле дверцы… Террорист поднял руку ко рту, и пулеметчик увидел, что из кулака торчит цилиндр взрывателя с кольцом.
— Идиот, — пробормотал пулеметчик, выплюнул розовый комочек резинки и дал короткую — три выстрела — очередь. Тело террориста дернулось, как будто от удара хлыстом, он выронил гранату с так и не выдернутой чекой. А потом упал сам. «Хаммер» остановился.
Сквозь дыру в бетонном барьере Моссад смотрел на труп Немого. Еще минуту назад Немой был жив. Улыбался, слушая анекдот, который Моссад так и не успел рассказать до конца… Теперь он лежит мертвый на разбитом бетоне с обнаженной арматурой. А над ним смрадно — соляркой и сгоревшим порохом — дышит стальная туша. Моссад ощутил острое чувство ненависти к этому ящику на колесах. И к тем, кто сидит в этом ящике.
— Суки, — сказал Ефим. — Что же вы творите, суки?
Светил прожектор, заливал мост светом. Было очень холодно. Моссад прополз несколько метров и оказался напротив «хаммера». Он привстал и рванул гранату, привязанную за кольцо к шнуру. В этот момент левая дверца «хама» распахнулась. Моссад вскочил, метнул гранату в проем… Она влетела в темное чрево машины. Моссад тут же перепрыгнул через барьер, быстро подскочил и захлопнул дверцу, навалился на нее плечом… Внутри раздался крик: граната! Спустя три секунды внутри «хаммера» громыхнуло, сверкнуло, дверь сильно толкнуло изнутри, как будто кто-то хотел выйти.
Моссад точно знал, что оттуда никто не выйдет.
— Вот так, — пробормотал Моссад, — вот так.
Прикрываясь корпусом «хаммера», он присел на корточки, вытащил из кармана сигареты и зажигалку — закурил. Он сделал три затяжки — дым был горьким. Он затушил сигарету о колесо «хаммера», заменил магазин автомата и стал ждать… На него одобрительно смотрел мертвый Немой.
Через громкоговоритель Моссаду предложили сдаться. В обмен на жизнь. Моссад криво улыбнулся. Он не боялся смерти. Знал, что раньше или позже он погибнет. Относился к этому спокойно. Хотелось только, чтобы смерть была легкой. Остальное казалось неважным… Ему предложили сдаться, он ответил автоматной очередью. Больше ему ничего не дали сделать — снайпер прострелил ему одну руку, потом вторую. Моссаду стало тоскливо. Невероятно тоскливо. Он встал и пошел к перилам. Через слепящий электрический свет… Когда он был в трех метрах от перил, снайпер вновь выстрелил, пробил ему ногу. Моссад упал, пополз к дыре в ограждении… Что-то говорил в громкоговоритель капитан Чубаров. Моссад не разбирал слов. Он уже почти совсем ничего не понимал, но упорно полз, полз, полз к краю, к дыре, тащил кровавый след… По мосту к нему бежали бойцы спецназа. Ближайший из них был всего в пяти метрах, когда Ефим Гинзбург протолкнул тело в дыру и упал в белый туман над черной водой. Вода приняла его и понесла в Ладожское озеро.
Тела убитых террористов, их документы и телефоны отправили в Санкт-Петербург. Оперативники приступили к досмотру автобуса… Когда капитан Чубаров попытался открыть большую дорожную сумку, которую извлекли из микроавтобуса, прогремел взрыв — посмертный привет от Немого. Чубаров погиб на месте, еще двое «гестаповцев» были ранены, а антенна-усилитель разрушена на фрагменты.
«Фольксваген» группы Немого должен был прибыть в Санкт-Петербург около восьми часов утра и остановиться возле терминала, который официально называется «Восток — Запад», а неофициально — «Китайский». В столице китайцев было не так много, как в Москве, но слово «китайский» было весьма в ходу. Здесь, у въезда на терминал, один из членов экипажа должен был выйти и помочиться на левое заднее колесо. Это был «цветок в окне» — условный знак: все в порядке. В одном из грузовичков на подъезде к терминалу с вечера сидел наблюдатель, ждал.
В полдень 6– го октября истекло контрольное время прибытия группы Немого. Наблюдатель (через посредника) доложил об этом Мастеру. Мастер — также через посредника — немедленно снял наблюдателя, уничтожил телефоны, предназначенные для связи с Немым. Что произошло — неизвестно, но факт: группа Немого до города не доехала. В лучшем случае они погибли, в худшем — арестованы.
Оба варианта не отменяли операции, так как даже арестованные и допрошенные с применением пыток, члены группы смогут дать только самые общие показания: готовится покушение на Председателя… Каким способом, знает только Немой. Где и когда — не знает даже он…
Мастер позвонил Дервишу, сказал: Молчун с племянниками не приехали…
Дервиш несколько секунд молчал, потом вздохнул и сказал: пошли кого-нибудь прокатиться по маршруту.
У Мастера была напряженка с людьми. Он подумал: кого же послать? — и решил: Викторию и Бьёрна. Возможно, им удастся узнать что-то про судьбу группы Немого… Впрочем, маловероятно.
Три благополучно добравшиеся группы были размещены на квартирах, загодя снятых Мастером. Для каждой группы было снято две квартиры. Все — неподалеку от Территории Зла. Мастер завез в них запас продуктов, воды, сигарет, телефонов и прочих необходимых для жизни мелочей. Продукты были закуплены с таким расчетом, чтобы группа могла прожить на любой из квартир не менее недели.
Вечером Мастер начал объезжать конспиративные квартиры. Первый визит он нанес в квартиру, где расположилась группа, которой командовал Глеб… Мастер относился к Глебу, как к сыну. Они не виделись больше двух лет. Мастеру хотелось обнять Глеба, похлопать по спине. Он этого не сделал — считал, что такое выражение чувств неуместно и ограничился крепким рукопожатием. Мастер познакомился с бойцами, сам представился: Иванов, — после этого приступил к инструктажу. Инструктаж был короткий, посвященный в основном конспирации и способам связи, и закончился словами:
— Я попрошу вас… я настоятельно попрошу вас не выходить из дому. Все, что необходимо для жизни, здесь есть — от туалетной бумаги до обезболивающих препаратов. Я прошу вас оставаться в квартире не потому, что не доверяю. А потому, что этой операции мы придаем очень важное значение. Поэтому хотим свести к минимуму риск провала… И значит будет лучше, если до начала операции вы не будете покидать квартиру. Отдыхайте, отсыпайтесь, ждите. О времени операции вы узнаете за три часа до ее начала… Вопросы есть ко мне?
Вопросов не было. Мастер попрощался и уехал.
В следующем адресе располагалась группа, которой командовал Кот. Когда Мастер уже уходил, Кот задержал его в прихожей, спросил:
— Скажите, Немой п— приехал?
— Немой? — спросил Мастер. — Кто такой Немой?
— Ну вот что, товарищ Иванов… Мы с Немым, к— как братья. Больше, чем братья. П— понятно?
— Понятно, — ответил Мастер. — Приехал Немой.
— Н— ну, спасибо… А то что-то с-сердце не на месте.
— Нет, — ободряюще улыбнулся Мастер, — все в порядке.
Он был противен сам себе.
Последний визит в тот вечер Мастер нанес в группу Студента. Провел инструктаж. Потом, в прихожей, Студент как бы невзначай, как бы между делом, спросил о Виктории. Мастер подумал: да что ж такое-то? Что за день такой? — и хотел уже было ответить сухо, но передумал и сказал: она в командировке, Саша… А потом неожиданно для самого себя добавил: она тоже о тебе спрашивала.
Виктория и шведский журналист Бьёрн Торнстен выехали в Приозерск.
«Вольво Х90» уверенно катил по трассе. Полицейские к машине с номерами Евросоюза не цеплялись. Была на этот счет инструкция: иностранцев без крайней необходимости не трогать — они везут в страну валюту. Все полицейские знали: пожалуется иностранец — отдрючат, как сидорову козу. Так что ну его на хрен, пусть катится. А свое мы отобъем. На наших портяночниках.
Машину вела Виктория, Торнстен сидел рядом, прихлебывал иногда из фляжки. Он писал для нескольких европейских изданий и даже имел некоторую известность. Торнсен был большой, рыжий, с багровым лицом пьющего человека.
Швед был чем-то сильно обязан Дервишу и иногда помогал «Гёзам». Разумеется, слово «Гёзы» ни разу не было произнесено вслух, но было очевидно, что Торнсен понимает, с кем имеет дело.
Через три часа они подъезжали к Волхову. За блок— постом при въезде на мост стоял «хаммер» с пулеметом наверху. А за ним — коричневый микроавтобус «фольксваген». За огромной тушей «хаммера» микрик был почти не виден. Возле блок— поста стояли три автомобиля.
— Стоп, Вики, — сказал швед. — Кажется, это то, что нам надо.
— Вообще-то, там висит знак, — ответила Виктория и показала пальцем на знак «Остановка запрещена»
— Вики! Мы же пресса. Европейская пресса. Кроме того, я личный приятель господина Чердыни… Забыла?
Виктория сказала: ладно, — направила автомобиль на обочину, остановилась напротив блок— поста, включила аварийку. Через дорогу к ним направился полицейский. Швед взял фотоаппарат — дорогущий профессиональный «кэнон», вылез из машины.
— Проезжай, проезжай, — начал махать рукой полицай.
— Оґкей, оґкей, — закивал швед и стал фотографировать полицая.
— Проезжай! — закричал полицай.
— Оґкей, — ответил швед, продолжая снимать.
Виктория шагнула навстречу полицейскому, улыбнулась:
— Привет! Мы — журналисты… Что тут случилось?
— Убирайтесь отсюда немедленно!
— Господин Торнсен — очень известный европейский журналист. И личный друг господина Чердыни.
Полицай мгновенно посерьезнел. Негромко произнес:
— Уезжайте. Тут начальства полно.
— Слушай, — Виктория перешла на «ты». — Тебя как зовут?
— Ну, Игорь.
— Слушай, Игорь, а когда у тебя смена закончится?
— Завтра в десять… А что?
— Давай завтра в одиннадцать встретимся в кафе на ближайшей в сторону Петрозаводска заправке. Дашь нам интервью — получишь пятьдесят евро.
Полицай выглядел растерянным, а от блок— поста к «вольво» уже шагал мужчина в штатском.
— Договорились? — спросила Виктория.
— Новых? Пятьдесят новых евро?
— Конечно, новых.
Мужчина в штатском подошел, остановился, осмотрел всех цепким взглядом.
— В чем дело? — спросил он.
Полицай сказал:
— Они журналисты.
Виктория улыбнулась «гестаповцу» самой обаятельной улыбкой, сказала:
— Господин Торнсен — известный европейский журналист, друг господина Чердыни. — Торнсен закивал: оґкей, оґкей. Мистер Чердыня… Виктория добавила: — А я его переводчик.
«Гестаповец» сказал:
— Документы.
Виктория по-английски сказала Торнсену: господин офицер хотел бы посмотреть ваши документы. Торнсен сказал: оґкей, — вытащил пухлый бумажник, достал из него несколько пластиковых карточек, протянул «гестаповцу». Тот начал перебирать карточки: Союз журналистов Швеции. Международная Лига журналистов. Удостоверение специального корреспондента «The Sunday Times»… Среди карточек «случайно» оказалась визитка Чердыни.
«Гестаповец» просмотрел документы, визитку. Вернул все Торнсену и сказал Виктории:
— Скажите господину журналисту, что снимать здесь не надо… Проезжайте.
Он повернулся и пошел прочь.
Виктория негромко сказала полицаю:
— Ну что, Игорь — договорились?
— Ну. Договорились.
Швед и Виктория сели в машину, поехали. Он миновали мост, отъехали километра полтора и свернули на грунтовку. Торнсен взял с заднего сиденья свой ноутбук, подключил к нему фотоаппарат и вывел на монитор первый кадр. В кадре был полицай, на заднем плане — «хаммер» и «фольксваген». Торнсен дал увеличение. Стали видны пробоины в лобовом стекле микроавтобуса. Пулями триплекс был буквально разбит вдребезги, покрыт сетью трещин и висел в проеме, как тряпка… Стекла «хаммера» при большом увеличении казались изъеденными оспой и кое-где были забрызганы бурым.
Швед сказал:
— В этом «хаммере» взорвалась ручная граната.
— Почему ты так думаешь?
— Я не думаю, я знаю. Насмотрелся в Сербии.
В Петербург ушла эсэмэска: машину присмотрели. Сильно битая. Завтра поговорим о цене.
Мастер получил эсэмэску и стиснул телефон так, что едва не раздавил его.
Поздним вечером шестого октября в Санкт-Петербург прибыла еще одна группа, которой предстояло принять участие в операции. Решение о создании этой группы принял лично Дервиш. Она называлась «группа Х» и состояла всего из двух человек. Один из них был агентом «гестапо».
В кармане у Чердыни прозвенел звонок. Он вытащил коммуникатор, посмотрел на дисплей: звонил Власов.
— Слушаю вас, господин генерал, — произнес Чердыня в коммуникатор.
— У нас ЧП, Генрих Теодорович.
— У нас каждый день ЧП.
— И каждую ночь тоже… Я про инцидент, который имел место прошлой ночью на мосту в районе Новой Ладоги. Помните?
— Помню.
— Так вот, появилась новая информация: в том «фольксвагене» перевозили «Ужас» и, возможно, антенну— усилитель.
Чердыня напрягся, сказал:
— Подробней.
— После того, как пришло сообщение о перестрелке на мосту, мы выслали на место следственно-оперативную группу и экспертов. Они осмотрели этот «фольксваген», но сначала ничего не нашли… Дело в том, что взрывом сумку с кейсом выбросило из машины и забросило на фонарную стойку. Обнаружили два часа назад. Потому что с моста сумку было не видно, увидели только с реки… В сумке находится кейс с «Ужасом». Все предметы — сумка, пластиковый кейс и сам «прожектор» — сильно деформированы взрывом, но это «Ужас» — точно.
— Номер? — спросил Чердыня.
— Пока не знаем. Как только эксперты прочитают — сообщу.
— Понятно, — сказал Чердыня. — А усилитель? Почему вы считаете, что в «фольксвагене» перевозили антенну— усилитель?
— Это всего лишь допущение, основанное на предположении, что где «Ужас», там и антенна-усилитель к нему. Что, разумеется, не факт. Но у нас есть фрагменты некой металлической конструкции, разрушенной взрывом.
— А может, это фрагменты ну, например, домкрата?
— Нет, это не домкрат.
— Железки уже у вас?
— Их везут. Думаю, что через час будут у меня.
— Я пришлю Михельсона, — ответил Чердыня.
Через час десять минут Михельсон позвонил Чердыне и сказал: да, это фрагменты антенны— усилителя.
Чердыня выругался — сбывались его самые худшие опасения.
Мастер поехал на встречу с «группой Х». Это было рискованно. Мастер надел парик, очки, обработал руки спреем «Перчатка» и повесил на шею собственноручно сшитый «кошель». Внутри находились раскатанные в плоскую лепешку двести граммов пластида, две батарейки и дистанционный взрыватель. Привести его в действие можно было с двух автономных пультов. Один пульт Мастер положил в карман пиджака, второй прикрепил лейкопластырем на предплечье левой руки. Мастер решил, что с этого момента и до завершения операции он не будет снимать «кошель» ни днем ни ночью.
Мастер взял трость и вышел из дому. Покрутившись по городу, через час он остановил машину возле метро «Площадь мужества», там взял такси и поехал на улицу Савушкина. С Савушкина пешком прошел на Приморский. Посреди широкого (специально расширяли во времена Большой Мамы) проспекта стояли два дома. Раздваиваясь, проспект обтекал их, как река обтекает утес. Мастер посмотрел на окна квартиры, которую снял неделю назад — шторы были задернуты, на одном из окон стоял розовый пластмассовый жираф… Мастер извлек из кармана телефон, позвонил и когда человек на том «конце провода» отозвался, сказал: я привез вам привет от Лазаря Моисеевича.
Мужской голос ответил: да, да, очень ждем.
Мастер перешел дорогу, вошел в подъезд. Он поднялся на третий этаж и позвонил в дверь квартиры. Ему тут же отворили, и он шагнул внутрь.
Сели в кухне. Познакомились. Мастер назвался Ивановым. Один из мужчин — Лаврентием, второй — Бульдогом. Стали пить чай. Из окна кухни открывался вид на Большую Невку, Каменный остров и на проспект.
— Эта кухня, — сказал Мастер, — и есть ваша позиция.
Лаврентий с Бульдогом переглянулись.
— Да, — сказал Мастер, — работать Председателя будете прямо из окна… Как только кортеж Председателя окажется на дистанции тысяча метров — открываете огонь. Кортеж в это время будет находиться аккурат на самом верху виадука.
Лаврентий и Бульдог одновременно посмотрели в окно. Возможно, представили, как по виадуку летит кортеж Председателя. Потом они опять переглянулись и повернули головы к Мастеру. Было понятно, что им хотелось узнать: из какого же оружия предстоит стрелять по кортежу, который мчится со скоростью за сотню и в котором два десятка совершенно одинаковых машин?.. Мастер слегка усмехнулся, сказал:
— Залезь— ка, геноссе Лаврентий, на антресоль в прихожей, принеси оттуда большую сумку.
Лаврентий поднялся и вышел из прихожей, прихватив с собой табурет.
Было слышно, как скрипнули дверцы антресоли. Спустя двадцать секунд Лаврентий вошел в кухню. В левой руке он нес табурет, в правой — большую дорожную сумку. Он поставил сумку на стол.
— Открой сумку, Бульдог.
Бульдог вжикнул молнией, раздвинул в стороны края. Внутри был тубус, свернутый из упаковочного картона, плотно перебинтованного скотчем.
— Распакуйте, — сказал Мастер.
Бульдог вытащил тубус, поставил его на кухонный стол. А Лаврентий достал из рукава финку, разрезал скотч. Внутри тубуса оказалось байковое одеяло, перевязанное в нескольких местах бечевкой. Лаврентий вопросительно посмотрел на Мастера.
— Открывайте, открывайте, — кивнул Мастер. Лаврентий перерезал бечевку. После этого осторожно развернул одеяло. Открылась вороненая конструкция конической формы.
— Знаете, что это такое? — спросил Мастер.
Оба бойца отрицательно покачали головами.
— А что такое «Ужас» — знаете?
Лаврентий спросил:
— Это который для разгона демонстраций?
— Он самый.
— Знаем, конечно.
— Вот и ладно… А штука, которая стоит на столе, — антенна-усилитель «Ужаса». С помощью этой антенны за несколько секунд человека можно сделать абсолютно безумным на расстоянии в километр… Теперь понятно, как именно будем работать по кортежу Председателя?
Бойцы смотрели на антенну. А Мастер смотрел на них и думал: кто? Кто из них агент «гестапо»?.. Дервиш совершенно сознательно не сказал этого Мастеру.
Несколько секунд в кухне было тихо. Потом Бульдог спросил:
— А сам-то «Ужас»?
— «Ужас» получите позже. А теперь слушайте инструктаж: во-первых, я не ограничиваю вашу свободу, но попрошу учесть, что тринадцатого числа начнется визит президента Турции. Что это значит? Это значит, что за день— другой до визита в городе будет введено усиление, то есть проверки документов на каждом шагу. Дома попрошу не шуметь, соседям глаза не мозолить. Во-вторых, я попрошу вас не покидать квартиру вдвоем — кто-то один всегда должен оставаться здесь. В— третьих, связь со мной осуществлять только по необходимости. Симку после каждого разговора спускать в унитаз, телефон — в Неву. Добросить до Невы можно прямо из окна. И телефонов и симок заготовлено с запасом. В— четвертых, кроме вас работать будут еще две группы. Накануне операции я соберу вас всех вместе. Еще раз обговорим детали. Операция через неделю… вопросы есть?
— Есть, — ответил Бульдог. — А что — Председатель часто пользуется этой дорогой?
— Нет, не часто… Но через неделю должен воспользоваться. Через неделю, 14 октября, в парке 300– летия Санкт-Петербурга пройдет праздник — День Столицы. Председатель традиционно будет присутствовать на нем. А дорога по набережным — кратчайшая дорога между Башней и парком.
— А если все-таки он воспользуется другой дорогой?
Мастер немного помолчал, потом спросил:
— Можешь предложить что-то другое?
Бульдог пожал плечами. Мастер сказал:
— Все предусмотреть, друг мой ситный, невозможно… Если поедет другой дорогой, операция не состоится. Но я думаю, что все будет нормально. Наш человек в службе безопасности «Промгаза» уверен, что Председатель поедет по набережным.
Мастер сделал свое дело и ушел. Хвоста за ним не было. Он чувствовал это «шестым чувством», но все равно страховался — не каждый день приходится выходить на встречу с агентом «гестапо». Чтобы добраться до своей машины на площади Мужества, он дважды поменял такси. В туалете на Финляндском вокзале снял парик и очки, вывернул наизнанку двухстороннюю куртку и выбросил в урну телефон.
Оказавшись в салоне своего «транзита», Мастер закурил и вновь — в который уже раз — задал себе вопрос: кто из них — Бульдог? Лаврентий?
Когда стемнело, Бульдог сказал Лаврентию:
— Слышь, Лаврюха, пойду— ка я пройдусь.
— Иди, — пожал плечами Лаврентий. — Только недолго… Потом и я прогуляюсь.
Вечером того же дня начальник шестого отдела комитета «Кобра» доложил полковнику Спиридонову:
— Полчаса назад на связь вышел агент Моцарт. Связи с ним не было более двух месяцев. Сейчас он находится в Петербурге, на конспиративной квартире по адресу: Приморский проспект, дом четыре, квартира *. Вместе с ним в адресе проживает его давний напарник. Конспиративную квартиру сегодня посетил некто Иванов. Иванову на вид около шестидесяти, на встречу прибыл в парике и в очках. Моцарт и ранее предполагал, что в Петербург его с напарником направляют с задачей совершить серьезный теракт. В установочной беседе Иванов конкретизировал задачу: убийство Председателя. Ликвидация должна быть проведена с помощью генератора биоволны «Ужас» с антенной-усилителем. Операция планируется на 14 октября, когда кортеж Председателя проследует по Приморскому шоссе в парк имени 300– летия Санкт-Петербурга. В покушении будут принимать участие еще две группы террористов. Со слов Иванова, в службе безопасности национальной корпорации «Промгаз» есть сообщник террористов.
Слушая доклад начальника отдела, Спиридонов по обыкновению ходил по кабинету. Ногу подволакивал сильнее обычного — осенью у него обыкновенно обострялись все болячки.
— Но самое главное, Георгий Анатольевич, состоит в том, что для покушения террористы планируют использовать генератор биоволны «Ужас», оснащенный антенной-усилителем. — Спиридонов резко остановился, вскинул голову. — Антенна уже находится в адресе. Более подробной информации Моцарт сообщить не смог.
— Связь с ним как осуществляется?
— Связь с ним, к сожалению, односторонняя… пока.
Через двадцать минут полковник Спиридонов доложил об информации Моцарта генералу Власову. Еще через полчаса Власов лично довел ее до Председателя. Власов ликовал: вставили таки перо этому псу Чердыне.
Впрочем, Чердыне Власов тоже позвонил. Проинформировал о ситуации. Чердыня выслушал, ответил: сейчас приеду.
Два «гелендвагена» летели через Большеохтинский мост. Чердыня сидел на заднем сиденье второго автомобиля, думал: сообщник террористов в моей СБ? Нереально… По крайней мере в центральном аппарате — совершенно нереально. Где-то на периферии — не исключаю. Хотя тоже маловероятно. А в центральном аппарате нереально… Но ведь зацепил Власов, зацепил. Заронил тень сомнения.
«Гелендвагены» приехали к Кубышке, миновали тамбур. Чердыня прошел в здание, по привычке подмигнул бронзовой кобре и поднялся к Власову. В кабинете Власова сидел полковник Спиридонов. Чердыня уважал Спиридонова за профессионализм и даже предлагал место в СБ корпорации «Промгаз». Спиридонов отказался.
Чердыня опустился в кресло, вытащил из кармана пачку сигарет. Власов поставил на стол пепельницу и сказал Спиридонову: доложите, Георгий Анатольевич.
Спиридонов пересказал информацию, полученную от начальника шестого отдела. Чердыня прикурил сигарету, спросил:
— Как осуществляете связь с Моцартом?
— Связь односторонняя. Но в ближайшее время установим нормальную.
— Хорошо, об этом позже… А сейчас ответьте на такой вопрос: насколько достоверной вы считаете эту информацию?
Ответил Власов:
— Считаю, что информация заслуживает самого пристального внимания. Мы уже начали работать.
Спиридонов добавил:
— Наши люди уже побывали на месте. Окна квартиры выходят на Приморский. Там проспект как бы раздваивается и обтекает этот самый дом. Из окна вид строго на виадук. С точки зрения выбора позиции для обстрела — идеально.
— Допустим, — Чердыня сильно затянулся, выдохнул дым, — допустим… Давайте проанализируем ситуацию с той точки зрения, что информация от Моцарта — дёза. Для начала расскажите мне о Моцарте.
Спиридонов кашлянул:
— Зятьков Валерий Павлович, 1988 года рождения, водитель, образование среднее, холост, регистрация — город Владимир. В ноябре 15– го года там же, во Владимире, был арестован по обвинению в разбойном нападении. Ему реально светила пятерочка. Во время следствия Зятьков неожиданно заявил сделал заявление кумовскому оперу, что хочет встретиться с сотрудником комитета «Кобра». Так как располагает важной информацией. Такую встречу устроили, и Зятьков сделал заявление, что владеет информацией об одном из участников подполья… и он действительно дал такую информацию. Проверили. Подтвердилось. Кстати, сдал он родного дядю. — Чердыня поднял брови: вот как? — Именно так. После этого с ним стали работать. Парень оказался весьма перспективный — умный, находчивый, дерзкий, циничный. Дело на него прекратили за «недостаточностью улик», освободили. На воле он объяснил свое освобождение тем, что откупился. Это ни у кого не вызвало вопросов… Зятьков выбрал себе оперативный псевдоним «Моцарт» и был направлен в спецшколу «Вилла Роза». После шестимесячного курса обучения был рекомендован для внедрения в подполье. Это, как вам известно, высшая оценка служебных качеств агента. — Чердыня кивнул: знаю. — Операцию по внедрению готовили еще полгода. Провели в высшей степени успешно. В городе Кольчугино Владимирской области. При этом Моцарт на глазах у членов террористической группы лично убил сотрудника комитета.
Чердыня заинтересованно спросил:
— Инсценировка?
Спиридонов ответил:
— Нет, Генрих Теодорович, не инсценировка. На Моцарта мы возлагали большие надежды, поэтому решили все делать по-взрослому.
Власов произнес:
— Если пользоваться шахматной терминологией, то можно сказать, что мы пожертвовали пешкой. Чтобы в будущем поставить мат вражескому королю.
Чердыня затушил сигарету в пепельнице, спросил:
— Поставили?
— Пока нет, — ответил Власов. — Но внедрение Моцарта уже приносит свои плоды. Его работа позволит нам избежать мата нашему королю.
— Понятно, — сказал Чердыня, — понятно… Вот что. Нам нужно, во-первых, убедиться, что антенна-усилитель действительно находится в адресе. Во-вторых… во-вторых, я хочу пообщаться с Моцартом лично.
Через два часа после звонка Моцарта в комитет «Кобра» конспиративная квартира в доме на Приморском проспекте была взята под плотный контроль.
Виктория и Бьерн Торнсен остановились в пансионате на берегу Ладоги. Кроме них в мотеле никого не было. Растапливая камин в холле, хозяин рассказывал:
— Вы бы видели, как тут было раньше. Тут же все кипело. У нас было шесть наемных работников. И рук не хватало. А теперь? Теперь мы вдвоем с женой. Теперь такие времена, что даже летом, в сезон, еле сводим концы с концами. А уж осенью…, — он махнул рукой. — В общем, буду закрывать заведение. Продал бы. Да кто купит?
Жена хозяина сказала:
— Последние времена настали.
И быстро перекрестилась.
Виктория и Торнсен поужинали, пошли прогуляться по берегу Ладоги. Озеро было неспокойно, по нему катились метровые валы, бросались на низкий песчаный берег, растекались длинными пенными языками. Ветер трепал невысокие корявые сосны в дюнах. Облака плыли нереально быстро… И было тревожно. Виктория вспомнила слова хозяйки: последние времена настали.
Ночью Виктория долго не могла заснуть. Она лежала в своем номере с открытыми глазами и слушала, как завывает ветер. Она лежала и думала: вернемся в Петербург, спрошу у Мастера про Сашу. Знаю, что Мастер не одобрит, но все равно спрошу. Прошло уже полтора месяца, как он уехал «ненадолго», и — ни слуху, ни духу. Жив ли?..
Утро было совсем не похоже на вечер — ветер стих, озеро успокоилось, в разрывах облачности мелькало осеннее солнце. За завтраком хозяин сказал, что ночью в Ладоге затонул сухогруз.
Позавтракали и поехали на встречу с полицаем. Без пяти одиннадцать на заправке остановился старый «шевроле-ланос» с ободранным боком. Из него вылез полицай Игорь. Он был в штатском, держался напряженно. Виктория опустила стекло, помахала ему рукой. Он кивнул головой, сел в свой «ланос» и выехал с заправки. Виктория поехала за ним. Метров через пятьсот «ланос» свернул на грунтовку, проехал еще сотню метров и остановился на поляне. «Вольво» встала рядом. Полицай вылез из машины, закурил.
Виктория и Торнсен тоже вышли.
— Привет, — сказала Виктория.
— Привет… что вам от меня надо?
— Немного информации. Господин Торнсен — известный журналист, пишет для нескольких изданий… А у вас явно что-то случилось — «фольксваген» стоит расстрелянный, «хаммер» тоже чего-то не того… Что у вас случилось?
— Ты говорила про деньги, — ответил Игорь. Повернулся к шведу, сказал: — Мани, мани.
— Мани? — произнес Торнсен, — Оґкей.
Он достал бумажник, отсчитал пять купюр по десять евро. Игорь сразу убрал их в карман. Виктория спросила:
— Ну так что у вас произошло, Игорек?
Через десять минут Виктория позвонила Мастеру: поставка по договору не состоится. Я только что разговаривала со старшим менеджером. Он сообщил, что машина попала в страшное ДТП. В катастрофу. Водитель и экспедиторы погибли. Груз вдребезги… Вы меня поняли?
— Понял, — ответил Мастер, — все понял.
Группа Барона провела в промзоне уже больше месяца. Они перебили всех собак, выжили всех бомжей. И в них самих уже стало появляться что-то бомжовское. По крайней мере, внешне.
Кабан сказал:
— Я, бля, уже пахну, как бомж.
Мак на это ответил:
— А как, по-твоему, должен пахнуть Кабан? Он и должен вонять!
Кабан запустил в Мака сапогом, но тот со смехом увернулся. Вечером восьмого октября Мак спросил у Барона:
— Барон, сколько мы еще будем сидеть здесь, среди кучи ржавого железа?
— Пока не придут те, кого мы ждем.
— А если они вообще не придут?
Барону уже и самомому надоело сидеть в промзоне, но отказать Чердыне он не мог. Он ответил:
— Тебе что — бабки не нужны?
— Бабки? Бабки нужны… Ради них и сижу здесь.
— Тогда не тренди.
Девять «гёзов» на трех конспиративных квартирах тоже томились. Когда наступит «час Ч» они не знали. Это знали только Мастер и Дервиш.
В доме № 4 на Приморском ждали Лаврентий и Бульдог.
Вокруг дома № 4 были сосредоточены шесть экипажей наружного наблюдения комитета «Кобра».
Восьмого числа Дервиш сказал Лизе и Братишке:
— Послезавтра поедем в Петербург. Во время операции лучше находиться там.
Братишка спросил:
— Где будем жить?
— Я снял коттедж в Озерках.
Моцарт вышел из подъезда. Был солнечный день. Моцарт надел темные очки и улыбнулся. Он перешел через дорогу, остановился у парапета набережной. Сверкала под солнцем Нева, парили чайки. Моцарт постоял минуту и пошел по набережной вниз по течению. Когда он отошел метров на двести, напротив него остановилась машина — серая «тойота-королла». Опустилось стекло со стороны переднего пассажира, мужчина спросил:
— Не подскажите, как проехать в центр?
Моцарт посмотрел назад, убедился, что из дома его не видно и ответил:
— Да мне и самому туда надо… может, подвезете?
— А чего не подвезти? Падай назад.
Моцарт распахнул заднюю дверцу, заглянул в салон. Слова пароля были произнесены, но он все равно держался настороженно. Кроме водителя и пассажира в салоне никого не было. Моцарт сел на заднее сиденье, машина сразу тронулась.
Через час полковник Спиридонов доложил Чердыне: связь с Моцартом налажена, все необходимое ему передали. Встреча с ним возможна уже сегодня ночью.
Чердыня ответил: очень хорошо. Позвоните, пожалуйста, мне когда можно будет приехать.
Спиридонов позвонил в 0.32: все готово, Генрих Теодорович. Я встречу вас у Головинского моста. Коричневый «Форд» госномер…
— Да знаю я ваш номер, — прервал Спиридонова Чердыня.
Два черных «гелендвагена» выехали из ворот штаб— квартиры нацкорпорации «Промгаз», промчались по ночным набережным. До Черной речки долетели за пять минут. За Головинским мостом стоял «форд» Спиридонова. Полковник прохаживался рядом, курил. Чердыня вылез из «гелендвагена», пожал Спиридонову руку. Спиридонов сказал:
— В адрес лучше отправиться на моем драндулете. Ваши «мерсы» слишком приметны.
Чердыня ответил: согласен. Он отдал распоряжение начальнику своей охраны: загоните обе машины на самый верх виадука и стойте там с включенными фарами. Начальник охраны не понял, зачем это нужно, но ответил: есть.
Чердыня и Спиридонов сели в «форд» Спиридонова, через минуту были на виадуке Ушаковской развязки. Чердыня подумал: вот здесь они хотят угробить Председателя. А что? Кортеж будет здесь как на ладони. Идеальное место.
Спустились с виадука и через минуту въехали под арку дома № 4. Из тени тут же вынырнул мужчина в штатском. Спиридонов и Чердыня вышли, мужчина приблизился, негромко произнес:
— Добрый вечер. Вас ждут.
Втроем подошли к двери подъезда. Тот, кто встретил Чердыню и Спиридонова, дважды стукнул костяшками пальцев по двери. Она немедленно распахнулась. Чердыня и Спиридонов вошли. Свет на лестнице не горел. Но кто-то невидимый вручил им по фонарику и очень тихо сказал: квартира №*, третий этаж. Постучите и вам откроют.
Подсвечивая себе фонариками, поднялись на третий этаж. Дверь квартиры №* была уже слегка приоткрыта. В прихожей света не было, но дальше — в комнате либо в кухне — свет горел. Они вошли. Сразу же появился человек, сказал:
— Пожалуй, дверь стоит закрыть.
Полковник Спиридонов направил на него луч фонаря. Человек прищурился, но прикрывать лицо не стал. Через несколько секунд произнес:
— Наверно, рассмотрели уже.
— Рассмотрели, — ответил Спиридонов и выключил фонарик. Еще днем он получил несколько фотографий Моцарта и сейчас убедился: перед ним агент Моцарт.
Чердыня закрыл дверь, щелкнул замком. Моцарт сделал приглашающий жест и сказал: прошу. Прошли в кухню. Здесь горела низко опущенная над столом лампа, на газовой плите грелся чайник.
— Я — Моцарт, — сказал Моцарт.
— Я — Чердыня, — сказал Чердыня.
Спиридонов произнес:
— Моя фамилия вам ни к чему. Можете называть меня Петров.
Моцарт чуть заметно усмехнулся:
— А у нас так — то Иванов придет, то Петров… Чаю не хотите?
Спиридонов ответил:
— Где напарник?
— Спит… Ваш человек, который передал технику и порошок, сказал, что он будет спать сном праведника как минимум три-четыре часа.
— Нам надо на него взглянуть.
— В дальней комнате.
Втроем прошли в комнату. Моцарт щелкнул выключателем — вспыхнула трехрожковая люстра под потолком. На диване, отвернувшись лицом к стене спал темноволосый мужчина. Он был одет, на тумбочке рядом с диваном лежал АПС и две гранаты.
Чердыня спросил:
— Пальчики взяли у него?
— Взяли, — ответил Моцарт.
— Хорошо… Усилитель где?
Моцарт показал в угол. Там стояла на полу большая клетчатая сумка.
Моцарт извлек антенну— усилитель из сумки, поставил ее на стол. Чердыня несколько секунд рассматривал черную конструкцию. Похоже, это действительно была антенна-усилитель. Чердыня вытащил из кармана коммуникатор, сделал пару снимков антенны. Потом положил ее на бок, нашел на нижней чашке антенны маркировку. Надел очки, прочитал гравированную надпись: «НИИПр. Изд. АУ. № 03»… Маркировка обозначала «Научно-исследовательский институт приборостроения. Изделие антенна-усилитель. № 03». Чердыня сфотографировал маркировку, сказал Моцарту: спасибо, убирайте.
Моцарт аккуратно уложил антенну в сумку, отнес в угол. После этого вернулись в кухню. Чердыня раздвинул щель в шторах, посмотрел на виадук. На вершине виадука ярко горели фары двух «гелендвагенов». Чердыня представил себе, что в руках у него «Ужас» с антенной-усилителем. Он наводит прицел на кортеж… Выстрел! Невидимый и неслышный «снаряд» срывается с кончика антенны, мгновенно пролетает километр и накрывает кортеж. Водитель головной машины испытывает вдруг непонятный страх. Мгновенный, острый, непонятный и иррациональный страх. Водитель — опытный, умеющий виртуозно водить машину в самых экстремальных ситуациях, не понимает, что происходит. А с антенны непрерывным потоком все срываются, срываются, срываются «снаряды»… И страх превращается в Ужас! Водитель давит на педаль тормоза. Другие водители в кортеже тоже находятся в зоне поражения. Тоже испытывают Ужас. Одни давят на тормоз, другие — напротив — на газ! Тяжелые бронированные автомобили сбиваются в кучу, таранят друг друга, опрокидываюся. Один автомобиль пробил ограждение и рухнул вниз… Картинка была настолько реальной, что Чердыне стало не по себе. Он задернул штору.
Сели за стол. Моцарт достал из-за батареи кружку, завернутую в полиэтиленовый пакет, поставил на стол.
— Здесь, — сказал он, — пальчики Иванова.
— Отлично, — похвалил Чердыня. — Просто отлично. А нас-то чайком угостите?
— А как же? — Моцарт поставил на стол еще три кружки.
Они сидели, пили дешевый чай из пакетиков. Моцарт рассказывал. Потом Чердыня и Спиридонов начали задавать вопросы. Их интересовало буквально все — вплоть до самых, казалось бы, незначительных, мелочей. Например: какие сигареты курит Иванов?
Моцарт отвечал четко, по существу, демонстрировал хорошую наблюдательность и даже чувство юмора. Если чего-то не знал — отвечал: не знаю. Допрос продолжался около часа. Потом Чердыня сказал:
— Ну что ж, господин Моцарт… Был весьма рад с вами познакомиться. Если бы у нас было хотя бы два-три десятка таких, как вы, Моцартов…
— Извините, господин Чердыня, — перебил Моцарт. — Извините, но Моцарт — один.
Чердыня потер подбородок, улыбнулся:
— Понял, господин Моцарт, понял… После завершения операции вы будет достойно награждены. И морально и материально. Вы сами будет решать, чем вы хотите заниматься впредь. Если пожелаете продолжить сотрудничество с комитетом «Кобра» — отлично. Если не пожелаете — никто не скажет вам ни слова в упрек… Со своей стороны я могу предложить вам работу в службе безопасности национальной корпорации «Промгаз» — интересную и хорошо оплачиваемую.
— Я подумаю, — с достоинством ответил агент Моцарт.
Чердыня и Спиридонов покинули квартиру через семьдесят три минуты после того, как вошли в нее. Ночной воздух был прохладен. Не сговариваясь, Чердыня и Спиридонов пошли к Большой Невке. Остановились у парапета, закурили. На противоположном берегу, на Каменном острове, кое-где светились огни. Некоторое время оба молчали, потом Чердыня спросил:
— Ну, как вам Моцарт, Георгий Анатолич?
— А вот как вы недавно выразились: нам бы два-три десятка таких Моцартов… Если бы они у нас были, мы бы справились с подпольем за год. — Спиридонов глубоко затянулся, выдохнул дым и добавил: — Думаю, что благодаря Моцарту нам удалось предотвратить убийство Председателя.
Чердыня кивнул, сказал:
— Согласен с вами, Георгий Анатолич, — нам сильно повезло.
Спиридонов подумал: ишь ты как — повезло! Если бы Моцарт был
Как будто прочитав мысли Спиридонова, Чердыня сказал:
— Разумеется, вы отлично сработали, внедрили своего человека, но… но все-таки повезло. Ведь Моцарт мог не попасть в эту группу.
Спиридонов подумал: элемент случайности в этой истории, разумеется, был, но… Моцарта мы специально готовили к выполнению особой миссии. Мы его берегли. Он уже давно давал конкретную информацию и мы могли бы разгромить целую подпольную группу, провести аресты, красиво отчитаться. Но мы этого не сделали. Мы придерживали информацию, давали Моцарту возможность заработать доверие. Он принимал участие в реальных операциях, убил троих полицейских и нашего офицера. Сам был легко ранен. Это поднимало его авторитет… Мы работали на дальнюю перспективу и наш подход себя оправдал.
Чердыня произнес:
— Значит, Георгий Анатолич, вы уверены, что мы можем доверять Моцарту?
— Полагаю, да.
— А если его раскрыли и перевербовали? Ведь не нами сказано: кто предал один раз, предаст и другой.
— Я думаю, Генрих Теодорович — точнее: я убежден… так вот, я убежден что если бы Моцарта раскрыли, то перевербовывать его не стали бы. С предателями «гёзы» не церемонятся. Вы это знаете не хуже меня… Нет, перевербовывать бы не стали.
— Согласен, — сказал Чердыня, — согласен… Представим другой вариант: его раскрыли, и не стали перевербовывать, потому что решили использовать втемную. Исключаете такой вариант?
— Исключаю.
— Аргументируйте.
— В первую очередь за это говорит тщательность, с которой подготовлена операция. Как, например, обеспечено питание «Ужаса»? В квартиру завезен не один аккумулятор, а два — основной и запасной. Да еще зарядное устройство и даже нагрузочная вилка для проверки аккумуляторов … И вообще — в квартиру завезено все от туалетной бумаги до таблеток «D— 9». Это говорит о том, что операцию продумывали тщательно. В высшей степени тщательно. Так готовят только реальную операцию… Аргумент?
— Пожалуй. Еще аргументы!
— Антенна. Антенна к «Ужасу». Аргумент?
— Пожалуй. Но где сам «Ужас»? Почему не привезли?
Спиридонов пожал плечами:
— Страхуются. Не хотят класть все яйца в одну корзину.
Чердыня сказал:
— Я тоже так думаю, Георгий Анатолич. А к вам пристал, чтобы еще раз проверить собственные ощущения. — Щелчком пальца Чердыня послал окурок в Неву. Окурок прочертил огненную кривую и упал в воду. — Ну что ж? Давайте подведем первые итоги. Итак, что мы имеем? А имеем мы вот что: в Санкт-Петербурге готовится террористический акт, направленный на уничтожение Председателя — национального лидера нашего государства. Мы знаем место, время и способ совершения теракта. Знаем некоторых участников… Фактически уже сейчас мы знаем столько, что можем не только предотвратить теракт, но и провести контроперацию. Эта контроперация позволит нам арестовать как минимум шесть членов подполья. А если сработаем толково, то и выйти на руководство организации «Гёзы». Кроме того, у нас появилась реальная возможность изъять у террористов захваченные ими антенны— усилители и генераторы биоволны «Ужас»… Кстати, вы обратили внимание, что «Иванов» сказал Моцарту с напарником, что в операции будут принимать участие три группы? Три, а не четыре!
— Да, разумеется обратил.
— Значит, он уже знал, что один комплект оборудования уничтожен… Еще мы не знали, что на мосту через Волхов погиб комплект оборудования, а он уже знал. Откуда, интересно?
Спиридонов ответил:
— Что ж тут сложного? Когда в контрольное время группа не прибыла в Петербург, стало понятно, что с ними что-то случилось. Скорее всего, они арестованы или убиты. И, соответственно, тот комплект оборудования, который они везли с собой, пропал. Взорван он или попал в руки ненавистного «гестапо» — неважно. Важно, что в операции будут задействованы три группы. Сейчас нам нужно прикинуть план мероприятий…
Чердыня перебил:
— Сейчас, Дмитрий Анатолич, нам следует отправиться по домам — спать. Второй час уже.
— Уснешь тут, — проворчал Спиридонов.
— Уснете, господин полковник. И будет спать крепким сном человека, который хорошо сделал свое дело. А планы будем составлять утром. Теперь террористы у нас в руках — никуда не денутся.
Оба — и Чердыня и Спиридонов — посмотрели на дом, из которого вышли десять минут назад. Дом стоял темный, в нем горело только одно окно на третьем этаже.
До операции осталось меньше двух суток. Настало время познакомить командиров групп с планом. Ранее Мастер сказал командирам групп, что о конкретных планах сообщит за три часа до начала операции, но это была деза. Мастер позвонил Коту, Студенту и Глебу, назвал адрес, куда нужно приехать. Спустя два часа собрались на конспиративной квартире — одной из квартир, снятых Мастером под операцию.
Кот спросил у Мастера:
— П— почему нет Немого?
Мастер ждал этого вопроса. Ответил с самым невозмутимым видом:
— У Немого своя задача.
Кот ничего на это не сказал. А что тут скажешь? Мастер предложил:
— Итак, господа нищие[69], берите стулья, садитесь к столу. Начнем работать.
Сели вокруг стола. Мастер расстелил на нем схему, поставил открытый ноутбук, положил остро заточенный карандаш.
— Садитесь ближе ко мне, — сказал он, — рассказ буду иллюстрировать фотографиями… Итак, на схеме — район предстоящей операции. Схема изготовлена мной по космической фотографии. Скачал из «Гугля». Вот это, — Мастер показал карандашом, — наша цель — Башня. — Мастер щелкнул мышкой, вывел на монитор изображение Башни. — Штаб— квартира так называемой национальной корпорации «Промгаз». Два верхних этажа, — Мастер дал большое увеличение. Вершина Башни приблизилась, заполнила весь экран. — Два верхних этажа — двадцать четвертый и двадцать пятый — резиденция Председателя. Там мы его и пощекочим. Надеюсь, защекочем до смерти… Работать будем в три «ствола». Каждый со своей позиции. Позиции находятся здесь, здесь и здесь. — Карандашом Мастер поставил три маленьких крестика на схеме. — Итак, позиция номер один — самая северная, расположена на территории Большеохтинского кладбища. Это позиция для твоей группы, Глеб. Соответственно, твой позывной — «Северный». Позиция находится на дереве — оно помечено желтой краской. Дистанция до Башни — девятьсот шестьдесят метров.
Глеб сказал:
— Кладбище… веселое место.
— У других еще веселее.
— Что же может быть веселее кладбища?
— Территория Зла.
— Территории зла? — переспросил Глеб. — Что такое территория зла?
Мастер вывел на монитор картинку — стена с графитти «Территория Зла. Welcome!». Сказал:
— Вот она, товарищ Глеб. Вообще, Территория Зла — это заброшенная промзона. Там живут бомжи, крысы, собаки и вороны. А еще там частенько находят трупы. Место, должен сказать, жутковатое. Вполне можно снимать блокбастеры про постапокалиптическое будущее. В Голливуде специально декорации строят, миллионы грохают, а тут все уже готовое и совершенно бесплатно… Итак, следущая позиция. Вот она. — Карандашом Мастер поставил маленький крестик на карте. — Это заброшенный заводской корпус. — Мастер вновь щелкнул мышкой, вывел на монитор новую картинку. На ней было огромное промышленное здание без стекол в огромных проемах. На глухой торцевой стене были стальные лестницы, площадки, короба приточной вентиляции. — Отсюда, товарищ Кот, будете работать вы. Ваш позывной — «Центральный». Собственно позиция находится на крыше. Подняться можно по наружной стене здания, можно — внутри. Рекомендую подниматься по внутренним лестницам. Наружные проржавели так, что пользоваться ими опасно. — Мастер начал щелкать мышкой, выбрасывая на монитор фотографии: корпус снаружи. Корпус внутри. Лестницы. Крыша. — Теперь о том, как дойти до корпуса по территории. Самый простой вариант — по бывшим железнодорожным путям. Смотрите по карте. — Карандашом Мастер начал показывать маршрут. — Здесь удобно идти, здесь вы не сломаете ноги. Вместе с тем здесь вас будет легче всего обнаружить.
— Извините, Мастер, — сказал Кот. — А кто может там нас обнаружить? Вороны или крысы?
— Бомжи… Нам это надо?
— Нет, — ответил Кот. — Нам это не надо.
— И, наконец, самая южная позиция — твоя, Студент, позиция. Это недостроенная церковь. Вероятно, там тусуются сатанисты — все разрисовано сатанистской символикой. — Мастер вывел на экран картинку: храм с покосившимся крестом на куполе. На кресте сидели вороны. — Твой позывной — «Южный». Дистанция до Башни — тысяча двести десять метров.
Студент спросил:
— Не слишком далеко?
— Хороший вопрос, — кивнул Мастер. — Даю ответ: техника побывала в руках известного вам специалиста. Он провел собственные эксперименты и сумел увеличить мощность на треть. Он уверен, что усилитель «дотянется» до Башни. Кроме того, совместная работа трех установок даст дополнительный прирост мощности.
Студент сказал: отлично.
Мастер продолжил:
— Кстати, в любое время суток территорию контролирует «глазастая птичка». По моим наблюдениям она пролетает над зоной раз в тридцать — сорок минут. Зрение у нее хорошее. — Мастер сделал паузу, потом сказал: — Вам работать придется в кромешной темноте, в приборах ночного видения. К сожалению, современных приборов, то есть приборов третьего класса, на каждую группу будет по одному — командиру. Остальным достанутся старые приборы класса «один плюс». Чтобы вам легче было ориентироваться на местности, сейчас плотно поработаем с картой, фотографиями и волшебным приборчиком, который называется джи-пи— эс… А вечером, как стемнеет, пойдете на разведку в промзону. Будете изучать Территорию Зла ногами.
С той ночи, когда Чердыня со Спиридоновым посетили Моцарта, «гестапо» получило возможность получать информацию о происходящем в квартире в режиме он— лайн. Моцарту передали, а он установил в квартире четыре камеры — в прихожей, кухне и обеих комнатах. А рядом с домом появилась «газель». Машина имела непрезентабельный вид, но внутри ржавого кузова был скрыт ПРТК — пост радиотехнического контроля. В нем постоянно дежурили двое операторов.
«Гестаповские» эксперты сняли «пальцы» с кружки, из которой пил чай «Иванов». Но нашли отпечатки только Моцарта. «Иванов» отпечатков не оставил. Это означало, что он предварительно обработал руки специальным лаком. Опытный волчара.
В октябре в Петербурге темнеет рано. Словно в расплату за белые ночи уже в шесть часов вечера на город падают скоропостижные сумерки, а семь часов становится совершенно темно. Улицы быстро пустеют.
Даже в старые добрые времена Партизанская улица, пролегающая между окраиной промзоны и кладбищем, была глухой. А уж в новые!.. В начале восьмого на Партизанской появился микроавтобус «форд-транзит». Он остановился напротив стены с надписью «Территории Зла. Welcome!», погасли фары. Из «форда» один за другим выскочили шесть человек. Трое двинулись налево — в глубину кладбища, трое других — направо, в промзону. Как только эти шестеро исчезли в темноте, «форд» тронулся. Спустя минуту микрик проехал мимо заброшенных бензоколонок и остова универсама «Лента», повернул на Якорную. «Транзит» проехал еще триста метров и снова остановился. Из него выпрыгнули трое. «Транзит» сразу уехал.
Студент и бойцы его группы проникли на Территорию Зла последними. Некоторое время они стояли и прислушивались. Звуки города доносились в промзону слабо. Студент надел прибор ночного видения, включил. Появилась картинка — четкая, в зеленоватом колере. Студент сказал:
— Ну что — пойдем?
Пошли. Впереди шел Студент, за ним — Матрос и третьим, замыкающим — Сибиряк. От стены, огораживающей территорию Зла, до церкви нужно было пройти всего метров семьсот. Они двигались медленно, острожно, держась у стен зданий. В ночной оптике пейзаж выглядел нереально.
Впереди высился темный храм.
К храму подошли через шестнадцать минут. Сибиряк остался снаружи, Студент и Матрос вошли внутрь. Заскрежетало под ногами битое стекло. Матрос сказал:
— Запашок, однако, здесь.
Запах, действительно, был мерзкий.
— Наверное, собака здесь сдохла, — ответил Студент.
У дальней стены храма стояли неснятые леса. Студент подошел, попробовал качнуть их рукой. Леса качались, скрипели, но было ощущение, что не развалятся. Чтобы осмотреть их получше, Студент выключил и сдвинул на лоб ПНВ, включил фонарик. Узкий острый луч освещал ржавые, заляпанные штукатуркой пыльные конструкции. И стены, обильно покрытые сатанинской символикой. Преобладали опрокинутые пентаграммы и число Зверя — «666». Там, где должен был бы находиться алтарь, на стене было нарисовано странное существо с козлиной головой и ногами, женскими грудями и огромным мужским членом. Рисунок был выполнен грубыми штрихами, но вместе с тем в нем чувствовалась какая-то экспрессия. Слева от картинки была начертана фраза: «Сатана есть свет». Справа — другая: «Сатана есть истина». Под изображением козлосисястого члена стояла медицинская кушетка. Из нее торчали клочки ваты, в изголовье стоял «подсвечник» с огарком черной свечи, на полу валялись презервативы.
Студент подумал: мерзость… мерзость какая! И все это похабство намеренно устроили в храме. Пусть и в недостроенном, недействующем, но в храме. Тварям, которые это затеяли, видимо, доставляло особое удовольствие осквернение храма…
Студент направил луч фонаря наверх. Луч скользил в геометрическом переплетении лесов, уходящих вверх, вверх, в темноту купола, отбрасывал тени… А потом осветил человеческое тело. Человек был распят на лесах. Обнаженное человеческое тело как будто парило в темноте. Это было настолько неожиданно, что Матрос невольно выругался вслух. Студент сдавленно крякнул… Несколько секунд он рассматривал распятого, потом выключил фонарик, сунул его в карман и вновь опустил на глаза ПНВ. Потом начал подниматься по лесам. Леса скрипели, из-под ног Студента сыпалась вниз крошка штукатурки, мелкий строительный мусор. Студент поднимался. Вскоре он начал понимать, что храм значительно выше, чем казался на фотографиях. Студент поднялся метров на двенадцать. На уровне головы, в куполе, зияла большая дыра, в нее был виден накренившийся крест и крона полуоблетевшей березки. Студент приблизился к распятому телу, включил фонарик. Вид трупа с расстояния вытянутой руки шокировал, заставлял забыть даже про запах. Голова была оскальпирована, безносое и безглазое лицо страшно скалилось. Студент догадался, что голову оклевали вороны. Но вот загнать стальной штырь в сердце и несколько гвоздей в голову и лицо мог только человек… Точнее, не человек, а тот, кто поклоняется существу с козлиной головой, женскими грудями и мужским членом. Над головой распятого висел привязанный к балке блок. Через него был перекинут канат. Видимо, бедолагу, который висел сейчас на перекладине, убили и распяли внизу. А уж потом подняли сюда с помощью этого самого блока… твари!
Студенту сделалось тошно — край. Он выключил фонарик, сделал несколько шагов по доске и оказался у дыры в крыше. Поднял голову вверх, сделал глоток прохладного ночного воздуха и приказал себе: работай. Ты пришел сюда, чтобы работать. Через сутки тебе предстоит стрелять отсюда по Башне. По Председателю. Студент взялся руками за металлическое ребро каркаса купола, покрытое птичьим пометом, подтянулся… И сразу увидел Башню. В отличие от той, старой Башни, новая была освещена гораздо скромнее. Тем не менее это мощное здание высотой в сто одиннадцать метров нельзя было не увидеть даже с расстояния больше километра. Бетонный пятиугольный столб был почти в четыре раза ниже той, первой, Башни, но все так же доминировал над городом… Студент подумал: дыра в куполе расположена слишком высоко. Значит, нужна какая-то подставка — ящик, табуретка, небольшая стремянка. Во-вторых…
Чуть слышно пискнуло в нагрудном кармане. Студент опустился на доски и достал из кармана рацию.
— Студент, — сказал Сибиряк, — идет кто-то… кажется, сюда.
— Один идет? — спросил Студент.
— Нет, не один.
— А сколько?
— Я их не вижу — только слышу. Думаю, что двое-трое. На крайняк — четверо. Может, ты сверху посмотришь.
Студент быстро сунул рацию в карман, надвинул на глаза прибор и вновь подтянулся на балке. Сначала он не увидел никого. В зеленоватом свете лежала пустынная Территория Зла. Слева отблескивала вода Охты, справа… справа из-за здания показался человек. Он двигался уверенно и не скрываясь. За ним появился второй… третий… четвертый. Каждый нес в руке бледный луч фонаря.
Студент как— то сразу догадался, кто это и куда они идут. Он вновь опустился на доски лесов, достал рацию:
— К нам идут. Четверо.
Четверо приблизились к храму. Остановились. Сейчас их видел только Сибиряк. Студент и Матрос, укрывшиеся в храме, не могли видеть того, что происходит снаружи.
Первый поставил фонарь на ступеньки перед входом, сказал:
— Перед алтарем Бафомета ты, кандидат, должен предстать обнаженным. А чтобы тебе не было холодно — глотни.
Первый достал из сумки на боку флягу, протянул «кандидату». Тот приложился к горлышку. Он пил, а трое молча стояли вокруг него. «Кандидат» сделал несколько глотков и протянул флягу первому. Первый ответил: пей еще. До дна пей… «Кандидат» послушно кивнул, торопливо начал лить в себя. Когда он опорожнил флягу, первый похлопал его по плечу и сказал:
— Свобода ждет тебя во мгле ада, кандидат.
«Кандидат» начал раздеваться. Он снял с себя всю одежду и ботинки.
Где-то завыла собака.
— Я готов, посвященный, — сказал «кандидат».
«Посвященный» взял свой фонарь, поднес его к лицу «кандидата», всмотрелся. Потом похлопал его по плечу и спросил:
— Ты ощущаешь силу Великого Мрака, кандидат?
— Да, — ответил «кандидат», — я ощущаю силу Великого Мрака.
— Тогда пошли. С верой в Темные Силы — вперед.
Они вошли в храм. Теперь их могли видеть Матрос и Студент.
Первый сказал:
— Мы, посвященные, должны подготовиться к процедуре. Ты, кандидат, жди пока.
Один из «посвященных» остался у входа, а двое двинулись в глубину, в угол — туда, где за кучей мусора скрывался Матрос. Сверху, из-под купола, Студент смотрел, как перемещаются внизу пятна света. Слышал, как хрустит под сапогами битое стекло. Подумал: а как же этот «кандидат» босиком-то?
«Посвященные» подошли к куче. Теперь их отделяло от Матроса всего лишь два метра. У Матроса был только нож — Мастер посоветовал не брать стволы — в случае чего можно отмазаться, прикинуться обычным уголовником… Матрос вытащил нож из ножен, стиснул его в левой руке.
Один из «посвященных» нагнулся и приподнял лист железа, засыпанный сверху мусором. Другой вытащил из-под листа два мешка.
«Посвященные» надели черные до пят накидки с капюшонами, зажгли черные свечи у «алтаря» Бафомета. «Кандидат» по-прежнему оставался голым и, похоже, совсем не чувствовал холода. Студент предположил, что в напитке, который он пил, был какой-то наркотик.
Первый — а может, и не он — кто их разберет в этих капюшонах? — но похоже, он — произнес:
— Приступим! Великий Бафомет ждет.
Двое других взяли за руки «кандидата», поставили его на колени. Теперь уже точно было видно, что «кандидат» невменяем. Первый воздел вверх руки и начал читать что-то на непонятном языке. У Студента сложилось впечатление, что это имитация латыни… Студент стоял под куполом церкви, рядом с мертвецом. Внизу, в свете черных свечей, читал свою абракадабру тот, кто поклоняется существу с козлиной головой, сиськами и членом. Стоял на коленях голый одурманеный наркотиками человек. Кандидат. В мертвецы. Свечи чадили. На улице завыла собака.
Студент смотрел и наполнялся ощущением абсурда. Точнее — кошмара. Кошмара наяву.
Наконец «посвященный» закончил свою «молитву». «Кандидата» подвели к кушетке и положили на нее лицом вниз. Один из «посвященных» раздвинул ягодицы «кандидата» и смазал анус.
— Готово, Темный брат, — сказал он. Судя по голосу, это был молодой человек.
Темный брат распахнул балахон, спустил до колен джинсы и взгромоздился на «кандидата». Он накрыл бледное тело распахнутым черным крылом, похотливо захрюкал, заблеял… Студенту все хорошо было видно из-под купола. От мерзости происходящего его едва не стошнило.
Потом на тело «кандидат» а залез второй «посвященный». За ним — третий.
А потом наступил момент, который неизбежно должен был наступить — первый, он же Темный брат взял в руки мачете.
— О, великий Бафомет! — произнес он, обращаясь к похабному изображению на стене. — Благослови этот меч, великий Бафомет, и прими сию жертву малую от твоих слуг…
И Студент не выдержал. Он не имел права вмешиваться в происходящее и потом он будет клясть себя последними словами… но в тот момент он не смог удержаться… Студент взялся рукой за канат, дернул, подумал: выдержит. Тело распятого выдержал и меня выдержит. Руки в перчатках — не обожгу.
— Прими этот дар от твоих слуг, бредущих во мраке ночи, о Великий Бафомет!
Студент взялся обеими руками за канат, сделал шаг с настила лесов и заскользил вниз.
Барон, Наемник и Мак играли в карты, Кабан сидел в секрете, а Кусок мыл посуду — в «резиденции» Барона был обычный вечер… Завыла собака.
— Ага! — сказал Наемник. — Значит, не всех собачек перебили.
— Может, это за забором, — бросил Мак.
А Барон ответил:
— Собачка не просто так воет. Собачка обыкновенно к смерти воет. Видно, кто-то сегодня смертушку примет.
Кусок перекрестился.
Визжал блок. Студент скользил вниз. Ему казалось, что он спускается медленно, но спустился быстро, а приземлился довольно жестко. Ребристые полиуретановые подошвы ботинок «Xpedition» громко хлопнули по бетону пола, подняли облачка пыли.
Трое «посвященных» у «алтаря» обернулись… Свечи горели за их спинами и Студент видел только черные силуэты да отблеск «меча».
— Привет, пацаки, — сказал Студент глупую фразу. Несколько секунд все молчали, потом Темный брат спросил: — Ты кто?
— Я-то? Я сверху, — ответил Студент. — Но не ангел — точно.
— Ты… один?
— Один, один.
— Тогда молись… не ангел, — сказал Темный брат. Он откинул капюшон и Студент увидел, что перед ним мужик лет сорока, брыластенький, с залысинами и с усишками. Темный Брат слегка отставил в сторону руку с «мечом» и сделал шаг вперед.
Студент сунул правую руку в рукав левой, продел кисть в ременную петлю и выдернул из рукава тульскую дубинку. Он сделал короткий резкий взмах — с металлическим шелестом дубинка раскрылась.
Темный брат произнес: жалко, что ты не ангел. Студент ответил: самому жалко. Он сделал два шага вперед и нанес удар дубинкой. Темный брат на удивление ловко отбил его. Прозвенела сталь, брызнули искры. Практически мгновенно, не прерывая движения, Темный брат сам нанес удар. Студент заблокировал. И почувствовал, насколько силен противник. Студент сделал шаг назад. Темный брат оскалился. Он был уверен в себе. И нисколько не боялся. Студент это видел — за годы работы в подполье он научился безошибочно распознавать чужой страх. А Темный брат не боялся. И еще он был очень ловок. В его движениях ощущалось что-то особенное… Темный брат оскалился и снова нанес удар. На этот раз слева. Студент отбил и этот удар. Мгновенно последовал еще один — справа. Студент едва успел закрыться.
— Ловкий мальчик, ловкий, — одобрительно произнес Темный брат. — Фехтованием никогда не занимался?
И Студента пробило: он понял, что именно ощущалось в движениях Темного брата — небрежная грация фехтовальщика.
— Зря не занимался — у тебя есть задатки. Пришел бы ко мне в клуб, я бы тебя поднатаскал. — Темный нанес еще один удар. Вновь прозвенела сталь, полетели искры. Если бы не ременная петля на запястье, дубинка улетела бы в сторону. — Да, поднастаскал… А теперь поздно. Теперь ты «кандидат». Туда. — Концом «меча» Темный брат показал наверх.
Студент понял, что шансов у него нет — человек, никогда не занимавшийся фехтованием, не имеет никаких шансов победить в бою с фехтовальщиком. Еще он понял, что до сей поры Темный брат просто развлекался, играл с ним, как кот играет с мышью. Но, кажется, он уже наигрался и значит…
— Молись, — сказал Темный брат. — Сейчас я начну тебя кромсать. На куски.
Он сделал стремительный шаг вперед, но сбоку, из угла вылетела половинка кирпича, ударила «посвященного» в лицо. Он выронил «меч», схватился за лицо руками и закричал.
Из угла вышел Матрос. Подошел ближе, сказал:
— Оне, конечно, голубых кровей — «посвященные», аристократия. А я совок, быдло. Мне проще по-пролетарски — булыжником… А то — фехтование!
Темный брат упал на колени. Из-под его рук текла на пол кровь. Он стонал. Ошеломленно смотрели на происходящее двое других «посященных». Студент стоял молча. Он ощущал холодок внутри. За его спиной было много чего — гибель товарищей, ранение, арест и пытки в «гестапо». Очень много чего было за его спиной и иногда он думал, что шкура уже задубела, но сейчас… сейчас он чувствовал что-то такое, что сам не мог сформулировать. А Темный брат стонал, срываясь иногда на крик. Студент сделал шаг и обрушил на затылок Темного брата дубинку.
— Правильно, — сказал Матрос. — А с этими что делать? — Взглядом он указал на «посвященных».
Студент тоже посмотрел на «посвященных». Потом на «меч». На деревянной рукояти было выжжено Число Зверя — «666». Потом Студент посмотрел наверх — туда, где висел невидимый в темноте распятый.
— С этими? — произнес Студент. Он снова посмотрел на «меч». И снова на «посвященных».
Барон сдавал, когда вдруг раздался крик… Барон замер. Все замерли. Крик продолжался несколько секунд, потом вроде бы стих. Кусок перекрестился. Мак положил на край пепельницы сигарету, сказал:
— Ага! Не зря собачки-то выли.
Наемник отозвался:
— Кажется, это в той стороне, у реки.
Кусок произнес:
— Это, наверно, в церкви.
— Почему так думаешь? — спросил Барон.
— Так я ж говорил вам: там темные люди… сатанисты.
— Темные? — Барон бросил на стол карты. — А ну— ка сходим, посмотрим, что там за темные такие.
Стали быстро собираться. Куску приказали: одевайся, ты тоже пойдешь.
— Не, я не пойду. Я их боюсь… Винегрет своими глазами видел: пидоры бродягу изнасиловали, потом убили и бросили в подвал. В черных капюшонах — страшные!
Мак сказал:
— Если через сорок секунд не будешь готов, я сам тебя изнасилую. — Он хохотнул и добавил: — Тем более, что уже полтора месяца без бабы.
Кусок начал причитать, бормотать что-то себе под нос. Через полторы минуты группа «бомжей» двинулась к церкви. Еще через пять минут они были у дверей храма. Внутри горел свет. Церковь окружили, и Мак отправился на разведку. Еще издали он уловил запах мертвечины и свежей крови. Мак острожно приблизился к дверям, сквозь щель заглянул внутрь. Внутри горели две свечи и аккумуляторный люминисцентный фонарь. На кушетке лежал голый молодой мужчина, на полу темными мешками лежали тела.
Из промзоны каждая группа выбиралась самостоятельно. Но все встретились в «форде» Мастера. В салоне микроавтобуса негромко играла музыка, а у Мастера был большой термос с горячим и крепким чаем. И бутылка коньяка была. В общем, в салоне «форда» было почти по домашнему уютно… особенно после путешествия на Территорию Зла. Теперь Студент точно знал, что она не зря так называется.
— Итак, — сказал Мастер, — хочу услышать ваши впечатления. Кто начнет?
Глеб сказал:
— Давайте я. Посмотрели. Березу обнаружили. Если положить там пару досок в развилке, то можно работать с комфортом.
— Что вам потребно из дополнительного оборудования, Глеб?
— Да там сущая мелочь, мы…
— Товарищ Северный! Мелочей в этом деле быть не может. Если нужен хотя бы гвоздик или, то он должен быть приготовлен заранее… Понял?
— Понял. Нужна доска, а лучше две, толщиной тридать, сорок миллиметров, длиной около полутора метров, ножовка по дереву, ремень или метра три мягкой проволоки.
— Хорошо… Кто следующий?
Кот сказал:
— м-можно мне?
— Конечно, Центральный.
— Значит, т-так. На месте б— были, работать можно. Д— дополнительно ничего не нужно.
— Хорошо… А ты что скажешь, товарищ Южный?
— Были, посмотрели. Все в порядке. Нужна стремянка с двумя-тремя ступеньками.
Что-то не понравилось Мастеру в ответе Студента. Он не понял — что, и спросил:
— А по лесам подняться как — реально?
— Вполне.
— А пробовали подняться?
Студент посмотрел прямо в глаза Мастеру:
— Да, конечно. Я лично поднимался.
— Хорошо, — лаконично подвел итог Мастер. Он помолчал несколько секунд, потом обвел цепким взглядом всех. Сказал: — Через сутки — операция. Постарайтесь отдохнуть, выспаться. Сейчас за каждой из групп приедет машина. Водитель поедет с вами. Оставшиеся до операции сутки он проведет вместе с вами.
Гёзы начали переглядываться, а Кот спросил:
— Вы что же — не д-доверяете нам?
— Вы спросили прямо и я отвечу прямо: вы, товарищ Центральный, ерунду сейчас сказали. Человек, который приедет — тоже член вашей группы. Он будет страховать вас на всем протяжении операции, оставаясь при этом снаружи, за периметром. Я хочу, чтобы сутки перед операцией вы провели под одной крышей. Познакомились, посидели за одним столом… Понятно?
Кот ответил:
— П— понятно. Извините.
Через три минуты Студент, Матрос и Сибиряк познакомились с четвертым членом своей группы — это был молодой улыбчивый татарин по имени Наиль. У Кота «страховкой» стала Виктория.
Ежедневно в двадцать три часа Барон звонил Чердыне — докладывал об оперативной обстановке. Двенадцатого октября Барон вылез на крышу «резиденции», достал телефон и набрал номер подполковника. Чердыня отозвался сразу:
— Гутен абенд, господин барон.
— Да хрен там он добрый, господин подполковник.
— А что такое?
— Да надоело уже торчать на этой помойке.
— А никто не обещал, что будет легко… ладно, можете сниматься.
— Когда? — спросил фон Дрейзе.
— Да хоть сейчас.
— Вот это дело! Приеду домой — выпью шнапсу, потом залезу в ванну и буду отмокать два часа.
Чердыня сказал:
— Хорошо тебе. Я бы тоже с удовольствием хлебнул шнапсу и залез на два часа в ванну. Но — дела.
— Ну, знаешь! Я об этой ванной больше месяца мечтаю. Оброс тут грязью, воняю. Команда вот-вот взбунтуется и вздернет меня на рее.
— Тебя вздернешь!
— Значит, сатанисты сожрут.
— Какие сатанисты? — спросил Чердыня.
— Да был тут инцидент.
— Что за инцидент?
— К нашим делам отношения не имеет, но скажу честно: жутковато. Потом расскажу и фотографии покажу.
— Нет, — сказал Чердыня. — Расскажи сейчас.
Ругнувшись про себя: вот дернул черт за язык! — Валентин фон Дрейзе начал рассказывать:
— В общем, тут есть церковь. Заброшенная. Знаешь?
— Знаю, — сказал Чердыня.
— Наш туземец рассказывал, что там, мол, сатанисты тусуются. Содомией, мол, занимаются и даже жертвоприношения делают… Там, действительно, сатанистская тусовка видно была когда-то — символика на стенах и все такое. Видно, и трахаются там — диванчик стоит и использованные гондоны валяются. Но вот насчет жертвоприношений я, конечно, всерьез не воспринял. Туземец— то наш что угодно наплести может — у него от паленого спирта уже мозги набекрень… Так вот представь себе: он говорил правду!
— Ну— ка, ну— ка, — произнес Чердыня.
Невдалеке от Барона пролетела «глазастая птичка». Барон прикурил и продолжил:
— Сегодня в этой церкви трое сатанистов проводили свой шабаш. Опоили какого-то сопляка — он до сих пор дрыхнет — и трахнули в жопу. А потом что-то между собой не поделили. В результате имеем три трупа. И, кстати, еще один распят под куполом. Но этот — старый, давно висит. Удивляюсь, как мы его раньше не заметили — ведь были же в этой церкви, смотрели.
Чердыня спросил:
— А ты уверен, что к нашим делам это не имеет отношения?
— Сто пудов! Там по следам можно восстановить, как они резали друг друга.
После довольно долгой паузы — Барон даже спросил: але! Ты где? — Чердыня ответил:
— Я здесь… Ты вот что. Ты посиди-ка там до субботы.
— Э— э, Генрих! Это не кошерно. Я уже настроился на ванну, шнапс, девку.
— Посиди, посиди. Девки и ванна никуда не денутся. А в субботу после полудня я вас сниму… Да, кстати, пришли мне прямо сейчас все фотографии из этой церкви.
— Яволь. Цу бефель?[70]
— Исполняйте, майор.
Фон Дрейзе затушил окурок и выругался: вот ведь дернул черт сказать про этих пидоров — тьфу!
Через минуту Чердыня получил фотографии, сделанные Бароном — больше тридцати штук. Фотографии были вполне приличного качества. Чердыня внимательно их просмотрел. Сначала — общий вид с нескольких точек. Потом — детали… Валентин фон Дрейзе прошел обучение по программе разведчик— диверсант. Поэтому знал, как правильно зафтксировать следы.
Чердыня подумал, что скорее всего Барон прав — это сатанисты. Слишком много достоверных подробностей, чтобы сомневаться… Вот только кто их убил? Ну, допустим, между ними возникла ссора. Допустим, один из них убил двух других. Например, этим мачете с числом «666» на рукоятке. Но кто убил его? Или же он умер от кровопотери или болевого шока после ранения?
Ладно, подумал Чердыня, это второстепенные вопросы. Теперь, когда известно, где террористы планируют нанести главный удар, промзона больше не является приоритетным направлением… Одна группа террористов — главная — известна, находится под контролем и, соответственно, безопасна. Нужно найти и обезвредить две других. Чердыня полагал, что этот вопрос будет закрыт максимум за сутки.
Студент сидел в кухне, курил — по общей договоренности курили только в кухне. Вошел Матрос, сел напротив, закурил и спросил:
— Саша, ты чего такой сурьезный?
— Я думаю: а может, зря мы не сказали Мастеру про этих? Может, мы совершаем ошибку?
— Брось! Ошибку ты совершил другую.
— Какую? — быстро спросил Студент.
— Ты, командир, этих тварей назвал пацаками, а на самом деле они пидорюги, — сказал Матрос и засмеялся. Студент тоже улыбнулся, сказал: — Ладно, прорвемся… Единственное, про что забыл, так это про масло. Надо бы блок смазать — скрипит.
— Да ерунда. У меня в машине есть немного моторного масла.
— Тогда порядок.
Мастер никак не мог заснуть. Он лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок. На потолке переливались отсветы рекламы кавказского ресторана напротив. У кавказцев все было схвачено и ресторан работал едва ли не круглосуточно. Желтые отсветы сменялись синими, синие — зелеными… До начала операции оставалось еще двадцать часов, а Мастер чувствовал страшную усталость — подготовка операции отняла слишком много сил. Да и возраст уже не тот. Мастер не жаловался на здоровье — не взирая на годы тяжелой пахоты и два ранения, он был еще энергичен… Но операция «Мегаполис», которую он готовил всего за месяц, отняла слишком много сил. Нужно было выспаться, а сон не шел.
Мастер лежал без сна и смотрел в потолок уже час, когда на улице вдруг началась стрельба. Мастер поднялся с дивана, подошел к окну. Встал сбоку, слегка приоткрыл штору. У ярко освещенного входа в ресторан на противоположной стороне улицы двое темноволосых мужчин в белых сорочках танцевали лезгинку, третий стрелял в воздух из пистолета. Пистолет отливал золотом. Возможно, это было обманом зрения. А может, не было. Может, он действительно был позолочен — восточные люди любят блестящее.
— Чечен— Аул, — сказал Мастер вслух.
Горец расстрелял магазин и сунул пистолет в кобуру подмышкой. Двое в белоснежных сорочках двигались легко, слаженно. Через двухкамерный стеклопает Мастер не мог слышать музыку и этот танец в ночной тишине выглядел странно. Похожее ощущение возкикает, если отключаешь звук в телевизоре.
— Чечен— Аул, блядь, — повторил Мастер и вернулся на диван.
Часы пробили полночь — наступило тринадцатое октября.
Наступило тринадцатое октября 2017 года. По воле календаря — пятница. День был пасмурный, с дождем. На вторую половину дня дали штормовое предупреждение. Ветер с залива нес низкие серые облака, упруго натягивал флаги над Башней. Помимо обычного комплекта — флаг РФ, флаг Национальной корпорации «Промгаз» и личный штандарт Председателя — над Башней был поднят флаг Турции — в честь Президента Турецкой республики.
Мастер наблюдал за Башней с расстояния в три с лишним километра. Через оптику трубы сорокакратного увеличения он заметил турецкий флаг и произнес, имитируя произношение дорогого Леонида Ильича Брежнева:
— С глубоким волнением ожидают трудящиеся визита главы Турецкой республики.
Он сказал это и пошел в кухню — жарить яичницу.
Около полудня личный штандарт Председателя спустили — Председатель поехал в аэропорт встречать высокого гостя. И этот факт тоже зафиксировал Мастер. С чувством глубокого удовлетворения, пробормотал он. Потом вышел из дому, сел в машину и отъехал на три квартала. Остановился, обзвонил командиров групп. Сказал: готовность — восемь часов. Разломал и выбросил симку, выбросил телефон. Вернулся домой.
Кортеж Председателя — более двадцати черных бронированных «гелендвагенов» — промчался по проспектам Санкт-Петербурга, выскочил на Киевское шоссе. Это видел «глаз», поставленный Мастером. «Глаз» отзвонился, сообщил: проехали.
Через сорок восемь минут «глаз» позвонил вновь: проехали обратно.
— Отлично, — сказал Мастер, — отлично.
Он посмотрел на часы, прикинул, сколько времени понадобится кортежу, чтобы долететь до Башни и решил, что у него есть время попить кофейку. Он сварил себе кофе, вернулся в комнату и сел к столу. На столе стояла на треноге труба. Мастер мельком глянул в нее — штандарта Председателя на Башне еще не было — закурил и сел пить свой кофе. Спустя четверть часа он вновь посмотрел в трубу. По флагштоку медленно поднимался штандарт.
Мастер потер руки — все шло по плану, операция вышла на финишную прямую. Он допил кофе, вновь спустился в машину и сделал звонки командирам групп: готовность — шесть с половиной часов.
В квартире на Приморском работали четыре видеокамеры типа «пинхол» — «булавочный укол». Камеры передавали «картинку» в фургон, припаркованный у дома, а из фургона сигнал траслировали в Кубышку. При необходимости полковник Спиридонов мог наблюдать за тем, что происходит в квартире, не выходя из своего кабинета… Собственно, наблюдать было нечего — Моцарт и напарник вели весьма скучный образ жизни: спали, смотрели телевизор, делали зарядку, иногда выходили прогуляться.
Полковник ждал, когда в квартире появится Иванов, и приказал сообщить ему об этом немедленно, как только это произойдет.
Сибиряк чистил АПС, Матрос и Наиль играли в шахматы. Студент смотрел в окно. За окном был серый октябрьский день, летела листва. Часы тянулись медленно. Студент давно заметил, что перед операцией время имеет свойство растягиваться. В телевизоре виртуальная чернокожая дикторша-фрик рассказывала о начавшемся визите президента Турецкой республики. В настоящее время Председатель и г— н президент ведут переговоры с глазу на глаз. После завершения переговоров последует совместная пресс-конференция. Вечером Председатель даст ужин в честь высокого гостя… На заднем плане за спиной дикторши стояла Башня…
Студент подумал: они будут ужинать. Вместе со своими женами… нет — супругами. У этих ребят не жены — у них супруги. Они будут пить коллекционное вино и есть омаров… Мы уничтожим их, когда они будут есть омаров со своими ухоженными супругами.
— Мат, — сказал Наиль.
— Шайтан! — раздосадованно воскликнул Матрос.
Дикторша сказала:
— Завтра, в День Столицы, господин Председатель и господин президент будут присутствовать на народных гуляниях в парке 300– летия Санкт-Петербурга.
Сибиряк ответил ей:
— Ну это навряд ли.
Мастер спустился вниз, вышел из подъезда. Сразу навалился ветер с дождем. Мастер сел в машину, пустил двигатель. Дизель ровно забормотал. Мастер достал из бардачка и включил маленький телевизор — показывали пресс-конференцию Председателя и президента Турции. Конференцию транслировали в режиме реального времени.
Мастер закурил сигарету, сказал себе: ну, с Богом, — поехал. Через пять минут он остановился у Ладожского вокзала. Сделал три звонка: готовность — час… Фактически это означало: начинаем операцию.
Студент сунул в кобуру АПС. В левый рукав — дубинку. На поясной ремень повесил ножны с финкой «Смерш». В нагрудных и боковых карманах разместил два запасных магазина, две гранаты, радиостанцию, фонарик, строп длиной двадцать метров и складной нож… Рядом снаряжались ребята. Студент натянул вязаную шапочку, надел серый плащ. На плечо повесил сумку с ПНВ. Спросил: готовы?
— Готовы, — ответили ему вразнобой.
— Валера, пальцы? — спросил Студент у Матроса.
— Все стерто, командир, — ответил Матрос. Он отвечал за уничтожение отпечатков пальцев в квартире. — Сейчас обработаю прихожую.
Первым должен был идти Наиль. Он выглядел, как типичный представитель золотой мусульманской молодежи — одет стильно и дорого, в руке непременные четки. Наиль пожал каждому руку, улыбнулся — у него была очень хорошая улыбка — и сказал: до встречи, нищие… Он еще раз улыбнулся и вышел из квартиры. Через минуту сообщил по рации: все чисто.
— Пошли, — сказал Студент. Он подхватил высокий и узкий рюкзак с антенной. Сибиряк взял рюкзак, в котором лежал аккумулятор и кейс с «Ужасом». Матросу достался запасной аккумулятор и стремянка.
Первым из двора выехал Наиль на своей навороченной «гранд-витара». Он должен был предупреждать о проблемах, если они возникнут. При необходимости отвлечь внимание на себя. А если нужно будет — то погибнуть первым… Следом из двора выехал «лэндкрузер» с группой.
Дождь заливал лобовое стекло. Ехали молча. Впереди, в сотне метров, маячили рубиновые габаритные огни «витары». Включенная на прием рация доносила голос Наиля — он что-то напевал по-татарски.
До Якорной доехали без проблем. «Крузер» загнали на территорию бывшего автопредприятия. Здесь ржавели под открытым небом остовы полутора десятков растерзанных грузовиков. Дальше предстояло идти пешком.
Выбрались из теплого салона под дождь с ветром.
— Дождь, — сказал Студент, — это хорошо.
Сибиряк и Матрос согласились: дождь — самое то.
Они надели свои рюкзаки, пошли.
Сидя за рулем «гранд-витары», Наиль смотрел им вслед. Беспрерывно взмахивали дворники, сгребали с лобового стекла воду. Наиль мечтал быть вместе с ними. Когда трое скрылись на Территории Зла, Наиль взял в руки рацию и вызвал Мастера: они за забором.
Мастер облегченно улыбнулся: все три группы благополучно ушли «за забор».
Спустя минуту закончилась пресс-конференция Председателя и турецкого перца.
Шел сильный дождь. Студент, Сибиряк и Матрос шагали по Территории Зла. Дождь стучал по металлическим тушам мертвых ангаров, шелестел в полуоблетевших кустах, наполнял все однообразным шумом. Трое несли на себе машину, которая убивает издалека и бесшумно. Если не физически, то как личность.
Трое шли убивать Председателя.
Искрились кристаллы Сваровски в люстре под потолком гостиной «Серебряный век». Похожие на белогвардейских офицеров официанты в белых перчатках заканчивали сервировку стола. Нежно светился фарфор с вензелями дома Романовых. В углу настраивали инструменты музыканты из Мариинки. За происходящим присматривали два сотрудника СБ и метрдотель. До начала ужина оставалось сорок минут.
Группа Глеба на кладбище уже вышла на позицию. Глеб быстро залез на березу, отпилил в размер и уложил в развилке две доски. Конец одной он зафиксировал, забив клин меду торцем доски и стволом, конец другой положил на ветку и притянул ремнем. На образовавшейся «площадке» можно было плясать. На веревке подняли наверх антенну и треногу. Потом кейс с «Ужасом» и аккумулятор. Глеб стал собирать аппарат, а двое бойцов укрылись в кустах и сделались невидимыми и неслышными.
Глеб собрал аппарат, накрыл его полиэтиленом и вызвал Мастера: Северный на точке, к работе готов.
Кот с бойцами пришли к зданию цеха. Зашли внутрь. На полу стояли лужи, где-то лилась, журчала вода. Ганс остался внизу. По стальным лестницам и гулким бетонным коридорам Кот и Трофим поднялись наверх, на крышу. Они снова оказались под дождем и порывами сильного ветра.
Студент, Сибиряк и Матрос еще только подходили к церкви. Студент подумал, что не взял из багажника флягу с машинным маслом.
Мастер сидел в машине на верхней, платной стоянке Ладожского вокзала.
Начальник службы протокола Национальной корпорации «Промгаз» Хилькевич— Майер-младший зашел в гостиную «Серебряный век». Убедился, что все в порядке. Потом на минуту заглянул в холодный цех. Здесь тоже все было в порядке. Х-М-младший уже собрался уходить, когда вдруг увидел повара, который бросил в рот веточку укропа. Х-М-младший подошел к повару и сказал ему: а пойдем-ка со мной, парниша… Повар мгновенно побледнел и хотел что-то сказать, но Х-М-младший слушать не стал. Он повернулся на высоких каблуках и пошел к выходу. Повар положил нож и побрел за ним.
Х-М-младший ждал его за колонной. Повар снова попытался что-то сказать, но Х-М-младший коротко и сильно ударил его ногой в пах. Повар выдохнул: и-а-а-х! — схватился за причинное место и присел. Младший слегка наклонился над ним и почти ласково произнес:
— Ты что же, сука, хозяйское пи…дишь?
— Я… Я…
— В следущий раз увижу — порву попку на британский флаг… Понял?
— По… понял.
Х-М-младший довольно облизнул губы, повернулся и пошел. У него было много дел. Мимоходом подумал: пожалуй, стоит выдать этому поваренку за щеку — сладенький.
Кот залез в закуток, который присмотрел накануне. Здесь он был защищен хотя бы от ветра. Он собрал установку, подключил аккумулятор и связался с Мастером: Центральный готов.
Мастеру осталось дождаться сообщения от Южного.
Студент, Сибиряк и Матрос подошли к церкви. Сибиряк остался снаружи, устроился в «гнезде» из бетонных обломков метрах в тридцати напротив входа. Он растянул над головой плащ— палатку, прижал ее концы камнями и сказал: лепота! Студент зашел внутрь. Он внимательно осмотрел помещение и увидел, что тела «посвященных» кто-то шевелил. Вчера они лежали лицом вниз, но их перевернули… Трупы «посвященных» перевернули люди Барона — чтобы сфотографировать. Студент этого не знал и подумал, что это сделал «кандидат». «Кандидат» исчез, мачете с Числом Зверя на рукоятке тоже исчезло.
Студент осмотрел все углы и сказал в рацию: чисто… Через несколько секунд в церковь вошел Матрос, внес два рюкзака. Студент быстро поднялся по лесам. Бросил распятому: привет, старый… Странно, но глядя на распятого сегодня, Студент не испытывал никаких эмоций. И даже запах ему не мешал.
Используя блок, Матрос начал поднимать оборудование наверх. Блок посрипывал, Матрос ругал себя за то, что забыл про масло. А с другой стороны: кто тут услышит? Мертвяки?.. Матрос поднял связку рюкзаков и стремянку. Студент принял.
Студент поставил стремянку возле дыры в куполе и поднялся на две ступеньки. Он высунулся из прорехи по грудь, снял с голову прибор. Ветер с дождем хлестнул по лицу мокрой тряпкой. Студент почти не заметил этого. Он смотрел на Башню, на ее подсвеченную вершину. На цель.
Потом он не торопясь собрал аппарат, навел его на Башню и поставил увеличение прицела на максимум. «Умная» оптика сделала цель близкой. В ярком свете прожекторов над Башней упруго бились флаги — россиянский, турецкий, Национальной корпорации «Промгаз» и личный штандарт Председателя. Несколько секунд Студент разглядывал цель, потом спустился со стремянки, положил на пол аппарат и достал из кармана рацию. Он вызвал Мастера и доложил: Южный на точке, готов.
Мастер ответил: добро. Ждите команды.
Студент присел на корточки, достал сигареты, прикурил и стал ждать.
Мастер дождался доклада от Южного и стал спокоен. Теперь, когда все три группы заняли свои позиции, и до залпа по Башне осталось двадцать минут… теперь от Мастера ничего не зависело. Почти ничего. Кроме разве что…
Мастер вытащил из бардачка один из «разменных» телефонов, вставил в него сим-карту и вышел из машины. Он прошел в здание вокзала, поднялся в главный зал и набрал номер. Через несколько секунд услышал в трубе голос Дервиша.
— Это диспетчер, — сказал Мастер. — Грузчики на местах. Через двадцать минут начнем грузить.
— Хорошо, — отозвался Дервиш. Помолчал, потом добавил: — Трофимыч, ты вот что… ты позвони на Приморский… Может, у него получится.
— Позвоню, — ответил Мастер. — Я, собственно, именно об этом хотел поговорить с тобой, Евгений Василич.
Бульдог в этот день был «в наряде» — он сидел в кухне, чистил картошку на ужин. Лаврентий валялся на диване в большой комнате, смотрел телевизор. Там шло шоу «Реальные идиоты»… Бульдог подумал, что еще пару картофелин — и хватит. Лаврентий в комнате заржал над выходкой очередного кандидата на звание «Реальный идиот». Идиоты боролись за выход в финал. Победитель — самый реальный идиот — должен был получить десять тысяч новых евро… Лаврентий заржал, а в нагрудном кармане рубашки Бульдога завибрировал телефон. На этот телефон мог звонить только Иванов. Бульдог положил нож и картофелину, торопливо вытер мокрые руки, вытащил телефон из кармана.
— Да, — признес он негромко.
— Слушай меня внимательно, — произнес из трубки голос Иванова.
На столе полковника Спиридонова пропел коммуникатор. Спиридонов покосился на дисплей и увидел, что звонят из фургончика наружки. Полковник нажал кнопку, сказал:
— Спиридонов.
Он был уверен, что ему хотят сообщить: в адрес прибыл объект «Папа» — такой псевдоним присвоили «Иванову». Спиридонов был уверен, что «Иванов» — это тоже псевдоним. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения. Главное — он пришел… Полковник Спиридонов сказал: Спиридонов.
Голос из аппарата ответил:
— Докладывает «Огонек— 2», господин полковник. Только что объект «Пес» имел очень важный телефонный контакт. Мы можем прокрутить вам запись этого контакта.
— Давайте, — сказал Спиридонов и нажал клавишу на компе. Через три секунды на мониторе появилась картинка: кухня и «объект ґґПесґґ» за столом. Впрочем, про себя Спиридонов продолжал величать его Бульдогом. Таймер в правом нижнем углу картинки отбивал время. Спиридонов бросил взгляд на свои часы и заметил, что расхождение составляет две минуты… Бульдог чистил картошку. Откуда-то со стороны доносился смех. Прошло несколько секунд. Неожиданно выражение лица Бульдога изменилось, он положил нож и недочищенную картошку и торопливо вытер руки прямо о рубашку. Потом достал из кармана сотовый телефон. Судя по всему телефон был поставлен на вибрацию. Бульдог поднес телефон к уху, сказал: да.
— Слушай меня внимательно, — ответил мужской голос из трубки. Спиридонов слышал его очень хорошо. — Лаврентий — агент «гестапо» по кличке Моцарт. Квартира под наблюдением. Уходи немедленно. Уходи через чердак. Выйдешь уже в соседнем доме. Повезет — проскочишь. Удачи.
Бульдог опустил руку с телефоном на колено. Моцарт ржал, как конь.
Спиридонов стиснул кулак и стукнул по подлокотнику кресла. Голос из коммуникатора спросил:
— Вы все слышали, господин полковник?
— Слышал, — буркнул Спиридонов. — Откуда звонили Гению?
— Еще не знаю.
— Свяжитесь с центром радиоконтроля.
— Уже связались, в самое ближайшее время они дадут ответ… Вот, уже. Звонок прошел с Ладожского вокзала.
— Хорошо. Передайте, чтобы они постоянно «держали» этот терминал[71].
— Так точно, — ответил «Огонек— 2».
Спиридонов отлично понимал, что «Иванов» — матерый, опытный волчара. Скорее всего, он быстро избавится и от симки и от самой трубы. Возможно, уже избавился. «Огонек— 2» тоже это понимал.
Спиридонов сказал:
— Теперь я хочу видеть, что сейчас происходит в квартире.
— Секунду, — ответил «Огонек» и, действительно, через секунду на мониторе вновь появилась кухня. Бульдог все так же сидел у стола, сжимал в руке телефон. Лицо было сосредоточенным и хмурым. Моцарт крикнул:
— Буль, греби сюда. Тут такое — я уссываюсь!
— Ща приду, — негромко произнес Бульдог. Он положил в карман телефон и взял со стола нож, которым чистил картошку. Это был обычный кухонный нож с клинком около двенадцати — четырнадцати сантиметров.
Спиридонов произнес: твою мать!
Бульдог поднялся с табуретки и сделал шаг в сторону комнаты. На скулах играли желваки.
Спиридонов сказал:
— Немедленно свяжитесь с Моцартом.
— С Гением? — уточнил «Огонек». Моцарт был известен им как «Гений».
— Да, — сказал Спиридонов, — с Гением.
— Боюсь, что поздно, господин полковник.
— Все равно — свяжитесь.
— Так точно.
Бульдог подошел к двери комнаты. Оператор в фургончике переключился на другую камеру и теперь Спиридонов видел комнату, Моцарта и Бульдога в дверях.
— Смотри, смотри! — возбужденно и весело говорил Моцарт. — Смотри — вот придурки!
Бульдог быстро переместился и оказался у изголовья дивана. Потом навалился на Моцарта сверху и приставил нож к горлу, под кадык.
Моцарт удивленно спросил:
— Ты… что?
— Ничего… Убью я тебя щас, Валера.
Моцарт улыбнулся и сказал:
— Это что — шутка? Дурацкая, скажу я тебе, шутка.
— Нет, Моцарт, это не шутка.
Агент Моцарт услышал свой оперативный псевдоним и дрогнул. Лишь на одну секунду изменило ему хладнокровие и метнулся в глазах страх… Но Бульдог заметил. Заметил — и все понял. Еще секунду назад у него были сомнения. А теперь их не стало. И Моцарт понял, что Бульдог понял.
— Витя, — сказал Моцарт и сглотнул комок в горле. — Витя, это же провокация, Витя.
Кулаком левой руки Бульдог ударил сверху по рукоятке ножа, нож вошел в горло Моцарта на всю длину клинка. Моцарт вытаращил глаза и попытался вырваться. Бульдог навалился всем телом, прижал. Моцарт бился, хватал ртом воздух, пытался вывернуться. Это продолжалось вечность — целую минуту.
Спиридонов выругался. Потом сказал:
— Его нужно взять. Живым. Передай всем: он мне нужен живым.
— Так точно, господин полковник.
Спиридонов нажал на кнопку коммуникатора, отключился. Он снял и бросил на стол очки, закрыл глаза и начал массировать веки. Потом открыл глаза, надел очки. Нажал на кнопку коммуникатора, вызвал оперативного дежурного:
— Немедленно свяжитесь с дежурным на Ладожском вокзале. На вокзале может находиться террорист. Предположительно мужчина около шестидесяти лет. Вооружен… Свяжитесь с центром контроля — они держат его за хвост[72]. На вокзал направьте все свободные опергруппы.
— Бысто кинуть на вокзал могу только четыре, максимум пять групп, Георгий Анатольевич. Остальные задействованы на обеспечение визита президента Турции.
— Знаю, — устало сказал Спиридонов. — Направьте, сколько есть.
Он был уверен, что «Иванов» уже покинул вокзал.
После звонка Бульдогу Мастер положил телефон на скамейку, на которой сидел, поднялся и пошел прочь. Он отошел всего метров на десять, остановился у стенда «Разыскивает комитет ґґКобраґґ». Он делал вид, что разглядывает фотографии террористов, а сам косил глазом на скамейку. Не прошло и минуты, как мимо скамейки прошел молодой кавказец. Не оставаливаясь слегка нагнулся, схватил телефон и пошел дальше.
Бульдог сидел на краю дивана рядом с человеком, которого он только что убил. Бульдогу уже доводилось убивать. Но — врагов. А Валерка… Валерка был свой. Еще пять минут назад он был свой. Пять минут назад Бульдог готов был шагнуть под пулю, если бы жизни Валерки угрожала опасность. Теперь Валерка лежит мертвый, а в руках у Бульдога — окровавленный кухонный нож.
В телевизоре кривлялся кандидат на звание «Реальный идиот», хохотала массовка. По оконному стеклу змеились струйки воды.
Неожиданно Бульдог почувствовал одиночество. Абсолютное, пронзительное одиночество. Он был один, совсем один в этом чужом нороде — темном и непонятном. В его родном Тамбове все было другое — город, люди и даже небо. Бульдогу хотелось обхватить голову руками и закричать…
Кандидат на звание «Реальный идиот» сказал:
— Теперь скажу относительно жопы моей соседки.
Студия взорвалась хохотом.
Бульдог схватил стул и швырнул его в телевизор.
Через крошечный глаз камеры на него смотрел полковник «гестапо» Спиридонов.
Стол в гостиной «Серебряный век» накрыли на двадцать четыре персоны — для самого узкого круга.
В 20.09 в гостиную вошли Председатель и президент Турции. За ними их супруги. Следом — остальные. Избранные. Дамы были в вечерних платьях, мужчины — в смокингах. Сверкали бриллианты. Супруга президента Турции невольно остановилась, ошеломденная роскошью интерьера «Серебряного века». Квартет из Мариинки негромко наигрывал Вивальди.
Трое мужчин — Глеб на дереве над кладбищем, Кот на крыше огромного цеха и Студент под куполом храма — ждали команды, но команды не было. Светилась в темноте Башня, реяли над ней флаги.
Полковник Спиридонов зашел к Власову, лаконично и четко доложил о ситуации на Приморском. Первый вопрос, который задал своему заму руководитель комитета, был такой:
— Чердыне уже сообщили?
Власов очень ревниво относился к тому, что его сотрудники контактируют с Чердыней через его, Власова, голову. За такие контакты одного начальника службы он загнал служить в Череповец.
— Нет, — коротко ответил Спиридонов.
— Надо сообщить, — сказал Власов. Он протянул руку к коммуникатору. Три первых кнопки его коммуникатора распределялись так: Председатель, Чердыня, любовница Власова Соня Березовская… Генерал нажал кнопку номер два. Через несколько секунд в трубке раздался голос Чердыни.
Бульдог поднялся с дивана. Бросил нож и стянул через голову окровавленную рубашку, вытер об нее липкие от крови руки, скомкал, швырнул. Потом прошел во вторую комнату, взял свою сумку, вытащил из нее и надел другую рубашку. Поверх нее — самодельный жилет-разгрузку. Щелкнул карабинчиками, пристегнул вытяжные шнуры к кольцам гранат, уложил их в нагрудные карманы. В отдельный карман положил запасной магазин. Вложил в открытую кобуру на поясе «Стечкин» и вышел в прихожую. Обул кроссовки, надел черную синтетическую куртку и черную кепку. Немного подумал, потом вернулся в комнату, где лежал мертвый Лаврентий-Моцарт, запустил руку под подушку и вытащил из-под нее большую черную «беретту». На труп Моцарта старался не смотреть.
Бульдог опустил прехохранитель «беретты», убедился, что патрон уже в патроннике и вышел в прихожую.
В «Серебряном веке» начался ужин. Председатель произнес тост за старых друзей, принимать которых — большая радость и высокая честь. В ответ президент Турции произнес тост за гостеприимных хозяев. Звенели бокалы с двуглавыми орлами, шампанское искрилось, люстра сверкала, звучала музыка.
Шел дождь. Глеб стоял на «палубе», прислонившись к стволу березы, укрывал полой плащ— палатки аккумулятор и ждал команды. Ветви березы качались, шумели над головой, густо летели мокрые листья.
Кот сидел в своем закутке на крыше цеха, тоже ждал команды. Дождь молотил по плащ— палатке.
Студент по-зэковски, на корточках, сидел под церковным сводом. Здесь он был защищен от дождя и от ветра. Здесь он был совершенно невидим снаружи, поэтому можно было даже курить. Студент тоже ждал команды.
Команды все не было.
Бульдог посмотрел в глазок — на площадке, освещенной тусклой сорокаваттной лампочкой, было пусто. Он осторожно оттянул язык засова, приоткрыл дверь, прислушался. Где-то — кажется, этажом выше — был слышен приглушенный дверью смех. Видимо, соседи тоже смотрели «Реального идиота»… Бульдог дольше минуты простоял, прислушиваясь. Потом выскользнул из квартиры, аккуратно прикрыл дверь и пошел вверх по лестнице.
Он проник на незапертый чердак, включил фонарик. Громко шумел дождь над головой. Бульдог двинулся в сторону соседнего подъезда. Через сорок секунд он стоял у двери, которая могла привести его к свободе. Он решительно распахнул дверь. Свет здесь не горел. Бульдог шагнул на площадку и… тело свело чудовищной судорогой. Уже теряя сознание, он понял: парализатор.
На большом мониторе в главном зале Ладожского вокзала был включен канал «Промгаз Медиа». Транслировали новости. Диктор — обаятельная, нерисованная — произнесла:
— В эти минуты начинается ужин, который Председатель дает в честь высокого гостя…
Мастер сказал: ну что же?
Чердыня собирался ехать на Приморский, когда позвонил Михельсон.
— Генрих Теодорович, — сказал он, — на том фото, что вы мне прислали, не настоящая антенна. Она очень похожа на настоящую, но не настоящая — муляж. Ума не приложу, кому понадобилось делать му…
— Я тебя за яйца повешу, тарнеголь херов, — прорычал Чердыня и прервал разговор.
Команда поступила, как это обыкновенно бывает — неожиданно. Даже если ты ее ждешь, она все равно звучит неожиданно… Рация на груди пропищала и голос Мастера произнес:
— Готовность — одна минута. Прошу подтвердить готовность. Прием.
— Северный готов.
— Центральный готов.
— Южный готов.
— Хорошо. Через сорок секунд я начну обратный отсчет. От десяти до единицы. Потом команда «Огонь!»
Студент поднялся, взял в руки «пушку» и подошел под дыру в куполе. Сквозь дыру густо летели капли. Студент поднялся на три ступеньки. В лицо ударил ветер. Рядом трепетала на ветру березка, сеяла мелкие, как пятачки, листья. Широко расставив локти, Студент уперся в крышу, направил антенну на Башню и включил прицел. Полторы секунды монитор оставался мутным, потом появилась и стала четкой картинка. Металлический приклад холодил щеку. Палец лежал на спусковом крючке от детской игрушки.
Студент смотрел на Башню. Думал: сейчас там ужинают. Пьют вино, стоимость одной бутылки которого равна пенсии пенсионера за несколько лет. Едят деликатесы — стерлядь и молочную телятину, черную икру и лобстеры…
— Десять, — произнес голос Мастера из рации.
…А может быть они едят что-то такое, о чем простой смертный даже и не слыхивал…
— Девять.
Но чтобы там они не ели, все равно они едят человечину.
— Восемь.
А вино, которое они пьют — это кровь. Кровь нерожденных младенцев.
— Семь.
Там, в этой сверкающей Башне, собрались вампиры и людоеды.
— Шесть.
С виду они обычные люди. Многие даже красивы и обаятельны.
— Пять.
Но под ухоженной кожей прячется грязная, в язвах и струпьях, шкура, а белозубая улыбка скрывает клыки.
— Четыре.
Уничтожить их — святое дело. И сейчас мы это сделаем.
— Три, — произнес Мастер. Его голос сделался слегка глуховатым. Видимо, он волновался. А Студент — напротив — был спокоен.
— Два.
Завывал ветер, хлестал дождь, где-то громыхал оторванный лист жести.
— Один.
Палец на смешном спусковом крючке напрягся.
— Огонь!
Студент согнул палец. На дисплее вспыхнула маленькая красная точка. Невидимый «снаряд» сорвался с кончика антенны. В отличие от обычного снаряда, он был неподвластен законам баллистики — на него не действовала сила земного тяготения, а комендору не нужно было вводить поправки на боковой ветер и деривацию. Этот «снаряд» всегда летел точно туда, куда был направлен.
Одновременно со Студентом «выстрелили» Кот и Глеб. Три страшных «снаряда» пронзили темноту, наполненную дождем и ветром, почти одновременно обрушились на Башню. Они прошли сквозь бетонные стены, оставив на них около сорока процентов своей мощности и ворвались в гостиную «Серебряный век».
В отличие от обычного стрелка, который может перевести дух после нажатия на спуксковой крючок, Студент продолжал удерживать цель в прицеле. Потому что «выстрел» все еще продолжался.
Прошло три секунды с начала атаки.
Первым ощутил на себе действие «Ужаса» один из музыкантов — скрипач. Неожиданно для своих коллег и для себя самого он вдруг сфальшивил. Такого с ним не бывало тридцать с лишним лет. Скрипка пронзительно взвизгнула и смолкла. Спустя секунду умолк кларнет. Скрипач и кларнетист испуганно смотрели друг на друга… У официанта, который собирался налить вина супруге министра иностранных дел, дрогнула рука, он плеснул вино в декольте вечернего платья супруги. Женщина вскрикнула. Возможно, от неожиданности… Но спустя секунду вскрикнула пианистка. Ее растерянное «Ах!» послужило детонатором — «Серебряный век» наполнился криком. Кричали женщины, кричали мужчины. Председатель сидел молча. Но сознание уже наполнялось какой-то липкой темнотой.
Прошло восемь секунд с начала атаки. Люди вскакивали из-за стола, начинали метаться по залу. Присел и закрыл руками уши метрдотель… Непонимающе смотрела на происходящее Зоя Шмуляк.
Прошло одиннадцать секунд… В коридоре по заячьи верещал и бился на полу Хилькевич— Майер-младший. Мимо него бежали по коридору обезумевшие люди — гости, официанты, сотрудники СБ. Один из официантов бегом пересек зал и прыгнул в окно. Он ударился об монитор и сполз на пол, оставляя кровавый след.
Этажом ниже в кухне один из поваров быстро рубил собственные пальцы топориком для мяса. У него был сосредоточенный вид.
Председатель сидел за столом, судорожно вцепившись руками в скатерть. У него тряслись губы. Шмулька смотрела на него с иронией: властелин мира!
Прошло пятнадцать секунд… «Серебряный век» почти опустел. За столом сидел Председатель, рядом — Зоя. Она уже начала что-то понимать. По крайней мере — догадываться…
Председатель вскочил. Упал на пол и разбился вдребезги драгоценный бокал. Председатель выбежал из зала, стремительно промчался по коридору к пожарной лестнице. Обыкновенно дверь на лестницу была закрыта, но сейчас в распахнутой двери лежал охранник — то ли мертвый, то ли без сознания. Председатель перепрыгнул через тело, выбежал на лестницу.
Прошло семнадцать секунд. Председатель побежал по лестнице наверх.
Красный огонек на дисплее погас. Студент перевел дух. С капюшона стекали тяжелые капли. Башня все так же стояла, светилась в темноте.
Председатель выскочил на крышу. Остановился. Огляделся. На огромном пятиугольнике не было ни души. Шел дождь, блестели мокрые от дождя вертолеты. В ярком свете прожекторов ветер натягивал флаги на флагштоках… Председатель пошел к ближайшему краю крыши. До него было всего десять метров.
Он подошел к экрану, ухватился руками за решетку, быстро и по-обезьяньи ловко полез наверх. Председатель забрался на самый верх и тут увидел, что на ограждении сидит большой черный ворон, косит глазом.
В гостиной Зоя Шмуляк налила себе фужер коньяка, сказала:
— За тебя, зайка. Теперь у тебя начинается новая жизнь.
Она махом выпила коньяк, жахнула царский фужер об пол и заливисто засмеялась.
Председатель забрался на гребень экрана. Далеко-далеко внизу лежала хорошо освещенная территория штаб— квартиры Национальной корпорации «Промгаз». С обеих сторон ее опоясывали два черных рукава. Широкий — Невы и узкий — Охты. На Неве сверкал огнями фрегат Балтийского флота «Адмирал Колчак». Его пригнали, чтобы дать фейерверк в завершении ужина.
Студент вытер мокрым рукавом мокрое лицо, посмотрел на дисплей прицела. Башня выглядела совершенно так же, как до атаки. В новостях в таких случаях говорят: «Жертв и разрушений нет». Разрушений, действительно, не было, а вот жертвы… Об этом оставалось только гадать. Студент поставил прицел на максимальное увеличение… и вдруг увидел человеческую фигурку на самом верху Башни. Даже при шестидесятикратном увеличении она была меньше мизинца. Студент внимательно смотрел на человека — почему— то понял, что это важно. А человек несколько секунд постоял на ограждении, а потом вдруг бросился вниз.
Чердыня сел в машину, бросил в рацию, предназначенную для связи с головной машиной: на Приморский… Старший бригады телохранителей ответил: понял, Генрих Теодорович.
Два черных «гелендвагена» двинулись к выезду из гаража.
Первый автомобиль миновал ворота… В этот момент раздался удар и крыша «гелендвагена» смялась. Она вмялась внутрь, как вминается консервная банка, если на нее наступили каблуком. Водитель второго «гелендвагена» инстинктивно ударил по тормозам, а Чердыня пригнулся. Первый автомобиль продолжал ехать — его водитель был контужен и ничего не соображал. Старший бригады, который сидел рядом с водителем, тоже был контужен. Двоим телохранителям на заднем сиденье повезло еще меньше — они были мертвы.
Водитель Чердыни закричал:
— Что? Что такое?
Первый «гелендваген» вильнул влево, врезался в борт бронетранспортера и остановился. С крыши машины свалилось нечто, напоминающее большую куклу. Переломанную плохим мальчишкой большую куклу.
В «кукле» было почти невозможно узнать Председателя, но Чердыня узнал.
Студент присел на нижнюю ступеньку стремянки, вытащил из кармана сигареты и щелкнул зажигалкой. Затянулся, выдохнул облачко дыма. Потом вытащил из кармана рацию и вызвал Мастера.
— Слушаю тебя, Южный, — мгновенно отозвался Мастер. — Прием.
— Десять секунд назад наблюдал человека, который прыгнул с Башни. С самого верха… Прием.
Две или три секунды Мастер молчал, потом сказал:
— Всем — сниматься. — Мастер еще немного помолчал и добавил уже другим голосом: — Поздравляю, мужики — «Мегаполис» прибыл в пункт назначения.
Мастер достал из кармана флягу, свинтил пробку и сделал глоток. Сказал сам себе: ну, поздравляю. Потом запустил руку под одежду, оторвал провода от «кошеля» с пластидом.
Чердыня подошел к телу Председателя. Труп выглядел страшно. У него были неестественно вывернутые руки и ноги и почти оторванная голова. Из ушей, ноздрей, носа текла кровь. Из-под сорочки выпирала сизо-розовая требуха. На правой ноге не было ботинка. На мокрой брусчатке рядом с телом валялась бриллиантовая запонка. За спиной Чердыни стоял водитель. У него было растерянное лицо.
Чердыня сказал:
— Что стоишь?
— А..?
— Тело накрыть, никого не подпускать, — сказал Чердыня, повернулся и пошел в глубь гаража, к лифтам. На ходу он вытащил из кармана радиостанцию, попытался вызвать старшего по двадцать четвертому этажу… Как он и предполагал, старший не ответил. Чердыня подошел к двери лифта. Запищала рация. Чердыня бросил взгляд на дисплей — вызывали с двадцать второго этажа.
— Слушаю.
— Генрих Теодорович, на «золотых этажах» что-то происходит.
— Что происходит? — спросил Чердыня.
— Не знаю, — ответил старший с двадцать второго.
А Чердыня уже знал, что там произошло.
— Я сейчас поднимусь к тебе, — сказал он. — И вот что… приготовь шлемы «Нимб». Ну эти — «антиужас».
Перед Чердыней разъехались в стороны двери лифта. Чердыня сунул в карман рацию, достал коммуникатор и вызвал Барона.
— Барон, — произнес Чердыня, когда фон Дрейзе отозвался. — Минуту назад была обстреляна Башня. Полагаю, что стреляли с твоей территории… Действуй, Барон.
Барон и его люди были готовы уже через минуту — профи. Мак повесил на плечо свой «Хеклер-Кох» и спросил:
— А почему он считает, что стреляли с нашей территории?
— Не знаю, — ответил Барон. Одним движением он смахнул со стола посуду, развернул карту— схему Территории Зла. — Не знаю, но Большой считает, что они здесь… Давайте думать… Наемник!
— Чего?
— Вот ты снайпер… Ты откуда стал бы стрелять по Башне?
Наемник почесал бороду, сказал:
— По Башне?
— По Башне, по Башне.
— Ну, например, с церкви.
— Хорошо — с церкви… Другие варианты?
— Это, пожалуй, самый лучший.
— Понятно, — сказал Барон. — Я и Наемник зайдем с севера, — Барон показал на карте, — а вы вот отсюда, с юга… Сами понимаете: хотя бы одного нужно взять живым.
Студент затушил сигарету о доски, поднялся и начал разбирать «пушку». Он не спешил. Теперь, когда дело сделано, спешить незачем. Он разобрал аппарат, упаковал, разложил по рюкзакам и привязал их к канату. Свистнул Матросу: принимай… Заскрипел несмазанный блок, связка рюкзаков поехала вниз.
С оружием в руках и приборами ночного видения на голове Барон и его бойцы шли по Территории Зла. За сорок дней патрулирования промзоны они изучили ее отлично, даже ночью ориентировались хорошо, шли быстро. У железнодорожной стрелки разделились. Барон и Наемник двинулись к церкви коротким путем, Мак и Кабан пошли в обход.
Когда рюкзаки были уже внизу, Студент опустил на глаза ПНВ, взялся за балку и подтянувшись высунул голову в дыру. Ему хотелось еще раз бросить взгляд на Территорию Зла, запомнить ее. Он висел, смотрел сверху на хаос многочисленных разномастных строений, на неширокую ленту Охты в зеленоватом мерцании и, разумеется, на Башню.
Он висел на балке довольно долго, около минуты. Потом опустился на доски. Если бы Студент провисел на три секунды дольше, он бы смог увидеть Барона и Наемника. Но не провисел, не увидел.
Студент надел перчатки и повторил вчерашний трюк — съехал вниз по канату. Матрос сказал: лихо!.. Студент ответил: а то!
Барон и Наемник находились в восьмидесяти метрах от храма, когда раздался пронзительный скрип блока. Не услышать его было нельзя даже за шумом дождя и ветра. Барон замер. Замер Наемник. Барон негромко спросил Наемника:
— Ты слышал?
— Слышал… Там они, в церкви.
Почти тут же зазуммерила рация — на связь вышел Мак. Он спросил: вы слышали? — Слышали. Они в церкви. Будем брать.
Чердыня позвонил дежурному: направь всех свободных оперативников в квадрат А6. Где-то там должна находиться машина с террористами. Нужно организовать контроль периметра.
Дежурный ответил:
— Генрих Теодорович, так нет свободных— то. Все на обеспечении мероприя…
— Резерв отправь! — почти закричал Чердыня.
— Понял, — ответил дежурный. В резерве было всего двенадцать человек — четыре опергруппы.
На Территории Зла и вокруг нее находились почти два десятка человек — три боевых группы «гезов» и их прикрытие, плюс команда Барона. В самое ближайшее время к ним присоединятся еще люди и роботы. Каждая группа имела свою задачу и совершала какие-то движения. На ограниченной территории эти движения завязывались в такой тугой узел, что он не мог развязаться бескровно.
Барон вызвал Чердыню. Чердыня довольно долго не отзывался, а когда все-таки отозвался, Барон сказал:
— Здесь они. Мы их обнаружили. Будем брать.
— Хотя бы один мне нужен жи…
— Да знаю я… Будет тебе живой.
Барон убрал коммуникатор в карман, сказал Наемнику:
— Выбери позицию и прикрой меня. Я пойду вперед.
— Оґкей, — ответил Наемник.
Барон ушел вперед, а Наемник нырнул в дверной проем без двери. Он осмотрелся и выбрал подходящее место — стол в глубине помещения. Отсюда он хорошо видел церковь, а сам оставался невидимым. Наемник снял с плеча «Мини-Драгунов» (сноска: «Мини-Драгунов» — оригинальный гибрид АК— 47 и снайперской винтовки Драгунова. Позволяет надежно и быстро поразить несколько целей на короткой дистанции) изготовился к стрельбе.
Барон шел вперед. В своих людях он был уверен — у них была отличная выучка и опыт контртеррористической борьбы. И еще — в нем уже играл древний азарт охотника… Барон осторожно шел вдоль бетонной стены. В правой руке держал пистолет-пулемет, готовый к стрельбе. Сквозь «умный» прибор на голове он видел местность во всех деталях. Четко, как днем.
С другой стороны к церкви приближались Мак и Кабан.
Барон прошел метров сорок и увидел, что из церкви вышел человек. Человек был в дождевике с капюшоном и с рюкзаком за спиной.
Матрос вышел из храма. Капли дождя застучали по капюшону. Матросу не терпелось покинуть это Территорию Зла. Он подумал: ладно. Теперь уж чего? Через десять минут будем пить горячий кофе в машине.
Барон остановился, прошептал в рацию: Наемник, видишь его?
Наемник ответил: держу его.
Это означало, что он готов в любой момент открыть огонь и поразить террориста в руку или в ногу. Барон ответил:
— Подождем, пока выйдут остальные.
Четыре серых «форда» выехали с территории штаб— квартиры национальной корпорации «Промгаз» через проезд № 3. Это был «технический» проезд, предназначенный для приема грузов. В «фордах» ехали двенадцать оперативников службы безопасности.
Глеб и его группа вышли на Партизанскую.
Группа, которой командовал Кот, двигалась к выходу из промзоны.
— Подождем, пока выйдут остальные, — сказал Барон. В следущую секунду пуля снесла ему затылок. Над Территорией Зла раскатился выстрел…
…Над Территорией Зла раскатился выстрел и на секунду все замерли:
— как вкопанный застыл Матрос
— остановился на пороге храма Студент
— мгновенно напрягся прильнувший к прицелу Наемник;
— замер с поднятой ногой Мак — он собирался перешагнуть через упавший бетонный столб
— остановился Кот и оба его бойца
— и даже вода в Охте, кажется, остановилась…
…И только горячая гильза, выброшенная из «Стечкина» в руках Сибиряка, еще летела в воздухе, выписывала кульбиты.
Барон постоял секунду и упал лицом в лужу.
Сибиряк громко — теперь уже маскироваться было ни к чему — крикнул:
— Падай, Федька — засада!
Матрос стремительно упал.
И сразу же все пришло в движение. Наемник выстрелил на голос Сибиряка. Кабан и Мак тоже дали по очереди. Все — мимо.
Глеб доложил Мастеру: слышу стрельбу на территории промзоны — одиночные и очереди. Мои действия?
Мастер сухо ответил: по плану.
Глеб возразил:
— Полагаю, бой ведет группа «Ю» или группа «Ц». Возможно, им нужна помощь.
— Немедленно покиньте район операции, — резко ответил Мастер. Потом добавил: — Пойми, сынок, через две минуты там будет не протолкнуться от «гестапо»… Уходите немедленно.
— Есть, — ответил Глеб.
Мастер еще не закончил разговор с Глебом, а по запасному каналу его уже вызывал Кот.
— Стрельба, — доложил он. — По-моему, в районе церкви.
— Я знаю, — сказал Мастер. — Немедленно уходите.
— Там Сашка с ребятами.
— Приказываю: немедленно уходите.
— Есть, — недовольно буркнул Кот.
Мастер зло выругался и вызвал Студента: как там у тебя обстановка, Южный?.. Прежде, чем Студент ответил, Мастер уже понял, что обстановка так себе — динамик рации донес звук выстрелов.
Студент ответил:
— Обстановка бодрая… слышите?
— Слышу. Кто такие? Сколько их?
— Не знаю — черти какие-то. Сколько — тоже не знаю.
— Прорваться сможете?
— Попробуем, — ответил Студент. В тот момент он еще думал, что они смогут прорваться… Но через десять секунд после того, как он произнес эти слова, Наемник подстрелил Матроса. И все враз переменилось.
Наемник прострелил Матросу ногу. Это бычная практика фронтовых снайперов в борьбе с партизанами. Действует наверняка. Потому что раненый — это много лучше, нежели убитый. Он сковывает действия диверсионной группы и деморализует ее. Ибо группа оказывается перед выбором: бросить своего раненого или добить его. Нормальный расклад?.. Впрочем, есть еще третий: нести. Но это, как правило, нереально.
Матрос лежал на земле под проливным дождем и кричал от невыносимой боли. Студент стоял за колонной у входа в храм и стискивал зубы — именно ему, командиру группы, предстояло принять решение как поступить с раненым Матросом. И решение напрашивалось само собой.
А Сибиряк тихонько матерился свозь зубы и пытался высмотреть стрелка, который «сделал» Матроса.
Мастер сделал глоток коньяка. Сказал шепотом: Господи, помоги им… Подполковник Томилин был атеист, но сейчас обратился к Богу. Потому что больше было не к кому, а в километре отсюда погибали его люди. И он, Мастер, бессилен помочь им. Нет, он мог бы бросить на помочь Студенту группу Кота. Или даже одного Кота — Кот один стоит взвода… Но у подпольной войны своя логика — жестокая и на первый взгляд несправедливая.
…Когда Мастер и Дервиш планировали операцию, Дервиш предложил провести отвлекающий маневр — подставить «гестапо» «группу Х». Мастер согласился. Они оба понимали, что напарник Моцарта обречен, но пошли на это… И в этом тоже была суровая логика подпольной войны.
Сейчас на Территории Зла погибала группа. Мастер обратился к Богу, в которого никогда не верил: Госполи, помоги им…
Кабан спросил Наемника:
— Барон что — готов?
— Готов… по крайней мере лежит без движения.
Мак сказал:
— Вот так. А трендел: меня пули не берут.
Глеб вызвал по рации свой «эвакуатор»: мы вышли на тропу… Это означало: мы на Партизанской.
«Эвакуатор» ответил: через тридцать секунд буду.
Мастер вышел из здания вокзала на платную стоянку, остановился, достал из кармана сигареты, прикурил. Хлестал дождь.
К шлагбауму, перекрывающему въезд на стоянку, подъехал «форд». Охранник в блестящем черном дождевике подскочил за деньгами.
— Открывай, сперматозоид! — произнес водитель с презрительной интонацией. Охранник сразу все просек, метнулся, нажал кнопку. Шлагбаум взмыл вверх. Машина с опергруппой комитета «Кобра» въехала на стоянку.
Мастер неторопливо двинулся к своей машине.
Один из офицеров «Кобры» сказал:
— А вот какой-то хрен как раз лет шестидесяти.
Старший ответил:
— Вот и проверим.
Мастер взялся за ручку двери. Рядом с ним остановился «форд», открылась дверца. Мастер обернулся. Из «форда» вышли двое. Один из них сказал:
— Полиция. Предъявите документы.
Мастер сразу все понял. Подумал: поторопился я «кошель» «отключить» и уверенно, хамовато произнес:
— Прокуратура России. В чем, собственно, де…
— Документы! — перебил офицер.
— Хамишь, молодой человек, — Мастер пожал плечами, сунул руку во внутренний карман.
Он дваджы выстрелил прямо сквозь плащ. Выстрелы прозвучали не громко, а на плаще Мастера образовалась прожженная пороховыми газами дыра. Края ее дымились. «Полицейский» сказал: а-а-а, — и зашатался. Мастер стремительно обернулся к другому, но тот оказался быстрее — воткнул в руку Мастера парализатор. Мастер нажал на спуск — пуля попала в грудь «гестаповца — и потерял сознание.
Кот, Ганс и Трофим шли к «точке», где должны были перелезть через забор. В трехстах метрах от этой «точки» их ждала Виктория на «лэндровере». До забора оставалось уже всего ничего — около сотни метров, когда Кот вдруг остановился.
— Стоп, — сказал он. Ганс и Трофим мгновенно остановились. Кот начал снимать рюкзак. Трофим спросил: — Ты чего, командир?
— Дальше пойдете без меня, — ответил Кот.
— Что случилось? — спросил Ганс.
— Я должен вернуться.
— А как же…?
— Это приказ.
Кот сунул рюкзак Трофиму, сказал: удачи, гёзы, — пожал каждому руку, повернулся и через несколько секунд исчез в темноте.
Трофим смачно выругался.
У Наемника был ночной прицел поколения «3+» с шестикратным зумом и функцией «Совиный глаз», а у Сибиряка только простенькие очки первого поколения и такой же древний прицел, установленный на «Стечкин» на самодельном кронштейне… Наемник обнаружил Сибиряка раньше, чем Сибиряк Наемника. Наемник прицелился и выстрелил. Пуля попала Сибиряку в плечо. Сибиряк непроизвольно ахнул и нырнул в «гнездо».
Наемник сказал в рацию:
— Второго тоже заклеймил. Пуля в плече — не боец.
Мак ответил:
— Отлично. Думаю, что остались только те, что в церкви. Скорее всего, там вообще один чел. Будем брать… Сможешь закинуть внутрь «Зомби»?
— Не, отсюда запросто лажанусь… Надо поближе подойти.
— Тогда шевелись. А то ведь он может сделать себе харакири.
Сибиряк сидел на мокрой земле, прислонившись к бетонной плите. Плита была холодной, по ней стекала вода. Плечо горело. Сибиряк понимал, что дела его плохи, очень плохи. Но не испытывал ни отчаяния, ни горечи. Он всегда отдавал себе отчет, что когда-нибудь это произойдет… Вот и произошло. Теперь нужно достойно встретить смерть. Прямо сквозь одежду Сибиряк вколол в руку шприц— тюбик. Шприц— тюбик был заряжен составом, который неофициально называли «озверин». Впрочем, Сибиряк не был уверен, что «озверин» успеет подействовать.
Он отшвырнул пустой шприц, наклонил голову к рации и позвал: Саша.
— Да, — мгновенно отозвался Студент.
— Саша, я ранен.
Студент похолодел, спросил после паузы:
— Идти можешь?
— Идти? Идти могу.
— Это хорошо. Сейчас попробуем прорваться.
— Нет, ты рванешь без меня.
— Что такое? Почему?
— Саша, я хоть и недоучившийся, но все-таки медик. Уже через минуту— другую я начну слабеть. Рука уже сейчас плетью висит.
— Ленька!
— Подожди, командир. Подожди, не перебивай. Сделаем так: я постреляю, а ты под шумок рванешь…
— Леня!
— Не перебивай, командир — времени у нас мало… Ты прорвешься. А я… в общем, Матроса я возьму на себя. Понял?
После паузы Студент сказал:
— Понял. — И добавил: — Спасибо, Леонид Сергеич.
— Не за что, командир. Значит так, сначала
Чердыня попробовал связаться с Бароном, но Барон не ответил. Тогда Чердыня вызвал Мака. Мак отозвался сразу, сказал, что Барон убит. Двое террористов ранены, третий укрылся в церкви.
Наемник вылез через оконный проем и двинулся в сторону храма. Спецпистолет «Метатель» мог выстрелить заряд и на сотню метров. Вот только попасть с такой дистанции можно было разве что в Московские ворота. Чтобы прицельно выстрелить из «Метателя», Наемнику нужно было приблизиться к храму на дистанцию хотя бы метров пятьдесят.
Наемник двигался пригибаясь, осторожно — не хотел поймать пулю.
Сибиряк встал на колени, выставил ствол над «бруствером». Левое плечо быстро немело. Впрочем, это уже не имело существенного значения. Он упер приклад «Стечкина» в здоровое плечо, прильнул к прицелу.
Наемник дошел до того места, где лежал труп Барона. Мельком взглянул на тело, подумал: легкую смерть принял наш фон — моментальную… Потом посмотрел на дверной проем храма, прикинул: пожалуй, отсюда засажу с гарантией. Он опустился на одно колено, вытащил из кармана разгрузки устройство, отдаленно напоминающее пистолет. Это и был пистолет, предназначенный для стрельбы спецпатронами — травматическими, красящими или газовыми. Сейчас в патроннике пластикового ствола сидел газовый спецпатрон «Зомби-коктейль». Рецептура «коктейля» была такова, что не просто выкуривала людей из помещения, но подавляла волю.
Чердыня связался с командиром авиации Башни: сколько у тебя «джедаев» «на ходу»?
— Сейчас — два. Через пять минут могу поднять третий, но один скоро уйдет на заправку.
— Направь оба в квадрат А-6. Один пусть контролирует периметр промзоны, другой должен работать внутри. Ориентир — церковь. В церкви террорист. Рядом — мои люди. Свяжись с ними по каналу «212», позывной — Мак, он скажет, что нужно сделать.
— Есть, — ответил командир авиакрыла.
В конце Партизанской несколько раз мигнули фары, Глеб ответил фонариком. Через двадцать секунд рядом остановился «шевроле сабурбан». Глеб сел в машину последним. Он захлопнул дверцу, сказал Михаилу:
— Давай, Мишаня… поехали.
Михаил ответил: поехали, — и воткнул передачу. Тронулись. Через пару секунд салон осветился. Глеб оглянулся назад и увидел, что в конце улицы показался автомобиль. Ярко горели и быстро приближались фары. Глеб сказал:
— Не нравятся они мне… Приготовьтесь!
Матрос больше не кричал, только иногда постанывал, но Сибиряк все равно обязан был сделать то, что пообещал Студенту. Сибиряк прильнул к прицелу и начал «нащупывать» Матроса, но вдруг увидел в прицеле крадущегося человека. Человек остановился, встал на одно колено и достал что-то из кармана. Сибиряк догадался, что это за человек, прицелился. Для дополнительной опоры он навалился грудью на бетонный «бруствер», но все равно ствол «Стечкина» заметно гулял. Сибиряк выдохнул и нажал на спуск. Пистолет дал короткую, на три выстрела, очередь. У раненого Сибиряка почти не было шансов попасть в Наемника. Но у судьбы своя логика — в Наемника попали аж две пули. Первая перебила Наемнику ключицу, вторая прошила бок. Наемник зарычал, упал в лужу, укрылся за трупом Барона.
Сибиряк увидел, как человек упал, улыбнулся. Через секунду в голову Сибиряка попала пуля, выпущенная Маком.
Наемник лежал на спине в луже, дышал тяжело. Ему казалось, что при каждом вдохе-выдохе дырка в боку засасывыет воду — грязную, мутную, наполненую мириадами бактерий. Это было очень противно. И очень опасно. Наемник нащупал рацию и понял, что она разбита пулей. Его охватила паника.
— Мак! — закричал Наемник. — Мак, я ранен. Мне нужна помощь.
Студент попытался вызвать Сибиряка, но тот не ответил.
Все! — подумал Студент. — Все, нужно идти на прорыв.
«Форд» с оперативниками «Промгаза» быстро догнал «шевроле» «гёзов». На «хвост» не садились, держали дистанцию метров двадцать. Через «матюгальник» приказали остановиться, выйти всем из машины с поднятыми руками.
Глеб сказал:
— Значит, я был прав… Тормози, Миша. Придется пошуметь.
Михаил остановил машину.
«Форд» тоже остановился. Старший доложил дежурному, что проводит проверку подозрительного автомобиля на Партизанской. Серый «шевроле», госномер Х695. Старший включил камеру на торпеде.
На одном из четырех мониторов, что стояли перед дежурным, появилась картинка: пустынная темная улица. Справа — бетонный забор, слева — кладбище. Впереди, в ярком свете автомобильных фар, — джип «шевроле». На джипе зачем-то включили «аварийку»… Обе левых дверцы «шевроле» распахнулись, оттуда вышли двое с поднятыми руками. Водитель крикнул:
— Командир, мы беременную женщину в роддом везем.
Дежурный ощутил непонятную тревогу.
Голос, немного искаженный динамиком, произнес:
— Я сказал: все выходим. Беременная тоже.
— Да она вот-вот родит.
— Выходим! Имею право открыть огонь на поражение.
Медленно открылась задняя правая дверца. Показалась женская голова… Дежурный вдруг понял, что сейчас произойдет… «Беременная» стремительно повернулась и в руках ее полыхнул огнем «Калашников». Град пуль обрушился на «форд». Двое мужчин с левой стороны автомобиля тоже выхватили пистолеты и начали стрелять по «форду». За несколько секунд на «форд» обрушились более пятидесяти пуль.
Студент подумал: все! Нужно идти на прорыв.
Он извлек почти расстрелянный магазин из рукоятки и опустил его в карман.
Голос — хрипловатый, с истеричными нотками — вновь прокричал:
— Мак! Кабан! Мне нужна помощь.
— Будет тебе помощь, — прокричал другой голос. — Закинь сначала «Зомби» в эту церковь.
— Я не могу, Мак. Слышишь, Маклауд! Я не могу.
Студент услышал: «Маклауд»!
Он услышал «Маклауд!» — и закаменел. Подумал: это судьба.
Студент вставил полный магазин, перевел предохранитель в положение «од»[73] и передернул затвор. Снял и поставил у самой двери рюкзак с антенной-усилителем «Ужаса». Снял с себя и «надел» на рюкзак дождевик, узлом завязал рукава. Потом повернулся к двери. Он постоял несколько секунд и глухо произнес:
— Прости, Федор. Прости… но это все, что я могу для тебя сделать.
Он выстрелил в Матроса. Было тошно, было совсем невмоготу, но он сделал то, что должен был сделать.
Хлестал дождь, где-то неподалеку, кажется, в районе кладбища, шла стрельба.
Наемник на улице кричал:
— Сука ты, Мак! Сука ты, Кабан! Будьте вы прокляты!
Студент сказал: согласен, — и перевел предохранитель в положение «авт». Потом вытащил гранату, вырвал чеку. В левую руку взял рюкзак, «одетый» в дождевик. Досчитал до двух, размахнулся и резко метнул его в дверной проем. Рюкзак пролетел метра три, упал, попал в ямку и замер столбом. Студент метнул гранату в сторону Кабана с Маком. Спустя полторы секунды раздался взрыв. Почти одновременно со взрывом Студент выкатился из храма, дал очередь из пистолета.
В этот момент вспыхнул прожектор, и Студент оказался в ярком луче света. Он еще не понял, что происходит, а откуда-то сверху прогремела очередь. Пули попали в колонну над головой Студента, выбили кирпичную крошку. Студент совершил бросок, укрылся за колонной. А через две секунды свинцовый кнут хлестнул слева от колонны, спустя еще секунду — справа. Студент сидел за колонной. Колонна была всего на десять сантиметров шире плеч. Студент — полуослепший, ошеломленный — услышал стрекот двигателя и шум лопастей. Понял: прилетел «Карлсон с пулеметом». Студент высунулся, дал очередь в сторону вертолета, но это так — от безысходности. Потому что уже стало понятно, что он оказался в капкане. И что теперь его не выпустят… Вдруг сделалось тоскливо. Так тоскливо, как было только в тюрьме.
Перекрывая шум лопастей «джедая», знакомый уже голос — тот самый, что кричал: закинь «зомби» в церковь, — крикнул:
— Эй, православный! Сдавайся. Жизнь гарантируем.
Скорее всего, этот голос принадлежал Маклауду… человеку, который убил Полковника… И теперь он — Мак — рядом. Совсем рядом. Но недоступен, как тот самый локоть.
Студент поднял на лоб прибор, медленно вытащил из кармана разгрузки гранату, подумал: вот и все. Глупо и обидно, но нужно признать: вот и все. Пока не прилетел «Джедай» шансы были. Пятьдесят на пятьдесят. Теперь шансов почти нет.
— Эй, боец! — снова крикнул Маклауд. — Сдавайся. Ты же понимаешь, что проиграл.
Студент молчал. Он решал один— единственный вопрос: сразу взорвать гранату на себе или попробовать достать Маклауда? Очень хотелось достать эту тварь, но ведь не дадут, не дадут… «Джедай» не даст. Прострелит руку… ногу… накроет сетью.
Студент продел палец в кольцо гранаты и закрыл глаза. Перед глазами плыли разноцветные пятна.
…Раздался выстрел. Спустя секунду — грохот, спустя еще одну — взрыв, и что-то сильно ударило в колонну за спиной. Студент открыл глаза. Было темно, но справа на ступеньках гуляли отсветы пламени. Он выглянул из-за колонны — в десяти метрах горел на земле «Джедай». Это было неожиданно, это было почти невероятно, но это было. Языки пламени облизывали горбатый рыбий силуэт геликоптера, валил черный дым. Рядом с колонной лежал обломок вертолетной лопасти… Студент ничего не понимал.
— Саша, — произнесла вдруг рация. — Саша, это я, Кот… Ты как?
— Я в порядке, — машинально ответил Студент.
— Вот и ладно, вот и хорошо. Сейчас дымком тут подзатянет — и мы уйдем.
— Не могу, — сказал Студент.
— Ты ранен?
— Нет, я в порядке.
— Тогда в чем дело?
— Там… Маклауд.
— Кто такой Маклауд? — спросил Кот.
— Это он убил Полковника.
Несколько секунд Кот молчал, потом сказал:
— Саша, нужно уходить.
— Я не могу. Полковник мне жизнь спас. Я должен… Понимаешь?
— Да, — вздохнул Кот, — понимаю.
Глеб бросил на заднее сиденье автомат, снял и бросил туда же парик, сказал:
— Надо забрать у них документы.
Михаил ответил:
— Некогда.
Глеб возразил:
— Нет, нужно забрать. Минутное дело.
«Форд» был издырявлен так, что там не должно остаться живых. Но в действительности ты никогда не знаешь этого наверняка. Глеб и Битый подошли к «форду» с пистолетами в руках. Они осторожно обошли машину, синхронно рванули задние дверцы.
Глеб сразу увидел камеру на торпеде. Все вокруг нее было разбито пулями, а она стояла целая и невредимая, светила зеленым светодиодом.
— Камера, — сказал Глеб. — Камера! Все это время она работала, транслировала картинку в «гестапо»… Значит, они все знают. Знают марку и номер машины.
Глеб с досадой захлопнул дверцу и пошел обратно к джипу, так и не забрав документы.
Дежурный доложил Чердыне:
— На Партизанской террористами расстрелян автомобиль с опергруппой. Террористы уехали на сером джипе «шевроле» госномер Х 695 МУ в сторону проспекта Энергетиков.
— Перехватить.
— Есть, — ответил дежурный. А про себя подумал: это как получится… Он вызвал командира авиакрыла, дал новую вводную.
Маклауд, прищурясь, смотрел на сбитый «джедай». До геликоптера было около тридцати метров. Он стоял напротив входа в церковь в луже полыхающего топлива и масла. Густо валил черный дым. Ветер нес его над землей. Голос Кабана из рации произнес:
— Похоже, к нашему православному помощь подошла.
— Похоже, так, — ответил Маклауд. — Похоже, сегодня вообще не наш день… Я так думаю, Кабанчик: они ведь могут уйти втихаря под прикрытием дыма. — Маклауд сделал паузу и с нажимом повторил: — Запросто могут.
Кабан сказал:
— Ну нет. Этих индейцев я не отпущу. Их скальпы — мое бабло.
Маклауд подумал: мудак. Здесь проще лишиться собственного скальпа.
Техники завершили подготовку «Джедая», на тележке выкатили его из ангара. Машина — заправленная, с полным боекомплектом — стояла на крыше Башни под дождем, блестела в лучах прожекторов черными боками. Старший техник доложил командиру авиакрыла: машина к работе готова. Командир сам сел за пульт управления, прогнал предстартовые тесты и запустил двигатель. Лопасти геликоптера начали вращаться. С них струйками сбегала вода.
Студент сказал в рацию:
— Ну, я пошел за Маклаудом.
— Вместе пойдем, — ответил Кот. — Кстати, сколько их там?
— Вроде двое.
— Подожди меня. Я сейчас подтянусь поближе, и — начнем.
— Жду.
Глеб сел в машину, захлопнул дверцу и сказал:
— Уходим! У них на торпеде — камера. Сейчас за нас возьмутся всерьез.
Водитель выругался, воткнул сразу вторую передачу, рванул с места. На улице остался стоять расстрелянный «форд». В салоне сидели два мертвых оперативника, на заднем сиденье тихо умирал третий.
Кабан сказал Маклауду:
— Ну что, Мак, пошли рубить бабки?
— Пошли, — ответил Маклауд. Он выскочил из-за укрытия, пробежал метров десять, присел за кучей земли рядом с узкой траншеей. Когда-то эту траншею выкопали бомжи — добывали тут медный многожильный кабель. Следущимю встал и побежал вперед Кабан. Он перескочил траншею… в этот момент из-за завесы дыма горящего «Джедая» появился человек.
Кабан смотрел на Студента. Студент — на Кабана. Их разделяло десять метров, они начали стрелять одновременно. А победил в этой дуэли Кот — он хладнокровно вкатил две пули в ноги Кабана. Кабан рухнул как подкошенный.
Маклауд прошептал: оба на! Вот и сходил за скальпами.
И тут начал стрелять пулемет «Джедая» — от жара замкнуло контакты электроспуска.
— Падай, Сашка! — крикнул Кот. Студент упал в жирную грязь под ногами.
Маклауд укрылся за земляной кучей.
Видимо, в электронных «мозгах» уже мертвого «Джедая» еще мелькали какие-то «мысли», и он включил режим «огонь по площадям» — пулемет водил стволом влево-вправо с рассеиванием в глубину, плевался пулями калибра 5,56. Пули свистели над головой Студента, чавкали в сырой земле, за которой укрылся Маклауд… Шквал огня продолжался пятнадцать секунд. Потом «Джедай» расстрелял боекомплект и замолчал. Стало тихо.
Маклауд сказал сам себе: что-то мне здесь не нравится. Здесь стало слишком горячо.
Он острожно соскользнул в траншею. Она была узкой и глубокой — по грудь. На дне плескалась вода. Маклауд пригнулся и двинулся прочь.
Студент склонился над Кабаном, приставил ствол к голове:
— Я давно хотел до тебя добраться, Маклауд.
Преодолевая боль, Кабан ответил:
— Я не Маклауд… Я — Кабан.
— Чем докажешь?
— Наколка… Наколка на груди.
Кабан дышал тяжело, хрипло. Студент рванул на Кабане липучки разгрузки. Потом вытащил нож, вспорол куртку. Увидел, что свитер на груди Кабана пропитан кровью. Он вспорол свитер и футболку. Увидел маленькую дырку на груди. По ее размеру догадался, что это пуля с «Джедая». Из дырки толкчами выплескивалась кровь, заливала вытатуированную свирепую, клыкастую кабанью голову на левой стороне груди.
— Где Маклауд? — спросил Студент. Кабан не ответил. Студент схватил его за ворот куртки, тряхнул, закричал: — Маклауд где?
Кабан снова ничего не ответил. В его глазах уже была дремотная поволока смерти.
Они успели доехать до конца Партизанской, когда сверху упал яркий белый луч, схватил машину. Водитель напряженно спросил:
— Что такое?
Глеб спокойно ответил:
— Это «Джедай».
Почти одновременно с Энергетиков на Партизанскую выскочил автомобиль. Ослепил дальним светом, а громкий голос сверху произнес:
— «Сабурбан» три пятерки, приказываю остановиться, выбросить наружу оружие, выйти всем из машины с поднятыми руками. Вам будет сохранена жизнь.
Глеб сказал:
— Значит так: я сейчас выброшу автомат и выйду с поднятыми руками.
— Ты что, Глеб?
— Не перебивай, Битый. Я сейчас выйду с поднятыми руками. Начну орать, что мы сдаемся. Как только услышишь: сохраните мне жизнь! — бросишь мне свой автомат. Я начну стрелять по «Джедаю», а вы выскакивайте из машины и как зайцы разбегайтесь во все стороны. Может, кому повезет.
Голос «Джедая», а в действительности голос пилота-оператора — произнес:
— У вас десять секунд. Черех десять секунд открываю огонь.
— Прощайте, мужики, — сказал Глеб. Он посидел две или три секунды, потом рывком распахнул дверцу, выбросил из машины АК.
Пилот-оператор видел происходящее «глазами» «Джедая» — сверху и со стороны: пустая улица в лужах и мокрых листьях, и блестящая от дождя машина в ярком луче света. Из распахнутой дверцы вылетел автомат. Потом показались вытянутые вперед руки, потом ноги. Потом вылез человек. Пилот пошевелил джойстик управления пулеметом, взял его в прицел. Человек поднял лицо вверх и закричал:
— Сдаемся! Не стреляйте. Мы сдаемся!
Пилот удовлетворенно усмехнулся. Впрочем, он не расслаблялся — от этих ублюдков никогда не знаешь, чего ждать.
Глеб выдохнул, подумал: сейчас… сейчас все кончится. В лицо летел дождь и бил прожектор. Даже сквозь закрытые веки Глеб ощущал его свет… Сейчас все кончится. Не будет больше дождя, бьющего в лицо. Не будет косо летящих осенних листьев. Ничего не будет… Ни-че-го.
— Сохраните мне жизнь! — закричал Глеб, бывший инок из карельского монастыря. Раньше он верил в Бога и в загробную жизнь. Но реальная жизнь обернулась так, что уже не осталось места для веры в загробную.
— Лови! — крикнул Битый. Глеб выбросил в сторону руку и через секунду в его руке был автомат. Он вздернул ствол в направлении «Джедая», дал очередь.
Одновременно распахнулись две дверцы «шевроле». Битый побежал в сторону кладбища, Джон — в сторону промзоны. Михаил зарычал, воткнул передачу и утопил педаль газа в пол.
Пилот оператор дал очередь — три выстрела — террорист уронил вниз руки с автоматом. Упал на колени, потом медленно повалился на бок.
Михаил стискивал руль. «Шевроле» мчался на машину с опергруппой «Промгаза», на свет слепящих фар. Сверху по нему работал пулемет «Джедая». Пули вспороли крышу, одна из них прошила спинку сиденья и вошла в спину водителя. Михаил не почувствовал боли. «Шевроле» мчался в черный тоннель между двумя слепящами фарами. Из под широких колес летели струи воды и грязи. Михаил положил руку на рычаг ручняка. К рычагу была привязана чека гранаты. А к гранате скотчем прибинтована четырехсотграммовая тротиловая шашка.
Пилот-оператор дал еще одну очередь. Еще одна пуля попала в Михаила — прошила легкое, задела сердце. Конвульсивно дернулись мышцы, машина резко вильнула, подпрыгнула на поребрике и влетела в столб. Захрустел сминаемый металл. Ударила вверх струя пара из разорванного радиатора. Сработали подушки безопасности. Михаил оскалил рот с железными зубами — он был уверен, что протаранил «гестаповский» «форд». Он рванул рычаг ручного тормоза, выдернул чеку гранаты. Уже теряя сознание — улыбнулся… Через три с половиной секунды сработала граната, сдетонировал тротил. Взрыв разбросал «шевроле» и человеческое тело на сотни фрагментов, оставив на месте изувеченный остов автомобиля.
Кот сказал:
— Он по траншее ушел. Вот след — здесь он слез.
— А в какую сторону ушел?
— А вот этого не скажу. Саша, в этом лабиринте мы можем искать его всю ночь… и все равно не найти.
— Найдем, — ответил Студент. — Я — направо, ты — налево.
Он спрыгнул в траншею, пошел по ней. Под ногами чавкало. Студент прошел метров пятьдесят, дошел до места, где траншея круто поворачивала к югу. Заглянул за угол, никого не увидел, пошел дальше.
Кот шепотом матюгнулся, двинулся в противоположном направлении. Он дошел до конца траншеи, остановился, решая про себя, что делать… и услышал голос «Джедая»: «…выбросить наружу оружие, выйти всем из машины с поднятыми руками. Вам будет сохранена жизнь».
Через несколько секунд Кот услышал голос Глеба: не стреляйте. Мы сдаемся.
У Кота оборвалось сердце — он не узнал, чей это голос, но решил, что это голос Ганса. И от этого Коту стало горько. Он беспомощно оглянулся назад — туда, куда ушел Студент. Потом зло матюгнулся и быстро, почти бегом двинулся на голос, повернул за угол и увидел этот проклятый «Джедай». Точнее — луч прожектора. До него было не более трехсот метров.
Потом Кот услышал: сохраните мне жизнь! Кот скрипнул зубами.
И — началась стрельба.
Кот еще раз оглянулся в ту сторону, куда ушел Студент, сказал: извини, Саша, — и побежал. Срезая путь, он пробежал через длинный пустой ангар, выскочил на дорогу, едва не упал, поскользнувшись. Там, где стреляли, грохнул взрыв.
Кот добежал до забора, выглянул в щель. Метрах в сорока от него, в ярком круге прожектора, дымился изувеченный джип. Неподалеку стоял «форд». Рядом топтались двое. Один что-то говорил в рацию. Негромко стрекотал «Джедай»… А потом Кот увидел Глеба. Глеб лежал на боку, сжимал автомат. Лицо было спокойным, как будто он просто уснул… Кот сказал: вот оно как, Глебушка. Что же ты, сынок, не поберегся?
Кот поднял руку со «Стечкиным», вкатил пулю в рыбий бок «Джедая». Вертолет вздрогнул. Секунду он продолжал висеть на месте, потом боком, боком, теряя высоту пошел вниз над улицей… Испуганно присели двое у «форда». Двумя выстрелами Кот положил обоих. «Джедай» прошел полсотни метров, врезался в асфальт, перевернулся, ломая лопасти и мгновенно вспыхнул. Кот перелез через забор и подошел к Глебу. Остановился напротив.
Кот совершил непростительную для профессионала ошибку — он не подумал о том, что в «форде» может быть третий.
Когда Кот наклонился над телом Глеба, боковое стекло «форда» бесшумно опустилось вниз и оттуда вылез черный ствол автомата. Прозвучала очередь. Как подкошенный Кот рухнул рядом с Глебом. «Промгазовский» опер выругался и вылез из машины, осторожно двинулся к террористу.
Кот умирал… Сквозь пелену, опустившуюся глаза, он увидел силуэт человека. Кот попытался поднять пистолет, но сил уже не было.
— Не люблю тринадцатое, — прошептал Виктор Котов и умер.
Траншея уперлась в бетонную перемычку. Маклауд выбрался наружу, осмотрелся. Вдали догорал «Джедай». Отблески пламени были видны в узкий просвет между строений. Слева маслянисто блестела черная вода Охты. Впрочем, в оптике ПНВ все выглядело слегка желтоватым. Прямо перед Маклаудом была стена — кирпичная, старого, темного кирпича. По стене уходила вверх ржавая стальная лестница. Ее нижняя перекладина была на уровне головы Маклауда. А верхняя у оконного проема в шести метрах над землей. Маклауд повесил «Хеклер-Кох» на плечо, подпрыгнул и ухватился сразу за вторую ступеньку. Лестница угрожающе заскрежетала. Маклауд подтянулся, забросил ногу на нижнюю ступеньку и через секунду был на лестнице.
Студент шел по траншее, думал: Кот прав. Маклауда уже не достать… В этот момент раздался скрежет — металлический, ржавый.
Маклауд был уже метрах в шести над землей, почти у самого проема, когда лестница заскрежетала. Он замер. А потом почувствовал, что лестница начинает отделяться от стены. Маклауддауд понял, что сейчас она упадет. И тогда, возможно, накроет его своей немалой массой. Он оттолкнулся ногой от стены и спрыгнул вниз.
Студент вылез из траншеи, пошел на звук. Он выглянул из-за угла здания и сразу увидел человека. Это мог быть только Маклауд. До него было меньше сорока метров.
Маклауд приземлился, как учили в САС, перекатился. Обрывая проржавевшие крепления, выкорчевывая их корешки из стены, лестница рухнула. Она упала всего в полуметре от Маклауда. Маклауд поднялся на четвереньки, потянулся за своим пистолетом-пулеметом, который уронил при падении.
Студент дал очередь. Пули хлестнули по грязи между рукой и оружием. Маклауд отдернул руку. Студент быстро двинулся вперед. Сейчас нужно давить, давить, не давать врагу опомниться… Их разделяло меньше двадцати метров. Маклауд вновь потянулся за оружием. Студент снова дал очередь. Маклауд снова отдернул руку.
Хлестал дождь. Расстояние между противниками было уже менее десяти метров и Студент приближался. Маклауд понял, что это конец. Он с тоской посмотрел на свой пистолет-пулемет. Студент перехватил взгляд, вновь нажал на спуск. «Стечкин» произвел выстрел… и затвор замер в заднем положении — кончились патроны.
Маклауд оскалился, не отводя взгляда от Студента, протянул руку за оружием.
В кармане у Студента лежал магазин, в котором еще было несколько патронов. Но он понимал, что перезарядить «Стечкин» не успеет. Он швырнул пистолет в Маклауда — тот легко уклонился.
Маклауд поднял ствол, направил его на Студента.
— Что — взял Маклауда, щенок?
Студент молчал. Он понимал, что проиграл. Проиграл бездарно и глупо. Просто потому, что не считал выстрелы. Кот учил: ты всегда обязан знать, сколько патронов в твоем пистолете… А он поддался эмоциям — не считал.
— Ну и зачем ты меня искал, щенок? — спросил Маклауд.
— Да пошел ты.
— В героя хочешь поиграть? Бывает, видел таких. Но это очень просто лечится. Сейчас я прострелю тебе ногу… или руку. И желание выделываться пропадет. Не доводи до этого, православный.
— Да пошел ты!
Маклауд усмехнулся, включил лазерный целеуказатель. Красная точка остановилась на лбу Студента. Потом переползла на грудь. Потом сместилась на правое плечо.
— Ложись, — приказал Маклауд. Студент демонстративно сплюнул.
— Идейный, — криво ухмыльнулся Маклауд и нажал на спуск… Выстрела не последовало. Маклауд удивленно посмотрел на «машинку», попробовал передернуть затвор. Затвор отошел назад на треть своего хода и остановился. Маклауд снова дернул затвор. И снова ничего не получилось — мешала попавшая в механизм грязь.
Студент двинулся на Маклауда.
Маклауд отступил назад, перепрыгнул через траншею, оказался на бетонированном «пятачке» у самой реки. Бетон был старый — потрескавшийся, вздутый, с проросшими через трещины хилыми березками.
Студент тоже перепрыгнул через траншею.
Маклауд еще раз дернул рукоятку затвора, выругался, швырнул ПП на бетон. Выдернул из ножен на рукаве боевой нож фирмы «Глок» и сказал:
— Ну, иди, иди сюда, щенок. Я тебя пощекочу.
— Не надо, дяденька. Я щекотки смерть как боюсь, — ответил Студент. Он вытащил из рукава дубинку, встряхнул ее. Вспомнил свой поединок с Темным братом. Усмехнулся. Прошли всего сутки, но казалось — вечность…
Откинув в сторону правую руку с кинжалом, Маклауд отступал, пятился. Студент медленно наступал. Маклауд довольно хорошо владел приемами ножевого боя. Несколько раз он делал вид, что атакует — бросался вперед, делал ложный выпад и нащупывал, нащупывал момент для атаки.
Наверно, со стороны это выглядело странно: двое мужчин в приборах ночного видения на голове. Один с кинжалом, другой с дубинкой. Оба — перемазанные в грязи. Под дождем на фоне сюрреалистическго пейзажа на берегу черной реки.
Вскоре Маклауд оказался у самого края площадки. Сзади плескалась вода и отступать было уже некуда. Маклауд крикнул: вали его, Кабан, — и ринулся вперед. Студент хлестнул дубинкой по запястью противника. Черный кинжал зазвенел на бетоне. Обезоруженный Маклауд развернулся и прыгнул в реку. Студент прыгнул следом.
Под берегом глубина была около метра. Маклауд попытался бежать. Студент прыгнул, навалился на плечи, опрокинул в холодную октябрьскую воду.
Наверху, над головами, послышался стрекот «Джедая», на берег упал луч прожектора. Луч приближался. Студент схватил Маклауда за горло, дал подсечку, притопил и нырнул сам. Спустя несколько секунд по воде пробежало пятно прожекторного света.
Глотая воду, холодея от ужаса близкой смерти, Маклауд дотянулся до голенища, вырвал короткий нож «скелетного» типа с клинком длиной всего семьдесят миллиметров — так называемое «оружие последнего шанса». Он носил этот «шанс» уже несколько лет, но воспользоваться по назначению не довелось ни разу…
Они вынырнули, хватая ртом воздух. «Джедай» уходил, ощупывая прожектором берег. Маклауд вонзил нож в ногу противника. Метил в пах, но промахнулся. Он рванул нож в сторону, стараясь найти артерию.
Студент ударил по руке Маклауда. Рука разжалась, выпустила нож. Студент наотмашь ударил по лицу, разбил и сорвал прибор. Ударил еще раз… еще… и еще… Он наносил удар за ударом. За Полковника! За батю моего! За Горина! За Матроса! За Сибиряка! За каждого погибшего «гёза»!
Студент оттолкнул мертвого врага. Тело медленно понесло течением, оно погружалось, погружалось… На воде расплывалось розовое пятно.
Студент выдернул из ноги клинок, бросил его в воду. Потом двинулся к противоположному берегу. Когда глубина дошла до груди, он поплыл. Противоположный берег неширокой Охты казался ему страшно далеким. Он переплыл реку и, совершенно обессиленный, лег на берегу. Нажал на рации кнопку DPS — SOS.
Он победил сегодня. Победил дважды.
Но в душе не было никакого чувства победы.
ЭПИЛОГ. ЖАЛЬНИК
Мастера спустили в «душевую», в белый кафельный ад. Под пытками он молчал. Молчал и тогда, когда на него стали воздействовать «Ужасом». Провели три сеанса, раз от раза увеличивая мощность излучения. После каждого сеанса Мастер лез на стенку, но молчал. Тогда было принято решение о применении к террористу препарата «кислород». Под воздействием «кислорода» говорить начинали все. Правда, говорили не долго — через шесть— пятнадцать минут — в зависимости от биохимической структуры личности — «пациент» терял рассудок. Раз и навсегда, бесповоротно. И отправлялся на утилизацию. Поэтому решение о применении «кислорода» принимали в крайних случаях.
Утром восемнадцатого октября руководитель комитета «Кобра» генерал— майор Власов отдал приказ на применение «кислорода». Добавил: буду присутствовать лично.
В 11.10 Власов и Спиридонов спустились в «душевую». Шли по лестнице, суеверно избегая лифта. Их встретил главный в этом кошмаре — подполковник Сулейманов, доложил: все готово.
Голый терорист сидел на металлическом стуле, был притянут к нему ремнями. На голове была надета шапочка с проводами. Кисти рук и стопы ног были в бинтах. Местами сквозь бинты проступала засохшая кровь.
— Ему объяснили, что будет с ним после воздействия препарата? — спросил Власов.
— Так точно, господин генерал, — ответил подполковник Сулейманов.
— И что — молчит?
— Молчит, господин генерал.
— Ну, начинайте.
Золотоволосая, как Лорелея, женщина в белом халате достала из чемоданчика ампулу с голубоватой жидкостью и шприц. Сноровисто перетянула руку жгутом, сделала инъекцию в вену. Другой сотрудник включил направленную на террориста камеру.
Через минуту бледное лицо террориста покраснело, на лбу выступила испарина. Еще через минуту женщина в белом халате сказала: можно работать.
Спиридонов задал первый вопрос:
— Кто спланировал операцию?
Через несколько секунд Мастер ответил:
— Полковник… Дервиш.
— А где он сейчас? В Петербурге?
— Я… не знаю.
— А где ты его видел в последний раз?
— На базе.
— Что за база? Где?
— В Новгородской… области… на… берегу… озера…
— Конкретней: где она?
Больше Мастер не сказал ничего — он вдруг выгнулся дугой, невнятно прошептал: мама! Мама! — и уронил голову.
— Что с ним, доктор? — спросил Власов.
Лорелея подошла, взяла Мастера за подбородок и подняла голову. Пальцами с якро-красными ногтями раскрыла глаз. Через несколько секунд равнодушно произнесла:
— Похоже, инсульт. Такое случается.
Подполковник Сулейманов произнес:
— Повезло, однако, мерзавцу.
В тот же день Мастера отравили на утилизацию. Человек был уже не молодой и не особо здоровый. Поэтому утилизировали по третьей категории. В дело пошла только кровь, кости и, частично, сухожилия.
А вот Бульдог сломался. И сломался довольно быстро — на третьем допросе. Вот только он почти не владел информацией — Дервиш предусмотрел и это. Бульдога завербовали и отправили в спецшколу «Вилла Роза». Он выбрал псевдоним Моцарт.
Потрескивали дрова в камине, по оконному стеклу сбегали струйки воды. Под абжуром вокруг круглого стола сидели пятеро — две женщины и трое мужчин.
Дервиш рассказывал о своей работе в Африке. Рассказчик он был отменный, но слушали его плохо — всех волновало то, что происходит в соседней комнате.
— И вот, — рассказывал Дервиш, — слово взяла старейшая колдунья…
Распахнулась дверь, на пороге появился мужчина в халате. На груди висела марлевая маска. Все сразу повернулись к нему.
— А что вы на меня смотрите? — спросил он. Потом улыбнулся и добавил: — Да все в порядке. Жить будет и даже степ бить будет.
И сразу все переменилось, все заулыбались.
Виктория вскочила и прошла в комнату, из которой вышел доктор.
Дервиш хлопнул в ладоши и произнес:
— Ну так что же? Ужинать… Как вы, доктор, насчет ужина?
Доктор сказал:
— Положительно. Вот только сигаретку выкурю.
Виктория вошла в комнату. Саша лежал на диване — бледный, усталый. На табуретке рядом стоял таз. В нем лежали окровавленные бинты и тонкие медицинские перчатки. В колбе капельницы каждую секунду срывались капли. Виктория опустилась на колени рядом с диваном, острожно взяла Сашу за руку.
Дервиш наполнил стопки, поднялся и сказал:
— Хотелось бы первый поднять за здоровье, но… вчера погибли наши товарищи. Посему — помянем.
Все встали.
— Вечная им память.
Выпили. Помолчали. Сели.
Братишка сказал:
— Доктор — щука. Еще вчера в озере плавала… Положить вам?
— Спасибо.
Братишка положил доктору кусок жареной щуки. Дервиш сказал:
— А теперь по справедливости надо воздать живым… За то, чтобы Александр побыстрее встал на ноги. Скоро, доктор?
— Скоро. Рана, в сущности, неопасная. Но крови он потерял изрядно и не исключен сепсис. Однако я думаю, что все будет хорошо. А вообще, надо сказать, что повезло вашему товарищу. Исключительно повезло. Где-то сантиметр-полтора до бедренной артерии нож не достал. Если бы достал — все. Человек при таких ранениях истекает кровью в считанные минуты.
Виктория вдруг заплакала.
— Что вы? — сказал доктор. — Теперь все будет хорошо.
— Это я… так. Извините, — она поднялась из-за стола, ушла к Саше.
Дервиш крякнул и сказал:
— Ну, за здоровье Александра!
Спустя час Братишка увел изрядно захмелевшего доктора спать. сказал: э— э, не боец!
Дервиш на это ответил:
— Пусть отдыхает… Тем более, что нам, Саша, потолковать надо.
— Слухаю.
— Пойдем к тезке твоему.
— Да у него Вика… Лямур, понимаешь.
— Придется Вику побеспокоить.
Дервиш постучал в дверь, голос Виктории ответил: да-да, входите… Дервиш, за ним Братишка вошли в комнату. Студент сидел, утопая в подушках. Забинтованная нога лежала поверх одеяла.
— Как самочувствие, Александр Германович?
— Спасибо, Евгений Василич. В футбол играть еще не могу. Может, придется и с тростью походить какое-то время. Дадите на прокат?
Дервиш радостно захохотал, а Братишка сказал:
— Да я тебе, тезка, сам трость сделаю. Чистый эсклюзив.
Дервиш засмеялся, потом серьезно сказал:
— Нужно кое-что обсудить.
Вика встала со стула, сказала:
— Ну, я не буду мешать.
— Останьтесь, Виктория.
Вика послушно опустилась на стул. Дервиш и Братишка сели рядом.
— Расскажите, Александр, как все было… Можете?
— Могу, — ответил Студент. И начал рассказывать. Он говорил минут десять — с паузами, с повторами. Когда завершил рассказ, спросил: — А что Кот?
— Кот? — Дервиш помолчал. — Не вернулся Кот.
— Вот так?.. А Глеб?
Дервиш посмотрел в глаза и Студент понял — похолодел.
— С операции, Саша, не вернулись одиннадцать человек, — сказал Дервиш. Про себя подумал: с Бульдогом двенадцать. Но про Бульдога им лучше не знать — это мой крест. Дервиш ждал, что Студент спросит: кто?.. Но он не спросил — он был просто ошарашен, придавлен. Попросил:
— Дайте сигарету.
— Саша! — сказала Виктория.
— Дайте.
Виктория прикурила сигарету, подала Студенту. Он затянулся раз, другой. Спросил:
— Они… все?
— Этого мы не знаем, — ответил Дервиш. — Скорее всего, кто-то остался жив.
Виктория сказала:
— Вы произнесли это так, что кажется…
— Что вам кажется, Виктория?
— Ничего.
— Извините, но это не ответ. Впрочем, я знаю, что вы хотели сказать.
— Что же?
— Вы хотели сказать примерно вот что: «Вы, злой старик, произнесли это так, что кажется, как будто хотите, чтобы все они погибли». Да, Виктория, вы правильно поняли: в сложившейся ситуации им лучше погибнуть. И не потому, что я такой злой старикашка, а потому… Вы слышали про «душевую»?
— Слышала. Извините, я была не права.
— Извиняю, — ответил Дервиш. Он протянул Саше трость: — Александр, примите от меня — настоящий «Блекторн».
Лиза и Виктория сидели вдвоем в кухне. Виктория рассказывала:
— В общем, сижу я машине, жду Кота с ребятами. Дождь идет. И кажется, что никогда это не кончится. Что я всю жизнь просижу в машине. И что всегда — сегодня, завтра и всегда — будет идти дождь… А потом Мастер вышел на связь. Сказал: поздравляю. «Мегаполис» прибыл по назначению. То есть операция прошла успешно. Ну, думаю, слава богу. Минут через десять подберу ребят. Сижу — жду теперь сообщения от Кота. Как только Кот выйдет на связь, я выдвинусь вперед, на «точку», подберу их и рванем отсюда. А у меня для них кофе горячий. И виски — кто захочет. И пирожки… Сижу. Жду. А время уже по-другому идет. Прошло минут пять. Вдруг — стрельба началась. Где — непонятно, но где-то там, на территории. А я ведь не знала, что Саша тоже там. Мне Мастер не сказал. Но когда стрельба началась, я подумала: а ведь и Сашка мой там, наверно, сейчас… А стрельба! Стельба идет беспорядочная — то затихает, то усиливается. Потом — гранаты, и убийцы эти начали летать.
— Какие убийцы?
— Ну, «джедаи» эти.
— А, «джедаи».
— Ага, «джедаи». Убийцы… Пытаюсь вызвать Мастера — не отвечает. Ну, думаю, совсем плохо дело. — Виктория потушила в пепельнице сигарету и тут же вытряхнула из пачки другую. — Совсем, думаю я, плохо дело… И тут меня вызвал Трофим. Я еще подумала: почему не Кот? Ранен? Убит? Не знаю… А Трофим говорит: через минуту будем на «точке». Я подскочила, приняла Трофима и Ганса. Где Кот? Отвечают: ушел выручать Южного. Я тогда не знала, что Южный — это сашин позывной… Что делать? Ждать Кота? Не ждать Кота? Мастер не отзывается. Кот не отзывается. Пока я межевалась, снова стрельба усилилась и стало видно, что это «джедай» кого-то расстреливает в районе Партизанской. Я приняла решение немедленно уезжать… Уж потом я узнала, что Наиль раненого Сашку по сигналу SOS подобрал.
Лиза острожно погладила Викторию по руке:
— Все позади, Вика. Теперь все будет хорошо.
Вика кивнула. Потом спросила:
— А мы долго здесь будем?
— Недельку посидим… Если за неделю на наш хутор никто не наведается, то поедем туда. Там хорошо.
— А сейчас на хуторе кто?
— Никого.
— А как же мы узнаем, что никого не было?
— Чудачка ты, — улыбнулась Лиза. — Там же у нас камеры стоят… Хочешь посмотреть на хутор?
— Конечно хочу.
Лиза вышла, через несколько секунд вернулась с ноутбуком. Поставила на стол, раскрыла:
— Смотри.
Смотреть было нечего — монитор оставался темным.
— Ничего удивительного — там тоже ночь… А ну— ка «отмотаем» часа на три назад, — сказала Лиза и пощелкала мышкой.
На мониторе появилась картинка: сосны, и между сосен — два больших рубленых дома. У крыльца одного береза в желтом. У другого — рябина в красном… На заднем плане — вода. Камыши. Лодка на берегу. Сумерки. Ветер. Узкий серп луны в небе… А потом в кадре, в нижнем углу, мелькнула тень.
— Там кто-то есть, — сказала Виктория.
— Сейчас переключусь на другую камеру, — Лиза вновь пощелкала мышкой. Картинка изменилась — теперь тот же пейзаж стал виден в другом ракурсе… По тропинке, припорошенной опавшей листвой, шла крупная собака. Лиза сказала:
— Собака.
— Фу! А я-то, дура, подумала… а это собака.
Лиза посмотрела на Вику, сказала:
— Чему ты радуешься? Где собака, там и человек. — Лиза повернула голову к двери, позвала: — Братишка!
В кухню вошел Братишка: что, Лиза?
— Взгляни, Саша, там собака… овчарка.
Братишка посмотрел на монитор, ухмыльнулся:
— Ай, дамочки городские! Это же волк.
Лиза и Вика переглянулись и рассмеялись.
Полковник Спиридонов приехал в Новгород. С ним была большая группа оперативников комитета «Кобра». Сразу по приезду Спиридонов провел совещание с местными:
— По оперативным данным на территории Новгородской губернии находится база террористов группировки «Гёзы». Вполне вероятно, что именно там основное логово Полковника. Все вы отлично знаете, сколько проблем доставляют нам «Гёзы». Поэтому подполковник Чердыня поставил мне задачу: найти и обезвредить. Любой ценой. Сегодня вечером из Петербурга в помощь к вашим авиаторам прибудет третье авиакрыло в составе трех «Скаутов» и двух «Джедаев». К операции приступаем завтра. Сейчас обсудим план оперативно-розыскных.
Прошла неделя. Нога у Студента побаливала и немела — доктор сказал, что клинок повредил нервы, но это ничего — «до свадьбы заживет». По вилле Саша ходил с тростью Дервиша.
Двадцать второго октября доктор снял швы. На следующий день Дервиш сказал:
— Ну что, друзья мои? Дома у нас все тихо. Пора, наверное, нам и возвращаться. Завтра поедем.
Выехали на двух машинах. Студенту наложили лонгету — для маскировки. Впереди на «мерседесе» ехал Дервиш. Водителем у него была Виктория. Следом катил «лэндровер» со Студентом, Лизой и Лешкой. За рулем сидел Братишка. На одном из постов он изрядно напугал полицейского. Когда полицейский подошел к машине, то увидел левую, целую часть лица Братишки. А потом Братишка повернулся в фас… Полицай оторопел.
— Что, — сказал Братишка, — никогда монстров не видел?
До Малой Вишеры доехали без происшествий. В Вишере их встретил Николай.
Уже неделю более двадцати поисковых групп комитета «Кобра» обшаривали Новгородскую область. Работали под видом заготовителей сельхозпродукции. Пользовались фотографиями, сделанными с китайского — своих уже не осталось — спутника.
Озер, больших и малых, было в Новгородской губернии до дури. На берегах многих стояли деревни. Некоторые совсем пустые, брошенные, заросшие. В некоторых жили только старики и старухи.
В одной из брошенных деревень Любытинского уезда двое оперативников напоролись на банду, состоящую из бомжей, были ограблены и убиты. Бомжи раздели их до нитки, трупы утопили в болоте, джип спрятали в чаще неподалеку — глядишь, пригодится. Вот только не учли, что в машине стоял маячок джи-пи— эс. Через пять часов после того, как «заготовители» не вышли на связь, на сигнал маячка выехала спецгруппа бойцов «Кобры». В нескольких километрах от деревни они запустили «Скаут». В сумерках «глазастая птичка» полетала над лесом, быстро обнаружила машину. Потом покружилась над деревней, передала репортаж, как гуляют, обмывая удачное дело — самогон, шашлык, блатная лирика под гитару — бомжи. Бойцы спецгруппы вошли в деревню, быстро разобрались в ситуации. Бомжей расстреляли на том же болоте, где они утопили «гестаповцев».
Розыск продолжался.
Был конец октября. Уже улетели на юг птицы. И лес почти облетел, стоял голый, черный. Каждый день шел то дождь, то мокрый снег.
Под вечер приехал на своем УАЗе Николай, привез бочку солярки для генератора. Вдвоем с Братишкой сгрузили бочку, откатили в сарай, поставили рядом с мерно рокочущим дизелем. После пошли пить чай. Это было как ритуал — когда Николай приезжал, Дервиш звал его пить чай. Чаем, конечно, не ограничивались. Сели в гостиной, Виктория принесла самовар, пироги. Дервиш поставил на стол бутылку коньяку, Братишка принес коньячные бокалы. Когда выпили по глотку, Дервиш спросил:
— Как дорога, Николай Олегыч?
— Дорога — дрянь. Развезло, еле прополз.
— Понятно. Ну, нынче вы «северный завоз» уже, считай, обеспечили. Продуктов на зиму хватит, керосину тоже. Разве что солярки еще бы пару бочек. Ну, до нового года солярки хватит. Поэтому временно можно прекратить к нам ездить. Вот прихватит морозом…
— Это если прихватит. Прошлую— то зиму — помните? — так и не было мороза.
— Помню… Ну, что будет, то и будет. Какие новости в деревне?
Николай пожал плечами:
— Да какие в деревне новости? Баба Фрося померла, позавчера схоронили. Сосед мой, тоже Николай, допился до белки. Завтра повезу его в Вишеру, к знахарке Матрене.
Студент улыбнулся — вспомнил, как первый раз он приехал в Малую Вишеру — тоже к целительнице Матрене. Спросил:
— А что — помогает Матрена от горячки?
— Говорят, помогает… Еще вот что, Евгений Василич. Вчера в деревню приехали два хмыря. Заготовители, дескать. Интересовались, кто в округе скотину держит. Спрашивали, как к вам проехать.
— И что? — спросил Дервиш.
— Я объяснил, что скотины вы не держите. Да и проехать к вам сейчас нельзя — дорога никудышная.
— Правильно… А что они?
— Они-то? Ничего… но не понравились они мне.
— А почему не понравились?
— А черт его знает. Барыги как барыги, за рупь удавятся, но… Вообще — в этом бизнесе давно все поделено. У нас, например, все схвачено чурками. Два года назад пытались сунуться какие-то — тоже чурки, так порезали их. Сейчас другие, опять чурбаны… А у этих морды русские. Что они на чужой территории ловят?
Братишка сказал:
— Ну, это обычное дело. Ты же сам говоришь: барыги.
Николай развел руками. Дервиш спросил:
— А что еще про этих «заготовителей» можете сказать, Николай Олегыч?
— Да и нечего сказать— то. Кроме того, что не понравились они мне… Можете сами на них посмотреть — я их сфоткал. — Николай достал из кармана телефон, пощелкал кнопками: — Вот они оба-два. И их тачка.
Николай протянул телефон Дервишу. Дервиш попросил:
— Саша, принесите, пожалуйста, ноутбук.
Братишка принес. Подключили телефон, просмотрели фотографии: двое мужиков лет тридцати и заляпанный грязью полноприводной китайский пикап с новгородскими номерами.
Дервиш потер подбородок, сказал:
— Информации, конечно, не много, но… В общем, так, Николай Олегыч: если еще раз появятся — дайте нам знать.
— Само собой.
Спустя неделю после начала оперативно-розыскных мероприятий в Новгородской губернии полковник Спиридонов вновь приехал в Новгород. Спиридонов был в скверном настроении — накануне ему позвонил Чердыня и дал понять, что недоволен отсутствием результатов по розыску. Спиридонов попытался объяснить, что Новгородская губерния — это больше пятидесяти пяти тысяч квадратных километров. Пятьдесят процентов территории — леса. Озер — тысячи. Карты устарели. Зачастую оказывается, что там, где показана дорога, все уже заросло. Где был мост — из воды торчат полусгнившие столбы. Была деревня — нет деревни. Чердыня ответил: дайте результат. Нет карт — работайте по данным со спутников. Нет дорог — применяйте авиацию.
Начальник Новгородского территориального управления комитета «Кобра» полковник Шустер докладывал:
— Полностью нами отработано около сорока процентов территории.
— Мало, — сказал Спиридонов.
— Георгий Анатолич, вы же знаете: дорог нет, квалифицированных людей не хватает, а площадь огромная — полторы Эстонии, почти две Бельгии.
— Знаю, все знаю… Но нужен результат, — Спиридонов поднялся, пошел, подволакивая ногу, к карте на стене. Отработанные участки были окрашены в серый цвет. — Говорите отработано полностью? А вот, — показал он рукой. — А вот? А вот здесь почему вот здесь «островок» неотработанный?
Шустер дал увеличение, сказал::
— А, озеро Русское… помню. — Он вывел на карту дополнительную информацию. — Озеро Русское, мыс Длинный. Объект номер сто девяносто семь. Старый хутор. Возможно нежилой. По крайней мере, фотографии со спутников показали, что в течение последних дней там не зафиксировано никакого движения. Объект малоперспективный
— Я бы не стал полагаться только на спутники. Почему там не побывала разведгруппа?
— Сейчас туда не проехать, Георгий Анатолич.
— А авиация у вас на что? Послать туда «скаут», провести детальную съемку.
— Завтра же сделаем, — ответил Шустер.
День был пасмурный, но без дождя. Перед ужином Сашка и Вика вышли прогуляться. Они неторопливо — быстро Сашка еще не мог — шли в сторону жальника. Студент опирался на подаренную Дервишем трость. Рядом бежал Жилец, помахивал хвостом.
— Тревожно мне что-то, Саша, — сказала Вика.
— Почему?
— Сама не знаю… а тревожно.
— Брось ты. Теперь все будет хорошо… И вообще: считай, что у нас медовый месяц.
Вика засмеялась, обняла Сашу за шею и поцеловала в ухо.
На высоте восемьдесят метров над ними парил на бреющем «Скаут».
Шустер сидел у себя в кабинете, просматривал сводку, составленную по сообщениям агентуры: «По сообщению агента Сивый, в поселке Волуйка Хвойнинского района проживает Степанов Игорь, который во время совместной выпивки сказал ему, что имеет связи среди ''партизан''». Шустер черканул фломастером: «Проверить»… «Агент Лола сообщает: ''Мой сосед Нефедов Г.И. говорит что Председателя в Питере убили. А тот которого показывают в теливизаре ненастаящий а двойник евонный''». Шустер пробормотал: господи! Откуда они такую «агентуру» берут? Уроды, а не агенты.
Шустер раздраженно бросил лист бумаги на стол и протянул руку к телефону, чтобы позвонить домой. В этот момент раздался звонок по аппарату внутренней связи. Звонил командир авиакрыла:
— Господин полковник, поступила информация от группы, направленной на облет объекта сто девяносто семь — хутор на озере Русское.
— Ну?
— На объекте замечены люди… Прислать вам фотографии?
— Давайте.
Вскоре на мониторе перед полковником появилась картинка: мыс, два дома на мысу. Над трубой одного поднимается дымок. Рядом с домом стоит джип. По привычке старого оперативника Шустер начал увеличивать изображение. И увеличивал его до тех пор, пока не прочитал номер. Номер был питерский. Следующая картинка: тот же мыс, каменистая дорога в две колеи между пожухших папоротников. По дороге идут мужчина, женщина и собака… Шустер вновь стал увеличивать картинку. Всмотрелся в женщину — красивая.
Виктория на фотографии улыбалась.
Шустер подумал: ну вот. С почти стопроцентной вероятностью — пустышка, какие-нибудь дачники. Надо проверять. А людей не хватает. И — главное — дорог нет… Кстати, эти как— то проехали… Ладно, проверим потом, позже.
Шустер позвонил начальнику второго отдела, сказал:
— Есть информация по точке сто девяносто семь. Получи от летунов картинки, пробей машину. Ну и прочее там. Сам знаешь.
— Есть, господин полковник.
Шустер подумал: что-то я хотел сделать… А, позвонить, домой, жене.
Он набрал номер, сказал:
— Готовь ужин, через полчаса буду.
После ужина Шустер сел перед телевизором. Пощелкал пультом, нашел сериал «Ушлепки». Он настроился смотреть про приключения семейки ушлепков, но тут запел коммуникатор. Шустер покосился на мерцающий дисплей. Звонил начальник второго отдела.
— Очень важная информация, господин полковник. На тех фото, что сделал «скаут» при облете объекта сто девяносто семь, есть женщина.
— Есть. И что?
— Это «Рыжая».
— Рыжая?
— В августе проходила ориентировка по убийству в Петербурге сотрудника.
Шустера как током ударило — он мгновенно вспомнил ориентировку, спросил:
— Ты не ошибся?
— Я могу вывести на ваш коммуникатор фото, сделанное «Скаутом» и фоторобот из той ориентировки.
— Давай, — Шустер крикнул жене: Зухра, принеси мой ноутбук. Жена принесла ноутбук, поставила на стол. Шустер раскрыл его, ввел пароль.
Уже через несколько секунд всплыли две картинки. В правой половине было фото женщины, сделанное «скаутом», в левой — фоторобот «Рыжей» — террористки, объявленной в розыск в связи с убийством капитана Гриваса. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: одно и то же лицо.
— Получили, господин полковник? — напомнил о себе начальник второго отдела.
— Получил, — процедил Шустер. — Передай дежурному: начальников служб и отделов — немедленно в управу. Я буду через двадцать минут.
Две минуты Шустер сидел в кресле, смотрел на фото. Потом набрал номер Спиридонова:
— Георгий Анатольевич, мы проверили точку сто девяносто семь.
— Озеро Русское?
— Оно… Не сочтите за комплимент, но у вас потрясающая интуиция. «Скаут» при облете объекта сделал снимки. На одном из них есть женщина. Она проходила в ориентировках по делу об обийстве капитана Гриваса в августе.
— Рыжая? — быстро произнес Спиридонов.
— Так точно, она.
— Я буду у вас через три часа. Со мной прибудет взвод бойцов отряда «Смерч». Приготовьте номера в гостинице — перед операцией люди должны отдохнуть… Да, сбросьте мне фото.
— Будет сделано.
Через час десять минут из Санкт-Петербурга выехала колонна. В ней были семь джипов с бойцами отряда «Смерч», «форд» Спиридонова и грузовик. В фургоне грузовика везли «Скаут», «Джедай» и наземный боевой многоцелевой робот-разведчик класса MDARS[74], более известный как «Кабан».
Хутор на озере находился теперь под постоянным наблюднием. Над ним почти всегда кружил «скаут». Впрочем, каждый час-час пятнадцать «скаут» улетал на «базу» авиакрыла, — беспилотнику требовалась «дозаправка». «База», каковой служил автобус, находилась в четырнадцати километрах от «объекта № 197» — ближе автобусу было не подъехать. На «базе» разведчика «заправляли» — меняли аккумуляторы — и он улетал обратно. Учитывая, что скорость «скаута» не превышала шестьдесят километров в час, каждые два часа объект на полчаса оставался без присмотра.
Тем не менее теперь объект был под контролем.
Спиридонов и бойцы группы “Смерч” прибыли в Новгород около двух часов ночи. Уже через четверть часа началось совещание по объекту сто девяносто семь. Докладывал начальник второго отдела капитан Матвиенко:
— Прошу взглянуть на карту. Она подготовлена нами на основе фотографий со спутника. Итак: вот озеро Русское. Вот мыс, на северном конце которого стоит хутор. Мыс называется Длинный и это действительно так — протяженность мыса около восьмисот метров. — Матвиенко начал выводить на экран фотографии, сделанные «Скаутом». Их — сделанных с различных ракурсов — было довольно много. — По большей части мыс покрыт хвойным лесом и кустраником. На дальнем конце стоит хутор — два жилых дома, и еще два строения. Одно, по видимому, баня, другой хозяйственного назначения. Навес. Под навесом два автомобиля — «гелендваген» и «лэндкрузер». Оба зарегистрированы в Санкт-Петербурге. Номер «гелендвагена»…
Командир группы «Смерч» подполковник Петельников — невысокий, жилистый, со шрамом через щеку, перебил:
— Господин капитан, эти подробности — номер и прочая требуха — не имеют существенного значения. Ваша задача — дать нам максимум конкретной информации по объекту. Так, чтобы мои офицеры получили наиболее полное представление о тех условиях, в которых нам предстоит работать. Мы эту «базу» возьмем по-любому — даже без карт, фотографий и вашей информации. Но чем больше будет информации — информации по существу — тем лучше. Давайте так: я буду задавать вопросы. Вы — отвечать.
Майор кивнул: давайте.
— Сколько народу на хуторе?
— Нам удалось засечь пять взрослых и ребенка. Среди взрослых две женщины и старик.
— Собаки есть?
— Есть две.
— Ближайший населенный пункт?
— Поселок Петровка. От поселка до хутора по прямой около семи километров. К мысу ведет одна-единственная дорога. По дороге будет километров одиннадцать— двенадцать. Осенью дорога практически непроезжая.
— А «гелендваген» и «крузер» как проехали?
Матвиенко замешкался. Вместо него ответил Шустер:
— Возможно, они проехали до того, как дожди превратили дорогу в болото.
Петельников спросил:
— А с противопроложной стороны озера можно подъехать?
— С противоположной дорог вообще нет. Тайга там.
— Понятно. А со стороны Петровки докуда мы сможем доехать?
— От Петровки еще километра полтора до леса — точно проедите. Дальше — не знаю.
— Дальше и не надо. Дальше пешком пойдем — на дороге могут быть датчики движения и камеры на деревьях… В Петровке у вас есть информаторы?
— Нет.
— Ладно, картина, в общем, ясна. Значит так: нам нужно немного. Во-первых, машины на замену нашим. На наших ехать нельзя — легко засветиться. Я думаю, что в близлежащих поселках у террористов могут быть и даже наверняка есть свои люди. Например, в той же Петровке. Во-вторых, «глушилку». Когда подъедем к месту, нужно будет на некоторое время забить эфир помехами. От греха. В— третьих, вся ваша авиация — и «скауты» и «джедаи» на время операции должны перейти в мое подчинение.
Шустер сказал:
— Все это мы обеспечим… Что-нибудь еще?
— Если еще что-то понадобится, я скажу. А сейчас нам нужно поработать с картой и фотками.
Минут сорок офицеры «Смерча» работали с картой и фотографиями. Подходы к мысу и сам мыс они изучили так, как будто побывали там лично.
В семь часов утра шесть разномастных джипов, грузовик и микроавтобус со станцией глушения радиосигнала выехали из Новгорода. Выезжали врозь. Держали интервал в полкилометра. Через два с небольшим часа были в полутора километрах от Петровки. Остановились на большой поляне. По-видимому, когда-то здесь было поле.
Оператор станции глушения включил установку помех. Пилот-оператор подготовил «Скаут», проверил работу всех систем. Потом закрепил на двух березках «рогатку». Через минуту «птичка» взмыла в воздух, быстро набирала высоту и вскоре растворилась на фоне неба.
Колонна двинулась в поселок.
Николай колол дрова во дворе своего дома. Когда в поселок въехала колонна забрызганных грязью автомобилей, он сразу все понял. Вонзил топор в осиновый кряж, резким взмахом стряхнул на дрова рукавицы и пошел в дом.
Варя готовила обед, обернулась: ты чего, Коля? — «Гестапо».
Варя ахнула.
Николай прошел в комнату, запустил руку под кровать, вытащил коробку из-под обуви. Смахнул на пол крышку. Внутри лежал аппарат спутниковой связи. Николай выдвинул антенну, нажал кнопку. Вспыхнул зеленый светодиод. Николай набрал четырехзначный код. Код был классический — «тройка, семерка, туз» — «3–7– 11». Зеленый свет светодиода сменился вдруг на оранжевый, из динамика пошел треск. Что за ерунда? На дисплее появился ответ: «Уровень помех выше допустимого значения».
В дверях комнаты появилась Варя. У нее было бледное лицо.
Николай положил аппарат на пол, произнес: глушат, суки.
Два первых джипа проехали поселок насквозь, разошлись налево-направо. Встали, отрезая дорогу к лесу.
Остальные машины остановились в поселке. Из них высыпали офицеры «Смерча», сразу пошли по домам. Через двадцать минут жителей поселка согнали в здание бывшего магазина. Здесь были решетки на окнах и стальная дверь. В доме через дорогу сели четверо новгородских оперативников, начали допрашивать жителей.
А колонна с офицерами группы «Смерч» двинулась в сторону леса, за которым скрывалось озеро Русское.
На окраине леса остановились. Петельников приказал: дальше пешком. Двигаться параллельно дороге, в ста метрах от нее. Из грузовика выдвинули сходни, по ним на землю скатился боевой многоцелевой робот. Он была похожа на огромного кабана, поставленого на колеса с мощным рубчатым протектором. Оператор срубил две молодые елочки, закрепил их в специальных зажимах на броне. На предплечье левой руки оператор пристегнул носимый пульт управления машиной, открыл верхнюю крышку — восьмидюймовый монитор. Он пощелкал кнопками, и “Кабан” покатился вперед. Умная машина умела самостоятельно находить дорогу и объезжать препятствия.
Среди пасмурного с нудным дождем октябрьского дня вдруг проглянуло солнце. Озеро и лес заиграли красками. Лешка попросился на улицу. Лиза разрешила. Лешка выскочил на крыльцо, закричал:
— Жилец! Жилец!
Помахивая хвостом, подбежал Жилец.
Лиза с улыбкой смотрела на них из окна.
Стальной «кабан» в камуфляжной раскраске катился по осеннему лесу. С интервалом около сотни метров следом за ним двигались цепочкой шестнадцать бойцов группы «Смерч».
В поселке техник и пилот готовили к работе “Джедай”.
Через зарешеченное окно на эти приготовления с тоской смотрел Николай Трошин.
«Гестаповские» опера уже допрашивали местных жителей.
Дождь вдруг прекратился, посветлело, а потом в хмуром небе выглянуло солнце. Оператор подошел к Петельникову:
— Наш зверь уже видит озеро.
Оператор протянул вперед руку, показал подполковнику монитор. Там был виден вогнутый серпом берег озера, мелкая волнишка и две высоченные сосны. До них было около километра.
Петельников спросил:
— С хутора его могут увидеть?
— Обижаете, господин подполковник — он прячется в кустах. Видите — веточка перед объективом шевелится?
— Вижу. Пусть там и стоит, ждет нас.
Пошли дальше. Вскоре между стволами мелькнула синь воды, а еще через минуту группа «Смерч» вышла к озеру.
Студент сидел на крыльце, курил. Безмятежный ветерок уносил дым в сторону. Рядом сидела Вика, читала Библию. Это ей Дервиш посоветовал, когда узнал, что Вика Библию не читала.
— Слушая, Сашка, как красиво, — сказала Вика. И продекламировала: — Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа? Христос воскрес — и ты низложился. Христос восрес — и пали демоны. Христос воскрес — и радуются ангелы. Воскрес Христос — мертвого ни одного нет во гробе… Правда красиво, Саша?
— Правда, — ответил Студент.
В задней части «кабана» открылся люк, опустился на землю. По нему выехала маленькая машинка. Оператор ласково называл его «Сынок», офицеры «Смерча» — «высерок», в лучшем случае — «поросенок». Росту в «поросенке» было всего сантиметров двадцать пять — в пять раз меньше, чем у «папаши». У него не было оружия, поэтому выполнять он мог только «детские» функции — разведка и передача данных.
Оператор переключил пульт на управление «Сынком», машинка бодро и уверенно покатила вперед.
Николай Трошкин присел на ящик у окна… внутри звякнули бутылки. Николай запустил руку, выудил одну. Она была тяжелой, полной, покрыта слоем пыли. Николай обтер пяль рукой, прочитал на этикетке «Растворитель 464»… Он поставил бутылку на подоконник.
За окном посреди улицы стоял готовый к полету «Джедай».
Маленькая умная машинка катилась среди камней, папоротников, корней деревьев. Она двигалась совершенно бесшумно.
Лешка подбежал к крыльцу и закричал:
— Дядя Саша! Тетя Вика!
— Что, Леша?
— Вот вы говорили, что все журавли уже улетели. А неправда.
— Ну как же неправда? Улетели.
— А один не улетел!
— Почему ты так думаешь?
— А во-он он летает, — Лешка показал пальцем в небо. Сашка и Вика посмотрели туда, куда он показывал, и ничего не увидели.
— Какой журавль? Что ты придумываешь?
— Ну дядя Саша! Ничего я не придумываю — во-о— он там. Где облако-великан.
Вика близоруко прищурила глаза, но все равно ничего не увидела. А Сашка… Сашка увидел вдруг маленькую, почти неразличимую парящую птицу. Подумал: ястреб? А потом понял… все понял.
Он сказал: а ну— ка, Вика, бинокль принеси мне.
По его напряженной интонации Виктория о чем-то догадалась, но не стала ничего спрашивать и быстро ушла в дом. Через тридцать секунд вернулась с шестикратным полевым биноклем. Студент поднес его к глазам, покрутил барабанчик настройки… Некоторое время он шарил по облакам и не видел этой проклятой «птицы». И хотелось верить, что нет ее, нет. И не было. Что она просто почудилась. Александр медленно вел бинокль по кругу, по лохматым облакам. И нашел.
Серая «птичка» медленно плыла на фоне серого облака. Студент видел даже крюк у нее на носу и блестящий глазок объектива.
Николай подошел к двери, начал стучать. Голос из-за двери спросил:
— Чего буянишь?
— К начальнику отведи, заявление хочу сделать.
Недалеко от двери сидел сосед Николая, Леха Литр. Он метнул на Николая тяжелый неприязненный взгляд.
— Заявление? — спросил голос из-за двери.
— Важное, — ответил Николай и подмигнул Литру.
— Важное? — произнес голос за дверью. — Жди, сейчас вызову опера.
Было слышно, как «гестаповец» говорил в рацию: тут задержанный хочет сделать какое-то важное заявление.
Через минуту или две за дверью звякнул наручник, который сунули в пробой за неимением замка. Дверь распахнулась. На пороге стоял мордоворот в камуфляже, в каске и с автоматом, и «гестаповец» в штатском. Он внимательно смотрел на Николая.
— Ну?
— Родине хочу послужить, — сказал Николай. — А сигареткой не угостите, господин офицер? Зажигалка вот есть, — Николай щелкнул зажигалкой, — а сигарет нету.
— Если чего путное сообщишь — получишь пачку… Шагай.
Николай вышел на крыльцо. Светило осеннее солнце, в десяти метрах стоял «Джедай». Николай посмотрел на солнце, потом обернулся к соседу:
— Прощай, Алексей Василич.
Литр бросил: шкура, — и презрительно сплюнул под ноги. Мордоворот захлопнул дверь, звякнул наручниками. Николай спустился по ступенькам. Опер слегка подтолкнул в спину: шагай. Когда поравнялись с «Джедаем», Николай остановился и запустил левую руку под куртку.
— Давай, давай, — снова подтолкнул «гестаповец». Николай метнулся к «Джедаю». Он вырвал из-под куртки бутылку с керосином, изо всей силы ударил ее о фюзеляж.
— Эй! — оторопел опер.
Бутылка разбилась вдребезги, оскалившимся донышком Николай до кости рассадил кисть. Боли не почувствовал.
— Сука! — закричал опер.
Николай щелкнул зажигалкой. На черной шкуре «Джедая» вспыхнуло глоубоватое пламя. Подбежал опер, ударил Николая по голове, опрокинул в грязь и навалился сверху.
Дервиш опустил бинокль и сказал:
— Не зря, значит, «заготовители» в Петровке крутились. Прав был Николай.
— Что будем делать, Евгений Василич? — спросил Братишка. Дервиш вытащил сигару из кармана пиджака. Понюхал. Сунул в карман и только после этого прознес:
— Давайте вместе подумаем.
Солнце в небе закрыло темной снеговой тучей, спустя несколько секунд над озером начался снегопад.
«Сынок» проехал заросшее лесом начало мыса, остановился за большим камнем, на телескопической стойке приподнял камеру. Впереди лежало почти голое пространство с редким стелющимся кустарником и камнями. А за ним стояли две высоченные сосны в островке можжевельника.
Петельников связался с полковником Спиридоновым:
— Мыс заблокирован.
— Хорошо. Но учтите, что из-за снегопада нам придется отозвать «скаут».
— Понял. Не страшно. «Сынок» уже на мысу, и стоит так, что проскочить мимо него незамеченным невозможно. Не уйдут.
Спиридонов ответил:
— А по воде?
— По воде? По воде могут. Присылайте «Джедай». Тогда и воду закроем.
— «Джедая» не будет, Денис Валерьевич.
— Почему? — спросил Петельников.
Полковник Спиридонов стоял в доме, где проводили допросы и смотрел в окно. Там догорал, отчаянно дымил «Джедай».
— Он сгорел, — сказал Спиридонов.
Петельников понял, что остался без авиации. То есть без «глаз» и огневой поддержки с воздуха.
С улицы вошла Лиза, сказала взволнованно:
— «Птичка» улетела… А над лесом дым стоит — думаю, горит в Петровке.
Трое мужчин вышли на крыльцо. Над лесом завивалась черная нитка. Ее было хорошо видно даже за вертикальной штриховкой снегопада.
— Да, это в Петровке, — сказал Дервиш и посмотрел на часы: — Через семь минут можно будет связаться с Николаем.
Дервиш повернулся и вошел в дом. Следом за ним остальные. Дервиш положил на стол спутниковый телефон. Время тянулось медленно. Через семь минут Дервиш взял в руки аппарат, попробовал вызвать Николая. Из аппарата текли длинные гудки, Николай не отвечал.
Дервиш помрачнел, выключил аппарат и сказал:
— Факт номер один — в Петровке побывали непонятные «заготовители». Факт номер два — к нам прилетала «птичка». Номер три — дым над Петровкой. Николай не выходит на связь — четыре… Вывод?
Братишка ответил:
— Простой вывод: надо уходить. Немедленно.
Дервиш произнес:
— Вывод правильный, уходить надо. Уходить будем по воде, на лодке. Скоро начнет смеркаться. Да и снегопад нам на руку. Так что уйдем… Лиза, быстренько соберите необходимый минимум вещей. К вам, Вика, это тоже относится.
Лиза и Вика молча кивнули. Когда они вышли, Дервиш сказал:
— Не хотел говорить при женщинах, но… Возможно, они уже рядом. Дым-то над Петровкой не просто так.
Братишка ответил:
— Сигнализация на дороге молчит.
— Сигнализацию можно обойти или отключить. — Дервиш помолчал. Потом добавил: — Возможно, они уже совсем рядом. Нужно провести разведку.
Студент сказал:
— Разрешите, я пойду.
— Нет, — ответил Дервиш Студенту, — в разведку пойдет Джон — он обучен. — И — Братишке: — Саша, снарядите Джона.
Братишка кивнул и ушел в свою комнату.
Дервиш сказал Студенту:
— А вам, Александр, нужно выдвинуться метров на сто пятьдесят-двести вперед. Для страховки.
— Понял, — ответил Студент и пошел к двери.
Командир «Смерча» остался без «глаза» и поддержки с воздуха, но его это не особенно смущало — под его командованием находились шестнадцать профессионалов высшей квалификации.
— Минут через сорок начнет смеркаться, — сказал Петельников. — Тогда и начнем.
Братишка вынес из комнаты рюкзак и коробку, на плече нес любимую «поливалку» — обрез ППШ. Рюкзак он бросил в сенях, с коробкой и «поливалкой» вышел на улицу, свистнул и позвал: Джон! Через несколько секунд из снегопада выскочил Джон.
Братишка потрепал его за загривок, сказал: в разведк пойдешь, Джон. Пес взмахнул хвостом. Братишка раскрыл коробку, вытащил и надел на голову пса «шапочку», затянул ремешки, убедился, что радиофурнитура встала как надо. На верху «шапочки» была камера. На ошейник Братишка повесил аккумулятор, воткнул разъем. Он включил аппаратуру, наклонился к микрофону у собачьего уха и произнес: как картинка, Евгений Васильевич? В ответ прозвучал голос Дервиша:
— Хорошая картинка, Саша.
— Тогда передаю Джона вам, — сказал и Братишка погладил пса по спине. Дервиш ответил: — Отлично. — И, обращаясь уже к Джону, произнес: — Джон! — Пес завилял хвостом. — Разведка, Джон, разведка. Вперед.
Пес неторопливо побежал по дороге — он знал, что надо делать. Братишка посмотрел ему вслед, взял в сенях свой рюкзак, подхватил «поливалку» и пошел в сарай за лодочным мотором.
Виктория быстро собрала свои и сашины вещи — что там и собирать— то? — пошла в большой дом. В доме были Дервиш, Лиза и Лешка. Все уже одетые. Дервиш сидел за ноутбуком.
— А где Саша? — спросила Вика.
Снег опускался тяжелыми крупными хлопьями. Студент шел по краю дороги. На нем был белый с черными росчерками халат с капюшоном. На ремне через плечо — РПК с лентой на сто патронов. В сумке — запасной магазин и гранаты. Несколько раз дорогу пересекли следы Джона — обученный пес двигался змейкой, зигзагом от одного берега мыса до другого.
Петельников сидел на поваленном дереве, жевал сухую травинку. Рядом сидел оператор, управлявший «Кабаном». Петельников посмотрел на часы: до начала сумерек оставалось около получаса. Петельников покосился на монитор пульта управления «кабаном» и сказал оператору:
— Пожалуй, можно продвинуть «сынка» вперед… метров на двести.
— Есть, — ответил оператор.
— А где Саша? — спросила Вика. Дервиш посмотрел на нее тяжелым взглядом, подумал: не понимает. Баба. Не понимает… Вслух произнес:
— Я дал ему задание.
— Какое задание? Он же раненый!
Дервиш промолчал. Вика сказала:
— А-а! Вот как вы решили: он здесь погибнет, а вы…
— Я тоже остаюсь здесь, — резко перебил Дервиш. — И без него не приду.
Вика посмотрела в его глаза. Произнесла:
— Правда?
— Правда, — сказал Дервиш и повернулся к Лизе: — Лиза. — Лиза кивнула, обняла Викторию за плечи и увлекла в другую комнату.
Трехлетний кобель восточноевропейской овчарки по кличке Джон трусил по лесу. Он нюхал снег и этот запах очень ему нравился — будоражил, пробуждал не очень внятные, но волнующие
Дервиш смотрел на монитор и видел мир глазами Джона. Точнее — через камеру, установленную на голове пса. Дервиш мог управлять собакой, отдавая команды по рации. Пока в этом не было никакой необходимости — Джон все делал правильно… Дервиш подумал, что это даже забавно — смотреть на мир с высоты роста пятилетнего ребенка.
Братишка бросил в лодку рюкзак, поставил на заднюю банку «поливалку» и пятилитровую канистру с бензином. Установил на транце пятисильный «хуанхэ», вставил весла в уключины и принялся вычерпывать из лодки воду.
Студент шагал вдоль дороги, уже припорошенной снегом. Ремни пулемета и сумки давили на плечи. Нога побаливала, но терпимо. Он уже прошел те двести метров, которые «прописал» Дервиш и вполне мог бы остановиться, но решил пройти еще — до жальника Три сосны.
Джон совершил очередной поворот, дошел до дороги и вдруг уловил движение. Это не было движение зверя или человека… это не было движение ветки или озерной волны… но это было движение. Пес замер.
«Сынок» катился по обочине заснеженной дороги… и вдруг увидел собаку. Конечно, собаку увидел оператор, а не робот. Увидел — и мгновенно остановил машину.
Оператор позвал Петельникова:
— Господин подполковник.
Он говорил шепотом — как будто боялся, что пес услышит.
Петельников обернулся: что?
— Взгляните, господин подполковник.
Петельников посмотрел на монитор — там была большая собака. Она припала к заснеженной земле и смотрела прямо в глаза Петельникова.
Дервиш смотрел на монитор. Там была белая дорога, а на ней серая машинка на высоких колесах. Ее можно было бы принять за игрушку, но Дервиш точно знал, что это не игрушка. «Глаз» на телескопической стойке смотрел прямо на Дервиша. То есть на Джона.
Оператор произнес:
— Эта собака — живой аналог нашего «Сынка» — у нее камера на голове.
— Вижу, — хмуро отозвался Петельников. Он резко поднялся и скомандовал офицерам группы: — Подъем, господа офицеры. Наше присутствие обнаружено. Ждать больше нечего — вперед!
Несколько секунд собака и машина смотрели друг на друга, потом начали пятиться.
Студент дошел до жальника. И уже собрался доложить про это Дервишу, но тот сам вышел на связь:
— Саша, — сказал он. — Саша, они уже здесь.
— Где — здесь? — спросил Студент.
— Рядом. Неподалеку от жальника Джон обнаружил их робот-разведчик.
— Понял, — ответил Студент.
— Саша, их надо задержать.
— Понял, — снова сказал Студент.
Железный «Кабан» легко приминал к земле маленькие елочки, печатал на снегу четкий рубчатый след. За ним цепочкой двигались офицеры группы «Смерч». Подполковник Петельников ехал, стоя на боковой подножке «Кабана».
Студент осмотрелся, выбирая позицию. Понял: идеальное место — жальник. Каменное обрамление жальника создает отличное укрытие. А сто с лишним метров почти голого, безлесного пространства впереди — самое то для пулемета. Студент протиснулся между свечками можжевельника, вошел в каменный круг. Снега внутри не было — от него защищал навес из мощных сосновых лап.
Студент снял с плеча пулемет, раскрыл сошки и поставил машину на сухую подстилку из опавшей хвои. Лег и поднял крышку ствольной коробки, вытянул конец ленты из коробки и вставил в приемник. Двинул назад-вперед рукоятку перезаряжания.
Братишка, Лиза и Вика ждали у лодки. Лиза держала за руку Лешку. На мостках сидел Жилец. Лешка спросил: мам, а куда мы поплывем?
Лиза не ответила.
Виктория спросила у Братишки:
— Ну где же они?
Братишка курил в кулак. Он покосился на Вику, буркнул:
— Сейчас придут.
Лешка дернул Лизу за руку и повторил:
— Мам, ну куда мы поплывем?
— Кататься, — сказала Лиза.
— Ура, — закричал Лешка.
В кармане у Братишки запела рация. Он торопливо выхватил ее, отошел в сторону: слушаю.
Рация ответила голосом Дервиша:
— Уходите. Уходите немедленно.
— А как же…
— Теперь ты, Саша, отвечаешь за все… за женщин… за Лешку… за все!
— Евгений Василич!
— Уходите, Саша, немедленно, — сказал Дервиш. — Это приказ.
Братишка молчал.
— Не слышу, — произнес Дервиш.
— Есть, — ответил Братишка.
— Прощай, Саша.
— Прощайте, Евгений Васильевич.
Братишка опустил рацию в карман.
Подошла Вика: кто это был — Евгений Василич? Саша?
Братишка бросил на песок сигарету, затоптал, произнес:
— Садитесь в лодку.
— Кто это был? Братишка, кто это был?
— Это был Евгений Василич. Дал приказ уходить.
— А как же..? Они же…
— За ними я вернусь. Лодка все равно столько народу на вместит.
— Я без Саши никуда…, — начала Вика. Лиза взяла ее за руку, сказала: — Вика. Так надо. Поверь мне: так надо.
И Вика как— то враз обмякла. Ветер гнал по озеру волну.
Дервиш прошел в свою комнату, сел за рабочий стол. На столе стояла настольная лампа с зеленым плафоном, стакан в подстаканнике и фотография в простой ореховой рамочке. Лежал ноутбук. Дервиш раскрыл его. Приложил указательный палец к темному окошку в левом углу монитора. Монитор осветился. Дервиш ввел пароль и навел курсор на «иконку», изображающую костер, щелкнул мышкой. Программа «Пожар» мгновенно стерла все данные в компьютере… Дервиш посмотрел на фотографию. С фото смотрела на Евгения Васильевича Вера… Вера смотрела и улыбалась. Дервиш достал из нижнего ящика стола бутылку «Васпуракана» и фужер. Налил. Глядя в лицо Вере, сделал два глотка. Из другого ящика Евгений Васильевич извлек сигарную гильотину и «ронсон» в платиновом корпусе. Когда-то давно этот «ронсон» подарил полковнику Усольцеву Директор. Из нагрудного кармана пиджака Дервиш извлек сигару, аккуратно обрезал кончики сигары, щелкнул зажигалкой и с удовольствием вдохнул дым «гаваны». Несколько секунд Дервиш наслаждался ароматом сигары, потом сказал: что ж? Надо собираться.
Из верхнего ящика стола он достал «Вальтер», передернул затвор и сунул в карман брюк. Из шкафа достал шикарный кожаный футляр. Раскрыл, извлек оттуда нарезную «Сайгу» с оптическим прицелом. Из отдельного карманчика — запасной магазин. Подумал: не забыл ли чего? Кажется, нет. Он взял в руки фотографию в рамке, всмотрелся в любимое лицо и произнес: ну вот, Вера… скоро встретимся… может быть.
Дервиш вышел в прихожую, надел кашне, пальто и шляпу. Он переложил пистолет в карман пальто. Застегнулся, взял в руки трость. Повесил на плечо вниз стволом карабин и вышел из дому.
Братишка сказал: Жилец! — Жилец прыгнул в лодку. Братишка сильно оттолкнулся веслом.
«Кабан» и бойцы группы «Смерч» вошли на мыс.
Опираясь на свою любимую трость, Дервиш шагал по дороге. Ствол карабина бил по ноге, ветер швырял в лицо сырой снег, рвал полы пальто.
Студент лежал и ждал. Приклад пулемета холодил щеку. Ветер трепал можжевельник, над головой шумели сосны, по озеру катились волны.
Братишка дернул за шнур стартера. Двигатель фыркнул, но не завелся. Братишка дернул еще раз. И еще. «Хуанхэ» чихал, фыркал, но заводиться не хотел. Братишка шепотом матерился.
Дервиш остановился, не доходя полста метров до жальника, прислонился плечом к сосновому стволу, снял карабин. Место у него было давно присмотрено — хороший обзор, надежное укрытие за раздвоенным стволом кривой сосны. Дервиш устроил винтовку в развилке, вызвал Студента: Саша, я рядом.
«Кабан» остановился в густом подлеске. Подполковник Петельников спрыгнул с подножки, поднес к глазам бинокль. Минуту или две он изучал местность. Впереди лежало почти голое пространство — песок, редкие некрупные камни и стелющиеся по песку низкие корявые кустарники в снегу. Ширина мыса в этом месте была не более сотни метров. Почти идеальное место для обороны. Если террористы надумают обороняться, то лучше места не придумаешь. Но это им не поможет.
Братишка заменил свечу и снова попробовал завести двигатель. Но «хуанхэ» не упорно не хотел заведиться. Братишка бубнил: «Китайский — значит отличный!»
Студент лежал на упругой хвойной подстилке, думал: чего они тянут? Ждут темноты? Или у них недостаточно сил для операции? А может…
…из леса выкатился горбатый автомобиль на больших колесах.
Вот оно что — «Кабан»! Студент несколько раз видел эти машины на экране телевизора, но никогда в жизни. Знал, что «Кабан» одет в противопульную броню, а его колеса наполнены вспененной резиной. Что «Кабан» несет пулемет и гранатомет.
«Кабан» медленно ехал по дороге, две камеры на его голове давали отличный обзор. Над ним трепыхались заснеженные еловые лапы.
Дервиш смотрел, как едет «Кабан». В оптический прицел фирмы «Хенсольд» он видел даже красный осиновый лист, прилипший к броне. Видел камеры, приподнятые на стойках — они напоминали глаза насекомого на ножках.
Рация на лацкане пальто произнесла:
— Что будем делать, Евгений Василич?
— Ты, Саша, держи фронт, — отозвался Дервиш. — А «кабанчика» я сейчас сделаю.
«Кабан» проехал четверть расстояния. Дервиш прицелился в правый «глаз». Выбрал спуск. Выстрелил. Камера разлетелась вдребезги.
— Вот суки! — сказал оператор. — Левую камеру мне разбили.
Петельников ответил:
— Отлично — здесь они. В войну решили поиграть. Ну— ну! Посмотрим, у кого хрен толще. А ну— ка дай им огонька. Да возьми повыше — мне трупы не нужны.
— Щас впендюрю, — оператор взялся за джойстик управления огнем.
Дервиш прицелился в правую камеру, затаил дыхание. В этот момент «Кабан» полыхнул огнем, дал очередь. Дервиш промазал.
Когда раздался первый выстрел, Братишка поднял голову от мотора. Лиза прижала к себе Лешку, а Виктория плотно сжала губы. Даже Жилец насторожился. Братишка процедил: началось, — и оттолкнул лодку от берега.
«Кабан» водил стволом, пули летели веером. Впивались в стволы деревьев. «Погреба» у «Кабаны» были глубоки — можно не экономить.
Под прикрытием пулеметного огня из подлеска выдвинулись бойцы «Смерча». Они двигались цепью, за густым снегопадом были похожи на тени.
Студент сказал сам себе: ну, поехали. Он прицелился и дал короткую очередь. Одна из теней на правом фланге споткнулась и рухнула.
Братишка запрыгнул в лодку, сел на весла. На мысу уже вовсю шла стрельба и Братишка костерил себя за то, что он не может быть в двух местах одновременно. Он сделал первый гребок.
«Кабан» прекратил стрельбу. Ствол пулемета дымился, снег на горбе машины таял, стекал крупнами каплями. «Кабан» уверенно катил вперед. Он пер внаглую, посередине дороги.
Дервиш сделал еще один выстрел, и «Кабан» ослеп… Так думал Дервиш.
Оператор выругался и тут же развернул «Кабана» «кормой» — здесь была еще одна камера.
Студент дал еще две очереди и, кажется, свалил еще одного противника, но уже было понятно, что это ничего не решает — их в несколько раз больше, да еще у них есть «Кабан» и остановить их не удастся… Но задержать можно. Студент дал еще одну очередь.
Евгений Васильевич Усольцев положил офицера «Смерча».
Вспышку выстрела засек снайпер. Он мгновенно навел винтовку на то место, где видел вспышку и понял, что стрелять нельзя — разглядеть стрелка за завесой сосновых лап невозможно, а стрелять вслепую снайпер не имел права. Снайпер решил, что дождется следующего выстрела, а пока он сообщил координаты стрелка командиру.
«Кабан» медленно катился по дороге, постреливал из пулемета по сторонам.
Студент смотрел на него из-за камней и можжевеловой «стены» жальника Три сосны. Было понятно, что сейчас «Кабан» не опасен — он ведет беспокоящий огонь, отвлекая на себя внимание. Но когда он минует жальник и окажется в тылу… вот тогда он станет опасен.
Дервиш засек движение за снегопадом и сделал выстрел. На этот раз снайпер был готов — в прицеле он увидел приглушенную вспышку и даже разглядел, как дернулись веточки на сосновой лапе. Для профессионала с уникальным «чувством выстрела» этого было достаточно — он мгновенно прицелился в точку на двадцать сантиметров правее и ниже вспышки. Тяжелая пуля «Лапуа Магнум» 338 калибра вырвалась из ствола со скоростью 914 метров в секунду, пролетела двести двадцать метров и пробила левое плечо Дервиша. Дервиш стиснул зубы и произнес:
— Вот ведь не из тучи гром!
Студент Дервиша не услышал — он стрелял, и грохот выстрелов заглушил звук рации.
Оператору «Кабану» указали цель — можжевеловый островок под двумя соснами. Пулеметчик. Оператор повернул машину на жальник, дал очередь. Стреляные гильзы весело простучали по броне.
Дервиш сделал неприцельный выстрел в сторону врага и опустил винтовку — стрелять из нее было не по силам.
В его сторону уже выдвинулись две боевые тройки «Смерча». Они двигались очень быстро и бесшумно.
Над головой Саши хлестнули пули, сверху посыпались мелкие веточки, упала шишка. «Кабан» ехал теперь прямо на него. В сгущающихся сумерках он выглядел большим. Стрелять по нему не было никакого смысла, но Саша все-таки дал очередь в тупую кабанью морду, вернее — в задницу, которая была сейчас мордой. Пули не причинили механическому монстру никакого вреда.
С мыса доносилась стрельба — очереди и одиночные.
Братишка греб. Против волны и ветра грести было тяжело. Еще тяжелее было знать, что там, на мысу, остались товарищи — обреченные на смерть.
Дервиш вытащил из внутреннего кармана флягу, зубами открутил пробку и выплюнул ее.
— Ну, на дорожку, — сказал он и сделал длинный глоток. Он поставил флягу в развилку, сгреб с ветки пригоршню тяжелого снега и закусил. Потом вытащил из кармана «Вальтер» и стал ждать.
«Кабан» надвигался. Студент достал из сумки рубчатую чугунную болванку — старую добрую «феньку»… Подумал: возьмет «феня» «Кабана» или не по зубам ей этот зверюга? Скоро узнаем… Саша вытащил вторую гранату.
Пули хлестнули по камням жальника, выбили гранитную крошку.
Саша посмотрел на «кабана» — он был уже в шестидесяти метрах, — и вызвал Дервиша.
— Я здесь, Саша.
— Как ваши дела?
— Отлично, Саша. А твои?
— Мои тоже хорошо.
Они прекрасно поняли друг друга.
«Кабан» был уже тридцати метрах. Он ехал медленно, медленнее пешехода, постреливал для острастки.
Студент оглянулся на сосну — на золотую «заплатку» на грубой коре. Оттуда, из бездонной глубины, смотрели на него темные глаза.
Студент выдернул чеку, досчитал до двух, поднялся и метнул гранату. Она ударилась в стальной зад «Кабана», отскочила и взорвалась. Взрыв не смог нанести вреда бронированному корпусу, но уничтожил последнюю камеру. Теперь «Кабан» ослеп окончательно, но продолжал ехать и стрелять.
Саша метнул вторую гранату. Она упала в двух метрах перед носом «кабана». Взрыв грохнул, когда «кабан» накрыл гранату своей тушей. Днище стальной свиньи тоже было бронированным, но колеса — нет. Они прекрасно держали попадание пули, но смерчь чугунных осколков в лохмотья изорвал колесо, как бритвой срезал его часть. «Кабан» «присел» и остановился.
Саша произнес: смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?
— Вижу его, — произнес в рацию старший лейтенант Роггер, командир боевой тройки. — Стоит, прислонившись к сосне. Раненый старик. Дистанция — двадцать метров.
— Что будем делать? — отозвался лейтенант Чванов. — Применим «Паука»?
— Не стоит. Возьмем так.
В щегольской шляпе и длиннополом пальто с пропитанным кровью плечом Дервиш стоял, прислонившись к сосне. В опущенной вдоль тела руке держал «Вальтер». Он умел контролировать боль, но остановить кровь не мог. Хотелось лечь и закрыть глаза. Он не имел права.
Когда из снежной мглы появился похожий на боевую машину — шлем-сфера, бронежилет — человек, Дервиш наскидку выстрелил. Пуля «Вальтера» ударила в бронежилет, но пробить его не смогла. С другой стороны к Дервишу тоже подскочил человек, выбил пистолет, обхватил руками.
Роггер немедленно доложил Петельникову:
— Одного взяли. Он ранен, но для допроса сохраним.
Дервиш сказал: врешь, сученок, не взяли, — и остановил сердце.
Пулемет «Кабана» замолчал. Студент подумал, что у него кончились патроны, но в действительности огонь остановили по приказу Петельникова.
Саша попытался вызвать Дервиша, но из рации ответил чужой голос:
— Старик сдался. Предлагаю и вам сдаться. Жизнь — гарантирую… Командир группы «Смерч» подполковник Петельников.
Несколько секунд Студент молчал, потом сказал:
— Сдался? Ну, пусть он сам мне это скажет.
Петельников ответил:
— Он ранен, говорить не может.
Студент понял. Он стиснул зубы и стянул с головы вязаную шапочку.
— Але! — произнесла рация. — Мое предложение остается в силе в течение двух минут. По истечении…
— Я сейчас приду, — перебил Студент.
Он поднял пулемет, перекинул ремень пулемета через плечо, встал в полный рост.
Снег летел в лицо, сумеречный свет над озером сделался темно-синим. Над озером Русское зазвенели мечи воинов, погибших тысячу лет назад. Студент шел вперед и в спину ему смотрели строгие темные глаза из затянутого янтарной смолой четырехугольника на сосне. Студент шел и стрелял. Шел и стрелял. Из пулемета свисала расстрелянная лента.
— Восстал Христос — и ты низложился, — шептал Студент.
Из снега навстречу ему летели пули. Он шел.
— Христос воскрес — и пали демоны.
Пуля попала в ногу над коленом, он рухнул на колено. И продолжал стрелять…
— Христос воскрес — и радуются ангелы.
Старший лейтенант Роггер подумал: да он сумасшедший.
Во вторую ногу тоже ударила пуля. Студент упал на второе колено.
— Воскрес Христос — мертвого ни одного нет во гробе…
Он сумасшедший! — подумал Роггер, и прицелился в плечо.
Студент рывком поднялся. Его качнуло. Пуля Роггера, нацеленная в плечо, ударила в грудь. Она пробила сердце, прошла навылет и ударила в камень с крестом на жальнике, оставила отметину. Звенели мечи. Лопались кольчуги. На снег текла кровь, страшные оставляла узоры.
Студент захрипел, и пошел на Роггера. Опытному спецназеру Роггеру стало не по себе. Он много чего повидал. Всяких видел. И смертников тоже. Но этот… этот. Его как будто ведет какая-то нечеловеческая сила…
Студент направил пулемет на Роггера. Роггер выстрелил и снова попал Студенту в грудь. Студент дал длинную очередь. Под напором пулемета бронежилет Роггера не выдержал. «Гестаповец» рухнул на землю.
Студент постоял секунду и опрокинулся назад. Глаза смотрели в сумеречное небо, из которого опускались на землю роскошные снежинки. Глаза еще смотрели, но уже не видели.
По озеру плыла лодка.
Мужчина с лицом монстра греб, вкладывая в каждый гребок силу, приправленную горечью.
На корме сидела рыжеволосая женщина с пустыми глазами.
Другая женщина сидела на носу, прижимала к себе маленького мальчика.
Густо валил снег, отделял лодку от мыса непроницаемым пологом.
Валерий Моисеев
Скарабей
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
П А Р А С Х И Т
Глава 1
Во дворце Фараона стоял стон и плач. Казалось, воистину настал конец света. Весь Египет, объятый скорбью, навсегда прощался со своей Царицей. Прекрасная Нефертау, Царица Верхнего и Нижнего Египта, супруга Фараона Сети Второго, готовилась предстать пред мрачные очи повелителя загробного царства Осириса.
В самый разгар похорон, когда все было готово для того, чтобы траурная процессия двинулась к Городу Мертвых, к безутешному Фараону приблизился начальник дворцовой стражи.
Низко склонившись, он испросил разрешения переговорить с Сети с глазу на глаз.
— Не самое удачное время ты выбрал, мой Техути! — сказал Фараон, гневно сверкнув на него исподлобья, влажными от слез глазами. — Неужели то, что ты собираешься мне сообщить настолько срочно, что не может подождать до завтрашнего дня? Может быть, ты стал настолько черств, что для тебя ровно ничего не значат те муки, которые испытывает твой повелитель? А быть может, ты слишком возгордился и возомнил, что можешь пренебрегать этикетом, установленным самими богами?
— Нет, мой Фараон! — еще ниже склонился Техути. — Но, то, что я намерен сообщить, не терпит отлагательства! Прошу прервать церемонию и дать мне время на то чтобы объяснить мои мотивы, какими бы дикими и кощунственными они не казались!
— Прервать траурную церемонию? — в ужасе вскричал Сети. — Да в своем ли ты уме? Что скажут боги?
— Боги простят тебя, о великий! Ибо ты был введен в заблуждение лукавыми парасхитами! Этими подлыми смердящими холопами Сета и Анубиса!
Встревоженный Фараон, вместе с Техути отошел в самый темный и дальний угол дворцового коридора, сделав при этом свите знак оставаться на месте.
— Что ты имеешь в виду? — нахмурил брови Сети и затем решительно потребовал, — Говори прямо и без обиняков, все как есть!
— Мой повелитель! — пал перед ним ниц Техути. — В царственном саркофаге покоится вовсе не наша госпожа!
— А кто же тогда там? — возопил Сети, наливаясь гневом и свирепея, подобно дикому абиссинскому льву, внезапно почуявшему, что его обманули ничтожные гиены пустыни.
— Не знаю, мой господин! — честно признался Техути, продолжая оставаться коленопреклоненным перед своим грозным повелителем.
— Что такое ты говоришь, раб? — в гневе вскричал Сети, пинком отбрасывая от себя в сторону начальника стражи и выхватывая остро отточенный бронзовый меч, висевший у него на поясе. — В своем ли ты уме? Что такое ты предлагаешь своему повелителю? Быть может, будет лучше для Египта и всех нас, если я прямо сейчас укорочу тебя ровно на голову?
— Воля твоя повелитель! — смиренно проговорил Техути. — Но я знаю лишь одно! То, что покоится в саркофаге — это не моя госпожа!
В гневе замахнувшись мечом на начальника стражи, Сети остановил свой острый клинок в самый последний момент, когда тот уже был готов отсечь голову дерзкого раба от туловища. Дико взвыв, Сети отвел руку с мечом в сторону. Придворные, напуганные яростью Фараона, в страхе за свою жизнь, испуганно жались к стенам дворцового коридора, испещренного причудливой росписью.
Бросив в их сторону гневный, испепеляющий взгляд, Сети громко выкрикнул:
— Немедленно остановите погребальную церемонию, ибо я так сказал!
В многочисленной толпе придворной свиты возникло замешательство, вызванное столь необычным приказом Фараона. Это шло вразрез со всеми многовековыми обычаями и традициями. Остановить погребальную процессию считалось немыслимым кощунством по отношению к умершему. Более того — это было надругательством и глумлением над светлой памятью усопшей Царицы!
Фараон искренне любил свою жену Нефертау и от этого, его страшное требование было еще более странным и пугающим. Придворные многозначительно переглядывались. Быть может, Фараон от горя совсем помешался и теперь не в силах снести разлуку со своей возлюбленной женой, тщится отодвинуть миг расставания как можно дальше?
— Вы что не слышали своего Фараона? — взревел Сети, словно раненный бык и с лязгом вернул меч в ножны. — Остановить церемонию, немедленно!
Кто-то из придворной челяди побежал во главу погребальной колонны и что-то сказал там плакальщицам, отчего те сразу же испуганно умолкли. Во дворце неожиданно воцарилась мертвая тишина. Все присутствующие переводили друг на друга испуганные и недоуменные взгляды. Но Фараону не было до этого никакого дела. Все его внимание было сосредоточенно на ненавистной фигуре Техути, покорно распростертого перед ним ниц.
Он всегда числил начальника дворцовой стражи за самого верного своего раба. В том, что так оно и было, Сети не сомневался ни на мгновение. Если бы это было не так, то Техути, подобно разболевшемуся зубу, сразу же был бы удален из свиты фараона и умерщвлен самой лютой казнью.
Именно он — Сети Второй, поднял Техути из праха, разглядев в нем недюжинные способности, отряхнул от уличной грязи Фив и возвысил его до себя. Он дал ему все. Ныне Техути имел большой достаток и огромную власть. И теперь ему, безусловно, было что терять. В этом Сети не сомневался ни на мгновение. И вдруг услышать от Техути такое! Именно в тот самый момент, когда он прощался со своей возлюбленной Нефертау! Иначе как подлым предательством Сети не мог это назвать. Воистину правы мудрецы, говорящие — бойся низкорожденного!
— Говори! — потребовал он, от своего раба, немного, отдышавшись от приступа ярости. — Я хочу знать, кто принес тебе эти дикие и страшные вести?
— Верные люди донесли мне, что парасхиты подменили тело нашей царственной госпожи, мой повелитель! — сказал Техути, скорбно выгнув брови. — Это все козни их старшины, парасхита по имени Некра! Он давно погряз в нечистом колдовстве!
— Раб, ты совершил против своего господина самое страшное преступление, какое только можно измыслить! — взревел Сети, подобно раненому зверю. — До этого не мог бы додуматься ни один из моих бесчисленных врагов! Как выяснилось, ты — мой самый злейший враг! Воистину, я пригрел смертельно жалящего скорпиона на своей груди! Ты посеял в моей душе сомнение! Ответь, что мне теперь делать и как мне надлежит поступить? Если я не смогу убедиться в правоте твоих слов и позволю погребальной церемонии идти своим чередом, то я до конца своей жизни буду терзаться сомнениями — кого же я похоронил с царскими почестями? Действительно ли ту, которую я любил больше своей жизни? Если же я возьмусь проверить, кто находится внутри саркофага, я совершу ужасное святотатство и нанесу душе моей возлюбленной Нефертау самый страшный вред, который только способен совершить смертный! Я навсегда отвращу от нее благоволение всех богов и в первую очередь благословенного Осириса, повелителя мертвых и его всемилостивой супруги, прекрасной Изиды! Отвечай же неверный пес!
— Мой повелитель! — несмело поднял голову Техути и скорбно взглянул на своего Фараона. — По моему скудному разумению, надлежит убедиться, либо в верности моих слов, либо в их полном несоответствии с истиной. В противном случае, ты никогда не будешь знать покоя, вплоть до твоего последнего часа! Так или иначе, но я готов понести любую кару, которую ты сочтешь нужным выбрать для своего ничтожного раба! И поверь, мой Фараон, я с готовностью и почтением приму ее!
— В таком случае, тебя бросят на растерзание голодным крокодилам! — проревел разгневанный Сети. — Уберите эту падаль прочь с моих глаз и пусть крокодилы в Мемфисском храме Себека сегодня попируют всласть!
Стража с готовностью бросилась выполнять приказ фараона. Через мгновение они жестоко сбили своего бывшего начальника с ног и повалили его на землю. После чего, стражники принялись тщательно связывать его веревкой, сплетенной из луба пальмы. Техути не предпринимал каких-либо попыток освободиться, а лишь молча, и терпеливо сносил все. Так же стремительно его поволокли прочь из дворца, для того чтобы как можно быстрее выполнить приказ Фараона — доставить в храм Себека, крокодилоголового бога, покровителя водной стихии и Нила. Там в мрачных подземных бассейнах, кишевшими огромными крокодилами, ему было суждено закончить свою блестящую карьеру при дворе фараона Сети Второго.
Глава 2
Кирилл, сердито пыхтя, стремительно вынес свое тучное тело из квартиры, и с оглушительным грохотом захлопнул за собой дверь. Эхо пушечным выстрелом пошло гулять по лестничной клетке, еще не успевшей проснуться девятиэтажки. Но Кирилл не слышал этого. В его ушах все еще стояли душераздирающие женские всхлипы и рыдания.
Он обессилено оперся спиной о дорогую бронированную дверь. Вытерев щекастое, потное лицо большим носовым платком в синюю клетку, Кирилл тяжело вздохнул. Не было нужды смотреться в зеркало, чтобы понять, что рожа у него красная и давление опять подскочило. А при гипертонии в его возрасте это было совершенно непозволительно. Хотя, что в его возрасте вообще было позволительно?
Аллочка, к примеру, вообще была одно сплошное противопоказание. Но он повелся на нее как юнец, совершенно позабыв про все свои многочисленные болячки и проблемы. Собственно именно этим она и покорила его, своей поистине волшебной способностью на время снимать с его мозолистой шеи тяжкое ярмо житейских забот.
Сначала он заезжал к ней всего на пару часов и то, лишь тогда, когда бизнес и семья совсем уж доставали его, и ему становилось невмоготу. Потом он как-то раз остался у Аллочки на всю ночь, солгав жене, что уезжает в срочную однодневную командировку. Что и говорить, тогда они поистине волшебно провели время! Возвращаясь наутро домой, Кирилл чувствовал себя словно заново родившимся.
Нечто похожее испытываешь после хорошей бани, когда то, что всего лишь пару часов тому назад, делало твою жизнь невыносимой, вместе с грязью и шлаками выходит из твоего организма прочь, все поры открываются и дышат с новой энергией и жизнь наполняется новым смыслом. Так было и в тот раз.
Но постепенно их с Аллочкой встречи превратились в рутину, обросли грудой никому ненужных ритуалов и утомительных взаимных обязанностей. Как быстроходный фрегат днище, которого со временем покрывается толстым слоем водорослей и ракушек, теряет способность к волшебному полету по волнам, так и их романтические отношения претерпели фатальные изменения.
Наконец настал момент, когда их с Аллочкой взаимоотношения уже ничем не отличались от обычных супружеских. То от чего так бежал Кирилл, в очередной раз настигло его и как всегда больно ударило. Глупая девочка решила, что теперь после того как в ее квартире прочно обосновались домашние тапочки Кирилла и его зубная щетка она имеет на него какие-то определенные права. И она начал предъявлять их постепенно и исподволь.
Вскоре Кирилл понял, как глубоко он заблуждался в отношении своей нынешней пассии. За ее мягкой, беззащитной уступчивостью вдруг неожиданно начала проблескивать дамасская сталь, которой впору было рубить танковую броню. И сегодня утром, когда Аллочка вдруг призналась ему, что беременна, и стала нести какой-то вздор, насчет их будущего малыша Кирилла наконец прорвало.
Он, конечно же, погорячился. Половину из того что он наговорил ей можно было вообще не говорить. Но что сделано, то сделано. Не возвращаться же ему обратно и не просить прощения, в конце-то концов! Тем более, что все равно, рано или поздно это должно было произойти.
Пять минут назад, Кирилл в сердцах выгреб из бумажника всю бывшую при нем наличность и, швырнув в лицо зареванной Аллочке, гневно прокричал, что после такой подставы он больше не хочет ее видеть. Что же касается того, от кого именно она умудрилась нагулять ребенка, его это, никоим образом не касается. Но, тем не менее, он, все-таки, настоятельно посоветовал ей избавиться от него. Причем чем скорее, тем лучше.
Сейчас он понимал, что с этой подлой твари могло вполне статься, притащиться к нему домой прямо посреди ночи. Представив на мгновение, как его супруга открыв дверь, обнаруживает у себя на пороге эту наглую пигалицу Аллочку с чемоданом в одной руке и с ребенком в другой, Кирилл застонал от бессильной злобы. Довершал это кошмарное видение результат генетической экспертизы, подтверждающий его отцовство, зажатый в остреньких крысиных зубках Аллочки.
При ближайшем рассмотрении умница и красавица Аллочка, оказалась обычной безмозглой курицей. Она ничем не отличалась от миллионов других, заурядных особей женского пола, которые при первом же удобном случае начинают вить гнездо.
Был ли в этом виноват непреодолимый инстинкт продления рода или же природная женская хитрость, Кирилл не успел додумать. Неожиданно, снизу лестничной клетки, до него донесся хриплый кашель. Кирилл досадливо поморщился, видимо, какой-то бомж забрел ночью в подъезд и теперь тяжело отходил ото сна. Не хватало еще наловить от него блох!
Тяжело отвалившись от двери Аллочкиной квартиры, Кирилл запахнул светлое кашемировое пальто на дородном теле и, подойдя к лифту, ткнул большим пальцем в кнопку вызова. Вопреки его ожиданиям, ничего не произошло. На всякий случай Кирилл потыкал кнопку еще. Но лифт видимо умер окончательно и бесповоротно. Наградив его за это злобным пинком, Кирилл принялся спускаться по лестничной клетке.
Аллочка жила на четвертом этаже, так что ничего страшного в том, чтобы спуститься, вниз пешком не было. Кирилл уже смирился с мыслью, что ему придется пройти мимо бомжа, пьянчуги или кого-то там еще. В конце концов, если тот начнет вдруг блажить, с одним уродом он как-нибудь справится.
Неожиданно снизу послышались странные звуки, не то покашливание, не то еле сдерживаемый злорадный смешок. Кирилл остановился, настороженно прислушиваясь. Перегнувшись через перила, он уловил какое-то движение несколькими этажами ниже.
Это не на шутку встревожило его. Еле живой бомж или мающийся с похмелья алкаш не мог двигаться так быстро. Так могла двигаться, скажем, кошка или собака. Но, то, что двигалось внизу, было намного крупнее собаки, не говоря уж о кошке. А насколько знал Кирилл, ни те, ни другие, подобных звуков издавать не могли.
Непроизвольно он попятился и сделал несколько шагов назад, вверх по лестнице. Волосы на голове у него встали дыбом, а сердце принялось набирать обороты, выбивая сумасшедшую чечетку. Кирилл взмок от ужаса и машинально вытер ладони об полы пальто, на котором сразу же остались темные пятна.
Тут прямо под ним послышался тихий злорадный смешок и Кирилл понял, что от того кто снизу поднимался к нему его отделяет всего лишь половина этажа. В голове промелькнуло, что если встреча с этим неизвестным закончится благополучно, то он, пожалуй, прямо сейчас вернется к Аллочке и попросит у нее прощения. И вообще пусть рожает, он вполне в состоянии содержать и ее и ребенка. И по большому счету, старая жена ему уже порядком успела надоесть. Поэтому…
Он не успел додумать. Из-за угла, внизу, возле грязных бетонных ступеней лестницы вдруг высунулось и исчезло нечто настолько кошмарное и настолько огромное, что Кирилл тонко взвизгнув, опрометью бросился вверх по лестнице. Тут же, совсем у него за спиной, вновь раздался издевательский смешок, переходящий в отвратительное кряхтение.
Подвывая от ужаса, Кирилл пронесся мимо Аллочкиной двери и тяжело затопал вверх по лестнице, забираясь все выше на этажи. Отвратительное существо безжалостно гнало его наверх, покашливая, постанывая и хихикая на все лады. Казалось, неведомая тварь развлекается.
Внезапно лестничная клетка закончилась. Кирилл понял, что бежать дальше некуда. Он оказался на самом верхнем девятом этаже. Вверх на чердак уходила лестница, упиравшаяся в металлический люк на котором висел огромный замок. Тяжело хватая ртом, вонючий воздух отравленный миазмами мочи и пищевых отбросов, Кирилл затравленно озирался. Наконец, он попытался вжаться в дальний угол за большую круглую трубу мусоропровода. При его весе в сто с лишним килограммов эта была не самая удачная мысль.
Тут жуткое существо в очередной раз высунулось из-за угла и уже не стало более прятаться, а позволило рассмотреть себя во всей красе. За считанные секунды Кирилл увидел вполне достаточно для того чтобы понять, что он обречен. Перед ним было порождение больной фантазии, которое каким-то обманом выбралось из его самого кошмарного сна.
Внезапно истерзанный невыносимым ужасом мозг толкнул его массивное тело к широко распахнутому спасительному окну. Существо возмущенно хрюкнуло и, пытаясь помешать, запоздало кинулось ему наперерез, размахивая когтистыми лапами.
— Успел! — торжествующе успел подумать Кирилл, обессилено вываливаясь из окна наружу.
Но уже в следующее мгновение его, бешено колотящееся сердце, испуганно сжалось от непривычного ощущения свободного полета, чтобы затем отчаянно сократиться, мощным толчком вытолкнув из себя всю кровь. В груди Кирилла словно разорвалась граната, пронзив его чудовищной болью, и он умер за долю секунды до приземления.
Его тяжелое тело с глухим отвратительным стуком врезалось в капот припаркованного внизу автомобиля, безжалостно смяло его и, отскочив в сторону, рухнуло на тротуар. А через пару минут отвратительная тварь, хрюкая и вздрагивая от наслаждения, жадно лакала расплывающуюся на пыльном сером асфальте черную кровь.
Глава 3
Фараон Сети Второй пребывал в глубокой задумчивости. Несмотря на то, что он отдал приказ казнить начальника стражи, он все же был склонен ему верить. По крайне мере, Техути никогда ранее не подводил его. Более того, он несколько раз спасал своему Фараону жизнь. Где-то в глубине души, Сети шевельнулась совесть, и на мгновение ему даже стало жаль начальника стражи, быть может, несправедливо осужденного им на ужасную смерть. Но Сети тут, же отогнал от себя эту мысль, как недостойную великого Фараона, которым он себя, несомненно, считал. Колебания и жалость должны были быть неведомы правителю великого Египта, если он хотел править долго и успешно.
В свое время, Сети был назначен, своим предшественником Фараоном Сипта, наместником египетского трона в Нубии. Эта область Египта, с незапамятных времен, считалась посвященной Амону, так как содержала в своих копях огромные запасы золота. Это последнее обстоятельство поставило Сети в весьма близкие отношения со жрецами Амона в Мемфисе и способствовало их сближению. Мудрые святые отцы сразу же разглядели в молодом амбициозном Нубийском наместнике отменный материал для осуществления своих далеко идущих замыслов. Впоследствии, именно с их помощью, Сети и занял трон Фараона, свергнув с него Сипта.
Жрецы Амона учили Сети, что Фараон никогда не должен менять единожды принятые им решения, даже если через некоторое время поймет, что они были в корне неверны. Наместник богов на земле не может себе позволить ошибаться, ибо ему все должно быть ведомо заранее. И уж ни в коем случае он не должен проявлять слабость, тем более, прилюдно. В противном случае, его придворные быстро поймут, что их Фараон ни на что негодная тряпка, боящаяся принимать жесткие, ответственные решения. С этого самого момента, дни его жизни будут сочтены, ибо во все времена не было и не будет дворца, в котором не было бы заговорщиков, лелеющих мечту занять трон Фараона.
Хмуро обведя недоверчивым взглядом толпу придворных и прочих дворцовых прихлебателей Сети громко выкрикнул:
— Пошли все вон! Оставьте меня наедине с саркофагом Царицы, если вам дорога жизнь!
Сообщив свою волю, он наблюдал как его соратники и приближенные вперемежку с дворцовой челядью спешно покидают покои. Нетерпеливо дождавшись, когда они, наконец, покинули коридоры, Сети ринулся в направлении огромного саркофага погруженного на массивные погребальные дроги.
Застывшие в немом изумлении рабы, которые должны были влачить этот неподъемный погребальный поезд, и которым для того чтобы выйти из помещения нужно было пройти мимо разгневанного, словно демон пустыни Фараона, в ужасе разбежались в разные стороны.
— Стойте, шакалы! — взревел Сети. — Все назад! Не то, клянусь Сехмет, я изрублю вас на куски!
Перепуганные рабы остановились, в нерешительности, недоуменно переглядываясь. Слово Фараона было для них законом, даже если при этом их собственные никчемные жизни ставились под угрозу.
Подбежав к огромному, саркофагу, высеченному из цельной глыбы красного гранита, Сети попытался сдвинуть венчавшую его массивную гранитную крышку. Из этого у него ничего не вышло. Каменная крышка была слишком тяжела для одного человека.
— Ну-ка, все вместе навались! — скомандовал он смиренно стоящим поодаль рабам. — Или вы так и будет стоять, и смотреть, как ваш Фараон надрывается в одиночку, неблагодарные животные?
Несмело приблизившись, они принялись помогать ему. Вскоре, их совместными усилиями каменная крышка саркофага со страшным грохотом была обрушена на пол. При падении она раскололась на две неровные половины. Дивная работа искусных камнерезов была безвозвратно уничтожена. Впрочем, сейчас это занимало Сети менее всего. После того как крышка была сброшена, он велел рабам извлечь из каменного гроба находящийся внутри него массивный раскрашенный саркофаг из драгоценного ливанского кедра.
С большим трудом рабы извлекли чудовищный футляр наружу. Тяжело отдуваясь и утирая пот, обильно струящийся по их лицам, они переводили дыхание и искоса поглядывали на фараона. Даже им людям вне закона, лишенных всех прав и состояния, поведение Сети казалось, по меньшей мере, странным. Но с другой стороны, наместник богов на земле должен был знать, что он делает. Иначе и быть не могло. Раз он решил извлечь наружу мумию своей царственной супруги, значит подобную мысль ему внушил не кто иной как сам венценосный Ра или на худой конец ибисоголовый бог мудрости Тот.
Между тем, Сети и не думал на этом останавливаться.
— Что встали? Достаньте мне из этого саркофага следующий! — не терпящим возражений тоном проревел он.
Рабы беспрекословно повиновались. Таким образом, были последовательно извлечены и открыты все семь саркофагов находившихся один в другом. В конце концов, Сети добрался до мумии Нефертау, своей царственной супруги. Нетерпеливо прогнав всех рабов, прочь, он остался с ней наедине
Глава 4
Сенсей, крепко сбитый мужчина среднего роста, с мощной грудной клеткой и круглым животиком навыкате, устраивал нагоняй своим воспитанникам. В спортзале было около десяти человек старшего школьного возраста, застывших в боевых стойках. Все были одеты в белые кимоно с белыми поясами, лишь один старший ученик, был в черном кимоно с красным поясом. Сам же Сенсей был весь в черном.
— Это, что за стойка, я тебя спрашиваю?! — исступленно орал он на тщедушного парня, с красным напряженным лицом, — Кто тебе сказал, что эта стойка называется киба-дачи? Эта стойка называется стойка пьяной обезьяны! Ты как руки держишь лишенец? Ты что в приятном ожидании? У тебя, кенгурята будут? А, что у тебя случилось с ногами? Ты заделался на полставки Эйфелевой башней? Почему у тебя колени друг к другу жмутся, как у больного лося? В общем, так! Убедительная просьба, кто не хочет заниматься, может катиться ко всем чертям! Не мучайте ни себя, ни меня! Тем более, что хозяева подвала все равно скоро закроют спортзал и устроят тут очередной магазин! Всем ясно?!
— Д-а-а… — нестройно пронеслось по залу.
— Не слышу! — свирепо проревел Сенсей и почесал свой округлый волосатый живот.
— Д-а-а! — отчаянно завопили воспитанники.
— Вот и распрекрасно, что да! А сейчас упали на кулаки и отжались пятьдесят раз!
Собственно спортзалом помещение, где шла тренировка, можно было назвать лишь с большой натяжкой. Оно располагалось в подвале жилого дома, и не имело окон. Одну половину подвала занимал спортзал, а вторую большую и лучшую магазин.
На цепях с потолка свисали боксерские мешки и мешки для кикбоксинга. В углу, растопырив деревянные руки, застыл деревянный манекен, на котором отрабатывались приемы Кунг-Фу. По стенам зала были развешаны учебные копья, мечи, шесты и прочая экзотика. Прямо посередине центральной стены висело развернутое знамя школы. На нем были изображены сцепившиеся в яростной схватке дракон с тигром.
Не прерывая тренировки, Сенсей сощурил глаза и внимательно прислушался. Сначала он подумал, что ему это всего лишь показалось. Но сейчас он отчетливо расслышал придушенный женский вскрик и плач. После чего послышался истошный женский вопль «Помогите!».
— Да что же это такое? — недовольно покрутил Сенсей круглой коротко остриженной белобрысой головой.
Он никак не мог понять, откуда доносятся крики, то ли из соседнего помещения в подвале, где находится магазин, то ли из квартиры расположенной прямо над спортзалом. В конце концов, он решил, что звук идет все-таки из магазина. Через квадратную жестяную трубу вентиляции, которая тянулась под потолком всего подвала.
— Вадик, порули пока, — попросил он парня в черном кимоно.
Поднявшись по бетонным ступеням, он с усилием открыл массивную железную дверь, являвшуюся входом в спортзал, и вышел на улицу. Запахнув кимоно на груди, Сенсей поежился, было свежо, вдобавок моросил дождик. Прыгая через лужи, он направился к входу в магазин. Но к его удивлению на стеклянной двери изнутри уже висела табличка «Закрыто».
— Значит это у них, — задумчиво пробормотал Сенсей, заметив стоявший возле магазина автомобиль директора магазина.
Не в его положении было осложнять и без того непростые отношения с директором магазина. Тем более, что Сергей Витальевич являлся хозяином подвала, в котором располагался спортивный клуб Сенсея. Пару лет назад Сенсей оказал ему услугу. Сергей Витальевич, который тогда был просто Серегой, по глупости попал на большие бабки. Залетная братва уже разводила его по беспределу в полный рост. Серега успел попрощаться не только с подвалом, но и с квартирой и машиной. Сенсей впрягся тогда за него, хотя вернее будет сказать, жестко врубился, перед бандитами. Он фактически спас незадачливого коммерсанта от полного разорения, а может быть и от чего похуже.
В благодарность Серега пустил спасителя к себе в подвал на правах арендатора. Он не только не брал с него арендную плату, а наоборот активно помогал оборудовать спортзал. Оплачивал рабочих проводивших ремонт, накупил отделочных материалов, дал денег на приобретение инвентаря. И вообще принимал самое горячее участие в создании спортзала. При наличии спонсируемого им спортивного клуба, располагающегося у него прямо за стеной, Серега после всех перенесенных треволнений, чувствовал себя как-то спокойнее.
Но последнее время дела у молодого предпринимателя резко пошли в гору и он уже пару раз, словно невзначай, заводил с Сенсеем разговор о том, что ему нужны площади для расширения своего магазинного бизнеса. Сенсей понимал, что вопрос выселения его из подвала это лишь вопрос времени. Причем самого ближайшего.
Вернувшись в спортзал, Сенсей заметил, что Вадик как-то странно посмотрел на него.
Приблизившись к шефу, он вполголоса сказал:
— Там у соседей какую-то тетку не то бьют, не то насилуют! Пока тебя не было она все это время орала благим матом.
Сенсей молча, кивнул и, пройдя сквозь весь спортзал, мимо испуганных воспитанников прошел в подсобку, где хранил спортинвентарь, боксерские мешки, перчатки, шлемы и многое другое. В глубине этого склада, между стеллажами, заваленными всякой всячиной, была деревянная дверь, которая вела в подсобные помещения магазина.
Подойдя к ней вплотную, Сенсей нагнул голову и прислушался. Внезапно уши его ожег истошный женский крик. От неожиданности он даже подпрыгнул. Выругавшись вполголоса, Сенсей отошел от двери и со всего маху врезал по ней ногой. Дверное полотно затрещало, подалось, но все еще держалось. Сенсей досадливо крякнул и с разворота пяткой со всей своей немалой дури снес дверь с петель. Дверное полотно вместе косяком с грохотом влетело в полутемное помещение магазина, роняя по пути куски штукатурки.
Женский крик внезапно стих и наступила полная тишина. Сенсей, наступив на громыхнувшую под его весом выбитую дверь, прошел вглубь магазина. Внезапно щелкнул замок отпираемой двери и навстречу Сенсею из директорского кабинета вышел Серегин заместитель Паша. Он на ходу заправлял выбившуюся рубашку под брючный ремень. Паша был пьян.
— Слышь, сосед, ты чего такой борзый? С чего это ты, на нашу территорию заперся? Давай вали отсюда, по-хорошему! — возмущенно заголосил он, широко расставив руки с явным намерением не допустить нежданного визитера в кабинет директора. — Сергей Витальевич сейчас занят, к нему нельзя!
— Мне можно! — разъяряясь, проворчал Сенсей, сметая со своего пути Пашу.
Его локоть лишь слегка коснулся челюсти заместителя, после чего тот пошел юлой и рухнул на пол.
Даже не удосужившись проверить, заперта ли дверь Сенсей не останавливаясь, высадил ее прямым ударом ноги. В дальнем углу кабинета, Серега тяжело пыхтел над всхлипывающей девушкой, разложенной прямо на офисном столе. Директор изумленно повернул голову на шум упавшей двери. Его затуманенный пьяный взгляд остановился на Сенсее. После того как он, наконец, узнал непрошенного гостя, черты лица Сергея Витальевича исказила ярость.
— Тебе чего здесь надо? Я тебя спрашиваю, физрук несчастный? Ты чего о себе возомнил бык подвальный? — взревел он, оставив девушку в покое.
Сергей Витальевич сделал неловкую попытку накинуться на Сенсея с кулаками. Сделав всего пару шагов, он запутался в своих спущенных штанах и с грохотом рухнул на пол. Сенсей брезгливо перешагнул через него и подошел к зареванной девице. Та тщетно пыталась прикрыться изорванным в клочья платьем. На столе стояла сильно початая бутылка виски, стаканы и закуска из китайского ресторана. В пепельнице полной окурков дымила непотушенная сигарета. Сняв с директорского кресла Серегин пиджак. Сенсей вынул из его карманов документы, бумажник, ключи и брезгливо швырнул все это на стол.
Протянув зареванной девушке пиджак, он сказал:
— Прикройся! И перестань реветь, я не выношу, когда женщины плачут! Пошли отсюда!
Девушка поспешно накинула пиджак на плечи и, соскочив со стола, заторопилась к выходу из кабинета. Сенсей шел за ней.
Когда девушка проходила мимо распростертого на полу Сергея Витальевича, тот неожиданно попытался ухватить ее рукой за тонкую лодыжку и заревел в голос:
— Считай, что я тебя уволил! Ты не создана для офисной работы!
Сенсей молча, пнул директора в голый зад, после чего не торопясь прошел прямо по нему к выходу из кабинета.
— Я сейчас полицию вызову и на тебя Сенсей заяву напишу о нападении на офис и моем избиении! — возмущенно вопил наполовину раздавленный Серега.
— Еще про избиение твоего сотрудника не забудь дописать! — усмехнулся Сенсей, выходя в коридор.
Там он, походя, отправил караулившего его за углом Пашу, в глубокий нокаут. Большая тяжелая бита, выпав из ослабевших рук незадачливого заместителя Сергея Витальевича, словно гигантская кегля, с грохотом покатилась по полу.
Вернувшись с девушкой в спортзал, Сенсей вызвал такси и отправил ее по адресу, который она назвала. После чего продолжил тренировку.
Было понятно, что Серега побоится вызывать полицию и не даст этого сделать своему боевому заму. И уж тем более он не будет писать на Сенсея никакого заявления. Но было понятно и другое. После сегодняшнего цирка Сенсею со всем своим спортклубом придется срочно выметаться из Серегиного подвала. Причем, чем скорее, тем лучше.
Глава 5
Дрожащими руками, от осознания того, что совершает немыслимое святотатство, Сети, снял посмертную золотую маску с верхнего конца тряпичного кокона и аккуратно отложил ее в сторону. Не сказать, чтобы маска очень уж была похожа на лицо Нефертау, но, в ней, безусловно, было что-то от оригинала. Возможно, во всем была виновата эта скорбная полуулыбка.
Сети, вдруг, на мгновение показалось, что лишь только он сорвет покровы и бинты, под ними его встретит улыбающаяся живая и здоровая царица, затеявшая с ним какую-то диковинную игру в прятки. Подстегнутый этим обманчивым ощущением, он принялся, остервенело срывать бинты покрывающие голову мумии. Это давалось ему нелегко, так как бинты были пропитаны бальзамическими смолами и маслами. Они распространяли вокруг себя такой едкий запах, что Сети закашлялся, а глаза его начали слезиться.
Помогая себе мечом, он, торопливо, сорвал ненавистные покровы с головы мумии. Первое что ему бросилось в глаза, были страшные седые волосы! Сети нахмурил брови. Несмотря на горе, которое грызло и терзало его изнутри своими острыми клешнями, подобно сотне злых, голодных скорпионов, он был несказанно изумлен. Неужели благовония и таинственные вещества, применяемые парасхитами при бальзамировании, так повлияли на цвет волос его царицы? Нефертау никогда не сбривала волосы с головы, в отличие от остальных частей своего восхитительного тела.
Ее волосы были настолько пышны и длинны, что ей не было надобности стричь их и носить тяжелый парик, сплетенный из чужих волос. Кроме того она красила волосы хной, от чего волосы приобрели медно-красный оттенок, который всегда так нравился Сети. Он бы никогда не спутал этот цвет, ни с каким другим! Однако, то, что он видел перед собой, были не волосы его царственной супруги!
Теперь от лица возлюбленной, лежащей перед ним туго спеленатой в гигантский грязно-серый кокон, его отделяла всего лишь маска из тонкой золотой фольги. Наконец собравшись с силами Сети, отложил меч в сторону и, взявшись обеими руками за маску, осторожно приподнял ее. В следующее мгновение из его исстрадавшейся души наружу вырвался мучительный стон. Под маской было лицо, но это лицо принадлежало не Нефертау! Это было лицо совершенно незнакомой ему старой женщины!
Немного придя в себя и дождавшись, когда на смену отчаянию и злобе придет всеиспепеляющая холодная ярость, Сети уже не нимало не смущаясь, решительно вспорол мечом бинты покрывающие мумию вдоль всего ее туловища. Как он и ожидал, внутри кокона покоилось тело чужой ему женщины. Судя по ее плечам и конечностям, непомерно развившимся в результате непосильной работы, это была какая-то пожилая простолюдинка.
Взревев, Сети с отвращением отбросил от себя жалкие останки рабыни и пружинисто поднялся с колен. Подняв с пола обрывки бинтов, он тщательно обтер об них перепачканные в бальзамических жидкостях руки, а также свой меч. Нехорошо усмехнувшись, он хотел было крикнуть своего верного Техути, который был поистине незаменим в подобных ситуациях, но вовремя вспомнив, что того, по всей видимости, уже доедают крокодилы, недовольно скривился.
— Эй, стража, кто-нибудь! — крикнул Сети.
Он был уверен, что тщательно вымуштрованные Техути стражники, прячутся где-то неподалеку, чтобы по первому же зову придти на помощь своему повелителю. Действительно из тени на свет тут же выбежал один из них и пал ниц перед Фараоном.
— Поднимись! — велел он ему.
Стражник мгновенно подчинился.
— Назовись! — потребовал Сети.
— Меня зовут Эхнасет, мой повелитель!
— Тебе не кажется, что наши имена в чем-то перекликаются? Впрочем, это добрый знак, и с сегодняшнего дня, ты Эхнасет назначаешься новым начальником дворцовой стражи! — сказал Сети и шлепнул стражника плашмя мечом по плечу, в знак своей особой милости. — Также ты получаешь привилегию прямого доклада мне в любое время дня и ночи!
— Благодарю тебя мой повелитель! — проговорил Эхнасет, побледнев от волнения.
— А теперь, я хочу, чтобы ты собрал самых надежных стражников, числом не менее двух десятков! Чем меньше все остальные будут знать, тем лучше! Поэтому мы не будем привлекать никого из наших армейских чинов. У них слишком короткие мысли и слишком длинные языки! — начал привычно отдавать приказания Сети. — Пусть седлают лошадей! Для меня вели запрячь колесницу, но не мою! Возьми колесницу Техути, теперь она принадлежит тебе. Ибо, я так сказал! Точно также как и его дом, его земля и все его имущество вместе с домочадцами. Если тебе вдруг понравится его жена и его дочери, оставь их себе, для плотских утех! Если же они, вдруг придутся тебе по не нраву, продай их в рабство! А еще лучше, отдай их в казармы, своим стражникам! Пусть они хорошенько с ними позабавятся! Более того, я настаиваю на этом! Потом подробно расскажешь мне, об их страданиях! Этот пес Техути нанес мне самую страшную рану, какую только можно помыслить! Я так зол на него, что, пожалуй, ему повезло, что плоть его уже пожрали хищные крокодилы! В противном случае я бы специально для него изобрел какую-нибудь особо изощренную пытку и растянул бы ее на множество дней! Чтобы этот шакал на своей шкуре испытал, то что теперь, благодаря ему чувствую я сам!
— Благодарю тебя за доброту, мой повелитель! — согнулся в почтительном поклоне Эхнасет.
Между тем, Сети продолжал:
— Рабам вели сложить все тряпье и мумию этой презренной женщины обратно в саркофаг и накрыть крышкой. И вообще приберите здесь! А всему этому сброду скажи, что похороны могут продолжаться и идти своим чередом. Также скажи им, что их Фараон впал в неистовство по причине своей невосполнимой утраты! У меня вдруг случился удар, и я теперь не смогу принять дальнейшее участие в процессии! Мы же с тобой выйдем из дворца через потайной ход.
Глава 6
Хромов трясущейся рукой скрутил крышку с пузатой бутылки и налил себе в стакан очередную порцию виски. Он сидел за огромным столом красного дерева в своем кабинете, расположенном в эркере второго этажа его роскошного загородного особняка. Жадно хватанув обжигающей жидкости, он утер рот тыльной стороной руки и брезгливо покосился на лежавший перед ним заряженный пистолет.
Хромов был занят тем, что решал непростую дилемму — вышибить себе мозги прямо сейчас или обождать некоторое время и посмотреть, как события будут развиваться дальше?
Сказать, что он был напуган, было все равно, что не сказать ровным счетом ничего. Он находился в плотном непробиваемом ступоре. Загадочная гибель его старого друга и компаньона по бизнесу Кирилла повергла его в шок. И теперь по прошествии времени он все еще никак не мог поверить, что балагур и жизнелюб Кирюха сам по своей воле выбросился из окна.
Все началось с того что пару месяцев назад к ним в офис заявился некий Дмитрий Мурин. Он представился крупным столичным предпринимателем, после чего от слов сразу перешел к делу, предложив, ни много ни мало уступить, ему землю, приобретенную в собственность Хромовым и Кириллом неподалеку от города. Они к тому времени уже успели поставить на ней два приличных особняка и фактически уже жили в них. Друзья понабирали кредитов и собирались заняться строительством коттеджного поселка премиум класса. Затея в случае успешной реализации сулила хорошую прибыль.
Несмотря на то, что Мурин предложил за землю вполне приличную цену, она все же, была в разы ниже ожидаемых дивидендов с продажи элитных коттеджей. Хромов с Кириллом недоуменно переглянувшись, напрямую сказали Мурину о том, что предлагаемая им сделка их не заинтересовала. Тот довольно легко воспринял отказ, сказав, что в принципе ожидал услышать нечто подобное. Уже уходя, стоя в дверях, он криво улыбнулся узким безгубым ртом и с подкупающей откровенностью посоветовал друзьям готовиться к крупным неприятностям.
Первой обещанной неприятностью была гибель Кирилла. Она поразила Хромова, как гром среди ясного неба. Он вспомнил всю ту чушь, что нес на похоронах друга. В заключение траурного митинга он сдуру ляпнул о том, что покойный был образцовым семьянином. Это прозвучало довольно двусмысленно, так как всем присутствующим было хорошо известно о том, что Кирилл был редкостным кобелем. Неудачный пассаж исторг из новоиспеченной вдовы новый водопад слез. Причем было неясно, то ли она скорбит по любимому супругу, то ли голосит, вспоминая все те обиды, которые этот засранец нанес ей, утоляя свою ненасытную похоть на стороне.
Первоначально казавшееся верным решение друзей юридически разделить приобретенную ими под строительство коттеджей землю поровну, на деле оказалось большой глупостью. Не успели завянуть на могиле Кирилла цветы, как его безутешная вдова уже продала доставшуюся ей в наследство половину земли. Причем покупателем, как нетрудно догадаться оказался все тот же Мурин. В связи с этим Хромова впервые посетила пугающая мысль о возможной причастности Мурина к гибели Кирилла.
Новый сосед в кратчайшие сроки развил бешеную активность на приобретенном земельном участке. Первым делом он оградил свою территорию высоченным забором из оцинкованного профнастила, по верху которого вдобавок зачем-то пустил колючую проволоку. На первых порах Хромов решил, что таким образом тот хочет уесть его. Но после того как у массивных ворот ведущих на землю Мурина появилась вооруженная охрана, он понял что ошибался. Определенно затевалось что-то серьезное.
Далее стали происходить совсем странные вещи. Мурин завез к себе огромную буровую установку и мощные земснаряды. Под несмолкаемый грохот техники прошли два месяца. День и ночь два ярко-оранжевых экскаватора грузили грунт на многотонные самосвалы, которые поднимая тучи пыли, вывозили его с территории стройки. На смену им пришли бетоновозы. Их вращающиеся миксеры нескончаемым караваном потянулись на стройку, вперемежку с длинномерными фурами гружеными стальной арматурой.
После этого пришел черед огромных рифленых контейнеров, в которых было какое-то непонятное оборудование. Хромов пару раз забирался на чердак и через слуховое окно разглядывал в бинокль загадочные ящики. Но имевшаяся на них маркировка ничего не говорила ему об их содержимом.
Потом в считанные недели на соседнем участке поднялась высокая цилиндрическая башня из золотистого зеркального стекла и стали. Что происходило внутри, непонятного сооружения не было видно. Но, то, что там продолжается интенсивная работа, было, несомненно.
Вбуханные в непонятную стройку средства по предварительным прикидкам Хромова составляли сумму, вплотную приближающуюся к астрономической. Какие инвесторы стояли за Муриным, так и осталось для Хромова загадкой. Впрочем, равно как цель и назначение возводимого им в спешном порядке комплекса.
Неделю назад Мурин неожиданно позвонил Хромову на мобильник, хотя насколько тот помнил, он никогда не давал ему своего номера.
— Привет, сосед! Я собственно, чего звоню-то, ты там случаем не передумал, насчет земли? Продал бы ты мне ее, а? Ну, зачем она тебе, в самом деле?
— Ну, тебе же вот она нужна для чего-то, глядишь, и мне пригодится! — раздраженно буркнул в трубку Хромов.
— А я не делаю секрета из того что делаю, — несколько обиженно, сказал Мурин. — Ты, наверное, один в городе еще только не знаешь что я строю «Луна-парк». Я на твоем месте уже давно, по-соседски, зашел бы в гости и поинтересовался, как и что тут у меня. И сразу бы понял, что мне нужны площади! Думаешь, я от хорошей жизни к тебе пристал, с этой твоей землей?
Разговор, как и в первый раз, закончился ничем.
Дальше события начали следовать одно за другим со скоростью схода снежной лавины. Первой ласточкой явилось официальное письмо от охранного агентства, осуществляющего охрану особняка Хромова, а заодно и прилегающего к нему земельного участка, о том, что они в одностороннем порядке расторгают с ним договор. Далее на него, словно по команде, взъелись разом все кредиторы, до этого достаточно благожелательно настроенные.
Все попытки взять в банках очередную ссуду окончились ничем. По какой-то непонятной причине в кредитных отделах на него смотрели, как на уже состоявшегося банкрота и разговаривали подчеркнуто доброжелательно и вежливо, словно врачи со смертельно больным пациентом.
Потом Хромов вдруг неожиданно обнаружил, что за ним оказывается, следят. Ощущение было такое, что его специально, демонстративно пасут. Именно поэтому он обратился к одному высокому чину в полиции, которому несколькими годами ранее оказал достаточно серьезную финансовую услугу.
Полицейский чин вполне доброжелательно выслушал все его страхи и подозрения, относительно нового соседа, после чего, некоторое время размышлял, видимо прикидывая, как бы, не сказать чего лишнего.
— Ну, что я могу тебе посоветовать? — наконец тяжело вздохнул он в упор и не мигая, посмотрел в глаза Хромову. — Ты не знаешь всего того, что знаю я, да оно тебе и не нужно. Как говорится — меньше знаешь, крепче спишь. Но поверь мне старому менту, за этим твоим Димой стоят такие люди, о которых не, то, что говорить, думать опасно.
— И что мне теперь делать? — испуганно спросил Хромов, ошарашено потирая массивный подбородок.
— Я, тебе уже ответил, а дальше ты решай сам, — холодно ответил собеседник, после чего свернул разговор на какую-то отвлеченную тему.
Но Хромов на этом не остановился. Он решился на крайний шаг и посетил местного криминального авторитета Пономаря. Но с ним разговора вообще не получилось. Пономарь с места отчитал его как мальчишку.
— Ты мил человек для начала определился бы, с кем дружить, — протирая очки с толстыми стеклами, недовольно проворчал тот. — А то сначала к ментам, потом к ворам. Так не бывает. Двум богам сразу не молятся, кому-то одному кланяться надо.
В итоге Хромов ушел от Пономаря ни с чем.
И вот теперь он тупо глушил в себе страх алкоголем. Но, то ли виски было паленое, то ли он уже был настолько сильно запуган обстоятельствами, но напряжение не спадало. Хромов все чаще поглядывал в сторону пистолета, лежащего перед ним и наконец, решившись, взял его в руку.
Пистолет был большой и хороший, ухоженный и тщательно смазанный. И пули у него были что надо. Девятимиллиметровый калибр это тебе не шухры мухры! Такую дырку провертит, что мало не покажется!
Криво усмехнувшись, Хромов сначала приставил холодный ствол к виску, потом ко лбу. Но так держать громоздкий тяжелый пистолет было неудобно. Кроме того он где-то читал, что лобная кость самая толстая и прочная, так что еще было неизвестно пробьет ли пуля его черепушку или застрянет в кости? Перспектива, в результате неудачного выстрела, превратиться в безмозглый овощ, как-то мало прельщала Хромова. Он тяжело вздохнул и решительно засунул ствол пистолета себе в рот.
В этот момент в кабинетную дверь неожиданно постучали. Хромов поспешно вынул пистолет изо рта и с грохотом швырнул его в ящик стола.
Кислый вкус оружейной стали несколько отрезвил его. Кроме того, он задел мушкой пистолета за верхний зуб. Хромов недовольно провел языком по зубу. Пьяный дурак, похоже, сколол эмаль! Надо будет, сегодня же, позвонить стоматологу и записаться на прием.
Вошла секретарша и доложила Хромову, что к нему посетитель.
— Чего ему надо? — недовольно буркнул он.
— Представился президентом спортивного клуба, — ответила секретарша, покосившись на бутылку виски и стакан стоявшие, на столе перед шефом.
Тот проследил за ее взглядом и, вздохнув, убрал все в тумбу стола.
— Какого еще спортивного клуба? — строго посмотрел он на секретаршу. — Ну, там во что они играют? В шашки, в лапту или городки?
— Нет, он сказал, что профиль его клуба восточные единоборства.
— Чего? — хрипло спросил Хромов, не веря своему счастью. — Так, какого лешего ты его в приемной маринуешь? Давай его срочно сюда!
Глава 7
— Мой повелитель, куда мы держим путь? — спросил Эхнасет, правя колесницей, в которой рядом с ним находился Фараон.
За ними следом неслась на конях вооруженная до зубов дворцовая стража, общим числом в двадцать человек. Они поднимали густые столбы пыли, пугая прохожих на улицах вечернего Мемфиса.
— Погоняй за город, в сторону квартала парсхитов! — велел Сети, сумрачно нахмурив брови.
Лицо его было прикрыто платком, не столько от пыли, сколько для того, чтобы никто не смог признать в нем Фараона. Со стороны можно было понять лишь то, что начальник дворцовой стражи, колесницу которого хорошо знали все в Фивах, со своими людьми отправляется по какому-то важному поручению своего божественного хозяина.
Всю дорогу Сети хранил зловещее молчание, и лишь время от времени, скрежетал зубами, от бессильной ярости. Его душила бешеная злоба на парасхитов, позволивших себе столь наглую выходку в отношении избранника богов. Как же было надо презирать все незыблемые устои государственной власти, чтобы так низко попрать его Фараона, достоинство?
Наконец, вдалеке, показался квартал парсхитов. Он находился на выселках, вдали от самой столицы. Его существование было неизбежным злом, с которым приходилось мириться. Мемфис был столицей нижнего Египта. Огромным городом с развитой инфраструктурой и весьма обильным населением. В силу естественных и множества иных причин, в нем постоянно кто-то умирал. И вот именно для этого и был необходим квартал парасхитов. Эти парии рода человеческого были единственными, кто брал на себя обязанности по подготовке покойников в их последний путь. Парасхитов презирали, их боялись и ненавидели. Но при всем этом их терпели, им давали возможность заниматься своим ужасным искусством и жить на вознаграждение, получаемое за приготовление мумий.
Но всему есть свой предел и именно этот предел они только что перешли! По Мемфису давно ползли смутные слухи о том, что в квартале парасхитов творятся темные и страшные дела. Говорили, что парасхиты исповедуют некую древнюю форму страшной религии. Эта религия была в ходу за многие тысячелетия до нынешних времен. Их странные и жуткие ритуалы были обращены к древним богам, тем которые были задолго до Амона, Осириса, Исиды и прочих добрых богов любящих и помогающих людям, которым ныне поклонялся весь честный Египет. Но Фараон считал ниже своего царственного достоинства обращать на ничтожных парасхитов хоть какое-то внимание, вплоть до сегодняшнего дня. До тех самых пор пока это не коснулось непосредственно его самого, причем столь неожиданным и страшным образом.
Подъезжая к кварталу парасхитов, состоящему из жалких лачуг сложенных из необожженного кирпича, колесница Фараона спугнула целую стаю шакалов. Злобные твари, не спеша, словно делая людям большое одолжение, неторопливо затрусили в пустыню. Судя по тому, что животные были с округлыми гладкими боками, недостатка в пище они не испытывали. Сети недоуменно поднял брови, в конце-то концов, не телами же умерших подкармливали все это зверье здешние обитатели? Хотя после сегодняшних событий, его уже ничто не могло бы удивить.
— Правь прямо к дому старшины парсхитов! — велел Фараон Эхнасету.
Подняв тучи пыли, начальник стражи вздыбил коней прямо перед воротами небольшой двухэтажной усадьбы и остановил колесницу. Фараон не дожидаясь, когда мчащиеся за ним всадники спешатся, соскочил с колесницы и сопровождаемый лишь одним Эхнасетом бросился к воротам усадьбы. Приблизившись к калитке, он вынул меч и принялся колотить его массивной рукояткой, из слоновой кости, по входной двери.
На стук вышел черный раб. Это был нубиец огромного роста со свирепой разбойничьей рожей, покрытой многочисленными шрамами. Он не узнал Фараона, лицо которого было прикрыто платком, а быть может, просто не знал, как тот выглядит.
Во всяком случае, он довольно бесцеремонно оглядел Сети с головы до ног, затем перевел взгляд на его обнаженный меч и развязно спросил:
— Что вам угодно?
Взбешенный Сети сделал выпад мечом вперед, для того чтобы убрать со своей дороги досадную помеху, но чернокожий гигант неожиданно легко ушел от удара и перехватив руку фараона вырвал из нее меч. Этим же самым клинком он успел проворно отбить меч Эхнасета, который оттеснив Сети в сторону, бросился на нубийца.
Пока Эхнасет в дверях яростно рубился с чернокожим монстром, Сети оглянулся назад и, махнув рукой стражникам, дал сигнал к атаке:
— Вперед, моя доблестная стража! Мне нужен лишь старшина парасхитов, причем живой и здоровый! С остальными можете не церемониться!
Над головой и ухом Эхнасета с пронзительным свистом пропели стрелы. Отскочив в сторону, он оглянулся. Стражники открыли по огромному чернокожему прицельный огонь из своих луков. Через мгновение тот был буквально нашпигован длинными оперенными стрелами и стал похож на огромного дикобраза. Еще какое-то время он стоял на ногах, обливаясь кровью, после чего шумно грянулся оземь, подняв столб красной пыли.
Подбежав к нему Сети, вырвал у него из руки свой меч и, обернувшись назад, крикнул:
— Стража, вперед!
После этого усадьба была предана мечу. Все ее обитатели были безжалостно вырезаны, невзирая на пол и возраст. Впереди всех, подобно ужасной песчаной буре, несся сам Сети Второй — Фараон Верхнего и Нижнего Египтов. Он был с головы до пят забрызган кровью, как самый простой воин. Лицо его было искажено гримасой ярости. Он уже давно сорвал с себя платок, который скрывал его лицо от окружающих. Рубя направо и налево он не щадил никого, ни детей, ни женщин, ни стариков. Тех, немногих оставшихся после него в живых, добивали неотступной тенью, следующие за ним, след в след стражники, возглавляемые Эхнасетом.
Когда, наконец, дикие крики и стоны убиваемых в усадьбе людей стихли, воцарилась зловещая тишина. Лишь ветер, внезапно налетевший из раскаленной пустыни, своим унылым воем, словно протестовал против того, что только что произошло в усадьбе. Старшину парасхитов обнаружить так и не удалось.
Повернувшись к Эхнасету, Сети спросил:
— Напомни мне начальник стражи, как зовут старшего во всем Египте парасхита?
— Мой повелитель, его зовут Некра!
— Странное имя! — задумчиво пробормотал Сети.
— Прикажешь сжечь усадьбу? — спросил с поклоном Эхнасет.
— Зачем? — удивленно посмотрел на него Фараон. — После того, как мы прополем на этом поле нечестивые сорняки, здесь поселятся другие люди. Более достойные, нежели их предшественники! Зачем же им отстраивать этот дом и неплохую усадьбу заново? Кстати, проследи за тем, чтобы отныне старшина парасхитов был твоим человеком и во всем был послушен тебе. Я всегда говорил, что этот Техути недорабатывает! Если бы он держал парасхитов за горло, мы сейчас не занимались бы этим грязным делом!
В это время вернулся один из стражников посланных Эхнасетом прочесывать территорию усадьбы. Пав ниц, на пыльную площадку перед домом старшины парасхитов, он терпеливо ждал, когда его, наконец, заметят.
— Эхнасет, спроси своего человека, какую он принес нам весть! — сказал Сети, ткнув окровавленным мечом в распростертую перед ними фигуру.
— Говори, раб! — велел Эхнасет.
— Мой господин, там поют! — несмело приподняв голову, доложил ему стражник, избегая смотреть в сторону Фараона.
— Как поют? — удивленно спросил Эхнасет. — Где поют?
— Мы не знаем, мой господин! — спрятав лицо в пыли пробормотал перепуганный стражник. — Там в глубине усадьбы слышны голоса, идущие из-под самой земли! Остальные стражники говорят, что это проклятое место! Где-то здесь, есть вход в подземное царство Осириса, охраняемое самим Анубисом, его верным шакалом!
Глава 8
Сенсей нерешительно прошел в дверь, предупредительно распахнутую перед ним вдруг сразу ставшей любезной секретаршей. Навстречу ему уже спешил сам хозяин кабинета, вытянув вперед обе руки для приветствия.
— Милости просим, милости просим! — весело проговорил Хромов, крепко пожимая иссеченную многочисленными шрамами руку гостя. — Спортсменам, физкульт привет!
В нос Сенсею ударила густая пахучая волна дорогого алкоголя.
— Живут же люди! — позавидовал он. — Еще только десять утра, а он уже набрался! И при этом, никаких тебе проблем, ни угрызений совести!
Радушный хозяин, для того чтобы подчеркнуть свое расположение к гостю, не вернулся за письменный стол, обычно выполняющий роль баррикады между Хромовым и посетителями. Усадив Сенсея в кресло возле журнального столика сам он шумно плюхнулся в другое, стоявшее напротив.
— Чему обязан столь раннему визиту? — склонив непропорционально большую голову, поинтересовался Хромов.
— Я к вам в роли просителя, — несколько натянуто улыбнулся Сенсей. — И чтобы не отнимать у вас драгоценного времени сразу перейду к делу. Видите ли, срок аренды спортзала, в котором я сейчас тренирую, заканчивается. На сегодняшний день, хозяин помещения, категорически отказывается пролонгировать договор аренды.
— А что вы тренируете, если не секрет? — довольно бесцеремонно перебил его Хромов.
— Карате, кунг-фу, айкидо, боевое самбо, всего понемногу, — пожал могучими плечами Сенсей. — У любого человека всего две ноги и две руки, примерно одни и те же тактико-технические данные. И, поверьте мне, все виды единоборств не так уж сильно и отличаются друг от друга. По большому счету неважно, как именно называется то искусство, которым владеет человек, главное, что он может реально применить из всего этого арсенала. Поэтому я даю своим ученикам винегрет из всех стилей. Это ассорти я и называю восточными единоборствами.
— Понятно, — задумчиво проговорил Хромов, на лице, которого читалась напряженная работа мысли. — То есть, если я вас правильно понял, вам нужен спортзал?
— Ну, да, или на худой конец помещение, которое можно переоборудовать под спортзал, — кивнул Сенсей.
— И сколько у вас бойцов, то есть я хотел сказать спортсменов?
— На постоянной основе занимается человек тридцать, из них человек десять можно смело назвать бойцами, — сказал Сенсей, который начал улавливать, куда именно клонит Хромов. — А что нужно кому-нибудь башку оторвать?
— Нет, никому ничего отрывать пока не надо! — несколько натянуто рассмеялся тот. — Дело в том, что у меня, в принципе, есть такой спортзал. Там, кстати, есть еще сауна, бассейн и вдобавок ко всему, тренажерный зал.
— Но все это, наверное, будет стоить очень дорого? Вряд ли я смогу позволить себе такую роскошь.
— Это не будет стоить вам ничего! — нетерпеливо отмахнулся Хромов. — Денег у меня как грязи! Просто мне нужно чтобы надежные люди присматривали за моим особняком, в котором находится спортзал со всеми прибамбасами, ну и заодно за прилегающей к дому территорией. Мне, буквально завтра, нужно будет срочно выехать за границу по делам бизнеса. Как вам такой вариант?
— Было бы здорово, — настороженно протянул Сенсей, отчего-то вдруг сразу вспомнив байку про бесплатный сыр в мышеловке.
— Ну, в таком разе, — Хромов подслеповато щурясь, уткнулся в свой мобильник мясистым красным носом и толстым коротким пальцем начал нажимать клавиши. — Алло, Ритуля, если тебя не затруднит, зайди ко мне прямо сейчас, нужно подписать, кое-какие бумаги по аренде.
Сенсей, сам не зная отчего, вдруг напрягся. В самом деле, мало ли на свете женщин с именем Рита? Та с кем разговаривал Хромов, вовсе не обязательно должна была оказаться его бывшей женой.
Впрочем, он сам называл ее не иначе, как Марго. И ей это нравилось. По крайней мере, первые несколько лет. Впрочем, как и его безоглядное увлечение, восточными единоборствами. Потом с каждым годом ей это стало нравиться все меньше и меньше. Особенно Марго раздражал альтруизмом Сенсея, в вопросах оплаты его учениками тренировок. По ее мнению, в вопросах бизнеса развитие Сенсея остановилось где-то на уровне второго класса средней общеобразовательной школы. А подчас вообще граничило с откровенным слабоумием.
Сенсей понимал, что зарабатывает недостаточно для того, чтобы содержать такую роскошную женщину как Маргарита. Но ничего не мог с собой поделать. Он мог копить деньги месяцами для того, чтобы сделать Марго подарок. А потом вдруг в одночасье ухлопать эту сумму на приобретение новых боксерских мешков для спортзала. Или взять и отправить своего очередного воспитанника на чемпионат в Бразилию. Так продолжалось до тех пор, пока Марго однажды вдруг не собрала вещи и не ушла к маме.
На слабые попытки Сенсея удержать ее, Марго тряхнув гривой рыжих волос, решительно двинула его чемоданом в пах. Сенсей умышленно пропустил удар, надеясь, что Марго пожалеет его и передумает. Но в ее взгляде было все кроме сочувствия. Она посоветовала согнувшемуся от боли Сенсею, выписать себе из Шао-Линя монаха, кормить его рисом, сырой рыбой и поить вонючим зеленым чаем. Также она сказала, что отныне он волен трахать мозги китайской философией кому угодно и столько, сколько ему заблагорассудится. Что же касается ее, то она сыта по горло всей этой азиатчиной, без которой Сенсей себя просто не мыслил.
И все же в кабинет Хромова вошла именно Марго. Подойдя вплотную к своему уродливому шефу, она нагнулась и принялась что-то горячо нашептывать тому, прямо в его волосатое гоблинское ухо. Хромов внимательно выслушав, успокаивающе похлопал ее по крутому заду. Окатив Сенсея презрительным взглядом холодных голубых глаз, Марго принялась доставать из принесенного с собой рыжего кожаного портфеля какие-то бумаги. Сенсей занервничал, слишком быстрое развитие событий не на шутку встревожило его. Кроме того, он вдруг обнаружил, что оказывается, до сих пор все еще любит Марго. Причем любит сильно.
Почувствовав его нервозность Хромов, ободряюще улыбнулся ему:
— Уверяю вас, все это не более чем обычная формальность! Договор, который мы собираемся подписать, нужен в первую очередь вам. Представьте себе гипотетическую ситуацию, если в мое отсутствие в особняк, вдруг нагрянет полиция и поинтересуется, на каком основании вы там находитесь? А вы им сразу сунете в нос договорчик, и тема будет сразу закрыта.
Сенсей машинально покивал головой, внимательно изучая текст договора, который ему предстояло подписать. Но в присутствии Марго он мог думать только о ней. В принципе, как сейчас вдруг выяснилось, он никогда и не переставал о ней думать. С тех самых пор, когда она ушла от него и подала на развод.
— Но тут, же говорится о полной материальной ответственности за все имущество, находящееся в здании! — сделал он слабую попытку протестовать.
— Не вижу причин для беспокойства, — недоуменно пожала плечами Марго и презрительно посмотрела на него. — Это обычный типовой договор, на аренду помещения. Единственная разница состоит в том, что в пункте, где говорится о порядке оплаты, сказано, что помещение передается вам в безвозмездную аренду. Надеюсь, вы не побежите в первый же день сдавать тренажеры и гантели господина Хромова в металлолом?
— Послушайте голубчик, вам действительно не о чем беспокоиться! — заразительно рассмеялся Хромов, тем временем, непринужденно запуская руку под юбку Марго. — Вы же прекрасно понимаете, что попытаться обокрасть особняк, который охраняют бойцы такого мастера как вы равносильно самоубийству. Мой единственный сосед, солидный столичный бизнесмен и уверяю вас, что он точно не будет покушаться на мою собственность.
Если бы Марго, хоть одной мимической мышцей показала, что Хромов ей неприятен, Сенсей тут же, не сходя с места, сломал бы ему руку. Ту самую, которая сейчас с наслаждением оглаживала ее округлые формы, затянутые в колготки. Но судя по всему, Марго относилась к этому спокойно, если не сказать благосклонно.
В конце концов, Сенсей еще, немного поартачился, но, потом все-таки сдался и подписал договор. В принципе он ничего не терял, так как был уверен, что свернет башку любому, кто вздумает сунуться на охраняемую им территорию. Хотя с большим удовольствием он, проломил бы голову Хромову, любовницей которого на текущей момент была его бывшая.
В глубине души Сенсей лелеял надежду, что после отъезда Хромова он попытается поговорить с Маргаритой. Чем черт не шутит? Может быть, ей уже опостылело общество этого престарелого сатира, и она с готовностью променяет его на общество все еще относительно статного спортсмена? Но его мечтам не суждено было сбыться.
— Да, чуть не забыл, — остановил Хромов Маргариту, которая уже выходила из кабинета, прижимая портфель с документами к пышной груди. — Лапуля, прямо сейчас, закажи на утро два билета до Анталии. И начинай собираться. Мы с тобой срочно вылетаем в Турцию.
Перехватив напряженный взгляд Сенсея, Хромов дождался, когда Маргарита выйдет из кабинета и пояснил:
— Не подумайте ничего плохого — это моя молодая жена. У нас сейчас что-то вроде медового месяца.
— Поздравляю! — натянуто улыбнулся Сенсей.
После этого Хромов устроил ему небольшую экскурсию по своим загородным владениям. Сенсей остался очень впечатлен увиденным. На вопрос, сколько именно времени Хромов пробудет за границей, тот ответил уклончиво. Прощаясь, он дал Сенсею дубликат ключей от особняка и номер своего мобильника. Также он попросил его быть круглосуточно на связи.
Глава 9
— Замолчи, трусливый раб! — проревел Сети. — Покажи мне место, где ты слышал потусторонние голоса, доносящиеся из подземного мира!
Стражник несмело поднялся и, бросив искоса взгляд, на Фараона поспешил в сторону участка безжизненной пустыни, находящегося за усадьбой. Там уже стояли около десяти воинов, внимательно к чему-то прислушиваясь. Без всяких церемоний приличествующих его высокому сану, Сети лег прямо на пыльную рыжую землю и приложил к ней чуткое ухо.
Какое-то время он вслушивался. Наконец, Сети явственно услышал заунывные песнопения сопровождаемые звоном систрума и глухим боем барабанов. Продолжая слушать, он лихорадочно соображал. Если звук идет из-под земли, значит, там кто-то есть. Причем, эти кто-то, скорее всего обычные смертные люди. В иное Сети просто не мог поверить. Если под землей есть люди, значит, они туда как-то попали. Но как? Тут взгляд его привлекла расположенная в углу двора, не превышавшая трех человеческих ростов, древняя полуразрушенная ступенчатая гробница-мастаба.
Медленно поднявшись с земли, Сети отряхнул свой некогда белоснежный передник от красной пыли пустыни. Постепенно набирая скорость, он пружинистым шагом поспешил в направлении мастабы. Следом за ним неотступно следовал Эхнасет, а на некотором расстоянии от него почтительно держались остальные стражники, бывшие во дворе усадьбы.
Бегло обойдя вокруг ступенчатой пирамиды, сложенной из необожженного саманного кирпича Сети остановился. То, что вход в некое подземное помещение, безусловно, находился здесь, было для него очевидно. Более того, он был твердо уверен, что эта полуразрушенная ступенчатая пирамида, стоящая здесь с незапамятных времен изначально служила входом в некое подземное сооружение. Именно для этого она и была здесь в свое время возведена.
Внимательно оглядев мастабу, Сети обратил внимание на пролом, темнеющий в ее верхней трети. Вскарабкавшись по сглаженным веками, ступенчатым уступам, Сети обнаружил на самой вершине квадратный лаз, ведущий вовнутрь древней пирамиды. Лежавшая рядом массивная каменная плита, по размерам совпадающая с чернеющим проемом, явственно говорила о том, что по мере надобности она убиралась в сторону, а затем снова водружалась на прежнее место. Это означало, что сейчас внутри пирамиды находятся какие-то люди. Судя по всему, именно они и издавали те звуки, которые слышались из-под земли.
— Эхнасет! — в нетерпении вскричал Сети. — Возьми с собой несколько самых крепких стражников и следуй вслед за мной! Остальные оставайтесь на месте и смотрите, чтобы даже мышь не ускользнула из усадьбы!
Сказав это, он смело полез в чернеющий под ним провал на самой вершине мастабы. Вскоре его ноги нащупали ступени наклонной деревянной лестницы, по которым он принялся спускаться вниз, сжимая в руке остро отточенный обнаженный меч. Вслед за ним полез Эхнасет. Наверху в нерешительности переминались с ноги на ногу стражники, ожидающие своей очереди, для спуска под землю.
Сети медленно опускался вглубь пирамиды. Несмотря на то, что он внимательно всматривался, ничего кроме темноты он перед собой не видел. Продолжая погружаться в кромешный мрак подземелья, он запоздало подумал о том, что было бы неплохо захватить с собой пару факелов. Но решение уже было им принято, поэтому не оставалось ничего другого, как скрипя зубами опускаться все ниже и ниже под землю.
Судя по количеству, привязанных друг к другу, джутовым волокном, коленям деревянной лестницы, он находился уже намного ниже уровня земли. Внезапно внизу забрезжили какие-то сполохи света. Остановившись, чтобы перевести запаленное дыхание, Сети обнаружил, что снизу льется слабый свет. Спустившись на несколько ступеней вниз, он с облегчением увидел, что внизу горит факел, воткнутый в причудливую каменную подставку, укрепленную на стене облицованной покрытыми копотью каменными блоками.
Опустившись еще ниже, он спрыгнул с лестницы и теперь уже стоял на плотном каменистом полу подземелья. Издалека слышались приглушенные голоса, нараспев повторяющие какие-то ритмические песнопения. Им в такт аккомпанировали звонкий систрум и глухой барабан. Эти голоса определенно принадлежали живым людям, а никак не выходцам из Страны Мертвых. Отойдя в сторону, Сети терпеливо дождался, когда вниз спустятся Эхнасет и остальные стражники.
Затем оглянувшись на них, он решительно махнул рукой в сторону видневшегося впереди тускло освещенного прохода, из которого неслись непонятные звуки. Стараясь осторожно ступать, для того чтобы производить как можно меньше шума, Сети двинулся вперед ощущая за собой горячее дыхание воинов. Несмотря на наличие такой мощи за спиной он все же испытывал некоторый страх, вторгаясь в неизвестную подземную обитель.
Но, то, что он увидел во внезапно открывшемся перед ним подземном зале, повергло его в ужас. Первое что бросилось ему в глаза, был живой Анубис! Хранитель врат в Царство Мертвых, с головой шакала! Заслышав шаги за спиной, он резко обернулся и теперь смотрел на Сети своими раскосыми глазами навострив остроконечные уши, расположенные по бокам его вытянутой, как у пустынной лисы, хитрой морды!
Глава 10
Вечером Хромов с Маргаритой, прихватив целую гору чемоданов, уехали на свою городскую квартиру, готовиться к отъезду в Турцию. Сенсей завидовал своему нанимателю угольно-черной завистью. Завтра с утра тот в обществе его Марго отправится, греть свое отвислое волосатое пузо на солнечных пляжах Анталии.
Сенсея уже не радовало, то, что он фактически за спасибо оторвал себе роскошный спортзал для тренировок. Перед его воспаленным внутренним взором неотступно возникала шоколадно-загорелая Марго в ярко-розовом бикини на фоне лазурного средиземного моря. Потом она вдруг оказалась совершенно топлесс и в стрингах, а потом еще и стринги вдруг куда-то подевались. Навстречу голой Марго по песку ковылял корявый гоблин Хромов. Едва завидев его, экс супруга Сенсея радостно взвизгнув, бросилась ему на волосатую морщинистую шею.
Сенсей нервно вздохнул и ощутил острую потребность напиться до оловянных глаз. Но дело есть дело, поэтому вместо того чтобы пить водку он решил еще раз просмотреть текст договора. По мере того, как он меланхолично вникал в его содержание, ему становилось ясно, что взвалив на себя тяжкое бремя ответственности за чужое имущество, он свалял большого дурака. Но отступать уже было поздно.
Спустившись в спортзал, находящийся в цокольном этаже особняка, Сенсей еще раз осмотрел его и пришел к выводу, что рисковать все же стоило. Попутно заглянув в качалку, сауну и бассейн Сенсей подумал, что имея в своем распоряжении все это великолепие, ему ничего не стоит удвоить количество занимающихся. И это как минимум. На одном только тренажерном зале можно будет сделать неплохие деньги. Не говоря уже о бассейне и сауне. А с таким капиталом уже можно будет начинать думать о том, как бы вернуть себе Марго.
Сенсей позвонил двум своим тренерам, из числа старших учеников, и вызвал их в особняк Хромова. Дожидаясь их приезда, он решил посмотреть территорию, прилегающую к особняку. Первое что бросилось ему в глаза, был высоченный трехметровый забор из оцинкованного профнастила, поверх которого вилась колючая проволока отделяющий соседний участок от хромовского. Видимо там и жил тот самый столичный бизнесмен Мурин, про которого упоминал Хромов. Вот только зачем ему понадобилось городить такой высоченный забор, и что он там такое за ним прятал?
Над забором ближе к северному краю участка высилась высоченная круглая башня из блестящего золотистого стекла. Каркас башни был также золотистого цвета. Крыша ее на несколько метров выступала над стенами башни и имела довольно оригинальную конфигурацию. Она была вогнуто плоской, причем один ее край загибался высоко вверх, отчего вся крыша отдаленно напоминала лихо заломленную офицерскую фуражку. Надо отдать должное, зрелище было впечатляющее. Все сооружение сверкало под лучами заходящего солнца, создавалось впечатление, что башня целиком отлита из золота.
— Не хватает еще принцессы Барби, белого единорога, белокурых рыцарей и розовых драконов! — иронично хмыкнул Сенсей. — Диснейленд, твою мать!
Вскоре подъехали его парни, Слон и Вадик. При виде привалившего им счастья они принялись наперебой обсуждать, как лучше организовать работу спортклуба в новых условиях.
Сенсей некоторое время с довольным видом наблюдал за ними, а когда, это ему, наконец, надоело, сказал:
— За все дети мои, как известно надо платить. В нашем случае — это охрана всего дома и территории. Именно на таких условиях нас сюда и впустили.
— И насколько, если не секрет? — поинтересовался Вадик.
— На год, — усмехнулся Сенсей.
— Да я прямо сегодня сюда перееду! — радостно ухмыльнулся Слон.
— Стоп! — предостерегающе поднял руку Сенсей. — Сразу предупреждаю, никаких подруг и никаких оргий! На первых порах дежурить будете вдвоем, а потом видно будет.
— Да, не вопрос, — охотно кивнул Вадик.
— Схема такая, если кто-то сдуру сюда полезет, вяжете его или их, вызываете полицию и сдаете им. Никакого лишнего рукоприкладства и мордобоя, понятно? — Сенсей вопросительно посмотрел на воспитанников.
Те дружно закивали головами, но по их шкодливым глазам Сенсей понял, что тот, кто сдуру вдруг вздумает наведаться ночью в особняк Хромова, огребет по-полной. И до полиции дело, скорее всего не дойдет, парни управятся сами, как уже делали не раз. Он удовлетворенно хмыкнул — его школа!
Уже собираясь, домой Сенсей велел Вадику забраться на чердак и оттуда через слуховое окно, на всякий случай, понаблюдать за соседним участком. Тем более, что обходя особняк, на чердаке он неожиданно обнаружил там мощный бинокль, лежащий на деревянном ящике, возле этого самого окна. Видимо не все было гладко со столичным соседом. Иначе с чего бы это серьезному бизнесмену Хромову, вдруг вздумалось бы шпионить за ним, словно мальчишке?
После этого Сенсей с тяжелым сердцем уехал домой. Он не мог объяснить природу одолевающего его тревожного чувства, ибо оно было глубоко иррационально. Но что-то определенно не нравилось ему в этой золотой башне на соседнем с Хромовым участке…
Вечером, как и было, договорено, Слон с Вадиком через каждые два часа исправно отзванивались. И пока вроде все было хорошо. Но в двадцать три пятнадцать вдруг неожиданно позвонил не на шутку встревоженный Вадик.
— Алло, Сенсей! Тут у нас какая-то хрень творится на соседнем участке! — отчего-то шепотом произнес он.
— А ты чего шепчешь-то, ты вообще где? — зевая, спросил Сенсей.
— На чердаке, где ты меня посадил, — нетерпеливо перебил его Вадик. — Короче около часа тому назад во двор к соседям заехала крытая фура-дальномер. Навстречу вышла вооруженная охрана, человек пять. И все с автоматами! Ну, я думал там товар, какой, а там внутри оказалась толпа гастербайтеров. Я никогда не думал, что туда можно столько народу напихать! Их в этой фуре было как селедок в бочке! Потом эту толпу выгрузили и загнали в чудо-башню. Теперь слушай, самое интересное начинается!
Сенсей все это время внимательно, не перебивая, слушал Вадика. И по мере того как тот рассказывал он понимал, что ему нужно срочно ехать в особняк Хромова, к своим ребятам.
— Так вот, — соловьем заливался Вадик. — Один из гастербайтеров вдруг крутанулся на месте и рванул в сторону ворот. И бежал он, честное слово, хорошо, ну прямо, как стометровку! Короче, фиг, догонишь! Сенсей, ты не поверишь, но один из охраны спокойно поднял свой автомат и запросто так, взял, да и укокошил этого бегуна!
— Как укокошил? — поразился Сенсей, который сначала решил, было, что ослышался.
— А вот так, короткой очередью, в два-три патрона! Громко и в наглую, причем безо всякого там глушителя!
— Сейчас ждите я приеду! Срочно слазь со своего наблюдательного поста и больше окулярами на соседний участок не отсвечивай! И никуда не высовывайтесь! — скороговоркой пробормотал Сенсей и, отключив телефон, бросился одеваться.
Через пять минут он уже несся по ночному шоссе в сторону пригорода, где был расположен особняк Хромова. Сенсей не утерпел и позвонил Вадику. Телефонный сигнал проходил, но Вадик упорно не брал трубку. Аналогично дело обстояло и со Слоном.
— Ну, козлятушки-ребятушки! — недовольно покрутил головой Сенсей. — Что же у вас там такое творится?
Предчувствие, что дело принимает неожиданный и нехороший оборот крепло с каждой минутой. Да, не стоило пялиться через бинокль на непонятного соседа! Тем более что Сенсею было прекрасно известно о существовании приборов позволяющих моментально обнаружить наличие оптических приборов и ведущемся наблюдении. Если москвичу не в лом было построить трехметровый забор с колючкой по верху, то он вполне мог раскошелиться и на это хитрое оборудование. А если так, то его Вадика уже давно засекли. Если же они поймут, что тот видел, как охранник расстрелял пытавшегося сбежать гастербайтера, значит скоро придут и за незадачливым наблюдателем. Если уже не пришли!
Сенсей гнал машину, не особо утруждая себя соблюдением дорожных правил, тем более что машин на ночной дороге было мало. При этом он ругал себя последними словами, за то, что позволял своей неуемной фантазии брать вверх над холодной рассудочностью. Было еще рано делать какие-то прогнозы, а он уже напридумывал себе всяких ужасов.
Заскрипев тормозами, Сенсей остановился прямо перед воротами на территорию особняка Хромова. То, что ворота были заперты, отчасти успокоило его. Подергав замок, Сенсей убедился, что он цел. Калитка также была заперта изнутри.
— Дрыхнут, наверное, сучата! — с облегчением пробормотал он и, поплевав на руки, полез через забор.
Но, уже подходя к самому особняку, сердце у него вдруг екнуло от нехорошего предчувствия. Дверь в дом была приоткрыта. Его парни определенно не могли оставить ее в таком виде, на ночь глядя. Словно услышав его мысли, дверь качнулась на петлях и захлопнулась, для того чтобы через мгновение снова приоткрыться. Видимо она все время так и хлопала на ветру. Сомнительно чтобы под такой аккомпанемент Слон с Вадиком смогли бы уснуть.
Сенсей собрался и уже приготовился к тому, что внутри особняка его не ожидает ничего хорошего, но, то, что он там увидел, перешагнув порог, превзошло его самые худшие ожидания. Слон с Вадиком лежали, а вернее сказать, валялись прямо посередине холла. Внешне они напоминали тюки только, что выстиранной плохо отжатой небрежно брошенной одежды, насквозь пропитанные кровью. Конечности их были неловко подвернуты, видимо их столкнули с высокой парадной лестницы, ведущей на второй этаж. Подняв голову, Сенсей увидел на мраморных ступенях смазанные следы крови.
Подойдя к телам, Сенсей наклонился и пощупал пульс сначала у Слона, который лежал к нему ближе, потом у Вадика. Слон был безнадежно мертв, а Вадик еще дышал. Сенсей опустился на пол, и осторожно приподняв, положил окровавленную голову Вадика себе на колени. В глазах у него стояли слезы, все перед ним двоилось и плыло. Он со злостью вытер глаза перепачканной в крови рукой и закусил губу.
Он помнил этих парней еще совсем мальчишками. Они постоянно держались вместе, в школе сидели на одной парте, вдвоем ходили на тренировки. И при всем при этом постоянно спорили. Сенсей прозвал их Чипом и Дейлом. Они и внешне походили на вихрастых непоседливых бурундучков. Это потом, с возрастом у Слона гены начали брать свое, и он стремительно вытянулся и набрал вес.
И вот сейчас какие-то ублюдки тупо забили его ребят. То что противник имел значительный численный перевес не вызывало у Сенсея ни малейших сомнений. Он сам тренировал Слона с Вадиком, вложил в них душу, научил всему, что умел сам или почти всему что умел. Некоторые, рискованные с точки зрения морали, особо убойные вещи он все же не решился передать своим ученикам. И как теперь выяснилось совершенно напрасно. Если бы он доверял им больше, возможно, Слон остался бы жив, а Вадик пострадал значительно меньше.
То, что произошло с его ребятами, было на его, Сенсея совести. И никто кроме него не нес за это ответственности. Он не имел права оставлять двоих неопытных юнцов без подстраховки в незнакомом месте. Внезапно горестные мысли Сенсея были нарушены страшным замогильным стоном, который послышался из порванных окровавленных губ Вадика.
Сморщившись от страшной боли и, приоткрыв затекший оплывший, налитый кровью глаз, он что-то прошептал.
Сенсей успокаивающе погладил его по плечу и ласково проговорил:
— Ничего, ничего! Сейчас вызовем «скорую» и все будет хорошо! Вы у меня еще молодые запас прочности у вас есть. Так что выкарабкаетесь!
Он посчитал, что сейчас не самое удачное время, чтобы сообщать еле живому парню про гибель лучшего друга.
Вадик болезненно скривил угол порванного рта и прошептал:
— Били, сильно очень.
— Кто это были, узнаешь? — с надеждой спросил Сенсей.
Вадик утвердительно повел окровавленной головой и прежде чем ответить облизнул запекшиеся, пересохшие губы.
— Уроды, все в масках. Много, — он закашлялся и, закрыв глаза, какое-то время собирался с силами. — Одного я узнал, зовут Костя Кислый, человек Пономаря.
— Ты уверен? — спросил Сенсей.
— Я с него маску стянул, — прошептал Вадик и отключился.
Новость огорошила Сенсея. То, что в деле замешан Пономарь неприятно поразило его. Зачем Пономарю, старому, матерому вору, живущему по понятиям, вдруг понадобилось учинять такое? Быть может, у Хромова были какие-то свои проблемы с бандитами, о которых он предпочел умолчать? Что же это была за подстава и в какое такое дерьмо втянул его этот гребаный бизнесмен?
Хотя, скорее всего у Пономаря были какие-то свои темные дела со столичным бизнесменом. И на то, что кто-то шпионил за соседним участком, Пономарь отреагировал по его понятиям вполне адекватно. Тем более, что Вадик видел убийство гастербайтера.
У Сенсея никогда не было проблем с бандитами, впрочем, также как и с полицией. Сенсея в Ежовске хорошо знали и те и другие. Многие прошли через его спортклуб и ничего кроме чувства благодарности, за доброе отношение и полученную науку, к нему не испытывали.
Впрочем, теперь все это уже не имело для Сенсея никакого принципиального значения. Ибо для себя он уже решил, что за Слона и Вадика ему будет отвечать лично Пономарь. Причем так, что старый бандит проклянет тот день и час, когда опрометчиво дал команду своим псам штурмовать особняк Хромова и калечить его ребят.
Неожиданно напряженный ход мыслей Сенсея был прерван звуками многочисленных шагов. Он быстро снял с себя джинсовую куртку, свернул ее и осторожно переложил на нее голову Вадика. Подняв побелевшие от бешенства глаза он внимательно смотрел, как холл неторопливо заполняла толпа из десяти или около того человек.
Вадик не ошибся, это были определенно люди Пономаря. Многих он знал лично. И судя по тому, что на них не было масок, им, было, совершенно безразлично узнают их или нет. А это могло означать лишь одно, они пришли для того чтобы убить Сенсея.
Глава 11
Сети застыл, не зная, что ему делать дальше. То ли падать ниц перед божеством, то ли бежать прочь? Его инстинкт склонялся в пользу последнего. Полностью захваченный видом шакалоголовго бога он совершенно утратил над собой всякий контроль. Чего нельзя было сказать об Эхнасете. Его, захваченного одной лишь мыслью о том, как ему сохранить в целости и сохранности неприкасаемую особу Фараона, мало заботили возникающие перед ним непонятности и несуразности. Если Сети конкретно зациклился на одном только Анубисе, то Эхнасет воспринимал всю ситуацию целиком, не деля и не дробя ее на отдельные участки и фрагменты.
Он явственно видел перед собой небольшой подземный зал, прямоугольной формы, облицованный грубым камнем. На некотором расстоянии друг от друга помещение было разделено вертикальными колоннами, поддерживающими идеально ровный свод подземного помещения. Причем колонны были выполнены не в традиционном египетском стиле, изображающем связанные, вместе стебли лотоса, увенчанные, сверху пышными соцветиями. Они являли из себя нечто откровенно пугающее, совершенно непостижимое для человеческого разумения. Это был кошмарный синтез костяков, сухожилий и оголенных мышц, плотно переплетенных и закрученных с некими загадочными структурами в немыслимые кренделя и завитушки.
Посередине зала, на некотором возвышении, выполненном из дикого камня, лежала массивная гранитная плита. Видимо она являла собой нечестивый алтарь. На плите покоилось обнаженное женское тело. Рядом с алтарем стоял огромный саркофаг из странного полупрозрачного зеленого камня.
Но не это было главное. Эхнасет, будучи воином, привык моментально вычленять объекты представляющее максимальную опасность. Именно поэтому он сразу же переключился на пять зловещих фигур, высившихся по краям алтаря. Своим ростом они намного превышали Эхнасета, который сам был отнюдь не малого роста. Это были некие загадочные зооморфные фигуры. Основу каждой из них составляло мощное мускулистое мужское тело, едва прикрытое небольшой набедренной повязкой. Их могучие торсы венчали оскаленные звериные морды.
Судя по всему, церемонией руководил Анубис с головой шакала. Далее шла жуткая химера, подобия которой, в пантеоне богов Египта не было. Это было туловище мужчины с головой огромной очковой кобры. У отвратительного змея, словно во время смертельной атаки, был широко раскрыт капюшон.
Слева от этого существа, располагался некто с львиной головой. Лохматая львиная грива плавными прядями струилась на плечи, спину и грудь крепкого мужского торса. Следующее существо было с непропорционально большой головой орла. Сбоку от него стояло непостижимое создание, вершину его туловища венчала украшенная роскошными рогами голова священного быка Аписа. Кроме них к стенам церемониального зала испуганно жались еще какие-то люди. Впрочем, на первый взгляд, они не представляли серьезной опасности.
Не вдаваясь в подробности, и не анализируя последствия своего поступка, Эхнасет кинулся в атаку. Его целью было защитить своего повелителя, любой ценой. Его не остановило даже то, что на дороге у него стоял сам Анубис, Апис и другие грозные божества. Сейчас гнев Фараона был для него много страшнее гнева богов. Именно поэтому он с криком отчаяния, всхлипывая от ужаса, очертя голову ринулся вперед. Оказавшееся к нему ближе всех страшное существо, с орлиной головой получив сокрушительный удар мечом в живот, сложилось пополам и рухнуло на пол, обливаясь кровью.
Какое-то время Эхнасет скорчившись от страха, напряженно ждал, когда же боги покарают его за совершенное святотатство. За его спиной в немом ужасе застыл Сети и стражники. Но время шло, а ничего так и не происходило. Видимо настоящие боги окончательно отвернулись от тех самозванцев, что стояли перед алтарем с покоящейся на нем обнаженной женщиной посередине зала.
Внезапно осознав, что опасность им не грозит, Сети воздел меч кверху и грозно вопросил:
— Я Сети, фараон обоих Египтов спрашиваю вас, здесь ли старшина парасхитов, по имени Некра?
— Это я! — ответил Анубис и, сорвав с себя шакалью голову, смело выступил вперед. — Что ты хочешь знать великий Фараон?
— Казните всех остальных, они мне не нужны! — сделал небрежный жест воинам Сети и повернулся к Некра. — Ответь мне презренный раб, как ты посмел подсунуть мне тело простолюдинки вместо твоей госпожи Царицы египетской?
— Великий Фараон, ты многого не знаешь и еще больше так никогда и не узнаешь! — с достоинством ответил ему Некра.
Так они и стояли друг против друга, повелитель Верхнего и Нижнего Египтов великий Фараон Сети Второй и повелитель касты неприкасаемых, старшина парсхитов Некра. Несмотря на то, что первый был в полном воинском облачении, а второй почти полностью обнажен и сжимал в руках лишь уродливую маску Анубиса, между ним не было существенной разницы. И тот и другой привыкли повелевать. У обоих были гармонично развитые фигуры. Сети был неприятно поражен, когда обнаружил, что черты лица ничтожного парасхита по благородству не уступают, а быть может, даже превосходит его собственные. Когда же взгляд его скользнул ниже и остановился на набедренной повязке, скрывающей мужское достоинство Некра, Сети ощутил острый укол самолюбия.
Все то время, пока они, молча, изучали друг друга, сзади них раздавались крики и предсмертные хрипы парасхитов, которых убивали стражники. Безжалостные мечи настигали их по всему подземелью. Ни Сети Второй, ни уж тем более старшина парасхитов не обращали на это совершенно никакого внимания. Наконец Фараон не выдержал пронзительного взгляда Некра и отвел свои вытаращенные налитые кровью глаза в сторону.
— Что ты сделал с Царицей? — хрипло спросил он, при этом в его голосе сквозил неприкрытый ужас.
— Я спас ее от тлена, — просто сказал Некра и широким жестом указал Сети на каменный алтарь стоящий посередине ритуального зала.
Потрясенный Фараон на негнущихся ногах подошел к каменному ложу, на котором было распростерто обнаженное тело его царственной супруги. Сети окатила волна леденящего ужаса. Его царственная супруга был мертва вот уже более ста дней. Согласно законам бытия установленными милостивыми богами, Нефертау сейчас уже должна была быть либо туго спеленатой мумией, либо омерзительным разложившимся трупом.
Глава 12
Во всех без исключения видах единоборств, включая УД, долженствующую означать обычную Уличную Драку, самой страшной ошибкой является недооценка противника. И Сенсею это было отлично известно. Но судя по тому, что боевики Пономаря пришли не с пустыми руками, они видимо тоже слышали об этом краем уха. Кто-то из ночных визитеров был вооружен видавшими виды выщербленными битами, у кого-то были прутья стальной арматуры и обрезки водопроводных труб.
Сенсея порадовало то, что никто из нападающих не был вооружен ножом. Это значительно повышало его шансы остаться в живых. Впрочем, времени на отвлеченные рассуждения у него не оставалось, так как пономаревская братва уже двинулась на него в атаку.
Это только в фильмах негодяи нападают поодиночке, а остальные терпеливо ждут в очереди, когда герой наконец уделит им пару секунд для того чтобы продемонстрировать на них очередной убойный прием или спецэффект. В жизни же все происходит гораздо прозаичнее и менее зрелищно.
Первый из накатившейся на Сенсея волны нападавших досадно не попал увесистой черной битой по стриженой голове Сенсея. Иронично хмыкнув, тот шагнул в сторону с линии атаки и хлестким боковым пинком с правой сломал ему колено левой ноги. Не останавливаясь, Сенсей одновременно одной рукой сбил в сторону, летящую на него очередную биту, и впечатал снизу вверх пятку правой ладони в горло бандиту, с хрустом сломав ему шейный позвонок. Швырнув обмякшее тело в толпу нападающих, и не забыв подхватить выпавшую из его рук деревянную дубину, Сенсей неторопливо отступил в сторону лестницы.
Теперь, когда у него появилось оружие, расклад сил поменялся, но бандиты сгоряча, еще не в полной мере осознали это. Ткнув увесистой рукояткой биты в солнечное сплетение, Сенсей выбил дух из очередного смельчака, который согнувшись пополам, рухнул, чтобы уже никогда не подниматься. Продолжая движение, Сенсей противоположным концом биты, коротким ударом в висок проломил голову другому недотепе.
После этого, подобрав с пола кусок толстой витой арматуры, он принялся обеими руками выписывать восьмерки битой и стальным прутом одновременно. Нападавшие, обнаружив перед собой, бешено вращающиеся по непредсказуемой траектории увесистые предметы, сильно призадумались и заметно поскучнели. Сенсей же тем временем решительно перешел в контратаку и словно сенокосилка, врубившись в ряды бандитов, сократил их поголовье ровно наполовину. Краем глаза он с мстительным удовлетворением отметил, что большинству из них помощь врача уже не понадобится.
Стоны и вопли, прерываемые хрустом костей и рвущихся сухожилий, ласкали ухо Сенсея. Оставшихся в живых трех негодяев он загнал в самый дальний угол холла. Прокручивая в воздухе окровавленную биту и стальной прут на холостом ходу, он с интересом наблюдал, как перепуганных бандитов, не привыкших к достойному отпору, охватывает паника.
— Стой, урод! — заголосил вдруг длинный нескладный парень, потрясая новенькой лакированной битой. — Ты знаешь кто я?
— Да мне без разницы, — равнодушно пожал плечами Сенсей, медленно с неотвратимостью хлебоуборочного комбайна, надвигаясь на бандитов. — Все равно, ты уже не жилец!
— Это ты не жилец, козел! — истерично, со слезой в голосе, взвыл мосластый. — Мой отец сам Пономарь! Только попробуй меня пальцем тронуть, и он с тобой знаешь, что сделает?
— А, вот тебя-то мне и надо! — свирепо прорычал Сенсей и решительно шагнул вперед.
Через мгновение бледный отпрыск Пономаря остался в гордом одиночестве. Слева и справа от него по стене медленно сползали два бездыханных тела с раскроенными черепами, оставляя за собой на дорогих светлых обоях жуткие кровавые следы.
Бросив биту, отпрыск Пономаря рухнул на колени, воя от ужаса. Сенсей проявив несвойственный ему гуманизм, отключил молодого потомственного бандита легким ударом биты по затылку. После чего, нагнувшись, он с размаху, всадил ее рукоятку в зад парню, прорвав спортивные штаны. Поднявшись, он пинком загнал массивную деревяшку глубоко в тело.
— Передавай папе привет — пробормотал Сенсей и, сделал ему ручкой.
Выйдя из угла, он вернулся на середину холла. Подойдя к неподвижному Вадику, Сенсей склонился над ним. Черты лица парня, несмотря на разбитое заплывшее лицо, заострились и осунулись. Сквозь залитую кровью кожу проступила нехорошая синюшная бледность. Сенсей осторожно приложил пальцы к шее Вадика, пульса не было.
Погладив его по щеке, он, глотая горькие слезы, прошептал:
— Прости меня старого дурака, сынок!
После этого Сенсей подошел к подножию мраморной лестницы и перенес оттуда тело Слона, положив его рядом с Вадиком. Потом он тяжело опустился на колени и сел на пятки, перед своими учениками так чтобы ему был видна входная дверь и стал ждать.
Ждать пришлось совсем недолго. В холле появились вооруженные автоматами незнакомые ему люди. Они совсем не походили на боевиков Пономаря. Следом за ними с явной опаской шли двое. Этих Сенсей хорошо знал. Это были даже не боевики, а «торпеды», шестерки Пономаря. Сжав в руке арматуру, Сенсей пружинисто поднялся и бросился на них. Кодекс чести, которому он неуклонно следовал, требовал отмщения за гибель учеников, даже ценой собственной жизни. Но он недооценил противника. По крайней мере, одного из них.
Наголо стриженый незнакомый мужик с бородкой эспаньолкой, неожиданно проявив джентльменство, решительно отбросил свой автомат в сторону. Впрочем, на этом все его благородство и закончилось. Легко уйдя в сторону от тычкового удара арматурой, он вписал Сенсею ногой точно в промежность. Удар был настолько дурацкий и настолько подлый, что его применение во всех видах единоборств было под негласным запретом и считалось дурным тоном. Сенсей окинул противника взглядом полным презрения и осуждения, чтобы в следующее мгновение согнуться и рухнуть от нестерпимой боли, выронив при этом арматуру.
— Знаю, что нечестно, ты уж извини брат! — пробормотал лысый бородач, нагибаясь и вырубая Сенсея хирургически точным ударом в челюсть.
— Чего ты с ним рукопашный бой затеял? — недовольно спросил один из шестерок Пономаря. — Достань нож и добей!
— Я не мясник! — презрительно скривился бородатый, подбирая с пола свой автомат. — Хочешь, добивай сам!
— А ну заткнитесь, вы оба! — вдруг донеслось до спорящих, из дальнего угла холла. — Вы лучше посмотрите, что этот извращенец учудил с младшим Пономарем!
Все сгрудились вокруг лежащего на животе отпрыском авторитета, у которого из зада торчала черная бита.
— Ни фига себе, крошка-енот получился! — восхищенно присвистнул бородатый. — А этот ваш Сенсей мужик с выдумкой, уважаю!
— Нет у енотика хвост полосатый, я сам в мультфильме видел, — покачал головой здоровенный парень, задумчиво почесав бритый затылок. — А у этого черный, как у хорька.
— Даже не представляю, что Пономарь теперь сделает с ним, — нервно хохотнул не в меру накачанный коротышка со вставной челюстью. — Это же надо, сына самого Пономаря отпетушить битой такого калибра! Это же на весь Ежовск позорище!
— Но мы, же никому об этом не расскажем? — нехорошо посмотрел на него один из шестерок Пономаря.
— Ясно дело, нет! — испуганно пробормотал тот.
— Ну, вот видишь! А кто-то советовал мне, добей, добей! — презрительно сплюнул бородатый. — Мне почему-то кажется, что Пономарь захочет сам поквитаться с Сенсеем за сынулю. Так зачем же человека лишать удовольствия?
Глава 13
Сети ощутил, как по его щекам струятся горячие слезы. Не стыдясь своей слабости, он подошел к каменному алтарю, на котором, лежало тело Нефертау.
Движимый внезапным порывом сострадания Некра негромко сказал:
— Если бы ты, Фараон, не прервал ритуал, я бы вернул Нефертау к жизни.
— Тебе не удастся обмануть меня еще раз! — вскричал разъяренный Сети, стремительно поворачиваясь к парасхиту.
— Мне нет нужды лгать! Моим излюбленным инструментом является острый парасхитский нож! Ложь — это излюбленный инструмент фараонов! — гневно выкрикнул Некра. — Перед лицом Осириса и его верного Анубиса, я говорю, что ты Фараон Сети Второй презренный вор! Ибо, ты трижды похитил у меня возлюбленную!
— Нефертау была твоей возлюбленной? — в гневе вскричал Сети.
— Первый раз ты украл у меня Нефертау, когда силой, против воли, забрал ее во дворец и сделал царицей! — гремел обличающий голос Некра по подземелью. — Второй раз, ты украл ее у меня, когда довел ее до того, что она от отчаяния ушла из этой жизни! И в третий раз, ты украл ее у меня сегодня, когда я пытался вернуть ее обратно!
— Не всякая шлюха спутается с таким ничтожеством как парасхит! — взревел Сети, подступая к Некра с обнаженным мечом. — А это значит, что Нефертау воистину достойна звания царицы, царицы шлюх! После того, что я узнал, ей самое место в безымянной могиле! Но нет, мы сделаем еще лучше! Эй, стража, вытащите тело этой неблагодарной твари отсюда и бросьте в пустыню, на съедение шакалам! Теперь у нее не будет не только имени, но и могилы!
Смуглое лицо Некра побелело от ужаса. Он понял, что в запале, своими необдуманными речами нанес Нефертау непоправимый вред. Фараон собирался свершить воистину страшное. Потеря имени для египтянина было самым ужасным проклятием! Человек без имени переставал существовать, он как бы никогда и не жил. Отныне его душа была обречена скитаться в мире живых вечно, не находя себе дороги и успокоения в мире мертвых. Ибо для того чтобы предстать на страшном суде перед ибисоголовым Тотом ей нужно было назвать свое имя.
Некра лихорадочно соображал, как исправить положение. Сети собирался бросить дивное тело Нефертау на съедение диким зверям, словно издохшее вьючное животное или труп облезлой собаки! Имя Нефертау не будет выведено дивными иероглифами на бинтах ее мумии! Потому что мумии не будет. Тело его любимой разорвут на куски и растащат шакалы по всей Ливийской пустыне, которая отныне станет ее могилой! Мстительный жестокосердый Фараон обрекал несчастную душу Нефертау на вечное скитание по бренной земле!
Сети, собиравшийся уже было снести мечом бритую голову своему обидчику, неожиданно остановился. Чудовищная метаморфоза, неожиданно произошедшая с лицом парасхита, напугала и одновременно озадачила его. Как он мог разглядеть в этой отвратительной с явными следами вырождения наполовину звериной морде благородные черты? Вяло распущенный рот негодяя, из которого текли слюни, скривился в глумливой усмешке.
— Фараон, ты совсем спятил! Видимо, сокол, что красуется посередине твоей короны, выклевал тебе мозги, а его соседка кобра выела остатки! — презрительно расхохотался Некра. — А быть может, у тебя никогда и не было мозга? Ибо только воистину безмозглый может поверить парасхиту!
— Говори! — решительно потребовал Сети, опуская меч.
— Хочешь знать истинную причину, по которой тело царицы Нефертау все еще не тронуто разложением? — гадко ухмыляясь, спросил Некра, почесав свою мошонку. — Ты когда-нибудь видел наших женщин? Одна кожа да кости, как у старых облезлых кляч. Тебе живущему во дворце и имеющему в своем распоряжении табуны красавиц, никогда не понять нас несчастных парасхитов. Единственная причина, по которой тело царицы так и не стало мумией, состоит в том, что парасхитам недоступны такие роскошные женщины как твоя Нефертау.
— Успели ли вы надругаться над телом царицы? — прохрипел взбешенный Фараон, вне себя от горя.
— Спроси у нее сам, — издевательски расхохотался Некра и, кривляясь, сделал неприличный жест. — Она ответит тебе, что к ее большому сожалению нам помешали! А ведь она с таким нетерпением ждала этого дня! Подумай сам, как можно сравнивать твою тощую стрелу с целым колчаном крепких парасхитских дротиков? Кроме того…
Разъяренный Сети не дав Некра договорить, запечатал ему рот своим кулаком, выбив при этом все передние зубы.
— Свяжите эту падаль и заткните ему рот тряпкой! — скомандовал он стоявшим поодаль стражникам и подошел к телу Нефертау.
Протянув руку, он коснулся мертвого бедра царицы. Оно было прохладным, но мягким и упругим, так словно она никогда и не умирала вовсе, а просто посередине жаркого дня прилегла отдохнуть в тени. Убрав руку, он убедился в том, что округлая плоть тут же снова приняла свою первоначальную форму. Это открытие поразило Сети. Внезапно он вспомнил, как хороша была Нефертау в минуты близости и им вновь овладела горечь невосполнимой утраты.
Тяжело вздохнув Сети, сделал над собой громадное усилие и сказал Эхнасету:
— Я отменяю свое решение бросить тело Нефертау в пустыне, ибо это был морок наведенный нечистым колдовством парасхитов! Лично проследи, чтобы жрецы срочно и с надлежащим почтением обернули тело бинтами и поместили в предназначенную для царицы гробницу. Не нужно чтобы парасхиты касались ножами и бальзамами ее дивного тела. Она и так уже достаточно страдала!
Эти слова пролились нектаром на исстрадавшуюся душу Некра. Он даже не смел, надеяться, что обстоятельства сложатся подобным образом. Если тело Нефертау не будет подвергнуто никаким фатальным изменениям, у него появлялся реальный шанс вернуть свою возлюбленную к жизни! Но для этого ему нужно было самому постараться остаться в живых.
Словно услышав его мысли Сети, повернулся к нему.
— Ну а с тобой, подлый раб у нас впереди очень долгий разговор! И не надейся уйти из жизни раньше времени!
После этого воины, по знаку Фараона, связали и повалили Некра на землю. Приблизившись Сети, принялся методично избивать связанного парасхита ногами, обутыми в тяжелые обшитые золотыми пластинами сандалии.
Глава 14
Сенсей долго куда-то тащили, потом волокли по каким-то ступенькам, сначала вверх потом вниз. Глаза у него были завязаны плотной тряпкой, а руки стянуты за спиной наручниками. Когда повязку, наконец, сорвали с глаз, Сенсей прищурился от яркого света мощной галогенной лампы направленной ему прямо в лицо.
Когда его глаза немного привыкли, он посмотрел перед собой, и ему стало не по себе. Потому что там за большим дубовым столом в окружении двух мордоворотов сидел не кто-нибудь, а сам Пономарь. Этот седой добродушный дедушка, официально являясь крупным бизнесменом, контролировал всю организованную преступность южной и большей части города.
И вот теперь сердито посверкивая очками с большими толстыми стеклами, он пальцем грозил Сенсею, словно нашкодившему школьнику. И вид у него, надо прямо сказать, был неприветливый.
— Присаживайся, тренер, в ногах правды нет. Разговор у меня к тебе есть серьезный, — Пономарь сделал рукой приглашающий жест.
— Спасибо, — Сенсей осторожно опустился на край стула.
— Чаю хочешь?
— Нет, благодарю, — сдержанно ответил он.
— Ну, как хочешь, а я выпью. Селезенка, знаешь ли, совсем никуда не годится вот и приходится постоянно чай дуть, — пожаловался Пономарь. — Ну да ладно! Сижу я, тренер, смотрю на тебя, да диву даюсь. С чего это ты вдруг в беспредельщики записался? Я ведь к тебе всегда неплохо относился.
Пономарь сделал паузу, чтобы до его визави дошел смысл сказанного.
Убедившись, что Сенсей не пытается ему возражать он продолжил:
— Ты вон до седых волос дожил, а тебя все в крайности бросает. Тебе определиться надо, кто ты по жизни? Каждый должен заниматься своим делом. Я вот, например, вор. А ты обычный физрук, тренер, стало быть. Вот и тренировал бы пацанов себе на здоровье! Чего в разборки-то полез?
— А я и тренировал, пока моих пацанов не поубивали! — Сенсей поднял голову и нехорошо прищурившись, посмотрел прямо в глаза старому негодяю. — Я считаю, что те козлы, которых я перемолотил там, в особняке получили по заслугам.
— Ну, ты крутой, прямо Уокер какой-то! — с издевкой произнес Пономарь и невозмутимо отхлебнул из своей чашки.
— Что Уокер? Уокер отдыхает! — криво усмехнулся Сенсей.
Пономарь недовольно повел морщинистой шеей, и аккуратно поставив чашку на блюдце, продолжил:
— Вот скажи мне, биту для чего придумали? Чтобы ей в игры играть. Ну, на худой конец, на стрелки с ней ездить, да дурней всяких уму разуму учить. А ты что учудил? Взял, да сынку моему в попу эту дубину и засунул? Если тебя во время не остановить, эдак скоро и до меня очередь дойдет?
— Если ты не при делах, то не дойдет, — пообещал Сенсей, остро сознавая свою полную беспомощность.
— Ну, спасибо, родной, утешил, а то я уже волноваться начал! А ты бы поскромнее вел себя, физрук, я ведь для тебя сейчас и царь и бог! — повысил голос Пономарь. — Я могу приказать тебя просто пристрелить, как пса бешеного. И ты будешь меня благодарить, что еще легко отделался. А могу отправить тебя на тот свет медленной скоростью. Что собственно я и собираюсь сделать! Теперь, понял?
— Понял! — односложно буркнул Сенсей.
— Вот и ладно, что понял, люблю понятливых, — многообещающе усмехнулся Пономарь. — А теперь давай вместе придумаем как мне тебя лучше казнить. У тебя самого никаких мыслей на этот счет, случайно нет? Ну, может пожелания какие-нибудь будут?
Сенсей нервно повел шеей, но счел за лучшее промолчать. При этом он подумал, что, пожалуй, погорячился тогда с битой.
— Ну не хочешь говорить и не надо, — с деланным безразличием пожал плечами Пономарь. — Ты как к водным процедурам относишься? Ну, в смысле, солнце, воздух и вода наши лучшие друзья? Может тебя просто взять да и утопить?
— Может и утопить, — посчитав за лучшее, не злить бандита кивнул Сенсей.
— Ну, вот видишь, нашли мы с тобой общий язык! — радостно расхохотался Пономарь. — Я вот тут подумал, а не накормить ли тебя за это напоследок шашлычком? От шашлыка ты, надеюсь, не откажешься?
— Угу, не откажусь — буркнул Сенсей пытаясь понять, куда клонит старый бандит.
— Костя принеси паяльную лампу и пару шампуров, — велел Пономарь одному из своих телохранителей. — Я думаю больше ему не съесть. Да, и застелите здесь пол полиэтиленовой пленкой.
Сенсей нервно дернулся, он, начал догадываться, что именно приготовил ему Пономарь.
— Если ты не против, предлагаю начать с самой ненужной части твоего тела. Я имею в виду твой член, он ведь тебе все равно больше не понадобится. Сейчас ребятишки порежут его ломтиками, потом замаринуют с лучком, в уксусе. Тридцати минут, я думаю, вполне хватит. Слишком острое губит печень. А это нам ни к чему, верно? — старый садист довольно хихикнул, заметив, что Сенсей начал нервничать. — А чего это мы так дергаемся? Мысли всякие нехорошие в головушку садовую полезли? Раньше надо было думать, когда биту свою совал, куда не надо!
— Ты что совсем охренел? — взревел Сенсей, когда понял, что Пономарь вовсе не шутит.
— А кто мне помешает, приготовить из тебя барбекю? — удивился Пономарь.
— Я помешаю, если ты не против! — неожиданно раздался насмешливый, уверенный голос позади Сенсея.
Вошедший в комнату человек был высок и очень бледен. Выцветшие рыжие веснушки густо покрывали его бледную, анемичную кожу. На узком, костистом лице черными дырами выделялись нереально темные глаза. Казалось, что они совсем не имеют радужки, а целиком состоят из одних только зрачков. Высокий лоб сверху венчал кок из темных с рыжиной волос а ля Элвис Пресли.
При виде скованного наручниками Сенсея. узкий безгубый рот вошедшего скривился в хищной щучьей ухмылке:
— Что за персонаж? — поинтересовался он у Пономаря, по-хозяйски оглядывая крепкую фигуру Сенсея.
— Да, должок с него получить хочу, — недовольно проворчал тот. — Не лез бы ты в это, Мурин, а?
— Я буду лезть во все, что представляет для нашего с тобой дела хоть какой-то интерес! — отчеканил жуткоглазый, пристально посмотрев на Пономаря. — Где Хромов с женой?
— В подвале отдыхают, — поднялся со своего места бандит.
Мурин, а это был именно он, ткнул острым мосластым пальцем в Сенсея:
— Вот и чудненько! Давай, подсади этого крепыша к супругам Хромовым! Они мне скоро понадобятся. Все трое, причем здоровые и невредимые.
Пономарь зло сплюнул на пол и злорадно покосился на Сенсея:
— Да, не вопрос!
Дождавшись, когда столичный олигарх выйдет, он повернулся к Сенсею:
— На твоем месте, физрук, я бы не особо радовался. Я человек жестокий, но если на Мурина находит, то даже мне становится жутко. Он, когда начинает из себя злого волшебника корчить, то вытворяет с людьми такое, что просто, мама не горюй!
После этого Пономарь кивнул кому-то за спиной Сенсея, и на его белобрысый коротко стриженый затылок обрушился страшный удар резиновой дубинки.
Глава 15
Некра очнулся оттого, что ему вдруг нестерпимо захотелось почесать свой нос. Потом внезапно зачесались его закрытые глаза и следом за ними все лицо. Он попытался поднять руку для того, чтобы провести ею по лицу, но с удивлением обнаружил, что оказывается, не может ею даже пошевелить. Одновременно с этим в нос ему ударило страшное зловоние.
Этот запах был знаком Некра очень хорошо, ибо он был неотъемлемой частью его профессии парасхита. Так могли пахнуть только никому не нужные выброшенные человеческие трупы, пролежавшие несколько дней на самом солнцепеке. Одновременно с этим, его уши ничего не слышавшие, вплоть до этого момента, внезапно вновь обрели утраченную способность, и на него со всех сторон обрушилось совершенно оглушившие его жужжание. Ощущение было такое, словно он очутился посередине пчелиного роя.
Все это промелькнуло у него в голове, за тот ничтожно малый промежуток времени пока он пытался открыть глаза. Слух не обманул его, он действительно находился в самом центре тучи жужжащих насекомых. Только это были не пчелы, а огромные, отвратительные, черные мухи. Они плотным облаком вились над Некра. Их надсадное беспрестанное жужжание казалось, становилось все сильнее и сильнее. Они беспрепятственно садились на полностью обнаженное тело Некра, его лицо и конечности, ползали и взлетали, уступая место другим.
Желание почесать места, по которым ползали, перебирая своими крохотными мохнатыми лапками черные мухи, становилось нестерпимым. Некра задергался, пытаясь ослабить толстые веревки, свитые из пальмовых волокон, которыми он был связан. Но от этого суровые путы только сильнее впились в его тело. Создавалось впечатление, что веревки от его судорожных движений только еще сильнее затягиваются. Это означало, что его связывали мастера своего дела.
Некра повернул голову в сторону и в ужасе вскрикнул. Если бы он мог, он отшатнулся бы от увиденного. Затуманенное до этого сознание неожиданно полностью прояснилось. Некра внезапно понял, где он находится, и что с ним происходит.
Он стоял на земле, привязанный спиной к столбу, надежно вкопанному в иссохшую, рыжую землю пустыни посреди скалистых холмов. Слева и справа от него находились два отвратительных раздутых мужских трупа. Они были крепко-накрепко примотаны волосатой джутовой веревкой прямо к Некра.
Судя по тому, что их тела немилосердно раздулись от жары и распространяли вокруг себя дикое зловоние, мертвы они были уже давно. Некра профессионально определил, что они были убиты, по крайней мере, пять или шесть дней тому назад. Тучи жирных, черных мух, вились над ними, безбоязненно откладывая яйца в гниющую плоть его товарищей по несчастью.
Скосив глаза в сторону, Некра обнаружил, что тела казненных кишат белыми жирными личинками, которые прогрызали в них многочисленные ходы. От этого казалось, что мертвые тела двигаются и все еще живут, какой-то жуткой и непонятной жизнью.
Огромные белые личинки сновали также и по телу Некра. Но пока он еще был жив они не трогали его, а переползали на мягкую податливую гниющую плоть трупов, распространяющую привлекающую их вонь.
Вспомнив, что возвращение Нефертау из царства мертвых, зависит от того сумеет ли он остаться в живых, Некра взвыл от бессильной злобы. Напрягая руки и мускулистый торс, он принялся извиваться, пытаясь освободиться от пут стягивающих его тело.
Внезапно Некра отчетливо ощутил, что в пустыне кроме него кто-то есть. Совсем неподалеку, деликатно прикрыв нос надушенным лоскутом ткани, стоял Фараон Сети Второй. По обе стороны от него стояли два отряда спешившихся воинов, держащих за стремена своих коней. Вдалеке виднелась сверкающая на солнце золоченая колесница Фараона.
Поглядев по сторонам, Некра безошибочно узнал место, где он сейчас находился. Конечно же, это была Долина Мертвых! Эта юдоль скорби! Пустынное место, на левом берегу Нила, где располагался Мемфисский некрополь.
Фараон, увидев, что Некра очнулся, решительным шагом направился в его сторону. Двинувшихся было за ним стражников, он остановил нетерпеливым жестом. Некра понял, что Фараон, хочет поговорить с ним без свидетелей.
Приблизившись к нему почти вплотную, Сети не обращая внимания на сразу же облепивших его со всех сторон жадных мух и на распространяемое, разлагающимися на солнцепеке трупами зловоние сказал:
— Я пришел только лишь для того, чтобы убедиться, что твой уход из жизни будет поистине ужасен!
— Ты весьма преуспел в этом, о, жестокосердый Фараон! — Некра неожиданно усмехнулся своими заскорузлыми разорванными губами.
— Замолчи, раб! — взревел разъяренный Сети и что было силы, ударил его кулаком в лицо.
Из сломанного носа обильно хлынула кровь. Почуяв запах свежей крови, мухи словно взбесились и тут же жадно облепили все лицо Некра.
Сети радостно расхохотался:
— Презренный парасхит, ты еще, будучи живым уже стал подобен презренному трупу! Твоя плоть смешалась с плотью этих гниющих мерзавцев, казненных мною семь дней назад. Потерпи! Осталось совсем немного, всего пара часов и тебя точно также будут грызть ненасытные личинки пустынных мух! Затем, когда на пустыню опустится ночь, на охоту выйдут шакалы Анубиса! Не сомневаюсь, что они сразу же учуют запах падали и придут навестить тебя и двух твоих неразлучных друзей. Отныне ты с ними связан не только одной веревкой, но также и одной судьбой! Поверь мне, для шакалов не будет большой разницы между старой падалью и свежей! Они разорвут твоих новых друзей и тебя на куски!
Между тем, Некра вытянув нижнюю губу, жадно втягивал в себя алую влагу, сочащуюся из ноздрей его сломанного носа.
— Благодарю тебя Фараон, за оказанную милость! — ухмыльнулся он. — Ты утолил мою жажду! Видимо в тебе проснулась совесть, и ты по своему отблагодарил меня за то блаженство, что я собирался подарить твоей царице.
— Ублюдок гиппопотама! — взревел разъяренный Сети и принялся наносить беспорядочные удары по лицу Некра.
При этом мухи облепившие лицо парасхита были раздавлены, и теперь все его лицо, являло собой жуткую копошащуюся черную маску, сквозь трещины которой сочилась алая кровь. На этом фоне, состоявшем из беспрестанно шевелящегося черного хитина, горели лишь глаза Некра излучавшие такую ненависть и запредельную злобу, что Сети невольно отшатнулся.
Вытолкнув изо рта непослушным языком выбитые зубы на песок, Некра еле ворочая окровавленными разбитыми губами, произнес:
— Несмотря на то, что я целиком в твоей власти, ты все же боишься меня Фараон! И правильно делаешь, ибо за мной вся сила древних богов! Давай безмозглый, напыщенный павлин, убей меня прямо сейчас и тогда вместе со мной умрет и твой страх! Ты трус Сети и потомки будут звать тебя Сети Трусливый! Пусть это прозвище отныне будет на тебе подобно тавру, выжженному на бессловесной скотине!
Сети был кто угодно, но только не трус, тем не менее, он в ужасе отшатнулся от Некра. Проклятый парасхит был прав — он Фараон Верхнего и Нижнего Египтов боялся его! Чуть ли не бегом, пытаясь сохранить при этом видимость достоинства, Сети торопливо добрался до своей колесницы. Вскочив в нее, он оглядел притихших солдат, которые видели достаточно, чтобы понять, что их Фараон смертельно напуган.
— Быть может, прикажешь умертвить его прямо сейчас, мой Фараон? — спросил Эхнасет, встревожено посмотрев на ставшее серым, словно плохой алебастр, лицо Сети.
— Нет, за нанесенные мне оскорбления такая смерть для него была бы благословением, — в гневе прокричал Фараон, сотрясаемый непонятной дрожью, несмотря на то, что в пустыне стояла страшная жара. — Снимите его со столба и бросьте в самую глубокую темницу в Мемфисском дворце. Вели сторожить его хорошенько. А завтра утром я лично займусь им и, клянусь всем богами, он проклянет тот миг, когда вздумал нанести мне свое первое оскорбление!
Глава 16
Сенсей очнулся от дикой головной боли. Он с трудом разлепил глаза, но тут, же был вынужден закрыть их. Тусклая лампочка, уныло висящая под низким потолком, резанула его по сетчатке глаз, не хуже пограничного прожектора. С трудом справившись с подступившей дурнотой, Сенсей пошевелился. Ни руки, ни ноги не были связаны. Ощупав затылок он, болезненно поморщившись, обнаружил там огромную шишку.
— Ничего страшного! Все как обычно, башка раскалывается и тошнит, словно с перепоя, — проворчал Сенсей, постанывая от боли, после чего открыл глаза и принялся осматриваться.
Он валялся на огромном грубо сколоченном, деревянном топчане, стоявшем в небольшой квадратной комнате, размером три на четыре метра. В дальней торцевой стене была расположена массивная металлическая дверь, с тюремным волчком посередине. Окон, как и следовало ожидать, не было и в помине. Дальний угол был огорожен с одной стороны узкой стенкой. Судя по доносившемуся оттуда журчанию воды, там находились удобства, то есть, унитаз и раковина умывальника.
Если бы Сенсей не помнил, что находится в плену у Пономаря, он мог бы подумать, что оказался в полиции, в камере предварительного заключения.
— Ни дать, ни взять тюряга! — пробормотал он, поднимаясь с топчана на ноги.
Его качнуло из стороны в сторону, но он, придерживаясь за грубую бетонную стенку, упорно двигался в направлении огороженного закутка. Там умывшись и утолив жажду, Сенсей вытер лицо футболкой и удовлетворенно крякнул. Ясность ума, а вместе с ней и уверенность постепенно возвращались к нему.
— Ну, что же быт постепенно налаживается! — ухмыльнулся Сенсей.
Решив понапрасну не насиловать организм, находящийся в процессе самореабилитации, Сенсей вернулся обратно на топчан и завернулся в старое стеганое одеяло, лежавшее там. Было довольно прохладно, и Сенсей уже пожалел, что выдул столько холодной воды из-под крана. Но вскоре он угрелся под одеялом и уснул.
Из блаженного состояния Сенсея вывел отвратительный скрежет, отпираемого дверного засова. Он рывком сел на топчан и обнаружил, что в камере у него прибавление.
Пока он спросонья соображал, кого судьба послала ему в сокамерники, до слуха его донесся до боли знакомый женский голос:
— О, Сенсей!
— Марго, ты что ли? — подслеповато щурясь, спросил он.
— Я и Хромов со мной! — недовольно сказала его бывшая супруга, выходя из тени под свет лампы.
За ней немой тенью несмело маячил Хромов.
— Что в Турцию уже съездили? Слышь ты, пингвин ушастый! — Сенсей нехорошо посмотрел на бизнесмена. — А ну, давай, коротко и сжато! Буквально в двух словах, излагай, в какое такое дерьмо ты меня втянул? Время пошло!
— Я не обязан давать отчету всякому, про…, - начал было излагать свою точку зрения Хромов, но споткнулся на полуслове, так как Сенсей вышиб из него суточный запас воздуха, несильно хлопнув ладонью в область солнечного сплетения.
— Я тебе сейчас все объясню, — Марго, брезгливо подобрав подол платья, перешагнула через мужа, который в это время, распластавшись на полу, заново учился дышать. — Этот, козел собрал всю наличность и собирался свалить за границу. У него в одной только пероедней дверце джипа спрятано три миллиона зелеными! А расхлебывать заваренную им кашу он оставил тебя.
— Если ты такая правильная, что же сразу меня не предупредила? — подозрительно покосился на нее Сенсей.
— Когда я узнала, было уже поздно, а потом, нас по дороге в аэропорт перехватили бандиты и привезли сюда, — пожала плечами Марго, садясь рядом с ним.
— А что там у него за тема с Пономарем? — спросил Сенсей, кивнув на Хромова, который тяжело дыша, сидел на полу.
— А шут его знает! — вздохнула Марго, неожиданно кладя голову на плечо Сенсею. — Как думаешь, они нас убьют?
— Конечно, убьют! Кирилла же убили! — подал снизу голос Хромов. — Впрочем, логика больного человека, она, знаешь ли, сильно отличается от моей или твоей. Так что ни в чем нельзя быть уверенным заранее. А насчет долларов ты зря каждому встречному поперечному рассказываешь! Еще не вечер, могут и пригодиться!
Сенсей пропустил мимо ушей колкость насчет встречного поперечного и внимательно посмотрел на женщину.
— Больной человек — это надо понимать Мурин, страшненький такой и бледный словно Дракула? — уточнил он, осторожно снимая со своего плеча голову Марго.
— Он самый! — всхлипнула она, прижимаясь к нему всем телом. — Пожалуйста, не гони меня, ладно? Пойми, я не плохая, просто мне очень страшно!
Действительно, Маргариту всю трясло, было даже слышно, как у нее стучат зубы. Сенсей немного подумал и, положив руку на плечо приобнял ее. Та благодарно взглянула на него и даже попыталась улыбнуться.
— А кто такой Кирилл, которого убили? — поинтересовался Сесней.
Хромов в двух словах рассказал ему про гибель компаньона, после чего сел на край нелепой деревянной конструкции.
— Ну и чего ему надо было? Чего он от вас-то хотел? — задал вопрос Сенсей.
— Я так понимаю, Мурин откуда-то узнал, что в нашей земле — моей и Кирилла пролегает золотоносная жила, — немного подумав, ответил бизнесмен.
— Чего? — недоуменно покосился на него Сенсей. — У тебя, что с перепугу крыша поехала? Какое еще золото возле самого города? Здесь все уже давным-давно копано и перекопано!
Хромов безразлично пожал плечами:
— Я сам видел, в бинокль с чердака. У Мурина есть такой небольшой броневичок, типа инкассаторского. Его строго раз в неделю грузят по ночам. Небольшие, но очень тяжелые деревянные ящики. Раз грузчики уронили один и он от тяжести груза сломался. Так вот, из него посыпались здоровенные куски золота.
— Дурость какая-то! — недоверчиво покачал головой Сенсей. — Полные ящики самородков? А ты ничего не путаешь?
— Я знаю всего два металла, которые могут быть такими тяжелыми — это золото и ртуть. Но ртуть белая и жидкая, а там был металл желтого цвета, и он был твердый, — Хромов недовольно покосился на жену. — Маргарита, почему, в то время, пока я читаю лекцию по металлургии, этот хам лапает тебя?
— Отвали, а? — прикрикнула на него женщина. — Мне с ним спокойнее!
— Шлюха! — безразлично констатировал Хромов.
Сенсей начал было подниматься с топчана, но Маргарита успокаивающе похлопала его по напрягшемуся плечу. В это время оглушительно загремела отпираемая дверь. Женщина испуганно подскочила на месте. В открытой двери показался бандит вооруженный автоматом.
— На выход с вещами! — с издевкой скомандовал он.
Сенсею очень не понравилось, то, что на этот раз им не стали завязывать глаза. Видимо Мурин был уверен, что как свидетели они не представляют для него никакой опасности. Надев на пленников наручники их, вытащили на улицу. Сенсей с удивлением обнаружил, что оказывается все это время, они находились в недрах Золотой башни.
Пока он любовался блестящими, сверкающими золотом боками этого необычного архитектурного сооружения, к ним подъехал черный джип с плотно тонированными стеклами.
— Это же мой автомобиль! — не обращаясь ни к кому конкретно, сказал Хромов.
— Было ваше, стало наше! — иронично хмыкнул один из бандитов. — Делиться надо, папик!
Всех троих бесцеремонно затолкали на заднее сиденье роскошного Хромовского джипа. Впереди, рядом с водителем устроился парень вооруженный огромным пистолетом. Усевшись вполоборота, так чтобы видеть пленников, он кивнул водителю и машина, мягко заурчав, тронулась.
Сенсей всю дорогу внимательно всматривался в проплывавший за наглухо тонированными стеклами автомобиля пейзаж. Вскоре уже замелькал пригород Ежовска, и они въехали на мост через Волгу. После моста свернув на боковую трассу, они долго колесили по проселочной грунтовой дороге изредка въезжая в лес.
Когда они проехали мимо помпезной стелы с названием турбазы «Приозерная», у Сенсея шевельнулась догадка о том, куда их везут. Но он по понятным причинам не стал высказывать ее вслух. После этого машина еще около часа петляла по кривым, наполовину заросшим лесным не то дорогам, не то тропинкам. Наконец выбравшись из леса джип, остановился на крутом берегу небольшой реки Ежовки.
На противоположном берегу дымил костер. Можно было разглядеть двух мускулистых, парней в цветастых плавках готовящих шашлык. Немного поодаль прохаживался Дмитрий Мурин собственной персоной. Он, внимательно просматривая какую-то книгу. В отдалении слонялось несколько раздетых пономаревских бандитов принимавших солнечные ванны. Еще трое мужиков тащили из леса здоровенную корягу для костра. Всего Сенсей насчитал десять человек, включая Мурина. Пономаря, несмотря на присутствие нескольких человек из его братвы, нигде не было видно.
— Эге-гей! — закричал привезший пленников бандит, размахивая руками.
На острове его заметили, Мурин помахал рукой в ответ и что-то сказал парням. Двое из них, спустились вниз к реке, где прямо на песке лежали две двухместные резиновые лодки.
Около получаса у них ушло на переправу. Выбравшись из лодки на влажный песок, Сенсей огляделся. Сомнений не было, их зачем-то привезли, на Чертов остров.
Глава 17
Некра открыл глаза, но как ему показалось, тьма перед глазами от этого стала еще чернее. Немилосердно избитое тело ныло и болело. Он пошевелился. Хвала Исиде, кажется, у него ничего не было сломано! Руки за спиной были крепко стянуты волосатой пальмовой веревкой. Точно также как и ноги в лодыжках. Судя по всему, в подземелье кроме него никого не было. Во всяком случае, никаких иных звуков кроме своего свистящего дыхания Некра не слышал.
Он не знал, сколько времени провалялся в беспамятстве. От одной мысли, что уже наступило утро и сейчас дверь в подземную темницу с грохотом распахнется, и войдут стражники, Некра взмок от ужаса. Что если он уже упустил свою единственную возможность спастись?
Впрочем, он остался жив, и это было самое главное. Теперь первым делом нужно было освободиться от пут. Постанывая от боли, Некра перекатился на спину, согнул ноги и резко подтянул колени к подбородку. Одновременно с этим он вытянул из-под себя связанные руки и протащил их вперед через согнутые ноги. Теперь руки находились у него прямо перед грудью. Он улыбнулся и тут же вскрикнул от боли. Порванные губы, покрытые заскорузлой коркой высохшей крови, лопнули, и из ран засочилась свежая кровь.
Некра потянулся к веревочному узлу ртом, намереваясь при помощи зубов ослабить его, но тут, же остановился. Он вовремя вспомнил, что передние зубы ему вышиб сам Фараон, не пожалев при этом своей царственной длани.
— Клянусь Сетом, я недостоин подобной чести! — иронично хмыкнул Некра.
Ему понадобилось напрячь все свое умение и сноровку для того чтобы сначала ослабить а потом и развязать мудреный узел на веревке стягивающей его запястья. На это ушло непростительно много времени. В любой момент могли появиться стражники, и все его старания пошли бы прахом. Немного передохнув, и уняв бешено колотящееся сердце, он занялся связанными ногами. С ними парасхит закончил намного быстрее. Теперь оставалось сделать самое главное.
Некра осторожно провел распухшим языком по корешкам выбитых зубов. Хвала всеблагой и милосердной Хатор, что у него были выбиты только передние зубы! Если бы Сети умудрился выломать ему правый нижний клык произошло бы ужасное! Дотронувшись до основания длинного острого зуба, Некра с замиранием сердца нащупал кончиком языка обвязанный вокруг клыка лошадиный волос. Поспешно сунув руку в рот, он двумя пальцами осторожно взялся за волос, второй конец которого уходил к нему в пищевод, а оттуда в желудок.
Сделав несколько быстрых вдохов, Некра задержал дыхание и принялся медленно вытягивать из себя волос. Тело его при этом содрогалось от рвотных спазмов, при помощи которых его желудок избавлялся от чужеродного предмета, привязанного к концу белого лошадиного волоса.
Если бы в подземелье было, хоть немного света, можно было бы разглядеть, как Некра постепенно вытянул изо рта наружу крошечный золотой сосуд продолговатой формы. Лошадиный волос был обвязан вокруг его узкого горлышка, которое было закрыто тщательно притертой золотой пробкой.
Поднявшись с плотного земляного пола и крепко сжимая в кулаке золотой фиал, Некра при помощи другой руки ощупал стены своего узилища, поспешно обойдя его по кругу. Прикинув где примерно должен находиться центр каменного мешка, он остановился в этой точке и решительно откупорил золотой флакон. Осторожно нагнув его горлышко, он пролил несколько капель прямо в темноту, истово творя при этом тайные заклинания.
В нос парасхиту, словно бешеный верблюд копытом, ударил резкий запах. Несмотря на то, что в своей работе Некра ежедневно сталкивался с самыми отвратительными запахами, но даже для него это было слишком. Он поспешно прикрыл нос рукой и закашлялся. Запах был настолько едким, что у него защипало в глазах и запершило в горле. Трудно было сказать, чем именно пахнет. Это была какая-то диковинная смесь странных и необычных запахов.
Тщательно закупорив золотой флакон пробкой, Некра поспешно зацепил лошадиный волос вокруг правого нижнего клыка. После этого он старательно заглотал сосуд и тот занял свое прежнее место в желудке парасхита.
Теперь оставалось лишь ждать. Таинственный незнакомец из пустыни уверял его, что зелье подействует не сразу, но довольно быстро. Несколько лет назад Некра оказал этому страннику пустыни услугу. Незнакомец появился ночью, на его верблюде был приторочен большой тюк, в котором угадывались контуры человеческого тела. Внутри ковра находилось тело древнего старика.
По тому, с каким почтением незнакомец обращался с иссохшим от старости телом, Некра понял, что старик приходился ему или отцом или учителем. Бросалось в глаза, что он был очень дорог незнакомцу, который попросил приготовить из старика мумию по всем правилам парасхитского искусства. Он просил, чтобы мумия старца не уступала мумиям самих фараонов. Он сразу же заплатил парасхиту столько, сколько Некра за его услуги никогда не платили даже высокопоставленные вельможи, служащие при дворе Фараона.
Как и было условлено, ровно через сто десять дней незнакомец вновь пришел ночью. Некра с гордостью провел его в зал для мумифицирования. Он был очень доволен собой, ибо постарался на славу. Созданная им мумия была настоящим шедевром. Тогда Некра несколько обидело то, что незнакомец, едва взглянув на созданное им произведение парасхитского искусства, распорядился упаковать мумию старца в ковровый тюк. С почтением приторочив его к седлу верблюда, незнакомец щедро отблагодарил Некра за оказанную услугу.
Уже собираясь уходить, странник пустыни вдруг запустил руку в складки своего черного одеяния и вынул оттуда крошечный золотой флакон. Дав исчерпывающие инструкции, как пользоваться его драгоценным содержимым он посоветовал Некра никогда не расставаться с его подарком. По его словам, возможно, когда-нибудь он спасет ему жизнь.
Некра очень серьезно отнесся к словам незнакомца. Чувствовалось, что это человек большой мудрости и огромных знаний, возможно настоящий колдун из древних легенд. Этой же ночью Некра посетило видение Анубиса. Премудрый шакал поведал ему, что самым надежным местом для хранения драгоценного подарка будут собственные внутренности парасхита.
Неожиданно нестройные мысли Некра были прерваны странным шумом. Сначала он подумал, что наступило утро и за ним пришли стражники. Но скоро он понял, что незнакомец не обманул его. Это начало действовать загадочное содержимое драгоценного флакона.
Глава 18
Вслед за Сенсеем на берег выбрались Маргарита и Хромов. Оба резиновых суденышка бандиты оставили неподалеку от воды прямо на песчаной отмели. После этого они погнали пленников впереди себя, словно баранов.
Взобравшись на пригорок, они очутились под кряжистым, необычайно толстым дубом.
Мурин вышел вперед, в радостном предвкушении потирая потные ладони:
— А вот и наши помощники! — ласково сказал он. — Ведь вы, надеюсь, не откажете мне в небольшой дружеской услуге?
— Это, смотря, о чем пойдет речь, но сначала снимите с меня наручники, — неприязненно глядя на него, сказал Хромов. — В противном случае я не то что помогать вам не буду, а мы с женой прямо сейчас покинем ваше общество!
— И на кого же вы меня оставляете сиротинушку?! — принялся юродствовать Мурин.
Маргарита боязливо покосилась на обступивших их парней, самого бандитского вида. Те присоединились к непонятному веселью и теперь громко хохотали над тупым приколом олигарха.
— Чего вы ржете, как кони? — закричал Хромов, которому вдруг отчего-то стало жутко. — Что вам от нас нужно?
Он внезапно понял, что ни о каком сотрудничестве речи и не шло. Просто над ним жестоко издевались.
— Ты не будешь помогать, баба твоя не будет, спортсмен не будет, кто же в таком разе будет? Я один, что ли должен все делать? — недовольно спросил Мурин.
— Ну почему же? — пожал плечами Хромов. — У тебя вон сколько народу! Они все только и ждут того, чтобы перед тобой выслужиться!
— Нет, им нельзя, я ими дорожу, чтобы рисковать даже в такой малости, — Мурин, как-то странно усмехнулся. — А вот тобой Хромов рисковать можно и нужно, потому что ценность твоя относительная. Впрочем, также как и твоей распрекрасной супруги, а равно и этого геморройного тренера!
Что-то в этих словах Сенсею ужасно не понравилось. Его насторожил даже не сам смысл сказанного, а интонация, с какой это было произнесено. Маргарита тоже сразу почуяла недоброе.
— Что вы такое говорите? — испуганно спросила она, широко раскрыв глаза. — Все люди равны и одинаково ценны!
— Нет, лапочка моя! — дурашливо расхохотался Мурин, буравя ее своими черными огромными зрачками. — Уверяю тебя, что некоторые значительно ровнее других. А ваша, с мужем ценность заключается вовсе не в глубоком духовном мире, с которым вы так носитесь, а совершенно в другом!
— Да, и в чем же это интересно будет узнать? — возмущенно воскликнул Хромов. — Если ты притащил нас сюда для того чтобы напугать, поздравляю — тебе это удалось! Я готов продать интересующий тебя участок земли вместе с особняком! А теперь прекрати ломать комедию, и вели своим недоумкам немедленно снять с нас наручники!
— А вот это вряд ли! — насмешливо проговорил Мурин, кокетливо охорашивая свою причудливую прическу. — Вся комедия еще впереди, она только начинается. Что касается твоей земли Хромов и твоего особняка, то все это уже и так практически мое! И твоего согласия мне на это совсем не требуется.
— Чего ты там несешь, урод? — не на шутку разъярился Хромов и низко нагнув голову ринулся на Мурина, для того чтобы боднуть его в живот.
В следующий момент, мускулистый парень в цветастых плавках, все это время стоявший поодаль и с интересом наблюдавший за разворачивающейся перед ним сценой сделал шаг вперед и нанес Хромову мощный удар кулаком в челюсть.
Маргарита закусила губу и тихонько по-бабьи завыла, с ужасом глядя на то, как ее нокаутированный супруг рухнул на землю. Хромов, силясь подняться, по-петушиному задрал непослушную напрочь отбитую голову. Боковым зрением он видел, как бандиты схватили Маргариту с Сенсеем и куда-то поволокли. Судя по тому, что рот у Марго был широко открыт, она что-то кричала, только Хромов этого не слышал. Он помотал головой и по его барабанным перепонкам стеганул ее истошный крик.
— Да уймите же, наконец, кто-нибудь, эту суку! — искренне возмутился Мурин. — Ну, разве можно, в самом деле, так орать? Она же всех зверушек в лесу перепугает!
Сенсей видел, как гнусно ухмыляясь, один из костоломов залепил Марго рот широким упаковочным скотчем, после чего силой усадил на землю. Рядом с ней швырнули Сенсея.
— Ну как тебе такой расклад? — издевательски поинтересовался Мурин у Хромова. — Теперь надеюсь, спеси у вас поубавилось, господин предприниматель средней руки?
— Ты что творишь? — спросил, тот тяжело дыша, с ненавистью глядя на своего мучителя.
— Каждый человек сам кузнец своего счастья, — философски изрек Мурин. — Поэтому я кую, то, что нравится мне, а не тебе! Ну, хватит разговоры разговаривать, посадите этого чудака, на букву м, рядом с его кралей! Пусть напоследок хоть посидят вместе.
Перед тем как его швырнули на землю, Хромов успел гневно выкрикнуть:
— Жену хоть отпустите, сволочи!
Мурин подошел к поверженному Хромову и рывком схватил того за волосы.
— Уй! — взвыл тот от боли.
— Нет, мой милый, это еще не «уй»! Настоящий «уй» тебя впереди ждет! — зло выкрикнул Мурин, ощерив мелкие острые зубы. — Поэтому, для твоего же блага, не советую меня сволочить! А теперь, закрой рот и внимательно выслушай то, что я тебе сейчас скажу! Внял?
Хромов злобно засопел, но сдержался и молча, кивнул головой.
— Вот и ладненько! — как ни в чем, ни бывало, улыбнулся Мурин и отпустил его волосы.
Все это время, пока Хромов препирался с Муриным, Сенсей лихорадочно соображал, как выбраться из передряги, в которую он угодил. Кроме того теперь он был не один, нужно было думать и о Марго. Сквозь густую пелену унижения, страха и злости к нему постепенно приходило понимание того, что толку от переполнявших его эмоций не будет никакого. Один только вред.
— Я намерен провести некий оккультный ритуал, известный под названием «Отыскания». Весьма древний, между прочим. Это необходимо для того, чтобы найти кое-что спрятанное здесь на острове давным-давно, одним достойным человеком.
Сенсею от всей этой бредятины стало совсем тошно. Только сейчас до него в полной мере дошел весь трагизм их с Маргаритой положения. Оказаться черт те где, в полной власти откровенного шизофреника!
— Я честно скажу тебе Хромов, что мне нужно от тебя, твоей жены и тренера. Вы мне нужны целиком, причем, все, втроем одновременно, — скрестив руки на груди, продолжал вещать Мурин, манерно барабаня длинными мосластыми пальцами по плечам. — Если бы я мог прямо сейчас, как говорится, с наскока найти интересующий меня предмет, то надобность в жертвоприношении отпала бы сама собой. Тогда бы мы вас просто убили, быстро и безболезненно, после чего расстались с вами, как старые добрые друзья.
— А можно поинтересоваться, как именно вы собираетесь это сделать? — перебил Сенсей витийствующего олигарха.
— Женщине, кто-нибудь рот расклейте! А то, как бы она раньше времени не сомлела. Пусть воздуху подышит, в себя придет. Что касается твоего вопроса, тренер, мы это сделаем очень даже просто, — намеренно будничным голосом поведал Мурин. — Вы будете подвешены на веревке за ноги, во-о-он на том здоровенном дубовом суку. Как говаривали в старину — «повесим рядком, да поверещим ладком!». После этого мы с вас сдерем кожу, затем взрежем животы и выпустим наружу ваши внутренности. Ничего личного, поверь мне, просто так принято! Не нами заведено, не нам и отменять! Понимаешь, перед тем как выкапывать сокровища, необходимо принести жертву, кровавую и страшную. В противном случае, клад может не даться в руки, а то и вообще сгинуть без следа.
Марго, всхлипывая от ужаса, негодующе выкрикнула:
— Дурь какая-то больная! Я вам не верю!
— Не веришь ты, кстати, совершенно напрасно! — обижено покосился на нее Мурин. — И это вовсе не дурь голубушка. Дурь — это то, что ты с Хромовым связалась и здесь оказалась! А то, что я с вами учинить собираюсь — это традиция. Вот ты, наверное, думаешь, что мне приятно вас жизни лишать? Ничего подобного, уверяю тебя! И вообще я по натуре добродушнейший и милейший человек. Костя, скажи?
Стоявший рядом с ним лысый бородач, гаденько усмехнувшись, кивнул.
— Так что не будем тянуть время за яйца, а прямо приступим к тому, что мы должны совершить, — сказал Мурин, отходя в сторону и потирая руки в радостном предвкушении.
— Но время оно, же женского рода, разве нет? — недоуменно посмотрел ему вслед бородатый Костя. — Или я что-то путаю?
— Время, чтобы ты знал, у древних олицетворял бог Кронос или Хронос. Его изображали мускулистым бородатым дядькой с косой в руках. Так вот, я уверяю тебя, под туникой у него наверняка были привешены здоровенные эти самые… Ну, ты понял! — сердито сказал Мурин. — Меньше болтовни, больше дела! Забирайся на дуб и вон с той большущей ветки спустишь вниз три веревки, на которых мы подвесим нашу троицу.
Костя, сердито засопев, подошел к дубу и, поплевав на ладони, послушно полез вверх.
— А вы не стойте истуканами! — прикрикнул на остальных парней Мурин. — Натаскайте-ка мне песка с пляжа для пентаграммы!
Вскоре парни притащили несколько ведер песка.
— Куда сыпать-то? — тяжело дыша, спросил один из них, ставя ведро на траву.
— Давай, сыпь сюда. Как раз над этим самым местом у нас три тушки и повиснут. Будут себе потихоньку болтаться и вялиться, словно мойва провесная, — добродушно сказал Мурин, указывая ивовым прутиком. — Кровь и внутренности должны стекать и вываливаться, не абы куда, а именно сюда! Прямиком на сигиллу, то есть знак!
Парень кивнул и высыпал песок из ведра прямо на указанное место. Мурин принялся ладонями ровнять песок. Подошедший следом парень начал осторожно сыпать песок из своего ведра рядом с площадкой, которую утрамбовывал, спятивший на почве оккультизма олигарх.
Тот недовольно покосился на него:
— Чего ты песок-то жалеешь? И ровнее, ровнее сыпь! Чертеж должен быть аккуратным, как по линейке! Чтобы кровь ровно на него легла и впиталась равномерно.
К тому времени, когда бородатый Костя, оседлав сук, который предполагалось превратить в виселицу, привязал к нему и спустил вниз три веревочные петли, Мурин как раз закончил возиться со своей песочницей. Взяв ивовый прутик, он принялся любовно выводить им на песке довольно крупный рисунок. Это было схематическое изображение двух остроконечных клинков или листков какого-то растения, с завитушками на концах, располагавшихся друг подле друга. Все это сумасшедший олигарх заключил в не очень ровный равнобедренный треугольник, сверху которого поместил круг.
Закончив дело, Мурин поднялся на ноги и отряхнул с колен налипший на них влажный песок.
— Ну, вот и ладненько! — с довольной ухмылкой произнес он, оглядывая свое творение на песке. — А теперь займемся развеской нашей выставочной экспозиции! Начнем, пожалуй, с Хромова!
Глава 19
Из тюремной стены со страшным грохотом вывалился каменный блок, за ним последовал другой. Ничего не видящий в кромешной темноте, перепуганный Некра, забился в самый дальний угол каменного мешка. Видимо шум привлек стражу, потому что вскоре заскрипела дверь, и темноту подземелья озарил яркий свет.
Два воина вооруженные кривыми секирами ворвались в камеру, и высоко подняв над головой чадящие факелы, недоуменно огляделись. Их взорам предстала странная картина. Совершенно голый узник, забившийся в дальний угол камеры, ослепленный светом факелов, в ужасе смотрит на пустоту у них за спиной. На земляном полу валялись три вывороченных из стены подземелья огромных каменных блока. Сам парасхит в одиночку, без помощников и специальных приспособлений ни за что не смог бы сдвинуть с места даже одну такую глыбу из грубо обтесанного песчаника.
В этот момент в камеру с грохотом, выламывая из стены каменные блоки, в облаке пыли ввалилось нечто огромное и черное. Пока не рассеялась пыль, было невозможно ничего разглядеть. Некра тоже ничего не видел, но в отличие от стражников он знал, что это такое. Странник пустыни предупредил его, с чем ему придется иметь дело, если он, когда, либо решится прибегнуть к помощи его необычного подарка.
С пола послышался отвратительный визгливый скрип. По мере того, как густое облако пыли оседало, из него начали постепенно проступать контуры странного существа. Это был чудовищный жук-скарабей черного цвета, размером с огромного самца нильского гиппопотама. Он был весь покрытый многочисленными острыми шипами концы, которых были загнуты в разные стороны. Жуткая тварь была вся обсыпана пылью, словно мельник мукой. Беспрестанно двигая огромными кривыми жвалами, он яростно вгрызся в земляной пол в самом центре камеры. Это было именно то самое место, на которое Некра несколько раз капнул из золотого флакона. Чудовищный скарабей жадно пожирал землю. Парасхит догадался, что жук явился именно на этот жуткий запах и теперь поглощал все, что хранило даже мельчайшие частицы этого отвратительного запаха.
Скарабей успел вырыть в земляном полу яму внушительных размеров, когда вдруг внезапно остановился. Незнакомец предупредил парасхита, что главное правило при появлении жука — это сохранять полную неподвижность. Любой движущийся объект воспринимался гигантским скарабеем, как возможный противник, представляющий для него угрозу. Поэтому Некра затаился в своем углу и на всякий случай даже перестал дышать.
В отличие от парасхита, стражники были не столь осведомлены о привычках и нравах страшного гостя. Они не могли выбежать из каменного мешка, по той простой причине, что огромный скарабей своей шипастой тушей перегородил входную дверь. Перепуганные стражники побросали боевые секиры на пыльный пол, прислонили нещадно чадящие факела к стенам и рухнули на колени перед чудовищным насекомым.
— О, великий Хепри! — взмолились они, принимаясь истово бить поклоны. — Пощади своих недостойных детей! Прости нас за то, что мы давно не заглядывали в твой храм! Мы сегодня же принесем тебе богатые дары!
Изумленный Некра понял, что стражники решили, что сам божественный скарабей Хепри, толкающий солнце по небосводу, явился для того чтобы покарать их за нерадивость. Действительно ли был это Хепри или нет — это был еще вопрос. Но вот то, что скарабей был не на шутку разозлен двумя беспрестанно мельтешащими стражниками, голосящими на все лады, это было определенно.
Некра как-то пришлось участвовать в охоте на льва в качестве загонщика. Он помнил, как разъяренный зверь охаживал себя хвостом по бокам, перед тем как броситься на ничтожных людишек. У скарабея не было хвоста, но судя по тому, как он свирепо таращил свои черные стекловидные глаза, и нервно шевелил шипастыми усами, было ясно, что затеянный стражниками молебен закончится плохо.
Неожиданно с непостижимой для его размеров скоростью скарабей сократил расстояние до коленопреклоненных стражников. Привстав на передних лапах, он стремительно сомкнул огромные черные жвала на шее одного из них. Голова упала с плеч несчастного, и покатилась по полу. Докатившись до ног Некра, она остановилась. Парасхит мог бы поклясться, что в выпученных от ужаса глазах все еще жила мысль, а тяжело ворочающийся в широко распахнутом рту язык тщился что-то сказать или прокричать. Из шеи обезглавленного тела в потолок фонтаном ударила мощная струя черной крови.
Жук разжал свои острые, словно бритва цирюльника челюсти. Агонизирующее тело стражника завалилось на бок и окатило Некра горячей кровью с головы до ног. Взвыв от ужаса, парасхит поспешно засунул себе в рот пальцы рук, и крик его так и остался у него в глотке.
Тем временем, скарабей, походя, без малейшего усилия состриг голову второму стражнику и, отшвырнув его обмякшее тело в сторону, развернулся в сторону Некра. Застыв от ужаса, парасхит в ужасе ждал, когда придет его черед расстаться с головой. Выждав какое-то время, скарабей двинулся прямиком в его сторону.
Некра, в отличие от стражников, решил сопротивляться до последнего. То, что огромный жук был такой же Хепри, как он сам Анубис было для него ясно, как солнечный день благословленный Амоном. Тем более, что странник пустыни ни словом не обмолвился о божественном происхождении скарабея. Откатившись в сторону, парасхит подобрал одну из брошенных стражниками бронзовую изогнутую секиру и приготовился дорого продать свою жизнь.
Но вся агрессия титанического скарабея вылилась лишь в то, что он лениво клацнул жвалами в сторону проскочившего мимо него Некра. После этого приблизившись к углу, в котором мгновение назад прятался парасхит, скарабей поднялся на задние лапы и уткнулся своей жуткой мордой прямо в верхний угол каменного мешка. Он замер на какое-то мгновение, словно принюхиваясь к чему-то. Некра показалось, что жук сейчас повернется и кинется прямо на него. Но вместо этого скарабей вытянул вперед две пары верхних усаженных многочисленными шипами конечностей и принялся выламывать ими каменные блоки из стены.
Некра, позабыв про страх и застыв от изумления, наблюдал за странными действиями диковинного жука. Все происходило именно так как, и обещал незнакомец из пустыни, подаривший ему золотой флакон. Он говорил, что если все сделать правильно, то с помощью средства находящегося в этом флаконе можно будет выбраться из любой темницы. Странник пустыни говорил, что на запах бальзама непременно явится огромный черный жук. Поглотив все то, что несет в себе хоть малейшую частичку волшебного запаха, жук пророет ход из темницы, по которому надлежит следовать за ним в некотором отдалении.
Скарабей уже наполовину скрылся в проделанном им в стене проломе. Вскоре оттуда уже торчали лишь концы его задних лап со страшными острыми когтями. Через мгновение жук исчез в прорытой им норе. Нужно было торопиться.
По словам незнакомца края тоннеля через непродолжительное время должны были сомкнуться. Некра зябко повел плечами, вспомнив, как скарабей запросто, без малейшего усилия, откусил стражникам головы. Но другого пути не было. Если он не последует в темную дыру, прорытую скарабеем, это будет означать для него мучительную смерть. Совсем скоро в каменный мешок за ним должны были придти заплечных дел мастера и отвести его к Фараону. То что тот приготовил для Некра нечто особенное не вызывало у него никаких сомнений. Тяжело вздохнув, парасхит полез в чернеющую под самым потолком дыру вслед за своим страшным спасителем.
Глава 20
Хромов с трудом разлепил веки. Когда его начали вешать на дубовом суку, он потерял сознание. И вот теперь он пришел в себя. Но лучше бы ему было этого не делать.
Ему было плохо, но стало совсем худо, когда он обнаружил, что, висит вниз головой. Суетливо дернувшись из стороны в сторону, он убедился, что толку от его дерготни никакого. Тем более что руки его, свободно свисавшие вдоль головы вниз, были надежно замотаны широким скотчем.
Хромов старался не думать о том, для чего Мурину понадобилось подвешивать его вверх ногами. Тем более, что тот уже рассказал для чего именно. От одной мысли об этом Хромова прошиб холодный пот, и он почувствовал, что замерзает. Впрочем, дело было не только в этом. Подняв голову вверх, Хромов обнаружил, что он оказывается, совершенно голый.
Повертев головой по сторонам, он понял, что по-прежнему находится на Чертовом острове. Поляна под огромным дубом было залита ярким солнцем. Слева от себя Хромов обнаружил тело висящей также как и он вверх ногами полностью обнаженной Маргариты. Судя по всему, бедная женщина была в глубоком обмороке. Рот у нее был замотан скотчем. Еще дальше висел Сенсей, тоже голый. Глаза тренера были широко открыты.
Ноги Хромова были стянуты грубой веревочной петлей, которая врезавшись в кожу, немилосердно давила на голеностопные суставы. Будучи чревоугодником, он имел довольно-таки упитанное тело, и теперь оно в соответствии с законом тяготения стремилось вниз к земле. Чувствуя, что еще немного, и он начнет кричать от боли в выламываемых тяжестью его собственного тела суставах, Хромов нетерпеливо подал голос:
— Эй, есть здесь кто-нибудь?
— Что, очухался старче? — раздался подчеркнуто доброжелательный голос Мурина.
Хромов задрал голову, прямо перед ними стояла толпа отморозков, возглавляемая ненавистным олигархом.
— Зачем ты делаешь это? — спросил Хромов, с ужасом глядя на неторопливо приближающегося к нему Мурина.
В одной руке у того был клинок странной формы, а в другой руке оселок, которым он неторопливо правил лезвие.
— Зачем я это делаю? — меланхолически переспросил Мурин, продолжая вжикать точилом по лезвию.
Закончив оттачивать нож, он передал оселок одному из парней и, поднеся лезвие к лицу, прищурился, проверяя заточку.
— Долго я еще здесь, словно ветчина висеть буду? — теряя терпение и срываясь на крик, возопил Хромов.
— А что ты куда-то торопишься? — сделав удивленное лицо, поинтересовался Мурин, подходя к Хромову вплотную. — Вот, я лично никуда не тороплюсь. И времени у нас впереди еще полным-полно. День и целая тележка в придачу! Так что висеть тебе еще здесь и висеть. Кстати, я бы на твоем месте расслабился и постарался получить удовольствие.
— Ты что совсем спятил? — свирепо в голос заорал Хромов, лицо которого от прилившей крови приняло пугающий красно-фиолетовый цвет. — А ну, сними меня сейчас же!
— Ну, этого я тебе обещать не могу. Единственное в чем ты можешь быть абсолютно уверен, так это то, что запланированный мной ритуал «Отыскания» сегодня состоится, несмотря ни на что.
Хромов поняв, что сумасшедший олигарх вовсе не шутит, принялся сгибаться и разгибаться, словно червяк на крючке, делая отчаянные попытки освободиться. Свои движения он сопровождал бессвязными выкриками и угрозами в адрес Мурина. Все это время тот терпеливо стоял, опустив руку, сжимающую отточенный нож и ждал, когда у его жертвы, наконец, иссякнут силы. Этот момент наступил довольно скоро. Полностью выдохшийся Хромов перестал брыкаться и теперь тяжело со свистом дышал, дико вытаращив налитые кровью глаза на своего мучителя.
— Теперь, надеюсь, мне можно начинать? — вежливо поинтересовался Мурин, подходя к своей жертве и беря ее за лодыжку левой ноги. — Ты бы расслабился, а то весь такой напряженный! Нельзя же так, в самом деле, нужно и о своем здоровье подумать. Ты же так и пяти минут не протянешь. А мне еще с тебя кожу снять надо, а потом еще и кишки наружу выпустить. По правилам, жертва должна дожить до того самого момента, когда ее собственные потроха вывалятся ей прямо на лицо.
Мурин проворно сделал круговой надрез вокруг лодыжки Хромова. Едва брызнула кровь, тот истошно закричал. Если вплоть до этого момента он еще тешил себя иллюзиями, насчет того, что Мурин просто решил его попугать, то после того, как пролилась кровь, стало ясно, что шутками здесь и не пахнет. И теперь Хромов выл, орал благим матом, кляня свою судьбу.
Мурин недовольно поморщился.
— Своими глупыми воплями ты совершенно не даешь мне работать! — сокрушенно вздохнул он, опуская нож и поворачиваясь к лысому бородачу. — Костя, не в службу, а в дружбу! Быстренько выстругай мне из деревяшки затычку для нашего громогласного друга. Представляю, как он будет голосить, когда я спорю с него всю шкуру.
Костя, взяв топор, сноровисто обтесал, а затем заострил толстую липовую ветку в форме конуса. После чего аккуратно обрубив ее, и оставив длину около двадцати сантиметров длинной, он подал пробку Мурину.
Хромов в ужасе смотрел на то, как его мучитель неторопливо подходит к нему. В одной руке тот сжимал, только что выструганную грубую деревянную пробку, больше похожую на кол. В другой руке у Мурина был топор, который он взял у Кости. В последний раз, взвыв нечеловеческим голосом Хромов, сделав отчаянное движение, увернулся. Но уже в следующее мгновение Мурин все это время с любопытством наблюдавший за тщетными усилиями своей жертвы, поднес заостренный конец деревянной затычки ко рту Хромова. После чего обухом топора прямо сквозь губы, кроша все еще крепкие белые зубы, он вогнал деревянную пробку глубоко ему в рот.
Отбросив ненужный топор в сторону, Мурин, отступив назад, принялся медленно нараспев читать какие-то заклинания. Так продолжалось около десяти минут, если не больше. Наконец, Мурин, к всеобщему облегчению, прекратил голосить и опустил руки, которыми до этого энергично размахивал в такт своим песнопениям.
Взяв нож, сумасшедший оккультист уверенно шагнул к Хромову. В это время сук, на котором были подвешены все три жертвы, вдруг издал жуткий треск, а затем поляну огласил отвратительный деревянный скрип. Мурин поспешно отпрянул назад. Сенсей поняв, что ветка, не выдержавшая веса трех тел, сейчас рухнет прямо на них, принялся раскачиваться из стороны в сторону, при этом он умудрился раскачать еще и Марго.
А дальше произошло нечто ужасное. С жутким треском огромная ветка, толщиной с хороший дуб, отделилась от дерева и грянулась вниз, прямо на висевшего, под ней Хромова. Тяжелый, словно литой чугун, сук рухнул на него сверху, круша и коверкая его тело. Сенсей в это время благополучно откачнулся в сторону сам и одновременно успел оттолкнуть Марго в противоположную сторону. От удара у присутствующих ощутимо вздрогнула под ногами земля.
Речной песок с начертанной на нем древней эмблемой обильно пропитался черной кровью, которой было так много, словно Хромова выжали в огромной соковыжималке. От его головы практически ничего не осталось. Она была раздавлена, раздроблена и сплющена, точно также как и грудная клетка.
— Да уж, ритуал накрылся медным тазом! — высказал общее мнение по поводу происшедшего Костя.
Мурин поднял голову и нехорошо посмотрел на него:
— Чем глупости болтать, лучше бы делом занялся!
— А чего делать-то? — неловко кашлянув, спросил тот.
— Для начала оттащите бабу и тренера в сторону от бревна, — мрачно сказал Мурин. — Если они еще живы. Теперь, насколько я понимаю, копать надо именно в том самом месте, где лежит раздавленный Хромов. Именно там и должно находиться то, что мы ищем!
— А откуда вы знаете, что именно там? — с сомнением спросил Костя. — Вы же говорили, что нужно вроде ритуал провести, жертвы принести, ну и все такое.
— Вот тебе ритуал, — Мурин широко обвел рукой поляну под деревом. — Вот тебе и жертва!
Он кивнул в сторону Хромова, вокруг которого песок стремительно чернел от крови.
— Тренер жив, здоров, а тетка не дышит, по ходу шею свернула, — доложил, подойдя к Мурину один из парней.
— Ну и хрен-то с ней! — злобно посмотрел на него Мурин, после чего уселся прямо на рухнувшую дубовую ветка, которая по своим размерами не уступала молодым дубам росшим неподалеку.
Какое-то время он сосредоточенно думал, он даже прикрыл глаза рукой для того, чтобы ничто не отвлекало его. Внезапно лицо его просветлело и он, подняв голову, торжествующе оглядел, обступивших его парней.
Театрально повернувшись к дубу, сук которого раздавил Хромова, Мурин сказал:
— Только, что мне было видение, древние приподняли передо мной пелену времени и показали, как оно все было. Двести лет тому назад, это дупло было разверсто. После того, как клад был спрятан в дупле, прошла уйма времени и с тех пор кора успела нарасти вокруг дупла и скрыть его! Более надежную банковскую ячейку трудно было придумать. Это было гениальным решением проблемы!
— И что же нам теперь делать? — спросил один из парней.
— Да, как-то жутковато лезть вовнутрь гнилого дерева! — поежился Костя и задумчиво почесал бороду. — А вдруг там змеи?
— Насколько я понял, тренер у нас все еще числится живым? — Мурин небрежно кивнул, в сторону единственного оставшегося в живых пленника. — Скоренько развяжите его и отправляйте в дупло!
Костя подошел к Сенсею и, перерезав ножом веревку, которой тот был связан, довольно доброжелательно сказал:
— Чего расселся? Давай поднимайся уже!
Сенсей все еще оглушенный падением понимал, что только что чудом избежал гибели. Но он долго не мог понять, чего от него хочет Костя. Ему понадобилось некоторое время для того чтобы понять, что от него требуется забраться на дуб и проверить содержимое дупла.
Сенсей кивнул и молча, направился в сторону дерева. Несмотря то, что он чуть не свернул себе шею, оглядываясь на лежащую под дубом Марго, он так и не смог понять, жива она или нет. По крайней мере, он удостоверился, что ее, не раздавило упавшей веткой, как Хромова. Одно это уже внушало определенный оптимизм. Правда женщина по-прежнему лежала неподвижно, но это могло быть просто глубоким обмороком.
На время, выкинув эту проблему из головы, Сенсей полностью сосредоточился на дубе. Подойдя к огромному дереву вплотную, он принялся внимательно разглядывать его. Обломавшийся под их совместной тяжестью дубовый сук, выворотил из ствола дуба массивный кусок древесины. Он фактически расколол бок старого дерева. Если ранее о существовании огромного дупла невозможно был догадаться, то теперь все его пугающее гнилое нутро было выставлено на всеобщее обозрение.
Поплевав на ладони, Сенсей принялся карабкаться вверх к образовавшемуся в дубе пролому. Усевшись на нижний край дыры, он боязливо заглянул вовнутрь. В лицо ему пахнуло сыростью, плесенью и огромными земляными пауками. От всего этого Сенсея передернуло. В задумчивости, все еще колеблясь, он, почесал голову. Тут взгляд его упал на распростертое, на траве тело обнаженной Марго и он решительно перекинул обе ноги вовнутрь дупла.
— Постой, погоди! — неожиданно остановил его Мурин.
Сенсей удивлено посмотрел на него, неужели у этого законченного психа проснулась совесть и он передумал? Но, как выяснилось, Мурин всего лишь передал Косте электрический фонарь и кивнул тому в сторону Сенсея.
Приняв фонарь, Сенсей взял его обрезиненную ручку в зубы, и, ухватившись руками за край дупла, опустился вниз. После того как его ноги нащупали основание дупла он отпустил руки. Поспешно вынув изо рта фонарь, он включил его и настороженно огляделся.
Несмотря на то, что дупло было большим и просторным, и Сенсей не соприкасался с его стенками, он вдруг почувствовал как у него по всему телу встают дыбом волосы. Все нутро дуба было выедено червями древоточцами, жуками-короедами и прочей насекомой братией. В некоторых местах на фоне красно-коричневой, словно сгнившее мясо трухе белыми пушистыми гнойниками притаились большущие паучьи гнезда. От одной только мысли о размерах и количестве их страшных обитателей Сенсея бросило сначала в жар, а потом в холод.
Неуклюже переступив с ноги на ногу, он внезапно почувствовал, как у него под ногами что-то хрустнуло, а в следующее мгновенье он начал неудержимо проваливаться куда-то вниз.
Глава 21
Некра вполз, вслед за гигантским жуком в темный тоннель, который тот проделал в толще каменной стены подземелья. Он ничего не видел перед собой, лишь слышал, как скарабей где-то впереди шумно прокладывает себе дорогу. Приближаться слишком близко к внушающему ужас насекомому было опасно.
Во-первых, тот мог услышать, что вслед за ним кто-то ползет и это могло ему не понравиться. Что скарабей делает с теми, кто ему не нравится, Некра запомнил очень хорошо. У него до сих пор стояли перед глазами окровавленные тела двух стражников с откушенными головами. Во-вторых, жук мог случайно зацепить его своей покрытой острыми шипами и когтями голенастой ногой и нанести ему смертельную рану. Поэтому Некра держался от него на почтительном расстоянии.
Внезапно откуда-то спереди, в тоннель хлынул, тусклый голубой свет, на фоне которого отчетливо проступил жуткий черный силуэт скарабея. Некра было плохо видно, что именно происходит там впереди, и он, вытянув шею, напряженно всматривался вперед. Внезапно впереди вспыхнуло яркое красное пламя. Перепуганный Некра решил было, что дорогу жуку в тоннеле преградил невесть откуда взявшийся там огонь. Он в ужасе отпрянул назад. Но скарабея данное обстоятельство видимо нисколько не напугало, а скорее наоборот подстегнуло, потому что он стал двигаться вперед намного быстрее.
Некра обеспокоенный тем, что его страшный спаситель уполз слишком далеко, поспешил нагнать его. Приблизившись к нему, почти вплотную он застыл в изумлении. Перед ним предстало поистине чудесное зрелище. Оказывается глубоко под землей, за толстыми стенами и могучим фундаментом дворца фараона были вовсе не песок и скалы. Во все стороны от Некра, влево, вправо, вверх и вниз простиралась какая-то странная тусклая сине-зеленая субстанция. Сине-зеленое пространство, преломив через себя кроваво-красный цвет, льющийся от чего-то, что находилось прямо перед скарабеем, окрашивалось в нежно фиолетовый цвет.
Последовав за жуком, Некра, который полз на четвереньках, боязливо коснулся ладонями загадочного вещества, в котором скарабей легко прокладывал свой тоннель. Более всего это вещество напоминало загустевший сок фруктов, который нарезанный на аккуратные кубики, посыпанные мукой, продавали торговцы сладостями на рынке в Мемфисе. Если взять такой кубик и посмотреть на него через солнце то мутный полупрозрачный загустевший сок, начинал светиться тусклым рассеянным светом. Только там цвет был желтый, а здесь бледный сине-зеленый с фиолетовыми переливами. Больше всего Некра поразило то, что и на ощупь то из чего были сделаны стены тоннеля, оказалось мягким и упруго податливым, словно рыночная сладость. Ощущение было настолько сильным, что Некра не удержался и лизнул пол. Но тот неожиданно оказался без вкуса и запаха. С равным успехом можно было облизывать гладкий камень отполированный волнами Красного моря.
Увлекшись наблюдениями, Некра здорово отстал от скарабея. Когда он поднял голову, то обнаружил, что жук неожиданно изменил направление движения. Он вдруг пополз под резким углом вверх и принялся продвигаться сквозь натечную сине-зеленую толщу задрав голову к потолку. С изумлением смешанным со священным ужасом Некра увидел, что между передними лапами скарабея не исчезая ни на миг, искрится небольшая ослепительно-белая молния. Вокруг этой молнии вращался кроваво-красный, словно закатное солнце шар. Огромный скарабей двигался вперед, сквозь плотную толщу толкая этот шар впереди себя именно так, как его и изображали в храмах. Только там у него в лапах был зажат раскаленный солнечный диск и толкал он его по синему небу. А здесь скарабей, словно раскаленным углем прожигал красным шаром сине-зеленое пространство, впереди себя, формируя тоннель.
В этот самый момент Некра вдруг с ужасом почувствовал, как кто-то сзади мягко попытался схватить его за ногу. Взвыв от ужаса, он ринулся вперед и через плечо успел разглядеть, что за ним никого нет. Это обстоятельство отнюдь не успокоило его, а наоборот привело в неописуемый ужас. За ним не только не было никого, за ним также не было и пустоты тоннеля!
Идеально округлый коридор с непостижимым мастерством, проделанный жуком, при помощи огненного шара, переставал существовать прямо у него на глазах. По мере того, как скарабей, а за ним и Некра продвигались вперед, тоннель за ним постепенно исчезал. Полупрозрачные вязкие и упругие сине-зеленые стены мягко смыкались, медленно и неторопливо принимая свою прежнюю форму. Загадочное пространство вновь становилось цельным. Именно оно чуть было и не поймало Некра за ногу.
Теперь он, невзирая на страх перед гигантским скарабеем, старался держаться к нему как можно ближе. От одной мысли, что с ним произойдет, если жук, вдруг почему-либо решит остановиться, Некра стало дурно. Он старался гнать от себя эти нехорошие мысли, но они все равно сами собой лезли ему в голову.
Впрочем, во всем этом были и свои положительные стороны. Если раньше он опасался погони, то теперь понимал, что преследователям было его просто не найти в полупрозрачной бирюзовой толще по которой они пробирались со скарабеем. Жук, неторопливо и методично, раздвигая мощными лапами, плотную прозрачную массу, уверенно двигался вперед по одному ему известному маршруту.
Постепенно, по мере того как Некра привыкал к непривычной обстановке, он стал замечать, что матовое натечное вещество заполнявшее все видимое вокруг него пространство отнюдь неоднородно. Местами оно мягко светилось. Очаги света самого разного размера, были похожи на тусклые шарообразные светильники в густом речном тумане. Некра не рискнул, бы предположить насколько далеко от них с жуком находятся эти загадочные источники света. С равным успехом они могли быть расположены как на расстоянии вытянутой руки, так и на расстоянии целого дня пути.
Во время их путешествия скарабей несколько раз останавливался, словно прислушиваясь или принюхиваясь к чему-то. Каждый раз, Некра с замиранием сердца, спиной ощущал, как медленно и неуклонно смыкающаяся за ним мутная упругая толща налитая призрачным бирюзовым светом готовится безжалостно схватить его за пятки и затем пожрать. Но всякий раз скарабей успевал начать свое неторопливое движение до того момента, когда спадающиеся стены тоннеля настигали их.
Глава 22
Еще не успев толком сообразить, что с ним произошло, Сенсей принялся хвататься руками за стенки дупла, пытаясь прекратить дальнейшее погружение в гнилое нутро дерева. Но это не помогло, и он продолжал медленно и неотвратимо погружаться в толщу сгнившей трухлявой деревянной плоти, щедро перемешанной с паутиной, отвратительными толстыми, белесыми личинками и множеством живых и мертвых насекомых.
От того чтобы не заорать в голос Сенсея удержало лишь то что он просто побоялся открыть рот, справедливо опасаясь что туда сразу же заползут какие-нибудь омерзительные твари. То, что вся эта многочисленная армия беспрестанно ползающих, семенящих, жалящих, шуршащих своими хитиновыми панцирями и мохнатыми лапками тварей пока еще не учуяла, что к ним в дупло пожаловал вкусный квартирант, было для него слабым утешением.
При одной мысли, что сейчас на него со всех сторон поползут потревоженные его непрошенным вторжением, мохноногие обитатели дупла, Сенсей взвыл от ужаса. После этого он принялся еще с большим усилием сучить руками и ногами пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь не гнилое и не распадающееся в труху. Но такового внутри дерева не оказалось. Все здесь было один прах и тлен.
Сенсей внезапно со всей ужасающей ясностью понял, что жить-то ему осталось всего ничего. Поймавшее его влажное, трухлявое нутро дуба засасывало не хуже болотной трясины. После того как лицо Сенсея погрузится в заплесневелую тьму она сначала залепит ему рот и нос, а затем плотно забьет его легкие и он неминуемо задохнется.
Сенсей издал отчаянный вопль:
— Помогите, спасите!
Но после этого, его услужливая память с поистине садистской жестокостью напомнила ему что, залезая в дупло, его даже не обвязали веревкой. Так что пока эти подонки, там снаружи сообразят, что к чему, у него над головой уже плотно сомкнется влажная, ледяная труха. Вынимать его из дупла, конечно же, не станут, а просто оставят его тело, словно в могиле, внутри дерева. Дешево и сердито, даже яму копать не надо!
А через пару часов, после того как горячее солнышко основательно прогреет больное нутро дуба изголодавшиеся обитатели дупла дружно накинутся на него. Радостно щелкая острыми челюстями, жвалами и хелицерами они примутся терзать его бренное тело, прогрызая в нем извилистые ходы, и не прекратят своей жуткой работы до тех самых пор, пока Сенсей не превратится в гнилую труху и не станет сам частью этого страшного дерева.
— Ну, все, теперь мне точно конец! — словно летучая мышь в ночи промелькнула заполошенная мысль в воспаленном мозгу Сенсея.
Представив процесс переработки себя в богатую перегноем лесную почву, Сенсей испуганно забил руками по сторонам, словно простреленный крупной дробью селезень.
— Помогите! — заорал он благим матом, чувствуя, как погружается в древесную трясину все глубже и глубже.
— Ну чего ты так раскричался? — внезапно раздался у него над головой недовольный голос. — На, цепляйся за веревку!
Сенсей из последних сил выпростал руку из ржавой трухи и схватился за болтавшийся у него прямо перед носом лохматый конец толстой веревки. Несмотря на то, что всего несколько минут назад он висел на ней вниз головой, он обрадовался этой веревке словно родной.
Задрав голову, он увидел Костю, сидевшего на краю дупла.
— Ну, теперь ты, наконец, угомонился? — беззлобно поинтересовался тот. — Если да, то держись одной рукой за веревку, а другой давай проверь там все вокруг себя хорошенько!
Сенсею понадобилось какое-то время, чтобы привести свое дыхание и мысли в относительный порядок.
— Ты хорошо там меня держишь? — спросил он Костю. — Смотри не упусти, а то я тогда с головой в это дерьмо уйду с концами!
— Хорошо, хорошо! — успокоил его тот. — Давай уже начинай искать, а то там Мурин уже кипятком писает.
Сенсей намотал веревку на левую руку, а правой принялся ворошить гнилую древесину, вокруг себя. Кругом него уже все кишело какими-то членистоногими, паукообразными, которых он растревожил в процессе поисков неизвестно чего.
— Да, нет здесь ни хрена, как ты не поймешь? Твой Мурин он же больной на всю голову, как можно ему верить? — подбадривал Сенсей себя выкриками адресованными Косте. — Ты же вроде не идиот, с чего ты вдруг повелся на его треп? Он же вас использует, словно несмышленых малолетков!
— Заткнись! — вежливо попросил его Костя. — Ты всей моей темы не знаешь. У меня просто нет другого выхода. Если я не буду на него работать, он меня уничтожит!
В этот момент Сенсей, неожиданн что-то нащупал. Своими формами предмет напоминал пузатую коньячную бутылку. На этом аналогии заканчивались, так как он был страшно тяжелым.
— Да что же это такое, твою мать?! — озадаченно пробормотал Сенсей, скользя мокрыми и липкими пальцами по, чему-то округлому и металлическому. — Нет, точно это не бутылка!
Внезапно пальцы его ощутили некое сужение. Обхватив его, Сенсей вырвал наружу из трухи свою странную находку. Глаза его расширились от удивления. В его трясущейся от напряжения руке был зажат черный металлический сосуд, своей формой более всего напоминающий небольшую деревенскую крынку для молока.
— Давай его сюда! — азартно прокричал Костя. — Есть, нашли!
— Смотрите кувшин! — вне себя от радости заголосил один из парней, принимая из рук Кости, сидевшего на краю дупла, чудной металлический сосуд.
Его тут же обступили со всех сторон. В руках у него был пузатый металлический горшок округлой формы. Судя по тому усилию, с каким он удерживал его обеими руками, тот был очень тяжел. От него кверху отходила узкая расширяющаяся горловина. В высоту сосуд составлял около двадцати пяти — тридцати сантиметров. Сверху горшок был закупорен массивной металлической пробкой, пропаянной по краям. Материал, из которого был изготовлен странный сосуд, более всего походил на почерневший от времени литой чугун.
Мурин, осторожно приняв из рук парня находку и едва не уронив ее, пораженный воскликнул:
— Да это же свинец! Натуральная свинчатка! И горловина тоже, между прочим, залита ни чем иным как все, тем же плюмбумом! Ну и тяжесть! Великолепный алхимический сосуд! И, даже, кажется, с какой-то монограммой!
Действительно, на массивной свинцовой пробке, которой было наглухо запаяна горловина сосуда, была выгравирована надпись.
— Ага, здесь написано «CAVE»! А это, по латыни означает, не что иное, как — «Остерегайся»! Ну что же, вполне своевременное предупреждение! Примем это к сведению! Знать бы еще, чего именно остерегаться? — иронично усмехнулся Мурин, поедая глазами находку. — Должен вам сказать, что нам сегодня просто-таки патологически везет!
— Интересно, а что там внутри? — задумчиво спросил Костя. — Золото, бриллианты?
— Ага, держи карман шире! — заразительно расхохотался Мурин и пригладил свою безукоризненную прическу. — Боюсь, что тебя, сильно разочарует содержимое этого сосуда!
Тем временем, попавшая Сенсею в рот паутина, напомнила ему, что он все еще погружен в отвратительную трясину из древесной трухи. Ухватившись за веревку, на которой он висел двумя руками, он с замиранием сердца потянул ее на себя. Веревка натянулась, видимо Костя, которого уже не было видно, закрепил ее верхний конец.
Поняв, что вытаскивать наверх его никто не собирается, Сенсей предпринял самостоятельную попытку выбраться наружу из дупла. Он отпустил веревку и, подпрыгнув, ухватился за нее как можно выше. Упираясь ногами в стенки дупла, он начал восхождение наверх, пока, наконец, не оказался возле самого края дупла. Вывалившись из него наружу, он отдышался и мешком сполз с дерева на землю. Обнаружив, что о его существовании все позабыли, Сенсей ужом юркнул за основание дуба и затаился там.
Через некоторое время он высунулся из-за дерева и бросил быстрый взгляд на Марго. Она по-прежнему лежала на том же самом месте. То, что ее тело до сих пор не меняло своего положения, напугало его до рези в желудке. Что-то с ней было явно не так!
— Потерпи, милая! Сейчас я что-нибудь придумаю! — скороговоркой пообещал ей Сенсей и снова спрятался за дерево.
Мурин тем временем опустился с найденным сосудом на колени, собираясь упаковать его в рюкзак. И в этот самый момент, из ивовых кустов, на пригорок вышел неизвестно, откуда взявшийся на острове мужик. Из-под форменной фуражки лесничего на оторопевших от неожиданности олигарха и бандитов подозрительно сверкали недоверчивые глаза. В руках лесник держал двустволку.
— Балуемся, значит? — неодобрительно поинтересовался он.
Глава 23
По мере продвижения вперед, Некра начал ощущать насколько сильно он устал. Избитое тело немилосердно болело, перетруженные мышцы наливались свинцом. Временами навалившаяся на него усталость была настолько сильна, что ему хотелось опуститься на гладкую податливую поверхность тоннеля и, свернувшись калачиком уснуть. И пусть его накроет подступавшая со всех сторон плотная зелено-голубая мгла. Он уже не имел ничего против того, чтобы она поглотила его целиком и подарила ему покой и вечное успокоение в своей туманной чудесной толще.
Но всякий раз в засыпающем, измученном мозгу Некра в самый последний миг вспыхивала ослепительная вспышка. Источником ее была искра пронизывающая, казалось все его исстрадавшееся существо, и имя ей было — Нефертау! Некра просто не имел права сдаться и уснуть. Ибо это означало бы гибель не только для него, но и для его возлюбленной, которую он должен был вернуть из царства мертвых.
Но с каждым разом будоражащий его засыпающий разум драгоценный образ Нефертау, становился все слабее и бледнее. Некра с отчаянием понимал, что долго он не протянет. Между тем, проклятый скарабей все полз себе и полз. И казалось, что он может так ползти целую вечность.
Жук часто резко и неожиданно менял направление движения, поворачивая в разные стороны. Несколько раз он принимался прокладывать тоннель опускаясь вниз, для того чтобы через некоторое время вдруг начать карабкаться вверх. В движении гигантского насекомого не было никакой системы или логики. Невозможно было понять, чем он руководствуется, резко меняя направление движения. Подобно охотничьему псу пытающемуся взять потерянный след, скарабей кружил то, замедляя, то убыстряя движение.
Некра обнаружил, что бирюзовая светящаяся толща изобилует многочисленными темными вкраплениями самого разного размера. По большей части, они имели строго шарообразную форму, но иногда попадались и самые прихотливые очертания. Все эти мысли вяло проплывали в утомленном засыпающем мозгу Некра, который продолжал упорно ползти вслед за неутомимым скарабеем.
Неожиданно, вдруг что-то изменилось. Парасхит почувствовал, как в поведении скарабея появилась некая нервозность. Было полное ощущение того, что страшный жук, наконец, взял след. Циклопическое насекомое внезапно пошло, чуть ли не вертикально вниз, прямо в сторону большущего светящегося пузыря, расположенного далеко под ними.
По мере приближения шарообразный источник света стал сначала очень большим, а потом и просто огромным. Скарабей влекомый одному ему известной причиной стремительно набирал скорость, нетерпеливо перебирая голенастыми лапами. Некра едва поспевал за ним. Теперь ему уже было не до сна.
Мысль о том, что еще немного, и он просто упадет сверху на жука, заставила Некра окончательно проснуться. Теперь ему не приходилось тратить силы на движение вперед, наоборот он из всех сил упирался пятками в пол для того чтобы притормозить скольжение в почти отвесном наклонном тоннеле. Если бы он этого не делал, то его скольжение вскоре перешло бы в стремительное падение по почти отвесному вертикальному тоннелю. Скорее всего, это закончилось бы тем что, рухнув на жука, он напоролся бы на огромные острые шипы, которыми был усажен его черный панцирь. Это было все равно, что упасть на самое дно утыканной острыми кольями ямы-ловушки для львов.
В это время внизу внезапно вспыхнул яркий режущий глаза свет, затем раздался оглушительный хлопок, после чего скарабея, а с ним и Некра стремительно втянуло в шарообразную пустулу…
Глава 24
Мурин, положил сосуд, на рюкзак, после чего подчеркнуто миролюбиво поднял руки ладонями вверх.
Сделав просительное лицо, и заискивающее улыбаясь, он начал с лесником диалог:
— Послушай, начальник! Ну, извини ты нас! Да, пошумели мы здесь на твоем острове маленько!
— Ничего себе маленько! — возмутился лесник. — Ты глянь, какого вы красавца изувечили! Ветку ему понимаешь, сломали! Ее теперь обратно не пришьешь! Тебе, к примеру, понравится, если я тебя руку обломаю? Да для того чтобы такому дереву вырасти нужно лет триста, а то и поболее!
— Я, понимаю, что мы нанесли лесу определенный ущерб! — охотно согласился Мурин. — Так сколько мы должны вам за беспокойство?
— Сейчас протокол для начала составим, потом контрольные замеры испорченного вами насаждения произведем, — начал разводить привычную бодягу лесничий.
Поняв, что никто из присутствующих не собирается бросаться на него с топором он закинул двустволку за плечо и принялся неторопливо доставать из висящей у него сбоку планшетки, какие-то бумаги. Безоружные бандиты нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Если бы они только смогли добраться до своей одежды аккуратно сложенной стопками возле самого обрыва! Прямо под ней у них был спрятан впечатляющий арсенал, включая пару автоматов Калашникова.
— Слышь, командир, а может, давай вообще обойдемся безо всяких там протоколов? — спросил Костя, почесав бороду. — Нам они, ни к чему! Тебе, тоже лишняя морока! Сколько лишней бумаги исписать придется!
— Нет, порядок такой есть! — машинально ответил лесник, выворачивая один свой карман за другим, в поисках шариковой ручки.
Тут его бесцельно блуждающий взгляд упал на лежащий прямо у него перед носом на рюкзаке черный сосуд, который он до этого не заметил.
— Та-ак! А это что у нас тут такое? — изменившимся от волнения голосом спросил он. — Да, вы никак клад исхитрились найти?
— Никакой это не клад! — раздраженно проворчал Мурин. — Это просто обычная старая бутылка! Причем никому не нужная! Ты, кстати, за нее не выручишь и пятисот рублей!
— А вот это уже мое дело, мил человек! — лесник сразу бросил возиться со своей планшеткой и теперь уже вновь держал всех под ружейным прицелом. — Ну и что вы мне прикажете с вами теперь делать? Грохнуть вас всех, да и утопить опосля прямо тут в Ежовке, от греха подальше!
— Чего, чего? — искренне возмутился Мурин. — Из-за какой-то старой, никому не нужной плошки, в которой вдобавок неизвестно что, идти на корм рыбам? Ты что мужик совсем спятил?
— А что это у вас голая девка связанная на земле валяется, а? — по мере того как лесник вникал в смысл увиденного он стремительно трезвел.
Костя сделал, было, шаг в его сторону, миролюбиво подняв обе руки вверх:
— Я сейчас все объясню, это совсем не то, что вы подумали!
— Назад, на место, гаденыш! И стоять смирно, всех касается! — зловеще щелкнул курками дробовика лесник. — У меня, чтобы вы, верно, оценивали оперативную обстановку, в обоих стволах жакан заряжен! Картечь махом башку сносит, что кабану, что человеку, ей все одно!
Быстро переместившись в сторону Марго, лесник, продолжая бдительно держать всех на мушке, быстро ощупал у нее на шее пульс.
— Да она никак совсем убитая? — обалдело вытаращил он глаза.
— Товарищ лесник, спасите! Помогите! — несмело подал голос Сенсей, выходя из-за дуба на поляну, благоразумно держа руки над головой. — Эти люди — сектанты сатанисты! Для них человека убить, раз плюнуть! Они, кстати, уже одного убили! Вон они его бревном сверху придавили!
Ружье лесника двинулось было в его сторону, но тут, же снова уставилось на прежние мишени.
— Твою богу душу мать! — произнес лесник утирая пот обильно выступивший у него на лбу, после того как он разглядел раздавленный лесиной труп Хромова.
— Слышь паря, а ты случаем не знаешь чего у них в этом кумгане? — поинтересовался он у Сенсея, который продолжал стоять перед ним, в чем мать родила с поднятыми вверх руками.
— Знаю, — сделав честное лицо, ответил тот. — В нем золотые монеты царской чеканки.
— Червонцы? — хищно осклабившись, спросил лесник.
— Они самые! — злорадно подтвердил Сенсей.
— Ох, тренер, ну ты и паскуда! — злобно прошипел Мурин. — Дай мне только до тебя добраться!
— Заткнись, говнюк! — нетерпеливо прикрикнул на него лесник. — Стой на месте и не дрыгайся!
— Вот, видите, он мне еще и угрожает, за то, что я вам правду сказал! — с видом стукача-отличника проговорил Сенсей. — Товарищ лесник, а можно я женщину развяжу?
— Можно! — равнодушно пожал плечами лесник. — Только ей все одно не поможешь, потому как мертвая она. Я уже проверил.
Стоявший возле распростертой Марго парень, сделал незаметный шажок навстречу Сенсею. В руках у него неожиданно сверкнул нож. В следующее мгновение Сенсей, крутанувшись на месте, с разворота пробил ногой по его физиономии хлесткую вертушку. Нож из рук парня отлетел в одну сторону, а сам он в другую. В момент приземления молодой бандит уже не подавал никаких признаков жизни. Лесник хрипло расхохотался, и одобрительно кивнул головой.
Между тем, Сенсей припав ухом к груди Марго, с ужасом обнаружил, что она не дышит. Холодея от ужаса, он принялся делать ей искусственное дыхание. Но все его усилия были тщетны.
— Ей «Скорую помощь» нужно срочно вызвать! — поднял он молящий взгляд на лесника. — Можно я мобильник у этих козлов возьму и позвоню?
Но тот огромным прокуренным пальцем с кривым желтым ногтем погрозил ему, после чего показал стволом ружья, мол, присоединяйся к остальным.
— Нет, малой ты со своей кралей останешься со всеми, — жестко сказал он. — Так сказать, на общих основаниях! Нет мне никакого резону, тебя в живых оставлять. Ты вон и про червонцы все знаешь! А золото оно ведь публику не любит. Тем более что ты голый и такой же извращенец, как и все вы тут!
— Чего я мог увидеть-то? Я же слепошарый, как крот! — проговорил Сенсей. — Просто эти уроды у меня очки разбили.
— Ладно, хватит, а теперь поговорим всерьез! — угрожающе произнес лесник. — Ну-ка, встаньте покучнее, а то вы все норовите, как мураши по поляне расползтись! А это меня нервирует! Теперь, чисто для начала, ты голозадый, сунь-ка мне эту вашу черную копилку вон в тот рюкзак! Тебе говорю, ты, что оглох?
— Вы это мне? — удивленно спросил Сенсей.
— А кому же еще, мать твою растак, если не тебе интеллигент гребаный! — зло выкрикнул, начинающий терять всякое терпение лесник. — Двигайся, давай пока я тебе башку не снес!
— По-моему вы совершаете очень большую ошибку, — миролюбиво сказал Мурин. — В этой, как вы ее называете, копилке действительно нет ничего стоящего. Уверяю вас, в этой емкости находится всего лишь некая остро пахнущая жидкость. Она нужна мне как химику экспериментатору для проведения опытов. И я готов заплатить вам за нее хорошие деньги.
— Ага, так я тебе и поверил! — злобно расхохотался лесник. — Так подфартить только раз в жизни может! В этой баклажке николаевских золотых напихано, что семечек в осеннем огурце! Так что нечего мне уши тереть, не маленький! Неудачный сегодня денек для вас выдался граждане браконьеры!
Между тем, Сенсей послушно подобравший с земли тяжелый свинцовый сосуд, начал бочком двигаться в сторону лесника пытаясь максимально сократить расстояние до него. Пока лесник объяснялся с Муриным, ему удалось подойти к нему на расстояние пяти метров.
— Стоять на месте, не приближаться! — заорал тот сразу же, как только осознал, что голый мужик, существенно сократил расстояние разделяющее их.
Сенсей тем временем, торопливо сделал еще один демонстративный шаг навстречу леснику. Ствол ружья тут же дернулся в его сторону.
— Стой, где стоишь! — заорал на него лесник. — А то у меня терпение заканчивается!
— Хрен ли ты на меня орешь, лох деревенский! На свою бабу ори, если она страдалица еще от тебя, к лосю в лес не ушла! — принялся намеренно нагнетать ситуацию Сенсей. у которого была одна забота, как бы побыстрее вызвать «Скорую помощь» для Марго. — Какая мне разница, когда ты меня грохнешь — прямо сейчас или потом? И вообще запишись в очередь! Эти ушлепки, первые собрались меня жизни лишить, пока ты сюда еще не приперся! Освободитель хренов!
— Стой, тебе говорят! — встревожено вскинулся лесник, который не привык, чтобы к его двустволке относились настолько легкомысленно.
Тут один из парней Мурина неожиданно подыграл Сенсею, он не придумал ничего лучше как оглушительно чихнуть. У всех, включая лесника, нервы были напряжены до предела. Не удивительно, что все тут же оглянулись на неожиданный звук. В ту же секунду, Сенсей с отчаянием дважды приговоренного к смерти, ринулся на лесника. Одновременно с другой стороны на него кинулся Костя.
Надо отдать должное леснику, он моментально отреагировал на надвигающихся, с двух сторон, перемазанного в какой-то гадости, голого мужика и лысого бородача. Поняв, что не сумеет одновременно расстрелять их обоих, он, стремительно перебирая ногами, принялся пятиться назад.
Он быстро вычислил, что розовый от волнения, словно заяц из рекламы батареек «Energizer» мужик со странной прической, в этом шалмане за главного. Поэтому стволы ружья теперь смотрели прямо в грудь Мурину и казалось что того уже ничего не спасет, потому что с такого расстояния промахнуться было невозможно.
— Стоять! — отчаянно заорал лесник, тыча стволом в сторону олигарха. — Еще шаг и я пристрелю его!
— Да я тебе только спасибо скажу! — радостно воскликнул Сенсей, приближаясь к нему еще на пару шагов.
И когда уже взмокшие от напряжения пальцы лесника надавили спусковые крючки ружья, Сенсей, сделав немыслимый спринтерский рывок, вымахнул руку с тяжелым свинцовым сосудом, и швырнул его в голову леснику.
Лесник, увидев летящий ему прямо в лицо черный кувшин, испуганно шарахнулся назад и в сторону. Но так как глаз у него на затылке не было, он не мог видеть, что прямо у него за спиной, поперек его движения лежит массивная дубовая ветка. Споткнувшись об нее и ощутив, что земля уходит у него из под ног, он инстинктивно нажал на спусковые крючки ружья.
Сенсей находясь в полете и уже падая на землю, отстраненно и безучастно видел то, как лесник запнулся стоптанными каблуками кирзовых сапог о черную корявую ветку. Затем оба ствола ружья лениво полыхнули ярким оранжевым огнем, затем медленно окутались белым дымом. Сила отдачи двух патронов двенадцатого калибра была настолько велика, что голова и плечи лесника, резко откинулись назад, увлекая за собой все тело, а ноги подлетели высоко вверх. И лишь после этого по ушам Сенсея, словно хлыстом стеганул оглушительный звук выстрелов.
Затем, в поле его зрения возник, лениво кувыркаясь в воздухе черный свинцовый кувшин. В следующее мгновение кувшин разорвало пополам зарядом картечи выпущенной сразу из двух стволов, а заодно и Костю, оказавшегося на линии огня. Его отбросило назад, словно порванного в клочья тряпичного Арлекина, перепачканного в ярко-красном малиновом варенье.
Разряженное и потому бесполезное ружье выскользнуло из рук лесника и упало на землю. Через мгновение и сам хозяин двустволки грянулся сначала спиной о землю, а затем уж и головой о дубовое бревно, раздавившее Хромова. Уши у Сенсея были заложены оглушительным ружейным залпом, но он явственно расслышал хруст затылочных костей лесника, когда тот косо насадился на толстый обломанный сук, торчащий из поваленной лесины.
Сенсея передернуло от отвращения, когда правый глаз упавшего лесника вдруг вспучился, вывалился наружу и лопнул, словно нарвавший гнойник. Вслед за ним из глазницы нахально, словно червяк из яблока, высунулся кривой острый сук проткнувший голову лесника насквозь.
Тем временем, содержимое сосуда, превращенное выстрелом в мелкую дисперсионную взвесь, вонючим едким облаком накрыло сбившихся в кучу боевиков Мурина. Сам же олигарх, двигаясь и пригибаясь по какой-то немыслимой траектории, ухитрился уйти из-под него. Точно также как и Сенсей, который успел заблаговременно откатиться в сторону.
Остальным повезло значительно меньше. Загадочное вещество, выплеснувшееся из свинцового сосуда, нестерпимо воняло какой-то жуткой гадостью. Вдобавок ко всему оно еще и оказалось едким, словно кислота и сразу же принялось выедать глаза и ноздри всем тем, кто угодил под него. Мельчайшие частицы жидкости, попадая в глаза, сразу же ослепляли людей, которые воя от невыносимой боли падали на землю кто, где стоял, и принимались тереть глаза.
Воспользовавшись всеобщей неразберихой, Сенсей подбежал к распростертому телу Марго и подхватил ее на руки. Как был, в чем мать родила, он ринулся прочь с поляны. Скоро он уже несся по песчаному пляжу в сторону резиновых лодок лежавших возле самой реки.
Мурин проводил Сенсея долгим взглядом, потом посмотрел на орущих и катающихся по траве бандитов, тщетно пытающихся выдрать свои собственные глаза. Наконец приняв решение, он, чертыхнувшись, нагнулся к насаженному на сучок леснику, залез к нему в боковой карман куртки и выгреб, оттуда ружейные патроны. Подхватив по дороге, валявшееся на траве ружье, он сломал его пополам и, выкинув оттуда стреляные гильзы, зарядил его снова. Все это время он, не останавливаясь, двигался в сторону берега.
— А ну стоять! — зычно крикнул он и не целясь, выстрелил по Сенсею дуплетом.
Последствия его выстрела были неоднозначны. К положительным для Мурина аспектам можно было отнести тот факт, что Сенсей от неожиданного выстрела споткнулся и потеряв равновесие упал на колени, продолжая прижимать к себе тело Марго. То же обстоятельство, что из одной прострелянной резиновой лодки с громким шипением начал выходить воздух, бесспорно, было фактом отрицательным.
Ругаясь, на чем свет стоит, Мурин перезарядил ружье. После этого он неторопливо подошел к Сенсею достаточно близко, для того чтобы не целясь с бедра разнести ему голову словно качан капусты. Незадачливый беглец, скрипя зубами от ярости, пытался подняться с Маргаритой на руках.
— Брось эту падаль и иди наверх! — приказал Мурин Сенсею.
— Да пошел ты! — огрызнулся тот, поднявшись, наконец, в полный рост и продолжая держать тело Марго на руках.
Мурин иронично хмыкнул и пожал плечами. Он терпеливо дожидался, пока преподающий на ушибленную ногу Сенсей взберется обратно на пригорок к черному дубу. В нем отнюдь не проснулась доброта или сочувствие. Просто его откровенно забавлял вид безутешного Сенсея упорно ковылявшего с трупом на руках. Мурин мог бы поспорить на что угодно, что больной на всю голову тренер скорее умрет, чем бросит свою подругу.
Глава 25
Мурин, первым делом связал Сенсею запястья веревкой. Тренер безропотно позволил ему сделать это, после того, как Мурин пообещал из ружья отстрелить Марго руку или ногу.
После этого, убедившись, что лесник мертв, как бревно, на сук которого он теперь был насажен, Мурин опустил ружье на траву и занялся своими людьми. Большинство из них по-прежнему истошно воя катались по траве, и казалось, готовы были выдрать свои собственные глаза. Бесцеремонно схватив двух из них за шиворот, Мурин поволок их в сторону реки.
Бросив в сторону не сильно пострадавших, бандитов выразительный взгляд он, блеснув мелкими острыми зубами, прикрикнул на них:
— Что и дальше будете стоять, смотреть, как ваши товарищи зрения лишаются? Для разнообразия могли бы и помочь!
Пристыженные парни бросились помогать ему.
Но в это самое время вдруг поднялся сильный ветер. Небо внезапно потемнело, хотя всего минуту назад на нем сияло яркое солнце. После этого Сенсей с удивлением переходящим в страх увидел, что в воздухе рядом с дубом вдруг появилась какая-то странная рябь. За всю свою жизнь он не видел ничего подобного. В том месте воздух по-прежнему оставался прозрачным, но он словно стал гуще и вязче. Рябь вдруг неожиданно прекратилась, а по воздушному шарообразному уплотнению, которое образовалось на высоте человеческого роста, начали прокатываться странные ритмичные волны.
Мурин с парнями тоже заметили это странное явление. Олигарх, с благоговением взирал на внезапно проявившийся феномен. Он был убежден, что это не что иное как следствие проведенного им на острове оккультного ритуала. Неожиданно вязкий воздух раздался в стороны и из него наружу, словно паста из тюбика, начало выдавливаться нечто откровенно жуткое.
Существо было угольно-черного цвета. Кошмарная морда была сплошь покрыта огромными острыми шипами, словно репей колючками. Внезапно из ниоткуда, по бокам от головы, вынырнули два длинных кривых рога. Они совершали какие-то странные плавательные движения. После того, как Сенсей разглядел на концах этих членистых шипастых образований длинные острые когти, он вдруг понял, что это никакие не рога, а огромные корявые лапы. В этот момент жуткая черная тварь со страшным шумом целиком вывалилась из дрожащего марева прямо на поляну перед дубом.
Сенсей пораженный представшим перед ним существом начал медленно подниматься с того мест где сидел до этого. На поляне, нервно поводя щеточками усов, стоял на шести лапах гигантский черный таракан! И судя по тому, как он беспрерывно стриг воздух огромными острыми жвалами, настроен он был весьма агрессивно.
Внезапно из уже начавшейся затягиваться дыры в воздухе с шумом вывалился голый, с ног до головы покрытый засохшей кровью человек. Едва он приземлился, как тут же постарался оказаться от таракана, как можно дальше. Отбежав на приличное расстояние, пришелец теперь таращил из-за кустов огромные выпученные от ужаса совершенно безумные глаза.
Из всего этого Сенсей заключил, что хотя голый дядька и жук появились на острове вместе, и практически одновременно, но каждый из них был сам по себе. Также он понял, что от черного страшилища не стоит ждать ничего хорошего. Не дожидаясь дальнейшего развития событий, он начал бочком, бочком двигаться в сторону косо воткнутого в корягу топора.
Внезапно таракан, словно взбесившийся танк, рванул с места, поднимая клубы пыли. Так же внезапно он затормозил и с ходу проглотил остатки изодранного в клочья свинцового сосуда. Потыкавшись страшной колючей мордой в землю, на которой лежал сосуд, он недовольно покрутил блестящей черной башкой. Вытерев усы-щеточки передними лапами он грузно развернулся и уставился на стонущих неподалеку ослепших парней, которые не могли видеть всего того что творилось на острове.
Сенсей не спуская настороженных глаз с гигантского насекомого, тем временем добрался до топора и уже наполовину перерезал об его лезвие веревку, стягивающую его запястья. Бросив быстрый взгляд в сторону Мурина, он понял, что тот шокирован неожиданным появлением таракана не меньше чем он сам. Во взгляде олигарха сквозило откровенное восхищение, смешанное со страхом. Во всяком случае, ему сейчас было совсем не до Сенсея.
Жук еще раз ткнулся мордой в землю, затем скакнув вперед всей своей огромной тушей он ринулся на ближайшего к нему бандита. Парню, судя по всему, досталось больше чем другим, потому что жидкость из сосуда уже успела разъесть ему не только глаза, но и кожу на плечах. Он не видел, как над ним воздвиглась огромная черная туша гигантского насекомого. Жук какое-то время наблюдал за катающимся в пыли телом. Потом словно приняв решение, он, низко опустив голову, вгрызся прямо в живот визжащего от боли бандита.
Сенсей краем глаза видел, как изо рта несчастного хлынула кровь, после чего таракан молниеносно переел бандита пополам, разделив его туловище на две половины. Какое-то время жук задумчиво прислушивался к процессам происходящим внутри него. Видимо ему это не очень понравилось, потому что он вдруг шумно изверг наружу окровавленные неаккуратно нажеванные куски человеческого тела.
Не дожидаясь продолжения, Сенсей склонился над телом Марго и, подхватив ее, побежал в сторону ближайших кустов. Он совсем позабыл, что там уже прячется голый окровавленный мужик, явившийся вслед за жуком из ниоткуда. Когда он влетел в кусты, то чуть было не затоптал незнакомца. Встретившись с ним взглядом, он, почему то сразу почувствовал, что тот не представляет для него опасности. Видимо незнакомец сделал аналогичные выводы относительно него самого, потому что отполз в сторону, освобождая место и вежливым жестом предлагая ему опустить свою ношу.
Сенсей благодарно кивнул, и осторожно уложив тело Марго на траву, подозрительно оглядел незнакомца. Это был здоровенный смуглый мужик с наголо бритой головой. Его окровавленное лицо было изувечено так словно он только, что спустился с ринга, нарвавшись на значительно более сильного противника. Сенсей болезненно поморщился, обнаружив, что у незнакомца выбиты все передние зубы и сломан нос. Чувствовалось, что парню пришлось не сладко.
Он протянул незнакомцу руку и представился:
— Сенсей!
Избитый мужик недоуменно посмотрел на руку Сенсея, явно не зная, что с ней делать. Потом в его единственном не заплывшем от кровоподтека огромном черном глазу вспыхнул огонь понимания и он, протянув Сенсею свою руку, прошепелявил порванными губами:
— Некра!
Глава 26
Сенсей хотел было спросить своего нового знакомого, откуда они с жуком так, кстати, свалились им на голову, когда с поляны послышался страшный крик. Выяснилось, что к этому времени, жуткий таракан успел сменить тактику. Теперь поймав свою очередную жертву и удерживая ее передними лапами, он словно рубанком снимал с нее кожу. Окровавленные ошметки исчезали в его пасти окруженной мелкими колючими усами.
— Хепри! — уважительно произнес Некра, показав Сенсею уцелевшим глазом на свирепствующего жука.
— Хепри, так Хепри! — уныло пробормотал Сенсей, вертя головой по сторонам.
Он упорно искал глазами Мурина и нигде не находил его. Быть может, этот самый Херпи уже добрался до него и успел над ним поработать? Было такое ощущение, что незадачливый оккультист, словно сквозь землю провалился. Это было недалеко от истины, потому что Мурин, едва взбесившийся жук принялся кидаться на его людей, не дожидаясь продолжения, тут же взобрался на дуб и спрятался в его дупле.
Между тем, бойня на острове продолжалась. Ужасный скарабей не успокоился до тех пор, пока не умертвил большую часть боевиков Мурина. Впрочем некоторые из них, оказались достаточно смышлеными для того чтобы укрыться в густых зарослях ивняка. Скарабей, оглушительно ломая ветки, словно медведь ломился через лесную чащу, отлавливал беглецов поодиночке и методично живьем обгладывал с них кожу.
Все это время Сенсей и Некра смирно сидели в кустах. Рядом с ними лежало бездыханное тело Маргариты. Сенсей уже начинал склоняться к тому, чтобы попытаться прорваться к берегу реки и вплавь покинуть остров, когда внезапно кусты раздвинулись и два здоровенных парня из числа охраны Мурина ввалились к ним на поляну. Увидев Сенсея и Некра, они недобро усмехнулись и присели на корточки неподалеку от них.
Сенсей настороженно посмотрел на непрошенных гостей, но те пока не проявляли никаких признаков агрессии. И не мудрено, все их внимание было приковано к гигантскому скарабею, который выполз на пригорок из зарослей и неподвижно застыл. Сенсей почувствовал, как Некра осторожно положил ему руку на плечо. Он вопросительно взглянул на парасхита. Тот кивнул на парней, после чего брезгливо сморщился и ткнул пальцем в сторону жука.
Как ни странно, Сенсей понял смысл этой пантомимы. От парней воняло той самой тошнотворной гадостью, которой их окатило из свинцового кувшина. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что жуткое насекомое ищет в первую очередь именно тех, кто пахнет этой дрянью. Он шел на этот отвратительный запах, словно кот на валерьянку.
Парни оказались смекалистыми и тоже сообразили, что к чему. Они не сговариваясь, вскочили со своего места и, ухватив Некра за локти с двух сторон, вышвырнули его из укрытия прямо на поляну перед жуком. Гигантское насекомое с грохотом стремительно повернуло свое грузное тело, с шумом протащив огромное брюхо по траве. Теперь его страшная морда с непрерывно двигающимися, словно винты мясорубки на холостом ходу, жвалами была направлена прямо на Некра.
Парасхит приземлившись на спину, вскрикнул от боли, после чего обреченно застыл в позе раскорячившейся лягушки. Не дожидаясь, когда его самого скормят жуку, Сенсей решил действовать на опережение. Вскочив, он врезал ногой в челюсть тому здоровяку, что был к нему поближе. Второй бандит поднялся во весь рост и пошел на Сенсея. Уходя от удара правой руки противника, Сенсей поднырнул под нее, одновременно со всего маху впечатав свое колено в грудь нападавшего. Раздался отвратительный хруст сломанных ребер, и парень мешком рухнул на землю.
Краем глаза Сенсей отметил, что Некра осталось жить всего несколько секунд, так как скарабей уже решительно полз на него. Он торопливо подхватил поверженного боевика одной рукой за шею, а второй за брючный ремень, после чего вышвырнул его из кустов на поляну, прямо в морду жуку, уже склонившемуся над смуглым, перемазанным в крови телом Некра. Парасхит едва успел откатиться в сторону, когда на его место плюхнулось бездыханное тело… В это время из кустов вылетел второй боевик с переломанными ребрами и рухнул в пыль рядом со своим несчастным товарищем, которого уже начал разделывать кровожадный жук.
Воспользовавшись тем, что гигантское насекомое было полностью поглощено своим страшным занятием, Некра проскользнул через кусты обратно к Сенсею в укрытие. Вдвоем они подхватили тело Маргариты и поспешно покинули заросли находящиеся в опасной близости от разбушевавшегося скарабея.
Бегом, спустившись на пляж, они опустили Марго на песок возле самой воды. После чего Сенсей бросился к резиновым лодкам, а Некра склонился над мертвым телом женщины.
Он все еще находился под впечатление того как совсем незнакомый, чужой человек, со странным именем Сенсей, только что спас ему жизнь. Для этого он, не задумываясь, принес в жертву ужасному скарабею двух своих соплеменников. Не отплатить за это добром Некра просто не мог. Поэтому он призвал все свои знания и умение, которые сконцентрировал на остывающем теле женщины, распростертом прямо перед ним. Насколько Некра смог понять, эта женщина была для его нового друга, тем же самым, чем была для него самого Нефертау.
К тому времени, когда Сенсей вернулся, таща на себе единственную уцелевшую резиновую лодку, Некра, держа ладони на обнаженной груди Марго, нараспев читал какие-то заклинания. Его единственный не заплывший глаз был прикрыт, а сам он раскачивался в такт, произносимой им нараспев тарабарщине. Сенсей с грохотом уронил лодку на песок, и уже хотел было громко возмутиться по поводу странных манипуляций Некра с обнаженным телом Марго, когда вдруг с изумлением увидел, как ее ресницы дрогнули.
В глубине души, он уже понял, что Марго безнадежно мертва. Просто он никак не мог смириться с этой мыслью. Теперь же то, что происходило у него на глазах, иначе как чудом назвать было нельзя. Этот пришелец из ниоткуда, по имени Некра, творил что-то немыслимое — он возвращал Марго к жизни!
По прошествии нескольких минут женщина вдруг выгнулась всем телом, издала протяжный низкий стон и широко распахнула глаза. Некра отшатнулся от нее и в изнеможении опрокинулся на песок. Его грудь тяжело вздымалась и опадала, чувствовалось, что это чудо далось ему с огромным трудом и лишило его всех сил.
Не веря своему счастью, Сенсей бросился перед Марго на колени. Она как-то неловко подняла голову и посмотрела на него. Ее неестественно широко раскрытые глаза были подернуты странной мутной пеленой. Вскоре в них вспыхнул огонек узнавания.
— Сен-сей! — прошептала она по складам, словно ребенок и протянула к нему руки.
Подхватив Марго, Сенсей осторожно уложил ее в лодку. Незаметно смахнув набежавшие слезы радости, он обернулся к Некра. Парасхит к тому времени уже поднялся на ноги. Сквозь его смуглую перепачканную в засохшей крови кожу проступала смертельная бледность.
Подойдя к нему, Сенсей порывисто обнял его и сказал:
— Ну, брат спасибо! Кто бы ты ни был, теперь я твой должник до гроба!
Некра внимательно посмотрел на него, и неожиданно растянув страшные порванные губы, повторил:
— Сенсей должник.
В это время со стороны пригорка послышался громкий странный звук. Не то хлопок, не то всхлип. Некра, а с ним и Сенсей повернув головы, с изумлением смотрели, как гигантский черный скарабей, семеня огромными голенастыми лапами, вползает на самый край глинистого обрыва. От кровожадного чудовища их разделяло метров тридцать песчаного пляжа и при желании, жук мог добраться до них очень быстро. Сенсей порывисто дернулся в стону лодки с Марго, но Некра жестом остановил его, продолжая внимательно наблюдать за скарабеем.
Тот неожиданно, прямо с края обрыва начал заползать куда-то в прозрачный воздух. Причем по мере продвижения, по невидимому тоннелю, его черное туловище истаивало в воздухе. Скоро от него остались лишь две задние лапы, которые словно черные корявые ветки торчали прямо в воздухе на высоте около десяти метров от уровня пляжа. Но вскоре и они исчезли. Жуткий скарабей покинул Чертов остров.
Глава 27
Во время переправы через реку, Марго упорно молчала, тупо уставившись в одну точку, прямо перед собой. Счастливый Сенсей не надоедал ей расспросами, справедливо полагая, что женщина потрясена гибелью Хромова. Кроме того, ее нервная система была истощена до крайности, выпавшими на ее долю испытаниями. То обстоятельство, что она сидит в лодке голая в обществе двух обнаженных мужчин, один из которых ей совершено, незнаком, казалось, нисколько ее не шокировало.
Выбравшись на берег, Сенсей первым делом подвел Марго к ее джипу, который все это время простоял в лесу. Найдя в багажнике какую-то старую ветровку, он заставил женщину надеть ее. После этого, он включил двигатель автомобиля, чтобы тот прогрелся. Взяв мобильник Хромова, который лежал в бардачке, он, оставив Марго в машине, спустился вниз к реке.
Там Некра, войдя в воду по пояс, песком смывал с себя засохшую кровь. Прежде чем войти в реку, Сенсей сделал короткий звонок одному своему старому другу. Назвав свои примерные координаты, он объяснил ему как добраться. Также он попросил его привезти три комплекта одежды. После этого Сенсей оставив мобильник на берегу, залез в воду.
В это время Маргарита, оставшись одна, лихорадочно соображала. То обстоятельство, что в одной из дверных панелей хромовского джипа по-прежнему лежали тщательно упакованные в полиэтилен около трех миллионов долларов, не давало ей покоя… О подобном раскладе она и не мечтала. Старый урод Хромов благополучно ушел из жизни, номинально оставив ее безутешной вдовой. Что же касается Сенсея, то все те авансы, которыми она его так щедро дарила, находясь в плену у бандитов, были не более чем трезвым расчетом. В тех обстоятельствах, Сенсея было необходимо перетянуть на свою сторону. И она не ошиблась, он вытащил ее из этой крутой передряги. Но теперь, надобность в нем отпала, и он ей стал не нужен. При наличии трех зеленых лимонов она была в состоянии сама о себе позаботиться.
При мысли, что ей вновь придется выслушивать от Сенсея весь этот восторженный бред про даосизм, дзэн буддизм, тонкие стилевые различия в ушу между «северным кулаком» и «южным кукишем», Марго скрипнула зубами. Для нее это было уже прошедшим этапом, закрытой и забытой темой, на которой она поставила жирный крест. Начинать все это по новой, у нее не было ни сил, ни желания. Выглянув в окно машины, она убедилась, что Сенсей и араб или кавказец с избитым лицом плещутся под обрывом в реке. После этого она пересела на место водителя, решительно взялась обеими руками за руль, сняла джип с ручника и выжала педаль газа чуть ли не до упора.
Сенсей услыхав, как бешено, взревел безжалостно пришпоренный внедорожник, настороженно посмотрел на вершину обрыва. Сердце у него болезненно сжалось. Решив, что наверху подъехало подкрепление к Мурину, он выскочил из воды и гигантскими прыжками в считанные секунды взбежал вверх по крутому глинистому берегу.
То, что он там увидел, оказалось вполне достаточно для того, чтобы он смог понять простую и тривиальную истину — Марго попросту кинула его. Кинула словно бесполезную кожуру от банана. Если бы за рулем машины был кто-нибудь другой, а не Марго, Сенсей не раздумывая, бросился бы в погоню, решив, что ее похитили. Но к тому времени, когда он уже был наверху, было хорошо видно, что на месте водителя сидит его горячо любимая экс супруга. Джип, подпрыгивая на ухабах, уходил вглубь леса, а вместе с ним и мечта Сенсея вновь обрести Марго и былое счастье. Плюс бонус в количестве трех миллионов долларов, надежно спрятанных Хромовым в джипе.
Почувствовав за спиной движение, Сенсей резко обернулся. Позади него стоял Некра и безучастным взглядом провожал диковинную повозку, которой правила женщина его нового друга. Судя по всему, тот был сильно огорчен. Но в отличие от него, Парасхиту было хорошо известно то, чего не было дано знать Сенсею. Отпущенное женщине время было на исходе.
И вскоре Марго сама в полной мере почувствовала это. Уже практически выбравшись из леса, она на бешеной скорости объезжала небольшую опушку. Внезапно в глазах у нее потемнело, и она на какую-то долю секунды отключилась. Когда же она пришла в себя, первое что она увидела, были белые от ужаса выпученные глаза какого-то усатого деда, стремительно пронесшиеся слева от нее. Хрустнуло сбитое зеркало бокового обзора, и мимо нее впритирку пронесся огромный черный автомобиль. Каким-то чудом его водителю удалось вырулить в сторону и избежать лобового столкновения.
Впрочем, Марго это сейчас волновало в последнюю очередь. Ее не на шутку встревожила вдруг невесть откуда появившаяся жестокая пульсирующая боль в основании головы. Во рту у нее пересохло от ужаса, и на языке появился противный металлический привкус. Внезапно она еще на одно короткое мгновение полностью потеряла сознание. Придя в себя Марго, поняла, что ей необходимо срочно в больницу. Не сбавляя скорости, она неслась в сторону уже видневшейся вдалеке четырехполосной автомобильной трассы ведущей в город.
Когда до спасительной дороги казалось, было рукой подать, Марго в затылке кривым кинжалом резанула страшная боль. На этот раз удача отвернулась от нее. Вместо того, чтобы заложить крутой вираж, необходимый для того чтобы вписаться в поворот она соскочила с грунтовой дороги. Пронесшись словно метеор по скошенному полю, она смело протаранила огромную старую иву. Удар был настолько мощным, что бампер, радиатор и капот джипа в одно мгновение перестали существовать. После чего автомобиль вспыхнул словно соломенный.
Марго ничего этого не видела, не слышала и не чувствовала, ибо она была мертва. Впрочем, справедливости ради, нужно заметить, что мертва она уже была задолго до столкновения с развесистой ивой. Это Некра при помощи своего страшного, непостижимого искусства исхитрился вернуть ее к жизни. Но даже такой искусный парасхит был не в состоянии обратить начавшиеся в ее организме процессы вспять. Он мог лишь отсрочить неизбежное, на некоторое, весьма непродолжительное время. Даже такому кудеснику как Некра не под силу было вернуть из царства мертвых женщину со сломанной шеей.
Глава 28
Сенсей и Некра стояли на берегу реки, мокрые, в чем мать родила и ветками отбивались от наседавших на них со всех сторон комаров. Вдалеке послышался шум мощного двигателя и вскоре на поляну над глинистой кручей тяжело вполз огромный черный джип. Сенсей с облегчением разглядел в кабине знакомое усатое лицо.
Выбравшись из кабины, Иннокентий Павлович критически оглядел приближающегося к нему Сенсея.
— Вот не знал, что ты прешься от нудистских пляжей! — ядовито хихикнул он, пожимая ему руку. — А что это у твоего друга вместо лица отбивная? Кто его так отделал?
Сенсей не успел ответить, как над ухом у него что-то противно просвистело, сбив ветку с соседнего дерева. Одновременно с этим со стороны острова ветер принес раскатистый грохот длинной автоматной очереди.
— Ложись! — заорал Сенсей и увлек за собой на землю ничего не понимающего Иннокентия Павловича.
— Вы что тут, в войнушку играете? — недовольно проворчал Иннокентий Павлович, оглаживая пухлой рукой, ставшую пунцовой от волнения лысину. — Сейчас я этому козлу уши отстрелю! Будет знать, как в меня шмалять!
Натолкнувшись на непонимающий взгляд Сенсея, он охотно пояснил:
— У меня в машине, в бардачке пистолет лежит, так чисто на всякий случай. При моем рискованном бизнесе без этого, к сожалению не обойтись.
Сенсей нервно кивнул. Иннокентий Павлович всерьез и давно занимался антиквариатом. Причем зачастую не совсем законным, а подчас и вовсе подпадающим под Уголовный кодекс. В центре Ежовска у Иннокентия Павловича был свой магазинчик с неброским названием «Лавка древностей». До этого он много лет проработал в университете заведующим кафедрой древней истории. А когда ему, наконец, надоело мучиться с безнадежно тупыми студентами, он на старости лет решил попробовать себя на ниве коммерции. И неожиданно дело у него пошло. Мало того, что оно оказалось прибыльным. Иннокентий Павлович неожиданно для самого себя обнаружил, в чем состоит его истинное призвание.
— Нет, мы не будем отстреливаться, а будем просто тихо отступать! — урезонил Сенсей не в меру воинственного старца.
— А это еще почему, позвольте спросить? — строптиво поинтересовался Иннокентий Павлович.
— Я тебе по дороге все объясню, — коротко ответил Сенсей.
Через пару минут они уже катили прочь от Чертового острова. Сенсей бегло в двух словах обрисовал Иннокентию Павловичу все свои приключения, включая пришествие на остров кровожадного скарабея и Некра.
— Так ты говоришь, что он жука назвал Хепри? — скосив на Сенсея глаза, цвета выцветших на солнце васильков, озадаченно спросил Иннокентий Павлович. — Но этого, же просто не может быть потому, что такого не бывает никогда!
После этого огладив ухоженные пшеничные усы, он повернул голову к Некра и с трудом произнес несколько слов на каком-то тарабарском наречии. В ответ Некра разразился целой тирадой, оживленно жестикулируя при этом. Когда он, наконец, умолк в машине повисла напряженная тишина.
— Ну, что он такое сказал? — нетерпеливо спросил Сенсей.
— Да много он чего сказал. И я не пойму, то ли я старый идиот, то ли он сумасшедший! — тут Иннокентий Павлович неожиданно замолчал и уставился прямо впереди себя. — Твою мать, так я и знал!
Сенсей перевел взгляд с антиквара на дорогу и охнул от ужаса. Невдалеке посреди поля, уткнувшись в огромную иву, вся объятая пламенем горела машина Хромова. Вверх закручиваясь гигантским штопором, уходили клубы черного вонючего дыма. Это горели покрышки.
— Марго! — взвыл в отчаянии Сенсей и, не дожидаясь, когда Иннокентий Павлович остановит машину, распахнул дверцу и выскочил наружу.
Он несся по скошенному полю, не чуя под собой ног. В его вмиг опустевшей голове колотилась, словно горошина в погремушке, одна единственная мысль — неужели Марго погибла? Он едва успел вновь обрести ее, когда она непонятно по каким причинам снова бросила его. Бросила для того, чтобы так глупо уйти насовсем.
Лицо Сенсею опалило, нестерпимым жаром горящей машины. Затрещали брови и ресницы. Прикрыв лицо рукой, он отшатнулся назад. Он успел разглядеть сквозь бушующий огнь, как на водительском месте языки пламени лижут черный силуэт, лишь отдаленно напоминающий человеческую фигуру.
Размазывая по покрытому черной копотью слезы Сенсей почувствовал, на своих плечах руки Некра. Египтянин мягко тянул его прочь от пожарища.
За спиной у них взвизгнули тормоза — это Иннокентий Павлович подъехал к ним вплотную и теперь кричал, перекрывая рев пламени и треск горящих покрышек:
— Садитесь бегом и поехали! У нас на хвосте гости!
Уже запрыгивая в машину, Сенсей успел разглядеть, как в их сторону не снижая скорости, несутся две приземистые спортивные машины. Окна автомобилей были плотно затонированы. На вираже, когда машины повернулись боком, он успел разглядеть в их опущенных боковых окнах тускло блестящие стволы.
— Гони! — прокричал он Иннокентию Павловичу. — Не то перестреляют нас, как белок!
Но старому антиквару не нужно было повторять дважды. Внедорожник скакнул с места, словно необъезженный конь и рванулся вперед, набирая сумасшедшую скорость. Сенсею на долю секунды показалось, что перед прыжком, автомобиль встал на дыбы. Иннокентий Павлович, не переставая давил на педаль газа, а стрелка спидометра неуклонно карабкалась вверх.
Поняв, что беглецы собираются прорываться к трассе, ведущей в город, преследователи бросились вдогонку, чтобы не дать им уйти. Иннокентий Павлович понимал, что он не сможет с лету на огромной скорости органично влиться в оживленный поток машин, заполнявший трассу. Ему неминуемо придется гасить скорость и притормаживать. За это время Пономаревская братва, вызванная на подмогу Муриным, настигнет их и расстреляет в упор.
Пришлось срочно уходить в сторону грунтовой дороги ведущей в сторону видневшегося вдалеке населенного пункта. Вздымая тучи пыли, внедорожник стремительно пожирал расстояние, выигрывая понемногу спасительные метры. Поднимаемые им густые клубы пыли заставили преследователей немного сбавить скорость. Побоявшись гнать на огромной скорости, в условиях нулевой видимости, они немного поотстали резонно полагая, что беглецы все равно от них никуда не денутся.
— Давай туда! — Сенсей ткнул пальцем в сторону выраставшего справа от них большого здания сложенного из бетонных панелей. — Попробуем укрыться там!
Иннокентий Павлович кивнул в сторону бардачка:
— Пистолет возьми и обоймы к нему!
Сидевший на заднем сидении долговязый Некра подпрыгивая на ухабах, уже успел пару раз ощутимо приложиться головой о крышу салона. Не понимая языка он, тем не менее, прекрасно понимал, что люди, мчащиеся за ними в странных колесницах, определенно хотят их убить. Вытаращив огромные черные глаза, он напряженно всматривался в то, как расстояние между ними и преследователями вновь стало неумолимо сокращаться.
— Палыч, подъезжай как можно ближе к воротам фермы, и сразу бежим вовнутрь! — прокричал Сенсей, снимая пистолет с предохранителя и загоняя патрон в ствол. — Да, и скажи нашему другу, чтобы ворон не ловил и зубами не щелкал!
— Нечем ему щелкать! — прокричал Иннокентий Павлович, иронично скосив глаза на Сенсея. — Они у него выбитые!
Тем не менее, он повернул голову назад и несколько раз подряд прокричал Некра какую-то фразу. Видимо египтянин все понял правильно. Едва их машина остановилась, окутавшись плотной тучей пыли, как он выскочил наружу и понесся на своих длинных голенастых ногах к воротам фермы. Добежав до них, он тщетно попытался открыть их. В массивные металлические ушки створок был продет огромный амбарный замок.
Сенсей не заморачиваясь снес его точным выстрелом, после чего они втроем распахнули огромные створки и ворвались вовнутрь фермы.
Глава 29
Сенсей, Иннокентий Павлович и Некра торопливо двигались по нескончаемому коридору, прямо вперед в спасительную темноту. В нос им ударил запах плесени и протухших овощей. Характерного запаха навоза не было.
— Что же это за ангары такие? — удивленно пробормотал Сенсей. — Если здесь не держали скотину, то, что же они здесь выращивали? Не танки же, в самом деле, собирали!
Слева и справа от коридора тянулась вереница огромных дверных проемов, ведущих в боковые помещения. Самих дверей видимо уже давно не было. Сенсей свернул в одно из них. Пользуясь телефоном, как фонариком он попытался разглядеть, что скрывается в кромешной тьме.
Бетонный пол был покрыт местами подсохшей, местами влажной землей. Пахло гнилыми овощами.
— Да это, похоже, овощехранилище было, а никакая ни ферма! — воскликнул Сенсей, и чуть было не загремел в неожиданно разверзнувшуюся прямо перед ним пропасть.
Он пару секунд балансировал на краю бездонной бетонной ямы, размахивая руками, пытаясь восстановить равновесие. Подоспевший вовремя Некра успел схватить его за шиворот и втащить обратно в тот самый момент, когда ноги Сенсея предательски соскользнули, и он начал проваливаться в темноту.
Подоспевший Иннокентий Павлович засветил брелок, в который был вмонтирован фонарик и прокомментировал увиденное:
— Все ясно, это ямы для засолки капусты. На этой заброшенной овощной базе видимо давным-давно заготавливали капусту для нужд города. У этих бетонных емкостей глубина метров шесть не менее и гладкие вертикальные стены. Шею свернуть, навернувшись с такой высоты можно очень даже просто. А если жив, останешься, то хрен выберешься оттуда без посторонней помощи.
— Годится! Эти ловушки для слонопотамов, именно то, что нам нужно! — довольно усмехнулся Сенсей. — Палыч, давай, иди спрячься куда-нибудь в соседний зал и Некра с собой забери! Только глядите сами в ямы не загремите! А я попытаюсь достойно встретить наших навязчивых друзей!
— Сам смотри не загреми! — недовольно проворчал Иннокентий Павлович, и исчез в боковом проходе, прихватив с собой египтянина.
Сенесей убедившись в том, что остался один, крадучись двинулся в сторону главного коридора. Не выходя в него, он прислушался. Так и есть, у самого входа слышались возбужденные о чем-то спорящие голоса.
Внезапно выскочив из темноты на середину коридора, Сенсей замахал руками и крикнул:
— Эй, козлы, база сегодня закрыта! За капустой приходите завтра!
Он едва успел заскочить обратно в зал с засолочными ямами, когда тишину разорвали звуки выстрелов и четырехэтажный мат. Подсвечивая себе брелком-фонариком, взятым у Иннокентия Павловича, Сенсей поспешно двинулся к дальней, противоположной от входа стене. При этом он тщательно огибал огромные круглые ямы, имеющие около пяти метров в диаметре. Он едва успел добраться до стены, когда в дверном проеме показались преследователи. Фонаря у них не было, поэтому они словно светлячки светились огоньками мобильных телефонов.
— Эй, дебилы, я здесь! — прокричал Сенсей и переместился метров на пять от своего прежнего места. — Поиграем в догонялки?
Темноту зала вспороли вспышки выстрелов, сопровождаемые страшным грохотом резонировавшего гулкого пространства огромного бетонного помещения.
— Прекратить пальбу! — послышался свирепый голос Пономаря. — Берите этого гаденыша живьем! У меня с ним долгий разговор предстоит! Слышь, физрук? Страшно тебе, небось?
Группа бандитов, которых вместе с Пономарем, Сенсей насчитал девять человек, медленно продвигалась вовнутрь помещения. Стремительно переместившись вдоль стен, Сенсей выскочил прямо к входу в засолочный цех. Бегло оглядевшись, он убедился, что Пономарь никого не оставил караулить выход. Упав на одно колено, он открыл бешеную пальбу по бандитам, которые оказались, отрезаны от входа. От неожиданности они кинулись, назад пытаясь отстреливаться на ходу. Раздавшиеся вслед за этим дикие вопли возвестили о том, что ловушки на слонопотамов исправно работают.
Сместившись в сторону, Сенсей перезарядил пистолет. Теперь он принялся неторопливо выцеливать тех счастливчиков, у которых хватило ума не переломать себе все конечности, ухнув в бетонные резервуары с шестиметровой высоты. Об их местоположении красноречиво говорили вспышки выстрелов. Понимая, что стрельба в темноте это палка о двух концах, так как бандиты также видят, откуда он стреляет, Сенсей по возможности старался двигаться из стороны в сторону. Так продолжалось до тех пор, пока неожиданно в его коротко остриженный затылок не уткнулось холодное дуло пистолета.
— Бросай пушку! И смотри у меня без фокусов! Дернешься, пристрелю! — пообещал незнакомец из темноты. — Твои азиатские шао-мяо, со мной не проканают!
Сенсей скрипнув зубами от бессильной злобы, все же не торопился расставаться с пистолетом.
— Ты что контуженный? Я сказал, пистолет выкинул, быстро! Считаю до трех! Два, три!
Грохот упавшего на бетонный пол пистолета возвестил о том, что Сенсей остался обезоруженным.
— Ногой откинул его подальше! Вот так, молодец! А теперь на коленочки встал! — грамотно подавал команды бандит. — Пономарь, мне премия причитается, я тут твоего лучшего друга отловил!
— Смотри, чтобы не убег! — послышался злорадный крик из темноты. — Пацаны, подтягиваемся к выходу! По ходу ствол был только у этого козла! Сейчас остальных двоих отловим и будем наших доставать из ям!
Тишина в засолочном цехе оглашалась стонами и воплями раненных бандитов, казалось, раздававшимися из-под самой земли. Пока Сенсей лихорадочно соображал, что бы такое предпринять сзади него неожиданно раздался чавкающий звук. Такой звук издает лопата, с размаху всаживаемая во влажную податливую землю или песок. После этого послышался звук тяжело рухнувшего тела, а затем, кто-то принялся, судорожно скрести каблуками ботинок о бетонный пол.
— Что там у тебя такое? — раздался встревоженный голос Пономаря, который с тремя бойцами вынырнул из темноты.
Сенсей не дожидаясь продолжения, в кувырке вперед, ухитрился подхватить свой выброшенный пистолет. Краем глаза он успел разглядеть Некра стоявшего позади него с окровавленной штыковой лопатой в левой руке. Труп поверженного им бандита лежал в луже черной крови неподалеку. В правой руке египтянина изготовившегося к броску были старые гнутые вилы.
— Что за клоун, твою мать? — злобно вскричал Пономарь, который едва успел уклониться от летевшего в его сторону сельскохозяйственного инструмента.
Бандиту, который шел за ним следом, повезло меньше. Из четырех гнутых ржавых зубьев, что были у вил, ему все-таки досталось одно. Оно вошло ему в край шеи и выдрало кусок мяса вместе с сухожилиями, зацепив также сонную артерию.
Сенсей, открыл ураганный огонь, целясь не столько в Пономаря, сколько в оставшихся двух бандитов. Те рухнули на пол и открыли ответный огонь. Некра воспользовавшись этим, успел нырнуть обратно в коридор. Вслед за ним двигался Сенсей, беспрестанно стреляя и не давая бандитам поднять головы. Выскочив в коридор, он бросился к выходу с овощной базы.
По счастью Пономарь не догадался оставить никого караулить свои машины. Сенсей бегло расстрелял им колеса, после чего запрыгнул в автомобиль, где его с нетерпением поджидали Иннокентий Павлович и Некра.
К тому времени, когда бандиты во главе с Пономарем выбежали из ворот базы, внедорожник Иннокентия Павловича, поднимая клубы пыли, катил прочь. Взбешенный Пономарь, расстреляв обойму, в сердцах кинул пистолет в пыль и что-то кричал беглецам вслед, грозя кулаком.
— Да пошел, ты! — расхохотался Сенсей и показал ему в окно средний палец.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Ц А Р И Ц А П Р О К Л Я Т Ы Х
Глава 1
Стояла поздняя, жаркая осень. По иссиня-голубом небу летали невесомые длинные паутинки, напоминающие о том, что наступило бабье лето.
На Ипатьевском кладбище, посреди покосившихся могильных крестов и замшелых надгробных плит расположилась артиллерийская батарея белогвардейцев. Небольшие остроносые пушки недобро ощетинились стволами в сторону Волги. По всему противоположному берегу, представлявшему из себя гигантский пляж, покрытый мелким галечником, были разбросаны тела убитых красноармейцев. Они лежали, словно комья грязной, никому не нужной старой одежды, посреди многочисленных воронок от разорвавшихся артиллерийских снарядов.
Если бы не эта батарея, вооруженная небольшими, почти что игрушечными пушчонками, красные давным-давно бы уже победно маршировали по улицам Ежовска. Они вот уже который раз пытались организовать переправу через реку, но все их попытки неизменно заканчивались неудачей. Несмотря на большие потери, им все никак не удавалось выбить белогвардейцев из осажденного Ежовска.
Есаул Евстигнеев злобно сплюнул себе под ноги. Воистину все перемешалось на этом свете, стремительно катящемся в тартарары! В его сметливом казачьем уме, умудренном кровавыми сражениями первой мировой войны, никак не укладывалось, почему большевикам удается одерживать одну победу за другой? На стороне белогвардейцев были проверенные временем кадровые офицеры и солдаты, которым противостояли неорганизованные, плохо вооруженные и необученные вчерашние крестьяне и рабочие. Между тем дела на фронтах шли все хуже и хуже.
За примерами не нужно было далеко ходить. Для того чтобы и далее продолжать удерживать такой населенный пункт каким являлся губернский город Ежовск людей было явно недостаточно. Основная масса белых была выбита в результате последних успешных наступлений красных по всему восточному направлению. Их теснили все дальше и дальше от Москвы и Питера, загоняя на глухие окраины некогда великой Российской Империи.
Есаул сердито нахмурил седые кустистые брови и огладил окладистую бороду. Его деятельная натура не терпела бездействия. Вынув шашку из ножен, он нацепил на нее свою фуражку и пружинистым шагом двинулся в сторону крутого Волжского берега. Там неожиданно легко для его возраста он проворно опустился на колени и распластавшись по земле пополз на животе в сторону густых зарослей кустов, которые венчали самую кромку обрывистого берега Волги. Едва он приподнял над кустами фуражку, как ее тотчас же срезало пулей прилетевшей с другого берега. Вслед за этим до его ушей долетел громкий хлопок далекого винтовочного выстрела.
Сзади прямо ему в спину ткнулся поручик Лаврентьев, подползший сзади.
— Что там такое? — громким шепотом спросил он есаула.
— Весь берег под прицелом держат сволочи! — проворчал Евстигнеев и зло смахнул с лица взмокший от пота седой чуб. — Даже головы поднять не дают, лапотники чертовы!
— Да нам собственно нет особой нужды высовываться, — пожал плечами поручик. — Наши пушки полностью простреливают тот берег и кладут снаряды точно в цель. Всякая попытка красных форсировать Волгу в этом месте заведомо обречена.
— Вот то-то и оно, что только в этом месте! — недовольно проворчал есаул. — Это мне и не дает покоя! А что если эта шантрапа вдруг перейдет реку вброд, где-нибудь в другом месте? Голь, она ведь на выдумки, ой как, хитра!
— Ну, наш полковник тоже ведь не лыком шит! — задумчиво проговорил поручик в чьем голосе, тем не менее, явственно сквозили нотки некоторого сомнения. — Он наверняка все это уже заблаговременно предусмотрел!
— Бог с вами, Николай Петрович! — укоризненно посмотрел на него Евстигнеев. — Вам ведь не хуже моего известно, что у Кислицына вот уже какой день запой! Он пьет, как сапожник, причем вот уже несколько дней кряду! Он трезвеет лишь, когда у него заканчивается запас водки! А вам не хуже моего известно, что он у него не заканчивается никогда! Весь штаб полка занят не выработкой диспозиции и организацией обороны города, а тем, что денно и нощно ищет горячительные напитки для себя и своего бестолкового начальника! Кислицын заперся с актрисками в люксовом номере местной «Астории» и готовится там встречать конец света.
— Господин есаул, ведь вы же русский офицер! Как вам не совестно говорить такие слова в отношении…
— Бросьте, поручик, бросьте! — нетерпеливо, перебил его Евстигнеев. — Вы уж извините меня старика за резкость, только ни черта вы во всем этом не смыслите! Я, знаете ли, за последнее время, что мы от красных драпаем, такого насмотрелся, что пропала у меня всякая охота говорить красивые слова да реверансы делать, чтобы не дай бог кого не обидеть! Уж поверьте мне на слово, но Великая Россия кончилась! И только совершеннейший идиот не в состоянии этого осознать.
— Господа, о чем таком вы спорите, что совершенно позабыли о своем тыле? — внезапно раздался задорный девичий голос. — Если бы я была красным пластуном-лазутчиком, то могла бы совершенно спокойно убить вас обоих!
Есаул с поручиком поспешно обернулись. Тем временем, к ним совсем вплотную подползла девушка, одетая в мужские штаны и легкую поддевку, которые обычно носят приказчики и купцы средней руки. Из-под небрежно нахлобученной на голову бесформенной шапки наружу выбились светло-пшеничные кудрявые локоны.
— Господь с вами, Ольга Владимировна! — раздраженным голосом принялся журить девушку есаул, хмуря кустистые брови. — Разве пристало вам ошиваться на передовой? Ваше место сейчас дома подле вашей маменьки! Здесь ведь, милая моя барышня иногда постреливают и могут очень даже запросто убить!
Между тем, Ольга, звучно чмокнув своего жениха — поручика Лаврентьева в щеку, шаловливо скосила ясные васильковые глаза в сторону зануды есаула и звонкой девичьей скороговоркой защебетала:
— А, между прочим, господин есаул, все мои знакомые барышни наперебой твердят, что силы для обороны у вашего полка практически исчерпаны и что не далее как через сутки наш город падет и полностью перейдет в руки красных! А еще они говорят, что всех нас красные зверски, изнасилуют, а затем убьют!
— Господи, и куда катится Россия? — тяжело вздохнул есаул и истово перекрестившись, пробормотал: — Прости раба грешного своего!
Больше он сказать не успел ничего, потому что внезапно, в тыл артиллерийской батареи расположенной на Ипатьевском кладбище ударила красная конница. Раздосадованные невозможностью форсировать Волгу в окрестностях Ежовска, красные, как и предрекал есаул, перешли реку вброд много ниже города по течению. Не переставали удивляться поразительному легкомыслию белых, которые не удосужились выставить конные разъезды по берегу, выше и ниже города, красные благополучно переправили всю свою конницу через Волгу. И вот уже в который раз, стремительно закрутились сабельные винты братоубийственной мясорубки Гражданской войны.
Глава 2
После гибели Марго Сенсей неизменно пребывал в состоянии глубочайшей депрессии. Он в считанные дни опустошил весь внушительный запас алкоголя, имевшийся на даче Иннокентия Павловича. Именно здесь они и залегли на дно, пережидая пока в городе улягутся страсти, вокруг их исчезновения с Чертова острова. А также после той бойни, которую Сенсей устроил пономаревской братве на заброшенной совхозной ферме.
Сначала у Сенсея были некоторые сомнения по поводу надежности их временного пристанища, расположенного в пригородной зоне. Но Иннокентий Павлович успокоил его, сказав, что и джип, номера которого бандиты уже наверняка пробили и дача оформлены на подставное лицо. По счастливой случайности этот достойный человек как раз сейчас находился за рубежом.
Пока Сенсей глушил свое горе алкоголем, старый антиквар все свободное время проводил в обществе Некра. Первым делом, несмотря на большой риск, он свозил его в город к знакомому стоматологу. После этого они еще несколько раз ездили к нему, пока, наконец, парасхит вновь не засверкал белоснежными вставными зубами. Когда Иннокентий Павлович был вынужден уезжать по неотложным делам, он всякий раз усаживал Некра перед ноутбуком, в который вставлял диск с какой-нибудь детской развивающей программой. Надо отдать египтянину должное, он оказался способным учеником и словно губка благодарно впитывал всю информацию, которой его старательно пичкал антиквар.
Как-то Сенсей маясь от последствий беспробудного пьянства спросил у Некра не пухнет ли у того голова от всей этой зауми? Вопрос был чисто риторический. Сенсей не рассчитывал получить ответ. С равным успехом он мог бы спросить о чем-нибудь березу во дворе.
Каково же было его удивление, когда Некра показал пальцем сначала на початую бутылку виски, а потом на самого Сенсея, после чего вежливо с жутким акцентом спросил:
— А, у тебя?
Сенсей тогда здорово обиделся, пробурчал в ответ что-то насчет того, что чего-то некоторые в последнее время стали больно разговорчивыми. Но пить после этого он стал меньше. А в один прекрасный день вообще перестал. В сарае он соорудил себе некое подобие боксерского мешка, обернув небольшое бревно старым матрацем и подвесив эту довольно нелепую конструкцию к потолочной балке. Он часами мог дубасить свой необычный тренажер, входя в форму.
Наконец, однажды, он попросил Иннокентия Павловича отвезти его в город и высадить там возле небольшого ресторанчика. Перед тем как выйти из машины Сенсей нацепил было черные очки, но взглянув в зеркало, недовольно поморщился и, сложив очки, отдал их Иннокентию Павловичу.
Войдя в ресторан, Сенсей сказал охраннику на входе, что ему нужен Бизон. Тот сначала включил дурака и сказал, что хозяина нет на месте. Но после тог, как Сенсей погрозил ему своим набитым кулаком и пообещал оторвать уши, охранник куда-то исчез. Вскоре он вернулся со стриженым седым коротышкой в черной водолазке, у которого при виде Сенсея брови поползи вверх.
Пожав Сенсею руку, он быстро завел его в подсобное помещение и спросил:
— Братан, а ты в курсах, что Пономарь за твою голову, вернее, задницу назначил астрономическую премию?
— Догадываюсь, потому и пришел, — хмуро ответил тот.
Бизон с Пономарем, сколько Сенсей себя помнил, всю жизнь наступали друг другу на пятки, вставляли палки в колеса и гадили один другому по мелочам и по крупному. Но так как по финансовым возможностям и по количеству бойцов между ними существовал примерный паритет, ничего серьезного они друг другу сделать не могли или, скорее всего, просто не решались. В конце концов, два бандита скрипя зубами, стихийно поделили город на две относительно ровные части и заключили перемирие, с нетерпением ожидая удобного случая, чтобы вцепиться друг другу в глотку. Сенсей пришел к Бизону с тем, чтобы убедить его, что именно такой момент ему сейчас и представился.
Прозвище Бизон, как нельзя лучше подходило к этому криминальному авторитету. Маленькие, глубоко посаженные глазки под массивными надбровными дугами, были расположены необычайно близко. Лохматые брови вкупе с мохнатыми бакенбардами придавали бандиту вид угрожающий и непредсказуемый.
— С чем пожаловал? — спросил он у Сенсея, поглаживая то место на голове, где будь он на самом деле бизоном, у него торчал бы правый рог.
— Предлагаю тебе всерьез усложнить Пономарю жизнь, — криво ухмыльнувшись, ответил тот. — Надеюсь тебе это интересно?
— Интересно — не интересно, какая разница? — иронично фыркнул Бизон, раскуривая измочаленный сигарный бычок. — Расскажи лучше, как ты собираешься это сделать?
— Пономарь, сейчас ходит в младших компаньонах у Мурина, — начал Сенсей. — Столичный у них голова, а Пономарь руки, вернее, кулаки.
— Это я и без тебя знаю, — недовольно проворчал Бизон. — Дальше, что?
— А дальше, я собираюсь взять броневик этого самого Мурина на гоп-стоп и честно поделиться его содержимым с тобой.
— Честно, по-твоему, это сколько мне и сколько тебе? — спросил Бизон, выпустив густую струю вонючего сигарного дыма.
— Шестьдесят процентов добычи твои, сорок мои, — быстро сказал Сенсей.
— Нет, так не пойдет, — покрутил кудлатой башкой Бизон и, почесав свои несуществующие рога, спросил, — За десть процентов возьмешься? Людей у тебя насколько я понимаю, нет, оружия тоже, и с транспортом наверняка не густо. Опять же хлопоты да и риск немалый.
— За пятнадцать возьмусь, — неохотно кивнул Сенсей.
— Не-а, двенадцать с половиной, идет? Кстати, а что в той консервной банке повезут?
— Золото! — коротко ответил Сенсей.
— Какое золото? — зашелся кашлем Бизон, который от неожиданности чуть не подавился своим сигарным бычком.
— Кусками или в самородках, тебе какое больше нравится?
Глава 3
Ни о каком организованном отступлении не могло быть и речи. Атака красных кавалеристов была столь стремительна и неожиданна, что белым не оставалось ничего другого, как бежать. Всадники, словно неумолимые коршуны, охотящиеся на глупых полевых мышей, стремительно настигали бегущих, неловко уворачивающихся от них людей, которые тщетно пытались лавировать между покосившихся крестов Ипатьевского кладбища. Остро отточенные шашки вздыдымались и опадали, со свистом рассекая воздух, и беззащитную плоть бегущего противника.
Все это время поручик Лаврентьев обнимал свою невесту Ольгу Хворостовскую, решив, что настал их смертный час. В отличие от него, притаившийся до поры до времени есаул Евстигнеев, думал иначе. Он понимал, что густые заросли кладбищенской полыни и чертополоха надежно скрывают их от глаз противника.
Выждав, когда основная волна красной кавалерии бросится преследовать беспорядочно отступающие остатки наголову разбитой батареи, есаул внезапно, словно чертик из табакерки выскочил из густых зарослей травы. В его правой руке нервно плясал вороненый, длинноствольный маузер. Через долю секунды, он с неудовольствием понял, что несколько поторопился, преждевременно обнаружив себя. В поле его зрения гарцевали на конях около дюжины всадников с шашками наголо. Их головные уборы были украшены красными околышами, для того чтобы в горячке боя не быть спутанными с противником.
Не дав им опомниться, есаул принялся методично, словно зайцев на выгоне расстреливать кавалеристов. Великолепные технические характеристики маузера, помноженные на ежедневные упражнения в стрельбе не оставили кавалеристам никаких шансов. Есаул спокойно и даже где-то благодушно, словно в старые добрые времена, в полковом тире, безукоризненно положил их словно мишени одного за другим. Для полноты ощущения ему не хватало разве, что только рюмки доброй анисовой водки.
Пока Лаврентьев, ловил коней, неожиданно оставшихся без своих хозяев, есаул, криво усмехаясь, перезаряжал маузер, торопливо начиняя его магазин, тускло блестящими патронами, которые доставал из бокового кармана своих галифе. Все решали считанные секунды, на звук устроенной им стрельбы, вполне могли вернуться основные силы красных.
Беззвучно выругавшись, есаул кинулся к Ольге, которая вместо того чтобы с ходу взлететь в седло, неуверенно топталась возле коня. Не сговариваясь, они вдвоем с поручиком закинули Ольгу прямо в седло, чем нанесли некоторый урон девичьей скромности. Убедившись, что девушка надежно сидит верхом, они разом вскочили на своих коней. В это время, откуда ни возьмись на берег выскочила разношерстная толпа вооруженных людей. Есаула повел было в их сторону стволом пистолета, но во время сообразил, что перед ним все, что осталось от разбитой наголову артиллерийской батареи.
— Все на коней и уходим отсюда к чертовой матери! — свирепо проревел есаул, наблюдая, как остатки белогвардейского воинства бросились ловить разбегающихся по кладбищу коней, а затем, огрев по крупу нагайкой коня Ольги, гаркнул, — Унтер Кривошеев замыкающим! Остальные за мной, вперед марш! Аллюр, три креста!
Доставшийся есаулу конь оказался на редкость смышленым. Евстигнеев приятно удивленный этим обстоятельством ласково потрепал шею коня, когда тот виртуозно проскочив между двумя огромными покосившимися могильными крестами из почерневшего дуба, вымахнул на тропинку, ведущую с территории кладбища, в сторону небольшой деревеньки видневшейся в нескольких верстах ниже по над берегом.
Вслед за ним следовала Ольга, рядом с которой неотступно скакал Лаврентьев, беспокоящийся, что девушка может вылететь из седла. Краем глаза есаул заметил, что Ольга, сидящая на коне по-мужски, достаточно уверенно держится в седле.
Следом, за ними, стремительно уходя от Ежовска, следовало около семи — восьми примкнувшим к ним белогвардейцев. Выбравшись с Ипатьевского кладбища, они неслись во весь опор сверху вниз по совершенно гладкому, ничем не защищенному косогору, стремясь как можно скорее достигнуть чахлого спасительного подлеска, в котором рассчитывали укрыться от возможной погони. Впрочем, потенциальные преследователи пока еще никак не проявили себя.
— Господи, еже си на небеси и святая заступница Варвара! — пробормотал есаул, осеняя себя животворным крестом. — Кажись, вырвались!
Просвистевшая у него над ухом пуля и с запозданием достигший его слуха резкий звук винтовочного выстрела доказали ему, что он заблуждается. Бросив быстрый взгляд через плечо назад, он был неприятно поражен, обнаружив, что вслед за ними в погоню устремилась, оказывается, чуть ли не вся конница красных. Приблизившись на расстояние винтовочного выстрела, красная кавалерия открыла по преследуемым шквальный огонь из винтовок и наганов. Сзади раздался сдавленный крик и один из белогвардейцев, кажется, ротмистр вылетел выбитый меткой пулей из седла. Через некоторое время вслед за ним последовал еще один из человек из отряда Евстигнеева.
Есаул, злобно ощерившись и беспрестанно бросая быстрые взгляды через плечо, стал осаживать своего коня, пропуская отряд вперед.
— Открыть ответный огонь! — проорал он пролетающим мимо него всадникам.
С неудовольствием отметив, что его приказ прозвучал в пустоту, есаул дождался, когда мимо него пронесся последний из его немногочисленного отряда, есаул, достав маузер из массивной деревянной кобуры, нехорошо усмехнулся. Сзади раздался очередной залп винтовок красной кавалерии. Евстигнеев даже не стал прижиматься к конской гриве, справедливо рассудив, что если его до сих пор еще не зацепило, то и в ближайшие секунды тоже вряд ли зацепит. Вместо этого он развернулся вполоборота назад и угнездив на своем левом плече правую руку со сжатым в ней тяжелым оружием открыл прицельную стрельбу по преследователям. Результаты его действий были поистине катастрофическими.
Натолкнувшись на неожиданное препятствие, красные несколько поумерили стремительный бег своих коней. Это дало возможность маленькому отряду Евстигнеева основательно оторваться от преследователей и благополучно достичь чахлого березового подлеска. Успев к этому времени занять свое место во главе отряда, есаул несся, не разбирая дороги, стремясь максимально увеличить дистанцию, разделяющую их от преследователей. Между тем, после того, как он свернул с торной дороги, и направил коня прямо в заросли кустарника, скорость их существенно замедлилась. Сделано это им было для того чтобы сбить с толку красных и попытаться уйти от погони затаившись в лесу. Продираясь сквозь нещадно хлещущий по лицу высокий кустарник, щедро украшенный желтой осенней листвой, есаул, прикрывая лицо руками, лихорадочно искал путь к спасению. Принимать бой было бы, откровенным безумием. Превосходящие силы красных просто раздавили бы их.
Неожиданно есаул услышал стремительно надвигающийся прямо на них с левой высокой стороны берега топот конских копыт. Сомнений быть не могло, красные каким-то непостижимым образом умудрились срезать дорогу и буквально через несколько минут весь выигрыш есаула во времени и пространстве был сведен к совершенному нулю! Судя по всему, красные довольно точно определили местонахождение отряда Евстигнеева, потому что в следующее мгновение раздался оружейный залп и со всех сторон раздался свист пуль. Одна из них сразу же нашла свою жертву, молоденький поручик неловко сковырнулся с коня и остался лежать на земле покрытой желтыми листьями без всяких признаков жизни.
Ольга попыталась было спешиться для того чтобы оказать ему помощь, но на подобные сантименты у них просто не было времени. Поэтому есаул довольно грубо вернул ее к суровой действительности, одернув за рукав того нелепого крестьянского одеяния что было напялено на ней.
— Вы, барышня совсем с ума сошли! Вы что не видите, что нам на пятки наступают красные! А вы тут как на грех решили из себя сестру милосердия разыгрывать! Прекратите голубушка, тут вам не домашний театр, в котором вы даете спектакль в пользу бедных! Извольте двигаться вперед и только вперед!
— И куда это вперед, позвольте вас спросить? — неожиданно холодным голосом вдруг поинтересовалась Ольга. — Я вас спрашиваю, господин есаул, что вы намерены предпринять дальше?
— Красных много, а нас мало. Поэтому они догоняют, а мы убегаем, такая вот игра в кошки мышки, получается, — хмуро покосился на девушку есаул. — Ну а если кошка поймает мышек, то игра закончится.
— А если хитрые мышки заберутся в норку, откуда кошка не сможет их достать, что тогда? — зло выпалила Ольга, пришпоривая своего коня. — Барышня я или какое иное, неполноценное с вашей точки зрения, существо но, я, кажется, знаю, где мы можем найти убежище!
Глава 4
Ставка Сенсея на то, что Бизон с радостью ухватится за возможность насолить Пономарю, полностью оправдала себя. Хотя, быть может, им двигала всего лишь элементарная жадность. Теперь было бы неплохо, чтобы в броневике, который Сенсей собирался ограбить с его помощью, действительно оказалось бы золото. Иначе в их взаимоотношениях с Бизоном могли возникнуть некоторые досадные недоразумения.
План Сенсея по ограблению броневика Мурина имел одно несомненное достоинство — он был прост до идиотизма. Вкратце он сводился к следующему. Планировалось подстеречь транспорт ночью в уединенном месте, на дороге проходящей вплотную к лесополосе и тупо расстрелять его колеса из автомата. Затем, для того, чтобы находящаяся внутри охрана не смогла связаться по телефону с базой, а также для того, чтобы нейтрализовать сигнал спутниковой навигации броневика, на его корпус навешивался чемоданчик с мощнейшей электромагнитной глушилкой. После этого броневик отбуксировывали на ближайшую лесную поляну, где обычной газорезкой его вскрывали как консервную банку с сардинами. Далее погрузив добычу в небольшой фургон, Сенсей с бригадой должен был скрыться с места ограбления.
Бизон, желая на всякий пожарный случай подстраховаться, поостерегся давать Сенсею в помощники своих собственных людей. Для этой цели он привлек бандитов из соседнего региона. Но, то ли Бизона там не очень уважали, то ли он пожалел денег за эту услугу, во всяком случае, ему прислали не самых лучших.
Когда Сенсею представили будущих соратников по оружию, он сразу поскучнел. Из четырех человек, как минимум двое были явные наркоманы. Уж больно заморенный у них был вид и слишком дерганые манеры. Особые опасения ему внушал один из них по имени Веник. Своим непоседливым и шебутным характером этот худой, долговязый тип с соломенными волосами, собранными в конский хвост, вносил элемент нервозности и непредсказуемости.
Двое других были постарше и посерьезнее. Повстречавшись с ними взглядом, Сенсей понял, что особых проблем с этой публикой у него не будет. По всему это были кадровые уголовники средней руки или того ниже, скорее всего, промышлявшие по мелочам. В командировку в бригаду к Сенсею их погнало желание срубить бабок по легкому. Между тем, Сенсей имевший опыт общения с братвой Пономаря и охраной Мурина понимал, что предстоящее мероприятие под покровом ночи будет отнюдь не легкой загородной прогулкой.
Сенсею позарез нужен был хотя бы один человек, которому он мог бы безоглядно доверять. Так как на текущий момент он находился на нелегальном положении, а все его контакты наверняка находились под пристальным вниманием Мурина, который спал и видел, как бы поквитаться с ним за все, Сенсей не мог привлечь к этому делу никого из своих учеников или знакомых спортсменов. Иннокентий Павлович был слишком стар для этого дела. Хотя Сенсей ни на миг не сомневался, что предложи он старому антиквару поучаствовать в ночном налете, тот с радостью согласился бы. Так что единственной реальной кандидатурой на эту роль был Некра. Тем более, то Сенсей имел возможность убедиться в его профпригодности, когда египтянин, используя подручные средства, хладнокровно прикончил двоих бандитов, тогда на заброшенной совхозной ферме.
И вот теперь они сидели в кромешной темноте, в машине, спрятанной в густом подлеске, примыкавшем вплотную к дороге, ведущей к усадьбе Мурина. График движения броневика, который Сенсей отслеживал пару недель кряду, ни разу не менялся. Поэтому с изрядной долей уверенности можно было утверждать, что около трех часов ночи мимо их засады пронесется этот самый броневик.
За броневиком ни разу не следовала машина прикрытия. Те не менее, Сенсей на всякий случай посадил одного из наркоманов, того кто поспокойней, за пару километров от их засады, в кусты возле самой дороги. Тот должен был сообщить о том, что броневик движется в их сторону, а также обо всех возможных и невозможных внештатных ситуациях.
Вооружение Сенсея и его команды состояло из видавших виды потертых калашей с откидными прикладами. Бизон заверил Сенсея, что все оружие проверенно и исправно. К каждому автомату Сенсей потребовал по добавочному магазину, но Бизон оказался жутким жмотом. Он сказал, что Сенсей со своей затеей и так уже обошелся ему в копеечку но, в конце концов, все-таки выдал ему еще два автоматных рожка.
Взглянув на флюоресцирующие стрелки часов, Сенсей тяжело вздохнул, до начала операции оставалось около часа с небольшим.
Глава 5
Раздался очередной винтовочный залп красных, прочесывающих лес в поисках беглецов. Не считая нужным кланяться пулям, выпущенным наугад, есаул остановил коня и напряженно уставился на Ольгу:
— Вы, это в самом деле, говорите серьезно? — резко спросил он, нахмурив лохматые брови.
— Серьезней некуда! — вспылила девушка. — Пока вы здесь устраиваете мне экзамен, эти красные господа стремительно приближаются к нам! Причем намерения у них самые враждебные!
— Так говорите же, черт вас возьми! — свирепо вращая белками налитых кровью глаз, взревел есаул.
— Я предлагаю скакать к заброшенной каменоломне! Именно там Николя и сделал мне предложение!
— Что это еще за каменоломня? — недоуменно подняв взъерошенные брови, повернулся есаул к Лаврентьеву. — Поручик, извольте объяснить!
Лаврентьев, выведенный вопросом из глубокой задумчивости, недоуменно уставился на есаула:
— Ах, да, действительно моя семья в течение нескольких поколений владеет этой старой алебастровой шахтой! Но она уже давно позаброшена и алебастр в ней более уже не добывают.
— Да, не нужен мне ваш алебастр, будь он неладен! — взревел доведенный до белого каления есаул. — Извольте отвечать, далеко ли находится эта самая шахта?!
— Да она совсем рядом! — воскликнула Ольга, затем нетерпеливо добавила, — Господа поедемте в каменоломню! Там мы все сможем укрыться от погони!
— Так какого рожна поручик вы обо всем этом молчали? — набычившись, поинтересовался есаул.
— Да как-то, знаете ли, совсем растерялся под влиянием обстоятельств, — извиняющимся тоном произнес тот.
— Пожалуйста, оставьте всю вашу галантность при себе! — гаркнул на него Евстигнеев. — Сейчас совсем не до приличий, разговор идет о нашей жизни! И жизни вашей невесты, кстати тоже! Нельзя же, батенька, быть в самом деле таким фетюком! Поезжайте вперед, показывайте дорогу к этой вашей шахте!
Поручик, молча, повиновался и стремительно углубился в заросли прибрежного Волжского леса, низко пригнувшись к холке своего коня, чтобы ветками не выхлестать себе глаза.
В результате того что они резко поменяли курс, отряду есаула удалось уйти из-под удара преследовавшей их красной конницы. К тому времени, когда красные вынырнули из густого орешника и пересеклись с тем местом, где совсем недавно проезжали преследуемые, там уже никого не было.
Когда командир отряда уже тронул коня для того чтобы двигаться дальше, один из бойцов, бывший родом из этих мест, решительным жестом остановил его:
— Погодь-ка, товарищ Лопузов! Сдается мне, что беляки не иначе как в старой каменоломне ховаться будут!
Командир, зорко блеснув в его сторону круглыми стеклышками очков, одобрительно кивнул:
— Веди!
На вершине небольшого холма, расположенного на пологом склоне берега, сплошь покрытого густым ковром опавших желтых и багряных листьев, торчали хаотически наваленные куски камни покрытые пятнами бурого засохшего мха. Ниже шла вертикальная стена, состоящая из огромных каменных глыб, в которой когда-то давным-давно был прорублен проход вглубь горы. Шахта была расположена в самом низу крутого берега Волги, от которого до самой реки, на расстоянии полукилометра, простирался густой лес, состоящий из чахлых лип и ив, которым не хватало солнечного света. Высоко над ними высились массивные столбы тополиных стволов.
Если бы поручик не показал есаулу, где расположен вход, то сам он бы нипочем не смог его обнаружить. Довольно большой прямоугольник неправильной формы, черным провалом темнел в скальном выходе известняковой породы… При желании туда свободно могли бы въехать два всадника, только им пришлось бы пригибаться, чтобы не удариться головою о свод. Спешившись, есаул некоторое время с явным сомнением оглядывал место, которое, судя по тому, как разворачивались последние события, скорее всего, должно было стать местом их вечного упокоения.
— Как далеко тянется эта каменоломня? — наконец решился он нарушить напряженную тишину, нависшую над площадкой перед входом в пещеру.
— Если двигаться по основной штольне вглубь горы, то будут все шесть километров, — ответил поручик. — А если брать в расчет также боковые ходы и ответвления, то никак не менее пятнадцати километров.
Кустистые брови есаула удивленно взлетели вверх:
— Послушайте, Лаврентьев, вы ничего не путаете?
— Да, нет же! — раздражено ответил тот. — Я в этой шахте, будучи мальчишкой, излазил с приятелями все ее закоулки!
— Ну, это уже кое-что! Поздравляю вас господа, мы, кажется, только что престали быть полными банкротами! — задумчиво пробормотал есаул, глаза которого радостно блеснули. — Многого я бы нас, конечно, не поставил, но вот на самом мизере мы сыграть все, же попытаемся!
Криво усмехнувшись, есаул оглядел свое немногочисленное воинство. Кроме него в отряде было еще двое офицеров — поручик Лаврентьев и штабс-капитан Воронцов. Поручик был слишком молод и горяч. За ним нужен был глаз да глаз, чтобы сам от избытка геройства не погиб и людей не загубил. Капитана же он знал давно и за это время тот показал себя умницей и отменным службистом.
Зацепившись взглядом за молодцеватую, крепкую фигуру унтер-офицера Кривошеева, уверенно сидящего на гнедом коне, есаул одобрительно кивнул головой. Рядом с унтером находились четверо рядовых, судя по нашивкам на рукавах гимнастерок, из числа артиллерийской обслуги. С этими дело обстояло хуже, вид у них был откровенно напуганный, они боязливо жались друг к другу. Судя по всему, вояки из них никудышные.
Следовательно, их отряд насчитывал восемь боевых единиц пехоты. Лошадей же до лучших времен придется загнать вглубь каменоломни. Оставалась правда еще Ольга, но она была не в счет. В самом деле, какой резон, принимать в расчет барышню в качестве бойца?
Тяжело вздохнув, есаул спрыгнул с коня и, передав поводья, поспешившему к нему унтеру сказал:
— Будем занимать оборону! Капитан командуйте, а я пока пойду, гляну пещеру!
Штабс-капитан Воронцов боднул воздух верхом фуражки и принялся уверенно отдавать приказания:
— Всем спешится! Вы трое берите тесаки и бегом рубить сухое дерево на факелы! Бегом, я сказал! Поручик, если вам не трудно помогите мне и унтеру Кривошееву завести лошадей в пещеру.
Есаул прекрасно понимал, что их дело, в общем-то, было полный швах! Но вслух говорить этого, конечно же, не следовало. Если бы им не подвернулась эта пещера, их шансы на спасение были бы равны нулю. Рано или поздно красные, неминуемо настигли бы их и изрубили в капусту.
Теперь же у них появился хоть какой-то шанс. При правильно налаженной обороне и верно избранной тактике ведения боя здесь в каменоломне можно было успешно обороняться достаточно долго. Во всяком случае, пока у них не закончатся боеприпасы. Насчет еды есаул не беспокоился, в их распоряжении было целых восемь лошадей. Сырая конина, конечно же, не самая вкусная еда, но на безрыбье и рак рыба. Хуже дело обстояло с водой. Уже к концу следующего дня у них полностью закончатся ее запасы. Впрочем, настолько далеко есаул предпочитал не загадывать.
Переступив порог пещеры, он поднял взгляд вверх. К его удивлению над головой у него был не куполообразный свод, какой обычно бывает в природных пещерах, а ровный горизонтальный потолок. Он был образован гигантской глыбой серого шершавого плитняка. По всей видимости, это и был тот самый алебастр, который добывался здесь давным-давно.
В преддверии каменоломни было сухо, совершенно не было запаха плесени и сырости, лишь слегка пахло пыльным камнем. Сунув руку в карман, есаул извлек наружу спичечный коробок и, чиркнув спичкой, решительно зашагал вглубь пещеры. Маленький кусочек дерева горел ровным сильным пламенем, при этом, совершенно не отклоняясь в сторону. В пещере полностью отсутствовал сквозняк. Это говорило о том, что вход в каменоломню был единственным, а все многочисленные извилистые коридоры пещеры заканчивались тупиками. Не то чтобы это очень уж сильно угнетало, но и особого оптимизма тоже не придавало. Дальше есаул не пошел, так как спичка у него в руке догорела, и пещера погрузилась в кромешную тьму.
В это время Воронцов развил бешеную деятельность. Лошади были загнаны достаточно далеко вглубь каменоломни и привязаны к огромному ржавому гвоздю костылю, вбитому невесть кем в каменную стену пещеры. Есаул, пересчитав лошадей, удивленно хмыкнул, их было всего восемь, одной лошади не хватало. Однако вскоре все разъяснилось. Оказалось, что штабс-капитан приказал перелить всю имеющуюся у них в полупустых флягах воду в две фляжки, наполнив их по самые горловины. Одного из рядовых он послал верхом набрать в освободившиеся емкости воды из бурлившей в полукилометре где-то там, в лесу Волги.
Есаул оценил предусмотрительность Воронцова, хотя в глубине души сомневался что отправленный им солдат успеет вернуться с водой до того как красные обнаружат их убежище.
Глава 6
Мобильник Сенсея, поставленный на вибратор, принялся жужжать как ненормальный шмель. Это звонил парень, который вел наблюдение за шоссе, по которому должен был проследовать броневик Мурина.
— Привет, я тут бабушку встретил, как и договаривались. Она говорит, что доехала нормально.
— С внуками приехала? — напряженно спросил Сенсей, имея в виду машину сопровождения.
— Нет, одна старая приехала.
— Ну, ты там еще с полчасика подожди, а то вдруг внучата объявятся. А потом поезжай домой.
— Понял, — коротко ответила трубка и отключилась.
— Ну, что? — Сенсей внимательно оглядел сразу вдруг притихших налетчиков. — Если самоотводов нет, то вперед! Каждый занимает свое место, и действуем по расписанию, никакой самодеятельности! И запомните — никаких трупов!
Выбравшись из машины, люди рассредоточились вдоль погруженной в темноту дороги. Вдалеке послышался шум приближающегося автомобиля. Вскоре из-за поворота показался свет фар, а потом и сама машина, идущая на приличной скорости. В темноте Сенсей с трудом узнал броневик. Тот выглядел совсем иначе, чем днем и он чуть было не упустил драгоценные секунды.
Сняв автомат с предохранителя, Сенсей прицелился, глубоко вдохнул, потом выдохнул воздух и плавно нажал на спусковой крючок. В ночной тишине прогремели короткие автоматные очереди. От задних покрышек бронированного автомобиля полетели клочья резины. Броневик запетлял по дороге из стороны в сторону, но выровнялся и продолжил движение. При этом скорость его резко упала. В этот момент спереди ударили еще две автоматные очереди, которые вспороли передние колеса многострадального автомобиля.
Согласно разработанного Сенсеем плана, в этот момент броневик должен был остановиться. Но так как скорость у него была все еще довольно приличная, тяжелый, словно чугунный утюг, броневик неожиданно завалился на бок, кувыркнулся и с грохотом покатился по шоссе, поднимая снопы искр.
— Твою мать! — громко выругался Сенсей и с автоматом наперевес кинулся из кустов на дорогу вслед за скользящим по асфальту автомобилю.
Некра с чемоданчиком, внутри которого была смонтирована мощная глушилка, уже подбегал к, остановившемуся броневику. Внезапно дверца кабины, обращенная в звездное небо, с грохотом распахнулась и оттуда начал тяжело выбираться человек.
Убедившись что в руках у того нет никакого оружия, Сенсей на ходу, прокричал:
— Не стрелять!
В ту же секунду прогрохотала автоматная очередь. Это Веник, картинно держа автомат у бедра, с упоением расстреливал человека, пытавшегося выбраться из перевернутого броневика. Обмякшее тело неловко сползло из кабины на асфальт дороги.
— Идиот, прекрати стрелять! — проорал Сенсей Венику в самое ухо.
Схватив его автомат за ствол, он задрал его вверх.
Веник, послушно перестав стрелять, недоуменно уставился на Сенсея:
— Что, опять не так?
— Какого лешего ты открыл огонь по безоружному человеку? — заорал он на Веника, едва сдерживаясь, чтобы не выбить его кривые лошадиные зубы.
— Здрасьте, елка новый год! Ты же сам только что орал благим матом — стрелять, стрелять! Вот я и начал стрелять!
Сенсей заскрипев зубами, отошел от Веника. Держа оружие наготове, он заглянул в кабину броневика и на пару секунд включил свой фонарь. Этого хватило на то чтобы увидеть труп водителя с разбитой головой, который, как оказалось, не был, пристегнут ремнем безопасности. Таким образом, оба охранника, несмотря на все старания Сенсея были безнадежно мертвы.
Пока Сенсей боролся с угрызениями совести, двое уголовников постарше уже успели подцепить поверженный броневик к их машине. И теперь медленно, словно муравей дохлую гусеницу волокли броневик в сторону обочины. Сенсей с Некра поспешно стащили залитый кровью труп охранника в кювет и забросали его ветками. На душе у Сенсея было гадко. Погибли люди, не имеющие никакого отношения к его разборкам с этими козлами Пономарем и Муриным. И теперь их гибель была на его совести.
Около получаса у них ушло на транспортировку броневика в сторону от дороги. Еще столько же на то чтобы вспороть автогеном его стальное брюхо. Когда дым рассеялся, они увидели внутри броневика два больших деревянных ящика. Доски одного из них во время падения машины сломались и теперь из его проломленного бока тускло блестели массивные куски желтого металла.
— Золото! — зачаровано протянул Веник.
Сенсей мрачно глянул на него и сказал:
— Грузимся по скорому и убираемся отсюда! А то что-то мы слишком долго здесь задержались!
Глава 7
В каменоломню занесли уже несколько охапок сухих не очень толстых веток, предназначенных для факелов, когда поручик вдруг хлопнув себя ладонью по лбу, зачем-то бросился к стоящей неподалеку от пещеры большой кряжистой иве. Ловко взобравшись по покрытому грубой растрескавшейся корой стволу он, усевшись в самой развилке, делящегося надвое ствола запустил руку в имевшееся там дупло. Вскоре он, радостно воскликнув, уже вытаскивал наружу старую шахтерскую керосиновую лампу. Осторожно, как величайшую драгоценность, передав ее подоспевшему штабс-капитану, он вскоре выудил из дупла ржавую жестяную бутылку на два литра, заткнутую деревянной пробкой укупоренной старой газетой «Нива».
Побултыхав ее возле уха он удовлетворенно кивнул головой:
— Керосину хватит на то чтобы заправить лампу еще пару раз, а то и на три раза, если нам очень повезет!
— Лаврентьев, признайтесь, откуда вдруг этакое сокровище? — спросил штабс-капитан, принимая у него бутылку, в которой глухо булькала драгоценная горючая жидкость.
— Это господин штабс-капитан грехи молодости! — ответил поручик, спрыгивая с дерева на землю. — Кто из нас не зачитывался в отрочестве Карлом Меем и не хотел хоть на мгновение очутиться в шкуре краснокожего?
— Так вы, стало быть, в каменоломне в индейцев играли? — рассмеялся Воронцов.
— Не смейтесь господин Воронцов! — строго посмотрела на него Ольга. — В ближайшее время нам всем предстоит точно такая же забава! Только по иронии судьбы нас со всех сторон обложили не краснокожие, а такие же белые люди, как мы сами! Причем христиане, а не какие-то там язычники!
— Милая барышня, эти наши красные единоверцы и братья по крови в своей кровожадности не уступят краснокожим! — расхохотался капитан. — Одно меня утешает, что они, по крайне мере, хоть скальпы не умеет снимать! А то, знаете ли, мне как-то неловко будет предстать перед всевышним без волос и с какой-то нелепой кровавой ермолкой на голове!
— Воронцов, перестаньте говорить глупости и пугать барышню! — прикрикнул на него есаул. — Ей и без ваших страшных сказок невесело! Займитесь лучше делом! А вы, Ольга Владимировна, шли бы лучше в пещеру! Так и вам и мне спокойнее будет, не ровен час красные неслышно подкрадутся!
Их разговор был прерван громким стуком копыт и хрустом веток. Со стороны реки к пещере кто-то несся во весь опор.
— Рота, товсь! — рявкнул есаул и, подавая другим, пример кинулся на землю выхватив маузер.
Через непродолжительное время на площадку перед пещерой вылетел рядовой, посланный за водой к реке.
Кубарем, слетев с лошади, он с перекошенным от страха лицом скороговоркой запричитал:
— Насилу и успел! Красных там вашбродь, что белок в лесу! Все пешие! Видать коней где-то оставили, чтобы лишнего шума не подымать и всем кагалом бредут прямо сюда! По всему, знают заранее, где искать нас и куда идти!
— Скорее всего, их кто-то ведет! — задумчиво кивнул есаул. — Видимо кто-то из них хорошо знает окрестности. Ну, что господа, рискнем — устроим красным небольшой сюрприз, прежде чем полезем в нашу берлогу?
Распластавшись на желтых листьях за невысоким пригорком, расположенным на подступах к каменоломне есаул с унтером Кривошеевым напряженно ждали, когда же среди деревьев замелькают шапки с красными околышами. Для засады он взял с собой всего лишь одного человека не желая рисковать другими, Кроме всего прочего Кривошеев, стрелял не многим хуже его самого, в то время как остальные в стрелковом деле были откровенными посредственностями.
Другие члены их маленького отряда укрылись в каменоломне. Ольгу с лошадями отвели метров за двадцать от входа в каменоломню и разместили в небольшом зале, который был вырублен в горе в ходе добычи алебастра. Чтобы девушке не было страшно, ей даже зажгли керосиновую лампу.
В то время как Евстигнеев с унтером были в засаде, штабс-капитан Воронцов с поручиком возглавили непосредственную оборону каменоломни. В некотором отдалении от них в глубине пещеры маялись с винтовками наперевес солдаты артиллеристы. Их угнетало то обстоятельство, что стены штольни были абсолютны ровным без малейших уступов, за которыми можно было бы укрыться от выстрелов атакующего противника.
Когда напряжение уже достигло апогея, а звенящая тишина казалось, вот-вот порвет им барабанные перепонки, в отдалении внезапно хрустнула сухая ветка под чьей-то неосторожной ногой.
Кривошеев вопросительно посмотрел на есаула, но тот, приложив палец к губам, тихо проговорил:
— Пока, ждем и не высовываемся!
Унтер понимающе кивнул и, положив голову на приклад винтовки, стал терпеливо ждать дальнейшего развития событий. Вскоре хрустнула еще одна ветка, после чего снова воцарилась гнетущая тишина. Затем внезапно казалось, ожил весь лес, зашумело и захрустело со всех сторон. Есаул, приподнявшись на локтях краем глаза глянул поверх скрывающего их холма и тут же нырнул обратно. На опушку леса вышла нестройная гурьба красноармейцев, и настороженно ощетинившись во все стороны винтовками, ждала, когда к ним подтянутся основные силы.
Внезапно из-за бугра раздался, чей-то встревоженный голос:
— Здесь они товарищ Лопузов, можете не сомневаться! Больше им деваться некуда, кроме как заховаться в этой самой каменоломне!
— А что же нам до сих пор никто из них не попался? — недовольным тоном спросил его другой голос. — Если выяснится что белые ушли, то я тебя Дятлов повешу прямо здесь вот на этой самой осине!
— Да, нет же, товарищ Лопузов, я вам точно говорю! Там они сховались, в самую глубь забрались! Эта каменоломня почитай верст на десять под горой петляет!
Есаул не дожидаясь продолжения разговора, опять мельком глянул поверх холма. В полуста метрах прямо под ними большой серой толпой сгрудившись, стояли красные. Они были настолько уверены в себе, что винтовки в их руках были опущены стволами вниз, некоторые настолько обнаглели, что даже закинули их за плечо. В самом центре стоял рослый человек в черной блестящей как паюсная икра новенькой кожанке и платком протирал стекла своих очков.
— Беляк, беляк! Вон он! Беляк, за тем бугром! — внезапно закричал один глазастый красноармеец и навскидку не целясь, пальнул в сторону есаула, который недостаточно осторожно высунулся.
Поняв, что он обнаружен противником и более не считая нужным скрывать свое присутствие, есаул кивнул Кривошееву и шепнул:
— Огонь!
Пока красноармейцы какие-то секунды, искали противника и поднимали стволы своих винтовок их ряды уже значительно поредели. В основном в этом был виноват, конечно же, есаул со своим маузером. Винтовка унтера также ни разу не выпалила наугад. Но собирала она свою кровавую жатву намного медленнее не в пример скорострельной немецкой машинке.
К большому сожалению есаула, товарищ Лопузов оказался на редкость сообразительным и быстрым.
— Засада, засада! Ложись! — зычно крикнул красный командир.
После этого, он бросился наземь, укрылся за толстым тополем и открыл из своего маузера прицельный беглый огонь.
Евстигнеев, поняв, что ему так и не удастся осиротить красноармейцев, скрепя сердце оставил их командира в покое и перенес свое благосклонное внимание на более доступные цели. Но к тому времени красные уже сообразили, что к чему, и над головой есаула и Кривошеева засвистели пули.
— Все, пока с них хватит! — бросил Евстигнеев унтеру. — А мы скоренько драпаем в нашу пещеру, пока они не расчухали что нас всего двое!
Они уже успели добежать до входа в каменоломню и, отдышавшись перезарядить свое оружие, а внизу за холмом красные продолжали вести ожесточенный огонь по несуществующему противнику. Наконец выстрелы стихли, и наступила тишина.
— Ну, слава тебе господи! — утирая пот со лба, проворчал есаул. — А то я уж беспокоиться начал, что они так никогда и не сообразят, что нас там уже нет!
— Напрасно шутить изволите! — недовольно проворчал штабс-капитан. — Сейчас они перестроятся и попрут на нас. И будет нам тогда, уверяю вас, совсем не до шуток!
Есаул безразлично пожал плечами, и стволом маузера сдвинув фуражку, на затылок почесал нос:
— Ваша, правда, капитан! Нос чешется — значит быть ему битому! Хотя, знаете что? Родилась тут у меня одна неплохая мыслишка!
— Разрешите полюбопытствовать какая? — придвинулся к ним поручик.
— Я предлагаю максимально использовать то преимущество, что наша каменоломня достаточно велика и нам есть куда отступать, — задумчиво проговорил есаул, кривя рот в нехорошей усмешке. — Поэтому мы вообще не будем принимать бой на входе в пещеру. Ибо это чревато для нас недопустимыми в нашем положении людским потерями. Мы, господа, постараемся заманить противника на нашу территорию.
Глава 8
— Что же это за хрень такая? — вот уже в который раз спрашивал сам себя Бизон, озадаченно разглядывая кусок толстой золотой пластины с неровно обрубленными краями.
— Мне кажется, что это фрагмент какой-то археологической штуки, — задумчиво пробормотал Сенсей, потирая подбородок. — Оба ящика доверху набиты кусками золота. Это явно какие-то предметы старины, разрубленные зубилом, или уж я не знаю, чем там еще.
— Так выходит, что Мурин нашел сокровищницу? — Бизон нервно вот уже какой раз раскурил свой дежурный сигарный бычок.
— Одного не пойму, зачем ему было рубить на куски древние произведения искусства? — Сенсей недоуменно пожал плечами. — Ты только посмотри, какая тонкая работа! Все куски сплошь покрыты непонятными символами. Я не специалист, но мне кажется, что эти письмена похожи на египетские иероглифы. Я более чем уверен, что их ценность как произведений искусства в сотни, раз превышает стоимость металлолома, из которого они сделаны. Пусть даже этот металлолом золото.
— Босс, тут старикан какой-то подъехал, говорит, что ты его ждешь с нетерпением, — доложил вошедший в кабинет Бизона детина со сломанным носом.
— Это, наверное, Иннокентий Павлович, — поднял голову от золотых трофеев Сенсей.
— Давай его сюда! — кивнул Бизон парню.
Едва старый антиквар вошел в комнату, его чуть было не хватил удар, при виде того великолепия что предстало его искушенному взору.
— Ой, ой! — запричитал он, схватившись за свою, сразу ставшей пунцовой от волнения лысую голову. — Покажите мне того варвара, что искромсал все это на куски! Я голыми руками самолично задушу его!
— Сколько все это может стоить? — ткнул тлеющей сигарой в раскрытые ящики Бизон.
— На вскидку, шестизначную цифру, причем долларов.
— А что это вообще такое, в смысле откуда оно? — вновь задал вопрос Бизон. — Они что скифский курган раскопали?
— Нет, это не скифы, — Иннокентий Павлович отрицательно покачал головой. — Скифы с этими сокровищами и рядом не стояли. Вы видели предметы, извлеченные из их курганов? По большей части они из листового золота, попросту говоря из тонкой фольги. А здесь мы имеем дело с массивным, объемным литьем. Нет, это определенно не скифы!
Сидевший в глубине комнаты Некра, что-то негромко произнес, обращаясь явно к Иннокентию Павловичу.
— Что он сказал? — недовольно покосился Бизон на египтянина.
Антиквар минуту соображал, потом со вздохом ответил:
— Он говорит, что это очень плохое золото. Не в смысле его качества, а в том смысле, что оно из очень плохого, нехорошего места. Грубо говоря — это проклятое золото.
— С чего это он взял? — подозрительно покосился на Некра Бизон.
Вместо ответа Иннокентий Павлович, тщательно подбирая слова, затеял с египтянином долгий непростой разговор. Время от времени Некра вставлял русские слова, а порой и целые фразы. И без перевода было понятно, что Некра очень встревожен и предупреждает антиквара, что необходимо избавиться от этого золота, как можно скорее. Лучше всего прямо сейчас выбросить его.
— А ну его в баню, этого вашего хачика! — сказал, наконец, бизон, поднимаясь с кресла и разминая свою могучую шею. — У него по ходу, крыша совсем поехала от такого богатства. Короче, сейчас отправляемся спать. А завтра с утра будем думать, что дальше делать со всем этим добром. Утро вечера мудренее.
Сенсея, Иннокентия Павловича и Некра разместили в одной комнате. Антиквар с египтянином продолжали увлеченно переговариваться, не давая Сенсею уснуть.
Наконец ему это надоело, и он подал голос:
— Эй, может вы чисто для смеха, поделитесь со мной тем, о чем уже полночи шепчетесь?
— Нашел бы ты чего выпить, а? — недовольно покосился на него Иннокентий Павлович. — Потому что разговор получится долгий.
— Нашли официанта! — в сердцах проговорил Сенсей, поднялся с дивна и вышел из комнаты.
Вскоре он вернулся с бутылкой водки, половиной палки колбасы, булкой и тремя пластиковыми стаканами. Некра осторожно пригубив водку, принялся с отвращением плеваться.
— Не нравится, не пей, — холодно сказал Сенсей и опрокинул в себя содержимое своего стакана. — Нам больше достанется.
— В общем, такое, значит дело, — увлеченно начал Иннокентий Павлович, закусывая куском колбасы. — Давным-давно, лет двести тому назад в Ежовске жил поживал купец Веревий Холодный.
— Имечко больно чудное, да и фамилия тоже не подкачала, — хмыкнул Сенсей.
— Был он из семьи ярых старообрядцев, отсюда такое странное имя и необычная фамилия, — пояснил Иннокентий Павлович. — Дела у него шли не ахти как хорошо, так с серединки на половинку. Но вот однажды он вдруг стал стремительно богатеть, буквально на ровном месте. Поговаривали, что он нашел воровское золото — клад Стеньки Разина. Много еще всякой ерунды говорили. И то, что Веревий душу дьяволу продал, свел дружбу с чернокнижниками и колдовством занимался. Действительно наш купчина довольно близко сошелся с одним немцем, которого звали Карл Крейцер. Он работал прозектором в анатомичке Ежовского Императорского университета. То есть, был в некотором роде коллегой нашего Некра. Крейцер готовил из трупов препараты для студентов да выставочные экспонаты для анатомического музея. Так вот, по городу ходили упорные слухи, о том, что Карл чернокнижник. Ну а раз он был дружен с Холодным, то значит и колдовали они вместе.
— Что-то ты очень уж издалека зарулил, — иронично заметил Сенсей. — Если, можно, хотелось бы побольше конкретики.
— Будет тебе сейчас и конкретика, — недовольно покосился на него антиквар. — Не знаю, как насчет колдовства и нечистой силы, но вот что доподлинно известно.
Выдержав эффектную паузу, Иннокентий Павлович продолжил:
— За все время совместной деятельности наших друзей пропало от двадцати до тридцати жителей Ежовска и прилегающих к нему деревень.
— И что они делали с похищенными? — поинтересовался Сенсей.
Некра все это время сидел прямо, словно истукан, вытаращив свои черные глаза, и внимательно слушал неторопливый рассказ старого антиквара. Сенсей мог бы поклясться, что египтянин отлично понимает каждое слово.
— В том-то и дело, что никто толком не знает, что эти негодяи делали с похищенными. Не были найдены ни тела, ни останки пропавших людей.
— Слушай Иннокентий Павлович, а откуда это все вообще стало известно? — недоверчиво спросил Сенсей.
— Здрасьте. пожалуйста! — недовольно протянул тот. — Это было очень громкое дело. Велось следствие. Холодного с Крейцером арестовали, им даже учинили допрос с пристрастием. В конце концов, под влиянием возмущенной общественности города, на суде им обоим был вынесен смертный приговор. Душегубы были повешены во дворе Ежовской тюрьмы.
— А что обыски тогда не проводили? — задумчиво спросил Сенсей.
— Проводили и неоднократно, но ничего определенного имевшего отношение к похищениям людей, найти, так не удалось. Поговаривали, что все это каким-то образом связано с Проклятой штольней, местоположение которой неизвестно и по сей день. Рассказывали еще про какое-то дьявольское золото, с помощью которого якобы разбогател Веревий Холодный. Но все это не более чем городские легенды, основанные на старых сплетнях. Да, чуть совсем не позабыл, после казни Холодного осталась вдова с сыном, которая позже вышла за некоего Лаврентьева из худородных дворян. На этом ветвь Холодных прервалась, так как вдова и сын его взяли фамилию Лаврентьевых. После Крейцера не осталось никаких наследников. Весь его немудреный скарб, с представившейся оказией, был переправлен его родителям в Германию.
— И все этот время вы с Некра обсуждали эту невразумительную басню? — поразился Сенсей.
— Нет, Некра добавил кое-что от себя. По его словам, это кусками нарубленное золото принадлежало страшным подземным демонам. Скорее всего, это вымышленные мифические существа. Хотя возможно речь идет о некоем культе, последователи которого поклонялись этим страшным существам. Я, кстати, склоняюсь к тому, что купец Холодный обнаружил в Проклятой штольне древнее капище с золотыми предметами этого культа. Не исключаю, что похищенных людей они с Крейцером, приносили там, в жертву, в каких-то неизвестных нам ритуальных целях. Мне почему-то кажется, что золото Мурина именно оттуда!
— Чушь какая-то! — зевая, проворчал, явно разочарованный Сенсей. — Давайте лучше спать ложиться. Завтра у нас будет непростой день.
Действительно, на следующее утро едва Сенсей, Иннокентий Павлович и Некра успели продрать глаза они поняли, что день будет очень и очень непростым. Потому что, первым кого они увидели, был Пономарь собственной персоной, в окружении вооруженной до зубов свиты. Стоящий рядом с ним Бизон ехидно скалился. Этот козел попросту сдал их с потрохами Пономарю. Видимо, он надеялся войти в долю при дележе сокровищ найденных Муриным.
Глава 9
Лопузов стоял перед самым входом в каменоломню и сердито кусал усы. Мало того, что попав в засаду, он потерял семерых бойцов, так теперь еще в чернеющем перед ним огромном отверстии было совсем ни черта не разглядеть. С собой у него не было ни керосиновых фонарей, ни свечей, ни каких либо других осветительных приспособлений.
Сгрудившиеся за его спиной бойцы настороженно всматривались в темноту каменоломни. Лопузов явственно ощущал их нетерпеливое дыхание у себя на шее.
— Делайте факелы! Всем делать факелы! — крикнул он, наконец, решившись, после чего подозвал своего заместителя. — Жуков, ко мне! Давай-ка на коня и гони в расположение дивизии. Там скажешь, что мне срочно нужен динамит! Понял?
— Так точно!
— Если не удастся выкурить эту недобитую белую шушеру, мы просто взорвем вход в штольню и вся недолга!
Дождавшись, когда его боевой зам скроется за деревьями, Лопузов велел поджечь факелы, и возглавив отряд в двадцать человек, скомандовал начать движение вглубь горы.
Любовь к свету обошлась красным очень и очень дорого. Медленно и с большой осторожностью они прошли под землей уже около полукилометра, когда внезапно из темноты грянули выстрелы. Звук многократно отраженный каменными стенами усилил и без того страшный в своей неожиданности эффект внезапности. Красные открыли беспорядочный ответный огонь, но так как они не видели своего противника, то не знали, достигают ли их выстрелы цели. Все пространство в пещере заволокло едким пороховым дымом.
— Назад, все назад! Отступать! — пытаясь перекричать грохот выстрелов, прокричал Лопузов, яростно отстреливаясь.
В ту же секунду ему в грудь ударило сразу несколько винтовочных пуль, отбросив его далеко назад. Обливаясь кровью и матерясь, на чем свет стоит, Лопузов пытался подняться с каменистого пола пещеры. На одной злости, фактически уже мертвому, ему все же удалось это сделать. Сделав несколько выстрелов в сторону, невидимого в темноте, противника он рухнул навзничь.
Услышавшие команду красные начали отступление, вскоре перешедшее в беспорядочное бегство. Причем, многие факелов так и не бросили. Это их и погубило. Они бежали к выходу, а вокруг них, словно издеваясь, свистели и щелкали пули, ударяясь о каменные стены каменоломни.
Между тем, около часа тому назад, когда красные вошли в каменоломню со своим факелами, есаул сначала даже не поверил своему счастью. Для засевших далеко в глубине каменного тоннеля и находящихся в полной темноте осажденных людей, появившиеся вдалеке светлячки факелов были воистину подарком судьбы. Самое главное было подпустить красных как можно ближе. Есаула все это время, буквально колотило и трясло от напряжения. Он обливался, потом, опасаясь, что у кого-нибудь из его людей не выдержат нервы, и они откроют огонь раньше времени. Но все обошлось.
Когда красные подошли практически на расстояние вытянутой руки, и уже можно было разглядеть их напряженные лица и тусклый блеск оружия, раздался первый и потому самый оглушительный выстрел маузера есаула. Дальше была настоящая кровавая баня. Когда красные побежали есаул для того чтобы сэкономить патроны перехватил маузер в левую руку и вынув шашку из ножен лежащего на каменном полу убитого им красноармейца принялся свирепо рубить бегущего противника. Вслед за ним неслись остальные члены его немногочисленного отряда.
Через некоторое время все было кончено. Наружу из штольни сумели выбраться лишь немногие из красноармейцев. Большая часть их товарищей погибла, включая и командира товарища Лопузова.
Наскоро запалив факел, есаул произвел смотр своему войску. Несмотря на блестящий тактический ход есаула, победа далась им весьма дорогой ценой. Двое рядовых были убиты. Одному их них пуля разворотила лицо, а у второго красовалась аккуратная дырочка на гимнастерке с левой стороны груди. Тяжело вздохнув, есаул велел срочно начать сбор трофеев. Он всегда в глубине души презирал мародеров, но в той ситуации, в которой они сейчас оказались, между чистоплюйством и выживанием Евсигнеев без малейшего колебания выбрал последнее.
В результате так удачно предпринятой ими контратаки боеприпасы у них уже практически закончились. Патронов практически не осталось и если бы красным вздумалось прямо сейчас повторить штурм, то есаул со своим отрядом не смог бы оказать им даже маломальского сопротивления. Именно поэтому с противника в течение короткого времени было снято абсолютно все вооружение — винтовки, наганы, шашки, а также собраны все боеприпасы, которые только смогли обнаружить.
Есаул радовался как дитя когда в руки ему, наконец, попал вожделенный Лопузовский маузер. Бережно обтерев его от крови, он аккуратно засунул его во вторую кобуру, которую уже успел навесить на себя. Также в качестве приза ему досталось изрядное количество патронов для маузера, которые он обнаружил, вывернув карманы кожаных штанов красного командира.
Но радость его была омрачена тем, что едва успев перетащить всю захваченную у врага амуницию к порогу зала, где с лошадями их ждала насмерть перепуганная Ольга, они вновь услышали какой-то подозрительный шум, раздававшийся пока еще очень далеко в самом начале штольни.
— Ну-ка всем быстро погасить огонь! — сердито шикнул есаул.
— А вот сейчас начнется самое неприятное! — прошептал штабс-капитан. — Сдается мне, что товарищи поперли на нас всем скопом. Как это у них в песне поется — в свой последний и решительный бой?
— Замолите, Воронцов! — недовольно проворчал есаул. — А то еще накаркаете на наши головы неприятности.
— Долго ли продержимся? — с сомнением спросил поручик.
— Да кто ж, ваш бродь, знает-то, сколько их там понабежало на наши головы? — нервно расстегнул ворот рубахи унтер Кривошеев. — Уж сколько сможем столько и продержимся!
— Судя по производимому ими шуму, их сюда движется весьма изрядное количество, — напряженно пробормотал штабс-капитан.
— Прямо как забастовщиков на какой-нибудь заводской стачке! — поддакнул унтер.
Внезапно шум, производимый множеством ног, прекратился. Дальний конец каменного тоннеля прорубленного в толще горы был ярко освещен множеством факелов. Неожиданно несколько пылающих головешек полетели в сторону притаившихся в темноте белогвардейцев. Они шумно упали, подняв множество ярких огненных брызг.
— Ложись! — яростно прошептал есаул, разгадавший тактику противника, прежде чем красные успели применить ее на деле.
Теперь наступающие, боясь напороться на засаду, действовали много мудрее и осторожнее. Прежде чем сунуться в темноту они швыряли туда пару горящих факелов, чтобы убедиться, что впереди их не поджидают загнанные в каменоломню белогвардейцы. После этого, чисто для профилактики, они давали плотный залп из винтовок, чтобы уничтожить возможную засаду.
Едва отряд есаула успел залечь, как грянул такой мощный оружейный залп, что казалось, свод каменной пещеры не выдержит, и сейчас обрушится, погребая под собой и белых и красных. Но рухнувшие с потолка и стен несколько каменных глыб, не причинили никому вреда.
Плотность огня красных была так высока, что если бы есаул зазевался со своей, весьма своевременной командой, хоть на мгновение, их всех бы изрешетило свинцом и разорвало в клочья.
Оценив находчивость противника, есаул коротко бросил:
— Выводите лошадей и барышню, срочно отходим вглубь пещеры!
Глава 10
Сенсей улучив удобный момент, попытался достать Бизона кулаком. Но бдительная стража Пономаря просто ткнула в него с двух сторон электрошокеры и продержала его под напряжением, до тех пор, пока на него не надели наручники. Когда Сенсей вновь обрел дар речи, а заодно научился снова дышать, он первым делом сообщил предателю что тот никакой не бизон, а обычный подлый козел.
Бизон, сладко затянувшись неизменным сигарным бычком, хрипло расхохотался:
— Да ты меня хоть как назови, мне это по барабану! Потому что я на покойников не обижаюсь!
После этого пленников доставили в Золотую башню. Мурин словно специально, для того чтобы позлить своего компаньона Пономаря, обращался с пленниками подчеркнуто вежливо, если не сказать, учтиво. Первым делом он взял с Сенсея слово, что тот будет вести себя хорошо, и велел снять с него наручники. Увидев такое дело, Бизон сразу же ретировался в дальний конец комнаты, подальше от Сенсея.
Заметив это, Мурин сказал:
— Да, действительно, как-то не совсем правильно держать двух смертельных врагов в такой опасной близости. Тренер пусть остается здесь, а мы с Бизоном пройдем в соседнее помещение. Тем более, что нам все равно нужно кое о чем поговорить, с глазу на глаз.
Что-то Сенею не понравилось в той комнате без мебели, где их с Некра и Иннокентием Павловичем оставили одних. Настораживало, что за вышедшим Муриным, дверь тщательно закрыли на мощные запоры и то, что в комнате две стены были стеклянные.
По коридору вдоль длинной стеклянной стены, Мурин и Бизон со своими четырьмя парнями прошли в соседнюю комнату. Теперь Сенсея с друзьями от них отделяла массивная прозрачная перегородка. О чем именно Мурин разговаривал с бандитами, не было слышно, но зато было очень хорошо видно. Сенсей слегка попробовал стекло на прочность кулаком. Эффект был нулевой. С равным успехом можно было попытаться пробить бетонную плиту перекрытия.
Почесывая ушибленный кулак, он сообщил Иннокентию Павловичу:
— Толщина сантиметров пять, если не больше, вдобавок стекло бронированное.
— Ты лучше на Бизона посмотри, — кивнул на соседнюю комнату антиквар. — Почему когда Мурин от него вышел, дверь за ним тут же заперли на замок?
— Похоже, его тоже посадили под домашний арест. Выходит, теперь наши шансы уравнялись, — хохотнул Сенсей.
Тем временем Бизон с его парнями явно чувствовали себя не в своей тарелке и начали проявлять вполне обоснованную нервозность. Бандиты сгрудились вокруг своего шефа и что-то принялись доказывать ему, ожесточенно, жестикулируя.
Неожиданно раздался отвратительный свист настраиваемого микрофона, затем щелчки и пронзительный голос Мурина:
— Раз, раз! Проверка связи!
Обитатели прозрачных мышеловок настороженно подняли головы и принялись беспокойно озираться.
— Добрый день, дорогие друзья! — послышалось из невидимых динамиков.
Вслед за этим в стеклянном коридоре появился и сам обладатель этого голоса. Двое накачанных до неприличия телохранителя приволокли тяжелое кресло с подлокотниками и установили его так, чтобы хозяин мог видеть, что происходит в обеих комнатах. Рядом с ним поместили сервировочный столик, на котором стояла бутылка шампанского, одинокий хрустальный фужер и ваза с фруктами. Неторопливо усевшись в кресло, Мурин закинул ногу на ногу и поднес к губам какое-то миниатюрное устройство со встроенным микрофоном.
— Итак, дорогие друзья, для вашего же блага я рассадил вас по разным коробкам, словно морских свинок, для того чтобы вы не поотгрызали друг другу носы. А мне, признаться, уже порядком поднадоело мирить вас.
В это время к Мурину присоединился Пономарь, для которого принесли обычный офисный стул. В руках у него была бутылка водки и стакан с литым дном.
— Ух, не нравятся мне эти двое, а особенно все эти торжественные приготовления! — процедил сквозь зубы Сенсей.
— Плохо, очень плохо, — кивнул Некра.
— Да уж, добром все это не кончится, — проворчал Иннокентий Павлович.
— Как знать, как знать? — шаловливо погрозил ему пальцем Мурин, принимая из рук телохранителя бокал наполненный шампанским. — Совсем забыл вас предупредить — я отлично слышу все то, что вы говорите. А теперь вы можете также слышать и друг друга.
Мурин нажал какие-то кнопки на своем хитром пульте.
— Какого хрена ты запер нас вместе с этими уродами? — проревел возмущенный Бизон. — Я что под арестом?
Мурин демонстративно проигнорировал грубый вопрос.
— Сегодня я хотел поговорить с вами о добре, — сделав постное лицо, начал он. — О том самом, которое ты Сенсей, садовая твоя головушка, украл у меня из броневика. Молодчина Бизон, как настоящий джентльмен вернул мне украденное вместе с джентльменским предложением взять его в долю. Но вы оба, и Сенсей и Бизон допустили одну маленькую, но фатальную ошибку. Вы оба, проявив завидное упорство, достойное лучшего применения, узнали про золото. Должен вам сказать, что те, кто близко приближается к моему золоту, долго нет живут. Как правило. Такая вот странная закономерность прослеживается. Пономарь, скажи?
— Это не закономерность — это закон природы, — ухмыльнулся старый бандит и, опрокинув в себя полстакана водки, засунул в рот виноградину, которую взял из вазы на сервировочном столике Мурина.
— А ну выпусти меня отсюда, гнида! И посмотрим, кто у нас тут дольше проживет ты или я? — оглушительно взревел Бизон, словно его раненный североамериканский собрат.
Мурин болезненно сморщился и, нажав на пульт, отключил звук в камере Бизона.
— Ты Бизон лишаешься слова! — прокомментировал он, затем благосклонно посмотрев на Сенсея и его друзей, сказал, — Видимо у вас накопилась масса вопросов? Не стесняйтесь, спрашивайте.
— А чего ты вдруг такой добрый? — поинтересовался Сенсей.
— Тебе же только что объяснили, что нам недолго осталось! — ткнул его локтем в бок Иннокентий Павлович и, сделав умильное лицо, задал вопрос, — Господин Мурин, если вас не затруднит, не могли бы вы удовлетворить мое чисто профессиональное любопытство? Меня, как антиквара мучает вопрос — откуда столько золотых вещей сразу?
— Из Проклятой штольни, — ласково улыбнулся ему Мурин. — Мы, кстати, находимся как раз над ней. Иными словами, Золотая башня стоит прямо над Проклятой штольней.
— Ну, зачем, ты этим лохам всю кухню раскрываешь? Какой смысл метать бисер перед свиньями? Не пойму я тебя! — Пономарь, резко поднялся со стула и, крутанувшись на месте, пошел к выходу из коридора.
Мурин проводил его долгим оценивающим взглядом и пояснил:
— Мой компаньон, как видите, не одобряет моей откровенности. Хотя я не вижу ничего предосудительного в том, чтобы метнуть немного бисера перед глупыми розовыми свинками. Тем более перед теми, которых привезли на мясокомбинат.
— Так это не вымысел, я имею в виду Проклятую штольню? — удивленно спросил Иннокентий Павлович, хладнокровно проигнорировав жутковатый пассаж Мурина насчет мясокомбината.
— Нет, конечно же, нет! Какой уж тут вымысел?
— Но как, черт возьми, вы умудрились найти ее? — Иннокентия Павловича изумленно развел руки.
— Ко мне случайно попали дневники Веревия Холодного, если это имя вам, хоть что-то говорит, — охотно пояснил Мурин.
— Конечно, говорит и даже очень многое, — ошеломленно пробормотал антиквар. — Считается, что они вдвоем с Карлом Крейцером наткнулись на Проклятую штольню.
— Нет, нашли ее рабочие Холодного, а Крейцер всего лишь помогал Веревию эксплуатировать штольню! — торжествующе расхохотался Мурин.
— Как эксплуатировать? — изумился Иннокентий Павлович. — И что же они в ней добывали гипс, алебастр?
— Золото, — сухо ответил Мурин. — И это именно то чем я сейчас и занимаюсь.
— Там внизу, что какой-то древний храм, который вы разворовываете? — язвительно спросил Сенсей.
— Не исключено, — кивнул Мурин, с наслаждением отхлебнув шампанского. — Но со всей определенностью я не могу этого утверждать. Потому что я сам внизу не был и не знаю, что именно там находится. Мои сведения об этом, так сказать, не прямые, а косвенные.
— А кто же тогда знает? То есть я хочу сказать, кто видел то, что находится на дне штольни? — спросил Иннокентий Павлович.
— Вам это действительно настолько любопытно, что вы готовы рискнуть своей жизнью и жизнями ваших друзей? — насмешливо поинтересовался Мурин.
— Ну вы же все равно не оставите нас в живых? — безразлично пожал плечами антиквар.
— Резонно, резонно! Уважаю ваш выбор! Ну, что же раз так, извольте! — криво усмехнулся Мурин и, тыча пальцем поочередно, то в камеру с Иннокентием Павловичем, то в камеру с Бизоном, принялся нараспев по слогам читать считалку, — Энике, бенике ели вареники, энике, бенике, съели варенников!
Когда он закончил считать палец его уперся прямо в Бизона.
— Ой, плохо, плохо! — словно заклинание бормотал все этот время Некра.
— Извини Бизон, наверное, просто сегодня не твой день, — сокрушенно развел руками Мурин и нажал какую-то кнопку на своем пульте.
Свет в коридоре и в камерах стал медленно меркнуть, одновременно с этим начал разгораться тусклый фиолетово-синий свет. И в этот момент кусок пола в камере Бизона вдруг поехал в сторону. Сенсей и Некра с Иннокентием Павловичем приникли к отделяющей их от Бизона стеклянной перегородке и смотрели во все глаза.
Глава 11
В полной тишине, весь отбитый у красных скарб был затащен в боковой зал и навьючен на лошадей. Перемотав им копыта тряпками, на которые пошли снятые с убитых красноармейцев гимнастерки, отряд, дождавшись, когда громыхнет еще один залп, бесшумно покинул боковой зал и вышел в основную штольню.
К их ужасу красные были настолько близко, что если бы количество разделявших их спасительных метров плотной непроглядной темноты было, хоть чуточку меньше они были бы неминуемо обнаружены. Стараясь производить как можно меньше шума, отряд Евстигнеева стремительно удалялся все глубже и глубже под землю, забираясь в самую глубь Волжского берега.
Красные, не встречая ожидаемого отпора, двигались вперед чуть ли, не маршевым шагом. Они лишь время от времени применяли свою новую тактику, которая надо признать оказалась весьма эффективной. По мере того как поручик знавший каменоломню как свои пять пальцев уверенно вел отряд в самые отдаленные закоулки каменоломни, есаула все чаще посещали невеселые мысли. В частности и о том, что как бы не была велика протяженность штольни, но, тем не менее, неминуемо настанет тот страшный момент, когда они, наконец, упрутся в глухую каменную стену и отступать им будет уже некуда.
Чтобы морально подготовить людей к тому, что им скоро придется вступить в свою последнюю схватку, есаул, откашлявшись, сказал:
— Господа, а вам случаем не надоело драпать от какого-то там штатского быдла? Ведь там даже нет настоящих кадровых военных, так всякой пакости понемногу! Не знаю как вам, а мне от всего этого так тошно, что прямо мочи нет! Быть может, перестанем бегать и дадим бой прямо здесь? По крайне мере, уйдем красиво и с высоко поднятыми головами!
— Вы знаете, господин есаул, — сказал поручик, идущий поодаль с Ольгой под руку, — мне все же хотелось бы как-то отодвинуть этот момент от нас, как можно дальше во времени.
— По-моему Лаврентьев прав! — неожиданно поддержал его штабс-капитан. — Чего-чего, а уж красиво умереть мы всегда успеем!
— Ну а что думаете, вы, Кривошеев? — спросил есаул унтер-офицера.
— Я вашбродь, так думаю, — рассудительно начал тот, — ежели нам суждено здесь в этой пещоре сгинуть, то так оно и будет! Как бы мы не вертелись и не ходили колесом, словно ужи на каленой сковороде, все одно здесь сгинем! А часом раньше, часом позже, без особой разницы. Хотя оно конечно лучше погибель свою особо не торопить!
— А ты братец, оказывается фаталист и где-то даже мистик! — иронично протянул есаул.
— Да уж, какой есть! — довольно строптиво ответил тот.
Есаул удивленно посмотрел на него и беззлобно сказал:
— А вот я тебя сейчас по твоей наглой усатой морде отвожу за такой ответ старшему офицеру!
— Да, за что по морде-то, вашбродь? — взвился Кривошеев. — Я ведь только на ваш вопрос ответил и ничего более! Сами ведь спросили, вот я и сказал, как умел, что помирать мне здесь под землей вовсе не хочется! Потому как не по-христиански это!
— Послушайте господин есаул, оставьте Кривошеева в покое, — неожиданно встрял между спорщиками Лаврентьев. — Я тут вдруг отчего-то вспомнил, что с этой каменоломней связана одна любопытная легенда, вернее наше семейное предание.
— Ну-ка выкладывайте! — решительно потребовал есаул. — Николай Петрович, вы не престаете меня сегодня удивлять, ей богу! То вы вдруг совершенно случайно забываете о существовании этой каменоломни и если бы не ваша невеста, так, кстати, вспомнившая об этом подземелье, все мы давно уже были бы мертвы! Теперь вдруг совершенно случайно выясняется, что у вас в запасе припасено некое семейное предание! И вы знаете голубчик, я нисколько не удивлюсь, если с его помощью мы сможем избежать гибели вот уже второй раз кряду!
— Вряд ли нам поможет эта старая байка, — с большим сомнением в голосе произнес поручик. — Но раз вы настаиваете, то извольте! Это предание связано с неким проклятием нашего рода Лаврентьевых. В этом предании говорится о Проклятой штольне. Единственный, то есть, первый, и последний раз в жизни я слышал эту историю от своего деда. Несмотря на то, что дед потребовал никому не говорить о том, что он мне рассказал, я, тем не менее, очень хорошо запомнил этот рассказ именно вопреки этому самому требованию. Когда дед закончил свой рассказ, я тут же, горя нетерпением поделился всем, что услышал со своим отцом. Тот неожиданно пришел в сильное волнение и совершено недопустимым тоном отчитал моего деда — своего родного отца, за то, что тот забивает глупыми никому не нужными баснями голову его сыну.
Ну, если говорить в двух словах, то в каменоломне, в одном из самых дальних ее ответвлений, действительно существует некий наглухо заложенный кирпичом боковой ход. Отец говорил, что ее замуровали, потому что в ней, когда-то давно произошел взрыв шахтного газа, и погибло много рабочих. После чего там и возвели эту стену из кирпича. По преданию же, именно там и была расположена Проклятая штольня. Которая, как рассказывал мой дед, является прямым входом в ад!
Лет полтораста тому назад в Ежовске началась эпоха строительства. Не строил лишь ленивый. В связи с этим, в городе возник дефицит алебастра. Этим обстоятельством не преминул воспользоваться один из моих предприимчивых предков. Тоже естественно по фамилии Лаврентьев.
Как известно, алебастр получается из природного гипса посредством обжига этого минерала при температуре 120–170 градусов по шкале Цельсия, с последующим дроблением. Обычно алебастр применяется в строительстве в виде порошка крайне тонкого помола. Нанятые моим предком горные инженеры в скором времени обнаружили богатое месторождение минерала в крутом берегу Волги, в некотором удалении от Ежовска.
Вложив в данное предприятие довольно крупные инвестиции, мой прапрадед начал сооружение глубокой шахты, которая глубоко вгрызалась в левый берег Волги. Кружась и петляя, шахта протянулась на несколько километров вглубь земли. Впрочем, вы и сами можете в этом убедиться, ибо мы находимся в этой самой шахте. Добытый гипс грузился на подводы и отправлялся на небольшой алебастровый заводик в пригороде Ежовска. Там гипсовая порода дробилась и обжигалась, после чего перемалывалась в порошок.
Однажды один мастеровой работал глубоко в новом забое, представлявшим из себя боковое ответвление от основного ствола шахты. Внезапно его кайло провалилось прямо в стену каменоломни. Из дыры, зияющей в стене тянуло спертым воздухом и какой-то жуткой звериной вонью. Насколько велика была находящаяся там полость, сказать было трудно. Подоспевший управляющий велел расширить пролом, так чтобы туда смог свободно пролезть человек. Перед тем как отправить туда рабочего, управляющий предусмотрительно бросил в пролом камень, который падал бесконечно долго, прежде чем его слуха достиг глухой шум от падения камня. Было ясно, что у обнаруженного пролома практически нет дна.
Наскоро обвязав одного до смерти перепуганного мужика веревкой, ему вручили шахтерскую лампу, после чего со всеми предосторожностями спустили в пролом. Но веревка оказалась коротка и не достала до дна. Пришлось послать бричку в город на заводские склады. Вскоре было привезено несколько бухт крепкой манильской пеньки. Когда концы всех бухт были крепко увязаны между собой, была предпринята вторая попытка спустить мужика в штольню.
Через довольно продолжительное время веревка ослабла. Судя по всему, мужик достиг дна странного каменного колодца. Какое-то время стояла полная тишина, было слышно лишь, как трещат, брызгая и капая смолой горящие факелы. Вдруг снизу неожиданно раздались дикие нечеловеческие крики, полные муки, неописуемого ужаса и невыносимой боли. Это орал благим матом мужик. Когда его совместными усилиями подняли наверх, рабочие в ужасе отшатнулись. Его тело было разорвано в клочья! Оно было буквально порезано на ломти! В петле чудом застряли окровавленные лохмотья, куски окровавленного мяса, с остатками растерзанного человеческого костяка.
Послали за батюшкой, который прибыв, осмотрел останки несчастного мастерового, и сурово объявил, что хозяин каменоломни совершил страшный грех, ибо он отворил врата в ад! А рабочего растерзали слуги сатаны, ужасные, свирепые демоны и теперь диаволу открыта прямая дорога на нашу грешную землю!
Но мой прапрадед, проявив находчивость, тут, же не сходя с места, пожертвовал весьма круглую сумму на нужды Нововоздвиженского Храма. Приняв пухлую пачку ассигнаций поп, моментально успокоился и, прямо на месте отпустил ему вышеозначенный страшный грех. Затем, батюшка, помахав кадилом и скоренько отслужив молебен в защиту всех и вся от нечистой силы, велел наглухо замуровать пролом в Проклятую штольню. Далее, он строго настрого наказал всем участникам этого события позабыть о существовании замурованной Проклятой штольни и никому о ней не рассказывать и ныне и присно и вовеки веков! Ни своим детям, ни тем паче внукам! Вот, господа собственно и все наше семейное предание! — закончил поручик Лаврентьев свой долгий рассказ.
Глава 12
Едва люк в полу открылся полностью, как оттуда наружу выбрались один за другим два огромных, кошмарных создания.
— А вот, наконец, и наши Эн-н-ике и Бен-н-ике! — торжествующе прокричал Мурин. — Сегодня в роли вареников, выступает папа Бизон со своими, откормленными специально для этого случая, бычками! Ставлю один против ста, что они не продержатся и трех минут!
Пара жутких тварей была, безусловно, гуманоидами, или скорее человекообразными обезьянами. Хотя в их телосложении, строении черепов и выражении морды или лица было, конечно же, больше от человека, чем от приматов. Бизон со своими парнями в ужасе отступили в дальний угол комнаты и приготовились к бою.
Тела отливающих серебристой синевой тварей были покрыты голубыми волосами, но не сплошь, как у животных, а именно как у волосатых людей. Оборонительные передвижения Бизона и его команды не произвели на монстров решительно никакого впечатления. Они вразвалочку подошли к людям и просто выдернули из их рядов двух человек, которые тут же залились кровью. При тусклом голубом освещении кровь была иссиня-черного цвета.
Сенсей сначала не понял, как тварям удалось это сделать. Но потом, приглядевшись, он разглядел, что пальцы страшных тварей венчают огромные загнутые когти. Внезапно в уши Сенсея ударил дикий человеческий крик, потонувший в отвратительном зверином не то кряхтенье, не то хрюканье, которое издавали монстры. Это Мурин вновь включил звук в соседней камере.
Полностью игнорируя присутствие еще трех людей, кошмарные гуманоиды несколькими ударами, острых словно бритвы, когтей развалили тела своих жертв, на части. После чего словно глумясь, раскидали их внутренности по всей комнате. Часть стеклянной стены, от которой в ужасе отшатнулся Сенсей, залило черной кровью несчастных. За пару минут монстры разделались с самим Бизоном и оставшимися двумя бандитами. Покончив с ними, чудовища преспокойно опустились на четвереньки и принялись жадно лакать черную кровь, залившую пол.
Внезапно вспыхнул яркий свет, ослепивший Сенсея и его товарищей по несчастью. Твари, начавшие к тому времени пожирать внутренности Бизона и его бандитов, взвыли в ужасе. Закрыв глаза когтистыми лапами они уткнулись мордами в окровавленный пол.
— Если даже наши глаза испытали на время сильнейшую боль от яркого света, вы можете представить какую чудовищную боль чувствуют эти двое волосатых парней! — весело расхохотался Мурин, все еще щурясь от яркого света. — Бедняги они всю свою жизнь провели в кромешной тьме Проклятой штольни, пока я не вытащил их оттуда.
— Как вам это удалось? — протирая глаза и стараясь не смотреть в соседнее, залитое кровью, помещение спросил Иннокентий Павлович.
— Ну, это, знаете ли, своего рода культурный обмен. Их прислали по моей просьбе, — туманно пояснил Мурин. — А вообще сама гениальная идея бартера принадлежит Карлу Крейцеру. Свежее человеческое мясо в обмен на золото штольни.
Сенсей в ужасе смотрел на два огромных розовых тела, покрытых белыми волосами, которые жалобно хрюкая, скорчились на залитом кровью полу. Адские создания тщетно пытались спрятать от яркого света свои, то ли лица, то ли морды в сизых, окровавленных внутренностях растерзанных ими людей. Неожиданно Сенсея вырвало. Он рухнул на колени, его тело содрогалось от неконтролируемых спазмов ужаса и отвращения.
— Ой, ой, какие мы нежные! — издевательски пропел Мурин. — А то все туда же, Сенсей! А как же харакири, сэппуку? Что слабо сожрать горячую окровавленную печень врага у него на глазах? Так я и знал, фуфло ты на палочке, а никакой не сенсей!
— Ну, хорошо, с вашим бизнесом все понятно! — нетерпеливо перебил куражащегося олигарха Иннокентий Павлович. — Но что там внизу, в самой штольне?
— А шут его знает? — зевая, ответил Мурин. — Знаю только, что там много золота. Так много, что даже жутко становится.
— И что вы собираетесь делать дальше? — спросил Иннокентий Павлович.
— Ну, во-первых, не повторять ошибок своих предшественников, — серьезно ответил Мурин. — Я имею в виду Холодного и Крейцера. Эти двое беззастенчиво воровали своих сограждан прямо с улиц родного города! И так они вошли во вкус, что умудрились существенно сократить поголовье славного города Ежовска. Вполне естественно — это не могло остаться незамеченным и безнаказанным. Их довольно быстро вычислили, поймали с поличным и арестовали.
— Ну, да, знаю, потом их повесили во дворе тюрьмы, — подавленно кивнул антиквар. — Выходит вся их тайна заключалась в торговле с обитателями Проклятой штольни. Живые люди в обмен на кровавое золото?
— Совершенно верно! — весело и заразительно рассмеялся Мурин. — Чем я, по-вашему, сейчас занимаюсь? А твари действительно отвратительные, вы не находите? Знали бы вы, как они воняют! Это вообще что-то! Кстати с их помощью я избавился от нескольких несговорчивых дураков, которые изрядно мешали моему бизнесу.
— Ты, что скормил их этим милым зверюшкам? — поинтересовался Сенсей.
— Нет, моим зверятам стоило только лишь показаться им, как один сам выпрыгнул в окно, другой снес себе голову из охотничьего ружья, ну а третий облил себя бензином и поджег. И все это лишь для того чтобы не достаться на ужин моим крошкам.
— А того который сиганул в окно с девятого этажа не Кириллом звали? — спросил Сенсей.
— Если ты имеешь в виду компаньона Хромова, то да это был он, — Мурин довольно усмехнулся. — Короче, как показали дальнейшие события, процесс ловли и транспортировки людей в штольню сопряжен с огромным риском для всего моего предприятия. А я не могу позволить себе такой роскоши. Слишком много поставлено на карту.
— А куда тебе столько золота, упырь? — злобно спросил Сенсей.
— Ну, какой же я упырь? Это вот они упыри, а я, скорее посредник, — расхохотался Мурин. — Ну а что касается золота, то оно ведь даже не мое. Оно принадлежит людям настолько могущественным, что даже вам в вашем незавидном положении, лучше ничего о них не знать. Целее будете.
— И все же, к чему вы стремитесь? Какова ваша конечная цель? — спросил Иннокентий Павлович. — Грех отказывать приговоренному в последней просьбе. Прошу, уважьте старика.
— Что же, извольте, — став необычайно серьезным сказал Мурин. — Но буквально в двух словах, остальное додумаете сами. Если, конечно, успеете.
— Так что же это? — нетерпеливо спросил антиквар.
— Новый мировой порядок, вас устроит? — вперил в него свои черные, почти лишенные белков глаза Мурин.
Некра, все это время пристально наблюдавший за монстрами, сокрушенно качал головой и бормотал себе под нос какие-то заклинания. Что, впрочем, прошло совершенно незамеченным для Иннокентия Павловича и Сенсея.
— Ну, я думаю, достаточно глобальных тем. А теперь, если позволите, финальный акт моего сегодняшнего представления! — Мурин мелодраматически воздел руки. — Как я уже говорил, торговля с обитателями штольни доставляет мне, особенно в последнее время, массу хлопот. Эти твари становятся все капризнее, они взвинтили цены на свое золото. Требуют больше людей, объем же поставляемого ими золота существенно сократился. Согласитесь, глупо брать частями, если можно взять все и сразу, причем совершенно бесплатно. И посему — вуаля!
Мурин нажал пульт. В камеру, наполненную окровавленными, осклизлыми частями человеческих тел, среди которых копошились перемазанные в крови чудовища, откуда-то снизу повалили клубы ярко-желтого газа.
— Что это? — раздался хриплый возглас Некра на чистом русском языке.
— А это, мой милый чужеземец, боевое отравляющее вещество. Попросту говоря ОВ, — радостно защебетал Мурин. — Я, знаете ли, собираюсь затопить им всю Проклятую штольню. После чего все ее обитатели вымрут, словно тараканы от дихлофоса. То, что вы видите перед собой — это проверка эффективности препарата. Дело в том, что он немного просрочен. Лет так, на тридцать, сорок. Хотя, нет, вроде бы газ начал действовать! Глядите, глядите!
Монстры неожиданно вскочили в полный рост, не обращая внимания на яркий свет, и принялись метаться по камере, тяжело стукаясь то в одну, то в другую стену. При этом они хрипло кашляли и хватались за горло. В какой-то момент доза полученной ими отравы, достигла критического значения, с которым их могучий организм уже не мог справиться. Тела волосатых гигантов практически одновременно бессильно сползли вдоль стен на окровавленный пол. Какое-то время мышцы чудовищных порождений тьмы еще сокращались в агонии, но вскоре обмякли и затихли.
— Браво, брависсимо! — Мурин радостно захлопал в ладоши. — Прекрасно, великолепно, восхитительно, вы не находите? Умели же раньше делать стоящие препараты! Лично я впечатлен, надеюсь, что вы тоже. Ну что же, поскольку эффективность газа высокая, будем готовиться к химической атаке на этих уродов!
Глава 13
— Лаврентьев, прекратите пустопорожний треп! — сердито перебил есаул поручика. — Я готов угодить хоть к самому черту на рога, если только есть хоть малейшая возможность уйти от красных и наставить им нос! Показывайте, где находится это ваше самое распроклятое место!
— Господин есаул, боюсь у нас недостаточно времени на то чтобы добраться до штольни! — торопливо пробормотал поручик. — Дело в том что, если всего через несколько минут мы не свернем вправо, в боковой проход, и продолжим движение вперед, мы окажемся, отрезаны от бокового прохода, ведущего к Проклятой штольне!
— Так, какого же рожна вы об этом раньше молчали-то, батенька вы мой! — в сердцах воскликнул Воронцов, остановившись и горестно по-бабьи всплеснув руками.
— Прекратите истерику штабс-капитан и продолжайте движение! — недовольно поморщился есаул, нахмурив брови и продолжая торопливо шагать вперед. — Объясняю диспозицию! Господа, действуем следующим образом! Чтобы выиграть время, нам не остается ничего другого, как пустить на красных наших лошадей! Для того чтобы атака прошла надлежащим образом необходимо чтобы лошади обезумели и перли прямо на выстрелы, на противника не соображая что движутся навстречу собственной гибели! Этого мы добьемся тем что, привязав им, пардон барышня, под хвосты тряпье пропитанное керосином подожжем эти импровизированные факелы! Эта наша не совсем обычная контратака позволит нам выиграть некоторое время необходимое для того чтобы успеть прошмыгнуть незамеченными в боковой ход ведущий к штольне!
— Господин есаул, но это, же так негуманно! — пролепетала Ольга, у которой сразу же навернулись слезы на глазах. — Неужели вы и в самом деле заставите наших бедных лошадок так неимоверно страдать?
— Заставлю, не сомневайтесь! — хмуро исподлобья глянул на нее Евсигнеев. — Да кстати, штабс-капитан не забудьте оставить двух лошадей нам в качестве провианта.
Хитроумный маневр, предложенный есаулом, прошел на ура. Бедные благородные животные, с ярко горящим факелами под хвостами, совершено обезумевшие от боли и ужаса были выпущены на неумолимо надвигающийся отряд красных. Те, заслышав цокот копыт, несущихся на них лошадей, открыли бешеный огонь, но смертельно раненные лошади, обливаясь кровью, все равно смяли и разметали наступающих по каменному коридору.
Пока противник воевал с лошадями, словно Дон-Кихот с мельницами, есаул умудрился тихой сапой провести свой отряд в малозаметный боковой ход указанный ему поручиком Лаврентьевым. Далее, в полном молчании они бросились с максимальной скоростью вперед по каменному тоннелю. Их путь занял около десяти минут, прежде чем дорогу им вдруг неожиданно не преградила вынырнувшая из темноты добротная кирпичная стена.
Красные, в скором времени перебившие несчастных лошадей, стремительно продвигались по основной штольне. По счастливой случайности они не обратили внимания на узкий боковой проход, которых в каменном коридоре было великое множество.
Есаул тем временем, молча, кивнул в сторону возникшего перед ними кирпичного препятствия. Сняв с двух оставшихся у них лошадей трофейные винтовки, захваченные в ходе последнего боя у красных, мужчины решительно приступили к кирпичной стене. Используя массивные приклады винтовок в качестве стенобитных орудий, они совместными усилиями вскоре пробили в кирпичной стене неаккуратное отверстие. Разбитые кирпичи с шумом посыпались вовнутрь замурованного помещения. В лицо им ударила упругая волна спертого воздуха насыщенного отвратительными миазмами. Ужасный запах, казалось составленный из вони заброшенной псарни и «ароматов» давно нечищеного свинарника был настолько крепок, что люди закашлялись.
К этому времени большая часть прикладов винтовок используемых в качестве дубин была разбита и уже благополучно разлетелась в щепки. Используя стволы винтовок в качестве ломов осажденные белогвардейцы дружно развалили прилегающие к образованной ими дыре кирпичи и проделали в стене дыру вполне достаточную для того чтобы в нее могли пройти их две лошади. Затем поспешно перебравшись в пространство за стеной, отряд Евстигнеева перевел дыхание.
Немного отдышавшись, они огляделись вокруг. Пространство, в которое они, попали, оказалось небольшим каменным закутком. Вдобавок ко всему еще и весьма пыльным. При свете факелов они обнаружили, что в задней, торцевой стене каменного аппендикса в котором они оказались, заперты, прорублена неровная дыра.
— Это чем же здесь, с позволения сказать, так воняет? — удивлено пробормотал есаул, вытирая выступившие от едкого воздуха слезы и озираясь кругом.
— Посмотрите-ка! — раздался удивленный голос штабс-капитана. — Тут повсюду валяются в спешке брошенные шахтерские лампы, и вдобавок ко всему, здесь действительно есть огромная бухта пеньковой веревки!
Попытка зажечь найденные ими керосиновые лампы, увенчалась успехом. Небольшая пещерка озарилась ярким светом. Все три старенькие «шахтерки» исправно светили. Вдобавок ко всему они были более чем на половину полны керосина. Этот факт значительно приободрил загнанных в каменный мешок людей. Впрочем, есаул, в целях экономии, тут же велел погасить две из них, а также сильно чадящие факела и оставил светить всего лишь две лампы.
— Вот по этой самой веревке и был спущен вниз тот бедолага, о котором рассказывал мне мой дед! — возбужденно воскликнул Лаврентьев, опускаясь на корточки перед кучей аккуратно уложенной большими кольцами веревки. — Но подняли наверх одни лишь только кровавые лохмотья! Поглядите один конец веревки, на котором завязана петля, весь покрыт какими-то бурыми пятнами! По всей видимости, это засохшая кровь несчастного мастерового, разорванного неизвестно кем или чем на куски!
— Не удивительно, что они тогда пятьдесят с лишним лет назад побросали здесь все как есть и в спешке ушли! — воскликнула Ольга.
— Так, это и есть ваша дорога в ад, поручик? — насмешливо спросил есаул, попинав внушительную кипу потемневших от времени веревок. — Ну, в таком разе, нам всем туда прямая дорога! В полном соответствии с большевистской идеологией, милые мои государыня и государи, всем нам надлежит гореть в аду!
Между тем унтер-офицер Кривошеев, опустившись на одно колено, уже успел проверить веревку на прочность.
— Ваш бродь! — поспешно повернул он свою чубатую голову к есаулу. — Имею доложить, что пенька в полном порядке и даже не успела перегнить! Одного человека она уж точно сдюжит! Даже такого объемистого как наш господин штабс-капитан!
— Я бы попросил без намеков! — вспылил Воронцов и нервно повел шеей в сторону.
— Давай, братец, полезай на разведку, — кивнул есаул Кривошееву. — Но наган свой держи наготове, а второй, на сунь-ка себе за пояс! И смотри там у меня ворон не ловить и зубами от страху не щелкать! Сдается мне, что воняет здесь как в самой настоящей берлоге! Только вот чья это берлога нам сейчас предстоит узнать!
Унтер без лишних слов вделся в веревочную петлю и, сжимая в одной руке лампу шахтерку, а в другой револьвер решительно направился к зияющей в стене черной как антрацит дыре.
Сунув второй наган за пояс, он истово перекрестился и, поклонившись всем, кто был в пещере, просто сказал:
— Ну, если что — не поминайте лихом!
После этого он засунул руку с висящей в ней керосиновой лампой в черный пролом и, вытянув шею, внимательно осмотрел открывшуюся ему штольню.
— Давай, братец, давай! — поторопил есаул унтера, похлопав по плечу. — Нет, у нас сейчас времени всякую ерунду разглядывать! Скоро красные поймут, что мы их обдурили и заявятся сюда всем кагалом!
Кривошеев глубоко вздохнул и, перекинув вторую ногу в дыру, повис на веревке. Есаул, штабс-капитан Воронцов и рядовой без фамилии и имени крепко держали другой конец веревки осторожно вытравляя ее по мере того как Кривошеев опускался вниз. Ему наконец-то удалось, упершись ногами в стены колодца, прекратить вращение и спуск пошел значительно быстрее.
Глава 14
Какое-то время Сенсей, Иннокентий Павлович и Некра пребывали в состоянии близком к шоковому. Было ясно, что Мурин, после всего того, что успел им показать и рассказать не оставит их в живых. Бледная кожа Мурина стала еще бледнее, рыжие веснушки проступили на ней еще ярче. Он явно наслаждался замешательством, которое без труда читал на лицах своих пленников. Вытянув тонкие губы куриной гузкой, Мурин демонстративно оглядел клавиатуру своего пульта.
Снова включилась громкая связь:
— Помогите мне, пожалуйста, все никак не могу решить, что же мне делать с вами? Предлагаю напустить на вас еще одну парочку подземных монстров. Или, быть может, для вас быть растерзанными когтями доисторических троглодитов — это слишком вульгарно? Если вы больше тяготеете к достижениям научно-технического прогресса, могу предложить отравляющий газ. Правда, он достался мне совсем не дешево, но для настоящих друзей мне ничего не жалко. Так, что не стесняйтесь и смело выбирайте, что вам больше по душе. В конце концов, вы же у меня в гостях.
Сенсей хотел было сказать какую-то грубость, но Иннокентий Павлович вовремя пресек неумный демарш друга, наступив ему на ногу.
— Лучше его не злить! — шепнул он шумно сопящему Сенсею. — Не в том мы положении, чтобы хамить негодяю, от которого зависит наша жизнь.
В этот момент в застекленном коридоре показался Пономарь. Проходя мимо пленников, он окинул их цепким взглядом и нехорошо усмехнулся. Подойдя к Мурину, который сразу отключил звук, Пономарь принялся ему что-то оживленно втолковывать.
— Сейчас этот гад ему насоветует, что с нами делать! — злобно буркнул Сенсей.
— Мы будем немного жить еще, — с трудом подбирая слова, сказал Некра.
— С чего это ты взял? — покосился на него Сенсей.
Тем временем, Мурин резко поднялся с кресла и сказал в микрофон своей электронной игрушки:
— К сожалению, вам придется еще немного подождать. У меня возникли небольшие трудности с поставкой новой партии провианта для обитателей штольни. Вы помнится, горели желанием узнать о моем бизнесе как можно больше? Вам будет предоставлена редкая возможность понаблюдать весь процесс изнутри, вплоть до его логического завершения.
После этого, Мурин направился к двери в дальнем конце коридора. Пономарь торопливо шел с ним рядом и о чем-то говорил ему, на повышенных тонах, оживленно жестикулируя. При этом он то и дело кивал в сторону пленников. Наконец, Мурин небрежно махнул рукой в сторону Пономаря, показывая, что разговор окончен и вышел в дверь. Разъяренный Пономарь еще какое-то время злобно стрелял глазами в сторону Сенсея, потом, сплюнув на пол, тоже вышел из коридора.
— Ну, вот и чудненько! — усмехнулся неунывающий антиквар. — Мурин послал вредного ябеду Пономаря с его советами куда подальше. Назло ему, он ненадолго оставил нас в живых.
— Змея не спрашивает гиену, когда и кого кусать, — неожиданно прокомментировал Некра.
— Круто! — оценил перл восточной мудрости Сенсей. — Выходит Пономарь спас нам жизнь? Надо будет отблагодарить его при случае.
В это время к ним вошли трое вооруженных бандитов. В руках одного из них, кроме оружия, был моток крепкой нейлоновой веревки. Они надежно связали руки пленникам за спиной.
— Зачем мне руки вязать, если я в наручниках? — ехидно поинтересовался Сенсей.
— Если на каждый кусок мяса надевать наручники, недолго и разориться, — беззлобно ответил бандит, освобождая его от браслетов.
Против такого аргумента трудно было что-либо возразить, поэтому Сенсей просто промолчал, скрипнув зубами от бессильной злобы. Он, конечно же, мог попытаться уделать этих раскачанных самодовольных сопляков, уверенных в собственной неуязвимости. Между делом, Сенсей успел разглядеть, что их оружие даже не было снято с предохранителей. Он мог бы поспорить, что ни один из верзил не удосужился передернуть затвор своего пугача и дослать патрон в патронник. А при отсутствии в стволе патрона весьма сложно произвести выстрел. Поэтому шансы у Сенсей бесспорно были. Но что было делать дальше со всем этим? Поэтому он просто положился на волю случая и решил выждать более удобный и перспективный момент.
Конвоиры долго вели их по каким-то запутанным коридорам, пока не втолкнули в большое просторное помещение с высоченным потолком. Прямо в центре зала располагалась клеть грузового лифта. Вверх от нее уходили массивные металлические направляющие рельсы и тянулись толстые стальные канаты подъемных и спусковых механизмов. Огромные электродвигатели были закреплены на вершине сложной конструкции из толстых стальных балок и швеллеров.
Неподалеку от лифтовой шахты боязливо жалась друг к другу горстка насмерть перепуганных людей со связанными руками. Приглядевшись, Сенсей понял, что перед ними бомжи и вконец опустившиеся алкаши. По всей видимости, люди Пономаря отлавливали их ночью по помойкам, свалкам и заброшенным домам.
Вновь прибывших грубо толкнули к бомжам. Появившийся откуда-то из боковой двери Пономарь пересчитал пленников. Теперь их стало десять человек.
— Ну, нечего тянуть! — недовольно распорядился он. — Грузите и опускайте! А ты Сенсей не думай, что вытянул счастливый билет! Жаль, что не увижу, как тебя сожрут живьем эти твари!
— До скорой встречи в аду! — кивнул ему Сенсей и помахал связанными руками.
Бандиты открыли массивные двери лифта и словно стадо баранов загнали туда связанных пленников. За ними тут же с лязгом захлопнули двери, и в кабине зажегся свет. Внутри было довольно просторно, но для десяти человек все равно было недостаточно места.
— Еще не хватает блох наловить! — недовольно проворчал Сенсей, косясь на смиренно стоящих бомжей.
— Это от вас, что ли так воняет? — подозрительно спросил Иннокентий Павлович одного из деклассированных представителей рода человеческого.
— Нет, — качнул тот кудлатой, словно у пуделя, головой. — Мы воняем давно немытыми людьми, а этот пахнет каким-то зверьем.
Иннокентий Павлович удивленно поднял глаза на Сенсея, а Некра, ткнув пальцем в пол, сморщил нос и сказал:
— Там!
В это время, над потолком кабины что-то щелкнуло, после чего мерно загудели электродвигатели. Лифт дрогнул и начал медленно опускаться вниз.
Глава 15
Есаул с удивлением обнаружил, что штольня, в которую они опускали Кривошеева, представляет собой отвесную вертикальную шахту. Но что более всего поразило его, так это, то, что на всем видимом своем протяжении штольня имела вид геометрически идеального цилиндрического колодца. Стены этого загадочного колодца тускло блестели, словно бока глазированного керамического кувшина. Они тянулась вверх и вниз, насколько было видно глазу, и исчезали в непроглядной темноте.
Все это время Ольга стояла возле них и светила «шахтеркой». Поручик и еще один рядовой напряженно вглядывались в темноту, сквозь дыру, проломленную ими в кирпичной стене, выглядывая, не приближается ли неприятель? Есаулу вовсе не улыбалось быть застигнутым врасплох, поэтому он выставил их там, в качестве часовых.
Они не знали, сколько прошло времени, когда веревка в руках есаула вдруг неожиданно ослабла, а потом и вовсе провисла. После этого веревка вновь натянулась, и есаул отчетливо ощутил, что унтер дергает за нее снизу.
Затем послышался унылый свист и тихий, ослабленный разделяющим их колоссальным расстоянием голос Кривошеева:
— Все, я уже стою на земле! Кругом темнотища, хоть глаза выкалывай! Все одно ничего не разглядишь! Но места много, по всему видать огромадная пещора! Можете спускаться!
— Вот что, братец! — свесившись вниз, прокричал в темноту колодца есаул. — Отойди-ка как можно дальше от того места где стоишь! Мы сейчас туда провиант сначала спустим! Не дай бог, еще тебя зашибем!
Тусклый оранжевый огонек на самом дне штольни тут же качнулся в сторону и стремительно исчез из поля зрения есаула. Кривошеев поспешил выполнить команду.
Есаул, предусмотрительно обмотав веревку вокруг скального выступа, надежно затянул ее крепким узлом.
— Снимайте все оружие и припасы с лошадей! — велел он и сам, подавая пример начал отстегивать с седла одной из них притороченные туда фляги с водой.
Когда на лошадях остались только уздечки он велел развести лошадей в стороны и уложить их на пол пещеры. Пока другие крепко держали лошадей за ноги, есаул вынул черкесский кинжал и деловито по очереди перерезал горло обеим лошадям. Ольга, отвернувшись к стене пещеры, рыдала в голос. Не обращая на нее ни малейшего внимания, есаул с помощью штабс-капитана и рядового, потащили еще агонизирующую тушу лошади, из горла которой хлестала черная кровь к отверстию штольни.
Свесившись вниз, есаул зычно крикнул:
— Поберегись!
После чего лошадь сбросили вниз. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем снизу донесся глухой, чавкающий звук приземлившейся туши. Точно таким же образом туда была препровождена и вторая лошадь.
Все это время Ольга продолжала оглашать пещеру стенаниями:
— Господи, за что?! За что ты посылаешь нам эти испытания?! В чем мы грешны перед тобой?!
Есаул, обтерев руки, перемазанные в крови о свои галифе, досадливо морщась, проговорил, повернувшись к ней:
— Ольга Владимировна, мне это также как и вам не доставляет решительно никакого удовольствия! Но позвольте вас спросить, чем вы собираетесь питаться там внизу? Или быть может вы решили, что на вас ниспадет манна небесная? Так должен вам доложить, милая барышня, что, во-первых, боженька уже давно отвернулся от всех нас, а во-вторых, мы находимся так глубоко под землей, что небесные благодеяния нас вряд ли коснутся! Уж если на то пошло, то мы сейчас ближе к аду, чем к небесам! И помощи мы, скорее всего, дождемся от хозяина преисподней, чем от так горячо вами любимых небес!
В этот момент снизу из штольни вдруг раздался приглушенный крик, потонувший в грохоте выстрелов. По всей вероятности Кривошеев вел огонь сразу из двух револьверов. Вскоре все стихло, и воцарилась мертвая, гнетущая тишина.
— Кривошеев, вы живы? — крикнул в темноту есаул и стал напряженно ждать ответа.
С несказанным облегчением он услышал снизу глухой голос бравого унтера:
— А что со мной сделается-то? Туточки я!
— Почему вы открыли огонь? И что это были за идиотские крики? — продолжил допрос есаул.
— Так вашбродь, какая-то сволота на меня из темноты попрела, вот я с перепугу и заголосил, да и зачал палить в белый свет как в копеечку!
— Перезарядите оружие и будьте наготове! — крикнул есаул вниз и, вытерев прилипший ко лбу мокрый от пота чуб, добавил, — Встречайте, сейчас начинаем спускать капитана и барышню.
Спуск Воронцова и Ольги прошел как ни странно без приключений. Хотя если честно признаться, поведение Ольги внушало есаулу большие опасения. Он облегчено вздохнул лишь только, тогда когда убедился, что девушка благополучно попала в надежные руки Воронцова и Кривошеева, которые осторожно подхватили ее обмякшее тело. Судя по всему, не в меру впечатлительная барышня лишилась чувств, увидев, во что превратились лошади, грянувшиеся о скалистый пол штольни с огромной высоты.
После этого есаул отозвал поручика от кирпичной стены, которая в настоящий момент представляла из себя передовую линию их обороны. Оставив там перепуганного рядового, которому было строго настрого наказано подать сигнал, как только он заметит неприятеля, есаул с поручиком принялись увязывать оружие и припасы с тем, чтобы спустить все их имущество вниз.
Они не знали, сколько времени у них ушло на то чтобы эвакуировать все это в штольню. Не была позабыта даже початая вязанка сучьев для факелов. Есаулу показалось, что прошла целая вечность, прежде чем был спущен их последний груз.
Снизу нетерпеливо дернули за веревку и до них донеслось:
— Есаул! Бога ради, не тяните время! Спускайтесь!
Тут же послышался тонкий девичий голосок:
— Николя, как вы там? Вы живы?
— Сейчас вы получите его в целости и полной сохранности! — крикнул вниз есаул. — Встречайте!
В это время со стороны кирпичной стены раздался тихий приглушенный свист. Это подавал сигнал опасности часовой, оставленный снаружи входа в Проклятую штольню.
— Это еще что такое? — недовольно проворчал есаул, оборачиваясь на звук. — Поручик, пойдите и узнайте, что там еще такое стряслось?
— Красные на подходе, господин есаул! — доложил запыхавшийся поручик, вернувшийся от кирпичной стены. — Уже отчетливо слышны их шаги, но самих еще пока не видно!
Глава 16
Бомжи встревожено топтались на месте и оживленно делились впечатлениями. Они почему-то решили, что их украли в качестве бесплатной рабочей силы, для каких-то работ под землей. Поэтому они не особенно унывали, в отличие от Сенсея, антиквара и египтянина.
— Значит так! Если у вас есть желание пожить еще немного, то давайте уже начинайте развязывать мне руки, — Сенсей показал глазами Иннокентию Павловичу и Некра через свое плечо и пошевелил стянутыми за спиной кистями рук.
Антиквар не заставил себя упрашивать дважды и, нагнувшись, вцепился зубами в веревочный узел на запястьях Сенсея. Провозившись так секунд десять он, тяжело пыхтя, уступил место Некра. Египтянин опустился на колени и, в отличие от Иннокентия Павловича, подошел к развязыванию узла творчески и со знанием дела. Через некоторое время Сенсей с удивлением обнаружил, что веревка вроде бы как ослабла. Но он побоялся шевелить руками, чтобы не затянуть с таким трудом распутанный Некра узел.
Вскоре руки Сенсея были полностью свободны. Он понимал, что времени у него практически нет, так как спуск в штольню, как бы глубока она ни была, не мог продолжаться вечно. Быстро развязав друзей, Сенсей велел им освободить бомжей. Однако Некра, первым делом, принялся ощупывать свои новые вставные зубы.
— Если выберемся, теперь моя очередь тебе зубы вставлять! — заверил Сенсей египтянина.
— Новые? — недоверчиво спросил тот.
— Обижаешь! — возмутился Сенсей, продолжая вертеть головой в поисках чего-нибудь в лифтовой кабине, что можно было бы использовать в качестве оружия.
Сенсей видел обитателей штольни в деле и прекрасно понимал, что с голыми руками против них не он протянет и тридцати секунд. Не помогут все его хваленые бойцовские навыки. Отвратительное зверье просто нарежет его как сало на ломти своими чудовищными когтями.
Тут взгляд его остановился на блестящей металлической полосе плинтуса, который разделял плоскости стен и потолка по всему периметру лифтовой кабины.
— Знать бы из чего еще она сделана, — пробормотал он себе под нос. — А то окажется полированным алюминием или того хуже пластиком.
Отогнав бомжей в сторону, он присел на корточки и внимательно вгляделся. Вскоре он обнаружил, что плинтус прикручен к полу в нескольких местах старинными шурупами, головка которых имеет один единственный паз под плоскую отвертку.
— У тебя отвертки случайно нет? — спросил он Иннокентия Павловича.
— Я что похож на Хоттабыча? — возмущенно пошевелил усами антиквар.
— Вот это не подойдет? — из толпы бомжей высунулась грязная, годами не мытая рука, сжимавшая маленький плоский обломок ножа.
— Ну, ты земляк даешь! — восхитился Сенсей, принимая у бомжа инструмент. — Ты его, где прятал?
— Тебе лучше не знать, — расхохотался тот, обнажив голые десны и черные пеньки гнилых зубов.
Сенсей, вздрогнув от отвращения, чуть было не выронил грязный обломок.
— Твою мать, предупреждать надо! — бормотал он, принимаясь концом тупого ножа выворачивать шуруп из плинтуса.
Но пальцы на разбитых кулаках слушались его плохо.
— Дай-ка сюда! — хозяин ножа отобрал у него инструмент и принялся быстро и умело выкручивать шурупы один за другим.
— Да ты братец мастер! — изумился Иннокентий Павлович и расправил свои, приунывшие было, усы. — Где так навострился, если не секрет?
— Где, где, в Караганде! — усмехнулся бомж. — За всякую хрень из цветного металла скупщики приличную деньгу дают. Только воровать надо с умом и быстро, иначе могут поймать и покалечить. Вот отсюда и навык.
— Меньше болтай, крути, давай! — дал ему подзатыльник Сенсей.
Как, оказалось, торопил он бомжа совершенно напрасно, так как через несколько секунд уже сжимал в руках блестящую полосу металла длинной около двух метров. С обоих ее краев были сняты под углом фаски, что образовывало некую пародию на режущие кромки. Прикинув металлическую полосу на руке, Сенсей с удовлетворением отметил, что она достаточно увесиста. А это означало, что сделана она, скорее всего, из хромированного железа, а не из мягкого алюминиевого сплава.
— Такая длинная кочерга мне нафиг не нужна! — проворчал Сенсей и, повернувшись к бомжам, сказал. — Эй вы, братья по разуму! Дайте какую-нибудь тряпку.
— Откуда же у нас тряпки? — удивился один из них. — У нас все отобрали, а то, что есть так это добротные носибельные вещи.
— Слышь ты, домовенок Кузя! — прикрикнул на него Сенсей. — Через пару минут тебя динозавры сожрут вместе с твоими носибельными вещами и не подавятся! Делай, что говорят, если жить хочешь!
Недовольно ворча, бомж отодрал рукав со своего замызганного пиджака и с видом оскорбленной добродетели швырнул его Сенею. Тот быстро разорвал рукав пополам и сноровисто обмотал конец металлической полосы тряпкой для того чтобы не порезать об нее руку. Потом прикинув где у нее середина, он велел Иннокентию Павловичу встать туда. Взявшись за обмотанный конец полосы, он с кряхтением загнул ее вверх под углом в девяносто градусов. Потом он вернул полосу в первоначальное положение. Сенсей сгибал и разгибал плинтус, не переставая до тех пор, пока тот со звоном не разломился пополам.
Подобрав второй кусок с пола, Сенсей проворно обернул его конец остатком рукава от пиджака бомжа.
Взяв в каждую руку по полосе металла, он поочередно рубанул ими воздух и удовлетворенно хмыкнул:
— Не бог весть что, но все лучше, чем ничего!
Бомжи опасливо попятились от него в дальний угол лифта.
— Интересно сколько у нас времени до приземления? — спросил Сенсей у Иннокентия Павловича.
— Кто ж его знает? — пожал плечами тот. — Пока вроде все еще спускаемся.
Сенсей подошел к передним дверям, на самом верху которых были расположены два окошка. Примерившись, он с размаху вышиб их одно за другим при помощи одной из своих железяк. Высунув в окошко конец одной металлической полосы, он осторожно принялся выдвигать ее наружу в лифтовую шахту. Когда та задела за камень штольни послышался отвратительный визг металла.
— Ага! — торжествующе воскликнул Сенсей.
Отбросив второй кусок плинтуса, он принялся двумя руками методично затачивать конец полосы, сдирая металл об шершавую поверхность лифтовой шахты, по которой медленно опускалась их кабина. Вовнутрь через разбитое окно, не переставая, сыпался каскад соломенно-желтых искр, железная полоса подпрыгивала и вырывалась из рук, но Сенсей крепко держал ее. Обитатели лифта оглохли от дикого металлического визга и скрежета, который издавал плинтус, царапая камень шахты.
Не видя и не слыша ничего вокруг себя, Сенсей лихорадочно мастерил оружие. Ему удалось-таки изготовить два заостренных клинка метровой длины с примитивной заточкой, когда кабина лифта неожиданно начала замедлять движение, и вскоре мягко остановилась.
За дверью остановившегося лифта послышались тяжелые шаги и в нос людям ударила густая волна тошнотворной звериной вони. Наверху кабины оглушительно щелкнул замок, и двери лифта начали медленно разъезжаться в стороны.
Глава 17
— Поручик снимайте вашего часового и скоренько полезайте вниз по веревке в штольню! — приказал есаул. — А я покамест останусь здесь, мне еще нужно сказать пару слов красным на прощание! Это будет мой им прощальный поклон, мое последнее мерси!
— Я не оставлю вас здесь одного, господин есаул! — возмущено воскликнул поручик. — То, что вы предлагаете мне сделать это оскорбление для русского офицера!
— А я вам не предлагаю, а приказываю! Извольте исполнять, господин поручик! — холодно посмотрев на него, сказал есаул, потом внезапно смягчившись, добавил, — Кроме того, дорогой вы мой Николай Петрович, стрелок из вас никудышный! Так что проку от вашей геройской смерти не будет решительно никакого! А кроме всего прочего, не дай бог, что с вами случится, как я буду смотреть в глаза вашей невесте? Вы об этом подумали?
— Но, господин есаул, я вас прошу, позвольте мне остаться с вами! — со слезами в голосе воскликнул Лаврентьев.
— Я два раза отдавать распоряжения не привык, милостивый государь! — мгновенно свирепея, проревел есаул. — Извольте отходить в штольню! Да, и не забудьте прихватить с собой рядового! Все равно от него не будет никакого проку, бой еще не начался, а у него уже винтовка из рук валится! Еще чего доброго возьмет, да и пальнет мне в спину, перед тем как сдаться!
Не считая нужным контролировать выполнение своего приказа, есаул поднял с пола «шахтерку» и двинулся в сторону кирпичной стены. Там он прикрутил фитиль лампы до минимума и аккуратно поставил ее в дальний угол образованный стеной и скалой. Теперь в пещере стоял практически полный мрак, но тем не менее света вполне хватало для того чтобы есаул мог разобрать в каком направлении находится спуск в Проклятую штольню.
Есаул вовсе не собирался излишне геройствовать, просто он не мог удержаться и не отправить к праотцам еще хотя бы полдюжины тех, кто лишили его всего на этой самой земле, которую он теперь так поспешно покидал. Их поход в никуда не очень-то и смущал его. Есаул всегда умудрялся находить выход из самых сложных ситуаций.
— Ерунда, как-нибудь выкрутимся! — насмешливо бормотал он, занимая огневую позицию слева от пролома в кирпичной стене.
Он распластался на животе, положив рядом с собой фуражку, так словно собирался просить милостыню. Вынув из кобуры сначала один, потом другой маузеры он снял их с предохранителей и осторожно положил перед собой. Затем запустив руку в карман, вытащил оттуда, словно пригоршню подсолнечных семечек патроны и ссыпал их прямо в фуражку.
Из уходящего в кромешную тьму тоннеля до его чуткого слуха доносились приближающиеся острожные шаги большого количества людей.
— Как всегда, идут толпой! — усмехнулся он про себя. — Значит можно будет не утруждать себя выцеливанием мишеней!
Прикрыв глаза, есаул отдыхал, пытаясь вытеснить из головы хоровод невеселых бестолковых мыслей. Позади него все еще продолжали копошиться поручик с рядовым, устроив какой-то идиотский торг кому лезть первым. Наконец, судя по всему, все-таки победил поручик и под землю полез рядовой. Есаул недовольно покрутил головой, и чертыхнулся.
В этот момент впереди показались сполохи факелов, которые несли красноармейцы. Они появились совершено неожиданно, так словно собрались из мельчайших частиц тьмы и мгновенно проявились вовне. В этом был налет некоей мистики, но времени на дальнейшие теоретизирования и резонерство у есаула уже не было, и он открыл огонь.
Машинально напевая слова «Хаз-булата» он принялся садить одну пулю за другой в наступающих. Красные предприняли несколько попыток швырнуть в его сторону факела, для того чтобы стало можно разглядеть того кто пользуясь темнотой, столь успешно прореживает их ряды. Но есаул всякий раз решительно пресекал их претензии на его инкогнито. Ствол одного из маузеров лишь на мгновение отвлекался на человека с факелом для того чтобы тут же вернуться в исходное положение и продолжить безнаказанное убийство.
— И тебе пистолет, свой заветный отдам! — неторопливо пел есаул, спокойно перезаряжая внезапно опустевшие магазины пистолетов. — Хотя дулю вам всем, а не мои маузеры!
В какой-то момент есаул внезапно ощутил укол совести. В конце концов, кто-то должен будет ответить за эту бессмысленную братоубийственную бойню, в которой люди одной крови беспощадно истребляют друг друга! Для чего, во имя чего? Неужели лишь из-за того, что господинчику по фамилии Маркс, вздумалось написать вредную книжонку под названием «Капитал»?
За то время пока есаул перезаряжал свои раскаленные от бешеной стрельбы пистолеты, красные, решив, что противник убит или у него кончились патроны, уже успели приблизиться к кирпичной стене на опасно близкое расстояние. Еще несколько секунд и они просто-напросто наступили бы Евстигнееву на голову. Загнав последний патрон в пистолет, есаул, дико, по-мефистофельски, расхохотавшись, открыл беглый огонь с двух рук. Урон, произведенный вследствие предпринятого им демарша, был настолько ошеломительным, что красные, поспешно отступили.
Неожиданно сквозь заволокший всю пещеру пороховой дым есаул неким шестым чувством вновь уловил приближение противника. Но как, ни странно этот противник был один. Мозг есаула принялся лихорадочно перебирать всевозможные варианты того, что бы он сам предпринял на месте красных для того чтобы прикончить его? Когда же до него вдруг донеслось приглушенное шипение горящего бикфордового шнура, ему сразу все стало ясно и понятно.
Вскочив на ноги, есаул вложил маузеры в кобуры, затем из фуражки сгреб оставшиеся патроны в ладонь и торопливо ссыпал их в карман галифе. Не дожидаясь продолжения, он подбежал к отверстию, ведущему в штольню и, сжимая в руках фуражку, обхватил обеими руками пеньковую веревку, кинул свое массивное тело внутрь бездонного вертикального колодца.
Он знал, что с динамитом шутки плохи. По всей видимости, красным надоело нести потери, и они решили просто взорвать и штольню и всех находящихся в ней к чертовой матери! Дешево и сердито! Удивительно как им раньше не пришла в голову такая очевидная мысль? Скорее всего, на этот раз их вел кто-нибудь из бывших кадровых офицеров, переметнувшийся на сторону красных. Взять хотя бы эту удачную придумку со швырянием осветительных факелов впереди себя в темноту. Определенно у этого командира присутствовала и выучка и ум.
Все это пронеслось в голове у есаула, пока он, обхватив веревку руками и ногами, стремительно скользил вниз по вертикальному каналу в кромешной темноте. Через несколько десятков метров фуражка у него в руках начала дымиться от трения об сухую, шершавую пеньку. Опустив голову вниз есаул смотрел на маленький огонек керосиновой лампы, для того чтобы во время остановить свое контролируемое падение вниз и не врезаться со всего маху в каменный пол пещеры далеко внизу.
— Уходите! Все уходите в сторону, как можно дальше! — орал он, скользя вниз и чувствуя, как его ладони начинают гореть от нестерпимой боли. — Взрыв, сейчас будет взрыв!
Затем пещера вздрогнула, вслед за этим последовал оглушительный грохот и ослепительная вспышка. Веревку тряхнуло с такой силой, что вырвало ее из кровоточащих сожженных рук Евстигнеева и он начал стремительное падение вниз. Но к его удивлению оно тут, же и закончилось. Он шумно приземлился на что-то мягкое, раздался противный хруст. Перекувыркнувшись, он отлетел в сторону.
Удар был настолько силен, что он еще какое-то время не мог дышать напрочь отбитыми легкими. Тут же он ощутил, как чьи-то руки оттащили его в сторону подальше от вертикального колодца, из которого он только, что выпал. Краем глаза есаул успел заметить, что его сравнительно мягкое приземление, спасшее ему жизнь, окончилось благополучно лишь потому, что у кого-то хватило ума подтащить прямо под колодец туши обеих лошадей, которые и смягчили удар. А страшный хруст, раздавшийся при приземлении, был ничем иным как звуком сломавшихся лошадиных ребер.
Пока есаул приходил в себя, наверху творилось что-то поистине страшное. Судя по нарастающему гулу и грохоту рушащихся камней, там произошел ужасный обвал. Словно в подтверждение этих мыслей сверху в их колодец посыпались камни. Сначала сыпался щебень, потом кувыркаясь, полетели большие булыжники, а затем дошел черед и до больших каменных глыб. Потом вдруг все стихло также неожиданно, как и началось.
В воздухе стояла плотное облако пыли. Когда же оно, наконец, рассеялось, пораженным людям предстало ужасающее зрелище. Единственный выход наружу был забит огромной многотонной каменной глыбой. Она, косо войдя в канал колодца, наглухо закупорила его, словно пробка узкую горловину бутылки.
Есаул, пошатываясь, поднялся и, кашляя, осмотрел столпившихся вокруг него насмерть напуганных людей. Из всего отряда их осталось, включая его самого, пять человек, одна из которых была совсем молоденькая девушка…
Глава 18
.
Когда двери лифта окончательно разъехались в стороны, пассажиры в ужасе застыли. К их несказанному облегчению никто не ждал их снаружи. Тем не менее, они отнюдь не торопились покидать кабину. Они смотрели во все глаза, но ничего не видели за исключением кромешной тьмы. Единственным источником света служили тусклые лампы кабины лифта, освещавшие лишь небольшой участок каменного пола пещеры.
Сенсей понимал, что долго так продолжаться не может. Не для этого их сюда спустили. Он не стал дожидаться, когда потенциальный противник предпримет какие-либо шаги. А то, что эти шаги рано или поздно последуют, он не сомневался ни на мгновение. Стремительно выкатившись из дверей лифта наружу, он сделал кувырок через голову. Отскочив в сторону, он неподвижно застыл, подняв один из своих примитивных мечей вверх, а другой, опустив книзу.
Несмотря на то, что Сенсей изо всех сил напрягал зрение он все равно не смог ничего разглядеть в темноте. Внезапно все его инстинкты взвыли от ужаса, предупреждая о том, что притаившееся во тьме нечто уже подбирается к нему. Сенсей молниеносно взмахнул клинками, поменяв их местами. Но этот маневр удался ему лишь отчасти, так как, один из мечей был тут же грубо вырван у него из руки. Неимоверная силища, с которой это было проделано, ужасала. Сенсей чуть было не лишился пальцев правой руки, которые сжимали рукоять меча и едва не были оторваны вместе с ним неизвестным существом.
Не желая продолжать поединок, в котором ему была уготована роль беззащитной жертвы, Сенсей отпрыгнул в сторону и несколько назад. Таким образом, он наивно надеялся сбить нападавшего с толку. Результатом его стремительных перемещений в темноте, было лишь того что он сильно ушибся затылком о каменную стену пещеры, которая вдруг неожиданно оказалась у него прямо за спиной. Из глаз у него тут же брызнули искры и слезы.
Во время вспомнив, что кромешная тьма является повседневной средой обитания белобрысых троглодитов, Сенсей понял, что попытка поиграть с ними в прятки не самая удачная мысль. Поэтому он, на всякий случай, прочертил оставшимся у него клинком восьмерку в воздухе прямо перед собой.
Как показали дальнейшие события, сделано это было как нельзя вовремя. В противном случае, уже через мгновение Сенсей валялся бы на грязном полу вонючего подземелья и пускал бы своим распоротым горлом кровавые пузыри. Невидимая в темноте, тварь в это время, как раз примерялась как бы посподручнее полоснуть его своими когтями по горлу.
Неожиданный удар грубым мечом, вылетевший по сумасшедшей траектории, пришелся в самый центр мощной груди троглодита. Несмотря на густые волосы, произраставшие там, клинок глубоко раскроил кожу и верхний слой больших грудных мышц размашистым диагональным росчерком. Слегка оторопевший обитатель Проклятой штольни озадаченно хрюкнул и поспешно отскочил в сторону, обиженно прижимая огромную пятерню к распоротой груди. Он не ожидал такого поворота событий, но вовсе не собирался сдаваться так скоро.
С диким хрюканьем, он кинулся на Сенсея для того чтобы распластать наглеца на ломти своими мощными и острыми как бритва когтями. Глаза Сенсея, к этому времени, уже более-менее привыкли к темноте и он неожиданно обнаружил, что оказывается, при желании в пещере можно все же кое-что разглядеть. Во всяком случае, белесый силуэт его противника достаточно четко выделялся среди сумрака, царящего в подземелье. Этого ему вполне хватило для того чтобы успеть полоснуть несущуюся на него белобрысую тушу по шее клинком, и успеть, после этого, отскочить в сторону.
Кровь из чудовищного троглодита хлестала как из прохудившегося полиэтиленового пакета наполненного черным вином, во все стороны и очень обильно. Всхрюкнув в очередной раз, троглодит пошел на Сенсея, словно каток. Он уже ничего не соображал, движимый лишь одним желанием порвать в клочья этого юркого наглеца.
Сенсей бросив беглый взгляд на пол пещеры, успел разглядеть и подхватить, лежавший там второй клинок. После этого, он, не раздумывая, сам кинулся навстречу твари. В самый последний момент, когда столкновение противников казалось уже практически неизбежным, Сенсей вдруг сделал резкий зашаг в сторону и разъяренный, уже наполовину обескровленный троглодит пронесся мимо него, вспарывая пустоту своими длинными острыми когтями. За это время Сенсей умудрился засадить один клинок по самую рукоять в левую сторону его груди, а потом, оказавшись за спиной троглодита, крутануться на каблуках и с разворота загнать второй меч в основание черепа зверя.
После этого отскочив в сторону Сенсей, оставшийся совсем безоружным тяжело дыша, застыл, ожидая, что же произойдет дальше. Трудно сказать то ли первый клинок удачно пронзил черное сердце злобной твари, то ли второй меч своевременно добрался до мозга упрямой скотины? Во всяком случае, троглодит вдруг, как стоял так прямо и грянулся мордой оземь, во весь свой исполинский рост.
Сенсей не дожидаясь продолжения, бросился поспешно извлекать свое оружие из поверженного чудовища. Осторожно подойдя к поверженной туше, он ногой потрогал его могучую спину, сплошь покрытую курчавыми завитками светлой шерсти. Адская тварь была определенно мертва.
Сенсей с трудом высвободил клинок из черепа монстра и старательно обтер об его шерсть. Со вторым мечом дело было сложнее, так как троглодит лежал лицом к земле, а клинок, торча у него в груди. В это время на помощь ему пришел Некра. Вдвоем они потратили немало сил, прежде чем перевернули труп поверженного чудища и Сенсей извлек из него второй клинок.
Бомжи все это время тихонько подвывали, сбившись в кучу. Старый антиквар пребывал в замешательстве. Трусом он не был, но и безоглядно лезть в темноту, откуда в любой момент могло появиться нечто ужасное, тоже не особо спешил. В это время свет в лифте погас, и все погрузилось в непроглядную темноту.
— Сенсей, ты где? — сразу подал голос Иннокентий Павлович.
— Разуй глаза пошире и сам увидишь, — послышалось из вязкой черноты.
— Да не вижу я ничего, — начал было возмущаться антиквар, но вдруг озадаченно пробормотал, — Хотя нет, кажется что-то видно. И насколько я понимаю, здесь даже имеются источники света!
В это время из темноты вынырнул Некра, сжимающий в руках большую кость, которую вынул из трещины в стене. На ее конце было наверчено какое-то тряпье или кожа, отчего она напоминала, нет то дубину, не то факел. От нее шел резкий отвратительный запах гнили и разложения. Льющийся от нее призрачный голубоватый свет был настолько слаб, что можно было сказать, что его практически и не было. По прошествии некоторого времени, когда глаза пленников подземной пещеры привыкли к ее непроглядному мраку оказалось что и этих ничтожных корпускул света достаточно для того чтобы хоть как-то ориентироваться в темноте.
— Гнилостные бактерии, которые светятся в темноте, — озадаченно пробормотал антиквар. — Выходит эти твари, раз они используют этот эффект свечения, не такие уж и примитивные?
— Выходит, выходит! — недовольно проворчал Сенсей, нервно поигрывая мечами.
— Хороший пол! — сказал Некра, присев на корточки и всматриваясь себе под ноги.
Действительно, пол в пещере был вымощен светлым каменным плитняком. Это был очень неровный, но тем не мене все, же пол.
— Смотрите, пожалуйста, цивилизация! — озадаченно почесал макушку Иннокентий Павлович. — Ну, и какие будут предложения?
— Нужно идти туда! — Некра уверенно ткнул костью, вперед в сторону уходящего в каменную толщу тоннеля.
— Предлагаешь провести разведку? — задумчиво посмотрел на него Сенсей.
— Вы что совсем с ума посходили? — взвился Иннокентий Павлович. — Нас там точно сожрут! Нужно сидеть здесь тихо, никуда не рыпаться и думать, как нам выбраться наверх.
В это время кабина лифта внезапно ожила, засветилась огнями, словно рождественская елка и шустро поехала вверх. Пара бомжей стоявшие к кабине ближе всех сделали отчаянную попытку запрыгнуть в нее. Ничего хорошего у них из этой затеи не получилось, так как двери сами собой закрылись. Лишь одному бомжу удалось уцепиться руками за свисавшие со дна кабины толстые кабеля. И теперь он тщетно пытался подтянуться и закинуть на них ноги. Вскоре лифт исчез в штольне, увозя с собой наверх сообразительного бродягу.
— Надо было тупо сидеть в кабине лифта и ждать когда она поедет обратно наверх, — сурово сказал Иннокентий Павлович. — Это все вы торопыги несчастные!
Его слова были внезапно прерваны постепенно нарастающим диким криком. Сверху из лифтовой шахты промелькнуло тело бомжа и с отвратительным влажным звуком впечаталось в каменный пол.
— Еще есть желающие воспользоваться транспортом? — ехидно поинтересовался Сенсей. — Если нет, предлагаю двигаться вперед. Возможно, впереди мы сможем найти что-то, что даст нам определенные козыри против этих тварей. А сидеть здесь, как колбаса в холодильнике, и покорно ждать, когда троглодиты проголодаются и наконец-то соизволят придти за нами это дурость.
Сказав это, Сенсей решительно двинулся вперед по темному тоннелю. Плечом к плечу рядом с ним шел Некра, высоко подняв над головой светящуюся кость. Вскоре к ним присоединился Иннокентий Павлович, а за ним подтянулись и бомжи, побоявшиеся остаться без защиты Сенсея. По всему тоннелю через равные промежутки в стены были вставлены кости с намотанным на них светящимся гнильем.
Пленники отошли не очень далеко от лифтовой шахты, как вдруг сзади до них донесся подозрительный звук. Это был звук массивных, тяжелых камней трущихся друг о друга. Когда запыхавшийся отряд, возглавляемый Сенсеем, вернулся назад к тому месту, откуда они начали свое путешествие их, ждал первый неприятный сюрприз.
Их обалдевшие взгляды тупо уперлись в огромную каменную стену неимоверной толщины, которая медленно и словно нехотя проворачивалась вокруг какой-то невидимой оси. Легкость, с которой эта каменная махина двигалась, поражала воображение. Через мгновение колоссальный каменный блок наглухо закупорил дорогу к шахте, ведущей на поверхность земли.
Глава 19
Чем дальше люди продвигались вглубь земли, тем сильнее становился кислый запах старого вонючего козла и еще черт те знает чего, чем казалось насквозь были пропитаны ужасные мохнатые, бесцветные троглодиты. Между тем тоннель все петлял и петлял и конца края ему, судя по всему, было не видать.
— Мне это кажется или мы правда идем куда-то вниз? — вдруг спросил Сенсей.
— Совершенно верно! — поддакнул Иннокентий Павлович. — И причем довольно давно! Со всей определенностью могу заявить, что тоннель идет под уклон. И чем дальше, тем больше!
— Это что же получается? Мы опустились ниже уровня Волги? — шепотом и с придыханием спросил один из бомжей. — А нас здесь не затопит?
— Я бы не стал так переживать по этому поводу, — усмехнулся Иннокентий Павлович. — Судя по состоянию облицовки тоннеля, а также по уровню исполнения замковых камней, которыми запечатаны боковые ходы, я более чем уверен, что те строители, кто бы они ни были, в свое время брали эту проблему в расчет. И мне почему-то кажется, что они ее успешно разрешили.
— А это почему? — недовольно подал голос еще один бомж.
— А потому, что если бы это было не так, то здесь пролегало бы русло подземной речки, — ответил Сенсей. — Такой, знаешь ли, небольшой приток Волги.
— Совершенно верно, — поддакнул Иннокентий Павлович. — Будем надеяться, что с гидроизоляцией здесь все в полном ажуре. Но, если честно, я никак не возьму в толк, как они смогли решить такую сложную инженерно-техническую задачу?
— А кто может сказать, как давно это было построено и что это такое? — старательно подбирая слова, спросил Некра.
— Ну, по всей видимости, — начал, было, Иннокентий Павлович, но вступительная часть его пространной лекции была прервана самым беспардонным образом.
Внезапно, когда этого никто не ожидал, и все были целиком захвачены ходом неспешно разворачивающейся дискуссии, из двух боковых ответвлений расположенных друг против друга, в коридор вывалились два отряда троглодитов.
Сенсею посчастливилось благополучно уйти от страшного стригущего удара нанесенного выпущенными на всю длину когтями. Поднырнув под огромную лапищу, и успев по пути загнать клинок под ребра, нападавшему монстру, он откатился в сторону.
И это действительно были монстры! Они были, как минимум выше на голову того типа с кем только что пришлось иметь дело Сенсею и гораздо шире в плечах! Пробежав пару шагов вперед по тоннелю, Сенсей резко обернулся и, подняв мечи, принялся методично крутить ими восьмерки. Словно страшный комбайн смерти он врубился в толпу высыпавших из боковых ходов когтистых тварей.
— Ложись! — проорал он застывшим от ужаса членам своего отряда.
Этот вопль вывел Иннокентия Павловича из состояния ступора. Схватив Некра за плечи, он отпрянул вместе с ним назад и рухнул на пол. Бомжам повезло меньше. Они оказались в том самом месте, где столкнулись два отряда троглодитов. Через несколько секунд с ними было покончено. Их просто-напросто разорвали на куски.
К ногам Сенсея подкатилась окровавленная человеческая голова. Лицо было залито кровью, и он не мог с уверенностью сказать, кому именно она принадлежит. Его ужаснуло, что глаза на страшном лице все еще видели и воспринимали происходящее вокруг. Но самое жуткое было в том, что неповрежденный мозг продолжал чувствовать невыносимую, адскую боль.
Сенсей коротко рубанул окровавленным мечом вниз и в сторону, после чего человеческая голова разлетелась на куски. На короткое мгновение Сенсею показалось, что он узнал лицо старого антиквара. Чувствуя, как горячие слезы застилают ему глаза, Сенсей продолжил методично кромсать кровожадных тварей, которым казалось, не будет конца.
Пара длинных мечей давала Сенсею спасительное преимущество, не позволяя противнику приблизиться к нему на расстояние, позволяющее им наносить страшные удары когтистыми лапами. Взбешенный Сенсей не оставлял зверью ни малейшего шанса. Он кромсал их словно взбесившаяся сенокосилка, бесстрашно врубаясь в самую гущу тел и оставляя после себя тяжело оседавшие кровавые снопы.
Усугубляло незавидное положение троглодитов также и то, что их было слишком много для узкого тоннеля, куда они одномоментно высыпали в слишком большом количестве. Посередине коридора, творилось что-то невообразимое! Там было настолько тесно, что изрубленные Сенсеем окровавленные трупы нападавших пребывали в вертикальном положении, зажатые между еще живыми тварями…
Сенсей уже успел полностью выдохнуться. Его запаленное дыхание со свистом вырывалось из пересохшей глотки. Когда в рот ему ударила горячая соленая струя крови, из рассеченной артерии очередного троглодита он не стал выплевывать ее, а жадно проглотил. Ему становилось все труднее наносить удары. Мечи давно уже превратились в непреподъемные чугунные ломы, которые выскальзывали из слабеющих рук.
Внезапно он почувствовал, что атака тварей захлебнулась. Новые троглодиты уже не выбегали из боковых коридоров. Было неясно, то ли они просто кончились, то ли затаились до лучших времен. Те же из них, кто попал под перекрестье мечей Сенсея, являли собой огромную кровавую гору мяса и вывороченных наружу осклизлых внутренностей. Тех из них, кто еще силился подняться, Сенсей добивал точными скупыми ударами в голову.
Вскоре все было кончено. Неимоверно воняло тошнотворными внутренностями мутантов. Уж на что крепкий и приученный ко всему был у Некра желудок, но даже он ощутил неудержимые рвотные спазмы, с которыми несмотря, ни на что ему так и не удалось справиться. Утерев губы тыльной стороной ходящей ходуном руки, он тяжело поднялся и помог встать Иннокентию Павловичу.
— Сенсей, ты же весь в крови! Как ты на ногах то стоишь? — невольно вырвалось у антиквара.
— Не переживай, это не моя кровь, — тяжело вздохнул Сенсей и устало опустился на одно колено, положив мечи рядом. — Меня беспокоит другое, чего нам еще ждать от этих кротов? Чует мое сердце, что главное веселье у нас все еще впереди!
— Да и то, что сейчас было это еще не самое худшее! — задумчиво изрек Иннокентий Павлович, хладнокровно осматривая окровавленные, изрубленные тела троглодитов.
— Сенсей великий воин! — почтительно произнес Некра. — Где он так научился владеть мечами?
— Я прожил долгую жизнь, — проговорил тот, обтирая клинки от крови о шкуру лежащего рядом троглодита. — В ней было много всяких разностей. Если больше никаких вопросов не предвидится, то тогда быть может, мы двинемся вперед?
Иннокентий Павлович хотел было что-то возразить, но потом, передумав, обреченно махнул рукой. Поправив растрепавшиеся усы, он вытащил из стены кость со светящейся гнилушкой и двинулся дальше по тоннелю, следом за Сенсеем и Некра. Долгое время они шли молча и сосредоточенно, словно боялись неосторожными разговорами накликать очередную беду.
Неожиданно Некра недовольно потянул носом воздух и встревожено спросил:
— Слышите?
— А что мы собственно должны слышать? — сварливо спросил Иннокентий Павлович.
— Быть может, мы уже вплотную подобрались к стойбищу этих тварей? — предположил Сенсей. — Вроде как зверинцем сильнее запахло?
В этот момент откуда-то сверху на них рухнула огромная сеть, сплетенная из непонятно чего. Сенсей взревев от бессильной ярости, попытался перерубить путы, но его оружие было недостаточно острым для этой цели. А в следующее мгновение пленники вдруг с ужасом почувствовали, что сеть начинает стягиваться вокруг них.
Иннокентий Павлович пытаясь растянуть, обтягивающую его сетку, невесело пробормотал:
— Так дети мои, нам по всему видать — шах и мат! Кто-то решил заняться нами всерьез и по-умному!
Навстречу им из синеватой мглы выскочила толпа троглодитов. В руках у них были какие-то палки, или быть может кости. Стремительно приблизившись к обездвиженному и потому безопасному противнику, они на мгновение остановились. Для того чтобы тут же свирепо наброситься на пленников. Троглодиты принялись охаживать их своими дубинками, метя в головы.
Последнее что Сенсей успел подумать, прежде чем окунулся в небытие, была мысль о том, что их забивают, словно пойманную рыбу веслом по голове, чтобы она не дергалась.
Вслед за Сенсеем отключился Иннокентий Павлович. Дольше всех, продержался Некра. Он краем ускользающего сознания зацепил ощущение того, что их вытащили из сети и куда-то несут
Глава 20
Когда Сенсей, наконец, разлепил глаза, он обнаружил себя крепко привязанным за кисти рук ремнями к вделанным в каменную стену внушительным ржавым железным кольцам. Он фактически висел на них, так как ноги его были неловко подогнуты в коленях. Руки же его были растянуты в разные стороны на уровни груди. Если бы не полностью свободные и ничем не закрепленные ноги, то вся его фигура здорово смахивала бы на традиционное распятие.
В голубоватом сумрачном полумраке, который царил в небольшой пещерке, где он находился, Сенсей обнаружил, что неподалеку привязаны Иннокентий Павлович и Некра.
— Что они собираются с нами сделать? — задал Сенсей чисто риторический вопрос.
— Ну, я не знаю, убьют, наверное! — с некоторой долей отстраненности, совершено без всяких эмоций произнес антиквар.
— Если бы хотели убить, то уже бы сделали это, — резонно заметил Некра.
— Ну и сколько можно вот так вот стоять и ждать? — нервно переступил с ноги на ногу Сенсей. — Совсем голышом и привязанными, словно бессловесные бараны на скотобойне?
— Сколько будет нужно, столько и будем стоять! — искоса посмотрел на него Некра.
— Да пошел ты! — взревел Сенсей.
Неожиданно откуда-то из темноты послышались легкие шаги. Все трое настороженно скосили туда глаза.
Иннокентий Павлович скосив рот на сторону, язвительно буркнул Сенсею:
— Ну что петушок докукарекался?
— Ты это кого петухом назвал? — Сенсей гневно сверкнул в его сторону глазами, и опасно дернувшись своим крупным телом, принялся как цепной пес, на привязи, кидаться в сторону ехидного антиквара.
Между тем, шаги в темноте слышались уже совсем близко и Иннокентий Павлович призвал матерящегося, на чем свет Сенсея к порядку:
— А ну заткнись сейчас же! Попытайся хотя бы сохранить лицо перед этими пещерными дикарями! Еще не хватает, чтобы они увидели, как мы ссоримся!
— Приятно вновь слышать родную речь! — внезапно раздался певучий женский голос. — Но вот что касается дикарей, то тут я с вами решительно не согласна!
В круг призрачного синеватого света медленно вышла женщина. Все трое ошеломленно сглотнули невесть откуда набежавшую слюну. И не удивительно, потому что женщина была совершенно голая.
Синеватый свет лившийся сверху от развешанных повсюду гирлянд гниющих головешек, не давал достаточного освещения для того чтобы можно было хорошенько разглядеть женщину целиком. Но даже и того что они смогли углядеть было вполне достаточно, чтобы понять что появившаяся перед ними женщина была чертовски хороша!
— Кто ты? — хрипло спросил Сенсей.
— Хамами вы были, хамами и помрете! — несколько отстраненно констатировала женщина. — Вы убиваете налево и направо моих родных и близких и после этого имеете еще наглость задавать мне нелепые вопросы! Вам вдруг стало любопытно кто я такая?
— Прошу нас извинить, — мягко прокартавил Иннокентий Павлович. — Разрешите представиться — меня зовут Иннокентий Павлович, я с вашего позволения, в некотором роде коммивояжер! Это Некра, он наш гость из солнечной Африки. А тот, кто вызвал ваше неудовольствие бестактно заданным вопросом, прошу заранее простить его неучтивость, это Сенсей. Он мастер боевых искусств. Если мы, своим несвоевременным визитом нанесли вам какие-либо неудобства, приносим вам свои глубочайшие извинения!
— Ну что же, по крайней мере, хотя бы один из вас знаком с азами этикета и знает как следует приветствовать незнакомую даму! — иронично хмыкнула голая женщина, раскачиваясь с пятки на носок.
После этого она надолго замолчала. Ее длинные бесцветные волосы сверкали в голубом свете гнилушек словно тонкая, драгоценная паутина. Волосы на ее лобке также были совершенно бесцветными. Они игриво искрились, словно некий голубовато-серебристый иней.
Сенсей зябко поежился. Ему в связи с этим почему-то неожиданно вспомнилась Снежная Королева. Он вдруг ощутил себя маленьким, беззащитным мальчиком Каем, попавшим к ней в ледяной плен. Несмотря на то, что эта загадочная женщина была на две головы ниже его самого и вдобавок ко всему еще и совершенно голая, он, тем не менее, откровенно робел в ее присутствии.
Женщина, приняв решение, щелкнула пальцами и из синеватой мглы на свет неторопливо, если не сказать вальяжно, выступили два огромных белобрысых верзилы. При виде их, Сенсей нервно облизнул губы. Это были настоящие монстры, причем в самом плохом смысле этого слова. И дело было даже не в их выдающихся параметрах, а в кровожадном и каком-то упертом выражении их глаз.
— Этих двоих на кухню! — ткнула когтистым пальцем женщина в Сенсея и Некра. — А старика хорошенько накормите и пока посадите под замок в тюрьму! Беречь его как зеницу ока, он мне любопытен!
Внезапно Иннокентий Павлович, явно боясь, что его заставят замолчать, быстро заговорил скороговоркой:
— Нижайше прошу прощения, но вы мадам, возможно, совершаете сейчас большую ошибку! В моем лице вы обрели горячего и преданнейшего поклонника! Именно поэтому я считаю своим долгом предостеречь вас и удержать от принятия поспешных решений.
Женщина подняла руку и жестом остановила своих стражников, которые уже вплотную подступили к Сенсею и Некра.
— С чего это вдруг вы решили что кухня, это что-то плохое? — изумленно спросила она Иннокентия Павловича. — Быть может, я имела в виду всего лишь покормить их там? Неужели я чем-то выдала свои истинные намерения?
— Я не хочу на кухню! — голосом, звенящим от напряжения, внезапно заявил Некра. — Не надо меня на кухню, я полезный, я вам еще пригожусь! Я доктор, я умею лечить людей!
— Мой милый! Я и сама до сих пор с этим недурно справлялась! — холодно ответила женщина, даже не удостаивая его взглядом. — Кроме всего прочего, мой народ жаждет крови в отмщение за всех тех, кого вы так безжалостно убили! Так что мне все равно придется отдать вас двоих на мясо, чтобы не спровоцировать недовольство моих поданных!
— А кто вы собственно такая? — неожиданно злобным голосом спросил Сенсей. — Кто дал вам право решать судьбы цивилизованных граждан Росси?
— Никто мне этого права не давал, я его сама взяла! — со смехом ответила ему женщина, отчего ее полные груди заходили ходуном. — А что касается моих верноподданных то для них я — Мама! Причем заметьте, горячо любимая Мама! Ну а что касается вас, то для вас, я, по всей видимости, царица всего этого подземного царства!
— А имя у вас какое-нибудь есть? — все не унимался, не на шутку разошедшийся Сенсей. — Кто вы? Екатерина Третья этого зачуханного подземелья?
— Нет, я Ольга Первая, и я же последняя! — спокойно ответила женщина не поддаваясь на подначивания Сенсея. — Теперь вы удовлетворены, надеюсь?
— Вполне! — гордо ответил Сенсей. — Но если вы королева этого бардака, то я китайский император!
— Нет родной, ты не китайский император, ты просто тупой бычок, которого всего через несколько минут зарежут, освежуют и съедят мои возлюбленные и очень прожорливые чада! — ласково сказала Ольга. — Потом твои тупые кости послужат нам в качестве исходного строительного материала. Здесь такой дефицит древесины, что нам приходится мастерить все предметы быта из человеческих костей! Так что милый Сенсей, ты всего лишь, говяжья туша! Начисто лишенная интеллекта, и как следствие, права на жизнь! Единственное, почему все вы трое до сих пор пока еще живы, так это только единственно из-за моей маленькой слабости! Элементарное женское любопытство знаете ли! Можете себе представить, вы мне стали вдруг интересны? Это произошло после того, как вы несмотря ни на что пробрались по подземелью и почти вплотную подошли к моей Столице. Мне почему-то показалось, что за таким титаническим упорством должно что-то стоять. И мне стало любопытно взглянуть на вас, прежде чем отправить на кухню. И действительно, я не ошиблась, по крайней мере, в отношении одного из вас, Иннокентий Павлович весьма заинтересовал меня. Мне, отчего-то кажется, что в беседах с ним я смогу почерпнуть для себя много нового. Или быть может я не права Иннокентий Павлович?
— Да, безусловно! — скупо проронил Иннокентий Павлович, стараясь не смотреть в сторону своих товарищей.
— Что касается, вас молодые люди, вы для меня не представляете никакого интереса, ни как для царицы, ни уж тем более как для женщины! Любопытство свое я уже потешила, так что отправляйтесь, не мешкая на кухню, на фарш!
Сенсей нервно задергался при последних словах, столь легко и непринужденно сорвавшихся с прелестных женских уст. Он уже готов был горько пожалеть о своих необдуманных и легкомысленных заявлениях, которые грозили повлечь за собой весьма прискорбные для него последствия.
Это не прошло незамеченным для Ольги и она, изогнув вычерненную бровь дугой презрительно скривилась и надула губы.
— Что герой, страшно, поди, умирать-то? — просто и как-то даже буднично спросила она его.
Возможно, Сенсею это всего лишь только показалось, но ему вдруг почудилась в ее голосе нотка не столько сочувствия, сколько сожаления по поводу предстоящей процедуры на некоей ужасной кухне. С одной стороны Ольга вроде как отправляла его туда, а с другой стороны вроде как уже горько сожалела об этом и даже загодя скорбела. Он мог бы поклясться, что уже сегодня, немного позднее, вонзая зубки в вырезку, приготовленную из его филея, она будет украдкой смахивать слезу и скорбеть по его загубленному мощному телу.
Поэтому набравшись наглости, он заговорил:
— Что касается того страшно или не страшно мне будет умирать я отвечу вам честно — я воин! Воину пристало умирать во время битвы, а не на скотобойне! Поэтому мне страшно! Но если бы у меня были развязаны руки, то страшно стало бы вам! Я готов поспорить, что ваши белобрысые ребята, несмотря на свои огромные острые когти полные ничтожества!
— Ловлю тебя на слове наглый и самоуверенный Сенсей! — ухватилась за возможность, оттянуть гибель явно понравившегося ей мужчины Ольга. — Против скольких моих сыновей ты готов сразиться?
Сенсей соображал некоторое время, потом, сделав видимое усилие над своей гордостью, хмуро произнес:
— Решай сама, королева!
— Да не королева, а царица, балбес! — неожиданно звонко рассмеялась Ольга. — Королева это в западной Европе, а у нас в России царица!
— Прошу простить его горячность, моя царица! — с поспешностью опытного царедворца встрял Иннокентий Павлович. — Не судите его строго, но Сенсей действительно весьма большой дока в искусстве кулачного боя!
— Вот мы и посмотрим, насколько он хорош! — хлопнула в ладоши Ольга, отчего ее массивные груди заходили ходуном. — Решено, сегодня вечером устраиваем рыцарский турнир! Против тебя будут биться пятеро моих лучших воинов! Если ты Сенсей одолеешь их всех, то я оставлю тебе жизнь! Что же касается второго — уведите его на кухню!
— Моя царица! — снова встрял Иннокентий Павлович. — Теперь, после того, что вы только что сказали, он вам просто необходим!
— А это еще почему? — капризно нахмурила брови Ольга.
— Ну, кто-то же должен будет выхаживать ваших раненных, после сегодняшней бойни, которую устроит Сенсей, — Иннокентий Павлович тактично опустил глаза.
Глава 21
Конура, в которую загнали Сенсея, Иннокентия Павловича и Некра представляла собой небольшую метра два на три пещерку, с неаккуратно скругленными углами. Дверь была сделана из спрессованных человеческих костей и производила впечатление достаточно надежной, поскольку петли и засов на ней были самые, что ни на есть настоящие железные. Для того чтобы пленники не задохнулись по всей поверхности двери были оставлены многочисленные дырки неправильной формы, через которые в карцер попадал затхлый воздух из общего подземелья.
Опустившись прямо на каменный пол, так как больше сесть все равно был не на что, Сенсей расслабленно откинулся на стену. И стены и камень были теплыми.
— У них там внизу, что термальные источники что ли? — удивленно пробормотал Иннокентий Павлович, усаживаясь возле Сенсея.
— Да по мне хоть Везувий! — криво ухмыльнулся тот. — У меня сейчас одна насущная проблема. Как справиться с этими пятью поединщиками, которых собирается выставить против меня эта подземная мымра?
— То, что она стерва — это бесспорно, научный факт! — согласно кивнул Иннокентий Павлович. — Но вот, то, что она мымра, позволь с тобой не согласиться! Ольга очень аппетитная бабенка совсем не лишенная приятности во всех местах, то есть, я хотел сказать, отношениях. Я бы с ней там наверху с удовольствием покувыркался!
— Ну да, седина в бороду бес в ребро! — иронично хмыкнул Сенсей. — Нас с тобой, как я погляжу, мучают совершенно разные проблемы. Ты спишь и видишь, как бы эту Ольгу трахнуть, а я, как бы ее грохнуть! И кроме того еще, блин, сплю и вижу, как бы мне в живых на хрен, остаться! Такая вот у меня глупая мечта, получается!
Но долго поспать ему не удалось. С отвратительным скрежетом и лязгом заскрипели засовы на двери, ведущей в каменный мешок. Костяная дверь, издав еще более мерзкий звук, распахнулась настежь. На пороге возник огромный весь заросший белой шерстью троглодит.
Ткнув когтистым пальцем, выглядевшим как сарделька с вделанным в него кривым лезвием ножа, он на чистом русском языке, просипел простуженным голосом:
— Ты, встань! Иди за мной!
— Ни фига себе, ты оказывается говорящий! — восхитился Сенсей, продирая заспанные глаза. — Это что у вас кротов уже вечер наступил что ли? Вообще, сколько сейчас времени?
— Не знаю! — безразлично ответил стражник, который, судя по всему, не уловил сути вопроса. — Встань, иди за мной!
— Дебил гребаный! — проворчал Сенсей с трудом поднимаясь с земли и отряхивая с голого зада пыль. — Ну, веди Сусанин!
— Я не Сусанин, я Никита! — сказал стражник совершено без всякого выражения. — Будешь дразниться, я тебя сильно побью!
Сенсей удивленно посмотрел на его, потом вдруг неожиданно улыбнулся и сказал:
— Ладно, ты не обижайся! Ничего личного!
— Когда я с четырьмя братьями буду убивать тебя во время поединка, тоже ничего личного! Чужак, будешь умирать, не обижайся, ничего личного! Ты просто мясо для кухни! — неожиданно выдал звероподобный троглодит совершенно немыслимую для его пещерного облика фразу.
— Ни фига себе! — восхищенно повертел головой Сенсей. — А вы оказывается здесь ребята не промах! За вами глаз да глаз нужен!
Вместо ответа Никита хрюкнул нечто нечленораздельное и, повернувшись к Сенсею спиной, тем самым продемонстрировав ему свое полное пренебрежение, не торопясь понес свое огромное тело вдоль по коридору. У Сенсея мелькнула было мысль попытаться вышибить из его глупой пещерной башки куцые мозги и освободив друзей попытаться бежать из этого подземелья. Но он тут, же отмел эту мысль как бесперспективную.
Поединок должен был проходить в огромной пещере, куда вслед за Сенсеем привели и Некра с Иннокентием Павловичем. Их поместили в некое подобие клетки или вернее огромного паланкина представляющего собой поистине убойную комбинацию из человеческих костей и человеческих же шкур. Впрочем, это были не совсем человеческие останки, все сырье было получено из подданных Ольги, которые не являлись людьми в полном смысле этого слова.
Сенсей был далек от мысли, что все эти кости и кожа стали доступны для переработки в результате естественного ухода мутантов из жизни, ну скажем в результате смерти от старости или несчастных случаев. Скорее всего, хитроумная Мама Ольга сама создавала ситуации, при которых ее люди вроде бы на вполне законных основаниях теряли свою жизнь и соответственно свою плоть. Видимо у них в Столице с незапамятных времен существовала жестокая система штрафов за самые незначительные провинности. Вся эта система, в конечном счете, видимо была необходима лишь для одного — попросту говоря, она обслуживала Кухню, то есть обеспечивала население Столицы полноценной едой.
Все эти предположения вяло вертелись в голове у Сенсея, когда он через дырку между двумя берцовыми костями оглядывал пещеру, в которую их привели. Освещение было устроено максимально мощное. Создавалось впечатление что гирлянды головешек которые нескончаемым потоком подтаскивали мелкие троглодиты и развешивали по стенам и потолку пещеры они поснимали со всей Столицы для того чтобы сделать предстоящее событие максимально праздничным и запоминающимся. Мама готовилась дать своим верноподданным и спортивное состязание и своего рода фейерверк одновременно. То есть два в одном.
Посередине высокого каменного свода в самом центре пещеры зияла огромная дыра удивительно правильной круглой формы. Ее стенки, насколько мог судить Сенсей со своего места, тускло блестели словно стекло. Интересно, не ведет ли эта дыра наверх?
В это время полчища мутантов уже фактически заполнили собой все пространство пещеры и, судя по всему все еще продолжали пребывать. Несколько отрядов мутантов переростков на голову, а иногда и на две, выше основной массы своих соотечественников довольно бесцеремонно отжимали толпу от центра пещеры для того чтобы те ненароком не залезли на импровизированный ринг. Он был образован все теми же костями воткнутыми вертикально в пол пещеры. Видимо для этой цели там были специально просверлены дыры в камне, в которые и были вставлены кости. Что самое любопытное верхний конец этих немудреных деталей ограждения был специально заострен, так что на него можно было вполне серьезно напороться. Сделано это было для того чтобы придать предстоящему поединку дополнительную остроту.
— Мама! Мама! — начали скандировать толпы мутантов заполнивших собой все свободное пространство пещеры.
Сенсей заметил, что местная полиция в мгновение ока проделала в беснующейся толпе широкий коридор в самом начале, которого показалась Ольга в сопровождении многочисленной свиты. Царице ее народом была устроена шумная овация по поводу ее царственного появления в знак изъявления своих верноподданнических чувств, которые судя по всему, переполняли их всех.
— Ладно, все это очень хорошо, — пробормотал Сенсей, — Но, пожалуй, надо и к драке готовиться! Слушайте, орлы! Вы бы не сидели сиднями, а! Ну-ка давайте растяните мне связки по-человечески, а то я чего-то здесь совсем застоялся!
— Давай! — кивнул Иннокентий Павлович и подошел к Сенсею. — Только тебя сначала разогреть надо, прежде чем тянуть!
— Ну, давай если тебе не лень! — проворчал Сенсей и улегся на пол.
Антиквар присел над ним, на корточки и принялся со знанием дела массировать мышцы ног Сенсея. Он захватывал его плоть одной рукой, а ребром другой обрубал ее словно ножом.
Сенсей недовольно поморщился:
— Слышь, ты массажист, хренов! Кончай меня щипать! Ты же мне синяков сейчас наставишь по всему телу!
— А ты не скули как проститутка в фитнесс клубе! — сердито рявкнул на него Иннокентий Павлович.
— И потом не нужно массировать мои бедра слишком высоко, а то у меня встает! — давясь от смеха, потребовал Сенсей.
— Да, ну тебя идиот несчастный! — возмущенно воскликнул Сергей Васильевич и поднявшись с корточек сказал, — Давай поднимайся нечего разлеживаться! Вот грохнут тебя сейчас тогда, и належишься в свое полное удовольствие, в желудках у этих уродов!
Сенсей промолчал, затем подошел к Некра и вдруг легко и свободно закинул тому на плечо свою ногу. Пораженный египтянин, молча, стоял. А в это время подоспевший Иннокентий Павлович принялся, громко кряхтя ритмично надавливать на колено Сенсеевой ноги растягивая связки его длиной конечности.
— Сильнее, сильнее! — постанывая, требовал Сенсей.
Со стороны они являли собой довольно дикое зрелище — трое голых мужиков встав в некую загадочную позу, достойную Кама Сутры, занимались чем-то загадочным, сильно смахивающим на суровую любовь.
Потом Сенсей поменял ногу и долго издевался над ней.
— Да ладно хватит уже! — встревожено сказал Иннокентий Павлович. — Чего ты так на свою левую конечность ополчился! Еще перетянешь, не дай бог!
— Понимаешь, какая интересная вещь, получается! — пропыхтел Сенсей, не переставая совершать активные колебательные движения, надавливая на колено своей задранную на плечо Некра ноги. — Несмотря на то, что я правша и рабочая рука у меня правая, самые высокие и мощные удары у меня почему-то получаются именно левой ногой! Вот отсюда, такое повышенное к ней внимание!
К тому времени, когда Сенсей полностью разогрелся и потянулся, что называется от всей души, к ним в палатку вошел троглодит и скрипучим голосом произнес, обращаясь к Сенсею:
— Давай выходи, время пришло биться за твою жизнь или наоборот!
Глава 22
Сенсей, ласково потирая костяшки своих набитых кулаков, вышел на ринг. Едва завидев, его толпа принялась бесноваться.
Самое странное во всем этом было то, что эти с позволения сказать трибуны, заполненные под самое не могу почти голыми болельщикам, орали на чистом русском языке:
— Смерть Чужаку! Смерть Чужаку!
Они скандировали эту фразу так естественно, что Сенсей на секунду полностью потерялся в пространстве и времени. Он вдруг вновь ощутил себя на ринге Ежовского Дворца Спорта имени Двадцать Второго Партсъезда, как это было много лет тому назад.
Но это продолжалось до тех пор, пока он не увидел своих противников. Вместо одного, как обычно принято во всех видах спортивных единоборств, против него в шеренгу выстроилось пятеро огромных троглодитов. Они вяло сжимали и разжимали свои пудовые кулаки, увенчанные огромными острыми кривыми когтями.
Повертев головой в поисках рефери Сенсей не нашел оного и в помине. Хотя так как бой будет вестись до полного изничтожения одной из бьющихся сторон то, и судить будет некого. Для определения победителя судья не был нужен, ибо победителем может быть только одна из сторон.
Сенсей вспомнил о том, что хотел посмотреть на ту дыру в потолке, которую он углядел из их палатки и поднял голову. Высоко прямо у него над головой располагалась некая загадочная дыра в потолке, которая, судя по всему, уходила вертикально вверх. Отверстие было идеальной геометрической формы, являвшей собой окружность. Кроме того, стенки этого вертикально уходящего ввысь тоннеля были гладкие и блестящие, словно стенки глазированного керамического горшка.
Внезапно все смолкли. Сенсей ощутив, что вокруг него произошли некие тревожные перемены, опустил голову и огляделся. Он принялся разминать свой правый кулак, который у него от частого употребления был как у рака отшельника гораздо больше левого, и озадаченно вертел коротко остриженной головой пытаясь понять, что происходит.
Между тем, взгляды всех собравшихся в пещере были прикованы к Ольге, которая разместившись на высоком костяном табурете в окружении своих фаворитов, сжимала в руках лоскут какой-то цветастой ткани. Она словно, кошка с мышью, играла цветным платком, поводя им, то в одну, то в другую сторону. При этом взгляд ее огромных глаз был неотрывно обращен в сторону Сенсея. Наконец словно убедившись в том, что Сенсей вполне осознал, что именно происходит вокруг него и уже успел вникнуть в ситуацию, она решилась и наконец, бросила платок на землю.
Едва цветастый лоскут ткани коснулся земли, как все пятеро противников Сенсея не сговариваясь, бросились в его сторону. Он некоторое время пребывал словно бы в нерешительности, но по мере приближения накатывающейся на него груды мышц, которая уже практически накрыла его, он неожиданно резко сместился в сторону. В результате проведенного им маневра перед ним оказался лишь один противник. Все остальные располагались у того за спиной и судя по всему были очень удивлены этим обстоятельством.
Однако и этого одного противника Сенсею был более чем достаточно. Перед ним высился настоящий великан, покрытый густым курчавым мехом грязно белого цвета. Больше всего Сенсею не понравились его маленькие, глубоко утопленные и близко посаженные в черепе льдистые глазки, которые смотрели на него без всякого выражения. Такой взгляд с полностью отсутствующими эмоциями напомнил Сенсею глаза бойцовых собак. Те тоже не утруждали себя проявлением, каких либо эмоций вовне. Они не разменивались ни на злость, ни на страх, они думали лишь об одном, как наиболее оптимальным способом прикончить своего противника, за максимально короткий срок.
Именно такой взгляд Сенсей и ощущал сейчас на себе. И надо заметить ощущения эти были не самые приятные. Не дожидаясь, что предпримет противник, Сенсей резко сократил до него расстояние и, показав ложный удар правой в грудь, тут же отдернул ее назад. В следующее мгновение воздух со свистом вспороли бритвенно-острые когти троглодита. Если бы рука Сенсея задержалась, хотя бы на миг, она бы уже катилась по полу, разбрызгивая черную дымящуюся кровь из разорванных артерий и вен.
Так как троглодит основательно вложился в удар, он перенес весь вес своего тела на переднюю ногу, за что тут же был наказан Сенсеем. Мощнейший лоу кик, попросту говоря, низкий хлещущий удар ногой, врезался ему сбоку, прямо в опорную ногу кроша и изничтожая его огромный коленный сустав. Издав дикий вопль, в котором неизвестно чего было больше, то ли боли, то ли изумления, гигант рухнул на свое изломанное колено.
Теперь расклад сил существенно изменился. Если ранее Сенсей, не смог бы дотянуться до челюсти великана, превышавшего его собственный рост на три или четыре головы, то теперь его отвратительная физиономия, находилась даже несколько, ниже его собственной. Сенсей артистично ушел от последовательных ударов левой и правой рукой противника. Затем страшным прямым ударом с правой он вколотил троглодиту нос вовнутрь его отвратительной рожи. Со стороны это выглядело так, словно он со всего маху задвинул ящик письменного стола вовнутрь.
По логике вещей этот удар являвшийся, безусловно, смертельным для всякого человеческого существа, даже в организме такого монстра должен был повлечь за собой некие необратимые последствия. Носовые кости при таком ударе ломались и вогнанные со страшной силой вовнутрь черепа неминуемо травмировали нежную оболочку головного мозга. А это означало мгновенную смерть. Тем не менее, белобрысый гигант некоторое время словно раздумывал, стоит ему умирать или еще немного обождать. Наконец, видимо приняв решение, он хрюкнул и предприняв героическое усилие подняться с колена, неожиданно завалился набок, для того чтобы уже более никогда не подниматься.
Но все это прошло незамеченным для Сенсея, так как на него уже надвигались четверо оставшихся троглодитов разозленных гибелью своего товарища. И с ними со всеми нужно было что-то срочно делать!
Сенсей, недолго думая, опять сместился в сторону, так чтобы вновь выстроить противников в колонну по одному и не дать им возможности навалиться на него всей толпой. Как ни странно, но этот трюк успешно сработал и во второй раз! И снова перед Сенсеем был всего лишь один противник! Не смея верить своему счастью, он попытался пробить лоук кик, но троглодит, издав презрительное хрюканье, легко ушел от удара. После чего сам, пробив мощнейший нижний удар, попытался разнести вдребезги коленный сустав Сенсея.
Поспешно отскочив в сторону, он был вынужден признать, что белобрысые твари сильно отличались от его обычных учеников, которым все нужно было повторять по десять раз. Троглодиты все схватывали на лету. Более того, они сразу же пытались применить это на деле. Причем достаточно успешно.
Не желая испытывать судьбу дважды, Сенсей, не мудрствуя лукаво, решил проблему превосходящего роста противника просто и со вкусом. Он элементарно пнул того по гениталиям. Отскочив несколько назад и в сторону для того чтобы держать других троих нападающих за спиной у получившего по своему достоинству персонажа, Сенсей с интересом ожидал как тот отреагирует. К его большому удовлетворению, троглодит отреагировал правильно. Он дико взревел, схватился за свои изувеченные причиндалы и кулем повалился наземь.
В этом были свои преимущества, но также были и свои недостатки. Ибо теперь Сенсея более никто не прикрывал от стремившихся расправиться с ним противников. Поспешно подбежав к поверженному гиганту, Сенсей что есть мочи впечатал ему свою пятку в горло и почувствовал, как под нею громко хрустнул хрящ гортани.
Тут же отскочив назад, Сенсей с удовлетворением отметил, что его противник, вмиг потерявший возможность дышать, бьется в конвульсиях. Оставшиеся в живых трое монстров совершенно сменили тактику наступления. Теперь они наученные горьким опытом своих незадачливых предшественников не торопились кидаться на Сенсея очертя голову, а выстроившись в шеренгу, медленно и методично, двигались на него широким фронтом. Они поставили себе задачу напасть на него одновременно, а не по одному. Они четко уяснили что, выйдя один на один с Сенсеем, у них не остается шансов выжить.
Теперь троглодиты действовали как опытные загонщики. Рассредоточившись, они уверенно гнали Сенсея к внешнему периметру ринга, который был означен вертикально воткнутыми заостренными костями.
Глава 23
Пытаясь уйти от преследования, Сенсей лихорадочно соображал, что же ему предпринять такого, чтоб сообразительные твари потом не смогли успешно применить это против него самого. Промелькнувшая, совершенно абсурдная идея сначала позабавила его, а потом показалась спасительной.
Как опытный боец, Сенсей прекрасно знал, что применение так называемой «вертушки», когда боец стремительно развернувшись вокруг собственной оси, наносит задний удар пяткой ноги, подобно самоубийству, если ты имеешь дело с мастером. Безусловно — это был самый мощный удар во всех восточных единоборствах. Но была одна маленькая хитрость. Нужно было еще суметь попасть этим самым ударом в противника. Но это была уже совсем другая тема. Она касалась существенного различия между эффектностью и эффективностью.
Сенсей тут же применил этот внешне эффектный удар, шумно вспоров воздух перед самым лицом центрального нападающего. Буквально в следующее мгновение трое гигантов талантливо собезьянничали технику «вертушки» и теперь беспрестанно кружась вокруг своей оси, наносили стремительные и четкие удары ногами, которые казалось, могли бы замертво свалить и быка.
Единственное что теперь оставалось сделать Сенсею — это выбрать очередную жертву. Почему-то свой выбор он остановил на среднем троглодите. Быть может, потому что тот в пылу боя, сильно оторвался от коллектива, выдвинувшись вперед. Это была его роковая ошибка, ибо он теперь становился лакомым куском для такого старого лиса, каким был Сенсей.
Смело шагнув навстречу троглодиту, Сенсей технично поднырнул под летящую на него гигантскую ногу, покрытую курчавым белесым волосом, и что было силы, засадил ему кулаком в промежность. После такого удара, парня можно было смело вычеркивать из списка живых. Тут же технично отскочив в сторону, Сенсей умудрился увернуться от накативших на него с двух сторон противников, которые сшиблись друг с другом и не смогли эффективно атаковать его.
Наученные горьким опытом своих незадачливых собратьев двое оставшихся в живых троглодитов, начали действовать на редкость неторопливо и систематически. Они пытались прижать Сенсея к «канатам» импровизированного ринга, образованному человеческими костями. Сначала Сенсей достаточно легко уходил от них, но постепенно, те освоились и теперь уже уверенно гоняли его по кругу.
Вся пещера бесновалась, так, словно ее обитатели вдруг неожиданно сошли с ума. Шум и гам стоял поистине невообразимый. Обитатели Столицы настоятельно требовали кровопролития! Они были глубоко возмущены откровенно наглым поведением Чужака, который как им казалось, легко и играючи завалил их троих лучших и, что самое страшное, самых крупных бойцов, одного за другим. В этом был вызов всему их подземному сообществу, которое как, оказалось, было совершено не в состоянии противопоставить «верхним» людям достойных поединщиков.
Осознание этого очевидного факта, произвело на всех обитателей Столицы эффект ушата ледяной воды. Как выяснилось, Столица была совершенно беззащитна перед этими «верхними». Это был воистину настоящий шок. Но, тем не менее, у них всех еще оставалась последняя надежда в лице двух соплеменников богатырского сложения, которые все еще были живы.
Сотни глаз были устремлены на круглую площадку, на которой Чужак вел себя, по меньшей мере, весьма странно. Он упорно не хотел принимать бой, а скакал, отпрыгивая в сторону, всячески избегая открытого противостояния. В общем, он вел себя именно так, как и должен был себя вести «красный», про которых им столько рассказывала Мама, а именно как трусливый и подлый враг.
Когда Сенсей в очередной раз технично избежал столкновения с беспрестанно теснящими его противниками, пещера взорвалась бурей возмущенных, яростных выкриков. Практически все население Столицы, присутствовавшее на поединке, таким образом, выразило свой гнев и возмущение по поводу того, что Чужак до сих пор все еще жив. Сенсей краем глаза видел, что творилось в «зале» и уж тем более слышал. Он понимал, что если прямо сейчас по быстрому не справится с этими двумя волосатыми белыми парнями, то вконец взбешенная толпа болельщиков может броситься помогать своим, прорвет «полицейское» оцепление и разорвет его на тысячу лохматых кусков.
В связи с этим, требовалось срочно предпринять что-то радикальное. Но как на грех ничего путного в голову ему не приходило. Вдобавок ко всему, он уже откровенно устал бегать по «рингу» и уклоняться от двух пар когтистых лап, которые со свистом рассекали воздух прямо у него перед лицом.
Но удобный случай совершенно неожиданно представился, причем как-то сам собой. В результате многоходовых перемещений по кругу Сенсей совершенно неожиданно оказался лицом к лицу всего лишь с одним троглодитом. Второй к тому времени почему-то зазевался и теперь находился немного сзади и в стороне от Сенсея.
Видимо троглодит уже и сам порядком подустал бегать напропалую за юрким противником, потому что он внезапно сделал чудовищную в его положении глупость. Если раньше он махал своими жуткими когтистыми лапами, как береза ветками на ветру, то теперь он вдруг почему-то решил кардинально поменять тактику. Вполне возможно, что он просто насмотрелся на то, что Сенсей выделывал своими руками, выписывая в воздухе сложные движения в полном соответствии с формальными упражнениями кунг-фу.
Короче говоря, это самое обезьянничанье с кунг-фу не довело троглодита до добра и счастья ему отнюдь не принесло. Все закончилось весьма плачевно. Едва он только ткнул в сторону Сенсея своей растопыренной когтистой пятерней, как тот тут же подскочил к нему, схватил одной рукой три его пальца, а другой рукой оставшиеся два. В следующее мгновение Сенсей просто разорвал кисть противника по вертикали пополам. Все это малоприятное, но крайне зрелищное мероприятие, сопровождалось страшным хрустом выдираемых из суставов и нещадно ломаемых пальцевых фаланг. Дико взвыв, троглодит второй свободной рукой нанес свой классический сметающий удар когтями по изуверски покалечившему его противнику.
Сенсей так увлекся своим нехитрым, но крайне увлекательным занятием, что зазевавшись, задержался в опасной близости от атакующего троглодита, на долю секунды дольше, чем следовало. В результате рассвирепевший от страшной боли монстр успел-таки зацепить его самыми кончиками двух своих наиболее острых и выдающихся когтей за грудь.
Сенсей мог бы поклясться, что услышал как рвется и расползается его распарываемая когтями живая плоть. После этого жуткого звука, потрясшего все его существо, внезапно с большим запозданием пришло ощущение боли, которая словно огнем ожгла его раненную грудь. Отскочив в сторону Сенсей оторопело посмотрел на то место, которое нестерпимо болело. Через всю грудь наискосок шли две глубокие борозды, причем неровные рваные края кожи были, очень неэстетично задраны вверх. Что самое поразительное, так это то, что крови не было совершенно. Прошло, наверное, несколько секунд, прежде чем она, хлынула щедрым нескончаемым потоком, окрашивая обнаженное тело Сенсея в темно-бордовый в синеватом свете гнилушек цвет.
Население Столицы взвыло от восторга. Кровь Чужака наконец-то была пролита! По их разумению у него теперь не осталось никаких шансов. Сам же Сенсей думал совершенно иначе. Острая боль от полученной раны настолько разъярила его, что он, совершенно не помня себя и даже не понимая, что именно делает, подскочил к частоколу острых костей, выхватил из углублений в каменном полу две здоровенные берцовые кости и очертя голову кинулся в атаку.
Первым под град секущих ударов, которые беспрерывно сыпались слева и справа, попал оставшийся до сих пор совершенно целым и невредимым мутант. Уже в следующие несколько секунд Сенсей своими костями напрочь отбил тому все руки. А затем неожиданно всадил ему прямо в незащищенное солнечное сплетение заостренный край берцовой кости. Удар был настолько силен, что кость вошла по самую круглую головку венчавшую берцовую кость.
Не дожидаясь, когда смертельно раненная тварь придет в себя Сенсей с места пробил мощнейший боковой удар ногой, вколачивая кость еще глубже в его могучую плоть. Этот удар имел совершенно неожиданные последствия. Монстр вдруг подлетел в воздух и опустился прямехонько на частокол из торчащих кверху заостренных костей. Так он и остался лежать насаженный на них, как бабочка на булавки, оглашая воздух душераздирающими предсмертными хрипами и воплями.
Не обращая на него внимания, Сенсей уже набросился на оставшегося с одной здоровой лапой троглодита. Для Сенсея в его нынешнем состоянии, прикончить этого противника было все равно, что отобрать у ребенка конфету. Окончательно задурив троглодиту голову, стремительной серией ложных выпадов и чередой сумасшедших перемещений, он воткнул ему острие берцовой кости прямо в глаз. Болельщики взвыли от негодования и повскакали с мест. На «стадионе» началось настоящее светопреставление.
Глава 24
Сенсей зажимая рукой, кровоточащие порезы на груди с тоской глядел на беснующихся зрителей. Судя по всему, болельщики были возмущены его неспортивным поведением. В честном бою категорически запрещалось применение какого-либо оружия. Впрочем, Сенсей, за все время пребывания в подземелье, ни разу его и не видел. Троглодитам вполне хватало огромных когтей, которые являлись их естественным страшным оружием.
То обстоятельство, что против одного выступало сразу пятеро, каким-то образом не входило в противоречие с понятиями о чести у троглодитов. Разделавшись со своими противниками, Сенсей теперь оказался один против всего переполненного «стадиона». Справиться с таким количеством разъяренных болельщиков было, конечно же, нереально. Поэтому он стал готовиться к самому худшему, решив продать свою жизнь как можно дороже.
Неожиданно возмущенное хрюканье и кряхтенье толпы стихло, словно по команде.
Сенсей с изумлением увидел, как Ольга подняла с земли свой платок и теперь держала его высоко над головой.
— Чужак победил, а победителя не судят! — возвестила она, не терпящим возражения голосом. — Отныне сам Чужак и его жизнь принадлежат мне. Всякий злоумышляющий против него, злоумышляет против меня!
Сенсей на своей шкуре имевший возможность оценить преимущества неконституционной монархии ничего не имел против такого поворота событий. Точно также как и сотни, подданных царицы Ольги.
— Да здравствует новый фаворит Мамы! — радостно взревела толпа болельщиков.
Ольга, не тратя времени попусту, вышла на середину «стадиона» и подошла к победителю. Подхватив ошеломленного Сенсея под руку, она быстрым шагом повлекла его прочь с площадки залитой кровью. После этого они двинулись по тускло освещенному голубоватым сиянием гнилушек коридору. Позади них тяжело топали пять или шесть огромных, раскормленных монстров, составлявших личную гвардию Ольги, императрицы подземного мира.
— Даже не знаю, горевать мне или радоваться? — пробормотал Сенсей, чувствуя локтем податливую упругость груди своей спутницы.
— А ты сам-то как думаешь? — иронично спросила его Ольга. — Я почему-то сразу была уверена, что ты выкрутишься. Если бы с тобой что-то случилось я наверное не пережила бы этого.
Сенсей изумленно покосился на Ольгу. Последний пассаж привел его в откровенное замешательство. Его самого, едва он увидел эту женщину, обуревала сложная гамма чувств. Он до сих пор не мог разобраться в своем к ней отношении. С одной стороны Ольга была предводительницей кровожадных людоедов, с другой стороны она неумолимо тянула его к себе. Ни о какой любви речи здесь быть не могло. Он просто тупо хотел ее, так как не хотел никого в своей жизни. Даже Маргарита в свои лучшие годы не был для него такой желанной. Даже кровоточащие порезы на груди не могли отбить у него желания обладать ею.
Уж, какие такие струны Ольга ухитрилась затронуть в его очерствевшей душе? Это была взрывная комбинация яркой, эффектной внешности, в сочетании со смертельной опасностью, исходящей от этой необычной женщины и еще чего-то неуловимо притягательного. Изящный породистый нос с горбинкой, высокие скулы, необычайно чувственные губы и, конечно же, глаза! Они были настолько широко распахнуты, что казалось, в их мрачном омуте можно утонуть безоглядно и навсегда. Вот такой получился гремучий коктейль.
Сенсей не нашелся сразу, что ответить. А когда, наконец, хотел что-то сказать, Ольга сделала ему знак прекратить разговоры при посторонних и ускорила шаг. В процессе прогулки по Столице Сенсей успел заметить, что пещерное народонаселение весьма и весьма обширно. Подземных жителей оказалось очень и очень много. Он даже и представить себе не мог, что этих жутких волосатых монстров окажется такая прорва. И что самое любопытное, все они были особями строго мужского пола. Женщины совершенно отсутствовали.
Сенсей после непродолжительного раздумья предположил, что возможно подобно женскому населению в некоторых странах все женщины здесь сидят по домам и заняты ведением домашнего хозяйства и воспитанием детей. Когда же он поделился своими соображениями с Ольгой, та неожиданно расхохоталась. Но от каких бы, то, ни было комментариев, воздержалась.
Несмотря на то, что впереди них с Ольгой, тяжело вышагивали двое огромных белобрысых телохранителей, им все же несколько раз пришлось невольно останавливаться и ждать пока те разгонят любопытных по боковым ответвлениям основного коридора.
В одном месте Иннокентия Павловича уловил сильный тяжелый запах, вызвавший у него приступ дурноты.
Недоуменно скосив глаза в сторону Ольги, он не стерпел и все-таки задал вопрос, рискуя навлечь на себя немилость Царицы подземного мира:
— Я, конечно, извиняюсь, но что это так воняет?
— Где? — удивленно подняла брови Ольга. — Ах, там? Там, вход в сырые пещеры, в которых мы выращиваем наших улиток. Кстати, очень рекомендую! Это наш местный деликатес! Они очень пряные и пикантные! Впрочем, потерпи немного, и ты сможешь попробовать их сам, лишь только мы доберемся до моих апартаментов. Тимофей умеет их великолепно готовить.
Уловив недоумение во взгляде Сенсея, Ольга истолковала его не совсем верно и раздраженно пояснила:
— Тимофей — это мой личный шеф-повар!
После этого Сенсей надолго замолчал, чтобы лишний раз не гневить Ольгу. Впрочем, довольно скоро они добрались до так называемой резиденции Царицы. Это оказалась целая анфилада сообщающихся между собой больших просторных помещений, которые ни у кого бы, не повернулся язык назвать пещерами.
Повертев головой по сторонам и одобрительно хмыкнув, Сенсей подивился тому, что плоскости стен, потолка и полов были геометрически идеальной прямоугольной формы. К тому же они были расположены друг относительно друга строго перпендикулярно.
В самой глубине апартаментов находилась спальня Ольги. Именно туда она без лишних церемоний и провела несколько опешившего Сенсея.
— Не стесняйся, проходи, — поманила она пальчиком свое новое приобретение. — И попрошу, без лишних церемоний! Признаться честно, это самое уютное место в моей Столице, да и вообще во всем Нижнем мире. Да заходи же, наконец, пока я не рассердилась!
В глубине будуара находилась огромная кровать с гигантских размеров балдахином. Несмело приблизившись, Сенсей обнаружил, что ложе Царицы целиком состоит из крепко скрепленных и тщательно подогнанных друг к другу различных деталей человеческих костяков. От одной мысли из чего изготовлен матрац, многочисленные подушки, а также простыни и сам роскошный балдахин Сенсею стало дурно.
Он протянул руку к балдахину и пощупал материал, из которой тот был сшит. Он была тонкий и очень мягкий. Осторожно смяв нежную субстанцию, некогда облекавшую человеческое тело Сенсей затем отпустил ее. Кожа тут же разгладилась, причем на ее поверхности не осталось ни малейшей складки.
— Вынуждена тебя разочаровать — этот не человеческая кожа! — хохотнула Ольга, от чьих зорких глаз не укрылось замешательство Сенсея. — У нас здесь водятся огромные не то змеи, не то черви, на которых мы охотимся. Мясо едим, а кожу выделываем. Что касается кровати, то это кости здешних обитателей, которые умерли за столетия до меня. Этим добром доверху забиты целые пещеры. Впору открывать мебельную фабрику.
Пройдя к некоему подобию туалетного столика, изготовленного все из того же жуткого костяного материала, она опустилась на огромный пуф.
— А у вас тут очень даже миленько! — пробормотал Сенсей, когда Ольга зажгла несколько старинных дочерна закопченных керосиновых ламп.
— Мерси! — ответила Ольга и, взяв пуховку со столика, попудрила свое лицо. — Так, а теперь если ты не возражаешь, мы займемся твоими ранами! Иди сюда!
Откуда-то в руках у Ольги появились вполне современные хирургические инструменты. Сенсей удивленно уставился на блестящие медицинские штуковины. А когда Ольга достала запаянные в ампулы шелковые нитки для зашивания ран и одноразовые шприцы, он вопросительно посмотрел на нее. На языке у Сенсея уже вертелся вопрос, откуда у нее взялось все это? Но, в следующее мгновение он уже позабыл о том, что хотел спросить, вскричав от нестерпимой боли. Ольга щедро полила его порезы какой-то остро пахнущей жидкостью из большого флакона со вполне современной маркировкой.
— Ну-ка прекрати! — прикрикнула она на него. — Такой большой мальчик, а хнычешь словно девчонка!
Она вколола ему противостолбнячную сыворотку, поле чего быстро и сноровисто наложила ему на порезы около двух десятков швов. Все это время Сенсей стоически скрипел зубами, но молчал, выдерживая характер. Затем Ольга аккуратно забинтовала его грудь. Вопрос, откуда вдруг у нее взялись упаковки белоснежных бинтов, изготовленных, судя по лиловому штампу всего полгода назад, Сенсей решил пока оставить без ответа. Ведь, в конце концов, она могла достать все это через Мурина.
Одобрительно хлопнув его плечу, Ольга сказала:
— Ну, вот собственно и все. Через пару дней будешь как новенький!
— Обычно такие шрамы заживают минимум пару недель, — удивленно посмотрел на нее Сенсей.
— Это у вас там наверху, — кивнула Ольга, собирая свои инструменты. — Здесь внизу по какой-то непонятной причине раны рубцуются за считанные дни.
Сенсей тем временем присел на краешек кровати и пытался привести в порядок свои мысли. Но у него ничего не вышло потому, что в следующее мгновение Ольга подошла к нему и по-хозяйски опрокинула его на спину. Скинув с себя все, то немногое, что заменяло ей одежду, она уверенно оседлала его.
— А что будет с Иннокентием Павловичем и Некра! — спохватился Сенсей пытаясь выбраться из-под Ольги.
— Суп из них будет! — рассерженно вскричала женщина. — Если ты сейчас же не замолчишь, негодник!
Видя, что ее не в меру разговорчивый любовник вновь собирается что-то сказать, Ольга нагнулась и запечатала ему рот своими восхитительными, тяжелыми грудями.
Глава 25
— То есть ты хочешь сказать, что торчишь в этой яме с осени одна тысяча девятьсот девятнадцатого года? — ошеломлено пробормотал Сенсей, в ужасе глядя на Ольгу.
Обессилевший после нескольких часов занятий любовью с царицей подземелья, он возлежал на ее огромной кровати. Ольга, подложив руку под голову, с интересом наблюдала за своим любовником. Ее откровенно забавляла его реакция после того, когда она сообщила ему, что несколько старше его.
— Так сейчас не то, что столетие, даже уже тысячелетие успело поменяться! Сколько же тебе лет? — задушено прохрипел он. — Ты же старше моей прабабушки!
— Ну и где сейчас твоя прабабушка и где я? — в голос торжествующе расхохоталась Ольга. — Голову даю на отсечение, что она уже давно в земле червей кормит. А я хотя тоже под землей, но все еще на кое-что гожусь. Чего нюни распустил, тебе, что плохо со мной было?
— Нет, у меня такого секса вообще никогда ни с кем не было! — немного помолчав, честно признался Сенсей.
— И не будет, уж ты поверь мне! — пообещала Ольга.
— И еще мне кажется, что я в тебя втрескался по самое не могу! Хотя я при этом чувствую себя некрофилом, занимающимся любовью с прекрасной мумией, — со вздохом признался он.
— Это я-то мумия? — возмутилась Ольга, навалившись на него всем своим роскошным телом.
— Прекрати, больно же! — взмолился, хватаясь за свои бинты Сенсей.
— А не будешь больше мумией дразниться? — хохотала Ольга.
— Не буду, не буду! Ты лучше скажи, а что стало с остальными твоими спутниками, после того как вас завалили в штольне красные? — спросил Сенсей.
— Часть из них погибла в первый же день, когда на нас напали обитатели подземелья, — со вздохом сказала Ольга. — Остальные умерли потом, кто от болезней, кто от старости. Дольше всех продержался есаул. Я тогда так плакала, так плакала.
— Как же тебе удалось выжить во всем этом ужасе? — восхитился Сенсей.
— Ну, сначала у меня были защитники, я имею в виду офицеров. Потом когда их не стало, вдруг выяснилось, что и защищать-то меня не от кого, — грустно сказала Ольга. Перехватив недоуменный взгляд своего нового возлюбленного, она пояснила, — Тебе в детстве мама, наверняка читала очень грустную сказку Антона Погорельского «Черная Курица и подземные жители»?
— Да, что-то такое смутно припоминаю, — рассеянно ответил Сенсей. — Там было что-то про мальчика, который легкомысленно выдал тайну ему не принадлежащую и все подземные жители были вынуждены уйти со своих насиженных мест и перебраться неизвестно куда.
— Так вот я и есть эта самая Черная Курица! — невесело расхохоталась Ольга. — Точь в точь как в этой самой сказке! Я и есть та самая курица-несушка, которая только и была занята тем, что беспрестанно неслась и производила на свет потомство! Многих обитателей моей Столицы я произвела самолично, пропустив их всех через свою собственную утробу, приняв в себя семя наиболее могучих и достойных жителей подземелья. Уверяю тебя, не было никакого насилия! Я всегда сама делала выбор. Ну а потом со временем из меня сделали объект поклонения. Культ Мамы. Все эти нескончаемые беременности, не могу сказать чтобы все это было чертовски приятно, но тем не менее, обитатели Столицы не зря называют меня Мамой! Я действительно являюсь не только духовной, но и физической матерью большей части моего народа! Ты сам видел, что за меня они готовы на все.
— Но как ты умудряешься выглядеть и сохраняться в таком божественном виде, после всех этих многочисленных надругательств над своим организмом? — воскликнул пораженный Сенсей. — Во всяком случае, твои прелести, принадлежат женщине, которая родила самое большое двух детей! А уж никак не полгорода!
— Я и сама не все понимаю, — равнодушно пожала плечами Ольга. — Видимо все как-то взаимосвязано. У меня даже было ощущение, что с каждым младенцем я становлюсь моложе и красивее. Кстати, не сказать, чтобы процесс вынашивания и родов слишком уж заводил меня, но, сейчас, когда я уже утратила репродуктивные способности, я чувствую, что мне чего-то не хватает. И теперь, я очень медленно, но все, же старею.
Какое-то время они молчали. Ольга не торопила Сенсея, намеренно дав ему, время на то чтобы он смог переварить услышанное. Наконец Сенсей поднял голову, посмотрел ей прямо в глаза, выдержал ее взгляд и молча, кивнул.
— Мне плевать, кем ты была и что делала до меня, — просто сказал он. — Я люблю тебя такой, какая ты есть и для меня это самое главное.
— Я полагаю, что раз мы с тобой поладили, в дальнейшем, между нами не может быть никаких глупых секретов и прочей ерунды, — сказала Ольга вдруг став необыкновенно серьезной. — Именно поэтому я готова говорить с тобой со всей возможной откровенностью по вопросу, который видимо, стоит у тебя на втором месте после моего возраста. Никогда, ты слышишь никогда! Я не притрагивалась к мясу жителей подземелья, а уж тем более людей с поверхности земли.
— Фу, ты черт! А я все это время гадал, людоедка ты или нет? — с облегчением произнес Сенсей и заключил Ольгу в объятия. — Как ты догадалась? Вообще, как ты ухитряешься соединять в себе несовместимое — исключительную красоту и необычайно острый мужской ум?
— Ах, брось право слово! Это все пустое! — рассерженно отмахнулась от его комплиментов Ольга. — Знаешь у меня и без тебя, вполне достает и почитателей и воздыхателей всех мастей, которые беспрестанно поют хвалебные песни и дифирамбы моей несравненной красоте и непревзойденному уму! А теперь мне бы хотелось о многом порасспросить тебя. Ты в состоянии отвечать на мои вопросы или быть может, желаешь продолжить наши игры?
— Почту за честь моя госпожа! — галантно шаркнул ножкой по кровати Сенсей. — В том смысле, что готов ответить. А насчет игр, пожалуй, мне надо немного отдышаться.
— Теперь ответь мне честно, ты красный? — Ольга, пристально не мигая, вперила в Сенсея свои огромные глаза.
— Чего, чего? — не сразу вник в смысл вопроса Сенсей.
— Там у себя наверху, ты красный?
Сенсей тактично кашлянул в кулак и ласково произнес:
— Солнце мое, возможно тебе это покажется странным, но там у нас наверху уже давно нет, ни красных, ни белых, ни серобуромалиновых! Мы все граждане России. Остались, правда, еще кое-какие люди, называющие себя коммунистами, но уверяю тебя, они уже давно не соответствуют своему названию, И, головы их ныне заняты совершенно иными проблемами, чем в твое время! А почему ты спрашиваешь?
— Ты не ответил на мой вопрос, — настойчиво продолжала гнуть свое Ольга. — Так ты красный?
— Да с чего это ты взяла? — возмутился Сенсей. — Если ты хочешь услышать именно это, то — нет! Я не коммунист и никогда им не был!
— Моя радость! — Ольга прижала лицо Сенсея к обнаженной груди. — Теперь я понимаю, что ты чувствовал, когда я сказала тебе что я не каннибал. Красные самые худшие из рода человеческого! Хуже них ничего не может быть на всем свете! Ни на вашем белом, ни на моем черном! Мои бедные зверята сущие ангелы по сравнению с ними!
— Да я тебе говорю, что уже давным-давно не осталось никаких красных! — рассмеялся Сенсей. — Там наверху живут обычные люди, вполне нормальные по общечеловеческим мировым стандартам.
— Ты меня извини, но в этом вопросе я склонна больше доверять господину Мурину, — сухо сказала Ольга, внезапно отстраняясь от любовника.
— Глупенькая, так ты и, правда, считаешь, что все те несчастные, которых тебе сюда поставлял этот негодяй, Мурин быликрасными? — изумленно вытаращился на нее Сенсей. — Ты что же, милая моя, ведешь личную вендетту с потомками старых красноармейцев?
— А положим, что и так! Ты имеешь, что-то против моего образа действий? — запальчиво воскликнула Ольга. — Что молчишь? Там наверху в Ежовске осталось полным полно внуков и правнуков всех тех, кто устроил в семнадцатом году эту кровавую баню под названием пролетарская революция! В результате которой я лишилась не только своей любимой Родины, но также и всего того что имела! И смею тебя заверить, они уже начали сполна отвечать за грехи своих предков!
— И ты за это платила золотом этому упырю Мурину? — в ужасе вскричал Сенсей, вскакивая с костяной кровати.
— Именно так! — строптиво кивнула гордой головой Ольга. — Причем, заметь все справедливо, мужчины идут на кухню, а женское поголовье будет рожать от моих мальчиков будущих солдат! Моих солдат! Которых ты, кстати, обучишь своему дивному искусству убивать, голыми руками и ногами ибо, теперь, они и твои дети тоже! И ты знаешь, мне чертовски импонирует, когда я представляю, какого шума мы наделаем там наверху с нашими ребятами!
— Да, действительно красивая идея! — по достоинству оценил взлет мысли мадемуазель Хворостовской Сенсей. — Но я должен тебя предостеречь! Наверху уже давно сменилось все вооружение. Теперь весь упор делается не на рукопашный бой, а на автоматическое оружие производящее несколько сот выстрелов в минуту. Ты можешь себе представить, насколько велика плотность такого огня? И что после этого будет с твоими, то есть нашими, парнями?
— Безусловно, все это весьма впечатляет! — иронично повела плечом Ольга. — Но я думаю, мы справимся!
— Боже ж ты мой! — внезапно хлопнул себя по лбу Сенсей. — Пока мы тут с тобой рассуждаем о туманных перспективах, твой разлюбезный Мурин, там наверху, собирается устроить здесь ад прямо сейчас!
Глава 26
Выбравшись из города, отряд разведчиков под предводительством Ольги и Сенсея маршевым шагом двигался в сторону пещеры, где находилась шахта подъемного лифта. Ольга была вне себя от гнева, узнав от Сенсея о готовящемся злодеянии со стороны Мурина, которому она слепо доверяла. Она не только срочно отправила разведчиков, но и сама возглавила отряд. К немалому удивлению Сенсея, его повелительница, оказалась в приличной физической форме. Что вызвало у него умиление, смешанное с восхищением.
С ними также просились Иннокентий Павлович и Некра, но их пришлось оставить в Столице. Сенсей так и не понял, то ли в качестве гостей, то ли заложников.
Когда Ольга привела в действие скрытый механизм, огромный каменный блок, царапая стены, отъехал в сторону, открывая им, вход в пещеру, где начиналась лифтовая шахта пробуренная Муриным.
И Сенсей и Ольга были неприятно поражены представшим перед ними зрелищем. Массивная металлическая коробка на самом дне лифтовой шахты, в которую опускалась кабина грузового лифта, была демонтирована. Причем самым варварским образом, ее попросту порезали автогеном на куски, которые были во множестве разбросаны по дну пещеры. Та же участь постигла и стальной каркас шахты, а также направляющие рельсы, по которым скользила кабина лифта. Это было косвенным подтверждением слов Сенсея и Иннокентия Павловича о готовящейся химической атаке на подземелье.
— Теперь ты мне веришь? — спросил Сенсей Ольгу.
— А я с самого начала поверила тебе, — женщина строптиво повела округлым плечом. — Просто мне было нужно увидеть все самой, прежде чем принимать ответственное решение.
Повернувшись к своим подданным, которые с немым обожанием пялились на нее в некотором отдалении, она что-то сказала им. Те радостно закряхтели в ответ, закивали головами и бросились наперегонки исполнять ее распоряжение.
Один посыльный поспешил обратно в Столицу для того, чтобы срочно подготовить армию и ополчение к подъему наверх. Увидев, что лифтовое оборудование частично демонтировано Ольга поняла, что Мурин не собирается продолжать с ней сотрудничество. За то, что этот негодяй в одностороннем порядке разорвал с ней отношения она собиралась жестоко наказать его и теперь планировала акцию возмездия.
Оставшиеся троглодиты, первым делом вытряхнули содержимое своих вещмешков. Из чьей именно кожи были изготовлены эти мешки, людей или гигантских червяков, Сенсей старался не думать. На его взгляд троглодиты притащили с собой гору совершенно бесполезных вещей. За исключением, пожалуй, бухты толстой веревки, сплетенной из какого- то волоса. Перед глазами Сенсея сразу же предстали горы окровавленных скальпов снятых с несчастных жертв.
Перехватив его закаменевший взгляд, Ольга иронично сказала:
— Расслабься, милый, на изготовление этого аркана пошли мои собственные волосы.
Один конец веревки был привязан к кошмарной конструкции, состоящей из десятка связанных вместе, словно пучок моркови, высушенных пальцевых фаланг троглодитов. На их концах скрючились огромные когти. Задрав голову, один из мохнатых разведчиков, раскрутил импровизированную «кошку» и зашвырнул ее вверх в лифтовую шахту. Он был вынужден отскочить в сторону, потому что она тут же упала обратно вниз.
После множества попыток ему, наконец, удалось зацепить «кошку» за что-то. Подергав веревку и убедившись, что она надежно зацепилась, троглодит отошел в сторону и уступил место самому мелкому из своих собратьев. Этот «недомерок» был, как минимум, на голову выше Сенсея и шире в плечах ровно наполовину.
Ухватившись за веревку, он с обезьяньей ловкостью принялся карабкаться по ней вверх. Через короткое время сверху послышалось радостное чмоканье и кряхтенье. Сенсей почувствовал на себе выжидающие взгляды окружающих и понял, что от него ждут каких-то конкретных действий. Поплевав на ладони, он подошел к веревке и неловко ухватился за нее. Не сказать, чтобы его подъем вверх выглядел виртуозным, тем не менее, он вполне благополучно добрался до верхнего конца «кошки».
Увидев его «недомерок» радостно хрюкнул:
— Чужак хороший!
После чего ободряюще похлопал Сенсея по спине, чуть не снеся ему при этом лапой голову.
— Хорошо хоть когти у тебя спилены! — через силу улыбнулся ему Сенсей. — А то сделал бы ты мне по доброте душевной трепанацию черепа.
Как выяснилось арматура, и направляющие рельсы шахты были срезаны на высоте примерно десяти метров. Видимо люди Мурина посчитали, что этого будет вполне достаточно для того чтобы обезопасить себя от обитателей подземелья. Теперь Сенсей с «недомерком» сидели на поперечной перекладине, как петухи на насесте. Они втащили на веревке наверх обрезки металлических конструкций. После чего положив их поперек шахты, уложили на поперечины, смастерив, таким образом, довольно шаткий настил. Вслед за ними поднялась остальная пятерка разведчиков. После чего наверх втащили и саму Ольгу.
Через следующие шесть метров их ждал неприятный сюрприз. Сенсей вертевший головой в поисках того за что можно было бы ухватиться неожиданно наткнулся взглядом на то что заставило его похолодеть. Вспотевшими от напряжения руками он дотронулся до пластиковой коробки, размером с полбуханки хлеба. Не нужно было быть титаном мысли, чтобы понять, что штуковина примотанная скотчем к стальной рельсе лифтовой шахты является взрывчаткой. Тем более что сбоку из коробки торчал длинный хвостик антенны.
Сенсей в двух словах объяснил Ольге принцип действия и возможности дистанционного управления.
Внимательно осмотрев страшную находку, она спросила:
— А эту мину можно разрядить?
— Наверное, можно, но я не специалист. Не факт, что она не рванет, едва мы дотронемся до нее.
— Что же, тогда лучше не рисковать, — философски изрекла царица подземелья.
По мере того как они поднимались вверх, выяснилось что шахта полностью и основательно заминирована. Пластиковые коробки с антеннами встречались с завидным постоянством через каждые пять-шесть метров. Оставалось непонятным, для каких целей это понадобилось делать Мурину?
Когда они одолели около ста метров, Сенсей совсем выбился из сил. При лазании по канату были задействованы совсем не те группы мышц, которые он подвергал регулярной тренировке. Между тем, троглодиты, казалось, совсем не чувствовали усталости. Понимая, что его репутации альфа-самца через пару пролетов придет конец, Сенсей совсем загрустил.
Когда они одолели еще один пролет между поперечными крепежами, Сенсей неожиданно понял, что его репутация спасена. С этого места в боковой стене шахты была вырублена глубокая вертикальная ниша, по которой вверх тянулась металлическая лестница. По всей видимости, лестница была оставлена для техников проводящих регламентные работы по ремонту лифтовой шахты. Возблагодарив инженерную мысль проектировщиков шахты, Сенсей воспрянул духом.
При наличии лестницы восхождение разведчиков существенно ускорилось. Подобравшись к верхней части шахты лифта они устроили основательный привал, для того чтобы восстановить дыхание и силы.
Вплотную приблизившись к выходу на поверхность, Сенсей с тревогой обнаружил, что верхняя часть лифтовой шахты также демонтирована. Но в отличие от ее нижней части сделано это было аккуратно. Чувствовалось, что грузовым лифтом еще собирались основательно пользоваться. Снятые электродвигатели, части разобранной кабины были аккуратно сложены неподалеку от чернеющего в земле провала.
Прямо над шахтой высились какие-то непонятные деревянные леса. Возможно, Мурин собирался смастерить здесь некое подобие ворот? Но, выбравшись из шахты, Сенсей понял, что он ошибается. С четырех углов на деревянных подставках были смонтированы мощные вентиляторы с огромными лопастями. Они были установлены с таким расчетом, чтобы нагнетаемый ими воздух подавался прямо в шахту.
Несмотря на царивший в помещении полумрак троглодиты все равно чувствовали себя дискомфортно. Тускло, светившие лампы дежурного освещения были серьезным испытанием для их чувствительных глаз. Они недовольно хрюкали, кряхтели и если бы не присутствие Ольги, скорее всего, уползли бы обратно под землю.
Сенсея беспокоило то, что нигде не было видно охраны. Он ломал голову, что это? Обычная российская беспечность, или тревожный признак того, что в лифтовой установлены камеры наблюдения. Настороженно озираясь, он, пригибаясь к полу, исследовал помещение. В дальнем углу, возвышалось странное сооружение, сколоченное из толстого деревянного бруса и досок. Более всего оно походило на каркас зимней горки, для катания на санках. Но если бы кто-то попробовал скатиться с этой горки, то он загремел бы прямо в лифтовую шахту. Конец горки, словно трамплин, нависал над ней. На него-то и наткнулся Сенсей, когда они выбирались наверх из вертикального тоннеля.
На самом верху этого сооружения были складированы штабеля металлических бочек с пугающей яркой черно-желтой маркировкой. Бочки лежали на боку, и что-то их удерживало от скатывания по горке в шахту. Приблизившись, Сенсей обнаружил хитроумный фиксатор, который надежно стопорил передние бочки. Заглянув под плоскость горки, Сенсей был неприятно поражен, когда понял что фиксатор без труда можно выбить одним ударом ноги.
— Милый! — услышал он голос Ольги. — Взгляни-ка сюда!
Пока Сенсей выяснял механизм запуска горки, его подруга уже взобралась на самый верх и теперь задумчиво смотрела на гору бочек приготовленных к спуску в ее царство. Поднявшись к ней, он проследил за взглядом и похолодел. С блестящих боков бочек на него скалились человеческие черепа со скрещенными костями.
— Это именно то о чем я думаю? — спросила Ольга, глаза ее горели от переполнявшего ее гнева.
Сенсей молча, кивнул. Как выяснилось, Мурин слов на ветер не бросал. Он подсуетился, и теперь все было готово для химической атаки на Проклятую штольню.
Все было очень просто. Достаточно было лишь выбить стопор, сдерживающий бочки от скатывания вниз по горке и они покатятся, набирая скорость в штольню. Рухнув с огромной высоты, на каменный пол подземелья они разлетятся вдребезги, и их смертоносное содержимое выплеснется наружу. Включенные затем мощные вентиляторы должны были загнать отравляющее вещество в самые дальние уголки штольни. Негодяй Мурин предусмотрел все.
Неожиданно раздавшийся оглушительный выстрел вывел Сенсея из задумчивости. Ближайший к нему троглодит, удивленно хрюкнув, рухнул на колени. Из его груди хлестала кровь. Со всех сторон послышались беспорядочные выстрелы. Видимо охрана шахты обнаружила проникновение нарушителей на свою территорию и начала действовать.
Глава 27
— По ходу, мы где-то проглядели видеокамеру и какая-то сволочь нажала тревожную кнопку! — сказал Сенсей Ольге. — Прежде времени, не паникуй! Сиди здесь и не высовывайся! Я к тебе только привыкать начал, не хватает еще, чтобы тебя шальной пулей зацепило! А я пока пойду, повоюю немного!
— Я с тобой! — коротко сказала Ольга и, пригнувшись, шмыгнула вслед за Сенсеем.
Вслед за ней тенью двигались верные троглодиты.
— Вот, всегда так! Свяжешься с очередной дурой и сам окажешься дураком! — зло пробормотал Сенсей, крадучись подбираясь к углу коридора, из которого грохотали автоматные очереди. — Много я с тобой навоюю, когда у меня один глаз вперед смотрит, а второй назад, как бы с тобой чего не случилось?
— Может мне их отвлечь? — горячо зашептала ему на ухо Ольга.
— Ты что совсем спятила? — покосился на нее Сенсей. — Автомату по барабану, отвлекаешь ты его или нет! Он просто тупо стреляет и убивает, как правило! Все, сидите тихо и не высовывайтесь я пошел!
Вскочив на ноги, он, демонстративно подняв руки, шагнул в коридор и прокричал:
— Не стреляйте, я сдаюсь!
Сенсей рассчитывал приблизиться к вооруженному автоматом противнику, усыпив его бдительность. После чего свернуть ему шею и забрать оружие. Но в следующее мгновение загрохотали автоматные очереди. Сенсей еле успел выскочить из опасного коридора. На ходу он подхватил Ольгу за руку и побежал в сторону ближайшей двери. Вслед за ними тяжело топали двое оставшихся в живых троглодитов. По счастью дверь оказалась незапертой. Она вела в какой-то боковой коридор, в глубине которого виднелась лестничная клетка. Позади них по-прежнему слышались выстрелы и завывания тревожной сигнализации.
— Так! А ну, давай за мной! — скомандовал Сенсей, решительно направляясь в сторону лестничной клетки.
К тому времени, когда они уже пробежали несколько этажей вверх по лестнице, из только что покинутого ими коридора послышались оглушительные выстрелы.
— Интересно в кого это они там палят? — поинтересовалась Ольга.
— Чует мое сердце, им дана команда уничтожить нас к чертовой матери! Такими темпами и при отсутствии сопротивления с нашей стороны они с минуту на минуту будут здесь! — бросил через плечо Сенсей, лихорадочно вертевший головой в поисках выхода из создавшейся ситуации.
К этому времени лестничная клетка закончилась. Теперь они оказались в огромном холле, занимавшем все пространство Золотой башни. Потолок колоссального зала терялся высоко в темноте где-то возле самой крыши этого архитектурного чуда.
Внезапно взгляд Сенсей упал на неприметную металлическую лестницу видневшуюся вдалеке. Махнув рукой, он поспешно направился в ее сторону. Металлическая лестница, закрепленная на стене, вела куда-то высоко, прямо под крышу Золотой башни. Задрав голову, Сенсей какое-то время напряженно соображал. Из этого состояния его вывели возбужденные голоса, которые неожиданно раздались снизу. Судя по всему, их преследователи стояли в самом низу лестничной клетки.
Сенсей поманил рукой остальных членов своей команды и, пропустив Ольгу вперед, они начали торопливо карабкаться по железной лестнице вверх. Поднявшись под самую крышу здания, они выбрались на небольшую площадку. Там они обнаружили небольшую дверцу, которая к счастью оказалась незаперта. Сенсей потянул дверцу на себя, и она свободно открылась, в самый последний момент, издав пронзительный предательский скрип.
— Быстро, все за мной! — страшным шепотом приказал он и стремительно втащил Ольгу на чердак башни.
Оба троглодита не заставили себя упрашивать и послушно прошмыгнули вслед за ними. Сенсей прикрыл дверь, которая повторно издала пронзительный скрип.
— Твою мать! — вполголоса выругался он и сокрушенно покачал головой.
То что сейчас, после всех этих скрипов, наверх уже поднимаются вооруженные боевики Мурина не вызывало ни у кого ни малейших сомнений. До открытого столкновения с ними у Сенсея и его команды оставались считанные секунды.
На обратной стороне двери Сенсей обнаружил массивную щеколду, на которую тут же поспешно запер изнутри дверь, ведущую на чердак. Быстро обернувшись, он оглядел помещение, в которым они волею случая оказались на осадном положении. Это был огромный чердак, полностью повторявший округлую форму всего здания Золотой башни. Передняя его часть, выходящая на центральный вход, была значительно ниже его прямо противоположной части выходящей на вспомогательные входы.
Снаружи крыша башни сильно походила на лихо заломленную офицерскую фуражку, надетую на здание башни задом наперед. Тульей этой гигантской фуражки служила верхняя часть здания, по всему периметру которого нависал массивный козырек шириной около шести метров. Ту же самую конфигурацию повторяло и чердачное помещение.
Ноги проваливались и вязли в шуршащий под ногами керамзит. Один из троглодитов начавший вдруг чихать, все никак не мог остановиться.
— Ты что нарочно? — Сенсей подскочил к нему и влепил ему звонкий подзатыльник. — А ну, сейчас же прекрати!
Как ни странно, но это подействовало, и чих у троглодита прекратился также внезапно, как и начался.
Сенсей, стараясь не удариться головой о низко висящие массивные металлические швеллера и балки, составляющие каркас, на котором покоилась крыша, побежал к самому краю чердака. Что-то там неожиданно привлекло его внимание. Он носился, по всему чердаку, что-то высматривая и матерясь, на чем свет стоит. Ольга с недоумением наблюдала за его непонятными хаотическими передвижениями.
— Идите сюда! — внезапно раздался из темноты приглушенный голос Сенсея. — Я здесь кое-что интересное нашел!
Ольга с троглодитами двинулись к нему. Керамзит громко шуршал у них под ногами. Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения. В любой момент бойцы Мурина могли начать штурм чердачной двери.
— А теперь смотрите сюда! — горячечно зашептал Сенсей, тыкая пальцем в какой-то толстый канат, выкрашенный черной краской.
— Ну и что?
— А то, что весь козырек здания держится на таких канатах! — Сенсей повел рукой сначала в одну сторону потом в другую. — Теперь, ясно?
— Нет! — призналась Ольга.
— Ладно, на объяснения нет времени! — недовольно проворчал Сенсей. — Короче, если срезать эти канаты к чертовой матери, то козырек загремит вниз и передавит всю это толпу бандитов. Ну а если не передавит, то, по крайней мере, отвлечет, и какое-то время им будет не до нас. И пока они со всем этим будут разбираться, мы сможем втихаря слинять отсюда!
— А как можно перерезать стальные канаты? — заинтересованно посмотрела на него Ольга.
— Сейчас увидишь! — Сенсей нырнул в темноту и скоро возник с газорезкой, от которой тянулись шланги в сторону двух баллонов лежавших посреди чердака. — Хвала нашему российскому разгильдяйству! Рабочие побросали все, как было и ушли.
— Пока я здесь колдую, если тебе не трудно, посмотри, пожалуйста, где здесь есть выход на крышу? — повернулся к Ольге Сенсей.
Ольга, молча, двинулась в сторону винтовой железной лестницы, которая серпантином уходила под самый верх изогнутой крыши и терялась там, в кромешной темноте.
Сенсей, настроив горелку, опустился к натянутому как струна тросу. Толщина у него была весьма внушительная, около пяти сантиметров в диаметре. Ослепительное пламя горелки коснулось металлического каната, свитого из толстой проволоки. К удивлению Сенсея, едва он успел перерезать около трети каната, как тот вдруг начал раскручиваться сам собой. Опасливо отодвинувшись в сторону, Сенсей увидел, как оставшиеся железные нити звонко лопнули.
— Ты хитрый! Так им и надо! — одобрительно прохрюкал один из троглодитов, понявший, что произойдет после того как все тросы на которых держится козырек здания будут перерезаны.
— Ага, эта хрень рухнет вниз и раздавит всех как тараканов! — мстительно рассмеялся Сенсей, легко разрезая очередной канат и переходя к следующему.
Сзади послышалось громкое шуршание керамзита. Из пыльной темноты вынырнула запыхавшаяся Ольга.
— Ну, что, получается? — спросил она, с трудом переводя дух. — Выход на крышу есть, и он даже не закрыт.
— Отлично! — пробормотал Сенсей.
После этого он принялся стремительно перемещаться вдоль края чердака и надрезать канаты. Из темноты то тут-то там раздавались характерные звуки, которые издает лопнувшая гитарная струна, только здесь этих струн было очень много. Одновременно с этим послышался громкий стук в дверь, ведущую на чердак.
— А ну, открывай быстро! — раздался приглушенный железной дверью строгий голос. — Сопротивление бессмысленно! У тебя есть три минуты! По истечении времени мы вышибаем дверь и открываем огонь на поражение! И тогда тебе и твоим приматам уже ничего не поможет! Время пошло!
После этого наступила тишина, прерываемая лишь беспрерывным разноголосым теньканьем рвущихся канатов, раздающихся со всех сторон.
— Очень любезно с их стороны! — усмехнулся Сенсей. — Теперь мы, по крайней мере, знаем, что у нас в запасе есть ровно три минуты! А ну, быстро все на крышу!
Уже не стесняясь и топая, как слоны они загрохотали вверх по железной винтовой лестнице, ведущей на крышу.
— Давай, давай! — торопил Сенсей. — Чего вы там копаетесь?
Глава 28
Выбравшись с чердака башни наружу, беглецы обнаружили, что они находятся на какой-то металлической палубе на самом верхнем участке крыши Золотой башни. Далеко внизу перд ними открывался вид ночного Ежовска с высоты птичьего полета. Безлюдные улицы, освещенные многочисленными огнями, на фоне ночного неба завораживали своей красотой. Они блестели причудливыми изгибами, как золотые завитушки на фоне иссиня черного бархата ночи. Подобно драгоценным бриллиантам в них были вкраплены многочисленные фонари, которые сверкали как маленькие, безумно дорогие кристаллы самоцветов, необычайной чистоты и оттенков.
Но на, то чтобы любоваться красотами города, времени практически не осталось. Сенсей взглянул на Ольгу и залюбовался ею. Длинные серебристые волосы развевались на ветру четко, очерченный профиль заставлял его сердце биться чаще. Он внезапно ощутил, что его доселе бессмысленное существование вдруг обрело смысл. Отныне у него было для чего и для кого жить. Внезапно из ниоткуда на него снизошло какое-то вдохновение. Он вдруг ощутил глубоко на подсознательном уровне, что сегодня с ними не может случиться ничего плохого. Провидение не допустит, чтобы они пропали за здорово живешь. Но и он со своей стороны тоже должен предпринимать хоть какие-то шаги.
Отодвинув Ольгу в сторону, Сенсей поманил за собой троглодитов и нырнул обратно на чердак. Вскоре они вернулись обратно. Каждый троглодит, напрягая могучие мускулы, нес на плече по баллону с газом. В одном был кислород, в другом пропан. Сам Сенсей тащил газорезку и бухту шлангов.
Защелкнув на двери, ведущей на крышу массивную щеколду, они решительно загрохотали по узкой металлической лестнице вниз вогнутой крыши Золотой башни. Скоро Сенсей с двумя троглодитами уже стояли на самом ее краю. Крышу покрывал свежий слой синтетической мастики, на основе гудрона. Она слой за слоем накладывалась на крышу для того чтобы предотвратить ее протекание во время дождя и снегопада… Неподалеку стояли несколько бочек с мастикой, видимо работы были еще не завершены до конца.
Тем временем, Сенсей уже вновь зажег горелку. То, что он делал, было противно здравому смыслу. Он торопливо поджигал синтетическое покрытие крыши Золотой башни. За короткое время ему удалось запалить ее сразу в нескольких местах. Теперь распространяя чадящий черный дым, мастика медленно, но уверенно набирала температуру для того чтобы вспыхнуть и уже не гаснуть до тех пор пока окончательно не прогорит.
Словно специально для того, чтобы усугубить положение Сенсей сбил крышки со стоящих неподалеку бочек с мастикой и с помощью троглодитов опрокинул их на бок. Вязкая черная жидкость, громко булькая, лениво выплескивалась из бочек на крышу, расплываясь небольшим озерцом.
По логике вещей, положение Сенсея, Ольги и троглодитов было безнадежным. Они уже не могли вернуться на чердак, так как там их поджидали бойцы Мурина, получившие приказ открывать огонь на поражение. А разгорающийся пожар на крыше в ближайшее время должен был добраться и до них.
Сенсей сделал ставку на то, что рано или поздно на такой грандиозный пожар должны отреагировать службы МЧС города. А это означало, что при большом скоплении посторонних людей Мурин будет вынужден, отозвать своих бандитов. И охота на беглецов будет временно прекращена.
Неожиданно здание Золотой башни вздрогнуло. Ощущение было такое, словно началось землетрясение. Откуда-то снизу раздался страшный грохот. Затем послышались дикие человеческие крики и призывы о помощи. Башню, все это время, продолжало немилосердно трясти и подбрасывать. Сенсей с троглодитами, не вникая в суть происходящего, быстро понимались по лестнице вверх к палубе, где была Ольга.
Первый толчок застал Ольгу врасплох, и чуть было не стряхнул ее вниз. Она широко раскрытыми глазами видела, как в одном месте вдруг начал медленно обваливаться козырек башни. Он медленно и стремительно уходил вниз, переставая при этом существовать. Постепенно набирая скорость, этот процесс распространился по всему периметру крыши. Теперь уже отовсюду слышался дикий грохот, валящейся вниз металлической арматуры, бетона и огромных кусков штукатурки. Снизу раздавались дикие крики смертельно напуганных и раздавленных людей Мурина и Пономаря, которые плотно оцепили Золотую башню.
Над башней высоко в ночное небо поднималось плотное облако белой пыли от рушащихся вниз конструкций. Это облако резко выделялось на фоне черного ночного неба.
Тем временем, пожар на крыше разгорелся с невиданной силой. Уже всю округу освещали неровные сполохи огромного костра. Высоко вознесенная вверх крыша Золотой башни полыхала, словно гигантский факел. Расплавленный горящий гудрон мастики кипел и пузырился, распространяя вокруг всего здания башни удушливый жирный черный дым. Завиваясь огромными спиральными клубами, он свирепо валил в ночное небо. Там он уже распространился почти на полгорода огромной черной кляксой неправильной пугающей формы, затмевая своей темнотой черноту ночного неба. Казалось, страшная черная дыра разверзлась над беззащитным городом.
Отовсюду слышались сирены полицейских машин, скорой помощи и пожарных, которые беспрерывно подъезжали к особняку Мурина со всех сторон. Как ни странно, но хозяин до сих пор так и не удосужился открыть ворота.
— Если не сейчас, то вообще никогда! — крикнул Сенсей, перекрывая рев сирен. — Быстро все за мной!
Нырнув в густые клубы черного дыма, Сенсей спустился с палубы и, растянувшись, пополз по-пластунски к самому краю обвалившейся крыши. За ним следом неотрывно следовала Ольга со своими верными троглодитами. Подобравшись к неровной кромке провала, за которой была многометровая пропасть, Сенсей свесил голову вниз.
— Н-да, здесь нам, не пройти! — недовольно буркнул он. — Во-первых, внизу полно вооруженных бандитов, а во-вторых, козырек здесь уже ушел вниз. Придется искать другое место!
— А, какая разница? — прокричала ему в ухо Ольга, тоже подползшая к самому краю.
— Ты что птица? — поинтересовался Сенсей. — Я, например, летать, не умею! Как ты собираешься вниз спускаться? Насколько я понимаю, сделать это можно только вон в том месте! Там и нет никого, и козырек до конца не обвалился, а свисает на арматуре, почти до самой до земли! А потом оттуда до леса рукой подать. Вот туда мы и будем прорываться!
Вскочив на ноги, Сенсей бросился в сторону указанного им участка крыши. Пожар уже разгорелся не на шутку, и теперь огонь подступал к находящимся на крыше со всех сторон. Отовсюду на них дышало нестерпимым жаром. Жирные густые облака черного дыма накрывали их полностью. Дышать практически было нечем.
Подойдя к самому краю, Сенсей лег на живот и, развернувшись спиной к краю крыши начал медленно спускать свое тело вниз при этом лихорадочно ища ногой опору. Вскоре он нашел ее. Рухнувший не до конца козырек был весь составлен из решетки, сваренной из арматуры с шагом в пятьдесят сантиметров.
— Эй, вы, что собираетесь заживо гореть? — крикнул Сенсей троглодитам. — А ну бегом сюда!
Но троглодиты продолжали в нерешительности топтаться на месте. Внезапно лизнувший их язык пламени опалил им шерсть, которая вспыхнула, затрещала и свернулась.
Почуяв запах своей жженой шерсти, троглодиты, жалобно хрюкая и уже не раздумывая, бросились к Сенсею. Они добежал до самого края, потом, не задумываясь, дружно плюхнулись на животы, и принялись спускаться вниз.
К тому времени Ольга все еще никак не решилась начать сползать с надежной крыши в бездонную пропасть. Внезапно она ощутила, что Сенсей цепко схватил ее за ногу. В панике она принялась дрыгать ею.
— А ну, прекрати сейчас же! — прикрикнул на нее Сенсей. — Ставь ногу вот сюда и хватайся руками за арматуру!
До Ольги сквозь охвативший все ее существо ужас дошло, что Сенсей не собирается скидывать ее на землю, а наоборот, помогает ей найти опору. Кое-как с его помощью она исхитрилась пройти самое страшное место и перекинуть свое тело через кромку крыши. При этом ее ноги, установленные Сенсеем, на железный прут надежно стояли, в то время как руками ей уже было не за что держаться. Она просто скребла ногтями гладкую поверхность крыши, медленно сползая спиной назад в пропасть. Тут ее правая рука лихорадочно двигающаяся в поисках того за что можно зацепиться наткнулась на прут поперечной арматуры. В это время сверху уже показались ноги одного из троглодитов, который чуть было, не поставил их Ольге прямо на голову.
— Куда прешь, скотина? — возмущенно закричала она.
За что Сенсей тут же ощутимо ущипнул ее за ногу.
Рефлекторно дернувшись, Ольга повернула голову, чтобы посмотреть на него, как тут же снизу до нее донеслось:
— Не смотри вниз, смотри прямо перед собой и быстрее спускайся! Просто перебирай руками и ногами! Все будет хорошо! Я тебя люблю! Да, и не ори так громко, а то нас могут услышать!
Ольга, обливаясь от ужаса потом, начала бездумно двигаться вниз. Сколько точно времени это продолжалось, она не знала.
Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем из забытья ее вывел родной знакомый голос, прошептавший совсем над ухом:
— Арматуру отпусти! Все, мы уже внизу, на земле. Можешь открывать глазки!
К своему удивлению, Ольга обнаружила, что глаза у нее действительно закрыты. Широко раскрыв их, она увидела рядом Сенсея смотревшего на нее с нескрываемой любовью и нежностью. Все его лицо было сплошь покрыто копотью, и вообще он был похож на черта.
— Ты похож на черта! — всхлипывая, пробормотала Ольга.
— Видела бы ты себя! — усмехнулся Сенсей.
В это время Ольга почувствовала, как один из троглодитов торопливо поставил ей на голову свою огромную ногу.
Она хотела было громко возмутиться, но ладонь Сенсея тут, же запечатала ей рот.
— Тихо, уходим! — проговорил он шепотом.
Глава 29
Вокруг творилось что-то невообразимое. С одной стороны жирный черный дым и запах гари, которым казалось, пропиталась все насквозь. С другой стороны облако белой пыли, поднятое обрушившимся козырьком Золотой башни. Сквозь него ничего не было видно, подобно плотному туману оно висело вокруг всего здания. Со всех сторон непрерывно неслись дикие звуки сирен и разноцветные сполохи мигалок. Полиция, скорая помощь и пожарные устроили невообразимую какофонию. Ворота, насколько смог разглядеть еще в процессе спуска Сенсей им все еще так и не открыли.
Неожиданно откуда-то из дыма возник силуэт бандита из личной охраны Мурина с автоматом в руках.
— Стоять, на месте! — прокричал он и тут же открыл огонь.
Пять или шесть пуль прошили наискосок грудь ближнего к нему троглодита, заставив его при этом дергаться и подпрыгивать, словно забавную меховую игрушку, подвешенную на веревочках. После этого, его изорванное в клочья тело рухнуло на землю.
Второй троглодит, яростно взревев, кинулся на бандита, но был остановлен длинной автоматной очередью, отбросившей его далеко в сторону. После этого боевик хладнокровно повел стволом в сторону Ольги. До убийцы было метра три, и пытаться достать его, было бессмысленно. Сенсей с тоской понял, что настал их черед и надеяться больше не на что. Сбив Ольгу на землю, он прикрыл ее сверху своим телом. Прогрохотала короткая автоматная очередь.
Сенсей не успел ничего толком понять, лишь ощутил сильный удар по левой ноге и, скосив глаза, увидел, как его штанина на уровне бедра набухает кровью. Он напрягся, приготовившись принять пулю, но больше выстрелов не последовало. Удивленно подняв голову, он увидел, что рядом с бандитом стоял сам Мурин. Одной рукой он держал ствол его автомата, направляя его в сторону. По всей видимости, когда тот начал стрелять он почему-то отвел оружие в сторону.
Черные без радужки глаза Мурина сверкали безумным блеском. Безгубый рот скалился в хищной улыбке.
— На такой подарок судьбы я признаться и не рассчитывал! — яростно прошипел он. — Безмозглый тренер, заваривший всю эту кашу, а с ним сама мадемуазель Хворостовская, если не ошибаюсь?
Сенсей, зажимая рукой прострелянную ногу, помог Ольге подняться.
— Не ошибаетесь! — гордо ответила она, поддерживая Сенсея. — А вы видимо и есть тот самый господинчик по фамилии Мурин, с которым я вела заочную торговлю? Что же это вы милейший мухлевать вздумали? Разве же компаньонов ядовитым газом травят?
— Травят, ой как травят! — хохотнул Мурин, доставая из кармана куртки электронный пульт. — Прежде чем вас убить я хотел доставить вам удовольствие и дать возможность убедиться в том, что пытаться помешать мне себе дороже! Итак, адье подземное царство мадемуазель Ольги!
С истерическим хохотом Мурин нажал комбинацию из нескольких кнопок.
— И что весь этот балаган должен означать? — презрительно спросила Ольга. — Видимо, я должна страшно напугаться?
— Господь с вами барышня! — продолжал юродствовать Мурин. — Пугаться поздно, бочки с газом уже летят в вашу распрекрасную Проклятую штольню! Всего через несколько секунд они грянутся оземь, и их содержимое выплеснется наружу. А это, поверьте мне, такая кака! Студенистое вещество начнет кипеть при комнатной температуре и стремительно испаряться, возгоняясь до газообразного состояния. Кстати, вентиляторы нагнетающие газ я уже тоже включил.
— Что, разве такое возможно? — скосила глаза Ольга, на закусившего от боли губу Сенсея.
Тот, молча, кивнул головой.
— Ну что же, раз я осталась без своих подданных, мне незачем жить, — спокойно сказала Ольга. — А вы низкий человек можете стрелять.
— А не пошла бы ты, куда подальше мымра столетняя! — взорвался Мурин, с которого внезапно слетел весь его напускной снобизм и лоск. — Будешь еще мне здесь приказы раздавать! Что ты вообще о себе воображаешь? Ты что действительно возомнила себя царицей подземного мира, медной горы хозяйкой? Ты хозяйка подземной помойки, выгребной кучи! Дура набитая, ты даже представить себе не можешь на чем ты просидела сотню лет, ничего не подозревая!
Неожиданно раздавшийся вслед за этим странный клокочущий звук, такой словно кто-то полоскал горло, заставил Сенсея поднять глаза. То, что он увидел, заставило его невольно улыбнуться. Внезапно возникший из облака белого дыма, Некра профессиональным движением вскрыл бандиту, стоявшему возле Мурина, горло от уха до уха. Тот выронил автомат и, рухнув на колени, тщетно пытался зажать страшную рану обеими руками.
Мурин, тем временем, проявив чудеса изворотливости, исхитрился подхватить выскользнувшее из его рук оружие. Некра все же удалось достать его ножом по плечу. Но удар пришелся по касательной, так как негодяй с поразительным проворством юркнул в сторону. Теперь прижавшись к стене Золотой башни, он уже держал всех на мушке.
Тут словно специально из дыма на мизансцену вышел Иннокентий Павлович. Сенсей расхохотался, причем в его интонации явственно звучали истерические нотки.
— Ты чего? — недовольно покосился на него антиквар. — Не рад меня видеть?
— В любом другом месте, но не в этом и не сейчас, — кивнул в сторону Мурина Сенсей. — Потому что этот дятел собирается сейчас всех нас здесь положить.
— Ты, тренер, верно, оцениваешь обстановку, — злорадно ухмыльнулся Мурин. — А вы уважаемый, не стесняйтесь, присоединяйтесь к остальным.
— Подчиняюсь грубой силе, — картинно вздохнул Иннокентий Павлович, подходя к Сенсею, Ольге и Некра. — Но поскольку я все равно скоро отправлюсь к праотцам, не утолите ли вы мое любопытство?
— Я один раз уже позволил себе такую роскошь, а вы взяли, да и не умерли, — брезгливо сморщил бледный веснушчатый нос Мурин и поднял автомат, собираясь стрелять. — Второй раз такой глупости я не допущу.
— Ну, тогда допущу я, — поспешно сказал Иннокентий Павлович. — Я скажу одно лишь слово — ксеносервусы.
— Что вам о них известно? — спросил Мурин, расстроено опуская автомат. — Я понимаю, вы намеренно отнимаете у меня время. Но я, все же, выслушаю вас!
— К большому сожалению, ничего однозначного об этом не сохранилось, ни в официальной истории, ни в изустной традиции закрытых, тайных обществ, — довольно усмехнувшись, начал, Иннокентий Павлович, почувствовав, что Мурин надежно заглотил крючок. — Одни лишь неясные слухи, недомолвки, отрывки сплетен, причем многовековой давности. Именно поэтому вы ни за что не убьете меня, не узнав, прежде всего того, что известно мне.
— Прошу прощения, за то, что перебиваю, — сухо сказал Мурин, вновь задирая ствол автомата на уровень груди. — Но, как я понимаю, вам не известно ничего конкретного, по данному предмету?
— Их власть и могущество были беспредельны, — продолжал антиквар так словно ему в лицо и не смотрел ствол автомата. — Я говорю о жрецах ксеносервусах.
— А, что это как-нибудь переводится или вообще ничего не означает? Ксе-но-сер-вус! — по складам повторила Ольга, словно пробуя это жуткое слово на вкус.
— С вульгарной латыни это переводится, как «чужой слуга» или «слуга чужого», — холодно ответил Иннокентий Павлович. — Если ты и дальше будешь меня перебивать, по всякому поводу, я вряд ли смогу поведать этому негодяю то, что ему нужно, и он нас пристрелит!
— Все, все, я нема как рыба! — Ольга для большей наглядности заткнула себе рот обеими ладонями.
— Ты не царица, ты прирожденная клоунесса! — сердито буркнул Иннокентий Павлович. — Так вот ксеносервусы, в незапамятные времена, были напрямую связаны с самими Древними.
— Продолжайте, — потребовал Мурин. — И если не секрет, откуда такая осведомленность?
— Расшифровал на досуге, кое-какие записи Карла Крейцера, — хитро глядя на него, ответил Иннокентий Павлович.
— Откуда они у вас, старый вы дурак?! — чуть не в голос взвыл Мурин. — Почему вы все это время молчали?
— Да вы же не хотели со мной разговаривать, вас же от гордыни прямо-таки распирало изнутри, — иронично посмотрел на него Иннокентий Павлович.
— А Древние они кто? — задала вопрос Ольга, несмотря на запрет. — Эти ваши ксеносервусы, они им поклонялись?
— Нет, они им служили, — тяжело выдохнул Мурин.
Чувствовалось, что он огорошен тем, что какому-то провинциальному антиквару известно так много об этой запретной теме.
— Причем служили в буквальном смысле этого слова, — охотно пояснил Иннокентий Павлович. — Считается, что у ксеносервусов были некие технологии позволявшие осуществлять непосредственный контакт с Древними. В связи с этим должен добавить, что ксеносервусы имели еще одно довольно странное название или прозвище — «свинопасы». Отголоски всего этого есть в Библии. Там Иисус называет своих апостолов «ловцами человеков». Ксеносервусы же «пасли» стада людей для Древних.
— Они что резали этих протолюдей и ели, словно свиней, эти Древние? — простонал, корчась от боли в прострелянной ноге Сенсей.
— Даже сами ксеносервусы этого не знали, они просто служили Древним! — вскричал в сердцах Мурин, поднимая автомат.
— Обитатели Проклятой штольни и есть выродившиеся потомки ксеносервусов? — тихо спросил Иннокентий Павлович, глядя прямо в глаза Мурину и читая в них ответ на свой вопрос. — Мы видели, во что они выродились и в кого превратились.
— Будьте вы прокляты! — взвыл Мурин, нажимая на курок автомата.
Он успел сделать всего лишь один выстрел. Потому что сверху из клубов густого дыма внезапно ударила мощная тугая струя расплавленной гудронной мастики, которая стекла с крыши в ливневую трубу и теперь хлынула из нее наружу.
Чудовищный гейзер окатил Мурина с головы до ног и повалил его. Бесполезный автомат отлетел в сторону. Но электронного пульта олигарх так и не бросил. Воя от нестерпимой боли он принялся кататься по асфальту. Мурин заживо варился внутри плотно облепившей его со всех сторон, черной, кипящей, пленки гудрона. Черный гейзер между тем еще только набирал свою мощь. Громко шипя, он выплевывал из металлической трубы раскаленную вязкую мастику, которая непрерывным потоком стекала с горящей крыши вниз.
Некра с Иннокентием Павловичем оттащили Сенсея в сторону. Ольга быстро наложила ему на бедро жгут. К этому времени Сенсей уже совсем отключился от потери крови. Внезапно из-под земли послышался нарастающий гул.
Старый антиквар с побелевшими от ужаса глазами закричал:
— Мурин успел активировать заряды в лифтовой шахте! Башня сейчас рухнет!
Не дожидаясь когда это произойдет, они втроем подхватили лежащего пластом Сенсея и побежали в сторону от Золотой башни. Несмотря на то, что они очень торопились они так и не успели отбежать на безопасное расстояние. Внезапно по стройному телу башни словно бы пробежала судорога. В результате этого все ее великолепное золотое остекление лопнуло, растрескалось и стало с ужасающим звоном осыпаться вниз. После этого сама башня, вернее тот металлический скелет, что остался от нее начал стремительно складываться и уходить под землю.
Земля ощутимо вздрогнула под ногами, и из шахты выбросило огромную тучу пыли, среди которой ослепительно сверкали осколки золотого стекла. Через некоторое время все стихло. Когда пыль немного рассеялась, стало видно, что на месте шахты образовалась огромная воронка просевшей скальной породы. Подземная Столица Ольги, отравленная ядовитым газом, была отныне наглухо запечатана и надежно погребена под многотонным завалом.
Глава 30
Прошло около месяца с тех пор, когда рухнувшая Золотая башня навечно запечатала вход в подземный город, превратив его в грандиозное кладбище. Сенсея выписали из больницы, после операции на прострелянной ноге. Несмотря на то, что он все еще ощутимо прихрамывал, он упорно не хотел пользоваться тростью. Функции подпорки для него выполняла Ольга, не отходящая от него ни на шаг.
За долгие годы, проведенные в Проклятой штольне, глаза Ольги совсем отвыкли от солнечного света. Огромные темные очки она не снимала даже в помещении. Лишь поздним вечером и ночью ее можно было увидеть без них. Гибель ее подземного царства явилась для нее тяжелым ударом. И если бы не поддержка и любовь Сенсея, в одиночку она вряд ли смогла бы пережить гибель своих многочисленных лохматых чад.
Кроме этого тяжким грузом на ее совести лежали погубленные жизни ни в чем, ни повинных людей, которых негодяй Мурин подсовывал ей под видом большевиков и красноармейцев. Одно время она всерьез подумывала о суициде. От этого шага ее удержало лишь присутствие рядом с ней Сенсея.
Мурин погиб, зажарившись в панцире из расплавленного гудрона, словно заживо запеченная креветка. Не удивительно, что этого редкостного негодяя, никому не было, нисколько не жаль. Ольгу в процессе следствия друзья представили единственной чудом спасшейся жертвой спятившего на почве занятий оккультизмом Мурина. По счастью никому не пришло в голову подвергать это сомнению.
Иннокентий Павлович через свои околокриминальные связи выправил Ольге и Некра липовые паспорта. И теперь египтянин помогал ему в его антикварной лавке.
Пономарю удалось благополучно выкрутиться из того щекотливого положения в котором он оказался. Благодаря золоту Мурина, которое он успел прикарманить, ему удалось откупиться. Несмотря на все старания полиции, формального повода для его задержания у них так и не нашлось.
Сенсей как-то сболтнул Ольге, о том, что за Пономарем до сих пор числится неоплаченный должок. Ольга неожиданно проявила интерес к этой теме и не успокоилась дот тех пор, пока Сенсей не рассказал ей о гибели своих учеников — Вадика и Слона. И о той роли, какую сыграл в этом Пономарь и его люди.
Сенсей также посетовал ей, что подобраться к криминальному авторитету сейчас стало уже практически невозможно. Тот переехал в престижный дом, окружил себя многочисленной охраной и практически не подпускает к себе никого, за исключением нескольких проверенных лиц.
Ольга чувствовала, что Сенсея постоянно грызет чувство вины за то, что его ребята так и остались неотомщенными. Сенсей беспокойно спал, скрипел зубами и метался во сне. У него пропал аппетит, он похудел и вдобавок ко всему забросил свои регулярные тренировки. Когда же он начал злоупотреблять алкоголем Ольга скрепя сердце приняла решение.
При этом ее совершенно не волновало справедливо или нет дальнейшее существование Пономаря. Ее волновало лишь ухудшающееся душевное состояние Сенсея и ничего более того…
Молли, выпорхнула из автомобиля дежурного водителя фирмы «Сладость порока». Эта фирма подобно множеству других фирм и модельных агентств, поставляющих девушек по вызову принадлежала Пономарю. Молли была одной из его любимых девушек, и он частенько вызывал ее, чтобы потешить свою угасающую похоть.
Покачивая крутыми бедрами, затянутыми в небесно-голубое платье, она исчезла в холле престижного многоквартирного дома, для того чтобы уже никогда не выйти из него. Во всяком случае живой.
Ольга свернула ей шею прямо в лифте, по пути в пентхауз, где-то между вторым и четвертым этажами. При этом она не испытала никаких угрызений совести. По ее мнению торговля своим телом была дурным тоном. Пока лифт поднимался, она успела раздеть Молли и переодеться в ее одежду. Добравшись до пентхауза, Ольга хладнокровно отправила безжизненное тело девушки на первый этаж.
К тому времени, когда она подошла к двери, ведущей в апартаменты Пономаря, Ольга уже полностью привела свой внешний вид в порядок. На голове ее был роскошный рыжий парик, надежно скрывающий ее серебристые волосы. Движения ее были уверенны и естественны так, словно она всю жизнь зарабатывала проституцией, а не царствовала под землей среди троглодитов последнюю сотню лет.
Подходы к бронированной двери были оборудованы системой видеокамер, позволявшей издалека наблюдать визитеров. Пономарь после гибели Мурина стал маниакально подозрителен и практически не доверял никому. Именно поэтому он вбухал кучу денег на систему электронной безопасности. Подойдя вплотную к центральной камере, Ольга с деланным безразличием извлекла из сумки Молли пластиковую карточку штатной сотрудницы «Сладости порока». Помахав ею перед объективом, она выдула гигантский пузырь из жвачки, и оглушительно хлопнув его, демонстративно выплюнула на пол. Вот вам, посмотрите, какая я плохая!
Массивная бронированная дверь бесшумно распахнулась. На пороге женщину встретили двое огромных охранников со стволами фантастического калибра. Своими непомерно раскачанными телами они фактически загородили собой проход.
— А где Молли? — удивленно спросил один из них.
— У Молли авария, сегодня я за нее, — спокойно ответила Ольга.
— Какая еще авария?
— Критические дни, придурок! — хихикнула Ольга.
Наскоро обыскав женщину и просмотрев содержимое ее сумочки, охранникам этого показалось мало и они с помощью портативного меаллодетектора повторно обыскали ее.
— Вы ребята забыли мне заглянуть еще в два места, — хихикнула Ольга. — В одном у меня спрятан пулемет «Максим», а в другом запасная лента для него.
— Заткнись, шалава! — беззлобно прикрикнул на нее один из качков. — У тебя своя работа, у нас своя.
— Вроде все чисто, — пожал плечами другой. — Ну, иди, порадуй Пономаря, а то он уже заждался! Хотя не знаю, как ему понравится, что вместо Молли явилась ты.
Оказавшись в будуаре Пономаря, Ольга огляделась. Посередине стояла огромная круглая кровать около трех метров в диаметре, застеленная кроваво-красным покрывалом. Можно было только догадываться, какие сексуальные фантазии кипели на этом ложе любви. Потолок и верхняя часть стеновых панелей были зеркальными. Изображения многочисленных Ольг, дробясь во множестве зеркальных плоскостей, уходили в бесконечность.
За спиной женщины послышались шаги, она обернулась. Брови ее еле заметно дрогнули. Она несколько иначе представляла себе Пономаря. Перед ней стоял сухопарый старик невысокого роста, совершенно седой. Лицо его было изборождено многочисленными морщинами. Из под толстого пушистого купального халата торчали тощие кривые волосатые ноги, испещренные старческими пигментными пятнами.
— Ты кто? — глядя на нее в упор, спросил Пономарь.
Ольга почувствовала, как от старого бандита исходят волны страха.
— Кристина, — назвала она первое пришедшее ей в голову имя. — Молли нездорова, сегодня я за нее.
Заинтересовано посмотрев на нее, Пономарь удивленно пробормотал:
— Какая-то ты не такая, как все! Ну, ладно, давай раздевайся!
Сомнений в том, что полностью зависящий от него директор фирмы «Сладость порока» может прислать ему что-то не то, у Пономаря не возникло.
Никакой прелюдии, как и ожидала Ольга, не последовало. В процессе занятия сексом Пономарь болезненно стонал и кряхтел. Ольга поняла, что секс был низведен им до уровня отправления физиологических потребностей. Вроде бы совершенно не нужно, но с другой стороны и без этого тоже нельзя. Опять же врачи, наверное, настойчиво рекомендуют.
Терпеливо выстояв на коленях время необходимое для того чтобы Пономарь смог под конец исторгнуть несколько капель своего старческого семени в презерватив Ольга тоскливо вздохнула.
Когда старик, наконец, закончил, он хлопнул ее по крутому заду и удовлетворенно проворчал:
— Одевайся! Деньги получишь на выходе у ребят.
После этого он прошел в ванную, для того чтобы тщательно отмыться после контакта с грязной продажной женщиной. Ольга, накинув на себя все то немногое, что составляло профессиональный наряд девушки по вызову, украдкой бросила взгляд на часики. Сколько бы старый дурак теперь ни отмывался, это ему уже вряд ли поможет.
Тончайший розовый презерватив, который Ольга виртуозно одела ртом на эрегированный член Пономаря, изнутри был тщательно обработан сильнейшим контактным ядом. Жить старому шалуну оставалось максимум полчаса. Этого времени Ольге вполне должно было хватить на то, чтобы успеть скрыться.
Но хитроумная царица подземных троглодитов не учла того, что Пономарь перед тем как вызвать проститутку принял сильнодействующий стимулятор, для повышения потенции. Под воздействием этого препарата яд, всосавшись через слизистую оболочку начал бурно и преждевременно действовать, когда Пономарь был еще под душем. Хитроумная Ольга уже собиравшаяся покинуть апартаменты, как раз получала гонорар у одного из раскормленных бойцов возле самого выхода, когда вдруг дверь в прихожую неожиданно распахнулась.
В дверном проеме стоял совершенно голый, мокрый Пономарь на разъезжающихся ногах. Он что-то силился сказать, но вместо слов с его распухших синих губ срывался лишь предсмертный хрип, он гневно тыкал пальцем в сторону Ольги. Его член распух и раздулся до нечеловеческих размеров.
Ольге не оставалось ничего другого, как наградить одного из стоящих прямо перед ней бойцов коротким ударом коленом в пах. После того, как тот болезненно застонав, согнулся, она выхватила у него из кобуры пистолет. После этого Ольга уложила и его и его напарника, рядом с их хрипящим голым шефом. При этом она разнесла еще и половину прихожей.
Спускаясь в лифте, Ольга нервно сдула прилипшую ко лбу рыжую челку парика. Она была очень недовольна собой, так как рассчитывала, что все пройдет тихо. Элементарная тихая ликвидация вылилась в форменную бойню.
Она так и не решилась до конца признаться Сенсею во всем. Ольга не смогла переступить через себя и быть с ним откровенной до конца. Тогда в самом начале, едва Мурин пробурил свою сверхглубокую шахту и вышел на контакт с обитателями подземной Столицы, она вытребовала у него привилегию для себя. Привилегию свободного выхода в город. Подобно Гарун Аль Рашиду из «Тысяча и одной ночи» она оставляла свое царство и выходила в ночной Ежовск, в народ.
Там Ольга впитывала в себя как губка манеры и обычаи нынешних людей. Учась говорить, как они, одеваться, любить и ненавидеть, как они, она готовилась жестоко отомстить им всем. Они должны были ответить за грехи своих предков, которые были красными!
Когда она посчитала, что достаточно подготовилась, она начала убивать. Тихо и безжалостно. И бог весть, чем бы все это закончилось, если бы Мурину не удалось уничтожить ее подземное царство.
Но самое главное — она встретила Сенсея. Он со своей доверчивой безоглядной любовью на многое открыл ей глаза, Благодаря ему она смогла, понять, что не все нынешние обитатели Ежовска негодяи. Потом к ней пришло понимание того, что там наверху не осталось красных, крови которых она так жаждала. А мстить нынешнему поколению людей, которые знают о событиях столетней давности лишь по книгам ее современников — это глупо и подло.
После этого, Ольга дала себе слово, что отныне прекращает свою вендетту верхним людям, раз и навсегда. И Пономарь в ее длинном списке стал последним.
Глава 31
Темные свинцовые тучи плотно закрывали все небо. Того и гляди мог зарядить нескончаемый, противный дождь. На пригорке прямо под древним черным дубом в боку, которого зияло огромное дупло, на траве сидели четверо. Трое мужчин и одна женщина. Это были Сенсей, Иннокентий Павлович, Некра и Ольга.
Вчера Некра огорошил всех, сказав, что завтра днем, по его расчетам, чудовищный скарабей должен пробудиться ото сна на Чертовом острове. Также Некра сказал, что ему пора возвращаться домой, в древний Мемфис. Он надеялся, что в этот раз ему повезет больше, чем в прошлый раз и он сможет воскресить свою возлюбленную Нефертау. Все понимали, что отговаривать египтянина бессмысленно.
И вот сегодня они собрались здесь, для того чтобы проводить Некра. Настроение у всех было подавленное. За время, проведенное вместе, все успели привязаться к Некра и теперь не представляли, как они будут жить дальше без его грустной всепонимающей и всепрощающей улыбки.
Чтобы хоть, как-то развеселить друзей и скрасить минуты расставания Некра отвесив церемонный поклон, сказал:
— Я с большим удовольствием пригласил бы вас всех к себе в гости, если бы там не было фараона Сети. Боюсь вам, вряд ли придется по душе его традиционное восточное гостеприимство.
Смеркалось, над рекой поднимался туман. Неожиданно Сенсей ощутил знакомое тревожащее покалывание на поверхности кожи головы. Было явное ощущение, что у него вместо волос начинают расти перья. Вслед за этим пришло острое чувство тревоги. Что-то было явно не так. Мгновение спустя он понял, что именно встревожило его. Над островом вот уже несколько минут, как нависла звенящая тишина. Не было слышно пения птиц, даже комары казалось, прекратили жужжать.
Сенсей вздрогнул от неожиданности. Он явственно услышал, как к обычному плеску воды в реке добавился еще какое-то тихое осторожное журчание. Было такое ощущение, словно огромный аллигатор, неслышно подкрадывается к своей ничего не подозревающей жертве.
— Некра, — прочистив вдруг сразу охрипшее горло, сказал Сенсей. — Ну и где же твой ручной жук?
— Не приставай к человеку, — одернула его Ольга. — Поезда и те опаздывают, а это насекомое, вообще какое-то сказочное существо из «Тысяча и одной ночи». Оно имеет право быть непредсказуемым.
— Иннокентий Павлович, у тебя в сумке случайно не лежит твой большой и страшный пистолет? — непринужденно поинтересовался Сенсей, поигрывая серебристыми завитками Ольгиных волос.
— Случайно лежит. Я после всего, что с нами было вообще без него из дома не выхожу, — удивленно посмотрел на него антиквар. — А что случилось?
— А не сунул ли ты в сумку еще и пару запасных обойм? — все тем же жизнерадостным тоном спросил Сенсей.
— Представь себе, сунул! — ворчливо ответил Иннокентий Павлович. — И что дальше?
— А дальше давай все это мне, потому что со стороны реки к нам приближаются большие проблемы! — скороговоркой проговорил Сенсей. — Вы тут сидите, как ни в чем, ни бывало, и молите бога, чтобы оказалось, что я просто сошел с ума от подозрительности! Ну а я типа в кустики отойду ненадолго. Да и самое главное! Если вдруг услышите выстрелы, сразу падайте на землю и не высовывайтесь, что бы ни случилось.
Встав во весь рост, Сенсей демонстративно потянулся и неторопливо направился к ближайшим кустам. Добравшись до них, он стремительно нырнул в заросли и двинулся в ту сторону, откуда слышались подозрительные звуки. На ходу вытащив пистолет из-за пояса, он загнал патрон в патронник и изготовился к стрельбе.
С того места где он находился берег сплошь заросший молодым ивняком, плавно спускался вниз к реке. Сквозь густые заросли ничего не было видно. Сенсей опустился на песок и, работая локтями, пополз в сторону реки. Внезапно до его слуха донесся знакомый писк портативной рации.
— Первый, первый, я третий! Через пару минут занимаем позицию!
— Атаку начинать только по команде, второй запаздывает! — послышался скрипучий голос. — Напоминаю, араба и женщину брать целыми и невредимыми. Остальные подлежат ликвидации.
— Твою мать! — выругался про себя Сенсей. — Съездили на пикничок, называется!
В этот момент кусты неожиданно кончились и Сенсей высунувшись из них практически нос к носу столкнулся с вымазанной зеленой камуфляжной краской рожей бойца. Долю секунды они обалдело смотрели друг на друга. Не дожидаясь продолжения, Сенсей всадил пулю прямо в левый глаз оппонента и принялся вслепую методично простреливать пространство слева и справа от него. Расстреляв обойму, он откатился в сторону на несколько метров. В ту же секунду в то самое место, где он только что был, ударили сразу несколько автоматных очередей. Сенсея неприятно поразило, что оружие противника было снабжено глушителями. Это говорило об их серьезной подготовке и высоком техническом оснащении.
Перезарядив пистолет, Сенсей пошел ва-банк. Вскочив в полный рост, он успел разглядеть, кто противостоит ему. Десантная резиновая лодка уткнулась носом в берег. Из ее прострелянных бортов с шумом выходил воздух. Из четырех находившихся в ней человек двое были безнадежно мертвы. Третий был серьезно ранен, а четвертого он лишь слегка зацепил. Прыгнув в сторону, Сенсей заскрипел зубами, рана в бедре дала о себе знать тугой пульсирующей болью. Над головой у него засвистели пули, сбивая ивовые ветки.
С минуты на минуту на подмогу противнику могли подтянуться первая и вторая группы. На глаза Сенсею попалась пустая бутылка из-под пива. Он сгреб ее и, приподнявшись высоко навесом, метнул в сторону лодки.
— Ложись! — заорал он истошным голосом.
Вслед за этим раздались два всплеска в реке. Видимо противники всерьез приняли бутылку за гранату и выпрыгнули из лодки. Вскочив на ноги, Сенсей расстрелял обоих нападавших. Два тела в черных комбинезонах мерно покачивались в прибрежной воде, окрасившейся в красный цвет.
Сунув пистолет за пояс, Сенсей бросился вперед к лодке. Каждую минуту, ожидая получить пулю в спину, он подобрал три автомата валявшихся в лодке и, закинув их за плечо, ринулся обратно. Уже не заботясь о маскировке, он трещал кустами словно медведь, пробирающийся сквозь бурелом. Он не слышал звука выстрелов, лишь свист пуль сбивавших вокруг него ветки кустарника, ясно говорил ему, что он находится под плотным обстрелом.
Сенсей выскочил на пригорок, возле дуба, где он оставил своих друзей. Все еще не веря, что его не зацепило, он рухнул на землю. Немного отдышавшись, он огляделся. Сердце его екнуло, Ольга, Иннокентий Павлович и Некра исчезли.
— Да куда же вы подевались мать вашу? — свирепо крикнул Сенсей.
— Чего разорался? — послышалось из ближайших кустов. — Здесь мы все!
Сенсей облегченно вздохнув, собрал трофейные автоматы и пополз на голос Иннокентия Павловича. Сразу за кустами оказался довольно глубокий овраг на дне, которого стоял Некра. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, он явно чего-то ждал. Ольга и антиквар залегли на склоне оврага.
Сенсей подполз к ним и спросил, с трудом переводя дух:
— Ну что?
— Здравствуй милый! — чмокнула его в щеку Ольга. — Я так волновалась за тебя! Некра уже давно вызывает скарабея.
— Он пролил приманивающий жука бальзам и теперь ждет, когда эта упрямая скотина явится! — недовольно буркнул Иннокентий Павлович. — А что за пальбу ты там устроил? Смотри, смотри, началось!
Действительно, воздух на противоположном склоне оврага пошел рябью, потом уплотнился, загустел и помутнел. Некра поспешно покинул дно оврага и присоединился к друзьям. Все зачарованно смотрели, как из ниоткуда, из воздуха появляется огромная шипастая голова чудовищного насекомого.
— Все это просто замечательно! — пробормотал Сенсей, поворачиваясь к Иннокентию Павловичу. — Мне неудобно тебя отвлекать, но если мы прямо сейчас не организуем оборону нас перестреляют как воробьев из рогатки!
— Господи, ну что ты за зануда? — недовольно проворчал антиквар, высовываясь вслед за Сенсеем из кустов окаймлявших овраг. — Мама моя дорогая! Да сколько же их?
Сенсей и сам оторопел, когда увидел черные, словно муравьи силуэты, которые развернувшись широкой цепью, бодро двигались в их сторону. Он успел насчитать около двадцати вооруженных человек. Сенсей дал короткую очередь, после чего наступающие дружно залегли.
— Не стреляйте! Предлагаем переговоры, — прокричал кто-то, видимо старший из наступающих.
— Кто вы такие и чего вам надо? — крикнул Сенсей.
— Мурин, которого вы убрали — это так мелкая сошка! Тем более, что он все равно провалил задание. Люди, которые нас прислали на вас за это не в претензии. Нам нужна только женщина и араб, они носители важной для нас информации. Отдайте их и можете идти на все четыре стороны.
— Дайте подумать!
— Хорошо, у вас есть пять минут! После этого пеняйте на себя!
— Что будем делать? — повернулся Сенсей к Иннокентию Павловичу.
— А ты что сам не видишь? Мы даже вчетвером, считая Некра и Ольгу, не сможем долго продержаться против двух десятков головорезов! — антиквар зло зыркнул на него. — Уходить нам надо!
— Куда? — насмешливо спросил Сенсей. — На кудыкину гору?
— Дурак ты Сенсей, ей богу! И что только Ольга в тебе нашла? — сердито проворчал Иннокентий Павлович. — Уйти отсюда мы можем только следом за Некра! В древний Мемфис!
Не сговариваясь, они кинулись к оврагу. Чудовищный скарабей уже выел посреди оврага яму внушительных размеров и, судя по всему, подъел остатки чудесного бальзама Некра. Теперь он стоял неподвижно и неторопливо стриг воздух своими ужасающими жвалами и шевелил усами, словно принюхиваясь к чему-то.
— Ну, давай уже скотина начинай двигаться! — без всякого почтения вскричал Некра.
Жук словно услышав его, резко развернулся всей своей огромной тушей и принялся неторопливо вгрызаться в склон оврага. Сенсей подошел к Ольге и обнял ее за плечи. Она встревожено подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Сенсей молча, кивнул в сторону жука роющего туннель. Ольга понимающе кивнула и прижалась к Сенсею, так словно ей вдруг стало холодно.
Неожиданно скарабей дернулся всем корпусом и от его панциря полетели черные хитиновые щепки. К тому времени, когда Сенсей сообразил, что по жуку стреляют, от скарабея уже отвалилась огромная задняя лапа. Взревев от негодования, Сенсей развернулся и, не целясь, разнес короткой очередью голову наемника залегшего на вершине оврага. Отпущенные пять минут уже истекли и противник перешел к активным действиям.
Из развороченной выстрелами спины жука белыми клейкими нитями тянулась слизь. Оставшийся вместо задней ноги обрубок также истекал слизью. Но, невзирая на это скарабей продолжал упорно двигаться вглубь холма. Вот уже Некра, нырнул вслед за ним в образовавшийся тоннель и, протянув руку Ольге, втянул ее за собой. Следом за ними, кряхтя, полез Иннокентий Павлович.
Сенсей подхватив второй автомат начал отступать к тоннелю. Он открыл бешеный огонь по зарослям ивняка, через который ломились наемники. Срезанные ветки и сбитые листья летели как во время урагана. Наступающие, взяв овраг в плотное кольцо, залегли. Они не лезли под пули, терпеливо дожидаясь, когда у обороняющихся закончатся патроны. При таком интенсивном темпе стрельбы они должны были сжечь их в ближайшие несколько минут. Наемники были спокойны, так как знали, что через их оцепление из оврага не проскользнет и мышь. Четыре человека были надежно заперты в ловушке.
Когда выстрелы, наконец, смолкли, наемники подняли головы и начали удивленно переглядываться и недоуменно пожимать плечами. Глубокий тоннель, черневший всего лишь минуту назад, в склоне оврага затянулся, словно его там, никогда, и не было. На дне оврага валялись небрежно брошенные два автомата. Их раскаленные от бешеной стрельбы стволы все еще дымились. Кругом на траве валялась россыпь стреляных гильз. В овраге никого не было.
Валерий Моисеев
Сфинкс
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Д Р Е В Н И Й М Е М Ф И С
Глава 1
Тяжелые бронзовые ломы злобно звенели, вгрызаясь заостренными коваными жалами в каменную кладку. В воздухе стояло плотное облако рыжей пыли. Эта пыль была повсюду. Она лезла в нос, в глаза, забиралась в глотку, хрустела на зубах, сухим кашлем раздирала грудь.
Чистое голубое небо с сияющим на нем ослепительным диском воспринималось через тончайшую оранжевую вуаль пыли. Безжалостное солнце пустыни палило нещадно. Едкий пот заливал глаза.
— Передохни! Давай я! — Абу ощутил тяжелый шлепок горячей заскорузлой ладони на своем мокром от пота плече.
Он болезненно поморщился, налипшая на мокрую кожу каменная пыль больно царапалась. Молча, передав свой лом Бакру, Абу тяжело дыша, отошел в сторону. Его второй дядя Салех, продолжал мерно долбить ломом каменную стену, над которой они бились с раннего утра.
Отлепив мокрую от пота, прилипшую к заду, набедренную повязку Абу ковыляя, подошел к трем осликам, привязанным к большому обломку скалы. Рядом с ними в тени, прямо на земле, рядом с чахлыми кустиками верблюжьих колючек, лежал полупустой бурдюк с водой. Хмуро щурясь на полуденное солнце, Абу зубами вынул деревянную затычку из бурдюка и жадно сделал глоток. Его передернуло от отвращения. Вода успела нагреться, и была ощутимо горячей. Вдобавок ко всему, она отдавала старым вонючим козлом, из шкуры которого был сделан бурдюк.
Абу поднял голову. Ослепительно яркое солнце светило ему прямо в глаза. Высокая отвесная скала, у подножия которой они находились, простиралась в обе стороны, словно огромная крепостная стена. Немного поодаль от нее возвышался острый гребень небольшого каменного хребта, делавший Абу и его родственников невидимыми со стороны ущелья, через которое они пробрались сюда.
Быть сокрытыми для постороннего взора являлось составной частью того опасного ремесла которым Абу и его семья занимались вот уже несколько поколений. С грабителями могил, у стражников фараона приставленных охранять Долину Мертвых и прилегающие к ней окрестности разговор был короткий. Они привязывали схваченного на месте преступления вора за руки к двум горячим коням и по команде хлестали их плетками. После того как конечности несчастного были с корнем вырваны из плечевых суставов, тот умирал истекая кровью, успев перед этим испытать ужасные мучения.
И все же многие египтяне продолжали заниматься этим рискованным промыслом. Как, например, Абу со своими старшими родственниками. В случае удачи, ограбление древней могилы сулило хороший доход. Что касается связанного с этим риска, то о нем просто старались не думать. Проблема была в том, что грабителей с каждым годом становилось все больше, а старых, плохо охраняемых, могил все меньше. В некоторые гробницы приходилось забираться по нескольку раз, чтобы забрать даже ту ничего не стоящую мелочь, которую не посчитали достойной внимания во время первых визитов.
Но на этот раз им здорово повезло. Судя по всему, Бакру удалось найти никем не потревоженное захоронение. Под толстым слоем крепкой штукатурки, замаскированной под неровную поверхность скалы, была скрыта каменная кладка преграждавшая путь в гробницу. Там внутри почти наверняка покоился фараон или знатный вельможа, чей саркофаг был наполнен золотом и драгоценностями.
Все это вяло копошилось в расплавленной голове Абу, когда лом Салеха неожиданно провалился через камни разрушаемой ими кладки вовнутрь скалы. Парень поспешил к старшим. Возле расковырянной стены, опустившись на корточки, сидел Бакр, и что-то сосредоточенно рассматривал. Увидев упавшую на каменную стену тень, он, кряхтя, поднялся во весь свой немалый рост и отошел в сторону.
— Видишь? — ткнул он заскорузлым пальцем в стену.
— Дырка! — кивнул Абу, глядя на темнеющее среди неровной каменной кладки отверстие неправильной формы.
— То-то что и дырка! — дядя хмуро посмотрел на племянника. — Да вот только мала она и нам в нее не пролезть. Поэтому бери лом и долби, что есть силы, пока не посинеешь, словно Осирис владыка царства мертвых! Хвала ему и почтение!
Абу послушно взял лом и принялся расширять дырку в стене.
Однако, прошло довольно много времени пока они втроем, сменяя друг друга, расширили дыру настолько, что туда, наконец, можно было забраться на четвереньках. Салех достал специально приготовленный для таких случаев факел. Это была палка, на одном конце которой были плотно наверчены тряпки пропитанные маслом. Затем, при помощи огнива он высек на тряпки искру и поджег их.
— На, держи! — повернулся он к племяннику.
Абу молча, принял немилосердно коптящий факел и нырнул в чернеющее отверстие, из которого тянуло ледяным холодом. Попав вовнутрь помещения, он осторожно поднялся, боясь как бы не стукнуться головой о низкий потолок, и внимательно осмотрелся.
Он стоял в самом начале длинного коридора, который уходил в кромешную темноту. Позади него, из прорубленного ими хода бил яркий солнечный свет. Судорожно сглотнув, Абу в последний раз посмотрел на солнечные лучи и двинулся вперед по коридору. До этого он уже бывал несколько раз в разграбленных гробницах. Стены и потолки в тех усыпальницах были сплошь покрыты причудливыми разноцветными изображениями и иероглифами. Здесь же поверхность стен и потолка была цвета девственно чистого папируса, не оскверненного ни единой каплей краски.
Неожиданно ровный пол коридора закончился. Абу поднял факел повыше и нервно сглотнул. Вырубленные в камне ступени круто уходили вниз скалы, в непроглядную темноту. Где именно заканчивалось лестница молодой вор, сколько ни силился, так и не смог не разглядеть. Абу было очень страшно. Кто мог знать, что скрывается там внутри густой, ледяной темноты? Он покосился в сторону выхода из гробницы и тяжело вздохнув начал спускаться вниз по лестнице. Лишняя взбучка от драчливых и скорых на расправу дядьев была ему совсем ни к чему.
Наконец, бесконечная лестница уперлась в следующий горизонтальный коридор. Переведя дух для того, чтобы бешено колотящееся в груди сердце немного успокоилось, Абу двинулся вперед. Коридор привел его в большую комнату, посередине которой, стоял огромный каменный саркофаг.
Абу сделал несколько нерешительных шагов в сторону страшного каменного ящика, под плотно закрытой крышкой, которого покоилась чья-то ужасная мумия. Подойдя вплотную к саркофагу, Абу с замиранием сердца взялся за край покрытой толстым слоем пыли крышки. Его поразило то, насколько холодным был гладко отшлифованный камень. Абу попытался сдвинуть крышку с места, но, несмотря на все его старания, массивная плита не поддавалась.
Внезапно за спиной молодого вора раздались тяжелые шаги. Он в ужасе отпрянул от саркофага, отбросил факел в сторону и попытался укрыться в густой тени отбрасываемой саркофагом.
— Все, попался! — молнией пронеслось у него в голове. — Сейчас стражники Долины Мертвых схватят меня и предадут лютой казни!
— Чего факел швыряешь, щенок?! — послышался сердитый голос Бакра. — Ты хоть знаешь, во сколько мне обходится все наше снаряжение?
С благодарностью приняв от дяди очередную затрещину, Абу поспешно подобрал с пола свой факел и высоко поднял его.
— Кажется, Хатор, наконец, улыбнулась нам! — хрипло расхохотался Бакр. — Чего застыл словно мумия? Беги, позови Салеха и скажи, чтобы захватил с собой ломы.
— Мне можно будет вернуться с ним? — на всякий случай спросил Абу, уже заранее зная ответ.
— Еще чего? Саркофаг должны вскрывать настоящие мужчины. А завидев здесь такого сопливого засранца, как ты, удача может отвернуться от нас! Когда вылезешь из этой норы, спрячься в скалах и внимательно следи за дорогой, чтобы нас не накрыли стражники! Пошел!
Абу был очень зол. Ему хотелось посмотреть, что находится внутри саркофага. Он еще никогда не видел, как грабят непотревоженное захоронение. Он мог только догадываться, какие сокровища скрывает под собой непреподъемная каменная плита.
Выбравшись наружу, он принялся сбивчиво рассказывать Салеху о том, что видел внизу. Услышав о неразграбленном саркофаге тот, со смехом взъерошил непокорные волосы племянника:
— Заткнись молокосос, что сейчас проку от твоего блеяния? Нужно поскорее откупорить эту кубышку с драгоценностями! Если мы найдем там, то, что я думаю, клянусь слизью и чешуей Апопа, я возьму тебя с собой в Мемфис к веселым танцовщицам!
После этого Салех подхватил два тяжелых лома, отобрал у Абу факел и весело подмигнув, проворно нырнул в чернеющий лаз.
Абу проводил его хмурым взглядом. Хорошо зная своих родственников, он не поверил ни единому их слову. Он не сомневался, что даже в случае очень большой удачи ему, скорее всего, ничего не перепадет. Как всегда Бакр затянет свою любимую песню о том, что мать Абу, со своим ленивым ублюдком, должны денно и нощно молиться на него, за то, что он позволил им жить у себя, после смерти их непутевого мужа и отца. Несмотря на то, что Бакр и Салех приходились матери старшими братьями, они обращались с ней как с чужой. Жены братьев, живших одним домом, всячески помыкали ею и заставляли делать всю самую грязную и тяжелую работу. Ничего, как только Абу подрастет и войдет в силу, он расквитается с родственниками сполна!
Какое-то время Абу стоял под палящими лучами солнца, жадно впитывая их жар всей поверхностью своего тела, словно ящерица, восставшая ото сна после холодной ночи в пустыне. Согреться от мертвящего холода, царящего в глубине гробницы, было не так-то легко. Потом присев в тени высившегося перед входом в захоронение утеса он стал наблюдать за каменистой пустыней. Каким бы гадом не был Бакр, но ремесло свое он знал хорошо. Нельзя было допустить, чтобы к ним не незаметно подкрались стражники Долины Мертвых. Если бы это произошло, то очень скоро к мертвым обитателям долины присоединились бы еще три неупокоенные воровские души.
Глава 2
Лорд Роберт Хаксли недовольным взглядом окинул унылый фасад своего родового гнезда, сплошь заросшего густым плющом. Стены, сложенные из грубо обработанных каменных блоков потемнели от сырости. Опять с утра зарядил этот нескончаемый дождь. Сэр Роберт тяжело вздохнул.
Старик садовник совсем отбился от рук. Быть может, у него уже нет сил, чтобы подняться с постели? Надо будет рассчитать его и нанять на эту должность кого-нибудь порасторопнее из близлежащей деревушки.
Два месяца тому назад сэр Роберт вернулся в Англию из длительного путешествия по Египту. Сказать по правде, цель его визит была достаточно необычна. В то время как большая часть путешественников занята тем, что бездумно прожигает свои деньги, восхищаясь красотами чужой страны, перед сэром Робертом стояла диаметрально противоположная задача. Он отправился в Египет для того чтобы разбогатеть.
Но, увы, ему так и не удалось преуспеть на этом поприще. Ближний Восток на поверку оказался отнюдь не сказочной пещерой Али Бабы из «Тысяча и одной ночи», доверху наполненной несметными сокровищами. В этом богом, позабытым краю, населенном нищими бедуинами и феллахами, готовыми за шиллинг убить, никто не приготовил ему ни золота, ни драгоценных каменьев.
За время своего путешествия сэр Роберт возненавидел Египет всей душой. С его вечной жарой и невыносимым солнцем, от которого, казалось, нигде не было спасения. Стоило найти где-нибудь тенистое место, как тут же выяснялось, что оно уже занято. Изо всех щелей начинали выползать потревоженные скорпионы, огромные сороконожки, шипящие кобры и прочая ядовитая нечисть.
В воспетый поэтами божественный Нил нельзя было не то, что войти, к нему было боязно приближаться, из-за обилия отвратительных гребенчатых крокодилов, которыми кишели густые заросли прибрежного папируса. В самой реке безвылазно сидели огромные лоснящиеся от жира гиппопотамы, которым по слухам ничего не стоило перевернуть большущую лодку и отправить ее пассажиров на корм своим зубастым соседям.
В довершение ко всему сэр Роберт подхватил дизентерию. Жестокий бич всех европейских путешественников на востоке. Проклятая болезнь измотала его до крайности, выжимая из него все соки через задний проход, по сорок раз на дню.
Сэр Роберт в дневниках именовал свое путешествие не иначе как Казнью Египетской. Мало того что он не разбогател, так в довершение ко всему, еще и умудрился растранжирить то немногое, что у него еще оставалось, после подписания очередных закладных на «Кривой вяз». Сейчас вернувшись, домой, он понимал, что там, в Каире вел себя несколько опрометчиво. Подобно восторженному юнцу, впервые попавшему в публичный дом, у него от множества диковин разбежались глаза. Несмотря на то, что он прекрасно знал, о том, что все арабы, от мала до велика, редкостные мошенники, он все же заплатил тому старому арабу целое состояние.
Среди груды древнего и нынешнего барахла в лавке Абдаллы, сэр Роберт приобрел множество презанятных вещиц. Чего стоила, например базальтовая статуэтка одноного инвалида с вздыбленным членом, размером с его отсутствующую ногу! Или взять хотя бы мумифицированную голову фараона, какой-то там великой династии! Хотя, скорее всего, это голова некогда принадлежала несчастному соседу Абдаллы, с которым тот не особо ладил. Или на худой конец какому-нибудь городскому бродяге, пропажи которого никто так и не хватился. Сэр Роберт ни минуты не сомневался, что разбойник лавочник убил его, после чего высушил у себя на крыше дома и покрыл смолой. А теперь продавал по частям доверчивым простакам вроде него. Как он слышал, торговля этим ходовым товаром процветала в многолюдном Каире.
Но вершиной привезенной сэром Робертом из Египта коллекции было, конечно же, яйцо. На этот диковинный футляр из потемневшего, растрескавшегося от старости дерева в форме пузатого скарабея у него, собственно говоря, и ушли все оставшиеся деньги.
Мошенник торговец уверял сэра Роберта, что находящееся внутри футляра яйцо цвета древнего папируса, поверхность которого была покрыта сетью замысловатых трещин, принадлежит давным-давно вымершему виду гигантских скарабеев. Абдалла с неприкрытым трепетом в голосе, на ломаном английском языке, называл их Черные Чудовища. Лорд Хаксли тут же окрестил новый вид жуков по латыни Scarabeus Monstruoza. Согласно древней легенде, на заре человечества, мудрецы с помощью этих монструозных скарабеев преодолевали пространство и время. Абдалла не моргнув глазом, уверял сэра Роберта в том, что из этого яйца, может вылупиться настоящее огромное Черное Чудовище. Более того, он клялся именем своего отца и своей матери, что такого скарабея можно будет приручить, словно домашнего кота. Гигантское насекомое будет исчезать по своим делам, но неизменно возвращаться к своему хозяину.
Что самое удивительное, сэр Роберт поверил во все эти глупые басни и загорелся желанием вырастить собственного монструозного скарабея. Он, конечно же, не рассчитывал с его помощью совершить обещанное арабом, путешествие во времени. Намерения сэра Роберта были много прозаичнее. Для того чтобы поправить свои финансовые дела, он полагал выгодно продать выращенного им гигантского скарабея какому-нибудь энтомологу филантропу. Или на худой конец в какой-нибудь музей.
Не откладывая дело в долгий ящик, сэр Роберт, с присущей ему энергией, взялся за воплощение в жизнь своего сомнительного прожекта. В соответствии с инструкциями, полученными от мошенника Абдаллы, лорд Хаксли погрузил яйцо в чан с преющим лошадиным навозом, смешанным с кровью телят, закупленной им на скотобойне. Последнее приобретение вызвало оживленные кривотолки среди живших по соседству сквайров, которые, впрочем, сэр Роберт оставил без внимания.
Вонь в сарае, где содержался чан с заветным яйцом стояла хуже, чем на скотобойне. По истечении положенного срока сэр Роберт приставил к чану сына своего конюха, здоровенного придурковатого парня по имени Габриель. В его обязанности входило отгонять от чана многочисленных мух и прочих зловредных насекомых, которые слетались и сползались на невыносимый запах падали, исходивший от чана. Если бы из распухшего к тому времени яйца вдруг что-то вылупилось, Габриелю следовало незамедлительно в любое время дня и ночи поставить в известность об этом сэра Роберта.
И вот сегодня дворецкий поднял его посреди ночи. Он сообщил, что прибежал Габриель с конюшни и сказал, что там уже началось. Наскоро одевшись, сэр Роберт бросился в сторону конюшен. В сарае, где стоял чан, его с нетерпением поджидал не на шутку встревоженный Габриель.
— Ваша светлость, там внутри, что-то шевелится! — парень ткнул крепкой суковатой палкой в сторону большого чана наполненного навозом и кровью.
Габриель благоразумно держался от жуткого котла на почтительном расстоянии. Трудно сказать, был ли в этом виноват страх или страшное зловоние, исходящее из отвратительного сосуда.
— Глупец, убери сейчас же палку! — приказал ему сэр Роберт. — Скажи-ка, а что наше яйцо все еще цело?
Как и предполагал сэр Роберт, дурной мальчишка не смог ответить ничего определенного. Не на шутку разозлившись, лорд дал лентяю пинка и закричал:
— Если ты сейчас же не достанешь и не предъявишь мне яйцо, клянусь, я утоплю тебя в этом дерьме!
Напуганный хозяйским гневом, Габриель, тотчас же снял свою куртку и, засучив рукава рубахи, подступил вплотную к чану. После этого трясясь от страха и отвращения, бедный парень засунул обе руки в чан с навозной жижей и принялся делать ими какие-то пассы, надеясь видимо таким образом, изловить погруженное в нечистоты яйцо.
— Глубже! — рассерженным голосом приказал ему сэр Роберт. — Ищи глубже!
Габриель, подвывая от страха, послушно запустил руки по самые локти в окровавленное коровье дерьмо и начал старательно водить ими там, словно повар шумовкой, надеясь зацепить яйцо.
Внезапно внимание сэра Роберта привлекла легкая рябь, пробежавшая по поверхности отвратительной вязкой жидкости до самых краев, заполнявшей чан. Это не могло быть следствием создаваемых руками Габриеля колебаний, так как, источник распространявшихся волн, располагался в противоположном от него месте.
Не на шутку встревоженный сэр Роберт сделал предостерегающее движение рукой и хотел, было, криком предупредить парня об опасности, но ужас внезапно сковал его члены и он не смог выдавить из себя, ни звука. Габриель же не мог ничего этого видеть, так как глаза его были плотно закрыты, а лицо, на котором застыло скорбное выражение, было старательно задрано вверх. Таким образом, бедный парень пытался защитить свои глаза и органы обоняния от мерзкого запаха, исходившего от чана.
В то же мгновение, что-то непонятное, размером с хорошего терьера, вдруг выскочило из чана наружу и вцепилось Габриелю прямо в живот. Ошеломленный сэр Роберт отпрянул в сторону и, застыв в отдалении, с ужасом наблюдал за происходящим. Оттуда он смог хорошенько рассмотреть, диковинное создание, которое так неожиданно атаковало его слугу.
Сначала ему показалось, что это огромная гусеница, но внимательно вглядевшись, сэр, Роберт понял что ошибается. Голову существа венчала пара длинных и острых жвал, которые сейчас были до половины погружены в живот парня. Внезапно мозг лорда Хаксли, словно молния пронзила догадка, старый Абдалла не обманул его. Сэр Роберт почему-то решил, что из яйца непременно должен вылупиться маленький скарабей, совершенно позабыв, что прежде чем превратиться в жука, особь должна пройти через определенные трансформации. Первой, из которых является стадия личинки.
В это время, Габриель взревел, словно раненный слон и, повалившись на спину, принялся отдирать от себя напавшее на него ужасное существо. Брызнула кровь и личинка скарабея, перемазанная в нечистотах, стремительно юркнула в брюшную полость несчастного юноши. По тому, с какой жадностью она принялась выедать его внутренности, сэр Роберт сделал вывод, о том, что на стадии личинки его скарабей, по всей видимости, является хищником.
Глава 3
— Свети сюда! — велел Бакр Салеху, держащему в обеих руках по факелу.
Сам же он, с размаху вогнав острие лома между крышкой и коробкой саркофага, попытался расширить образовавшуюся узкую щель. Несмотря на прилагаемые усилия у него ничего не получилось. Когда казалось, что ему удалось подцепить крышку, лом со звоном сорвался, и тяжелая плита вновь встала на прежнее место.
— Будь проклят этот каменный сундук, и тот, кто его смастерил! — в сердцах воскликнул вор. — Сыновья гиппопотама, совокупляющиеся с родной матерью! Они что не могли сделать крышку полегче? Брось факелы, давай помогай, а то мы здесь застрянем до самого утра!
— Послушай, брат, — сказал Салех, прислоняя факелы к стене и берясь за второй лом. — Если в этом ящике, кроме бесполезных костей мы найдем, что-то стоящее, нужно будет подумать, что делать с мальчишкой. Я не намерен делиться с ним добычей.
— Ты сначала найди что-нибудь, а потом думай, как делить шкуру неубитого льва! — расхохотался Бакр. — А потом, много ли мы до сих пор с тобой делились с нашим бестолковым племянником?
— Ты не прав, брат! — возразил Салех, всадив лом в узкую щель под крышкой, которую Бакру наконец-то удалось увеличить. — Мальчишка подрос и вскоре начнет заявлять права на свою часть добычи. Возможно, это произойдет уже сегодня.
Навалившись всем телом на образовавшийся рычаг, Салех принялся расширять образовавшийся темный проем. В лицо им ударила тугая струя спертого воздуха отравленного миазмами гниющей человеческой плоти.
Закашлявшись, Бакр досадливо поморщился:
— Ну и вонь! Вздумалось же обитателю саркофага выпустить газы именно тогда когда мы пришли к нему в гости! Так ты считаешь, что наш маленький племянник из помощника превращается в обузу?
— Он уже превратился, просто мы с тобой этого не замечали, — Салех, перехватив лом посподручнее принялся помогать брату который уже приподнял крышку саркофага с другой стороны.
— Не ломай голову, раньше времени. А ну, навались! — натужно взревел Бакр и принялся сдвигать тяжелую каменную плиту с места.
Вены вздулись у братьев на висках, пот заливал им глаза. Казалось, еще немного и мышцы не выдержав напряжения, начнут рваться, словно гнилые веревки. Когда силы уже почти оставили их, крышка на какое-то время застыла словно в раздумье, а потом накренилась и рухнула на каменный пол. По подземелью от удара пошел страшный гул, и братья испуганно пригнулись. Но потолок гробницы не рухнул на воров, лишь пыль, да мелкие куски отколовшейся штукатурки посыпались им на головы.
Стряхнув мусор с головы Бакр, а за ним и Салех опасливо заглянули в саркофаг. То, что они там увидели, изрядно озадачило и поразило их. Внутри не было расписного деревянного саркофага, причудливо изукрашенного листовым золотом и драгоценными камнями. В богатом захоронении количество деревянных футляров, вставленных один в другой, иногда достигало семи и более штук. В самом последнем из них и находилась мумия хозяина гробницы.
Оказалось, что большая часть каменного саркофага представляет собой массивный нетронутый резцами мастеров гранитный монолит. Углубление вовнутрь было сделано минимальным. Ровно настолько, чтобы на нем словно на подставке могло уместиться тело погребенного.
Перед ворами лежала туго спеленатая по всем правилам мумия, на месте лица у нее была золотая погребальная маска. В перекрещенных на груди руках забальзамированный мертвец, держал необычные для традиционного египетского погребения предметы. Правой рукой он прижимал к себе маленький золотой ларец, а во второй сжимал свиток древнего папируса намотанного на синий лазуритовый стержень с золотыми навершиями, богато изукрашенными драгоценными камнями.
Все еще не веря своим глазам, Салех счастливо рассмеялся:
— Наконец-то мы стали богачами, брат! Если честно я всегда знал, что рано или поздно мы найдем что-нибудь подобное! Боги благоволят нам! Хвала зоркому Гору, указавшему нам путь к сокровищам!
Бакр насмешливо посмотрел на счастливого Салеха и не стал его разубеждать. Откуда ему было знать, что это вовсе не случайная находка?
Десять дней тому назад деревенский дурачок, пасший коз в предгорьях пустыни, потерял одно из своих строптивых животных. Он проплутал весь день и наконец, нашел беглянку возле высоких скал, формой своей напоминавших крепостную стену. Когда он приблизился, чтобы отлупить вредное животное палкой, взгляд его неожиданно зацепился за проступающую сквозь неровную поверхность скалы каменную кладку. Сам он не рискнул проникнуть вовнутрь, а вместо этого пришел к Бакру. Всем в деревне было хорошо известно, чем занималась его семья вот уже несколько поколений подряд.
За то, что дурак согласился указать дорогу к заветному месту, Бакр дал ему четыре бурдюка самого дешевого пива. А также пообещал, что позволит провести несколько ночей со своей сестрой, матерью Абу. После того, как Бакр вернулся с дураком из пустыни, последний неожиданно захворал и к вечеру слег. Утром он уже не проснулся. Поговаривали, что в пустыне беднягу укусил черный скорпион. Но Бакру-то было хорошо известно, отчего умер пастух. Все дело было в хитром снадобье, которое он подмешал ему в пиво.
— Так что будем делать с Абу? — вернул Бакра с небес на землю голос брата.
— Добыча слишком велика, чтобы рисковать ею и своими головами из-за какого-то болтливого мальчишки, пусть даже он и приходится нам родственником, — Бакр в упор посмотрел на брата.
— Я с тобой полностью согласен! — горячо воскликнул тот. — Пробьем ему голову камнем, тело оставим здесь в гробнице, где его никто никогда не найдет. А сестре скажем, что непослушный мальчишка не хотел копать лаз в гробницу и убежал от нас в пустыню.
— Правильно, а там его задрал лев! — довел до логического завершения мысль брата Бакр. — Но это все после того, как он поможет нам загрузить добычу в сумки и навьючить на ослов. Давай же, наконец, посмотрим наши сокровища.
— Давай, начнем вот с этого, — пробормотал Салех и, взявшись двум руками за края маски, скрывающую лицо покойника потянул ее на себя. — Нам здорово повезло, эта штуковина сделана из толстого листа чистого золота!
Но сколько он, ни пытался приподнять маску у него так ничего не вышло.
— Может она приклеилась к лицу мумии бальзамическими смолами? — высказал предположение Бакр, приблизившись с факелом вплотную к маске и внимательно разглядывая ее.
Внезапно внутри саркофага явственно раздался щелчок. Салех озадаченно посмотрел на Бакра.
— Ничего не понимаю! — недоуменно сказал он.
— Давай, давай! Нечего здесь понимать, тяни маску! Это, наверное, какой-то хитрый запор. Раз внутри что-то щелкает, значит открывается.
Пожав плечами, Салех вновь взялся за края маски и потянул на себя. Он мог бы поклясться, что та немного подалась на него. Неожиданно раздался еще один щелчок, как ему показалось, прямо внутри головы мумии. Там, что-то со скрежетом провернулось, видимо, части какого-то диковинного запорного механизма. Потом снова наступила тишина.
Салех протянул руки, чтобы повторить попытку, когда в недрах саркофага вдруг раздался громкий щелчок, а затем что-то угрожающе зашипело. Братья испуганно отскочили в сторону, от каменной коробки, настороженно прислушиваясь. Через непродолжительное время шипение стихло, и наступила тишина.
— Сетом клянусь, это не к добру! — Салех вытер холодный, невесть откуда взявшийся, пот со лба. — А что если мы потревожили там внутри гнедо ядовитых змей? Не нравится мне все это.
— Нравится, не нравится, какая разница? Все равно золото снимать придется! — прикрикнул на него Бакр. — Давай тащи дальше, а то сейчас или Абу заявится или стражники нагрянут! — Да погоди ты! Дай сообразить, — начал возмущаться Салех, но в этот момент внутри саркофага опять что-то скрипнуло, захрипело, щелкнуло и снова затихло.
— Ну, чего ты на него вытаращился?! Мумий никогда не видел? Может, запоры маски уже открылись, а ты все ждешь от козла молока! Ну-ка отойди в сторону! — не выдержал Бакр и решительно шагнул к спеленатому мертвецу.
Салех охотно уступил место нетерпеливому брату и, взяв у него факелы, беспрекословно отошел в сторону. Бакр взялся за края маски и осторожно потянул ее на себя. К величайшему удивлению вора, золотое лицо бесшумно снялось со своего места, и теперь находилось в его руках. Отвратительное иссохшее лицо мумии, представшее перед ними, внушало не только отвращение, но и ужас.
Что-то в нем было не так. Бакр никак не мог понять, что именно. В какой-то момент его осенило! На месте глаз у мумии зияли две черные дыры, которые смотрели ему прямо в лицо. Он попытался сделать шаг в сторону, но было уже поздно.
Из отверстий внезапно вырвались тугие струи ядовито-зеленого порошка, которые ударили Бакру прямо в лицо и залепили ему глаза. Ослепший вор, почувствовал нестерпимую резь и дико закричал. Но тут же, в его широко открытый рот хлынул порошок. Влажно всхрюкнув, Бакр кулем повалился на пол. Вся комната наполнилась едкой летучей пылью. От нее не было спасения.
Обезумевший от ужаса, Салех бросился прочь от ужасного саркофага. Ноги сами несли его вверх по ступенькам к спасительному коридору в конце, которого была дыра, ведущая к спасению. Но уже через мгновение ему выжгло глаза зеленой гадостью. Лопнув, они вытекли на ступени, покрытые, словно ковром, зеленой пыльцой. Потеряв ориентацию, как кролик, укушенный скорпионом, Салех на четвереньках тыкался головой вдоль стены гробницы, тщетно пытаясь найти выход.
Два, запорошенных зеленым порошком, тела еще какое-то время пускали разъеденными ртами зеленые пузыри, а потом затихли. Смертоносный самум еще некоторое время бушевал в подвергшейся поруганию гробнице, но постепенно зеленые хлопья, медленно кружась в воздухе, начали опускаться вниз. Внезапно, в недрах прямоугольной глыбы саркофага раздался сухой щелчок, и все стихло.
Глава 4
Останков Габриеля хватил ненадолго. Личинка скарабея день ото дня набирала аппетит.
К этому времени сэр Роберт уже дал своему еще неразвившемуся скарабею имя и ласкательно называл его Томми. Как ни странно, ужасная личинка чудовищного насекомого, по логике вещей, начисто лишенная мозга, души и понимания, с первых же дней выучилась узнавать своего хозяина и благодетеля. Когда, там, в Египте, старый араб Абдалла говорил о щенячьей преданности «черных чудовищ» к своим хозяевам, сэр Роберт счел это поэтической гиперболой. А вернее будет сказать, обычным жульничеством прохвоста лавочника, по своему обыкновению, бесстыдно набивавшего цену своему залежалому товару.
Тем не менее, Томми, обладая острыми, словно бритвы жвалами, которыми мог спокойно перекусить человеку не то, что руку, но и шею, ни разу даже не поцарапал своего хозяина. Сэр Роберт затруднялся объяснить, каким образом Томми выделял его, из числа своих последующих многочисленных жертв. Скорее всего, дело было в запахе, хотя возможно Томми видел во внешнем облике сэра Роберта явственные различия от посторонних людей. Как бы то ни было, их взаимоотношения были сродни обоюдной привязанности, между преданным псом и его любимым хозяином.
Вскоре сэр Роберт, нашел весьма остроумный, по его мнению, способ разрешить проблему с провиантом для своего любимца. Он поручил дворецкому отправить какого-нибудь мужика посмышленее в цыганский табор, что остановился неподалеку от соседней деревни. То обстоятельство, что добираться до него нужно было, через глухую лесную чащу, было как нельзя кстати. Мужику было выдано несколько звонких монет, одна из которых предназначалась ему, для передачи старшему в таборе цыгану. Требовалось срочно найти кормилицу для грудного ребенка.
На недоуменный вопрос старого цыгана, почему родители ребенка не найдут для него кормилицу из женщин своего круга и вероисповедания, посланец признался, что ребенок был зачат в грехе. Именно поэтому его родители предпочли оставить свои имена и положение в тайне. Если они наймут женщину из деревни, то позорная тайна тут же станет известна всей округе.
Цыганский барон выкурил не одну трубку, прежде чем дал свое согласие. Что-то во всем этом ему определенно не нравилось. Тем не менее, польстившись на легкие деньги, он отправил с посланником уже немолодую толстую цыганку с огромными, словно дыни грудями. Пересчитывая полученные в оплату деньги, барон предупредил посланника, что тот лично отвечает перед ним за то, чтобы с его женщиной ничего не случилось. Тот легкомысленно дал согласие и, радуясь удачно выполненному поручению, повел женщину через лес в сторону имения сэра Хаксли.
Дворецкий встретил женщину, как и было условлено в маленьком охотничьем домике, принадлежавшем сэру Роберту. Щедро наградив человека приведшего цыганку, дворецкий отослал его восвояси. После чего удалился и сам. Цыганка была немало удивлена, когда из небольшой комнаты в сторожке вышел незнакомый благородный господин. При его появлении она встала и уже хотела бежать к двери, когда увидела, что тот нежно прижимает к груди завернутого в дорогие пеленки ребенка. Сразу успокоившись, кормилица распустила свой корсаж и вытащив огромную грудь с торчащим фиолетовым соском протянула руки для того чтобы взять ребенка.
Сэр Роберт, а это был именно он, с глубокой нежностью в затуманившемся взоре, протянул свое дитя цыганке.
— Об одном прошу, добрая женщина, накормите его как следует! — попросил он.
— Как зовут мальчонку ваша светлость? — из вежливости спросила цыганка.
— Томми! — ласково ответил сэр Роберт. — Моего мальчика зовут Томми.
Это было последнее, что несчастная женщина успела услышать. Едва она приняла из рук отца ребенка, как в том месте, где у дитяти должен был быть жадно ищущий грудь кормилицы ротик, дорогую кружевную пеленку прорезали два кривых, острых ножа. Прежде чем цыганка успела скинуть с себя кошмарное создание, Томми уже вгрызся ей прямо в обнаженную грудь. Во все стороны брызнула кровь. Женщина попыталась закричать, чтобы позвать на помощь, но вместо крика из ее рта вырвалось лишь хриплое бульканье, а следом хлынула черная кровь из истерзанного легкого.
На следующий день к дворецкому прибежал напуганный посыльный, тот самый который привел к нему цыганку. Он сказал, что кормилица так и не вернулась к вечеру в табор, как было условлено. Дворецкий принес эту тревожную весть сэру Роберту, на что тот холодно посоветовал, поискать женщину в лесу. Ее могли задрать волки, бродячие собаки. Поговаривали, что в лесу появились солдаты дезертиры. Да мало ли что могло произойти с одинокой женщиной, пошедшей через лесную чащу без крепкого, вооруженного провожатого?
Видимо цыганского барона все же не удовлетворили предложенные ему объяснения. Через неделю поле того, как табор неожиданно снялся и ушел в неизвестном направлении, посыльный был найден в лесу повешенным.
После этого сэр Роберт начал сезон охоты на бездомных бродяг и одиноких пьяниц. С ними дело обстояло довольно просто. Удар суковатой палкой по голове, посреди лесной глухомани и вся недолга!
Проблемы начались тогда, когда народ из окрестных деревень стал замечать, что куда-то вдруг разом пропали все местные бродяги и попрошайки, бывшие на протяжении многих лет неотъемлемой частью местного пейзажа. Это обстоятельство весьма озадачило местного констебля. О чем он и не преминул при встрече простодушно поделиться с сэром Робертом Хаксли, бывшим негласным предводителя местного дворянства.
Пронзительный звон этого первого тревожного колокольчика заставил сэра Роберта предпринять весьма решительные шаги. Он счел за благо не ждать того момента, когда ситуация выйдет из-под контроля, и счел за лучшее переехать в свой Лондонский дом. Естественно, что Томми, к тому времени изрядно выросший, отправился в столицу вместе с ним.
В Лондоне их охотничьи угодья были не в пример Йоркширским значительно обширнее, так как охватывали значительную часть местных трущоб. По здравому размышлению, сэр Роберт пришел к выводу, что самым подходящим и наиболее легким для его целей жертвами могут стать представительницы многочисленного племени падших женщин. А попросту говоря, проститутки.
Между тем, первая же попытка побаловать не в меру прожорливого Томми человеческой плотью, едва не обернулась для сэра Роберта полным фиаско. Нарочно выбрав для своих целей самое страхолюдное создание, которое он только сумел отыскать в лондонских трущобах, он уединился с вышеозначенной «дамой» в темной вонючей подворотне, где им никто не смог бы помешать.
Проститутка, повернувшись к кавалеру спиной, принялась задирать свои многочисленные грязные юбки. Сэр Роберт, поставив на мостовую бывший при нем докторский саквояж, торопливо расстегнул замки и выпустил находившегося там Томми.
Оказавшееся на воле огромное насекомое опрометью кинулось к раскорячившейся проститутке и с ходу запрыгнуло ей на спину. Оно тут же прогрызло ей в боку огромную дыру, прямо через платье и корсаж. Несчастная женщина взвыла от ужаса и принялась звать на помощь, но после того, как сэр Роберт при помощи острого охотничьего ножа перерезал ей глотку, кровь хлынула у нее изо рта и она затихла.
Закончив свое кровавое пиршество Томми, юркнул обратно в саквояж. Когда сэр Роберт защелкнул замки, вдалеке в темноте послышались быстрые, тяжелые шаги. Он едва успел подняться с колен и отпрянуть от распростертого на мостовой окровавленного, выпотрошенного тела женщины. Впрочем, шаги звучали еще достаточно далеко, и сэр Роберт успел благополучно выскользнуть из сумрака подворотни, привести себя в надлежащий вид и придать лицу скучающе-озабоченное выражение.
Неожиданно прямо перед ним из темноты возник темный силуэт, который было невозможно спутать ни с каким иным, из-за его высокой полицейской каски. Это был лондонский бобби.
— А ну стой! — вскричал он, угрожающе выставив впереди себя полицейскую дубинку.
— Что вам угодно? — резко спросил Сэр Роберт, вложив в интонацию всю спесь и презрение своих высокородных предков к беспородным мужланам.
Полисмен, ожидавший увидеть пьяного бродягу, несколько смешался, когда разглядел, что перед ним богато одетый господин с докторским саквояжем. Коснувшись своей каски, он виноватым голосом спросил:
— Прошу прощения, сэр! Вы случайно не слышали женский крик?
— Конечно же, слышал, — безразлично пожал плечами сэр Роберт. — Я, как изволите видеть, возвращаюсь от больной дамы, к которой меня вызвали посреди ночи. Если не ошибаюсь, то крик раздавался вон из той подворотни. Но должен сказать, что подобные вопли для этой части города отнюдь не редкость. Констебль, надеюсь, вы не будете возражать, если я продолжу свой путь? Я бы очень хотел успеть добраться до своего дома засветло и хоть немного поспать, прежде чем начать дневной прием в больнице.
— Да, да, конечно же! Быть может, вам стоит взять кэб?
— Благодарю вас, не стоит. На вашем месте, констебль, я бы все-таки узнал, отчего та женщина так пронзительно кричала. Мало ли что, — сэр Роберт обворожительно улыбнулся и, кивнув полисмену, исчез в густом тумане, накрывшем ночной Лондон.
Глава 5
Несмотря на то, что Абу сидел в тени отбрасываемой утесом, его окончательно разморило на пекле, и он уже давно клевал носом. Он в очередной раз провалился в сон, из которого его вырвал какой-то непонятный звук, который доносился из лаза, ведущего во взломанную ими гробницу. Протерев глаза, молодой вор прислушался, отчаянно зевая. Когда он, наконец, понял, что из неровной черной дыры, пробитой в каменной кладке, несутся истошные вопли его родственников, сон с него как ветром сдуло. Первым порывом Абу было бежать и посмотреть, что там происходит. Но сделав несколько порывистых шагов, он внезапно остановился. А вдруг мумия, покоящаяся в саркофаге ожила и схватила своих обидчиков? Абу не хотел, чтобы она добралась также и до него.
Но что он скажет дома, родным Бакра и Салеха, и в особенности их женам? От одной только мысли, что ему придется держать ответ перед этими двумя жирными демоницами, Абу стало плохо. Во рту у него пересохло, а в животе кишки завязались узлом. Да они его даже слушать не станут, а просто забьют своими скалками, а после затопчут своими толстыми, словно колонны храма ногами до смерти. И матери его тоже достанется. Нет, что бы там не случилось с эти двумя старыми негодяями, их все равно нужно было срочно вытаскивать из гробницы.
Ругаясь, на чем свет стоит, Абу подбежал к чернеющей в самом низу скалы дыре. Он уже собирался нырнуть в нее, когда вдруг почувствовал какой-то необычный едкий запах. Это не остановило его и, прикрывая рот и нос руками, щурясь слезящимися глазами, он приблизился к лазу, ведущему в гробницу, но тотчас, же отскочил обратно, кашляя и чихая. Он успел заметить, что внутри весь коридор засыпан каким-то зеленым не то порошком, не то песком. В голове его вертелись мысли одна страшнее другой. С Бакром и Салехом определенно случилось, что-то страшное. Но как войти в гробницу, как это сделать, если даже рядом с ней невозможно дышать? Абу в отчаянии взвыл и стукнул себя кулаком по лбу. Но умных мыслей этот жест ему не прибавил. Тем временем, крики в пещере внезапно прекратились.
Абу подошел к осликам стоящим неподалеку. Животные словно чувствуя, что происходит что-то неладное, испуганно жались друг к другу и стригли раскаленный воздух длинными ушами. Вытащив из чересседельной сумки Бакра большой платок, Абу схватил бурдюк с водой и щедро полил ткань. Он замотал лицо мокрым платком и осторожно приблизился к пролому в скале. Набрав полную грудь воздуха, чтобы по возможности не дышать там внутри, Абу проклиная свою несчастную судьбу, полез вовнутрь.
Едкий запах, словно гриф-падальщик острыми когтями раздирал горло, щипал и выедал молодому вору глаза. Мокрая тряпка оказалась плохой защитой от неизвестной отравы. Голова кружилась, не то от недостатка воздуха, не то от витавшей в воздухе едкой зелени. Абу скоро понял, что долго так не протянет и ему нужно торопиться. Бегом, преодолев коридор, он стремительно скатился по наклонной лестнице и остановился.
Брошенный кем-то из дядьев факел валялся на полу, косо освещая часть стены и потолка. Чуть ниже, прямо на ступенях лежал Салех, согнувшись, словно спящий ребенок. Ниже возле самого сначала лестницы распластался его старший брат. Несмотря на пожиравший его душу ужас, молодой вор добежал до помещения с саркофагом. Тяжелая крышка каменной шкатулки валялась на полу — это означало, что дядья все-таки успели открыть ее. Что-то неуловимо странное во внешнем виде саркофага на мгновение привлекло внимание Абу, но нужно было спасать родственников, и он опрометью кинулся назад.
Здраво рассудив, что непреподъемного огромного Бакра он вряд ли сможет вытащить, Абу склонился над Салехом. Схватив тело под мышки, он потащил его вверх по ступеням в сторону выхода. Про себя он отметил, что если кожа Салеха была мокрой от пота, но чистой, то тело Бакра было все сверху донизу усыпано, какой-то зеленой дрянью. Интересно откуда она здесь взялась? Дышать в мокрой тряпке, которая облепила рот и нос, а тем более тащить, вдруг ставшего таким тяжелым Салеха, с непривычки было очень тяжело. Абу не тешил себя иллюзиями относительно того жив тот или нет. Но когда он все-таки вытащил Салеха на яркий солнечный свет, и увидел во, что превратилось его лицо, он едва успел сорвать с себя платок, как его тут, же вывернуло наизнанку. Когда он думал, что все уже закончилось, его тело вновь потряс мощный спазм рвоты. Его полоскало довольно долго. Абу уже решил, что ему пришел конец, но тут его неожиданно отпустило. Рухнув на землю, возле лужи блевотины, он кое-как отдышался. Потом немного придя в себя, он отполз как можно дальше от изъеденного непонятной проказой до самых костей тела Салеха.
Собираясь с мыслями, Абу неожиданно вспомнил, то, что так сильно поразило его там в гробнице. В той самой проклятой погребальной комнате, где стоял саркофаг. И это что-то было красное свечение, идущее от открытого саркофага. Было такое ощущение, что тот нагревается изнутри и пышет жаром, словно печка, на которой пекут хлеб.
Абу вытащил из сумки Бакра еще один платок, порвал его на два куска и, обмотав им руки, намочил водой из бурдюка. Мысль о том, что ему, быть может, удастся спасти Бакра не посещала его. Он уже смирился с тем, что потерял своих дядьев навсегда. Причем, если говорить честно, то эта потеря его не особенно и расстроила. Молодого вора интересовало лишь содержимое саркофага. По непонятной причине проклятый каменный ящик ни с того ни сего вдруг начал разогреваться и превращаться в печь. Если так пойдет и дальше то все его содержимое скоро превратится в угли, а потом в пепел.
Внутри первого коридора Абу, к своему удивлению, обнаружил, что зеленый порошок медленно, но неуклонно бледнеет и исчезает. Не останавливаясь, он пробежал до лестницы, проворно ссыпался вниз, подобрал валявшийся на полу, все еще горящий, факел и вошел в комнату с саркофагом. Впрочем, факел Абу уже был не нужен, так как в погребальной комнате стало светло, из-за пугающей метаморфозы происшедшей с огромной гранитной коробкой. Саркофаг, лишенный крышки, наливался жутким малиновым внутренним светом, Каменистый пол, на котором он стоял, тоже начал раскаляться. От саркофага вдруг повеяло нестерпимым жаром. Даже сквозь мокрую ткань платка Абу ощутил, как кожа ни лице начала стягиваться.
Ужасная мумия, лежащая внутри саркофага, уже тлела, распространяя вокруг себя отвратительный запах горящей человеческой плоти. Несмотря на это, Абу не желал уходить ни с чем. Взгляд его упал на предметы, которые сжимали корявые руки дымящегося мертвеца. Брови Абу от изумления взлетели вверх, чтобы в следующее мгновение громко затрещать и вспыхнуть. Молодой вор, невзирая на страшный жар, ломая пальцы мумии, вырвал из ее рук раскаленный золотой ящичек и уже начавший тлеть папирус, намотанный на драгоценный лазуритовый стержень.
Он был вынужден тут же швырнуть свои трофеи на пол, так как вещи успели раскалиться. Мокрые тряпки на руках Абу почти высохли, и от них валил пар. Понимая, что еще немного и ему придется убраться из гробницы ни с чем, молодой вор, невзирая на боль в обожженных пальцах, схватил золотой ларец и папирусный свиток. Уже выбегая, он успел заметить валяющуюся на полу золотую посмертную маску мумии и забрал ее с собой тоже. После этого Абу из последних сил бросился к лестнице ведущей наверх.
Неловко ударившись головой об низкий свод лаза он, тяжело вывалился наружу. Швырнув золотой ящичек и все еще продолжавший тлеть папирус на землю, он сорвал с лица тряпку. После этого он схватил бурдюк с водой, вынул зубами пробку и полил на свои покрывшиеся волдырями от ожога руки. Подвывая от боли, он начал поливать тлеющий драгоценный папирус, пока тот не перестал дымить и не пропитался водой.
Схватив в охапку свои, так дорого доставшиеся ему, находки, он, отбежав подальше от входа, рухнул на землю, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось где-то в горле с пугающей частотой. Несмотря на то, что он пролежал на земле довольно долго, оно никак не хотело умерить свой бег, а напротив начало бешеную скачку. Абу трясло, ему было холодно, несмотря на невыносимую жару. Ледяной пот сочился из всех его пор. Сердце выделывало невообразимые кульбиты. Временами оно совсем останавливалось, чтобы через несколько мгновений с новыми силами пуститься вскачь.
Молодой вор скрипел зубами, не желая сдаваться. После всего того что он вытерпел, после того как он стал обладателем стольких драгоценностей из древней могилы, умирать по его мнению было верхом глупости и несправедливости. Холодеющими губами он бормотал про себя слова молитвы к всеблагой Изиде, которой его научила мать.
Неожиданно где-то глубоко под землей послышался нарастающий гул. Несмотря на то, что Абу было совсем худо, он почувствовал, как подземный гул приближается. Молодой вор, холодея от ужаса, несмотря на страшную жару, понял, что началось землетрясение. Краем уплывающего сознания Абу успел заметить, как внутри гробницы произошел чудовищный взрыв, сопровождаемый ослепительной вспышкой. Скалы вздыбились и приподнялись, словно что-то расперло их изнутри, для того чтобы через миг осыпаться и рухнуть вниз горой щебня и огромных кусков камня. Оскверненная грабителями древняя гробница прекратила свое существование погребенная под невообразимой массой скальной породы и грунта.
Глава 6
Довольно скоро сэр Роберт с изрядной долей иронии прочитал в «Таймс» о том, что в Центральное агентство новостей Великобритании, якобы поступило письмо от некоего ужасного душегуба. Вышеозначенный джентльмен, взял на себя наглость утверждать, что все кровавые убийства, произошедшие в Лондоне за последнее время — это его рук дело. Самозванец подписал свое послание, как «Джек Потрошитель».
Сэра Роберта слегка покоробил дурной вкус, проявленный при выборе псевдонима этим псевдоубийцей. По его мнению, Джек Потрошитель, мало чем отличался от героя шотландских сказок Джека Победителя Великанов. И от него за милю несло коровьим навозом, шотландским виски и грязными немытыми крестьянами. Лично он предпочел бы что-нибудь менее прозаическое и более инфернальное. Например, «Бальтазар Черная Рука» или на худой конец «Дьявол из Уайтчепла».
У сэра Роберта были сильные подозрения по поводу того, что данное письмо родилось в недрах редакции столичной газеты. Ему представлялось весьма вероятным, что шайка предприимчивых борзописцев, поспешила воспользоваться благоприятной ситуацией и создала Джека Потрошителя, единственно для того, чтобы увеличить тираж. Впрочем, сэр Роберт не был в претензии. В конце концов, он делал свое дело, а газетчики свое.
Сэр Роберт диву давался, как ему ранее не пришла в голов светлая мысль перебраться в столицу. Здесь в извилистых грязных закоулках человеческого муравейника ему с Томми ничего не стоило затеряться, после кровавой ночной охоты. В Лондоне даже не было нужды прятать трупы убитых ими несчастных женщин. Истерзанные тела оставлялись прямо там, где Томми удовлетворял свой растущий с каждым днем, поистине волчий аппетит. Лишь по истечении полутора месяцев сэр Роберт понял, что совершал большую ошибку, поступая столь легкомысленным образом.
Общественное мнение британской столицы, искусственно подогреваемое газетами, которые неустанно раздували благородное негодование, чередой жестоких злодейских убийств, наконец, принесло свои плоды. Жители не только Лондона, но и прилегающих к нему многолюдных предместий в одночасье нежданно-негаданно превратились в самодеятельных детективов. Обвинив полицию в молчаливом попустительстве этому чудовищу Джеку Потрошителю, люди создавали отряды народной милиции и ночами дежурили на окрестных улицах. Однажды сэр Роберт был вынужден пробродить несколько часов кряду, прежде чем ему удалось-таки найти безопасное место и ту, с помощью которой, он наконец-то смог накормить бедного голодного Томми.
Ситуация день ото дня накалялась, точно также, как и лондонская земля под ногами сэра Роберта. Каждый ночной выход в город был сопряжен с риском для жизни. Озверевшие мастеровые если бы они застали сэра Роберта с малышом Томми на месте преступления, очень просто могли забить его до смерти, своими тяжелыми дубовыми палками, невзирая на высокое положение в обществе и титул.
В связи с этим, нужно было срочно предпринимать какие-то шаги и сэр Роберт начал подумывать о том, как бы ему перебраться на материк. К тому времени, маленькое членистоногое чудовище изрядно разъевшееся от регулярной кормежки значительно увеличилось в размерах и весьма ощутимо округлилось, Томми теперь уже не умещался в докторский саквояж, и выносить его на охоту приходилось в огромном чемодане. Появление хорошо одетого господина с вышеозначенным багажом на ночных улицах, вдали от вокзала, приковывало к себе ненужное внимание прохожих, в том числе и всякого нечистого на руку отребья. Кроме того вес Томми также значительно увеличился и теперь тяжелый чемодан ощутимо оттягивал руку сэра Роберта.
Пару раз сэра Роберта пытались ограбить. Всякий раз он изображал из себя трусливого господина и по первому же требованию грабителей безропотно отдавал им все, на что они претендовали. Так продолжалось до тех пор, пока незадачливые разбойники не щелкали замками «ящика Пандоры», в котором терпеливо сидел Томми и ожидал своего выхода на сцену. Хищная личинка скарабея не оставлял в живых никого из нападавших, Как бы много их не было, все они, одни раньше, другие позже, оказывались на грязной мостовой с выпущенными наружу внутренностями и распоротыми глотками.
Однажды вечером, сэр Роберт в ужасе обнаружил своего любимца неподвижно лежащим, безо всяких признаков жизни. Обычно непоседливый Томми постоянно ползал по полу комнаты, которая была отведена для его содержания. В нее никто не имел право входить кроме сэра Роберта. Этот строгий приказ был отдан после того, как однажды ничего не подозревающая горничная отперла без спросу дверь комнаты и вошла вовнутрь, чтобы там убраться. Бедной девушки хватило Томми на неделю.
Обеспокоенный сэр Роберт был вынужден обратиться в Королевскую библиотеку. Там внимательно ознакомившись со справочной литературой по энтомологии, он с несказанным облегчением узнал о том, что его Томми из стадии личинки, благополучно переходит в стадию куколки. Так как на всем протяжении этого естественного процесса его питомец должен будет пребывать в спячке, было грех не воспользоваться предоставленной возможностью. Сэр Роберт начал спешные приготовления к своему отъезду на материк. К тому времени его имение «Кривой вяз» уже перешло к своему новому владельцу. Распродав все то немногое, что у него еще оставалось, включая лондонский дом, сэр Роберто сжег мосты, удерживавшие его доселе на родине предков.
Завернув окуклившегося Томми в шелковое одеяло, он погрузил его в объемистый чемодан с крепкими замками и вместе с остальным багажом велел погрузить в нанятый им кэб. Вскоре сэр Роберт прибыл в Лондонский порт, где сел на пароход «Британия» держащий курс в Гамбург.
Путешествие в Германию не обошлось без конфузов. Чемодан с уложенным в нем Томми неотлучно находился у сэра Роберта в каюте. В одно прекрасное утро хозяин каюты был разбужен громким шумом. Схватив спросонья лежащий у него на прикроватной тумбочке пистолет, сэр Роберт вытаращив глаза с недоумением, уставился на источник произведенного беспорядка. Чемодан, в котором был упакован Томми, валялся опрокинутым на боку. Замки были вырваны с корнем, а крышка чемодана распахнута. С осторожностью заглянув вовнутрь, сэр Роберт пришел в ужас. Как оказалось, за время путешествия, куколка успела изрядно увеличиться в размерах и теперь более уже не умещалась в чемодане. Своим раздавшимся в длину и ширину телом, по-прежнему пребывавший в глубокой спячке, Томми взломал чемодан изнутри. Это означало, что использовать чемодан для транспортировки увеличившейся куколки более не предоставлялось возможным.
Впрочем, сэр Роберт недолго пребывал в затруднении и вскоре разрешил вставшую перед ним задачу с присущим ему блеском. У бывшего на борту корабля торговца, который вез товары с ближнего Востока, он за вполне умеренную цену приобрел большой персидский ковер. На тот момент, когда пришло время, сходить с корабля, прибывшего в конечную точку своего путешествия, у сэра Роберта не возникло проблем с германской таможней в процессе транспортировки Томми на берег. Куколка, к тому времени достигшая внушительных размеров была завернута им в пушистый ковер и не попала на глаза офицерам таможенной службы. Свернутый же в трубку обычный персидский ковер не вызвал ни у кого ни малейших подозрений.
В Гамбурге по предоставленной ему из Лондона солидной рекомендации, местные фальшивомонетчики выправили сэру Роберту новые документы. С этого момента сэр Роберт Хаксли перестал существовать, а его место занял подданный Германской империи Карл Крейцер. Эта метаморфоза обошлась бывшему сэру Роберту в весьма внушительную сумму. Но это было вызвано жестокой необходимостью, для того чтобы без хлопот начать новую жизнь в Европе.
В соответствии с ранее разработанным планом новоявленный Карл Крейцер погрузился со всем своим скарбом на поезд и отправился на Восток в сторону дикой заснеженной России. Эта варварская страна давно уже притягивала его взор своими бескрайними просторами, на которых не в пример его родине, ограниченной со всех сторон морями, затеряться было намного легче.
К тому времени, когда поезд с Карлом должен был пересечь границу Российской империи, куколка Томми выросла до пугающих размеров взрослого человеческого тела. Пытаться пересечь пограничный пункт с огромным насекомым, завернутым в персидский ковер, нечего было даже и пробовать. Это толкнуло Карла на отчаянный шаг.
Когда русская пограничная стража на таможне вошла в купе Карла Крейцера, то замерла в нерешительности. На верхней полке лежало человеческое тело укрытое простынями, Судя по разметавшимся по подушке длинным темным волосам, оно принадлежало женщине.
— Прошу меня извиняйт, — поднялся со своего места Карл. — Моя жена немного нездорофф. Проклятый дорог доконал ее, софсем.
Сказав это, он протянул два паспорта старшему офицеру. Тот принялся внимательно рассматривать их, скрупулезно читая каждое слово, и явно не торопясь возвращать их немцу.
— Могу я посмотреть на вашу супругу? — поинтересовался он у ее мужа.
— О, я, я, разумеетса! — засуетился немец. — Майн херц, ауфштайн!
— Не нужно, — покачал головой офицер и скомандовал унтеру, — Мотылев, а ну проверь!
Тот, взобравшись на ступеньку, внимательно осмотрел лицо женщины наполовину скрытое простыней и спустился вниз.
— Спит, вашбродь! — громко рапортовал он начальству. — По всему умаялась вконец, бедняжка.
— Что ж ты братец орешь как иерихонская труба? Неровен час, еще даму хворую разбудишь, — недовольно поморщился офицер, возвращая документы немцу. — Не смею задерживать, счастливого пути!
— Данке шен! — разулыбался тот, провожая гостей.
Когда пограничная стража вышла из купе, и Карл закрыл за ними дверь, улыбка оставила его лицо. На смену ей пришла угрюмая сосредоточенность. Поднявшись на верхнюю полку, он стянул простыню с лица женщины. То, что предстало его глазам, выглядело настолько кошмарно, что даже он человек без совести и нервов почувствовал себя нехорошо.
В постели лежало не женское тело, а чудовищных размеров куколка скарабея. На ее верхний конец, изображающий голову, было напялено женское лицо с частью густого черного скальпа. Карл принюхался, после чего брезгливо скривился. Лицо, которое он срезал с женщины убитой им во время получасовой остановки поезда на узловой станции в Польше уже начало разлагаться. Об этом явственно давал знать дурной запах, уже явственно ощутимый, несмотря на целый флакон французских духов, который он употребил для сокрытия оного. Нужно было срочно искать новую маску для Томми.
Глава 7
Пробуждение Абу из забытья было кошмарным. Как ни странно, но он все-таки выжил, несмотря на то, что был отравлен тем жутким зеленым снадобьем, забравшим жизни Бакра и Салеха. Молодому вору очень хотелось пить, и он еще плохо соображая, в один присест наполовину сократил запас всей имевшейся в его распоряжении воды. Это придало ему сил и прояснило мысли. Память вернулась к нему, и он вспомнил все то, что произошло в гробнице.
Тщательно упаковав золотой ящичек, который, несмотря на все его старания, ему так и не удалось открыть, в чересседельную сумку, а также обгоревший свиток древнего папируса, намотанный на лазуритовый стержень, он взялся за золотую маску. Если Абу не повезет, и он попадется стражникам охраняющим Долину Мертвых, то при обыске все эти вещи будут найдены. На вопрос, откуда у него золотой ящик и папирус можно будет что-нибудь солгать. Но вот происхождение погребальной маски скрыть, никак не удастся. Даже самый глупый стражник сразу догадается, что она похищена из гробницы. А тот человек, у которого ее найдут, будет обвинен в осквернении и разорении могил. Что ждет грабителей могил в случае поимки, Абу знал очень хорошо из многочисленных рассказов старших родственников. Поэтому он со вздохом сожаления спрятал золотую маску под огромным обломком скалы, а рядом, чтобы заметить место, сложил небольшую пирамидку из осколков камня. Дав себе слово вернуться сюда как-нибудь, и забрать спрятанное, он начал готовиться в обратный путь.
Связав двух осликов вместе, Абу привязал их веревку к седлу третьего животного, на которого сел сам и тронулся в путь. Легкомысленно понадеявшись на собственную память, Абу просчитался. Он почему-то решил, что хорошо запомнил обратную дорогу. Но как показали его дальнейшие трехдневные блуждания по пустыне — это оказалось совсем не так.
Старый опытный вор Бакр, единственный кто знал дорогу сюда, теперь лежал погребенный под толщей песка и скал. В той самой гробнице, хозяина которой он собирался обокрасть. Абу сильно сомневался, что их соседство будет приятным. Впрочем, ему сейчас было совсем не до этого. Последняя вода закончилась еще утром, а солнце на лазуритовом небосводе еще только разгоралось, набирая силу.
О том, что ним будет дальше, Абу старался не думать. Тем более, что его будущее было уже довольно отчетливо очерчено темными силуэтами падальщиков лениво круживших в вышине. Молодой вор не помнил, сколько времени он уже плутал среди этих похожих друг на друга, как бобы в каше, сглаженных ветрами скалистых хребтов. Не исключено, что он уже не первый раз проходил один и тот же путь, кружа на одном месте. Мысли в его перегретом от страшной духоты мозгу путались.
Сколько раз Бакр говорил ему, что попав в незнакомое место нужно стараться оставлять как можно больше знаков, заметных только тебе и невидимых всем остальным. По этим заметкам вор всегда сможет найти дорогу обратно. А человек, увязавшийся за ним, в конце концов, потеряет его след и заблудится. Но Абу всякий раз пропускал это занудное бормотание мимо ушей. Он был уверен, что старый негодяй, как всегда, набивает себе цену, для того чтобы лишний раз унизить своего никчемного племянника.
Неожиданно Абу послышалось, что в безмятежную тишину пустыни, нарушаемую лишь легким перестуком копыт его осликов, вторгся какой-то посторонний звук. Он поднял голову и начал внимательно вслушиваться. Нет, он не ошибся, из-за огромного обломка скалы скрывающего крутой поворот направо, ясно слышался цокот множества лошадиных копыт. Навстречу Абу определенно двигался отряд всадников. Молодой вор напрягся, с одной стороны это могло быть спасением для него, с другой стороны смертельной опасностью.
Когда из-за поворота, на всем скаку вымахнули первые всадники, Абу с ужасом понял, что события из всех возможных путей выбрали для него самый худший. На то чтобы спрятаться, у него уже не было времени. Кроме того дозорные уже заметили его и теперь пустив быстрых тонконогих коней вскачь с пронзительным свистом и гиканьем неслись к нему во весь опор.
Абу кубарем скатился со своего ослика прямо на пыльную каменистую почву и, встав на колени, низко склонил голову, на всякий случай, прикрыв ее руками. Его угораздило нарваться на Крыс пустыни, безжалостных кочевников, промышлявших наглыми грабежами. Они не щадили никого, ни караваны, ни одиноких путников. По сравнению с ними грубые и неотесанные стражники фараона были воплощением добра.
Разведчики, едва не раздавив Абу, резко вздыбили коней и остановились прямо над ним, подняв густые клубы пыли. Абу закашлялся, и слегка приоткрыв крепко зажмуренные глаза, увидел у себя перед лицом копыта нетерпеливо переминавшихся на месте коней.
— А ну подними голову, пока я ее тебе не отрубил! — свирепо рявкнул один из разбойников, одетый в рванную всю в прорехах накидку.
— Покажи свою рожу гаденыш! — вторил ему другой.
— А вот меня интересует противоположная часть его туловища! — расхохотался еще один, чье лицо по диагонали пересекал уродливый шрам. — И я прямо сейчас познакомлюсь с его задницей поближе!
Абу, повинуясь требованиям толпы негодяев, вооруженных мечами и боевыми топорами, поднялся с колен и выпрямился. Сердце его билось где-то в глотке, казалось еще чуть-чуть и оно вылетит из его рта словно воробей.
— Да ты парень, просто красавчик! — взвыл от восторга разбойник со шрамом, и, передав поводья своего коня товарищу, перекинул ногу через седло и спрыгнул на землю. — Сегодня, я буду у тебя первым!
— Закрой свою гнилую пасть, Резаный, и держи свой червивый член, пока я его не отрубил, подальше от этого парня! — послышался гневный голос за спиной Абу. — Или тебе напомнить кто здесь хозяин?
— Нет, Крокодил, я помню, что ты вожак, — сразу присмирев, пробормотал Резаный, поспешно отходя в сторону, словно побитый пес.
Абу обернулся, чтобы посмотреть на своего спасителя и застыл в ужасе.
Позади него возвышался огромный всадник, восседавший на жеребце, который размерами был под стать своему хозяину. Из-под намотанного на голове цветастого платка на Абу с любопытством смотрели два близко посаженных черных глаза. Все лицо было одним сплошным бугристым неровным чудовищным шрамом. Точно, также как и верхняя часть огромного мускулистого туловища, включая толстые, словно бревна руки. Теперь Абу стало понятным откуда у этого страшного гиганта такое странное прозвище. Шрамы, изуродовавшие его кожу, складывались в причудливый узор напоминавший рисунок наростов на крокодильем панцире.
— А ты и, правда, хорош собой, — усмехнулся Крокодил. — Не пугайся, я не прокаженный. На моей коже оставило след кипящее масло, которым нас угостили с крепостных стен осажденные одного взбунтовавшегося городишки возле Фаюма. Тогда я еще служил фараону. Я думаю, мы с тобой успеем близко подружиться до того, как я продам тебя в Мемфисе одному старому развратнику, который без ума от таких симпатичных парней как ты.
— Крокодил, ты только посмотри! — внезапно раздался визгливый голос, прервавший затянувшийся монолог предводителя Крыс.
Абу вместе со всеми повернулся в сторону говорящего и похолодел. Небольшой смуглый крепыш, стоял возле осликов Абу, а в его руках сверкал золотом ящик, похищенный из гробницы. Крокодил знаком подозвал коротышку и принял из его рук шкатулку. В его огромной лапе она смотрелась словно детская игрушка.
— Откуда это у тебя, маленький негодяй? — покосился Крокодил на Абу. — Ты не похож на богача. Ограбил могилу фараона?
— Нет, мой справедливый господин! — смиренно потупив глаза, чтобы скрыть мелькнувший в них страх, ответил Абу. — Я служу у богатого купца. Хозяин послал меня с этой золотой коробкой для того, чтобы я передал ее одному знатному вельможе, проживающему в Мемфисе.
— Крокодил, тут есть еще кое-что интересное, — послышался голос разбойника обыскивающего чересседельные сумки, навьюченные на осликов.
Через мгновение Крокодил уже держал в руках обгоревший папирус, намотанный на лазуритовый стержень. Драгоценные камни на богато украшенных навершиях сверкали на солнце.
— Почему я должен тянуть из тебя сведения, словно раскаленными щипцам? — возвысил голос Крокодил. — Говори, есть еще что-нибудь любопытное из того товара, что хозяин велел тебе доставить в Мемфис?
— Нет, мой господин, было всего две вещи. И обе они теперь принадлежат тебе.
— Это не твоя заслуга! — огрызнулся Крокодил. — Что это за папирус и что лежит в ящике?
— Я знаю, лишь, что вельможа, которому адресованы эти подарки человек весьма сведущий в разных знаниях. Этот папирус, наверное, представляет для него большую ценность, — скороговоркой проговорил Абу. — То, что лежит в золотом ящике мне неведомо. Видимо по этой причине он и закрыт, чтобы скрыть от глаз любопытных его содержимое.
— Это я и без твоей глупой болтовни прекрасно понимаю, — усмехнулся Крокодил. — Одного не пойму, как можно было посылать столь ценные вещи с несмышленым юнцом, без сопровождения вооруженных стражников? Впрочем, хвала трижды величайшему, наимудрейшему Тоту, за то, что он отвернулся от твоего хозяина и сподвиг его на столь безрассудный поступок!
После этих слов Крокодил опустил стержень с папирусом перед собой на седло и, вынув из ножен на поясе, короткий кривой кинжал поднес его к золотому ящичку.
— Ну что же посмотрим, что нам послали боги на этот раз, — криво усмехнулся предводитель разбойников и начал ломать запор шкатулки, с тем, чтобы открыть ее.
Глава 8
Карл Крейцер, вот уже несколько месяцев, как обосновался в небольшом губернском городе со странным, ничего не говорящем ему названием Ежовск. Город стоял на крутом берегу реки Волги. Оставшихся денег Карла едва хватило, на то чтобы снять небольшой одноэтажный домик где-то посередине между главной улицей и окраиной.
Продолжать бегство дальше не имело смысла. И так уже Карл забрался в страшную глухомань. Кроме того куколка скарабея достигла поистине пугающих размеров и вдобавок ко всему еще и немалого веса. Ящик с нею пришлось замаскировать под разобранный для перевозки и тщательно упакованный оркестровый рояль. За время своего вынужденного путешествия, Карл изрядно поднаторел в изучении разговорного русского языка и теперь довольно сносно изъяснялся.
По причине полного отсутствия денег, перед бывшим лордом воочию замаячил призрак бедности. Для привыкшего ни в чем себе не отказывать Карла это было серьезным испытанием. Лишь осознание своей ответственности перед еще не вылупившимся скарабеем, порой удерживало его от сильного искушения прострелить себе голову из пистолета. Это в одночасье положило бы конец всем его мытарствам.
Поборов собственную гордость Карл был принужден обстоятельствами вспомнить о своем дипломе врача-хирурга полученном им в молодости. Выполняя волю ныне покойного отца, Карл послушно промучился положенное число лет в качестве студента. Нельзя сказать, что его знания предмета были блестящими, но и полным неучем он никогда не был. После окончания весьма престижного заведения Карл забросил почтенный документ на чердак «Кривого вяза», для того чтобы более не вспоминать о нем…
В Ежовске, около двадцати с небольшим лет тому назад, по высочайшему распоряжению Его Императорского Величества был открыт Ежовский Императорский университет. Карлу весьма повезло, что на тот момент, когда он обратился туда в поисках места, там недавно был открыт факультет медицины, для подготовки врачей и фельдшеров. Штат новоявленного факультета был уже почти полностью укомплектован, единственно свободным было место прозектора кафедры анатомии, которое и было предложено занять Карлу.
Это должность сильно уязвляла самолюбие Карла, но находясь в крайне стесненных обстоятельствах, он счел за благо довольствоваться малым. Кроме того памятуя о том, насколько прожорлив был Томми будучи небольшой личинкой, можно было лишь предполагать сколько человеческого мяса потребуется на то чтобы прокормить взрослого жука. Там в Египте, Абдалла уверял, что потребность в каннибализме необходимо утолять лишь на стадии личинки. После того, как из куколки разовьется полноценная особь, то есть, жук, надобность в этом отпадет сама собой. Карл не особенно верил в бредни старого выжившего из ума араба, но если быть до конца честным, старик еще, ни разу не обманул его. Все что он говорил, относительно выращивания скарабея сбывалось с поразительной точностью.
Работа Карла по большей части состояла в приготовлении препаратов из трупного материала для нужд, обучающихся на медицинском факультете студентов. Постепенно он втягивался в это, казавшееся ему ранее скучным и чрезвычайно неопрятным, дело. Декан его факультета был безмерно счастлив приобретенным в лице Карла, как ему казалось, истинным подвижником науки. Карлу были заказаны несколько значительных экспонатов для будущего анатомического музея, создание которого было сокровенной мечтой декана. Экспонаты эти включавшие в частности два экарше особей обоего пола в полный рост, должны были быть оплачены по отдельной от основного заработка Карла ведомости.
Благодаря этому обстоятельству Карл получил возможность просиживать ночи напролет в анатомичке, занимаясь неожиданно увлекшим его делом. И вот однажды ночью произошло событие, разом перевернувшее всю его последующую жизнь. Около полуночи в дверь анатомического флигеля постучали. Стук был не требовательный, а скорее осторожный. Сначала Карл даже не обратил на него внимания, решив, что это гремят на ветру плохо закрепленные недобросовестными мастеровыми новые железные подоконники. Но вскоре стук в дверь повторился.
Удивленный тем, что кому-то понадобилось глубокой ночью колотить в дверь анатомички, которую и днем-то большая часть добрых людей обходила стороной, Карл взяв со стола одну из керосиновых ламп, направился к выходу.
— Кто там? — поинтересовался он, подойдя к двери и взявшись за щеколду.
— Доброй ночи, господин доктор, — послышался сочный бас из-за двери. — Отоприте, дверь, будьте так добры, я очень нуждаюсь в вашем совете. Вы не сомневайтесь, я хорошо заплачу.
— Простите, с кем я имею честь разговаривайт? — все еще не отпирая двери, с некоторым сомнением в голосе спросил Карл.
— Купец Веревий Холодный! — пророкотало из-за двери, словно из пустой пивной бочки.
Карл пожал плечами, недоумевая, что купцу понадобилось в такой поздний час и, лязгнув щеколдой, распахнул дверь нараспашку. К его удивлению на улице вовсю лил дождь. Увлекшись работой, он совершенно не обращал внимания на происходящие за окнами природные катаклизмы.
На пороге возник огромный человек в насквозь промокшем купеческом кафтане. С его картуза потоками лилась дождевая вода. Пройдя вглубь коридора, купец стянул с себя головной убор и выжал его прямо на пол.
Перешагнув через образовавшуюся лужу, он широко перекрестился:
— Мир дому сему!
— Что привело вас сюда в столь поздний час? — вежливо поинтересовался Карл.
— Как звать-то тебя доктор? — вместо ответа спросил Веревий. — Я смотрю, ты не из наших будешь, евреец, поди?
— Немец, — сухо ответил Карл и представился, — Карл Иоганнович Крейцер!
— Тут такое дел Карл Иванович, — переиначив отчество Карла на свой лад, тяжело вздохнул Веревий. — Грешен я, батюшка, так грешен, что нет мне покоя!
— Я не есть пастор, и я не есть поп, не знаю, чем могу помочь вам, — криво усмехнулся Карл.
— Экий вы немчура народ неприветливый, да негостеприимный! — укоряющее проворчал Веревий. — Нет, чтобы пригласить гостя войти, предложить присесть да и выслушать, ты меня словно бродяжку какого возле порога держишь!
— Прошу, — проговорил Карл и, заперев дверь на засов, провел купца в свой кабинет.
Веревий оказавшись в секционном зале, покосился на отпрепарированную нижнюю конечность трупа, которую Карл перед его приходом покрывал раствором шеллака.
— Смертью у тебя здесь пахнет Карл Иванович, — вздохнул он, усаживаясь на выкрашенный в белый цвет табурет, который под его немалым весом испуганно скрипнул. — Ну да ладно! Слушай и на ус мотай! Есть у меня шахта алебастровая на самом берегу Волги. Сегодня мужики мои, что там алебастру гонят, дырку одну прелюбопытную обнаружили.
— Что есть дырка? — недоумевающее уставился на Веревия Карл, осторожно присаживаясь напротив него.
— Дырка, нора, штольня.
— О, я знайт, штольня, да, да! — радостно закивал головой Карл.
— Очень глубокая эта штольня оказалась, и что самое интересное, неизвестно кто ее там, в горе проделал, понимаешь? И непонятно для чего! — Веревий пристально уставился на собеседника. — Она, чтобы тебе понятней было, объявилась внутри горы на глубине, почитай трех верст, никак не меньше. Теперь смекай, идет она сверху вниз и дна у нее почитай вовсе нет.
— Как так, нет дна? Так не бывайт! — недоверчиво глянул на него Карл. — Все в природе имейт свой дно.
— Ну, это ты, Карл Иванович, верно, углядел, приврал я насчет дна для красного словца, — довольно хохотнул Веревий. — Есть у нее дно, но уж больно глыбоко оно располагается! Взяло меня тогда любопытство, что там в ней находится. Распорядился я кликнуть охотника, вызвался один мастеровой, Филька по имени, из беглых. Человек отчаянный я тебе скажу, до крайности. Ни бога, ни черта лысого не боится! Обвязали мы его веревкой, факел ему для освещения дали, и спускать начали.
Веревий внезапно замолчал и принялся сумрачно покусывать свой черный смоляной ус.
— Дальше, продолжайт! — потребовал Карл, которого казалось, весьма заинтриговало необычное повествование ночного визитера.
— А дальше крик раздался такой, словно Филька там внизу в смертных мучениях душу отдавал, — исподлобья из-под кустистых бровей глянул на Карла, вытаращенный дикий глаз купца. — А то, что мы опосля, вытащили на веревке из штольни, Филькой уже не было. Хошь глянуть, Карл Иванович? Ежели конечно интерес имеешь.
Карл очумело уставился на Веревия:
— Он, что здесь?
— Здесь, где ж ему сердешному быть-то? — развел руками в стороны купец, словно извиняясь, и поднялся с табурета. — Я спервоначалу, с перепугу, да сдуру к штольне батюшку подпустил. Святой отец сильно меня ругал, говорил, что грех теперь на мне страшный, потому как я ворота в Ад отверз по недомыслию. А Фильку, дескать, демоны, что в Аду обитают, порешили. Велел он мне его останки в гроб положить да и заколотить наглухо, после чего скоренько похоронить, как висельников да самоубийц хоронят, возле кладбищенской ограды. А саму дыру в штольню велено мне заложить и предать забвению, чтобы никто значит, про ее существование знать не знал, во веки веков. Но я не особо в это верю, в демонов, то есть. По мне так там внизу какая-то тварь обитает науке пока, что неизвестная.
— Где же есть мертвое тело? Вы его хоронили или везти сюда? — воскликнул в нетерпении Карл.
Веревий поднял свою огромную пятерню в успокаивающем жесте, после чего вышел из секционного зала. Карл тем временем нервно потер руки. Он не мог бы сказать со всей определенностью, что так сильно взволновало его во всей этой истории? Но чувствовал, что во всем этом присутствует какой-то тайный, пока еще непроявленный вовне, смысл.
В это время в секционный зал вернулся купец в сопровождении двоих бородатых мужиков самой бандитской наружности, которые внесли большой мешок из-под муки. Грубая мешковина была пропитана засохшей кровью.
— Куда его, хозяин? — спросил один из бородачей.
Карл молча, указал на свободный секционный стол, сделанный из дубовых досок.
— Поберегись! — предостерегающе воскликнул мужик, после чего содержимое мешка было с шумом вывалено на указанный стол.
Карл вытаращив глаза, в ужасе уставился на бесформенную гору окровавленных истерзанных человеческих останков возвышающихся перед ним на столе. Он искал ответа на вопрос, кто мог сотворить такое с человеческим телом? Но как Карл, ни старался, он так и не смог найти его.
Глава 9
Что и говорить Амон наконец-то повернулся к Крокодилу лицом! А не той частью тела, которой, сколько тот себя помнил, он обычно к нему поворачивался. Мало того что попавший к нему в лапы юноша оказался смазливым словно девушка, так у него при себе оказалась старинная золотая шкатулка явно украденная из какой-то древней гробницы. Парень весьма неуклюже врал, что-то насчет своего несуществующего барыги хозяина. Который, якобы, послал его с этим золотым ящиком и папирусом в Мемфис к вельможе, которого тоже, скорее всего, не существовало. Крокодил решил не торопить события, а для начала посмотреть, что находится в отобранной у парня коробке.
Со знанием дела, поковыряв лезвием бронзового кинжала в причудливом золотом запоре, Крокодил нетерпеливо откинул крышку коробки, провернувшуюся на массивных петлях. Его изуродованное лицо приняло недовольное, сварливое выражение. Внутри оказалось совсем не то, что он ожидал увидеть. Судя по весу, коробка должна была быть наполнена золотыми украшениями и драгоценными камнями, но вместо этого там, в специально сделанных для них гнездах покоились четыре маленьких сосуда из литого золота.
Выковыряв один из них своим узловатым пальцем, Крокодил поднес флакон вплотную к лицу, чтобы рассмотреть его получше. Вся поверхность узкогорлого сосудца была сплошь покрыта причудливой вязью иероглифов. Крокодил никогда не был силен в грамоте, поэтому лишь неопределенно хрюкнул, выражая этим свое разочарование. Горловина флакона была наглухо запечатана свинцовой пробкой, а сверху залита стекловидной смолой.
Задумчиво почесав флаконом, нос Крокодил посмотрел на плененного им парня.
— Что внутри? — задал он вопрос, тоном не предвещавшим ничего хорошего.
— Скорее всего это драгоценные благовония, которые предназначались для жены того вельможи о котором я уже говорил вам, мой господин, — испуганно пролепетал Абу, моля Амона чтобы его предположение оказалось верным.
— Благовония говоришь? — хмуро посмотрел на пленника Крокодил, после чего небрежно сорвал пробку с флакона своим кривым кинжалом.
Он уже собирался было поднести сосуд к своему носу, сплошь покрытому бугристыми шрамами, как вдруг с отвращением отбросил его прочь далеко в песок. При этом несколько капель пролились ему на голую волосатую грудь, а также на золотой ящик, лежащий перед ним на луке седла.
Крысы пустыни недоуменно переглядывались, озадаченный столь странной реакцией своего вожака, на драгоценный фимиам. Абу тоже ничего не понимал до тех самых пор пока легкий ветерок, потянувший из пустыни, не донес до его носа частицы содержащегося в выброшенном флаконе вещества. Запах был настолько резкий и отвратительный, что Абу даже подпрыгнул на месте от неожиданности. Остальные разбойник тоже распробовавшие запах драгоценного «благовония» плевались, кашляли и чихали.
— Твои благовония протухли от жары и теперь воняют хуже, чем трехдневная падаль на солнцепеке! — возмущенно воскликнул Крокодил. — За одно то, что ты испортил мне ощущение обоняния тебя следует казнить страшной казнью, маленький негодяй! Я так, понимаю, что в остальных флаконах такая же гадость как и в этом? Можно и не проверять!
С отвращением обтерев рукавом рубахи, грудь и золотой ящик он захлопнул его и сунул себе за пазуху. Тем временем, один из его людей, поспешно соскочив с коня, подобрал лежавший в песке откупоренный золотой флакон. Вылив его содержимое на землю, он еще некоторое время тщательно вытряхивал из него то, что там еще оставалось. Воздух сразу же наполнился отвратительными миазмами, которые источала пролитая на песок жидкость.
— Ты совсем рехнулся Кособрюхий, если думаешь продать этот флакон! Из всех ныне живущих глупцов, ты не найдешь того, кто купит его у тебя! — хохотали другие разбойники, потешаясь над своим неразборчивым товарищем по ремеслу. — Неужели ты думаешь, что тебе удастся отмыть его от этой ужасной вони? Наверное, сам Апоп помочился в это сосуд, лет триста тому назад!
— Смейтесь, смейтесь! — злобно усмехнулся Кособрюхий, заботливо пряча смердящий сосудец в кожаный кошель, привязанный у него на поясе. — Когда я накуплю на него всякой всячины, посмотрим, кто из нас будет смеяться громче!
Абу все это время, терпеливо стоявший перед Крокодилом, восседавшем на коне, ломал голову, что же будет с ним? Из слов вожака Крыс, он понял, что его собираются продать в рабство какому-то грязному старику в Мемфисе. Но до этого еще нужно было дожить. Абу не сомневался, что ему как-нибудь удастся сбежать от своего хозяина. Его больше волновало, что боги уготовили ему прямо сейчас?
Неожиданно боковым зрением он заметил, что прямо в воздухе между ним и Крокодилом происходит что-то непонятное. Абу был еще очень молод и многого не понимал и еще больше не знал. Но даже ему было ясно, что ничем хорошим эта странность закончиться не может. Он во все глаза смотрел на то, как прозрачный воздух пустыни мутнеет и уплотняется, образуя подобие шарообразного марева, состоящего из дрожащего раскаленного воздуха.
Крокодил также заметил это необъяснимое явление, внезапно возникшее прямо перед мордой его коня, на высоте человеческого роста. Благородное животное было не на шутку встревожено появившемся из ниоткуда зловещим и необъяснимым феноменом. Конь фыркал, и все время порывался заржать, кося на своего хозяина испуганными глазами. Он как бы спрашивал, как долго тот собирается стоять на месте и смотреть на эту непонятную штуку, когда уже давным-давно нужно было убираться отсюда как можно быстрее и как можно дальше.
Но Крокодил как зачарованный продолжал смотреть на, то непонятное явление, что зарождалось прямо перед ним. Он был твердо убежден, что это не что иное, как знак, подсказка, которую боги посылают ему. Повернуть коня и ускакать от такого проявления благоволения со стороны бессмертных было бы верхом неблагодарности и глупости. Нужно было непременно дождаться, чем все это закончится и на основании увиденного сделать предсказание. Но это только в том случае, если он сам будет в состоянии понять послание богов. Если же знак будет слишком туманен или запутан и пожелания бессмертных не будут лежать на поверхности, ему, наверняка, придется обратиться к оракулу. Только очень сильный предсказатель, имеющий навык общения с богами и читающий их послания также легко, как сам Крокодил в пустыне читает оставленные караванами следы, сможет донести до него волю богов, не исказив ее.
Скоро и остальные разбойники разглядели, что перед их вожаком творится что-то неладное. Их кони, пришли в сильное волнение и нетерпеливо переступали копытами, готовые в любое мгновение сорваться с места.
— Крокодил, нужно уходить! — прокричал один из старых разбойников, бывших его правой рукой. — Мы чем-то прогневили богов! Посмотри, что творится кругом!
Крокодил, а вместе с ним и Абу оторвались от заворожившего их зрелища и огляделись Действительно в природе пустыни, за очень короткое время произошли пугающие перемены. Небо внезапно потемнело, неизвестно откуда набежавшие тучи закрыли солнце. Неожиданно поднявшийся ветер становился все сильнее. На горизонте поднятые стремительным перемещением воздуха массы песка уже перестраивались в угрожающую стену, готовую броситься в атаку на Крыс пустыни. Судя по всем признакам, надвигалась страшная в своей разрушительной мощи, песчаная буря.
В тот самый момент, когда Крокодил принял решение попытаться уйти в сторону от стремительно надвигающейся на них бури, по загадочному воздушному уплотнению стали пробегать судорожные волны. Скорость, с которой рябь пробегала по поверхности увеличивающегося шарообразного уплотнения постепенно нарастала.
Внезапно раздался оглушительный хлопок и Абу с ужасом увидел как из непрерывно разбухающего шара мутного воздуха в сторону Крокодила и его коня выдвинулись какие-то острые черные копья. Он видел, как его конь начал пятиться назад, приседая от страха на задние ноги и оглашая воздух напуганным ржанием. В следующее мгновение Крокодил уже и сам понял, что чем-то прогневил богов и попытался, беспрестанно осаживая коня удалиться, как можно дальше, от надвигающегося на него неведомого черного чудовища. Но было уже слишком поздно.
Абу, открыв от удивления рот, широко раскрытыми глазами смотрел, как прямо перед ним из пустоты, из ниоткуда, на Крокодила бросился огромный черный скарабей. Гигантское насекомое было покрыто ужасными заостренными шипами, которые торчали во все стороны. Издав пронзительный торжествующий писк, который казалось, разорвал барабанные перепонки, всем кто был рядом, скарабей протаранил нерасторопного всадника и опрокинул его вместе с конем. Затем чудовищный жук своими когтистыми лапами вытащил дико кричащего Крокодила из-под раздавленного коня. После этого ужасное насекомое вгрызлось в него своими длинными острыми жвалами. Вопли заживо пожираемого вожака вызвали шок у Крыс пустыни. Никто из них даже не подумал придти Крокодилу на помощь. Дико вопя, они стремительно развернули своих коней и бросились прочь.
Абу, рухнув на колени, пребывал в непробиваемом ступоре. Зрелище раздираемого на куски человека было настолько страшным, и кровавым что, в конце концов, несчастный молодой вор, потеряв сознание, рухнул навзничь. Именно поэтому он не мог видеть, как из шарообразного уплотнения в воздухе, из которого ранее выполз чудовищный скарабей, на песок один за другим вывались люди. Их было четверо. Трое мужчин и одна женщина. Судя по их внешнему виду, они были очень сильно истощены.
Глава 10
— Что скажете, доктор? — Веревий кивнул на окровавленные человеческие останки, лежавшие кучей на секционном столе, и пристально посмотрел на Карла.
Едва отослав своих мужиков обратно на улицу, он сразу же приступил к нему с расспросами.
— Я видеть, что лев делает с людьми, в Африке. Это не лев! — увидев, что любознательный купец не удовлетворен полученным ответом, Карл пояснил, — Тот, кто этот сделал имейт весьма длинные ногти.
— Когти, — поправил его Веревий. — Пришлось мне как-то видеть мужика, которого медведь не только помял, но еще и изрядно покушал. Так вот — это не Михайло Потапыч, точно не он, потому как кроме когтей должны быть укусы, а их нет! В таком разе, кто же это такой?
— Я предлагайт пойти и посмотреть! — Карл в упор глянул на Веревия.
— Куда в штольню, что ли? — ошарашено уставился на него купец.
— Туда! — немец, не мигая, смотрел на Веревия. — Если там есть чудовищ, то его можно будет доставайт и показывать за очень большие деньги в цирк, или продать, как вам угодно.
Веревий поскреб бороду, с нескрываемым интересом поглядывая на Карла.
— А что? И пойдем, прямо сейчас пойдем! — внезапно решившись, воскликнул он, поднимаясь и с грохотом роняя табуретку. — А ты не сдрейфишь, немчура?
Карл посчитал ниже своего достоинства отвечать на этот оскорбительный вопрос и, кивнув на окровавленные останки Фильки, сказал:
— Нужно взять это с собой! Пригодится, чтобы ловить зверь в штольне!
Веревий с явной неохотой помог вредному немцу сложить все обратно в мешок, после чего долго мыл руки подле рукомойника.
Заперев дверь анатомического флигеля, Веревий с Карлом вышли на улицу под дождь. Темнота стояла хоть глаз выколи. Небо было плотно затянуто дождевыми тучами и не было не видно ни луны, ни звезд. Ориентируясь на лошадиное фырканье, они кое-как нашли бричку Веревия и телегу с двумя мужиками, на которых привезены были останки несчастного Фильки.
— Поезжайте за нами с доктором к алебастровой шахте, — велел им купец.
— И куды ж тебя несет нелегкая, Веревий Пантелеич, на ночь-то глядя? Неужто нельзя до утра обождать? — посетовал один из них.
— Нельзя! — рассержено рявкнул купец. — Сам, не хуже моего слыхал, что батюшка давеча говорил. Чтобы завтра ход к проклятой штольне заложить камнем, положенным на раствор. Так что времени у нас всего и есть что эта ночь.
Засветив керосиновую лампу шахтерку, Веревий сунул ее Карлу, а сам взялся за вожжи.
— Н-но, трогай помалу! — гаркнул он на лошадь и бричка потащилась по темной улице…
Несмотря на то, что коляска была со щегольским кожаным откидным верхом, косой дождь все равно доставлял изрядные неудобства вознице и его пассажиру. Когда выехали за город, раскисшая от затяжного дождя дорога не позволяла пустить лошадь вскачь. До алебастровой шахты добирались часа три, если не четыре. Когда дорога пошла под гору пришлось слезть с брички и идти рядом, придерживая коляску, чтобы лошадь с нею не дай бог, не начал скользить по мокрой земле вниз. Если бы это произошло, то остановить ее не было бы никакой возможности, и на повороте экипаж с разгону врезался бы в дерево. Лошадь, переломав себе все ноги, неминуемо убилась бы, а коляска разлетелась в щепки.
Карл был весьма удивлен, когда оказалось что и бричку и телегу с мужиками можно было свободно загнать прямо в выработанную в крутом Волжском берегу шахту. Он не предполагал, что в такой глуши могут вестись столь серьезные разработки. Навстречу прибывшим вышел совершенно пьяный сторож, вооруженный старым охотничьим ружьем. Веревий отобрал у пьяницы ружье и вручил его одному из своих мужиков. Отряхнув промокшее насквозь платье, Веревий вынул из кармана пистолет и двинулся вовнутрь шахты. Он останавливался возле стен, где через равные промежутки на кованых гвоздях были подвешены лампы шахтерки, которые он зажигал. Вскоре подземная шахта стала выглядеть менее мрачно. Наконец Веревию надоело возиться с керосиновыми лампами и он, вручив Карлу одну из них, быстрым шагом двинулся вперед, велев мужикам зажечь остальные.
Шахта сильно петляла и изобиловала многочисленными боковыми ответвлениями. Карл поймал себя на мысли, что без Веревия вряд ли сможет найти отсюда дорогу обратно.
Наконец тот остановился, как показалось Карлу для того чтобы перевести дух, но вместо этого купец махнул лампой вперед и сказал:
— Вот она, Проклятая штольня!
Посмотрев через его широкое плечо Карл, разглядел в стене шахты дыру с неаккуратно выломанными краями, в которую мог бы свободно протиснуться человек. Рядом на полу валялась огромная бухта пеньковой веревки. Один конец ее заканчивался скользящей петлей, которая была насквозь пропитана кровью.
Перехватив взгляд Карла, Веревий кивнул:
— Да, вот на этом самом канате мы и опустили туда Фильку, а потом подняли все то, что от него осталось. Ну что доктор, не передумал еще спускаться под землю?
— Не передумал, — покачал головой Карл и, взявшись за окровавленную петлю, подошел к пролому в стене, подняв в другой руке керосиновую лампу вверх.
— Эй, погоди, мне одному тебя не удержать! Давай мужиков дождемся, и потом…, - начал было говорить Веревий и внезапно умолк.
Карл, сунувшийся было в пролом штольни, в ужасе отшатнулся и с грохотом уронил свою шахтерку на каменный пол пещеры. Из темной дыры на него смотрело, настоящее порождение ада! Жуткая круглая голова вся покрытая коротким белесым волосом или шерстью, с маленькими, глубоко посаженными глазами, огромным лягушачьим ртом, усаженным большими острыми зубами. Словно у сифилитика с напрочь отгнившим носом на его месте красовались лишь две жуткие дыры. Туловища чудовища не было видно, но можно было не сомневаться в том, что выглядит оно не менее кошмарно, чем венчавшая его голова.
В нос Карлу ударила отвратительная вонь застарелой мочи и экскрементов, щедро разбавленная запахом зверинца. Урод проворно просунул в пролом когтистую лапу, с явным намерением схватить Карла и подался вперед. Защищаясь, тот инстинктивно швырнул в чудовище бывшую в его руках веревку. Завязанная на ее конце петля наделась на голову подземного урода и сползла на шею. Напуганный этим, монстр дернулся назад и каким-то немыслимым образом умудрился затянуть петлю под своей массивной нижней челюстью. Гортанно вскрикнув адское создание, попыталось скинуть с себя веревку, но лишь еще сильнее затянуло петлю у себя на шее. В панике оно вцепилось в веревку обеими когтистыми лапами, начисто позабыв при этом, что нужно хотя бы одной из них держаться за неровный край штольни.
Немудрено, что после этого дикая тварь ухнула вниз штольни и с диком визгом начала падать туда, откуда пришла. Судя по разноголосому вою, доносившемуся оттуда, наверх собралось выбираться никак не меньше дюжины этих адских созданий. Летевший вниз на веревке разведчик сбивал их на своем пути, и они сыпались обратно в свою штольню словно горох. Карл спохватившись, встал обеими ногами на исчезавшую в проломе веревку. В ту же секунду веревка увлекаемая силой тяжести падающей вниз твари подсекла его, и он покатился кубарем. Но Карл исхитрился ухватиться за выскользнувшую у него из-под ног веревку. Веревий все это время стоявший в оцепенении бросился ему на подмогу. В конце концов, общими усилиями им удалось прекратить сползание веревки в штольню.
— Поднимай скорее, не то мы его таким макаром удавим насовсем! — проревел купец, словно разъяренный бык, начиная вытягивать веревку наверх.
Карл принялся помогать ему. В это время подоспели двое отставших мужиков, которые тотчас же включились в работу. Неизвестно сколько времени он выбирали наверх веревку с висящим на ней грузом, когда снизу послышались какие-то звуки.
— Стоп машина! — гаркнул Веревий. — Не ровен час мы этого упыря сейчас вытащим, тут он на нас и кинется! Пусть повисит немного, может у него за это время дури поубавится.
— Если он будет висеть с веревкой на шее, то умрет, — невозмутимо констатировал Карл и взяв лампу перегнулся для того чтобы посмотреть, что творится внутри штольни. — О, майн гот! Он уже не есть живой! Но там есть другой гном, который держится на повешенном трупе!
— Дай гляну! — потеснил его в сторону Веревий. — Твою мать! Точно вон притаился гаденыш и даже морды своей сволочной не кажет. Ловкий, что твой обезьян! Да, если бы вся эта свора повылазила сегодня в город, представляю, каких бы дел они натворили!
— Нужна клетка, — высказал трезвую мысль Карл.
— Нужна то она, нужна, да где ж я ее тебе ночью сыщу? — недовольно покосился на него Веревий. — Ничего, заарканим его и покамест свяжем по рукам и ногам веревкой! Вон ее тут, сколько с ног до головы умотать можно. Упакуем в лучшем виде! А потом видно будет. Ну-ка ребятушки, тянем, потянем!
Вскоре в проломе показалась голова повешенного разведчика из подземного мира. Вытаращенные глаза и огромный черный язык, вывалившийся из его пасти наружу, отнюдь, не способствовали улучшению его внешнего вида, который и без этого был отвратителен. Затем тварь, которой удалось спастись от падения в бездонную пропасть Проклятой штольни, тем, что она успела зацепиться за ноги повешенного, показала свой гнусный норов во все красе.
Стремительно вскарабкавшись по недвижному телу, она с головы мертвеца совершила прыжок прямо в пролом наружу из штольни, сбив при этом с ног бывшего к ней ближе всех Карла. Не останавливаясь и злобно визжа, в сумасшедшем кульбите, тварь прошмыгнула мимо ног Веревия и одного из его подручных. Казалось, что тварь уже ничто не остановит и она беспрепятственно прошмыгнет в коридор, ведущий в главный ствол алебастровой шахты после чего нырнет в ночную тьму и скроется для того чтобы сеять смерть и разрушение среди обитателей верхнего мира. Но второй мужик, стоявший дальше всех от пролома, неожиданно огрел беглеца по хребту тяжелым прикладом охотничьего ружья, бывшего при нем. Тварь, оглашая своды пещеры диким ревом, покатилась кубарем на каменистый пол. Чертом подскочивший Веревий со всего размаху приложил свой огромный кулачище к затылку беглеца, после чего тот сразу же затих.
Карл, склонившись над поверженным уродливым телом, приложил пальцы к его мускулистой волосатой шее и, нащупав пульс, криво усмехнулся:
— Жив!
Глава 11
Крысы пустыни, подобно тварям, в честь которых были названы, бросились, врассыпную спасая свои шкуры. Они гнали своих коней подальше от этого ужасного места, где их вожак Крокодил принял страшную смерть, от огромного скарабея. Словно чудовищный лев это порождение Сета накинулось на Крокодила и растерзало его на части. Никто из Крыс не хотел разделить его судьбу.
Внезапно Абу услышал резкий пугающий звук и в ужасе поднял голову. Чудовищный скарабей, подняв две половины своего шипастого панциря, расправлял блестящие слюдяные крылья. Он с удивлением обнаружил, что они были прорваны сразу в нескольких местах. Крылья начали бешено трепетать, выписывая восьмерки, пока не слились в два сплошные белесые сферы по бокам скарабея. Спустя мгновение, массивная черная туша, натужно жужжа, медленно поднялась и повисла в воздухе на высоте пяти человеческих ростов. Было такое ощущение, что скарабей осматривается. Его отвратительная морда, сплошь усаженная острыми шипами была направлена в сторону удирающих разбойников, веером рассыпавшихся по пустыне.
И без того оглушительное жужжание издаваемое крыльями гигантского насекомого, изменилось на более низкое и пронзительное. После этого жук стремительно поплыл в воздухе, преследуя Крыс пустыни.
Как вскоре выяснилось, он избрал своей очередной целью разбойника, который ранее имел неосторожность подобрать выброшенный Крокодилом золотой сосудец с отвратительно пахнущим содержимым. Без видимых усилий скарабей молниеносно настиг всадника и, нависая над ним угрожающей черной глыбой, некоторое время двигался следом. Через некоторое время, он сложил крылья и, рухнув сверху, всей своей многотонной тушей, раздавил всадника вместе с лошадью, вдавив их в каменистую почву пустыни.
Тем временем, Абу с удивлением обнаружил, что на внезапно очистившемся небе снова светит яркое солнце. Песчаная буря, возникшая столь внезапно, исчезла также неожиданно, как и появилась, так и не успев разразиться. Но тут внимание Абу привлекли неизвестно, откуда взявшиеся люди. Они были одеты очень странно. Их тела сплошь покрывали диковинные одеяния из странных разноцветных тканей. Лица троих из них, двух мужчин и женщины, имели пугающе бледный, словно у мертвецов, цвет. Третий мужчина имел привычный глазу Абу смуглый оттенок кожи.
Именно он и обратился к Абу на родном наречии, хриплым от волнения голосом:
— Мир тебе, достойный юноша! Не соблаговолишь ли ты мне ответить, кто сейчас правит Верхним и Нижним Египтом?
Абу шокированный явной нелепостью вопроса, решил, что человек, не знающий столь очевидной истины, повредился в уме.
Чтобы не злить сумасшедшего, он подчеркнуто вежливо ответил:
— Мой господин, как тебе должно быть и самому хорошо известно, имя нашего всемилостивейшего Фараона — Сети Второй. Да живет он и все его многочисленные дети, внуки и правнуки вечно!
Измученное лицо незнакомца расцвело довольной улыбкой, и он, повернувшись к своим спутникам, сказал им несколько слов. Язык чужеземцев был незнаком Абу, он изобиловал шипящими звукам и напомнил ему шуршание песка во время песчаной бури. Молодой вор был бы сильно удивлен, если бы узнал, что неизвестное ему наречие является разговорным русским языком, бывшим в употреблении в начале двадцать первого века. Еще больше он удивился бы и скорее всего не поверил, когда узнал, какая пропасть времени, разделяет его и этих четырех странных людей.
В отличие от египтянина Некра, который вернулся в свое время с небольшим опозданием в двадцать или тридцать лет, Сенсей, Ольга и Иннокентий Павлович были гражданами России. Правда, нужно отметить, что Ольга в молодости была подданной Его Императорского Величества Николая Второго. По дикому и странному стечению обстоятельств она оставалась ею на протяжении целого века, несмотря на то, что срок правления ее Государя был значительно короче.
Как бы то ни было, все четверо, прибыли в Древний Египет из России. На столь рискованное путешествие во времени у всех были свои причины.
Некра исторгнутый из своего времени преследовавшем его вышеназванным Фараоном Сети Вторым, который собирался его казнить, вернулся, чтобы пробудить к жизни любовь всей его жизни — Нефертау. В свое время эта древняя красавица была невестой Некра, которую против ее воли забрали во дворец фараона, чтобы сделать ее Царицей Нефертау. Спасаясь от преследований, Некра принужден был скрыться среди племени отверженных. Но не только это, заставило его стать презренным парасхитом. По слухам, эти парии рода человеческого, ежечасно имеющие дело со смертью, владели неким древним секретом, позволяющим воскрешать умерших. По прошествии нескольких лет, Некра удалось вплотную подойти к этой страшной тайне. За это время ему удалось стать тем, кем он стал — старшиной парасхитов Мемфиса.
Некра, Сенсей и Иннокентий Павлович оказавшиеся против своей воли втянутыми в историю с Проклятой Штольней, едва избежали гибели. Так они познакомились с Ольгой. Между ней и Сенсеем вспыхнула любовь. Когда Некра с помощью скарабея, прогрызающего ходы во времени, собирался вернуться в Египет времен Фараона Сети Второго, он и его друзья подверглись атаке боевиков из таинственной межнациональной корпорации. Сенсею, Ольге и Иннокентию Павловичу не оставалось ничего другого, как последовать вслед за Некра в древний Мемфис. Так они оказались здесь, посреди пустыни и сами того не подозревая спасли молодого вора Абу от рабства.
— Мы оказались именно там где нужно! — радостно сообщил Некра остальным трем путешественникам во времени.
— Вот и ладненько, — проворчал Иннокентий Павлович, у которого не было сил подняться с красной почвы пустыни. — Если не возражаете, я здесь немножко полежу. После этого утомительного путешествия сквозь тысячелетия меня ноги не держат.
— Ага, на самом солнцепеке! — иронично буркнул Сенсей. — Да мы здесь через полчаса зажаримся дочерна и превратимся в сухарики. В тень надо заползать.
— Жаль, пива нет, — пробормотала пластом лежавшая Ольга.
Сенсей склонился над ней, и, закинув совершенно обессилевшую женщину на плечо, словно горжетку, двинулся в сторону видневшейся неподалеку скалистой гряды. У самого ее основания чернела густая тень.
— Оставь меня, — слабо возмутилась Ольга.
— Молчи женщина, если ты умрешь, кого я здесь трахать буду? — расхохотался Сенсей, по-хозяйски похлопав ее по крутому бедру. — К местным теткам я и на пушечный выстрел не подойду. Еще не хватает лихорадку Эбола подцепить!
— Кому, чего, а шелудивому баня, — недовольно проворчал Иннокентий Павлович, тяжело поднимаясь и отправляясь вслед за Сенсеем. — Хотя, если честно, я льщу себе надеждой найти здесь какую-нибудь смазливую египтяночку.
Все это время, Некра о чем-то оживленно разговаривал с Абу. Он так увлекся беседой, что совсем позабыл не только о своих друзьях, но и о скарабее доставившим их сюда. Между тем, гигантский жук, покончив с раздавленным им разбойником, вновь распустил свои крылья и надсадно жужжа, поднялся в воздух. Судя по направлению, он возвращался к тому самому месту, откуда недавно вывалился в этот древний мир из временного тоннеля. Но что-то было не так. Скарабея мотало и швыряло словно самолет, попавший в зону турбулентности. Пару раз он резко снижался, почти каясь земли своим черным брюхом. Чувствовалось, что полет дается ему с очень большим трудом.
— Летит тяжело, словно утюг! — тревожно воскликнул Иннокентий Павлович. — Такое ощущение, что он сейчас навернется.
— Не каркай! — покосился на него Сенсей. — Эта зверюшка нам хорошую службу сослужила. Если бы не жук, кормили бы мы сейчас с тобой раков в речке Ежовке.
Но Иннокентий Павлович, видимо все, же успел накаркать, потому что скарабей после очередного резкого спуска, не смог вновь набрать высоты и с грохотом врезался в землю, вздымая клубы красной пыли. Некра прекратил оживленный обмен мнениями с юным соотечественником и с горестными воплями кинулся в сторону неудачно приземлившегося гиганта. Из черного тот стал пепельно-коричневым, благодаря клубам пыли, осевшим на его панцире.
Остановившись на приличном расстоянии от жука, Некра во все глаза смотрел на гигантское насекомое. С ним явно творилсь, что-то неладное. Так и не сумев сложить до конца свои слюдяные крылья, жук безжалостно смял их, опустив сверху черные закрылки. Из четырех дыр в панцире пузырясь, выделялась какая-то белесая слизь, тонкими нитями тянущаяся за упорно ползущим насекомым.
Внезапно жук остановился и, привстав на передних лапах, изверг из своего нутра изжеванный золотой ящик, вперемежку с окровавленными кусками человеческой плоти. После этого, встав на задние лапы, совершенно обессилевший скарабей, принялся заползать во вновь прогрызаемый им тоннель.
К этому времени к Некра подошел Сенсей и провожая взглядом, исчезающего в воздухе скарабея сочувственно сказал:
— Зацепили все-таки нашего жучка, автоматчики хреновы!
Действительно пули, выпущенные в скарабея боевиками, там, в России, в процессе отхода во временной тоннель, медленно исподволь делали свое черное дело. У жука, несмотря на его чудовищную мощь и поразительную выносливость, хватило сил на то чтобы засунуть в тоннель лишь половину своего корпуса. После этого он неожиданно остановился и замер. Некра тревожно переглянулся с Сенсеем. Они не могли понять, то ли жук окончательно обессилел, то ли просто издох.
Понимая, что такая остановка чревата ужасными последствиями Некра с Сенсеем наперегонки кинулись в сторону застрявшего гигантского насекомого. Невзирая на серьезную опасность, друзья принялись толкать его в зад, пытаясь протолкнуть застрявшую многотонную тушу вперед. При этом Некра мешая египетские и русские слова, умоляя скарабея, чтобы он поберег себя.
— Давай, ползи, скотина упрямая! Мать твою, растак! — далеко по пустыне разносился четырехэтажный мат Сенсея.
Им на помощь пришли, едва державшиеся на ногах, после изнурительного перехода, Ольга и Иннокентий Павлович. Даже Абу, поборов суеверный ужас перед черным чудовищем толкал его вперед, что было силы.
В какой-то момент им показалось, что скарабей вновь зашевелился. Но тут невидимые стены мягко сомкнулись. Стоявшие внизу люди едва успели отбежать в сторону, когда сверху на них рухнула, весившая не менее тонны, задняя половина туши скарабея. Временной тоннель, с тихим всхлипом исчез, вместе с передней половиной гигантского насекомого.
Глава 12
После поимки лазутчика из Проклятой штольни нужно было предпринимать срочные меры, чтобы не допустить массового вторжения из подземелья его обитателей в верхний мир. Веревий появился в церкви, где отчитался перед батюшкой о том, что вход в Проклятую штольню надежно замурован. Это было, безусловно, правдой, но лишь отчасти. Действительно ход, ведущий к Проклятой штольне, был надежно перекрыт массивной кирпичной стеной. Веревий, однако, скромно умолчал о том, что в этой стене был оставлен проход, который был заперт массивной дубовой дверью, окованной железом. На два огромных засова были навешены пудовые амбарные замки.
О поимке загадочного подземного существа знали лишь четыре человека — Карл, Веревий и двое его доверенных мужиков, которые принимали участие в поимке. Именно они, вооружившись винтовками, по переменке безотлучно дежурили возле входа в коридор, ведущий их основной шахты к Проклятой штольне. Сделано это было для того, чтобы никто, не дай бог, не узнал про дверь.
Выловленное в штольне чудо-юдо было посажено в специально изготовленную для него клетку в подвале дома Веревия. С легкой руки Веревия, его нарекли Сынком. Все время, свободное от основных занятий в анатомичке, Карл проводил возле него. Он пытался найти подход к Сынку, чтобы понять, что тот из себя представляет? При помощи картинок из азбуки Карл начал знакомить Сынка с чуждым для него верхним миром.
Неожиданно выяснилась странная вещь. Оказалось, что Сынок совершенно не может, есть мясо животных. После каждой попытки накормить его этим добротным продуктом, того неминуемо выворачивало наизнанку. Этот натолкнуло Карла на определенные размышления, и так как нужно было чем-то срочно кормить Сынка, пока тот не издох с голоду, он решился на рискованный эксперимент.
Ближе к вечеру Карл прихватил с собой из анатомички человеческую ногу, вернее ее верхнюю часть. От коленного сустава до таза. Просунув этот чудовищный окорок между прутьев решетки, в которой содержался Сынок, Карл едва успел отойти в сторону. С поразительной жадностью подземный житель накинулся на предложенную ему страшную пищу. Обчистив берцовую кость от мяса, он еще долго обгладывал ее, благодарно поглядывая на Карла спасшего его от голодной смерти. Никаких неприятных последствий, обычно сопровождавших поедание говядины или свинины, не последовало.
Из этого страшного факта Карл сделал любопытный вывод. Ввиду того, что Сынок принадлежал к неизвестному виду подземных троглодитов, по всей видимости, уже давно вымерших, он с весьма большой натяжкой мог быть причислен к расе гуманоидов. По тому, с какой жадностью Сынок поедал человеческое мясо, нетрудно было догадаться, что оно является для него хорошо знакомой и привычной пищей. Это в свою очередь со всей определенностью указывало на то, что обитатели Проклятой штольни были каннибалами.
Сообщение о том, что их питомец является людоедом, казалось, нисколько не обескуражило Веревия.
Он лишь поскреб бороду и добродушно проворчал, глядя на Сынка:
— Да я гляжу, тебя проще убить, чем прокормить! Ладно, чего-нибудь придумаем.
Придумывать ничего не пришлось. Поздним вечером этого же дня в ворота Веревия несмело постучали. На лай, который подняли цепные кобели, Веревий вышел сам. Отперев калитку и увидев там странника, просящего милостыню, он хотел было огреть его плетью, которую прихватил с собой на всякий случай, но в самый последний момент отчего-то передумал.
— Чего ты тощий, такой? Одни кожа да кости! — пробасил хозяин, с неодобрением разглядывая незваного гостя.
— Да подают нынче совсем плохо, вот и отощал совсем, батюшка, — привычно заголосил нищий, давя на жалость и вышибая слезу из хозяина.
— Заходи, сейчас кликну кухарку, чтобы собрала тебе чего-нибудь покушать, — сказал Веревий, пропуская нищего во двор.
Прежде чем запереть калитку, он зачем-то выглянул на улицу и внимательно посмотрел по сторонам, не видел ли кто что к нему зашел странник. После этого, к немалому удивлению последнего он повел его не в дом, а в подвал, вход в который находился слева под домом.
Спускаясь по каменным ступеням, нищий настороженно потянул носом и удивленно спросил:
— Что-то животиной потянуло, хозяин. Ты никак здесь скотину держишь?
— Иди, иди! — ткнул его в спину рукояткой плети Веревий, тон которого неожиданно поменялся.
Всего минуту назад он источал благодушие и хлебосольство, теперь же он, казалось, буквально сочился злом. Не на шутку напуганный переменой произошедшей в хозяине, нищий хотел было повернуть назад, но жестокий удар сапогом сшиб его с ног. Скатившись кубарем с высокой лестницы и пересчитав при этом, ребрами все ступени, бедняга растянулся на земляном полу подвала. С трудом поднявшись на колени, и потирая ушибленные места, он испуганно уставился на большую железную клетку, стоявшую в дальнем углу просторного подземного помещения.
— А, ну пошел! — раздался голос Веревий, каким обычно погоняют норовистую лошадь. — Пошел, тебе говорят!
Арапник со свистом разрезал воздух и опустился на спину нищего бедолаги. Взвыв от боли, тот словно таракан пополз вперед, стремясь уйти от настигшей его еще не раз плети. Веревий громко смеясь, загонял его в тот угол, где стояла большая железная клетка. Нищий еще не мог видеть, кто находится внутри нее, но исходящий оттуда запах уже напугал его до смерти.
— Помилосердствуй, батюшка, за что? — испуганно озираясь на размахивающего плетью жестокосердого купца, заголосил он. — Я ведь только хлебушка попросил. Мне ничего более не надобно.
— Тебе может и не надобно! — глумливо захохотал Веревий. — А сынку моему, вишь-ты, пришла на ум охота мясцом сырым побаловаться!
Разглядевший к тому времени, в непроглядной темноте клетке, два блестящих глаза, которые, не мигая, наблюдали за ним, нищий вскочил на ноги и сделал отчаянную попытку обежать купца и, взобравшись по лестнице вырваться на свободу.
— Куда намылился, ежели, не секрет? — взревел Веревий и сграбастал тщедушного нищего за ворот ветхого кафтана.
Ему уже порядком поднадоела, эта затянувшаяся комедия, поэтому он потащил дико упиравшегося странника к дверце, бывшей в прутьях клетки. Беспрестанно оглашавший подземелье рыданиями и всхлипами нищий, несмотря на отчаянное сопротивление с его стороны, был-таки, водворен в ужасную клетку.
Веревий с удовлетворением отметил, что во время запихивания им строптивого нищего, дверь клетки продолжительное время была распахнута настежь, но Сынок не предпринял попытки выскочить в нее.
— Умница ты моя! Батька тебе еды принес, — ласково проговорил он, протягивая руку между прутьев решетки и ласково взъерошив белесую шерсть на холке подошедшего к клетке чудного зверя.
В глазах Сынка застыл немой вопрос. Он словно спрашивал, верно, ли он понял, что несчастный, оказавшийся вместе с ним в клетке, принадлежит теперь ему и он волен делать с ним все что угодно? Уловив в лице Веревия молчаливое одобрение, он благодарно потыкался слюнявой мордой в его руку, издал довольное хрюканье, после чего развернулся в сторону нищего.
Преодолев разделяющее их расстояние одним прыжком, он всадил ему в живот свою растопыренную пятерню увенчанную огромными острыми когтями. Прорвав кожу, он принялся шарить внутри, не обращая никакого внимания на дикие вопли терзаемой им жертвы. Наконец, видимо найдя то, что ему было нужно, Сынок с торжествующим ревом вынул лапу из огромной кровоточащей раны и с силой рванул на себя. Потянувшиеся за ним кровеносные сосуды и спутанный клубок кишок он небрежно порвал когтями другой конечности. После этого радостно хрюкая Сынок подскочил к стоящему возле клетки Веревию, и разбрызгивая во все стороны ярко-алую кровь протянул ему свою добычу.
Ошеломленный Веревий увидел на огромной перемазанной в крови ладони Сынка темно-красную печень, только что, со звериной жестокостью, вырванную им из тела, бьющегося в предсмертных судорогах нищего.
Смахнув со щеки ненароком попавшую туда каплю крови, он покачал головой и растроганно произнес:
— Спасибо, родной! Твой батька только что поужинал, ешь сам, да сил набирайся!
Сынок непонимающе посмотрел на Купца, после чего, с недоумением вопросительно хрюкнул еще раз.
Веревий подойдя ближе, просунул руку в клетку и похлопал тварь по заросшему белесой шерстью, загривку:
— Умница ты моя! Это же надо, несмотря на то, что сам голодный, мне словно кот мыша принес!
Сынок, обиженно хрюкнув, повернулся к Веревию спиной и, откусив добрую четверть бывшей в его руке печени, направился к распростертому на полу в луже крови телу.
После того как трудности с кормежкой Сынка были преодолены, старания Карла начали, наконец-то приносить свои плоды. Оказалось, что их с Веревием питомец, оказался на редкость смышленым учеником. Однажды Сынок начал издавать звуки, отдаленно напоминающие человеческую речь. Сначала Карлу показалось, что он столкнулся с обычным звукоподражанием, ничем не отличающимся с тем, что встречается у попугаев. Но когда примитивный троглодит, нещадно коверкая звуки, тыкая когтистым пальцем в азбуку, принялся называть изображенные там предметы, Карл понял, что он заблуждался.
По истечении нескольких недель Сынок уже болтал словно канарейка, и без конца нес всякую бессвязную чушь. Но однажды, когда он, завидев в руках Карла его золотые часы, принялся на все лады бубнить какую-то ахинею насчет «желтяшки», которой под землей много, Карл послал за Веревием.
Из бессвязной болтовни Сынка они узнали, что в подземелье троглодитов, расположенном в Проклятой штольне, существуют огромные запасы металла, который он, по всей видимости, из-за его цвета, именовал «желтяшкой». После ряда наводящих вопросов Карл и Веревий стали подозревать, что «желтяшка» — это, не что иное, как золото.
Глава 13
Все были подавлены гибелью скарабея. Но в отличие от своих друзей, Некра переживал это событие во стократ сильнее. Несмотря на то, что у них не было запасов воды и продовольствия, Некра настоял на том, чтобы останки скарабея были погребены с надлежащим почтением. Проклиная не в меру щепетильного египтянина, Сенсей и Иннокентий Павлович принялись помогать ему в погребении под камнями оставшейся части скарабея. Абу также принял активное участие в сооружении импровизированной пирамиды. Вконец измученная Ольга все это время просидела в тени, куда ее отнес Сенсей. Правда она все время порывалась броситься помогать остальным, но ее всякий раз отправляли обратно.
В процессе создания кособокого кургана, Иннокентий Павлович справедливо заметил, что занимаясь похоронами гигантской скарабеевой задницы, они могут оказаться в еще большей заднице, так как вскоре у них разовьется обезвоживание организма. Некра сделал вид, что не понял намека и упорно продолжал таскать камни. Другим не оставалось ничего другого, как ругаясь, на чем свет стоит, в меру сил помогать ему.
Когда казалось с погребением было, наконец-то, покончено, Некра не успокоился на достигнутом и произнес, над ополовиненным жуком прочувственную молитву. Он поблагодарил земное воплощение божественного скарабея Хепри за то, что тот два раза спасал его от гибели, а его друзей один раз. Он высказал надежду, что вернувшись к себе на небо, Хепри сменит своего уставшего брата, который день и ночь толкает солнце по небосводу. И если Хепри позволит, то Некра возможно попросит брата скарабея помочь его друзьям вернуться в свое время к себе домой. Последний пассаж до глубины души растрогал Ольгу, и она даже всплакнула.
После этого, во время минутной передышки, пока все отдыхали, неутомимый египтянин развил бешеную активность. Вместе с Абу они отправились к той отвратительной куче, которую изверг из себя издыхающий скарабей. С помощью оставшихся после вожака разбойников Крокодила, меча и кинжала, им удалось найти, среди кусков непрожеванной человеческой плоти, искореженный чудовищными жвалами золотой ящичек. Выяснилось, что на самом деле он был изготовлен из дерева, обитого толстой золотой фольгой. Содрав золото с деревянных обломков, Некра кинжалом старательно разрезал листовое золото на маленькие прямоугольные кусочки. Полученные пластинки он аккуратно складывал в покрытый засохшей кровью, кошель, срезанный им с пояса Крокодила.
В это время Абу пользуясь, что никто не обращает на него внимания, подобрал в песке, брошенный разбойниками, древний папирус, намотанный на драгоценный лазуритовый стержень. Незаметно сунув свою находку в чересседельную сумку, бывшую на одном из осликов, он присоединился к остальным.
Когда Некра покончил с золотыми пластинками, они двинулись вперед. На имевшихся в их распоряжении двух осликов посадили Ольгу и Иннокентия Павловича, а на третье животное навьючили всю бывшую в их распоряжении поклажу. Сенсей, Некра и Абу пошли пешком, ведя животных под уздцы.
На вопрос Абу как они найдут дорогу из пустыни в Мемфис, Некра загадочно улыбнулся и, кивнув на стремительно клонящийся к горизонту солнечный диск, сказал:
— С помощью великого Амона. А когда он сойдет с небес, и на землю опустится ночь, нам поможет добрейшая Нут. Сияющими на своем дивном теле звездами она укажет нам путь сквозь пустыню.
— Ну, ну, твоими бы устами да мед пить! — сварливо проворчал Иннокентий Павлович.
Пользуясь тем, что на раскаленную дневной жарой пустыню снизошла прохлада, маленький караван упорно шел всю ночь. Они останавливались всего пару раз для того чтобы немного передохнуть. Когда на Востоке над горизонтом забрезжил рассвет, утомленные путешественники увидели вдали за пологим каменистым холмом пальмы.
— Оазис Пяти пальм, — улыбнулся Некра. — Испокон веков он принадлежит кочевникам.
— А они дружелюбно настроены к путникам? — поинтересовалась Ольга.
— Сейчас увидим! — недовольно проворчал Сенсей и кивнул в сторону несущихся во весь опор всадников, которые, вздымая клубы пыли, направлялись в их сторону.
По мере того, как всадники приближались, стало видно, что в руках у них блестят остро отточенные мечи.
Заметив, что его друзья проявляют признаки нервозности, Некра улыбнулся:
— Нам нечего бояться, уверяю вас. Предоставьте дело мне.
Когда отряд в дюжину конников поравнялся с ними, он разделился надвое и, обойдя караван с двух сторон, взял его в кольцо. Всадники, сохраняя надменное выражения лиц замедлили бег своих коней, и перешли на шаг. Так в окружении вооруженного конвоя Некра со своими друзьями преодолели около полукилометра остававшегося до оазиса Пяти пальм.
Когда караван с провожатыми достиг границ оазиса, Некра почтительно обратился к всаднику, бывшему, судя по его богатому вооружению старшим над остальными:
— Да пребудет над вами безбрежная, как пески пустыни, милость Амона! Уважаемый, в благодарность за то, что вы охраняли меня и мою семью во время нашего странствия по этим диким местам, прошу вас не побрезговать и принять от меня оплату за ваш тяжелый труд и за тот ужасный риск, которому вы себя бесстрашно подвергали.
После этого, Некра почтительно вручил предводителю «доблестных защитников» две золотые пластинки, из числа тех, которые он нарезал из обшивки золотого ящичка. Мудрый египтянин, едва завидев вооруженный отряд, предусмотрительно достал их из кошеля, который тут же спрятал за пазуху. Сделано это было единственно для того, чтобы не ввергать в искушение его простодушных соотечественников.
С достоинством приняв, причитающуюся ему оплату, предводитель всадников взмахнул рукой, и отряд тут же рассеялся по оазису, оставив путешественников в покое. Утомленные местным навязчивым сервисом, путники, которых уверенно вел Некра, вскоре остановились перед лачугой, сложенной из грубых саманных кирпичей. Вышедший из нее старец, облаченный в белые одежды являлся старейшиной кочевников и полноправным хозяином оазиса Пяти пальм.
Расставшись с десятком золотых пластинок и заручившись поддержкой и благословением старца, путешественники получили в свое распоряжение убогую хижину и разрешение остановиться в оазисе на постой до следующего утра. Первым делом, купив за четверть золотой пластинки несколько кувшинов с водой у грязного, сплошь покрытого болячками водоноса, друзья утолили давно мучающую их жажду. Блаженно растянувшись на пыльных пальмовых ветвях заменявших, местным жителям подстилки, друзья отдыхали. Тем временем, Некра прихватив с собой Абу, куда-то исчез.
Вернулся он нескоро с сумками полными еды и большим узлом, в котором была местная одежды. После плотного, не то позднего завтрака, не то раннего ужина, египтянин дал некоторое время друзьям отдохнуть и привести себя в относительный порядок.
После этого, усадив всех в кружок, он на правах местного гида прочел им маленькую лекцию:
— Здесь в Египте, чужеземцы, как и в любой другой стране, привлекают повышенное внимание. В нашем нынешнем положении, это совсем ни к чему. Первое, что нужно будет сделать — это изменить вашу внешность. Даже после того, как вы переоденетесь в традиционно одежду египтян, вас будет выдавать белый цвет вашей кожи. Но не грустите, это дело легко исправить.
С этим словами Некра достал из лежащей перед ним сумки несколько темно-коричневых плодов, размером и формой напоминавших лимон.
Раздав их всем, кроме Абу египтянин продолжил:
— Это орехи дерева сех-сех, едкий сок, которых поможет вам стать неотличимыми от коренных египтян.
В течение последующих нескольких часов друзья были заняты тем, что тщательно окрашивали друг другу лица и другие, выступающие из-под одежды части тела. После этого, переодевшись в поношенную местную одежду они превратились в настоящих уроженцев оазиса Пяти пальм.
Еще раз, критически осмотрев Сенся, Ольгу и Иннокентия Павловича, Некра недовольно скривился:
— В общем, неплохо, но голубые глаза достойного Иннокентия Павловича сразу, же выдают в нем иноземца. И что более всего пугает меня, так это то, что теперь он стал чужеземцем, замаскированным под египтянина. Возникает вопрос зачем, и с какой целью? Стражники фараона сразу примут его за вражеского шпиона.
— И что теперь делать? — напрягся Иннокентий Павлович.
Как вскоре выяснилось, напрягался он, совсем не зря, потому, что не в меру изобретательный Некра, нимало не смущаясь, смастерил из него слепца, засунув ему под веки бараньи мясные пленки. После этой варварской процедуры голубые глаза Иннокентия Павловича перестали быть проблемой.
Этой же ночью, когда путешественники ужинали, расположившись возле костра, Абу в благодарность за свое спасение передал Некра опаленный огнем древний папирус. Скупо, в двух словах он рассказал о зловещей пещере, в которой погибли его старшие родственники.
Начав разворачивать папирус, Сенсей восхищенно присвистнул:
— Неплохой уровень картографии для глубокой древности!
На потемневшем от времени папирусе была изображена детальная мелкомасштабная карта Ливийской пустыни. Некра поспешно промотав свиток дальше, обнаружил на нем ряд древних иероглифов, которые тут же бегло перевел друзьям:
— Здесь сказано «Достигнув Повелителя Ужаса, дай верный ответ на его загадку. Уцелевшему откроется тайный путь, который приведет к Сокровищам Древних Богов».
Едва взглянув на древнюю карту, Иннокентий Павлович безапелляционно заявил:
— Даю голову на отсечение, что здесь изображен северо-восток африканского континента, с пометкой на плато Гиза! А Повелителем Ужаса, если мне не изменяет память, испокон веков считался Большой Сфинкс. Так, что, скорее всего речь здесь идет о подземелье скрытом глубоко под ним.
— Если бы мы нашли эти несметные сокровища, то я смог бы купить на них преданных сторонников и навербовать огромную непобедимую армию! — воскликнул, загораясь масштабной идеей Некра. — После чего я возглавлю мятеж против ненавистного Сети, и свергну его с трона!
— Дружок, а ты случаем ничего не позабыл? — мягко напомнила ему Ольга. — Я имею в виду, кто-то здесь собирался оживлять прекрасную Нефертау.
Некра, словно остановленный на полном скаку жеребец, дернулся, покрылся красными пятнами, и неловко закашлявшись, тихо сказал:
— Ты как всегда права, о мудрейшая! Благодарю, за то, что пристыдила меня! Я должен, как можно скорее отыскать захоронение своей возлюбленной Нефертау, для того чтобы вернуть ее в мир живых.
Глава 14
Кроме того, что в Проклятой штольне, по всей видимости, было полным полно золота, Карлу с Веревием удалось узнать от Сынка еще одну любопытную деталь. Как оказалось, в колоссальной пещере, входом в которую являлась Проклятая штольня, обитало многочисленное племя троглодитов. Они отнюдь не голодали, но с провиантом у них там было очень и очень непросто.
— Так, это что у нас получается? — Веревий вперил в Карла, сверкающие от нервного возбуждения, глаза. — Этим бедолагам там внизу совсем жрать нечего! Вот отчего они, всем скопом и полезли как тараканы наружу! Надоело вам знать друг дружку жрать-то, а Сынок?
— Да-а, наверху человеки вкуснее! — закивал тот своей огромной башкой. — Шибко вкусные!
— С одной стороны, им нечего кушать, с другой стороны они сидят в подземелье, набитом золотом, — задумчиво произнес Карл, многозначительно переглянувшись с Веревием.
Сметливый бывший лорд и прирожденный торгаш купец сразу же поняли друг друга без лишних слов. Это был именно тот шанс, который выпадает один раз в жизни. Не воспользоваться им было бы непростительной глупостью и верхом ротозейства.
— Сынок, ты хотел бы вернуться домой, под землю? — начал издалека Веревий.
Вопрос казалось, поставил троглодита в тупик. На его поросшей белесыми волосами морде читалась напряженная работа мысли. Борьба резонов была настолько острой, что Сынок незаметно для самого себя начал тихонько по-щенячьи поскуливать и подвывать.
Карл поспешно пришел ему на помощь:
— Мы не гоним тебя, нет! Мы любим тебя и хотели бы дружить с тобой и дальше! С тобой и твоими родичами, которые остались там под землей.
— Правда? — не веря своему счастью, взвыл в голос Сынок.
— Правда, правда! — нетерпеливо заверил его Вервий. — Нас интересует та «желтяшка», которая есть у вас под землей. Как думаешь, ты сможешь уговорить своих родичей собирать ее и отправлять нам сюда наверх?
— Для чего? — искренне удивился Сынок.
— Она нам очень нравится! — поспешно воскликнул Карл, жестом велев Веревию помолчать. — Тебе же нравится кушать верхних? Вот, а нам нравится «желтяшка»!
— Желтяшка невкусная, а верхние вкусные, — непонимающе посмотрел на него Сынок, поражаясь тому, что умный Карл не знает таких простых вещей.
— Давай договоримся, следующим образом, — предложил Карл.
Веревий оценив мудрый подход немца, терпеливо молчал и слушал не перебивая.
— Мы отпустим тебя домой, и ты расскажешь своим родичам, что здесь наверху твои друзья готовы кормить вас верхними людьми, так как мы тебя любим! — продолжал гнуть свою линию, хитромудрый Карл. — Но так, как, кроме тебя, мы любим еще и «желтяшку», вы должны будете собирать ее и отправлять нам сюда наверх. Понял?
— По-о-онял, — неуверенно протянул Сынок, потом подумав, спросил, — Много вкусных верхних людей?
— Много «желтяшки», много вкусных людей! — не выдержав, встрял Веревий.
Карл неодобрительно посмотрев на Веревия, добавил:
— Веревий и Карл большие друзья Сынка и его родичей! Друзья должны помогать друг другу. Мы будем кормить вас вкусными людьми, а вы собирать для нас «желтяшку». Договорились?
Когда Сынок осознал выгоду, которую ему сулило щедрое предложение Веревия и Карла, он сначала не поверил своему счастью и решил, что те жестоко смеются над ним. Но когда вечером его привезли в Проклятую штольню не связанного и без охраны он наконец прозрел. В качестве жеста доброй воли Веревий с Карлом расстарались и вслед за Сынком спустили вниз на веревке двух бродяг отловленных заранее специально для этой цели.
Вернув Сынка в лоно семьи, Веревий с Карлом не поехали в город, а остались там, возле спуска в Проклятую штольню и терпеливо ждали, как будут развиваться события. Когда они уже совсем было, решили, что смышленый троглодит нагло обманул их доверие, снизу за веревку, спущенную в штольню, кто-то сильно дернул несколько раз подряд.
Карл с Веревием радостно засмеялись и, ударив по рукам, принялись наперегонки выбирать веревку наверх.
— Не обманул-таки звереныш! — умильно пробормотал Веревий. — Все-таки не зря мы ему поверили!
— Я бы на всякий случай, дождался и посмотрел на то, что мы тащим, прежде чем делать какие-либо прогнозы, — тяжело отдуваясь, высказал свою точку зрения Карл.
Вскоре, подняв наверх веревку они обнаружили, что к ней был привязан узел, сделанный из кафтана одного из скормленных, троглодитам, пьяниц. Внутри узла они с удивлением обнаружили детали, каких-то непонятных искореженных механизмов. Сделаны они были из какого-то желтого металла, и видом и весом своим, действительно сильно напоминающим золото.
Вернувшись к Веревию домой, Карл при помощи охотничьего ножа и молотка отрубил маленький кусочек от добытого ими металла. После этого, забравшись в коляску, Карл с Веревием покатили в ювелирную лавку, к господину Гольбейну. Там ювелиру был предъявлен приготовленный ими образец, загадочного желтого металла на анализ.
По-прошествии весьма продолжительного времени, ювелир вышел к посетителям из своей мастерской и вынес вердикт. Переданный ему на анализ металл являлся сложным сплавом, в котором содержание золота составляло более восьмидесяти процентов. Также господин Гольбейн добавил, что процесс извлечения из сплава чистого золота, довольно прост, не представляет особой трудности и достаточно дешев.
Взяв с ювелира слово, что тот будет, нем как рыба, даже под страхом смерти, Веревий и Карл предложили ему заняться извлечением из обнаруженного металла, чистого золота, за очень хороший процент. Ювелир с радостью согласился, после чего часть из добытого в Проклятой штольне металла была доставлена ему.
После того, как они стали компаньонами в этом необычайно прибыльном деле, Карл, наконец, решился и рассказал Веревию тайну скарабея.
Стоя возле гигантской куколки, лежащей на пушистом персидском ковре в квартире Карла, Веревий задумчиво поскреб свою бороду:
— А, ты знаешь, Карлуша, еще немного и твоя гусеница уже не пролезет через дверь этой комнаты! Ты, что собираешься сидеть сиднем и ждать того дня, когда из нее прямо здесь начнет вылупляться жук?
— Я собственно именно по этому вопросу и хотел с тобой посоветоваться, — нервно кашлянул в кулак Карл. — Нельзя допустить, чтобы скарабей появился здесь! С куколкой нужно что-то срочно делать.
— Ну, так за чем дело стало? — с присущей ему грубоватой прямолинейностью заявил компаньону Веревий. — Перевезем ее отсюда, с людских глаз куда подальше и вся недолга! Кстати есть тут одно подходящее местечко, называется Чертов остров.
— Но раз — это остров, то, наверное, он со всех сторон окружен водой? — недоумевающее посмотрел на него Карл. — Это сопряжено с лишними трудностями. Переправа на лодке и все такое.
— Так в этом-то и вся соль! — расхохотался Веревий. — Туда же местных никакими пряниками не заманишь, потому как считается это место гиблым и пропащим. Отсюда и название острова нехорошее. Таким манером нам удастся запросто сохранить инкогнито твоего жука!
Горячность, с какой Веревий сватал ему Чертов остров, покорила Карл, и он дал купцу уговорить себя. Этой же ночью, куколка, с большими сложностями была загружена на телегу. Для этого пришлось использовать еще четырех человек. Кроме доверенного человека Веревия, пришлось взять еще трех мастеровых с алебастровой шахты. Вшестером, используя для этой цели веревки, им с большим трудом удалось вытащить куколку из комнаты в коридор, а оттуда на улицу. При этом комнатную дверь пришлось снять с петель, потому что громоздкий тюк, упакованный в персидский ковер, никак не хотел проходить в дверной проем.
Посулив трем мастеровым солидную премию, Веревий задействовал их также и на переправе через речку Ежовку, посередине которой находился, пользующийся дурной славой, Чертов остров. Переправа, против ожидания, прошла весьма удачно. Никто не утоп, а ковер с куколкой даже не замочили, несмотря на то, что плоскодонка почти черпала бортами воду реки.
На острове сверток пришлось тащить исключительно на руках, так как телегу пришлось оставить на берегу. Груз с превеликим трудом был занесен, вконец измучившимися людьми на вершину холма, чуть поодаль в котором имелся глубокий, вместительный овраг. Там сверток и был свален на самом его дне. Карл с тремя мастеровыми из алебастровой шахты спустился с холма вниз и терпеливо ждал, пока Веревий со своим верным клевретом доделают остальное.
Опасаясь, что внезапно вылупившийся из куколки жук может сбежать, Карл с Веревием решили приковать куколку массивной цепью к огромному железному шкворню, специально выкованному для этой цели. Этим и объяснялось временное отсутствие Веревия. Сначала они вколотили шкворень глубоко в землю, потом туго обмотали куколку, освобожденную от ковра, якорной цепью. Для большей надежности они с мужиком накидали сверху на куколку, целую кучу нарубленных веток. Так чтобы ее было нельзя нечаянно обнаружить посторонним людям.
После это переправившись через реку, все вместе поехали в алебастровую шахту, для того, чтобы как сказал Веревий дружно отметить удачное окончание дела. Трое мастеровых, которым никто ничего так и не объяснил, по всей видимости, решили, что хозяин спрятал на Чертовом острове, свою кассу. У каждого из них в голове, словно пчелы уже роились мысли о том, что было бы неплохо наведаться туда в одиночку и облегчить этот непреподъемный хозяйский тюк с червонцами да ассигнациями. После чего с таким богатством можно было смело подаваться в бега и начинать новую богатую жизнь.
Никто из троих не подозревал, что жизнь свою они закончат на дне Проклятой штольни, куда их мертвецки пьяных спустит злой хозяин со своим другом Карлом и верным подручным. Впрочем, то обстоятельство, что мастеровые были сильно пьяны, характеризовало Веревия, скорее как хорошего хозяина, нежели плохого. Потому что когда обитатели подземелья пришли за ними, несчастные мастеровые просто не поняли, что с ними происходит. А когда их принялись живьем рвать на куски, отуманенные водкой мозги, воспринимали ужасную боль не столь остро, как если бы они были трезвы.
Глава 15
Когда вдали замаячили огромные стены и пилоны Карнакского храма, Некра устроил привал. Свернув в придорожные кусты, путники расположились там прямо на пыльной каменистой почве.
Внимательно оглядев притихших друзей, Некра начал:
— Слушайте внимательно и запоминайте. Излагаю легенду.
— Наш друг, определенно, насмотрелся фильмов про Джеймса Бонда, — ткнул в бок Иннокентия Павловича Сенсей и прошептал, — Это все твои развивающие программы виноваты.
Некра окинул его недовольным взглядом и продолжил:
— Я — парасхит, скитающийся в поисках работы. Иннокентий Павлович — мой бедный слепой отец. Ольга, прошу прощения, моя жена. Абу — наш сын. Сенсей, ты, мой родной брат.
— И на этом спасибо! А то я уж думал, ты про меня и не вспомнишь, — недовольно пробормотал Сенсей. — Позволь спросить, а почему бы не оставить все как есть и не говорить всем, что Ольга моя жена?
— Учитывая твое скудное познание местных обычаев, а также языка, тебе лучше побыть глухим и немым, — после секундной заминки ответил Некра. — Вдобавок, еще и не совсем нормальным. Это существенно упростит нам жизнь. Но при таком раскладе только ленивый не попытается отобрать у тебя красивую женщину. Потому, что глухонемому дурачку такая роскошь ни к чему. Этого можно избежать, назвав Ольгу моей женой. Брат, ты можешь быть спокоен, так как сердце мое навечно отдано Нефертау, а для остальных женщин оно уже давно мертво.
— Если бы я не был спокоен насчет тебя и Ольги, у тебя уже давно умерло бы не только сердце, а весь твой болтливый организм, — усмехнулся Сенсей.
— Странная у нас семейка, получается, — прыснула в кулак Ольга. — Слепой отец, братишка глухонемой придурок, сестричка истеричка, а ее муж и сын, древние египтяне!
Некра демонстративно проигнорировал эти выступления и, поднявшись с земли, сказал:
— Я знал, что вы с пониманием отнесетесь к моим словам. Пора в путь!
Прибыв поздно вечером в квартал парасхитов, Некра попросил проводить его к старшине парасхитов. На тот момент старшиной являлся человек по имени Сабутис, но это имя ничего не говорило Некра.
Оставив своих «родственников» прямо посреди двора, томиться в ожидании, Некра в сопровождении дюжего парасхита, следящего за соблюдением порядка, двинулся к дому старшины.
Проходя по запущенным улицам, заваленным гниющими отбросами и нечистотами, Некра пришел к неутешительному выводу, что за время его отсутствия, квартал стал намного грязнее, а хижины парасхитов беднее. Судя по всему, после исчезновения Некра, жизнь не очень-то баловала своих пасынков. Настораживало полное отсутствие стариков. Опытному глазу Некра, это говорило о многом. Видимо стариков, как уже бывало не раз, просто морили голодом, дабы сократить число едоков, тем самым, облегчая нищенское существование остальным членам общины.
Между тем, судя по тому, что Некра увидел, войдя в дом Сабутиса, нынешний старшина парасхитов отнюдь не бедствовал, в отличие от своих подданных. Множество богато изукрашенных предметов домашней утвари, без которых Некра прекрасно обходился ранее, сразу же бросались в глаза. Стены комнаты, в которой хозяин принял просителя, были расписаны сценами из повседневной жизни парасхитов яркими, сочными красками. Центральной фигурой здесь, как всегда выступали Осирис и Анубис, божества, имевшие самое непосредственное отношение к ремеслу парасхитов.
Сабутис, смуглое дородное тело, которого лоснилось от жира, лениво обмахивался опахалом из дорогих страусиных перьев. На низком деревянном столике, покрытом причудливой резьбой, перед ним стояло блюдо с засахаренными сладостями, кувшин с ледяной колодезной водой и чаша. Внимательно оглядев подобострастно склонившуюся перед ним высокую, поджарую фигуру просителя, полные губы Сабутиса, дрогнули в презрительной усмешке. Некра производил впечатление человека, которому за последнее время пришлось многое пережить.
Назвавшись вымышленным именем, Некра нижайше попросил всемогущего Сабутиса, дать возможность показать ему свое искусство парасхита, для того чтобы получить работу. Забота о жене и сыне, а также о больном слепом отце и придурковатом брате гнала сон от его воспаленных глаз. Они уже давно скитались из города в город, перебиваясь случайными заработками. По его словам, Некра возлагал большие надежды на Мемфис, куда стремился всей душой. Он слышал о том, что Мемфисская община парасхитов весьма влиятельна и богата.
— Как зовут человека, что поведал тебе об этом? — прервал нескончаемый поток униженных словоизлияний просителя, Сабутис и отправил себе в рот большой засахаренный финик.
— Его звали Некра, — ответил проситель, пряча глаза, чтобы Сабутис не смог разглядеть в них озорной, мстительный огонек.
Услышав это имя, старшина парасхитов, чуть было не подавился фиником.
— Если ты, глупец, еще хоть раз произнесешь имя этого недостойного существа, то я не дам за твою голову и шарика навоза, который скарабей катает впереди себя по пустыне! — в гневе вскричал Сабутис, выплюнув финиковую косточку прямо на пол. — Да будет тебе известно, что даже малейшее упоминание об этом негодяе, может закончиться тюрьмой и плахой! Эта гнусная тварь, личный враг нашего великого фараона Сети!
— Прошу простить мою глупость и мое невежество! Ведь это было так давно! В то время, насколько мне это известно, этот негодяй, чьего имени я не произнесу даже если меня изрежут на тысячи кусков, был также как и ты, о могучий Сабутис, старшиной парасхитов Мемфиса. Что же с тех пор успел натворить такого ужасного этот недостойный, что навлек на себя гнев нашего возлюбленного, известного своей добротой фараона? — в страшном испуге вскричал Некра. — Ответь мне добрейший Сабутис, чтобы я, более, никогда не совершил подобной ошибки и навсегда стер из своей памяти даже малейшее упоминание об этом отвратительном существе!
Повертев большой наголо обритой, круглой головой по сторонам и убедившись, что их никто не подслушивает, Сабутис шепотом произнес:
— Это было очень давно, с тех пор, великий Нил разливался двадцать с лишним раз. Говорят, что этот Некра, будучи старшиной нашей гильдии, нанес фараону Сети смертельное оскорбление. После того, как он был заключен под стражу, он сбежал из темницы при помощи нечистого колдовства, перебив при этом сотню лучших стражников фараона. А теперь, для твоего же блага, забудь навсегда то, что только что услышал от меня!
— Клянусь слухом своего слепого отца, я нем, словно рыба! — воскликнул Некра склоняясь в почтительном поклоне.
— Я дам тебе кров и работу, ибо мое великодушие уже давно вошло в поговорку среди парасхитов Верхнего и Нижнего Египта, — Сабутис настроенный более чем добродушно решил продемонстрировать новичку свою милость. — А теперь, приведи сюда свою семью. Я хочу, чтобы они узнали своего благодетеля в лицо, и хорошенько запомнили мое имя. Имя того за кого они будут возносить молитвы и для кого будут просить милости богов!
— Слушаюсь мой добрый господин! — низко склонившись, Некра вышел из дома старшины гильдии и поспешил к оставленным во дворе друзьям.
По дороге, он вынужден был признать, что все прошло слишком гладко. Слишком уж все было хорошо, чтобы так оно и было на самом деле. Во всем этом наверняка должен быть какой-то подвох. Возможно такой подвох, о котором еще даже не знает сам Сабутис, но который мстительные боги уже приготовили и разложили у него поперек пути.
Некра с ужасом осознал, что со времени его чудесного бегства из темницы фараона прошло двадцать с лишним лет. Сети, несмотря на прекрасные условия жизни во дворце, за это время уже должен был превратиться в дряхлую развалину. Между тем, Некра за эти годы нисколько не изменился. Он словно только вчера вырвался из плена жестокосердого фараона. Ни его дух, ни его тело не претерпели никаких видимых изменений.
Бывшего парасхита более всего занимал вопрос, где ныне покоится тело Нефертау? С ней много чего могло произойти за это время. Если в ее гробнице было сыро, там могла развиться страшная черная плесень, не щадящая плоти усопших. Ее божественное тело могло подвергнуться воздействию ужасных грибков, уже превративших не одну сотню мумий в труху. Да мало ли что еще могло произойти с беззащитной Нефертау? Достаточно было одной единственной крысе проникнуть в тщательно охраняемую стражниками гробницу, и для ее обладательницы уже не было спасения.
Отогнав терзавшие его страхи, Некра попытался настроиться на более позитивный лад. Насколько ему было известно, забвению и последующему разграблению, как правило, подвергались захоронения давно умерших фараонов и их семей. Так как за ними уже не было того внимания и контроля что был ранее. За усопшими же членами семьи здравствующего и продолжающего править фараона бдительно надзирал огромный штат дворцовой челяди, стремящейся выслужиться перед своим повелителем.
В этот момент, Некра подошел к своим друзьям терпеливо дожидавшихся его там, где он их оставил.
— Ну, как? — спросил Сенсей.
— Ты же у нас вроде был глухонемой? Что, пока я ходил, ты уже успел вылечиться? — иронично поинтересовался Некра. — Пошли, по дороге все расскажу!
Пока они шли к дому Сабутиса, он в двух словах обрисовал им, как протекал разговор со старшиной парасхитов. Некра, счел нужным упомянуть о том, что, по его мнению, все идет слишком уж гладко. Из своего опыта он знал, что в подобных случаях нужно готовиться к какой-то пакости.
Сенсей не особенно поверил во все эти метафизические умствования своего египетского друга. Это продолжалось до тех самых пор, пока они не вошли в дом Сабутиса и старшина гильдии парасхитов не остановил свой масляный взгляд на Ольге. По тому, с каким нескрываемым вожделением этот жирный урод пялился на его подругу, Сенсей понял, что впереди их ждут очень большие неприятности.
Глава 16
Событие, которого давно и с нетерпением ждали Карл и Веревий, наконец-то произошло. Куколка, спрятанная ими на Чертовом острове, неожиданно в одночасье стала жуком. Сам момент волшебного превращения, друзьям лицезреть, к их большому сожалению, не удалось.
Когда первые восторги закончились, Карл признался Веревию, что ожидал, того что скарабей будет намного крупнее. Во всяком случае, по рассказам старого мошенника Абдаллы, которыми тот щедро кормил Карла в Египте, выходило, что скарабей должен был быть как минимум раза в три крупнее.
Впрочем, то обстоятельство, что скарабей нисколько не утратил своей щенячьей привязанности, которую он демонстрировал, будучи личинкой, по отношению к своему любимому хозяину отчасти примирило Карла с небольшим размером питомца. Скарабей, казалось, понимал, что Веревий также является членом их маленького клуба и относился к нему без особой любви, но, тем не менее, вполне дружелюбно. По крайней мере, в отношении его он ни разу не проявил агрессии, столь характерной для этого вида давно вымерших насекомых.
Для того чтобы накормить гигантского жука, Карл с Веревием привезли на остров очередную жертву из числа спившихся мастеровых. Но к большому огорчению Карла, который хотел поразить друга необычностью увлекательного и кровавого зрелища, скарабей не проявил, ни малейшей заинтересованности при виде ополоумевшего от ужаса мужика. Когда тот своими беспрестанными стенаниями настолько вывел из себя Веревия, что тот собирался его уже пристрелить, скарабей неожиданно опередил его. Своими большущими жвалами он словно гигантскими садовыми ножницами-кусторезами отстриг мужику голову от туловища. Веревий с Карлом едва успели отскочить в стороны, как из раны на шее обезглавленного тела хлынули потоки черной крови.
Когда со всей очевидностью стало ясно, что скарабея перестало интересовать человеческая плоть, Карлу поневоле пришлось отпустить жука на вольные хлеба. Сняв с него цепь, друзья с замиранием сердца смотрели, как скарабей, вырастив между передних когтистых лап огненный шар, принялся исчезать прямо в склоне оврага. Когда же жук окончательно вполз в прорытую им нору и исчез из виду, земля под нарушенным травянистым покровом, через непродолжительный промежуток времени затянулась. А еще через какое-то время покрылась жухлой травой и чертополохом, которые были там ранее.
— Ну, все, теперь поминай, как звали! — в сердцах вскричал Веревий и плюнул себе под сапоги. — Что за нужда была торопиться, да раньше времени, цепь снимать?
— Нет, мы все сделали правильно, — отрицательно покачал головой Карл. — Абдалла говорил мне, если скарабея не выпускать, то он погибнет.
— Вот ты Карлуша, вроде умный человек, ученый! А такой, брат, иногда дурак! — в сердцах выругался Веревий. — Ну, скажи мне, как можно верить проклятому эфиопу, да еще и басурману?
Но как вскоре выяснилось, Абдалла не обманул и на этот раз. Скарабей неожиданно вновь возник на Чертовом острове в том же самом овраге, откуда уполз неделю назад неизвестно куда. Оставленный для присмотра верный мужик из челяди Веревия, поздней ночью на лодке переправился через Ежовку и верхом доскакал до хозяйского дома. Перебудив всех домочадцев, он принес хозяину весть, о том, что «чертово отродье вернулось».
На радостях Веревий напоил мужика до поросячьего визга, да и скормил его троглодитам в Проклятой штольне. Карл этот кровожадный поступок не одобрил, и посетовал, что эдак они с Веревием скоро совсем без верных людей останутся.
На что компаньон, по своему обыкновению взъерошив бороду, нравоучительно изрек:
— Что знают трое, то знает и свинья!
Дела с Проклятой штольней шли как нельзя лучше. Ювелир Гольбейн, за причитающиеся ему тридцать серебряников очищал кровавое золото от примесей и отливал его в слитки. Его пришлось посвятить в тайну штольни. Старый негодяй настоял на этом. Пришлось ему уступить, так как обращение золота добытого незаконным путем в пухлые пачки добропорядочных ассигнаций происходили через его многочисленных знакомых.
За это время число бродяг и спившихся мастеровых в Ежовске, а также его пригородах стремительно сокращалось, а потом и вовсе сошло на нет. Виноваты в этом были, конечно же, Карл и Веревий, вынужденные добывать провиант для Сынка и его родичей. Обитатели Проклятой шахты, до поры до времени, честно выполняли условия страшной сделки — свежее человеческое мясо против золота.
Вырученный капитал Веревий с согласия и активного участия Карла тут же вкладывал в дело. Ими было куплено несколько пароходов, которые ходили по Волге с зерном, углем, лесом и прочим ходовым товаром. В головах друзей-компаньонов бродили поистине наполеоновские планы. Они собирались, накопив изрядный капитал начать промышленную разработку Проклятой штольни для того, чтобы полностью выбрать оттуда все имеющееся там золото. То, что при этом возможно придется уничтожить племя, обитающих там троглодитов, включая Сынка их, почувствовавших вкус огромных денег, теперь уже мало волновало.
Также Карл всерьез подумывал над тем, чтобы попытаться осуществить пробное путешествие во времени и пространстве, используя ходы делаемые скарабеем. Веревий как мог, отговаривал его от этой сомнительной авантюры, которая, как он предрекал, могла закончиться весьма плачевно.
За эти несколько месяцев, включая снежную зиму, скарабей регулярно исчезал для того чтобы вновь возникнуть на Чертовом острове. Сильные морозы, казалось, нисколько не беспокоили загадочное насекомое, которое по логике вещей, должно было бы спать, забившись в какой-нибудь норе, подобно своим многочисленным членистоногим собратьям. Должно быть, все дело было в том огненном шаре, который скарабей всю зиму не выпускал из своих передних лап. Правда размеры у этого раскаленного угля были совсем крошечные, чуть ли ни с бобовое зерно. Но испускаемого им тепла видимо вполне хватало на, то чтобы обогреть всю колоссальную тушу огромного жука.
И вот однажды весной, в самое половодье, произошло событие, в корне изменившее представление Карла и Веревия о скарабее. Первым это заметил, как ни странно, Веревий. Он обратил внимание, что из заднего конца туловища насекомого начали появляться некие странные прозрачные выделения. Когда они с Карлом исследовали их, то обнаружили, что это вещество обладает резким отвратительным запахом.
Неожиданно Карл с хохотом не раз и не два, ударив себя кулаком по лбу, всерьез заставил Веревия усомниться в его психическом здоровье.
Наконец когда немец успокоился, все стало на свои места после его исчерпывающего объяснения:
— Друг мой, там, в Египте старик араб говаривал мне об этом, но я по своему обыкновению пропустил все мимо ушей! Наш скарабея и не скарабей вовсе, а скарабея!
— Врешь! — не поверил Веревий. — Девка, что ли? Ну, в смысле сучка? А этот жучий сок, оттого что у нее, течка началась?
— Именно! — в полном восторге воскликнул Карл. — Первым делом эту деликатную жидкость нужно собрать и тщательно укупорить, чтобы ни в коем случае, наружу не просочился запах! А что со всем этим дальше делать нужно будет я тебе, потом объясню! Уверяю тебя, мой друг с этим жучьим соком, если распорядиться им с умом, можно таких дел наворотить, что всем святым тошно станет!
Пока Карл неотлучно находился на Чертовом острове, при гигантской жучихе, нежданно вступившей в пору половой зрелости, Веревий по его поручению срочно отправился в ювелирную лавку к господину Гольбейну. Там он в срочном порядке по эскизу, наспех сделанному Карлом прямо на острове, изготовил достаточно вместительный свинцовый сосуд с широким коническим горлом. Также к нему была изготовлена тщательно притертая свинцовая пробка, на которой по настоянию Карла было выгравировано на латыни «CAVE!», что означало «ОСТЕРЕГАЙСЯ!». Забрав изготовленную колбу с пробкой, и прихватив с собой изрядный кусок свинца, Веревий срочно отправился в обратную дорогу, на Чертов остров. Карл по известным ему одному причинам, велел поспешить. Как показали дальнейшие события, спешить действительно следовало.
На острове Карл, словно заправская доярка, приложив тяжелый свинцовый сосуд к известному месту скарабеевой самки, довольно скоро наполнил его отвратительно пахнущей слизью почти под самое горло. После этого отлив излишки прямо на траву, он с помощью Веревия вставил пробку в сосуд и залил ее растопленным свинцом, который был загодя приготовлен, на разведенном специально для этой цели костре.
— Ну, вот все сделано в точности, как мне и говорил старый мошенник! — радостно воскликнул Карл.
Неожиданно самка скарабея стала проявлять признаки беспокойства. Она принялась носиться по склонам оврага, с явным намерением спрятаться. Но от кого? Ответ на этот вопрос друзья получили буквально через минуту.
Внезапно со всех сторон из ниоткуда, на Чертов остров начали вываливаться один за другим гигантские скарабеи. Жук Карла рядом с этими шипастыми угольно-черными чудовищами выглядел маленькой божьей коровкой. Карл, схватив Веревия за руку, пулей вылетел вон из оврага.
— Это привлеченные запахом самки, готовой к спариванию, самцы пожаловали сюда! — прошептал он в самое ухо Веревия. — Если они учуют сосуд с ее соком, то нам придет крышка!
Веревий выхватив из рук компаньона свинцовый сосуд, хотел было выкинуть его в реку, но в самый последний момент передумал и, подскочив к толстому дубу, росшему на пригорке, забросил свинцовый сосуд в его дупло, черневшее на высоте двух человеческих ростов.
Тем временем, наползшие отовсюду огромные самцы скарабеи устроили чудовищное побоище за право обладать самкой. Под страшный грохот сшибающихся друг с другом хитиновых панцирей, обезумевшие самцы методично уничтожали друг друга.
В это время откуда-то сверху на землю вдруг вывалился странный человек. Судя по одежде, он был современником Карла и Веревия, но его платье было вся мокрое. Несмотря на то, что лицо незнакомца было искажено гримасой ужаса, Веревию отчего-то показалось, что он знает этого человека. Причем он очен хорошо знаком ему, но как он, ни старался он так и не смог вспомнить кто, же это такой? Самое удивительное, что вымокший до нитки незнакомец, тело которого сотрясал озноб, также с немым удивлением смотрел на Веревия. В его глазах вспыхнула искра понимания, отчего-то смешанная с ужасом, он видимо узнал Веревия.
Рот незнакомца широко раскрылся для того, чтобы прокричать что-то. Не то проклятие, не то предостережение. Но в следующее мгновение огромная черная туша скарабея обрушилась на незнакомца всей своей чудовищной массой. Тут же на него сверху взгромоздился уже другой, одуревший от запаха жучьего сока скарабей. Когда они в горячке схватки сдвинулись в сторону, тело несчастного незнакомца оказалось, словно паштет растерто и намазано на землю.
В пылу сражения тяжеленные монстры затоптали самку скарабея, а затем разнесли ее вдребезги. После этого злые и неудовлетворенные самцы тут же убрались восвояси. Таким же таинственным манером, каким и появились на острове.
После страшной бойни на Чертовом острове осталось лишь множество кусков черного хитина, огромные шипастые лапы, вырванные с корнем, и растоптанная самка скарабея.
Глава 17
Некра и его семье было выделено вполне сносное с точки зрения древнего египтянина жилище. Для рядового же парасхита оно вообще было несбыточной мечтой. Жирный греховодник Сабутис расстарался для своей будущей пассии, в которую он сразу же определил Ольгу, едва в первый раз ее увидел.
Это был скорее дом, чем хижина, который представлял из себя коробку, сложенную из грубых саманных кирпичей с неровными прямоугольными дырами вместо окон. На месте двери в косом дверном проеме висела изодранная циновка. Сверху на стенах лежали длинные кривые жерди, образуя основу для кровли из нескольких слоев жухлых и пыльных пальмовых листьев.
Ольга первым делом сделала веник из листьев какого-то кустарника, за которым послала Абу. Вместе с пылью она, к своему ужасу, вымела из-под грязных пыльных циновок, заменявших в жилище кровати, несколько огромных черных скорпионов. Когда эти отвратительные твари начали щелкать в ее сторону своими уродливыми клешнями и размахивать хвостами, с ядовитыми жалами, бедная женщина чуть не грохнулась в обморок. Она была вынуждена признать, что Сенсей своим присутствием подавляет в ней бойцовские качества, и под его влиянием она все больше становится похожа на обыкновенную женщину. Сначала это открытие поразило ее, а потом не на шутку разозлило. Накрывая прытких скорпионов куском циновки, она босой пяткой яростно передавила их одного за другим.
Уже на следующее утро, Сабутис вызвал к себе Некра и сказал ему, что для него есть одно ответственное поручение. По словам старшины, имевшиеся в общине парасхитов запасы натра в котором они вымачивали покойников, готовя из них мумии, подходили к концу. Нужно было срочно ехать в небольшой городок Фаис, который славился своими натровыми озерами. Там подвергая воду из озер естественному выпариванию на жарком солнце, местные жители получали кристаллический натр, которым вели оживленную торговлю.
Так как путь был недолгий, а количество серебра на покупку натра, выданное Некра, было достаточно велико, Сабутис отрядил ему в сопровождение двух мускулистых парасхитов. Эти двое были не сильны в искусстве бальзамирования, зато преуспели в науке рукоприкладства и с успехом выполняли полицейские функции в квартале общины.
Прощаясь с «женой» и домочадцами, перед тем как отправиться в долгий путь, Некра наказывал им:
— Будьте очень осторожны, этот Сабутис редкая сволочь! Старайтесь не злить его и дождитесь моего возвращения. Вся эта поездка и этот натр нужны мне как змее ноги! Пользуясь этим поручением, я хочу осмотреться, послушать, о чем говорят люди и узнать, что творится в стране.
Не успела улечься пыль за повозкой Некра и ослов его провожатых, как от Сабутиса явился посыльный. Он передал «отцу» Некра, то есть, Иннокентию Павловичу благую весть, о том, что старшина гильдии хочет с ним говорить. Мастерски прикидываясь беспомощным слепцом, старик оперся о плечо своего глухонемого сына и послушно последовал за посыльным.
Велев глухонемому обождать во дворе, посыльный ввел старика к Сабутису.
— Садись уважаемый! — ласково приветствовал старшина гильдии своего гостя. — Понравилось ли тебе жилище, которое я вам дал?
— Да, да понравилось! — энергично закивал головой Иннокентий Павлович, но во время спохватившись, что у него из-под век вывалятся мясные пленки, изображающие бельма, тут же прекратил это.
Вдобавок ко всему, его сильно нервировало то, что Сабутис говорил невнятно и очень быстро. Более половины произнесенных им слов Иннокентий Павлович вообще не понимал. Поэтому он решил отвечать на вопросы односложно, либо да, либо нет.
— Старик, я хочу поговорить с тобой об одной услуге, которую ты можешь мне оказать, Если ты поможешь мне, я помогу тебе, и ты не будешь знать горя вплоть до дня твоей смерти, — начал издалека Сабутис. — Ты слушаешь меня старик?
— Я слепой, но не глухой, мой господин, я внимательно слушаю тебя, — Иннокентий Павлович разулыбался, радуясь тому, что его словарного запаса хватило, на, то чтобы сконструировать целую фразу.
— Дело касается жены твоего сына, — выждав эффектную паузу, Сабутис продолжил, — Эта достойная и красивая женщина, нравится мне. Скажи, старик, ты сможешь уговорить ее провести со мной ночь?
Иннокентий Павлович всхлипнул и зарыдал в голос. Причем все это выглядело в высшей степени правдоподобно, по той простой причине, что он действительно рыдал от еле сдерживаемого смеха. Вряд ли этот жирный обмылок был готов заплатить за обладание Ольгой своей никчемной жизнью. Стоило Иннокентию Павловичу рассказать своему придурковатому сыну, то есть, Сенсею об этом нескромном предложении, и Сабутису можно было заказывать саркофаг.
— Перестань лить слезы, старик! — брезгливо скривился старшина парасхитов. — Слезы удел женщин и слабых, я же разговариваю с тобой как мужчина с мужчиной. Если я возьму жену твоего сына в наложницы, тебя ждет достойная старость и достаток. Этого тебе никогда не сможет дать твой непутевый сын. Если ты сможешь уговорить его после возвращения из Фаиса — это будет лучший выход для всех нас, поверь мне! Женщина будет жить окруженная моей любовью и роскошью, ты встретишь свою смерть в достатке, а не на улице, подобно шелудивому псу, блуждая по выгребным ямам в поисках заплесневелого куска пищи. Твой сын и внук будут работать на меня в общине и станут со временем достойными членами гильдии парасхитов.
— А что будет, если женщина откажется возлечь на твое ложе? — продолжая всхлипывать и колотить себя по смуглой лысине, поинтересовался Иннокентий Павлович.
— Я не приму отказа, — холодно ответил Сабутис, поднимаясь и давая этим понять, что разговор закончен. — Если же боги лишат женщину разума, то я не дам за ваши жизни и горсти песка из пустыни! Если она не хочет думать о себе, пусть подумает о сыне и муже. Мне достаточно моргнуть глазом и их головы к вечеру доставят ей в корзине, в качестве моего свадебного подарка. Передай ей, что я все равно не отступлюсь и она, так или иначе, будет моей. И еще передай, что я не хочу ничей крови, но если она не оставит мне выбора, то кровь прольется. А теперь иди и передай ей все, то, что я тебе только что сказал. И для своего же блага постарайся быть очень убедительным!
Хитроумный Иннокентий Павлович, горько рыдая, пал ниц перед старшиной:
— Смилуйся, о всемогущий Сабутис! Как, я могу просить жену своего сына, совершить то о чем ты просишь? Я нижайше прошу дать мне время на размышление…
— Замолчи, ничтожество! — вскричал в нетерпении Сабутис. — Запомни хорошенько! Если до заката солнца женщина не придет ко мне, пеняйте на себя!
Иннокентий Павлович, поддерживаемый Сенсеем, удалялся восвояси, громко стуча палкой, в свой овечий загон, оглашая окрестности стенаниями на очень плохом древнеегипетском языке.
— Ты чего так разорался? — непочтительно поинтересовался глухонемой сын у отца. — Может, хватит уже стенаний и воплей?
— Молчи, я в образе! — сердито шикнул на него Иннокентий Павлович.
Когда придя в саманную лачугу почтенный слепец рассказал Ольге и Сенсею для чего его вызывал старшина парасхитов, ситуация повторилась с точностью до наоборот. Только теперь Иннокентий Павлович успокаивал матерящегося, на чем свет стоит Сенсея.
— Мне с самого начала не понравилась его круглая лоснящаяся рожа! — ревел возмущенный Сенсей. — Он что о себе возомнил, что он король в этом своем протухшем обезьяннике? Что ему здесь все можно? Феодал хренов, я ему устрою право первой ночи!
Ольга задумчиво сидела на циновке, обхватив себя руками. Она никак не выказывала своих эмоций, так как пыталась сосредоточиться на внезапно возникшей перед ними проблеме.
Наконец когда вопли Сенсея вконец достали ее, она прикрикнула на него:
— Может, помолчишь немного для разнообразия? Можно подумать, что это тебя собирается трахнуть жирный и противный египтянин!
— Вот, спасибо-то! — Сенсей где стоял там и сел прямо на землю. — Ты что всерьез собираешься пойти и переспать с этой скотиной?
— Меня волнует не моральный сторона проблемы, а физическая целостность некоторых дебилов! — рявкнула на него, словно рассерженная львица, Ольга. — Мне с этим евнухом перепихнуться, что тебе выматериться, без проблем! Вопрос в том, собирается ли он оставлять вас после этого в живых? Лично у меня большие сомнения по этому поводу. Ты сам-то как бы поступил на его месте, если бы возжелал меня?
— Что за идиотское — «если бы возжелал»? — взвился и без того накрученный Сенсей. — Можно подумать, что я тебя не желаю! Хотя, на месте Сабутиса, я бы всех нас, в смысле мужиков, перебил бы. Причем, чем раньше, тем лучше. Зачем оставлять недовольных и обиженных, которые в любой момент могут тебе отомстить? А, что касается твоего номинального супруга Некра, мне кажется, что его и удалили отсюда, единственно для того чтобы без проблем грохнуть по дороге.
— Ох, не нравится мне все это, — проворчал Иннокентий Павлович, ставший к тому времени снова зрячим.
— Можно подумать, что я в восторге! — вспылила Ольга.
— Все, хватит, шабаш! — заорал разъяренный Сенсей, вскакивая на ноги. — Будем прорываться из этого гадючника! Одного не пойму, на хрена, Некра, зная нравы здешних обитателей, нас сюда притащил?
— Сядь и замолчи! — прикрикнула на него Ольга. — Никуда мы прорываться не будем! Сколько человек ты в состоянии завалить? Десять, ну максимум двадцать! А их здесь не одна сотня!
— Пожалуй, Ольга права, — подвел черту Иннокентий Павлович. — Прежде чем, что-то предпринять, нужно хорошенько подумать.
Глава 18
По настоянию Карла, компаньоны отправились на Чертов остров так скоро, как только могли себе это позволить, не манкируя основными делами и обязанностями. Карл в анатомичке Ежовского университета, а Веревий в своей торговой конторе, расположенной на Волжской пристани.
Нелепая и трагическая гибель самки скарабея произвела на компаньонов весьма сильное впечатление. Причем не сам факт ее гибели, а та мощь какую продемонстрировали одуревшие от жучьего сока гигантские скарабеи самцы. Если бы им только удалось заставить их повиноваться себе. Найти же область применения их чудовищной силе и уникальной способности исчезать и возникать из ниоткуда, было нетрудно. По словам Карла, такая возможность могла реально появиться у друзей после того, как они научатся управляться с секреторными выделениями самки скарабея, которые были надежно укупорены в свинцовом сосуде.
Переправившись на остров и изъяв из дупла вышеозначенную колбу с заключенной в нем драгоценной жидкостью, друзья отправились к Веревию. Там при помощи чрезвычайно мелкого коловорота в толстой пробке, коей был запечатан сосуд, Веревий просверлил отверстие. Не мешкая ни секунды, Карл, все это время бывший наготове, опустил туда длинную иглу шприца. Набрав на глаз около пяти кубических сантиметров жидкости, он отложил шприц в сторону, и они с Веревием поспешно запаяли просверленное отверстие со всем тщанием, на какое только были способны.
Ранее, по заказу Карла, ювелир Гольбейн изготовил два крошечных золотых сосудца, формой своей напоминавшие плоские фляги, имеющие с одного конца узкую горловину, закрывающуюся винтовой пробкой из того же благородного металла. Флаконы были неотличимы друг от друга, словно братья близнецы. В них-то и была перелита добытая из свинцового сосуда жидкость, при помощи шприца.
После этого наступил решающий момент. Карл раздевшись, снял с себя нижнее белью и, взяв остро отточенный скальпель, произвел глубокий надрез у себя на наружной части правого бедра. Не обращая внимания на хлынувшую из разреза кровь он взял один из золотых флаконов и скрипя зубами от сильной боли разъял края раны и поместил его туда. Затем при помощи изогнутой хирургической иглы он принялся сшивать края раны шелковой нитью. Когда эта жестокая операция была закончена, Карл тщательно забинтовал место разреза.
После этого Карл подступил к своему другу Веревию. Тот к этому времени был уже довольно сильно пьян, по совету Карла, загодя напившись водки. Тем не менее, операция сопровождалась скрежетом зубовным, дико вытаращенными глазами и грязными выкриками оперируемого, по адресу Карла и всей бездушной немецкой нации в целом.
После того как флакон был внедрен ему в правое бедро, разрез зашит и тщательно забинтован, Веревий находясь в крайне возбужденном состоянии духа начал приставать к другу с расспросами.
— То, что ты, Карлуша, себе правую ляжку располосовал это понятно. В самом деле, не тянуться же тебе правой рукой с ножиком к противоположной ноге. Но скажи мне на милость, зачем ты и мне за компанию правую ногу искалечил, а не левую?
— А потому, друг мой, что правой рукой до правой ноги, как ты только что сам сказал, дотянуться намного проще, — усмехнулся Карл, выливая себе в глотку пол стакана водки. — Насколько мне известно, ты у нас не левша.
— Хорошо, пока ты совсем не напился, я хочу тебе кое-что напомнить, — Веревий хитро прищурившись, погрозил другу пальцем. — Ты велел мне не докучать расспросами до тех пор, пока не поместишь в себя и в меня эти золотые флаконы с этой вонючей пакостью. Почему так, а не иначе?
— Если бы ты знал, для чего я это сделал, ты бы ни за что не позволил мне прооперировать себя! — расхохотался Карл, на которого хмель мало-помалу начинал оказывать расслабляющее действие. — Если ты или, скажем, я попадем в смертельно опасную или безвыходную ситуацию, что как ты сам прекрасно знаешь, при нашем с тобой беспокойном образе жизни весьма вероятно, эти флаконы, зашитые нам под кожу, выручат нас.
— Это, каким же, хотел бы я знать, макаром произойдет? По щучьему велению что ли?
— Не по щучьему, а по жучьему велению, по моему хотению! — поправил Веревия Карл. — А если точнее, то по скарабееву велению!
После этого он достаточно подробно пересказал другу, который несмотря на опьянение слушал его крайне внимательно, и не перебивая, то, что сам узнал в Египте от старого араба Абдаллы продавшего ему яйцо скарабея. В том случае если жучий сок попадет на открытый воздух, через некоторое время непременно появится чудовищный скарабей, который пожрав эти волшебные капли, вскоре уберется восвояси. Здесь нужно было не зевать, а сразу же следовать за скарабеем в прорытый им туннель. Продвигаясь по нему, вслед за скарабеем можно будет выбраться на свободу.
С того дня прошло около двух месяцев или даже более того. Раны на ногах, в которые были спрятаны золотые флаконы, давно уже затянулись, полностью зажили и более уже не доставляли своим обладателям никаких неприятностей. Все шло своим чередом, как вдруг однажды случилось, то чего никто из друзей не мог даже и предположить.
Недаром говорит мудрая поговорка «Где тонко, там и рвется». Порвался, вернее, будет сказать, раскололся ювелир Гольбейн. Каким-то образом полиция задержала его курьера с очищенным золотом из Проклятой шахты. Когда сыщики стали разматывать клубок преступных связей одна ниточка привела их в Ежовск к господину Гольбейну. Запугав ювелира тем, что остаток дней своих он проведет на Сибирской каторге, если и далее будет продолжать покрывать разбойников, поставлявших ему золото, из него вытащили сведения о Карле Крейцере и Веревии Холодном.
У ювелира хватило ума ничего не говорить сыщикам о том, что он в курсе ночной охоты этих господ за людьми. Бродяги в Ежовске к тому времени совсем закончились и Карл с Веревием перешли уже на вполне добропорядочных и благопристойных граждан города. Местная полиция с ног сбилась, пытаясь понять, куда регулярно пропадают горожане. И вот в этот-то момент к ним на помощь и пришла столичная полиция выясняющая происхождение незаконного золота.
За Веревием и Карлом была установлена круглосуточная слежка. Общими усилиями столичной и местной полиции было установлено, что оба подозреваемых много времени проводят в обществе друг друга. В этом не было ничего предосудительного, но только на первый взгляд. Когда, же сыщики копнули поглубже, то даже у старых всякое повидавших матерых полицейских волосы встали дыбом… После этого было решено взять негодяев с поличным, во время свершения ими очередного преступления. А именно в момент похищения с улицы города человека.
Во время одной ночной вылазки за провиантом для обитателей Проклятой штольни, Веревий внезапно почуял, что за ними кто-то следит. Будучи по роду профессии, а также от рождения отнюдь не робкого десятка, он бросился прямиком на филера и схватил его. Поняв, что кто-то весьма заинтересовался их противозаконной деятельностью, охоту на людей этой ночью было решено срочно свернуть. Прихватив с собой незадачливого шпика, злоумышленники вернулись в дом Веревия. Здесь в подвале применив к пленнику жесточайшие пытки, они с ужасом узнали, что полиция, оказывается, уже все знает об их чудовищных злодеяниях. Более того, их арест это всего лишь вопрос времени.
Веревий в сердцах заколол филера, словно кнура. После этого прихватив как можно больше имеющейся у них наличности, а также свинцовый сосуд с жучьим соком, друзья под покровом ночи выбрались за пределы города, благополучно миновав все заставы и казачьи разъезды.
Беглецы не учли того, что по их следу будут пущены специально обученные для поимки беглых каторжников собаки, привезенные из столицы.
Очень скоро погоня стала наступать им в прямом смысле, на пятки. Продираясь лесом, пытаясь запутать следы, беглецы вышли к Ежовке недалеко от Чертового острова. Посовещавшись, они решили, что лучшего места для того, чтобы переждать погоню придумать невозможно. Переправившись на остров при помощи, спрятанной в камышах плоскодонки, которой они пользовались приезжая к скарабею, беглецы залегли в зарослях ивняка.
Вскоре послышалась собачья брехня, и преследователи вышли на берег напротив Чертова острова. Здесь следы терялись, и собаки, сколько ни старались их проводники, так и не смогли вновь взять следа. Было решено дождаться утра, так как темень стояла хоть глаза выколи.
Всю ночь Карл с Веревием, проклиная комаров и настырных полицейских, пролежали на сыром песке в густых зарослях ивняка. Спозаранку собачий лай возвестил их о том, что преследователи проснулись. Им было несказанно легче, чем беглецам пережить ночные атаки зловредных кровососущих насекомых, коих в пойме реки Ежовки в это время года было великое множество. Всю ночь вахтенные жгли костры и, накидав в них травы, делали из них огромные дымари, которые отпугивали кровопийц от их спящих товарищей. Собаки с проводниками опять разбрелись по берегу реки, внимательно всматриваясь в противоположный берег, принадлежащий Чертову острову.
Внезапно один из проводников что-то заметив, подозвал остальных. Вскоре к ним подошел офицер, который приложив руку, для того чтобы защитить глаза от восходящего солнца, вытаращился прямо на то место где прятались беглецы. Веревий и Карл нервно переглянулись. Каким образом полицейские догадались, что они залегли именно здесь? Внезапно их обоих одновременно осенила одна и та же догадка. Задрав головы вверх, они взвыли от бессильной злобы. Прямо над ними стояло плотное облако комарья, которое было превосходно видно с противоположного берега реки их преследователям.
Словно для того чтобы проверить свои догадки полицейский офицер поднял пистолет и выстрелил прямо по Карлу с Веревием. Пуля срезала ивовую ветку, над головой у Веревия. А в это время уже другой полицейский поднимал свой пистолет. У друзей не было уверенности в том, что и он промахнется. Поэтому, не считая более нужным, скрывать свое присутствие, они вскочили и побежали вглубь острова. Вслед им несся издевательский хохот и улюлюканье преследователей.
Глава 19
Если бы Сенсей, Ольга и Иннокентий Павлович не были так заняты своим ожесточенным спором, то они бы заметили, что их подслушивают. После разговора со слепым старцем, Сабутис отправил вслед за ним одного из своих верных соглядатаев по имени Кехр. Поэтому словесная перепалка между женщиной и ее родственниками происходила под его недремлющим оком.
Кехр с удивлением обнаружил, что придурковатый глухонемой, оказывается, прекрасно разговаривает и, судя по всему, со слухом у него тоже полный порядок. Оживленное обсуждение предложения его хозяина Сабутиса велось на каком-то тарабарском наречии, которое он, как ни старался, так и не смог понять. Но, по большому счету, это ему было и не очень нужно. По интонации произносимых слов и фраз, по мимике говорящих, Кехр понял вполне достаточно для того, чтобы придти к определенным умозаключениям.
В частности он понял, что сначала предложение было с негодованием отвергнуто, но затем, по мере осознания безвыходности их положения, женщина начала склоняться к тому, чтобы принять его.
Немалое беспокойство Кехра вызывал второй сын старика, который непонятно почему притворялся глухим и немым. Он был настроен очень решительно и уговаривал женщину ни в коем случае не поддаваться на уговоры. Пару раз он вскакивал с места и ожесточенно жестикулируя, размахивал своими огромными кулаками покрытыми непонятными шрамами. По его развитой мускулатуре, можно было подумать, что этот человек долго проработал в каменоломне, только камни он дробил не молотом, а кулаками. Также Кехру очень не понравилось выражение его глаз, от этого взгляда становилось холодно, словно в пустыне ночью. Было в них, что-то от змеи, которая собирается сделать стремительный выпад вперед и цапнуть тебя ядовитыми зубами, от которых нет спасения. С этим странным дурачком, который на поверку таковым вовсе не являлся, нужно было быть очень осторожным.
Мальчишка, который был сыном женщины, не принимал участие в споре. В душу Кехра закралось подозрение, что тот вообще не понимает, о чем спорят старшие. Быть может, он вообще не знал их языка?
Женщина была хороша, что и говорить! Кехр тихонько поцокал языком и восхищенно покачал головой. Везет же этому жирному борову Сабутису! Ее необычно короткие для египетских женщин черные как смоль волосы, выдававшие в ней чужестранку, ничуть не портили ее, а наоборот выгодно подчеркивали ее точеную шею. Высокие породистые скулы и чуть раскосые глаза, редкого в Египте зеленого цвета, говорили о том, что в ее жилах течет не простая кровь. В пользу этого говорил также тонкий нос с горбинкой и чувственный разрез губ.
Взгляд Кехра скользнул по роскошным плечам красавицы вниз и задержался на двух тяжких округлостях, увенчанных темными кругами, посреди которых вздыбились чувственные соски. Груди женщины, согласно египетской моде, не были прикрыты. Утерев вдруг откуда-то набежавшие сопли тыльной стороной ладони, соглядатай, тяжело вздохнул. Ему никогда не удастся испытать неземное наслаждение, сокрытое между высокими полными бедрами этой женщины!
Чтобы отвлечься Кехр переключил внимание на старика. И здесь его тоже ждала неожиданность. Выяснилось что старый негодяй вовсе никакой не слепец! Когда старому шуту надоело корчить из себя беспомощного слепого, тот вытащил из под век что-то, и глаза его вмиг стали синими, как лазурит. А белки глаз налились страшным кроваво-красным цветом. Нет, здесь определенно не обошлось без колдовства, и этот жуткий красноглазый демон был у них за главного!
Кехр отделился от стены в тени, которой он прятался и стремглав бросился по улице, вздымая клубы пыли. Нужно было срочно предупредить хозяина обо всем, что ему удалось узнать.
Сабутис воспринял собранную шпионом информацию с нескрываемым интересом.
Когда же Кехр принялся взахлеб рассказывать ему о том, что эти четверо связаны с демонами и нечистым колдовством, он довольно холодно прервал поток его красноречия:
— Замолчи, глупец, и слушай! Я парасхит в пятом поколении. Мой отец и дед, и прадед, и дед моего прадеда были парасхитами. Изо дня в день, я, как и они, много лет занимался страшными и отвратительными делами. Кромсал плоть мертвецов, вынимал внутренности, складывал их в канопы и заливал бальзамическими смолами. Выпотрошенные трупы я вымачивал в натре, потом сушил раскаленным ветром пустыни, бинтовал льняными полосами и опять заливал бальзамами. К пятнадцати годам я уже сбился со счета, скольких покойников приготовил к путешествию в царство мертвых.
Переведя дух, Сабутис налил себе в алебастровую чашу прохладного пивного напитка из стоящего перед ним, глиняного кувшина. Все это время, Кехр с подчеркнутым смирением впитывал мудрость, которой с ним щедро делился старшина гильдии парасхитов. Старшина на радостях, что жена отправленного им в Фаис нового работника, сегодня вечером станет его, крепко перебрал пива. И теперь его потянуло на нравоучительные разговоры.
Промочив горло, Сабутис продолжил:
— Так вот, ни мои предки, ни я, ни разу не сталкивались с чем-то, что действительно можно было бы назвать проявлением демонических или божественных сил! Я не могу сказать, что всего этого нет, и это вообще не существуют. И совсем не по той причине, о которой ты только что подумал, глупый Кехр! Я просто не хочу ссориться со жрецами, которые в храмах, денно и нощно призывают нас поклоняться этим силам. Они делают свое дело, а мы свое. И не годится мешать друг другу, распуская всякие глупые сплетни. Так вот, что касается демонических и противостоящих им божественных сил. Я во всеуслышание говорю — да, они существуют! Но тут, же добавляю, что существуют они лишь в головах у людей. Если человек не впускает себе в голову демона, то этот демон вне этого человека не существует! Ибо он не проявлен вовне, а болтается там, где до него нет никому дела. Теперь, понял?
Кехр, не веря своему счастью, придал лицу бессмысленное выражение и тупо уставился на хозяина. По его глупому виду можно было заключить, что он не был готов, к столь неожиданному вопросу.
На самом деле, Сабутис нисколько не нарушил ход мыслей Кехра, которые были очень конкретными и могли иметь для наболтавшего лишнего, пьяного старшины, далеко идущие последствия. Из всего сказанного смышленый Кехр вычленил и четко уяснил одно — это то, что Сабутис говорит богохульные и кощунственные вещи. И самое главное, он осмеливается противоречить жрецам, понося их мудрость, и заявляет, что ни богов, ни демонов не существует. Если правильно распорядиться этой информацией и грамотно преподнести ее жрецам храма Амона в Мемфисе, этого должно вполне хватить для того чтобы засадить Сабутиса в темницу, а самому занять его место. И что самое главное, заполучить ту зеленоокую красавицу, которая уже свела бедного Кехра с ума!
— А знаешь, что мы сейчас с тобой сделаем? — пьяно расхохотался Сабутис, колыхая огромным животом, в котором булькало уж изрядное количество пива. — Мы сейчас отправим нашим постояльцам гостинец!
Кехр непонимающе уставился на него, не успевая следовать за ходом многоизменчивых пьяных мыслей хозяина.
— Сейчас ты отнесешь им от моего имени щедрый подарок, — самодовольно икнул Сабутис. — Корзину с едой и большой кувшин пива, в котором мы разведем изрядное количество сонного зелья. Если они, как ты говоришь, демоны или иные божественные существа, они не станут пить пиво. В этом случае я, оставлю их в покое. Но если они все, же выпьют, это будет означать, что они простые глупые люди и бояться их нечего. После этого мы спокойно и без хлопот зарежем спящего старика, его дурака сына, да и внука впридачу.
— А женщина? — встревожено спросил Кехр.
— А что женщина? — довольно расхохотался Сабутис. — Женщина достанется мне, как я и запланировал! Иди и приготовь пиво с сонным зельем и заодно захвати еще один кувшин для меня! Да смотри не перепутай их, дурак!
Кехр если бы даже очень захотел то не смог бы ничего перепутать, потому что сразу же приготовил два кувшина с сонным зельем. Один предназначался для постояльцев, а второй для его пьяного хозяина, на которого он прямо сегодня же вознамерился донести жрецам. Поставив перед ним пиво, Кехр счел за лучшее, как можно скорее, оставить хозяина одного. Он на своей собственной шкуре знал, что Сабутис в изрядном подпитии становится до крайности вздорным и драчливым.
По дороге Кехр, размышлял о том, что же ему делать, если вдруг женщина, а также старик, его сын и внук вообще не станут пить пиво? Будет ли это означать, что с ними нельзя связываться? Мучимый этим вопросом Кехр вскоре достиг лачуги, в которой знаки внимания со стороны старшины парасхитов встретили без особого энтузиазма, если не сказать с подозрением. Передав старику наилучшие пожелания от Сабутиса, он отдал кувшин женщине. Когда она повернулась и понесла грубую глиняную посудину чтобы поставить его на циновку, ее крутые тяжелые полусферы, рвавшиеся наружу из тесной ткани, мерно колыхались в такт шагам.
Не в силах отвести глаз от этого колдовского зрелища, Кехр проглотил слюну, неожиданно заполнившую его рот и, повернувшись на пятках, поспешно покинул лачугу. Дальнейшее его пребывание там, было бы верхом неприличия, так как набедренная повязка внезапно стала слишком тесной для его плоти.
Выждав время достаточное для того, чтобы четыре человека успели выпить содержимое глиняного кувшина, Кехр вернулся к лачуге. Крадучись подойдя к окну, он с удивлением обнаружил, что посерди комнаты, на боку валяется пустой кувшин. Все четверо лежали на своих циновках, и, судя по оглушительному храпу старика, спали мертвым сном.
Подивившись тому, как быстро на них подействовало сонное зелье Кехр, поспешно отошел от окна и припустил в сторону дома Сабутиса.
Глава 20
Для того чтобы оторваться от преследователей, беглецам нужно было переплыть ту часть реки, что отделяла Чертов остров, где они сейчас находились, от противоположного берега реки. Карл и Веревий прекрасно понимали, что перебраться вплавь с большой сумкой набитой ассигнациями и, имея на руках, тяжелый, словно гиря свинцовый сосуд с жучьим соком, им вряд ли удастся. Решив не рисковать всей бывшей в их распоряжении наличностью, а также заветным сосудом, было решено спрятать все это, до лучших времен. То, что такие времена, рано или поздно наступят, друзья не сомневались. Они предпочитали не думать о самом худшем и надеялись на лучшее. Кто знает, может быть, им удастся как-нибудь вывернуться?
Взбежав на вершину холма под грозные окрики: — Стой, стрелять буду! — Карл, обежав дуб в котором они уже один раз прятали сосуд, от взбесившихся скарабеев, принял из рук Веревия сумку с деньгами и забросил ее прямо в дупло. Следом за ней полетел метко брошенный свинцовый сосуд с жучьим соком. Чем именно были заняты беглецы все это время, спрятавшись за дубом, преследователи не могли видеть, так как ствол дерева надежно закрывал их.
Покончив с багажом, Карл и Веревий стремительно преодолели овраг и со страшным треском принялись пробираться через бурелом густого ивняка. Наконец им удалось выбраться к реке. Отбиваясь от наседавших на них со всех сторон полчищ комаров друзья бросились в воду. Карл и Веревий были хорошими пловцами и преодолели расстояние, отделявшее остров от берега, без особого труда. Выбравшись на берег они, какое-то время отдыхали, пытаясь унять запаленное дыхание.
Отдышавшись, они принялись карабкаться вверх по обрывистому глинистому склону, помогая друг другу. Беглецы не видели того, что происходило по другую сторону острова, закрывавшего от них преследователей. Выбравшись наверх обрыва, они обнаружили, что находятся на ровном как стол травяном лугу, по которому были разбросаны небольшие лесные опушки, состоявшие из деревьев лиственных пород. Так как трата времени в их положении была смерти подобна, Карл и Веревий бросились бежать по лугу, стремясь как можно дальше удалиться от берега реки, за которой оставили своих преследователей.
Местами разнотравье достигало высоты человеческого роста, и при желании в нем можно было легко спрятаться. Плохо было то, что вслед за беглецами оставалась полоса примятой травы. Не помогало даже то, что они бежали один за другим, чтобы оставляемая ими в траве просека не так сильно бросалась бы в глаза.
Между тем, удача окончательно отвернулась от Карла и Веревия. Видимо их мерзкие прегрешения достигли той критической черты, чрез которую преступать, не дано было никому. Когда полицейские, озабоченные тем как бы им организовать переправу, уже всерьез рассматривали вариант форсирования реки вплавь, один из востроглазых сыщиков разглядел плоскодонку, спрятанную беглецами в камышах острова. Тотчас же был отряжен лучший пловец, бывший в отряде преследователей, который в скором времени пригнал лодку к своим нетерпеливо ожидавшим его товарищам. После этого вопрос переправы на противоположный берег, которого беглецы достигли часом ранее, был успешно решен. В самом скором времени все преследователи, включая собак, благополучно переправились.
Ничего не подозревающие Карл и Веревий, будучи свято уверены в том, что полицейские будут поодиночке вплавь перебираться через реку, изрядно сбавили темп. Теперь они уже не бежали, а передвигались быстрым шагом, решив, что собаки им уже не страшны. Каков же был их ужас, когда внезапно до их слуха донеслось нестройное тявканье сыскных псов. На то, чтобы понять, каким образом преследователи умудрились переправить через реку собак, у беглецов не было времени. Вместо этого, они вновь перешли на бег рысцой. Понимая, что затея попытаться спрятаться в какой-нибудь густой опушке, среди валежника, при наличии у преследователей собак, заведомо обречена на провал, им не оставалось ничего другого как бежать до тех пор, пока у них хватит сил.
Как вскоре выяснилось, сил у Карла с Веревием хватило ненадолго. Совершенно выбившийся из сил Карл, встал на месте как вкопанный и, уперев дрожащие от напряжения руки в колени, жадно хватал широко открытым ртом воздух. Бешено колотившееся сердце грозилось выпрыгнуть наружу из его горла и запрыгать, словно страшная окровавленная лягушка по зеленой траве. Веревий оказавшийся крепче своего товарища, как мог, пытался сдвинуть его с места, чтобы продолжить бег, но тот лишь обреченно махал рукой, мол, сам уходи! На то чтобы произнести хоть одно слово у него не было сил.
— Нет, Карлуша, вместе баловались вместе, и ответ держать будем! — мрачно пробормотал Веревий и оставил все попытки к спасению.
Когда погоня, наконец, настигла их, они стояли оперевшись друг о друга плечами, с ненавистью глядя на хвостатых клыкастых тварей облаивающих их, словно загнанных волков. Тяжелые приклады ружей сбили друзей с ног и заходили по их ребрам. Лишь изрядно устав полицейские оставили их на время в покое.
— Господа, а может вздернуть их на первом суку, без суда и следствия? — предложил один из офицеров. — Я думаю, будущие поколения простят нам эту маленькую вольность.
— Полагаю лучше будет пристрелить, этих негодяев при попытке к бегству, — внес предложение второй. — А то ведь на суде выкрутятся! Эта публика такая скользкая, что им даже налим позавидует! Одним словом, нелюди!
— Лично я против! — мрачно сказал третий. — Мы не затем гонялись за ними словно легавые за русаками. Мне кажется, нужно поступить по закону, и судить их, так чтобы другим неповадно было! Иначе пропадет весь педагогический эффект от нашей с вами, господа, работы.
После этих исполненных благородства слов, полицейский офицер, все же не выдержал и наподдал сапогом в поддых лежавшему подле него Веревию.
Отдохнув самую малость, окрыленные удачной поимкой двух матерых душегубов, полицейские тронулись в обратную дорогу. Собаки, спущенные с поводков, трусили неподалеку, не сводя бдительных глаз с арестантов. Впрочем, в этом не было особой нужды, так как у Карла и Веревий руки были надежно связаны позади спины. В таком положении не то, что рваться в побег, а просто передвигаться шагом было крайне тяжело. Тем более, что у обоих были переломаны ребра, которые при каждом вдохе причиняли им сильную боль.
Карл с лицом, побледневшим от лишений, так внезапно свалившихся на его бедную аристократическую голову, рухнул на колени и, кашляя кровью, прокричал:
— Убейте меня прямо здесь, дальше я не пойду!
— Что нехорошо тебе, и больно, небось? — с притворным участием спросил его офицер с пышными сивыми усами. — А тем несчастным, которых вы похищали и жизни лишали, каково было? Ты об этом подумал, скотина? Кстати, куда вы тела-то девали, а?
Карл глянув на него исподлобья, внезапно расхохотался, и неожиданно легко поднялся с колен:
— Так получается, что у вас господа хорошие против нас вообще ничего нет? Нет трупов, нет обвинения! Се ля ви! Ты слышишь, Веревий? Друг мой, мы скоро будем на свободе!
— Ну, это вряд ли! Я скорее тебя сам пристрелю, чем позволю, чтобы тебя оправдали, — ткнул его в спину стволом пистолета полицейский с запозданием понявший, что допустил промашку и сболтнул лишнего. — Пошел, давай!
После этого разговора Карл заметно приободрился и вообще его физическое состояние радикальным образом улучшилось.
В отличие от него, Веревий оставался мрачен:
— Эх, Карлуша, это у вас в ваших Европах все делается по закону, от и до. А у нас в России испокон веку даже судят не по закону, а по понятиям. Если по людским понятиям выходит что мы с тобой убивцы, то значит, так тому и быть. Это, почитай дело решенное. И суд это признает, как пить дать. А найдут наших мертвяков или не найдут — это дело десятое. И приговор суда я тебе могу без особых хлопот заранее предсказать, не хуже цыганки — ждет нас с тобой по пеньковому галстуку, и похороны за казенный счет.
— Ну, я на твоем месте не торопился бы со столь пессимистичными прогнозами! — улыбнулся Карл. — Кроме того, что я верю в торжество справедливости и судебной системы, должен тебе напомнить о том, что у нас с тобой по крапленому золотому тузу на всякий случай в рукаве припрятано. Прошу тебя, друг мой, отнестись к этому со всей серьезностью, на какую ты только способен. Быть может, это спасет твою жизнь, как, впрочем, и мою тоже.
— Разговорчики прекратить! — рявкнул полицейский и угрожающе замахнулся рукояткой пистолета на Карла, но ударить, все, же не решился. — Расчирикались, что твои воробьи, на навозной куче! Раньше надо было думать господа убийцы, раньше! Когда ни в чем неповинных людей жизни лишали!
Переправа через Ежовку прошла без особых приключений. Если не считать того, что Карл, продолжавший по непонятной для конвоиров причине пребывать в самом благодушном настроении, неожиданно заявил, что сейчас утопится. После этих слов он предпринял попытку выкинуться из лодки вниз головой в воду. Но сидевшие рядом с ним полицейские, вцепились в него с двух сторон, словно клещами и не дали ему совершить задуманное.
К их большому удивлению, другой бывший в лодке арестант разразился громким хохотом:
— Держите его ребята! Крепче держите, а то ведь, как пить дать убежит! Можете мне поверить, уж я-то его знаю, как облупленного. Хотя если честно, держите вы его или не держите, все одно убежит.
— Это почему же, если не секрет? — ехидно поинтересовался полицейский.
— А он слово воровское, знает, что все темницы открыть может.
— И что же это за слово такое? — с нескрываемым любопытством посмотрел на Карла офицер.
— Скарабей! — рассмеялся тот и хитро подмигнул Веревию.
Глава 21
Едва Кехр вбежал в покои Сабутиса, как сразу понял, что того уже сморил тяжелый сон, вызванный зельем подмешанным в пиво. Решив, что теперь, его не в меру болтливый хозяин никуда не денется, и сдать его жрецам он всегда успеет, Кехр задумчиво почесал плешивую голову. А что если прямо сейчас взять да и забрать женщину себе? При этом можно будет безнаказанно перебить всех ее спящих родственников, чтобы обвинить кровожадного Сабутиса заодно еще и в этом преступлении.
Также надо будет не позабыть пожаловаться жрецам, что его хозяин, выпив лишнего, проболтался о том, что уже давно участвует в заговоре против великого фараона Сети. Тогда Кехра в награду за проявленную им бдительность и преданность фараону, обязательно назначат на должность старшины гильдии парасхитов, вместо казненного Сабутиса.
Сказано, сделано, и Кехр отправился прямиком в бальзамировочные помещения, где в это время вовсю кипела работа. Стоявшая там дикая духота и страшная трупная вонь нисколько не смущала Кехра.
Набрав в легкие побольше воздуха, отравленного отвратительными миазмами, он прокричал:
— Слушайте приказ самого Сабутиса! Мне нужны десять крепких мужчин, искусно владеющих ножами, для того чтобы примерно наказать предателей нашей гильдии.
Желающих оказалось даже больше, чем было нужно. Отослав обратно самых хилых и тех, кто был уже в возрасте, Кехр возглавив нестройную толпу парасхитов, устремился к выходу. Некоторые сжимали в руках парасхитские ножи, лезвия которых были покрыты прокисшей трупной кровью, потому что их взяли прямо с бальзамировочных столов. У некоторых в руках были крепкие суковатые палки.
Когда они поравнялись с лачугой, Кехр воздев руку, свистящим шепотом произнес:
— Хорошенько запомните, все мужчины должны умереть! Женщину же не трогать, под страхом смерти! Она не должна пострадать, таково повеление Сабутиса! Вперед!
После этого толпа, мешая друг другу, ворвалась через узкий дверной проем в лачугу, где остановился Некра со своей родней. До этого Кехр заверил нападавших, что внутри все спят. Но, там их ждал неприятный сюрприз. Выяснилось, что у постояльцев Сабутиса хватило ума не пить отравленное пиво, и они достойно встретили парасхитов.
Сенсей вооруженный двумя короткими палками, обрушил на ввалившихся в лачугу негодяев непрерывный град ударов. Бывшие впереди двое пузатых здоровяков не успели применить свои ножи, искусством владения, которых так кичились. К тому времени, когда они попытались это сделать, выяснилось, что у обоих уже переломаны руки.
Опрокинув взвывших от невыносимой боли, незадачливых мастеров ножевого боя, на подпиравших их сзади товарищей, Сенсей нырнув вниз, и подобрал с земляного пола бессильно выпавшие из их рук клинки. Брезгливо поморщившись, он остался недоволен, тем, как парасхитские ножи были сбалансированы. Что впрочем, было совсем не удивительно, так как эти инструменты предназначались совсем для других целей.
Врубившись в толпу, стремительно заполнявшую лачугу своими отвратительно пахнущими телами, Сенсей стремительно кружась, словно в диковинном танце, прошелся лезвиями по тем из них, что оказались в пределах его досягаемости. Последовавшие за этим вопли раненных возвестили о том, что большая часть его усилий не пропала даром. Один из нападавших неожиданно завалился на бок и сполз на ставший скользким от крови пол. Другой рухнул на колени, зажимая обеими руками глубокий порез на шее.
Обезумевшего от ужаса, Кехра развернуло на месте и отшвырнуло в сторону, словно запущенный волчок. При этом он с запозданием ощутил, как его плечо свирепо ожег глубокий порез. Но эта боль была ничто по сравнению с той, которая внезапно разорвала его живот.
Кехр поднял глаза и уставился, не в силах отвести взгляда, от призывно колышущихся грудей женщины, которая раз за разом всаживала ему в живот небольшой кривой кинжал.
Спустя мгновение он уже лежал на спине, лениво пуская кровавые пузыри ртом словно дым из кальяна и думал о том, что был прав насчет того что эти люди демоны. А женщина, зарезавшая его, демоница, потому что смертные женщины не могут быть настолько красивыми и такими желанными. Последнее что он успел ощутить, прежде чем провалился в изначальную тьму, было восхищение массивными грудями демоницы, которые снизу выглядели просто потрясающе.
Тем временем, Сенсей, краем глаза с одобрением, отметил, что этот молокосос Абу во время драки сумел проявить одно весьма редкое качество. Несмотря ни на что он умудрился остаться в живых.
Относительно Ольги Сенсей был сравнительно спокоен, так как его подруга получила хорошую школу выживания в бытность царицей Проклятой штольни. Пару раз он бросался ей на выручку, но всякий раз наталкивался на свирепый взгляд ее горящих инфернальной зеленью глаз, красноречиво говорящий ему — занимайся своим делом, а уж я как-нибудь справлюсь сама! И надо отдать ей должное она справлялась! И еще как! Ольга вертелась, словно дьяволица, успевая быть одновременно везде и нигде. Во все стороны от нее летели кровавые брызги. Порезы, оставляемые ее кривым кинжалом, доставшимся ей в качестве трофея, от вожака Крыс пустыни, были поистине ужасны.
В довершении этой, драматической пантомимы, Ольга умудрилась своими многоопытными губами послать Сенсею воздушный поцелуй, сулящий ему внеземное блаженство. Ответом на этот многообещающий аванс послужил стремительный эскапад убийственных выпадов ножей Сенсея, который словно винт смертельной мясорубки, стремительно ввинтился в ряды вконец деморализованного противника.
Итогом этой кровавой бойни, явилось тотальное выдворение оставшихся в живых парасхитов, вон из так неосмотрительно атакованной ими лачуги на улицу. Продолжая преследовать наглецов вдоль пыльной улицы, Сенсей наносил им удары бронзовыми ножами вполсилы, не ставя перед собой задачи убить. Он лишь хотел прогнать парасхитов, назойливых словно осы вьющиеся в жаркий день над прилавком со сладкими финиками, прочь.
Он надрезал их бронзовую кожу, слегка искривленными бронзовыми клинками, стараясь по возможности не слишком травмировать заведомо неравноценных ему противников. Впрочем, все это уже не имело никакого смысла, потому что насмерть перепуганные парасхиты, бросились прочь, побросав свое примитивное оружие. После этого все они превратились в легкую добычу для такого опытного бойца, которым являлся Сенсей.
Решив не ввязываться в такое сомнительное с тактической точки зрения мероприятие, как преследование, Сенсей сделал над собой героическое усилие и тяжело дыша, остановился. Всадив окровавленные бронзовые ножи глубоко в песок, он тщательно очистил их от крови, после чего одним точным движением засунул себе за пояс. Сзади подошла Ольга и всей грудью плотно прильнула к его спине.
— Что, милый, славно мы порезвились? Согласись, что смертельная опасность и успешное преодоление ее, заводит сильнее всякого секса!
— Одно другому не мешает! — криво усмехнулся Сенсей. — И если бы не наличие статистов, в лице Абу и нашего почтенного Иннокентия Павловича, ты бы уже сейчас тяжело дышала под центнером моего живого веса!
— Ты знаешь, я бы без особых проблем это пережила! — запрокинув голову, гортанно расхохоталась Ольга, явно поддразнивая Сенсея. — Некоторые мои фавориты из Проклятой штольни весили, как минимум раза в два тяжелее твоих несчастных ста килограммов!
Сенсей насупившись, резко сбросил с плеча руку ядовитой на язычок прелестницы.
— Что закомплексовал маленький? — жестоко ущипнула она его за бок. — Это тебе уроком будет, не заносись! И что самое главное — во всем знай меру!
Оскорбленный в лучших чувствах Сенсей двинулся вперед. Если бы сейчас поперек его пути попалась парасхитская лачуга, то он не раздумывая, прошел бы сквозь нее, развалив ее по кирпичику. И все это единственно для того, чтобы причинить себе боль, которая могла бы унять его душевную рану.
Все-таки, как ни крути, Ольга была редкостной стервой! Что ей стоило промолчать на этот раз? Нет, она как обычно вылезла со своим богатым сексуальным опытом, почерпнутым ей в Проклятой штольне! Бесчувственная, тупая дура!
Сенсей в высоком прыжке настиг отставшего от своих долговязого парасхита и жестоко наказал его, сломав ногой позвоночник.
— А ну уймись, терминатор хренов! — услышал он запыхавшийся голос Иннокентия Павловича, с трудом догнавшего его. — Нам сейчас неплохо было бы побеседовать с этим козлом Сабутисом, ихним старшиной! Судя по всему, именно эта тварь и наслала на нас эту египетскую саранчу.
Сенсей исподлобья взглянув на старика, повел могучим плечом и решительно двинулся в сторону дома Сабутиса, на ходу доставая из-за пояса бронзовые ножи. К его большому удивлению, внутри они не встретили никакого сопротивления. Сабутис в гордом одиночестве лежал на дорогом ложе, уткнувшись лицом в собственную блевотину.
— Вставай скотина пьяная! — рывком за шиворот поднял его Сенсей.
Пробуждение Сабутиса с похмелья, отягощенного снотворным зельем, на основе дешевого наркотика было поистине ужасно. Пребывая, по словам Сенсея, на плотном «шугняке», тот был готов к полному и безоговорочному сотрудничеству.
По просьбе Иннокентия Павловича, Сенсей при помощи пары хлестких оплеух, узнал у жирного негодяя, где тот держит свою казну. Забрав все, что там было и, оставив в сокровищнице связанного Сабутиса, друзья спешно покинули оказавшийся таким негостеприимным квартал парасхитов и двинулись в Мемфис для того чтобы попытаться найти там Некра.
Глава 22
Ранним утром, когда телега со связанными Карлом и Вервием, въехала в Ежовск, город все еще спал. Для того чтобы максимально сократить дрогу и как можно быстрее доставить опасных преступников в острог, полицейские двинулись прямиком через центр города. Редкие мастеровые, спешащие на работу, косились на солидный вооруженный конвой сопровождавший телегу с двумя грязными оборванными людьми, в которых сейчас вряд ли кто смог бы признать одного из самых богатых людей города купца Веревия Холодного и его друга Карла Крейцера.
К тому времени, когда телега с арестантами подъехала к воротам городской тюрьмы, настроение Карла и Веревия заметно ухудшилось. Даже на всегда спокойного и уравновешенного немца произвели сильное впечатление высокие кирпичные стены тюрьмы, более похожие на крепостные. Когда же они заезжали вовнутрь тюремного двора, Карл имел возможность оценить чудовищную толщину стен, сложенных из красного кирпича. У Веревия тоже куда-то вдруг подевалась его обычная самоуверенность, после того, как за ними с грохотом и лязгом захлопнулись тяжелые дубовые ворота окованные железом. Проехав по мощенному брусчаткой двору, телега остановилась возле приземистого двухэтажного здания тюрьмы.
Возле входной двери, видимо уже довольно давно, нервно прохаживался, гремя саблей пожилой усатый офицер.
Сделав несколько шагов навстречу прибывшим, он пытливо оглядел арестантов:
— Добро пожаловать, в ваш новый дом, господа висельники! Разносолов не обещаю, особых удобств тоже, но мы, как говорится, гостям всегда рады. Особенно, таким как вы!
— Ну, насчет висельников, вы это загнули лишка, милейший! — холодно глянул на него Карл.
— Да, это еще бабка надвое сказала! — проворчал Веревий.
Но офицер, отнюдь, не был настроен поддерживать светский разговор. В ответ, он с лязгом вынул из ножен полицейскую саблю, более известную среди обывателей, под названием «селедки» и, держа клинок плашмя, с размаху вытянул ею по спине сначала Карла, а затем и Веревия. Удары были не столько болезненные, сколько весьма унизительные. Их посредством тюремный офицер, как бы расставлял все точки над и.
— В разные камеры их! — бросил он конвоирам, продолжая сжимать побелевшими от злости пальцами ребристую рукоять сабли. — А этого говорливого к Тишке-каторжнику, на перевоспитание!
Карл понял, что последнее замечание относится к нему и это его по понятным причинам не особенно обрадовало. Хотя, впрочем, и не особенно расстроило.
Принимавшему их офицеру было, отчего злиться. И если бы его новые арестанты узнали, отчего именно, они бы принялись злорадно хохотать. Едва ювелир Гольбейн, взятый с поличным во время передачи незаконно добытого золота курьеру, начал давать показания в отношении Веревия Холодного и Карла Крейцера, как уже на утро следующего дня он был найден повешенным в своей камере.
Двое бывших при нем сокамерников были мелкими воришками ширмачами промышлявшими один на рынке, другой на Волжской пристани. Чтобы решиться на смертоубийство ювелира у них кишка была тонка, да и зачем им это было нужно? На все вопросы они отвечали однообразно и ни разу не сбились. Ничего не видели, ничего не слышали, легли спать на свои шконки и спокойно проспали до самого утра. Пробудившись, они нашли ювелира повесившимся на решетке тюремного окна расположенного достаточно высоко для того, чтобы его ноги не касались пола.
На резонный вопрос следователя о том, как пожилой, грузный человек смог сам добраться до далеко расположенной от пола решетки, чтобы закрепить на ней неизвестно откуда взявшуюся у него веревку, жулики не смогли ответить ничего вразумительного. Разве, что один из них высказал предположение, о том, что их сокамерник мог сделать это высоко подпрыгивая. За что тут же и получил по зубам, за некстати проявленную сообразительность.
— Он тебе, что воробей, с крылышками, чтобы так высоко прыгать? — потирая ушибленный кулак, проворчал следователь. — Придумай что получше, скотина! Еще сморозишь такую глупость, я тебе кадык вырву!
Карла, как и было ему обещано, заселили в камеру с огромным, звероподобным мужиком.
Едва за ним захлопнулась дверь, как тот, запустив пятерню в кишащую вшами растрепанную шевелюру, принялся внимательно разглядывать новоприбывшего.
— Это еще что за цаца, такая выискалась? — несколько даже недоуменно проворчал он, сверля Карла маленькими, чрезвычайной глубоко посаженными глазками, неопределенного водянистого цвета. — Как зовут, спрашиваю, что совсем оглох?
— Зовут меня Карл, — спокойно ответил тот, усаживаясь на свободную койку, прикрученную железными болтами к стене. — А будешь ругаться, я тебя побью, Тихон.
— Это ж разве я ругаюсь? Да я еще и не начинал даже, ругаться-то. Побойся бога, мил человек, разве так ругаются? Я с тобой душевно беседую, — обнажив редкие, невпопад растущие зубы, широко улыбнулся каторжник. — А откуда, ты Карл знаешь, как меня звать-то?
— Офицер тюремный велел своим холуям меня к тебе подсадить, для того, чтобы ты, значит, меня пообломал.
— Вон оно что! А я-то все думаю, чего это тебя именно ко мне определили? Спасибо тебе мил человек, что подсказал. Теперь хоть знать буду, что с тобой делать, — принялся юродствовать каторжник.
— Я, конечно, понимаю, Тихон, что тебе здесь взаперти скучно живется. Развлечений опять же никаких, — поднявшись с койки и разминая затекшие суставы, сказал Карл. — Но если ты оторвешь свою жирную задницу от кровати, то я устрою тебе такое развлечение, что тебе его хватит на все время моего пребывания здесь.
— Ась? — поднес каторжник огромную пятерню к грязному волосатому уху, неожиданно легко приподнявшись с койки, и всей тушей подался вперед. — Что-то я не дослышал? Разок еще повтори, чего ты мне устроишь?
Движение его было рассчитано на то, что глупый немец, сейчас доверчиво нагнется к нему для того, чтобы повторить свою смешную угрозу и тут-то он его и сцапает.
Но Карл оставаясь на своем прежнем месте, криво усмехнулся:
— Уши постриги, да блох из них выгреби, сразу все слышно станет.
— Ах ты, мозгляк! — взревел Тихон, словно медведь и, поднявшись во весь свой гигантский рост, пошел на Карла.
Тому показалось, что стены камеры затряслись под весом огромного каторжника, который растопырив обе пятерни впереди себя, шел на него с явным намерением затопать. Выждав, когда это жирное чудовище уже практически сграбастало его в свои смертельные объятия, Карл неожиданно метнулся в сторону. Стремительно переместившись за спину Тихона, он запрыгнул ему на плечи. Там, обхватив его шею локтевым сгибом левой руки, он взялся взацеп за кисть правой руки и принялся душить гиганта.
Тихон, возмущенно кряхтя, сначала попытался стащить с себя прыткого наглеца, но тот держал его за шею мертвой хваткой и рук разжимать не собирался. Более того, он усилил удушающее сжатие, и каторжник почувствовал, как в его мозге, начисто лишенном доступа свежей крови, сначала тревожными молоточками, а потом и кувалдой начала пульсировать отработанная, лишенная воздуха кровь, ища выхода наружу.
Ощутив ледяную волну неконтролируемого ужаса, которая окатила его сверху донизу, Тихон ринулся к стене камеры и принялся биться об нее спиной. Он надеялся расплющить этого прыткого, словно ярмарочная мартышка наглеца, который так неожиданно предъявил права на его жизнь. Ведь все должно было быть наоборот, и так оно и было вплоть до сегодняшнего дня, будь он неладен!
Ну, погоди, сейчас он покажет этому фигляру, где раки зимуют! Тихон, кряхтя и теряя драгоценные остатки сознания, присел и, запустив руку за голенище сапога, извлек оттуда добротную финку.
От Карла не укрылся, странный маневр каторжника. Сначала он было решил, что тот собирается перекувырнуться через голову, для того чтобы раздавить его своим страшным весом. Но, во-первых. Тихон вряд ли смог бы это сделать по причине своей крайне тучности, во-вторых, камера была слишком мала для подобных цирковых представлений. Скосив глаза и не разжимая хватки, Карл заметил блеск стального лезвия, которое внезапно появилось в правой руке каторжника.
Между тем, Тихон, судя по всему, бывший большим докой в поножовщине, уже успел провернуть нож в руке и теперь держал его уже обратным хватом, лезвием от мизинца. Когда его рука пошла вверх, Карл понял что вслед за замахом, это движение плавно перейдет в резкий удар назад, после чего нож безжалостно прорежет его ногу. И так будет продолжаться до тех пор, пока он от боли не ослабит удушающей хватки и совсем не выпустит каторжника. А это будет означать для него конец, потому что в схватке лицом к лицу с огромным свирепым мужиком, вдобавок вооруженным острым ножом он был заведомо обречен на поражение. Тихон просто-напросто зарежет его словно глупого беззащитного барана.
Движимый скорее отчаянием, нежели трезвым рассудком Карл внезапно разжал свой удушающий захват. В то же мгновение, гигант каторжник со всхлипом наполнил свои безразмерные легкие воздухом, всосав в них чуть ли не половину всего бывшего в камере воздуха. Из его груди вместе с выдохом наружу вырвался поистине дьявольский хохот, неожиданно перешедший в дикий тоскливый вой и внезапно оборвавшийся на пронзительной ноте.
Это Карл, всадил большие пальцы рук в оба глаза Тихона. Тот, отбросив от себя нож, словно двуглазый циклоп, попытался сорвать с себя новоявленного Одиссея, но было уже поздно. Большие пальцы Карла, выдавив глаза гиганта, неожиданно легко провалились вовнутрь его опустевших глазниц. Страшный в своей безысходности крик внезапно прервался, и гигант шумно рухнул ничком на пол камеры.
Оказавшийся в безвыходной ситуации, Карл, весьма кстати вспомнил бытующую в Африке байку, которую он как-то, раз случайно услышал во время своего путешествия по Египту. Туземцы, попавшие в пасть к крокодилу, имеют шанс спастись, и избежать лютой смерти, если у них достанет выдержки и хладнокровия. Нужно лишь сильно надавить большими пальцами рук на оба глаза отвратительной рептилии, которая неминуемо разожмет зубастые челюсти от сильной боли. После этого ослепленной твари будет уже не до несчастной жертвы, которая если у нее достанет сил сможет выбраться на берег и спастись.
Поднявшись с бездыханного тела Тихона, Карл совершенно обессиленный упал на жесткую койку. Тяжело дыша, он ждал, что в камеру сейчас ворвутся надзиратели и начнут избивать его за убийство каторжника. Но минута шла за минутой, а никто так и не приходил.
Карл не знал, что надзирателю, дежурившему в коридоре, была дана строгая команда не открывать дверь в камеру с душегубом Крейцером, какие бы жуткие звуки оттуда не раздавались. Вовсе незачем было мешать Тишке-каторжанину, воспитывать строптивого арестанта.
Глава 23
Некра ехал в Фаис, терзаемый нехорошими предчувствиями. Он не верил, что старшина парасхитов Сабутис. Вот так за здорово живешь, отправил его за покупкой натра, вручив ему для этого мешочек с золотым песком. Никто в здравом уме не доверится совсем незнакомому человеку, даже если у него в заложниках осталась вся его семья. На это золото можно было купить себе несколько наложниц или на худой конец завести новую семью. Такие предрассудки, как преданность родственникам, не были приняты в кругу парасхитов.
Отправляя его в Фаис, Сабутис преследовал какие-то одному ему известные цели. Почему-то Некра показалось, что прощаясь с ним, старшина гильдии прощался с ним навсегда. Обычно предчувствия редко обманывали Некра, поэтому, скорее всего Сабутис отправлял его на верную погибель. Где именно это должно было произойти оставалось только гадать.
Не вызывали особого доверия и товарищи Некра по путешествию. Их хмурые вечно недовольные рожи уже порядком надоели ему. Из этих двоих было не вытянуть и слова, на все вопросы они отвечали нехотя и односложно. У Некра создалось впечатление, что они старательно избегают вступать с ним в какие — либо отношения для того чтобы потом не испытывать угрызений совести. Значит, они и должны были прервать его земной путь.
Не успели они выехать из Мемфиса, как начали сбываться самые худшие опасения Некра. Один из двоих сопровождающих заявил, что страшно проголодался и никуда не сдвинется с места до тех пор, пока не набьет свой живот на ближайшем постоялом дворе. Несмотря на то, что вроде бы ужинать было рановато, второй горячо поддержал товарища. Некра, хотя ему это было совсем не по нраву, не оставалось ничего другого, как скрепя сердце согласиться.
Как ему показалось, этих двоих обжор хорошо знали в харчевне, бывшей на территории постоялого двора. Во всяком случае, несколько весьма подозрительных личностей перекинулись с ними взглядами, в которых сквозило узнавание. Спросив себе кувшин пива и три миски бобов с мясом, путники принялись подкрепляться. Когда ужин уже подходил к концу, один из попутчиков Некра громко во всеуслышание заявил, что ему нужно справить нужду пока он не обделался. Поднявшись с деревянной скамьи, он быстрыми шагами вышел во двор. От Некра не укрылось то, что за ним поспешно вышли двое незнакомцев из числа подозрительных посетителей харчевни.
Почуяв неладное, Некра выждал несколько мгновений, а затем последовал за ними. Как он и ожидал, его попутчик, отнюдь, не помчался в домик уединения, видневшийся вдалеке двора. Укрывшись от палящего солнца в тени раскидистого дерева, тот оживленно беседовал о чем-то с двумя незнакомцами. Едва завидев Некра, он споткнулся на полуслове, и лицо его приняло злобное выражение. Бросив собеседников, он решительно направился в его сторону. Поравнявшись с Некра, он приблизил свое лицо вплотную к нему. Отвратительный запах, идущий от его гнилых зубов, заставил Некра отшатнуться назад.
— Ты, наверное, думаешь, что здесь самый умный? — прошипел он словно змея, вытянув дряблую шею. — Так вот вынужден тебя огорчить! Если бы ты был действительно умным, ты бы оставался внутри харчевни, как можно дольше, глядишь и пожил бы еще немного! А так, извини, друг!
В тот же момент на голову Некра обрушилась здоровенная палка. Удар нанес один из негодяев подкравшись сзади. Палка прошла по касательной и особого вреда здоровью и сознанию Некра не причинила, но кожа в месте удара лопнула и из-под нее брызнула кровь. Некра ошеломленно провел рукой по затылку и теперь с удивлением разглядывал свою ладонь, измазанную в липкой крови.
— За что? — выкрикнул он, отскакивая в сторону и уклоняясь от второго удара палкой. — Я даже не знаю вас!
— А это и не обязательно! — оскалил кривые желтые зубы, второй нападающий. — Значение имеет, лишь то, сколько нам заплатят за, то, что мы вышибем из тебя дух!
Поняв, что неожиданные противники настрены более чем серьезно, Некра попытался сблизиться с одним из них и выхватить у него палку. Но ничего путного из этой затеи у него не вышло. Он лишь получил по предплечью хлесткий удар, который едва не перебил ему кости. Зажав травмированную руку другой рукой, он медленно отступал назад, лихорадочно соображая, что же ему делать дальше? Второй его попутчик тоже успел присоединиться к остальным и теперь в его руках уже блестел остро отточенный бронзовый нож.
В это время вокруг дерущихся уже собралась изрядная толпа любопытных, высыпавшая из харчевни и других помещений постоялого двора.
— За что вы его так? — поинтересовался один из зевак.
— Этот гад украл у меня кошелек с золотым песком! — не моргнув глазом, соврал, тот который был с ножом. — Я не успокоюсь, пока не выпущу ему кишки наружу и не увижу, какого цвета у него внутренности!
Четверо вооруженных негодяев мало-помалу теснили Некра, загоняя его в дальний угол двора, чтобы там без помех покончить с ним. Поняв, что если он и дальше будет играть по их правилам, то его неминуемо зарежут, Некра с громким криком кинулся прямо на противников. Те несколько удивленные такой недальновидной тактикой немного раздались в стороны, чисто из любопытства. Их заинтересовало, что именно собирается предпринять их заведомо обреченный, безоружный противник.
Резко забрав вправо, Некра неожиданно метнулся в сторону ворот, за которыми проходила улица. Бывшая рядом с воротами калитка была неплотно прикрыта и из-за нее были видны люди, проходящие мимо постоялого двора. Они не подозревали, что здесь внутри происходит злодейское убийство ни в чем неповинного человека.
— Калитку, закройте, не дайте ему уйти! Держите вора! — неслись вслед убегающему Некра возмущенные вопли.
Народ был разочарован, кровопролитие, которое должно было произойти у них прямо на глазах, неожиданно откладывалось, и похоже вообще отменялось. Некра почти удалось добежать до калитки, как вдруг стоящий неподалеку человек, по виду странствующий торговец, сделал ему подножку. Не ожидавший такой подлости Некра со всего разгона растянулся на пыльной земле, подняв клубы пыли. В то же мгновение на него сверху опустились палки его преследователей. К ним охотно присоединись несколько человек из числа постояльцев, и принялись ногами жестоко избивать корчащегося под градом ударов незнакомого им человека.
Пропустив несколько ударов по голове, Некра почувствовал, что еще немного, и он потеряет сознание, после чего его просто забьют до смерти. Собрав остатки сил он, прикрывая лицо и голову руками, невзирая на сыпящиеся на него со всех сторон удары поднялся с земли. Из рассеченного затылка ручьем лилась кровь, все его тело было покрыто ссадинами от ударов. Шатаясь, он сделал несколько шагов и, распахнув калитку, бросился на улицу, находясь уже практически в бессознательном состоянии.
Там он рухнул к ногам какого-то высокого наголо обритого человека одетого в жреческие одеяния. Бывшие при нем телохранители потянулись было за своим пребывавшими в ножнах мечами, но жрец сделал им рукой протестующий жест и те со спокойным безразличием отступили.
Жрец был стар и мудр. Он знал, что если к его ногам боги повергают избитого в кровь человека, чей жизненный путь в земной юдоли вот-вот готов прерваться, на то есть какие-то серьезные причины. Когда он склонился над жестоко избитым человеком, его надбровные дуги начисто лишенные бровей полезли вверх по высокому лбу. Жрец с ужасом узнал в избитом бродяге того, кто был хорошо знаком ему когда-то давным-давно.
Тогда, двадцать с лишним лет назад, это волевое лицо, что теперь было на распростертом перед ним человеке, принадлежало парасхиту Некра. Но прошло так много времени, а Некра, если, конечно, это был он, совсем не изменился! Как такое могло произойти? Без вмешательства богов здесь, конечно же, не обошлось. Вернее, без вмешательство божественного патрона храма, в котором жрец служил всю свою сознательную жизнь и теперь готовился встретить свою смерть. Это мудрый Амон послал ему знак и оружие против ничтожного фараона Сети, который с недавних пор перестал оказывать, посвященному ему Мемфисскому храму, долженствующие знаки внимания и почитания.
Жрец знал, что Некра, будучи старшиной гильдии парасхитов, нанес фараону Сети Второму страшное оскорбление, которое тот попытался смыть его кровью. Но непостижимым образом Некра ускользнул из темницы, из которой нельзя было ускользнуть. Без божественного провидения, этого сделать было нельзя. В том что злейший враг фараона Сети Второго под номером один, был оставлен живым, чувствовался божественный промысел всеблагого Амона.
Жрец еще не знал, как именно можно использовать Некра против фараона, который не благоволил ни к Амону, ни к его верным жрецам. Он знал лишь одно — было бы смертельным грехом упускать этот шанс подаренный богами!
В то время когда все эти мысли теснились в мудрой голове жреца, из-за ворот постоялого двора на улицу внезапно выскочила ватага разгоряченных избиением беззащитного человека людей. Не успев сориентироваться в происходящем, двое из них в горячке кинулись на распростертого, на земле беззащитного Некра, намереваясь добить его. Как вскоре выяснилось он был не так уж и беззащитен. Стоящий над ним высокий и прямой, как посох, который он сжимал в своей руке, старый жрец нетерпеливо указал волевым подбородком своим телохранителям. Те, не раздумывая, выхватили мечи и бросились в атаку.
Проявив несвойственный большинству стражников гуманизм, воины принялись налево и направо наносить удары тяжелыми литыми рукоятками мечей по беснующейся черни. В ходе молниеносной потасовки был сломано немало рук и ключиц, нападавших, которые сочли за благо тут же отступить и укрыться внутри постоялого двора. Телохранители жреца, получив на то дозволение своего господина не стали их преследовать. Вместо этого они подняли с земли бесчувственное тело Некра и понесли его вслед за жрецом в сторону храма Амона.
Глава 24
Убедившись, что дикие вопли ослепленного им Тишки-каторжника, оставили тюремных надзирателей совершенно безучастными, Карл подошел к поверженному гиганту и пошевелил его ногой. Тот заколыхался, словно гигантский студень, не подавая ни малейших признаков жизни. По всей видимости, он был мертв. Карл не стал себя утруждать выяснением причин его гибели, но про себя отметил, что смерть наступила, скорее всего, по причине разрыва сердца, которое не выдержало ужасной боли, когда он выдавливал Тихону глаза.
Пошарив взглядом по грязному полу, Карл вскоре обнаружил то, что искал. Финский нож, выроненный каторжником, закатился далеко под койку. Нагнувшись, Карл, достал его, и тщательно обтерев о рукав, внимательно оглядел лезвие. Заточен нож был не ахти как, но для того, что задумал арестант, и этого было вполне достаточно. Как говорится, на безрыбье и рак рыба.
Он хорошо отдавал себе отчет в том, что в любой момент мог загреметь замок дверного засова и в камере могли появиться надзиратели, для того, чтобы отвести его к следователю. И перед этим и после этого, Карла почти наверняка подвергнут тщательному обыску, в ходе которого неминуемо обнаружат нож. Этого допустить было нельзя ни в коем случае, так как с этим куском острой стали у Карла были связаны определенные надежды. Решив не тянуть кота за хвост, он приступил к неизбежной и крайне неприятной для него процедуре.
Перед этим он при помощи финки нарезал из рубашки лежащего посреди камеры Тихона бинтов. После этого стянув с себя штаны, он уселся на койку и взял нож за лезвие словно карандаш, приготовившись писать. Задержав дыхание, он повторил разрез, на бедре сделанный им около двух месяцев тому назад. И кровь, и боль были те же, разница была лишь в том, что тогда в разрез был заложен золотой флакон, содержащий жучий сок, сейчас же он изымался наружу.
В том отчаянном положении, в котором сейчас оказался Карл, для него это был единственный выход избежать виселицы. Все его надежды были связаны с жучьим соком, чью мощь он имел возможность наблюдать вместе с Веревием на Чертовом острове, когда на запах со всех сторон начали сползаться гигантские скарабеи. После извлечения сосудца, Веревий, скрипя зубами от боли, туго забинтовал свою рану. Кровь тут же проступила через бинты, но кровотечение было остановлено.
Некоторое время Веревий просто отдыхал, откинувшись на холодную шершавую стену камеры. Внезапно с пола, где лежал Тихон, раздался какой-то звук. Карл удивленно скосил на бездыханное тело глаза. Нет, ему не показалось, огромный каторжник начал приходить в себя. Еще не хватало, чтобы он начал орать и звать тюремных надзирателей! Карл постанывая от острой боли в разрезанной ноге встал и, сжимая в руке нож, шагнул в сторону каторжника. Но в последний момент он отчего-то передумал, и, принялся поспешно отвинчивать крышку золотого флакона. После этого он, мстительно ухмыляясь, окропил Тихона, вылив на него все содержимое флакона. В ограниченном объеме каменного мешка, тюремной камеры, воздух моментально пропитался отвратительным запахом, от которого не было спасения.
Зажимая нос, Карл бросил опустевший флакон сверху на Тихона и, отойдя в дальний угол, встал, там приложив руку к разрезанной ноге. Как ему показалось, прошла, наверное, целая вечность, но ничего так и не происходило. Не появился ни один скарабей. Ломая голову над причиной, по которой он, судя по всему, потерпел неудачу Карл, внезапно с ужасом услышал как в замке двери с гротом и скрежетом проворачивается ключ. Припадая на раненую ногу, пульсирующая боль в которой, отдавалась, казалось по всему телу, он встал возле дверного проема с таким расчетом, чтобы открывшаяся дверь полностью скрыла бы его от вошедшего в камеру надзирателя.
— Батюшки, святы! — воскликнул тюремщик, увидев лежащего на полу Тихона. — Да, он никак раздавил нашего душегубца насмерть? За это начальство по головке не погладит, вот ведь несчастье-то, какое!
Но несчастье поджидало его совсем с другой стороны. Едва надзиратель повернулся для того, чтобы выйти из камеры, как на его пути возник невесть откуда взявшийся Карл, которого тюремщик числил уже раздавленным. Выпучив глаза, он уже набрал было в легкие воздуха, чтобы закричать благим матом, как вдруг левую часть его груди пронзила невыносимая, острая боль. Так и не вырвавшийся на свободу вскрик остался в глубине его. Превозмогая ужасную боль, надзиратель поднял руку и коснулся груди. К его удивлению из нее торчала деревянная полированная рукоятка косо засаженного между ребер ножа. Подняв на Карла недоумевающий взгляд, он неожиданно завалился на бок и рухнул на пол.
— Степан, ты куда запропастился? — неожиданно послышался из коридора возмущенный голос — Тебя только за смертью посылать!
Ругаясь, на чем свет стоит, Карл бросился к распахнутой в камеру двери и попытался закрыть ее. Но подоспевший к тому времени надзиратель успел сунуть между дверью и ее косяком носок своего тщательно надраенного черной ваксой сапога. Налегая на дверь всем телом, Карл пытался закрыть ее, но вредный сапог не давал ему закрыть ее. Вдобавок ко всему надзиратель, бывший в коридоре, поднял страшный крик и, не прекращая попыток открыть дверь в камеру, истошными воплями сзывал остальных надзирателей на помощь. Было такое ощущение, что он переполошил всю тюрьму.
Судя по топоту многочисленных ног, раздававшемуся из тюремного коридора, его вопли были услышаны, и подмога уже двигалась ему на помощь. Карлу с большим трудом удавалось сдерживать натиск одного единственного человека и не давать ему распахнуть дверь камеры настежь. Против нескольких противников он бы ни за что не выстоял. Когда Карл уже смирился с мыслью, что проклятый скарабей так и не появится, на дверь навалились сразу несколько человек. Медленно, но неуклонно, тяжелое дверное полотно окованное железом медленно двигалось вовнутрь камеры вместе с пытающимся удержать ее Карлом.
В то время прямо за ним неожиданно с грохотом посыпались кирпичи из выломанной стены. Карл едва успел отскочить в сторону, как на его место вывалилась целая гора кирпичей, подняв плотное облако красной пыли. Воспользовавшись этим, Карл успел проскользнуть в дальний угол камеры и, превозмогая боль в раненной ноге, скорчиться там, сев на пол.
Оттуда он хорошо видел того, что не было видно стоявшим толпой в дверном проеме тюремщикам. Прямо у них над головами в образовавшейся дыре тяжело ворочались лапы и голова огромного черного скарабея, методично расширявшего пролом в полукруглом своде камеры. Он беспрестанно стриг воздух своими острыми кривыми жвалами, готовясь схватить невидимого противника.
— Да, что же здесь такое деется?! — послышался истеричный выкрик одного из надзирателей. — Никак арестанты подкоп удумали рыть?
— Держи, ату их! — выкрикнул кто-то из самых горячих голов и ворвался в камеру кашляя и чихая от лезшей ему в глотку кирпичной пыли и едкого необычайно вонючего запаха.
— Что за дерьмом здесь воняет? — возмутился кто-то, засунув голову вовнутрь камеры.
В следующий момент сверху с грохотом рухнула гигантская туша насекомого. Послышался задавленный вопль, тут же перешедший в дикий крик — это скарабей придавил одного из надзирателей. Не обращая на него ни малейшего внимания, насекомое накинулось на начавшего подавать признаки жизни Тихона. Оно вгрызлось в него с невообразимым остервенением, и принялась трепать его словно собака кошку. Во все стороны полетели комья окровавленного жира и требухи. Все это сопровождалось истошным воем заживо поедаемого каторжника. Внезапно эта какофония была прервана пистолетным выстрелом. Который в маленькой тюремной камере произвел эффект разорвавшейся артиллерийской бомбы-македонки.
Жук, бросив терзать бренные останки каторжника, шумно повернулся на звук. Видимо свинцовая пуля, вылетевшая из пистолета, причинила ему серьезное беспокойство и нанесла некоторый урон. Промахнуться с такого расстояния в такую огромную мишень, которую являл из себя скарабей, при всем желании было практически невозможно.
В следующее мгновение за этот опрометчивый выстрел поплатились, и тот, кто стрелял и те, кто были с ним рядом. Жук разорвал их на части за считанные секунды, разбросав окровавленные части их тел с волочащимися за ними внутренностями по всей камере. Ставший невольным соучастником этой кровавой бани, Карл с замиранием сердца, наблюдал за происходящей прямо перед ним безжалостной бойней. У тюремщиков не было абсолютно никаких шансов, все они были заведомо обречены. Между тем, на недвижно скорчившегося арестанта скарабей не обратил ни малейшего внимания, и вел себя так словно того вовсе не существовало или же он превратился в невидимку.
Произведя страшный фурор гигантское насекомое, словно смутившись, принялось поспешно рыть нору прямо в стене камеры. Летевшие во все стороны кирпичи принудили Карла выйти из своего укрытия и встать прямо за спиной скарабея. Несмотря на то что черный гигант трудился не покладая своих гигантских усаженных шипами лап, дело продвигалось не настолько быстро, как того хотелось бы Карлу. Он молил про себя скарабея двигаться побыстрее, но видимо, это не очень ему помогало.
Карл был в ужасе по поводу поднятого чудовищным жуком в тюрьме тарарама. Скоро сюда должна была прибыть вся тюремная охрана, включая всех полицейских города. И тогда выскользнуть из камеры на свободу у него уже вряд ли получится. Впереди у него явственно замаячил силуэт покачивающегося на ветру пенькового галстука. Карл нервно повел шеей и сглотнул кислую слюну неожиданно заполнившую его рот.
По счастью именно в этот момент скарабею наконец-то удалось прогрызть толстенную кирпичную кладку тюремных стен, и дальше он стал двигаться, словно раскаленный нож сквозь масло. Бросив прощальный взгляд назад в сторону покрытой толстым слоем пыли вывернутую с петлями и разбитую дубовую дверь, Карл решительно направился в сторону тоннеля, в котором только что скрылся скарабей. Похоже, старик араб не обманул его и ему действительно удастся избежать позорной казни! Последней мыслью Карла, перед тем как он полез вслед за скарабеем навстречу неизвестности, было — сумеет ли Веревий правильно воспользоваться своим золотым сосудцем, наполненным жучьим соком?
Глава 25
Парасхиты получив достойную отповедь со стороны своих, оказавшихся такими драчливыми квартирантов, больше не рискнули с ними связываться. Беспрепятственно обчистив кладовую старшины гильдии Сабутиса, друзья не обошли своим вниманием также и его потайную комнату. Дверь в нее была настолько неуклюже замаскирована, что Абу моментально обнаружил ее. С хитрым запором он справился на раз-два, так словно открывал дверь своего собственного дома.
Оказавшись внутри, Иннокентий Павлович, бывший в прошлой жизни антикваром, восхищенно присвистнул, по-хозяйски оглядывая представшее перед ними великолепие:
— Господа, должен заметить, что мы с вами очень удачно зашли!
Прихватив с собой всю бывшую там наличность в золоте, серебре, фимиаме и драгоценных камнях, друзья поспешно выбрались из усадьбы Сабутиса. Провожаемые злобными взглядами местных обитателей, которые не рискнули приближаться к ним слишком близко, они покинули квартал парасхитов. Все это время Сенсей чувствовал себя как на иголках. Он шел, ведя под уздцы ослика, на котором сидела Ольга, спиной и затылком ощущая, что в любой момент из любого темного переулка может просвистеть отравленная стрела, выпущенная из лука. Но к счастью все обошлось.
Выбравшись на дорогу, ведущую из предместья в Мемфис, друзья ускорили шаг. Несмотря на то, что община парасхитов была полностью деморализована, действия Сабутиса, который проспавшись, тут же обнаружит свою сокровищницу пустой, было нетрудно предугадать. С большой долей уверенности можно было утверждать, что он отрядит погоню. Абу сказал, что для этой цели Сабутис наверняка наймет либо разбойников, либо стражников фараона, которые не откажутся от щедрого бакшиша за их поимку.
Если погоня настигнет беглецов на дороге, они не смогут противостоять вооруженным всадникам. Единственным шансом уцелеть для них, было постараться достичь Мемфисских ворот и, проскользнув в них смешаться с многотысячной толпой жителей и гостей этого великого города, бывшего столицей нижнего Египта.
Время от времени мимо них проносились, вздымая пыль большие и не очень отряды вооруженных всадников, спешащих по каким-то своим неотложным делам. И всякий раз Сенсей невольно напрягался, ожидая нападения. Но великие египетские боги видимо, благоволили к ним, потому что еще засветло они уже вошли в город.
Абу быстро нашел для своих друзей недорогой постоялый двор, где они решили остановиться на ночлег. Подкрепив силы плотным ужином, они разделились. Иннокентий Павлович надежно заперев дверь в их комнату и взяв в помощницы Ольгу начал, производить перепись имевшихся у них ценностей, позаимствованных, в качестве компенсации за моральный ущерб у злобного Сабутиса. Это было необходимо, для того, чтобы представлять какими финансовыми ресурсами они располагают. Несмотря на то, что в древнем Египте не было денег, а существовавшие товарные отношения базировались на принципах натурального обмена, драгоценные металлы и камни, а также бесценный фимиам были наиболее востребованным и дорогим товаром, пользующимся повсеместным и постоянным спросом.
Абу с Сенсеем отправились в город для того, чтобы попытаться найти следы пребывания в нем Некра, который не должен был уйти отсюда слишком далеко. С этой целью они решили обойти все постоялые дворы и харчевни, располагающиеся возле ворот через которые они вошли в город, а также разбросанные по улице, ведущей в сторону других ворот от которых начиналась дорога в Фаис.
К их несказанному удивлению им повезло почти сразу же. На втором по счету, постоялом дворе трактирщик, широко улыбаясь и потирая свежий синяк на скуле, сказал им, что их друг со своими двумя товарищами остановился у них на постой.
— И что они до сих пор не уехали? — удивленно спросил Абу. — Им же предстоит далекий путь на ярмарку в Фаис.
— Дело в том, что ваши друзья видно сильно истосковались по хорошей выпивке! — расхохотался трактирщик, обнажив гнилые пеньки зубов. — Сейчас они отсыпаются после вчерашней гулянки. Если желаете, могу отправить с вами парня, он проводят вас к ним.
Поблагодарив говорливого трактирщика, Сенсей и Абу с провожатым прошли в один из гостевых домов. Там на циновках, разложенных прямо на полу, вповалку, словно в современной ночлежке, народ спал, лежал или предавался тихой беседе. Стен в доме как таковых не было, это был даже скорее не дом, а большая веранда, с крышей и открытой верхней половиной стен, довольно небрежно прикрытых пальмовой рогожей.
Едва они зашли вовнутрь, как Сенсей сразу же оценил мудрость подобной планировки. Благодаря открытой верхней половине, по всему помещению гулял легкий ветерок. Если бы не это обстоятельство, то в гостевом доме можно было бы задохнуться от царящего там застоялого запаха давно немытых потных человеческих тел.
Почтительно проводив гостей к дальней, противоположной входу стене проводник кивнул головой в сторону трех лежащих на полу людей. Лица их для того, чтобы им не докучали многочисленные мухи, были покрыты грязными платками. Сначала Сенсею показалось что они мертвы, но после того как он услышал их громкий храп он понял, что ошибается. Нагнувшись, он тронул одного из лежащих на полу людей за плечо. Тот сразу же сбросил платок с лица и ничего не понимающим спросонья взглядом уставился на Сенсея.
В отличие от него Сенсей сразу узнал в нем одного из попутчиков Некра.
Доброжелательно улыбнувшись, он спросил, указав на одного из лежавших рядом спящих людей:
— Мой брат?
Разбуженный оживленно закивал головой:
— Да, да, твой брат!
Сенсей потянулся к человеку, в котором, как ему показалось, он узнал Некра.
И в то же мгновение Абу испуганно воскликнул:
— Берегись!
Сенсей продолжая наклон, ускорил движение и, прыгнув вперед, перекувыркнулся через голову, перекатившись на соседний никем не занятый участок пола. Пружинисто встав на ноги, он огляделся. То, что он увидел, ему совсем не понравилось.
Если бы не своевременный окрик Абу то сейчас у него в груди уже торчал бы кривой бронзовый кинжал, который сжимал в руках поднимающийся с пола первый спутник Некра. Двое остальных тоже вставали со своих циновок, а в дверном проеме маячили еще как минимум полдюжины негодяев. Легкий и подвижный Абу успевший отскочить в сторону уже обежал нападающих и теперь стоял рядом с Сенсеем бок о бок.
Тот недовольно покосился на него и, задвинув за свою широкую спину, буркнул:
— Не высовывайся!
Дело осложнялось тем, что у подавляющего большинства этой негостеприимной публики в руках были ножи. Пытаться крутить им руки для того, чтобы отобрать эти бронзовые заточки было бы большой глупостью. Пока Сенсей разбирался бы с одним из них, остальные успели бы срезать с него мяса, достаточного для того чтобы накормить полгорода шаурмой. Нужно было срочно чем-то вооружаться. Но на глаза Сенсею как на грех не попадалось ничего стоящего. Тут его блуждающий взгляд поднялся наверх и ненадолго задержался там. Крыша помещения была сделана по традиционной для здешних мест моде. Вместо привычных взгляду Сенсея балок на стенах лежали длинные, довольно тонкие кривые деревянные жерди. Сказывался дефицит в Египте дерева, стоящего по этой причине весьма дорого.
Абу, перехватив заинтересованный взгляд Сеснея, спросил:
— Достать?
— Парочку, было бы совсем неплохо, — кивнул Сенсей, и не, будучи до конца уверен, что египтянин понял его правильно, показал ему два пальца. — Давай, сынок, ты пока мартышкой поработай, а я этих нехороших людей задержу сколько смогу.
Абу, сорвавшись с места, с разгона взлетел на перила нижней части стен. А оттуда подпрыгнув, уцепился за поперечные жерди крыши. Подтянувшись и раздвинув головой и плечами пальмовые листья, примитивной кровли, он оказался наверху крыши. Широко расставив ноги, Абу оперся ими на две прогибающиеся под его весом жерди. После этого, нагнувшись, он принялся вытягивать из-под пальмовых листьев длинную тонкую палку. Вниз полетели сухие пальмовые листья.
Сенсей, между тем, готовился отразить первую атаку, которая без подручных средств вполне могла оказаться для него последней. Уж больно много желающих было выпустить ему кишки наружу, или на худой конец проломить голову, которую он в данный момент ломал над одним единственным вопросом. Ему было любопытно, чего такого успел натворить Некра на этом постоялом дворе, если одно только упоминание о нем так разворошило это осиное гнездо?
Первый бандит с дурацки вытянутой вперед рукой, в которой был зажат длинный нож, понесся в его сторону. Сенсей обиженно поджал губы. За кого они его принимают? Он научит эту сволоту уважать себя! Сбив руку с ножом в сторону, он с размаху всадил свое колену, в грудную клетку нападающему и брезгливо отбросил его на следующего нападающего. Уклонившись от удара ножом, он извернулся, и, согнув в колене правую ногу, словно пружину, выстрелил ею в бок очередному жулику решившему испытать свою судьбу. Врезавшаяся в тело нападавшего пятка, глубоко проникла в плоть незадачливого бойца. Разрыв селезенки ему точно был обеспечен, впрочем, как и достаточно болезненная смерть.
Опешившие от скорости, с которой Сенсей голыми руками расправился с двумя бойцами, бандиты обиженно взвыли и остановились в нерешительности. Никто из них не торопился присоединиться к своим товарищам, так стремительно покинувшим их общество.
Воспользовавшись секундной паузой, Сенсей тоскливо подняв глаза наверх. То, что он там увидел, его отнюдь не обрадовало. Абу все еще никак не мог вытащить жердь, крепко зажатую другими палками.
— Сынок, если ты не поторопишься, нам кирдык! — прокричал он ему, и лишь в последнее мгновение понял, что кричал он по-русски.
А в это время, взревев, словно стадо слонов, бандиты поперли на Сенсея всей толпой. Теперь они кардинально сменили тактику, плечи нападавших были плотно сомкнуты, и выдергивать противника оттуда поодиночке было невозможно. У Сенсея в голове промелькнуло, что компактная плотно сбитая толпа атакующих — это прототип фаланги Александра Македонского. Но легче от этого ему почему-то не стало.
Глава 26
Карл уже не помнил, сколько времени он полз по временному тоннелю, вслед за неутомимым жуком. Порез на ноге горел огнем. Там, в тюремной камере для того, чтобы унять кровь он слишком сильно перетянул ногу бинтом. И теперь его правая нога, из-за недостатка кровообращения, ниже повязки была холодна как лед. Времени же на то, чтобы ослабить бинты у Карла не было, потому что скарабей все полз и полз.
Хотя вряд ли он бы сейчас отважился начать разбинтовывать ногу. Даже в затянутом состоянии рана продолжала кровить, из-за того, что Карл активно двигался. Голова слегка кружилась не то от потери крови, не то просто от усталости.
Сначала Карл был потрясен открывшимся перед ним великолепием. Бирюзовые стены тоннеля, полыхающие бледно-лиловым светом от красного огненного шара в передних лапах скарабея. Но довольно скоро вымотанный событиями последних дней он просто устал, и ему уже было не до красот, разворачивающихся перед ним в прозрачной сине-зеленой мгле.
Последние полтора часа он двигался на автомате в каком-то полусне, машинально переставляя конечности. Его уже не волновало, насколько ему хватит сил и душевного здоровья, чтобы и далее следовать вслед за жуком. Проклятый Абдалла ничего не говорил ему, о том, что придется так трудно. Если бы он знал, что будет так страдать, то бы еще десять раз подумал, прежде чем лезть в этот синий тоннель. Хотя, конечно же, это несравненно лучше, чем болтаться в веревочной петле посреди грязного и угрюмого тюремного двора в дикой России.
Внезапно прямо впереди жука возникло какое-то непонятное препятствие округлой формы. Откуда оно здесь вдруг взялось, Карл не знал. Скорее всего, он просто проспал момент сближения с ним скарабея. Любопытство пробудило в нем вновь интерес к жизни. Карл заметил что сфера, наполненная мутным желтоватым свечением, как будто бы притягивает к себе и жука и его. По крайней мере, двигаться вперед вдруг стало ощутимо легче.
Неожиданно Карл ощутил, что его подхватило какое-то невидимое но, тем не менее, явственно ощутимое течение и понесло вперед. Испугавшись, что его сейчас швырнет на усаженный острыми, огромными, словно копья шипами, панцирь скарабея, он с замиранием сердца увидел, что гигантское насекомое точно так же как и он сам затягивается вовнутрь желтой сферы. По мере приближения к нему шарообразное образование становилось все больше и больше до того самого момента, когда скарабей а за ним и Карл с оглушительным чавкающим звуком вдруг не оказались втянуты в него.
В следующий момент Карл почувствовал, что его с силой швырнуло на что-то твердое и гладкое. Первое, что бросилось ему в глаза, в момент приземления — это целый лес огромных скругленных колонн песчаного цвета. Перекувыркнувшись несколько раз он, наконец, остановился. Когда его голова перестала кружиться, после показавшихся ему бесконечными кувырков он поднял взгляд и обомлел.
Он находился в центральном зале какого-то огромного храма. Вокруг стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь скрежетом и царапаньем бронированного брюха гигантского скарабея по каменным плитам зала. Далеко впереди него виднелся светлый прямоугольник, посредине которого завис раскаленный солнечный диск. По обе стороны коридора стояли огромные колонны поддерживающий высокий потолок, тонувший во мраке циклопического сооружения. Навершия колонн представляли собой соцветия лотоса. Вспышка озарила мозг Карла, он понял, что оказался в Египте! Это вселило в него заряд оптимизма, по крайней мере, здесь русские полицейские вряд ли до него не доберутся.
Внезапно Карл ощутил на себе, чей-то пристальный взгляд. Следом за этим пришло ощущение, что за ним напряженно с нескрываемым изумлением смотрят десятки, сотни глаз. Сделав над собой нечеловеческое усилие, скрипнув зубами от острой боли в раненной ноге, он поднялся с колен и распрямился. Держа гордо поднятую голову вслед уползающему в открытую дверь храма скарабею, он скосил глаза сначала влево, потом вправо. Карл почувствовал себя крайне неуютно. По обе стороны от него, стройными рядами, стояло множество мужчин одетых в одинаково белые одежды. Головы их были гладко обриты.
Множество блестящих глаз было устремлено на него, в них застыл ужас, смешанный с восхищением и обожанием. Поняв, что его никто не собирается убивать или арестовывать, по крайней мере, в ближайшие несколько минут Карл почувствовал себя значительно лучше. Любопытно, в каком египетском храме и по сей день проходят подобные широкомасштабные богослужения? По крайней мере, во время его путешествия по Египту он ни разу ни о чем подобном не слышал. Внезапно ужас объял его душу, ибо он понял, где оказался. Карл не ошибся, он действительно оказался в Египте, но этот Египет был древним.
Люди, собравшиеся в храме, по всей видимости, были жрецами. Они продолжали внимательно наблюдать за Карлом, ловя каждое его движение, каждый взгляд. Пауза затянулась до неприличия долго. Карл почему-то вспомнил, раз виденную им в театре сцену, когда артистов за плохую игру освистали и забросали с галерки, нарочно принесенными для этой цели, яйцами. Еще немного и его самого, словно плохого артиста, не оправдавшего надежд почтенной публики, освищут. Только вот, если он действительно оказался в древнем Египте, никто не будет его забрасывать яйцами. Его просто напросто четвертуют, скормят крокодилам, затопчут слонами, заживо сделают из него мумию и так далее и тому подобное. Все зависит от того, что именно на сегодняшний день у них является гвоздем сезона?
Карл шкурой чувствовал, что нужно было что-то делать. Проблема заключалась в том, что он не знал что именно. Попытаться заговорить с древними жрецами была не самая удачная мысль, пришедшая в его голову. Вряд ли они были знакомы с английским языком конца девятнадцатого века, не говоря уж об остальных шести языках, которыми он довольно сносно владел. Когда тишина заполнившая храм сгустилась до откровенно угрожающей, положение неожиданно спас скарабей. Привстав на голенастые задние лапы, он принялся вползать в создаваемый им временной тоннель, постепенно исчезая в нем. Со стороны это выглядело так, словно он исчезает в восходящем солнце, заползая в огромный сияющий диск. По залу пронесся вздох восхищения, и жрецы все как один пали ниц.
Пользуясь образовавшейся паузой Карл, резко обернулся назад. Позади него, как он и предполагал, стояла гигантская статуя человека с головой овна. Он напряг память, кажется, это было верховное божество египтян и звали его Амон. Но это лишь в каком-то определенном периоде, в другое время были совсем другие верховные божества. На том месте, где перед Амоном, должен был стоять огромный алтарь, теперь была лишь бесформенная груда битого камня. Карл восхищенно присвистнул. Скарабей умудрился влезть в пространство храма, по какой-то странной прихоти выбрав место сразу перед ногами колоссальной статуи Амона и за алтарем. Амон, оказавшийся, у жука за спиной уцелел, но оказавшийся у него на пути каменный алтарь был безжалостно разрушен до основания.
Карл покрутил носом, получалось, что скарабей, появившись из ниоткуда разрушив алтарь, тем самым, фактически принял дары полагающиеся Амону. Как там его звали Хепри, кажется? Он неожиданно вспомнил, что и Амон и жукоголовый Хепри оба являлись воплощением одного и того же символа. И символ этот был солнце. То есть жук приняв дары потащил их на солнце для того чтобы передать Амону? Гениально! А вслед за скарабеем в храме возник собственной персоной он — Карл! Как любил повторять друг Веревий — прошу любить и жаловать!
Внезапно взгляд до крайности возбужденного Карла упал на то место коридора, по которому уползал жук. Только сейчас он понял, что во всем этом храмовом действе было не так. По центру храма во всех религиях неизменно помещаются верховные жрецы или первосвященники, по обе стороны от них стоят те священники, что рангом поменьше. Так куда же они все подевались?
Карла прошиб холодный пот, когда он понял, куда делись верховные жрецы. Скарабей, возникший фактически из алтаря, двигаясь к выходу из храма, проложил просеку в толпе жрецов. Вся верхушка жреческого сословия ныне была словно кровавый паштет намазана на шершавые каменные плиты храма. Те же, кто уцелели в результате этого «чудесного» явления Хепри были рядовыми молодыми жрецами. По мере того как Карл вникал в ситуацию он начинал понимать, что карта легла для него в высшей степени удачно. Если грамотно разыграть эту партию, то он сможет достичь здесь в Египте таких высот каких никогда не смог бы достичь у себя на родине и в свое время.
Тем временем, скарабей окончательно исчез во временном тоннеле. Солнце, продолжая свой бег по небу, сдвинулось в сторону и теперь все выглядело, таким образом, словно скарабей влез на солнце и начал толкать его с удвоенной энергией. Коленопреклоненные жрецы начали поднимать головы и нетерпеливо оборачиваться на Карла, стоящего перед разрушенным алтарем Амона. В их глазах читался вопрос — долго нам еще здесь на коленях стоять, может быть, уже можно подняться?
Карл собираясь с духом, пробормотал себе под нос:
— Вот не думал, не гадал, что стану на старости лет продолжателем дела Сен-Жермена и графа Калиостро! А, как говаривал, Веревий, была, не была!
После этого, он очертя голову, как в темный омут с головой бросился исполнять то первое, что с самого начала, пришло ему на ум. Воздев руки вверх он, опустив голос до самых низких своих регистров, принялся читать, вернее, реветь приходящие ему на ум строфы из «Потерянного Рая» Мильтона. Невпопад всплывающие в его голове строфы он умудрялся облекать в форму боговдохновенного гимна посвященного Амону. Его божественное имя он упорно вставлял в конце каждой строфы, акцентируя его голосом.
В результате получилась достаточно внушительная тарабарщина, произносимая на непонятном для египтян, по всей видимости, ангельском или божественном языке. К своему огромному удивлению, Карл обнаружил, что жрецы пытаются повторять вслед за ним текст поэмы. Желая сделать своей новоприобретенной пастве приятное он стал выговаривать слова более тщательно и медленно. Результат не заставил себя ждать. Вскоре под циклопическими сводами храма уже звучала, усиленная великолепной акустикой, поэма английского поэта, распеваемая сотней луженых глоток, принадлежащих древнеегипетским жрецам.
Глава 27
Велев отнести избитого Некра в некое подобие лазарета бывшего при храме, старый жрец сразу же направился в покои верховного жреца Амона Баксути. Пройдя через длинную анфиладу комнат и залов жрец оказался в своего рода приемной, где ждали аудиенции просители. Приблизившись к молодому служителю, исполнявшему роль секретаря при Баксути, жрец шепотом сообщил ему о том, что у него есть сообщение чрезвычайной важности для верховного жреца. Поняв по его возбужденному лицу, что дело действительно не терпит отлагательства, храмовый служка исчез за массивными дверями из ливанского кедра, возле которых стояли двое храмовых стражника с обнаженными боевыми секирами.
Остальные бывшие в «приемной» посетители замолчали и все как один неприязненно уставились на жреца. Вместо того чтобы терпеливо ждать своей очереди этот старый и наглый дурак используя свои связи, норовил пролезть без очереди на прием к верховному.
Служка вскоре вышел из покоев, и почтительно приоткрыв дверь перед старым жрецом, кивнул ему, давая тем самым знать, что его ожидают. По «приемной» пронесся вздох разочарования, который издали все остальные просители, понадеявшиеся, что старому жрецу будет отказано в приеме.
Едва за старым жрецом закрылась дверь, как навстречу ему, невзирая на свой высокий ранг, поспешил сам Баксути, Это растрогало старого жреца до глубины души. Низко склонив бритую голову, он неловко поправил висевшую на шею золотую цепь с медальоном в форме бараньей головы, на фоне солнечного диска. Баксути обнял старика, которому был обязан многим, если не всем.
Когда около десяти лет тому назад он прибыл в Мемфис, он не знал ни египетского языка, ни местных обычаев, и по большому счету не знал вообще ничего. Это потом уже его стали называть Баксути. А до этого имя ему было Посланник Скарабея. Старый жрец, который тогда был еще не таким старым, терпеливо учил его всему, что знал сам и не только этому. Всю премудрость египетской науки он умудрился преподать своему уже немолодому ученику. И надо отдать ему должное, он оказался очень способным учеником, которого тогда звали Карл Крейцер.
Не желая подвергать его неоправданному риску, коллегия жрецов решила раньше времени не афишировать все связанное с необычным появлением Посланника Скарабея на празднествах в храме Амона. Если бы эти шокирующие подробности стали известны простому люду, они возвели бы Посланника Скарабея в ранг божества и начали бы поклоняться ему и приносить жертвы. Это означало бы рождение нового религиозного культа по своей популярности намного превосходившего популярность божьего помазанника фараона. Можно было не сомневаться, что такой деспот как Сети Второй, не потерпел бы существования у себя под боком столь могущественного и опасного конкурента.
Постепенно и исподволь Карл получивший имя Баксути был рукоположен в сан жреца низшего ранга. Потом он двигался дальше вверх по иерархической лестнице, вплоть до ее самой высшей ступени — верховного жреца храма Амона. Причина, по которой мудрые жрецы столько времени нянчились с этим нескладным бледным, словно мертвец, чужеземцем была, заключена в целой цепи совпадений.
Существование чудовищных скарабеев, конечно же, не было для жрецов высокой степени посвящения секретом. Их использование и всякие попытки манипулирования ими было под негласным запретом. Чем именно это было вызвано неизвестно, но по слухам, любые даже незначительные ошибки при контакте с Черными Чудовищами могли иметь далеко идущие последствия. Вплоть до того, что само существование людей могло быть поставлено под угрозу. Именно поэтому все, что касалось гигантских насекомых, было объявлено табу.
К тому времени, когда Карл в буквальном смысле слова, свалился на головы жрецов в храме Амона, расклад сил в Египте был не в пользу служителей этого древнего, всеми уважаемого культа. После смерти своей любимой жены Нефертау фараона Сети словно подменили. Он стал вспыльчив и груб, даже с жрецами Амона. Возможно, в этом была виновата гордыня, ослепившая его и позволившая ему забыть, кто привел его к власти? Во все времена считалось верхом глупости мочиться в колодец, из которого пьешь. А именно этим и занимался в последние годы Сети Второй, сначала осторожно, а потом и в открытую лишая жрецов Амона их исконных вековых привилегий.
Если жрецы хотели прекратить дальнейшее уничтожение святынь и понижение своего статуса, ниже сороконожек и мокриц, обитающих под камнями, им нужно было срочно принимать жесткие решения. И вот в этот-то момент и появился Карл, то есть Баксути. От него явственно веяло нездешней силой и жутким ощущением угрозы. При должном воспитании из него мог получиться неплохой лидер, который смог бы возглавить оппозиционные силы, для того чтобы перешибить змеиный хребет Сети Второго.
Мудрые святые отцы предусмотрели абсолютно все. В случае успеха Баксути отводилась роль послушной марионетки в их руках. Если же их питомцу вдруг вздумалось бы показывать строптивый норов, он бы в одночасье скончался от скоротечной лихорадки, вызванной в высшей степени деликатным ядом, привезенным из Нубии. На тот случай если заговор против Сети был бы раскрыт, во всех смертных грехах был бы обвинен Баксути, а вся остальная жреческая братия была бы не причем. Конечно же пришлось бы пожертвовать определенным количеством низших жрецов, для того чтобы утолить праведный гнев фараона. Но это мало кого волновало и уж тем более не могло остановить их.
— С чем пожаловал, мой отец? — вежливо приветствовал Баксути старика.
— Мой, повелитель, — начал тот. — Мудрость Амона сегодня затмила горизонт и он поверг к моим стопам, того кто может принести большую пользу в нашем святом деле.
— Говори же! — горя нетерпением воскликнул Баксути.
— Сегодня, я волею Амона, спас от неминуемой смерти Некра.
— Это имя ничего мне не говорит, — нетерпеливо перебил старика верховный жрец. — Поясни свою мысль.
— Некра личный враг Сети, которого он числит за первым номером, — немного поразмыслив, старик добавил, — Точно так же, как и для Некра Сети является злейшим врагом. Если вложить ему в руки кинжал и направить его, словно стрелу на ненавистного нам фараона, он поразит его в самое сердце. Надо лишь будет спустить стрелу в нужное время и в нужном месте.
— Твои слова ласкают мой слух, отец, — криво ухмыльнулся Карл. — Я хочу посмотреть на этого человека, причем, сегодня же!
И такая встреча состоялась. Поздно ночью в отведенную для Некра келью, явился сам Баксути в сопровождении лишь одного храмового стражника. Оставив телохранителя за дверью, Баксути сел на имевшуюся в келье лавку. Некра, которого заранее предупредили о визите верховного жреца, сделал неловкую попытку подняться с лежака. Лицо его тут же перекосила гримаса боли, сломанные ребра давали о себе знать.
— Не нужно вставать, — милостиво разрешил Баксути. — Ты знаешь, кто я?
Некра кивнул головой, которая словно у мумии была забинтована полосами чистой льняной ткани.
— Я пришел к тебе, потому что мне нужна твоя помощь, а тебе моя, — продолжил Баксути, пристально следя за реакцией Некра. — Я наслышан о том, как ты сумел уйти из-под самого носа Сети из его каменного мешка. Ответь мне как ты смог осуществить столь дерзкий побег? Но предупреждаю тебя, будь правдив, если ты не доверяешь мне, то я в свою очередь на смогу доверять тебе. Так что это было?
— Скарабей, — после долгой паузы ответил Некра.
— Я так и предполагал, — усмехнулся Баксути. — Теперь перейдем к самому главному. Я не ошибусь если предположу, что нет для тебя человека более ненавистного чем фараон Сети Второй?
— И это еще слишком мягко сказано, я вырву ему печень, и сожру ее у него на глазах, хохоча при этом! — вскричал Некра пытаясь вскочить со своего ложа.
Сабутис жестом остановил его:
— Тогда тебе, наверное, будет любопытно узнать, что окровавленной печенью тебе придется поделиться со мной. У меня тоже есть определенные претензии к этому недоумку.
— Не думал, что верховный жрец Амона настолько кровожаден, — удивленно пробормотал Некра и тут же прикусил язык, испугавшись, что сболтнул лишнего.
— Я не всегда был жрецом, — холодно посмотрел на него Баксути. — И творил такие вещи, от которых даже такого мастера парасхитского искусства, как ты, стошнило бы! И не поручусь, что твоя набедренная повязка осталась бы при этом сухой!
Некра удивленно посмотрел на Баксути, своей прямотой тот сумел внушить ему уважение.
— Что я должен делать? — спросил он.
— Пока ничего. Ешь, пей, поправляйся и выздоравливай, — сказал Баксути, добродушно глядя на Некра. — Для того что мы задумали, нам нужно чтобы ты был здоров и силен словно стадо гиппопотамов и стая крокодилов вместе взятых.
— У меня есть одно дело, которое я хотел бы завершить, прежде чем начинать полномасштабную войну с Сети, — помявшись, сказал Некра. — Это мое условие сотрудничества с вами. Вы помогает мне, я помогаю вам.
— Любопытно, — усмехнулся Баксути явно заинтригованный. — Должен заметить, что ты не в том положении, чтобы диктовать какие бы то ни было условия. Впрочем, сотрудничество, так сотрудничество! Итак, что же ты хочешь?
— Мне нужно найти гробницу царицы Нефертау и выкрасть оттуда ее тело!
— Ты, наверное, хотел сказать мумию? — несколько недоуменно уточнил Баксути.
— Нет! Мне доподлинно известно, что тело царицы не было забальзамировано традиционным методом и поэтому мумией не является.
— Если это твое условие, то я согласен, — сложив губы трубочкой, задумчиво протянул Баксути. — Заметь, я даже не спрашиваю, зачем это тебе нужно и что ты собираешься делать с телом царицы. Как бы ни было страшно, то, что ты задумал — это твое личное дело, и я не стану тебя осуждать.
— Я хочу оживить ее, — хрипло пробормотал Некра.
Глава 28
Если бы в следующее мгновение Абу не протянул Сенсею жердь, на этом его египетским приключениям пришел бы конец. Торжествующе взвыв, словно голодный демон, очутившийся посреди стада пушистых кроликов, Сенсей ухватил круглую неровную палку обеими руками ровно посередине.
Дальше начался самый настоящий кошмар. Увесистая жердь, вращаясь со страшной скоростью, словно спицы в колесе бешено несущейся колесницы врубилась в гущу врагов. Сенсей громким боевым кличем заглушал треск проламываемых черепов, дробящихся костей и вопли смертельно раненных. Он уложился в рекордно короткий срок. На все про все, Сенсею хватило, двух с небольшим минут, чуть меньше одного рукопашного раунда в три минуты.
Благоразумно оставив одного из нападавших бандитов в сравнительно целом состоянии, если не считать сломанных рук, ног и двух перебитых ключиц, Сенсей уперев окровавленный конец шеста в его кадык, спросил:
— Отвечай, негодяй, что вы сделали с мои братом?
— Если он был твоим братом, отчего же ты не научил его своему искусству владения жердью? — ехидно спросил бандит, после чего расхохотался и закашлялся кровью. — Ты сам виноват в смерти брата. Мы убили его словно бычка на бойне, при этом, он так смешно мычал!
— Куда вы дели его тело? — нетерпеливо перебил его Сенсей, мельком оглянувшись на уже успевшего спуститься с крыши Абу.
— Мы по кускам скормили его крокодилам! — продолжал вызывающе вести себя негодяй.
— Он врет, — сказал Абу. — Кому придет в голову тащить тело убитого человека через весь город до самого Нила, на виду у стражников фараона?
Сенсей тяжело вздохнув, двинул концом жерди обманщика в живот, тот взвыл и согнулся пополам. Дождавшись, когда тот отдышался, и стал способен отвечать на вопросы, Сенсей повторил вопрос.
— Тело твоего брата увез, проявив милосердие, чиновник из храма Амона, для того чтобы предать земле за счет храма, — захныкал бандит решив сменить тактику. — Прояви же и ты милосердие и отпусти меня!
— Теперь он, похоже, говорит правду, — уныло сказал Абу, глаза которого наполнились слезами при известии о гибели Некра.
— Милосердие, за милосердие! — хрипло сказал Сенсей, после чего его шест вновь начал свое движение, под аккомпанемент дикого визжащего бандита.
Расколов ему голову, Сенсей с отвращением отбросил от себя окровавленную деревянную жердь, ставшую скользкой от крови. К этому времени все постояльцы постоялого двора уже давно выбежали на улицу и теперь оживленно обсуждали произошедшее у них на глазах побоище. Видимо этот крепкий человек очень опасный разбойник, если смог в одиночку убить столько людей сразу. Перепуганный трактирщик давно уже послал за стражниками фараона и те должны были явиться на постоялый двор с минуты на минуту.
Не став дожидаться, когда это произойдет, Абу потащил Сенсея за собой в грязную кривую улочку. Им с большим трудом удалось оторваться от преследовавшей их галдящей толпы зевак. Лишь когда они оказались на базаре им, наконец-то, удалось затеряться в огромной толпе самого разношерстного люда. После базара Абу и Сенсей еще долго плутали по лабиринту, кривых запутанных улочек для того, чтобы убедиться, что за ними нет хвоста. От одной мысли, что они могут привести за собой соглядатаев к Иннокентию Павловичу и Ольге, Сенсей, несмотря на страшную духоту, покрывался холодным потом.
Со множеством предосторожностей Сенсей наконец рискнул подойти к постоялому двору, где они ставили Ольгу и Иннокентия Павловича. Абу на всякий случай остался на улице, чтобы предупредить друзей, если их все-таки выследили шпионы фараона.
— Некра больше нет, — сказал Сенсей, после того как поцеловал Ольгу, бросившуюся ему навстречу. — Вот такие вот дела.
— Ошибки быть не может? — только для того, чтобы сказать хоть что-то спросил Иннокентий Павлович.
— Если человек с раздробленными руками, и переломанными ногами, перед лицом смерти способен соврать, то я не знаю, кому вообще можно верить, — пожал плечами Сенсей, опускаясь на лавку.
— Без Некра нам будет сложно выжить в этом мире, — сказала Ольга, садясь на колени к Сенсею.
— Ничего как-нибудь справимся сами, — заверил Сенсей, уткнувшись носом ей в грудь.
— Эй, вы, постыдились бы, на вас же дети смотрят! — возмутился Иннокентий Павлович.
Оторвавшись от своего увлекательного занятия Сенсей только сейчас заметил, что Абу вернувшийся с улицы, зашел в комнату.
— Извини, я не заметил, что мы не одни, — со вздохом произнес он и отстранился от Ольги. — Подожди, а почему ты говоришь про детей во множественном числе? Абу же у нас один, кто второй, если не секрет?
— Это Иннокентий Павлович имел в виду себя, милый, — рассмеялась Ольга.
— Ну да, в том смысле, что я уже начал впадать в детство, — вздохнул тот. — И знаешь, почему я пришел к такому неутешительному выводу? Сын мой, я внезапно почувствовал, что становлюсь нерешительным и безынициативным. Слов нет, я скорблю по нашему дорогому Некра и мне его искренне, до слез жаль. Кстати, а ты сам видел его тело?
— Нет, его забрали жрецы для того, чтобы похоронить возле своего храма.
— Н-да? Ладно, продолжаю мысль. Узнав о гибели нашего египетского друга, я признаться, испугался. И мысли мои развивались примерно в том же ключе что и у Ольги, в том смысле, что мы без него здесь пропадем, — Иннокентий Павлович выдержал эффектную паузу. — И это при всем том, что мы имеем в активе. У нас есть Абу, который прекрасно знаком с местными обычаями и нравами. С его помощью, даст бог, мы не сядем в калошу. Мы с Ольгой были сильно удивлены, когда подсчитали наши дивиденды, полученные в качестве контрибуции с этого негодяя Сабутиса. На них можно запросто снарядить небольшой караван с товарами.
— А, на хре…, а зачем нам караван с товарами? — спросил Сенсей, покосившись на Абу.
— Я, кажется, понимаю, куда клонит наш премудрый Иннокентий Павлович, — сказала Ольга. — Оставаться здесь нам небезопасно, нужно куда-то срочно уходить. Лучшим прикрытием будет пристать к каравану, идущему куда угодно лишь бы подальше от этого гадкого Мемфиса, где мы потеряли Некра.
— Зачем же нам идти куда угодно? — недовольно прокартавил Иннокентий Павлович, потирая свою темно-коричневую лысину. — Мы двинемся в Гизу к Пирамидам, где нанесем визит Большому Сфинксу.
— Гиза далеко-о! — махнув рукой куда-то в сторону протянул Абу услышавший знакомое слово. — Мы пойдем в Гизу?
— А что нам еще остается делать, дружок? — похлопал его по плечу Иннокентий Павлович. — Некра нет, и нам приходится рассчитывать только на самих себя.
— Погоди, ты хочешь отправиться разыскивать сокровища Древних Богов, о которых говорится в папирусе, который Абу нашел в гробнице? — нетерпеливо перебил его Сенсей.
— Именно так, и знаешь почему? Мне отчего-то кажется, что там мы сможем отыскать эликсир, вызывающий гигантских скарабеев. С его помощью мы сможем вернуться в свое время, — улыбнулся Иннокентий Павлович.
— Между прочим, у Некра, в его золотом флакончике, который он хранил внутри себя, в свое желудке, еще оставалось немного эликсира, — задумчиво проговорил Ольга. — Его должно было вполне хватить на то, чтобы вызвать скарабея еще один раз. Об этом мне сказал сам Некра, там, на Чертовом острове, когда мы убегали от наседавших на нас неизвестных бойцов в черном. Некра просил меня, тогда, ничего не бояться, потому что он найдет способ отправить нас обратно домой.
— Можешь забыть об этом флаконе, — пренебрежительно махнул рукой Сенсей. — Из нашего Некра жрецы приготовят мумию. А в процессе этого мероприятия, как ты сама прекрасно знаешь, человека потрошат, словно рыбу и все внутренности вынимаются наружу. Вот жрецы удивятся, когда обнаружат у него внутри эту золотую штуковину! Потом попытаться прокрасться незамеченными, в такой большой муравейник, как храм, практически нереально. Мы там сразу же спалимся и нас если не кончат на месте, то передадут стражникам фараона. А те в лучшем случае, засадят нас в местную каталажку.
— Я не хочу в каталажку, — зябко повела плечами Ольга. — Я почти сто лет провела взаперти, и ты знаешь, на воле мне нравится гораздо больше. Поэтому пусть лучше будет Гиза.
Чуть позже, Иннокентий Павлович, Сенсей и Абу отправились покупать верблюдов и товары для грядущего путешествия. Иннокентий Павлович в это раз наотрез отказался засовывать себе под веки мясные пленки, так как у него от этого развился обширный конъюнктивит. Он просто повязал себе на глаза кусок тряпки, затянув его узлом на затылке. Несмотря на то, что он вроде бы как и не видел ничего, его богатый жизненный опыт и хорошее знание психологии торговцев, почерпнутое во время занятия рискованным антикварным бизнесом, позволили ему практически на слух определять с кем и чем он имеет дело. Кроме того, тряпка, которой были повязаны глаза Иннокентий Павловича, была не настолько плотной, чтобы он совсем уж ничего не видел.
Абу, неплохо для своего возраста ориентировавшийся в конъюнктуре местного рынка, не давал торговцам взвинчивать стоимость товаров до заоблачных вершин. Верблюдов Абу купил у местных воров, с которыми, едва перекинувшись парой слов, сразу же нашел общий язык. Поняв, что их собрат по ремеслу, находится в бедственном положении, они сразу скостили цену, до вполне приемлемой.
Эти же самые воры вывели Абу на караванщика с уже укомплектованным караваном, который завтра рано поутру должен был выступать. Его путь проходил мимо Гизы, откуда дальше шел на север к большому морю, на берег которого причаливало множество заморских кораблей, охотно обменивающих свои диковинные товары на египетские.
Щедро расплатившись с хозяином приютившего их на несколько дней постоялого двора, друзья перегнали своих верблюдов навьюченных товарами на площадь перед караван-сараем, где уже расположились другие купцы, чтобы завтра тронуться в путь. Там же уже собрался внушительный отряд, не то бывших солдат, не то разбойников, нанятых караванщиком охранять караван.
Сенсей наученный горьким опытом, приобрел внушительный арсенал, который включал три лука, шесть колчанов со стрелами, четыре меча и четыре кинжала. Также по его настоянию, Иннокентию Павловичу, позеленевшему от жадности, пришлось раскошелиться и приобрести для всех четверых полный комплект воинских доспехов, включая шлемы. Все это было уложено в чересседельных сумках, притороченных к верблюдам на которых им предстояло ехать во время путешествия.
Кроме этих четырех кораблей пустыни у них было еще шесть верблюдов груженых всякой всячиной, но больше для отвода глаз. На самом же деле под дешевым тряпьем там хранились запасы воды и пищи, без которых в пустыне невозможно выжить. Там же лежали бронзовые ломы и связки факелов, без которых поиски сокровищ в древних гробницах немыслимы. Уж кто-кто, а Абу знал в этом толк.
В эту ночь друзья легли спать пораньше, завтра им предстояла трудная и опасная дорога на пути в Гизу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
П О Д З Е М Е Л Ь Е Т О М И Н О Ф Е Р О В
«Quod Genus Нumanum ese alus, aliis est cibus».
«Что для одних Род Человеческий, то для других пища».
Глава 1
Караван дошел до Гизы без приключений. Старый опытный караванщик не стал спрашивать Иннокентия Павловича, что тот собирается делать, посерди пустыни с верблюдами гружеными добром. Получив вторую часть своей оплаты, как и было, оговорено ранее, он двинулся дальше со своим караваном растянувшимся чуть ли на полкилометра. Про себя караванщик решил, что, скорее всего у этих людей какие-то дела с разбойниками, тем более, что их на него вывели базарные воры.
Впрочем, это был не его дело, он водил караваны, а не занимался тем, что грабил их. Караванщик прекрасно понимал, что если бы не было многочисленных разбойничьих шаек, терроризировавших пустыню, купцам не было бы нужды сбиваться в караваны и щедро оплачивать и ему и другим караванщикам их услуги. Если бы не было разбойников, тогда любой купец мог бы преспокойно в одиночку разъезжать по пустыне, не опасаясь того, что его товары разграбят, а его самого продадут в рабство. Кроме того, грабители устраивали налеты не на все караваны. Те караванщики, что были посмышленее, заблаговременно платили, что-то вроде налога главарям, чьи банды орудовали на той территории, по которой пролегал караванный маршрут. Но так как разбойничьих шаек за последнее время расплодилось во множестве, это не всегда помогало.
Друзья терпеливо дождались, когда за горизонтом исчезнет последний всадник из охраны, ехавший в хвосте каравана. Лишь после этого они двинулись в сторону видневшихся вдалеке трех огромных пирамид. По мере приближения к ним становился, виден их реальный пугающий размер.
— Обратите внимание, — восхищенно воскликнул Иннокентий Павлович, останавливаясь, — что внешняя обшивка из шлифованного песчаника на пирамидах уже отсутствует! Это опровергает традиционную датировку их постройки и сдвигает ее еще, как минимум на два-три тысячелетия назад!
— Какая прелесть! Но если мы и дальше будем торчать посреди пустыни столбиками, словно глупые суслики, мы определенно, отыщем проблем! — остудила его археологический пыл Ольга.
— Нужно ехать! — поддержал ее Абу, нервно оглядывая горизонт. — Разбойников много, а нас мало.
— А кто спорит-то? — искренне возмутился Иннокентий Павлович, в котором так не к месту вдруг проснулся профессор кафедры древней истории и всадив пятки в бока своего верблюда погнал того мелкой рысью вперед.
Памятуя о том, что было сказано в папирусе, найденном Абу, они не поехали к самим пирамидам, а сразу свернули к Большому Сфинксу. К несказанному удивлению Иннокентия Павловича гигант, высеченный из песчаника, не был занесен песком, а выглядел так словно территорию вокруг него каждое утро мели дворники. Лицо исполинской статуи, в отличие от ее растиражированных по всему свету изображений, было все еще цело. Время и уникальный климат египетской пустыни берегли его для безмозглых Наполеоновских канониров.
— Если память мне не изменяет, Некра прочитал в папирусе что-то о загадке? — повернулась Ольга к Иннокентию Павловичу. — Что это может быть за загадка?
— Фи, барышня, стыдно! — скривился ехидный старик. — Это знает любой даже самый дремучий пятиклассник! Сенсей, скажи!
— Кто утром ходит на четырех, днем на двух, а вечером на трех ногах? Ответ — это человек. Ребенком он ползает на четырех, в период расцвета ходит на своих двоих, а став стариком опирается на палку. Годится для тупого пятиклассника? — покосился Сенсей на Иннокентия Павловича.
— Входа нет нигде! — подъехал к ним Абу, который к тому времени уже успел несколько раз объехать огромную статую.
— Имеем в активе следующую комбинацию чисел — четыре, два, три, — задумчиво пробормотал Иннокентий Павлович. — Эй, кто ни будь, помогите мне спуститься, с этого чертова корабля пустыни на бренную землю!
— Между прочим, у сфинкса в отличие от нас четыре ноги, то есть лапы, — заметила Ольга, внимательно оглядывая заднюю конечность сфинкса.
Сенсей достав папирус Абу, протянул его Иннокентию Павловичу:
— Профессор, если вас не затруднит, огласите, пожалуйста, отрывок который нам зачитывал Некра.
— «Достигнув Повелителя Ужаса, дай верный ответ на его загадку. Уцелевшему откроется тайный путь, который приведет его к Сокровищам Древних Богов», — довольно бегло перевел Иннокентий Павлович.
— Не нравится мне это словечко — «уцелевшему»! — задумчиво пробормотал Сенсей. — Оно подразумевает, что кто-то в процессе решения загадки не уцелеет.
— С таким настроением нельзя пускаться в сомнительные авантюры! — фыркнул, словно рассерженный кот Иннокентий Павлович.
— Это еще почему?
— Сам не маленький, понимать должен — удачу отпугнешь!
— Хватит спорить! — прикрикнула на спорщиков Ольга. — Я предлагаю всем разойтись и внимательно осмотреть поверхность сфинкса на высоте человеческого роста.
— Она дело говорит, — кивнул Иннокентий Павлович. — И обратите особое внимание на все четыре лапы нашего друга.
Сенсей, Ольга и Иннокентий Павлович рассредоточились для того, чтобы не отвлекать, друг друга и принялись внимательно изучать бока и лапы сфинкса. Абу к тому времени успевший стреножить верблюдов положил их и принялся разгружать поклажу, складируя ее в тень гигантской скульптуры. Закончив, он присоединился к остальным.
Несмотря на то, что они убили уйму времени, им так и не удалось ничего обнаружить. Несколько раз, замирая от волнения, когда казалось, что загадка сфинкса вот-вот будет разрешена, то один, то другой искатель сокровищ с придыханием нажимал руками на какую-нибудь показавшуюся ему подозрительной выбоину или выпуклость. Но ничего не происходило, а сфинкс по-прежнему сохранял на своей довольной физиономии презрительной выражение, словно демонстрировал этим свое превосходство над четырьмя мелкими недоумками, которые тщетно пытались постичь его тайну.
В какой-то момент это настолько разъярило Сенсея, что он со всей дури врезал кулаком по стене песчаника возвышающейся перед ним. Он уже давно взял себе за правило пробовать на прочность свои кулаки на самых разнообразных материалах. Поэтому в том чтобы проверить, как себя поведет песчаник, при прямом ударе правой, не было ничего необычного.
Но камень повел себя совсем не так как ожидал Сенсей. Внезапно вглубь гигантской лапы провалился блок песчаника, размером с коробку из-под пылесоса. Через некоторое время, он вновь тут же занял свое прежнее место. Края блока были настолько плотно подогнаны к краям гнезда, что туда невозможно было бы просунуть лезвие ножа. Не удивительно, что можно было часами ходить рядом с ним и ничего не замечать.
— Все сюда! — радостно прокричал Сенсей, после чего торжествующе продемонстрировал свою находку.
— Все ясно! — поднял вверх указательный палец Иннокентий Павлович. — Двигать блок являющийся элементом замка нужно ногой, а не рукой! Недаром в загадке сфинкса упор делается на количестве ног, а не рук! Значение имеет то, на чем мы ходим! Сила, прилагаемая руками слишком мала для этого. Нам повезло, что Сенсею все одно, чем лупить рукой или ногой!
— Мой новый отец, бьет рукой как верблюд копытом! — внес свою лепту Абу.
После этого Сенсей добросовестно отбил себе кулаки, выстукивая все четыре лапы сфинкса. Прежде чему ему удалось отыскать все четыре секретные точки, он был вынужден задействовать свои ноги. Когда все четыре лапы сфинкса, по меткому выражению Иннокентия Павловича, были, наконец «отбиты», пришло время искать комбинацию, в которой их следовало активировать.
— Будем надеяться, что после этого Сим-Сим откроет нам дверь, — усмехнулась Ольга, дразня Сенсея и прижимаясь к его спине грудью.
— Меня больше интересует другая потайная дверца, — хохотнул тот, уклоняясь от нее. — А то что-то в последнее время она частенько оказывается закрытой для меня.
— Гад, какой! — возмутилась Ольга и отвесила ему полновесный подзатыльник. — А ты мне условия создал?
— Ты бы поосторожнее с его головой, — на полном серьезе предостерег ее Иннокентий Павлович. — Это у нашего Сенсея самое слабое место.
Абу радостно захохотал и захлопал в ладоши:
— Мама бьет отца!
— Ну и где после этого хваленая мужская солидарность? — неодобрительно покосился в его сторону Сенсей.
После этого они еще битый час потратили, комбинируя нажатие на блоки, спрятанные в четырех лапах сфинкса. С первой фазой вопросов не возникало, достаточно было нажать на все четыре лапы. Дальше начинались вопросы. Какие две ноги нужно активизировать, задние или передние? Хотя по логике вещей напрашивались задние. С тремя ногами, на которых человек ходит, тоже вроде был все понятно. Скорее всего, это были две задние лапы и какая-то одна из передних лап, правая или левая. Но сколько друзья не бились, им так и не удавалось разрешить загадку сфинкса.
Наконец Ольга, которой понадобилось по ее выражению отойти ненадолго «в кустики» оставила мужчин и скрылась за противоположной стороной гигантской статуи. Неизвестно по какой имен причине она решила, что в пустыне «кустики для девочек» должны находиться в задней части сфинкса, там, где у него бы хвост. Через некоторое время, когда она появилась оттуда, выражение лица у нее было такое словно она только, что подвергалась нападению банды озабоченных туарегов. Сенсей не на шутку встревоженный кинулся к ней на встречу. Но вскоре все объяснилось.
Как выяснилось, в то время когда все четверо проглядели все глаза, ожидая, когда же, наконец, перед ними распахнется парадная дверь к сокровищнице Древних Богов, она уже давно была открыта, но в прямо противоположной стороне туловища сфинкса.
Глядя на чернеющий перед ними прямоугольный проем, Иннокентий Павлович меланхолически проговорил:
— Вот уже, в какой раз поражаюсь, мудрости древних — «Откуда все пришло, туда же все и вернется». Как я сразу не догадался?
Сенсей иронично посмотрел на него и язвительно поинтересовался:
— Ты это в том смысле, что войдя вовнутрь сфинкса, мы окажемся в заднице?
— Причем в полной! — пообещал ему Иннокентий Павлович.
Глава 2
Несмотря на то, что Веревий внутренне уже давно приготовился к этому, его слух неприятно резануло решение Губернского суда в отношении него — казнь через повешение. Он был человеком отнюдь не робкого десятка. Между тем, услыхав, что приговор будет приведен в исполнение прямо здесь на тюремном дворе, уже завтра, на рассвете, Веревий почувствовал как внутри у него, словно что-то оборвалось.
Быть может, дело было в том, что вплоть до этого момента все было слишком расплывчато и неопределенно. Попросту говоря, еще вилами на воде писано. Теперь же, когда прилюдно было названо точное время и место, предстоящая казнь обрела явственные черты. Подобно неожиданно выросшей перед кораблем из предрассветного тумана скале, предстоящая казнь, внезапно встала перед Веревием, во всей своей ужасающей реальности и неотвратимости.
Теперь по большому счету уже практически ничего нельзя было сделать. Ситуация совершенно вышла из-под контроля и теперь судьбой Веревия распоряжался не он, а другие люди. Справедливости ради нужно отметить, что Веревий понимал, что они с Карлом поступали точно таким же образом, со своими жертвами, обрекая их на страшную смерть в Проклятой штольне. Тогда они, не задумываясь, закармливали Сынка со всей его кровожадной пещерной родней свежей человечиной. Им и в голову не приходило попытаться, хоть раз, поставить себя на место заживо пожираемых людей.
Но, это были другие люди, до которых им не было, ни тогда, ни тем более, сейчас, никакого дела. Завтрашнее же событие напрямую касалось его и только его. Ну и разумеется Карла тоже. И предстоящая казнь волновала его по той простой причине, что после того как она свершится, все его мысли, волнения и желания в одночасье прекратятся на веки вечные. Веревий же не был к этому готов совершенно и теперь остро осознавал, что приготовиться к этому вообще невозможно.
После того, как их сразу после приезда в тюрьму разделили с Карлом, он более не видел его. Даже на суде арестантов вводили в зал порознь. Не то чтобы Веревия в его нынешнем отчаянном положении очень уж занимала судьба друга, однако же, ему было любопытно как он и что с ним? Не исключено, что и вешать их будут одновременно, а быть может, сначала вздернут одного, а потом другого? А если так, то кто из них будет первым, а кто вторым?
Подобные этим вопросы, а также сотни других вертелись нескончаемой каруселью в его голове, выжимая из него остатки сил и мужества. Внешне этот не проявлялось никак, Веревий по-прежнему был образцом непоколебимости и твердости. Эту позицию он занял во время следствия, ее же последовательно придерживался и на суде. Но никто и не подозревал, каких поистине нечеловеческих усилий это ему стоило.
Веревий чувствовал, что с его головой творится что-то неладное. Возможно, там, на воле происходила резкая смена погоды, шел дождь или наоборот сияло солнце. Он не мог ничего этого видеть, так как его камера не имела даже маломальского окошка. Но быть может, капризы погоды были здесь вовсе и не причем. Хотя, по большому счету, сейчас это уже не имело для него ровно никакого значения.
В последние дни после ареста голова Веревия все более напоминала ему гулкий чугунный казан. Там перемешиваемые неторопливым течением времени, словно большие, сырые картофелины, медленно кружились, стукаясь, друг о друга, бесформенные, тяжелые мысли. Собственно, мысль была всего одна, но от долгого и частого употребления она разварилась на несколько мыслей поменьше. Теперь эти куски, вяло, кувыркаясь в его голове, шумно задевали за стенки черепной коробки и болезненно резонировали в мозг.
Главная же мысль Веревия заключалась в том, что очень скоро, возможно даже всего через несколько часов, его должны повесить. Мыслью поменьше было понимание того факта, что большая и лучшая часть его жизни уже обуглилась, истлела, и ветер давно развеял ее прах. Он так ничего и не достиг в жизни, несмотря на обилие грандиозных планов. То ли планы были непреподъемные, то ли он был слишком ленив. Сейчас это уже не имело никакого значения и, в конечном счете, не интересовало даже его самого.
Всего того немногого, чего он смог достичь в своей купеческой жизни, ему пришлось добиваться собственной головой. После знакомства с Карлом Крейцером пришло понимание, что он использовал ее не по назначению. Вместо того чтобы ею думать, он как кувалдой проламывал головой стены, которые жизнь исправно воздвигала на его пути. В отличие от него хитрый немец старался сначала хорошенько думать, а потом уже делать.
Теперь Веревий понимал, что был изначально обречен судьбой на неминуемое поражение. Все дело было в его низких начальных возможностях. Родители и немногочисленные родственники не оставили ему в наследство ни денег, ни связей, которые позволили бы ему начать завоевывать мир. Но, если через неделю после твоей казни, тебе исполнится полвека, продолжать сокрушаться по этому поводу, по меньшей мере, глупо.
Впрочем, Веревий и не жаловался на судьбу, хотя хвастаться ему, честно говоря, было нечем. Он весьма трезво оценивал сложившуюся ситуацию. Ему здорово подфартило тогда, что одновременно с находкой им Проклятой штольни, он познакомился с Карлом. Сбывая кровавое золото штольни ювелиру Гольбейну, они за короткое время, огребли огромные деньжищи. Но Веревию все было мало.
Он поставил себе цель стать не просто миллионщиком, а человеком владеющим десятками, если не сотнями миллионов. Он хотел стать одним из богатейших людей Российской империи. Карл же уговаривал его бросить штольню, продать пароходство и все, что у них было вложено в недвижимость, и пока не поздно убраться подобру-поздорову в Европу, или куда подальше. Например, в Америку. Но Веревий все отговаривал друга и говорил, что много денег никогда не бывает. Где еще они смогут так легко заработать капитал, для того чтобы потом безбедно жить в этой его Америке?
Теперь Веревий понимал, что несостоявшийся великий промышленник, а ныне арестант висельник — это пик всей его жизненной карьеры. При таком раскладе, рассчитывать на что-то большее, нежели пеньковый галстук за казенный счет, было бы слишком самонадеянно. Тем не менее, ему все же хотелось надеяться на лучшее. Хотя этому самому лучшему было неоткуда взяться.
Ныне грязная тюремная камера являла собой все принадлежавшее Веревию пространство. Да и то до рассвета, который был уже не за горами. Скоро, совсем скоро в камеру к нему придет священник для того чтобы исповедовать его перед казнью. Веревий, не знал какие слова, он будет говорить святому отцу, если вообще будет, хоть что-то говорить. А после этого за ним придут тюремные надзиратели и отведут в тюремный двор, где по скрипучим ступеням лестницы поднимут его на эшафот. Потом его подведут к виселице.
Веревий безрадостно скользил взглядом по неровным кирпичным стенам камеры, пытаясь хоть за что-то зацепиться взглядом. Но унылые, пыльные стены, были похожи друг на друга как братья близнецы. Чтобы отвлечься от страшных, пугающих мыслях о предстоящей казни, Веревий принялся мерить шагами свою камеру. Он бродил по замкнутому кругу, проходя мимо этих опостылевших стены, минуя одну за другой, безрадостно взирая на окружающее его убожество и нищету. Он уже понял, но все еще, в глубине души, не смирился, с тем, что из этой грязной тюремной камеры не было выхода. Вернее, один выход все же был, но он вел на эшафот, установленный посредине тюремного двора.
Веревий не знал, сколько времени ему осталось, но он явственно ощущал, как оно неумолимо словно песок в песочных часах истекает. Все же в глубине души он надеялся отыскать двери в другой мир, существовавший, по словам Карла в другом месте и другом времени. Для этого нужно было лишь воспользоваться золотым сосудцем наполненным жучьим соком, который был зашит у него под кожей правой ноги. Веревий верил и не верил в то, что это возможно. Он сам видел, на что способны чудовищные жуки, явившиеся тогда из воздуха на Чертов остров. Веревий верил в их существование, но он не верил, что с их помощью сможет обрести свободу и избежать виселицы. Он хотел и боялся реализовать эту свою последнюю возможность на спасение. Это чувство было настолько пронзительно, что Веревий неожиданно для самого себя всхлипнул.
Устыдившись минутной слабости, он сгреб себя за курчавую шевелюру и с силой, так что затрещали корни выдираемых волос, дернул. От боли из глаз брызнули слезы, но это принесло арестанту облегчение. Он чувствовал, а это означало что он пока, что еще жив.
В том чужом мире, если верить Карлу, существовал белый кварцевый песок, ослепительно синее небо и бирюзово-зеленый океан до краев наполненный теплой водой. И женщины в том мире были тоже другие, не такие, как в его серой невыразительной доселе жизни. Нужно было лишь выбраться из этого проклятого каменного мешка и добраться до дупла того черного дуба что рос на Чертовом острове. Спрятанной в дупле наличности хватило бы на путешествие в тот другой сказочный мир. Но для этого нужно было спешить и успеть вызвать скарабея до того, как в камеру за ним явятся тюремные надзиратели и поведут его на казнь.
Наконец решившись, Веревий опустился на койку и нащупал небольшой твердый желвак, перекатывающийся под кожей на бедре. Раздевшись, он попытался ногтями вскрыть кожу, но лишь расцарапал ее до крови. При всем желании Веревий не смог бы дотянуться до флакона зубами. В замешательство он остановился, прикидывая, чем бы можно было разрезать кожу. Чем дольше он думал, тем яснее для него становилось, что вроде бы незначительная преграда из его собственной плоти, неожиданно вставшая у него на пути, превратилась для него в монолитную каменную стену, о которую будет суждено расшибиться его энтузиазму.
Так промучившись до самого утра в бесплодных попытках расковырять заветный золотой флакон, Веревий ненадолго забылся в тревожном сне.
Глава 3
По настоянию Сенсея с верблюдов была снята притороченная к седлам амуниция, в которую он велел всем облачиться, показав личный пример.
— А мне-то шлем зачем? — возмутился Иннокентий Павлович. — Он же килограмм пять весит!
— Для того чтобы сохранить твою розовую лысину в целости и сохранности! — усмехнулся Сенсей нахлобучивая на него тяжеленный бронзовый шишак.
После этого он роздал друзьям мечи, взяв себе огромную боевую секиру. Ольга повесила через плечо два колчана наполненных стрелами и выбрала себе лук. Прихватив солидный запас факелов и воды отряд был готов выступать.
За дверью, внезапно разверзшейся прямо под хвостом Большого сфинкса Гизы, Сенсея, Ольгу, Иннокентия Павлович и Абу встретила, плотная непроглядная тьма. Впрочем, это досадное обстоятельство ненадолго задержало друзей. Засветив факела, бывшие в их распоряжении, они вскоре получили возможность внимательно обследовать то помещение, которое находилось сразу же за дверью. Едва они успели сделать свои первые шаги, как дверь тут же совершенно бесшумно заняла свое прежнее место.
Короткий отрезок горизонтального пути резко сворачивал влево. Оттуда вниз уходила крутая лестница с истертыми каменными ступенями, вырубленными прямо в скале. Подняв нещадно коптящий факел вверх к самому потолку, Иннокентий Павлович обнаружил, что свод на всем протяжении покрыт толстым слоем сажи. Видимо этим ходом долго и часто пользовались. Опустившись по лестнице глубоко под землю, друзья оказались в самом начале очередного горизонтального коридора, который больше походил на узкий тоннель.
Одного взгляда вперед было достаточно, чтобы понять, здесь нужно держать ухо востро! Пол коридора был завален полуистлевшими скелетами, которые кто-то для того чтобы они не мешали двигаться по тоннелю небрежно сгреб к стенам. Каменные плиты пола и стены были покрыты какими-то черными потеками.
— Засохшая кровь, — недовольно проворчал Сенсей.
Иннокентий Павлович задумчиво почесал свой шлем:
— Все, дети мои, вот с этого самого места, наша спокойная жизнь закончилась! Отсюда начинаются ловушки, о которых мельком упоминается в папирусе Абу.
— Ну, судя по тому, что скелеты до сих пор лежат там, где когда-то упали тела, мы имеем дело не с проваливающимся полом, — начала рассуждать вслух Ольга.
— Обратите внимание на любопытную закономерность, — нервно хихикнул Иннокентий Павлович. — Тут практически нет ни одного целого черепа и ни одной грудной клетки, все они беспощадно разбиты и расколоты.
— Чего не скажешь о тазобедренных костях, которые все целы, — поддержала его Ольга.
— И что? — недоумевая, уставился на них Сенсей.
— А то, что загадка сфинкса одним кодовым замком не ограничивается. Мало сюда войти, нужно еще пройти через ловушки и исхитриться остаться при этом живым, — неодобрительно посмотрел на него Иннокентий Павлович.
— Стойте, я, кажется, поняла! — внезапно воскликнула Ольга, своим возгласом не на шутку перепугав всех.
— Девочка моя, ну зачем же было так орать? — сморщился Иннокентий Павлович, потирая свое контуженое ухо. — Давай, рассказывай, что там у тебя. Только тише, пожалуйста.
— Загадка сфинкса, если помните, кроме чисел дает нам еще и три варианта, того как человек ходит, — горячечно зашептала Ольга, так словно боялась что ее кто-то может подслушать. — Эти три способа передвижения — подсказки, которые позволяют преодолеть ловушки!
— То есть ты хочешь сказать, что передвигаться нужно сначала на четвереньках, потом на двух ногах, а потом, опираясь на палку? — удивленно спросил Сенсей. — Не может быть, это было бы слишком просто.
— Есть только один способ проверить мое предположение, — усмехнулась Ольга.
Вынув кинжал, она безжалостно укоротила подол своего длинного платья до уровня крутого бедра, и грациозно опустившись на четвереньки, проворно двинулась вперед по коридору.
— Стой, куда?! — запоздало попытался схватить ее за тонкую лодыжку Сенсей. — Совсем спятила?
Но бросившиеся на него с двух сторон Иннокентий Павлович и Абу силой удержали его от этого опрометчивого шага.
— Если она делает все правильно, то ничего с ней не случится, — пыхтя, пробормотал Иннокентий Павлович, не позволяя Сенсею последовать за Ольгой. — Но если ты вмешаешься, то наверняка все кончится очень плохо. И для нее и для тебя, а, в конечном счете, для всех нас!
— Нет, вы только посмотрите на эту дуру! — взвыл от бессильной злобы на строптивую подругу Сенсей, стряхнув с себя друзей.
— Сам дурак! — расхохоталась женщина, преодолевая первые два метра опасной территории.
В это момент она поравнялась с первыми скелетами, и неловко зацепившись за них ногой, обрушила на себя сверху кучу иссохших костяков. При падении разнокалиберные кости, словно чудовищный костяной ксилофон, издавали жуткие звуки, от которых волосы вставали дыбом.
Сенсей почувствовал как у него по ложбине между лопатками потек ледяной ручеек ужаса. Он не знал, как дальше будут развиваться события, но одно он знал совершенно точно. Если с Ольгой что-то случится, то он незамедлительно последует вслед за ней. Сама мысль о жизни без нее была для него невыносима. Слишком долго он был один, чтобы еще хоть на минуту вновь оказаться в полном одиночестве.
И в это момент, словно для того, чтобы специально проверить его решимость, из стен тоннеля, где двигалась Ольга, с приглушенным лязгом выскочило множество заостренных бронзовых кольев. Они были черными от покрывавшей их засохшей крови неудачников, пытавшихся пройти здесь ранее. Если бы Ольга стояла в полный рост, то ужасные штыри прошили бы ее насквозь с двух сторон на нескольких уровнях, начиная от лобка и заканчивая затылком.
Напуганная женщина инстинктивно упала на пол и замерла. Колья тем временем, словно жала десятка скорпионов спрятавшихся в стенах, медленно втянулись обратно в свои гнезда.
— Не останавливайся, двигайся дальше! — истошно завопил Иннокентий Павлович. — Не то сейчас сработает очередная ловушка!
Словно в подтверждение его слов с отвратительным лязгом выскочили колья расположенные значительно ниже прежних. Они также были черными от покрывавшей их толстым слоем засохшей крови. Если бы Ольга не лежала, прижавшись к каменным плита пола, огромные штыри распороли бы ее бока с двух сторон. Поняв, что промедление смерти подобно, она вскочила на четвереньки и так быстро, как только могла, двинулась дальше по коридору. А над ней с лязгом и скрипом, с завидным постоянством выскакивали из стен бронзовые жала с намерением поразить ее.
В какой-то момент Ольга вдруг уткнулась головой в стену. Испуганно оглядевшись, она поняла, что уперлась в конец коридора, который сворачивало вправо. Заостренные бронзовые штыри больше не появлялись из стен. Видимо для того, чтобы активизировать механизм, приводящий их в действие, нужно было нажимать на каменные плитки пола. Осторожно поднявшись и напряженно ожидая, когда ее насквозь пронзит заостренный кол, Ольга распрямилась и вздохнула полной грудью. Так как она ползла без факела, оставшиеся на другой стороне коридора не могли видеть, что происходит с ней в темноте.
— Эге-гей! — несмело крикнула, они и помахала руками, привлекая к себе внимание. — Кажется, я прошла!
— Стой на месте и не двигайся! Лови! — прокричал Сенсей.
Широко размахнувшись, он швырнул в сторону Ольги горящий факел. С гулом пронесшийся через весь коридор факел упал прямо к ногам женщины. Она поспешно подобрала его и высоко подняла над головой. Коридор осветился и стали видны черные дыры, которыми были испещрены все стены коридора.
Следующим коридор пересек Сенсей, за рекордно короткий срок. Он так торопился, словно сдавал какой-то норматив. Характер движения бронзовых кольев радикально изменился. Теперь они сновали, словно иглы швейной машинки. Выскочив из коридора на площадку возле Ольги, Сенсей заключил ее в объятия.
— Никогда больше не делай так! — яростно прокричал он ей в лицо. — А то я не знаю, что с тобой сделаю!
— Дурачок, что ты со мной можешь сделать? — расхохоталась Ольга. — Ты же знаешь, стоит тебе даже легонько шлепнуть меня по заду, твоя пятерня отпечатается там, в виде уродливого синяка. Ты, что правда, хочешь, чтобы моя попа выглядела словно порченое яблоко? Мне кажется, ты этого не переживешь?
— Не переживу! — сердито буркнул Сенсей. — Но, пожалуйста, больше не кидайся очертя голову впереди меня.
— Хорошо, милый, не буду, — покорно пообещала Ольга, но при этом в ее зеленых глазах скакали проказливые зеленые чертики.
Пока они препирались через коридор благополучно прошли на четвереньках Иннокентий Павлович и Абу.
Завернув за угол, друзья остановились на площадке предшествующей другому тоннелю. Некоторое время они ломали голову над тем, каким образом передвижение на двух ногах может помочь избежать ловушки? Ничего путного на ум так и не приходило. В это время сверху неожиданно начал опускаться огромный каменный блок, запечатывая выход в первый коридор с бронзовыми кольями, из которого они только что пришли.
Так как хода назад не было оставалось лишь двигаться вперед. В конце концов, Сенсей молча, поднял факел повыше и шагнул во второй коридор. Коридор был тесный, локти Сенсея, едва не скребли по стенам. Он двигался медленно и осторожно. И этот его чуть было не погубило.
Впереди откуда-то сверху, метрах в двадцати от него, неожиданно с жутким скрежетом начало опускаться огромное бронзовое колесо, все покрытое сине-зелеными окислами и черными пятнами засохшей крови. Его обод было усажен длинными тупыми шипами. Неторопливо вращаясь, оно катилось в сторону Сенсея, опускаясь все ниже и ниже, заполняя собой весь коридор.
— Беги вперед, твою мать, беги! — закричал Иннокентий Павлович, который уже понял принцип действия этой ловушки.
Сенсей очнувшись от ступора, бросился вперед по коридору, навстречу надвигавшемуся на него чудовищному колесу. Он чувствовал, что зря в этот раз послушался Иннокентия Павловича, и нужно было бежать назад, а не вперед. Когда до страшных шипов оставалось всего пара метров, колесо неожиданно начало резко опускаться и скорость его при этом значительно возросла. Оно почти падало. Сенсей чувствуя, что в следующее мгновение чудовищный механизм разжует его, словно мельница, бросился щучкой вперед в остававшийся небольшой зазор между колесом и каменным полом. В следующее мгновение он почувствовал, как по его макушке, а потом по спине, вдоль по позвоночнику пронесся ветер, поднятый неожиданно набравшим обороты колесом. Вскочив на ноги, Сенсей кинулся вперед и за считанные секунды достиг безопасного конца коридора.
Тем временем, Ольга, Иннокентий Павлович и Абу в ужасе смотрели, как на них неумолимо надвигается чудовищное колесо. Когда казалось, спасения уже не было, оно внезапно втянулось наверх и с грохотом исчезло в потолке.
Глава 4
Ранним утром Веревия разбудил визг ключа в ржавом замке и грохот отпираемой в камеру двери. Как бы ни был краток сон, но его хватило на то чтобы арестант успел забыться и хоть на чуть-чуть позабыть о том, то, что его ожидает нынешним утром. Спросонья Веревий еще не успев понять, что к чему, даже не успел вновь испугаться неотвратимо надвигающегося на него события.
К большому удивлению арестанта в камеру к нему вошли двое дюжих надзирателей. Священника с ними не было.
— А батюшка где? — сварливо поинтересовался Веревий. — Кто меня исповедовать будет?
— А на хрена тебе нехристю поп понадобился? — презрительно сплюнул на сапог Веревию рыжий усатый тюремщик.
— Кончай, бодягу разводить! — прикрикнул на Веревия тот, кто постарше. — Вставай и давай, топай на выход, душегуб! А ну-ка погодь, куда так рванул? Уж больно ты прыткий, как я посмотрю! Грабли свои душегубские протянул, и смирно держи, пока я их веревкой свяжу.
— А это еще зачем? — удивился Веревий, но руки все же вытянул.
— Так, чисто для проформы, ваш брат висельник по-разному себя ведет, когда эшафот да виселицу видит, — бормотал надзиратель, старательно обматывая запястья арестанта и начиная вязать мудреные узлы. — Кто-то с перепугу и обделаться может, а кто-то стихи самым благородным образом читает. Другие вырываться начинают, орут благим матом и в руки никак не даются, да еще норовят по морде кулаком зацепить. Эти самые вредные. Ну, пошел!
Получив тычок в спину, Веревий вышел из камеры и двинулся вдоль коридора на выход их здания тюрьмы. Уже на подходе к двери, ведущей во двор, арестант явственно ощутил запах дождя. Выйдя наружу, Веревий глубоко вдохнул сырой предрассветный воздух, подставляя лицо ледяным каплям дождя. На фоне свинцового неба четким силуэтом проступали контуры виселицы, в форме буквы «п». Посередине нее висела намокшая от дождя петля. Веревия передернуло, когда он представил ее мокрое ледяное прикосновение к своей шее.
— Интересно, — пронеслось у него в голове. — А это веревка новая или на ней уже удавили кого-нибудь до меня?
Впрочем, Веревий за все время своей жизни в Ежовске, ни разу не слышал, чтобы здесь хоть кого-то казнили. Впервые за много лет подобной чести удостоились лишь они с Карлом. Веревий неожиданно задумался — что лучше, быть казненным в солнечный день или в такой как сейчас, ненастный, туманный и дождливый?
— Иди уже, давай! — подтолкнул его в плечо рыжеусый конвоир. — Тебе братец, все одно перед смертью не надышаться!
Веревия провели через тюремный двор. По пути он успел хорошенько разглядеть, грубый дощатый недавно поставленный эшафот, с такой же новой виселицей. Видимо их специально поставили для этого случая. Когда он проходил мимо, в холодном воздухе явственно запахло сырыми сосновыми досками. Неподалеку он увидел полицейских, которых пригласили для того, чтобы они встали «на караул» с саблями наголо, когда его поведут вешать. Рядом с ними Веревий увидел священника, зевающего от скуки и мающегося с похмелья экзекутора.
Веревий с замиранием сердца ожидал, что его сейчас поведут прямиком на эшафот, но к его несказанному удивлению и радости путь их пролегал в стороне от этого жуткого сооружения.
Когда они пересекли двор, Веревия завели в помещение без окон.
— Что это такое? — встревожено, спросил он у сопровождавших его надзирателей. — Куда вы меня привели?
— А тебе не все равно? — издевательски расхохотался, тот, кто постарше. — Ты уже все одно жмурик!
— Это тюремный морг, мертвецкая, стало быть, — ответил рыжеусый, криво усмехнувшись. — Тебя здесь исповедовать будут. Ты ведь сам этого хотел? Пойду, схожу за батюшкой.
Когда Веревия сел на лавку он неожиданно увидел, что кроме него и надзирателя в комнате есть еще один человек. Это был арестант, одетый в грубую тюремную робу.
— Слышь, висельник, тебе же сапоги больше не нужны? Какая тебе разница, в чем ты на тот свет отправишься? — устроившись на лавке напротив него, спросил надзиратель. — Давай скидывай обувку! Сам посуди, чего яловым сапогам вместе с тобой пропадать?
— А как я по двору пойду, там же зябко и лужи? — возмутился Веревий.
— Босиком и пойдешь! Ты чего простудиться боишься? — рассмеялся тюремщик собственной шутке. — Так тебе не о насморке сейчас думать надо, а о веревке, тем более что имечко у тебя очень подходящее!
— Будь ты человеком, дай хоть последние шаги в жизни сделать мне, как купцу, а не нищему! — взмолился Веревий.
— Тебе что морду напоследок разбить, гад? — искренне возмутился надзиратель. — Сказано снимай сапоги, значит снимай! А, ну, Микола подсоби!
Вернувшийся к тому времени второй надзиратель подошел к Веревию и с ходу нанес ему короткий удар в поддых. Согнувшись в три погибели, Веревий пытался вдохнуть воздуху, но у него ничего не получилось. Когда же он вновь задышал, обнаружилось, что за это время, надзиратели уже успели вытряхнуть его из сапог. Теперь, каждый из них взял по сапогу и внимательно разглядывал его.
— Не-а, не надо мне такой обновки! — заключил рыжеусый, отставляя сапог в сторону. — Он не сегодня, завтра прорвется, уже и каблук у него весь сношенный. А потом я в него свою лапу и не втисну, больно он мал для меня.
— А по мне так куда больше-то? — недовольно проворчал пожилой надзиратель, отшвыривая от себя сапог. — Мне нужно будет пяток портянок навертеть, чтобы нога в нем не болталась, как половник в казане. Слышь, может тебе подойдут?
Вопрос был адресован ко второму арестанту, который все это время безучастно сидел в углу на стоящей там лавке. Он удивленно поднял голову и посмотрел на протянутые ему сапоги. Руки у него в отличие от Веревия не были связаны.
— Вы хотите, чтобы я взял сапоги себе? — спросил он, при этом изумление явственно сквозило в его голосе.
— А ему они все одно уже ни к чему, — кивнул рыжеусый на Веревия. — А тебе еще глядишь и сгодятся. Чего добру пропадать-то?
— Вы, правда, не будете возражать? — арестант протянул руки за сапогами и несмело взглянул на Веревия.
— Так! — взревел Веревий, словно медведь шатун подымаясь во весь свой рост. — Меня сюда зачем привели, для того чтобы сапоги с меня снять и вот на этого мозгляка одеть? Где там ваш поп запропастился? Хотя нужна мне ваша исповедь, как собаке пятая нога! Собрались меня вешать, так вешайте! А ну, пошли вешаться, пока вы тут с меня портки и рубаху снимать не удумали, да всяким малохольным раздавать!
— Сядь где сидел, гад! — пошел на него рыжеусый сжимая огромные кулаки, сплошь усеянные веснушками, словно бублики маком.
Но Веревий низко наклонив голову, бросился на него, пытаясь протаранить его как бык рогами. Рыжий на мгновение замешкался, не ожидая такой прыти от приговоренного арестанта, и не успел должным образом отреагировать и отойти в сторону. Сцепившись с набежавшим на него Веревием он рухнул на пол, и они начали бороться. На подмогу товарищу бросился второй надзиратель. Арестант со связанными руками, не мог долго противостоять двум противникам. Тем не менее, ему все же удалось разбить нос одному из них, и по рыжим усам закапала кровь.
— Ах ты, гнида купеческая! — взвыл тот, зажимая нос пальцами. — Бросай эту падаль Семеныч, сейчас я ему устрою!
Поднявшись с земли, рыжий принялся методично избивать Веревия тяжелыми сапогами. — А ну погодь! — поспешно оттащил его от извивающегося под ударами арестанта пожилой надзиратель. — Еще переборщишь, чего доброго!
— Чего доброго? Куда уж добрее? Этот гад мне нос сломал! — гнусавил рыжий задрав голову кверху и продолжая зажимать съехавший набок от удара нос.
Воспользовавшись потасовкой, второй арестант уже успел надеть сапоги Веревия, которые пришлись ему как раз впору. Он с явным удовольствием разглядывал свою обновку, и сморщенное личико его при этом лучилось от счастья.
— Микола, ты только глянь на него! — пхнул товарища в бок пожилой надзиратель. — Везет же людям, на халяву можно сказать, новые сапоги себе справил. И после этого арестанты будут говорить, что тюремное начальство о них не заботится? Ироды вы все после этого, истинные ироды, мать вашу! Ну что, повели, что ли нашего мазурика?
— Сейчас, дай кровь немного уйму и пойдем, — прогнусавил рыжий, утирая разбитый нос чистой тряпицей, заменяющей ему платок.
Веревий к тому времени немного отдышавшийся, потихоньку приходил в себя. Ему было горько сознавать, что последние минуты, отпущенные ему в этой жизни, он провел на грязном полу, получая удары коваными сапогами тюремщика. Вот и все! Сейчас его подхватят под белы руки, вытащат во двор, а там поволокут на эшафот. Потом мешок на голову, петлю на шею. Экзекутор дернет на себя рычаг, пол провалится под ногами у арестанта и он повиснет. Хорошо если шея не выдержит и хребет сломается сразу, а если нет? Придется висеть и медленно подыхать от удушья, на потеху собравшемуся на тюремном дворе почтенному люду.
Хотя, если честно, то никакого почтения к этой публике Веревий не испытывал. Он жалел лишь об одном. Мало, ой как мало, спровадил он этих людишек в Проклятую штольню. Окажись он сейчас на свободе он бы устроил им ад на земле! Теперь бы он уже не осторожничал, как прежде!
Он ощутил, как его рывком поднимают с пола сильные руки и грубо швыряют на лавку. Вервеий зажмурил глаза, для того чтобы собраться с расползающимися от ужаса мыслями и помотал кудлатой головой. Неожиданно он услышал изумленный вопль, тут же перешедший в придушенный вой. Разлепив слезящиеся глаза, он смотрел во все глаза и не понимал, что происходит.
Оба надзирателя оставив его в покое, неожиданно набросились на второго арестанта, того самого, которому достались сапоги Вервеия. Ему заткнули рот, окровавленной тряпкой, которой рыжеусый надзиратель вытирал свои кровавые сопли из разбитого носа. После этого арестанту сноровисто завели руки за спину и связали.
Когда незнакомцу спутывали руки, тот встретился своими дико вытаращенными глазами с ошеломленным взглядом Веревия. Он принялся что-то протестующее мычать, словно бычок, которого собирались забить на мясо. Но тут ему неожиданно накинули плотный мешок на голову и, несмотря на, то, что тот сопротивлялся, поволокли на тюремный двор.
Глава 5
Когда последний блок песчаника, шумно вывалился из разрушенной кладки и пыль, немного рассеялась, Некра осторожно заглянул в образовавшийся черный пролом. Горя нетерпением молодой жрец Гамар, которого дал ему в помощники Баксути, поспешно сунулся туда со своим факелом. Он чуть было не перешагнул через кучу битого камня, когда Некра довольно бесцеремонно схватил его за плечо и оттащил в сторону. Гамар недоумевающе оглянулся, словно спрашивая, что он сделал не так?
Некра по своему обыкновению был немногословен:
— Эх, Гамар, Гамар! Прежде чем что-то делать, нужно хорошенько думать! Иначе в следующий раз думать тебе будет уже нечем, и незачем!
— Да в чем дело-то? — строптиво спросил его молодой жрец, которого переполняли юношеские амбиции.
— Да в том, — в тон ему ответил Некра, — что фараон Сети, с его архитектором далеко не так просты! Ну не мог он, прекрасно понимая, что рано или поздно я приду сюда, так вот, запросто отдать мне тело Царицы Нефертау. Я всей моей дубленой шкурой чувствую, здесь для меня приготовлена какая-то подлость!
— Ты говоришь о ловушках! Я угадал? — загораясь идеей, воскликнул Гамар. — Старые жрецы говорили мне, что в нашем храме есть много разных ловушек. Например, пересекаешь луч света, и тебе за это прямо в лоб вылетают острые вилы!
— Ну, я уж не знаю, как там, у вас в храме Амона обстоят с этим дела, — нервно усмехнулся Некра. — Но поверь мне на слово, без всех этих сложностей со светом, вполне можно обойтись! Сделать смертельную западню можно из чего угодно. И, кстати, в одну из них ты, сейчас, чуть было не угодил!
— Да, ну! — Гамар удивленно уставился на Некра. — И это где же, если, не секрет?
— Прямо у тебя перед носом, то есть под ногами! — кивнул во тьму парасхит.
Гамар недоуменно перевел взгляд себе под ноги, но, так и не обнаружив ничего подозрительного, недоверчиво посмотрел на Некра.
Тот, изображая немощь, кряхтя, нагнулся и, подняв с земли обломок песчаника, швырнул его прямо в темнеющий перед ними пролом в стене. В ту же секунду раздался громкий скрежещущий лязг металла, и брошенный камень с отвратительным хрустом разлетелся на куски.
— А это еще что такое? — недоуменно спросил Гамар.
— А это глупый, доверчивый жрец, хрустят твои кости на бронзовых зубах созданной руками человека крокодильей пасти! — нервно хохотнул Некра. — Достаточно только хорошенько намазать ее бронзовый механизм маслом, чтобы он не прозеленел насквозь и это приспособление будет терпеливо поджидать свою жертву хоть несколько столетий кряду. Что я тебе только что и продемонстрировал!
После этих слов Некра осторожно проник вовнутрь погребальной камеры, сквозь только что проделанный ими в стене неаккуратный разлом.
— О, великий Осирис и Изида мать наша! — раздался восхищенный возглас Некра из каменной пыли все еще обволакивающей гробницу.
— Что, что там такое? — с болезненным интересом спросил Гамар, настырно пытаясь протиснуться сквозь узкий и низкий пролом в стене.
— Изволь пройти вперед и лицезреть все сам! — с непередаваемой скорбью в голосе вскричал Некра.
Слезы душили его, он едва сдерживал рыдания. Жрец Баксути сдержал свое слово и указал ему верное место. Именно здесь и должна была находиться гробница Нефертау! Чтобы отвлечься Некра поспешно отошел в сторону, предоставив молодому жрецу, возможность увидеть то, что находилось внутри только, что обнаруженной ими потайной комнаты.
То, что открылось взгляду Гамара, было настолько жутко и нереально, что он еще несколько мгновений пытался осознать спит ли он или все еще грезит наяву. То, что увидел молодой жрец, не укладывалось в тесные рамки его небольшого и небогатого на события жизненного опыта.
В самом центре погребальной камеры, своими размерами и пропорциями напоминающую келью послушника, на шести мощных цепях неподвижно висел огромный саркофаг. Массивные бронзовые цепи, словно лишайником были сплошь покрыты зелеными пятнами окислов. Мощные кольца и отходящие от них штыри, судя по их зеленому цвету, также изготовленные из бронзы, были надежно вмурованы в низкий свод, сложенный из грубо отесанного базальта.
Подвешенный на цепях саркофаг поражал воображение. Первое, что бросалось в глаза — это, конечно же, его гигантский размер. Вся поверхность гроба была составлена из множества плоскостей расположенных под небольшим углом друг к другу. Формой своей саркофаг более всего походил на грубо и наспех ограненный драгоценный камень, странной узкой, прямоугольной формы. Так как вся поверхность саркофага была сплошь покрыта слоем пыли, не было никакой возможности определить из какого материала он изготовлен.
Наконец Некра ошеломленный увиденным не менее Гамара сделал над собой видимое усилие и, шагнув к саркофагу трепетной рукой осторожно провел по его поверхности.
— Прозрачный алебастр! — воскликнул он пораженный открывшимся под слоем стертой им пыли видом. — Неужели вся эта махина выточена из огромной глыбы алебастра?
Гамар, подойдя к Некра, боязливо глянул из-за его плеча и неуверенно произнес:
— Разве бывает прозрачный алебастр, да еще зеленого цвета?
— Бывает, только называется он не алебастр, а смарагд! — Некра покосился на жреца. — Существует древняя легенда о Смарагдовой Скрижали, на которой начертаны все тайны мира. По преданию ее создал бог мудрости — Тот Трижды Величайший! Я не удивлюсь, если окажется что этот саркофаг и есть Смарагдовая Скрижаль. По крайней мере, для меня так оно и есть, ибо та, что покоится внутри него, заключает в себе все тайны мира и ответы на них.
Отдав свой факел Гамару, Некра поспешно стянул с себя плащ и принялся старательно стирать им пыль с крышки смарагдового саркофага. Тяжесть всей этой конструкции была настолько велика что, несмотря на достаточно энергичные усилия, прилагаемые парасхитом, гроб практически оставался неподвижным. Он начал всего лишь чуть-чуть раскачиваться на цепях.
Гамар на цыпочках приблизился к Некра, и высоко держа оба факела, заглянул тому через плечо. При этом молодой жрец старался по возможности не дышать. Но так как волнение распирало все его существо, эта задержка дыхания заставляла его сопеть словно стадо гиппопотамов в жаркую безветренную погоду.
То, что предстало изумленному взору Гамара, невозможно было описать никакими словами. Все поэтические сравнения и прочие расхожие прилагательные долженствующие обозначать женскую красоту были тут совершенно неуместны, ибо под толстым слоем полированного смарагда сомкнув густые бархатные ресницы, покоилось само Совершенство!
Оттого что зеленый цвет крышки гроба не давало проникать вовнутрь и отражаться наружу естественному цвету, лакомые губы лежащей в гробу красавицы казались черными, а все лицо напоминало странное и жуткое изображение, исполненное великим художником, страдающим некоей странной болезнью глаз. Весь дивный портрет красавицы был решен в пугающих призрачных тонах темно-зеленого изумрудного цвета. С одной стороны это, шокировало и отталкивало, так как явственно отдавало мертвящим душу тленом. Но с другой стороны, во всем этом присутствовал неизъяснимый лоск и изыск.
— Клянусь клыками Анубиса! — с болезненным придыханием, находясь в сильном волнении, воскликнул Некра. — Неужели я все-таки нашел ее? Светоч глаз моих, любовь всей моей жизни? Друг мой Гамар, неужели мы с тобой все-таки сделали это? Ты хоть представляешь себе, кого нам посчастливилось найти?
— Я не знаю что или кто, покоится в этом смарагдовом гробу — хриплым голосом ответствовал ему молодой жрец. — Но у меня горло сжимается от тоски, глядя на это божественное, нет, скорее демоническое лицо! Прости мою дерзость, но, по-моему, глубокому убеждению, мы с тобой нашли нечто запретное! Ее совершенная красота пугает меня! Вернее будет сказать, убивает! Женское лицо не может быть настолько пугающе прекрасным! Скажи мне кто это?
— Это, Гамар, ни кто иная, как сама Царица Нефертау! — в восторге воскликнул Некра. — Это та самая женщина, воскресить которую я собираюсь! Она и есть моя возлюбленная, чей жизненный путь прервался в бытность ею супругой ненавистного мне фараона Сети! Да будет, он проклят вечно!
— Парасхит, хорошо ли ты подумал прежде чем пытаться вернуть к жизни, то, что покоится в гробу? — с глубоким сомнением в голосе вопросил Гамар. — Насколько мне известно, боги сурово наказывают тех, кто пытается спорить с ними. Воскрешение умершего, разве это не вызов богам? Не хочешь ли ты в гордыне своей стать равным им?
— Мне безразлично, что думают все боги, — нетерпеливо отмахнулся от молодого жреца Некра. — Мне достаточно мнения одного древнего божества, имени которого тебе знать не нужно! В противном случае твой Амон разгневается и отвернется от тебя. Так вот, старый бог, поощряет практику оживления мертвых. Ему издревле поклоняются избранные из числа парасхитов. И я в их числе!
— А почему же фараон Сети, если он так сильно любил свою царицу, не держит гроб с нею возле себя? — неожиданно спросил Гамар. — Ведь она благодаря какому-то колдовству выглядит так, словно и не умирала.
— Это не колдовство, а мое мастерство парасхита, умноженное на силу, которую мне дает древний бог, чьего имени не называют вслух! — расхохотался Некра, при этом в его голосе явственно сквозили безумные нотки. — Если бы Сети держал тело Нефертау подле себя, его боги отвернулись бы от него! Потому что это противоречит их верованиям, согласно которым умершие должны превращаться в ужасные отвратительные мумии. В отличие от них, древнее божество парасхитов, научило нас гениальному искусству, благодаря которому Нефертау и по сей день сохраняет свою красоту нетленной! Поэтому, молодой жрец, реши сам, чьи боги сильнее твои или мои?
Последний вопрос застыл в воздухе, и казалось, что не было нужды отвечать на него вовсе. Ибо то чудо, что покоилось в смарагдовом саркофаге, самим своим существованием, уже ответило на этот вопрос. Словно диковинная бабочка, пойманная клейкой смолой доисторических деревьев тысячелетия назад, женщина неописуемой красоты, покоилась внутри грубо ограненного огромного куска янтаря странного зеленого цвета.
— Это же, как надо не любить людей, чтобы выдумать такую пакость! — возмущено вскричал Иннокентий Павлович, как только вновь обрел способность говорить. — В гробу я видал такое колесо обозрения!
Чудовищное бронзовое колесо лишило его душевного равновесия. Впрочем, не только его. Ольга и Абу, которым также как и Иннокентию Павловичу предстояло пройти под этим плодом чьей-то извращенной фантазии явно чувствовали себя не в своей тарелке. Сенесею удалось-таки перебраться на другую сторону коридора. И теперь он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, переживая за своих друзей, но больше всего за Ольгу, которая вызвалась идти следующей.
— Беги, как можно быстрее, не оглядывайся и не верти головой! — напутствовал ее Иннокентий Павлович. — И самое главное, внимательно смотри себе под ноги, а то не дай бог еще споткнешься!
Ольга в пол уха слушала напутствия старика, нервно покусывая нижнюю губу. К этому времени он окончательно минимизировала свое платье, сократив его с помощью кинжала до размеров набедренной повязки, для того чтобы оно не мешало ей бежать. Сделав несколько глубоких вдохов, Ольга пригнулась и бросилась вперед.
Сенсей, несмотря на весь ужас положения, при виде обнаженных грудей и тяжких бедер, колышущихся в такт движениям подруги, к своему величайшему стыду ощутил острое желание. И не удивительно, Ольга двигалась безупречно, с кошачьей грацией преодолевая метр за метром. Стройные ноги несли ее навстречу Сенсею, который упав на колени, протянул к ней руки в молитвенном жесте.
И тут снова появилось это чертово колесо! Ольга краем глаза заметила, что у нее над головой происходит какое-то движение, не предвещающее ничего хорошего. Она не стала отвлекаться, а лишь увеличила скорость. К счастью выбранная ими тактика принесла свои плоды, к тому времени, когда бегунья поравнялась с колесом, его страшные шипы были еще достаточно высоко над ней. Прогрохотав положенный ему путь и опустившись почти до самого пола, колесо стремительно взмыло вверх и исчезло в потолке.
Сенсей подхватил на руки, обессилевшую от быстрого бега Ольгу и долго не хотел отпускать ее, покрывая ее лицо и грудь жаркими поцелуями. Лишь, когда она вырвалась из его цепких объятий, Сенсей немного успокоился. Он хотел было махнуть рукой Иннокентию Павловичу, чтобы тот приготовился к старту, но внезапно с пугающей ясностью осознал, что старик просто не сможет выдержать бешеный темп бега. Если ему все-таки повезет и его не раздавит колесо, то он умрет от инфаркта, минут через десять после такой пробежки.
— Палыч, стой, где стоишь! — предостерегающе поднял руку Сенсей, привлекая внимание Иннокентия Павловича, который, судя по всему, всерьез решил бежать дистанцию. — Ты не создан для спринта! Мы с Абу сейчас доставим тебя в лучшем виде!
Влепив Ольге звучный поцелуй, Сенсей развернулся и припустил по коридору в сторону Иннокентия Павловича и Абу. Как ни странно, чудовищное колесо никак не отреагировало на его движение по коридору. Видимо оно срабатывало лишь на входе, выходящие же люди совершенно не интересовали ужасный механизм.
— Ты хочешь, чтобы нас разом всех троих размазало по полу? — слабо сопротивлялся Иннокентий Павлович, для вида отбиваясь от Сенсея и Абу, которые с самым решительным видом, подступили к нему с двух сторон.
— Молчи, безумный старик! — прикрикнул на него Сенсей. — Ты что всерьез думаешь пробежать эту стометровку и при этом не сдохнуть?
Он сплел свои руки с руками Абу и на это импровизированное сидение они посадили Иннокентия Павловича. Сенсей попрыгал на месте, потом подвигался, изображая бег, после чего на лице его появилось недовольное выражение.
— Что скажешь? — спросил он Абу.
— Неудобно бежать боком, — поморщился тот. — Трудно дышать и слишком медленно. Боюсь, не успеем.
— Правильно, мы же не крабы, чтобы боком бегать! Поэтому слазь Палыч с нас, на грешную землю! Попробуем армейский вариант.
Почему Сенсей назвал этот вариант армейским, история умалчивает. Заключался же он в том, что поставив Иннокентия Павловича посередине, Сенсей и Абу закинули его руки себе на шеи и крепко взялись за его запястья.
— Когда побежим, просто переставляй ноги как можно быстрее, — напутствовал его Сенсей. — Если устанешь или не будешь успевать за нами, то подгибай ноги и просто висни на нас, понял?
— Понять то я понял…, - начал, было, Иннокентий Павлович разводить очередную внеплановую дискуссию.
Но Сенсей прервал его разглагольствования, скомандовав:
— На старт, внимание, марш!
Уже через десять метров Иннокентий Павлович вынужден был подтянуть свои ноги, так как не успевал переставлять их вслед за своими более молодыми и резвыми друзьями. Пару раз их «чудо-тройка» чуть было не навернулась, из-за того, что сначала споткнулся Абу, а затем и сам Сенсей. Но всякий раз им удавалось удержаться на ногах и продолжить свой отчаянный бег. Как ни старались они двигаться с максимально возможной скоростью, дело чуть было не кончилось плачевно. Колесо уже грохотало в опасной близости с их головами, когда предостерегающий вопль Ольги «Ложись!» швырнул их на пол.
Она с замиранием сердца смотрела на то, как троих мужчин лежащих на полу, накрывает чудовищной зеленое колесо с огромными шипами. Ей показалось, что она явственно расслышал хруст костей дробящихся костей и черепов. Колесо с грохотом прокатилось дальше, а Ольга помертвевшими от ужаса глазами уставилась на, то место, где ожидала увидеть три раздавленных трупа. Но вместо кровавой каши там оказались три тела. Беглого осмотра ей хватило, чтобы понять, что никто из них не пострадал.
— Встать! — закричала Ольга, вложив в свой голос всю ненависть к трем ублюдкам, которые чуть было вновь не оставили ее одну, в этом гадком подземелье.
Сенсей несмело поднял голову, за ним Абу, а потом и Иннокентий Павлович начал подавать признаки жизни. После этого, не сговариваясь, они вскочили на ноги и быстро добежали до Ольги. Вместо заслуженного, по его мнению, поцелуя Сенсей получил хлесткую пощечину. Озадаченно потерев покрасневшую щеку, он не стал заморачиваться и выяснять у Ольги, за что именно схлопотал по морде.
Третий коридор, таящий в себе очередную ловушку, доставил им еще больше хлопот.
— Как можно двигаться на трех ногах? — спросил Иннокентий Павлович, который к этому времени уже успел прийти в себя, в отличие от тащивших его Сенсея и Абу. — Это на четвереньках, поджав одну ногу, как бобик, который собирается пописать?
— А нельзя приспособить для этого дела вон те палки, что стоят в углу? — поинтересовалась Ольга, ткнув факелом в сторону. — Ведь именно про человека с клюкой и говорилось в загадке сфинкса.
Сенсей иронично хмыкнув, выбрал себе палку и шагнул в коридор. К его удивлению пол здесь был выложен небольшими плитами, на которых при желании можно было встать сразу двумя ногами. Иннокентий Павлович отодвинув Сенсея в сторону, принялся своей палкой тыкать в каждую плиту первого ряда поочередно. Все плиты были как плиты, пока одна из них вдруг не провернулась на скрытом шарнире, после чего один ее край легко и свободно ушел вниз. Если бы кто-нибудь наступил на нее в полную силу, он тут же провалился бы под землю. Можно было не сомневаться, что внизу на порядочной глубине его ждала яма с отвесными стенами, дно которой было утыкано острыми кольями.
Стоило Иннокентию Павловичу отдернуть от плиты палку, как она сразу же вылезла обратно наверх. К его удивлению соседняя с этой плита также вращалась на шарнире. Таким образом, ширина ловушки составляла две плиты. Строго оглядев остальных, Иннокентий Павлович продолжил обследовать второй ряд плит, за ним третий и так далее и тому подобное. К тому времени, когда они, наконец, благополучно перебрались через весь коридор, с Иннокентия Павловича сошло десять потов от напряжения.
— Как думаете, на этом ловушки закончились, или сфинкс приготовил нам на закуску еще что-нибудь особенное? — задумчиво пробормотал он, утирая пот с лысины и наблюдая, как за ними опускается каменный блок, наглухо запечатывая их в брюхе сфинкса.
Оглядев помещение, в котором они оказались, друзья обнаружили множество загадочных рычагов, и целую систему вращающихся воротов, которые уходили в стены подземелья. Все они были изготовлены из дерева. Пока Иннокентий Павлович, Сенсей и Ольга ломали голову над их назначением, Абу решительно подошел к какому-то рычагу и, взявшись за него обеими руками, смело потянул вверх. Прежде чем Иннокентий Павлович успел крикнуть египтянину, чтобы тот ничего здесь не трогал, закрывавший дверной проем каменный блок начал снова подниматься наверх. Тем временем, Абу перешел к вороту и принялся вертеть его, с лязгом наматывая на него цепь, тянущуюся из дыры в стене.
Друзья с замиранием сердца наблюдали за его священнодействиями. Молодой вор вел себя так уверенно, словно занимался этим каждый день. Как выяснилось, посредством сложной комбинации рычагов и воротов Абу ухитрился отключить все ловушки и поднять все три двери.
На немой вопрос, как среди множества ложных бутафорских рычагов и штурвалов он выбрал именно те, что были нужны, Абу хитро улыбнулся и пояснил:
— Я трогал только те рычаги и рукоятки, которые были истерты от длительного использования. Те, что выглядят, как новые никто, никогда не использовал. Это старый воровской прием.
Подивившись сообразительности Мемфисских воров, друзья вернулись назад и, собрав весь свой скарб, брошенный впопыхах в процессе прохождения через ловушки, двинулись вглубь сфинкса.
Когда они свернули в очередной тоннель, над ухом у Ольги внезапно просвистела стрела, выпущенная кем-то из темноты. Сенсей кинувшись, назад успел увлечь друзей обратно за поворот, прежде чем по коридору словно рой разозленных пчел просвистела целая туча стрел.
Глава 7
Веревий решил, что на это утро был назначено две казни. Малохольного арестанта, которому достались его сапоги, увели во двор вешать первым. После того, как с ним будет покончено, настанет черед Веревия. Мысли о небольшой отсрочке вовсе не обрадовала его, скорее напротив. Веревий уже устал бояться и мечтал лишь об одном, чтобы все наконец-то закончилось и чем скорее, тем лучше.
Сердце его болело от нескончаемой бешеной скачки, которому оно подвергалось последние несколько дней. Руки и ноги Веревия были ледяными, такими словно он уже пересек границу, отделяющую живых от мертвых и бесповоротно присоединился к последним. Огромный купчина фигурой своей и статью, походивший в лучшие свои дни на медведя, теперь трясся как овечий хвост. Его ручищи, которыми он на спор по пьяному делу разорвал пополам не одну колоду игральных карт, теперь беспомощно дрожали, словно у парализованного немощного старика. С ладоней его тоненькими ручейками стекали струйки ледяного пота.
Когда, по-прошествии часа, в комнату морга внесли на носилках бездыханное тело повешенного, накрытого истрепанным арестантским одеялом, Веревия скрутило в бараний рог и вырвало.
— Экий ты братец, оказывается слабенький! — удивился рыжеусый тюремщик. — А по тебе и не подумаешь.
— Чем больше дерево, тем легче оно валится! — презрительно изрек, вошедший следом за ним пожилой надзиратель. — Не желаешь полюбопытствовать, что тебя ждет?
С этими словами тюремщик откинул верх одеяла в сторону, и брезгливо двумя пальцами сорвал с головы покойного мешок. Глазам Веревия предстало жуткое зрелище. Между посиневших губ покойника торчал, вывалившийся наружу черный язык, прокушенный до крови. Выпученные, закатившиеся белые глаза, казалось вот-вот вывалятся из орбит и покатятся как фарфоровые шарики. Шея повешенного была неестественно вывернута, и на ней четко выделялся багровый след от веревки.
— Маленько не повезло ему, — констатировал рыжеусый, осторожно трогая разбитый Веревием нос. — Шея у него крепкая оказалась, да и вес маленький. Долго ему пришлось в петле мучиться, пока воздух в легких не закончился и он совсем не задохся.
— Ну да, а тут как на грех шея возьми да сломайся! — доброжелательно рассмеялся пожилой тюремщик. — Но ты купец не грусти, мужчина ты грузный, упитанный, твоя шея такой туши точно не выдержит. Только из-под тебя половицы выскочат, как она враз сломается. Хрусть и все твои мучения закончились!
— А может только начнутся, мучения-то. Я слыхал в аду таких душегубов, как ты горячий прием ожидает! — хохотнул рыжеусый. — Там, небось, уже и дров под кастрюли и сковородки подкинули тебя ожидаючи!
Услыхав такое, Веревий почувствовал, что у него самого не хуже чем лежащего перед ним повешенного, начинают закатываться глаза. После этого пол неожиданно ушел у него из-под ног, и он бухнулся в обморок.
Пришел он в себя от того, что в лицо ему брызгали ледяной водой. Со стоном разлепив глаза, он вновь обнаружил себя в обществе своих мучителей, рыжего и пожилого надзирателей.
— Ну, слава тебе господи, кажись, очнулся! — радостно воскликнул усатый. — С прибытием! А то, я уж думал, не свидимся более!
— Сплюнь, балда! — в сердцах выбранил его второй. — Еще не хватало нам, чтобы он раньше времени перекинулся! Было сказано, этого ирода, попугать, так чтобы ему белый свет с овчинку показался, а не угробить до смерти!
— Да что с ним сделается, с этаким кабаном? Вон лежит и хрюкает в свое удовольствие!
— Слышь купец! Водки выпьешь, чисто для храбрости? — перебил младшего товарища пожилой, склоняясь над Веревием.
Причем в глазах его сквозило откровенное беспокойство. Веревий был ему ни сват, ни брат, отчего же он вдруг принимал в нем такое неподдельное участие? Это всерьез взволновало приговоренного к повешению арестанта. Неужели все это делается лишь для того, чтобы сберечь его для эшафота? Вряд ли, какая разница тюремному начальству от чего примет окочур их арестант, от веревки или от разрыва сердечной жилы? Нет, тут что-то другое, какой-то другой интерес.
Веревий весь, дрожа, принял из рук тюремщика мятую солдатскую кружку до половины наполненную водкой. Да и не водка это оказалась вовсе, а какая-то сивуха, к которой в лучшие времена он бы, не притронулся, даже если бы умирал со страшного похмелья. Но сейчас он с удовольствием ощутил, как нутро его жестоко ожгло, а в нос ударил густой сивушный дух. Это было лишним подтверждением того, что он в состоянии чувствовать, ощущать и радоваться этому обстоятельству, а значит, все еще по-прежнему жив. В глазах его блеснули слезы, и он почувствовал прилив благодарности к толстому неряшливому надзирателю. Это чувство было сродни тому которое испытывает бродячий пес, нежданно негаданно получивший от незнакомого прохожего, вместо привычного пинка или грубого окрика, подачку.
— Ну, вот так-то лучше, — неожиданно добродушно проговорил пожилой, помогая Веревию взбодренному огненным напитком, подняться с пола и сесть на лавку. — Ты тут пока посиди, отдохни, а мы покамест, с другим делом разберемся.
После этих слов, надзиратели приступили к носилкам, на которых лежал повешенный, и сдернули с него одеяло.
— Раз, два, взяли! — скомандовал пожилой и, взявшись за голову, а рыжий за ноги, они сняли тело с носилок и положили его поодаль.
— Эй, купец! — окликнул рыжий Веревия, смотрящего во все глаза на непонятное действо, разворачивающееся прямо перед ним. — Ложись, давай сюда!
— Зачем? — удивленно спросил он.
— Не, ну если ты не хочешь ты можешь не ложиться! — искренне возмутился рыжий. — Тогда пойдем, выйдем на двор и повесим тебя не понарошку, а взаправду!
Только сейчас до Веревия, наконец, начал доходить смысл всего происходящего с ним. Выходит, что его с самого начала никто и не собирался вешать? И все эти ужасные подробности и приготовления к его казни были спектаклем? Интересно кому мог понадобиться весь этот цирк? Получается, что он был затеян с одной единственной целью, запугать его до кровавого поноса. Что же, Веревий должен был признать, что кто бы это ни был, он весьма преуспел в своей жестокой затее. Веревий был готов прозакладывать душу самому дьяволу, лишь бы избежать повешения.
— Ну, так ты ляжешь на носилки или тебя силком уложить, для твоего же блага? — вывел его из состояния ступора нетерпеливый возглас рыжего тюремщика.
Веревий молча и беспрекословно, занял место на матерчатых носилках. Низ его портов тут же пропитался мочой оставшейся после лежавшего здесь тела повешенного. Как выяснилось, этого добра тут натекла целая лужа, и никому из надзирателей не пришло в голову опрокинуть носилки. Он едва не вскочил со своего ложа, едва учуял отвратительный запах, но через пару секунд изменил свое первоначальное решение, посчитав, что за возможность остаться в живых это не такая уж большая цена.
Закрыв Веревия изношенным арестантским одеялом, которым до этого было накрыто тело повешенного, надзиратели подняли носилки и куда-то потащили их. Веревий раскачиваясь в такт торопливым шагам, лежал и думал о превратностях судьбы. Всего лишь пару недель тому назад ему и в голову не могло придти, что его и Карла поймают, словно обычных рыночных воришек и все их грандиозные планы пойдут коту под хвост.
Веревий, хорошо зная своего друга, не сомневался в том, что Карл сумеет, как-нибудь выкрутиться. Так, что ему оставалось озаботиться спасением своей собственной шкуры. Судя по тому, как развивались события последние несколько часов, к решению его судьбы подключился кто-то весьма влиятельный. Оставалось лишь гадать, зачем ему, или им, все это могло понадобиться? Что такого интересного можно было у него разузнать?
В этот самый момент Веревий прикусил язык. Уж чего-чего, а узнать от него было можно много чего интересного. И относительно скарабея, которого Карл притащил, черт те знает, откуда, и насчет Проклятой штольни Веревий также мог порассказать много чего любопытного. Как про скормленных троглодитам людей, так и про несметные золотые запасы, таящиеся под землей, глубоко внутри Волжского берега. Любая из этих тем вполне могла быть той самой причиной, по которой его не отправили на эшафот, подсунув вместо него первого попавшегося тюремного дурачка.
В это время Веревий неожиданно ощутил, что носилки, в которых он находился, куда-то поставили. Судя пол шелесту соломы, а также по сильному запаху конского пота, его погрузили на телегу, запряженную лошадью.
— Но, трогай! — зычно крикнул возничий, и телега немилосердно скрипя, всеми четырьмя колесами покатилась.
— Кого везешь? — послышался грубый окрик, после чего телега неожиданно встала.
— А то ты сам не знаешь? — язвительно спросил возничий. — Знамо кого, арестанта казненного на погост. Ты никак подсобить хошь?
— Да иди ты, куда шел! — сердито сплюнул охранник.
После этого заскрипели открываемые входные ворота и телега с Веревием, судя по всему, беспрепятственно выехала с тюремного двора.
Сердце его пело от восторга — он свободен! Неужели он действительно на воле? Впрочем, за той кажущейся легкостью, с какой он оказался на свободе, стояла чья-то железная воля и, судя по всему, весьма большие финансовые возможности. Оставалось только догадываться, чего именно от него потребуют взамен его чудесного избавления от виселицы?
Глава 8
Караван растянулся почти до самого горизонта. Судя по множеству огромных тюков, притороченных к верблюдам, и немногочисленной охране, караван принадлежал богатому, но не очень умному купцу. Всем было хорошо известно, что в пустыне вокруг Мемфиса хозяйничают разбойничьи шайки Крыс пустыни. В последнее время, чувствуя собственную безнаказанность, они совсем распоясались и обнаглели больше обычного. Вдобавок ко всему, они подобно своим черным хвостатым собратьям расплодились сверх всякой меры.
Но отнюдь не это обстоятельство заставило Эхнасета, начальника стражи фараона Сети, предпринять конкретные шаги для поимки обнаглевших разбойников. Будучи человеком уже не первой молодости Эхнасет, возможно и дальше продолжал бы смотреть на проделки Крыс сквозь пальцы, если бы, не напросившиеся к нему на прием старейшины купеческой гильдии.
Почтенные старцы преподнесли ему богатые подношения, для того, чтобы их нижайшие просьбы были хорошо расслышаны начальником стражи. Купцы, терпевшие солидные убытки от набегов разбойников были всерьез обеспокоены сложившейся вокруг Мемфиса ситуацией. О чем они напрямую и сообщили Эхнасету, довольно прозрачно намекнув, что если он не сможет найти управы на разбойников, купцы найдут способ сообщить о его бездействии самому фараону. Можно было не сомневаться, что скорый на расправу Сети по своему обыкновению скормит нерадивого вельможу крокодилам, о чем сам же будет жалеть и печалиться уже к вечеру этого дня.
Не желая и далее испытывать судьбу, Эхнасет решил устроить грандиозную облаву на разбойников. С этой целью он разослал верных людей по всем караван-сараям, чтобы распустить сплетню о том, что некий купец собирает большой караван с богатыми товарами для торговли на северном побережье моря с иноземцами. Особый упор делался на то, что недальновидный купец решил сильно сэкономить на охране каравана и нанял для этого каких-то неумытых бродяг, вдобавок ко всему в количестве явно недостаточном для охраны такого большого каравана. Перебить их не составит большого труда, хотя, скорее всего охрана едва завидев более сильного противника, просто сбежит, бросив караван на произвол судьбы.
Эхнасет был более чем уверен, что мимо внимания Крыс, многочисленные осведомители которых шныряли по всему Мемфису, эта информация не пройдет. Они обязательно попытаются атаковать беззащитный караван, чтобы завладеть таким лакомым куском. Взяв с собой воинов в количестве достаточном для проведения крупномасштабной облавы, Эхнасет переодел их кого купцами, а кого погонщиками верблюдов. Конницу, изображавшую разномастное отребье, выдавало лишь отменное вооружение и прекрасные кони.
День клонился к закату, солнце готовилось к тому, чтобы опуститься за темно-сиреневые горы, видневшиеся вдали. Пустыня стала готовиться к тому, чтобы сменить невыносимую дневную жару на пронзительный ночной холод. Несмотря на то, что передвижение в пустыне ночью было намного комфортнее, нежели днем, под палящими лучами солнца, все же большинство караванщиков предпочитало передвигаться в светлое время суток. По крайней мере, можно было во время разглядеть приближающихся незнакомых путников, которые с равным успехом могли быть, как мирным караваном, так и разбойничьей шайкой, замаскированной под торговцев.
Эхнасет, в своем тщеславии, не мог не примерить на себя роль богатого купца, хозяина каравана. Он ехал на белом верблюде в самой середине, в непосредственной близости от него неотлучно находились двое всадников, выглядевших, словно самые настоящие оборванцы кочевники. На самом же деле они были его верными помощниками и ловили каждый взгляд и слово своего начальника. Высланные далеко вперед дозорные вскоре вернулись с тем, чтобы сообщить, что впереди до самого горизонта пустыня чисто. Единственными живыми созданиями здесь были лишь члены каравана, да, пожалуй, еще змеи и ящерицы начавшие выползать их своих нор на песок, для того чтобы отправиться на ночную охоту.
Эхнасет поднял было руку для того, чтобы скомандовать остановку на ночь, когда вдруг позади каравана послышалось нестройное улюлюканье и топот множества лошадиных копыт.
— Ага, наконец-то, Крысы пустыни пожаловали к нам в гости! — криво усмехнулся Эхнасет. — Не спугните, подпустите их поближе!
К начальнику стражи подвели горячего жеребца, на которого тот, несмотря на солидный вес, легко перебрался прямо с верблюда. Вытащив из притороченного к седлу колчана лук, Эхнасет наложил на тетиву оперенную стрелу и терпеливо ждал, когда атакующие разбойники окажутся в пределах досягаемости. Остальные воины, также опустив поводья, достали луки и приготовились, к тому, чтобы дать прицельный залп по команде.
Разбойников оказалось несколько больше, чем предполагал Эхнасет. Впрочем, его это нисколько не огорчило, а наоборот, только еще сильнее раззадорило. По всей видимости, в ожидании большой добычи несколько отрядов Крыс объединились для того, чтобы нанести молниеносный и жестокий удар по многочисленному каравану. Освещенные последними лучами заходящего солнца они мчались, словно стая саранчи, сметающая все на своем пути. По мере приближения к каравану стали видны клинки, блестевшие в руках нападавших.
Когда, казалось, еще чуть-чуть и разбойники, врезавшись в нестройную толпу купцов и погонщиков, разрежут караван пополам, Эхнасет поднял свой лук и натянул тетиву. Быстро прицелившись, он выпустил стрелу на волю. Пропев свою смертельную песню, она глубоко вонзилась в грудь вырвавшегося впереди всех могучего кочевника и выбила его из седла. Скатившись с лошади, он несколько раз кувыркнулся через голову, прежде чем его затоптали копытами, стремительно мчавшиеся лошади.
Каждый воин Эхнасета успел выпустить по две стрелы, прежде чем разбойники поняли, что угодили в хитроумно расставленную ловушку. После того, как их ряды понесли ощутимые потери, они сделали попытку обойти караван и уйти в пустыню, но не тут-то было! Разгоряченные лошади, которых Крысы начали спешно разворачивать вынесли их практически вплотную на поджидавшую их конницу Эхнасета. С лязгом вынув мечи, они кинулись рубить разбойников.
Не привыкшие иметь дело с профессиональными воинами Крысы пустыни, и повели себя как настоящие крысы. Даже не пытаясь оказать сопротивления, они, не стали втягиваться в бой. Уворачиваясь от сыпящихся на них со всех сторон ударов, Крысы попытались уйти обратно в пустыню.
Оставшиеся в живых разбойники, сбившись в кучу, безжалостно погоняя лошадей на огромной скорости, уходили в сторону видневшихся вдалеке пирамид Гизы, вершины, которых уже посеребрила луна, взошедшая на смену дневному светилу.
Эхнасет во главе конницы несся сломя голову вслед за трусливо убегающими Крысами. По истечении некоторого времени он велел умерить бег коней, решив сохранить их сравнительно свежими для того, чтобы нанести заключительный удар по сбежавшему противнику. В оставленный далеко позади караван, который не успевал догнать их, был отправлен гонец с приказом идти маршевым шагом вслед за ними. Без запасов воды и продовольствия, которые находились в караване, и воинам, и их коням пришлось бы нелегко.
— Никуда Крысы от нас не денутся, — с усмешкой, не предвещавшей ничего хорошего, сказал Эхнасет своим ближайшим помощникам. — Им негде от нас укрыться. Видимо боги совсем отвернулись от них, если лишили разума их вожака. После того, как они загонят своих несчастных лошадей, мы спокойно доберемся до них и перебьем их всех до единого. Их отрубленные головы мы выставим на всеобщее обозрение возле Мемфисских ворот, чтобы никому не было повадно устраивать нападения на караваны честных купцов вблизи границ города.
Между тем, ночь накрыла своим покрывалом пустыню. Эхнасет не позволил зажечь факелы с тем, чтобы преследуемый ими противник не смог определить их местоположение. В отличие, от них разбойники оказались не столь мудры. Несколько горящих факелов, словно светлячки, путеводными звездами указывали путь, по которому Крысы уходили на своих конях, еле переставлявших копыта от усталости.
К этому времени расстояние между преследователями и разбойниками существенно сократилось. Пирамиды Гизы стали видны во всей своей ужасающей красе. Их чудовищный размер по мере приближения к ним подавлял человеческую волю и внушал страх.
— Так ли уж необходимо нам приближаться настолько близко к этим вместилищам ужаса? — хриплым от волнения голосом спросил Эхнасета один из его офицеров. — Наши люди не на шутку напуганы.
— Хорошо, что ты предлагаешь? — поинтересовался Эхнасет, которого также не прельщала пугающая перспектива оказаться посреди пирамид ночью.
— Я предлагаю, разделиться на два отряда и обойти пирамиды с двух сторон, — поделился своими мыслями старый воин. — Таким образом, мы отсечем им путь к отступлению с флангов. А так как сейчас наша скорость значительно превышает их способность передвигаться, то они, двигаясь вперед, неминуемо выйдут на нас, именно туда, где мы будем поджидать их в засаде.
— А, что мы будем делать, если они вдруг решат остановиться на ночь среди пирамид? — спросил с сомнением в голосе Эхнасет. — Ждать утра, чтобы их лошади за это время отдохнули, да и они сами набрались сил перед предстоящим сражением? Так что ли, по твоему?
— Я признаю, что предложил глупость, — после некоторого раздумья ответил офицер. — Давать Крысам время на передышку было бы непростительной ошибкой.
Эхнасет потрепал старого друга по плечу и дал команду продолжать движение в сторону пирамид. Для того, чтобы не напороться впереди на засаду, Эхнасет отправил вперед разведчиков. К этому времени Крысы неожиданно погасили все свои факелы.
Вскоре вернулся один из разведчиков. Его доклад напугал Эхнасета до рези в животе и если бы не окружавшие его солдаты, он не раздумывая слез бы с коня и отошел в пустыню для того, чтобы облегчиться. Разведчик сказал, что Крысы в спешном порядке спешились и теперь заходят в потайную дверь каким-то колдовским образом открывшуюся в статуе Большого Сфинкса. Видимо эти твари решили, пользуясь темнотой, укрыться и отсидеться в этом кошмарном изваянии.
Эхнасет, несмотря на то, что ему этого очень не хотелось делать, поднял руку с зажатым в ней мечом и зычно прокричал:
— Вперед в атаку! Перебьем трусливых Крыс, прежде чем они успеют заползти в сфинкса!
Глава 9
— Ничего не скажешь теплый прием! — рассерженно пробормотал Сенсей, напряженно вглядываясь в темноту.
— Любопытно, кто успел сюда забраться раньше нас? — подивился Иннокентий Павлович, после чего громко крикнул. — Вы что с ума посходили, мы свои!
В этот момент, из темноты, вместо ответа, со свистом вылетел боевой топор. Все произошло так неожиданно, что ни Сенсей, ни Иннокентий Павлович, не успели пригнуть головы, а только почувствовали, как что-то впритирку прошелестело у них над шлемами.
Топор, стремительно вращаясь, врезался в дальнюю стену тоннеля и со звоном отлетел в сторону, не причинив при этом никому вреда.
— Свети! — коротко скомандовал Сенсей и, сунув свой факел Абу, вытащил секиру, висевшую у него за спиной.
Молодой вор настороженно пригнулся и послушно поднял два факел повыше. Сенсей весь, подобравшись, медленно двинулся вперед. Неверный свет факелов, так и не высветив никого, плясал в пространстве тоннеля.
Едва Сенсей шагнул за угол, как на него из темноты стремительно и бесшумно выпал здоровенный нубиец с огромным топором, занесенным над головой. Сенсей прокрутившись на месте, ушел из-под удара и отскочил в сторону. Чернокожий гигант со свистом рассек пустоту топором. В следующий момент Сенсей, со всего маху нанес ему сокрушительный удар ногой в правый бок. Сломанные ребра гадко хрустнули, как пересохшие прутья ивовой корзины. Нубиец, отлетев в сторону, выронил по дороге свой топор и мешком рухнул на колени. Он широко открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на сушу. Судя по всему, он начисто разучился дышать.
Сенсей опустив гиганту на затылок рукоятку своей секиры, проломил ему череп. Настороженно прислушавшись, он вглядывался в темноту, ему совсем не улыбалось получить пару стрел от неизвестных лучников, затаившихся в темноте.
— Милый! — Ольга коснулась напряженного плеча Сенсея. — Если кинуть вперед в тоннель пару факелов мы сможем разглядеть, кто там прячется в темноте. Однажды давным-давно я сталкивалась с подобной тактикой, и она себя полностью оправдала.
— Мне тоже почему-то кажется, что эти негодяи не стреляют по одной единственной причине. Они хотят подпустить нас поближе, чтобы бить наверняка, — поддакнул Иннокентий Павлович.
— Ольга и Абу приготовили луки, Палыч ты по сигналу кидаешь вперед факелы, как можно дальше! — скомандовал Сенсей. — Готовы? Палыч, давай!
Два факела взвились в воздух и с шумом, прочертив длинную дугу, упали метрах в десяти, впереди от наступающих. Нескольких секунд Сенсею хватило на то, чтобы увидеть и по достоинству оценить обстановку. Возле очередного поворота, который делал тоннель, стояли четыре человека, держащих луки наизготовку. Яркий свет, брошенных факелов, неожиданно метнувшийся в их сторону сбил лучников с толку и они промедлили всего лишь мгновение.
— Пли! — рявкнул Сенсей и, три стрелы понеслись в сторону обороняющихся.
Но, лучники, несмотря на, то, что они были частично ослеплены светом факелов, все же успели выстрелить практически наугад.
Только сейчас Иннокентий Павлович, Ольга и Абу смогли по достоинству оценить дальновидность Сенсея заставившего облачиться их в тяжелые и неудобные доспехи. Иннокентий Павлович получив стрелу прямо в центр груди, охнул и повалился на пол. У Ольги, прошедшая по касательной, стрела задела правое плечо и если бы на нем не было кованого наплечника, безжалостно вырвала бы из него кусок плоти. Сам же Сенсей, получивший стрелу в верх бронзового шишака, лишь заворчал, и помотал головой. За свою жизнь он получал по голове и не такие удары. Для того, чтобы свалить его с ног, нужно было что-нибудь посущественнее. Один лишь Абу не понес никакого урона, впрочем, также как и его доспехи, оставшиеся целыми и невредимыми.
В отличие от нападавших, обороняющиеся были начисто лишены, каких бы то ни было защитных приспособлений. У них не было ни доспехов, ни щитов. За свое легкомыслие они жестоко поплатились. В тоннеле остались лишь двое лучников. Один из них скрючившись на полу, сжимал торчащее из живота древко оперенной стрелы и душераздирающе стонал. Второй лежал на спине, не подавая никаких признаков жизни. Что впрочем, было совсем не удивительно, так как у него из левого глаза торчала стрела. Двое, оставшихся в живых, благоразумно отступили во тьму тоннеля.
Подав руку Иннокентию Павловичу, Сенсей поднял его на ноги:
— Ну, что старый перец, жив?
— Твоими молитвами! — сердито проворчал тот, потирая ушибленную грудь. — Но синяк будет, надо полагать, на всю грудь.
— Ничего страшного, главное, что не дырка! — белозубо рассмеялся Абу.
— С этим, что делать будем? — болезненно скривившись, Ольга кивнула в сторону, лежавшего на полу, стонущего противника. — С таким ранением, он все равно уже не жилец, а мучиться будет еще очень долго.
Сенсей мрачно посмотрел на подругу и, подойдя к смертельно раненному воину, проворчал:
— Извини, брат, ничего личного!
После чего коротким ударом секиры прекратил его мучения.
Оставив после себя два бездыханных тела, принадлежавших непонятному противнику, друзья двинулись дальше. При этом они постоянно помнили о том, что в темноте их могут подстерегать двое все еще оставшихся в живых лучника.
— Смотрите! — Ольга неожиданно указала мечом себе под ноги.
На пыльном каменном полу явственно виднелись маслянисто блестевшие в трепетном свете факелов капли крови.
— Один из них ранен, причем довольно серьезно, — проворчал Сенсей, коснувшись пальцами крови и рассмотрев ее на свету. — Кровь темная артериальная, значит, без перевязки он долго он не протянет.
Неожиданно тоннель вывел их в большой зал. То, что предстало их взору, напоминало низкобюджетную голливудскую постановку, про арабские приключения. Весь дальний угол помещения был завален тюками и сундуками, наполненными всякой всячиной. Особняком располагались драгоценности, золото и серебро. Неверный свет факелов плясал на пыльных боках золотых кувшинов и серебряных блюд, богато изукрашенных драгоценными камнями.
— Пещера Али Бабы! — восхищенно взревел Иннокентий Павлович. — Как антиквар, я могу сказать, что здесь добра на многие лямы баксов!
— Так это и есть сокровище Древних? — с сомнением в голосе спросила Ольга.
— Вряд ли, больше похоже на склад награбленного добра, — ответил ей Сенсей.
— Это место принадлежит разбойникам! — с тревогой в голосе, произнес Абу. — Если они застанут нас здесь, то убьют! Будет лучше взять столько сколько мы сможем унести камней и золота и побыстрее убраться отсюда!
— Остановитесь безумцы! — неожиданно прогремел повелительный возглас.
Из маленькой незаметной в густой тени двери на свет вышел небольшой сухонький старик, с необычайно бледной кожей.
Сесней, Ольга и Абу тут же направили в его сторону оружие.
— Знаете ли вы, в чьи пределы вторглись, и отдаете ли себе отчет о неотвратимой каре, что ждет вас? — гневно потрясая руками, покрытыми пигментными пятнами вскричал старик. — Эта место веками принадлежало кочевым племенам! Вы же, недостойные, явились сюда и осквернили своим присутствием эту сокровищницу!
— Слышь дед, хватит болтать! — нетерпеливо прикрикнул на него Сенсей. — Нам твои сокровища не нужны, мы ищем другое! Тебе известно, что-нибудь про огромных черных скарабеев, которые могут ползать по времени?
Старик, поджав губы, вперил в него тяжелый взгляд необычайно темных глаз.
— Я Хет, хранитель сокровищ Большого Сфинкса. Мне многое ведомо, но, то о чем ты так свободно говоришь, слишком опасная тема для разговора между незнакомыми людьми.
— Я старый искатель истины, а это мои друзья. Мы не хотели причинять вам зла, и если бы вы не напали первыми мы не стали бы никого убивать. Мы сожалеем о том, что произошло, и просим принять наши извинения, — Иннокентий Павлович низко поклонился.
— Твои извинения приняты, чужеземец, хотя и не имеют никакого значения, ибо, все вы уже мертвы, — холодно сказал Хет. — Пещера принадлежит Крысам пустыни, и они не простят вам вторжения сюда, как бы ни были благородны ваши помыслы. Кроме того вы перебили всю охрану, в живых остался лишь я да еще один человек.
— Неправда, их должно быть двое, — перебил его Сенсей.
— Второй уже отправился на свидание с Осирисом, а оставшийся в живых целится в вас из своего лука. Если бы я хотел, он перестрелял вас как глупых гусей в дельте Нила, — зловеще ухмыльнулся Хет. — Но вы пробудили мое любопытство своими разговорами. Что вам известно об огромных черных скарабеях?
— Нам известно достаточно, уважаемый, — ответил Иннокентий Павлович, взявший на себя функции парламентера. — Нам нужно вызвать такого скарабея, для того, чтобы отправиться в путешествие к себе домой.
— Я сразу понял, что вы не только не из наших мест, но и из иных времен, — рассмеялся Хет. — Допустим, что я помогу вам вызвать скарабея. Но что вы можете дать мне взамен? Золото, драгоценные камни? Посмотрите вокруг, все это у меня есть в избытке.
— Мы можем дать тебе свободу и новое знание. Знание о нашем мире, который совсем не похож на твой мир. Отправившись с нами, ты сможешь существенно продлить твою жизнь, — серьезно ответил Иннокентий Павлович. — По-моему это достойная плата.
— Даже если бы я клюнул на твои лживые посулы, чужеземец, все равно уже ничего нельзя сделать, и все вы обречены, — недобро усмехнувшись, сказал Хет.
— Это еще почему? — исподлобья глянул на него Сенсей.
— Крысы пустыни вернулись, и уже движутся в утробе сфинкса прямо сюда.
Глава 10
Телега с Веревием, представлявшим из себя казненного арестанта, неторопливо двигалась в сторону городского кладбища. Так как, тела душегубцев, а равно самоубийц, исстари хоронили за забором городского кладбища, то и теперь могила была загодя вырыта возле самого забора. То обстоятельство, что повсюду было множество кустов, все еще не распустившейся сирени, было на руку тем, кто задумал спасти Веревия от виселицы.
Загнав телегу в кусты, возница ткнул бездыханное «тело» кнутом:
— Слышь ты, душегуб! Давай уже воскрешайся!
Веревий, сорвав с головы мешок, зажмурился от яркого весеннего солнца. Поспешно соскочив с носилок, на которых до этого лежал, он слез с телеги, и отряхнул свое местами основательно промокшее платье. Брезгливо понюхав руки, он вполголоса выругался. От мокрых ладоней явственно воняло мочой казненного вместо него несчастного арестанта, тело которого до этого лежал на носилках.
В это время из зарослей кустов вышел человек одетый по-купечески, но ростом и статью, более походивший на гренадера. Его смышленое лицо с вороватыми цыганскими глазами украшала окладистая курчавая борода и роскошные тщательно ухоженные усы.
— С прибытием, с того света! — широко улыбнулся он Веревию. — Руки не подаю, потому, как спервоначалу надобно тебя в баньке хорошо отмыть. Зовут меня Григорий, а ты теперь будешь зваться Силантием, по фамилии Шлюшкин, понял?
— Отчего же Шлюшкин-то? — спросил Веревий, неприятно пораженный своей новой фамилией.
— Ну, не обессудь, голубчик, пачпорт тебе не я выправлял, а хозяин, — расхохотался Григорий. — Ему видней, почему он тебе такую фамилию определил.
— А, кто хозяин-то?
— Будешь много знать, скоро состаришься! — внезапно став серьезным ответил Григорий. — Для начала нацепи-ка ты братец картуз, да козырек надвинь так, чтобы из-под него рожи твоей душегубской видно не было. Да и буркалами своим не надо на меня так стрелять, не то в лоб получишь и сразу смирным станешь аки агнец божий, внял?
Веревий посчитав за лучшее промолчать, не стал спорить о том, кто кому скорее наваляет. Тем более что Григорий был с ним примерно одной комплекции и точно такого же медвежьего сложения. Кроме того, на данный момент, выполняя волю неведомого хозяина, тот занимался вызволением Веревия на свободу. Так, что пока и не грех помолчать было, а дальше еще неизвестно куда кривая вывезет. Может быть, еще придется его спасителю Григорию жестоко пожалеть о своих необдуманных словах да угрозах.
Натянув врученный ему картуз, Веревий поменял арестантское платье на изрядно поношенную поддевку, надел разбитые сапоги и превратился не то в спившегося приказчика, не то в приодевшегося бурлака.
Вскоре прибыла вторая телега с телом казненного арестанта. Его скоренько свалили в яму и принялись закидывать землей кладбищенские могильщики. Веревий в сопровождении Григория в это время уже отошли от кладбища на довольно-таки большое расстояние и теперь торопились в сторону притулившегося на обочине города ямского двора.
Там спросив комнату Григорий, заплатил хозяину за неделю вперед и велел прислать к ним цирюльника. Прибывшему вскоре вертлявому малому он велел обрить бороду и усы Веревия, к чему тот незамедлительно и приступил. В силу того, что в данном заведении постоянно обретались весьма подозрительные личности, по большей части, бывшие в большом неладу с законом, можно было не опасаться, что цирюльник сболтнет кому-либо о подозрительных постояльцах. Все же Григорий заплатил ему сверху запрошенного, как он выразился, «для конспирации» и, наказав держать язык за зубами, отпустил восвояси.
Веревий без привычной бороды и усов стал практически неузнаваем. Он долго смотрел на свое отражение в щербатом зеркале гостиничного номера и качал головой, сокрушенно оглаживая, лысые до непотребства щеки и подбородок.
— А теперь, в баню смывать твои грехи! — сказал Григорий, с усмешкой наблюдавший за манипуляциями Веревия перед зеркалом. — Не боись, теперь тебя без бороды и родная мать не признала бы! Смотри только не вздумай сдуру начать здороваться с кем-нибудь в городе! Тогда пиши пропало, все наше с тобой инкогнито. Кликнут полицию, запрут тебя в острог по новой, но стеречь будут так, что и мышь не проскочит. А после удавят тебя, но на этот раз уже по-настоящему без всяких фокусов! И сволокут тебя брат Силантий на погост, где закопают без гроба, церковного отпевания в безымянной могиле, словно какую-нибудь шавку подзаборную!
Веревий внял предостережениям своего ментора, и помывка в городских общественных банях прошла как нельзя более удачно. Переодевшись в новое платье, Веревий почувствовал себя как бы заново родившимся. После этого Григорий повел его в «Асторию» где в номерах проживал его загадочный хозяин.
Против чаяния, хозяин оказался достаточно молодым господином. В его осанке и гордой посадке головы чувствовалась дворянская кровь. Высокий лоб с уже наметившейся залысиной обрамляли светлые волнистые волосы. Длинный породистый нос с горбинкой вместе с холодными голубыми глазами, расположенными необычайно близко друг от друга, придавали его лицу выражение строгое, если не сказать, угрожающее. Безгубый тонкий рот, кривился в презрительной усмешке, которая казалось, никогда не покидала его лица.
Хозяин принял его, в своих номерах, расположившись на венском стуле, возле большого круглого стола. Закинув ногу на ногу, он некоторое время изучал вошедшего, барабаня длинными тонкими пальцами по колену. На безымянном пальце правой руки у него горел золой перстень с огромным солитером.
— Ну, здравствуй, Силантий! — продолжая оценивающе рассматривать сделанное им, приобретение промолвил хозяин. — Меня зовут, Константином Петровичем. Большего тебе знать пока не надобно. Сразу же расставим все точки над «и». С этого самого момента я для тебя и царь, и бог, и отец родной, на закуску! Ты делаешь все, что я тебе говорю, не задавая глупых вопросов. Дышишь, когда я велю, грустишь, радуешься и испытываешь всю гамму эмоций, лишь по моему дозволению. Для того, чтобы спасти твою никчемную шею от пенькового галстука мне пришлось отвалить огромную сумму. Ты даже не представляешь, насколько жадны наши чиновники и вельможи, которых мне пришлось подмазать, в обмен на твое освобождение! Одно рекомендательное письмо от Великого Князя, чего только стоило. Самое любопытное, что его сиятельство наверняка не получил из этой огромной суммы ни копейки, будучи свято уверен, что подписывает письмо радея о государственном благе.
Видимо устав от длинной речи Константин Петрович сделал нетерпеливый жест указательным пальцем Григорию. При этом бриллиант в его перстне, ослепительно сверкнул всеми своими безупречными гранями. Григорий с расторопностью искушенного официанта подскочил к столу и, взяв с подноса графин с водкой, ловко наполнил хрустальную рюмку. Константин Петрович опрокинул ее содержимое в свой аристократический рот, после чего поморщился и театрально пощелкал пальцами. Григорий тут же с почтением протянул ему серебряную вилку с нацепленным на нее тончайшим срезом балыка, взятого с тарелки стоявшей тут же на подносе.
Благодарно кивнув, Константин Петрович, тщательно разжевал закуску и, проглотив ее, продолжил:
— Тебя, Силантий, наверняка уже давно гложет один единственный вопрос — чего именно от тебя нужно этому столичному хлыщу? То бишь мне. Я прав? Только не лги мне, иначе я разочаруюсь в тебе. А люди, которые меня разочаровывают, как правило, долго не живут. Такая вот прослеживается любопытная закономерность, не так ли Григорий?
Григорий, придав своему лицу крайне глубокомысленно выражение, подобострастно кивнул.
— Я, конечно же, очень извиняюсь, Константин Петрович, — наконец-то решился подать голос Веревий. — Но если мне будет дозволено, я бы очень хотел знать, для чего я вам нужен?
— Григорий, друг мой! Поди, в ресторацию и выпей водки за мое здоровье, — Константин Петрович, кряхтя, полез во внутренний карман сюртука, достал оттуда бумажник и, разложив его, выудил оттуда ассигнацию, которую протянул Григорию. — А мы с Силантием тем временем обсудим этот так интересующий его вопрос.
Терпеливо дождавшись, когда Григорий выйдет из номера, Константин Петрович, кивнул Веревию на стоящий поодаль точно такой же, как у него венский стул:
— Садись поближе, нам предстоит долгий и непростой разговор. В зависимости от того как он пройдет, будет засвистеть вся твоя будущность, Силантий. Прежде чем отвечать на мои вопросы советую хорошенько подумать и быть предельно откровенным. Итак, ты готов?
Веревий к тому времени придвинувший стул к Константину Петровичу, присел на самый его краешек, который скрипнул под его немалым весом.
— Спрашивайте, и я отвечу вам все как на духу, — придав лицу выражение, по его мнению, соответствующее высшей степени правдивости сказал он.
— Что же, хорошо, — одобрительно кивнул Константин Петрович, после чего в упор, глядя Веревию в глаза, спросил, — Тебе известно, о том, что Карл Крейцер исчез из своей камеры накануне казни?
— Так он на свободе? — Веревий в сильнейшем волнении вскочил со своего места.
Константин Петрович нетерпеливо велел ему указательным пальцем сесть обратно.
— Вижу, что ты не знал, о том, что твой друг избежал эшафота. Быть может тебе будет любопытно узнать также о том, что в камере был найден разорванный в клочья труп сокамерника Крейцера, а также четверо разорванных на куски солдат из числа тюремной охраны. И ничего более! Причем надзиратели, все как один, божатся, что арестант из здания тюрьмы, никуда не выходил. И ты знаешь, я склонен им верить. Так скажи мне, Силантий, куда же подевался Карл Крейцер?
Глава 11
После похищения тела царицы Нефертау из Мемфисского некрополя, Некра и Гамар на время затаились в одном из самых захудалых постоялых дворов. Заведение это стоял на отшибе, и было расположено достаточно далеко от столицы. Сделано это было по настоянию Гамара, который оставив, Некра одного, ненадолго отлучившись, встретился с посланником жреца Баксути. Тот просил передать, что в Мемфисе весьма неспокойно и им лучше туда не соваться вовсе, а переждать некоторое время.
Узнав о похищении тела царицы Нефертау, взбешенный Сети поднял на ноги всю городскую стражу и даже задействовал войсковой гарнизон, расквартированный в Мемфисе. Повсюду проводились повальные обыски. Целые караваны и даже одиночных торговцев подвергали самому тщательному досмотру. Каждый тюк, каждый мешок, не говоря уже о скатанных в рулоны коврах, заставляли раскрыть, развернуть и предъявить их содержимое. По словам Гамара, Баксути настоятельно велел им переждать, до тех самых пор, пока не уляжется пыль от дерзкого ограбления гробницы супруги фараона.
Там в усыпальнице царицы, Некра и Гамару не оставалось ничего другого как разбить дивную крышку смарагдового гроба. Настолько она была тяжела и непреподьемна для двух человек. В противном случае им бы не удалось извлечь из саркофага тело царицы. После кощунственного уничтожения крышки они с надлежавшим почтением извлекли наружу божественное тело Нефертау, облаченное в парадные одежды. Поместив его в заранее приготовленный тюк, похитители спешно покинули ограбленную гробницу.
Им удалось добраться до постоялого двора задолго до того, как поднялся шум вокруг осквернения усыпальницы царицы. Для того чтобы осуществить задуманное и приступить к воскрешению Нефертау, Некра были нужны некоторые весьма деликатные компоненты. Для их получения ему было не обойтись без помощи Баксути. Кроме того, ему было необходимо попасть в один древний храм, который вот уже несколько столетий стоял покинутый и разграбленный почитателями новых богов Египта. Он стоял в предместье Мемфиса, наполовину разрушенный, так как добротные каменные блоки, из которых он был сложен, еще вполне годились для возведения новых построек. Их растаскивали все, кому не лень и их можно было обнаружить в большинстве зданий стоящих неподалеку от развалин храма.
Именно здесь в оскверненном храме, где и по сей день, все еще обитали зловещие тени забытых богов, Некра и рассчитывал провести ритуал воскрешения Нефертау. Но до этого, к сожалению, было еще весьма далеко. Оставалось лишь уповать на волю доброжелательных к парасхитам богов и благодарить их за то, что они уже успели сделать для Некра. А это был совсем немало. Взять хотя бы то, что они поставили на его тернистом пути верховного жреца Амона. Более того, планы и чаяния Баксути полностью совпадали с мыслями Некра. И тот и другой спали и видели, когда ненавистный им Сети слетит с трона, после чего расстанется, наконец, со своей глупой и никчемной головой.
Некра был бы очень удивлен, если бы узнал о том, что Баксути в отношении него также строит непростые, далекоидущие планы. Еще больше он поразился бы, если узнал о том, что верховный жрец, через подставных лиц сообщил стражникам о местонахождении похищенного тела Нефертау. Также им было сообщено о том, что виновником осквернения царской гробницы является ни кто иной как парасхит Некра.
Гамар был прекрасно осведомлен о существовании этой паутины хитро сплетенной вокруг излишне доверчивого парасхита. Более того, он помогал Баксути дергать за ее ниточки, выполняя при Некра функции скорее соглядатая, нежели добросовестного помощника. В то время, когда стражники окружали постоялый двор, он сидел с Некра и мирно беседовал с ним, прикидываясь его искренним и преданным другом. Тяжелый тюк, в котором была помещено тело Нефертау, неотлучно находился вместе с ними в комнате.
Выйдя на улицу для того чтобы справить нужду, Гамар спустя некоторое время ворвался в комнату к Некра с перекошенным от ужаса лицом.
— Брат, мы погибли, во дворе повсюду воины фараона, они тщательно проверяют имущество всех постояльцев! — вскричал он в смятении. — Нам не удастся избежать этой проверки и они обязательно обнаружат, то, что мы похитили из Долины Мертвых!
— Живым я не дамся! — хмуро проговорил Некра, решительно поднимаясь с циновки.
Порывшись в своей сумке, он вытащил наружу меч.
— Этим ты не поможешь нашему спасению, скорее навредишь! — Гамар с презрением оглядел его с головы до ног. — Здесь нужно действовать хитростью, а не силой. Тем более, что твой меч, ничто перед отрядом стражников в сотню мечей!
— Хорошо, если ты такой мудрый, что ты предлагаешь? — Некра с надеждой посмотрел на жреца, который, несмотря на свою молодость и житейскую неопытность проявил недюжинную силу духа и волю к жизни.
Откуда ему было знать, что Гамар действует по детально разработанному Баксути плану? Верховный жрец Амона провел не одну ночь, ломая голову, каким образом превратить своенравного Некра в послушное орудие, для осуществления своих амбициозных планов. Для этого требовалось привязать его к себе намертво, так чтобы без его помощи парасхит не смог сделать и шагу. Баксути предполагал, что после того, как Некра удастся оживить Нефертау, в чем он, честно говоря, весьма сильно сомневался, тот, скорее всего, постарается избавиться от опеки верховного жреца. То же самое неминуемо произошло бы, если Некра потерпел неудачу с оживлением своей несчастной подруги. Для того чтобы этого не произошло нужно было срочно брать ситуацию под жесткий контроль.
Гамар детально посвященный во все тонкости гениального плана разработанного Баксути с некоторым сомнением посмотрел на Некра. Он знал, что парасхит обязательно поведется на его предложение. Вопрос был в другом, насколько далеко тот будет готов зайти для того, чтобы довести его до конца?
Наконец решившись, Гамар достал из складок своей одежды огниво и, велев Некра до его возвращения ничего не предпринимать, поспешно вышел из комнаты. Не прошло и нескольких мгновений, как чуткий нос Некра ощутил, что с улицы явственно потянуло гарью. Вскоре вернулся Гамар бледный, словно дорогой холст, для пеленания мумий.
— Сейчас начнется! — прошептал он Некра. — Будет лучше если в это время мы будем все время находиться на виду у всех, для того чтобы не навлекать на себя излишних подозрений.
Они вышли во двор и, подойдя к своим лошадям, привязанным в стойле, принялись неторопливо возиться с упряжью, делая вил, что занимаются ее починкой. Вскоре ветер донес до них запах дыма.
— Не спрашиваю, зачем это тебе понадобилось, но что здесь такого может гореть? Ведь все строения постоялого двора сделаны из саманного кирпича? — исподлобья глянул на жреца Некра.
— Воспользовавшись паникой и неразберихой, которая неминуемо поднимется при пожаре, мы попытаемся улизнуть, — ухмыльнулся Гамар, с чувством явного превосходства глянув на Некра. — Крыши здешних построек сделаны из деревянных жердей, поверх которых годами наваливались спрессованные лежалые пальмовые ветки. Едва огонь коснется их, как они сразу же вспыхнут и пламя распространится по всему постоялому двору, так, как постройки связаны друг с другом. Кроме того, здесь стоит караван с большим грузом тканей, которые как ты сам прекрасно понимаешь, представляют собой прекрасную пищу для огня. С одного из этих тюков сложенных в кучу я и начал.
— Пожар, пожар, горим! — внезапно прорезал тишину дикий вопль.
— Товары, спасайте товары! — неслось со всех сторон.
Двор заволокло едким черным дымом. В стойлах бились и ржали испуганные лошади, перепуганные верблюды ревели не переставая. Какофония звуков, на горящем постоялом дворе была сопоставима разве, что с пожаром в африканских джунглях.
В это время из облаков едкого дыма, кашляя и чихая, появились солдаты фараона с обнаженными мечами.
— Всем оставаться на своих местах! — прокричал возглавлявший отряд офицер. — Товары не разрешается трогать, под страхом смерти! Сначала мы должны осмотреть их!
Солдаты согнали всех постояльцев в кучу и отсекли их от построек, в которых находились товары. Между тем, огонь уже перекинулся на крышу построек и теперь стремительно распространялся по ним. Внезапно, Некра с ужасом обнаружил, что крыша над помещением в котором находится тюк с телом Нефертау, горит уже довольно продолжительное время.
Воспользовавшись тем, что двор почти полностью заволокло дымом, Некра бросился спасать свою возлюбленную. Гамар неотрывно следовал за ним. Другие купцы и постояльцы, воодушевленные их примером также бросились спасать свои товары, которые были свалены в помещениях постоялого двора.
— А, ну, стоять! — взревел возмущенный офицер и рубанул мечом оказавшегося в опасной от него близости толстого купца.
Тот, обливаясь кровью из рассеченной головы, кулем повалился на землю. Но это не остановило других постояльцев, которые уворачиваясь от сыпящихся на них со всех сторон ударов бросились вытаскивать свой скарб из огня.
Когда Некра и Гамар ворвались в комнату крыша, над которой была объята языками пламени, они были вынуждены броситься на пол, такой внутри стоял нестерпимый жар идущий сверху. Тюк, в который было помещено тело Нефертау, лежал в углу и уже горел с одного конца. К тому времени, когда Некра чувствуя, как у него на затылке и спине кожа стягивается под влиянием нестерпимого жара, дополз до него, гигантский кокон вспыхнул целиком.
Горящий тюк был слишком велик для того, чтобы его можно было незаметно вытащить весь. Несмотря на то, что тот был объят пламенем, Некра попытался вытащить его наружу во двор. На помощь жестоко обожженному, обезумевшему от горя Некра пришел Гамар.
— Оставь ее, нам не удастся спасти тело целиком! — горестно вскричал он, обнажая меч.
После чего молодой жрец предложил совершенно дикую кощунственную идею, смысл которой никак не хотел укладываться в жестоко обожженной голове Некра.
— Даже по одному пальцу можно восстановить всего человека. Жрецы моего храма знают и практикуют это искусство уже очень давно! У нас нет другого выхода кроме, как попытаться спасти хотя бы часть тела царицы Нефертау. Выбирай же, что тебе дорого более всего в теле твоей возлюбленной?
Но так как еле живой от ожогов, Некра никак не мог принять решения, молодой жрец взял всю ответственность на себя. Он распорол мечом горящий тюк и, несмотря на протесты обезумевшего от горя Некра, отделил нетронутую огнем голову Нефертау от ее изуродованного жаром туловища.
Завернув свой ужасный трофей в сорванную с себя накидку, Гамар, поддерживая еле живого Некра, выскочил во двор. Так как солдаты были нацелены на поиск целого человеческого туловища, украденного из царского некрополя, небольшой узел в руках одного из двух погорельцев не вызвал у них подозрений и их беспрепятственно пропустили из зоны оцепления. Таким образом, покрытому ожогкми Некра и Гамару, удалось скрыться от стражников фараона. Тело же царицы Нефертау полностью сгорело в пламени пожара, по неизвестной причине, охватившего постоялый двор.
Глава 12
Веревий, поставленный обстоятельствами в зависимое положение от загадочного Константина Петровича, был вынужден рассказать тому об их с Карлом ужасных похождениях. Он не испытывал чувства благодарности к своему спасителю выкупившему его из тюрьмы и спасшего от виселицы, так как понимал, что Константином Петровичем движет отнюдь не бескорыстие.
Сначала он, было, решил, что этот господин служит в тайной полиции, но вскоре понял, что ошибается. Уж больно много загадок было вокруг Константина Петровича и его верного Григория. Государственному мужу нечего было бы опасаться, между тем, вышеозначенная пара вела себя в высшей мере осторожно и благоразумно, так словно их со всех сторон окружал неприятель. Под влиянием этих мыслей Веревий начал подозревать своих новых знакомцев в том, что они шпионы. По большому счету ему было глубоко наплевать, на кого именно они шпионят. На Германию или Англию, да хоть на эфиопов! Лишь бы с ним обращались по-человечески.
Нужно отдать должное, Константину Петровичу, он вел себя с Веревием вполне достойно. Хотя последнего изрядно коробила барская спесь, которая буквально переполняла Хозяина. Именно так Григорий за глаза именовал своего патрона. Если в самом начале их знакомства, Веревий рассчитывал сбежать, чтобы освободиться из-под опеки Хозяина, то по-прошествии нескольких дней, неожиданно обнаружил, что его вроде бы вполне устраивает нынешнее положение вещей. Во всяком случае, пару месяцев отсидеться возле Хозяина было бы совсем не плохо. Глядишь, к тому времени в Ежовске все уже позабудут про них с Карлом.
Веревию было весьма любопытно, куда мог подеваться Карл? То, что он вызвал скарабея и с его помощью бежал из тюремной камеры, было понятно из рассказа Константина Петровича. Веревия так и подмывало взрезать себе кожу на ноге и использовать свой флакон с жучьим соком. Ему очень импонировала мысль найти Карла для того чтобы продолжить свое с ним знакомство и их странные занятия. Но по зрелому размышлению, Веревий пришел к выводу, что стоит попытаться добраться до свинцового сосуда, спрятанного на Чертовом острове. Свой же золотой флакон будет благоразумнее использовать лишь в самом крайнем случае.
Естественно он ничего не рассказал Хозяину об вшитой ему в ногу склянке с жучьим соком. Зато о существовании скарабеев ему пришлось выложить все, что он знал.
— Так ты утверждаешь, что это гигантский жук забрал Крейцера из тюремной камеры? — после продолжительной паузы, во время которой он обдумывал услышанное от Веревия, спросил Константин Петрович. — Подобно тому, как сатана забирает душу грешника?
— Нет, жук его никуда не забирал, он лишь прорыл тоннель, через который Карл бежал, — покачал головой Веревий, сердясь, что Хозяин подвергает сомнению истинность его слов.
— Хорошо, тогда ответь мне, пожалуйста, как он вызвал своего жука? — поглаживая висок тонким пальцем, задумчиво спросил Константин Петрович. — Богатырским посвистом, как сивку-бурку вещую каурку? Насколько мне известно, всех арестантов, прежде чем поместить в камеру подвергают тщательному обыску. Так, что при себе у твоего друга, не могло быть никаких посторонних предметов при помощи, которых он был бы способен вызвать жука. Только не говори мне, что Карлу известна некая магическая формула или таинственное заклинание, произнеся которое можно призвать демона или еще какое-то там чудо-юдо!
Прежде чем ответить Веревий, некоторое время колебался. Он напряженно думал, стоит ли говорить Хозяину правду? Ведь если тот узнает, что у Карла в ногу был вшит флакон с жучьим соком, он может задаться вопросом, почему у самого Веревия нет точно такой же штуковины? Это не укрылось от проницательного взгляда Константина Петровича.
— Ой-ой-ой, мне начинает казаться, что я в тебе ошибался, друг мой! — воскликнул тот с явным неудовольствием. — Силантий, я прямо-таки слышу, как оглушительно скрипит твой мозг, выдумывая для меня какую-то очередную ложь! Видимо тебе все-таки придется познакомиться накоротке с пеньковым галстуком!
Дело принимало совсем дурной оборот. Хозяин начинал терять терпение, а на то чтобы придумать, более или менее правдивую байку у Веревия не оставалось времени.
Не давая раскрыть рта Константину Петровичу, он скороговоркой выпалил:
— Я всего лишь думаю, что будет лучше рассказать сначала! Про то, что скарабеи появляются на жуткий запах, который издает вещество известное под названием жучий сок, или о том, что у Карла в плечо была вшит золотой сосудец с этим соком!
— А ну-ка покажи куда именно! — незамедлительно потребовал Константин Петрович.
Веревий сохраняя полнее спокойствие, снял сюртук, жилетку, а затем и рубаху. После этого он напряг бицепс левой руки и отчеркнул на нем ногтем небольшую линию.
Константин Петрович привстав со стула, поманил Веревия пальцем и когда тот приблизился, с любопытством осмотрел красный след оставленный ногтем на его коже. На этом он не остановился, и принялся внимательно осматривать, словно заправский доктор, всю поверхность верхней части тела Веревия. Понимая, что этим неугомонный Константин Петрович, скорее всего не ограничится, и велит снять ему также и портки, после чего непременно обнаружит желвак на левом бедре, Веревий напряженно думал.
Решение неожиданно пришло само собой:
— Константин Петрович, могу я задать один вопрос?
— Да-а, задавай, — пробормотал тот, продолжая энергично пальпировать кожу на спине своего «верного» раба.
— Что вы там у меня такое ищете?
— Знамо чего! — расхохотался Хозяин. — Шрам на коже, а под ним твой золотой сосудец. Или ты думаешь, я настолько глуп, что поверю в то, что у Карла он был, а у тебя его нет? Вы же вроде, как были с ним закадычными друзьями?
— Если бы у меня был флакон, разве бы я остался дожидаться в камере, когда за мной придут для того, чтобы повесить? — недоуменно спросил Веревий, иронично покосившись на своего благодетеля. — Если вам нужен жучий сок, то я знаю место, где лежит целая банка этого добра.
— А ну рассказывай, лукавый холоп! — Константин Петрович с довольным смехом шлепнул Веревия по обнаженному плечу. — Одевайся и рассказывай! Я с нетерпением выслушаю твою очередную сказку!
— В свое время мы с Карлом надежно спрятали большой свинцовый сосуд, наполненный жучьим соком под самую пробку, — начал рассказывать Веревий, натягивая на себя рубаху.
По мере того, как он рассказывал, в нем крепло убеждение, в том, что он избрал единственно верный путь. Сейчас решительно не имело никакого значения, поверит ли ему Хозяин или нет. Главное было, заманить его и Григория на Чертов остров. А уж там станет видно кто из них сильнее, умнее да проворнее!
В отличие от Константина Петровича и его верного Григория, Веревий обладал одним большим и несомненным преимуществом. Он уже видел, на что способны оглушенные жучьим соком скарабеи. Веревий достанет из дубового дупла на Чертовом острове свинцовую баклажку и для того чтобы продемонстрировать, как нужно вызывать скарабеев, откупорит ее. Когда же страшные жуки наползут на остров отовсюду, словно тараканы, можно будет считать, что дело сделано. Останется лишь натравить всю эту свору обезумевших черных монстров на Хозяина и его холуя, как их тут же разорвут на клочки. В процессе этой бойни, от Веревия требовалось лишь одно, успеть укрыться и не высовываться пока все не будет кончено. После того как скарабеи уберутся восвояси, ему останется лишь забрать спрятанные в дупле ассигнации и покинуть остров.
Веревий не ошибся, услышанное так взволновало Константина Петровича, что он кликнул Григория и велел тому принести водки. Опрокинув в себя подряд две рюмки, Константин Петрович принялся нетерпеливыми шагами мерить комнату. Время от времени он исподлобья взглядывал на Веревия, словно для того, чтобы убедиться в том, что тот не воспользовался жучьим соком и не покинул его общество.
— Если все обстоит именно так, как ты мне рассказал, то я по достоинству вознагражу тебя Силантий! Разумеется, после того, как смогу убедиться в правдивости твоих слов, — сказал он, остановившись прямо напротив Веревия и внимательно глядя ему в глаза.
Тот не отвел взгляда, а спокойно смотрел в водянистые глаза Хозяина, прекрасно понимая, что обещанная награда будет, скорее всего, заключаться в куске свинца выпущенного ему в голову из пистолета или в ударе острым ножом, между ребер. У Веревия даже не возникало сомнений относительно того, кто именно преподнесет ему эти чудесные подарки. Наверняка это будет улыбчивый Григорий. Между тем, Константин Петрович казалось, прочитал все это во взгляде Веревия, потому что неожиданно отвел глаза и продолжил свое беспрестанное хождение по истертому ковру, постеленному на полу гостиничного номера.
— Так, где ты говоришь, находится сосуд с этим волшебным веществом? — резко развернувшись на каблуках, Константин Петрович вновь вперил свой взгляд в лицо Веревия, внимательно наблюдая за его реакцией.
— Вы, наверное, что-то путаете, — добродушно улыбнулся тот. — Я еще ни слова не сказал, о том месте, где спрятан сок.
— А? Ну да, ну да! — закивал Константин Петрович и, отвернувшись, уставился на ковер, лежащий у него под ногами, замысловатый узор которого, вдруг чем-то привлек его внимание.
Потыкав истертый ворс ковра носком штиблета, Хозяин, искоса глянул на Веревия и совершенно незаинтересованным и даже несколько издевательским голосом, исполненным скуки, спросил:
— Ну и где это? Где находится то место, в котором спрятан этот твой хваленый сосуд?
— Тайник находится на Чертовом острове, — ответил Веревий, с любопытством наблюдая за Константином Петровичем.
Для опытного купца, искушенного в искусстве ведения словесных баталий с самыми разными покупателями и продавцами, не прошли незамеченными все ухищрения и выверты, предпринимаемые Хозяином.
— Это я понял, что на Чертовом острове! — нетрепливо перебил его Константин Петрович. — Я спрашиваю, в каком именно месте находится, твой чертов тайник? Ты что всерьез полагаешь, что я возьму тебя, вместе с собой на Чертов остров, чтобы ты оттуда удрал?
Веревий похолодел, похоже, что Константин Петрович не так прост как кажется и прочел все его мысли.
Однако ему хватило выдержки с показным безразличием произнести:
— Дело ваше, не хотите брать и не надо! Только ведь, без меня вы там все равно ничего не найдете.
— Ты так полагаешь? — с издевкой усмехнулся Константин Петрович. — Так вот, чтобы ты не сомневался, я на время упрячу тебя обратно в ту самую каталажку, из которой вытащил тебя. Так чисто на всякий случай! Чтобы ты никуда не убег, пока мы с Григорием будем искать тайник на Чертовом острове!
Глава 13
Эхнасет сдвинул свой шлем набекрень и рассерженно почесал бритую голову. Эти уроды Крысы пустыни, кажется, решили поиграть с ним в прятки? Отлично, тем приятнее ему будет раздавить их! Он нетерпеливо продвигался во главе своих воинов в сторону темнеющей глыбы сфинкса.
У Эхнасета было такое ощущение, будто их там ждали. Вход в туловище сфинкса была гостеприимно открыт, так словно приглашал воинов следовать вовнутрь. Для того чтобы войти им пришлось спешиться, так как потолок галереи был слишком низок для всадника.
Две дюжины вооруженных до зубов воинов, каждый из которых держал по факелу, являли в ночной пустыне весьма впечатляющее зрелище. Когда основная часть процессии уже вошла вовнутрь сфинкса, один из офицеров несколько раз обернулся, как будто прислушиваясь к чему-то известному ему одному.
— Чего ты вертишься? Иди уже, а то пятки отдавлю! — прикрикнул на него, идущий следом, Эхнасет.
— Не нравится мне все это, — задумчиво ответил тот, не переставая вертеть головой.
— Мне все это уже давно не нравится! — фыркнул Эхнасет. — И что из того? Давай топай вперед!
— Что-то тут не так, — болезненно поморщился офицер. — Что-то как будто скрипит и движется в стенах.
Словно в подтверждение его слов, позади колонны воинов сверху внезапно сорвалась каменная плита и со страшным грохотом обрушилась вниз, наглухо запечатав выход из сфинкса. В то же мгновение отряд Эхнасета был осыпан целой тучей стрел, вылетевшей из темноты коридора. Наступающим еще повезло, что Крысы не могли активизировать ловушки, так как, отступая, попали бы в них сами.
— Всем вперед! — послышался громоподобный голос Эхнасета. — Пленных не брать!
После этого воины ринулись вперед, не обращая внимания на летящие в них стрелы. Когда расстояние до лучников сократилось до минимума, их луки сразу же потеряли всю свою эффективность, ибо в ближнем бою они были бесполезны. К тому времени, когда Крысы это поняли, их уже порубили на куски.
Воины под предводительством Эхнасета с диким ревом гнали разбойников впереди себя по извилистым коридорам. Тех, кого удавалось настичь, они свирепо рубили в капусту. Вскоре отступление Крыс Пустыни приняло форму панического бегства. Вынужденные спасать свои никчемные жизни, они оглашали помещения внутри сфинкса испуганными воплями, исполненными ужаса. Именно эти крики и услышал хранитель сокровищ Хет во время разговора с Сенсеем и его друзьями.
В сокровищницу влетели остатки наголову разбитого воинства Крыс пустыни. Следом за ними, в подземный зал, как семечки из перезрелого подсолнечника, посыпались вооруженные до зубов воины фараона.
Хет моментально оценивший ситуацию, не стал дожидаться, когда его прирежут залитые кровью, преследуемых Крыс, воины, воздел руки и громко крикнул:
— Какое счастье, что вы пришли, освободить меня из плена!
Но эти слова произвели на озверевших от пролитой крови воинов обратный эффект. Две стрелы, навскидку выпущенные в сторону старика, просвистели у него над самой головой.
— Стойте, не стреляйте! Говорю же вам, я пленник! — прокричал Хет, упав за кипу тюков.
Его примеру последовали Сенсей, Иннокентий Павлович, Ольга и Абу. Вся экспедиция срочно залегла. К ним присоединились оставшиеся в живых Крысы.
Атакующие развернувшись цепью, деловито убрали мечи и, достав луки, молча, продолжали наступать, посылая стрелы во все, что двигалось в сокровищнице. Все пространство вокруг Сенсея и его товарищей оказалось простреливаемым.
— С ними бесполезно договариваться! Ты что не видишь, что они настроены на полное уничтожение? — зашипел на Хета Иннокентий Павлович.
— Да, они нас просто выжгут, как скверну и все! — истерически хохотнул, лежащий рядом с ними долговязый разбойник.
— Всем отходить в подземелье! — прокричал, наконец, решившись, Хет.
Подхватив валявшийся рядом с ним лук, старик, вложил в него стрелу и, не целясь, вогнал ее в глотку ближайшему воину. Разбойники и Сенсей с друзьями, волею случая, оказавшиеся на одной стороне, выпустили в воинов Эхнасета по нескольку стрел, после чего, вскочив на ноги, ринулись к спасительной двери, ведущей из сокровищницы вглубь подземелья. Залегшие было воины, поняв, что их обманули, вскочили и принялись обстреливать, пытающихся скрыться беглецов.
То что никто из четырнадцати человек, отступая во внутрь подземелья, не пострадал от плотного огня лучников и умудрился не получить при этом ни единой царапины, нельзя было объяснить иначе как вмешательством провидения. Стрелы веером впивались в стены подземелья, выбивая из них фонтанчики белой пыли. Жуткий свист их оперенья было, наверное, слышно даже в пустыне возле сфинкса.
Крысы пустыни оставили двух дюжих разбойников, возле дверей прикрывать отход основной колонны.
Подбежав к Хету Сенсей, проорал тому прямо в ухо:
— Давай дорогу вниз показывай!
Старик возглавил колонну, и они стремительно скатились по наклонной лестнице в подземелье, располагавшееся ниже сокровищницы. В это время наверху раздались страшные крики, звон мечей, и все стихло. Видимо два разбойника, оставленные защищать проход уже пали.
В тот же момент, на лестницу сверху выскочила небольшая толпа воинов и с мечами наголо, принялась спускаться к застывшим в оцепенении беглецам. Сенсей выхватив секиру, бросился им навстречу. Рубя налево и направо, ухитряясь при этом уворачиваться от сыпящихся на него со всех сторон ударов, ему удалось, сократить число нападавших более чем наполовину. Тела убитых одно за другим скатились вниз по ступеням лестницы. Оставшиеся в живых посчитали за лучшее оставить Сенсея в покое и вернуться за подкреплением.
— Эй ты, сумасшедший — послышался из темноты подземелья злобный крик Хета. — Я же сказал, уходим! А не пытаемся выиграть войну с фараоном!
— Уходим, так уходим! — нервно рассмеялся Сенсей и, скатившись вниз по залитым кровью ступеням, присоединился к остальным, которые уже успели протиснуться в узкий каменный проход, ведущий неизвестно куда.
Хет, затащив вовнутрь Сенсея, заорал на успевших убежать далеко по коридору Крыс пустыни:
— Не стойте истуканами, помогите закрыть дверь!
Подоспевшие разбойники принялись под его руководством вращать тяжелое деревянное колесо, толстая бронзовая ось, которого уходила в каменную стену. Из боковины дверного проема начала медленно выползать каменная плита, которая должна была плотно запечатать проход. Но колесо неожиданно застопорилось и престало вращаться, несмотря на все прилагаемые усилия. Видимо древний механизм выработал свой ресурс и сломался. В результате дверной проем так и остался наполовину открытым. В образовавшуюся дыру вполне мог протиснуться воин, облаченный в латы.
Оставив одного разбойника караулить лаз, Хет во главе колонны бросился дальше по коридору. Через некоторое время, пройдя через целую сеть лабиринтов, они достигли небольшой комнаты, в полу которой был вмурован массивный люк. Судя по всему, он был изготовлен из золота. Всю его выпуклую поверхность покрывали причудливые иероглифы.
Наскоро стерев с него пыль, Хетт последовательно нажал несколько иероглифов и уступил место тем, кто помоложе. Натужно кряхтя, Крысы с помощью Сенсея откинули крышку люка в сторону. Одновременно с этим наверху что-то с грохотом рухнуло, так что все подземелье ощутимо заходило ходуном. Продолжительное эхо никого не контузило, но ощутимо стегануло по ушам.
— Это еще что такое? Землетрясение? — настороженно посмотрел на сотрясаемый пугающей дрожью потолок, Иннокентий Павлович.
— Давай, давай вниз! Спускаемся! — заорал на него Хет. — Если мы не успеем закрыть за собой люк, то все погибнем! Здесь сейчас все будет уничтожено!
Иннокентий Павлович, молча, не дожидаясь дополнительных приглашений, полез в люк, в одной руке он держал факел. Следом за ним там исчезла Ольга, а за ними юркнул Абу. Сенсей собрался, было нырнуть за ним, но в последний момент передумал и начал пропускать вперед Крыс пустыни. Подобрав с земли брошенный кем-то лук, он положил на тетиву стрелу и приготовился стрелять.
— Хет, отходи! Я прикрою! — заорал он.
— Ты что не понял? — свирепо зыркунв на него выпученными страшными глазами, прокричал хранитель сокровищ. — Я сказал, спускайся! Сейчас здесь не останется ничего живого!
Сенсей зло плюнул, выпустил стрелу наугад в темноту коридора и полез в люк. Хет несмотря на преклонный возраст проворно запрыгнул вслед за ним. Там прочно угнездившись на металлической лестнице, ведущей вниз, они ухватились за приделанную к люку изнутри ручку и потянули ее на себя.
Одновременно, с тем как крышка люка с лязгом обрушилась вниз, Сенсей успел заметить, как с потолка вниз в комнату обрушились тонны песка.
— Держитесь! — заорал Сенсей, что есть силы и принялся стремительно перебирать руками и ногами, стремясь убраться как можно дальше от выхода наверх.
Ему повезло, что за это время Хетт и все кто были ниже него, не теряли времени даром, а прилежно, с максимально возможной скоростью спускались вниз. Именно поэтому Сенсей не встретил на своем пути никаких препятствий и успел спуститься по лестнице метров на десять, когда сверху раздался страшный грохот. Золотая лестница заходила ходуном, ее трясло и мотало из стороны в сторону, как во время шторма. Началось натуральное землетрясение.
Если бы не идущее вокруг лестницы ограждение из толстой золотой проволоки, всех неминуемо стряхнуло бы вниз мощной сейсмической волной. Все явственно, почувствовали, как сверху на потолок помещения, в котором они находились, мягко валятся тоны и тонны песка, погребая все, и вся, под своей колоссальной толщей.
Сенсей подумал, что, наверное, именно так чувствует себя человек, которого заживо хоронят. Он слышит, как комья земля безостановочно сыпятся сверху на крышку гроба и с каждой минутой масса грунта над ним становится все больше и больше. Потом под этой неимоверной тяжестью крышка гроба начинает прогибаться…
— Только бы выдержал потолок! — пробормотала Ольга, судорожно вцепившаяся, в бешено вибрирующую лестницу.
Постепенно сотрясения ослабли. Теперь все звуки сверху доносилось, словно через гигантскую пуховую подушку. Минут через пять все окончательно стихло. Наступила абсолютная тишина.
Глава 14
Веревий был приятно поражен, когда Константин Петрович все же решился взять его с собой, в поход на Чертов остров. Для того чтобы застраховаться от всяких неожиданностей со стороны Веревия, Хозяин кроме Григория взял с собой еще одного долговязого и нескладного мужика. Звали его Тихон. Веревию было достаточно одного взгляда в мертвые ничего не выражающие глаза Тихона, чтобы понять, что перед ним хладнокровный убийца. Про таких говорят, что он, не задумываясь, отца родного зарежет, за понюшку табаку.
В путь выехали рано утром, еще затемно на двух телегах. На одной телеге, которой правил Тихон, лежала большая просмоленная лодка плоскодонка, и весла к ней. Второй телегой, на которой сидел Константин Петрович, а также Веревий, правил Григорий. Рядом с ними лежали рыболовные снасти. Если бы кто-нибудь увидел их в это раннее время, то наверняка решил бы что заезжий барин едет с мужиками на рыбалку удить рыбу.
Они ехали все утро. Весенняя грязь на дороге стояла непролазная, что сильно затрудняло передвижение по ней. С проселочной дороги они свернули в лес. Черная влажная земля, словно губка, была насквозь пропитана стылой талой водой. Казалось, что эта мертвая холодная вода присутствует повсюду. Прошлогодняя, не успевшая до конца сгнить жухлая листва местами покрывала черную землю, неаккуратными, пятнами.
Весна в этом году выдалась на редкость затяжная и долгая. Несмотря на начало мая, все еще было холодно и промозгло. Лес и по сей день стоял совершенно голый. Черные корявые ветви массивных дубов четко выделялись на фоне яркого синего неба, словно дочиста обглоданные костяки неких странных, пугающих своей неестественностью сказочных существ. Густые заросли ивняка были сплошь покрыты комочками пушистых пуховок и внешне походили на сгнившие рыбьи останки на острых остистых ребрах, которых неумеренно развилась серая плесень.
Последнее впечатление было настолько острым, что Веревий вдруг воочию ощутил в свежем воздухе весеннего леса отвратительный запах тухлой рыбы. В это время, прямо впереди темных деревьев замаячил, какой-то неясный просвет. Он отозвался у Веревия неким болезненным покалыванием в области солнечного сплетения.
— Кажись, приехали! — пробормотал он, повернувшись к Константину Петровичу.
— А ну, тпру-у, стой! — громко скомандовал тот, подняв вверх руку.
Сойдя с телег, они обнаружил, что находятся на высоком берегу разлившейся в результате весеннего половодья реки. Издавая сердитые бурлящие звуки, река быстро несла свою вздувшуюся мутную воду, изобилующую многочисленными водоворотами мимо настороженных путников.
Проводив взглядом быстро исчезнувшую за крутым поворотом небольшую завоженную прибрежной глиной льдину, Веревий ворчливо сказал:
— Чертов остров во-о-н там! Вот только, как мы до него доберемся, на этом корыте? Не нравится мне, что-то Ежовка больно сильно разлилась. Гляньте, как вода бурлит!
— А ты что предлагаешь, остаться здесь на берегу и подождать, когда паводок закончится? — недовольно покосился на него Константин Петрович. — Я и сам прекрасно вижу, что река разлилась, но меня это не остановит!
— Ну, тогда, чего тут болтать-то! — недовольно пробормотал Тихон и решительно направился в сторону лодки, лежащей на телеге.
Вскоре они благополучно сняли лодку с телеги и вчетвером, дружно взявшись за борта, принялись сталкивать плоскодонку с берега на воду. Против их ожидания лодка довольно быстро заскользила по влажной земле и вскоре уже качалась на стремительных водах мутной от прибрежной глины Ежовки. Тихон держал утлое суденышко за цепь, продетую через железное кольцо на носу, чтобы лодку не унесло течением.
— Держи цепь крепче! — крикнул ему Веревий, а сам, уцепившись за черный смоленый борт лодки, осторожно шагнул в нее.
Плоскодонка угрожающе накренилась, но тут, же выровнялась.
— Ну, кто у нас тут самый смелый? — с преувеличенным оптимизмом громко спросил Веревий, садясь на банку, лодочное сиденье, расположенное посередине лодки.
Пока он с отвратительным скрипом всаживал уключины весел в гнезда, в лодку уже успели забраться Григорий и Константин Петрович, который поспешно устроился на корме.
— Ну, что все расселись? — Тихон, продолжавший оставаться на берегу, обвел равнодушным взглядом пассажиров лодки.
— Садись уже давай! — нетерпеливо прикрикнул на него Григорий, устроившись рядом с Веревием и берясь за второе весло. — Лодка и так уже бортами воду черпает!
— Не боись, все будет хорошо! — заверил его невозмутимый Тихон, после чего быстро швырнул в лодку цепь и, оттолкнув лодку от берега, ловко запрыгнул в нее и устроился на носу.
Мощное течение разлившейся реки подхватило лодку, и стремительно понесло ее вниз к крутому повороту. Григорий и Веревий, каким-то чудом, умудрились выровнять лодку носом вверх по-течению и теперь пытались выгрести вверх, но у них ничего не получалось. Более того, они даже не смогли остановить лодку на месте, их продолжало быстро сносить вниз.
— Твою мать! — бессильно выругался Григорий, пытаясь хоть как-то противостоять бешеному натиску, словно взбесившейся водной стихии.
Они явно недооценили мощь разлившейся реки, которая играя утлой плоскодонкой, словно щепкой, стремительно несла их вниз по течению. Тяжелые весла беспрестанно взмывали ввысь и тут же шумно опускались в воду, подымая фонтаны брызг. Константин Петрович боязливо косился на бурлящую ледяную воду, которая была всего лишь на два-три пальца ниже ветхих лодочных бортов.
Честно говоря, он был близок к тому, чтобы возопить в полный голос, кляня свою разнесчастную судьбу. Сердце его колотилось где-то в глотке, окоченевшие руки, вцепившиеся в мокрые скользкие деревянные борта лодки, время от времени окатываемые ледяными волнами реки тряслись, словно у припадочного. Он уже не один раз проклял тот день, и час когда принял опрометчивое решение организовать эту распроклятую экспедицию на Чертов остров.
Внезапно взгляд Константина Петровича упал на бледное сосредоточенное лицо Веревия, и он понял, что тот думает и испытывает примерно те же самые чувства. Только в отличие от него он вместе с Григорием еще и успевает при этом бешено грести тяжелыми неудобными веслами, выгребая на середину реки. Константин Петрович поначалу удивился, а потом и возмутился этому обстоятельству. По логике вещей, так как они еще не успели достаточно далеко удалиться от того берега с которого начали свое крайне опрометчивое путешествие, им следовало бы незамедлительно вернуться обратно к нему.
— Какого хрена ты туда гребешь?! — задушено крикнул он Веревию, пытаясь унять предательскую дрожь во всем теле. — Ты что собрался утопить всех нас?
— Идиот! — проорал тот в ответ, выкатив на Хозяина побелевшие от ужаса глаза. — Я же тебе говорил, что нельзя соваться на этом корыте в разлившуюся реку!
— Заткнись и не отвлекайся! Мне одному не выгрести против такого течения! — проорал Веревию в ухо Григорий.
Тот, молча, повиновался и, бросив бешеный взгляд на Константина Петровича, который сидел на корме, вцепившись в борта мертвой хваткой, принялся грести с удвоенной силой.
Григорий протестующее помотав кудлатой головой, крикнул ему::
— Так не пойдет! Грести будем на мой счет! Иначе лодку закрутит, завертит и тогда нам каюк! Понял? И-раз, и-два!
После этого дело сдвинулось с мертвой точки. Несмотря на то, что мощное течение продолжало нести их вниз, лодка медленно но неуклонно сдвигалась в сторону Чертова острова.
— А почему мы не повернули обратно? — сердито сопя, спросил Константин Петрович, который не позабыл того хамского тона, которым Веревий имел наглость отвечать ему.
— Вашбродь, ты, что совсем спятил? Посмотри вон туда! — тяжело отдуваясь, проговорил тот. — Нас уже здорово отнесло вниз! А в том месте, где мы сейчас находимся, сплошной отвесный обрыв и выбраться на берег никак не получится! Там даже пристать негде!
Отвечая на бесконечные расспросы Константина Петровича, Веревий сбился со счета и теперь никак не мог вновь попасть в такт с беспрерывно работавшим веслами Григорием. Плоскодонку, как тот и предрекал, тут же закрутило вокруг своей оси, и они полностью потеряли управление.
Головокружительное течение стремительно вынесло лодку из-за поворота и тут же швырнуло прямо на торчащие из воды толстые стволы деревьев находящихся довольно далеко от берега. Для того чтобы не завязнуть носом в узком проходе между стволами Григорий рыча в бессильной злобе резко развернул лодку. В следующее мгновение плоскодонку ударило бортом о гладкий светлый ствол огромного толстого тополя.
От страшного удара Тихона выкинуло из лодки. Падая головой вперед, он с жутким хрустом врезался темечком прямо в ствол тополя. Окрасив светлую кору дерева кровью и мозгами, он кулем сполз в воду.
Тем временем, плоскодонка от удара с душераздирающим треском развалилась пополам. Стремительный водоворот сразу же утянул Константина Петровича с головой под ледяную воду, откуда он уже не выплыл.
Григорий, оказавшийся неплохим пловцом, попытался выгрести против течения, но его закрутило и потащило на середину реки. Вслед за ним течение вытолкнуло Веревия. По иронии судьбы, когда они оказались совсем рядом с берегом Чертового острова, сведенные судорогой в ледяной воде конечности перестали их слушаться.
Веревий, которому каким-то чудом удалось уцепиться за прибрежные кусты, проводил обезумевшим взглядом пронесшегося мимо него Григория. Тот тонул, оглашая окрестности криками о помощи. Вскоре бедняга, захлебнулся и его тут же утянуло на дно одним из множества водоворотов.
Если бы левый берег Чертова острова не был сплошь покрыт плотными заросли тальника, длинные прутья которого, словно гигантские метелки, густыми пучками торчали из воды, Веревий неминуемо утоп бы, присоединившись к Константину Петровичу, Григорию и Силантию. Немного отдышавшись, он с трудом расцепил замерзшие пальцы и принялся выбираться на мелководье. Он медленно продвигался сквозь кусты, так как окоченевшие от холода конечности отказывались повиноваться ему.
Глава 15
— Как себя чувствует наш гость Некра? — поинтересовался верховный жрец Баксути у Гамара.
— Намного лучше, учитель, — низко склонив бритую голову, ответил молодой жрец. — Его ожоги уже почти зарубцевались, он начал вставать со своего ложа и уже ходит.
Баксути сосредоточенно смотрел на макушку Гамара и думал о том, насколько откровенным он может быть с молодым жрецом? Он специально поселил их с Некра в одной келье, расположенной в самом дальнем крыле храма. В отношении Некра у него были большие планы.
После жестоких ожогов, шрамы стянули лицо парасхита, превратив его в уродливую маску, не то демона, не то прокаженного. Это было очень хорошо! Теперь можно было не опасаться, что Некра кто-нибудь узнает. Баксути все рассчитал абсолютно верно. Поручив Гамару устроить пожар на постоялом дворе, он рассчитывал убить сразу двух зайцев. Во-первых, требовалось срочно изменить внешность Некра, во-вторых, нужно было хотя бы частично уничтожить тело царицы Нефертау, для того, чтобы Некра не смог обойтись без его, Баксути помощи. Руками Гамара ему удалось блестяще выполнить обе задумки.
Оставалось еще одно, нужно было попытаться превратить Некра в настоящее чудовище ненавидящее весь род людской. Баксути остро нуждался в таком человеке, для претворения в жизнь своих грандиозных амбиций. Внешность Некра теперь полностью соответствовала этому замыслу, оставалось сделать так, чтобы парасхит озлобился на всех кроме своего повелителя Баксути. Отчасти это было достигнуто благодаря тому, что на его изуродованное лицо теперь нельзя было смотреть без содрогания. Но, по мнению, Баксути этого было все еще недостаточно.
Верховный жрец прервал неторопливый бег своих мыслей, после чего внимательно всмотревшись в лицо Гамара, ласково спросил:
— Ответь мне Гамар, достанет ли у тебя смелости и решимости отказаться от заскорузлых догм во имя обретения свободы духа и достижения силы и могущества? Готов ли ты без колебания исполнить мое очередное повеление, каким бы странным оно тебе не показалось?
— Да, учитель! — с готовностью воскликнул жрец.
После этого Баксути нетерпеливым движением подозвал к себе Гамара и, склонившись к его уху, принялся что-то шептать ему. По мере того, как молодой жрец вникал в смысл сказанного, его выщипанные брови ползли вверх все выше, а лицо принимало все более озадаченное выражение.
Всю дорогу от покоев верховного жреца до своей кельи молодой жрец напряженно думал о том, как ему лучше выполнить поручение учителя. Задание было очень странным и весьма опасным, но Баксути сказал, что Гамару нечего страшиться. Ибо то, что он должен сделать угодно Амону, а посему он будет пребывать под его надежной защитой.
Войдя, Гамар обнаружил, что Некра задумчиво сидит на своем ложе. Тело и голову парасхита местами все еще покрывали бинты, отчего тот походил на мумию. Кивнув Гамару, Некра неторопливо поднялся и, подойдя к стене, открыл потайную дверцу, нажав скрытую в камне пружину. Из небольшой открывшейся ниши он извлек деревянный ящик. Ларец, сделанный из темного дерева, был очень старым. Углы и края его обтерлись и были покрыты многочисленными зазубринами и сколами.
Аккуратно водрузив коробку на стол, Некра, не глядя на Гамара, так словно того вообще не существовало, взялся двумя руками за крышку коробки, и осторожно открыл ее. В нос ему ударил сильный запах, драгоценных благовоний, слегка разбавленный легким едким запахом. Внутри коробки лежало нечто прикрытое сверху лоскутом дорогой черной ткани. Некра впился глазами в содержимое коробки, но почему-то не торопился снять покров.
Гамар все это время внимательно наблюдал за поведением парасхита. То, что лежало в коробке, прикрытое черным лоскутом одновременно пугало его до острых спазмов в животе, и в то же время, несомненно, притягивало. Было, что-то страшное в сочетании дурманящего, зовущего запаха, черной ткани и того, что было скрыто под ней. Молодого жреца трясло от непонятного возбуждения.
Тем временем, Некра осторожно убрал лоскут материи. Гамар перевел взгляд на коробку, и вот уже в который раз обомлел, оттого что увидел там. На подушке угольно черной ткани покоилось, восхитительно красивое женское лицо в обрамлении рыжих вьющихся волос. Глаза были закрыты тщательно сомкнутыми длинными мохнатыми ресницами. Яркие сочные губы были тронуты скорбной полуулыбкой.
Невероятная красота этого лица потрясала, равно как и ужас, который молнией пронзал все естество любого, кто видел это чудо впервые. Это лицо было вовсе не маской и не скульптурой. На нежной персиковой коже были явственно видны поры. Это лицо когда-то принадлежало женщине. И имя этой женщине было Нефертау. Первым инстинктивным движением Гамара был стремительный шаг назад. Но уже в следующее мгновение он подался вперед и смотрел во все глаза на чудо, которое лежало перед ним.
В отличие от Гамара, Некра воспринимал все как в тумане. Поле его зрения было полностью затоплено нежно улыбающимся лицом возлюбленной Нефертау, чья голова покоилась на черной подушке в драгоценной окантовке из огненно рыжих волос. Это была одна лишь голова. Одна голова, без всяких намеков на наличие туловища. В коробке лежало лишь то, что удалось спасти от всепожирающего огня пожара. Черты застывшего лица были настолько изысканно прекрасны, что у Некра встал ком в горле, и на глаза навернулись слезы.
Справившись с потрясением, не сводя глаз с любимого лица, он невнятно спросил Гамара:
— Ты что-то хотел сказать?
— Тебя зовет Баксути, — ответил Гамар. — Но достаточно, ли ты окреп для того чтобы самостоятельно дойти до покоев верховного жреца?
— Я вновь силен, как и прежде, — ответил тот, поспешно покрывая голову Нефертау черным лоскутом и опуская крышку ларца.
— Оставь! — Гамар кивнул в сторону ларца. — Баксути велел тебе принести это с собой. Но сначала тебе нужно умыться и облачиться в чистые одежды. Не пойдешь же ты к верховному жрецу в бинтах покрытых гноем и сукровицей?
Некра кивнул и молча, вышел из кельи.
Он отсутствовал совсем недолго, а когда вернулся, неся в руках большой глиняный кувшин наполненный водой, то оторопел при виде открывшейся его взору ужасной картины. На полу кельи валялся опрокинутый деревянный ларец. Неподалеку лежала крышка, оторванная от этого ларца и кусок черной ткани. Гамар, дико крича, яростно топтал что-то босыми ногами.
Сначала Некра не понял, на чем стоит молодой жрец.
Гамар же, увидев, что парасхит вошел в келью, подняла на него глаза полные ужаса и отвращения, и гневно прокричал ему прямо в лицо:
— Эта тварь не имеет права на существование! Я предупреждал тебя, что ее нельзя не то что оживлять, а даже доставать из саркофага!
После этого он продолжил яростно топтать то, что еще совсем недавно было прекрасным лицом нежной Нефертау, яростно выкрикивая при этом:
— Мерзкая демоница! Падаль, готовящаяся пожрать плоть живых!
Когда Некра в полной мере осознал, что произошло непоправимое, он на некоторое время застыл в ступоре, окаменев от горя. Между тем кошмар происходящего все длился и длился у него перед глазами, и казалось, конца ему не будет никогда. Внезапно, Некра почувствовал, что начинает сходить с ума. В самый последний момент, когда казалось, что только миг отделяет его от пучины необратимого сумасшествия, истерика внезапно закончилась, уступив место холодной рассудочной ярости.
Он совершенно спокойно подошел к Гамару на расстояние вытянутой руки и со всего маху обрушил ему на голову тяжелый кувшин с водой. Получив сокрушительный удар, жрец, весь мокрый от вылившейся на него из разбитого кувшина воды, рухнул лицом вниз на каменный пол кельи.
По-прежнему невозмутимый Некра подошел к нему и, наклонившись, посмотрел Гамару прямо в лицо, залитое кровью из пробитой головы. Он с удивлением обнаружил, что оглушенный жрец, несмотря ни на что, все еще продолжает дышать. Некра подобрал с пола один из множества острых черепков оставшихся от разбитого им кувшина. Это был длинный узкий кусок обожженной глины, постепенно утолщавшийся с одной стороны. По всей видимости, это был фрагмент донышка кувшина. Внимательно оглядев его, Некра удовлетворенно усмехнулся, и, сжав в кулаке, нанес острием осколка прицельный удар прямо в висок Гамара. При этом он явственно расслышал, как хрустнула хрупкая височная кость.
Молодой жрец дернулся, его глаза потеряли осмысленность, а изо рта потекла струйка крови. Убедившись, что с ним покончено, Некра аккуратно положил осколок на пол. Затем он подошел к тому, что совсем недавно было восхитительным лицом Нефертау, воплощавшим для него идеал неземной, божественной красоты. Его ноги внезапно ослабели настолько, что ему пришлось опуститься на колени.
Трясущимися руками Некра поднял с пола страшный ошметок, окантованный гривой спутанных рыжих волос. Этот непонятный предмет был весь измазан черной тушью с ресниц и перепачкан яркой краской для губ. Тонкий точеный нос с изящной горбинкой был варварски сломан и вдавлен вовнутрь. Густые черные ресницы раскрошились и осыпались. Вся немыслимая красота было безвозвратно уничтожена.
От совершенного в своей неземной красоте лица Нефертау осталось, что-то совершенно бесформенное, похожее на растоптанную слоном тыкву Единственное, что уцелело так это по-прежнему чудные ярко оранжевые волосы и чарующий запах воистину волшебных пряностей.
Некра беззвучно рыдал, сотрясаемый жестокими спазмами. Он покрывал бесчисленными поцелуями растоптанное лицо Нефертау, прося прощения за то, что не уберег ее. Отныне смысл жизни был для него безвозвратно утерян.
Глава 16
Мокрый, иззябший Веревий лежал на скользком глинистом берегу Чертова острова. У него не раз и не два мелькала мысль сдаться, прекратить карабкаться по крутому склону вверх и отдаться слабости сковывающей все его члены. Его мало заботило, что в результате этого он просто напросто околеет, словно старая бездомная дворняга, на холодном весеннем ветру. И он бы всенепременно так и поступил, но от этого шага его удерживало осознание того, что из всех четырех бывших в лодке людей в живых остался лишь он один.
И аристократический Константин Петрович с его изысканными манерами и высокой ученостью и Григорий с Тихоном, простые мужики, которые не кончали всех тех университетов, в которых обучался их Хозяин, ныне все они стали равны. Смерть уравняла их и в правах, и достоинствах. Ныне они были просто кормом для раков и сомов, во множестве обитающих в водах Ежовки. Один лишь Веревий по-прежнему был жив. И это было неспроста, для чего-то ведь он остался в живых?
Неожиданно Веревию пришла на ум нравоучительный детский рассказик графа Льва Николаевича Толстого, не раз читанный им сыну, про двух лягушек упавших в крынку с молоком. Он хрипло расхохотался. Сравнение самого себя с лягушкой беспрестанно взбивавшей своими лапками жидкое молоко в твердое масло, которое позволило ей выпрыгнуть из крынки, изрядно позабавило его. Как ни странно, это придало ему сил, и он продолжил выбираться по скользкой глине наверх берега.
Тут словно специально поднялся сильный ветер, который нагнал откуда-то тяжелые серые тучи, которыми тут же затянуло все небо. Зарядил мелкий дождь, из тех, которые льют, не прекращая по полдня и более того. И без того мокрая глина, намоченная дождевой водой, начала скользить под руками Веревия. Из последних сил вцепляясь давно сорванными кровоточащими ногтями в блестящую скользкую глину ему, наконец-то, удалось вползти на вершину обрывистого берега.
Там опрокинувшись на спину, Веревий раскинув руки в стороны, пытался выровнять дыхание. Он открыл рот и подставил его под дождевые капли. Делать этого не следовало, потому что, пытаясь утолить жажду ледяной водой, он не напился, а лишь почувствовал, что замерз еще сильнее. Понимая что для того чтобы согреться ему необходимо двигаться, Веревий попытался подняться. Едва он поднялся, как его качнуло и он, поскользнувшись на мокрой траве, упал, неловко подвернув ногу. На его счастье, обошлось без членовредительства, и он ничего не повредил. Поняв, что он слишком ослаб для того, чтобы двигаться стоя, Веревий пополз, в сторону чернеющего неподалеку большого толстого дерева, надеясь укрыться под его ветвями от моросящего дождя.
Лишь когда он ткнулся плечом в грубую черную кору дерево, он понял, что находится у подножия того самого дуба к которому так стремился попасть, ныне покойный, Константин Петрович. Именно в дупле этого дуба Веревий и Карл, спрятали сумку с ассигнациями и свинцовый сосуд с жучьим соком. Приложив немалые усилия, Веревий неловко перевернувшись на спину сел и прислонился к стволу дерева.
Задрав голову, он понял, что его надежда укрыться под ветвями дерева от дождя удалась лишь отчасти. Листья еще не успели распуститься на дубе, а его ветви служили ненадежной защитой от капель мелкого всепроникающего дождя. Посмотрев влево, Веревий обнаружил там толстый сук, куда и переполз, укрывшись прямо под ним. Теперь дождь докучал ему не так сильно, как прежде. Но насквозь пронизывающий ветер и мокрая одежда, делали свое дело, и Веревий понял, что он так долго не протянет. Через непродолжительное время он неминуемо окоченеет от холода и погибнет.
Нужно было что-то срочно предпринимать для своего спасения. Словно в насмешку над Веревием, прямо у него за спиной, в дупле, стоило лишь протянуть руку, лежала большая сумка набитая бешеными деньжищами. На эти деньги можно было скупить весь Ежовск со всеми потрохами! Но что толку от этого было Веревию в его нынешнем положении? Эта куча ассигнаций годилась лишь на то чтобы развести из них костер для того чтобы согреться. Но у Веревия при себе не было, ни спичек, ни огнива. Впрочем, даже если спички и были бы, они давно уже намокли бы и были все равно ни на что не годны.
Взвыв от бессильной злобы, Веревий саданул кулаком по своему правому колену. В бедре его тупой болью отдалась вшитый под кожу золотой пузырек. Видимо шрам на коже начал болеть от долгого пребывания на холоде. Веревий застыл как громом пораженный. Под влиянием последних бурных событий, он начисто позабыл о том, что у него в запасе есть этот, как выражался Карл, крапленый туз в рукаве. Видно у него отмерзли не только конечности и зад, но также и голова, если он позабыл про жучий сок. Веревий задумчиво поскреб насквозь мокрую шевелюру.
Он по большому счету никогда особенно не верил в то, что можно хоть как-то использовать этих огромных взбесившихся жуков, которые тогда наползли сюда на остров, словно бы из воздуха. Уж больно они были огромные и неуправляемые. Один их страхолюдный вид чего стоил! Несмотря на то, что Веревия бил непрекращающийся озноб от холода он неожиданно обнаружил, что при воспоминании о скарабеях, его заколотило еще сильней.
Переборов в себе естественное чувство страха Веревий сделал над собой усилие и пощупал вшитую в ногу склянку. Он вновь оказался в том же совершено беспомощном состоянии, в каком пребывал и в тюремной камере накануне своей не состоявшейся казни. Ему по-прежнему было нечем надрезать кожу, для того чтобы извлечь наружу флакончик с жучьим соком. Нужно было заранее запастись небольшим перочинным ножом. Хотя вряд ли ему это удалось бы сделать под всевидящим оком Григория, который даже в отхожее место его одного не отпускал.
Веревий повертел головой по сторонам, в поисках подходящего предмета. Но на диком и безлюдном острове не было, да и не могло быть ничего нужного ему. Самым лучшим было найти какой-нибудь ржавый гвоздь. Но откуда на Чертовом острове было взяться такой непозволительной роскоши? В одежде Веревия также отсутствовали металлические детали. Все пуговицы как специально были роговые. Тут взгляд его машинально упал на одну из четырех пуговиц промокшего насквозь сюртука.
Еще не зная толком, как он сможет использовать этот предмет, Веревий выдрал пуговицу, что называется «с мясом». Разжав кулак, он принялся придирчиво разглядывать костяной кружок. В диаметре чуть более двух сантиметров, посередине две дырочки из которых торчали черные нитки, которыми пуговица была пришита к сюртуку. Цвет у пуговицы был неопределенный. Местами полупрозрачный, местами темный, кое-где совсем черный, какими-то слоистыми полосами, видимо, такой рисунок был у рога, из которого она была выточена.
Попробовав большим пальцем ребро пуговицы, Веревий поморщился. Нет, таким тупым инструментом не то, что разрезать, даже поцарапать кожу не удастся. Оглядевшись Веревий, поискал, обо что можно было бы заточить ребро пуговицы? Тут взгляд его остановился на песчаной косе, почти полностью покрытой водой. Вдоль нее во множестве лежали крупные гальки. Удовлетворенно хмыкнув, Веревий обтер лицо от воды и, опираясь на ствол дерева, с трудом поднялся. Несмотря на сотрясающий тело озноб, ноги вроде бы держали его. Оттолкнувшись от шершавой коры дуба, Веревий сделал несколько шагов.
Как ни странно, того времени, что он провел сидя под дубом ему хватило, чтобы немного придти в себя. Теперь, судя по всему, силы вновь начали возвращаться к нему. Могучий организм купца, несмотря ни на что, никак не хотел сдаваться. Спустившись к песчаной косе, Веревий кряхтя, нагнулся и, выбрав два округлых камня размером с кулак, вернулся обратно к себе под дуб. Там положив камни на колени, он принялся затачивать ребро пуговицы об шершавую поверхность камня. К его удивлению такой податливый и мягкий материал как рог поддавался с большим трудом. Прилагаемые Веревием усилия принесли неожиданные плоды. Он почувствовал, что ему уже не так холодно, как прежде, когда он пребывал в бездействии.
Неожиданно Веревия посетила простая, как все гениальное, мысль. Взгляд его упал на второй камень, и он задал себе вопрос, а на кой ляд ему нужно стачивать ребро пуговицы, если можно получить острую, словно бритва кромку, прост расколов пуговицу? Торопливо положив маленький роговой кружок на один камень, словно на наковальню, он с размаху ударил по нему другим камнем. Из-под камня брызнули мелкие осколки. Веревий разочарованно поднял камень, заменивший ему молоток. К его радости, удар пришелся на одну сторону и вдребезги расколол половину пуговицы, оставив другую ее половину целой. Вдобавок ко всему, вогнутая сторона получившегося полумесяца имела острую режущую кромку, которую ни за что было бы не получить, шаркая ею о камень.
Веревий засучил левый рукав и, закусив губу, с замиранием сердца, чиркнул острием пуговицы по предплечью. Он поморщился от боли, порез неожиданно оказался глубже, чем он рассчитывал. Из раны обильно потекла кровь, смешиваясь с дождевой водой.
Ему понадобилось около десяти минут на то чтобы рассечь кожу на бедре и, подвывая от боли извлечь золотой флакон из-под кожи. Порвав рубаху на полосы, он тщательно забинтовал кровоточащую рану. Некоторое время он отдыхал, так как сильная боль совершенно лишила его сил.
Наконец, посчитав, что он достаточно восстановил свое пошатнувшееся, в результате варварской операции, душевное равновесие, Веревий откупорил флакон. С некоторым сомнением оглянувшись на дуб, он встал и отошел от него на приличное расстояние. Сделано это было им для того чтобы неизвестно откуда появившийся жук, не снес своей тушей дерево и не повредил содержащийся в дупле клад.
Откупорив флакон Вервий, выли его содержимое прямо на мокрую траву. Тщательно вытряхнув из сосудца все до последней капли, он положил его рядом с тем местом, куда упали капли жучьего сока. После этого Веревий поспешно вернулся к дубу и сев на свое прежнее место стал терпеливо ждать появления скарабея.
Глава 17
После дикого грохота и сумасшедшей тряски наступила звенящая тишина. Она ощутимо давила на барабанные перепонки. От осознания, что прямо над головой находятся тоны и тонны песка, становилось дурно.
Сенсей, Ольга, Иннокентий Павлович, Абу и около дюжины разбойников во главе с Хетом висели, судорожно вцепившись в лестницу и арматуру ограждения.
Сенсей прокашлялся и хрипло спросил:
— Все живы? Раненных нет?
— Раненных нет, есть сильно напуганные, — проворчал Иннокентий Павлович, приводя в чувство увесистыми пощечинами, сомлевшего от ужаса разбойника, мягко свалившегося ему на голову…
Хет тем временем, поднял факел и осветил потолок. Над головой у них был неровный каменный свод гигантских размеров. Его очертания терялись в темноте. Факел был не в состоянии пробить густую мохнатую тьму на большое расстояние.
Поводив по сторонам факелом, Иннокентий Павлович удивленно присвистнул. Лестница, выходящая из каменного свода над головой, фактически висела в воздухе. Вокруг на все триста шестьдесят градусов не было ни малейшего признака стен, опор или чего-нибудь в этом роде.
— Ну-ка, все вместе посветили в одном направлении! — крикнул Иннокентий Павлович.
Его голос провалился в кромешную темноту, так ни от чего и не отразившись. Эхо полностью отсутствовало. Пучок света от нескольких факелов также не позволил им заметить хоть какой-то видимости стен. Это означало, что они находились в какой-то гигантской каменной полости, не имеющей видимых границ. То насколько она была огромна, им еще предстояло выяснить. Теперь же, ощутив себя висящими в воздухе на древней, неизвестно кем и когда изготовленной лестнице, люди почувствовали себя крайне неуютно, а некоторых начала охватывать паника.
— Эй, кто там у нас в самом низу лестницы? — крикнул Хет.
— Я! — донесся откуда-то снизу полузадушенный голос кого-то из Крыс пустыни.
— Там пола еще не видно? — прокричал Хет.
— Даже близко не видно! — жалобно проблеял разбойник.
— Я бы посоветовал погасить все лишние факелы, — сказала Ольга. — Нужно экономить освещение. В противном случае, мы очень быстро останемся в кромешной темноте. А здесь так темно, что даже я плохо вижу.
— Да, радость моя, без твоих кошачьих глаз, нам крышка! — сказал Сенсей. — Гасите все факелы, к чертовой матери! Хет, свети ты один!
— Давайте уже, наконец, спускаться! — проворчал Иннокентий Павлович. — А то у меня уже конечности затекли!
Медленно шаг за шагом они начали спуск вниз по лестнице. По мере того, как спуск продолжался, а лестница все никак не кончалась, до них начинал постепенно доходить смысл происходящего. Глубина, на которую они уже спустились, была поистине чудовищной.
— Хвала благословенной Нут, повелевающей небесами! — воскликнул Абу. — Хорошо, что вокруг темнота. Если бы мне пришлось ползти на такой высоте при дневном свете, по этой шаткой лестнице, я уже давно околел бы от страха, а то и вообще сковырнулся бы вниз!
— Земля! — донесся снизу радостный возглас разбойника.
— Осторожно! — предостерегающе крикнул Хет. — Вдруг там плывун, зыбучий песок или еще что-нибудь!
Но к счастью, внизу был нормальный твердый грунт. Правда, покрыт он был толстым слоем серой, серебристой пыли, пушистой на вид. Когда все спустились вниз, было решено устроить привал. У всех от перенесенного напряжения тряслись руки и ноги. Хуже всех пришлось Иннокентию Павловичу. Как он ни старался выглядеть бодрячком, видно было, что он смертельно устал. Пришлось уложить его прямо на землю, подсунув ему под голову пару колчанов со стрелами.
— Отдыхай старый! — похлопал его плечу Сенсей. — А мы пока сходим на разведку, посмотрим, что здесь и как.
— А вдруг вы заблудитесь и потеряете дорогу обратно? — тяжело дыша, спросил Иннокентий Павлович.
— Здесь если даже захочешь, потеряться невозможно, — ответил Сенсей. — Посмотри под ноги, здесь каждый шаг, как на луне отпечатывается в пыли. Так, что можешь не переживать.
Тем временем, Хет, которому навскидку было лет на двадцать больше чем Иннокентию Павловичу, опустив факел, вниз принялся двигаться по подземелью по одному ему понятной замысловатой траектории. Он, то ускорял движение, то еле-еле плелся, иногда подолгу останавливался на месте и начинал кружить на нем, как собака, потерявшая след.
Не прошло и получаса, как далеко из темноты послышался его возбужденный голос:
— Идите все сюда!
Подняв взгляд на подошедших со всех сторон товарищей по несчастью, Хетт пнул массивное металлическое кольцо, наполовину скрытое в толстом слое пыли, покрывавшей пол, и взволнованно сказал:
— Я слышал легенды о существовании города Древних глубоко под пирамидами, по преданию вход в него открывается при помощи волшебного кольца.
Под слоем пыли оказалась выпуклая крышка люка, в ухо которого и было продето кольцо. Крышка была сплошь покрыта иероглифами.
Хет принялся было нажимать на диковинные символы, но вскоре отошел, досадливо покачав головой:
— Здесь нет ни одного знакомого мне иероглифа, и я бессилен поднять эту крышку.
— Ну-ка, отойдите в сторону! — проворчал Сенсей и, взявшись обеими руками за кольцо, потянул его вверх.
Но ничего у него из этого не вышло. Недоуменно хмыкнув, Сенсей повторил попытку. Но и второй подход оказался неудачным. К нему подошел здоровенный разбойник, и они попытались вдвоем сдвинуть крышку люка с мертвой точки. Эффект был по-прежнему нулевой.
Когда они отступили в сторону, Ольга склонилась над люком и пробормотала:
— Это просто дежавю какое-то! Похожие люки были в Проклятой штольне, и символы на них были точно такие же!
Пальчики ее запорхали над иероглифами, которые от легкого прикосновения начали послушно вдавливаться вовнутрь крышки. Послышался душераздирающий хруст, и крышка люка медленно откинулась в сторону. Из черной дыры неприятно потянуло какой-то едкой химией. Вглубь в темноту каменного колодца уходила металлическая лестница.
— А что там было за этими люками в Проклятой штольне? — настороженно спросил Иннокентий Павлович.
— Ничего там не было, все проходы за ними были завалены скальной породой, — ответила Ольга, настороженно заглядывая в темноту. — Ну, что полезли?
Первым в люк, осторожно перебирая ногами, спустился Сенсей.
— Эй, наверху! — послышалось из лаза. — Что встали? Спускайтесь, проверено — мин нет! Я стою на полу, лестница крепкая! Но воняет какой-то химической гадостью.
Спустившись по короткой вертикальной лестнице, они оказались на небольшой площадке. Факелы высветили нечто фантасмагорическое. Внизу перед ними простиралось огромное помещение. Оно было заставлено большими резервуарами, какими-то округлыми емкостями, некоторые размером с железнодорожную цистерну. Их соединяли переплетения синих труб разного диаметра. На гладких боках разноцветных резервуаров красовались огромные черные картуши с яркими иероглифами, которые не смогли прочесть ни Хетт, ни Иннокентий Павлович.
— Керамика! — восхищенно присвистнул Сенсей, постучав рукояткой меча по стенке одной из огромных бочек. — Глазированная глина или что-то в этом роде. Вообще, все это здорово напоминает мне производственный цех.
— А что в емкостях? — настороженно спросил Иннокентий Павлович. — И что они тут производили?
— А, шут его знает! — легкомысленно ответила Ольга. — Пойдем и посмотрим.
С площадки, вниз вела мощная металлическая лестница с широкими ступенями. Она была сделана все из того же желтого металла, напоминавшего золото. Спустившись по лестнице вниз, они прошли вглубь помещения. Повсюду на всем лежал толстый слой пыли.
Посередине цеха на огромной площади пол отсутствовал, а вниз куда-то на страшную глубину уходила темнота. Приблизившись вплотную к решетке ограждения, Сенсей направил факел вниз и присвистнул. Всех охватило ощущение ирреальности происходящего. Они словно оказались на верхней палубе гигантского фантастического космического корабля. Это еще более усугублялось четырьмя огромными керамическими колоннами, ядовитого желтого цвета, стремительно уходящими вниз.
— Здесь, грубо на глаз, может влезть, девятиэтажка, — задумчиво что-то прикидывая, проговорил Иннокентий Павлович. — Пойдем, посмотрим что там, на нижних этажах.
На следующем этаже они сделали неприятное открытие. И сделал его хранитель сокровищ сфинкса, Хет.
— Взгляните-ка сюда! — позвал он остальных.
Когда они подошли к нему, он высветил своим факелом короткую, но очень выразительную надпись, сделанную черными иероглифам на круглом боку оранжевой емкости.
— Знаете, что здесь написано? — нарушил затянувшуюся паузу Хет. — Я не совсем уверен, потому, что этот очень древние символы, но часть из них мне знакома. Так вот, здесь написано «Черная смерть».
— Это что, боевое отравляющее вещество? — озадаченно спросил Сенсей.
Хет недоуменно посмотрел на него:
— Мне незнакомо, произнесенное тобой понятие, но мне ясно, что внутри находится, что-то страшное. И оно может погубить всех нас!
— Посмотрите лучше сюда! — Ольга ткнула факелом в сторону.
Там рядком в темноту уходило около десятка аналогичных оранжевых емкостей с одной и той же нехорошей надписью.
— И что теперь делать будем? — спросил Сенсей, — Может быть, лучше ноги в руки и по быстрому валим отсюда? Пока какая-нибудь труба от старости не протекла.
— Погоди, ты! — проворчал Иннокентий Павлович и, подойдя к оранжевой матрешке с пугающей надписью, постучал ее по боку костяшкой пальца. Раздался глухой звук.
— Полная! — задумчиво сказал он.
Перепробовав, таким образом, все подписанные емкости они обнаружили, что все они чем-то под завязку наполнены.
— Получается господа хорошие, что мы напоролись на древний завод по производству какой-то страшной пакости, — подвел черту Иннокентий Павлович — Причем, насколько я понял, наш заводик законсервирован и может заработать в любую минуту.
Несмотря на то, что ни Хет, ни уж тем более Крысы пустыни, ничего не поняли из разговоров друзей, они по интонации поняли, что дело дрянь. Сбившись в нестройную толпу, разбойники бряцали оружием и испуганно косились на оранжевые емкости.
— А кто и на кой этот завод здесь построил? — спросил Сенсей.
— Пойдем, спустимся вниз и поищем ответ там. А заодно и ход, ведущий в подземный город Древних, о котором говорил Хет, — предложил Иннокентий Павлович. — Насколько я понял, все это создали именно они. Томиноферы — древние Ужасные Хозяева человечества.
Глава 18
Веревий ждал вот уже битый час, а скарабея все не было. Чертов жук куда-то запропастился! За это время Веревий успел так замерзнуть, что у него зуб на зуб не попадал от холода. Вдобавок ко всему сильно болел порез на ноге. Хорошо хоть, кровотечение прекратилось почти полностью.
Но если этот черный таракан не появится в ближайшее время, то Веревий может околеть очень даже запросто. Лесные зверушки растащат его косточки, и никто никогда не узнает где могилка его. Осознание того, что это может произойти с ним на самом деле, странным образом неприятно поразило его. Более того, не на шутку напугало. Стоило весь этот огород городить для того, чтобы так бездарно и запросто загнуться на этом богом забытом острове.
Если уж брать по большому счету, то Константин Петрович, голову свою положил для того, чтобы он, Веревий остался жив. А ведь большой столичный человек, при деньгах и со связями. И что он, и кто он, и где он сейчас? Точно также как и Григорий с Тихоном, тоже. Все трое сгинули, а он до сих пор все еще жив! И не может же он после всего этого так по-глупому окочуриться!
Но, в конце концов, скарабей все-таки явился. Его появление было весьма эффектным. Гигантское насекомое фактически вылезло из дуба и шумно плюхнулось на поляну. Но так как Веревий сидел сбоку, он видел, что жук вылез прямо из воздуха, всего в нескольких сантиметрах от ствола дерева. То место, откуда он вывалился, явственно напомнило Веревию огромный речной водоворот, один из тех, в которых исчезли три его недавних компаньона. Только здесь завихрение и бурление было не в воде, а в воздухе.
Скарабей сразу же, как только очутился на земле, тотчас набросился на то место, в которое Веревий вылил содержимое своего золотого флакона. За считанные секунды он выел большущую яму в земле и теперь утирал свои страшные кривые жвала, шипастыми лапами. Веревий застыл, ни жив, ни мертв. Он даже перестал дышать, когда ему показалось, что жук пристально смотрит на него. Повозив по сторонам колючей щеткой усов, скарабей видимо пришел к неутешительному выводу, что больше жучьего сока здесь нет. Так как делать на Чертовом острове ему было больше нечего, он прямо с того места где был, начал вгрызаться в воздух.
Веревий даже привстал с земли, совсем позабыв об осторожности. Зрелище того, как огромный черный жук постепенно исчезает в никуда и превращается при этом в невидимку, целиком захватило его. Причем настолько, что он чуть было, не прозевал тот момент, когда уже было пора следовать за скарабеем. Однако, Веревий успел всего за несколько мгновений до того, как прозрачная натечная масса воздуха стала густеть с краев невидимого тоннеля и смыкаться к центру. Своим видом сгущенный воздух напомнил ему прозрачный кисель, который не успели окрасить вареньем. Постепенно по мере того, как он уплотнялся, его масса становился все более плотной и непрозрачной.
Веревий опомнился лишь тогда когда этот кисель, приблизившись к нему на опасно близкое расстояние вдруг чуть было не схватил его за ногу. Отскочив от него назад, он стремглав пополз на четвереньках в сторону чернеющей впереди огромной туши скарабея. Насекомое, набрав приличную скорость, целеустремленно двигалось по одному ему известному курсу. Веревий едва поспевал за ним. В результате этой гонки, через непродолжительное время он совершенно согрелся, и озноб перестал сотрясать его тело. Если часом раньше на Чертовом острове он чуть было не замерз насмерть, то здесь в тоннеле через некоторое время с него уже сошло семь потов.
Веревий разинув рот, глядел на окружавшее его со всех сторон сказочное великолепие. Бирюзовый коридор, освещаемый время от времени фиолетовыми сполохами завораживал своей неземной красотой. Веревий видел как-то раз в лавке у ювелира Гольбейна огромную брошь, сделанную из александрита. Великолепно ограненный камень, в ней, имея своим основным цветом сине-зеленый, переливался местами малиновыми, а местами фиолетовыми сполохами. Теперь у Веревия было ощущение, что он ползет вслед за жуком сквозь огромный кристалл этого диковинного драгоценного камня.
Но вскоре ему наскучило восхищаться окружающими красотами, и он стал размышлять о превратностях своей купеческой жизни. Будучи прожженным прагматиком, что было вовсе неудивительно при его профессии, Веревий не мог долго концентрироваться на абстрактных идеях. Он предпочитал конкретику, то, что можно было потрогать руками, попробовать на вкус, поглядеть на цвет. Тем он и был силен. Но после знакомства с Карлом, он к своему большому удивлению узнал, что не все в этом мире можно измерить сантиметрами и взвесить килограммами.
Они вели с Крейцером долгие разговоры по душам и полученные от него сведения Веревий жадно, словно губка впитывал. Тем не менее, он так никогда до конца и не понимал этого восторженного немца, готового загореться какой-нибудь очередной гениальной идеей и для ее осуществления бросив все отправиться в путешествие чуть ли не на край земли. Потом когда они сошлись достаточно близко и подружились, ему приходилось не раз, и не два, осаживать Карла, когда того заносило в очередной раз. Если бы не Веревий со своим прагматическим взглядом на жизнь они оказались бы в остроге как минимум на полгода раньше. Где сейчас Карл, как он? Выведет ли его жук туда же куда исхитрился сбежать смышленый немец?
От Карла Вервий почерпнул еще одно весьма пришедшееся ему по душе качество. Если и до знакомства с ним Веревий бывал достаточно крут в отношении с подневольными ему людьми, то после общения с немцем он стал патологически жесток. Более того, он начал испытывать некое болезненное удовольствие, заставляя людей страдать. Если ему не удавалось довести до слез своих домашних или он не устраивал мордобой паре тройке своих рабочих, то считал что день прошел впустую.
Огромная заслуга Карла была в том, что он объяснил ему, что вовсе незачем жалеть слабых и ущербных людишек. Они были созданы такими единственно для того, чтобы такие сильные люди, как Карл и Веревий могли пользоваться ими. Волку же не приходит в голову жалеть овцу, которую он задрал, чтобы прокормить себя. Или, скажем, лисица, забравшаяся в курятник, менее всего будет озабочена самочувствием и психическим состоянием кур. Так и люди, одни изначально созданы охотниками, а другие добычей. Поэтому, по словам Карла, выходило, что растрачивать свою энергию на сантименты и прочую слабохарактерную чушь, дело глупое, если не сказать вредное. Особенно, если перед тобой стоит грандиозная цель.
А такая цель у них с Карлом была. И заключалась она в том, чтобы выкачав из Проклятой штольни все золото, что там было, сколотить умопомрачительный капитал. То, что для этого придется извести, чуть ли не половину населения Ежовска и прилегающих к нему сел и деревень, мало волновало их. Они были готовы, если будет надо, перенести свое внимание на соседние с Ежовском города. Страдания, каких-то мелких, незначительных людишек с их житейскими неурядицами, постоянно одолеваемых химерическими заботами о создании семьи, продолжении рода, воспитании детей были ниже их понимания. Они были выше этого.
Также Карла и Веревия совершенно не волновали испытываемые их несчастными жертвами нравственные и физические страдания, когда их, вырванных из привычной среды обитания, опускали в непроглядную тьму страшной Проклятой штольни. Что там происходило с бедными людьми, можно было только догадываться, но конец у всех был один. Все они независимо от их социального и материального положения заканчивали одинаково, будучи разодранными на куски, наскоро проглоченные, в желудках у злобных подземных тварей.
Этот ужасный симбиоз с одной стороны Карла и Веревия, с другой стороны их страшного воспитанника Сынка, с его подземными сородичами устраивал обе стороны. Ибо он утолял их голод. Троглодиты, обитавшие в проклятой штольне, утоляли свою тягу к человеческой плоти, а те, кто причисляли себя к людям, утоляли свой всепожирающий голод к золоту. И такая людоедская, по сути своей, коммерция, вполне устраивала обе стороны.
Ныне же, загнанный обстоятельствами, в волшебный бирюзовый коридор Веревий упорно полз вслед за скарабеем, уверенный, что еще не все потеряно. Озаряемый фиолетовыми сполохами, он был твердо уверен, что еще покажет всем этим надутым моралистам, что чуть было, не повесили его и Карла, где раки зимуют.
С Крейцером или без него, но он сбирался поквитаться с этими ничтожными людишками, которые решили, что могут распоряжаться его жизнью. Они еще будут плакать кровавыми слезами на дне Проклятой штольни, куда он отправит их всех до единого! Эти недоумки еще не поняли, с кем они связались и кого отправили на эшафот! В наказание за это Веревий собирался отправить их вех скопом в Проклятую штольню. Пусть племя троглодитов плодится и размножается. При помощи Сынка Веревий предполагал держать подземных жителей в узде и привить им азы чинопочитания и воинской дисциплины. Если совсем повезет, он научит их управляться с современным оружием, на приобретение которого деньги у него были в избытке.
А потом когда Веревий почувствует, что время настало, он выведет наверх из штольни расплодившееся и хорошо обученное воинство подземных каннибалов. И вот тогда, под его командованием, они устроят человечеству Судный день!
Неожиданно имперские амбиции, захватившие все внимание Веревия были прерваны странным свечением, появившемся прямо впереди ползущего него жука. Теплый розовый свет заполнил собой весь бирюзовый тоннель. Он исходил от огромного розового пузыря, неожиданно выросшего прямо по курсу идущего с крейсерской скоростью скарабея. Чудовищный жук и не собирался сворачивать в сторону, а напротив, казалось, увеличил скорость. Когда скарабей приблизился к пузырю почти вплотную, тот с громким всхлипом втянул в себя насекомое, а вслед за ним и Веревия.
Глава 19
Некра не помнил, как добрался до покоев верховного жреца Баксути. По его виду тот сразу же понял, что произошло именно то, что и должно было произойти. Именно на подобную реакцию парасхита и был расчет Баксути. Как он и предполагал, будучи вне себя от горя, Некра прервал жизненный путь молодого исполнительного жреца.
По всей видимости, бедняга Гамар уже беседует с Осирисом в зале божественного суда. Где его сердце, взвешивают на больших анатомических весах, а противовесом ему служит страусиное перо. Но это в том случае, если Некра не вырвал ему этот орган из груди, после того, как Гамар уничтожил остатки пребывания Нефертау на бренной земле. Именно это лукавый Баксути велел ему сделать, во время их последней встречи.
Обессилено рухнув перед жрецом, Некра трясущимися руками протянул ему небольшой узел из черной ткани.
— Это все что осталось от моей Нефертау! — возопил он, заливаясь горючими слезами. — Молю тебя о всесильный Баксути помоги мне! Заклинаю тебя, всем, что тебе дорого, верни мою Нефертау!
— Она почти уже принадлежала тебе, — задумчиво сказал жрец, поглаживая породистый подбородок с ямочкой. — Единственное, что от тебя требовалось — это доставить ее сюда. Бедная Нефертау, все это время она терпеливо дожидалась тебя. Однако ты не смог сберечь даже такую малость, оставшуюся от твоей любви.
Некра от избытка переполнявшей его чувства вины, рухнул на колени и разразился рыданиями. Перед его внутренним взором неотрывно стояло божественное лицо, покоящееся на черной подушке и застывшая на нем загадочная, всепрощающая улыбка.
Он понимал, что от его слез и воплей пользы не будет никакой. Просто его сущность остро нуждалась в очистительном катарсисе, после которого он смог бы попытаться продолжать свою никчемную жизнь. Взрыв эмоций был настолько силен, что в итоге Некра потерял сознание.
Когда же он пришел в себя, то все еще находился в покоях Баксути. Верховный жрец, не мигая, смотрел на него и в глазах его не было ни сочувствия, ни жалости.
— Ранее ты принадлежал мне лишь наполовину, потому что другая половина тебя принадлежала Нефертау, — холодно сказал он. — Ныне же, после того, как от Нефертау не осталось ровным счетом ничего, ты принадлежишь мне, весь без остатка. Я могу повелевать тобой и распоряжаться твоей жизнью так, как мне заблагорассудится. Кроме того за тобой есть небольшой должок — жизнь младшего жреца Гамара. Ты забрал ее без моего разрешения и без благословения на то Амона! А это грех!
— Но он уничтожил, то немногое, что еще оставалось от моей Нефертау! — взвыл в отчаянии Некра. — Я не мог не покарать его за это!
— Карать или не карать — это удел богов, и фараонов, — сурово прервал его Баксути. — Ты же, всего лишь человек! Твой удел принимать события с благодарностью и надлежащим почтением. Ответь, зачем мне помогать тебе, после всего, того что ты совершил?
И тут, к его удивлению, Некра сумел найти единственные верные слова.
Парасхит хрипло сказал:
— Помоги мне и я убью фараона Сети!
— Ну что же, если так! — криво усмехнувшись, сказал Баксути. — Готов ли ты присягнуть на верность мне и произнести надлежащую клятву?
— Да, жрец! Клянусь верой и правдой служить тебе! — запальчиво ответил ему Некра.
— Тогда повторяй за мной следующие слова страшной клятвы! Готов?
— Да, жрец!
— Тебе Великий Амон, что дал мне жизнь, клянусь верно, блюсти наш договор! Ни на мгновение, не зная ни сна, ни покоя, до тех самых пор, пока у твоего верховного жреца Баксути, останется для меня хоть одно поручение. И горе мне, если я оставлю его невыполненным, да падут на меня все бедствия и всякий позор! Пусть тогда орды демонов всех, сколько есть самых ужасных болезней, неутолимых и нестерпимых терзает мои внутренности! Пусть тогда благостный сон бежит от моих налившихся кровью и гноем глаз! Пусть тогда я умру, и пусть подлое тело мое не примет ни земля, ни вода, пусть не сожжет его огонь и не пожрут дикие звери! И пусть имя мое будет забыто, так, словно его никогда и не было! Да будет отныне так!
Выждав некоторое время, для того чтобы Некра смог до конца осознать те страшные слова, которые только что повторил за ним вслух, верховный жрец спросил:
— Понимаешь ли ты, что нарушение данного тобой слова повлечет за собой кару более страшную, чем сама смерть?
— Да, Баксути! Если я нарушу мою клятву, пусть великий Амон казнит меня по своему усмотрению!
— Ну, что же неплохо! Я доволен тобой, — менторский речитатив верховного жреца сменился на жесткий и требовательный, так повелитель говорит с рабом. — Теперь, для того чтобы испытать искренность твоих помыслов я должен сделать еще кое-что.
После этих слов Баксути хлопнул в ладоши. Вбежавшему служке он прошептал несколько слов так чтобы до Некра не дошел смысл сказанного им. Изменившийся в лице молодой послушник стремглав выскочил из покоев бросившись выполнять повеление жреца.
Вернувшись, служка с почтением передал Баксути небольшой кувшин и глиняную чашу, после чего поспешно удалился.
— Подкрепи свои силы этим дивным напитком богов, — велел Баксути, наполняя чашу содержимым кувшина.
— Он имеет отношение к Амону? — спросил Некра, принимая из рук жреца глиняную плошку, наполненную какой-то жидкостью.
— Скорее к Апопу — это яд забвения! Но не пугайся, тебе он не принесет ничего кроме пользы, так что пей смело! — недобро усмехнулся Баксути.
— Яд? — подозрительно спросил Некра, осторожно отхлебнув из чашки. — Какой-то странный у него вкус! Ты, действительно задумал отравить меня жрец, в отместку за гибель своего Гамара?
— Если ты хочешь вновь увидеть Нефертау, тебе придется испить эту чашу до дна!
— Да будет так! — воскликнул Некра и залпом в несколько глотков осушил содержимое глиняной плошки.
Он задумчиво повозил языком во рту. Там остался горьковатый вяжущий привкус. Некра прислушался к своему желудку, там не происходило ничего подозрительного. Не было ни рези, ни колик, обычно сопровождавших действие отравленного зелья. Все это время Баксути с интересом наблюдал за парасхитом.
— Что-то со мной ничего не происходит, — пробормотал Некра, удивляясь тому, как вдруг отяжелел его язык.
После этого, он неожиданно завалился набок и рухнул навзничь прямо на пол. Несмотря на то, что он лежал на твердых каменных плитах, настроение у него вдруг неожиданно улучшилось, и в образе мышления появилась необычайная ясность с сильным налетом бесшабашной удали. Все его естество пело, наполняясь неизбывной силой и мощью. Казалось, что еще немного и у него за спиной развернутся крылья, и он сможет взлететь, пробить головой этот глупый закопченный потолок храма и вырваться наружу. Стремительно взмыть в бездонное темно синее небо, и с грохотом рассыпаться там, словно взорвавшаяся комета, разноцветными искрами и звездами и слиться с бархатной черной ночью в пароксизме блаженства, став с ней единым целым.
— Эй, погоди, не так быстро! Не улетай! — звонкий шлепок по щеке вернул парасхита обратно в храмовые покои Баксути.
Прямо перед ним, было неестественно крупное лицо верховного жреца, искаженное так словно он смотрел на него с блестящего выпуклого щита отполированного словно зеркало.
— А теперь закрой глаза и смотри! — прокричал он Некра прямо в ухо. — Смотри, смотри, смотри!
Некра послушно смежил веки и в тоже мгновение увидел Лицо! И это было Лицо Нефертау! Затем в его ушах зазвучал Голос. И этот голос принадлежал ангельскому Лицу Нефертау.
Несмотря на то, что это Лицо было безжалостно растоптано Гамаром и полностью уничтожено, оно подобно фениксу восстало из праха и тлена и теперь неотступно присутствовало перед мысленным взором Некра. Более того, теперь оно разговаривало с ним, потому что теперь Лицо обрело свой Голос! Некра внезапно понял, что перед ним дух Нефертау.
Прежде всего, Лицо объяснило Некра, что смогло материализоваться перед ним в своем первозданном виде благодаря могуществу Баксути и той крови, которую Некра пролил, убив Гамара, а также тем страданиям, которые ему при этом причинил. Лицо велело Некра быть во всем послушным Баксути и беспрекословно выполнять все его распоряжения. Это было необходимо, так как без его помощи Нефертау, не сможет вновь воплотиться в физическом теле. При этом дух Нефертау очень скорбел по поводу потери своего дивного тела, а Некра рыдал вместе с ней.
Потом дух Нефертау спросил его, кто были эти люди, которые при помощи скарабея, пронзили время и пришли сюда вместе с ним из будущего? И Некра все рассказал ей про своих друзей, про Сенсея, Ольгу и Иннокентия Павловича.
После этого дух Нефертау радостно рассмеялся и поведал ему, что он должен будет убить их всех! Некра пришел в ужас и стал яростно сопротивляться, отказываясь убивать своих друзей. Но Голос настойчиво шептал ему, что для того, чтобы Нефертау возродилась к жизни, ему придется привыкать к этому, ибо ему предстоит убить очень многих людей. Если он хочет ее скорейшего возрождения, ему необходимо убивать как можно больше людей.
Призрак показал Нерка, как это будет происходить. И он воочию увидел, как все многочисленные жизни, пока еще не убитых им людей, тоненькими струйками будут перетекать в некий таинственный, еще довольно расплывчатый резервуар, на котором красовалось ласково улыбающееся Лицо его возлюбленной. Для того чтобы из собранных там эмоций и крови сконденсировалось Ее божественное Тело нужно было время и новые жертвы! Очень много жертв. Причем количество убийств должно был постоянно расти!
Что же касается Сенсея, Ольги и Иннокентия Павловича, сказал дух, то кровь людей из будущего, существенно ускорит процесс воплощения вовне физического тела Нефертау. Ибо один человек оттуда равен тысяче обычных египтян! И перед тем, как провалиться в блаженное беспамятство Некра дал Нефертау свое слово, убить всех на кого она ему будет указывать.
Убедившись, что парасхит окончательно перестал подавать признаки жизни, Баксути знаком нетерпеливо отослал храмовую проститутку. Все это время, женщина громко повторяла над телом Некра, все те слова, что верховный жрец шептал ей в ухо.
— Глупый доверчивый парасхит! — усмехнулся Баксути.
Глава 20
Огромный розовый пузырь со всхлипом втянул в себя, Веревия следом за жуком. А в следующее мгновение, он уже вывалился куда-то, и чувство падения с высоты страшно напугало его. На его счастье лететь вниз пришлось не очень далеко. Судя по всему, он упал с высоты не более трех метров, иначе во время приземления неминуемо свернул бы себе шею.
Перекувыркнувшись в воздухе, Веревий упал на спину. Сильный удар о земную твердь вышиб из него дух. После этого он долго и безуспешно пытался вдохнуть новую порцию воздуха. Прошло достаточно времени, прежде чем он вновь научился дышать. Хрипло откашлявшись, он сел и попытался осмотреться вокруг, чтобы выяснить, куда же он попал?
После полумрака бирюзового тоннеля, с фиолетовыми сполохами, Веревий едва не ослеп от яркого солнечного света, безжалостно резанувшего его по глазам. Зажмурившись, он болезненно застонал. У него было странное ощущение, что он вновь возрождается к жизни подобно новорожденному младенцу. По большому счету так оно и был она самом деле. Точно также как новорожденный он вновь учился дышать и воспринимать окружающий его чуждый мир.
Внезапно слух его уловил отвратительный писк, сопровождавшийся жутким грохотом и непонятным скрипом. Веревий помотал головой силясь сосредоточиться и найти среди своего богатого жизненного багажа хоть какое-то подобие этим звукам. Аналогия, как ни странно нашлась довольно скоро. Как-то раз Веревий видел как две кареты сшиблись другом с другом на огромной скорости, по причине того что возницы не хотели уступить друг другу право проезда по перекрестку. Сначала послышался сильный удар и грохот, такой словно сшиблись два огромных пустых сундука, окованных железом. Потом послышался душераздирающий треск проломленного дерева, дикое ржание лошадей переломавших себе все ноги и истошный крик людей пострадавших при крушении экипажей.
Ныне же, в том ярко освещенном солнцем месте, куда попал Веревий, эти звуки доносились, казалось отовсюду. Только здесь они были намного громче и страшнее. А людские стоны и отчаянные вопли о помощи, также как и испуганное ржание лошадей заменял пронзительный не то писк, не то визг, сопровождающийся мерзким скрипом.
Когда Веревий, наконец, проморгался и вновь обрел благословенный дар зрения, он почувствовал себя совсем худо. Более того, он проклял тот день, и час когда родился. Раньше до знакомства с Карлом подобное могло привидеться ему разве что в кошмарном сновидении, после неумеренных гастрономических излишеств и соответствующих им возлияний. В страшном испуге и растерянности Веревий взирал на открывшуюся его воспаленному взору поистине ужасную картину.
Сквозь плотное облако пыли было видно, как сошлись в смертельной схватке гигантские угольно-черные насекомые. Огромные скарабеи числом не менее полудюжины, один страшнее другого безжалостно рвали друг друга огромными острыми жвалами. Кривыми когтями, и остроконечными шипами, расположенными на голенастых ногах они яростно наносили друг другу страшные раны. Отвратительный визг, которыми жуки оглашали воздух, казалось, проникал сквозь уши прямо в мозг.
Не нужно было быть провидцем, чтобы догадаться о том, что Веревий угодил не в самое безопасное место. Осознав эту истину, Веревий в ужасе поскользнулся на гадкой белесой слизи, вытекшей из искромсанных тел израненных и поверженных скарабеев. Он едва не упал и только чудом устоял на ногах. Битва на взаимное уничтожение скарабеями друг друга, видимо продолжалась довольно давно. Это следовало из того, что кругом на земле валялись большущие куски и щепки черного хитина, от разбитых панцирей скарабеев. Словно вырванные с корнем черные корявые деревья повсюду были разбросаны, перекушенные и выдранные из сочленений искореженные лапы ужасных насекомых.
Веревий попытался покинуть место сражения доисторических гигантов, но не тут-то было!
На деле это оказалось не так-то просто осуществить. Продолжающаяся между жуками беспощадная битва не позволила ему пройти невредимым мимо избивающих и калечащих друг друга скарабеев. Веревию оставалось лишь стоять на том самом месте, где он находился, ибо лишь оно одно пока все еще находилось вне досягаемости ужасных насекомых. Попытка сделать хотя бы шаг в сторону могла закончиться весьма плачевно, так как со всех сторон безостановочно мелькали усаженные острыми кривыми шипами голенастые лапы черных монстров. Они со свистом рассекали воздух, после чего с грохотом и скрипом прошибали прочные хитиновые панцири соперников. Один единственный удар такой страшной конечностью, словно гигантской двуручной пилой, легко перепилил бы человеческую руку или ногу. А зацепившись кривыми когтями за его мягкую податливую плоть, жук мог без малейшего усилия разорвать Веревия пополам.
Поэтому ему не оставалось ничего другого, как замерев в ужасе стоять столбом, боясь быть затоптанным. Словно оторопевший суслик, нечаянно оказавшийся, посреди табуна лошадей несущихся неизвестно куда. Так Веревий простоял недвижно, как ему показалось целую вечность. Внезапно он с изумлением разглядел силуэты двух людей стоящих поодаль, которых по чистой случайности не заметил ранее. Это были двое мужчин. Они, застыв, словно пораженные молнией, во все глаза смотрели на Веревия. Одеты они были в такое же платье, что было и на нем самом. Разве только более дорогое, нарядное и не столь изношенное. Из этого следовало, что эти двое, очевидно, были его современниками.
В облике одного из них Веревий, несмотря на пыль и расстояние, сразу же заметил нечто, что привлекло его внимание. Было что-то невыносимо знакомое в его высокой складной фигуре, в том, как этот человек гордо держал свою породистую голову. Когда он неожиданно повернул голову в профиль и стал, виден его орлиный нос с горбинкой, Веревий ахнул! Это был определенно Карл Крейцер и никто иной!
Веревий и не мечтал о таком счастье! Скарабей привел его прямиком к Карлу. Этого просто не могло быть. Веревий смотрел на друга и не верил своим глазам. Судя по тому, что рядом с ним стоял какой-то человек, Карл вполне освоился в здешней местности. И что самое главное он был на свободе, и видимо никто не спешил его арестовывать.
Веревий громко крикнул:
— Карл, я здесь!
Но его друг продолжал, молча смотреть на него, никак не выказывал радости по поводу его появления. Это неприятно поразило Веревия, который рассчитывал на более теплую встречу. Пытаясь понять, что заставляет Карла поступать так, а не иначе Веревий неожиданно ощутил как волосы у него на голове и по всему телу начинают подыматься дыбом. Одновременно с этим Веревия внезапно охватило странное пугающее чувство. Оно стало расти в размерах и вскоре затопило все его сознание и трансформировалось в испуг, смешанный с внезапным озарением. Веревий холодея от ужаса, понял, что возле Карла стоит он сам!
Второй Веревий, стоявший возле Карла, напряженно смотрел на него и, судя по всему, также не узнавал самого себя. Веревий хотел было крикнуть, что-то еще, но слова застряли у него в горле, и наружу вырвалось лишь какое-то хриплое карканье.
Веревия словно молния пронзила жуткая догадка. Чертов скарабей, словно Иван Сусанин проплутав в бирюзовом пространстве, столько времени, завел его обратно на этот, воистину проклятый Чертов остров! Веревий вновь попал в тот самый день и в тот же самый час, когда они с Карлом набирали в свинцовую колбу жучий сок самки скарабея! Именно тогда они и потеряли ее. В тот день на ее запах сползлись монструозные самцы скарабеев и устроили битву титанов! Побуждаемые ненасытной похотью чудовищные насекомые принялись истреблять друг друга. При этом они настолько рассвирепели, что, не видя вокруг себя ничего, и никого безжалостно растоптали и предмет своего вожделения, свою самку.
Потом, Веревий внезапно вспомнил про того странного человека в мокрой одежде с искаженным от ужаса лицом, который возник перед ним и Карлом. В тот день на поляне, он вывалился прямо из воздуха, следом за одним из явившихся жуков. Незнакомец, как им тогда показалось, узнал их. Он пытался что-то прокричать им, не то слова проклятия, не то предостережения. Более незнакомец не успел ничего ни сказать, ни сделать, так как в следующее мгновение погиб раздавленный другим скарабеем, рухнувшим на него прямо с высоты невидимого тоннеля.
И теперь, прежде чем это произошло с ним самим, и на Веревия сверху обрушилась многотонная туша гигантского насекомого, он успел вспомнить, где же он видел это так хорошо знакомое ему лицо того незнакомца? Веревий видел его каждый день, каждый раз, когда брился утром. Он видел его в зеркале. Ибо это был он сам.
Рот Веревия широко раскрылся для того, чтобы прокричать что-то самому себе стоящему подле Карла. Не то проклятие своему другу, не то отчаянное предостережение самому себе.
Но в следующее мгновение огромная черная туша скарабея накрыла его своей чудовищной массой. Тут же на этого жука сверху взгромоздился уже другой совершенно одуревший от запаха жучьего сока скарабей. Каждый обезумевший от неистового желания огромный самец стремился, как можно быстрее уничтожить стоящего на его пути соперника и соединиться с самкой. Когда насекомые в горячке боя, сдвинулись в сторону, тело Веревия оказалось, словно паштет, растерто и намазано на землю, их колоссальными тушами. Так закончил свою жизнь Веревий Холодный.
Глава 21
Добравшись до самого нижнего уровня, все остановились в нерешительности, не зная, что делать дальше. Во все стороны простиралась кромешная тьма. Разноцветные емкости со страшными иероглифами, куда-то исчезли. Вокруг не было ничего, кроме кромешной темноты. Не было никакой возможности определить, как далеко простирается место, где они оказались, так как не было видно ни стен, ни потолка. Ольга вышла вперед и принялась внимательно вглядываться в темноту, изучая линию горизонта. Наконец она уверенно ткнула пальцем в левую сторону.
— Нам туда! — безапелляционно заявила она и двинулась вперед. — Там виднеется, какая-то темная полоса. Похоже на какое-то рукотворное сооружение.
Молча, переглянувшись, Сенсей с Иннокентием Павловичем зашагали вслед за Ольгой.
Хет догнав Абу, хмуро сказал:
— Эта женщина демоница, она заведет нас в западню и пожрет там всех до единого!
Абу ничего не ответил, а лишь ускорил шаг, чтобы догнать друзей. Разбойники плелись чуть поодаль под предводительством Хета. По мере продвижения вперед, перед ними вырисовывались темные очертания циклопической стены, преграждающей им путь.
— С одной стороны, это хорошо, что мы пришли хоть к чему-нибудь. Я лично запарился идти в никуда, — проговорил Сенсей. — С другой стороны, нет ничего хорошего, если вдруг окажется, что это конечная стена пещеры и идти дальше некуда.
— Подумаешь! Ничего страшного, пойдем вдоль стены, куда-нибудь она нас да приведет, — сказала Ольга. — Потом не забывай, здесь нас где-то, с нетерпением дожидается город Древних.
— Ага, если верить пророчеству Абу, — иронически хмыкнул Иннокентий Павлович. — При условии, что оно не врет.
— Хватит говорить! — оборвал их Хет. — Нам лучше не растрачивать силы в бесплодных предположениях.
— Слушайте, а чем это здесь пахнет? — вдруг удивленно спросила Ольга.
— Какой-то дешевый парфюмерный запах, с примесью едкой отравы, — попытался определить запах Иннокентий Павлович.
Между тем, над ними вырастала колоссальная стена, состоящая из неровного каменного монолита, испещренного по горизонтали разноцветными слоями, отчего она напоминала слоеный пирог. По мере приближения к стене запах усиливался. Действительно, как верно подметил Иннокентий Павлович, запах наводил на мысль о том, что кто-то хотел добавить парфюмерную отдушку к чему-то едкому и дурно пахнущему.
Верхушка стены терялась где-то вверху в кромешной темноте, на высоте о которой никому не хотелось думать. Свернув влево, они двинулись вдоль скалистой слоеной стены. Внезапно неверный свет факелов выхватил из темноты огромный трапециевидный проход, ведущий вовнутрь скалы. Его края и верхняя часть были окантованы своего рода рамой неправильной формы, весьма причудливых очертаний. Эта массивная окантовка была сделана все из того же желтого металла.
Посветив факелом вовнутрь ворот, Сенсей, держа секиру наготове, осторожно двинулся вперед. Запах определенно шел оттуда. Остальные двинулись следом. Замыкали шествие разбойники, беспрестанно лязгавшие оружием, чтобы подбодрить самих себя. По своему обыкновению они недовольно ворчали и вяло переругивались.
Через некоторое время, впереди стали вырисовываться, какие-то странные конструкции прямоугольной конфигурации. Более всего они напоминали гигантские стеллажи.
— Это что библиотека великанов? — удивленно спросил Сенсей.
На «стеллажах» находились многочисленные полки уставленные, чем-то. Все это в целом производило ошеломляющее впечатление. Во все стороны, куда только мог добраться свет от факелов, все пространство было уставлено «стеллажами» уходящими ввысь.
По мере приближения к ним странный запах становился все сильнее и сильнее. Двух мнений быть не могло, пахло то, что стояло на этих огромных полках.
Когда они подошли к «стеллажам» вплотную все на время лишились дара речи. На полках плотными рядами стояли саркофаги. Сквозь густой слой серебристо-серой пыли, просвечивали приглушенные краски, которыми были расписаны эти жуткие округлые коробки.
— Уму непостижимо! — восхищенно воскликнула Ольга, светя факелом налево и направо. — Их же здесь тысячи и тысячи!
— Да нет, — поправил ее Иннокентий Павлович. — Если пространство пещеры и дальше заполнена «стеллажами», то здесь счет идет уже не на тысячи, а, пожалуй, что на миллионы.
Сенсей молча, вынул меч из ножен и решительно подошел к ближайшей к нему полке «стеллажа». Для начала он осторожно постучал по крышке саркофага лезвием. Раздался глухой деревянный звук.
— Вроде внутри пустота, — пробормотал Сенсей. — Ну-ка помогите! Я не смогу один этот ящик поднять!
По знаку Хета к нему подошли Абу и несколько разбойников. Взявшись за голову и ноги саркофага, гипертрофированно повторяющего очертания человеческого тела, они сняли его с полки и аккуратно поставили на землю.
— Странно, он довольно легкий! — озадаченно проговорил Сенсей.
Иннокентий Павлович задумчиво поскреб ногтем по раскрашенной крышке.
— Ни фига это, ни какое не дерево, это материал типа какого-то пластика. Любое дерево давным-давно от старости уже усохло бы и растрескалось. Здесь же поверхность гладкая и ровная, словно ящик вчера сделали. А ему самое малое должно быть где-то около пяти с половиной тысяч лет.
— Ты что радиоуглеродный анализ, что так уверенно бросаешься цифрами? — недовольно покосился на него Сенсей.
— А может быть, даже десять, а то и двадцать тысяч лет, — невозмутимо продолжал Иннокентий Павлович.
— Да с чего ты взял? Совсем мозги набекрень съехали! — возмутился Сенсей и продолжил исследование крышки саркофага. — Где она, тут должна открываться? Если она вообще открывается!
Хет зашел с другой стороны гроба:
— Вот здесь должны быть деревянные клинья. Они обычно торчат из нижней части. На них, как на шипы сажается крышка сверху. По ее краям колотят большим деревянным молотком, через несколько слоев ткани, чтобы не повредить роспись на крышке. Иногда клинья для верности еще мажут клеем.
— Так как нам его открыть? — спросила Ольга.
— А чего открывать-то? — недоуменно посмотрел на нее Иннокентий Павлович. — Я тебе и так скажу, без всякого открывания, что там внутри мумия человека. Старая престарая, возраст, как я уже говорил от пяти до двадцати тысяч лет.
— И откуда ты все это знаешь? — подозрительно покосился на него Хет.
— А много книжек в детстве читал, в смысле папирусов! — усмехнулся Иннокентий Павлович.
— Ну-ка, подвиньтесь! — Сенсей решительно отодвинул стариков от саркофага.
Подойдя поближе, он взялся обеими руками за рукоятку меча, примерился и рубанул по крышке наискось. Кусок крышки, срезанный острым клинком, отлетел в сторону. Сверху в саркофаге образовалась дыра размером с суповую тарелку. Изнутри резко пахнуло терпкими восточными пряностями, смешанными с какой-то не то кислотой, не то щелочью.
Сенсей закашлялся. Запах действительно был очень крепким и приторным. От него напрочь перехватывало дыхание.
Ольга подняла с земли срезанный фрагмент крышки и повертела ее в руках, рассматривая:
— Так она вообще тонюсенькая! Миллиметра три, четыре не больше!
Она попробовал кусок на прочность. Тот неожиданно с сухим треском сломался на две половины. Сенсей подошел к ней взял один из кусков и внимательно осмотрел его. Убрав меч в ножны, он несколькими ударами кулака в считанные секунды разнес крышку саркофага в щепки.
Все сгрудились вокруг распечатанной коробки, отчаянно кашляя, вытирая набежавшие от едкого запаха слезы. Запах был поистине невозможен, но любопытство оказалось сильнее. Внутри, как и предсказывал Иннокентий Павлович, лежало иссохшее человеческое тело, забинтованное в черно-коричневые бинты. Все было насквозь пропитано каким-то смолистым веществом, которое издавало невыносимо крепкий запах.
Ольга боязливо потыкала мумию пальцем:
— Сухая! — удивленно протянула она.
— А может это вообще муляж? — предположил Сенсей.
— Сам ты муляж! — хмыкнул Иннокентий Павлович и, взяв мумию за голову, рывком повернул ее в сторону.
Раздался хруст раздавленного крекера, после чего в руках Иннокентия Павловича оказалась голова, обмотанная бинтами.
Невозмутимо осмотрев место, по которому шея неровно отделилась от туловища, он лекторским тоном произнес:
— Нет, вынужден вас огорчить, это вовсе никакой не муляж. Это самая настоящая человеческая мумия. Обратите внимание на великолепно сохранившиеся шейные позвонки. Также необходимо отметить, что тело усопшего насквозь пропитано битумоподобным веществом, которое некогда представляло собой смесь различных благовоний и масел. Мягкие ткани в своем первоначальном виде до нас к глубокому сожалению не дошли. За прошедшие тысячелетия они были практически расплавлены бальзамами и смолами, которые первоначально были залиты в полости тела, для того, чтобы сохранить тело в первозданном виде. То есть фактически внутри оболочки из холщовых бинтов в данный момент находится однородная высушенная тысячелетиями масса. Ну и естественно, костяк.
— И что это значит? — спросил Сенсей.
— А это значит, что мы находимся в гигантском некрополе, — пожав плечами, ответил Хет — То есть, в городе мертвых.
— В смысле, этакое подземное царство мертвецов, которыми правит их бог Осирис? — иронически спросил его Иннокентий Павлович. — Нет, не все так просто, что-то здесь не так! Нутром чую!
— И что ты именно чуешь? — спросил Абу.
— Да масштабы понимаешь просто пугающие! — воскликнул Иннокентий Павлович. — Миллионы мумий, запечатанных в саркофаги. Да, кстати!
Он, вдруг ни с того, ни с сего, неожиданно ринулся по проходу между «стеллажами», размахивая факелом.
— Стой, погоди! Не ходи один! — крикнул ему Сенсей вдогонку, но было уже поздно.
Несмотря на свой приличный возраст Иннокентий Павлович, если ему, что-то было интересно, мог перемещаться в пространстве необычайно легко и быстро. Сенсей ругая, на чем свет стоит прыткого старика, вынул меч и торопливо пошел вслед за ним.
Иннокентий Павлович вел себя, как-то странно. Он двигался короткими перебежками. Пробежав очередные десять метров, он смахивал пыль с крышки какого-нибудь саркофага, светил факелом, разглядывал ее, издавал удовлетворенный утробный звук, а затем снова продолжал бежать по проходу вдоль «стеллажей». Вскоре всем надоело ждать, когда же, наконец, он закончит свои сумасшедшие пробежки и угомонится и они просто пошли следом за ним. Когда они прошли около двухсот метров, им навстречу широко улыбаясь, двигался удовлетворенный и сияющий Иннокентий Павлович, сопровождаемый хмурым Сенсеем. Они о чем-то горячо спорили, оживленно жестикулируя.
— Они все одинаковые! — гордо сообщил Иннокентий Павлович, когда Ольга, Абу и Хет с разбойниками поравнялись с ним.
— Кто одинаковые? — удивленно спросил Хет. — Мумии?
— Не мумии, а коробки, в которых они лежат, саркофаги, то есть! — радостно выпалил Иннокентий Павлович. — Та же форма, тот же рисунок, та же расцветка! Все полностью идентично! Я отмахал около полукилометра и везде одна и та же картина. Могу спорить на что угодно — на верхних полках то же самое! Ну?
— Что, ну? — переспросила Ольга.
— А то, что в Египте на крышках саркофагов рисовали, то есть, рисуют лица с определенной целью. Мастера стараются, как можно точнее передать внешнее портретное сходство с покойными. Это своего рода их фотокарточки! — торжествующе расхохотался Иннокентий Павлович. — А здесь мы имеем, я даже не могу себе представить, сколько саркофагов с одной и той же физиономией! Может мне кто-нибудь объяснить, в чем здесь дело?
Глава 22
После пробуждения Некра еще некоторое время пребывал в оглушенном состоянии. Сказывался побочный эффект снадобья под названием Кровь Апопа, которым опоил его Баксути. Когда Некра более-менее пришел в себя он рассказал верховному жрецу о своих видениях. Тот внимательно выслушал парасхита, после чего сказал, что для скорейшего воплощения Нефертау в явленном мире необходимо строго исполнять все ее советы и рекомендации.
— Я советую тебе прямо сейчас отправиться в город, найти какую-нибудь шлюху и с ее помощью сделать первый шаг к воскрешению твоей возлюбленной, — ободряющее похлопав по плечу парасхита сказал ему Баксути. — Иди, же сын мой! А я тем временем буду молиться Амону, чтобы он простил тебе все те прегрешения, которые тебе предстоит совершить для того, чтобы осуществить задуманное.
Некра, ободренный поддержкой верховного жреца, тут же отправился в город. В одном из веселых кварталов он легко нашел одну из доступных женщин, которую нисколько не смутило его уродливое покрытое шрамами от ожогов лицо. Впрочем, и сама она была не ахти какая красавица. Фигура у нее немного подкачала. В молодой женщине чувствовалась крестьянская косточка, она была чрезвычайно коренаста и очень крепко сбита.
Кроме того, она все время широко улыбалась, видимо думая, что улыбка делает ее неотразимой для клиентов. Некра досадливо поморщился, решив, что лучше бы ей этого было совсем не делать, а прятать свои щербатые зубы куда подальше.
Он еще какое-то время пристально разглядывал ее лицо. Оно с первых же мгновений неприятно поразило его. Черты лица у женщины были грубые, если не сказать, откровенно вульгарные. На них явственно лежала печать вырождения. Круглое лицо, нос картошкой, маленькие, глубоко посаженные черные глазки бусинки. Все это взятое вместе откровенно удручало.
— Извини, я забыла представиться! — вдруг поспешно воскликнула женщина, так словно ее псевдоним мог существенно поправить дело. — Я Голубой Лотос! Правда красивое имя?
Некра про себя отметил, что как ее ни назови, все равно Лотос останется простой деревенской девкой и ни чем больше.
— Ну, так что? — недовольно спросила Лотос, которую уже откровенно начинала напрягать вялая нерешительность клиента.
Демонстрируя эту самую нерешительность, он тем самым, ставил под сомнение ее внешние данные, и как представительницы древнейшей профессии и как просто женщины. А все это весьма сильно било по ее уязвленному самолюбию.
Наконец решившись, Некра хрипло сказал:
— Хорошо, пойдем на постоялый двор!
Лотос, удовлетворенно усмехнувшись, приникла к нему, и они торопливо зашагали по пыльной улице.
На постоялом дворе, уединившись в грязной комнате, Лотос, походкой, по ее замыслу, долженствующей изображать танцующую, приблизилась к Некра и раздела его. Ему стало тоскливо от глупых потуг этой неотесанной мужланки на элегантность, он тяжело вздохнул и затравленно огляделся по сторонам. Вдобавок ко всему, от мысли о том, что он должен будет совершить, его сотрясала сильная дрожь.
Задумчиво оглядев унылую фигуру трясущегося непонятно отчего клиента и задержавшись взглядом на его поникшем достоинстве Лотос трезво оценила обстановку и нахмурилась.
— Ты что чем-то болен? — недовольно и несколько нараспев произнесла она. — Интересно, и как же ты собираешься делать то зачем мы сюда с тобой пришли?
Некра безразлично пожал плечами и как-то неуверенно предложил:
— Ну, может быть, ты снимешь свой передник и потанцуешь передо мной?
После этого он весьма продолжительное время был занят тем, что глубоко сожалел о своем крайне необдуманном предложении. Все проходочки чаровницы Лотос, все ее соблазнительные телодвижения, более всего напоминали Некра резвящуюся очень раскормленную свинку. В результате всего этого, его и без того съежившиеся достоинство, стремительно уменьшилось до непозволительных размеров. Это не ускользнуло от наметанного взгляда многоопытной Лотос.
— Что, я совсем не завожу тебя? — наконец спросила она его, вдруг резко остановившись и уперев руки в бока. — Слушай, а, может быть ты совсем бессилен? Обычно все бросаются на меня едва только увидят без передника!
— Да, нет, видимо я просто сильно устал, — извиняющимся тоном произнес Некра, борясь с сильным желанием сказать ей все, что он думает о ее прелестях.
Но так как его сильно позабавило небывалое самомнение этой коротенькой толстухи из провинции, то он промолчал.
— Ладно, иди ко мне! — сказала Лотос, после чего тяжело вздохнув увалилась на циновку.
Там раскинув свои пышные телеса она завлекающе улыбнулась Некра. Глядя на нее, парасхит невольно подумал о том, что было бы неплохо выпотрошить ее как снулую рыбу, вывернув при этом все ее потроха наизнанку. При этом настроение его капризного копулятивного органа неожиданно заметно улучшилось. Некра с удивлением отметил этот факт, но вдаваться в подробности и причинно-следственную связь не стал, вернее сказать не успел. Потому что дальше произошло настоящее чудо.
Неожиданно воздух над лицом Лотос задрожал и начал сгущаться, образовывая некое подобие маски. И уже в следующее мгновение она стала обретать знакомые Некра черты. Это было Лицо! Лицо Нефертау!
Дыхание Некра сперло, а сердце напротив заколотилось со страшной силой где-то в горле. Эффект достигнутый наложением Лица на такую беспородную шавку, какой была Лотос был потрясающим! Если ранее перед Некра лежала дешевая проститутка, то теперь на грязной циновке покоилось нечто неземное. Общее впечатление усугублялось тем, что Лотос широко распахнула свои глаза. Теперь сквозь бледные глазные впадины призрачного Лица сверкали живые женские глаза, исполненные живейшего любопытства и влаги! Воистину великая кудесница Нефертау, знала что делала! Теперь не Некра предпринимал какие-то шаги, а само Лицо вело его и заставляло делать то, что было необходимо!
Он решительно шагнул по направлению к циновке. При этом достоинство его напряглось и запульсировало в такт его напряженному сердцебиению. Все в один момент изменилось самым чудесным образом. Более не существовало никакой толстомясой девки, неловко раскинувшей свои жирные ноги в стороны. Все это осталось далеко за пределами восприятия Некра. Теперь для него существовало лишь только Лицо и инструмент, который вел его к обладанию им. И этим инструментом, этим костылем, этой подпоркой на пути к обладанию счастьем, для Некра было тело Лотос, дешевой уличной девки.
Некра накрыл собой ставшее внезапно прекрасным и одухотворенным тело продажной женщины. В настоящий момент перед ним было только Лицо. Всего остального он просто не замечал и не видел, мир вокруг него перестал существовать. Опираясь на левую руку, правой он обхватил восхитительную грудь, и ладонь его наполнилась и даже более того. Ощутив как сосок находящийся в самой середине смуглой округлости, которую он сжимает, превращается в твердую выпуклость, Некра болезненно застонал.
Влажное, горячее лоно женщины с тихим вздохом поглотила его. Провалившись вовнутрь Лотос, Некра растворился в том внеземном блаженстве, которое незамедлительно охватило исстрадавшуюся душу. Ему понадобилось всего несколько торопливых движений для того чтобы его семя с торжествующим ревом вырвалось наружу и благополучно заполнило собой отпущенное для этого пространство.
— Что-то ты слишком быстро закончил скачку! — недовольно проворчала Лотос. — Я ничего не успела почувствовать!
Внезапно, в сознании Лотос всколыхнулось неприятное щекочущее ощущение, что ее лицо покрывает что-то невесомое, вроде тончайшей паутины. Вдобавок ко всему это что-то, издавало непонятный, страшный запах. Неизвестно почему, но это напугало ее до крайности! Несмотря на то, что аромат был сладким, сквозь него, тем не менее, явственно пробивался некий страшненький запашок.
Все это время, Некра обретший второе дыхание, старательно пыхтел на женщине.
Охваченная внезапной паникой Лотос, попыталась сорвать с себя это пугающее наваждение. Но Некра как будто специально ждавший этого момента тут же торопливо заломил ей обе руки за голову. Тяжело пыхтя, он методично двигался в ее влажной податливой глубине, неуклонно приближая момент высшего блаженства. Момент единения с Лицом! Единственное, что звучало неким диссонансом во всем этом священнодействии — это были крики и визг, которые совершенно неожиданно вдруг стала издавать эта глупая девка, так послушно предоставившая свое тело для того чтобы Некра мог посредством ее соединиться со своей Нефертау!
Все это не могло не вызвать в нем глухого протеста. Особенно на фоне тех горячих и упругих волн, которые все чаще пробегали внизу его живота. Некра чисто интуитивно отпустил руки Лотос и крепко ухватил ее за горло, для того чтобы как можно скорее прекратить ее протестующие выкрики и иные поползновения направленные на то чтобы не дать ему возможности достичь единения с той чье Лицо он видел прямо перед собой.
В следующее мгновение на него обрушился целый шквал жестоких ударов. Из сломанного носа у него сразу же потекла кровь, разбитая в нескольких местах губа моментально вспухла. Левый глаз стремительно заплывал синяком. Протестуя против этого, Некра усилил удушающую хватку горла Лотос.
Внезапно он ощутил, что хаотические движения женщины, покрывающие его лицо ударами становятся все слабее и слабее. Это подхлестнуло волну его сексуального возбуждения и на гребне ее волны он стремительно понесся дальше к высотам небывалого восторга. В итоге они кончили практически одновременно. Лотос при этом закончила свой земной путь, а Некра с торжествующим ревом исторг свое семя в лоно ее тела бурно сотрясаемого предсмертной агонией.
Все это время Некра неотступно видел пред собой лишь Лицо, Лицо и ничего более того! По большому счету он толком и не соображал, что он такое творит. Он был наедине с Лицом, и это было самое главное! Все остальное при этом практически утратило всякий смысл и не имело ровно никакого значения! То, что при этом погибала, какая-то там шлюха, теперь для него ровным счетом ничего не значило! Главное, что теперь он знал, что ему нужно делать для того, чтобы возродить к жизни Нефертау! Призрак его возлюбленной указал ему верный путь!
Лицо Нефертау жадно впитывало в себя жизненные энергии, выделявшуюся в процессе творимого Некра ужасного преступления и постепенно все четче и рельефнее проступало из той кромешной тьмы, в которую было некогда погружено. Лицо умоляло Некра продолжать свою дикую охоту и обещало ему, что со временем обретет свое утраченное восхитительное тело и умопомрачительную плоть, для того чтобы они смогли наконец-то воссоединиться.
Глава 23
Вереница людей вооруженных факелами двигалась вдоль «стеллажей». Как и говорил Иннокентий Павлович, все полки были уставлены абсолютно идентичными саркофагами. Совпадало решительно все — размеры, форма, расцветка и что самое главное, лица на крышках и общая роспись на всех саркофагах.
Все это почему-то сильно нервировало Иннокентия Павловича.
— Не знаю, кто как, а лично я ощущаю себя муравьем на полу продуктового склада, — недовольно ворчал он. — И еще я постоянно думаю, что будет, если хозяева этого склада вернутся?
Внезапно «стеллажи» закончились. Прямо перед ними впереди вырастала очередная каменная стена, поднимающаяся вертикально вверх на непостижимую высоту, и простирающаяся в обе стороны по горизонтали, насколько хватало видимости. Огромные трапециевидные ворота, расположенные в ней, были открыты. Едва последний человек переступил порог, как за спиной у них раздался страшный скрежет. Они бросились обратно, но в том месте, где раньше был свободный проход, многотонная, каменная плита, окантованная по периметру все тем, же загадочным желтым металлом, наглухо запечатала портал. Ход назад был полностью заблокирован.
Сенсей попробовал постучать по гладкой монолитной створке ногой. Но та даже не загудела, настолько она была толстой. Им не оставалось ничего другого, как двигаться вперед. Отойдя от закрывшихся у них за спиной ворот, на двести метров, они с удивлением обнаружили, что картина окружающего их ландшафта начала меняться.
Прямо перед ними, по всей линии, видимого горизонта начали вырисовываться смутные очертания хаотического нагромождения труб и неправильных геометрических фигур. По мере приближения их очертания стали принимать конкретные формы. Казалось бы, совершенно дикое сплетение труб и трубочек самого разного размера, замысловато переплетенных друг с другом и взаимопроникающих друг в друга, тем не менее, при ближайшем рассмотрении были все же подчинены какому-то строгому порядку и ритму.
Ассиметричные, объемные геометрические фигуры самого разного размера, от совсем крошечных до гигантских, поражали воображение. Их расположение также не поддавалось никаким законам человеческой логики. Можно было бы сравнить все это с кровеносной системой человека и его внутренними органами, если бы не сбивающая с толку алогичность в их взаимном расположении и масштабе.
Представшая перед глазами пугающая картина была выдержана в приглушенных монохромно охристых тонах, цвета потускневшей латуни. Все пространство, которое можно было видеть при помощи факелов, было сплошь заполнено хитросплетениями желтого металла с многочисленными вкраплениями объемных фигур, сделанных из того же материала.
Оправившись от первого потрясения, люди молча, продолжили движение в самую чащу этого металлического хаоса. Они шли по узкому тоннелю, образованному сплетениями труб. Повсюду с боков и над головой было одно и то же. Желтые трубы разного диаметра и формы с поверхностью испещренной непонятными иероглифами и значками окружали их со всех сторон. Через некоторое время, они обнаружили, что, несмотря на кажущуюся неприступность нагромождений, тропинка, тем не менее, вывела их из этого дремучего леса на круглую площадку. В центре ее стояла четырехгранная металлическая пирамида, высотой в два человеческих роста.
Иннокентий Павлович некоторое время внимательно изучал непонятное сооружение.
— Так, теперь, Сенсей, Ольга и Абу подходим, каждый к какой-нибудь грани пирамиды внутри круга, — скомандовал он. — Я, кажется, понял принцип действия этого механизма. Все очень просто — это замок. Четыре человека — это ключи. На каждой грани пирамиды есть специальные углубления для рук.
— Безумный старик, прежде чем, что-то делать, сперва подумай хорошенько! — сверкнул глазами Хет.
— Не лишено смысла, — задумчиво пробормотала Ольга. — Однако стоит попробовать.
Все четверо боязливо рассредоточились вокруг пирамиды.
— По моей команде, на счет три, все одновременно кладем руки на углубления в пирамиде! — звенящим от волнения голосом произнес Иннокентий Павлович. — Все готовы? Итак — раз, два, и три!
Все четверо одновременно опустили свои растопыренные ладони на плоскость пирамиды. В следующее мгновение раздался леденящий душу скрежет металла. Из недр пирамиды стремительно выскочили полукруглые металлические стержни и надежно заблокировали кисти рук всех четверых, прижав их к углублениям.
— Твою мать, довыпендривались! — вслух высказал Сенсей мысль, которая одновременно посетила всех. — Что дальше делать будем?
— А мы по ходу уже ничего больше делать не будем, — озабоченно пробормотал Иннокентий Павлович. — Это нас сейчас делать будут! Причем, как я понимаю, по полной программе! Посмотрите наверх!
Все задрали головы. Из располагавшегося у них над головой гигантского кокона раздавалось мерное гудение, иногда прерываемое нехорошим металлическим лязгом и клацаньем. Из яруса, расположенного непосредственно над ними, медленно опускались четыре пары металлических гофрированных стержней. Разбойники во главе с Хетом в ужасе попятились в сторону от пирамиды.
— Да что же это такое?! — задергался, было, Абу, пытаясь вытащить зафиксированные в углублениях руки.
Делать же этого ему совсем не следовало, потому, что в ответ на его попытку высвободить кисти рук, толстые браслеты на его запястьях, стянулись с такой силой, что у него хрустнули кости.
— Идиот! Стой спокойно, а то без рук останешься! — прикрикнул на него Иннокентий Павлович. — Нас здесь собрали не для того, чтобы в одночасье всех порешить! Это было бы слишком просто и глупо!
— Мне тоже кажется, что эта вещь не причинит нам вреда, — поделилась своими ощущениями Ольга. — По крайней мере, большого вреда, точно не причинит!
Между тем зловещие стержни, отвратительно щелкнув, остановились в каких-то десяти, пятнадцати сантиметрах от зафиксированных рук. После этого из каждого стержня вниз бесшумно выпали тонкие блестящие иглы и вонзились в тыльные части кистей всем шестерым.
Это произошло настолько стремительно, а боль была настолько сильная, что некоторое время все просто замерли в ступоре, отказываясь поверить в происшедшее с ними. Но через пару секунд, все четверо пришпиленных, как бабочки булавками, людей пришли в себя и огласили древние окрестности отборным матом. Так продолжалось довольно долго. Все это время они ругались, как могли, костеря, на чем свет стоит, все древние цивилизации в целом и каждую в отдельности.
У Абу начали закатываться глаза:
— Я чувствую, как эта тварь высасывает из меня кровь! — жалобно простонал он и, побелев, как бумага приготовился грохнуться в обморок.
— Никто ни из кого ничего не высасывает! Прекрати сейчас же истерику! — прикрикнул на него Иннокентий Павлович.
Внезапно иглы также стремительно, как и появились, взмыли вверх, а стержни медленно поехали обратно в кокон. Браслеты щелкнули и юркнули обратно в толщу пирамиды.
Четверо незадачливых экспериментаторов поспешно отскочили подальше от пирамиды и стали озабоченно рассматривать свои руки. У всех обе кисти были проколоты насквозь. Причем раны сильно кровили.
— А вдруг нас отравили? Вдруг эти иголки были отравлены? — испуганно спросил Абу бледнея. — Мне уже нехорошо, мне кажется, я чувствую что умираю!
— Заткнись! — устало произнес Сенсей. — Если бы нас хотели убить, то уже давно прихлопнули бы, а не нянчились с нами.
— Полностью с тобой согласен! — кивнул Иннокентий Павлович. — Тут, что-то другое. По-моему мы просто проходим идентификацию на соответствие чему-то.
Внезапно толстый слой пыли посреди круга вздрогнул. Округлая площадка расположенная точно по центру круга, диаметром около пяти неполных метров, начала медленно проваливаться под землю.
Снизу донесся приглушенный, но, тем не менее, отчетливо слышимый звук работающих механизмов. Одновременно с круглой площадкой в пол начала уходить и пирамида.
— Живо все за мной! — покричал Иннокентий Павлович, огромными прыжками бросаясь к опустившейся уже на полметра вниз круглой платформе. — Это лифт! Если он опустится, и мы не успеем на него, он уедет без нас!
Когда Ольга, Абу и Сенсей подбежали к образовавшейся в полу шахте, платформа успела опуститься уже на высоту человеческого роста. Пришлось срочно прыгать, чтобы не отстать от нее. Вслед за ними прыгнули трое разбойников. Хет и остальные Крысы пустыни остались наверху, боязливо заглядывая вниз шахты.
Круглая площадка, на которой стояли все шестеро, медленно ползла вниз. Стены вертикальной шахты были идеально ровные и гладкие. Зазора между опускающейся платформой и ее стенами практически не было заметно.
— Это чем же интересно они пробурили такой идеально круглый канал? — изумленно бормотал Сенсей, внимательно разглядывая стены шахты. — Мы уже спустились метров на двести, если не больше!
Внезапно стены шахты, куда-то пропали. Вместо них платформу со всех сторон в одночасье окружила кромешная тьма.
Сенсей подойдя к самому краю, посветил факелом вниз:
— Ни фига себе! — удивленно протянул он и сплюнул вниз. — Мы находимся на высоте примерно девятиэтажного дома.
Все инстинктивно отпрянули от края платформы и сгрудились в ее центре.
— Внимание! Сейчас мы поравняемся с полом, — сказал Сенсей.
Действительно, платформа поравнялась с полом, но вопреки ожиданиям, не остановилась, а продолжила свое неумолимое скольжение вниз.
— Все наружу! — заорал благим матом Иннокентий Павлович, выпрыгивая из образовавшейся ямы, глубина которой с каждым мгновением становилась все больше и больше.
За ним поспешно выскочили остальные. Немного передохнув, они поднялись на ноги и стали осматриваться. Круглая платформа ушла глубоко под землю и на ее месте осталась черная бездонная дыра, источающая зловоние.
— Дорога в преисподнюю! — заглянув в нее, озабоченно пробормотала Ольга.
Им пришлось идти не так уж и много, когда впереди замаячили неясные очертания каких-то построек. Подойдя, ближе они остановились в удивлении. То, что предстало их взору больше всего, напоминало детскую игровую площадку с различными аттракционами. Только размеры у этой площадки были с хорошее футбольное поле.
Иннокентий Павлович, не сбавляя хода, уверенно двигался внутрь площадки и, дойдя до какого-то непонятного «аттракциона» вдруг резко остановился. Он как зачарованный во все глаза смотрел на непонятный агрегат стоящий прямо перед ним. Остальные члены команды обступили со всех сторон непонятную конструкцию, представляющую из себя царский трон и зубоврачебное кресло одновременно.
— Ну-ка, быстро помогли стряхнуть со всего этого пыль, — неожиданно незнакомым голосом произнес Иннокентий Павлович.
— С тобой все в порядке? — встревожено спросил его Сенсей. — А то ты какой-то не такой вдруг стал.
— Не знаю, — подумав, ответил Иннокентий Павлович. — Я уверен, что уже был здесь когда-то. Возможно это память предков, возможно, что-то другое. Во всяком случае, я откуда-то знаю, что мне нужно делать. Что-то словно ведет меня и диктует последовательность действий.
Глава 24
Некра неторопливо брел по темной улице ночного Мемфиса. Все нормальные люди уже давно сидели дома, в окружении домочадцев. Те немногие прохожие, что попадались Некра навстречу, шарахались от него в разные стороны, словно от прокаженного.
С тех пор, как Баксути вызвал для него дух Нефертау, прошло не так много времени. С тех пор Некра превратился в совершенного бродягу. Его давно немытое, почерневшее от солнца и грязи лицо покрывала густая щетина. Он был одет в рваный, засаленный плащ, неопределенного цвета, который подобрал где-то на мусорной куче. Так как застежек на нем не было, он подпоясывался длинным обрывком собачьих кишок. Ту собаку он забил палкой, после чего выпотрошил и съел сырой.
Некра ожесточенно почесал грудь. Он все еще не мог привыкнуть к многочисленным паразитам, которые изрядно досаждали ему. От его давно немытого, в кровь расчесанного тела немилосердно воняло. Но это его уже мало беспокоило.
Первоначально, его вживание в образ нищего попрошайки входило в план разработанный хитроумным Баксути. Это он велел Некра стать парией. Тогда, выйдя ночью из храма Амона, парасхит первым делом вывалялся в придорожной пыли. Обноски, подобранные этой же ночью, на мусорной куче были выбраны им умышленно, для маскировки. Находясь в таком виде можно было свободно передвигаться по всему городу, не привлекая к себе внимания и не боясь, что его остановит наряд стражников фараона. Кроме всего прочего, этот маскарад позволял ему легко выбрать очередную жертву, подобраться к ней вплотную не вызывая никаких подозрений и затем, неожиданно напасть на нее. Точно также, отход с места преступления осуществлялся легко и естественно. Никому не приходило в голову заподозрить несчастного забитого нищего в совершении зверских убийств.
Баксути велел Некра превратиться в настоящего бродягу, который не вызывал бы ни у кого ни малейших подозрений. И парасхит стал им. Тем более, что это полностью соответствовало цели, которую поставила перед ним его призрачная Нефертау. Для того, чтобы проявиться в физическом теле ей нужны были жизни. Очень много жизней, и чем больше, тем лучше.
Но перевоплощение в нищего имело для Некра и свои негативные стороны. Мало-помалу этот образ начал засасывать его и чем дольше он находился в нем, тем труднее ему было сохранять свою прежнюю индивидуальность. Постепенно произошло полное растворение и поглощение Некра прежнего, тем новым Некра, который вот уже несколько недель свирепствовал на Мемфисских мусорных свалках.
Пожалуй, единственным стойким поведенческим рефлексом, преобладавшим над всеми другими, у парасхита была страсть к убийству и расчленению на страшные, бесформенные куски особей женского пола. Первоначально Некра оправдывал эту глубоко сидящую в нем патологическую страсть, необходимостью вернуть из небытия Нефертау.
Верховный жрец Баксути, старательно проинструктировал Некра, относительно того, чем тот должен будет заниматься на темных Мемфисских улицах. В соответствии с его указаниями, Некра повторял след в след почерк и кровавые злодеяния, совершенные Джеком Потрошителем, тысячелетия спустя. Баксути рассчитывал таким образом посеять ужас и страх на улицах Мемфиса. Под его бдительным руководством Некра всегда удавалось уйти от стражей порядка. Если бы все разворачивалось именно так, как рассчитывал Баксути, то жители египетской столицы воя от ужаса вскоре начали бы роптать против бездействия фараона Сети, который был не в состоянии защитить своих верноподданных.
Сеять смуту среди простого люда было довольно легко. Тем более, что ужасные, кровавые преступления продолжали регулярно совершаться в Мемфисе, несмотря на все предпринимаемые стражей усилия. Начальник стражи Эхнасет сбился с ног пытаясь поймать это неуловимое чудовище терроризирующее Мемфис. Одновременно с этим, негодяи из числа городских отбросов, подкупленные доверенными людьми верховного жреца, распускали слухи о том, что старый фараон уже не в состоянии обеспечить безопасность своих подданных.
Собственная безнаказанность вскружила голову парасхиту, и скоро Некра обнаружил, что ему стало глубоко наплевать на самого Баксути. Пусть тот и корчил из себя его хозяина и великого верховного жреца Амона. Этот бог с головой барана никогда не пользовался особой любовью среди сообщества парасхитов, к которому принадлежал и Некра.
Теперь полностью вышедший из-под контроля Баксути, Некра убивал без разбора, не упуская ни одного удобного случая. После того, как Лицо Нефертау объяснило ему, что прежде чем уйти, жертвы должны испытывать, как можно больше страданий, он превратился в изощренного садиста. Если раньше он действовал, как обычный заурядный мясник на бойне, просто убивая и разделывая безжизненные тела, то теперь он резко изменил свой стиль. Отныне, Некра стал измываться над своими жертвами, начал страшно уродовать их, причиняя им неимоверные страдания, всеми доступными ему средствами. Он специально не убивал их, как делал это прежде, а ждал, когда они сами уйдут из жизни и только, потом приступал к разделке бездыханных тел.
Если все то, что он творил, с жертвами заставляя их страдать, делалось для его призрачной возлюбленной, то как она сама объяснила ему, анатомическая разделка была маленьким личным призом для него самого. В процессе расчленения тел, насквозь больной мозг Некра, получал невыразимое наслаждение! Когда тонкое, острое жало ножа легко проникало в беспомощно-трепещущую, еще теплую, все еще живую плоть, совершенно сошедший с ума парасхит, неизменно испытывал мощное возбуждение.
Каждое погружение холодного металла ножа в горячую плоть ощущалось им так остро, как если бы он реально вводил свое вздыбленное достоинство в невидимое лоно своей бесплотной возлюбленной. В то время когда он остервенело, тыкал ножом в лежащее перед ним тело, призрачное Лицо всегда неотступно стояло перед его глазами и лукаво улыбалось лакомыми губами. Оно наслаивалось на все то, что было у него перед глазами, заполняя собой все его существо. И он любил ее, любил со всей страстью, на какую только был способен его больной, извращенный мозг. Потная рука Некра сжимающая скользкую рукоятку ножа безостановочно сновала вверх и вниз, вплоть до того самого момента, когда он уже был более не в состоянии сдерживать то что подпирало его изнутри.
Так Некра и жил, прилагая максимум усилий для того чтобы как можно быстрее приблизить обещанный его призрачной возлюбленной Нефертау миг их воссоединения. Он наносил удары абсолютно бессистемно и непредсказуемо, повергая в ужас все население некогда родного ему города своей звериной жестокостью и изощренным садизмом.
От него не было никакого спасения. Он мог сегодня забраться в роскошные апартаменты к какой-нибудь богатой даме, а всего лишь через пару дней после этого жестоко расправиться с никому не нужной грязной дешевой танцовщицей. Для него решительно не имел значение ни возраст, ни внешние данные, ни социальное положение. Главным критерием для него было лишь то, что жертва являлась женщиной!
Пару дней назад шпионы Баксути донесли верховному жрецу, о том, что отряд Крыс пустыни, а вместе с ними женщина и трое мужчин, бывшие друзьями Некра, были загнаны стражниками фараона глубоко в подземелья Гизы. Скорее всего, все они там и погибли, попав в ловушки, которые попадались в подобных подземельях на каждом шагу.
Этим вечером, Баксути сообщил эту новость сумасшедшему парасхиту, но тот не поверил ему. Баксути посоветовал не тратить время на ожидание возвращения его друзей, а активизировать охоту в городе. Некра это не понравилось. Он пробормотал, что ему надо посоветоваться с Нефертау и ушел из храма, бродить по ночному городу.
Охота сегодня, как назло не удавалась. Напуганные жители Мемфиса не отпускали своих женщин одних на улицу. Все те, что попадались ему на пути, были с провожатыми. Некра был в бешенстве и уже едва контролировал себя. В довершение ко всему, словно специально, куда-то запропастилась Нефертау! Как ни силился парасхит вызвать образ возлюбленной перед своим мысленным взором, у него ничего не выходило.
Взбешенный Некра сам не заметил, как ноги принесли его обратно к храму Амона. Задрав изуродованную шрамами голову вверх, он с ненавистью вперил свой взгляд в величавое сооружение. Внезапно расхохотавшись, он погрозил кулаком тому, кому принадлежал этот большой каменный дом.
— Правильно! Убей его! — внезапно раздался у него в ушах долгожданный голос. — Твои друзья, пришедшие из будущего живы. Хотя и запечатаны глубоко под землей. Но они все равно скоро появятся и тогда ты убьешь их всех до единого, для меня! Глупый Баксути, должен был позволить тебе терпеливо караулить их возвращение, словно голодному льву, обосновавшись неподалеку возле Гизы.
— Кого ты имеешь в виду, любовь моя? — взревел Некра. — Кого я должен убить сначала? Амона или Баксути?
— Дни Амона среди людей уже сочтены, — веселым колокольчиком зазвенел смех Нефертау. — Скоро все его позабудут, и имя его навсегда будет погребено под песками пустыни. Я же говорю о Баксути! Этот негодяй уже давно, обещал предоставить тебе возможность добраться до фараона Сети! Однако он обманул тебя, а также мои ожидания! Сети далеко, а Баксути близко, стоит лишь протянуть руку и сорвать яблоко его жизни. Я голодна, моя любовь, убей его для меня и пусть кровь его напоит мою жажду плотского воплощения!
— Повинуюсь моя драгоценность, свет очей моих, — прошептал Некра, проходя мимо храмовой стражи, которая хорошо знала его и никогда не останавливала на входе в храм.
Опустив голову в притворном смирении, Некра вошел в покои Баксути. Верховный жрец отослал молодого служку, которому диктовал, какой-то документ. Собрав свои письменные принадлежности, тот поспешно вышел.
— Успешна ли была твоя сегодняшняя вылазка в город? — приветствовал Баксути своего раба, милостиво сделав ему знак приблизиться.
— Да, мой отец! — покорно ответил парасхит, медленно приближаясь к креслу, на котором сидел верховный жрец. — Но я еще не закончил сегодняшнюю охоту. Сегодня я положу на алтарь моей любви еще кое-что.
— И что же это? — доброжелательно спросил Баксути.
Вместо ответа Некра резко выбросил вперед руку. Баксути почувствовал, как ему в грудь словно бы вонзили раскаленную кочергу. Недоуменно опустив голову, он уставился на торчавший из его груди бронзовый парасхитский нож. Он попытался вскрикнуть, но не смог. Парасхиту было хорошо известно, что проколотое легкое не позволит издать верховному жрецу ни звука.
Тем временем, Некра вынул нож из груди Баксути и опрокинул его на пол. Верховный жрец пытался сопротивляться, но тщетно. Парасхит уложив его на живот, словно кошка вспрыгнул ему на спину и, схватив голову за подбородок, резко запрокинул ее назад. После этого молниеносным движением он перерезал Баксути горло от ужа до уха.
Не обращая внимания на хлещущую из страшного разреза кровь, он продолжал резать ножом, добираясь до позвоночника. Руководствуясь профессиональным чутьем парасхита, Некра сразу же нашел промежуток межу позвонками и виртуозно отделил голову от туловища. Отложив нож в сторону, он поднял голову обеими руками и с любопытством заглянул в искаженные мукой, но все еще живые глаза Баксути.
— Достойная смерть для жреца бараньего Бога! — тихо рассмеялся он ему в лицо. — Все это время, ты думал, что помыкаешь мною? Однако, это я использовал тебя! Пусть твой уход из жизни послужит возрождению моей Нефертау.
Аккуратно поставив отрезанную голову на пол так, чтобы Баксути мог видеть собственное обезглавленное тело, Некра посмеиваясь, вышел из покоев.
Так принял смерть Баксути, верховный жрец храма Амона в Мемфисе, бывший когда-то английским лордом Робертом Хаксли, больше известный как Джек Потрошитель.
Глава 25
— Он что совсем рехнулся? — шепотом спросил Ольга Сенсея, кивнув на Иннокентия Павловича, задумчиво стоявшего возле загадочного агрегата.
Когда с огромного наклонного кресла стерли пыль, оказалось, что оно сделано из уже знакомых желтых металлических трубок и капилляров, хаотически сплетенных и спрессованных в невообразимую по своей алогичности и сложности структуру.
Иннокентий Павлович подошел к креслоподобной конструкции. Сам «трон» был расположен на горизонтальной станине, под углом к горизонту, отчего он чем-то неуловимым напоминал «Катюшу».
Затем Иннокентий Павлович уверенно взобрался по каким-то загогулинам, вверх и взгромоздился в кресло. Едва он прикоснулся затылком к изголовью, как «кресло» ожило. Со всех сторон на тело и конечности Иннокентия Павловича с отвратительным лязгом и звяканьем были наброшены многочисленные хомуты и хомутики. Через несколько секунд его тело было наглухо прикреплено к «креслу». В довершение ко всему, сверху на его голову съехало некое подобие шлема, представляющего собой аморфную субстанцию, прочерченную во всех направлениях хаосом разнокалиберных металлических капилляров.
Откуда-то из недр огромного трона вдруг повыскакивало несметное количество игл, трубочек, каких-то непонятных изогнутых стерженьков. В следующее мгновение вся эта колюще-проникающая свора набросилась на Иннокентия Павловича и вонзилась в его плоть.
Тишину древнего подземелья прорезал дикий нечеловеческий крик. Несчастный забился, силясь стряхнуть с себя металлические путы. Но те крепко держали его в своих жутких объятиях. Более того, откуда-то вдруг возникло множество гофрированных, металлических не то трубок, не то шлангов, которые, не переставая ни на секунду вибрировать, принялись хаотически вонзаться в агонизирующее тело Иннокентия Павловича.
Вскоре он полностью затих и перестал конвульсивно дергаться. Фактически он стал одним целым с этим страшным «креслом-троном». Все его тело, как паутиной было плотно покрыто металлической сетью капилляров. Лица практически не было видно, его полностью скрывал уродливый натечный нарост из мелких спутанных металлоконструкций. Невозможно было определить, где живая человеческая плоть переходит в мертвый холодный металл, а где наоборот, настолько все было переплетено и запутано. То во что превратился Иннокентий Павлович, не двигалось.
— Может его надо прирезать, чтобы он не мучался? — несмело высказал догадку Сенсей.
— Себя лучше прирежь, чтобы не мучиться! — неожиданно изрек человек-кресло, обычным голосом Иннокентия Павловича. — Совсем с ума сошел?
— Палыч, ты живой?! — радостно заголосила Ольга.
— Ага, как Ленин, и сейчас живее всех живых! — сварливо ответил тот.
Иннокентий Павлович, претерпевший ужасающую трансформацию, тем не менее, ухитрился остаться самим собой:
— Вообще надо сказать, что чувствую я себя совсем неплохо. Правда, сначала было очень больно, но сейчас все в норме и даже более того. Ну, что приматы включить вам, что ли свет?
Все обалдело переглянулись.
— Не, ну если вы и дальше намерены шарахаться по подземелью в потемках, ради бога! Сидите в темноте! — иронично хмыкнул Иннокентий Павлович, явно наслаждаясь произведенным эффектом.
— Нет, мы не хотим сидеть в темноте! — поспешно за всех ответила Ольга. — А что, правда, можно свет включить?
— Можно, можно! Теперь все можно! — продолжал блажить Иннокентий Павлович, превратившийся в придаток то ли трона, то ли кресла. — Чего вылупились примитивы? Эта хирня, в которую я сейчас одет, или быть может это она в меня одета, являет собой своего рода пульт управления всем и вся в этом подземелье.
Внезапно вспыхнул яркий голубоватый свет, идущий непонятно откуда. Он просто возник и распространился во все стороны, из одного центра подобно взрыву или как круги на воде. Сразу стало светло и жутко.
— Гасите свои факела, — сказал Иннокентий Павлович. — Они вам больше не понадобятся. И еще! Оставьте меня в покое, на некоторое время. Мне нужно переварить огромный объем информации. Не стойте истуканами, идите и ищите ваши места! Те, которые назначены каждому из вас персонально. Все, я пока отключаюсь! Убедительная просьба, по пустякам не беспокоить.
Оставшиеся шесть человек обалдело переглянулись. На площадке оказался большой выбор самой разнообразной и непонятной техники. Она была создана по совершенно иным канонам, ее пропорции и формы настолько далеко отстояли от привычных человеческому глазу линий, что всех брала оторопь.
Неожиданно Абу остановился возле одного из очередных патологических «аттракционов», узрев в его больных очертаниях нечто одному ему знакомое. Конструкция представляла собой прозрачную неправильную полусферу, богато армированную прожилками из желтого металла разной толщины. В узлах прожилок сверкали разноцветные прозрачные кристаллы. С одной стороны внутрь купола вел вход неправильных футуристических очертаний.
Абу смело, как к себе домой, зашел вовнутрь. Когда Ольга попыталась последовать за ним, он предостерегающе поднял руку и незнакомым, замогильным голосом прогудел:
— Стой! Вам сюда нельзя!
— А тебе значит можно? — ехидно спросил Сенсей.
— Мне не просто можно, мне нужно, — спокойно ответил Абу.
— Ну да, конечно, тогда это все сразу объясняет! — иронично хмыкнул Сенсей.
Но вовнутрь никто не пошел, тем более что наблюдать за тем, что происходит внутри, можно было и снаружи, через прозрачную сферу. Достаточно было только смахнуть с нее пыль, сделав нечто вроде иллюминаторов.
Между тем Абу дошел до середины купола и остановился перед каким-то непонятным столом. Он доходил ему до пояса. Рядом со столом стояла непонятная глыба внушительных размеров, нагроможденная все из тех же прессованных металлических сплетений.
Абу, ни говоря, ни слова, принялся торопливо разоблачаться, скидывая с себя одежду прямо на пол. Затем заученным жестом, так словно делал это тысячи раз, он небрежно ткнул растопыренной пятерней в глыбу спутанных металлоконструкций. В ту же секунду, передняя стенка глыбы растеклась в стороны и исчезла в ее основной массе, открыв взору достаточно вместительную нишу. Абу, засунув в углубление руки, извлек наружу нечто странное.
— Это что еще за фигня? — изумленно пробормотал Сенсей. — Может быть, я скажу глупость, но, по-моему, это маска Анубиса.
— Анубис, он кто? — спросил Ольга.
— Хранитель врат в царство Осириса, то есть в царство мертвых, — машинально ответил Сенсей.
Абу, держа обеими руками, некое подобие шлема внимательно оглядывал его со всех сторон. Действительно шлем отдаленно напоминал физиономию Анубиса, шакалоголового бога древнего Египта. Сходство с шакалом ему придавал вытянутый вперед длинный узкий урыльник. Дополняли общую картину два остроугольных фрагмента на затылке, которые при минимальной склонности к фантазии можно было вполне принять за торчащие на макушке острые шакальи уши.
Тем временем, Абу быстрым движением нахлобучил скафандр себе на голову. Общей конструкцией он напоминал собой глубоководный скафандр водолаза. У него имелся нагрудник, наплечники, также он закрывал часть спины.
— Стой! Не надо этого делать! — закричал Сенсей и ринулся ко входу в сферу. — Сними сейчас же! Забыл, что с Палычем стало?!
Но Абу уже успел сделать какое-то неуловимое движение. В то же мгновение, вход в сферу оказался запечатан внезапно разросшимися из краев входа многочисленными метастазами прожилок, ячейки между которыми сразу же налились прозрачным стеклоподобным веществом.
В это время с Абу стало твориться что-то неладное. Он внезапно схватился за голову, вернее за шлем, пытаясь содрать его с себя. Морда Анубиса словно ожила. По всей ее поверхности пробегали, змеились металлические капилляры, меняя направление по ходу движения, сплетаясь и расплетаясь в новые комбинации.
В наплечниках и нагрудниках тоже происходила какая-то перестройка. Если раньше шлем болтался на тощем Абу, как на корове седло, то теперь он каким-то образом уменьшился в объеме и сидел как влитой. С краев наплечников и нагрудника полезли какие-то хищные металлические завитки, глубоко впиваясь в голое тело Абу. Видимо он громко кричал, но через купол не было ничего слышно. Потом Абу рухнул на колени и так и остался в этом положении, опустив низко свою остроконечную шакалью морду.
Через некоторое время, он медленно поднял голову, и не торопясь, поднялся с колен. Движения его были плавными и медленными, он словно плавал в тягучем прозрачном сиропе. Затем Абу прочертил рукой по воздуху, какой-то непонятный знак, отчего вход в сферу открылся. Металлическая паутина просто втянулась в основной кокон, открыв, таким образом, проход вовнутрь.
Абу вышел наружу. В правой руке он сжимал длинный искривленный клинок, блестевший первозданной, зеркальной полировкой. Он здорово напоминал фигуру каменного гостя, если бы не огромная собачья голова на плечах.
— Абу, ты, где такой ножик оторвал? — спросила Ольга, боязливо косясь на сверкающий клинок.
— Там внутри, их много, — односложно ответил тот.
Он медленно надвигался прямо на стоящих кучно троих Крыс пустыни, по-прежнему сжимая клинок и держа конец лезвия в их сторону.
— Ты поосторожнее с ножиком-то! — повысил голос один из них. — Не балуй, тебе говорю!
— Что, боитесь? — хрипло рассмеялся Анубис знакомым голосом Абу. — И правильно делаете. Теперь вам есть чего бояться!
Ольга и Сенсей с ужасом наблюдали за этой дикой, не укладывающихся в нормальной человеческой голове, чередой страшных превращений которым добровольно подверглись их друзья.
Внезапно Иннокентий Павлович, вернее то во что он превратился, подал голос:
— Не стойте, как вкопанные, вы тормозите весь процесс. Это может неблагоприятно сказаться на всем проекте. Идите и ищите себя! Ольга, Сенсей — это касается вас. Крысы пустыни обречены и могут оставаться на месте.
— Да на хрена мне все это надо?! — возмутилась Ольга. — Я не хочу, чтобы из меня сделали кресло, а потом еще сверху приделали собачью голову!
— Ты будешь выглядеть нормально, — неожиданно подал голос Иннокентий Павлович. — Просто твои изначальные параметры будут значительно улучшены, для твоего более успешного функционирования в качестве Охотника. Будь спокойна, ты останешься довольна. Также как и Сенсей.
— Палыч, если ты меня обманешь, я тебя на куски порежу и сдам на металлолом! — воскликнула Ольга.
Внезапно Иннокентий Павлович оглушительно захохотал. Но лучше бы он этого не делал вовсе, потому что его хохот являл собой нечто дикое и страшное. Это было какое-то громкое, многократное скандирование слогов:
— Ха-ха-ха-ха!
Казалось он так никогда и не закончит выговаривать звук «ха».
— Палыч, прошу тебя, заткнись, пожалуйста! — попросил его Сенсей.
— Не могу, ха! Мне смешно, ха-ха! — ответил тот. — Одного из Координаторов проекта «Терра», сдать на металлолом? Это круто!
Глава 26
— Ладно, пойдем, посмотрим, что здесь для нас приготовлено, — пробормотала Ольга. — Но что-то меня такой маскарад не поманывает!
— Действительно, один превратился в кресло, другой стал человеком-шакалом, — поддержал ее Сенсей.
— Но самое главное, что, ни один из них не жалуется на свое теперешнее состояние, — задумчиво сказала Ольга. — И что самое удивительное, судя по всему, они себя очень комфортно чувствуют.
Они удалялись от Абу, поминутно оглядываясь на него, в ожидании какой-нибудь пакости. Действительно, чего хорошего можно ожидать от человека, с головой шакала, да еще с ножом в руке? Но тот застыл как истукан, не выказывая, ни малейших признаков жизни.
Когда они отошли на достаточно большое расстояние, Сенсей вдруг начал вести себя очень странно. Он принялся вертеть головой в поисках чего-то известного ему одному. Внезапно он резко повернулся на девяносто градусов влево и бросился бежать.
— Стой, ты куда? — удивленно вскричала Ольга.
— Давай за мной! — не оборачиваясь, крикнул ей Сенсей. — Я чувствую, что нам нужно туда!
Вдвоем они добежали до какой-то конструкции, отдаленно напоминающей не то термитник, не то покосившуюся пирамиду и принялись поспешно срывать с себя одежду. Затем Ольга, а после нее и Сенсей, не раздумывая всем телом, бросились на «термитник».
«Термитник» просто раздался в стороны, образовав некое подобие пещеры, и принял их в себя. Поглотив Сенсея и его подругу, он после этого мгновенно вернул себе первоначальную форму.
Ополоумевшие от ужаса Крысы пустыни все это время затравленно жались друг к другу, выставив впереди себя обнаженные мечи. Они не знали, то ли им бежать, то ли терпеливо ждать, чем закончится весь этот ужас.
Тем временем, в строении «термитника» стали происходить перемены. Он внезапно уменьшился в объеме. Большая его часть перетекла, вниз образовав нечто вроде плоской, толстой платформы неправильной формы. В целом же пирамидальная форма осталась неизменной, просто она съежилась в размере. После этого «термитник» восстановил свои параметры, а его бока неожиданно раздались в стороны. Наружу из него выбрались Ольга с Сенсеем, на ходу заканчивая свою скоротечную трансформацию. В отличие от Абу и Иннокентия Павловича их метаморфоза не заняла много времени.
Они были полностью обнажены. Тело Сенсея бугрилось рельефными, гипертрофированными мышцами. Он на глазах превращался в карикатуру на качка. Также как и Ольга, он внешне мало отличался от нормального человека, если бы не горы мышц выпирающие из него во все стороны.
Его подруга тоже претерпела изменения. Ее окрашенные темной краской волосы стали ослепительно белыми. Талия ужалась до неестественно малого размера, зато груди и бедра налились изнутри неестественно округлой спелостью. Конечности истончились и удлинились. Фактически прежняя Ольга перестала существовать, она превратилась в роскошную белокурую куклу с огромными ярко зелеными глазами.
Остатки золотой проволоки, извиваясь червями, втягивались в ее плоть. Они исчезали внутри, запечатывая за собой входные отверстия и оставляя на их месте нежную шелковистую кожу.
Все следы произошедших в Ольге и Сенсее конструктивных изменений были скрыты внутри и не бросались в глаза. Абу же и Иннокентий Павлович являли собой достаточно нелепые с человеческой точки зрения существа. Если Сенсея и Ольгу в одетом виде вполне можно было показывать людям, то вопиющее уродство Иннокентия Павловича, не говоря уже об Абу, с его шакальей головой, невозможно было прикрыть ни одеждой, ни чем бы то ни было еще.
Неожиданно четверо превращенных начали неумолимо надвигаться на троих, оставшихся Крыс пустыни, загоняя их в угол. Впереди вышагивал Сенсей, поводя могучими плечами в такт своим тяжелым шагам. Он время от времени наклонял голову из стороны в сторону, разминая свою бычью шею. Следом за ним неотступной тенью скользила Ольга.
Самый старый из разбойников вскинул меч над головой и вскричал:
— Стойте, нелюди! Еще один шаг демоны и я изрублю вас на куски!
Но вслед за этими угрозами последовал и один шаг и два и десять, а трое разбойников все отступали и отступали назад. Они не решались нанести удары мечами, тем самым, объявляя открытое военное противостояние страшным существам, что шли на них стенкой.
— Ребята, кончайте бегать, — миролюбиво проговорил Сенсей. — Будьте мужчинами, примите неизбежное достойно! По-дружески вам говорю, я умерщвлю вас максимально быстро и с минимальными отрицательными эмоциями. Боль никто не отменял, она естественно будет и надо заметить очень сильная. Но вам нужно будет немного потерпеть, зато потом все сразу закончится.
— Уйди демон! — крикнул один из разбойников, теряя над собой контроль.
Взмахнув мечом, он принялся рубить Сенсея. Острое бронзовое лезвие резало кожу Сенсея на лоскутья, обнажая под собой путаницу желтых металлических нитей, армировавших все его тело. Казалось, Сенсей весь был прошит ими насквозь. Свежая, новая кожа моментально наползала со всех сторон, закрывая повреждения.
Второй разбойник решил попытать счастья и вышибить из Сенсея мозги. Он последовательно рубанул его два раза прямо по лицу, которое на несколько секунд просто перестало существовать. Но уже в следующее мгновение, Сенсей вновь доброжелательно ухмыляясь, смотрел разбойнику прямо в глаза и шаловливо грозил ему огромным, как сосиска пальцем. А вслед за ним наступал Абу, оскалив шакалью пасть.
Внезапно Крысы пустыни, один за другим, наткнулись на что-то, неожиданно появившееся у них за спиной. Это что-то молниеносно подсекло их под колени, и они опрокинулись назад, продолжая неловко размахивать мечами.
— Ну, не дебилы ли? — презрительно проговорила Ольга, хватая голой рукой за лезвия мечей и вырывая их из рук разбойников.
Это именно она, пританцовывая от нетерпения, стремительно переместилась Крысам за спину и опрокинула их на пыльный пол. Оставшиеся без оружия, трое разбойников, оглушенные неожиданным падением, какое-то время не замечая отсутствия оружия, по-прежнему продолжали усердно размахивать несуществующими мечами.
Прямо над ними выросла громада Сенсея. Подвывая от ужаса, разбойники все еще лежа на спине, машинально перебирая в воздухе руками и ногами, пытались отодвинуть от себя Сенсея.
— Прекратите визжать! — укоризненно проговорила Ольга, с удовольствием оглаживая свои новые груди и любуясь ими. — Посмотрите только на меня! Это ведь даже не пятый размер, это просто нечто! А кто, или вернее сказать, что вы такое? Крысами вы всю жизнь были, как крысы теперь и подохнете. Кончайте лапками сучить, смотреть противно! Побудьте хоть последние минуты мужиками!
Оборонительные телодвижения разбойников мало волновали Сенсея, он их попросту не замечал. Нагнувшись, он взял двоих за шиворот и рывком поставил их на ноги. Ольга проделал то же самое с третьим из них. Мелко дрожа всем телом, разбойники стояли и ждали, что будет дальше.
— Слушайте, может быть, вы двое, наконец, займетесь делом? — неодобрительно проговорил Анубис. — Вам ха-ха, хи-хи, а мне их еще потрошить, мыть и бальзамировать.
— А?! — дико выпучил на него белые от ужаса глаза старый разбойник. — Кого бальзамировать? Зачем бальзамировать?
— Да, шут его знает? — подал голос Иннокентий Павлович. — Вроде положено так делать. Знаешь ведь, как бывает — не нами заведено, не нам и отменять. Так, что сам понимаешь, никаких персоналий. И другого выхода друзья у вас нет. Только в саркофаги. Причем чем, скорее тем лучше.
— Мы не хотим в саркофаги! — взревели трое разбойников, воя от ужаса.
— Да, а позвольте вас спросить, куда же вы хотите? — изумился Иннокентий Павлович. — Все люди рождаются единственно для того, чтобы одни раньше, другие позже, попасть в гробы. Другое дело, что Программа давно сбилась и весь процесс идет впустую.
— Действительно, не понимаю я вас, чем вы-то лучше других? — удивленно спросил Абу. — Чего тянуть? Кончай их Сенсей!
— Ну, пошли! — ткнул Сенсей разбойников в шею, разворачивая их в нужном направлении.
Когда они дошли до сферы Анубиса, Сенсей глухо ругнулся, сгреб одного разбойника за шиворот и затолкал его вовнутрь сферы. Ольга тем временем держала двух других, словно гусей, за шеи. Оказавшийся в сфере разбойник, осознав, что ему в самом скором времени, придет гибель неминучая, начал бешено сопротивляться.
Сенсей хотел, было дать ему подзатыльник, но Иннокентий Павлович, успевший к тому времени переместиться к сфере, предостерег его:
— Только без грубостей, еще не хватает, чтобы ты испортил тушку!
Сенсей безразлично пожал плечами и водрузил пронзительно кричащего и бешено сучащего руками и ногами разбойника на стол. После этого он взялся двумя руками за его шею и принялся медленно и методично сдавливать ее, так чтобы не оставить на шее синяков.
Несчастный забился в железных тисках Сенсея и застучал пятками по столу.
— Он мне здесь так все переколотит! — сокрушенно покачал Абу головой Анубиса.
Подойдя к столу, он мягко взял разбойника за ноги и прижал их к столу. Затем ласково и успокаивающе похлопал его по колену.
Через некоторое время, разбойник перестал дергаться и затих. Изо рта у него торчал распухший и посиневший от удушья язык. Выпученные глаза начали медленно стекленеть.
Сенсей нехотя отпустил шею жертвы и крикнул Ольге:
— Следующий!
В скором времени три трупа лежали на столе, рядком словно шпроты.
— Все, Абу принимай работу!
— У вас не работа, а одно развлечение! — пробормотал Абу, подходя к столу и внимательно рассматривая тела разбойников. — Это у меня сейчас самая работа начинается.
— И не забывай, пожалуйста, о предварительном контроле качества! — строго напомнил ему Иннокентий Павлович.
— А нам чем заняться, пока он их разделывать будет? — капризно спросила Ольга.
— А вам с Сенсеем неплохо было бы заняться активизацией основного подъемника. После проверки качества мяса, вам нужно будет срочно отправиться наверх, в город за следующей партией сырья, — распорядился Иннокентий Павлович.
Ольга с Сенсеем ушли выполнять поручение Иннокентия Павловича. Между тем Анубис Абу мурлыкая, что-то под свой длинный шакалий нос, неторопливо сделал клинком небольшой разрез возле пупка первого разбойника, с левой стороны. Убрав нож в сторону, он запустил руку в проделанное отверстие и приступил к извлечению внутренностей.
Абу действовал быстро и уверенно, так словно занимался этим всю свою жизнь. Пробужденная в нем Программой генетическая память уверенно руководила его действиями. Фактически он отстраненно, как бы наблюдал сам за собой со стороны, полностью отпустив поводья управления своими действиями.
Вытащив основную часть органов через дыру в животе, Абу вывалил их на стол рядом с телом. Клинок уже не сверкавший первозданным блеском, так как был основательно измазан в крови, мелькал в его руках с поразительной быстротой. Абу что-то оттягивал, где-то подрезал ткани, органы, затем его проворные руки снова ныряли вовнутрь тела, и выуживали на свет очередную порцию требухи. Через некоторое время, на столе лежали три полностью выпотрошенных тела в окружении искромсанных внутренностей, извлеченных из них.
Абу небрежно ткнул правым коленом в основание своего прозекторского стола. В ту же секунду основание родило из себя некое подобие вместительного кармана, в который Абу двумя руками принялся смахивать со стола отходы производства.
Затем откуда-то сбоку он извлек длинный гофрированный шланг, на конце которого был насажен некий предмет с хоботком, отдаленно напоминающий пистолетную рукоятку шланга бензоколонки. Из длинного хоботка ударила мощная струя воды. Абу принялся смывать кровь со стола и трупов. Летящие во все стороны капли, и потоки окровавленной воды моментально поглощались полом и стенами сферы.
Затем Абу засунул хоботок пистолета в разрез на животе одного из тел и принялся промывать его внутреннюю полость. Дождавшись, когда вода, обильно выливавшаяся из разреза наружу, перестала окрашиваться кровью в розовый цвет, он убрал шланг с водой в сторону.
Тут же ему на смену появился другой шланг, который Абу засунул вовнутрь тела, в полость заполненную водой. Натужно хрипя шланг, принялся откачивать воду наружу. Через некоторое время, изнутри раздались характерные чмокающие звуки, возвестившие о том, что процесс удаления воды успешно завершен.
Отложив шланг в сторону, Абу, перевернул тело лицом вниз. Вновь взяв, перепачканный в крови клинок он резким точным движением вонзил его в затылочную кость головы. Повертев клинок из стороны в сторону, он расширил дырку ровно настолько, чтобы туда смог пролезть хоботок насадки шланга. Укрепив его там, он активировал режим откачки жидкостей по максимуму. Послышался резкий визг, как у сверхскоростной стоматологической бормашины и в считанные минуты все содержимое черепной коробки разбойника было высосано и выпито шлангом. Вакуум, созданный внутри черепа, был настолько мощный, что одновременно с мозгом были удалены также глазные яблоки.
Переключив режим, Абу принялся нагнетать вовнутрь мощную струю сухого горячего воздуха. Высушив черепную коробку изнутри, он перевернул труп на спину и принялся сушить грудную и брюшную полости.
Этой операции последовательно подверглись все три имевшихся в его распоряжении тела.
В скором времени, закончив этот незамысловатый, но достаточно копотный процесс Абу мановением руки открыл вход в сферу Анубиса.
— У меня все готово можно проводить контроль качества! — крикнул он Иннокентию Павловичу.
Глава 27
Иннокентий Павлович сделал Сенсею знак и тот, приблизившись к сфере Анубиса, бережно принял из рук Абу свежевыпотрошенное, тщательно вымытое и высушенное тело, одного из разбойников. Аккуратно держа ужасное «сырье», он уверенно двинулся в сторону обособленно стоящей установки странной конфигурации. Этот агрегат с весьма большой натяжкой напоминал детскую карусель причудливой неправильной формы. Подняв тело, Сенсей аккуратно положил его на некое подобие ложа встроенного в боковую плоскость аппарата. С помощью подоспевшей Ольги все три тела были размещены в «карусели».
Затем Иннокентий Павлович проделал ряд сложных манипуляций со странной, вычурной панелью на боковине агрегата. В ту же секунду тела, лежащие перед ним, оказались под прозрачным колпаком, переливающимся всеми цветами радуги, как гигантский мыльный пузырь. Между тем, несмотря на кажущуюся невесомость пузыря, чувствовалось, что он обладает прочностью бронированного, пуленепробиваемого стекла.
Снизу из-под аппарата послышалось легкое гудение. Три тела, лежащие под пузырем, неожиданно легко и плавно взмыли вверх и застыли в полуметре от поверхности стола. Гудение усилилось, и тела начали медленно поворачиваться вокруг своей оси, проходящей вдоль позвоночника, подобно тому, как вертится тушка курицы в автоматическом гриле. Тела сделали несколько полных оборотов, прежде чем, опустились на прежние места. После этого прозрачный колпак в форме пузыря мгновенно истаял и дематериализовался.
Абу повернул свою громоздкую шакалью голову назад и крикнул:
— Идите, снимайте показания! Анализ качества закончен!
Иннокентий Павлович скользнул в сторону стола с лежащими на нем телами. Снизу из-под его кресла-трона вывалилось длинное кольчатое щупальце и по замысловатой траектории двинулось к изножью стола. На конце извивающейся трубки гаденько подрагивали несколько закругленных, сосисчатых отростков. Когда они вплотную приблизились к массивному основанию стола, на его поверхности внезапно образовалось несколько отверстий, по диаметру в точности совпадающих с размерами отростков. Сделав неуловимый, змеиный бросок, кольчатое щупальце совокупилось со столом и мелко, мелко затряслось и завибрировало в жесточайшем пароксизме.
Между тем Иннокентий Павлович глубокомысленно молчал. Сохраняя каменное лицо, он прислушивался к процессам, протекающим внутри кресла, а также внутри него самого. Так продолжалось достаточно долгое время.
Наконец Сенсей, окончательно потеряв терпение, спросил:
— Слышь ты, Координатор хренов, долго еще в молчанку будешь играть? Может, поделишься с товарищами своими наблюдениями?
— Отвали! — категорично отрезал Иннокентий Павлович. — Не мешай мне перегонять полученные данные Томиноферам, то есть я хотел сказать, Хозяевам!
— Ты скажи одно, укладываемся мы в норму по качеству или нет? — сварливо поинтересовалась Ольга, погладив голову Анубиса.
— Окончательное решение принимают Хозяева, — меланхолично произнес Иннокентий Павлович. — Ты сама это прекрасно знаешь не хуже моего. Мы просто винтики неописуемо гигантского механизма. И твоя и моя задача, состоит в исправном функционировании, в максимально возможном оптимальном режиме. Вот и функционируй сама и не мешай другим, твою мать!
Выдав на-гора эту возмущенную тираду, Иннокентий Павлович надолго замолчал. Анубис раздраженно выругался и на плохо гнущихся конечностях направился в сторону возившегося с подъемником Сенсея.
— Как дела, двигаются? — поинтересовался он у него.
— Ну, вот явился, не запылился! — недовольно пробурчал тот, не прекращая энергичных манипуляций со странным механизмом, вертикальные направляющие которого исчезали из виду, уходя под самый купол необъятной пещеры.
— А чего так неприветливо-то? — сварливо спросил Абу. — Мог бы быть и повежливее.
— Внимание! Всем внимание! — неожиданно раздался оглушительно громкий голос Иннокентия Павловича. — Всему персоналу фермы срочно собраться, состоится совещание!
— Где он только таких совдеповских словечек набрался? — проворчал Сенсей, отрываясь от своего занятия. — И ведь не пошлешь его куда подальше, Программа не позволяет!
К тому времени, когда они подошли к Иннокентию Павловичу, их там уже изнывая от безделья, ждала Ольга. Она нетерпеливо переминались с ноги на ногу как застоявшаяся скаковая лошадь.
— Чего так долго-то? — недовольно проворчала она.
— Молчи женщина! — усмехнулся Сенсей.
— Прекратите балаган! — прикрикнул на них Иннокентий Павлович. — Получены весьма обнадеживающие данные. Предварительный анализ сырья дал неплохие результаты. Мною получена команда от Томиноферов, то есть, Хозяев, разворачивать наше производство на полную мощность. Последний раз на контакт с Хозяевами из нашего цеха, выходили около пятнадцати тысяч лет назад. Хозяева были очень недовольны этим фактом. В течение последовавших за этим десяти тысяч лет, остальные одиннадцать цехов фермы «Terra» также завершили свои производственные циклы, одни раньше, другие позже. Из года в год падало не только количество, производимой продукции, но что самое главное неуклонно снижалось качество. В настоящее время на всей ферме функционируют лишь несколько кустарей одиночек, общим объемом продукции которых можно пренебречь, по сравнению с затратами на содержание всей фермы. Их дальнейшее функционирование не оправдывает и не окупает содержание такого сложного и дорогого объекта как ферма «Terra».
— Ну и что из этого следует? — нетерпеливо прервал монолог Иннокентия Павловича Сенсей.
— А то и следует, что буквально на днях, на самом верху у Хозяев, было принято решение — в связи с вопиющей нерентабельностью производство на ферме «Терра», полностью прекратить, — Иннокентий Павлович замялся, подбирая нужные слова. — Затем будет произведена тотальная зачистка, вернее, стерилизация фермы. Это выразится в массовом забое всего имеющегося поголовья людей. С целью сохранения полученного в процессе забоя огромного количества сырья, планируется в течение суток запустить программу «Ледниковый период».
— Это, что как в случае с мамонтами что ли? — спросила Ольга.
— И как с мамонтами и как с динозаврами, — согласился Иннокентий Павлович. — Спрос он ведь, как известно, рождает предложение. Как только производство мяса гигантских рептилий перестало приносить высокий доход и стало низкорентабельным, все их поголовье было забито, а мясо реализовано по бросовым ценам. Чтобы поправить положение, Хозяева срочно развели на ферме «Terra» менее гигантских, но высокорентабельных теплокровных, пользующихся устойчивым спросом, мамонтов, пещерных медведей, шерстистых носорогов и прочую живность, которые неплохо акклиматизировались к режиму «Ледникового периода». Параллельно с этим видом на ферму был запущен новый искусственно созданный экспериментальный вид, представителями и потомками которого мы с вами являемся.
— Но насколько я понимаю вид «Homo Sapiens» уже не приносит прежней прибыли, что, же тогда останавливает Хозяев от немедленной стерилизации нашей фермы? — задала вопрос Ольга.
— А их ничто и не останавливает, — хмыкнул Иннокентий Павлович. — Не переживайте, Армагеддон состоится, но чуть позже. Нам с вами на это мероприятие выдан карт-бланш. В частности на внедрение новой технологии, значительно улучшающей вкусовые качества производимых нашей фермой. Как бы это поточнее перевести на наш язык…?
Иннокентий Павлович замолчал, подбирая подходящее слово.
— Хрустяшки? — подсказала Ольга.
— Да, что-то типа хрустящих сухариков или чипсов с неповторимым вкусом и ароматом, — согласился Иннокентий Павлович. — Причем в оригинальной экзотической упаковке.
— А как быть с партией «чипсов», что мы видели на складе в самом начале подземелья? — спросил Сенсей. — По-моему там накоплено огромное количество готовой, хорошо выдержанной продукции. Или у нее вышел срок хранения?
— Напротив! — покачал головой Иннокентий Павлович. — За прошедшие тысячелетия, ее вкусовые качества только улучшились. Полная аналогия со старыми дорогими коллекционными винами. Эта партия является эксклюзивной именно из-за своего почтенного возраста. Ее цена на сегодняшний день составляет гигантскую сумму. На вырученные средства Хозяева смогут приобрести еще несколько ферм, модели «Terra» и развести на них рентабельное животноводство.
— То есть Homo Sapiens является полностью нерентабельным и обреченным видом? — заинтересованно спросила Ольга.
— Да, на сегодняшний день, этот вид фактически стал сорняком и подлежит беспощадной и тотальной прополке, — кивнул Иннокентий Павлович. — Но как я уже сказал, для того чтобы значительно повысить вкусовые качества наших «чипсов» имеющуюся популяцию Homo Sapiens необходимо улучшить. Именно этим мы с вами, в ближайшее время и займемся. Наряду с производством обычных классических «чипсов» мы будем улучшать породу.
— И каким интересно узнать способом? — спросила Ольга.
— Элементарно, дорогуша, — хохотнул Иннокентий Павлович. — Это будет достигаться за счет вкусовых присадок и добавок. Таких, как проказа, СПИД, бубонная чума и многие другие. В то же время, мы получим образцы новейших разработок Хозяев. В ближайшее время они буду нам высланы.
— Ладно, с этим разобрались, — недовольно кивнул Сенсей, чувствовалось, что его что-то тревожит. — А как быть с транспортировкой тех дорогущих «чипсов» тысячелетней выдержки? Нам что самим придется таскать эти раскрашенные гробы?
— Нет, для этого будет нужно набрать огромное количество рабочих из числа горожан, — ответил Иннокентий Павлович. — Чем ты с Ольгой и займешься в самое ближайшее время.
— А кроме этого не забудьте и про меня, — добавил Абу. — Вы должны найти мне для начала хотя бы пару стоящих помощников.
— Ладно, будем стараться, — пробурчал Сенсей.
— Чего стоим-то, мы тогда пошли? — спросила Ольга.
— Не гони, торопыга! — одернул ее Иннокентий Павлович. — Еще раз напоминаю, что вам нужно сделать в первую очередь. Сначала сырье, причем как можно больше. Потом рабочие, желательно тоже по максимуму. Нужно незамедлительно приступать к погрузке уже имеющейся продукции в транспортер и вплотную заниматься ее отправкой Хозяевам. Далее пару помощников Анубису, то есть, Абу. Если вопросов нет, тогда вперед! Ольга иди, готовь лифт к запуску. А ты Сенсеюшка, тормознись-ка на пару минут! Мне с тобой, с глазу на глаз, поговорить надо.
Сенсей недоуменно уставился на Иннокентия Павловича. Что-то в голосе Координатора насторожило его. Когда Ольга и Абу отошли от них, Иннокентий Павлович, извлек из корпуса своего кресла шупальце и протянул его Сенсею. В розовых присосках были зажаты две ампулы из прозрачного материала увенчанные микроинжекторами.
— Это еще зачем? — недоуменно посмотрел на Иннокентия Павловича Сенсей.
— Молчи и слушай! Я не могу долго сопротивляться Программе! В данный момент мы с вами являемся ксеносервусами. Если ты помнишь, это означает слуги чужих, то есть, слуги томиноферов. Препаратом в этих ампулах из человеческого организма выводится все то, что делает нас ксеносервусами и превращает вновь в обычных людей, которых можно использовать как сырье.
— Зачем? — удивленно посмотрел на него Сенсей.
— Неизбежная ротация кадров, в полном соответствии с Программой, — усмехнулся Иннокентий Павлович. — Это ожидает всех нас. Процессы старения в нас замедлены, но не остановлены. Настанет день, когда мы перестанем устраивать наших Ужасных Хозяев, и всех нас превратят в обычных людей, то есть сырье. Понял? Теперь самое главное, когда выберетесь с Ольгой отсюда наверх, сразу же вколите себе этот препарат.
— А, как же ты? — вытаращив глаза, спросил Сенсей.
— А я постараюсь взорвать весь этот гадючник к чертовой матери! — усмехнулся Иннокентий Павлович. — Все же, пока что я больше человек, чем ксеновервус. Теперь самое главное, стерилизация фермы «Терра», то есть планеты, Земля намечена Томиноферами на 2028 год. Механизм отсчета уже запущен и после того как этот «будильник» сработает, начнется вторжение томиноферов на «Терру». Их цель — массовый забой всего имеющегося на ней «скота». Хотя я теперь всего лишь наполовину человек, да и то ненадолго, я не могу допустить, чтобы человечество погибло. Вы с Ольгой должны предотвратить эту катастрофу! А теперь прощай, Сенсей! И поторопись, а то, как бы я не передумал! Прощай!
Глава 28
Древний Египет, плато Гиза, окрестности Мемфиса.
Лифт против ожидания доставил Ольгу с Сенсеем из подземелья на поверхность земли достаточно быстро. Если бы сверху на лифтовой капсуле не было массивного куполообразного навершия, то они бы просто-напросто расшиблись в лепешку.
Они проткнули поверхность земли в каком-то темном подвале. Капсула с шумным выдохом застыла в полуметре от потолочного перекрытия, едва не врезавшись в него. От резкого торможения Сенеся и Ольгу здорово тряхнуло.
Выбравшись наружу, они включили фонари и огляделись. Над головой у них был сводчатый каменный потолок, покрытый клочьями путины. Со всех сторон их окружали грязные зачумленные стены из блоков песчаника.
— Чувствуешь себя, так словно высадилась на другой планете, — пробормотала Ольга, настороженно оглядываясь.
— Причем на планете враждебной, — добавил Сенсей, направляясь, вглубь помещения.
Пол был завален горами строительного мусора.
— Слушай, нам неплохо было бы одеться хоть во что-нибудь, — сказала Ольга. — А то я как-то слабо себя представляю шлепающей по ночному городу, в чем мать родила.
— Да, — покосился на нее Сенсей. — Египтяне, тем более древние, такого авангарда не поймут и что самое обидное не оценят. Они просто попытаются тебя тупо оттрахать.
Он направился к виднеющемуся впереди темному дверному проему. Ольга последовала за ним.
Наверху была ночь. Поднявшись наверх по загаженной каменной лестнице, они огляделись. Они оказались посреди развалин какого-то крошечного храма. Часть стен полностью отсутствовала, от каменной облицовки пола осталось лишь несколько расколотых плит. На чем держалась крыша храма, было непонятно, так как от поддерживающих ее колонн почти ничего не осталась. Повсюду валялись огромные кучи мусора.
— Натуральный бомжатник! — проворчал Сенсей, подходя к пролому в стене, и осторожно выглядывая из него наружу.
Храм стоял на небольшой возвышенности. Повернув голову, Ольга ахнула от неожиданности. Примерно в километре от них возвышались огромные черные треугольники пирамид.
— Мы снова очутились в Гизе! — воскликнула она.
— Погоди, я совсем забыл сделать одну вещь! — пробормотал Сенсей, доставая из сумки два инжектора, переданных ему при прощании Иннокентием Павловичем. — А ну-ка иди сюда!
Ольга послушно шагнула к нему. Сенсей тем временем приставил к ее плечу инжектор и нажал на рычажок.
— Ой, больно же! — воскликнула Ольга, когда ей глубоко в мышцу вошла игла.
Больше она ничего не успела сказать, потому что глаза ее вдруг остекленели и она, внезапно забившись в судорогах, повалилась на Сенсея. Уложив выгибаемое жесточайшими спазмами тело подруги на песок, Сенсей с ужасом смотрел на дело рук своих. Только что он, слепо доверившись Иннокентию Павловичу, убил ту, которую любил больше жизни. Как можно было доверять этому чудовищу, в которое превратился старый добрый Иннокентий Павлович?
Изо рта у Ольги пузырящимися клочьями шла пена. Потом из Ольги полезла золотая проволока. Толстые жгуты скрученного желтого металла стремительно покидали женщину через все естественные отверстия тела. Прорывая кожу, наружу выбирались тонкие золотые нити. Извиваясь, они тут же уходили в песок. Раны на коже тут же затягивались, не оставляя шрамов. Наконец исход всего того, что делало Ольгу ксеносервусом, закончилось, и она болезненно застонала. Ее пропорции приняли свои обычные размеры. Вот только волосы по-прежнему отливали сверхъестественной белизной и светились при лунном свете.
Нет, старик не обманул его! Убедившись, что с Ольгой все в относительном порядке, Сенсей впрыснул себе в бедро содержимое инжектора, после чего отключился. Когда он пришел в себя, первое что он увидел, было встревоженное лицо Ольги над собой. Он, молча, притянул ее к себе, обнял и поцеловал в губы. Но женщина не была расположена к любовным играм и, вырвавшись, поднялась во весь рост. При этом она кивнула головой в сторону.
Только тогда Сенсей заметил, что неподалеку сидит на песке, прислонившись к спящему ослику незнакомый человек. Ольга уже успела накинуть себе на бедра какую-то застиранную тряпку, видимо одолженную у незнакомца. Груди ее были обнажены. Они приняли свой первоначальный размер и теперь казались маленькими и скромными.
Незнакомец увидев, что Сенсей пришел в себя поднялся и подошел к нему.
— Меня прислал твой друг Некра!
— Как, разве он жив? — невольно врывался у Сенсея радостный возглас.
— Жив, жив! — рассмеявшись, ответил незнакомец. — Твой друг хорошо заплатил мне. Я жду вас здесь уже много дней, чтобы сообщить эту радостную весть.
— Так чего же мы ждем, веди нас к нему! — вскричал Сенсей.
— Не так быстро, мой господин! У Некра есть кое-какие свои дела, которые заставили его покинуть на время Мемфис. Он велел мне встретить вас и устроить на ночлег. Как только он появится в городе, я приведу его к вам.
Внезапно землю тряхнуло, так что незнакомец и Ольга полетели в песок. Испуганный ослик принялся реветь и рваться с привязи. Раздавшийся затем из-под земли гул, перешедший в страшный грохот, возвестил о том, что началось землетрясение. Сенсей схватив в охапку Ольгу, бросился в сторону от пирамид, которые танцевали и подпрыгивали под действием ужасающей силы рвущейся наружу из-под земли. Посланник Некра не отставал от них, вместе со своим ослом.
Отбежав на безопасное, как ему показалось расстояние, Сенсей остановился и с бешено колотящимся в груди сердцем принялся смотреть на развернувшуюся перед ним сцену катаклизма.
Эпицентр находился прямо под пирамидами. Облицовка облетала с них, словно куски плохой штукатурки, сползая огромными фрагментами. Ольга, прижавшись к Сенсею, повернула его голову в сторону. Посмотрев туда, Сенсей с изумлением увидел, что на месте развалин маленького храма, в котором находилась шахта, ведущая в подземелье, образовалась черная дыра. Из нее высоко в ночное небо поднимался столб песка, смешанный с черным дымом.
— Это наш Координатор, включил-таки систему самоуничтожения этой подземной живодерни! — прокричал Сенсей Ольге в ухо, перекрывая страшный грохот, доносящийся из-под земли.
— Бедный Иннокентий Павлович и Абу! Они погибли! — разрыдалась Ольга.
— Лучше будет убраться отсюда как можно дальше! — предложил Сенсей.
Они успели удалиться на несколько километров, когда окрестности Гизы потряс мощный взрыв. Казалось, сами пирамиды перестали существовать, окутавшись гигантским многокилометровым облаком пыли. После этого все разом стихло.
— Ну, теперь все! — выдохнул Сенсей. — Пойдем, посмотрим, что там? Вдруг кому-то все же удалось выбраться?
Курьер Некра заартачился и ни в какую не соглашался пойти к пирамидам, после всего того, что там произошло. Тогда Сенсей уговорился с ним, что они будут ждать Некра завтра ночью, в час Ибиса, возле ворот Блошиного рынка в Мемфисе. После этого посыльный с явным облегчением покинул их общество, сел на ослика и поспешил в сторону города.
Добравшись до пирамид, Ольга и Сенсей с ужасом смотрели на последствия уничтожения подземного завода томиноферов. Страшным взрывом разнесло все вокруг на несколько километров. С пирамид была сорвана почти вся облицовка. Венчавшие их камни Бен-Бен, валялись расколотые и опрокинутые набок. Лицо Большого Сфинкса осыпалось и приняло привычный для Сенсея вид.
Он не удержался, от того чтобы не прокомментировать увиденное:
— Странно, везде и всюду говорится, о том, что это канониры Наполеона, во время его похода в Египет, изуродовали лицо Сфинкса! Оказывается они тут не причем!
— Знаешь, милый, мне кажется, что мы уже слишком долго находимся в гостях, — сказала Ольга. — Пора и честь знать!
— Ты это к чему? — покосился на нее Сенсей.
— Я это к тому, что мне здесь до чертиков надоело, и я хочу домой в Россию! — сварливо ответила Ольга. — Будем надеяться, что Некра сдержит свое слово и пожертвует остатки жучьего сока, чтобы вызвать скарабея и отправить нас домой.
— Будем, надеяться, — задумчиво кивнул Сенсей. — Сейчас это важно как никогда. Ты даже не представляешь, как много сейчас зависит от того, сможет ли он вернуть нас в наше время!
По дороге через ночную пустыню, Некра рассказал своей подруге все то, что поведал ему Иннокентий Павлович, ставший Координатором и получивший доступ к информации томиноферов относительно дальнейшей судьбы фермы «Терра». Теперь вся надежда была на то, что с помощью Некра они смогут вызвать скарабея, вернуться в свое время, для того чтобы успеть предотвратить нависшую над всем человечеством угрозу. Как именно они будут осуществлять эту миссию, у них не было ни малейшего представления. Главное для них сейчас было вернуться в Россию и желательно в свое время.
На подходах к городу они заметили разбитый прямо в пустыне шатер. Осторожно приблизившись, они залегли за песчаным барханом. Стоило Сенсею отвлечься, как он вдруг обнаружил, что Ольги нет рядом с ним. Его своенравной подруги уже и след простыл. Посмотрев прямо перед собой, он взвыл от бессильной злобы.
Ольга, скинувшая с себя набедренную повязку в костюме Евы, неторопливо подходила к яркому костру перед входом в шатер. Даже с такого расстояния все ее прелести были отлично видны.
— Ну, оторва! — зло прошипел Сенсей, глядя на нее.
Не дожидаясь дальнейшего развития событий он, съежившись и стараясь уменьшиться в размерах, кинулся вперед в темноту. Согнувшись в три погибели, он стремительно добежал до шатра и зашел за него сзади. Во время своих перемещений он успел увидеть, что Ольга уже ведет какие-то оживленные переговоры.
Вокруг костра, судя по раздававшимся оттуда голосам, находилось от пяти до шести мужчин.
— Э, женщина, а ты чего голая? — несся восторженный рев из темноты. — Давай к нам, а то простудишься! Пожалей нас несчастных, присоединяйся! Есть вкусная еда, и пойла тоже залейся.
— Даже и не знаю, — как бы в нерешительности проговорила Ольга раздумывая. — Я женщина порядочная, поэтому дорогая. У вас золото-то хоть есть, чтобы заплатить? Вас вон целый табун жеребцов, а я всего одна.
— О каком золоте ты говоришь, женщина? — послышался возмущенный вопль. — Дура, ты бестолковая! Ты соображаешь, что несешь? Да я сейчас тебя за так иметь буду, и даже спасибо не скажу!
— А ты попробуй, толстяк! — расхохоталась Ольга.
— Что-то я не понял! — огромный рыхлый египтянин начал подниматься с ковра, расстеленного на земле. — Ты что ли меня пугаешь, шлюха?!
— Давай, давай вытаскивай свою пьяную задницу! — подзадорила его Ольга. — Сейчас мы поглядим, кто кого и куда трахнет!
— Не, ну ты сама напросилась тварь бесстыжая! — раненным бегемотом взревел толстяк и наконец-то поднялся.
— Давай урод подходи! Попробуй, возьми меня! — поманила его рукой Ольга, жеманно поведя своими дородными грудями из стороны в сторону.
В это время на помощь другу поднялся еще один пьяный персонаж.
— Такр, заходи с другой стороны! — хрипло крикнул он. — Мы ее сейчас в клещи брать будем!
Сенсей не стал ждать, как будут развиваться события дальше. Было слишком рискованно пускать ситуацию на самотек. Он подхватил легкомысленно брошенный кем-то возле шатра меч и, подскочив к нетвердо стоящему на ногах толстяку плашмя вытянул его клинком прямо по животу. Тот взвыл и рухнул на землю.
В это же самое время, Ольга, дав схватить себя пьяному придурку уже успела благополучно высвободиться из его объятий всадив ему колено в промежность. Теперь она нацелилась на очередную жертву. Убедившись, что подруга может вполне обойтись своими силами, Сенсей прыгнул вовнутрь шатра.
Через полчаса, десять здоровенных мужиков лежали на земле связанные и бессвязно мычали. У каждого во рту торчал здоровенный кляп. А Сенсей и Ольга, прихватив с собой всю наличность, бывшую при подгулявших любителей ночных пиров на лоне природы, на конях уносились в сторону видневшегося совсем рядом Мемфиса. Теперь у них была одежда и изрядное количество золота. Им оставалось лишь найти Некра.
Глава 29
Некра шел на встречу с Сенсеем и Ольгой. Он нетерпеливо разувал ноздри, предвкушая, как расправится со своим бывшим другом и его шлюхой подружкой. Перед его глазами стояли роскошные ничем не прикрытые формы Ольги, в бытность ее царицей троглодитов, Это картинка, всплывшая перед его внутренним взором, откровенно зацепила его! По всей видимости, у Нефертау, когда она воскреснет, будет точно такое же тело, только во много раз красивее!
Внезапно за его спиной раздался серебристый смех, нежданно-негаданно вторгшийся в его хрустальные мечты. Резко обернувшись, он увидел двух удалявшихся от него молодых женщин, по виду танцовщиц, продолжавших звонко и беззаботно хохотать.
Некра внезапно ощутил, как в нем поднимается праведный гнев против этих двух шалав, так беззастенчиво прервавших его размышления. В довершение ко всему женщины оглянулись и засмеялись еще громче. Действительно вид грязного бродяги рассмешил бы кого угодно.
Рассвирепевший Некра низко опустив голову, повернулся в сторону удаляющихся женщин и двинулся вслед за ними. Одновременно он поправил висевший у него на поясе, под одеждой, парасхитский кривой нож в чехле, который почему-то съехал ему между ног.
Молодые женщины, оглянувшиеся еще раз, с удивлением, которое тут же переросло в ужас, обнаружили, что нищий, над которым они так неосмотрительно посмеялись, преследует их. Оглядевшись по сторонам женщины, обнаружили, что на пустынной ночной улице кроме них и натужно пыхтящего бродяги, который приближался к ним пугающе быстро, не было никого. Взвизгнув, они побежали вдоль по улице.
Увидев, что добыча уходит от него, Некра яростно зарычал от переполнявшей его ненависти и с быстрого шага перешел на бег. Вконец обезумевшие от страха женщины свернули с улицы во дворы. Пробежав несколько дворов насквозь, они неожиданно оказались на площади, перед Блошиным рынком. Неподалеку от ворот расположилась разношерстная компания, состоящая из изрядно подвыпивших солдат фараона не занятых сегодня на службе и нескольких разбитных женщин. Собрав остатки сил, несчастные танцовщицы стремглав бросились к солдатам.
Старший среди них сделав несколько глотков из глиняного кувшина, обтер рот ладонью и, увидев стремглав бегущих к ним женщин, пьяным голосом крикнул:
— О, какая радость! Еще девушки! Идите к нам, у нас весело!
Стоявшая рядом с ним дама полусвета сердито толкнула его в бок, отчего тот выронил кувшин. Упав на булыжник, глиняная посудина с грохотом разбилась, окатив солдату ноги пивом.
— Ты чего творишь, курица? — беззлобно поинтересовался он. — Видишь что наделала? Я теперь из-за тебя, весь мокрый.
Подбежавшие к ним женщины, не могли вымолвить ни слова, так они были напуганы. Они только в ужасе показывали в ту сторону, откуда только что прибежали.
— Да успокойтесь вы! — проговорил, подходя к ним и обнимая за плечи, высокий латник, самого разбойничьего вида. — Пока рядом я, с вами ничего не случится!
— Здоровяк! — капризно поджав губы, позвала его стоявшая неподалеку толстушка, вся одежда которой заключалась в узеньком белом переднике. — Ты что про меня совсем позабыл?
— Нет, радость моя, — оглянулся на нее латник. — Но здесь какая-то сволочь женщин обидела! Ты же знаешь, что я этого не переношу! Верно, я говорю красавицы?
Немного отдышавшиеся танцовщицы обе разом закивали головами.
— Представляете? Какой-то грязный бродяга погнался за нами, а на улицах вообще никого, ни души! Как специально! — взахлеб заговорила одна.
— Я из-за этой твари, чуть ногу не сломала! — запричитала вторая.
— Ну-ка ребята, быстренько посмотрели, кто там по дворам шарахается! Женщин не трогаем, только мужчин! — распорядился старший, которого звали Хнум. — Всех кого поймаете, тащите сюда! Если кого лишних похватаете, тогда извинимся, и нальем пива! Вперед!
Человек пять солдат молча, поспешили в сторону дворов.
Когда Некра увидел внезапно появившихся из-за угла солдат, он прикинулся пьяным и стремительно рухнул в придорожную пыль. Обычно это срабатывало.
— Слышь, ты! Быстро поднялся и давай за нами, пока я не разозлился! — сказал один из солдат, так и не выпустивший до сих пор кувшина с пивом.
— Да это же нищий! — презрительно проворчал, подходя второй воин. — На кой он тебе?
— Одна из девчонок говорила что-то про бродягу, поэтому забирай эту рвань и тащи его к Хнуму, — сказал солдат, внимательно вглядываясь вглубь двора. — Сам справишься? А я пока с ребятами здесь на всякий случай все дворы пробегу.
— Делать вам нечего! — нехотя пробурчал его товарищ. — Ну, вставай брат, вставай!
Некра сделал еще одну попытку подняться и что-то пьяно забормотал.
— Вставай, кому сказал! — повысил голос солдат и легонько пнул Некра в бок острым носком окованного бронзой сандалия.
Тот даже не пошевелился, несмотря на то, что удар был крайне болезненный.
— Чего же ты сволочь такой грязный-то? — брезгливо осматривая свой сандаль, спросил солдат. — Тебя даже бить я прямо не знаю чем! Весь в дерьме перепачкаешься! Вставай, давай!
Некра быстро оценив ситуацию и увидев, что он остался один на один с молодым неопытным парнем решил, что стоит попытать счастья. Громко вздохнув, он внезапно сел и принялся мотать головой из стороны в сторону.
Потом подняв голову, он удивленно уставился на воина:
— Солдат! Родной, похмели старого нищего? Башка трещит, как кокос под кувалдой!
— Вставай, давай! Будет тебе там и опохмелка и все остальное! Двигай помалу вон в том направлении! — сказал молодой солдат, стараясь держаться подальше от грязного вонючего бродяги.
Некра с трудом поднялся, при этом он чуть было не повалился обратно на землю.
— Стоять! — бросился к нему парень, чтобы успеть схватить его за шиворот и не дать ему упасть.
Внезапно произошла разительная метаморфоза. На том месте, где только что стоял полностью размякший, словно мешок с мокрым навозом нищий, возник сжатый, как пружина довольно крупный мужик с большим кривым ножом в руке.
Солдат не успев во время затормозить, еще некоторое время по инерции двигался прямо на Некра. Тот отработанным движением ткнул ему лезвием в левую часть груди, намереваясь с ходу проткнуть сердце. Лат на парне не было, он успел их снять еще в самом начале пирушки, не предполагая, что они могут ему понадобиться.
Несмотря на то, что молодой солдат был сильно пьян, его спасла хорошая реакция. Он успел пусть запоздало, но все-таки отшатнуться назад. Лезвие ножа ожгло ему болью ребра, но не более того. Отскочив в сторону, парень почувствовал, как по телу потекло что-то горячее и липкое. Он машинально приложил руку к распоротой тунике, потом поднес окровавленную ладонь к лицу.
— Ах ты, скорпион раздавленный! — распаляясь, заорал он. — Брось свою железку! Брось сейчас же, тебе говорю, а не то хуже будет!
Некра, между тем, молча, продолжал атаковать парня. Но тот уверенно увертывался он его ударов, зажимая распоротый бок и ругая его, на чем свет стоит. Поняв, что избавиться от шустрого солдата по-быстрому, ему не удастся, Некра развернулся и бросился бежать.
— Хнум, давай сюда! — заорал порезанный парень. — Только осторожно, у этой гиены нож!
Через некоторое время, громко топая, прибежали другие солдаты.
— Где этот урод? — злобно спросил Хнум.
Потом присмотревшись, сочувственно спросил:
— Что, сильно порезал?
— Да ерунда! Лезвие прошло вскользь, он меня просто поцарапал! Вы смотрите, этого гада только не упустите! Он вон туда побежал! — простонал раненный.
— Один, остался здесь! Остальные за мной! — на ходу бросил Хнум и кинулся вдогонку за Некра, который уже практически скрылся за углом дома.
Некра бежал из последних сил. Все-таки постоянное недоедание давало о себе знать. Скудного рациона мусорных куч и выгребных ям, был явно недостаточно для его могучего организма. Кроме того он несколько раз серьезно травился, несвежими помоями. Все это сильно сказывалось на его физической форме, поэтому бегун из него был совсем никудышный.
Неожиданно прямо за спиной у Некра раздался тяжелый топот преследователей. Люди, которые его догоняли, не в пример, ему прошли серьезную солдатскую выучку и были тренированы как раз для таких случаев. Кроме того, питались они отнюдь не на помойках. Специфика их работы требовала того чтобы они постоянно находились в приличной физической форме. Это была один из отрядов латников гарнизона расквартированного в пригороде Мемфиса устроивших веселую гулянку по случаю рождения сына у одного из них.
Сильнейший удар ногой нанесенный в высоком прыжке в самую середину позвоночника сбил Некра с ног. Он кубарем полетел на дорогу и еще некоторое время катился, поднимая клубы пыли. Немного придя в себя, он открыл глаза и огляделся. Вокруг него стояли трое высоких и крупных солдат, но панцирей на них не было. Посмотрев на свою правую руку, Нерка с удовлетворением обнаружил, что она по-прежнему крепко сжимает его верный парасхитский нож. Нехорошо усмехнувшись, он медленно поднялся на ноги. Выставив нож перед собой, он повернулся вокруг своей оси, изучая обстановку. Солдаты, обступившие его, не мешали ему. Они просто стояли и неприязненно глядели на него.
Неожиданно один из них пошел прямо на него. Некра тут же выставил в его сторону нож и угрожающе зарычал. Солдат продолжая напряженно смотреть ему в глаза, сделал неуловимое движение рукой, на которое Некра просто не мог не отреагировать. И тут старый опытный солдат, неожиданно хлестнув ногой, выбил нож из его руки. Клинок, далеко отлетев в сторону, упал на каменные плиты площади и скользил еще несколько метров. Один из солдат быстро подбежал к нему подобрал и вернулся обратно.
— Ну, и что после всего этого с тобой сделать? — наливаясь гневом, спросил ветеран. — Ты только подумай, чего ты уже успел натворить. У нас праздник, мы собрались отметить рождение сына нашего брата. Пригласили женщин, накупили море выпивки. Мы просто веселимся, мы не работаем, мы не на службе! При этом, мы никого не трогаем! И тут вдруг появляешься ты, сын шакала! И неожиданно, беззаконно, портишь своим появлением не только воздух, но и наше веселье! Да еще взял и нашего друга порезал!
— Да чего с ним разговаривать, — сказал один из парней. — Потащили его к Хнуму, он с ним быстро разберется!
— Да? И как ты собираешься это дерьмо тащить? — хмуро посмотрел на него старый солдат. — Может, на руках его попрем? Он же весь грязный, его даже ногами пинать противно! После него сандалии не отмоешь!
Все это время Некра тихо лежал на мостовой и молчал. Он понимал, что попался, но не глупые солдаты пугали его своим угрозами, больше всего он боялся, что они сдадут его стражникам фараона. Если он туда попадет и его увидит их начальник Эхнасет, то ему точно придет конец.
Между тем во дворе появился сам Хнум, в окружении остальных участников веселья. Он не спеша подошел к лежащему в пыли Некра.
— Что же ты творишь? — несколько даже удивленно задал он вопрос. — Ты же нищий, ты не убийца. Чего же ты за клинок хватаешься? Парня вон моего порезал, девчонок опять же ножиком своим напугал. Не пойму я тебя, зачем тебе это надо было? Решил на старости лет в Черного Парасхита поиграть? Так нехорошо это все! Так нехорошо, что ты даже себе не представляешь!
— Не знаю я никакого Черного Парасхита, — заикаясь, ответил Некра, старательно кося под юродивого. — И солдатика вашего я нечаянно зацепил, резать его у меня и в мыслях не было. Просто напугался я очень сильно!
— Врет он все! — возмутился порезанный парень. — Ты бы видел, Хнум, как он ловко с ножом управляется! Прямо любо дорого посмотреть! Не воин конечно, но большой опыт и практика чувствуется!
— Может это гад мясником раньше был, или парасхитом, до того как стал нищим? — вслух предположил ветран.
— Да, какая разница-то? — недовольно посмотрел на него Хнум. — Что нам теперь с этим уродом делать?
— Может отлупить его и отпустить? — предложил старый солдат. — Ну не стражникам же нам его сдавать?
— Да, сдать страже фараона это было бы здорово! Чтобы они потом пустили слух по всему Мемфису, что какой-то грязный бродяга чуть не зарезал одного из наших! — усмехнулся Хнум. — Какие же мы тогда воины, если даже нищий может легко расправиться с нами? Мне такая слава ни к чему!
— Так чего нам с ним тогда делать? — нетерпеливо спросил один из солдат.
— Чего делать-то? — переспросил Хнум. — Ну, отпинайте его, как следует, ребра ему пересчитайте, челюсть сломайте! Только смотрите до смерти не убейте!
Глава 30
В полутемный двор вошли две танцовщицы, которых Некра совсем недавно гнал по пустынным улицам города. Обе боязливо косились в сторону поверженного на землю Некра, но, тем не менее, бочком-бочком двигались в его сторону.
Приблизившись к нему вплотную, одна из них спросила его:
— Урод, тебе чего от нас надо было? Чего ты за нами гнался?
Некра молча с ненавистью, сверкал глазами снизу, не произнося ни звука. При виде ускользнувших от него, по чистой случайности жертв его дикой охоты, в нем подобно песчаной буре, начинала подниматься волна испепеляющего гнева. Именно благодаря этим двум сучкам он оказался в нынешнем незавидном положении. Под действием гнева его здравый смысл стал понемногу отступать в сторону.
Внезапно перед ним возникло Лицо Нефертау. Но на этот раз это было не просто Лицо! У него была шея, плечи и дивная левая грудь! При виде такого великолепия Некра застонал от охватившей его неземной тоски. Также внезапно, как и появилась, Нефертау вдруг заговорила. Собственно она даже не говорила, оно просто ласково шевелила губами, а нежный чарующий голос волнами вливался прямо в мозг Некра.
— Ты видишь, что я уже начинаю материализоваться? — спросила Нефертау. — Ответь, тебе нравится моя грудь?
Некра исступленно замычал и закивал головой в знак согласия. Танцовщицы в испуге отпрянули от него в сторону.
— Да, моя госпожа! — неожиданно в голос взревел он.
— Осталось совсем немного, — продолжил Голос Нефертау у него прямо в мозгу. — И процесс будет завершен! Но мне нужны еще жизни, молодые и здоровые! Чем больше, тем лучше! Тем быстрее я смогу соединиться с тобой, мой возлюбленный, мой герой!
— Да, моя госпожа! — вновь взревел Некра, внезапно пружинисто вскакивая на ноги.
— Слышь ты, нищий, а ну займи прежнюю позицию! — крикнул ему старый солдат и бросился с намерением свалить его на землю.
Но Некра неожиданно легко ушел от прямого удара ногой и в свою очередь крепко наказал легкомысленного ветерана крепким пинком между ног. Тот взвыл, согнулся пополам и рухнул на землю, оглашая близлежащие окрестности тоскливым нечеловеческим воем.
— Чего же ты медлишь, мой герой, или ты уже более не любишь меня? — продолжал нежно звучать Голос Нефертау в голове Некра. — Возьми же их жизни все до единой и отдай их мне!
— Я люблю тебя! — зарычал Некра и кинулся прямиком на застывших в недоумении воинов. Первого из стоящих к нему ближе всех солдата он смел одним ударом ноги. Тот подлетел в воздухе, причем ноги его оказались выше головы, после чего он рухнул, едва не сломав себе при этом шею. Второй кинувшийся на него противник, после того как Некра резко ушел в сторону нарвался горлом на хлесткий удар предплечьем. Дико захрипев, он опрокинулся на спину и принялся заново учиться дышать.
При виде такой прыти, Хнум недолго думая сунул обе руки за спину и вынул оттуда висевшие на ремнях палицы. Судя по многочисленным царапинам и выбоинам, эти темные деревянные дубинки с бронзовыми шишаками многое повидали на своем веку. К тому времени, когда Хнум вернулся к потасовке, Некра умудрился нейтрализовать еще одного солдата.
Завидев решительно направляющегося к нему вооруженного здоровяка, Некра на мгновение замешкался, но Нефертау тут же подсказала ему:
— Убей сначала его, это единственный кто может противостоять тебе! Убьешь его — с остальными справишься без труда!
Получив приказ от своей призрачной возлюбленной, Некра ни секунды не раздумывая, кинулся вперед. Он несся как разъяренный бык, низко опустив голову и выставив впереди себя руки плотно сжатые в кулаки.
Хнум спокойно встретил несущегося на него противника. В самый последний момент перед столкновением, он молниеносно перехватил палицу в левой руке обратным хватом и снизу встретил ею набегающего на него Некра.
Парасхит вдруг с изумлением обнаружил, что рука, который он только что намеревался нанести удар, совсем не слушается его. Более того, он совсем перестал ее чувствовать. В следующий момент он получил сокрушительный удар палицей сбоку по ноге, внутри которой хрустнула кость. Оставшись без опоры, он неожиданно завалился на бок. Некра попытался было подняться, но со сломанной рукой и перебитой ногой это оказалось не так, то легко сделать.
Хнум танцующей походкой двигался вокруг него, легко поигрывая двумя увесистыми палицами.
— Ну, что воины? — окликнул он своих парней. — Навалял вам нищий бродяга, как хотел? А если, кто об этом узнает? Нас же после этого не только бояться перестанут, над нами будут смеяться как стадо обезьян в брачный период!
Его солдаты, кряхтя, поднимались с пыльной земли, почесывая и потирая ушибленные места. Все это время Некра предпринимал отчаянные попытки подняться на ноги.
— Да, лежи ты уже! — недовольно проговорил Хнум и точным ударом палицы перебил ему голень второй ноги.
Некра рухнул на землю, но своих тщетных попыток подняться так и не оставил. Лицо Нефертау, трагически изломав брови, в немой скорби смотрело на него. По ее прекрасным бледным щекам стекали прозрачные как льдинки слезы.
— Я сделаю твое тело нечувствительным к боли! — прошептала Нефертау, слабеющим Голосом.
И действительно Некра совершенно не чувствовал боли. Ему было только мучительно больно за то, что он так и не смог оправдать доверия Нефертау. Он не смог вытащить свою возлюбленную с того света на этот! Эта задача оказалась ему не под силу, хотя он делал для этого все, что от него зависело!
Возможно, ему следовало пойти другим путем? Быть может, ему совсем не стоило превращаться в бродягу, а напротив нужно было стать одним из жрецов Амона, а также не стоило убивать верховного жреца Баксути? Возможно, в этом случае он смог бы более длительное время безнаказанно охотиться на людей? Но как бы, то, ни было, время было уже упущено и теперь ему только оставалось пожинать плоды своей бурной деятельности.
— Тащите эту сволочь на площадь, возле Блошиного рынка! — прокричал Хнум. — Подходите не бойтесь! У него только одна целая рука осталась!
— Так он же грязный весь! Как его брать-то? — возмущенно спросил один из солдат, приближаясь к Некра, который все еще пытался подняться на своих переломанных конечностях.
— Ты, что хочешь, чтобы его стражники забрали, отвезли в храмовую лечебницу, там подлечили, отмыли и выходили? — злобно спросил Хнум. — Совсем с головой дружить престал? Представляешь, какие слухи он потом по городу пустит? Все будут говорить, что грязный бродяга воинов фараона раскидал как каких-то щенят!
— Да кто же ему поверит-то? — исподлобья посмотрел на него ветеран, все еще держась за отбитую промежность. — Бродяга, он и есть бродяга!
— Заткнись! — прикрикнул на него Хнум. — Просто делай, то чего тебе говорят старшие! Я уже не говорю, что будет, если это позор дойдет до самого фараона! Ты, вообще, представляешь, чем это для нас может закончиться?
— Да! — немного подумав, ответил старый солдат.
— Вот и я о том же! — сразу успокаиваясь, сказал Хнум. — Поэтому берите эту падаль и тащите на площадь!
К тому времени, когда Некра притащили и бросили посреди площади, он уже перестал двигаться. Несмотря на то, что раздробленные кости ног прорвали кожу и теперь торчали наружу, он по-прежнему не чувствовал боли.
По мере того, как силы покидали Некра, Лицо Нефертау с застывшим на нем мучительным и скорбным выражением постепенно истаивало и вскоре стало совсем прозрачным. Голос совсем пропал, Некра видел лишь, что Нефертау шевелит своими губами, пытаясь что-то сказать ему, но как он, ни старался он не мог понять, что именно оно говорит ему.
Когда пьяные солдаты, начали поливать его маслом для светильников, из большого пузатого кувшина, он вдруг закашлялся и прикрыл лицо рукой, чтобы масло не попало ему в рот. Вонючее масло, в составе которого была нефть, ело глаза и их пришлось закрыть. Именно поэтому он не видел, того как Хнум ткнул в него горящим факелом. Просто после этого ему вдруг стало очень светло. Он совершенно не ощущал окутывающего его жара, стремительно разгорающегося пламени.
В какой-то момент он с умилением услышал слова детской песенки, которой учила его мать, в которой возносится хвала встающему над землей солнцу. Некра даже почудилось, что это вернулся Голос Нефертау и поет ему эту песню, словно колыбельную, убаюкивая его. Но Лицо Нефертау, по-прежнему сохраняя скорбное выражение, постепенно истаивало и проваливалось в темноту. Оно беспрестанно произносило, какую-то короткую фразу, состоящую всего из трех коротких слов.
Когда Некра стало казаться что он почти уже смог прочитать по губам и уловить смысл, скрытый в этих словах, он внезапно ощутил дикую всеохватывающую боль. Она безжалостно терзала его. Словно тысячи рыжих огненных муравьев вгрызлись во всю поверхность его тела одновременно. От неожиданности он открыл глаза, но они, так и не успев передать в его мозг никакой информации тут же лопнули от нестерпимого жара и вытекли из глазниц по его пылающим щекам.
Объятый пламенем Некра закричал. Он кричал страшно и долго. В этом крике было понимание того, что Нефертау обманула его, и боль все-таки пришла, нестерпимая обволакивающая и проникающая в каждую клеточку его тела. Когда к нему, наконец, пришло это понимание Лицо Нефертау навсегда покинуло его. Оно провалилось во тьму, одарив его на прощание грустной, всепрощающей улыбкой. Некра остался один, совсем один, наедине с дикой болью и этим страшным запахом горящей плоти, его плоти! Теперь он вертелся ужом по земле, пытаясь принять положение, при котором боль стала бы не так ужасна. Когда же сознание стало оставлять его, он внезапно понял, что на прощание силилась сказать ему Нефертау.
Она вновь и вновь повторяла одни и те же слова:
— Я жду тебя!
А в это время, вокруг объятого пламенем тела взявшись за руки, в веселом хороводе, двигались вконец опьяневшие солдаты, вместе со своими подругами и весело распевали какую-то похабную солдатскую песню. Когда им надоело водить хоровод и драть глотки они приблизились к скрючившемуся, обугленному телу.
— Может еще маслица плеснуть? — предложил молодой солдат.
— Нет, и так сойдет! Я вот чего думаю, — задумчиво сказал ветеран. — Может это и был тот самый Черный Парасхит, который убивал женщин?
— Не смеши людей, — усмехнулся Хнум, с интересом наблюдая за процессом горения. — Черный Парасхит, судя по тому, что он вытворял, был из благородных! А это что? Это рвань помойная, вообразившая о себе невесть что!
Сказав это, он пнул ногой скрюченное тело, выбив из него целый сноп ярких сухих искр. Они поднялись вверх и истаяли в темном небе Мемфиса. На рыночной площади бесславно догорало то, что осталось от парасхита Некра.
В это время на площади перед Блошиным рынком появился Сенсей с Ольгой. Сенсей для маскировки, облачился в форму войскового офицера, Ольга же была наряжена в куртизанку. Увидев собрата по ремеслу, веселящиеся воины, стали наперебой предлагать ему выпивку.
Но Сенсей напустив на себя суровый вид, потребовал объяснить, что здесь происходит?
— Этот урод набросился на нас, словно демон и нам не оставалось ничего другого как обороняться, — пожав плечами, пояснил раздосадованный Хнум.
— Один на всех сразу? — недоверчиво покосился на него Сенсей. — И зачем понадобилось сжигать его?
— В том то и дело, что он в одиночку попер на всех нас. Начал размахивать ножом и серьезно ранил моего солдата! В него точно демон вселился! А сожгли для того чтобы та тварь которая сидела в нем убралась восвояси.
— Можно взглянуть на нож? — спросила Ольга, внимательно разглядывая обугленный труп…
Сенсей взял кривой парасхитский нож, который протянул ему ветеран. На лезвии с двух сторон были выгравированы какие-то иероглифы. Сенсей задумчиво повертел клинок. Он никогда не был силен в древнеегипетской грамоте.
Неожиданно Хнум пришел ему на помощь:
— Очень странный нож! У тебя нет никаких предположений, кому мог принадлежать этот клинок с надписью «Во имя Нефертау»?
Сенсей равнодушно пожал плечами и вернул нож ветерану:
— Даже не могу себе представить. Тебе лучше собрать своих людей и как можно быстрее уйти отсюда. Когда мы шли сюда я видел большой отряд стражников, которые прочесывали окрестности. Если ты не поторопишься, вам придется давать объяснения по поводу происшедшего. И еще неизвестно чем все это может закончиться.
Дождавшись когда пьяная компания, во главе с Хнумом покинет площадь, Некра велел Ольге отвернуться и не смотреть. Сам же он, склонившись над скрюченным обгоревшим телом Некра, при помощи меча рассек ему грудную клетку и вскрыл желудок.
— Мы спасены! — услышала Ольга за спиной радостный возглас.
Резко обернувшись, она увидела, что в руке Сенсея тускло, блестит заветный золотой флакон с жучьим соком.
— Надеюсь, что в нем сохранилось достаточно эликсира для того, чтобы вызвать скарабея?
— Завтра отправимся в пустыню и проверим, — задумчиво проговорил Сенсей. — Будем надеяться, что нам повезет, а заодно и всему человечеству, как биологическому виду.
Ольга крепко обняла Сенсея и посмотрела ему в глаза. В них она увидела решимость идти до конца и даже ценой жизни предотвратить надвигающийся апокалипсис и спасти человечество от нашествия томиноферов
Валерий Моисеев
Саркофаг
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРИШЕСТВИЕ ТОМИНОФЕРОВ
Глава 1
Наверху ухнуло так, что у Влада заныли все пломбы в зубах. Бетонный пол бункера подпрыгнул и стряхнул с себя людей, словно кегли, смешав их в кучу.
— Твою мать! Еще пара таких ударов и купол перекрытия над нами не выдержит и лопнет, как скорлупа! — проворчал полковник, поднимаясь на ноги и отряхиваясь.
— Нужно уходить из города пока не поздно! — выкатив побелевшие от ужаса глаза, проорал контуженый майор.
Из его левого уха по пыльной шее стекала струйка крови.
— Поздно было уже вчера! — истерически расхохотался адъютант командующего. — А сегодня это не имеет никакого смысла.
— Что там генерал? — раздраженно перебил его полковник.
— Как обычно, в стельку! — неприязненно пожал плечами адъютант. — Не просыхает с тех самых пор, как прихлопнули весь наш резерв, словно мух тапком.
— Ты бы сходил, посмотрел, — исподлобья глянул на него Влад, и добавил с нажимом, — Так, чисто на всякий случай. А то вдруг с ним уже что-нибудь случилось?
— Понял, не дурак! — хищно оскалился адъютант и двинулся к двери, на ходу вытаскивая из кобуры пистолет.
Влад с полковником переглянулись и кивнули друг другу. Майор сидел на полу и раскачивался, зажав уши ладонями. Из кабинета командующего раздался сухой пистолетный выстрел, который тут же потонул в грохоте раздававшегося сверху мощного взрыва. В дверях появился адъютант, неторопливо засовывая пистолет в кобуру.
— Генерал покинул нас! — холодно сообщил он.
Офицеры вытянулись по стойке смирно и боднули пыльный воздух бункера, отдавая последнюю дань уважения своему командиру.
— Господа, как старший по званию, я беру командование на себя. Предлагаю выбираться! Надеюсь, возражений не последует? — полковник испытующе посмотрел на офицеров.
— Давно пора! — хмыкнул Влад.
— Проверьте, кто из персонала и охраны еще остался в живых! Соберите всех здесь и будем уходить! — скомандовал полковник.
Офицеры бросились выполнять распоряжение. Через десять минут все выжившие собрались на командном пункте. Разношерстная толпа из двух десятков человек напряженно смотрела на полковника. От его умения и силы духа зависело, будут ли они жить дальше или сгинут подобно остальным.
Люди прозвали их «гоблинами». Порождения чуждой расы, явились в наш мир из ниоткуда. Они пришли для того чтобы заявить права на нашу планету и ее обитателей. Воевать с «гоблинами» было невозможно. С равным успехом стая шимпанзе могла бы атаковать вооруженный до зубов батальон морской пехоты с приданными им вертолетами, танками и артиллерией. Боевая техника и оснащение «гоблинов» были во стократ мощнее и страшнее, всего того, с чем имело дело человечество до сих пор, ведя междоусобные войны и развязывая локальные конфликты. Никакая больная фантазия писателей фантастов не смогла додуматься до того что творили с помощью своего оружия «гоблины». Впрочем, на гоблинов эти существа совсем не были похожи. Начать с того, что это были гуманоиды. И не просто гуманоиды, а люди. Но люди эти имели рост в пять метров, фигуры аполлонов и соответствующую телам внешность. Если бы у них были крылья, то их можно было бы принять за ангелов. Но, то, что они творили, ангельским назвать было нельзя. Вот за это их и окрестили «гоблинами».
«Гоблины» первым делом забили эфир мощнейшими глушилками, после чего радиосвязь и Сеть перестали существовать. Несмотря на это, армейское командование ухитрялось осуществлять какую-то видимость координированных действий в попытке противостоять «гоблинам». Хотя, на деле, все это противостояние вылилось в непрерывную констатацию страшных, как в количественном, так и качественном отношении потерь людей и боевой техники по всему миру. Об атаках и контратаках не могло быть и речи. Вся активность командования сводилась к тому, чтобы придать видимость благопристойности тотальному отступлению по всем фронтам, которое уже давно приняло форму панического бегства.
Суть всей стратегии и тактики укладывалась всего в три слова — «спасайся, кто может». Особенно актуальным это стало после того, как с колоссальным трудом созданные резервы объединенных армий человечества, компактно размещенные в укромных уголках по всему миру, были уничтожены одномоментно в течение получаса. Сотни тысяч единиц самой передовой боевой техники и десятки миллионов людей подверглись точечным микроскопически выверенным взрывам непостижимой мощности.
Но самое страшное было, то, что часть людей переметнулась на сторону захватчиков. Впрочем, наиболее трезвомыслящие армейские чины и Влад в их числе подозревали, что перебежчики изначально работали на «гоблинов». Задолго до того страшного дня, «черной пятницы человечества», когда все это началось. Иначе как можно объяснить, что большинство ключевых фигур в правительствах влиятельных стран, включая генералитет, были выведены из строя?
Не оставили без внимания никого, кто мог представлять хоть какую-то угрозу для планов поработителей. С кем-то произошел несчастный случай, кого-то хватил инфаркт, прямо на любовнице. Множество государственных мужей были уличены в растратах и злоупотреблении служебным положением.
Что и говорить, контрразведка «гоблинов» оказалась на высоте. Но провести такую массированную работу по дискредитации огромного количества высокопоставленных чиновников, генералов и руководителей было невозможно без разветвленной агентурной сети, внедренной практически во все мало-мальски значимые структуры множества государств.
В бункере имелся аварийный выход на поверхность. В случае нанесения ядерного удара или обычного, повышенной мощности, двери основного выхода могли быть выведены из строя. На такие экстренные случаи и был рассчитан подземный тоннель по которому сейчас пробирались два десятка выживших людей.
Эта жалкая горстка была все, что осталось от штаба армии. Одной из тех, на которые человечество возлагало свою последнюю надежду.
Все это крутилось в голове у Влада, когда он во главе колонны выбирался по аварийному тоннелю из бункера. По мере удаления от центрального помещения грохот канонады становился тише. Вскоре подземный ход уперся в массивную металлическую дверь посередине которой был вмонтирован штурвал отпиравший замки аварийного выхода. Закинув ремень автомата за спину, Влад с помощью пришедшего ему на помощь адъютанта принялся раскручивать штурвал. Толстые запорные цилиндры из легированной стали начали выдвигаться из гнезд расположенных по четырем сторонам двери, втягиваясь в центральный замок.
Когда тяжелую дверь осторожно приоткрыли, вовнутрь пахнуло вонючей толовой гарью и дымом. Полковник выслал двух разведчиков, проверить можно ли, выбираться на поверхность. Вскоре те вернулись с известиями, что со всех сторон слышатся звуки ожесточенной перестрелки, по бункеру ведется прицельный артиллерийский огонь, но над самим аварийным выходом чисто.
Влад, возглавив передовую часть отряда, выдвинулся в сторону видневшегося неподалеку городского парка. Они рассчитывали использовать имевшиеся там кусты и деревья в качестве естественного укрытия. Полковник замыкал отряд растянувшийся цепочкой на несколько сот метров.
Когда Влад уже решил, что им удалось благополучно выйти из окружения, по ушам неожиданно ударил дробный стук крупнокалиберного пулемета.
Понимая, что на ровной поверхности асфальта предпарковой зоны они представляют для противника идеальную мишень, Влад не оглядываясь, проревел:
— Бегом, вперед, не останавливаться!
Какая-то часть бойцов, очертя голову кинулась вслед за ним, другие же предпочли залечь. Они даже не успели толком понять, откуда по ним ведется огнь, как тут же попали под кинжальный обстрел двух крупнокалиберных пулеметов. Огромные пули безжалостно рвали человеческие тела в клочья, выворачивая куски асфальта, в который пытались вжаться бойцы.
Влад, тяжело дыша, свалился в заросли шиповника. Рядом с ним рухнули адъютант командующего и сержант из взвода охраны. Через пару минут крупнокалиберные пулеметы смолкли.
— Все, покончали они наших! — выдохнул сержант. — Причем ни одного «гоблина» не было видно.
— Люди это были, люди! — насмешливо глянул на него адъютант. — Люди человеки, покрошили своих братьев по крови за милую душу!
— Расщелкали как в тире! — скривившись от досады, пробормотал Влад.
Пригибаясь и стараясь держаться кустов, они побежали вглубь парка. Влад каждую секунду ожидавший, что вдогонку им послышатся выстрелы, двигался, рыская из стороны в сторону, сбивая с толку потенциального противника. Им повезло, и они проскочили на одном дыхании большую часть паркового массива.
Переводя дыхание, укрывшись под мохнатыми лапами большой голубой ели, Влад сказал:
— Будем прорываться за город, в лес. Сдается мне, что там поспокойнее будет.
Глава 2
Повелитель Жуков был очень стар. Настолько стар, что уже сам не помнил, сколько ему лет. Хотя вроде бы совсем недавно он был рукоположен Учителем в сан Повелителя Жуков, а также получил привилегию именоваться Хепри. Выцветшие глаза старца подернулись влагой при воспоминании об Учителе. Он много лет являлся воплощением Хепри, вплоть до того дня, когда сложил с себя обязанности и возложил их на него.
У нынешнего Хепри не было ученика. Вернее сказать он был, и даже не один. Но все они ушли из жизни раньше, чем он успел передать им знания и традиции династии Повелителей Жуков. Это было так давно, что Хепри не помнил, когда именно остался один. Впрочем, он всегда был один, даже тогда когда был подле своего Учителя. Все его ученичество было направлено на то, чтобы он свыкся с мыслью, что он один во всей Вселенной.
Это одиночество было вынужденной мерой, продиктованной суровой необходимостью. Человек, становившийся Хепри, переставал быть человеком. Естественно это не касалось его физиологии, за исключением того, что отпущенное ему время земного существования, растягивалось на бесчисленное количество лет. Те тайны хранителем, которых он становился, странствуя по пространству Времени не должны были стать достоянием простых, обычных людей. Ибо, хорошо изучив природу их несовершенного ума, Повелители Жуков знали, что секреты времени принесут человечеству лишь неисчислимые беды и несчастья.
В моменты, когда человечеству угрожала очередная опасность, ставившая само их существование под угрозу, очередной Повелитель Жуков всегда оказывался в нужное время и в нужном месте. Используя дозированную утечку священной информации, они давали лучшим представителям человеческой расы шанс спасти весь людской род.
До недавнего времени Хепри успешно, справлялся с этой задачей. Но неожиданно, что-то произошло, и реальность стала стремительно меняться. Последний из Повелителей Жуков остро чувствовал, как вокруг человечества стала неумолимо затягиваться смертельная петля. Даже тот факт, что все его ученики ушли один за другим, так и не дожив до того, чтобы стать Хепри, теперь предстал перед ним совсем в ином свете. Это, отнюдь, не было случайностью. Повелитель Жуков все больше укреплялся во мнении, что налицо были признаки манипулирования событиями, за которыми угадывалась, чья-то злая воля.
Вслед за этим, среди гигантских скарабеев неожиданно прошел мор. Неизлечимая болезнь косила гигантов одного за другим. Старый Хепри сбился с ног пытаясь спасти священных жуков. Но ничего не помогало. Неизвестная болезнь передавалась от одного насекомого к другому и стремительно распространялась по всему временному пространству. От нее нигде не было спасения. Она с равным успехом косила скарабеев, как в доисторические времена, так и в далеком будущем.
Про себя Хепри уже давно окрестил болезнь Скарабеевой проказой. Отчасти от того, что симптомы ее были сходны с проказой человеческой. Болезнь начиналась с того, что на черной блестящей поверхности панцирей жуков появлялись вроде бы безвредные высыпания белого цвета. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что они располагались не снаружи, а как бы проступали изнутри хитина, обесцвечивая черный пигмент. По мере того, как болезнь прогрессировала, обесцвечиванию подвергались все больше поверхности туловища и конечностей жука. В конечной стадии некогда угольно-черный скарабей превращался в существо, словно вырезанное из растрескавшейся белой кости или из выбеленной солнцем корявой древесины.
Суставы скарабея распухали до пугающих размеров, что делало невозможным передвижение жука. После этого конечности начинали отваливаться в местах отгнивших сочленений и чудовищно деформированных суставов. При этом они рассеивали вокруг себя облачка тончайшего летучего порошка, которые разносились ветром на большие расстояния, поражая других насекомых. Судя по тому, что Повелитель Жуков до сих пор был в добром здравии, Скарабеева проказа была безвредна для людей.
Хепри беспрестанно путешествовал во Временном пространстве, пытаясь найти источник заразы. Но все было тщетно. Он последовательно прошел через все известные ему участки временной вселенной и наконец, уперся в плохо изученную область известную среди Повелителей Жуков, как Задворки Времени. Это был самый далекий и глухой угол временного пространства.
Хепри недолго раздумывал, прежде чем двинуться в ту сторону. Он был очень стар, и ему было нечего терять. Кроме этого, его гнало туда ощущение, что над человечеством нависла смертельная угроза. Причем все следы вели именно туда, на окраину времени.
По мере того, как Хепри приближался к окраине, ощущение, что жуки принесли заразу отсюда, становилось все сильнее. Более того, Хепри внезапно понял, что сюда на Задворки скарабеев, словно специально заманили некоей приманкой. Теперь весь вопрос был в том, кто это сделал и зачем?
К тому времени, благодаря его стараниям, Хепри удалось, наконец, найти метод лечения Скарабеевой проказы. Те немногие из выживших скарабеев, которых ему удалось спасти, являли собой жуткое зрелище. Их угольно черные тела покрывали белые пятна неправильной формы. Пигментацию так и не удалось восстановить несмотря ни на что. У некоторых особей из шести лап остались, у кого пять, а у кого и четыре. Потеря большего количества конечностей означала для насекомых верную смерть. Поэтому Повелитель Жуков ни разу не встречал живых трехлапых скарабеев.
Его собственный любимый скарабей был целиком белого цвета. К счастью удалось сохранить все шесть лап священного жука. Но обесцвеченный хитин был весь покрыт плотной сетью трещин. Растрескавшиеся шипы теряли свою остроту и расслаивались, а затем начали распадаться на несколько частей. Вообще же, жук Хепри теперь более всего напоминал древний растрескавшийся и разваливающийся на части человеческий череп. Впечатление усиливалось еще тем, что во время движения от жука временами отваливались куски поврежденного хитинового пркрытия. На замену им довольно быстро отрастали новые белые фрагменты хитина, которые неровными костяными заплатками закрывали образовавшиеся прорехи.
Повелитель Жуков уже давно использовал для путешествий во времени старую колесницу своего Учителя, которую прикреплял к скарабею. Для длительных пеших походов он был уже слишком стар и слаб.
Однажды находясь в бирюзовом тоннеле времени, Хепри уснул в колеснице, влекомой белым скарабеем. Это продолжалось довольно долго. И все это время Хепри безмятежно дремал, оглашая тоннель заливистым стариковским храпом. Внезапно он проснулся от сильного толчка на повороте. Открыв глаза, он огляделся пораженный открывшимся перед ним видом. Стены тоннеля, окружавшие его со всех сторон, уже не были бирюзовыми. Из них совершенно исчез нежный зеленый оттенок. Теперь тоннель отливал чернильной синевой. Стало темно и вроде, как даже холоднее.
Пламенеющий рубиново-красный шар в передних лапах скарабея, словно бы уменьшился в размерах. Его свет уже не мог так легко пробить полупрозрачную толщу тоннеля. Сколько Хепри ни вертел головой, вглядываясь в окружающую его со всех сторон полупрозрачную темно-синюю натечную массу, он не смог обнаружить в ней никаких чужеродных вкраплений и разноцветных светящихся пустул. Оглянувшись назад, он поразился тому, как далеко они со скарабеем забрели на этот раз. Позади них была все та же темно-синяя прозрачная толща.
Привстав, Повелитель Жуков попытался разглядеть то место, к которому стремился скарабей. Но, увы, впереди по-прежнему ничего не было. По мере дальнейшего продвижения вперед темно-синий цвет тоннеля наливался непроглядной чернотой. Через некоторое время он полностью превратился в угольно-черный. Раньше, до эпидемии Скарабеевой проказы такого интенсивного черного цвета были панцири гигантских скарабеев. Вспомнив былое, Повелитель Скарабеев тяжело вздохнул и опустился на скамью в колеснице.
Неожиданно внимание его привлекла искорка, блеснувшая далеко во тьме. Протерев слезящиеся старческие глаза, Хепри вгляделся вдаль. Нет, ошибки быть не могло, впереди действительно находилась какая-то загадочная пустула, служившая входом в иное время. А если быть более точным, в очень отдаленное будущее.
Хепри насторожило то, что столь длительное время это была единственная временная каверна, попавшаяся им на пути. Куда же подевались все остальные? Обычно временное пространство было испещрено ими словно головка хорошего сыра дырками. По мере приближения пустула стала увеличиваться в размерах. Вскоре выяснилось, что она была не одна, как сначала показалось Хепри. Это было огромное соцветие разноцветных светящихся шаров, находящихся довольно близко друг от друга. Лишь приблизившись вплотную к ним Хепри смог по достоинству оценить всю мощь и грандиозность представшей перед ним картины.
Все пространство, насколько хватало взгляда, было густо усажено шарообразными кавернами самого разного размера и цвета. Глаза разбегались от такого великолепия. Но только не у Повелителя Жуков. Он хорошо знал, что за каждой такой разноцветной бусиной или гигантским шаром стоит свой мир, живущий по своим сиюминутным законам и правилам. В каждом из этих миров были свои плюсы и свои минусы, свои недостатки и свои преимущества, и, конечно же, подстерегавшие на каждом шагу неожиданные опасности.
С какого из этих миров начать поиск источника дисгармонии во временном пространстве? Пока Повелитель Жуков размышлял об этом, скарабей неожиданно принял за него самостоятельное решение. По какой-то ему одному известно причине, он прополз мимо нескольких шаров, и неожиданно метнувшись к ярко-красной пустуле, с шумом провалился в нее.
Когда Повелитель Жуков пришел в себя и глаза его привыкли к яркому свету, после полумрака временного коридора, он огляделся. Сказать, что то, что он увидел, поразило и ужаснуло его, будет все равно, что не сказать ничего. Увиденное потрясло его до самой глубины души. Он буквально окаменел от горя.
Все пространство того страшного мира, в котором он очутился, до самого горизонта, было сплошь усеяно человеческими костями.
Глава 3
Адъютант первый углядел огромный черный джип, стоящий возле ярко раскрашенного павильона детских аттракционов с изображением пиратов и морских кораблей.
— О, рояль в кустах! — иронически хмыкнул Влад, пробуя открыть дверь автомобиля. — Очень кстати!
К их удивлению дверь оказался не заперта. Чудеса на этом не кончились, как выяснилось, ключ торчал в замке зажигания. Через пару минут беглецы уже неслась по улицам разгромленного города, выбирая глухие переулки и старательно объезжая центральные магистральные дороги. Когда они выбрались в пригород, неожиданно из дворов вывернулись два огромных внедорожника и начали преследование.
Влад выжал из джипа все что мог, но так и не смог стряхнуть преследователей с хвоста. Более того, расстояние между ними продолжало неумолимо сокращаться.
В районе аэропорта преследователи, видимо посчитавшие, что приблизились на достаточное расстояние, открыли огонь. Джип кинуло в сторону. Автоматная очередь разнесла левое заднее колесо. Впереди заблестело стеклами огромное здание аэропорта.
— Вы стрелять собираетесь, зайцы хреновы? Я вас, что за бесплатно вожу? — поинтересовался Влад у адъютанта.
Тот, ругнувшись, перебрался на заднее сиденье и, высадив прикладом автомата, заднее стекло дал длинную очередь по преследователям. Те не ожидавшие, что им будет оказано сопротивление немного поотстали, но вскоре опять начали сближение. Видя, что дело принимает совсем дурной оборот, к адъютанту присоединился и сержант. Огнем из двух стволов они сократили навязчивый эскорт наполовину. Влад через зеркало заднего вида с удовлетворением проводил взглядом закувыркавшуюся машину, слетевшую на обочину и расцветшую огненным цветком.
Вторая машина поубавила прыти, и держалась вне пределов досягаемости колченогого джипа, который хромая разорванной покрышкой упорно тянул к огромному стеклянному зданию аэропорта.
— Эти твари наверняка уже вызвали подмогу! Поэтому советую поспешить! — прокричал Влад, выскакивая из джипа, которым секундой ранее протаранил запертые центральные двери аэропорта.
Дав для острастки короткую очередь из автомата по остановившейся в отдалении машине преследователей, он дождался, пока из джипа выберутся адъютант с сержантом. После этого они побежали внутри пустого гулкого зала, мимо стоек регистрации. Отбежав на достаточное расстояние от входной двери, они огляделись.
— Ну и что дальше? — упершись руками в колени тяжело дыша, спросил адъютант.
— Пока занимаем круговую оборону, а дальше, как обычно, война план покажет, — ответил Влад.
— Ты подпол, тебе виднее, — равнодушно пожал плечами адъютант. — Только все равно долго нам здесь не продержаться!
— У меня патронов для калаша осталось всего полтора рожка, — хмуро сказал сержант, доставая из кобуры пистолет. — И вот эта пукалка с двумя запасными магазинами.
— А не хрен было из автомата, как из лейки поливать! — рассердился, было, Влад, но в этот момент дверь у него за спиной распахнулась настежь, и в дверном проеме возник силуэт человека вооруженного пистолетом.
Причем ствол его оружия был направлен не куда-то там, а в спину Влада. По изменившимся лицам адъютанта и сержанта он понял, что происходит что-то нехорошее, но сделать ничего уже не мог.
В следующую секунду сержант отскочил в сторону, так как Влад стоял на линии огня и с упоением расстрелял силуэт человека в упор. Он всадил в незнакомца, по меньшей мере, пять или шесть пуль, прежде чем Влад, повернувшись, не ударил его, по руке сжимающей пистолет. От этого удара ствол задрался вверх, и очередная пуля разбила огромное стекло, окна находящегося на втором этаже. Осколки с оглушительным звоном осыпались вниз.
Влад и сержант едва успели отбежать в сторону от летящего на них сверху стеклянного водопада.
— Ты что совсем рехнулся! — заорал на парня Влад. — Ты что творишь? Кто тебя просил стрелять? Вообще, зачем было его убивать?
— Так он же в тебя целился! — возмутился сержант, нервно поигрывая пистолетом.
— Идиот, не верти стволом! — прикрикнул на него Влад, силой заставив парня опустить руку с пистолетом вертикально вниз. — Все время держи так, и на предохранитель поставь, дубина! А то еще кого-нибудь пристрелишь!
Подойдя к залитому кровью телу, Влад склонился над ним.
Оглядев его, он поднял голову на сержанта:
— Поздравляю, ты только что грохнул нашего возможного союзника! Это был полицейский из охраны аэропорта.
— И при этом извел на него целый магазин патронов! — хмуро добавил адъютант, вынимая из руки убитого полицейского пистолет.
В это время из открытой двери раздался испуганный женский голос:
— Не стреляйте! Я стюардесса, а со мной пилот и техник!
— А ну-ка покажитесь! — потребовал адъютант.
— А может не стоит? — раздался мужской голос. — Может, лучше вы к нам зайдете? А то я гляжу к парням, что вы с собой привели, уже друзья со всей округи съезжаются!
— Твою мать! — в сердцах воскликнул Влад, бросив взгляд на площадь перед зданием аэропорта.
Действительно там вместо одной машины уже стояло четыре автомобиля. А вдалеке маячили еще несколько подъезжающих полицейских экипажей.
— Да они что почкуются что ли, в самом деле? — пробормотал адъютант.
Влад, не раздумывая, шагнул в темный дверной проем. Остальные быстро втянулись вслед за ним и поспешно закрыли за собой дверь.
Действительно в полутемном коридоре стоял долговязый мужик в летной форме, какой-то патлатый парень в грязном комбинезоне, а с ними симпатичная блондинка бортпроводница. Они напряженно смотрели на ствол пистолета, который Влад держал в их сторону.
Опустив оружие, он кивнул на дверь сержанту:
— Останешься здесь, приглядывать за нашими навязчивыми друзьями. О малейшем изменении оперативной обстановки докладывать немедленно!
Тот, молча, кивнул и ужом выскользнул за дверь в зал регистрации.
— Алена! — представилась девушка и, обернувшись к мужчинам, добавила, — А это Летун и Стасик! А вы из города? Как там?
— Хуже некуда! — буркнул Влад, проходя вглубь коридора.
— Так хреново, что мы сюда к вам сбежали! — хохотнул адъютант, взглядом залезая Алене под юбку.
— А чего же вы с собой хвост привели? — злобно спросил Летун.
— Да ты знаешь, они были так убедительны и настойчивы, что мы не смогли отказаться! — огрызнулся Влад. — А у вас здесь что творится?
— Творилось, — уточнил Стасик, поправляя лямки своего синего комбинезона. — Когда это началось, всех согнали в стадо и погнали пешим ходом куда-то в противоположную сторону от города. Тех, кто пытался сопротивляться мочили на месте.
— А куда подевались тела? — поинтересовался Влад.
— Ты высохшие лужи перед входом видел? — ядовито спросил Стасик. — Так вот этот все, что осталось от людей, которых они шлепнули из каких-то адских машинок типа наших автоматов.
— Мы спаслись единственно из-за того, что успели спрятаться в подвале бойлерной. Нас туда Стасик увел, — пояснила Алена. — А туда эти твари побоялись сунуться!
— Ну, да! Они туда гранат хренову тучу накидали, для профилактики! — хмыкнул Стасик. — До сих пор диву даюсь, как нас не зацепило?
Помявшись, Влад спросил:
— Нападавшие были людьми?
— Козлами они были! — презрительно фыркнул Стасик. — Если тебя интересует, были с ними инопланетяне, то да были! Здоровенные такие, раза в три-четыре больше обычных людей.
— И много их было? — поинтересовался адъютант.
Но Владу не было суждено узнать, сколько «гоблинов» участвовало в захвате аэропорта. Дверь с грохотом распахнулась, и в проеме показался сержант.
— Все, шеф, лафа кончилась! У нас гости, много гостей! — встревоженным шепотом доложил он. — И вся толпа, уже движется сюда, с нами знакомиться!
— Где здесь лестница на второй этаж? — спросил Влад.
— Идемте за мной, — Алена решительно двинулась вглубь коридора ведущего вглубь здания, стуча высокими каблуками черных модельных туфель.
Влад скользнул по ее идеально сложенным ногам, затянутым в светлые колготки и болезненно поморщился. Еще не хватало ему в отряде атмосферы сексуальной озабоченности!
Так как свет внутри здания был потушен, пришлось воспользоваться фонарем, который был у Стасика. К тому времени, когда они начали подниматься на второй этаж, с первого этажа неожиданно раздались оглушительные выстрелы. Еще через несколько секунд со стороны служебного выхода послышались звуки ожесточенной перестрелки. Причем слышалось полновесные автоматные очереди так, словно там завязался настоящий бой.
— По ходу, не одни вы здесь такие сообразительные оказались! — бросил через плечо адъютант Летуну. — Еще у кого-то ума хватило не высовываться, пока эти твари аэропорт громили.
— Вот сейчас их добьют и за нас примутся! — недовольно буркнул тот.
Найдя дверь в какой-то боковой служебный ход, они неожиданно оказались в фойе второго этажа центрального здания. Снизу по-прежнему слышались выстрелы, а на улице были видны три полицейские машины, тревожно мигающие разноцветной иллюминацией. Судя по слышавшимся вдалеке завываниям, на подмогу им спешило еще несколько экипажей.
— Нет, ребята, так не пойдет! — недовольно покачал головой Влад. — Наш аэропорт не Брестская крепость, а скорее хрустальный замок из стекла и бетона. Долго мы здесь не продержимся нужно отсюда уходить и чем быстрее, тем лучше! Будем отходить вон в тот лесок, что за летным полем! Стасик выводи нас отсюда.
Техник понимающе кивнул и рысцой двинулся в сторону видневшейся в дальнем конце зала лестнице. Остальные поспешили вслед за ним. Скатившись по лестничной клетке на первый этаж, Стасик остановился перед дверью, ведущей на летное поле. Дверь была заперта. Он вынул их кармана связку ключей и принялся подбирать подходящий.
— Отойди! — велел адъютант и прикладом автомата вышиб дверной замок.
Выбравшись на самый край летного поля, Влад огляделся. Противника нигде не было видно. Он махнул рукой остальным и в это время из-за дальнего угла здания появился спецназовец, облаченный в черную форму. Встретившись с Владом взглядом, он тут же вскинул тупорылый автомат, бывший у него в руках, и открыл огонь.
Глава 4
Скарабей, отвратительно хрустя костями, которыми была покрыта земля, протащил свое огромное туловище вперед и остановился. Он в недоумении шевелил усами пытаясь определить источник запаха, привлекший его в этот мир. Он тщетно искал и не находил его.
Мир на самом крае Задворок времени являл собой жуткое костяное царство. Все было сплошь усеяно человеческими костями, словно хворостом на берегу реки после половодья. Они отвратительно хрустели, ломаясь под ногами Хозяина Жуков, который вылез из колесницы. Второй вещью поразившей его, после размеров колоссального кладбища, был запах. Атмосфера была насыщена аммиаком. От его концентрации Хепри закашлялся, а глаза его начали слезиться.
Видимо, человеческий род окончательно прекратил свое существование. Или быть может, Хепри просто напросто оказался на поле битвы колоссального масштаба? Он принялся внимательно рассматривать человеческие скелеты, чья плоть давным-давно истлела и превратилась в прах. Как он ни старался, ему нигде не удалось найти следов применения оружия. Не было ни проломленных черепов, ни перебитых конечностей. Все кости были целыми. Нигде не было видно царапин или зарубок. Люди были убиты, или умерли, по какой-то другой причине, пока что неизвестной ему.
Неожиданно Хепри почувствовал слабость, вдобавок у него начала кружиться голова. Легкие раздирал сухой кашель. Всему виной была ядовитый воздух, наполовину состоявший из аммиака.
Хепри снова забрался в колесницу и дернул за поводья. Жук послушно двинулся вперед. По тому, как гигантское насекомое шевелило усами, было ясно, что едкий аммиачный запах раздражает и его тоже. Проехав достаточно далеко, от места их высадки, Хепри внезапно заметил впереди какое-то движение. Пустив скарабей чуть ли не вскачь, он вскоре обнаружил на линии горизонта странные движущиеся фигуры. По мере приближения те постепенно выросли до внушительных размеров, а через некоторое время превратились в настоящих гигантов. Рядом с ними даже скарабей казался не более чем простым тараканом. По костям, оставляя на них следы отвратительно пахнущей слизи, полазали какие-то диковинные существа. Они являли собой нечто среднее между гигантскими слизнями и животными. Огромные горы влажного слизистого мяса, трясущиеся при каждом легком движении, словно холодец, медленно перетекая с места на место, перемещались по замысловатой траектории.
Судя по тому, как безбоязненно вели себя эти гигантские твари, они и были подлинными хозяевами нынешнего мира когда-то принадлежащего людям. Что же произошло, и что случилось с человеческой цивилизацией? Это вопрос не давал покоя Хепри ни на мгновение, с того самого момента когда он оказался здесь. Быть может, разразилась эпидемия какой-то страшной неизлечимой болезни, которая и унесла жизни всех людей? Подобно тому, как Скарабеева проказа выкосила всех жуков. Но после каждого мора всегда остается незначительное количество выживших членов популяции, чей организм ухитрялся выстоять в борьбе со смертельной заразой. Здесь же нигде не было видно, ни малейшего следа выживших людей.
Тем временем гигантские слизни увидели или скорее учуяли Хепри с его жуком. Штук пять огромных особей, внезапно прекратили свое бесцельное ползанье и остановились, вытянув в сторону путешественников во времени, многочисленные щупальца. По всей видимости, имевшиеся на них бугорчатые утолщения, были снабжены рецепторами позволяющими идентифицировать незнакомые или движущиеся объекты. Некоторое время гигантские улитки, лишенные панциря, изучали попавших в поле их чувственного восприятия человека и жука. Потом внезапно, словно по команде они заструились в сторону незнакомцев. Их маслянисто блестевшие влажные тела не издавали во время движения ни малейшего звука. Стоял лишь громкий хруст человеческих костей под их многотонными телами.
По мере того, как слизни приближались к Хепри, недвижно застывшему в колеснице, стали видны подробности их отвратительной анатомии и строения. Влажно блестевшие грязно-серые тела были сплошь покрыты мраморными разводами черного и палевого цвета. Местами с кожи циклопических улиток свисали гирлянды, бородавок ярко-оранжевого цвета, чередуясь с отверстиями разного диаметра, которые беспрестанно сокращались и расширялись. Завороженный изяществом и грацией, наползающих на него со всех сторон слизней, Хепри с запозданием понял, что те движутся с непостижимой для их размеров скоростью. Расстояние между ним и улитками таяло с поразительной быстротой.
Поспешно развернув жука, Хепри погнал его прочь. Но он не смог увеличить дистанцию, отделяющую его от преследователей. Через непродолжительное время она еще более уменьшилась и продолжала неумолимо сокращаться. Словно для того, чтобы у беглецов не осталось сомнения в том, что их ждет, улитки внезапно рывком исторгли из своих тел огромные толстые щупальца и, вытянув их в сторону беглецов, принялись издавать отвратительные сосущие звуки.
Услышав громкое чавканье за спиной, Хепри поспешно оглянулся через плечо. Но лучше бы ему этого было не делать, потому, что, то, что он при этом увидел, не на шутку напугало его. И не удивительно. Жуткое зрелище хищно раздутых слизистых труб сплошь усаженных внутри лесом острых когтей напугало бы кого угодно. Жадное всхлипывание, доносящееся из бездонных недр чудовищных слизней, заставило Хепри решиться на решительный шаг.
Особым образом, дернув поводья, он вынудил скарабея, не прекращая стремительного бега поднять белые закрылки панциря. Вслед за ними с треском раскрылись ярко алые крылья, раздалось надсадное жужжание, и скарабей взвился ввысь. Хепри с удивлением смотрел на претерпевшие изменения крылья его любимца. Под влиянием Скарабеевой проказы они из бесцветных слюдяных стали красными.
Так как хорошо обученный скарабей летел вверх и вперед, колесница с его хозяином, надежно прикрепленная к нему летела вслед за ним, а не волочилась по земле. Хепри нетерпеливо дергающий за специальные постромки торопил жука с тем, чтобы тот набрал как можно большую высоту. Скарабей, надсадно гудя, медленно поднимался вверх. И это едва не стало причиной их гибели. Бывший ближе всех к ним слизень внезапно издал страшный клокочущий звук и исторг из своей зубастой трубы огромный сгусток ядовито-желтой слизи.
Вылетев наружу гигантский плевок, меняя очертания, от соприкосновения с воздухом расплющился и из компактного сгустка превратился в огромную кляксу. Просвистев над удирающим скарабеем, ядовитая слизь еще некоторое время летела выше и впереди них, а потом стала, резко снижаться. Хепри даже не понадобилось вносить коррективы в движение скарабея. Тот, действуя на автопилоте в самый последний момент, резко ушел в сторону и избежал столкновения с отвратительной ярко-желтой кляксой.
Хепри даже не хотелось думать о том, что могло бы произойти, накрой их этот мерзкий плевок отвратительной улитки. От этих мыслей его отвлекли еще несколько сгустков слизи навесом пролетевших над ними. Слизни не сдавались и продолжали упорно атаковать близнецов. Судя по тому, как азартно они это делали, они не имели ничего общего со своими мелкими собратьями, существовавшими в те времена, которые обычно посещал Хепри. Эти слизни были хищниками свирепыми и безжалостными. Их агрессивное поведение на многое открыло глаза Хепри, и он стал смутно догадываться, что именно постигло человеческую цивилизацию далекого будущего.
Но все равно оставалось много неясного. В частности, почему люди не использовали против этих отвратительных существ весь свой богатый арсенал оружия, наверняка, бывшего у них в то время? Но ответ на это вопрос лежал на поверхности. По всей видимости, что-то или кто-то помешали им это сделать.
Тем временем, скарабей наконец-то набрал высоту и увеличил скорость. Оставшиеся далеко позади слизни, поняв, что добыча ускользнула от них, втянули в свои хищные утробы страшные щупальца и отправились восвояси. Проводив их взглядом, Хепри посадил жука на землю, покрытую выбеленными на солнце человеческими костяками. Не став дожидаться, когда откуда-нибудь вновь наползут хищные улитки, он велел скарабею уйти во Временное пространство.
Белый скарабей не заставил повторять команду дважды. Чувствовалось, что он и сам был не против поскорее покинуть этот негостеприимный мир, где они едва не стали пищей для чудовищных слизней. Даже не останавливаясь, он вырастил между двух передних лап рубиновый шар огня и принялся прожигать им тоннель прямо в воздухе. Все это время Хепри напряженно осматривался вокруг, чтобы не быть застигнутым врасплох подкравшимися тварями. В случае чего он рассчитывал вновь поднять скарабея в воздух и, отлетев на безопаснее расстояние попытаться найти место, где они без хлопот смогут уйти из этого мира.
К счастью все обошлось и скарабей, забравшись в чернильную толщу временного тоннеля, двинулся вперед. Если быть более точным, то Хепри гнал его назад во времени. Он хотел найти тот момент, когда у человечество начались серьезные проблемы. Это было необходимо для того чтоб понять, что послужило первопричиной катастрофы вселенского масштаба?
И опять его, как и ранее не покидало чувство, что за всем этим стоит чья-то чудовищная злая воля. Кому-то было нужно уничтожить человеческую цивилизацию, всю без остатка. Для чего именно это было сделано, было не суть важно. Главное было узнать, кто или что стояли за всем этим? Ответив на это вопрос, можно было двигаться дальше и попытаться распутать всю причннно-следственную связь. После это Хепри рассчитывал, как уже бывало не раз, попытаться спасти положение, сообщив человечеству о надвигающемся катаклизме, так чтобы люди смогли предпринять шаги для своего спасения.
Глава 5
Влад с сержантом разорвали спецназовца в клочья длинными очередями из своих автоматов. Вслед за первым отправился второй, а за ним и третий солдат, по мере появления их из-за угла здания.
Покончив с противником, Влад только сейчас обнаружил, что на летное поле со стороны леса стремительно наползает плотный туман. Они не успели и рта раскрыть, как оказались в самом центре густой молочной взвеси водяной измороси. Видимость была почти нулевая. На расстоянии трех, четырех метров человек превращался в неясный силуэт, а сделав назад еще шаг, вообще исчезал из виду.
По логике вещей Влад должен был бы обрадоваться этому подарку судьбы. Благодаря такой прекрасной маскировке они теперь могли беспрепятственно пройти через все летное поле до самого леса и скрыться в нем от погони. Но он вдруг явственно ощутил, как что-то изменилось в окружающей обстановке. В голове его надсадно забили тревогу хрустальные колокольчики, и он сам не понимая, почему резко отскочил в сторону.
В следующее мгновение из тумана вынырнули огромные ноги «гоблина» обутые в бронированные котурны, как у римского легионера, а вслед за ногами воздвигся и сам монстр. Лицо его скрытое под массивным шлемом смотрело сверху вниз на людей огромными фасетчатыми, словно у стрекозы, черными глазами.
Сержант, дико вскрикнув, открыл огонь. Было отчетливо видно, как пули ударялись об бронированный корпус «гоблина» и тут же с визгом рикошетили во все стороны. Несколько шальных пуль просвистели у Влада прямо над головой. «Гоблин» неторопливо поднял руку, в которой был зажат какой-то аппарат, отдаленно напоминающий жезл регулировщика движения и направил его на наглого маленького человека.
Сержанта окутало облачко флюоресцирующей зеленоватой взвеси, после чего тело его выгнула жесточайшая судорога. Контуры его тела стали стремительно разбухать. Когда казалось еще немного, и он лопнет, тело его вдруг неожиданно опало, уменьшилось в объеме и принялось стремительно плавиться, издавая отвратительные квакающие звуки. Через пару секунд от сержанта осталась лишь мутная лужа отвратительной жижи, в которой словно в кипящей кастрюле подпрыгивая от разрывающих их газов, продолжали распадаться костные останки.
Если бы Влад не отскочил в сторону, его бы тоже неминуемо накрыло облаком флюросцирующей взвеси. И сейчас на бетонном покрытии аэродрома было бы одной лужей больше. Влад стеганул длинной очередью из автомата, целя гиганту по глазам, но пули со стальными сердечниками разогнанные почти до первой космической скорости отскакивали от черных очков «гоблина» не причиняя ему ощутимого вреда.
Внезапно раздавшийся оглушительный хохот заставил Влада опустить ствол автомата. Он не верил своим глазам и ушам — «гоблин» хохотал! Человекообразная тварь упивалась собственной мощью и безнаказанностью.
— Оружие на землю! — повелительно проревел монстр, для вящей убедительности поведя своим «жезлом» в сторону людей.
При звуке искаженного человеческого голоса автомат сам вывалился из рук Влада. Остальные последовали его примеру. Никому не хотелось повторить судьбу сержанта и превратиться в отвратительного вида осклизлую лужу. Продолжая держать их на мушке «гоблин» пошарил свободной рукой где-то у себя под подбородком, и передняя часть его шлема бесшумно съехала на затылок, полностью обнажив его лицо.
Бледное лицо с высоким лбом мыслителя, греческий нос, золотые вьющиеся волосы, голубые глаза, излучающие взгляд, исполненный достоинства. Твердая линия рта, губы тронутые полуулыбкой. Внешность «гоблина» была столь совершенна, что у Влада захватило дух.
— Да, Голливуд отдыхает! — восхищенно пробормотал Стасик.
Ствол аппарата «гоблина» дернулся на звук его голоса.
Стасик зажмурился, приготовившись к неизбежному, но внезапно, произошло то, что никто не мог и предположить. Воздух прямо над головой «гоблина» внезапно задрожал и уплотнился, испуская из помутневшего эпицентра равномерные волны, как если бы кто-то кинул камень в воду. Это прошло незамеченным для гиганта, который не мог видеть, что творится над ним.
«Гоблин» был настолько уверен в собственной неуязвимости, что не мог и помыслить, что ему может угрожать хоть какая-то опасность. Тем временем, события продолжали стремительно развиваться. Влад с замиранием сердца следил за тем, как из соткавшегося плотного клубка воздуха наружу проступают пугающий черный силуэт. В следующее мгновение оттуда показалась отвратительная шипастая морда какого-то гигантского насекомого, затем огромные черные лапы с крючковатыми когтями, а затем и сам гигантский жук. «Гоблин» недоуменно перехватив взгляды своих жертв, которые в немом ужасе уставились на что-то у него над головой, резко всем корпусом повернулся назад.
Сделано это было именно в тот самый момент, когда ужасное насекомое целиком вывалилось наружу из своей невидимой норы. В голубых глазах «гоблина» мелькнуло изумление, смешанное со страхом. Он поднял было руки для того, чтобы защитить лицо, но было уже поздно. Жук обрушился на него сверху всей своей многотонной тушей, протаранив утонченное аристократическое лицо своей жесткой хитиновой мордой. Из многочисленных порезов хлынула кровь. Влад с изумлением увидел, что она была красного цвета.
«Гоблин» не выдержав тяжести навалившегося на него огромного насекомого, опрокинулся на спину. Его реакция была настолько быстрой, а силища настолько неимоверной, что в процессе падения он ухитрился, вцепившись в жука обеими руками выломать ему переднюю лапу. Исполинский жук издал пронзительный писк и своими мощными кривыми жвалами впился «гоблину» прямо в лицо. Последовавший за этим страшный рев, который издал поверженный гигант, был поистине ужасен. Но он тут, же прекратился, так как жук благополучно отъел ему пол головы.
Несмотря на это, изувеченный пришелец начал наносить сокрушительные удары огромными кулаками по морде насекомого. Когда его руки бессильно опустились, он уже расплющил голову насекомого в лепешку.
Тем временем, откуда — то сверху. Примерно, оттуда же откуда вывалился и гигантский жук на бетонное покрытие летного поля выпали двое. Это были мужчина и женщина, очень странно одетые. Вернее будет сказать, почти что раздетые. На мужчине были какие-то древние латы и что-то вроде короткой туники. На женщине кроме короткой богато изукрашенной юбки вообще не было ничего. То обстоятельство, что ее тяжелые груди не были ничем прикрыты, казалось, нимало не смущало ее.
Не дожидаясь продолжения, Влад подхватил с земли свой автомат и навел его на неизвестных. Тем временем, адъютант, Стасик, Летун и Алена собрав оружие расстрелянных спецназовцев, пришли ему на помощь и тоже принялись целиться в незнакомцев.
— Эй, народ полегче! — вскричал мужчина, поднимая руки вверх. — Вы что здесь все с ума посходили?
— Здесь вопросы задаю я! — свирепо рявкнул Влад. — Вы кто такие? И откуда здесь взялись?
— С луны свалились, дебил! — презрительно бросила женщина и, повернувшись к мужчине, подбородком указала на тело поверженного «гоблина». — Полюбуйся на эту тварь, Сенсей! Этот гад угробил нашего жука!
— Да, сдается, что мы уже опоздали, — с нескрываемым огорчением произнес тот, кого женщина назвала Сенсеем. — Ты бы опустил свою пушку земляк! И бойцам своим велел бы сделать то же самое. Мы свои буржуинские!
— Откуда нам знать, может вы «лоялисты»? — хладнокровно ответил Влад.
— А это еще кто такие? — удивленно посмотрела на него полуголая женщина.
— Это те, кто лояльно относится к гоблинам, после того, как их эти твари немножко проапгрейдили, — усмехнулся Стасик, опуская автомат. — Не Влад, они точно не с гоблинами!
— С чего это ты взял? — воскликнула Алена. — Увидел шлюху с голыми титьками и сразу записал ее в друзья?
— А я как погляжу, тебе подруга просто завидно? — усмехнулась женщина с чувством превосходства.
— Ольга, прекрати! — прикрикнул на свою спутницу Сенсей и повернулся к Владу. — Слушай подполковник, я сейчас спрошу, а ты просто тупо ответь мне, ладно? Какой сейчас год?
— Ну, я же говорю, они лоялисты! — торжествующе воскликнула стюардесса. — Точно, только что обработанные гоблинами лоялисты! Поэтому с непривычки и подвисают слегка.
— Во-первых, не гоблины, а томиноферы, дура! — повелительно прикрикнула на нее Ольга. — Во-вторых, не лоялисты, а ксеносервусы! А, в-третьих, если бы не наш скарабей, от вас сейчас осталось бы только мокрое место! Так какой сейчас год, господин подполковник?
Неизвестно, что произвело большее впечатление на Влада, осведомленность Ольги или же то, что она назвала его господином подполковником.
— Сейчас две тысяча двадцать восьмой год, — хрипло ответил он, опуская автомат.
— Опоздали! — задумчиво пробормотал Сенсей. — Вторжение томиноферов уже началось! И каковы наши потери?
— Всех перебили, и если вы не закончите трепаться, нас тоже скоро грохнут! — встрял в разговор адъютант. — Влад надо делать отсюда ноги, а с тем, кто есть кто, разбираться будем после.
Влад махнул рукой и нырнул в облако густого тумана, остальные последовали вслед за ним. Они начали движение в противоположную сторону от здания аэропорта.
В клочьях седой вязкой измороси навстречу им пробежала группа вооруженных людей, с которыми они едва не столкнулись. В дикой суматохе, которая царила в аэропорту, никто не заинтересовался ими. Их видимо приняли за своих.
Отбежав достаточно далеко от здания аэропорта, они неожиданно выбрались из тумана. Несмотря на то, что они рассчитывали скрыться в лесу, их занесло в диаметрально противоположную сторону. Они оказались посередине летного поля.
Глава 6
По расчетам Повелителя Жуков Хепри, тот временной промежуток, в течение которого с человечеством стали происходить страшные вещи должен был находиться где-то здесь. Однако, когда его скарабей провалился в сияющую золотом временную каверну, ему сразу стало ясно что он немного опоздал.
С человечеством было уже покончено, или почти покончено. Во всяком случае, в том месте, и в том времени, куда он попал. Это был большой город, ныне полностью превращенный в руины. По характеру повреждений было нетрудно догадаться, что здания были уничтожены мощными взрывами. Температура, выделявшаяся при этом, была настолько велика, что бетонные конструкции плавились, словно свиной жир на солнце. Об этом красноречиво свидетельствовали, покрытые толстым слоем сажи, каменные потеки на глыбах развороченных строений.
Хепри поразило полное отсутствие людей на улицах разрушенного города. Впрочем, трупов тоже нигде не было видно. Откуда же в далеком будущем взялось такое огромное количество человеческих скелетов, сплошь покрывавших землю в той местности, где он был, в прошлый раз?
Загнав скарабея в чудом сохранившийся первый этаж огромного магазина, Хепри вышел на улицу. Стараясь постоянно находиться в тени развалин, он двинулся вперед. Куда же подевались все люди?
Неожиданно над головой у него, что-то промелькнуло. Решив, было, что это птица, Хепри поднял голову. Но это была не птица. Длинный серебристый предмет размером с хорошее бревно неподвижно висел в воздухе прямо над ним.
Повелитель Жуков замер, но это, отнюдь, не усыпило бдительности странной конструкции, проявившей к нему нездоровый интерес. С легким жужжанием из боковых пазов бревна выскользнули отростки, и непонятная конструкция трансформировалось в крест. Хепри не стал дожидаться, чем закончатся эти пугающие превращения и побежал.
Ему удалось преодолеть расстояние не более чем в двадцать локтей. Серебристый крест, легко скользивший вслед за ним, неожиданно выпустил струи какой-то жидкости. К тому времени, когда они опустились на Хепри, они уже загустели и превратились в густую сеть, образованную тонкими клейкими волокнами. Хепри почувствовав, что его обволакивают и оплетают тонкие, но прочные путы начал неистово метаться, пытаясь выбраться. Но его активность лишь усугубила и без того незавидное положение. Волокна, словно живые стали, сокращаться в размерах и плотно стянули все его тело, туго спеленав его словно мумию.
Не удержавшись на ногах, Хепри упал на пыльную покрытую обломками городскую мостовую. Перекатившись на спину, он с ужасом обнаружил, что оказывается не в состоянии даже пошевелить пальцем. Тем временем крест, снизился над ним почти вплотную, после чего выпустил из своей сердцевины суставчатое щупальце, которое сделав резкий взмах, вонзилось в плечо Хепри. После того как резкая боль ожгла его тело, Повелитель Жуков мгновенно потерял сознание.
Когда Хепри пришел в себя, оказалось, что он находится в каком-то полутемном помещении с низким потолком. Повелитель Жуков был по-прежнему, туго стянут сетью и не мог пошевелить даже пальцем. Рядом с ним лежало еще с десяток таких же спеленатых людских тел.
Голова у Хепри кружилась и его немилосердно тошнило. Укус летающего скорпиона все еще давал себя знать. Теперь Хепри понимал, что серебристый крест вовсе не собирался убивать его. Ему нужно было просто обездвижить и парализовать свою добычу. Неожиданно Хепри ощутимо тряхнуло. Потом еще раз и после этого тряска уже не прекращалась. По-видимому, началось землетрясение.
С трудом подавив очередной приступ тошноты, Хепри настороженно прислушался. Сквозь мерный гул до него донеслись обрывки разговора. Причем говорили на языке, который Хепри достаточно хорошо знал. Это был язык людей будущего, к тому времени ставший универсальным для всех жителей планеты.
— Попали в зону мощной турбулентности! — встревожено кричал человек.
Хепри не знал, что такое турбулентность, но по интонации понял, что это что-то очень плохое.
— Вас понял, есть продолжать полет! — еще раз выкрикнул тот же голос, потом уже тише добавил, — Прямо по курсу тайфун, но хозяев это не особо волнует. Нам велено продолжать облет территории и собирать «гусениц».
— Ну да, а то, что при этом наш драндулет может рухнуть, их мало волнует! — включился в разговор еще один мужской голос с агрессивными интонациями. — Хозяев интересует лишь количество «гусениц», а нас им глубоко плевать!
— Что-то ты сегодня разболтался не в меру! Я, например, не уверен, что наши разговоры не прослушиваются, — недовольно пробормотал первый.
— Ну и что? — насмешливо спросил его собеседник. — Возьмешь и донесешь на меня? Все равно всех нас ждет одно и то же, одних раньше других позже. Все мы превратимся в сырье!
— Лучше позже, чем раньше, поэтому заткнись! — прикрикнул на него первый.
После этого наступило молчание, нарушаемое лишь непонятным ритмичным шумом. Хепри лихорадочно переваривал полученную информацию. Из всего услышанного он понял, что его, как и других спеленатых людей куда-то везут. Судя по упоминанию о сырье, значение этого слова было хорошо известно Хепри, везут их для того чтобы что-то с ними сделать. Причем это делание относилось к их телам, в которые они превратятся, после умерщвления. Упоминание собеседниками, о том, что их самих ждет то же самое, заинтересовало Хепри. Кто эти загадочные хозяева, о которых с таким страхом говорили эти двое?
Внезапно Хепри тряхнуло, так что у него лязгнули зубы. А потом он ощутил, что куда-то падает. Впрочем, это продолжалось совсем недолго, и Хепри почувствовал, как его прижимает к полу неведомая сила.
— Получено разрешение на посадку! — послышался ликующий возглас. — Садиться будем у старого Гжела. Наших «гусениц» велено сдать в его потрошильный цех, пока они не начали портиться.
После этого их опять тряхнуло, и Хепри провалился в темноту.
Когда он вновь пришел в себя, выяснилось что его вместе с другими затянутыми в сети людьми, перевозят на повозке с шестью колесами в небольшое здание. Приоткрыв глаза, Хепри увидел, что небо затянуто черными тучами и дует сильный ветер. Невдалеке стоял диковинный аппарат, на котором они только что прибыли сюда.
Скосив глаза в сторону, он наблюдал через неплотно сомкнутые ресницы. Навстречу повозке шагал огромный человек. Великан был прекрасно сложен, а черты его лица были достойны резца величайших скульпторов человечества.
— Почему так мало? — недовольно проревел он, недовольно уставившись на прибывших.
— Гжел, ты же сам знаешь, что сырья с каждым разом становится все меньше, — ответил один из людей, оправдываясь.
— Ты когда-нибудь доболтаешься до того, что я пущу тебя и твоего друга на сырье! — гневно вскричал гигант.
— Да, а кто тогда будет привозить тебе самогон, старый пьяница? Мы, на всякий случай, захватили с собой две полные канистры.
— Чего же ты сразу не сказал, гадкий маленький человек? — зычно расхохотался великан. — Заходите скорее, а то сейчас хлынет дождь! Кстати, сегодня на ужин у меня чудесная вырезка из… Ну вы сами, понимаете!
— Какой же ксеносервус откажется от хорошо приготовленной человечины! — расхохотался один из людей и добавил, — Ты лучше скажи, куда сложить «гусениц»?
— Брось их возле стены, — проворчал гигант, принимая две большущие металлические канистры, покрытые вмятинами. — Ночная смена ксеносервусов скоро придет и займется ими.
Хепри свалили вместе с другими, еще не пришедшими в сознание, людьми на грязный бетонный пол. Два человека и гигант уселись за огромный стол, стоявший в дальнем углу комнаты. Судя по раздававшимся оттуда звукам, великан разливал огненный напиток по кружкам. После этого, они принялись пьянствовать и болтать о всякой всячине. Судя по тому, что языки у них стали заплетаться, выпивка оказала свое расслабляющее воздействие на их мозги и разговоры стали откровеннее.
— Слышь, Гжел, вот ты вроде томинофер, так? — принялся подначивать гиганта один из людей. — Насколько я помню — это значит, лютый хозяин. Так чего же тебя здесь держат, словно самого распоследнего ксеносервуса? Для настоящего томинофера управлять потрошильным цехом недостойная работа!
— Заткнись лилипут! — взревел Гжел. — Много ты понимаешь своими микроскопическими мозгами! Ты знаешь, что у нас, томиноферов, есть свои хозяева? Точно также как вы нас, мы их смертельно ненавидим и еще больше боимся. Ибо они поистине ужасны! И как-то раз вышло так, что мой командир не оправдал их доверие, и в результате его необдуманных действий, они чуть было не понесли убытки. Да будет вам известно, что самое страшное для наших хозяев — это понести убытки! В той ситуации, нужно было кем-то жертвовать, и выбор пал на меня. Но наших хозяев невозможно обмануть и они раскрыли подлог. Моего командира казнили ужасной казнью, от одного воспоминания о которой у меня ноют все зубы. Я тоже понес наказание и с тех пор я тот, кто я есть! И принужден заниматься этим недостойным делом вплоть до своей кончины!
Хепри, тем временем, внимательно слушал пьяную болтовню и лихорадочно соображал, как бы ему выбраться отсюда?
— Гжел, а как именно твой командир подвел ваших хозяев? — спросил один из его собутыльников.
— Как вы хорошо знаете, мы томиноферы создали вашу планету и заселили ее людьми. Именно поэтому мы и называем ее Фермой Терра, потому что выращиваем на ней сырье. То есть вас, людей, — пьяно икнул Гжел. — Мой командир, когда встал вопрос о выборе нового перспективного вида сырья был против заселения Терры людьми.
— И чем мы ему не угодили? — хихикнул один из собутыльников. — Его что наши вкусовые качества не устраивали?
— Нет, у вас вкусное и нежное мясо! Также вы быстро размножаетесь, — проворчал Гжел, основательно приложившись к бадье с самогоном. — Дело в другом. Люди на тот момент были новым, специально выведенным нами биологическим видом, к сожалению еще недостаточно изученным. Считалось, что вы потенциально опасны!
— Такие козявки, как мы представляем опасность для таких здоровых ребят? — расхохотались в один голос оба человека, сидевшие за столом с томинофером.
— Вот об этом и речь! — взревел Гжел и врезал кулаком по столу. — Наши хозяева уже подсчитывали барыши от продажи вашего мяса, как вдруг мой командир заявляет, что содержание людей опасно для томиноферов!
Хепри затаив дыхание слушал, молясь всем известным ему богам о том, чтобы Гжел успел выложить все, что знает, прежде чем хмель свалит его. Судя по всему, у человечества появлялся реальный шанс уцелеть в кровавой бойне развязанной томиноферами.
— Да ну его твоего командира куда подальше! — косо поднялся с лавки человек. — Давай лучше еще выпьем, а потом оттащим «гусениц» в потрошильный цех. Их надо умертвить, прежде чем они начнут просыпаться.
— Нет, постой, постой! — протестующе поднял огромную ладонь Гжел. — Я хочу проверить свою память! Как там было сказано? Назывался этот документ «Научный просчет степени риска связанный с эксплуатацией Животноводческой Фермы класса Терра». А, вот оно, вспомнил! Заключение гласило буквально следующее: «Следует соблюдать повышенную осторожность при окончательной ликвидации человеческой расы во время стерилизации площадей Фермы. На этот момент люди будут обладать все еще достаточно примитивным интеллектом, несопоставимым с интеллектом своих создателей. Однако, в случае получения ими некоей продвинутой технологии, в результате кражи или происков конкурирующей с томиноферами цивилизации, вероятность которой существует, потенциальная опасность людей резко возрастает. Последствия применения ими данной технологии по степени воздействия на расу томиноферов непредсказуемы. В связи с повышенным риском, проект „Терра“ представляется нежелательным».
Глава 7
Летун приподнялся на локте и недовольно посмотрел в левую часть летного поля в сторону ангаров.
— Что это там за возня? — напряженно пробормотал он. — Слушай, Влад, там по ходу борт готовят к вылету.
— Точно, вон и заправщик подкатил! — подтвердила Алена.
— Так у этих уродов, что и пилоты свои есть? — удивился Сенсей.
— Ну да, из числа лоялистов! — нехорошо усмехнулся Стасик. — Гоблины после небольшой переделки кого угодно лояльным сделать могут. Даже нас с тобой!
— Ты будешь смеяться, но я тебе верю, — покосилась на него Ольга, после чего Сенсей незаметно наступил ей на ногу и она замолчала.
— Летун, а ты эту колымагу в воздух поднять сможешь? — неприязненно покосился на них Влад и крепко сжал цевье автомата.
— Я последние десять лет только этим и занимаюсь, — кивнул тот.
— Ну, тогда вперед! — скомандовал Влад и, поднявшись на ноги пригнувшись, побежал в сторону белеющего впереди самолета.
После стремительного броска в сторону ангаров, рядом с которыми стоял самолет, они залегли и огляделись. Как выяснилось, они чуть было не нарвались на оцепление. Подходы к самолету тщательно охранялись. Влад насчитал девять автоматчиков расставленных в некотором отдалении друг от друга. Около самолета стоял трап, возле которого застыли еще трое вооруженных людей и двое штатских. Они явно ждали кого-то.
Влад понимал, что шансы справиться с дюжиной автоматчиков у него с его небольшим отрядом, состоящим из пяти мужчин и двух женщин практически равны нулю. Если вообще не уходят в минусовое значение. Нужно было брать не числом, а хитростью. Но на ум, как назло, не приходило ничего путного. Вдобавок этим двум новеньким нельзя было доверять.
— Долго они еще копаться будут? — спросил Сенсей Летуна.
— Минут через двадцать кончат заправляться, включат огни на поле и начнут греть движки. Только как нам к борту подобраться?
— Я вот чего думаю, — подполз к ним Стасик. — Летун в мундире, я в комбинезоне, Алена тоже, Влад у нас в военной форме так что тоже сойдет. А вот Сенсей с Ольгой, одеты в черт те что! А так мы вполне могли бы попробовать подойти к самолету вплотную, а их подобрали бы по дороге.
— Нет, слишком рискованно, — покачал головой Влад. — Лоялисты, или как их называет Сенсей, ксеносервусы, мигом нас расколют!
— Мы же все в копоти, — подала голос Алена. — А у меня вдобавок, колготки на коленках дырявые.
— Ну, если колготки дырявые, то конечно все пропало! — фыркнула Ольга.
Внезапно позади спорщиков в клубящемся облаке плотного тумана показались фары автомобиля медленно двигающегося в их сторону.
— Оставайтесь на месте! — рявкнул Влад и кинулся в стену тумана, прямо навстречу приближающемуся автомобилю.
Через мгновение он растворился в огромном плотном облаке молочной измороси, которое пригнал ветер со стороны аэропорта.
Влад внезапно возник прямо перед бампером надвигающейся на него машины.
— А, ну стой! — по-хозяйски заорал он, демонстративно закидывая автомат за плечо и поднимая руку. — Туда нельзя!
— Идиот, убирайся с дороги! — прокричал ему человек, высунувшийся из окна автомобиля.
Тем не менее, машина остановилась. Влад вразвалочку подошел к машине и кулаком вогнал ладонью нос человеку глубоко в лицо. Острые кости сломанного носа прорвали нежную мозговую оболочку, и человек кулем повалился на водителя. Влад распахнул переднюю, дверь и, вышвырнув труп на бетон летного поля, выставил для большей убедительности ствол автомата перед собой.
— Малейшее движение и я стреляю! — проревел он, грозно заглянув в салон машины…
К его удивлению кроме перепуганного шофера внутри был один единственный пассажир. Вжавшись в сиденье, он, затравленно сверкая стеклами очков, прижимал к груди небольшой кейс.
— А ну-ка подвинься ботаник! — пробормотал Влад, ныряя на заднее сиденье. — А ты таксист, трогай малой скоростью, нам еще пассажиров будет нужно забрать.
Подобрав по дороге Стасика, Алену, Летуна и Сенсея с Ольгой, машина двинулась в сторону самолета. Причем двое последних ехали в багажнике. Во время этого маневра Влад велел потушить фары, и погрузка прошла незамеченной для людей, охраняющих самолет.
— Короче, я не буду много говорить, — повернулся Влад к мужчине по прежнему прижимающим кейс ко впалой груди. — Если все будешь делать правильно, то будешь жить. Этот самолетик тебя дожидается?
Перепуганный мужчина кивнул.
— Вот и чудненько! — весело похлопал его по плечу Влад. — Тогда мы летим с тобой! Скажешь, что в последний момент планы изменились и с тобой прикомандировали попутчиков.
— Влад, у меня нехорошее предчувствие, что мы облажаемся! — напряженно проговорил Летун с переднего сиденья. — Все настолько тупо и непрофессионально, что я просто не знаю! Вдобавок ко всему, еще и эти двое полуголых идитов в багажнике!
— Расслабься и сделай лицо поприветливее, — посоветовал ему с заднего сиденья Стасик. — Именно такие кондовые и тупые импровизации, как правило, удаются лучше всяких хитроумных планов.
— Заткнись, а то сглазишь! — проворчала Алена.
В это время машина поравнялась с автоматчиком из оцепления. Солдат шагнул вперед и поднял руку в останавливающем жесте.
— Давай, ботаник! — ткнул Влад очкарика с кейсом и, нажав на кнопку, опустил стекло с его стороны. — Твоя выходная ария.
— Документы! — потребовал боец.
Очкарик, молча, протянул ему свернутый вчетверо лист бумаги. Внимательно изучив, его тот поочередно вгляделся в лица всех сидящих в машине.
— А это кто такие? — сурово спросил он. — Про них в бумаге ничего не говорится.
— Слышь, солдатик, ты на мои погоны посмотри! — поманил его пальцем Влад.
— Да по мне хоть генерал! — презрительно фыркнул тот.
— Ты как стоишь передо мной скотина? — заорал Влад. — Всякий рядовой будет мне указывать, могу я проехать или нет!
— Я лейтенант, а не рядовой! — пробормотал автоматчик, приняв строевую стойку.
— Был лейтенант, теперь рядовой! — проорал ему в лицо, Влад, забирая документы и возвращая их очкарику. — Поехали!
Машина медленно тронулась в сторону самолета.
Влад нехорошо посмотрел на очкарика:
— Ты что язык от страха проглотил? Больше не молчи, давай начинай уже разговаривать! И помни если что первая пуля твоя!
Едва машина остановилась возле трапа, как один из гражданских услужливо открыл заднюю дверь. Когда оттуда вылез вооруженный автоматом Влад, он испуганно отскочил в сторону и тревожно посмотрел в сторону охраны. Те вскинули автоматы и взяли Влада на прицел. Но он демонстративно повернулся к ним спиной и помог очкарику с кейсом выбраться наружу. Увидев его, штатский несколько расслабился.
— Добрый день! — проговорил тот, подходя к штатскому и вручая ему сложенный вчетверо лист бумаги, который уже показывал часовому. — Обстоятельства несколько изменились, со мной командированы еще несколько человек. Пусть вас не смущает их внешний вид, по пути сюда они попали в небольшую переделку. Вы же сами знаете, что творится вокруг.
Штатский, едва взглянув на листок, тут же вернул его обратно.
— Все правильно! Надеюсь с грузом все в порядке?
— В полном! — улыбнулся ему очкарик и похлопал по своему кейсу. — Кстати, у нас в багажнике два человека, которых мы везем для опытов. И еще самое главное, как поживает ваш бывший шеф, после последнего повышения?
— Спасибо, хорошо, — удивленно протянул штатский, провожая взглядом полуголую Ольгу и Сенсея, двигающихся в сторону трапа. — Но ведь он уже две недели как… Охрана арестуйте их!
Испуганно взвизгнув, он отскочил в сторону.
— Все-таки продал гад? — укоризненно проворчал Влад, приставив ствол пистолета к голове очкарика. — Только дернетесь, и я продырявлю его тыкву! Разошлись в сторону и дали нам скоренько пройти в самолет!
— Оружие на землю! — грозно скомандовал старший из охраны.
— Так он вам, что совсем не дорог? — удивился Влад.
Прогремевшая автоматная очередь подтвердила его предположение. Продырявленный навылет очкарик, нелепо дрыгнув ногами, опрокинулся навзничь. Влад тут же вышиб мозги стрелявшему, а заодно и его двум напарникам. Двое штатских придя в ужас от его прыти, тут же задрали руки вверх.
Влад, подхватив выпавший из рук убитого очкарика кейс, передал его Алене и крикнул:
— Быстро все на борт!
Солдаты из оцепления открыли беспорядочную стрельбу по самолету. По счастливой случайности никто из беглецов не пострадал. Самолету также не был причинен видимый ущерб. Между тем, оба штатских с поднятыми кверху руками бросились в сторону стрелявших, выкрикивая, чтобы те прекратили огонь. Влад успел разобрать, что они кричат, что ни в коем случае нельзя повредить кейс.
Удовлетворенно хмыкнув, он дождался, когда все его спутники исчезли внутри самолета.
После этого он высоко поднял кейс и, приставив к нему пистолет, прокричал:
— Если хоть одна тварь сделает еще один выстрел в нашу сторону, то я сделаю из этого чемоданчика дуршлаг! Все слышали?
Штатские, повернувшись к нему, в ужасе закивали головами.
— Ну, вот и ладно! — усмехнулся Влад, перехватил кейс под мышку и исчез в утробе Боинга.
Глава 8
Пока Хепри обдумывал информацию, услышанную им от пьяного томинофера, неожиданно пришла ночная смена ксеносервусов. По всей видимости, они жили здесь же в казарме, при фабрике. Их было около десяти человек, одетых в одинаковые серые комбинезоны. Все они были мужского пола. Выражение лиц у всех десяти было отрешенно безучастное. Гипертрофированные мышцы конечностей уродливо бугрились, свидетельствуя о чудовищной силе.
Разбившись парами, ксеносервусы быстро, но без суеты, побросали тела спеленатых людей на тележки и повезли их куда-то вглубь помещения. Хепри оказался в самом низу, придавленный крупным толстяком. Ему повезло, так как довольно скоро они уже были на месте и с него наконец-то сняли почти раздавившее его тело.
Над ним склонилось суровое лицо ксеносервуса. В руке у него блеснул нож, ловко орудуя которым, он снял с Хепри сковывающую его оболочку, словно очистил кожуру с диковинного фрукта.
Все это время Хепри старательно изображал спящего. Насколько это было благоразумно с его стороны, он понял довольно скоро. Оказалось, что один из спеленатых сеткой пленников только притворялся спящим. Едва члены его оказались свободны от стягивающих оков, как он с диким криком вскочил с пола и бросился бежать куда-то очертя голову. Внезапно на его пути оказался ксеносервус с большой тяжелой кувалдой. Жуткий инструмент был сделан из массивного отрезка стального цилиндра, к которому вместо ручки была приварена длинная толстая труба.
Весьма ловко для его немалого веса, подставив беглецу подножку, ксеносервус опрокинул его на пол. Бесцеремонно наступив ему на грудь, так что хрустнули ребра, он прижал несчастного к полу, после этого играючи взмахнул кувалдой и опустил ее. Удар пришелся прямо в лобную кость жертвы, которая с отвратительным хрустом треснула. Держа молот в одной руке, ксеносервус взял обмякшее тело за ногу и поволок его в сторону висевших неподалеку почерневших от крови мясницких крюков.
Одним движением он мастерски связал щиколотки убитого им человека и, подхватив тело, подвесил его на крюк, зацепив за веревку. Другие между делом развешивали остальных обреченных на заклание людей. Тех, кто шевелился и вообще подавал хоть какие-то признаки жизни, хладнокровно добивали ударом кувалды по голове.
Хепри оказался во второй партии «сырья», на которую не хватило крюков. Надев прорезиненные мясницкие фартуки ксеносервусы засучив рукава, взялись за ножи. Уверенными движениями они взрезали тела от лобка до горла и освобождали брюшную и грудную полости от внутренностей. При этом выяснялось, что некоторые из несчастных были еще живы. Ксеносервусов это волновало не более, чем кухарку, потрошащую живую рыбу. С бездумной жестокостью они вырывали еще бьющиеся сердца и отбрасывали их в огромные чаны, предназначенные для отходов. После чего с голов снимались скальпы и также выбрасывались в отходы.
Хепри лежал на холодном бетонном полу и лихорадочно соображал, что делать? Выбор был невелик и заключался между ударом кувалдой по лбу и потрошением заживо, будучи подвешенным на мясницкий крюк. Ни один из этих вариантов Повелителя Жуков не устраивал. Дело было даже не в нем и вовсе не в том, что он боялся смерти. Он пожил предостаточно и видел и испытал столько, что хватило бы на дюжину обычных людей. От него теперь зависело, сможет ли человечество избежать страшной бойни, последовавшей за возвращением томиноферов на Землю? Но в старую мудрую голову Хепри не приходило ничего путного.
Он был настолько самонадеян, что оставил флакон с «жучьим соком», которым обычно приманивал скарабеев в складках своей одежды. Когда серебристый крест упаковал его в клейкий кокон, он не смог им воспользоваться. А когда ксерносервус освободил его от кожуры, он заодно избавил его также и от одежды. Теперь заветный флакон валялся в обрывках его туники, в куче тряпья снятой с других людей. При малейшей попытке добраться до него, Хепри неминуемо получил бы тяжелым молотом по голове.
Тем временем, пришел черед ксеновервусов, выполняющих функции обвальщиков мяса. Вооружившись длинными острыми ножами, они принялись методично срезать мясо с выпотрошенных туш, висевших на крюках. Начиная с больших групп мышц, они переходили ко все более мелким кускам плоти, пока постепенно на крюках не остались висеть начисто обглоданные человеческие костяки. С голов безжалостно срезалась вся кожа и ткани, включая губы, нос и уши.
Срезанное мясо складывалось в блестящие прямоугольные емкости. По мере наполнения, свободные от работы ксеносервусы грузили контейнеры на тележки и отвозили в смежное помещение. Там видимо находилось складское помещение.
Оставшиеся костяки небрежно снимались с крюков и сваливались в кучу. Насколько Хепри смог понять они не представляли для ксеносервусов никакой ценности. Он внезапно с ужасом понял, происхождение того леса человеческих скелетов, который видел в том времени, до того как угодил сюда. Это были отходы, оставшиеся после окончательной «прополки» Фермы Терра от человеческой расы. Тогда он наткнулся на свалку человеческих отходов.
В этот момент к Хепри подошел ксеносервус и нагнулся, чтобы связать ему щиколотки ног куском веревки.
— Стой! — громко и внятно выговорил Хепри, не делая при этом ни малейшего движения. — У меня есть важная информация для томинофера. Скажи ему об этом.
Ксеносервус дернулся было для того чтобы подобрать с пола кувалду, но так как «сырье» не порывалось встать и вообще вело себя смирно он озадаченно почесал свою лысую башку. С одной стороны вложенная в него программа обязывала его приступить к потрошению «сырья», с другой стороны та же программа предписывала ему немедленно поставить томинофера в известность обо всех отклонениях и внештатных ситуациях. То что «сырье» разговаривало было, безусловно, вопиющим фактом. К этому времени, оставшиеся в живых представители человеческого рода уже давно одичали и утратили способность разговаривать. Из-за вступивших в конфликт установок, ксеносервус погрузился в бесконечную борьбу мотиваций и выпал из реального времени. Он лишь тупо моргал, уставившись прямо перед собой, и не предпринимал никаких конкретных действий.
Тем временем, томинофер Гжел, несмотря на то, что вроде бы впал в совершеннейшую кому из-за количеств выпитого самогона, продолжал отслеживать ситуацию на вверенном ему производстве.
— Что стоим? — взревел он, заметив, что один из его ксеносервусов застыл на одном месте.
— Он говорит, что у него есть информация, для тебя! — выпалил зависший ксеносервус, ткнув ножом в распростертого у его ног Хепри.
— Глупости, люди не умеют разговаривать! — сердито фыркнул Гжел. — Они уже давно прошли стадию вторичного одичания.
— Я могу встать? — нетерпеливо спросил Хепри.
— Что? — вскочил со своего места Гжел.
Его повело в сторону, и он еле устоял на ногах. Восстановив равновесие, он двинулся в сторону Хепри. Повелитель Жуков ощущал, как бетонный пол содрогается под тяжестью приближающегося к нему гиганта.
— Откуда ты взялся? — спросил он, садясь на корточки перед Хепри.
— Я скрывался в лесах и пещерах, — сказал тот первое, что пришло ему в голову.
— Мог бы придумать что-нибудь более правдоподобное! — скривился великан, поднимаясь во весь рост. — В переработку его! Экая невидаль разговаривающее «сырье».
— Но у меня правда есть для тебя важная информация! — протестующее поднял руку Хепри, садясь на пол. — С ее помощью ты сможешь вернуть себе благосклонность командования.
— А с чего ты взял, что мне это нужно? — удивился Гжел.
— Ты сам недавно рассказывал об этом, — пожал плечами Хепри, поднимаясь с пола.
— И что я еще говорил? — кисло спросил томинофер, начиная понимать, что спьяну наболтал лишнего.
— Много всего, но я не любпытный, в отличие от твоих двух друзей! — Хепри кивнул в сторону мертвецки пьяных ксеносервусов, которые привезли его сюда, а также канистры с самогоном.
— Мои друзья? — неискренне поразился Гжел, уставившись на Хепри. — Что ты мелешь «сырье»?
— Но ты сам так говорил, я лишь повторяю твои слова, — напустив на себя простодушный вид, ответил Хепри. — Когда меня везли сюда эти двое, они говорили, что подмешали в выпивку какую-то гадость, для того чтобы ты напился и выболтал все секреты томиноферов.
— И как ты считаешь, я их выболтал?
— О, да! — с жаром выпалил Хепри.
— Это и есть та информация, о которой ты говорил? — подозрительно посмотрел на него томинофер. — Это все?
— А ты считаешь, что этого недостаточно? — поразился Хепри.
— Ты понимаешь, что после этого я не могу оставить тебя в живых?
— Да я понимаю, что обречен, — спокойно ответил Хепри. — Но я всегда мечтал служить томиноферам.
— Из тебя вышел бы отличный ксеносервус, — с сожалением, посмотрел на него Гжел и направился в сторону целого штабеля поставленных друг на друга контейнеров с непонятным оборудованием.
— Я могу одеться, чтобы принять смерть как человек, а не как сырье?
— Если это имеет для тебя такое значение, то я не против! — Гжел иронично посмотрел на него через плечо, продолжая перебирать коробки с непонятными предметами.
Хепри с замиранием сердца кинулся к вороху одежды. Вскоре он уже сжимал в руке флакон с «жучьим соком». А еще через мгновение, он пролил несколько капель эликсира на пол, и вновь закупорив флакон, спрятал его. Все его манипуляции прошли незамеченными для Гжела, который продолжал что-то тискать.
— А, вот оно! — радостно воскликнул он, возвращаясь к столу с небольшой коробкой.
Достав из нее странного вида приборчик, Гжел приставил его сначала к телу одного, а потом другого собутыльника. Всякий раз те вздрагивали, видимо приборчик причинял им боль. После этого они рухнули на пол и принялись трястись, словно у них начался приступ падучей болезни. Хепри ожидающий, когда же, наконец, появится его скарабей, с ужасом увидел, как из двух агонизирующих тел наружу полезли золотые черви и толстые золотые змеи. Извиваясь, они сползались в одно место, растворяясь, друг в друге. Вскоре на полу образовалась большая лужа жидкого золота, которую Гжел собрал при помощи другого аппарата.
— Забирайте сырье! — кивнул он, ксеносервусам, на тела своих собутыльников, и немного подумав, добавил, глядя на Хепри, — Этого болтуна, тоже в переработку!
Глава 9
Оказавшись в кабине пилота, Летун сразу начал распоряжаться, как и полагается настоящему капитану корабля. Первым делом он выдворил из самолета весь имевшийся там экипаж. По его словам все они уже прошли обработку гоблинов, и верить им было нельзя.
Пока он в срочном порядке прогревал двигатели, Влад и адьютант прикрывали Сенсея и Стасика сверху, в то время как те отгоняли трап в сторону от самолета. После этого Летун впустил их на борт через аварийный люк.
На летном поле к тому времени собралась большая толпа вооруженных людей. Судя по их неуверенному поведению, они не знали, что им делать ни с захваченным самолетом, ни с теми, кто его захватил. Для себя беглецы уяснили лишь одно — ценность кейса была настолько велика, что им по всей вероятности дадут уйти в надежде перехватить позднее где-нибудь в воздухе.
Наконец Летун начал выруливать самолет в сторону взлетной полосы. К этому времени на поле появились первые гоблины. Посверкивая броней они меланхолично смотрели на то, как у них из-под самого носа безнаказанно удирали наглые людишки. Которые, вдобавок ко всему, умудрились прихватить нечто весьма ценное принадлежащее им.
Наконец самолет вырулил в самое начало взлетной полосы. Обе турбины его взревели, и Боинг разгоняясь покатил по бетонному покрытию, набирая скорость. Тут словно в издевку вдоль взлетной полосы зажглись огни.
— Смотри-ка, гоблины желают нам приятного полета! — расхохотался Летун, отрывая самолет от земли. — Ребятки, вы немного потерпите, я тут чисто на всякий случай потолок сразу наберу! А то кто же этих нелюдей знает?
После этого всех вдавило в кресла. Ускорение плющило их до тех самых пор пока Летун, не успокоился, набрав высоту около десяти километров. Поставив управление самолета на автопилот, он вышел в салон.
— А куда мы летим? — поинтересовалась Ольга, успевшая к тому времени одеться в чистую форму бортпроводницы, оказавшуюся в подсобке стюардесс.
— Как можно дальше от этих мест, — высказал общую мысль Стасик. — Желательно туда, куда гоблины еще не успели добраться.
— А что ты сам думаешь? — Влад посмотрел на Летуна.
— Я предлагаю Египет, — немного подумав, ответил тот. — Хургада вас устроит? Я уже несколько лет летаю этим маршрутом.
— Ну, будем надеяться, что до Африки гоблины не успели добраться, — сказал Влад.
— Мне не дает покоя одна мысль, почему они так легко нас отпустили? — задумчиво пробормотал Сенсей. — Может, заглянем в кейс?
— А как его открыть без ключей? — спросил адъютант.
— Легко! — усмехнулся Стасик.
— А вдруг там какие-нибудь ужасные вирусы? — Алена сделала страшные глаза, вытянула руки и пошевелила скрюченными пальцами.
— Я тебя умоляю! Даже если они там и есть, они не ползают внутри чемодана! — хмыкнул Влад. — Если не ошибаюсь, всякую такую пакость, принято держать в запаянных ампулах!
Стасику пришлось изрядно повозиться, прежде чем замок чемоданчика звонко щелкнув, сдался. Внутренность кейса была заполнена черным поролоном в центре, которого было углубление, повторяющее очертания предмета находящегося в ней. Предмет этот имел цилиндрическую форму и был сделан из крепчайшего ячеистого углепластика.
Стасик с придыханием вынул цилиндр из гнезда и взвесил на руке.
— Легкий зараза! — удивленно пробормотал он. — А вообще похоже на футляр.
На блестящем боку цилиндра курсивом шла отчетливая надпись «Собственность корпорации Кракен».
— Это тот Кракен, который межнациональная корпорация? — спросила Алена.
— А шут его знает? — пожал плечами Влад. — Скорее всего, он самый.
Оглядев непонятный предмет со всех сторон, Стасик вскоре обнаружил зазор делящий цилиндр на две неравные половины. Закатив глаза и вывалив от усердия язык, он, взявшись обеими руками за концы цилиндра, осторожно потянул их в разные стороны. Он не ошибся, футляр действительно открывался на манер чертежного тубуса. Внутренность цилиндра была заполнена все тем же черным поролоном, повторяющим форму футляра. Из верхней части его торчал металлический стержень округлой формы, толщиной около двух сантиметров.
Взявшись двумя пальцами за блестящий металл, Стасик потянул его наружу. Когда он полностью вытянул предмет из черного поролона, взору собравшихся вокруг него людей предстал ослепительно блестящий клинок. Его обоюдоострое лезвие имело странную искривленную форму. Вместо рукоятки у него был длинный стержень, тот самый за который Стасик извлек клинок из футляра.
— Ничего себе инструментик! — восхищенно воскликнул он.
После чего привычным и естественным движением он попробовал лезвие большим пальцем, чтоб проверить его заточку.
— Ой!
В следующее мгновение Стасик, уже засунул порезанный палец в рот.
— Ты чего? — удивленно посмотрел на него Влад.
— Острый зараза, как бритва! — не вынимая пальца изо рта, причмокивая, ответил Стасик. — И у крови вкус странный! Земляникой отдает, корицей и еще какими-то специями! Дичь полная! На, сам попробуй!
И Стасик протянул окровавленный палец Владу.
— Я тебе что Дракула? — возмутился тот.
— Странная штука! — пробормотал Сенсей, осторожно забирая у Стаса клинок. — И форма у него какая-то больная! Хотя в руку ложится как надо и баланс тоже приличный. Сильно смахивает на метательный скелетный нож.
— А почему скелетный? — удивилась Ольга.
— Ну, так обычно называют ножи без рукояток, — пояснил Сенсей. — Теперь вопрос, а чего они с ним так носились?
— Ты меня, что совсем не слышишь? Я же говорю у крови вкус странный! — возмутился Стасик.
— И чего?
— Да то, что металл, из которого сделано лезвие необычный! Ну, это знаешь все равно как яблоко резать обычным стальным ножом, который ржавеет или нержавейкой. Теперь понял?
— Это ты о том, что от обычной черной стали вкус яблоко портится и начинает отдавать железом? — спросил Влад.
— Ну, да! Точно говорю, у этого ножика кроме его ужасающей остроты еще и уникальный состав металла! Вот из-за этого гоблины и устроили весь сыр бор!
В это время в брошенной кабине пилота пронзительно запищал какой-то датчик. Летун опрометью бросился туда. Влад и адъютант поспешили следом за ним.
— Прямо по курсу какой-то непознанный объект! — воскликнул Летун, бросив взгляд на приборы. — Причем размеры у него не маленькие.
— Он что летит на нас? — озабоченно спросил Влад, покосившись на возникшего в дверях кабины Сенсея.
— В том-то и дело что никуда он не летит! Он прост тупо застыл на одном месте!
— Ну, так это метеозонд какой-нибудь, — предположил Стас, продолжая сосать свой порезанный палец.
— Ты видел когда-нибудь метеозонд диаметром с наш Боинг?
— Да я вообще никаких не видел, — пожал плечами Стас.
— И я не видел! — заорал на него Летун, усаживаясь в кресло пилота и начиная щелкать тумблерами, готовясь к маневру. — Иди, пристегнись вампир несчастный! И другим скажи, чтобы пристегнулись.
— Будешь доставать, покусаю, — хмыкнул Стас и удалился в салон.
За ним вышли все остальные, кроме Влада и прикрыли дверь в кабину.
Влад уселся в кресло второго пилота, пристегнулся и спросил:
— И что будем делать?
— Облетать влево, вправо или вниз, — равнодушно пожал плечами Летун. — Небо оно ведь большое. Ну и будем надеяться, что эта штуковина и дальше будет неподвижно висеть на месте, как лампочка. А, вот и она!
Влад от неожиданности отшатнулся назад и вжался в кресло. Прямо перед ними из облаков вынырнуло нечто грандиозное. Это была настоящая летающая тарелка, словно сошедшая с экрана низкобюджетного космического боевика. Нет, эта штуковина не была тарелкой в полном смысле этого слова. Она скорее походила на гигантский бублик, разделенный многочисленными швами на сегменты. Влад знал, что такая геометрическая фигура носит название тора или тороида.
Что его поразило, так это пугающий угольно-черный цвет бублика. Черная матовая поверхность медленно надвигающегося на них объекта, несмотря на яркий солнечный цвет не блестела. Более того, создавалось впечатление, что она не только не отражает свет, а поглощает, затягивает его в себя. По мере того как Боинг подлетал к тороиду, становились видны все новые и новые подробности его конструктивных особенностей. Первое что бросалось в глаза так это полное отсутствие прямых линий. Все детали, несмотря на их обилие и кажущуюся хаотичность расположения, были сглажены, заполуовалены и скруглены в некий трудновоспринимаемый орнамент.
Внезапно Влад почувствовал, что он падает вниз со страшной скоростью вместе с Летуном и всем самолетом. Его тело жестоко вдавило в кресло, а в желудке заворочалась тугая волна, которая распространилась на его живот, связав внутри него кишки тугим узлом.
Он не успел понять как именно, но они поднырнули под черный бублик и, продолжая падать, резко пошли вниз. Влад уже не в состоянии бороться с тошнотой смирился с мыслью, что его сейчас вырвет прямо на приборную доску, расположенную перед ним. Но в этот самый момент, когда позывы на рвоту были как никогда убедительны, Летун вдруг нежно выровнял самолет и полетел строго горизонтально.
Влад утер бисеринки холодного пота с бледного лица и неодобрительно пробормотал, повернувшись к Летуну:
— Ну, ты и камикадзе!
— Шел бы ты к остальным в салон, — мягко посоветовал ему Летун. — Вестибулярный аппарат он ведь, как и мускулы, тренировку любит.
— Ладно, все нормально, — простонал Влад. — Скажи мне лучше, как ты думаешь, что это было?
— Честно? — скосив на него глаза, спросил Летун. — Мне кажется, что это был боевой воздушный корабль гоблинов.
— А почему же он нас не расстрелял?
— Да потому же самому, что они нас тогда в аэропорту не тронули, — тяжело вздохнул Летун. — Они уже тогда могли нас свободно перестрелять. Но не стали этого делать, так как боялись рисковать своим кейсом. Ну а то, что в нем находится, мы уже знаем.
— Получается, что они нас пасут по всему маршруту? — предположил Влад.
— Выходит что так, — невесело кивнул Летун. — Меня во всем этом больше всего занимает, что они будут делать, когда им это надоест? И самое главное, когда именно это произойдет?
Глава 10
Хепри с обреченным видом смотрел, как к нему неторопливо направляется низкорослый ксеносервус. На его тупом лице со скошенным подбородком и узким лбом, полностью отсутствовали какие бы, то ни было эмоции. Кувалду на длинной ручке он волок за собой по бетонному полу. От жуткого скребущего звука у Хепри встали дыбом волосы на всем теле. Его будущее было очерчено более чем прозрачно. Удар молотом по лбу, хруст черепа, яркая вспышка света и тьма.
От сознания, что такая судьба уготована всем людям планеты Земля, Повелитель Жуков взвыл от ужаса.
Вызванный им скарабей уже давно должен был появиться. Однако его все еще не было. Между тем, ксеносервус уже поравнялся с «сырьем» и, удостоверившись, что оно не собирается сопротивляться удовлетворенно угукнул. После этого легко подняв кувалду, он сделал широкий замах и ударил, метя в лоб Хепри. В самый последний момент высокий тощий старик неожиданно отшагнул в сторону и молот со свистом пронесся мимо его лица на расстоянии ладони. Ксеносервуса закрутило по инерции и развернуло спиной к Хепри. Когда он снова повернулся, оказалось, что шустрое «сырье» успело отойти в сторону.
— Человек, перестань унижаться и бегать! — осуждающе воскликнул томинофер Гжел. — Стойко встретить смерть и сослужить своим хозевам последнюю службу, став мясом, что может быть достойнее для человеческого существа?
В это время дверь в цех по переработке сырья влетела вовнутрь вместе с косяком и фрагментами стены. С грохотом посыпались кирпичи и бетонные блоки. В плотном облаке поднявшейся пыли возникла чудовищная туша белого скарабея.
— Долго же тебя пришлось ждать! — укоризненно пробормотал Хепри и, указав на подступающего к нему с кувалдой ксеносервуса, коротко выкрикнул команду, — Съесть!
В следующее мгновение тело забойщика «сырья», словно гигантским секатором, было перекушено пополам. Другие ксеносервусы наученные горьким опытом своего товарища, не пожелали разделить его судьбу. Побросав ножи и молоты, они бросились вон из цеха, сквозь развороченный вход.
Томинофер Гжел на секунду замешкался, засмотревшись на чудовищного жука, чуть дольше, чем следовало. После этого он также попытался бежать. Но повинуясь Повелителю Жуков, белый скарабей укоротил гиганта, перекусив ему обе ноги ниже колен. Рухнув на пол, Гжел в ужасе взвыл, доказав тем самым, что томиноферам ничто человеческое не чуждо. И в частности страх за свою жизнь.
— Прими свою смерть достойно, как подобает истинному томиноферу! — мстительно усмехнулся Хепри. — Это ли не цель достойная всяческой похвалы — положить свою жизнь на алтарь спасения человечества?
Гжел протестующее всхлипнул выпущенными на волю внутренностями и забился в агонии. Проявив изумительную волю к жизни, он дожил до того момента, когда Хепри вслед за скарабеем исчез во временном тоннеле.
Первым делом нужно было определить, какая временная каверна соответствует времени предшествующему вторжению томиноферов. Именно там, Повелитель Жуков планировал вбросить информацию о грядущем кошмаре, ожидающем человеческую расу. Также нужно было сообщить о том, что у непобедимых томиноферов есть слабое место — необъяснимый ужас перед загадочной цивилизацией, стоящей по своему развитию неизмеримо выше их. Которые вдобавок, как признался Гжел, являются их собственными хозяевами.
Хепри не знал, как можно распорядиться этим знанием, но не сомневался, что среди людей будущего найдутся светлые головы, которые смогут использовать этот шанс в борьбе против безжалостных каннибалов.
Добравшись до того места где угольная чернота временного пространства плавно переходила в чернильную синеву, Хепри огляделся. Именно здесь начиналось соцветие светящихся шаров, которые соответствовали новой страшной эпохе в истории Земли, или Фермы Терра, как ее называли томиноферы. Это было время, когда ужасные хозяева человечества, давным-давно давшие расе людей жизнь, пришли чтобы забрать свой дар обратно.
Выбрав самую крайнюю на границе сферу, которая фактически являлась изначальной, Хепри направил скарабея к ней. Его немного смущал ее цвет и размеры. Рубиново-красный шар огромного размера почему-то ассоциировался у него с гигантским нарывом. По мере того, как они приближались к нему, внутри Хепри поднималась волна неконтролируемого животного страха. Он никогда не был трусом, тем не менее, что-то упорно шептало ему, что не нужно входить в этот временной пузырь. Да что там входить, к нему было опасно даже приближаться!
Хепри притормозил скарабея, и теперь гигантское насекомое еле перебирало своими шипастыми лапами, медленно пробираясь вперед. Повелитель Жуков озадаченный своей странной и неоднозначной реакцией на гранатовую сферу, все еще не принял решение о целесообразности ее посещения. В конце концов, он решил, что будет подбираться к этой пустуле буквально по сантиметру. При первых же признаках опасности он тут же даст задний ход и постарается не рисковать понапрасну.
Сбавив ход скарабея до минимума, Хепри вытянув шею, пристально всматривался вперед. Ничего подозрительного в пределах досягаемости не было видно. Когда до красной сферы было, что называется рукой подать, Хепри внезапно заметил какое-то шарообразное темное вкрапление прямо по курсу скарабея. Взгляд его, скользнув по сторонам, везде наталкивался на разбросанные повсюду, темные силуэты. Они были похожи на гигантскую чечевицу, около одного локтя в диаметре. Все подходы к гранатово-красной пустоле были заблокированы непонятными предметами. Почуяв неладное Хепри начал разворачивать жука в сторону. И в это время прогремел оглушительный взрыв.
Хепри с головы до ног окатило слизью из расколотого взрывом панциря жука. Скарабей, остановившись на мгновение, продолжил движение. По счастью огненный шар в его передних лапах уцелел, также как и сжимающие его конечности. Вся сила взрыва пришлась на грудь и брюхо гигантского насекомого. Кроме этого скарабею вырвало одну среднюю лапу, и теперь он ковылял на оставшихся пяти конечностях, тоже изрядно поврежденных.
Лишь по счастливой случайности Хепри не пострадал. Чего нельзя было сказать о его колеснице. Взрывом срезало нижние части колес. Если бы Повелитель Жуков следовал за скарабеем в пешем порядке, то он гарантированно остался бы без ног. Поспешно покинув поврежденную повозку, Хепри отстегнул ее от жука, чтобы облегчить его передвижение. В процессе этого дела он успел разглядеть, что брюхо скарабея разворотило взрывом. Вывалившаяся оттуда осклизлая требуха волочилась вслед за жуком. Через некоторое время Некра пришлось внимательно смотреть себе под ноги, чтобы не наступить на внутренности смертельно раненного скарабея.
Теперь счет шел буквально на минуты. Хепри гадал, успеет ли жук доползти до ближайшей каверны, прежде чем издохнет? Если это произойдет, то огненный шар в передних лапах скарабея потухнет, а сам он застрянет словно пробка в толще темно-синей прозрачной массы. Сзади начнут смыкаться стены тоннеля, мягко затягивая потревоженные скарабеем временные слои. Через непродолжительное время издохший скарабей вместе с Повелителем Жуков окажутся затянутыми темно-синей мглой, в которой увязнут до окончания времен, словно мухи в доисторическом янтаре. Причем Хепри ненадолго переживет своего верного белого скарабея. Его жизнь вот уже в который раз висела на волоске. Только сейчас вместе с ним на этой ненадежной опоре кроме его собственной жизни повисла еще и судьба всей человеческой расы.
Между тем, скарабей начал сдавать. Он часто и подолгу останавливался для того, чтобы собраться с силами, которые стремительно покидали его. Наконец наступил момент, которого так страшился Хепри. Скарабей встал. Гигантское насекомое полностью исчерпало запас своих жизненных сил и теперь умирало. Когда Хепри осознал это его, пробил холодный пот.
Из-за того, что он по своему недомыслию загнал скарабея в ловушку, тот подорвался на каком-то диковинном снаряде. То что эту ловушку установили томиноферы не вызывало у него ни малейшего сомнения. Более того, он подозревал, что капкан был установлен конкретно на него. Томиноферы ждали его появления здесь. Они заранее просчитали все его ходы и хорошо к этому подготовились. Можно было не сомневаться в том, что они не ограничились одними лишь подрывными снарядами. Для них было жизненно необходимо не допустить появление Повелителя Жуков именно в этой временной пустуле кроваво-красного цвета.
Стало понятно, что именно она и является ключевой, отправной точкой во времени. Той самой, от которой идет отсчет возвращения томиноферов на созданную ими в незапамятные времена ферму Терра. Именно здесь томиноферы еще только начали просачиваться на Землю и внедрять повсюду своих агентов, расширяя сферу влияния и создавая плацдарм для массированного вторжения. Какими-то им одним известными колдовскими методами они подвергали людей обработке, превращая их в преданных ксеносервусов. Слуг чужих, слуг Ужасных Господ.
Хепри понял, что для того чтобы переломить ход событий ему необходимо попасть именно в эту временную сферу. Томиноферы своими ловушками, сами того не ведая подсказали Хепри где ему следует искать контакта с лучшими представителями человеческого рода. Именно с их помощью он и рассчитывал спасти человеческую расу. И для того чтобы осуществить это Хепри не остановится ни перед чем. Ему внезапно вспомнилась услышанная как-то фраза — «Цель оправдывает средства!». Сейчас был именно тот самый случай. На кону стояла судьба людей, как биологического вида.
Хепри спиной чувствовал, как за его спиной мягко валится синяя масса временного пространства, затягивая тоннель проделанный скарабеем. Скоро она доберется до него самого и схватит его в свои смертельные объятия, чтобы уже никогда не размыкать их.
Повелитель Жуков, тяжело вздохнул:
— Прости меня, мой друг!
После этого он наступил на лежащие у него под ногами внутренности скарабея вывалившиеся из его развороченного взрывом брюха. Гигантское насекомое болезненно вздрогнуло. Хепри обеими руками схватил выпавший кишечник скарабея и со слезами на глазах принялся натягивать его словно вожжи. Ужасная боль заставила скарабея сделать несколько отчаянных рывков вперед. От ближайшей тускло зеленой сферы его отделяло ничтожно малое расстояние.
Практически разорванный пополам белый скарабей, безжалостно пришпориваемый Повелителем Жуков, сумел-таки дотащиться до зеленого временного пузыря и свалиться в него уже бездыханным. Вслед за ним туда провалился и сам Хепри.
Глава 11
До Хургады Боинг с беглецами так и не долетел. Как и предполагал Летун, гоблинам, в конце концов, надоело с ними цацкаться. И произошло это на подлете к Каиру. С ними поступили дешево и сердито. Больше не было никаких летающих бубликов гигантского размера и устрашающе черного цвета.
Когда вдали уже замаячили контуры одного из самых больших городов в мире в хвост к их самолету пристроился банальный человеческий истребитель. На его фюзеляже и крыльях были египетские опознавательные знаки. После этого пилот истребителя хладнокровно прострелил из пулемета сначала левое, а затем и правое крыло Боинга. Потом залетел вперед, приветливо покачал крыльями, демонстрируя традиционное ближневосточное гостеприимство, и улетел по своим делам.
Летуну удалось дотянуть стремительно теряющий топливо самолет до столицы Египта. Но до Каирского аэропорта они так и не долетели.
— Все, топливу пришел кирдык! — нервно хохотнул Летун и повернулся к Владу. — Осталось только-только на посадку с первого захода. Садимся, куда придется! Иди командир, скажи остальным, чтобы пристегнулись. Посадка будет жесткой и жестокой!
— Ладно, только ты постарайся привлекать к себе поменьше внимания, — сказал Влад, поднимаясь с кресла второго пилота.
— Реактивный борт в центре города, все равно, что слон в посудной лавке, — недоуменно посмотрел на него Летун. — Так что сесть, по-тихому все равно не получится!
Уже в момент посадки, когда Боинг, выпустив шасси начал не то снижаться, не то падать на центральную городскую магистраль, Влад и его спутники, глядя в иллюминаторы, заподозрили неладное. Город в это время суток должен был быть похож на муравейник, но людей на улицах не было. Не было даже редких прохожих. Город словно вымер. Кое-где виднелись следы пожаров, а на улицах во множестве попадались покореженные остовы сгоревших машин. На одном перекрестке адъютант успел разглядеть три подбитых танка. Причем башня одного из покрашенных в песочный цвет Хаммеров валялась далеко в стороне от его корпуса.
— Это с какой силой надо садануть по танку, чтобы ему сорвало башню? — поинтересовался Сенсей.
Влад оставил вопрос без ответа, и так было ясно, что без гоблинов здесь не обошлось. Каир обезлюдел по той же самой причине, что и остальные города — гоблины добрались и сюда. С ревом и свистом самолет коснулся асфальтового покрытия шоссе, его тряхнуло от удара, и он понесся вперед по дороге. Пассажиры самолета во главе с его капитаном молились, чтобы на их пути не оказалось брошенного грузовика. Им повезло, зацепив по пути пару малолитражек, Боинг отвратительно скрепя остановился, раскачиваясь всем корпусом и немилосердно скрипя. Было ощущение, что они приземлились не на самолете, а на летающем старом сарае.
— Быстро все из машины! — заорал Летун, выскакивая из кабины. — Мы такого шуму наделали, что сейчас сюда явится толпа гоблинов по наши души!
Отдраив входную дверь, он выпустил аварийный надувной трап, по которому как с горки съехали вниз все пассажиры и он сам. Бегом они направились в ближайший боковой переулок. Стараясь держаться в тени зданий, они старались, как можно быстрее удалиться от места приземления.
Они бежали уже около десяти минут. Оглянувшись, Влад с тревогой, заметил, что его маленький отряд растянулся, чуть ли не на два квартала. Не привыкшие к длительному бегу, люди выдохлись. Позади всех плелся Стас, которого от усталости мотало из стороны в сторону. Влад остановился и подождал остальных.
Они укрылись в подъезде большого многоквартирного дома. Пока все переводили запаленное дыхание и учились заново дышать, Влад и Сенсей поднялись на верхний этаж и из окна лестничной клетки попытались разглядеть окрестности. Наконец Сенсею надоело подпрыгивать к высоко расположенному окну, и он ногой вышиб дверь первой попавшейся квартиры. Внутри, как они и ожидали, никого не было. Пройдя в большую комнату, они подошли к окну и посмотрели на улицу. Панорама вымершего города сильно действовала на нервы. На пустынной улице не было ни людей, ни гоблинов. Только ветер гонял среди брошенных машин старые газеты и мусор.
Влада беспокоило, что они по-прежнему находятся слишком близко от места их приземления. Поэтому он настоял на том, чтобы они продолжили движение. Помня о том, насколько быстро выдыхаются нетренированные люди, он не требовал, чтобы его отряд бежал. Они двигались быстрым шагом. Через час с небольшим они вышли на огромную пустую площадь. Справа от них за кованной черной изгородью высилось помпезное розовое здание с белыми женскими фигурами на фасаде.
— Каирский музей, — прочитал Летун по слогам вывеску на английском языке. — Что, может быть, зайдем?
Влад кивнул, все равно нужно было где-то отдохнуть и переждать когда спустится ночь. Передвигаться по пустынному городу в светлое время суток было верхом глупости. Всякая двигательная активность была относительно безопасна только под покровом темноты. И еще не факт что у гоблинов не было приборов ночного видения, тепловизоров и иных хитроумных приспособлений для ловли людей.
Парадные двери, как ни странно, были заперты. Стас полез было в свою сумку за отмычкой, но Сенсей остановил его.
— Не стоит, слишком уж мы здесь на виду. Пока ты будешь копаться, нас могут увидеть.
Они обошли здание музея сбоку, и подошли к какой-то подсобной двери, которая тоже была заперта. Сенсей справился с ней в рекордно короткий срок. Он просто разнес ее в щепки ногами.
Музей встретил их темнотой, прохладой и пылью, которая казалось, лежала здесь на всем. Выбравшись из узких коридоров подсобных помещений, они вышли в центральный зал и остановились пораженные. Здесь было относительно светло, потому, что высоко наверху, на уровне верхнего этажа вместо крыши была огромная круглая ротонда. Сквозь ее запыленные стекла внутрь музея падал тусклый, разбавленный свет яркого Каирского солнца.
Две колоссальные сидячие статуи, по всей видимости, изображавшие фараона с его царственной супругой, презрительно смотрели на людей с высоты своего циклопического роста.
— А они покрупнее томиноферов будут, раза в три как минимум! — пробормотала Алена, внимательно всматриваясь в лица древних изваяний.
— Чего-то физиономии у них какие-то беспородные, — заметил Стас. — Круглые лица, носы картошкой. Ни дать ни взять крепостные крестьяне, конца семнадцатого века.
— Тоже мне лорд Байрон выискался! — презрительно фыркнула Ольга. — Сам в зеркало давно смотрелся?
— Я бы попросил! — возмутился Стас. — Моих прабабушек любили аристократы!
— Тише вы! — нетерпеливо прикрикнул на них Сенсей. — Никто ничего не слышал?
Все стали внимательно прислушиваться и оглядываться по сторонам.
Внезапно в мертвой тишине музейного зала явственно послышалось:
— Апчхи!
Услужливое эхо подхватило звук и разнесло его по многочисленным коридорам. Теперь уже было невозможно определить эпицентр первоначального чиха.
— Ну, насколько мне известно, обычно мумии не чихают, — сказал адьютант.
— Им просто чихать нечем потому, что у них носы отгнили, — хихикнул Стас. — А так бы они с радостью!
— Заткнись! — недовольно покосился на него Влад и громко крикнул, — Эй, есть здесь кто-нибудь?
— Энибоди хиар? — продублировал его Летун на английском.
Ответом им было презрительное молчание.
— Найду ведь, ноги повыдергиваю! — без особой убежденности пообещал Сенсей.
Внезапно снова кто-то громко чихнул. Теперь, по крайней мере, всем стало понятно, откуда именно доносится чихание. Выставив вперед автомат, Влад скользнул в сторону правого угла зала, где стоял огромный многотонный саркофаг из красного гранита. Его расколотая крышка была выставлена для обозрения посетителей музея тут же неподалеку. Вслед за ним двинулся Сенсей.
— Вылазь давай, а то гранату кину! — пригрозил Влад.
— Даже если там кто-то есть, он точно не понимает по-русски! — прошептал Сенсей на ухо Владу.
— Ничего, по интонации сообразит! — проворчал Влад.
Вынув из подсумка пустой автоматный магазин, он швырнул его навесом прямо в саркофаг и с криком «Ложись!» вскинул автомат, изготовившись к стрельбе.
Едва пустой автоматный рожок с грохотом влетел в саркофаг, как оттуда, словно чертик из табакерки выскочил безоружный пожилой араб с всклокоченными волосами и дико вытаращенными глазами, которые словно фарфоровые ярко выделялись на его смуглом лице.
Его появление было настолько неожиданным, что все в ужасе отпрянули. Влад, который чуть было, не открыл огонь, рассерженно плюнул себе под ноги и опустил автомат. Между тем, араб тщетно пытался выбраться из саркофага. Но ввиду того что он имел довольно-таки солидную комплекцию и вдобавок хотел успеть вылезти до того как взорвется воображаемая граната у него никак не получалось одновременно и подпрыгнуть и закинуть ногу на бортик каменной коробки.
— Кэн я хэлп ю? — насмешливо спросил Сенсей, подходя к нему.
— Ю амеркэн, а ты русский? — неожиданно спросил араб на чистейшем английском и русском языках поочередно, обвиняющее ткнув пальцем в Сенсея, а потом во Влада.
— А почему не англичанин? — переходя на русский, поинтересовался Сенсей.
— Американский — это испорченный английский язык, — недовольно буркнул араб, после чего достал из нагрудного кармана очки в массивной роговой оправе и, нацепив их на свой длинный мясистый нос, строго посмотрел на Влада. — Только русские могут пугать почтенного профессора несуществующей гранатой!
— С чего это вы взяли? — удивился тот.
— В молодости, я пять лет проучился в Петербургском государственном университете! — сварливо ответил профессор. — И за это время сам стал наполовину русским! Поможет мне кто-нибудь отсюда выбраться? Или я так до скончания века отпущенного мне всемилостивейшим Аллахом буду торчать в саркофаге Аменхотепа Третьего! Да простит он мое наглое вторжение в его склеп!
Влад, отдав автомат Ольге, вскарабкался на бортик саркофага. Сенсей последовал его примеру, и, объединив усилия, они вернули почтенного египетского профессора в мир живых.
Приведя свой внешний вид в относительный порядок, араб церемонно представился:
— Профессор археологии Мустафа Азиз! С кем имею честь? И скажите мне, пожалуйста, откуда здесь в центре Каира русский подполковник с автоматом Калашникова? Вы пришли для того, чтобы снова протянуть руку помощи своим арабским братьям и избавить нас от этого древнего проклятия? Как в свое время, построив Асуанскую плотину, избавили Нил от крокодилов?
— Ну, да, типа того, — ухмыльнулся Влад, представившись и пожав руку профессору Мустафе. — Но в настоящее время мы сами в некотором роде в бегах. И должен вам сказать, что у нас в России положение не лучше чем здесь у вас.
— Какой ужас! — воскликнул профессор, всплеснув розовыми ладошками. — Примите мои искренние соболезнования! Если даже такая великая страна пала, то чего же ждать нам бедным египтянам? Воистину Всевышний отвернулся от нас за все наши многочисленные прегрешения!
— А кроме вас здесь в музее никого нет? — спросил Сенсей.
— К сожалению, я единственный кто уцелел, — профессор скорбно развел руками. — Я вынужден прятаться здесь, словно презренный шакал, потому что я боюсь! Да, и я не стесняюсь признаться в этом! Мне страшно! Если бы вы видели, что ксеносервусы творили здесь, вы бы поняли и не осуждали меня за трусость!
— Профессор, но никто и не думает осуждать вас, — сказала Ольга, мягко беря его за руку. — Мы точно в таком же положении, как и вы. Мы бежали сюда к вам стараясь забраться как можно дальше от нашей родины, думая, что до вас еще не успели добраться эти твари! Мои соотечественники называют их гоблинами, а ваши, насколько я поняла ксеносервусами?
— Нет, это только я называю их так, потому что в отличие от всех остальных я, пожалуй, единственный человек на земле, который в полной мере осознает, что на самом деле творится в нашем мире, — Мустафа Азиз, пригладил свои обильно смазанные бриолином седые волосы. — Пришельцев наш народ называет, хотя теперь, наверное, нужно говорить называл, потому что моего народа как такового уже нет! Так вот он называл их ифритами.
— Это что-то из «Тысяча и одной ночи»? Ну, там джинны всякие? — спросил Стасик.
— Ни один джинн не сравнится с ифритами по свирепости, — покачал головой Мустафа и грустно усмехнулся. — Но давайте пройдем в мое скромное убежище, где за чашкой чая, мы сможем спокойно поговорить.
Глава 12
Ночью метель разгулялась не на шутку. Бросая из темноты полные пригоршни колючего снега Борису в лицо, она словно нарочно метила ему в глаза. От острых снежных хлопьев не спасали даже толстые стекла очков. Подняв капюшон куртки, он тоскливо оглядел заснеженную улицу. Полностью очистить тротуар от толстого слоя, нападавшего за ночь снега, было нереально. Тем не менее, тяжело вздохнув, Борис перехватил лопату и принялся за работу.
Мысли его привычно съехали на заезженную колею и неторопливо двинулись по накатанной дороге. Если бы кто-нибудь раньше сказал ему, что он боевой офицер, прошедший Афганистан, дойдет до жизни такой, он бы воспринял это как глубочайшее оскорбление. В лучшем случае он бы послал этого козла куда подальше, а в худшем набил ему морду. Но жизнь распорядилась именно так и не иначе. Хотя если быть до конца честным, то это он сам распорядился своей жизнью не самым лучшим образом.
Он виртуозно разминировавший множество мин, там в Афгане, и спасший сотни солдатских жизней, ныне принужден был влачить жалкое существование. Всему виной была его неумеренная страсть к выпивке.
После демобилизации он столкнулся на гражданке с вопиющей несправедливостью. В то время как он и его братья по оружию гибли пачками, выполняя интернациональный долг в Афгане, дома в России банковали сытые мажоры никогда не нюхавшие пороха.
Когда Борис прямо сказал об этом одному из этой обнаглевшей своры, тот перемалывая ком жвачки, заявил ему буквально следующее:
— Слышь, ты воин интернационалист! Я лично тебя никуда не посылал и за меня воевать не просил! Так, что валил бы ты отсюда подобру-поздорову, пока не огреб по-полной!
В тот раз Борис все-таки огреб, но и толстомордому мажору тоже хорошо попало. Довольно скоро Борис понял, что дома его ратные подвиги никому не интересны и по большому счету не нужны. После этого он замкнулся и начал искать утешение в выпивке. Алкоголь на время притуплял острое чувство обиды, опуская ее до такого уровня с которым уже можно было жить.
После всех перипетий, пиком его жизненной карьеры, стало место дворника в районном ЖЭУ. На котором он сейчас и обретался, с переменным успехом.
Плавное течение невеселых мыслей Бориса было прервано внезапно возникшим прямо перед ним силуэтом.
— Это ты Борис дворник? — спросил высокий худой старик со смуглым нерусским лицом.
— Нет, блин, я Санта Клаус! — вспылил тот, всерьез раздумывая, не огреть ли незнакомца лопатой. — Иди куда шел, не мешай работать!
— У меня к тебе дело есть, — не унимался старик. — Я тебе хорошо заплачу!
— И что я для этого должен сделать, продать свою почку? — подозрительно покосился на него Борис.
— Мне сказали, что ты владеешь искусством уничтожать мины-ловушки.
— Эка ты, куда дед хватил! — невесело рассмеялся Борис. — Ты что шутишь, что ли? Все мое уменье уже давно быльем поросло и снегом замело.
— Мне, просто, больше не к кому обратиться, — произнес старик и расстроено всплеснул руками. — Я, правда, хорошо заплачу.
— Раз уж тебе так приспичило, и ты все равно от меня не отстанешь, давай сделаем так! — сказал Борис, перестав бросать снег и утирая рукавицей пот со лба. — Ты идешь в кисок, что на перекрестке, скажешь, что от меня. Они тебе втихаря продадут бутылку водки. Хотя нет, бери лучше сразу две, чтобы потом десять раз не бегать. Ну и что-нибудь закусить. И бегом сюда. А я пока еще чуток со снегом повоюю.
Когда старик вновь подошел к дворнику в руках у него был пластиковый пакет, в котором, при ходьбе позвякивали бутылки. Борису сразу расхотелось чистить снег. Тем более что его битва с разбушевавшейся стихией было явно обречена на поражение.
Он привел старика к себе в дворницкую, располагавшуюся неподалеку в подвале жилого дома.
Отряхиваясь от снега, Борис подозрительно спросил гостя:
— А откуда ты узнал, что я был сапером?
— От добрых людей, — уклончиво ответил старик.
После первого стакана Борис стал более благожелателен. Тем более, когда выяснилось, что старик совсем не пьет.
— Ну, давай, излагай, какая у тебя проблема?
Старик, молча, запустил смуглую морщинистую руку в карман дорогого пальто и извлек оттуда несколько увесистых кусочков металла, неправильной формы. Положив это на стол перед Борисом, он вопросительно посмотрел на него.
Борис, выбрав один кусок, внимательно осмотрел его.
После этого он налил себе еще водки и выпил. Занюхав металлическим осколком, он закашлялся.
— Судя по всему, это фрагменты разорвавшейся противопехотной мины, — кисло сказал он. — Но если она уже сработала, то зачем тебе понадобился я?
— Эта сработала, другие остались, — уклончиво ответил старик.
— Ты что собрался на минном поле картошку сажать? — удивленно посмотрел на старика Борис.
— Вроде того, — кивнул тот. — Так ты сможешь мне помочь?
— Отец, как тебя зовут? А то, как то неудобно, получается, обращаться к старшему не по имени.
— Хепри, то есть, я хотел сказать Хаким, — поправился старик.
— А ты случаем не террорист? — покосился на него Борис.
— Мне нужно разминировать, а не наоборот! — возмущенно всплеснул длинными руками Хепри. — Разве я похож на убийцу? Чтобы душа твоя была спокойна, скажу более — если ты поможешь мне, будет спасено множество человеческих жизней. Разве не тем же ты занимался там на войне?
Борис, молча, налил себе водки, но пить, почему-то не стал. Он сосредоточенно думал. Хаким, или как там его? А, Хепри! Производил впечатление достойного человека. И было непохоже, чтобы он пытался подписать Бориса на что-то противозаконное.
— Ладно, война план покажет! — наконец решился бывший сапер. — Рассказывай, что тебе надо разминировать?
— Будет лучше, если ты на месте все осмотришь сам, — сказал Хепри. — Тогда мне не придется отвечать на многие твои вопросы.
На следующий день, взяв в ЖЭУ отгул, Борис выбрался вместе с Хепри за город на лыжную прогулку. На электричке они добрались до станции «Черный бор». Там выйдя из вагона, они надели лыжи и углубились в заснеженный после вчерашнего снегопада лес.
Пройдя, по расчетам Бориса, никак не меньше пяти километров, они неожиданно остановились. Посреди небольшой лесной поляны возвышался холм, весь покрытый снегом.
— Это здесь, — ткнул лыжной палкой в холм Хепри. — Но сейчас там безопасно и мин нет. Они в другом месте, но я хотел, чтобы ты сам взглянул на это.
Борис подозрительно приблизился к холму и палкой сбил с него в одном месте снег. То, что он там увидел, заставило его судорожно сглотнуть набежавшую откуда-то желчь. Перед ним бугрилось шипами и наростами тело какого-то монстра. Белый растрескавшийся панцирь местами был покрыт льдом.
— Это что окаменелость динозавра? — просипел Борис, потеряв голос от волнения.
— Я не знаю, что такое динозавр, — пожал плечами Хепри. — Но скорее всего это не, то, что думаешь. Чтобы сэкономить время я скажу, что это гигантское насекомое. Жук, если точнее.
— Откуда он здесь взялся? — недоверчиво глядя на Хепри, спросил Борис.
— Говоря языком военных — этот жук являлся моим транспортом, но был подбит. И вот теперь я здесь.
— Что значит здесь? А где ты был до этого, не на нашей планете что ли? — искренне возмутился Борис.
— Я был здесь и в то же время не здесь, — деликатно тянул время Хепри не желая огорошить сапера пугающей правдой.
— Не тяни кота за хвост! — взорвался Борис. — Что ты все ходишь кругами?
— Хорошо, я пришел из другого времени, — просто сказал Хепри.
— Ага, прилетел на летающей тарелке вместе с зелеными человечками! — ненатурально расхохотался Борис.
Чувствовалось, что его напрягает перспектива оказаться в заснеженном лесу один на один с сумасшедшим, одержимым какой-то параноидальной идеей.
— Осколки что я показал тебе я достал из моего скарабея, — тихим голосом сказал Хепри. — Ты можешь подойти и убедиться сам. Тебе не кажется странным, что путешествуя во времени, я напоролся на противопехотную мину?
Борис настороженно зыркнув на Хепри, подошел к замерзшему скарабею и принялся очищать с него снег. Вскоре он при помощи ножа, собственноручно извлек из жука несколько осколков. Недоуменно рассматривая, их он напряженно соображал. Судя по всему, этот странный дед не врал ему. Огромный словно танк, жук действительно подорвался на мине. Причем Натовской мине! Откуда здесь у нас в России вдруг взялась боевая мина, принятая на вооружение этим гребаным блоком?
— Покажи мне место, где вы напоролись на эту игрушку! — потребовал Борис, резко повернувшись к Хепри.
— Ты действительно этого хочешь? — пристально глядя ему в глаза, спросил Хепри.
— Эта мина, она не нашего российского производства! Более того, она состоит на вооружении у стран многие годы являющихся соперниками России на политической арене! Откуда она здесь взялась, среди полного счастья? — разразился возмущенной тирадой Борис. — Я может и стал алкашом и люмпен-пролетарием, но по-прежнему остаюсь патриотом! И я нутром чувствую, в этой хрени угрозу для своей страны! И пройти мимо этого факта я не намерен!
— Ты даже не представляешь, насколько ужасна и реальна угроза, о которой я собираюсь тебе рассказать, — став необычайно серьезным сказал Хепри. — Будем надеяться, что я в тебе не ошибся.
После этого Повелитель Жуков начал рассказывать бывшему саперу о грядущем нашествии томиноферов.
На протяжении всего рассказа тот перебил его всего один раз:
— Послушай старик, а почему бы тебе прямо сейчас не обратиться в компетентные органы и не рассказать все это им? Вместо того, чтобы вести войну в одиночку партизанскими методами?
— И каким образом я им докажу, что все то что я говорю правда? Предъявлю им труп моего скарабея и осколки мины? В твоем времени, Борис, мне не удастся ничего никому доказать! Мне нужно прорываться лет на двадцать вперед, когда тревожные подсказки станут явными. Когда из-за каждого угла будут торчать уши томиноферов и их прихвостней ксеносервусов! Так ты поможешь мне?
— Помогу, — после длительной паузы сказал Борис. — Но спасение всего человечества обойдется тебе недешево!
Глава 13
Как выяснилось, профессор Мустафа обосновался в подвале музея. В одном из множества пыльных подсобных помещений заваленных деревянными ящиками, заполненными всяческими древностями. Рядом за стеной мерно тарахтел старенький бензиновый электрогенератор, которого вполне хватало для того чтобы обеспечивать электричеством весь подвал.
Быстро вскипятив на двух спиртовках воду араб, заварил крепчайший черный чай, и разлив его по небольшим лабораторным стаканчикам предложил гостям. Также он выставил большую початую коробку с засахаренными финиками.
Рассевшись на пронумерованных деревянных ящиках, гости с благодарностью накинулись на угощение.
— А там не мумии лежат? — Алена опасливо постучала ладонью по ящику, на котором сидела.
— Нет, что вы! — рассмеялся Мустафа. — Там находится керамика из гробницы весьма незначительного вельможи Третьей династии. А теперь если вам не трудно расскажите, как вы смогли вырваться от томиноферов?
— Я бы хотел, чтобы вы для начала послушали наших друзей, — Влад кивнул в сторону Сенсея и Ольги. — Их рассказ настолько неправдоподобен, что я до сих пор не уверен, в том, что они не шпионы томиноферов.
— Вы хотите сказать, что они ксеносервусы? — лохматые брови Мустафы взлетели вверх, и он с интересом посмотрел сначала на Ольгу, а потом на Сенсея. — И что вас заставляет так думать?
— Ну начать с того что эти двое свалились нам чуть ли не на голову, — затсрекотала Алена. — А за минуту до них появился огромный жук и загрыз томинофера.
— Случайно не скарабей? — с нескрываемым интересом воскликнул Мустафа.
— Именно скарабей, уважаемый профессор, — со вздохом признался Сенсей и внезапно без перехода перешел на древнеегипетский.
У араба от изумления и без того выпученные глаза чуть совсем не вывалились из орбит.
Путаясь в словесной абракадабре, он принялся задавать вопросы Сенсею, на которые тот бегло отвечал. Вдобавок ко всему в разговор весьма оживленно включилась Ольга.
— Что происходит? — наконец не выдержал Влад. — Вы не находите, что это невежливо в присутствии других лиц изъяснятся на незнакомом для них языке?
— Простите вашего покорного слугу! — воскликнул Мустафа. — Но ваши друзья просто кладезь древней премудрости! Мои познания по сравнению с их знаниями ничто! Я со всей ответственностью заявляю, что они не являются ксеносервусами или говоря вашим языком шпионами томиноферов-гоблинов.
— Хорошо я вам верю, профессор! — нахмурившись, сказал Влад. — Но я тут немного запутался. Вы же вроде сначала говорили о каких-то ксенофобах?
— Ксеносервусах, — поправил его, усмехнувшись, профессор. — В переводе с вульгарной латыни это, переводится как «слуги чужих». Под ними подразумеваются люди, которые кто по своей воле, а кто по принуждению верой и правдой служат своим хозяевам, само существование которых противно воле Аллаха! Говоря научным языком, речь идет о коллаборационистах, лицах сотрудничающих с оккупантами.
— А мы называем их просто козлами! — иронично хмыкнул Стас, отправляя в рот финик. — А их хозяев гоблинами.
— На самом деле в глубокой древности, эти существа были известны людям как томиноферы, — со значением сказал Мустафа. — Это название очень точно, на мой взгляд, передает истинную сущность этих страшных порождений тьмы. Томиноферы, означает «ужасные хозяева» или «хозяева внушающие» или «сеющие ужас». Насколько мне известно, это искаженная латынь. В оригинале она должна была звучать как Доминус Феррус. Все эти факты хорошо известны нашим друзьям Сенсею и Ольге.
— Так если об них было известно уже давным-давно, почему же тогда ничего не предпринималось для того, чтобы не допустить их вторжения в наш мир? — искренне возмутился Стас.
— И вообще, почему бы им было просто не придти и не наладить взаимовыгодное сотрудничество с человечеством? — спросила Алена.
— Боюсь, вы не совсем верно представляете, с чем мы имеем дело. То, что я вам сейчас сообщу, было известно лишь посвященным и ревниво оберегалось от профанов, то есть людей непосвященных, — поднял профессор вверх толстый указательный палец похожий на сосиску. — Впрочем, чтобы не быть голословным и не давать вам предлога усомниться в здравости моего рассудка, если вы уже утолили голод, предлагаю подняться наверх, в хранилище древних рукописей. Там, с позволения Аллаха, мы продолжим нашу беседу.
Дождавшись, когда гости покинули подвал, профессор, посетовав на необходимость экономить горючее для генератора, отключил его и при помощи фонаря выбрался наружу и присоединился к остальным.
В хранилище рукописей, он, к удивлению Влада, не стал раскручивать перед ними никаких древних папирусных свитков, а выхватив цепким взглядом поверх массивных очков, нужный ему том, снял с одной из множества полок, огромный пухлый фолиант. Передав его Владу, он попросил отнести книгу на подоконник, где света было больше.
Осторожно приняв из рук Мустафы переплетенный в белую с голубоватым отливом кожу том, Влад водрузил его на подоконник. Про себя он отметил, что книга весит никак не меньше пуда.
Заметив его удивление, профессор пояснил:
— Это потому, что книга написана на пергаменте, который, как вы, конечно же, знаете, изготавливался из особым образом выделанной телячьей кожи. Здесь есть небольшой отрывок старого латинского перевода из одного древнего утерянного текста, который по преданию хранился в самой Александрийской библиотеке и сгорел в ней вместе с другими бесценными текстами.
Профессор Мустафа Азиз аккуратно раскрыл книгу и принялся бережно листать желтые хрупкие страницы. Остальные, затаив дыхание обступили его со всех сторон. Они понимали, что после того что сейчас им сообщит египетский ученый многое должно перевернуться в их мировоззрении. Впрочем, и без этого, та модель мира, которую они впитали с молоком матери, уже была безвозвратно разрушена нагло вторгшимися в их мир чужаками. По большому счету, не имело значения как именно их называть гоблинами или томиноферами, суть явления от этого не менялась.
Сенсей и Ольга с грустью смотрели на остальных. К своему удивлению, они завидовали им. Вернее, их спасительному неведению по поводу грядущих событий. Кроме того Мустафа Азиз успел предостеречь их от чрезмерной болтливости, во время обмена мнениями на древнеегипетском языке. Поэтому они предпочитали помалкивать, чтобы ненароком не сболтнуть лишнего.
Наконец профессор нашел то место в тексте, что искал. Внимательно оглядев поверх очков свою небольшую аудиторию, блестящими от возбуждения черными глазами, он тем самым призвал их к вниманию.
Удостоверившись в том, что слушатели готовы с должным трепетом внимать его откровениям Мустафа Азиз начал читать:
— «Грядет ужасная буря! Люди, именующие себя ксеносервусами, взалкавшие еще большего богатства и власти, в безумной гордыне своей, посчитавшие себя равными богам, глупостью же своею уподобившиеся скотам лишенным всякого разумения, призовут тех, кого призывать нельзя! Томиноферы услыхав их призыв, не преминут вторично явиться в наш бренный мир, откуда они были изгнаны единожды. Они придут для того чтобы учить, древней истине…».
Профессор прервался и, воздев указательный палец вверх, прочитал, словно пропел на латыни:
— «Quod Genus humanum ese alus, aliis est cibus»! Что для одних род человеческий, то для других пища!
— И что это значит? — сипло спросил Стас.
— Это значит, что наступила эра каннибалов! — в упор, взглянув на него поверх очков, сказал Мустафа. — Иными словами, детские забавы человечества закончились, и теперь настало время страшного отрезвляющего похмелья!
— Они человечиной питаются что ли? — взвыла, чуть ли не в голос Алена, в ужасе от дошедшего до нее с опозданием истинного смысла слов профессора.
— Именно! — благожелательно глянул на нее тот, пригладив свои набриолиненные волосы. — И не только они, ксеносервусы тоже.
— Так они и этих козлов тоже на это дело подсадили? — изумленно вскричал Стас.
— Чего орешь? — неодобрительно покосился на него Влад. — Тебе же сказали, что да!
— Знаешь, как-то сложно спокойно выслушивать о том, что ты, являешься ни чем иным как бройлерным цыпленком! И вся ценность твоя определяется лишь весом твоих окорочков или грудки!
— Ну что же делать? — криво ухмыльнулся Влад. — Выяснилось, что пока человечество тысячелетиям носилось со своим богатым духовным миром эти томиноферы точили свои кривые ножи, готовясь перерезать нам глотки, освежевать и тупо сожрать!
— Н-да, жутенькая перспектива! — подавленно произнес адьютант.
— Если вы уже закончили свои прения, то, может быть, я все-таки закончу цитировать этот отрывок? — с любопытством глядя на спорщиков, спросил Мустафа.
— А что это еще не все? — оторопел Стас. — Мне то, что уже прозвучало, еще неделю переваривать нужно будет!
— Ага, если ты проживешь еще эту неделю! — пробормотал Летун.
— Заткнитесь, оба! Дайте послушать! — нетерпеливо прикрикнул на них Влад.
— «…Из людей же выживут лишь те, кто став ксеносервусом, будет верным слугой томиноферам и питаться себе подобными станет. Иного не дано».
— Не хочу я людей есть! — возмутилась Алена.
— А тебе, кстати, этого никто и не предлагает, если ты этого еще не заметила! Это тебя будут есть! — фыркнул Стас.
— Заткнись урод, без тебя тошно! — всхлипнула Алена. — У меня мама дома осталась и сестренка! Я думала, что их расстреляли или танками подавили, а тут такое!
После этого девушка безутешно в голос разрыдалась. После услышанного все выглядели подавленными. У всех были семьи, с которыми они уже мысленно простились, понимая, что в обрушившемся на них всех ужасе шансы на то чтобы выжить были равны нулю. Но известие о том, какая страшная участь была уготована их близким, поразила всех настолько, что онемев от горя, они надолго замолчали.
Все это время лишь Сенсей и Ольга с каменными лицами сохраняли полное спокойствие.
Наконец смахнув набежавшие слезы, Мустафа подошел к Алене и, обняв ее, положил ее голову себе на грудь:
— Девочка моя, не плачь, не надо! Я не знаю, что стало с моей любимой Зейнаб, и моими дорогими мальчиками. Но я верю, что сейчас они уже в лучшем из миров, смотрят на меня оттуда и улыбаются мне! Нам же еще предстоит испить нашу чашу до дна, какой бы она горькой ни была! Все в воле Аллаха!
Влад скрипнул зубами, бросив на профессора дикий взгляд. Мысль о том, что с его дочерью и бывшей, пусть даже разведенной, женой могло произойти то, о чем рассказал Мустафа, была ему невыносима.
— И что нам теперь со всем этим делать? — собравшись с силами, спросил он.
— Для начала, научиться выживать, — тихо сказал Мустафа. — А там видно будет.
После этого он повстречался взглядом с Сенсеем и, смежив веки, незаметно поблагодарил его за молчание.
Глава 14
Хепри с большим трудом удалось-таки вызвать скарабея. В процессе ожидания его не покидало тревожное чувство. Вполне могло статься, что его белый скарабей был последним из ныне живущих реликтовых насекомых.
Все это время Борис с нескрываемым подозрением следил за манипуляциями странного старика. По мере того как время шло, а обещанного огромного жука все не было, скептицизм бывшего сапера рос в геометрической прогрессии.
Они расположились в лесу, неподалеку от занесенного снегом остова белого скарабея. Очистив с него снег, Хепри окропил его панцирь «жучьим соком». Сделано это было неспроста. Его предшественник приучил Повелителя Жуков не оставлять никаких следов своего пребывания в другом времени. Хепри рассчитывал, что появившийся жук развалит корпус мертвого скарабея на части. А летом грызуны и насекомые завершат его полное уничтожение.
Когда казалось, что уже все потеряно, жук все-таки появился. Это был громадный пятнистый монстр, словно наряженный в причудливый камуфляж. Черный как смоль панцирь сплошь покрывали белые пятна неправильной формы. Как и рассчитывал Хепри, жук сверзился с высоты прямо на труп своего собрата. Несмотря на то, что корпус белого скарабея промерз насквозь, он все же продавился под тяжестью пришельца. Лед не остановил пятнистого жука, и он с жадностью вгрызся в белый панцирь, пожирая капли «жучьего сока».
Борис в ужасе смотрел на беснующееся всего в десяти метрах от него пегое чудовище. Он даже достал пистолет, в свое время, тайком привезенный им из Афганистана. Сапер прекрасно понимал, что остановить гигантского жука сможет лишь крупнокалиберный пулемет, однако, с ребристой пистолетной рукояткой в руке он чувствовал себя намного увереннее.
Он поймал себя на мысли, что его ужаснул не столько внешний вид скарабея, сколько весь тот бред, который нес старик. Выходило, что людям действительно угрожала смертельная опасность и Хепри не лгал. Это в корне меняло все. Теперь Борис был готов действовать не как наемник, работающий за деньги, а как солдат давший присягу на верность не только Родине, но и всему человечеству.
Когда скарабей закончил поглощать следы волшебного эликсира, от его мертвого собрата осталась лишь выеденная скорлупа. И вот тут Хепри доказал, что он не напрасно носит звание Повелителя Жуков. Бесстрашно двинувшись в сторону скарабея, он издал отвратительный скрежещущий звук, от которого кожа Бориса покрылась мурашками. Начавший было щелкать жвалами в сторону приближающегося человека, жук внезапно остановился. На его страшной морде читалось явное замешательство. Хотя быть может, это всего лишь только показалось Борису.
Не прекращая оглашать окрестности мерзкими звуками, Хепри подошел к жуку вплотную и ласково погладил его по морде в опасной близости со смертельными челюстями. Борису это напомнило цирковой аттракцион, когда укротитель сует голову в пасть льву. В следующее мгновение у него самого подобно льву отвисла челюсть. Скарабей отвечал Хепри такими же скрипучими визгливыми звуками! Между человеком и гигантским жуком определенно шел диалог!
Они довольно долго скрипели и визжали, обмениваясь душераздирающими звуками. Борис мог бы поклясться, что в процессе этого разговора, ужасная морда жука приняла менее устрашающее выражение. Наконец, вдоволь наговорившись, Хепри уже по-хозяйски хлопнул скарабея ладонью по панцирю и отошел в сторону.
Повертевшись на месте, пятнистый жук принялся вползать во временной тоннель. Выдержав необходимое время, вслед за ним двинулись Хепри и Борис.
— Ну, ты дед и даешь! — восхищенно покрутил головой сапер, пробираясь по круглому коридору. — Ничего не скажешь, умеешь обращаться с животными!
— Теперь этот скарабей будет служить нам верой и правдой, — серьезно сказал Хепри.
— Но как тебе удалось его уговорить? — воскликнул Борис.
— Теперь мы с ним как братья, я старший, а он младший. Поэтому он должен меня во всем слушаться. И он будет слушаться, потому что знает, что если понадобится, я отдам за него жизнь. Точно также, как и он, не раздумывая, погибнет за меня.
— Да брось ты, чем ему думать-то? — презрительно фыркнул Борис. — У него же мозгов нет. Это же всего-навсего обычный безмозглый таракан. Только очень большой.
— На твоем месте я бы поостерегся бросаться такими словами. Тебе не поздоровится, если скарабей услышит тебя и обидится.
Борис неожиданно замолчал. То ли на него произвело впечатление предостережение Хепри, то ли он был всецело поглощен открывшимся перед ним великолепием временного тоннеля. Между тем, Повелитель Жуков громким скрипом время от времени координировал направление, по которому скарабей прокладывал огненным шаром тоннель в пространстве времени.
Борис порядком подуставший, с удивлением наблюдал за тем, как сухой жилистый Хепри проворно движется вслед за скарабеем, не теряя набранного на старте темпа. Сам сапер уже давно выдохся. При его нынешнем образе жизни и алкогольных излишествах, от былой дыхалки остались лишь воспоминания.
Чтобы хоть как-то притормозить неугомонного старика, Борис, задыхаясь, выкрикнул:
— Далеко еще?
— Нет! — односложно ответил Хепри, не притормаживая ни на секунду.
Еще через пять минут Борис вынужден был признаться самому себе, что его сердце просто не выдержит такой нагрузки.
— Слышь, дед, ни про какие марш-броски у нас с тобой уговору не было! — в панике прохрипел он. — Придержи своего таракана, давай чуток передохнем!
— Останавливаться нельзя, — ответил Хепри, с досадой посмотрев через плечо. — Если мы остановимся нам конец. Не веришь, оглянись назад и сам все поймешь.
Воспользовавшись возможностью остановиться, Борис встал, как вкопанный, тяжело дыша. Под ребрами у него немилосердно кололо, легкие разрывало сухим кашлем. Он уже не различал отдельных ударов сердца, которое набрав бешеную скорость, молотило не переставая. Оглянувшись, он с ужасом обнаружил, что позади него нет тоннеля. Вернее он был, но медленно и неуклонно прекращал свое существование, плавно затягиваясь со всех сторон, темно синей толщей. Причем за то время, что он отдыхал чернильный студень, успел почти вплотную подобраться к Борису. Осознав, что еще немного и его схватит за пятки этот взбесившийся холодец, Борис рванулся вперед.
Хепри все это время недовольно наблюдал за телодвижениями сапера. Он даже жука притормозил, чтобы дать Борису время догнать его.
Ткнувшись Повелителю Жуков лбом в спину, он прохрипел:
— Все брось меня, я тебя прикрою!
— Нет нужды, мы почти пришли. Потерпи еще чуть-чуть, совсем немного осталось, — попросил его Хепри.
— Ты что не понял, старый, я сдох уже десять минут тому назад! — захлебнулся благородным негодованием Борис. — То, что ты видишь перед собой — это не я! Это мой призрак! Какое нахрен еще чуть-чуть?
Тем не менее, чисто на злости, сапер продержался еще метров триста. Впрочем, Повелителю Жуков больше и не требовалось. Прямо перед ними возвышалась кроваво-красная сфера, на фоне которой, были отчетливо видны темные кругляки мин. Приглядевшись, Хепри увидел то самое место, где его жук альбинос подорвался на мине. Там до сих пор была видна его искореженная лапа и большие щепки хитина, некогда служившие панцирем его брюху.
Дав Борису отдышаться, Хепри велел жуку двигаться на самой малой скорости. Так как у скарабеев во временном пространстве задний ход ограничен, потому что огненный шар находится спереди, они принялись дрейфовать в плоскости, параллельной той в которой были выставлены мины.
Двигаясь в щадящем режиме, Борис начал мало-помалу приходить в себя.
— Отец, давай будем, медленно нарезать круги вокруг этого воздушного шарика. Надо осмотреть его со всех сторон. А если взобраться на спину жуку, как думаешь, он кусаться не станет?
Хепри которому это как-то не приходило в голову задумался.
— Раньше я никогда не поступал подобным образом. Сейчас спрошу младшего брата, быть может, он не будет возражать.
Как вскоре выяснилось, скарабей не возражал. Со стоном, зубовным скрежетом и матерщиной Борис взобрался по задней лапе жука ему на спину. Следом за ним туда влез Хепри. Как выяснилось между спиной скарабея и полукруглым потолком временного тоннеля оказалось достаточно место, для того чтобы там можно было лежать пластом, не задевая его.
— Вот видишь, отец! — укоряющее проворчал Борис. — А ты меня чуть совсем не загонял. Вот угробил бы надежду всего прогрессивного человечества, что бы тогда делал?
— Нашел бы другого сапера, — невозмутимо ответил Некра.
Вскоре выяснилось, что томиноферы постарались на совесть и плотно нашпиговали минами все пространство вокруг временной пустулы. Проложить между ними тоннель, не зацепив хотя бы одну из них было невозможно.
— Чем же ты, батя, так им насолил, что они на тебя такую уйму боезапаса извели? — машинально бормотал Борис, внимательно изучая ближайшую мину.
— Я хочу помешать им, а они мне, — односложно ответил Хепри. — Тем более что…
— Короче, больших проблем с этими хлопушками не предвидится, — перебил его Борис. — Как я и думал — это обычная человеческая мина, Натовского образца. Одна из тех, с которыми я имел дело в Афгане.
Не слезая со спины скарабея, Борис достал из рюкзака свое саперное оборудование. И тут он неожиданно столкнулся с неразрешимой проблемой. Борис не мог никак добраться до мины сквозь вроде бы податливое мягкое пространство. Как выяснилось, зелено-синее желе не резалось ножом, ни пилилось пилой, и не поддавалось никаким уговорам бывалого сапера.
— Давай, немного назад и поползли в сторону, — велел Борис, складывая инструменты обратно в рюкзак.
В его руке остался один пистолет. Когда скарабей отполз от мины на безопасное расстояние, Борис решился на крайний шаг. Он тщательно прицелился и выстрелил в мину. Его расчет был на то, что если пуля не пробьет тонкий зелено-голубой слой же, то все равно заставит мину сдетонировать.
В вязкой глубине тоннеля прогремел выстрел. Борис решив, что не попал, всадил еще две пули в мишень. Но взрыва так и не последовало. Томиноферы были не дураки и знали что делали.
Глава 15
Несколько дней беглецы собирались с мыслями и силами. Обстановка в Каире была несравнимо спокойнее чем в России. Лишь пару раз выставленные в дозор часовые видели, как по площади Аль Тахрир, мимо музея проезжали машины с людьми. Судя по тому, что те вели себя по-хозяйски они уже перестали быть людьми, став нелюдями, вкусив плоти своих братьев и сестер.
Однажды вечером Влад достал из футляра загадочный клинок, благодаря которому стало возможным их чудесное спасение тогда из аэродрома. Он показал его Мустафе и спросил его, не знает ли он случайно, что это такое?
Тот, взяв клинок у него из рук, некоторое время внимательно разглядывал его. Потом усмехнувшись, пружинисто поднялся с места и повел Влада в одну из многочисленных комнат музейных запасников.
Там вернув нож Владу, он подставил к огромному стеллажу лестницу-стремянку и, несмотря на свой вес, легко взобрался по ней. Пошвырявшись он, наконец, выудил то, что искал — большую картонную коробку. Сдув с нее пыль он протянул ее Владу. Принимая ее, Влад услышал, как в ней звякнуло что-то металлическое.
Каково же былое его удивление, когда открыв коробку, профессор торжествующе продемонстрировал ему с дюжину клинков полностью идентичных привезенному из России. Но в отличие от него, египетские клинки были сильно сточенными, исцарапанными и побитыми. Нож Влада же выглядел так, словно только что сошел с конвейера, где его создали неведомые умельцы.
— Что это такое? — недоумевая, спросил он.
— Весьма обычная и заурядная вещь из арсенала жрецов-парасхитов, — ответил Мустафа.
Поняв по удивленному взгляду Влада, что ему это ничего не говорит, он пояснил:
— Они занимались мумифицированием умерших древних египтян, готовя их к погребению. Этими ножами они анатомировали трупы.
Выслушав сбивчивый рассказ Влада о событиях, которые сопутствовали захвату ими клинка, профессор надолго задумался.
Наконец, покусывая толстую губу, он медленно проговорил:
— Мне кажется, вас с какой-то определенной целью намеренно ввели в заблуждение, относительно ценности этого ритуального ножа. Это, безусловно, очень ценная вещь, но уверяю вас, не настолько, чтобы придавать ей такое огромное значение, как вам пытались преподнести. Конечно, в отличие от наших музейных экспонатов он находится в идеальном состоянии, но все равно это не повод для того, чтобы выпускать своих смертельных врагов на свободу. По зрелому размышлению, вас должны были бы убить прямо там, на летном поле. Даже притом, что пули могли задеть ваш клинок ему при всем желании не смогли бы причинить большой урон. Тут что-то другое, парасхитский нож это только повод.
— Выходит, что нам дали уйти умышленно? — удивленно посмотрел на профессора Влад. — Значит, кто-то сыграл с нами в поддавки? Хотя, что я такое несу? Эта игра затеяна определенно с подачи самих гоблинов, то есть, томиноферов. Но зачем?
— Ложный шахматный ход — гамбит, гамбетто по-итальянски, означает подножку. Зачем-то томиноферам было нужно, чтобы вы целыми и невредимыми выбрались из России. Или вы или кто-то из ваших спутников.
— Ой, не нравится мне все это, — пробормотал Влад, потирая подбородок. — Они полностью контролируют воздушное пространство и землю. При желании они бы могли легко и без особых проблем сбить нас, где и когда пожелают.
— Что они, кстати, и сделали, когда вы оказались ни дальше и не ближе, а именно над Каиром! — воскликнул Мустафа Азиз.
— Причем, ювелирно продырявив нам баки и выпустив горючее, хотя могли бы, просто всадить ракету, и все было бы кончено!
— Получается, что кому-то, а мы с вами знаем, кому именно, было нужно, чтобы вся ваша компания в целости и сохранности попала в Каир! В связи с этим вопрос, почему вы решили лететь именно в Египет?
— Просто Летун сказал, что он последние несколько лет возил туристов в Хургаду, и хорошо знает этот маршрут, — задумчиво проговорил Влад.
— Мне кажется, что нужно перестать безоглядно, доверять нашему другу летчику. А также следует присмотреться к нему повнимательнее, — сказал Мустафа.
— Да ну дичь какая-то! Не может этого быть! — натянуто рассмеялся Влад. — Чтобы Летун и вдруг такое? Чушь!
— Это не я говорю, что он потенциальный ксеносервус, это говорят факты, — пожал плечами профессор. — А фактам, как известно, безразлично наше субъективное мнение. В любом случае о нашем разговоре не стоит никому рассказывать.
— Это само собой, — кивнул Влад. — Но как бы проверить наши предположения?
— Довольно просто, — улыбнулся Мустафа. — Помогите мне донести эту коробку с парасхитскими ножами до нашего убежища. А все остальное предоставьте мне. Я прошу лишь о том, чтобы вы поддержали меня, какую бы ересь я не нес.
В подвальной комнате оборудованной Мустафой под убежище находились Ольга, Стасик, Летун и Алена. Они вяло спорили о чем-то. Сенсей с адъютантом, в это время, дежурили наверху возле окон, для того чтобы их не застигли врасплох непрошеные гости.
Мустафа, изобразив высшую степень восторга, воскликнул:
— Вы не можете себе представить, как нам всем повезло!
— Да, а что такое? Томиноферы, а заодно и их верные ксеносервусы заболели смертельным вирусом ветрянки? — съехидничала Алена.
— К сожалению, нет! Но, то, что нам удалось обнаружить с Владом, даст нам теперь хоть какую-то возможность бороться с томиноферами! Смотрите сами!
С этими словами Мустафа принялся вынимать из коробки, принесенной Владом, и любовно раскладывать на столе ритуальные парасхитские ножи. Все бывшие в помещении с нескрываемым интересом наблюдали за его действиями. Закончив раскладывать ножи, словно карты в диковинном пасьянсе, профессор положил на самое почетное центральное место клинок, вывезенный из России.
— Откуда у вас столько этого добра? — поинтересовалась Ольга, беря в руки один из клинков сточенный до узкой полосы.
— Нам посчастливилось обнаружить это в запасниках музея, — выдавил Влад из себя, пытаясь придать своему лицу максимум оптимизма и все еще не понимая, куда именно клонит профессор.
Между тем, тот заливался соловьем:
— Согласно древней легенде, которую я почерпнул из одного папируса, томиноферы уже однажды приходили на нашу землю. Но их удалось отправить восвояси с помощью вот этих самых лезвий! Уникальный сплав, из которого они изготовлены, взаимодействует с кровью томиноферов, примерно как цианистый калий ведет себя в контакте с человеческой кровью. Если вы не знаете, то цианид блокирует способность крови переносить кислород. В результате этого человек мгновенно гибнет от кислородного голодания! Аналогично обстоит дело и с этими чудодейственными клинками. Достаточно одной легкой царапины, чтобы отправить огромного томинофера к его Аллахом проклятым праотцам! Вот именно поэтому они так и носились с вашим клинком там на аэродроме в России.
— Что же если это так, то здорово! — с нескрываемым энтузиазмом воспринял обнадеживающее сообщение Летун.
Вадим во все глаза смотрел на летчика, но не обнаружил в его игре, если это конечно была игра, никакой фальши. Тот радовался искренне и от души.
— Теперь нужно решить проблему, как подобраться достаточно близко к томиноферу, чтобы вонзить ему в ногу или куда придется этот самый клинок, — задумчиво наморщив лоб, сказал Стасик.
Алена все это время хранила сосредоточенное молчание. В сложившейся ситуации Влад был склонен подозревать скорее ее, чем Летуна. Уж слишком она неадекватно повела себя после их с Мустафой сообщения.
— А в этом нет никакой необходимости, я имею в виду приближаться вплотную к томиноферам, — выдал свой главный козырь профессор, сверкая огромными черными глазами. — Взаимодействие с кровью томиноферов происходит на молекулярном уровне. Достаточно небольшого количества свободных ионов данного металл, чтобы умертвить этого здоровенного зверюгу! Необходимо донести до его туши одну единственную дробинку и томинофер сразу же погибнет!
Быть может, это только показалось Владу, но в светло-серых глазах Летуна явственно промелькнула тень страха.
Для того чтобы усугубить ситуацию Влад сказал:
— Мне кажется, процесс борьбы с томиноферами можно существенно упростить. Учитывая, что для отравления их организма достаточно всего лишь каких-то там галогенов можно измельчить металл, имеющийся в нашем распоряжении до состояния тонкого порошка и приготовить из него что-то типа аэрозоли, намешав его с наполнителем. После этого достаточно будет распылить нашу адскую смесь и начнется массовый падеж этого крупного рогатого скота! Я имею в виду томиноферов!
— Гениально! — зааплодировал Мустафа. — У меня уже вертелась на языке эта мысль, но вы опередили меня! Так что честь открытия по праву принадлежит вам! Можно будет назвать этот препарат против томиноферов вашим именем, например Владий!
— Нет, показалось! — с облегчением пронеслось в голове у Влада, который все это время не сводил глаз с летчика, следя за его реакцией.
Летун проявлял лишь естественную заинтересованность, радость и ничего более того. То же самое можно было сказать об Алене и Стасике. Относительно Ольги у Влада было свое мнение. Также как и относительно ее спутника Сенсея. Но профессор почему-то стоял за них горой.
— Пойду, скажу Сенсею! Пусть порадуется! — воскликнула Ольга и выбежала из комнаты.
— Ну, вот это уже кое-что! — довольно проговорил Летун. — А то я уже думал, что человечеству пришел конец! Есть, есть еще на земле светлые головы!
Он подошел к профессору и с чувством пожал ему руку, после чего обнял Влада.
После прихода Сенсея и адьютаната все высказали свои восторги и надежды связанные со сделанным Мустафой Азизом открытием. Постепенно страсти немного улеглись. Все просто сидели на своих местах и глупо улыбались окрыленные сногсшибательной вестью о том что со всесильными томиноферами оказывается можно успешно бороться!
Драгоценные клинки тщательно обернули бумагой, и положили в сумку с инструментами Стаса. Сумку положили на самое видное место посередине комнаты на столе, так чтобы все могли за ней приглядывать.
Перед тем как ложиться спать Влад, улучив момент, шепнул Мустафе:
— Я рад, что наши подозрения оказались беспочвенными!
На что старый профессор насмешливо ответил:
— У вас в России, есть одна пословица, которая мне очень нравится.
Наткнувшись на недоуменный взгляд Влада, он обронил:
— Утро вечера мудренее.
Глава 16
— Так у нас ничего не выйдет, — уныло сказал Борис. — Я же не экстрасенс заниматься бесконтактным массажем. Чтобы обезвредить мину, мне нужно касаться ее руками.
— И что не существует никаких других способов? — разочаровано спросил Хепри.
— Не существует!
— Ладно, попробуем по-другому, — проворчал Повелитель Жуков и что-то проскрипел скарабею.
Когда Борис понял, что старик собирается делать, было уже слишком поздно, чтобы его останавливать. Словно камазист дальнобойщик, виртуозно колющий грецкий орех передним колесом многотонной махины, Хепри буквально по сантиметру начал подводить скарабея к мине. Ловя старческими слезящимися глазами миллиметры, оставшиеся до взрывного устройства, он время от времени издавал визгливый скрип, подавая команды жуку. Скарабей, между тем, хладнокровно плавил время своим огненным шаром.
В ожидании неминуемого взрыва, нервы Бориса были напряжены до предела. Он не знал, какую именно температуру развивает клубок огня между передними лапами скарабея. Он даже не представлял природу этого явления. Скорее всего, это было нечто среднее между плазмой и шаровой молнией. Но то что детонатор мины непременно сработает от перегрева, как если бы взрывное устройство бросили в костер несмышленые дети, для него было ясно как дважды два.
Но к счастью все обошлось, и Хепри сдав скарабея назад, сказал Борису:
— Теперь твоя очередь показать свое искусство! Но помни, что действовать нужно очень быстро. Тоннель уже начал затягиваться, чтобы восстановить однородность временного пространства. Причем скорость этого явления идет по нарастающей.
Борис пробираясь бочком мимо скарабея, покосился на его огромные жвала. Несмотря на то, что он знал, о том, что насекомое беспрекословно слушается команд Хепри его взяла оторопь. От мысли, что произойдет, если эти чудовищные костяные серпы сомкнутся вокруг его пояса, ему стало нехорошо. Обтерев покрывшиеся липким потом ладони о штаны, Борис попытался сосредоточиться на предстоящей работе.
Грязно-зеленый корпус мины, словно изо льда, более чем наполовину торчал из бирюзовой с фиолетовым отливом эластичной массы. Опустившись на колени, так словно собирался вознести молитву этой плоской металлической кастрюле, начиненной смертоносной начинкой, Борис бегло осмотрел мину. После этого действуя, так словно он сдавал норматив на время, он приступил к разминированию.
К тому времени, когда он закончил и обезвредил мину, внезапно обнаружилось, что натечная прозрачная масса вокруг ее корпуса успела существенно увеличиться в объеме. Чтобы проверить свои ощущения сапер ткнул в нее отверткой. В следующее мгновение из общей массы сине-зеленого желе неожиданно выделился продолговатый отросток-шупальце и стремительно обволок конец отвертки. Прежде чем Борис успел сообразить, что он делает, его рука отпустила инструмент и инстинктивно отдернулась. Если бы не вовремя сработавшие рефлексы, разбухшее щупальце поглотило бы не только отвертку, но также и кисть его руки.
На его вопрос, что нужно делать в подобных случаях для того чтобы спастись, Повелитель Жуков бесстрастно ответил:
— Существует лишь один способ избежать гибели. Нужно безжалостно отрезать проглоченную временем конечность.
Для того чтобы скарабей смог беспрепятственно пройти через минное заграждение в интересующую Хепри временную пустулу, необходимо было обезвредить еще три взрывных устройства. До сих пор все шло, как по маслу. Именно это и напрягало Бориса, больше всего. Он хорошо знал, чем это кончается. Сколько желторотых саперов сгубила излишняя самоуверенность, и эйфория, наступающая после первых успехов, когда сердце поет петухом и кажется что тебе все нипочем. Вот именно тогда и происходят главные неприятности, заканчивающиеся, как правило, гибелью.
От этих мыслей Бориса оторвал взволнованный голос Хепри:
— Мой друг, тебе лучше поторопиться. Только что я стал свидетелем весьма необычного и пугающего явления. Кто-то или что-то настойчиво движется в нашу сторону!
— Ну и что тут страшного? — презрительно фыркнул Борис. — У тебя, что монополия на этих скарабеев?
— Нет, это не скарабей. Даже самый медлительный жук движется намного быстрее, чем это нечто. Что бы это ни было, оно с большим трудом прогрызается сквозь толщу времени.
— Если это тебя так напрягает, поехали, посмотрим, что это такое? — предложил сапер. — Тем более если ты говоришь, что мы намного быстроходнее, чем эта штука.
— Я как раз собирался предложить именно это, но с небольшим дополнением, — сказал Хепри. — Нужно подготовиться для того, чтобы мы смогли беспрепятственно пройти сквозь минное поле в красную сферу времени. Как только все будет готово, мы двинемся навстречу тому, кто ищет встречи с нами. Мы пройдем параллельно его курсу, на достаточно безопасном расстоянии и сможем хорошо рассмотреть кто это и что это такое. Наша задача увести незваного гостя подальше от нужной нам временной пустулы. После этого мы на крейсерской скорости двинемся обратно, в сторону красной сферы и войдем в нее через просвет в минном поле.
— То есть ты хочешь сказать, что незнакомец, не зная о существовании прохода среди мин, сунется на поле и подорвется там? — спросил Борис.
— Да, если намерения у него враждебные. Если же он настроен дружелюбно, наш долг, предупредить его, — ответил после минутного раздумья Хепри.
— Да, и как ты узнаешь, друг это или враг? — с изрядной долей иронии поинтересовался Борис.
— Узнаю, не сомневайся! — отрезал Повелитель Жуков. — Тебе же следует поторопиться, если мы хотим успеть воплотить задуманное.
— Торопливость до добра не доводит! — недовольно пробормотал себе под нос Борис, но спорить не стал.
Пока сапер возился с минами, Хепри напряженно всматривался в чернильно-синюю мглу, в которой далеко-далеко пульсировала тусклая желтая точка. Повелитель Жуков не обратил бы на нее никакого внимания, если бы некоторое время назад, внезапно не понял, что эта точка двигается. Успокаивало лишь то, что двигалась она крайне медленно, в разы, уступая скорости скарабея.
К тому времени, когда все четыре мины были обезврежены, светящаяся точка стала намного больше. Хепри с неудовольствием понял, что ошибся в расчетах относительно скорости неизвестного объекта. Если только тот не стал двигаться быстрее. Но теперь, когда в минном поле томиноферов была проделана брешь, можно было поиграть с ним в догонялки. Когда Борис вскарабкался на скарабея и занял место рядом с Хепри, тот начал разворачивать жука в сторону двигающегося объекта.
Чтобы проверить правильность своих расчетов, Хепри пустил скарабея с максимальной скоростью. Незнакомый объект начал ощутимо увеличиваться в размерах по мере приближения. Через некоторое время Хепри полностью остановил скарабея. У него отлегло от сердца, когда он понял, что ему показалось, и желтая звездочка, по-прежнему, значительно уступает им в скорости.
Приняв немного в сторону, он продолжил сближение с незнакомцем. Тот мгновенно отреагировал на изменение курса скарабея и, скорректировав направление, продолжил сближение.
— Чего ему от нас надо? — озабоченно пробормотал Борис.
— Поверь мне, сейчас это не самое важное, — покосился на него Хепри. — Меня больше заботит, что это такое?
Когда до неопознанного объекта осталось совсем ничего, он неожиданно развил огромную скорость и стремительно пошел на сближение.
— Твою мать! — вскричал Борис, поворачиваясь к Хепри. — Поворачивай, живее и уносим отсюда ноги! Старый дурак, вздумал на старости лет в догонялки играть! Дуй скорее к своему красному пузырю, может, удастся оторваться!
Повелитель Жуков лихорадочно развернул скарабея по широкой дуге и припустил в сторону красной сферы. Но преследователь, заранее зная, конечную цель скарабея, не пошел вслед за ними, а прямиком направились к красной сфере. В результате этого маневра он выиграл приличное расстояние и теперь приблизился почти вплотную к гигантскому насекомому на панцире, которого, вцепившись в шипы, чтобы не упасть, лежали два человека.
Стало хорошо видно, что на хвосте у Хепри с Борисом висит странный аппарат, управляет которым огромный томинофер. В носовой части громоздкой конструкции находились две далеко вынесенные вперед штанги, между которыми неровными всполохами пульсировал ослепительно яркий огненный шар желтого цвета. Им томинофер и прожигал временное пространство, подбираясь к своим жертвам все ближе и ближе.
Повелитель Жуков беспрестанно скрипел и щелкал, отдавая скарабею какие-то команды. Сначала жук успевал отвечать и даже жужжал, что-то в ответ. Но теперь ему было не до реплик, он развил такую скорость, что для поддержания ее ему было необходимо все его внимание и все его силы. В этот момент Хепри с Борисом вскрикнули от неожиданности. Прямо по курсу со стороны красной сферы неожиданно возникла еще одна ярко-желтая точка, которая направилась прямиком к ним. По всей видимости, томиноферы решили взять их в клещи.
— Давай, старик, гони к проходу в минном поле! — благим матом орал Борис, стаскивая с плеч рюкзак и начиная копаться в нем, рискуя свалиться вниз. — Еще не все потеряно!
Но к тому времени, когда они оказались в пределах прямой видимости, с атакующим их в лоб томинофером, стало ясно, что сапер поторопился со своим заявлением. Томинофер благополучно прошел в проделанную Борисом дыру и теперь мчался на них. Хепри лихорадочно соображал, что делать дальше?
— Старый, слушай меня и все будет тип-топ! — орал Борис, доставая из рюкзака гранаты «лимонки».
Теперь он был занят тем, что торопливо бинтовал их друг к другу широким скотчем.
Когда до переднего томинофера оставалось всего ничего и казалось, что столкновения не удастся избежать, Борис прокричал:
— Уходи в бок, старый, крен на девяносто градусов!
Хепри повернул жука вправо и в этот момент, в коридор, проложенный ими, с шумом влетел передний томинофер, впритирку за ним туда заскочил второй. Теперь им не было нужды прожигать временное пространство, это за них уже сделал скарабей. Притормозив на долю секунды, преследователи кинулись к беззащитным беглецам, у которых теперь не было шанса скрыться.
Борис хлопнул Хепри по плечу и проорал ему в самое ухо:
— Если выживешь, передай человечеству привет, от старого алкаша!
После этого сапер скатился с панциря скарабея вниз. Хепри оглянулся и в ужасе смотрел на то, как Борис, прижимая к груди связку гранат, словно младенца ждал приближения обоих преследователей.
Передний томинофер приподнял штанги, с желтым плазменным шаром, чтобы не повредить их об стоящего в полный рост Бориса, и подмял человека под себя. Когда тело раздавленного сапера оказалось между первым и вторым преследователями, прогремел оглушительный взрыв. Хепри чуть было не сбросило со скарабея взрывной волной. Над головой его просвистели осколки, но по счастью его не задело, чего нельзя было сказать о жуке, от чьего панциря полетели куски хитина.
Впрочем, томиноферам повезло еще меньше. Их искореженные машины лежали грудой бесполезного металла, а сами окровавленные гиганты лежали переломанные, окровавленные не подавая никаких признаков жизни. Борис дорого продал свою жизнь.
Тем временем, скарабей вплотную приблизился к красной сфере, которая с громким чавканьем втянула в себя его и Хепри.
Глава 17
Утро преподнесло неприятный сюрприз. Сумка Стаса была на прежнем месте, но свертка с древними клинками в ней не было. Собрав всех вместе, Влад переводил тяжелый взгляд с одного лица на другое. Еще вчера вечером все были друзьями, располагавшимися по одну сторону баррикад, сегодня же вдруг выяснилось, что среди них находится предатель!
Влад лихорадочно соображал. Он сам и профессор были вне подозрений. Мустафа сам предложил устроить эту проверку их команды на вшивость, так что он вроде бы не мог быть вором. Хотя по большому счету, кто же его знает? Чужая душа потемки!
Сенсей со своей красоткой Ольгой, тоже были еще те штучки!
Влад ненавидел свое теперешнее состояние. Он терпеть не мог подозревать кого-то из своих. Сам будучи по своему складу натурой цельной словно высеченной из кремня и армированной сталью он редко сомневался в правоте того что делал. Теперь же он словно ступил на минное поле, где на каждом шагу его могла поджидать мина-ловушка, где белое могло оказаться черным и наоборот черное белым. Все было неоднозначно и расплывчато. Боже, как он ненавидел эту неопределенность!
— Кто это сделал? — задал Влад идиотский по своей сути вопрос.
Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что никто не встанет и не признается:
— Это сделал я! Простите меня, пожалуйста! Мне очень стыдно!
Все только переводили недоуменные взгляды друг на друга и пожимали плечами.
Про себя Влад уже решил, что, скорее всего, виновен либо Летун, либо Стас, либо Ольга и Сенсей. Хотя оставалась еще Алена. Но ему не хотелось верить, что эта славная девушка способна на подлость.
— Чего ты хочешь услышать? — неприязненно спросил Стас. — Я точно знаю, что не брал, эти чертовы ножи! А остальные пусть говорят сами за себя!
— Я не брал, — неожиданно серьезно сказал профессор. — А если бы и хотел, у меня все равно ничего не вышло бы. Ну, какой из меня ниндзя? Я старый, толстый и в силу этих обстоятельств очень шумный.
— Я что враг самому себе? — включился в прилюдное самобичевание Сенсей, обняв Ольгу за плечи. — Эти железки наша единственная надежда на сегодняшний день в борьбе против тварей! Нет, я не брал!
Ольга посчитала ниже своего достоинства говорить что-либо в свое оправдание. Летун лишь неприязненно пожал плечами, всем своим видом показывая, что подозревая его, Влад наносит ему смертельное оскорбление.
— Чего вы все на меня смотрите? — удивленно спросила Алена. — Если я подобно вам не колочу себя копытом в грудь, в доказательство своей невиновности, это еще не значит, что я украла ножи! А вот тот, кто громче всех орет «держите вора!» тот обычно сам и бывает этим самым персонажем!
— Ты это обо мне? — у Влада от такой наглости отвисла челюсть, и помутилось в глазах от гнева.
— Да уймись ты! — презрительно посмотрела на него Алена. — Ты же у нас прямой как линейка, стойкий оловянный солдатик! Без страха и упрека! Я Стаса имею в виду. Кто тут у нас самый первый как в обществе анонимных алкоголиков прилюдно начал душу изливать?
— Ты что дура? — уставился на нее Стас. — Или притворяешься?
— А за дуру ты у меня сейчас по фейсу схлопочешь! — начал угрожающе подниматься Летун.
— Сиди! — рявкнул Влад. — А ты Стас перестань обзываться!
— Я не обзывался, я чисто гипотетически выдвинул спорное предположение и спросил ее об этом! А вы вдвоем наперегонки сразу кинулись эту курицу защищать!
— Заткнись сейчас же, а то я сам тебя сейчас в лоб дам! — пообещал Влад.
— Ну вот, пожалуйста, что я говорила? — Алена, уперев руки в бока, подошла вплотную к Стасу и заорала на него благим матом. — Что сучонок правда глаза колет?
— Ну, все! — вскричал тот и бросился на свою обидчицу с кулаками.
Влад раскидал их в разные стороны как кутят, выписав Стасу в качестве утешительного приза еще и пинок в зад.
— Будете себя плохо вести, я вас под домашний арест посажу! — пообещал он.
— Можно подумать, что мы сейчас не под домашним арестом! — строптиво проворчала Алена, поправляя растрепавшуюся прическу и усаживаясь на свое место.
Все это время Ольга стояла, прислонившись к Сенсею, и также как он, неприязненно смотрела на спорщиков.
Влад понимал, что оказался в тупиковой ситуации. Если продолжать и дальше нагнетать истерию шпиономании, то все они в скором времени перессорятся и поотгрызают друг другу носы. Это в лучшем случае, а в худшем просто тупо поубивают друг друга, а негодяй, скорее всего, выйдет сухим из воды. Нужно было что-то срочно предпринимать, чтобы грамотно разрулить заваренную ими с Мустафой кашу. Разумнее всего, конечно же, было бы спустить все на тормозах. Но как это сделать?
Неожиданно Мустафа поднялся со своего места, и выйдя на середину комнаты бухнув толстой ладонью по столу подчеркнуто миролюбиво сказал:
— Предлагаю всем сдать оружие! Честно положить его вот сюда на этот самый стол! После чего я сделаю заявление, ибо я знаю, кто взял клинки!
Сказав это, он выудил из брючного кармана небольшой пистолет и положил его на край стола. Его предложение не вызвало понимания среди остальных членов команды. Никто не торопился расставаться со своим оружием, справедливо полагая, что лишившись, его он значительно снижает свои шансы на то, чтобы выжить.
Влад, тяжело вздохнув, бухнул свой автомат на стол, выложил оба пистолета, вслед за ними пришел черед тяжелого тесака-кинжала и трех метательных ножей. Свалив весь этот арсенал во внушительную кучу, он демонстративно отошел от стола на приличное расстояние.
Сенсей криво ухмыляясь, подошел к столу и положил на него свои два пистолета и старинный кривой кинжал Ольги.
— Все, мы до отвращения безоружны! — произнес он, так как был противен самому себе.
Сенсей лукавил, так как, у него еще оставались огромные набитые кулаки, ребром которых он свободно расшибал четыре кирпича и тренированные ноги, которыми он успел бы надавать пощечин всем в этой комнате, прежде чем те успели бы досчитать до четырех. Но как гласит народная мудрость «Лучшее карате — пистолет ТТ». Так что определенные сомнения в целесообразности своего разоружения у него все же остались.
От бдительного взора Влада не укрылось то, что Летун, с Аленой замешкавшись на секунду, переглянулись, словно для того чтобы придти к единому мнению. Стас же поджав губы, подозрительно смотрел на эту пару и явно не торопился расставаться со своим Калашниковым. Наконец, Летун практически одновременно с Аленой подошли к столу и положили на него свое оружие. Тяжелый автомат лег рядом с пистолетом Макарова.
— А ты чего ждешь особого приглашения? — спросил Влад у Стаса.
— Ты знаешь, мне как-то спокойнее с моей пушкой! — Стас похлопал по своему автомату.
Брови Влада удивленно поползли вверх. Вот оно началось! Он весь подобрался, готовясь в прыжке достать техника.
— Ты понимаешь, что отказываясь сдать ствол, ты тем самым признаешь, что это ты взял ножи? — насмешливо произнес Влад, провоцируя Стаса на решительные действия. — А раз так, то ты и есть ксеносервус!
— Я с самого начала подозревал, что это он! — недовольно проговорил Летун.
Сенсей бочком двинулся было в сторону Стаса, но Ольга, поймав его за плечо, пресекла его дальнейшие передвижения.
— Да вы что все с ума посходили? — возмущенно взревел Стас и, подойдя к столу, с грохотом, бухнул свой автомат в общую кучу, косясь на Сенсея. — Нате подавитесь! Только когда гоблины будут шинковать вас на котлеты, вы поймете, что было глупостью затевать это разоружение!
— Так кто взял ножи? — нетерпеливо спросила Алена у профессора.
— Ножи взял, — выдержав эффектную паузу, Мустафа Азиз произнес, — Я! Ваш покорный слуга и не только ваш! Ибо истинный ксеносервус, «слуга чужих» — это я! Ахмет, Саид заходите! Все кончено!
В открытую дверь вошли двое высоких арабов вооруженные автоматами. Оба были одеты в застиранные комбинезоны песочного цвета. Влад недоуменно уставился на профессора. Похоже, он недооценил этого арабского прохвоста. Как ловко тот развел его!
— Ну, что командир хренов, доигрался в Чапаева, докомандовался? — презрительно спросила Ольга.
— Дать бы тебе в морду, за то, что нас подозревал, гад! — добавил Сенсей.
— А теперь, когда все стало на свои места, давайте выйдем на улицу, подышим свежим воздухом! — Мустафа, гаденько улыбаясь, сделал приглашающий жест в сторону двери. — Не советую делать глупости! Да, и на всякий случай положите руки на затылок!
Глава 18
Мустафа вывел пленников во внутренний двор музея. Построив их в ряд, возле стены он принялся неторопливо расхаживать вдоль шеренги. Арабы в комбинезонах бдительно посверкивали черными глазами в их сторону и поводили стволами автоматов, красноречиво предостерегая от тщетных попыток выкинуть какую-нибудь глупость.
— Я приношу свои самые искренние извинения по поводу тех неудобств, которые будут вам сейчас причинены, — прокашлявшись, начал Мустафа Азиз. — И поверьте, мне друзья мои лично я против вас ничего не имею. Просто вы попали в не подходящее место и в неподходящее время. Сейчас вы будете расстреляны. Быть может, для вас это послужит некоторым утешением, но вы не будете съедены. Ваши трупы Ахмет и Саид обольют бензином и сожгут.
— Ах ты, подлая скотина! — вскричал Влад. — Мы полностью доверились тебе, а ты оказался гнусным предателем!
— Вот как, мы оказывается уже на ты? — удивленно поднял густые брови Мустафа. — Я старше вас подполковник, поэтому сохраняйте лицо и будьте по отношению ко мне почтительны! В противном случае мне придется поучить вас хорошим манерам!
— Да пошел, ты! — зло выплюнул сквозь зубы Влад.
— Ахмет! — коротко кивнул профессор одному из арабов.
Тот быстро подошел к Владу и как держал автомат, так и двинул его прикладом в челюсть. Влад отлетел назад к стене и, получив в поддых удар тяжелым солдатским ботинком, рухнул ничком.
Сенсей сделал, было, шаг вперед, чтобы помочь Владу, но профессор предостерегающе поднял руку:
— Не нужно глупого геройства! Избавьте меня от этого, умоляю вас! Лучше позаботьтесь о вашей даме. Вы с ней теперь не скоро свидитесь.
— Тварь, ты еще прикалываешься? — взревел Сенсей, и низко нагнув голову, пошел на Мустафу.
Но Ольга своевременно удержала его от этого безрассудного поступка, вцепившись в него обеими руками.
— Ты что милый, совсем спятил? С голыми руками кидаться на автоматчиков? — возмутилась она. — Лучше обними меня покрепче! Хоть это и звучит пошло, но я предпочитаю встретить смерть в твоих объятиях.
— Мадам у вас душа львицы! — галантно склонил голову Мустафа. — Я восхищен вашим мужеством!
После этого, покричав что-то по-арабски, профессор отошел в сторону, а вооруженные арабы подняли автоматы и прицелились в пленников, явно изготовившись к стрельбе.
— Прощайте господа, или товарищи, как вам больше нравится!
После этого Мустафа Азиз взмахнул рукой.
Автоматы загрохотали, выплевывая первые пули. Стрелявшие окутались дымом. Влад, превозмогая боль начал подниматься. Он не мог допустить, чтобы эти козлы пристрелили его боевого русского офицера, лежащим на земле, словно какую-то подзаборную дворняжку!
Стас взвыл и, рванув на груди комбинезон, взвыл нечеловеческим голосом, матерясь, на чем свет стоит.
Сенсей закрыв собой Ольгу, стоял, набычившись и молча, ел убийц глазами.
Летун, Алена и адъютант неожиданно, словно по команде, сделали шаг вперед, протестующе подняли руки и переплели их в каком-то странном жесте. При этом на их лицах было написано нездоровое любопытство и ничего более того. Во всяком случае, страха перед лицом неминуемой гибели они точно не испытывали. Какое-то время они выжидали. Видимо, Мустафа должен был как-то среагировать на их странную выходку.
Потом Алена неожиданно сделала стремительный кувырок вперед и в доли секунды оказалась прямо перед стреляющими. Саид, бывший к ней ближе других, всадил ей в грудь длинную очередь, отбросившую стюардессу назад. После этого он прекратил огонь и, задрав ствол, вверх стал ждать, что будет дальше.
А дальше не было ничего хорошего. Во всяком случае, для Саида. Полностью проигнорировав град автоматных пуль, которые по логике вещей должны были разорвать ее пополам, Алена ринулась вперед. Сквозь кровоточащие раны сверкали золотые прожилки армирующей проволоки, которыми было насквозь прошито все тело стюардессы. Чудовищные раны, непостижимым образом, затягивались прямо на глазах.
Схватив автомат Саида за ствол, Ален попыталась вырвать его. Но араб, вытаращившись на нее побелевшими от натуги глазами, вцепился в оружие двумя руками и не собирался ей уступать. Тогда стюардесса, глумливо ухмыльнувшись, рывком согнула автоматный ствол под прямым углом.
После этого она, сложив ладонь лодочкой, всадила ее в грудную клетку Саида. Прежде чем бедняга успел сообразить, что происходит, Алена выдрала из него трепещущее, фонтанирующее черной кровью, сердце. Подкинув его в воздухе, она наподдала по нему ногой, словно по мячу, запинув далеко в кусты.
Мустафа Азиз молча, поднял пистолет и всадил стюардессе пулю прямо в лоб. На лице Алены отобразилась сложная гамма чувств, начиная с удивления и заканчивая отчаянием. Взвыв, она рухнула на колени и схватилась за голову обеими руками. В то же мгновение из ее тела начался массовый исход золотой проволоки, так хорошо знакомый Сенсею и Ольге. Извивающиеся золотые змейки жидкого золота потекли из тела Алены, втягиваясь в садовую дорожку и бесследно исчезая.
В это время, адъютант неожиданно схватил Стасика и, загородившись им как живым щитом начал отступать в сторону густых кустов.
Разгадав его маневр, профессор Мустафа направил на него пистолет и крикнул:
— Отпусти его, и я дам тебе уйти!
В следующее мгновение, адъютант с хрустом свернул шею Стасику и, швырнув его тело, словно тряпичную куклу в профессора, бросился в кусты. Автоматная очередь Ахмета не убила его, но повалила на землю. Мустафа тем временем с трудом неся свое тучное тело, сделал спринтерский рывок и, оказавшись прямо над поверженным ксеносервусом прострелил ему затылок из своего пистолета.
В то же мгновение из конвульсивно вздрагивающего тела адьютаната наружу полезли золотые черви. Поспешно покидая тело бывшего томинофера, стремительно превращающегося в обычного мертвого человека.
Между тем Летун, неожиданно отпрыгнул в сторону и низко пригнувшись, бросился бежать. Но далеко ему уйти не удалось. Сенсей сообразив, что арабский профессор никакой не ксеносервус, в прыжке подсек убегающего Летуна ногой и обрушил его на землю. Подоспевший Влад навалился на летчика сверху, вскоре к нему присоединился и Сенсей. Но в следующее мгновение Летун легко расшвырял их в разные стороны и поднялся на ноги. Прогремел выстрел, и левый глаз летчика перестал существовать.
Мустафа Азиз опустил свой пистолет подошел к Владу и подал ему руку.
Ахмет тем временем, словно извиняясь, смахивал несуществующие пылинки с Ольги и Сенсея.
— Братья и сестра надеюсь, что вы простите нас, за вынужденную грубость. Так было нужно, дабы выявить томиноферов среди вас! Вы сами видели, как ваши бывшие друзья, решив, что я из их числа приветствовали меня условным знаком ксеносервусов, — Мустафа сплел пальцы обеих рук и показал, как именно. — После этого все сразу стало на свои места.
Влад, все еще лежавший на земле, немного подумав, протянул руку профессору и позволил тому помочь ему подняться.
Ольга покачала головой и, усмехнувшись, сказала:
— Ну, вы даете!
— Мы же вроде уже перешли на ты? — улыбнулся ей Мустафа.
— Годится, — кивнул Влад, недобро глянув на Ахмета. — Только зачем ваш парень ударил меня в полную силу?
— Это я попросил его, — сказал профессор, поспешно закрывая того словно курица-наседка цыпленка от коршуна. — Все должно было быть на самом деле, в противном случае, у нас ничего не получилось бы. Эти ксеносервусы очень хитрые бестии. И если бы не особенные пули в моем пистолете они бы нас всех уничтожили.
— А что это за пули, если не секрет? — спросила Ольга.
— От друзей у меня нет секретов, — ответил Мустафа. — У этих пуль почти, что нет сердечника. Они практически полые, а внутри находятся кристаллы цианида, то есть синильной кислоты. Кстати, у меня осталась всего лишь одна обойма этих чудо-патронов.
Между тем, Ахмет, что-то сказал профессору, причем интонация его была, весьма тревожной. Мустафа Азиз что-то ответил ему, но тот отрицательно замотал головой и принялся убеждать его в чем-то, оживленно жестикулируя. Наконец Мустафа сдался, горестно всплеснул руками и Влад мог бы поклясться, что почтенный профессор выматерился по-русски.
Повернувшись к Владу, Сенсею и Ольге он, страдальчески выгнув лохматые, словно сделанные из черного каракуля, брови пояснил:
— Он говорят, что нужно срочно уходить, потому, что сюда с минуты на минуту могут заявиться ксеносервусы со своими хозяевами! А мне так не хочется расставаться с моим музеем! Он стал для меня вторым домом, а после постигшего нас всех несчастья, он стал для меня олицетворением всего хорошего, что было в моей жизни! Однако, Ахмет прав! Пойдем, сестра, нужно срочно забрать кое-какие вещи и трогаться в путь! Влад и Сенсей, помогите Ахмету достойно похоронить Саида.
Ольга и Мустафа, забрав из подвала оружие, продовольствие, а также все необходимое, включая футляр с клинком, привезенным из России, вышли во двор. Там мужчины стояли возле небольшого могильного холмика, насыпанного над могилой Саида.
— Он был воином, и погиб как настоящий воин, — сказал Мустафа, склонив голову в знак прощания. — Однако нам лучше поспешить, пока сюда не пожаловали томиноферы. После того как их агенты оказались раскрыты и уничтожены, они с минуты на минуту нагрянут сюда.
Глава 19
Покинув территорию Каирского музея, беглецы нырнули в ближайший переулок. Там Ахмет подошел к старому, пропыленному видавшему виды внедорожнику и по-хозяйски залез в кабину. Погрузившись, они, не спеша тронулись по замысловатой траектории, кружа по многочисленным дворам и второстепенным улочкам старательно объезжая центральные улицы города. Путь их пролегал к южной части Каира, откуда они и собирались покинуть столицу Египта.
Улицы полностью вымершего многомиллионного города были пусты. И это не могло не угнетать. От одной мысли, о том какая страшная участь постигал огромное количество народа, душу охватывала безысходность и наваливался ужас. Действительно, что люди могли противопоставить беспощадному врагу в разы превосходящему человеческую цивилизации в технике и вооружении?
С самого начала у беглецов, что-то не заладилось. Когда в очередной раз им было нужно пересечь широкую улицу, и их джип уже собирался, словно крыса проскочить ее, прижимаясь к зданиям, внезапно на улицу сверху упала черная тень. Ахмет заглушил двигатель и, распахнув свою дверь, прокричал что-то по-арабски.
— Из машины, быстро! — крикнул Мустафа Азиз и, выскочив из автомобиля, кинулся вслед за Ахметом который уже успел скрыться в одном из подъездов ближайшего дома.
Влад, Сенсей и Ольга, похватав оружие, сумки с провизией и водой, бросились вслед за ними. Пока они бежали, Сенсей успел мельком взглянуть вверх. Там среди верхушек зданий по обе стороны улицы, черным пугающим мостиком застыла сильно уменьшенная копия того бублика который они чуть было не протаранили во время своего бегства из России.
Беглецы едва успели заскочить в подъезд следом за своими арабскими друзьями, когда раздался оглушительный хлопок и вспышка, после чего подъездную дверь сорвало с петель и унесло в неизвестном направлении. Людей швырнуло на пыльный пол подъезда. Отовсюду слышался звон осыпающегося битого стекла. После чудовищного хлопка в здании были выбиты все окна.
Профессор, перегнувшись через перила, с уровня третьего этажа прокричал слегка контуженным друзьям:
— Не отставайте! Сейчас здесь будет целая армия ксеносервусов!
— Я, кажется, понял, как они засекли нас! — сбиваясь с дыхания, бормотал Влад, едва поспевая за Сенсеем и Ольгой, которые прыгая через две ступеньки, уже нагоняли арабов. — Движок мотора горячий, а у этих уродов наверху есть что-то типа тепловизора!
— Нет, просто они поняли, что их головоломная операция по внедрению агентов накрылась, — не согласилась с ним Ольга. — А после того, как они обнаружили их трупы, они решили поквитаться с нами.
— Заткнитесь и просто бегите! — прикрикнул на них Сенсей. — Сейчас главное уйти! Потом в спокойной обстановке можете теоретизировать сколько угодно!
Ольге не давала покоя, мысль, почему арабы бегут наверх, тем самым отрезая себе путь к отступлению? Ведь стоит тем тварям что гонятся за ними блокировать выход из здания и пиши пропало! После этого они не торопясь проведут зачистку всего дома и неминуемо выйдут на них. Но времени на расспросы не было, поэтому она, молча, карабкалась вверх по ступеням лестничной клетки рядом с тяжело пыхтящим профессором. Мустафа, несмотря на почтенный возраст и не менее почтенную комплекцию набрал неплохую скорость, и, судя по всему, не собирался сбавлять темпа.
Перехватив восхищенный взгляд Ольги, профессор, игриво подмигнул ей и прибавил скорости. Внизу, отстав на несколько лестничных пролетов, тяжело топали Влад и Сенсей.
Поднявшись на верхний этаж, они увидел, что Ахмет уже успел прикладом автомата сбить тяжелый висячий замок на двери, ведущей на чердачное помещение дома. Поднявшись по металлической лестнице вверх, они оказались на чердаке. Раскалившаяся на солнце железная крыша нагрела воздух чердака до температуры хорошей сауны. Дышать было нечем и все моментально вспотели. Деревянные балки были завалены кучами голубиного помета. Но самих птиц нигде не было видно. Видимо им также как и людям пришлось не сладко. Томиноферы не пощадили и их.
Нагретый до высокой температуры голубиный помет издавал характерный запах основательно загаженного курятника.
В густой тени чердака Влад с удивлением увидел что Ахмет, скаля белоснежные зубы в жестокой ухмылке осторожно пробирается к слуховому окну, через которое было можно попасть на крышу.
— Он что сошел с ума? — горячечно зашептал Влад профессору на самое ухо. — Там же тарелка висит прямо над нами!
— Нет! — ответил тот, сосредоточено наблюдая за действиями молодого араба. — Сейчас Ахмет попробует исполнить смертельно опасный номер. Если ему удастся подбить тарелку, можно считать, что полдела сделано! В противном случае, они от нас не отстанут и не успокоятся, пока не поймают или не перебьют всех до одного.
— А, что эту страхолюдину, можно реально завалить из автомата? — поразился Сенсей. — По мне, так тут без зенитной установки не обойтись.
— Ахмет уже делал этот фокус раньше, — кивнул профессор, зачарованно глядя, как тот осторожно приоткрывает чердачное окно. — Весь фокус в том отключено ли защитное поле у тарелки или нет? Если оно включено в полную силу тогда нам конец.
— А зачем им его отключать? И откуда вы все это знаете? — поразилась Ольга.
— Мы узнали от захваченных в плен ксеносервусов, что силовое поле тарелок потребляет много энергии. Поэтому в целях экономии они стараются отключать его всякий раз, когда им не угрожает явная опасность, — ответил Мустафа Азиз.
— Может мне стоит помочь Ахмету? — вопросительно посмотрел Влад на профессора. — Все-таки два ствола, не один! А вдвоем мы наверняка завалим это блюдо с шаурмой.
— Я, между прочим, тоже не пальцем деланный! Белку в глаз, конечно, не бью, но совсем неплохо стреляю! — возмутился Сенсей.
— Нет, втроем слишком много шуму наделаете! — протестующе поднял руку профессор. — Пусть Влад один идет!
После этого, он поманил его за собой пальцем. Приблизившись к Ахмету, он что-то сказал ему. Тот в ответ принялся ожесточенно протестовать, но после того как Мустафа прикрикнул на него сдался и недовольно посмотрев на Влада, что-то буркнул.
— Он говорит, что стрелять будете одновременно по его команде, а куда нужно целиться он тебе сам покажет, — перевел Мустафа.
— Понял! — коротко кивнул Влад и подобрался вплотную к окну.
Глянув в него, он тут же отшатнулся назад. Черная тарелка находилась прямо у них над головой. Ахмет понимающе заулыбался и, ткнув себя двумя пальцами в глаза, кивнул в сторону тарелки и отрицательно помотал головой. Из этой пантомимы Влад заключил, что экипаж тарелки не может их видеть. Видимо они сейчас находились в мертвой зоне, вне досягаемости приборов обнаружения. Оставалось надеяться, что араб знал что делал.
Между тем, Ахмет пальцем на пыльном стекле сноровисто обвел контуры тарелки в том ракурсе, в котором она была видна им с чердака. Схематически наметив наиболее заметные узлы и детали, он крестиком обозначил то самое уязвимое место, куда им следовало целиться. Получившийся чертеж вышел не особо аккуратным, но вполне доходчивым.
Убедившись, что Влад понял его, Ахмет, что-то скороговоркой проговорил и, осторожно приоткрыв створку слухового окна, приник к прицелу своего автомата.
— Приготовься, стрелять по его команде! — зашептал сзади Влада Мустафа.
Тот кивнул и, сняв автомат с предохранителя, прицелился в то самое место, которое ему указал Ахмет.
Внезапно араб что-то отрывисто сказал, словно кашлянул и ствол его автомата, дернувшись, выпустил короткую очередь. Влад вслед ему, с запозданием на несколько секунд, открыл огонь. После этого Ахмет увлек Влада прочь от окна, сгреб его за плечи и повалил на пыльный пол чердака, лицом вниз.
— Ложись! — прокричал Мустафа Азиз, бросаясь ничком на пыльный бетонный пол. Сенсей повалил Ольгу и накрыл ее сверху своим телом. При этом, ощутив волнующую упругость ее бедер, он протянул руку намереваясь продлить удовольствие, но не успел этого сделать.
В следующее мгновение, всем, бывшим на чердаке, на мгновенье показалось, что вспыхнули сотни солнц разом. Потом раздался оглушительный рев, несравнимый ни с чем, что до этого им приходилось слышать, и крыша здания перестала существовать. Ее, то ли снесло, то ли она попросту испарилась. Над головой у них было синее небо, на котором не было и следа тарелки. Один лишь ослепительно-белый солнечный диск продолжал лить свои безжалостные лучи на мертвый город. После удушающей духоты чердака жаркий уличный воздух Каира показался им прохладным и животворным.
Ахмет поднял голову и радостно расхохотался, что-то оживленно втолковывая Владу. Он несколько раз со всего маху хлопнул его по плечу, отчего тот болезненно поморщился.
— Ахмет говорит, что Влад открыл свой боевой счет летающим тарелкам томиноферов! — пояснил Мустафа, помогая Ольге подняться с чердачного пола.
Глава 20
Идея, предложенная профессором Мустафой Азизом, была предельна проста. По мысли арабского ученого, томиноферам, прежде всего, были нужны люди. Именно поэтому их атаке в первую очередь подверглись многомиллионные мегаполисы, разбросанные по всему земному шару. В частности Каир.
Разместив население захваченных городов на ограниченных территориях представлявших собой нечто среднее между резервациями и концентрационными лагерями, томиноферы принялись методично зачищать сельские районы. Именно поэтому Мустафа и считал, что самым безопасным местом на земле являются те уголки земли, где нет людей.
— Где нет людей, там нет томиноферов, — подвел итог своим рассуждениям профессор, сидя на заднем сидении запыленного джипа, который катил по пустынной дороге на юг страны. — Исходя из этого, у нас есть два пути. Первый — мы отправляемся в пустыню, второй — мы двигаемся сначала в центральные, а далее в южные районы Африки. И в том и другом случае ограниченное количество людских ресурсов на этих территориях не должно представлять для томиноферов интереса.
— А, кстати, давно хотел спросить, для чего им такая прорва людей? — поинтересовался Влад.
— Мне кажется, таким образом, они решают свои проблемы с продовольствием, — тщательно подыскивая слова, ответил Мустафа. — Я уже говорил вам о канибаллизме. Так вот это не мои досужие вымыслы!
— Какие уж тут домыслы! — фыркнула, словно рассерженная кошка Ольга. — Эти уроды считают людей своей собственностью, а нашу планету своей фермой по разведению скота!
То, что именно так и не иначе им представился случай убедиться уже на следующий день.
Решив пополнить свои запасы воды, они свернули в сторону Нила. Этот маневр был сопряжен с реальной опасностью натолкнуться на томиноферов, так как наличие воды подразумевало наличие людей. Из-за густых зарослей прибрежных деревьев показались аккуратные и ухоженные крыши двух и трехэтажных строений. Мустафа что-то спросил у Ахмета. Тот сразу же принялся, что-то горячо объяснять ему.
— Он говорит, что хорошо знает эти места. Бывали здесь раньше с Саидом, по разным делам, — Мустафа замялся, явно опасаясь сболтнуть лишнее.
Из этого Влад заключил, что дела племянников уважаемого арабского профессора были, мягко говоря, не совсем законными.
— А что это за дома? — поинтересовался Сенсей, кивнув в сторону мелькавших за окном особнячков.
— Это жилища очень обеспеченных людей, причем не только египтян. Среди них попадаются и ваши соотечественники, решившие вложить свои деньги в недвижимость. Но теперь все это уже в прошлом, — с горечью сказал Мустафа Азиз. — Теперь там никто не живет. Всех забрали томиноферы.
Внезапно Ахмет, резко затормозил, так что всех сидевших в машине основательно тряхнуло. Поспешно заглушив двигатель, он поднес палец к губам, в интернациональном жесте, призывая своих пассажиров к полной тишине. Мустафа недоуменно посмотрел на него и что-то спросил у него шепотом. В ответ Ахмет с досадой покрутил головой, и нетерпеливо отмахнувшись от профессора, стал вслушиваться в тишину.
Влад, переглянувшись с Сенсеем и Ольгой, последовал его примеру и внезапно ветер, налетевший со стороны реки, донес до них тоскливый нечеловеческий вой. Арабы сразу же принялись о чем-то шушукаться вполголоса.
Наконец профессор, недовольно покачав головой, повернулся к остальным:
— Мой племянник предлагает пойти и разведать, что там такое происходит. Он говорит, что для того чтобы научиться охотиться на опасного зверя нужно изучать его повадки, а не бегать от него как трусливые женщины, до тех пор пока он сам не выследит тебя.
— Ну что же, тут он прав и я с ними полностью согласен, — кивнул Влад, выбираясь следом за молодым арабом из машины. — Сенсей не желаешь присоединиться? Заодно и кости разомнем.
— Я с вами пойду! — безапелляционным тоном заявила Ольга. — Одна я здесь не останусь, ни за что!
— Ты не одна, с тобой останется профессор, — недовольно пожал плечами Сенсей. — Если ты будешь здесь, я буду знать что с тобой все в порядке и смогу действовать не опасаясь, что ты вляпаешься в какое-нибудь, сама знаешь что.
— Можно подумать, что я только и делаю, что вляпываюсь! — уперев руки в бока возмутилась Ольга. — Нет, если я тебе в тягость ты так и скажи!
— Я этого не говорил, — начал было давать отповедь разбушевавшейся подруге Сенсей, как вдруг замолчал на полуслове и изумленно уставился куда-то в густые заросли кустов.
— Что замолчал, крыть нечем? — продолжала возмущаться Ольга.
Вместо ответа Сесней сделал ей знак замолчать и ткнул пальцем в то место среди кустарника, которое привлекло его внимание. Часть листьев воспринималась, словно через туманную дымку, а по воздуху от центра к краям, появившейся там окружности, пробегали упругие волны.
— Это скарабей лезет! — восторженно воскликнула Ольга.
В следующее мгновение, словно для того, чтобы подтвердить справедливость ее слов на песок из воздуха вывалился огромный жук, самой устрашающей наружности. Привыкшие к тому, что скарабеи, с которыми им приходилось иметь дело, все как один были угольно черного цвета, Сенсей с Ольгой недоуменно переглянулись. Данный экземпляр реликтового насекомого был словно перемазан в сметане. Весь его панцирь и конечности покрывали белые пятна причудливой формы.
Влад с Мустафой Азизом, в отличие от Сенсея и Ольги, неизбалованные видом гигантских скарабеев вскинули оружие и приготовились стрелять.
— Опустите стволы и стойте смирно! — прикрикнул на них Сенсей. — Замрите и ничего с вами не случится!
— Эти зверушки кидаются на все, что движется, — подтвердила Ольга.
— Откуда такая осведомленность, друзья мои? — покосился в их сторону профессор, нервно поигрывая автоматом.
— А эти двое явились в наше время по червоточине, которую прогрыз точно такой же жучара! Я же рассказывал, неужели позабыл? — усмехнулся Влад.
— Одно дело слышать, совсем другое видеть собственными глазами, — проворчал Мустафа, боязливо косясь на жука, который грозно шевеля усами, подозрительно поглядывал в сторону людей. — А вы уверены, что он на нас не нападет?
В это время, следом за скарабеем, возник высокий и худой, словно палка старик. Он настороженно оглядывался, но завидев людей, лицо его просветлело. Сделав несколько шагов в их сторону, он поднял руку в приветственном жесте. После этого из его уст прозвучало цветистое приветствие на древнеегипетском языке. Сенсей тут же машинально ответил на него.
Приблизившись, старик церемонно обнял Сенсея в знак добрых намерений.
— Кто ты, о, странник? — путаясь в древних словах, спросил Мустафа.
Пристально посмотрев на профессора, старик на чистейшем арабском языке поинтересовался:
— Брат, не египтянин ли ты? Если да ответь мне, ужасные томиноферы уже начали разорять ваши дома и угонять людей, словно скот на бойни?
— К сожалению то о чем ты говоришь, брат, уже свершившийся факт, — со скорбным выражением на лице ответил Мустафа.
— Прошу прощения, если не трудно говорите на древнем языке, так мы быстрее поймем, друг друга, — нетерпеливо сказала Ольга. — Наш профессор не владеет всей полнотой информации в отличие от нас.
— Меня зовут Хепри, я Повелитель Жуков. И я пришел для того, чтобы дать возможность спастись вам, а также спасти обреченное человечество! — заявил старик. — У нас очень мало времени, по моим следам идут томиноферы. Нам следует поспешить. Слушайте и запоминайте, ибо в этом сокрыт ключ к спасению!
— Говори же, о, достойнейший, я и мои друзья с почтением внимают твоим словам! — воскликнул Мустафа Азиз.
— Запомните главное — томиноферы смертельно боятся расу высших существ, которых они именуют хозяевами. Нужно выяснить причину этого страха, ибо в этом кроется ваше спасение. Прощайте и помните, что теперь вы в ответе за все человечество! Теперь только от вас зависит, выживет человеческая цивилизация или сгинет.
С этими словами, Хепри издал душераздирающий скрип и скарабей принялся вгрызаться в воздух. По мере того как гигантский жук исчезал во временном тоннеле на лицах людей все больше проступало выражение крайнего недоумения. Перед тем как скрыться в тоннеле, Хепри оглянулся в последний раз и, подняв руку, попрощался с озадаченными потомками. Раздался звонкий хлопок, и коридор времени исчез.
— И что, это все? — недоуменно спросила Ольга. — Он тащился сюда, черт те знает откуда, лишь для того сообщить, что у томиноферов оказывается есть своя собственная бука?
— Не все так просто, дочь моя, — задумчиво проговорил Мустафа, теребя покрытый жесткой щетиной небритый подбородок. — Над этим нужно много думать и, быть может, после этого нам откроется сокровенный смысл слов Хепри.
— По-моему, ключ к спасению человечества слишком туманный и расплывчатый, чтобы его можно было реально использовать, — высказал свое мнение Влад.
— А мне так кажется, что это просто обычная заморочка, — пожал плечами Сенсей. — Мы вроде, как собирались посмотреть, что за вопли несутся вон из той усадьбы! Может, пойдем, глянем одним глазком, раз уж все равно собрались?
Маленький отряд, ощетинившись стволами автоматов и низко пригнувшись к земле, короткими перебежками двинулся в сторону оранжевого особняка, из которого беспрерывно неслись страшные нечеловеческие вопли. Неважно кто именно их издавал, было ясно одно, то существо, которое их испускало, страдало неимоверно.
Рассыпавшись цепью, они неслышно приблизились к распахнутым настежь воротам, ведущим в усадьбу.
Глава 21
Влад подполз к центральным воротам усадьбы, и осторожно заглянув вовнутрь, тут же нырнул обратно. То, что он успел заметить хватило ему для того, чтобы понять, что проникнуть через центральные ворота на территорию усадьбы незамеченными им не удастся.
Прямо по центру двора на коврах расположилась веселая компания, состоящая из дюжины людей и одного здоровенного томинофера. Судя по тому, что монстр был без своего обычного боевого скафандра, его окружали верные приспешники. То есть ксеновервусы, которым он полностью доверял. Влад не успел толком разглядеть, чем вооружены ксеносервусы. Но с другой стороны наличие тяжелой артиллерии в лице томинофера, было залогом того, что бояться им было некого и нечего.
Сделав знак остальным отходить, Влад крадучись направился вдоль невысокой каменной ограды расположенной по всему периметру усадьбы. В одном месте к ней вплотную подходили густые кусты. Забравшись в заросли, группа остановилась, чтобы обдумать дальнейшие действия. Попытаться атаковать противника, обладающего численным преимуществом и превосходящего их огневой мощью, было бы самоубийственной глупостью. По большому счету, нужно было потихоньку отходить обратно к своему автомобилю и продолжать путь на юг страны.
И в этот момент из-за каменной стены вновь раздался душераздирающий стон. Несмотря на то, что несущиеся оттуда звуки были полны нечеловеческих страданий, их определенно издавал человек. Ахмета передернуло и он не слова не говоря, поднялся и, перемахнув каменную стену, исчез во дворе усадьбы.
— Стой, куда! — зашипел было Влад, пытаясь остановить нарушителя воинской дисциплины, но того уже и след простыл.
Более того, в следующее мгновение и старый профессор вознамерился перелезть ограду и последовать за своим племянником смутьяном.
— Мустафа, но ты-то куда? — чуть ли не в голос вскричал Влад. — Взрослый рассудительный человек, а ведешь себя словно юнец!
— А что я, по-твоему, должен спокойно сидеть и слушать, как там мучают безвинного человека? — свистящим шепотом полным ярости поинтересовался профессор. — У нас так не принято!
Выдав эту гневную тираду Владу, Мустафа с трудом перекинул свое грузное тело через каменный парапет. Раздавшийся вслед за этим шум возвестил о том, что почтенный профессор благополучно достиг земли.
Судя по прогремевшему вслед за этим выстрелу, шумное приземление Мустафы Азиза не прошло незамеченным для находящейся во дворе усадьбы компании.
— Ну что пошли арабов выручать? — без особого энтузиазма предложил Владу Сенсей.
— Твою мать, всегда так! — яростно выругался тот. — Дня не может спокойно пройти, чтобы не пришлось выполнять какой-нибудь интернациональный долг! Пошли!
Между тем, в усадьбе уже шел нешуточный бой. Ахмет не считая нужным кланяться пулям, шел в полный рост, поливая из автомата ксеносервуса, оставленного дежурить возле кучи сложенной амуниции. Несмотря на то, что обычными пулями ксеносервуса было невозможно убить, автоматные очереди Ахмета не давали тому возможности достать из кучи оружия, что-нибудь более существенное нежели бывший при нем пистолет. Часовой падал, вставал, потом снова падал.
Толпа, сидевших возле низкого пиршественного стола, ксеносервусов вскочила на ноги и бросилась за своим оружием. Но тут на их пути вырос Мустафа Азиз вооруженный одним пистолетом. Не посчитав его серьезной преградой. ксеносервусы ринулись на него намереваясь смять и затоптать смелого до безрассудства профессора. Но после того, как тот с демоническим хохотом прострелил головы двум из них и те больше не поднялись, остальные в панике отступили.
Влад с Сенсеем, действуя в паре, открыв беглый огонь, ринулись в сторону томинофера, который семимильными шагами бежал в сторону каменной изгороди, рассчитывая уйти через нее из усадьбы. Понимая, что еще немного и монстр окажется вне пределов досягаемости, Влад упал на колено и принялся короткими очередями прицельно расстреливать гиганта. Сенсей последовав примеру подполковника, умудрился первой же очередью перебить гиганту правую ногу. Тот неожиданно остановился, недоуменно глядя на переставшую слушаться его конечность, после чего стремительно завалился на землю.
С торжествующими воплями Влад и Сенсей приблизились к поверженному томиноферу и прицельными выстрелами добили его, превратив лик достойный античной статуи в жуткую кровавую кашу.
— На помощь! — послышался истошный крик Ольги, моментально выведя победителей из состояния эйфории.
Обернувшись, они с ужасом увидели, что Ахмет вместе с Ольгой, став спина к спине, пытаются сдержать толпу наседающих на них со всех сторон ксеносервусов, упорно прорывающихся к своему оружию. С диким ревом Сенсей кинулся с Владом наперегонки на выручку подруге и отважному арабу.
Но как они не спешили, им все, же не удалось спасти Ахмета. Когда до него оставалось не более десяти метров, ксеносервусы разорвали его голыми руками на куски. Ольга внезапно куда-то исчезла, Сенсей с ужасом обнаружил, что ее нигде нет. От мысли, что ее постигала страшная участь Ахмета, его прошиб холодный пот.
Лишь оказавшись вплотную среди своры окровавленных нелюдей Сенсей понял куда подевалась его любовь. Рядом с местом, где пировали ксеносервусы, находился небольшой бассейн. Судя по цвету воды, он был достаточно глубок, не менее трех метров. Посередине него, отфыркиваясь и отплевываясь, плавала Ольги. По какой-то причине ксеносервусы, столпившиеся возле бассейна, не горели желанием окунуться в воду.
Внезапно вспыхнувшая в мозгу Сенсея догадка требовала немедленного подтверждения и он с разбегу столкнул двоих нелюдей в воду. Как он и ожидал, те сразу же погрузились глубоко под воду. Достигнув дна, они встал на него, и теперь тщетно пытались вскарабкаться по гладким кафельным стенам вверх.
— Давай, сюда! — отчаянно закричал Сенсей, торопя Ольгу, которая двигалась ужасно медленно и все никак не могла доплыть до края бассейна, где он стоял.
Вся толпа ксеносервусов словно взбесилась и, оставив мысль завладеть оружием, ринулась на Сенсея.
— Оружие в воду, Влад! — прокричал он, отчаянно отстреливаясь от наседавших на него нелюдей. — Эти твари боятся воды, потому что плавают как утюги! Они тяжелые из-за золотой проволоки, что в них!
— Понял, не дурак! — отозвался Влад и одно рукой, посылая скупые автоматные очереди в противника, другой принялся швырять оружие в бассейн.
Автомат Сенсея, перегревшийся от бешеного темпа стрельбы, уже не стрелял, а плевался пулями, не причиняя наседающему противнику серьезного вреда. Отовсюду к нему тянулись скрюченные пальцы рассвирепевших ксеносервусов, которые жаждали лишь одного — разорвать его на куски. В какой-то момент, когда Сеснею стало ясно, что через долю секунды ему придет конец, он прыгнул в воду.
Вынырнув, он, отплевываясь, осмотрелся. Первое что он увидел, были огромные зеленые глаза Ольги, в которых застыл неприкрытый ужас. Действительно, положение, в котором они оказались, было незавидным. Сенсей понимал, что до поры до времени ксеносервусы не сунутся в бассейн. Но кто помешает им вызвать подкрепление, или просто взять и перестрелять их с Ольгой словно уток?
В это время наверху стали происходить какие-то события не на шутку напугавшие ксеносервусов. Они разом позабыли про Сенсея и Ольгу и кинулись врассыпную от бассейна.
— Ну, куда же вы голуби мои сизокрылые? — раздавался гневный рев Влада.
— По-моему уже можно выбираться, ты не находишь? — сказала Ольга и мотнула головой на край бассейна. — Владу, кажется, удалось разрулить ситуацию.
Выбравшись из бассейна, они стали свидетелями жестокого разгрома ксеносервусов.
Влад методично уничтожал нелюдей, при помощи хитрого прибора, похожего на жезл регулировщика, подобранный им среди оружия противника. Там в российском аэропорту он видел принцип действия этой страшной штуковины, при помощи которой томинофер превратил его сержанта в зеленую лужу. Теперь он успешно применял оружие захватчиков против них самих.
Всякий попадавший в зону действия прибора ксеносервус, окутывался облачком зеленой взвеси, после чего раздувался как жаба. Затем он стремительно опадал вовнутрь, словно вакуумная бомба и растекался зеленой слякотной лужей. В рекордно короткий срок со всеми приспешниками мирового зла было покончено.
Но какой ценой досталась эта победа? Ахмет был разорван на куски. У профессора Мустафы Азиза его благообразная мудрая голова была отделена от туловища и валялась неподалеку, словно футбольный мяч. Ольга, всхлипывая и подвывая от жалости, подобрала голову Мустафы, и перепачканной в его крови, ладонью закрыла широко раскрытые глаза ученого.
И в этот момент вновь раздался жуткий леденящий душу нечеловеческий вой.
Глава 22
Страшный стон застал Ольгу врасплох. Напуганная женщина от неожиданности чуть было не выронила из рук голову профессора Мустафы Азиза, которую с нежностью держала обеими руками. Осторожно опустив ее рядом с истерзанным телом их египетского друга, Ольга поднялась с колен.
Тем временем, Влад и Сенсей поспешили в ту сторону, откуда неслись жуткие звуки. Впрочем, им не пришлось бежать далеко. Как вскоре выяснилось, источник звука находился совсем рядом.
В том месте, где пировали нелюди, прямо на мощеный плитами двор были постелены ковры. Участники пиршества располагались вокруг длинного низкого стола, для которого им пришлось составить вместе несколько столов поменьше.
Там посередине стояло огромное блюдо или противень из нержавеющей стали, на котором лежал человек. Именно он и издавал эти жуткие стоны. Несчастный лежал на животе, его грудная клетка, покоившаяся на странной деревянной подставке, была вскрыта и ребра раздвинуты в стороны. Подбородком он упирался в выемку, специально вырезанную для этой цели в деревянном лафете. Во время пира, его начисто выбритая голова должна была находиться на уровне лиц сидящих за столом ксеносервусов.
Обезумевшие от нечеловеческой боли глаза, живьем вскрытого человека, казалось, сейчас вывалятся из орбит. Прямо перед его ртом, располагалось что-то вроде микрофона и усилителя одновременно. Издаваемые несчастным стоны усиливались во стократ и оглашали окрестности жутким, тоскливым воем. Сенесй подойдя к блюду, выдрал микрофон вместе с кронштейном и, бросив на пол, каблуком ботинка раздавил его.
Первой мыслью Влада было попытаться оказать несчастному хоть какую-то помощь. Но приблизившись вплотную к гигантскому блюду, он бессильно опустил руки. В самом деле, какую помощь можно было оказать наполовину зажаренному человеку, которого уже основательно объели прожорливые нелюди?
Для того чтобы человек, в процессе поедания, как можно дольше оставался живым, каннибалами был сооружен деревянный лафет, предохраняющий верхнюю часть тела жертвы от огня в процессе готовки. Зато нижняя часть его туловища, включая ноги и живот, лежали на металлической поверхности противня и были подвергнуты термической обработке огнем. Неподалеку находилось огромное кострище, все еще распространяющее вокруг себя сильный жар.
Когда до Влада в полной мере дошел смысл всего увиденного, его вывернуло наизнанку.
Пошатываясь он сделал несколько шагов в сторону двигающейся в их сторону Ольги и кашляя, прокричал:
— Не ходи сюда, не надо тебе этого видеть!
— Иди к бассейну и умойся, — решительно отодвинула его с дороги Ольга и подошла к Сенсею, продолжающему стоять возле блюда с зажаренным, но все еще живым человеком.
Его огромные кулаки сжимались и разжимались, а лицо потемнело от гнева.
Ольга, сразу же трезво оценив ситуацию, холодно сказала:
— Чего ты ждешь? Ему уже ничем нельзя помочь. Единственное что мы можем для него сделать — это прекратить его страдания.
Сенсей, выведенный из ступора ее голосом, поднял автомат и короткой очередью разнес голову несчастного вдребезги.
— Но как, он оставался жив, несмотря на такую жуткую боль? — ужаснулся он, машинально поднимая со стола окровавленную вилку и нож от обычного столового сервиза. — Ведь эти твари мало того, что зажарили его живьем, они же еще от него отрезали по кусочку!
— Видимо ему вкололи лошадиную дозу какого-то мощного наркотика, притупляющего боль, — высказала предположение Ольга. — Эти твари ели мясо и получали добавочный кайф от наркоты, а оглушительные вопли беззащитной жертвы услаждали их слух и способствовали пищеварению.
— Да уж гурманы, мать их! — яростно вскричал Сенсей. — Я же их теперь на куски зубами рвать буду!
— Можешь начинать прямо сейчас! — отозвался со стороны бассейна Влад. — Я тут специально для тебя отловил парочку экземпляров.
Сенсей зашагал в сторону бассейна, скрипя зубами от бессильной злобы. Там Влад присев возле воды с нескрываемым интересом смотрел на двух ксеносервусов державшихся за трубчатую металлическую лестницу для выхода из бассейна. На их испуганных лицах была написано озабоченность своей дальнейшей судьбой.
— А чего они до сих пор оттуда не повылазили наружу? — недоуменно уставился на них Сенсей.
— А кто сказал тебе, что они не пытались? — иронично хмыкнул Влад. — Эти сволочи они же тяжелые, и едва полезли по лесенке, как сразу же выдрали весь ее крепеж. Она сейчас держится всего на паре болтов. Пни ногой и она вместе с ними камнем уйдут на дно.
— Ну что, козлы, вкусно вам было? — Стас прикладом ударил по голове одного из ксеносервусов.
Тот в свое оправдание залопотал что-то по-арабски.
— Ах ты тварь, так ты еще и своего египетского брата ел? — возмутился Сенсей.
— Какая разница, кто кого ел? — пожала плечами подошедшая к ним Ольга. — Ксеносервусы не имеют национальности, они вообще не люди. Они целиком больное порождение расы томиноферов.
— Также как и люди! — буркнул Сенсей. — Чего с ними делать-то будем?
Ольга подошла вплотную к лестнице, и резко выбросив ногу вперед, выбила оставшиеся два болта из кронштейнов. Лестница стала медленно заваливаться назад в воду, вместе с повисшими на ней ксеносервусами. Они принялись карабкаться друг на друга, пытаясь продержаться над водой лишние мгновения и продлить свое существование. При этом они выли едва ли не громче чем несчастная жертва их ужасного каннибальского пиршества.
— Лучшая музыка, которую мне довелось слышать за последние полгода, — мстительно ухмыляясь, прокомментировал Влад. — Ну что пора уходить.
— Погоди, сейчас самое интересное начинается, — остановила его Ольга.
Действительно, едва ксеносервусы оказавшись под водой, начали ощущать первые признаки нехватки воздуха, золотая проволока, которой были нашпигованы их тела, начала стремительно покидать своих носителей. Сенсей, Влад и Ольга вытянув шеи с каким-то нездоровым любопытством наблюдали, как из тонущих ксеносервусов выходят наружу извивающиеся ручейки жидкого золота. Сливаясь вместе в один сплошной поток, они медленно втягивались в дырчатый слив на самом дне бассейна.
Едва то, что делало людей ксеносервусами исчезло, тела утонувших обрели свой обычный вес и всплыли на поверхность бассейна.
— Не знаю, кому как, а мне лично представление понравилось, — нарушила затянувшееся молчание Ольга. — И на это оптимистической ноте я предлагаю…
Но что именно она хотела предложить никто так и не узнал.
Потому что в следующее мгновение Влад с истошным воплем: — Воздух! — увлек Ольгу и Сенсея прочь с открытой площадки возле бассейна.
Укрывшись в густой тени отбрасываемой стеной дома, они задрали головы. По чистому голубому небу в сторону усадьбы бесшумно скользил черный бублик летательного аппарата томиноферов.
— Как ты его углядел? — поразилась Ольга.
— Профессиональное, — буркнул тот. — Кто ничего не видит вокруг себя, на войне долго не живет. Нужно срочно уходить отсюда, пока этот гад не учудил, чего-нибудь.
— Думаешь, он сюда с разборками явился? — спросил Сенсей.
— Определенно! — кивнул Влад. — Видимо этот долговязый урод, томинофер каким-то образом связался со своими, и вызвал подмогу. Да еще наплел, наверное, с три короба о том, что был атакован превосходящими силами повстанцев.
— Только вряд ли ему уже кто-нибудь поможет! — недобро усмехнулась Ольга.
— Вот это-то меня и беспокоит, — тяжело вздохнув, признался Влад. — Теперь следует ждать акции устрашения и справедливого возмездия!
— Будем пробираться к нашему джипу? — спросила Ольга.
— Преждевременно, — покачал головой Влад. — Нужно дождаться пока наши гости отсюда окончательно уберутся. И то не факт что они не будут нас караулить сидя где-нибудь в засаде.
— Да, ксеносервусы для них ничто, они их наклепают, столько сколько будет нужно. А вот то, что томинофера грохнули это для них чрезвычайное происшествие. На это они просто обязаны отреагировать, причем очень жестко, — высказал свои соображения Сенсей. — Может правда, потихоньку делаем отсюда ноги, пока они здесь трамтарам не устроили?
— А, что если попробовать подбить тарелку, как тогда вы с Саидом на чердаке в Каире? — спросила Ольга Влада.
— Нет, такой номер здесь не пройдет. Эти вылетели на конкретную боевую операцию и защитное поле своей тарелки отключать ни за что не будут.
Неожиданно прогремевший оглушительный взрыв возвестил о том, что томиноферы закончив разведку, начали войну с мифическими повстанцами. Отброшенные мощной взрывной волной в сторону от дома, три человека стали видны как на ладони. Они превратились в идеальную мишень для пилотов летательного аппарата томиноферов. Чем те тут же не преминули воспользоваться, стремительно переместив черный тороид по воздуху и неподвижно зависнув прямо над людьми.
Не дожидаясь продолжения Влад, Сесней и Ольга вскочили на ноги и со спринтерской скоростью бросились в сторону ближайших кустов. В тот же момент из нижней части тарелки выпал шар размеров с футбольный мяч и понесся к тому месту, где всего несколько секунд назад были люди. В тот момент, когда трое беглецов нырнули в густые заросли крупнолистного кустарника, раздался очередной взрыв. Несмотря на то, что плотные ветки частично ослабили ударную волну, беглецов с силой швырнуло на землю.
— Вперед, вперед, не останавливаться! — отчаянно прокричал Влад и как медведь начал ломиться через чащу кустарника, выбираясь с территории усадьбы.
Вслед за ним неотступно следовал Сенсей вместе с Ольгой. Тем временем, взбешенные потерей одного из своих, томиноферы принялись методично бомбить, зеленый массив, в котором исчезли трое проворных, словно тараканы, людей. Высыпав с дюжину круглых бомб, томиноферы провели интенсивную прополку зеленки. Когда, по их мнению, от повстанцев уже ничего не осталось, они вернулись в усадьбу и провели ковровое бомбометание всей ее территории.
После этого усадьба фактически прекратила свое существование. На ее месте остались лишь глубокие воронки, да горы битого кирпича и щебня. По счастливой случайности, прежде чем это произошло, Влад, Сенсей и Ольга все-таки успели покинуть пределы разрушаемой томиноферами усадьбы.
Глава 23
Хозяин Жуков гнал пегого скарабея прочь от только что покинутой им гранатово-красной пустулы. Там внутри нее, в том времени остались люди, которым он доверил похищенную у томиноферов тайну. Если они смогут правильно распорядиться полученным знанием, то спасут людей от страшной судьбы, уготованной им древними хозяевами человечества.
Его старое сердце пело от радости. Давно он не ощущал такого восторга. Все-таки он не зря прожил свою жизнь! Обвести вокруг пальца такую силищу, как томиноферы — это было поистине здорово! Теперь самое главное было как можно быстрее покинуть район гранатово-красной временной сферы. Нужно было забиться куда-нибудь в самое начало времен человеческого существования, чтобы томиноферы не смогли найти его никогда.
Впрочем, сейчас все это уже не имело решительно никакого значения. Главное, что теперь люди знают, о том, что у непобедимых томиноферов есть слабое место. А раз есть одно, значит, существует еще дюжина подобных слабых мест. С осознанием этого факта Хепри теперь было не страшно встретить свою смерть, и он мог умереть с чувством выполненного долга.
Но по мере того, как старый Повелитель Жуков удалялся все дальше от людей, которым доверил тайну томиноферов, его душа наполнялась все большим беспокойством. Сомнения начали вновь терзать его душу. А верно ли он поступил, доверившись первым встречным, и в те ли уши он вложил сокровенное знание? Смогут ли эти люди достойно воспользоваться полученной информацией? Справятся ли они с огромной ответственностью, которая в одночасье обрушилась на них? Эти и множество других вопросов принялись безжалостно терзать старческий мозг Хепри, который по большому счету хотел сейчас лишь одного, чтобы все оставили его в покое.
Хозяин Жуков торопливо погонял скарабея вперед, стараясь по возможности выдерживать направление, по которому они добирался до этой пустулы. Минное поле все еще продолжало существовать и никуда не делось. Вот, наконец, и то самое место, где героически погиб Борис, бросившись навстречу томиноферам.
Внезапно во рту у Хепри пересохло. На том месте, где должны были быть останки искореженных машин томиноферов и их мертвые тела, не было ничего. Хепри хорошо знал, что временное пространство уничтожает чужеродные посторонние вкрапления, в своей толще, самоочищаясь и достигая первоначальной чистоты. Но чтобы это произошло нужно было очень много времени. Такие процессы длились столетиями.
То, что внутри темной синевы не осталось ничего от произошедшей здесь совсем недавно катастрофы говорило о многом. Здесь уже наверняка успели побывать вездесущие томиноферы. Сомнительно, что они появились здесь только лишь для того, чтобы навести порядок в толще временного пространства. Они изъяли отсюда тела своих товарищей, останки Бориса и разрушенную технику с одной единственной целью — понять, жив ли неуловимый Повелитель Жуков или же погиб?
Несомненно после того как они хорошенько покопаются во всем этом, то сразу поймут, что Хепри, удалось уйти от них. А если так, то томиноферы не остановятся ни перед чем, пока не поймают или не уничтожат Повелителя Жуков.
В этот момент взгляд Хепри натолкнулся на темный диск мины, и он остановил скарабея. Мина была обезврежена Борисом, но что если побывавшие здесь томиноферы вновь поставили ее на боевой взвод?
Жук топтался на месте, нетерпеливо поскрипывая. Хепри задумчиво покусывал губу не решаясь двинуться вперед. Скорее всего, прохода в минных полях больше не было. Если томиноферы восстановили обезвреженные мины, значит Хепри попал в ловушку. Это означало, что у него не было выбора. Волей неволей нужно было возвращаться грантово-красную пустулу.
В тот самый момент, когда Повелитель Жуков развернул жука спиной к минным полям, ему все стало предельно ясно. На фоне яркой кроваво-красной сферы четко выделялись темные силуэты транспортных аппаратов томиноферов, при помощи которых они двигались сквозь время. Хепри насчитал не менее дюжины идущих ему наперехват охотников.
Тогда с Борисом у них не получилось уйти даже от двух преследователей. И если бы не самоотверженный поступок сапера, Хепри попался бы к ним в лапы. Теперь против такого количества охотников, да еще в одиночку, Повелитель Жуков был бессилен сделать что-либо. Осознавая, что всякая попытка уйти от томиноферов заранее обречена, Хепри, тем не менее, решил бороться до конца.
Он двинул скарабея вперед навстречу преследователям и принялся оживленно скрипеть и перещелкиваться с гигантским пятнистым жуком. Хепри лихорадочно соображал, как ему спасти своего шестилапого друга. Популяцию скарабеев практически уничтожил загадочный вирус, который, как теперь стало ясно Хепри, был специально создан и запущен томиноферами с целью уничтожения жуков. Не исключено, что кроме его нынешнего скарабея, где-нибудь в отдаленных уголках временной вселенной сохранилось ничтожно малое количество особей переживших эпидемию «скарабеевой проказы».
В любом случае Хепри был обязан спасти своего скарабея, для того чтобы реликтовые насекомые не вымерли окончательно. Но как это сделать практически он не знал. Пока же ему было ясно одно — играть в догонялки с томиноферами было занятием бесперспективным. При любом раскладе он был обречен на поражение. Ничего путного, как назло не приходило Хепри в голову. Тем временем, расстояние до, развернувшихся широкой цепью, преследователей стремительно сокращалось.
Вид движущегося в их сторону скарабея, на спине, которого был распростерт человек, поставило томиноферов в тупик. Они даже сбросили на всякий случай скорость, озадаченные неадекватным поведением дичи на которую охотились. Заметив их замешательство, Повелитель Жуков с удивлением понял, что томиноферы оказывается боятся его. Это неожиданное открытие заставило его решительно изменить свою тактику.
Сделав резкий разворот, он стремительно двинулся в сторону минных полей, всем свои видом показывая, что намерен прорываться через них. Томиноферы занервничали и, увеличив скорость, погнались за Хепри. Его непонятный маневр видимо так и остался для них неразрешимой загадкой.
По мере приближения к минному полю, которое имело форму сферы, повторяя все изгибы красной временной пустулы, Хепри не стал притормаживать. Он наоборот выжал из скарабея все, на что тот бы способен. Неизвестно что именно двигало томиноферами. Желание побыстрее покончить с наглым человечком, оседлавшим жука, или азарт охотников загонявших дичь на минное поле. Как бы то ни было, они развили бешеную скорость и теперь неслись, сомкнув свои ряды прямо на Хепри, двигающегося параллельно сферической плоскости, на которой были установлены мины.
По мере их приближения, Повелитель Жуков начал поджимать скарабея почти вплотную к минному полю, чтобы избежать столкновения с томиноферами. Заметив это, охотники приблизились к скарабею на непозволительно близкое расстояние, выдавливая его на минное поле. И в этот момент Хепри, неожиданно развернув жука, ринулся прямо на их строй.
Открытое лобовое столкновение грозило неминуемой гибелью и Хепри и томиноферу, оказавшемуся у него на пути. Но в отличие от сумасшедшего человека, томиноферы не были готовы к тому, чтобы так глупо рисковать своими драгоценными жизнями. Кроме того они видели, что случилось с их двумя предшественниками затеявшими ранее охоту на скарабея. И они вовсе не торопились повторить их подвиг.
Томиноферы, все как один, стремительно шарахнулись в сторону от Хепри, словно рыбная мелочь от щуки. Но так как они двигались крайне скученно, почти впритирку друг к другу, некоторые из них не успели отрулить в сторону и объехать своих ближайших соседей. Результатом столкновения двух аппаратов управляемых томиноферами был страшный взрыв. После этого еще три аппарата зацепились друг за друга. Здесь при взрыве и вспышка и грохот были в разы сильнее.
Произошедшая катастрофа, спровоцированная Хепри, имела неожиданное продолжение. Двое томиноферов, напуганные взрывами, инстинктивно бросили свои аппараты, несущиеся на большой скорости в сторону. А так как эта сторона шла впритирку с минным полем, они благополучно протаранили взрывные устройства. Один за другим прозвучали еще два взрыва.
Хепри улучив момент, крутанул скарабея вокруг своей оси и ринулся в образовавшуюся в минном поле прореху. При этом он хохотал в голос, словно сумасшедший, а его глаза светились диким торжеством. При помощи верно выбранной стратегии он умудрился наполовину сократить ряды охотников.
Непобедимые томиноферы не привыкшие терпеть поражения, пребывали в глубоком шоке по поводу этого дикого, вопиющего факта. Какой-то наглый человечишка с куриными мозгами, оседлавший жука, непостижимым образом выстроил события таким образом, что полдюжины томиноферов, в расцвете лет, погибли. Впрочем, они недолго пребывали в бездействии. Уже в следующее мгновение вслед за выскользнувшим через минное поле Хепри бросились в погоню, оставшиеся охотники.
Повелитель Жуков не тешил себя иллюзиями по поводу того, что ему удастся оторваться от погони и спастись. Несмотря на проявленные им чудеса изворотливости, он знал, что обречен. Но сейчас это менее всего занимало его. Сейчас для Хепри главным было спасти пегого скарабея, все остальное было вторично. Включая и его собственную жизнь.
Разогнав скарабея до предельной скорости, Хепри в последний раз, провел ладонью по его шероховатому, неровному покрытому шишковатыми наростами панцирю. После этого, сделав над собой видимое усилие, Хепри соскользнул с жука на пол временного тоннеля. Неловко приземлившись, он чуть было не сломал себе ногу. Морщась, он потер подвернутый голеностопный сустав и проводил глазами пятнистый зад своего улепетывающего скарабея.
— Ну, будем надеяться, что им нужен лишь я, — пробормотал Хепри, но особой убежденности в его голосе не было.
И в этот время во временном тоннеле появились томиноферы. Передний из них навел на Хепри толстый обрезок трубы странной конфигурации. Старик спокойно стоял и ждал, что будет дальше. А дальше, из трубы вырвался сноп пламени, прогремел оглушительный взрыв, полыхнула ослепительная вспышка, и то место где всего мгновение назад стоял Повелитель Жуков, заволокло клубами гари. Когда черный жирный дым рассеялся, от Хепри не осталось и следа. А покрытые копотью, стенки временного тоннеля уже начали смыкаться вокруг выгоревшего места, где погиб последний Повелитель Жуков.
Глава 24
Все то время, пока черный тороид бомбил усадьбу Влад, Сенсей и Ольга, просидели в прибрежных кустах. Отбомбившись и сравняв усадьбу с землей, тарелка томиноферов убралась восвояси. Также бесшумно, как и возникла.
По пути она мстительно разнесла вдребезги джип, на котором друзья приехали сюда. У Влада было большое искушение отправиться на разведку и посмотреть, что в усадьбе осталось из оружия и еды, для того чтобы пополнить свои запасы. Но Сенсей с Ольгой отговорили его от этого рискованного шага.
Глупо было подставляться в очередной раз. Их последняя затея, когда они так бездумно испытывали судьбу, закончился плачевно. Они непростительно глупо потеряли двух членов своей команды, профессора Мустафу и Ахмета. А всего этого можно было избежать, не вздумай они тогда лезть в эту проклятую усадьбу. Сенсей и Ольга были людьми сугубо гражданскими, в отличие от Влада. Подполковник не мог простить себе того, что позволил Мустафе Азизу уговорить себя идти осматривать усадьбу. Да мало ли кто там мог орать благим матом? В результате им все равно не удалось спасти несчастного ставшего жертвой каннибальского пиршества нелюдей в человеческом обличье.
Теперь после гибели профессора вся ответственность за то маловразумительное пророчество странного старика по спасению всего человечества легла на плечи Влада, Сенсея и Ольги. С одной стороны, можно было, безусловно, отмахнуться от всего того, что им наговорил откровенно сумасшедший странник во времени. Но с другой стороны, то, что он появился на скарабее, говорило в пользу того, что его информация правдива. Сенсей и Ольга, сами дважды воспользовавшиеся гигантскими жуками для того, чтобы перенестись во времени, совместными усилиями убедили в этом Влада.
В настоящее время, сообщение о том, что томиноферы смертельно боятся расу каких-то более развитых существ, не могла быть ими реально использована. Более того, она по большому счету, не давала людям никакого преимуществ в борьбе с томиноферами и их приспешниками.
Ни Влад, ни Сенсей с Ольгой не знали, что им делать со всем этим. Оставалось надеяться, что кто-нибудь со временем сможет объяснить им это. Но для этого, прежде всего, было необходимо остаться в живых, как минимум.
Несмотря на то, что беглецы были уверены, в том, что томиноферы не будут искать их после коврового бомбометания, которому они подвергли территорию усадьбы, небольшой процент риска погони все же оставался. Влад, наученный горьким опытом и, не желая лишний раз испытывать превратности судьбы, решил отныне действовать с максимальной осторожностью.
Добравшись до Нила, беглецы зашли в него по колено и несколько километров прошли по воде. Влад не знал, наверняка, существуют ли собаки томиноферы? Но на всякий случай решил не рисковать, и чтобы сбить собак со следа предпринял этот водный маршбросок.
Так как против течения идти было довольно-таки сложно, несмотря на то, что возле берега течение было не очень сильным, двигаться пришлось вниз по реке.
— Мустафа вроде как говорил, что нужно пробиваться на юг страны? — тяжело отдуваясь, проворчал Сенсей. — А мы крейсерской скоростью движемся прямиком на север.
— Можешь называть это интуицией, как тебе больше нравится, — недовольно покосился на него Влад. — Но у меня такое впечатление, что продвигаясь на юг, мы непременно найдем там большие проблемы.
— А в отношении севера у тебя таких предчувствий нет? — спросила Ольга.
Влад отрицательно помотал головой:
— Все, перекур закончен, поплыли дальше!
Идти по воде было небезопасно. Прибрежные заросли служили убежищем огромному количеству самой разнообразной живности. Начиная многочисленными насекомыми самого устрашающего вида, кончая отвратительными змеями, большая часть которых была ядовита. Собственно ядовиты они были почти все, речь шла лишь о степени их ядовитости.
Несколько раз на глаза путешественникам попадались крокодилы. Несмотря на то, что размером они больше походили на крупных ящериц, Ольга всякий раз страшно пугалась, едва завидев рептилий. И если бы не опасность быть обнаруженными она наверняка подняла бы дикий визг. Каждый раз Сенсею и Владу приходилось палками отгонять очередного крокодила на безопасную, с точки зрения Ольги, дистанцию.
К счастью, Владу к этому времени надоело корчить из себя Зверобоя. Посчитав, что теперь мифические собаки точно не смогут проследить их след от разрушенной усадьбы, он выбрался на берег.
Решив, что пробираться ночью слишком рискованно, так как вся жизнь в этих широтах начинается после захода солнца, двигались лишь в светлое время суток. Ночью останавливались на ночлег и отсыпались. Все многочисленное зверье, обитавшее в округе, сходилось к берегам Нила на водопой. Здесь же хищники подкарауливали свою добычу. В связи с этим, Влад настоял на том, чтобы они с Сенсеем дежурили по полночи, сменяя друг друга, чтобы не быть застигнутыми врасплох. Костер разводили лишь днем, для того чтобы приготовить на нем какую-нибудь дичь, подстреленную Владом или Сенсеем.
Предусмотрительная Ольга еще, будучи в Каирском музее как-то ночью совместно с профессором пробралась в близлежащую аптеку. Они забрали оттуда необходимые медикаменты и перевязочный материал для оказания экстренной помощи. Также Ольга, на всякий случай, выгребла оттуда весь запас дезинфицирующих таблеток для обеззараживания питьевой воды. Так, что проблем с питьевой водой у путешественников не было, пока во всяком случае.
На третьи сутки их путешествия по берегу самой длинной в мире реки, Ольга подозрительно потянула носом воздух.
— Никто ничего не чувствует? — спросила она своих спутников.
— Вроде как падлью тянет, — принюхавшись, неуверенно предположил Сенсей.
— Да не тянет, а воняет в полный рост! — возмутилась Ольга.
— Может это бегемот от жары издох? — пожал плечами Влад.
Ольга презрительно посмотрела на него и, перехватив автомат, ускорила шаг.
Как вскоре выяснилось, это вонял, отнюдь, не протухший бегемот.
В густых зарослях папируса, уткнувшись носом в пологий берег, стоял небольшой полузатопленный сторожевой катер. От него исходило страшное зловоние. Когда путники, прикрывая носы рукавами, приблизились к нему, в воздух поднялась большая стая птиц падальщиков. Возле катера на ветках сидели целые полчища воробьев, которые клевали расплодившихся на катере огромных жирных мух.
На палубе лежали расклеванные останки трех солдат египетской армии.
— Пойдем отсюда! — прогнусавил Ольга, зажав нос пальцами. — А то меня сейчас вырвет!
— Погоди, не так быстро! — остановил ее Влад и, передав свой автомат Сенсею, сноровисто обмотал лицо платком — арафаткой. После этого он влез на борт корабля и исчез в его трюме.
— Чего он там потерял? — возмутилась Ольга, отходя от катера на приличное расстояние.
Ответом ей было послышавшееся из машинного отделения чиханье мотора и клубы сизого дыма, окутавшие полузатопленную посудину. После этого двигатель катера заработал, набирая обороты, потом неожиданно заглох.
На палубе появился сияющий, насколько это было можно разглядеть под арафаткой Влад.
— Мои поздравления, дамы и господа! Мы только что стали обладателями патрульного катера! Движок в идеальном состоянии. В трюме несколько полных бочек бензина! — радостно тараторил Влад. — Чего встали, как не родные? Поднимайтесь на борт, тут столько работы!
— Я на этот летучий голландец не полезу! — категорически заявила Ольга.
— Отлично, с твоей легкой руки, назовем наше приобретение «Летучий голландец», — расхохотался Сенсей.
— Сказано не полезу и точка! — отрезала Ольга.
— Ты что и дальше собираешься пешком по желтой, жаркой Африке топать? — спросил Влад.
После длительных уговоров Ольга, наконец, сдалась. Чтобы не шокировать легкоранимую женскую душу, мужчины забросили трупы солдат далеко в воду. За обладание ими тут же началась драка между крокодилами.
Как выяснилось, катер был атакован с воздуха. Его борта и днище были прошиты из крупнокалиберного авиационного пулемета. При помощи обнаруженных в катере инструментов Сенсей и Влад выстрогали множество пробок и туго забили их в пулевые отверстия. После этого была вычерпана вся вода из полузатопленного судна.
Сверху катер надежно замаскировали под заросли папируса, навязав сверху кипы камыша и натыкав в него высокие метелки папируса. Все время пока мужчины работали, Ольга с автоматом в руках бдительно несла вахту.
Закончив работы, они загрузились на катер и тронулись в путь. Для того, чтобы не демаскировать себя они двигались вдоль самого берега заросшего папирусом. Пару раз над ними пролетали черные тороиды томиноферов, но всякий раз Влад успевал заглушить мотор и ткнуться в прибрежные камыши. Таким образом, они на практике имели возможность убедиться в эффективности своего папирусного камуфляжа.
Путешествие проходило без особых приключений. Лишь однажды на них среди бела дня напали огромные крокодилы. Это были совсем не те карлики, что докучали им ранее. Свирепые рептилии бездумно атаковали сторожевой катер, пытаясь добраться до людей. Ожесточенная стрельба из автоматов с применением гранат была слышна на многие километры по реке. Вниз по течению вверх белыми животами плыло множество оглушенных и убитых хищных тварей.
Когда все закончилось, Сенсей вытерев, выступивший на лбу пот сказал:
— Знаете, что сие означает? Это означает, что Асуанская плотина, преграждавшая крокодилам путь к низовьям Нила, разрушена.
После этого, без особых приключений, путешественники добрались до Александрии.
Глава 25
Александрия встретила Влада, Сенсея и Ольгу безлюдными улицами. Повсюду были видны следы проходивших здесь ожесточенных боев. На одном из перекрестков им попалась разбитая, сгоревшая военная техника, включавшая самоходные орудия и танки. Покрытие перекрестка было взломано чудовищной силой неизвестного оружия, а огромные пласты асфальта вздымались почти вертикально.
Влад бегло осмотревший повреждения в технике лишь крутил головой и удрученно бормотал:
— Расщелкали словно орехи! Ты только глянь, танковую лобовую броню, словно иголкой прокололи!
— Все это просто превосходно! — осадила его пыл Ольга. — Скажи, долго ты еще намерен восхищаться торжеством вражеского вооружения?
— Мустафа был прав на все сто процентов, — задумчиво сказал Сенсей. — Томиноферы отметились везде, где только смогли обнаружить массовые скопления людей. По все городам прошлись, словно, катком. В том числе и здесь, в Александрии. Надо признать, что двигаться на север было не самым удачным тактическим решением.
— Чего молчишь стратег хренов? — Ольга неприязненно глянула на Влада. — Это ведь была твоя блестящая идея топать на север! Все пришли, севернее некуда, дальше только вода. Средиземное море называется!
— Ой, вот только не надо ныть! — скривившись, словно от зубной боли попросил Влад. — Если есть что предложить конструкивное, то предлагай! Я с удовольствием послушаю.
— А здесь и предлагать нечего, — пожал плечами Сенсей. — Затариваемся продуктами, боеприпасами под завязку. Возвращаемся на «Летучий голландец», и плывем по Нилу на юг Африки. Как завещал нам Мустафа Азиз, пусть земля ему будет пухом!
— Да, мудрый старик все верно рассчитал, — энергично кивнула Ольга. — Я, за то чтобы плыть в верховья Нила!
— А вы случаем не позабыли, что на нас с вами лежит ответственность по спасению всего человечества? Та самая, которую на нас повесил другой мудрый старец. Тот, который ездит на огромном жуке и которого зовут Хепри, — иронично глянул на них Влад. — Должен заметить, что прячась на юге, мы вряд ли сможем исполнить его наказ.
— Кто тебе сказал, что эту проблему нельзя будет решить там? — недоуменно подняла брови Ольга. — Здесь в разгромленной Александрии, как и в Каире, на мой взгляд, спасать уже некого. Мы, если ты этого еще не заметил, немного опоздали.
После этой словесной пикировки друзья отправились в ближайший супермаркет. Огромное двухэтажное здание магазина производило откровенно гнетущее впечатление. Электрическое освещение в нем полностью отсутствовало, впрочем, также как и во всем городе. Поэтому двигаться приходилось практически в темноте, так как окна были забраны плотными жалюзи. Открывать же занавески было рискованно, так как этим можно было обнаружить свое присутствие в супермаркете.
Впрочем, в отделе спортивных товаров Сенсей быстро отыскал электрические фонарики, которыми они вооружились, прихватив с собой солидный запас батареек. Там же были позаимствованы и объемистые туристические рюкзаки.
— Вы как хотите, а я намерена сменить свой гардероб, — неожиданно заявила Ольга.
Похватав с вешалок несколько спортивных костюмов на выбор, она скрылась в примерочной. Влад с Сенсеем переглянулись. Их внешний вид оставлял желать лучшего. За время путешествия бывшая на них одежда превратилась в грязные обноски с многочисленными прорехами. Не желая отставать от Ольги, они тоже переоделись в легкие и прочные спортивные костюмы.
— Я бы честное слово перетащила на катер половину этого магазина, — с тоской призналась Ольга, — Но боюсь, что он затонет.
— Ладно, не заморачивайся, — обнял ее Сенсей. — Пойдем в продовольственный отдел затариваться едой. Для нас сейчас это более актуально, нежели твои наряды.
— Меня больше интересует оружие, — признался Влад. — Вы пока набивайте рюкзаки едой, а я пойду, поищу что-нибудь, чем можно дополнительно вооружиться.
К тому времени, когда Влад нашел своих спутников, они уже загрузили шесть рюкзаков провизией. Предпочтение было отдано консервированным продуктам и различным концентратам. Также Ольга собрала кое-какую посуду. Влад вручил им по широкому кожаному поясу, на которые уже успел навесить ножны с охотничьими ножами.
Кроме этого он похвастался тем, что нашел несколько коробок со станками для бритья.
— Ну, не могу я с небритой рожей ходить, — признался он. — Точно неандерталец какой-то.
— Да неужели? А я бы на твоем месте начала к этому постепенно привыкать, — покосилась на него Ольга. — Потому что мы уверенно двигаемся назад к обезьянам! И через пару лет вторичное одичание выжившему человечеству гарантировано.
— Что-то никого из этого выжившего человечества до сих пор не было видно, — криво усмехнулся Влад. — У меня такое ощущение, что на всей планете из нормальных людей остались лишь мы одни.
По настоянию Ольги, они прихватили с собой спальные мешки. В результате у них, в общей сложности, получилось восемь огромных, непреподъемных рюкзаков. Они вышли из положения, приспособив для транспортировки тележки для покупок. Основной груз везли Влад с Сенсеем, хотя Ольге тоже досталось немало.
— Нет, ребята! Нужно будет вернуться сюда еще разок! — заявила она, тоскливо провожая взглядом проплывающие мимо нее прилавки, заполненные разнообразными товарами.
Но этому благому намерению не суждено было сбыться. На выходе из супермаркета дорогу им неожиданно преградила группа вооруженных людей. Все они были одеты в военную форму. И это были не египтяне.
Так как руки Влада, Сенсея и Ольги были заняты тележкам, а автоматы закинуты за плечи, они оказались в заведомо невыгодном положении. Глядя на нацеленные, на них стволы, они напряженно ждали продолжения.
— Оружие на землю, руки за голову! — по-английски отдал команду один из незнакомцев.
— Предлагают нам сдаться, — перевел Влад, Сенсею и Ольге.
— Вы русские? — удивленно спросил человек, приказавший им сложить оружие.
— Русские, русские, — сварливо ответил Сенсей.
— Коллаборационисты? — с нажимом продолжал допрос человек в форме.
— А вы что не знаете, как отличить коллаборациониста от нормального человека? — презрительно поинтересовалась Ольга.
— Любопытно будет услышать! — удивленно посмотрел на нее вооруженный незнакомец.
— Прошедшие переделку люди становятся килограмм на пятьдесят тяжелее, — пояснил Влад. — Томиноферы вживляют им в тела кучу металла.
— Я не понял, о каких томиноферах вы говорите, но догадываюсь, что имеются в виду пришельцы. Дирк, а ну-ка принеси сюда напольные весы, — приказал старший одному из автоматчиков. — А вы, пока, объясните мне кто вы такие и что здесь делаете?
— Мы из России, у нас там, то же, что и везде. Полный и окончательный разгром! Томноферы могут торжествовать. Сюда в супермаркет мы забрались, чтобы пополнить запасы продовольствия, — ответил Влад. — Я, Владислав Стрижев, подполковник Российской армии. Мои друзья Сенсей и Ольга, гражданские.
— Мичман Джон Грейвс! — небрежно козырнул незнакомец. — Королевский военный флот Великобритании. И что вы собираетесь делать дальше?
— Мы планируем двигаться на юг Африканского континента. В те дикие районы, где людей практически нет, — ответил Влад. — То есть, туда, куда пришельцам никогда не придет в голову сунуться.
— Что же, логично, — пробормотал мичман, опуская свой автомат.
Видя, что их командир ведет себя спокойно, остальные моряки тоже расслабились.
В это время появился боец с упаковкой напольных весов под мышкой. Ножом, вскрыв коробку, он поставил весы на пол. Присев на корточки он отрегулировал их, поместив стрелку шкалы на ноль.
— Прошу вас, мадам! — мичман галантно протянул Ольге руку.
— Гран, мерси! — возмущенно фыркнула та и встала на весы.
— Шестьдесят четыре килограмма, — огласил результат, продолжавший сидеть на корточках Дирк. — Следующий!
Сенсей вытянул на сто пять килограммов, а Влад на девяносто два.
— Теперь, ваша очередь мичман, — твердо сказал Влад, сходя с весов.
— Вы предлагаете взвеситься мне? — с нескрываемой иронией спросил он.
— А почему нет? Вы же нас взвешивали! Или вы сторонник сегрегации? — пожала плечами Ольга.
— Ну, что же, извольте! — мичман протянул свой автомат Дирку и встал на весы. — Восемьдесят один, что-то исхудал совсем! Теперь, надеюсь, вы удовлетворены?
— И снова вы ошибаетесь, — отрицательно мотнул головой Влад. — Теперь пусть все ваши люди взвесятся.
— С какой такой радости? — нахмурился мичман.
— Если вы человек, значит, мы с вами воюем на одной стороне, — в упор посмотрел на него Влад. — И поверьте мне, мичман, эта процедура необходима в ваших же интересах! Хотя бы потому, что после нее вы сможете полностью доверять своим подчиненным.
— Я им и так доверяю, без вашего дурацкого взвешивания! — огрызнулся мичман. — И вообще, я не убежден в том, что ваша теория о том, что коллаборационисты тяжелее обычных людей верна!
Тем не менее, он некоторое время колебался. Потом, видимо придя к выводу, что в словах Влада есть доля истины, нехотя велел своим бойцам взвеситься.
Все шло хорошо до тех пор, пока очередь не дошла до небольшого кряжистого морячка. Весы, рассчитанные на сто двадцать килограммов, под его весом жалобно скрипнули и расплющились в лепешку. Издав свирепый вопль, моряк стремительно соскочил с весов. Затем бросившись вперед головой, вышиб витринное стекло и вывалился из супермаркета прямо на улицу.
Влад, схватив автомат, успел всадить в беглеца длинную очередь. Но она не принесла ему никакого ощутимого вреда. Мичман со своими моряками подскочили к окну и принялись поливать изобличенного ксеносервуса градом пуль. Тот несколько раз падал на землю, для того, чтобы через некоторое время подняться вновь. В конце концов, он благополучно уковылял за угол и скрылся.
— Ну, что доволен, мичман? — ядовито спросил Влад. — Проворонить у себя под носом шпиона томиноферов! Долго он был с вами?
— Стойте! — внезапно воскликнул тот, звонко шлепнув себя ладонью по лбу. — Какой же я осел! Если Джим коллаборационист, значит им прекрасно известно место нашей последней стоянки! Пришельцы знают, где находится наша лодка! Бросайте все и бегом к ней! Нужно предупредить остальных и уходить пока не поздно!
— А как же наше продовольствие? — возмутилась Ольга.
— К черту ваше продовольствие, мадам! Если хотите выжить следуйте за нами! — воскликнул Дик.
— О какой лодке ты говорил? — на бегу спросил Влад мичмана, закидывая свой автомат за плечо.
— О подводной, какой же еще? — свирепо прокричал тот на ходу.
Глава 26
Египет, Александрийский порт, 2028 год.
— Я бы на твоем месте выбрал другой путь. Не тот, по которому вы добирались сюда! — прокричал Влад на бегу английскому мичману.
— Сейчас это уже не имеет значения, лодка в опасности, нужно спешить! — прокричал тот в ответ. — Не отставать и не растягиваться!
Но, как вскоре выяснилось, маршрут все-таки имел значение. Причем значение решающее. Отряд не успел преодолеть и четверти пути, когда напоролся на засаду. Двигаясь сюда в город, моряки специально выбирали узенькие улочки и переулки, лежащие далеко в стороне от центральных улиц. Невзирая на все предупреждения Влада, они решили возвращаться обратно к морю, где их ждала субмарина, по уже знакомой им дороге. Вот на одной такой тесной улочке их и поджидали ксеносервусы.
Как только сверху послышалась стрельба, а вокруг засвистели и защелкали пули, Влад схватил Ольгу за плечо и втянул в черное жерло подворотни. Вскоре к ним присоединился Сенсей, а с ним и оставшиеся в живых английские моряки, во главе с мичманом. К этому времени ксеносервусы успели положить половину отряда.
— Что, морячок, иногда не грех и сухопутных крыс послушать! — презрительно бросил мичману Влад. — Особенно когда воюешь на суше и ничего не смыслишь в тактике ведения боя!
В ответ англичанин лишь заскрипел зубами от бессильной злобы. Он уже было открыл рот собираясь сказать какую-то грубость, но в этот момент с верхних этажей дома в подворотню закатился какой-то небольшой круглый предмет.
— Ложись! — успел прокричать Влад, прежде чем прогремел взрыв.
После этого сверху посыпались гранаты. Взрывы следовали один за другим, не переставая. Осколки свирепо свистели над головами залегших людей. Воздух наполнился толовой гарью. Дым и пыль заволокли все кругом.
Лишь только взрывы смолкли, Влад поднял всех и погнал вглубь двора. Два погибших моряка остались лежать в подворотне. Едва люди, кашляя и чихая, выбежали из облака пыли, как во дворе их встретили бойцы противника, вооруженные автоматами. Но в это раз беглецам несказанно повезло. Это были не ксеносервусы, прошедшие переделку-апгрейд, а что-то вроде дружинников из числа местных жителей, перешедших на службу к томиноферам.
Вчерашние портовые рабочие даже не успели толком пострелять, когда отряд моряков, во главе с Владом, безжалостно разнес их в клочья. Перепрыгивая через окровавленные трупы поверженных врагов, отряд спешно уходил вглубь квартала. Влад стремился увести людей, как можно дальше от засады, пока ксеносервусы не успели сообразить, что к чему. Чертыхаясь на бегу и беспрестанно сплевывая, чтобы не сглазить, он с трудом верил, что им удалось-таки выбраться из засады. Краем глаза он с удовлетворением отметил, что Ольга и Сенсей не отстают, и уверенно бегут посередине растянувшегося на добрую сотню метров отряда.
Когда они отмахали около двух километров, впереди внезапно послышались звуки ожесточенной стрельбы. Все перекрывал звук тяжелого станкового пулемета, время от времени злобно рыкающего на невидимого противника.
— Нашу лодку атакуют! — взревел мичман и вырвался вперед.
— Не пори горячку! — придержал его за плечо Влад. — Хочешь на пулю нарваться? Двигаемся вместе!
Тот нехотя подчинился и сбавил темп.
Обогнув развалины верфи, отряд оказался прямо перед входом на пирс. Вдалеке виднелась черная рубка огромной подлодки с изображенным на ней британским флагом. На пирсе залегло два десятка ксеносервусов, которые вели беспорядочную стрельбу по лодке. На вершине рубки расположился пулеметный расчет, который короткими очередями не давал ксеносервусам поднять головы и сдерживал их дальнейшее продвижение в сторону лодки.
— Удивляюсь, почему до сих пор в воздухе не появились тороиды томиноферов? Куда подевались все их черные пончики? — встревожено вгляделся в горизонт Сенсей.
— Помолчи, а то еще сглазишь! — шикнула на него Ольга.
— Ну, какие будут предложения? — Влад повернул голову, в сторону отряда, залегшего за развороченной стеной.
— Парни на лодке держатся из последних сил, ожидая нашего возвращения, — угрюмо сказал мичман. — Если мы прямо сейчас же не прорвемся к ним, они будут вынуждены уйти без нас.
— Годится, прорываться, так прорываться! — сказал Влад, вставляя в автомат полный магазин и щелкая затвором.
— Есть у меня одна идея, — жестом остановил его Сенсей. — Не знаю, правда, как она будет работать вживую. Короче, раз мы имеем дело с неубиваемыми ксеносервусами, значит, все наши стрелялки по ним не имеют смысла, так? Даже если им разворотить мозг, они все равно отряхнутся и снова попрут на нас, как новенькие.
— Давай покороче, — поторопил его мичман. — Времени совсем не осталось.
— Эти мостки, которые вы называете пирсом, проходят далеко в море. Под ним наверняка очень глубоко.
— Ты что предлагаешь утопить всю эту свору ксеносервусов в море? — недоверчиво посмотрела на него Ольга.
— Именно! — радостно закивал Сенсей. — Есть желающие помочь?
Высокий плечистый моряк сделал шаг вперед.
Закинув ремни автоматов за спину, чтобы освободить руки, они с Сенсеем пригнувшись, направились в сторону залегших к ним спиной ксеносервусам. Добравшись до первого из них, они стремительно схватили его за ноги, словно два жирных кота мышь, и скинули его в море. Тот не успев издать ни звука, тут же ушел под воду, чтобы уже никогда не возвращаться. Благодаря тому, что кругом стояла непрекращающаяся стрельба, другие ксеносервусы не заметили внезапного исчезновения своего товарища по оружию.
Вслед за первым на дно морское, отправился второй, а затем и третий ксеносервус. После того, как они записали в водолазы с полдюжины ксеносервусов, удача оставила Сенсея и его английского напарника. Почувствовав за спиной какое-то движение один из нелюдей поднял тревогу и, вскочив на ноги, собрался расстрелять двух смельчаков. Сенсей бросившись в его сторону, резко сократил расстояние до стрелка, присел и стремительно раскрутившись, подсек его под колени ногой. После этого с помощью подоспевшего англичанина строптивый ксеносервус был отправлен в воду следом за другими.
К этому времени, остальные нападающие, заметив, что пулемет субмарины почему-то замолчал, повскакивали на ноги и начали тревожно озираться. Обнаружив у себя за спиной отряд противника, который стрелявшие из пулемета моряки боялись зацепить, ксеносервусы бросились в атаку.
Как показали дальнейшие события, их длинноствольные автоматы оказались плохим оружием в ближнем бою. Сцепившиеся с ними врукопашную люди, хватались за оружие, выворачивали стволы вверх и пули уходили в небо, не причиняя никому вреда. Обезвредив, таким образом, всех автоматчиков моряки ждали, когда вертевшийся, словно черт Сенсей, наконец, доберется и до них.
Стремительно перемещаясь от одного заблокированного моряками ксеносервуса к другому, Сенсей исхитрялся, используя минимальное количество усилий, отправлять их одного за другим в море. Через непродолжительное время с противником, преграждавшим путь к субмарине, было покончено. Все ксеносервусы, одни раньше, другие позже, были утоплены, словно слепые щенки.
Люди, дрожа от напряжения, пытались отдышаться, валясь на пирс, кто, где стоял. Навстречу им с подлодки бежали несколько человек команды с носилками для раненных. Но прежде чем они успели добежать, далеко в небе появились черные точки.
— Это тороиды томиноферов! — ахнула Ольга, первая заметившая неприятеля.
— Бегом на лодку, командуйте срочное погружение! — прокричал мичман, махая руками, бегущим к ним морякам с носилками.
Те подняли головы, увидели черные точки в небе и поспешно развернувшись, побежали обратно к лодке. Моряки, подхватив раненных бросились вслед за ними.
— Да что же это такое творится? — изумленно вскричал Влад, бросив быстрый взгляд через плечо на внезапно потемневшее небо. — Сколько же их там?
— Хренова туча и даже больше того! Под ноги лучше смотри, а то навернешься! — крикнул ему Сенсей, бегущий рядом, бок о бок с Ольгой.
Действительно в небе творилось, что-то страшное. Солнце скрылось за надвигающейся черной тучей. Только туча эта была рукотворной, и ее создателями были томиноферы. Словно огромный пчелиный рой черные тороиды самого разного размера неумолимо надвигались на английскую субмарину. Можно было только догадываться о причине побудившей томиноферов бросить такие колоссальные силы на уничтожение одной единственной подлодки. Но видимо у пришельцев были на, то весьма веские причины.
Достигнув субмарины люди, сбежав по трапу на ее корпус, начали карабкаться наверх рубки по скобам металлической лестницы. Подхватив раненных они, стремясь как можно скорее достичь спасительного люка, ведущего вовнутрь подлодки, тащили их словно муравьи гусениц.
И в это время на огромном тороиде, намного обогнавшем всех остальных, полыхнуло ослепительное белое пламя. В следующее мгновение середина пирса прекратила свое существование, взлетев на воздух с оглушительным грохотом. Во все стороны полетели обломки досок от обшивки. Возле самой рубки со свистом пронеслись искореженные фрагменты металлоконструкций.
Небо над субмариной потемнело. Капитан, стоически дождавшийся, когда последний человек поднимется на борт, отдал долгожданную команду задраить люки и начать срочное погружения. Лодка медленно отвалила от пирса, в тот самый момент, когда флагманский тороид произвел очередной залп. Ее корпус тряхнуло, так, словно она наскочила на какое-то подводное препятствие. Заскрипели, затрещали переборки, принявшие на себя ужасающую силу ударной волны, но лодка с честью выдержала это испытание.
Набирая скорость, она продолжала стремительно погружаться в морскую воду. В тот момент, когда субмарина провалилась в спасительную морскую толщу, над ней началось настоящее светопреставление. Море кипело и бурлило, словно в самый страшный шторм. Тороиды всех видов атаковали морскую поверхность снова и снова, в тщетном стремлении пробиться сквозь водну и поразить уходившую от них подводную лодку.
Глава 27
Натовская субмарина, под британским флагом, продолжая погружение на максимальную глубину, на крейсерской скорости уходила от Александрии в открытое море. Судя по продолжающимся взрывам на поверхности, томиноферы упорно не оставляли своих попыток уничтожить беглецов. Их не останавливала даже огромная толща воды, надежно скрывавшая подлодку.
Влада, Сенсея и Ольгу представили капитану субмарины. Капитан Джон Спаркс, являл собой образец классического морского волка, словно сошедшего со страниц приключенческого романа. Высокий, крепко сбитый с красным обветренным лицом, отороченным пушистой седой бородой, он напоминал Санта Клауса со знаменитой рекламы Кока Колы. Но в добродушных чертах его время от времени явственно проступала непоколебимая твердость, и всем становилось ясно, что Спаркса лучше не злить.
Точно также выглядит благодушное, спокойное море, в котором, если хорошенько приглядеться, совсем неглубоко от поверхности, полным полно острых коралловых рифов. Для невнимательных и излишне доверчивых мореходов они представляют смертельную опасность. Сенсей сразу же понял, что с Джоном Спарксом, этим милым персонажем из рождественских историй, нужно постоянно держать ухо востро.
Появление на борту военной подлодки пассажиров, среди которых была женщина, не доставило капитану Спарксу никакой радости. Он уже предвидел, с какими проблемами ему придется столкнуться. Женщина на борту корабля испокон веков считалась дурной приметой. Вдобавок ко всем напастям мадам Ольга была еще и красивой женщиной!
Чего греха таить сам Джон Спаркс, несмотря на почтенный возраст и лишние двадцать килограммов, поймал себя на мысли, что смотрит на русскую красавицу с вожделением. Это не на шутку смутило его, и он зарделся словно маков цвет. Его реакция не укрылось от цепкого взгляда многоопытной Ольги, для которой мужская душа была раскрытой книгой, которую она уже давно выучила наизусть.
Чтобы скрыть свое замешательство капитан Спаркс сообщил друзьям, что путь его субмарины лежит через Атлантику в Южную Америку. Оттуда пришел сигнал с одной из уцелевших подлодок Натовского флота. Джон Спаркс тешил себя надеждой, что пришельцы еще не успели добраться до непроходимых джунглей Южноамериканского континента. Правда, после этого больше не было принято ни одного сигнала из той части света. Впрочем, точно также как и из остальных частей. Радиоэфир словно вымер. В нем даже не было слышно шума помех.
— Если мне не изменяет память, лодки вашего класса имеют на вооружении ракеты с ядерными боеголовками? — поинтересовался Влад.
— К сожалению, весь стратегический боекомплект был нами израсходован уже в первые дни вторжения пришельцев, — с горечью признался Джон Спаркс. — И что самое обидное, совершенно впустую! Мы накрыли ракетами огромные площади, на которых не было никакого противника. Хорошо хоть никого из своих не прихлопнули! После этого поползли упорные и слухи о сговоре генерального штаба НАТО с пришельцами.
— То же самое происходило и у нас, — нехотя признался Влад. — Видимо томиноферы загодя обработали ключевые фигуры во всех армиях мира. По крайней мере, теперь после вашего рассказа мне многое стало ясно. Все квадраты на нашей территории, по которым были выпущены российские ракеты, оказались пустышкой, попросту говоря, дезинформацией. В безжизненную пустыню были превращены тысячи квадратных километров тайги, на которой никогда не было ни одного томинофера, то есть, пришельца. Лишь потом, с очень большим запозданием мы поняли, что таким образом противник лишил нас возможности дать ему достойный отпор, фактически обезоружив нас.
— Ну, я не могу сказать, что моя лодка осталась совсем уж без вооружения, — добродушно усмехнулся капитан Спаркс. — При случае мы еще можем показать врагу зубы. У нас остались почти все торпеды. Правда я, ни разу не встречался с подлодками и кораблями пришельцев. Пару раз нам попадались военные суда управляемые коллаборационистами, и мы всякий раз без особых проблем топили их. Такое ощущение, что их команды были укомплектованы случайными людьми, не прошедшими элементарной флотской выучки. Вдобавок, они все как один не умели плавать.
— Да уж, плавучесть у них как у утюгов, — усмехнулась Ольга.
После этого разговора гостей проводили в жилой отсек. Ольге была предоставлена отдельная каюта. А рядом с ней в одном кубрике поселились Сенсей и Влад, чтобы блюсти ее целомудрие от всякого рода посягательств. Сенсей не стал особо настаивать на том, чтобы жить вместе с Ольгой, решив не дразнить понапрасну команду. Тем более что это решение было принято капитаном Спарксом именно по этой самой причине.
Ожидаемые посягательства воспоследовали в первую же ночь, проведенную друзьями на подлодке. Всегда чутко спавший Сенсей был разбужен странным скрипом, раздававшемся у двери их с Владом каюты. Не став будить товарища он на цыпочках подкрался к двери и бесшумно скинув петлю задвижки, с силой пнул по двери ногой. С грохотом распахнувшаяся дверь, отбросила в сторону моряка, у которого в руках был пожарный багор. Длинный металлический прут с грохотом отлетел в сторону. Сообразив, что с его помощью, негодяй пытался заблокировать выход из его каюты, Сенсей поднял багор, после чего вырубил злоумышленника точным ударом в челюсть.
В это время два других моряка ковырялись в замке и пытались вскрыть дверь Ольгиной каюты.
— Что, козлы спидозные, на сладенькое потянуло? — взревел Сенсей и тупым концом багра принялся охаживать непрошенных ухажеров…
Несмотря на то, что Сенсей не имел намерения покалечить изнывающую от похоти матросню, в ходе воспитательной работы им было, как минимум сломано несколько ребер и одна ключица.
Наутро капитан Спаркс, как бы между делом, отозвал Сенсея в сторону и сказал ему буквально следующее:
— Я, безусловно, понимаю и разделяю ваши чувства защитить мадам Ольгу. Но если вы и дальше будете заниматься столь жестким рукоприкладством, то скоро перекалечите мне весь экипаж лодки, а я останусь без команды.
— Так, что же, по-вашему, получается, я должен спокойно сидеть и смотреть как ваши озабоченные ублюдки лезут к ней в каюту, сами знаете зачем? — набычившись, глянул на него Сенсей, налившимися кровью глазами.
В ответ капитан Джон Спаркс сделал каменное лицо и нервно повел плечом:
— Передайте мадам Ольге, чтобы она, по возможности, воздерживалась от появления перед моими людьми. А вас я попрошу, в дальнейшем, обходиться без чрезмерного членовредительства. Не стоит забывать, что без команды корабль мертв. По этой очевидной, для всякого цивилизованного человека, причине, я не позволю вам перебить мой экипаж! Кроме того, я не особо виню моих, как вы выразились, озабоченных ублюдков. Потому что я, видите ли, один из них!
Сказав это, капитан удалился с видом оскорбленной добродетели.
Когда Сенсей пересказл Владу содержание разговора, тот иронично хмыкнул:
— Ну, дела, седина в бороду бес в ребро? Ай да, Санта Клаус! Ну а в принципе чего ты ожидал? На лодке целая свора мужиков, которые, я даже не знаю, сколько времени не видели баб, а тут появляется такая вкусняшка, как Ольга.
— А ты сам случаем не озабоченный? — недобро глянул на него Сенсей.
— Конечно озабоченный! — спокойно выдержал его гневный взгляд Влад. — Я точно такой же мужик как ты. У меня, если ты заметил, есть две руки. Также есть две ноги между которыми висит, я тебя уверяю, отнюдь не елочное украшение. Ладно, уймись, чего так сразу напрягся? Женщина друга для меня табу!
После этого разговора, Ольга по настоянию мужчин переехала к ним в каюту. Так как все оружие было закрыто в ружпарке, Сенсей на всякий случай перетащил к себе в каюту пожарный багор. Днем он прятал его, а на ночь доставал и ставил возле своей койки.
После того памятного разговора между Сенсеем и капитаном Спарксом, в отношениях последнего с его пассажирами произошли разительные перемены. Между ними словно кошка пробежала. Они больше не вели долгих разговоров, ограничиваясь необходимым минимумом фраз, которыми обычно обмениваются посторонние люди, оказавшиеся волею случая вместе. При этом у капитана было выражение лица человека вынужденного, против своей воли, терпеть общество откровенно тяготящее его.
В столовой, куда Влад и Сенсей ходили по очереди, боясь оставлять Ольгу одну, они постоянно ловили на себе косые взгляды моряков. Вдогонку им уже неслись ничем неприкрытые угрозы и оскорбления. Пару раз Влад уже оттаскивал Сенсея, от не в меру наглых горлопанов. Лишь благодаря вмешательству мичмана им чудом удалось избежать массовой потасовки.
— Ребята, я не знаю, что делать, но с этим нужно что-то делать! — тяжело дыша, сказал тот, надавав оплеух своим подчиненным и поворачиваясь к Сенсею и Владу. — Я ваш друг, и вся эта сволота, как это ни странно звучит тоже! Но если мы в самом скором времени не найдем выход из сложившейся ситуации, мы просто поубиваем друг друга! Временами мне самому хочется перегрызть вам горло!
Коротко козырнув, он повернулся и пошел прочь, попутно влепив мощный пендаль, оказавшемуся на его пути матросу.
Ситуация накалялась день ото дня. Или вернее будет сказать от ночи к ночи. Все прекрасно понимали, что ничем хорошим это не может закончиться. Над субмариной висело плотное облако сексуальной озабоченности.
Когда Сенсей спросил капитана Спаркса, как долго продлится их путешествие до берегов Южной Америки, тот неопределенно хмыкнул и сказал, что они преодолели менее четверти пути. При этом Сенсей мог бы поклясться, что в глазах старого Джона промелькнула злорадная искорка.
Ольга же в отличие от своих спутников чувствовала себя превосходно. Казалось, что сложившаяся ситуация откровенно забавляет ее. Равно, как и попытки ее кавалеров оградить ее от навязчивого внимания всего экипажа субмарины.
Глава 28
Последнее время трое пассажиров субмарины жили практически на осадном положении.
— Угораздило же нас попасть на этот плавучий лепрозорий! И ведь никак с него не сойдешь и никуда не выйдешь! Кругом одна вода, будь она неладна! — время от времени начинал скрипеть зубами Сенсей. — В Африке нам не сиделось, охота к перемене мест обуяла!
— Чего ты там все бубнишь? — прикрикнула на него Ольга, которую уже начало раздражать его нытье. — Скажи, пожалуйста, чем тебя не устраивает Южная Америка?
— Действительно, если бы мы не убрались из Александрии, нас бы уже давно зажарили и съели! Не забыл еще тот плохопрожаренный деликатес, из-за которого мы потеряли Мустафу Азиза и Ахмета? — горячо поддержал ее Влад. — Я, наверное, подыхать буду и вспоминать дастархан накрытый ксеносервусами в той усадьбе!
— Ты-то хоть дурака не включай! — попросил его Сенсей. — Тебе прекрасно известно, отчего я бешусь!
— Если ты насчет того, что капитан с экипажем хотят нарушить твою монополию на обладание мной, то ты дружок совсем дурак! — презрительно скривилась Ольга. — Если ты и дальше будешь гнуть свою линию, то погубишь всех нас.
— Я отказываюсь обсуждать эту тему! — вспылил Сенсей и, улегшись на койку, повернулся носом к стенке, все своим видом показывая, что разговор окончен.
Однако, как показали дальнейшие события, разговор на эту тему еще всерьез и не начинался. Этим же вечером, капитан Спаркс неожиданно зашел в каюту Ольги, Сенсея и Влада. Пожелав всем доброго вечера, он надолго замолчал. Вид у подводного Санта Клауса был какой-то всклокоченный и вместе с тем несколько потерянный. Он не знал, куда ему деть свои большие толстые руки. Наконец засунув их в карманы форменных брюк, он без приглашения сел на койку рядом с Владом. Несмотря на все свои непонятные манипуляции, он продолжал тревожно молчать. Было видно, что он чувствует себя не в своей тарелке. Что-то определенно заботило и тяготило капитана.
Джон Спаркс явно не знал с чего начать непростой разговор. Но по его смущенному виду, всем и так уже стало понятно, о чем именно он собирается говорить.
— Пожалуйста, не подумайте, что я в восторге от того, что собираюсь вам сейчас сообщить, — откашлявшись, признался капитан. — Более того, все это мне совсем не нравится. Но обстоятельств вынуждают меня сделать это.
— Не тяните кота за хвост, кэп! — прервал его Сенсей. — Я примерно догадываюсь, о чем вы собираетесь говорить! Так вот, мой вам ответ будет — нет! И еще тысячу раз нет!
— Давай ты не будешь решать за всех, ладно? — ласково положила ему руку на плечо Ольга. — Сейчас не самый подходящий для этого случай.
— Нет, я буду говорить, то, что считаю нужным! — Сенсей зло посмотрел на подругу. — А тебе лучше помолчать!
Капитан, досадливо поморщившись, словно от сильной головной боли, протестующе поднял руку:
— Прошу вас выслушать меня и хорошенько подумать, прежде чем делать столь опрометчивые и скоропалительные заявления.
— Можете не продолжать! — нетерпеливо перебил его Влад. — Передайте своему озабоченному экипажу, что все мы очень огорчены, но вынуждены отказать!
— Мы скорее сдохнем, чем они получат женщину! — взвился Сенсей.
— А ну-ка, заткнитесь вы оба! — недобрым взглядом окинула их Ольга. — Я в отличие от вас хочу еще пожить, и на вас двоих у меня еще есть определенные планы! Так что, убедительная просьба, не торопитесь подыхать!
Сенсей задохнувшись от возмущения, уставился на Влада. Лицо его друга приняло сначала изумленное выражение, а затем стало как у кота, которому почесали за ушком.
Воспользовавшись возникшей паузой, капитан поспешил заполнить ее:
— Сложившаяся ситуация грозит выйти из-под контроля и может закончиться моим смещением с поста капитана и открытым бунтом на лодке. Фактически, на сегодняшний день, я благодаря вам, мадам, лишь номинально являюсь капитанам субмарины.
Ольга зорко следила за Сенсеем и Владом, которые, судя по всему, уже собирались начать выяснение отношений друг с другом.
Влепив, обоим по подзатыльнику, она терпеливо, словно заботливая мамаша, втолковывающая своим расшалившимся чадам азбучные истины, сказала:
— Повторяю, еще раз, помолчите и дайте капитану договорить то, что он желает нам сообщить. И вообще, этот разговор больше касается меня, нежели вас обоих. Так что я бы, на вашем месте, не испытывала мое терпение! Продолжайте, капитан, я вся внимание!
— Еще раз прошу прощения мадам, но моя команда уже очень давно не видела женщин. Мне неудобно говорить, но моряки требуют, чтобы вы, мадам, как бы это сказать поприличнее? Скажем, начали снимать атмосферу сексуальной озабоченности, которую привнесли на субмарину своим появлением. Они взрослые цивилизованные люди, и все прекрасно понимают, поэтому все будут терпеливо ждать своей очереди. День, два, неделю — это не имеет значения. Об одном прошу, подарите им надежду!
— Браво, капитан! — захлопал в ладоши Сенсей, истерически расхохотавшись. — Ваш, пассаж насчет цивилизованных людей попал в самую точку!
Невозмутимо проигнорировав эту шутовскую выходку, Джон Спаркс продолжил свои увещевания.
— Моряки просят, — капитан особо подчеркнул это слово, — установить удобный для вас мадам, порядок посещений вас личным составом лодки. Так чтобы не были оскорблены чувства и достоинство вас и ваших друзей. Своей просьбой, мы не желаем никого оскорбить.
— Ну, это вы капитан немного лишка загнули! — не смог более сдерживаться Влад. — Вы являетесь к нам и заявляете, ни много ни мало, мол, мы тут с ребятами немного развлечемся с вашей женщиной, но вы не подумайте ничего плохого! Ничего личного, физиология, знаете ли, задолбала! А так, мы все белые и пушистые, и никоим образом не хотим оскорбить ни ее, ни вас. Давайте будем дружить семьями!
В следующее мгновение, Ольга влепила Владу серию полновесных оплеух, от которых он сразу же утратил все свое красноречие.
— Благодарю вас мадам, восхищен вашим самообладанием, — поклонился ей капитан. — Еще мне бы хотелось добавить от себя лично, что, по всей видимости, женщин вообще уже нигде не осталось. Все они были безжалостно истреблены гоблинами. В этих обстоятельствах, мадам Ольга уже не может принадлежать самой себе или какому-то одному человеку. Вы становитесь бесценным сокровищем, принадлежащим всей человеческой расе. В связи с этим, всем нам, волей неволей, придется привыкать к новым условиям жизни и новым правилам нашего социума. И поверьте, я от души желаю, чтобы этот болезненный для всех нас процесс происходил мирно и без жертв.
Лишь только капитан Джон закончил, давшуюся ему с огромным трудом речь, как Сенсей с Владом повскакали со своих мест.
— Пошел вон старый извращенец! И своим ушлепкам передай, что мы будем драться до последнего!
— Хрен, вы угадали, велеречивый вы наш! Мы не допустим никакого насилия в отношении женщины!
В это время Ольга встала и повелительным тоном в очередной раз велела своим друзьям замолчать.
— Я очень внимательно слушала, все, что говорил наш капитан. Так вот, в его речи ни разу не прозвучало, ни единого слова о насилии. Разговор шел лишь о сотрудничестве, то есть, о добровольной помощи его экипажу, — Ольга сделала паузу, чтобы убедиться, в том, что Сенсей и Влад адекватно оценивают ее слова. — С моей точки зрения, здесь имеет место обычный обмен любезностями и ничего более того. Капитан любезно предоставил свою субмарину для того, чтобы доставить нас троих в безопасное место. В обмен на это он просит меня оказать им ответную услугу. Со своей стороны, я заверяю вас, капитан, что в меру моих сил, попытаюсь быть полезной вам и вашему экипажу.
— Так вы согласны? — хрипло прошептал капитан, не веря своему счастью.
— Почему бы и нет? — раскованно усмехнулась Ольга.
Сенсей с Владом раскрыли, было, рты, чтобы что-то сказать, но Ольга, пригвоздив их к месту пронизывающим взглядом, холодно процедила:
— Уймитесь, мои герои, и не рыпайтесь! Эти новые отношения продлятся лишь до того момента пока мы не покинем лодку! Идемте же капитан!
— Мудрое решение, мадам! — восхищенно произнес Джон Спаркс. — Вы только, что спасли жизнь своим спутникам. В коридоре стоят мои люди, они вооружены и лишь ждут команды, чтобы перебить ваших мужчин, если мы вдруг натолкнемся на досадное непонимание с их стороны.
— Ах ты, старая похотливая скотина! — вскричал разъяренный Сенсей, вскакивая и бросаясь с кулаками на капитана.
Но тот проворно распахнул дверь в каюту и Сенсей замер на полуслове. Все пространство узкого коридора было заполнено вооруженными моряками.
— До свидания, мальчики! — Ольга повернулась в дверном проеме к Сенсею и Владу. — Пока меня не будет, ведите себя хорошо и не хулиганьте! Пока!
После этого под радостное жеребячье ржание моряков Ольга послала друзьям воздушный поцелуй и вышла из каюты.
Прежде чем дверь за ними закрылась капитан, пристально посмотрев на Влада и Сенсея, сказал:
— Снаружи я оставляю вооруженную охрану. Не потому что не доверяю вам, а для вашей же безопасности. До свидания и извините, если что не так.
После того, как дверь в каюту закрылась, Сенсей повернул перекошенное невыносимым страданием лицо к Владу и прокричал:
— Ты понимаешь, что этот морячок Папай, только что развел нас словно распоследних лохов? Нам указали на наше место возле параши, после чего увели нашу женщину!
— Твою личную женщину, — невозмутимо парировал Влад.
— А я-то думал, что мы друзья! — горько проговорил Сенсей.
— Все верно, мы друзья, только ты, друг мой, очень хорошо устроился, — язвительно усмехнулся Влад. — Ты всегда помнишь лишь о своих личных проблемах, как бы малы они не были. А на мою, огромную проблему, которая уже не умещается в моих штанах, ты закрываешь глаза и предпочитаешь не замечать ее вовсе. Между тем, умница Ольга уже давно все поняла. И в отличие от тебя…
В следующее мгновение Сенсей бросился на Влада. Они сцепились и рухнули на пол каюты, в тесный проход между койками. Сенсей коротко размахнулся для того чтобы раскрошить кулаком челюсть Владу, когда внезапно почувствовал, что тот перестал бороться и уже не сопротивляется. Его кулак застыл всего в сантиметре от ухмыляющейся физиономии друга.
— Ну, убить меня, я так понимаю, ты пока, еще не готов? — иронично поинтересовался Влад. — Тем более что пока, вроде как еще и не за что. А если так, то может быть, перестанем трахать мозги друг другу и подумаем, как будем выручать Ольгу, которая отдувается за всех нас?
Глава 29
Двое моряков стоявших возле двери каюты, где были заперты Сенсей и Влад настороженно прислушались. Из-за двери внезапно послышался шум борьбы и приглушенные крики. Потом раздался грохот упавшего тела, послышался душераздирающий хрип и все стихло. Отлипнув от стен, на которые они до этого облокачивались, часовые настороженно переглянулись.
— Как мне кажется, один из них душит другого, — неодобрительно покачал головой один из моряков.
— Ну и дикий же народ эти русские! — осуждающе почмокал губами второй. — Давай зайдем и растащим их, пока они совсем не поубивали друг друга!
Держа пистолеты наготове, часовые осторожно приоткрыли дверь, ожидая подвоха. Но никто не караулил их за дверью, так как, в это время, оба арестанта были заняты. Один из них, сидел верхом, на груди другого, который лежал ничком на полу. Сомкнув обе руки на его шее, он яростно душил его. Второй бился в агонии и уже сучил каблуками по полу.
— А ну, прекратить, сейчас же! — испуганно вскричал один из моряков и, схватив за шиворот душителя, отшвырнул его в сторону.
— Бог мой, он же совсем не дышит! — взволнованно воскликнул второй моряк, склонившись над бездыханным телом.
Каково же было его изумление, когда задушенный вдруг открыл глаза и, подмигнув, вырубил его точным ударом в челюсть. Второй незадачливый часовой запоздало вспомнил, что у него есть пистолет и сделал неловкую попытку воспользоваться им. Но Сенсей хлестким ударом ноги выбил оружие из его рук, после чего нокаутировал моряка. Подхватив обмякшее тело на руки, он опустил его на пол. Тем временем Влад уже разодрал простыню на полосы, которыми они тут же связали моряков, прикрутив их к кроватям. В довершении ко всему, чтобы своими воплями они не подняли переполох, в рот им засунули по кляпу.
За десять минут до этого события, Влад с Сенсеем додумались до того, как им поставить весь экипаж подлодки во главе с капитаном на колени. Моряков было решено шантажировать угрозой взрыва ядерного реактора субмарины. Перед ними планировалось поставить ультиматум — либо их с Ольгой оставят в покое, либо они устроят им грандиозный прощальный фейерверк.
Сказано сделано! Теперь, после того как они выбрались из каюты и оказались на свободе, дело оставалось за малым. Нужно было всего лишь найти этот самый ядерный реактор, а заодно и разобраться, каким образом его можно взорвать?
Теоретически Влад представлял себе эту процедуру довольно хорошо. Для этого нужно было всего-навсего отключить охлаждение реактора. Но как осуществить это на практике, он представлял довольно смутно.
— Теперь куда? — задал риторический вопрос Сенсей, когда они вышли в коридор.
— А давай кого-нибудь из местных спросим? — предложил Влад. — А заодно и попросим проводить нас к Ольге.
Прождав за углом пару минут, друзья вскоре увидели матроса, доверчиво спешащего куда-то по своим неотложным делам. За проявленную беспечность он был тут же наказан.
— Где держат женщину? — Сенсей наставил матросу пистолет прямо в лоб.
Вскоре они узнали от него, что Ольга находится в кают-компании. После этого Сенсей убедительно попросил матроса проводить их туда. По дороге он постоянно поторапливал провожатого. По понятным причинам, дорога была каждая минута. От одной мысли, что с Ольгой может произойти, за это время, у Сенсея на голове волосы вставали дыбом.
Все его самые нелепые страхи и опасения возросли стократ, едва они достигли дверей кают-компании. Машинально тюкнув провожатого матроса по затылку рукояткой пистолета, Сенсей взялся липкой от ледяного пота рукой, за скользкую дверную ручку. Перешагнув через упавшее поперек дороги тело, Сенсей вошел в кают-компанию. Следом за ним туда шагнул Влад.
То, что они там увидели, превзошло самые страшные ожидания Сенсея. Перед ними предстало дикое и откровенно шокирующее зрелище. Влад с нескрываемой тревогой кинул взгляд на друга, искренне пожалев, что еще в коридоре не отобрал у него пистолет. Теперь тупорылый «Глок» в дрожащей руке Сенсея жил своей собственной жизнью, выплясывая какой-то замысловатый танец.
Первым чувством, охватившим душу Сенсея, была паника. Ольги в кают-компании не было!
Мгновение спустя он понял, что жестоко ошибается. Ольга в кают-компании все-таки была. Она лежала на диване, но ее практически не было видно. Со всех сторон, ее роскошное тело плотно облепили, как минимум пять моряков. Они были так сильно заняты, что появление в кают-компании новых действующих лиц, прошло для них полностью незамеченным. Их мускулистые тела были полностью обнажены. Помещение оглашали громкие утробные звуки и сладострастные стоны, издаваемые участниками оргии.
Влад застыл, словно громом пораженный не в силах оторвать взгляд от разворачивающегося перед ним действа. Однако уже в следующее мгновение торжество похоти было прервано самым жестоким образом. Сенсей матерясь, на чем свет стоит, бросился вперед и молниеносно расшвырял в стороны всех любовников.
Те сгоряча попытались было оказать ему сопротивление, но разглядев, что он вооружен, благоразумно отказались от своего первоначального замысла. Вместо этого они чинно построились вдоль стены, в шеренгу по одному, дипломатично прикрывшись ладошками.
Взгляд широко распахнутых глаз Ольги, лежащей посреди подушек на диване, поразил Сенсея в самое сердце. В нем была откровенная досада, и еще много чего другого. Единственное чего он там так и не увидел так это, страха или отвращения. Обнаженное тело Ольги было покрыто мелкими бисеринками пота. Женщина дышала тяжело, но ровно, словно породистая лошадь после хорошей скачки Она стыдливо прикрыла тяжело вздымающуюся грудь руками, и плотно сомкнув колени, пристально глядела на Сенсея. По выражению ее лица было невозможно понять рада ли она его появлению или же совсем напротив.
Растерявшийся и сбитый с толку, неожиданной реакцией подруги, Сенсей не нашел ничего лучше, чем задать совершенно идиотский вопрос:
— Как ты?
— Спасибо, все было просто замечательно, пока не явились вы с Владом и все не испортили!
Сенсей с болью отметил недовольную интонацию в голосе возлюбленной, а на ее прекрасном лице внезапно проступившую отчетливую гримаску недовольства.
— Вам, вообще, чего здесь надо было, придурки? — тяжело дыша, поинтересовалась Ольга, сдувая с глаза влажную от пота прядь волос. — Я здесь, между прочим, отрабатываю наши билеты до Южной Америки!
— А мне показалось, что ты еще и успеваешь при этом получать удовольствие, — кисло процедил Сенсей.
— Каюсь, не без этого! А, что мне еще оставалось делать? Слезы горькие лить или звать на помощь? — окатила его холодным презрением Ольга. — Любой негатив имеет свои положительные стороны. Здесь я, по крайней мере, хоть натрахаюсь вволю.
— Ты хочешь сказать, что тебе мало меня одного? Что я один тебя не удовлетворяю? — взвился, чуть ли не до потолка Сенсей.
— Милый ты очень хороший любовник. Но, прости за откровенность, на которую ты сам напросился, тебя так мало! — с неприкрытым сожалением произнесла Ольга. — А иногда на меня накатывает фантазия и мне хочется чего-то большего.
— Ну и как получила то, что хотела? — угрюмо спросил Сенсей. — Знаешь, как это называется?
— Я тебя умоляю, вот только не надо меня воспитывать! — Ольга демонстративно закатила глаза. — Я взрослая женщина и живу, так как хочу! Тех же, кого это, почему-либо не устраивает, могут убираться ко всем чертям!
— Может быть, отложите семейную сцену до лучших времен? — нетерпеливо перебил спорщиков Влад. — Давайте лучше подумаем, как будем отсюда выбираться?
— Еще один моралист на мою голову выискался! Влад, говори только за себя! Лично я никуда отсюда выбираться не собираюсь! — менторским тоном отчитала его Ольга. — Меня здесь, в принципе, устраивает все. Ну, или почти все. И если бы не ваши с Сенсеем постоянное нытье и мелочные придирки, все было бы вообще прекрасно. Вот когда доберемся до берега, тогда можете начинать думать, как нам жить дальше. А вплоть до этого момента отойдите в сторону и не мешайте мне!
До этого смирно стоявшие у стеночки матросы, воодушевленные тем, что женщина на повышенных тонах что-то выговаривает своим мужчинам, начали торжествующе переглядываться. Когда же они поняли, что мадам Ольга явно предпочитает их общество компании своих двух старых ухажеров, они дружно напали на Сенсея и Влада. Моряки наивно рассчитывали по-быстрому отлупить их и поскорее вернуться к своим прерванным занятиям.
Но они просчитались. Взбешенный неожиданными откровениями Ольги, Сенсей превзошел самого себя. Продемонстрировав мастер-класс рукопашного боя, он в рекордно короткий срок, уложил всех шестерых моряков селедочкой. Несмотря на то, что он был вне себя от злости, тем не менее, он проявил несвойственный ему гуманизм и никого не покалечил, хотя ему этого очень хотелось.
— Ладно, торчи здесь, если ты без этого не можешь! — гневно выкрикнул он Ольге, потом встретившись с ней взглядом, он разглядел в нем нечто такое, что заставило его поспешно добавить, — Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти!
Шагнув к двери, Сенсей угрюмо глянул на Влада. Тот нетерпеливо топтался на месте.
— Влад, ты идешь или как? — через силу спросил он, заранее зная, каков будет ответ друга.
Влад продолжал топтаться в нерешительности. Ему очень хотелось остаться в кают-компании.
Наконец, решившись, он очертя голову затараторил, став пунцовым от смущения:
— Ты, знаешь, Сенсей, если честно, я бы предпочел остаться и приглядеть за Ольгой, как бы с ней чего не случилось!
— Ну, да и хрен бы с тобой! — безразлично пробормотал Сенсей и вышел из кают-компании, с грохотом захлопнув за собой дверь.
Двигаясь по коридору, он думал лишь об одном, как бы добраться до своей каюты. Там в настенном шкафчике он видел большую непочатую бутылку виски. Сейчас это было именно то, что ему нужно — напиться до беспамятства и утопить в алкоголе свою обиду на Ольгу. Хотя, какого хрена? После пришествия томиноферов, после того, как весь мир сошел с ума, быть может права была Ольга, а не он? И жить нужно было одним днем, беря от него все, что можно, по максимуму? Пока томиноферы не добрались до тебя и не приготовили из твоего мяса шашлык или суши.
Между тем, Влад, оставшийся в кают-компании, в нерешительности мялся на месте, не зная с чего начать. Он чувствовал себя подлым предателем по отношению к Сенсею.
— Ну, чего застыл столбом? Смелее, — ободряюще усмехнулась Ольга. — Раздевайся и иди сюда! Ты же этого давно хотел!
Проворно скинув одежду, Влад шагнул к Ольге призывно протягивающей к нему руки и в этот момент раздался оглушительный рев сирены. Повсюду замигали красные лампочки тревоги. Подводная лодка внезапно подверглась нападению противника.
Глава 30
Капитан Джон Спаркс нервно грыз чубук старой пенковой трубки. Взгляд его был прикован к монитору, на котором к обтекаемому акульему силуэту, обозначавшему его субмарину, стремительно приближалась ярко-зеленая сигара. Двух мнений быть не могло, его подлодка подверглась торпедной атаке.
Вопрос, кому вздумалось атаковать натовскую субмарину, даже не возникал. И так было понятно, что вражеской подлодкой управляют ксеносервусы. Другой вопрос, откуда прихвостни томиноферов проведали каким именно курсом капитан Спаркс поведет свою лодку?
Впрочем, теперь это уже не имело большого значения, как и то кто именно проглядел притаившуюся на дне субмарину противника. Сейчас главным было сохранить лодку в целости и сохранности, не дать вонзиться в ее беззащитный бок вражеской торпеде. О том, что за этим воспоследует, капитан старался не думать. В результате прямого попадания торпеды, корпус его лодки неминуемо переломится пополам, а сдетонировавашие от взрыва торпеды довершат тотальное уничтожение подводного корабля и его экипажа. Бедным рыбам даже нечего будет обгладывать, потому что тела людей превратятся в мелкую дисперсию, распыленную в воде на многие сотни метров вокруг. Разве что крабам, обитающим на самом дне, перепадет кое-что из мелких фрагментов раздробленных костей.
— Пуск! — проревел капитан Джон в микрофон и на мониторе от корпуса его подлодки отделились две ярко-зеленые сигары и двинулись в сторону неотвратимо приближающейся торпеды противника.
Когда все три смертоносных снаряда оказались на одной линии по команде капитана были активированы взрыватели двух выпущенных ими торпед. Прогремевший в опасной близости от субмарины тройной взрыв едва не расколол ее корпус. Лодку резко тряхнуло, словно мангуст ломающий кобре хребет. Замигал и погас свет, после чего включилось аварийное освещение.
Приказав развить крейсерскую скорость, капитан сделал попытку оторваться от вражеской подлодки. Из-за того, что противник лежал на грунте для того, чтобы набрать скорость ему потребовалось определенное время. Выпущенные им наугад две торпеды не достигли своей цели. которая к тому времени успела уйти достаточно далеко, после чего благополучно самоуничтожились.
Несмотря на то что подлодка томиноферов была того же класса что и субмарина капитана Спаркса, она так и не смогла приблизиться на расстояние необходимое для проведения повторной торпедной атаки. Капитан, нахмурив кустистые брови, озадаченно соображал, в чем кроется причина такой тихоходности врага? Первое что приходило на ум, была мысль о том, что экипаж не был укомплектован полноценными специалистами. А попросту говоря на борту подлодки, находился плохообученный сброд.
Какая причина могла быть второй по счету, капитан не успел додумать, так как ему доложили, что прямо по курсу над ними появились какие-то быстродвижущиеся цели. И в следующее мгновение сверху в воду посыпались глубинные бомбы. Подлодка попыталась уйти в сторону, но быстроходные катера наверху мгновенно перестроились и продолжили бомбометание.
Лодку капитана Спаркса спасло лишь то, что взрыватели бомб были установлены на глубину большую, чем та на которой шла его лодка. Раздававшиеся снизу взрывы не причинили им никакого ущерба. Тем не менее, это не могло продолжаться долго. Совсем скоро ксеносервусы сообразят, что нужно сделать для того, чтобы потопить противника.
— Нет никаких мыслей, почему они так к нам неравнодушны? — спросил капитан у Влада, единственного из их троицы, допущенного на пульт управления лодкой.
— Вам тоже кажется, что все это неспроста? — покосился на него Влад.
— Ну, это же видно невооруженным взглядом! — иронично хмыкнул капитан. — Эти ребята уже давно нас караулили, чтобы устроить нам теплый прием.
— Быть может, все дело в том, что ваша лодка единственная исправно функционирующая боевая единица, оставшаяся на вооружении человечества? — задумчиво сказал Влад.
Капитан пожал плечами, после чего приказал начать срочное погружение на максимальную глубину. После этого, лодка фактически провалилась, чуть ли не в штопор. Еще некоторое время высоко над ней раздавались взрывы глубинных бомб, но вскоре они полностью прекратились. По всей видимости, противолодочные катера ксеносервусов потеряли их из виду.
— Кажется, пронесло, — сказал Влад, входя к себе в каюту.
Сенсей и Ольга сидели в противоположных углах и делали вид, что незнакомы.
— А у вас я вижу все по-прежнему? — покосился на них Влад. — Состояние перманентной войны?
— Заткнись, пожалуйста! — попросил его Сенсей. — Каждому свое. Ты получил свое, и я тоже свое получил, причем огреб по-полной!
— Гад ты, Сенсей! — беззлобно прокомментировала его выступление Ольга. — Кормил бы ты сейчас раков в Атлантике, если бы не моя, как ты говоришь, патологическая слабость к мужскому полу. И вместо благодарности я теперь вынуждена лицезреть твою недовольную постную рожу! Как долго это будет продолжаться? А то меня от твоего ханжества уже тошнит.
— Я, собственно, чего пришел-то, — перебил ее Влад, опасаясь нового витка их словесного противостояния. — Мы уже подошли вплотную к побережью Южной Америки. Во всяком случае, оно находится на расстоянии прямой видимости. Капитан любезно предоставил мне возможность глянуть в перископ.
— Старый козел этот твой капитан! — сердито буркнул Сенсей.
— И не говори, милый, — поддразнила его Ольга. — Старый похотливый козел! И, кстати, этот долгоиграющий старикашка один стоит нескольких молодых козлят!
— Я тебе не милый! — покосился на нее Сенсей.
— И как мне тебя теперь называть? — издевательски усмехнулась Ольга. — Немилым что-ли? Так этот неправда, потому что я тебя по-прежнему люблю!
— А я тебя больше нет! — сердито рявкнул на нее Сенсей. — После того что ты вытворяла в кают-компании, между нами все кончено!
— Ой, ли? — ехидно спросила Ольга, подсаживаясь к Сенсею вплотную и кладя ему руку на колено.
Сенсей норовисто повел шеей, но Ольгиной руки с себя не убрал. Все его тело сотрясала мелкая дрожь. Женская рука уверенно продолжила свое движение, до тех пор, пока не наткнулась на явное свидетельство того что Сенсей лгал.
— Влад, ты иди пока погуляй немного, — кивнула Ольга в сторону выхода. — Пока мы тут мириться будем.
Сенсей попытался что-то возразить, но Ольга уже повалила его на кровать и теперь торопливо расстегивала бюстгальер.
— Сука бесстыжая! — полузадушено выкрикнул из-под нее Сенсей.
— А ты альфонс! — парировала Ольга. — Низко используешь меня для того чтобы выжить на этом плавучем борделе!
— Ах, ты! — в голос взвыл Сенсей, сделав попытку сбросить с себя обнажившуюся женщину.
— Шучу, шучу! — расхохоталась та и, накрыв лицо Сенсея грудями, принялась со смехом душить его.
— Удачи вам, друзья! — завистливо посмотрев на самозабвенно обнимающуюся пару, Влад вышел в коридор и тихо прикрыл за собой дверь.
Тем временем, лодка подошла вплотную к береговому шельфу. Из-за большой осадки она не могла подойти ближе к берегу. Пока Влад разбирался со своими друзьями, лодка успела всплыть и теперь находилась в надводном положении. Весь экипаж не занятый на вахте высыпал на ее поверхность. Многие с разбегу бросались в воду и радостно смеясь, плавали возле лодки. Стоял полный штиль, и яркое солнце палило нещадно.
— Воистину — это рай на земле! — воскликнул капитан Спаркс.
— Да, если бы еще томиноферов не было, — проворчал, подходя к нему, Влад.
Он стояли возле двух резиновых лодок, которые матросы надували при помощи компрессорных шлангов протянутых из рубки. Неподалеку группа вооруженных моряков, паковала снаряжение.
— Капитан, с вашего позволения, мы с друзьями хотели бы сойти на берег с разведчиками. Надеюсь, вы не будете возражать? — спросил Влад.
— Буду! — сразу же насупился капитан Спаркс. — Мадам Ольга останется на корабле. Рисковать ею было бы безумием! А вы с другом можете ехать. Да, и не забудьте взять оружие!
— Капитан, боюсь, вы плохо представляете, что такое разгневанная Ольга, — иронично посмотрел на него Влад. — Если вы не отпустите ее прогуляться по берегу, она объявит бойкот лично вам и всему вашему экипажу. И вам волей неволей придется капитулировать. Предлагаю не доводить до этого, а изобразить из себя доброго дедушку Джона.
— Ну, хорошо, хорошо! — раздраженно отмахнулся от него капитан. — Идите за вашими друзьями и сообщите им мое решение. Но, за безопасность мадам Ольги вы отвечаете лично головой! Вам ясно, господин подполковник?
Когда Влад без стука ворвался в каюту, утомленная парочка лежала рядком, словно шпроты в банке.
— Стучаться надо, — проворчал Сенсей, не делая попытки прикрыться.
— Третьим не возьмете? — не удержался Влад, чтобы не уколоть Сенсея.
— Как-нибудь в другой раз, Владик, — сделав недовольную гримаску пообещала Ольга. — Сегодня у нас день примирения и я целиком принадлежу Сенсею.
— Ну, завтра, так завтра, — пожал плечами Влад. — Собирайтесь, поедем на берег!
— Шутишь? — в один голос воскликнули Сенсей и Ольга, вскакивая с кровати.
Две резиновые лодки «Зодиак», оснащенные мощным моторами, неторопливо двигались в сторону белеющего кварцевым песком пляжа. Сразу за пологим берегом зеленой стеной поднимались непроходимые джунгли.
— Смотрите! — внезапно воскликнула, сидевшая на носу лодки Ольга, указывая вправо.
Там на самой линии прибоя лежал большой фрагмент подводной лодки, уже затянутый песком. Внезапно прямо под проплывающими лодками возник темный развороченный корпус субмарины с натовской эмблемой.
— Это что же был за взрыв, если он почти выбросил лодку из воды на берег? — подавленно пробормотал один из моряков.
— Именно из этой точки исходил сигнал последней натовской лодки, который был запеленгован нами, — признался мичман, возглавлявший разведгруппу.
Высадившись на белый песчаный пляж, разведчики принялись прочесывать берег в надежде отыскать хоть что-нибудь принадлежавшее выжившим членам экипажа. На песке попадались россыпи стреляных гильз, но, ни людей, ни их останков нигде не было видно.
Воспользовавшись тем, что на них никто не обращает внимания, Влад, Ольга и Сенсей углубились в прибрежные заросли.
— Ну, что братцы-кролики, я думаю, что сейчас самое подходящее время распрощаться с нашими английскими друзьями? — предложила Ольга.
В это время со стороны пляжа прогремел оглушительный взрыв. Выскочив на пляж, друзья в ужасе уставились на океан. Субмарина капитана Джона Спаркса перестала существовать. А прямо над огромным водяным столбом, взметнувшимся на месте чудовищного взрыва, завис колоссальный черный тороид томиноферов.
— Надо уходить в джунгли! — вскричал Влад и, схватив Ольгу и Сенсея под руки, потащил их туда, откуда они только что пришли.
Остальные моряки ринулись вслед за ними, поминутно оглядываясь на страшный черный бублик, невозмутимо висящий в воздухе. Они уже почти добежали до первых пальм, когда навстречу им из джунглей вышел большой отряд вооруженных людей.
Вслед за ними, с треском ломая пальмы, из чащи появился огромный закованный в броню томинофер.
— Предлагаю сложить оружие и сдаться! — проревел нечеловеческий голос на чистом английском языке из динамика, укрепленного на шлеме монстра. — Если, конечно вы не хотите повторить участь своих товарищей с подводной лодки.
После этого томинофер оглушительно расхохотался. По мере того как ошеломленные люди складывали свое оружие на песок, хохот бронированного чудовища становился все громче и громче.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
САРКОФАГ ДЛЯ ТОМИНОФЕРОВ
Глава 1
Угодивших в засаду моряков, а вместе с ними Влада, Сенсея и Ольгу, после того как их разоружили, подвели к двум огромным грузовикам. Они стояли неподалеку замаскированные пальмовыми ветками. Стянув пленникам руки пластиковыми хомутами, их разделили на две партии, после чего погрузили в крытые выцветшим брезентом кузова машин.
Влада, Сенсея и Ольгу затолкали в один грузовик, вместе с тремя матросами. Захватившие их в плен люди был одеты в старую, поношенную солдатскую форму, без знаков различия. На них не было ни погон, ни шевронов по которым можно было бы определить, к какой армии мира они относятся.
Солдаты небрежно повалили пленников прямо на заплеванный пол, заваленный окурками, и пластмассовыми путами стянули им ноги в лодыжках. После этого связанных людей, словно баранов, перетащили в ближнюю к кабине часть кузова, а головорезы разместились на деревянных лавках возле свободной от брезентового полога задней части кузова.
Старенькие грузовики взревели моторами, окутались клубами вонючего дыма и тяжело тронулись с места. Солдаты сразу же достали сигареты и принялись дымить, надсадно кашляя и поминутно сплевывая в сторону лежащих на полу пленников.
— Ксеносервусам прошедшим переделку не нужны ни алкоголь, ни табак, — прошептал Сенсей друзьям. — По ходу, вся эта братва просто наемники продавшие душу томиноферам.
Один из бывших в грузовике пленных моряков оказался наполовину испанцем. Из оживленной болтовни солдат, которую он чуть ли не синхронно переводил своим товарищам по несчастью, следовало, что всех их везут в некий Черный город.
Тряская разбитая дорога пролегала через джунгли. Под пологом субтропического леса на дороге стояла непролазная грязь. То и дело, проваливаясь в глубокую колею грузовики, надсадно ревели и, разбрасывая вокруг ошметки грязи, упорно ползли вперед.
Вокруг машин вились целые рои потревоженных москитов. Ругаясь, на чем свет стоит, солдаты вытащили баллончики с реппелентом и принялись поспешно обрабатывать себя. После этого москиты оставили их в покое и принялись за беззащитных пленников. Со связанными руками и ногами было невозможно согнать с себя огромных тропических комаров. Укусы москитов оказались крайне болезненными и по своей силе напоминали укусы российских слепней.
— Эй, послушайте! — доведенный до отчаяния гигантскими кровососами крикнул солдатам испаноговорящий моряк. — Вы бы не могли побрызгать и нас своим средством от москитов?
— Хорошо, мой друг, я обещаю побрызгать на тебя, как только захочу отлить! — со смехом ответил один из негодяев.
— Потерпи тебе совсем немного осталось, — расхохотался второй балагур. — Дело в том, что ты парень и все твои друзья, не более чем обыкновенное сырье. А сырье должно быть экологически чистым продуктом нетронутым никакой химией. В том числе и средством против москитов.
— А что ты о себе возомнил, амиго? — злобно оскалился чернявый коротышка с кривыми прокуренными зубами. — Совсем скоро ты ничем не будешь отличаться от обыкновенной бараньей туши! И вся твоя ценность будет заключаться в твоем весе и в той цене, которую за твое мясо отвалят нашим хозяевам.
— А кто отвалит? — спросил удивленный моряк.
Неожиданный вопрос не на шутку разозлил коротышку, и он сгоряча брякнул:
— Покупатели!
— Придержи свой поганый язык! — гаркнул на него пожилой латинос, бывший, судя по всему, старшим среди этих человеческих отбросов. — Если наши хозяева узнают, что ты на каждом шагу болтаешь про то о чем лучше вообще не знать, всем нам придется плохо! Твое счастье, что всех этих свиней сегодня же отправят в переработку, не то я сам бы сдал тебя нашему опекуну.
— Послушай, Фернандо! Я слышал, что за поимку этих уродов с подлодки, опекун обещал выделить в качестве приза одного из них, на выбор. Это правда? — поинтересовался солдат, который обещал помочиться на моряка.
— Совершенно верно, — авторитетно кивнул Фернандо. — Наши хозяева щедры на подобные подарки. Они очень любят, когда мы лакомимся человеческим мясцом.
Когда моряк бегло перевел смысл услышанного им разговора, Влад пробормотал:
— Час от часу не легче! И кто же будет этот счастливчик?
Между тем, солдаты принялись оживленно обсуждать, кого из пленников в качестве приза они оставят себе? При упоминании об ожидающем их вечером каннибальском пиршестве наемников охватило лихорадочное возбуждение. После многочисленных споров, все сошлись во мнении, что сегодня вечером будет лучше приготовить женщину. У нее и мясо сочнее и мягче чем у мужчин, да еще вдобавок с жирком.
По бросаемым на нее плотоядным взглядам Ольга догадалась, что речь идет о ней.
— Если я правильно поняла, эти твари собрались сожрать меня? — боднула она головой в бок моряка выполнявшего функции переводчика.
— Мне очень жаль, но это действительно так, — скорбно признался тот.
— Можешь засунуть свою жалость себе в задницу! — в сердцах воскликнула Ольга. — Лучше думайте о том, как отсюда выбраться! Вас здесь пятеро здоровых мужиков! Неужели никто из вас не в состоянии придумать, как спасти одну несчастную женщину?
Ответом ей было лишь злобное сопение связанных мужчин, самооценка которых после слов Ольги сползла значительно ниже нулевой отметки.
Следующие полчаса конвой был занят тем, что выяснял, как будет лучше приготовить женщину. Эта тема вызывала массу оживленных споров у пускающих слюни каннибалов. Кто-то предлагал накачать ее наркотой и зажарить на лафете. Кто-то был против, но отнюдь не из соображений гуманности. По его словам, ему не нравилось, когда еда в процессе ее поедания, пронзительно кричит от боли.
— Луцио, я бы на твоем месте не особо распространялся об этом! Иначе ты дождешься, что тебя самого отправят на переработку! — прикрикнул на него Фернандо. — Послушать тебя, так ты недостаточно лоялен к нашим господам. Тебе следует с почтением относиться к обычаям и нравам наших хозяев. Они с незапамятных времен едят наполовину зажаренных людей, приготовленными на лафете. Это их национальная кухня, которой они очень гордятся.
Когда Влад и Сенсей узнали, о чем ведут оживленные переговоры солдаты, они пришли в ужас. Придя в себя, они наперебой принялись уговаривать моряка переводчика предложить их самих в качестве главного блюда жуткой трапезы вместо Ольги. Этот порыв был по достоинству оценен солдатами. Влад незамедлительно получил тяжелым ботинком в поддых, а Сенсея пару раз ударили автоматным прикладом по голове. Ольгу не тронули единственно, потому, что не хотели испортить ее мясо. Вид многочисленных гематом и кровоподтеков на поверхности наполовину запеченного тела не способствовал возбуждению аппетита каннибалов.
По мере того, как Ольга вникала во все эти ужасные подробности, ей приходилось напрягать всю свою выдержку и самообладание, чтобы не рухнуть в бездонную пропасть истерики. Чтобы хоть как-то отвлечься она стала думать о том, что более всего поразило ее с самого начала. Никто из конвоя не воспринимал ее как женщину. Более того, никто из них даже не подумал, пользуясь ее беспомощностью, попытаться использовать ее как женщину. Видимо томиноферы блокировали сексуальные функции служащих им людей, чтобы не создавать себе лишних проблем. А быть может это было сделано для того, чтобы пресечь продление человеческого рода, купировав способность к размножению в самом зародыше.
Внезапно невеселые мысли пленников об их незавидной судьбе были прерваны серией громких взрывов вслед за которыми загрохотали автоматные очереди.
— Это наши старые Калаши, калибра 7,62, вперемежку с америкосовскими М-15! — воскликнул Влад.
Их грузовик, словно уткнувшись в невидимую преграду, неожиданно остановился. Все солдаты, бывшие в кузове, принялись выскакивать наружу. Судя по непрекращающейся стрельбе и отчаянным воплям, все они тут же попадали под шквал автоматных пуль.
Неожиданно послышался ужасающий рев разгневанного ксеносервуса и оглушительные хлопки его страшного оружия, превращающего людей в лужи зеленой слизи.
В это время, в кузов, где лежали связанные пленники, заглянули какие-то люди, настороженно выставив перед собой стволы автоматов. Судя по смуглым черноглазым лицам — это были латиноамериканцы.
Верткий молодой мужчина с гангстерскими черными усиками, проворно запрыгнул в кузов. Вытащив из чехла нож, он сделал шаг в сторону лежащих на полу пленников. Перерезав их пластиковые хомуты, он галантно протянул Ольге руку.
Помогая ей подняться, он сказал на плохом английском:
— Вставай сестра, поднимайтесь братья, теперь вы свободны!
Потирая затекшие руки, пленники, выбрались из кузова. Сенсей подхватил на руки спрыгнувшую вниз Ольгу и осторожно поставил ее на землю.
— Ты больше на меня не сердишься? — спросила она шепотом.
— Дура ты, женщина, твою мать! — счастливо рассмеялся тот, после чего заключил ее в объятия.
— Ребята, кто бы вы ни были вы только что спасли нас от верной смерти, — с чувством сказал Влад окружившим их людям. — Я и мои друзья у вас в неоплатном долгу!
— Хорошо, хорошо! — со смехом похлопал его по плечу парень с усиками. — Мы повстанцы, которые противостоят всей этой нечисти! Если вы умеете держать оружие в руках, милости просим к нам! Я, Стилет, командир отряда диверсантов!
— Почту за честь! — ответил Влад, после чего поднял с земли калаш, выпавший из рук убитого наемника.
Сенсей и Ольга с оставшимися моряками поспешно вооружались. Внезапно откуда-то из-под земли раздался свирепый рев, заставивший бывших пленников вздрогнуть.
— Что это? — в ужасе спросила Ольга.
— А это наш глупый злой великан провалился в специально устроенную для него ловушку! — радостно расхохотались повстанцы.
— Так чего же вы ждете? Пристрелить его и вся недолга! — воскликнул Сенсей и сделал шаг в сторону огромной ямы забросанной жердями и пальмовыми ветками.
— Нет, брат, пуля не пробьет его доспехи, — отрицательно покачал головой Стилет. — И не советую подходить близко, он все еще вооружен, только вот никого не может достать из своего оружия. Мы постарались на славу, и яма получилась очень глубокая.
— Но вы, же не собираетесь оставить его в живых? — свирепо посмотрела на него Ольга.
— Сестра, у тебя сердце пумы! — одобрительно усмехнулся Стилет. — Если твои друзья, хоть на четверть также отважны как ты, наш отряд сегодня сделал хорошее приобретение.
После этих слов Стилет сделал своим бойцам знак рукой. Четверо из них выкатили из-за кустов двухсотлитровую бочку с непонятной маркировкой.
— Ни хрена себе, это же напалм! — воскликнул Влад восхищенно. — Откуда такая роскошь в джунглях?
— Трофейная! — хохотнул Стилет. — Осталась с тех благословленных времен, когда американцы жгли наши посевы марихуаны.
Тем временем, четверо бойцов вплотную подкатив бочку к краю ямы, поставили ее на попа и, вскрыв верхнюю крышку, ждали дальнейшей команды командира.
— Что сволочь, ничего не хочешь сказать напоследок? — прокричал Стилет в яму с томинофером.
— Все равно вам не жить, потому что все вы мясо! — проревел тот.
— Давайте! — нетерпеливо покрутил ладонью Стилет, снимая с пояса гранату лимонку.
Бочка с глухим блуканьем полетела в яму, расплескивая во все стороны студенистое вязкое вещество.
— Адьес, мучача! — прокричал Стилет и, выдернув кольцо из гранаты, закатил ее в яму. — Друзья, нам лучше отойти в сторону сейчас здесь будет горячо и дымно!
Снизу из-под земли прогремел взрыв, после чего вверх с ревом взметнулся огненный факел, сопровождавшийся ужасным воплем горящего заживо томинофера.
Глава 2
Перед внутренним взором Константина Сусликова, вот уже в который раз, промелькнул летний день двадцать второго июня. День, когда фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз. Вспомнил он и то, как вооруженные до зубов передовые моторизованные части вермахта молотили в пух и прах плохо обученных, кое-как вооруженных советских бойцов.
Несмотря на что Сталин тогда призвал советский народ сплотиться для борьбы против немецко-фашистских захватчиков, и пообещал, что неминуемо приведет страну к победе над вероломной фашистской Германией, Константин ему не поверил. По слухам, долетавшим с фронтов, немецкие части беспрепятственно, словно раскаленный нож в брикете сливочного масла, двигались вглубь территории СССР.
Первоначально у Константина мелькнула, было, мысль избежать фронта, при помощи членовредительства, но он тут, же отбросил ее. Сделал он это не столько из того что это была недостойная мысль, а совсем по другой причине. Выявленных дезертиров расстреливали без суда и следствия, а такая перспектива отнюдь не прельщала Константина Сусликова.
К тому времени он остался без своего учителя, который еще при царском режиме работал под руководством самого профессора Пеля. Тема работы, которую вел Константин со своим научным руководителем, касалась проблем омоложения человеческого организма. В соавторстве ими были выпущено несколько книг. Обзорные статьи об их разработках попали на страницы нескольких зарубежных научных журналов. Это и послужило формальным поводом для ареста заведующего кафедрой Константина, по обвинению в шпионаже. Сам же он тогда отделался легким испугом. Правда, для этого ему пришлось подтвердить факт оживленной переписки его профессора с коллегами из Гейдельбергского университета в Германии.
Получив повестку на фронт, Константин Сусликов явился, как ему было предписано, с вещами на призывной пункт и благополучно влился в ряды защитников Отечества, которые были погружены на железнодорожные составы и спешно отправлены в сторону западной границы СССР.
Едва попав на фронт, Константин сразу же стал искать возможность перебежать линию фронта и сдаться врагу. Никаких мук совести он при этом не испытывал, это был трезвый расчет и ничего более того. Гибнуть под гусеницами огромных немецких танков он не собирался, прекрасно понимая, что лучше от этого никому не станет. А мировая наука в его лице понесет невосполнимую потерю. Поэтому вооружившись немецкой листовкой, которые фашистские самолеты во множестве разбрасывали над передовой, он дождался ночи, перешел линию фронта и сдался немцам.
Собственно говоря, это был вовсе не плен, это был своего рода симбиоз с оккупантами. Несмотря на то, что в листовке немцы обещали сносные условия жизни в плену, Константин сразу же был отправлен в Дахау, концлагерь для военнопленных неподалеку от Мюнхена.
Во время проведения предварительного допроса на Константина был заполнен сопроводительный листок, в котором кроме его имени отчества фамилии, звания и национальности, числился адрес, по которому он проживал до войны, а также род занятий. После этого Константин был препровожден в барак, который хотя и находился за колючей проволокой, тем не менее, стоял несколько особняком от тех, где содержались советские военнопленные, захваченные во время боевых действий.
В то время как все заключенные лагеря были обязаны носить на своей одежде специальные опознавательные знаки-нашивки, Константин, как и другие обитатели, отдельно стоящего барака были лишены, каких бы то ни было особых отметок.
Остальные узники, все без исключения, были обязаны носить на одежде свой лагерный номер и цветные треугольники, расположенные на левой стороне груди и правом колене. Политические носили красный треугольник, уголовники — зеленый, неблагонадежные — черный, гомосексуалисты — розовый, а цыгане — коричневый. Евреи, помимо всего прочего, носили еще и желтый треугольник в комплекте с шестиконечной звездой.
Пока было неизвестно, как собирались в дальнейшем использовать Константина его новые хозяева. Скорее всего, ему предназначалась нелицеприятная обязанность в качестве провокатора выявлять среди заключенных политработников, евреев, а также активистов, готовящих побег из концлагеря или затевающих массовые беспорядки. Константин был отнюдь не брезглив и какие-то там сантименты ему были абсолютно чужды. Поэтому он не сомневался, что прекрасно справится с этой новой для него работой.
Кроме этого существовала еще одна возможность, которая внушала ему очень большое беспокойство. Была большая вероятность, что рослого крепкого мужчину отправят в спецшколу по подготовке диверсантов, для последующей заброски в советский тыл. Перспектива вновь оказаться на территории едва покинутой им страны, причем в качестве вражеского агента, отнюдь не прельщала Константина.
Но его выбор был сделан и от него уже ничего не зависело. Поэтому он терпеливо ждал, что будет дальше. Пока же его использовали лишь на хозяйственных работах. Он исправно колол дрова, помогал носить воду на кухню, мел двор и вообще превратился в разнорабочего. Ему была предоставлена относительная свобода передвижения в рамках четко очерченного периметра. Немецкий унтер офицер специально провел его по территории и показал где начинается его личная, Константина, демаркационная линия.
— Будешь туда ходить, твой будет очень плохо! — улыбаясь сказал дородный немец с сержантскими погонами. — Ты ходить только здесь и здесь! Хороший арбайтн, хорошо жить! Плохой арбайтн, идти туда к скотина!
При этих словах унтер небрежно махнул в сторону бараков, где содержались советские военнопленные. Про себя Константин отметил, что, по всей видимости, в глазах фашистов он и его товарищи по бараку являются представителями туземного населения, подлежащего одомашниванию. Что касается остальных обитателей лагеря, содержащихся на общих основаниях, то они, судя по всему, были обречены на заклание.
Немедленному уничтожению в первую очередь подлежали выявленные комиссары и евреи. В отношении же остальных это делалось не одномоментно, а медленно и исподволь. Упор делался на голод и сопутствующие ему болезни. Хорошо еще, что на дворе стояла осень, а не лютая зима. В этом случае погибших было бы в десятки раз больше.
На эти мысли Константина наводил внешний вид других заключенных. Их всех безжалостно морили голодом, настолько они были истощены. Константина же и других проживающих с ним в бараке бывших солдат, кормили, конечно же, не разносолами, но вполне сносно. Во всяком случае, еды вполне хватало.
Константин не торопился, не делал никаких резких движений, памятуя о том, что природа скачков не совершает, и терпеливо ждал. Профессор, учил его ничего не загадывать и не планировать надолго вперед. События подчас развиваются так неожиданно, и их прихотливый узор бывает так витиеват и непредсказуем, что пытаться их предугадать заранее занятие неблагодарное и по большому счету совершенно бессмысленное. Разумеется, это вовсе не означало, что планирование должно было полностью отсутствовать. Такая жизнь мало чем отличалась бы от существования какой-нибудь безмозглой зверюшки, которая живет одними лишь примитивными эмоциями и инстинктами. Планировать свою жизнь было, безусловно, необходимо, но только в разумных пределах и в обозримом будущем.
Вскоре Константин в очередной раз имел возможность убедиться в справедливости слов учителя. В один из дней, как всегда заполненный нудной хозяйственной работой, его вдруг вызвали в небольшое кирпичное строение, где находилось руководство лагеря. Константин почувствовал, как у него испуганно заколотилось сердце. Очевидно, все это время исподволь присматривавшиеся к нему немцы наконец-то решили взяться за него всерьез.
Так как Константин не имел разрешения передвигаться вне утвержденного маршрута самостоятельно, его сопровождал немецкий солдат с винтовкой «Маузер» на плече.
Войдя в дверь, на которую ему указал конвоир, Константин оказался в небольшой светлой комнате. Сразу с порога, он сорвал с головы пилотку без звездочки и громко назвал свое звание имя и фамилию.
Сидевший за столом немецкий офицер досадливо поморщился и на хорошем русском сказал:
— Зачем было так орать? Я не глухой!
— Виноват! — потупился Константин.
— Проходи, садись, — немец указал рукой на стул стоящий с другой стороны стола.
Когда Константин осторожно присел на самый краешек стула, офицер поставил локти на стол и, сомкнув кисти рук в замок, оперся на них холеным волевым подбородком. Константин на всю жизнь запомнил запах дорогого одеколона исходящий от немца.
Не сводя с Константина пристального взгляда светло-серых глаз, фашист неторопливо изучал его. Заключенный Сусликов не стал играть с немцем в гляделки, справедливо полагая, что ничем хорошим для него это не закончится. Он только однажды встретился взглядом с офицером, а потом тактично опустил глаза. Именно так, по его мнению, должен был себя вести побежденный в присутствии победителя.
Тем не менее, этот единственный взгляд многое рассказал ему о немце. Сидевший перед ним немец был старше его лет на пять, шесть не более того. Светлые коротко стриженые волосы были гладко зализаны на бок. Он был одет в черную форму. На петлицах мундира красовались серебряные сдвоенные молнии. Знаки отличия на погонах офицера абсолютно ничего не говорили Константину о его звании. Его внимание привлекла черная офицерская фуражка, лежавшая на столе, на которой вместо привычной кокарды был серебряный череп с костями.
Этот жуткий символ был настолько неуместен на головном уборе кадрового военного, что Константин удивленно перевел взгляд на немца. От того не укрылось легкое замешательство пленного русского. Немец мельком глянул на свою фуражку, потом снова вперил тяжелый взгляд в заключенного.
— Что это тебя так удивило? — иронично спросил он.
— Эмблема на вашей фуражке — очень уж она страшно выглядит, — ответил Константин, постаравшись сделать лицо попроще.
— Она и призвана запугивать непокорных, но ты ведь не такой? — спросил немец, убирая руки от лица и откидываясь назад на стул.
— Да, я не такой, — кивнул Константин.
— Ну, тогда тебе и бояться нечего, — пробормотал немец, склоняясь на лежащей перед ним тощей бумажной папкой. — Я просмотрел твои документы. Здесь написано, что ты родился и вырос в Москве. Также сказано, что темой твоей кандидатской диссертации является омоложение человеческого организма с помощью вытяжек из желез внутренней секреции свежего трупного материала. Это действительно так?
— Да, это так, — ответил Константин.
— Это очень хорошо, ты даже не представляешь насколько это хорошо! — сказал немец, энергично поднимаясь со стула.
Константин тут же, следом за ним, поспешно вскочил со своего места.
— Да, сиди ты! — устало махнул на него немец. — Ты даже не представляешь себе, насколько тебе повезло, солдат!
Принявшись методично мерять шагами комнату, офицер неторопливо заговорил:
— Меня зовут Артур Нойберт, гауптштурмфюрер СС Нойберт. Мой чин соответствует званию капитана в ваших войсках. Теперь ты будешь работать на меня и только на меня. Для начала расскажи мне о своей работе с железами внутренней секреции человека.
Глава 3
На подходе к лагерю повстанцев Сенсея начал мучить вопрос, а как там у них в лагере обстоит дело с женским полом? Не повторится ли здесь та же история, что и на английской подводной лодке?
Но едва отряд диверсантов, под предводительством Стилета, вошел в расположение лагеря, Сенсей с нескрываемым облегчением вздохнул. Несколько женщин были заняты тем, что стирали белье. Пара грудастых крутобедрых латиноамериканок возилась возле походной кухни. Едва завидев Ольгу, стряпухи подбоченясь, с нескрываемым вызовом, принялись разглядывать бледнолицую гостью.
Навстречу прибывшему отряду выбежала целая ватага крикливых черноглазых ребятишек. Окружив Стилета, они принялись настойчиво требовать от него гостинцев.
— Да здесь целый партизанский отряд! — восхитился Сенсей, повернувшись к Ольге.
К его немалому удивлению, подруга отнюдь не разделяла восторгов при виде радостных детей. Более того, она с нескрываемой грустью смотрела на детишек.
— Ты чего такая мрачная? — покосился на Ольгу Влад. — Могла хотя бы для вида изобразить счастливую улыбку.
— Да, как подумаю о том, что для кого-то эти сорванцы просто куски мяса, у меня ком в горле встает и хочется выть от безысходности! — нервно всхлипнув, ответила женщина. — Совсем плохи мои дела, я становлюсь сентиментальной. Видимо это уже возрастное и не лечится.
— Если ты не будешь на каждом шагу дудеть всем и вся о твоем возрасте, никто и не усомнится в том, что ты молода! — прикрикнул на подругу Сенсей. — Нам еще предстоит человечество спасать, а ты раскисаешь прямо на глазах.
— Знать бы еще, как это сделать, — проворчал Влад.
Гости партизанского отряда удостоились чести быть представленными командиру отряда. Им оказался высокий полный человек с пышной шевелюрой курчавых седых волос, собранных в конский хвост. Оливковая кожа его лица, была вся изрыта оспинами. Массивный горбатый нос был словно скопирован с древних ацтекских росписей. Большие черные глаза внимательно изучали гостей. В них необычным образом соседствовала глубоко затаенная боль и тонкая ирония.
— Для друзей я просто Пабло! А вы, безусловно, мои друзья! — командир отряда ослепительно сверкнул белоснежными зубами в обворожительной улыбке. — Синьора примите мое восхищение вашей несравненной красотой!
Ольга, по достоинству оценив комплимент, тут же вернула его сторицей:
— Я преклоняюсь перед человеком, который среди всего этого ужаса, смог сохранить женщин и детей! Дон Пабло вы настоящий мужчина!
— Ваши бы слова да в уши американским спецагентам, лет десять тому назад! — звучно расхохотался командир повстанческого отряда. — Для них я был просто еще одним наркобароном!
Влад уже и сам догадался, кем является или, скорее являлся, их гостеприимный хозяин. В самом деле, много ли на свете командиров партизанских отрядов носят на волосатой груди массивную золотую цепь с католическим распятием, а на толстых пальцах полдюжины перстней с бриллиантами?
— Ну, все мы здесь не без недостатков, — миролюбиво пожал плечами Сенсей.
— И какой же недостаток у вас, мой друг? — вежливо склонил голову набок Пабло.
— Ненавижу всю эту сволоту, распоряжающуюся на нашей планете, как в собственном сарае, а еще больше тех, кто им служит! — сердито пробормотал Сенсей. — А когда я кого-нибудь ненавижу, это обычно существенно сокращает их жизненный срок.
— В этом вопросе мы с тобой солидарны, друг мой! — хищно улыбнувшись, Пабло поднялся. — Предлагаю принять участие в допросе одного из этих ублюдков. Эту тварь мои люди захватили этой ночью. Стилет, прикажи, чтобы нашу гостью проводили в свободную хижину. Думаю, что ваша дама, после всех перенесенных треволнений, нуждается в отдыхе.
Выйдя из-под навеса, Ольга напрямую спросила Стилета:
— Ваш командир мужественный человек, но глубоко внутри него сидит какая-то боль, которая постоянно грызет его.
— Когда все только начиналось, жена и дети Пабло попали в лапы к пришельцам, — со вздохом, ответил Стилет. — С тех пор, он казнит себя за то, что так и не смог спасти их. Вы можете мне верить, я участвовал в том памятном налете на конвой, который вез детей и жену Пабло в Черный город. Тогда мы потеряли примерно треть всех наших людей, но все было бестолку. Нам едва удалось уйти в джунгли от погони. Сам Пабло тогда едва не погиб. С тех пор борьба с нелюдями превратилась для нас в семейное дело.
Заметив появившееся на лице Ольги вопросительное выражение, Стилет тут же поспешно добавил:
— Пабло, мой старший брат.
Ольга вежливо улыбнулась ему в ответ. Из того, что она узнала, ей стало понятно, что скучать ни ей, ни Сенсею с Владом, не придется. Для Пабло было делом чести отомстить за свою семью. Судя по всему, бывший наркобарон вел собственную беспощадную войну против томиноферов и лоялистов.
Тем временем, Влад и Сенсей в обществе командира повстанцев по малозаметной тропе двигались в самую чащу непроходимых джунглей. Впереди и сзади небольшого отряда шли вооруженные люди. По взглядам полным немого обожания, которые автоматчики время от времени кидали на Пабло, Влад понял, что службу парни несут не за страх, а за совесть. Любой из них, не колеблясь, отдал бы за своего командира жизнь.
Наконец отряд, выбравшись из глубокой сырой лощины, вплотную приблизился к скалистому гребню, вертикально уходящему высоко верх. Его верхняя часть терялась в сочной зелени тропических деревьев, увитых лианами и покрытых свисающими гроздьями мха.
Здесь посреди небольшой поляны, прямо к дереву за руки был подвешен совершенно голый человек. На его спине были видны свежие кровоточащие рубцы оставленные плетью. Неподалеку прогуливался пожилой латиноамериканец с огромными обвисшими усами. В руке у него был длинный бич из воловьей кожи, которым тот, время от времени, нетерпеливо взмахивал, словно пробуя его на прочность. Подвешенный человек с нескрываемым ужасом косил вытаращенными от боли глазами на орудие пытки.
— Дядюшка Луис, я же говорил, чтобы ты без меня не начинал! — в притворном отчаянии всплеснул руками Пабло.
— Своим сопливым мальчишкам будешь приказы раздавать, понял? Молод ты еще мной командовать, племянничек! — проревел, наступая на предводителя повстанцев усатый, угрожающе размахивая плетью.
Пабло, в знак согласия, поднял обе руки, демонстрируя полную капитуляцию перед своевольным дядей. Сопровождавшие его автоматчики принялись ржать как кони, потешаясь над непростыми семейными отношениями командира и его своевольного, родственника не желающего признавать субординацию.
— А, ну уймитесь! — прикрикнул Пабло на не в меру развеселившихся бойцов. — Дядя Лу, что этот негодяй успел тебе рассказать?
— Да я, собственно, не больно его и спрашивал, — сварливо проворчал усатый. — Я его лишь слегка разогрел перед самым твоим приходом, чтобы он был поразговорчивее в твоем присутствии. Ты командир, твое время золото! Не годится тебе тратить его на всякую ерунду.
Пабло купившись на столь низкую лесть, ласково потрепал Лу по плечу и, повернувшись к пленнику, сразу же изменился в лице. Теперь на нем не было и следа того дружеского всепрощения и понимания, которым оно буквально лучилось всего секунду тому назад.
— Если тебе есть, что сказать, лучше будет сделать это прямо сейчас, — хмуро посоветовал Пабло прислужнику томиноферов. — Потому что с выбитыми зубами и сломанной челюстью не больно-то и поговоришь. Верно, я говорю?
Через мгновение Сенсей понял, что вопрос адресован не кому-нибудь, а конкретно ему. Так как пауза затянулась до неприличия долго, он не нашел ничего лучше как кивнуть.
— Вот и ладно, давай, друг, покажи, что ты умеешь, — Пабло уступил место возле пленника Сенсею. — Об одном прошу, не торопись! Оставь хоть что-нибудь своему другу.
Сенсей еще раз кивнул, машинально разминая руки, и шагнул к висящему перед ним беспомощному человеку. Он терпеть не мог бить заведомо более слабого противника, так как считал это не боем, а избиением. Здесь же человек был не просто слабее его, он был совершенно беззащитен. Мягкость и велеречивость манер Пабло, могла обмануть кого угодно, но только не Сенсея. Он прекрасно знал, чего ждет от него командир повстанцев. Пабло ждал жестокости и эффективности.
Самое последнее, чего хотел Сенсей — это разочаровывать Пабло. От того, как он себя сейчас покажет, зависело многое, если не все. Почесав кончик носа разбитой костяшкой, Сенсей иронично хмыкнул. Бандиты они везде бандиты и манеры у них у всех одинаковые, какими бы красивыми и правильными целями они не прикрывались. Повязать новичка кровью, заодно проверив его на вшивость вот та цель, которую ставил перед собой Пабло, приведя их в эту глушь. Но с другой стороны, кто был Сенсею этот жалкий человек, висящий перед ним на веревках? Ни сват, ни брат, вдобавок ко всему еще и нелюдь! Тварь, пошедшая в услужение к страшным людоедам. Наверняка и сам уже не раз, вкусивший человеческой плоти. Так чего же его жалеть? Но все равно, где-то в глубине души Сенсею поднимался глухой протест. Проще говоря, ему было откровенно противно бить беззащитного человека.
Сделав над собой героическое усилие, он коротко хлестнул передней ногой и с хрустом перешиб несчастному левое колено. Сломанная нога, выломанная из сустава, неестественно загнулась и отошла в сторону.
Истязаемый страшно, не переставая ни на миг, кричал от жуткой боли. Сенесй недовольно поморщился, в этот миг он презирал себя за то, что творил. Но для блага Ольги и Влада, он был готов и на более страшные поступки.
Подняв руку, он зачем-то понюхал собственную подмышку. Пахло давно немытым телом и немножко зоопарком. Короче, пахло зверем, что и требовалось доказать! Почувствовав себя законченной скотиной, Сенсей в четверть силы врезал в челюсть пленнику. Голова пленника тут же безжизненно повисла на грудь.
— Браво, мой друг! Высший пилотаж! — по достоинству оценил Пабло мастерство Сенсея. — Очень жестоко и с большим знанием дела! Только вопрос, как выжать из него хоть что-нибудь если он в отключке?
— Без проблем, — холодно бросил Сенсей и, подойдя к безжизненному телу двумя скрюченными пальцами, надавил на жизненно активные точки.
Короткая судорога пробежала по подвешенному телу и несчастный очнулся, а вместе с ним и боль.
— Слушай нелюдь, если тебе есть, что сказать говори, так будет лучше и для тебя и для меня, — приблизив свое лицо вплотную к истязаемому, сказал Сенсей. — А потом я просто сломаю тебе шею. Обещаю, что сделаю это быстро и безболезненно! В противном случае, ты будешь умирать медленно и мучительно! Договорились?
Сенсей мог бы поклясться, что пленник понял его плохой английский, потому что он неожиданно кивнул и простонал:
— Хорошо, я буду говорить! Только не нужно больше меня бить!
Глава 4
Уже через неделю после того как гауптштурмфюрер СС Нойберт впервые вызвал к себе Константина, в лагерь начали прибывать первые контейнеры с оборудованием. Несмотря на наличие железнодорожной ветки, концентрационный лагерь имел свои железнодорожные пути, по которым подъезжали составы с военнопленными. Тем не менее, особо ценный груз Нойберт не рисковал отправлять поездом.
Огромные тяжело груженные армейские грузовики «Мерседес» регулярно подъезжали к КПП Дахау. После досмотра они въезжали прямо на территорию лагеря, чем сильно нервировали его охрану. В машинах находилось все необходимое для новой лаборатории, которую Артур Нойберт разворачивал на базе Дахау. Для этого он облюбовал отдельно стоящий кирпичный барак, граничащий с внешним периметром концентрационного лагеря, огороженного высоким дощатым забором и рядами колючей проволоки.
Неподалеку от него рекордно быстрыми темпами, возводился второй барак для нужд неугомонного гауптштурмфюрера СС. Что именно будет размещаться в нем, было окутано тайной. Константин подозревал, что Нойберт планирует разместить в нем вторую лабораторию.
Под начало Константина было отдано три патологоанатома и человек пять биохимиков. Пока шел монтаж лабораторного оборудования, Нойберт велел Константину начать подбор первых кандидатов на забор тканей среди заключенных. Несмотря на то, что этот процесс именовался внешне прилично и вполне безобидно, на самом деле это было далеко не так.
Нойберт привлек Константина для участия в проекте по разработке «эликсира молодости» для фашистских бонз. Основу этой людоедской, по своей сути, затеи составляли железы внутренней секреции человека. Специально для этой цели планировалось умерщвление заключенных концентрационного лагеря, соответствующих определенным параметрам. В частности одним из таких требований была группа крови. Причем предпочтение отдавалось универсальной первой группе. Также немаловажное значение имела национальность кандидатов.
У себя в университете, в Москве, Константин первоначально работал с кроликами, крысами и морскими свинками. Самое большое, на что он отваживался, были свиньи. По мере возможностей он также препарировал попадавшие в его распоряжение свежие человечески трупы. Именно последняя категория и позволила получить сыворотку, дававшую наиболее ярко выраженный результат омоложения подопытных животных.
Но существовала весьма серьезная проблема, над разрешением которой Константин в свое время бился под руководством своего научного руководителя. Это была проблема очистки сыворотки. Именно по этой причине от опытов над людьми пришлось отказаться. Чужеродный белок, попадавший в организм человека, вызывал у испытуемого анафилактический шок, как правило, заканчивающийся летальным исходом.
После гибели нескольких добровольцев, тема «сыворотки долголетия» была полностью закрыта. А все полученные материалы исследований по ней были изъяты и уничтожены. Константин никак не ожидал, что здесь, в плену у немцев ему представится счастливая возможность проверить свои самые смелые научные гипотезы. Моральные аспекты проблемы при этом его совершенно не волновали, и он с головой окунулся в любимую работу. При этом, как это ни парадоксально звучит, он чувствовал по отношению к гауптштурмфюреру СС Нойберту чувство глубокой благодарности за предоставленную ему возможность продолжать свои прерванные исследования. Это не прошло незамеченным для проницательного немца, и он не упускал случая продемонстрировать свою благожелательность и расположение в отношении старательного заведующего лабораторией.
Вскоре после того, как лаборатория была введена в строй, одновременно с ней был запущен и конвейер смерти. Трое патологоанатомов, поляк, француз и немец, причем старшим, как это ни странно, был назначен, поляк, день и ночь кромсали свежие, еще теплые, трупы заключенных. Нойберт с бездумной жестокостью каннибала называл их «парной телятиной».
На трех секционных столах из тел несчастных изымались гипофизы, эпифизы, надпочечники и все прочее, что представляло интерес для Константина и его исследований. Собранный трупный материал, мылся, тщательно сортировался, после чего аккуратно складывался в небольшие переносные термостаты. Затем все это передавалось биохимикам, которые подвергали железы ферментации, и после соответствующей химической обработки, готовили из них вытяжку. Конечным продуктом, предназначавшимся для инъекций, была вытяжка прошедшая многоступенчатую химическую очистку.
Константин был поражен, когда Нойберт предоставил ему исчерпывающие материалы исследований по проблеме очистки сыворотки. Ученый с удивлением понял, что данной разработкой занимался не он один. По всей Европе многие просвещенные умы бились над извечной проблемой, как подарить людям несколько десятков лет дополнительной жизни?
Честно говоря, у Константина не было особой убежденности в том, что продление жизни Гитлеру и его ближайшему окружению окажется благодеянием для всего человечества. Но эти крамольные мысли он предпочитал не афишировать и держать при себе. Тем более, что ему было грех роптать на судьбу. Номинально являясь военнопленным, Константин фактически руководил оснащенной по самому последнему слову техники лабораторией. В его распоряжении были высококлассные специалисты, согнанные в Дахау со всей Европы. Он занимался любимым делом. Чего можно же еще можно было желать?
Отрезвление пришло, достаточно неожиданно. Нойберт как-то заглянул к Константину в лабораторию, и формально поинтересовавшись, как у него идут дела, сказал, что нужно подменить одного из патологоанатомов. Несмотря на то, что это распоряжение болезненно ударило по самолюбию ученого, у него хватило ума не выказывать своего недовольства. Надо, так надо!
Пройдя в секционный зал, Константин переоделся в спецодежду, нацепил на себя клеенчатый фартук. Хрустнув пальцами, он надел резиновые перчатки и взяв длинный хрящевой нож, подошел к смирно ожидавшему его на столе трупу. Что-то знакомое почудилось ему в чертах покойника, но отогнав от себя эту мысль, Константин сделал первый надрез. Между тем, взгляд его постоянно возвращался к лицу трупа, обезображенного гримасой мучительной смерти от удушья. Вытаращенные глаза и вывалившийся изо рта черный язык, были фирменным знаком «пациентов» лаборатории Константина. Они умерщвлялись при помощи веревочных удавок, о чем красноречиво говорили багровые следы на шее.
Палачами обычно выступали сами военнопленные, рассчитывающие таким образом заслужить расположение лагерного начальства. Добровольцам было невдомек, что их самих через весьма непродолжительное время принесут в жертву на алтарь долголетия высокопоставленных фашистских чиновников и генералитета.
Внезапно Константина пробил холодный пот. Он ощутил, как по его костлявому позвоночнику вниз потек ледяной ручеек ужаса. До него дошло, что все это время он порошил труп недостающего третьего патологоанатома! Это был немец, которого звали Вилли.
Пораженный своим неожиданным открытием, он опустил окровавленные руки, и некоторое время переваривал эту информацию. Безжалостный в своей страшной очевидности факт заставил его несколько иначе взглянуть на свое нынешнее положение. Он внезапно понял, что и он сам, и его сотрудники, да собственно все в Дахау, для фашистов никто иные, как обитатели огромного скотного двора.
То, что Вилли исправно трудился на скотобойне для своих хозяев, никоим образом не спасло его самого. То, что Константин руководил лабораторией, никоим образом не могло ему гарантировать, что его собственные железы внутренней секреции вдруг не понадобятся хозяевам.
Константин, чувствуя, что бетонный пол уходит у него из-под ног, чтобы хоть как-то отвлечься повернулся к французу и вяло спросил:
— Жюль, а что случилось с Вилли?
Язык, на котором общались в лаборатории Константина, представлял собой жуткий сленг, состоящий из множества европейских языков, включая английский. Тем не менее, этот жуткий коктейль из звуков позволял узникам беспрепятственно общаться между собой. Самое любопытное, что для обозначения ненормативной лексики, в обилии присутствующей в разговорах, предпочтение, как-то само собой, было отдано русскому языку.
Жюль прекрасно расслышавший вопрос, сделал вид, что внезапно оглох. Повторный вопрос, произнесенный значительно более громко и несколько в иной тональности, заставил его шарахнуться от Константина, словно испуганную лошадь.
Поляк Вацек, сердито поправил съехавшие на нос очки, отчего на стекле осталось кровавое пятно. Он неприязненно посмотрел на Константина.
— Может мне кто-нибудь объяснить, за что Вилли угодил на стол? — взревел выведенный из себя руководитель лаборатории. — Если мне сейчас же не объяснят в чем дело, я вас самих уложу на эти бетонные кровати!
Вацек, негодующе сопя, бросил копаться во внутренностях своего «пациента» и, набычившись, посмотрел на Константина. После этого он решительно направился в его сторону, крепко сжимая в руке перемазанный в крови скальпель. Константин на всякий случай отошел за другую сторону секционного стола, отгородившись, таким образом, от надвигающегося на него и гневно сопящего, словно паровоз, поляка.
Но вопреки ожиданиям Константина он набросился не на него, а на распростертый, на секционном столе труп Вилли. Одним стремительным движением Вацек виртуозно распластал горло немца от уха до уха. После этого он сунул в получившийся ужасный разрез руку. Закатив глаза и высунув от усердия кончик языка, поляк проделал там какую-то загадочную манипуляцию.
— Пан, прошу вашу руку! — свирепо потребовал он, скосив налитые кровью глаза в сторону Константина.
Тот словно зачарованный выполнил его требование и приготовился, к тому, что сумасшедший Вацек, сейчас полоснет по его ладони скальпелем. Но вместо этого тот с торжествующим ревом вынул из кошмарного разреза на шее трупа отрезанный язык. Плюхнув окровавленный кусок мяса на ладонь Константина, он пристально заглянул ему в глаза и сказал:
— Пану, Вилли треба было держать это за зубами! Чего я и вам желаю!
— Дзенкую! — машинально пробормотал Константин не в силах отвести взгляда от того что лежало у него на ладони, истекая кровью.
Глава 5
— Так о чем ты хотел нам поведать? — придвинулся к подвешенному на веревке негодяю Луис и рукояткой плети приподняв его подбородок, для того чтобы заглянуть ему прямо в глаза.
Казалось, пленник собирается с мыслями, перед тем как огорошить своих мучителей неким сногсшибательным сообщением.
Наконец он решился и с трудом выдавил из себя:
— На Терру, то есть на Землю, на днях должен прибыть один очень влиятельный хозин.
— Это вы этих тварей называете хозяевами? — презрительно переспросил его Сенсей.
Пленник кивнул и продолжил:
— Во время своего визита он также посетит и наш Черный город. Вернее будет сказать, что он, скорее всего, посетит лишь один наш объект. Между тем, он должен провести ревизию всей фермы, то есть планеты.
— И что конкретно он должен проверить? — задал вопрос Пабло, поправляя свой и без того тщательно собранный «конский хвост».
— Ну, если по-нашему, по-человечески, — начал, было, пленник, за что тут же был награжден ударом в поддых.
— Это мы люди, а ты нелюдь! — сурово поправил его Луис, потирая ушибленные костяшки кулака. — Не примазывайся сволочь!
Пабло недовольно покрутил головой и со скучающим лицом, стал ждать, когда пленник заново научится дышать. Кое-как восстановив дыхание, тот продолжил доказывать свою нужность.
— Если, по-вашему, по-человечески, — не стал второй раз наступать на одни и те же грабли пленник. — Этот влиятельный хозяин, который прибывает с проверкой — мажор. Отпрыск одного древнего знатного рода хозяев, для которого папа выхлопотал эту весьма перспективную командировку.
— Откуда ты обо всем этом знаешь? — подозрительно покосился на него Сенсей. — Этот тип, что сам тебе об этом рассказал?
— Нет, он не мог мне об этом рассказать, потому что еще не прибыл. А потом, не все хозяева общаются с нами. За одно только, что посмотришь в их сторону можно схлопотать по морде. А таких ударов человеческая шея, обычно, не выдерживает.
— Еще немного и я заплачу! — презрительно фыркнул Пабло. — Нет повести печальнее на свете, чем участь несчастных нелюдей переметнувшихся на службу к грубым и невоспитанным пришельцам! А ты случаем не позабыл, что они с помощью таких как ты христопродавцев, извели на корню весь род человеческий?
— Они так не считают, — неожиданно строптиво заявил пленник. — Они говорят, что мы их создания, и они вольны делать с нами все что пожелают. Мы же не спрашиваем бычков, хотят они превратиться в бифштекс или нет?
— Нету больше ни бычков, ни бифштексов! — нетерпеливо прервал его словоизлияния Влад. — Что дальше?
— О прибытии высокого гостя я узнал очень просто. Об этом последнее время только и болтают все хозяева, что есть в Черном городе. Еще они говорили, что от мажора требуется лишь нарисоваться на ферме «Терра», убедиться, что планета успешно очищается от человеческой скверны и, вернувшись к себе обратно отчитаться об увиденном. В смысле, перед высоким начальством.
После этого пленник надолго замолчал. Лишь его стоны и скрип зубов напоминали о том, что он еще жив.
— Дядя Лу, сними его с веревки, — распорядился Пабло, задумчиво почесав изрытый оспинами подбородок. — Я думаю, что со сломанной ногой он, при всем желании, далеко от нас не убежит.
Старый Лу, небрежно взмахнув мачете, обрубил веревку, на которой был подвешен пленник. Тот, приземлившись на сломанную ногу, издал сдавленный вскрик и, упав навзничь, тут же отключился от страшной боли.
— Я просил снять его, а не убить! — сердито воскликнул Пабло.
— Снимаю, как умею! — с показным равнодушием, пожал плечами старик. — Не нравится, сам снимай эту шваль!
— Ох, старый болтун, доведешь ты как-нибудь меня до греха! Не посмотрю, что ты родственник, шлепну тебя, а потом сам же буду жалеть об этом! — взорвался Пабло.
— Ничего не поделаешь, значит у меня судьба такая, — с показным смирением склонил голову Луис. — Если для моего родного племянника нелюдь дороже, чем его родной старый дядя.
Пабло сердито сверкнул на него глазами, но ничего не сказал. После этого над поляной надолго воцарилось молчание. Все сосредоточенно думали, какую практическую пользу можно извлечь из только что полученной информации.
Влад чувствовал, что если верно разыграть эту карту то они смогут совершить качественный прорыв в противостоянии томиноферам. Но в его мозгу никак не укладывалось, каким образом можно это сделать? Судя по напряженным лицам остальных, им также не особо везло на гениальные идеи.
Он попытался поискать аналогии в своей богатой разнообразными событиями армейской жизни. Если к ним в дивизию приезжала большая шишка, ее, всегда сопровождала целая свита из шишек поменьше. И у одного из этой свиты, какого-нибудь там третьего в пятом ряду, как правило, при себе имелось средство связи с вышестоящим начальством.
В соответствии с таким понятием, как «Бритва Оккама» — природа манипулирует минимальным количеством объектов и событий. Наверняка и у этого томиноферского «ревизора» при себе будет подобное оборудование. Теперь оставалось ответить на один вопрос — и что с этого толку?
Из глубокой задумчивости Влада вывел ощутимый хлопок по плечу, которым его наградил Сенсей.
— Братан, не держи это в себе! Поделись с людьми и народ к тебе сразу потянется! — хохотнул он.
Влад покосился на него, но неожиданно для самого себя последовал его совету и рассказал Пабло о своих соображениях по поводу потенциальных средств связи противника. Тот с неподдельным вниманием выслушал его, после чего щелкнул пальцами и сказал:
— Эй, кто-нибудь, сходите за Хулио! И тащите его задницу сюда, как можно скорее. Сдается мне, что в твоих словах гринго, есть рациональное зерно.
— А кто такой этот Хулио? — спросил Сенсей.
— Это тот тип, который в любой куче дерьма отыщет для меня эти гребанные рациональные зерна. Или жемчужины, когда как получится. Короче говоря, Хулио — это мозги! Он придумывает, а я претворяю в жизнь.
Вскоре прибывший супермозг оказался толстеньким лысеющим коротышкой. Его и без того вытаращенные глаза из-за толстых стекол очков казались вообще огромными. От этого на его лице постоянно присутствовало изумленное, какое-то наивное детское выражение.
Пока Влад излагал ему свои соображения, запыхавшийся коротышка восстанавливал дыхание. Наконец, он, протестующе поднял пухлую розовую ладошку и произнес:
— Хватит, чувак, я тебя понял! Не надо лишних слов, перехожу к делу! Гляди и учись!
Хулио лениво попинал ногой, лежащее на земле тело пленника:
— Слышь, лишенец! Нечего придуряться и изображать, что ты без сознания, я тебя расколол!
Действительно пленник дернулся и открыл глаза.
С неприязнью посмотрев на Хулио, он простонал:
— Мне нечего вам больше сказать. И нога болит очень сильно.
— Лу опять твои штучки? — нахмурив брови Хулио повернулся в сторону старика.
— Нет, его! — тот обвиняющее выставил мосластый прокуренный палец в сторону Сенсея.
— Да! — Хулио несколько озадаченно посмотрел снизу вверх на белобрысого крепыша. — Приятно познакомиться! Значит, нашего полку костоломов прибыло.
Вытащив из сумки, висевшей у него на плече одноразовый шприц и какую-то ампулу, коротышка с помощью пришедшего ему на помощь Луиса, в считанные минуты сделал пленнику внутривенный укол. Еще через пять минут пленник совершенно позабыл о том, что у него сломана нога и вообще что-то болит. Он принялся без умолку болтать и заткнуть его не было никакой возможности.
— Что было в шприце? Сыворотка правды? — поинтересовался Влад.
— Я рад, что ты спросил! — кивнул Хулио. — Сам себя не похвалишь, никто тебя не похвалит! Нет, брат, сыворотка правды и в подметки не годится моему коктейлю.
После этого при помощи наводящих вопросов Хулио вытянул из пребывающего в наркотической эйфории пленника кучу интересного. Прежде всего, он заинтересовался техническим оснащением прибывающего томинофера. Пленник охотно поведал, что их собственные томиноферы, из Черного города, возмущаются тем, что в нарушение всех инструкций мажор постоянно возит с собой «межмировой коммуникатор» аналог земного интернета, но несравненно более продвинутый позволяющий осуществлять связь со всеми мирами доступными томиноферам.
— А вот это уже кое-что! — торжествующе воздел вверх толстый розовый палец Хулио. — Я бы попросил всех присутствующих, хорошенько запомнить этот рабочий момент.
— И что ты, в связи с этим, предлагаешь? — напряженно спросил Пабло.
— Если бы нам удалось захватить эту самую игрушку, я имею в виду «коммуникатор» между мирами — это существенно повысило бы наши шансы остаться в живых! — оживленно жестикулируя воскликнул Хулио принимаясь расхаживать по поляне взад и вперед. — Не вдаваясь в подробности, я предлагаю выкрасть коммуникатор прямо из Черного города.
— Ты окончательно спятил! — со вздохом констатировал непреложный факт Пабло.
— Подожди, я еще не закончил! — протестующе воскликнул Хулио, размахивая толстыми ручками. — На эту аферу я намерен отправиться сам, и с твоего разрешения прихвачу с собой Стилета и этих двух гринго.
— Он что нес всю эту ересь серьезно? — повернулся в легком недоумении Влад к Пабло.
Тот лишь пожал плечами в ответ:
— Знал бы ты, как я устаю от его постоянных прожектов! Но ничего не поделаешь — он действительно гений! Так что вам, друзья, придется отправиться с ним в Черный город!
Глава 6
— Константин, ты честно трудишься и достоин поощрения, — довольно высокопарно заявил, как-то Артур Нойберт.
Обрадованный Константин чуть было не брякнул «Служу трудовому народу!», но во время спохватился и благоразумно промолчал.
— Я хочу тебе показать, чего добились твои коллеги из соседней лаборатории. Демонстрация препарата «Монсегюр — 15» назначена на конец этой недели. На испытании будет присутствовать лично глава СС Генрих Гиммлер. В связи с этим у меня будет для тебя одно небольшое задание. Нужно подобрать двенадцать мужчин атлетического телосложения и приятной внешности из числа заключенных.
К этому времени, кроме лаборатории Константина, исправно вырабатывающей «сыворотку молодости» уже давно вступила в строй вторая лаборатория. Над чем именно там работали, Константину было неизвестно. Да он и не особо жаждал это знать, хотя подчас любопытство и разбирало его. Несмотря на то, что все сотрудники обеих лабораторий жили в одном бараке, какие бы то ни было разговоры, относительно проводимых ими исследований были строжайше запрещены. Любое отступление от этого правила незамедлительно каралось смертью.
Утром в день испытания, Константина, по распоряжению гауптштурмфюрера Нойберта переодели в форму немецкого фельдфебеля. Ему было приказано не лезть на глаза и помалкивать. А если что, изображать из себя контуженого фронтовика, временно потерявшего речь.
Нойберт критически осмотрел двенадцать заключенных, которым была отведена роль подопытных кроликов на предстоящей демонстрации. Он остался доволен выбором Константина и велел ему сопровождать их к месту проведения запланированного мероприятия.
Погрузившись на грузовики, под усиленным конвоем эсэсовцев, заключенных и Константина доставили в небольшой лесок, неподалеку от Дахау. Константин был несказанно удивлен, обнаружив на огромной поляне, двенадцать бревен, вкопанных в землю по кругу. А после того, как солдаты принялись разгружать с одного из грузовиков колотые дрова, Константин уже не знал, что и думать. Уж больно странно и пугающе выглядели все эти приготовления.
Между тем, приехавшие на нескольких машинах эсэсовцы из батальона личной охраны рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера оцепили поляну. Артур Нойберт лично отвечавший за показательные испытания сильно волновался. Он нетерпеливо мерил шагами поляну, время от времени взглядывая на часы. Солдаты уже перетаскали дрова, сложив их в некое подобие поленниц вокруг вкопанных в землю столбов. Вообще мизансцена сильно напоминала приготовления к аутодафе, только вместо святой инквизиции, по поляне сновали эсэсовцы.
Один из офицеров связи подбежал к Нойберту и, козырнув, что-то прошептал ему на ухо. Тот внимательно выслушал его, склонив голову, после чего удовлетворенно кивнул и взглянул на часы. Константин догадался, что Гиммлер видимо уже подъезжает к месту проведения экзекуции.
По знаку Нойберта солдаты принялись поливать дрова, сложенные у подножия деревянных столбов бензином из больших двадцатилитровых канистр. Одновременно с этим из грузовика выгрузили двенадцать заключенных. Те чувствовали, что затевается что-то страшное. Многих их них сотрясала сильная дрожь. Но они не знали, что их ждет, и могли лишь догадываться и строить предположения. Хотя, по большому счету, двенадцать инквизиторских столбов красноречиво говорили о том, какая участь уготована несчастным военнопленным.
Константин, стоявший рядом с ними, видел, как Нойберт отрывисто отдал команду руководителю лаборатории занимавшейся разработкой загадочного «Монсегюра — 15». Тот поспешно достал из небольшого чемодана шприц и ампулы принялся готовить инъекции. Увидев это, заключенные стали проявлять признаки сильного беспокойства и неожиданно один из них проскочив сквозь неплотно стоящее оцепления, бросился бежать прочь.
В ту же секунду прогрохотала короткая автоматная очередь и беглец, поскользнувшись на мокрой желтой листве, упал лицом вниз.
— Прекратить стрельбу! — вне себя от злости прокричал гауптштурмфюрер Нойберт.
Подбежав к рослому эсэсовцу, открывшему огонь без приказа, он оценивающе оглядел его с головы до ног, словно гробовщик на глаз снимающий мерку. Собственноручно отобрав у него автомат, он передал его, подбежавшему командиру караульного взвода и коротко кивнув в сторону проштрафившегося, отошел в сторону.
Константин нервно сглотнул неизвестно откуда появившуюся во рту кислую слюну. Артур Нойберт, судя по всему, был настроен весьма решительно. И если он запланировал, что испытуемых должно быть двенадцать, то их будет двенадцать, в любом случае. Если для этого даже придется пожертвовать немецким солдатом. По спине Константина пробежал холодок. Если Нойберт так безжалостен по отношению к своим, то он и глазом не моргнет, когда у него отпадет надобность в Константине и прочих сотрудниках его лаборатории.
Тем временем, отчаянно вырывавшемуся эсэсовцу все-таки вкололи препарат в вену на локтевом сгибе. Для этого его пришлось повалить на землю и крепко держать четверым здоровенным солдатам караульного взвода. Глядя на их сосредоточенные лица, было видно, что они не испытывают ни малейшего сочувствия к своему товарищу по оружию. Главным для них было, как можно тщательнее выполнить приказ своего командира.
Следом за немцем пришла очередь остальных участников бесчеловечного эксперимента. Их по одному, словно баранов, валили на землю и крепко держали, пока руководитель лаборатории вводил им свой чудо препарат. Всех получивших «Монсегюр — 15» тут же оставляли в покое, и они продолжали спокойно лежали на земле, застыв в той позе, которую занимали до этого.
Вскоре все двенадцать человек, включая немецкого солдата, были готовы к чудовищному эксперименту. У Константина от волнения вспотели ладони, и он обтер их о форменные фельдфебельские штаны, оставив на них темные пятна.
Артур Нойберт взяв в руки рупор, прокричал:
— Встать!
После этого все двенадцать человек принялись подниматься с земли. Движения их были неловкими и замедленными, словно у оживших мертвецов, выбирающихся из могил. Затем гауптштурмфюрер велел подопытным снять с себя всю одежду, что те беспрекословно выполнили. После этого им раздали длинные черные балахоны, с капюшонами и Нойберт заставил несчастных облачиться в них. Напялив на себя жуткие одежды, двенадцать человек замерли словно лунатики.
В это время на поляну въехал кортеж из нескольких легковых автомобилей. Из передней черной машины неторопливо выбрался высокий человек с усиками а ля фюрер и скошенным безвольным подбородком. Маленькие круглые очечки поблескивали на его бледном одутловатом лице. По тому, как к вновь прибывшему кинулся гауптштурмфюрер Нойберт и как подобострастно пожал протянутую ему узкую руку, затянутую в черную перчатку, Константин понял, что это и есть рейхсфюрер СС Гиммлер.
Тишина на поляне стояла такая, что было слышно, как падающие с деревьев листья приземляются с оглушительным грохотом.
— Мой рейхсфюрер, я с удовольствием представляю вашему вниманию результат нашей напряженной работы, препарат «Монсегюр — 15»! Он полностью подавляет волю человека, превращая его в покорную скотину, начисто лишенную инстинкта самосохранения!
— Послушай, Артур, как-то странно одеты эти твои подопытные, ты не находишь? — спросил Гиммлер недовольно посмотрев на Нойберта поверх очков. — Скажи, к чему весь этот балаган?
— Я прошу буквально минуту вашего внимания! — молитвенно сложил ладони Нойберт.
— Ну, что же, я весь внимание! — брюзжащим тоном ответил Гиммлер, который судя по всему, был сегодня не в духе.
— В центр круга живо! — гаркнул в рупор Нойберт, после чего опустив его, повернулся к Гиммлеру. — Мой рейхсфюрер, как вы знаете, в далеком 1240 году, крестоносцы загнали катаров в холмистые предгорья Пиренеев. И там крепость Монсегюр стала их последним убежищем. В ней укрылись 300 катаров во главе с верхушкой своего ордена. Опуская многочисленные подробности, рискну привлечь ваше внимание к тому факту, что после падения крепости ее защитники были преданы огню. Но что самое любопытное, они сами добровольно взошли на костры, пылавшие на крепостном дворе. И ни один из трехсот катаров не издал ни единого звука, несмотря на то, что они горели заживо.
— Да, я где-то уже слышал эту историю, — кивнул Гиммлер, на лице, которого неожиданно расцвела улыбка. — Теперь я вижу, что ты приготовил для меня хороший спектакль.
В предвкушении ужасного действа рейхсфюрер неожиданно обнаружил, что остатки одолевавшего его последние два дня сплина бесследно исчезли. Глаза его оживленно блестели за линзами очков.
Ободряюще улыбнувшись Нойберту, он спросил:
— Итак, что же будет дальше?
— Мы должны отрубить голову дракона! — воскликнул гауптштурмфюрер и, повернувшись к Гиммлеру, охотно пояснил, — Эти слова приписываются королеве Франции Бланке Кастильской, которая произнесла их, отправляя катаров на костер.
Столпившиеся в центре поляны посередине деревянных столбов люди в черных балахонах безучастно смотрели, как вооруженные факелами эсэсовцы поджигают дрова политые бензином. Вскоре на поляне полыхали двенадцать костров.
— Мой рейхсфюрер, вам достаточно лишь приказать и эти люди шагнут в огонь, повинуясь вашему приказу! — с этими словами, Нойберт почтительно протянул Гиммлеру рупор.
Тот взял его, и некоторое время наслаждался моментом, потом поднеся металлический раструб к губам, прокричал в него:
— Вперед в огонь, во имя великого рейха!
Двенадцать человек безропотно двинулись к горящим столбам и бесстрашно шагнули в огонь. Пламя обхватило их со всех сторон и полностью поглотило. Двенадцать человек стояли и терпеливо ждали, когда их тела будут уничтожены огнем. Внезапно лес содрогнулся от ужаса, теряя остатки осенней листвы. Все двенадцать подвергнутых ужасной казни, человек дико кричали. Они выли от невыносимой боли, которую как выяснилось, продолжали чувствовать все это время.
Гиммлер дождался, когда смолкли последние истошные вопли горящих заживо людей и с пафосом произнес:
— В очередной раз мы явили торжество немецкой воли, над примитивной волей варваров!
Глава 7
Когда Пабло повернулся, намереваясь уйти с поляны, Сенсей остановил его:
— Если не возражаешь, я бы хотел задать этому парню еще один вопрос.
Командир повстанцев безразлично пожал плечами и остановился.
— Скажи что тебе известно о «покупателях»? — спросил Сенсей, ксеносервуса лежащего на земле.
От совершенно невинного вопроса тот дернулся так, словно старый Луис вытянул его вдоль хребта своим бичом. Подтянув колени к груди, невзирая на страшную боль в сломанной ноге, он застыл в позе эмбриона сотрясаемый сильной дрожью.
— Слышь, ты клоун, — Сенсей легонько пнул ксеносервуса ногой, пораженный его преувеличенно неадекватной реакцией. — Повторю вопрос кто такие эти «покупатели»?
Неожиданно тело лежащего на боку пленника заколотило с неимоверной силой, после чего он выпрямился, выгнулся дугой и забился в агонии. Обступившие его повстанцы с недоверием смотрели, на сотрясаемое жесточайшими судорогами тело. Внезапно изо рта несчастного хлынула ярко-красная кровь.
— А ну хватит ломать комедию! — Пабло сделал шаг вперед, доставая пистолет, и в это время пленник неожиданно затих.
Его тело сразу обмякло и расслабилось, после чего стало видно, что грудная клетка ксеносервуса не вздымается и не опадает. Пленник перестал дышать, а из его рта по-прежнему текла кровь.
— Умер, гад! — воскликнул сильно раздосадованный этим обстоятельством Луис. — Его счастье! Не то запорол бы я его до смерти!
— Наверное, он принял яд, — высказал предположение Влад.
— А все это время он его под языком держал? — иронично хмыкнул Сенсей.
— Обычно держат в пломбе, — укоризненно посмотрел на него тот.
— Глупости все это! — категорично заявил Хулио, опускаясь на корточки перед бездыханным телом и внимательно всматриваясь в его лицо.
Достав складной шведский нож, он разжал лезвием сведенные судорогой зубы мертвеца и заглянул в образовавшуюся окровавленную дыру.
— Ну, что там? — с нетерпением спросил Луис.
— Дело в том, что наш друг просто откусил себе язык, — сказал Хулио, тщательно вытирая перепачканное лезвие ножа о куртку мертвого ксеносервуса. — Его ужас перед этими «покупателями» был так велик, что он предпочел убить сам себя, чем терпеть ужас еще хотя бы мгновение. Хотя не исключено что в его мозги была внедрена деструктивная программа на самоуничтожение. При одном только упоминании об этой запретной теме, она сработала и заставила его срочно уничтожить себя любым доступным способом. В его положении откушенный язык был достаточно эффективным способом выполнить требования программы.
На обратной дороге в лагерь, Сенсей пересказал Пабло и остальным разговор между ксеносервусами, подслушанный им в кузове грузовика. Вопрос, кто такие «покупатели», по-прежнему, оставался открытым. Хулио предположил, что излишки мяса выработанного на ферме Терра, то есть Земле, продавались этим загадочным «покупателям». Судя по тому, как оберегалась любая информация о них томиноферами, эти сведения были тайной за семью печатями.
Затем пришла очередь Влада, и он бегло пересказал Хулио слова странного старика прибывшего то ли из прошлого, то ли из будущего. Пабло и прочие, услышав о гигантском жуке, грызущем время, принялись балагурить, словно шкодливые подростки.
— Дашь как-нибудь курнуть своей чумовой травки? — под хохот и улюлюканье повстанцев спросил Луис. — Я тоже хочу покататься на гигантском таракане!
В отличие от своих товарищей, Хулио отнесся к рассказу Влада в высшей степени серьезно.
— Если старик сказал правду, получается что эти «покупатели» и есть те самые хозяева пришельцев? — задумчиво бормотал он себе под нос, торопливо семеня коротенькими толстыми ножками вслед за остальными. — Тогда выходит, что пришельцы в основном горбатятся на своих хозяев? Хотя если они продают им мясо, то у них скорее товарно-денежные отношения, нежели хозяин-слуга. Почему же они их так боятся? И почему окутывают сам факт их существования таким плотным облаком тайны? Нет, что-то в этом определенно есть! Нужно только уловить крохи этого чего-то и по ним попытаться воссоздать цельную картину!
— Кончай ломать голову, — хлопнул его плечу, шагающий следом за ним Сенсей. — Вот попадем в Черный город, там, на месте во всем и разберемся.
— Да, нет! Хотелось бы сделать определенный выводы уже сейчас, — недовольно покосился на него Хулио, которого последнее замечание сбило с мысли.
Однако попасть в Черный город томиноферов оказалось не так-то просто. Этому предшествовала кропотливая подготовительная работа. Техническое оснащение повстанческого отряда поражало воображение. В еле живом от старости, покосившемся сарае, рядом со стоящими в яслях ослами располагалась портативная типография. Ее полиграфические возможности оказались поистине неограниченными. Хотя дело, скорее всего, было не в груде железа, а в том человеке, который виртуозно работал на нем. А работал там ни кто иной, как Хулио. Первым делом коротышка изготовил для себя, Стилета, Сенсея и Влада идентификационные карточки.
Без соответствующих документов, по его словам, патрули томиноферов замели бы их уже на подходах к Черному городу. Из изготовленных Хулио карточек следовало, что отныне, отправляющаяся на разведку четверка, становилась группой ксеносервусов, прикомандированных для поисков и поимки экипажа человеческой субмарины, которая была уничтожена на побережии несколько дней тому назад.
Пока шла подготовка к вылазке в Черный город, Сенсею и Владу пришлось иметь дело с не на шутку разбушевавшейся Ольгой. Едва узнав, что они оставляют ее в лагере повстанцев, а сами отправляются черт те куда, она в категорической форме заявила, что не отпустит их одних. Равно как и не останется в одиночестве посреди джунглей.
— Дело в том, что среди прихвостней томиноферов практически не бывает женщин, — попытался хоть как-то разрядить ситуацию Пабло. — Это очень большая редкость. И как мне кажется, мы сейчас находимся не в том положении, чтобы лишний раз рисковать.
— Вот и прекрасно! — упрямо воскликнула Ольга. — Тогда я наряжусь мужчиной!
— Это с твоими — то формами? — Сенсей выразительно посмотрел на ее зад.
— Я тоже думаю, что не стоит рисковать, — горячо поддержал друга Влад.
— А чем это вам не угодила моя задница? — уперев кулачки в бока, возмутилась Ольга. — Если мне не изменяет память, вчера ночью вы помнится, шептали мне совсем другое!
— Вот именно поэтому и не стоит искать приключений на твои прелести! — взорвался Сенсей. — Потому, что лично мне они очень дороги!
Влад зарделся, словно маков цвет, и счел за благо промолчать.
— Ладно, катитесь куда хотите, хоть в Черный город, хоть к черту на куличики! — презрительно бросила Ольга. — Но больше с вашими глупостями ко мне можете не лезть! Найдите себе для этого в Черном городе томиноферку! А я, тем временем, проверю, так ли хороши местные мачо!
— Ну, вот и договорились! — в сердцах сплюнул Сенсей, провожая взглядом удаляющуюся в гневе Ольгу.
— Да, никто не поднимет настроение, так как любимая женщина! — тоскливо вздохнул Влад.
Ольга сдержала слово и не пустила их ночью в хижину. Когда Сенсей с Владом поздно ночью попытались пройти туда они наткнулись на скрещенные жерди. Посередине импровизированного частокола на ветру полоскался лист бумаги с надписью:
— Пошли вон, предатели!
Друзья переглянулись, еще какое-то время потоптались на пороге, рассчитывая на то, что жестокосердая прелестница сменит гнев на милость. Но, так и не дождавшись, были вынуждены ретироваться.
— Куда пойдем? — уныло спросил Влад.
— А пошли к Хулио, он все равно еще не спит, колдует со своими приборами, — предложил Сенсей. — Я, кстати, более чем уверен, что у него и выпивка есть.
Коротышка действительно не спал. Сочувственно почмокав толстыми губами, он выслушал грустную исповедь друзей.
— Вы поступили, как настоящие мужчины! — горячо заверил он их. — Таким сокровищем, как Ольга, нельзя рисковать, ее нужно беречь! А потом, если вы принесете из Черного города кое-какие женские побрякушки, в качестве знака внимания и любви, я думаю, ваша дама будет более благосклонна.
— Хулио, брат, у тебя случайно нет, чего-нибудь выпить? — тяжело вздохнув, поинтересовался Сенсей. — У меня на душе так муторно и гадко, словно туда кошки нагадили. Я не могу долго ругаться с Ольгой, мне при этом становится так плохо!
— Текила подойдет? — спросил толстяк, ставя на стол пузатую бутыль размером с хорошее ведро.
Внутри пыльной емкости плескалась мутная жидкость весьма подозрительного вида. При взгляде на нее, Сенсей уже пожалел, что задал Хулио вопрос о выпивке.
Через пару часов, когда забористого пойла стало примерно на четверть меньше, у друзей закончились тосты. В конце пришлось пить за дружбу во всем мире. Мире от которого уже ничего не осталось. Вспомнив об этом, трое собутыльников не на шутку загрустили и выпили за неминуемую гибель томиноферов и их подлых прихлебателей ксеносервусов. Справедливости ради, следует заметить, что за это уже пили несколько раз.
— Ребята, завтра мы пойдем на разведку, — косо поднялся из-за стола Влад. — От исхода нашей миссии будет зависеть, жить человечеству или нет! Господа офицеры предлагаю тост за успех нашего завтрашнего предприятия и баиньки!
После этого тоста все провалились в тяжелый и мутный, словно агавовая водка сон.
Утреннее пробуждение было кошмарным. Похмелье было дичайшим. Внутренности просились наружу, голова трещала и раскалывалась по всем швам. Сенсей попытался влить себя трясущейся рукой стакан воды, но тут, же был вынужден отказаться от этой затеи. Отравленный алкоголем организм, не доверяя своему хозяину, отказывался принимать в себя что либо.
Самочувствие пробудившегося вскоре Влада было немногим лучше, чем у Сенсея. На бедного же Хулио вообще нельзя было смотреть без слез.
— Ты что эту отраву у томиноферов покупал? — язвительно поинтересовался у толстяка Влад.
— Предлагаю отныне переименовать текилу в томиноферовку, — простонал, держась за голову обеими руками Сенсей.
Появившийся вскоре Стилет подозрительно осмотрел свое воинство, но ничего не сказал. Он лишь неодобрительно покосился на них. Подойдя к столу, на котором стояли стаканы с недопитой текилой, он брезгливо понюхал один из них и тут же в ужасе отшатнулся в сторону.
Осуждающе покачав головой, он сказал:
— Я так понимаю, что завтрак у вас на сегодня отменяется. Быстро приведите себя в порядок. Я жду вас ровно через полчаса у Пабло для получения последнего инструктажа. После этого мы выступаем.
Глава 8
После того достопамятного испытания препарата «Монсегюр — 15» прошло около года. Но и по сей день перед глазами Константина стояли двенадцать человек отправленных гауптштурмфюрером Нойбертом на костер. И сделано это было только лишь для того, чтобы произвести впечатление на рейхсфюрера СС Гиммлера.
Чего греха таить, он прекрасно понимал, что в гибели этих конкретных людей виноват он сам и никто другой. Ведь как ни крути, из огромного количества заключенных он, Константин, выбрал именно этих несчастных. Он до сих пор не мог взять в толк, почему нельзя было ограничиться всего лишь парой испытуемых? К чему такая показная расточительность человеческими жизнями?
Впрочем, фашисты всегда с большим пренебрежением относились к людским ресурсам, недостатка, в которых в самом начале войны у них не было. Теперь же когда их победоносное шествие по Европе натолкнулось на ожесточенное сопротивление Советов, положение кардинально изменилось. Нового пополнения военнопленных в концентрационном лагере практически не было. Теперь фабрика смерти Дахау почти целиком работала на мирном гражданском населении, безжалостно поглощая и перерабатывая беззащитных людей. Среди новоприбывших все чаще попадались немцы, верноподданные третьего рейха. Все заподозренные в недостаточной лояльности к режиму, незамедлительно отправлялись за колючую лагерную проволоку.
Несмотря на полное отсутствие газет и радио в лагере было хорошо известно, что дела на фронтах у немцев идут из рук вон плохо. Это было видно даже по поведению лагерной охраны. Если ранее эсэсовцы вели себя вальяжно, как пресытившиеся хищники, то теперь они все более напоминали озлобленных, отчаянно трусящих гиен, понимающих, что неминуемый конец близок. Свою злость и свой страх они вымещали на заключенных. Для этого в лагере начали проводиться массовые показательные казни.
Непонятно каким образом в лагерь попадали все новые подтверждения того, что русские уже гонят немцев на запад. Причем темпы наступления Советов день ото дня нарастали. Поговаривали, что в лагере действует антифашистское подполье имеющее связь с немецким сопротивлением на воле. По мере того, как узники Дахау узнавали все новые подробности, их настроение претерпевало разительные перемены. Теперь в глазах у заключенных горел злорадный, плохо скрываемый огонек, понимания того что русские сломали хребет непобедимой германской военной машине. Даже сотрудники Константина и двух других лабораторий, несмотря на то, что были в полном смысле слова предателями, работавшими на оккупантов, ощущали необъяснимый подъем настроения.
На этой почве Константин близко сошелся с руководителем третьей лаборатории, французом Огюстом. Константину было известно лишь, что эта лаборатория, введенная в строй самой последней занимается какими-то новейшими техническими разработками в области физики. Он никогда не спрашивал Огюста о его работе, впрочем также как тот никогда не интересовался над, чем трудится Константин. Тем самым они соблюдали строжайший запрет на обмен любой информацией между сотрудниками лабораторий работающих под руководством гауптштурмфюрера Нойберта.
Как это ни парадоксально, но тему скорого краха фашистской Германии они считали меньшим табу, нежели обсуждение проводимых ими исследований. Хотя не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что последовало бы в случае доноса на них по этому поводу. И в том и в другом случае их ждала неминуемая смерть. Но Константин и Огюст уже устали бояться, и им просто была необходима хоть какая-то отдушина, чтобы снять, то колоссальное напряжение, в котором постоянно пребывала их психика, все, то время пока они находились в плену.
Константин благоразумно не стал посвящать своего нового французского друга в то, что сам без принуждения выбрал немецкий плен, вместо героической смерти на передовой. Огюст, в отличие от него, успел поучаствовать в боевых действиях против фашистов, прежде чем был взят в плен. Он долго мотался по разным лагерям пока его, наконец, не обнаружил Артур Нойберт.
Гауптштурмфюрер постоянно искал для своих проектов новых сотрудников. В первую очередь, его интересовали ученые, занимавшиеся до войны новейшими перспективными разработками. Имея в своем штате несколько сильных аналитиков, также из числа заключенных, Нойберт создал обширную картотеку, включавшую в себя интересовавших его людей науки. Проблема была в том, что в процессе оккупации их стран многие ученые погибли. А угодившие в плен, были разбросаны по многочисленным концентрационным лагерям, и подчас значились под другими именами.
Обитатели привилегированного барака, в котором жили сотрудники лабораторий Нойберта, прекрасно понимали, что в случае краха третьего рейха, победители, кто бы они не были, не погладят их по головке за работу на врага. Тем более тех, кто участвовал в разработках, которые можно было практически применить на фронте. Как вскоре выяснилось, Огюст работал именно над таким проектом. Однажды он признался Константину, о том, что в случае успешной реализации его изобретения, победа Германии на всех фронтах будет предрешена. Именно по этой причине, Огюст, как мог, саботировал дальнейшее продвижение проекта вперед.
Узнав об этом, первой реакцией Константина было незамедлительно донести на француза своему шефу Артуру Нойберту. У него сложились особые доверительные отношения с гауптштурмфюрером, и он не мог обмануть его доверия. Однако когда Константин уже было, раскрыл рот для того, чтобы сообщить ему эту шокирующую новость, перед глазами его вдруг встали двенадцать инквизиторских костров с пылающим на них фигурами людей.
— Ты что-то хотел мне сказать? — дружески глядя на него, поинтересовался Нойберт.
— Да, я хотел сообщить, что заключенный Самойлов из моей лаборатории излишне болтлив, — признался Константин, в самый последний момент, решившийся принести в жертву вместо Огюста другого человека.
— И о чем же он болтает? — спросил Нойберт.
От проницательного немца не укрылось то, что в процессе разговора, Константина мучили какие-то сомнения. Более того, он испытывал, какие-то колебания. Словно раздумывал, о том, стоит ли говорить своему шефу правду или нет? Однако Нойберт отнес их на счет излишней сентиментальности и чувствительности Константина. Ведь тот обрекал на смерть человека работавшего с ним с самого начала создания лаборатории «сыворотки молодости».
— Самойлов говорит, что Советы прорвали Восточный фронт и теперь гонят вермахт на Запад. Еще он говорил, что Германия уже фактически проиграла войну и ее разгром — это всего лишь вопрос времени, — пустился во все тяжкие Константин.
— Твой Самойлов неплохо информирован, — с кривой усмешкой ответил Нойберт. — На сегодняшний день дела обстоят именно так! Но для того, чтобы этого не произошло, и работают наши лаборатории. Думаю, ты и сам догадываешься, что наша комплекс в Дахау не одинок. Десятки исследовательских групп по всей Германии работают над различными проектами, которые позволят нам переломить исход войны. И я тебя уверяю — это время не за горами! Для твоего ж блага, надеюсь, что ты думаешь также как и я.
— Если Советы победят, меня вздернут, без суда и следствия, как пособника фашистов, — пожал плечами Константин. — Не сомневайтесь, гауптштурмфюрер, я с вами до конца!
— Иного ответа от тебя я и не ожидал! — похлопал его по плечу Нойберт.
После этого разговор пошел о проблемах улучшения выпускаемого лабораторией Константина продукта — «сыворотке молодости». Нойберт настаивал на наращивании мощностей. При этом у Константина создалось впечатление, что, несмотря на только что провяленный его шефом оптимизм, тот озабочен созданием стратегического запаса сыворотки. По всей видимости, им всерьез рассматривалась возможность окончания войны не в пользу Германии. Излишне говорить, что после этого разговора, Самойлов куда-то внезапно исчез.
В связи с этим, Константин, порадовался тому, что не сдал Огюста с потрохами. Коли у Нойберта есть свои секреты, пусть откровения Огюста буду личным маленьким секретом Константина.
Этой же ночью, он предупредил Огюста, чтобы тот был предельно осторожен в своих высказываниях, с кем бы то ни было. В подтверждение своих слов он поведал ему об внезапном исчезновении Самойлова. Именно тогда Константин впервые и услышал от Огюста название проекта, над которым работала возглавляемая им группа ученых физиков. Он назывался весьма претенциозно — «Пила времени».
До него и ранее доходили неясные слухи о том, что в лаборатории Огюста творятся жуткие и страшные вещи. Как-то один из постояльцев научного барака обронил, что видел тела расчлененных людей, которые принимали участие в каком-то загадочном эксперименте группы Огюста. Теперь Константину многое стало ясно. Видимо Огюст вел работу над каким-то сверхсекретным оружием.
— Твоя «пила» предназначена для поражения живой силы противника? — задал он вопрос французу.
Тот недовольно поморщился и отрицательно покачал головой:
— Строго между нами! Я рассчитываю с помощью моего устройства сбежать из лагеря на свободу. Но в одиночку это неосуществимо, мне нужен напарник. Скажи, я могу на тебя рассчитывать?
Константин, вместо ответа, протянул со своей койки руку и крепким рукопожатием заговорщики скрепили свой союз.
— Моя «пила» может опосредовано распилить что угодно, даже танк, — шепотом пустился в откровения Огюст. — Но она создана совсем для другого. С ее помощью можно проникать сквозь время.
— Но машина времени — это, же откровенная чушь! — с нескрываемым удивлением посмотрел на него Константин. — Это глупость придуманная англичанином Гербертом Уэллсом, с его легкой руки, пошла гулять по свету.
— В том виде, в каком это представил Уэллс — это, безусловно, нонсенс! — ухмыльнулся Огюст. — Впрочем, чего еще можно ожидать от англичан? Моя «пила» работает именно как пила, она пилит время! И в этот временной пропил, можно войти! Более того, если пройти по нему достаточно далеко, то можно достигнуть иных временных планов. Попросту говоря, попасть в другое время!
Глава 9
Как и предрекал Хулио, уже на подступах к Черному городу их несколько раз останавливали патрули. Это были не коллаборационисты из числа людей, а настоящие боевые ксеносервусы, могучие и непобедимые. Все они прошли тотальную переделку и фактически перестали быть людьми.
Их могучие, гипертрофированные пропорции произвели неизгладимое впечатление на Влада.
— Нам бы с десяток таких ребят, мы бы тогда показали этим уродам пришельцам, где раки зимуют! — поделился он с Сенсеем своими мыслями.
— Это невозможно, — скривился тот, словно куснул лимона. — Внутри них сидит жесткая программа, которая блокирует малейшие посягательства в отношении хозяев.
Всю дорогу Хулио, Влад и Сенсей пожинали плоды вчерашних алкогольных излишеств. А попросту говоря, все трое подыхали с похмелья. Стилет демонстративно игнорировал издаваемые ими протяжные стоны и несчастные лица. Когда измученные сушняком трое любителей текилы, жадно приникали к флягам с водой, он не останавливался ни на мгновение. После этого им каждый раз приходилось предпринимать героические усилия, чтобы нагнать своего жестокосердого командира.
Если в самом начале пути Стилет то и дело сверялся с компасом, чтобы двигаться по верному направлению, через десяток километров в этом уже не было никакой надобности. Высоко над джунглями стояло плотное облако черного дыма. Через просветы между высокими деревьями стали видно, что плотные клубы гари движутся с северо-запада.
По мере приближения к городу, растительность в джунглях покрытая толстым слоем сажи, претерпевала разительную перемену. Черные джунгли стали похожи на какую-то жуткую психоделическую карикатуру. Деревья и лианы были закручены так, словно по ним только что прошелся безжалостный ураган. Вся растительность, граничащая с городом, сгнила, высохла на корню и теперь являла собой мертвый лес из черного сухостоя.
Черная земля была покрыта толстым слоем сажи и пепла. Сеть глубоких трещин прорезывала ее во всех направлениях. Движение путников существенно замедлилось, так как приходилось ступать очень осторожно, чтобы не переломать ноги, провалившись в какую-нибудь трещину.
Пройдя сквозь частое сито проверок на дорогах Хулио, Влад и Сенсей под предводительством Стилета наконец-то вышли к самым стенам Черного города. Небо над ним, словно в сильную грозу, было закрыто плотными облаками черного дыма. Его жирные плотные клубы беспрестанно валили из огромного количества разнокалиберных труб, торчащих из-за городских стен.
Действительно, Черный город полностью соответствовал своему страшному названию. Городские стены и вздымавшиеся над ними огромные жуткие сооружения были черного цвета. Все тот же угольно-черный цвет, который уже был знаком друзьям по летающим тороидам томиноферов. Все вокруг было покрыто толстым слоем вездесущей сажи.
Документы, сделанные Хулио, были безупречны. Во всяком случае, во время многочисленных проверок ни у кого из ксеносервусов, ни разу не возникло сомнения в их подлинности.
— Не всегда все было так гладко! — усмехнулся Стилет, когда они проходили сквозь чудовищные городские ворота. — Прежде чем толстяк научился делать хорошие карточки, я здесь потерял кучу народа. А пару месяцев тому назад я сам еле унес отсюда ноги.
— Так ты что уже бывал здесь? — удивленно посмотрел на него Сенсей.
— Да я отсюда практически не вылажу! — покосился на него Стилет. — Говорю же, Хулио, наконец-то, научился делать пропуска, с которыми не страшно торчать тут круглыми сутками.
Все в Черном городе поражало воображение. Огромные циклопические сооружения, под стать гигантскому размеру пришельцев имели совершенно дикие для человеческого глаза пропорции. Но самым страшным испытанием для Сенсея и Влада было огромное количество его обитателей, томиноферов. Множество гигантов неспешно двигались по улицам, не обращая внимания на каких-то мелких людишек шныряющих у них под ногами. Ни у кого из томиноферов не возникало сомнения в их преданности и правомочности пребывания в городе. Раз многочисленные патрули допустили их до стен города, а охрана пропустила сквозь городские ворота, значит — это были, безусловно, свои люди.
— Ведите себя естественней! — злобно процедил сквозь зубы Стилет. — Если вы будете шарахаться от каждого иноземного дылды, а потом еще и пялиться ему вслед, нас мигом вычислят и схватят!
Сам Стилет, а также Хулио, в отличие от своих русских друзей, чувствовали себя так, словно их присутствие здесь в логове томиноферов было самым обычным делом. Они скользили равнодушным взглядом, по лицам, попадающихся им навстречу ксеносервусов из городского гарнизона. Чего нельзя было сказать о Владе и Сенсее, для которых этот визит в город явился серьезным испытанием их выдержки и самообладания.
— Одно утешает, что с нами нет Ольги, и она в полной безопасности! — утирая ледяной пот со лба, пробормотал Влад.
— Ты думаешь, она бы тряслась от страха, как мы с тобой? — иронично спросил Сенсей. — Я бы нисколько не удивился, если бы она подошла к первому попавшемуся томиноферу и спросила его, как пройти, скажем, в библиотеку!
— Не вздумайте, обсуждать подобные темы в том месте, куда мы с вами идем! — покосился на них Стилет. — Будет лучше, если вы просто будете молчать и однозначно отвечать на мои реплики. Говорить предоставьте мне! Хулио, тебя это тоже касается!
— И куда же мы идем? — спросил Влад.
— В ресторан, — кисло ответил Стилет. — Хотя это скорее столовая для всего того отребья которое служит пришельцам. Там можно почерпнуть кучу полезной информации, нужно лишь внимательно слушать.
— А что там подают? — подозрительно покосился на него Хулио.
— А ты сам-то как думаешь? — хохотнул Стилет. — Друг мой, там подают человечину!
— Я это есть не буду, ни в каком виде! — Сенсей от возмущения даже остановился. — Совсем с ума сошел?
— Будешь есть и еще нахваливать станешь, — прикрикнул на него Стилет. — Как ты собираешься спасать человечество с такими тараканами в голове? А все свои сантименты можешь засунуть себе в одно место. Здесь они не работают, а только вредят!
— Да, на войне, как на войне! — продекламировал Хулио.
Всю дорогу до ресторана ксеносервусов Сенсей и Влад хранили гробовое молчание. Их желудки уже свернулись тугими узлами, а кишки завязались бантиком, от одной мысли об ожидающих их там блюдах.
На входе, предъявив охраннику карточки, друзья беспрепятственно прошли в большой зал. Заняв столик, возле окна, Стилет сел так чтобы ему был виден вход в зал. Остальные расселись вокруг него.
— Где здесь туалет? — прикрывая рот рукой, сдавленно спросил Влад. — Меня сейчас вырвет!
— Ну, значит, все мы, благодаря твоим стараниям, попадем в завтрашнее меню, — хмуро посмотрел на него Стилет.
Подошедший к ним официант, быстро принял заказ и удалился.
На Влада и Сенсея было страшно смотреть. Лица их были белыми словно скатерть, которой был застелен стол. Когда официант принялся раскладывать на столе вилки и ножи, два друга были близки к тому, чтобы потерять сознание.
— Вот навязались на мою бедную голову! — прошипел Стилет, окинув их презрительным взглядом. — Рекомендую вяло ковырять вилкой то, что нам принесут, но ни в коем случае не ешьте это. Еще не хватает, чтобы вас вывернуло прямо на стол!
— Да при таком развитии событий нам вряд ли удастся уйти отсюда живыми, — сказал Хулио, с интересом разглядывая ресторанный зал.
Казалось, все происходящее, откровенно забавляет его. Во всяком случае, он не испытывал никакого внешнего дискомфорта в связи с предстоящей трапезой.
Когда официант расставил перед ними тарелки, Стилет, радостно потерев руки, принялся с аппетитом уплетать мясное рагу с картофельным гарниром. Присоединившийся к нему чуть позже Хулио, осторожно нацепил на вилку кусок мяса и отправил его в рот.
Разжевав его, он удивленно поднял брови:
— Вкусно, ей богу, вкусно, друзья мои! Вам стоит попробовать! По вкусу напоминает свинину, но гораздо нежнее.
Сенсей с Владом взяв вилки в руки, переглянулись и с каменными лицами принялись ковыряться в своих тарелках. Всем своим видом они показывали, что в случае с ними каннибализм не пройдет.
— Расслабьтесь и спокойно ешьте, — поднял на них насмешливые глаза от своей тарелки Стилет. — Это обычная свинина с картошкой. Человечина стоит очень дорого и лишь немногие могут позволить себе такую роскошь. Человеческое мясо — это еда пришельцев, а не их слуг.
— Так какого же черта спрашивается, ты выносил нам мозг своими россказнями о человечине, которую подают в этом ресторане? — поинтересовался Сенсей, угрожающе закрутив столовый нож между пальцами.
— Ну, надо же мне было вас как-то проверить? А то вдруг вы шпионы пришельцев? — сделав страшные глаза, ответил Стилет. — Ничего не стоит присесть на уши нашему доверчивому Пабло и втюхать ему любую даже самую глупую историю. Так что выявлять опасность — это моя работа. Извините ребята, за испорченный аппетит, зато теперь я знаю точно, что вы те за кого себя выдаете.
— Ешьте, ешьте не стесняйтесь! — подмигнул им Хулио.
— А, ты жиртрест все время знал про это и молчал? — обвиняющее ткнул в него вилкой Влад.
— Моя стихия — это разработка гениальных проектов, а контрразведкой у нас занимается Стилет, ему и карты в руки, — безразлично пожал покатыми плечами Хулио.
— Может быть, вы все заткнетесь, и мы начнем заниматься тем, за чем пришли сюда? — сделав зверское лицо, поинтересовался Стилет.
— А мы разве пришли сюда не затем чтобы поесть? — невинно спросил Хулио.
— Нет, мы пришли, чтобы слушать! — гневно буркнул Стилет.
Над столом повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь звоном ножей и вилок о тарелки. Это Сенсей и Влад брали реванш за испытанное ими унижение.
— Ты, представляешь завтра этот олух, наконец, уберется отсюда и потащит свою огромную задницу инспектировать очередную мясопереработку где-то в Мексике, — неожиданно донеслось из-за соседнего стола.
— Вот тогда и гульнем на славу! — горячо поддержал его второй голос.
В то же мгновение звон вилок прекратился, а Сесней и Влад вытаращили удивленные глаза на Стилета.
Когда Сеснсей открыл рот, чтобы выразить свою точку зрении, по поводу услышанного, Стилет ткнул пальцем в его тарелку:
— Ешь и не мешай мне слушать! Тем более, что разговор, как мне кажется, идет о нашем клиенте.
Глава 10
Шла весна сорок пятого года. От былой мощи третьего рейха не осталось и следа. Союзники гнали фашистов на всех фронтах. Американцы вплотную подошли к Дахау. Не сегодня, завтра концентрационный лагерь должен был быть освобожден. Грохот наступающей артиллерии сотрясал стены научного барака. Время от времени над лагерем с торжествующим гулом пролетали эскадрильи бомбардировщики союзной авиации направляющиеся на Берлин.
— Наши немчуру гвоздят!.- послышалось из темноты барака.
— Для кого-то может и наши, но не для нас! — ответил ему недовольный голос. — Не успеют перебить лагерную охрану, как нас разорвут на части заключенные.
— Да уж, наворотили мы дел не мало, — уныло пробормотал кто-то. — Как вспомню, самому тошно делается.
Утро принесло новые неожиданности. Едва Константин перешагнул порог своей лаборатории, навстречу ему попался гауптшутрмфюрер Нойберт. Вид у него был встрепанный, такой словно он не спал всю ночь. Вслед за ним вышли несколько человек из числа лагерной охраны. В руках у них были кипы документов связанных бечевой.
— Очень хорошо, что я встретил тебя! — обратился Нойберт к Константину. — Пришли срочно всех своих сотрудников, нужно срочно эвакуировать все материалы по нашим разработкам.
Во время этого короткого разговора Константин явственно ощутил некую фальш которой были пронизаны слова Нойберта. Также его неприятно поразил взгляд шефа, которым он смерил его. Было в нем, что-то от взгляда врача, которым тот оценивающе смотрит на безнадежного больного.
— Хорошо, пойду в барак и позову остальных, — сказал Константин, поворачиваясь, чтобы уйти.
Нойберт проводил его долгим взглядом, потом раздраженно крикнул ему вслед:
— Только недолго!
Константин на негнущихся ногах вышел из лабораторного корпуса и, стараясь не сорваться на бег, пошел быстрым шагом в сторону жилого барака. Сердце его бешено колотилось, вдобавок еще скрутило живот от страха. Ему стало понятно, что Нойберт принял в отношении сотрудников своих лабораторий окончательное решение. Константина поразило, с какой легкостью его шеф приносил в жертву его самого. Константин все это время работал на Нойберта не за страх, а за совесть. Он недосыпал, болея душой за результат, и гауптшутрмфюрер, вроде бы, видел это и, судя по всему, высоко ценил. Но в выражении его глаз, с которым сегодня столкнулся Константин, было невозможно ошибиться. Это был взгляд убийцы прикидывающего, как ему будет сподручнее умертвить свою потенциальную жертву. В создавшемся положении медлить было нельзя ни минуты.
Войдя в барак и пытаясь сохранять полное спокойствие, Константин отправил своих сотрудников в лабораторию, на помощь Нойберту. При этом в глубине его души шевельнулся стыд за то, что он отправляет людей на верную смерть. Но усилием воли он отогнал несвоевременно накатившие на него сантименты. Если он хотел остаться в живых, а он хотел, ему нужно было проявлять железную волю и самодисциплину.
— Огюст, можно тебя на пару слов? — поманил он рукой француза.
Тот по выражению лица друга понял, что дело в высшей степени серьезное и молча подошел к нему.
— Иди за мной, если хочешь уцелеть! — прошептал Константин и вышел из барака на лагерный двор.
Огюст, тенью выскользнул вслед за ним. Спрятавшись за углом жилого барака, Константин дождался, когда из здания лаборатории по разработке «сыворотки молодости» выйдут заключенные с кипами документов и направятся в сторону стоящих неподалеку грузовиков. За ними неотступно следовал Нойберт в сопровождении пяти эсэсовцев вооруженных автоматами. Константин с неприкрытым ужасом увидел, что на плече у гауптшутрмфюрера также висит новенький «шмайсер».
Когда сотрудники лаборатории Константина загрузили пачки с документами в машину. Нойберт стянул автомат с плеча и, поведя стволом, велел им построиться возле стены лаборатории. Все еще ничего не понимающие люди послушно встали, куда им было указано. Они недоуменно переглядывались и боязливо косились на эсэсовцев, которые к тому времени расположились перед ними цепью.
Гауптшутрмфюрер передернул затвор своего черного, блестящего «шмайсера» и не целясь дал длинную очередь по стоящим возле стены людям. Это послужило сигналом для остальных автоматчиков. Загрохотали выстрелы, заглушая страшные крики расстреливаемых людей.
Воспользовавшись тем, что внимание немцев было полностью поглощено тем ужасным делом, которое они педантично выполняли, Константин схватил Огюста за локоть и увлек за собой. Вбежав в лабораторный коропус, он кинулся прямиком в помещение морга. Там хранился отработанный трупный материал, ожидающий, когда его отвезут в лагерный крематорий.
Помещение морга представляло собой большую холодильную камеру. В дальнем углу были кучей навалены окровавленные трупы. Их тела покрывали хорошо знакомые Константину разрезы, через которые происходил забор желез внутренней секреции.
— Снимай одежду, живо! — покричал он пребывающему в непробиваемом плотном ступоре Огюсту.
— Но здесь же холодно! — зябко поежился француз.
— Делай, что тебе говорят! — гаркнул на него Константин, поспешно срывая с себя остатки одежды.
Не дожидаясь, когда чопорный Огюст расстегнет все пуговицы на своей лагерной робе, он просто содрал ее с него, так что пуговицы горохом заскакали по бетонному полу морга.
— К чему такая спешка? — возмутился тот.
— Сейчас сюда за нами придут и если найдут, то непременно убьют! — проорал ему прямо в ухо Константин. — Ты этого хочешь?
Огюст огорченно покачал головой.
— Тогда забирайся скорее под трупы и притворись мертвым! — скомандовал ему Константин. — И хорошенько измажься в крови! Короче, делай как я!
Не дожидаясь, когда француз последует его примеру, Константин растолкал лежащие вповалку мертвые тела и улегся среди них. Сверху он прикрылся несколькими распотрошенными трупами. Его тело сотрясал сильный озноб. То ли от холода, то ли от страха за собственную жизнь. Огюст тем временем, также закопался в окоченевшие тела и старательно перемазался в чужой крови.
В это время со двора раздались автоматные очереди и истошные человеческие крики. Это Нойберт с лагерной охраной поспешно заметал следы и расстреливал несчастных ученых из числа лагерных заключенных. Затем послышались одиночные выстрелы — это немцы добивали раненных.
— Если ты надеешься дождаться здесь прихода союзников, то ты рехнулся! — яростно стуча зубами от холода, пробормотал лежащий рядом с Константином Огюст.
— А, что у тебя есть какие-нибудь другие предложения? — язвительно поинтересовался его друг, выбивая зубами чечетку.
— Предложений нет, но здесь мы точно околеем от холода. Он убьет нас раньше, чем Нойберт с эсэсовцами! — воскликнул Огюст, стремительно впадая в истерику. — Надо было пробиваться к моей «Пиле времени»!
— Как ты себе это представляешь? С голыми руками против автоматов? Надо было сделать это раньше, задолго до того как поднялась паника среди немцев. Я тебе, между прочим, об этом говорил и не раз! — принялся сварливо выговаривать французу Константин. — Но ты же у нас самый умный, всегда все знаешь наперед! Вот тебе результат! Валяемся среди трупов и скоро станем одними из них! И все, потому что ты упрям, как осел!
— Кто же знал, что события начнут разворачиваться так стремительно?
— Я знал! — злобно выпалил Константин. — Хотя какой сейчас толк сволочить друг друга? С другой стороны, когда разговариваешь кажется, что не так холодно. Слушай, Огюст, а где сейчас находится твоя «пила»?
— До сегодняшнего дня аппарат находился в моей лаборатории. Аккумуляторные батареи, тоже там. Их всего два комплекта. Один постоянно заряженный, находится в рабочем состоянии, а второй заряжается, после экспериментов, — лязгая зубами от холода, ответил Огюст. — Хотя, учитывая то какую активность развили немцы, готовя эвакуацию лабораторий Нойберта, не исключено, что «пилу» с батареями уже успели погрузить на транспорт.
— О каком транспорте ты говоришь? — спросил Константин.
— Я имею в виду те грузовики, на которые Нойберт велел грузить документацию из твоей лаборатории, — пояснил Огюст. — Они стоят неподалеку. Хотя я бы сначала заглянул в лабораторию, на всякий случай.
— Ну да, а Нойберт со своими громилами все это время будут стоять и спокойно смотреть, как мы ищем аппарат! — хрипло расхохотался Констанин, после чего закашлялся и чихнул. — Кстати, а сколько времени нужно чтобы привести «пилу» в рабочее состояние?
— Минут десять, пятнадцать, не больше, — немного подумав, ответил Огюст.
В это время со двора послышались страшные человеческие крики, голос Нойберта выкрикивающий команды на немецком языке, а затем громкие автоматные очереди. Спустя минуту раздались одиночные выстрелы.
— Очередная партия видных европейских светил благополучно перешла в иное состояние, — философски констатировал Огюст. — Достойная плата за соглашательство с врагом и коллаборационизм!
В это время, заскрипела отпираемая дверь в морг, После того как она с грохотом захлопнулась, наступила оглушительная тишина. Константин и Огюст затаив дыхание, застыли в ужасе быть обнаруженными.
Когда казалось, что тишина разорвет им барабанные перепонки, внезапно послышался, так хорошо знакомый Константину, неторопливый цокот подкованных офицерских сапог. В морге был гауптшутрмфюрер СС Артур Нойберт собственной персоной.
Судя по раздававшимся гулким звукам, он неторопливо мерил узкое помещение морга шагами. В довершение ко всему Нойберт вдруг принялся насвистывать, что-то веселенькое из Моцарта.
— Константи — и — и — н! — неожиданно со смехом позвал Нойберт. — Долго ты еще будешь заставлять меня ждать? С твоей стороны — это как минимум невежливо. А по максимуму, вообще большое свинство! С чего это ты вдруг затеял со мной игру в прятки?
Глава 11
Между тем, задушевный разговор за соседним столиком продолжался.
— И когда произойдет это радостное событие, и мы лишимся общества нашего Гаргантюа? — неожиданно продемонстрировал ксеносервус хорошее знание классической литературы.
— Утром на своем летающем кругляше он оставит нас! — со смехом ответил второй голос. — Ты слышал, как звучит его имечко? Я как-то попытался воспроизвести его вслух, так, веришь, чуть было язык не вывихнул!
— Вот поэтому все за глаза и называют его Толстяком! Нет, язык хозяев не для нас!
Сенсей и Влад во время этого разговора напряженно переглядывались и вообще чувствовали себя не в своей тарелке. В этом отчасти был виноват Стилет, пообещавший накормить их человечиной. И он и Хулио, в отличие от своих товарищей, чувствовали себя превосходно. То обстоятельство что они были окружены со всех сторон злейшими врагами рода человеческого, казалось, их нисколько не смущало. А скорее наоборот, заводило.
Стилет, будучи по своей природе экстремалом откровенно упивался опасностью. Он буквально пил ее словно дорогое вино, с наслаждением смакуя каждый глоток. Хулио же по своей сути был не от мира сего, и был занят тем, что прямо на салфетке производил расчеты, какой-то своей очередной сверхценной идеи. При этом он не видел и не слышал ничего, что творилось вокруг него, перепоручив эту миссию своим менее интеллектуальным товарищам.
Окинув Хулио долгим взглядом, Стилет пробормотал Сенсею:
— Приглядывайте за нашим гением, чтобы не учудил чего-нибудь. А я пока пойду, потолкаюсь возле барной стойки. Послушаю, о чем там говорят.
Встав из-за стола, Стилет расслабленной походкой изрядно выпившего человека направился в сторону бара. То обстоятельство что они остались одни без его чуткого руководства, а также то, что бар находился в противоположном конце зала, изрядно нервировало Влада и Сенсея. Хулио же, по всей вероятности, вообще не заметил отсутствия Стилета.
Спустя пять минут к их столу подошел здоровенный смуглый усач. Не то испанец, не то мексиканец и, не спросив разрешения, тяжело опустился на стул Стилета. Из его губастого вяло распущенного рта по сизому от двухчасовой щетины подбородку, сбегала капелька слюны. Мутные налитые алкоголем и злобой глазки никак не хотели фокусироваться и беспрестанно скакали с Влада на Сенсея.
— Послушай, друг, здесь занято! — миролюбиво сказал Влад, вложив в свои слова всю доброжелательность, какая у него еще оставалась.
Мексиканец тут же повернул свою огромную голову и свирепо уставился на него.
— Я что спрашивал тебя, занято ли здесь?
— Нет, но это место нашего друга, который сейчас подойдет, — ответил Влад.
— Ошибаешься, гринго! — мексиканец рыгнул ему прямо в нос, с явным трудом сдержав рвотный спазм. — Раз на этом стуле сижу я, значит это место мое!
Из его пасти воняло тухлым мясом. Владу подумалось, что именно так и должен выглядеть настоящий людоед. Сенсей тем временем уже подобрался, изготовившись к возможной драке. Мексиканец заметил это, несмотря на то, что был пьян.
— А ты что сильно здоровый? — перевел он мутный взгляд на Сенсея.
— Да не особо, — пожал тот широкими плечами. — Но на тебя думаю, моего здоровья хватит.
— А с чего это ты такой смелый? — подозрительно покосился на него задира. — Ты вроде не похож на тех в кого хозяева проволоки насовали. Говори прямо ты проходил переделку или нет?
— Нет, не проходил, — покачал головой Сенсей.
По тому, как внезапно вспыхнули глаза мексиканца, он понял, что своим необдуманным ответом, допустил какую-то серьезную ошибку.
Подавшись всем корпусом вперед мексиканец, внезапно протрезвев, сказал:
— Слушай меня очень внимательно! Я не должен был задавать этот вопрос, а ты, не имел права на него отвечать. Но ты, судя по всему, вообще не в курсах. Из чего я делаю вывод, что и ты и твои друзья совсем не те за кого себя выдаете.
— А ты сам-то кто такой ушлый? — попытался свести все к шутке Влад.
— Служба безопасности, — усмехнулся мексиканец. — Мне ваши рожи сразу не понравились, едва вы здесь появились.
— Ну, положим, что я от твоей тоже не в восторге, — пристально глядя ему в глаза признался Сенсей.
— А это сейчас не имеет решительно никакого значения! — холодно отчеканил мексиканец. — Мне даже не нужно смотреть на ваши документы, чтобы понять, что они на шару сляпанная подделка. А вы сами шпионы тех бандитов из джунглей. Поэтому прямо сейчас тихонько встали и прошли вслед за мной в сторону вон той двери! Это в ваших же интересах. В противном случае, я вызову подкрепление и вас просто сломают прямо здесь. Итак, медленно встаем…
В следующее мгновение все мышцы мексиканца напряглись, пораженные внезапным столбняком, отчего он чуть было не упал со стула.
Но Стилет, неожиданно возникший у него за спиной, дружески поддержал его и, приобняв сотрясаемое непонятными спазмами рыхлое тело дружелюбно сказал:
— Честное слово, словно дети малые, вас нельзя даже на минуту оставить одних! Быстренько встали и пошли вслед за мной! Сейчас здесь будет целая толпа шакалов из службы безопасности города!
К этому времени тело мексиканца обмякло в его руках и Стилет, осторожно опустил его лицом в стоящую перед ним на столе тарелку, наполненную едой. После этого, он хладнокровно достал из кармана бумажник отсчитал несколько купюр и положил их рядом с головой мексиканца. Если бы тот продолжал дышать, то в тарелке, наполненной достаточно жидким блюдом, должны были бы всплывать пузыри выдыхаемого им воздуха. Но их не было. Вдобавок ко всему изо рта мексиканца сначала закапала, а потом начала сочиться тоненькой струйкой кровь. В скором времени она должна была заполнить собой тарелку и, перелившись, залить белую скатерть стола.
Похлопав Хулио по плечу, Стилет вполголоса проговорил:
— Ты что совсем оглох?
Подмигнув Владу и Сенсею, он заспешил к выходу из зала. Вслед за ним направились остальные. Сенсей не удержался и, оглянувшись назад, посмотрел на стол, за которым остался сидеть мексиканец. Со стороны он выглядел мертвецки пьяным одиноким гулякой, который мирно прикорнул лицом в тарелке с едой. И все бы ничего, если бы не тонкая рукоятка ножа, торчавшая из основания его головы.
— Быстрее, быстрее! — сердито бормотал на ходу Стилет, торопя все время норовивших отстать друзей.
Несмотря на то, что при этом с его лица не сходила благожелательная улыбка, он успевал зорко поглядывать по сторонам.
— Зачем он нож оставил-то? — сквозь зубы спросил Влад Сенсея. — По нему ксеносервусы сразу поймут, что в городе работает разведка противника.
— Если бы он вынул клинок из раны, то его бы окатило с ног до головы кровью. А в таком виде, как ты понимаешь, далеко не уйти! — проворчал Сенсей. — Теперь я начинаю понимать, почему нашего друга прозвали Стилет!
На выходе из ресторана друзей поджидал неприятный сюрприз. Четверо вооруженных ксеносервусов наставили на них пистолеты, едва они вышли в холл.
— Руки за голову и на колени, живо! — приказал старший из них.
— Вы совершаете большую ошибку! — миролюбиво сказал Стилет, послушно закинув руки за голову. — Во внутреннем кармане моей куртки лежат документы. Если вы их достанете то сразу поймете, что я и мои друзья не те, кто вам нужен.
— Родриго, а ну проверь, что там у него! — приказал старший, не теряя бдительности, и продолжая держать на мушке весь квартет.
Родриго подошел к Стилету, который, широко улыбаясь, подставил ему полу своей куртки, продолжая держать руки за головой. Едва тот перехватил пистолет левой рукой и протянул правую к карману Силета, как тот молниеносно выхватил из-за воротника два клинка. Продолжая движение он полоснул Родриго по шее с двух сторон и толкнул его на ближайшего ксеносервуса. Из перерезанных сонных артерий двумя тугими фонтанами в потолок ударила черная, словно нефть, кровь. Остатками ускользающего сознания зарезанный ксеносервус заставил себя нажать на спуск пистолета, который к тому времени оказался направлен прямо в грудь его товарища. Обменявшись выстрелами, два сцепившихся в смертельных объятиях тела тяжело осели на пол.
Тем временем, Сенсей стремительно переместившись в сторону старшего из ксеносервусов, ткнул его в руку с пистолетом в сторону и ушел с линии атаки. После чего, шагнув ему за спину, двумя руками схватил его за голову и с отвратительным хрустом свернул ему шею. Единственный уцелевший ксеносервус, никогда ранее не сталкивавшийся с серьезным противником и не привыкший получать достойный отпор, бросился бежать. Но Влад быстро купировал приступ охватившей беглеца паники. Придержав его за шиворот, он вывернул руку сжимающую пистолет, отобрал у него оружие, после чего всадил ему пулю прямо в сердце.
Выскочив из ресторана, четверо друзей стремительно смешались с оживленной толпой и двинулись прочь от ресторана. Тем временем, там творилось настоящее светопреставление. Туда со всех сторон стекались группы вооруженных ксеносервусов из городского гарнизона, поднятых по тревоге.
Не оглядываясь, друзья поспешно завернули за угол, и чуть было не были растоптаны тремя томиноферами Гиганты с ног до головы, закованные в броню, покрытую замысловатыми узорами, спешили на место преступления. Проревев отборные ругательства в адрес карликов, шныряющих у них под ногами, они продолжили свой путь.
— Промедли мы еще хоть минуту и нам пришел бы конец! — обливаясь холодным, потом всхлипнул Хулио — Я больше так не могу, меня уже ноги не держат!
— Жрать надо меньше на ночь всяких вкусностей! — иронически проворчал Стилет, но темп сбавил едва ли не наполовину.
— А куда мы так несемся? Мне кажется, что мы уже весь город пробежали насквозь, — поинтересовался Влад.
— Первое правило диверсанта — оказаться как можно быстрее и как можно дальше от того места где он только что выполнял миссию, — ответил Стилет. — Будешь ему следовать и доживешь до преклонных лет. В принципе нам нет более нужды таскаться по злачным заведениям. Все что нужно я узнал. Толстяк, ну этот их инспектирующий хозяин, вылетает на своем тороиде прямо с крыши гостиницы «Савой», где он остановился, завтра утром. Тебе Хулио, предлагается хорошенько подумать, как нам оказаться в этом самом тороиде вместе с Толстяком и его неразлучным коммуникатором?
Глава 12
Несмотря на то, что Константина со всех сторон окружали задубевшие от холода мертвые человеческие тела, он взмок от ужаса. Как Нойберт узнал, что он прячется от него в морге? Или быть может, гауптшутрмфюрер просто блефует?
— Константин, вылезай скорее, не то подхватишь простуду, — с притворной заботой в голосе воскликнул Нойберт. — А вообще, спрятаться здесь была не самая умная затея. Ты перехитрил самого себя, мой ученый друг. Главная ошибка заключается в том, что ты не учел того, что на холоде при выдыхании образуется пар. И сейчас над тобой стоит облако пара, словно зимой над медвежьей берлогой.
Константин взвыл от бессильной злобы на собственную тупость и принялся выбираться наружу. К этому времени он так замерз, что ему по большому счету, уже было все равно, убьет его Нойберт или оставит жить. Главное, чтобы все это закончилось и чем скорее, тем лучше. Константин просто устал бояться и вдобавок продрог насквозь.
Выбравшись из кучи тел, он встал во весь рост, поскользнулся, и чуть было не растянулся на бетонном полу.
— Осторожнее, мой друг, так ведь и убиться недолго! — насмешливо продемонстрировал показную заботу Нойберт, поигрывая «шмайсером».
— А какая разница? — с вызовом спросил Константин. — В живых ты все равно меня не оставишь!
— Не хами! — брезгливо поморщился Нойберт. — Я старше тебя и по возрасту и по званию. Не унижай себя перед лицом смерти, и веди себя достойно! Прежде всего, оденься, твоя нагота шокирует меня.
Как это ни странно, но последний аргумент, заставил Константина поспешно напялить на себя лагерные обноски. К этому времени, внимание Нойберта привлекло второе облачко пара вьющееся над горой трупов.
— Ба, что я вижу! Ты здесь не один? — воскликнул он пораженный своим неожиданным открытием. — Кто бы это мог быть? Константин не подсказывай, я сам попытаюсь догадаться, кто там прячется! Весь персонал первой лаборатории полностью уволен, кроме тебя. Вторая лаборатория во главе с ее руководителем, также приведена в полное соответствие с велениями времени. А вот с третьей лабораторией не все так гладко, кое-кто решил поиграть со мной в прятки!
После этих слов Нойберт дал короткую очередь по облицованной белым кафелем стене. Расколотые плитки дождем посыпались на кучу мертвых тел лежащих возле нее.
— В следующий раз я возьму пониже! — со смехом пообещал Нойберт. — Так что будет благоразумнее вылезти оттуда пока я не начал стрелять снова.
Француз не стал испытывать судьбу, а заодно и терпение гауптшутрмфюрера Нойберта и поспешно выбрался из завала мертвых тел.
— О, какая приятная неожиданность, Огюст! А я сбился с ног, разыскивая тебя, — обиженно принялся выговаривать ему Нойберт. — Так со старыми друзьями не поступают! Ты заставил меня поволноваться, а вдруг с тобой случилось бы что-нибудь страшное?
Огюст, считая ниже своего достоинства отвечать на издевки своего шефа принялся одеваться.
— И что теперь с нами будет? — все-таки не вынес и задал единственный волнующий его вопрос Константин.
Нойберт неопределенно пожал плечами и произнес:
— Для начала я хотел бы поскорее выбраться из этого неуютного места. Пойдемте на двор там и поговорим.
Терпеливо дождавшись, когда Огюст оденется, гауптшутрмфюрер вывел их из морга, а потом и из лабораторного барака на улицу. Все это время он неотступно следовал за ними, ненавязчиво держа их, на мушке своего автомата.
Возле барачной стены лежали расстрелянные заключенные, работавшие в лабораториях Нойберта. Среди них неспешно ходил обер-лейтенант в эсэсовской форме и что-то деловито отмечал в папке. Завидев Нойберта, он направился прямиком к нему. Немного поодаль нетерпеливо переминались с ноги на ногу с полдюжины лагерных охранников, принимавших участие в расстреле.
— Господин гауптшутрмфюрер, согласно списочному составу, ликвидированы все заключенные, принимавшие участие в секретных разработках, — обер-лейтенант подслеповато сверился со списком. — За исключением двоих, Сусликов и Бержье.
— Благодарю за хорошую работу, лейтенант! — кивнул Нойберт. — Против этих двух фамилий вы тоже можете смело поставить галочки. Я сам закончу с ними, если не возражаете?
— Помилуйте господин гауптшутрмфюрер, как пожелаете! Вам осталось лишь подписать этот акт о проведенной ликвидации персонала подведомственных вам лабораторий.
— Давайте, где тут поставить подпись? — Нойберт, не снимая черных кожаных перчаток, благодарно кивнув, принял авторучку и склонился над документом.
— Вот здесь и здесь, в двух местах, — и обер-лейтенант почтительно показал, где именно. — Благодарю вас господин гауптшутрмфюрер! Осмелюсь дать вам совет — не особо тяните с этими двумя! Нашей автоколонне предстоит долгий путь, а враг стремительно наступает.
— Дайте мне пять минут, не более! — для большей выразительности Нойберт растопырил пальцы, затянутые в черную лайковую перчатку.
Обер-лейтенат козырнул и пробормотав: — Не смею мешать! — сделал остальным эсэсовцам знак следовать за ним.
Проводив их долгим взглядом, Нойберт терпеливо дождался, когда они скрылись за углом барака.
— Ну что же, друзья мои, пришло время прощаться, — сказал он грустно, подняв глаза на Константина и Огюста.
Как ни странно в голосе его не было иронии. По всей видимости, Нойберту при всем его прагматизме не была чужда некоторая сентиментальность.
— Я так понимаю, что вы не намерены нас отпускать? — хрипло спросил Константин.
— Все что хотите, кроме этого, — меланхолично пожал плечами Нойберт.
— Ну, тогда неплохо бы, рюмку французского коньяка, гаванскую сигару и пышную блондинку, — уныло пошутил Огюст.
— Поверьте, мне, правда, очень жаль, — сказал Нойберт, своими мыслями пребывая где-то далеко. — Если бы у нашего руководства была, хоть десятая доля ваших мозгов, мы бы сейчас имели совершенно другой результат. Но наш идиот фюрер заварил такую кашу, которую нам уже не дано расхлебать. Быть может, я поступлю глупо, но, по моему глубокому убеждению, перед уходом, вы должны, кое-что узнать.
— А какая собственно разница, если у нас все равно нет будущего? — спросил Константин.
— Ни у кого нет будущего, — со вздохом ответил Нойберт. — Тем не менее, я считаю, вас своими коллегами перед которыми, в силу сложившихся неблагоприятных обстоятельств, у меня нет секретов.
— Ну да, ведь мы же уже покойники! — иронически усмехнулся Огюст.
— Возможно, вам будет любопытно узнать, что германским ученым удалось установить связь с иными планами и некоей загадочной расой обитающей там, — не обращая внимания на иронию, сказал Нойберт. — Вы никогда не задавались вопросом, почему в концентрационных лагерях уничтожалось такое огромное количество людей? Зачем такая чудовищная, такая непроизводительная трата человеческих ресурсов? Так я вам отвечу! Весь пепел из лагерных крематориев передавался нашим новым знакомым из запредельных пространств в обмен на их продвинутые технологии. «Сыворотка юности», «Пила времени» и «Монсегюр — 15» все это лишь небольшая часть из множества переданных нам чужаками разработок.
В это время с запада, послышался гул надвигающейся эскадрильи союзников. Нойберт на секунду прервался и, недовольно прищурившись, посмотрел на воздушную армаду тяжелых бомбардировщиков несущих на своих крыльях смерть и разрушение в Берлин. Истребители сопровождения стремительно приближались к территории лагеря. Еще немного и на их крыльях стали видны американские звезды с полосами.
Нойберт опустил голову и пару секунд собирался с мыслями, после чего продолжил:
— Я уж не знаю, для чего именно им понадобилась такая уйма пепла от сгоревших человеческих тел, но по слухам, интерес этих существ к пеплу был чисто гастрономический. Потом эти ублюдки отвернулись от третьего рейха. Всему виной была неумная жадность нашего бесноватого фюрера! Ему хотелось все больше и больше сакральных знаний дающих неограниченную, абсолютную власть, над природой вещей и явлений. Своей безудержной алчностью он напоминает мне персонаж из сказки вашего Александра Пушкина. Он, как та глупая старуха, которая до бесконечности испытывал щедрость золотой рыбки.
— Чего-то я не понял, — нетерпеливо перебил разглагольствования Нойберта Константин. — Почему эти твари, пожирающие людской пепел, прервали с вами контакт?
— Я же сказал, их напугали поистине вселенские амбиции нашего дражайшего фюрера, — нахмурившись, ответил Нойберт и поднял ствол автомата вверх. — Извините, но мне пора. В знак глубокого к вам уважения, я только что раскрыл вам самую сокровенную тайну третьего рейха. Был счастлив работать с вами, друзья! Еще раз прощу меня извинить, и прощайте!
Гауптшутрмфюрера поразило то обстоятельство, что оба приговоренных к смерти не обращают на него ни малейшего внимания. Они пристально всматривались во что-то прямо у него над головой.
Действительно, в этот момент взгляды Константина и Огюста были прикованы к стремительно приближающемуся к ним истребителю союзников. Тот, ранее заложив крутой вираж, неожиданно вернулся и теперь, едва не касаясь барачных крыш, несся прямо на них.
Парой минут ранее, летчик, управляющий самолетом, внезапно увидел черную фигуру эсэсовца с автоматом в руках направленным в сторону двух тощих фигур в полосатых робах лагерников. Неподалеку лежали тела уже убитых заключенных точно в таких же лагерных одеждах. Когда летчик понял, что собирается делать фашист с этими двумя несчастными, он едва не пробил головой фонарь кабины, вскипев от праведного гнева. Стремительно развернув юркий самолет, он зашел на прежний курс и понесся прямо на фашиста.
Нойберт слышал, как у него над головой, все громче раздается надсадный вой самолетных двигателей, но не придал этому особого значения. В последнее время авиация союзников повадилась регулярно летать над лагерем. К этому моменту, глаза Константина и Огюста были прикованы к черной дыре автоматного ствола, который ухмыляясь, смотрел прямо на них.
Нойберт нажал на спуск и «шмайсер» окутавшись легким дымом, выплюнул из себя первые пули. Одновременно с этим застучал крупнокалиберный пулемет истребителя. Константин и Огюст во все глаза смотрели на то, как внезапно взорвалась голова Нойберта. Обезглавленное тело в черном эсэсовском мундире швырнуло на землю, попутно вырвав из него пару кусков мяса. А рука, затянутая в черную лайковую перчатку мертвой хваткой вцепившаяся в автомат, продолжала нажимать на спусковой крючок. И «шмайсер» стрелял и стрелял, всаживая пуля за пулей в стену барака.
Константин и Огюст не обращали на эти выстрелы ни малейшего внимания. Их взгляды были целиком прикованы к истребителю. Покачав крыльями, двум спасенным узникам лагеря, тот бросился догонять свою эскадрилью.
Глава 13
Гостиница «Савой» являла собой пятиэтажное здание, архитектура которого явно тяготела к колониальному стилю, эпохи испанского владычества. Во всяком случае, помпезная колоннада на входе говорила в пользу этого.
Как и предсказывал Стилет, прямо на крыше гостиницы, переоборудованной под взлетно-посадочную площадку, располагались несколько черных тороидов. Их пузатые угольно-черные бока были хорошо видны с улицы.
— Ну, какие будут предложения? — задумчиво пробормотал Стилет, внимательно разглядывая почтенное здание. — Вы пока погуляйте, а я попробую узнать, можно ли сюда заселиться на законных основаниях?
Спустя десять минут Стилет присоединился к своим товарищам, которые со скучающим видом прогуливались неподалеку. За время его отсутствия, патрульные ксеносервусы уже успели проверить у них документы. И судя по тому, что они еще оставались на свободе, патруль остался доволен качеством произведенной Хулио печатной продукции.
После бойни устроенной друзьями в ресторане, весь Черный город гудел, словно растревоженный муравейник. Сверкая мигалками, по улицам с диким ревом носились полицейские машины. А множество агентов службы безопасности цепкими взглядами фильтровали обитателей города.
— Заселиться в гостиницу не получится, — сообщил Стилет. — Там проживают томиноферы. Фактически — это что-то вроде их казармы. Эти уроды посносили межэтажные перекрытия и увеличили высоту помещений чуть ли не до десяти метров. Чтобы томиноферы не скребли макушками потолки. Также там живут высокопоставленные тузы из числа тех, кого вы называете ксеносервусами. В любом случае никого со стороны в гостиницу не принимают. Для этого о нашем визите их должны были предупредить заблаговременно и забронировать для нас комнаты.
— Что с охраной? — спросил Влад, провожая взглядом очередной патруль промаршировавший мимо них.
— Нормально у них с охраной, — усмехнулся Стилет. — Попытаться пробиться сквозь нее не вариант, нас просто тупо перебьют.
— Наш вариант только что проехал мимо, — Хулио многозначительно повел глазами в сторону проезжей части. — Только все сразу головы не поворачивайте!
Обогнув фасад гостиницы, во двор медленно заворачивала мусорная машина.
— А ну, пошли знакомиться! — с ходу въехал в ситуацию Сенсей.
— Не гони! — притормозил его Стилет. — Местные с большей охотой будут общаться с латиносом, чем с гринго. Поэтому разговаривать буду я.
Сенсей безразлично пожал плечами и уступил место лидера Стилету. Проследовав в гостиничный двор вслед за мусорной машиной, друзья были приятно удивлены, обнаружив, что двухстворчатая дверь, ведущая в подсобные помещения, никем не охраняется. К тому времени, когда они вплотную приблизились к ней, бригада уборщиков в комбинезонах с эмблемой «Савой» загружала в мусорную машину содержимое грязных, замызганных контейнеров.
— Нормально, война войной, но даже томиноферы не хотят утонуть в мусоре, — хохотнул Сенсей.
Терпеливо дожидаясь, пока мусорщики закончат выгружать свои грохочущие вонючие контейнеры, друзья рассредоточились вдоль стены, стараясь не привлекать к себе внимания. Проводив взглядом выехавший со двора мусоровоз, Стилет направился к уборщикам, которые были заняты тем, что закатывали пустые контейнеры вовнутрь подсобного помещения.
Сенсей, Влад и Хулио не слышали, о чем именно он разговаривал с рабочими. Но судя по тому, что те отчаянно жестикулировали и отрицательно мотали головами, разговор у них не особо клеился. Наконец Стилет безнадежно выругался и позвал друзей.
Завидев приближающихся незнакомцев, четверо уборщиков похватали ломы и багры с пожарного щита расположенного на стене подсобки и приготовились дать достойный отпор. Сенсей продолжая движение, не останавливаясь, бросился на них. Одному из обороняющихся удалось зацепить его по плечу ломом но, вовремя выбросив вверх руку, Сенсею направил удар по касательной. Следующим движением он врывал лом из рук перепуганного уборщика и боковым ударом в висок раскроил ему череп. Все это время остальные трое скакали вокруг дерущихся, размахивая своими железяками. Но ударить Сенсея они не решались, так как боялись зацепить своего товарища.
Тем временем, Стилет в его излюбленной манере уже проткнул одного из рабочих, сразу в нескольких местах. Пока тот, пуская ртом кровавые пузыри, медленно оседал на пол, Влад успел свернуть шею третьему работнику гостиницы. Когда Сенсей начал бочком подбираться к последнему, оставшемуся в живых уборщику, Хулио неожиданно выскочил вперед и загородил его своим тучным тельцем.
— Только через мой труп! — заголосил он.
— Договорились! — кивнул Сенсей, после чего хладнокровно нанес удар ломом прямо по голове Хулио.
Когда до макушки гения оставалось сантиметров десять, тяжелый металлический стержень неожиданно вильнул в сторону и со звоном ударился в бетонный пол, выбив из него целый сноп искр.
— Ни у кого нет с собой запасных памперсов? — поинтересовался неунывающий Хулио. — Я, кажется, обделался со страху.
Стоявший у него за спиной единственный оставшийся в живых уборщик уже давно бросил ржавый багор и теперь стоял, высоко задрав руки верх. Тем самым демонстрируя полную лояльность по отношению к опасным незнакомцам.
Стилет принюхался и отрицательно покачал головой:
— Нет, Хулио это воняет из мусоропровода, а не из тебя! Теперь, может быть, объяснишь, зачем тебе понадобился этот грязнуля?
— Я беру его в нашу команду проводником, — ответил Хулио. — Без его помощи нам ни за что не попасть на крышу незамеченными.
— Логично, — кивнул Стилет.
После этого с троих убитых были сняты яркие комбинезоны, с эмблемой гостиницы, в которые друзья торопливо переоделись. Четвертый комбинезон для Хулио уборщик достал из-за трубы мусоропровода.
— Вот всегда так! — возмущался коротышка, одевая на себя, извоженную в грязи спецовку. — Когда придумать что-нибудь умное, сразу кричат — где Хулио? А когда одежку делить, про меня все сразу забывают! Свиньи вы, а не друзья, после этого!
Лестничная клетка, всецело принадлежащая вспомогательным службам гостиницы, являла собой жуткий контраст с ее небрежно припудренным фасадом. Потолки и верхняя часть стен, побеленные, как минимум полстолетия тому назад были сплошь покрыты ржавыми разводами многочисленных протечек и устрашающими пятнами черной плесени и грибка. Отвратительная темно-синяя краска, которой были вымазаны панели стен, уже давно растрескалась и облупилась. Деревянные перила лестницы местами были разбиты в щепки, а кое-где и вовсе отсутствовали.
Поднявшись по истертым ступеням под самую крышу, друзья затаив дыхание, остановились прямо под металлической лестницей, ведущей на крышу. Лаз был закрыт ржавой железной дверцей, запертой на огромный висячий замок. По словам мусорщика, замок уже давно не запирался, а ключ от него были потерян лет сто тому назад. Чердака в здании гостиницы не было. Эту функцию выполнял низенький, так называемый, технический этаж. На нем друзья и укрылись, до поры до времени, чтобы передохнуть и выработать диспозицию. Тем более что до завтрашнего утра, когда на крыше должен был появиться Толстяк, было еще очень далеко.
В конце концов, общими усилиями они пришли к решению, что необходимо захватить летательный аппарат томиноферов, то есть, тороид, как можно раньше. На карту было поставлено слишком много, поэтому любой риск должен был быть сведен к минимуму.
На разведку отправился Стилет в сопровождении захваченного в плен уборщика. Сенсей очень хотел пойти с ними, но Стилет просто и без прикрас объяснил ему, что он рожей не вышел. Гринго, работающий уборщиком, сразу же привлечет к себе ненужное внимание. Поэтому Сенсей, Влад и Хулио остались ждать на техническом этаже.
Стилет, выбравшись на крышу, прищурился от яркого солнца. Держа в руке узкий длинный нож обратным хватом, то есть лезвием к мизинцу он помог выбраться из люка уборщику. Несмотря на то, что тот вроде бы вел себя смирно, неизвестно было, как он себя поведет, едва завидев ксеносервусов.
В этот самый момент, все тороиды за исключением того, который должен был утром стартовать с Толстяком на борту, спешно покидали крышу гостиницы. Из отрывистых фраз, которыми обменивались охранники взлетно-посадочной полосы и пилоты, Стилет понял, что поступил приказ всем свободным тороидам подняться в воздух и начать круглосуточное патрулирование Черного города. Из этого он заключил, что томиноферы искали их.
Никто не обратил внимания на двух грязных замызганных мусорщиков, которые лениво проковыляли к стоящим в дальнем углу крыши мусорным контейнерам. Стилет смог разглядеть, что импровизированный аэродром на крыше гостиницы охраняли всего лишь четверо человек. Насколько он смог понять — это были простые люди, а не прошедшие продвинутую переделку боевые ксеносервусы. Они находились в небольшом вагончике приспособленным под караульное помещение. Их вооружение состояло из старых престарых автоматов Калашникова, стволы и прочие металлические части которых уже давно обтерлись.
Проводив пилотов, охрана ушла к себе в будку. Судя по раздававшимся оттуда звукам, там начиналась очередная пьянка.
Одинокий тороид сиротливо стоял посреди крыши, на телескопических членистых опорах. В его пузатом боку зияла огромная дыра, служившая люком. Стилет решив, что грех не использовать такую возможность срочно вернулся за остальными членами своей команды на технический этаж гостиницы.
Выбравшись наружу они, неторопливо перебрались в сторону тороида. Если бы охранники вдруг полюбопытствовали, что делается на крыше, они не увидели бы ничего подозрительного. Но им было не до этого, веселье в караулке было в самом разгаре. Отключив мусорщика, точно дозированным ударом в челюсть Сенсей связал его и, заткнув рот грязной тряпкой, уложил в один из контейнеров.
После этого по сигналу Стилета все четверо ворвались на тороид. Тактика блицкрига себя полностью оправдала. Застигнутые врасплох капитан корабля и его помощник не смогли оказать никакого сопротивления. Их связали и усадили на пол.
Хулио достав из-за пазухи куртки небольшой плоский пенал, извлек из него шприц и ампулу, наполненную какой-то прозрачной жидкостью. После этого, несмотря на бурные протесты пилотов, он вколол им содержимое шприца, честно разделив его между ними. Все это время Сенсею и Владу пришлось крепко держать строптивых летчиков.
— Что ты нам вколол, ублюдок? — взревел в ужасе капитан тороида, когда Сенсей перестал затыкать ему ладонью рот.
Пряча пенал обратно в карман, Хулио шкодливо скосил в его сторону глаза и ответил:
— Ничего страшного — это просто яд. Но не стоит так волноваться! Он не действует мгновенно, но если не вколоть противоядие через двенадцать часов процесс отравления организма примет необратимый характер и вас уже ничто не спасет.
— Чего вы от нас хотите? — после минутной паузы хрипло спросил капитан.
— Вот это уже другой разговор! — радостно потирая руки, рассмеялся Стилет. — Мы хотим от вас лишь одного — сотрудничества!
Глава 14
Константин не мог отвести глаз от того во что превратился бравый гауптшутрмфюрер СС Артур Нойберт. Всего мгновение назад это был холеный, уверенный в себе офицер, впрочем, немалую долю уверенности ему придавал «шмайсер» и то, что стоящие перед ним люди были беззащитны. Один заключенный математик сказал, как-то Константину, что вывел одну любопытную закономерность. Согласно этой формуле, обычный мужчина чувствует себя просто самцом, а мужчина с оружием в руках, ощущает себя самцом в квадрате, со всеми вытекающими отсюда последствиями для окружающих.
Патроны в автомате, которые сжимала мертвая рука Нойберта, кончились, но его указательный палец продолжал упрямо давить на спусковой крючок. Из состояния ступора Константина вывела серия увесистых пощечин, которыми его наградил Огюст. Француз, в отличие от своего русского товарища, соображал и реагировал на изменения окружающей обстановки не в пример быстрее.
— Не стой, как Эйфелева башня! — зло выкрикнул он ему в лицо. — Нужно найти грузовик с «пилой времени»!
Константин провел рукой по лицу и помотал головой. Все произошедшее было настолько фантасмагорично, что он так до конца и не пришел в себя. Решив не заморачиваться, он полностью положился на здоровые рефлексы Огюста и собственный инстинкт самосохранения, который орал ему в ухо, о том, что француз говорит дело.
Между тем, Огюст, уже склонился над трупом Нойберта и, поставив ногу ему на руку, хладнокровно вырвал из мертвых пальцев автомат. Нагнувшись, он достал из-за голенища сапог Нойберта два магазина заполненных патронами. Вынув из «шмайсера» пустой рожок он щелчком загнал в него новый.
— Вот теперь и повоюем! — подмигнул он Константину.
После этого, пригнувшись, они бросились к грузовикам стоящим неподалеку. Именно в них и грузилась вся документация лабораторий Нойберта, образцы, а также все то, что не должно было попасть в руки союзников. На их счастье эсэсовцы из расстрельной команды гауптшутрмфюрера ушли куда-то по неотложным делам. Видимо нужно было срочно прикончить очередную группу заключенных, из числа нежелательных свидетелей, слишком много знающих о деятельности администрации концлагеря Дахау.
В следующее мгновение издалека послышался стрекот автоматных очередей. Расстрельная команда, сплошь состоящая из младших офицеров СС, хорошо знала свою работу. Благодаря тому обстоятельству, что они увлеченно выполняли свои обязанности, гибель их шефа, гауптшутрмфюрера СС Артура Нойберта прошла для них незамеченной. По крайней мере, их все еще не было видно.
Возле барачной стены стояли в ряд пять тентованных, шестиосных армейских грузовиков фирмы «Мерседес». Константину и Огюсту здорово повезло, так как вскоре выяснилось, что они не охраняются. Фашисты были настолько уверены в себе, что не посчитали нужным выставить возле них охрану. Хотя, скорее всего, им было не до этого. Тревожные события последних дней заставляли нацистов торопиться с эвакуацией результатов исследований научных лабораторий, которые проводились на территории Дахау. Также было необходимо срочно завершить уже начатое уничтожение всех компрометирующих материалов и свидетелей.
Тем временем, Огюст, поочередно вскакивал на откидные подножки, расположенные позади грузовиков, сдвигал в сторону брезентовый полог и заглядывал вовнутрь кузова. Лишь добравшись до четвертого в ряду грузовика, он нашел то, что искал. Издав торжествующее «о ла-ла!» он замахал руками привлекая внимание Константина, который в это время напряженно следил за углом барака, из-за которого с минуты на минуту могли появиться эсэсовцы Нойберта. В руках у него был автомат.
Константин поспешно подбежал к заднем борту «Мерседеса». Он едва успел поставить ногу на подножку, как Огюст тут же, словно вакуумом, втянул его вовнутрь кузова за руку. Там было темно и душно, пахло пылью и нагретым брезентом.
Когда глаза Константина привыкли к царящему в кузове полумраку, он разглядел, что кузов грузовика был практически пуст. В самом центре на массивных деревянных козлах был установлен черный мотоцикл «ВМV», состоящий на вооружении моторизованных частей Вермахта. Транспортное средство имело весьма странную конструкцию, и было тщательно пристегнуто к деревянным крепежам кожаными ремнями. Странность же мотоцикла заключалась в четырех длинных блестящих металлических штангах, которые были смонтированы на передней части мотоциклетной коляски. Подобно бивням мамонта они причудливо выгибались в левую сторону и сходились своими сужающимися остриями в точке расположенной как раз посередине между мотоциклом и его коляской.
Сама коляска была полностью заставлена многоэтажной батареей аккумуляторов, которую венчала путаница проводов и кабелей, подключенных к диковинной аппаратуре, аналогов которой Константин никогда не встречал ранее. Вся эта достаточно нелепая, с точки зрения здравого смысла конструкция была тщательно закреплена на коляске, при помощи многочисленных металлических хомутов. В довершении ко всему, сзади к коляске ремнями были пристегнуты две двадцатилитровые бензиновые канистры с фашистскими эмблемами.
Огюст с замиранием сердца убедился, что ключ торчит в замке зажигания. Похлопав ладонью по баку, он удовлетворенно пробормотал:
— Полный, под самую пробку! Судя по всем этим нюансам, я имею в виду, полный бак, запас бензина и ключ в зажигании, наш доблестный гауптшутрмфюрер очень хорошо подготовился к своей индивидуальной эвакуации.
— Меня не интересует, что собирался предпринять, какой-то дохлый фашист! Я не могу взять в толк, ты, что собираешься бежать отсюда на мотоцикле? — поинтересовался Константин.
— Чем мешать глупыми разговорами, отстегнул бы лучше наш ковер-самолет от этих деревяшек! — нетерпеливо прикрикнул на него Огюст. — Если конечно ты еще заинтересован в том чтобы остаться в живых. Или ты до сих пор находишься под впечатлением трагической гибели нашего незабвенного руководителя?
Бормоча всю эту несусветную чушь, Огюст развил бешеную активность. Он принялся щелкать многочисленными тумблерами и переключателями, расположенными на аппаратуре, о назначении которой Константин даже и не пытался догадываться.
Пощелкав пальцем по внезапно засветившемуся стеклянному окошечку, за которым вверх по шкале поползла стрелка, Огюст радостно хохотнул:
— Аккумуляторы, вроде как заряжены! Попробуем уйти на них одних, не запуская двигатель мотоцикла. Будем надеяться, что имеющегося напряжения хватит. Ну а если не хватит, то аккумуляторы безнадежно разрядятся и нам придет крышка!
— Насколько я понимаю, все это очень рискованно? — напрягшись, спросил Константин.
— Конечно, рискованно, черт возьми! Но если включить эту тарахтелку сюда сбежится вся лагерная охрана! Так что будем рисковать!
Константин к этому времени уже благополучно отстегнул ремни, которыми мотоцикл крепился к козлам. Теперь он был занят тем, что стараясь производить, как можно меньше шума пытался отодвинуть их в сторону. Но как выяснилось вся деревянная конструкция была накрепко привинчена мощными болтам к деревянному полу кузова. Без гаечных ключей и получаса времени нечего было и думать о том, чтобы демонтировать козлы.
— Оставь их в покое! — воскликнул Огюст и тут же осекся испуганно присев.
Снаружи послышался топот солдатских сапог и возбужденная немецкая речь. После этого раздались отрывочные команды, снова застучали сапоги и все стихло.
— Они решили, что это мы убили Нойберта, тем более что его автомат пропал! — прошептал он Константину. — Нам нужно торопиться! Удивляюсь, почему они первым делом не проверили грузовики?
— Не переживай, скоро они сообразят и вернутся обратно! — иронически хмыкнул Константин. — Говори, что нужно делать, чтобы побыстрее отсюда убраться?
— В первую очередь не мешать, своими идиотскими вопросами! — скосил в его сторону выпученные от бешеного напряжения глаза Огюст. — А во вторых выполнять все мои команды! Только в этом случае у нас с тобой появится ничтожно малый шанс выпутаться из этой передряги живыми, и вдобавок натянуть нос фрицам!
Выдав эту гневную тираду, Огюст оседлал мотоцикл и принялся вращать ручки настройки, размещавшиеся на приборной панели смонтированной поверх фары. Провозившись несколько минут, он оглушительно щелкнул каким-то тумблером, после чего в кузове появился низкий воющий звук. Одновременно с этим, Константин вдруг ощутил, как коротко стриженые волосы у него на голове электризуются и становятся дыбом. В воздухе явственно запахло озоном. Впереди мотоцикла раздавался непрерывный треск мощных электрических разрядов. Ослепительные сполохи голубых искр прорезывали темноту наглухо закрытого плотным брезентом кузова.
По мере того, как паузы между электрическими разрядами становились короче, яркость свечения в кузове нарастала. В какой-то момент Константин обнаружил, что между четырьмя концами штанг, торчащими впереди мотоцикла, образовался шарообразный сгусток электрического свечения, подобный шаровой молнии. Бросив взгляд на Огюста, он увидел, что француз медленно двигает ползунок какого-то прибора, наращивая электрическое напряжение, подаваемое на хитроумный аппарат.
Внезапно свечение внутри кузова стало ослепительным. Константин, прикрыв рукой глаза не отрываясь, смотрел на то, как вокруг сине-белого шара размером с футбольный мяч в жарком мареве истаивает брезентовый полог кузова. Еще через минуту прямо перед мотоциклом, в боковой части кузова, образовался круглый тоннель. Константину было прекрасно известно, что в том направлении нет ничего кроме лагерного двора. Тем не менее, по мере того, как тоннель углублялся, становилось видно, что ведет он отнюдь не на территорию концентрационного лагеря Дахау, а в какое-то совершенно иное пространство.
Глава 15
Рано утром, часов в пять по местному времени, на крышу гостиницы «Савой» поднялся томинофер, которого за глаза прозвали Толстяком. Его сопровождал внушительный эскорт боевых ксеносервусов и томиноферов из числа провожающих. После беглого осмотра тороида, на котором должен был лететь высокий гость, службой безопасности Черного города, Толстяк поднялся на борт. Спустя несколько минут, тороид взмыл в воздух.
Все это время, команда Стилета сидела тихо словно мыши, спрятавшись в бомбовом отсеке. Так как он был полностью загружен боекомплектом, четверо друзей расположились прямо на огромных цилиндрических бомбах.
— Я бы на месте капитана произвел бомбометание, как только выбрался за пределы города, — сказал Влад. — А вместе с бомбами вытряхнул бы и нас.
— Спокойно, все под контролем! — заверил его Хулио, растянувшийся, словно жирный кот, на боку металлического цилиндра начиненного смертоносной взрывчаткой.
Перед тем как их заперли в отсеке, Хулио достал из кармана гранату «лимонку» и, повертев ею перед носом у капитана, поинтересовался:
— Надеюсь, дружок, тебе не нужно объяснять, что это такое? Но на всякий случай напомню — это осколочная граната, предназначенная для поражения живой силы противника. Разлет осколков составляет двести метров, поэтому бросать ее следует только из укрытия. Мне почему-то кажется, что здесь посреди бомб самое спокойное и безопасное место на твоем корабле. То есть, идеальное укрытие! Поэтому я могу смело бросать гранату прямо здесь, если мне вдруг что-то не понравится в твоем поведении. Твоего помощника это тоже касается. Не нужно проявлять массовый героизм и тогда все останутся целы.
— Я чувствую признаки отравления той гадостью, что ты вколол мне. У меня холодеют конечности, во рту стоит сушняк и появился металлический вкус, — нетерпеливо перебил его капитан. — Будет лучше, если ты прямо сейчас дашь мне противоядие.
— Извини, земляк! — расхохотался Хулио. — Я вколю противоядие тебе и твоему боевому заму, только после приземления в той точке, что мы вам укажем. Пойми меня правильно, я не хочу рисковать!
— Ты уже здорово рискуешь, отравив капитана корабля, на котором собираешься лететь! — неприязненно глянул на него пилот. — Что если я потеряю сознание прямо в воздухе?
— Уверяю тебя, в ближайшие двенадцать часов с тобой ничего не случится, — заверил его Хулио.
Сразу после старта, как и было, оговорено заранее, помощник капитана открыл замок бомбового отсека. Но никто не торопился покидать убежище раньше времени, чтобы преждевременно не нервировать находившегося на борту томинофера. На стихийном военном совете было единогласно решено захватить его в плен, лишь после приземления в глухих джунглях. Никому не хотелось проверять, на что способен этот огромный раскормленный представитель томиноферовской элиты.
Впрочем, по словам помощника капитана, Толстяк вел себя очень спокойно. И всю дорогу не поднимал головы от своего любимого коммуникатора.
Когда тороид отлетел от Черного города на приличное расстояние, Стилет приказал капитану садиться прямо посреди джунглей. На вопрос как он себе представляет посадку на вершины высоченных деревьев, Стилет сказал, что верит в его мастерство и просил его не разочаровывать. В сердцах плюнув, капитан удалился восвояси и начал стремительное снижение.
Его расчет был прост. Он хотел угробить свой тороид, сделав его непригодным для дальнейших полетов. Кто знает, что еще могло придти в голову этим страшным повстанцам? А что если они решат закидать бомбами Черный город? Он очень надеялся, что повстанцы оставят его в покое после того, как он станет капитаном без корабля.
Посадка получилась весьма жесткая. Прорубив за собой широкую просеку среди деревьев, тороид остановился, чудом не врезавшись в небольшую скалу, сплошь оплетенную лианами, невесть откуда взявшуюся посреди джунглей. Лишь после экстренного торможения, Толстяк начал проявлять первые признаки беспокойства. Он поднял голову от коммуникатора и недовольным голосом поинтересовался что происходит?
Выбравшийся, к тому времени, из бомбового отсека Стилет доходчиво прояснил ему ситуацию:
— Все доездился, ты жирный боров, доинспектировался! Конченая остановка, пора выходить!
— Что ты мелешь ничтожный червяк? — взревел разгневанный Толстяк. — Капитан, что происходит? Откуда на корабле посторонние?
— Корабль захвачен, ты, кстати, тоже! — встрял в разговор Хулио. — А теперь если тебя не затруднит, пожалуйста, отдай мне свой коммуникатор!
— Я прямо сейчас вызову сюда подмогу и вот тогда мы посмотрим, кто из нас захвачен! — громоподобно расхохотался Толстяк и принялся нажимать какие-то кнопки на своем коммуникаторе. — С удовольствием посмотрю на то, как вы все будете корчиться на лафетах. Я пожру вас всех, одного за другим, сегодня же вечером!
Неожиданно прогремевший выстрел прервал поток угроз Толстяка. Это Стилет хладнокровно отстрелил ему часть аристократического уха из пистолета. Взвыв от острой боли, Толстяк отбросил свой коммуникатор в сторону и в ужасе схватился за окровавленное ухо. По его огромной щеке тела ярко красная струйка крови.
Хулио, тем временем, подхватил выпавший из рук томинофера, коммуникатор и поспешно ретировался с ним, подальше от Толстяка.
Обнаружив полное отсутствие левой мочки, томинофер взревел в отчаянии:
— Из-за этой паршивого коммуникатора, ты изуродовал отпрыска одного из самых знатных и древних родов! Какая неслыханная жестокость!
— А уничтожить целую планету со всем ее населением — это по твоему не жестокость? — вскричал вспыхнувший, словно порох Сенсей.
— Глупец, ты сравниваешь несопоставимые вещи, которые нельзя сравнивать! — рыдал томинофер, разглядывая раненное ухо в зеркальной панели, выскочившей из стены. — Вы были созданы нами с одной единственной целью — служить нам едой! Ваш удел быть съеденными, что же тут непонятного? А вы сопротивляетесь своему истинному предназначению. Но это, же вопиющий нонсенс! Ты можешь себе представить, чтобы котлета приготовленная поваром напала на него и убила его? Вы пытаетесь проделать примерно то же самое. Хотя не можете не понимать, что все ваши тщетные попытки заранее обречены, хотя бы, потому что повара умнее тех котлет, которые стряпают!
— Хватит болтать. Не то сейчас лишишься второго уха или, к примеру, носа! — нетерпеливо прикрикнул на него Стилет. — Я, лично, себя котлетой не считаю! А, ну пошел, на выход, повар хренов!
— Зачем вы это делаете? — продолжал голосить Толсятк. — Вы хоть представляете себе масштабы гнева моего отца, за все те унижения, которым вы меня сейчас подвергаете?
— Извини, земляк, ничего личного! — прервал его стенания Хулио. — Просто все дело в том, что мне пришла охота позабавиться с твоим коммуникатором. Не покажешь мне, как им пользоваться?
— Твой примитивный мозг все равно не в состоянии понять принцип работы нашей продвинутой техники, — всхлипнул Толстяк, послушно выбираясь из тороида на поляну, образовавшуюся от поваленных деревьев.
— Да мне неинтересен принцип работы твоей шарманки, ты просто покажи какие здесь кнопки нажимать надо и все такое прочее! — нетерпеливо воскликнул Хулио, подсовывая Толстяку коммуникатор.
— Если я выполню твои нелепые требования, вы отпустите меня? — спросил Толстяк подозрительно.
— Даю честно слово! — воскликнул Стилет, придав лицу подобающее случаю выражение.
— Ну, хорошо, давай сюда коммуникатор! — Толстяк со вздохом протянул свою огромную руку.
После этого он битый час подробно отвечал на бесконечные вопросы дотошного Хулио и что-то показывал. Все это время Стилет, Сенсей и Влад чувствовали себя словно на иголках.
— Не самая умная затея устроить семинар возле тороида, — напряженно пробормотал Влад. — Как считаешь Стилет, нам не пора делать отсюда ноги?
— Уже давно пора! — раздраженно буркнул тот. — Но ты, же сам видишь, что наш гений все никак не наговорится!
— Послушай, Хулио, пора уходить! — поторопил коротышку Сенсей.
— Отвали! — походя, ответил тот и продолжил расспросы Толстяка.
— Ты не гений, а законченный дебил, если думаешь, что томиноферам составит большого труда выследить нас! — наконец взорвался Стилет.
— Твои друзья говорят дело! — мстительно ухмыльнулся Толстяк, подняв взгляд на Хулио. — Вам нужно срочно уходить, потому, что мое исчезновение будет вот-вот обнаружено. Я предлагаю вам забрать коммуникатор и, оставив меня возле тороида, уходить в джунгли. Быть может вам будет любопытно, но в каждого из нас вживлен маяк, по которому не составляет большого труда обнаружить, кто из нас где находится.
— И где это если не секрет? — спросил Стилет.
— Секрет, но я вам покажу, — сказал Толстяк и ткнул пальцем себе в основание шеи.
Приглядевшись, Стилет, действительно обнаружил перекатывающийся под кожей желвак размером с грецкий орех.
— А в твоем коммуникаторе нет похожей штуковины? — подозрительно прищурившись, спросил Хулио. — Я бы, например, обязательно предусмотрел такую фишку, типа навигатора, на случай его потери.
— Ты прав, такая вещь есть, — кивнул Толстяк.
— Ах ты, негодяй! — возмутился Хулио. — Я думал у нас с тобой честный договор, а тут выясняется, что ты хитришь и жульничаешь!
— Ты не спрашивал, поэтому я молчал об этом, — пожал огромными жирными плечами томинофер. — Если хочешь, я отключу эту функцию.
— Да уж, пожалуйста, будь так любезен! — возмущенно фыркнул Хулио. — И если тебя не очень затруднит, вынь эту хрень из коммуникатора и выбрось!
Толстяк послушно оголил внутренности коммуникатора, вынул какой-то малюсенький чип и протянул его Хулио. Тот повертел его в руках, после чего положив на камень, мстительно раскрошил его рукояткой пистолета.
— Ну что же нам пора прощаться, — сказал Стилет и поднялся с поваленного дерева, на котором сидел все это время.
— Эй, постойте, а как же быть с нами? — возмутился капитан тороида. — Вы же обещали дать нам противоядие! Неужели вы солгали?
Хулио пожевал губы и, наконец, сказал:
— Вынужден вас разочаровать. Но это был блеф и чистой воды импровизация. Я вколол вам обычную дистиллированную воду для инъекций. Так что живите долго и счастливо!
— Ты знаешь, в это как-то слабо верится после того, как они сдали нам Толстяка со всеми потрохами, — усмехнулся Сенсей.
— Предлагаешь взять их с собой? — удивленно посмотрел на него Стилет.
— А почему бы и нет? Тем более, что все мосты между ними и их хозяевами сожжены, — неожиданно поддержал друга Влад. — Парни помогали нам, как умели, и будет как-то не по-людски скормить их томиноферам.
— Возьмите нас с собой, — опустив голову, попросил капитан. — Мы будем и дальше помогать вам.
— Ну что же идемте, хоть мне все это и не очень нравится! — скомандовал Стилет и двинулся вглубь джунглей.
— Прощай Толстяк! — помахал Хулио томиноферу, которого он приковал цепью прямо к шасси тороида. — Не скажу, что было приятно с тобой общаться, но зла я на тебя не держу, надеюсь, что и ты не в претензии.
Толстяк ничего не ответил на это, лишь молча, проводил взглядом исчезнувший в зарослях отряд Стилета. Претензии у него, безусловно, были. Более того, если бы он мог, то уничтожил бы своих похитителей. Передавил их всех как вредных насекомых.
На текущий момент его волновал один единственный вопрос — как отнесется к факту его похищения отец? Старик слыл гневливым даже среди видавших виды томиноферов. Они прекрасно знали, что если его разозлить, то последствия, как правило, бывают непредсказуемыми и кровавыми. Впрочем, ответа на этот вопрос Толстяку пришлось ждать не очень долго.
Стилет со своим отрядом быстро продвигался в сторону видневшейся в пяти километрах горы. Едва они успели подняться на ее покрытую густым кустарником вершину, как тороид вместе с их пленником внезапно превратился в огненный шар и, разметав вокруг себя лес, в радиусе километра исчез с оглушительным хлопком.
Вслед за этим пришла ударная волна, и окрестные джунгли потряс мощнейший взрыв. Повстанцев бросило на землю, которая еще некоторое время продолжала трястись и вибрировать. Когда же они поднялись и посмотрели назад, то увидели, над тем местом, где они оставили тороид и Толстяка огромный столб черного дыма. Все было уничтожено прямым попаданием какого-то диковинного снаряда пришельцев, а быть может простой тактической ядерной ракетой, некогда созданной людьми.
Глава 16
Тоннель, внезапно разверзшийся в тесном кузове грузовика, углубился до расстояния пяти — шести метров и застыл. Константин опасливо заглянул в него через плечо Огюста, сидевшего на мотоцикле. Загадочный проход заканчивался глухим тупиком, дальше пути не было. Стены тоннеля были из какой-то натечной полупрозрачной массы окрашенной электрическими сполохами в бирюзовый цвет.
В этот момент Огюст повернул голову назад и Константин с перепугу, чуть было не заорал благим матом. Спустя мгновение он понял, что француз нацепил на себя очки с темными стеклами, для того чтобы защитить глаза от невыносимо яркого, слепящего света шаровой молнии, которая вращалась впереди него.
— Начинай толкать мотоцикл прямо в тоннель! — прокричал Огюст. — Боюсь, аккумуляторы вот-вот сдохнут, и тогда придется срочно включать двигатель!
Константин послушно уперся в основание заднего седла «ВМV» обеими руками и покатил мотоцикл в темнеющий перед ним проход. При этом он не уставал удивляться тому, что логически этот ход проходил на высоте двух метров прямо по лагерному двору, хотя его там не было и в помине.
— Не так быстро! — осадил его Огюст. — Я не успеваю пилить!
— Чего пилить? — не понял Константин и озадаченно поднял голову.
— Время, мой друг, время! Мы с тобой пилим или плавим, как тебе больше нравится, пространственно — временной континуум! — торжествующе расхохотался Огюст. — Не знаю где фрицы взяли идею создания этого аппарата, но она до смешного проста, как и все гениальное!
За время этого разговора «пила времени» удлинила временной тоннель еще метров на шесть.
— А какая скорость у аппарата? — спросил Константин.
— Когда мы только начинали эту разработку, человек с «пилой» двигался со скоростью праздно шатающегося по вечернему Монмартру гуляке, — ответил Огюст. — С тех пор прошло достаточно много времени, и мы смогли довести скорость до сорока — пятидесяти километров в час. Но для того чтобы выйти на крейсерскую скорость необходимо чтобы двигатель мотоцикла работал на полную мощность. Мы же еще недостаточно удалились от территории лагеря. Едва двигатель начнет работать, нас сразу же обнаружат.
— Ты знаешь, по-моему, нас уже и так обнаружили! — сказал Константин, озабоченно оглядываясь назад.
Как ему показалось он, только, что слышал какие-то подозрительные звуки у себя за спиной.
— У тебя, между прочим, автомат имеется! — крикнул ему Огюст, которому передалась его озабоченность. — Сейчас попробуем завернуть за угол и там попробуем включить мотор.
Заложив вираж на сторону, он заставил тоннель мягко свернуть в правую сторону. Константин, как он ни был озабочен тем, что у них на хвосте висит дюжина эсэсовцев, невольно залюбовался тем волшебным зрелищем, что внезапно открылось перед ними. Ощущение было такое, как если бы они с Огюстом внезапно оказались внутри гигантского прозрачного куска льда, окрашенного в призрачно сине-зеленый цвет. Все видимое пространство состояло из этого таинственного прозрачного вещества.
Из этого состояния Константина вывел звук автоматной очереди, неожиданно хлестнувший ему по нервам. Оглянувшись, он с удивлением обнаружил, что благодаря тому, что Огюст своевременно повернул аппарат в сторону, преследователи не могли видеть их.
— Стреляй же! Нам необходимо выиграть время! — прокричал Огюст и, привстав в седле мотоцикла с оглушительным тарахтеньем завел двигатель «ВМV», окутавшись при этом клубами сизого выхлопного дыма.
Константин, стянув с плеча автомат, дал короткую очередь назад. Он не надеялся зацепить кого-нибудь из преследователей, тем не менее, сзади послышался сдавленный вопль. Видимо пули срикошетили от прозрачной сине-зеленой толщи и угодили в кого-то.
В ответ тут же загрохотали автоматы эсэсовцев. Судя по звуку, до них было рукой подать.
— Живо садись! — нетерпеливо прокричал Огюст.
Константин, не заставляя упрашивать дважды, прыгнул в заднее седло, расположенное за спиной француза. Уцепившись одной рукой за ручку, торчащую из сиденья, он оглянулся и выпустил назад в коридор длинную очередь. Одновременно с этим Огюст дал газу и мотоцикл, медленно набирая скорость, покатил сквозь временное пространство.
Сзади послышалась громкая ругань и проклятия на немецком языке. Константин не сводил глаз с поворота, из-за которого должны были появиться преследователи. И они действительно появились. Константин, державший автомат наготове нажал на курок и держал его так до тех пор, пока его «шмайсер» внезапно не захлебнулся, выплюнув последнюю пулю.
С удовлетворением отметив, что в результате его стрельбы двое или трое одетых в черную форму головорезов кулями повалились на пол бирюзового тоннеля, Константин прокричал в ухо Огюсту:
— Сворачивай в сторону, пока нас не перестреляли!
Француз кивнув, заложил такой крутой вираж, что Константин чуть было не вылетел из своего седла. С запозданием прозвучавшие выстрелы не причинили беглецам ни малейшего ущерба. Между тем, Константин умудрился перезарядить «шмайсер» и теперь был готов встретить врага лицом к лицу.
— Ну как ощущения? — смеясь, поинтересовался Огюст. — Нравится?
— Красиво, слов нет! — ответил Константин, напряжено всматриваясь назад в глубину тоннеля, по которому они катили. — Только мне как-то нет очень спокойно, когда знаешь, что за нами несется толпа разъяренных фашистов.
— Я их понимаю! — счастливо рассмеялся Огюст, делая очередной крутой поворот. — Когда у тебя из-под самого носа увели такое чудо, как «пила времени» поневоле начнешь нервничать! Представляю, что с ними сделает Гиммлер, когда узнает, что потерял «пилу»! Нойберт как-то проболтался, что рейхсфюрер лично заинтересован в этом проекте.
— И не удивительно, учитывая то, каких дел можно с ней натворить, — сказал Константин.
— Ты всерьез думаешь, что вся эта высокопоставленная фашистская камарилья будет биться до последнего? — расхохотался Огюст. — Не смеши меня! Они первыми, как крысы побегут прятаться по норам. Вот и Гиммлер решил припрятать лично для себя, мою «пилу» чтобы, когда станет совсем жарко, можно было бы с ее помощью пропилить небольшую лазейку во времени и сбежать, бросив все. В том числе и своего любимого фюрера!
— Тем более, значит, лагерная охрана будет преследовать нас до последнего! — не унимался Константин.
— Да не переживай ты так! — скосил назад черные очки француз. — И вообще, если хочешь знать, они все уже мертвы, только еще не знают этого.
— А это как?
— А вот так! — с этими словами Огюст неожиданно развернул мотоцикл, чуть ли не на сто восемьдесят градусов и поехал навстречу преследователям.
Первой мыслью Константина было, то, что его французский друг от всех перенесенных треволнений сошел с ума. Как еще иначе можно было трактовать его неадекватное поведение? Но прежде, чем Константин успел хоть что-то предпринять, с правой стороны от них, появились черные силуэты эсэсовцев. Они тоже увидели беглецов и теперь, застыв, напряжено смотрели в их сторону. Огюст словно специально сбросил скорость до минимума, а потом и вовсе остановился.
Между преследователями и их добычей было метра три прозрачной сине-зеленой субстанции. Несмотря на то, что они прекрасно видели друг друга, фашисты даже не пробовали стрелять в их сторону. Они уже поняли насколько опасно делать это в замкнутом пространстве, стены, пол и потолок которого отражали пули не хуже бетона.
— Да откуда же их столько набежало? — удивленно воскликнул Огюст, неторопливо разворачивая мотоцикл и начиная понемногу сокращать расстояние до эсэсовцев. — Лично я насчитал человек десять, а ты?
— Да какая разница сколько их там? — в голос возопил Константин. — Чтобы нас с тобой убить хватит и пары автоматчиков! Стой на месте, чего тебе неймется? Зачем ты подбираешься к ним так близко?
— Мне нужно, чтобы они остановились на месте и перестали играть с нами в догонялки, — задумчиво ответил Огюст. — А для этого придется немного схитрить.
— И какой во всем этом прок? — взвыл Константин. — Ну, встанут они на месте и что с того?
— Это убьет их, — просто сказал Огюст. — Здесь нельзя останавливаться, потому что время текуче. Его можно раздвинуть, но оно неминуемо займет свое прежнее положение вновь. Помнишь страшные разговоры про расчлененных заключенных принимавших участие в моем проекте? Не может быть, что ты ничего не слышал! Так вот, тогда в самом начале наша техника была далека от совершенства, и временное пространство успевало схватить испытателей, кого за конечности, а кого и за голову. Впрочем, сейчас ты сам все это увидишь!
С этим словами Огюст двинул свой «ВМV», заложив им, невероятный вираж. В результате этого в высшей степени рискованного маневра они оказались разделены от преследователей всего лишь узкой, даже не стеной, а пленкой, шириной в несколько миллиметров. Вплотную приблизив к ней лицо, Огюст, дразнясь, расплющил нос о прозрачную поверхность и, высунув язык, принялся хрюкать. В то же мгновение по ту сторону стены в воздухе мелькнул эсэсовский кинжал и врезался прямо в прозрачную перегородку, метясь в расплющенное лицо Огюста.
— Ах вы, сволочи! — воскликнул не на шутку напуганный француз, отлепив лицо от прозрачной перегородки.
Тем временем эсэсовец, находящийся в другом тоннеле остервенело, наносил один за другим удары по тонкой, в несколько миллиметров, перегородке. В конце концов, он обломал конец кинжала и оставил свою затею.
И вот тут фашистов внезапно охватила паника. Константин во все глаза смотрел на то, как стенки тоннеля, в котором находились преследователи, начали медленно спадаться. Не на шутку напуганные нацисты кинулись было назад, в ту сторону, откуда они пришли. Но к тому времени та часть тоннеля, по которой можно было вернуться обратно в концентрационный лагерь Дахау, уже перестала существовать. Она была заполнена бирюзовым веществом, из которого состояло временное пространство.
Константина поразила еще одна странность, в том месте, откуда они только что пришли, набухало огромное зеленое яйцо, увеличиваясь прямо на глазах.
— Что это такое? — спросил он хриплым от волнения голосом Огюста.
— Это временная сфера, попросту говоря наше с тобой время, — охотно пояснил тот. — Если мы сейчас войдем в него, то опять очутимся в тысяча девятьсот сорок пятом году. Правда, куда мы конкретно попадем неизвестно. И это совсем необязательно будет Дахау.
Эсэсовцы, попавшие во временную западню, поняли, что единственный путь к спасению для них заключается в движении по тоннелю, проложенному беглецами с помощью «пилы времени». Разобравшись в колонну по двое, они начали движение легким бегом, по коридору, решив, что он неминуемо приведет их к беглецам. Но впереди их ждал неприятный сюрприз.
Как выяснилось, мстительный француз закладывал крутые виражи на мотоцикле с определенным умыслом. Он прекрасно ориентировался в хитростях пространственно-временного континуума и знал, что время неоднородно. Скорость смыкания его, в зависимости от того в каком направлении оно было «пропилено» происходило с разной скоростью.
Благодаря этому феномену тоннель, в которым находились фашисты, оказался закупорен с двух сторон. В довершение ко всему, стенки тоннеля начали, словно по команде, стремительно спадаться вокруг эсэсовцев. Попавшие в ловушку головорезы тщетно пытались выбраться из-под погребающего их в своей толще прозрачного бирюзового студня. Натечная прозрачная масса неумолимо заползала им в глотку, плотно забивая бронхи и легкие. Теперь негодяи, самозвано присвоившие себе звание сверхлюдей имели возможность на собственной шкуре испытать все «прелести» смерти от удушья. На которую они безжалостно обрекли тысячи беззащитных заключенных, концентрационного лагеря Дахау, отправляя их в газовые камеры.
Глава 17
После того, как земля под ногами перестала дрожать, Стилет устроил своему отряду жестокий марш-бросок по пересеченной местности. Через пару часов, хорошо тренированный Влад был вынужден признать, что заданный темп утомителен даже для него. Сенсей за время своего пребывания на подлодке и в отряде повстанцев успел набрать килограмм пять лишнего веса и теперь жестоко расплачивался за это. Он дал себе слово, что если выживет после этой гонки через джунгли, то первым делом скинет килограмм десять. А может и больше.
Капитан тороида с помощником, молча сопели и обливаясь потом, старались не отставать от остальных. Они прекрасно понимали, что никто с ними нянчиться не собирается. Более того, все только и ждут, чтобы они на чем-нибудь прокололись, дабы уличить их в пособничестве томиноферам.
Если даже такие спортивные ребята чувствовали себя достаточно дискомфортно, чего же было говорить о коротышке Хулио? Его одежда потемнела и промокла насквозь от обильного пота. Его лицо, перекошенное от нехватки кислорода, было неестественно белого цвета. Легкие, перегруженные непривычной нагрузкой, саднило, так, словно с них была содрана слизистая оболочка. Сердце конвульсивно трепыхалось, как мотылек, залетевший на пламя свечи.
— Еще пара километров и мы потеряем Хулио! — догнав Стилета, встревожено прохрипел Сенсей. — У коротышки просто не выдержит сердце! Я вообще диву даюсь, как он до сих пор еще не помер!
Стилет нервно повел шеей и недовольно покосился на Сенсея. Ему худому и жилистому, судя по всему, эта беготня через джунгли не доставляла особого беспокойства. Даже то обстоятельство, что воздух в чаще был перенасыщен водяными парами и влажность зашкаливала, воспринималось им с философским спокойствием. Правда, было в этом упоении трудностями, что-то от садомазохизма.
— Привал! — прокричал Стилет и, остановившись, поднял руку.
Остальные члены группы рухнули на землю, кто, где стоял. Какое-то время все просто лежали и отдыхали. Судя по синюшной бледности Хулио, ему было по-настоящему плохо.
— Ну и на хрена, командир, ты загнал нашего бедного ботаника? — спросил Сенсей неприязненно посмотрев на Стилета. — А если он сейчас возьмет и окочурится? И что мы будем делать с томиноферским коммуникатором без его мозгов? Кокосы колоть?
— Ничего с ним не случится! — сварливо ответил Стилет, отпивая глоток воды из фляги. — Он со мной ходит в разведку уже не в первый раз. И никогда ничего с нм не случалось. Полежит, отдышится и будет, как новенький.
— А какая была надобность так гнать? — спросил Влад, который отдыхал, положив под голову рюкзак с припасами, прихваченный им из тороида. — За нами, что кто-то гонится?
— Не знаю! — отрезал Стилет. — Но меня поразила реакция на пропажу Толстяка. Томиноферы были настолько встревожены этим, что, не задумываясь, уничтожили и тороид и его самого. И все это лишь для того, чтобы не дать нам уйти.
— Откуда такая уверенность? — поинтересовался Сенсей, покусывая сорванную травинку.
— А ты сам посуди. Мы знаем, что толстяк отпрыск древнего влиятельного рода томиноферов. Если его принесли в жертву обстоятельствам, это говорит, о том, что томиноферы страшно напуганы. Ну, или как минимум, не хотят рисковать.
— Если вам интересно мое мнение, то все дело в коммуникаторе, который пропал вместе с Толстяком, — подал голос капитан тороида. — И они не успокоятся, пока не убедятся в том, что он уничтожен.
— Хулио, а ты что думаешь по этому поводу? — повернул к нему голову Влад.
Коротышка, едва отдышавшись, уже достал трофейный коммуникатор и теперь увлеченно барабанил толстыми пальцами по его замысловатой клавиатуре.
— А? — спросил он, не поднимая головы.
— Банан на! — расхохотался Влад. — Что там в томиноферском интернете интересного?
— Напрасно прикалываешься! — недовольно проворчал Хулио. — Не знаю, как именно эта хрень работает, но базовый принцип тот же. Только в отличие от нашего невинно убиенного земного интернета, эта игрушка охватывает огромное количество миров.
— Ты хочешь сказать, что понимаешь язык томиноферов? — недоверчиво покосился на Хулио Сенсей.
— А на фига мне это нужно? — пожал плечами Хулио. — Здесь есть функция перевода на все известные мировые языки и Толстяк мне честно показал, как ею пользоваться.
— Хватит трепаться! — прикрикнул на них Стилет. — Когда ты говорил про нашу выходку, ты имел в виду похищение Толстяка?
— Толстяк — это самое последнее, что их интересует в наших похождениях. Капитан правильно подметил, вот, из-за чего весь сыр бор! — Хулио ласково похлопал ладошкой по корпусу коммуникатора. — Пропажа этого малыша не дает им покоя. Они почему-то все с ума посходили, когда выяснилось, что у Толстяка был с собой коммуникатор. По их правилам, при посещении, таких отстойных миров как наш, им категорически запрещается брать с собой целый ряд приборов и аппаратов, в которых задействованы чрезвычайно продвинутые технологии. И в этом списке, коммуникатор входит в первую десятку!
— А, понял! — расхохотался Сенсей. — Мы с этим коммуникатором теперь для них, все равно, что обезьяна с атомной бомбой!
— Хорошее сравнение! — улыбнулся Стилет. — Теперь бы еще разобраться, как эта бомба работает!
Хулио все это время напряженно манипулировавший своей новой игрушкой, неожиданно восхищенно взвыл:
— Нет, ну вы только послушайте! Я тут перепроверил, чтобы не было ошибки! Так вот всех своих братьев меньших томиноферы срочно отправляют под нож!
— Если я тебя правильно понял, это касается всех подонков помогавшим пришельцам? — уточнил Стилет, бросив быстрый взгляд в сторону капитана и его помощника.
— После гибели нашего мажора Толстяка, томиноферам был отдан приказ об окончательной, тотальной зачистке фермы Терра — радостно закивал Хулио. — То есть, пока мы с вами здесь прохлаждаемся, по всей Терре, то есть, конечно же Земле, идет массовый забой всех ксеносервусов, лоялистов, коллаборационистов и прочих сочувствующих. С одной стороны свирепствует папашка Толстяка, озлобленный его глупой гибелью. Он поставил перед собой цель не оставить от человечества ничего, что напоминало бы о его существовании. С другой стороны, Высший Совет томиноферов срочно тиснул директиву, в которой оправдывает срочную стерилизацию фермы Терра, каким-то древним документом, который датируется временем начала всех начал. То есть, временем начала разведения на Терре экспериментального образца, созданной томиноферами, человеческой популяции. Говоря современным языком этот документ, насколько я смог понять, был чем-то вроде просчета всех рисков, связанных с разведением людей. И в нем есть один весьма любопытный момент. Так вот, здесь говорится, что в случае овладения примитивной расой людей какой-либо запретной технологией расы томиноферов могут иметь место непредсказуемые последствия. Вплоть до того, что под угрозу будет поставлено само существование расы томиноферов. Во как! Ни больше, и не меньше!
Какое-то время все молчали. Причем было непонятно, чего в этом молчании было больше, радости от того что они смогли напугать томиноферов до кровавого поноса или подавленности об известии, что человеческую расу прямо сейчас изводят на корню. Все четверо внезапно ощутили, каким тяжким грузом на них навалилась ответственность за их миссию в Черном городе. Как ни крути, а виновниками этой пугающей активности томиноферов были они и никто другой.
Капитан же и его помощник пребывали в крайне подавленном настроении. Они, молча, проникались собственной дальновидностью. Окажись они сейчас в Черном городе их участь была бы предрешена. И тот и другой, отнюдь, не горели желанием превратиться в мясные туши.
Внезапно Стилет буквально подскочил на месте. Судя по тому, что Сенсей также встрепенулся, их одновременно посетила одна и та же мысль.
— Какой же я идиот! После того, как томиноферы начали окончательную зачистку, лагерь повстанцев находится в страшной опасности! — вскричал Стилет, хлопнув себя ладонью по лбу.
— Вот и я о том же! — поддержал его Сенсей. — Эти козлы из Черного города наверняка уже давным-давно накнокали расположение вашего шалмана и просто ждали подходящего момента, чтобы прихлопнуть одним махом!
— Не лишено смысла! — кивнул Влад. — В любом случае, нужно выдвигаться туда как можно быстрее. Сколько нам еще туда топать?
— Минимум двое суток! — кусая от досады губы, воскликнул Стилет. — Это в том случае если мы будем двигаться с той скоростью, с какой шли последние два часа.
— Я понимаю, что являюсь обузой для всего отряда, — коротышка с обреченным видом вздохнул, отложив коммуникатор в сторону.
— Хулио, ты не обуза, а единственная надежда всего оставшегося человечества, в нашем лице! — рассерженно заорал на него Сенсей. — И это надежда на то, что ты поймешь как при помощи коммуникатора можно уничтожить томиноферов! Уверяю тебя, всех мозгов оставшегося человечества на эту затею не хватит! Только ты сможешь это сделать! Бери в руки свой гребанный планшетник и продолжай колдовать над ним день и ночь. Даже отлить в кусты, ходи с ним! Твоя задача придумать, как спасти человечество! А все остальное не твоя забота, предоставь это нам, недоумкам!
— Я тут, в связи с этим, немного подумал, — Влад посмотрел Стилету прямо в глаза, словно проверяя, не рассердится ли он. — Самым правильным решением в данной ситуации будет отправляться тебе в одиночку. Как можно быстрее добраться до лагеря и увести людей на новое место. Мы же щадящим Хулио темпом, двинемся следом. Как считаешь, командир?
Стилет, молча, играл желваками. Слов нет, его самолюбие было сильно уязвлено. Какой-то гринго смог предложить действительно лучший выход из непростого положения, в котором они оказались. С другой стороны, главное сейчас было спасти людей, а все остальное отступало на второй план.
— Я сам хотел предложить это, — с деланным смехом, сделав над собой видимое усилие, сказал Стилет. — Но не знал, как сказать об этом, чтобы вы не посчитали меня трусом, бросающим вас на произвол судьбы в джунглях. Я оставлю вам свою карту, на которой проложу маршрут, по которому буду двигаться. В местах отмеченных точками я буду оставлять вам знаки о том, что вы двигаетесь в правильном направлении.
— А что за знаки? — спросил Хулио, не отрывая головы от коммуникатора.
— Обрывки моего шейного платка вас устроят? — спросил Стилет, демонстрируя застиранный и выцветший платок, который когда-то давным-давно был ярко-красного цвета. — И если вы не возражаете, я бы предпочел прямо сейчас отправиться в путь! Дорога каждая минута!
Прощаясь, Сенсей, Влад и Хулио по очереди обняли Стилета. Капитан с помощником не решились подойти к нему и лишь кивнули. Но Стилет демонстративно проигнорировал их.
— Передай Ольге привет, скажи, что мы ее очень любим! — вдогонку прокричал ему Сенсей.
Стилет, не оборачиваясь, поднял руку в знак того, что обязательно выполнит просьбу друга. С быстрого шага он перешел на бег и вскоре джунгли целиком поглотили его.
Глава 18
Константин и Огюст, молча, смотрели, как затихает последний из преследовавших их эсэсовцев в бирюзовой толще временного пространства. Десять фигур затянутых в черные мундиры раскорячились в застывшей массе, словно страшные хищные насекомые в прозрачном янтаре.
Наконец Огюст дал газу, и мотоцикл покатил прочь от этого жуткого места. Некоторое время беглецы ехали молча. Потом Огюст начал удивленно вертеть головой по сторонам.
— Ничего не понимаю! — изумленно воскликнул он, продолжая оглядываться. — Куда подевалась наша временная сфера?
— Ты имеешь в виду тот зеленый пузырь, из которого мы попали сюда? — спросил Константин.
— Именно! Не мог же он, в самом деле, сдуться, словно надувной шарик! Хотя с другой стороны, почему бы и нет? — Огюст задумчиво почесал коротко стриженый затылок.
Вокруг них со всех сторон, подвешенные в сине-зеленом пространстве, тускло светили пузыри самых разнообразных цветов и оттенков. Но зеленого среди них, определенно, не было. Некоторые сферы достигали приличного размера, некоторые же были немногим более спичечной головки. Видимо все дело было в расстоянии до них. Вообще картина сильно напоминала пространственную карту звездного неба в планетарии. С той лишь разницей, что здесь была не половинчатая, а полная сфера.
Друзья потратили еще полчаса в тщетных попытках обнаружить пропавший зеленый шар. Огюст выдвинул предположение, что по какой-то причине он мог сжаться до размера яблока. Еще около часа было потрачено на поиски этой необъяснимым образом уменьшившейся пустулы. Но все было напрасно.
— Не нравится мне это! — пробормотал Огюст в очередной останавливая «ВМV».
Поднявшись в седле, он приложил руку к глазам и как рыцарь на распутье принялся обозревать горизонт на все триста шестьдесят градусов. Константин последовал его примеру, но все их усилия по-прежнему были тщетны. Зеленой сферы нигде не было видно.
— И что теперь будем делать? — поинтересовался Константин.
— В создавшейся ситуации нам остается лишь одно — добраться до ближайшей временной пустулы и проникнуть в нее, — после непродолжительного раздумья ответил Огюст. — Единственный минус этой затеи, это то, что мы даже не представляем в какое время попадем. Это может быть вчерашний день, доисторическое прошлое или далекое будущее. Законы пространственно-временного континуума нелинейны и в силу этого непредсказуемы. И именно поэтому, все мои научные предположения — это не что иное как гадание на кофейной гуще.
— Мне кажется, что вон тот желтый шар к нам поближе остальных, — ткнул пальцем вперед Константин.
— С чего ты так решил? — иронично спросил Огюст.
— Ну, этот шарик самый большой из всех, которые есть поблизости от нас, значит он ближе всех.
— Весьма спорное утверждение, — отрицательно помотал головой Огюст. — Каждая сфера индивидуальна и не похожа на другие. Пузырь совсем микробного размера может оказаться к нам много ближе вон той гигантской пустулы белого цвета!
— Ну, тогда решай сам, а я умываю руки! — Константин демонстративно скрестил руки на груди.
Огюст еще некоторое время пристально разглядывал окружающее их пространство.
Наконец, решившись, он, тяжело вздохнув, произнес:
— Будем двигаться к тому красному образованию. Сдается мне, что оно расположено к нам значительно ближе остальных.
Константин, прищурившись, критически посмотрел в сторону красной сферы. Как ему показалось, она находилась очень далеко.
— А у нас хватит горючего, чтобы добраться до нее? — с сомнением спросил он у француза.
— У нас еще две непочатые канистры бензина, — уверенно ответил тот. — Так, что я думаю, мы доберемся до нее без особых хлопот.
— А если в твоей «пиле времени» выйдет из строя какая-нибудь деталь? — не унимался Константин. — Что тогда?
— Ты хочешь получить честный ответ или тот ответ, который тебя успокоит? — спросил Огюст.
— Я бы выслушал оба ответа, — уклончиво ответил Константин.
— Если у «пилы», что-нибудь выйдет из строя, нам с тобой придет конец. Какой именно ты только что наблюдал на примере эсэсовцев, которые сдуру погнались за нами. У нас нет ни ремкомплекта, ни запчастей, для того чтобы починить поломку. Но чисто теоретически, никаких неприятных сюрпризов быть не должно. Устройство «пилы» достаточно просто, я бы даже сказал, примитивно. Как тебе хорошо известно, из строя, обычно выходят сложные многокомпонентные узлы. Спешу тебя обрадовать, в «пиле времени», таких узлов крайне мало. Но они все, же есть. Так, что положимся на наше везение, которое до сих пор нас не подводило.
После этого Огюст уверенно направил мотоцикл в сторону выбранной им цели. Сколько они ехали, сказать было сложно. Во-первых, потому что у них не было часов, а во-вторых, потому что в сине-зеленом желе существовало лишь одно время суток. Не то ранний рассвет, не то поздний закат.
Несмотря на то, что красная сфера ощутимо увеличилась в размерах, Константина не покидало гнетущее чувство, что до нее еще очень далеко.
— Какой-то загадочный хрональный феномен, своего рода дикий парадокс! — тем временем, озабоченно бормотал себе под нос Огюст. — Кажется что сфера близко, но чем мы к ней ближе, тем она оказывается дальше. Ничего не понимаю!
— Надо было ехать к тому огромному белому пузырю. Давно бы уже добрались до него, — недовольно проворчал Константин.
Огюст хотел было ответить какой-то резкостью, но в этот момент мотор «ВМV» все это время безупречно работавший чихнул. Через минуту чих повторился, а двигатель начал давать сбои.
— Чего это он так не вовремя простудился? — поинтересовался Константин.
— Ничего страшного, — излишне бодро ответил француз. — Просто закончилось горючее. Но это дело поправимое, потому что бензина у нас с тобой полным-полно.
После этого он, остановив мотоцикл, заглушил двигатель, а затем отключил и саму «пилу времени».
— А ты уверен, что оставшихся сорока литров нам хватит, чтобы добраться до той красной штуковины? — спросил Константин, начиная отстегивать одну из канистр.
— На этом бензине можно из Парижа до Москвы доехать! — рассмеялся Огюст. — Нет, ну как тут не воздать должное традиционной немецкой педантичности и рациональности?
— Иди сюда! — внезапно послышался не на шутку напуганный голос Константина. — С рациональностью у фрицев все в порядке! Даже после своей смерти они достали нас! Теперь нам точно кранты!
— Что ты там такое несешь? — возмутился француз, слезая с мотоцикла и подходя к задней части коляски, к которой были приторочены канистры с бензином.
Сидящий на корточках Константин поднял на него побелевшие от ужаса глаза:
— В обеих канистрах дыры от пуль, а весь бензин вытек! Скажи мне, как такое могло произойти?
— Видимо рикошетом попало, — потерянно пробормотал Огюст, постучав костяшкой указательного пальца сначала по одной канистре, потом по другой. — О, в одной осталось примерно треть бензина! Пуля пробила ее точно посередине! Быстро заливаем то, что есть и двигаемся дальше!
— Мне бы твой оптимизм! — сокрушенно покачал головой Константин, отстегивая канистру, и передавая ее Огюсту как величайшую драгоценность. — Ты и правда думаешь, что на этих шести литрах бензина нам удастся доползти до этого красного пузыря?
— А что нам еще остается делать? — криво усмехнулся француз. — В крайнем случае, застрелимся, ведь патроны в «шмайсере» еще остались?
— Полный магазин, — кивнул Константин.
— Ну, так много нам не понадобится! Достаточно всего двух патронов!
Терпеливо дождавшись, когда из гулкой пустой канистры в бензобак стечет последняя капля бензина, Огюст тщательно завинтил пробку бака. Пустую емкость он небрежно отбросил в сторону., после чего завел мотоцикл и вновь запустил «пилу времени».
Беглецы двигались в сторону красной сферы с упорством обреченных. Перед глазами у них стояла страшная картина гибели фашистов, застрявших во временном киселе. Идеально круглый пузырь зловеще-красного цвета медленно увеличивался в размерах, что красноречиво свидетельствовало о том, что они неуклонно приближаются к нему. Но это происходило настолько медленно, что казалось, они уже никогда не доберутся до него.
В какой-то момент Огюст с пугающей ясностью осознал, что бензин заканчивается. Он скрипнул зубами от бессильной злобы и сокрушенно покачал головой. Видимо, несмотря на все усилия, им так и не удастся вырваться на свободу. Мотор мотоцикла чихнул раз, второй третий, после чего начал спотыкаться. Несмотря на сотрясающую его агонию, «ВМV» смог протянуть еще метров десть, и лишь после этого окончательно умер.
Какое-то время Огюст и Константин продолжали, молча восседать на холодеющем корпусе мотоцикла, переваривая произошедшее.
— Между прочим, «пила времени» все еще работает, — хрипло сказал Константин.
— Это потому, что аккумуляторы пока еще заряжены, — уныло ответил Огюст.
После этого они принялись попеременно толкать мотоцикл. Пока аккумуляторы не успели разрядиться «пила» исправно пилила временное пространство. Но когда до красной сферы оставалось совсем ничего, буквально рукой подать, «пила» внезапно начала работать с перебоями. Голубой огненный шар «пилы» начал пугающе часто мигать. Вскоре наступил момент, когда он совсем погас. Мотоцикл с размаху ткнулся всеми четырьмя электродами в плотную непроницаемую толщу временного тоннеля. До сферы оставалось метра три максимум.
— Включай свою гребаную «пилу»! Неужели мы не сможем пробиться через эту тонкую стенку? — кричал в истерике Константин, колотя Огюста кулаками по спине.
— Заткнись и оставь мою спину в покое! — заорал вне себя от ярости француз. — Еще немного и ты мне хребет перешибешь! Надо выждать максимально долго, чтобы аккумуляторы успели немного «отдохнуть». Может тогда у нас что-нибудь и получится!
Как ни странно, получив призрачную тень надежды, Константин успокоился и более не докучал своему французскому другу.
Огюст, как и обещал, терпеливо ждал вплоть до того самого момента, когда стенки тоннеля начали смыкаться. Когда бирюзовое желе уже почти ухватило мотоцикл за задние колеса, он с замиранием сердца попытался включить «пилу».
Передышки в несколько минут аккумуляторам хватило на то, чтобы аппарат смог включиться и проработать несколько секунд. За это время они почти успели преодолеть расстояние до спасительной красной сферы, после чего «пила» внезапно отключилась. Не было никакой прелюдии из миганий, аппарат просто умер вслед за мотоциклом.
Друзья тупо смотрели прямо перед собой, где в истончившейся прозрачной стене медленно образовывалась и расползалась от центра к краям дыра, ведущая вовнутрь сферы. Когда ее диаметр достиг примерно полуметра, процесс внезапно прекратился.
Огюст с Константином поспешно откатили мотоцикл назад, после чего взобравшись на него, оказались возле дыры. Первым полез Огюст. С огромным трудом он протиснулся в тесное отверстие. После чего оно с тихим всхлипом втянуло его в себя, и он исчез. Выждав полминуты, Константин последовал вслед за другом.
Глава 19
Благодаря тому, что Влад умело, ориентировался на местности по карте, оставленной им Стилетом, они довольно уверенно двигались по маршруту. При взятом ими темпе, Влад планировал добраться до лагеря повстанцев дня через четыре. Хулио, как это ни странно звучит, при его коротких ножках и избыточном весе, оказался неплохим ходоком. Как выяснилось, если организм коротышки не подвергался сверхнагрузкам, он прекрасно двигался и уставал не больше чем его хорошо тренированные попутчики.
Их путь пролегал по пересеченной местности покрытой непроходимыми джунглями, которые тянулись вдоль высокой скалистой гряды сплошь поросшей густой растительностью. Сквозь высокие ветвистые деревья, увитые лианами, временами не было видно неба. Повсюду куда не бросишь взгляд плотной зеленой стеной стояли джунгли, расцвеченные фантастическими соцветиями.
Но это только на первый взгляд казалось, что через этот вечнозеленый бурелом невозможно пройти. Довольно скоро Влад понял принцип передвижения, используя который можно было сравнительно свободно пробраться даже через самую непроходимую чащу.
Подобно большому городу, джунгли имели свои улицы, по которым передвигались многочисленные обитатели тропического леса. Нужно было только отыскать эти хорошо замаскированные тропы. Одни из них были центральными, довольно широкими и хорошо утоптанными проспектами. Вдобавок ко всему они еще были и довольно оживленными. Поэтому на них приходилось держать ухо востро, чтобы не нарваться на грубость со стороны многочисленных хищников. Другие тропы были поуже, более заросшие растительностью, но по ним вполне можно было передвигаться.
Во время коротких привалов Хулио тут же с головой уходил в коммуникатор и увлеченно колдовал над ним, постигая азы томиноферовского языка и основы межмировых коммуникаций. Во время остановок на ночевки, когда было нужно отсыпаться перед трудностями завтрашнего дня, Хулио до последнего воевал за право посидеть с томиноферовской игрушкой еще хотя бы десять минут. Обычно дело кончалось тем, что Сенсей или Влад отбирали у него коммуникатор и отправляли зануду гения спать. Тот всякий раз смертельно обижался на них, обзывал недалекими дебилами, которые не понимают всего значения проводимой им исследовательской работы.
— Если вам нравится жить под железной пятой пришельцев — это ваше право! — кипятился коротышка. — Но это совсем не значит, что я тоже в диком восторге от этого!
Тем не менее, всякий раз Хулио уступал, подчиняясь грубому насилию.
Капитан с помощником вели себя тише воды ниже травы, стараясь ненароком не рассердить своих невольных спасителей. Их статус в отряде до сих пор был неопределенным. Также было неясно, что ждет пилотов в повстанческом отряде? Реакция людей потерявших своих близких, на появление, тех, кто был косвенно повинен в этом, была достаточно предсказуема.
Опасаясь быть обнаруженными томиноферами, костер на ночь не разводили, несмотря на то, что все звериное царство в джунглях в это время просыпалось и выходило на охоту. Влад и Сенсей дежурили по очереди, сменяясь через четыре часа, поделив, таким образом, ночь на две смены, ночную и утреннюю. Не доверяя пилотам их, не оставляли дежурить. Впрочем, они не были в претензии по этому поводу. Дежурный, вооружившись двумя бывшими в их распоряжении пистолетами, внимательно поглядывал по сторонам, прислушиваясь к каждому подозрительному шороху. Надо заметить, что ночь в джунглях — это одна сплошная мешанина из шорохов и самых разнообразных звуков.
Ночи, как правило, проходили без особых приключений, если не считать того, что пару раз на спящих пытался напасть ягуар. А один раз рядом со спящим Хулио прямо с дерева неслышно спустился огромный удав, намереваясь сожрать ничего не подозревающую надежду всего человечества. Но оглушительный пистолетный выстрел, вкупе с ослепительной вспышкой, неизменно производил на непрошенных гостей отрезвляющий эффект, после чего они поспешно удалялись восвояси.
Как-то раз путешественникам не спалось и Хулио, провозившийся с коммуникатором дольше обычного, внезапно издал изумленный вопль.
— Нет, вы только посмотрите на это! — вскричал он, тыча на появившееся в коммуникаторе изображение.
Влад, придвинувшись к нему, удивленно присвистнул:
— А что здесь делает древнеегипетский саркофаг?
Сенсей глянув одним глазом, буркнул:
— Это не древний Египет — это томиноферовский новодел.
— Откуда ты знаешь? — вытаращился на него Хулио. — Я сам только двадцать минут назад узнал об этом. Но я тебе точно ничего об этом не говорил!
— Внутри этой раскрашенной коробки находится выпотрошенная мумия человека, залитая специями и замотанная в определенного вида ткань, — тоном заправского лектора начал Сенсей. — Это, насколько я вижу, выставочный образец томиноферовской продукции. Той самой, которую они продают, каким-то мифическим «покупателям», которые их тупо едят. Про них вы, кстати, уже слышали. И не надо спрашивать меня, откуда я все это знаю. До сих пор как вспомню, так вздрогну!
— А вы чего молчите, как будто вообще не при делах? — прикрикнул Влад на пилотов. — Что это за хрень такая?
— А чего говорить-то? Ваш друг уже все сказал, — пожал плечами капитан. — Мы как-то пару раз даже перевозили эту продукцию. Она, кстати, очень дорогая. Одна упаковка стоит…
— Нет, приятель тут ты не прав! — нетерпеливо перебил его Хулио. — Я тут раскопал кое-что любопытное! Если сто лет назад за одну такую вот прелесть давали сто условных денежных знаков, которые у томиноферов называются жгуты. То пятьдесят лет спустя за нее давали уже всего лишь тридцать жгутов! Теперь же цена одной мумии, в оригинальной упаковке, рухнула вообще до десяти жгутов! Надеюсь теперь всем все ясно? Сейчас за партию хорошо высушенных хрустящих человеческих мумий в эксклюзивной упаковке дают сущую ерунду. Цена практически опустилась ниже себестоимости и все стремятся избавиться от этого залежалого непопулярного товара.
— В связи с этим, что именно нам должно быть ясно? — непонимающе посмотрел на него Влад.
— А то, что вся эта затея с уничтожением человеческой популяции на ферме Терра — это результат кризиса перепроизводства, — выпалил Хулио, бешено вращая глазами. — Некие конкуренты перебили цену томиноферам и выбросили на рынок модифицированный продукт! Человеческое мясо с улучшенными вкусовыми качествами. После этого дальнейшее производства товарного мяса обычных людей стало для томиноферам не просто нерентабельным, а убыточным! И после этого, они как хорошие, рачительные хозяева решили забить всю принадлежащую им скотину, то есть нас с вами! С чем я вас и поздравляю!
— Спасибо! — кисло улыбнулся капитан.
— А ты вообще молчи! — прикрикнул на него Сенсей. — Закатать бы тебя самого в коробку, как шпрота в банку, чтобы на своей шкуре понял что творил!
— Да ничего я не творил, — пожал плечами капитан. — Мы просто перевозили с места на место всякую всячину.
— Да? А пушки и бомбы на тороиде у вас для чего? Москитов бить? — возмутился Влад. — Ты лучше мне вот что скажи, кто такие «покупатели» и почему все падают в обморок стоит лишь упомянуть о них?
Капитан побледнел, на лбу его выступили бисеринки пота, он в нерешительности взглянул на своего помощника. Судя по прелюдии, он и сам был не прочь грохнуться в затяжной обморок, лишь бы не отвечать на этот вопрос.
— Ты когда-нибудь сам их видел? — задал наводящий вопрос Хулио.
Капитан отрицательно помотал головой.
— Их вообще никто из людей никогда не видел, — помявшись, ответил он, обливаясь потом от ужаса. — Эта тема вообще табу. За такие разговоры хозяева устраивают «показательный суп».
— Показательный суд знаю, а про суп слышу впервые! — изумился Сенсей.
— Ну, про «лафет» ты наверняка слышал? Так вот, «суп», во стократ страшнее даже «стоячего лафета», — промямлил капитан, теряя остатки самообладания.
— А это что такое? — спросил Хулио, у которого от нездорового любопытства заблестели глаза.
— Это когда тебя сажают на закругленный кол и начинают медленно вращать между двух горелок дающих вертикальное пламя. Здесь, как и в традиционном «лафете» готовится лишь нижняя часть тушки, то есть я хотел сказать, туловища, — поспешно поправился капитан. — Наполовину живое блюдо подается в вертикальном положении.
— А что насчет «супа»? — не унимался коротышка.
— Хулио, прекрати сейчас же, маньяк хренов! — прикрикнул на него Сенсей. — Охота тебе всякую мерзость слушать?
— Да мне просто любопытно, — с деланным безразличием пожал плечами тот.
— Мы немного отвлеклись, так что ты там говорил насчет «покупателей»? — напомнил Влад.
— Да никто ничего толком не знает, одни слухи да недомолвки. Точно известно одно — хозяева их боятся, — прошептал помощник капитана, зачем-то оглядываясь.
— Это сходится с тем, что нам рассказал в Египте старик, путешествующий на скарабее, — задумчиво сказал Влад. — Видимо, у хозяев есть свои собственные хозяева.
— А это означает, что кроме томиноферов существуют еще и супертоминоферы, — рассмеялся Сенсей. — Что лишний раз подтверждает старую истину о том, что на всякую хитрую попу есть болт с винтом.
— Чего ты радуешься? — покосился на него Хулио. — Для чего, по-твоему, пришельцы или, как ты их называешь, томиноферы, продают раскрашенные коробочки с хрустящими человечками своим суперхозяевам? Вот то-то и оно! Мы для них всего лишь продукт! Ты, например, много станешь вникать в кудахтанье курицы, перед тем как отрубить ей голову и отправить в кастрюлю? Тем более, если ты вырос на курином мясе и вдобавок голоден? Нет, братцы, это как мне видится, путь тупиковый. Потому как, приведет он нас прямиком все в ту же кастрюлю!
После этого пессимистического монолога над поляной надолго воцарилась тишина.
Глава 20
Когда Константина затянуло в черную пасть красной временной пустулы первое, что он почувствовал, было ощущение полета. Но не того волшебного, каким обычно летают во сне, а вертикального полета вниз. Собственно это был никакой не полет, а стремительное падение. Причем с огромной высоты.
Он не мог толком разглядеть, куда именно падает, потому, что его сразу же ослепило яркое солнце. Константин от боли был вынужден крепко зажмурить глаза. Сердце его, лихорадочно сжавшись и вытолкнув из себя всю кровь, подпрыгнуло вверх, закатилось в район кадыка, и оставалось там все время, пока он падал.
Откуда-то сбоку раздавался непрерывный шум, происхождение которого так и осталось для Константина загадкой. Внезапно его накрыло плотным холодным дождем, и он сразу же вымок насквозь. В довершение ко всему, снизу вдруг раздался долгий пронзительный крик Огюста. Истошный вопль француза внезапно прекратился, после чего послышался громкий всплеск, как будто в воду упал огромный камень.
Константин наконец смог приоткрыть глаза, для того чтобы уже в следующее мгновение плотно закрыть их обратно. В этот самый момент он врезался в поверхность бурлящей прямо под ним воды. Ему здорово повезло, что он вошел в воду, что называется «солдатиком», то есть строго вертикально. Если бы его тело было изогнуто, хотя бы под небольшим углом, он неминуемо сломал бы себе позвоночник.
Удар о воду был настолько силен, что Константин на долю секунды потерял сознание. За это время он успел погрузиться глубоко в мутную белесую воду, бурлящую воздушными пузырями. Когда к нему вернулось сознание, он принялся лихорадочно двигать руками и ногами, тормозя дальнейшее погружение. Когда ему, наконец, удалось остановиться, над головой у него, оказалась неописуемая толща воды. Вся она беспрестанно кипела и перемешивалась, словно в гигантской кастрюле.
Судорожно выталкивая отчаянно страдающее от нехватки кислорода тело вверх, Константин начал всплывать. Но процесс этот происходил настолько медленно, что его охватила паника. Он внезапно пронял, что воздух в его легких закончится, прежде чем он сумеет добраться до поверхности, а на то чтобы вынырнуть у него не останется сил.
Ужаленный этой мыслью, он принялся судорожно перебирать руками и ногами. Константин боролся из последних сил, чтобы не впустить вовнутрь горящих от нехватки кислорода легких, прохладную воду. Казалось она шептала ему, что сразу же принесет облегчение, но Константин знал, что имя этому облегчению — вечное успокоение.
Цепляясь остатками ускользающего сознания за поверхность воды, до которой оставалось метра три, он увидел, что к нему плывет чудовищная полосатая лягушка. Причем полосы у нее были черно-белые. Перед тем как окончательно отключиться, Константин с каким-то отстраненным удивлением обнаружил, что ужасная лягушачья морда вдруг превратилась в человеческую голову с лицом Огюста.
Французу стоило большого труда привести в чувство уже практически утонувшего Константина. Дело осложнялось тем, что делать это приходилось на плаву. Сильное течение уносило бывших заключенных прочь от огромного водопада. Вертикальная стена воды, обрушивающаяся с высоты пятидесяти метров, издавала несмолкаемый оглушительный грохот. В плотном облаке водной пыли солнечные лучи, преломляясь, образовали необычайно яркую радугу. Но у Огюста не было времени любоваться красотами водопада и окружающего его дивного ландшафта, ибо стремительная река уносила их с полуживым Константином вперед навстречу неизвестности.
О том, чтобы попытаться выбраться на берег нечего было даже и думать. В настоящее время бурный речной поток нес друзей по скалистому каньону. Оба берега, которого, сформированные серой скальной породой стояли почти отвесно. Лишь в самом низу под ними змеилась узкая полоска берега образованного песком и щебнем намытым рекой. Даже добравшись до нее, взобраться на высокие отвесные скалы, чтобы выбраться из глухого каньона представлялось невозможным.
Несмотря на то, что он был хорошим пловцом, Огюст чувствовал, как силы начинают постепенно покидать его. Волей неволей ему пришлось потихоньку выгребать в сторону берега. Левый показался ему менее высоким, и он принялся двигаться в его сторону. Константин, к тому времени совершенно пришедший в себя, уже успел выкашлять из своих легких всю воду, которая попала туда во время его утопления. Теперь он плыл плечом к плечу, возле Огюста и с тревогой вертел головой по сторонам разглядывая негостеприимные берега.
— Куда мы попали? — отплевываясь от воды, спросил он.
— Сам не пойму, — тяжел отдуваясь, проворчал Огюст. — Одно могу сказать совершено точно — это не окрестности Дахау!
— Представляешь, что с нами было бы угоди мы прямиком в водопад? — не унимался Константин.
— Болтая без умолку, ты сбиваешь дыхание! А сколько нам еще плыть неизвестно, — недовольно проворчал француз. — На то чтобы второй раз спасти тебя у меня может не хватить сил. Так что просто заткнись и молча, плыви, понял?
Впрочем, они никуда не плыли, а лишь вяло перебирали руками и ногами для того чтобы держать тела на плаву, предоставив реке нести их вниз по течению. Какое-то время они плыли молча. На их счастье вода была теплая. Так что особого дискомфорта от путешествия они не испытывали.
— Ой, меня кто-то задел за ногу! — неожиданно вскричал Константин.
— Ты уймешься, наконец? Это обычная коряга, затопленное дерево! — прикрикнул на него рассерженный Огюст.
— Как думаешь, здесь водятся крокодилы или акулы? — встревожено спросил Константин.
— Ты думаешь, что говоришь, откуда в реке акулы? Ты еще про осьминогов спроси! — иронично спросил Огюст и внезапно, словно клюющий поплавок на мгновение ушел с головой под воду.
Когда он вынырнул обратно, на его лице уже не было прежней уверенности в том, что темно-зеленые воды реки необитаемы.
— К берегу! — проорал он Константину, отплевываясь от воды и вытаращив от ужаса глаза. — Какая-то огромная тварь пыталась утянуть меня на дно!
Тот не заставил себя упрашивать дважды и, взвизгнув от ужаса, принялся стремительно грести в сторону берега. Но ему было далеко до Огюста. Француз весьма технично плыл кролем и сразу же оторвался от Константина. Он стремительно погружал руки в воду, практически не поднимая брызг, лихорадочно вспенивая ногами поверхность реки. Словно торпеда, ввинчиваясь в зеленую воду, он уверенно двигался в сторону берега.
Окружающий реку ландшафт к этому времени, претерпел разительные перемены. Теперь берега реки стали более пологими и сплошь заросшими буйной растительность. Если раньше по обоим берегам вздымались отвесные скалы, то теперь на смену им пришли стоящие сплошной стеной джунгли.
Константин, отчаянно барахтающийся в воде, внезапно ощутил, как что-то ледяное и скользкое коснулось его ступни. Самое страшное было то, что он знал что это не могло быть затопленным деревом. Он явственно ощутил, что неведомая тварь двигалась! Взвыв от ужаса, он буквально выпрыгнул из воды и, выложившись на двести процентов, ринулся догонять Огюста. Страх за свою жизнь оказался хорошим двигателем, и вскоре от француза его отделяло не более трех метров.
Бурное течение реки, протекавшей теперь по равнине, стало более спокойным. Благодаря, тому, что им не пришлось бороться с сильным течением, друзья сравнительно быстро достигли берега. Там Огюст уже давно заметил ствол поваленного в реку дерева. Его подмытые корни, вывороченные из земли при падении, все еще цепко держались за берег.
Бросив взгляд назад, Огюст убедился, что Константин ненамного отстал от него и прокричал:
— Давай к дереву!
В следующее мгновение прямо над плечом Константина из воды поднялась большая змеиная голова. На грязно-зеленой плоской жабьей морде сверкали два маленьких глаза. Огюсту показалось, что он успел разглядеть в них азарт охотника настигшего добычу.
Всхлипнув от ужаса, он стремглав ринулся в сторону спасительного дерева. В это же самое время, Константин, внезапно ощутивший подле себя чужое присутствие, скосил глаза в сторону. Увидев рядом водяного удава он в смертельном испуге дернулся в сторону и очень удачно зацепил ногой его страшную морду. Рассерженная анаконда тут же ушла под воду, с тем, чтобы оттуда поквитаться с нахалом.
К тому времени Огюст уже уцепился обеими руками за шершавую кору поваленного дерева. Подтянувшись, он начал карабкаться на него и в этот момент увидел, что рядом с его правой рукой неподвижно застыл огромный лохматый паук. Насекомое было настолько большим, что Огюст явственно разглядел все его восемь глаз расположенных среди черных мохнатых волос на уродливой голове.
Паук пристально смотрел на человека, потревожившего его уединение. Он словно давал ему время вернуться туда, откуда он только что пришел. Но человек не мог этого сделать, потому что там его поджидала еще большая опасность. Поняв, что пришелец не собирается уходить, паук, стремительно скакнув вперед, вцепился острыми жвалами в его мягкую белую руку. После этого насекомое, с неимоверной для его размеров быстротой, передвигаясь рывками, пробежало по бревну и исчезло в густой траве.
Огюст ощутил как яд, впрыснутый ему под кожу, ожег место между большим и указательным пальцами правой руки. Выбравшись из воды, он с ужасом смотрел на место укуса, где зияли две маленькие дырочки. Несмотря на то, что прошло всего несколько секунд кожа вокруг уже начала набухать.
Глава 21
Огюст неимоверным усилием воли заставил себя отвлечься от укушенной пауком руки, которая горела огнем, и посмотреть, что происходит с Константином. Беглого взгляда был достаточно, чтобы понять, что тот обречен. До дерева на стволе, которого сидел француз, оставались считанные метры, и Константин мог бы преодолеть их одним рывком. Но анаконда, понимая, что добыча может ускользнуть, перегородила ему путь к берегу своим извивающимся грязно-зеленым телом, и высоко подняв голову из воды, пристально смотрела на беспомощно барахтающегося перед ней человека.
Внезапно прямо над ухом Огюста прогремел оглушительный выстрел, и яркая вспышка едва не опалила ему волосы. От неожиданности француз чуть было не свалился в воду, но чьи-то сильные руки подхватили его. Яростно сопротивляясь, Огюст пытался вырваться из медвежьих объятий крепко державшего его здоровяка с холодными голубыми глазами. Светлые волосы, короткая стрижка, черный комбинезон сказали ему очень многое. Несмотря на все их с Константином старания, эсэсовцы все равно выследили и поймали их!
Если бы Огюст не вырывался, а продолжал смотреть на реку, он бы увидел, как после выстрела, голова анаконды взорвалась красными фонтанчиками и стремительно ушла под воду. Воспользовавшись тем, что прожорливая водяная тварь оставила его в покое, Константин подплыл к дереву и, уцепившись за него, пытался отдышаться. Сил на то чтобы самостоятельно выбраться из воды у него уже не было.
В это время кусты на берегу затрещали на берег вышли несколько человек. Один из них сжимал в руке пистолет. Судя по всему, он и являлся спасителем Константина. Этот человек и тот, который крепко держал, продолжавшего вырываться Огюста были явно европейцами. Остальные четверо, судя по смуглой коже и темным волосам, были южане. С равным успехом они могли быть испанцами, арабами или турками.
Но все это не имело большого значения, потому что оба белых улыбались, а их черноглазые спутники были также наострены явно дружелюбно. Огюст, к тому времени понявший, что несколько поторопился, записав незнакомцев в фашисты, успокоился. После этого белобрысый крепыш сразу же отпустил его и, спустившись вниз по дереву, к самой воде, протянул Константину руку.
— Держи пять! — пробормотал он на чистом русском языке.
Константин не смог скрыть своего изумления:
— Вы кто, партизаны? — машинально спросил он, выбираясь на шершавый древесный ствол.
— Ба, так ты земляк? — расхохотался белобрысый. — Влад, ты только погляди кого ты спас! Это же наш парень!
— Ребята, а что это вы так чудно одеты? — спросил Влад, пряча пистолет в кобуру. — Что за полосатые костюмчики от Алькатраса?
— Ни говори, ни дать ни взять беглые заключенные, из колонии особого режима! — поддержал его Сенсей.
— А мы и есть заключенные, — исподлобья посмотрел на него Константин. — Сбежали из концлагеря Дахау.
— Чего? — вытаращился на него Сенсей. — По-твоему, какой сейчас год?
— А что, неужели, не сорок пятый? — в свою очередь уставился на него Константин.
— Эй, вы идите-ка сюда, что-то второму парню совсем худо! — позвал их Влад.
Действительно, Огюст, к этому времени, побелел, словно мел. Все его тело сотрясал сильный озноб, несмотря на то, что стояла страшная жара. Он сидел прямо на траве, а Хулио уже выспрашивал у него, что-то на английском языке.
— Он говорит, что его укусил большой черный паук, и еще у него сильно болит место укуса, — поднял голову на подошедших коротышка. — Если это то, что я думаю, то дело плохо. По описанию — это очень опасный водяной паук, местные называют его «портной сатаны». Это довольно редкое насекомое. Как этот парень исхитрился найти его, ума не приложу? Видимо он очень большой везунчик!
— И каков прогноз? — спросил Константин, переходя на английский.
— Неутешительный, господин доктор! — внимательно посмотрел на него Хулио. — Я угадал, ты имеешь отношение к медицине?
— Профессорскую степень по биохимии, а мой друг Огюст профессор физики.
— Ну, судя по всему, ему это не очень помогло, — пробормотал Хулио, внимательно разглядывая место укуса, которое, к тому времени, сильно опухло. — Возвращаясь к вопросу о прогнозе. На базе я бы мог попытаться спасти его. Но здесь в джунглях? У бедняги француза есть где-то двенадцать часов, чтобы успеть закончить все свои земные дела.
— Между прочим, я все слышу, — пробормотал Огюст. — Скажи, друг, мои дела действительно так плохи?
— А чего ты хотел? — пожал плечами Хулио. — Едва оказавшись в джунглях, первое, что ты сделал — это поздоровался с «портным сатаны», а твой друг напросился на обед к анаконде. Ребята, скажите мне, как два таких конченых ботаника оказались здесь посреди джунглей? Вы же шагу не можете ступить, чтобы не вляпаться в какую-нибудь хрень! Вы чисто теоретически не смогли бы добраться до того места где мы с вами сейчас находимся. Откуда вы здесь взялись, с луны свалились?
— Может быть, ты перестанешь болтать и сделаешь хоть что-нибудь для спасения этого парня? — прервал его Сенсей.
— Я же уже сказал, что у него нет шансов, — обиженно пожал плечами Хулио. — Я же не создатель всего сущего, чтобы творить чудеса! Можно попытаться в какой-то степени нейтрализовать действие яда прижиганием. Но в организме этого парня его такое количество, что можно слона убить!
— И что ты предлагаешь? — хмуро спросил Влад.
— Я знаю от этого лишь одно средство, но оно тебе не понравится!
— Ну и какое же?
— Пристрелить, чтобы не мучился, — честно ответил Хулио.
— Я лучше пристрелю тебя, чтобы не мучиться, слушая твое нытье! — возмутился Сенсей. — А ну, разводи костер и прижигай ему укус!
— Как скажешь, мой белый господин! — смиренно склонив голову в шутовском поклоне, ответил Хулио.
— Бессердечная скотина! — воскликнул Сенсей и принялся собирать хворост для костра.
Вскоре на берегу весело трещал сырыми ветками костер, а Хулио присев возле него накаливал на огне нож.
— Это плохо, — Влад кивнул в сторону стелящегося вниз по реке дымного облака. — По воде запах дыма разносится на многие километры. Томиноферы по нему нас вмиг вычислят! Нужно уходить отсюда как можно скорее.
Неожиданно за спиной у них раздался низкий стон, в котором угадывалось нечеловеческое страдание. В воздухе явственно запахло горелым мясом. Это Хулио прижигал французу укус.
— Ну вот, потерял сознание! — недовольно проворчал коротышка, бинтуя сожженное место на руке Огюста. — Придется тащить его на себе. Самое обидное, что все это бестолку, я же предупреждал!
— Заткнись, нравственный урод! — прикрикнул на него Сенсей. — Если в следующий раз, какая-нибудь ядовитая тварь цапнет тебя, я сразу начну тебя закапывать, не дожидаясь, когда ты окочуришься!
Движение отряда существенно замедлилось из-за Огюста, которого попеременно несли на наспех сделанных их жердей носилках. Состояние его ухудшалось буквально на глазах. Место укуса распухло и почернело. Кисть и предплечье, по мере распространения яда, стали синюшного оттенка и вздулись до пугающих размеров. Малейшее прикосновение к ним вызывало сильнейшую боль. Джунгли время от времени оглашались тоскливым стоном Огюста, когда его носилки подпрыгивали на очередной кочке. Если бы томиноферы находились где-нибудь неподалеку, они непременно обнаружили бы отряд.
Ближе к ночи, когда стали готовиться к ночлегу, опухоль у Огюста перешла на плечо и уже стала подбираться к шее. Все понимали, что от шеи совсем недалеко до головы. Даже такому заправскому оптимисту, как Сенсей стало понятно, что француз не жилец и его уход, всего лишь вопрос времени.
Надо отдать должное Хулио, он благоразумно молчал и даже оставил свои дурацкие комментарии относительно целесообразности спасения заведомо обреченного Огюста. Более того, он потратил уйму времени на то чтобы отыскать в густых зарослях какую-то хитрую травку листья которой, разжевав, наложил на рану француза. По его словам, таким образом, местные индейцы пытались лечить укусы «портного сатаны».
На вопрос много ли народу исцелилось при помощи этого нехитрого снадобья, он уклончиво пожал плечами. Неизвестно, то ли больной настолько умаялся, что уже был не в состоянии стонать, то ли подействовал индейский рецепт, но Огюст уснул. Хотя быть может, он просто провалился в тяжелое забытье, вызванное страшным токсином продолжающим отравлять его организм.
Тем не менее, его сон был воспринят остальными, как добрый знак и встречено с большим оптимизмом. Сенсей даже взял на себя смелость во всеуслышание заявить, что наступил переломный момент, и француз теперь пойдет на поправку. Однако Хулио и Константин явно не разделяли его дилетантскую точку зрения. Они лишь обменялись понимающими взглядами, но сочли за лучшее промолчать.
Наутро Огюста не стало. Видимо он умер сразу же за наступлением полуночи, потому что его тело успело остыть и задубеть. Страшная одутловатая синюшность уже охватила одну половину его лица. Можно было не сомневаться, что и внутри черепной коробки, яд ужасного паука сделал свое черное дело.
Огюста похоронили в глубокой могиле, навалив сверху кучу камней, чтобы зверье не добралось до тела. Хотя, по словам Хулио, ни один даже самый голодный зверь никогда не прикоснется к падали пропитанной ядом страшного паука.
После этого скорость продвижения отряда существенно возросла и уже через два дня они достигли передового поста лагеря повстанцев. Как Стилет и обещал, лагерь был срочно перенесен далеко в джунгли, к самому предгорью высокого скалистого хребта. Встречать вернувшихся высыпали все обитатели партизанского поселения от мала до велика.
Сенсей и Влад глазами жадно искали Ольгу но не находили, до тех самых пор пока она неожиданно не оказалась прямо перед ними. За время их отсутствия она превратилась в самую настоящую латиноамериканку. Светлые волосы были собраны под яркой цветастой косынкой, как и у всех замужних женщин. На ее ладной фигуре прекрасно сидела широкая юбка. Жакет в талию, с глубоким вырезом, выгодно подчеркивая ее прелести, которые просились наружу.
Повиснув на шее у Сенсея, Ольга неожиданно разрыдалась. Тот обнял ее и принялся успокаивать, спрашивая при этом, кто посмел ее обидеть? Но лучше бы ему этого было не вовсе не говорить, потому что Ольга, оторвавшись от него, ловко по-кошачьи влепила ему звонкую пощечину.
— Ты меня обидел и этот урод тоже! Вы должны были взять меня с собой, а не оставлять здесь сходить с ума от безвестности!
После этого Влад получил свою порцию оплеух.
Но как бы, то, ни было, мир был, наконец восстановлен. Ольга больше не сердилась на друзей, или делала вид, что не сердится. Правда для этого им пришлось поклясться, что больше они никогда не оставят ее одну, ни при каких обстоятельствах.
Глава 22
Константин остро переживал потерю своего французского друга. За время плена он сдружился с Огюстом. Несмотря на то, что воспоминания об их деятельности в Дахау приятными назвать было никак нельзя, тем не менее, он остро чувствовал отсутствие товарища.
Огюст был для него родственной душой, таким же изгоем, как и он сам. И еще неизвестно, как сложились бы их судьбы, если бы они ухитрились выжить, там в сорок пятом году, после разгрома фашистской Германии. Скорее всего, их судили бы, как пособников военных преступников, проводивших бесчеловечные опыты над заключенными концентрационного лагеря. Так что пуля или веревка им были бы обеспечены. Судьба распорядилась так, что Огюсту достался смертельный укус южноамериканского паука, повлекший за собой долгую мучительную смерть.
Константин воспринимал это философски, как своего рода справедливое воздаяние за все то, что вольно или невольно творил в лагере француз. О том, какую плату придется заплатить лично ему, он старался не думать. Слишком высока могла оказаться цена за его верную службу изуверу в медицинском халате Артуру Нойберту.
Рассказ Константина о созданной Огюстом в немецком плену «пиле времени» был воспринят основной массой слушателей с недоверием. Лишь те, кто сам соприкоснулся с путешествиями во времени, отнеслись к его рассказу серьезно. Во всяком случае, у Сенсея и Ольги сомнений в его правдивости не возникало. Они просто восприняли эти сведения как данность, не требующую никаких подтверждений.
Зато в лице Хулио, Константин обрел благодарного слушателя, который мог часами выспрашивать у него подробности их злоключений с Огюстом в лагере и во временном пространстве. Мало-помалу Константин сдружился с коротышкой и вскоре они стали закадычными друзьями. Они могли просиживать ночи напролет, выискивая малейшую возможность нанести томиноферам хоть какой-то урон. Командир повстанческого отряда, Пабло с изрядной долей иронии смотрел на их ночные посиделки и умственные потуги, не поощряя, но и не препятствуя их.
И вот однажды, когда солнце почти закатилось за кроны высоких деревьев, а на джунгли опустились длинные густые тени, Хулио с вытаращенными от переполнявших его эмоций глазами, влетел в хижину Пабло.
— Командир, нужно срочно трубить сбор! — выпалил он с места в карьер.
Пабло, который в этот момент, что-то обсуждал с Владом, склонившись над картой местности, недовольно поднял голову.
— Ты что перебрал текилы? — строго поинтересовался он. — Не видишь, мы делом занимаемся?
— Бросайте вашу мышиную возню, у меня есть кое-что получше! — радостно заржал Хулио. — Не то что ваши стрелялки с догонялками.
— Я смотрю, тут одной текилой не обошлось, — раздраженно проворчал Пабло. — Хулио, откуда в отряде дурь? Я же предупреждал, что снесу башку любому, если увижу обдолбанным! Луис, а ну-ка принеси мне мачете!
— Какая дурь, Пабло? Детьми клянусь, ты же знаешь что я после того случая, в глухой завязке! — возмутился коротышка. — Насчет текилы не отрицаю, да принял, но чисто для запаха!
— В-первых у тебя нет детей! И никогда не будет, если ты будешь пить, как не в себя, всякую дрянь! Во-вторых, говори, что там у тебя? Только быстро, а то Луис сейчас принесет мачете, и я могу не сдержаться и отрезать тебе язык.
— Мы с Константином, кажется, придумали, как уничтожить томиноферов! — выпалил Хулио.
— Ты это серьезно? — набычившись, спросил Пабло. — Если это твой очередной пьяный розыгрыш, то он может оказаться для тебя последним.
— Нет, он говорит правду, — вошел в хижину Константин, который все это время тактично стоял снаружи. — Как мне кажется, идея стоит того, чтобы ты узнал о ее существовании.
— Да и неплохо было бы пригласить, всех тех, кто в теме, — встрял Хулио. — Ольгу и Сенсея! Нам может пригодиться их совет. Быть может еще капитана тороида, а? Пабло, как ты думаешь?
— Никаких перебежчиков! — отчеканил Влад. — Если он с такой легкостью предал томиноферов, то спасая свою шкуру, легко предаст и нас!
— Не лишено смысла, — кивнул Пабло, оборачиваясь на вошедшего в хижину Луиса, в руках которого было тяжелое мачете. — Луис, позови Стилета, Сенсея и Ольгу, и как можно быстрее. Постой, оставь мачете! Не исключено что оно мне еще может понадобиться.
После этого Пабло и Влад вернулись к своей карте и принялись вполголоса обсуждать, предстоящую операцию. Повстанцы продолжали регулярно наносить удары по томиноферам, несмотря на то, что по своему эффекту, они были сопоставимы разве, что с комариными укусами. Но Пабло просто не мог сидеть, сложа руки, в, то время, когда гибель его родных и близких, требовала отмщения. А в силу того, что Пабло причислял к родным и близким все человечество, остановить его было невозможно. Тем не менее, в самом начале, Влад на правах кадрового военного пытался вразумить бывшего наркобарона, посетовав ему на то, что любая их вылазка может оказаться последней. Более того, она может закончиться жестоким уничтожением всего повстанческого лагеря, включая беззащитных женщин и детей.
После этого у них состоялся долгий и очень жесткий разговор, после которого Влад навсегда оставил затею с попыткой уговорить Пабло сменить тактику ведения партизанской войны. Как бы то ни было, благодаря этому нелицеприятному разговору были расставлены все точки над и, а собеседники честно высказали друг другу свое мнение. Это привело к тому, что Пабло с тех пор не принимал ни одного ответственного решения, предварительно не посоветовавшись с Владом, авторитет которого после того разговора существенно вырос в его глазах.
Стилет, поначалу довольно ревниво отнесшийся к появлению у командира нового военного советника, вскоре убедился, что русский совершенно чужд каких бы то ни было амбиций, и успокоился. Тем более, что ничего кроме пользы общему делу это сотрудничество не приносило. Наличие опытного боевого офицера в штабе повстанческого отряда позволило качественно улучшить боевую подготовку повстанцев, а также планирование и проведение диверсионных операций против пришельцев.
Когда все приглашенные, наконец, собрались Хулио взял слово:
— Как вам, должно быть, хорошо известно я достаточно давно штудирую язык пришельцев, которых с легкой руки русских, мы начали называть томиноферами. Я уже давно приглядываюсь к информационным порталам, которые можно условно назвать «межмировой барахолкой» или «клоповым рынком». Там продается и покупается все что угодно. Проведя сравнительный анализ, я вывел некую любопытную закономерность. Выяснилось, что человеческая цивилизация, времен своего расцвета, мало чем отличалась от цивилизаций и рас, консолидирующихся в межмировое сообщество. Хотя никакое это не сообщество, на самом деле у них там каждый сам за себя.
— Ближе к делу! — поторопил Пабло. — Ты зарулил очень издалека. Какое отношение все это имеет к грядущей гибели томиноферов?
— Да, самое прямое! — неодобрительно глянул на него коротышка. — И у нас и у них самыми высокооплачиваемыми и востребованными на рынке являются товары и услуги запрещенные законом.
— Ты это случаем не о проституции говоришь? — недоуменно глянула на докладчика Ольга.
— Межвидовая проституция — это всего лишь частность, хотя и приносящая огромные доходы, — довольно кивнул Хулио. — Но я хочу остановиться на другом. На нелегальных «барахолках» межмирового сетевого пространстве повышенным спросом пользуются наркотики гормонального происхождения. Они разлетаются просто на ура!
— Чего, чего? — недоуменно нахмурил лоб Сенсей, честно пытаясь понять услышанное. — А это еще, что за пакость такая?
— Если позволите, — поднялся со своего мест Константин. — Я в силу ряда щекотливых причин, последние несколько лет, довольно плотно занимался проблемами, идущими параллельно с теми, о которых только что доложил коллега Хулио.
— Профессор, ты не на кафедре! — поторопил его Стилет. — Перед тобой не ученые мужи, а простые бандиты, то есть, повстанцы! Поэтому нельзя ли попроще, пока у меня не кончилось терпение?
— А если короче, то я, пожалуй, знаю, как уничтожить томиноферов, — задумчиво пробормотал Константин. — Правда, делать такие скоропалительные заявления, еще рано. По той причине, что я не могу гарантировать стопроцентного успеха, но обещаю сделать все что могу. Не буду вдаваться в подробности, но боюсь, что без вашей помощи, друзья, нам с Хулио не обойтись.
— Что мы должны делать? — решительно перешел от слов к делу Пабло.
— Мне понадобятся кое-какие железы внутренней секреции томиноферов, — будничным тоном сказал Константин, так словно речь шла о чем-то совсем обыденным.
— То есть ты хочешь, чтобы мы притащили тебе сюда томинофера? — спросил Стилет.
— Это было бы очень хорошо, — фыркнул Хулио, которому надоело непривычно долго молчать. — Но мы понимаем, что это трудновыполнимо.
— Ничего ты не понимаешь, гений хренов! — презрительно расхохотался Стилет. — Это не трудновыполнимо, это вообще невыполнимо, если тебе интересно мое мнение! Даже если нам удастся выкрасть томинофера, как мы попрем такую тушу через все джунгли по пересеченной местности? Ты об этом подумал?
— Мой друг, Хулио, несколько погорячился, — Константин миролюбиво поднял руки. — На первых порах нас вполне устроит, свежеоотрезанная голова томинофера.
— Ни хрена себе, час от часу не легче! — воскликнул Сенсей.
— Прошу простить мою непробиваемую тупость, — подала голос Ольга. — Но я всего лишь глупая женщина. Скажи мне, зачем вам понадобилась голова томинофера, да еще свежеотрезанная?
— Ну как же, ты не поймешь? — возмутился Хулио. — Константин выделит из его желез аналог гонадотропного морфина. Это такой естественный наркотик вырабатываемый организмом человека и прочих гуманоидов, для преодоления стрессовых ситуаций. Грубо говоря, если ты вдруг зарядишь мне коленом по яйцам, я взвою от боли. А чтобы я совсем не подох от болевого шока природа придумала этот гонадотропный морфин, который сразу же будет, впрыснут мне в кровь железами внутренней секреции. И после этого будет мне уже не так больно, и я возможно останусь живым.
— Совершенно верно, наркотики естественного происхождения — это защитный механизм человеческого организма, — поддержал друга Константин.
Хулио благодарно кивнул:
— А мы исходим из того, что томиноферы слепили нас с самих себя. Следовательно, у них в организме тоже имеется аналог этой дури естественного происхождения. Выделив это вещество, мы химическим путем значительно усилим интересующие нас свойства. После чего я выставлю его на межмировую «барахолку», как дурь нового поколения!
— То есть, если я правильно поняла, ты хочешь намекнуть, кое-кому, что неплохо бы использовать самих томиноферов в качестве сырья? — сделав круглые глаза, спросил Ольга.
— Именно! — восторженно взвизгнул Хулио.
— Оригинально! — по достоинству оценил Пабло взлет мысли. — Стилет собери ребят, и будьте готовы завтра утром отправиться на охоту за головами!
Глава 23
Несмотря на то, что Стилет сам отбирал бойцов для предстоящего задания, Хулио все же напросился к нему в группу. Кроме них там был Сенсей, капитан тороида, его помощник и еще три повстанца. Бывших вражеских пилотов Стилет взял с собой умышленно. Он так до конца и не поверил в их чистосердечное раскаяние и решил на деле испытать их лояльность повстанческому движению. По такому случаю, он даже выдал им оружие.
Памятую про Ольгины истерики, друзья решили, что кто-то один из них будет всегда рядом с ней. Поэтому на этот раз идти выпало Сенсею, а Влад остался в лагере. Это помогло избежать изматывающих душу сцен прощания, но Ольга все равно всплакнула и вязла с Сенсея слово, что он будет беречь себя. Ночь, предшествующую расставанию, они провели весьма бурно.
Охотники за головами вышли рано утром, когда солнце еще только позолотило зеленый купол джунглей. Весь лагерь еще спал, за исключением часовых. Углубившись во влажные от утренней росы заросли отряд двинулся прямиком в сторону Черного города.
По первоначальному замыслу Стилета они должны были расположиться возле какой-нибудь дороги и попытаться захватить томинофера. Но зануда Хулио сразу же добавил ложку дегтя к бочке меда. Он сказал, что за три дня пути, их трофей, то есть голова томинофера, на жаре безнадежно испортится и будет никуда не годен. Разозлившийся Стилет накричал на коротышку, что-то в том роде, что рефрижератор на колесах ему никто не приготовил. На что тот пожал плечами и вполне резонно заметил, что тогда можно вообще не затевать эту вылазку, если она заранее обречена на нулевой результат. Лично он с большим удовольствием дул бы текилу у себя в лаборатории в обществе Константина и философствовал на отвлеченные темы, чем тащился бы по колено в грязи черт те куда, и неизвестно зачем. Он еще хотел добавить про тупого командира, но вовремя сообразил, что это уже будет явный перебор. У Стилета и так уже глаза от бешенства повылазили из орбит, при этом он еще нервно хватался за рукоятку длинного острого ножа висевшего у него на поясе.
Сделав поправку в свои планы с учетом пожеланий Хулио, Стилет, удалившись от лагеря на расстояние равное одному дню пути, принялся кружить в поисках патруля томиноферов. Раньше для этих целей пришельцы использовали ксеносервусов, но теперь перебив их всех до единого вынуждены были сами заниматься грязной работой. Но они и тут нашли выход. Если их прислужники передвигались пешком, то гиганты привлекли для этого дела небольшие мобильные вездеходы. Хотя слово «небольшие», с учетом того, что каждая такая машина была рассчитана на транспортировку четверых томиноферов, звучало, по меньшей мере, странно.
Как остановить мощную бронированную машину, Стилет представлял довольно-таки слабо, поэтому решил действовать по обстоятельствам. А то, что эти обстоятельства рано или поздно возникнут, он нисколько не сомневался.
Вскоре они вышли на проселочную дорогу сплошь изъезженную огромными шипованными протекторами томиноферовских вездеходов. Судя по всему, движение здесь было достаточно оживленное. Рассредоточившись вдоль дороги, по двое, так чтобы находиться в пределах прямой видимости они залегли в кустах и стали ждать.
Если бы не реппелент собственного изобретения Хулио, москиты давно сожрали бы охотников за головами заживо. По тому, как гнус старательно облетал их, было видно, что снадобье получилось отменное. Никто так и не рискнул спросить Хулио, чем обусловлен такой убойный эффект реппелента, а попросту говоря, что за гадость он в него сунул?
За первый день патрули два раза проезжали по дороге, мимо застывших в оцепенении разведчиков. И каждый раз скорость вездеходов была достаточно высока. Из этого следовал вывод, что томиноферы, несмотря на свои пугающие габариты и мощное вооружение чувствуют себя неуверенно.
С наступлением сумерек всякое движение патрулей прекращалось и не возобновлялось вплоть до рассвета. За те несколько дней, что охотники провели в джунглях, им так и не удалось выявить никакой системы в передвижении патрулей. Патрульные вездеходы могли проехать по дороге, раз пять за день, а иногда показывались всего пару раз. Видимо все это патрулирование проводилось чисто для отвода глаз. Никто из томиноферов не спешил сложить голову тогда, когда миссия по зачистке фермы Терра от людей была фактически завершена.
Наконец Стилет посчитал, что собранной ими информации достаточно для того, чтобы перейти к фазе активных действий. Выставив посты спереди и позади облюбованного им участка расстоянием в полкилометра, он начал готовиться к нападению на патруль. При помощи, захваченной из лагеря мотопилы и топоров, по обе стороны дороги были надпилены стволы самых больших деревьев с таким расчетом, чтобы при падении они неминуемо рухнули прямо на дорогу. Имевшиеся брикеты тротила Силет расположил вдоль дороги, снабдив их взрывателями которые должны были сработать от растяжек из крепкой нейлоновой нити, тщательно спрятанных им в придорожных кустах. Проходы в минных полях он пометил, сделав зарубки на коре деревьев стоявших в пространстве между растяжками.
Когда все было готово, они приготовились к встрече гостей. Томиноферы словно чувствуя подвох, не спешили. День уже сильно перевалил за половину, когда вдалеке послышался шум вездехода. В тот момент, когда огромная шестиколесная махина показалась в пределах прямой видимости, Стилет скомандовал приготовиться. Когда транспорт поравнялся с первой группой, огромный ствол с душераздирающим скрипом рухнул прямо перед его бампером. Не успев сбросить скорость, вездеход со всего размаху врезался в легшее поперек дороги дерево. От удара вездеход подбросило и откинуло назад.
Водитель попытался протаранить неожиданное препятствие, но у него ничего не вышло. У Стилета хватило ума свалить не легкое бальсовое дерево, а настоящее «железное» дерево. Древесина, которого была настолько плотной и тяжелой, что тонула в воде.
Оставив бесплодные попытки столкнуть тяжелый ствол прочь с дороги, водитель вездехода включил заднюю скорость и начал пятиться. Но сделано этот было недостаточно быстро, потому что в следующую секунду позади него рухнули сразу два ствола, намертво перекрыв дорогу назад. Теперь вездеход оказался заблокирован между двумя непреодолимыми преградами. Пару раз, ткнувшись вперед и назад, вездеход остановился. В верхней части его загремел, отъезжая в сторону, тяжелый люк и из него выбрался огромный томинофер облаченный с ног до головы в бронированный боевой скафандр.
Едва гигант спрыгнул на броню, как прямо на вездеход обрушился толстый ствол «железного» дерева. Удар был настолько сильный, что томинофера сбросило с брони на землю, а сам вездеход глубоко впечатало во влажный грунт дороги. Рухнувшее дерево раскололось от удара об вездеход на две половины. Поверженный томинофер рывком вскочил на ноги и тревожно огляделся, выставив впереди себя ствол незнакомого повстанцам оружия. Так как никто не атаковал его, и опасности со стороны вроде бы не было он отступил в сторону вездехода и проревел что-то в сторону люка.
— Говорит, чтобы вылез еще один! — горячечным шепотом перевел Хулио. — Они попытаются разобрать нашу баррикаду! А третий в это время будет прикрывать их из люка.
— Прекрасно! — потирая руки, воскликнул Стилет. — На такую удачу я даже не рассчитывал!
В это время из вездехода выбрался второй монстр. Вдвоем они сбросили с вездехода обломки дерева и направились в сторону переднего завала. В люке появилась голова третьего томинофера, в руках он сжимал какую-то длинную трубу, самого устрашающего вида…
Стилет, что-то прошептал на ухо одному из своих бойцов и протянул ему несколько брикетов взрывчатки стянутых между собой скотчем. В один из них был утоплен взрыватель от обычной армейской гранаты с кольцом. Повстанец кивнул в знак того, что все понял и взяв тротил нырнул в кусты.
— Так, а теперь нужно будет ему немного помочь! — прошипел Стилет, нагнувшись к старшему пилоту. — Давай, кэп, твой выход! Отойди подальше в чащу и шарахни там из автомата! И сразу же беги в сторону, понял?
Капитан тороида молча, кивнул и, перехватив автомат, двинулся в сторону от дороги, забираясь в самый бурелом.
— А ты не боишься, что он сейчас предупредит своих хозяев? — шепнул Стилету Сенсей.
— Сейчас узнаем! — иронически хмыкнул тот.
И в это время оттуда, где только, что исчез капитан прогорохатала автоматная очередь. Томинофер торчавший из люка направил свою трубу в ту сторону, откуда пришел звук и выстрелил. Хотя, вернее будет сказать, плюнул. Плюнул струей всепожирающего дымного огня, сразу же спалившего всю листву на своем пути, оставив лишь обожженные стволы деревьев. Раздался истошный крик горящего заживо капитана, после чего все стихло.
И тут вездеход потряс взрыв. Это повстанец, подкравшись сзади, зашвырнул в открытый люк связку тротила, не позабыв выдернуть из взрывателя кольцо. Торчащего в люке томинофера вышибло из него, словно пробку из бутылки шампанского. Саму машину раздуло изнутри как бомбажную консервную банку. Из люка подбитого вездехода повалил густой черный дым. Когда томинофер приземлился на собственную голову, оказалось что у него по колени оторваны обе ноги. Впрочем, для него это уже не имело большого значения, потому что в процессе падения он сломал себе шею.
Нужно отдать им должное, двое томиноферов, что собирались разбирать завал, быстро сориентировались и, встав спина к спине, открыли огонь. Из их короткоствольных аппаратов вылетали яркосветящиеся шары, размером с яблоко среднего размера. Наткнувшись даже на самое незначительное препятствие, включая листву, они с оглушительным хлопком взрывались, распадаясь на мелкие острые части.
За считанные секунды они успели накрыть приличную площадь на все триста шестьдесят градусов вокруг них. В результате из всего отряда в живых остался лишь сам Стилет, Сенсей, помощник капитана и как ни странно еще Хулио. Остальные погибли плотно нашпигованные остроконечной скорлупой разрывных снарядов.
Стилет, Хулио и пилот залегли на расстоянии двух метров друг от друга. Сесней же оказался вообще на противоположной от них стороне дороги. Там где он и еще двое повстанцев валили деревья на дорогу. Теперь он остался один. Укрывшись за здоровенным свежим пнем поваленного дерева, он вжался в землю, ожидая града смертоносных осколков.
Но томиноферы видимо посчитав, что выкосили всего противника, прекратили стрельбу. Теперь они внимательно вслушивались в тишину, прикидывая, куда бы перенести огонь. Но четверо выживших повстанцев старались не давать им для этого ни малейшего повода. Наконец видимо решив, что противник уничтожен томиноферы подошли к своему убитому товарищу. Пока один из них прикрывал, второй присел возле тела и, отстегнув с его головы, шлем, убедился, что тот безнадежно мертв. Поднявшись, он рявкнул что-то неразборчивое, и они зашагали в сторону джунглей держа оружие наизготовку.
Стилет, Хулио и пилот с облегчением поняли, что гиганты удаляются в противоположную сторону. Но их тут, же ожгло понимание того, что томиноферы двигаются прямиком в сторону Сенсея. От них его теперь разделяло метров десять низкорослых кустов, своего рода подлесок. Вся надежда была на растяжки расставленные там. Но, во-первых, было неясно, достаточно ли будет мощности взрывчатки, чтобы свалить томинофера закованного в броню? А, во-вторых, был еще большой вопрос, нарвутся ли гиганты на протянутые под кустами нейлоновые шнуры?
Прогремевшие один за другим несколько взрывов ответили сразу на оба вопроса. Да, томиноферы напоролись на растяжки. Одному из них сразу оторвало ступню. Второй отпрыгнул в сторону для того чтобы зацепиться за очередной нейлоновый шнурок. В результате, оставшись без ноги, он рухнул на землю и попал головой еще на одну растяжку.
Джунгли огласились диким ревом оставшегося в гордом одиночестве гиганта. Сенсей находящийся на расстоянии прямого выстрела видел, как тот отстегнул шлем и, подняв ствол небольшого тупорылого предмета, направил его себе в рот. Не дожидаясь, когда тот разворотит себе голову, он прицелился и вогнал ему в затылок короткую очередь. Томинофер дернулся и тут же затих.
Трое оставшихся в живых, охотника за головами, выбрались из засады. Хулио которого трясло от перенесенных волнений, последовательно осмотрел томиноферов. У всех троих, в той или иной степени были повреждены головы. Больше всего пострадал тот, что упал лицом на растяжку. От его головы вообще мало что осталось.
Сесней также отличился, развесив содержимое черепа гиганта по близлежащим кустам. В конце концов, Хулио остановился на томинофере, которго взрывом выбросило из вездехода. Его голова также сильно пострадала, но она, по крайней мере, производила впечатление целой.
К концу следующего дня «охотники за головами» вернулись в лагерь. Их потери составили четыре человек. Но миссия была выполнена. За плечами Сенсея висел мешок, в котором лежала окровавленная голова томинофера.
Глава 24
Константин с Хулио, подхватив мешок с ужасным трофеем, который добыли охотники за головами, потащили его в лабораторию. Несмотря на претенциозное название — это была обычная хижина, в которой на грубых столах и стеллажах было свалено все околонаучное оборудование коротышки. Поэтому среди повстанцев его лаборатория была больше известна под названием сарая Хулио.
Довольно бесцеремонно вывалив на стол содержимое окровавленного мешка, Константин брезгливо повертел носом.
— В самом деле, она уже пованивает или это мне только кажется? — спросил он, кивнув на голову томинофера. — Если процесс разложения зашел так далеко у нас вряд ли что получится.
— Вот только не надо говорить об этом Стилету! Он потерял четверых людей и сейчас в бешенстве. Если ты сейчас скажешь ему, что все его старания были напрасны, боюсь, наука потеряет в твоем лице большого ученого! — предостерег друга коротышка от необдуманного поступка.
Константин ничего на это не сказал и приступил к разделке трофея. Специальных инструментов у Хулио не оказалось, поэтому в дело пошел обычный плотницкий инструмент.
Провозившись около часа, Константин отложил в сторону нож и тяжело вздохнув, сказал Хулио:
— На данном этапе я сделал все что мог, теперь мне понадобится твоя помощь.
После этого ни Хулио, ни Константина не было видно несколько дней. Они дневали и ночевали в лаборатории. Если бы они могли, то заперлись изнутри, чтобы им никто не мешал. Но так как в хижине дверь не была предусмотрена конструкцией, сделать это было проблематично.
Время от времени к ним заходили Пабло, Стилет, Ольга и Сенсей с Владом.
У всех на языке вертелся один единственный вопрос:
— Ну как?
Для всех визитеров существовала одна и та же лаконичная форма ответа:
— Делаем, все что можем!
После этого надоедливые посетители глубокомысленно кивали и на цыпочках удалялись из хижины.
Хулио только посмеивался им вслед, приговаривая:
— Дурацкий вопрос — дурацкий ответ!
Хотя коротышка на первый взгляд производил впечатление шута горохового и был подвержен пагубному пристрастию к самогону из агавы, все же он был настоящий гений. И Константин имел возможность убедиться в этом не раз. Творческая мысль Хулио бурлила и фонтанировала с силой только что открытого нефтяного месторождения. Если Константин по природе своей был аккуратистом систематизатором, то Хулио являлся в их научном тандеме неиссякаемым источником идей.
Что более всего поражало Константина, так это то, что коротышка относился к гениальным эскападам и кульбитам своего мозга в высшей степени несерьезно. Сам он едва успевал записывать все нетривиальные идеи Хулио, который не придавал им большого значения. Между тем, по глубокому убеждению Константина, каждая вторая идея гениального латиноамериканца после серьезной доработки могла смело претендовать на Нобелевскую премию. В том старом добром мире, который был до пришествия томиноферов.
Причем область интересов Хулио была поистине необъятна. Он словно гигантская губка, жадно впитывал в себя любую, на первый взгляд, казалось бы, совершенно бесполезную, незначительную информацию. Отлежавшись у него в голове, положенное время, она вдруг неожиданно оказывалась именно тем микроскопическим кристалликом, из которого Хулио выращивал огромный блестящий кристалл, который затем превращал в краеугольный камень очередной гениальной идеи.
Фундаментальные познания Хулио в деле производства синтетических наркотиков и их производных были поистине бесценны. Знания ранее служившие для того чтобы наживаться на несчастных, подверженных страшному пороку наркомании, парадоксальным образом оказались востребованы сейчас, когда от человечества остались лишь жалкие крохи. И этим оставшимся людям, сейчас не было никакого дела до дури в любом ее проявлении. Перед ними стояла цель выжить любой ценой. А с одурманенной головой и трясущимися руками нечего было и думать об этом.
И вот, наконец, Хулио и Константин, однажды, заявились к Пабло. Лица их лучились самодовольством.
— Кажется, у нас уже кое-что вытанцовывается! — с места в карьер заявил Хулио.
— Я собственно, не особенно и сомневался в этом, — ободряюще улыбнулся Пабло. — И что теперь?
— Мы неожиданно столкнулись с неразрешимой проблемой, — признался Константин. — Испытания нашего препарата мы проводили на себе. В разумных пределах разумеется! На уровне микродоз.
— Командир — это просто нечто! Будь у нас эта дурь лет этак десять назад! С ее убойным эффектом мы бы поставили всех америкосов на колени! — восхищенно возопил Хулио.
— А я вижу, ты микродозами не ограничивался? — кисло улыбнулся Пабло. — Сколько раз тебе можно повторять, не шути с этим! Для нас всякая дурь — это далекое прошлое, пройденный этап в истории человечества.
— А я что для себя? — искренне возмутился Хулио. — Я же для дела старался!
— Все проехали, я сказал — ты услышал! — сердито отрезал Пабло. — Так, что там за неразрешимая проблема у вас вдруг нарисовалась?
— Отчасти Хулио уже обрисовал ее, в общих чертах, — неловко переминаясь с ноги на ногу, ответил Константин. — Вопрос окончательной обкатки препарата завис в воздухе. Нам нужен живой и здоровый томинофер, для того чтобы протестировать на нем наш конечный продукт.
Услышав это, Пабло чуть не подавился чаем, который в этот время прихлебывал из чашки.
— Вы в своем уме? — возмущенно вскричал он, едва откашлялся. — Ваша последняя прихоть стоила мне четверых человек! А реального эффекта до сих пор, как не было, так и нет! Одни только обещания, которыми я уже сыт по горло!
— Босс, но мы, же не можем запустить нашу хрень на межмировую «барахолку», предварительно не обкатав ее! — искренне удивился Хулио. — Человеческий организм — это одно, а мозги пришельцев совсем другое. Откуда мы знаем, как они будут реагировать? Я считаю, что просто необходимо испробовать нашу микстуру хоть на ком-то отличном от нас!
— Все, разговор окончен! Идите и запускайте вашу муть на «барахолку» в том виде, в каком она у вас имеется! — взревел доведенный до белого каления Пабло, тряхнув своим «конским хвостом», словно пришпоренный мустанг. — Если ваша идея сработает — хорошо, не сработает — плакать я не буду!
Константин хотел было что-то возразить, но Хулио зная, что в таком состоянии Пабло лучше не перечить, подхватил друга за локоть и увел его от греха подальше.
После ухода яйцеголовых Пабло какое-то время нервно барабанил пальцами по столу. Немного успокоившись и отбросив эмоции, он был вынужден признать, что этот чертов коротышка, как всегда был прав. Слишком много было поставлено на карту, чтобы сворачивать с полпути, за который и так уже было заплачено четыре жизни. А сколько еще предстоит заплатить? В сердцах плюнув, Пабло решительно вышел из хижины. По пути прихватив Стилета и троих русских, он прямиком направился во владения Хулио.
В лаборатории, судя по всему, готовилась пьянка. Пребывая в расстроенных чувствах, Хулио разливал текилу по кружкам из большой глиняной фляги, оплетенной прутьями. Друзья пребывали в отвратительном состоянии духа, после того как на их гениальном проекте был поставлен жирный крест. Продолжать дальше было просто бессмысленно. В связи с этим Хулио предложил надраться до оловянных глаз, чтобы заглушить обиду. Константин охотно поддержал друга в этом благородном начинании.
Хмуро оглядев пришедших, коротышка неприветливо спросил:
— Чего надо?
— У тебя еще кружки есть? — спросил Пабло.
— Там в шкафу посмотри, должны быть, — ответил тот и уселся на деревянный чурбак, заменявший ему стул.
Пабло вернулся с двумя кружками, по пути брезгливо вытряхивая из них дохлых мух.
— Плесни нам своего пойла, жмот! — не то попросил, не то приказал он.
— Тебе надо, ты и наливай! Я к тебе в официанты не нанимался! — презрительно фыркнул Хулио и залпом выпил свою кружку, справедливо полагая, что она может оказаться последней.
Константин для того чтобы разрядить обстановку встал и поспешно наполнил кружки. Пабло по-хозяйски роздал выпивку вновь пришедшим, взяв себе кружку Хулио. После этого, не чокаясь, выпили.
— Ух, ну и дрянь же! — пробормотал Влад, которого передернуло от забористого самогона.
— Не нравится, не пей! Нам больше достанется! — злобно покосился на него Хулио. — И вообще вас сюда никто не звал!
— Ладно, кончай дуться! — прикрикнул на него Пабло. — Мы пришли обсудить, насколько целесообразно тащить в лагерь живого томинофера.
— Вам надо, вы и обсуждайте! — с деланным безразличием пожал плечами Хулио. — Мне, лично, ваш томинофер не нужен! Ни живой, ни дохлый! Константин, тебе томинофер нужен? Вот, и ему это тоже неинтересно!
— Вы ведете себя, словно две обидчивые вздорные бабы! — заметила Ольга, подозрительно нюхая пойло, которое в ее кружке так и осталось нетронутым.
— А тебе, сестренка, лучше было бы вообще помолчать, — скривился, словно от зубной боли Хулио. — Я же не лезу к тебе с высокой моралью, по поводу того, что ты живешь с двумя мужиками!
Сенсей с Владом синхронно дернулись в сторону правдолюба, но Ольга, положив руки им на плечи, сдержала их благородный порыв.
— Спасибо, что напомнил! — расхохоталась она. — А то я тут себе третьего мужика присматриваю. Может, ты подойдешь?
Хулио злобно зыркнул в ее сторону, потом рот его сам собой пополз на сторону. И неожиданно коротышка, через силу, начал смеяться. Вскоре все бывшие в лаборатории уже хохотали, не сдерживаясь, в полный голос.
Утерев слезы, которые выступили у него от хохота, Хулио подошел к Ольге и сказал:
— Если ты меня не простишь, я вырву свой поганый язык и буду носить его на веревочке, повесив на шею.
— Честно говоря, меня больше бы устроили твои яйца, — улыбнулась Ольга. — Но я не сержусь на тебя, поэтому носи их на прежнем месте, до следующего раза.
Хохот в лаборатории стоял такой, что снаружи вбежал не на шутку испуганный Луис и поинтересовался в чем дело.
— Да, ничего страшного, просто Хулио испробовал на нас свое новое адское зелье, вот мы с тех пор хохочем, и никак не можем остановиться, — согнувшись в дугу, признался Пабло.
Смех смехом, но было нужно принимать решение. Взвесив все за и против, абсолютным большинством было решено, что подвергать риску единственный шанс на спасение человечества, по меньшей мере, неосторожно. Поэтому было решено отправиться на охоту за томинофером.
Бессменным старшим группы был назначен Стилет, с ним отправлялись Сенсей, Влад, а также Ольга. Когда все наперебой стали отговаривать ее от этого опрометчивого шага, она лишь усмехнулась.
— Спасибо за заботу, конечно, — сказала она. — Но прошу понять меня правильно. Если я и дальше буду безвылазно сидеть в лагере, то скоро здесь со мной вообще перестанут считаться.
Сказав это, она выразительно посмотрела в сторону Хулио, который готов был сквозь землю провалиться от стыда.
— Так что участие в предстоящей операции для меня вопрос репутации, — закончила свою мысль Ольга.
Глава 25
С самого начала было очевидно, что присутствие Ольги в отряде охотников за томинофером создаст лишние трудности. Но если Влад и Стилет об этом только догадывались, то Сенсей это прекрасно знал. Более того, хорошо изучив своебышный характер своей подруги, он был уверен, что это ни к чему хорошему не приведет.
Хотя надо отдать должное, на марше Ольга двигалась не хуже их самих. Сухой и подтянутый Стилет как всегда был вне конкуренции. Казалось, что своим быстрым пружинистым шагом он может целыми сутками безостановочно двигаться по пересеченной местности. К слову сказать, невозможно было представить себе запыхавшегося или вспотевшего Стилета. Его физическая подготовка была поистине фантастической.
Стилет решил не заморачиваться, и отправился прямиком в сторону хорошо знакомой ему грунтовой дороги. По ней с завидным постоянством двигались патрульные машины томиноферов, совершая объезд территории в поисках повстанцев. Хотя надо было быть круглым идиотом, чтобы разгуливать по этой дороге или вблизи нее. Тем не менее, именно за этим туда и отправлялся маленький отряд Стилета.
Они рассчитывали, остановить патрульный экипаж, повалив перед ним на дорогу пару деревьев. Так как они действовали во время последней вылазки. Кроме этого Стилет в глубине души лелеял несбыточную надежду натолкнуться на одиночного томинофера отошедшего в кусты по нужде. Ему казалось, что гигант застигнутый в деликатный момент со спущенным скафандром, будет более сговорчив.
Проплутав по джунглям около суток им, наконец, несказанно повезло. Чуть в стороне от дороги они обнаружили лежащий на боку вездеход томиноферов. Судя по здоровенной дыре в днище и оторванным колесам, это чудо техники подорвалось на мине. Самих гигантов нигде не был видно, ни мертвых, ни живых. До тех самых пор пока они не заглянули вовнутрь транспорта.
— Странно, — пробормотал Стилет, внимательно осматривая закопченное днище поверженного вездехода. — Вот не думал, что у нас есть подражатели! Лихо они его обработали! Это кумулятивный заряд направленного действия он прожигает любую броню.
Отойдя в сторону, он уступил место другим. Внутри лежал труп томинофера с оторванными ногами и вывороченными внутренностями.
— Судя по тому, что труп свежий, это произошло совсем недавно, — сказал Сенсей, напряженно принюхиваясь.
— Ты думаешь, что появился еще один отряд повстанцев? — спросила Ольга.
— Было бы здорово! — сказал Влад воодушевляясь.
— Ничего здорового я в этом не вижу, — недовольно покосился на них Стилет. — Если это, не дай бог, произойдет, гарантирую на восемьдесят процентов, что между нами сразу же вспыхнет война.
— Какая такая война? — искренне поразилась Ольга. — У нас же общий с ними враг — томиноферы, разве нет?
— Пришельцы сами по себе, а люди сами по себе. Испокон веков войны между людьми развязываются за чужие ресурсы, — со вздохом ответил Стилет. — За обладание оружием, провиантом, женщинами и территориями. Я с этим уже сталкивался и не один раз. И всякий раз разговор начинался с выстрелов и оживленного обмена свинцом.
— Ну, да, закон джунглей — кто сильнее тот и прав! — заключил Сенсей.
— Чтоб ты знал, настоящий закон джунглей звучит несколько иначе, — со смехом поправил его Стилет. — Никогда не рыпайся на того, у кого клыки и когти больше твоих на несколько размеров!
— Это что же, получается? — удивленно посмотрела на него Ольга. — Выходит если томиноферы умнее и сильнее нас значит, с ними лучше не связываться? Ты сам-то только этим и занят, что рыпаешься на них денно и нощно. Извини, но мне кажется, что ты противоречишь сам себе.
— Сестренка, ты права как всегда! — в голос захохотал Стилет. — Но только отчасти. Потому что для закона джунглей существует поправка. Сама посуди, какой же закон без поправок? И чем круче закон, тем больше у него должно быть поправок! Вспомни американцев, у них поправок было больше чем самих законов!
— Так что там насчет закона джунглей? — поторопил его Влад. — Какая к нему есть поправка?
— Никогда не рыпайся на того, у кого клыки и когти больше твоих на несколько размеров! — процитировал самого себя Стилет. — А поправка такая — никогда не рыпайся в открытую! Не бодайся лоб в лоб, ты же человек, а не тупой бык! Ищи обходные пути и вот когда найдешь, нанеси смертельный удар! А после этого опять прикинься безобидной овцой.
— Обычное словоблудие, — пожав плечами, сказал Сенсей. — Лично меня больше интересует, куда подевались томиноферы, что были в вездеходе?
— Пойдем по следам, и узнаем, — предложил Стилет, указывая на глубокие четко отпечатавшиеся на влажной почве джунглей следы кованных котурн гигантов. — Навскидку могу сказать, что было двое выживших.
Пройдя метров триста по грунтовой дороге, они обнаружили, что вглубь зеленой чащи уходит узкая просека оставленная гигантами. Часть деревьев была переломлена пополам, а некоторые вообще вырваны с корнем и небрежно отброшены в сторону.
— Судя по тому, как двигались эти двое, они были очень злы и явно спешили наказать тех смышленых ребят, что подорвали их лимузин, — на ходу прокомментировал Стилет.
— А мы не нарвемся на засаду? — спросила Ольга. — Может быть, эти двое сидят в кустиках и нас поджидают?
— Это вряд ли, чего им бояться? Они же здесь хозяева положения! — покачал головой Влад. — Поэтому ломятся сквозь чащу словно слоны. Их должно быть слышно, как минимум за километр, если не больше.
— По-моему уже что-то слышно, — проворчал Стилет, предостерегающе подняв руку, после чего все замерли.
Действительно, где-то вдалеке, слышался непрерывный треск сучьев.
— Нужно срочно убираться с тропы, эта тварь движется прямо на нас! — воскликнул Стилет и нырнул в густые заросли обступавшие просеку с обеих сторон.
Остальные не заставили себя упрашивать дважды и поспешно последовали вслед за ним. Стилет развил нешуточную скорость, стремясь увести свой отряд как можно дальше от просеки. Время от времени он останавливался и прислушивался к приближающемуся шуму, который издавал продирающийся сквозь джунгли томинофер.
В какой-то момент шум неожиданно прекратился. Стилет с некоторым запозданием поднял руку, и все замерли.
В то же мгновение раздался чудовищный рев томинофера, который как ни странно изъяснялся на английском:
— Люди, я вас вижу! Я иду искать, кто не спрятался, я не виноват!
После этого раздался жуткий хохот, и вдалеке полыхнула вспышка белого пламени. Высоко над головами повстанцев пронеслась красная комета, срезая и расщепляя огромные деревья на своем пути. Вслед за ней с шипением врезалась в воздух второй сгусток пламени, но уже значительно ниже. Урон, произведенный вторым выстрелом, был несоизмеримо больший, нежели первый. После него, во все стороны полетели огромные куски обугленной древесины, перемешанные с мелкими щепками. Этим деревянным дождем повстанцев накрыло, после чего прогремел оглушительный взрыв, и их разметало по тропическому лесу.
Сенсей пришел в себя от того, что кто-то бил его по щекам. Несмотря на то, что перед его глазами все плыло и двоилось, он узнал Влада. Тот что-то кричал, но Сенсей не понимал что именно. Внезапно до него дошло, что он полностью оглох.
— Контузия! — раздельно по буквам произнес Влад и коснулся головы Сенсея. — Не страшно, пройдет!
— Где Ольга? — в ужасе вскричал Сенсей, внезапно обнаружив отсутствие подруги.
В ответ Влад беспомощно развел руки в стороны и покачал головой. По его несчастному лицу, Сенсей понял, что случилось что-то страшное.
— Ее нигде нет! — по губам друга прочел Сенсей. — Стилет до сих пор ищет ее.
В это время появился запыхавшийся Стилет. На его лице было написано выражение вины и досады.
— Говорил я ей сиди дома! Дура, не послушалась! — вздохнул он. — Чего так на меня смотрите? Нет ее нигде, как сквозь землю провалилась! Тела нигде нет, фрагментов тела тоже.
— А где томинфер, который шарахнул в нас из своей пушки? — спросил Сенсей.
— Мы также как и ты, довольно долго провалялись в отключке. Потом Стилет нашел меня и привел в чувство. Нас расшвыряло на десятки метров, как не убило, до сих пор не пойму! Потом мы бросились искать тебя с Ольгой. Ну, тебя я нашел сразу, а ее нигде нет! — судорожно вздохнул Влад.
— Томинофера, кстати, который нас подстрелил, тоже нигде нет! — заметил Стилет. — И я не удивлюсь, если Ольга у него.
— Зачем она ему? — в ужасе воскликнул Влад.
— Может, проголодался, — неловко пожал плечами Стилет, потом спохватившись, что сморозил глупость, поспешно добавил, — Пошли по его следам, может быть еще не все потеряно, и мы успеем отбить ее.
— Успеем до чего? — неприязненно посмотрел на него Сенсей, к которому мало-помалу стал возвращаться слух. — Раз уж начал договаривай.
— До того как он ее сожрет! — с неожиданной злостью выкрикнул Стилет, и повернувшись ринулся по следу оставленному томинофером.
Собственно не было особой нужды смотреть себе под ноги, так как оставленная гигантом просека, красноречиво указывала в каком именно направлении, он двигался. Именно по ней и бросились друзья, в надежде спасти Ольгу.
Сенсей казнил себя за то, что вместо того, чтобы схватиться с томинофером все это время провалялся без сознания, словно впечатлительная тургеневская барышня. Мысль о том, что сейчас, в это самый момент, с Ольгой может произойти непоправимое, заставляла сердца двух мужчин каменеть от ужаса, а их самих исходить ледяным потом.
Стилет же никак не мог себе простить того, что изначально не отказался от членства женщины в его команде. Сейчас он пожинал плоды своей уступчивости. А глупая Ольга расплачивалась за это жизнью. И он, Стилет, был за это в ответе.
Глава 26
На джунгли опустилась ночь. Продолжать движение через непролазную чащу, где в темноте, за каждым кустом, могла подстерегать смертельная опасность, было, по меньшей мере, глупо. После того, как Влад чуть было не сломал ногу, провалившись в чью-то земляную нору, Стилет дал команду остановиться.
Несмотря на все их старания, Ольгу так и не удалось найти. Сенсей с Владом настаивали на то чтобы продолжать поиски, но Стилет сказал, что здесь командует он и бунта на корабле не потерпит. Если же они будут продолжать упорствовать, он их просто пристрелит, а завтра с утра отправится искать Ольгу. Обозвав Стилета бесчувственной скотиной, друзья легли спать.
Но сон никак не шел к ним. В диких истошных воплях, раздававшихся из темноты, им чудились Ольгины крики о помощи. Услужливое воображение в ярких красках рисовало им все те ужасы, которые ждали их несчастную подругу. То Сенсей, то Влад вскакивали, напряженно вслушиваясь в темноту. Сон сморил их лишь под самое утро. А всего через пару часов Стилет уже разбудил их.
Наскоро перекусив сухим пайком и запив его водой, они продолжили движение. Оставленная томиноферами просека по-прежнему служила повстанцам хорошим ориентиром. Часть пути они проделали легким бегом. После чего перешли на быстрый шаг, потом вновь начали бежать. Так проведя в непрерывном движении несколько часов, они остановились, чтобы немного передохнуть.
Едва они опустились на землю, как уши им ожег пронзительный женский крик. Это кричала Ольга. Вскочив на ноги, все трое бросились вперед по просеке. Внезапно женский крик стих, после чего раздались несколько оглушительных хлопков, сопровождающихся разъяренным ревом томинофера. Как показалось Сенсею, яростные вопли издавал не один гигант, а сразу несколько. Вновь послышался пронзительный визг Ольги. В ее голосе было столько ужаса, что у всех троих спешащих ей на помощь мужчин волосы встали дыбом от страха за нее. Женские крики заглушила серия оглушительных хлопков, следующих без перерыва один за другим.
И в этот момент Стилет, а за ним и Сенсей с Владом выбежали на небольшую поляну. То, что они там увидели, заставило их остановиться так, словно они с разгона налетели на прозрачную стену.
Посреди поляны стоял огромный разъяренный томинофер. Он был без скафандра облаченный в серебристую одежду, плотно обтягивающую его мускулистый торс, словно перчатка. Ноздри его тонкого аристократического носа гневно раздувались, ярко-синие глаза метали молнии, а рот кривился в презрительной усмешке. Золотые кудри, обрамлявшие его ангельски совершенное лицо, трепетали на ветру.
Гигант крепко сжимал обеими руками длинную сверкающую трубку. Один конец ее все еще дымился. В нескольких метрах от него, лежал одетый в броню томинофер. В руке у него была точно такая же трубка. Судя по прокатывающимся по его огромному телу судорогам, это была агония. Массивная броня нагрудного панциря была прожжена сразу в нескольких местах. Сильный запах горелой плоти, а также полное отсутствие крови говорили о том, что раны были нанесены при помощи огромной температуры.
Немного поодаль на коленях стоял еще один томинофер. Его свирепый взгляд был устремлен на стоящего перед ним собрата по расе. Позади него стояла обнаженная по пояс Ольга и защелкивала на его запястьях огромные диковинные наручники. Увидев Стилета, Сенсея и Влада Ольга радостно вскрикнула. В следующее мгновение на них уже смотрел ствол диковинного оружия, что было в руках у златокудрого красавца.
— Стой, Том! — истошным голосом закричала ему Ольга и, бросившись навстречу, троим друзьям, закрыла их своей роскошной грудью. — Тогда тебе придется убить и меня тоже!
Томинофер помедлил мгновение и вдруг послушно опустил оружие. Теперь настал черед Стилета, Сенсея и Влада поквитаться с гигантом за все и они, не сговариваясь, вскинули свои автоматы.
— Ну-ка, посмотрим, как ты переваришь мои свинцовые маслины без своего бронежилета, урод! — вскричал Стилет и нажал на спусковой крючок.
Прогрохотала длинная очередь, но вылетевшие пули прошли мимо стоявшего томинофера, потому что Ольга успела отвести ствол автомата в сторону.
— Стоять! — проревела она словно раненная львица, опуская стволы Сенсея и Влад, в землю.
— Ты что с ума сошла? — вскричал Сенсей силясь поднять свой автомат, в который мертвой хваткой вцепилась Ольга. — Он же сейчас нас всех кончит!
— Это я вас сейчас кончу, если не угомонитесь! — зверем глянула на него подруга. — Если бы не Том, то от меня сейчас остались бы только обглоданные косточки! И если кто-нибудь когда-нибудь попробует против него злоумышлять, он станет для меня смертельным врагом! Всем ясно?
Том все это время послушно стоял, не делая никаких попыток применить свое оружие, несмотря на смертельную опасность угрожавшую ему. Без бронированного скафандра он был полностью беззащитен. Стилет, Влад и Сенсей могли уничтожить его в считанные секунды при помощи своих автоматов, превратив его безупречную фигуру атлета в кровавую бесформенную кашу.
Не делая более попыток, после яростной отповеди Ольги, открыть огонь по томиноферу, трое друзей стояли, опустив оружие, и тупо таращились на него. Том в свою очередь не сводил с них проницательного взгляда синих глаз, в которых, казалось, начисто отсутствовала агрессия. Так они некоторое время, молча, разглядывали друг друга.
Внезапно тишину нарушил громоподобный издевательский смех. Это хохотал, закованный в наручники, стоящий на коленях томинофер. Презрительно плюнув в сторону Тома, он обвиняющим тоном выкрикнул несколько фраз.
Том исподлобья взглянул на него и, обращаясь к Ольге и ее друзьям, проревел:
— Этот недостойный упрекнул меня в том, что я предаю свою расу! Но моя раса уже предала меня, отправив эту тварь, чтобы заковать меня в наручники и доставить на судилище в Черный город! Незадолго до своего ареста, отец успел отправить мне весточку о том, что его обвиняют в государственной измене. Ныне вся моя семья — родители, братья и сестры казнены. Эта же участь была уготована и мне. Перед смертью я решил вкусить блаженства с человеческой женщиной, оказавшейся в моем распоряжении. Но столкнувшись с ее благородством и непостижимой смелостью я пристыженный отказался от насилия. Теперь моя жизнь принадлежит Ольге.
Томинофер которого отправили арестовать Тома, выкрикнул еще что-то и разразился безумным смехом. Видимо сказанное им было очень оскорбительным, потому что Том подошел к нему и наотмашь ударил его по лицу ладонью. Пленник завалился на бок, продолжая истерически хохотать.
— Он говорит, что меня все равно найдут и предадут мучительной казни за измену, — прокомментировал свой поступок Том. — Но он ошибается!
После этого он нагнулся и выдернул из ножен, вделанных в скафандр убитого им томинофера острый кинжал. Поднявшись, он взял оружие за лезвие и протянул его рукояткой вперед Ольге:
— Я прошу тебя вырезать из моей шеи маяк, по которому меня могут найти. Если ты посчитаешь, что будет лучше выпустить из меня кровь, а с ней и жизнь я не буду противиться твоему решению, Ольга!
Видя нерешительность, написанную на лице женщины, Стилет взял у нее кинжал и шагнул вперед:
— Позволь сделать это мне!
— Друзья Ольги, мои друзья, — улыбнулся Том, покорно опускаясь на колени, чтобы Стилет мог дотянуться до его шеи. — Я верю тебе! Делай, что посчитаешь нужным.
По лицу Стилета было нельзя понять, что он собирается выкинуть в следующее мгновение. То ли перережет горло одному из своих заклятых врагов, то ли выполнит его просьбу.
Ольга с замиранием сердца смотрела на то, как Стилет тяжело вздохнув, попробовал на палец лезвие томиноферовского кинжала. Неодобрительно покачав головой, он уронил его и тот воткнулся во влажную землю, рядом с ногой Тома. Выудив из ножен, вшитых в рукав его куртки, длинный острый клинок он молниеносно взмахнул им и с размаху вонзил его в шею томинофера.
Несмотря на лихой замах, конец бритвенно-острого лезвия лишь слегка разрезал кожу прямо над желваком. Помогая себе пальцами другой руки, Стилет виртуозно извлек из-под кожи небольшую сферическую капсулу.
— Держи свое сокровище! — буркнул он Тому и опустил маяк в подставленную им огромную ладонь. — А теперь рану неплохо было бы перевязать или заклеить чем-нибудь!
Ольга, благодарно взглянув на него, принялась хлопотать возле пореза на шее гиганта.
— Ну и чем ты думал, когда его жизнь была в твоих руках? — иронично поинтересовался Влад, подходя к Стилету, обтирающему нож от крови об большой лист папоротника.
Тот поднял на него глаза и задумчиво сказал:
— Между мертвым бесполезным томинофером с перерезанным горлом и живым новым другом вашей Ольги, я сделал выбор в пользу последнего. Кроме того, вооруженный бронированный томинофер, воюющий на нашей стороне — это очень хорошее приобретение. Ты не находишь?
— Может ты и прав, — пробормотал Влад. — Единственное, чего нам не следует делать, так это рассказывать Тому про гениальный план Хулио об уничтожения его расы.
— Да уж, это можно будет сделать, как-нибудь в другой раз, — криво усмехнулся Сенсей. — Милая, а ты уверена, что твое новое приобретение точно не диверсант?
— Том слушает меня как телок и будет выполнять все, что я от него потребую, — холодно ответила Ольга. — Нет, он не диверсант и никогда не причинит никому зла, если только я его об этом не попрошу.
— А ты его не попросишь? — ядовито поинтересовался Влад.
— Обязательно попрошу, если вы с Сенсеем и дальше будете изводить меня вашей мелочной ревностью!
— А у тебя точно ничего с ним не было? — не выдержал и задал мучивший его вопрос Сенсей.
— Да пошел ты! — устало отмахнулась от него Ольга и начала одеваться.
Глава 27
После того, как все точки над и, в вопросе можно ли доверять Тому, или нет, были вроде бы сняты, отряд двинулся в путь. Перед этим оставшегося в живых пленного томинофера подвергли той же операции, что и Тома. То есть, из его шеи был удален маяк. Причем эту процедуру проделал Стилет, решивший на всякий случай не передоверять ее Тому. Это он сейчас тихий и спокойный, а где гарантия, что через пять минут смирный томинофер не преобразится и не начнет с диким хохотом уничтожать их?
Стилет не мог полагаться на одну лишь, так называемую женскую интуицию, любвеобильной Ольги. По большому счету, он не доверял ей до конца, как впрочем, и двум ее русским друзьям. Быть может это ощущение шло от того что Стилет не мог их до конца понять. Поэтому он предпочитал все делать сам, чтобы потом горько не жалеть о своей недальновидности. Впрочем, в излишней доверчивости Стилета никак нельзя было упрекнуть. Временами он начинал подозревать даже Пабло в сговоре с пришельцами. Лишь огромным усилием воли ему удавалось отогнать от себя эти недостойные мысли.
Том облачился в свой боевой скафандр, надел шлем и даже опустил забрало. Невозмутимо посверкивая антрацитово-черными защитными очками, он конвоировал пленного томинофера, не скупясь при этом на тумаки и подзатыльники. Оба маяка он предусмотрительно сжег выстрелом в упор из своей хитроумной трубы. Это творение инженерного гения томиноферов, как оказалось, было чем-то средним между боевым лазером и огнеметом. Температура, которую нес в себе заряд этого оружия, была так велика, что заставляла плавиться и гореть камни.
Сенсея и Влада обуревали сложные чувства. С одной стороны они были безумно рады тому, что Ольга жива и вместе с ними. С другой стороны, наличие внезапно появившегося на их жизненном горизонте Тома, откровенно угнетало их. И дело было даже не в том, что они безбожно комплексовали в его присутствии от сознания того, что он одним ударом кулака может пришибить их обоих. Они были убиты тем, что своим избавлением от мученической смерти Ольга обязана не им, а какому-то чужому дылде. Вдобавок ко всему, принадлежащему к расе каннибалов истребившей человечество.
— Как думаешь, наш томинофер тоже ел человечину? — шепотом поделился своими сомнениями Сенсей со Стилетом.
— Если ты сбираешься приручить дикого ягуара, глупо спрашивать у него пробовал ли он человеческое мясо, — не задумываясь, ответил тот. — Какая разница? Главное чтобы зверь был предан тебе и был беспощаден к твоим врагам.
По тому, с какой поспешностью ответил Стилет, Сенсей понял, что тот уже не раз успел обдумать этот мучительный для всех них вопрос. И, судя по всему, найденный ответ его вполне устраивал и примерял с наличием в его отряде нового бойца, еще вчера бывшего смертельным врагом.
Их появление в район контролируемом повстанцами было встречено неоднозначно. Передовой патруль без предупреждения открыл огонь по Тому и конвоируемому им томнноферу. Как они потом сказали, им показалось, что Стилет и его отряд взяты в плен неприятелем. Лишь по счастливой случайности пленник, не был убит. Он был облачен в боевой скафандр, но на нем, в отличие от Тома, не было шлема. Выбежавший вперед Стилет едва успел предотвратить бессмысленную бойню.
После этого ему пришлось объясняться с Пабло, который и слышать не хотел о том, чтобы в его отряде находился томинофер.
— Ты предлагаешь мне компромисс с тем, кто убил моих родных и близких? — схватив Стилета за грудки, кричал он, побелев от бешенства. — Если ты сам не пойдешь и не убьешь, его я сам сделаю это!
— Вообще-то если бы не Том, то Ольга погибла бы, — предпринял отчаянную попытку образумить Пабло Влад.
— Забирай своего распрекрасного нового друга, женщину и второго русского и убирайтесь вон из моего отряда на все четыре стороны! Пока я здесь хозяин, томиноферов не будет в моем отряде! Я готов терпеть их только в качестве подопытных кроликов.
— Это нерационально, — пришел на помощь друзьям Хулио. — Я бы сам охотно убил этого огромного ублюдка, повинного в смерти наших людей. Если бы не одно но.
— И ты туда же? — раздраженно прикрикнул на него Пабло. — Говори, не томи, что там у тебя?
— Мы надеялись, что Стилет приведет нам одного томинофера. О том, что мы получим в свое распоряжении сразу двоих, мы не смели и мечтать. Пабло, поверь мне — это очень большая удача! — воскликнул коротышка. — Начать с того, что мы не знаем, как именно отреагирует организм томинофера на наш препарат. Быть может, он просто сойдет с ума или возьмет да и окочурится? Для чистоты эксперимента нам необходим контрольный экземпляр томинофера и Стилет нам его нежданно-негаданно предоставил. Его за это не ругать надо, а благодарить!
Слова Хулио, казалось, поставили командира повстанческого отряда в тупик, и он завис словно компьютер, получивший некорректные, противоречащие друг другу установки. Он понимал, что в словах коротышки присутствует рациональное зерно, но не мог ничего поделать со своей ненавистью ко всему томиноферскому племени.
После затянувшейся паузы он, наконец, сделав над собой видимое усилие, хрипло произнес:
— Ладно, пусть пока остается! Но передайте ему, чтобы не попадался мне на глаза! Я за себя не ручаюсь! Влад, прими мои извинения, я погорячился и был неправ!
После этого Пабло сделал рукой нетерпеливый жест означающий, что все могут выметаться, и он хочет остаться наедине со своими мыслями.
Константин и Хулио, получившие в свое распоряжение гигантскую морскую свинку, в лице томинофера, были счастливы словно дети. Они незамедлительно приступили к апробации своего адского снадобья. Скорый на язык Хулио, с подачи Ольги, назвал препарат «саркофагом для томиноферов». Название было встречено на ура, так как, всем импонировала мысль, что «саркофаг» окажется тем самым гробом, в котором сгинет вся раса томиноферов.
Весь лагерь сбежался смотреть на то, как пленному гиганту вводили «саркофаг» в первый раз. На первых порах подопытного заставляли обнять ствол дерева, после это его запястья стягивали огромными трофейными наручниками. Повстанцев приготовившихся лицезреть сцену мучительной смерти томинофера, ждало жестокое разочарование. Они с негодованием наблюдали, как пленный гигант, спустя несколько минут после внутривенного введения «саркофага», судя по всему, начал получать обалденный наркотический кайф. Взбешенных людей пришлось отгонять, применяя силу, так велико у них было желание поквитаться с гигантом за всю их расу, воспользовавшись его беспомощностью.
Что любопытно, никто не пробовал набрасываться с кулаками на Тома. Во-первых, он был по-прежнему вооружен, во-вторых, он и без оружия мог уложить добрую половину повстанческого лагеря. Но самое дикое было в том, чудовищный Том оказался настоящим душкой, и вся лагерная детвора неожиданно привязалась к нему.
Не один суровый повстанец, с улыбкой наблюдавший как Том играет с визжащими детьми в страшного людоеда, всерьез задумывался. Детей трудно обмануть притворным хорошим отношением, они сразу же учуют фальш. Получалось, что Том действительно был не таким уж и плохим парнем. Женщины, сначала испуганно отгонявшие своих чад от гиганта, закованного в черную блестящую броню, вскоре кардинально изменили свое к нему отношение. Они знали, что если с их детьми возится Черный Ангел, как они за глаза прозвали Тома, с ними не может случиться ничего плохого.
Как-то Сенсей поинтресовался у Ольги:
— А почему ты назвала этого дылду Томом?
— Ну, я могла бы назвать его и Арчибальдом. Но мне показалось, что к томиноферу Том подойдет больше, — улыбнулась она.
Во взаимоотношениях Сенсея, Влада и Ольги, вроде бы ничего не изменилось. Но с появлением Тома, они превратились в чисто дружеские. Друзья связывали это с тем, что Ольга никак не может простить им того, что из той жуткой ситуации, в которой она оказалась, ей пришлось выкручиваться самой. И она с честью выдержала это испытание, выйдя из него с гордо поднятой головой, вдобавок с таким ценным приобретением, как Том.
Не без основания, считая корнем всех своих проблем красавца томинофера, Сенсей и Влад как-то вызвали Тома на откровенный разговор. Начавшийся в тональности типа, «слышь, ты козел, выйдем поговорить надо!» разговор вскоре плавно перешел в драку. Нетрудно догадаться, кто вышел из нее победителем.
Тяжело дыша, Сенсей с Владом высказали Тому все свои претензии. Когда до него дошел их смысл, он был возмущен до глубины души. После этого он высокопарно заявил, что для него величайшее счастье служить Ольге. Что касается плотских утех, то они его не очень-то и интересуют. Но если Ольга предложит, то он не смеет ей отказать.
— Только попробуй и ты не жилец! — пригрозил Влад гиганту.
— Если я замечу, что ты к ней пристаешь, даю слово, я тебя убью! — пообещал Сенсей.
— Мои маленькие хвастливые друзья, вы для меня — никто, а Ольга- все! И вы будете самыми последними, к кому я обращусь за советом, что мне делать и как мне жить, — презрительно расхохотался Том и, повернувшись, удалился, гордо неся свою царственную голову.
Константин диву давался изобретательности и изворотливости гениального мозга Хулио, который успешно обходил одно за другим возникавшие на их пути препятствия. Их «саркофаг» претерпел существенные изменения, будучи многократно опробованным на подопытном томинофере, которого они прозвал Свинкой. После тщательной доработки, свойства кошмарного снадобья были существенно усилены. Теперь «саркофаг» являл собой совершенно убойный коктейль, напрочь выносящий мозг всему живому. Особой гордостью Хулио было моментальное стопроцентное привыкание вызываемое препаратом.
Теперь Свинка сам канючил, чтобы получить полагающуюся ему дозу. И больше не было нужды пристегивать его наручникам к дереву. Подопытный томинофер превратился в заурядного наркомана и полностью подсел на ужасный наркотик.
Наконец пришло время, когда вся необходимая доработка была произведена и «саркофаг» можно было смело выставлять на межмировую «барахолку». К этому времени, запасы гормонального сырья для производства дури нового поколения, подошли к концу. Константин предложил использовать для этой цели Свинку, надобность в котором уже отпала. Хулио, после некоторого колебания, согласился. Было решено прекратить давать подопытному «саркофаг», что почти наверняка должно было вызвать у него мучительную смерть.
Уже к вечеру дня, проведенного несчастным Свинкой, без его обычной дозы, беднягу пришлось связать по рукам и ногам, а в рот вставить кляп. Для это цели пришлось обратиться за помощью к Тому. Страдания подопытного, убиваемого чудовищной по своей интенсивности «ломкой» были ужасны. Его трясло в жуткой лихорадке, выкаченные глаза казалось того и гляди вывалятся из орбит.
Причем пугающие симптомы нарастали в геометрической прогрессии. Том несколько раз подходил к обливающемуся ледяным потом существу, которое давно уже перестало походить на томинофера и подолгу смотрел на него.
— Никогда не понимал тех, кто балуется тем, что вы называете дурью, — поделился он своими мыслями с учеными. — У нас это именуется более завуалировано — «искусственное счастье». Но в любом случае итог один — невозможность обходиться без этого «счастья», сопутствующие болезни, преждевременное изнашивание и старение организма, и как итог ранняя смерть. Мне больно смотреть на мучения моего соплеменника, с вашего позволения я хотел бы помочь ему.
И прежде чем Хулио или Константин смогли помешать ему, Том наклонился над несчастным Свинкой и, взявшись двумя руками за его голову, молниеносно свернул ему шею. Громко хрустнувший позвонок возвестил о том, что страданиям несчастного пришел конец, а Хулио и Константин могут заняться извлечением из его тела желез внутренней секреции.
Глава 28
И вот, наконец, настал день, когда Хулио с замиранием сердца всадил в коммуникатор рекламную информацию по «саркофагу», свои координаты, и кассету с дюжиной маленьких ампул пробников, внутри которых находился белый кристаллический порошок. Коммуникатор кроме всех прочих достоинств имел также функцию транспортера. При помощи скрытого в его недрах небольшого отсека можно было транспортировать мелкие предметы в любую точку межмирового пространства.
Единственным минусом этого мероприятия было огромное количество поглощаемой при этом энергии. После разового использования транспортера, коммуникатор нужно было держать на солнцепеке как минимум пару дней, для того чтобы зарядить его батареи.
Раздалось легкое гудение, лежащий на столе коммуникатор завибрировал и все стихло. Хулио торопливо открыл крышку в боковине аппарата, отсек был пуст.
— Вот и все! — меланхолично произнес он. — Посылка отправлена на «барахолку» и попадет в руки к самому крупному тамошнему «толкачу» товара! Теперь осталось ждать результата.
Взяв коммуникатор, он вышел из лаборатории и поставил его на ярко освещенный солнцем обломок скалы.
— Пусть заряжается, а то индикатор почти на нулевой отметке, — пробормотал он. — Кстати мы с Константином тут приготовили вам небольшие сувениры.
Константин вышел, держа на деревянной доске для резки хлеба, пять металлических футляров из-под сигар. Хулио взял одну из них и, отвинтив крышку, высыпал ее содержимое себе на ладонь. Развернув свернутый в трубку листок пластиковой бумаги, сплошь испещренный формулами и математическими выкладками коротышка, продемонстрировал его всем.
— Я исхожу из того, что умный хозяин все яйца в одну корзину никогда не складывает. Это исчерпывающая техническая документация по производству «саркофага» на основе сырья из организма томиноферов. Весь процесс от забора желез внутренней секреции из трупов томиноферов до получения кристаллического порошка высокой очистки. Попросту говоря рецепт. В каждой капсуле находится также запаянная ампула с образцом «саркофага». Я хочу, чтобы каждый из вас всегда держал при себе одну из этих капсул, и не расставался с ней, ни при каких обстоятельствах.
Пабло, Стилет, Сенсей, Влад и Ольга взяли по сигарному пеналу и теперь задумчиво разглядывали их.
— У нас с Хулио тоже есть такие, — сказал Константин. — Хочу напомнить, что сейчас вы держите в своих руках единственный шанс, который остался у человечества на выживание, как биологического вида.
— И то не факт что он сработает, — тихо проговорил Хулио. — Любая многоходовая комбинация изобилует непредсказуемыми поворотами и вывертами, которые невозможно предугадать. Наш случай по своей беспрецедентности можно сравнить разве что с попыткой бройлерных цыплят расправиться с хозяевами птицефермы. Шансы на успех и у нас и у них примерно одинаковы.
— Хулио, не ной! Мне прекрасно известно, что ты просто набиваешься на комплименты! — расхохотался Пабло.
— Нет, но он действительно достоин всякой похвалы, — заметил Сенсей. — Нам в отличие от бедных цыпляток повезло, потому что у нас есть наш гениальный Хулио, а у них нет!
— Основную работу по «саркофагу» проделал Константин, я лишь помогал ему, — скромно потупившись, сказал Хулио, чьи щеки зарумянились от удовольствия. — Не стоит забывать, что…
И в это время раздался первый взрыв, а за ним второй и третий. После этого взрывы пошли не переставая. На джунгли обрушился огненный смерч взрывов. Словно гигантская тяпка принялась свирепо шинковать и разбрасывать зелень.
— Отходим в пещеры! — прокричал Пабло, моментально оценивший обстановку. — Томиноферы атакуют!
В это время, над ними откуда-то возникла целая стая черных тороидов. Из них словно из прохудившихся бочек вниз посыпались бомбы. Все вокруг заволокло дымом и гарью. Сквозь беспрерывный грохот взрывов слышались душераздирающие крики гибнущих людей.
Сенсей подхватив Ольгу под руку, потащил ее в самую чащу к подножию горного хребта, где имелась разветвленная сеть естественных пещер. Повстанцы, помогая женщинам и детям, спешили в укрытие.
— Это твой Том предал нас! — гневно выплюнул в лицо Ольге Стилет, который бежал бок о бок с ними. — Надо было сразу прикончить его!
В это время мимо них, сотрясая землю, пронесся Том, который прижимал к груди целую охапку визжащей от ужаса детворы.
— Ну, давай стреляй ему в спину! — вложив в свой голос все презрение, на какое была способна, прокричала Ольга Стилету. — Пока у него руки заняты!
Стилет ничего ей не ответил, но чувствовалось, что он все равно остался при своем мнении.
Достигнув входа в пещеры люди, спешили в укрытие. Том уже успел вернуться со второй партией ребятишек, которых вытащил прямо из-под бомбежки.
— Все кто живы, здесь! — хрипло проревел он Ольге. — Больше никого не осталось!
Для того чтобы не стукнуться шлемом о каменный свод гиганту пришлось согнуться в три погибели.
А в это время в джунглях творилось, что-то невообразимое. Плотность бомбометания была настолько велика, что на месте зеленой чащи возникла дымящаяся пустошь, сплошь покрытая воронками и непроходимыми завалами, состоящими из искореженных стволов и веток.
Взрывы прекратились также неожиданно, как и начались.
— Если я хоть что-то понимаю в тактике боя, то это была артподготовка, — пробормотал Влад, выглядывая из пещеры наружу. — А сейчас попрет пехота!
— Пабло, нигде нет! — с отчаянием в голосе произнес Стилет.
— Когда бежали, я видел, как ему оторвало полголовы, — тихо ответил Сенсей. — Так что принимай командование.
Стилет бегло осмотрел выживших повстанцев и пришел в ужас. Было выбито более половины всех способных держать оружие людей. Спаслись всего лишь две женщины. Зато стараниями Тома почти все дети были спасены. Они и сейчас плотным кольцом окружили своего спасителя и ни в какую не желали от него отходить.
— Хулио, что твой коммуникатор? — спросил Стилет.
— Молчит, — хмуро ответил коротышка. — Константина тоже нигде нет.
Наконец Том, кое-как освободившись от детей, подошел к выходу из пещеры.
— Нужно устроить укрытие перед входом иначе нас перебьют прямой наводкой, — не то констатировал, не то скомандовал он.
После этого все кроме раненных принялись таскать камни, из пещеры наружу выкладывая из них стену, за которой можно было бы укрыться стрелкам. Том, используя в качестве рычага обломок дерева, прикатил несколько огромных булыжников и забаррикадировал ими вход в пещеру чуть ли не наполовину.
— Ну и что толку от всей нашей работы, если этот экскаватор заменяет сотню обычных людей? — бессильно опустив руки, спросил Сенсей.
— Все за укрытие! — воскликнул Хулио, который все это время напряженно всматривался в линию горизонта, через бинокль. — Томиноферы идут!
Поспешно отступив за каменную стену, бойцы залегли.
Томиноферы неторопливо надвигались полукольцом, центром которого был вход в пещеру. Их было так много, что Стилет начавший было считать их дошел до тридцати семи, а потом бросил, сбившись со счета. Всем было ясно, что противостоять такой силище было невозможно.
Хулио все это время колдовавший с коммуникатором неожиданно радостно завопил:
— Есть контакт! Со мной только что связался некий тип и предложил встретиться, чтобы обсудить условия сделки.
— Ты бы передал ему, чтобы он поторопился потому, что нас атакует конкурирующая организация! — повернувшись назад, прокричал Сенсей — Боюсь он опоздает!.
— Не могу поверить! Моя идея сработала! — радостно вереща, Хулио выбрался наружу из пещеры и теперь стоял прямо над залегшими бойцами, потрясая коммуникатором.
— Пригнись, не высовывайся! — успел прокричать ему Влад, прежде чем верхняя часть туловища коротышки вместе с коммуникатором перестала существовать, превратившись в облако кровавой взвеси.
Обтирая с лиц то, что осталось от Хулио, бойцы в ужасе смотрели как нижняя часть его туловища, скребет пятками каменный пол пещеры.
— Он умер счастливым! — нарушил гнетущее молчание Том.
— Ничего страшного, просто он немного опередил всех нас, — пробормотал Сенсей.
— Это работа снайпера, — откашлявшись, сказал Влад. — Том ты сможешь снять его из своей трубы?
Прежде чем тот успел ответить, началась массированная атака томиноферов. Толпы закованных в черную броню гигантов, бегущих в полный рост, являли собой зрелище не для слабонервных. Они не считали нужным стрелять. Так как были уверены, что смогут задавить обороняющихся морально.
Подпустив их на опасно близкое расстояние, Стилет дал команду открыть огонь. Автоматные очереди повстанцев скорее досаждали томиноферам, нежели наносили им хоть какой-то ощутимый ущерб. Зато огненная труба Тома явилась для них полной неожиданностью. Прежде чем наступающие открыли ответный огонь, он успел покалечить с дюжину своих бывших товарищей по оружию. Убивать их Том видимо не хотел, поэтому просто отстреливал им конечности, справедливо полагая, что раненным будет не до продолжения атаки.
Однако томиноферы не оценили проявленный им гуманизм, если такое слово вообще может быть применено по отношению к каннибалам, и открыли плотный ответный огонь. В ход ими было пущено какое-то мудреное оружие, чьи осколочные снаряды посланные навесом взрывались высоко в воздухе. После этого обороняющихся сверху окатывало градом шрапнели в виде остроконечных металлических стрелок.
Первым же залпом изрешетило Стилета, намертво пригвоздив его к земле. Вторым накрыло Влада и Сенсея. Неизвестно почему, но, ни одна каленая металлическая стрелка не задела Сенсея. Владу же пробило грудь в нескольких местах.
Захлебываясь кровью, он усмехнулся:
— Тебе, брат, всегда везло больше чем мне. И Ольга тебя всегда любила сильнее, чем меня!
Он попытался подмигнуть, но зашелся кровавым кашлем и уронил голову на плечо. Несмотря на то, что и так все было понятно, Сенсей попытался нащупать пульс на шее Влада. Пульса не было. Закрыв широко распахнутые мертвые глаза друга, он огляделся. Из защитников кроме него и Тома, осталось лишь трое повстанцев. Из которых один был серьезно ранен. Лишь благодаря огнемету Тома они еще как-то умудрялись сдерживать волну атакующих. Но вскоре и это чудо техники, израсходовав боекомплект, издало хлопок и оказалось бесполезной железкой.
— Назад, отходим в пещеру! — скомандовал Сенсей.
Томиноферы не преследовали их, будучи уверены, что обороняющимся все равно некуда деваться.
Оказавшись в пещере, Сенсей повернулся к Тому:
— Забирай Ольгу и детей, уводи их как можно дальше под землю. А я попробую увести этих гадов в другую сторону!
Гигант не заставил себя упрашивать дважды и, кивнув, ринулся вглубь темного коридора. Немного погодя оттуда вышли две оставшиеся в живых женщины.
— Мы хотим драться за наших детей! — заявила одна из них, крепко прижимая автомат к груди.
Сенсей болезненно поморщился. Это была совершенно бесполезная жертва. Все они были обречены. Томиноферы убьют их всех, одних раньше, других позже. Они не пощадят даже детей. Тому недолго удастся продержаться в одиночку против толпы своих разгневанных соотечественников. А после его гибели настанет черед Ольги.
Первый хлопок и визг смертельных осколков о стены пещеры возвестил, о том, что томиноферы готовятся войти вовнутрь. Дав длинную очередь, чтобы привлечь к себе внимание Сенсей с оставшимися людьми бросился в дальнее ответвление подземного хода.
Томиноферы не встретившие достойного отпора ворвались в пещеру и бросились преследовать ожесточенно отстреливающихся людей. Вскоре Сенсей понял, что совершил страшную ошибку, выбрав этот подземный коридор. Всего через пару сотен метров он заканчивался глухим тупиком.
Из коридора слышались шаги громыхающих коваными котурнами томиноферов. Готовясь к своему последнему бою, Сенсей поймал себя на мысли, что жалеет о том что, прощаясь, так и не успел сказать Ольге самого главного, о том как сильно он ее любит.
Глава 29
Ширина естественного тоннеля в каменной толще горы, где укрылся Сенсей с остававшимися повстанцами, была невелика. Она позволяла пройти одномоментно лишь одному томиноферу. Первый же из них кто туда сунулся, был встречен таким шквалом огня, что его бронированный скафандр не выдержал и лопнул сразу в нескольких местах. В дыры, сквозь которые просвечивало оставшееся без защиты тело гиганта, тут же устремились потоки свинца и принялись безжалостно рвать его.
Издав протяжный тоскливый рев, томинофер грянулся оземь, запечатав своей огромной тушей четверть прохода. Но на подходе был уже второй гигант. Перемахнув через заливающегося кровью, поверженного собрата он тут же открыл огонь. В этот раз, атакующие не рискнули применить в замкнутом пространстве осколочные патроны, справедливо опасаясь, что сами пострадают от рикошетящих о стены осколков. Но даже обычные по человеческим меркам пули, были такого огромного калибра, что произвели убийственный эффект среди защитников.
Несмотря на это, Сеснею вновь каким-то чудом удалось остаться в живых. С помощью единственного выжившего повстанца он завалил и второго томинофера. На это у них ушли последние патроны. Для того, чтобы продолжать обороняться и дальше не было уже ни людей, ни боеприпасов.
Сенсей достал гранату «лимонку», которую берег специально для такого случая, в глубине души надеясь, что этот случай никогда не наступит. Глянув на залегшего рядом с ним бойца, он вопросительно поднял брови, словно спрашивая товарища по оружию, не будет ли тот возражать.
В темноте сверкнула белозубая улыбка латиноамериканца и хриплый смех:
— Адьес амиго!
Сенсей разжал усики чеки взрывателя, после чего ласково вытянул само кольцо.
— Ну вот, собственно и все! — невесело усмехнулся он. — Прощай Ольга!
В тот самый момент, когда его пальцы начали медленно разжиматься, для того чтобы отпустить рычажок взрывателя он вдруг почувствовал, как вокруг что-то изменилось. В задымленной пороховой гарью пещере, неожиданно стало как будто светлее, а на барабанные перепонки вдруг стало ощущаться крайне болезненное пульсирующее давление.
— Эти гады решили угробить нас каким-то хитрым оружием! — крикнул повстанец, зажимая уши руками. — Еще немного и моя голова разорвется изнутри как переспелая тыква!
Сенсей почувствовал, что у него самого из ушей и носа потекли струйки крови. Ускользающим сознанием он успел увидеть, как прямо среди пещеры начало пульсировать, а затем полыхать, что-то типа сферического полярного сияния. В этой сфере внезапно возник темный силуэт огромного кошмарного существа. Рука Сенсея прекратившая было разжимать пальцы, сжимающие гранату, вновь расслабилась.
Но уже в следующее мгновение, возникший из ниоткуда монстр, поднял верхнюю конечность, из которой вырвался сноп ослепительных молний. Чудовище направило гудящие разряды прямо в атакующих томиноферов. Послышались сдавленный крики гибнущих гигантов. В воздухе явственно запахло горелой плотью.
Томиноферы сталкиваясь и застревая в узком проходе, бросились наружу. Чудовищное создание хладнокровно продолжало истреблять их при помощи своих оглушительно трещавших молний. Немногие выжившие томиноферы, выбравшись наружу, стремглав бросились наутек.
Сенсей во все глаза смотревший на позорное бегство гигантов, уже давно вставил чеку обратно в гранату. Получив неожиданную помощь, он решил посмотреть, как будут разворачиваться события дальше, а взорвать сам себя он всегда успеет.
— Слышь, земляк, — восторженно ткнул он локтем в бок повстанца. — Сдается мне, что это чудо-юдо врубилось за нас по-полной!
Так и не получив ответа он посмотрел на своего товарища. Голова его бессильно свесилась на переставшую вздыматься грудь.
— Ну что же ты, братан? — с укором вздохнул Сенсей. — Ради того, чтобы посмотреть, как томиноферы улепетывают, стоило пожить еще пару минут!
В это время послышались тяжелые шаги, это чудовище, так своевременно возникшее, возвращалось в пещеру, разогнав томиноферов. Перешагнув через завал образованный телами поверженных гигантов оно уставилось на в забившегося в дальний угол Сенсея.
Издав скрежещущий звук от которого волосы на всем теле встали дыбом, существо склонив голову набок прислушалось. Больше всего оно было похоже на уродливого толстого дракона. Грузное тело было упаковано в странную одежду типа комбинезона. На его огромной голове имелись шишковатые наросты причудливой формы. Они были сплошь инкрустированы огромными блестящими камнями, причудливой огранки, самого разного цвета.
Из-под массивных надбровных дуг внимательно смотрели глаза, блестевшие запредельным разумом. Под этим взглядом Сенсей почувствовал себя простейшим, этакой инфузорией туфелькой.
Приоткрытый рот чудовища обнажал ряд огромных острых зубов, что указывало на то, что существо было плотоядным хищником. В пользу этого также говорили когти бывшие на его шестипалых верхних конечностях, отдаленно напоминавших человеческие руки.
— Спасибо! — откашлявшись, решился нарушить затянувшуюся паузу Сенсей. — Если бы не вы, мне пришел бы каюк!
Было сомнительно, что чудовищный незнакомец знал, что означает слово каюк, впрочем, как и все остальные слова, которые произнес Сенсей. Тем не менее, он все же понял его.
Протяжно на разные лады, произнеся только что озвученную Сенсеем фразу, словно пробуя на вкус неизвестный ему язык, чудище неожиданно с вопросительной интонацией произнесло:
— Саркофаг?
Сенсею понадобилось время на то чтобы куски разрозненной информации, сложились в его перевозбужденном последними событиями мозгу в цельную картину. Значит сумасшедшая идея Хулио с «саркофагом» сработала? И на нее кто-то клюнул? И теперь этот кто-то стоит перед ним и хочет поговорить об этом?
Судя по тому, как этот тип легко разобрался с томиноферами, он был представителем цивилизации, для которых эти каннибалы были чем-то вроде человекообразных обезьян.
— Саркофаг? — поторопил Сенсея монстр, в голосе которого уже проскальзывали нотки нетерпения и недовольства.
— Да у меня есть то, что тебе нужно! — воскликнул Сенсей благодаря Хулио за его необычайную прозорливость.
Трясущимися руками он достал из внутреннего кармана куртки сигарный пенал и, раскрутив крышку, достал из него ампулу с белым кристаллическим порошком.
Драконообразный незнакомец тут же требовательно протянул когтистую лапу, которая была размером с ковш небольшого экскаватора. Сенсей подошел к нему и почтительно вложил ампулу в чудовищную чешуйчатую ладонь.
Несмотря на кажущуюся неуклюжесть и ужасающие размеры монстр ловко взял крошечную ампулу двумя пальцами. Отломив ее верхушку, он осторожно высыпал «саркофаг» себе на палец, после чего сунул его себе в пасть и растер порошок по деснам, как заправский мафиози из боевика. Закатив глаза, он прислушивался к тому, что происходит в его огромной уродливой голове. Судя по всему, он остался доволен качеством товара.
— Я, Хэжэрэкэцэт, что по-вашему означает Курьер. Ты можешь называть меня так, — милостиво разрешил монстр. — Моя раса одна из самых старых в межмировом пространстве. Мы раса драконидов. А как зовут тебя создание цэкэфэрэтов?
— Цэкэфэрэты — это томиноферы? — уточнил Сенсей.
— Да, грязные ублюдки создавшие людей, как пародию на самих себя, — презрительно оскалив зубастую пасть, усмехнулся Курьер. — Они находят странное удовольствие в поедании себе подобных. Так как мне звать тебя?
— Сенсей, — представился Сесней.
— А что означает твое имя? — любопытство сверкнуло в глазах Курьера.
— Учитель, — после легкой заминки ответил Сенсей.
— Достойное имя для фэцэкэрэта, — одобрил Курьер, — То есть я хотел сказать, человека. Не думай Сенсей, что фэцэкэрэт, что-то очень плохое. В нашем языке есть гораздо более грязные ругательства. Мы, дракониды, готовы перекупить рецепт приготовления «саркофага». И я спрашиваю, что Сенсей хочет взамен?
— Уважаемый, здесь есть маленький нюанс, — помявшись, выдавил из себя Сенсей. — Ты не будешь слишком шокирован, если узнаешь, что «саркофаг» приготовлен на основе желез внутренней секреции томиноферов?
Вникнув в смысл сказанного Сенсеем, драконид неожиданно расхохотался:
— Ничего другого я и не ожидал от фэцэкэрэтов, прошу прощения, от людей! Нет, я не шокирован, напротив нам драконидам доставит огромное удовольствие пустить цэкэфэрэтов — томиноферов в переработку. Основополагающий закон межмировго пространства гласит — выгода превыше всего! Если кто-то может принести прибыль драконидам, можешь не сомневаться Сенсей — они ее принесут! Так было, есть и будет всегда! Что мы можем сделать в благодарность за принесенную тобой выгоду?
— Прежде всего, я бы хотел убедиться в том, что моя женщина и мои дети живы! — воскликнул Сенсей. — Не возражаешь, если я пойду и взгляну?
Курьер, встав бочком, пропустил Сенсея в тоннель и проворчал, направляясь вслед за ним:
— Любопытно взглянуть, на что похожа самка фэцэкэрэта?
Где именно находится Ольга, дети и Том, Сенсей понял по доносившемуся издалека детскому хныканью.
Подойдя вплотную к делавшему резкий поворот коридору, он громко крикнул:
— Том, не стреляй — это я! Со мной друг. Не пугайтесь, он драконид. Если бы не он нам пришел бы конец!
— А Том, он кто? — подозрительно поинтересовался Курьер, нагнувшись к самому уху Сенсея…
— Совсем забыл предупредить, — вздохнул тот. — Том — томинофер, но он хороший!
— Не бывает хороших цэкэфэрэтов! — искренне возмутился драконид.
— Мой, хороший, поверь на слово!
— И ты не боишься оставлять с ним свою женщину и детей? А что если он сожрет их?
— Том охраняет женщину и детей, чтобы другие плохие томиноферы не сожрали их! — ответил Сенсей.
— Милый, это действительно ты? — послышался из-за угла настороженный голос Ольги.
— Да, это точно я! Скажи детям, что я привел в гости доброго дракона, который прогнал всех томиноферов, а Тому скажи, что ему нечего бояться, — прокричал Сенсей.
— А где Влад, Пабло, Стилет и Хулио? — раздался подозрительный голос Тома.
— Все погибли, и я бы тоже погиб не появись Курьер, которого вызвал Хулио, — ответил Сенсей и, обернувшись к дракониду, сказал, — Ну, что пошли? Познакомлю с моей семьей.
Глава 30
Ольга бросилась Сенсею на шею, заливаясь слезами. Драконида несмотря на его огромные размеры и ужасающую внешность она просто не заметила. Зато Том весь подобрался и настороженно изучал Курьера. Тот в свою очередь с нескрываемым любопытством разглядывал его.
— Так это ты, томинофер, защитник людей? — удивленно спросил он. — Я не могу понять природу твоих поступков. Что движет тобой?
— Обстоятельства и личная симпатия, — честно ответил Том. — За эту женщину я готов отдать жизнь. Впрочем, также как за ее мужчину и этих детей.
— Я по-прежнему не понимаю тебя, но уважаю твой выбор, — ответил задумчиво драконид.
Сенсей, как мог, успокоил Ольгу, для которой гибель Влада была сильным ударом. Впрочем, сам он также тяжело переживал потерю друга. Но нужно было жить дальше и думать о живых.
— Здесь подробная, исчерпывающая документация по производству «саркофага», — сказал Сенсей, протягивая Курьеру сигарный пенал с запиской Хулио. — Взамен я бы хотел получить планету, на которой мы сейчас находимся в вечную собственность. Мою, моих детей, внуков и праправнуков. Короче говоря, в собственность человечества.
— Ты просишь эту захудалую томиноферовскую Ферму «Терра» в обмен на рецепт изготовления «саркофага»? Должен заметить, что из тебя Сенсей никогда не выйдет хорошего торговца. Ты отдаешь рецепт практически даром, но дело твое, — усмехнулся Курьер, хищно обнажив зубы. — Скажи, могу ли я забрать твоего томинофера? Стоимость сырья заключенного в нем намного превосходит стоимость отныне принадлежащей тебе фермы.
— Нет, без него я буду как без рук! — твердо ответил Сенсей. — Он необходим мне в качестве защитника и рабочей силы. Кроме того, пускать на мясо, Тома, которому я обязан спасением жены и детей — это в высшей степени плохая идея! Тебе так не кажется, уважаемый Курьер?
— У тебя свои резоны у меня свои, — ухмыльнулся драконид. — Но пусть будет по-твоему! Кстати, защищаться вам больше будет не от кого. Я не терял времени даром и рецептура «саркофага» уже передана в Высший Совет драконидов и уже сейчас производится повсеместная заготовка томиноферов. Я настоял, чтобы охота началась с фермы «Терра», желая обезопасить вас от нежелательного соседства с каннибалами.
— Ты хочешь сказать, что сейчас одновременно во всем межмировом пространстве идет поголовное истребление томиноферов? — с нескрываемым злорадством в голосе спросила Ольга. — И теперь завоеватели сами оказались в роли сырья, то есть мяса?
— Ты права, женщина, — склонил голову курьер. — Раса томиноферов будет повсеместно уничтожена в течение нескольких суток в принятом у вас исчислении времени.
— Значит, в результате целенаправленного геноцида направленного против томиноферов Земля и человечество будут спасены? — не унималась Ольга.
— Ты будешь сильно удивлена, женщина, — став очень серьезным ответил драконид. — Но из всего человечества в живых осталась лишь ты, твой мужчина и эти восемь детей.
— И что теперь с нами будет, то есть, с человечеством в нашем лице? — спросил ошеломленный внезапно навалившейся на него ответственностью Сенсей.
— Не будем далеко заглядывать, я думаю, что вполне достаточно будет двух — трех тысяч лет, — пробормотал Курьер, проделывая какие-то сложные манипуляции когтистыми пальцами, в воздухе прямо перед собой. — Сейчас посмотрим, как сложится дальнейшая судьба вашего вида.
Через некоторое время драконид, словно заправский фокусник, извлек прямо из воздуха большую книгу в черном кожаном переплете.
Сенсей протянул было к фолианту руку, намереваясь взять его, но Курьер отрицательно покачал головой:
— Тебе нельзя, таковы правила! Существам твоего ранга категорически запрещено даже приближаться к артефактам из будущего. Я иду на серьезное нарушение всех правил, пытаясь ответить на твой вопрос.
Драконид бегло пролистал книгу и удовлетворенно усмехнулся. Сенсей, Ольга и Том застыли, словно перед оглашением смертного приговора. Даже непоседливые дети и те притихли, увидев, как взволнованы старшие.
— Итак, слушайте и запоминайте! — провозгласил Курьер. — Два раза повторять не буду. «…Праотцем всех людей был человек, которого звали Сенсей, что значит Учитель. Праматерью всех людей была жена его, которую звали Ольга, что значит Желанная. И были они самыми первыми людьми на Земле, от которых и пошел весь род людской…». Так, ну здесь неинтересно, тут совсем несущественно. А вот — это кое-кому стоит послушать! «…но праматерь Ольга, из-за своего грехопадения, была родоначальницей не только расы людей, но также и расы титанов. Сначала были они братьями для людей, их надеждой и опорой, но по прошествии столетий возгордились и восстали на них. И была война кровавая и страшная. И люди победили титанов хитростью и истребили их всех до единого».
Ольга неловко кашлянула:
— Ошибочка вышла, господин дракон. Я некоторым образом уже не могу иметь детей, по причине солидного возраста.
— Будут у тебя дети, не сомневайся, — строго глянул на нее Курьер. — Это мой прощальный подарок. Отныне ты вновь сможешь иметь детей. Ну что Сенсей, любезность за любезность, отдашь мне теперь томинофера? Подумай, зачем тебе эти заморчки с титанами?
— Спасибо за щедрость, но Тома на мясо я не отдам! — решительно ответил Сенсей.
— Ну, гляди, — пожал плечами Курьер. — А если я накину вам еще лет по пятьсот жизни, тогда отдашь? Для вашего же блага стараюсь!
— Нет! — свирепо ответила Ольга.
— А тебя красавица никто не спрашивает, с тобой и так все ясно, — усмехнулся драконид. — Ладно, последний вопрос, оставить вас здесь или перенести куда-нибудь в другое, более приветливое место?
Сенсей с Ольгой несмело переглянулись и, не сговариваясь, ответили:
— Давай, в Египет, туда, где все начиналось!
Сенсей очнулся от того, что кто-то теребил его за нос и уши. Открыв глаза, он прищурился от яркого солнца.
Маленький черноглазый мальчишка радостно рассмеялся и потянул его за руку:
— Вставай! Пойдем будить маму Ольгу!
Сенсей огляделся, они находились на песке в тени Великой пирамиды. Неподалеку в окружении ребятишек лежала Ольга. Когда он подошел к ней, женщина открыла глаза.
— Где мы? — спросила она.
— В Гизе, как и заказывали, — усмехнулся Сенсей. — Что-то я Тома нигде не вижу.
— Сесней, — требовательно потянул его за рукав самый старший из мальчишек. — Дракон велел тебе передать эту штуковину, когда ты проснешься.
С этими словами он вложил ему в руку небольшой синий кристалл в форме усеченной пирамиды, с мутными вкраплениями в его глубине.
— Рафаэль, ты Тома не видел? — спросила паренька Ольга.
Тот повертел головой и развел руками в стороны:
— Нет, его не было с тех самых пор, как мы здесь очутились!
В это время в кристалле вспыхнула ослепительная искра, и Сенсей испуганно положил его на песок возле себя. В воздухе появилось марево, которое постепенно приняло знакомые очертания драконида.
Растянув огромный безгубый рот в хищной ухмылке, Курьер сказал:
— Я хотел извиниться перед тобой человек, за то, что был вынужден забрать твоего томинофера. Верховным Советом моей расы мне были даны полномочия забрать его даже ценой гибели тебя, женщины и детей. Как мне кажется, я принял единственно верное решение. Таковы правила игры. Не нужно усложнять простые вещи. Вам свобода и долгая счастливая жизнь, томиноферам гибель и забвение, а драконидам выгода. Поверь, друг мой, так будет лучше для всех нас. Прощай! Да чуть не забыл! Отойди от кристалла подальше! Он самоуничтожится, едва ты досчитаешь до десяти!
Когда Сенсей с Ольгой и детьми отбежали на безопасное расстояние, кристалл полыхнул ослепительной вспышкой и с громким хлопком исчез, оплавив песок на котором лежал.
Пока Ольга оплакивала бедного Тома и проклинала обманщика дракона, Сенсей наконец-то смог пересчитать по головам, сколько, же им досталось детей. Он пока не знал, как и кого из них зовут. Он даже не знал толком, сколько среди них мальчишек, а сколько девчонок. Да это и не имело большого значения, потому что все они теперь были их с Ольгой детьми, из которых им предстояло растить будущее человечество…
Виктор Мишин
Солдат
© Виктор Мишин, 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону
«А-а-а! Вашу в транспорт. Какого хрена. Что со мной, а-а, сейчас сдохну. Блин, башка, наверное, лопнет сейчас. Что так гремит-то? Кто орет?»
— Синицын, чего с ним?
— Так танк взорвался рядом, товарищ лейтенант. Он рядом с той копной лежал, где Федоренко спрятался. Как его осколками не посекло, вообще непонятно. Там куда чего летело, в него ни хрена не попало.
— Отставить словоблудие, тащите его к санитарам. Пусть глянут, у нас бойцов почти не осталось, а он вроде не раненный, пусть посмотрят — живой или нет?
— Ясно, товарищ командир.
Какие в дупу командиры, товарищи? И блин, зачем они так орут? — я сжался в комок, но распрямился почти сразу и резко. Рвало меня, наверное, целую вечность.
«Кто я?» «Где я?» «На хрена я?»
Сколько прошло времени, не знаю. Меня постоянно куда-то волокли, лишь вздохнул свободно, когда ночью на что-то положили, после этого была лишь легкая тряска. Вот же ж какая засада, что же со мной все-таки? Ехал вроде на машине, куда… нет, не помню, очнулся — грохот и боль в голове. Люди какие-то странные вокруг. Кричат, ругаются, немцев матом кроют… так, стоп, походу, приехали. Точнее, я и приехал. Маму вашу в транспорт, в общественный. Я что, гребаным попаданцем заделался? Ё!.. Так, что-то тот, которого называли Синицыным, говорил про взрыв. Танк рядом со мной подбили, а меня не задело, голова раскалывается, наверное, контузия. Черт, а болит и правда очень сильно. Значит, буду считать, что я именно «попал». Причем туда, куда давно мечтал, не, ну а что?
Зовут меня Александром, фамилия моя, ага, самая что ни на есть русская, Иванов я. Мне двадцать восемь лет, в прошлой теперь уже жизни просто жил, не выделяясь и не мешая другим.
Сколько в той жизни сталкивался с людьми, мечтающими об Отечественной войне? Да очень часто. В том мире, мире без войны и особых проблем, люди жаждали приключений. По телевизору, в Интернете, одна сплошная фигня, прошу прощения — толерантность. Смартфоны-покемоны, Дом-2 или 5, не знаю, как правильно, какой по счету. Фильмов хороших нет, музыки нет, работы тоже почти нет, зато есть санкции и кризис. Последнее вообще штука заразная оказалась. На работе делаем то же, что и раньше, в тех же объемах, почти с неизменными ценами, а зарплата каждый месяц все меньше. Начальство в ответ на вопрос отвечает просто — а чего ж вы хотите-то, кризис в стране. Хоть смейся, хоть плачь.
Опять где-то что-то рвануло, значит, все-таки война. Веселуха, конечно, сомнительная, но что-то мне подсказывает, что мое место именно тут. Столько раз задумывался, а смог бы жить в эпоху Сталина, Берии и других членов группировки КПСС? А вот и посмотрим, если не грохнут, пока не встану на ноги, потом уж я постараюсь выжить. Что делать, пока не знаю, но здесь я задержусь. Я обычный русский мужик из средней полосы России. Никаких особых знаний или умений. Есть, правда, одно «но», читать люблю и делаю это с удовольствием. Работал на производстве, во время работы восемь часов в наушниках слушаю аудиокниги, вечером и в выходные читаю с экрана. Слышал частенько, как люди выделываются: читаю только на бумаге, настоящая книга только в бумаге. Ну а я попроще, читаю со смарта, с планшета, с ноута, да по хрену с чего, была бы книга интересной. Так вот, увлекся слегка, благодаря чтению имею неслабый багаж знаний, да, теория, но практика штука наживная. Знания, конечно, далеко не профессорские, но и не детский сад. Знаю многое, не раз друзья и знакомые удивлялись: откуда ты столько знаешь? Часто приходили за советом. Хотя, если честно, советы давать не люблю, считаю, что спрашивают совета для того, чтобы ему не следовать.
Двое суток мы едем куда-то на восток, определяю по встающему утром солнцу. Везут меня и еще четверых на телеге. Пробовал скосить глаза, разглядел только соседей справа и слева, те в кровище лежат, хоть и замотанные, как мумии, даже как-то стыдно. У меня уже и руки стали работать, но как будто не мои. Пытаюсь сжать кулак, а пальцы лишь скрючиваются, как у калеки. Ноги просто гудят, вставать не пробовал, да и никак. В повозке встанешь, тут и свалишься. Постоянно любуюсь только на конский хвост и на то, что периодически из-под этого хвоста валится, а вонища-то какая! Да, изнежен чересчур человечек из двадцать первого века. Что мы знаем там об этой войне? Как драпали сначала, потом «научились» наконец воевать, и айда, в Гейропу. Страшный сон бесноватого воплощать в реальность, баба рулит Германией, а коренных немцев в три раза меньше, чем турок! А война она вон какая, грязища, звиздец, не представляю, как тут вообще передвигаться можно. Бойцы, что идут вокруг нескольких телег с ранеными, просто тонут в грязи. Постоянно вижу и слышу, как, чертыхаясь, падает то один, то другой. Дождь только кончился, пару часов всего прошло, тучи не расходятся, может полить в любой момент. Лесов здесь нет, сплошные поля, не ровные, чувствую, как телега то вверх идет в гору, то чуть ускоряется, на спуске. По разговорам улавливаю суть, мы опять отступаем. Дали нам транды по-хорошему, вот и драпаем, узнать бы хоть, какой год-то сейчас.
Откуда-то появился нарастающий гул, непонятно на что похожий, но все как-то засуетились. Слух вроде приходит в норму, разговоры над головой не воспринимаются ором, поэтому прислушиваюсь.
— Воздух! — Как призывно-то, какой воздух?
Вокруг слышалась возня и редкие команды. Чуть поднимаю голову и вижу, как вся толпа, что шла с обозом, прыснула в разные стороны. Возница подстегивает старую клячу, что тянет нашу телегу, кнутом, и тут раздался он… Вой с неба был настолько громким и противным, что шея невольно втянулась в плечи. Так вот что такое «лаптежник», заходящий на бомбометание, бляха, страшно-то как… Перевалился через борт телеги прямо на ходу. Больно ударившись о землю, загребая руками и ногами, отползаю в сторону. В нескольких метрах виднелась расщелина, может овражек небольшой, туда я и двинул. От разрыва первой бомбы меня подкинуло на полметра. Грохнувшись, попытался оглядеться, но боясь не успеть доползти, бросил это занятие. Вот она, спасительная расщелина. Утрамбовался так, что не вижу ни хрена вокруг, в глазах песок, во рту грязь. Тьфу ты, хрен отплюешься теперь. Между тем грохот и взрывы продолжались, землю трясло так, что та передавала часть энергии взрывов на меня. Боль не такая, что не вынести, но приятного мало. Земля, казалось, летела отовсюду, даже горизонтально. Когда вокруг стихло, я не заметил, видимо опять отключался. Выполз из ямы, когда уже смеркалось. Вокруг была небольшая суета, соскребали убитых, перевязывали недобитых. С грустью отметил, что телег у нас больше нет. Разглядев бывшего возницу с «моей» телеги, поковылял к нему.
— Бать, есть закурить, — спросил первое, что пришло в голову.
— Держи, только спичек нет, — не поднимая головы, ответил водитель кобылы. Взяв у него кисет, развязал тесемку и заглянул внутрь. Хорошо, даже бумага заготовлена. Свернул «ножку» и закурил. Спички я давно в кармане нашел, а вот кисета не было, жить — хорошо!
— Дай «добью», — обратился возница. Я протянул ему с начала его же кисет, сделав пару затяжек, передал и самокрутку. Боец глубоко затянулся и крякнул от удовольствия.
— Хорошо пошла, — констатировал он.
— Точно. Куда идем-то, известно? — решил забросить удочку я.
— Теперь уж и не знаю, куда пойдем. Убило при бомбежке и командира, и старшину. Шли на восток.
— Понятно, что не на запад. Где мы хоть примерно-то, ни хрена не помню, что случилось. Очухался у тебя в повозке.
— Так Дон где-то недалеко на северо-восток. А приложило тебя еще под Лозовой. — Черт, ни фига не ясно, может, как сорок первый быть, так и сорок второй.
— Дед, а бумаги нет? А то неудобно курево у тебя «стрелять» постоянно, так хоть бумага своя будет. Разбогатею — отдам.
— Вон полстранички от газеты осталось, бери, табаку-то отсыпать?
— Спасибо. И так как попрошайка. Табак-то, может, у кого найду, а вот с бумагой труднее.
— Это точно, — кивнул возница и отдал мне газету. Меня интересовала только дата вверху. 21 мая 1942 года, вот так, значит, вышли из котла под Барвенково, ну хоть что-то теперь знаю. Неизвестно, сколько мы тут болтаемся, но думаю, что сейчас июнь, а может и июль, жарко уж больно.
Если и правда уже второй месяц лета, то фрицы сейчас будут жать нас за Дон и сразу двинут к Волге. Если раньше не хлопнут, значит, могу встретить своего деда в городе на Волге. Шучу, конечно, где я тут его встречу. Да и в госпиталь он попадет скоро, с первым ранением. А меня, наверное, с остатками роты, в которую я «попал», отправят на переформирование. Ну, это в идеале, конечно, скорее просто вольют в какую-нибудь часть, да и все. Возница сказал, что от роты осталось двенадцать человек. Теперь вот еще и оставшихся командиров выбило.
Так, рассуждая, я бродил среди убитых под бомбежкой. Пару раз рвало, даже не знаю и чем, ел-то последний раз, не знаю и когда. Блевал от вида растерзанных тел. После бомбежки вокруг одни фрагменты. От лейтехи вон одну изуродованную голову опознали с частью груди и левой рукой, где остальное — фиг его знает. Старшине вот повезло, целым похоронили, осколок в грудь, как санитар сказал: «Прямо в сердце, умер сразу».
Погибших похоронили по-человечески, в сторонке от полевой дороги. Разве что без гробов и сапогов. Отступали мы сборной солянкой, из трех разных частей были бойцы. Всего от бомбежки погибло восемнадцать человек, раненых куча, а таких как я, целых, всего трое. Нашел себе винтовку, патроны. Патроны были в подсумках на ремне, а сам ремень валялся просто на земле, чей он — неизвестно. Нашел сидор, в нем портянки, дойдем до воды, надо простирнуть. Фляжку ранее взял из кучи, что набралась после похорон павших. В сидоре был кисет, и в нем даже осталось немного табака. Каску взял, нашел неплохой перочинный ножик, вот в принципе и всё. Хотел еще наган взять, видно от лейтехи остался, так он с поврежденным стволом оказался. Вообще, такое впечатление было, что бомба прямо в командира попала, надо же так разорвать…
Ужас и страх царил в глазах этих голодных людей, что пережили сначала разгром на позициях, а теперь вынуждены дохнуть под бомбами. Брошены, именно брошены на произвол судьбы. Не пойдешь — дезертиром обзовут, придешь — трусом. Разговоры вокруг разные, я больше отмалчиваюсь, не больно хочется выдавать свое незнание реалий. Про людей говорю, а у самого наверняка такой же видок. Да, страшно, очень страшно, никогда не забуду ни трупы бойцов, ни звуки бомбежки. Не передать словами весь тот ужас, что царил вокруг. Понимаю, что скорее всего я еще нагляжусь на такое, а может, и похлеще что будет. Это еще хорошо, что сам-то целый, хоть и пришибленный.
Последний дождь был позавчера, а по полю мимо нас ветерок уже гонял пыльные шары. Ну, хоть грязища просохла, уже плюс. Пыль клубится под ногами, скрипит на зубах, голова чешется, да вообще все тело зудит. Да знаю я, что такое вши, знаю. Просто из двадцать первого века в эту грязь и антисанитарию, понятно, что война и все такое, естественно, привыкну, куда деваться-то. Но пока еще с трудом преодолеваю себя, заставляя вживаться в образ.
Портянки в стоптанных сапогах постоянно сбиваются, после трех остановок на перемотку, уже лень снова останавливаться, а все-таки надо, а то собью ноги, будет вообще жопа, идти-то еще хрен знает сколько.
Интересно было, когда при осмотре «своего» тела обнаружил, что оно здорово похоже на мое собственное, из той жизни. Глянул в красноармейскую книжку, увидел, что возраст почти совпадает, двадцать пять мне нынешнему. Нет только моих шрамов, ну и там, ниже пояса, но выше колен, немного другое. Памяти того, чье тело я занял, не обнаружил, будут еще с этим проблемы. В реалиях этого времени я ни бум-бум. Одно дело читать про эти времена, совсем другое здесь находиться. У местных в подкорку вбита приверженность курсу партии, а у меня что? Ладно, фиг с ним, надоело «гонять», будем жить, а как, это второй вопрос.
Идти надоело до жути. По пути попадаются еще не опустевшие деревеньки, но жратвы нигде нет, люди сами последнюю брюкву доедают. Бредем как бараны, куда, сколько еще и зачем, неизвестно. Конечно, цель-то одна, немец к Волге идет, тормозить пора, но нас тут всего взвод. Да, а сколько сейчас таких взводов так же, как и мы, пробираются на соединение? Многие побросали свою амуницию, кто-то даже винтовки выбросил, я не влезал до поры, но когда началась первая истерика, пришлось зубы показать. Особо выделываться не стали, винтовка у меня у одного заряжена, как бы ни тяжело было, но я ее упорно тащу, чую, хлебнут лиха те, кто бросил оружие.
Подобранная мной после бомбежки винтовка оказалась вполне исправной. Ложе чуть покоцано было, но я ножом затер, даже гладкое стало. Хрен ее знает, как она пристреляна, но по назначению ей пользовались давно. Нагар и налет ржавчины счищал долго, но теперь ствол изнутри аж блестит. Патронов всего десяток был, но мне, наверное, стрелять не скоро придется. К своим выйдем, наверняка ствол отнимут в пользу тех, кто будет убывать на передовую, а пока нас к кому-нибудь будут присоединять, оружие будет не нужно.
Через два дня, усталые как шахтеры после недельного забоя, наша пестрая компания выползла к реке. Дону радовались недолго, появившийся очень оперативно какой-то павлин в расшитой узорами гимнастерке и синих галифе быстро дал понять, что мы не солдаты, а по меньшей мере трусы поголовно, ладно хоть сразу во враги народа не списали. Мне, как одному из немногих, что сохранил винтовку, попало на удивление даже больше других. Те, кто потерял оружие, поголовно утверждали, что оружие пришло в негодность во время боя, и им верили! А мне и еще шестерым бойцам «не повезло». Оружие исправно, у меня еще и вычищено, заряжено и есть патроны, кто мы, как не трусы? Конечно, никто никого не сдавал. Мужики, что без оружия, смотрели в землю и молчали, ну и мы не стали докладывать, что оружие было просто выброшено. Зачем, кому мы сделаем легче? И так солдат нет, а еще и сами себе гадить будем? Политрук, а это был типичный представитель этого сословия, ну какими их рисовали в моем времени, орал в принципе недолго. Не дав людям даже помыться и постирать превратившуюся от пота и пыли в состояние древесной коры форму, быстренько построил и отправил к переправе. Оружие мы не сдали, хоть политрук и пыхтел, все семеро, словно сговорившись, решительно отказались от сдачи. Так как группы поддержки у политработника не было, то сильно настаивать тот не смог. Мы объявили ему, что переправимся на тот берег, найдем старших командиров и сдадим, если прикажут, а так как, по сути, предъявить нам было нечего, тот, еще поорав, ушел, но хоть сказал, какой сейчас день. Третье июля, ни хрена себе мы погуляли по родным просторам… Дружно выдохнули и решили все же не стираться, вдруг там такие же упыри попадутся, пусть лучше наш внешний вид наглядно покажет, через что мы прошли. Оказалось все с точностью до наоборот. Первый же старший командир с четырьмя шпалами на петлицах, к которому мы подошли доложиться о прибытии, отчитал нас за внешний вид.
— Что это за оборванцы? — обратился он к ординарцу, с которым они вместе подъехали на машине к переправе. Ординарец обвел нас взглядом и спросил у того, кто стоял к нему ближе:
— Кто такие, почему в таком виде? — Лейтеха в ординарцах ходит, а на передке командовать некому, пролетело у меня в голове.
— Сто шестьдесят девятая стрелковая дивизия, точнее то, что уцелело. Может, где-то еще кто пробрался, отходили разными группами. По пути вели бои, кто-то оставался, кто-то прорывался. Мы еще в мае в районе Славянска из кольца вышли, командиры так говорили, два месяца почти пробираемся, — ответил один боец.
— А что, трудно было в порядок себя привести? — это опять этот, у которого железная дорога на петлицах.
— Мы не ели ничего уже три дня, товарищ командир, сил нет совсем. Людям дух перевести некогда было. Если разрешите к реке дойти и привести себя в порядок, сейчас же выполним, — это я вылепил. Не удержался, накипело, а полкан вдруг изменил выражение лица и сменил гнев на милость.
— Сейчас направляетесь вон к тем домикам, что виднеются в километре отсюда. Там стоят кухни, я распоряжусь сейчас, вас покормят. Как отдохнете — приведете себя в порядок. Через три часа быть всем у третьего дома справа. Я пока доложу о вас, надо решить, что с вами делать. Только утром две группы такие же отправили.
— Разрешите вопрос, товарищ командир? — неуверенно спросил я. Полкан удивленно поднял брови, но спокойно кивнул.
— Оружие кому сдавать?
— Не понял? — искренне удивился командир.
— Да нам на том берегу политрук сказал все сдать.
— Ясно, — полковник взглянул на ординарца, — врага сподручней все-таки из винтовки бить, чем голой задницей. Все, приказ ясен?
— Да, разрешите выполнять? — рявкнул я.
— Вольно, — усмехнулся полкан и добавил: — Идите уже.
Козырнув, мы медленно направились в указанную сторону, а полкан с ординарцем прыгнули в машину и, обогнав нас, быстро умчались.
— Слышь, Счастливчик, чего думаешь, пронесло? — это меня так окрестили после бомбежки. Сказали, что меня ни танки, ни бомбы не берут.
— Да хрен его знает. Если правда пожрать и постираться дадут, то вряд ли будут трусость шить. Скорее сунут в какую-нибудь часть да отправят побыстрее на передок, да и баста.
— Думаешь, переформирования не будет? Отдохнуть не получится?
— В запасных сейчас не кормят почти, слышал, люди говорили. Да и чего там делать? — к нашему разговору присоединился еще боец.
— А ты, Счастливчик, куда хочешь? — взоры обратились ко мне.
— Так ведь не на гражданке, чтобы хотеть. Куды пошлют, туды и потопаем. А вообще, жрать охота да поспать бы чуток.
Я выразил общее желание. Мы уже реально падали от голода, даже внешне скоро на пленников из Бухенвальда станем похожи. Через полчаса, громыхая ложками, выскабливали из котелков перловку. Каша казалась шедевром кулинарии, жрали-то последние дни вообще траву, а то и вовсе ничего, а тут даже жирок какой-то присутствовал. Успев облизать ложку, уснул прямо, где сидел. Проснулся, когда ложка из руки выпала, оказалось, меня подтолкнули.
Ругаться и махать руками не стал, просто убрав ложку в сапог, поднял глаза. Над нашей сонной компанией стоял командир. Блин, аж цельных два кубаря в петлицы воткнули. Молодо-ой, словно пацан еще.
— Здравия желаем, товарищ командир, — бойцы медленно поднимались и сонно водили головами из стороны в сторону.
— Это вы сегодня в расположение вышли? Сто шестьдесят девятая стрелковая? Какой полк?
— Мы и есть пятьсот пятьдесят шестой стрелковый, а вы наш новый командир? — всю беседу у нас вел один из бойцов, что был пошустрее.
— Пока я. Лейтенант Нечаев. Мне приказано вас осмотреть и привести в порядок, пополнить по возможности боезапас и оружие и выдвигаться в указанное место на соединение с батальоном. Так как вас тут на взвод едва хватает, по пути приказано еще группу взять, соберем роту, отправят в батальон, ну и так далее. Ваша дивизия до сих пор частями выходит.
— Не секрет — куда? — спросил тот же шустрик.
— Могу только указать общее направление — юго-восток.
— Понятно, ближе к Сталинграду.
— Да, этот город действительно в том направлении. Но к нему ли мы пойдем — не известно.
Известно стало через шесть суток, когда мы, уставшие до охренения, остановились. Как, скажите на милость, эти люди смогли Там столько протопать по просторам Родины да еще и победить потом? В голове не укладывается. Приходилось раньше слышать рассказы фронтовиков, так ни один такое и не вспоминал почему-то, а ведь такое разве забудешь?
Переправились в районе Камышина через Волгу на левый берег, там и было расположение одного из полков нашей будущей дивизии. Как лейтенант объяснил, сейчас такая неразбериха, что никто не будет искать наш полк или дивизию, да и вообще неизвестно, осталось ли хоть что-то от той дивизии.
Практически не отдыхая, нас день за днем гоняли, как школьников на физкультуре. Людей набралось очень много, по моим меркам, в основном все были такие же, как и мы. Усталые, с той грустинкой в глазах, какая бывает у людей обреченных, мы учились воевать в запасном полку на переформировании.
На дворе уже был сентябрь, когда закончилось укомплектование дивизии. И нас погнали куда-то на север. Располагались мы буквально в километре от Волги, к этому времени я числился уже в составе батальона, пофигу, что в батальоне было сто двадцать семь человек, сказали батальон, значит, батальон. Тот лейтеха, что нас привел, стал командиром взвода, который собрали из тех, кто вышел со мной тогда к Дону. Оружие и боеприпасы и правда дали, десяток патронов к винтарю и две бутылки КС. Вот на фига это стекло нам здесь дали? Чтобы не дай бог кто-нибудь вспыхнул, разбив случайно этот фуфырик?
А вот еды у нас почти нет. Полмешка сухарей на взвод из двадцати человек и по банке тушенки. Это все, что дали за трое суток. Негусто. В поселке, в котором нас притормозили, была куча народа. Здесь формировались части для переброски на правый берег, тут были все, даже санбат и саперы с радистами. Вообще, как удалось узнать из разговоров с окружающими, такие пункты сбора и дислокации располагались чуть ли не от Куйбышева и до самого Сталинграда. Наш пункт располагался на левом берегу Волги километрах в шестидесяти от Камышина. Люди уже говорили, что нас скоро переправят на правый берег, дескать, оттуда и двинем пехом под Сталинград. Мне, если честно, было все равно. После попадания сюда я вообще малость охренел и выглядел несколько отстраненным. Ко мне давно уже никто не подходил с вопросами, как я, что думаю и вообще. Я просто плыл по течению. Сдаваться в руки НКВД с криками, что все знаю, даже не собирался. Да, возможно, так было бы лучше и для страны, да и для меня может быть. Но вот как-то после переноса, после того как я осознал, что — все, нет больше ни семьи, ни той жизни, к которой привык, я как-то замкнулся и потерял смысл что-либо делать. Да и что тут делать-то еще можно. Нужно воевать, поэтому буду воевать. Долго ли, лучше или хуже других, не знаю, но вот в том, что отдам жизнь за то, чтобы мои родные вообще появились на свет, я не сомневаюсь. Да и знания кое-какие есть, смогу с людьми поделиться.
А вот то, что попал я в знаменитую Родимцевскую дивизию, меня здорово порадовало. Даже несмотря на то, что предстоит делать этой дивизии, я ведь помню немного историю Битвы на Волге. Если я сейчас там, где я думаю, то не удивлюсь, если наша рота и отправится за Волгу, отбивать центр, а точнее вокзал, принимая во внимание свою «удачливость». Это в будущем даже в компьютерных играх было.
В районе Камышина мы опять доукомплектовывались, людей все прибывало, а вот оружия и продовольствия, казалось, становилось все меньше.
Через три или четыре дня, если честно, со счету сбился, пребывания на этой стороне Волги, нас, наконец, построили и объявили, что ночью будем переправляться обратно на восточный берег. Ночью, под отборный мат людей, осуществляющих перевозку, мы вновь оказались на левом берегу. Да, испокон веков, видимо, у нас в стране проблема с организацией. Как любят говорить, что в России две беды, но на самом деле лишь одна, первая. Не будь у нас дураков, и дороги бы появились.
Только успев собраться после переправы, нас, О ЧУДО, повезли на юг на машинах. Как же задолбался я уже пешком ходить, хоть какое-то разнообразие. Полуторки, казалось, были специально придуманы, чтобы лишить Красную Армию боеспособности. Ладно тряска, но ведь эти рыдваны ломаются просто каждые десять минут, или это просто нам, таким «везучим», попались именно эти дохлятины? Чуть не через каждый километр пути остановка. То в одной машине движок вскипел, то в другой бензошланг прохудился, то еще что-то, я только глаза к небу поднимал, чтобы не начать злиться.
Лейтеха вроде ничего, молодой, но довольно толковый командир. Лозунгами не бросается, говорит по делу. Даже опросил всех, когда прибыли в Ахтубу, узнал, кто какие воинские специальности имеет. Оказалось, что водить машину в этом времени считается чем-то значимым. Когда очередь дошла до меня и последовал вопрос, об управлении автомашиной, спокойно сказал, что да, вожу, на вопрос какую? — ответил, что без разницы, лишь бы ехать могла. Лейтенант, кстати, этому не обрадовался вообще. Это другие бойцы на меня смотрели открыв рты, а вот он расстроился. Позже он пояснил и попросил не афишировать.
— Понимаешь, там, — командир указал на город за Волгой, — твои умения не пригодятся и тебя оставят где-нибудь здесь. А мне еще один опытный, побывавший в боях солдат очень нужен. Ведь все остальные, кроме вашей компании, вышедшей из окружения, еще пороху не нюхали. Я сейчас разобью вас на отделения, чтобы в каждом были и новички, и бывалые. Пойми меня правильно, боец.
— Да и не собирался я, товарищ командир, никуда от вас уходить, вместе пойдем в Сталинград.
— Вот и хорошо, — сразу приободрился лейтеха. — Как тебя по батюшке, Саша?
— Сергеевич я.
— Как Пушкина! Так вот, Александр Сергеевич, возьмешь первое отделение на себя. Отберу людей тебе я сам, ну а ты уж дальше без меня. Там есть двое, что и стрелять-то не умеют, возьмешься научить?
— Да когда уж тут учить, разве что покажу и расскажу, как не надо делать.
— И то дело. Короче, я на тебя рассчитываю.
Начал «обучение». Ребята были хоть и неопытными в плане войны, восемнадцать лет всем, но довольно толковыми. Нам, наконец, выдали оружие и патроны, сухпай, гранаты. Значит, вот-вот пойдем в бой. Насторожило то, что многим выдали автоматы взамен винтовок, точно к вокзалу пойдем, на берегу не отсидимся.
— Не торопитесь, умереть просто. Спокойней патрон пихай, винтовку крепче держи, это ж не метла, — парни все понимали с полуслова.
— Товарищ Счастливый, а правда, что рядом с вами немецкий танк взорвался, а у вас ни царапины. — Вот и эти черти уже Счастливым прозвали, и ведь знают заразы, что фамилия у меня — Иванов.
— Ага, и «лаптежник» рядом упал, а я его за хвост и об землю, чтобы не улетел, — кивнул я. Парни заржали, а тот боец что спрашивал, смутился.
— Ребят, не слушайте вы эти байки. Лучше оружие почистите.
— Так мы же не стреляли, зачем его чистить?
— Как тебя зовут, боец?
— Рядовой Мироненко, — насупился еще один «молодой».
— Оружие, как женщина, любит ласку и… смазку! — Эти вчерашние школьники покраснели, а затем попадали от смеха.
— Развлекаетесь? — громко поинтересовался кто-то у меня за спиной.
Обернувшись, я уставился на подошедшего. Что-то в его одежде было знакомо, причем неприятно знакомо. Точно, политрук на берегу Дона так одет был.
— Я военный корреспондент, фамилия моя Шлыков.
— Здравия желаем, товарищ корреспондент. О чем пишете? Хотя что это я? Чем можем помочь? — я в своем времени много слышал о военкорах. Большая часть из них были очень правдивы и отчаянно смелы. Вот меня и пробило на угодливость.
— Вы когда отправляетесь на тот берег, товарищи красноармейцы?
— Говорят, ночью, а что?
— С вами пойду, мне надо написать о том, как идут переправы, ну и на наших доблестных защитников города, носящего имя Вождя, посмотреть. Вы не против, если я с вами тут посижу. Послушаю, как вы готовитесь. Ведь вам уже завтра, а возможно, и прямо с переправы в бой.
— Да сидите на здоровье. Бойцы, продолжим, кто там у нас следующий…
Корреспондентом оказался довольно известный для людей этого времени человек. Мне его фамилия ничего не сказала, а вот кто-то из парней сказал, что приходилось читать его заметки.
Потратив на занятия с новобранцами четыре часа, решил прикорнуть ненадолго. Черт его знает, когда еще придется. Делая вид, что отошел по нужде, приглядел сарайчик, больше похожий на огромное сито, весь в дырах и прилично скособочен. Зайдя внутрь, усмехнулся: хорошо кто-то устроился, не я один такой уставший. Осмотрел дальний угол сарая и, раскинув шинель, лег и уже через десять секунд спал как убитый.
— Это что такое, встать, смирно! — из сна меня выдернули, ну хоть не пинками. Артачиться не стал, просто вытянулся.
— Виноват, — козырнул я, надев пилотку.
— Разве была команда спать?
— Нет, товарищ командир. Устал просто.
— Все устали и еще устанут. Ты занятия провел?
— Да.
— Тогда давай строй своих, через час погрузка на баржу, первыми идем.
— Ясно, — нехило я поспал, часов шесть придавил. Раз скоро погрузка, значит, уже вечер поздний. Выйдя из сарая вслед за лейтехой, подошел к колодцу возле рядом стоящего дома и, обнаружив на месте ведро с уже набранной водой, умылся. Фляга у меня была полная, но я вылил старую теплую воду и набрал свежей. Еще бы одну замутить, а то мало одной.
Строились недолго. Все давно всё понимают, шевелений не было. Проверил у «своих» снарягу и встал во главе отделения. Хотя какое отделение, шесть человек. Это только в штабах на бумаге: батальоны, роты, взвода. На деле половинный состав в лучшем случае. А помню, у нас все говорили некоторые, дескать, мы немца трупами закидали. Где их взять-то? У немчуры дивизия по численности в два, а то и в три раза больше. Я уж молчу про оснащение этой дивизии. У нас на весь батальон один «дегтярь» полуживой, пулеметчик бедный его целый день от нагара и ржавчины шкурил, когда получил сие чудо. Будем надеяться, что может там, в городе, что-то дадут, а то…
— Товарищи красноармейцы, нам предстоит трудная задача. Сейчас нас переправят на ту сторону Волги, и мы сразу войдем в бой. Фашисты очень близко, местами даже вышли на берег. Наша задача отбросить их на этом участке, чтобы смогли переправиться основные силы дивизии. Во время переправы голов не поднимать, как достигнем берега, всем покинуть баржу и залечь. Ребята, враг очень силен, но мы должны отстоять город, носящий имя нашего вождя, товарища Сталина. Враг будет разбит, победа будет за нами!
По окончании политинформации нас повели к переправе. К грохоту взрывов новобранцы были непривычны, поэтому вздрагивали ежесекундно. Впереди, поднимая тучи брызг, вставали водяные фонтаны, немцы обстреливали переправу из всего, что только у них было. Лично я уже как-то спокойно ко всему отношусь. За недели странствий, выходя из окружения, привык ко многому. Естественно, привыкнуть к войне тяжело, но если ты знаешь, что это надолго, знаешь всю полноту катастрофы, справиться с собой легче. Это вот им тяжко, тем парням, что считали Красную Армию непобедимой, они не могли представить себе даже примерных масштабов войны. А я вот постоянно думаю о том, как все-таки, наверное, хорошо, не знать так много, как я, ну, по сравнению с местными. Они ведь не знают, что снабжение будет ужасным, что пополнение идет очень медленно. А самое главное, если именно мы пойдем к вокзалу, то в живых нас останется очень мало. Ребята видят только то, что находится перед глазами, а ведь так по всему фронту. Люди везде гибнут одинаково. Везде тяжело с питанием и боеприпасами. Да, уже зимой армия, наконец, начнет побеждать, но какой ценой мы купим эти победы, а?
Город поражал. Высокие, когда-то наверняка красивые высотные дома, сейчас были разрушены. Окон вообще нигде нет, черные провалы, из которых местами выбиваются языки огня, смотрят на нас тоскливо. Даже отсюда, с левого берега вижу почти полное отсутствие крыш на домах. На зданиях не хватает не только крыш, но и стен. Кособокие, порой непонятно как еще стоящие руины, вот что это было, а не город.
Прямо на наших глазах катер, плюхавший с той стороны, перевернулся от близкого разрыва бомбы. Мы поглядели вверх, туда, где под остывающим сентябрьским солнышком резвились асы Геринга. Гады пернатые, мало того что «штуки» бомбы швыряют, так еще и «мессеры» после них проходят, как будто бомбёжки недостаточно.
Буксир тяжко плюхал по реке, толкая баржу, нагруженную бойцами. Баржей я назвал это корыто просто для порядка. Одновременно с нами переправлялись еще шесть таких же барж и несколько бронекатеров. Примерно тысяча человек шла в бой. Как лейтенант сказал, аж три батальона. На всех имелось два орудия 45 мм, пять ружей ПТР, ну и гранат дали немного. Когда выдавали, вышло каждому по две штуки. Мы даже приободрились, увидев «феньки». А то КС не станешь в дверные проемы кидать, пока она еще прогорит. А нам с ходу нужно ближний дом захватить и зачистить, от подвала до четвертого этажа.
Примерно на середине Волги началось. Мы ожидали налета «лаптежников», ну или «худых», а тут только свист и… Бульк, впереди по курсу судна встал водяной столб. Прямо гейзер, всего метрах в пятидесяти. Через несколько секунд вновь свист и справа метрах в двадцати — плюх, еще один гейзер. Вдруг нас всех повело влево, посмотрев на тот берег, понял, что капитан дал резко вправо. Сомневаюсь, что это нас спасет, и протискиваюсь ближе к борту. И ведь спасло! Кэп этого буксира настоящий ас в рулежке. Следующий снаряд, а то, что стреляет орудие, уже никто не сомневался, упал слева и, лопнув под водой, окатил всю баржу волной. Кого-то выкинуло буквально рядом со мной, свесившись, подтянул какого-то паренька и затащил обратно. Взрыв был буквально в десятке метров, было действительно страшно. Не измени капитан курс, нам прилетело бы точно в центр баржи. Перекрестился даже корреспондент. Ага, на носу стоял и щелкал «лейкой». До берега оставалось уже немного, видимо, для немецких орудий стрельба была затруднена и по нам с высокого берега заработали пулеметы. Сколько, я не стал считать, решив спрятать башку за борт. Толщина бортов баржи давала надежду на спасение, и все чуть ли не распластались по палубе. Так как вперед не глядел, удар корпуса баржи о дно у берега пропустил. По инерции чуть подался вперед и навалился на кого-то из бойцов. Получив в ответ тычок куда-то в пузо, быстро встал. Подо мной оказался здоровенный парень из моего отделения. Я на него обратил внимание, когда показывал бойцам обращение с винтовкой Мосина. Обратил потому, что винтовка в руках этого бугая смотрелась как трость.
— Э, полегче, всех шатает, — беззлобно гаркнул я и, вскочив, бросился за борт. Приземлился удачно, воды было чуть выше колен, и я быстренько стал передвигать ноги к берегу. Вокруг кто-то кричал, падал. Но никто не открыл ответного огня. Только выбравшись на берег и укрывшись за кучей земли, о, да это небольшая воронка, я осмотрел реку и берег. Оказалось, из шести барж дошло только четыре. Остальные, наверное, на дне, вместе с буксирами. На воде виднелось множество точек, люди, кто не погиб, пытались выплыть. Рядом со мной приземлился лейтеха.
— Ты живой, Счастливый?
— Товарищ лейтенант, вы же знаете мою фамилию, на фига мне эту «погремуху» приклеили?
— Ты сейчас с кем разговаривал? — натурально так удивился командир, даже по сторонам поглядел.
— А, не берите в голову.
— Так, Счастливчик ты или Иванов, да хотя бы и Пушкин, собирай отделение и на правый фланг, по зеленой ракете атакуем. Советую воду вылить из сапог.
Скинув сапоги и отжав портянки, принялся оглядывать бойцов. Да ни хрена тут не разглядишь толком. Немцы сюда не стреляют, никак не попасть, сосредоточили огонь на тех, кто еще оставался в воде. Но все как один мои хлопцы лежали ничком, уткнувшись в землю.
— Э, бойцы, вы чего там спать легли, что ли? — рявкнул я. Одна за другой стали подниматься головы.
— Давайте ближе ко мне. Привести себя в порядок не получится, но воду из сапог выливайте и проверьте оружие. Сейчас будет сигнал, кто не успеет… Ну, вы не дети, сами понимаете.
Дом оказался почти целым, отсутствовали только крыша и часть верхнего этажа. Конечно, не было ни окон, ни дверей. Одни темные проемы внизу, да подсвеченные огнем на верхних этажах. Ну и конечно, выделялись те, из которых долбили пулеметы противника. Трассеры, пересекая короткое расстояние от домов до реки, утыкались в воде. Черт, на самых подступах к дому мы будем как на ладони, но темнота поможет. Думай, голова, шапку куплю. Хотя выдали шапку-то, вон в сидоре лежит. На голове каска, под ней пилотка.
— Так, слушайте сюда, — начал я, обращаясь к своим. — Здесь внизу огня нет, просматриваются подступы неважно, так что дуриком не лезть. Броском вперед, два-три шага и залечь, все ясно. Когда падаете, сразу перекатываетесь в сторону. Будете слушаться, поживете, все ясно?
— Товарищ Счастливый…
— Ну что вы как дети, хватит уже. Как тебя зовут, боец? — я обратился к тому, что опять меня по кличке позвал.
— Боец Никифоров, — парень чуть не подпрыгнул, вытянуться хотел.
— Замри уже, здесь устав не нужно соблюдать дословно. Имя у тебя есть?
— Матвей.
— Так вот, Мат, чего вылупились, так короче, а значит, больше по делу скажешь. Ко мне обращаться просто по имени, Саня я. Еще в бою можно Сергеичем. Все ясно?
— Да. А как остальных звать?
— Ну, так сами и назовитесь, вы же знаете, как друг друга звать, можете сокращать, если хотите. Ты, кстати, не возражаешь насчет «Мата»? — всегда стараюсь узнать настроение человека, делающего со мной одно дело. А то положишься на него, а он на что-нибудь злой, и не захочет, но может подвести в любой момент.
— Все нормально, товарищ командир, — с улыбкой отозвался Матвей.
— Ну, я пока просто старший в нашем отделении, а уж буду ли командиром или нет, будем посмотреть.
Этот дом, из которого был довольно приличный обзор, мы, в общем-то, взяли довольно легко, немцев здесь было мало и они предпочли свалить. Закрепившись и дождавшись подкрепления в виде еще одного взвода, расставил своих по местам и присел под стеной отдохнуть.
Блин, вот помню истину, что пуля, которую слышно, не твоя, но как же все-таки страшно, когда они свистят над головой. А еще противнее, когда слышишь последующий за свистом чавкающий, хлюпающий, чмокающий звук, понимая, что кто-то эту пулю не слышал. Обойдя с прибывшим лейтенантом позиции взвода, замечаем, что нас уже стало меньше. Для кого-то из бойцов все уже кончилось, возможно, им в каком-то смысле было легче, чем будет нам.
Позади, на насыпи, когда мы поднимались под ураганным пулеметным и минометным огнем, все было как в кино, только смерть вокруг не давала расслабиться. То один, до другой боец падает, спотыкаясь от попавшего осколка или пули, иногда прямо с поднятой ногой, не успев завершить очередной шаг, умирает. В двух сотнях метров от нас третья рота штурмует здание Госбанка. Этакая громадина, возвышаясь над правым берегом реки, дает немцам возможность спокойно обстреливать и берег, и переправу. Нам выпало идти чуть в стороне, на расположенные поблизости от Госбанка высотные дома. Вот уж полностью ощутил, что называется, бой за каждый дом. Какой там батальон или полк, каждый взвод воевал практически сам по себе. Стрельба идет просто со всех сторон, ты двигаешься, а не знаешь, кто и где вообще. Говоря, что наша рота заняла тот или другой дом, имею в виду то, что я и те, кто со мной на данный момент здесь, а где вся остальная рота, понятия не имею. Те высотки, что пришлось атаковать нам рядом с Госбанком, представляли собой напичканные противником огневые точки. В них укрепились пулеметчики и корректировщики артиллерийского огня. «Мое» отделение, которое мне поручили, чудом смогло дойти до стен без потерь, одного бойца только легко ранило. Немчура хоть и обучена воевать, но когда атака идет уже вплотную, нос к носу, то и у них начинаются перебои с их «орднунгом». Издалека пулеметы стегают методично, перезаряжаясь по очереди, не давая голову поднять, а когда подошли ближе, немчики стали нервничать. Вот я и вел свое отделение в моменты перезарядки, или когда замечал, что огонь перенесён в сторону, так и дошли.
В десятый раз проверил ППШ и заставил всех проделать то же самое. Мне по великому «счастью» попались аж два сменных диска, которые подходили к автомату, а с этим реально была беда. Те ребята, кому повезло, получили ППШ с коробчатыми магазинами, только плачутся, что патронов в магазине мало, но меняться засранцы не хотят, хотя я просил уже. То еще «счастье» ПТРС. Весит, блин, это «ружье» больше пулемета. Где из него тут стрелять, ума не приложу, хотя, когда на танки выйдем, или те на нас, то, наверное, я буду только рад наличию этих «весел» у нас в роте.
Нашу дивизию бросили в бой с ходу. Задача — уничтожить противника в центре города. Нам предстоит зачищать каждый дом, каждую квартиру и комнату. Лейтенант требует с рассветом атаковать и зачистить ближайший к нам четырехэтажный дом, это необходимо для нашей же безопасности, а то фрицы могут в гости прийти прямо через тот дом, а мы и не заметим. Три этажа вполне себе целые, только окон нет, а вот у четвертого и крыши нет вовсе, хотя тут все дома такие сейчас. От некоторых вообще стоят одни лестничные пролеты, там, видимо, стены потолще были, а все перекрытия квартир рухнули и лежат, возвышаясь словно горы. До рассвета остается пара часов, всячески уговариваю командира дать разрешение на атаку прямо сейчас, но тому ясно приказали с утра, так как поддержки ночью не будет. Я понимаю, что здравый смысл «наверху и внизу» разный, но пытаюсь уломать командира. Вот блин, ну кто меня за язык-то тянет?
— Иванов, у меня приказ, атаковать утром, сейчас рядом могут быть наши, перестреляем еще друг друга, — уже устав ругаться, лейтеха пытается объяснить.
— Я понимаю тебя, командир, но включи голову. Тебе надо нас положить или дом занять? С утра мы все ляжем тут между домами, кому от этого лучше будет? Да и кто тебе запретит? Займем дом, доложишь, что в результате инициативы бойцов заняли заодно и второй дом.
— Конечно, дом занять, но наша атака с утра позволит отвлечь немцев от переправы, да и вообще заставит противника распылять свои силы.
— Я сейчас один схожу, посмотрю и послушаю, если там немчура, атакуем и баста! В любом случае внимание от переправы мы отвлечем.
— Вместе пойдем, а то меня ротный на завтрак съест и не подавится. — Я все больше и больше начинаю уважать этого пацана-лейтенанта. — А у нас тут ведь легче вышло, на высоте парням из соседнего полка потяжелее будет, — задумчиво добавил командир.
— Не каркай, лейтенант, могу обещать, что завтра ты уже так думать не будешь, — ответил я.
Соседям и правда тяжело, но и нам ничуть не легче. Соседний полк пытается закрепиться на высоте 102, которую еще называют Мамаев курган, жарко там, но у нас тут у самих не северный полюс.
Мы вышли вдвоем с командиром взвода. Парень не лез вперед, слушал меня, а я иду впереди и думаю: «Твою в бога душу мать, куда я лезу-то, чего, самый, блин, Терминатор, что ли? Пошли бы завтра, легли тут спокойно себе и всё, нет, надо в герои лезть!»
Пробрались вполне спокойно, сентябрьские ночи очень темные, да и развалины помогают в скрытности. Замерли под стеной, пытаясь услышать хоть что-нибудь в грохоте стрельбы и взрывов, что раздавались неподалеку. Наш первый дом, из которого немцы бежали, даже не обстреляли, когда мы его заняли. Со вторым наверняка будет сложнее. Этот и больше, и целее на вид, блин, а если там рота солдат противника сидит, тогда что?
Показав лейтенанту знак ждать, пролез в подвальное окно и, осмотревшись внутри, позвал командира.
— Давай, только тихо, что-то слышу, — прошептал я спустившемуся лейтехе.
Пробираясь вдоль стены, старался ступать осторожно, чтобы не грохнуться. Какой урод догадался здесь бутылок накидать, не знаю, но я чудом не влетел в кучу поставленной тары из-под разного алкоголя.
— Не наши, — показав мне этикетку и подсветив фонарем с синим стеклом, произнес командир.
— Тише ты, базарят наверху, — я указал на лестницу, к которой мы уже подошли, и, присев, высунул голову. Подвальная дверь была приоткрыта, а за ней виднелся свет от «летучей мыши», а может, немцы тоже из гильз коптилки делают, не знаю. Отступив на пару шагов назад, налетел на лейтеху, тот зашипел.
— Блин, командир, ты чего ко мне приклеился? — прошипел я в ответ.
— Извини, — как-то смущенно ответил лейтенант. — Я ведь первый день на передовой, — зачем-то добавил парень.
— Ладно, все будет в порядке, — я потряс его за плечо, парень просто боится, раньше просто виду не подавал, а кому не страшно? У меня у самого поджилки трясутся, а что делать? Привыкнем, наверное. Я вон думал, мне стрелять страшно будет, ну, все так говорили в будущем, что убивать это очень тяжело и страшно. Да ни фига не тяжело оказалось. Мы когда в первый дом входили, немец попался прямо мне под выстрел, срезал его одной длинной очередью и переживал только о том, что дурень, патронов много истратил.
— Я попробую подняться и посмотреть, сколько их, а ты возвращайся и веди людей. Возьми человек десять, больше только мешаться будем друг другу. Гранаты все собери у тех, кто не пойдет, они нам нужнее будут, а когда закончим, у фрицев трофеев наберем, у них явно всего побольше будет. У тебя ракетница есть?
— Да, — кивнул лейтенант.
— Пусть еще десяток бойцов ждут сигнала и выдвигаются к нам, но только по ракете, давай, лейтенант, жду.
Лейтеха убежал назад за людьми, а я, уперев приклад ППШ в плечо, двинул наверх. Возле самой двери остановился и медленно убрал автомат за спину, сквозь приоткрытую дверь мне был виден фриц, сидящий… на стуле. Перед ним на мешках с песком стоял пулемет, немчик контролировал вход в подъезд. Что тут за планировка такая, не подъезд, а целый холл. Вытащив из немецких ножен штык-нож от немецкого же карабина, я прислушался, нет, пулеметчик не может быть один, если только… Дверь не издала ни звука, просто открывал я ее ну очень медленно и, кажется, даже дышать забыл. Когда проем стал достаточен для того, чтобы я смог пройти, высунул голову и тут же убрал назад. Второй номер пулеметного расчета нагло дрых на полу, подложив под себя притащенный откуда-то матрас. Спите, суки, ну спите, спите. Пулеметчик сидел ко мне боком и незаметно мне не подойти, надо его отвлечь. Вытянув из кармана патрон от винтовки Мосина, остался со времен владения этой винтовкой, я поднял руку и одной кистью, без замаха, бросил патрон за спиной немца так, чтобы пулеметчик повернулся ко мне тылом. Слева от врага была стена с почтовыми ящиками, звук вышел довольно громким, блин, второй бы не проснулся, а то не успею, между солдатами метра три.
Немчик поступил предсказуемо, а я, выйдя наконец из-за двери, мгновенно сократил дистанцию. Черт, за палец укусил, столбняк бы не напал. Зажимая фрицу рот, я из-за отсутствия опыта, промахнулся чуток, и пальцы скользнули в рот. Когда нож, разорвав тонкую фрицевскую шинель, с хрустом вошел в бочину, немец так приглашающе ее открыл, то машинально сжал челюсти. Больно, блин… Но хоть не заорал. Убивая пулеметчика, старался держать в поле видимости второго номера. Едва я успел вынуть нож из трупа, тот хоть и дергался еще, но уже «кончался», проснулся и перевернулся ко мне лицом второй солдат. Я был в метре от него, когда он раскрыл глаза. Ох, точно мне сегодня руку кто-нибудь из фрицев отгрызет. Боясь, что тот заорет, я сначала сунул ему ребро ладони в рот, не давая закричать, а уже потом нанес удар в грудь. Зажимая тому рот, я повалил немца на спину и удар в грудь был доступен, но, черт возьми, фриц никак не умирал. Я уже провернул не один раз туда-сюда нож в ране, а тот только стонал и пытался меня спихнуть с себя. Почувствовав, как нож уперся во что-то твердое, наверняка куда-то в кость попал, я выдернул нож и попытался полоснуть фрица по горлу, но тот так двигал руками, что помешал мне сделать это чисто. Пришлось снова бить в грудь. Фашист сдох только после третьего удара, а я понял, почему на телах убитых ножом людей, всегда много ран, не так-то и просто убить человека ножом, не всегда можно попасть туда, куда хочется. Я вот видел отчетливо, что втыкаю нож в район сердца, а противник хрипит, но не дохнет и все. Сдерживая тошноту, вытер нож.
Закончив возню с пулеметным расчетом, я осмотрелся и, подхватив МГ-42, увесистый ствол, вернулся в подвал. Буквально чудом не налетев на поднимающегося лейтенанта, я остановился и шепотом спросил:
— Пулемет немецкий кто знает?
Ответ пришел от командира.
— Я разбирал и немного пострелял на курсах.
Я протянул ему МГ и две запасные банки с патронами.
— Разберешься? Тогда владей!
— Ну, теперь-то мы повоюем! — всерьез ответил лейтенант. Я его понимаю, у нас на взвод всего один «дегтярь», да и тот с двумя блинами всего, а тут машинка посерьезнее будет. Хоть и подкинули оружия буквально на погрузке, но его все равно было мало.
— На входе в подъезд никого, но у дома, блин, аж целых четыре подъезда, его, блин, ротой штурмовать надо, — сплюнув, я направился вверх по лестнице.
— Как действуем? — вдогонку спросил лейтеха. Черт, я ему весь авторитет разбазарю так.
— Командир, надо пару бойцов посадить так, чтобы в подъезд никто не вошел.
— Так, двое сюда, — проговорил тихо лейтеха, а из-за его спины показались два бойца, оба молодые, неопытные еще.
— Подождите, я вам немного помогу, — сказал я. Достав сидор, тот за спиной висит, а так как он тощий совсем, то я с собой его взял сразу, как видно, не ошибся, вытащил моток лески, что стырил у деревенских на том берегу. Отмотав чуть больше метра, подошел к проему, что вел на улицу. Дверь отсутствовала, а вот петли на коробке остались, за них и зацепил один конец лески, а второй продел через кольцо гранаты, «фенька» идеально подходит для такой подлости. С гранатой пришлось повозиться, но справился, взяв у одного из фрицев нож, воткнул в косяк на противоположной от петель стороне проема и с его помощью закрепил гранату, разогнув усики.
— Смотрите сюда, — показал я двум бойцам, что останутся здесь, на спуск в подвал, — ложитесь прямо на лестницу, смотрите только на улицу, сверху к вам прийти можем только мы. Обзор у вас узкий, но мимо вас никто не пройдет, если в подъезд кто-то зайдет, ну, если не успеете раньше пристрелить, то сорвет леску и будет взрыв. Вас задеть не должно, но как только кто-то перешагнет порог, головы в пол, ясно? — проинструктировал я бойцов. — И еще. Стреляйте по очереди, чтобы не вышло так, что у обоих одновременно патроны кончатся. Эх, надо бы вам пулемет-то оставить, лейтенант, может, покажешь им, сложного-то ничего тут нет?
— Давай я сам тут и останусь, так проще будет, — предложил командир. Он прав, пока тут учишь, немцы придут. И так мы здесь минут пять уже хозяйничаем.
— Хорошо, тогда один с нами, второй пусть вам помогает, бойцы, вперед, дальше покажу, как делаем.
— Сань, а ты чего весь в кровище-то, — задал мне вопрос один из бойцов, когда мы поднимались по лестнице.
— Да жрать хотелось, попробовал фрица, а он, сука, невкусный оказался, только перепачкался зря. — Вместо смеха на меня уставились, как на упыря. — Блин, да шучу я, шучу.
Первый этаж, две квартиры прямо, две по бокам, в принципе, как в хрущевке. Двери есть только на одной, той, что слева, она угловая получается, наверняка кто-то есть, оттуда хорошо угол держать, там обзор на две стороны.
— По двое держите на прицеле одну квартиру, двое лестницу наверх, ты, — я указал на одного парня, с меня ростом, крепкого с виду, — со мной.
Дверь оказалась запертой, твою мать, то вообще без дверей, а нашли одну, так заперта оказалась. Стучу простым таким стуком, может, повезет, и у немчуры нет своего условного сигнала. За дверью послышались шаги, и кто-то недовольно проговорил на немецком.
— Шайзе, — я произнес одно из немногих известных мне слов. Ну, ведь не «Гитлер капут» говорить. Послышалась тихая возня, и дверь начала открываться внутрь.
Ударом ноги, со всей пролетарской ненавистью, помогаю фашисту открыть дверь. Стоявший за дверью явно не ожидал такого поворота событий и плюхается на задницу. Ударом приклада в лицо отправляю его в нокаут и перешагиваю. Передо мной маленькая прихожая, слева дверь в туалет, чуть дальше прямо вход, видимо в комнату. Показываю бойцу, что идет сзади, на туалетную дверь, а сам двигаюсь дальше.
— Ганс, гав-гав-гав, — это не Гансу кто-то гавкает, просто я разобрал только имя, а остальная речь была сплошным собачьим лаем.
Мне навстречу из комнаты, без оружия, выходит фриц, нормальный такой, упитанный, они тут пока еще с голоду не пухнут. Автомат у меня практически уперся ему в лицо. Левой рукой приложил палец к губам, предлагая молчать, но видя, что фриц открывает рот, ткнул со всей дури стволом на удачу, попал идеально. Немец захрипел, подавившись железным стволом ППШ, а я, отталкивая его, уже тянул из ножен тесак. Комнату окинул краем глаза и решил добить фрицев. Этот, что лежал и пищал, оставшись без зубов, да еще и, похоже, глотку ему повредил, получил свое и затих. Обернувшись, увидел, как мой напарник уже вытирает свой клинок о шинель первого фашиста, что открыл нам двери. Показываю бойцу большой палец, а тот отвечает кивком, молодец, однако. Заходим в комнату, оп-па, да тут у них рация стоит, хорошо зашли. Окна, как и везде, выбиты, выкидываю на улицу винтовки этих радистов, отцепив от одной ремень. Привязав к ручке, что была на ящике радиостанции, ремень от немецкого карабина, спускаю радио в окно, подберем, когда обратно потопаем. Прихватываю полукруг колбасы, та лежала на столе и, гадина такая, пахла так хорошо… Откусив кусок, отдаю напарнику, тот с удовольствием кусает. С набитым битком ртом вываливаемся на площадку, парни едва сдержались, чтобы не заржать.
— А теперь, видать, по вкусу фашиста нашел, вон как уплетает! — тихо, едва слышно шутит кто-то из бойцов, а остальные едва удерживаются от смеха. Показываю кулак, а затем тычу в дверные проемы оставшихся необследованных квартир. По двое ребята исчезают в помещениях, но всего спустя минуту выходят, отрицательно мотая головами. Вот блин, что же тут радистов так бросили, или понадеялись на пулемет внизу? Показываю тем, что держат на прицеле лестницу вверх, подниматься. Ребята начинают подъем, так, промежуточная площадка, поворот и снова четыре квартиры, все без дверей. Вот, блин, куда они деваются? Внутри вроде не валяются. Ладно окна, но двери-то? Наверное, те местные жители, что остались в городе, поснимали на дрова. Мы здесь совсем недолго находимся, но мирных жителей я уже видел. Пробегали мимо них в подвале первого захваченного нами дома. Когда поднялись на второй этаж, шепчу:
— Повторяем! — И сам шагаю в квартиру слева. Отмечаю про себя, что ребята сразу распределились так же по двое, не забыв и лестницу. Где-то совсем рядом с домом грохочет пулемет, не из нашего подъезда. Возможно, фрицы рядом стреляют в кого-то на переправе, ее из дома хорошо видно. Пусть постреляют, тогда и мы сможем, а то надоело рисковать, да и не нравится мне ножом людей резать, хоть и враги. Проходим туалет, никого, из комнаты доносится какой-то звук, а затем тишину нарушает выстрел из винтовки. Да, похоже, фрицам не спится, решили наших на переправе пострелять, как в тире, ну, держитесь тогда. Показываю бойцу рукой прямо и направо, чтобы он смотрел в комнате именно туда, а сам, присев, чуть ли не гусиным шагом вхожу и поворачиваю влево. Вот они, голубчики, опять двое. Пока были на формировании, я довольно сносно научился обращаться с ППШ, получается отсекать очень короткие очереди. Две пули одному, две другому, а чего, оба спиной ко мне стояли. Слышу, что в подъезде кто-то еще стреляет. Ну, начали, значит. Выше тоже кто-то палит из окон, видны вспышки в темноте.
— Гранаты пока экономим, немцы сейчас переправой увлечены, надо их пострелять по-быстрому, пока случай представился, — говорю парням, когда собрались на площадке после зачистки второго этажа.
В квартире, что была расположена прямо, ребята также завалили двух гансов, или фрицев, да пофигу. Дальше уже стесняться перестали. Поднявшись на третий, и он же последний этаж, просто постреляли еще четверых. Почему третий этаж последний в четырехэтажном доме? Так нет тут четвертого-то, как и крыши нет. Итого двенадцать фрицев на подъезд, нехило. Нужно идти дальше, у нас и так около часа всего остается, может, чуть-чуть больше, а дальше рассветет, и немчуру придут менять, а нам надо занять позиции так, чтобы перестрелять и смену, что придет. Немчура действует так, ночь на опорном пункте отсидел, иди, поспи, другие посидят, меняются постоянно, это же не в окопе воевать, тут спать некогда. Вон, спали тут некоторые, так и не проснулись вовсе. Оставив людей наверху, спустились с напарником вниз.
— Слышь, командир, там можно по разбитому четвертому этажу перебраться в соседний подъезд.
— Давайте попробуем. Вылезать на улицу, я думаю, опасно, вдруг у них в каждом подъезде пулемет, — поддержал нашу идею взводный.
— Всё возможно, просто думал сначала через подвал, да фиг его знает, больно уж выходить из него стремно.
— Чего делать? — лейтеха посмотрел на меня.
— Опасно, говорю, выходить, вход в подъезд видишь, а что за спиной нет.
— А-а. Давайте, двигайте, времени в обрез. Чего они расшумелись так?
— Переправа, — просто сказал я и пошел наверх. — Ракету дай, пусть люди приходят и занимают позиции, оружие соберут пока, жратву. — А что, лишней будет, что ли? Забравшись с помощью бойцов на развалины четвертого этажа, убедился, что путь к лестничным пролетам вполне проходим, и дал знать бойцам, чтобы поднимались.
В следующем подъезде на третьем этаже было пусто, фрицы нашлись только на втором и первом, у подвала никого не было. Зачистили довольно быстро, минут десять ушло, и еще восемь гансиков отправились на тот свет.
— Сань, там не пройти, — сказал мне напарник, проверив путь через развалины наверху в третий подъезд.
— Давайте тогда все вниз, двинем через подвал.
Спустившись, протопали до соседнего подъезда и обнаружили отсутствие двери, ведущей в подъезд из подвала. Так же, как и в первом, тут сидели два солдата с пулеметом. Отлично, у нас еще один пулемет. С учетом захваченных во втором подъезде сразу двух МГ, у нас сегодня неплохой улов. С этих стволов и долбили по переправе, а теперь мы гансов отстреливать будем, когда они на штурм пойдут.
Третий подъезд зачищали дольше, все двадцать минут. Тут немчики какие-то непоседливые были, все бегали из квартиры в квартиру, видимо, позиции меняли, чтобы не пристрелялись по ним. Убрав еще десять солдат противника, тут уже и до гранат дошло, мы добрались до последнего, четвертого подъезда. К этому времени у нас были на руках еще два пулемета, куча винтовок и несколько автоматов противника, большое количество гранат. Также были захвачены еще одна радиостанция и жратва! Вот чему рады больше всего пока, хоть поесть по-человечески, а то сухари с сухарями, максимум консервов подбросят, а так мы на пару дней точно затарены. В четвертом нас ждал сюрприз в виде фрицевского офицера, его я сам лично только ранил, правда, боясь промахнуться в руку, стрелял по ногам, теперь придется тащить, но это уже была фигня. В последнем подъезде нам досталось еще несколько винтовок и автоматов, все те же два пулемета и гранаты. Да, нехилый опорник здесь немчура устроила. Днем мы бы просто легли тут под стенами, хрен бы чего вышло, а так лейтехе еще и медаль дадут. Еще бы, захват укрепленного пункта противника, да еще и без потерь, и с трофеями, если не зажмут, то и орден командиру перепадет. Слышал, правда, в это время не очень-то баловали наградами, могут и прокатить.
Мы установили растяжки на входе в каждый подъезд, ладно, чего уж тут, я установил, для местных это было чем-то сверхъестественным. Вон лейтеха до сих пор на меня смотрит странно, с таким удивлением он смотрел, как я с гранатами обращаюсь, не порекомендовал бы он особистам со мной поговорить, а то тут все такие бдительные… После рапорта по проводной связи нам приказали держать дом любой ценой, в кои-то веки почти прекратился обстрел переправы и войска идут даже утром. Здание Госбанка наши соседи подорвали и выбили из него фашистов.
К нам прислали роту, аж восемьдесят пять бойцов, в придачу к тем почти двум взводам, что у нас были. Теперь мы уже если и не сила, то силушка точно. Распределили всех людей по двум захваченным домам и стали ждать контратаки противника. Они еще не совались, но по отсутствию связи, наверное, и так все поняли. Фрицевский офицер в звании обер-лейтенанта, как у них принято, начал кочевряжиться. Решил в молчанку играть, а то и вовсе сдаваться предлагал. К нам с утра прибыл политрук нашей роты, невысокий, с незапоминающимся лицом парень, лет двадцати трех, довольно бегло говорил на немецком языке, он и допрашивал. Фашист молчал, а меня из комнаты не выгоняли, поэтому я, услышав в очередной раз, как политрук перевел лейтенанту, что говорить фриц не будет, открыл свой рот.
— Товарищ политрук, переведете ему слово в слово?
— Ну, говори, попробую, — кивнул партийный работник. Надо отдать должное, вроде вменяемый нам попался.
— Сейчас командиры выйдут, а я тебе покажу, как работают у вас в гестапо, хочешь? — произнес я и достал свой длинный нож. Интересно, припомнит ли мне политрук мои знания о гестапо?
Надо ли объяснять, что фриц был далеко не железный, я даже со своего места не встал, как тот заговорил, впечатлительный, правда, ему пообещали, что отправят в госпиталь, если будет говорить.
Дальше я ушел проверять посты. Что уж там напел пленный, я не знаю, но лейтеха с политруком, оставив меня за старшего, кинулись на берег, искать штаб дивизии, вроде как его уже переправили.
Вместе с пополнением прибыли и командиры. Ротой командовал высокий кудрявый старший лейтенант с тонкими противными с виду усиками. Его восточная внешность подкреплялась таким же горячим характером. Я-то со своим командиром уже расслабился, а этот едва появился, начал строить.
— Почему кто-то на посту, а кто-то спит? — повышал голос с каждым словом старлей.
— Так разве на посты ставят весь численный состав? — спокойно ответил я. Политрук с лейтехой еще не вернулись из штаба, поэтому заступиться за нас было некому.
— Привести себя в порядок, занять позиции, забыли, какой город мы обороняем? — продолжал вещать ротный.
— Товарищ лейтенант, два взвода всю ночь не спали. Сначала переправа, затем атака и захват укреппунктов противника, люди не железные… — начал я, но был грубо оборван на полуслове.
— Как фамилия, боец? Как вы разговариваете со старшим по званию… — и дальше в таком же духе, я застегнул пуговицу на гимнастерке и рявкнул:
— Виноват! Гвардии красноармеец Иванов. Разрешите идти, товарищ старший лейтенант? — вытянувшись в струну, я ожидал приказ.
— Я с вами не закончил. Что-то вы тут распустились у Нечаева. Отдыхают, форму вон всю испортили. — Так и знал, что прицепится. А пока на формировании были, я себе из винтовочных ремней сбрую сшил да подсумки на нее подвесил, ну неудобно мне на ремне все таскать.
— Почему испортил, просто сделал, как удобнее…
— Вы что, боец, устав забыли? — взревел старлей. — Сейчас же переделать, как положено.
— Товарищ старший лейтенант, в бою так удобнее, можете меня наказать, но переделывать не буду, — меня что-то разозлил этот самодур ротный. Мы тут еле живые сидим, устали как собаки, а он тут меня строить будет, да пошел он… Хлясь.
— Это что такое было-то? — потер я щеку, в которую только что прилетел кулак ротного. Да, я слышал, конечно, что в армии имеет место быть рукоприкладство со стороны старшего к младшему, но не ожидал на себе почувствовать. — Ты чего, ротный, сдурел, что ли?
— Что ты сказал, повтори? — Горцы это диагноз. Голос у командира стал таким писклявым и противным, как его усики.
— Повторю, только ты ведь все равно не поймешь, — спокойно ответил я, — нельзя бить людей просто потому, что старше званием, тем более на войне.
— Ты мне угрожаешь? — Ну вот, я же говорил, не поймет.
— Да нужен ты мне, угрожать еще. Просто ты, видимо, еще не понял, куда попал, старлей, тут вообще-то война… — Второй удар пришелся по той же щеке. А удар-то, как у бабы, ей-богу.
— Старлей, я под трибунал за какую-то гниду не пойду, можешь хоть в бетон меня втоптать, драться я не буду, тебя жизнь научит.
Больше ударов не было. Ротный просто достал из кобуры ТТ и направил мне в живот.
— Я тебя просто хлопну прямо здесь, за неподчинение, трибуналом не отделаешься. — Ну всё, пора и мне вступить.
— В эту игру можно играть и вдвоем, — произнес я и резким ударом обеими своими кистями просто вышиб пистолет из рук ротного. Тот завис, наверное, секунд на двадцать. Я тем временем достал из кармана галифе трофейный «парабеллум» и поднял руку так, чтобы старлей заглянул в дырочку ствола. Когда с такого расстояния в тебя смотрит ствол, страшно становится, ощущение, что это не пистолет, а по меньшей мере пушка. Ротный сник, он больше не орал и не ругался. Покрывшись потом, он только злобно смотрел на меня исподлобья и сопел.
— Командир, успокойся уже, говорю же вроде по-русски, устали люди после боя, ну чего ты прицепился? Нечаев вот был с нами на штурме дома, так первым делом попросил меня ему такую же сбрую сшить, а ты где бывал?
— Я тебе это так не оставлю, — прошипел ротный и, развернувшись, направился к двери. Я быстро поднял пистолет командира и окрикнул его:
— Товарищ старший лейтенант, оружие обронили. — Хорош гусь, так разъярился, что табельное прокакал. Ротный словно ужаленный подпрыгнул, развернулся и протянул руку за пистолетом, а я, блин, ну вот не сдержался.
— Аккуратнее нужно быть, товарищ командир, — выщелкнув магазин и передернув затвор, отдал ротному. Тот аж покраснел от злости, а я еще и патрон поднял и также протянул командиру.
Ой не простит мне этого горец, ой не простит. Ну что у меня за натура? То грублю, то оружием угрожаю. Кстати, этого как раз никто не видел. Петя Курочкин, что был у меня напарником на зачистке дома, вышел из комнаты тогда, когда я второй раз получил по роже. Так что он видел, как меня бил старлей, а вот пистолета и угроз с моей стороны он не застал. Надеюсь, меня не просто кончат, а еще и разбор устроят. Там, глядишь, штрафной ротой отделаюсь.
Все вышло для меня намного лучше, чем я ожидал. Буквально через час начался ад. Немцы ударили по нашему дому, наверное, из всех стволов разом. Убитых перестали перетаскивать и считать уже через пять минут. Головы было не поднять, а снаряды то и дело лопались и дом содрогался. Несколько «подарков» залетели прямо в пустые оконные проемы и лопнули внутри комнат. Если в помещении были люди, то их придется соскребать со стен. Меня тоже пометило, выбило кусок кирпича и им садануло по многострадальной щеке. Выматерившись, я как рак задом выполз на лестничную площадку. Тут уже было довольно тесно, бойцы прятались, куда могли.
— Мужики, в прямые квартиры ныряйте, там не достанет. — Бойцы бросились в дверные проемы, толкаясь и отпихивая друг друга. Я, чуть передохнув, крикнул Петра.
— Петруха, брат, ты где? — Я оглядывался, одновременно пытаясь протереть глаза от поднявшейся пыли.
— Тута я! — раздалось сверху.
— Ты чего туда залез-то? — удивился я.
— Так к рации побежал, радист на связи сейчас, у нас координаты требуют, для ответного огня.
— А где мы их возьмем? — еще больше удивился я. — Пусть наш домик берут за ориентир и прибавляют метров двести-триста, кажется, там они накапливаются. Орудия нам у них все равно не выбить, а вот тех, кто готовится к атаке, да, может, еще и корректировщика, снять можно.
Крича напарнику все это, я даже не заметил, как кончился обстрел. Блин, только бы успеть парней вернуть к окнам, надеюсь, что немцы не станут долбить артиллерией, когда свои могут попасть под огонь.
— Ребята, на позиции, бегом, — проорал я и закашлялся. Наглотался пыли, вот и крутит меня теперь. То из одной, то из другой квартиры начали появляться бойцы.
— Занимайте места, согласно купленным билетам, — я сам бросился вниз, ко входу в подъезд, проверить, как там у нас пулеметчики. Одного бойца серьезно зацепило. Один из снарядов практически попал внутрь подъезда, лопнул у входа. Первый номер живой, пулемет тоже не пострадал, а вот подносчику прилетел осколок в плечо. Плечо у парня было разворочено знатно, комиссуют теперь, такое не зарастает. Руку бы только не отрезали, а с войной для него покончено.
— Петь, давай тут сам, когда еще лейтеха вернется, — обратился я напарнику, вернувшись в квартиру на втором этаже.
— А ты куда? — удивился парень.
— Надо остальных проверить, что там в других подъездах. Я там командиров видел, сплошь молодые, только с курсов.
— Так пошли кого-нибудь, в чем проблема?
— Петь, послать могут только меня, далеко и надолго, я такой же, как все, рядовой боец…
— Видел я, как этот рядовой боец фрицев штабелями складывает, без выстрела.
— Забудь, это из-за страха, боюсь, вот и убиваю прежде, чем меня смогут, у многих вообще опыта ноль, только призвали. Пойду я, а ты давай, смотри в оба. Как полезут, издали не стреляйте, подпустите метров на сто, а потом долбите. Во весь рост не вставать, а, ладно, сам не маленький уже.
Я побежал наверх, надеясь перебраться в соседний подъезд. Снарядами серьезно разворотило еще и третий этаж, так что пришлось потрудиться, пробираясь через завалы. В одном месте ногу придавило куском стены, случайно облокотился, а он и накренился, хорошо полностью не зажало, выбрался. Во втором подъезде насчитали шесть убитых, а раненых было больше десятка. Командир взвода, что был тут за главного, оказался старшиной, с седыми усами, этого учить только портить. Спросил его, нужно ли помочь чем, старшина ответил, что все есть, бойцы заняли позиции и готовы.
В третьем подъезде командир, младший лейтенант, был ранен. Рука на перевязи, но храбрится и рвется в бой. Хоть и молодой, но отчаянный парень. Попросил его, глядя в глаза:
— Командир, на рожон не лезь. Сами будут приходить, вот тогда и вали их тут, одного за другим. Командиров мало осталось, так что…
Договаривать не стал, тот и сам все понял и кивнул. Как-то в бою прокатывает мое обращение к командирам, главное, в затишье про устав не забыть. Я перелез через стену, в поисках пути в последний подъезд, но чуть не рухнул с обвалившейся стены. На месте четвертого подъезда лежали только кучи битого кирпича и куски перекрытий. Вот блин, тут же человек двадцать было, а может, и все тридцать. Надо подвалом пройти, может, внизу кто уцелел и помощи ждет. Почему сразу не пошел через подвал? Так там заминировано все, растяжек сам же и наставил.
Спустился в подвал в третьем подъезде и осторожно пробрался через два проема, в которых стояли растяжки. Хорошо, что не сработали от тряски. Выход в подъезд тут был, а также два бойца сидели и курили возле пулемета.
— Здорова, а мы тут, похоже, одни остались. Дверь не открыть, завалило всё, — произнес один из бойцов, державший в зубах самокрутку, а руками протирал затвор от пулемета.
— А чего к соседям не идете, здесь-то чего теперь охранять? — спросил я удивленно.
— Так нам запретили. Командир сказал, что в подвале все заминировано, мы и сунуться боимся. Как-то не хочется на своих же минах подорваться.
— Ну, берите свое имущество и пойдем. Не знаете случайно, сколько у вас народу тут было?
— Тридцать пять бойцов, с командиром, лейтенантом Пантелеевым. А как мы по подвалу пройдем, мины-то ты, что ли, снимешь?
— Да нет, просто перешагнем и пойдем дальше.
— А ты не боишься? — удивились бойцы.
— А чего там бояться? Я же их и поставил. — Ой, на фига я это сказал.
— Так ё… мать, мы тут из-за тебя сидим?
— Э-э-э, мужики, а кто бы вас снизу прикрыл? Я же для всех старался! — Несколько секунд в подъезде раздавался отборный мат.
— Ладно уж, старатель, веди давай, да смотри, не подорви нас! — бойцы засмеялись. Редко увидишь тут улыбки, особенно в такие моменты, когда где-то над нами в развалинах тридцать солдатиков лежат, заживо похороненных.
Бойцы не остались в третьем подъезде, а пошли со мной к первому. Когда почти выбрались из подвала, началась стрельба.
— Слышь, сапер, мы тут на выходе и ляжем, — предложил первый номер расчета.
— Там есть, кому лежать, — пошутил я, — пойдемте выше, найдем вам точку. Я когда через верх лез, видел хорошие завалы. Да не думайте ничего плохого, крепко там, не завалит, обещаю, а вот укрыты будете хорошо.
— Сань, ну чего там? У нас уже гости лезут вовсю, — спросил Петруха, когда мы столкнулись с ним на втором этаже.
— Да жопа там, четвертый как корова языком слизнула. Вот два бойца при пулемете только и остались.
— Хреново, там ведь целый взвод был.
— Больше, говорят, тридцать пять человек, а так да, хреново, — я поднялся наверх, ведя за собой бойцов. Подыскав им местечко с неплохим обзором, вернулся к Петру.
— Ну, как тут у вас? — выглянув в окно, я задал вопрос напарнику.
— Да сунулись было из-за вон того дома, — Петя указал на такой же четырехэтажный дом, что и наш, который стоял на другой стороне улицы, в сотне метров от нас.
— Вы стреляли?
— Из второго, я думаю, долбанули, рядом где-то. Мы не стали.
— Правильно, нефиг все позиции светить раньше времени. Как думаешь, с техникой сунутся? — спросил я о насущном.
— Если дом им и правда нужен, то вполне могут.
Немцы пошли без танков, но выгнали БТР и установили два орудия, прямо между домами, что были перед нами. В одном из домов в окнах показались головы в касках, и на нас уставились сразу четыре пулемета. Блин, нас сейчас убивать будут, так и сказал Петрухе. Тут раздались голоса в подъезде, и мы отвлеклись.
— Иванов, ты живой? — услышал я от дверей и увидел Нечаева.
— Да нас и ломом хрен убьешь, вы, товарищи командиры, вернулись удивительно вовремя, — я указал себе за спину, подразумевая фрицев на позициях.
— Нам тут продержаться пару часов, подойдет подкрепление, и пойдем к вокзалу. Там первый батальон помогает НКВДэшникам вокзал взять.
— Вот это, блин, порадовали, товарищи командиры, нам тут бы для начала выжить, а вы уже наперед заглядываете. Ладно, пойду, местечко себе подберу, Петро, ты со мной?
— А куда я от тебя денусь-то? Товарищ командир, разрешите?
— Да идите уже. Слышь, Иванов, ты, помнится, винтовку с оптикой хотел?
— Да, — у меня глаза загорелись, — еще как хотел!
— Ну и хоти дальше. Комполка сказал, нету у нас винтовок снайперских…
— Грех смеяться над больными людьми, — произнес я, видя, что этот гад, командир, издевается надо мной.
— А вот двух стрелков из дивизии мне дали. С винтовками, разумеется.
— Вот это другой разговор, где они? Я им место покажу знатное…
— Внизу, осматриваются.
У подвала я столкнулся с двумя мрачными, как сама жизнь, бойцами. У одного в петлицах четыре треугольника, у второго два. Перекинувшись парой фраз, отвел их наверх и показал завал на третьем этаже.
— Как вам местечко? — Старший по званию присел на колени и, достав бинокль, осмотрел округу.
— Пойдет, уходите отсюда, вам и внизу работы хватит, не надо привлекать внимание противника автоматическим огнем.
— Как скажете, уважаемые, — я ретировался, но не вниз, а перелез во второй подъезд, там у нас два расчета с ПТРС сидят.
— Эй, бронехалтурщики…
— Это еще что за… — полетело мне в ответ.
— Спокойнее, спокойнее. Вы чего же тут отдыхаете, извольте спросить? — это я пристал к расчету одного противотанкового ружья.
— Так нет же танков-то, чего нам патроны тратить, их всего сорок штук.
— А что вы сможете супротив танков-то?
— Ну, гусянки посбивать, повернуться удачно, так и зажечь можно! — отвечал мне первый номер, стрелок то есть.
— Мужики, вы, блин, как не свои прямо. Вон же БТР вылез, ну так и проткните его к хренам собачьим.
— А нас тут из орудий и похоронят заживо, — был ответ.
— Так, мужики, вас, блин, два расчета, щит у пушки ваш снаряд не задержит, расхреначиваете орудия, потом БТР, все ясно? — я придал голосу командные нотки, и бойцы подобрались.
— Попробуем… — ответил все тот же стрелок, а дом в этот момент содрогнулся от первого попадания.
— Давайте, ребятки, а то они нам сейчас здесь свежих мертвяков наделают! — выругался я и убежал.
Вернувшись к лейтенанту, доложил, что бронебойщики готовы, если отработают, как надо, эту атаку мы сдюжим.
— Слушай, а ротный здесь был? — вдруг спросил Нечаев.
— Это такой гордый горэц? — спросил я, имитируя кавказский акцент.
— Значит, был. Чего же он, дурень, в тыл-то побежал во время обстрела?
— Да кто его знает, нервный он какой-то, — ответил я.
— Был… — произнес лейтеха, а я застыл.
— Как это — был?
— Да вот так, снаряд, видимо, рядом рванул. Между домами видели, когда сюда шли. Весь переломанный, вряд ли долго мучился, — покачал головой Нечаев.
— Вот тебе бабушка и Юрьев день! — только и смог произнести я. Ну надо же, как вовремя-то. А и фиг с ним, тут бойцов жалеть надо, а не говно всякое, что из себя генералов корчит. Теперь еще и наградят посмертно.
— Пошел я, увидимся…
Первую атаку мы отбили довольно легко. Командир назначил штатного бегуна, паренек лет восемнадцати, бегал из подъезда в подъезд, узнавая новости. За всю первую атаку только семеро раненых, причем легко. Мы же выбили у фрицев по два расчета на каждом орудии, зажгли БТР и постреляли человек двадцать пехоты, фигня. Пока выдалось затишье, решил переговорить с командиром.
— Лех, можно с тобой начистоту? — спросил я у взводного, пока оставались наедине.
— Говори, — кивнул Нечаев.
— Ты ведь все про меня пишешь, так?
— Я про всех пишу, про себя тоже.
— А докладывал уже? — спросил я в надежде.
— Вот тут, — командир, расстегнув барсетку, тьфу, планшетку, достал тонкую тетрадь в линейку, — конкретно о тебе, держи, — взводный протянул мне тетрадку и поморщился.
— Давай так, если я что-то сделаю не так, приказ не выполню или еще чего, тогда отдашь куда следует, лады? — предложил я, но реакция командира мне понравилась и, если честно, удивила.
— Это подло. Я собирал сведения по тебе, потому как не знал тебя толком. Теперь же я все равно не смог бы заставить себя отдать тетрадь особистам.
— Это почему? — удивился я.
— Потому что меня первого и взгреют! Хорош командир, если им простой боец вертит, как хочет, — улыбнулся Нечаев, а я вдруг его понял. Ведь если он доложит, как было дело, меня у него заберут и начнут крутить, много знаю, много умею, говорю не так, командиров себе подчиняю, а ему влетит по самое не балуйся.
— Ясно, помнишь, ты просил меня не говорить, что я машину водить умею?
— Конечно, и я благодарен тебе, что ты остался со мной, хотя на том берегу явно безопасней.
— Я тебе просто скажу, хочешь пожить подольше, держи меня при себе, прорвемся как-нибудь. — Вот, вроде и сказал что-то, а вроде и не говорил.
— Ты что-то такое знаешь, чего не знает никто, — задумчиво проговорил командир.
— Возможно, возможно, — покачал головой, я соглашаясь.
— Сань, а ты вообще откуда? Ну, родом?
— Командир, ты же читал выписку военврача, ну не помню я ничего, вообще!
— А воюешь как будто не в первый раз, — заметил Нечаев.
— Так соображаю быстро, вот и получается, сам порой удивляюсь, как что выходит.
— Выписку-то я читал, потеря памяти вследствие контузии, но все равно непонятно как-то.
— Надеюсь, пройдет, так вообще-то доктор обещал.
— Ладно, надо бойцов накормить, пока тихо, да готовиться к новой атаке.
— Я думаю, что надо всех в подвал спускать, — произнес я задумчиво.
— Думаешь, артналет повторят? — взглянул на меня лейтеха.
— Да как бы ни авиа, — произнес я, и мы дружно полетели на пол. Бомба взорвалась совсем рядом с домом, и стены задрожали как бумажные. — Как же мы не услышали-то, все вниз! — заорал я и первый рванул на лестницу.
Собирая бойцов, мы под грохот рвущихся бомб спускались в подвал. Когда за последним, а это был командир, закрылась дверь в подвал, в подъезде что-то грохнуло, и мы поняли, что подъезда больше нет.
— Все к выходу, через подвал идем, на улицу не вылезать, здесь нас вряд ли достанет, — командовал лейтенант.
— Командир, я к остальным сбегаю, может, не всех еще положили? — я рванул по подвалу чуть не бегом, растяжки-то никто не снимал, но я знал, где они стоят. Снял по пути все четыре штуки, заглянул во второй подъезд, бойцы лежали у пулемета, покуривая одну на двоих.
— У вас живые есть? — крикнул я мужикам, те аж подпрыгнули.
— Ну тебя к чертям собачьим, рявкаешь как из-под земли! — обругали меня бойцы. — Вон на первый этаж все спустились, а что?
— Позовите командира, — я присел рядом и тоже принялся скручивать цигарку.
— Кто звал? — раздался голос старшины, что рулил тут взводом.
— Я это, боец Иванов, — ответил я и с чувством затянулся.
— Чего у вас случилось?
— Да так, подъезд наш расхреначили, командир послал узнать, как остальные.
— У нас только два этажа осталось, третьего уже нет, слышишь, — старшина поднял голову и указал рукой вверх, — вон как долбят, суки.
— Ладно, передам командиру, может, к вам придем.
— Добро! В третий пойдешь?
— Конечно, надо узнать, чего там у ребят.
— Давай, на обратном пути загляни, расскажешь ребятам, они мне передадут.
— Хорошо, — кивнул я и побрел дальше. В подвале наткнулся на Петра.
— Петь, ты чего тут? — удивился я.
— Да тебя ищу, сбежал, а меня не позвал, — чуть обиженно ответил напарник. Хороший он парень, прилип уже ко мне. Говорит, что со мной не так страшно.
— Ну, пойдем вместе, — махнул я рукой, показывая дорогу.
Третий подъезд был в порядке. Им досталось меньше всех, так что хоть и сидят сейчас все внизу, но хотя бы все бойцы живы. Переговорив с их командиром, отправились назад. Кстати, а бронебойщикам хана, выходит. И снайперов не видел, неужели всех завалило там, наверху. Еще раз обойдя всех оставшихся в живых, спросил и о тех, и о других в подъездах. Оказалось, ПТРщики живые, а вот снайпер остался только один. Второго, и самого опытного, накрыло, когда он спускался по лестнице. Зато второй стрелок прихватил его винтовку, которую я у него и выпросил, обещая, что после того, как здесь закончим, отдам снайперу ее для отчета.
Повертев в руках винтовку Мосина с коротким оптическим прицелом и не найдя повреждений, открыл затвор.
— Слышь, браток, а вы патронами специальными стреляете? — задал я, казалось, резонный вопрос.
— Все специальные еще до войны расстреляли. Пулеметными кормим, но она не привередливая. Пристреляна, кстати, на триста метров, Михалыч всегда ее так пристреливал, если прицел сбивал, а так добрая винтовка.
Я вытащил и осмотрел один патрон, да, и правда, на вид совсем обычный, его бы шлифануть слегка. Гонят на заводах вал, качество вообще забросили. Пойду, патронов наберу, был у нас там цинк вроде, у некоторых бойцов винтовки, так что без патронов не останусь.
Насыпал себе в кармашек на сбруе штук пятьдесят, патроны были не в пачках, поэтому даже количество не считал.
— Петро, пойдем, повоюем, — я передал бинокль напарнику, и мы двинули наверх во втором подъезде. Рядом с одним из окон рванул снаряд. Нас обдало жаром и каменной крошкой, но мы шли дальше.
Артиллерия настоящих арийцев долбила добрых пятнадцать минут, а дальше мы услышали трель свистка. За это время мы прикинули ориентиры.
— Внимание, Петь, помнишь, как я тебе объяснял, что говорить?
— Ага, ориентиры ты сам считал, буду называть только место, где вижу врага, и говорить дистанцию, — отчеканил Петруха, а я кивнул. Я наметил ориентиры и прикинул примерное расстояние до них. Так как тут вокруг все близко, надо будет брать пониже, винтовка пристреляна на большее расстояние. Решил я отстрелять самых прытких немцев. Помню по рассказам бывалых стрелков, что хороший снайпер может много чего натворить на поле боя. Но это снайпер, я-то и не стрелял из такой винтовки ни разу. Но почему-то упорно считаю, что получится.
К окну решил не подходить, буду стрелять из глубины комнаты. Тут как раз комод какой-то уцелел и стол вполне крепкий, вот и улягусь здесь. Быстро с Петрухой переставили мебель поудобнее для меня, и я расположился. Накрутив ремень на ладонь, зафиксировал винтовку, вроде удобно.
— Петь, давай внимательно. Главное, отыщи мне побыстрее пулеметчиков и офицеров, у тех форма отличается, да наверняка в фуражках будут.
— Так вон один, за углом дома справа, тьфу ты, — выругался напарник, — ориентир два, левый угол, двести, офицер, — вспомнив, как я просил мне докладывать о целях, Петро исправился и выдал скороговоркой именно то, что я и просил.
— Вижу, работаем! — Винтовка сильно толкнула в плечо, и сам я отвлекся, но выручил Петя.
— Сань, левее ушла и далеко за немцем! — Ага, значит, еще пониже и правее возьму. Второй выстрел, затвор назад, вперед, готов к следующему.
— Теперь прямо перед ним попал, черт, он убрался, понял, видимо. — Сам уже вижу, что убрался.
— Петь, смотри еще, а то мы так и будем за одним охотиться.
Следующим был пулеметный расчет. Поставив пулемет на остов сгоревшей машины, вроде «эмку» напоминает, два нацика принялись поливать наш дом свинцом. Где-то за стеной раздался выстрел из «мосинки», странно, что в общей какофонии стрельбы я вообще услышал этот звук.
— О, кто-то пулеметчика завалил, — крикнул Петя.
— Это наверняка наш оставшийся снайпер работает, он и второго сейчас приземлит, ищи еще цели.
Офицер все-таки не удержался и выглянул снова, а я уже понял, благодаря двум промахам, куда нужно целиться. Чуть довернув ствол, а то смотрел до этого не совсем туда, я выстрелил и сам же заметил попадание. Точнее, заметил я, как фриц упал, куда попал, конечно, не видел.
— Сань, это ты его?
— Ага, ты не заметил, куда попал? — мне было интересно, просто хотел знать, куда точно целиться.
— Прямо в грудь, он аж отлетел.
— Так, а наводил чуть ниже пояса, да между ног я целился, между ног, — усмехнулся я, — ну падлы, кто вам теперь свистеть будет? Рефери я вашего удалил с поля!
— Это ты сейчас с кем тут разговаривал? — уставился на меня напарник.
— А, не бери в голову, есть тут один, умный человек, с ним и говорил.
— Это ты про меня, что ли? — не понял Петро.
— Не-а, про себя любимого, цели ищи давай, сейчас какой-нибудь унтер на себя командование примет, если других фуражконосцев не окажется.
— Вроде есть такой, в смысле вон один в каске, руками машет, что-то орет вроде. Ориентир один, влево десять от пулемета.
— Вижу. — Выстрел, второй. — Черт, патроны кончились. — Открыл затвор и заталкивал патроны. Черт, неудобно с прицелом-то.
— А ты опять попал, уже двоих к их фашистским богам отправил.
— Ага, у них и на пряжках про это пишут, — кивнул я, закрывая затвор.
— Чего пишут? — спросил, заинтересовавшись, Петя.
— С ними бог, там написано, не видел?
— Да я по-ихнему не понимаю, — сокрушенно ответил напарник.
— Да и я немногим больше твоего, — я искал, в кого бы выстрелить, чтобы поважнее цель была, но тут вдруг стало как-то жарковато.
Из-за двух домов, что располагались на другой стороны этой улицы, вдруг поднялись немцы и бегом припустили в нашу сторону.
— Они там, чего, шнапсу приняли, что ли? — пробубнил я и начал стрелять. Из пяти следующих выстрелов я попал дважды. Одного точно наглухо, второй поживет еще, если вытащат, а… нет, не поживет. Кто-то попал в лежащего немца, и тот, замерев, распластался на земле. Из нашего дома начали стучать выстрелы автоматов и трофейных пулеметов. Немчура сначала начала валиться, а потом, видимо сообразив, что их тут нагло убивают, залегла. Мне было очень удобно стрелять сверху вниз, в лежащие и пытавшиеся укрыться тела врагов. Спрятаться посреди улицы было особо негде, если только за кучи битых кирпичей, что были вокруг, поэтому фрицы ховались кто куда мог, ну я и начал шмалять. Расстреляв еще полтора десятка патронов, с уверенностью могу заявить, что убил минимум пятерых. Когда наши сбавили темп стрельбы, наверное, перезаряжаться начали, неприятель начал вставать и, развернувшись, помчался назад.
— Вперед, за Родину, за Сталина! — услышал я призыв и почему-то спрыгнул со стола и помчался к лестнице. На ходу вешая ремень автомата на шею и дергая затвор. Винтовку я оставил в комнате, толку в атаке от нее немного будет.
Что меня так зацепило? Сам не знаю. Ладно местные, они с именем этим ложатся, они с именем этим встают, а я-то дурень куда рванул? Да, голос у Нечаева точно командирский, далеко пойдет, если не убьют прямо сейчас. Ведь это именно его призыв поднял всех в атаку. А главное, мы ведь реально прошли.
С ходу захватив оба дома напротив, за которыми немцы накапливались для атаки на нас, мы, сломив совсем небольшое сопротивление врага, обратили остатки фрицев в бегство. Во дворе одного из домов были оборудованы позиции для двух минометов, вот откуда эти суки нас минами забрасывали, а ведь нам их с прежних позиций ни за что бы не достать было. Теперь у нас есть два миномета, с запасом мин, все лучше и лучше нас снабжают немецкие интенданты. Мы пришли сюда практически нищими, а теперь богаты, как крезы.
— Сань, живой? — услышал я первые после этой дикой атаки человеческие слова.
— Да вроде, только вспотел, как колхозная кляча. — От меня и правда пар валил.
— Видел, как они бежали? Вот так же мы их до самого Берлина и погоним, — взводный сиял как начищенный самовар.
— Слушай, командир, ты хоть предупреждай, когда у тебя голову переклинит в следующий раз, ладно? — я вытер пот и грязь со лба и обнаружил свои руки красными.
— Ты не забывайся, приказ есть приказ. Нам все равно нужно было штурмовать эти позиции, а как удачно получилось, да? Блин, ты чего, ранен, что ли? — только заметив кровь на моих руках, командир закончил с лозунгами.
— Да чего-то я и не помню, чтобы меня ранило, а тут кровь… — я как-то даже растерялся.
— Давай присядь тут, сейчас сестру позову, она там раненых перевязывает.
— Много потеряли? — спросил я, сползая по стенке на пол. Мы разговаривали на бывшем наблюдательном пункте фрицев, тут вон и рация имеется, и даже кровать стоит заправленная.
— Восемь убитых, учитывая плотность огня, это немного. Раненых вот много, каждый второй помечен, кто-то сильнее, кто-то не очень. Сейчас подсчет закончу и скажу, сиди здесь, сестру я пришлю.
Взводный ушел, а мне вдруг так захотелось спать, блин, я тут вообще всегда хочу спать, да еще есть очень хочется. Даже не заметил, как прямо тут и вырубился. Очнулся только от того, что кто-то тряс за плечо.
— Родненький, эй, ты потерпи, я сейчас перевяжу, — писклявый голосок, совсем детский, выдернул меня из сна.
— Да я нормально, сестренка, уснул просто, — я разглядел деваху, господи, кого на фронт берут таких, как мы, таскать, ладно еще я вот небольшой, так и то восемьдесят килограммов вешу, а тут девчонка, лет шестнадцать, маленькая, худенькая, нос крючком, глазищами хлопает да все причитает.
— Как же ты, родненький без каски-то воюешь, нельзя же? — причитала и спрашивала одновременно девчонка.
— Почему без каски, — я и правда удивился, ведь я ж ее почти не снимая таскал. Хотел ощупать голову, но сестра уже занималась перевязкой и мягко так отстранила мои руки.
— Подожди, сейчас закончу.
— Как тебя звать-то, родная?
— Маша. Тебе больно? — она заглянула мне в глаза.
— Да нет, а чего там, на голове-то? — хотелось знать, на фига она на меня бинты переводит.
— У тебя и лоб, и голова рассечена, даже не знаю, чем это тебя так…
— Сань, каска с «девяткой» твоя? — в комнату вошел Петруха, с забинтованной левой рукой. В другой у него было каска. Я давно любимую цифру на своей каске нацарапал.
— Ага, это чего, моя? — Петя протянул мне каску, а я, поглядев на нее со всех сторон, вскинул брови.
— Сам, что ли, проткнул? — показывая на дырку в каске, спросил я у напарника.
— Мне что, заняться больше нечем было? — Петя покрутил пальцем у виска.
— Тоже зацепило? — я ткнул пальцем в свежую повязку на руке.
— Осколок мимо пролетал, зацепил немного, падлюка такая, ерунда. Ты чего каску не застегнул, когда в атаку рванули?
— Да фиг его знает, забыл, наверное, — пожал плечами я. Вот так случай, как бы на этом везение не кончилось. Пуля попала мне в каску и, пробив ее, рассекла голову вскользь, как внутрь не вошла, уму непостижимо.
Девушка-санитар, закончив свои докторские дела, ушла, даже поблагодарить не успел, сидел тут задумавшись, надо будет хоть шоколадку ей подарить, мы у немцев много взяли. «Nestle», кстати.
— Взводный как, посчитал уже людей? — спросил я севшего рядом и достававшего еду Петра.
— Ага, с нашего взвода один убит и один ранен, обоих на тот берег отправили. Во втором взводе, где политрук командовал, трое раненых и тоже один покойничек, остальным меньше повезло. Мы ведь уже в доме были, когда немец отвечать-то начал всерьез. А те наши два взвода, что соседями по дому были, только еще бежали, вот им и прилетело серьезно. Там уж и минометы долбили вовсю, и пулеметов хватало. Ты, брат, меня напугал даже. Я не сразу вообще понял, куда ты сорвался, выскочил из дома, а ты уже почти досюда добежал. Бегу, смотрю, каска полетела, а ты дальше чешешь, ее подобрал на ходу и за тобой. Только в доме тебя потерял, пока искал, тебя уж тут сестренка бинтовать стала. Ну и здоров же ты, братец, бегать, быстрее пули, наверное, бежал.
— Сам знаю, что дурак, да уж больно Нечаев у нас кричит хорошо, так и хочется быстрее приказ исполнить. — Мы вместе рассмеялись и перекусили.
— Покемарь чуток, пойду, узнаю, дадут нам отдохнуть-то, или опять побежим? — Петя встал и, кивнув, вышел. А я взял и завалился на фрицевскую кровать, нехай ищут, если нужен буду, найдут.
Сколько прошло времени, не знаю. Но как-то даже выспался. Встав с кровати, надо же, сапоги кто-то с меня сдернул, вот молодцы, намотал портянки и влез в стоявшие возле кровати сапоги. Петруха наверняка расстарался, блин, вот ведь Человек, с большой буквы! На столе возле окна стояла банка тушенки и рядом, на клочке газеты лежал хлеб, да свежий, однако. Достал трофейный складной нож, в нем есть консервный нож, и вскрыл банку. Эх, жить — хорошо, а хорошо жить еще лучше. Схомячив почти полбуханки хлеба и вычистив корочкой банку, запил все это из фляги водой. Чего-то опять в сон потянуло, э, нет, пойду-ка командира поищу.
Лейтенант оказался этажом выше, что-то разглядывал в бинокль.
— Здравия желаю! — бодро отчеканил я.
— Чего орешь-то? Да и одни мы тут, не тянись. Как отдохнул?
— Замечательно, а сколько времени?
— Почти три часа дня, — посмотрев на часы, сказал командир.
— Ого, я чего, целых три часа спал и меня никто даже не пнул?
— Да пытались разбудить, да ты как покойник спал. Не шевелишься, не храпишь, вот и оставили в покое.
— Спасибо, товарищ лейтенант, большое человеческое спасибо, — искренне сказал я.
— Нам дали передышку, учли, что мы всю ночь воевали. Комполка по телефону благодарил за то, что домик тот, что ты взял, вовремя захватили.
— Ага, — скорчив рожу, киваю, — взял, да в одиночку полроты гансов смахнул, как крошки со стола, и сижу теперь как герой. Ты чего, лейтенант, очумел, что ли?
— Ладно, мы взяли, так что начальство довольно.
— Ну и слава богу, это же хорошо, когда начальство довольно, — улыбнулся я.
— Вторая рота нашего батальона пошла дальше, если захватят соседние дома, нам вообще хорошо будет. А у первого батальона плохо, они вокзал штурмуют, у них в батальоне ведь тоже уже далеко не полный состав, а гитлеровцы сидят основательно. Разведка у соседей ходила прошлой ночью, говорят, совсем там туго. Несколько раз с фашистами местами менялись. Тут вообще дальше легко не будет. Это сюда немцы большие силы не бросают, экономят, а в двух сотнях метров отсюда танки стоят, вот где сложно-то.
— Прорвемся, командир, не мы, так те, кто за нами пойдет. Всегда так было и всегда так и будет. Кто-то гибнет, кто-то прорывается и побеждает. Сейчас-то нам что делать?
— Курочкин сказал, что это ты немецкого офицера из снайперки положил?
— Да, с третьего выстрела. Потом пристрелялся и еще вроде нескольких «заземлил».
— Вот, а ты спрашиваешь, зачем я тетрадь веду и все про вас записываю. Ты себя слышишь? Откуда у тебя словечки такие, я так иногда тебя вообще не понимаю, как будто и не нашем языке говоришь.
— Извини, Леш, да сами как-то придумываются, я не специально.
— Ты за языком приглядывай, а то уже не я спрашивать буду, — предостерег меня взводный. — Винтовку с оптикой младший сержант Фоменко в полк отнес, но я тебе тут подарок приготовил, ты же говорил, что больно уж тебе хочется с прицелом пострелять.
— Было дело, да и правда интересно. С автомата строчишь-строчишь, попал, не попал, только гильзы звенят, а тут… — я многозначительно вскинул брови, — тут другое дело.
— Сейчас, подожди, — лейтеха вышел, а я сел на стул возле окна. Тут на столе лежала развернутая карта, точнее, командир обстановку зарисовывал. Поглядел, а хреновые у нас дела-то. Стоит фрицам ударить по нам с двух сторон и всё, ладно, если к переправе успеем свалить. Хотя я, конечно, не совсем точен, слева вроде наши соседи хорошо укрепились, вряд ли так просто их пройдут, но если фрицы танки подтянут, тогда да, тяжело будет.
— На, владей! — отвлек меня голос Нечаева. Развернувшись на стуле, уставился на командира.
— Блин, командир, вот это подарок! — я восхищенно вытаращил глаза. Взводный держал в руках немецкую винтовку с оптикой.
— Держи, говорю, чего глазами хлопаешь? Эту никто не заберет, я ее на взвод записал, теперь твое оружие.
— Слушай, командир, но я ведь не снайпер, этому учиться надо! — сомневаясь в своих возможностях, сказал я.
— Вот и учись, я тоже первый день в бою взводом командую, не плачу же!
— Как прикажешь, — взял винтовку в руки и стал разглядывать. — А где хозяин этого ствола?
— Ее в квартире наверху нашли, там же трупик свеженький, весь такой в пятнистой одежке, ботиночки хорошие, и головы почти нет, гранату кто-то кинул.
— Кто прибрал? — спросил я, понимая, что наши хрен пройдут мимо хороших вещей.
— Да разобрали кому что, только оружие принесли.
— Да, от ботиночек фрицевских и я бы не отказался, удобные они у немцев.
— Ну-ну, хватит тут нашу советскую обувь хаять, — улыбаясь, проговорил взводный. — Иди оружие осмотри, пристреляйся, патронов мы немецких много захватили.
— Да я вон ленту от МГ сейчас распотрошу себе в сидор, мне надолго хватит. — И я, подхватив винтовку, вышел из квартиры.
Не успев спуститься вниз, натолкнулся на Петруху.
— О, Сань, проснулся? — бодренько так спросил напарник.
— Да. Спасибо, брат, за еду, очень вовремя.
— Да ладно, я же понимаю, ты устал… — смущенно ответил Петя.
— Петь, ты чего? Вместе же воевали, чего ты меня все выделяешь? — И правда, чего-то Петро меня все хвалит и хвалит.
— Так ты вон как знатно воюешь! — продолжал петь дифирамбы напарник и прятал глаза от смущения.
— Пе-тя! — сказал я, уже не улыбаясь.
— Извини, Сань, — напарник замолчал, но через пару секунд выпалил: — Ты же меня спас там, — Петя махнул рукой себе за спину, — меня бы уже не было тут.
— Когда это, о чем ты вообще? — я совсем растерялся, не понимая, о чем говорит друг.
— Когда переправлялись, бомба рядом с баржей упала, помнишь, меня выкинуло тогда, а я плавать не умею. Ты же меня вытянул, что, забыл, что ли? — Ах, вон он о чем. Честно говоря, я и не заметил в темноте, кого я тащил. Было дело. Баржу взрывной волной в скулу шлепнуло, а парень на ногах стоял, вот и полетел за борт. Мне тогда даже прыгать не пришлось, он рядышком бултыхался, я свесился за борт и вытащил его. Блин, там так страшно было, что я забыл об этом сразу, а парень-то впечатлился, оказывается. То-то я думаю, чего он за мной так ходит, помогает, жрать вон притащил и буквально в рот заглядывает, когда я что-нибудь говорю.
— Братуха, забудь ты это. Я же не видел даже, кого вытаскивал, да и любой бы так сделал на моем месте.
— Да вот никто кроме тебя и не кинулся ко мне. А знаешь, как мне от этого страшно было? Меня в детстве дед плавать учил, в пруд швырнул, а я камнем на дно, ну боюсь я воды, не могу себя перебороть. Как оказываюсь в воде, на меня просто паника нападает, не знаю, что делать.
— Вот немчуру расхреначим под орех, сам тебя научу. Слово даю, не надо воду бояться, вода это жизнь.
— Как скажешь, только я все равно утону, боюсь я.
— Эх, вояка ты хренов. Пошли давай, надо мне трофей пристрелять, видишь, какую мне «цацку» командир подарил? — я показал парню немецкую винтовку.
— Ты глянь, сколько тут крестиков на прикладе! — удивился Петро. А я-то, к моему стыду, и не заметил, хотя я ее не особо и разглядывал.
— Затрем сейчас, а скоро звездочки царапать будем, договорились?
— Конечно, — улыбнулся напарник, и мы двинулись к выходу из дома.
Винтовка оказалась в полном порядке. Надо отдать должное немчуре, классная винтовка. На двухстах метрах я спокойно посшибал все банки, что мы с напарником установили для пристрелки. Я, конечно, выпустил для начала пяток пуль, просто чтобы понять, куда она вообще стреляет, а вот затем уже начал стрелять по мишеням. Петруха так и продолжал всячески мне угождать, я даже поругаться хотел, но после повторной нравоучительной беседы тот вроде успокоился. Раньше бой был, некогда ему было думать о таком, а сейчас, на отдыхе, парнишка «поплыл». Просто Петро предложил мне мой автомат таскать, дескать, у тебя винтовка, тебе тяжело будет, вот я на него и «набросился».
— Петь, если не прекратишь так себя вести, я доложу лейтенанту, нехай тебя в другую часть отправят. Мне напарник нужен, а не почитатель, я не девка. А оружие свое сам таскать буду, вот на позиции будем лежать, там да, поможешь, а сейчас прекращай, я тебе всерьез говорю. — На этом и договорились. Отличный он парень, да и не один он, все здесь хорошие и добрые люди, кто из них виноват, что война их перековала?
К пяти вечера с нами связались из штаба полка и, потребовав у взводного отчет по потерям, приказали ждать команду «фас». Ну, сигнал о нашем выдвижении в сторону вокзала. Там первый батальон сейчас рубится, немцы их опять выбили из здания. Где-то рядом сражаются, задница там полная. А наш батальон должен, прорываясь к железнодорожному вокзалу, освободить центр города, дома попутно чистить будем, вот так. Бой на встречных курсах, немцы к Волге, а мы от нее.
Взамен погибшего ротного нам не прислали никого. Так как Нечаев оставался единственным командиром на все остатки трех наших взводов, лейтеха из третьего взвода получил еще одну пулю и его отправили на тот берег в санбат, нашего лейтенанта и поставили рулить остатками роты. Меня он поставил на свой бывший первый взвод старшим. Да, должен быть командир, да где его сейчас взять-то? Вот наступит затишье, или нас отведут назад, то там или нового ротного назначат, или утвердят Нечаева, а на взводы могут новых лейтех прислать.
Я решил немного похулиганить и попросился у командира погулять. На самом деле, недалеко так, через дом от нас всего. Там просто домик удачно расположен, с верхнего этажа я смогу немцев разглядеть, да и пострелять их немного.
— Петь, видишь, где эти суки окопались? — мы находились в развалинах третьего этажа одного из домов, что одной стороной выходил на позиции немцев.
— Ага, смотри, еще один в фуражке показался, — Петя в бинокль рассматривал позиции немцев.
— Вижу, а давай-ка снимем этих, петухов напыщенных, совсем страх потеряли.
— Так заметят и минами накроют! — логично заметил напарник.
— А мы сначала этих офицериков уберем, а потом оба расчета, что позиции только что себе оборудовали.
И началось. Я отстрелял три полных магазина, когда на нас посыпалось… даже и не знаю что. Грохот был такой, думал, обделаюсь. Те развалины, в которых мы находились, разлетались как бумага. Петя оклемался вперед меня и, схватив меня за руку, потащил вниз. И развалины, и заодно весь второй этаж разлетелся в щепки. Мы с напарником отсиживались в подвале и думали только об одном, вылезем ли мы после такого обстрела. Немцы как-то уж очень расстроились из-за уничтожения минометчиков и двух офицеров, долбили артиллерией минут тридцать, мы с Петей напрочь оглохли. Казалось, каждый снаряд разрывался прямо рядом с нами. Дом дрожал, но каким-то чудом пока стоял.
— Ха-ха-ха, — вдруг прорвало напарника.
— Братуха, тебя что, приложило, что ли? — испугался я.
— Да вспомнил, как фриц с ноги на ногу прыгал, когда ты ему в задницу попал.
— А на фига он ее выставил? — я и сам засмеялся. Один солдат из расчета минометчиков вжался в землю так, что я видел только часть его спины, выстрелил, оказалось, что попал прямо в «седло», как он орал, как крутился и подпрыгивал, пока в шоке был, позже-то упал и, покатавшись чуток по земле, затих. Обстрел помешал нам досмотреть эту картину, уж и не знаю, сознание потерял или сдох. Когда закончился обстрел, мы, блуждая по подвалу в темноте, внезапно завернули в какой-то закоулок и обнаружили дыру в углу дома. Видимо, немцы стреляли по всему дому, а не только по верхним этажам. Выбравшись из этих катакомб, охренели. Мы оказались на той стороне дома, что была обращена к врагу. Пока бежали и прятались за угол, немцы немного постреляли, но повезло, не зацепили.
Взводный дал нам транды за то, что растревожили фрицев, но его осадил политрук, сказавший, что красноармейцы, да еще и гвардейцы, должны бить врага в любое время дня и ночи.
— Нам к вокзалу выдвигаться, а они тут все это дерьмо разворошили! — ругался Нечаев.
— Ладно, командир, нам ведь левее нужно, может, проскочим, пока здесь заварушка.
Через десять минут все были готовы, взводный, а теперь уже ротный, всех давно поднял, только нас и ждали. Промежуток между двумя домами пришлось преодолевать на пузе. Немцы хоть и не заметили пока наш маневр, иначе бы уже с дерьмом мешали, но мы видели отдельных солдат, осматривающих окрестности. Кругом были завалы из различного строительного мусора. Битый кирпич, какие-то расщепленные доски и грязь, кругом грязь. Ползти по битому кирпичу то еще удовольствие. У меня винтовка в руках, Петруха тащит наши с ним автоматы. Ползти мне нужно особенно аккуратно, чтобы прицел не сбить, я только к нему пристрелялся. Вообще немецкая винтовка оказалась чудо как хороша, звук запираемого затвора — бальзам на уши, особенно после услышанного мной в первый раз лязганья «дегтяря». Понятно теперь, почему янки до двадцать первого века лучшие свои винтовки делали именно с «Маузера». Реально лучше ничего и нет, наверное. «Винчестер» свою «семидесятку» знаменитую делал именно с «Маузера», а «Ремингтон», чуть позже, «семисотую» модель, вообще моя мечта, также с него лепил.
Нам удалось двумя взводами пересечь улицу и занять позиции возле очередного дома. Немцы физически не могли быть везде и всюду, даже если и находились в каком-то доме, то очень малым составом. В этом доме, к которому мы приползли, было всего десяток солдат при одном пулемете. Постреляли их быстро, потеряв взамен только одного бойца, да и то только раненым. Телефонисты тянули полевку, и Нечаев вызвал подкрепление, объяснив, как идти, чтобы можно было обойти позиции противника. К сожалению, нам мало было просто пройти к вокзалу, нужно по пути зачищать те здания, что попадаются, иначе нас просто окружат и раздавят.
Ноги уже просто гудели. Башка трещит ужасно, видимо, близкие разрывы снарядов все-таки сказываются. Сидим, курим, ждем подмогу. Почему сами не идем? Так и пошли бы, да впереди две самоходки немецкие стоят, спрятались гады за две подбитые «тридцатьчетверки» и в ус не дуют. Ребята наши сунулись было, да те уж больно стреляют метко, двумя снарядами чуть всех не положили.
— Давай назад, сейчас попробуем артиллерию вызвать, — крикнул мне ротный, проползая мимо. Я передал приказ своему взводу и начал отползать. Артиллерию, ага, ты еще авиацию вызови. Парень по учебнику воевать решил, но делать-то что-то нужно. Подполз Петруха.
— Слышь, командир, я тут четыре гранаты нашел, противотанковые, попробуем?
— Делись, — протянул я руку и охренел от тяжести. Это двухкилограммовая «колотуха» оттягивала напрочь руки, как ее кидать-то?
Не ставя в известность ротного, поползли вдоль дома, что укрывал нас от немецких самоходок. Позвали еще троих бойцов, чтобы прикрыли, если что, от вражеской пехтуры. Один был вооружен ДП, двое с автоматами.
— Петь, этот дом, — я указал на стену, под которой мы ползли, — не зачищен, из-за угла нам гранату не докинуть.
— Если мы туда полезем, фрицев набежит как тараканов, — многозначительно заметил Петр. Тут до нас донесся голос кого-то из бойцов, что ползли сзади.
— Чего?
— Командир за нами ползет, зовет тебя, — передали мне.
— Тьфу ты черт, сейчас всю малину обгадит, — развернувшись и медленно проползя мимо своих бойцов, нашел Нечаева.
— Ты куда собрался, кто тебе разрешил? — начал ротный.
— Чего опять кипеж-то поднимаешь? — остановил я его порыв.
— Ты теперь взводный, хоть и рядовой, но командир!
— И что? — не понял я.
— Пошли бойцов, без тебя справятся, кто взводом будет руководить?
— Я, как ты сам только что заметил, рядовой. Поэтому я и приказал, себе, Курочкину и этим троим, чего тебе еще-то надо?
— Отставить, я говорю! — продолжал Нечаев.
— Командир, отстань ради христа, не заставляй меня нарушать субординацию. Я пойду и… точка. Сколько ты лежать здесь будешь? А если они сюда танки пошлют, так нас здесь и вкатают в землю. Всё, говорю. — Нечаев с открытым ртом остался лежать, а я пополз обратно, но придумав кое-что, обернулся.
— Хочешь помочь?
— Чего удумал еще?
— Изобразите атаку слева, но не лезьте, а мы тут справа и обойдем. Самоходы уничтожим, и вы пройдете, лады?
— Лады! — огрызнулся командир, но двинул к бойцам.
Так, сейчас они там пошумят, а мы и рванем. Объяснил Пете и предупредил, чтобы тот не отставал.
До самоходок мы не дошли. Даже из-за угла не вышли. В том доме, за которым мы укрывались, оказалось слишком много врагов. Немчура устроила нам такую «ответку», что еле ушли, таща раненых и двух убитых. Костерил себя так, что даже ротный проявил слабость и утешал:
— Сань, ну мы же без разведки шли, кто знал, что там такие силы? — горестно вздыхал Нечаев, который и сам пострадал, пулю в руку схлопотал.
— Вот именно! Командир, сдай меня на хрен особистам. Не вздумай даже сообщить, что это была твоя инициатива. Я тут разошелся, решил, что все, выдохлись фрицы, а они нам и навешали. Черт, почему я дом сначала не проверил…
— Ну, всё! Хватит уже плакать! Нет тут виновных. Ты такое понятие, как разведка боем, слышал? — командир уставился на меня, а я вдруг подумал, вот же человек, не равнодушен он ко мне, другой бы сдал не задумываясь, а этот только и думает, как выгородить.
— Лех, я парней положил, ты вон раненый, дело не сделано, а ты все меня выгораживаешь…
Нечаев все равно доложил, что была разведка боем, понесли небольшие потери и отошли назад. Путь преградил трехэтажный длинный дом, в котором укрылись около сотни гитлеровцев, при поддержке танков и артиллерии. Доклад лейтенанта, надо сказать, вышел весьма кстати. С нами на связь вышел командир полка и… похвалил за инициативу. У меня в голове не укладывалось, а Нечаев был бодр и весел.
— Ты не понимаешь главного. Завтра здесь пошли бы еще войска и попали бы как куры в ощип. Ведь еще утром разведчики докладывали, что тут нет никаких танков и большого количества солдат противника. Немцы стягивали сейчас все ближайшие войска на железнодорожный вокзал, вот мы и поперлись не глядя. Комполка пообещал пополнение, а главное, сообщил, что к нам выдвинулись два расчета с «сорокапятками», помогут в случае атаки противника танками.
Я, чувствуя вину, попросил у ротного отпустить меня на разведку.
— Куда ты еще собрался? — недовольно спросил Нечаев.
— Хочу посмотреть, откуда можно эти гребаные самоходы сжечь. Из пушек я имею в виду.
— А-а. Возьми только кого-нибудь, одного не пущу.
— Так с Курочкиным и пойдем, хорошо?
— Давай, осторожнее только.
Время было уже к вечеру, темнело. Фрицы стреляли все меньше, спать хотят, наверное. Мы ползли с Петрухой по развалинам и осматривали каждый закоулок. Я хотел отползти чуть в сторону от занимаемого нами дома, чтобы найти место, где установить орудия. «Благодаря» застройке такое место найти было невозможно. Самоходки стоят не посреди улицы, и чтобы выйти к ним на прямой выстрел, нужно подойти метров на триста, что само собой невозможно. Но это палка о двух концах. Если бы можно было выйти на прямой выстрел с большего расстояния, немчура бы уже сбросила в Волгу все наши войска своими танками. Так что застройка играла на руку и нам тоже.
Мы забрались в подвал одного из полуразрушенных домов и чуть не начали стрелять с перепугу.
— Наши! Бабоньки, это же наши! — Мы, блин, с Петей чуть с ума не сошли от объятий и поцелуев.
— Красавицы, вы нас удавите сейчас! — начал было возмущаться я.
— Родненькие, как же вы сюда прошли, немцы же кругом.
— А вы знаете, где точно? — спросил я.
— Тут их нет, но дом весь разбит, мы боимся наверх выходить.
— Так, Петруха, надо женщин с детьми отсюда выводить, как хочешь, — озадачил я друга.
— Скоро совсем стемнеет. По нашим следам можно пройти, не заметят. — Мы и правда почти весь путь прошли ногами, а не ползком.
— Точно. Тут только от этого дома метров сто — сто пятьдесят пробежать, пригнувшись, а дальше спокойней, там уже наши дома.
— Ребятки, мы боимся, — беседу с нами вела одна и та же женщина, если честно, неопределенного возраста. Просто тут все такие чумазые, усталые и голодные, что вообще не отличить мальчика от девочки и женщину от старушки. Все в каком-то рванье, как не замерзли-то до сих пор? Ну фрицы, ну суки! Придем мы в Фатерлянд, запоете вы тогда.
— Бабоньки, с вами боец пойдет, знаете, какой он сильный и отважный, ух! Немцев пачками кладет. — Петя стоял и хлопал глазами, женщины лучинку зажгли, вот я и разглядел.
Вдвоем идти не хотелось, вдруг фрицы в дом вернутся, женщины-то сказали, что те здесь были, а потом куда-то ушли. Вот я и пойду, домик проверю аккуратно, а Петя женщин доведет до расположения ближайших бойцов, пусть те займутся их сопровождением к переправе.
Когда вылезали из подвала, я аж присвистнул. Сорок три человека, это всех вместе и женщин, и детей. Страшно за них было, но, блин, пока они тут, еще страшнее. Петя ушел, а я снова полез в подвал. Выход в подъезд заблокирован не был, вышел и осмотрелся. Тут точно никого не было давненько. Ни следов присутствия, ни каких-либо признаков жизни. Осторожно пробирался, уткнув приклад ППШ в плечо и осматривая каждый закоулок. Тихо, ан нет, на улице-то трескотня продолжается, но уже давно не такая, как днем. Орудия не бахают, только где-то минометы долбят да ружейно-автоматный, ну, иногда пулеметный огонь слышен из соседних домов. Как-то уже воспринимается это все странно. Постоянно кто-то стреляет, а вот раз не в «твоем» доме, так вроде кажется, что где-то далеко. Непередаваемые ощущения. В одиночку идти страшно, но в то же время спокойно как-то. Уж если сам видел пустую комнату, так и уверен на все сто, что здесь точно никого. Во втором подъезде я нашел следы пребывания фрицев. Много окурков на полу, пара бутылок из-под вина, несколько пустых банок из-под консервов. Гильз нигде не видел, следовательно, если немцы сюда и ходят, то только наблюдать, ну, может, еще огонь артиллерии корректируют, гады. За час обойдя весь дом и насмотревшись вдоволь на самоходки, хоть и темно уже, но тут всего метров триста, все разглядел, тем более вокруг них стояла суета. Фрицы впереди, то ли жрали, то ли гуляли, но ходят через одного с фонариками и думают, наверное, что их не видно. Да и осветительные ракеты никто не отменял, гитлеровцы запускают их постоянно, боятся, суки.
«Эх, вот сюда бы орудие поставить!» — думал я и разговаривал сам с собой. Тут обе самоходки как на ладони, они прятались от атаки с другой стороны, а тут так удачненько борта подставили.
— Стоп, а кто нам помешает сюда пушку закатить? — И правда, кто? «Сорокопятка» весит немного, как тяжелый мотоцикл. С той стороны дома положим на оконный проем бревна, доски или двери какие-нибудь, по ним затащим орудие. Мешает перетащить его на другую сторону дома, по сути, всего-то одна стена. Возьму взрывчатки у саперов, есть она у них, еще и фрицевской добавили из трофеев, рванем аккуратно часть стены, чтобы пушка прошла. Попросим у полка грохнуть из чего-нибудь тяжелого в наш район, чтобы подрыв стены немного замаскировать. А дальше… дальше забота бога войны. Самоход не танк, пока его заведут, пока развернут или попытаются спрятать, времени вагон. Главное, чтобы артиллеристы смогли попасть, ну и сжечь все это гансовское дерьмо за пару-тройку выстрелов. Сам я займу позицию со снайперкой на чердаке, он тут, кстати, почти целый. Отстреляю сколько смогу и ходу отсюда. Пушку придется вытаскивать обратно буквально бегом. Уж слишком мало времени у немцев занимает подлет авиации по запросу. А долбить нас будут со страшной силой.
Черт, сидя на втором этаже, совсем забыл про то, что я один пока, опять становилось жутко. Вдруг за окном, прямо по разбитой улице, промелькнули три тени. Гадом буду, если это не враги…
Шедшие немцы, казалось, не боятся вообще ничего, пробираясь по кучам битого кирпича. Едва наклонив головы и держа оружие наизготовку, троица медленно, но уверенно пылила сюда. Блин, вот только бы Петя прямо сейчас не вернулся, а то вылезет из подвала, тогда точно хана.
Заныкавшись в уборную, я ждал и надеялся, что Петя задержится. Через пару минут послышались шаги, затем скрипнула дверь в квартиру, ага, целая она тут, и в комнату ввалились немцы. Шепчутся, хоть и знают, что здесь никого не было раньше, но в голос не болтают. Прозвучавшие шаги принадлежали двум солдатам, а где же третий, неужели на стреме внизу оставили? Что-то тяжелое и явно металлическое чуть слышно звякнуло, один из фрицев помянул любимое нацистское слово «шайзе» и, пройдя опять мимо прячущегося в туалете меня, немцы вышли.
Черт, здесь в комнате что-то было спрятано, а я и не обыскивал даже, хотя, может, и к лучшему. Тихо выйдя из своего убежища, я прислушался возле входной двери, на лестнице отчетливо слышались поднимающиеся шаги. Вот блин, а как мы теперь пушку затащим? Если угрохать фрицев, нам песец, ведь их явно придут проверять или менять. Черт, как же быть-то? Потянув дверь и молясь, чтобы она не скрипнула, с облегчением выдохнул, когда створка оказалась открытой на достаточное расстояние. Протиснувшись в щель и оглядев лестницу и площадки, осторожно вылез целиком и, блин, чуть не застрелил Петра.
— Ком… — открыл рот напарник. Зашипев на него и приложив кулак вместо пальца к своему лицу, я указал Петру наверх. Надеюсь, никто нас не слышал.
— Внизу как? — шепнул я Петрухе на ухо, когда поравнялся с ним.
— Никого, а чего случилось-то?
— Фрицы тут, наверх пошли, давай за мной и вполглаза вниз посматривай.
Мы пробирались на верхний этаж минут пять, буквально по сантиметру переставляя ноги. У Пети пару раз что-то брякнуло, я аж зеленел от злости, позже оказалось, что он задевал моей винтовкой о стены. Петя нес мою винтовку за спиной, потому как в руках у меня самого был сейчас ППШ. Квартиру с фрицами искать не пришлось, голоса слышны хорошо. Показал Пете знак готовности и надавил носком правой ноги на дверь, аккуратно придерживая за ручку рукой. Дверь мягко подалась, и за ней был фашист. Он смотрел прямо на меня и не сделал ни одного движения. Мы замерли, пялясь друг на друга, но уже через секунду мой автомат уставился ему в лицо. Фриц поступил неправильно, но из его пасти успел вылететь только один слог. Выстрел из ППШ, короткая очередь, буквально на три патрона разнесла врагу лицо, а через секунду я сам был уже на полу, приготовившись отбиваться. Петя стоял оперевшись на колено сзади и левее. Немцы не выходили, ситуация была патовой, но у врага есть возможность привлечь своих, просто выстрелив из окна, кто-нибудь да придет. А вот к нам точно никто не придет на помощь, поэтому времени нет, но и дуриком в комнату мы не полезем. Выхватываю из кармашка «феньку» и, проверив, хорошо ли зафиксирована чека, бросил гранату в комнату. Послышалась возня и топот двух пар обуви. Ждать мы не собирались ни секунды. Заглядываю в проем, никого не видно, перекатываюсь так, чтобы все время видеть помещение. Сзади прыгает и, распластавшись на полу рядом со мной, замирает Петро. Один из фрицев, укрывавшийся за опрокинутым столом, уже вставал, когда в него прилетела очередь из ППШ Пети. Второй лежал на полу, чуть приподняв голову. Мой автомат смотрел немцу точно в лицо, и я просто отрицательно покачал головой, в надежде, что фриц окажется жизнелюбивым.
Вышло у нас всё офигеть как идеально. Связав немца, мы осмотрели комнату и, обнаружив рацию и бинокль рядом с ней, а также блокнот с записями, я приободрился.
— Петя, срочно нужен кто-то, говорящий по-немецки, пулей его сюда, просто бегом! — протараторил я и с удовольствием наблюдал, как напарник помчался вниз.
— Ты меня понимаешь? — решил я спросить немца.
— Найн, найн, — тихо отвечал фриц, уткнувшись взглядом в пол.
— А говоришь, не понимаешь! — ухмыльнулся я. Взяв трофейную сигарету и такую же зажигалку, закурил. О, ничего так табачок-то у вражины. — «Аттика», — прочитал я вслух надпись на пачке и еще раз ухмыльнулся. Просто обыскивая немцев, нашел аж три пачки таких сигарет. Хоть и привык уже к табаку в газете, но давно хотелось именно сигарет. Тем более сейчас в них пока еще не суют всякое дерьмо. Не пропитывают бумагу, чтобы быстрее горела, и сам табак вполне приличный. Немец попросил закурить. Как понял? Ну, знаете ли, это ж международный жест курильщика. Фриц так многозначительно мычал, что я как-то быстро сообразил, что ему нужно. Вытащив кляп, я не рисковал, трофейный пистолет был под подбородком фашиста, я сунул ему в рот сигарету и чиркнул зажигалкой.
Пока фриц наслаждался курением, я, показав ему на рацию, вопросительно кивнул. Фриц сначала ответил отрицательно, но когда я начал подниматься, а точнее вытаскивать нож, вражеский солдат активно начал трясти головой.
Петя вернулся минут через пятнадцать, наверное, бегом бежал. Окрикнув меня еще из-за двери, он появился с автоматом в руках. В метре позади напарника виднелась фигура нашего политрука.
— Здравия желаю, товарищ политрук, — бодро отрапортовал я.
— Иванов, ну, кто тут у вас?
А пленный оказался рядовым связистом. Остальные, уже остывающие, были как раз корректировщиками, а этот парень должен был только держать связь.
— Когда нужно выходить на связь? — начал допрос с важного для всех нас политрук.
— Мы пропустили сеанс, скоро должна прибыть группа, — ответил ганс.
— Сколько человек обычно входит в группу? — продолжал политрук.
— Отделение. — Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. А нас тут всего трое, с политруком.
— Товарищ политрук, пусть выйдет на связь и сообщит, что все нормально, — предложил я.
— Думаешь, не ляпнет лишнего? — с сомнением заметил политрук.
— Ну, если только он мазохист, — ответил я, вынимая нож.
Приставленный к гениталиям острый клинок способствует нормальному диалогу. Правда, фриц все время умолял политрука убрать меня подальше, но тот только хмыкал. Фриц вышел на связь и с круглыми от ужаса глазами, почти не запинаясь, оттараторил то, что нужно. Ему приказали начинать записывать координаты и через двадцать минут быть готовым их передавать.
— Они собираются опять по переправе долбить, — после завершения сеанса связи сказал политрук.
— Ну, так и передадим им такие координаты, что они порадуются, — ответил я.
Фриц по своей маленькой карте, но блин, довольно подробной, записал координаты, и мы начали ждать нового сеанса. Координаты мы дадим тех домов, что находятся у немцев рядом с нами, надеюсь, что артиллеристы у фрицев сначала жахнут, а уж потом будут сверять их.
Немцы все-таки не зря до Волги дошли. Нет, жахнуть-то они жахнули, но это были всего восемь выстрелов, но блин, зато каких! Те самоходки, что не дали нам пройти дальше, спешно отошли к себе в тыл, паника в тех домах была знатная, но! Больше не связываясь с нами по радио, немчура просто начала долбить уже по нам, да с такой силой, что мы еле ноги унесли. Немца даже бросили, если повезет — выживет.
Едва мы вернулись на позиции роты, нам приказали отойти в тыл, тут это рядом, всего метров на триста в сторону реки. Нас сменила рота из нашего же батальона. Дали шесть часов отоспаться, надо ли говорить, что я продрых их честно. А проснувшись, меня погнали на КП командира полка вместе с Нечаевым. Командный пункт располагался в подвале одного из домов, что были захвачены буквально вчера. Мы с Нечаевым прибыли последними, так как в подвале было довольно людно. В кумаре табачного дыма виднелись знаки различия многих командиров, видимо, собрали со всех рот и батальонов.
— Так это ты придумал немцам их же координаты дать для артобстрела? — на меня смотрел командир полка, коренастый мужчина лет сорока, со шпалами полковника в петлицах.
— Красноармеец Иванов! — отчеканил я, но меня поспешили поправить:
— Гвардии, гвардии красноармеец! — с упреком, но с улыбкой сказал комполка.
— Виноват, товарищ командир! — я стоял, вытянувшись во фрунт.
— Молодец, благодарю за службу, — командир полка повернулся в сторону сидевших в подвале командиров, — вот как у нас гвардейцы воюют! Молодцы, так и продолжайте. — Дальше была небольшая пропагандистская речь, но она была тут к месту. Нечаева попросили задержаться, а я, попрощавшись, ретировался.
Выйдя из подвала на улицу, была ночь, небо, затянутое тучами, мрачно нависало над городом. Дождавшись лейтенанта, переглянулся с ним.
— Не песочили? — спросил я.
— Да в общем нет. Даже похвалили, — ответил Нечаев.
Мы молча прошли с ротным до нашего дома, где нас расположили на отдых. Бойцы еще отдыхали. Кто-то чистил оружие, кто-то перекусывал тем, что еще было. Мы захватили у фрицев немного еды, это позже они тут будут последний хрен без соли доедать, а пока снабжение у них вполне себе приличное. Вообще, только в тех домах, где фрицы были в изоляции, чувствовалась нехватка припасов. Главным образом было довольно мало патронов. Вон мы зачистили дом, пулеметов взяли много, как и винтовок, а с патронами сложнее.
— Сколько у нас в роте осталось? — нарушил я молчание.
— Пятьдесят два человека, — поморщился Нечаев.
— Прорвемся как-нибудь, — произнес я и снова замолчал.
— К шести утра подойдут танки, три «тридцатьчетверки», в прорыв пойдем.
— До семи, значит…
— Чего до семи? — не понял меня Нечаев.
— Проживем, говорю, до семи примерно, — сплюнул я на грязный пол и отвернулся.
— Ты это, Иванов, другим этого не говори, понял?
— Да, — так же спокойно ответил я. — Я же бежать не предлагаю или в плен сдаваться. Город мы не оставим, или ляжем здесь, или доживем.
— Странный ты какой-то все же, — тихо, но с подозрением проговорил Нечаев.
— А чего опять-то не так? — чуть возмущенно спросил я.
— Вот слушаешь разговоры бойцов, всякое говорят. И то, что хана нам всем, и то, что в плен не сдадутся, и даже то, что победим, а ты…
— А я? — перебил я командира.
— А ты, Счастливчик, говоришь — «может, доживем!» Так и хочется спросить, до чего доживем?
— Так до победы, естественно. — Блин, какой же он въедливый, хорошо хоть не докладывает.
— Я сразу заметил, что ты знаешь больше других, умеешь больше. Бесстрашие твое какое-то… обреченное, что ли. Ты как будто наперед знаешь, что и когда будет! — Прямо в точку попал лейтеха. Разговор мы свернули, я просто молчал, а лейтеха сделал вид, что не хочет допытываться.
Отдохнуть нам дали аж до утра. И поесть успел, и даже отоспаться. Танки чуть задержались, прибыли в начале восьмого, но это было даже хорошо, иначе попали бы танкисты в самую задницу. В половине восьмого гитлеровцы решили устроить нам АД. На позиции только нашего батальона летело все, что только могли запустить фрицы. Дома тряслись, дрожали, скрипели и ходили ходуном. Честно? Охренеть, как испугался.
— Господи, да когда же у них снаряды-то кончатся? — причитал кто-то лежавший рядышком в подвале. — Страшно — жуть.
— И не говори, у самого, похоже, штаны сейчас намокнут, — прошипел я.
Над головой что-то громыхнуло, и потолок как-то странно задрожал. Блин, перекрытия со стенами внутрь складываются, что ли? Страшно было именно быть тут заваленным заживо. Интересно, а скольких так уже завалило? Наверняка ведь не только у нас были такие потери, и немалые, скорее всего. Вон нас тут набилось человек сорок, остальные были на постах, может, их уже и в живых-то нет.
Сколько долбили фашисты, не представляю, у меня часы встали ровно в восемь утра, а обстрел еще продолжался и продолжался. Когда наконец стало тише, было слышно, что противник продолжает стрельбу, но видимо, сменили сектор обстрела, разрывы приглушенно бухали где-то в стороне. Отряхиваясь, с удивлением отметил, что штаны все же сухие, хотя вон двое или даже трое уже снимают с себя портки. Ни разу не смешно, наоборот, удивительно то, что не все поголовно обделались. Хотя вряд ли те, кто просто обмочился, будут заморачиваться со снятием штанов. Вторых-то все равно нет, а сушить и стирать нам никто не даст, сейчас фрицы прибегут, само высохнет.
На выходе из подвала столкнулся в проеме с Петрухой. Вначале обстрела мы бежали сюда вместе, а потом как-то потерялись. Петруха вид имел печальный, да и я сам, наверное, такой же. Весь в грязи и какой-то штукатурке, рожа, как в цемент макнули.
— Сань, живой? — схватил меня за руку напарник.
— Вроде да, слушай, братушка, ты винтовку мою не видел? — спросил я. В подвал я бежал с автоматом, просто потому, что винтовка находилась в комнате, что занимал Нечаев.
— Тут твоя винтовка, — услышал я голос впереди. Выйдя на дневной свет, блин, и правда уже светло вовсю, но неба и солнца не видать, обнаружил возле входа в подвал командира с моей винтовкой. — Дуйте наверх, занимайте позицию. Они уже начали, наблюдатель засек подготовку к атаке.
Мы с Петро, тряся головами, начали подниматься на первый этаж. Ха, это командир так посмеяться решил, что ли? Выше первого этажа оставались лишь редкие перекрытия и остовы стен. В пустые глазницы оконных проемов можно отчетливо разглядеть внутренности дома. Точнее, их отсутствие.
— Командир, а куда подниматься? — спросил я, вернувшись к дому.
— Боец, тебя чего, контузило, что ли? — жестко так спросил Нечаев, раздававший указания бойцам. — Конечно, в дом напротив, этот сейчас рухнет на хрен, самим не догадаться, что ли?
Не говоря ни слова, мы помчались через дорогу к соседнему дому. Это был однотипный с предыдущим, трехэтажный домик на три подъезда. Не добежали. Вокруг вдруг начали летать пули противника, пришлось падать там, где находились. Долетел, опоздав, крик ротного:
— Ложись!
Скатившись в первую попавшуюся воронку, мы с Петрухой переглянулись и кивнули друг другу. Приподнимаюсь на коленях, блин, ни фига не вижу, одна пылища кругом. Справа и слева поднимаются фонтанчики земли и щебня, но вроде неприцельные, иначе бы попали уже. Приглядываюсь. Так, винтовка-то у меня как, живая хоть? Осматриваю прицел, вроде на месте, но надо бы проверить. Не вставая из нашего неглубокого укрытия, ловлю в прицел кусок железа, что чудом еще держится на доме метрах в двухстах от нас. Лист, видимо, сорвало с крыши во время артобстрела, но он как-то зацепился. Стреляю два раза подряд, вроде нормально, лист грохнулся вниз. Добиваю в магазин два патрона.
— Петь, патронов у нас как? — сам осматриваю свои карманы.
— Да есть немного, диски к «папаше» я все снарядил, к твоей винтовке у пулеметчиков пару горстей прихватил, — отвечает Петро. Он уже высунулся из воронки и лег рядом со мной, выискивая цели.
— Первым не пали, может, в такой пылище не сразу заметят, — я всматривался в прицел. — Черт, ни фига не вижу.
Отложив винтовку на дно воронки, подхватываю ППШ. Вовремя. Первые фрицы появляются в пятидесяти метрах. Идут осторожно, пригибаясь, смотрят во все стороны. Стало понятно, почему никто из наших бойцов до сих пор не стреляет, не видно было вообще ничего. Тут же, словно спохватившись, открывает огонь кто-то из бойцов, за ним еще и еще. Стрекочут ППШ, звонко щелкают «мосинки» и СВТ, в ответ начинают медленную трескотню немецкие МР-40. Где-то совсем рядом заработала швейная машинка под названием МГ-34, ну, или 42. Хлопает первая граната, кто-то кричит, вроде похоже на русскую речь. Сквозь все это дерьмо, пыль, выстрелы и разрывы гранат вдруг между домами появляется танк. Вот и приплыли, блин. За первым Т-3 из пылевого тумана выползают еще два. Гулко бухают танковые орудия, где-то позади нас слышны разрывы.
— Петь, ты гранаты противотанковые сдал в роту? — чуть испуганно дергаю товарища за рукав.
— В сидоре. Чего я, дурак, что ли, отдавать-то? Если что-то выдали, надо брать, а не отдавать.
Петя вытаскивает две здоровые гранаты и кладет их между нами. До танков меньше ста метров, скорее всего пятьдесят. Черт, так близко я их еще не видел. А-а-а, блин, почему здесь нет РПГ-7?
Танки не залезая вперед, дают возможность своей пехтуре зачистить оба дома, между которых они встали. Знают, гады, как без пехоты хреново наступать, это тебе не в полях. Сзади справа бухает танковое орудие, не оглядываюсь, знаю, что там где-то целых три наших танка. Из стоящего ближе всего к нам Т-3 выбивается сноп искр. Танк противника шевелит своей пушчонкой, блин, ребята, почему вы его не продырявили сразу. Второй выстрел «тридцатьчетверки», и немец начинает разгораться, загляденье. Петя куда-то стреляет, твою мать, засмотрелся тут, как в кино пришел. Фрицы чуть не вплотную подошли. Тоже стреляю, даже вроде попадаю. Тем временем сзади выстрелили еще несколько раз, и второй немецкий танк загорается. Последний начинает пятиться, но, сука, стрелять не перестает, и сзади раздается грохот.
— Черт, эти суки нашу «три-четыре» спалили, — кричит Петя. Оборачиваюсь, точно, чадит родная. Жалко танкистов, но чего он вылез-то, тех двух сжег, а тут взял и вылез из-за дома целиком. Показались оставшиеся два наших танка.
— Куда вы, идиоты? — бессильно опускаю руки. Танкистам моча в голову ударила, похоже. Они устремились оставшегося фрица догонять. Наша воронка была у них на пути, я просто взял и поднялся во весь рост. Фрицев я не боялся, только если случайно зацепят. Они назад рванули вместе с оставшимся танком.
Размахивая руками, мне все-таки удалось остановить танк буквально в пяти-шести метрах перед собой. Люк мехвода открылся, и на меня уставился чумазый танкист. Что он кричал, я не слышал, грохочет все кругом, включая танк, но я выбрался из воронки и подбежал к нему.
— Куда ты полез, гад, хочешь нас вообще без брони оставить? — орал я на механика-водителя, тот выпучил глаза и, казалось сейчас выпрыгнет из танка прямо на меня.
— Сдурел, я же тебя чуть не переехал! — в ответ орет танкист. Тем временем открылся башенный люк, и на меня уставился командир танка. Махнув мне рукой, подзывая, танкист оглядывался. Атака немцев захлебнулась, но пули летали.
— Гвардии красноармеец Иванов, — представился я, вскинув руку к каске.
— Майор Измайлов, — нехотя ответил мне танкист, — ты чего сдурел, что ли? Мало того что под танк бросаешься, так еще и контратаку нам сорвал?!
— Товарищ майор, я вам самоубийство сорвал! — просто ответил я. — Куда вы полезли? У немчуры тут пристрелян каждый метр, вам одной потерянной коробочки мало?
— Да как ты смеешь, боец? — рыкнул на меня майор танкист. — Что это за паникерство в гвардейской дивизии? У меня приказ контратаковать противника…
— Да не надо на меня рычать, товарищ майор. Погибнуть дело нехитрое, а нам через полчаса, когда немец в новую атаку пойдет, чем его встречать? А? Вперед, за Родину? А как потом другим воевать, насрать, да? Родина-то уже устала смотреть, как за нее дохнут, пора бы уже и фашистов убивать! Единоличники какие-то! Думать-то головой нужно, а не шлемофоном! — рявкнул со всей дури я и спрыгнул с танка. Меня уже доконал этот большевистский героизм-пофигизм. Я прекрасно осознавал, что разговариваю с командиром, наверняка не меньше батальона, но было уже плевать. Ну что это такое, а? Люди тут за каждый метр цепляются, а кто-то решает погеройствовать. Первый враг народа тот, кто своей агитацией людей до исступления довел. Понимаю, что нужно атаковать, но не атакуют голой жопой-то! Хватит немца трупами заваливать. Ведь сто процентов даю, что танкисты и двухсот метров бы не проехали, сожгли бы их и все, так нет, как ты смеешь, боец, паникерство! Да спасибо бы лучше сказал!
Я шел обратно к воронке, хотел винтовку поднять, когда увидел вытягивающегося Петруху. Обернувшись, я увидел, как танки медленно сдают назад, возвращаясь под прикрытие домов, а вот ко мне идет майор.
«Пипец, сейчас еще один расстреливать будет!» — подумал я и закинул автомат за спину.
— Пойдем наверх поднимемся, — вдруг спокойно проговорил майор-танкист и показал мне на дом, куда мы перед атакой бежали. Кивнув, я взял из Петиных рук винтовку и двинул следом за майором.
— Спасибо, парень! — оглядев округу в бинокль, заявил мне танкист. — Смотри, у них там танков больше десятка. Минуты бы не продержались.
Немцы ходили в атаки по улицам, не пуская одновременно больше трех-пяти машин, узко и тесно тут, опасность потерять танки очень высока. Вон танкист объяснял, что в такой тесноте даже целиться не нужно, просто стреляй вдоль улицы, не промахнешься. На мой вопрос, что первым выстрелом-то как раз промахнулись, заметил, что не пробили, а попасть-то попали. На удивление, никаких последствий для меня не было. Майор вообще не вспоминал о том, что я ему нахамил. Спасибо опять же сказал. Минут через пять появился Нечаев.
— Исполняющий обязанности командира роты лейтенант Нечаев, — отчеканил лейтеха, представляясь майору.
— Вольно, лейтенант. Хорошие у тебя ребята, Нечаев, береги их. Мы уходим на соседнюю улицу, немцы туда намылились, а у нас всего две машины осталось. Держитесь тут, сейчас к вам если только пехота полезет, танки здесь уже не пойдут, смотри, как их подбитый дорогу перегородил.
— Я понял, товарищ майор, — лейтеха козырнул, я повторил его жест. Майор сунул нам свою промасленную пятерню и, пожав наши, побежал вниз.
— Сань, это чего было-то? — стоя в легком охренении и глядя на меня, Нечаев поскреб лоб.
— Да я и сам не понял. Командир, я здесь останусь, позиция хорошая. Пришли мне снизу Петро.
— Сейчас, — Нечаев не стал выяснять подробности моей выходки, махнув рукой, поспешил вниз.
— Ты меня так больше не пугай, понял? — на меня смотрел Петя, а я старался делать вид, что ничего не произошло.
— Петь, а ты у нас в роте случайно бронебойщиков не видел, может, остались еще?
— Ружье их точно где-то мелькало, надо посмотреть.
Едва начавшийся диалог с напарником оборвался в связи с началом новой атаки. Отсюда сверху было хорошо видно, как на нас идет пехота, прячась в воронках и укрываясь, кто где может. Танки и правда пошли по соседней улице, там уже, кстати, пальба началась.
— Ну, Сашка! — воскликнул в очередной раз нетерпеливый Петро.
— Рано, Петя, рано, — сопровождая стволом винтовки немецкого офицера, я прикидывал, куда он заляжет. Средних размеров гансик, с погонами и пистолетом в руке, встал, «спрятавшись» за подбитым танком. Хлопает мой «маузер», противник отлетает назад и затихает на земле. Трель свистка, ага, перегруппировываются, унтер, наверное, свистит.
«Не свисти, денег не будет!» — дергаю затвор я, после того как еще один, очередной мечтающий о победе над нами, ткнулся носом в землю.
Вторую атаку мы отбили так же хорошо. Петя принес перекусить и новости из расположения роты. Нас оставалось уже тридцать семь. Я осматривал позиции врага в бинокль, когда увидел… Его. Великолепный камуфляж настолько позволял стрелку оставаться незамеченным, что я с большим трудом вообще его заметил. Даже не с трудом, а просто случайно. Стрельба на улице ведется постоянно, пули летают туда-сюда, в надежде унести чью-нибудь жизнь. Немецкий стрелок-снайпер лежал возле подбитого танка, когда пролетавшая пуля, выпущенная кем-то из наших бойцов, звякнула о броню. Стрелок инстинктивно дернулся, я и заметил это движение, так как сам разглядывал танк. Черт, хороший камуфляж, мне бы такой…
Выстрел. В этот раз стрелок уже не дернулся. Расстояние меньше двухсот, можно и в голову выстрелить, поэтому я стрелял чуть ниже и левее его каски. По идее, пуля должна была попасть ему куда-то в район ключицы. Немецкий «маузер» винтовка мощная, шанс, что пуля застрянет где-то в плече, минимален. Попадание отметил Петро, но, подумав, все-таки решил подстраховаться и послал еще одну пулю в спину. Стрелок-то лежал, мне больше-то и некуда стрелять, не в ногу же. Движения не было, и я успокоился.
Упав под окно, я ушел в сторону за стену и показал напарнику знак, что идем наверх. Стреляя с каждого этажа в течение двух часов, я расстрелял все патроны. Петро даже бегал за «добавкой». Конечно, я и промахивался немало, но и завалил, как оказалось, напарник считал, аж восемнадцать солдат противника.
Сидя на чердаке, откуда хорошо было видно весь район, благодаря тому, что самые высокие дома были разрушены, мы осматривали окрестности. Когда началась следующая атака противника, я уже сбился со счета, какая именно, история повторилась. Немцы, потеряв шесть танков, двинули остатки, все четыре танка, опять по нашей улице. Чтобы подбитый утром танк им не мешал, они под прикрытием артиллерии умудрились зацепить его тросом и уволочь в сторону. Я тоже не смог помешать этому, так как шквальный огонь пулеметов, минометов и орудий противника не давал возможности поднять голову. Мы были в это время на первом этаже, и, к сожалению, я прохлопал момент, когда танкисты занимались «уборкой». Артиллерия смолкла как-то разом и вдруг. Чуть приподнявшись, я осмотрел улицу, что была порядком усыпана трупами, как наших бойцов, так и немецких, вторых на порядок больше, все-таки мы обороняемся, хотя в домах у нас тоже немало погибших от артиллерии.
— Чего там? — спросил Петро.
— Жопа, — коротко ответил я и приготовил автомат. Если не подойдут танкисты, то надо пропускать танки мимо себя. Отрезав пехоту, удастся развернуть и танки, только так. Патронов у нас — кот наплакал. Некоторые самые отчаянные уже выскакивали на улицу и подбирали оружие убитых. Но за полдня атак собрали уже всё. Взглянув на часы, охренел от увиденного. Оказывается, мы тут всего пять часов воюем, сейчас всего двенадцать, а я уж думал, что по меньшей мере часа три-четыре дня. Удивительно, как же долго тянется время, когда страшно. Уже дрожат стены от вибрации, танки противника пробираются мимо наших домов. Тут внезапно раздался просто душераздирающий крик, нас с Петрухой аж передернуло.
— Сань, ты глянь, чего эти суки делают! — Напарник смотрел в окно. Осторожно выглядываю и вижу картину. УРОД, по-другому не назвать, с баллоном на спине поливает огоньком окна в доме напротив, где у нас вообще-то ротный засел. Бля, и чего делать-то? Танки прямо напротив нас, хрен высунешься.
— Петь, гранату сможешь докинуть? — спрашиваю у друга. У меня их просто уже нет.
— Немецкую можно попробовать, она далеко летит, — Петр вытащил из-за ремня фашистскую «колотушку» и, отвинтив колпачок, дернул шнурок.
— Кидай, не жди, ей лететь далеко! — крикнул я, а Петя в это время швырнул гранату в окно и сразу упал вниз. По окнам постоянно стреляют, Петя кидал, стоя на коленях, не должны были его заметить в такой бойне. Грохнул взрыв, на фоне грохота танковых моторов, лязга гусениц и постоянной стрельбы почти не слышно было. Криков тоже не слыхать. Поднимаюсь и вижу, как три гитлеровца озираются по сторонам, стоя вокруг огнеметчика, защищая последнего. Гранату зря выбросили, танк их прикрыл. Такого подарка я не ждал, плевать, даже если это будет мой последний выстрел. Как же враги удачно стоят… Хватаю винтовку и открываю затвор, в верхнем кармане разгрузки лежат пять зажигательных патронов калибра 7,92 мм. Вставляю один и закрываю затвор, готов.
— Петро, встаешь вместе со мной и смотришь по сторонам, вали всех, кто на нас смотреть будет, усек?
— Конечно, командир, — радостно отвечает напарник и добавляет: — Поджарь этих сволочей! — Понял, дружище, вот почему мы с ним так спелись, понимает без слов.
Поднявшись на колено, крепко удерживаю винтовку в руках. Плотно прижав приклад, ловлю цель, жаль, чуть боком повернулся, но все одно не промахнусь я. Выстрел тонет в сотне раздающихся вокруг, а возле соседнего дома вспыхивает костер. Господи, как они визжали, веселые ночки мне обеспечены. Четыре факела разом, хорошие у немчуры огнеметы. Откуда-то сквозь шум и грохот раздается громовое «УРА», и отовсюду на фрицев начинает сыпаться ураган из стали. Дальнейшее опять становится похожим на кино. В секунды от двух взводов, что шли позади танков, корчиться остаются единицы. Кто-то поджигает бутылкой КС идущий первым Т-3. Вот, выбежав и подняв в руках связку из двух противотанковых гранат, падает как подкошенный, сраженный очередью из танкового пулемета кто-то из бойцов нашей роты. Откуда ни возьмись выпрыгивает здорово покоцанная «тридцатьчетверка» и первым же выстрелом сжигает еще одну коробочку гансов, а затем и загорается сама. Не успев и рта раскрыть, замечаю, как Петруха, выскочив в окно с гранатами в руках, бежит к ближайшему танку. Ору ему, но все одно грохот не дает возможности докричаться. Напарник ловко закидывает гранату на моторный отсек танка и залегает, молоток, братишка. Взрыв и, объятый голубоватым пламенем, загорается третий немецкий танк. Горящую машину пытается покинуть кто-то из экипажа, посылаю ему пулю, еще один лезет и также падает. Петруха тем временем, укрываясь за подбитым танком, пытается придумать, как ему добежать до последнего. Тот стоит всего в десятке метров, но докинуть, а главное попасть в двигающийся танк, непростая задача. Я вот тоже раньше считал, что попасть из пулемета в пробегающего совсем близко солдата противника плевое дело, как показала практика, не такое уж и простое. В четверых фрицев стрелял из ППШ метров с пятидесяти, попал и убил только одного, правда, и стрелял навскидку, встал в проеме, дал очередь, вторую, убрался. Выглянув снова, увидел, как двое несли третьего, а четвертый остался лежать. Вот и Петро сейчас стоит пригнувшись, сжимает рукоять огромной гранаты в руке и ждет. Танк тем временем, пятясь и пытаясь уйти с поля боя, прикрытия-то не осталось, а из четырех танков он остался один, крутит башней на малые углы и поливает округу из двух пулеметов. Т-3 уже поравнялся с ранее подбитым моим напарником танком, и Петя решается на рывок. Взмах рукой, граната летит, а мой друг уже прячется за горящий танк. Взрыв. Скрежет металла, после того как смолк двигатель Т-3, становится хорошо различимым. Кто-то из бойцов, что укрывался в доме напротив, срезает двух фрицев, пытающихся спастись. Победа. Очередная наша маленькая победа. Петя уже рядом, что-то говорит, ни фига не соображу чего. До сих пор не могу отойти от горячки боя. То, что было в эту атаку, превосходило по впечатлениям все предыдущие. Одиннадцать, различаю, что говорит напарник. Одиннадцать отбитых атак противника, охреноветь! И мы живые? Ага, даже не ранены, хотя что это у дружбана моего?
— Петь, тебя чего, зацепило? — смотрю на кровь, что стекает у друга по шее. Обхватываю его голову руками и поворачиваю к свету. Уши, кровь из ушей, контузия, что ли? — Братишка, ты меня слышишь?
— Да слышу, не ори! — отвечает Петя и сам хватается за свою больную голову. — Как через вату правда, но слышу.
— Дружище, тебя к берегу надо, пусть дохтур посмотрит, сегодня уж вряд ли сунутся еще.
— Как мы им накостыляли, а? — с восхищением произносит друг.
— А то! — киваю я. — А уж как ты выступил, так Рэмбо отдыхает!
— Кто? — трясет головой Петя. — Не расслышал, какое РЭО?
— Забудь, пойдем к командиру, надо тебя в санбат отправить да трофеи собрать.
— Это дело, а про санбат забудь! — отвечает друг.
— Петь, нельзя так, можешь глухим остаться, — настаиваю я и, подобрав оружие, иду на улицу.
Тут и там между домами шныряют наши бойцы, нагло, как будто так и надо, собирая трофеи. Да уж, патроны и гранаты нам пригодятся. Никто уже не стреляет, и я двигаюсь довольно спокойно. Нахожу мертвого снайпера, точнее то, что от него осталось.
— Вот гады, взяли и своего же гусянкой перепахали! — ругаюсь я, видя кусок мяса в обрывках формы. Винтовка тоже не похожа больше на оружие, труба ствола да пара щепок от приклада, вот и все, что осталось от немецкого снайпера.
Спустя пару минут меня находит Нечаев. Рука на перевязи, голова забинтована. Оглядев его со всех сторон, просто раскрываюсь и отдаюсь в объятия еще одного хорошего человека.
— Жив, курилка?! — орет мне Нечаев. — Ну вы и дел тут наворотили!
— Как сам? — игнорируя восторженные возгласы командира, оглядываю его небольшую, но сильную фигуру.
— Да порядок, ты сам-то как?
— Петрухе досталось, контузило вроде, кровь из ушей течет, — сокрушенно отвечаю я.
— Где он, у меня бойцы в санбат идут, тяжелых понесут, могут и твоего подхватить.
Иду назад в дом и нахожу Петруху сидящим возле стены. Видок у братишки еще тот. Лицо белое, руки подрагивают, и волосы… черт, да он весь седой. А у него такой чубчик красивый черный был… Надо бы на себя глянуть, может, и сам не лучше.
— Братушка, пойдем, — я помогаю напарнику встать и поддерживаю под руку.
В санбат я Петю не повел, ребят туда много шло, отправили с ними. Ладно, может, ему просто отдохнуть надо и придет в себя. Сами с Нечаевым обходим оставшихся.
— Вот, Иванов, был у меня взвод, дали роту, а она опять в тот же взвод превратилась, буквально за сутки.
— Война, командир, чего сделаешь, — вздыхаю я.
— Интересно, резервы-то вроде есть, дадут ли нам бойцов еще, или как?
— Скорее с соседней ротой соединят, там, я слыхал, меньше двадцати человек осталось, кстати, командира там убило еще утром, — отвечаю я. — Разговаривал тут с парнями, у них на самом деле с составом песец, они на соседней улице стояли, там их танками всерьез «покатали».
— Это ты к чему? — насупился Нечаев.
— Да не смотри так, да, думаю, тебя и поставят «рулить» сборной солянкой.
В принципе, так и вышло. Только Нечаев попросил у комполка меня на взвод поставить, а тот не согласился и прислал молоденького мамлея да старшину, лет сорока пяти. Я даже обматерил сначала лейтеху.
— Нафиг ты вообще заикнулся? Ты командир роты, в которой всего сорок два бойца, какие еще взводные???
— Да не ори ты, они в штабе полка сами сказали, что командиры нам необходимы, я и предложил тебя. Тебя-то я знаю, уверен, что взвод ты потянешь легко, да и роту бы смог…
— Я боец, мне некогда командовать и думать за кучу бойцов, — ответил я и сдернул с глаз долой.
Пока две роты из нашего полка, пришедшие нам на смену, отражали очередную атаку, мы отдыхали. Точнее, перезнакомившись с бойцами, которых влили в нашу роту, занялись кто чем. Чинили разорванную одежду, штаны у всех были дыра на дыре, чистили оружие, снаряжали магазины, это те, у кого автоматическое было. Новый командир нашего взвода был именно тем старшиной в годах, поладить вроде с ним смог, но если честно, я стал бояться за бойцов. Дело в том, что старшина оказался усталым, битым жизнью и войной человеком, если по-простому, ему просто было уже ничего не нужно. Он один из тех немногих, что воюет еще с сорок первого, да и немолод уже, уставший человек. Когда я обратился к нему с предложением, то, мягко говоря, разочаровался.
— Товарищ старшина, может, сходить окрестности осмотреть?
— Чего их смотреть? Полезет немец на нас, будем воевать, сиди, где сидишь! — был его ответ.
— А если они нас обойдут под шумок, опрокинут соседей и вылезут нам в тыл, то…
— Тебе чего, боец, больше всех надо? Хочешь — иди, не держу. Попадешься фрицам, скажу, ушел самовольно. — Вот так.
Надо ли говорить, что я, конечно, пошел к Нечаеву. Вот от такой усталости и нежелания проявлять инициативу так много и потеряли с сорок первого. Командир поругался чуток и одобрил мое предложение. Жаль, Петрухи нет со мной, привык я к нему, двое суток плечом к плечу воевали. Это вовсе не шутка, это тут уже реальный срок. Многие и часа не живут, не то что сутки или двое. Вон у нас, от двух полноценных рот, а нас перед самой погрузкой на баржи доукомплектовали, осталось чуть больше сорока человек, вот тебе и пара суток. Радует одно, фрицев мы угрохали раза в два больше, точно, абсолютно уверен. Помню, в той жизни постоянно усмехался, читая сводки о боях, в которых всегда наших гибло меньше, чем фрицев, по крайней мере, в тех боях, где наши оборонялись, а фрицы пытались штурмовать. Конечно, тут и руководство и командование занижали реальные потери, и наоборот завышали потери противника, но сейчас убедился, много гибнет у нас людей, но немцев больше. Вон, даже по винтовкам посчитать, слышал, как Нечаев отчитывался, около сотни захвачено, а ведь это только те, из которых стрелять можно, есть и раздолбанные в хлам. Я так думаю, что ротный если и приврал, то совсем немного, доложив, что убито до батальона солдат противника и уничтожено десять танков.
Взяв одного паренька, из остатков еще тех, что прибыли в город вместе с нами, мы отправились на прогулку. Просто разведкой это не назовешь, пойдем-то по нашим позициям. Пробираясь где подвалами, а где по развалинам, мы обходили дом за домом. Вдобавок к этому осмотру находили оружие и боеприпасы. Через полчаса найденные винтовки решили оставить где-нибудь прямо тут, укажем в донесении точное место, просто их набралось такое количество, что было уже тяжко их таскать. Вот патроны пока несем с собой, их много не бывает. Нашли пулемет, станковый «Максим». Колес на станке нет, но сам вроде целый, тоже оставили в том же доме, где нашли, только к выходу подтащили.
Проходя мимо пары разрушенных домов, услыхал откуда-то справа голос:
— Замри, боец! — я инстинктивно сделал еще шаг и замер, правда, нового напарника пришлось ухватить, не сразу сообразил.
— Не шевелись! — голос был требовательным, но не злобным.
— Что случилось? И где вы вообще? — спросил я.
— Вы хрен ли на мины выперлись? — тот же голос, но уже с иронией.
— Как это? — не понял я и посмотрел под ноги. Вроде ничего не видно.
— Вот так это! — передразнили меня. — Три метра от тебя, да левее смотри! — Я пригляделся, ну ни хрена себе, сказал я себе! Вот это дура лежит.
— Она хоть и противотанковая, но мало ли… Давай назад помалу, там мы уже «прибрали».
Выйдя с «минного поля», познакомились с саперами из нашей же дивизии, только с другого полка. Ребят отправили на разминирование одной из улиц. Тут в одном из домов фрицы сидели, обложились вокруг минами и были вполне спокойны. Наши им кусок стены у дома рванули и через дыру оказались в доме. Зачистив фрицев, начали снимать и мины, а что, нам все сгодится.
— Здесь и дальше по Пензенской в сторону Солнечной не ходите, тут и мины, и снаряды «не лопнувшие» остались, мало чего, — напоследок сказали нам.
Так прогуливаясь, через два часа вернулись в расположение. Отчитавшись командиру, заставил на нарисованной им же карте отметить и мины, и дома, где оставили оружие. В полк Нечаев с докладом пошел сам, тут все сейчас рядышком, даже комдив где-то рядом расположился. Делать вроде особо было нечего, те роты, что нас сменили, пока держатся, завалился спать. Нечаев, вернувшись через час, разбудил, собака злая.
— Нами пополнят те роты, что впереди стоят, — грустно сообщил командир.
— Ясно, не грусти, командир, где наша не пропадала? — хлопнув по плечу лейтеху, усмехнулся я.
— Я тут представления на всех подал, да, похоже, похерят, они там такие все злые сидят, что аж пар идет, кипят как чайники.
— Ну, так фриц-то нам пока дает прикурить, сами вперед продвинуться не можем, их ведь тоже шкурят будь здоров.
— Да все я понимаю, но сами же знают, с кем тут наступать? — развел руками ротный.
— Да уж, тут бы ш… оружие какое-нибудь специальное… — сделав вид, что задумался, я замолчал. Блин, чуть ведь не ляпнул «Шмелей» бы сюда, штук так десять на бойца, вот бы повеселились. Знатный «выкуриватель» противника из укрепленных огневых точек. Из размышлений меня вырвал голос Нечаева.
— Впереди будет очередной дом, укреплен всерьез. Там и орудия стоят с одной стороны дома и пулеметов в окнах тьма, комдив ставит задачу завтра его отбить силами нашего полка, а полка-то нет давно. Фрицы в нем вкруговую сидят, мимо не пройти никак.
— Чего, на убой погонят? — прямо спросил я.
— Я не знаю, — опять вздохнув, ответил командир. Переживает парень, сам-то погибнуть не боится, людей жалеет. Писем вон написал родным погибших за эти два дня, в планшетку не убираются. — Ребята из соседнего полка сто вторую штурмовали…
— Ясно… — снял каску я.
— Чуть не полк положили, немца выбили, а их через час оттуда все равно сковырнули. Бодаются на склоне, остатками, подкреплений не дают.
— Командир, а взрывчатка есть? — Мне тут в голову пришла мысль. Точнее, вспомнились рассказы о битве в Сталинграде, которые читал там.
— Много надо? — Ну, хоть не спросил зачем.
— Килограмм пятьдесят, может, больше, — задумчиво ответил я, ну откуда я знаю, сколько там будет нужно.
— Столько вряд ли найдем, трофейная вон есть, ящик лежит в подвале, надо?
— Я скоро, — подхватив автомат, я выскочил из комнаты.
Дойдя до «минного поля», я осмотрелся и, никого не увидев, крикнул:
— Эй, взрывотехники, есть тут кто? — кричать не опасался, фрицев тут точно нет.
Через минуту меня окликнули.
— Чего, соскучился, что ли? — тот же парень, что не дал нам недавно подорваться тут. Мы с ними в прошлый раз душевно посидели, даже чаем нас с Петрухой напоили.
— Дело есть, Ваня, — я спустился в подвал к саперам и просто вывалил им все, что придумал.
— Не, не пустит нас командир, — мотал головой сержант по имени Иван.
— Да ты мне так объясни, а главное, взрывчатки дай, сам все сделаю! — не унимался я.
— Сань, ну как я тебе дам? Нас же взгреют!
— Сам же говорил, что взрывать тут нечего, и так все разрушено? — удивился я. — Мне ведь для дела надо, ну сам подумай…
— Как я тебе сто килограммов отдам, ты в уме?
— Да верну я вам, наши получат и верну. У фрицев насобираем, сам тебе в клювике притащу, зуб даю…
Уговорил, конечно, уговорил. Спустя час мы с бойцами, я привел с собой еще троих, перли в расположение четыре ящика взрывчатки. Мне хватило получаса, чтобы запомнить ЦУ саперов. Осталось придумать, как подойти к дому. Нет, ясен пень, что ночью, но у них там часовые и вообще… Спасало пока только одно, в сентябре-октябре город хоть еще был похож на самого себя, чуть позже, в декабре, да и перед самой капитуляцией, тут чуть ли не поля будут между домов. Сейчас вон метров по пятьдесят-семьдесят между домами, а будут скоро «Кутузовские проспекты», вместо дворовых улочек, это так, для аналогии.
В два часа ночи выползли в направлении дома, занимаемого противником. Договорившись с Нечаевым, что тот с первым взводом обозначит атаку с фланга, мы пошли с противоположной стороны. Темно между домами, как в заднице, не, темнее. Там у фрицев хорошо, они ракеты запускают, а тут хоть глаз выколи. Хотя чего это я? Лучше бы вообще везде было темно, прошли бы вообще не парясь. Когда началась атака Нечаева, слева стало довольно светло. Немчура отвечала минимум из четырех пулеметов, орудия вроде молчат пока. Моему удивлению не было предела, когда я увидел траншею, ведущую прямо к нужному дому. В траншее, конечно, противник сидит, но я отсюда вижу, что их там немного. Мы сидим за углом бывшего дома, что стоял в пятидесяти метрах от немцев, тут сейчас все разбито.
— Эй, бойцы, у кого нож есть поприличнее? — спросил я тихонько у ребят, что шли со мной, наверное, на смерть.
— Держи «свинокол», — один из парней протянул мне такой же, как у меня, гансовский тесак от «маузера».
Отдав ребятам ППШ и проверив трофейный пистолет, эх, глушитель бы мне, зажал оба ножа в руках и пополз вперед. Да, я решил попробовать вырезать тех, кто сидит тут в траншее. Окоп противник вырыл между двумя домами, и в том, что справа, никого не видно, надеюсь, что стену в тот дом фрицы не пробили. Пока наблюдал, разглядел шесть пехотинцев при одном пулемете, попробуем, не страшнее, чем тогда, когда дом зачищали. Соскользнув в окоп, убедился, что хода в соседний дом нет, и сел на колено. Ну, приступим, помолясь. Нечаев там что-то увлекся, уж не всерьез ли в атаку пошел, с него станется. Фрицы отвечают активно, ракеты, постоянно взлетая, освещают все вокруг мертвенно-белым светом. Крадусь медленно, а сердце того и гляди из груди выпрыгнет. Почему я вообще решил, что смогу пройти по траншее? Так она имеет несколько изгибов, немцы все по науке делают. Специально так сделано, чтобы не простреливалась вся с одного конца. Первый угол, он совсем небольшой, градусов сорок, может, меньше. Каску я снял вместе с автоматом, выглядываю, ага, стоит себе пара непуганых гансиков, глазеют на своих товарищей, что ведут перестрелку с бойцами РККА. Вдруг оживает пулеметчик, находящийся тут же, в траншее. Под это дело выскальзываю из-за угла. Фрицы напряженно вглядываются туда, куда стреляет пулемет, стоят хорошо, один за другим. Ножи у меня в руках, поэтому хватать фрица за голову я не буду. Просто хреначу правой со всей дури ему нож в бочину. Немец выгибается назад, открывая горло. Левой чиркаю ему по кадыку, и тот не успевает вскрикнуть, но стоящий впереди все равно что-то услышал и оборачивается. Я уже выдернул нож из трупа, ага, сдох, собака, и кидаюсь на второго. Тот с винтовкой, развернуться быстро у него не выйдет. Фриц, понимая, что не успевает, вытягивает винтовку в руках, в надежде защититься. Прямой ногой бью куда-то в живот, солдат опускает винтовку, прижимая ее к низу живота, ага, так я тебе между ног попал? Ну, извини, я не специально. Снизу вверх вгоняю клинок в грудь. Хруст разрываемой шинели не слышен, пулемет все еще долбит короткими очередями. Минус два. Иду дальше, оставшиеся четверо стоят все вместе, больше ножом уже снять никого не получится. Убираю ножи и тяну пистолет, ну, фашистская железяка, вся надежда на тебя. Высовываюсь из-за очередного угла и встречаюсь глазами с немцем. Тот, видимо, просто обернулся, и как раз я вылез. В грохоте пулемета выстрелы из пистолета почти утонули. Разрядив всю обойму, оглядываюсь, судорожно меняя магазин. Насторожатся немцы из-за того, что пулемет замолчал? Вопрос на миллион. Он ведь вообще-то не сразу в бой вступил, да и прерывался иногда, надеюсь, не всполошатся. Пробираюсь дальше к дому, предварительно помахав руками своим. Надеюсь, дотащат ящики втроем.
Еще наблюдая за траншеей, отметил то, что в окнах, что расположены с торца здания, никого не видно, и пока я тут фрицев резал, в меня никто не стрелял, уже хорошо. В стене была проделана большая дыра, для прохода внутрь, туда я не пойду, только загляну посмотреть, нет ли кого-то рядом. Вроде тихо, вход завешен куском брезента, какие, блин, упыри, даже ширмочку повесили. Взглянув назад, увидел своих, уже в окопе, хорошо. Нам нужно проползти под самым носом у немцев, подкапывая ямки и закладывая взрывчатку. Шнур только короткий, всего метров тридцать, значит, буду делать разной длины, а поджигать по очереди, а как еще? По-другому не придумал.
Ползти под стенами дома, из которого идет ожесточенная стрельба, полбеды, пугает еще и то, что кто-то из наших, забыв про инструкции Нечаева, может вниз пальнуть и нас зацепить, будет больно об этом вспоминать. Ребятам строго приказано стрелять не ниже окон первого этажа, кстати, пули, щелкающие о кирпичи над головой, оптимизма не добавляют. Трясет всего, аж зубы стучат. Да еще и в туалет приспичило, твою мать, терпи! Впрочем, мокрыми штанами тут никого не удивишь, станет невмоготу, напрудишь и в штаны. Это ведь только в кино никто в туалет не ходит, оружие не чистит и не перезаряжает, на самом деле и по-маленькому, и по-большому хочется регулярно.
Дожидаюсь первого бойца, что тащит ящик. Вдвоем тут нам не развернуться, показываю ему на лопатку, тот кивает и оборачивается к остальным.
Все помнят инструкции, я иду первым, мне и ползти дальше всех. Мы заложим под фасад четыре ящика и рванем. Даже если дому это не повредит, то хотя бы ошеломить фрицев удастся. Почему просто не пошли зачищать дом через подвал, раз все равно близко подошли? Так там чуть не рота противника, тихо все равно не получится, перещелкают как зайцев. Ну, не может мне всегда так везти! Поэтому и решили рвать. Если, как сказали саперы, обрушится фасад, потянув за собой и части стен, и перекрытий, надеюсь, что хотя бы половину врагов мы тут похороним.
До конца дома остается несколько метров, хорошо, что подъезды здесь с другой стороны дома и не проходные, а то бы враги могли выскочить в любой момент. Прикинув, что тут будет вполне нормально, начинаю копать. Пули щелкают то и дело, как бы не зацепили. Прямо у меня над головой грохочет пулемет, и, судя по звуку, даже не один. Взглянув вверх, отмечаю, что пулеметов два, долбят со второго и третьего этажей, практически друг над другом сидят.
Минут за десять углубился на полметра, булыжников до хрена в земле, тяжело. Сталкиваю в яму ящик и вытягиваю из него шнур, готово. Присыпав этот гребаный чемодан булыжниками, что вытащил, пока копал, оборачиваюсь и смотрю на парней. Чтобы как-то общаться, мы прицепили длинную веревку к поясу друг друга, дернув ее один раз, жду ответа. Через пять секунд мне отвечают так же, ага, вторая закладка также готова, ребята-то раньше копать начали. Тут же опять рывок, за ним еще, молодцы, все закончили. Ну, блин, если ни хрена не получится, с меня шкуру сдерут вместе с пустыми петлицами. Нечаев наверняка там уже потерял нескольких бойцов, хлещутся-то уже больше получаса. Ведь просто стрелять мало, фрицы ответят пару раз, да и перестанут. Такой беспокоящий огонь тут ведется постоянно, в надежде расшатать нервишки противника. Поэтому нужно еще и перебегать, то и дело показываясь врагу, чтобы тот повелся и решил, что это ночная атака.
Бух!!! Твою дивизию, это еще что такое? Чуть не на голову мне валятся куски выбитых кирпичей. Со стороны ведущих огонь бойцов моей роты хлопает выстрел из пушки. За ним второй. Блин, где Нечаев орудие-то отхватил? С той стороны, где у фрицев стояли их орудия, грохают два выстрела подряд, да, ребяткам нашим наверняка сейчас прилетит. Зажигаю шнур и, привстав, чтобы уже не ползти, а бежать, хоть и согнувшись в три погибели, перебегаю ко второй закладке и зажигаю второй шнур. Этот уже чуть короче, саперы объяснили, как мне синхронизировать взрыв. Конечно, абсолютно одновременного не получится, но должно грохнуть с минимальной разницей. Проделываю с оставшимися двумя закладками то же самое и влетаю в траншею. Ребята не ушли, ждут меня. Увидев, как машу им руками, парни разворачиваются и «делают ноги». По подсчетам тех же саперов понимаю, что первая закладка вот-вот рванет.
Едва успев выскочить из траншеи и укрыться за углом пустого разбитого дома, звучит охрененный грохот и появляется вспышка. Ой блин, даже земелька под нами задрожала. Грохает второй раз и тут же почти слившиеся вместе третий и четвертый. Выстрелов уже не слыхать, но сквозь грохот разваливающегося дома до меня вдруг доносится глухое «Ура!».
Вот ведь не сидится им на жопе ровно, уже ведь побежали!
— Ну чего, мужики, пойдем и мы? — дёргаю затвор ППШ и устремляюсь обратно к немецкой траншее. Нырнув вниз, поднимаю голову над бруствером и вижу, как бежит в атаку наша рота.
«Ну, Нечаев, ну чудила на букву «М». Я понимаю, что нет ответного огня, но на хрена «ура» кричать, чтобы незаметней было?»
Пока отдыхали вчера вечером, я освоил МГ-34, просто повертел, конечно, изучив, как менять ленту и ствол, на всякий случай, поэтому навыки сейчас пригодились. Взрывной волной пулемет, что стоял на бруствере, скинуло вниз в окоп. Подняв и сбив с него землю, тяжелый, зараза, вроде ничего на вид, проверил ленту, оказалась почти полная. А тут ведь не банка на пятьдесят или сто патронов, тут короб прицеплен, в нем всяко поболее сотни будет, все двести наверняка. Дергаю спуск, пулемет хлопает очередью патрона на три-четыре, киваю сам себе и направляюсь в сторону пролома в стене. Один из моих бойцов остается в траншее, наблюдать будет, вдруг фрицы из своего тыла в обход полезут. Боец по фамилии Нурзаев сдвигает резко в сторону ширму и отскакивает в сторону. Стоя на колене, целюсь в проем. Темно, ни фига не вижу, а хрен с ним, стрельба-то и так звучит со всех сторон, посылаю короткую очередь внутрь, ответа нет. Нурзаев заходит первым, через секунду машет рукой. Идем с еще одним бойцом, Коротченко вроде его фамилия, по следам вошедшего. Глаза начинают привыкать, но все равно в темноте будет хреново, один выстрел — и мы слепые. Трофейный фонарик, лежащий в кармане, выскакивает мне в руку. Осматриваемся.
— Нурзаев, держи фонарь, — передаю я идущему первым не то абхазцу, не то осетину, — свети. — Я-то с пулеметом, дури в нем поболее будет, чем у «папаши», а главное патронов больше. Продолжаем путь. Как уже имел возможность ощутить все прелести зачистки домов, главное это сколько у тебя патронов до перезарядки. «Папаша» их выплевывает так, что в жизни не сосчитать, и в самый, что особенно «приятно», момент патроны кончаются. С пулеметом в этом плане веселее, но тут другая проблема, вес и размер оружия. В тесных коридорах коммуналок, да и нормальных квартир, не больно с ним развернешься, да и руки просто устают, то и дело опускаешь, прошляпить врага очень легко.
В подвале не оказалось ни единого, хотя бы самого завалящего фрица, а едва мы поднялись из подвала в одном из подъездов, как столкнулись с нашими бойцами.
— Оба-на! Это что тут за шахтеры? — удивленный возглас заставил меня опустить пулемет.
— Сами вы такие. Где командир? — спрашиваю я.
— Вроде левее заходил. Вы хоть видели, чего учудили-то?
— Не-а? А чего, плохо вышло? — чуть напрягшись, спросил я.
— Так выйди, посмотри! Фрицы-то, кто не сдох, уже сбежали, нет тут никого.
— Ладно, потом посмотрим, людей много побило, пока отвлекали? — Вся рота была в курсе, для чего все это я замутил.
— Да уж, покрошили нас немного, — опустив глаза, ответил собеседник. Все-таки надеюсь, что немного, иначе бы наступать, да еще с воплями «ура!» было бы некому.
Оставив ребят, что помогали мне рвануть этот гребаный дом, пошел искать Нечаева. Нашел на улице, ему бинтовали левое плечо, и командир кривился и скрипел зубами.
— Товарищ командир, задание выполнено, — просто произнес я, даже не отдав честь.
— Садись, черт счастливый! Как ты? — командир весело смотрел мне в глаза. Да, это уже не тот испуганный мальчишка, каким он был два дня назад, в зверя превращаться начинает. Глаза-то вон как блестят. Твою же мать, два дня, и детёныш в матерого зверюгу превратился! Как после войны люди будут к обычной жизни возвращаться?
— Как? Да хрен его знает, командир, сколько? — спросил я о том, что волновало меня сейчас больше всего. Я в той жизни, читая про отвлекающие маневры, да и фильмы о войне такому способствовали, всегда тяжело воспринимал такие действия. Помните отличный фильм «Батальоны просят огня»? Вот-вот! Всегда обдумывая такую ситуацию, прикидывал, каково это, когда тебя убивают, а помощи не будет, потому что ты тут просто отвлекаешь противника, а удар-то будет в другом месте? Прикидывал и плевался. Злился от того, что жалко было брошенных на убой людей, хоть и понимал прекрасно, насколько выгодно так поступать. Ведь такие маневры позволяли сберечь гораздо больше человеческих жизней, но каково, черт возьми, тем, другим, кто умирает там, отвлекая и стягивая на себя врага…
— Четырнадцать погибших. До взрыва всего пятерых потерял, остальные уже здесь легли.
— А мне тут боец сказал, что фрицы сбежали?
— Сбежали, да не все! Пришлось и тут пострелять, меня вон тоже здесь пометили.
— Серьезно? — взглянув на плечо, которое уже закончили бинтовать, спросил я.
— Штыком получил, когда в комнату входил. Насквозь руку пробили, суки, но вроде работает, хотя и больно чертовски!
— Ты командиров предупредил? — Это было, наверное, самой трудной задачей для Нечаева.
— Ага, даже и не подумали орать. Только обматерили немного, что доложил поздно. А-а, все равно ведь в донесении укажут, что это их приказ и план придумали именно они.
— Да ладно, Лех, ты чего? Какая к хренам разница, кто тут и чего придумал, бойцов-то дадут хоть?
— Обещали. Я же не просто так злюсь, что они себе твою идею припишут. Я, блин, на всех наградные пишу, а они ими печки, наверное, топят. Тебе вот взвод не дали, а на хрена мне этот мальчишка и пердун старый, хотя он погиб, если у меня есть ты?
— Отдохнуть дадут? Как думаешь? — устало проведя рукой по лбу, я сел рядом прямо на землю.
— Да хрен его знает. Если бы народу дали больше, то приказали бы занять оборону, а так… Мне всего десять человек прислали, обещали позже еще добавить.
— Ну, так может, пригонят сменщиков сюда, а нас опять на пару домов в тыл? — Очень хотелось спать. Раньше еще отлить прижимало, но это я уже сделал, как только успокоилось тут все.
— Хорошо бы, устал я что-то. Да, Петр твой ведь из санбата сбежал, но я его все равно в бой не взял, упрямится, говорит, как же там мой брат без меня?
— Ну братишка, ну ухарь! — смеюсь я, закуривая.
— Так и рвался вперед, пока не пригрозил арестовать его.
— Надо найти его, как хоть он?
— Слышит все еще не очень, а так вроде ничего. В глазах не двоится, говорит, башка целая и не болит, кровь тоже перестала течь.
— Ну и ладушки. О, командир, а ведь это кто-то из высокого начальства, — проговорил я, уже вставая и отряхиваясь. Застегнув ворот у гимнастерок, вытянулись с Нечаевым в струну.
Подошедший невысокий, с приятными чертами лица командир оказался нашим комдивом Родимцевым.
— Здравствуйте, бойцы, — спокойно поздоровался комдив и, протянув руку, застыл.
Мы с Лехой даже растерялись. То ли руку жать, то ли честь отдать. Леха очнулся первым:
— Здравия желаем, товарищ комдив, гвардии лейтенант Нечаев, — отчеканил он, вскинув руку к каске, а затем ухватился за кисть Родимцева и пожал ее. Я решил, что раз комдив сам первый обозначил действие, то надо поступить так же. Выкрикнув в свою очередь свое имя и звание, так же пожал руку высокого начальства.
— Ну, вы, хлопцы, и наделали дел! — как-то даже восхищенно заявил Родимцев. — На всю дивизию шум, кто придумал?
— Гвардии красноармеец Иванов, товарищ комдив, его идея, он и осуществил, — выкрикнул Нечаев. Вот ведь просил же, все инициативы твои, нафиг мне выделяться.
— Я уже слышал о тебе, — повернул голову в мою сторону Родимцев, — это ты ночью немцев вырезал в доме, что недалеко от Госбанка?
— В составе группы бойцов, товарищ командир! — вновь чеканю каждое слово.
— Да ладно, в донесении прямо указано было, штыком уничтожил кучу фрицев, что, твой командир врет, что ли? — нашел, как меня раскрутить комдив.
— За лейтенантом Нечаевым такого не замечал! — ответил я.
— Ну, а чего тогда ваньку валяешь? — усмехнулся комдив.
— Виноват! — вытягиваюсь и закрываю рот.
— Нечаев, как думаешь, потянет твой богатырь взвод? — просто и в лоб спросил Родимцев.
— И с ротой справится! — Вот ты черт малолетний, ну я тебе покажу. Дай только начальство свалит, устрою тебе Вальпургиеву ночь.
— Ну, так дальше будет воевать, может, и до дивизии дойдет, а пока… — на минуту задумался комдив и подозвал кого-то из свиты. — Сержантское звание и должность командира взвода, записали? — Тот, кто писал приказ командира дивизии, кивнул.
— Ну, ребятки, продолжайте бить этих гадов и дальше, вас скоро сменят, дом займет батальон тридцать четвертого полка, отдохнете, но немного, конечно, — комдив протянул руку и, по очереди пожав наши, ушел.
— Твою мать, Нечаев, что это было? — взревел я, как только командование убыло.
— Чего орешь? — в свою очередь огрызнулся командир. — Тебе сержанта дали, а не капитана. Пока только я могу на тебя орать, ну-ка, сми-и-рна! — И чего-то сразу захотелось выполнить.
— Я от вас, товарищ лейтенант, такой подлянки не ожидал! — фыркнул я и пошел прочь.
— Эй, ты чего, обиделся, что ли? Иди сюда, — смягчился командир. Я вернулся, а командир, ухватив меня за руку, дернул так, что я влетел к нему в крепкие мужские объятия.
— Э-э-э! Только целоваться не надо, я этого не люблю. — Нечаев не стал целоваться, а просто по-мужски похлопал по спине.
Через два часа нас сменили и наконец-то дали отдохнуть. Отвели на этот раз почти на берег, тут уже землянки были готовы, те, кто был здесь до нас, серьезно потрудились. Нечаеву даже блиндаж достался с печкой, тот и меня к себе затащил, и мамлея, который, кстати, уцелел в недавнем бою. Нормальный парнишка оказался, девятнадцать лет, шустрый, смышленый. Притащили с Волги пару котелков с водой и поставили на печь, предварительно ее раскочегарив. В блиндаже стало жарко, и все поскидывали с себя грязнущие лохмотья, по недоразумению называемые формой.
— Постираться бы, — пробубнил я.
— И побриться! — добавил Нечаев, и, переглянувшись, мы разом устремились к реке. На дворе раннее утро, еще темновато даже, но мы, найдя у бойцов полкуска мыла, устремились мыться. Вода уже всерьез остыла, все-таки сентябрю скоро конец, но чертыхаясь и фыркая, мы все-таки немного помылись. Когда растирались на берегу одним на троих полотенцем, прибыл посыльный из штаба дивизии и приволок приказы и три комплекта новой фурнитуры для формы. На вопрос командира о замене удостоверений и красноармейской книжки ответили, что пока не до этого, дескать, каждому вручают приказ о присвоении звания. Мне сержантские треугольники, мамлею и Нечаеву по два кубаря. Меня это очень удивило, так как думал, что обо всем этом уже забыли. Первый стал лейтехой, а второй старшим. Нечаев достал фляжку:
— Во, не зря берег, значит! — наливая в пробку и подавая друг другу, обмыли по глотку полученные звания.
Чай заварили, разогрели тушняк и немецкие сосиски.
С тем же посыльным к нам забрел боец с полковой кухни и позвал с собой пару человек, еду принести на всех. Мы-то пожрали по-быстрому тушняка с чаем, и когда принесли кашу, есть уже не хотелось.
— Командир, а сколько нам отдохнуть дадут? — спросил я, укладываясь вздремнуть.
— Сколько дадут, все наше, а чего?
— Да на тот берег бы сгонять, в реммастерские, или тут до завода добраться, хотя тут фрицы кругом, хрен пролезешь, — задумчиво проговорил я.
— На кой черт тебе мастерская? — удивился Нечаев.
— Да вот все думал, когда к фрицам полз, почему у нас нет такой штуки, что на наган навинчивается, чтобы звук выстрела приглушить, вот бы здорово было! — я все думал, как бы «глушак» пропихнуть.
— Вон ты чего удумал! Раз для дела, я могу тебе бумагу написать, чтобы ты с ней мог переправиться, надолго?
— Да если рембат найду, часа два работы, я думаю. — Блин, опять проговорился, откуда я нафиг знаю, как глушитель сделать, если не помню даже, где родился.
— Хорошо, но одного не пущу, мало ли кто прицепится.
— Так давай вместе и сгоняем? — предложил я.
— Ха, мне ведь тогда в батальоне надо разрешение выбивать, а кто мне его даст? Тебя-то я с трофеями отправлю, глядишь, и не станут придираться.
Короче, вместо законного отдыха я направился к переправе, но мне и правда очень хотелось заиметь глушитель. Завернули меня, несмотря на все трофеи и бумаги. Забрали все стволы и послали подальше. Да и хрен с вами, не больно и хотелось. Вернулся в блиндаж, а Нечаев все переживал, не достанется ли ему теперь.
Спал целых пять часов. После обеда началась бомбежка, немцы долбили переправу и артиллерией, и с воздуха. Утопили, суки, два катера, людей погибло… Часам к трем стало как-то тихо, и я решил еще поспать, но тут прислали приказ готовиться к переброске на улицы города, а значит, опять воевать.
На позициях в районе площади Девятого января целых домов почти не было. Заняли какие-то развалины напротив практически одиноко стоявшего дома. Тут до меня и дошло, что это, вероятно, будущий Дом Павлова, и я заволновался. Впрочем, дом пока был занят вражескими войсками, а мы пока будем отсюда пресекать попытки фрицев выйти или получить подкрепление.
Немцы на дурака не лезли. По часу, а иногда и дольше, наши позиции обрабатывали снарядами, пытаясь увеличить гарнизон занятых тут домов. Интересно, а «Молочный» уже пробовали отбить? Хотя его же после Дома Павлова будут отбивать. Вот уж куда не хотелось бы лезть ни за какие коврижки. Помню еще, как читал про оборону дома без подвала. Жопа там будет всем, причем напрасная. Если выпадет нам туда лезть, нужно будет еще взрывчатки раздобыть и рвануть его к «бениной» маме, чтобы не лечь там потом.
Военное счастье штука интересная. Нам не доставили такого «удовольствия», как штурмовка того домика, что тут называли Молочным. Однако и расслабился я тоже зря. Мы пошли на квартал правее, впереди по улице стояли три дома, связанные между собой траншеями и укреплениями. Пополнение дали вполне по штату, девяносто шесть человек вместе с теми, что еще оставались в живых. Ребята уже были обстрелянные, из других рот и батальонов, новичков прислали в соседний, третий батальон. Командование, видимо, учло то, что произошло с первым батальоном нашего полка. Ребят отправили на железнодорожный вокзал, там, к сожалению, почти весь батальон и остался, остатки добивали в соседнем квартале. Мы еще два дня назад должны были идти на помощь попавшему в полное окружение первому батальону, но вот не сложилось как-то. Я еще гонял тут по этому поводу. Читать-то я много читал, но конкретно где и какие батальоны бились, конечно, не знал. Может, в той истории мы и пришли на помощь, и вместе все полегли, но вот сейчас… Мои незапланированные командованием захваты нескольких домов уже могли изменить ход битвы, надеюсь, что не в худшую сторону. Вон в Доме Павлова вроде пока немцы сидят, но их там мало, а все попытки нарастить гарнизон нашими пока пресекаются, фрицев вокруг набили, считать замучаешься. Тяжело было, конечно, без танков. Нет, они тут где-то есть, но вот видим мы их уж очень редко. Из-за Дома Павлова немцы атаковали на днях танками. Откуда-то вылез и у нас один герой, точнее, герои все, кто был в экипаже. КВ охрененно грозная машина, немцы не могли его сжечь целых два часа. Танкисты выбили у немчуры четыре Т-4 и одну самоходку, но дальше… Пукалка, которой незаслуженно называлось орудие в семьдесят шесть миллиметров, против укрытий немцев было бесполезным, впрочем, нам немецкие танковые снаряды, тоже особого вреда не наносили, если, конечно, не влетали внутрь зданий. Дома-то всерьез тут строили, стены хрен прошибешь, из крупнокалиберных орудий только и пробивают. В итоге КВ сожгли долбаные зенитчики, откуда-то притащившие «ахт-ахт». Вторым же снарядом превратили наш танк в костер, выбраться никто не сумел.
Те три дома только звались домами. В действительности немцы были только в подвалах и первом этаже, все, что было выше, уже было превращено в руины. До них это были позиции нашей армии, пока немцы выкуривали оттуда наших бойцов, здания и превращались в руины. Как им самим не страшно там находиться, ведь все это и рухнуть может, но раз пока стоит, видимо, простоит и еще. Дома были расположены вдоль улицы, по которой нам и предстоит пройти. Один с одной стороны и два напротив. Как уже говорил, траншеи связывали эти дома между собой, не было только подземных ходов. Улица то еще зрелище. Кругом разрушенные дома, от некоторых и вовсе одна-две стены метров по пять остались. Кругом воронки, горы битого кирпича, разбитая вражеская и наша техника. В принципе, «благодаря» таким развалинам подойти близко вполне возможно, но все упирается в поддержку фрицев артиллерией и количеством обороняющихся. Как можно наступать на хорошо укрепленный узел обороны, имея численность чуть не в два раза меньшую? Понятия не имею, и командир тоже. Приказ приказом, но ведь умереть просто так тоже как-то не сильно хочется. Вот если отбить эти дома, закрепиться, тогда да, хоть что-то полезное сделаешь, а так… Ведь я-то знаю, что все эти дома еще не один раз будут переходить из рук в руки, как быть? Да просто выполнять приказ, как и сказал командир роты, отвечая на мой вопрос. Меня, как единственного оставшегося стрелка, обладающего винтовкой с оптическим прицелом, заставили искать позицию и оттуда поддерживать роту.
Уже выйдя на исходную, оказалось, что параллельно нам, буквально с другой стороны дома, за которым мы накапливались, будет наступать еще одна рота из нашего батальона. К сожалению, та рота имела всего пятьдесят активных штыков, поэтому они и пойдут туда, где ожидается не такой «теплый» прием, как у нас.
— Сань, место нашел? — спросил перед атакой.
— Да приглядел четыре точки, сейчас Петро патронов нам у пулеметчиков отожмет, да и пойдем.
— Давай, опять на тебя весь расчёт. У немцев весь их порядок рассыпается, когда командиры пропадают, так что дави этих гадов.
Козырнув, я отправился на первую позицию. Мне предстоит пробраться в один из подвалов, откуда будут видны позиции противника. Ползли с Петей очень долго, наши, наверное, уже извелись все. С Нечаевым договорились начинать по моему выстрелу. Немцы все время постреливали, то пулемет долбанет, то винтовки. Обстреливают все возможные места, где могут скрываться солдаты противника. Вон посреди дороги стоит остов легковушки, весь уже как решето, да и мы за ним прятаться не собирались. Добравшись, наконец, до места, Петя первым нырнул в подвал, и оттуда вдруг послышалась возня.
— Саня, помоги! — Твою мать, оставляю винтовку на улице и ныряю в подвальное окно головой вперед. Нож уже в руке, кувырком уйдя в сторону, наблюдаю картину маслом. Петя лежит на земле, а на нем два фрица. Один вцепился в горло, а второй пытается удержать руки. Фрицы в касках, оглушить не получится, пришлось опять резать. Воткнув в бочину тому, что душил моего напарника, штык почти по рукоять, просто пинаю второго носком сапога в живот. Петя с зарезанным справится, а я решил взять пленного. Тот, уже отдышавшись, бросается на меня, оружия в руках не было, поэтому я не опасался. В подвале очень низкий потолок, приходится двигаться в согнутом положении. Кулак фашиста пролетел мимо, а я опять наношу удар ногой, только на этот раз всей стопой и снова в район брюха. Немца чуть откидывает, но удар был несильным, поэтому он начинает новую атаку. Правый хук опять рассекает воздух перед моим лицом, а я, захватив пролетевшую мимо кисть, увожу ее вниз, одновременно заводя за спину врага. Дальше следует удар стопой под колено, немец припадает на одну ногу, а я, заламывая руку еще дальше, провожу болевой. Фашист задергался и заорал.
— Петя, ты закончил? — ору я.
— Ага, — хрипит друг, — иду.
Связав фрица по рукам и ногам, посылаю Петю позвать кого покрепче, чтобы оттащили этого кабана к командиру. Надо его вытрясти, чего это они тут втихаря сидели, высматривали. Петя уполз, а я, осмотрев карманы немца и не найдя ничего интересного, прошелся по подвалу. Буквально за первой же стенкой обнаруживаю два трупа, причем наших ребят. Охлопываю карманы — пусто. Ребят зарезали, у каждого всего одно ножевое в груди. Так-так, это что же тут такое интересное. Пока размышлял, вернулся Петро и позвал меня.
— Сань, там командир торопит.
— Успеем, тащите фрица, и сообщи Нечаеву, что эти суки здесь, видимо, нашу разведку отловили, за стенкой два бойца лежат, пусть этого, — я указал на пленного, — допросят хорошенько, есть ли где рядом еще такие «засадники», как эти двое.
Я обошел весь подвал, вроде никого, но подниматься в подъезд один не решался. Вернулся туда, где спеленали пленного, и, дождавшись Петро, двинули наверх.
Ах, какой отсюда обзор-то хороший, на загляденье. Два дома напротив, по диагонали, как на ладони. Плохо видно только дальний конец дома. Вижу суетящихся фрицев, но вот командиров что-то не видать, блин, они тут все сейчас в касках, хоть бы один фуражку нацепил, а погоны разглядеть не так-то просто. Темно уже, дым кругом, черт, дым! У меня же шашка дымовая есть, немецкая.
Опять не успеваем что-либо сделать. Немцы начинают атаку. Две самоходки, медленно продвигаясь, прикрывают взвод пехоты противника. Идут гады прямо посередине улицы, вообще страх потеряли. Как на параде, маму их через колено. Солдаты, прячась за самоходы, продвигаются уверенно. Различаю среди врагов человека, указывающего направление атаки, или офицер, или унтер, но все едино. Стреляю. Командир фрицев падает, а в ответ начинается пальба.
— Петь, сейчас самоходы мимо будут проходить.
— Да нет у меня больше гранат, не дали, — разводит руками напарник.
— У меня в сидоре бутылка КС лежит, первую самоходку зажжешь, вторая не полезет. Слышишь, наши уже отбиваются, прикроют, не высовывайся слишком, кидай наверняка.
Петя кивнул и, взяв у меня бутылку, направился к окну. Мы лежали на третьем этаже, крыши над нами нет, но стены пока целы.
— Они остановились, не идут к домам.
— Не глупые, соображают, гады. Давай сюда мою бутылку, а ты вот, — я протянул напарнику немецкую дымовую гранату, — держи. Кинешь слева от самохода, когда крикну снизу, понял?
— Понял, — кивнул Курочкин.
Я сбежал по лестнице вниз и, осмотревшись по сторонам, дал сигнал напарнику. Подождав с полминуты, пока начнет подниматься дым, рванул к самоходке. В одной руке у меня была бутылка, в другой пистолет. Из клубов дыма доносится стрельба, прямо на меня выходит здоровый фриц, появился, блин, как ежик из тумана. Всаживаю ему три пули в корпус и, увидев, что самоход сдает назад, чтобы выйти из дымовой завесы, бросаюсь к нему. Уже бросив ему на жалюзи бутылку с зажигательной смесью, слышу, как что-то взрывается, и чувствую, как у меня обжигает ногу и руку. Больно стало, аж в глазах потемнело. Рву назад и понимаю, не дойду, дыма там нет. Тот дом, что был занят фрицами, ближе, сворачиваю к нему. В меня никто не стреляет, перекресток плотно окутан дымом, даже горящей самоходки не видать.
Черт, тут подвала нет, по крайней мере окон не вижу. Пытаюсь обойти дом, но слышу, что с другой стороны идет бой, туда мне тоже нельзя. Окно первого этажа находилось довольно низко, пара метров до него. Нога болит, но все-таки через силу заставляю себя прыгнуть. От усилия нога еще больше заболела и стала неметь. Зацепившись руками за проем, подтягиваюсь. Рана на руке несерьезная, чувствую это, просто жжение, наверное, только зацепило слегка. В комнате никого нет, но в глубине дома слышится стрельба. Выхода у меня нет, дым уже расходится, и сейчас меня увидят немцы из дома напротив. Черт, у меня из оружия только нож и пистолет. Переваливаюсь и падаю на пол комнаты. Здесь явно никого, стреляют откуда-то выше. Иду в сторону лестничной площадки. По пути не встречаю ни одного врага, уже хорошо. Выйдя из квартиры, заглянул в соседние, пусто, двинул вниз, только на несколько секунд остановился, чтобы сдернуть с себя ремень и перетянуть ногу чуть выше ранения. Штанина порвана, лоскуток топорщится, осколок скорей всего. Нога продолжает неметь, силы кончаются, только бы успеть заныкаться. Подвал все же был, просто с торца здания, в нем почему-то не было окон. Заглядываю в дверной проем, никого. Спускаюсь дальше. Так, стоп. То место, где идет лестница в подвал, очень темное, тут должна быть какая-то щель, чтобы можно было оказаться под лестницей. Осматриваю все и нахожу таковое укрытие. Упав на брюхо, начинаю ползти в щель высотой сантиметров пятьдесят. Только успел свернуть под лестницу, как слышу в подъезде голоса и топот. Что говорят, непонятно, но сам понимаю одно, если наши не продолжат атаку, я тут останусь с фрицами, да еще и раненый. Голоса затихли, стрельба на улице продолжается, я осмотрелся, кивнув сам себе, достаю и включаю трофейный фонарик. Хрен тут кто заметит свет, я в такую нору залез, тут только поворотов три, нет, никто меня не увидит. У меня был кусок бинта, надо попробовать перевязаться, хоть немного закрыть рану. Потихоньку надорвал штанину прямо на месте разрыва, добрался до кожи, о да, осколок, мать его сидит, я его даже чувствую. Достал бинт и фляжку со спиртом, спирта там, конечно, кот наплакал, это мне Нечаев подогнал, там всего граммов сто, может чуть больше. Блин, а запах немцы не учуют? Да какой к хренам собачьим запах, тут вокруг такая вонища, дым кругом, пахнет всем чем угодно, разве различишь тут. Достал трофейный складешок, жаль, на нем пинцета или кусачек нет. Намочив кусочек бинта спиртом, протер лезвие ножа. Затем стер кровь вокруг ранки, она оказалась небольшой, пару сантиметров, наверное. Потрогал пальцем, надавливая, и, нащупав что-то явно лишнее, чуть не вырубился от боли. Блин, надо вытаскивать к хренам, а то я тут взвою скоро. «Черт возьми, где мои патроны для винтовки? А, вот же они», — достал из кармана один гансовский винтовочный патрон, зажал его зубами, ну вот нет больше ничего. Нога перетянута и порядком занемела уже, пытаюсь просунуть пальцы внутрь раны, нет, дырка слишком маленькая, не войдут они, а резать боюсь. Что я, Рэмбо, что ли? Как же быть-то, ведь я сейчас вырублюсь. Чуть не заорав от боли в ноге, ввожу в рану лезвие ножа, пытаясь вести его по осколку. Как только лезвие прошло осколок и уткнулось в плоть, искры из глаз полетели, вперемешку со слезами. Чуть возвращаю нож и нажимаю на рукоять так, чтобы лезвие поддело этот гребаный осколок. Есть, вроде пошло. На ногу я практически не смотрю, кровищи много, хрен тут чего разглядишь, но чувствую, что железка вот-вот выйдет. Левой рукой протираю края раны вокруг лезвия и замечаю что-то черное.
«Ну-ка, ну-ка, иди сюда, зараза ты худая!» — подцепляю грязными пальцами предмет, торчащий из раны, тащу и наконец отбрасываю его в сторону. Кровь вытекает из раны, а мне даже вроде и полегче стало сразу. Смочив не выжимая новый тампон из бинта, прикладываю к ране. Тут сознание-то меня и покинуло. Сколько лежал, не знаю, на часы не глядел. Очнувшись, даже улыбнулся. Ногу вроде не дергает, а главное, я так и лежал без сознания с тампоном на ране. Убрав руку, заметил, что кровь течь перестала, но нога просто как деревяшка.
«Твою мать, у меня же ремень на ноге!» — Ослабив, а затем и вообще сняв ремень, убедился, что кровь не идет. О, кстати, наверное, недолго я «спал», фонарик-то еще не сдох, хотя и светит практически никак. Бинта у меня мало, полноценно забинтоваться не хватит. Задираю гимнастерку и вытаскиваю подол нательной рубахи. Оторвав кусок, когда ткань треснула, я аж замер, сообразив, что на улице-то почти не стреляют. Сделав подушку из остатков бинта, помочился прямо сидя на нее и приложил к ране, затем плотно, но особо не перетягивая, заматываю ногу оторванным куском ткани.
«Сойдет, чего там с рукой?» — подумал и понял, что с рукой мне не справиться. Ранка была на правой руке в районе бицепса с наружной стороны, подлезть так, чтобы рассмотреть, точно не смогу, да и не чую я там ничего лишнего. Хрен с ним, надо думать, как выбираться. Собрал все, что выкладывал перед «операцией», включая потухший фонарик, поменял магазин в пистолете.
«Так, двигаем помалу, и да поможет нам… Партия и Ленин. Тьфу ты черт, а это что за хрень. Понимаю, что на улице темно, но почему я щель не вижу, через которую сюда залез?»
Обалдев от картины, что увидел, а главное, представив, что меня из-за фонаря могли увидеть, кинуло в дрожь. В подвале, прямо возле лестницы, что ведет в подъезд, были сложены трупы немецких солдат. Да много-то как! Я еле пролез мимо них, вылезая из щели. Немцы, сами того не зная, замаскировали ту дыру, в которую я залез. Выбравшись, прислушался, вроде тихо. Нож в левой руке, пистолет в правой, черт, интересно, кто в доме, фрицы или наши???
Оказалось — немцы. В подъезде стоял часовой, и пройти мимо него я точно не смогу, никак. Немец стоял спиной, повесив руки на автомат, что висел на груди. Даже если смогу подойти тихо, хватит ли сил в раненой руке, чтобы убить? А если с ним рядом еще кто-то есть, кого я не вижу? Блин, вопросов, как на экзамене! Осторожно, на цыпочках начинаю подниматься и… фриц оборачивается. Невысокого роста, ни фига не ариец, простой белобрысый парнишка, глаза чуть навыкате, нос длинный. Наши глаза встречаются. У меня пистолет направлен на него, автомат фашиста просто висит на груди. Мотаю головой, показывая тому — не шуми. Фриц открывает рот, но я уже в метре от него. Прикладываю лезвие ножа, что в левой руке, к своим губам, молчи, фриц, дольше проживешь… Немец начинает пятиться и, оперевшись на стену, освобождает мне проход. Показываю ему ножом на автомат и перевожу нож на себя. Руки у парня лежали на автомате, он медленно берется за ремень и снимает автомат с шеи. Протягивает мне и постоянно мотает головой, понимаю, не хочет, чтобы я стрелял. Соображает парень, пусть меня и убьют его товарищи потом, но он-то будет уже мертвым, легче ему от этого не станет. Немец вешает ремень автомата мне на вытянутую левую руку и застывает. Я, протискиваясь между ним и стеной, держу его на прицеле, но стрелять не собираюсь. Может, еще выберусь. До угла дома метров десять, как я помню, даже если он сразу заорет, успею завернуть. Из подъезда я выходил боком и видел, что вроде никого, опасность может исходить только из дома напротив, если оттуда заметят, жопа. Надеюсь, что темнота все же мне поможет. Оказавшись на улице, в несколько быстрых прыжков оказываюсь за углом.
«А ведь фриц-то не заорал! Он, наверное, охренел, когда увидел русского, выходящего из подвала, что они оборудовали как морг», — мелькнула мысль. Добежав до того дома, где вечером оставил Петю, остановился и прислушался — тихо. Обойдя дом, пошел вдоль стены, едва не вжимаясь в нее. На улицу, где был бой, я не выходил, двинул с обратной стороны дома. Пройдя так метров двести, дом уже кончился, и я вышел на открытую местность, решил присесть. Здесь уже наши должны быть, могут выстрелить просто на звук. К счастью, я увидел их первыми. Группа из трех бойцов сидела возле окна на первом этаже дома через дорогу от меня. Не прячась, иду прямо на них, меня замечают и начинают волноваться.
— Мужики, не стреляйте, свои. Сорок второй гвардейский.
В меня не стреляли, но, выскочив на улицу, под прицелом сопроводили внутрь. Это оказались наши однополчане, из роты, что стояла у нас на фланге. Меня сопроводили, не разоружая, к командиру.
— Документы, товарищ сержант, — протянул руку в мою сторону молодой лейтенант с повязкой на голове.
— Пожалуйста, товарищ лейтенант, — я достал и протянул свои бумаги.
— Тут книжка на рядового, — нахмурился лейтенант.
— Так не успели заменить, здесь только вчера присвоили звание, там приказ лежит, в красноармейской книжке, сказали, потом документы сменят.
Лейтеха, изучив документы, вроде успокоился.
— Так откуда ты, сержант?
Я убрал документы в карман и ответил:
— Ранили, когда самоходку поджигал, обратно до «нашего» дома не успевал, срезали бы сразу. Нырнул в подвал ближайшего дома, а там фрицы. Дождался темноты и ушел, вон, фриц даже автомат мне подарил и тревогу не поднял, хотя и мог, правда, умер бы первым.
— Как это? — не понял меня лейтеха. — Ты чего, мог убить фашиста, но не убил?
— А зачем? — удивился я. — Мне к своим надо было, а убей я его, там бы и остался. Кому бы я пользу принес?
— Ты соображаешь, что говоришь? — лейтеха аж захлебывался от гнева, черт, уставник попался.
— Товарищ лейтенант, ну убил бы я этого малахольного, что на посту стоял, а меня бы его дружки…
— Струсил, а еще сержантское звание ему дали!
— Товарищ лейтенант, вы не правы, — пытаюсь объяснить очевидное я, — вот я выжил и завтра убью десяток, а то и больше, я со снайперской винтовкой воюю. Так что лучше, один часовой или десяток атакующих солдат и офицеров?
— Я доложу кому надо, они пусть и решают! — фыркнул командир.
— Товарищ командир, а где наш второй батальон, мы у вас на правом фланге были?
— Там же. Ни на метр не продвинулись, даже один дом пришлось оставить, — не стал говняться лейтеха и рассказал, как было дело.
— Ну ладно, раз они в соседнем доме, я пойду, пожалуй, надо и своему командиру отчитаться.
— А я тебя не отпускал. Завтра сдам в особый отдел, пусть они разбираются, — усмехнулся лейтеха. Черт, дурной он какой-то.
— Тебе это надо? — перешел я на «ты». — Войну выиграешь, если меня сдашь, да еще и по надуманному обвинению?
— Да как ты смеешь… — начал было лейтенант.
— Смею, лейтенант, смею. Я за пять дней фрицев здесь положил больше, чем ты вообще их видел, одних офицеров шесть штук, не считая всяких унтеров, фельдфебелей и рядовых, а ты мне тут угрожать будешь? Я к своим иду, хочешь, если совести нет, докладывай куда надо, но к своим я уйду.
Все-таки лейтеха не стал дурить, хотя я и ждал чего угодно от такого командира, вплоть до выстрела в спину. Ничего, выйдя из подъезда, направился к тем домам, что вчера занимала наша рота. Метров за десять меня окликнули, но, не успев ответить, заметил, как ко мне уже несутся Нечаев с Курочкиным. Петруха облапал меня всего, увидев, что я весь в кровище, старлей заволновался и приказал срочно позвать санитара. Все та же девчушка, Маша, что уже раз обрабатывала мне голову, занялась моей рукой. Вычистив ранку, наложила повязку, как я и думал, осколок просто слегка зацепил мышцу. С ногой было серьезней. В той тьме я ни фига не разглядел, а вот санинструктор сразу сказала, что, похоже, у меня воспаление начинается и меня срочно нужно в санбат. Нечаев отрядил Курочкина и еще одного бойца, чтобы меня довели до берега. На ту сторону я не поеду, здесь тоже есть врачи, вычистят и тут. Я почему-то уверен, что ничего серьезного не случится.
Дохромали за полчаса. Все-таки я пока хожу осторожно, нога-то побаливает. В санбате была очередь, парней я отправил назад, сказав, чтобы не ждали, а возвращались в роту, а сам сел у входа в землянку и, наконец, закурил, ожидая очереди. Только через час усталый седой военврач третьего ранга позвал меня на стол. Не успели даже раздеть, началась бомбежка. Было очень трогательно, когда помощница хирурга, тетка лет пятидесяти, укрыла меня сверху своими немалыми телесами. На вопрос, что она делает, ответила:
— Вы защитники, вас беречь нужно! — А то, что это мы вообще-то их должны защищать, умолчала. Повезло, «штуки» долбили переправу и пристань, нас не зацепили. Минут двадцать спустя начали наконец резать. На хрена доктор мне распахал ногу так сильно, он мне так и не ответил. Рана была небольшой, а теперь он распахал мне ее, увеличив раза в три. Чистил долго, я два раза сознание терял, по живому ведь копается. Блин, у меня уже нога почти не болела, а теперь разнылась одуреть как. Пока доктор увлекался издевательством над ногой, сестра заново обработала царапину на руке и сменила повязку. Провозившись со мной около получаса, доктор, наконец, меня отпустил, приказав идти на берег и ждать катер для вывоза раненых. Я когда услышал, покрутил пальцем у виска.
— Док, какой в жопу катер, ты чего, спирта обнюхался? Зашил и ладно, потопал я, — выругался я, ну а что, чего мне теперь, в госпитале с царапинами отлеживаться?
— У тебя риск развития гангрены, хочешь, чтобы тебе ногу отпилили по яйца! — вскипел военврач.
— Док, ну что за чушь? Ты же все вычистил…
— Да, вычистил, но риск есть!
— Так, доктор, твою в бога душу мать, я воевать могу?
— Ты чего разошелся тут, сержант? — доктор насупился и сдвинул брови.
— Вот именно, я гвардии сержант, я сейчас встану и пойду обратно в роту. Мы там дохнем, как мухи, какая гангрена? Не доживу я до нее.
— Ладно, не ори. На вот, — доктор всучил пару бумажных пакетиков, — один днем, второй вечером выпей. Но постарайся хотя бы не бегать пока.
— Да там все больше ползком, — успокоился и я.
— Иди уже, воин. Хорошо, видно, воюешь…
— Да, как и все, — просто буркнул я.
— Ты свою форму видел, я, кстати, ее выкинул…
— Док, ну ты что, совсем офонарел? Я чего к фрицам, с голой жопой пойду?
— Дадим одежку, петлицы сестра уже перешила, все из карманов на столе у выхода заберешь. А одежка твоя вся красного цвета была, как будто ее из флага сшили. Места ведь на ней уже не осталось родного цвета. Мы вначале вообще подумали, что ты тут весь как решето, даже и не поняли.
— Да не моя это кровушка, моей на штанах немного.
— Вот так немного, полсапога натекло. Вот и говорю, что воюешь, видать, хорошо, раз в чужой крови весь перемазался. Что, часто у вас до рукопашной доходит?
— Бывает, всяко бывает, — кивнул я и слез со стола.
Одевшись и собрав все имущество, поблагодарил военврача и сестру и хромая вышел. Думаете, Курочкин ушел? Сидит засранец на камне, покуривает.
— Боец Курочкин, вы, почему нарушили приказ? — рявкнул я.
— О, командир с того света вернулся! — воскликнул Петя, увидев меня.
— Ты чего тут сидишь? Вон, бомбят постоянно, не хватало еще возле санбата сдохнуть.
— Ты к нам или в госпиталь? — не отвечая на мой вопрос, спрашивает в свою очередь друг.
— Да куда я от тебя денусь-то? Лежу вот у фрицев в подвале, осколок вытаскиваю и думаю, как же там братушка-то не водоплавающий…
— Хватит надо мной смеяться, — опустив голову, понуро произнес напарник.
— Кто смеется? — серьезно спросил я. — Я тебя плавать научить обещал? Вот и не сдохну, пока не выполню. Айда в роту, а то там, может, нас и не хватает как раз.
— Это точно, тебя командир каждую минуту поминал.
— Незлобивым тихим словом?
— Ага, говорит, вернется этот разгильдяй, сам под трибунал отдам.
— О как, ну пойдем тогда скорее, а то еще во враги народа запишут! — смеемся вместе и отправляемся в путь. Не дойдя сотню метров до ротного КП, вынуждены искать укрытие, фрицы опять начали минометный обстрел. Петя дергает меня за рукав.
— Командир, давай в этот дом справа, подвалом пройдем, а там перебежим.
Так и сделали, правда, когда перебегали уже к дому, где квартирует рота, чуть-чуть не попали под мину, жахнула на крыше. После пробежки ногу снова начало тянуть. Да, храбрился, конечно, перед военврачом, на самом деле совсем не хочется ногу потерять, так как я, вопреки желанию фрицев, собираюсь задержаться на этом свете, хотя бы до разгрома шестой армии Паулюса.
Нечаев был рад, улыбался и светился весь, как новенький пятак. Полчаса рассказывал ему, Петрухе и лейтенанту со второго взвода о своих приключениях.
— А хорошо у тебя с дымовой шашкой получилось, — весело заметил Нечаев.
— Да уж, жалко, что я всего одну такую нашел, мало их почему-то у гитлеровцев.
— Ну, у кого мало, а у кого и…
— Чего, неужели нашел? — удивился я. Мне и вправду за все эти дни только один раз попалась такая граната. Она с виду как обычная немецкая, только без деревянной рукоятки. Сверху колпачок и запал, как на «яйце». Горит дольше минуты и так густо, хорошая штука.
— А то! Цельный ящичек, двадцать штук, такие же, без рукояток.
— Ну, это же просто праздник какой-то! — воскликнул уже я. — А то к этим говнюкам на танках и не подойти, а так можно и повоевать.
— Да, нам вместо гранат одной КС принесли, нет, говорят, пока гранат.
— Слушай, Лех, да ну на хрен эти гранаты! Ты ее кидать пробовал? Она же два килограмма весит. Мне ее, наверное, даже на пять метров не бросить, одуреть, надо же придумать такое! Кинул такую хреновину, и сам на небеса.
— Зато они броню раскалывают хорошо, — заметил Нечаев.
— Ладно, так будем жечь. А бутылки какие, опять со спичками?
— Нет, с запалом, зажигать не нужно! — гордо так ответил командир.
— Много хоть дали? — интересуюсь, а то, может, он тут хвастается, а ее всего по бутылке на брата.
— Сто штук, ребята несколько раз ходили, сказали, что еще дадут, позже. Ее, кстати, ведь здесь, в Сталинграде разливали.
— Что, до сих пор разливают? — удивился я.
— Тут еще и танки делать умудряются, хотя заводам почти звездец пришел, — мое словечко вставил командир.
— Да, слыхал, — кивнул я, не уточняя, где я слыхал такое. Но не думал, что это правда, ведь от заводов почти ничего не осталось, а, нет, ковыряются еще. Только вот ненадолго все это, скоро-скоро уже у фрицев свеженькое пополнение придет и нас к Волге начнут давить всерьез. Буквально на днях.
Прохлаждались мы около двух часов. После минометного обстрела немцы вдруг затихарились. Взяв винтовку и бинокль, забрался на чердак. Впереди, ближе к центру и вокзалу, густые дымы, суки, танками давить будут, надо готовиться их встречать. Спустился к командиру.
— Лех, у нас людей сколько сейчас?
— Тридцать восемь, в последней атаке потеряли много, а чего?
— Танки пойдут, дымят у себя, думаю, готовятся. Надо людей по дому раскидать, так, чтобы не все в одном месте сидели, но в то же время могли и собраться.
— А как?
— Надо стены проломить, здесь и в доме напротив, там, кстати, кто?
— Да второй взвод сидит.
— Во, пусть готовятся. Им поставь задачу отсечь пехоту сразу, как встанет первая машина. Подпустим танки сюда, я уйду глубже в наш тыл, там остановлю первых, вы здесь глушите последнего и забрасываем их потом всех. Если и пройдут, то единицы, а без поддержки пехотой они все равно не полезут, а мы их здесь закупорим и сожжем, только времени, боюсь, у нас уже нет.
— Чего, думаешь, получится?
— А ты как думаешь, или у нас другие возможности есть? Их больше, у них техника, вывод? Ну, хочешь, так просто отводи людей и к особистам, под трибунал. Так хоть если и сдохнем, то по крайней мере попытаемся сопротивляться. Главное, повторяю, чтобы второй взвод пехоту отсек, без пехоты танкам амбец, и они это знают. О, блин, — треснул я себя по лбу, кое-что вспомнив. — Да должно, блин, получиться, должно!
— Чего еще-то придумал, «Суворов»?
— Говоришь, у нас дым есть? — жадно потираю руки.
— Точно, — теперь дошло и до командира, — а ведь может и сработать! Я на связь с комполка, попрошу, может, танк дадут?
— Не болтай только, а то еще запретят инициативу проявлять!
Через два часа немцы показались в конце улицы. К сожалению, просто так они не хотели ехать. Наши дома подверглись минометному обстрелу, да так густо, что мы боялись нос показать. Но это даже и к лучшему. За весь обстрел, а длился он минут пятнадцать, пока танки не подъехали вплотную, у нас даже не ранило никого. Мы с Петрухой находились по разные стороны улицы, готовя бутылки. Забрались на самый верх зданий, чтобы максимально усложнить задачу танкам. Не задрать им стволы так высоко. Передо мной лежали четыре бутылки с КС и две дымовые гранаты, ох и пошалим мы сейчас!
Петя начал первым, не удержался чуток. Бутылка, описав нехитрую дугу, ударилась о башню идущей впереди «четверки» и, лопнув, взорвалась. Тут же специально для этого поставленный боец кидает дымовую гранату. Идущий первым горящий танк встает как вкопанный, второй едва не втыкается в него, забирая правее, и тут же получает свою порцию зажигательной смеси. Дым начинает укрывать немецкие машины, не давая их экипажам видеть хоть что-то вокруг. Вовсю идет стрельба, слышны и пулеметы, и автоматы. Все бойцы в роте, точнее те, что еще остались, вооружены автоматическим оружием, для города оно сподручнее, даже те, у кого ранее были винтовки, за счет убитых ранее и трофеев, перевооружились. Вижу, как в конце колонны пытаются развернуться замыкающие машины, в них также летят бутылки, а что, тут вам не здесь, хрен вы пройдете, уж сегодня точно. Дым очень плотно повисает на обоих концах колонны танков, бутылки летят густо. Всего немцы выделили для нас одиннадцать машин, шесть уже горят, а сделать танкисты ни фига не могут. Вижу, как из одного танка, что ехал третьим спереди, вылезает фашистик. Сбежать хочется? В другой раз, паря, винтовка звонко хлопает, и фриц на дороге летит кубарем по земле, хватаясь за ногу. Конечно, в ногу и стрелял, я что, не вижу, что танк-то — командирский? Поговорим потом, если доживет. Я был с винтовкой, с ней я точнее перестреляю фрицев, пусть и медленнее. Как же удачно все получилось-то. Пехтура в дым не лезет, но видит, как горят танки, подмогу вызвать, а что она сделать сможет? Минометы же не будут долбить по своим танкам и пехоте? Да и причесывают наши густо ту пехоту. Насколько видел, пока дым не повесили, там рота была, а может, и полторы, но лупят наши, хоть их и всего-то полтора бойца, условно.
Через двадцать минут все было кончено. Все коробочки стояли и горели, эх, их бы как-нибудь целыми захватить, вот была бы польза так польза. Но все равно нам здорово повезло, и, кстати, почему раньше-то не догадались так воевать. Ведь с танками в городе справиться гораздо легче, чем в поле. Вон они стоят, верх инженерной мысли гордых арийцев. Улицы узкие, до середины и двадцати метров не будет, а некоторые и вовсе чуть шире танка, уж бутылку-то, да еще и сверху, докинуть может любой боец. Самая сложная задача была даже не у нас, а у второго взвода, все-таки отсечь роту немецкой пехоты, имея в наличии всего четырнадцать бойцов, это сложно, но можно. У ребят станкач «Максим», три МГ, плотность огня очень высокая. А еще и ППШ, и немецкие автоматы, да и, как уже сказал, в дым враги не лезут. Я думаю, что нас даже не станут сегодня минами обрабатывать, куда стрелять-то? Мы все в зданиях, попробуй выкури! Выкурить в прямом смысле можно огнеметами, но для этого еще нужно подойти. Остается что? Ага, авиацию сейчас пришлют, попытаются «лаптежниками» наши дома развалить, и ведь у них получится. Летчики у фюрера знатные мастера, а у нас зениток нет, от слова совсем!
Продолжаю контролировать танки и подступы. Движения нет, никакого. А этот-то, командир или кто он у них, живой ведь, зараза. Спускаюсь вниз, оглядываюсь, вокруг суетятся наши бойцы. Та немногочисленная пехота, что шла вместе с танками и была уничтожена, кого-то сожгли заодно, кого-то постреляли, была неплохо оснащена, и наши бойцы пополняют свои запасы, что ж, трофеи дело святое. Еще выходя из дома, видел, как раненный мной фриц хотел вытащить пистолет, но получил сапогом в лицо и затих.
— Эй, ребятки, полегче, я же его специально «притормозил», — осаживаю бойцов, а то запинают бедолагу. Охлопав фрица и забрав все документы и оружие, поднимаем уже вместе с Петей.
— Петь, давай его к политруку, уж больно тот по-немецки шпрехает хорошо, — толкаю фрица вперед, а сам двигаю к дому Нечаева. Зайдя в подвал, слышу, как тот докладывает по телефону:
— Да, товарищ полковник, остановили. Уничтожена группа противника, в составе танковой роты и до двух взводов пехоты. Именно так, товарищ полковник, одиннадцать машин. Есть пленный офицер. Слушаюсь, ждем!
— Кого ждем? — интересуюсь я, дождавшись, когда Нечаев отдаст трубку телефонисту.
— Ты, ты, ты…
— Но-но, давай вот без этого, — чуть отстранился я от объятий старлея.
— Комполка не поверил, сказал, что лично придет посмотреть. Ну, Иванов, с тобой не соскучишься.
— Ой, да ладно, нашел Петросяна, — ляпнул я и замолчал.
— Кого-о? — протянул старлей.
— Да, юморист один, армянин, не заморачивайся. Зря ты полковнику сказал, что ждем, надо валить в соседние дома и забиваться в подвалы.
— Ты что, не пойдут они второй раз здесь, чего они, совсем малахольные? — небрежно машет рукой командир.
— А на фига им идти? Что, у немцев самолеты кончились? — подняв бровь, интересуюсь я, язвлю, конечно.
— Это да, так чего, отходить будем? Так нам же влетит, мы ведь для того и сидим здесь, чтобы держаться.
— Больше они тут не пойдут. Отработают авиацией и попытаются обойти по другим улицам, а в колечке мы точно недолго протянем, а главное, уже незачем будет. Если они сомкнутся у нас за спиной, то это будет уже на берегу, так что мы смело сможем пустить себе пулю в лоб, чтобы не мучиться. Собирай людей, старлей, собирай.
Отходить нам недалеко, решили с Нечаевым занять дома по соседству, решив, что там безопаснее будет, хотя, зная немцев, они тут весь квартал попытаются с землей сровнять. Полковник прибыл через час, да не один. С ним были командиры из двух других полков нашей дивизии. Командиры с горящими глазами выспрашивали, что и как было сделано у Нечаева. Тот хотел было скинуть все на меня, но я благоразумно утопал. Подальше от начальства, поближе к кухне. Кухни у нас своей не было, но жратва пока еще была, плюс немчура не совсем пустая была, но что опять удивило, патронов у них почему-то все меньше становится. У каждого к автомату четыре магазина и… все, россыпью, как бывало раньше, не носили. У тех, что были вооружены винтовками, тоже патронов по пятьдесят. Гранат мало, все истратили, что ли? Они же вообще боятся каждого темного угла. По всем правилам уличного боя воюют, сначала гранату в помещение, а уж потом заходят. А знаете, сколько помещений только в одном доме? То-то же, не напасешься гранат на все.
Нечаеву удалось довольно легко убедить командиров разрешить нам отойти, на время, конечно. Прибывшие с нашим полковником командиры умчались делиться со своими бойцами и командирами полученными знаниями. А что, ведь и правда, с дымом-то оно удачнее выходит воевать. Мне еще и рассказали, что у нас, оказывается, и свои, советские дымовые гранаты есть, в этом году новые выпустили, то-то же я обрадовался. Полковник обещал выбить в дивизии такие гранаты и заодно еще бутылок с КС. Выручает она, что ни говори.
А еще спустя несколько часов мы уже приходили в себя после бомбежки, появились саперы. Прикатив на старой «эмке», они привезли кучу мин, разной направленности, и принялись споро минировать улицу. Стало ясно, что нас, вероятнее всего, перебросят на другую. Эта теперь закупорена сожжёнными танками, да еще и заминируют ее, немцы сюда не полезут. Авианалет был очень тяжелым. Нацики всерьез обиделись на нашу выходку и долбили больше часа. Причем работали именно авиацией, как я и говорил Нечаеву. Потеряли немцы здесь очень много, а вот мы… Нечаев просто светился от того, что за весь бой у нас один убитый и пятеро раненых бойцов, все из второго взвода. Ну да, они же там с пехотой воевали. Хоть и закрылись дымом, да все равно и им перепало. У нашей группы, что жгла танки, был только один легкораненый боец. Один из танков влупил снаряд в дом, высоко ему пушку было не поднять, так он просто выстрелил в ту сторону, с которой прилетали бутылки. Один из бойцов в это время стоял на стене, и от разрыва танкового снаряда его ударной волной отбросило вглубь комнаты, на кучу битого кирпича. Поцарапался немного и ушибов на все тело, но живой, а это и есть главное.
Бах, бах, бах! Взрывы от выстрелов танковых орудий грохочут совсем рядом. От близко лопнувшего снаряда меня всего осыпало кирпичной крошкой, сижу, глаза протираю. Нас, как мы и думали, перекинули на соседнюю улицу, объединив с остатками роты того лейтенанта, что меня в трусости обвинял, когда я вышел на их позиции, пробираясь ночью от фрицев. Как этот лейтеха возмущался, когда узнал, что он будет подчиняться нашему ротному Нечаеву, хотя и формально. Он продолжит так же рулить остатками своей роты, просто в подчинении у Нечаева.
— Сань, тут нас, наверное, и похоронят, — кричит Нечаев. Ему уже тоже прилетело, кусок кирпича попал прямо в голову, хорошо хоть в каске, но говорит, что звенит теперь в голове серьезно.
— Да уж, больше они так уже не полезут, придется им помогать…
— В смысле? — не понял меня командир.
— Самим придется на вылазки ходить, да сжигать по одному. Ну, или сидеть тихими мышками и ждать, им же все равно нас опрокидывать нужно, по-любому пойдут к Волге. Если командование сдуру торопить нас не станет, то тогда сможем пободаться, если же погонят на убой, а по-другому не получится, то всем тут могилка и вырастет.
— Сань, давай, чтобы я больше этого не слышал, лады? Я тебя уже давно знаю, если бы не ты, мы бы уже все погибли, скорее всего. Знаю, что хренового ты не предложишь, но другие… — командир задумчиво покрутил головой, — тебя не поймут.
— Да все я понимаю, даже командиров понимаю. Надо постоянно кусать фрицев, чтобы они не накапливали сил, раздергивать атаками и контратаками. То, что при таких боях большие потери, даже естественно, но, блин, как же не хочется угодить в статистику. Возьми наше подразделение, у нас уже тут костяк сложился, все знают, куда и кому идти и что при этом делать. Опытные люди — на вес золота. Ты заметил, наши уже не дрожат от вида танков, а думают, как его легче сжечь, а это дорого стоит. А раскатают нас, пришлют новеньких, может, вообще новобранцев, так их тут сотнями будут класть, пока они хоть чему-нибудь научатся. Я бы вообще, знаешь, что предложил бы командованию, но как минимум дивизионного уровня, в полку такое не решат…
— Ну, чего придумал? — В этот момент вновь начался обстрел, то ли артиллерия, то ли танки.
— Товарищ командир, товарищ командир! — раздалось в подвале.
— Кто там, что случилось? — Старлей так возмужал за эти дни. Где тот паренек, что жался в первый день к моей спине, трясясь от страха?
— Они двинулись, вы приказали сообщить, когда полезут.
— Хорошо, идем, посмотрим, — это уже мне.
Поднимаемся на первый этаж. Танков еще не видать, объезжают ближайшие дома, не хотят лезть по прямой, кстати, зря. Я бы именно прямо и ехал, и долбил из всего, что стреляет, ну и ладушки, нам так даже и лучше будет.
— Нечаев, ну, ты понял, где они?
— Слева пойдут, там улица шире, сто процентов. Боятся к домам прижиматься, а там что-то вроде скверика есть, вдоль него и пойдут. Оттуда удобно на нас заходить будет, смогут все этажи простреливать.
— Точно, а главное в том, что саперы вдоль этого скверика своих подарков наставили, причем немало. Сам им и подсказывал. Надо только помочь немчуре принять верное решение. — Я беру в руки винтовку, автомат, надеюсь, не понадобится. — Петя, за мной, четыре бутылки прихвати.
— Сам пойдешь? — грустно спрашивает старлей. — У тебя же нога болит, быстро ведь не сможешь идти.
— Да там же бегать-то и не нужно, покажу немцам дорогу, и затихаримся где-нибудь там же. Все, давай, старлей, готовьтесь, мало ли чего, людей береги, помнишь? — А командир был прав, нога действительно болела, причем сильно.
— С шашкой на танк не побежим, помню! — кивнул Алексей Нечаев, наш ротный командир и просто хороший человек.
С Петром пробираясь по ходам сообщения, ага, много уже отрыли таких, и продолжаем рыть каждую свободную минуту, добрались до улицы, по которой, как мы предполагаем, пойдут вражеские танки. Улочку не зря присмотрели, во-первых, там засекли немецкую разведку, а во-вторых, она и правда позволяла немцам меньше рисковать. Другое дело, что они не знают о наших минах. Наблюдатели, что сидели в одном из подвалов и видели, как работают наши саперы, отправились в мир иной. Я там в подвалах после того еще и растяжек навтыкал, пусть лазают, надолго запомнят.
Улица была широкой, а немцы, помня, как у них сожгли за двадцать минут одиннадцать машин, панически боятся лезть на узкие улочки. Вот даже эту широкую сначала авиацией обработали как следует, здания, разумеется, дорогу портить перед проходом танков они сами себе не станут, а дорога-то — заминирована. Нам с Петей нужно пробраться в один из домов и обозначить атаку на танки, чтобы те пошли вдоль сквера и увлеклись обстрелом домов на другой стороне улицы, где и будем мы. Таким образом мы хотим вытянуть их на мины. Получится или нет? Думаю, что должно получиться.
Колонна уже втягивалась на улицу, двигаясь примерно посередине, но все-таки забирая ближе к скверу. Метров пятьдесят-семьдесят до танков, бутылку не добросишь, а вот дымовую гранату вполне можно. Едва только появилось первое густое облако белого дыма, как танки словно ужаленные бросились прижиматься к скверу, нам того и нужно. Жаль только одного, на минах все мы их не сожжем. Вообще думаю, что подорвется один-два, остальные либо отползут назад, либо продолжат движение, обходя подбитых товарищей, хорошо, если полезут левее, тогда появится возможность повторить успех с бутылками, но думаю, что фрицы поступят иначе. Конечно, танки противника не двигались в линеечку, невозможно это, объезжая воронки, кучи мусора и битого кирпича, они так или иначе будут попадать под удар.
Когда идущий первым Т-4 наехал на подарок саперов, а это было ближе к концу улицы, саперы действовали так, чтобы дать немцам втянуться, содрогнулась земля. Как-то уж больно удачно он наехал, аж башню сорвало, боекомплект рванул. Остальные танки, а было их еще семь штук, мгновенно остановились и начали крутить башнями, отыскивая противника. Двигавшийся вторым фашистский танк попытался было объехать левее и… тоже встал, размотав гусянку по дороге. Остальные пошли справа, это, конечно, плохо, нам их не достать там. Фашисты, видя, что взрывов больше нет, осмелели, добавив скорости, и тут же один из них подпрыгнул, попав на еще одну мину. Вот блин, что же я не догадался веревок найти, сейчас бы всех их здесь приземлили, выговор мне, с занесением в личное тело.
Если немцы продолжат движение прямо и на перекрестке пойдут вправо, там их будут встречать три танка, что выделило командование. Танки тут вообще-то отдельная тема. Их мало, их постоянно перебрасывают с улицы на улицу, где они больше всего нужны. А вот если фашисты повернут все же налево, то попадают как раз под бутылки, что им приготовил Нечаев.
Получилось даже чуть лучше. Немцы свернули влево, а когда втянулись на ту улицу, где их ждали, сзади по ним ударили наши танкисты. Впереди поднялся дым и полетели бутылки с зажигательной смесью, немчура сделала единственное возможное в данном случае — рванула вперед. Из-под обстрела бутылок они выскочили, правда уже на трех машинах, но дождавшиеся, пока рассеется дым, танкисты РККА тоже не спали. Пехота врага бегала и суетилась среди развалин, наши двинули в контратаку. Бой завязался неслабый. Петя из автомата, я из винтовки с оптикой за двадцать минут расстреляли все патроны, что брали с собой. То тут, то там стали подниматься вражеские солдаты с руками над головой, такого тут я еще не видел, сдаются.
Как же я удивился, разглядывая куцую колонну пленных, когда увидел того немца, что выпустил меня недавно из подвала и не закричал. Подойдя к нему, тот округлил глаза и открыл рот, прямо как тогда, я спросил его, конечно, на русском:
— Жить хочешь, немец? — Тот непонимающе закачал головой, но начал что-то лопотать.
— Сань, чего тут у тебя? — раздался голос сзади. Командир подошёл.
— Да вот фриц, что меня тогда отпустил и тревогу не поднял, как с ним поговорить?
— Я немного понимаю, давай попробуем, — Нечаев что-то произнес на языке Гете.
— Я, я, — ответил немец.
— Чего ты спросил? — ткнул я в плечо командира.
— Я спросил, знает ли он тебя.
— Спроси, хочет жить?
— А ты как думаешь? — усмехнулся Алексей.
— Мало ли чего я думаю, спроси. — Нечаев перевел, а неплохо он, кстати, говорит. Немец вновь закивал головой, только теперь утвердительно.
— Скажи, поможет нам, будет жить, — попросил я. Фриц внимательно выслушал и только начал было говорить, как стоявший слева через одного солдата от него, высокий, но очень худой фашист вдруг бросился на «моего» немчика. Мы как-то зависли, а худой уже повалил товарища и начал душить. Остальные, надо отдать должное, не рыпались, а то бы вышло хреново. Я мгновенно вытащил нож и, подскочив, левой схватил тощего за лоб, а ножом в правой руке чиркнул по горлу. «Моего» немчика залило кровью из разрезанного горла, и он, едва успев повернуть голову в сторону, блеванул. Точно, не зря он меня тогда не сдал, не вояка и не живодер он. Дождавшись, когда немчик вытрет рот, я подал ему тряпку, а Нечаев сказал ему, чтобы он поднялся.
— Почему этот тощий набросился на него? — спросил я, прося перевести.
— Предателем назвал, — ответил немец, а командир перевел, а немец продолжал говорить. — Спрашивает, чем он может помочь?
— Вот это разговор! — хмыкнул я, а тощий дурак, вот и сдох, как баран.
— Чего ты от него хочешь? — повернулся ко мне Нечаев.
— Сейчас отведу его в сторону, там и поговорим, пойдем, — взял под руку Нечаева, показывая направление.
С фрицем поговорили весьма продуктивно. Я спросил, где у них штабы, те, что он знает, конечно. Оказывается, штаб полка совсем рядом, в паре кварталов отсюда, в дивизионном он никогда не был, но тот находится недалеко от Мамаева кургана, по карте показал. Дальше меня интересовала их долбаная артиллерия. Гаубицы стояли довольно далеко, но фриц уверенно нанес на карту позиции, что были ему известны. Нарисовал прямо на кроках Нечаева позиции танкового батальона, указал занятые немецкими войсками дома, особенно те, в которых большие гарнизоны. Через час, когда Макс Хильбург, так звали немца, развел руками и сказал, что больше ничего не знает, Нечаев помчался в штаб дивизии, правда, я сначала перерисовал его кроки себе, а я повел Макса к берегу. Мне было очень жалко его. Особисты могут и забить его, могут расстрелять. А мне почему-то даже в лагерь его отправлять не хотелось. Не знаю, вроде все тут озверели уже, но вот глянулся мне этот немчик. На вопрос Нечаева убивал ли он наших солдат, ответил достаточно честно, стрелял, как и все, лично не резал, в упор тоже не стрелял, поэтому точно сказать не может. Какой-то он… неправильный фриц, тьфу, он же Макс. Я прямо спросил, через Нечаева, конечно, хочет ли он назад, к своим товарищам? Немец ответил, что лучше плен, так как он не хочет воевать. Я еще спрашивал его о пополнении и снабжении. Нам готовят серьезное испытание, немцы концентрируют против центральной части города около сотни танков и два полка пехоты, это без артиллерии и авиации. Завтра или послезавтра начнется серьезное наступление, фашисты готовятся сбросить наши малочисленные войска в Волгу, любой ценой. Макс заявил, что авиация будет работать одновременно с артиллерией, а уже после них пойдут пехота и танки.
Просто отпустить его я, конечно, не мог, но мучился, не зная, как поступить. В итоге я привел его к переправе и, найдя пару бойцов с малиновыми петлицами, отдал немца им.
— Ребят, там у нас еще около двадцати пленных, будет с кем поработать, этого сильно не бейте, ладно?
— Ты чего, сержант, очумел, что ли? — уставились на меня оба бойца.
— Да видите ли, в чем дело… — я рассказал парням, что фриц сделал для меня, они тоже удивились, почему он не закричал или не стрелял, вроде прониклись.
— Ладно, передадим в особый отдел, ты зря, кстати, волнуешься. Никто их там не бьет, они, как правило, или на конвой прыгают, или говорят спокойно все, что их спрашивают.
— Да не то чтобы волнуюсь, враг он и есть враг, но вот как-то не хотелось бы, чтобы он сдох. Пусть в лагере посидит, поработает. Думаю, пользы больше будет, чем если просто шлепнуть.
— Иди уже, жалостливый ты больно, — сказал один из бойцов, а стрельнув глазами по сторонам, добавил: — Да не болтай об этом, многие тебя не поймут, или сам в лагерь поедешь, или шлепнут.
— Да шлепнут меня в бою быстрее, но за совет — спасибо.
Я хлопнул Макса по плечу и, кивнув, ушел. Надеюсь, доживет до нашей победы. Черт, вот же меня «прибило», слюни распустил, как… Так, надо срочно кого-нибудь убить, а не то и я в пацифизм ударюсь.
Вернувшись на позиции, что мы заняли после закончившейся атаки немецких танков, и узнав, что командир еще не вернулся, лег спать. Петруха нашел где-то шинельку и заботливо укрыл меня. Снилась какая-то хрень. Полностью «провалиться», как мечтал, не получилось, ворочался в какой-то полудреме. Проснулся с приходом Нечаева.
— Спишь, сурок? — легонько толкнув меня в плечо, улыбнулся командир.
— Ага, только сон какой-то хреновый. Как дела у нас? — протерев глаза, спросил я.
— В штабе думают об ударе по укрепленным пунктам, но после артналета.
— Ого. Чего, поверили фрицу, ну то есть Максу?
— Да, это и с их разведданными совпало, просто немец гораздо подробнее все указал, ты молодец.
— Это Макс молодец, надоело ему воевать, видимо, да и неидейный он, как мне показалось.
— Да, я ведь спросил его, он и служит-то всего два месяца, не врет, в документах так сказано. А ты чего же его особистам отдал на берегу?
— А что?
— Так его в штаб затребовали, отправили людей, а им наши сказали, что фрица уже «списали».
— Ой блин, мне теперь влетит…
— Да уже влетело. Мне за тебя перепало.
— Виноват, товарищ старший лейтенант, исправлюсь! — искренне брякнул я.
— Ладно, комдив не забыл, кто тут четыре дня фрицев давит чуть не в одиночку.
— Ой, да ладно уж, прямо «фрицедавителя» нашли, — скромно заметил я.
— А, забудь. Нормально все будет. Там куда хлеще дела обстоят. Меня комполка обматерил, что я все через его голову в штадив докладываю.
— Не, а чего он хотел-то? Такие сведения и нужно комдиву нести, чего сделает комполка, у которого от полка батальона уже не наберется?
— Так-то да, но устав никто не отменял, говорит, что выслуживаюсь.
— Дурак он. Кто если не он все сливки от наших удачных действий снимет? Ладно, в разведку кто пойдет? Дивизионные?
— Да решают еще, а ты опять сам хочешь?
— Ага, чего тут сидеть, слазаем, посмотрим немного, тут ведь рядом все, не в глубокий тыл идти.
— Не знаю, как бы не сорвать нашим операцию. Голову оторвут.
— Да мы аккуратненько, я тут вообще подумал…
— Ой, вот теперь точно не пущу, знаю я, что ты можешь придумать! — голос Нечаева вдруг стал строгим.
— Ты послушай сначала, чего панику поднимаешь.
Вышли с Петрухой, дождавшись темноты. Идея была в том, чтобы, переодевшись во вражескую форму, пройти ближе к немецким позициям. Пробрались к нейтральной полосе, условной, конечно, а дальше пошли во весь рост. Я был с немецкой винтовкой, Петя с МП-40. Проходим одни пустые развалины, другие, и тут вылезают они…
Немцев было четверо, все в камуфляже, с автоматами. Нас взяли на прицел, мы тоже отреагировали. Что-то крикнув на своем собачьем языке, стоявший ближе всех фриц опустил автомат. Я пробормотал известное мне «шайзе» и опустил винтовку. Что дальше произошло, вообще не понял. Петя шел сзади и, когда я лихорадочно соображал, что же, черт возьми, делать, напарник открыл огонь из автомата. Очнулся я, стоя на коленях и прижимая руки к животу. Немцы лежали в пяти метрах впереди, а сзади кто-то стонал. Повернув голову, увидел лежавшего на спине и что-то причитающего друга.
— Петь, — тихо протянул я, — ты живой?
— Отбегался я, командир. — Вижу, как тяжело даются ему слова.
— Братушка, выйдем как-нибудь, — я попытался встать, резкая боль пронзила живот с левой стороны. Меня скрутило, рухнув в грязь, сжался в комок.
— Петь, не молчи, я сейчас! — проговорил я и попытался ползти. Винтовку я бросил, на одних руках, ногами было почему-то больно двигать, я кое-как дополз до друга.
— Прости, братка, не знаю, как это вышло, испугался я, — простонал напарник.
— Куда тебе попали? — пытаясь разглядеть в темноте хоть что-то, спрашиваю я.
— В грудь, покойник я. И тебе из-за меня прилетело.
— Тихо, лежи спокойно, я тебя дотащу. Нам бы отсюда только уползти. До развалин вон метров шесть всего. — Разрушенный дом и правда стоял близко, мы шли в его тени.
— Ты же сам встать не можешь, — шепчет Петя, и у него изо рта течет кровь.
— Блин, Петь, не умирай, мать твою, я тебя еще плавать не научил! — восклицаю я уже в голос, стало на все плевать.
Я попытался перевернуть друга на живот, чтобы подлезть под его руку, поднатужившись, удалось это проделать. Петя стонал, но не кричал, хотя я понимал, что ему очень больно, самому хреново, аж перед глазами круги. Сдвинувшись на метр, остановился, переводя дух. Петя дышит очень часто, прерывисто. Делаю еще усилие и еще, вот уже дыра в стене, в подвал, наверное, на расстоянии вытянутой руки, и… Погасла даже та темнота, что была перед глазами.
«Что за серый потолок? — хлопаю глазами. — То есть как это? Я что, живой?» — одни вопросы. Но если есть вопросы, значит, и правда живой. А где Петя? Где я вообще? Поворачиваю голову, оба-на!
«Вот ни хрена себе сходил за хлебушком!» — На стене, что была в паре метров от меня, висел медицинский халат и два комплекта немецкой формы. Дернувшись от неожиданности, брюхо прострелило сильной болью. Скривился, но подтянуть ноги к груди, как хотелось, не удавалось, слишком больно было шевелиться.
«Твою мать, где я???» — заорал я про себя.
Откуда-то со стороны моих ног послышалось движение. Машинально открыл глаза, но оказалось, поздно. Прозвучало что-то на таком корявом немецком языке, что даже я сообразил, что он какой-то неправильный. Вошедший молодой мужчина, примерно лет тридцати, чисто выбритый, с зачесанными назад волосами, произнес повторно ту же фразу.
— Как же ты в школе учился, с таким языком? — шепотом произнес я.
— Не понял!!! — тут же выпалил мужчина.
— Чего, по-нашему понимаешь, гад? — проскрипел я.
— А где немец? — мужчина совсем потерялся и начал пятиться к выходу.
— Куда побежал, вражина, за хозяевами? — вдогонку бросил я. А плевать, все, что случилось, уже случилось. Если и будет хуже, то пулю-то я себе выпросить сумею.
Еще через пару минут в палату, а это была определенно не палатка, а настоящая палата, в госпитале похоже, вбежали уже трое. Один все тот же белохалатник, а вот двое других… Теперь я завис, причем наглухо. Вижу, что меня о чем-то спрашивают, а не слышу, в ушах стучит набатом и вдруг наваливается темнота. Конец первой серии.
Новое пробуждение принесло новые вопросы. Я нашел себя пристегнутым наручниками к каркасу железной кровати. Ладно хоть ноги не приковали. Я чего, убил, что ли, тут в беспамятстве кого-то? Осмотрелся, немецкая форма на месте, а вот халат пропал. Черт, что же тут происходит-то? Я во сне видел двух мужиков в форме НКВДэшников или наяву? Ответ появился спустя несколько минут.
— Ты меня понимаешь?! — раздался спокойный голос. Уверенно так, как будто не спрашивал, а утверждал, этот обладатель формы служащего особого отдела.
— Да, — коротко ответил я и чуть заметно кивнул.
— Хорошо, — заключил вошедший и задал новый вопрос: — Кто ты? — Хороший вопрос, как бы тебе ответить…
— Гвардии сержант Иванов, тринадцатая гвардейская дивизия, — ответил я, не став уточнять что-либо еще, и так много сказал.
— Кто-о-о??? — Казалось, особист, или кто это такой, сейчас лопнет от возмущения. — И где же ты сейчас, по-твоему?
— Мне бы кто сказал, — ляпнул я и добавил: — Почем я знаю.
— Парень, ты хоть что-то помнишь, что с тобой произошло? Где ты был? Что последнее помнишь? — затараторил особист, но, надо отдать должное, тон его голоса изменился.
— Да фиг его знает, шли с Петрухой… Черт, товарищ…
— Батальонный комиссар Первушин, — быстро представился особист, фу, значит, все-таки у своих!
— Товарищ батальонный комиссар, со мной боец был, гвардии красноармеец Курочкин, его ранили серьезно…
— Очень тяжелое ранение. Без сознания, шансы — минимальны. Ты давай-ка о себе продолжай!
— Виноват. Вышли дозором, осмотреть подступы к укреплённым пунктам противника…
— А почему вы оба в немецкой форме были?
— Так надели специально, чтобы пройти проще было. И ведь далеко прошли.
— Что было дальше? — особист сел на стул и, достав папиросу, закурил. Увидев, как я глотаю слюну, комиссар вдруг встал и подошел ко мне.
— Курить хочешь? — спросил он и отстегнул мне руки.
— Товарищ батальонный комиссар, а зачем меня пристегнули, я что, на кого-то напал?
— Да за немца тебя приняли мои помощники. Пристегнули и докладывать побежали, а мне вот интересно стало, что это у нас за фриц в госпитале лежит, что по-немецки не понимает.
— Это вы про доктора говорите? Так он на немецком говорит чуть лучше, чем я на китайском!
— А ты на китайском говоришь? — удивился, но тут же все понял особист, улыбнувшись, он протянул мне папиросу и, поднеся спичку, продолжил: — Так что же произошло, сержант?
— На немцев выперлись, лоб в лоб. Они нас спросили о чем-то, а дальше стрельба началась. Я пулю вроде словил, отключился ненадолго. Очухался, смотрю, фрицы «готовые» лежат, ну и мы…
— Больше ничего не помнишь?
— Пытался в развалины отползти, но вроде чуток не дотянул.
— Вас разведчики нашли, лежали в обнимку со вторым таким же, в немецкой форме. Думали, вы немцы раненые, притащили вас к нам. Обоих прооперировали.
— Как же это, товарищ комиссар? У нас что, немцев полудохлых лечат?
— Этим мы и отличаемся от фашистов. Врач осмотрел, сказал, что шансы есть, так чего бы не прооперировать. У тебя две пули в брюхе были, у напарника твоего одна, но в груди.
— Товарищ комиссар, — мне прямо не верилось в такое отношение, а главное в то, что мне, выходит, верят, — и вы мне верите?
— Ну, сейчас, конечно, нет, но ты сказал свою фамилию и звание, отправим людей за кем-нибудь из вашего полка, если опознают… Что такое? — комиссар, видя, как я нахмурился, уточнил: — Что, могут не признать?
— Товарищ комиссар, нас пятнадцатого был полноценный полк, а к двадцатому мы в роте даже знакомиться перестали, несколько раз за сутки состав менялся. То нам подкрепление дадут, то наоборот нами кого-нибудь усилят. С твердостью могу сказать одно, если жив старший лейтенант Нечаев, командир роты, он точно подтвердит, — ну, уж Родимцева приплетать не буду, тот мог уже и забыть, хотя вряд ли, он и после войны будет в Сталинград приезжать, поминать своих бойцов.
— Ладно. Пойду, попробуем связаться с тем берегом, но связь тут…
— Понятно, — кивнул я.
— Двадцатого, говоришь, вышли в дозор?
— Вроде бы, точно уже не помню, товарищ батальонный комиссар, там как-то не до календаря было…
— Есть хочешь? — А у меня уже давно в животе урчит так, что на сирену похоже.
— Да, только можно ли мне?
— У доктора узнаю, пристегивать тебя не буду, не сбежишь?
— До того берега мне не добраться, а больше мне идти некуда.
— Ну-ну, — удовлетворенно хмыкнул комиссар и вышел. Вот же блин, угораздило меня так попасть! И, конечно, я обалдел от комиссара. Думал все, сейчас меня немного побьют, да и лоб зеленкой смажут, а тут даже поесть предложил. Минут через двадцать появился врач в сопровождении бойца, наверное, надзирателя моего, и тетки, которая несла поднос с тарелкой, а не котелком. Поставив мне на ноги поднос, охранник с врачом предварительно меня подтянули, подложив подушку к спине, тетка начала было меня кормить.
— Сударыня, руки у меня вроде целы, мне стыдно, право слово, так вас утруждать, — завернул я, охранник только крякнул, врач ухмыльнулся, а тетка санитарка, залившись легким румянцем, проговорила:
— Да кушай уж, сударь, мне не сложно, — и запихнула мне в рот ложку с какой-то противнейшей бурдой. Видя, что я скривился, заметила: — Извиняй, сударь, но тебе пока разносолы нельзя, да и не будет до утра ничего.
— Спасибо, не обращайте внимания, привыкну, — я проговорил с набитым ртом и, прожевав, вновь открыл свою пасть.
Вскоре я, наконец, доел все принесённое, попил водички, еще и порошок какой-то дали. Посетители меня покинули, а я провалился в сон. Опять снились кошмары. Куда-то бегу, стреляю, тут же вижу, что за мной бегут какие-то дебилы в тренировочных костюмах и ботинках на ногах.
— А, твою мать! — проснулся и выругался я. Напротив меня сидел давешний врач.
— Что, сон плохой? — как-то хитро спросил мужчина.
— Ага, снится всякая хрень, вообще не знаю про что и почему?
— А что значат слова, — врач на секунду задумался, но продолжил: — «В очередь, урки драные, в очередь!»
— Это что, я говорил? — Вижу, как кивает врач, я впал в ступор. Блин, наяву-то еле сдерживаюсь, а во сне-то как себя проконтролировать? Я ведь там эпизод из той жизни видел. Мне тогда лет семнадцать было, братишку у меня ушлепки какие-то побили, а я увидел случайно, ну и понеслось. Мне тогда тоже хорошо прилетело, но из пятерых троих я приложил на совесть.
— Говорю же, не знаю я. Доктор, у меня в личном деле есть выписка от военврача второго ранга Михайловского, амнезия у меня, вследствие контузии, это он так написал, а не я придумал.
— А где вы видели Петра Алексеевича? — удивился врач.
— В санбате под Камышином, мы тогда из окружения только вышли, я вообще как овощ был.
— Ясно, а я только хотел спросить, не было ли у вас контузии, а вы и рассказали. Остальные ранения я и так видел. Кстати, в ноге у вас что было, осколок?
— Ага, — кивнул я.
— Больно уж края неровные.
— Так я ножом его вытаскивал, а позже доктор на берегу рану расширял, чтобы вычистить…
— Как это ножом вытаскивал, сам? — уставился на меня врач.
— Да так, лежишь под обстрелом, какие уж тут врачи, нож полил спиртом, да и вытащил его, он не глубоко был.
— А обрабатывали чем? Тоже спиртом?
— Мочой, док, это ж самый лучший «обеззараживатель»!
— Народная медицина, ох уж мне ваши деревенские коновалы!
— Зря вы так, док, как же наши предки лечились, без городских врачей? — усмехнулся я.
— Вот и помирали в тридцать лет от такого лечения! — док свернул разговор, потому как появилась вчерашняя санитарка и принесла поесть.
В этот раз ел все-таки сам и с большим аппетитом. Съел все, до крошки, даже миску вылизал. Пить сегодня дали чай, даже с куском сахара, люблю сладкий чай, даже с медом пил всегда с сахарным песком.
После завтрака захотел слезть с кровати и сделать наоборот, да вот хрен там, только ногу свесил, как тут же скрутило.
— Экий ты прыткий! Куды собрался-то? — тетка сердито взглянула на меня и помогла закинуть ногу назад. — Что, до ветру захотелось?
— Ага, только вот не знаю как?
— В утку, как еще! Ну-ка, — тетка достала из-под кровати железную приблуду и ловко сунула ее под меня. Даже мысли не было терпеть, организм взял свое, и я быстренько опорожнился.
После туалетных процедур меня оставили одного. Блин, забыл даже спросить, как Петро там? Жив ли хоть или уже… Только подумал, как заявился вчерашний комиссар с дико не выспавшимся лицом.
— Здравия желаю, товарищ батальонный комиссар. Тяжелая ночь? — поинтересовался я.
— Здравствуй, сержант, и не говори. Фрицы в городе такое устроили…
— Совсем плохо?
— Держимся пока, насколько хватит, неизвестно. Ночью чуть КП армии не захватили, десант какой-то немцы запустили.
— Через овраг прошли? — спрашиваю я.
— Точно! А как…
— Да так и думал, что там могут ударить. Там стык у нас был, самое слабое место, нащупали, значит, суки?
— Что-то ты какой-то уж больно умный для сержанта, — задумчиво, настороженно так глядя на меня, произнес комиссар.
— А что, сержант должен быть тупым? — я усмехнулся. — Я вообще-то еще два дня назад, девятнадцатого сентября, вообще простым красноармейцем был, это комдив Родимцев меня наградил, за ночную атаку.
— Вон чего, то-то я думаю, что это за сержант такой, о котором в штадиве говорят. Пропал, говорят, без вести, а так воевал хорошо…
— Это вы сейчас про меня? — не поверил я своим ушам.
— А вот не знаю, — развел руками комиссар, — я в штаб дивизии ночью переправился, хотел твоего ротного найти, как его?
— Нечаев, старший лейтенант Нечаев, — машинально ответил я.
— Во-во, Нечаева. Так и не смогли связаться, немец долбит как очумевший. Что мне оставалось делать, генерала Родимцева сюда везти, чтобы он тебя опознал?
— Нет, конечно. А у вас сроки горят? Я ведь никуда не сбегу, слезть-то и то не могу.
— Да не горит, конечно, но ясность бы хотелось внести. Напарник твой все так же, но врачи говорят, что если до сих пор не отошел, возможно, выкарабкается. Но не скоро, — порадовал меня комиссар.
— Жалко парня, такой боец хороший… Видели бы вы, как он танки немецкие бутылками жег, один за другим, ух!
— Что, много сжег? — заинтересовался комиссар.
— За три атаки, что особенно сильные были, пять запалил, там и другие ребята здорово отличились. Мы ведь вообще, как взводом попали, под началом Нечаева, так у нас взвод почти без потерь. В остальных народ косит, а наш держится. За пять дней боев у нас столько людей поменялось, жуть… А в нашем взводе всего четверо погибло, и троих тяжелораненых в госпиталь отправили, остальные в строю. Правда, ранены-то были практически все.
— А сам ты, значит, ни танки не подбивал, ни офицеров вражеских не убивал и в плен не брал? — хитро так смотрит на меня комиссар, видимо, что-то накопал в штадиве.
— Да я чего… — замешкался я с ответом, но комиссар меня прервал.
— Если ты и правда тот сержант, которого командир дивизии вспоминает каждые пять минут, то ты и сам немало навоевал. — Я скромно опустил глаза, хотя чего уж врать-то, приятно, черт возьми, что аж комдив какого-то бойца помнит, да еще и вспоминает часто.
— Ладно, я пойду, надо прилечь, ноги уже ватные. К ночи попробую опять что-то разузнать, хотя я и просил в штадиве сразу связаться со мной, если установят связь с твоим ротным. Два дня назад, говоришь, рядовым был?
— Да, товарищ батальонный комиссар, именно так.
— Так уж четыре выходит, сегодня-то двадцать третье уже! — Черт, я не успел предупредить о самой сильной атаке фрицев, все думал подвести эти сведения так, чтобы решили, что я их у немцев добыл, для этого, в сущности, и на разведку-то пошел тогда.
— Это что же, я тут столько времени уже лежу?
— А ты что хотел? Вот разберемся с тобой, если все нормально, хотя я уже и не думаю, что будет что-то не так, отправим тебя и напарника твоего дальше, в Саратов или Куйбышев.
— Товарищ комиссар, не надо меня никуда отправлять, пожалуйста, мне в город надо, там еще фрицев много, как же так-то?
— Да вот так! Станислав Игоревич говорит, два месяца минимум на поправку уйдет, это если осложнений не будет.
— Я раньше встану, — упрямо заявил я.
— Да можешь и раньше, да только пока заключение врачи тебе не вынесут, хрен ты куда денешься! Убежишь самовольно, объявят дезертиром, пока разбираться будут, тебя кто-нибудь шлепнет, как врага народа, усек?
— Усек, — кивнул я грустно. — Товарищ комиссар, вы же можете повлиять на доктора, скажите ему, чтобы отпустил сразу, как я смогу нормально ходить, я не подведу, клянусь! — чуть не спрыгнул с кровати я, но, уже приподняв спину, все-таки не выдержал и упал на подушку.
— Выздоравливай давай, воин! Уговорил ведь, что-нибудь придумаем, — особист улыбнулся и… подмигнул мне. Я аж рот открыл от удивления, но сказать уже ничего не успел, комиссар вышел.
Лежать было ужасно скучно, хоть бы кроссворд какой-нибудь дали, не дождешься. На следующий день комиссар заявился еще до завтрака, с прекрасными новостями. Держится Нечаев, хорошо держится. Только вот оказалось, что это не связь с ним, наконец, наладили, а просто чуть не весь наш крохотный состав дивизии воюет практически на берегу. Фрицы, как и в той истории, давят очень сильно. Комиссар сказал, чуть не полтысячи танков на нас идет в городе. Мне, кстати, и там в такое верилось, если честно, с трудом. Я просто думал, как, а точнее даже, где распихать в разрушенном городе сразу пятьсот танков, притом, что они еще и одновременно атакуют? Может, все же и правда, а может, просто я ничего не понимаю.
Комиссар нашел и лично встретился со старлеем, тот ему и рассказал обо мне, причем, вот ведь засранец, наговорил такого, что у меня от стыда уши краснели, когда мне комиссар пересказывал. Такое ощущение возникло, что я там, в городе, чуть ли не всей дивизией рулил, вот как Нечаев меня расхвалил. Сюда его комиссар не потащил, так поверил, говорит, вряд ли могут быть два таких схожих по описанию сержанта. Да и следы ранений сошлись, приметы то есть. Комиссар был доволен, видимо, не очень ему хотелось впросак попасть. Он ведь мне почти сразу поверил, хоть и вида особо не подавал, но то, что за врага или дезертира не считал, уж это точно. Комиссар обрадовал еще и тем, что начались подвижки с Петром. Вроде как в себя пришел, но обнадеживать зря не стал, отделался общими фразами.
Уговорил я все-таки и врача, и комиссара, чтобы похлопотал, меня не стали никуда увозить отсюда. Госпиталь ведь и так далеко от передовой, мы сейчас в Красной Слободе, километров в двадцати от берега. Сюда даже вражеские самолеты не летают особо, наших самолетов хоть и мало, но есть, зениток опять же много, тут ведь войска стоят, артиллерия двух армий здесь. Часто доносится звук «Сталинских орга́нов», непередаваемое ощущение. От нашей гвардейской дивизии потихоньку остаются рожки да ножки. Хотя вон парнишку тут привезли, обгорел немного, он во взводе истребителей танков воевал. Пришлась моя тактика ко двору. Ее еще и расширили, дополнили артналетами, да и авиация немного помогает. Кто-то реально умный применяет мою задумку, адаптируя ее под каждый новый случай. Паренек рассказал, что танки сейчас немчура боится посылать числом менее двадцати штук. Такие колонны в мешок уже не возьмешь. Как запереть колонну танков, если последние две-три машины еще с места стоянки не двинулись, а голова колонны уже в бою давно.
Я вроде на поправку иду потихоньку. Пятое октября на дворе, почти две недели лечат уже. Вставать начал первого числа, сейчас все лучше, даже на улицу вылезаю покурить, хотя и с трудом. А я ведь и правда — счастливчик! Две пули из брюха вытащили и удивились, что внутри ничего не порвано. Как говорят, не задето жизненно важных органов.
Петю увезли в Куйбышев, вместе с тысячей других бойцов, поправится, говорят, если повезет, может, и сюда приедет. Здесь ведь аж до февраля бойня будет.
Я в основном лежу, много читаю, врач подогнал несколько книг стареньких, вот и стараюсь отвлечься. В городе — АД, филиал преисподней. Войска каждый день переправляются, и каждый день обратно идут баржи с убитыми и ранеными. Потери — колоссальные, в голове не укладывается. В один из дней привезли и моего командира. Старший лейтенант Нечаев получил серьезное ранение ноги. Ладно хоть спасли, пилить не стали, это мне врач рассказал. Лешка орал благим матом, не давался врачам, все думал, что ему ногу отрежут. Но ничего, врачи справились. Осколок танкового снаряда попал старлею в бедро. Переломив малую кость, застрял в большой. Я пришел к нему через пару дней после операции, хотя ему их еще не одна предстоит. Лешка лежал в гипсе до самого паха и ругался. Когда, наконец, увидел меня, слезы брызнули у него из глаз, и старлей зарыдал как ребенок.
— Вот где встретились, значит, а я все думал, о тебе спрашивает особист или не о тебе. Видишь, вывели меня суки немецкие из строя! — Лешка продолжал ругаться, а я, подойдя к нему, просто сгреб его в охапку.
— Ну, здравствуй, лейтенант! — Оба заплакали и молчали. Тишина продолжалась минут пять, нам никто не мешал, а говорить было не о чем, все и так понятно.
— Наверное, тебя тоже в Куйбышев отправят, ранение серьезное, — предположил я.
— Да ну, здесь, может, отлежусь? — с сомнением произнес Нечаев. — Ты-то вон никуда не уехал!
— Да у меня так, пустяки… Петю туда отправили, может, найдешь его там, тогда хоть держи его рядом…
— Как же вы напоролись-то, у меня ведь до сих пор в голове не укладывается?
— Да как… Вышли на немцев, те спрашивают что-то, а я же ни бум-бум в немецком. Стою как дурень столбом, а чего делать — не знаю. Петя за спиной был, прямо от бедра дал очередь, но у тех-то же автоматы на нас смотрели, ну и…
— Как я не хотел тебя тогда отпускать, поддался…
— Не надо, командир, ты же знаешь, я не люблю, сами виноваты, точнее, я сам и виноват.
— Это ведь какие-то серьезные немцы были. Наши, которые вас нашли, рассказывали, что среди четырех трупов не было ни одного рядового, а старший вообще капитан.
— О как, спецгруппа какая-то, что ли?
— Видимо.
— Жарко там после нас было?
— Такое впечатление, что они весь свой вермахт на нас кинули. Жопа полная. Авиация долбит по домам, а танки с пехотой тем временем подходят чуть ли не вплотную. Только услышим, что самолеты улетели, поднимаемся, а нам в окна уже гранаты летят и из огнеметов стреляют. Бойцов столько зажарили, ужас просто. Мамлея помнишь, Василькова, ну, ему еще вместе с нами звание добавили?
— Конечно, помню, хороший парнишка, — кивая я.
— Прямо под струю попал, сгорел как спичка.
— Бля… — только и вырвалось у меня. Парнишка мне запомнился, скромный такой был, но воевал…
— Я сам его пристрелил, чтобы не мучился, он мне каждую ночь снится, ладно хоть не ругает, а спасибо говорит, но мне от этого не легче.
— Верю. Тоже всякая хрень снится, особенно как ребята кричат, когда их огнем жгут…
Помолчали. Нечаев вдруг попросил под подушкой посмотреть. Выудив оттуда фляжку, не пустую, кстати, подал старлею.
— Давай первым, я после тебя, — вернул мне фляжку Леха. Сделав пару глотков, коньяк, кстати, передал командиру. Нечаев глотнув, закашлялся и попросил убрать остатки обратно.
— Лех, ты тут только не спейся, лады? — усмехнулся я, убирая фляжку.
— Чем тут спиваться? — удивился он. — Это же еще тот коньяк, что ты мне сам и принес, у офицера забрал, забыл?
— Думал, тот ты уже оприходовал, — смеюсь я.
— Задолбал ты со своими словечками непонятными, — ругается, но тоже улыбается командир.
Навещал я его целых три дня, пока не появилась колонна машин и всех тяжелых увезли, включая и Нечаева. Я снова остался один. Выздоровление как-то застопорилось, постоянно болел живот, я уже и не ем ничего, как только что-то в желудок попадает, сразу болеть начинает. Грешу на коньяк, мне ведь вроде нельзя было, а я аж два глотка сделал. Доктор ругался, когда запах почуял.
Только к двадцатому октября врач, наконец, сказал, что я здоров, сам я был ужасно зол от того, что как минимум уже неделю занимаюсь в полную силу. Отжимаюсь от пола, подтягиваюсь, бегаю. Исследовал уже все расположение, дошло до того, что местные особисты заинтересовались, кто это такой тут бегает, почему не на передовой. Отбоярился довольно легко, врач помог, но один из комиссаров особого отдела вдруг придумал, что я могу тренировать бойцов, которые находятся в резерве, пришлось заниматься. Мужики попались какие-то бестолковые, зачем нам это, чего мы, дураки, что ли, бегать тут, грязь месить и так далее. Пришлось с парой даже схлестнуться, хорошо, что рядовыми были, иначе за рукоприкладство можно было и под трибунал попасть. Так что выписки я ждал как никто. Капитана, что занимался распределением выздоравливающих, уговорил отправить меня в свою же часть, тот дал добро, и пока особый отдел не подсуетился, я быстренько отбыл на берег. Добирался пешком, никто не останавливался по пути, но я даже не устал, отдохнуть хорошо успел.
Выйдя на уже знакомый берег, я не узнал его. Техника, люди, такая суета здесь не стояла даже месяц назад, хотя и тогда казалось, тут был шалман. Показав выписку у ближайшей посудины, что производила погрузку людей для отправки на правый берег, я взошел на борт и расположился возле левого борта, ближе к корме. Оружия у меня не было вообще никакого. Выходили на разведку в последний раз с немецким оружием, когда нас подобрали чуть живых, то все оружие разведчики себе прибрали. Жалко ножик складной, трофейный, он, блин, на все случаи жизни. Пока катер двигался, все думал, куда идти, когда высадимся, где и кого искать, блин, как-то настроение совсем не то.
На удивление, ни бомбежки, ни артобстрела во время переправы не было. Благополучно достигнув пристани, выгрузился и побрел к штольням, там где-то командование сидит, спрошу у каких-нибудь штабных, как мне быть.
Поднявшись по довольно пологой насыпи, уткнулся в развалины, блин, даже и не знаю чего. Невысокое здание с проваленным внутрь потолком смотрело на меня пустыми глазницами окон. Но привлекло другое. Слева от этой будки виднелось что-то похожее на блиндаж. Возле входа стояли два бойца, явно на карауле. Рядом еще кто-то кучковался.
— Здорово, бойцы! — окликнул я служивых, на меня уставились две пары глаз, явно не понимая, чего я их окликнул. — Мужики, я из госпиталя только. Предписание получил в свою часть, а где ее искать, понятия не имею.
— Какой полк? — спросил один.
— Сорок второй, гвардейский…
— Так вы из нашей дивизии, что ли? — удивился второй боец.
— Смотря какая ваша? Я в тринадцатой гвардейской воевал.
— Точно из нашей, тут штаб дивизии, но вам, товарищ сержант, явно не сюда, ваш полк был где-то возле площади Девятого января. По крайней мере, я что-то такое слышал…
В этот момент открылась дверь, ведущая в блиндаж, и на воздух вышел какой-то военный. Лицо вроде знакомое, а как звать, не знаю.
— Здравия желаю, — я замешкался.
— Что, сержант, забыл, как обращаться к старшему комсоставу? — беззлобно так спросил вышедший, блин, да это же начальник штаба дивизии. Он тогда вместе с Родимцевым был, когда нам звания генерал дал.
— Виноват, товарищ полковник, сержант Иванов. Прибыл после лечения для прохождения дальнейшей службы.
— А-а. Гроза немецких танков? Теперь вспомнил, как здоровье?
— Да хорошо, товарищ полковник. Вот прибыл, а куда идти — не знаю? Не подскажете, где сорок второй полк сейчас?
— Эх, сержант… — горько произнес начштаба. — Знал бы ты, сколько от тех полков осталось…
— Как же быть-то? — растерялся я.
— Я сейчас в штаб армии, ты жди здесь, никуда не убегай. Скоро разведчики должны вернуться, дам тебе человека, проводят, а то в одиночку, не зная местности, тут уже не пройти. Либо на фрицев наткнешься, либо на мину, жди, понял?
— Да, — ответил я. Полковник убежал по делам, а я присел к ребятам возле штаба на пустой снарядный ящик.
— Слышь, сержант, а ты чего голый-то прибыл? Ни оружия, ни одежки толком нет? — здесь возле штаба крутились сплошь командиры, самый младший по званию был старшина, он со мной и говорил.
— Оружия нету, а ватник я в сидор запихал. Решил, что если плыть придется, до без него легче, надо надеть, кстати, чего-то я замерз уже. — На улице и правда было прохладно, а я в одной гимнастерке и нательном.
— А это не тебя разведчики подобрали во фрицевской форме, возле универмага?
— Меня, — кивнул я, — а что?
— Да рассказывали просто, а вот и они, кстати, — старшина указал мне на группу бойцов, что живенько так спускались по насыпи, толкая впереди себя связанного немчика, офицера, кстати.
Разведчики уже было протопали мимо, а их старший подтолкнул пленного к блиндажу, как меня окликнули.
— Эй, парень, ты кто? — Я поднял голову и встретился взглядом с одним из бойцов.
— Сержант Иванов, а что?
— Лицо твое знакомо, мы не встречались?
— Не припоминаю, извини, — пожал я плечами.
— Сева, так это тот фриц, которого тогда ночью возле универмага подобрали и особистам доставили, с ним еще один был, почти мертвый. — Все присутствующие переглянулись.
— Какой нафиг фриц, вы чего? — начал заводиться я, разведчики, все, за исключением командира, тот увел пленного, встали передо мной полукругом.
— Что здесь происходит? — внезапно послышался еще один голос. Разведчики отреагировали первыми.
— Товарищ полковник, да тут откуда-то фриц появился, которого мы в прошлом месяце возле универмага взяли и особистам передали…
— Взяли, чуть теплого нашли. Не сильно напрягались-то, наверное? — съязвил я. Ну не удержался, что теперь.
— Чего? — тут же встали на дыбы разведчики.
— Спокойно, Мальцев! Этого, как ты говоришь, фрица, комдив лично к сержантскому званию представил.
— Как это, он чего, перебежчик, что ли? — Разведчик, а тупой как валенок, подумал я.
— Он такой же фриц, как и любой из вас, — продолжил начштаба, это именно он вовремя подошел. — Сержант Иванов, второй батальон сорок пятого полка, Нашей дивизии вообще-то. Это именно он придумал, как немецкими трофейными гранатами танки в ловушки запирать.
— Да быть не может, как же так, товарищ полковник, — всерьез расстроился разведчик Мальцев.
— Да вот так, ты отряди двух парней, пусть его к своим отведут, они где-то на площади сейчас, там возле дома еще одного сержанта, Павлова вроде.
— Понял, — опустил голову Мальцев, — я сам отведу. Пойдем, — это уже мне.
— Разрешите идти, товарищ полковник? — козырнул я и, после кивка начштаба, двинул за Мальцевым. С нами пошли еще двое, как сопровождающие.
Поднявшись на насыпь в районе Госбанка, точнее того, что от него осталось, я поравнялся с идущим впереди Мальцевым и тихо так, но всерьез сказал:
— Так это вы те доблестные разведчики, что нас с другом обобрали? — Мальцев кинулся на меня с места, даже без раскачки, видимо, только ждал случая.
— Что ты сказал, гад, я тебя сейчас здесь закопаю и скажу, что так и было, — он схватил меня за грудки.
— А чего ты разошелся-то? Думаешь, свои вещи требовать стану? Винтовку с пистолетом вы, скорее всего, сдали, хотя винтовка на роте числится, а вот мой складешок кто-то из вас себе взял, ну да ладно, чего уж там. Только обидно, уж разобрались же, чего ты на меня бычишь-то? В одной армии служим, а ты как не русский? — Удар под дых прилетел как-то быстро и не сильно. Но пришелся он аккурат в швы на брюхе, как-то нехорошо мне стало, чуть не «поплыл».
— Заткнись, гад, не доводи до греха? — А меня вдруг тоже зло взяло.
— Эй, мужики, кто вам такого неуравновешенного командира дал? У вас, наверное, и языки-то не доживают до допроса? — Снова удар, на этот раз в лицо. Сплюнул, крови не увидел и глянул в глаза Мальцеву.
— Ты кто по званию? — Тот держал руку на замахе, готовый ударить вновь.
— Чего? — удивился Мальцев. Стоявшие сзади и оглядывавшие округу бойцы не мешали.
— Ты чего, глухой? — грубо бросил я.
— Я гвардии лейтенант, как ты вообще смеешь мне «тыкать»?
— Ну ладно, лейтенант, трибунал так трибунал… — вздохнул я и без замаха, хлестко, открытой кистью пробил разведчику в пузо. Лейтенант сжался, согнулся, захрипел. Витиевато выругавшись и посмотрев на меня, открыл рот.
— Ты чего сделал-то, гад? — хриплым, севшим голосом проговорил разведчик.
— А что, не нравится сдачи огребать, так я могу и добавить! — усмехнулся я, снимая с плеч сидор.
— Я тебя порву сейчас! — вскипел Мальцев и бросил свой автомат.
— Э, командир, ну-ка хватит уже! — это внезапно ожили два сопровождавших нас бойца. — Ты сам сейчас на трибунал заработаешь, чего ты к нему привязался?
— Молчите! Вы чего, не видите, что ли, что он издевается надо мной? — обратился к парням их командир.
— Ну, хоть и взяли мы все себе, все равно отдавать не будем, трофей и есть трофей! — «вылез» один из бойцов.
— Какие же это трофеи? Вы и со своих снимаете, что ли? — усмехнулся я.
Дальше все пошло как-то быстро. Сначала я отбил удар Мальцева и ударом кулака в грудь отправил его на землю, затем меня схватили сзади на удушающий, и пришлось повертеться, чтобы вылезти. Пробить локтем в корпус так, чтобы отпустили, явно не получилось бы, ватник на разведчике штука толстая, ударил головой. Повезло в том, что державший меня парень был чуть выше меня, затылок прилетел ему аккурат в нос. Издав вопль, боец меня отпустил, а я, уходя от удара третьего разведчика, ушел в кувырок. Не успел выпрямиться, когда метрах в тридцати разорвался снаряд, или мина, черт ее знает. Все попадали на землю и стали отползать. Услышал только вслед:
— Лучше сдохни побыстрее, а то поможем!
— Сами будьте здоровы! — крикнул я, отползая в сторону развалин, в надежде укрыться от обстрела. Все-таки это были мины. С воем они шлепались где-то на улице и лопались, разлетаясь осколками по округе. Черт, чего я привязался к этим разведчикам? Сам не понимаю. Возможно, сыграла именно наглость, с какой те разговаривали со мной. Еще с той жизни ненавижу наглецов. Да понимал я, конечно, что ничего они мне не вернут, но зачем было борзеть? Сказали бы просто, парень, да, мы себе взяли, ты был почти трупом, а то начали выделываться, да ты фриц, да это трофеи, да мы тебя захватили… Ну, чего они так себя повели, а? А и фиг с ними, доложат, отвечу. Но, конечно, ситуация мне не понравилась, ругаемся со своими, когда враг рядом, неправильно это.
Перебежками от кучи мусора к куче пробирался в сторону площади Января, примерно помню, где она. Прошел уже метров триста, когда окликнули:
— Стой, стрелять буду!
— Стою. Дальше чего?
— Кто таков?
— Сержант Иванов, в сорок второй полк иду, дорогу подскажете?
— Пришел считай, здорово, Саня! — услышал я второй голос. Приглядевшись, из подвала показались три человека. Двое страховали, не вылезая на улицу, один пошел ко мне.
— О, здорово, Вань, вы тут, что ли, стоите? — я узнал паренька. Когда-то мы с ним и еще двумя бойцами лазали к немцам со взрывчаткой.
— Да тут. Ты из госпиталя? Ротного видел?
— Да, оклемался, вот удалось вернуться, несмотря на некоторое противодействие со стороны дивизионной разведки.
— Чего случилось? — удивился Иван.
— Да, поспорили немного о том, что считать трофеями. Они говорят, что даже если с нашего бойца снимают что-то, притом, что тот живой, то это все равно трофей. Я не согласился, немного пободались.
— Ясно, слышали уже про такое, кто-то с ними сталкивался уже. После атаки наши боеприпасы собирали, появились какие-то непонятные ребята и давай трупы шмонать, причем и наших, и немцев. Тоже тогда подрались.
— Ясно. А старлея нашего в Куйбышев отправили. Нога у него плохая, весь в гипсе, нескоро восстановится. Просил все, чтобы здесь оставили, но врачи настояли, пришлось ехать.
— Ясно, тебе, наверное, к командиру надо, у нас теперь новый и в роте, и в батальоне.
— И как?
— Да вроде ничего мужик, капитан, после госпиталя к нам попал, сам просился в Сталинград, это уже кто-то рассказывал, говорят, что слышали, как он у комдива просился его взять. А батальонный жестковат, опять же, «радио» сообщило, что разжалованный из полковников. До майора понизили и пихнули на наш батальон, вроде как под Харьковом начудил чего-то.
— Ладно, разберемся.
Меня проводили до наблюдательного поста, где находился командир роты, увидев мужика, я аж крякнул. И где такого «откопали-то»?
— Здравия желаю, товарищ капитан, разрешите доложить?
— Слушаю, — капитан сидел за столом над картой, подняв голову, он кивнул.
— Сержант Иванов, явился после излечения, прошу зачислить в роту. До ранения командир первого взвода вашей роты.
— Вот блин-блинский! — крякнул капитан, поднимаясь и протягивая мне руку. — То не одного взводного, а то девать некуда. Черт, мне только вчера лейтенанта молоденького дали, место занято, сержант…
— Да я не претендую, готов служить, кем поставите, ну, кроме повара, конечно. А то боюсь, после моей стряпни, меня тут же пристрелят, — смеюсь я, а ротный подхватывает. Когда он вылез из-за стола, я подивился пуще прежнего. Роста в командире метр восемьдесят, может, восемьдесят пять, привычный вполне, но вот блин в ширину… Этакий Шварценеггер в юности. Хотя мужик был постарше меня, лет тридцать пять, наверное.
— Отлично, что не стал настаивать, думал, уже придется объяснять, что командиром взвода должен быть военный, в звании от младшего лейтенанта и выше. Молодец. Какая-то специальность есть? — В этот момент за моей спиной раздались шаги и в комнату подвала, откинув ширмочку, кто-то протиснулся. Капитан кивнул, а я, полуобернувшись, увидел нашего политрука, живой, стало быть.
— Вот это номер, Иванов, откуда ты взялся? — распахнув объятия, двинулся ко мне наш политический руководитель.
— Да все оттуда же, с того берега вестимо! — козырнул я, но политрук уже обхватывал меня своими руками. Ответил на приветствие, надо же, как человек проникся, а раньше я за ним не замечал такого к себе уважения.
— Поправился? Когда пришел? Нечаева видел? — вопросы сыпались как из пулемета.
— Поправился, только пришел, Алексея на днях в Куйбышев увезли.
— Что, товарищ политрук, хороший боец к нам вернулся? Я у него спрашивал, есть ли специальность…
— Специальность… есть у него специальность… Специалист по созданию проблем, лучше него и не найти. — Я аж подавился слюной. Вот это поворот.
— Вот как, и кому он проблемы приносит? — с подозрением спросил ротный.
— Немцам, конечно, кому же еще? — рассмеялся политрук, а я, наконец, начал дышать. — А вообще, лучшего бойца в роте и не было никогда, да и в батальоне, наверное! — вот как мне польстил политрук. Не зря он мне всегда нормальным мужиком казался.
— Так это же очень хорошо! — воскликнул капитан. — А то все один молодняк. Ты вот что, сержант, взвода для тебя пока нет, хотя, наверное, понимаешь, что это ненадолго.
— Понимаю, — заполнил я паузу, что взял капитан.
— Так вот, займешься молодыми. У тебя и опыт, и звание, хоть немного, но надо бойцов подтянуть. Ведь ничего не умеют. Оружие вроде чистят, а бой начнется, то у одного осечка, то у второго. Постоянно патрон перекашивает в автомате, гранату тут один кинул, немецкую, а взрыва нет. Спрашиваем, как кидал, оказалось, шнурок не дернул. Все деревенские, крепкие, но вот знаний катастрофически не хватает.
— Ясно, с каким взводом сложнее всего?
— Сержант, у тебя имя-то есть? — перебил меня капитан.
— Александр я.
— Тезка значит, хорошо. Ты думаешь, что у нас тут взводов, как в мирное время?
— У нас два было, когда меня «хлопнули». Около сорока человек на всю роту.
— Так мы еще и богачи! — капитан глянул на политрука, а тот кивнул. — У нас пятьдесят два бойца.
— Ты гля, как у вас тут богато, — смеюсь я и, вскинув руку к шапке, продолжил: — Разрешите выполнять?
— Давай, Саня, почти весь состав в этом доме, точнее развалинах, конечно.
— Он у нас еще и снайпером был, хорошо стрелял, — вставляет свое веское слово политрук.
— Да мне до снайпера, как до Пекина раком, — и увидев застывшие лица командиров, рявкнул: — Виноват. Опыта в снайперской стрельбе имею очень мало.
— Тридцать восемь подтверждённых солдат и офицеров противника. Это мало? — удивляется политрук, вот гад, Петькин блокнот нашел. — Это сколько же снайперу убить надо, чтобы опыт появился, по твоему мнению?
— Тут просто практика нужна, постоянная. Ну, и обучение, конечно. Я ведь ни в маскировке, ни в передвижении ни в зуб ногой. Только и могу, что более или менее удачное место найти да выстрелить пару раз.
— Так, скромность всю на потом оставим. Винтовки пока все равно у нас нет, сделаю запрос, может, и пришлют.
— Вы, товарищ капитан, запрос будете делать, скажите, что в дивизионной разведке есть винтовка, лишняя она у них, да и числится, кстати, на нашей роте.
Мы еще минут пятнадцать дискутировали, я рассказал командиру и политруку свою историю, ругались, конечно, на разведку, я, по их представлениям, поступил вполне верно. Только надо было начштабу дивизии это доложить, вот были бы тогда разборки.
Пошел знакомиться с бойцами. Хоть и молодые, и деревенские, как капитан сказал, но ребята мне понравились. Моим преимуществом был возраст, а также то, что политрук был со мной и объяснил ребятам, чем я буду с ними заниматься. Недовольных нашлось всего двое. Разглядев их получше, понял, бывалые, опытные. Только не в боях бывалые, а в тюремных законах. Как они тут оказались, удивился, но политрук позже мне объяснил, что всякие люди попадаются. Эти конкретно сидельцами были, но еще до войны, в армию попали добровольцами, так что я даже проникся к ним уважением. Небольшим. Если не «кончатся» в первом бою, то потянутся к занятиям, ненужному я учить не стану.
Ночь прошла тревожно, немцы долбили часов до трех, под утро удалось даже поспать. Проснувшись, меня разбудил боец и сообщил, что ждут у ротного, я быстренько собрался и прибежал в подвал к командиру. Каково же было мое удивление, когда мне вручили «мою» винтовку, вон на ней звездочки нацарапанные вижу.
— С утра политрук вышел на улицу, а винтовка возле входа стоит, к стене прислоненная.
— А часовой не видел ничего, — продолжил я.
— Мы на улице не выставляем, внутри сидит и вход под прицелом держит, вот и не видел.
— Это, кстати, зря, — открывая затвор и проверяя винтовку, сказал я, — гранату закинут, и всем амба!
— Это если подойдут так близко, — ответил недовольно ротный. — Винтовка твоя?
— Да, сейчас почищу и проверю, в порядке ли. — Я вышел и занялся винтовкой. Эти ухари тихушные в магазин грязи натолкали, не поленились ведь.
— Как же они винтовку-то решились вернуть, почему только ее? — вышедший следом за мной капитан задумчиво разглядывал, как я чищу оружие.
— Так я им сказал вообще-то, что винтовка записана на роту, вот и подбросили. А ведь получается, не сдали они ее, раз смогли забрать.
Позже только выяснилось, что на самом деле это начштаба дивизии распорядился вернуть. Политрук случайно потом узнал. Винтовка была в порядке, как и говорил, только грязи набили в нее, ну и прицел сдвинули. Патроны нашел у соседей. В доме поблизости квартировали моряки с Балтфлота, у них, блин, наверное, есть все на свете. Нашел себе патронов и побрел на пристрелку. Позади наших домов-руин нашел местечко, где под пулю никто не попадет, сделал десяток выстрелов, поправив прицел. Убедившись, что с винтовкой все в порядке, вернулся к ротному.
— Товарищ командир, разрешите обратиться? — козырнул я.
— Говори, — кэп отвлекся от бумаг.
— Разрешите на охоту прогуляться.
— Чего? Какую охоту? Ты что, головой ударился? — засыпал меня вопросами капитан.
— Нет, хочу немного фрицев пощипать за волосатый сосок.
— Твою… — ротный чуть не упал со стула, ржал как конь. Чего я такого смешного сказал?
— Так что? — поторопил я.
— Политрук мне рассказывал, что у вас с Нечаевым особые отношения были. Я, конечно, этого не поддерживаю, субординацию надо соблюдать, но индивидуальные действия по нейтрализации противника в принципе одобряю. — Вот, блин, завернул. Нет бы просто сказал, сходи, Саня, завали пару гансов, так нет, умничать вздумал.
Одному было стремновато, но здесь хорошо знакомых почти не было, двинул в одиночку. Зашел по пути к мореманам, поинтересоваться решил, они ребята наблюдательные.
— Здравы будьте, товарищи водоплавающие! — поприветствовал я «Черную смерть».
— И тебе не хворать, «степной орел», — подхватили юмор с ходу балтийцы. — С чем пожаловал?
— Да хотел поинтересоваться, может, сами наблюдали или слышали от кого-нибудь о снайперах немецких?
— Да есть тут такое местечко, в соседнем дворе и шагу ступить нельзя. Там двор на площадь выходит, стреляют с противоположной стороны, откуда точно, никто не видел. В нужник как выскочишь, того и гляди, как бы не пристрелили.
— О как, а в штаб докладывали?
— Конечно, присылали тут двух шустриков, винтовки, как у тебя, с оптикой, да только одного из них застрелил немец, второй еле ушел, раненый.
— Ну, так пойдемте, покажите мне местечко, посмотрим, что это там за уникум такой завелся, прям какой-то неуловимый демон.
— Смотри, паря, уж больно стреляет он лихо…
Мне показали нужный двор. Местность была, конечно, еще та. Чтобы отстреливать противника, лучше бы сидеть где-нибудь внизу, но вот выследить снайпера… Вернулся к мореманам и выпросил лишнюю каску и веревку. Подобрал по пути обломок какой-то доски и закрепил каску на ней, с помощью веревки смогу поднимать ее так, чтобы самому не отвлекаться. Хотя это так, вряд ли клюнет, но я и рассчитываю немного на другое. Черт, как же без Пети плохо, он бы мне сейчас так помог…
Я медленно пробирался по второму этажу дома, крыша и третий этаж у которого полностью отсутствовали. Показывая врагу каску, приподнимая ее над проломами и в оконные проемы, я как бы показывал направление своего пути. Выстрелов не было, как я и думал. Если он меня видел, то ждет, когда я появлюсь в большом проломе дальше по этажу. Там зияла огромная дыра, и незаметно мне там не пройти. Без бинокля мне совсем было туго, и как же я обрадовался, когда услышал сзади тихий свист.
— Паря, «глаза» нужны? — спросил меня матросик, что решился сюда забраться.
— Иди и сам сюда, поможешь, — махнул я ему рукой.
— А меня этот не пристрелит? Я это, не боюсь, конечно, да только уж больно смерть какая-то глупая, что ли.
— Не боись, меня же не убил еще, он не видит, что происходит внутри. Здесь ведь никого не убивали?
— Внизу и вон там, — матрос подполз ко мне и указал на угол дома, что был дальним от нас.
— Ясно, смотри сюда…
Я пояснил морячку, что хочу сделать. Тот подобрался к краю большого пролома и начал вытягивать руку с доской. Я наблюдал за противоположной стороной площади, поэтому не видел, насколько высунул каску моряк. Выстрел прозвучал резко и неожиданно. Матрос выматерился, а я в бинокль, кажется, заметил вспышку. Угол противник выбрал такой острый, что хрен ожидаешь атаки с такого ракурса. Он находился под углом в сорок пять градусов к нашему дому, и меня не удивило то, что моряк, подобравшись ко мне, показал доску, в которой была дыра в нескольких сантиметрах от его пальцев. Этот чертов снайпер стрелял не в каску, а правее, надеясь попасть в тело. Вот же умная сука попалась, ладно, значит, мне нужно к Павлову, из его дома я смогу его выпасти, как пить дать.
Попрощавшись с моряками и поблагодарив смелого матроса, я вернулся к пехотинцам третьего батальона, что держали Дом Павлова и один из соседних. Попросил дать сопровождающего. Те немного поартачились, все спрашивали, на фига я туда лезу, пришлось объяснять, но все-таки человека дали. До дома-то я и сам бы добрался, хоть и простреливается здесь все кругом, но вот чтобы свои в доме не пристрелили, мне и нужен был человек, которого знают в доме.
Что творилось в знаменитом Доме Павлова, в двух словах не объяснить. Туда-сюда снуют бойцы, местные жители тут же чай пьют в подвале, а наверху стрельба идет. Хорошо они устроились, но вот местных жалко, как они не боятся, уму непостижимо. Поговорил с Яковом, ничего парнишка, смелый, умный, но горячий немного. Тот посоветовал мне идти к его снайперу, тот наверху, на чердаке себе гнездо свил. Крыши у дома уже не было, но чердак был завален обломками, и среди них можно было затеряться. Осмотрев все это великолепие, я спустился с чердака и расположился на верхнем этаже. Приглядел окно, обзор меня устраивал, и начал вести наблюдение. Достал приготовленный блокнотик и методично начал заносить в него все, что я наблюдал у немцев. А картина была интересная. Немцы снуют серыми мышками по ту сторону площади, занимаясь своими делами. Не прошло и получаса, как далекий свисток обозначил начало новой атаки. Немцы подбирались под прикрытием двух танков, что-то мало как-то, где у них вся техника-то? Из дома, где я находился, открывали стрельбу. Танки огрызались, от стен летели куски выбитого кирпича и штукатурки. Кто-то что-то орал в доме. Хлопали противотанковые ружья и раздавались пулеметные очереди, прям веселье у них здесь. Но почему-то у меня сложилось мнение, что фрицы словно и не хотят дом захватить. Или это я сравниваю с нашими атаками? Как-то неохотно они идут, без огонька. Одному танку распустили гусеницу, машину развернуло под углом в сорок пять, и он принялся лихорадочно стрелять, наверное, сейчас механик вылезет, лапти обувать будет. Ну-ка, ну-ка, посмотрим. Пока танк стоит бортом к дому, пэтээрщики пытаются его зажечь. Стреляют часто, но такое впечатление, что слишком торопятся и плохо целятся. Блямс, раскатилась вторая гусля, а вот теперь фрицы уже точно не будут ее одевать, драпанут скорее. Точно, отстрелив из мортирки на башне сразу четыре дымовых гранаты, танкисты затянули машину плотным дымом. Ребята еще стреляют просто в ту сторону, где был танк, в надежде в кого-нибудь попасть. А ведь немчура не сваливает, второй танк спрятался в этом же облаке, добавив от себя пару гранат. На буксир берут, гады, уверен. Вдруг вижу, как из нашего дома побежали, но потом залегли и, энергично двигаясь, сверху ящерицу напоминая, поползли к дыму бойцы. Им оставалось метров двадцать, когда один из них привстал, поднял руку с бутылкой в руке и… Упал, опрокинутый пулей. Бля, какого хрена я на него-то смотрел, а-а-а, дурень чертов. Взглянул в прицел, осматривая позиции напротив. Где ты, сука? О, а это что такое? Метров в десяти от разрушенного позади здания двинулась куча мусора. Сдвинулась всего на несколько сантиметров, но я заметил. Там только что прошлись из пулемета, фонтанчики поднимались очень близко к тому, что укрывалось в этой кучке. Я стал вглядываться, как неожиданно для меня в мусоре сверкнула короткая вспышка, точно, эта гадина еще кого-то зацепила. Ствол у меня уже точно смотрит на стрелка, уж теперь-то я уверен на все сто, что там стрелок, не зря я разглядывал эту кучу мусора. Танки тем временем поползли назад, атака захлебнулась. Немцы, как я и думал, взяли разутую машину на буксир и поволокли ее к себе. Куча мусора оставалась на месте. Я никуда не спешу, я обязательно тебя подловлю. Правда, червячок совести грыз потихоньку, я-то наблюдаю тут, а парней внизу могут, как зайцев, перестрелять. Но снайпер больше не стрелял, наоборот, я вдруг отметил про себя, что ствол винтовки уже смотрит ближе ко мне, то есть перед кучей мусора.
«А, так ты домой собрался? Что, писать захотелось, а мог бы и как я, вывалил прямо лежа, да и сделал дело!» — Это я не сейчас, было как-то, но в принципе я прав. А иногда можно и вовсе под себя, если нет возможности сдвинуться. Каждое движение может стать последним. Поймав в прицел кучу, прикинул, откуда видел вспышку. Взяв чуть-чуть ниже и правее, нажал на спуск. Выстрел звонко хлопнул в пустом помещении, а я, выбрасывая гильзу, уже менял позицию. Этот черт опытный, может не дать мне выстрелить второй раз. Заняв новую позицию, уже в обломках на чердаке, нашел кучу и удивился. Та явно приближалась к немецким позициям. Стрелку оставалось едва ли метра три, и он будет в траншее. Блин, я же видел, что попал? Хотя видел-то я, что попал в кучу, а не в человека. Сопровождаю прицелом, палец в любой момент готов нажать спуск.
«Ага, ну и хитрый же ты, сукин сын, да только тут раньше не было меня!» — подумал я и усмехнулся. У фрица явно был «колпак». Это такая заслонка, иногда и правда бывает как колпак. Из металла или из бетона, хотя последний тяжелый, его используют стационарно. Замаскировав колпак под кучу мусора и выставив наружу только ствол и прицел, стрелок может получить пулю, только если ему попадут в прицел, а это очень-очень сложно. Если бы дом был еще на пару этажей повыше, можно было бы стрельнуть в спину или в ноги на худой конец, но с такой высоты его от меня хорошо укрывает его заслонка. Но так как расстояние здесь плевое, я все-таки попробую, когда он вернется. Уверен, новое укрытие он изобретать не будет. Снайпер тем временем, видимо, сполз в немецкую траншею, а чуть позже исчезла с бруствера и куча мусора. Впереди был вечер, интересно, вылезет ли сегодня этот упырь?
Не вылез. Я пролежал до самой темноты. Фрицы еще раз предпринимали атаку. Два раза обрабатывали дом артиллерией, черт, страшно было. Долбят суки из чего-то большого. Дом не просто ходит ходуном, он, казалось, качается, как на канате висит. Амплитуда колебаний вверху выше, трясет изрядно. Я опять на верхнем этаже, убрался с чердака еще в прошлый обстрел, да так и не поднимался. Часов в двенадцать ночи ко мне пришли бойцы от сержанта Павлова.
— Товарищ сержант, отдохнули бы, сколько вы так уже лежите? — бойцы сочувственно смотрели на меня. — У нас каша с тушенкой горячая и чай!
— Вы еще скажите, с сахаром! — усмехаюсь я и обрываю смех от вида парней. Те лыбятся и щурят глаза.
— Обижаете, товарищ сержант, конечно, с сахаром. Пойдете?
— А, уговорили, черти полосатые, кормите меня, а то с голоду сейчас умру. Как в госпитале утром чаю попил, больше еще ничего во рту не было.
— Так пойдемте скорее, бабоньки у нас кашу сварили, все уже поели, один вы да часовые остались.
— Да хватит мне выкать-то, нашел генерала! — серьезно замечаю я и, встав, ухожу с парнями.
Как же охренительно пахнет свежесваренная гречневая каша с тушенкой. Я, казалось, вообще забыл, где я нахожусь и что делаю. Плотно поужинав, я даже не заметил, как вырубился.
Разбудил меня грохот взрывов. Оказалось, что уже светает, и я, наглец такой, продрых всю ночь. Поднявшись из подвала на первый этаж, застал картину «Приплыли». Возле дыры в стене, через которую есть выход в траншею, ведущую на наши позиции, лежали два человека, один явно «готовый», да и второй не жилец уже. Картиной было то, кем были эти люди. Это были давешние разведчики, с которыми я сцепился по прибытию в город. Мертвым был тот, которого я ударил головой, разбив ему нос, вон он у него какой огромный. Чуть теплым был сам лейтеха, их командир. С ним разговаривал Яков, разведчик еле дышал, но что-то еще пытался сказать. Я присел перед ним и заглянул в глаза. Парень подавился на полуслове и выпучил глаза.
— Где их накрыли? — спросил я у Павлова, не надеясь узнать что-то у разведчика.
— Да в пятидесяти метрах отсюда, опять этот говнюк вылез! Сука, никак не поймаем… — разочарованно махнул рукой сержант.
— Сержант, ты ведь снайпер? От выхода на десять часов, там где-то. Когда Володька упал, я вспышку видел… — Я кивнул, показывая, что понял. — Прости, сержант, как-то неправильно получилось тогда, я был неправ, — рука лейтенанта опустилась в карман и поднялась снова, уже не пустой. — Это твое, возьми и…
Лейтенант умер. Я не испытывал к нему вражды, поцапались и поцапались, бывает, если честно, так и забыл я уже то, что у нас произошло. Но то, что он меня узнал и вернул мне нож, заставляло подумать, что совесть у него была, и он отдал бы мне этот сраный складешок, если бы встретил меня, будучи живым.
— Пойду, надо уже «заземлить» это говно, что там болтается! — бросил я и пошел. Пошел я не наверх, а к выходу из дома. Возле пролома в стене остановился.
— Слышь, сержант, у тебя гранаты есть дымовые?
— А то как же! Как начали нас учить немцам капканы устраивать, так и выдают теперь регулярно. Есть и наши, и немецкие. Много надо?
— Скажите пожалуйста, «капканы»! — усмехнулся я.
— А ты думал. Один сержант из нашего полка придумал, он танков столько сжег таким макаром, ни один бронебойщик столько не сжигал. Чего тут смешного? — увидев, как я смеюсь, Яков чуть набычился.
— Без меня меня женили, называется! И сколько там танков я сжег, наверное, штук сто? Или сразу двести? — видя растерявшегося сержанта, я поспешил его успокоить: — Да расслабься ты, половину того, что ты слышал, вранье, пропаганда. — Я подошел ближе.
— Чего, правда, ты придумал? — не веря смотрел на меня во все глаза Павлов.
— Да не бери в голову, просто попробовали с парнями, получилось удачно, а командиры раздули из этой мухи слона. Они такого в штабах наговорят, только слушай. У немцев тут танков, говорили, больше пятисот штук было, и все одновременно наступают, вот ты как, видел тут хотя бы сотню, чтобы лезла на тебя одновременно?
— Нет, самое большее, пятнадцать штук шло, кое-как отбились.
— Вот! А тут ведь у тебя даже не улочка, где не развернуться, вон у тебя какая площадка перед домом. Пустили бы сотню, если им так твой домик нужен, да раскатали бы в блин.
— Слышь, паря, ты хоть еще кому не скажи такого, а то… всякие люди есть вокруг, — взяв короткую паузу, после добавил сержант.
— Ладно, так что, поможешь?
— Что требуется?
— Надо гранаты запустить, думаю, трех штук хватит, видел, какой у них дым получается.
— Куда кидать-то?
— Метров на десять от дома, в направлении на девять, десять и одиннадцать. Понятно?
— Еще бы, ты выйти хочешь и позицию занять, чтобы этот фашист не увидел.
— Ага, да только боюсь вот, как бы не спугнуть мне его, дымом-то…
— А мы тебе поможем, — видя теперь мое удивление, продолжает сержант, — мы прорыв изобразим…
— Э, нет, плавали — знаем. Пока я там этого говнюка отловлю, вы тут перед домом все и ляжете!
— Да не будет никакого прорыва, не бойся! К нам, когда боеприпасы несут, мы так и делаем, немцы уже привыкли. Могут из пушки разок шлепнуть, или миномет почавкает. Кстати, тебя бы на улице не зацепило. Они ведь могут в дым-то и пострелять.
— Теперь ты не бери в голову. Меня там не будет.
Сидя в траншее, в которую я попал через лаз в подвале, я ждал. Сержанту нужно было время, чтобы подготовить отвлекающий маневр. Погода сегодня просто диво как хороша. Холодное октябрьское солнышко поднялось над развалинами и освещало уже всю площадь. То, что нужно. По словам лейтенанта разведчика, он видел вспышку слева, то есть на западе, надеюсь, что у этого упыря-снайпера бликанет оптика, и я это увижу. Я собирался проползти метров тридцать вправо, там стоял остов сгоревшей машины, место вполне подходящее. Когда полетели гранаты и началась стрельба, я рванул в сторону машины просто как змея. Виляя задом, я сокращал и сокращал дистанцию. Уйдя из спасительного дыма, я оказался в траншее, что шла по нашей стороне площади. Пробежав по ней метров десять, начал выбираться наружу. Тут немчура начала стрельбу. Вялый обстрел велся из двух пулеметов, главным оружием у немцев сегодня стали минометы. Один из разрывов был впечатляюще близко. Даже показалось, что видел разлетающиеся осколки. Вот, наконец, остов машины, блин, тут еще и трупик зажаренный внутри, бр…
Я превосходно видел всю площадь и даже был ближе к немцам, чем к своим. Вчера они лазали где-то рядом с этим местом. Сейчас, впрочем, я не наблюдаю движения справа от себя. Зато впереди… Снайпер был опять в колпаке, или не знаю, что там у него, но я разглядел бесформенную кучу мусора, не стал он сегодня изобретать ничего нового. Дым от гранат уже развеялся, солнце вновь заливало площадь своим уже не греющим теплом.
Выстрелить я мог уже давно, но все еще размышлял, как сделать это наверняка. Стрелок уже один раз сдвигался за прошедший час и дважды выстрелил. Я надеюсь, что мне не придется сегодня краснеть за то, что кто-то умер из-за моей нерешительности. Я реально искал возможность поразить противника единственным выстрелом, но как ни старался, одного не получилось. Все произошло спонтанно. Метрах в пятидесяти от меня раздалась долбаная трель долбаного немецкого свистка. Солдаты вермахта, под прикрытием в этот раз только артиллерии, двинули на штурм. Бежали они сегодня намного увереннее, чем вчера, что это, накачка сверху? Или шнапса приняли чуть больше и осмелели? Так или иначе, но стрелок отметился в третий раз, а я, наконец, понял, что тот чуть сдвинулся, подставляя мне левый бок. Мой выстрел совпал с сотней других и утонул в эхе разрывов пушечных выстрелов. Снайпер противника, получив пулю, а я в этом был уверен, поняв, откуда к нему прилетела смерть, развернулся лицом ко мне. Мне в прицел были превосходно видны блики его оптики, и я, наконец, решился. Решился потому, что уже привык к этой винтовке. Привык к ее немецкой точности и безотказности. Выстрел. Пока винтовка возвращалась на место, я потерял наблюдаемый мной ранее блик прицела. Вглядевшись в кучу мусора, я понял, что вижу чуть вздернутый ствол винтовки врага. По самолетам мы не стреляем, да и не летали они сегодня еще, значит… Я решил подождать, почему-то подумалось, что если фриц не вернется к своим, то за ним придут. Каково же было мое удивление, что за стрелком прибежали сразу трое уже через полчаса. Тремя быстрыми выстрелами я положил всех троих, но опять не хотел покидать позицию. Патронов у меня еще штук двадцать есть, жаль терять позицию и прикормленное «рыбное» место.
Примерно за час я расстрелял все патроны, промахнувшись всего три раза, интересно, зачтут ли мне сегодняшний, уничтоженный почти взвод противника? Да нет, конечно, кто это видел-то? Да и по фигу так-то? Просто узнав, что у меня есть счет, за которым, оказывается, следят, подумал, что увеличил его сегодня изрядно. Не хватает еще того, что меня как в кино решат сделать лицом пропагандистской газеты, вот уж хрен вам по всей голове.
Когда вернулся в дом, оказалось, время уже два часа дня. Вот это да, мне казалось, что я провел на площади пару часов, а оказалось полдня. В Доме Павлова бойцы не были полными ротозеями и прекрасно видели, как у фрицев «кончаются» солдаты. Возможно, именно благодаря Павлову, или кому-то из его бойцов, мне позже официально засчитают одиннадцать трупов врага плюс одного матерого снайпера. Ребята даже ходили на его позицию ночью, но винтовку так и не нашли, зато приперли тот самый колпак. Это было что-то напоминающее колесный диск и полусферу одновременно. Сталь толщиной миллиметров десять, наверное, хорошо защищала стрелка. Принесли также кусочки разбитого стекла, что явно свидетельствовало о разбитом прицеле. Вот так, словно в кино, я грохнул к бениной маме какого-то специалиста.
К вечеру я вернулся на КП нашей роты, где меня уже искали с собаками. Ротный поворчал немного, но успокоившись, заставил все расписать в отчете. Писал два часа. Отоспавшись, принялся за подготовку бойцов. Бегать, к сожалению, здесь было негде, да и вражеские пули со снарядами и минами как-то не располагали к пробежкам и занятиям физкультурой. Показывал и наставлял людей, как нужно обихаживать вверенное оружие. Оказалось, что им тут до сих пор никто не подсказал, что в диск ППШ нельзя пихать патроны битком. Половина осечек и перекосов патрона были именно из-за этого. Еще были регулярные утыкания патрона, оказалось, банально забит грязью весь механизм подачи. Пара ребят вообще никогда не чистили винтовки, на вопрос «почему?» ответили просто:
— Так, когда стреляешь, грязь-то и вылетит.
Вот с такой железной логикой и пришлось бодаться. Урки, ну или просто «бывалые» люди, оказались вполне неплохими вояками, знающими толк в оружие. Почему вначале возмущались? Так это у них просто привычка из мирной жизни, бывалые люди всегда возмущаются на попытку кого-то ими управлять, ничего, лечится и такое. Один из них, кстати, оказался хорошим стрелком. Сидел до войны именно за браконьерство, просто, когда охотился незаконно, застрелил кого-то в лесу, вот и сел. Дал ему свою винтовку попробовать, у мужика получилось очень даже хорошо. Поговорили с ним, решил натаскать его в этом деле немного, сколько сам знаю. Хотя чего я там знаю-то. В теории что-то есть, а в практике… Все на удачу как-то, ну не совсем без расчета, но все же знаний у меня в этом деле мало.
Чуток попрактиковался в рукопашном. Оказывается, здесь, кроме как боксом, ничем больше не увлекаются. Странно, да дурак еще и ляпнул бойцам, что, дескать, бокс не лучшее, что есть из боевых искусств. После наезда, невсерьёз, конечно, пришлось показывать, что делать против боксера. Парень, что отстаивал бокс, занимался им, может, и серьезно, но видимо недолго. Двух ударов провести не смог, рухнул от банальной подсечки, причем я даже не напрягался. А вот когда вызвался паренек, занимавшийся до войны борьбой, пришлось вспомнить самбо. В обоих поединках не было побежденных и победителей. Я всего лишь обозначал движения. Когда уронил одного из «сидельцев» и обозначил удар в грудь, тот вдруг спросил:
— Сержант, а разве такой удар поможет вырубить врага? — нормально так спросил, без подначки.
— А ты думаешь, нет?
— Ну, мало ли, здоровый попадется, ему в грудь бить все равно, что в стену.
— А вот так? — я обозначил тот же удар, но уже со штыком в руке.
— Так это же с ножом! — удивился парень.
— А кто говорил, что нужно всегда с голыми руками идти? Я же объясняю, нужно думать. Если я имею возможность выдернуть нож быстрее, чем ты меня сможешь ударить, на фига мне затягивать поединок, могут ведь и друзья врага подойти, с автоматами. Тут нужна скорость и быстрая реакция. А когда просто дерешься, то в грудь бить не надо, но тоже все зависит от конечной цели.
— Как это? — чуть не хором спросили бойцы.
— Перед тем как влезть в поединок, ВСЕГДА нужно знать, КАК ты хочешь его завершить. Если я показываю вам какой-то прием, я ведь не собираюсь никого из вас убивать, правильно? — Ребята кивнули. — Вот. Если я оказываюсь втянутым в драку, то бью или беру человека на болевой, мне важно показать противнику, что я смогу его осилить.
— Ну, есть такие люди, что и после десяти ударов в нос продолжают лезть в драку, — заметил кто-то.
— Да, есть упрямые. У таких людей сильное самолюбие, он не может проиграть, поэтому, даже получая по голове, упорно лезет вперед и падает, только чуть живым. С такими нужно бороться немного по-другому. Если человек этот ваш товарищ, или просто вы не в бою, соответственно, об его убийстве не может быть и речи. Тут нужна нейтрализация. К сожалению, некоторые даже после проведения болевого приема вскакивают и продолжают переть буром, таких немного, все-таки в основном люди понимают цену собственной жизни, но все-таки… Подойди, боец, как тебя?
— Красноармеец Приходько, — представился боец.
— Нападай, — предложил я, он был как раз таким, видно по лицу, упрямый как танк.
Парень вскинул руку, обозначив удар в лицо, именно обозначил, ибо ударом это не назовешь. Блокирую его правую руку своей левой и наношу, обозначаю, конечно, удар ребром ладони в правую подмышечную впадину.
— Вот так, если удар будет достаточно хлестким, пусть даже и не очень сильным, можно хорошо «отсушить» руку, повиснет плетью. Можно сделать по-другому, бей, да нормально бей, чего ты мямлишь!
Новый взмах, и, отбивая удар, одновременно подныриваю и разворачиваюсь, беря в захват руку и одежду в районе поясницы. Парень летит через бедро, а дальше следует болевой.
— А теперь, поясню, чем отличается болевой прием от нейтрализации противника, — я обозначаю нажим на руку бойца, — одно короткое движение, и его рука сломана. То есть, если вам надо образумить упрямца, и вы точно уверены, что удар его не остановит, перелом конечности здорово отрезвляет любого настырного противника. Это может быть палец, рука, нога, голова, ну, последнее, перебор, конечно, но все же.
— Товарищ сержант, а как взять на болевой проще всего, ведь он же не будет ждать, пока я проведу все эти приемы? — опять один из «сидельцев».
— Для остановки упорного можно поступить вот так, — встаю в стойку. — Нападай! — Приходько бросается на меня, но видимо даже не решил, как будет бить. Сначала взмахнул левой, затем правой, а потом вдруг оказался пойманным за пальцы правой руки. Я едва смог удержать себя от того, чтобы не сломать парню пальцы.
— Я могу сломать его пальцы одним движением, полезет он дальше на меня? — Одобряющий шум голосов.
Тренировку прервали немцы. Опять пошла атака на Дом Павлова, и пришлось занимать позиции. Мы тут как бы во второй линии, но все же. Вновь полетели пули, густо, громко. Разорвались несколько снарядов, бумкают гранаты. Вдруг среди всего этого шума войны доносится знакомый звук.
— Ура-а-а! — Вижу в дыру в стене, как из соседнего дома в сторону площади устремляется горстка людей.
— Вот дебил! — в сердцах вспыхиваю я. — Ну куда вы бежите взводом на атакующую роту, поддерживаемую танками???
Слышу, как рядом кто-то матерится, повернув голову, с удивлением обнаруживаю рядом политрука. А он ведь с нами уже воевал, знает, что я на дурака не лезу, вот и молчит, не оговаривает. Но рядом оказался не только он, но и капитан, а вот тот принял решение противоположное моему мнению.
— Вперед, за Родину, за Сталина! — Твою мать, ну откуда вы такие повылезали-то? Хотя он, конечно, прав. Дело в том, что если уж полез один дурак вперед нахрапом, нужно его поддержать, иначе все потери впустую. А если рванем мы, да еще взвод или два, глядишь и опрокинем фрицев. Выбежав из дома, замираю у стены, а я-то идиот, куда побежал, дали винтовку с оптикой, так и работай! Упав на груду кирпича, осматриваю поле боя. Черт, скоро смешаются все, и будет не до стрельбы. Ловлю на мушку первого немца, о, не прогадал, блеснул серебром погон, выстрел. Магазин опустошил быстро, буквально секунд за пятнадцать, убрал вроде бы троих. Началась рукопашная. Хорошо, что на поддержку безумного взвода побежали не только мы. Рубилово пошло жесткое, танки противника не стреляют, как тут определишь, в кого стрелять. Откладываю винтовку в сторону, в надежде, что сюда не прилетит шальная мина или снаряд, беру в левую руку лопатку, во вторую нож и бегу вперед. Черт, даже не заметил, как и меня охватила эта страсть. Бегу и не знаю, куды именно бечь-то. Вокруг просто свалка, пока размышлял кому помочь в первую очередь, очутился в полукольце и отнюдь не товарищей по оружию. Прямо передо мной, припав на одно колено, огромный, просто неприличных размеров фашист вгонял длинный штык-нож в кого-то из наших бойцов. Штык даже звенел, пробивая живот бойца и, видимо, утыкаясь во что-то на земле. По обе стороны от этого Конана-Варвара находились два оруженосца, невысокие, щупленькие, но их двое плюс громила, а я как-то один оказался. Все вокруг машутся каждый со своим противником. Немцы сообразили быстрее и кинулись на меня. Дистанция была около двух метров, практически дотянуться можно. Ухожу чуть в сторону, чтобы фрицы помешали друг другу, и встречаю первого. Приняв на лопатку, отбиваю удар ножом и тут же бью сам, один готов, но я не успел вытащить штык. Приседаю, практически прижимаюсь к земле и наотмашь бью лопаткой перед собой, пытаясь, ну даже не знаю, рассечь что ли врага. Лопатка, не находя цель, пролетает впустую, и я оказываюсь в очень неудобном положении. Оставшийся щуплый фашист размахивает перед собой штыком, за ним уже поднялся громила, бляха, какой же он огромный-то! Делаю нырок и, кувырнувшись через плечо, встаю в нижнюю стойку. Лопатка уже в правой руке, мелкий фриц прыгает ко мне и утыкается в лопатку, я рубанул наискось сверху вниз. Не рассчитал немного, у меня в руке ни фига не катана. Лопатка застревает в голове фашиста, а я остаюсь совсем пустым против самого здорового противника. Меня выручает случай. Кто-то из парней, оказавшись в этот момент рядом, бьет громилу прикладом автомата, дурень, раз держал его в руках, надо было просто стрелять! Немец, получив в левое плечо увесистый удар, вскидывается, повернувшись ко мне правым боком. Прыгаю вперед и приземляюсь обеими ногами фрицу на чуть отставленную правую ногу. Кажется, даже слышу хруст коленного сустава, но фриц в это время разворачивается, и его правая рука делает широкий жест, а в ней, блин, целая сабля. Просто падаю назад, но чувствую, как ватник на груди расходится под лезвием штык-ножа. Упав на спину, ухожу в сторону, кувырнувшись. Не успевая подняться, получаю плюху в голову от кого-то слева и, рухнув на землю, уже не успеваю сгруппироваться. На меня кто-то прыгает, вышибая остатки воздуха из груди. Пытаюсь перевернуться, но на спину опять кто-то падает, только теперь уже явно случайно. Через секунду понимаю, на мне труп, опять кручусь, работая руками и ногами, и наконец, вылезаю. Увернувшись, просто вовремя увидел удар от ноги фашиста, бью этому футболисту, пытавшемуся пробить пенальти моей головой, по ноге. Тот падает, и рядом оказывается его рука с зажатым в ней ножом. Вскакиваю и, топнув по запястью, обезоруживаю очередного противника, но нож не поднимаю, разглядев на пузе лежавшего кобуру. Фриц, падая, удобно так раздвинул ноги, туда и пробиваю носком сапога. Противника сгибает от боли, и своим криком он перекрикивает всех окружающих. Наклоняюсь к нему, благо никто не помешал, и, расстегнув кобуру, выхватываю парабеллум. Рывок затвора на себя, из экстрактора вылетает патрон, черт, патрон был в патроннике, я, наконец, оглядываюсь, пытаясь оценить масштаб сражения. Вокруг меня продолжаются схватки, громилу со сломанной ногой кто-то все же добил, хотя рядом с ним лежат двое наших, неподвижно лежат. Всаживаю пулю тому, у кого и забрал этот пистолет, а затем просто добиваю магазин, стреляя в серые шинели. Когда пистолет опустел, увидел, что и другие бойцы, наконец, обрели здравый смысл и начали стрелять, у кого было оружие, конечно. Через полминуты на площади остались только советские бойцы и по нам тут же ударили пулеметы и винтовки врага. Попадав кто сам, а кто и с помощью вражеской пули, мы начали отползать, теряя людей. Догадавшись, вытащил дымовую гранату и швырнул себе за спину, подождав чуток, пополз дальше. Когда уже были возле своих траншей, разорвались первые мины, но свою кровавую жатву они собрать уже не успели.
Подводя спустя час итоги печальной вылазки, недосчитались примерно половины бойцов. Сколько удалось отправить на тот свет врагов, представления не имел никто. Появившийся комбат, на удивление, похвалил всех за выручку и боевое братство, но тут же посетовал, что пополнения не будет. Вот так, того, кто первый позвал людей в атаку, уже не найти, а я бы с ним поговорил. Раненых было много, кого не порезали, был просто избит, у меня целиком был испорчен ватник. Располосовали мне его знатно, занятно, что гимнастерка под ним была цела. Болело все тело, отдыхал, лежа в подвале на паре досок, и обдумывал драку. В нашем взводе не досчитались шестерых, канул в небытие подопытный по рукопашке Приходько, «сидельцы» живые, но изрядно потрепанные.
— Вот, командир, чуть бы пораньше нам учиться начать, может, так же, как ты, смогли бы вертеться, — заявил кто-то из ребят.
— Если бы у меня раньше был пистолет, я бы вообще не дрался, а сразу бы стрелял. Блин, ну кто же у нас такой бестолковый-то? Надо же лезть в драку под прицелом немецких пулеметов!
— Известно кто, — опять тот же голос, — командир второго взвода. С ним уже не первый раз так, и опять потери большие.
— Он живой, видел его кто?
— Вроде бы видел, как его ротный песочил, — вставил свое слово один из «сидельцев».
— Пойду и я добавлю, тем более нашего не видно, взводного, то есть надо у ротного посмотреть.
— А наш того, при отходе пулю получил, прям в башку. Теперь только по одежке опознать можно.
— Твою мать, ладно, отдыхайте, хлопцы, я скоро.
У капитана и правда, были разборки. В комнате стоял дым коромыслом, ротный и политрук песочили молодого лейтеху, как оказалось — заводилу. Этот доблестный засра… драчун, в общем, уже не в первый раз устраивает вылазки с рукопашной. Пользуется тем, что комбат вроде как его хвалит, дескать, бьет фашистов в хвост и в гриву, а то, что и от наших бойцов ничего не остается, скромно умалчивают.
— Товарищ капитан, разрешите присутствовать? — вошел я и, доложившись, попросил разрешения остаться.
— Заходи, сержант, ты вовремя. С дымом ты настолько вовремя подсуетился, что просто слов нет.
— Ладно хоть вспомнил, — буркнул я.
— Чего делать будем, рота полностью потеряла боеготовность, а если через час приказ о наступлении? — капитан смотрел на ухаря из второго взвода.
— Да вот пошлем в атаку лейтенанта, пускай он фрицев кулаками в землю вбивает, вдруг батальон пехоты положит? — всерьез говорю я.
— Ты чего? — подал голос комвзвода два.
— Да помолчи уж, а то мы выйдем сейчас, тебе сержант объяснит, как людей беречь! — Ого, ай да политрук, вот это сказал так сказал. — С кем в бой пойдешь, лейтенант? У тебя от взвода пять человек, у сержанта…
— Семнадцать, взводный погиб, — вставляю я.
— Я и говорю, у сержанта, принимай взвод, Иванов, недолго ждал, благодаря таким вот храбрецам! — капитан смачно выругался.
— Принял уже. Санитар перевязки заканчивает.
— Много раненых? — спросил политрук.
— Хватает. «Двухсотых» шестеро… — Твою мать… осекаюсь я.
— Каких? — хором разинув рты, спрашивают капитан с политруком.
— «Двухсотых».
— Как это? — опять хором.
— Ну, мёртвых, значит. Безвозвратные потери…
— Первый раз слышу, чтобы так называли! — выдохнул капитан.
— Я тоже не понимал, когда услыхал как-то, потом сам сообразил. Раненые — «трехсотые». — И как выкручиваться?
— Ладно, как жить-то будем? — капитан закончил допытываться и в свою очередь ждал предложений.
— Да, как и раньше, только думать головой надо и… — я посмотрел на взводного-два, — …убрать от командования всяких недисциплинированных.
— Пьяниц! — поддержал меня политрук. Ха, а ты это еще о чем?
— Товарищ капитан, товарищ политрук, да я для храбрости, чуток всего! — завопил лейтеха.
— Твоя храбрость дорого обходится роте. Вообще-то это трибунал, но у нас… — политрук выделил голосом и указал на лейтеху, — ведь командир батальона в родственниках.
Оказалось, протекцию лейтехе составлял командир батальона. Даже более того. Комвзвода-два был зятем командиру батальона. А чего, хорошо устроился. В армии начальство ценит таких, кто может снять часть забот с командиров и организовать всех и вся. Но приближенные к старшим командирам бойцы сами особо не любят ручки пачкать.
— Может, нам все-таки выйти? — вновь предложил капитан. — А ты, — кэп показал на меня, — объяснишь лейтенанту, как нужно служить на войне. — Вот это у нас отношения, как с равным по званию разговаривают со мной.
— Да не надо никуда выходить, — повернул голову к лейтехе я, — слышь, военный, еще одна такая вылазка, я тебя на месяц в госпиталь отправлю, — вполне всерьез проговорил я.
Надо отдать должное, лейтенант не стал кочевряжиться, просто промолчал тогда, ответит он мне чуть позже, но это будет потом.
Выйдя от командиров, не успел отойти, как меня окрикнули.
— Сержант, Саша? — я повернулся, капитан и политрук стояли возле входа на КП и смотрели на меня.
— Слушаю, — чуть подтянувшись, ответил я.
— Ты где так драться научился, заглядение просто? — спросил капитан.
— Так немцы научили…
— Чего? Как это немцы? — охренели от услышанного оба командира.
— Да вот так, жить захочешь — научишься! — ответил я.
Ночью на нашем участке обороны фрицы взяли тайм-аут. Видимо, мы тоже им неплохо вломили, раз успокоились немного. Только «люстры» подвешивают, а стрельбы нет совсем. В такой тишине аж в ушах звенело, я почему-то не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, размышляя. Ну, вот, сколько таких кумов, сватов и прочих… родственничков служит сейчас в армии. Неужели все они так хотят выслужиться? Хотя, помня, сколько в двухтысячных годах будет всевозможных полковников и генералов, участников войны, становится понятным, как они столько прожили. У меня вон четыре деда на войне. Один без вести пропал в сентябре сорок первого, один в декабре, то есть уже скоро, будет тяжело ранен, но будет на фронте до конца войны. Третий связистом дойдет до Австрии, победу там застанет и вернется домой без царапины, а последний и вовсе служит портным у одного из действующих генералов. Так вот, даже те из дедов, кто и войны-то как таковой не видел, и то покинут этот мир меньше чем через тридцать лет. Им всего-то будет чуть больше пятидесяти. Ран нет, болезней врожденных нет, а умрут рано. А эти, герои, блин, чуть не до ста будут жить. Вот, конечно, мое это мнение, и как любое личное мнение может быть ошибочным, но все-таки считаю, что реальных боевых офицеров в двухтысячных годах должно было быть намного меньше. Ведь сказывается все, и ранения, и сдавшие нервишки. А те, что еще живы в двадцать первом веке, обычные тыловики, за малым исключением, конечно.
Уснул только после трех утра. Забывшись от усталости. Немцы разбудили нас сегодня поздно, часов в девять. Тоже устали, видимо, а может, потери большие, им тоже достается в последние дни всерьез. Наши долбят их и авиацией, и артиллерией, раздергивая прибывающие части, не давая концентрироваться. Но скоро с этим начнется напряг. Скоро уже наступление, снарядов здесь будут выделять мало, а авиация будет прикована к земле плохой погодой. Уже сейчас такая облачность, что темно, как в з… в одном известном месте, в общем. С утра такая была чудная погодка, а к вечеру не пойми чего.
Около десяти вызвал к себе капитан.
— Слушай, сержант, нам приказ из штаба полка, надо проверить пару домов. Разведка боем…
— Молочный, а еще какие? — интересуюсь я.
— Э-э… Так те, что рядом. Один слева, другой сзади, — удивился капитан, конечно, но не стал вдаваться в подробности.
— Я и так скажу. Там везде немцы. Численность каждого дома-гарнизона до двух взводов пехоты, хотя теперь, может, и поменьше быть. Минимум две самоходки типа Stug, упрятаны позади «Молочного», прилично так замаскированы. Дальше в конце квартала забор, отделяющий «железку» от города, сразу за ним танковый взвод, Т-4, если быть точным. Что вас конкретно интересует?
— Ты сейчас тут с кем разговаривал? — спросил ротный, когда я остановился. И чего они меня постоянно так спрашивают?
— Докладывал, товарищ капитан.
— Откуда сведения? — насупился наш политический.
— Из лесу вестимо… Виноват, товарищ политрук. Когда «охотился», приглядел.
— И что будем делать, товарищи командиры? — задумчиво спросил политрук.
— Доложим, а там куда кривая выведет! — улыбнувшись, ответил я.
— Может, артиллерию запросить?
— Тут мы, по крайней мере, знаем, что там у них есть, а если ударим, то они залягут преспокойно, а еще хуже — ответят. И останется нам просто сдохнуть, пропустив противника по своим трупам. Как-то это уж больно расточительно… — закончил я свою речь.
— Эка ты завернул! — восхитился политрук. — Вроде сначала думал, что трусишь, а у тебя дальний прицел…
— А то, товарищ политрук. Если нас тут в землю втопчут, кто врага-то остановит, командованию еще резервы дергать, так нет их уже, все выгребли.
— А это-то откуда знаешь? — хором спросили командиры.
— Так пока на том берегу был, много видел, а слышал еще больше.
— Ясно, я доложу, — начал капитан, — что в результате разведки установлено нахождение фрицев в указанном квадрате…
— Добавьте еще, мало ли, неизвестно кому придется штурмовать «Молочный», там подвала нет, и пушки у фрицев стоят на прямой наводке. Если занять дом, нас в нем и похоронят, немцам он не уперся, это и так видно. А накапливаться они могут и возле железки, да и просто за руинами домов.
— Вот, капитан, я не удивлюсь, что он с тобой скоро местами поменяется… — кивнув своим мыслям, произнес политрук.
— Какими местами, товарищ политрук? — я сделал самое невинное выражение лица, на какое только был способен.
— А думаешь, я не знаю, кто при Нечаеве все операции планировал? — хитро ухмыльнувшись, подмигнул мне политрук.
— Зря вы так, я же всегда только приказы выполнял, ну, обсуждали с командиром некоторые моменты, а вы — операции…
— Ладно, забыли. Я вот чего хотел сказать, командир, — перевел разговор на другую тему политрук, — если нас на «Молочный» пошлют, как выкручиваться будем? Не пойти — расстрел, пойдем — ляжем все!
— Не знаю пока, доложу, может, что-то подскажут в штадиве, вызывали-то сразу к комдиву. Вы тут тоже поразмышляйте, уверен, сержант у нас чего-нибудь обязательно придумает.
«Вот, бля, сели и поехали, только ножками болтают!» — мысли лихорадочно бегали, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь.
Отпросился на НП. Час наблюдений принес мне немного. Немцев возле злополучного «Молочного» дома как грязи. А ее много. Хуже всего, что и в соседних домах тоже противник закрепился, скрытно подойти будет невероятно трудно. Площадь хоть и позволяет наступать довольно широким фронтом, но все же… Эх, хреново было из-за флангов, нужно требовать, чтобы атака шла и с флангов тоже, причем дом штурмовать нашей ротой, а еще две нужно заставить пробиться дальше, к железнодорожной насыпи и обломкам забора. Да вот кто же нам даст три дома штурмовать тремя ротами? У нас и в одной-то меньше двух взводов, так кто же будет все остатки тратить на в принципе не нужные дома?
При довольно слабой артиллерийской поддержке с левого берега Волги на штурм бросили наших соседей, из третьего батальона. Там численность была выше, мы пока сидим, подкрепление обещали. Выдвинули на штурм «Молочного» дома все две роты, на бумаге, конечно, там бойцов по факту всего сотня. Ребята пошли вроде грамотно, но едва достигли стен нужных домов, понесли огромные потери. Немцы долбили в упор из всего, что было под рукой, а было у них немало. Танки, самоходы, минометы и, конечно, множество пулеметов. Я отпросился и издали хоть немного пострелял, снимая одиночных немцев, что попадали в поле зрения. Хорошо, что наступающим выдали приличное количество дымовых гранат, ребята хоть отойти смогли, потеряв половину товарищей в этом, не совсем нужном бою.
Вечером ротный сообщил, что ночью должно прибыть подкрепление, ждем, стало быть, мы явно будем следующими, кого кинут в эту мясорубку.
На следующий день, с обеда, точнее около трех часов дня, началась наша артиллерийская подготовка. С левого берега ударили щедро, долбили минут двадцать, «катюшами» и гаубицами. Еще не успел отгреметь последний снаряд и пыль плотно висела над площадью Девятого января, как позади нашего дома раздалось рычание моторов. Выглянув из окна второго этажа, увидел картину. Целых четыре КВ, три «тридцатьчетверки», два грузовика с пехотой и прицепленными орудиями сзади, да не «сорокапукалки», а грабинские, семидесятишестимиллиметровки. Орудий всего два, но и это хлеб. Откуда только, где столько урвали? Да и вообще, нам ли все это богатство?
Оказалось, нам. Что ротный наговорил в штадиве, что уж там насочинял, но нам прислали небольшое подкрепление и артиллерию с танками.
— Ну что, сержант, а так, — капитан оказался вдруг рядом и показал на новоприбывших, — прорвемся?
— Думать надо. — Блин, ну что я опять-то умничаю, «думарь» хренов, ротный с сержантом уже советуется, довыделывался. Хотя, если вспомнить слова Жукова о сержантах, то вполне себе и нормальная ситуация. — Главное, в одиночку в лобовую не посылать.
— Да что же мы, совсем дурные? — капитан аж подавился от мысли потерять такое богатство.
— С соседями говорили? — продолжил я.
— Да. Танки к ним и пойдут, а мы отсюда, по прямой.
— Опять в лоб?! — поник я.
— Сержант, а чем ты все недоволен? Можешь предложить что-то дельное? Предлагай, изучим и примем решение.
— Немцы за нас не принялись бы, вот что главное! — вздохнул я и, козырнув, вышел в соседнее помещение.
Что же делать-то? Я прекрасно представляю свои, да и вообще шансы пройти через площадь. Еще с прибытия сюда, в город имени Сталина, постоянно ловил себя на мысли, что меня пугает отрешенность людей. Даже те, кто уже сталкивался с войной, бился с врагом, все равно вели себя слишком пассивно. Основной настрой у бойцов был такой, посадите меня, куда надо, и покажите, в какую сторону стрелять. Нет, это был не страх, не трусость или малодушие, так уж приучили этих людей, у нас ведь партия все знает, а простому работяге или колхознику не об этом думать надо было, а как семью свою содержать. Попав на войну, они не перестали мыслить так же, как и раньше, именно поэтому с инициативой было грустно.
Думай, голова, думай. А если… Нет, а что, может, и сработает…
Вернувшись к капитану, излагаю план действий. Тот, отдаю должное, мгновенно включился и придумал все остальное, моя была только идея.
— Тише, кто брякнет чем-нибудь, в задницу эту брякалку пусть сразу сует! — шепчет ротный.
Мы заняли исходные позиции в траншее с правой стороны. Впереди по эту сторону за спиной будут развалины большого дома, если что, есть, где спрятаться. Танки ждут от нас сигнала, зеленой ракеты, а начинать будет артиллерия с левого берега. Удалось командиру уломать комдива, а тому Чуйкова. Сосредоточившись всей ротой, ждем сигнала от группы отвлечения. Вместе с прибывшим небольшим пополнением нас восемьдесят человек, уже легче, все не взводом идти. Впереди слева хлопнули дымовые гранаты. В тишине, а сегодня ночью просто удивительно тихо, этот звук был хорошо различим. Немцы открыли огонь на подавление. Стреляло два или три пулемета, но вот куда? Мы-то знаем, что там никого нет, еще бы, в группе отвлекающих с дымом всего три бойца, и у них приказ не высовываться. Из Дома Павлова откроют огонь два ручника и два «станкача», обозначая обстрел, но они закончат, как только мы пустим ракету. Немчура сосредоточила огонь на дымовом облаке, из которого вылетали пули наших пулеметов, ну и немного постреливала по сторонам. Капитан ждет вторую волну дымовых гранат и отдает приказ. Из нашей траншеи тоже полетели дымовые гранаты. Рывком бойцы выбрасывают себя навстречу летящим пулям. Немцы не понимают, откуда придет беда, стреляют кругом, хоть и довольно редко. Кто-то, получив шальную пулю, тут же летит назад, кто-то бежит вперед, открываем шквальный огонь, конечно, не прицельный. Бегу рядом с ротным в середине толпы. Над головой взлетает зеленая ракета, блин, как в кино, с эффектом присутствия. На правом плече торчит кусок ваты, видно, пулей рассекло новый ватник, черт, я только смог «намутить» себе новую одежку. Пригибаюсь, хотя понимаю, что не поможет. До развалин справа метров тридцать, уходим все вдруг в сторону разрушенного дома, там кроме немецких наблюдателей никого нет, специально вечером два часа наблюдал. Справа, из-за дома, в котором мы укрылись, звучат выстрелы танковых орудий. Где-то позади, со стороны Дома Павлова, начинают долбить «дивизионки», они долбят прямо в «Молочный». Я убедил капитана не занимать дом, а обложить тут все взрывчаткой, на случай, если немцы нас опрокинут, и впоследствии уничтожить серьезно укрепленную огневую точку противника, обезопасить себе фланг.
Под ударами танков, враг побежал просто мгновенно. Мы подходили к месту назначения вполне спокойно, так, пригибались немного. Скоро прибудут саперы, заминируют «Молочный» дом и территорию рядом, сплошняком, нефиг оставлять немчуре «опорник».
Приданные нашему батальону танкисты ушли вперед к железной дороге, там стоят немецкие танки, поэтому ребятам дан приказ атаковать. Мы выбили остатки обороняющихся и поняли, почему сопротивление было слабым. Пулеметов у немцев было три штуки, но вот патронов… Трофеи были очень грустными, до неприличия. Похоже, проблемка нарисовалась в знаменитом орднунге. Через два часа три наших роты закончили зачистку прилегающих домов и получили жесткий приказ: стоять насмерть. Прошло буквально около часа, когда на площадь выползли два КВ и одна «тридцатьчетверка», все, что осталось после атаки. А вслед за ними появились больше десятка машин противника. Началось избиение младенцев. Наши танкисты, не успевая толком развернуться, получали снаряды в корму. КВ все-таки развернулись, броня у них все же посерьезнее, а вот «три-четыре» спалили мгновенно, из танка никто не вылез. Ротный поднял нас в атаку, едва немецкие панцеры вылезли на площадь. Атакуя гранатами и бутылками с КС, удалось сжечь пару машин. Немцы стали расползаться, не давая возможности к ним подойти, и непрерывно обстреливали наши КВэшки. Кто-то начал кидать гранаты с дымом, пытаясь укрыть оставшиеся в живых наши танки. Немцы тормознули, дожидаясь пехоту, а ту мы вполне успешно отсекали. Полетели мины, ударили орудия. Мой взвод как всегда был самым «счастливым» и находился именно в «Молочном», блин, я словно чувствовал, что в нем окажусь. Стен уже почти не было, укрыться просто негде, простреливается каждый метр. Слева кто-то вскрикнул, как-то даже жалобно, поворачиваю голову, парню осколком срезало полруки, смотрит на нее, лежащую на кирпичах, и стонет. Взрыв, грохот, огонь. Опять вскрик, уже не оборачиваюсь, понимаю, кому-то еще прилетело. Мат и проклятья сзади справа. Боец, лежа на спине, матерится и пытается зажать перебитую ногу. Тут же рядом с ним валится еще один, полголовы снесло. Сверху при каждом попадании мины или снаряда падают какие-то балки, куски стен и просто битый кирпич, получаю свой кирпичик в каску. В голове звон, но силы еще есть, пока не выдохся. А немцы-то лезут сюда, ой как им хочется занять домик… Кидаем гранаты с дымом, последние, кстати. Вывалившись на улицу со стороны площади, попадаем под огонь между домами. Обернуться не успеваю, как что-то долбит в спину, чуть ниже лопатки. Ноги подкашиваются… Мысли в голову лезут одна хуже другой. Через секунду осознаю, что вроде не умер, боль в спине есть, но не внутри, а как будто поленом дали вдоль хребта. Оглядываясь по сторонам, вижу и то «полено». Приличный кусок стены, размером с ведро, лежит рядом со мной. Эх, меня что же, этой дурой приложило? А если бы в голову… Пытаюсь перевернуться, получается, но с трудом. Приподнимаюсь на ногу и слышу:
— Куда, лежи, немцы! — Разворачиваюсь в направлении врага и целюсь. Автомат протарахтел короткой, патрона три-четыре очередью и заткнулся. Выбиваю диск, а запасной-то уже тю-тю, отстрелял я его еще в доме. Черт, спрятаться некуда вообще. Пока в меня не стреляют, замечаю, что наши ребята еще отстреливаются, находясь где-то поблизости. Автомат на землю, магазин в левую, правая рука лезет в карман в поисках патронов. Набил едва ли половину диска, когда между домами показались солдаты противника. Втыкаю диск, дергаю затвор. Поймав в прицел бегущего первым невысокого фашиста, давлю на крючок. Треск очереди, противник падает, остальные залегают и открывают ответный огонь. Фонтанчики встают в метре впереди меня. До противника буквально десяток-полтора шагов. Кто-то рядом кричит:
— Ложись! — Что за дурацкое предложение, и так все лежат? — Взрыв, свист осколков. Среди врагов паника и крики раненых. Стреляю, стреляю, стреляю, всё, кончились патроны. А больше ведь не успею снарядить. Выхватываю гранату и пистолет из кармана штанов. «Фенька» приятно холодит руку, кольцо долой, размахиваюсь и зашвыриваю ребристый подарок куда-то в сторону немцев, бахает взрыв, осколки щелкают по зданиям вокруг, некоторые находят свою жертву, другие утыкаются в кучи битого кирпича. Выставив руку с пистолетом перед собой, ищу врага, а чего, кончились, что ли? Только сейчас замечаю, что вокруг земля трясется и грохот появился. Оборачиваюсь… Мама дорогая! На меня ползет КВ, блин, а ведь меня из него не видно… Механ там просто правит в просвет между домами.
«Он сейчас меня намотает на свои лапти, даже не почувствовав», — мелькает мысль.
Рывок, кто-то, схватив меня за ватник на спине, рывком оттаскивает в сторону. Успеваю заметить, как ППШ попадает аккурат под гусянку. Ругаюсь, матерясь как сапожник. Вспомнив, что кому-то должен целую жизнь, оборачиваюсь. Рядом лежит и еле дышит щупленький паренек. Лицо в крови, но вроде живой.
— Эй, ты кто? — Молчание. — Спасибо, братка. Ты живой? — Вместо ответа у парня закрываются глаза. Нависаю над ним, заглядывая в лицо. Черт, ближе к виску рваная рана, размером с олимпийский рубль. Кажется, даже вижу, как что-то пульсирует там.
— Эй, брат, не умирай давай, ты мне жизнь спас. — Стрельбы над головой уже нет, КВ подавил остатки преследовавшей нас пехоты и ушел дальше. Встаю и, потянув за руку, поднимаю и взваливаю на себя бойца. Я огляделся, хотя и темно, парнишка маленький и весит соответственно. Начинаю движение, сил пока хватает, упрямо иду вперед. Метров за пятьдесят до траншеи навстречу поднимаются пара бойцов и бегут, пригибаясь ко мне. Приняв у меня раненого, устремляются обратно. Дальше уже легче, падаю в окоп и… подняться уже не могу. Сердце того и гляди выскочит из груди. Как я устал!!! В чувство прихожу от толчка в спину и задницу. Сверху летят комья земли, слава богу, не в меня. Эхо очень большого взрыва прокатывается по площади и тает где-то в районе реки.
«Так это наши дом рванули, вот что это было!» — приходит мысль.
Как в книгах того времени писатели с легкостью описывают бой целого полка или хотя бы батальона? Да чушь собачья! Как можно описать такое? Я себя-то не помню, если подумать, а тут действия сразу нескольких солдат нарисовать!
Сколько просидел в траншее, не помню, но побрел в сторону своих, когда уже светало. Черт возьми, вот это замес! Как выжил? Не представляю. Воспоминания об атаке пролетают вихрем, кажется, что это вообще было во сне. Страшно, черт, как же страшно-то… Плюнуть в лицо тому, кто говорит на войне, что ему не страшно. Страх сковывает движения, лишает воздуха, из ног уходит твердость. Сейчас такой отходняк, что не могу фляжку открыть, руки трясутся.
— Давай помогу, — кто-то берет из моих рук фляжку, скорее, выхватывает, ибо трясущиеся пальцы судорожно пытались ее удержать. — Держи, спокойней, спокойней. — Горлышко прижимается к губам, и чувствую, как в рот течет живительная влага. Соленый привкус крови из разбитых губ, уходит, смываемый водой.
— Ну-ка, вот этого давай! — Мне снова подносят фляжку и, хоть и почуял запах, но не отстранился. Один глоток, второй, чуть не подавившись, отстраняюсь и пытаюсь поймать ртом воздух.
«Спиртяга, чистоган!» — В голове начинает тихонько шуметь и тут же накатывает волна расслабления. Просто сползаю по стене, у которой сидел, и валюсь на бок.
— Эй, сержант, ты чего? — слышу, словно в трубе. — Давайте его сюда, на кровать.
«Какая в дупу кровать, где, здесь?» — В голове нарастает шум, и веки падают словно железные.
Тишина. Волшебные ощущения. Просто лежу с закрытыми глазами, нет, не желаю их открывать, пошло все… Полумрак, свет от горящей коптилки, сделанной из гильзы сорокапятимиллиметрового снаряда, немного освещает подвальное помещение.
«О, да это же КП ротного, а сам он где?» — Поворачиваю голову, там, в углу за ширмой, сейчас откинутой, спит за столом политрук, положив голову на руки. Больше никого не вижу.
«Как же тихо-то! Что, война кончилась?» — слышу шаги и поворачиваю голову в другую сторону, там где-то вход в это помещение.
— Очухался? — слышу голос ротного, но пока не могу разглядеть.
— Ага, — хрипло отвечаю. Где это я так голос сорвать успел?
— Сейчас сестру позову, тебя обработать надо, не стали трогать, пока спал, только рванье сняли, — ротный просто сама вежливость.
— Остальных обработали? — спрашиваю, хотя и начинаю соображать, что наверняка уже все сделали. Просто чувствую, что прошло прилично времени.
— Да, у тебя вроде серьезного ничего, просто много, а с ранениями сразу на осмотр погнали.
— Сколько я тут отдыхаю уже? — поднимаюсь и сажусь на кровати. Блин, да какая кровать, просто сетка, без спинок, на кирпичах стоит.
— Почти сутки в отрубе, даже не шелохнулся, пока спал, — ротный вышел и попросил позвать сестру.
— То-то чую, что затекло все, даже язык не ворочается, — увидев в руках капитана флягу, тяну руки. Обращаю внимание на пальцы, черт, не приснилось все же, тремор появился, хоть и слабый.
— Глотни-ка вот этого сначала, потом воды напьешься, — ротный протянул свою фляжку и, подождав, пока я сделаю пару глотков, подал другую.
— Фу-х-х, — выдыхаю, — ты меня вчера этим же напичкал?
— Ага, тебя и срубило с устатку сразу. Просто сидел и… упал.
— Бывает, — многозначительно киваю я. — Чего на улице? А то как-то тихо. — Только сейчас замечаю, что у комроты голова под шапкой замотана.
— Так ночь почти, фрицы сегодня вообще здесь не лезли, хорошо получили. По словам комдива, мы вчера чуть не два батальона у них перемололи.
— А они у нас? — робко спрашиваю я.
— Нет батальона. Два взвода, чуть больше. Из командиров только я, политрук, ты и еще пара сержантов, хотя я бы вас всех минимум в капитаны произвел.
— Перестань, Саша. Как закончилось-то? И что с головой?
— А-а, царапина. А закончилось… — задумался на секунду ротный, — да как рванули «твой» домик, сразу как отрезало. Танкисты на последнем КВ покружили чуток и вернулись к себе. Тринадцать танков и два самохода сожгли, не без нашей помощи. Немцы сейчас возле железки сидят, тоже раны зализывают.
— Ясно, какие приказания будут? — спросил я.
— Комдив приказал отдыхать. Как разгребут с прорывом у сто второй, так определятся, кого и куда нужно «влить». Но там, я думаю, нескоро, пару дней нам отдышаться дадут. На сто второй высоте и на территориях заводов сейчас такая же жара, за месяц вторую дивизию укладывают, наверное.
— Там хлеще! У нас хоть развалины и подвалы есть, а высота как коленка. — Опускаю голову и смотрю в пол, черт, накрыло слегка. — И в цехах, наверное, черт ногу сломит, тоже не сахар.
Появилась санитарка. Странно, не Маша. Комроты проследил за моим взглядом, вдруг сказал:
— Убило ее. Шальная, прямо в грудь, не мучилась, — ротный тоже хлебнул из своей фляжки.
Молчу. Женщина лет сорока споро делает свое дело. Пока обрабатывала мои ссадины, порезы, ушибы и прочее, включая сорванный с указательного пальца на левой руке ноготь. Увидел, сразу заболело.
— Сынок, потерпишь? Надо палец промывать, а то нагноится, — по мне так проще отрубить.
— Дайте тряпку, — взяв из рук санитарки маленький кусочек серой, застиранной тряпицы, встал и, пошатываясь, вышел из подвала. На улице опять было темно. Встав к ближайшему углу, пописал на тряпочку и вернулся в подвал.
— Привязывайте прямо так, — я положил смоченную тряпочку на место, где раньше был ноготь, и выставил палец вперед.
Обработка моих «ранений» затянулась на добрых полчаса. Сестра смазала какой-то вонючей жижей даже шишку на голове. Хорошо меня «уделали». Было бы столько ранений, а не ушибов и ссадин, сидел бы сейчас, как мумия. Болит и правда практически все. В голове до сих пор слышится набат.
— Есть хочется, ничего не завалялось? — в надежде смотрю на командира.
— Да ты что? Еды у нас теперь хватает. Немчура снабдила как следует! — Ну хоть что-то хорошее на сегодня.
Поев, опять лег спать. Двигаться совершенно не хотелось, да и командир дал добро. С утра начались земляные работы. Так как подразделение было небоеспособно, нас послали на соседнюю улицу копать траншеи и окопы. Меня ротный не хотел отпускать, да сам напросился.
— Товарищ капитан, я хоть отвлекусь, а то голова гудит, поработаю со всеми лопатой. — Ротный кивнул и разрешил. Какой тут командир взвода, от моего взвода почти никого не осталось, так что я считал себя обычным бойцом.
А копать мне даже понравилось. Люди ворчали вокруг, кто-то говорил, что, дескать, все равно убьют, на фига уставать, кто-то, сжав зубы, копал. Мне было как-то ровно, втыкал лопату, поднимал землю, кидал. Редкие разрывы мин ухали хоть и близко, но из траншей никто не уходил. Ляжешь на дно и отдыхаешь.
Фрицы кинули сейчас основные силы на заводы, а у нас просто обороняются, вперед не лезут. Командир полка и от нас пока не требует активных действий, копаем, строим блиндажи, минируем подходы. Мин нынче у нас хоть весь город засеять можно. Немецкие, наши, даже итальянские есть, ставим везде, густо. Траншеи углубляем и углубляем, как немец постреляет из орудий или авиацией пройдет по нам, так почти все осыпается, приходится вновь рыть. Слава богу, сейчас нам мало достается, как уже говорил, больше на заводы кладут.
От разведки стало известно об укреплениях фашистов в некоторых больших домах. Там создавались сильно укрепленные огневые точки, ставились проволочные заграждения. В таких зданиях, как Госбанк, дом железнодорожников и еще нескольких местах, у немцев были довольно серьезные гарнизоны. В Госбанке опять укрепилось больше роты вражеских солдат. Здание, подорванное с одной стороны, никак не мешало фрицам устроить там пункт обороны. С их возможностями использования радиосвязи воевать было не в пример легче. У нас же кинут телефонку, через полчаса иди, ищи обрыв. Пока связисты ползают, их убивают. Посыльные это вообще отдельная тема. Приходит как-то такой парнишка от комполка, передает приказ ротному. Капитан еще осмыслить не успевает, бежит второй. Сведения устаревают в несколько минут, как мы воюем? Теперь мне становилось понятным, почему в двадцать первом веке мы по связи и средствам радиоэлектронной борьбы одни из лучших в мире, усвоили урок.
— Иванов, к ротному! — прозвучал призыв в траншее. Я перекуривал как раз, дав отдых спине. Поднявшись, потопал к КП нашего командира.
— Сержант Иванов по вашему приказанию…
— Да заходи ты, садись, — ротный перебил, не дав договорить.
— Прибыл я, — сев на гранатный ящик, снял каску.
— Тут такое дело… — начал капитан, — «язык» нужен, от «соседей». — Ага, вон чего требуют. «Соседями» мы звали фрицев, занимающих двухэтажное здание практически в квартале от нас. Там у фрицев то ли комендатура, то ли офицерский бордель, то ли еще чего-то такое, но офицерья там бывает много. Почему командир меня позвал? Разведка ведь лазает везде, сами бы и тащили «языка». Где мы и где захват пленных?
— Товарищ капитан, не уверен, что справлюсь…
— Ты не суетись, меня руки твои интересуют. Покажи, — вытягиваю вперед руки, вроде не дрожат уже, прошло три дня, успокоился вроде. Только указательный, где ногтя нет, когда тряпку отрывали, думал, руку рубят. — Пойдут ребята из соседнего полка, будут работать напрямую в здании. Нужен человек, способный прикрыть от возможного преследования. Уходить, скорее всего, будут с шумом, прикрытие нужно хорошее.
— Я готов, когда они выходят? Мне нужно место присмотреть.
— У тебя есть время до двух ночи. Группа выйдет в четыре. Самое позднее в три ты должен быть на позиции.
— Буду, разрешите идти? — козырнул я.
— Иди, сержант, иди, — кивнул капитан.
Взяв с собой бойца, одного из бывших «сидельцев», мы двинули по темным улицам в направлении нужного дома. Новый напарник, мужик немного за тридцать, телосложением он, как и я, среднее такое, сложение, в смысле хороший человек-то оказался. Я вначале, как познакомились после моего излечения, скептически относился к нему и еще одному такому же, только тот постарше. Отыскав подходящие развалины, осмотрел подступы. С собой у нас было десять гранат Ф-1 и хороший моток лески. За час возни, ползая по развалинам, мы установили шесть штук на самых очевидных подходах. Мужичок по имени Федор был толковым. Спокойно, не дергаясь, он делал все, как я показываю.
— Все, последняя стоит, командир, чего дальше? — Федя приполз ко мне. Я занял позицию в трех сотнях метров от здания комендатуры, или чего там в нем еще есть, не знаю толком. Немцы как всегда активно подсвечивают ракетами округу, пробраться внутрь для разведчиков задачкой будет трудной.
— Примерно через час появятся наши. Спустишься вниз и перехватишь их, надо сказать им, что с северной стороны, куда они, скорее всего, полезут, для меня слепая зона, пусть думают.
— Понял. Жрать хочешь, у меня сухари с собой есть? — предложил Федор.
— Ладно хоть не колбасу немецкую прихватил, а то собачки прямо к нам и придут, — усмехнулся я одними губами. Про собачек не просто так заговорил. Вокруг дома раз в час проходит патруль, два солдата с собакой. — Парням еще про патруль скажи, пусть внимательнее будут. Давай сюда свой сухарь, чего-то и правда есть хочется.
Вообще-то есть здесь хочется всегда, когда ты не воюешь. Только во время боя отвлекаешься. Удивительное дело, вроде с едой особых проблем нет, но как-то все время хочется что-нибудь пожевать. Бойца вон одного в прошлом месяце, еще у Нечаева, в санбат увезли с болью в животе. Жрал так, как будто у него яма желудка. Вот и наелся, что брюхо скрутило. А так жуют все и всегда, я в прошлой жизни любителем арахиса был, соленого, сидишь вечерком дома, кидаешь в рот, и так хорошо становится, что больше-то и не надо ничего.
Потихоньку шевелю челюстью, стараясь не хрустеть. В слюне бы размочить, так чего-то глотку сушит. Достав флягу, сделал пару глотков, полегчало. Ну их нафиг, эти сухари.
От постоянно взлетающих осветительных ракет в глазах уже рябит. Для стрельбы с оптикой это очень плохо, глаза устают будь здоров, словно пелена нависает.
— Федь, посмотришь, я глаза прикрою, — я сполз чуть ниже и, лежа на спине, закрыл глаза.
— Сколько еще ждать? — спросил напарник.
— С час примерно, — я, кажется, даже задремал.
— Командир, время! — шепнул мне в ухо Федя, и я очнулся.
— Давай вниз, осторожнее только, они развалинами пойдут, сядь так, чтобы ракеты не освещали тебя, — взглянув на часы, я дал указания помощнику.
— Понял, — Федя быстренько уполз. Не попался бы только, тут фрицев кругом ползает много, район-то под ними.
В развалинах через дорогу, левее нужного разведчикам здания, мелькнуло что-то темное и бесформенное. Судя по времени, наши уже должны были подойти. Спустя десять минут появился Федя.
— Ну блин, они и ползают! — восхитился напарник. — Пока нож у глотки не оказался, никого не видел и не слышал.
— Это они могут, я слыхал, разведчики в дивизии те еще мастера. Как прошло?
— Все передал, просили быть внимательнее, — рассказал о встрече Федор.
— Ложись давай и бди, — я приник к прицелу. Сотню раз уже проверил патроны в винтовке, но все равно не удержался и открыл затвор вновь. В свете подвешенной немцами «люстры» тускло блеснул патрон в патроннике. Закрыв затвор, вновь приник к прицелу. Интересное здание, явно старинное. Окна узкие, стены толстые. Пустые оконные проемы смотрели на меня чернотой. Только в центре здания, на обоих этажах, окна были забиты досками. Признаков жизни не видно вообще, даже лучик света нигде не мелькнет, хорошо немцы спрятались. С этой стороны здания подъездов нет, соответственно и охраны нет. Ракеты запускают позади дома, видимо, немцы во дворе сидят, почему не прикрыт фасад, не понимаю. Хотя патруль-то ходит, периодически.
В одном из проемов вдруг засекаю слабый огонек, ну-ка, ну-ка… Точно, фриц в глубине комнаты, покуривает сидя за пулеметом. Это я в бинокль разглядел, в прицел было не видать. Бегло осмотрев другие, убедился, что больше на этой стороне никого нет. Навелся на всякий случай на пулеметчика. Ждем, время тянется пипец как медленно.
— Пошли, — шепчет Федя. Значит, видит разведчиков. Спустя несколько секунд замечаю изменение ситуации в том окне, где видел пулеметчика. Тени мелькают, а бинокль я передал напарнику. — Грохнули кого-то. — Ага, Федя с биноклем видит лучше, чем я.
— Там пулеметчик был, его, наверное, — поддерживаю я и теперь уже осматриваю весь дом и округу.
Тихо, никого и ничего. Только бы патруль не изменил время прохода. Ага, пошло движение. Из окна с левой стороны появляется человек, спустившись, встал на колено и держит автомат у плеча. Вот и второй, вылез и обернулся к окну. Приняв то, что передали из окна, второй тоже осматривает округу. Появляется третий. Вся группа разом, подхватив того, кого захватили, а это явно был пленный, помчалась к развалинам, где их ожидает четвертый боец. Ну разведка, ну молодцы! Без единого шороха сработали. Спустя минуту в развалинах уже никого нет, группа ушла, а мы еще посидим чуток.
Спустя двадцать минут Федя теребит меня за рукав.
— Да, идем, — подтвердил я, и мы снялись с места. Вылезая из развалин, растяжки не снимаем, нехай остаются, немцам подарки будут. Лишь ставлю еще одну между двух домов, где сами пойдем, преследование отсечь, если будет. Хотя на удивление все тихо, даже ракеты взлетают с прежним интервалом. Думаю, хватятся немцы, когда найдут пулеметчика.
Уже будучи в конце улицы, услышали отдаленные свистки, а затем хлопнул взрыв.
«Растяжка», — мелькает в голове. Тут же приходит подтверждение, слышатся выстрелы из винтовок и совсем рядом пролетают несколько пуль.
— Федя, ноги! — Мы уже возле угла двухэтажного дома. Сворачиваем, удивительно вовремя получилось. Из угла за спиной пули противника выбивают крошку.
— Федь, давай к НП, там сюрприз стоит, в дом не входим, ныряем в подвал.
Прошмыгнув под прицелом станкового пулемета, хорошо, что бойцы на НП предупреждены, лезем в подвал. Сзади стрельба продолжается, причем явно усилилась, в кого они там стреляют? Перекинувшись с постом парой фраз, узнаю, что разведчики давно прошли, предупреждаю ребят, чтобы были начеку. Сверху вдруг начинает долбить наш станкач, ого, фрицы прямо по темноте решились на атаку! Уходим, оставляя бойцов встречать атакующего врага. Тут гарнизон небольшой, отделение при двух пулеметах, но рядом в соседних руинах и блиндажах бойцы есть, хоть и немного.
Ротный встретил одним словом: «Молодцы», и, кивнув, разрешил отдыхать. Бойня в соседних домах тем временем закончилась, не решились фрицы дальше идти, ну это понятно, как и у них, у нас тоже хватает заграждений и опорники усилены, дай бог. Все-таки последние дни очень тщательно закапываемся.
Немцы сейчас перенесли пик своих атак на позиции наших войск, что расположены в цехах заводов, на севере города. Там звиздец чего творится, мясорубка, по-другому и не скажешь. На нашем же участке, в центре города, немцы перешли к глухой обороне, с редкими вылазками. У нас, наоборот, командование армии постоянно требует атаковать, не давать немцам зарываться, но как тут атаковать? Постреляем немного, минометы подолбят, но немцы не ведутся, стараются тупо отстреливаться из пулеметов, иногда привлекая минометы. Понятно, что в контратаку они не пойдут, не глупые, понимают, что нам это и нужно. А мы лезем, теряем бойцов понемногу, хорошо, что больше раненых пока, убитых единицы.
— Сержант, — командир вернулся с КП дивизии, собирали сегодня всех, включая командиров рот. Принимая во внимание, что батальонов уже как таковых и нет, становилось понятным, почему задачи ставят сразу ротным, — завтра после артподготовки пойдём в атаку. Приказано захватить дом железнодорожников и очистить ближайшие к нему дома. Мы должны выйти на рубеж по Пензенской улице, откинув противника за площадь.
— А Г-образный? — Вот где засада-то, если его не будут штурмовать, смысла захватывать железнодорожный нет. Да и не подойти к нему будет, если с Г-образного будут спокойно долбить по нам.
— Его соседи будут брать, из тридцать четвертого полка.
— Одновременно пойдем?
— Да, чего думаешь? — Ха, а чего я-то думать должен?
— В смысле? — делаю непонимающее выражение лица.
— Ну, предложения есть?
— Да какие тут предложения. Думать надо, а нам, я так понял, времени не дают?
— Правильно понял. Как нам бойцов на подступах сберечь, чтобы было кому внутри воевать?
— Если с Г-образного прижмут соседей, нам точно не пройти. Там у них станкачи чуть не в каждом окне, во все стороны могут долбить. Сомневаюсь, что артиллерия сможет подавить хоть что-нибудь. Там нужны прямые попадания, в окна, я имею в виду.
— Там снайперов собирают, в дивизии. Рулит стрелками какой-то Чехов. Тебя тоже к ним хотят причислить. Будете издали поддерживать, может, и поснимаете пулеметчиков.
— Может, — задумчиво киваю я. — Но всем вместе идти нельзя, нужно заранее места занимать.
— Вот пойдешь к снайперам, там и решайте все это.
У снайперов познакомился с другими стрелками. Долго обсуждали варианты работы. Мне не нравилась их идея занять одно место и всей кучей отстреливать пулеметчиков у фрицев. Удивился, что в основном здесь все почему-то воюют без вторых номеров. Стрелок-наблюдатель нужен всегда, особенно в городском бою. Здесь обстановка меняется быстро, реагировать нужно мгновенно, а как это делать, если ты занят стрельбой. Высказал свои мысли, кто-то поддерживал, кивая, кто-то фыркал. Ну так специалисты, кто тут меня слушать будет.
Как же не хватает мне Пети. Черт, незаменимый напарник. Вон с Федькой ходили недавно, претензий нет к нему, но привык я тогда к Петрухе, что ли? Так с ним было хорошо, он понимал меня без слов, смотрел туда, куда действительно надо, а не ждал, когда объяснят, настоящий второй номер.
Какой-то Чехов оказался лучшим снайпером дивизии, с самым большим количеством уничтоженных солдат и офицеров вермахта. Парень реально был спецом, куда мне тут со своей самодеятельностью. Однако при разговоре выяснил специфику работы наших снайперских групп. В городе, в тесной застройке, ребята работают на малых дистанциях, что очень опасно, поэтому снайпера здесь долго не живут, вот и оказался у Чехова самый длинный список из ныне еще живых. Кстати, мне ведь не считают результат работы снайпером, я командир взвода пехотинцев, а ведь если бы был штатным стрелком-снайпером, счет у меня был бы уже к пятидесяти. Это реальная цифра уничтоженных солдат противника из снайперской винтовки. Я ведь еще в первые дни, при частых атаках немецких солдат, отстрелял очень много. Просто повезло с ситуацией. Сидишь где-нибудь хорошо укрытый, а по улице фрицы наступают. Хоть те и с танками идут, да только тебе-то какая разница? Стрелял самое дальнее метров на четыреста, в какофонии городского боя вычислить одну винтовку просто нереально. Поэтому и стрелял безнаказанно. Позже, когда сам участвовал в атаках и отражении таковых со стороны немцев, винтовкой почти не пользовался, вот и счет завис.
Сейчас мне и еще десятку парней объясняют азы работы стрелка-одиночки, зря, кстати, на одного ставят, двое в команде должно быть, стрелок-наблюдатель, или второй номер, еще никому не мешал. Эх, вот бы сюда Петруху моего, вот с кем бы я повоевал.
Сегодня, тридцатого октября, мне доставили с берега подарок. Похоже, молитвы мои дошли до создателя. Вечером, после очередного занятия со снайперами, я отдыхал у себя в блиндаже. Ага, у меня есть свой «блин». Так и остальные бойцы сейчас в блиндажах живут, домов-то целых почти не осталось, настроили «блинов» много и повсюду, ходов и траншей нарыто километры уже, а еще и углубляем ежедневно, и новые копаем. Так вот, когда на улице постучали железом о железо, из-за висевшего полога мне было не видно, и я крикнул:
— Чего скребетесь там, заходите, кто пришёл. — В ответ очередной стук. — Ну чего как дети малые, в самом деле? — заводясь на неизвестных, кто не желал входить, а желал, видимо, меня вытянуть на улицу, под дождь. Мы тут пока на «уроке» были, промокли все до нитки. Сижу вон возле печки и нагреться не могу. Отдернув кусок брезента, что служил дверью, пячусь назад, выпучив глаза и запнувшись за ящик, что служил табуретом, сажусь на задницу.
— Ты чего, командир? Шарахаешься, как черт от ладана, — на меня стоял и смотрел, улыбаясь, мой напарник Петя Курочкин.
— ???
— Эк тебя заклинило-то? Сань, это же я, Петя, что, не узнал, что ли? — Петя даже как-то расстроился.
— Как раз наоборот, слишком хорошо узнал, но…
— Да выписали меня уже, вот, вернулся, к себе примешь? — Петя проговорил все это и вдруг отвел глаза.
— Сбежал, засранец! И без документов! Так? — прихожу в себя и «включаю» командира.
— Да я уже…
— Я тебе дам «уже»! Когда убежал, дезертир? — я уже поднялся и начал надевать просохшую одежку.
— Вчера. Там эшелон был подходящий, вот и приехал быстро. Документы даже не спросили, — Петя виновато смотрел в землю.
— Дурень ты, братуха! Ведь в госпитале тебя уже, наверное, в дезертиры записали.
— Да я все просился, просился, а они никак не отпускают, чего было делать-то? — внезапно вспыхнул напарник.
— Лечиться, а теперь вот сухари сушить будешь, хотя, скорее уж, лоб себе зеленкой помажь, вернее будет. — Я полностью оделся и вышел на улицу. Дождь немного утих, но все равно капал помаленьку.
— Ты куда? — испуганно спросил друг. Остановившись перед ним, я обхватил его немаленькую тушку и сжал в объятиях.
— Пойдем, надо срочно тебя легализовать! Как у тебя со здоровьем-то?
— Да все нормально. Врач говорил, что мне операцию сделали очень удачно. Пуля была где-то внутри, крови много потерял, но когда очухался, то быстро восстановился.
— Ой, не ври, воин, своему отцу-командиру, — усмехаюсь я.
— Не вру, батька! — подхватывает шутку Петро. — Ну, побаливает чуток, когда побегаю.
— Где побегаешь? — не понял я.
— Так я тебя вспоминал, как окреп чуток, так бегать начал, отжиматься…
— Молодец, дружище! Если сумею тебя отмазать, то ты чертовски вовремя появился. Правда, неизвестно еще, надолго ли, — добавил я.
— Как тут? В госпитале новенькие рассказывают, что вообще АД.
— Веселого мало. Мы тут на дельце готовимся, ты мне нужен прям как никогда.
До ротного добежали за пару минут. Дождь, да и просто я торопился. Как Петю патрули по дороге не перехватили? Хотя я ведь тоже из госпиталя переправлялся хоть и с документами, но в одиночку, и никто у меня их ни разу не спросил.
— Сейчас с капитаном переговорю, жди тут, — указал я на вход в подвал.
— Чего, наш молодой лейтеха уже до капитана дорос? — изумился Петя.
— Так у нас теперь другой ротный, уже месяц как. А вы чего, не встречались в Куйбышеве? — удивился я, хотя тут же опомнился.
— Так его тоже «уработали»? — поник головой друг.
— Да уж, а я еще думал, что, может, встретитесь там.
— Сань, там же не один госпиталь, мало ли, куда его отправили, серьезно ранен?
— Осколочное, в бедро. Отсюда увозили, в гипсе лежал по самые я… тебе по пояс будет, — усмехнулся я. Петя чуток ниже меня, вот я и подковырнул его. — Ладно, жди.
Объяснив ротному ситуацию, тот тоже оделся и решил немедленно идти в штаб дивизии. Дескать, только там можно что-то сделать. Дотопали быстро, обстрела сейчас не было, авиация на аэродромах, погода пипец какая стоит, не видно ни зги.
— Так это и есть «дезертир», который танки сжигал? — в штабе дивизии буквально в дверях столкнулись с тем комиссаром из особого отдела, что меня в госпитале допрашивал. Я обрисовал ему ситуацию, объяснив, что человек сделал это без злого умысла, так как сбежал именно на фронт, а не к бабке на блины. Тот, забрав Петю к себе в отдел, он тоже был тут, рядышком со штадивом, обещал помочь. Все-таки нормальный он мужик, не кривлялся, не унижал и не угрожал, просто, покачав головой, слегка пожурил.
— Да, товарищ комиссар, мировой боец! — Я чуть глаза не выпучил, ибо это сказал ротный, который Петю и в глаза-то не видел никогда.
— Ясно, возвращайтесь к себе. Как что-то прояснится, сообщу! — Мы пожали Пете руки и отправились назад. Был, конечно, небольшой мандраж, что Петруху могут осудить и в штрафную отправить, но я рассчитывал на понимание особистов.
— Да расслабься ты, увидишь, разберутся и вернут в строй, если он не врет, конечно, что полностью поправился, — успокаивал меня капитан.
— Хочется верить. Ведь я так хотел, чтобы он был здесь, что увидев его, подумал — чудеса!
— Это не чудеса, а советское воспитание. Человек рвется на фронт, чтобы врага бить, чудесного тут ничего нет, есть сознательность! — во как капитан завернул.
Ну, а на следующий день, уже к обеду, красноармеец Курочкин появился в подвале командира роты, сияя от уха до уха. Грудь гвардейца украшала новенькая медаль «За боевые заслуги».
— Ну, герой! — восхитился капитан. — Да, сержант, прав ты был, такой боец нам точно пригодится.
— Угу, — киваю я, — ну, подойди, дай хоть руку пожму, или зазнался уже? — ухмыляюсь, но Петя обижается.
— Товарищ командир роты, разрешите обратиться к товарищу сержанту? — чеканит друг.
— Разрешаю, — утвердительно качает головой капитан.
— Товарищ сержант, я не зазнался, никогда не забуду, кому я обязан жизнью! Спасибо вам, товарищ командир! — У Петра на глазах выступили слезы, а я почувствовал, что сердце сейчас вырвется из груди.
— Иди сюда, братушка! — я сграбастал друга в крепких мужских объятиях и похлопал по спине. — Молодец, братка, всегда знал, что ты очень хороший человек. Когда тебя наградить-то успели?
— Говорят, что Нечаев представление давно подал, и награда была уже готова, а так как я был в госпитале, решили позже наградить. Вот случай представился, — Петя, гордо выпятив грудь, повернулся так, чтобы лучше была видна медаль.
— Молоток!
Петя спросил меня чуть позже, не снять ли ему медаль, чтобы косо не смотрели. На что я огрызнулся, в том духе, что награду наоборот показывать надо, как пример своей честной службы Родине. А политрук еще и маленькое собрание устроил, минут на двадцать, в котором все двадцать минут он пояснял бойцам, как нужно служить и любить Родину. Рассказал, как тяжелораненый боец, не долечившись, сбежал из госпиталя, для того чтобы вновь бить врага с удвоенной ненавистью. Короче, политрук он и есть политрук.
Разведка донесла, что к немцам в захваченных домах регулярно подвозят боеприпасы. Колонна проезжает буквально по соседней улице, и нам перед штурмом домов нужно вначале уничтожить машины снабжения, таким образом заставим фашистов экономить боеприпасы. Собиралось нас идти на штурм колонны двенадцать человек. Только трое стрелков приняли мою идею и взяли своих вторых номеров, остальные были упрямыми единоличниками. Таким образом, чистых стрелков у нас восемь человек. До сих пор не могу понять, чего хочет командование. Понятно, что сегодняшняя колонна не приедет к немцам, но что будет потом? Во-первых, немчуре все равно нужны боеприпасы и продовольствие, они просто отправят еще одну колонну чуть позже. Во-вторых, нас уделают быстрее, чем мы сумеем отойти. Дело не в боязни смерти или еще чего такого, вовсе нет. Вопрос в другом, кто завтра будет работать снайпером? Кто будет долбить пулеметчиков при штурме домов? Если весь смысл угробить только несколько грузовиков с боеприпасами, то я вообще отказываюсь верить в здравый смысл командования. Чуть позже мелькнула мысль, что, может, таким образом командарм хочет, чтобы фрицы опять активизировались в центре, ослабив тем самым натиск на заводы? Вот это в логику укладывалось уже более весомо. Это как раз из той оперы, что я не так давно упоминал, о захвате плацдарма маленьким войском и стягивании больших сил противника, отвлекая от направления главного удара. Но тут немного другая ситуация, общее наступление еще не завтра начнется, все-таки раздергивать и так чуть живое подразделение не есть правильно. Ладно хоть нам разрешили самим подбирать места для атаки, а не собираться в кучу, ожидая, что нас одним на всех снарядом и похоронят.
Вышли затемно, к рассвету должны занять позиции в домах по той улице, где пройдет очередная колонна. По сведениям разведки, в колонне всегда идут один-два наливняка с топливом для танков, немцы снабжают войска у заводов, заодно оставляя пару машин с боеприпасами возле тех домов, которые мы и будем штурмовать завтра. Патроны зажигательные есть у всех, будем жечь. Хотя я бы предпочел притащить на позицию пару ДШК, да, тяжело и скрытности с ним ноль целых хрен десятых, зато колонну мы раздолбали бы, выпустив всего по одной ленте. Фрицев в центре было много, буквально каждый хоть чуть-чуть целый дом был занят противником. Пробираться тяжело, мы двинули по оврагу, решив, что там все-таки больше возможности проползти тихо и незаметно. Овраг был весь усеян воронками, дополнительно уродуя и без того изрытую местность. На самом краю немцев не было, слишком близко наши позиции. Недавно где-то тут немецкий десант и прошел, когда почти до штаба армии дошли. Ползем потихоньку, натыкаясь на осколки, на какие-то доски, куски железа и прочий шмурдяк. Кто первый наткнулся на мину, не заметил, только когда ползший впереди боец поднял руку, я замер. Петро, увидев, что я остановился, тоже притормозил. После беглого осмотра оказалось, что овраг «засеян», не густо и вполне проходимо, но теперь нужно ползти еще медленнее. Ощупывая все по сторонам от себя, возобновили движение. Долбаные фрицы, вернусь живым, таких вам подарков навтыкаю, забудете, как ходить без щупа. Вон, смастерил тут ребятам на НП одну штучку, уж больно нахваливали, хоть и сами чуть не обделались, когда шарики вокруг свистели. А я им всего-то в гранатный ящик шариков от подшипников навалил, с тракторного завода привезли много, я специально у саперов просил. Те ездили туда на минирование и захватили. Вот я и навалил пол-ящика шариков, сунул туда же три гранаты с обломанными замедлителями и поставил ящичек прямо у стены. НП тут на втором этаже, ребята со станкачом сидят, я им, так сказать, дополнительный рубеж обороны сделал. Переборщил немного, но ящика поменьше не нашел. Растяжка долбанула так, что мужики наверху чуть не обделались. В горячке боя они не заметили, как к ним подкрались враги, ребята так увлеклись стрельбой из станкача, что прозевали подход группы фрицев. А те, лопоухие, пробираясь, смотрели только вверх, на работающий пулемет. Сорвали леску и сунулись внутрь, тут-то их и долбануло. Ни фига не МОН-50, но шарики полетели просто во все стороны, снося всех, кто был рядом. Парни рассказали, насколько сами помнят, что гранаты взорвались вполне одновременно. В следующий раз шашку толовую положу. Бойцы, спустившись посмотреть, увидели возле подъезда винегрет.
Достигнув нужной улицы, начали расползаться кто куда. Мы с Петрухой нырнули в развалины двухэтажного дома, что вполне неплохо сохранил первый этаж. Проверив подвал и никого не обнаружив, расположились возле подвальных окон. Мусора перед нами было много, угол обстрела никакой, но нам важно заткнуть «пробку» в эту «бутылку». Да, мы с напарником были замыкающими. Расстреляем один из наливняков, чуток постреляем по разбегающимся фашистам и ходу отсюда, куда глаза глядят, ну, к своим позициям, конечно. Жалко, не было возможности раньше сюда наведаться, фугас бы какой-нибудь заложили на дороге. Но немчура впереди пускает бронетранспортер, немаленький фугас пришлось бы делать. Сейчас, за полчаса до колонны, должны проехать разведчики, осмотреть улицу. Так как путь у фрицев довольно длинный, не думаю, что будут заглядывать в каждый дом. Опять же, разведчики говорили, что фрицы просто проезжают по дороге и осматривают на предмет именно закладок взрывчатки и мин. В дома они не суются, так что не предполагают такой наглости от нас.
Так и вышло. Фрицы просто проехали мимо на двух мотоциклах, глядя по сторонам. Несколько раз пулеметчики выпускали длинные очереди по стоявшим вдоль дороги домам, в кого надеются попасть?
«Ганомаг», идущий первым, медленно переваливался по битому кирпичу, которого кругом хватает. Пулеметчик сверху бдил во все глаза, готовый стрелять в любую секунду. Следующей машиной в колонне был тентованный грузовик, вроде даже солдаты едут, или показалось? Наливняк был сегодня всего один и ехал в середине колонны. Этот случай мы тоже оговаривали, я на него отвлекаться не буду. Наше с Петей дело закупорить улицу, и двигающийся последним грузовик для этого подходил хорошо.
— Чего не начинают? — нервничает Петр.
— Не время еще, «наш» еще далековато. Как вползет в зону обстрела, тогда и начнут.
Я провожал последний грузовик стволом, ожидая увидеть, наконец, бензобак. Через несколько секунд раздался первый хлесткий выстрел, за ним второй. Пальба уже разгоралась, когда я, наконец, тремя пулями запалил последний грузовик в колонне, попав в бак. Вокруг долбили немецкие пулеметы, я стрелял по мотоциклистам, вынырнувшим из-за расстрелянного мной грузовика. Первым сразу скопытил водителя, и байк, вильнув в сторону, врезался в стену дома. Пулеметчик еще выбирался, когда я, продырявив бензобак мотоцикла, зажег и его. На улице стоит дикий ор, только что грохнул такой взрыв, что затрещали стены нашего укрытия. Это наверняка бензовоз рванул. Слышу разрывы гранат.
— Так, Петро, наши, похоже, заканчивают, движения уже нет, стрельба тоже потихоньку становится все более редкой. — В этот момент что-то зашуршало в нескольких метрах от нас, но за стеной. Послышались проклятия на немецком, и к нам выползли два ганса, ну, или фрица. Петя, стоявший в готовности и крутящий головой вокруг, мгновенно включил в дело свой ППШ. Срезав одной очередью фашистов, мы решили, что пора и валить уже, раз оставшиеся враги уже пытаются укрыться, а не отстреливаться. Бегло осмотрев гансов, забираю четыре гранаты. Делюсь с Петей, и начинаем выбираться отсюда. На улице уже стихает бой. Высунув голову из пролома в стене, вижу фрица, укрывающегося за «Ганомагом», валю его с ходу. Надо двигать отсюда, машины вовсю горят, того и гляди боеприпасы начнут взрываться. «Наш» грузовик, который я спалил, уже рванул, когда мы были в подвале. Под стенами дома напротив сидят трое фашистов. Не понял, у нас что, все стрелки на одной стороне улицы сидят и этих не видят? Дергаю шнурок немецкой «колотухи» и, выждав пару секунд, швыряю немцам. Петя дергает меня за рукав.
— Командир, валим отсюда, танки! — Поворачиваю голову в сторону, откуда пришла колонна, и правда, вижу как минимум два танка. Так, их нам жечь нечем, надо ноги уносить.
До оврага долетели за пару минут и завалились. Тяжело дыша, ловлю себя на мысли, что сюда мы ползли, находясь в середине цепи, и где стоят мины, толком не знаю.
— Петь, чего там сзади?
— Никого не вижу, наверное, как и говорил старлей, все уходят врассыпную.
— Хорошо, а как мы с тобой по минам пойдем? Да и светло уже, немчура еще и минометами нам добавит…
— Давай потихоньку, Сань, прорвемся как-нибудь. Ты держись ближе к середине, они вроде в основном склоны минировали.
Миновав опасное место, подползли к склону, где необходимо подняться. Фрицы по другую сторону оврага вовсю перестреливаются с нашими. Как всегда, выручает дымовая граната…
«Есть, придумал! Но с этим позднее».
Зашвырнув дымовуху на сторону немцев, вызвал тем самым их отчаяние и гнев. Два пулемета долбят так, что подниматься на склон все равно страшно. Хорошо, что гранаты две, и второй-то я как раз и прикрою нас, жаль, что дым пули не останавливает.
— Петь, броском вперед, как учили, марш! — ору я, и оба ломимся наверх. Пули то свистят рядом, то утыкаются в стенки оврага. Стрельба редкая, мы дождались перезарядки пулеметов и ломанулись. И все равно одна, сука, зацепила. Удар в левое плечо как кувалдой, крутанувшись по инерции от удара, валюсь на землю. Петя мгновенно поднимает меня и пытается поднять.
— Беги, твою мать, — ору я и тяну последнюю гранату из кармана. Швырнув дымовую и дождавшись, пока встанет завеса, поворачиваюсь в сторону наших. Этот, блин, напарник, никуда не ушел.
— Я тебя вытяну или сдохну рядом! — орет Петя и рвет что есть мочи меня от земли. Оказавшись на ногах, чувствую, что в принципе ничего не мешает мне бежать…
— Петь, я винтовку потерял, — кричу я.
— Да вот она, у меня, — Петя показывает на свое плечо, а я-то и не разглядел. Вот уже спасительные развалины, добегаем, и падаю там, где остановился.
Петро порывался оттащить меня на себе хоть сразу в Куйбышев. Чертяка, какой же он умница, этот парнишка. Отдышавшись, через десяток минут поднимаюсь на ноги, правда, с помощью напарника. Петя упрямо пытается влезть мне под руку, чтобы тащить, останавливаю его порыв.
— Братух, ну я же не в задницу раненный, чего ты корячишься-то? Дойдем потихоньку.
Дошли и правда потихоньку. Возле КП роты встретили командира, тот, увидев меня на Пете, попытался развить бурную деятельность. Чего они все так обо мне заботятся, обычный боец, ничего выдающегося. А если учесть то, как я себя веду, как разговариваю со старшими по званию, так вообще наглец. Пресекаю поползновения командира вопросом.
— Товарищ капитан, парни как, вернулись?
— Пока вышли пятеро. Чехов где-то пропал, никто не видел, как он выходил. Все, кто вернулся, раненые, уже в санбате. Сейчас встретитесь.
Точно, через полчаса встретились, ребят уже вовсю пользовал доктор, военврач. Я сел в очередь. Каково же было удивление, когда увидел тех, кто вышел из бойни на этот момент. Это были ребята, кто работал с напарником, как и я. Вот так, а наши крутые единоличники, с большим счетом, где-то еще лазают.
— Здорово, Сань, тоже пометило? — спросил один из снайперов, фамилия у него еще какая-то смешная, украинская, не помню, но необычная. Парень сидел, привалившись к валуну и вытянув ногу, на которой белел свежий бинт.
— Да есть немного, в плечо. Даже и не смотрел еще, что там…
— Кто тут еще, — донесся голос из блиндажа санбата, — заходь!
Зайдя, уставился на доктора. Так это же тот эскулап, что мне ногу мучил.
— О, сержант, опять под пулю залез? — смеется.
— Уж она и так, и сяк летала, пытаясь не попасть, но я все-таки боец Красной Армии, хрен у меня увернешься. Правда, поймал только плечом…
— Садись, шутник, ватник-то снимешь сам? — врач скептически поглядел на меня.
— Попробую, — выдохнул я. Аккуратно придерживая за край рукава, вытягиваю здоровую руку, затем просто чуть наклоняюсь вбок, давая ватнику соскользнуть с раненой руки.
— Сильно болит? — доктор устал ждать, когда я разденусь, и помогает.
— Да, в общем, нет, товарищ военврач третьего ранга. Жжет только да чешется. Боль была только первые минут тридцать, — на самом деле, конечно, рука болела. Плечо все онемело, а сама рана огнем горит.
— Ну-ка, что тут у нас? — Врач, стащив с меня нательную рубаху, промокнул рану на плече впереди. Да, именно впереди, я даже посмотреть на нее смог.
— И как? — спросил я через несколько минут.
— Что хорошо, так это, что пулю искать не нужно. Нет ее. Хуже то, что пока еще не определил, есть ли внутренние повреждения.
— Так чего, насквозь, что ли? — удивился я.
— Именно. Но плечо не разворочено, рана вполне аккуратная. Экий ты ловкий, не одну кость не задело, только мышцы надорваны, скорее всего.
— Док, вы проще можете сказать, жив я или уже не совсем? — улыбаюсь через силу.
— Считай, что пока нет, чистить буду, не смешно будет.
Дырка оказалась маленькой, сквозное ранение через мягкие ткани плеча. Вообще, довольно легкое ранение, учитывая мое прошлое в живот. Вся тяжесть заключалась в хорошей очистке раны. Внутрь попали кусочки ваты и нитки из ватника, поэтому мурыжил меня доктор достаточно долго. Радовало одно, плечо левое. Свезло мне снова, опять бойцы начнут кличку вспоминать.
— На тот берег не предлагаю, но хоть здесь-то полежишь дня три-четыре, чтобы хоть чуток затянулась? — спросил врач серьезно, закончив процедуры. Я сидел на табурете, а перед глазами все плыло. Больно, блин, разбередил он рану всерьез. Ведь не смотри, что раневой канал маленький, чтобы вычистить, его ведь расширяют, поэтому болело сильно.
— Не могу, док. Назад надо, понимаешь? — сделал я недовольное лицо.
— Да понимаю, все вы обратно рветесь, но ты пойми, чуть посильнее дернешь рукой, шов разойдется, опять грязь попадет, так и будешь прибегать чистить?
— А чего делать? Не в госпиталь же ехать.
Ушел от доктора, конечно, с помощью друга. Петя довел меня до моего блиндажа и уложил на топчан. Разогрел еды, предварительно затопив печурку, и мы сытно так пообедали.
Спать укладывался, вообще не чувствовал руку, а проснулся среди ночи, немцы опять начали обстрел, понял, что вроде и не болит особо. Пальцы работают, только саму руку поднимать немного больно, но я пока в косынке. Да, возможно, эта долбаная немецкая пуля дает мне возможность выжить в мясорубке, когда наши пойдут на штурм дома железнодорожников и Г-образного. Я теперь уж точно в первых рядах не пойду, командир сказал, чтобы даже не думал. На самом деле, он прав, конечно, ведь я даже автомат перезарядить не смогу, а помогать там будет некогда. Наверное, займу позицию где-нибудь неподалеку и буду из винтовки поддерживать атаку. Ротный считает, что я и так смогу всерьез помочь бойцам. Да, я же подкинул идею капитану, которая пришла ко мне, когда мы пробирались по оврагу. Ротный усвистал в дивизию, идею продвигать, если примут, то думаю, это здорово поможет бойцам при штурме. Идея была простая как три копейки. Снизить уровень прицельного огня противника все тем же дымом. Я тут пообщался с артиллеристами, те уверенно заявили, что дымовые снаряды для стодвадцатидвухмиллиметровых гаубиц есть, надо только, чтобы комдив донес идею до того берега и выбил эти снаряды. Нужно ударить ими сразу после артподготовки. Бить прямо той же наводкой по домам, чтобы дым был максимально близко к стенам. Даже если немчура не охренеет от вони и самого дыма, стрелять они будут точно в белый свет, а уж если бойцы подойдут к стенам, там все-таки будет проще.
Артподготовка началась вяло, пристреливались, но спустя пять минут снаряды так начали лупить по домам, что казалось, сейчас все строения рухнут. Долбили долго, я даже и не заметил по часам, сколько точно. Сам пострелял хорошо. Снайпера, что участвовали в нападении на колонну, вернулись почти все, двоих потеряли, безвозвратно. Сейчас, как и я сам, все были на позициях и отстреливали самых наглых гитлеровцев, ну, или самых трусливых, это в принципе одно и то же. Солдаты противника не все сидели, прячась в домах, кто-то выбегал, кто-то просто высовывался не вовремя, таких и отстреливали. За то время, что долбили артиллеристы, я снял девять человек, вроде даже один офицер там был, но не уверен.
Проблема с моей идеей вылезла с той стороны, откуда не ждал. Как обычно, у нас «забыли» предупредить всех, кого нужно. Когда смолкла артиллерия, а под стенами домов начали подниматься клубы дыма, в атаку рванули далеко не все. Мне почему-то сразу стало ясно, что вряд ли получится что-то хорошее. Так и вышло. К дому железнодорожников, что штурмовал наш полк, если его еще можно назвать полком, прибежало человек сорок. Для штурма дома этого было категорически мало, люди оставались ждать под стенами. Когда, наконец, рванули и остальные, дым уже расходился, и атакующие нарвались по полной программе. Тем же, кто уже был под стенами, полетели на головы гранаты, связки гранат и даже толовые шашки. Немцы пускали в ход все что угодно, защищая свой опорный пункт. Со стороны, конечно, легко говорить, но я материл наших генералов на чем свет стоит. Ну как так, все началось удивительно хорошо, но обосрались именно из-за несогласованности. Отряды же наступали не из одной траншеи, а из всевозможных нычек, кто где сидел, тот оттуда и побежал, поэтому и получился разброд.
Через час командование, видимо, решило исправить свои ошибки, и началась новая артподготовка. На этот раз долбили всего десять минут, затем снова пустили дым, да еще и догадались пострелять дымовыми и по окрестностям. У немцев много и артиллерии, и минометов, вот и пытались накрыть заодно и их позиции. Теперь беда была в другом. Немцы знают, что мы будем делать, фактор неожиданности ушел в небытие. Я даже офигел, когда поймал в прицел голову фрица в противогазе. Да чего же умные, суки. Они высовывались из окон и швыряли гранаты, наши потери увеличатся теперь.
Зато, благодаря тому, что фрицы стали бояться штурма непосредственно в здании и рискуют вылезать из окон, чтобы стрелять и бросать гранаты, такие как я, со снайперскими винтовками, хорошо набивали личные счета. За полчаса штурма я выпустил патронов пятьдесят, даже если половину промахнулся, а это вряд ли, то уже взвод точно положил. Оптика на моей немецкой винтовке стоит очень хорошая, а с двухсот метров я промахиваюсь очень редко. Вообще, Чехов, да и остальные ребята-стрелки объяснили одну из истин: не надо пытаться попасть в бегущего человека. Попасть-то можно, но с первого выстрела это сделать очень сложно, особенно без опыта такой стрельбы. Тут нужно внимательно смотреть и понимать, куда двигается бегущий, и стрелять туда, где он будет через секунду-две. Когда сосредотачиваюсь, то вполне удается делать и такое. Видишь в одном оконном проеме, как промелькнул кто-то из солдат противника, наблюдаешь. Замечаешь спустя секунду или две, как тот появляется во втором окне, затем в третьем, а в четвертом ты его приземляешь, если он, конечно, не остановился. Но в большинстве моих выстрелов преобладали все-таки по неподвижным целям. Мне нравилось стрелять в пулеметчиков. После начала штурма немцы стреляли уже отовсюду, а не только из укрепленных мешками амбразур. Поэтому жатва была знатная. Да и с амбразурами интересно выходит. Появляются языки пламени, ага, пулеметчик работает, целишься прямо в огонек, ну, или чуть-чуть выше, по стволу и нажимаешь спуск. Если взял неверно, вспышки продолжаются, но если попал… О! Это понимаешь сразу. Когда видишь, как огонь прекратился и ствол пулемета задран вверх, ну, а что, с такого расстояния это легко различимо, ждешь следующего. Когда ствол пулемета в твоем прицеле вдруг начинает опускаться и замирает, всаживаешь еще одну пулю. Азарт такой, что не хочется отрываться. На одном пулемете убил, наверное, ну или ранил, четверых, пока кто-то из врагов, наконец, догадался сменить позицию. Пулемет дернулся и исчез из амбразуры, а ты уже осматриваешь ближайшие проломы и оконные проемы.
Петю капитан забрал в штурмовую группу, как я ни брыкался. Людей было мало, и оставлять, по мнению ротного, не занятого человека, было слишком расточительно. Ага, а положить из-за несогласованности на подступах два, а то и три десятка это не расточительно!
Пока не начал стрелять, еще видел, как мой братишка двигается, помнит мои слова, не лезет на рожон, меняет траекторию движения, то упадет, то прыгнет. Когда падает, всегда перекатывается, только бы выжил, привязался я к нему, правда, как братишка для меня.
К сожалению, немцам действовать в Сталинграде легче, будь то атака или оборона. Артиллерия врага всегда готова помочь своей пехоте, чего не скажешь о нашем боге войны. Пока свяжешься с тем берегом, пока там примут решение и начнут стрелять, ситуация поменяется несколько раз. Та малая артиллерия, что есть здесь, в городе, не может по большому счету ничего. Стреляют, конечно, но эффективности…
Где-то завыли «ишаки», и на подступах к дому начали рваться реактивные мины. Серьезное оружие. Как я объяснял капитану услышанное от разведчиков, не знаю, доложил он или нет, но у фрицев совсем рядом позиции минометчиков и пушкарей, надо и по ним было долбить. Ведь как ни крути, а позиции минометного расчета это не пехотинец в здании, они-то все на открытой местности стоят. Координаты благодаря разведчикам известны довольно точно, ну что же так плохо отработали-то?
Меня нашел на позиции ротный, прибежал весь в мыле.
— Сань, надо минометчиков расходовать, а то они блокируют подходы бойцам. Основные группы уже в здании, подкрепление нужно…
— Нужно так нужно. Судя по тому, что сказали разведчики, эти говнюки с «ишаками» совсем рядом, — траектория у мин, я смотрю, весьма настильная, вряд ли дальше пятисот метров, дальше им не расположиться для прямой стрельбы, застройка не позволит. Где-то между домами стоят.
Дернул вниз, взяв патронов побольше. Так-то у меня их в моей лежке было много. Поставил себе целую немецкую каску с патронами для винтаря и стрелял, сейчас в карманы пришлось набивать. Через подвал покинул дом, в котором располагался, и выполз на улицу. Сюда практически не стреляют, но ходить во весь рост будет все же неосмотрительно. Пригибаясь, бегу к соседнему зданию, от него, идя под стеной, перехожу дальше. Черт, а вот дальше-то и не пройти, тут фрицев полно, даже танк вон стоит. Осмотрев улицу и прикинув, откуда идет стрельба из «ишаков», понял, что единственное место, откуда я смогу их увидеть, это кусок стены, торчавший как свечка на месте разрушенного дома. Кусок стены когда-то был подъездом, лестничных пролетов давно нет, но выступы, где когда-то крепились лестничные марши, вполне сохранились. Развалины были обращены в противоположную от немцев сторону, поэтому я шагнул туда, не думая, повесив винтовку за спину. Но не один я был такой умный. Наверху сидели немецкие корректировщики, а узнал я об этом, начав подниматься. В стену, прямо перед моей головой, щелкнула пуля, хорошо забраться успел невысоко, прыгнув вниз и, уходя с линии огня, яростно протирал глаза. Крошка, выбитая выстрелом немца, забила глаза. Черт, дерет, глаза слезятся, но нужно скорее приводить себя в порядок, пока не бросили гранату. Чуть проморгавшись, посмотрел наверх. Фрицы не стреляли, уже хорошо. Вынул из кармана «феньку» и, разогнув усики, выдернул кольцо. Прижимая рычаг, стал помаленьку вылезать, чтобы прикинуть, как зашвырнуть наверх гранату. Там, на уровне бывшего четвертого этажа, находилась маленькая площадка, чудом уцелевшая после разрушения дома. Немец выстрелил, едва я высунулся, черт, как же быть? Я в углу, за спиной две стены, за кучей битого кирпича, выковырнуть меня можно только гранатой, но и выйти теперь так, как пришел, уже не могу. Поднимаю кусок кирпича и швыряю в дальний конец кучи так, чтобы немец его точно увидел. Прыгнул через преграду одновременно с выстрелом немца, тот стрелял по кирпичу, в смысле среагировал на движение, а когда перевел огонь на меня, я уже был за стеной. Фу, из западни выбрался, но надо решать с фрицами, это они тут так хорошо и точно корректируют минометы. Осмотрев сохранившуюся стену, понял, где сидят фрицы, не знаю, смогу ли закинуть гранату на четвертый этаж в оконный проем? А если и закину, рванет ли она рядом с фрицами, или пролетит ниже? А, была не дала! Примерившись, подкидываю «феньку» так, чтобы рванула на уровне окна с этой стороны. Граната грохнула, а я вываливался со стороны кучи кирпичей с пистолетом в руке. Больно ударившись при падении, морщусь, но ловлю в прицел одного из фрицев. Парабеллум хлопает три раза подряд, и немец летит вниз, во блин, а второй-то уже и так внизу. Осмотрев фашистов, заметил, что один был ранен осколками, а упав, видимо, свернул шею, еще бы, четвертый этаж, а внизу битый кирпич. Начинаю новое восхождение. Едва не сорвавшись на уровне третьего этажа, чуть перевожу дух, раненая рука совсем не дает возможности пользоваться ей в полную силу. Чую, как по ребрам уже течет что-то липкое, наверняка шов разошелся. Поднявшись наконец, офигел, фрицы сидели здесь на пятачке меньше двух квадратов, да еще и с рацией. Жаль, я не умею ей пользоваться, да и немецкого не знаю, а то бы обязательно воспользовался.
Немецкие наблюдатели оставались невидимыми для наших стрелков благодаря куску сохранившейся стены. Если присесть на корточки, тебя и не видать. Зато в окно, обращенное к немецким позициям, обзор был… Приладив винтовку на остатки подоконника, я начал выбирать цели. Ух, как они забегали-то, когда первым свалился с пулей груди командир расчета. Укрыться фрицам было просто негде, «ишаки» стояли открыто, три установки, вокруг сновали солдаты из расчетов. Стрельбу они прекратили мгновенно, я успел завалить всего троих. Пробовал стрелять по штабелю с минами, ни фига не рванули, обидно. Когда увидел позади минометов немцев, катящих орудие, сглотнул.
«Ах, вы так, суки!» — противник, видимо, решил меня зачистить прямым выстрелом, расчет верный, щиток орудия мне не пробить. Убрать успел лишь двоих из четверых, что несли позади упоры. На некоторое время передвижение застопорилось, но немцы решили, что орудие уже стоит вполне себе хорошо, и, растащив упоры, начали наводить.
Я видел, что орудие у немцев далеко не гаубица, но и из этого ПТО вполне можно сложить оставшуюся стену, за которой я укрывался. Как спускался вниз, даже не помню, казалось, просто летел. До кучи оставался всего один этаж, когда стену потряс удар снаряда, а чуть позже прилетел грохот. Сверху что-то посыпалось, но я уже летел вниз, просто спрыгнув. Отбежать я успел всего на пять шагов, когда стена с хрустом начала заваливаться и, осыпаясь, подняла тучу пыли. Укрывшись за углом рядом стоящего дома, прикидывал, что еще можно сделать. Даже если расчеты сейчас пополнят солдатами, они же не знают, куда стрелять. Дело в том, что немцы уже кинули с соседней улицы подкрепление к домам, которые штурмовали наши бойцы. Если минометчики будут стрелять по последним координатам, то положат своих. Значит, нужно ждать новых корректировщиков. Мест тут немного, взять хотя бы этот дом, куда я сейчас забрался. Скорее всего, сюда они придут, удобное место, только слишком оторвутся от своих, и наши смогут сюда подойти в любой момент. Если сажать здесь наблюдателей-корректировщиков, то только в сопровождении взвода пехоты. А мы подождем и посмотрим.
Установив две растяжки, оставшимися гранатами на входе в разгромленный подъезд и дыру в стене, что давала возможность попасть внутрь дома, я спрятался внутри. С собой, кроме винтовки, у меня был пистолет и нож, гранаты кончились, да и бог с ними. Заныкался я хорошо, крыши у дома не было, а чердак был завален обломками стропильной системы и кусками рваного железа, вперемешку с битым кирпичом от разрушенных труб отопления. Глотнув из фляжки, о, даже жить захотелось, стал ждать, приготовив пистолет и запасные магазины, у меня их аж четыре штуки.
Немцы появились спустя двадцать минут, еще бы, их торопят, там, в домах, их товарищи погибают. Я, кстати, осмотрел, насколько мог, атакуемые дома, бом идут страшные. Где-то возле Г-образного стоял и горел немецкий танк, наверное, прятался рядом, а при атаке вылез, но наши его сожгли.
Появились немцы с шумом. Рванула растяжка, глухо свистнули по округе осколки. После короткой немецкой тирады, наверняка матерятся, спустя несколько секунд рванула и вторая граната. Хорошо, что у меня были эти гранаты, что бы я без них делал… На чердак, а откуда им еще будет видно лучше всего, немцы поднимались пару минут, наверное, мины ищут.
«Да идите спокойно, брюхоногие, нет у меня больше мин», — подумал я, беря на прицел дуру в чердаке, через которую можно попасть наверх. Я, кстати, задолбался сюда залезать, с моей-то рукой. Оставив винтовку в стороне, был готов к появлению немцев. Сначала появился тощий фриц, в каске и с автоматом. Положив МП перед собой на чердачный пол, он стал втягиваться в дыру. Стрелять прямо сейчас нельзя, мне нужны гранаты, а они у немца точно есть, отсюда вижу, две штуки за поясом висят. Немец залез и, подняв автомат, стал осматривать чердак, но с места не сходил. Следом за этим воякой на полу чердака появилась рация, эх, богаты немцы таким добром, не то что мы.
Немец меня увидел, но было поздно, для него. Свободной рукой я показал ему подойти, и он ведь сделал пару шагов. Фриц как завороженный смотрел в темное отверстие парабеллума, автомат он уже отпустил, когда я, покачав головой, дал понять, что он умрет быстрее. Наконец, в дыре появился следующий тип. Залезал он, как и первый, спиной ко мне. Выстрелив дважды, один во второго, а следующим уже пришлось валить первого, а то он автомат начал поднимать, прыжком оказался возле подстреленного и дернул у него гранату. Колпачок на хрен, дергаю шнурок, и граната летит в дыру. Спустя пять секунд грохает взрыв, снизу раздаются стоны, но их заглушают очереди из МП. Сколько вас там еще? Вторая граната летит в дыру, и сначала раздается топот, а затем вновь бахает взрыв. Снимаю с трупа его автомат, из подсумка тяну запасные магазины, повоюем еще. У того, что лез вторым, а умер первым, тоже замечаю «колотушки» под ремнем. Ползу к нему и… в дыру, прямо передо мной влетает граната. Странно, но паники нет вообще, мысль пролетела только одна, сразу кинули или нет, думая, уже спихивал «колотуху» вниз. Взрыв раздался тут же, вряд ли даже до пола долетела. Меня чуток оглушило, но это фигня. Вот, блин, ситуевина. Немцы хотят меня завалить, а не могут достать, я хочу сделать то же самое, но также не могу достать врагов. Разница лишь в том, что они могут уйти, а я нет. У меня вновь две гранаты, но кидать не тороплюсь. Фрицы могли уже смекнуть и попробовать пройти другим подъездом. Если так, то они меня зажмут. Вскакиваю и бегу к люку в соседнем подъезде, не добежал чуток, нет подъезда-то, оглядев провал, решив, что тут противник не поднимется, возвращаюсь назад к дыре. Возле пролома в полу поднимаю радиостанцию и швыряю вниз, на землю. Хоть и увесистая, но докинул до края, аппарат полетел вниз и, надеюсь, разлетелся на кусочки.
— Рус, сдавайс! — послышалось откуда-то снизу, даже и непонятно, где «переговорщик» стоит или сидит?
— Русские не сдаются, — кричу в ответ и сталкиваю тело убитого фрица вниз. Раздается стрельба, я затихаю.
«Если у них есть пулемет или винтовка, то перекрытие они пробить смогут», — пришло в голову. Из автомата фрицы меня не возьмут. Наваленный мусор, да и само перекрытие пистолетные пули не берут. Вот, блин, влип, черт, кроме шуток, делать-то что-то надо? Ответ пришел, казалось, откуда и не ждал даже. Снизу, на улице внезапно началась перестрелка. Слышно, что стреляет не один ствол, а из дома ему явно отвечают. Подо мной началась возня, кто-то передвигается.
— Фриц, сдавайся, власть сменилась! — кричу я. Ответом мне звучит очередь из автомата. Она резко обрывается, а я, абсолютно охренев от того, что делаю, прыгаю в дыру. Нет, это не кино, где стреляют без перерыва, патроны в реальности кончаются очень быстро, иногда даже не замечаешь, насколько быстро. Приземлившись на труп, что сам же и скинул, переворачиваюсь и озираюсь. Два немца, один перезаряжается, а второй, о, это вообще был подарок с небес, смотрит на дверь, что ведет в квартиру, страхует, стало быть. МП в моих руках стрекочет, оба валятся на пол сломанными куклами. Только сейчас обвожу глазами комнату и вижу четыре трупа. Видимо, гранатами я убил всего одного, да и черт с ним. Внизу стрельба стихает, из дома, откуда-то подо мной, отвечает всего один или два ствола. Собираю гранаты, благо никто не мешает. Магазины тоже пригодятся, заодно поменял наполовину пустой.
Подойдя к окну и не увидев никого в зоне видимости, кричу:
— Эй, славяне, есть кто живой? — пытаюсь одновременно смотреть и на улицу, и на дверь.
— Да как не быть, — летит ответ, — сам-то живой еще?
— Не дождетесь! — отвечаю юмористу. — Сколько их там у вас?
— Да вроде один остался, отстреливается гад! — злобно кричит тот же голос.
— Придавите его немного, попробую сверху его взять, наших в доме нет?
— Нет, мы на улице.
— Отвлекайте! — кричу и направляюсь к двери. Вряд ли фашист понимает по-русски, поэтому иду вниз и слушаю, как тот стреляет. На улице слышна дробь ППШ, я готовлю гранату и спускаюсь уже на первый этаж. Точно, явно гансик один там, стреляет короткими, бережется. Где он тут? А, вроде как из пролома, что на улицу ведет, рядом с подъездом шмаляет. Значит, это в квартире слева, гранату туда, эх… Бухает взрыв, стрельба не утихает, ладно, у меня еще пять штук, я не жадный. Ложусь на пол и начинаю вползать внутрь помещения, тут обычная квартира была, мусору кругом, это от обваленной стены, наверное. Останавливаюсь возле стены, отделяющей комнаты. Ага, там как раз и пролом на улицу. Гранату туда, и автомат в сторону угла стены. Точно, вылетает фриц с круглыми глазами, очередью по ногам, срезаю его и, подскочив, выбиваю из рук автомат. Готово, осматриваюсь и кричу на улицу:
— Эй, помощники, заходи. — Шмонаю немца, точно есть, не ошибся. Курить захотелось, аж жуть, вот и искал у немчика сигареты. Нашел вместе с какой-то прикольной зажигалкой. Закурил и встретился взглядом с вошедшими мужиками в ватниках.
— Ну, ты, сержант, и даешь! — замечает один из бойцов, судя по голосу, именно тот, с кем я перекрикивался.
— Давать-то даю, да не всегда берут, — отвечаю я, и все вместе в голос ржем как кони. — Вы специально, али как?
— Ротный послал, говорит, наш сержант в прятки с немчурой поиграть решил, залез в дом, а туда следом десять гансов. Послал следом.
— Молодцы, вовремя. И кэп молодец, надо же, как и углядел-то?
— Кто молодец? — не поняли бойцы.
— А, не берите в голову, как там дела-то, а то я тут все один да один?
— Тяжко, но вроде держимся пока. У соседей не больно хорошо. Наши-то уже отбиваются, а в букве Г даже и не вычистили пока, дом уж слишком огромный, да и фрицев там как грязи. Помочь пока не можем, немцы все подступы простреливают. Сами не идут, но и нам не дают. А там наших-то всего ничего, одни не смогут.
— Ладно, ротный приказал мне чего или как?
— Сказал, чтобы возвращался. — Мы дружно побросали окурки, парни тоже закуривали, и пошли на выход.
— Тьфу ты черт, винтовку-то забыл! — Попросив, чтобы подождали, я метнулся пулей наверх. Заодно и гансиков обобрать надо, а что, мне не стыдно, вот ни разу.
Не зря решил обшмонать гитлеровцев. У одного нашелся шифр-блокнот и хорошая карта, причем с некоторыми позициями самих немцев. Капитан, только увидев документы, аж засиял весь. Наверное, уже майором себя видит. Ротный умчался в штадив, а я присел перекусить. Понятно, что бой и все дела, да жрать уж больно хочется, а я все равно при штурме не помощник. Так как дом железнодорожников наши более или менее зачистили, то держатся внутри, помощь моя пока не требуется, разве что фрицы пехоту на ответный штурм двинут, тогда постреляю. Возле Г-образного другие стрелки работают, мне туда лезть запретили, да и правильно, в общем, толку, как уже говорил, от меня там не будет.
Сожрал полбанки тушняка и выкурил подряд две слабенькие сигаретки, тьфу, такая кислятина, но к махорке вообще пока не могу привыкнуть, горло дерет и дышать нечем после нее. Да знаю, знаю, что бросать нужно, да вот как-то думать об этом некогда. Тут это едва ли не самый доступный, если вообще не единственный способ чуток расслабиться. Решил пойти на бывшую позицию, с которой работал в начале штурма. Уселся на чудом уцелевший стул, поставив его возле окна, и стал осматривать окрестности в бинокль.
А ведь все идет гораздо лучше, думаю, чем было бы без дыма. Вряд ли бы так получилось пройти, а тут внутри вовсю бьемся. Не я, конечно, но вроде как тоже участие принимаю, фашистов-то я немало настрелял, даже не считаю уже, сбился давно, да и плевать уже, если честно. Постоянно ловлю себя на мысли, что думаю уже, как и все остальные люди этого времени. Да и стирается грань разницы между нами, я уже все воспринимаю так, как будто родился здесь и всегда жил. Мне понятны законы, понятен смысл жизни людей этого времени, не все принимаю, конечно, но стараюсь вида не подавать. Контролировать речь сложнее всего.
Многое из того, что давно было привычно в той жизни, здесь еще не придумано даже. Пока на войне не хватает именно вооружений из будущего. Как же было бы просто выбивать фрицев из укреплений с помощью объемно-детонирующих боеприпасов? А здания или доты зачищать? Шмальнул из «Шмеля» и можно не проверять, головешки обеспечены. Да сколько всего изобретут еще, в голове не укладывается, а что я могу сделать? Ведь я же не инженер, как что работает и как устроено, понятия не имею, может поэтому, я и не хочу сдаваться в добрые руки НКВД и кричать, что все знаю. На месте пытаюсь что-то предпринимать, чтобы легче было, а так… Войну мы все равно выиграем, потери уменьшить? Так самые тяжелые как раз сейчас да в сорок первом были, дальше легче будет, да и как их уменьшить? Даже если прямо сию минуту рассказать все лично Сталину, что он сможет сделать? Пока хоть какие-то сдвиги начнутся, война кончится. Да, может еще и по-другому пойти, где гарантии, что хуже не будет? Вот взять форсирование Днепра, сколько там войск угрохают на отвлечении? А ведь если не поступать так, сколько при переправе погибнет, когда фрицы подкрепления будут кидать не на отвлекающие плацдармы, а на основную переправу? Да хрен переправимся мы, вот что будет. Поэтому не раз думал, но пока буду просто воевать, а там посмотрим. Хотя одного бы человечка точно нужно тут уработать, вот уж в этом я точно уверен. Кстати, а он ведь здесь, на том берегу, правда, но тут, рядышком. Интересно, а он в город хоть раз за всю битву приезжал? В смысле там, в той истории? Вот бы хорошо было, если бы сюда приперся, уж я бы постарался его тут и закопать, хрен бы меня тут кто увидел или нашел, я тут уже как рыба в воде.
Вот на этой мысли я и остановил свои размышлизмы, так как передо мной, в трех сотнях метров, начиналось действие под названием контратака противника. Появилось две самоходки и два БТР, нашим туго придется, бэтээры я еще остановлю, вот прямо сейчас, а с самоходами чего делать?
Вражеская техника пол углом сорок пять градусов ко мне, пулеметчики на бэтээрах видны хорошо, да и водителей можно попробовать уработать.
Картинка в прицеле любо как хороша. Прямо перед нами, метров двести всего, в воронках обустроены позиции вражеских минометчиков. Сами трубы не видно, но вот появляющиеся то и дело над импровизированным бруствером головы солдат противника регулярно отмечаем.
— Сань, на одиннадцать часов, каждые полминуты вылезает и в бинокль глядит, — Петя наблюдает влево от центра позиций, а я вправо.
— Скорее всего, это и есть наблюдатель, в остальных трех с биноклями никто не поднимался.
Самое интересное было в том, что минометы у фрицев стоят укрытыми в воронках, а вот за боеприпасами они постоянно лазают вглубь позиций. Нас с Петрухой «заслали» уничтожить минометные расчеты противника, что мешают нашим войскам подтягивать подкрепления, вот и наблюдаем.
— Сними его, надоел мельтешить. Как посмотрит, так сразу мины летят, — торопит Петро.
— Давай, тем более он ключевая фигура, — я уже с минуту как наблюдал в прицел за действиями вражеского наблюдателя. Когда он в очередной раз появился, я не стал стрелять сразу, подождал, когда фашист приставит бинокль к глазам. Выстрел прозвучал громко, но тут же утонул в какофонии сотен других. У нас за спиной обороняется рота, что прикрывает подступы с фланга на позиции полка. Они и доложили о подтягивании и укреплении фрицами этого направления.
Кажется, мой выстрел остался незамеченным. Стреляю еще раз, в появившуюся каску противника в одной из воронок. Каска исчезает, а немцы посылают «бегуна» в тыл. Вижу, как выполз солдатик и, вертя задницей, устремился прочь от минометов. Проделав дополнительное вентиляционное отверстие в самой заметной части фрица, замираю, осматривая позиции врага. Должны, просто обязаны вылезти к нему друзья.
— Сань, а на хрена ты фашисту в жопу выстрелил? — озадаченно произносит напарник.
— Куда было легче, туда и стрелял, он мне живой больше пригодится.
— Как это? — удивляется друг.
— А ты смотри внимательнее, — предлагаю я и тут же стреляю. Как и предполагал, рядом с раненым в филейную часть тела фрицем укладывается еще один, самый сердобольный.
— Приманка! — шёпотом восхищенно воскликнул Петя. — Ну ты и мастак выдумывать!
— К сожалению, не я, фрицы и сами так же делают, просто вспомнил, вот и бью их же оружием, причем в прямом смысле. — И правда, винтовка-то у меня все та же, фрицевская.
Возле недобитка за пять минут я положил еще двоих, больше не вылезали, поняли, видимо. По нам с напарником так еще ни разу никто и не выстрелил, не могут пока засечь, а мне и самому неохота менять позицию, уж больно удобная она. Передо мной дыра, размером сантиметров двадцать в высоту и полметра в ширину, амбразура такая, а лежу я… да, наоборот, я лежу, вот как. Ноги возле дыры, лежу на спине, не очень удобно стрелять, опора не очень удобная, стена, но зато винтовка получается в глубине нашего укрытия и вспышку от выстрела заметить труднее. Так уж получилось занять именно такое положение, потому как по-другому тут просто не лечь. Внутри развалин оказалась часть крыши, вот на скате этой крыши я и лежу. Или так, или винтовкой наружу.
Внезапно усилился огонь вражеской артиллерии, и мы, наконец, заметили кое-что поважнее, чем ротные минометы врага. На удалении метров в пятьсот была замаскирована гаубичная батарея противника. Петя заметил, как они сделали залп, и рассказал мне.
— Петро, как хочешь, но об этом нужно доложить, пусть с того берега «катюшами» причешут. Объяснить сможешь расположение?
— Конечно, сам же видел, своими глазами, — утвердительно кивает головой напарник.
— Вот и дуй на КП, да поубедительнее там!
Петя уполз, а я остался наблюдать. Возле этих гребаных гаубиц суетились расчеты, но для меня было неудобным их расположение, с этой точки ну никак не попасть, только если вылезать на улицу.
Убрав одного пулеметчика, сидит себе, понимаешь ли, в разбитом грузовике, постреливает, продолжаю осмотр. Да, хорошо тут немцы сидят, густо, ломанись мы в атаку, думаю, даже батальон положат, прежде чем мы смогли бы приблизиться. Спустя минут сорок появляется Петя.
— Командир, у тебя трассеры есть? — задал вопрос мой второй номер.
— Да есть несколько штук, а чего? — поинтересовался я.
— Просят пометить гаубицы.
— Они там чего, обкурились? Нас же сразу засекут! — возмущаюсь, но понимаю, для чего это нужно.
— Наши будут корректировать огонь, чтобы разом пройтись по всему пригорку.
— Ну, хорошо, — сказал я и начал заряжать винтовку трассирующими патронами.
Задачка была не самая простая, по тому же трассеру и меня обнаружат, но что делать, приказ. Оставив Петра наблюдать, выползаю из нашего «блиндажа» и начинаю отползать выше по нашему склону и правее, так и Петю не подставлю, а то еще попадут немцы в руины, где Петруха сидит. Блин, местность совсем открытая, а-а, будь что будет. Улегшись поудобнее, осматриваю позиции. Вот эти долбаные гаубицы. За последние полчаса фрицы выпустили уже два десятков снарядов в глубину наших позиций в центре города, там народу, наверное, полегло, ужас, так стоит ли ценить свою шкурку?
Первая трассирующая пуля улетает к врагу, обозначая его позиции. Быстро перебегаю чуть в сторону, а на место, откуда я только что стрелял, уже ложатся пулеметные очереди, вспахивая землю. Второй выстрел также успешен, но третий сделать уже не смогу. Противник, озверев, ударил минометами по склону оврага, где был я. Только чудом, не зря, ой не зря меня «счастливчиком» прозвали. Оступившись, провалился в какую-то ямку, и осколки мин пролетели практически над головой, причесывая склон. Перевернувшись лицом вверх, вижу, что эта ямка-щель совсем не маленькая. Я уместился в ней легко, а если постараться, даже ворочаться могу. Склон тем временем перепахивали минометы, а я все ждал, какого хрена нашим еще нужно, неужели корректировщик не заметил моей подсветки? Ответом на мучивший меня вопрос был вой пролетающих надо мной «эрэсов». Снаряды обрушивались на позиции врага, и обстрел моего склона тут же прекратился. Вот это я понимаю, по-нашему, со всей своей пролетарской ненавистью. Выглянув из любопытства, увидел огромные вспышки на месте разрывов наших снарядов. Огонь, казалось, был везде.
Заметив движение левее моей норки, вскинул винтовку и, поймав в прицел двигающуюся по-пластунски фигуру напарника, выдохнул. Замахав руками и криком, привлек внимание Петра, подзывая его.
— Ну, как там? — спросил я, когда Петя оказался рядом.
— Когда минометы начали долбить, уж думал всё, потерял я братишку, — друг обхватил меня и сжал в объятиях.
— Не хорони пока, они еще для нас с тобой оружия не придумали, и будем надеяться, что уже не успеют.
— Сань, как думаешь, долго еще воевать? — спросил вдруг Петя.
— Думаю, да, Петь, посмотри, куда фриц забрался, это же — Сталинград! Нам их гнать еще отсюда и гнать, десять раз упаримся.
— Думаешь, отсюда погоним? Больше не будем пятиться? — с надеждой в голосе напарник пытается угадать правильный ответ.
— Уверен. Именно отсюда мы их и погоним, Петро, уверен, — ответил и вдогонку еще раз повторил я.
Вернувшись на КП, блин, уже почти вечер, надо же, как сегодня время пролетело, застали ротного за стаканом, отнюдь не с чаем.
— Товарищ капитан, разрешите доложить? — спрашиваю я и встаю смирно.
— Вольно, бойцы, заходите, — машет рукой ротный, приглашая к столу. Усаживаемся, предварительно скинув с себя сбруи. Я Пете тоже разгруз сшил, чтобы удобнее было, пока еще к нам никто не привязывался.
— Не стало больше у нас, ребята, роты, всех почти потеряли, — отвечает на незаданный вопрос командир. — Сегодня за день от твоего взвода, сержант, осталось три человека.
Взвод у меня забрали еще тогда, когда мы ходили на поддержку разведчиков. В роту прибыл какой-то новенький мамлей, ему и передал командование. Ротный объяснял, что я одиночка, точнее, в моем случае мы с Петей одиночки, не умею я командовать взводом, но за подготовку бывших подчиненных сказал спасибо, ребята хорошо воевали.
— Кто остался? — сняв шапку, спросил я. Ротный перечислил фамилии, и я с удивлением и даже с некоторым удовольствием отметил, что живы остались именно те, кто мне нравился во взводе больше всего. Как бойцы нравились, конечно. В первую очередь выжил Федор, с которым мы уже успели немного подружиться, он даже расстроился, когда у меня Петруха из госпиталя вернулся, парень думал, что так со мной и будет, а вышло по-другому. Их кинули на поддержку штурма дома железнодорожников. Парни проявили себя геройски, удерживая свои позиции в течение двух суток, но, понеся огромные потери, они отошли в тыл. Их попросту сменил взвод из резерва, ночью прибыли на катерах. Поговорили с командиром, он передал приказ командования об индивидуальной работе снайперов, заметив, что я должен вести карточку. На это ответил Петя:
— Так вот она, карточка, товарищ капитан, — с этими словами, напарник передал мою стрелковую карточку ротному.
— Ничего себе, а чего же ты молчал-то? Шестьдесят восемь фашистов, из них восемь офицеров и унтер-офицеров, три снайпера. Причем надо же так расписать! — капитан посмотрел на Петю. — Ты что, бухгалтер, что ли?
— Учился перед войной, закончить не успел, — пояснил напарник, хрена себе, открываются таланты.
— Так скрупулезно будешь подсчитывать, экстерном все экзамены сдашь, это я тебе как учитель говорю. — Теперь мы с Петей уставились на капитана. Кто учитель, он, ротный?
— Ну а чего вы так удивляетесь? Я что, по-вашему, всю жизнь воевал?
— А ты кем был до войны, так и не вспомнил? — Петя решился, наконец, спросить, раньше-то стеснялся, сколько раз разговор заводил.
— Да если бы вспомнил, вы бы уже знали, но ты меня убил, когда ты все записывал?
— Так ты лежишь с винтовкой, на меня же не смотришь, как бы ты заметил, что я пишу? А мне еще Нечаев приказал учитывать всех. Я ведь пишу только тех, кого вижу, то есть когда мы вместе, а скольких ты без меня на тот свет отправил?
— К сожалению, тех, что были до твоего ранения, Курочкин, я не смогу провести, а вот, — ротный уткнулся в карточку, — человек тридцать, думаю, вполне себе возможно засчитать. Да даже больше, я сам еще прибавлю тебе, — он посмотрел на меня.
— Не надо мне ничего прибавлять, я не за счет воюю…
— Да ты не понял, сколько ты позавчера в одиночку уработал, я тебя ведь просил отчитаться.
— Двенадцать, это с теми, кого на чердаке из автомата положил, без них восемь вроде.
— Вот, этих и добавлю, смысла тебе врать нет, я наоборот думаю, что ты еще уменьшаешь.
Так у меня появился личный снайперский счет, по которому я как бы даже и неплохим стрелком получался. Теперь я точно уже обязан все свои выстрелы фиксировать, так как все данные капитан будет отсылать в штаб полка.
Обиходив винтовку перед сном, перекусили с Петром и завалились спать. Спал сегодня без снов, на удивление. Выспаться удалось, оказывается, я даже не проснулся при артобстреле противника, грубеем, привыкаем. Наутро нарисовался командир полка и потребовал помочь возле Г-образного.
— Соседи помощи просят, снайперов у нас вроде хватает, но работы у них немало, так что лишняя винтовка помехой не будет.
Я с полчаса изучал площадь, линию траншей и заграждений противника по западной стороне площади и принял невероятное решение.
— Товарищ капитан, а я туда пойду, помогите фрицев отвлечь, — я указал на подбитый КВ, что стоял недалеко от бывшего «Молочного» дома, который мы успешно подорвали недавно.
— Как ты собираешься туда пролезть? — обалдел ротный.
— А смотрите, слева видите траншея, — я указал вперед.
— Ну, — кивнул капитан, — так она же немецкая!
— А в ней нет никого, скорее всего, там просто мины стоят, я еще вчера заметил, что фрицы в ней не появляются. Она отлично просматривается из Дома Павлова, поэтому противник в нее и не лезет.
— И…
— Ну, а по ней я до танка доберусь. Лягу между гусениц под днищем, Петро сзади, прикрывать будет, а спереди у меня хрен кто пройдет. Я буду чуть ли не на вражеских позициях, они ни за что не услышат в трескотне собственных выстрелов, отдельные хлопки моей винтовки, тем более по звуку она им хорошо знакома, за своего примут.
— А ведь может получиться, — почесал затылок капитан, — у тебя тогда такой обзор будет, все немцы твои. Только вот те, из дома, к тебе не придут?
— А мы растяжки поставим с Петей, прямо по их траншее, вот будет веселье.
— А чем помочь-то? — так и не понял командир.
— Надо нескольких бойцов в траншею посадить, в том месте, где ближе всего к Дому Павлова, их там будет не видно, а если все-таки фрицы полезут из ближайших домов, парни отвлекут их, давая нам возможность уйти.
Договорились обо всем. Мне выделили как раз тех троих, что остались в живых от моего бывшего взвода. Ребята даже обрадовались возможности участвовать в бою, а то их задвинули в угол, сидите, мол, ждите, когда вас куда-нибудь сунут.
Выдвинулись в девять утра. Дождь хреначит с ночи, мелкий, противный и холодный, а скоро уже и снегу навалит. Будет намного сложнее передвигаться. Я полз первым, держа винтовку так, чтобы прицелом не задеть обо что-нибудь. Немцы в этом направлении активности не проявляли, но наблюдатели-то точно есть, я даже вижу пулемет, нацеленный в нашу сторону. Когда мы будем в его зоне, я шлепну пулеметчика, и мы спрыгнем в траншею, там, я думаю, мы будем в относительной безопасности. А, я ведь не сказал самого интересного, мы опять вырядились в немецкую форму. У меня так вообще шинелька унтера, холодная, как бумажная. Еще бы фашисты не мерзли, наш ватник в десять раз теплее будет.
В пулеметчика пришлось стрелять два раза, там второй номер шустрый оказался. Когда стрелок улегся лицом на пулемет, его напарник живо подхватил ствол и хотел уже открыть огонь, но у меня винтовка смотрела прямо на него, поэтому я не медлил.
Соскочив в траншею, дружно залегли на дно, в лужи грязи и застыли. Ну, фрицы, уже освоили, значит. Впереди по ходу движения к противнику виднелась веревка, натянутая от стенки к стенке. Растяжку сообразили, ну-ну. Я подполз и, осмотрев, просто перерезал осторожно эту веревку. По краям были чуть присыпанные две противопехотные мины, нехило немцы соображают, да вот проблемка, лески, видно, не нашли и привязали веревку, а ее издалека видно. Я, так как сам балуюсь такими штучками, всегда под ноги гляжу, особенно с тех пор, когда чуть на минное поле не влез, теперь постоянно проверяюсь. Показав парням, чтобы не двигались, осторожно снял мины и передал их по очереди бойцам, приказав тащить с собой. Там, где мы будем вылезать из траншеи, я их и поставлю, будет немцам сюрпризик.
Мины я воткнул, но вот возможности быстро добраться до танка пока не было, слишком уж немцы пристально наблюдают. Ждали уже минут двадцать, когда вдруг в небе что-то загудело и земля начала трястись.
Ну почему в нашей славной армии все через одно место, а? То сутками командиры не могут выпросить авиаподдержку, чтобы накрыть место сосредоточения противника, и штурмуя винтовками гаубичную батарею, а то на тебе, прилетели… Причем в этот раз ладно бы «кукурузник» какой притарахтел, так нет, пара «горбатых» заходила с востока, прямо с берега Волги. Вашу маман, от фрицев уворачиваемся, так сейчас свои похоронят заживо. У них ведь сотня метров и не промах даже.
— Вниз, быстро, забились все как мыши под веник! — ору я, сам падая в грязь. Как еще в такую погоду они взлетели-то вообще, ведь как ни просят, все у летунов погода нелетная. Загрохотало так, что казалось, нас сейчас выкинет из траншеи. Я лежал и смотрел на то место, где установил мины, чуток заденут и… Все-таки есть бог на небе. Самолеты, сделав два захода и прилично вломив немцам в домах с западной стороны площади Девятого января, свалили, издевательски покачав крыльями. Мы поднялись и осмотрелись, слава все Ему же, все были целы.
— Так мужики, как договаривались, сидите с краю, если что, долбите из ручника по фрицам и кидаете дымовую, давая нам уйти, но это в крайнем случае, понятно? Если те просто бегают, стреляют, не надо устраивать здесь Ватерлоо. Только если пойдут к нам, в этом и есть ваша работа.
— Все ясно, командир, — ответил за всех Федор.
— Молодцы, Федь, ты за старшего, мы пошли.
Выползли очень вовремя, еще вокруг стояли дымы, а кое-где даже что-то горело, поэтому немцам было не до нас. Когда мы устраивались под танком, прилетел «привет» уже нашим, от немцев. «Штуки» со своими противными ревунами прошли в таком пике, что мы чуть не обделались. Я еще только появился здесь, в этом времени, там, на полях при отступлении испытал на себе эту заразу, как же мне не понравилось-то! Буквально аллергия на них. Слышали когда-нибудь, как перед внезапно прыгнувшим на дорогу пешеходом с визгом тормозов пытается остановиться машина? Вот, примерно похоже, только еще представьте себя на месте пешехода.
Земля теперь дрожала под ногами наших бойцов на той стороне площади. А как ликовали немцы… Суки, аж прыгают все возле своих убежищ. Под грохот разрывов не выдержал, сунул винтовку между катками КВ, он боком к немцам стоит, быстренько так отыскал офицерика, гад, даже фуражку надеть не побоялся, взял и завалил того. Нехай на том свете радуется. Выстрела моего никто не заметил, да и не ждут немцы такой наглости, особенно когда здесь только что штурмовики работали. От танка, под которым мы прячемся, до фрицевских укрытий, метров пятьдесят, не больше, точно, они просто не ждут от нас такой наглости.
Развернувшись где-то на юге, «штуки» шли на второй заход. Шесть самолетов начинали пикирование на площадь. А ну-ка, вроде слышал, что кто-то попадал по самолетам с земли. Винтовка лежит на гусенице танка, я только ствол высунул наружу, фрицам эта сторона все равно не видна. Поймал в прицел силуэт «лаптежника» и начал вести ствол вслед за ним. На пикировании, скорость у того большая, а попробую-ка я его на выходе поймать.
— Сань, ты чего? — услышал я голос Пети. Игнорирую вопрос и пытаюсь рассчитать траекторию. Если тот, кого я выбрал в подопытные, так и не сменит курс, то выходить он будет аккурат над северной частью площади. Винтовка следует за самолетом, кажется, даже летуна вижу, затем уходит чуть вперед, дистанцию определить не возьмусь, но… Выстрел, затвор, естественно, попаданий не вижу. Чуть доворачиваю ствол и… Как будто споткнувшись, «лаптежник» вдруг сваливается на крыло и входит в штопор. Спустя несколько секунд стоявшие неподалеку дома скрывают от нас падение геринговского выкормыша. Пламени не было видно, но дымок, появившийся на горизонте, четко давал понять, что я ссадил-таки этого говнюка. Немцы не стали повторять заход, а выйдя из последнего пике, ушли на аэродром.
— Ну, ты… у меня даже слов нет, вот это ты выдал! — восхищенно трясет меня за ногу напарник.
— Петь, это случайность. — Я и правда так считал. Более того, уверен, что возьмись я повторить это, ничего бы не получилось. Куда я там попал, что самолет вдруг кувырнулся, не знаю, наверное, в пилота. Слишком маленьким снарядом была моя пуля, чтобы подбить самолет, наверняка в пилота.
Спустя десяток минут фрицы, осмелев, полезли на площадь. «Штуки», видимо, хорошенько причесали наших бойцов, потому как сопротивление ослабло. Две пеших команды фрицев, перебегая от кучи обломков к другой такой же, от развалин к развалинам, подходили все ближе к Г-образному дому. Я погорячился, сказав капитану, что немцы будут у меня как на ладони, теперь придется изгаляться, чтобы придавить противника. Видеть-то я их видел, но вот расстояние… Слишком много препятствий на пути пули.
Тем временем наши бойцы на позициях возле Г-образного все же оклемались, но они оказались зажатыми с двух сторон немцами. По ним долбят пулеметы из дома, не давая подняться, а с площади подбираются два отряда, чтобы забросать гранатами.
«Черт, буду пробовать, что еще делать», — подумал я и выстрелил в первый раз. То, что промахнулся, понял быстро, а также понял, где мне лучше всего перехватывать противника. Дождавшись, когда двигавшиеся первыми два немца окажутся максимально близко к укрытиям наших бойцов, я прицелился в одного. Мой выстрел совпал с действием немца, тот дернул шнурок гранаты, одновременно с моим выстрелом. Попасть я сумел в момент, когда фриц, швыряя гранату, здорово наклонился назад, делая замах посильнее. Фашист мгновенно упал, сраженный пулей, а спустя пару секунд рванула граната. Немец так и не успел ее кинуть. Второй солдат был рядом, скорее всего, ему всерьез перепало от взрыва.
Дальше я одного за другим начал выбивать атакующих фашистов. После того как убрал шестого, вздумавшего бежать назад, отметил про себя, что фрицы или отползли, или залегли, пережидая. Я-то их подлавливал в одном месте, где нужно было перебежать от укрытия к укрытию, а теперь не вижу. Переключившись на сам дом-крепость, начал искать пулеметные точки. Насчитал только видимых мне восемь штук, многовато, но вряд ли фрицы смогут меня разглядеть оттуда, поэтому начал стрелять. Заткнув четвертый пулемет в правой части дома, с удивлением заметил, как бросились в атаку наши бойцы. Страшно было на это смотреть, кто-то сразу падал, сраженный пулей, а может, и не одной, кто-то довольно шустро и уверенно бежал вперед, словно заговоренный.
«Ну куда? Подождали бы чуток, я бы хоть еще пару заткнул, а вы…» — мысленно матерясь, я мазал уже в третий раз, пытаясь попасть в самого ретивого пулеметчика немцев. Долбит, сука, как будто у него к пулемету вагон патронов прицеплен. Ага, заткнулся, гад! Парни, которым сильнее всего доставалось именно от этого пулемета, вновь поднялись и помчались вперед. И тут неожиданно ударил пулемет, этот хитрец выманил наших бойцов, изображая перезарядку. Четверых смело, как крошки со стола, а я, наконец, разглядев голову за вылетавшими из ствола вспышками, прицелившись в каску, выстрелил. Винтовка пристреляна на меньшую дистанцию, таким образом, пуля должна попасть в район грудной клетки. Пулемет подавился, и никто из наших не вставал, теперь боятся. Вдруг от позиций залегших справа на площади фрицев начал подниматься белый дым. Вот он что, вычислили и отгородиться решили, пока будут бежать вперед. Что же, надо наших подстегнуть. Мне ребят не видно, но все-таки стреляю куда-то, где предполагаю укрывшихся бойцов. Сделав четыре выстрела и начав перезарядку, отмечаю краем глаза, что все-таки поняли. То один, то другой бойцы выскакивают из укрытий и несутся вперед, к дому. Там оживают пара пулеметов, но между бойцами и домом, а также сзади от бегущих поднимаются дымы. Вот это молодцы, одного не пойму, КАКОГО хрена вы там людей теряли, если у вас дым был? Ребята все-таки добегают до стен дома, дальше уже не вижу, дым скрывает. Пулеметчики перестали стрелять из окон, значит, для них наступил момент, когда стрелять нужно внутри здания, а не снаружи. Ясно, что в доме сейчас мясорубка. Пользуясь отсутствием стрельбы из дома, справа, от угла дома железнодорожников, стали появляться наши бойцы, подкрепление, видимо. Бегут, строчат из своих ППШ, а в кого, куда, зачем?
Тут внезапно звучит то, о чем я уже и не думал. Сначала громко бахает взрыв, за ним мгновенно второй.
— Сань, немчура растяжку сорвала, — передает мне увиденное напарник.
— Смотри внимательнее, — говорю в ответ и решаю сворачиваться. Видимо, нас все же вычислили, скорее всего, по дыму от брошенных товарищами гранат, поняли, что по тем стреляют откуда-то из собственного тыла. Оживают ППШ нашего прикрытия.
— Петь, как дым поднимется, сразу вылезай и в траншею! — кричу я, располагаясь в ногах напарника, тоже готовлюсь бежать.
Петя выскользнул из-под танка, и тут же началась заполошная стрельба. Выскакиваю следом, а немцы-то вот они! Человек пять фрицев стояли левее поднимающегося дыма и видели нас прекрасно. Двое тут же принялись стрелять из автоматов, но были сражены нашим прикрытием. Вот уже спасительная траншея, Петя, чуть пригнувшись, водит стволом по сторонам. Тоже вроде как прикрывает. Пролетаю мимо него и кричу, чтобы догонял. Поворот, еще один, а вот и наши, фу ты черт, чуть свои не пристрелили, один, кажется, даже и пальнул, но хорошо, что не попал. Петя, швырнув в сторону немцев две последние гранаты, догонял меня. Вернулись не сразу, я еще к Павлову зарулил, мы им тушенки несли, у парней из прикрытия в сидоре лежала. Мужики сидят тут безвылазно, жратва лишней не будет.
Поболтав с минуту с Яковом, обещал помочь тому с боеприпасами, главное, гранат просит побольше. Двинулись дальше, пробыв в Доме Павлова минут двадцать. Капитан встречал хмуро, но обрадовался, усидев всех нас целыми.
— Хорошо хоть вы вернулись, а то… — Ротный был в подвале, здесь же находятся раненые. Много раненых, а сколько убитых? Вот-вот, я тоже был под впечатлением от увиденного.
— Самолеты? — поинтересовался я.
— Ага, только наши, а не вражеские! — грубо ответил командир. — Прямо на наш передний край… Восемь только трупов, ранены, вообще, кажется, все.
— Так и думал, что опасно их вызывать. Не умеют еще атаку поддерживать наши летуны.
— Это точно. Когда «эрэсы» полетели во фрицев, в нас полетели бомбы. ИЛы как раз над нами проходили. Одна, всего-то ничего, килограммов, наверное, на сто, упала прямо в траншею.
Ротный злился, без конца крыл матом летунов, командиров, фрицев и всю эту долбаную войну.
— Только чуть подкинут бойцов, я их в пекло и… всё, нет бойцов. Ты представь, а если завтра они начнут говорить, что все, хватит уже нас убивать?
— Такого не будет, — отрезаю я, мы сейчас одни в «блине» у капитана, поэтому тот и не скрывается, — скоро, скоро мы уже пойдем вперед, командир.
— Ты-то откуда знаешь? Ничего ведь не говорят, даже я не понимаю, сколько мы еще будем так бодаться!
— Судя по тому, как нам пополнения достаются, выходит, что руководство копит резервы, а их вряд ли будут копить только для того, чтобы сюда кидать, частями. Говорю тебе, что-то явно замышляется, причем глобальное.
— Думаешь, пока мы тут на себя врага тянем, наши ударят где-то в другом месте? Но как же здешняя группировка противника, ведь тут тысяч триста, наверное, вроде так командарм говорил.
— Думаю, захлопнут наши все это разом и… баста! — заключаю я, открыв чуток правды. А ведь и правда, скоро уже. В конце ноября вроде соединятся, а здесь пойдут бои уже от отчаяния. Эх, вот как бы Паулюса поторопить с капитуляцией… Чтобы этот чистоплюй не до февраля ждал, а хотя бы на Новый год сдался, но, блин, как это сделать?
Вечером на удивление вдруг наступило затишье. Обе стороны активно зализывают раны. К нам, на КП роты, вдруг нагрянуло командование, в лице командира полка и… командира дивизии. Родимцев ходил среди развалин чернее тучи, казалось, что вот-вот человек заплачет. Переживает комдив, еще бы, от его гвардейской дивизии скоро вообще ничего не останется. А пришли командиры по поводу сбитого самолета.
— Товарищ капитан, нам доложили, что это ваши бойцы сбили самолет противника, почему же вы не докладываете? — Родимцев сам решил спросить у капитана.
— Виноват, товарищ комдив, сам еще не разобрался. Бой такой вокруг, кто стрелял, когда и откуда, пока неизвестно.
— Как это? — удивился комдив. — Соседям известно, а вам нет? Вы вообще, где находились во время бомбардировки?
— На НП роты, на площади.
— И не знаете, кто сбил самолет? — вставил свое слово комполка.
— Я узнаю, — и вдруг капитан смотрит на меня. — Сержант Иванов, вам что-то известно?
— Нет, товарищ командир, я не знаю, — вру, а по глазам ротного вижу, что он догадался. Надо бы только ребят предупредить, точнее, Петьку, а то ведь он ляпнет, сто процентов. Если уже в карточку не внес, черт, карточка! А ведь он наверняка уже вписал.
— Разрешите идти, товарищ комдив, — обращаюсь к Родимцеву.
— Так вы же о чем-то тут говорили, когда мы пришли?
— Мы бой обсуждали, товарищ комдив, закончим и позже.
— Ну, иди, сержант, вроде успокоились изверги, отдохни, пока дают, — комдив протянул мне руку, второй раз уже, жму слегка и, козырнув, выхожу из подвала, как из бани. Так, Петро, где он, гад такой?
Петя нашелся возле нашего блиндажа, оружие чистит, причем мое.
— Петя, ну-ка покажи мне карточку за сегодня, — спокойно так говорю я другу.
— Ты чего, командир, я не писал сегодня ничего, я ведь сам-то не видел, ждал тебя, чтобы спросить. Сколько ты снял во время атаки?
— Двенадцать, дело в другом, точно ничего не писал?
— Да точно, на, смотри, — Петя достал из кармана блокнот, в котором ведет записи. Точно, только описание позиции и секторов стрельбы, больше ничего. — Я сначала писал, а как самолеты прилетели, быстрее убрал и больше не доставал. А чего случилось-то?
— Петя, ты мне друг? — серьезно так спрашиваю.
— Ты чего, Сань, конечно, друг!
— Петь, не пиши про самолет, пожалуйста. — Напарник, выпучив глаза, раскрыл рот и закрыть не может. Наконец, совладав с эмоциями, восклицает:
— Да ты что, Сань, это же орден!
— Вот поэтому и не надо! Петь, я могу быть с тобой честным?
— Сань, я на тебя рассержусь, хоть ты и командир! — укоризненно смотрит на меня друг.
— Понимаешь, о таких случаях обычно даже в газетах пишут, а я очень не хочу туда попасть. Слышал уже, как только пишут про человека в газете, от него фортуна отворачивается, пропадает человек. На войне без фортуны — нельзя, Петь, понимаешь? Ну, вот суеверный я! — Во наговорил, парень хоть понял, о чем я?
— Я, конечно, против, но раз уж ты просишь, командир, я не могу тебе отказать.
— Петь, а спрашивать будут, ты учти, особенно ротный будет допытываться. Я уверен, даже вызовет тебя, скорее всего, к себе и пытать начнет. — Ну, приукрашиваю, конечно, но что делать?
— Сань, а я даже не особо совру, просто скажу, что я не видел, так как тыл охранял, вот и все!
— А ты нашим-то не говорил?
— Нет, а сами они не могли видеть, да и кто мог подумать, что ты с винтовки его ссадишь?!
— Да я и сам не думал, понимаешь, просто наудачу выстрелил, хотел попробовать. А ведь до командования дойдет, там как начнут кричать на всю армию, что вот я какой снайпер великий, Петь, а я ведь по сравнению с другими бойцами и не умею ничего, вон сегодня, в бегущего фрица три раза стрелял, так и не попал, какой из меня пример? А ведь выставят именно так, что я тут герой, не меньше, не надо мне этого, давай вообще забудем, договорились?
— Как скажешь, брат. — Вижу, что недоволен напарник, врать заставляю. А я ведь как сбил этого летуна, так сразу и подумал: «Начнется шумиха в роте, потом до дивизии дойдет. Особисты подключатся, политруки всякие, мало ли чего, я ведь и так в здешних реалиях только за счет справки от врача держусь, той, где говорится о потере памяти вследствие контузии. На хрен мне вся эта шумиха. И так вон, «благодаря» Петрухе, счет у меня до неприличия вырос».
Кто-то может спросить, как же ты вот так взял, да и начал из снайперки врага бить, ведь это непросто?! Да, непросто, очень даже сложно, поэтому и говорю не лукавя, что ни хрена я не снайпер, а так, просто удачливый стрелок. Помню, в моем времени фильмы разные были про снайперов, там практически всегда говорилось о тяжелой работе снайпера из-за того, что он на врага через прицел смотрит и видит, дескать, все очень близко, поэтому морально это очень тяжело. Так вот, специально думал над этим, когда убил первый десяток или около того. Фигня все это, кино, там еще и не то могут показать. То покажут, как мозги вылетают, то вид из «пули»… И все это якобы наблюдает сам стрелок. Говорю вам, чушь это. Даже с двухсот метров я вижу человека, или силуэт, стреляю, если человек падает, значит, попал, нет, промахнулся. Я даже попаданий не вижу, винтовку-то подбрасывает. Уверен, что если буду стрелять по мишени, в тире, например, то хорошего результата не покажу. Мне действительно проще так воевать, увидел, осмотрелся, взял на прицел, выстрелил. Убил, не убил, десятое дело. Говорю вам, не вижу я попаданий. Максимум, дерганья врага вижу, не более.
А с утра была получасовая пытка. Капитан пришел к нам в блиндаж и давай крутить на тему самолета. И меня мучил, и Петруху. Петя ему карточку тянет, а комроты как будто не видит, продолжает допытываться, как банный лист к заднице пристал. Но внимание комдива мне польстило, конечно, а кто не без греха? По словам ротного, Родимцев орден обещал вручить, лично, отличившемуся бойцу. И ведь через день таки вручил… Обидно не было, глупо обижаться, когда сам все отрицал. В соседнем полку вдруг один из бойцов, даже не снайпер, взял да и сказал, что он, дескать, стрелял по самолетам, а потом один упал. Так этого бойца и назначили «виновным». Шучу, наградили, конечно. Ротный тогда все пристально смотрел на меня, реакцию изучал, но я был спокоен, как слон. А боец этот, что рискнул и был награжден, погиб на следующий день, по иронии судьбы, во время авианалета. Как Петя на меня смотрел тогда, когда узнал об этом, не передать, наверное, думал, что я чувствовал, что так все кончится, поэтому и не захотел признаваться.
Сегодня был на очередной перевязке, вроде ничего не гниет, но врач упорно продолжает ругаться на мое упрямство. А я только посмеиваюсь.
К обеду фрицы что-то затихли, опять пакость готовят, тут уже все привыкли, ждем. Но сегодня гитлеровцы учудили что-то с чем-то. Мы как обычно на местах, высматриваем противника, разведка за передний край ходила и даже вернулась без потерь, но эти гады опять нас перехитрили. Поймать бы этого умника, что у них частные операции планирует, да звездюлей дать.
На берегу, за нашими спинами, вдруг послышалась стрельба, да какая! Пулеметы работают во всю мощь, а потом и гранаты начали хлопать.
— Вашу мать, фрицы десант забросили к КП армии. Комендачи там бой ведут, хрен ли расселись-то, бегом, тараканы беременные! — ротный аж захлебывался от возмущения, встали все дружно и вперед. Оказалось, охранному взводу «убили» связь, а посланных ремонтников перехватили. Забросав передовой отряд дымовыми гранатами, учатся, суки, немцы перешли овраг и ломанулись прямо по берегу, встречая на пути незначительное сопротивление. Когда мы выскочили сдуру на берег, то получили два пулемета во фланг, несколько человек погибли буквально в пару секунд. Немцы уже в сотне метров от штабарма, а мы вылезти не можем. Причем наступают, походу, с обеих сторон, вдоль узкой полоски берега. Швыряю сразу две гранаты с дымом в сторону работающих вражеских пулеметов, пытаясь прикрыться от их огня.
— Вперед, ребята, дадим козлам по рогам! — ору я и, на удивление, замечаю, как бойцы дружно поднимаются. Те, кто с винтовками, просто оставляют их на земле, автоматчики вешают свои ППШ за спину и все дружно выхватывают «холодняк». Бойцы бежали вперед кто с чем, у кого-то отточенная лопатка, кто-то держит в руках по штык-ножу. Сам бегу с парабеллумом в правой и ножом в левой, хотя левой работать я пока не могу. Выскочив наперерез группе вражеских солдат, начали мясорубку. Немцы даже залп успели дать, да какое там…
Первых двух свалил из пистолета, отмахнулся от третьего, увернувшись от приклада его винтовки. Краем глаза отмечаю, что Петя сзади и дорабатывает за мной. Стреляю еще и еще, все, магазин пустой, а убил я вроде еще только одного. Немцев немного, человек двадцать было, нас тоже взвод, рубилово пошло просто как в средневековье. Нож давно уже в правой, пистолет я просто бросил. Наотмашь бью какого-то здорового ганса в лицо, не успеваю отвернуться, как сам получаю в многострадальный нос. Искры сыплются из глаз, зажмуриваюсь. Через секунду, открыв глаза, вижу фрица, уже готового опустить мне на голову приклад. Открываю рот, чтобы заорать, не знаю, что мне это даст, замечаю, как кто-то из наших, прыгнув сбоку, оказывается за спиной фрица и вгоняет ему штык в спину. Тот выпускает винтовку из рук, пытаясь нащупать рану, но ему уже бьют с другой стороны лопаткой в шею. Первый раз видел, как отрубают голову. Отвернулся, давя в себе тошноту. Голова фрица, с перебитой наполовину шеей, повисла набок, и тот завалился. Уже оказавшись на ногах и нанося удар очередному врагу в грудь, чувствую, что кто-то облокотился на меня сзади. Резко разворачиваюсь, занося нож и… улыбаюсь, видя ротного, который в драке, пятясь, уперся мне в спину и теперь так же замахнулся на меня. Молодец мужик, вместе со всеми в драку полез. Улыбнувшись друг другу и заорав, как сумасшедшие, кидаемся в свалку.
Дым давно разошелся, но немцы не стреляют, как и наши комендачи, мясорубка идет страшная, не знаешь в кого стрелять. Стоя спина к спине с командиром, отбиваемся от врагов. Как-то их много стало, или это нас мало. Нанося очередной удар, замечаю, что наших и правда много на земле.
— Саня, вправо давай, за насыпь отходи, спину прикроем! — ору я и начинаю пятиться. В какой-то момент мы оказываемся вчетвером против шести гансов. Те не раздумывая рвутся вперед. Уклоняясь от удара штыком слева, парирую выпад немца справа, прямо фехтование какое-то, надо себе саблю выпросить, если так и будет продолжаться. Колю кого-то слева, не успеваю вынуть нож из раны, вижу, что сейчас проткнут меня. Падаю на землю, на меня валится тот, которого только что заколол, придавливая меня. Надо мной сцепились немец и один из наших бойцов, вроде даже Петька, хотя уже ни фига не различишь, кто есть кто, все в кровище и грязи. Пытаюсь выбраться из-под немца и замечаю вдруг на том автомат. Отстегнуть ремень оказалось проще, чем вылезти из-под трупа. Дергаю затвор и, черт, не знаю в кого стрелять, чтобы своих не положить.
— Русские, на землю! — ору я, готовый уже нажать на спуск. Чуть помедлив, ребята, что еще стояли на ногах, начинают падать. Вот открывается один фриц, стреляю, вот второй и третий, пытаются тоже залечь. Когда кончился магазин, фрицев живых не было. Кто-то догадался и швырнул дымовую гранату в сторону немцев у пулеметов. Успеваем только глазами осмотреть друг друга и устремляемся дальше. Один пулемет все же начинает стрелять через дым, кто-то вскрикивает и падает, ложатся и все остальные. Тут уже не далеко, попробуем достать. Выхватываю из подсумка гранату и зашвыриваю ее в сторону работающего пулемета. С разрывом «феньки» перестает работать и МГ. Поднимаемся, тем более уже и дым почти рассосался. Кто-то тут же добивает раненого пулеметчика, а через секунду, клич «ура!» оглашает берег. Устояли. Вот это, блин, повеселились. Падаю на землю и только тут чувствую, что болит правая нога и обе руки. Про лицо и голову даже не говорю, рожа сейчас просто треснет. Осматриваюсь, руки все в кровище, по ладоням так и течет, штаны чуть выше колена порваны, и тоже, похоже, все в крови. Рядом плюхается Петя, у него тоже разбито лицо, нос набок повернут, левый рукав грязно-красного цвета.
— Живой? — спрашиваю я.
— А ты? — в свою очередь спрашивает друг. Оба в голос заржали, отходняк пошел. Тут же пропали остатки сил, и все тело стало как синяк. Оглядываемся и видим точно таких же, как и мы, уставших до изнеможения бойцов.
— Старый я стал для такой физкультуры, — смеюсь я. Ковыляя, прижав правую руку к ноге, подходит ротный, лицо как мел, падает рядом и начинает смеяться.
— Товарищ капитан, вы как? — испуганно спрашиваю я.
— Не дождешься, так вроде ты говоришь? — смеется ротный. — А давно ли ты стал ко мне, как положено, обращаться? В драке вон вообще орал: «Саня, за насыпь давай!»
— Так то же в драке, — улыбаюсь я.
— Ногу порезали, гады, ты как сам?
— Да тоже шкурку испортил чуток.
— Вот блин-блинский! Мы чего теперь, всей ротой, что ли, в санбат пойдем? — и командир опять заржал.
А в санбат и правда, пришлось идти почти всей ротой. Хотя нас в ней было-то тридцать человек. Кроме посыльного, связиста да еще пары человек, все были в драке, и все были ранены, кого не убили. У меня оказалось касательное ранение ноги, пулевое, это видимо в самом начале, когда под автоматы немцев вышли. Обе руки серьезно порезаны, глубокий порез был на правой, винтовкой пока пользоваться не смогу, пробовал уже, очень больно и неудобно. На лице только синяки и ссадины. Пете вправили нос и зашили порез на руке, тоже приличного размера рана. У капитана было проткнуто бедро, почти насквозь, и порезана одна рука. Ну и остальных так же, в принципе. У кого-то больше, у кого-то меньше.
Нас всех оставили в санбате. Точнее, загнали в подвал поблизости с запретом его покидать. Военврач разошелся настолько, что доложил комдиву Родимцеву, что нас вообще всех нужно в тыл, а мы тут самоуправством занимаемся. Комдив, сам повоевавший сегодня, крепко поблагодарил всех и запретил покидать санбат. Объявив о трех сутках отдыха, пожал всем руки и ушел. Капитан, перед уходом комдива, спросил, кто же будет воевать, пока мы тут. Комдив сообщил, что с того берега прибыли две полноценные роты, так что время отлежаться у нас есть. Только бы фрицы больше на берег не вылезли.
Так-то нам, конечно, увольнительные выпали вполне хорошие. Лежим тут на топчанах, над головой несколько метров земли, вот будет смеху, если насыпь обвалится! Саперы для санбата вырыли этакую пещеру прямо в склоне на берегу, установили подпорки, но я не уверен, что те выдержат, если грунт потревожить. И страшно, и смешно.
Вообще, весь следующий день после дерзкой атаки противник ничего не предпринимал. Тупо лупят из минометов и орудий, снося наши укрепления. Саперы запарились, они сейчас нарасхват. Только поставят несколько метров спирали Бруно, немцы кинут пару снарядов, и нет заграждения. Наши, конечно, отвечают, но жиденько так, снаряды, видать, экономят перед большим наступлением.
Вообще, я в этаком привилегированном положении. Я-то, в отличие от всех, кто рядом, знаю, что скоро наступление, а вот ребята вопросами мучаются. Пробовал представить себя на их месте, тоже, наверное, весь мозг бы сломал, думая. Топчемся на месте, что мы, что противник, несем огромные потери, а для чего? Нет, понятно, что Родину защищаем и все такое, но сколько может длиться оборона, бесконечно? Фрицы-то что, совсем тупые, что ли, неужели не понимают, что вся эта возня нужна только для одной цели, выбивание живой силы и техники противника перед предстоящим наступлением. Я перегнул, конечно, говоря, что никто из бойцов ничего не понимает, все они понимают, но просто спрашивают постоянно, сколько им еще держаться? Возьмите битву за Москву. Встретили, встали как вкопанные, набрали силушки и так е… что фон Бок чуть не обделался, еле убежал. А здесь? Почти месяц держим одну и ту же улицу, крайнюю к набережной, отвоюем какую-нибудь развалину, по недоразумению называемую здесь домом, а через несколько часов опять назад откатываемся.
— А ведь это ты, засранец, «лаптежника» сбил! — через день лежания в санбате, мы уже не знали о чем поговорить, вот капитан и вернулся к старому разговору.
— С чего ты взял? — делаю удивленные глаза, хотя в полутьме землянки ни фига толком не видать.
— Почему соврал? — капитан спрашивает спокойно, но мне от его спокойствия не легче.
— Саш, на фига ворошить? Кто старое помянет, тому глаз вон.
— А кто забудет, тому оба! — продолжает поговорку ротный. — Конечно, я ничего не буду менять, просто не хочу, чтобы лучшего бойца моей роты обвинили во вранье!
— Я и говорю, к чему все это? — невозмутимо ответил я, стоя на своем.
— Просто понять хочу, кто ты, что такого у тебя было в жизни, что ты не хочешь вспоминать. — Оба-на, еще один Нечаев.
— Почему не хочу? Просто не вспоминается, да и все.
— Зря ты, а комдив ведь тоже понял, что ты врешь, но виду не подал. — Вот блин, а это хреново, веры мне не будет теперь.
— Андрей Ильич мужик мировой, не надо было врать, он ведь со всей душой к тебе.
— Ротный, ну что ты привязался, а? Не хочу я такой славы, не хо-чу. Карму испорчу, а я еще пожить хочу.
— Не понял? — явно впал в ступор командир.
— А чего непонятного? Где сейчас этот парень, что самолет сбил?
— Суеверие все это, при чем здесь награда и смерть?
— А я вот думаю, что это именно судьба. Взлетел немного и — хрясь об землю, чтобы не зазнавался.
— Так ты не зазнавайся, будь человеком, мало ли награжденных.
— Товарищ капитан, давайте забудем этот разговор, пожалуйста. Очень вас прошу…
— Я тебе за учтенных все равно орден выбью…
— А я тебе зуб выбью, если не прекратишь, не посмотрю, что ты командир! — подковырнул я ротного, но тут же сообразил, что я не в той жизни, тут так не говорят с командирами, даже если вы с ним в приятелях.
— Чего-чего? — с пол-оборота завелся капитан. — А ну-ка, выйдем на улочку. — А ведь он, блин, всерьез говорит, что же, пойдем.
— Как прикажете, товарищ капитан! — фыркнул я и вышел первым.
Смешно, наверное, было со стороны смотреть, как два раненых бойца, пусть и один из них капитан, а второй сержант, стоят напротив друг друга, готовые к мордобою. У одного левая рука подвязана на косынке, у другого правая, и оба при этом хромают. Капитан все же стартанул. Попытавшись ударить меня левой рукой, он не успел сообразить, что я не буду стоять и ждать удара. Просто сделав шаг назад, я дал возможность ротному промахнуться, а когда рука пролетела, просто подтолкнул его легонько, тот и упал.
— Это что тут такое происходит? Неуставные отношения?! — воскликнул рядом кто-то с чудовищно сильным голосом. Я обернулся, перед нами стоял капитан госбезопасности и злобно так смотрел.
— Ничего, товарищ капитан госбезопасности, отрабатываем рукопашный бой, находясь на лечении, чтобы форму поддерживать! — быстро сообразив, ответил ротный, а молодец он, хоть и зануда.
— Ясно, немцы не смогли с вами справиться, так вы сами тут друг друга мутузите? — гэбэшник посмотрел вроде сердито, но как-то ненатурально. Я подал здоровую руку капитану и помог подняться.
— Товарищи Смолин и Иванов, прошу следовать за мной, — представитель «кровавой гэбни» развернулся на каблуках и пошел куда-то в сторону санбата. Мы с капитаном, переглянувшись, побрели следом.
— Чего мы такого натворили? — шепнул я ротному.
— А я знаю? Вместе ведь тут валялись, хрен их знает, что там произошло еще, — так же шепотом ответил командир.
А конвоировали нас, ну, сопровождали, в штадив. Заставив войти, капитан вышел на воздух. Подслеповато щурясь, с улицы в блиндаже ни фига не видно, я пытался разглядеть того, к кому нас доставили. Раз кэп не представляется до сих пор, значит, тоже не видит ничего.
— Я же говорил, проветрите хоть немного, вон подчиненные входят, а командарма разглядеть не могут, — прозвучал громкий, звонкий голос человека, привыкшего командовать. Через секунду глаза чуть-чуть привыкли, и в клубах папиросного дыма я разглядел того, кто к нам обращался. Вытянувшись в струну, боялся дышать.
— Здравия желаем, товарищ командарм, — рявкнул наконец ротный, очнулся, видимо.
— И вы давайте поправляйтесь, — усмехнулся Василий Иванович Чуйков. Да, это был легендарный командующий шестьдесят второй армией, генерал-лейтенант Чуйков, отстоявший в той истории Сталинград и взявший Берлин. Это только самые громкие победы этого полководца. Ну надо же, вот только за этим стоило попадать в прошлое, чтобы встретиться с таким количеством известных людей. На фото он как-то официально выглядел, а тут вполне себе живой, веселый, мужик средних лет, полный сил и энергии. Обалдеть, я стою перед Чуйковым, я! Вы понимаете смысл этого события? Это уже изменение истории хрен его знает насколько. Придя в себя, услышал, что командующий о чем-то говорит с капитаном, тот робко отвечает. Я попытался рассмотреть тех, кто еще присутствовал в штабе. И когда посмотрел левее Василия Ивановича, то, наверное, в лице поменялся. «Кукурузник», твою дивизию, а тебя-то сюда как занесло? Чуть было не воскликнул я. Хрущёв сидел важный, отсвечивал лысиной в свете лампы.
— Так это и есть наш отважный душегуб? — донеслось до меня. Чего это меня так окрестили?
— Товарищ командующий, сержант Иванов…
— Ну, спасибо, парень, за службу верную Родине нашей, — проговорил Чуйков, а я, покраснев, дар речи потерял. — Ну, не тушуйся, на фрицев с голыми руками идешь, а перед отцами командирами спасовал?
— Виноват, товарищ командующий армией, рад стараться! — почему-то вылетело у меня.
— О как, рад стараться он, — фыркнул вдруг из-за стола «кукурузник», чем еще больше убедил меня в моем желании его грохнуть.
— Да ладно тебе, Никита Сергеич, парень, наверное, впервые видит старших командиров, вот и растерялся немного, так? — подмигнул мне Чуйков.
— Так, — выдохнул я и опустил глаза.
— Вы же знаете, мне уезжать пора, меня Еременко ждет, — засуетился Хрущ, но не побежал, решил все-таки задержаться.
— Так поезжайте, Никита Сергеевич, мы закончим и без вас. Ну-ка, начштаба, давай сюда награды, — пробасил Василий Иванович, обращаясь к мужичку лет пятидесяти, также сидящему за столом.
Начштаба шестьдесят второй армии встал, подхватил что-то со стола и подошел к Чуйкову. Я разглядел в руках у командарма две коробочки.
— Капитан Смолин, за храбрость, умелое командование… — Я хлопал глазами и понимал, что вот от такого награждения я почему-то отказываться не хочу. В отличие от ситуации с самолетом, сейчас я действительно чувствовал, что заслужил награду, и был очень удивлен, что командарм в такой ситуации нашел время наградить каких-то бойцов, пусть и являющихся капитаном и сержантом. Василий Иванович закрепил на гимнастерке успевшего расстегнуть ватник капитана орден Красной Звезды, пожал руку и, взяв вторую коробочку, повернулся ко мне. Честно говоря, я обалдел, никогда бы не подумал, что сержанту командующий армией будет сам награду вешать, всегда считал, что рядовым и младшему комсоставу просто в руки вручают и хватит с него. Но Чуйков меня «сразил» наповал, когда, чуть наклонившись вперед, шепнул:
— Ватник-то расстегни, сержант! — Я мгновенно расстегнул свою телогрейку, едва не оторвав пуговицы, и подставил… блин, у меня же гимнастерка в тряпку превратилась, а новую не дали, поэтому взору командующего предстала моя грудь в белой нательной рубахе. Командующий усмехнулся.
— Это что за форма одежды такая? Новая? — рассмеялись все присутствующие.
— Виноват, товарищ командующий, одежда пришла в негодность, а новую не выдавали еще.
— Товарищ командующий, на днях бойцы получат зимние вещи, выдадим и то, чего не хватает, — быстро проговорил вскочивший начштаба тринадцатой дивизии, этого я раньше видел, поэтому не удивился, увидев его тут.
— Ясно, а что же, сержант, как же ты умудрился в негодность форму привести, — задержал на полпути руки с наградой Чуйков. Я замешкался, не зная, что отвечать.
— Разрешите, товарищ командарм? — спросил ротный.
— Говори, — кивнул Василий Иванович.
— В рукопашной сильно пострадала верхняя одежда, ватники заштопали, а гимнастерки у бойцов все были заляпаны кровью и рваные сверху донизу, у меня просто была запасная, вот я и надел, а так формы действительно новой не дают.
— Ладно, исправим положение, тем более вон начштаба чего сказал, на днях и зимнюю привезут, свитера, рукавицы и шапки, затем и все остальное. Ну, Счастливчик, продолжай в том же духе, сынок! — Я обалдел. Нет, просто пипец как обалдел. Это уже не звездец, это два звездеца. С каким-то сержантом, за руку, награды вешает, сынком назвал… Ой, «звезду бы» не словить. А ведь он меня и старше-то всего ничего.
— Служу трудовому народу! — рявкнул я и покосился на новенькую медаль, что одиноко, но от этого так гордо светилась у меня на груди.
— Ты ведь со снайперской винтовкой воюешь, сержант? — спросил Василий Иванович. Получив утвердительный ответ, добавил вдруг: — Что чувствуешь, когда стреляешь во врага и видишь его так близко? — Не знаю, что уж ожидал услышать командарм, но после моего ответа аж передернулся весь.
— Отдачу, — спокойно произнес я.
— Родимцев, а прав был твой начштаба, душегуб! — Блин, вот же поганый язык у меня. И чего это меня начштаба дивизии «душегубом» прозвал? Это немцы, что ли, у нас душевные? Пора товарищу штабному автомат дать да в город выпустить.
Через пару минут нас отпустили, я вздохнул с облегчением. Хорошо, что не стали пытать на предмет рассказов о «подвигах». Выйдя из штаба, я взглянул на медаль, машинально взвесив ее на руке. «За отвагу», черт, как же звучит-то хорошо! Я в прошлом, воюю против фашистов вместе с дедами, можно сказать, получаю награду из рук самого Чуйкова! Черт возьми, я, наверное, сейчас от переживаний просто проснусь, и окажется все происходящее прекрасным долгим сном.
— Ну, чего застыл-то? — капитан внезапно подтолкнул меня сзади, и я встрепенулся, нет, не сон это!
— Саш, чего это было-то? — тихо спросил я.
— Вот это тебя «пришибло»! Что, не помнишь что ли? Тебе командарм лично медаль на грудь повесил, так-то!
Я напрочь позабыл про все свои болячки. Хотелось прямо сейчас бежать к немцам, в неглиже и без оружия. Такая вот реакция была на только что увиденное и услышанное. Поверить не могу до сих пор. Умели предки воодушевить бойца на подвиги.
В землянке нас встречали товарищи, принявшиеся нас поздравлять. По этому поводу капитан вдруг вытащил из своих вещей красивую бутылку из темного стекла.
— Вот, берег на всякий случай, похоже, он наступил. Федя? — ротный поднял бутылку, а бывший сиделец, ныне один из немногих, кто показал себя в последних боях отчаянным бойцом, подставил быстренько кружки в рядок. У ротного была заныкана бутылка отличного французского коньяка, и, мы разлив на всех в блиндаже благородный напиток, молча выпили.
— Спасибо, товарищ капитан, — чуть не хором произнесли все присутствовавшие. Нас здесь было восемь человек, остальные, кто был легче ранен, заняли землянки на берегу. До нас тут квартировали двое суток новоприбывшие с восточного берега, а сейчас они в городе, траншеи роют да с фрицами перестреливаются.
Выйдя подышать и покурить, я все думал, как бы грохнуть «кукурузника», это же настоящий враг народа, таких расстрельных списков, как у него, не было ни у кого. Куря, я вдруг заметил на пристани, что была тут совсем рядом, как грузились на небольшой катерок трое явно командиров. Заинтересовавшись, стал смотреть внимательнее.
«О, это же Хрущ!» — Один из троих имел уж больно запоминающуюся внешность, тем более он стоял без фуражки. То, что произошло дальше, можно было назвать только Рукой Господа. Катерок, приняв балласт в виде трех командиров, начал маневрировать и разворачиваться. Пыхтя и насилуя изношенную машину, он успел отойти буквально метров на тридцать, когда с юга-запада, из города, вынырнули два «лаптежника».
— Твою мать! — проговорил я. Одна бомба рванула в десятке метров от катера, зато вторая… — Примите мои соболезнования, товарищи, в связи со скоропостижной смертью товарища предателя Никиты Сергеевича.
Вторая бомба, не знаю, килограммов в сто, а может и больше, просто разнесла в щепки хлипкий катерок, на воде осталось только жирное пятно соляра. Точно, Бог шельму метит. Выходит, из-за награждения человека, которого тут и быть-то не должно, «кукурузник» задержался и… Успел на тот свет!
По обе стороны фронта противники сейчас заняты тем, что пытаются как можно лучше укрепить свои позиции. Строят баррикады, углубляют траншеи. Наши тут были в разведке, навестили немецкие позиции в поисках «языка» и, мягко говоря, обалдели. Немцы натащили откуда-то бетонных плит и наворотили себе таких убежищ, не каждая бомба прошибет. У нас послабее будут, всерьез обустраиваются, всерьез, как будто вечно тут собираются оборону держать.
— Сержант, как ты себя чувствуешь? — спросил военврач спустя пять дней, проведенных мной в санбате.
— Спина уже болит от постоянного лежания, выписывайте меня уже, в порядке я.
— Ну, это мы еще проверим, капитан ваш вон тоже храбрится, а без палки и двух шагов пройти не может.
— Так, ну, раны-то побаливают, конечно, но это все несерьезно. Люди вон в городе вообще сюда не ходят, а тоже ранены через одного. Если всех в госпитали положить, кто воевать-то будет?
— Ладно, ладно, убедил. Как руки?
— Я правой работаю, а она в норме. Остальное зарастет. За эти дни даже та пулевая уже затянулась, нормально, в общем.
Уговорил я врача все-таки, выписал он меня, но на перевязки ходить требует все равно. Не убьют, так буду ходить, не сложно это. Петя был на НП роты, на переднем крае. Тут оборона у нас была серьезная, но перед нами мало высоких домов, в основном разрушенные до основания малоэтажки, а то и вовсе остатки стен, высотой в пару метров в лучшем случае. Гораздо больше вокруг привычных уже куч битого кирпича, бревен и досок. Среди них установлены все возможные укрепления. Минные заграждения насыпаны густо с обеих сторон фронта. Улицы буквально нашпигованы всякими взрывающимися сюрпризами. Вчера вон в санбате рассказали, парню ногу оторвало, когда на пять метров по нейтралке отошел, обувку с трупа снять, своя прохудилось совсем.
С обувью, кстати, беда. У меня за все время, что я тут нахожусь, вторые сапоги недавно в дерьмо превратились. Я тоже себе с убитого снял, правда, с немца. Просто понравились мне ботинки. Фриц был из группы десанта и обувка у него была знатная, похожая на будущие берцы. Подошва толстая, рубчатая, по развалинам лазаешь, ноги не срываются, голеностоп хорошо зафиксирован, не подвернешь. Одна беда, мерзнут ноги уже в них, но вроде как валенки обещают скоро выдать. Снег уже перестает сразу таять, скоро навалит как следует. Я, пока был в санбате, стырил себе пододеяльник и сшил маскхалат. Капитан сказал, что и так выдадут, но пока суть да дело, я и сам себе сделал. Обшил винтовку, чтобы в глаза не бросалась, в общем, подготовился к будущим боям. Теперь, после награждения, я уже официально снайпер, с подтверждением семидесяти четырех убитых вражеских солдат и офицеров. Стало, кстати, немного легче в плане общения с руководством. Надо мной теперь только командир роты, ну и те, кто выше, взводный мне теперь не указ. Короче, свободы стало больше, а то раньше лежишь где-нибудь на позиции, прибежит мамлей какой-нибудь, начинает орать, требуя идти на помощь к бойцам, что штурмуют или обороняют очередное здание. Идешь, отказать нельзя, а вот теперь я работаю только по приказу командира роты или выше.
Вот и сейчас, только вернувшись на КП, был озадачен сообщением, что разведгруппа попала в засаду при возвращении с задания. Ребята должны были добыть схему вражеских укреплений в районе высоты «сто два». Возвращаясь, нарвались на отряд противника и, отступив в один из домов неподалеку от Г-образного дома, были в нем заперты. Наблюдатели засекли группу фрицев, численностью до взвода, блокирующую нашу группу и передали в штаб информацию.
— Сержант, нужно что-то делать как можно быстрее, иначе фрицы дождутся подкрепления и… — что и, было понятно. Полковник Елин, командир нашего сорок второго полка, послал взвод бойцов для деблокирования разведчиков, но дело не ладилось. Бойцы залегли на прилегающей улице, их прижали минометами. Я, посмотрев карту у комполка, решил дернуть по другой улице, там вроде как танки должны быть, но мимо них пройти даже проще, чем через пехоту. Не раз уже бойцы отмечали, что танкисты не сильно заморачиваются с охранением, полагаясь на приданных комендачей, ну или кто там у фрицев за охрану будет, неважно, в общем.
Пробирались мы аккуратно, Петя упрямо пошел за мной, когда я объявился. Танкисты были озабочены близким боем. Танки, в количестве трех штук, стояли к нам, пробирающимся мимо, боком, готовые выдвинуться в район боестолкновения. Странно, почему же не послали их, ведь нашим сто процентов хана будет. Или фрицам наши нужны живыми, чтобы вернуть то, что разведчики уволокли? А может, они утащили не что-то, а кого-то? Тогда становится понятной нерешительность врага.
Ползти по только что выпавшему снегу было очень неприятно. Мой самодельный маскхалат превратился в тряпку просто мгновенно. Снег был сырой, его было еще очень мало, земля превращалась в сплошное болото. Вымокнув чуть не до нитки, мы, наконец, достигли здания, из которого, как я думал, мне откроется возможность как-то помочь разведчикам. Пока ползли, я постоянно слышал шум боя, он не прекращался даже на минуту. Парней там, видно, всерьез обложили, что же или кого же они все-таки сперли, что за ними такая охота началась. Оказавшись в здании, бегло осмотрели первый этаж и стащили сырые и грязные маскхалаты. Местами в здании отсутствовали перегородки, поэтому даже не приходилось заглядывать в каждую щель. Поднимаясь по лестнице, пришлось тут же откладывать винтовку и браться за нож. На втором этаже мы обнаружили пару фрицев, наблюдатели, скорее всего, они и засекли нашу группу, вон, у них и рация есть. Как ни пытались скрыть шаги, но фрицы все же нас услышали. Поднялись-то мы тихо, но подойти на вытянутую руку можно только в компьютерной игре да в голливудском фильме. Выстрелить не успел ни один из немцев. Мы с Петей сделали одно и то же, даже не сговариваясь. Метнули ножи, постоянная тренировка, каждое утро, оказалась как никогда вовремя. Мой вошел немцу в грудь, а вот Петя попал в плечо, фриц успел чуть отклониться. Подскочив и добив врагов, по рукоять штык входит только все в том же кино, в жизни так не получится, сбегал за винтовкой.
— Сань, я тебе уже местечко подыскал, — произнес Петя, когда я вернулся.
— Молодец. Ты этаж проверил? — спросил я, укладываясь на позицию.
— Сейчас проверю, да чего ты, нет тут никого, — махнул напарник рукой, но пошел обследовать все помещения этажа. Я же, заняв положение для стрельбы лежа, глянул в дыру, что указал мне напарник.
Поглядев в оптику, определил цели. Всего в зоне видимости находилось семь солдат противника, остальные, видимо, с других сторон здания, в котором укрылись разведчики. Немцы не передвигались, укрывшись, кто где смог, тут и кирпичи, как везде, и даже целые куски стен лежат, методично давили огнем из винтовок, автоматов и одного МГ. Выбирал цели я недолго. Найдя своего «любимчика», метателя гранат, я дождался, когда он дернет шнур, и выстрелил. Падая, немец выпустил взведенную гранату из руки. Его товарищи, двое, видевшее это, бросились в стороны, но… Люблю, когда так. Один выстрел, сразу трое выбыло. Один, правда, только ранен, вон как орет. Пулю ему вдогонку, нехай отдыхает.
— Сань, пулемет на два часа, сюда развернули, — орет Петя слева от меня.
— Понял, вижу. — Мы одновременно открыли огонь, но пулемет не снайперская винтовка. Я ведь не стою во весь рост у окна, а работаю через дыру в стене, размером сантиметров тридцать. Пули, выпущенные из МГ, щелкают по стене, а моя успокаивает пулеметчика. Минус четыре. Второй номер пытается оттолкнуть товарища и занять место за МГ, дурак он, что ли? Выстрел. Ну вот, еще один.
— Теперь слева, прячется за кучу, на одиннадцать, — диктует напарник, эх, что бы я без него делал-то?
Я убрал одного за другим всех видимых отсюда солдат противника, но наши не выходили. Блин, ну что они медлят-то, с этой стороны никого, пройти вполне можно.
— Петь, — зову друга.
— А? — отвечает напарник, не отрываясь от бинокля.
— Надо сходить, дым повесить, — коротко, не отрываясь от прицела, говорю я.
— Понял, командир, — Петя бросается ко мне, оставляет бинокль. Взяв в руки верный ППШ, устремляется вниз.
— Про растяжку не забудь! — ору я. Мы всегда их ставим, как сигналка работает. Если кто припрется, то если и не погибнет, то нам сигнал даст.
Вот Петро выскочил из дома, бежит пригибаясь в сторону здания с разведчиками. Черт, за немца бы не приняли, шмальнут еще свои же. Петя бежит не быстро, крутя головой и выбирая дорогу. Дело в том, что снег слегка скрыл всякий мусор, и грохнуться, запнувшись за какой-нибудь кирпич или балку, ничего не стоит. Внезапно сквозь шум близкого боя раздается одиночный выстрел. Глядя на дом разведчиков, не заметил сначала, откуда и куда стреляли, а когда не видя Петруху возле дома, оторвался от прицела, нашел того лежащим на земле.
— Сука! — я заорал так, словно хотел, чтобы фриц, стрелявший в моего братана, услышал меня. Ищу место, откуда был сделан выстрел, и тут слышу еще один. Как раз второй я уже заметил, по вспышке. Снайпер, а это, несомненно, был именно снайпер противника, засел на четвертом этаже полуразрушенного дома, что стоял слева от меня.
«Черт, отсюда мне его не взять», — мысли в голове путались. Мне подняться выше никак, в доме всего два этажа, а фриц высоко. Дом ко мне под углом, снайпер просто не видел меня, вот и не стрелял раньше. Ясно, почему не выходят парни, они знают о стрелке, а я дурень Петю на смерть послал. Взяв на прицел то окно, из которого был сделан последний выстрел, пристально разглядываю его. Что-то есть, но не уверен. Раз фашистский стрелок стрелял вниз, он должен был прилично высунуться, иначе земли ему не видно. Я отполз от дыры и, поднявшись в глубине комнаты, подошел к окну, где раньше стоял Петя. Выдернув дымовую гранату, размахнулся и со всей силы зашвырнул ее в сторону дома разведчиков. Конечно, не докинул, тут далеко, если бы можно было докинуть, я бы и напарника не посылал. Но вот до Пети граната долетела, упала чуть левее, нормально, туда и целился. Петро, кстати, лежит не двигаясь. Вернувшись на место, смотрю в прицел. Определенно вижу что-то, но не пойму, что именно. То ли каска торчит, то ли кажется. Тьфу ты, да это же приманка! Быстро в бинокль разглядываю дом, о, вот ты где, сука! Фриц решил поймать меня на каску. Сам ушел в ту часть дома, что была ближе ко мне, он ведь сейчас даже сможет сверху разглядеть мои ноги и выстрелить, в окно слева я должен быть ему виден. Ловлю в прицел фигуру с винтовкой в руках в окне третьего этажа, фриц уже целится, он ведь не видит направленную в него винтовку, поэтому и не торопится. Стреляем мы одновременно. Меня было слишком видно, не рассчитал я все же, надеясь, что снайпер, видя цель не полностью, стрелять не будет. Резкая боль в районе бедра пронзает, как кинжал. Но фриц, видимо, рассчитывал, что я дернусь, и тогда он сможет закончить, я же, подтянув ноги ближе к стене, вытягиваюсь вдоль нее и ору. Ору так, что меня слышат, наверное, в штабе фронта. Выхватываю бинт и мотаю ногу чуть выше раны. А рана серьезная. Выше колена сантиметров на десять-пятнадцать, кровь бежит одуреть как быстро. Перетянув ногу, накладываю повязку, конечно, поверх штанов. Надо заставить себя выглянуть. Приникнув к биноклю, через силу заставляю себя подтянуться к дыре. Никого не видно, а если этот говнюк сейчас ко мне идет… Нет, я четко знаю, что выстрелил до попадания в меня пули снайпера, шансов, что фриц успел убраться, никаких, но все же. Стрельба между тем становится все тише, да и стреляют, скорее всего, одни немцы. Неужели всех разведчиков положили? Выглядываю в направлении дома и… не вижу Петруху. Обшариваю всю округу, но напарник просто растворился.
— Черт, Петя! Куда ты нафиг подевался? — Вижу, как из-за угла дома разведчиков вылезли немцы и стреляют куда-то в мою сторону. Шлепков пуль о стены нет, значит, стреляют в кого-то рядом с домом. Надеюсь, что это все же разведчики на прорыв пошли.
— Ну, суки, раз мое время пришло, то я закончу свою охоту на позитивной ноте.
Фрицев было одиннадцать, я выстрелил ровно одиннадцать раз. Все они направлялись в мою сторону и были идеальной мишенью. Это был мой рекорд, лучшие выстрелы за все время, что я на войне. За минуту уничтожил одиннадцать солдат противника, а всего получается восемнадцать, снайпера не считаю, не уверен, вдруг он живучий оказался. Хотя против моих спиленных наконечников шансов там нет. Я недавно стал использовать пули, которым спиливал кончики, делая их тупоголовыми. На дистанциях боя в городских условиях траектория почти не изменилась, хотя я и пристрелял винтовку заново.
— Ха! Вот так вот, доблестные доичен зольдатен, знай наших! — я выкрикнул вслух ругательство. Осмотрев еще раз округу, решил, что, может, еще и поживу, если вылезу отсюда.
Внезапно, на улице, метрах в пятидесяти от дома, что занимали разведчики, появился БТР «Ганомаг».
— О, я как-то не думал о такой концовке, поторопился я себя в живые записать.
Укладываюсь к прицелу. Достав все оставшиеся патроны, а было их два десятка, положил на рукавицы сбоку от себя. Надо бы до трупов наблюдателей доползти, они в соседней комнатухе лежат, у одного винтовка была, патроны, стало быть, должны быть. Для себя я уже все решил, так что не думал уже ни об отходе, ни о смене позиции.
Поймав в прицел голову пулеметчика, что крутил этой самой головой, в надежде что-то увидеть, нажал на спуск. Пулеметчик опрокинулся, задрав в небо ствол МГ.
— Вот это я сегодня поохотился! Двадцать человек, если снайпера считать, и вечер еще не наступил.
Из БТРа посыпались горохом солдаты, укрываясь, одновременно крутясь во все стороны, надеясь понять, откуда прилетело их пулеметчику. О, герой нашелся у немцев. Один из солдат, видимо оттащив убитого пулеметчика, занял его место.
— Эх, парень, у меня же место пристреляно, я даже от прицела не отрывался, — хмыкаю я, и новоиспеченный пользователь швейной машинки под названием МГ-34 падает замертво. — Эй, я весь ваш рейх так могу перестрелять, только за патронами схожу. Далеко не убегайте, — пробормотал я себе под нос, — а лучше замрите, — я рассмеялся, это уже нервное.
Добив два недостающих патрона, ловлю в прицел прячущегося за броневик автоматчика. Хлоп, каска слетает с его головы, солдат валится рядом. Двадцать два вместе со стрелком-снайпером. Фрицев поблизости от «Ганомага» оставалось шестеро, патроны еще есть, продолжим танцы. Немцы не бегают, заныкались по щелям и даже не стреляют.
— Ну, и долго вы там ныкаться будете? — У меня, видно, шок, ногу не чую совсем и хочется кричать.
Как оказалось, долго прятаться враги не собирались. Прямо из-за дома разведчиков, блин, так его и зову, выехал танк.
— Хренасе, антиснайпер приехал! — усмехнулся я, прекрасно представляя себе дальнейшее. — Вечер перестает быть томным.
То один, то другой, фрицы начали появляться из своих норок и прятаться за танк. Одного я снял сразу, затем выстрелил танк, куда-то в дом, но пока не в меня, дом трясся, но мне было уже по фигу. Т-4 начал движение, а я, плюнув уже на все, отстреливал солдат, пытавшихся укрыться за тяжелой бронированной машиной. Не вышло у них подойти ближе. Я положил их всех, перед тем как где-то совсем рядом, над головой, взорвалась стена дома, и стало темно в глазах.
— Здесь, что ли?.. — в темноте, четыре тени скользнули к одному из напрочь разрушенных домов Сталинграда.
— Товарищ капитан, разведчики говорили, прямо за домом, в котором их обложили…
— Так тут смотри, весь второй почти сложился, где искать-то? — Тот, которого назвали капитаном, прихрамывал, болезненно морщась.
— Если они отсюда работали, — указал один из сопровождающих капитана, высокий и худой парень, — то были где-то здесь, в центре дома. Вон, смотрите, там потолок рухнул, но застрял и скособочился.
Действительно, рухнувший потолок застрял и как бы повис одной стороной внутрь, не доставая до пола второго этажа.
— Пошли, поищем, может, пролезем, — капитан направился внутрь, залезая в пролом в стене, ведущий к лестнице.
— Товарищ капитан, а если все это рухнет. Наши же наблюдали, немцы и то сюда не сунулись, испугались.
— Конечно, они ведь трусы! Из танка расстреляли дом, на фига в него лезть? — поддакнул кто-то еще.
— Пошли, говорю, Осипенко, здесь останься, пригляди, — отдал распоряжения капитан и первым залез в дыру.
Разрушения у дома впечатляли. Покосившаяся крыша, точнее потолок второго этажа, крыши-то тут давно не было, стены в дырах. Проходя из комнаты в комнату, бойцы под предводительством капитана обшаривали все закоулки.
— О, товарищ капитан, кто-то есть, — шепотом произнес один из двух бойцов, залезший в дом вместе с капитаном, указывая на угол в одной из комнат.
— Тут двое, да и не наши это, не видишь, что ли? — в синем, тусклом свете фонарика ясно виднелись четыре ноги, по элементам одежды явно прослеживалась их принадлежность к немецкой армии.
— Точно, фрицы! А…
— Чего а? Наши их положили, наверное, потом сами заняли их позицию, чего непонятного? — капитан был зол и раздражителен. Он искал, искал человека, которого полюбил как сына.
— Сюда, — позвал второй боец, из соседней комнаты, — кто-то есть!
Под углом рухнувшего потолка виднелись только ноги и винтовочный приклад.
— Это он, винтовка его. Ребят, надо вытащить сержанта и похоронить по-человечески! — заявил капитан, осмотрев поднятую винтовку.
— Так вытащим, товарищ капитан, — весело произнес высокий, худой парень с веселой фамилией Светлячков, — его и не привалило, засыпало только.
Дружно, втроем, бойцы начали отбрасывать всякий хлам, чтобы освободить засыпанного человека, когда раздался стон.
— Вашу мать, он живой! — в голос воскликнул капитан и тут же осекся. — Быстрее, ребята, быстрее.
Осторожно потянув за ноги, из-под рухнувшего потолка показалось наконец тело. Да, это было именно тело, живое, но бесчувственное.
— Аккуратно, на руки его, — скомандовал капитан.
— Смотрите, за ногу не дергайте, забинтована, ранен, видать, был.
— Да на нем места живого не было еще, когда уходил, он же только из санбата, — выдохнул капитан.
Тело несли так бережно, что бойцу Осипенко, караулившего на улице, показалось, что несут хрустальную вазу. Вчетвером стало сподручнее, и бойцы ускорили шаг. Пробираясь по нейтральной полосе, нужно быть предельно осторожным даже днем, а уж ночью… Мины, кругом мины. Свои, немецкие, черт ногу сломит, не то что человек. Спустя долгих, как показалось бойцам, сорок минут группа вернулась на позиции, где находились остатки роты капитана.
— Сразу на берег, осмотрят в санбате, потом, наверное, за Волгу, — ответил капитан на незаданный вопрос. Все вокруг понимали его с полуслова. Тело опять подняли, на этот раз на носилки. Так как раненых приходится таскать каждый день, иногда по десятку, такая незаменимая вещь, как носилки, уже были готовы заранее.
Спустя еще двадцать минут седой, в годах военврач третьего ранга принимал тело и с помощью все тех же бойцов и капитана укладывал на стол.
— Что, ротный, не уберег бойца? — чуть с укором, но по-отечески, добрым голосом спросил седой врач.
— Да уж, товарищ военврач, не уберег! — констатировал капитан. Из глаз обоих текли слезы, даже привычный, казалось бы, ко всему на этой войне военврач не смог сдержать эмоции.
— Помогите мне раздеть его, дыхание чувствую, но очень слабое.
Тело полностью раздели. Кто-то из бойцов закрыл поплотнее дверь и подкинул дров в печурку.
— Сквозное в бедро, большая кровопотеря. Старые раны и многочисленные ушибы, синяки и ссадины. Сколько он пролежал?
— Часов десять, — ответил капитан.
— Долго, очень долго. Но это такой боец, что не должен умереть, я постараюсь, но его надо на тот берег, — заявил военврач. Помогавшая раздевать тело санитарка, средних лет тетка, вдруг спросила:
— Что означает «такой боец»? — тетка посмотрела на врача, а тот, смахнув, наконец, слезу, произнес:
— В той, старой армии, таких, как он, называли «настоящий солдат».
Виктор Мишин
Превратности судьбы
© Виктор Мишин, 2018
© ООО «Издательство АСТ», 2018
Интересно, если приходишь в сознание, а перед тобой белый потолок, это хорошо или плохо? Минут пять уже разглядываю белый, с небольшими желтыми разводами потолок.
«Госпиталь, что ли? Вряд ли в земле будет так светло». — Пазлы в голове начинают помаленьку собираться вместе, образуя что-то цельное.
Было что-то плохое, это я помню. Танк выстрелил в мою сторону. Вроде не помер пока, помню, как слышал голоса людей, что откапывали меня, значит, откопали все же. Черт, а ведь сглазили меня тогда товарищи командиры. Как чувствовал, не хотел высовываться, рисоваться, прятался, сколько мог, даже сбитый самолет другому парню «подарил», а его убили почти сразу.
— Товарищ ранбольной! Вы зачем с койки слезаете? — донесся до меня голосок санитарки.
Подняв глаза, исподлобья смотрю на молодую девушку в белом халате и маске на лице. Как догадался, что молодая? Так глаза-то не скроешь…
— Кольнуло что-то, вот и скрючился, никуда не собирался, — тихо ответил я. Во-первых, в палате было тихо, кто-то даже спал на койке возле окна. Во-вторых, сил не было вообще, даже говорить пришлось через силу. Впервые у меня такое чудо, даже струхнул немного. Теперь в полной мере ощутил, что значит выражение «Выбился из сил». Поднимаешь руку, а кажется, что в ней гиря лежит. Хочешь сжать кулак, а он, зараза, не сжимается.
— У вас тяжелое ранение, вы несколько суток без сознания, но Александр Григорьевич говорит, что организм сильный, у вас хорошо заживают раны. Поправитесь, только не нужно делать резких движений.
— Красавица, а, что у меня за ранение такое, я только в ногу помню.
— Осколочное, в грудную клетку справа. Говорят, в вас танк выстрелил, но вы живы.
— Красавица, — продолжал я заигрывать, правда сиплым голосом выходит с трудом, — а где я вообще? — Меня интересовало, куда меня увезли.
— Недалеко от Сталинграда, Александр Григорьевич говорил, что в госпиталь вас повезут, только когда состояние станет стабильным.
— Ясно, — подвел итог я, — а как вас зовут, сестричка?
— Машей, ой, — вскрикнула девушка, когда внезапно распахнулась дверь. — Александр Григорьевич, он в себя пришел!
— Вижу, Маша, вижу. Иди, я позову, — врач какой-то чересчур серьезный.
— Здравствуйте, товарищ военврач…
— Военврач второго ранга Колокольцев, — как-то резковато произнес доктор.
— Сержант Иванов, скажите, товарищ военврач второго ранга, правда, что меня куда-то везти хотят? — Не хотелось бы уезжать далеко.
— Как только исчезнет непосредственная угроза жизни, сразу отправят дальше в тыл.
— А может, я здесь как-нибудь поправлюсь, зачем меня куда-то еще везти?
— Приказ комдива тринадцатой гвардейской: обеспечить наилучший уход и сделать все возможное для полного выздоровления. — Мне как-то сразу стало неудобно. К чему такое внимание? — А вы, я вижу, время не теряете, только очнулись, сразу к сестричкам приставать…
— Доктор, то-то я гляжу, вы как-то зло на меня смотрите. Простите ради бога, просто уж такая привычка, разговаривать с девушками вежливо. Извините еще раз, дурного в голове точно не было. — Ясно, врач на девчушку глаз положил, а тут я со своими любезностями.
— Это вы меня извините, если я был слишком груб, — пошел на попятную врач, — Маша — моя супруга, а здесь, в госпитале, очень много мужчин… — Вон в чем дело-то!
— Я все понял, доктор, проблем с моей стороны не будет! — твердо заявил я врачу, несмотря на мой сиплый голос. Доктору-то лет сорок, а девчушке едва двадцать, переживает, солдаты-то в основном молодые парни. Но у меня характер другой, никогда не стану отбивать чужую жену, так воспитан. — Доктор, что у меня с ранением не так? — перевел я разговор в подходящее русло.
— У вас осколок небольшой в легком. Два мы достали, они близко сидели, а вот один остался. Уж извините, опыта моего не хватает провести такую операцию. Кстати, если бы не стальной портсигар, что у вас в кармане был, мы бы не разговаривали, — доктор явно смягчился.
— Что, так глубоко залез, зараза? — интересуюсь я, пытаясь через бинты рассмотреть хоть что-то на груди.
— Да уж. Вошел ниже ключицы и попал в легкое. А два других, видимо, пробив портсигар, потеряли свое убийственное воздействие и лишь немного углубились, не достав до жизненно важных органов. Как у вас, болит? Что чувствуете?
— Чувствую, как в грудине колет и режет, я думал, что это сердце…
— Скорее всего, все же осколок беспокоит. Времени прошло мало, он еще не оброс тканями, возможно, шевелится и причиняет вам боль, — заключил врач. — Мы и не перевозили вас исключительно потому, что боялись за последствия. Теперь же, после того как вы очнулись, я уверен, что дорогу выдержите.
— Дорогу осилит идущий? — с улыбкой произнес я, взглянув на врача.
Тот машинально кивнул, но тут же сменил тему:
— Вас сюда на руках принесли, что же вы за сержант такой, если целый комдив за вас беспокоится? — Мне стало неловко.
— Да обычный сержант. Представления не имею, чем обязан такому отношению к свой скромной персоне. — Черт, лежу тут чуть живой, а все равно хохмить хочется. Поговорив с врачом еще минут пять, остался вновь в одиночестве. Доктор сослался на занятость и ушел, обещав осмотреть через пару часов. Прикрыв глаза, я вдруг задумался. Мысли, кстати говоря, были далеки от веселых. Я вдруг осознал, что мне страшно. Страшно не погибнуть, а умереть вот так, в госпитале, а не в бою. Когда только сюда провалился, сразу почему-то настроился на то, что погибну, вряд ли смогу протянуть в такой бойне долго. А теперь вот испугался наконец. Только сейчас, лежа тут практически без движения, подумал, что хочется еще пожить. Очень интересно было бы пожить в этом Великом времени. Посмотреть на мирную жизнь, сделать что-то важное и нужное. Знаю, что после войны будет очень тяжело в стране, но… интересно же! А страх появился. Это ведь в кино только солдаты ждут и весело обсуждают, как Берлин брать будут. На деле не видел в Сталинграде ни одного бойца, что думал хотя бы о победе в городе, не то что о Берлине мечтал. Самая распространенная мечта: дожить до завтра.
Утром, дав мне, кстати, выспаться, пришел врач. Не перетаскивая меня куда-либо, устроил экзекуцию под названием осмотр и перевязка. Орал я сильно и долго, зато хоть на чуть-чуть, на самую малость осознал, через что прошли деды. Тяжко мне, но я вытерплю, во-первых, а куда деваться? А вот во-вторых, другие-то терпят, и похлеще раны бывают. У меня-то так, тяжелое, конечно, но не настолько, чтобы умирать тут, причитая о боли. Вообще, я с детства легче воспринимал боль сильную, чем, скажем, какую-то слабую и ноющую. Легко переношу лечение зубов, удаление, боли при пульпите, когда рот не закрыть, но крайне хреново мне, когда зуб просто ноет, только заболев. Помню, как-то в детстве стекло упало на запястье, стою как дурак, разглядываю белые сухожилия, а боли не чувствую. Друг рядом стоял, смотрю, аж весь позеленел, а мне интересно стало, разглядываю, только пальцы грязные туда не сую. Меня тогда мать друга осмотрела, медсестрой в больнице работала, говорила, что нужно обязательно в травмпункт и зашивать, а я стрептоцида насыпал на ранку, бинтиком махнул и опять шляться побежал. Все заживало всегда как на собаке. В то же время маюсь с детства спиной. У меня вообще лет с семнадцати есть только две стадии боли в спине, либо она такая сильная, что мне вставать-то тяжело, либо слабая, которую почти не замечаю. Такого, чтобы она вообще не болела, просто не бывало. Вот и здесь, чувствую, как нога горит, там явно что-то не в порядке, чистить сейчас будут, а вот в груди, где вроде бы ранение серьезней было, боли почти не чувствую. Болеть-то болит, но как-то не думаю об этом. Тем временем доктор приступил к ноге. Больно было, ни в сказке сказать, ни перфоратором выдолбить. Мать его, этого коновала, он там, похоже, мне всю ногу распахал от колена до паха, копается там, как Дед Мороз в мешке с подарками. Не выдерживаю:
— Док, ну дай ты мне по башке чем-нибудь, нет сил уже терпеть…
— Так не терпи, вырубайся, чего сопротивляешься? — этот гадский эскулап еще и смеяться изволит. Представив, что там внутри раны и как туда лезут руки врача, наконец, вырубился.
Не знаю, сколько я так провалялся, но очухался с чувством, что ноги у меня уже нет. От боли в груди опять скрутило, когда попытался поднять голову, чтобы рассмотреть ноги. Собрав, казалось, остатки силы и воли, все-таки смог приподнять голову и посмотреть. Фу-у-у! На месте мои долбаные заготовки. Почему же я не чую ногу?
— Боец, ты чего, выпрыгнуть из койки собрался? — раздалось от двери.
— Док, что с ногой? — шепотом, голоса почему-то не было, спросил я.
— Вот как орал-то, аж голос сорвал, — издевается врач, — да на месте нога, почистили как следует, онемела, что ли?
— Не чувствую!
— Подожди, часа еще не прошло, отойдет. Перетянули чересчур сильно, но ничего, все в порядке будет. Грудь как, говорить больно? Кашляешь?
— Нет, не кашляю, а когда говорю, что-то как будто мешает немного, вот тут, — я указал рукой на центр груди, ближе к горлу.
— Возможно, слизь скопилась, кровяные сгустки, выхаркаешь позже, оно, когда к горлу подходит, хорошо вылетает!
Лучше бы он этого не говорил. Еще не дослушав, меня обильно вырвало прямо на него, стоял-то врач склонившись надо мной.
— Черт, ну зачем же сразу блевать-то было? — выругался доктор и убежал, весь в моей б… В общем, в том, что у меня стояло в глотке или в бронхах, хрен поймешь. Во рту помойка, но чую, что стало легче. На смену доктору примчалась санитарка. Притащив с собой какое-то белье, принялась меня обихаживать. Толково действует тетка, просто умница, пока ворочала меня, даже не пикнул, почти не больно было. Как-то она все аккуратно так делает, вроде быстро, но меня почти не тревожит.
Держали меня в этой лечебнице четыре дня, а на пятый появился конвой, тьфу ты, два рослых санитара. Меня на носилках доставили к полуторке, увидев ее, мне опять стало плохо на душе.
Казалось, везли целую вечность, на самом деле всего часа два. Привезли на какую-то станцию, там пришлось прождать еще около трех часов, прежде чем подошел эшелон и меня, наконец, погрузили. Санитарный поезд двигался медленнее приснопамятной полуторки. Нас то и дело останавливали, загоняли на второстепенные пути и тупики, пропуская воинские эшелоны на фронт. Таким вот макаром в славный город Куйбышев мы прибыли только через три дня. Три дня в «санитарке» показались мне месяцем. Постоянные стоны и крики раненых бойцов сводили с ума. Сам-то я уже откричал свое, а тут… Кто-то потерял ногу и просто без остановки матерился на врачей за то, что они отпилили ему «здоровую» ногу, хотя сам тут же оговорился, что на мину наступил. Кому-то от близкого разрыва снаряда вышибло глаза, этот вообще рычал всю дорогу, монотонно, зло. Когда меня выносили, я уже хотел обратно на фронт, как представлю себе, что все это придется слушать в госпитале, да еще и неизвестно сколько, как-то и жить не хочется. Такие испытания ранбольных похлеще фронтовых будней будут. Первая же мысль, что проскользнула в голове уже на вторые сутки в поезде, была: «Лучше бы убило к чертям, чем вот так, как морковка, когда ее вытащили из гряды по осени. Лежит, а сделать ни фига не может».
Все-таки какой-то из коммунистических богов или демонов вновь вступился за меня. Я попал в палату почти к таким же. Хоть и была та палата аж на двенадцать персон, но лежали в ней сплошь тихие. На второй день по приезду меня утащили на операцию. Мурыжили полдня, наверное. Какой-то древний, как экскременты мамонта, седой, с козлиной бородкой врач молчаливо изучал меня. Щупал, тыкал, мял, делал рентген, кивал сам себе и продолжал заново. Наконец, и сам седой мамонт утомился. Было принято обалденное решение не трогать осколок, оставшийся в моем теле, по крайней мере пока. Будут наблюдать, следить за тем, чтобы кусок немецкого железа не полез куда не надо. Сказали, что если врастет в плоть, опутанный тканями, и не будет тревожить, то и не нужно делать такую сложную операцию, при которой я просто могу кончиться. Я принял это спокойно, ну а что? Если и правда зарастет, так и хрен с ним, дед у меня сорок лет прожил так же, с осколком в груди, тоже в легком застрял и вынимать не стали. Поэтому было все равно, лишь бы скорее встать на ноги. А вот с этим были проблемы. Нога почти не болела, но чувствительность не восстанавливалась. Надеюсь, все же через какое-то время вернется, совсем не хочется становиться инвалидом, я на фронт хочу. Под самый Новый год я начал вставать. Нога по-прежнему мерзла и плохо слушалась, но все-таки была уже не той деревяшкой, с какой я сюда прибыл. Грудь оставили в покое, окончательно объявив, что трогать не будут, осколок сидит намертво и мне никак не мешает, он и был-то, судя по фоткам, ну, рентгеновским снимкам, конечно, с ноготь величиной. Тридцать первого, к обеду, у нас был запланирован концерт. Я тут в местную филармонию поступил, ну, ансамбль в госпитале сколотили, нет, не с моей помощью, я все молчал в основном. Даже ругались со многими, им не нравилось, что я молчу. Один даже следаку местному настучал, представив меня шпионом. Особист даже поржал немного, когда вызывал к себе:
— Ну чего, шпиён, много вынюхал тут, в госпитале? — смеялся капитан госбезопасности.
— Ага, так нанюхался, что уже, наверное, нюх потеряю скоро.
— Э-э, нет, вот нюх терять не надо! — Вмиг сделавшись серьезным, капитан ГБ уточнил: — Я изучал твое дело, ты хороший боец, оказывается. А то, что молчун… Ну, так и специальность у тебя, гляжу, не самая разговорчивая. Я беседовал с врачами, вроде говорят, что дела у тебя идут хорошо, «списывать» тебя не собираются.
— Хоть одна хорошая новость за последний месяц, спасибо, товарищ капитан госбезопасности.
— Да ладно тебе. Ты скажи лучше, чего с бойцом не поделил, что он на тебя «телегу» мне настрочил?
— Не имею ни малейшего представления, товарищ капитан. Он частенько подходил, раньше все пытался на разговор вытянуть, а мне как-то неинтересно было, чушь несет, если честно, вот я и молчал. Один раз, правда, сказал ему, чтобы не подходил больше, мне с ним не о чем разговаривать, вот, наверное, и взъелся на меня…
— А что за чушь нес? — живенько так заинтересовался капитан.
— Да я же говорю, фигню какую-то, поэтому меня даже не заинтересовало. Ведь когда неинтересно, то и не помнишь, о чем был разговор. Да и не было разговора-то, он один говорил.
— Ясно, но ты это, все равно… — чуть замялся следак, или он опер, не разберешь, — если чего-то вспомнишь случайно, расскажи, ладно?
— Без проблем, — твердо произнес я.
— У тебя тут в деле интересные цифры фигурируют. Это правда, что у тебя сто семь подтверждённых фашистов?
— Извините, товарищ капитан, я и не знаю, некогда мне считать-то было, командиры считали, они и писали. Думаю, если и ошиблись, то немного. Десятка два или три недосчитались…
— Чего-чего? — выпучил на меня глаза следак-опер.
— Ну, ведь не всегда же кто-то мог зафиксировать факт уничтожения противника, я иногда и в одиночку работал, а иногда в зачистках и штурмах участвовал, кто же там считать будет? Рот откроешь, а тебя уже съели. — Нет, ну а почему я должен был скрывать то, что я убил гораздо больше врагов, чем мне насчитали официально? И не выделываюсь ни грамма, просто правду говорить приятно, меня спросили, я ответил.
Пел в нашем ВИА гармонист. Как же он пел… Я играл на гитаре, больше было некому. Те, кто умели, как назло имели ранения рук, вот я и вызвался. Получилось, на мой взгляд, живенько и… нет, не современно, а больше похоже на музыку из моей прошлой жизни. Этакие ремиксы выдавал. Все даже сначала обалдели слегка от моей игры. Здесь так еще не лабал никто. Отрывки различных симфоний и прочих классических произведений произвели фурор. Пальцы хоть и болели, тело до моего вселения, видимо, не умело играть, но слушались как родные, сбивался очень редко. Чуть-чуть из Бетховена, немного Моцарта и Шопена, зацепил
Черт, ну не хотел же… Блин, что я наделал! Ведь и раньше видел гитару, даже в руки брал, но сдерживался, ну нельзя высовываться, нет, твою дивизию, вылез, блин, Цой доморощенный. Прости, Витя, не хотел, но чьи еще песни достойны того, чтобы звучать в любые времена? Таких как ты по пальцам можно пересчитать. Что было в маленьком спортивном зале бывшей школы, превращенной в госпиталь, мне не передать. Мне в жизни приходилось видеть разную реакцию на музыку или определенную песню, но чтобы плакали все взрослые парни и мужики, что были тут в зале, а их тут по меньшей мере человек сто, да какое тут, больше, такого я не видел никогда. Я даже смог встать и уйти, тоже не скрывая слез. Меня никто не остановил, никто не окликнул, и это было очень хорошо. Меня, наконец, пробило. Спустя полгода жизни в другом времени меня так долбануло по мозгам, что я, честно говоря, засомневался, есть ли они, мозги-то. Я попал сюда, пошел со всеми на фронт, научился воевать, убивать, выживать, дружить и ценить, но… Я не отсюда. Мне только сейчас удалось понять, почему я так легко шел под пули, буквально лез на врага. До меня дошло — и я испугался. Испугался того, что больше не смогу, когда настанет время, вернуться на фронт. Мне было легко, потому что пытался просто применять знания, шел вперед, не думая, как делают здесь, а так, как делают
— Слышь, сержант, это что такое было-то? — Капитан ГБ тоже присутствовал на нашем маленьком концерте.
— Что-то случилось? — как бы непонимающе спросил в свою очередь я.
— Ты что там с нами сделал? Все как один в слезы ударились! — А капитан-то и сам, видимо, всплакнул, вон глаза какие краснющие.
— Да нашло что-то, виноват, — спокойно ответил я.
— А что это за песня? Никто такой не знает, даже не слышали.
— Да паренек один стихи прочитал мне, там, в Сталинграде… — я опустил взгляд в землю. — Я просто попробовал музыку добавить, как, получилось?
— А как ты думаешь? Там все просто в ступор впали, как гипноз какой-то! Меня тоже пробрало. Я ведь здесь не всегда в тылу отсиживался. Воевал под Харьковом, был оперативником в одном полку, там ведь и повара воевали, хотя ты же сам там был, знаешь, о чем говорю. Здесь я оказался по ранению, да командование так тут и приказало оставаться, работы-то везде хватает.
— Я не помню, что было до Сталинграда. С головой что-то случилось после близкого взрыва, вроде как память отшибло. Доктора говорили, что это последствия тяжелой контузии, я имя-то свое только из документов узнал.
— Тяжело тебе пришлось, — кивнул капитан, — много вас таких попадается. Паренька танкиста видел с месяц назад, от вас привезли, из Сталинграда. В танке чуть не сгорел, чудом вылез, так все детство помнит, а после четырнадцати лет ничего, вот так.
— Дела-а… — протянул я.
— А паренька того, что тебе стихи рассказывал, надо бы найти, — вернулся к песне капитан.
— Боюсь, товарищ капитан, что его мы найдем, когда будем город заново строить, — вновь повесил голову я.
— Погиб, — не спросил, а именно констатировал гэбэшник.
— Ага, вечером сидели рядом, он стихи читал, что после боя написал, а утром его уже нигде не видно было. Куда пропал? Не знаю, хотя их взвод вроде в атаку ходил, наверное, там и сгинул.
— Ты хоть, как его звали-то, помнишь?
— Виктором вроде, фамилию не слышал. Там у нас иногда за день два раза состав взвода менялся. Не то что разговаривать, знакомиться-то перестали, не до этого как-то было.
— Да уж, боюсь даже представить. А ты почему медаль свою не носишь? — съехал на другую тему капитан.
— Так не знаю где она. Очнулся в санбате в каких-то лохмотьях, где моя форма, так и не узнал. Один из санитаров точно не знал, но предположил, что форма была испорчена, и ее наверняка выкинули. А уж где медаль, подавно не знаю.
— Да, я читал, тебя без сознания нашли, таким же и в санбат притащили. Ты очухался вроде только после операции.
— Что-то вроде того, — пожал я плечами.
— Я к чему про медаль, представление на тебя пришло. В смысле, мне доложили, что будет награждение, завтра скорее всего. Тут вас из тринадцатой гвардейской немало, видно, комдив там не забывает ничего, раз сюда награды прислал.
— Александр Ильич вот такой человек! — я показал капитану оттопыренный вверх большой палец.
— Ладно, поздно уже, давайте по палатам, — капитан козырнул, я был с голой головой, поэтому только пожал протянутую руку и вернулся в палату.
На удивление, меня никто и ни о чем не спросил. Хотя тут все знают мой угрюмый характер, может, еще и поэтому ребята просто молчали вместе со мной.
К обеду первого января всех награждаемых в госпитале, а нас таких собралось аж двадцать восемь человек, почти панфиловцев, построили в том же спортзале, как самом большом помещении госпиталя. Ходячих, конечно, пятеро вообще еще в лежку лежали. Один из лежачих, кстати, артиллерист из соседнего со мной полка нашей же дивизии, был удостоен Звезды Героя Советского Союза. Церемония была недолгой. Быстренько обойдя маленький строй награждаемых, какой-то генерал со Сталинградского фронта зачитал наши заслуги, мои почему-то произнес как «Множество уничтоженных солдат и офицеров гитлеровской армии», и раздал всем причитающиеся награды. Мне достался орден Красной Звезды. Черт, приятно-то как, просто обалдеть. А еще сюрпризом оказалось, что мне из сталинградского госпиталя привезли специально мою медаль «За отвагу». Оказалось, что мои лохмотья санитары выкинули, но медаль заботливо сохранили. Теперь у меня на пижаме висели обе моих награды. Висели, пока до палаты не дошел и не снял. Понимаю, что нужно носить, но не на пижаме же.
Чуть позже, после награждения, мне в довесок передали письмо. Писал лично капитан Смолин, вот мужик, не зря учителем был, почерк — идеальный, слог, как в книге. Главная новость, что перешли наконец в наступление и замкнули кольцо окружения, ну, об этом я и так знал, здесь все в последний месяц только об этом и говорят. Фрицы, что сидят в городе, укрепились и стоят насмерть, в этом плане стало сложнее, но в то же время фрицам обрубили все каналы снабжения, голодают уже и мерзнут. Да, насколько я помнил из
Пятнадцатого января, разругавшись со старлеем, что ведал распределением выздоравливающих, чуть не уехал на Центральный фронт. Сидит, блин, жопа шире плеч, у него, видите ли, приказ снайперов отправлять именно на Центральный.
— Товарищ старший лейтенант, — сдерживаться становилось все сложнее, — ну сделайте исключение, я в Сталинграде нужен, меня комбат ждет, у него с вражескими стрелками совсем беда, все друзья там, пойдите навстречу…
Уговаривал почти полчаса, пока не появился какой-то подполковник, с интересом слушавший, стоя в сторонке, наш разговор.
— Лейтенант, в чем проблема-то, отправь парня в Сталинград, чего ты привязался?
Старлей вначале огрызнулся и на подпола, но все же сменил свой гнев на милость.
— Ладно уж, пойду навстречу, но ты, сержант, вообще-то толкаешь меня на преступление…
— Ну, хватит причитать-то, старлей, то распоряжение, что ты цитируешь, носит рекомендательный характер, а вовсе не обязательный.
Мне повезло, все-таки я возвращался к друзьям. Я так соскучился по всем парням, что хотелось бежать в Сталинград не останавливаясь. Конечно, я прекрасно понимал, что меня ждет там, на фронте, тем более последнее ранение заставило меня несколько по-другому взглянуть на войну. Война это очень тяжелая работа, кто бы что ни говорил. Как в ноябре мы долбили мерзлую землю, создавая траншеи, углубляли уже отрытые, строили укрепления. Чуть позже мы наловчились здорово «рыхлить» землю, чтобы легче было копать мерзлый грунт, а вначале только лопаты да ломы. Не помню уже, кто первый предложил идею, но опробовав, всем понравилось, и мы приняли такой способ на вооружение. А способ, как это ни смешно, нам подсказали фрицы своими регулярными артобстрелами. Заметив, что там, где лопнул снаряд или бомба, да даже простая мина, выпущенная из миномета, земля мягкая, мы взяли пару толовых шашек и, выкопав небольшую лунку, заложили заряды. После того как рассеялся дым и улеглись наконец падающие с неба комья земли, мы радостно принимались за дело. После взрывчатки копать было на порядок веселей. Один раз только кто-то из нашей роты решил схалтурить, ускорить процесс. Заложил заряд на глубину штыка лопаты, да еще и шашку взял, не одну, а целых четыре. Знаете, что было, когда она рванула? А ни хрена не было, нам потом пришлось воронку, почти три метра в диаметре и в метр глубиной, дружно засыпать. Четыре шашки сделали на месте подрыва огромную яму, которая мало подходила на роль траншеи. Сюда теперь и танк можно было бы засунуть, не то что пехтуру.
Снег кружился в небе, удивительно, сегодня выдался такой обалденный денек, даже жаль, что эшелон уже через час. Ветра нет совсем, облака хоть и низкие, но вокруг так светло от падающего снега. Здесь, в Куйбышеве, сегодня всего градусов пятнадцать мороза, при полном отсутствии ветра это даже тепло. Вон, бойцы на вокзале даже уши на шапках сверху завязали, не мерзнут, хотя и несколько часов на улице стоят.
Выписали меня вполне себе здоровым. Хромота никуда не делась, но главное, боли-то давно нет, ни в груди, ни в ноге. Старые ранения вообще забылись. На руке у меня большой, сантиметров на двенадцать шрам, если бы не кривые края раны, может, вообще бы смотрелась обыденно.
В теплушке было довольно тесно. На фронт двигались полные вагоны. Глядя по сторонам, представлял, сколько из этих молодых парней доживет до своего второго боя. Да, именно до второго боя, о победе, как я уже говорил, пока никто даже мечтать не может. А бойцов и правда набрали совсем молоденьких. Сейчас едут те, кто в начале войны был по возрасту неподходящим. Тем, кому было шестнадцать, а иногда и пятнадцать лет, ехали сейчас вместе со мной. Впервые ощутил себя неловко, когда у меня попросили закурить.
— Отец, табачку не найдется? — Я даже завис. Какой в дупу
— Слышь, боец, ты меня моложе лет на семь, какой я нафиг тебе папаша? — усмехнулся я, когда пришел в себя.
— Извини, думал, тебе больше, воевал уже? — Парнишка «зеленый» совсем, светлый ежик коротких волос виднелся из-под шапки. Ах, черт возьми, совсем забыл. Я же в госпитале усы отрастил, небольшие, уж очень мне не хотелось бриться, лень все как-то было. Надо по приезду на фронт скосить их к бениной маме.
— Немного, месяц примерно, до этого на переформировании отдыхал, когда из окружения вышел. А так, с января сорок второго. — Да, мой донор, в чье тело я вселился, воевал именно с января, год уже получается.
— Это немало, мы вон всякого наслушались, пока на сборном были. Раненые попадались, так все пугали, что жить нам осталось два понедельника, — парнишка даже сник.
— Дураки были те раненые, — махнув рукой, говорю я и протягиваю руку: — Сержант, Александр Иванов. — А если честно, то им и до одного понедельника еще дожить надо.
— Андрей, Вяземский, — отвечает парнишка и пожимает мою ладонь.
Протягиваю кисет.
— Держи, там еще есть немного, куда направляетесь?
— Не знаем, погрузили и вперед, а куда…
— Ясно, ну если со мной выгрузят, значит, узнаешь сразу, куда вас.
— А вы знаете, куда вам нужно прибыть? — удивился Андрей. Кстати, когда я озвучил звание, парень подтянулся и стал обращаться на вы.
— Конечно, я в свою часть напросился, у меня там друзья и… должок к фрицам остался, — задумчиво произнес я.
— Хорошо вам, а мы вот в неизвестность едем.
— Иногда это даже хорошо.
— Да лучше бы уж знать, а вам можно говорить, куда направляетесь вы? — парень чуть смутился.
— Да вроде не запрещал никто, в Сталинград еду.
— Вы были в Сталинграде??? — вытаращил на меня глаза будущий боец Красной Армии.
— Да был, был. Не кричи так. — Парень и правда добавил громкости голосу.
— А как там? Как удалось устоять, пока фрицы наступали? — вопросы посыпались со всех сторон. Своим возгласом Андрей привлек и других парней, что были ближе всего.
— Ребятки, ну как-как, тяжело, но выстояли. Или вы думаете, что я вам буду рассказывать, как я танки десятками сжигал?
— Извините, товарищ сержант, просто мы еще не встречались с теми, кто был
— Ладно вам. Нечего особо рассказывать-то, бойцы. Дрались, как и везде. Нельзя сказать, что на войне где-то легче, а где-то тяжелей. На войне вообще нелегко, просто бои в городских развалинах обладают своими нюансами. Хотя, как и сказал, везде тяжело.
— Вы ведь с госпиталя, товарищ сержант? — спросил еще один солдатик.
— Верно. Возвращаюсь вот, — кивнул я.
— А ранение тяжелое? — это опять Вяземский.
— Осколочное в грудь, да ногу навылет пулей снайпер прострелил.
— Ничего себе, как же вы выбрались-то? — парням интересно, широко открытыми глазами уставились на меня. Рассказываю, а что еще делать-то в дороге.
— Повезло вам, товарищ сержант, — мрачно заключает один из новобранцев, — у меня старший брат в сорок первом погиб. Раненый в лесу лежал, тащить некому было, выжил один парень, что с ним был, у того раны легче были, наших дождался, а брат от потери крови умер.
— Всяко бывает, боец, война… — многозначительно киваю головой.
Какое-то время ехали молча, я даже вздремнул чуток, укачало. Так-то я в госпитале прекрасно отоспался и отдохнул, теперь легче будет, чем тогда, когда мы из окружения вышли едва живые от голода. Питание в госпитале, конечно, не ресторан, но когда почти все время лежишь не двигаясь, то и есть-то почти не хочется. Колеса мерно стучат под вагонами, глотая метр за метром, эх, вот бы фрицы так же быстро отступали…
На станцию, где мы с попутчиками сошли, ага, они сюда же, мы прибыли ночью. Разгрузились, я так сразу направился искать попутку до Красной Слободы, чтобы попасть на переправу. Найти удалось довольно легко. Сначала водитель, пожилой старшина, отбрил меня одним словом: «Не положено», но узнав, что у меня предписание на руках, сменил гнев на милость. Когда залезал в кузов, а кабина у водилы была занята, чуток струхнул, в кузове плотными штабелями были уложены снарядные ящики. Найдя небольшую щелку, устроился и, закутавшись поплотнее в шинель, ватника мне не дали, втянул голову в плечи. Уснуть, естественно, не получалось, трясет изрядно, но доехал спокойно. Налетов не было, что удивительно, под утро даже наши самолеты увидел, да много-то как, сразу девять штук насчитал. «Илы» пошли на штурмовку в сопровождении истребителей. На Сталинград, наверное, куда тут еще-то. Вывалившись из кузова возле расположения одной из частей, готовившихся к переброске в город, заторопился в поиске кого-нибудь из командиров. Издали приметив одного майора, направился прямиком к нему.
— Здравия желаю, товарищ майор, — произнес я, привлекая внимание, — сержант Иванов, сорок второй гвардейский полк, — я предъявил майору документы, вместе с предписанием.
— Чего хотел, сержант? На тот берег? — возвращая мне документы, поинтересовался майор.
— Если возможно…
— Давай, скоро отправляемся. Будь поблизости.
Майор сдержал обещание, через три часа я уже поднимался по знакомой насыпи возле разрушенного здания Госбанка. Еперный театр, за два месяца города вообще не стало. Как тут сейчас воюют? Раньше дома держали, а сейчас вообще ни одного целого, на первый взгляд. Хотя воевать тут недолго осталось, Паулюс вроде тридцать первого лапки поднимет.
— Боец, не знаешь, где сорок второй полк находится? — я тормознул одного бойца, что пробегал мимо, и поинтересовался, где мне искать своих.
— Так рядом, на площади где-то.
— Спасибо. — Я двинул примерно в том направлении. Даже вздрогнул, когда услышал невдалеке трескотню пулемета, а затем и хлопанье минометов.
«Вот чего мне не хватало в госпитале!» — усмехнулся я. На самом деле, успел уже расслабиться, отдыхая. Двигался я медленно, стараясь не вылезать на открытые участки. Впереди, в руинах одного из домов, что предстояло обойти, кто-то мелькал.
«Надеюсь, наши, а то у меня и оружия-то нет»
…В развалинах действительно были бойцы Красной Армии. Точнее, саперы, причем из нашего полка, одного парня я точно знаю.
— Здорово, славяне! — окликнул я парней.
— О-о-о! Кому бы ни пропасть! Сержант, ты ли это? — удивился боец, которого я узнал.
— Нет, тень отца Гамлета, — с ухмылкой ответил я и продолжил: — Ты все взрывчатку волокаешь?
— А как же, без меня никуда! — важно заявил сапер. — Вот готовимся, комбат приказал домик один сровнять, там фрицев в подвалах много, завалим их, да и конец.
— Экий ты кровожадный, нет бы по-человечески, пристрелить или забить до смерти, а ему бы только взрывать, — не могу удержаться от смеха. «Прыснули» мы одновременно, сапер явно был с чувством юмора.
— Так ты из госпиталя? — спустя пять минут и две выкуренные сигареты допытывался у меня сапер.
— Ага. — Черт, я уже даже соскучился по сигаретам. Правда, эти какие-то кислые, но все равно приятно. Сапер поделился со мной, выделив аж пять штук, две из которых я уже «высадил».
— Комбат через пару домов, у него КП в подвале.
— Все тут же, на Пензенской?
— Тебя когда увезли? — в свою очередь спросил парень.
— В ноябре, — ответил я.
— А, ну тогда уже не найдешь, перенесли давно, — развел руками сапер.
— Ничего, кого-нибудь найду, подскажут.
Первым делом, пройдя нужные два дома, я заглянул за кусок чудом державшейся стены. Никого. Быстренько справив малую нужду, был застигнут врасплох.
— Ты чего тут делаешь? А ну марш в укрытие, разведчики только доложили, что немцы собираются с силами…
— А где комбат Смолин? — перебил я старшину, вылезшего откуда-то как чертик.
— Дом обойди, с восточной стороны есть спуск, там вроде и был.
— Ясно, спасибо! — Побежал трусцой в указанном направлении. Обогнув дом, увидел провал в стене и направился к нему. Из темноты, что была за стеной, на меня уставился ствол ППШ.
— Кто таков? — спросили в лоб.
— Да хрен его знает, комбат тут? — Юмор пришелся ко двору.
— Сержант, что ли? Братцы, снайпер наш вернулся! — воскликнул боец, что стоял на посту. Тут же меня втащили внутрь подвала и принялись обнимать.
Закончили, когда раздался знакомый окрик:
— Что здесь происходит? — Бойцы нехотя расступились, и я предстал пред светлы очи командира батальона.
— Здравия желаю, товарищ майор, сержант Иванов после лечения в госпитале прибыл в ваше распоряжение! — отчеканил я, отдав честь.
— Ну, привет, душегуб! — смеясь, произнес майор Смолин, обхватив меня своими могучими ручищами. Обнял пару раз, затем похлопал по плечам и потянул к себе в закуток.
— Саня, твою мать! — навстречу вылетел мой друг, старлей Нечаев.
— Здоров, Леха, — ответил, улыбаясь, я.
— Свиделись, наконец, а то сначала один причитал о пропавшем в госпиталях командире роты, а теперь второй все уши прожужжал.
— Товарищ комбат… — взмолился Нечаев.
— Да шучу я, шучу, — ласково ответил Смолин, — чай будешь, выздоравливающий?
— Ага, — кивнул я, усаживаясь за маленький, грубо сколоченный столик.
Болтали минут тридцать, когда за ширмой прокашлялись и спросили разрешения войти. А пришел… Петро. Этот гаврик тоже уже здесь, вот так встреча однополчан.
— Товарищ комбат…
— Ну, чего рот открыл? — весело поинтересовался Смолин, — да сержант это, сержант, иди, поздоровайся!
Пете больше предлагать было не нужно. Навалившись на меня, как медведь, парень сграбастал меня в объятия и даже попытался поцеловать. Много времени на разговор выделить не получилось, Петя теперь за батальонную разведку отдувается, только вернулся с НП и сразу на доклад к комбату.
— Ну, опять уйдешь к «своему»? — хмуро, в конце обсуждения диспозиции, спросил Смолин.
— А можно, товарищ майор? — стесняясь, спросил мой напарник.
— Да разве вас разъединишь теперь? Вон вы на пару как немца долбили, аж завидно, смотри как сержанта «отметили»! — Это комбат про награды, хотя у самого висит четыре штуки. У Нечаева тоже медаль и орден, причем одинаковые с моими.
— Товарищ сержант, пока вы лечились, пришел очередной приказ, не успел к основному награждению, вам присвоено звание старшего сержанта, — деловито заявил комбат.
Я быстро оттараторил нужные слова и, глотнув чаю, приступил к обсуждению предстоящих дел.
— Как ты поползешь? Ты ведь не знаешь города вообще, тут с ноября изменений, как в бухгалтерии…
— Так вот и надо посмотреть, тем более Петро уже все излазил, будет заодно и дорогу показывать.
— Товарищ майор, да бесполезно объяснять, все равно смоется, а нам расхлебывать! — влез в нашу беседу Нечаев.
— Да уж не хуже тебя его знаю, тоже достаточно с ним повоевал, — ответил Смолин.
— Хорошо, вам виднее.
Отдыхал я по прибытии около суток. Вот уже час, как разрабатываем план подхода к немецким позициям. Это только звучит так громко, на деле же через два дома от нас уже немецкий тыл. Немцы в колечке сидят, но, блин, упертые, не сдаются и баста. Много отдельных подвалов занимают, без связи со своими, но все одно не хотят сдаваться. Комбату в штабе поставили задачу, зачищать помалу окрестности. Дело в том, что батальон нашего полка пока не пополняли, людей мало, чуть больше сотни, поэтому-то и сидит наш недобатальон далековато от фрицев. Те все больше возле универмага возятся, но это так, приближенные к командованию, простых вояк тоже хватает, они, как и говорил, разбросаны по всему району. Задача вполне обыденная, ребята так давно уже воюют, но вот сейчас все усложнилось наличием у фрицев на нашем участке снайперов. По данным, что принес Петро, выходило, что стрелков тут минимум трое, появились около недели назад и долбят всех подряд. Совсем прохода нашим бойцам и командирам не дают. Боевые действия сейчас неактивные, немцы, видимо, ждут, когда им колечко снаружи кто-нибудь прорвет, а наши выжидают капитуляцию. Повсеместно идет снайперская и минометная борьба. То наши фрицев постреляют, то немчура скрытно корректировщиков разместит и устроит минометный обстрел.
По грязно-белому снегу ползти было вполне сносно. Снегу местами было много, и он хорошо накрывал развалины и обломки, среди которых приходилось лавировать осенью. Все разбитые дома стоят без крыш, следовательно, снегу внутри бывших домов хватало, конечно, там, куда мины не падали. Ползли мы, пробираясь из подъезда в подъезд. Условно, конечно, тут давно уже не различить практически, где тут подъезд, а где квартира, только по остаткам лестничных маршей можно было предположить, что и где было.
— Сань, туда смотри, — указал мне Петро направление. — Оттуда сегодня стреляли, двоих парней уложили как котят.
— Да, серьезные ребятки там окопались, — поправил я каску и задумчиво произнес.
Дело в том, что раньше, как и говорил, тут были хоть какие-то постройки, и передвигаться было вполне возможно, но теперь… Впереди справа, куда указал напарник, ранее стоял трехэтажный дом, сейчас только куча битого кирпича, высотой метров в пять-шесть. Укрыться там нереально, но как-то фрицы все же укрываются?
— Петь, а ты слева эти развалины не смотрел? — У меня возникла мысль.
— То же самое, что и отсюда, одни куски стен…
— Ага, так, Петро, слева ничего не видать, справа и сзади у них свои стоят, так?
— Именно, — Петя слегка озадачился.
— Дуй к командиру, бери рацию. Пусть миномет один выделят, мы координаты скинем, пусть нам помогут. Только попроси, чтобы ствол посерьёзнее выделили.
— Выкурить решил? — догадался Петя.
— Почти, — улыбнулся я, — я думаю, в подвале они сидят. Мины начнут сыпаться, снайперы попробуют убрать корректировщиков, нас то есть. Место они это бросать не хотят, я их даже понимаю, своеобразный «Дом Павлова», только в исполнении врага. Им оттуда видно все вокруг, вот и цепляются.
Петя ужом скользнул назад, а я принялся осматривать руины Сталинграда, те, что видны с позиции, конечно. Черт, да, много в будущем говорили о разрушениях в городе, но таких… Ведь тут даже слова не подобрать. Если разделить мысленно город на кварталы, а за квартал принять футбольное поле, чтобы примерно по размерам подходило, то поставьте один маленький деревенский дом на таком поле и тогда поймете примерно, что представлял собой город на Волге в январе сорок третьего. Пустыня, лунный пейзаж. Кругом осколки стен, груды битого кирпича, местами укрытого снегом и… трупы. Никто немцев не собирает. Сами не могут, так как отходят регулярно назад, а нашим не подойти, фрицы не подпускают, вот и лежат кругом окоченевшие арийцы, занесенные снегом, да заваленные мусором.
Черт, полчаса лежу, а никто так и не появился в зоне видимости. Сзади послышались звуки, издаваемые ползущим напарником.
— Сань, вот «ящик», высмотрел кого? — проговорил Петро, укладываясь рядом.
— Да ни фига, даже не почесался никто, не то чтобы двигаться, — усмехнулся я.
— Сейчас антенну растяну, — Петя полез на стену, пользуясь выбоинами в стене. У нас за спиной стояла одна из немногих, чудом сохранившихся стен, на нее напарник и полез. Произошло все ну очень быстро, а главное, вовремя. Отвернувшись от Петра, я вновь приник к прицелу, когда услышал сзади мат и падение тела, а через секунду понял, что тишину нарушил еще один звук. Когда Петро почти залез на стену, то стал видимым с тех развалин, что использовали для укрытия немцы. Оступившись, ставя ногу на очередную выбоину, Петя сорвался вниз, а в этот самый момент вражеский снайпер решил выстрелить. Пете повезло, все-таки сорвался он на долю секунды раньше, чем прозвучал выстрел, пуля ударилась в стену, выбивая из нее пыль и кирпичную крошку. К моему стыду, я растерял нафиг в госпиталях всю свою наблюдательность. Я тупо не заметил, откуда стреляли. Откатившись под прикрытия обломков стен, я задумчиво уставился на отметину, что оставила в стене вражеская пуля. Картина осложнялась тем, что на стене было довольно мало свободного места, все исцарапано и покоцано, но вроде след от пули я все-таки нашел. Мы с напарником находились явно выше, чем противник. В остатках «нашего» дома был почти целый первый этаж, а кучи обломков стен и перекрытий лежали на месте бывшего второго. Отметив про себя примерную траекторию полета пули, я вычислил место, откуда был сделан выстрел с точностью до пяти метров в любую сторону. То есть стрелок находился в радиусе пяти метров от той точки, что я определил.
— Петь, ты чего там притих, в тебя вроде не попали? — спустя минуту после всего случившегося спросил я.
— Ногу вывихнул, болит зараза, аж жутко! — почти простонал в ответ Петро.
— Мне миномет нужен, сможешь координаты передать?
— Наверное, — кивнул Петро и отвлекся от своей ноги. Наладили связь, по нашим координатам прислали одну мину. Недолет был серьезный, подумалось, что минометчики вообще по нам стреляют, а не по врагу.
— Петь, сто вперед и двадцать влево, также одну, — попросил я.
Напарник прокричал в трубку наши подсказки и посмотрел на меня.
Новая мина рванула в центре лежки фрицевских снайперов с неизвестным, конечно, результатом. Однако это, как ни странно, принесло свои плоды. Винтовка, а у меня в руках была все та же моя трофейная, лежала передо мной. В прицел я пытался разглядеть хоть что-то, что выбьется из привычного вида развалин. С винтовкой, кстати, интересно вышло. Когда меня нашли и откопали, подобрали и винтовку. У той был разбит прицел и полностью расщеплен приклад. Ребята из реммастерской, куда ротный, теперь уже комбат, лично ее отнес, переставили на нее другое ложе, благо подошло и даже не болталось, и новый прицел, также из трофеев. Вчера я ее по новой пристрелял, выведя ноль на трехстах метрах, и теперь желал пустить ее в дело.
После разрыва третьей мины противник не выдержал.
— Сань, одного точно вижу, — проговорил уже успевший лечь рядом напарник.
— Сам вижу, — спустив курок, дернул затвор, одновременно уходя перекатом в сторону. Угадал, пуля фрицевского снайпера ударила в камень, возле которого только что лежала моя винтовка.
— Ух ты! — Петя также сдал назад, хоронясь за обломком стены.
— Вот тебе и ух ты! — пробубнил я. — Мы их не видим, а они-то, выходит, наоборот…
Петя дал команду минометчикам по рации, и те приступили к работе. Выпустив порядка двух десятков мин, обстрел закончился. Я к тому времени поменял позицию. Не всегда выше означает лучше. Спустившись вниз, я отполз метров на шесть вправо, оттуда хорошо была видна приблизительная позиция немецких стрелков. Выискивая цель, я все время думал о выстреле противника. Раз он не попал, значит, все же не видел меня, а стрелял по вспышке…
В тех развалинах, где предположительно сидели немцы, царила тишина. Никакого движения, лишь дым расходится да пыль оседает. Тот фриц, в которого я стрелял, должен лежать где-то за насыпью, я стрелял в него сверху, стрелок был в укрытии, поэтому отсюда его не видно.
— Как же вас выкурить-то? — лихорадочно соображал я. — А если…
Ползти обратно к Петрухе мне не хотелось. Достав дымовую гранату, немецкую, наших почему-то совсем мало, прикрутил к ней длинную рукоятку от обычной «колотухи». Прикинув еще раз траекторию, зашвырнул гранату левее укрытия немцев. Немец клюнул, не знаю, сколько их там было, но один показался буквально на две секунды. Перемахнув через бруствер из кирпичей, фашист, держа свою винтовку на сгибах локтей, резво так заспешил в сторону траншеи, что давала возможность скрытно покинуть позиции. Испугался, решил, что мы в атаку пойдем. Противник будет виден еще несколько секунд, мне этого достаточно. Стреляю всего один раз и отмечаю, что фашист замер, готов. Подползший напарник толкнул меня в бок.
— Думаешь, последний? — Петя осматривал виднеющиеся позиции врага.
— А хрен его знает, — просто буркнул я, — я вообще не понимаю, как он там от минометов умудрился укрыться.
Нам очень не хотелось лезть за подтверждением, но это было нужно. Как пересечь открытое пространство? Да как и раньше, недостатка в дымовых гранатах у нас сейчас нет, швырнули с напарником сразу две штуки и спустя десять секунд двинули ползком вперед. Дым отлично закрыл нас от развалин, в которых, как мы думали, сидят фрицы. Преодолев ползком метров десять, решили вставать, а то дым скоро развеется. Рывком, виляя и пригибаясь к земле, мы добежали до бывшей позиции снайперов противника. Преодолеть бруствер уже не успели, дым исчез, отдышавшись, беру у Пети ППШ, он так и таскает сразу два. Отложив в сторону винтовку, дергаю затвор автомата.
— На раз-два? — спрашивает напарник.
— Да пошли уже, — отвечаю я и привстаю, пытаясь что-нибудь разглядеть в развалинах.
Перемахнули мы удачно, внизу, где и обитали фашистские снайперы, мы обнаружили два трупа, одну искореженную винтовку с остатками прицела, спустя еще минуту нашли дыру, скользнув в которую, Петруха нашел место, где скрывался во время минометного обстрела фриц.
— Там еще одна винтовка, на вид целая, — проговорил тихо Петя, высунув голову, — сейчас достану.
Я ухватил за приклад показавшуюся из дыры винтовку противника и выдернул ее на свет. Петя ошибся, ствол был серьезно деформирован, а вот прицел в полном порядке, что очень меня удивило. Надо снять его, пусть запасным будет.
— Петь, вылезай оттуда, надо сам дом проверить, куда последний полз, да и винтарь у него забрать, он должен быть в порядке.
— Сань, может, наших дождемся, нафиг нам лезть куда-то? — И это была не трусость со стороны напарника, а здравый смысл. Во-первых, мы уже полазали и за себя, и за того парня, а во-вторых, мы ведь не штурмовая группа, нам приказали убрать снайперов противника, расчистить дорогу, мы выполнили. То, что мы сюда заползли, вообще наша инициатива, если честно, было просто интересно, что тут фрицы за нору себе сделали, что даже мины их не берут? Оказалось, все очень даже просто. Та дыра, что нашел Петя, вела в бывший погреб под домом. Дом-то тю-тю, а погреб остался, хоть его и завалило прилично, но места, чтобы укрыться даже двоим, тут хватало.
— Ну, командир, чего задумался? — вырвал меня из раздумий напарник.
— Да думаю, прав ты, братуха, давай ракету, пусть дальше Нечаев идет, мы свое выполнили!
— Это дело! Ведь больше никто не стреляет, значит, снайперы кончились? — говоря все это, Петя достал ракетницу и, снарядив ее зеленой ракетой, выстрелил вверх. По договоренности с комбатом этот сигнал означает, что путь свободен, и мы ждем штурмовиков. Я уже успел сползать за последней оставшейся винтовкой, владельца которой мы спугнули дымом. Подобрав карабин, я вернулся к напарнику и закурил. Вокруг было удивительно тихо, только в стороне, где расположен универмаг, еще постреливают. Откинувшись на стенку ямы, я с удовольствием прикрыл глаза. Бояться сейчас особо нечего, после сигнала зеленой ракетой вот-вот подойдут наши бойцы, что продолжат чистить квартал. Петя смотрит по сторонам, так что можно и отвлечься. Как-то так случилось, что я вдруг охладел к войне. Только попав сюда, рвался как дурак вперед и только вперед. Сейчас, переосмысливая все то, что происходило пару месяцев назад, невольно вздрагиваю. Сам себе признаюсь довольно честно, это не трусость, просто… как будто только сейчас дошло, что это все мне чуждо. То ли ранения сказались, то ли факт того, что я из другого, мирного времени, не знаю. Осенью, когда фрицы жали нас к Волге, думать о таком не приходилось, делал то, что получалось, а теперь… Эх, к черту все, надо брать себя в руки, война еще не скоро кончится, и я, похоже, сдохну уже не в Сталинграде. Господи, пока валялся в госпитале, постоянно перед глазами стояли трупы. Наши, немецкие солдаты, все вперемешку, долбаные англичане с пиндосами, эх, объединиться бы с Германией да на Вашингтон пойти, вот это было бы дело! Попутно бы остров потопить заодно, чтобы два раза не ходить, а потом и янкесов.
— Сань, ты зубы-то побереги, — вдруг донесся до меня голос напарника.
— А? — встрепенулся я.
— Зубами, говорю, не скрипи, вывалятся! — Петя смотрел мне в глаза, видимо, задумавшись, я со злости начал скрипеть зубами.
— Все нормально, просто задумался, — пояснил я свое поведение. — Наших не видно?
— Взвод Никулина левее прошел, остальные на подходе.
О как, а я и не заметил. Хотя, что это я, лежал же с закрытыми глазами, естественно, что никого не видел. Вытащил из сидора чистую портянку и расстелил ее на кирпичах, надо винтовку почистить, а то уже ржа вон начинает проявляться. Не было-то меня давно, ствол я почистил перед «охотой», а вот теперь и до всего остального руки дошли. Закончив с винтовкой, занялся патронами. Чуток спилил носики да протер сами гильзы, что-то я в нее смазки в последний раз многовато загнал. Протер и линзы прицела, кстати, а тот прицел, что стоял на винтовке убитого мной только что немецкого снайпера, поновее будет. Достав прицел, осмотрел его и, проверив крепления, не раздумывая дальше, открутил свой и установил трофей. А и правда, заметно чище видимость через него, да и увеличение немного больше. Проверив еще раз надежно ли крепление, высунулся из ямы и приник к прицелу, осматривая видимые впереди позиции врага. Приметив что-то яркое в окне одних из бывших когда-то домами руин, рассмотрел, наконец, что это висит фашистский флаг. Каракатица, черным иероглифом на белом фоне, отчетливо просилась в прицел.
— До флага метров двести, может, чуть-чуть больше, брать будем? — напарник глядел на меня.
— Ну-ка, дружище, погляди в бинокль, попаду или нет? — попросил я напарника понаблюдать, а сам приник к прицелу. Мой старый прицел был выставлен на триста метров, дальше тут смысла не было пристреливать, если требуется выстрелить на другую дистанцию, просто целюсь на глаз, уж я-то знаю, как стреляет моя винтовка. Выстрел, хлопнув звонко и как-то одиноко, прозвучал как удар топором по старой высохшей доске.
— Почти по центру, попадание сто процентов, — отметил Петруха, — сколько тут, Сань?
— Да метров двести пятьдесят, детское расстояние. Зато теперь у меня новый прицел, отличный, надо сказать.
— А что в нем такого? На вид так вроде все такой же, — с недоумением заметил Петро.
— Он светлее, лучше видно, — пояснил я, — а еще у него есть колпачки для линз.
Пока мы с напарником отдыхали, мимо нас пробежали бойцы штурмового взвода из нашей роты. Сейчас будут фрицев выкуривать из подвалов. О, пока думал, там вовсю действие началось. Захлебываясь, словно в истерике, длинными очередями поливал МГ, ему отвечали быстрые, стрекочущие «папаши». Грохнули, разбрасывая в стороны осколки, две гранаты, но фрицам это явно не поможет, вон, уже стрельба реже становится.
— Сань, ты чего, они же сдаются? — ошарашенно пялился на меня напарник.
Было от чего. Несколько наших бойцов стояли перед развалинами, в которых еще несколько минут назад сидели немцы, активно обороняясь. Так вот, немцы вылезали из всех щелей, бросая оружие на землю, уже и кучка начала вырисовываться, когда я, положив на бруствер из битого кирпича винтовку, решил похулиганить. Что на меня нашло, ума не приложу, я поймал на мушку одного из здоровенных фашистов, только что бросившего к ногам наших бойцов пулемет, и дернул затвор.
— Петь, да надоели уже эти суки, помнишь, что мы им обещали, когда бились тут перед попаданием в госпиталь?
— Уничтожать как сорняки? — Петя, казалось, принял мое решение.
— Ага, как в приказе говорилось? Видишь врага — убей! — я потянул спуск.
Тугой, килограмма на два с половиной, а то и все три, спусковой крючок поддавался словно нехотя. Звонко хлопнув, винтовка чуть подпрыгнула и, выпустив из своего чрева смертоносный кусочек свинца, вернулась в прежнее положение. Откуда мне было знать, что убитый мной фриц, а он без сомнения был убит, был целым полковником, командующим тут остатками своего полка. Стрелял я хоть и с новым, еще толком незнакомым прицелом, но расстояние помогло и тут. У немца улетело полголовы, и он тюком осел на грязную землю. Последствия оказались вполне серьезные. На меня орали в штабе почти час, серьезный здесь теперь особист, хрен отбрехаешься.
— Тебя что, к врачам отправить, нервишки подлечить, в психушку? — старший майор госбезопасности Мальцев, казалось, просто наслаждался своей речью. И про военнопленных помянул, и про то, что на линии огня были наши бойцы, в общем, везде и всюду я был не прав. Молча кивая, соглашаясь со всем сказанным, я дожидался окончания «порки», когда вдруг услышал такое, что не мог смолчать.
— Ты убил ценного «языка», командира пехотного полка! Знаешь, какие у него могли быть важные сведения? — Тьфу ты, блин, да какие у этого гребаного полковника могли быть важные сведения, немцы в кольце сидят, им уже жрать нечего, что мог сообщить этот «язык»? Да я сам больше знаю о том, что происходит сейчас в рядах непобедимой армии Гитлера, так и сказал особисту.
— В смысле, ТЫ сам больше знаешь? — удивился Мальцев, прервав свои обвинения.
— Да в самом прямом, товарищ старший майор госбезопасности, — чуть подтянувшись, я смотрел прямо в глаза собеседника.
— Что ты знаешь о положении немцев и их оснащении?
— А что тут знать? — искренне удивился я. — Народу у них пока хватает, но вот в кольце окружения особо не погуляешь. Сидят малыми группами по развалинам и ждут, когда их командиры приказ отдадут.
— Какой приказ? — машинально спросил особист.
— О капитуляции, конечно, какой еще. В их положении другой возможности сохранить жизни солдат нет, это и немчуре понятно.
— А с чего ты взял, что мы им капитулировать предложим? — с хитринкой в глазах вновь спрашивает старший майор.
— Ну, — протянул я, — просто думаю, что и у нас людей лишних нет, зачем еще закапывать в землю бойцов, если можно заставить капитулировать окруженного противника? До Берлина нам еще далеко, опытные и обстрелянные бойцы нам самим пригодятся, вон сколько земли под немцами сейчас.
— Какое-то у тебя, сержант, пораженческое настроение, надо бить врага, приказ 227 помнишь?
— Конечно, но разве Верховный главнокомандующий приказывает всем быстренько умереть? И, кстати, был и еще один приказ, уничтожать врага, где бы он ни находился, — на провокации я и сам отвечу провокационным вопросом.
— Больно ты умный, сержант… Ладно, топай к своим, но наша беседа не закончена! — фыркнул особист.
Чего он привязался? Ну, грохнул пленного, мало ли таких случаев на фронтах, люди злые, надоела всем уже эта война, а ведь еще два с лишним года биться. Вернувшись в расположение, узнаю обалденную новость, которая только утвердила меня в моей правоте. Дело в том, что немцы из соседних развалин-укреплений видели, как погиб их командир полка, и… да полезли потихоньку сдаваться. Ну и ладушки, нам меньше по этим подвалам лазать.
Сегодня, тридцатого января, со стороны универмага немцы неожиданно ударили, собрав в кулак остатки своих танков. Семь машин, не знаю, на воздухе они, что ли, работают, при поддержке пехоты и артиллерии, внезапно ломанулись в сторону железной дороги. Наш батальон стоял восточнее универмага, и удар был в противоположную сторону, но командование приказало атаковать, чтобы сорвать наступление немцев, ударом с тыла. Заслон тут был почти в одну нитку, и прорвали мы его довольно быстро, буквально с ходу. Я и еще две пары стрелков-снайперов поддерживали атаку с дистанции. С Петрухой, во мне вдруг опять проснулся азарт, мы залезли в такое место, что перед нами, в трех сотнях метров, возвышался полуразрушенный универмаг. Нет, я не собирался валить Паулюса, но кого-нибудь из его штаба уж постараюсь, а заодно и охрану свежеиспеченного фельдмаршала, а то у него в ней такие зубры состоят, что только держись.
Наши двинули на цитадель фельдмаршала целых шесть танков. Латаные-перелатаные «тридцатьчетверки», пыхтя изношенными моторами, медленно двигались по двум разбитым улицам, подбираясь к цели. За танками, тщательно сторожась и укрываясь, шли бойцы двух батальонов нашего полка. Для меня подступы просматривались очень хорошо, я даже видел вывешенный немцами флаг на универмаге. Не знаю, был ли подобный штурм в
— Петь, смотри внимательно, четвертое окно второго этажа. Я его снимаю, а ты смотри, вдруг еще кто рядом, как бы и нас не «срисовали». Направление-то вычислить можно без труда.
Первым же выстрелом уложил снайпера противника, тот стоял во весь рост за окном, снизу-то его практически не достать, а для меня как на ладони, я ведь тоже на втором этаже лежу.
— Сань, меняй позицию, видел двоих с биноклями, найти пытаются…
Повторять мне нужно, привык к Петрухе, раз говорит, надо прятаться. Лежал я у разбитого артиллерийским снарядом оконного проема, поэтому, просто переворачиваясь, ухожу правее. Оглядевшись, замечаю в паре метров от себя дыру в стене, размером с футбольный мяч, устремляюсь туда. Ползком на брюхе, винтовка на сгибах рук, преодолеваю нужные метры и смотрю в дыру. Вообще отлично, обзор почти прежний, а меня не видать.
— И чего мы сразу здесь не легли? — бормочу я.
Петя нашел для себя новое местечко и уже выдал мне направление на две цели. Как я и сам хотел, целями были два наблюдателя противника с биноклями, пристально рассматривающих окрестности площади.
Тем временем танки подошли почти вплотную и начали обстрел. Пехота пока лежит, стреляя на подавление, ждут приказа на штурм. Я убрал обоих наблюдателей, хоть второго и пришлось «ловить», верткий гад оказался, а может, просто видел, что его товарищ, находившийся через три окна, умер. Подловил я его хорошо, даже понравилось. В здании универмага на одной стене не хватало куска между оконными проемами. Я по движению немчика понял, куда он двинул, и подловил его именно там. От танков в сторону универмага полетели гранаты, спустя несколько секунд начал появляться дым. Молодцы наши, не хрен лезть с шашкой наголо, с дымом точно пройдут с минимальными потерями.
Но происходящее вдруг заставило меня ускориться, стрелять пришлось так быстро, как только мог. Немцы словно обезумели. Когда наши пехотинцы дружно приблизились к зданию, из него вдруг посыпались фашисты. Точнее, сначала из всех щелей полетели гранаты и такие же, как и у нас, коктейли Молотова, а вот затем… Черт, если бы это было наоборот, я бы не обратил особого внимания, сам участвовал в таких штурмах, но чтобы немцы выбегали из укрытия со штыками в руках… Бойцы нашего батальона даже в ступор впали ненадолго, но опомнившись, когда начали падать те, что шли первыми, схватились кто за что мог. Блеснули клинки ножей и штыков, заточенные лопатки, удары наносились куда попало всем, что попало под рукой. Вижу, как один из бойцов, оставшись случайно без штыка, сорвал с себя каску и долбит фрица по голове. Помогаю, как могу, но там просто толпа, я даже пару раз ловил себя на мысли, что мог и в своего же попасть. Стараюсь отстреливать немцев, когда они только выбегают из универмага, само собой, получается хреново. Мало того что у меня не пулемет и тут метров триста, так еще и немцы двигаются, не идут, а бегут и прыгают сверху вниз.
— Сань, в окнах пулеметы! — отвлек меня Петро.
Черт, гансы, видимо, плюнули на то, что могут и своих покрошить, и пошли ва-банк. Переношу огонь на оконные проемы, даже позицию не меняю, стреляю и раз за разом замечаю попадания. Пулеметчики не успели нанести большого вреда, я ведь не один снайпер, что работает на поддержке. Быстренько расстреляв желающих пострелять из скорострельного оружия, вновь начал уничтожать дерущихся. Немцев, разумеется. В какой-то момент, остановив взгляд на одной паре катающихся по земле противников, осознаю, что знаю того, на ком сейчас сидит огромный фриц и пытается задушить. Прицелиться не могу долго, секунд десять ждал, пока исчезли помехи, но кажется, успел. Нечаев, а это был мой ротный командир, что и вел эту атаку, оттолкнув завалившегося на него немца в сторону, повернулся на бок и чуть приподнял руку с оттопыренным большим пальцем. Неужели он понял или заметил, откуда к немцу пришла смерть? Попал я удачно, снеся своей тупоголовой пулей полголовы вражескому солдату. Кажется, я даже вижу, что Леха Нечаев весь залит кровью и содержимым черепа фашиста.
— Вот это выстрел! — восхищенно воскликнул напарник. — Сань, мне даже страшно представить, что у фрицев могут быть такие же стрелки!
— Петь, а они у немцев есть, даже гораздо лучше, чем я. Мне просто везет. — Я и правда так считал. Даже этот выстрел, что так понравился напарнику, я произвел больше на авось. Нет, в немца-то я бы попал спокойно, сложность была в том, чтобы не зацепить кого-то из наших. Я ведь говорю, люди в этой свалке мелькают туда-сюда, попробуй угадай, кто из них и где окажется в момент пролета пули. Там как раз пробегали трое пехотинцев, и я стрелял, только надеясь, что они не остановятся, так как нажал на спуск до того, как они пробегут через линию огня. Фактически цель была закрыта третьим бойцом, едва он успел сделать шаг, как за его спиной пролетела моя пуля. Если честно, то я даже был готов, что попаду в своего, просто очень хотел помочь ротному.
Бойня между тем подходила к концу. То в одном, то в другом проеме замелькали белые тряпки. Наши тоже прекратили стрельбу. Несколько дерущихся еще оставались, но к ним уже спешили помощники, в надежде спасти людей от бессмысленных смертей. У меня все в голове не укладывалось, неужели Паулюс отдал такой приказ, что немцы полезли врукопашную? Про него вроде историки не раз писали, что он был не слишком решительным. Да и умный он человек, ведь прекрасно осознает, что только оттягивает время своей капитуляции и приносит новые и новые жертвы обеим сторонам.
Примерно через час со стороны наших позиций появился человек, уполномоченный принять капитуляцию. Даже не удивился, узнав в идущем впереди двух бойцов майора Смолина. Комбат, видимо, как старший по званию среди всех присутствующих, вызвался сам. Немцы еще полчаса назад начали выкидывать оружие из окон, хотя, конечно, это ни о чем не говорит, а вот то, что навстречу Смолину шел явно кто-то из штаба шестой армии Паулюса, факт. Обменявшись едва заметными приветствиями, причем фашист не вскидывал руку, а приложил к фуражке, копируя нашего комбата, парламентеры двинулись ко входу в универмаг.
— Петь, отслеживай любое шевеление! — крикнул я, сам лихорадочно осматривая все щели, из которых по комбату могут стрелять. Слава богу, ничего такого, видимо, не задумывалось, так как Смолин и вышедший к нему фашист, скрылись в здании, а сопровождающие комбата бойцы встали у входа. Спустя буквально десять минут из универмага появились первые солдаты противника, которые начали швырять остатки оружия и амуниции перед входом. Вышло много, даже не знаю, где они там все размещались. Сколько фрицев дралось тут, на улице, сколько погибло внутри, но вышло явно больше пятидесяти человек, скорее даже все сто. Последними появились Смолин и Паулюс, чуть раньше выходили еще кто-то из генералов и прочих оберстов и майоров. Наши бойцы, атаковавшие буквально час назад штаб армии врага, выстроились в линеечку и, не поднимая оружие, зло смотрели на фашистов. Нет, я, конечно, не вижу их лиц, просто предполагаю, с каким бы лицом стоял я сам. Картина была… да что тут слова подбирать, исторический момент, он и в Африке исторический, и все это происходит у меня на глазах. Только ради вот этой картины уже стоило пережить всю эту бойню. Увидеть такой финал! Сразу появляется и гордость за себя и своих товарищей. Шутка ли, заставить капитулировать штаб одной из самых сильных частей противника. Да, это сейчас они разбиты и сидят тут в голоде и холоде, но буквально пару месяцев назад эти сдавшиеся сейчас солдаты вермахта перли так, что казалось, еще чуть-чуть и нам точно хана. Хоть я и знал, как будет, но в моменты боя не думаешь о таком совершенно, враг не будет ждать, когда ты дебет с кредитом сведешь. После боев, в редкие минуты отдыха, да, постоянно думается, но не в бою.
— Сань, ну чего, снимаемся? — прервал мои размышления напарник.
— Да, Петро, да. Мы наконец заканчиваем эту бойню. Помяни мое слово, ее еще назовут одной из величайших битв за всю войну, вот увидишь!
— С какого перепуга? — удивился Петя довольно искренне. — Мы ведь не Берлин взяли, а свое, причем полностью разрушенное и уничтоженное вернули.
— Потому, Петь, потому! — сказал я просто, но все-таки решил пояснить: — Мы раньше что делали, начиная с сорок первого? Бойню под Москвой в расчет не бери.
— Не понимаю, как это что делали? Воевали!
— Мы пятились, дружище, где-то даже бегом бежали, но тут… Тут мы, наконец, не только остановились, а расхреначили немца в хвост и в гриву. И теперь, Петя, мы уже точно не двинемся назад, помяни мои слова, — повторяюсь уже, — именно отсюда, от матушки Волги, мы и двинем на запад, в их долбаную Европу. Не завтра, конечно, и даже не через год, но мы придем в Берлин и раскатаем его так же, как эти суки прошлись по нашим городам. — Меня, видимо, понесло, а напарник, сидя не только с распахнутыми глазами, но и открытым ртом, только молча внимал. Собравшись и осмотревшись на всякий случай, мы двинули на выход. У подъезда нас перехватил посыльный, как оказалось, от Нечаева.
— Товарищ сержант, фух, блин, наконец-то нашел, — боец даже запыхался.
— Отдышись, — предлагаю я.
— Да пока вас искал, упарился, — боец снял шапку и вытер ею пот со лба.
— Бывает, — задумчиво ответил я. — Кто его за мной послал?
— Товарищ майор приказал вернуть всех снайперов на исходную, к его прежнему штабу.
— Хорошо, сейчас и идем, — кивнул я.
— Вы видели, ребята аж целого фельдмаршала фашистского захватили! — парень аж захлебывался от распиравшей его гордости.
— Да все мы видели, больше ничего не передавали?
— Нет, только комбат просил поторопиться.
— Хорошо, свободен.
Мы побрели с Петром к тому дому, точнее даже подвалу, где был КП батальона. Где-то местами еще, конечно, постреливают, и даже вполне серьезно, все-таки приказ еще не до всех частей шестой армии дошел, но здесь, в центре города практически тишина. Приятно, черт возьми, идти вот так спокойно по только вчера еще бывшим немецким позициям на улицах Сталинграда. Наша пехота вовсю собирает пленных солдат во всевозможных обмотках, женских шалях и соломенных подобиях валенок, обмороженных и голодных. Немцы, по крайней мере эти немцы, уже все для себя давно решили, им опостылела эта война. Солдаты продолжали воевать только потому, что порядок у них впитан с молоком матери. Не могут они не подчиниться, честно выполняют свой долг, хотя сами и не понимают, на фига им все это нужно… Да, упертых среди них хватает, есть и просто хапуги, что пришли на нашу землю, надеясь поправить свое благосостояние, но в большинстве своем здесь обычные люди, работяги.
— Сань, а чего они такие убогие все? — нарушил молчание в очередной раз напарник.
— Потому, Петь, что командование у них дурное. Простой недальновидностью это не оправдать. Ладно в сорок первом они действительно не рассчитывали на нашу зиму, учитывая, сколько смогли оттяпать у нас с июня месяца. Но повторять те же ошибки через год это верх глупости.
— Так говорят, что у них вообще нет теплой одежды и обуви, а техника не рассчитана на наши морозы…
— Петь, это немцы, они что хочешь, могут придумать и наладить производство, это во-первых. А во-вторых, имея такую сильную и подготовленную армию, им достаточно было просто встать в оборону по осени. Кто мешал тому же Паулюсу это сделать?
— Гитлер, политрук говорил, что тот гонит войска вперед, не разрешая останавливаться.
— Хорошо, но Гитлер в Берлине, там нет войны, а генералы здесь, могли бы и сами о себе позаботиться, а, хрен с ними со всеми, Петя, нам же легче! — заключил я.
Естественно, я был неправ. Что такое приказ, знаем и мы. Ведь только благодаря выдержке и исполнению приказов мы не ушли с Волги, и теперь, уже совсем скоро, погоним фрицев назад. Но все же, думаю, наши командиры все-таки немного изворотливее немецких. Те ведь и правда тупо следуют приказу, не особо размышляя о том, правильный он или нет. Да, в сорок первом многие наши командиры действовали глупо и неосмотрительно, ну, и где сейчас те командиры? Вот нас возьми. Майор Смолин зачитывает мне приказ командира полка, спрашивает о моих мыслях. Докладываю, тот, грамотно все взвесив, выполняет приказ так, как это будет правильнее. Приказано зачистить дом, идем и зачищаем, а если дом так укреплен, что нашими силами его взять просто нереально, проводим разведку боем и докладываем, что выполнение приказа требует больших сил. В основном помогает. Нам либо отменяют приказ, либо пополняют людьми и всем необходимым, а как иначе? Если бы все взводные, ротные, да даже батальонные командиры тупо выполняли бы приказы, не думая о последствиях, мы бы уже не в Сталинграде были, а минимум в районе Перми.
Вспоминаю свой первый день, пятнадцатое сентября. Мне повезло оказаться именно во втором батальоне своего полка, попал бы в первый, уже четыре с лишним месяца как был бы на том свете. Я не говорю, что приказ о захвате вокзала был неправильным, но брать такой объект силами одного батальона…
— Здравия желаем, товарищ майор, вызывали? — отрапортовали мы с напарником, ввалившись на КП батальона.
— Заходите, заходите, — кэп был в хорошем настроении, — ну, как вам?
— Хорошо, а вы про что? — сделав непроницаемое лицо, спрашиваю я.
— Тьфу ты, вечно ты все изгадить горазд! — выругался майор.
— И в мыслях не было. Так о чем вы, товарищ майор? — я уже еле сдерживаю смех.
— Я сейчас кому-то пошучу, пожалуй, — комбат «въехал» в мою шуточку, — как вам пленный немецкий фельдмаршал?
— А, вон вы о чем, — безразлично ответил я, — так бы и сказали.
— Ну все, Иванов, пошутили и хватит, тут дельце предстоит, для этого и позвал.
— А мы-то грешным делом подумали, что нам дадут теперь немного отдохнуть…
— Ты в госпитале не отдохнул разве? Вот и помалкивай! Дело такое, — комбат указал на карту, лежащую перед ним.
Подойдя и наклонившись над столом, пытаюсь определиться, что за местность.
— А что это? — не понимая, я взглянул на комбата.
— Район Котельниково, недалеко тут.
— А мы тут при чем? — еще больше недоумевая, спрашиваю я.
— Прекращай, по-хорошему говорю, — Смолин посмотрел вначале на Петю, а потом уставился на меня. — После пополнения наш полк пойдет туда, на нас захват городка и его зачистка.
— О как! — охренев от услышанного, удивился я.
— Нет, а ты что думал, что будешь здесь, в Сталинграде, до победы сидеть? Дальше пойдем, думаю, скорее всего, на Ростов.
— Ничего себе, — удивился я, — там же наших войск куча, разве не они пойдут вперед, свежими силами, так сказать?
— Все пойдут, закончат с котлом и пойдут.
Дальше мы еще немного посудачили, мне еще разок «влетело» от комбата за мой поганый язык, и на этом нас отпустили отдыхать. А уже к обеду следующего дня нас, весь наш батальон в уже пополненном виде, бросили пешим маршем на юго-восток. Впереди заснеженные степи, спрятаться и укрыться просто негде, а еще там Манштейн, и силушки у него вполне себе достаточно.
— Что это вы тут задумали? — На нас с Петрухой смотрел сверху следак из особого отдела полка.
— Окапываемся, товарищ капитан, — просто ответил я.
— Вы что, оглохли? Приказ был идти вперед! — капитан-особист от моей наглости вышел из себя.
— Так некому скоро идти-то будет, товарищ капитан, — Петя, черт немазаный, нахватался от меня и начал борзеть наравне со мной.
— Что-о?! А ну-ка вылезай быстро. — А вот это уже серьезно, капитан схватился за кобуру. Мы о нем наслышаны уже, то еще говно. Наш батальон, понеся огромные потери, залег на подступах к городку Котельниково. У фрицев там серьезные укрепления, с наскока взять не удалось. Да и не было никакого наскока, если честно. Расстреляли нас из пулеметов и минометов, как куропаток. Степь, как я уже и говорил, спрятаться вообще некуда, а тут еще и особист подвалил, запрещает окапываться. А у нас от батальона, два дня назад пополненного, осталось едва сотня человек. Мне опять пришлось принимать под начало взвод. Комбат был вчера легко ранен, в санбат не пошел, но сейчас отлеживается где-то у нас за спиной. Вот особист и вылез, он тут сейчас старший, может права качать, как хочет.
— Товарищ капитан, вы же видите, две трети батальона полегло, зачем так разбазаривать бойцов, их на рынке не продают?
— Ты!!! Мне говорили о тебе, что ты слишком наглый, командиров не признаешь, панибратство у вас в батальоне процветает, но я это пресеку, — следак от напряжения, того и гляди, лопнет.
— А пресекалки хватит? — Ой, блин, это что, я сказал? Особист был уже зеленого цвета, на фоне белого полушубка его лицо выделялось очень хорошо.
— Оба, вылезли сюда! — рявкнул он, а голосок-то не поставлен, молодой еще. — Сдать оружие, отправляетесь под арест, трибунал вас уже заждался.
— Зря вы так, товарищ капитан, в атаку-то сами пойдете? — раз уж все равно трибунал, то я теперь на нем отыграюсь, накипело.
Особист, указывая нам стволом ТТ, ждал, когда мы сложим оружие. Я не торопился, Петя, глядя на меня, тоже. Вряд ли он отважится шмальнуть, вон, уже народ вокруг заинтересованно смотрит, но никто не лезет.
— Я приказал сдать оружие, бросай винтовку немедленно. — Пистолет капитана едва не упирается мне в живот.
— Эту винтовку никто и никогда не бросит, — раздался голос позади особиста. Ба, да это же Нечаев. — Эта винтовка столько жизней наших бойцов и командиров спасла, не сосчитать, а уж врагов столько на тот свет отправила, вообще в уме не укладывается.
— Ты, командир роты, зачем сюда явился, сопроводить своих бойцов под арест? — ехидно спрашивает особист, пропустив мимо ушей резкое замечание Нечаева.
— Не вижу причины, по которой лучших бойцов полка нужно арестовывать, — веско заметил Леха.
— Ты что, охренел? Я приказываю…
— Да приказывайте что угодно, товарищ капитан, я, как командир этих бойцов, требую объяснений. На каком основании вы хотите их задержать? — непреклонно стоял на своем Нечаев.
— За невыполнение приказа командира полка! Они отказываются идти в бой, трусы и паникеры! Из-за таких, как они, враг и дошел до Волги! — Ну, это ты зря, товарищ особист.
— Что? Это наш сержант трус? Слышь, капитан, ты в уме? Он один на отделение фрицев выходил. Против двух взводов с танками стоял в одиночку и не отступил, это ты его в трусости обвиняешь? — Нечаев даже ухмыльнулся. — Да я удивлен, как он тебе еще в рожу не дал за такие слова. А самое главное, свой приказ комполка Елин отменил десять минут назад, полку приказано занять оборону и окапываться! — Капитан не знал, что делать. Вроде он и неправ, но и уйти, получив такую пощечину, он не мог.
— Да только за то, как он себя ведет, не выполняет приказы, хамит и дерзит, ему уже трибунал обеспечен.
— Только через мой труп, капитан, ясно? — Нечаев встал вплотную к особисту, взглянув тому прямо в глаза. Капитан почти мгновенно дернулся и убежал. Ржали все, наверное, полчаса, разве что не свистели.
— Лех, про приказ правда? — спросил я у командира роты.
— Ага, только из штаба иду. Как тебя угораздило с ним сцепиться, он уже стольких съел, не подавился, что и тебя проглотит.
— Не-а. Я не вкусный, поперек горла встану, да еще и растопырюсь во все стороны, нехай глотает. — Заржали все.
— Эх, сколько же тебе объяснять, дурья твоя голова. Хотя голова вообще-то умная, но у дурака на плечах сидит, — Алексей наклонился ко мне и сказал на ухо: — Это ставленник бывшего члена Военного совета фронта, Никиты Сергеевича.
— Ясно, такой же идиот! — взял да и сказал я.
— Ты давай завязывай, сдадут тебя и точно к стенке прислонят. А о покойнике либо хорошо, либо никак, ясно?
— Так точно, ясно! — рявкнул я. — Да все наладится, Леха, вот увидишь!
Темнело. На часах всего четыре часа дня, а уже темно, зима, черт бы ее побрал. Я, отлучившись ненадолго с позиций роты, добрался до штаба полка. Ага, ликвидировать решил проблему, пока не разрослась. Особиста не видно что-то, уже полчаса тут лежу, наблюдаю, но еще ни разу тот не вылезал из хаты. Штаб полка расположился в деревеньке, чудом не уничтоженной фрицами. Несколько полуразрушенных домишек, какое-никакое, но убежище, хотя бы от непогоды. Винтовку я брать не стал, взял только два ножа в руки, больше ничего не пригодится. Наконец, из одного домика выползли на улицу несколько командиров, комполка Елина узнал сразу, а еще и этого говнюка. Особист о чем-то жарко спорил с командиром.
— Надо валить его, а то эта сука меня тут совсем загнобит, — сказал я шепотом сам себе.
— Сань, ну его на хрен, может, обойдется! — вдруг услышал я сзади. Резко обернувшись, разглядел в полутьме Петю. Твою мать, я так задумался, что даже не слышал, как он подошел.
— Ты чего тут? — буркнул я.
— Сань, пойдем со мной, не надо…
— Петь, это мое дело, ты тут не при делах, не пачкайся.
— Он же свой, как так можно? — недоумевал напарник.
— Петь, да такие «свои» вреднее чужих. Если бы мы безропотно выполнили его приказ, что случилось бы потом? Он положит всех, сколько сможет найти, вот и встает вопрос, а может, он по заданию своих хозяев это делает? Налицо вредительство и подрыв боеспособности бойцов Красной Армии, разве не так?
— Вот что-что, а загнуть так, чтобы все обалдели, ты всегда мог! Я прикрою, рядом посижу, если что, свистну два раза, ты знаешь как.
— Лады! — кивнул я. В Пете я был уверен, сомневаться будет, но никогда не сдаст, никогда.
Особист тем временем закончил свой разговор с комполка и двинул куда-то к соседним домам. Осторожно выбравшись из развалин, черт, камень под ногой двинулся и слегка стукнул о другой, я последовал за особистом. Надо проследить, в каком домике он квартирует. Капитан шел быстро, боится, гад, что немчура может здесь ползать, вот и идет чуть ли не бегом. Завернув за угол, особист ненадолго исчез из моего поля зрения. Добравшись до угла, я осторожно выглянул из-за него и тут же убрался обратно, так как увидел капитана с направленным в мою сторону пистолетом. Грохнул выстрел, черт, что теперь делать? Ведь он точно меня узнал, расстояние всего пару метров было, теперь капитан заявит, что я его преследовал.
— Товарищ капитан, вы чего по своим пуляете? — включил я дурака.
— А ты не «свой»! — грубо отозвался особист. — «Свои» не следят за своими командирами. Выходи давай, дело я на тебя все равно завел, а теперь еще добавлю попытку убийства представителя особого отдела.
— Товарищ капитан, ну вы же сами понимаете, что это чушь…
— Выходи, сказал, оружие брось за углом, а сам лапки кверху и сюда.
Черт, уже слышатся шаги, где-то совсем рядом, но вдруг обрываются, раздается тихий шорох.
— Работай, я тут слегка «притормозил» одного, пущай полежит, — Петя говорил тихо, особист за углом точно не услышит.
Вот и напарник замарался, можно сказать, жизнь он себе точно осложнил.
— Я выхожу, не стреляйте. — Один из штыков у меня находится между лопаток, рукоять чуть выше, чтобы легче было доставать.
— Что там у тебя, кидай перед собой. — Выкинул нож и «феньку», которую всегда с собой таскаю, так, чтобы из-за угла было видно.
— Пистолет и винтовку! — требовал особист.
— Да нет больше ничего, я к штабу пошел, поэтому и не брал огнестрельного, — собравшись с мыслями, я шагнул из-за угла. Вообще-то уже поздно что-либо предпринимать, меня же и возьмут за задницу. Попробовать заболтать его?
— Что тут происходит? — зычный, громкий командный голос раздался позади особиста. Тот дернулся, но, сука, взял и выстрелил, с перепугу наверное. Я, едва заметив, как капитан поднимает руку, упал на колени, это и спасло, пуля сбила с меня шапку, гад, точно в грудь бы попал.
— Отставить стрельбу, капитан Мосийчук, уберите оружие немедленно! — человек, приказывавший особисту, был не кто иной, как начальник особого отдела дивизии, хороший мужик и меня он знает не понаслышке.
— Товарищ генерал, я вам докладывал об одном сержанте, вот он, хотел меня убить за то, что я на него дело завел, решил, наверное, что без меня дело замнут.
— Ты в своем уме, Мосийчук? — генерал подошел вплотную к нам, я успел уже подняться с земли и разглядывал простреленную шапку. — Я тебе еще при твоем докладе все сказал, что думаю по поводу этого бойца, а ты все свое гнешь. Мне бы тысячу таких, как он, мы бы уже немца из Ростова выгнали, — произнес генерал Иволгин и протянул мне руку. Сомневаясь в решении генерала пожать мне руку, я робко и нерешительно протянул свою и пожал крепкую ладонь Иволгина.
— Товарищ генерал, он следил за мной, хотел убить…
— Все, ты мне надоел, — зло бросил в сторону капитана Иволгин, — ты знаешь, кем этот парень был в Сталинграде? Если бы он хотел, он бы тебя с полукилометра шлепнул бы, одним выстрелом, и концов бы не нашли, — отчеканил генерал. — Завтра жду к себе, для объяснений, прямо с утра.
— Есть, — тихо ответил особист и ушел.
— Ну, Иванов, да? — обратился ко мне генерал.
— Так точно, товарищ генерал, — спокойно ответил я.
— Чего вы с ним не поделили-то? Весь день сегодня о тебе слышу, жалуется он, дело завел, что произошло?
Я рассказал, как было дело, а позже, решив, что хрен я дам особисту безнаказанно поливать меня грязью, добавил от души:
— Товарищ генерал, да, я шел за ним, так как хотел проследить. Мне стало интересно, зачем этот человек хотел гибели всего нашего батальона?
— Как это? — не понял Иволгин.
— Ну, вот как это еще можно объяснить?
Я воспроизвел для начальника особого отдела свои мысли относительно действий особиста. Генерал задумался, причем всерьез.
— Так уж прямо шпионом я его назвать не могу, но припоминая некоторые делишки, что тот проворачивал в последнюю неделю, и у меня появились подозрения. Короче, завтра в девять утра жду к себе, нужно все обдумать и кое-что предпринять, все ясно?
— Так точно, — вскинул я руку к виску, перед этим нацепив шапку.
— Свободен, граната твоя? — указал генерал на лежавшую в снегу «феньку». Снег здесь был утоптанным и граната не глубоко провалилась.
— Моя.
— Забирай, до завтра!
Разойдясь в разные стороны, побрел в расположение, попутно пытаясь найти глазами Петю. Куда он спрятался? Блин, он ведь кого-то по голове приложил.
— Командир, я тут! — из-за ближайшей хаты высунулся напарник.
— Петь, ты кого там прибил-то? — подскочив к парню, спросил я.
— Да, боец уж больно прыткий попался. Вынырнул из сарая, что по левую руку стоит, и побежал на выстрел.
— Ну, он хоть живой там?
— Да ни фига ему не будет, я ласково, — улыбнулся Петя. — А хорошо все же, что генерал так вовремя появился, — радостно заметил напарник, ему не хотелось, чтобы я грохнул этого хмыря.
— Наверное, время покажет.
Утро началось для меня в пять утра. Как вы думаете, почему? Не-а, ни фига не немецкая атака. Этот чудак на букву «М», особист который, пришел аж с четырьмя бойцами конвойной роты, меня арестовывать значит. Я даже не думал сопротивляться. Спокойно дал себя обшмонать и даже подставил руки под наручники, ага, их этот упырь тоже принес. Петя пытался что-то сказать, проснулся, когда вертухаи завалились в землянку, но увидев дуло автомата, остался сидеть на нарах. Я только головой ему покачал, давая понять, что не стоит в это влезать. Капитан Мосийчук торопился, это понятно, ему самому утром на «ковер» к начальству. Только вот что мне-то делать, генерал назначил в девять утра, а как я теперь к нему попаду?
— Товарищ капитан…
— Гражданин капитан! — резко оборвал меня особист.
— Да мне все равно, меня начальник особого отдела дивизии будет ждать в девять утра, вы ему не забудьте сообщить, по какой причине я задержусь.
— Не задержишься, трибунал сейчас довольно быстро работает.
— Гражданин капитан, вы же понимаете, что это самоуправство. Вас самого накажут. Ну, посчитали вы, что я вас чем-то обидел, могли бы и понять, люди на передовой, нервы ни к черту, дали бы в ухо и всего делов…
— Ты — ВРАГ НАРОДА! Хорошо замаскированный враг. Я из тебя всю душу вытрясу, всех своих хозяев мне выложишь на блюдечке.
— Да я и так скажу, зачем трясти-то? — удивился я. — Родина, товарищ Сталин и весь советский народ, вот мои хозяева, а у вас разве не так? — Удар у особиста, надо заметить, неплохой. Зуб у меня вылетел так, словно и не было. Сплюнув кровь и вытерев кулаком рот, я решил идти до конца.
— Об этом тоже генералу Иволгину расскажите…
Меня отпинали впятером прямо возле землянки. Ребята пытались вылезти и заступиться, но на автоматы конвойщиков не полезли. Избили крепко, даже до подвала, что приспособили под камеру, дойти я не мог. Вот же, блин, дела… Фрицы не смогли, а свои вот так запросто, да и практически ни за что, до полусмерти забили. Сколько я провалялся в подвале, не знаю. С меня сняли всё, нож со спины, часы, да абсолютно все. Так как забирали меня из землянки не дав одеться, я здорово замерз, без ватника-то прохладно в середине февраля, знаете ли. Ежась от холода, пытался понять, что болит сильнее всего. Не вышло, болело все, да и замерз как твой зяблик. Первые удары я еще старался контролировать, закрывая голову. Упав, скрючился так, чтобы не отбили внутренности, но один черт, знатно обработали. Через пару часов за мной пришли, даже обдумать все не успел. Интересно, спрашивал ли Иволгин у особиста, где я, после того, как я к нему не явился? Неужели Мосийчук вот так запросто сможет соврать? Ведь нас же видел весь мой взвод. Пришли за мной не те бойцы, что обрабатывали меня недавно. Двое, подхватив под руки, решительно подняли меня и, на удивление, без нанесения мне очередных побоев, потащили куда-то наверх. На улице было темно, не сказать, чтобы уж совсем, но это явно ближе к ночи. Рядом на дороге оказалась машина. Полуторка ожидала под парами, двигатель ровно стрекотал на холостых оборотах. Меня втащили в кузов, имеющий небольшую будку возле кабины, и бросили на доски кузова. Рядом на лавочке разместились охранники, крепкие ребятки, но немцы и поздоровее попадались, не впечатлял меня вид вертухаев. Я все так же был в наручниках, руки болели аж жуть, скоро, наверное, уже и чувствовать перестанут.
— Эй, бойцы, снимите кандалы, никуда я не побегу, руки сейчас отсохнут…
— А нам-то что, твои же руки! — заржал один из конвойщиков.
— Вспомни меня, когда самого к стенке ставить будут за то, что выполняете преступный приказ, хотя вы, может, все в сговоре? — задумчиво произнес я и получил очередной пинок в живот.
Кашлял я, наверное, минут пятнадцать, уж больно удачно мне в живот прилетело носком сапога. Стоп! Какие нахрен сапоги??? Голова, несмотря на побои, заработала со скоростью компьютера. Все наши до сих пор гоняют в валенках, а уж штабные и всякие конвойные тем более, а эти в сапожки вырядились. Сейчас, конечно, не тридцать градусов со знаком минус, как месяц назад, но градусов пятнадцать ниже нуля есть. В сапогах, в любых, ноги отморозишь на раз. Подняв немного голову, попытался разглядеть конвой, темно, ни фига толком не вижу. Здоровые такие, а больше ничего запоминающегося не видно. Покачиваясь на ухабах, полуторка медленно двигалась вперед. Знать бы еще — куда? То, что Мосийчук «засланный казачок», я уже понял, интересно, куда же все-таки везут. Меня было начало катать по кузову, но эти садисты еще и ногами меня к полу прижали, унизительно как-то. Тряслись довольно долго, я даже устал лежать. У машин в этом времени, похоже, подвески вообще нет. Ощущения, что там вместо рессор просто лом запихнули с каждой стороны, вот и вся тебе подвеска. Когда полуторка остановилась, меня почему-то мгновенно вырвало. Прочистив нутро и утеревшись о свое же плечо, навострил уши, уж больно речь тех, кто меня вез, была странной. Дело в том, что даже упорные патриоты своих республик все равно старались говорить на русском языке, привычка видимо. На своих наречиях чаще говорили жители Азии, киргизы, узбеки, туркмены и прочие. А тут такая дивная мова, что аж плеваться захотелось. Это меня что, бандеровцы выкрали, что ли? Вот это я, блин, попал! Да если бы было хоть одно подозрение, всех бы там, в землянке положил, не спросил бы и как звать, а что теперь делать?
— Эй, москаль, вставай, двигай вперед! — очередной положенный мне пинок, видимо, мысли мои читают, и я начинаю шевелиться.
— Так скажите, куда идти, сам пойду, — бросил я.
— Ты подумай, Семен, какой смирный нам попался, чего этот про него говорил, хитрый и дерется хорошо? — проговорил один бандеровец другому, а затем посмотрел на меня.
— Пошли, куда только? — сделал я очередной вопрос.
— Вперед, и рот закрой, — проговорил тот, которого назвали Семеном.
— Ясно, не пинайтесь, а то долго идти будем. — Один вновь замахнулся, а второй его удержал.
— Не надо, Михась, а то тащить придется, он и так уже все кишки, наверное, выблевал. — Ну, ребятки, до всех-то еще далеко, но я бы не прочь, чтобы вы меня понесли, вы и оружие тогда за спину уберете, да и бить не будете. Мой мозг уже работал на полную катушку. Шли мы по каким-то кустам, на фига, что, обойти-то нельзя, что ли? Так, у того, что справа, рабочая рука левая, меня он ей и приголубил, когда «вразумлял». Рука у него занята, меня тащит, шанс? Мешает второй, в смысле не даст времени разделаться с левшой. А приклад у ППШ довольно тяжелая штука, я таким гитлеровцам головы не раз пробивал.
Ничего сделать не успел. Внезапно из очередных кустов к нам вышли два человека в какой-то странной форме. Вроде и не немецкая, но и нашу не похожа. Черт, да ведь это такие же бандеровцы, как и эти два, что меня тащат, только в своей форме. Блин, хреново, теперь точно не свалить.
— Здорово, Петро, — проговорил один из моих конвоиров.
— И вам не хворать, — ответил низкорослый, лет около сорока мужик, видимо, он и есть Петро. — Это и есть тот москаль, что немцам нужен? — Оппа! А с этого момента поподробнее, каким на хрен немцам? Я даже не понял вначале, что за дела вообще.
— Да, «Особист» вчера передал, сказал, чтобы быстрее увозили, а то его уже ищут по приказу старшего начальства.
— Что, такая шишка? Вроде все-то сержантик, правда, не молодой уже… — Разговор у них был на мове, но я привожу почти дословно, особо-то сложного ничего нет, языки похожи.
— Немцы обещали хорошую награду, он им живым нужен, вроде как в Берлин повезут.
Во дела! Это на фига я фрицам сдался, что аж в столицу рейха хотят вывезти? Мои раздумья были прерваны ответом второго из моих конвоиров.
— Это именно он помешал отбить в том году генерала, что москали выкрали в Сталинграде. Кучу солдат у немцев ухлопал, самому тоже вроде хорошо прилетело, но живой остался. Знаешь, сколько у него на счету, москали записывают каждого, кого он убирал, наш «Особист» рассказывал.
— И сколько? — хмуро спросил один из новоприбывших.
— Больше сотни, а немцы, по слухам, на него уже двести записали. — Да ладно, вы чего, всерьез что ли? Я мысленно только успевал изумляться. Стоят тут, разговаривают, а что я их слышу, даже не обращают внимания. Откуда такая осведомленность? На этот вопрос, к сожалению, я получил довольно расплывчатый ответ.
— Ты-то откуда слышал?
— Так тот майор, что нашему старшому приказ отдавал, рассказал о художествах этого москаля.
— Ну ладно брехать-то, спешить надо, а то светать скоро будет.
Дергаться мне было бессмысленно. Нет, я понял, что забивать они меня до смерти вряд ли будут, приказ у них от фрицев, доставить мою тушку живой, но о здоровье никто не говорил. Они ведь могут меня так уработать, что буду я овощем говорящим, а то и говорить-то не смогу, пинают суки по-серьезному. Ладно, где наша не пропадала, посмотрим, что там за фриц, может, чего ценного выясню, а там и о побеге думать будем, надо немного в себя прийти, сил набраться. Эти-то гады даже воды не дают, одна надежда на немцев, может, накормят? Да и поспать бы чуток не помешало, будем посмотреть, как говорят в Одессе.
Тащили меня долго, я уже все ноги сбил, так эти долбаные конвоиры вначале пинали, подгоняя, а потом, поняв, что я не играю с ними, даже потащили на себе. А мне что, нехай тащат, отдохну хоть немного. Кусты, в которых мои конвоиры встретили своих друзей, оказались опушкой небольшого леска. Двигаться по лесу было невероятно тяжко, молодой ивняк мешал так, что казалось, ноги оплетет, пока идешь через него. Уже начало светать, когда наша небольшая кавалькада выбралась на поле, а минут через сорок нас встретили на машине, ну, хоть пешком больше идти не надо. Закинули меня опять словно мешок картошки. Скрючился весь на полу кузова, кажется, опять «полуторки». Мои мучители уселись кто куда, не особо обращая на меня внимание. Расслабились, эх, как же быть-то? От немцев убежать будет реально сложнее, эти-то вон вообще мышей не ловят. Я лежу у заднего борта кузова, бандеровцы возле кабины, перемахнуть через борт, как два пальца, сил вполне еще достаточно. Другое дело, хватит ли сил свалить? А кто говорил, что я просто побегу куда-то? Я что, дурень, под стволом убегать, да еще и в кандалах? Нет, тут всего пятеро, вместе с водилой, вполне себе можно пободаться, завалят, значит, завалят. Как бы ни хотелось узнать у немцев, зачем я им сдался, но все-таки здравый смысл подсказывает, что нужно «делать ноги». Машина подскакивала на ухабах, скорость была никакой, даже если просто брякнусь из кузова плашмя, снег смягчит падение. На очередной выбоине, водила хоть и сбросил скорость практически до нуля, нас тряхнуло изрядно, конвоиры даже ругаться начали, стуча кулаками по крыше машины. Воспользовавшись тем, что вся четверка бандеровцев, или как их правильно, ОУН, что ли, были заняты тем, что материли водилу, я резко перевернулся и, оказавшись на ногах, просто кувырнулся назад. Падение было довольно мягким, как и предполагал. Колея здесь была набита, но именно что колея, середка была практически сугробом. Плюхнувшись, первым делом пролез в кольцо своих рук, сцепленных наручниками, из-за одежды, а мне эти говнюки перед отъездом дали рваный, старый ватник, это сделать было довольно тяжело. Машина успела отъехать метров на десять, когда заметили мое отсутствие. Я уже бежал вперед, догоняя ее, когда водитель дал по тормозам. Почему я вообще решил, что у меня что-то получится? Я просто в последнее время здорово подтянул стрельбу из пистолета, не совру, если скажу, что стреляю я действительно хорошо. При чем тут пистолет? Да просто все, один из моих конвоиров, тот, что Михась, все время в пути держал в руках наган, вообще его не убирал. Весь мой расчет был построен именно на том, чтобы оказаться с той стороны кузова, где будет спрыгивать Михась, главное, успеть. Вышло очень даже удачно, даже проще, чем казалось. Михась был первым, кто прыгнул вниз из кузова, и спешился он именно сзади, оказавшись прямо передо мной, я уже пробежал эти метры, что отделяли меня от машины. В руке у бандеровца был наган, я не ошибся, делая на него ставку. Когда противник еще распрямлялся после приземления, я уже бил его ногой в пах. Попал очень удачно, оружие тот выпустил из рук просто мгновенно, схватившись за причиндалы. Черт, хоть и светает, но все же еще темно, наклонившись, разглядел наган на снегу и, поднимая, одновременно спрятался за бандеровца. Вовремя, напарники травмированного мной Михася уже были рядом. Двое спрыгивали по разные стороны машины, а третий прыгал вслед за Михасем. Так как удалось все сделать очень быстро, то смог укрыться за бандеровцем раньше, чем его дружки меня схватят. Три выстрела прозвучали чуть не очередью, спуск у нагана тяжелый, но я привык к нему, частенько стрелял. Все трое бандитов свалились как подкошенные, бью со всего размаха Михасю по голове рукояткой, тот еще не оклемался от удара по яйцам, лежал в снегу словно креветка, ну и провалился в беспамятство он в той же позе. Оставался водила, на удивление, он не вылез из кабины. Упав на снег, оглядываю пространство под машиной, нигде и никого не вижу, блин, да еще и темно. Решив лезть низом, начинаю движение. Проползя под машиной, оказываюсь справа по ходу машины и встаю со стволом в руке. Через окно кабины на меня смотрит удивительно старый мужик, хоть и темно, но разглядел я его вполне хорошо, старик, настоящий старый хрыч. Может, поэтому и не вылез, что толку от него было бы мало?
— Вылезай, дед, приехали! — спокойно произнес я.
— Да пошел ты, курва москальская! — огрызнулся дед, и в его поднятых руках вдруг появился обрез. Два ствола охотничьей горизонталки выстрелили буквально через полсекунды после того, как я присел. Плюхнувшись на задницу, я прямо сквозь дверцу автомобиля выпустил оставшиеся в барабане патроны. Тишина, никакого движения. Осторожно приподнявшись, дергаю ручку двери, распахивая последнюю. Ничего. Заглянув уже более решительно, вижу картину маслом, дед повис на баранке, обрез на полу.
— Ну вот, дед, а я думал, ты просто привлеченный, а оказалось, такой же идейный, как и эти упыри! — Кстати, об упырях. Двинув назад к кузову, к своей радости, нахожу Михася в том же положении, что и минутой ранее. Тот еще не пришел в себя, даже не ворочается. Обшмонав карманы, нахожу ключи от наручников. Немного повозившись, наконец, снимаю их, яростно растираю запястья. Немного усмирив зуд, защелкиваю «браслеты» на руках бандеровца, тот, кстати, так и не пришел в себя. Испугавшись, что, наверное, переборщил, нащупываю пульс, живой, собака. Ладно, пусть полежит, я пока в себя приду. Подобрав одну из шапок, что свалились с бандеровцев, нахлобучиваю на себя. О, голове сразу хорошо стало, а то, если честно, уши совсем уже окоченели. Найдя патроны, перезарядил наган, да и вообще прибарахлился вполне себе удачно. Два ППШ, две «мосинки», обрез деда не считаю, патронов хватало. Оттащив чуть в сторону от дороги трупы, присел отдохнуть, вымотался я жуть как. Начинающий падать довольно крупный снежок укроет убитых быстро, даже заморачиваться не буду. Осмотрев так называемую дорогу, прихожу к выводу, что развернуть прямо тут «полуторку» вряд ли удастся, колея глубокая, застряну. Небо было затянуто тучами и шел снег, но все же стало светлее. Посмотрев назад, туда, откуда мы ехали, решил, что поеду задним ходом, даже рулить особо не нужно, как в анекдоте, «куда она на хрен из колеи денется?» Затащить Михася в машину я уже не смог, слишком выбился из сил, поэтому начал тормошить того, пытаясь привести в чувство. Что-то подозрительно долго он в отключке, достав нож, что забрал у одного из бандеровцев, хорошая такая «финка», кольнул спящего в ногу, о, начал шевелиться, кольнул еще раз. Михась, злобно уставившись на меня, попытался подняться. Облокотиться на руки ему было тяжело, скованы те, поэтому он, не рассчитав, плюхнулся обратно.
— Не торопись, вставай спокойно, — произнес я, — поздно уже торопиться, не успел ты.
— Курва, ты думаешь, что сможешь убежать? Да тут наших полно…
— Да ладно, что-то за тот час, что мы здесь стоим, никто еще не подходил, — искренне удивился я. — Вставай и лезь в машину, нам ехать надо.
— Куда? — заметно сникнув, спросил пленный.
— Откуда вы меня тащили, туда и поедем, надо друга вашего, «Особиста», на чистую воду выводить.
— Да он тебя шлепнет, как только увидит. Свидетели ему не нужны. Ничего ему за это не будет, у него отец в вашем штабе фронта служит, прикроет.
— Прикрою я, всю вашу лавочку прикрою. Думаешь, я к командиру побегу с рассказом, как меня сраные бандеровцы украли? Да я завалю просто и «Особиста», и его папашу, если надо будет, всего и делов-то!
Михась сбледнул с лица. Он понимал, что я точно не шучу. Я и правда так думал, но не придумал еще, как мне вообще появиться в расположении. Что-то у меня предчувствие плохое, наверняка «Особист» пакость какую-нибудь сделал. Надо хорошенько все обдумать.
Загрузившись в машину, я с трудом, но сдвинул этот «пепелац» с места и медленно, крайне медленно начал движение задом. Долго я так не проеду, запарюсь и на дорогу смотреть, и за пленным. К счастью, видимо для разъезда встречных машин, на дороге было небольшое расширение, точнее, просто сугроб был слегка разгребен, до него я доехал минут за десять. В несколько приемов, едва не застряв, переборщив со съездом в сугроб, я, наконец, развернулся. День сегодня был пасмурным, снег сыпал, подгоняемый ветром, и грозил превратиться в метель. Примерно через час непрерывного движения видимость упала просто до нуля. Так как дороги я не знал, да и колею уже не видать, замело почти, я решил немного подождать, авось наладится погодка-то. Нет, все везение, видимо, я выбрал еще в прошлом году. Просидев в машине около двух часов и здорово замерзнув, я плюнул и решил ехать вперед столько, сколько смогу. Если перевернусь или просто застряну, пойду пешком, только вот еще этого кабана Михася тащить придется, упертый, хрен он сам пойдет. Вон сидит, глазами так и рыскает, а мне он, собака, нужен, это едва ли не единственный шанс оправдаться и, возможно, взять за цугундер «Особиста». Как показало время, я не ошибся в своем решении. Спустя какое-то время пурга стала утихать, а на горизонте показался лес, через него меня, наверное, и вели к машине.
— Слышь, бандерлог, машина нас здесь ожидала? — обратился я к успевшему погрустнеть пленному.
— Откуда я знаю, куда ты меня привез, — злобно фыркнул бандеровец.
— Зря ты не хочешь помочь, зачтется ведь.
— Да знаю я вас, как вы хорошее помните, к стенке все равно поставят.
— Так я и говорю, зачтется, на том свете, конечно! — Пленный закусил губу. — Стенку, мил человек, еще заслужить надо. И про какое добро, сделанное тобой, ты сейчас поминал?
— Я не буду ничего говорить, хрен чего вы из меня вытрясете…
— Ой ли? Парень, ты ведь еще не в плену, это там будут простые костоломы, кстати, бывает, что они и не могут расколоть. Ты же сейчас со мной, а я очень люблю слушать, что говорят пленные. Не поверишь, в Сталинграде даже немец вдруг на почти понятном русском языке заговорил, лишь бы его от меня убрали, хочешь, покажу, что я ему сделал? — Бандеровец хоть и крепился, но было видно, реально боится.
— Я все равно ничего не скажу, хоть убивай! — попытался он в последний раз показать себя сильным человеком.
— Знаешь, по многочисленным наблюдениям, такие здоровяки, как ты, плачут и причитают гораздо громче, чем маленькие и хлипкие. А убивать тебя мне не нужно, мертвые не говорят.
Разговаривая, я остановил машину и вышел из кабины. Подойдя к дверце пленного, я открыл дверь и качнул головой.
— Вылезай, поболтаем немного. — Тот замешкался. Для того чтобы принять решение, у пленного ушло секунд двадцать. Он внезапно попытался выпрыгнуть. Ухватившись за дверной проем обеими руками, он привстал с сиденья, намереваясь выпрыгнуть из кабины. Я только этого и ждал. Хлопнув со всей силы дверью, я придавил руки бандеровца, пару пальцев точно сломал. Тот даже не орал, сидел в шоке с минуту, а позже уже заливался соловьем. Дело в том, что дверь была так, прелюдией, дальше действие началось. Все еще прижимая дверь телом, я вытащил «финку» и, поставив ее на один из пальцев, что оказались в проеме, просто отделил пару фаланг на правой клешне Михася.
— Сука, ты чего делаешь? — орал и блажил пленный.
— Отрезаю тебе палец, по кусочку, если не понял.
Бандеровец попытался втянуть окровавленные кисти рук внутрь кабины, какое там, я, навалившись всем телом, продолжал давить на дверь. От боли, или от безвыходности, пленный дергался, тем самым причиняя себе еще более сильную боль. Отрезав у бандеровца под его истошные крики еще пару пальцев, я наконец отпустил дверь.
— Ну, надумал общаться? — я весело смотрел на врага. — У тебя еще много чего есть, что отрезать можно.
Михась уже «поплыл». Перескакивая с украинского на великий и могучий, вываливал все, что знает. Я поначалу даже и слушал-то не особо внимательно, но вскоре весь превратился в слух. Эти гадские ОУНовцы были реально везде. Нет, их, конечно, мало, но, блин, до штаба фронта нити тянутся. А почему не выявляют? Так они ведь ни фига не в пехоте служат, будут они все при штабах, на разных должностях и в немалых званиях, но больше всего их именно в особых отделах. Как они туда проникали? Оказалось, в основном до войны еще, да и в сорок первом в той неразберихе пролезли в органы. Тогда было проще, столько архивов уничтожено было, еще больше просто потерялись, так что особого таланта и не требовалось. А уж с каким рвением они служили в РККА… Понятно, для чего они среди наших бойцов и командиров предателей выискивали, убирали ведь, суки, самых лучших. Компрометация, подлог, просто ложные обвинения, эх, сколько людей погубили за столько времени. Когда мы вошли в лес, Михась вдруг заорал, на своем орал, но было все понятно. На помощь, гад, звал, и ведь докричался. Откуда-то ударил автомат, между нами с пленным пронеслась цепочка фонтанчиков от выпущенных пуль. Падаю в снег, перекатиться не получается, снегу много. Прячусь за деревом и вижу, как Михась, переваливаясь, с трудом переставляя ноги, пробирается по сугробам в сторону стрелявших.
— Ну уж нет, даже если и вернусь без «языка», ты жить все равно не будешь.
Короткая очередь и, раскинув в стороны руки, бандеровец валится лицом вперед. Тотчас с того направления заработали как минимум три ствола, все автоматические. Давайте, давайте, стреляйте, подходить-то все равно боитесь, да и вряд ли вас там много. Бандеровцы, а это были явно они, скорее всего, имеют тут схрон, в котором можно отсидеться, только вот вряд ли убежище сможет вместить много людей, человек пять, может шесть, думаю, не больше. Где-то в пяти или шести метрах от меня рванула граната, явно не добросили. Судя по маленьким вспышкам выстрелов, противники, скорее всего, не близко, раз гранату не добросили. На секунду, взмахивая руками, появляюсь из-за дерева и ору. Опасно, да думать некогда. Решил я врагов вытащить на тропинку, по которой мы с пленным и шли. А что, хоть ползать по лесу не придется, а то сдохну уставшим. Пока противник не проявляет любопытства, все так же редко постреливает. Черт, да ведь там явно кто-то в одиночку постреливает, обходят, суки, подождем. Автомат лежал рядом, но я специально кинул его так, чтобы бандиты, подойдя, увидели его в первую очередь и дали мне пару секунд на то, чтобы я вытащил пистолеты. У меня их два теперь, Наган я нес в сидоре, а вот в карманах лежали два ТТ. Тут нужен автоматический пистолет, с револьвером больно уж возни много, а тут у меня и запасные магазины есть, да и вообще попроще будет.
Легкой прогулки не вышло. Когда от пинка сапогом в сторону полетел мой ППШ, я рванул пистолеты, срезать успел только двоих. Третий и последний, гад, стоял чуть поодаль, страхуя. Дернуло левую руку и левую часть груди. Падая, все же смог поймать на мушку последнего стрелка и дважды выстрелить. Судя по тому, что никто не подошел и не добил, я все же завалил их всех. Хорошо, но мне и самому досталось, причем, похоже, серьезно. Рука просто онемела, в груди что-то чешется. После Сталинграда раны уже особо не пугали, всякое в меня прилетало, но боль от этого слабее не была. Пока не вырубился, решил ползком найти схрон бандеровцев. Как позже оказалось, тот был совсем рядом. Очутившись внутри, обрадовался имеющейся печке, маленькая такая, но замерзнуть не даст. Пока искал схрон, успел подобрать пару автоматов и несколько дисков с патронами к ним. Люк в берлогу бандитов закрывался изнутри на довольно прочный засов, а сам вход замаскирован под большой елью. Нашел случайно, снег с елки был сбит, видимо, бандеровцы, вылезая, лапы задели, вот тот и осыпался. Конечно, если будут искать, то и меня по этой же примете найдут, да еще дым от печки хоть и выходил метрах в двадцати от берлоги, и шел по стволу еще одной огромной ели, но все же дым учуять можно на очень большом расстоянии. А берлога была капитальная. Все внутри выложено лапником, а сверху набросано большое количество сена. Имелись одеяла и пара ватников. Решил натопить здесь как следует, а потом как можно дольше не разводить огонь, мне бы только раны осмотреть, перевязаться, да и топать отсюда. Что раны не смертельные, было понятно сразу, раз даже не вырубился, значит, жить буду. В небольшом углублении нашел замаскированную нишу, в ней был припрятан хороший набор перевязочных средств, даже какие-то лекарства, все надписи на немецком языке. Рисковать не буду, траванешься еще, а вот спирт я определил сразу. Огонь уже хорошенько взялся за уложенные в печурку пару поленьев, и внутри становилось теплее. Раздевшись по пояс, холод почти не ощущался, я занялся осмотром. У бандитов даже бинт был, а не тряпки, хорошо живут враги советского народа. Жили, точнее. Как бы то ни было, но задерживаться мне здесь точно нельзя. Тропинка в лесу хоть и малохоженая, но все же бандеровцы наверняка здесь меняются, а когда найдут трупы в лесу, тогда и до меня доберутся. Рука была прострелена навылет, кровь текла, но как-то вяло. Одежка помогла, точнее, ее количество. Нательная рубаха, быстро прилипнув к ране, не дала мне потерять много крови. Промыв рану сверху, чистить, конечно, не буду, слабоват я для этого, да и инструментов все равно нет, плотно забинтовал. Закончив, занялся раной на груди. Как и ожидал, лишь большая царапина, ну, может еще ребро треснуло, удар-то приличный был. Смыв запекшуюся кровь, свежая не текла, начал обматывать вокруг груди бинт. Сделав тугую, весь бинт извел, повязку, попробовал пошевелиться, блин, как корсет надел или бронежилет, так же неуклюже себя чувствую. Закончив с ранами, точнее с их обработкой, откинулся на мягкую подстилку из соломы.
«Еще бы сожрать чего-нибудь, было бы вообще все хорошо», — мелькнула мысль. Пошарив глазами по сторонам, без фонарика темно, слабый отсвет от печки света почти не дает. Я когда «аптечку» искал, у меня печь была открыта, вот и разглядел нишу случайно, сейчас же было очень темно. Пошарив по стенкам руками, в одном месте рука провалилась в пустоту. Разворошив сено и лапник, обнаружил ящик, блин, взрывчатка.
«Кого эти суки готовились поднять на воздух?» — Я почесал затылок. Тут немецкой взрывчатки было килограммов двадцать, не меньше, серьезный запас. Рядом в нише отыскал два автомата, кучу патронов и несколько гранат. Жратва обнаружилась в еще одной нише. Тушенка, сгущенка, немецкие сосиски и хлеб, запаянный в пакет. Был чай россыпью, а вот посуды почему-то не видать, хотя печка вполне позволяет поставить на нее сверху небольшой чайничек или кастрюльку. Достав нож и для начала протерев его спиртом, вскрыл банки. Закончив прием пищи, сыто и устало растянулся на сене. Черт, на фига я столько сожрал, мне же теперь спать захочется, сто процентов. Рука болела все меньше, в груди вообще было спокойно, лишь когда ворочаться в берлоге начинаю, то стреляет что-то, наверняка ребро сломано, схожие ощущения. Осмотрев подобранное оружие, чистить не стал, тупо жалко время и силы тратить, эх, мне бы сейчас поспать, а там бы и силенок прибавилось, но нельзя, я и так тут уже задержался. Поменяв диск в ППШ, брать я решил с собой только один автомат, тяжело. Зарядил пистолеты и, осмотревшись, все ли нужное взял, полез наружу. Короткий зимний день уже клонился к вечеру, шел небольшой снежок, надеюсь, он прикроет следы боя, да и трупы ОУНовцев присыплет. Направление, откуда меня сюда привели, я помнил, поэтому, выбравшись на тропу, медленно направился в нужную сторону. В лесу было тихо, жаль, что лесок этот, так, одно название, рощица скорее всего. Хорошо еще, что мы не южнее, а то там и вовсе растительности нет. Здесь же, на северо-востоке Украины, леса были. Лес я помянул не просто так, там, под Котельниково, мы здорово намаялись в степи, как воевать в лысой как коленка степи, у меня в голове не укладывалось. Пройти удалось только до выхода из рощи, когда почувствовал, что надо срочно отдохнуть, иначе просто сдохну. Найдя чуть в стороне от тропы поваленное дерево, добрел до него и уселся на ствол. Приличная такая елочка, метра полтора в обхвате. Глотнув из фляги, что также нашел в схроне бандеровцев, спирт отлично прогревал, главное, не переборщить, а то свалюсь где-нибудь в сугроб и замерзну, как пить дать.
Спустя час примерно стало уже темно, я выбрался на укатанную дорогу, наверняка по ней меня и везли. Идти стало совсем тяжко, болит все тело, да и холод пробирает все сильнее. Сколько мне топать, представления не имею, на машине везли довольно долго. Больше всего меня и радовало, и настораживало полное отсутствие каких-либо боевых действий на таком большом отрезке местности.
Не заметил, как вырубился. Очнулся от того, что кто-то меня ворочает. Машинально отмахнувшись, услышал уже надоевшую украинскую речь. Кто говорил, я пока не видел, но сделав вид, что мне чертовски больно, свернулся в клубок, а разгибаясь, уже тянул пистолет из кармана.
— Замри, — я наставил пистолет на человека в уже знакомой ОУНовской форме.
— Ты хто? — просипел бандеровец.
— Тебе не по хрену? — ответил я. — Чего надо? Видишь же, отдыхает человек.
— Ты ж не человек, ты москаль! — уже громко, давая знак другим, отозвался бандит.
— Только тебе от этого радости не будет, — я уже успел «срисовать» еще троих. Оказывается, уснув, я свалился под елку, и она теперь меня как бы прикрывала. Послав пулю тому, что меня шмонал, и прикрываясь заодно еще и свежим трупом, я начал прицельно стрелять в бандитов. Застрелил я троих, одного решил оставить в качестве пленного, надо же мне кого-то привести, эх, жаль, Михася пришлось убить, вот был ценный «приз».
— Замри, сука, замри! — прокричал я оставшемуся в живых бандеровцу, что пытался поймать меня на мушку винтовки.
Грохнул выстрел, от прикрывавшей меня елки полетели щепки. Черт, не заметил, сколько он раз стрелял, вроде как два, но могу и ошибиться.
— Гнида москальская, вылезай, все равно я тебя убью! — Господи, да у него истерика, как еще в дерево-то попасть умудрился? Я лежал за стволом, но благодаря тому, что елка зацепилась при падении макушкой за другие деревья, под ней был небольшой просвет, вот в него я и наблюдал. Приподняв, насколько хватило сил мертвого бандита, тот стал виден оставшемуся стрелку. Тот отреагировал так, как я и хотел. Тело убитого дернулось и завалилось обратно, а я уже смотрел, как последний живой бандеровец, подходит, одновременно судорожно пытаясь затолкать в «мосинку» патроны. Напрягшись, я вскочил на ноги и, перемахнув через елку, оказался в трех метрах от бандита.
— Я же тебе говорил, бросай оружие, — сократив дистанцию, я с силой пробил врагу между ног. Винтовка, падая, ударила мне по ноге, но этого я уже не чувствовал. Ударив локтем по подставленной спине, уложил бандита на снежок.
— Ну, вот теперь и поговорим, — заключил я. Бандит в позе креветки мычал и стонал. — Ты Михася знаешь? — Зря я спросил, бандеровец еще невменяем. Обшмонав его быстренько, забрал наган, патроны и две немецкие «колотухи». Достав из сидора веревку, ее я тоже затрофеил в схроне, связал валяющегося бандита. Оставив того приходить в себя, побрел осматривать остальные трупы. Черт, сил совсем нет. В последний рывок вложил все остатки. Хреново, как же мне его довести-то? Собрав все трофеи в кучу, а были они очень уж скромными, я обошел округу в радиусе пятидесяти метров. Увидев повозку, с запряженной лошадкой, я аж подпрыгнул.
— Ну, все хоть не пехом добираться, — радостно провозгласил я.
Вернувшись к недобитку, нашел того вполне себе оклемавшимся.
— Тебе конец, Михася с Петро уже нашли, скоро здесь будет весь отряд…
— Сколько вас, где все остальные, немцы в какой стороне? — спокойно спросил я.
— Да пошел ты…
— Ты труп Михася видел? — продолжал я все тем же тоном.
— Видел, тебе конец…
— Руки его видел, он тоже не хотел говорить, пару пальцев потерял и запел как соловей. — Видимо, мой новый пленник все же видел труп Михася, вон как в лице изменился. — Мне повторить вопрос?
Через десять минут я уже знал то немногое, что знал и бандеровец. Их тут небольшой отряд, около двадцати рыл. Хорошая новость, командир всей их банды возглавлял поиски. Почему хорошая? Так попробуем захватить его. От отряда осталось уже не так и много, человек пятнадцать вроде, оружие в основном винтовки, но и пулемет есть. С трупов я собрал десяток гранат, среди них и наши «лимонки» есть, сейчас поставлю несколько растяжек. По тому, что поведал пленный, было ясно, что банда так или иначе, но скоро выйдет сюда. Здесь и подвода их, да и стрельба была. Чуть не бегом смастерил три растяжки, установив на тропинке и по бокам. Так как лески у меня не было, пришлось использовать веревку, надеюсь, никто не обратит внимания на полоску в снегу, я чуть присыпал веревку снегом, почти и не видно. У гранат я предварительно обломал замедлители, так что задержки не будет, ну а дальше все дело будет на «папаше». Собрав сразу три штуки, я расположился за уже послужившей мне елкой, хорошее убежище. Благодаря сразу трем автоматам я буду избавлен от перезарядки. Все же почти две сотни пуль, стоит только бросить пустой и подхватить полный.
Пленный лежал тихой мышкой и не отсвечивал. Рот я ему заткнул, чтобы как с Михасем не вышло. Растяжки у меня стоят недалеко, выбрал, как мне показалось, самое удачное место из возможного, надо только выманить на них бандитов. Когда лошадь всхрапнула, почуяв людей, я только удвоил бдительность. Усталость и слабость накатывали все сильнее, только бы хватило сил… Бандеровцы появились на дороге как-то разом. Впереди шли три здоровяка, в отличных полушубках и меховых шапках, сзади некоторые были в форме. Автомат задрожал в руках, выпуская очередь за очередью. Благодаря неожиданному началу, первыми же очередями положил троих или четверых. ОУНовцы упали в снег и начали отстреливаться. Лежа за елкой, мне их пули не грозили. Стрелял я поверх, не показывая пока то, что под деревом есть свободное место, откуда тоже можно стрелять, мне нужно только сделать несколько шагов вправо. Не вылезая, зашвырнул две «колотухи» просто в сторону врага. Рвануло, кто-то закричал, видимо, попал я удачно. Вылезать и подставляться пока не было нужды. Открыв огонь, я убедился, что враги пойдут прямо на растяжки, и когда рванула первая, только кивнул своим мыслям. Криков стало больше, огонь со стороны противника был уже не таким плотным, значит, удалось проредить их отряд, точнее, банду, какой это в дупу отряд. Переместившись правее, поглядел в сторону врага. Ага, лежат, постреливают, но, похоже, до них дошло, что так можно долго лежать, пока простатит не появится. Какие-то два резвых упыря намылились обойти меня справа, швырнул им еще гранату.
«Не надо туда ходить, там у меня растяжек нет, вас левее две ждут… О, уже осталась одна», — я мысленно радовался, но пора и мне пострелять, а то еще сами начнут гранаты кидать. Прямо из-под дерева поймал на мушку одного, что уже полз ко мне напрямую, всадил в него короткую очередь. Перекатившись левее, высунулся уже поверх ели и выстрелил еще в одного. Пока стрелял, краем глаза отметил, что ответных выстрелов, совсем мало. Или обходят, или… Оказалось, действительно обходили. Да только там для таких хитрожопых как раз последняя растяжка и стоит. Мой «подарочек» не заставил себя долго ждать, новый вскрик — и туда до кучи летит еще одна граната, пару штук всего осталось. Перемещаясь за лежащим деревом, я, то и дело высовываясь или, наоборот, стреляя из-под дерева, добивал банду. Нет, это не было, как в кино, просто место хорошее, иначе, после рассказа пленника, я бы просто свалил отсюда, нехай бы догоняли. Бой длился минут пятнадцать, я давно отстрелял все патроны из всех трех автоматов и даже успел все их зарядить, хорошо диски были заранее набиты. Пулемет противника так и не вступил в бой, наверное, мне удалось убить пулеметчиков одними из первых. Все это действо прошло как по нотам. Зажатые с двух сторон «минами» бандеровцы были лишены хоть какого-то маневра, поэтому я не удивился, когда перезаряжаясь, в тишине я вдруг услышал заветные слова:
— Мы сдаемся…
— Мордами в снег, руки на голову, ноги развести в стороны, да побыстрее, брюхоногие, — потребовал я, выглядывая из-под еще довольно пушистых лап елки. Видно мне было хорошо, но все же лежащие на снегу бандиты могли и обмануть. Что стоит им крикнуть, а самим готовиться к бою. Подумав секунду, я решительно взглянул на пленника, тот лежал рядом весь бой, боясь пошевельнуться. Приподняв его, насколько хватило силы, упер ему ствол автомата в бок.
— Вылезай, говнюк, да так, чтобы тебя видели твои кореша. — Бандеровец весь затрясся, ясно, знает, что от дружков можно ожидать.
— Не, не, я не буду…
— А куда ты на фиг денешься, вставай, мать твою через семь коромысел! — завернул я, тыкая стволом автомата пленного.
Тот начал разгибаться, а я уже смотрел под деревом на залегших в снегу бандитов. В принципе, все случилось так, как я и думал. Разом ударили три автомата и винтовка, мой пленник задергался от попаданий и закричал, падая. Хорошо его нашпиговали, видимо, стрелять враги все же умели. Пока они увлеченно расстреливали своего же товарища, ну не разглядели, наверное, а может, он и не нужен был вовсе, я выкрутил колпачки из двух последних гранат и, замахнувшись, запулил их по очереди в то место, где лежали бандеровцы. Стрельба оборвалась с разрывом первой гранаты, я видел, как вскочили двое, но тут рванула вторая. Быстро вскочив и обежав дерево, корни, вывороченные из земли, были рядом, я бегом сократил дистанцию до врагов. Одного взгляда хватило, чтобы с уверенностью сказать, что у меня новый пленник, да и не один. Судя по внешнему виду, один из уцелевших после взрывов последних гранат был явно командиром. Мужик крепкий, хоть и лежит, но видно, что рост у него немалый, в хорошо подогнанном тулупе, держался за голову. А рядом в снегу воронка и два трупа, стало быть, его контузило, крови-то на нем нет, значит… Оказалось, из четверых оставшихся в живых бандитов, решивших взять меня на «понт», выжило трое. Одного я излишне рано посчитал трупом, ранен он был. Добив подранка, на глазах у его командира просто всадил раненому бандиту нож в бочину, я занялся связыванием выживших. Второй, оказавшийся тощим, высоким пареньком, лет восемнадцати, пытался дергаться, пришлось приложить его прикладом ППШ по голове, тихонько так, чтобы не кончился случайно. Причитал он на таком суржике, что я вообще не понимал его.
— Слышь, боров, чего худой лопочет? — обратился я к командиру, это именно он был «боровом», больно уж здоровый, гад.
— Тебе-то что? — Какой дерзкий предводитель бандеровцев.
— Да, в общем, ничего, скажи ему, если не заткнется, получит нож в брюхо, — спокойно произнес я, демонстрируя все еще окровавленный нож. Командир передернулся и, слегка запинаясь, подбирая слова, что-то бегло произнес тощему товарищу.
— Чего хочешь от нас? — О как, главарь по-русски заговорил, а тощий вон совсем отказывается понимать, молодой, дерзкий.
— Ничего особенного, сейчас в карету сядем да поедем на восток.
— Куда? — изумился командир бандеровцев.
— Ну, а ты как думаешь? Откуда меня украли, туда и повезешь, да еще и расскажешь кому следует, зачем я немцам понадобился.
— Михась растрепал? — скорчил недовольную гримасу бандит.
— Почему растрепал, я спросил, он ответил, а что?
— Курва, никуда я не пойду, режь меня, если хочешь!
— Да надо больно, Михась тоже говорить не хотел, однако потом еле остановил его.
— Пытать будешь? — прищурив один глаз, толстяк злобно посмотрел на меня.
— Нет, просто подтолкну в правильном направлении, — произнес я, вновь доставая нож.
На то, чтобы командир бандеровцев согласился сотрудничать, ушло минуты три. На самом деле он хотел бежать туда, куда я скажу, уже через минуту, просто я немного увлекся, разглядывая мочку уха этого кабана. Сам он тоже ее видел, а также чувствовал боль от обрезанного уха. А мне что, жалко, что ли? Да ладно, я еще там, в Сталинграде, забыл, что такое милосердие. Если нужно, я так расписать могу, что любой патологоанатом обзавидуется. Потом, позже, меня, конечно, вырвет, но я научился сдерживать себя во время допросов, не первый раз уже.
Ехали мы очень долго. Лошадка была той еще дохлятиной, как не сдохла своей смертью от старости где-нибудь в сарае у местных, до сих пор не понимаю. Пленные лежали молча, связанные по рукам и ногам. Я сидел на месте возницы и держался только на честном слове. Когда из темноты, возле одной рощи, нас окликнули, точнее, приказали стоять, а то стрелять будут, я, остановив лошадку, просто упал на бок и уснул.
Пробуждение было очень тяжелым. Глаза, черт, как будто песку насыпали, болели и не хотели открываться. Когда, наконец, удалось их продрать, охренел от увиденного. Я был… Да, точно, в камере. Ни с чем не спутаешь. Черт, ведь еще думал, что надо бы успеть передать бандеровцев особистам, чтобы проконтролировать, что они будут говорить. Ладно, если не расстреляют сразу, то еще подергаемся.
— Эй, красноперый! — Это кому? — Да ты, ты, очухался? Дай закурить, — Обернувшись, не вставая с нар, увидел двух сидельцев. Ну, а кем могут быть расписанные вдоль и поперек татуировками люди?
— Это ты сейчас с кем разговаривал? — равнодушно спросил я.
— Ты здесь видишь еще красноперых? Дай закурить!
—
— Чего ты борзый такой, чалился уже? — смягчил немного тон урка.
— Нет, впервые у хозяина отдыхаю, не думаю, что задержусь, хотя зарекаться не буду.
— Это правильно, зарекаться не надо, чего, есть табачок-то?
— Так бы и спросил, чего борзеешь? Вон у меня во взводе были двое, твои коллеги, хорошие парни были, один даже и сейчас еще жив, — я чуть подумал, — должен быть жив.
— Где воевал?
— На войне, — ответил я, проверяя карманы. Естественно, ничего в них не было. — Извини, уважаемый, все вычистили, — развел я руками.
— Да уж, вертухаи все себе гребут, — грустно сказал сиделец. — Никола, Гармонистом погнали.
— Саня, можешь Сержантом звать. В принципе, тоже погремуха, только от властей.
— Ясно, — кивнул Гармонист, — за что в «гости»?
— Да пока и не знаю, отрубился, когда к своим вышел, очнулся только сейчас. Я вообще давно тут?
— Так сутки почти, вчера тебя, с утра закинули, — сиделец подсел ко мне на нары и протянул руку: — Я со Сталинграда, бывал у нас?
— Ой, спросил, тоже мне, — усмехнулся я, — да у меня почти весь взвод там прописку успел получить, пока в обороне сидели.
— Так ты в городе воевал? — вскинулся зек.
— Было дело, пока не уработали меня, с госпиталя только в конце января вернулся, почти сразу капитуляция, но бои еще застал немного.
— Сколько в городе пробыл? Как там вообще?
— Да уж побыл, с сентября по ноябрь, дальше ранение. Что тебя именно интересует в городе?
— Да слыхал, разрушили сильно?
— Да нет больше Сталинграда, руины одни, — бросил я и покрутил головой, в надежде найти емкость с водой. — Есть чего испить?
— Вода есть, дают, не зажимают. Как же так с городом-то вышло? — охренел мужик от услышанного.
— Если в нем война шла не один месяц, то чего ожидать-то? Немец долбил так, что дома целиком в кучу кирпича превращались.
— А новые высотки на набережной? На Пензенской?
— Да говорю же, почти ничего не осталось. Тебя какой-то конкретный дом интересует, что ли?
— Ага, я по соседству с железнодорожниками жил, слышал? Большой такой дом у них, рядом еще дома красноперых?
— Не знаю, про какой дом именно ты говоришь, но дом железнодорожников полностью разрушен. Он столько раз из рук в руки переходил, что еще удивительно, как столько простоял.
— Да, видать, серьезно вы там поработали, — задумчиво подытожил сиделец Никола.
— А сам-то чего не на фронте?
— Так я ж уголовный, — Никола протянул мне свою кисть, демонстрируя партаки.
— Мне твои заслуги ни о чем не говорят, здесь-то как очутился? Я хоть и сам не знаю, где я, но ведь это явно не тюрьма, особый отдел?
— Ага. Я с зоны дернул, в Сибири чалился, лес валил, захотел жену с дочуркой найти, когда услышал, что немец к Волге вышел. Сдернул, да вот поймали.
— Ну, это ты как-то странно к Сталинграду топал?
— Так кто же напрямки-то бегает, четыре месяца пробирался, а тут попался. Сейчас разберутся, откуда я, добавят за побег и назад.
— А к стенке не прислонят? — осторожно спросил я.
— Могут, — нехотя ответил Никола и замкнулся.
Разговор завершился. Второй мужик, что сидел возле окна, так и не произнес ни слова, пока мы с Гармонистом общались, ну и я не обращал на него внимания.
Около часа, наверное, длилось мое томление в неволе и копание в мыслях. Внезапно в отворившуюся со скрипом дверь вошел молоденький паренек, худой как жердь и в очках с приличной толщиной линз.
— Сержант Иванов кто будет? — проговорил тот довольно гнусавым, противным голосом.
— Я буду, — ответил я, вставая с нар. Кстати, опущены были, никто не заставлял поднимать.
— На выход, — встрепенулся конвоир.
— С вещами, или как?
— Пошли давай, без разговоров! — жестким, но от этого не менее противным голосом отрезал солдат.
— Пошли, — кивнул я, скорее сам себе, какие вещи, чего я спросил? Я ж пустой как барабан.
За дверью ждал еще один, почти такой же «сухарь», как и тот, что вызвал. Вели недолго, поднялись на второй этаж здания, кстати, каменного, наверное, еще дореволюционной постройки. Возле одной из дверей приказали встать лицом к стене. Меня это зацепило.
— Бойцы, я что, арестант, что ли, чего вы со мной так?
— Молчать, разговоры с задержанными запрещены. — Вот тебе и весь сказ. Задержанный, значит.
В кабинете меня ждал человек в форме работника НКВД с капитанскими звездами на погонах. Ишь ты, уже форму поменял, вроде на нашем участке фронта это было редкостью.
— Садитесь, — коротко приказал капитан вполне себе спокойно.
Пройдя к столу, сел на стоящий табурет. Капитан отошел от окна и уселся на свой стул по другую сторону большого стола.
— Гражданин Иванов, Александр Сергеевич? Сорок второй гвардейский полк?
— Да, — просто ответил я, не помню, можно ли уже по-другому отвечать.
— Вы разыскивались в связи с обвинением в неподчинении старшему командиру, попытке убийства того же командира, невыполнении приказа начальника особого отдела дивизии и побеге.
— Вы заявляете или спрашиваете? — не понял я.
— Констатирую факты, так вот, дело вообще-то закрыто уже, передано в трибунал. Рассмотрение будет назначено сегодня. Я лишь должен взять с вас показания, о том, где вы находились с момента побега из расположения и как примкнули к предателям.
— Извините, гражданин капитан, а что, в деле нет показаний моих боевых товарищей о том, что меня увели сотрудники особого отдела?
— Вы сбежали из-под стражи, у меня есть показания конвоиров, которых вы избили, перед тем как сбежать, — капитан говорил все это, не отрывая глаз от стопки листов, наверное, моего дела.
— Тогда уж не избил, а убил, так вернее будет.
— Не понял? — капитан впервые поднял глаза.
— Ну, убил я их, а также еще двоих, что им помогали, а затем уничтожил всю их банду, остатки, точнее командира и его помощника, я с собой и привез. Только вот как у вас показания появились от покойничков-то? — я говорил спокойно, без вызова, стараясь не выделываться, просто удивлялся. Хотя чуял, что получается плохо.
— Что-то я не совсем понимаю, о чем вы говорите…
— Можно я с самого начала начну, про невыполнение приказа не буду, я представляю, что там этот предатель написал. — У капитана глаза расширились. — Разрешите начать с того момента, как меня вывели из землянки конвоиры?
— Я не понял, ты сейчас представителя особого отдела как назвал? — капитан рассердился, чего я совершенно не хотел, даже тыкать начал.
— Извините, гражданин капитан, но все-таки разрешите рассказать. Ведь не зря же генерал Иволгин не дал Мосийчуку меня арестовать, или у вас и этого в деле нет? — Капитан смутился, а я понял, что он об этом эпизоде что-то знает.
— Вам было приказано явиться на допрос к девяти утра, именно начальником особого отдела тринадцатой гвардейской дивизии.
— Вот, а выкрали меня, да-да, именно выкрали, рано утром, еще темно было. Это было сделано специально, зачем, вам объяснят лучше те, кого я вам привез из немецкого тыла.
— Два полицая? Так их, наверное, уже расстреляли, вы же вместе и были…
— Товарищ капитан, немедленно прикажите доставить их к вам, это не полицаи, ОУН!
— Ты как разговариваешь? — Блин, переборщил на эмоциях.
— Извините, гражданин капитан, но все, что я знаю, лучше меня знают только эти двое. Я взял их в плен, когда меня везли к немцам. Эх, да что я вам рассказываю, если их уже приговорили, то никто не поверит, а я их для этого и приволок сюда. Как вы говорите, я был вместе с ними? А ничего, что они были связаны по рукам и ногам, а я их просто вез на телеге?
— Конвой! — крикнул капитан, а я приготовился ловить «звездюли».
Два прежних худых бойца вбежали мигом и бросились ко мне.
— Спокойно, отведите задержанного в камеру. Позже, когда вернусь, продолжим. — Особист поглядел в мою сторону, а я кивнул.
Ждать пришлось в этот раз довольно долго. Хорошо хоть покормили, так себе, конечно, но хоть что-то. Кстати, рука болела здорово, а ведь мне ее даже не осматривали, я проверял, повязка та же. Странно, когда шмонали, должны же были заглянуть, я слыхал, даже арестованным оказывают первую помощь, ведь видно же, что не симуляция? Да и ребра болят. Я же просто стараюсь держаться, не показывать слабость, хотя и делаю это уже с трудом. Гармонист больше не заводил разговоров, я был только рад. Хотелось помолчать и подумать, мне в этом никто не мешал.
Ночь прошла тяжко, у меня жар начался. Что-то мне как-то боязно стало, нет, не сдохнуть боюсь, мне гораздо тяжелее будет, если руку потеряю. Всю ночь, она, казалось, была бесконечной, я метался на нарах, как раненый зверь, буквально не мог найти положение, в котором было бы легче. С утра на мои метания обратил внимание тот второй сиделец, что вчера не разговаривал и не знакомился.
— Эй, ты чего такой суетливый-то? Всю ночь спать не давал! — подошел ко мне мужичок, лет, да хрен его знает, сколько ему. У него борода с усами, вылитый Ленин, только не лысый и без кепки.
— Чего-то хреново мне, мужики, — я держался за раненую руку.
— Ты ранен, что ли? — удивился «Ленин».
— Да есть немного, — скромно ответил я.
— Ну-ка, показывай! — в приказном порядке произнес мужик.
Нехотя, но это скорее от сильной боли, я стащил одежку. Увидев мой псевдокорсет и повязку на руке, «Ленин» принялся за грудь.
— Там ничего страшного, рука болит сильно, на груди так, царапина, ребро может сломано, больше ничего, а вот с рукой беда, — я указал на левую руку, и мужик принялся за нее. Когда, размотав бинт и оторвав подушку, что я накладывал поверх раны, «Ленин» начал осматривать дырку в руке, я чуть сознание не потерял.
— Эй, ты врач, что ли?
— Ну да, — как-то рассеянно ответил мужик.
— Чего там? — с надеждой на лучшее спросил я.
— Хорошего? Ничего! Если протянем еще пару дней, руку потеряешь, — безапелляционно заявил «врач-Ленин».
— А чего делать? — я реально испугался.
— Попробую охрану уговорить привести врача, — направился к двери сокамерник.
Как уж он уговаривал, не имею представления, потому как потерял сознание еще в начале его беседы с охраной, но вот пробуждение принесло с собой некоторое облегчение. Нет, рука болела просто адски, но обстановка вокруг меня вселяла уверенность, что, может быть, мне и повезет. Вокруг меня находились предметы явно не тюремной обстановки. Санбат, или даже госпиталь, хотя последнее вряд ли, не больно и важный я «винтик», чтобы меня, арестованного, в госпиталь отправили. Так и вышло, когда появился человек в грязно-белом халате.
— Ну что, преступник, очухался. — Хоть мне и не понравилось это обращение, но я улыбнулся. Сказано было явно с юмором.
— Ага, а где я, гражданин военврач?
— Я простой фельдшер. В санбате нашей дивизии, а ты думал где?
— Да без понятия, разброс-то может быть большим. От санбата до госпиталя…
— Ну, в госпиталь бы тебя не повезли, хотя и надо. На самом деле мы даже здание не покинули, у нас все вместе и госпиталь, и штаб, и особый отдел, и даже камеры. Вокруг все порушено, а тут такой дом подходящий.
— Для кого подходящий? — Во мне уже заговорила безопасность, просто это настолько очевидно, что сразу в глаза бросается. — Одна вражеская бомба, и все командование, во главе с особым отделом и госпиталем, на небесах!
— Да ругался наш комдив, да что толку. Нет в округе больше ничего, что бы подходило. Даже избы деревенские все сожжены. А тут раньше вроде как усадьба была, помещичья, вот ее и заняли.
— Понятно. Так что, доктор, вопрос о жизни и смерти сейчас не стоит, это особисты за меня подумают, но что с рукой-то?
— Я, как я уже говорил, не доктор, а всего лишь фельдшер. Новости у меня для вас не очень хорошие. Нужна операция, в таких условиях я сделать ничего не смогу. Даже инструментов пока нет. Только обещают. На базе батальона хотели впоследствии госпиталь развернуть. Если войска чуть дальше пройдут, то и штабы перенесут, может, тогда что-то получится. Так, что-то я разболтался тут с тобой, влетит мне…
Фельдшер ушел, так ни фига и не прояснив мне мое состояние. Эту проблему решили другие люди. Спустя час после ухода фельдшера появились два конвоира, а с ними знакомый капитан-особист.
— Бойцы, поднимайте этого болезного, — указал он на меня, — да спокойнее, в госпиталь его повезем.
Меня никто ни о чем не спрашивал, да мне и неинтересно особо было. Все, что нужно, я услышал. Вряд ли какого-то предателя повезут в госпиталь, оперировать. Больше пока мне знать и не надо.
— Извините, гражданин капитан, я не в ноги ранен, дойду сам, — подал голос я.
— Товарищ капитан, — поправил меня особист.
Ага, а вот и продолжение. Вообще, по-моему, все хорошо складывается. ОУНовцев наверняка еще не «хлопнули», и капитан их «выпотрошил», а узнав все, что нужно, вспомнил обо мне.
— Я дойду, ведите, — повернувшись к бойцам сопровождения сказал я.
Покинув здание, а ничего такой особнячок когда-то был, мы загрузились всей кодлой в «эмку». Неужели дорога есть? Как они на этой колымаге по снегу ездят? Оказалось, есть, причем вполне себе хорошо укатанная, это не та колея, по которой я на полуторке недавно полз. Ехали даже быстро, лишь изредка водитель притормаживал, когда встречались колонны войск. Много солдат идет, это уже похоже на наступление, не то что у нас в Сталинграде было. Я уже после освобождения города был приятно удивлен, когда увидел, сколько танков на фронт идет, это тебе не пара латаных, заплата на заплате «тридцатьчетверок». Новенькие, можно сказать, с иголочки, танки шли стройными колоннами. Молодцы все же командиры, что смогли-таки сэкономить эти машины, не бросая их в Сталинград, там их просто перемололи бы и все, хотя вместо танков там перемалывали нас… Знаете, где оказался ближайший госпиталь? Сам обалдел, когда появились на окраине.
— Что, сержант, знакомые места? — спросил сидевший на переднем сиденье особист.
— Да уж, — ответил я коротко, так как был увлечен разглядыванием руин. Да, это был Сталинград. Я опять возвращался в него, как будто тянет меня сюда. Как попал в это время, так все и шло к этой битве, потом бои в городе, госпиталь, опять в город. Вроде уж все, ушли месяц как отсюда, далековато уже были, так нет, опять вернулся.
— Товарищ капитан, а что, госпиталь в Сталинграде? — удивился я.
— Да, нашли тут одно здание, абсолютно целое, вот и приспособили. Там и у немцев было что-то вроде госпиталя, ну, или медсанбата. Врачей переправили сюда, и готово. Сейчас увидишь, почти приехали.
И точно. Через пару минут машина уже останавливалась возле двухэтажного здания старой постройки, может, оттого и целым осталось. Как капитан рассказал чуть позже, здесь только крышу восстановили да прибрались немного. Вообще, город, конечно, уже был плохо узнаваем. Там, где пару месяцев назад высились груды камней и мусора, сейчас были ровные, укрытые снежком улочки. Да-да, это теперь снова походило на город, с домами, улицами и прочими атрибутами. Вот только дома в основном представляли собой страшное зрелище. Кругом разносились голоса людей, вернувшихся в свои разбитые дома. Где-то стучал молоток, раздавались звуки, издаваемые пилой. Люди, что вернулись в Сталинград, уже отстраивали свой город, а помогали им в этом… немцы. Те немцы, что еще пару месяцев назад стояли здесь стеной, стараясь выбить нас за реку, теперь восстанавливают то, что сами и разрушили. На заднем дворе госпиталя, куда подкатила наша машина, сновало множество людей. Одни в белых, точнее очень сильно застиранных халатах, другие в форме, третьи кто в чем. Санитарки развешивали стираные вещи и бинты, кто-то из бойцов колол дрова. Странно, раненый и дрова колет. Хотя я ведь в Куйбышеве тоже без дела не сидел. Как только почуял, что раны не тревожат, так и включился в работу.
Меня притащили сразу в операционную. Она была пуста, и бойцы, помогая мне, поддерживая под руки, внесли внутрь. Операционная была пуста. Ни больных, ни врачей.
— Оставайтесь тут, я схожу, поищу кого-нибудь, кто нам скажет, что делать, — проговорил капитан и вышел за дверь.
Вернувшись через несколько минут с врачом, следак впал в ступор.
— Док, давай сегодня без выкрутасов, теперь уже не тороплюсь, — сделал я жест здоровой рукой, показывая безразличие.
— Сколько же я тебя уже латал? — От нашей беседы особист и впал в ступор, наверное, его удивили те панибратские отношения, что я позволял себе в отношении военврача третьего ранга. А дело в том, что я вновь оказался на столе у того пожилого дядьки, что уже чинил мне шкурку во время боев за город.
— Ой, даже со счета сбился, — серьезно ответил я.
— Кто-то тебя бережет, ты у меня как постоянный пациент стал.
— Ага, думаете, мне это радость приносит?
— Нет, не думаю, — задумчиво произнес врач, — ну, что, приступим?
— Давайте, только это, доктор…
— Ну-ну, говори, — подбодрил меня военврач.
— Если не получится спасти руку, то сделайте так, чтобы я отсюда вперед ногами вышел, ладно?
— Это что еще за пораженческие разговоры? — без тени юмора набычился старый врач. — Я, по-твоему, кто? Коновал?
— Даже в мыслях не было сравнить вас с ветеринаром, — хмыкнул я.
— Если бы мне было наплевать на вас, бойцов, я уже тебе давно бы и руку, и ногу мог отпилить, хватит болтать, ори уже!
И я заорал. Черт, как я орал в этот раз. Казалось, этот хренов интеллигент мне кости через отверстие в руке вытаскивает, скоблит и обратно сует. Даже не думал, что после танкового осколка в спину я буду испытывать такие мучения от раны в руку. Господи, да как же больно-то! Я и минуты, наверное, не продержался, хотя, как говорит сам военврач, это даже к лучшему.
Сколько длилась операция, что мне там делали, представления не имею, очнулся в палате. Чисто, тихо… Нет, кажется, кто-то недалеко воет. Покрутил головой, нет, рядом никого, значит, где-то в соседней палате или операционной.
Когда окончательно пришел в себя, чуть снова не упал в обморок. Руку не чувствую вообще. Думал все, хана, здравствуй, дембель инвалидный. Однако, повозившись, почему-то правая рука оказалась привязанной к кровати, я сумел немного стащить одеяло, пришлось активно шевелиться. Левая, раненая, рука оказалась примотанной к телу, ага, это чтобы наверняка, вдруг очнусь да размахивать стану. Желания у меня такового не было, хотелось сейчас только одного, жрать. Казалось, не ел уже вечность. Хотя поторопился я, сказав, что хотелось одного, еще в туалет очень хочется, причем как бы не сильнее, чем есть. Блин, вот на фига было меня привязывать? Сейчас бы встал да сходил отлить, ноги-то целы, да и чувствую я себя намного лучше. К счастью, в палату заглянула санитарка.
— Милейшая, не соблаговолите ли вы меня отвязать, до ветру хочется, аж сил никаких нет?
— А вы не будете больше драться? — с укором спросила сестричка. Молоденькая деваха, лет девятнадцать или двадцать, с красивым, в меру курносым носом и грустными серыми глазами, смотрела на меня, не отводя взгляд.
— Чего-чего? — спросил, приходя в себя от лицезрения девичьих прелестей, ну, тех, что выделяются.
— Делайте свои дела, — проговорила девушка и вышла из палаты, наверное, чтобы не смущать меня. Утка подо мной была холодной, я уже как-то и привык ими пользоваться, не раз приходилось.
Закончил с туалетом, и девушка появилась, как будто подсматривала. Ловко выдернув из-под меня утку, вновь исчезла, как мимолетное видение. Черт, ни фига ведь не отвязала, в сердцах выругавшись, подумал я. Лежать было неимоверно скучно. За какие такие грехи меня положили в отдельную палату? Или я все же под следствием? Попробовал пошевелить пальцами на раненой руке, с трудом, но получалось. Блин, вообще ведь никаких новостей, хоть бы уже определились, что ли, враг я или уже не враг. Словно в награду за томительное ожидание к вечеру явился капитан, особист который.
— Ну, привет, как здоровье? — ехидно начал он издалека.
— И вам не хворать! — грубо, но спокойно ответил я.
— Чего, извелся уже? — улыбаясь, подмигнул особист.
— Есть такое дело, — кивнул я.
— Ну и гнездо ты разворошил… — капитан снял фуражку и вытер лоб платком. Странно, где он вспотеть успел, на улице март месяц.
— Я не специально, — потупил глаза я.
— Да уж, специально ничего бы не получилось. Как ты догадался, что Мосийчук «казачок»?
— Да никак. Если бы сразу понял, сам бы его и уработал, или спеленал и к вашим отнес.
— А ты что, не наш? — с каким-то хитрым прищуром спросил особист.
— Я работников особого отдела имел в виду.
— Ясно все, короче, мне тут предложили тебя к нам на службу пригласить. Когда поправишься, конечно.
— Это куда, в особый отдел? — Я аж подавился.
— Да, ну как, согласен? — живо ответил капитан.
— Товарищ капитан, а что я у вас делать-то буду? Я же солдат, штурмовик, снайпер, да кто угодно, но уж никак не оперативник.
— Оперативниками не рождаются.
— Нет, это вряд ли, — с сомнением проговорил я, — у вас работать это даже мыслить надо совсем по-другому, а я? Извините, товарищ капитан, но я не хочу выглядеть глупо или, хуже того, провалить какое-нибудь важное дело.
— Я же говорю, научим всему, никто в «поле» тебя сразу и не выпустит. Поедешь в Москву, закончишь курсы. Так как ты не рядовой, получишь звание старшины, вот потом и работать.
— Товарищ капитан, ну вот вы сами верите, что из пехотинца можно сделать опера? Только честно.
— Честно? Не из каждого, но можно. А из тебя точно получится. — Ишь как обхаживает, что они такого во мне нашли.
— Вот бы узнать, кто это такой глазастый, что рассмотрел во мне оперативника?
— Генерал Иволгин, — тут же был дан ответ.
— Так и знал, он еще в Сталинграде что-то в этом роде предлагал. Как он?
— Тяжело ранен, в госпитале. Сегодня был у него.
— Вот же, а что с ним случилось, вроде как от передовой-то он далековато был? — удивился я.
— Эта сука, Мосийчук, когда за ним пришли, на рывок пошел, стрельбу затеял, вот и попал прямо в генерала.
— Живым взяли?
— Ага, чуток попортили шкурку, но ничего, через пару недель начнем уже активную работу. Сейчас пока так, помаленьку обхаживаем.
— Товарищ капитан, если ваше предложение не приказ, то я откажусь, — я честно и прямо высказал особисту то, что думал, — извините.
— Конечно, не приказ, но думаю, за Иволгиным не заржавеет и приказ оформить. Выйдет вот из госпиталя, посмотрим… — многозначительно произнес капитан.
— Ну, вот прикажут, тогда и будем посмотреть, а пока — нет, — выпалил я и через секунду опять добавил: — Извините.
— Ладно, к этому разговору мы еще вернемся.
Я кивнул.
— Как скажете.
Капитан долго не засиделся. Практически как получил ответ, так и начал собираться. Я лежал и думал, надо ли мне это? Ведь там, на учебе, или непосредственно перед ней, меня же начнут крутить, что помню, что знаю. Будут следить за каждым словом и движением, а я себя знаю, «отмочу» что-нибудь, потом расхлебывай. Нет, однозначно не хочу.
Через две недели, так больше и не спросив моего мнения, меня поставили перед фактом. Просто принесли предписание явиться в особый отдел, за документами и направлением на учебу в памятный мне по ранению Куйбышев. Почему туда? А фиг его знает, но в предписании ясно сказано. С рукой почти все в порядке. Почти выражается в неработоспособном мизинце, почему именно его заклинило, никто не знал. Док вообще пугал, что рука может не восстановиться, однако все работает, кроме злосчастного мизинца. Палец застыл в полусогнутом состоянии, и ни туда, и ни сюда. Иголкой кололи, боли тоже не чувствую. Плюнул, ладно хоть мизинец и на левой руке.
Через три дня я, с тощим сидором за плечами, сходил на вокзале будущей и прошлой Самары. Меня никто не встречал, самому предстоит найти адрес, мне тут особист его записал. Школа НКВД представляла собой… да школу и представляла, только не большую, не как в будущем. Здание в два этажа, П-образной формы, со спортзалом и столовой, в разных концах. На входе у меня потребовали документы, предъявил «писульку», что дали с собой в госпитале, ну и предписание от особиста. Направили в кабинет на втором этаже. Там какой-то усатый, с майорскими звездами на погонах, мужик, молча прочитал мои документы и послал меня. В прямом смысле.
— Чего они там, сдурели, что ли? — злобно и недовольно произнес он. — У меня занятия идут уже два месяца, кто тебя будет подтягивать?
— Я не знаю, товарищ майор, — пожал я плечами.
— Нет, я не могу принять. Наверстать уже не успеешь. Много пропустил.
— … — Я лишь молча стоял, обдумывая, куда теперь.
— Вот что. У тебя ведь отпуск должен быть, по ранению?
— Да не нужен он мне, все и так прошло уже.
— Мне виднее. Оформим тебе документ, съезди, отдохни недельку на родине, а потом возвращайся в часть.
— Тут вот какое дело, товарищ майор… — замялся я.
— Что?
— Я не помню, где у меня дом…
— Да, я читал в документах, что у тебя проблемы с памятью, ладно, в архив запрос сделаю, завтра зайди, получишь ответ.
— Товарищ майор, а нельзя мне просто документы на проезд выдать, я бы сегодня же в часть уехал, не надо мне отпуска.
— Зря отказываешься, когда еще возможность будет.
— Если можно, я бы увольнительную на пару дней хотел и проездные до Сталинграда.
— Зачем тебе туда, тут вон написано, ты там воевал? Что, соскучился уже?
— Да, друзей помянуть, просто посмотреть хочется, как город восстанавливают.
— Договорились, а жив будешь, через четыре месяца тебя жду. Вот, — майор протянул мне листок бумаги, — отдашь в особый отдел своей дивизии. Если сочтут нужным, то на новый набор, через четыре месяца, отправят вновь. Документы на проезд получишь в канцелярии, вот, — он протянул мне еще одну бумагу, — отдай там и все получишь. Как понял?
— Все понял, товарищ майор, разрешите идти? — встав по стойке смирно, отчеканил я.
— Иди, сержант, иди, выздоравливай. Береги себя, ну и врагов бей, как положено!
— Есть, — я развернулся и направился к двери.
— Сержант, а это не ты больше ста немецких солдат и офицеров в Сталинграде положил? — вдруг донеслось до меня.
— Говорят, что я.
— Как это, а сам, стало быть, и не знаешь? — удивился майор.
— Да всякое бывало, чего их запоминать, товарищ майор, их убивать нужно, а не помнить.
— Это точно, прощай.
Вот блин, правда, говорят, как год начнется, так и пройдет. Встретил Новый год в госпитале, вот и болтаюсь, как дерьмо в проруби, уже столько времени. Ребята у меня там воюют, а я тут прохлаждаюсь. Надо ехать скорее, хотя в Сталинград все же заеду. Я немного лукавил, конечно, не просто так я в город хочу попасть. Там нычка у меня есть, а город восстанавливают, могут тайничок найти или просто в землю закатают. В одном из почти неповрежденных домов сделал. Оружие там, боеприпасы, золото, деньги, на удивление, как наши, так и немецкие. Нет, а что, я должен был все до копеечки сдавать? А кому, крохобору старшине, у которого зимой снега не выпросишь? Нет уж, все себе оставлю, только вот как тащить? Может, новый схрон оборудовать, а то у меня даже пулемет есть, немецкий, трофейный. Поймают меня с таким арсеналом, и поеду опять к особистам, только уже не на учебу, а как наглядное пособие, для будущих оперов.
В город я прибыл поздним вечером и начал искать жилье, переночевать нужно, да и выспаться. В поезде всю дорогу новобранцы шумели, так и не смог заснуть. В центре ловить нечего, там сейчас еще завалы расчищают, а вот в старых, частных домах люди живут, вернулись, точнее, кто уходил. Эти места были довольно быстро захвачены врагом и удерживались, будучи тылом. За счет окружения сильных боев с применением крупной артиллерии на окраинах не было, поэтому и дома сохранились. Постучав в одно из окон, пошел к крыльцу. Через минуту дверь приоткрылась и в проеме возникло лицо.
— Кто таков? — спросил человек, по виду дед лет ста.
— Служивый я, с госпиталя еду, переночевать не пустите? — спросил я, представившись.
— Чего ж не пустить-то? Ты ж не немец, заходи. Только вот накормить почти нечем, картошки осталось чуток, вчера варили с бабкой, да хлеба краюха осталась. Завтра только привезут, обещали.
— Так мне и не надо, это еще я вас угощу, — улыбнулся я. У меня с собой хороший паек был, в Куйбышеве майор начальник школы НКВД распорядился, чтобы дорогой не голодал.
— Ну, так ты, значит, вообще желанный гость в доме будешь! — воскликнул дед, а глаза так и сверкнули. Дед, какой он на фиг дед, мужик лет под шестьдесят, не больше. Когда дверь распахнулась во всю ширь, я увидел хозяина целиком. Да он без ноги, оказывается, вот и выглядит так старо, наверное, хлебнул сполна.
Раздевшись в сенях, я прошел в единственную комнатку. Тут уже меня встретила и хозяйка, женщина лет пятидесяти — пятидесяти пяти.
— Здравия желаю, хозяева, сержант Иванов, родные Сашей назвали.
— Ну, тезка, значит, я Александр Васильевич, это, — дед указал на женщину, — жена моя, Настасья Андреевна. Востриковы мы.
— Вот у меня тут с собой еды немного, угощайтесь, — предложил я, развязывая сидор.
Хозяева даже не встали со своих мест. Стесняются, что ли? Начал выкладывать продукты на стол, а у людей глаза расширялись от увиденного. Да, поголодали люди, если от взгляда на две буханки хлеба у них разве что слюни не текут. Опять захотелось выругаться да козла Адольфа вспомнить.
— Извините, Саша, — вдруг проговорила Настасья Андреевна.
— Да? — отвлекся я от мыслей.
— У нас тут в соседях детки живут, четверо их. Мамку у них фашисты замучили, отец вроде воюет где-то. Самая старшая, Нина, всех на себе тащит, а ей всего тринадцать годков.
— Да, конечно, зовите их всех сюда, поделим паек поровну.
— Ты, жена, чего делаешь? — строго, я бы даже сказал, зло, вдруг вступил в разговор хозяин дома. — Боец из госпиталя, ему восстанавливаться нужно, а ты у него весь харч забрать хочешь?
— Вот уж давайте без этого, я не сегодня, так завтра в части буду, а вам тут жить, хоть чем-то помогу, раз уж город мы вам не сохранили.
Споры утихли, а хозяйка, выставив котелок с остатками картошки, убежала за соседскими детьми. Надо было видеть последних. Худющие, сильно изможденные, но воспитанные. Войдя в дом, поздоровались, никто не кинулся к столу, хотя глаза у всех были широко распахнуты и горели огнем.
— Так, ребята, давайте к столу, да только не спешите, а то еще животы прихватит, — произнес я, нарезая ножом хлеб.
Ужин затянулся почти на час. Несмотря на очевидный голод, ели все спокойно и явно наслаждались вкусом. У меня с собой и сало свежее было, и колбаса копченая, о тушенке вообще не говорю. Детки, когда увидели банку сгущенки, казалось, бросятся обнимать меня. Я опередил их, достав вторую банку и подтолкнув к ним.
— Ешьте спокойно, всем хватит! — подбодрил я.
Примерно в одиннадцать часов вечера хозяйка проводила деток, а мы с тезкой Васильевичем уселись на крыльце курить.
— Где ногу потеряли, Александр Васильевич? — спросил я.
— В гражданскую, при обороне Царицына, — задумчиво ответил хозяин.
— О, так вы, стало быть, тоже защитник города? — удивился я.
— Можно и так сказать, только уж больно вражина сейчас серьезный, нам полегче было.
— Война всегда тяжело, — заметил я, — неважно, какой враг.
— Тоже верно, а сам где шкуру-то повредил?
— Да здесь, недалече. Километров сто на запад.
— Стало быть, немца уже туда угнали?
— Местами, топчемся пока, немец оборону выстроил хорошую, время у него было.
— Ясно, а здесь, видишь, люди стали возвращаться, город, думаю, будут восстанавливать.
— Конечно, будут, это же Сталинград! Да и вообще, отстроят, лучше прежнего будет.
— Знаешь, какой он был красивый раньше? — спросил с тоской дед.
— Представляю с трудом, все больше видел его именно таким. Таким и запомню.
— Ну, отстроим, не узнать будет. Постой, а что ты говорил о том, что видел его разрушенным? Когда это?
— Так я, Александр Петрович, повоевал здесь малехо, — почесал я затылок.
— Да ты что? — вскинулся хозяин. — Так ты из защитников, а мы тебя объедаем!!!
— Бать, давай не будем, пожалуйста. Если уж на то пошло, то из-за нас фашисты вообще сюда дошли, так что оставим это, прошу как человека.
Разговор был очень длинным, засиделись почти до трех ночи. А мне ведь еще вылазку нужно сделать, не днем же. Кое-как разошлись по койкам. Попросил кинуть мне чего-нибудь на веранде, дескать, там посплю, не замерзну. На самом деле, оттуда уйти легче, чтобы хозяева не видели. Хозяин, кстати, бутылочку немецкого шнапса из запасов вытащил, когда узнал, что я воевал за город, так что накатили слегка. Васильевича накрыло не по-детски, а я все больше пропускал мимо, так что вполне трезвый. Главное, на патрули не нарваться, а то сразу звиздец. Вон хозяин рассказывал, ночью стреляют на движение. Двух женщин и одного старика патрульные за последнюю неделю застрелили. А все потому, что недобитки до сих пор прячутся по щелям. Невероятно, но факт, хозяин поведал, как буквально вчера группу из четырех оборванцев задержали при расчистке завалов, а те ни бельмеса по-русски, румыны оказались. Вот местные уже и научены горьким опытом, на улицу ни шагу, хотя с голодухи выходят, в надежде что-то найти, и находят пулю. Я двигался среди развалин почти на пузе, патрулей… обалдеть сколько, и все НКВДэшники. Но пролез до нужного подвала все-таки удачно. Если бы я здесь столько в прошлом году не отползал, хрен бы решился, только благодаря тому, что местность знакома, я и вылез. Тайник был на месте, это тот, что с деньгами и золотом. Ну, пару пистолетов в нем и три гранаты я не считаю. А вот к оружию я решил пока не ходить. Все равно не дотащу, и тяжело, и громоздко, скрытно не пройти. Оставлю наводку Васильевичу, может, он более рационально распорядится. С золотом и деньгами вот какая штука получилась. Я ведь не по карманам у фрицев их собирал. Это мы машину обстреляли с какими-то гансами размалеванными, у них с собой целый чемодан был этого барахла. То ли награбленное, то ли свое, то есть такое же награбленное, только ранее, но чемодан был тяжелый. Мы с Петрухой аж охренели, когда открыли. Там такие цацки были, от одного вида любой коллекционер с ума бы сошел. Напарник хотел сдать, но я убедил его оставить, дескать, на черный день. Вот и сейчас хочу все перепрятать получше где-нибудь на окраине, а вдруг и пригодится.
С чемоданом пробираться было сложнее, перетаскивать его волоча много шума, а нести никак, постоянно залегать приходиться. Делая не больше метра в минуту, я двигался назад, к дому гостеприимных хозяев. А когда вошел на веранду, то меня уже встречали. Оба супруга смотрели на меня странно, даже не понять, чего во взгляде больше, злости или страха.
— Александр Васильевич, тут такое дело… — начал я.
— Не надо, раз куда-то ходил, значит, так было нужно, — перебил меня хозяин.
— Так точно, — выдохнул я.
— Нормально прошел, не видели?
— Да, думаю, что если бы увидели, то вряд ли бы мы сейчас разговаривали.
— Далеко ползал, — Васильевич указал на грязную форму.
— Да не близко, до Солнечной.
— Ничего себе! — удивился хозяин. — Путь и правда неблизкий.
— Да уж, а НКВДэшники еще те зубры, еле пробрался.
— Экий ты ловкий, как и смог-то?!
— Так говорил же, в домах бы заблудился, до войны, я имею в виду, а по развалинам как дома.
Хорошо, что чемодан я, перед тем как войти в дом, оставил на улице, за поленницу положил, там как раз было свободное место. В конце разговора с хозяином дома, когда остались наедине, рассказал о большом тайнике оружия, пусть сдаст властям, ему плюс будет, только надо легенду хорошую придумать о том, как ему известно стало об этом. Но, думаю, это не будет проблемой, люди здесь постоянно лазают по городу, в попытках найти что-то нужное, так что прокатит, думаю.
Зачем мне вообще эти цацки? Да вот хрен его знает, наверное, стереотип из будущего сработал, раз ценности, надо брать, тем более учету они не подлежат, там столько всего, что явно не с одного места украдено. Наверняка всякие дворянские украшения, тут ведь и золотые изделия, и камни, да что говорить, ну хапнул, и хапнул, лишним не будет. Я вообще сюда как попал, ни о чем таком и не думал, а тут как увидел, что-то щелкнуло. Утром, прогулявшись до окраины города, нашел местечко, где еще явно долго никого не будет, ну, если только мародеры какие. Это было небольшое немецкое кладбище, вот следующей ночью, подкопав под один из крестов, я и сныкал все эти сокровища. Деньги в бумагу замотал, была у меня хорошая, провощенная, форму новую получал, а бумагу не выкинул, вот и упаковал. Конечно, долго она не выдержит, упаковочка-то не герметичная, но сколько пролежит, столько и пролежит.
Вернувшись после похождений к месту ночлега, был неприятно удивлен. Не сказать, что я не предполагал такого развития, но все же было неприятно. В доме было людно и сильно накурено. Дед, в смысле хозяин дома, сидел в углу и отсвечивал явно побитым лицом. Хозяйки было не видать.
— Ну, нагулялся, сержант? — встретил меня вопросом рослый младший лейтенант НКВД.
— А в чем, собственно, дело? — сделал я удивленные глаза.
— Что ты делал в городе ночью, да еще и две ночи подряд?
— Гулял, мне дали двое суток на нахождение здесь после госпиталя, вот я и гулял, вспоминая места, где повоевать пришлось.
— А почему схрон с оружием не сдал еще тогда, во время боев? Себе оставил, а зачем? Готовил преступление?
— Товарищ лейтенант, вы вообще о чем? Я сержант гвардейской дивизии, воевал здесь, был ранен и потерял тут много друзей, почему я не могу тут бывать? А что до оружия, так я сам его случайно нашел. Не сдал, потому как знал, что нарушаю порядок, гуляя ночью, вот и сообщил хозяину дома. Мог ведь и не говорить, так?
— А что еще ты нашел, а сегодня ночью утащил куда-то? — внимательно глядя мне в глаза, спросил НКВДэшник.
— Это личное, товарищ лейтенант…
— Не может быть в армии ничего личного, кроме обмундирования, да и то казенное.
— Я друга перезахоронил. Зимой, во время боев было никак, да и ранен я был, а тут нашел и отнес останки на воинское кладбище.
Это было почти правдой. Парня, что погиб во время боев, я действительно похоронил, только вот никуда не носил. Нашел останки в том подвале, где у меня нычка была, там же и закопал. Когда сныкал на немецком кладбище чемодан, дошел до нашего, советского, и там поработал лопаткой, якобы тут хоронили кого. Благо там братская могила, до костей всего с метр, так что если будут проверять, а теперь я даже уверен, что будут, то обязательно наткнутся на кости. Так что с этой стороны я себе задницу вроде прикрыл. Но дед, бля, вот на фига он полез к НКВДэшникам именно сегодня? Пошел бы завтра, и все было бы в ажуре, а теперь и самому досталось. Почему его даже побили, ума не приложу.
— Где чемодан с золотом? — вдруг рыкнул лейтеха, как бы отвечая на мой не высказанный вопрос. Вот теперь ясно, дед, зараза, когда-то успел найти в сарае чемодан и даже поглядел в него, поэтому, видать, и побежал меня сдавать. Большевик хренов. Без ноги, а все туда же, выслужиться решил. Ну и пусть, на него я в принципе обиды не держу, однако усердие НКВДэшника мне не понравилось.
— Вы о чем? — искренне удивился я.
— Ты знаешь о чем! Плотников, ну-ка, выведи отсюда всех, живо!
Подбежавший рядовой схватил деда и, тычками заставляя двигаться, потащил к выходу. Оставшиеся два бойца тоже вышли.
— Говори, умрешь не мучаясь, — предложил мне лейтенант.
— А ты значит, — я тоже перешел на повышенный тон, — решил разбогатеть по-тихому, так?
— Сука! — выплюнул тот и бросился на меня.
Зря он бойцов отослал, тогда у него были бы шансы. Уйдя в сторону от несущегося мне в челюсть кулака, схватил лейтеху за рукав и, направив его порыв дальше, воткнул его в стену. Застонав, тот раскрыл было рот, но накрыв его ладонью, я достал нож. Да, не думал я, что вот так и кончится моя спокойная жизнь в СССР. Сам себе вырыл яму с этими цацками. Знал же, что не приносят они людям ничего хорошего, но все же полез, эх, жадность двадцать первого века… Вытерев нож о форму лейтенанта, я вытащил пистолет у него из кобуры. Черт, как бы без этого обойтись, а то сбегутся сюда все, кто сейчас в городе есть.
— Плотников, — крикнул я, решившись.
Когда в дверь скользнул боец, я нанес ему удар ножом в грудь. Стоял я сбоку, поэтому тот, вбегая, меня не видел. Поддержав труп, конечно, наверняка же бил, перекинул ТТ в правую и шагнул в сени. Тут был только один боец, последний, видимо, увел куда-то деда. Направив на рядового пистолет, я левой рукой показал тому, чтобы молчал. Этот дуралей решил орать.
— Трев…
Все же я был всего в метре от него и ударом по голове отправил в нокаут. Направив пистолет на дверь, что вела на двор, я приготовился. Ждать пришлось недолго, влетевший с автоматом в руках последний боец, кстати, сержант, не успел даже поднять ствол. Пуля из ТТ, проделав маленькую дырочку в его груди, сделала свое дело. Автомат выпал из рук сержанта, а я выстрелил уже прицельно в голову. ТТ хороший ствол, дури в нем до хрена, за счет патрона, но этот же патрон и портит все дело. Имея большую пробивную силу, он обладает малым останавливающим действием, иногда в бою противник даже не замечал сначала, что в него попали, сам видел. Но второй в голову поставил точку.
Так, где дед и хозяйка, да и соседей, детей проверить нужно, слышали или нет. Выйдя на двор, где до войны наверняка скотину держали, обнаружил сразу всех. Чета Востриковых, соседские дети, все лежали дружно в углу, заколотые штыками. Суки, это я про героев НКВД, и я еще себя преступником чувствую, убив их? Черт, что делать-то? Ведь мне же ни фига не поверят, что это чекисты тут всех уделали, а я, значит, весь в белом и пушистый порешил зажравшихся энкавэдэшников. Черт, черт, черт! Одно хорошо, рядом больше жилых домов нет, ближайший, где какая-то бабулька живет, на соседней улице стоит, там меня и не видел никто.
Выскочив на улицу и убедившись, что никто не бежит на выстрелы, да и не слышали их явно, в доме стрелял, я кинулся обратно. Найдя лопату, принялся прямо во дворе копать яму. Три часа не разгибаясь ковырял землю, еще не совсем отошедшую после зимы. Углубившись примерно на полтора метра, перетащил всех убитых гражданских в нее и принялся закидывать. Уже светало, когда я, сторожась каждого шороха, выбрался на окраину. Невдалеке за спиной оставляя горящий дом Востриковых. Заметаю или нет, но следы я постарался уничтожить. Трупы чекистов расположил так, будто они сами друг дружку постреляли, специалист, конечно, разберется на раз, но я надеюсь уже быть отсюда далеко. Я там еще и золотишка чуток рассыпал, и денег, чтобы подальше завести следствие. Сам я решил валить. Даже не из города, а вообще. Дело в том, что найдя ночлег у Востриковых, я в первый же день отметился в особом отделе, указав и где буду жить, и когда съеду, так что, валить, даже без вариантов. Жаль, я привык жить в этой стране, все меня устраивало, ну, кроме беспредела НКВД. Причем ведь все от людей зависит, это не централизованный приказ так гнобить людей, это все на местах. Они же себя ей-богу царями ощущают, все могут, все дозволено. Так я и плюхал, стараясь идти там, где не было оживленного движения. Около девяти утра около меня вдруг остановилась полуторка. Открывший дверь водила, молодой парень, приглашающе махнул рукой.
— Куда тебе? — с улыбкой спросил парень.
Хороший вопрос. А, правда, куда?
— Да к фронту, в часть из госпиталя возвращаюсь.
— Поехали, немного подвезу, я к Калачу еду.
— Ну, так и я с тобой, возьмешь?
— Так фронт уже от Калача ушел, недалеко, но все же?
— А, там разберусь, — махнул я рукой.
Парень ехал пустым, говорит, раненых в госпиталь возил, обратно груза не дали, вот порожняком и едет.
Разговаривать не хотелось, да и парень видел, что я задумчивый сижу, и не особо лез с вопросами, отделавшись основными, кто и откуда, какое ранение. Немного, но пришлось поговорить.
Распрощавшись с водилой возле какой-то деревеньки неподалеку от Калача-на-Дону, я двинул к виднеющейся в километре рощице. Дело было к вечеру, темнело. Без труда найдя хорошее место, спрятал оружие. Чемодан-то в Сталинграде остался, я лишь взял из чемодана немного денег, рублей, да и чуток рейхсмарок прихватил. Сделав очередную ухоронку, потопал к городу.
А в Калаче, точнее, рядом, на подъезде к городу, меня и взяли. Рыпаться было бесполезно. Документов на нахождение тут у меня не было, видок был еще тот, поэтому спокойно дал себя арестовать. В конце концов, что они мне предъявят? Вряд ли следаки в Сталинграде уже все раскопали и связали меня со сгоревшим домом и трупами чекистов в нем. Дезертирство могут повесить, конечно, но я попытаюсь отбрехаться. Все-таки у меня проездные хоть и на фронт, но от НКВД, да и направление на учебу сыграет свое дело. Заперли в какой-то комнатушке в небольшом домике на берегу Дона. Даже покормить успели, прежде чем вызвали на допрос. Следователь, или как их тут сейчас называют, старший лейтенант, встретил меня спокойно.
— Ну, что, сержант, заблудился?
— Ага, — просто сказал я. Хорошо, что оружие не брал, даже нож, только за бабки будет спрос.
— Ты где должен быть? В районе Лисок?
— Да, машина подвернулась, вот и решил сюда заскочить, подарков ребятам в роту купить.
— Теперь они тебе подарки понесут, на зону, — заключил чекист.
— Да ладно вам, товарищ лейтенант…
— Гражданин лейтенант! Ты дезертир, штрафная рота тебя ждет.
— Гражданин лейтенант, — поправился я, — а ничего, что у меня увольнительная в Сталинград закончилась только-только? Мне же еще время нужно, чтобы к себе в часть доплюхать, автобусов-то на фронт не ходит.
— На прибытие даются сутки…
— Так вот они и закончатся только завтра утром, — в свою очередь перебил я чекиста.
— Умный, что ли? Ты где немецкие деньги взял?
— А это тут при чем? Мужики что сунули, с тем и еду.
— Ага, немецкая валюта у советского бойца, занимательно. Это мародерство называется, все равно трибунал.
— Слушай, лейтенант, ты что, генералом станешь, если меня в штрафную спихнешь, а? Какая тебе польза-то будет? Или что, деньги мои нужны, так забери их себе, а мне в часть надо…
— Ты себе смертный приговор только что подписал, — произнес чекист, доставая пистолет.
— Не дури, сам же сядешь, давай уже подпишу, что там тебе надо! — проговорил я, махнув рукой. А что, если к стенке не прислонят, так и в штрафной как-нибудь выживу. У нас в Сталинграде на левом фланге стояла рота, ничего, крепко мужики держались, и живые у них остались. Так что прорвемся. А клад мой, а и хрен с ним. Ну куда я пойду? Покинуть воюющую страну? Даже не смешно. Провернуть такое можно только от полной безысходности.
Лейтеха все-таки имел здравый смысл, стрелять не стал, но, дождавшись, когда я подпишу сляпанное наскоро «дело», продолжал пытать на тему денег. Говорить я не стал, поэтому был немного избит. Немного, это я так, по сравнению с болью от ранений фигня. Нос разбили, губы, по ребрам прошлись слегка, пожалуй, и все. А с утра, лейтеха, может, и мечтал продолжить, но появились люди званием постарше, и меня отправили на машине вместе с другими арестованными. Куда? Так, наверное, на фронт, куда ж еще-то. На деле довезли всего до переправы, а уже оттуда нас, всего оказалось десять человек, повели под присмотром молодого лейтехи пехом. Шли долго, устал, словно картошку копал. Отвык, если честно, подолгу ходить. В Сталинграде все больше на пузе или перебежками, а тут такой марш. Остановились на ночь в какой-то деревеньке, нам выделили целый сарай с сеном, было хорошо. Кормежки вот почти нет. Сухари и вода, скорее бы уже на место, что ли, может, на передовой накормят.
Под утро проснулся, услыхав какую-то возню. Открыв глаза, охренел от увиденного. Двое из тех, кого вели вместе со мной от Калача, по виду так откровенные урки, накинулись на лейтенантика и пытались его задушить. Вскочив, отшвырнул в сторону одного, а второй вытащил здоровый ржавый гвоздь, выставил его перед собой, угрожая уже мне.
— Отойди, сука, на пику посажу! — завопил бандит.
— Брось гвоздик, урод, а то из задницы его вытаскивать больно будет, — проговорил я, контролируя второго, который уже поднялся, но не решался рыпнуться.
Бандит не послушал совета. Сделав выпад, надеясь, наверное, что я буду стоять и смотреть, как он меня убивать будет, он вдруг осознал, что ему больно. Даже очень больно. Поймав его руку, я продолжил движение, лишая его точки опоры. Урка подался вперед, теряя равновесие, а я, сделав движение рукой вперед, завел его руку ему же за спину и с силой вогнал заточку чуть выше поясницы, только дотуда дотянулся. Бандит заорал, вертясь и пытаясь вытащить гвоздь, но я, дав ему пинка, отправил в полет на сено. Его пособник встал вдруг на колени и поднял руки, прося не убивать. Закончил дело очухавшийся лейтенант. ТТ в его руке смотрелся огромным, словно пушка, молоденький паренек, худой, да и ростом не вышел. Пистолет дважды выстрелил, и корчившийся с заточкой в спине бандит затих.
— Командир, кончай и второго, хоть и трус, но подлюга, чего от него ждать? — произнес я.
Остальные арестанты вели себя тихо, не приняли ни одну из сторон, просто стояли в углу сарая и наблюдали.
— Хрен с ним, днем на место придем, передам в особый отдел. Спасибо, кстати, — лейтеха протянул руку, ну, раз сам предложил, то я отвечу. Несмотря на явную худобу, парень оказался довольно крепким, рукопожатие мне это наглядно показало.
— Ты как, командир? — спросил я после того, как руки расцепились.
— В норме, спящим застали, суки, не думал, что усну, а вот…
— Бывает, Иванов я, бывший гвардии сержант.
— Лейтенант, Иванов, — ухмыльнулся наш сопровождающий, — имя-то есть?
— Саня, — просто произнес я, тоже улыбнувшись.
— Василий! — Мы вновь пожали руки.
— Эй, братва, помогите вытащить это говно отсюда, — попросил я. Двое отделились от общей группы и подошли. — Чего же не помогли лейтенанту?
— Да мы это, испугались… — растерянно произнес один из мужиков. Кстати, именно мужиков. Не было среди нас ни одного молодого парня, всем к тридцати, а может, даже и поболее будет.
— Эх вы! — вздохнул я. — Нам ведь срок добавят, если с ним что-то случится, не понимаете, что ли? Или сразу к стенке, что вероятнее.
Позавтракав уже надоевшими сухарями, лейтеха, кстати, тоже еды не имел, отправились в путь. Правда, пришлось еще бандита закопать, но это его напарничек старался, в одиночку.
К обеду мы и правда, как и говорил лейтенант, прибыли в большое село, где таких, как мы, оказалось больше сотни. Полноценная рота, правда, все без оружия, да и правильно это, наверняка среди них такие же есть, как и тот, что мы утром прикопали. Оставив нас под присмотром явных конвоиров, Василий умчался к начальству. А через полчаса меня вызвали туда же. Маленькая изба, покосившаяся вся, странно, что вообще еще стоит.
— Боец штрафной роты Иванов по вашему приказанию прибыл, — четко доложился я, вытянувшись перед командирами. А было их тут аж трое, включая нашего лейтенанта.
— Как же такой боец вдруг дезертиром стал? — удивленно, заглядывая в бумаги, спросил меня командир в звании капитана.
— Не по собственному желанию, уж поверьте, гражданин капитан.
— Товарищ капитан, ты не у следователя. Слышь, Егорыч, опять липового дезертира прислали? — обратился командир к своему товарищу, сидящему справа от него.
— Похоже, — кивнул тот. — Гвардеец?
— Так точно, бывший гвардии сержант. Сорок второй гвардейский стрелковый полк, тринадцатая гвардейская дивизия.
— О как, Сталинградский?! — воскликнул капитан.
— Так точно, товарищ капитан.
— Точно липовый! — кивнул своим мыслям тот самый Егорыч.
— Тебя в Калаче повязали? — продолжал расспрашивать капитан.
— Так точно, — вновь утвердительно кивнул я.
— Ясно, там идиот какой-то сидит на должности. У него по штрафникам прямо конвейер, через одного дезертиры. Ага, Сталинград прошли и в дезертиры подались, верю, — жестко проговорил капитан, — капитан Николаев, Михаил Андреевич.
— Бывший сержант. Иванов, Александр Сергеевич.
— Как Пушкин! — улыбнулся капитан Николаев.
— Вы не первый, кто это говорит.
— Понимаю, ладно, есть хочешь?
— Так все хотят, товарищ капитан, — вздохнул я.
— Всех как раз сейчас кормят, а ты здесь поешь. Иванов, крикни там старшину, пусть принесет нам обед, мы тоже еще не ели.
Обед у командиров, особенно после сухарей, был просто волшебным. Поели, поговорили. Оказалось, капитан Николаев, вместе с командиром взвода Онищенко, тем самым Егорычем, вместе командуют отдельной штрафной ротой еще от Воронежа, с прошлого года. Иванов был назначен командиром второго взвода, а меня они хотели сунуть в третий, так как кадровых не хватало. Я согласился, опыт какой-никакой все же был, но сразу сказал, что был простым снайпером, на взводе практически только числился. Узнав, что я снайпер, капитан тут же все переиграл.
— Вот и будешь дальше счет пополнять, раз умеешь это делать. А то у нас больше всего гибнет бойцов при атаках, сам понимаешь, артподготовка бывает не всегда, да и толку от нее иногда столько, что проще вообще без нее. А меня одного на роту не хватает.
— Командир у нас в декабре сорок первого под Москвой как раз снайпером начинал, — пояснил Егорыч.
— Так вы ученый, а я так, стрелять немного научился, да и все на этом.
— Сколько на счету? — уставился на меня Николаев.
— Да я не знаю, Петро у меня бухгалтерию вел, напарник мой. Студент.
— Ой не ври, если б сам не был снайпером, не спрашивал бы, так сколько?
— Около сорока, — скромно, отведя глаза, ответил я.
— Вот врун, ладно уж, скромник. Вечером выдам тебе винтовку, остальные на передовой будут получать.
— А когда на «передок»? — спросил я.
— Скоро. Думаю, что не сегодня, так завтра, да, пешком идем, уже сообщили, транспорта не будет.
— Как-нибудь дотопаем, — вздохнул Онищенко.
— Ты, кстати, из чего работал? — вдруг спросил у выхода капитан.
— Из «маузера», — ответил я.
— Ого, а где взял? Трофей?
— Да, зачистили в городе домик, когда атаковали позиции, вот бойцы и нашли. А взводный мне отдал, так как видел, что я стреляю неплохо.
Разговор на этом кончился. Я пошел к хате, что выделили нам под постой. Найдя уголок, завернулся в шинель и уснул. Разбудили меня ближе к вечеру.
— Слышь, сержант, там командир тебя зовет, — толкнул меня в плечо один из бойцов. Ого, уже солдатская почта сработала, знают, что я сержант.
— Иду, — бросил я и, встав и отряхнувшись, вышел на улицу.
— Проснулся, хорошо. Вот держи, — капитан протянул мне винтовку, — «Маузера» у нас нет, вот, «Светку» попробуй.
— Да я пробовал, хорошая винтовка, — сказал я.
— Вот, а то бойцы все ругались раньше, говнистая, говорят, отказывает часто.
— Ага, а немцы такие дураки, что все трофейные СВТ себе прибирали, — ответил я. — Ухаживать нужно, нежная она, вот и все дела.
— Точно. Патронов, правда, пока мало, но на месте получишь с избытком. В этом у нас проблем уже не бывает, не сорок первый.
— Ладно, разрешите пристрелять?
— Да где? Здесь не надо, войск кругом полно. Шмальнешь куда-нибудь, а там бойцы.
— Как прикажете, — отдал честь я.
— Свободен, сержант. — О, командир по званию зовет, хорошая примета. Хотя я видел, как на меня смотрит Иванов, наверняка ведь рассказал, как его убивали.
Хоть меня вроде и за снайпера поставили, но все же и за взвод отвечать буду я. Пойду, привычным уже делом займусь. С лета прошлого года меня столько раз уже просили подтянуть бойцов. Уже обдумывая план действий, внезапно отринул его. Вот не хочу я заниматься с ними, не лежит у меня душа. Вновь, как и при возвращении из госпиталя в январе, накатила какая-то апатия. Ничего не хочу, только в оптику смотреть да врагов убивать. Можно еще и пару-тройку особистов к ним добавить, только рад буду. Все же, выяснив у бойцов, кто кем и где служил, назначил отделенных командиров. Нехилый у меня взвод оказался. Шесть только сержантов, один старшина, два ефрейтора, остальные рядовые. Что примечательно, больше половины из гвардейских дивизий. Что за поветрие такое. Старшину вон вообще из обоза в штрафники сослали. Поговорил, выяснилось, что этот старый дурак, а как его еще назовешь, мужику под пятьдесят, залез на бабу командира батальона. Естественно, тот его и сослал в Сибирь, тьфу, в штрафную роту, конечно. Сержанты тоже через одного, кто с офицером подрался, кто напился не вовремя. Поболтал со всеми, решил, что все-таки нужно о своих людях, хоть и формально подчиненных, знать побольше.
Сам я все время думал об одном. Как скоро вскроется моя деятельность в Сталинграде. Припишут мне убитых чекистов или нет, сижу вот и думу думаю. Если нормальное расследование будет, естественно, всплывет и мое участие. Надеялся я все-таки на то, что в той чехарде, что творится сейчас в городе на Волге, не станут чекисты сильно копать. Ну, правда, хватит мне и так, шесть месяцев штрафной роты это серьезное наказание.
Ночь прошла так, словно и войны не было. Спал как убитый, до самого подъема. Утром, едва успев умыться и перекурить, был вызван к командиру.
— Здорово, как спалось? — встретил меня капитан рукопожатием.
— Спасибо, отлично, — честно сказал я.
— Ну и хорошо. Собирай взвод, готовь людей к маршу.
— Вопрос можно?
— Спрашивай, — кивнул командир.
— Куда, если не секрет?
— Общее направление — Луганск.
— Ясно, разрешите идти?
— Выступаем через два часа, свободен!
Построив людей, я велел привести себя в порядок и подготовиться. Кто-то начал перематывать портянки, кто-то просто сел курить. Я, подозвав одного из бывших сержантов, попросил найти мне внимательного бойца, из молодых. Сержант справился быстро, рекомендовав мне паренька, бывшего артиллерийского наводчика, дескать, парень и с оптикой работать умеет, и поле видит хорошо.
— Как звать? — обратился я к парнишке.
— Иваном, — бодро ответил боец.
— Как у тебя с наблюдательностью?
— Командир орудия не жаловался, я из противотанкистов.
— Это хорошо, там соображать нужно быстро. «Прощай, Родина»?
— Именно, зря их так называют, хорошие пушки, снаряды говно попадаются, а стволы нормальные. Я осенью три танка сжег, пока в нас не попали.
— Как же уцелели-то?
— Так и не уцелел никто, кроме меня. Меня только оглушило, да об прицел чуть глаз не вышиб, а больше никому не повезло.
— Да уж, бывает и так. Лады, слушай сюда, видишь командира второго взвода, что своих строит?
— На том конце деревни? Триста двадцать, плюс-минус десять.
— Сработаемся! — заключил я. Да, с таким вторым номером любой снайпер асом станет. Мне даже неловко стало, он такой спец, а я лишь самозванец, по недоразумению нащелкавший кучу немцев.
Выдвинулись, как и сказал капитан Николаев, через два часа. Дорога дальняя, штрафников на машинах не возят, если только раненых. Удивило сразу отсутствие заградотряда. Очень хорошо помню, в Сталинграде такие были, а мы одни. Кстати, рота была укомплектована людьми, но снаряжение было… То-то я думал, чего это тут артнаводчик делает, а просто артиллерии у нас не было вообще, от слова совсем. Одно ружье ПТР на всю роту, и то наверняка кривое. А хорошо нынче пехоте топать, нет, из-за грязи, конечно, звиздец как устаешь, но вот авианалетов нет вообще. Такое впечатление, что у фрицев самолеты кончились. Так и вспоминаю прошлый год, так примерно тут и шли, выбираясь из котла, вот уж остались воспоминания, никогда не забуду. А так мешает только вездесущая грязь. Снега почти уже нет, лежит проплешинами, зато оттаявшая земля превратилась просто в болото. И это на дорогах, а как в полях? К вечеру, уже порядком уставшие, попали на откапывание застрявшего ЗиСа. Водила вез к фронту снаряды, поэтому вытаскивали его всей ротой. Он дорогу перегородил, сидел себе курил, а тут легковушка с какой-то «шишкой» едет. Водила из «эмки» подозвал к себе курильщика, последнему досталось по самые помидоры, вот нас, как проходящих мимо, да еще и штрафную роту, и заставили впрягаться. Вытолкнув этого неудачника, мужик из «ЗиСа» уже и сам предвкушал ссылку в штрафную роту, переглянулись с парнями и заржали. Командир из «эмки», увидев неуставной юмор, тут же «натянул» нашего кэпа. Побрели к обочине и начали приводить себя в порядок.
— Товарищ капитан, разрешите обратиться? — подойдя к командиру, который вытряхивал грязь из сапог, козырнул я.
— Валяй, сержант, чего случилось?
— Может, отойдем метров на триста, во-он, к тем деревьям, там и почистимся?
— Зачем куда-то отходить?
— Товарищ капитан, через час стемнеет, а тут место для ночлега хорошее. Там пруд какой-то, можно себя в порядок привести как следует, к тому же где мы ночью место будем искать? Люди устали, товарищ командир.
— Устали, — передразнил меня командир, — видишь, генерал-лейтенант еще здесь? То-то, попробуй, расслабься тут, сразу сам в штрафбат уеду.
— Ну, так не вечно же он тут будет, — удивился я.
— Конечно, а как уедет, сразу и пойдем туда, — указал командир на то место, что я ему только что предлагал.
— Есть, разрешите идти?
— Топай. Ты охранение выставил, кстати? — вдруг вернул меня на землю Николаев.
— Что? — сделал вид, что не понял вопроса.
— Поставь пару бойцов почище у дороги, пусть по сторонам смотрят.
— Есть, — повторил я и потопал к своим.
— Далеко, не достанешь! — прошипел мне в ухо мой новый наводчик.
— Хрен ли далеко? Ты мне расстояние выдавай, да за ветром следи! — фыркнул я.
Да согласен я, что далеко, тут метров семьсот, наверное, даже в бочку не попаду. Мы лежим на холмике, как я уже сказал, метрах в семистах от цели. Целью было небольшое село, ага, даже почти не взорванная церковь есть. Рядом с большим зданием, наверное, сельсовет какой-то, вот там я и разглядел немецких офицеров. Наша рота получила задание выбить немцев из села. Так вроде бы ничего особенного, да вот у немчуры там два танка, два БТРа и не меньше роты пехтуры. А нас… Ладно хоть оружие успели уже получить буквально два часа назад. Патроны, обещанные командиром, подвезли в количестве пятидесяти штук на ствол, жить можно, но недолго. Я, как и сам капитан Николаев, занял позицию для наблюдения за селом, одновременно приглядывая себе местечко для «работы». Да блин, уже каюсь, что брякнул про снайпера, как-то я не очень в себе уверен. Одно дело в городе стрелять, там самое дальнее метров на четыреста стрелял, с переменным успехом, а тут…
— Сань, смотри, видишь справа деревья? — донесся до меня голос нового напарника.
— Ну, — неуверенно ответил я.
— На, в бинокль посмотри, — передал мне оптику наводчик.
Разглядывая указанную группу деревьев, наконец, понял, что имел в виду напарник. Там среди небольших и каких-то голых деревьев стояла огромная сосна. Нижняя и самая толстая ветка у которой была толщиной с меня и так причудливо изгибалась, что прямо манила к себе.
— Ты там легко уляжешься, с этой дурой, — продолжил напарник, указав на СВТ, — я рядом буду, там чуть выше еще одна ветка, видишь?
— Топаем, только командира предупредить нужно.
Отчитавшись перед Николаевым и получив добро, устремились к месту. Забрались быстро. Накинув ремень от винтаря на сук, забрался сначала напарник, затем и я. Действительно, удобный сучок, только ложиться я не буду, хотя и могу, от отдачи равновесие потеряю. Усевшись на сук и оперевшись спиной о ствол дерева, нашел даже упор для ног. А что, зашибись позиция, село как на ладони, а у меня очень устойчивая поза.
— Наши начинают, — прокомментировал начавшуюся стрельбу напарник.
В прицел я отчетливо видел, как падают один за другим наши товарищи. Блин, Николаев оказался одним из командиров, что предпочитал действовать по приказу, понимая его буквально. Сказали вперед, он и идет. Конечно, мы штрафники, нам так и положено. Но каждый раз, как это вижу, задумываюсь: командованию нужно нас положить или позиции врага занять? То, что было в Сталинграде, продолжается и здесь. Немцы отстреливаются грамотно. У них там и позиции были готовы. Наша внезапная атака не принесла нам дивидендов. Даже не считая вижу, что потери у врага минимальны.
— Сержант, справа, на час, триста шестьдесят, ветер справа, метра четыре, порывистый.
Сразу видно ученого человека, выдал как на блюдечке, стыдно будет мне сейчас. Первый выстрел ушел в «молоко». Да это и понятно. Я еще ни винтовку толком не понял, ни к местности не привык. Но «Светка» хороша тем, что время между выстрелами зависит только от скорости возврата ствола на место после отдачи. Не нужно заставлять винтовку возвращаться, достаточно просто мгновение подождать. Второй выстрел был также мимо, зато я наконец понял, как она стреляет на такой дистанции. Третьим выстрелом сняв какого-то ушлого немчика, что размахивал руками, я уже уверенно начал обстрел.
— Минометы, слева тридцать, дистанция та же. — Отлично, меняю магазин и уничтожаю расчет минометчиков на корню. Несколько раз, выбирая цель, не успевал выстрелить, видимо, Николаев тоже не спит. Видно, что солдаты противника валятся не от случайного огня. Лежит себе пулеметчик, поливает наших парней, а тут ему хлоп, прилетает гостинец, и нет у немцев пулеметчика. Радовало пока одно, в хаосе боя немцы пока не обращают внимания на наш прицельный огонь. Но вот противник, видимо, не выдержал. Танки, развернувшись, пошли на наступающих советских бойцов.
— Нам их все равно не взять, что делать, сержант? — расстроенно спросил Иван.
— Почему не взять? — удивился я. — Помнится, в Сталинграде они хорошо горели…
Люблю немцев за привычку возить канистры с бензином на броне. Меняю магазин, у меня, правда «зажигалок» всего десять патронов, но когда, если не сейчас? Потратив четыре патрона, зажигаю канистры на вырвавшемся вперед Т-4. Танк это не уничтожит, но контратаку немцам точно сорвем. Спустя полминуты хорошим костром загорается и второй. Кто-то из наших постарался. Пехота фрицев начала пятиться еще тогда, когда загорелся первый танк, сейчас же солдаты противника просто бежали. Из второго подожженного танка выбирались танкисты, их тут же кто-то расстрелял. Я, не видя подходящих целей, просто смотрел.
— Молодец, сержант! — Ванька под впечатлением.
— Бывает, — многозначительно отвечаю я и, вновь сменив магазин, приникаю к прицелу. Не сделав ни единого выстрела, замечаю то, от чего меня слегка передергивает. — Вань, прыгай! — кричу и сам буквально падаю на землю, благо метра три высоты здесь, даже не ушибся. Мы едва успели обогнуть большой ствол сосны, когда в ее ветвях вспух разрыв. Нас осыпало щепой и ветками.
— Чего это было? — испуганно произнес напарник.
— ПТО вроде, твои коллеги. Суки, заметили все же…
Второй разрыв бухнул в пяти метрах позади нас. Хорошо, что осколки назад не летят, а то бы накрыло.
— Надо ноги делать, — абсолютно своевременно замечает напарник.
— Согласен! — Не заморачиваясь с маскировкой, просто пригибаясь, уносимся в сторону наших позиций. За спиной, кстати, гремит хоть и редкое, но заводное «Ура». — Черт, нам не влетит за то, что назад бежим? — Ваня меня не слышит. — Стой! — кричу и сам залегаю. Пушки противника больше не стреляли, так зачем убегать? Наши вроде опять в атаку пошли, нужно прикрыть.
— Ты запасную не приглядывал?
— От нее до немцев четыреста двадцать примерно, правее основной.
— Давай бегом.
Мы устремились на позицию. Патронов оставалось пару десятков, много расстрелял, но нужно подстраховать ребят, что сейчас штурмуют окопы противника. Расту я в своих же глазах. В Сталинграде воевали за дом, иногда даже за подъезд или этаж, а тут за целое село, прогресс, однако. Разместились на позиции, хотя хреновая она, после сосны-то. Низко, хоть и холмик, вижу только головы фрицев, а с такой дистанции это не мои цели. Ладно, постреляю так, на подавление. Разглядев кучкующихся за одним из домов немцев, открыл огонь. Эти гады, видно, накапливались там, чтобы нашим во фланг ударить, а я их разогнал. В ответ стреляли, но хрен тут попадешь. Я с оптикой-то почти не вижу никого, что уж говорить о фрицах. Тем временем откуда-то пришло подкрепление нашим бойцам. Стройное «Ура» разносилось над селом под звуки стрельбы.
— Пойдем, Вань, может, там от нас больше пользы будет.
Приближались к околице мы не напрямки, шли, чуть огибая село с тыла. Подойдя метров на двести, увидели немецкий бронетранспортер, что укрылся за сараем, и пулеметчик в нем собирал свой «урожай».
— Сержант, видишь? — толкнул меня наводчик.
— А как же, давай-ка снимем этого хитро сделанного, — упав на колено, накрутил ремень на руку и прильнул к прицелу. Видно было только голову в каске и часть плеча. Да что ж такое, опять первая пуля ушла не туда. Черт, прицел же не поправил, снайпер хренов, у меня же на четыре сотни выставлен. Сделав поправку, аж крякнул от удовольствия, когда увидел, как слетает каска с фашиста. Пулемет на бэтээре мгновенно заткнулся, а шмальнув по водительской двери, ожидал дальнейшего развития событий. Чудо все же произошло. Немцы дрогнули, потеряв все средства усиления, они просто побежали.
Село мы взяли. Более того, удалось добить всех фрицев, что намылились было сбежать. Патронов у меня почти не оставалось, поэтому, положив еще троих, мы направились к домам. Предстояла зачистка, а проживающие в домах люди нам будут помехой, придется опять бойцов терять, зачищая дом за домом, гранатами-то не воспользуешься. Немчура оборзела. Некоторые так прямо как чечены в девяностых прячутся за гражданскими и требуют дать уйти. Это нам командир перевел. Я тоже начал было еще в Сталинграде язык врага изучать, в госпитале продолжал, там хирург один уж больно хорошо шпрехал, но вот после всех моих злоключений как-то забросил. Да и мало я его совсем учил, читать еще немного могу, сказать что-то, а вот понимать… Только, если мне кто-то из наших что говорить будет, тогда еще с пятого на десятое понимаю, а вот как слышу немецкую речь из уст противника… Просто ступор какой-то. Для них-то он родной, они лаются быстро, не успеваешь сообразить. В изучении мне было немного легче от того, что раньше, еще
— Товарищ капитан, разрешите обратиться?
— Валяй, — кивнул капитан. Я застал ротного во время перевязки. Командир тоже оказался одним из пострадавших на зачистке. Сунулся не думая в дом, вот и получил пулю, хорошо только в руку, причем левую.
— Мы сейчас всех положим, кто село удерживать будет?
— Ты что, сержант, сдурел? — обалдел от моей наглости капитан.
— Никак нет, товарищ капитан, — вытянулся я в струну, — вы же говорите по-немецки?
— И?
— Нужно объявить фрицам, что тем, кто выйдет сам, без заложников, гарантируем жизнь…
— Тебя что, контузило, что ли? — от моего предложения у командира глаза на лоб вылезли. — Врага отпускать? Да нас здесь всех свои же закопают!
— А кто сказал, что мы их будем отпускать? Предложим им машину, скажем, что у них будет время, чтобы уехать на ней к своим, но только если выйдут одни.
— И? — капитан, кажется, начал понимать.
— Да рванем машину, да и баста! Хотите, сам заминирую, причем так, что на ней они даже отъедут отсюда немного.
— Давай, а говорить кто будет?
— Ну, вы вроде лучше всех говорите…
— Хорошо, только…
— Надо добавить, что если не выйдут, то гражданским так и так смерть, поэтому мы просто будем уничтожать дома артиллерией.
— Офонарел???
— Так из мирных жителей все равно никто не поймет, что вы сказали, какая разница? А еще нужно продемонстрировать немцам, что мы не шутим, во втором доме справа, вон по той улице, — я указал рукой, — уже никого нет, мы проверили, надо долбануть по нему, чтобы немцы прониклись.
— Хорошо, я распоряжусь, чтобы пушкари обстреляли дом. Точно никого нет?
— Так точно!
— Иди, готовь машину, только трофейную, за нашу взгреют.
— Понял. — Я убежал. Надо немцам гостинец приготовить. Так как неизвестно, сколько уйдет времени на уговоры, сделаю проще. Сделаю закладку возле бензобака, под кузовом, а сам прицеплюсь там же. Если все выгорит и немчура клюнет, подожгу шнур, когда тронутся в путь, и спрыгну.
Уговаривать долго не пришлось. Немчуре хватило наглядной демонстрации в виде расстрелянного из двух «сорокапяток» пустого дома, пушкари к нам подтянулись как всегда вовремя, когда в них уже не было надобности. Ну, хоть так помогли и то ладно. Мы даже не стали выдвигать требование бросить оружие, может, еще и это подтолкнуло немцев нам поверить. Был только один ухарь, что решил дойти до машины с заложницей. Взял тетку лет пятидесяти и, удерживая ее перед собой, пятился к машине. Всего со всех домов набралось тринадцать человек, немало, долго бы мы их выковыривали. Когда по кузову грохотали немецкие сапоги, я поджег полуметровый шнур, уйти успею. С хрустом включилась передача, и грузовик рывком тронулся с места. Никто не стрелял, не делал попыток устроить немцам захват, наоборот, предупрежденные командиром бойцы ныкались кто где мог, вдруг немцы стрелять начнут, кто их знает.
На одной из ям так тряхнуло, что я, не рассчитав силы, брякнулся на землю, попав в огромную лужу, чуть не захлебнулся. Машина удалялась, я, как и задумывал, пока не вставал. Бахнуло, когда грузовик был от меня метрах в ста, чего-то я шнурок неправильно рассчитал, думал, чуть позднее рванет. Оружия при мне не было, пистолет еще не добыл, а с винтовкой я бы под машину и не полез, поэтому, выбравшись из лужи, закричал, зовя бойцов.
— Осмотрите машину, вдруг кто живой остался! — Мимо пробежало с десяток бойцов, кажется, даже из моего взвода были. Я же, обтекая, возвращался к командиру.
— Что, не мог лужу помельче выбрать? — засмеялся командир.
— Да вот как-то не смог, — развел я руками.
— Молодец, сержант, ловко придумал, а главное вовремя. Сейчас радист сообщил, командование подъедет, вот была бы жопа, если бы мы тут немцев до сих пор выкуривали…
— Это точно. Разрешите привести себя в порядок?
— Подойди к старшине, он тебе другую форму выдаст, у тебя вон, мало того что грязнущая, так еще и рваная вся, поменяй.
— Есть поменять одежду. — Я развернулся и не спеша побрел туда, где предположительно был обоз со старшиной. Так как постоянного места дислокации у роты не было, весь свой скарб старшина вынужден был держать в повозке, запряженной старой лошадкой. Не успел пройти и двух десятков шагов, как услышал стрельбу. Точнее, несколько винтовочных выстрелов. Остановившись и оглянувшись, решительно рванул туда, где должен был находиться мой напарник с винтовкой.
— Сань, там немецкий офицер объявился. Убил двух женщин. Орет, что видел, как мы поступили с его людьми, поэтому будет убивать наших мирных жителей.
— Где эта падла?
— В церкви засел. Он там и был, оказывается. Солдаты-то по домам сидели, он не смог им запретить пойти на договор с нами. А теперь начал стрелять людей.
— Ты патронов достал? — спросил я, проверяя винтовку.
— Конечно, сто штук.
— Отлично, давай сюда и двигай за мной.
Выбрав домик, с которого будет видна церковь, я начал взбираться на крышу. Тут хлама всякого хватало, что был прислонен к стене, по нему и лез, даже грохнулся сначала, пока из дома не вышла женщина и, ревя, вытирая слезы, показала, где лестница. Оказавшись на крыше, за это время было еще два выстрела со стороны церкви, мы с напарником расположились на одном из скатов крыши, выглядывая поверх конька.
— Видишь чего?
— Очень плохо. Окна узкие и грязные, только силуэты.
— Он стрелял внутри?
— Нет, человек выходит на улицу, а эта падла стреляет в спину.
— Ясно, выгоняет, чтобы мы все видели то, что он сука делает! Лады, сколько тут?
— Сто пятьдесят, ветер в спину…
— Да по хрену на него, на таком расстоянии, лучше скажи, увидим мы его, когда очередного человека выгонит?
— Не знаю, — честно ответил напарник и отвернулся.
Я понимал его, гребаный ганс уже четверых завалил, а ведь у него вроде и дети есть, отсюда голоса кричащих слышу. Поймав в оптику вход в церковь, обрадовался, что дверь в проеме отсутствовала, значит, будет хоть пара секунд, чтобы разглядеть врага. Оказалось, зря радовался. Эта сука засела где-то в глубине. Вышедший человек, дряхлый дедок на этот раз, упал, раскинув руки перед входом, только через секунду донесся выстрел.
— Сань, он из глубины стреляет…
— Я эту падлу даже убивать теперь не хочу!
— Чего???
— Мучиться, сука, будет, я ему это обеспечу. Пошли!
Спрыгнув с дома, проигнорировав лестницу, возле калитки на улицу я брякнулся на землю и стал выползать на дорогу. Сделав жест напарнику остаться за калиткой, двинул в одиночку. Оказавшись на прямой, медленно, едва шевелясь, продолжил путь. На дороге была приличных размеров выбоина, вот в ней я и остановился. Посмотрев в оптику, на этот раз убедился, что вижу весь проход как на ладони. Надеюсь, что фриц все же не такой умный, каким кажется. Если у него хватит ума стрелять сбоку, то тогда я его и отсюда не увижу. Но мои расчёты оказались верны. Убивал людей он, предварительно давая им выйти на улицу, если бы он стоял чуть в стороне от прохода, то не смог бы так попадать в людей, поэтому да, вот и подтверждение. В дверях показалась очередная жертва. Черт, как же хорошо, что это оказалась маленькая девочка, лет семи, наверное. Нет, я не упырь, предпочитающий, чтобы вражина убивал детей. Просто из-за своего маленького росточка девочка не сможет перекрыть мне вид на спрятавшегося убийцу. Он появился как-то сразу, держа в руках автомат, этот козел начал уже его поднимать. Стоял он глубоко внутри, видел я только очертания, темно там.
— Стреляй же, потом думать будешь! — зашипел я сам на себя за промедление. Но внезапно всплыла другая проблема. Фашист дал девочке слишком далеко пройти, таким образом, она почти перекрыла мне его, так что придется сделать по-другому.
Резко поднявшись, я поднял кучу брызг. Винтовка все время смотрела на вход, поэтому прицеливаться было почти без надобности. Офицер вскинул автомат в желании расстрелять девочку, но увидев, как в сотне метров от церкви поднялся кто-то с винтовкой в руках, он чуть задержался с выстрелом, пытаясь меня разглядеть и прицелиться. Мой выстрел был идеален. Как и обещал напарнику, я собирался замучить этого урода. Попал я туда, куда целился, чуть ниже пупка. Немец пошатнулся и, тут же согнувшись пополам, забыл все, что нужно было делать. Я уже мчался на всех порах, показывая девочке свободной рукой, чтобы та легла на землю. Малышка оказалась очень понятливой. Едва разглядев, кто бежит и, сообразив, зачем я машу руками, девочка рухнула на землю, да и тут же отползла в сторону. Фашист катался по полу, заглушая крики заложников, что орали благим матом. Хорошо хоть не ломанулись все сразу на улицу. Уже оказавшись рядом с подстреленным офицером, я сказал всем, кто был еще в церкви:
— Идите отсюда, село свободно, а я еще поговорю с этим упырем! — я пнул ногой немецкий автомат, что валялся рядом с раненым нацистом, и посмотрел назад. Народ уже выбежал из церкви, на ходу обнимая солдат Красной Армии.
— Ну, сука, я тебе не завидую! — произнес я и в свою очередь удивился. Немец, чуть подавшись в сторону, открыл моему взгляду свои регалии. Только заметив нашивку в петлице, я чуть не подавился. Этот урод оказался эсэсовцем.
— Как же я люблю представителей СС, ты бы только знал!
— Добей меня, чего ты ждешь? Я убил столько ваших гражданских, что могу спокойно и умереть.
— А что, убивать мирных жителей это такая спецзадача? Или это очень сложно? И, кстати, ты что, знаешь русский язык?
— Знаю, — бросил немец, подвывая от боли все сильнее.
— Тогда слушай сюда, гнида. Ты сможешь получить удовольствие, если сдохнешь раньше, чем я с тобой закончу! — Немец в отчаянии посмотрел на меня, но наткнувшись на мои наверняка совершенно безумные глаза, вновь отвернулся. Отцепив ремень от его автомата, я сделал петлю и накинул ему на шею.
— Сержант, отставить! — голос командира, словно гром с небес, спустил меня на землю. Черт, я уж и забыл, находясь в трансе, что я вообще-то тут не один. — Его нужно судить!
— Командир, он сдохнет с минуты на минуту, отдай его мне.
— Нет, я же приказал, — рявкнул капитан и крикнул: — Бойцы, заберите у сержанта пленного и окажите первую помощь, нужно, чтобы дотянул до особистов.
— Товарищ капитан, вы в ранах толк знаете? Я ему весь пах разворотил, не жилец он, — вставил я.
Меня уже не слушали. Подбежавшие бойцы оттерли меня в сторону и, сняв ремень с шеи эсэсмана, потащили его на выход.
— Сержант, чтобы я такого больше не видел и не слышал. Особисты узнают, влетит и тебе, и мне. Но выстрел классный, я все видел.
Меня все еще колотило от злобы, поэтому я вообще не стал реагировать на слова командира. Через пять минут я вышел из здания церкви и увидел, как безжизненную тушку эсэсовца протащили к околице села. Говорил же, не жилец, а я бы успел его подвесить на радость местным.
Командир, после того, как узнал, что пленный сдох, опять разозлился на меня. А я возьми и брякни:
— Товарищ командир, чем вы недовольны? А если бы я его просто убил, все равно бы не было пленного.
— Раз решил не убивать, то не нужно было так стрелять!
— Виноват, товарищ командир, разрешите вопрос?
— Чего еще-то тебе? — устало произнес Николаев.
— Вам что, «язык» нужен?
— Да, передали приказ командира полка, нужно кого-то привести. Тут и так не осталось никого, так и ты взял да и убил единственного пленного.
— Дождемся темноты, а там будут вам пленные, — многозначительно проговорил я и, спросив разрешения, вышел от капитана, оставив того с открытым ртом.
Нет, я не собирался выслуживаться, стараясь угодить всем и каждому. Я действительно хотел делать то, что предлагал командиру. Во-первых, меня всегда накаляла ситуация, когда я не знал, что происходит вокруг, а во-вторых, ну чувствовал я, что у меня получится, вот и все.
Как стемнело, выдвинулись с Иваном в путь. Как позже оказалось, достаточно близкий. Идти решили просто на удачу, так как не знаем, где точно противник, то просто двинули по кругу. Буквально в пяти километрах от села, что мы заняли, мы увидели танки, ни фига не наши. Больше десятка силуэтов мы разглядели на фоне горящих костров. Немцы жгли костры вокруг своего лагеря, а мы, пользуясь тем, что со стороны костров нас просто не видно, спокойно обошли их по кругу, считая танки и прикидывая, каков тут личный состав. По всему выходило, что тут танковая рота как минимум, причем с приданной пехотой и артиллерией, вон, даже зенитки стоят, укрытые масксетью. Короче, если завтра эта компания двинет в нашу сторону, нам звиздец, быстрый и гарантированный. То, что нам удалось захватить село, было скорее удачей, или халатностью немцев, с этими точно ничего не получится. Танками нас раскатают в блин, мы даже пукнуть не успеем. Местность здесь равнинная, маневрировать и прятаться просто негде, стол натуральный.
— Сань, — шёпотом позвал меня напарник.
— Чего? — ответил я так же тихо.
— А если бы вчера из немцев кто-то успел уйти?
— Ну, не лежали бы мы сейчас тут, за немцами наблюдая…
— Нужно, наверное, наших предупредить, а вдруг эти с утра к нам пожалуют?
— Двигай, напрямки быстро добежишь, тут всего километров пять.
— Чуть больше, — ответил Ваня, — а ты?
— Мне «языка» приказано доставить, пустой не вернусь, все, беги, говорю, встречаемся возле ручья, что в двух километрах на север.
— Понял.
Ванька скрылся в темноте, а я продолжил наблюдение. Меняя местоположение каждые пятнадцать минут, на исходе третьего часа наблюдения я вдруг заметил то, что привело меня в хорошее расположение духа. Было уже около двух часов ночи, я все разглядывал стоящие на окраине немецкого лагеря орудия. Что-то теребило мне мозг, но я никак не улавливал мысль. Надо бы поближе подойти. Пользуясь тем, что немцы сами подсвечивали себя кострами, мы с Ванькой изначально близко не подходили, тут и с трехсот метров все видно, но мне хотелось еще лучше рассмотреть лагерь. Через полчаса я уже благодарил себя за любознательность. Позади стоящих орудий врага я отыскал наконец то, что искал. Боезапас немцы хранили в штабелях, укрыв ящики тентом и масксетью. Как я ночью это все разглядел? А разве, подняв тент, можно что-то не разглядеть? Мы еще с Иваном срисовали, как несут службу караульные. Пара немцев, с периодичностью в десять минут, обходила лагерь по периметру. Судя по внешнему виду, всего участвуют две пары, без собак. Ходят немцы спокойно, вообще не пуганные. Вот когда появилось очередное «окно» после прохода патруля, я и скользнул к высящейся громаде ящиков. Мне просто стало интересно, что это может быть за стена практически в чистом поле. Штабель был высотой около двух метров, в ширину примерно столько же, а вот в длину все десять. Серьезные тут у фрицев запасы. Интересно, а детонируют ли боеприпасы, ежели я тут шашку положу? Ага, когда машину фрицам минировал, еще там, в селе, отжал себе толовую шашку, граммов четыреста вроде, кусок шнура у меня тоже был. Так как укрыться, чтобы проходящий патруль меня не заметил, было негде, я просто залез под тент. Благо ящики стоят не совсем ровно, да и местами пустоты имеются, наверное, танки пополняли боезапас уже после выгрузки боеприпасов. Переждав таким макаром очередной проход патруля, я уже было решил делать закладку, как мне еще кое-что пришло в голову. У немцев есть танки, причем много, значит, должно быть и топливо… Бочки хранились под таким же тентом, что и боеприпасы, и было их… Да до фига их тут было. Шашка у меня одна, но вот есть еще и граната, которую я сейчас закладываю, закрепляя между двух бочек. Вот черт, а ведь меня заметили, а я не успел закончить. Как я не усмотрел, что топливо у фрицев охраняют другие, специально поставленные люди? На меня смотрело дуло винтовки и стало… да страшно стало, чего уж говорить. У меня в руке была только граната, причем фриц ее не видел. Медленно-медленно, подняв левую руку, я приложил палец к губам, показывая немцу гранату в правой. Тот мгновенно просчитал ситуацию и опустил винтовку. Я поманил его к себе и, дождавшись, когда тот подойдет, жестом приказал тому встать на колени. Фриц не стал разыгрывать из себя героя и повиновался. Черт, только бы еще кто неучтенный не вылез. Немецкий ефрейтор стоял на коленках, уперевшись лбом в ближайшую бочку, а я, наконец, закончил возиться с растяжкой. Закрепив гранату, подложив ее под одну из бочек, я протянул кусок веревки от кольца гранаты к немцу. Просунув свободный конец за ремнем фашиста, я завязал очень крепкий узел. Сделав страшные глаза, по крайней мере, я сам так думал, показал фрицу на пальцах, что с ним будет, если он побежит. Усики на чеке разогнуты, а замедлитель обломан. Еще в Сталинграде я заимел привычку всегда таскать с собой одну гранату для растяжки. Стоит фрицу только дернуться, как факел ему обеспечен, не говоря уж о самой гранате, что сыпанет в него осколками. Пока все это мастерил, никто не помешал, хотя шаги я рядом и слышал. Вообще, как мне кажется, этот фриц, что меня застукал, просто куда-то отходил, а так он и должен был стоять с этой стороны бочек. Через пять минут я уже укладывал толовую шашку в один из ящиков, выбрав самый большой, там лежали такие «поросята», что мало никому не покажется. Я уже запаливал шнур, как в двадцати метрах от меня рванула моя граната.
«Черт, не мог еще чуток посидеть спокойно», — сказал я сам себе, ругая фрица. В небо ударила струя пламени, а я вдруг понял, что перестарался. Встав, я в полный рост рванул прочь. От взрывов топлива стало светло, как днем. Никто не стрелял мне в спину, я просто несся, правда грязь мешала, связывала ноги, но я пер как в последний раз. Когда сзади рванула моя закладка, ударной волной меня шибануло так, что перевернувшись в воздухе, я грохнулся на пузо. Из глаз искры брызнули, освещая мне путь, но вставать я не думал, вжался в землю, боясь пошевельнуться. Грохот разрывов от немецких снарядов напоминал артподготовку, причем я в ней непосредственный участник. Хоть и убежал метров на двести — двести пятьдесят, но вероятность того, что меня заденет, была очень высокой. Со свистом что-то проносилось мимо, едва ли не обдавая меня жаром. На секунду подняв голову, попытался осмотреться. Увидев впереди понижение местности, наверняка яма или ложбинка какая-то, я, продолжая вжиматься, все-таки решил отползти к ней. Уже будучи в яме, оказалось, это была воронка, я решил посмотреть на немецкий лагерь. Едва высунув голову, убрал ее со скоростью звука. Там, на позициях немецких войск, стоял АД. Зарево, наверное, из Берлина видно. Только сейчас я начал понимать, что я вообще сделал. Как меня не поймали фашисты, ума не приложу, а уж как не накрыло при взрыве, вообще чудо. Артиллерийские склады еще хлопали, когда я решил возвращаться. Уже начав движение на пузе, вспомнил, что обещал командиру «языка» привести. Осмотревшись, пополз обратно к лагерю. Была небольшая надежда, что смогу хоть раненого какого-нибудь найти. Все-таки кто-то из немцев был у танков, кто-то спал в палатках, не могли же все погибнуть. Снаряды уже перестали взрываться, но разлетевшиеся бочки с топливом еще здорово горели, освещая бывший лагерь. Я осмотрелся, трупы кругом вижу, но вот солдат, подававших хоть какие-то признаки жизни, нигде было не видать. Вытянув из кармана пистолет, забрал у офицера, что убил в церкви, я ползком двинул на обход бывшего лагеря. Обползая то горящие остатки топливных бочек, то трупы, причем некоторые были настолько изуродованы, что становилось тошно. Наконец через несколько минут я услышал слабый стон. Определив направление, пополз туда. Ух ты, да это ж цельный офицерик, вон погоны какие красивые. Кстати, опять эсэсовец, тут что, вокруг одни «черные»? Бегло осмотрел найденыша и, увидев кровь только на голове, был удивлен удачливостью эсэсовца. Его просто приложило чем-то по голове, больше видимых повреждений не было, только ссадина, правда, на полчерепа, но все же он был явно живой. Будучи без сознания, немец только тихо стонал, глаза его оставались закрытыми. Достал веревку и, связав руки за спиной немецкого офицера, стал хлопать тому по щекам. Подействовало, хотя и не сразу. Несколько раз открыв и вновь закрыв глаза, фриц что-то пробормотал.
— Чего? — наклонился я ближе к лицу врага. А, чего я у тебя спрашиваю, все равно ни фига не понимаю, надо тащить.
Осмотревшись по сторонам и убедившись, что в спину никто не выстрелит, хотя и видел разные шевеления, в основном там, где танки стояли, я медленно взгромоздил немца на спину, ну и тяжел же, зараза. Кстати, о танках, те вроде как стояли на месте, только вот их состояние было неизвестно, а вот артиллерии у фрицев больше нет. Штабель боеприпасов располагался рядом, и орудия раскидало по всему лагерю. Думаю, даже если техника слабо пострадала, то уж личный состав я хорошо проредил, тут и взрывы, и пожар. Топливо вон все еще горит, а людей что-то и не видно. На том месте, где договорились встретиться с Ваней, вместе с ним находились еще трое наших солдат. Передав им немца, сам побрел вместе с напарником сзади. Преследования, как я и ожидал, не было. А в расположении спустя почти час нас ждал не только наш командир.
— Это он? — спросил у капитана какой-то хрен с погонами подполковника. Николаев только кивнул.
— Здравия желаю, товарищи командиры. Боец штрафной роты Иванов, — представился я довольно нагло. С тех пор как попал во всю эту канитель, я вообще забил на инстинкт самосохранения при общении с комсоставом.
— Так это ты немцам Сталинград устроил в их лагере, в трех верстах отсюда? — спросил подпол.
— Чуток повеселился, гражданин подполковник.
— Товарищ, — попытался поправить меня подпол.
— Я к одному лейтенанту, что и состряпал на меня дело, обратился было со словами «товарищ лейтенант», так тот быстро мне объяснил, что я и враг народа, и вообще мразь, и не человек вовсе, а потому я должен обращаться только так — «гражданин».
— Да брось ты, парень! — заявил подполковник. — Ты тут таких дел наворотил, что шуму на всю армию. Мы сегодня в штабе целый день решали, какие силы высвободить на ликвидацию этой немецкой части, уж больно танков у них там много, а у нас здесь и нет ничего, а ты взял и в одиночку всех на воздух поднял.
— Я не один был, товарищи командиры, — попробовал вставить я.
— Ты вот что, боец, когда уходили, не видел, в каком состоянии техника?
— Честно? — я посмотрел на командиров. — Не видел. Но вот что народу там явно уменьшилось, это точно. Пока «языка» искал, трупов видел столько, что реально вспомнил Сталинград.
— Так ты что, еще и пленного взял?
— Ну да. Снаружи лежит, ребята сторожат. Да он тихий, контузило, видимо, всерьез, я его еле в чувство привел.
— Так что же ты молчишь? — Командиры бросились на улицу. Разговаривали мы в домике, что занимал капитан Николаев и взводные, а не на улице, поэтому командиры и не знали, что есть пленный.
Отправив меня отдыхать, командиры занялись допросом пленного, которого уже осмотрел наш фельдшер, как и думал, ничего серьезного у немца не оказалось, контузия и ушибы.
Подняли меня часов в семь утра. Вокруг уже была суета, но я, видимо всерьез устав, спал крепко.
— Сержант, подполковник Ерохин приказал на тебя бумаги готовить, будет ходатайствовать о переводе в обычную часть, говорит, что если ты и был виноват в чем-то, то искупил вину более чем.
— Спасибо, товарищ капитан.
— А мне-то за что? — искренне удивился командир. — Это тебе спасибо. Раскатали бы нас сегодня эти танки, даже пикнуть бы не успели. Мы все твои должники теперь.
— Ой, давайте не будем, а? — отмахнулся я.
— Только что вернулась разведка, из дивизии посылали, у немцев в лагере полная задница. Танки хоть и уцелели, но их спешно отгоняют назад, в сторону Луганска. Личного состава у этого батальона уже нет.
— Батальона?
— Именно, ты отправил на тот свет почти батальон противника, одной шашкой и одной гранатой, да это — подвиг! Я представление написал, но сам понимаешь, даже в обычных частях с наградами не шевелятся, а уж в штрафной…
— Да, наслышан. Мне, товарищ капитан, не нужно ничего, мои бы, сталинградские, вернули, а больше и не надо.
— Я читал твое дело, у тебя там «За отвагу», «Красная Звезда» и «За боевые заслуги». Немало, сержант, очень даже немало. Мне даже жаль терять такого бойца.
— Так вы и не теряйте, даже если и получится с меня срок снять, я здесь и останусь. Хоть на взводе, хоть простым стрелком, мне без разницы, дело-то одно делаем.
— Вот уж сказал так сказал. Если и правда останешься, я тебя официально взводным назначу и… — капитан немного подумал, — …думаю, власти у меня хватит звание тебе подтянуть. Офицерское уже не в моей силе, но до старшины вполне осилю. Как ты, согласен?
— Да я на все согласен, когда несправедливости нет.
— Слушай, я вот все голову ломаю, чего тебе вдруг дезертира приписали? — капитан снял с себя шапку и, достав папиросу, закурил. Мы сидели у него в доме, чай пили. Решив, что кэп не будет против, я тоже достал кисет. Увидев это, капитан молча отодвинул мешочек с табаком и положил передо мной свой портсигар. Папиросы были хорошие. Крепкие, но довольно мягкие, по сравнению с тем «горлодером», что курили простые бойцы.
— Спасибо, товарищ капитан, — произнес я, выпуская дым.
— Ну, а все же, за что?
— Да, блин, мутное там дело, товарищ капитан.
— Слушай, я ведь навел о тебе справки, еще перед боем за село. У меня в штабе армии есть знакомцы, они и сообщили мне, что ты за человек.
— Мне бы кто рассказал, что я за человек! — фыркнул я.
— Ты же один из трех снайперов Сталинграда, у кого за сотню убитых врагов, там одних офицеров, говорят, около тридцати человек.
— А, не верьте, у немцев их столько и нет, — усмехнулся я.
— Я серьезно. Только вот что меня удивило… — Я взглянул на задумавшегося командира. — Те двое, у кого такие же результаты, Герои Советского Союза, о них все знают, в газетах об этих бойцах не раз писали, а о тебе ни слова. Причем везде знают, что вас, таких результативных, было именно трое в Сталинграде, но вот о третьем никто и ничего сказать не может.
— Вот и хорошо, — кивнул я, скорее своим мыслям, — пусть так и будет, — какой на фиг герой?
— Ты что, ведь это же несправедливо, а ты сам говоришь, что любишь именно справедливость.
— Товарищ капитан, меня, даже без звания «Героя», ОУНовцы по приказу фрицев выкрали прямо из моей землянки, под Лисками, что уж говорить, если бы я еще и в «Героях» ходил. Не надо мне славы, я хочу жить, хочу уничтожать это нацистское дерьмо, вот что мне действительно надо.
— Кажется, я начинаю понимать. Что ж, поступай, как считаешь нужным, но если кто-то из политотдела решит, что тебя нужно сделать известным, то никто не сможет им в этом помешать, понятно?
— Более чем, постараюсь быть тише воды, ниже травы. Сейчас у нас какие задачи, вперед пойдем?
— На нашем направлении ушли два полка, с танками, дорогу прорубать. У нас все равно от роты половинный состав, кстати, твой взвод самый целый. Так что, думаю, будем пока сидеть. Как пополнят, так и двинем, учитывая, что в штрафниках у нас дефицита не бывает, то пополнят скоро. Но день, может, два есть, ты что-то хотел?
— Ага, где у нас ближайшие технари есть, чтобы станок токарный был?
— Соседи наши, такая же пехтура, а вот в тылу, километрах в двадцати, вроде как танкисты стоят, накапливаются там, у них должна быть мастерская. Что ты хотел-то?
А хотел я сделать себе глушитель на наган, да и на «Светку» можно придумать. Вот хочу и все. Так и объяснил командиру. Тот, подумав чуток, придумал следующее:
— Мы с тобой вместе поедем, одному тебе нельзя, арестуют да опять дезертиром назовут. Кстати, а ты ведь так и ушел от ответа, почему — дезертир?
— Я после госпиталя с деньгами был, среди наших, советских, чуток немецких марок было, вот тот лейтенант-чекист и загорелся. Решил, что у меня денег много, так и говорил, чтобы я все сдал, что награбил, а то в штрафники отправит. Сдержал он свое обещание, отправил.
— А откуда у тебя и правда немецкие деньги?
— Да кто-то из парней вперемешку с нашими отдал, чтобы я из тыла что-то полезное привез. Даже и не знаю, чьи это на самом деле были марки.
— Ясно, есть еще у нас такие упыри. Только ведь ты же при погонах был, с медалями, чего он, сдурел, что ли?
— Да кто знает-то, товарищ капитан…
Разговоры разговорами, но к обеду капитан, взяв машину и меня, рванул к танкистам. Там я потратил больше часа, объясняя токарю, что я хочу. Токарь попался не больно смышлёный, а самое главное, он вообще отказывался от такой работы.
— Зачем вам, штрафникам, бесшумное оружие? Подозрительно это. Да и вообще зачем оно?
— Да кто его знает, но иногда бывают ситуации, когда нужно срочно выстрелить во врага, а ты понимаешь, выстрелю и… все, в общем, и задание не выполнено.
— Ладно, попробуем твою новинку.
— Да не моя, прибор «Брамит» же есть, на наган» только, думается мне, его можно и проще сделать, а мой по эффективности не уступит заводскому.
Заказали мы с Николаевым по комплекту, ему и мне. Он тоже со «Светкой» воюет, так что останется только резьбу нарезать на стволе и все. Мастер хоть и был загружен работой по «самые не балуйся», но обещал все сделать быстро, завтра к вечеру, если нас с места не снимут, поедем забирать. Еще мне очень хотелось придумать приспособление для отстрела дымовых гранат, наподобие немецких танковых мортир. Так-то вроде и для миномета такие боеприпасы есть, да только минометов на всех не хватает. По идее, это должен быть привычный в двадцать первом веке подствольник, но вот как его тут внедрить? Эх, мечты, мечты.
Наутро пришел приказ мне с вещами приготовиться к отправке в свою часть, о как, даже в свою часть решили меня вернуть. Приказ был явиться в штаб дивизии за документами, туда мы поехали опять вместе с Николаевым. Капитана было не узнать, после известий о моем переводе тот ходил как в воду опущенный. Когда закончились приветствия с нашей стороны, я попросил разрешения и выразил свое желание.
— Товарищ полковник, — в штабе дивизии, был уже свой командир, я-то рассчитывал увидеть Ерохина, тот бы наверняка помог. — Разрешите остаться в роте капитана Николаева?
— Это что еще за номер? — искренне удивился начштаба дивизии. — Вроде, наоборот, должен рваться из штрафников, а он остаться хочет?!
— Так точно, товарищ полковник, но какая разница, штрафной, не штрафной, немца бить надо в любом месте, — загнул я, вспоминая накачку политработников.
— Так-то, конечно, да, но… Меня Родимцев лично просил тебя скорее привезти. Должен ценить вообще-то, товарищ гвардии сержант, что за тебя целый командир дивизии просит.
— Еще как ценю, но…
— Давай тут без всяких но! Не на базаре. Сержант, через полчаса будет машина, доставят тебя до узловой станции, там уже недалеко будет, доберешься до Лисок. Родимцев сказал, туда за тобой человек прибудет, все, шагом марш!
С поникшей головой, даже забыв поблагодарить, я вышел на улицу, за мной, еще более хмурый, вывалился Николаев.
— Ну, бывай, геройский сержант Иванов, не забывай!
— И вам, товарищ капитан, всего хорошего, берегите парней, они у вас отличные, хоть и преступившие. За Ваньку особо прошу, парень просто золото, как наблюдателю и наводчику цены нет.
— К себе заберу. Я-то все по старинке, в одиночку, но видел, что вдвоем вы можете. Правда лучше получается. Пойдем, кстати, к мастеровому заглянем, авось и сделал уже?
Мастер словно только нас и ждал. Все уже было готово. Только мне оно как-то и не особо нужно теперь, хрен его знает, что там в дивизии будет. Могут опять на взвод поставить, а могут и снайпером. Возьму на всякий случай, вдруг пригодится, на винтовке и нагане резьбу недолго нагнать, будет тихое оружие.
До Лисок добрался довольно быстро. Всего за сутки. Один раз, правда, попали под бомбежку. Машина, которую мне помогли найти на узловой, шла в составе колонны почти туда, куда мне было нужно. Пара залетных «мессеров» зашла на нас и атаковала. На удивление, только одна бомба легла рядом с одним из грузовиков, ударной волной опрокинув его, больше они сделать ничего не успели. Подошедшая пара «лавочкиных» успешно вывалилась на немцев из облаков, и фрицы предпочли сбежать. Наши догонять их не стали, а покачав крыльями, ушли к себе. Поврежденную машину бросили, двигатель был разбит, перегрузив все из кузова по другим машинам, отправились дальше. В Лисках меня, конечно, уже не ждали. Откуда было Родимцеву знать, если вообще это правда, что он якобы сам хотел прислать за мной транспорт, не барин я, чай, отправился пешком. Узнав в штабе полка, что стоял в Лисках, направление, я потопал пехом, будучи при этом весьма в неплохом настроении. Идти, конечно, предстояло немало, около двадцати километров, но было еще утро, и я рассчитывал к вечеру дойти. Получилось даже легче. Первые наши посты появились уже через десять километров. Причем, что удивило еще сильнее, это даже оказался наш сорок второй полк, только батальон был первым. Мой второй стоял чуть в стороне, меня даже проводили, чтобы не заблудился. Встречали меня просто как легенду какую-то. Смолин, я был рад увидеть майора, зажимал меня в своих огромных руках и хлопал лопатами, что по недоразумению назывались ладонями, по спине приговаривая:
— Ну, наконец-то гуляка наш вернулся!
Я, принимая поздравления от боевых товарищей, причем многие были новенькими и меня не знали, пожимал руки, а думал почему-то о другом. Ведь все-таки не вылезло нигде мое участие в сталинградской резне с чекистами. Неужели не раскопали? Или просто не стали, замяв дело? Пофигу. Когда, наконец, очередь дошла до моего братана, как же я обрадовался, увидев Петро и Нечаева, мы с ними даже расцеловались. Никогда такого за собой не замечал. Только сейчас я осознал, что я не один в этом незнакомом мне мире. У меня есть по крайней мере друзья, действительно, настоящие друзья, которые пойдут за мной, со мной, да и вместо меня туда, куда пошлют.
Оказалось, наша дивизия была на отдыхе. В этом районе давно не было немцев, войска ушли дальше. Совсем недавно закончились бои за Харьков и Белгород, закончились плохо. Немчуре удалось не только отстоять свои позиции, но и вломить нашим хорошенько. Сейчас все шло к грандиозной Курской битве. Войска стояли на переформировании и насыщались техникой и личным составом. Почти сразу как вернулся, меня попросили прибыть в штаб дивизии. Оказалось, что Родимцев действительно принимал участие в моих поисках. Более того, это по его просьбе меня и нашли. После того как меня выкрали, а потом я попал раненым в госпиталь, в дивизию сообщили, что я на излечении. А вот дальше я и пропал. В штабе дивизии меня уже записали как «без вести пропавшего», когда вдруг пришел запрос от некоего капитана Николаева, командира отдельной штрафной роты, о сержанте Иванове. Тут уж штабные и развили кипучую деятельность, разыскивая меня, а я в это время немецкий лагерь громил. Мне была лестна мысль о внимании самого командира дивизии, если честно, но я не понимал такого к себе интереса. Меня очень обрадовали, сообщив, что в Калаче нашли мои вещи, документы и награды. Скоро доставят, и я с удовольствием их надену. Так же, в штадиве рассказали, что слух о разгроме нацистского полевого лагеря и уничтожении почти целого батальона достиг штаба фронта. Так что стоит ждать гостей из какой-нибудь газеты, черт, как бы опять отвертеться. А резонанс был и правда обширным. Сидя с друзьями вечером возле костра, услышал, как кто-то вещает:
— Так вот, этот парень обвешался взрывчаткой и пролез к фрицевским танкам, там все заминировал, а отойдя, рванул! — рассказчик так жестикулировал, что становилось смешно.
— Кого-то мне этот взрывальщик напоминает? — шепнул мне на ухо Нечаев, мой первый командир и хороший друг Леха.
— Ты о чем? — удивленно посмотрев на него, я выглядел совершенно искренне.
— Мне Смолин рассказал, а ему кто-то из штаба, о твоей службе в штрафной роте.
— И? — я ждал продолжения.
— В городе ты так же пер вперед, в одиночку, никого не спрашивая и не слушая приказов. Что, так хреново было в штрафной?
— Да нормально было, — спокойно ответил я, — ты же меня знаешь, если вижу возможность что-то сделать, я ее использую. А одному в разы легче, да и не упрекнет никто, если не получится.
— Нет, ты любишь на жопу приключения искать, а главное, находишь!
— Ты не прав, Лех, я никогда не полезу, если вижу…
— …что нет хотя бы маленькой возможности это провернуть, — закончил за меня ротный. — Знаю, ты мне это уже говорил, в
— Ну вот, все сам знаешь.
— Эх, я еще тогда все думал, что же тобой движет? Такое впечатление, что тебе жить не хочется, что сам смерти ищешь, но тут же возникает другой вопрос, почему тебе удается ее избегать?
— Не знаю Леха, не знаю, — закончил я разговор и лег спать. Завтра день тяжелый, с бега начинается, пора приводить себя в форму, а то распустил себя, в бегах-то. Вот и каламбуры вновь полезли.
Повезло с расположением части. Наш полк стоял в лесу, хоть сейчас еще не лето, но апрель уже лучше, чем январь. Снега нет, более или менее тепло, птички поют, как будто и войны нет. А еще начальство от нас в километре и наш сорок второй избавлен от необходимости строиться по утрам. Вместо этого я сам, да и комбат Смолин сразу же поддержал, начали физподготовку. Вначале бег. По лесу, хоть и довольно грязно, но дышится-то как… Час бегаем, затем завтрак и час отдых. Скинув большую усталость, начинаем рукопашную подготовку. Сразу же возник затык. Инструкторов не существует вообще, не предусмотрены как класс. Пришлось обходить весь состав батальона, благо пока небольшой, всего сто восемьдесят человек, выбирая тех ребят, кто хоть что-то умеет. Как объяснил чуть позже Смолин, теперь есть приказ, неукомплектованные части в бой не кидать, уже хорошо. Да и хорошо это, что мы сейчас не на передовой. Мне как-то тоже немного надоело, а тут есть реальная возможность немного форму у бойцов подтянуть. На взвод меня в этот раз не поставили. Приказом командира полка меня повысили в звании сразу до старшины, перескочил немного. В каждом батальоне была небольшая группа снайперов, не стали уничтожать это подразделение после Сталинграда. Там-то вообще такие отряды специально создавали, и это правильно. Будучи в штрафной роте, нагляделся, как бойцы пытаются прорвать укрепленные позиции врага, жесть. Вот я сейчас и принимал командование над группой из четырех стрелков и четырех же вторых номеров нашего батальона. Вообще, я сразу предложил увеличить количество, но был мягко послан, и так некомплект бойцов, да еще я теперь людей клянчу. Под стрельбище оборудовали полянку на окраине леса, там и тренировались. Был у нас в батальоне один узкоглазый, так и не понял, какой он национальности, советской, наверное, вот тот учил стрелять. Сам я решил плотно заняться маскировкой и перемещением на поле боя. Среди бойцов сразу выделились двое. Все тот же узкоглазый, якут он, что ли? И еще один мужичок, лет тридцати пяти. Стреляли оба просто как боги. Якут, так и стал его называть, вообще пулю в пулю из «мосинки» кладет, да и второй от него почти не отстает. Мне вернули мою винтовку, она все время находилась в штабе у Смолина, он ее никому не отдавал. Я, правда, подумывал уже о замене. Когда в последний раз из нее стрелял, мне что-то показалось, что разброс вырос, но сейчас передумал. Вычистил как следует, пристрелял заново, и все стало вроде бы в порядке. У Петрухи был ППШ, но мы выпросили для него СВТ, сгоняли в рембат и нарезали на ствол резьбу. Петька так матерился, что я заставил его отдать автомат, что даже обиделся. Зато когда я закончил с его винтовкой и позвал пострелять, быстро оживился, увидев набалдашник глушителя.
— Сань, а чего она такая длинная, почти мой рост?
— Чтобы ты спрашивал! — усмехнулся я. — Давай вот стреляй уже, а я в сторонку отойду, послушаю.
Шипение от выстрела «Светки» с глушителем пропадало на расстоянии ста метров. То есть если из нее стрелять метров с трехсот, противник вообще ничего не услышит. А главное, на поле боя можно вести прицельный огонь не заморачиваясь со сменой позиции. Звука в какофонии боя вообще не слыхать будет, так еще и вспышки нет. Конечно, неизвестно еще, сколько проживет эта «труба», но я уже решил, да и возможность нашел наделать еще, сразу про запас. Патроны я тоже немного облегчил, в смысле навеску чуток изменил, прямо на глаз. Взял десять патронов и из каждого отсыпал порох. Сделал все разные, чтобы понять, до какой степени можно уменьшить навеску, чтобы и стрелять можно было, но и звук задушить по максимуму. Скорость у пули, конечно, упала, но оказалось, что вполне приемлемо, зато тихо-то как стало… Затвор громче лязгает, хотя он тут в принципе не такой и громкий, особливо если с ДП сравнивать. Даже у «калаша» в будущем громче хлещет, чем на «Светке», но зато и надежность у АК выше. Здесь детали плотнее подогнаны, люфты меньше, за счет этого и кучность хорошая, и остальная работа доставляет удовольствие. Конечно, слыхал я уже за почти целый год, что здесь нахожусь, всякое об СВТ, но в основном, если не было заводского брака, все сводилось к плохому обращению с оружием. Рассказывал уже, помнится, как в Сталинграде проверил у одного бойца винтовку, а она не просто грязная, уже ржавеет даже. Он на мой вопрос тогда так ответил, что я даже в ступор впал. С выстрелом, говорит, вся грязь и вылетит, не, логика у некоторых просто железобетонная. А мне уже приходилось видеть и стволы треснувшие, и затворы разбитые. Всякое может случиться из-за плохого отношения к оружию. А людей таких, видно, как правило, сразу. Почему-то уже не раз отмечал про себя, если у бойца внешний вид в порядке, следит за собой человек, так у него и оружие вычищено, и даже лопатка стерильна, как скальпель. Все от природы человека зависит. Был у нас такой чистоплюй, погиб потом парнишка, что удивил меня своим обращением с оружием. Есть такие люди, что следят за внешностью просто с маниакальным усердием. Проверял как-то бойцов в перерыве боев, вижу, один сидит и, чиркая спички, огоньком ремень на автомате прижигает. Интересно стало, спрашиваю:
— Чего, сжечь хочешь? — усмехаясь.
— Да нет, товарищ сержант, размахрился ремешок, некрасиво выглядит, вот и прижигаю ниточки. — Я чуть не упал. Кто, блин, разглядывает ремень на автомате? Да меня спроси, какого он цвета, я не отвечу, по крайней мере сразу, а этот ниточки прижигает. Говорю же, маньяк. Помню как-то в
— Тебе нравится патроны впустую изводить?
— Почему, я же по врагу стреляю! — слегка обидевшись, ответил друг.
— Нужно стрелять не по врагу, а во врага, — нарочито поучительно сказал я, — разницу чуешь? А в сторону противника и так есть кому стрелять.
— Да, — ответил Петя и повеселел.
Мы просидели в лесу весь апрель, народу прибавлялось и прибавлялось. А после майских праздников пришел, наконец, приказ на сбор и выдвижение. Погода радует, уже совсем стало тепло и даже ночами уже не мерзнешь. Спать ложишься, накрываешься шинелькой, но к утру обнаруживаешь ту на земле. В субботу нам устроили баню и прожарку одежки, вши, если честно, задолбали уже. Привыкать-то к ним привыкаешь, но приятного мало. За месяц, что здесь находимся, двоих в госпиталь увезли, какая-то зараза пристала. Говоря о вшах, нужно упомянуть еще одну заразу, которой я поначалу ожидал, сидя в лесу. Клещи. Что интересно, не видел ни одного до сих пор. Может, это они в двадцать первом веке так расплодились, но вот не видел здесь ни разу, хоть специально ползай по лесу, и это очень меня радовало. Не хватало еще от них чего зацепить. Вообще, болеют здесь почему-то меньше, причем намного. Один раз только, уже с прошлого года, был случай, когда у бойца воспаление легких было. Ну, это я так думаю, симптомы были похожи. Промок парень тогда под осенним дождем, а переодеться не успел, была атака противника, вот он и воевал во всем мокром. Наутро встать не мог. Температура, кашель, насморк, увезли его тогда в санбат, да больше я его и не встречал, так что узнать, что он подцепил, было нельзя.
Дивизию погнали своим ходом, ворчали все, конечно, а куда деваться? Поезда рядом с нами не ходили, да и направление было к очередной деревеньке или к селу, хрен тут разберешься, пока не увидишь. Машин было катастрофически мало. Нет, грузовики были, и даже бойцы в них ехали, да вот только на десять тысяч человек слишком много транспорта нужно. Везло как всегда артиллерии, те ехали в кузовах грузовиков, штабные, да и обозники тоже отдыхали. Последние хоть и на лошадках, но все какой-никакой, а транспорт. Мы же стаптывали ноги. Идти оказалось нужно довольно далеко, километров восемьдесят, если верить Смолину. После двухдневного пешего тура по бескрайним просторам нашей Родины ворчали уже все. Конечно, это ж не кино, где покажут, как солдатики браво с песнями идут по полям и дорогам. В реальности все с точностью до наоборот. Люди уставали, ругались, огрызались друг на друга, но до драк не доходило, не из-за чего было просто, шли и терпели. На завтра вдруг объявили выход на два часа позже, что обрадовало всех бойцов. Можно будет поспать подольше, благо на марше не гоняют строевым и побудки не устраивают, понимают, что люди действительно устают. Ночь прошла волшебно, учитывая то, что на сон дали лишних два часа. Никто, правда, все эти два не спал. Привыкли люди к режиму, вот большинство и проснулись как обычно, а уснуть заново уже тяжко, да и жрать постоянно хочется. Во время марша одни сухари и вода, достало уже, если честно. Вон, пока в лесу стояли, мы с Петрухой во время пострелушек увидали кабана, метрах в трехстах стоял, на опушке. Вторым выстрелом я положил того в десятке метров от того места, где в него попала моя первая пуля. Кабана мы с трудом, но приперли в расположение, а к вечеру все ели охрененный шашлык, я сам контролировал работу повара. Да и позже еще два дня суп ели с мясом. Даже, кстати, и делиться с другими ротами не пришлось, оказалось, все регулярно ходят на «охоту», с целью разнообразить питание.
Так и продолжался наш путь, с короткими остановками для отдыха. За четыре дня протопали хрен знает сколько, когда вновь был подарок с небес. Наш батальон топал в авангарде, и, как оказалось, мы здорово ушли вперед, решение комполка было принято на ура, встали на дневку, дожидаться остальных. Оказалось, небольшой мостик, через который мы форсировали небольшую речушку, провалился под одним из грузовиков, и пока его вытаскивали, пока восстанавливали мост, мы успели утопать далеко вперед. Ждали мы довольно долго. Только к вечеру появилась голова колонны с бойцами третьего батальона и еще одного полка, что двигался следом за нами. Я был доволен увиденным. Такое отношение позволяло думать, что нас не будут бросать в бой по мере подхода к передовой, а все-таки соберут в кулак. Краем уха зацепил разговор Смолина с комполка Елиным. Вроде как мы двигаемся на смену одной части, что захватила пару деревень, а главное, стратегически важную высоту в районе Курска. Командование решило заменить сильно потрепанные части свежими, что ж, это правильно. Вспоминая, как меняли нас в Сталинграде, когда смены были всего на несколько часов, я аж передернулся. Возьмем, бывало объект, а сил удержать уже нет. Иногда нас выбивали тут же, а иногда все-таки успевали поменять, и тогда объект держался. Тогда, конечно, было очень жестко. Бывало, идем в бой ротой численностью человек в восемьдесят, через пару часов нас ровно половина. Приходит смена, такая же рота, как была у нас. Мы отойдем на квартал назад, отдыхаем, через пару часов приказ, вернуться на позиции и слиться с той ротой, что нас поменяла. Возвращаемся, а там от роты меньше нашего, и вновь стоим, удерживаем. Иногда доходило до того, что у нас от роты оставалось меньше двадцати человек, тогда выводили уже на берег, и мы отдыхали до переправы подмоги, в виде уже полноценных рот. А затем все по новой. Надеюсь, сейчас уже так не будет. Маневрировать в поле это не то же самое, что стоять на одном месте в городе, когда каждый дом это стратегическая высота.
На пятый день к вечеру мы, пройдя небольшим лесочком, достигли, наконец, тылов воюющих частей. Мы уже с утра прислушивались к канонаде, что слышалась на западе, но тут она стала уже отчетливой. Едва подошли к какой-то совершенно разрушенной деревне, как началась нездоровая суета. Местные, те войска, что должны передать нам позиции, бегали и суетились, собираясь отходить. Наши были озабочены проверкой личного состава, вооружения и боеприпасов. Ночью мы оказались в окопах, что заботливо откопали еще наши предшественники, огромное им спасибо. Немного успели пообщаться с парнями, что снимались отсюда. Получили некоторые советы о том, как, откуда и куда бьют в основном немцы. Оказалось, позиции у нас не больно хорошие. Впереди была высота, видимо та, которую и надо держать. Справа от нее хоть и небольшая, но река, там немцы не лезут, а вот левее… Именно слева была широкая полоса, по которой немцы сюда и перли, причем танками. Радовало одно, новых, тяжелых танков у фрицев сейчас катастрофически мало, а большое количество достигается за счет старых танков, причем основным танком вермахта, как ни странно, сейчас и здесь был Т-3. С этими комодами мы знали, как бодаться. Тылы у фрицев далековато отведены, боятся наших гвардейских минометов, вот и идут немецкие танки с запасом топлива на корме. Надо запасаться зажигательными боеприпасами, может, еще и танков тут набьем. Меня радовала ситуация, при которой будет возможность воевать так, как от тебя хотели в теории, а не бросаться в каждую дыру, пытаясь ее заткнуть собой. Все-таки мы с пополнения и отдыха идем, хоть и подустали чуток, но заметил, что у бойцов искра в глазах появилась, от близости к врагу. Что удивляло, страха в глазах людей стало намного меньше, умеют пропагандисты поднимать боевой дух. Ведь даже в
Почему-то едва увидев высоту, меня потянуло вправо, к реке, вот прям подталкивает. Отловил Нечаева, в роте которого я числился, и спросил разрешения сходить и осмотреть тот склон, что был обращен к воде. Так как Леха и сам еще не «вкурил», что здесь и как, разрешение я получил. Взял с собой весь наш отряд снайперов и выдвинулся поутру к реке. А спустя два часа уже ожидал прихода кого-нибудь из командиров, чтобы показать то, что увидели мы с ребятами, обойдя высоту по воде. Немцы, они такие, хрен они станут просто отсиживаться, если есть возможность застать врасплох врага.
Всего в полукилометре от реки мы увидели танки, что готовились обходить высоту с этой стороны. Дело в том, что здесь были очень крутые склоны и овраги, поэтому раньше немчура тут и не лезла, но сейчас они, видимо, исследовали берег реки и, сочтя его проходимым для техники, решили двинуть в обход. Вот было бы нам всем грустно, когда танки противника ударили бы внезапно нам в спину. Да, и опять почему-то везет именно мне, даже перестал удивляться. Ладно в Сталинграде, о нем я много читал, и некоторые сражения, даже за отдельные дома, были довольно хорошо описаны, но тут? Ведь по сути, я даже и не знаю, где мы точно находимся. Знаю, что где-то впереди на западе Курск, а вот, сколько до него, какие тут будут бои и какие силы у противника, понятия не имею. Но все же мне везет, а везет тому, кто везет. Каламбурчик, однако, попробуем и дальше везти, может, все и получится.
Дивизия, как я вообще-то и ожидал, естественно, прибыла еще не вся. Ладно хоть артиллерия уже развернулась. Не рискуя собирать все в одном месте, командование разделило пушкарей на два направления. Не то чтобы высота была какая-то огромная, но вот быстро перенести огонь с одного фланга на другой просто так не получится. Хоть вроде и подготовились, но атака фашистов все равно началась неожиданно. Как-то я уже поотвык от артподготовки противника. Когда в воздухе раздался первый свист и вой летящего к нам железа, инстинктивно втянул голову. Мы с отрядом снайперов были на острие, рассредоточились на участке в сотню метров и приготовились. Окопаться толком не успели, в смысле траншей не было, только индивидуальные ячейки, но хоть что-то. Повезло с землей. Хоть и тяжелая была, воды много, но хоть не глина и не камни. Копалось достаточно легко. Присев в своей ячейке, мы с Петрухой рядом были, ждали окончания артогня. Да, ни фига уже не сорок первый, немцы стреляли всего пять минут, видимо, запасов не хватает на полноценную работу артиллерии. Высунувшись, огляделся. Из моих подопечных не повезло одной паре. Прямым попаданием в ячейку были убиты и стрелок, и второй номер. Петя даже сползал и посмотрел, говорит, вообще одно мясо вокруг развороченной ямки. Что ж, не впервой, уже давно меня не трясет при потерях, человек такая тварь, что привыкает ко всему.
— Петь, готовь «тихарь». Пехота пойдет сразу за танками, вон, кстати, и они, будем отстреливать, пока наши противотанкисты будут заниматься немецкими панцерами. — У меня сейчас так же была СВТ, решил взять ее, так как видел, что «глушитель» будет здесь предпочтительнее.
Пехоты шло немного, расчёт немцев был направлен на танковый удар и охват наших частей. Танков у нас не было, вроде командир обещал подмогу, но через несколько часов. Соседи наши побогаче будут, но до них двадцать километров, и все лесом, когда еще подойдут, будем держаться сами. На удивление, немчура вообще не отреагировала на избиение пехоты. Раньше, помнится, они вообще не лезли, если пехота лежит, а тут… Немецким «коробочкам» до нас оставалось еще с пару сотен метров, когда пехотное прикрытие перестало существовать. Шутка ли, одних снайперов шесть штук. Все вторые номера были так же вооружены винтовками с оптикой. Я, кстати, в своем репертуаре был. Увидев, что пехота редеет, решил попробовать остановить танк. Одна из «троечек» перла практически на меня. Меньше двухсот метров, вообще не расстояние. За счет глушителя, из танка меня вообще не видят, вот я и начал стрелять в одно и то же место, в узкую полоску смотровой щели механика-водителя, и даже не удивился, когда после пятого или шестого выстрела танк вдруг замер. Жаль, эта зараза не повернулась боком, просто ехал, ехал и встал. Ожидая, будет ли выбираться экипаж, я как-то проморгал, что несколько гансовских «коробочек» обошли нас слева. Но это было уже не важно, там у нас как раз орудия и стоят. Так и не дождался появления фрицев из остановившегося танка. Наоборот, тот как-то неуверенно, но стал двигаться назад, видимо, место механика занял кто-то другой из экипажа, но водить как следует не умел, поэтому и двигался так медленно. «Гусли» мне у него не сбить, пробовал уже, поэтому решил пострелять еще по щелям, авось и нового водителя завалю. То ли нервничать начал, вокруг взрывы и пуля свистят, вперемежку со снарядами, то ли глаз замылился, но, выпустив целый магазин, рассердился на свои промахи. Между тем прорвавшиеся мимо нас несколько немецких танков, попав под противотанковые пушки, начали сдавать назад. Точнее, они не просто стали пятиться, а закладывая дугу, начали «топтать» позиции пехоты, наши то есть. Хорошо Петро громким возгласом привлек внимание, а то я бы и не увидел, как слева прямо на нас двигалась серая туша Т-4. Бежать было некуда, поэтому просто упал на дно своей ячейки и закрыл голову руками, как будто это меня спасет. Земля дрожала так, что стучали зубы, стиснув до боли и закусив губу, я ждал смерти. Наверное, вот так и появлялись без вести пропавшие. Танк проедет, кто там потом искать будет, проще уж пропавшим объявить, не во время же боя искать бойца. А потом, через много лет, поисковики и «черные копатели» откапывают и бережно хоронят парней, погибших за Родину такой страшной смертью. Между тем гул мотора и дрожание как будто немного ослабли. Попытавшись разогнуться, что удалось не сразу, понял, что со мной произошло именно то, чего и боялся.
«Здравствуй, скиталец по времени!» — внезапно в голове пролетела мысль.
«Привет!» — не нашел я ничего лучше, как мысленно произнести именно эту фразу.
«Тебе понравилось в выбранном времени?»
«А что, не видно?» — ехидно заметил я.
«Хочешь назад?» — Вот это вопросец. Интересно, это что, тот, кто меня и засунул сюда?
«Ты кто?»
«Да я, как ты уже догадался, и “засунул” тебя в это время».
«Так кто ты?»
«Зачем тебе это?»
«Не знаю», — честно признался я.
«Так хочешь ли обратно?»
«А я разве не там?»
«Уже нет, ты умер».
«Как это, я же чувствовал все?»
«Сейчас ведь уже не чувствуешь?» — И то правда, я вообще ничего не ощущаю.
«Ага».
«Так что?»
«Назад хочу, вот только…»
«Что именно?»
«Да воевать надоело, устал», — честно признался я.
«Я так и подумал, Что же, я верну тебя обратно, живым, но…»
«Что-то мне это “но” не нравится».
«Легко не будет, меняй свою жизнь, на войне тебе места нет».
«Хорошо», — неуверенно ответил я.
Навалившаяся внезапно тяжесть и духота мешали дышать. Я быстро осознал, что «вернулся». Кто это был, с какого такого перепуга он мне предлагает переселения? Черт, как же тяжело!!!
«Завалило», — промелькнула мысль, даже пронеслась, и мозг уже начал отключаться, передавая эстафету инстинктам. Нервно дергаясь, стараясь всеми силами заткнуть панику, я старался выбраться. Дышать было все сложнее, земля забивалась и в рот, и в нос, и вообще везде. Страх? Да не сказал бы, что это был страх. Была паника, и где-то на грани сознания я понимал, что паника не помощник, нужно собраться, но как? Спустя, кажется, целую вечность, я вдруг почувствовал, что голову перестало сжимать и давить. Попытавшись открыть глаза, понял, что их залепило. Боль резала так, что паника только усиливалась. Осложняла все невозможность протереть забитые грязью глаза. Руки были где-то вдоль тела. Но раз я не умер до сих пор, значит, действительно голова уже снаружи, и я, даже не сообразив сразу, что делаю, вовсю отплевывался. Через какое-то время вернулся слух. Дрожание земли не ощущалось, но грохот вокруг стоял серьезный. Все еще вертясь как уж на сковородке, я наконец выдернул одну руку. Лихорадочно работая пальцами, я продрал глаза. Они болели, но сквозь белесую пленку я, наконец, начал хоть что-то видеть. Сразу как по приказу начала униматься паника. Живой! Живой и даже не ранен, просто обездвижен, будучи заваленным. Сбивая в кровь пальцы, я все быстрее и быстрее копал одной рукой рыхлую, но тяжелую землю. Уже через пару минут смог выдернуть и вторую. Дальше пошло уже быстрее, к тому же глаза видели все лучше, только пленка мешала, но боль уже уходила. Откопал я себя до пояса, когда ко мне подскочили наши ребята. Как оказалось, пехота пошла вперед, за отступающими немцами, вот и наткнулись на меня.
— Мужики, соседняя ячейка, соседняя ячейка, — причитал я, не в силах сказать что-то еще. Как-то на подсознании я уже перестал волноваться, меня вытащили, но ребятам моим тоже нужна помощь. Черт, Петька! — Мой напарник, где он? — продолжал орать я.
— Старшина, не ори, копают ребята, копают, сколько вас здесь было? — кто-то стоял надо мной и приводил меня в чувство.
— Снайперская группа, восемь человек, точнее, шесть, двое погибли. Пехота стояла чуть в стороне, мы в авангарде были.
— Ясно, ребята откопали четверых, ты пятый, ищут последнего. — Меня это немного успокоило, но тут же появилась другая опасность.
— Живы?
— Трое, одного на траки «намотало», — говоривший со мной едва сдерживался, чтобы не зарыдать. У меня же слезы хлынули сами по себе.
— Брат, Петруха, — зарычал я и дернулся, пытаясь встать. Продолжая орать, я не сразу понял, что меня скрутили и удерживают явно не две руки. А через мгновение я услышал голос. Господи, да это голос моего братишки!
— Командир, командир, я живой, — причитал надо мной друг, а я все продолжал орать.
Как все закончилось, я уже не помню. Пришел в себя в землянке, лежа на спине. Рывком придя в сознание, я сел и попытался осмотреться. Глаза отозвались знакомой резью и слабой болью. Вокруг было темно.
— Старшина, лежи спокойно, сейчас сестричка придет, — вдруг произнес кто-то рядом. Перестав паниковать, откинулся на лежанку.
«Черт, где я, что со мной? Неужели я зрение потерял?» — вопросы проносились в голове со скоростью пулеметной очереди. Что там говорил этот голос в голове, на войне мне места нет? Блин, а что со зрением-то? «Как же я без глаз-то, что мне теперь делать?» — Только сейчас до меня начало доходить, что — ВСЕ! Похоже, я навоевался, как мне и сказали.
«Как жить-то? В незнакомом мире я только и мог, что рассчитывать на службу в армии, а теперь? Кому нужен калека, пусть и только незрячий?» Вырвали меня из размышлений мягкие и легкие прикосновения. Кто-то протирал мне лоб чем-то мягким и мокрым.
— Родненький, ну, не плачь, а то я уже не могу! — расслышал я сквозь собственные мысли и страхи. Даже не осознавал, что, оказывается, рыдаю. Жалко себя-то, что бы вокруг ни происходило, но своя-то шкурка всегда дорога. А рыдал я от осознания перспективы быть списанным из армии по потере зрения.
— Сестренка?
— Да, родненький, потерпи еще немного, я тебе глаза протру.
— Так я же не вижу все равно, чего их протирать?
— Доктор говорит, что зрение может вернуться. Главное, прочистили все хорошо, не переживай! — И меня успокоила ее речь. Раз доктор смотрел, значит, все не так безнадежно, как я себе уже «разрисовал», значит, будем жить!
В санбате я провел почти неделю. Один глаз видел расплывчато, второй… второй пока не хотел вообще никак. Здесь, в санбате встретились всем нашим отрядом горе-снайперов. Петро был жив, только руку ему всерьез поломало. Танк, оказалось, проехал прямо между нашими ячейками и обвалил стенки наших недоокопов. Петя попытался в это время подтянуть к себе винтовку, но танк «наступил» на нее, вот винтовкой ему руку и переломало. Было два открытых перелома, ниже и выше локтя. Руку собирали по частям, напарник тоже, как и я, рыдает по ночам, переживая, что теперь его комиссуют. Правая рука у друга, левый глаз у меня. У остальных ребят, кто выжил, конечно, в основном ушибы и царапины, ну и пара переломов, но полегче, чем у моего братана. Так и лежали мы почти неделю все вместе и потихоньку выли. Когда меня отпустили из медсанбата, как оказалось, не только из него, но и вообще из армии, я расстроился не особо. За неделю передумал много чего, поэтому известие о демобилизации принял вполне спокойно. Уже обдумав, что надо начинать очередную новую жизнь. Оба моих друга, командир роты Нечаев и комбат Смолин, долго жали руки и пытались зачем-то оправдываться, оборвал их на полуслове:
— Хватит уже! Что вы как перед умирающим тут распинаетесь? Ваша вина, что так вышло? Ну а на нет и суда нет. Прощайте, товарищи командиры, берегите себя и людей.
Я зашел обратно в госпиталь и коротко попрощался с напарником, с бывшим уже напарником. Взял у него адрес, Петя сказал, что поедет домой, в Ярославскую область, обещал к нему обязательно приехать. Было около десяти утра, когда я, получив на руки кучу документов, выехал на попутке, везущей в госпиталь раненых. Машина шла на Воронеж, но мне было не по пути. Ага, я к Сталинграду решил смотаться, проверю, как моя захоронка, если на месте, то заберу. Правда, тормознуть меня могут с таким грузом, но что-нибудь придумаю. Вообще, я собирался забраться куда-нибудь в глушь и жить, ожидая восстановления зрения. Если это случится за два года, вернусь в армию, если нет, ну, значит всё, навоевался. Обидно, дожить до такого момента, как перелом в войне, и лишиться возможности участвовать в разгроме врага, очень обидно. А сколько таких людей сейчас по всей стране? Тысячи! Так что устроюсь как-нибудь. Нищенствовать не буду точно, и дело даже не в том, что у меня есть виртуальное пока богатство в виде зарытых драгоценностей и денег, просто мне за то время, что я воевал, набежала немаленькая сумма денежного довольствия. Как многие, спиваться я не собираюсь, а таких действительно уже довольно много, это я из будущего знаю, как комиссованные спивались и теряли себя. Надо только придумать, где бы остановиться, чтобы и климат понравился, да и душе было бы приятно. Я тварь теплолюбивая, хотелось бы, конечно, куда-нибудь, где солнечно и тепло, да вот только нет в России такого места. Сочи, Крым хорошие места, но тоже не совсем то, что в мечтах. Мелькнула мысль, как и тогда, когда был вынужден бежать от чекистов, что можно покинуть страну, да только вот постоянно гложут сомнения, смогу ли я жить на чужбине. Да, многие люди легко меняют место жительства, а еще многие говорят, что с деньгами хорошо везде. Да это во мне опять двадцать первый век говорит. А если серьезно, то была у меня идея, что где-нибудь на Западе я смог бы исправить зрение, вот это правда была мысль так мысль. В том, что зрение можно восстановить, я почему-то уже не сомневался. Даже не знаю почему, может, просто чувствовал это, поэтому и думал. Ну не стал бы этот незнакомец в голове забрасывать меня обратно с перспективой жить калекой.
Все-таки я с госпитальной машиной доехал до Воронежа. Посмотрел, как сильно досталось и этому старинному городу. Не Сталинград, конечно, но очень близко к нему. Да и мало ли сейчас таких городов? Немцы ведь, отступая, уничтожают, суки, все подряд. Строить тут не перестроить. Побродив по улочкам красивого когда-то города, решительно начал искать транспорт до Сталинграда. Надоело документы показывать всем желающим. А их было немало. СМЕРШ уже вовсю работал и всех подозрительных, а я с таким своим внешним видом прямо манил к себе чекистов, проверяли и трясли, будь здоров. Хорошо у меня в придачу к старой, изуродованной форме, хоть и тщательно выстиранной, была справка из медсанбата и документы комиссованного. Представители СМЕРШ были на удивление вежливы, даже руку при прощании пожимали, проверив документы. От них, кстати, и узнал, что в Сталинград ходит поезд, и можно спокойно добраться по железной дороге, а не мучиться с ловлей попутных машин. Так и поступил. Сегодня, к сожалению, поезда не будет, но завтра к обеду я точно на него сяду.
Поезд, как оказалось, был московский. Ходил из столицы в Астрахань, попутно заходя в Сталинград. Билеты купил прямо в вагоне. Не в первый раз уже ехал в поезде, находясь в этом времени, но ранее в чисто пассажирских составах ездить не приходилось. Был удивлен видом и убранством вагонов. Внешне-то как раз вагоны были невзрачными, а вот внутри… Я даже растерялся, когда пройдя мимо проводника, предварительно купив билет, оказался в самом настоящем купейном вагоне. Поискав одним своим недобитым глазом нужное мне место, точнее, номер возле одной из дверей купе, я потянул дверь. Оказавшись внутри, обалдел еще сильнее. Чисто, красиво, где, блин, такую роскошь-то нашли??? А главное, я был в купе совершенно один. Разместившись, я вдруг осознал, что дико хочу есть. Выглянув из купе и напрягая свой единственный, но плохо видящий глаз, определил, где купе проводника.
— Здравствуйте, — поздоровался я с уже виденным мной проводником. Мужик в возрасте, наверняка тоже списанный из армии, по выправке видно. Хоть и не молод он уже, да только спинку-то держит как нужно.
— И тебе не хворать старшина, чего хотел? — мужик приглашающим жестом указал мне на место рядом с собой.
— Да вот только вспомнил, что не ел ничего со вчерашнего вечера, и с собой забыл взять…
— Ну, тоже мне проблема, — воскликнул проводник, — я на станции затарился, одному все равно столько не съесть, так что присоединяйся.
Разложив на скатерти продукты, от одного вида самой скатерки я уже офигел, Ерофеич, так назвался проводник, приглашающе кивнул. Вареные яйца, такая же варёная курица, хлеб, консервы, даже колбаса и соленые огурцы, все это заставляло мою челюсть падать все ниже и ниже. Сказать, что я съел много, ничего не сказать вообще.
— Только с фронта? — дав мне как следует поесть, начал разговор Ерофеич.
— Ага, — кивнул я.
— В отпуск или…
— Или! Списали, — бросил я.
— Почему-то я так и думал, — кивнул сам себе проводник, — когда в отпуск едут, обычно суетятся, видно, что в нетерпении люди, а ты спокойный, никуда не торопишься. Правда, не пойму вот с каким ранением списали…
— Да я не вижу почти…
Дальше я в течение получаса рассказывал, что со мной произошло. Чуть позже Ерофеич немного рассказал о себе. Короче, время в пути летело незаметно, и это радовало, потому как поезд, как и я сам, никуда не торопился. Я даже выспаться успел в купе, перед тем как прибыл, уже в который раз, в город на Волге. Сойдя на вокзале, я не узнавал города. Вокруг такая суета, одна большая стройка, а не город. Оглядев вокзал, его еще не восстановили, я только горько ухмыльнулся, вспоминая, какие здесь шли бои. Так или иначе, но меня опять занесло сюда, словно я обречен постоянно возвращаться в этот многострадальный город. Из вещей у меня был только армейский потрепанный сидор, а как чуть позже узнал, купить здесь что-либо из хороших вещей было практически невозможно. Щурясь от утреннего весеннего солнышка, доковылял до здания, в котором находился отдел милиции. Поставил штампик в документы, не знаю зачем, видимо, положено всех приезжих отмечать, я узнал, где можно снять жилье. Старый милиционер, оказалось, он и ранее служил здесь, месяц, как вернулся из госпиталя, выслушал меня, поинтересовавшись только:
— Ты как, старшина, совсем здесь осесть хочешь?
— Да я пока не знаю. Если честно, вообще некуда было идти, как из армии списали, подумал, а почему бы в Сталинград не съездить, вот и приехал.
— Сколько ты тут воевал? — с интересом спросил милиционер.
— С сентября по ноябрь, потом, перед самой капитуляцией, из госпиталя обратно вернулся.
— Понятно, манит, значит? — с одному ему понятной мыслью кивнул страж порядка.
— Да фиг его знает, — пожал я плечами, а сам подумал, что, наверное, он прав. Меня сюда не просто манит, а просто тащит что-то, или это эти долбаные драгоценности… Ну вот, опять на «бабки» все перешло.
— Центр весь как стройка, туда можешь не ходить, точнее, жилья ты там не найдешь, двигай в частный сектор, могу подсказать одну старушку, что будет рада солдату.
— Буду благодарен за помощь, — кивнул я головой.
По какой-то нелепой иронии судьбы, старушка, что сосватал мне милиционер, жила в двух кварталах от того места, где я сжег мертвых чекистов. Воспоминания были нехорошими, меня аж коробило всего, нет, вовсе не от того что убил советских людей, я их и еще раз бы убил. Вспоминались Востриковы и их соседи, дети, убитые чекистами из-за моего чемодана. Встряхнувшись, постучался к бабульке в окно. Спустя минуту меня уже впустили в дом. У меня с собой был чай, завернутый в газету, поэтому выложив на стол, предложил старушке заварить. Бабулька, с виду лет восемьдесят, худющая как вяленая рыбка, быстренько раскочегарила печку. Рядом с большой, как и положено, в пол-избы, стояла маленькая буржуйка. Вот на ней чайник и стоял сейчас, закипая. С бабулей, Марией Алексеевной, мы попили чаю, я расспрашивал о жизни при немцах и сейчас, она меня расспросила о фронте, где сейчас и что делается. Просидели до вечера. Прогуляться я не пошел, милиционер строго предупредил не ходить поздно вечером и ночью по городу. Вместо этого я перекурил на дворе, да и завалился спать. Баба Маша, как сама она просила себя называть, даже белье мне хотела постелить, но я отказался, сославшись, что не мылся несколько дней и не хочу его пачкать. Улегся на широкой лавочке возле печки и, накрывшись шинелькой, быстро уснул.
Наутро, после подогретого вчерашнего чая, я начал думать о будущем. Мне предстояло как-то выкопать чемодан, а также его как-то тащить, а он немаленький. Узнав у бабы Машы, что в городе есть базар, я туда навострил лыжи, благо сегодня было воскресенье, и он должен был работать.
Базар представлял собой просто небольшой развал, на котором продавали всякую фигню. Что удивило, в свободной продаже были элементы немецкой формы. Брюки, кителя и тощие фрицевские шинели. Кто их покупает, осталось для меня загадкой. Единственно, я увидел, как один дедок торгует старой обувью, к нему я и подошел, у меня свои сапоги скоро развалятся. После недолгого осмотра барахла хотел было уже уходить, как дед, явно распознав, что у меня есть деньги, вытянул из-под старых мешков немецкий ранец, а из него отличные егерские ботинки, с высоким голенищем и шнуровкой.
— Откуда, дед? — только и смог вымолвить я и чуть не рассмеялся, услышав ответ.
— Эхо войны, внучек.
Вот так.
Став обладателем отличной обуви, пришлось, правда, свои галифе натянуть поверх шнуровки, чтобы в глаза людям не бросались, а то мало ли, сочтут за шпиона. Тут это раз плюнуть, несмотря на то что люди вокруг одевались кто во что горазд. Я приобрел дополнительно большой, явно старый еще с царских времен чемодан. На нем не было ручки, но я что-нибудь приделаю, а также купил комплект не очень сильно застиранного нательного белья. А то хожу как бомж, даже переодеться не во что. Надо бы еще гражданку купить, мне теперь можно, все по закону. Подумав перед уходом с базара, решил, что надо покупать прямо сейчас, так как вылазку за сокровищами лучше сделаю в гражданской одежке.
Как же я хвалил сам себя, когда отправился на немецкое кладбище за закопанными драгоценностями, переодевшись в гражданку. Четыре раза меня останавливали и проверяли документы. Повезло еще в том, что братская могила наших бойцов располагалась рядом, иначе объяснить свое нахождение в этом месте было бы трудно. Как я и предполагал, кладбище не тронули. Может, позже перенесут, но пока все было так, как в последний раз, когда я делал здесь захоронку. Вот только один черт, придется копать или ночью, или хотя бы поздно вечером, так как здесь поблизости находились люди. Навестив могилу наших бойцов и осторожно поглядывая на немецкое кладбище, что было совсем рядом, я сделал правильный вывод и не пошел днем туда. Отправился гулять по окрестностям. Добрался, правда, устал как собака, до Мамаева кургана. Здесь еще ничего не делалось. Кругом были бесконечные воронки и неглубокие траншеи. Трупов, конечно, не было, всех собрали, но вот «железо» убирать явно не спешили. Запнувшись на очередной железяке, оказавшейся стволом МГ, я чертыхнулся. Вот же блин, понятно, откуда люди будут еще семьдесят лет тащить «железо». Если рядом с городом и то не удосужились еще прибраться, то что уж говорить о полях и лесах. Решив, что ну его на фиг, ушел от греха подальше с кургана. Не ровен час, еще и на мину наступишь, а склоны тут «засеивались», я слышал об этом тогда. Так, прогуливаясь и разглядывая весенний Сталинград с холмов вокруг города, я и дождался вечера. Перед тем как идти на кладбище, я сделал приличный крюк, уводя возможных наблюдателей далеко в сторону. Отмахал лишних километров пять, но зато был спокоен, что если и были филеры, то уж теперь-то я хорошо их запутал. Была только одна проблема, вечером, а точнее уже практически ночью, я видел вообще плохо. Белесая пелена днем была менее навязчива, но вот сейчас… Для этого я и путал следы, просто потому, что видел очень хреново, и что-то мог пропустить. Лопата оказалась там, где я ее и оставлял, за пару месяцев грунт лишь осел, делаясь более плотным, но где искать я знал, так что проблемы не было. Еще раз внимательно осмотревшись, я направился к немецкому захоронению. Вроде вокруг тихо, и это, если честно, пугает сильнее, чем грохот. Привык уже на фронте, даже спал хуже, если над головой не стреляют. Спустя полчаса работы малой лопаткой я выдернул чемодан из довольно пахучей ямы. Сразу насторожило то, что он был сырой и какой-то склизкий, а воняло из него…
Развернув наволочку, прихватил на базаре, я высыпал все содержимое на нее. Так и думал, деньги, что наши, что немецкие, превратились в комки сырой бумаги, но драгоценностям-то ни фига не будет, сколько бы ни пролежали. Сбросив деньги в яму, я быстренько зарыл ее обратно, а все цацки пересыпал в свой сидор. Нести так будет удобнее, несмотря на большой вес. Накинул сверху гражданский плащ, прикрывая ношу, хоть на первый взгляд в глаза не бросится, я, опять делая большой круг, пошел назад в город. Навыки ползания в разрушенном городе пришлись кстати. Уже практически был возле дома бабы Маши, когда увидел патруль. Скорее, услышал, конечно. Правы, видимо, ученые и врачи в будущем, говоря, что у незрячих людей сильнее развиты органы слуха, и наоборот, кажется. Заныкался в каких-то развалинах, хотя тут такие кругом, это центр почти вычистили. Там смрад такой стоял, что в первую очередь разгребали, чтобы избавиться от трупов. Помню, видел после капитуляции гитлеровцев огромную кучу трупов, рядом с Мамаевым курганом, их туда свозили и сваливали словно мусор. Хоть я и испытал на себе, что собой представляли немцы и тот порядок, что они нам сюда притащили, но такое обращение с мертвыми меня сильно напрягало. Нельзя поступать с людьми так, хоть и враги, но… Чем мы будем от них отличаться, если сами как звери? Патруль миновал место, где я отлеживался, а я, кажется, забыл, как дышать. В какой-то миг я почувствовал, что кто-то из солдат патруля смотрит прямо на меня. Вернулся на место постоя, можно сказать, посреди ночи. Баба Маша давно спала, а я, раздевшись, вынес из избы ведро воды и начал отмываться. Мне в санбате, когда уезжал, сестричка подарила кусок мыла, какое-то даже приятно пахнущее, вот я и наводил чистоту. Укрывшись на дворе от возможного прохода по улице патруля, я плескался до той поры, пока сам уже не почуял, что вроде как от меня перестало вонять. Одежда, в которой я был, была плотно завязана в узел и спрятана под сараем. Нашел углубление, возможно, собака рылась, туда и спрятал, если дальше все будет спокойно, утоплю потом в реке. Да, в городе появились собаки, откуда и пришли? Немцы зимой сожрали тут все, что хоть как-то напоминало живность. Вновь облачившись в свою старую и здорово застиранную форму, я вернулся в дом и лег спать. Старушка даже не пошевельнулась, когда я укладывался. Разбудила меня баба Маша, казалось, как только я уснул. На самом деле время было уже около семи утра.
— Санька, ты чего, поздно вернулся, что ли? — едва я открыл глаз, спросила старушка.
— Да нет, просто вы спали, ну я и посидел на улице, с папироской. Потом вымылся, а то раньше негде было, теперь хоть на человека похож стал.
— Да уж, жених прям, жаль, что с глазами у тебя беда, но ты молись почаще, боженька поможет.
— Ой, баб Маш, да на нас на всех столько грехов, что и жизни-то не хватит все отмолить.
— Ты брось это! — строго проговорила старушка. — Откуда у защитников своей матушки земли грехи возьмутся? Молчишь, вот и молчи! Ты не у людей жизни забирал, а у врага. Знаешь, что они тут вытворяли, пока вы их не прогнали? То-то!
Разговор был очень тяжелый, не утренний. Я даже не пытался что-либо говорить, баба Маша сама все сказала, и за себя, и за меня, и вообще за всех, кто сейчас воюет.
— Куды ж ты теперь? — старушка провожала меня, когда на третий день я собирал манатки.
— Доктор говорил, что мне чистым воздухом дышать нужно, может помочь. — Что я несу?
— На Кавказ, что ли, поедешь?
— Пока не знаю, — пожал я плечами, — может, туда, а может, в Сибирь махну, там тоже воздух о-го-го!
— Там холодно, наверное?
— Да уж не холодней, чем здесь зимой было, а сейчас вообще почти лето. Вон, сегодня как солнышко жарит…
— Это да, наконец-то уже тепло наступило, — баба Маша вздохнула. Ей было хорошо, когда в доме появился мужик. Я хоть и с одним глазом, да и тот видит наполовину, но все-таки помогал бабульке по мере сил. Воду таскал с колодца, та меня даже проводила к месту, где можно было набрать чистой воды. А вчера вечером, я даже умудрился дров немного наколоть.
Вчера у меня был опять веселый денек. С утра к нам в дом завалился участковый, тот же старый мужичок, с каким я уже имел беседу.
— Здорово, старшина, — поздоровался милиционер.
— И вам не хворать, — кивнул я, — с чем пожаловали?
— Сегодня, после обеда будет поезд на Москву, ты вроде туда ехать собирался? — Шпион из него, как из дерьма пуля. Ни фига я ему такого не говорил.
— Да, думаю, в столицу податься, может, хоть инструктором возьмут…
— Так ты ж… — осекся милиционер.
— Калека? — продолжил я его мысль.
— Ну-у… — извиняющимся голосом протянул страж порядка.
— Ну, не возьмут, значит, буду искать другую работу, но вы правы, зрение у меня совсем ни к черту.
Милиционер не стал далее допытываться и спустя несколько минут ушел. Чуть позже веселье этого дня продолжилось. Когда я, собрав все, что нужно выкинуть в реку, выполз из дома бабы Маши, то оказалось, что всем милиционерам города, чекистам и просто военным обязательно нужно было идти там же, где шел я. Плюнув, я двинул к одному из нескольких больших оврагов, что делили Сталинград на части. Мои надежды оправдались, овраг был с водой, и я, вроде бы незаметно, утопил свои грязные шмотки, обмотав ими камень. Возвращаясь, не увидел ни одного представителя власти или армии. Уже рисовалась картина в голове, где над моим, доверху забитым драгоценными цацками сидором сгрудились старшие офицеры НКВД, а во дворе рота чекистов костер для меня разжигает или зеленку готовит. Тьфу, блин, вот напридумывал! Да кому я на фиг нужен? Калека, списанный из армии. Все было спокойно, так же, как и пару часов назад, когда я уходил, дольше думал и сомневался, чем потратил время на все дела. А ехать я решил и правда в Москву. Заодно, может, и подозрения с себя сниму. Непонятно только, в чем меня можно подозревать? Но не понравилось мне внимание старого участкового.
Поезд уходил через два часа, как раз есть время на то, чтобы затариться в дорогу едой и папиросами. С последним было хуже всего. Если продукты хоть и трудно было достать, но все же можно, то вот с табаком была беда. Да еще я привык в последнее время фабричные курить, самосад и махра уже в глотку не лезут. Все же нашел, причем, вот же, блин, предприниматели, немецкие сигареты нашел, да еще и хорошие. Я такие у одного немецкого офицера видел, майора, кажется, а те дешевку солдатскую не курили. Две пачки сигарет мне обошлись в сумму, на которую можно было купить два ведра картошки, я аж присвистнул, но продавец, ага, все тот же старикан, что и продал мне некоторые шмотки до этого, был непреклонен. Блин, вообще-то это мы этих фрицев наколотили, с которых он хабар продает. Нарываться не хотелось совершенно, поэтому просто заплатил и побрел на вокзал. Деньги, что я обналичил со своего аттестата, подходили к концу, по приезду в столицу надо будет еще снимать, а это, кстати, выглядит подозрительно. Но мне можно, я уже не служивый, а так, да, могут поинтересоваться, зачем солдату крупные суммы денег, если он на довольствии в армии стоит. Купив билет, сидел на перроне и ожидал прибытия поезда. Тот, что весьма обычно для этого времени, задерживался. Закуривая очередную сигарету, краем глаза заметил старика-участкового, опять за мной бдит, странно это все, ой как странно. Хоть и опоздав на час, но поезд все же прибыл. В этот раз вагоны были забиты очень даже прилично. И купешек уже не наблюдалось, обычный общий вагон, со скамейками, как электричка пригородная. Места по билетам не соблюдались вообще. Сидели все там, где хотелось. Мое место было, естественно, занято, но ругаться и нарываться я не стал, просто занял первое попавшееся свободное. Я, если не забыли, калека. Меня сейчас даже ребенок уделает, если чуть побыстрее будет двигаться и врасплох застанет. Вся надежда, если какой-то конфликт и созреет, на первый удар. Если успею первым, то может еще и поживу, а вот если пропущу…
Сидор был на спине, скатка с шинелью частично перекрывала его, но, конечно, такой объем не спрячешь. Но вроде как никто и не обращал на меня внимания, здесь все были с такими баулами, что я с одним мешком просто потерялся. Из разговоров попутчиков становилось понятно, что едут почти все в Москву. Отреагировали на пропаганду, что воспевала наше наступление и чуть ли полный разгром фашистов. Слышал я на вокзале радио, слышал. На фронтах без особых перемен, заняты населенные пункты, а какие, не сообщают. Нет уж, кого-кого, а меня на это не купишь, знаю я, сколько еще войне идти. Чуть меньше двух лет,
— Ну чего, дядя, насовсем или в отпуск? — встретили меня те два шкета, что я приметил, посчитав за воришек. Парни, кстати, лет по восемнадцать, а то и больше, странно, почему они в поезде катаются, а не в окопе сидят. Тот, что спрашивал, был выше меня на голову, белобрысый и тощий. Второй в худобе ему не уступал, но был пониже росточком.
— Насовсем, — ответил я и посмотрел на ворюг.
— Табачком не богат? — спросил «второй».
— Есть малехо, — кивнул я и, не доставая пачку, вытянул две сигареты.
— О! Трофей? — воскликнул «первый».
— Ага, — опять кивнул я и сунул еще одну сигарету в зубы. «Второй» вытащил из кармана огромных, явно не по размеру шаровар зажигалку, высек огонь и протянул мне. Закурив и кивнув в благодарность, я отошел к двери. Воришки больше ничего не спрашивали, а я и сам не больно мечтал с ними говорить. Ожидал я все же не зря. Все действия с сигаретами я проводил одной рукой, не вынимая вторую из кармана галифе, демонстрируя если не ранение, то как минимум плохую работу левой руки. Не докурив мои сигареты, парни развернулись ко мне, и «первый» наконец изрек:
— Слышь, папаша, дай-ка нам еще сигарет, мы с собой возьмем! — Ничего себе, даже чем-то из девяностых повеяло вдруг, наглостью сказанного, что ли?
— Дать я могу только звиздюлей, да вот унесете ли? — спокойно ответил я, приготовившись выдернуть «финку» из глубокого кармана галифе.
— Ты чего, папаша, жить расхотелось? Тебя на дембель отправили, радовался бы, что от войны сбежал…
— Да никогда я от нее не бегал, но жить хочется, это верно, — покивал я.
— Так чего ты тут ерепенишься, давай сюда бабки, часы и сигареты, а то…
Что «а то?», я переспрашивать не стал. Ребятишки стояли близко, в тамбуре места не так чтобы много, поэтому выбросив ногу вперед, я заехал «первому» между ног и, не обращая внимания на свернувшуюся креветку, посмотрел на «второго».
— Я тебя «попишу» сейчас, «красноперый»! — «второй» двинулся ко мне, вынув нож. Он не отрывал от меня злобного взгляда, но перешагивая через дурачка, лежавшего на полу, невольно склонил голову, смотря под ноги. В этот момент я и сблизился.
Когда «второй», в бешенстве, выставив вперед свою саблю, бросился на меня, я уже размышлял о том, стоит ли их просто избить или работать наглухо? Удар ножом это удар ножом. Просто повернув тело боком к нападавшему, я ушел из-под удара, а когда этот хмырь только заносил руку для повторного удара, я левой вогнал ему в грудь свою «финку». Воришка охнул, затрясся, видя мою руку, плотно прижатую к его груди, и начал оседать. Подхватив его за руки, я дернул тело на себя, не давая завалиться на пол, и шагнул обратно к двери. В эти годы двери вагонов еще не запирались на спецключ, здесь была просто задвижка. Щелкнув, отводя ее в крайнее положение, распахнул дверь. Свежий воздух ударил в лицо, дурманя ночным запахом. Правда, с примесью копоти, но что делать, паровоз-то старый, на угле.
Сдернув с этого ухаря пиджак, в котором тот был, я положил его в сторону, а тело свесил через порог. Нужно немного качнуть его, чтобы под колеса полетело, нефиг его целеньким отпускать, хоть и дохлым. Все это время, а прошло всего пару минут, «первый» с ужасом пялился на меня. Резко отправив голову и тело «второго» вниз, я отпустил и ноги. Крутануло того хорошо, должен был под колеса попасть, должен.
— Понял хоть чуть-чуть, что мы видим на войне? — почему-то спросил я.
— Д-д-да, — заикаясь, ответил воришка.
— То-то, — поучительно сказал я, — жить хочешь?
— Д-д-да! — Вот же блин, как его заклинило.
— Прыгай, тогда, может, и поживешь, — указал я на дверь.
— Так я же поломаюсь… — чуть не плача прошипел пацан.
— А мне какое дело? Твоя карта не сыграла, проигравший платит.
Парень еще что-то хотел сказать, но я показал ему окровавленную финку.
— Пиджачок снимай, да и сидор тебе ни к чему, — добавил я.
Страдалец выполнил приказ, а я указал ему за спину — там тоже дверь есть, — давай!
«Первый», со слезами в глазах, парень реально оценивал шансы выжить, сойдя с поезда на ходу, повернулся к двери и открыл ее. Умоляюще взглянув на меня через плечо, он всхлипнул и… ноги у воришки подогнулись, и он сполз на пол, причитая:
— Ну, пожалуйста, все, что угодно, не убивайте. — Тощие ручонки бессильно скребли по полу, воришка рыдал навзрыд, а я спокойно наблюдал.
«Экий я убивец-то стал, на фиг он мне сдался-то?»
— Вставай, чудо! — буркнул я парню. Тот, не веря свои ушам, вскинул на меня свои мокрые глаза.
— Вы, вы. — О как его пробрало, может, надо было и второго сначала перевоспитать попробовать?
— Да вставай уже, чего разлегся-то? Понял, до чего тебя такая жизнь довела? — я продолжил нравоучения, хотя чувствовал, что глаз у меня реально устал, и голова начинает болеть от напряжения. Щуриться я уже устал, но по-другому никак.
— Я все понял, дяденька, все! Я больше не буду.
Расслабившись, я чуть повернулся к парнишке боком и потерял его из виду. Уловив каким-то чудом движение, я рухнул на пол как подкошенный, ухватывая за рубашку прыгнувшего на меня дурачка. Он все же выбрал не ту карту, я же ему говорил… Продолжая движение руками, я выбросил парня из тамбура. Коротко вскрикнув, тот улетел в ночь, а крик был коротким, потому как скорость у поезда все-таки была небольшая, но была. Я даже выглядывать не стал. Пробежал по карманам пиджаков, нашел два складных ножа, а у того, что первым отправился на тот свет, еще и пистолет. ТТ наверняка паленый, я даже трогать его не стал, только ощупал через ткань кармана. Денег было у них много, даже неприлично много, целый сидор, да и по карманам немало напихано. Оставив вещи лежать ровной кучкой, я взял из сидора несколько банкнот, это так, за моральный ущерб, а сидор положил к одежке. То, что в поезде наверняка есть менты, я не сомневался, было только подозрение, уж не в сговоре ли они, слишком свободно орудовали эти два шкета.
Вернувшись в вагон, нашел проводника.
— Скажите, уважаемый, милиция в поезде есть? — спросил я ровным голосом.
— Есть, а что? — насторожился проводник.
— Зовите, — так же спокойно ответил я.
Проводник убежал, а я присел в его каморке и взял стакан с недопитым чаем. А я ведь проголодался уже, давно пора перекусить. Только подумал о еде, появились стражи порядка. Двое.
— Здравствуйте, это вы звали милицию? — спросил зычным голосом один из подошедших ментов, сержант, кажется.
— Так точно, — ответил я и вынул свои документы, — отставной гвардии старшина Иванов, а вы, товарищи милиционеры, документы покажите…
— Чего??? — с пол-оборота завелся напарник сержанта, «зеленый» еще, совсем салага.
— Извините, пожалуйста, просто на фронте кто только не представлялся стражами порядка, и немцы, и преступники, да мало ли…
— Случаи подделки документов имели место быть, но вот, пожалуйста, — сержант протянул ко мне руку, в ней была зажата какая-то книжечка.
— Сержант милиции Мигулин?
— Это я, — кивнул мент.
— Извините, товарищ сержант, к бдительности приучили в армии.
— Я понял. Если бы у нас все люди были такими внимательными, может, и диверсантов бы «на раз-два» вычисляли. Что случилось, товарищ Иванов?
— Я сейчас в тамбур ходил, курить захотелось, а там…
— Ну, что там?
— Там одежка чья-то лежит и сидор.
— Кто-то оставил?
— А я почем знаю? — пожал я плечами. — Там еще и обе двери нараспашку.
— Пойдемте с нами, покажете, — предложил сержант.
— Извините, товарищ сержант, но я очень плохо вижу, поэтому и списали из армии…
— А вещи и сидор в тамбуре разглядели? — подначил «молодой».
— Так если запнешься, поневоле разглядишь, — развел я руками. — Я в вагоне буду, если будут вопросы, позовите, всегда отвечу, — закончил я и пошел на свое место.
Место, как и думал, ночью никто не занял, в основном люди спали, но были и такие, кто в карты резался. Я сел удобно, насколько позволял висящий на спине мешок, и прикрыл глаза. Блин, почему все время какие-то неприятности случаются именно со мной? Хорошо хоть заканчиваются они пока в мою пользу, а не наоборот. Надо же, сколько ворюги денег с собой везли, или это они в поезде столько хапнули? Там ведь реально было очень много. Почему сам не взял? Это ж ворованные деньги. Скажете, что у меня за спиной тоже не заработанные? Да, но у тех явно владельцы давно на том свете, а это деньги простых людей, как я буду их брать? Да, взял чуток, но это так, чтобы уж совсем пустым в столицу не приезжать, а то в сберкассу пришлось бы бежать сразу, а я и так недавно получал. Понимаю, что ничего страшного, но… Блин, похоже, я сам себе противоречу.
— Товарищ старшина? — услышал я и поднял кепку, та прикрывала мне уставший глаз.
— Да? — передо мной стоял сержант милиции.
— Пройдите, пожалуйста, со мной!
— Да, пожалуйста, — я встал и, одернув гимнастёрку, шагнул за сержантом.
Привели меня все в ту же каморку проводника. Тут уже были и понятые, две женщины и сам проводник. На столе были аккуратно сложены деньги, пачками. Там же были и ножи, и пистолет. Женщины стояли и охали, глядя на все это, «молодой» милиционер кропотливо описывал «найденное».
— Вот, старшина, твоя находка! — указал сержант на деньги. — Полюбуйся.
— А чего на чужие деньги смотреть? — удивился я.
— Ну, так ты же нашел-то их? — в свою очередь проявил удивление милиционер.
— Я запнулся о вещи в тамбуре, а что в них, меня не касается, не мои же, — заключил я.
— В протоколе мы все равно указали, что их нашли вы, — вставил свои пять копеек «молодой».
— Если вы о деньгах, то я такой протокол не подпишу, не находил я денег, зачем же я врать-то буду…
Препирался я минут сорок, мне просто интересно стало, заставят ли меня подписать сочиненный протокол или нет. Не заставили. Блин, как же здесь милиция-то хорошо работает! Переписали слово в слово так, я им рассказал, только после этого я подписал. Еще минут на десять вышел затык с моим местом жительства. Милиции необходимо было указать мой адрес в протоколе, все-таки я главный свидетель, только я не понял по какому делу. Пришлось долго объяснять, предъявлять документы, у меня в справках все мои ранения указаны, я даже вздрогнул сначала, когда первый раз их сам читал. Сошлись на том, что я обязался встать на учет в Москве, причем сразу по приезду. Отпустив меня наконец спать, стражи порядка продолжали терроризировать понятых. Почему-то теток расспрашивали так, как будто они сами эти деньги в тамбур положили. Блин, прошли бы по вагону, опросили бы всех, составив общую картину ограблений людей, а они бумажки пишут, тьфу ты, блин, поторопился я, говоря, что они хорошо работают. Ведь вот какая штука. Что это за деньги, можно только гадать, а опросив людей, можно посчитать, сколько пропало у людей, и сравнить с деньгами ворюг, хоть какие-то мысли тогда бы появились. Ладно, им виднее, я же не милиционер, может, так у них положено.
Москва встретила прекрасной, теплой утренней погодой. Солнце уже стояло высоко, несмотря на девять утра. Денек будет хорошим, на небе — ни облачка. С вокзала я прямиком направился искать отдел милиции. На перроне попались два стража порядка, они и подсказали, куда идти. Нашел довольно быстро, несмотря на незнание города. Спустя всего час, как вышел из поезда, я уже шел по улице, выйдя из отделения. Московские менты меня уже не мурыжили, быстренько сделав необходимые записи, они отпустили меня, наказав как можно быстрее зарегистрироваться где-нибудь.
— Не стоит, товарищ Иванов, без места жительства в Москве болтаться. Времена тяжелые, сами знаете, а у тех, кто вас остановит для проверки документов, будет много вопросов.
— Все понял, товарищ лейтенант, — козырнул я и ушел.
Где остановиться, я еще не думал, наверное, попытаюсь найти съемное жилье. Наткнувшись по пути на щит с газетами, я с удивлением обнаружил наклеенные тут и там объявления, в том числе и об аренде квартир. Поискав глазами, с удовлетворением выдохнул, найдя пару заметок о сдаче, как целых домов, так и комнат в них. Мне очень хотелось жить на природе, но домики сдавались в основном за городом, а сейчас на дворе не двухтысячные, личных машин здесь почти нет. Кстати, если бы не глаз, то я-то как раз могу себе купить авто, да вот только сомневаюсь, что
Записав огрызком карандаша, что таскал в пилотке, несколько адресов, я прямиком направился их обходить. Буквально через час зайдя по первому, я решил и закончить. Просто мне очень понравилась комнатка на крайнем, шестом этаже довольно приличного на вид дома. Тут даже лифт есть, правда не рабочий. Понравилось тем, что хоть это и была коммуналка, но было в квартире всего три комнаты. В двух других жили одинокие немолодые женщины, как я и хотел. Нет поблизости ни детей, ни семей, ни алкашей. Все тихо и простенько, зато окно выходило на парк, а сейчас он такой зеленый, аж зубы скрипнули от мысли, что, будучи на войне, ничего такого я не видел.
Москва меня поразила. Нет, ей, конечно, до той, известной мне Москвы как до Пекина раком, но блин, после всех разрушенных, да и целых городов Москва впечатляла. Огромные, по здешним меркам, дома, красивые широкие улицы и проспекты, метро, трамваи, даже пиво разливное продают из бочки. Первый день посвятил гулянию и лицезрению достопримечательностей. Вышел с утра, полный решимости сходить в больницу, но не дошел, просто гулял. Правда, ближе к центру несколько надоели патрули, но что поделать, война, а я мужик призывного возраста, на лбу-то у меня не написано, что я калека. Хожу-то я, конечно, медленно, боясь споткнуться, но все же с ходу не определить, кто я такой. Кстати, уже у второго патруля поинтересовался, где лучшая больница, мне дали адрес, обнадежили, что у нас «самая передовая медицина», поэтому я должен надеяться на лучшее.
Под вечер, устав, зашел в пельменную, попалась по дороге. Налопавшись пельмешей со сметаной, еле выбрался из-за стола. Я вообще любитель этого продукта, если бы на фронте давали только пельмени, наверное, считал бы его курортом. Там же в пельменной, увидев, как мужики «заливают за воротник», поинтересовался у подавальщицы:
— Уважаемая, а что у вас есть из алкоголя, послабее?
— Пиво, — коротко бросила девушка, а может, женщина, черт ее знает, габаритами так больше на бабушку похожа, но лицо вроде молодое.
— А вина нет? — как-то даже виновато спросил я.
— Да есть какое-то, сейчас узнаю. — Подавальщица ушла, а я стал ждать. Спустя пару минут девушка-женщина притащила мне сразу три бутылки. В одной был какой-то стремный портвейн, в двух других вино. Все были запечатаны, но я попросил открыть, так как хотел на запах определить, понравится мне или нет.
— А куда я потом дену открытую бутылку? — недовольно спросила подавальщица.
— Я заплачу вам за обе, чтобы у вас не возникло проблем. Просто две для меня много, я просто хочу выбрать то, что вкуснее.
— Ну ладно, если оплатите…
Винцо мне понравилось. Более того, выпив всего полстакана из одной бутылки, я попросил девушку, ну, или женщину, совсем запутался, воткнуть в них пробки, так как хотел забрать с собой.
— Так в магазине бы и купили, там и выбор больше! — удивилась подавальщица.
— Ну, я уж у вас купил, какая разница? Зато теперь я знаю, какое мне вино нравится.
— Странный вы, мужики обычно водку пьют, ну, или пиво. Вино только для женщин берут…
— Да я не хочу напиваться, просто для вкуса, после хорошего ужина. На фронте-то и спирт пили, а вот здесь, где нет войны, что-то не хочется, чтобы мозги алкоголем заплывали.
— Понятно, — подавальщица вдруг сделалась более доброй, как-то участливо посмотрев на меня, спросила: — Только что с фронта?
— Почти, несколько дней как.
— В отпуск, или…
— Или, — горько кивнул я, — меня Сашей зовут.
— Людмила, — представилась девушка. Сейчас, когда она стала нормально разговаривать, я смог примерно определить возраст, вряд ли больше двадцати трех. Просто фигурка у нее была богатая, крепкая такая девушка.
— Очень приятно, — вновь кивнул я.
Забрав бутылки с вином, я еще заодно прикупил свежих пирожков, Людмила посоветовала. Вернувшись в съемную квартиру, проверил ниточку, что оставлял как закладку на двери, все было в норме. Не кражи боюсь, скорее, найди кто-нибудь у меня эти цацки, меня в милицию сдадут, так что придется прятать и внимательно следить за вещами. А спрятал сидор я в хорошее место. Вечером, стоя у окна, я что-то напевал себе под нос, машинально отстукивая пальцами по подоконнику ритм. То, что под ним пустота, я понял сразу, оставалось узнать, насколько большая. Орудуя ножом, удалось поддеть пару гвоздей, что держали подоконник, приподняв который, я и нашел хорошее место для нычки. Под подоконником была не то что пустота, там просто была яма, в которую можно два таких сидора запихнуть. Вытащив из мешка пару небольших колечек, попробую продать, чтобы деньги были, я уложил в нишу сидор и забил гвозди назад. Во внешнем виде ничего не изменилось, окромя появившихся свежих царапин рядом со шляпками гвоздей. Потолок в комнате был беленый, подложив лист от старой газеты, я ножом поскреб немного побелки и, плюнув на царапины, втер в них белила. Отлично, вообще ничего не видать, как ни приглядывайся.
У меня в комнате стояло отличное кресло-качалка, поставив его возле окна, я уселся со стаканом вина, глядя в окно. Такая вот она, гражданская жизнь в сталинские времена. Готов ли я к ней? А вот и будем теперь смотреть, готов или нет!
С утра я нашел себя все в том же кресле. Затекло все… просто жуть как. Обалдев от увиденного, передо мной на подоконнике стояла пустая бутылка и стакан, в котором на дне находилась коричневатая жидкость, я передернулся.
— Вот, а говорил, что не сопьюсь! Целую бутылку охреначил в одну харю. Это как называется? Все, больше не пью, на фиг, на фиг.
Сегодня я наметил поход в больницу. Соседки посоветовали одну, говорят, хорошая.
Добирался недолго, на трамвае, ух, как же понравилось-то! Только вначале пришлось битву выдержать в очереди на посадку. Благодаря тому, что было лето, мою грудь не закрывала шинель, да, я с гордостью надел медали и орден. Хоть в столице таких, как я, довольно много, в орденах в смысле, но все-таки прохожие смотрели довольно уважительно. В больнице приняли хорошо, даже очереди никакой не было. Седой, старый, как дедушка Ленин, врач осматривал минут пять, потом полчаса расспрашивал, желая знать точно, что со мной произошло. После беседы уложил на кушетку и закапал мне глаза чем-то вязким на вид. Эффект был мгновенный. С того глаза, которым я еще видел, хоть и через пелену, пропала та самая пелена. Зрение чуть обострилось, но оказалось, что теперь я ничего не вижу вблизи, аж глаза слезились, когда пытался посмотреть на свою же руку.
— Посмотрите вдаль, молодой человек, — предложил доктор.
Я встал и подошел к окну, идти было странно, все боялся споткнуться. Предложение врача оказалось правильным, я прекрасно видел дом напротив, даже занавески на окнах разглядел, а в одном из окон лицо женщины, глядящей на улицу.
— Док, а почему так? — спросил я, обернувшись к врачу.
— Нарушена фокусировка зрачка, то, что я вам закапал, позволило механически привести ее в действие, но результат, как видите, односторонний. Про этот глаз с твердостью могу сказать, восстановится, нужно время и тренировки, я позже объясню, как их проводить. Со вторым хуже… — Врач подошел и снял повязку, которой был прикрыт второй глаз. — Что-нибудь видите?
— Док, так ведь он у меня вообще не видел, — воскликнул я от радости.
— А сейчас видит? — с сомнением спросил врач.
— Ну да. Как и тот раньше, пленка стоит, но очертания вижу, хотя и трудно смотреть, в одном глазу так, а во втором по-другому…
— Вот про этот глаз сказать ничего не смогу. Приходите через день, будем наблюдать, как идет восстановление. По идее, через недельку, если не будете сильно напрягать зрение, фокус придет в норму, а тогда и будем думать над нерабочим глазом.
— Хорошо, как скажете, — кивнул я, — док, так я смогу в армию вернуться?
— Забудьте, молодой человек, — строго проговорил старый медик, — если подтвердится то, что я думаю, то у вас на втором глазу отслоение сетчатки, она не восстановится, увы…
— Да мне бы хоть один в порядок привести, мне на фронте и одного хватит, тем более в прицел я все равно одним смотрю.
— Вы снайпером были? — с интересом спросил врач.
— Да, док. И, как говорили командиры, неплохим.
— Мне очень жаль, но… Давайте думать, что «отремонтируем» вам хотя бы один. Кстати, не первый случай у вашего брата. Чем воюете, то и травмируете.
— Спасибо, доктор, — поблагодарил я врача и ляпнул, не подумав: — Чем я вам обязан? — сказал и чуть губу не закусил от вида лица доктора.
— Что??? Вы это о чем, молодой человек? С ума, что ли, сошли? — Ух, такую бы реакцию врачам двадцать первого века!
— Извините, доктор, я от чистого сердца, вы же видите, как я рад!
— Чтобы я такого больше не слышал. Второй глаз закройте повязкой, не нужно вам сейчас мучиться, а главное тревожить нервные окончания и сетчатку. Да и трудно вам будет с двумя разными глазами.
— Как скажете, — я принялся завязывать повязку. Пират, мля, слепой Пью.
— Ну, как, дойти сможете? Может, мне вас положить в госпиталь на недельку?
— Да что я там буду место занимать? Отлежусь дома, а уж до вас-то дойду.
— Ну и хорошо, мест в госпиталях и правда, мало.
До дома я добирался пешком, не хотел, чтобы на меня пялились, потому как близко я не вижу совсем, и видок у меня, наверное, еще тот. Блин, надо же, какое в глазу сложное устройство, вот же зараза. Фокус на руку — муть, вперед, на сотню метров — идеально вижу. Черт, а может… А, на следующем приеме спрошу, кстати, не послезавтра. Док позже передумал и назначил время на завтрашний день, говорит, что хватит времени, чтобы поставить точный диагноз.
Придя домой, выкурил сигарету и завалился спать. Делать с моим зрением особо нечего, не кроссворды же решать, да и нет их. Проснулся посреди ночи. Выспался, блин, а вот не фиг днем спать! Мучился, ворочаясь в кровати больше часа, когда, видимо снова устав, на этот раз от бессонницы, получилось вновь уснуть. На этот раз спал уже до утра. Наутро, промыв глаза, как и предписывал врач, кипяченой водой, обнаружил, что муть стала более прозрачной. Я все так же хорошо видел вдаль, но и от разглядывания своих рук слезы уже не текли и глаза не болели. Второй был в том же состоянии, как и после капель, то есть сплошная пелена, лишь слабые очертания крупных предметов вижу, не более. Ладно, будем посмотреть, как говорят в Одессе, авось и повезет, если кто повезет.
На следующий день, осмотрев меня, доктор, Станислав Игоревич Варшанский, положил меня в стационар. Не фиг, говорит, мне гулять, так я буду под постоянным наблюдением. Его заинтересовал, видите ли, мой случай. Варшанский был профессором именно по проблемам со зрением, поэтому не мог пропустить такой случай. Опыт, блин, нарабатывает. Во второй мой приход он закапал мне новую смесь. Драло так, что думал, мне растворитель закапали, казалось, глаза просто вытекут сейчас. Через час, как резь и боль прошли, и с меня сняли повязку, которой накрывали голову, я вдруг понял, что теперь я вообще не вижу, так же, как только после проезда по мне танка. Заорав как резаный, я звал врача. Женщина-санитар забегала по этажу в поисках Варшанского, а я все орал. Блин, экспериментатор хренов, в первый раз я был готов его на руках носить, теперь хотел задушить. Минут через десять появился эскулап и приказал, ага, услышав его тон, я даже заткнулся, лечь в постель и не вставать до завтра. С трудом, но я выполнил распоряжение.
— Вы солдат или мальчик? — Варшанский строго смотрел на меня.
— Док, ну поставьте себя на мое место, — извиняющимся голосом объяснял я, — вчера вы мне второй глаз приоткрыли, а сегодня и первый лишили зрения, как мне себя чувствовать?
— Я же сказал, чем вы слушали, нужно лежать и ждать утра. Утром будем смотреть, что у вас и как. Я ввел вам новый препарат, требуется время, чтобы отследить его работу.
— Я что, подопытный? — испугался я.
— Молодой человек, — вдруг изменил тон профессор, — а у вас есть выбор?
— Ну, не знаю, выбор есть всегда…
— Не в вашем случае. Это вообще случайность была, что вы к нам сами пришли. По всем признакам, травма такова, что вы вообще не должны были хоть что-то видеть.
— А как же вчерашние капли?
— Я проверял реакцию глазного нерва, успокойтесь, она у вас хорошая. Я же говорил, тот глаз, которым вы немного видите, я точно вам восстановлю, а вот завтра мы узнаем, что делать со вторым.
— Ясно, извините, доктор.
Врач удалился, а я, закрыв глаза, получил в задницу укол и позволил вновь обмотать мне голову темной повязкой, это чтобы свет не травмировал глаза. Почти успокоившись, я медленно провалился в сон. Спалось плохо, постоянно снился Сталинград, бои, причем не те, что я сам видел, а какие-то незнакомые. Проснулся, по ощущениям, ночью. Хотелось пить и наоборот. Слез с кровати и по стене дойдя до двери из палаты, на выходе почувствовал, что меня кто-то ухватил за плечо.
— Кто здесь? — я просто не слышал, чтобы кто-то двигался.
— Не кричи, я помогу. — А, это сосед по палате, кстати, какой-то инженер.
— Спасибо, проводите, пожалуйста, в туалет, если не трудно.
С соседом по палате мы дошли до туалета, где передо мной кто-то так надымил, что у меня аж легкие заныли. Сделав дела, я позвал соседа.
— У вас не найдется папиросы? Или табачку? — обратился я к инженеру.
— Извини, не курю, да и тебе не советую, — ответил сосед.
— И вам всего хорошего! — буркнул я и вышел из туалета. Тут я услышал знакомый голос санитарки, подбежавшей и подхватившей меня под руку.
— Александр, что же вы разгуливаете по ночам?
— Сестренка, в туалет захотелось…
— У вас «утка» под койкой стоит! — упрекнула меня санитарка.
— Да пока на нее забираешься, сто раз дойти можно.
Отправился в палату, уже поддерживаемый санитаркой. Меня заботливо уложили в койку и впердолили такой болючий укол, что мне даже подурнело. Растерев задницу и дождавшись, пока место укола перестанет зудеть, я незаметно для себя уснул. В этот раз снов не было, и я просто хорошо выспался. Настолько хорошо, что даже пропустил обход. Врач, дойдя до нашей палаты, осмотрел соседа и ушел, не став меня тревожить. Вернулся он после того, как закончил обход.
— Давайте, Александр, посмотрим ваши глаза.
— Всегда готов, — выпалил я.
Сняв с меня повязку, док отошел к двери и спросил:
— Ну, есть изменения, — врач разглядывал мой глаз через лупу. — Несомненно, правый придет в порядок, скорее всего уже скоро, да и с левым не все так плохо.
Эх, жарища-то какая! Июль на дворе, как вспоминаю сталинградскую зиму, аж передергивает всего. Целый месяц я не выходил на улицу, вообще. Доктор Варшанский ставил на мне опыты, причем так издевался, что мне и самому не хотелось выходить. Зато уж сейчас… Правый глаз практически восстановился, лишь когда читаю, слезится, очки мне прописали, в них и правда совсем хорошо, но вот что-то не хочется их таскать. С левым все сложно, чтобы мне самому было легче, врач предложил все-таки завязать его, а то буду постоянно запинаться. Левый, тот, что пострадал сильнее, видел только вдаль и только через пелену, очень тяжело фокусировать два глаза на одном предмете. Нет, слава богу, косоглазия нет, но слишком по-разному видят оба глаза. В больнице целый месяц меня мучили разными каплями, мазями, даже порошками, а главное, постоянной гимнастикой для глаз. Это была собственная, так сказать, разработка Варшанского, я уже упоминал, что он профессор, вот и ставил на мне эксперименты.
Мой путь лежал на съемную квартиру, хорошо что я хоть позвонил из больницы, прося хозяйку не сдавать комнату другим людям. Так-то у меня оплачено было, хозяйка ставила условие, оплата за два месяца вперед, я спокойно заплатил. Теперь, когда одним глазом я вижу вполне себе отлично, просто читать буду в очках, снова захотелось жить. Тем более проф рассказал, что перед самой войной общался с каким-то американцем, тоже профессором, тот в Москву приезжал, о лечении травм глаза. Америкос был каким-то выдающимся ученым, часть его системы на мне и испытывал Варшанский. Так вот, теперь, когда я уже могу нормально передвигаться, у меня появилась идея фикс. Мне просто необходимо отправиться за океан. Если бы доктор меня не обнадежил, что есть возможность вылечить глаза полностью, я бы и не заморачивался, а теперь… В квартире сюрпризов не оказалось. Хозяйка оказалась порядочным человеком, и комната меня ждала в том же виде, в каком я и оставил ее месяц назад. Даже прибрано было, ни пылинки. На ходу общаясь с хозяйкой, я прошмыгнул к себе в комнату. Заперевшись изнутри, я метнулся к подоконнику. Мой клад оказался на месте. Достав все сокровища, я приступил к изготовлению корсета. Помните фильм «Бриллиантовая рука»? Вот, только тут мне предстояло сделать корсет, а не гипс. Пришивая все эти цепочки, браслеты, кольца и диадемы нитками к нательной рубахе, я пришел в ужас от того, какой вес мне придется на себе тащить, но вышло вполне хорошо. Распределив по всему переду и заду рубахи драгоценности, я надел ее и даже попрыгал, а вполне себе хорошо, и главное, не брякает ничего. Вес тут хоть и большой, килограммов семь, наверное, но так как цацки теперь по всему телу, то даже не ощущается этих килограммов. Двигаться тоже ничего не мешает.
Одевшись в форму, почистив награды и сапоги, я двинул на вокзал. Мой план был и прост и сложен одновременно. Простота была в том, что Архангельск и Мурманск не были захвачены врагом, а сложность, что все-таки шла война, и меня вполне себе могли взять за жопу, пока я буду добираться до одного из этих портов. Да, я собирался пробраться на какой-нибудь американский корабль из тех, что ходили с конвоями PQ, точнее QP, так как обратные конвои имели индекс именно QP. Хотя в сорок третьем вроде бы названия поменялись, но точно не помню.
На вокзале оказалось, что оба этих порта считались сейчас закрытыми, попасть в них можно, только имея специальное разрешение или назначение. Ни того, ни другого, разумеется, у меня не было, что ж, хоть и долго, но придется добираться своим ходом. Там же на вокзале удалось разузнать, что в Архангельск регулярно ходят эшелоны, причем не редко пустые. Это в основном оттуда везут всякий шмурдяк, а туда порожняком. Ближайший эшелон будет через два дня, поэтому придется подождать. Ничего, ждал и больше. Погуляю по Москве, посмотрю столицу, глядишь, и время пролетит, только надо рубаху свою драгоценную куда-то спрятать.
Не скажу, что время пролетело быстро, но все же я дождался нужного мне дня и уже с утра отправился на товарную станцию. Точное время отправления мне было не известно, но я собирался узнать это на станции. Побродив по окрестностям, нашел того, кто сможет мне помочь. Это был путеобходчик, причем настолько пропитого вида, что я даже задумался, а знает ли он хоть что-то? Оказалось, мужик знал, да еще как. Он мне за две бутылки водки выдал чуть ли не все расписание на неделю. Да уж, находка для шпиона. Как бы только он меня не заложил, а то с него станется, очухается с перепоя, совесть проснется, да побежит мужичок в ближайший отдел милиции, а то и сразу в СМЕРШ. Состав отправлялся поздно ночью. Плохо было то, что почти все вагоны были платформами, спрятаться в них просто негде. Закрытых же было всего шесть штук, в голове поезда.
Пробравшись ночью через весьма слабое охранение, возле закрытых вагонов я застыл. Изнутри явно слышались голоса. Черт возьми, а обходчик говорил, пустой эшелон будет. Не раздумывая долго, я нашел под вагоном большой ящик, тут хранились инструменты, постелив свою шинель, ну, а как же, конечно, припер с собой, залез внутрь и подтянул крышку с привязанной веревкой. Это на случай, если открыть захотят. В ящике было темно и прохладно, хорошо, что на мне еще нательное белье есть, да и июль не январь. Ящик был хоть и большим, но все же в полный рост мне в нем не вытянуться. Закрепив веревку на петле внутри ящика, теперь точно хрен кто откроет, я улегся, наконец, спать. Проснулся быстро, точнее, едва успел задремать, как поезд дернулся и медленно начал двигаться. Еды с собой у меня немного, но дней пять, может шесть, я вполне продержусь. Вот воды — беда. С собой взял всего три фляги, больше просто не смог найти. Пока поезд выбирался из столицы, я начал уже было тихо материться, скорость была и так мала, да еще, видимо, часто загоняли на запасной путь, пропуская более важные эшелоны, идущие на Москву. Да, вот я себе устроил путешествие.
На шестой день у меня кончилась еда, воду последнюю еще вчера допил. Есть пока хотелось не очень сильно, но вот пить… Черт, вроде на север едем, но мне в этом долбаном ящике так жарко, что хоть волком вой. Во время движения я чуток приоткрываю дверцу, чтобы воздух попадал, становится легче. Я отлежал уже все, что можно. Наверное, когда я отсюда выберусь, то и ходить-то не смогу, хоть и двигаю руками и ногами, постоянно делая разминку, но уже как-то лень становится.
Все-таки на седьмой день моего путешествия поезд, наконец, замер и стоял больше двух часов. Да этого таких длинных остановок не было, поэтому я решил выползать, наверняка это конец пути. Мама дорогая, как же это хорошо, вот просто лежать на земле и не шевелиться… О-о-о, блаженство, я просто балдею от этого чувства, даже жрать расхотелось. Остановка произошла днем. Когда я вылез из ящика и упал на землю, просто откатился в сторону, там кусты росли приличные, вот в них я и балдел. Наконец, руки стали слушаться, и я мельком осмотрел свою одежду. Да, таким грязным я даже в разрушенном Сталинграде не был. Руки были словно у негра, ну или кочегара. Одежда вообще не понять какого цвета. Высунув голову из кустов, я осмотрелся по сторонам. Никого вроде, но и построек никаких не видно. Какой-то полустанок, что ли? А почему тогда так долго стоит поезд? Блин, опять одни вопросы, а ответ-то рядом. Вагоны, что были крытыми, стояли явно готовые к отправке дальше. Кстати, когда вылез, никаких голосов уже не слыхал. То ли люди из вагона вышли, то ли спят. Посмотрев на вагоны, затем опять окинув взглядом округу, я начал медленно подниматься, в надежде пойти хоть куда-нибудь. Прежде всего, нужно узнать, где я. Далеко до Архангельска или нет, от этого зависит дальнейший маршрут. Ноги слушались плохо, затекли. Подхватив с земли корявую палку, стал использовать ее как дополнительную опору. Медленно, ноги, казалось, были свинцом налиты, я отправился в путь. Пройдя метров четыреста, состав давно закончился, я увидел в стороне от железной дороги просвет в лесу и вроде как воду. Это был то ли большой пруд, то ли маленькое озеро. Отдавая себе отчет, что меня тут могут спокойно повязать, я все-таки пошел к этому пруду. Чуть углубившись в лес, а ничего себе здесь лесочки, это вам не рощицы ивняка в районе Сталинграда, я вышел на берег и застыл, осматривая пруд. Здесь, куда я забрел, пруд был в ряске и серьёзно зарос, но мне было просто пофиг. Мигом раздевшись, убрав золото отдельно от всех своих вещей, я просто рванул в воду. Плавал и нырял, наверное, минут двадцать не вылезая. Уж больно грязный я был, да телу отдых нужен, говорю же, затекло все, что звиздец, а в воде всегда отдых. Об одном не подумал, это местные жители. Когда я, наплававшись, вылез, наконец, на берег, был чуть ли не мгновенно сожран комарами, размером с майского жука. Бля, много слышал о кровожадности северных насекомых, но чтобы настолько. За минуту, что потребовалась мне на одевание, я покрылся огромными волдырями. Чесалось все тело. Пока одевался, созрел план. Куда по незнакомой местности топать, да еще ночью? Правильно! Одновременно отмахиваясь от кровопийц, я быстренько набрал веток и запалил костер. Лес был сухой, дыма почти нет, зато жар какой, только ветки в огне потрескивают. Желудок явственно напомнил о том, что ему необходима пища. Да и сам думал так же. Пока плавал, вода-то все равно в рот попадала, как ни старался держать зубы сжатыми, так что пить пока не хотелось, а вот есть… Да, это только в книжках герой попадает в лес и сразу на тебе, заяц или еще какая зверушка, что можно поймать и съесть. На деле же вся живность всегда разбегается, когда человек рядом, только волки могут выйти, вот тогда будет беда. У меня лишь нож, хоть и хороший, да только на серого с ним, если только один на один, да и то сожрет он меня, по-любому, это его дом, я тут чужой.
Лес, как и положено, звенел от тишины. Лишь шум горящего костра нарушал девственную идиллию. Комары то ли нажрались, то ли тепло не любили, но у костра я сидел спокойно, не приставали. Оборачиваясь и постоянно прислушиваясь, я так и сидел, дожидаясь рассвета. На часах было около четырех утра, когда небо, наконец, начало светлеть. Это еще не рассвет, так, солнышко еще далеко, но я решил выходить. Спать мне не хотелось, пока ехали, выспался на несколько дней вперед, хоть это и невозможно. Затушив костер, еще и залил его из пруда водой, таская во фляжке, пожара еще не хватало, я двинул туда, где сквозь густые деревья начинало светлеть. На самом деле, я ведь не глубоко залез, шел от железки всего минут двадцать, хотя и сама железная дорога находилась, можно сказать, в лесу. Вышел я ни фига не к дороге. Это было небольшое поле, явно обрабатываемое людьми.
— Э-хе-хе, так я, видимо, рядом с людьми нахожусь, — произнес я вслух и побрел вдоль кромки поля.
Когда тянущаяся по правую руку полоска леса закончилась, невдалеке, может с километр всего, я увидел домики. В принципе, я не в бегах, это только в поезде нужно было хорониться, чтобы за диверсанта или шпиона не приняли, тут же можно уже вести себя спокойно. Я же обычный гражданин, формы на мне сейчас нет, она не вписывалась в мои планы по пересечению границы, я ее оставил в Москве.
Расстояние до деревни, а это была именно деревня, я преодолел минут за двадцать, осматривался по сторонам, вот долго и шел. Просто рано еще, испугаются еще люди. Однако я недооценил работоспособность деревенских людей. Едва взошло солнце, мужики в поле пошли, бабы по дому работают, все при деле.
— Здравия вам желаю, люди добрые, — обратился я к вышедшим навстречу двум мужикам, что шли от ближайшей хаты к полю.
— И тебе не хворать, мил человек! — отозвался один, что постарше. — Кто таков и откуда тут взялся?
— Ой, самому бы кто сказал, где я и откуда, — усмехнулся я, — ночью с поезда слез, в товарняке у нас отхожего не было, а поезд-то, тю-тю…
— Эка тебя занесло! — удивился все тот же мужичок, лет под шестьдесят. — Дорога-то далеко от нас.
— Так я брел полночи, вот к вам и вышел, даже жить захотелось, думал, все, так и съедят комары ваши, дюже они у вас злющие.
— Да уж, комары у нас знатные, — усмехнулся мужик, — Иваном Никитичем меня звать.
— Саша, — я протянул руку, а мужичок ловко ее подхватил и пожал. Крепко пожал.
— Ну, что, Саша, куды ж ты путь-то теперь держишь?
— Так известно куда, ехал-то в Архангельск, а теперь не знаю в какую сторону даже идти, один лес кругом, да комары.
— Рисковый ты парень, Саша, в лесу ведь не только комары, у нас тут всего хватает.
— Да вроде и не видел больше никого, и даже не слышал.
— Зверье от всего неизвестного стережется.
— Так же подумал, — кивнул я.
Меня пригласили в дом. Под нехитрое угощение беседовали мы с хозяином дома, а по совместительству еще и старостой деревни, ну, или как там это называется, мужичок-то просто сказал, что он тут за старшего, целых три часа, даже притомился. Иван Никитич оказался мужиком въедливым, да оно и понятно, тоже служивым когда-то был. Беседа была вроде и ни о чем, но в то же время меня начала напрягать. Староста явно хотел знать, отчего же вроде молодой парень, это я про себя, не в армии, то есть не на фронте. Чтобы не болтать тут зря до вечера, решил просто показать мужику документы. Тот читал их очень внимательно, наконец, кивнув, вернул бумаги.
— Значит, с фронта возвращаешься? — Ну, Иван Никитич, на фига же так грубо меня проверять.
— Да никак нет, устроился на железку, составы сопровождать, толку от меня немного, калечного-то, но на пустые поставили.
— Ясно, а чего же, от Москвы ехали, а поганое ведро себе не приспособили? — Вот же пристал!
— Почему? Было оно у нас, да только воды мало оставалось, мыть нечем, а у меня брюхо прихватило, вот и слез. Пока портки натягивал, опоздал.
— Угу, — промычал Никитич. Мужик он хоть и старый, но глаза блестят, как у молодого, — а что, у вас в нужник всегда с сидором ходят?
— Да это с фронта еще привычка, там ведь если оставишь, то можно больше и не найти свои вещи.
Когда допрос подходил к концу, меня пригласили к столу. Было ясно видно, что такой ранний обед был явно для меня. Наворачивая сваренную в котелке картошку, заметил в окно, что на улице собралась толпа. Человек двадцать, в основном бабы и дети, но были и мужики, в основном старые. Были правда и моего возраста, сразу два парня, но оба калеки, явно комиссованные, как и я сам.
Выяснив у местного старосты, в какой стороне Архангельск, начал вежливо отбояриваться от предложения остаться до утра.
— Иван Никитич, да меня же за прогулы шлепнут теперь, так еще и вас подставлю. Надо топать, бог даст, к вечеру дойду, чего тут тридцать верст, всего ничего, и поболее ходил.
Слава богу, обстановку на фронтах, да и о том, где я сам воевал, рассказал еще в начале беседы. Староста намылился меня подвезти, я не отказался. Лошадка, старая дохлая кляча, наверное, тихо помирала в стойле, а тут ее хозяин устроил ей этакую пакость. Конечно, до райцентра они меня, конечно же, не повезли, но верст десять мне сократили, заодно и дорогу показали. Топая и обдумывая про себя дальнейший путь, не заметил, как возле меня оказалась машина.
— Эй, парень! Чего, глухой, что ли? — Я встрепенулся и посторонился.
Мимо пропылила полуторка, а я вдруг «проснулся». Закричать не успел, машина, проехав несколько метров, замерла. Высунувшись из кабины, на меня смотрел пожилой водитель.
— Тебе куда, парень?
— Так в Архангельск иду.
— Садись, — махнул мне рукой водитель.
— Вам же вроде не положено? — подойдя к машине, спросил я.
— А-а, — протянул мужик, — кто здесь увидит? Ты-то, небось, не расскажешь?
— Что я, совсем дурной? — усмехнулся я и прыгнул на подножку.
Водитель был из Архангельска, ездил в какое-то село в пятидесяти километрах от города, продовольствие возил. Разговорились.
— Ты чего как чумной бродишь? Идет себе, даже не слышит, что машина едет, думал уж, ты глухой.
— Немного ошибся, батя, слепой, — улыбнулся я, — задумался просто, иду давно, устал чутка.
— Вона чего… — протянул водитель. Михалыч, так он просил себя называть, был откровенным искателем колыма. Ну, а что делать, времена тяжелые, каждый ищет возможность подхалтурить. Шпионов не боится, говорит, отродясь их здесь не бывало, да и чего им тут делать-то? Я, чуть подумав, спросил:
— Михалыч, а как же конвои, диверсанты-то могут и пролезть.
— Да те конвои приходят-то уже чуть живые, неужели фрицы еще людей сюда будут забрасывать, чтобы корабли уничтожать?
— Так не корабли, а груз…
— Да нет тут никого, парень, нет, — не давая мне развить тему, отрезал водитель.
Так, с шутками да рассказами, мы и доехали до города. Никогда ранее здесь не бывал, ни в
— Эй, мистер! — окликнули меня пиндосы. Ага, а вы думаете, как я вдруг решился сбежать в Америку, не зная языка? Так в этом и дело, я очень хорошо знаю английский, в отличие от немецкого. На это я и рассчитывал, когда решил сюда ехать.
— Да? — просто спросил я.
— О! Вы нас понимаете? — изумился один из матросов.
— И даже очень хорошо, я не местный, — кивнул я.
— Питер Харрис, — представился тот, что и заговорил со мной. Крепкий, хоть и невысокий парень, с яркими синими глазами, Питер был словно из Голливуда. Более всего он напоминал Брэда Питта.
— Глен Вишборн, — кивнул второй, вскинув пальцы к виску. Этот был худым, ростом чуть выше меня. Скулу Глена пересекала царапина, из которой и сочилась кровь.
— Джейк Уилсби, — ответно козырнул я.
— Американец? — удивился Питер.
— Некоренной, приехал из Австралии пять лет назад.
— О! А где ты обитаешь в Штатах, Джеки? — тут же сократили «мое» имя американцы.
— Вайоминг, а вы?
— Глен из Висконсина, а я из Вашингтона, ты как здесь?
Вот сейчас и требовалось от меня все мое актерское мастерство, надеюсь, оно у меня есть. Я рассказал, как пришел сюда, в этот далекий русский порт с еще прошлым конвоем, как попался таким же, как и они сами, бандитам, и остался без денег, да еще и глаза мне чуть не выбили. Американцы принялись кивать головами, сочувствуя. Я же намекал, как мог, что хочу «домой».
— Думаю, капитан Пайк возьмет тебя с нами, мы уходим завтра утром, идем назад, домой.
Кто такой капитан Пайк, почему они думают, что тот не откажется меня взять, я узнал чуть позже, от самого капитана, так как пиндосы «затащили» сомневающегося меня в шлюпку, и спустя пять минут мы уже поднялись на борт.
— Кем ты был на том судне, которое привезло тебя сюда? — капитан, толстый, с большим пивным животом мужик, лет сорока пяти, опрашивал меня, уделяя особое внимание на тот момент в моей истории, где значился пресловутый корабль.
— Стоял на «Эрликонах», сэр, стрелком, даже удалось пострелять по «наци», сэр.
— Сам бог послал тебя ко мне на корабль, — вскинул глаза к небу капитан, — когда мы шли сюда, нам здорово досталось, от близкого разрыва бомбы смыло за борт нашего стрелка, займешь его место?
— Отлично, сэр, буду благодарен, сэр.
— Служил? — прищурившись, спросил капитан.
— Да, сэр, КМП, но был осужден и уволен.
— О как! Чего же ты натворил?
— Ударил офицера, сэр, он был не прав, поэтому мне и не дали срок, а просто выкинули со службы, сэр.
— Ясно, слушай меня, Джейк… Придем в Нью-Йорк, получишь три сотни, если справно будешь исполнять обязанности, понял?
— Есть, сэр, разрешите вопрос, сэр?
— Ну, говори.
— У меня помощник будет, сэр?
— Конечно, один из тех двух оболтусов, что привели тебя, как раз подносчиком был, точнее он им будет и сейчас, еще вопросы?
— Никак нет, сэр, разве что, можно ли что-то съесть, сэр?
— Сейчас позову боцмана, тот покажет тебе койку и проводит на камбуз.
Внедрение прошло нормально. Хоть английский и был мне не родным языком, но говорил я на нем вполне прилично, а главное, хорошо понимал беглый английский, льющийся из уст америкосов. А говорить… да просто стараюсь не торопиться, строю всю фразу в голове, а потом выдаю, пока вроде прокатывает. Конечно, эти янки прекрасно понимают, что я не житель Штатов, но надеюсь, проблем не будет. Койка у меня, оказалось, будет даже не в трюме, а в самой настоящей каюте. Маленький кубрик, в нем две двухъярусные койки, то есть на четверых. Двоих я уже знал, меня поселили именно к Питеру и Глену, а третий оказался мужичок моей комплекции, то есть средних размеров, с большими усами и не стриженной несколько месяцев головой. Сэм, как представился мужик, был радистом, поэтому мы фактически будем жить втроем в кубрике. Глен был матросом, ему тоже придется стоять вахты, а вот мы с Питером, выходит, будем самыми свободными на судне. Завтра, когда выйдем из порта, проведем проверку нашей установки, без стрельб, конечно, но хотя бы приноровиться надо. Я не боялся показаться в глазах команды неумехой, эту установку я видел у фрицев, даже выпустил из нее пару очередей. Мы после капитуляции Паулюса много чего интересного у фрицев захватили, вот тогда я и познакомился с «Эрликоном», хорошая штука, жаль только, что снарядов в магазине маловато, точнее, он быстро их выстреливает. Вся сложность в работе с таким оружием, как и другим зенитным, состояла в четкой работе заряжающего. Будет Питер вовремя вставлять обоймы, будем стрелять быстро, может даже и эффективно.
Спустя неделю мы в составе конвоя из четырнадцати судов, при охране всего двух эсминцев, вышли в море. На дворе июль, но здесь, на севере, все равно холодно. Больше всего досаждает постоянный пронизывающий ветер, как же я его ненавижу! Конвой двигался прямым ордером, не делая никаких зигзагов. Но это мы, гражданские суда, сопровождающие нас два советских эсминца шли, как положено. За счет преимущества в скорости у них получалось идти с нами в ногу. Через два дня, прошедших вполне спокойно, советские корабли развернулись и пошли назад, так как появились сопровождающие под флагами империи, над которой никогда не заходит солнце. Эти были укомплектованы серьезнее, три эсминца и что-то вроде фрегатов, в таком же количестве.
— Слева по курсу, самолеты! — На третий день моего путешествия раздался голос вахтенного матроса, отчего я даже слегка замешкался.
— Джейк, не вышло у нас спокойно дойти до дома, — бросил мне Питер, надевая накидку и выскакивая из кубрика.
Погода была хорошей, но без непромокаемого плаща, наверное, будет несколько сыровато, тем более нас сейчас топить будут. Быстро надев спасательный жилет, а сверху такую же накидку, как у Питера, я поспешил за напарником. За эти три дня мы с ним уже отрепетировали наши действия, на случай атаки немцев.
На конвой заходили четыре самолета. Наше корыто вряд ли интересовало врагов, так как были цели и посерьезнее. После первого прохода немцы начали избиение с судов сопровождения, мы с напарником были уже готовы встретить немцев, как надо. Шли мы в середине ордера, хотя строй уже начал рассыпаться, поэтому у нас были неплохие шансы уцелеть. Капитан, правда, требует стрелять, зря он, если начнем, тогда нами точно займутся, а я уже видел под брюхом самолетов торпеды. Нашей лоханке хватит и одной, чтобы разорвать нас на кусочки, так что стрелять я не хотел. Кстати, капитан, после того как я заявил, что был стрелком, с сомнением посмотрел на мой закрытый повязкой глаз. Я объяснил тогда ему просто, что в драке, из-за которой я и остался в России, мне немного повредили глаз, но вторым я вижу очень хорошо. Капитан покачал тогда головой, но сделал вид, что доверяет мне. А когда мы уже в море чуток постреляли, это делали на многих кораблях, успокоился. Первый самолет, что явно решил зайти именно на нас, я благополучно прохлопал. Просто когда развернул установку, было уже поздно стрелять.
— Пит, ты наблюдай за небом, чтобы я успел развернуться.
— Окей, Джейк, ты, главное, стреляй точно, чтобы мы смогли крутить нашими головами и дальше.
Дав первую очередь, с удивлением заметил, как шарахнулся в сторону немецкий самолет, трассы выстрелов прошли совсем рядом. Поняв, как и куда стреляет «Эрликон», я ждал следующего. Немцы, видимо поняв, что на них тут открывают охоту, решили торпедировать. При заходе на фрегат сопровождения одного зазевавшегося фашиста размолотили в дым. Он даже не успел торпеду сбросить, так и рассыпался в воздухе. Трое других сумели скинуть свои смертоносные подарочки и, надо сказать, не просто так. Один из эсминцев подпрыгнул, раздался грохот, прекрасно слышимый в шуме боя. Смотреть было некогда, я уже высаживал третью обойму, пытаясь поставить нечто вроде заградительного огня. Когда на нас вдруг зашел один из оставшихся асов Геринга, я вдруг вспомнил свой выстрел из винтовки по Ю-87. Уж если тогда из винтаря попал, то сейчас сам бог велел. Взяв упреждение, мысленно проложил линию выхода самолета из пике и довернул установку, мешала только качка, но она сейчас вполне терпимая. Через две секунды, выпустив короткую, снаряда на четыре очередь, я без лишней скромности заорал:
— Йес! Вот так вам, суки! — Кажется, последнее я произнес на русском, надеюсь, меня никто не слышал, даже Питер, уже хлопающий меня по плечу.
— Джейки, с тобой я согласен еще раз пройти весь маршрут, о, теперь я спокоен! — После этих слов напарника, на удивление, спокойно стало и мне самому.
— Нет уж, Пит, домой, только домой! — серьезно ответил я.
— А чего тебе там делать, в твоем Вайоминге? Там же у вас холодно!
— Охотиться, спокойно жить, там очень хорошо, — отвечал я, а сам думал, мне бы кто самому сказал, что там можно делать.
— Ты охотник?
— Был, пока не залез на тот сраный банановоз, что ушел без меня на родину, надеюсь, он утонул, вместе с его гребаным капитаном Уэйном. — Да, сколько я еще всякого дерьма придумаю, пока мы дойдем до Штатов.
— Эй, снайпер! — окликнули меня из рубки. — К капитану! — Вахтенный убрался обратно.
Самолеты, лишившись сразу двух друзей, ушли, конвой начал выравниваться и пошел дальше, надеюсь, приключения закончились.
— Рассказывай! — коротко бросил мне капитан, едва я вошел.
— Что, сэр? — искренне удивился я.
— Зачем ты хочешь попасть в Штаты? Кто ты такой? Все рассказывай, — огорошил меня кэп, но видя, что я охренел, сбавил тон и добавил: — Не бойся, все, что скажешь мне, в этой каюте и останется.
— Я, э-э…
— Не надо про Америку и Австралию, я же слышу, что английский тебе не родной, хоть говоришь ты хорошо, но слишком уж правильно, мы так не говорим. Ты — русский!
— Э, сэр, это плохо? — только и смог произнести я.
— Плохо то, что ты меня обманул, не люблю, когда врут, но ты русский, я понимаю твое стремление, надоело жить у коммунистов? Или от войны бежишь? — Столько вопросов, что не знаю, на какой сначала отвечать. Сейчас как прикажет меня за борт кинуть.
— Сэр, я не бегу от армии, наоборот.
— Не понял?
— В смысле, я уже отслужил свое, точнее, отвоевал, — я указал на свой левый глаз, — я почти не вижу этим глазом, так, очертания одни, сквозь пелену.
— Как же ты самолет сбил? — удивление капитана росло с каждым моим словом.
— Я снайпером воевал, для стрельбы мне и одного хватает, благо что мне его в порядок привели, вот это и является причиной того, что я сбежал в вашу страну.
— Да, парень, удивил.
— Мне один профессор, в Москве, сказал, что в вашей стране мне могут вылечить второй глаз, вот я и рванул. Естественно, вернуться вряд ли смогу, но это все потом, вначале бы хотелось восстановить зрение.
— Ясно, да, у нас многое лечат, у вас, в Красной России, наверное, только режут и пилят?
— Вовсе нет, лечить-то и у нас могут, да вот просто не все, да и лекарств нужных постоянно нет, фронт все забирает, а врачи у нас хорошие. Меня с того света пару раз достали, вполне удачно, даже на службу возвращался.
— Ладно, поговорили, — заключил кэп, — больше никому не говори. Я дам тебе не три сотни, как обещал, а заплачу тебе целую тысячу, это за сбитый самолет, что мог нас всех утопить, спасибо!
— Да не за что, сам рад, все-таки, если бы он в нас попал, я бы тоже пошел на корм рыбкам.
— В Нью-Йорке есть много клиник, дорогих, правда, но зато и специалисты там… Ищи евреев, они лучшие, поверь старику.
— Охотно, спасибо за совет, — я кивнул капитану и вышел из его апартаментов.
Вот значит как, а я все гадал, раскусит кто, или прокатит? Эх, надо было попроще легенду сочинять, а то заврался уже, не помню точно, кому и что говорил.
Конвой шел хоть и медленно, но узлов четырнадцать держал. Шли мы со скоростью самого медленного корабля в конвое, этот старый баркас, не знаю, как правильно его назвать, плетется в хвосте, как будто на парад. В том смысле, что никуда не торопится. Мы с Питером вычистили стволы «Эрликонов», снарядили запасные магазины снарядами и пошли в кубрик спать. Меня здорово утомило, без путного сна я валился с ног. Питер все понял правильно и не мешал, наоборот, лег и вырубился сам, практически мгновенно. Мне же как всегда «везло». Даже качка не помогала мне уснуть, слабенькая такая, я ожидал от океана более свирепого нрава, а тут… Улегшись, я предался размышлениям о будущей жизни в Штатах. Интересно, сколько я буду разыскивать этих врачей-евреев? Смогут ли они решить мою проблему? Вот будет смеху-то, если ничего не удастся, а я, блин, из родной страны сбежал, да еще в трудное для нее время. Нет, вернуться-то я смогу, да вот только уже не хочется. Я почему-то понял, что хватит с меня Союза, понял, когда зимой из госпиталя вернулся. Все последующее время я воевал «на автомате», чувствовал, что что-то не то. Может, все, что произошло со мной, случилось именно поэтому. Просто я стал как-то наплевательски относиться ко всему. Вспоминая зиму в Сталинграде, я в ужас прихожу от того, что я вытворял и куда лез. Как ни прихлопнули меня, вообще не понимаю, столько под смертью ходил, что на две жизни хватит. А еще мне стало очень интересно повидать мир этого времени. Ну, правда, попасть в прошлое, пусть и в такое тяжелое время для моей страны, и не увидеть мир? Так что Америка не только из-за зрения, мне просто по-человечески хочется поглядеть на мир. С деньгами, думаю, проблем не будет, все-таки груз на мне нехилый. Правда, сейчас все мое барахло в рундуке лежит, а ключи у меня, да и вряд ли кто залезет, тут вроде все нормальные люди. В Союзе я все равно бы не стал скидывать цацки, меня бы просто «замочили» за них, да и баста. В Штатах выручить деньги за такие драгоценности проблемы не возникнет, я думаю.
Когда на горизонте возникла статуя Свободы, я стоял возле лееров, глядя во все глаза. Капитан подошел неслышно и вырвал меня из раздумий вопросом:
— Тебе нужны документы?
— Да, думаю, что они мне понадобятся, я сюда не на один день приехал, — ответил я.
— Тех денег, что ты получил, скорее всего, не хватит, нужно больше. — Я вопросительно посмотрел на кэпа.
— Ты не первый, кто бежит из Союза, даже я уже возил двоих, прошлым рейсом, — угадал мой будущий вопрос капитан.
— Сэр, буду признателен…
— Будешь, — кивнул он, — держи, — капитан протянул мне клочок бумаги. — Здесь адрес, это на Манхеттене, найдешь, хоть он и большой, передашь записку, там тебе помогут решить проблемы, но, повторюсь, нужны деньги. Свои, уж извини, дать тебе не могу, да и не думаю, что ты пустой едешь, ведь так?
— Так, сэр, — я не видел смысла скрывать, — как думаете, вот это сколько может стоить? — я решил показать капитану заранее приготовленное колье. Золото такой тонкой работы, что глаза отвести трудно, плюс вкрапления драгоценных камней.
— О-о-о! Похоже, в Союзе драгоценностей больше, чем еды! — воскликнул капитан, но тут же осекся. — Те двое, кого я привез сюда, тоже были с золотом. Это, кстати, очень хорошо, я не скупщик, но думаю, что этого с лихвой хватит на настоящие документы, да еще и останется прилично. Опять же, ищи евреев, их тут много, не прогадай, первому попавшемуся не продавай, продешевишь. Советую в городе брать такси, пешком много не выходишь, да и найти адрес будет сложнее. А автобусы сейчас переполнены, замучаешься залезать. Английский твой хорош, просто назови адрес таксисту, без номера дома, тебя отвезут, такси не дорогое.
— Спасибо, сэр, мне, право, стыдно, что взял у вас деньги…
— Не дури, мы в расчете, тем более это немного, по сравнению с тем, что ты сделал. Мы могли ведь и не вернуться. — Похоже, капитан Пайк и правда был благодарен.
Спустя сутки, нас задержали в порту, долго не выпуская, я оказался на улицах Нью-Йорка. Черт, этот город уже в сороковых выглядел, как большой муравейник. Большое Яблоко, весьма удачное название. Куча рекламы, правда, больше всего патриотической, призывающей людей в армию, все возможные бары, рестораны, отели. Что удивило больше всего, так это огромное, по меркам даже России, не то что СССР, количество автомобилей на дорогах. Вроде слышал, что у амеров в это время с топливом беда была, по талонам получали, а тут… Грузовиков немного, в основном легковушки. Столько видов всяких машин, глаза разбегаются. Я-то уже привык, что на дорогах одни «виллисы» да «эмки», ну еще пару каких-то моделей видел, не считая грузовых ЗиСов да «полуторок». А тут, «форды» и «шеви», «бьюики» и «кадиллаки», ой понравится мне тут, ой понравится!
Поймав такси, велел водителю отвезти меня в какую-нибудь гостиницу, только район потише попросил. Водила кивнул, кстати, вполне себе американец, в смысле белый, не дошло еще поветрие из арабов, индусов и прочих народностей, которые в конце этого века и в начале двадцать первого будут работать в Штатах таксистами. Ехали мы долго, минут тридцать, наверное, тут и движение сказывалось, и то, что гостиница, которую мне предложил таксист, находилась на окраине.
Гостиница мне понравилась, я ничего подобного в этом мире еще не видел. Чисто, красиво, отличный вид из окна на парк с небольшим озером, в котором утки плавают. В гостинице я пробыл недолго, только оставив задаток за трое суток, сполоснувшись — в душе! — я вышел вновь на улицу. Теперь я хотел навестить местный банк. Нужно снять ячейку, или как тут это делается в этом времени. Не таскать же на себе постоянно эти сокровища, мало ли, бандитов-то в Штатах хватает. Это не у нас в Союзе, что больше боишься стражей порядка, чем бандитов, я вообще за все время пребывания на родине только один раз столкнулся с бандитами, которые меня хотели на «перо» посадить. Что было, наверное, помните.
Банк я выбрал самый крупный, из тех, что встречались по дороге. Bank of America выделялся из общих красочных витрин красивым стеклянным фасадом. Уже хотел было входить, но в пяти метрах остановился, чуть задумавшись. Огляделся и, увидев магазин мужской одежды, решительно направился туда. Да, не Союз, ни разу! Обилия двадцать первого века здесь, конечно, не было, но… Вроде вот всего несколько фасонов, ничего броского, но сшиты-то как! Подобрав отличный светло-бежевый костюм, конец июля на дворе, здесь жара, приобрел и шляпу. Продавец, хорошенькая, между прочим, брюнетка, даже глазом не повела, когда я с величайшим облегчением выкинул свою, нормальную для Союза, одежку в мусорную корзину, стоявшую возле дверей.
— Что-то еще, сэр? — поинтересовалась девушка.
— Простите, мисс, я не местный…
— Хотели бы одеться прилично?
— Не совсем так… Мне хотелось бы не сильно выделяться на улице.
— Вы сделали прекрасный выбор, так одевается множество мужчин, думаю, вы вполне достигли своей цели, — оценив меня взглядом, заключила девушка, — только вот…
— Да, мисс? — быстро спросил я, увидев, что девушка слегка замялась.
— Ваша обувь, сэр!
— О, дьявол! — Идиот, я ведь даже и не подумал об этом. Дело в том, что я стоял в примерочной кабинке без обуви, поэтому и забыл, что ботинки у меня — черные.
— У нас есть то, что вам нужно, сэр. — Девушка исчезла из виду и спустя несколько секунд возникла передо мной с двумя коробками. — Попробуйте вот эту пару, — девушка-продавец протянула мне открытую коробку. В ней, блин, да что же это такое, я пока не привыкну к разнице в уровне жизни, с ума сойду, лежала пара отличных светлых ботинок. Чуть заметный каблук, тонкая кожа, легкие… Обожаю легкую обувь. Мне, после разбитых в хлам кирзачей, что таскал в Союзе, такую обувь даже надевать-то неловко. Хорошо хоть носки я уже купил и надел.
Из магазина я вышел… Черт, соврала деваха. На меня хоть и не пялились, но смотрели. Что поразило, с уважением. Все-таки Америка живет глазами. До переодевания все, с кем я сталкивался, «обзывали» меня «эй, парень», или просто называли молодым человеком, а теперь я — мистер! Вот так-то. Дамы, проходящие по улице мимо меня, чуть заметно улыбались, явно кокетничая, мужики касались двумя пальцами своих шляп. Блин, как же приветливы люди в этой стране. И как такие люди спустя полвека выродятся в полное говно??? Что бросилось в глаза и, безусловно, понравилось с первых минут пребывания в этой стране, так это улыбки людей. Они какие-то честные, что ли? И ведь это несмотря на войну, но тут понятно, на их территории боевых действий нет. Открытость людей притягивала, правда, и настораживала тоже, что есть, то есть. Но в отличие от Союза, люди здесь свободны, открыты и пока еще доброжелательны. Они платят большие налоги, зато и живут спокойно.
Взвесив в руке красивый кожаный саквояж, я направился в сторону банка. Именно по причине своего «груза» я и не пошел сразу в банк, а решил переодеться, весело было бы разматывать с себя тряпки с цацками посреди банка. Войдя в двери, колокольчик над входом звонко брякнул, я прошел к стойке. Классическая такая стойка, из темного дерева, за которой стояла… блин, да они тут что, все сплошь такие хорошенькие, что ли? Девушка за стойкой была блондинкой. Ярко-голубые глаза приветливо улыбались, располагая к себе.
— Здравствуйте, сэр, чем я могу быть полезна? — Да, куда же вы потом все такие хорошие денетесь? Или на вас так гомосеки подействуют, с их либеральными взглядами?
— Извините, мисс, меня интересует индивидуальная ячейка, у вас есть такая услуга для клиентов? — я был не уверен, что такой сервис тут есть, но спросил прямо.
— Да, сэр, конечно! — с улыбкой отозвалась девушка. — Я сейчас позову клерка, он проводит вас в хранилище. Вы уже являетесь клиентом нашего банка?
— К сожалению, нет, — развел я руками.
— Извините, сэр, но у нас правило, в хранилище могут входить только наши клиенты, — с улыбкой, но не скрывая своего разочарования, произнесла девушка.
— Очень жаль, впоследствии я бы обязательно открыл у вас счет, просто у меня с собой мало наличности, да и документы я оставил дома.
— О, сэр, что касаемо счета, то внести достаточно сто долларов, но вот документы… — девушка замешкалась. — Я сейчас уточню у управляющего, одну минуту, сэр.
Деваха скрылась за какой-то дверкой позади нее, а я остался скучать. Черт, ведь понимал же, что документы будут нужны, надо было идти сначала по адресу, что мне дал капитан Пайк. Правда, если честно, то у меня разыгралась паранойя насчет дружеского совета и помощи капитана. Вдруг меня там будут ждать и просто «обуют»? Из-за дверки внезапно появилась прежняя девушка, но уже в сопровождении лысого, лет пятидесяти на вид, мужчины.
— Сэр, Мелани объяснила вам правила нашего банка?
— Да, мистер…
— Оливер, Оливер Томпсон, к вашим услугам.
— Джейк Уилсби, — я чуть кивнул головой, — да, девушка сообщила мне. Очень жаль, просто у меня с собой важные документы, я проездом в Нью-Йорке, поэтому и хотел их положить их в надежное место.
— Вы выбрали правильное место, сэр, но…
— Я все понимаю, мистер Томпсон. Придется возвращаться за документами, а мне так не хотелось болтаться по улицам с этими важными бумагами.
— Сэр, мы можем предоставить вам сейф, предназначенный для недолгого хранения. Вы можете оставить ваши документы на хранение не более чем на трое суток, позже мы отправляем такие поклажи в полицию.
— О, меня это более чем устраивает, мистер Томпсон, как это можно сделать?
— Пойдемте за мной, — мужик пригласил меня отойти в сторону, к еще одной двери.
Спустя пару минут мы спустились в подвал, который и был здесь за хранилище. Этажа на три под землю ушли, как я думаю, серьезно тут относятся к хранению зеленых бумажек.
— Мистер Уилсби, я правильно понимаю, что вы хотели бы сохранить инкогнито? — О, знаток людских душ, как он меня…
— Совершенно верно, — кивнул я.
— Имя ваше, скорее всего выдумка, но нам для временного сейфа настоящее и не требуется. Вот ваша ячейка, — Томпсон открыл большую, метр на два, тяжелую сейфовую дверцу, за которой я увидел десяток ячеек, каждая прикрыта свой дверкой с кодовым замком.
— Мне это подходит, кто будет знать комбинацию? — задал я волнующий меня вопрос.
— Только вы, мистер Уилсби. Даже невостребованные вовремя ячейки мы передаем полиции невскрытыми. Придумайте комбинацию из восьми цифр, только не забудьте ее потом. Ваши вещи будут лежать здесь трое суток, если вы не продлите аренду в течение этого времени…
— Я все понял, сэр, я либо заберу вещи, либо продлю аренду, в любом случае оплачу я все как следует.
— Хорошо, вы придумали код, сэр?
— Придумал, — спустя несколько секунд заявил я.
Мне подробно объяснили, как установить код на замке, затем управляющий отошел на несколько шагов, предоставив мне ячейку в мое полное распоряжение. Установив на замке комбинацию из восьми цифр, номер с моей первой снайперской винтовки, той, что мне ребята подарили, немецкой, я уложил саквояж в ячейку и закрыл. Конечно, прятал сюда я не все цацки, научен уже все яйца в одну корзину не кладем.
— Мистер Томпсон, я закончил, — позвал я управляющего.
Тот, подойдя, проверил, как закрыта дверца ячейки, и, убедившись, что все в порядке, закрыл сам сейф.
— Пройдемте в мой кабинет, для оформления.
Минут через двадцать я уже ловил такси на улице. Времени было около двух часов дня и на улице было много людей, а соответственно, мало свободных машин. Все-таки умудрившись зацепить один из «фордов» с шашками на крыше, я, показав бумажку с адресом, направился к дельцам, что, возможно, сделают мне документы. Засады не было. Как не было и никаких причин паниковать. Меня встретил средних лет… итальянец, конечно, и проводил в свою берлогу. Удивлению не было предела, когда я, осматриваясь по сторонам, водил глазами по полкам. Да тут как в библиотеке, кругом стеллажи с различными книгами, бумагами, папками.
— Молодой человек, слушаю вас! — начал разговор итальяшка и растянулся в шикарном кожаном кресле.
— Мне сказали, что вы можете мне помочь… легализоваться…
— Сразу уточню. Для временных бумаг такса одна, для постоянных резидентов другая. Сейчас много ограничений, но все-таки ничего невыполнимого нет.
— Мне нужны документы, с которыми я мог бы спокойно жить в вашей стране, причем документы, выданные мне не сегодня, а… Кстати, в армию меня забрать не смогут? — Мне как-то не хотелось, уехав из Союза, попасть на войну куда-нибудь на острова, где япошки сейчас гоняют амеров.
— Нет, конечно, сколько вам лет?
— Двадцать семь.
— Хороший возраст, эх, где мои двадцать семь? — вздохнул итальяшка. — Вам придется забыть старое имя, молодой человек, так как мы делаем настоящие документы, то вы будете тем, кем получится вас сделать, вы согласны?
— Конечно, документов нужен полный комплект.
— Разумеется, только разрешение на оружие, увы, сделать не сможем, только фальшивка, до первой серьезной проверки.
— Не нужно, думаю, если документы будут хорошими, то я и сам выправлю все, что будет потом необходимо.
— Вы совершенно правы, а документы будут не хорошими, а настоящими, — поправил меня делец, — итак, сейчас мы вас сфотографируем в разных одежках и с разными прическами, а через три дня, нет, пожалуй, нужно будет четыре, вы все получите. Нам нужен аванс.
— Человек, давший мне ваш адрес, сказал, что вы принимаете и драгоценности, могу ли я предложить вам не деньги?
— У вас при себе то, что вы хотите обернуть в деньги?
— Да, вот такая вещица, здесь, в Штатах, она впервые, — зачем-то уточнил я и выложил на стол перед итальянцем то же колье, что я показывал ранее капитану Пайку.
— Минутку, пожалуйста! — итальяшка достал из стола лупу и принялся разглядывать драгоценность.
— Однако! Молодой человек, к нам идут люди по рекомендации, потому мы никогда и не задаем вопросов, но я все же спрошу… Как к вам попала в руки эта вещь, это секрет? — Он такой наивный или такой хороший актер?
— Вас интересует, украл ли я ее?
— Нет, сэр, это мне как раз неинтересно. Просто любопытство, где вы могли взять такую вещь? Раз вы принесли записку от Пайка, значит… Вы из России, да?
— Это трофей, давайте не будем обмениваться лишней информацией, ни к чему это.
— Соглашусь с вами, только вот я, к сожалению, не смогу принять у вас эту вещь, — итальяшка указал на колье, — у меня здесь просто нет такой суммы наличными.
Делая вид, что знаю о реальной стоимости вещицы, я кивнул.
— Я постараюсь найти деньги.
— Вы ведь все равно будете ее продавать?
— Да, вы правы, — вновь кивнул я.
— Можете ли вы взять чек? — Вот это вопросец! А на фига мне с ним связываться, а? Да они меня вальнут прямо сейчас за эту цацку, раз она, оказывается, такая дорогая, блин, надо было что-нибудь помельче взять.
— Мистер…
— Без имен, парень, не нужно этого ни тебе, ни мне!
— Окей. Так вот, мне нужны документы и нужна машина, если вы сможете мне это предоставить, это, — я указал на колье, — ваше. Идет?
— У входа черный «супер», двухлетка, двадцать тысяч миль пробегу, новая совсем. Но вот без документов… ездить на ней вы все равно не сможете. Давайте сделаем вот как…
Уходил я от итальянцев вполне удовлетворенным. Ага, именно от итальянцев, а вы думали, что этот деляга там один был? Трижды ха! За дверью меня ждали два громилы под метр девяносто, да со стволами. Но «делец» приказал им пропустить меня, и ушел я вполне спокойно. За два часа, что мы вели переговоры, удалось достичь компромисса. Документы, а также машину с переделанными на меня документами я получу через два дня, быстрее никак. Сегодня было воскресенье, нужные конторы откроются только завтра, поэтому во вторник я стану американцем. Делать мне пока было нечего, разгуливать по улицам огромного мегаполиса без документов затея глупая, поэтому, поймав такси, что оказалось довольно трудным занятием, я поехал в гостиницу. Вечер упал как-то быстро, поэтому, поужинав в баре, что был в том же здании, что и сама гостиница, я отправился спать. По пути я постоянно проверялся, нет, никто меня не «вел». Из офиса итальяшек вышли было те два «телохрана», но, увидев, что я сел в такси, потеряли ко мне интерес. А зря вы, ребятки, так расслабились…
На следующий день, невероятно погожий, солнышко грело землю, ветра почти нет, идеальная погода для меня. Взяв напрокат рыболовные снасти, я отправился к пруду, ну, или маленькому озеру, что находилось всего в сотне метров от места моего постоя. Через пять минут, как забросил удочку в первый раз, с гордостью и детским восторгом вытащил здорового карпа. Рыбина переливалась при свете солнца всеми цветами радуги. Во, интересно, а где бы приготовить ее? Через пару часов, устав, двинул домой. Проблему с готовкой рыбы взяла на себя хозяйка гостиницы. Объяснила, что здесь это часто практикуется. Прокат снастей есть, а рыбу люди редко забирают с собой, предпочитают кушать прямо тут. Я было обмолвился о костре, но меня сразу обломали, нельзя, точка.
Два дня тянулись удивительно долго и медленно. Радио слушать надоело еще в первый день, практически нет разницы с Союзом, та же сплошная пропаганда и агитация. Зовут в армию, суля всяческие блага и умалчивая о потерях. Еще всячески подбадривают рабочий класс, обещая снижение налогов и повышение зарплат, ага, сейчас, поверил. Были короткие обрывки новостей из Союза, послушал всего минуту, сердце щемило от своей подлости. Черт, да если бы не этот сраный танк, что проехал по моей ячейке, воевал бы сейчас, как и все, и в ус не дул. Хотя, конечно, это все самокопание. На самом деле я, может, уже гнил бы где-нибудь в районе той высоты, под Курском, а так, хоть и с плохим зрением, но живой.
К итальяшкам я поехал на такси, из гостиницы можно было вызвать по телефону, поэтому проблемы не возникло. Не доехав квартал, попросил высадить меня и, рассчитавшись с водителем, дальше пошел пешком. Проверив, легко ли выходит из ножен мой нож, что был закреплен на руке, прикрытый рукавом пиджака, хорошо, что сейчас вечер, уже не так жарко и пиджак вполне к месту, я, осторожно глядя по сторонам, шел вперед. По пути ничего не случилось. Осмотрев взглядом владельца «форд», возле входа в ресторан, где меня и ждут, вошел внутрь. Пока было все спокойно, но я не расслаблялся. Пара тех же громил, что были здесь и в прошлый мой приход, проводили к шефу, ну, или к тому, кто вел со мной переговоры.
— Здравствуйте, мистер Барнс, — поприветствовал меня итальянец, назвав каким-то странным именем.
— Ну вот, а сами говорили, никаких имен… — с улыбкой ответил я и протянул руку, пожимая ладонь итальянца. У того усики изогнулись в хитрющей ухмылке, а глаза стали похожи на щелки.
— Я назвал вам ваше новое имя, привыкайте, — итальянец пригласил садиться.
— Так понимаю, что вы выполнили то, за что взялись? — усаживаясь на стул, я распахнул полы пиджака.
— Конечно, мы же договорились! Виски? — «деляга» взял из бара, что был в стене, одну из бутылок. А у них разве не запрещено спиртное? Или это было раньше, в тридцатых, блин, ни фига ведь не знаю о жизни в Штатах.
— Спасибо, глоток не повредит. — Мы встретились стаканами, в которых было налито на два пальца темной жидкости, мы дружно сделали по глотку. Лед брякал в стакане, и пойло, благодаря ему, вполне было ничего.
— Все получилось так, как вы и хотели, документы у вас теперь, что надо. По ним, вы Джейк Барнс из Монтаны, вам двадцать семь лет, в армию, уж извините, вы пойти не сможете, у вас врожденное заболевание сердца, медицинская комиссия вас забраковала. Вы говорили о разрешении на оружие, так вот, запрет медиков на владение оружием никак не распространяется, благодаря второй поправке.
— Замечательно, надеюсь, настоящий Барнс не «всплывет»?
— С тазиком на ногах это сделать тяжело, — абсолютно серьёзно произнес итальяшка. Я уже разглядывал пачку документов, что тот передал мне, и думал, раз они все же сделали мне бумаги, вряд ли теперь захотят «вальнуть», иначе на фига эта волокита была нужна.
— Посмотрите документы на машину, она ваша, как и договаривались, а вот и ключи от нее, — «деляга» передал мне ключи, а я в свою очередь достал колье и выложил его перед собой на стол.
— Это ваше, как договаривались!
— Если честно, я сомневался, что вы решитесь отдать так дешево такую ценность.
— Для меня ничего ценного, в этой вещице нет, мне вот это, — я указал на документы, — гораздо нужнее. Эта цацка была у одного нацистского майора, что хотел меня убить, получилось наоборот, я убил его, ну, и взял это как трофей, в Союзе люди живут бедно, мне показалось, что я смог бы впоследствии немного улучшить свое материальное положение. Я удовлетворил ваше любопытство?
— Более чем, молодой человек. Хоть я и не купил у вас эту вещь, но если будет что-то еще, надеюсь, найдем общий язык. — Ага, решил выяснить, что у меня есть.
— У меня осталось пара колец да браслет, хочу на будущее оставить, деньги у меня пока есть, машина теперь тоже.
— Если захотите продать, заходите, — заинтересованно предложил итальянец.
— Непременно, всего хорошего, — я пожал руку этому, несомненно, умному человеку и вышел из кабинета. В этот раз громилы не стали сопровождать меня даже до выхода из ресторана.
Открыв машину, я сел на сиденье, осматривая органы управления. Да, непривычно, конечно, но разберусь, наверное, куда я денусь. Поправив зеркало заднего вида, заодно осмотревшись, я завел машину. Итальянец явно имеет неплохие связи, даже бензина полный бак. Обрадовавшись, я тронул машину с места. С непривычки дернулся было, но легко обуздав довольно мощный мотор, я встал в полосу и, потихоньку разгоняясь, выровнял скорость с едущей в соседнем ряду машиной. А хорошо! Так и вспоминается
Машина была великолепна. Тяжелая, комфортная, в то же время по местным меркам очень мощная, не знаю, сколько сил, но разгоняется хорошо, уверенно так. Пока крутился по улицам, привыкая к машине и вообще к дорогам, пару раз был освистан другими участниками движения, а заодно, хоть и не желая того, прошел проверку новых документов. Проскочив случайно на красный свет, через перекресток был остановлен полицейской машиной. Это были не те копы, что стреляют в кого попало в будущем. Подошедший к двери полицейский, дотронувшись до шляпы пальцами, поприветствовал меня.
— Сэр, вы нарушили правила движения, у вас есть серьезное оправдание ваших действий? — Я уже успел изучить документы, сидя в машине у ресторана, поэтому решил надавить на то, что я «чайник».
— Прошу прощения, сэр, я только сегодня получил машину, просто не привык еще, она досталась мне в наследство, осваиваюсь. Я заплачу штраф и более постараюсь не нарушать. — Коп кивал в такт моим словам.
— Попрошу ваши документы, сэр, я должен выписать вам штраф.
Далее все общение свелось к тому, что коп, достав из кармана блокнот, выписал мне квитанцию, а я, извинившись, поехал дальше. Мои документы не вызвали никакого повышенного интереса у представителя власти, это меня порадовало.
По совету капитана Пайка я отправился в район Верхний Ист-Сайд, на поиски врачей-евреев. Проехав по улицам в поисках каких-нибудь вывесок, уже было расстроился, но, решив пойти известным путем, припарковался возле обочины, где стояли несколько машин, вышел на улицу.
Разглядывая витрины, я нашел евреев простым способом.
— Смотрите, куда идете, молодой человек, тут не только вы ходите! — засмотревшись по сторонам, я налетел на человека в шляпе. Извинившись, я рассмотрел его более внимательно и пришел в восторг. Те, кого я ищу, сами нашлись, буквально прыгнув мне под ноги.
— Здравствуйте, извините еще раз, я увлекся и не смотрел под ноги. Может, вы поможете мне? — ответом мне была такая мина, что вначале даже хотелось развернуться и уйти. — Мне нужен врач.
— Да, вам действительно нужно к врачу, так как не увидеть меня мог только слепой! — хоть и не злобно, но как-то поучительно заявил человек с пейсами на висках, висящими из-под широкополой шляпы.
— Вы будете удивлены, но я и есть — слепой, — улыбнулся я. — Мне нужен хороший, а лучше самый хороший врач-окулист, не подскажете, где бы я мог его найти?
Еврей окинул меня оценивающий взглядом и кивнул.
— Я действительно знаю пару человек, что могли бы вам помочь, но сейчас мне некогда, извините, могу только дать адрес.
— О, думаю, этого будет достаточно, сэр, — я чуть заметно поклонился.
Еврей, поискав в карманах, извлек огрызок карандаша, а я уже тянул ему свой блокнот, купил по случаю, вместе с саквояжем. Записав мне адрес, еврей поклонился и пошел дальше, я только и успел, что сказать спасибо. Вообще, пока я не чувствовал какой-либо агрессии этой страны и ее обитателей, поэтому хотелось и самому быть вежливым, аж до противного. Блин, не спросил у этого еврейчика, где находится тот адрес, что он мне написал. Поискав глазами вокруг кого-нибудь, кто мог бы помочь, я направился в ближайший магазин, это была булочная. Ох, привыкнув в Союзе к дефициту хорошего хлеба, я зря сюда зашел. Забыв о причине, заставившей меня войти, я впился голодным взглядом в витрину. Черт, чего тут только не было. Всяческие рогалики, булки, хлеб нескольких видов и внешне обалденно привлекательный. Направившись к продавщице, высокой, чуть не наголову выше меня женщине, я попросил дать мне самый свежий хлеб. Совсем черного, как я привык, тут не было, вместо него был, как называли
— Чуть было не забыл, зачем зашел. Мэм, вы не подскажете, где это находится? — я протянул продавщице блокнот.
Женщина посмотрела на запись и кивнула.
— Пойдете направо из магазина, вверх по улице. Через два перекрестка свернете налево. Вам нужно будет пройти всего сотню ярдов по той улице и свернуть направо. Там вы окажетесь на нужной улице, ну, а дом и так найдете.
— Спасибо, мэм…
— Долорес, меня зовут Долорес.
— Миссис Долорес, вы очень мне помогли, процветания вашему магазину.
— Спасибо, сэр, и вам удачного излечения.
О, так она знает, что мне нужен врач, по адресу, что ли, поняла? А, ладно, но пешком я не пойду. Сев в машину, вцепился зубами в красивый батон с хрустящей корочкой. Боже, как домой в двадцать первый век вернулся. Восхитительный вкус, батон хоть был уже и не горячим, но от этого не менее вкусным. Не заметил даже, как сожрал весь, хотя он и был не большим, по виду, граммов триста, не больше. Хотел было вернуться в магазин, но тут понял, что теперь я хочу пить, причем что-нибудь типа хорошего чая. Увидев недалеко от булочной вывеску с нарисованной кофейной чашкой, я рванул туда, задержавшись только чтобы запереть машину. Выдув две чашки приличного кофе, варили по-настоящему, а не из кофеварки, я, наконец, поехал искать нужный адрес. Нашел быстро. Хотя вывески о том, что здесь клиника или принимает врач, не было и в помине. Дернув висевший шнурок, я позвонил. Спустя минуту дверь мне открыла пожилая женщина с кудрявыми черными волосами и, окинув меня взглядом с ног до головы, спросила:
— Слушаю вас?
— Мне дали ваш адрес, указав, что здесь я смогу найти врача-окулиста. Мне нужна помощь, — я опять слегка поклонился.
— Вас не обманули, только у доктора сейчас прием, придется подождать.
— Конечно, я посижу в машине.
— Это лишнее. У нас в гостиной вы будете как дома, к тому же наша кухарка варит хороший кофе.
— О, миссис, извините, не знаю вашего имени…
— Меня зовут Роза, но если вам удобнее, можете называть меня миссис Роттенберг. — О как, а фамилия-то немецких евреев вроде как.
— Миссис Роттенберг, я признателен вам за гостеприимство, но не хочу вас обременять.
— Вы говорите ерунду, сэр, вы поставите меня в неловкое положение, если будете ожидать снаружи.
— С удовольствием выпью чашечку свежего кофе, если вы мне составите компанию.
— Что же, всегда приятно пообщаться с интеллигентным молодым человеком, тем более из Союза! — Вот это, твою мать, как? Она что, следователь?
— Миссис Роттенберг, как?
— Да у всех выходцев из Европы и СССР такой акцент, хотя я сначала и сомневалась, произношение у вас очень хорошее.
— Да, я обучался довольно продолжительное время.
— У вас были хорошие учителя, манеры ваши мне тоже по душе. Кем, простите, были ваши родители?
— Спасибо, мне очень приятно. Что же касается родителей, увы, но я о них ничего не помню.
— Бедный молодой человек, революция унесла слишком много хороших людей…
Мы болтали с Розой минут сорок. За это время я приговорил две чашки и правда очень хорошего кофе и дважды выходил на улицу курить. Да, совсем ведь забыл, я наконец-то дорвался до нормальных сигарет. «Кэмэл», «Честерфильд», «Лаки Страйк», сигарет тут было как грязи, но понравился мне больше пока «Верблюд».
Спустя эти сорок минут мимо гостиной прошел человек, а провожал его к выходу, видимо, сам врач, так как я услышал обрывки фразы с советом не забывать промывать глаза каждый вечер перед сном. Затем Роза, весьма общительная и открытая женщина, позвала меня и провела в кабинет врача.
Доктор, а это был на удивление молодой человек лет тридцати, может, чуток больше, выслушал меня очень внимательно. Это явно не тот профессор, о котором мне говорил Варшанский, но будем посмотреть.
— То, что у вас проблема с глазами, я понял, расскажите, что послужило причиной.
— Грязь попала, доктор, много грязи.
— Как это случилось? — Ну, вроде секрета никакого в этом нет, поэтому можно и рассказать.
— Я был в стрелковой ячейке, когда на нее практически наехал нацистский танк. Меня здорово вмяло в землю. Грязь попала во все щели, рот, уши, глаза, нос, черт, да не осталось, похоже, ни одного места, куда она не попала.
— Ясно. Вы из России? — врач перешел вдруг на русский язык, а я понял, что уже соскучился по нему.
— Ой, как же хорошо на родном-то говорить, да, доктор, я из Союза. Воевал с сорок второго, оборонял Сталинград. Под Курском, весной, я и лишился зрения. Из армии списали, как полностью негодного. Тогда у меня только правый чуть видел, я еле ходил, постоянно запинаясь. В Москве профессор Варшанский…
— Вы лечились у профессора? — воскликнул врач-еврей.
— Так точно, доктор, он смог восстановить мне правый глаз, правда вблизи я вижу плоховато, больно и глаза слезятся, но в очках хорошо. А вот с левым глазом беда, — я рассказал по второму разу свои ощущения.
— Меня зовут Абрам Исхакович Роттенберг. Да-да, вы обратили внимание на фамилию, Роза Моисеевна, моя мать, а профессор Варшанский мой учитель. Все, что я умею и знаю, все это только благодаря ему. Но он был прав, рассказав вам об Америке. Здесь не то что врачи лучше, я никогда бы не поставил себя выше профессора, но вот лекарственная база, несомненно, лучше и разнообразнее. Химия здесь в почете. Как вы решились на эмиграцию? Как вас вообще выпустили? Вы беспартийный?
— Да, в партии никогда не состоял, а выпустили легко… На родине просто и не знает никто, что меня там нет, — заключил я.
— Сбежали! Ну, что же, мы тоже в свое время покинули Москву тайно. Мой отец был арестован и расстрелян, матери удалось договориться с одним человеком, военным, тот и помог нам покинуть родину. Да если бы нас и не тронули как семью врага народа, то мы бы все равно погибли в июне сорок первого. Мы жили во Львове, буквально перед самой войной туда уехали. Когда отца арестовали, он успел шепнуть матери, чтобы мы уезжали, сказав, что в столице нам точно жизни не дадут.
— Да, печальная история.
— Ну что вы, одна из многих, почти неотличимых от других. Да и устроились мы хорошо. Меньше чем за год я стал довольно известным в узком кругу нашей общины. Ко мне идут люди, я помогаю им «открыть глаза», люди благодарны.
Проболтали мы с Абрамом с час примерно, затем, наконец, он приступил к осмотру. Так же как и Варшанский, он сначала закапал мне глаза каким-то клеем, тьфу, лекарством, конечно, просто на вид как клей и эффект такой же. Затем Абрам долго разглядывал зрачки через лупу.
— Что же, правый совсем хорош, а принимая во внимание травму, очки это самое малое, чем могло бы все обернуться. Левым будем заниматься всерьез. Молодой человек, уезжать никуда не надо, вы будете жить здесь, в моем доме. У нас оборудована одна из комнат именно для таких целей.
Отпросившись чуть позже у врача съездить забрать вещи из гостиницы, я согласился лечь на лечение. Пришлось, правда, найти место для долгой парковки машины, но Абрам подсказал, что достаточно просто загнать машину во двор его дома, там никто ее не тронет, я так и поступил. Еще, пока ездил в гостиницу, заехал в том же районе, где живет Абрам, к одному торговцу, мне его врач и посоветовал, там я продал несколько камней и пару колец за почти три с половиной тысячи. Положив в банке три тысячи на свой новый счет, заодно уплатив штраф за проезд на красный свет, к вечеру вернулся в дом Абрама.
Процедуры день ото дня становились все интенсивнее. Те же капли в глаза, а затем гимнастика для глаз, Абрам занимался со мной всерьез и лично. У него вообще, наверное, не оставалось времени на других клиентов, но он как-то умудрялся принимать. День за днем, ночь за ночью, через две недели я уже начинал материться на Абрама за ночные побудки, как на фронте, блин. А тот только отвечал, что все это для моего же блага, так что я должен выполнять и не выступать. В первый день, после моих рассказов о войне, они аккуратно выяснили мое отношение к фашистам. Рассказав, где я воевал и кем, я привел их в восторг и снял все сомнения. Они были так впечатлены моей службой снайпером, что просто с упоением слушали рассказы. А рассказать было что.
Через три месяца, в конце октября сорок третьего года, я наконец вышел на улицу. Все повязки были сняты окончательно еще вчера, но Абрам не отпустил на ночь глядя, а сейчас я стоял на крыльце, подставив лицо уже холодному, осеннему солнышку, и наслаждался. Наслаждался тем, что хоть я и в очках, но теперь я вижу одинаково обоими глазами. Да, читать, как и раньше, мне тяжело, но главное, что я не слепой. Абрам выставил мне какой-то смешной счет в шестьсот тридцать два доллара.
— Это за лечение и проживание в течение трех месяцев? Ты что, Абрам, сдурел? — мы давно уже были на ты, поэтому я спросил его по-простому.
— Ты, сам не зная, принес нам пользу, убивая эту нацистскую сволочь, это еще мы все тебе и таким, как ты, должны, а не ты, так что не спорь.
— Это ты не спорь, мы ведь воевали не за кого-то отдельно, нашу родину топчет враг, поэтому мы и воевали. Я-то закончил, а ребята гибнут там тысячами ежедневно. Ты чек возьмешь?
— Да, конечно, у тебя есть деньги? А то мне не горит, нам есть на что жить, отдашь, когда сможешь, — скромно ответил Абрам. Своими речами он больше напоминал мне православного, чем еврея.
— Держи, проверь, я правильно все оформил, просто это первый чек, что я выписываю, — я подал ему бумажку, вырванную из чековой книжки.
— Саша, ну зачем ты? Ведь я же все объяснил! — это Абраша возмущается, что я ему тысячу уплатил.
— Все, друг, надеюсь, если окажусь рядом с твоим домом…
— Всегда рад буду тебя принять. Заходи и звони чаще, ты жить будешь в Нью-Йорке или уедешь?
— Было желание поколесить по дорогам Штатов, съездить туда, где тепло, после зимнего Сталинграда я болезненно переношу холода.
— Тогда да, тебе лучше перебраться в южные штаты, но жизнь там сейчас хуже. Много чего в дефиците, это тут все есть, здесь все деньги этой страны крутятся.
— Ясно, а ты не слышал, нет ли ограничений на поездки по стране?
— Официально нет, но будут проблемы с бензином, как бы не встать тебе посреди пустыни с пустым баком. Лучше бы летел самолетом.
— Я подумаю над твоим советом, счастливо оставаться, обязательно заеду.
Машину пришлось заводить с кривого. Сняв изготовленные на заказ очки, чтобы не разбить случайно, хоть и заказал сразу двое, начал крутить ручку. Спустя пять минут «форд», солидно рыча двигателем, прогревался. Было прохладно, Абрам хоть и купил по моей просьбе мне пальто, но все же надо что-то еще прикупить, свитер какой-нибудь, например, да и вообще я сейчас в своей летней одежде как дурачок выгляжу. Прогрев машину, сразу поехал в центр, переодеваться. В магазине выбор оказался менее богатым, чем летнего ассортимента, но себе я одежку подобрал. Рассчитавшись чеком, поехал искать заправку. Я хоть и имел документы настоящего американца, но на учете на получение карточек не стоял, поэтому с бензином вышел полный облом. Поэтому я принял, наверное, единственно верное решение, поехал в аэропорт. К моему удивлению, билеты на авиарейсы были в свободной продаже. Билет до Лос-Анджелеса стоил всего сотню баксов, ну, это для меня «всего», я этих денег не зарабатывал, а для простых американцев, что зарабатывали чуть больше доллара в час, это было внушительной суммой. Встав в кассу, поймал себя на мысли, почему Лос-Анджелес? Перепустив пару раз очередь, я все-таки взял билет именно в «город ангелов». Черт его знает, почему, наверное, стереотип из
Самолет меня убил. Я совершенно забыл о том, что везу, мягко говоря, контрабанду. Зайдя на борт с саквояжем и чемоданом с вещами, я вспомнил и слегка затрясся. Не знаю, есть ли проверки на внешних перелетах, но вот на внутренних рейсах никакого шмона вещей не было и в помине. Заняв свое место, кстати, возле окна, саквояж я прижал рукой к стенке. Да, ни фига не «аэробус». Тряска, болтанка, комфорт на уровне Ан-2, но летим. Я успел несколько раз выспаться за время, что самолет был в воздухе. По пути мы два раза спускались на дозаправку. Наконец, спустя целых шестнадцать часов в пути, мы приземлились в аэропорту Лос-Анджелеса. Уже находясь в аэропорту, был озадачен увиденным. Толпы, настоящие толпы военных моряков и морских пехотинцев кругом. Чуть позже до меня довели еще и то, что город практически закрыт, сейчас весь флот США стоит возле Калифорнии, отсюда и количество военных. Летом случились беспорядки, были серьезные драки между флотскими и мексиканцами, доходило до того, что в драках и погромах участвовали тысячи человек. Хорошо, что сейчас стало тихо и режим несколько ослабили. Да, может, я погорячился с приездом в «город ангелов»? Но Калифорния встретила меня не только плохими новостями, главное, что почуял сразу, тут было тепло. Просто восхитительно тепло. Не жара, но и не мороз, а именно тепло. Выйдя из здания аэропорта, удалось сразу поймать такси, вот только ехать пришлось не одному. Двое попутчиков, мужчина средних лет и такая же женщина, напросились со мной. Отказывать не стал, места хватало. На вопрос водителя куда ехать, ответил, что в центр. Попутчики согласно кивнули, их тоже это устраивало. Выбравшись из такси, сразу поймал себя на мысли, что здесь как будто другая страна. Во-первых, население. Тут уже вовсю сказывалась близость границы, мексиканцев, афроамериканцев, да кого тут только нет на улицах, было полно. Белых, конечно, пока еще больше, но тенденция налицо. Да, а лет через шестьдесят встретить на улице Лос-Анджелеса белого американца станет задачей непростой. Таксиста я попросил высадить меня возле какого-нибудь отеля, тот, недолго думая, остановил возле какого-то шикарного здания, поправлять его я не стал и направился ко входу. На полпути меня перехватил швейцар и выхватил у меня чемодан. Узнав расценки, мелкая монетка тому же швейцару, и я много чего узнал об отеле, я попросил на ресепшене номер с видом на парк, тут такой был позади отеля. Забравшись на последний, аж четырнадцатый этаж, я, дождавшись, пока носильщик, получивший на чай, свалит, подошел к окну. Не знаю, как дальше, но пока меня раздирают мысли, нужно ли мне все это? Подумав с минуту, решил, что да, нужно. Буду помаленьку продавать цацки и займусь каким-нибудь бизнесом, вкладывать деньги нужно в землю, недвижимость. Скоро начнет созревать IBM, попробую инвестировать в него, может, удастся закрепиться.
Одевшись по погоде, я вышел из отеля в поисках банка. На такси добравшись в деловую часть города, нашел отделение Банка Америки и уже официально, по документам, арендовал сейф. Оставив саквояж и прихватив, как и в прошлые разы, несколько побрякушек, отправился гулять. По пути пришла в голову хорошая идея, это когда я увидел случайно, как пара мексов выкидывала из машины мужика. Угрожая револьвером размером с небольшую пушку, они нагло посреди улицы отжали у владельца «колеса» и скрылись. Правда, скорее всего, ненадолго, так как спустя всего минуту к сидевшему посреди улицы мужчине подлетела полицейская машина. Быстро что-то уточнив у мужика, копы рванули следом за грабителями. А весело у них тут, однако. Найдя ближайший полицейский участок, я решительно шагнул внутрь.
— Чем могу помочь, сэр? — встретил меня на входе толстый коп.
— Я хотел бы узнать о получении разрешения на оружие, я могу это сделать у вас?
— Да, конечно, сэр! Пройдите к стойке и зарегистрируйте посещение, — был ответ.
Спустя пять минут я уже был на приеме у здоровенного сержанта, что был начальником местного разрешительного отдела.
— Какую лицензию вы хотели бы получить, мистер Барнс?
— А какие существуют? Просто ранее я с этим вопросом не сталкивался, жил сначала в Монтане, где стреляют только охотники и только в специальных местах, а затем в Нью-Йорке, но там такого, — я рассказал копу об увиденном недавно на улице, — не видел ни разу.
— Да, здесь у нас стреляют частенько, многие граждане имеют оружие, но тут важна психология, не каждый может применить оружие. Вы выбрали немного тяжелое время для смены места жительства.
— О, с этим, я думаю, все будет в порядке. А вообще, я хотел бы просто быть более спокойным в этом отношении, плюс я люблю винтовки.
— О, любитель или профессионал?
— Скорее, хороший любитель, у вас есть здесь стрельбища?
— Да, наше, полицейское, на которое есть вход и обычным гражданам, самое лучшее. На нем регулярно проходят соревнования по стрельбе на тысячу ярдов, так что места у нас хватает. Какой калибр предпочитаете?
— Армейский, но хотел бы попробовать и 300 H&H.
— Значит, Springfield? 30–06? Отличный выбор, оружия у вас нет, раз пришли за лицензией, уже что-то подобрали себе?
— Да, очень хотелось бы «семидесятку», как думаете?
— Отличный выбор, сэр, сам владею шестью, в разных калибрах, но 30–06 считаю самым удачным. — Вот повезло нарваться на настоящего фаната стрельбы, эх, дядя, а скоро появится «триста восьмой», и твой любимый калибр потеряет популярность. А потом еще и «три-три-восемь»!
— Так что с моим вопросом?
— Понадобится около недели, сэр, нужно все тщательно проверить, но, думаю, проблемы не будет. Только один момент, сейчас, во время войны, получающий лицензию должен иметь постоянное место жительства, вы будете жить здесь, в «ЛА»?
— Да, сейчас же поеду, присмотрю квартирку, может, и потяну чего. Я недавно получил небольшое наследство, по настоянию врачей перебрался в теплый климат…
— У вас есть ограничения по здоровью? — заинтересованно спросил сержант.
— Скорее, рекомендации. Я серьезно обморозился на севере, отсюда и желание видеть море и солнце круглый год.
— Что, в Монтане так холодно?
— Нет, но вот по пути в Россию да…
— Вы бывали в этой стране? — вытаращил на меня глаза полицейский.
— Да, а что?
— Давно?
— Летом вернулся.
— Простите мое любопытство, а как вас туда занесло?
— Участвовал в проводке конвоя…
— Вы ходили на PQ? — коп удивился так, как будто бы я рассказал о том, что лично убил Гитлера.
— Ну да, — удивившись реакции копа, кивнул я.
— Вы отважный человек, сэр, или просто слишком отчаянный!
— Да просто все. Остался без работы, а тут неплохие деньги, вот и подался туда. Но больше не поеду, хватило одного раза.
— Охотно верю вам, мистер Барнс. Вот что, я бы посоветовал вам арендовать не квартиру, а дом, это выйдет дешевле. Да-да, квартиры очень дороги, а вот небольшой домик, без земли, вполне себе дешев. Сам живу в таком, только не арендую, а имею собственный.
— Охотно воспользуюсь вашим предложением, здесь есть какие-то объявления, не знаю, в газетах или как?
— Конечно, сэр, в газетах полно объявлений, купите несколько в киоске, что находится буквально через дорогу, и обязательно найдете то, что нужно. Только поторопитесь. Чем быстрее вы предоставите мне сведения о регистрации, тем быстрее комиссия выдаст заключение, и вы сможете приобрести желаемое оружие.
— Кстати, сэр, что посоветуете в качестве носимого?
— Вы что предпочитаете, пистолеты или револьверы?
— Думаю, что приобрел бы и то, и другое.
— Пистолет однозначно «1911», да и по вашей комплекции я вижу, что с «сорок пятым» вы справитесь спокойно. Что же до револьверов… тут нужно пробовать. Пойдите в тир, когда получите лицензию, конечно, попробуйте разные, что понравится, то и возьмете. Я рекомендовал бы что-то под «тридцать восьмой», хватит для любого случая.
— Спасибо, сержант, до встречи.
Жилье я снимать не стал. Просто, увидев в объявлении цену на дом, что предлагался, решил, что вполне могу позволить себе его купить. Домов продавалось немного, война, люди не очень стремятся к перемещениям. Дом с видом на океан, на второй линии от пляжа, был небольшим, кстати, в том, что дом стоит не на берегу, есть и плюс, дует меньше. Одноэтажное строение, размером девять на семь метров, было построено в прошлом году. В доме никто не жил, стоял он абсолютно пустой, и нужно было продавать цацки, чтобы хоть минимально его обставить. Дом стоял на окраине города, а его преимущество среди таких же, но ближе к цивилизации, было в том, что дом стоял на двух акрах земли, что в принципе и продавали, так как сам дом, обычный каркасник, стоил совсем недорого. Земля это хорошо, к тому же по периметру росли большие деревья и дом бы скрыт с трех сторон от чужих глаз. Место мне очень приглянулось, поэтому, сняв все деньги, что у меня были, я его и купил. Завтра поеду искать скупщиков антиквариата, деньги нужны, просто как хлеб. Остатков, после покупки дома, едва хватило на кровать, радио и туалетные принадлежности. Ну, еще на кухню купил кастрюлю, чайник и сковородку, не считая тарелок и чашек. В общем, деньги, после покупки нехитрой домашней утвари, кончились совсем.
Коп меня не предупредил, но я сам догадался навестить ближайшую к дому клинику. Встал на учет и прошел медкомиссию. Как же был доволен американский мент, когда вместе с документами на дом и регистрацией я протянул ему выписку из клиники. Оказывается, он просто забыл мне об этом сказать, так как получение лицензии на оружие само по себе предполагало наличие такой справки. Коп, получив все необходимые документы, поздравил меня с удачной покупкой недвижимости, сообщив заодно, что район этот очень спокойный, так как там живут американцы, в основной массе клерки и госслужащие. Порадовав меня тем, что время на получение лицензии теперь сократится, отправил меня домой.
Наблюдая через стекло в витрине магазина, куда я заскочил, убегая от бандитов, вытер со лба пот. Ну, еврей, ну гад! Убью суку. Прошло два дня ожидания долгожданной лицензии на оружие, когда я влип по уши в дерьмо. Отправившись на поиски скупщиков ценностей, я у первого же попавшегося еврея попал на бабки. Прибрав то, что я принес для продажи, этот сукин сын просто позвал двух горилл, чтобы выкинуть меня из своего офиса. На выходе мне удалось вырваться и дать деру, так как драться с вооруженными громилами я пока не собирался. Вот и сижу сейчас в книжном магазине, рассматривая, как эта парочка мечется по улице, не понимая, куда я провалился. Долго это длиться не может, поэтому надо что-то придумывать. Мыслей о том, чтобы позвонить в полицию, не возникало, так как мне совсем не хочется объяснять, откуда у меня эти цацки. Наконец, на улице началось движение. Причем правильное. Громилы, разделившись, пошли в разные стороны. Один направился прямиком ко мне, то есть в книжный магазин, где я укрылся, а второй двинул в лавочку напротив. Встав у двери так, чтобы от вошедшего меня скрыла дверь, к тому же он с улицы идет, где светит солнце, в первые секунды он будет как кролик слепой. Продавец, девушка лет двадцати пяти, с интересом, без малейшего страха наблюдала за мной. Я подмигнул ей, пробормотав, что все будет хорошо, и очень удивился, когда она ответила таким же жестом, подмигнула то есть. Как я и ожидал, громила, открыв дверь в магазин и сделав пару шагов, застыл, привыкая к темному помещению. Не дав ему опомниться, я прыгнул к нему и мгновенно пробил ему ногой по причиндалам. Как же его скрутило… Мексиканец, а это были именно мексы, даже заорать не смог. Завалившись на пол, он только застонал. Выдернув у него из штанов ремень, при свидетелях, убивать его я не собирался, я начал вязать ему руки. Это осложнялось тем, что громила держался ими за причинное место, поэтому пришлось добавить ему «на орехи». Ребром ладони по шее я неожиданно для себя отправил мекса в нокаут. Воспользовавшись его состоянием, быстро скрутил руки за спиной и обернулся к продавщице.
— Я уже вызвала полицию, мистер, я видела, что они вас преследуют, и когда вы забежали сюда, позвонила. Они, наверное, должны быть уже рядом. Но второй, что идет через дорогу, будет здесь раньше!
Я обернулся на этих словах и увидел второго громилу, что шел и целился в мою сторону из пистолета. Твою мать, значит, он меня увидел.
— Девушка, прячьтесь! — крикнул я и сам упал на пол и откатился в сторону.
Стрелять все же этот урод не стал, но и войти у него не получилось. На улице послышался вой сирены, и второй бандит решил сбежать. Как позже окажется, не успел. Решив отпугнуть копов, он только порадовал их, полицейские завалили его быстро, в два ствола отправив на тот свет. А чуть позже из дверей вышел я и позвал копов. Меня тоже для порядка уложили на тротуар, ладно хоть не пинали, просто обшмонали, хорошо, что я нож в магазине скинул, положив между книгами на полку. Забрав второго скрученного мной бандита, они взяли показания с меня и девушки-продавца и направились к своей машине. Что там произошло, никто не понял, только вдруг вновь послышалась стрельба. Мы с девушкой одновременно повернулись. Перед нами была картина маслом. Один из копов сидел на земле возле машины и прижимал ладони к животу, а второй уже проверял второго бандита. Тот, видимо, решил сбежать, ну его и вальнули. Эх, жаль, я не забрал у гориллы пистолет. Ну и ладно, нахальный еврей вряд ли уже узнал о происшествии, все-таки пара кварталов до его офиса отсюда, я, попрощавшись с девушкой, протиснулся мимо толпы зевак. Шел я быстро, но старался не выделяться особо. Дойдя до нужного здания, минут пять наблюдал. Еврей банковал в подвале двухэтажного дома, зная их привычку работать на дому, решил, что он и живет тут же. Вход в подвал был отдельным, за пять минут никто не входил и не выходил, поэтому я двинул вниз по ступеням, в надежде, что посетителей там нет. Я не ошибся. За конторкой не было и самого «дельца», но предательский колокольчик над дверью «позвал» его. Увидев меня, тот аж присел и начал пятиться, беззвучно открывая и закрывая рот.
— Сэр, я тут еще кое-что принес, не посмотрите? — пошутил я и перепрыгнул через откидной стол.
— Я вызову полицию! — прошипел этот дурачок.
— Ага, считай, что она уже здесь! — проговорил я и нанес удар. Ну, кто же знал, что сзади у этого придурка стоит табурет. Пятясь, скрючившись от боли в шее, я ударил ребром ладони именно по шее, еврей запнулся и упал. Падая, этот хренов уродец ударился головой о выдвинутый ящик стеллажа и… да помер он, что я, трупов не видел? Да и хруст позвонков слышал отчетливо. Черт, а ведь хотел у него код от сейфа спросить… Охлопав карманы неудачливого кидалы, я выдернул из одного связку ключей. Подойдя к сейфу, я видел в прошлый приход, где он стоит, и с радостью увидел, что на железном ящике имеются только замочные скважины, и нет даже намека на кодовый замок.
Открыв дверцу уже третьим по счету ключом, я присвистнул.
— Это я удачно зашел!
Сгребая свои цацки, что отжал у меня ворюга-скупщик, я не тронул лежавшие там не мои драгоценности. Но вот две стопки плотно скрученных пачек зеленых «президентов» забрал не думая. Оглядевшись, я решительно свалил из подвала. На все, по моим прикидкам, у меня ушло не больше пяти минут, хорошо! Возле дома ходили люди, но я быстро скрылся за углом и рванул дворами прочь. Выскочив через несколько минут на оживленную улицу, поймал такси и назвал адрес. Дома, приняв душ, я занялся подсчетом добычи. Ох, теперь, думаю, нескоро мне придется опять рисковать, продавая цацки. Денег, что я выгреб из сейфа кидалы, было много, целых восемнадцать тысяч долларов. Это, кстати, большие деньги. Я дом купил за три, вот и считайте.
Просидев дома целых три дня, только кушать ходил в забегаловку, что была в ста метрах от моего дома, стейки там оказались отличные, я наконец решил дойти до участка, узнать, как обстоят дела с лицензией. То, что меня могут обвинить в убийстве кидалы еврея, я не боялся, вряд ли смогут хоть как-то связать меня с этим делом, тем более я оставил рядом с телом бумажник того мекса, что я вырубил в магазине, ага, прихватил тогда случайно, вот и подкинул. Сержант встретил меня с улыбкой.
— Ну что, мистер Барнс, уже поняли, что здесь не Нью-Йорк? — Я пожал протянутую руку сержанта. Вот здесь как общаются!
— Ага, как чувствовал, едва приехав, сразу пошел к вам.
— А я услышал о стрельбе в центре города и поинтересовался, кто там бузил, каково же было мое удивление, когда я встретил в показаниях свидетелей ваше имя!
— Вот так, зашел в книжный магазин, — развел я руками.
— Вам повезло, что девушка вовремя сообразила вызвать полицию, иначе черт его знает, как бы закончилось это дело. Хорошо еще, что их было мало, слышали, что тут у нас летом творилось? — Я кивнул.
— Это точно, тот, что начал стрелять по вашим, был уже готов стрелять в меня, полиция появилась чертовски вовремя, опоздай они хоть на минуту и…
— Да, повезло. Вернемся к нашему делу. Вот ваша лицензия, мистер Барнс, — сержант протянул мне три листа бумаги, — там все указано, сколько и каких стволов можно приобретать. Что можно носить с собой, а что только хранить. Вот памятка, — коп протянул мне тонкую книжицу, — прочитаете, как нужно хранить и следить за своим оружием. Сейф уже купили?
— Да нет еще, я же не знал, получу ли лицензию, — удивился я вопросу.
— Вот и начните с сейфа. Сразу можете приобрести пистолет, раз вы такой притягательный для бандитов, его будете носить с собой. Когда купите, придете на регистрацию, там расскажу об обучении. Даже если вы все умеете, — это коп заметил, что я открыл рот, — мы обязаны провести лекцию по законному применению оружия. Вам все ясно?
— Конечно, сержант Фоули, как «Отче наш»!
— Ну и слава богу. Советую магазин старого Мак-Артура, у него и вещи отличные, и цены вполне адекватные. Адрес я вам напишу.
Простившись с дружелюбным сержантом, я прямиком, поймав такси, направился в тот магазин, что посоветовал мне коп. Выбор у старого Мак-Артура, как назвал его сержант, был и правда отличный.
— Здравствуйте, я бы хотел приобрести у вас кое-что, сержант Фоули отправил меня к вам в магазин.
— О, старина Гарольд знает, о чем говорит. Он сам покупает у меня оружие и патроны вот уже двадцать лет. Чем могу служить, молодой человек.
— Ну, во-первых, мне нужен сейф.
— Винтовочный?
— Да, но думаю немаленького размера, так как мне разрешено иметь пять единиц «длинноствола» и столько же пистолетов.
— Хранить «короткоствол» лучше в подходящем для него ящике. Так что мой вам совет, купите два. Да и немногим дороже выйдет. У меня сейчас как раз новые замки пришли, устанавливаю помаленьку самые современные на этот день.
— Отлично. Тогда два сейфа и все, что необходимо для обслуживания стволов так же, в двойном размере. Если все будет, как мне хочется, то стрелять я буду много.
— Охота, сэр? — поинтересовался старик.
— Меня больше привлекает стрельба по мишеням на дальние расстояния.
— О-о-о! В нашем полку прибыло, а то, как мой сын сгинул на проклятых островах, то за нашу команду и пострелять достойно некому.
— Примите мои соболезнования, — произнес я искренне, — мне довелось немного видеть, что такое война.
— Вы тоже были в Корпусе? — воскликнул старик.
— Нет, сэр, я ходил с конвоем в Россию.
— А-а. Слышал, туда идут самые отчаянные парни, ну или просто дураки, — старик покачал головой.
— Именно поэтому я больше туда ни ногой. Хватит.
— Так что, молодой человек, что будете брать? Или вам что-то посоветовать?
— Да, вы можете мне помочь. Что мне выбрать из револьверов? С пистолетом-то и так ясно.
— Если не секрет, какой хотите пистолет?
— «1911», конечно, с ним я немного знаком, очень уж понравилось, как он в руке сидит.
— Это точно, вам в армейском варианте? Или может, хотите что-то поизящнее?
— Обычный армейский вариант меня вполне устроит. Три сотни патронов к нему.
— Ого, вы и правда всерьез собираетесь заняться стрельбой.
— Да уж, стрелять так стрелять, чего пачкаться-то! Да и люблю, когда есть запас.
— Хм, как вы интересно сказали, — засмеялся старик. — Револьвер, значит, берите «Смит», тридцать восьмого, замечательная вещь, с четырехдюймовым стволом он стреляет очень точно, безотказная машинка.
— Идет, еще, нет ли у вас немецких образцов оружия?
— «Парабеллум», «Вальтер»?
— «Вальтер», но меня интересует конкретная модель…
— «ППК»?
— В точку, сэр. Как оружие последнего шанса.
— Хороший вариант, но, к сожалению, помочь не смогу. А для последнего шанса, как вы говорите, возьмите «Кольт», под тот же «тридцать восьмой», ствол два дюйма, малыш, но силен!
— Уговорили, беру.
— Патронов сколько возьмете?
— Штук по двести, часто из этих стволов не стрелять.
— Отлично, что-то еще?
— Перейдем к винтовкам?
— Есть какие-то предпочтения?
— «Семидесятка»!
— В каком калибре? — усмехнулся старикан.
— «Тридцать ноль шесть», а еще хотел бы опробовать «трехсотый холанд», как думаете?
— Серьезный патрон, тут важна привычка и опыт, советую пока набить руку на меньшем калибре, дефицита нет, купите в любое время.
— Отлично, еще что-нибудь «двухсотого» посоветуйте, для тренировок.
— Молодой человек, вы знаете разницу между покупателем и… стрелком?
— Видите ли, с оружием я дело имел, причем немало, но вот покупать его не приходилось, поэтому ответить на ваш вопрос для меня сложно.
— Зато я знаю эту разницу, — произнес старик серьезно, — вы, — он ткнул мне в грудь своим скрюченным пальцем, — не покупатель, вы стрелок!
— Разве от вас можно что-то скрыть? — усмехнулся я, пробуя перевести разговор в шутку. Однако старик и не собирался отступать.
— С чем имели дело?
— «Маузер», сэр, — я тоже решил не юлить.
— Хорошее оружие, а с хорошей оптикой так вообще, да? — Я лишь кивнул.
— «Винчестер» берите с прицелом «Юнертл», разработка этого года, новинка, светлый, прекрасные линзы. — Старик, видимо, получил от меня все, что хотел, и начал работать всерьез. — Поменьше, возьмите «двести семидесятый», с двадцатичетырёхдюймовым стволом, как раз для тренировок, да и патрон дешевле. Настильность очень высокая, как и скорость, на малого зверя вообще идеален.
— Отлично, сэр, сколько я вам буду должен?
Оставив свой адрес, старик обещал бесплатно доставить все мне домой и даже установить сейф, для это у него был специальный работник, я отправился с бумагами на стволы обратно к сержанту Фоули. Таскать к нему все стволы было необязательно, так как старик предоставил все нужные бумаги. Спустя еще два часа я, наконец, был дома, где принял душ и, перекусив яичницей, накупил еды немного в дом, решил, наконец, выбраться на пляж. Да, здесь не Майами, для местных уже не сезон, но мне очень хотелось посмотреть на Тихий океан.
Что говорить, океан есть океан. Сегодня была приличная волна, но меня это не остановило, я русский или где? Вода градусов двадцать, но для бодрого купания вполне хороша, не люблю, когда вода такая же, как воздух, тут хоть действительно освежает. Рядом плескались серферы, катаясь на досках. Ребятам было явно весело, виски они выпили немало. Через полчаса купания они заметили меня и пригласили к себе в компанию, еле отбоярился. Также много было и моряков, но те не купались, просто сидели кто где, видимо, отдыхая от службы.
Оружие привезли на небольшом грузовичке. Мужичок средних лет, с длинными сальными волосами, молчаливо разгрузил машину и открыл рот только тогда, когда нужно было уточнить, куда ставим сейф. Винтовочный поставили во встроенный шкаф, а пистолетный, я сказал, что сам поставлю, так как не придумал еще, куда.
Руки просто чесались при виде оружия, как же давно я не держал его в руках… Разложив газеты на большом столе, единственном, надо сказать, что было из мебели, я распаковал коробки с оружием и принялся за чистку. Эх, еще бы сразу пристрелять…
Вопрос с пристрелкой оружия решился сам собой. С утра настойчивый стук в дверь вырвал меня из объятий Морфея. Я допоздна засиделся с винтовками, поэтому в девять утра еще спал. Подойдя к двери, уже с «сорок пятым» в руке, я спросил:
— Кто там? — Ответ меня удивил, но даже обрадовал.
— Мистер Барнс, это Фоули, вы еще спите?
Открыв дверь, убирая руку с пистолетом за спину, я пропустил в дом сержанта.
— Лег поздно, — пояснил я свой внешний вид.
— Я тут подумал, не захотите ли вы с нами пострелять? Да и старик Мак-Артур о вас хорошо отозвался, понравились вы ему, на сына похожи, погиб, правда, парень.
— Он рассказывал, в общих чертах. Что же, давайте выпьем кофе и, в принципе, я только за. Сам вчера думал, где бы пострелять и опробовать оружие.
— Вот и отлично! — кивнул Фоули. — У вас напротив варят хороший кофе, может, там и позавтракаем?
— Я не против, сейчас, только умоюсь.
Убрав пистолет в кобуру, что висела на спинке кровати, я предложил сержанту присесть. Тот включил радио, поймав какую-то веселую песенку, а я пошел умываться. Интересно выходит, сержант полиции сам ко мне в друзья-приятели набивается, или это профессиональный интерес? Да, пожалуй, это именно так. Старик оружейник наверняка рассказал о своих наблюдениях относительно меня, вот коп и заинтересовался.
Воскресенье пролетело быстро и так интересно, что я был рад, что коп вдруг включил меня в свою компанию. Я познакомился с кучей людей, стрелков с большой буквы. Седые, лет по шестьдесят мужики, как дети, радовались каждому попаданию. Когда я пристрелял винтовку, прицел новый, нужно было привыкать, и сделал первую серию выстрелов по мишени на трехстах метрах, мною заинтересовались. А вышло все очень просто, я положил пять пуль в круг диаметром пять сантиметров. Тогда и узнал об интересе со стороны Фоули к моей персоне. Оказывается, старик Мак-Артур всерьез решил принять меня в их команду, а сержанта он послал для того, чтобы тот посмотрел, как я стреляю. Что же, вышло неплохо. Стрелки наперебой начали приставать, предлагая увеличить дистанцию. Дойдя до пятисот метров, я остановился, глаза устали и слезились. Все-таки еврей Абрам был прав, нельзя мне напрягаться. После сотни выстрелов даже показалось, что пелена возвращается. Умывшись холодной водой из родника, что протекал рядом со стрельбищем, глаза пришли в прежнее состояние, но болели. Объяснив сержанту проблему, я поехал домой. Уходя заметил, что коп был расстроен. Конечно, они-то мечтали получить хорошего стрелка, а я бывший инвалид, который может вновь потерять зрение в любой момент. Это мне врач так сказал, что, дескать, не увлекайся, нельзя напрягать глаза.
Дома я закапал глаза каплями, что приготовил мне еще Абрам. Док требовал принимать их как можно реже, опасаясь привыкания к препарату, но я как уехал, всего один раз сейчас и воспользовался. Полежав с холодным компрессом на глазах около получаса, я решил пройти по магазинам, может, мебелишку какую куплю. Разочарование настигло меня очень быстро. В воскресенье, кроме продовольственных магазинчиков, никто не работал.
«Ну, вот как так-то?» — разговаривал я сам с собой, прикидывая, что теперь мне делать.
Не найдя ни одного открытого магазина поблизости, решил пойти поплавать. Интересно было наблюдать на возвышающиеся громады военных кораблей. Флот стоял совсем близко, корабли можно рассмотреть очень хорошо. Вода была вполне теплой, несмотря на ветер и невысокую температуру воздуха. Вдоволь наплескавшись, домой вернулся усталый и голодный. Эх, почему тут не продают пельмени, как
Так прошел весь ноябрь. Я занимался обустройством дома, почему-то я его даже полюбил. Накупил хорошо оструганных досочек и наделал разных полочек, шкафчиков и прочей мебелишки. Лужайка позади дома была восхитительна. Укрытая от любопытных глаз деревьями, она позволяла находиться на ней хоть голышом, правда, погода начала портиться, все чаще идут дожди. Температура воздуха градусов девятнадцать-двадцать, купаться в ноябре я ходил всего один раз, просто вылезая из воды, замерз, ветер сильный и холодный. Пару раз я уже собирал приятелей на шашлыки, у них это барбекю, но я удивил янки, приготовив настоящий шашлык, всем понравилось. Приятели у меня появились в клубе, стрелковом, конечно. Первым из тех приятелей, как ни странно, оказался сержант Фоули. Блин, перебежчик, хоть и с настоящими, но все же полученными преступным путем документами, и коп, который вроде бы должен ловить таких, как я, нашли друг друга. Гарольд оказался хорошим человеком, а жена у него, миссис Фоули, замечательно готовила, сержант уже приглашал меня к ним в дом. Так вот, начав стрелять, меня сразу заметили и спустя две недели ежедневных, хоть и непродолжительных тренировок, люди из клуба предложили мне выступать за их команду на ближайших соревнованиях. Я чуть заикаться не стал, когда узнал, что почти все члены этого клуба копы. Нет, есть и простые люди, но мало. Полицейские же здесь были основными участниками, да вот только со стрельбой на дальние расстояния с некоторых пор была беда. Все стрелки превосходно обращались с оптикой до пятисот метров, я же, привыкнув к винтовке и дав постепенно привыкнуть глазам, начал показывать такие результаты, что когда я приходил на стрельбище, люди бросали свои занятия и подходили смотреть. Спустя всего месяц тренировок я из обоих своих калибров выбивал двести девяносто, а то и двести девяносто пять очков. Стрелял сериями, по десять выстрелов. На соревнованиях будет несколько по-другому, но я хотел тренироваться именно так. Еще решил попробовать стрельбу из дробовика по тарелкам, не понравилось, вот даже и не знаю почему, просто не нравилось стрелять на скорость, да и зрение напрягалось серьезно. А вот когда меня вывезли в пустыню, где любят пострелять всяких сусликов самые точные стрелки, мне действительно понравилось. Стоишь с винтовкой, готов выстрелить в любой момент, ждешь. Это позже начнут стрелять со штатива, пока все проще. Вкопанная в землю доска исполняла роль большой сошки, винтовка, уложенная в небольшое углубление на торце доски, смотрит всегда в одну сторону. Ты тоже все время сосредоточен, суслик, сука, появляется всего на пару секунд, а ведь его еще и просто заметить нужно. Глаза тоже сильно устают, но тут хоть азарт какой-то есть, а с тарелками мне было скучно. Поездив на суслика с неделю, я наконец добыл первую шкурку. Все меня хвалили и одобряюще хлопали по плечу. Еще бы, сами-то местные, стреляют по животным не лучше меня, но я-то начинающий.
Двадцать четвертого декабря мы с «большим» Гарольдом и парой парней из клуба «Полицейские Лос-Анджелеса», ага, это он так назывался, приехали на ежегодные соревнования в Аризону. Как меня предупредили парни, здесь соберутся самые сильные стрелки южных штатов. Общие, на всю страну соревнования будут в следующем году, а тут сегодня нечто вроде отборочных. По результатам этих пострелушек отберут пять человек, кто будет участвовать на главных соревнованиях. Первый приз — десять тысяч долларов, кстати. Мне хоть и не особо нужны были деньги, еврей-кидала меня здорово проспонсировал, но все же приятно.
Соревнования были построены интересно. В дисциплине дальняя стрельба было тридцать участников. Готовился я очень серьезно, все патроны собирал сам, полировал каждую пулю, каждую гильзу. Винтовка была подогнана от и до, полностью став частью меня. Стреляли по очереди, три выстрела каждый. После того, как отстрелялись все тридцать, отбираются пятнадцать лучших, а мишени переносят на сто ярдов дальше. Начинали с семисот. Уложив все три пули в центр мишени, а то, это для меня легкое занятие, я спокойно дождался, когда отстреляются остальные. Серьезных соперников было трое. Один парень из полиции Аризоны, из города Юма, и два морских пехотинца с восточного побережья. Всерьез меня удивил один. Стрелял мужик на загляденье. На семи сотнях у него в мишени было только два отверстия, одна пуля попала в уже готовое отверстие и расплющилась о предыдущую. Позади бумажной мишени стояли щиты, вот в них пули и застревали. Результат меня немного удивил, все-таки у меня разброс был чуть больше, примерно сантиметр между всеми отверстиями. Перейдя во второй раунд, я так же спокойно уложил пули и на восемьсот ярдов. Спустя полчаса нас осталось уже семеро. После стрельбы на девятьсот вперед прошли я и оба военных, полицейский отсеялся. И, наконец, вот она, тысяча ярдов, девятьсот метров. Расстояние очень серьезное, особенно учитывая поднявшийся ветер. Я стрелял первым, нужно было выдать хороший результат, и я его выдал. Моя сильная сторона была в том, что я хоть и не укладывал пулю в пулю, зато мой разброс был одинаковым, что на семистах, что на тысяче ярдов, просто я никогда не ставил себе задачу попадать дырочка в дырочку. Все тот же сантиметр, одна вверху и две чуть ниже по краям. Один из пехотинцев попал под порыв ветра, ну, это он так объяснил свой промах. Да, увод пули больше чем на дюйм от других уже был промахом. Наши показатели с лучшим из морских пехотинцев были практически одинаковыми, у противника все же чуть ближе друг к другу, но мои тоже были хороши. Поэтому, посовещавшись, судьи решили сделать следующее. Мишени установили на тысячу двести ярдов, и если победителей не выявит и эта дистанция, то дальше будет сразу полторы тысячи. В прошлый раз, как рассказал Гарольд, до этого не дошло, этот же пехотинец, мой соперник, уделал своего бывшего конкурента именно на тысяче двести. Это расстояние я тренировал, но вот дальше… На полторы я стрелял несколько раз, из пяти выстрелов попадал всего два, иногда три раза, но там было сложнее. Мы тренировались при сильном ветре, в Калифорнии ветра сейчас очень сильные. Здесь все-таки проще, ветер хоть и порывистый, но слабый и не постоянный, нужно поймать момент.
Как и предполагал сержант, тысячу двести мы прошли оба, причем, что удивило уже всех, мой результат был почти таким же, как и на предыдущей серии, а вот пехотинец явно начал нервничать, разброс у него был выше, чем у меня, хоть и ненамного. Перед стрельбой на полторы тысячи нам дали отдохнуть полчаса. Я спокойно выпил чашку чая, отказавшись от кофе, не нужно мне, чтобы «мотор» начал «долбить» быстрее. Разогнав кровь нехитрыми упражнениями, я был готов и ждал противника. Как рассказал Фоули, пехотинец выдул аж две чашки кофе, я только порадовался этому. Мишень находилась невероятно далеко. Трогать прицел я не хотел, лишь ввел поправку на ветер, так как разглядел, что местность возле мишеней немного повышается. Так как у меня был лучше результат на прошлой дистанции, стрелять я должен был вторым. Лежа на своей позиции, я слышал, как приятели пехотинца зудели у него над ухом. Один было хотел подойти ко мне, но тут уже выступил Гарольд, встав у того на пути. Ага, своему покоя не дают, так еще и меня хотели «развлечь». Морской пехотинец попал всего два раза. Одна пуля прошла мимо, и у меня теперь появился хороший шанс его уделать. Надо только положить все три в мишень, и всё! Но судьба-злодейка и мне подкинула сюрприз. Одна из моих пуль ушла чуть выше, вроде я даже видел, как колыхнулась бумага. На такой дистанции мы уже стреляли не в «десятку», а просто в мишень, тут было важно просто попасть. Когда помощники притащили мишени, я обалдел. Я действительно зацепил край мишени, там даже небольшой надрыв от пули был, а вот две другие были… черт, в «десятке»! Пехотинец же стоял бледный, ему сейчас предстоит мне кубок передать. Два попадания, причем одно в самый край мишени, второй да, по центру, но это было хуже моих результатов.
— Давайте еще дальше, там и посмотрим, кто кого! — вдруг заявил вояка.
— Правила есть правила, полторы тысячи ярдов конечный вариант, — объявил судья.
— Ну, а что тут такого, передвиньте на сотню…
— Результат есть результат, молодой человек, вы все равно поедете на чемпионат страны, зачем же нарушать правила?
— Ладно, черт с вами! — фыркнул пехотинец и вдруг бросил мне: — Что, выскочка, боишься еще раз выстрелить? — Да-а, вроде был такой уравновешенный парень, а тут…
— С чего бы это? — спокойно произнес я.
— Можно ли нам продолжить соревнования? — это я обратился к судьям.
— Согласно правилам и протоколу соревнований, в дисциплине победили вы, мистер Барнс. Но если вы хотите, можете продолжить.
— Да, поставьте мишени на милю. — Все вокруг охнули. Слышно было, как перешептывались стрелки и зрители: «Слышали, он милю попросил!» А я что, думаете, не боюсь? Да сам не знаю, смогу ли. На такую дистанцию я стрелял всего считаные разы, попадал и того меньше. Очень далеко, пуля уже теряет скорость, любой порыв ветра снесет ее как пушинку.
— Это много для наших винтовок… — начал было пехотинец.
— Ну, из своей я стрелял как-то на такое расстояние, попробуем!
— Ну ладно, ты первый! — ответил военный.
Я улегся на место и стал ждать, когда установят мишени. Гарольд, зная, что я не люблю болтать, когда стреляю, предпочел отойти и увести всех мешающих. Достав три патрона, с чуть большей навеской, я по очереди затолкал их в магазин. Когда дали команду, я сделал серию выстрелов буквально за пять секунд, а чего тут вылеживать? Пехотинец готовился долго, да и между выстрелами паузы были большими. Наконец, спустя какое-то время, я спокойно курил в компании сержанта и других копов из нашего клуба, притащили мишени.
— Мистер Барнс, вы просто волшебник! — воскликнул один из судей. — Два попадания из трех на дистанции две тысячи! Я такого и не видел никогда. Похоже, у нас появился новый чемпион!
— Спасибо, я старался, — скромно ответил я.
Меня тут же принялись обнимать и хлопать по плечам, пожимали руку и хвалили. Пехотинец? А чего пехотинец? Промахнулся он, ни разу не попал, вон, в сторонку ушел, ругаясь с друзьями.
Кубок, как я хотел два месяца назад, был моим. По традиции я отдал его Фоули, Гарольд установит статуэтку в офисе клуба. А статуэтка красивая.
Когда мы вернулись домой, меня вдруг вызвал на разговор сержант.
— Слушай, Джейк, ну ведь у тебя нормально со зрением, медкомиссию ты пройдешь, приходи работать к нам. У нас создают спецотряд, после того бунта, что устроили тут летом мексиканцы, принято решение о создании спецподразделения. Там по штату должен быть хороший стрелок, будешь снайпером, не все же дома-то сидеть да наследство на патроны тратить?
— Я подумаю, Гарольд, — просто ответил я, на самом деле, мне это уже предлагали, пока я отказывался. Черт, ну где я и где полиция? Вы о чем?
Как бы то ни было, но я все же принял предложение сержанта. Вот не думал, что меня возьмут, даже по возрасту, не мальчик я уже. Но сержант мне давно рассказал, что их LAPD здорово проредили во время войны. Наверное, половину департамента призвали в армию. Проверяли меня серьезно, если честно, то реально чуть не обделался, когда услышал, что проверка займет чуть не месяц. Хоть и уверял тогда итальяшка, который сделал мне эти документы, что они настоящие, но сомнения были. Он ведь не думал, что по поддельным бумагам человек в полицию служить пойдет. Но оказалось, что за мной ничего нет, причем вообще. Не смогли восстановить только несколько месяцев из моей жизни, говоря, что я нигде не засветился в это время. Я отделался тем, что рассказал о походе в составе конвоя. На это тоже возникли вопросы, ни одна вербовочная компания не подтвердила мои данные. На это у меня был готов другой ответ.
— Они бросили меня в России, зарплату не выплатили, конечно, теперь они будут отрицать, что я вообще у них был, иначе придется денег много выложить, — как ни странно, но мне опять поверили. Мне еще повезло, что тот, чьи документы стали моими, никогда не привлекался полицией, иначе были бы фотографии, а так все прошло хорошо. Но я рано обрадовался возможности начать работать в американской полиции. Мне даже форму не выдали, а отправили в центр подготовки снайперов. То, что я «попал», я понял, едва прибыл на место. Помните фильм «Солдат Джейн»? Просто там наглядно показана работа инструктора. Прибывшим со всей Америки курсантам, а нас было тридцать человек, было объявлено, что мы вообще не люди, а полное говно, и что сержант за три месяца постарается выбить из нас это дерьмо и сделать людьми. Ну Фоули, ну чертов коп! То, что творилось в центре подготовки, даже описать тяжело. Издевались над нами так, будто бы готовили этаких «Рэмбо», причем я-то понимал, что ничего особенного в нашей будущей работе нет, зачем такое издевательство, ума не приложу.
Каждое утро в дождь и грязь мы в одних штанах бежали пять километров, по пересеченке, для меня-то фигня, мы помню, бегали в полной выкладке, иногда еще и в противогазах. А вот другим парням было тяжело. Через месяц ушли двое. К концу второго еще трое. В итоге, когда начались экзамены, нас в отряде оставалось двадцать три человека. Но это были уже не те мальчики, что пришли сюда четыре месяца назад. Весь последний месяц мы только стреляли. С утра и до вечера, с перерывами на прием пищи и получасовой отдых. Никогда не думал, что можно за месяц «расстрелять» ствол у винтовки в хлам. Оказывается, вполне можно. С первого дня обучения я решил для себя одно. Раз уж решил устраивать новую жизнь, то постараюсь сделать все, чтобы стать лучшим. Это как с кубком, или первый, или первый из проигравших. Так и вышло. На экзамен я шел последним, передо мной его сдали пятнадцать человек из двадцати двух, а сейчас моя очередь. Экзамен был узкоспециализированный, предстояло сделать всего один выстрел, но зато какой! С расстояния сто пятьдесят ярдов мне нужно было «успокоить» преступника, взявшего заложников. Сложность была вот в чем. Автобус без стекол был заполнен воздушными шариками. К каждому сиденью был привязан свой. Шарики были цветными, среди них будет один, который и надо поразить. Цвет шарика, обозначающего преступника, мне скажут в последний момент, вон, рядом со мной «уоки-токи» лежит, вот по ней и сообщат. Между шарами расстояние в два десятка сантиметров, плюс автобус без стекол, поэтому внутри гуляет ветер и шары постоянно в движении. Узнав условие, я сразу отверг предложенное мне место на крыше двухэтажного дома, сверху вниз попасть так, чтобы не зацепить другие шары, будет невероятно тяжело. Как я уже сказал, прошли экзамен пятнадцать парней, с погрешностью плюс один, это означало, что у них были жертвы среди заложников, допускалось зацепить лишь один лишний шар. Спросите, откуда допуск по заложникам? Так он везде есть, только хрен кто об этом когда расскажет, а так экзаменаторы понимают, что будь на месте воздушного шарика голова преступника, то вряд ли пуля пролетит сквозь нее и заденет кого-то еще, маловероятно.
Допускать даже одну жертву я не хотел, поэтому настаивал на том, чтобы сменить место. Мне предоставили выбор, но дистанцию и угол обстрела я менять не должен. С такого расстояния видеть я буду хорошо даже и без оптики, главное, цвета не напутать. Видел я уже, что синий и зеленый почти одинаковые, и не поспоришь ведь. Больше всего бесило то, что «преступника» мне назначат слишком поздно, могу пропустить момент для хорошего выстрела.
Я занял позицию за углом одного из бутафорских домиков на полигоне, стрелять я собирался стоя, да, и этому тоже научился, до четырехсот ярдов, вполне могу выдавать хороший результат. Осматривая улочку, на которой должен появиться автобус, я отмечал про себя, как хорошо тут поставлено обучение, такие декорации забабахали, тут оказывается, фильмы снимают, да-да, Голливуд форева! Внезапно рация затрещала, мне сообщили, что автобус вот-вот появится и нужно быть готовым принять сигнал от наблюдателей. Тут все завязано на постоянный контроль, да, у нас такого, наверное, нет. Только когда наблюдатель, что будет ближайшим к автобусу с преступником, подтвердит мне цель, только тогда я и смогу стрелять.
Автобус вырулил из-за угла, за три перекрестка от меня. В прицел я видел его насквозь, да, действительно, очень сложная задача. Ладно хоть водителя там нет, автобус тащат на тросе. Когда транспорт уже приблизился, став ближе на полсотни ярдов, я получил сигнал-подтверждение.
— Коричневый, как принял? — услышал я по рации.
— Принял! — крикнув в ответ, я бросил рацию и вновь поймал в прицел салон автобуса.
«Коричневый, коричневый… Черт, не вижу я такого!» — У меня начала подниматься волна страха, страха того, что я могу не распознать коричневый цвет на фоне других темных шаров. Все-таки в автобусе не было подсветки, распознать цвета очень трудно. Один из парней вообще подпустил автобус на двадцать ярдов, пытаясь различить зеленый цвет, и провалился, так как объявили, что преступник начал расстреливать заложников.
И все-таки коричневый цвет я увидел, и даже не слишком поздно, ярдов сто двадцать было до него, вполне допустимо. Осознав, что занял хорошую позицию, я замер и… Эхо выстрела пролетело между домами и исчезло. Винтовка, вернувшись в прежнее положение, дала, наконец, возможность увидеть, попал ли я. Хотя о чем это я? Нас отучили мазать уже давно. Нет, я не опасался за промах, я не хотел допускать жертв среди «гражданских».
— Курсант Барнс, вернитесь на исходную, экзамен закончен, — проговорила рация искаженными помехами, голосом сержанта Нортона.
— Есть, сэр! — ответил я и, закинув винтовку за спину, пошел к выходу с площадки. Результат я еще не знал, так как мне было не понятно, были в автобусе еще лопнувшие шары или нет.
Оказалось, я снова победил. Я так этого хотел, что когда получил, даже не поверил вначале. Слишком сложное было задание. Но я прошел его, прошел лучше всех.
Из центра я возвращался в Калифорнию в звании капрала. Не хрен какое звание, но уже не рядовой. Тут вообще интересная чехарда со званиями. Все пришедшие в полицию из академии зовутся офицерами, но это не означает звание, скорее, это просто должность. Я получил капрала только потому, что служить буду в спецкоманде снайпером, преступления мне не раскрывать и на «земле» не служить. Да, в Союзе до старшины дослужился, тут теперь начинаю карьеру, и кто знает, чем она закончится. Супруги Фоули встретили меня как родного. Без стеснения показав Гарольду кулак, на что он ни капли не обиделся, я обнял обоих супругов.
— Ну, как? — вечером, после плотного ужина мы сидели на веранде у Фоули и разговаривали.
— Тяжеловато, но, как видишь, я теперь в штате.
— Да, нам прислали твое дело, ты лучший из команды. Я уже жалею, что заставил тебя туда пойти.
— Это почему же, позволь спросить?
— Тебя будут «дергать».
— Поясни, — попросил я.
— А что пояснять, ты сейчас лучший снайпер на западном побережье, что тут тебе еще пояснять. Могут выдернуть на любую заварушку, ладно хоть возраст у тебя уже не мальчишеский, а то бы мигом в армию забрали. Армейские быстро подсуетятся, нас, копов, они вообще не спрашивают.
Да, мне уже вот-вот двадцать восемь стукнет, вряд ли я понадоблюсь армейскому командованию. Как же я заблуждался, но об этом я узнаю спустя полгода.
Будни снайпера спецподразделения полиции штата Калифорния, были скучны и вызывали лишь зевоту. Тренировки, которыми нас пугали в Центре, были только на бумаге. Каждый раз, когда я просил о занятиях, на меня лейтенант смотрел как на идиота. График только и радовал. Сутки я сижу на базе, в полной экипировке, того требует инструкция, тут вообще в туалет сходить и то инструкцию нужно выучить, скучно. Зато после смены я имею двое суток личного времени. Сначала отсыпаюсь, спать во время смены нельзя вообще, хотя это, на мой взгляд, чушь. Что собой представляет спецназовец, усталый от ничегонеделания, со слипающимися глазами, рассказывать, думаю, не стоит. Одно радует, благодаря куче инструкций, здесь почти не бывает проверок. То есть команда спецподразделения полиции, находясь на базе, просто ждет вызова, и всё. Только через месяц, когда я уже было совсем отчаялся, наконец, поступил вызов. Губернатор штата собирает пресс-конференцию, будет агитировать молодых парней идти в армию, ну, а нам нужно обеспечить безопасность. Это был серьезный вызов, здесь, в южных штатах всегда были сильны протестные настроения. Тут куча эмигрантов, они в основном воду и мутят, да и постреливают частенько. Снайперы здесь, как и везде, наверное, работают пока в одиночку. Пытался довести до начальства идею со вторыми номерами, но был послан учить инструкции. Больше с предложениями я к начальству не ходил.
— Ястреб один, полный контроль, минутная готовность! — прозвучало в рации. Ага, «губер», значит, сейчас выйдет. Внимательно осматривая округу в бинокль, вот тоже, по инструкции, я должен сидеть, прилипнув к прицелу, а что это за наблюдение, если стрелок не может оторваться от прицела? Что я в него увижу? Преступники ведь не будут ко мне прямо в прицел лезть. Купил у старого Мак-Артура себе старенький бинокль, вот с ним и работаю.
— Принял, Лиса пять. — Вот еще этот зверинец с позывными. Я понимаю, у амеров принято, чтобы позывные звучали круто, но баловство все это. Наблюдаю в бинокль выход губернатора на маленькую сцену, что изготовили для него к выступлению. Обшариваю толпу, хотя это и не мое дело, на «земле» другие работают, мое дело крыши, окна домов и прочее. Внезапно вижу что-то неправильное именно в толпе.
— Лиса пять, здесь Ястреб один, — черт, как же долго все это выговаривать.
— Слушаю тебя, Ястреб один?
— Сектор два, белый мужчина, в опущенной руке предмет, похожий на оружие…
— Ястреб один, наблюдайте за своим сектором! — грубо оборвали меня по рации.
А, да пошли вы!
Бегло осмотрев округу в сотый раз, не замечаю ничего, что могло бы быть опасным. Возвращаюсь к толпе. Поздно. Мужик с пистолетом, а в руке у него был именно пистолет, уже стреляет. Рация разрывается воплями, но я не слушаю. Приклад винтовки уже прижат к плечу. Выстрел, успеваю заметить, что никого из гражданских, кроме преступника, я не зацепил, и все благодаря тому, что выстрелил я в правую лопатку. Пули-то я сам делаю, они не пробивают тело насквозь, но правда наносят серьезные повреждения. Просто, по опыту войны с немцами, спиливаю кончик у пули и пороха кладу чуть меньше, вот она и рвет мясо, но не пробивает навылет. Мужика бросило вперед. Падая, он кого-то подмял под себя, вроде женщину. Но дамочке это ничем не грозит, преступник обезврежен, ему не до этого. Сквозь ор на улице слышу, как рация надрывается, различаю только что-то о белом «шевроле». Поднимаю взгляд выше и осматриваю разбегающихся людей. О, а кто это так живо улепетывает? Белый автомобиль, выписывая странные кренделя, пытается проехать через многочисленную толпу людей. В прицел вижу, что у водителя в руке пистолет, а рядом с ним пассажир с ружьем. Выстрел, затвор назад, вперед, еще выстрел, опять затвор назад. Вылетевшие гильзы звонко прыгают по асфальту. Стрелял я в двигатель, пробил, не пробил, но машина явно потеряла скорость. Точно, бандиты, теперь уже нет в этом сомнений, выскочив из авто бросаются наутек. Люди вокруг, видя оружие в руках этих мужиков, начинают орать еще громче и бросаются кто куда. Вашу мать, вот ведь трусы, чего мельтешить-то? Увидел опасность, сядь и не отсвечивай, меньше вероятность попасть в заложника или трупы. Надо отдать должное преступникам, они пока ни в кого не стреляют, просто, расталкивая людей, пытаются сбежать.
— Ястреб один, здесь Лиса два, — слышу из радиостанции.
— Здесь Ястреб один, слушаю, Лиса два!
— Преступники вооружены, уходят вниз по Семьдесят второй…
— Цель подтверждаю, работать не могу, много гражданских…
— Приказываю открыть огонь! — грубо оборвали меня.
— Вашу мать!!! — Черт, надеюсь, русского языка начальники не понимают. Один из бандитов на секунду оказался на открытом пространстве, бегущие девушки, что закрывали его от меня, как будто споткнулись и упали, открывая бандита. Стреляю я быстро, затвор щелкает, как у пулемета. Перезарядить уже не успеваю.
— Черт, да девчонки же ранены, — пробормотал я и вызвал на связь командира. Объяснив то, что вижу, был успокоен. Наши люди, что были в толпе зевак, уже крутят последнего преступника. Тот, в которого я попал, лежит на земле и орет, еще бы, ему я попал туда же, куда прежде «засветил» стрелку, ранившего губернатора Калифорнии.
Вечером я получил выговор за то, что влез не в свой сектор, оставив без наблюдения тот, что должен был отслеживать. Вот так, я «губеру» жизнь вроде спас, а про это даже и не заикнулись. Лейтенант, что был у нас начальником, командиром то есть, даже вскользь не упомянул. Да и хрен бы с вами. Надоест, вообще уйду, правда, год отслужить надо, просто так не отпустят, а за дисциплинарные взыскания могут и в патрульные перевести, а мне оно надо? Я-то шел в полицию, думая, что работа будет интересной, да и чтоб не закиснуть, а тут, сплошной бюрократизм, наверное, хуже, чем в Союзе. День за днем, смена за сменой я послушно выполнял обязанности. Не выступал, не лез вперед, вообще просто служил. В команде меня невзлюбили. Замкнутый, с деньгами, легенда о наследстве давала возможность жить, как хочу, я ни с кем не поддерживал тесных отношений. Нет, с ребятами из клуба я был другой, но там и люди другие. Тут же, стукачи и жополизы.
На соревнования по «длинному выстрелу» меня не пустили, я теперь какой-то секретный специалист, мать их за ногу. Узнал от Фоули, что выиграл чемпионат Америки какой-то парень из Аризоны. Тот пехотинец, что проиграл мне на предварительных в прошлом году, вылетел в полуфинале. Аризонец же стрелял, как и я тогда, на милю. Попал всеми тремя пулями, молодец. Я бы, наверное, уже не смог бы показать класс. Меня так задрали с короткими дистанциями, что пострелять далеко просто не получалось. В смысле времени не было. В выходные я перестал постоянно бывать в клубе. Наверное, остыл. Одно дело, когда это хобби, совсем другое, когда работа. Я на службе по три часа в смену стреляю, патроны-то халявные, правда, все на дистанции до четырехсот, надоело. Правда, я стал таким мастером на этой дистанции, что наверняка переплюну любого. Стреляя на триста ярдов, я укладываю пять пуль в круг размером с доллар, монетка такая. Да и дальше могу, да вот все не получается получить разрешение. Все тренировки-то по плану. Что напишут, то и делаем.
Сегодня после смены подрался с двумя коллегами. Закончив дежурство и приняв душ, не нашел своей одежды. Шкафчик был заперт, а ключей не было. Увидев, как эти два дебила ржут, собирая толпу в раздевалке, просто подошел к шкафчику одного из них и взял его рубашку.
— Положи на место! — фыркнул Рик, один из этой парочки, что не любили меня всеми фибрами души. Парень он рослый, белобрысый, истинный ариец, мать его. Второй, такой же накачанный, Стив, только поддакивал Рику.
— Ну, так и вы положите, — спокойно произнес я и обмотал рубашку вокруг бедер.
— Ты чего сделал, урод? — взревел Рик. Да, он заносчивый, а распаляется, как спичка.
— Дойду до дома, завтра верну.
— Ты моей рубашкой жопу обвязал! — вопил Рик.
— Ну, я же не насрал в нее, чего ты орешь-то? — деланно удивился я.
Это было последней каплей. Рик с воплем бросился на меня, отводя руку за спину, надеясь раскатать меня в блин своим пудовым кулаком. Сделав полшага назад, я «пригласил» его ближе. Чуть потеряв равновесие, Рик провел второй удар. Кулак просвистел в сантиметре от моего носа. Больше терпеть я не собирался, сначала-то решил, одумается парень. Поднырнув под его правую «колотуху», просто поймал огромную ручищу и, заломив назад, дал пинка уже развернувшемуся ко мне спиной дурачку. Не ожидая такого подвоха, до сих пор я на их шуточки старался не реагировать, Рик умчался головой в чей-то шкафчик. Разнимать нас никто не спешил, поэтому, сделав шаг вперед, просто спросил:
— Ну, одумался?
— Ты, сука, за это ответишь! — выпалил Рик и попытался развернуться. Какое там, я схватил его за правую руку и взял ее на излом.
— А так? — Рик уже начал просто беситься. Он выкрикивал проклятья и все пытался достать меня ногой. Стоял я к нему вполоборота, прикрывая телом уязвимые места. Как подкрался второй, тот, который Стив, я просто не услышал. Удар по голове был очень сильным. Не знаю, что они хотели сделать со мной, но у них явно получилось. Очнувшись посреди раздевалки, суки, остальные-то ведь все видели и просто «срулили», оставив меня валяться без сознания. Сев на полу, я обнаружил себя голым и посмотрел на свой шкафчик. Дверца была приоткрыта. С трудом встав, голова кружилась, и подойдя к шкафчику, обнаружил его полностью пустым.
«Нет, ребятки, в эту игру можно играть и вдвоем!» — подняв с пола брошенные трусы, я, натянув их, пошел к выходу.
На дворе вновь стоял октябрь. Как и год назад, было довольно тепло, но ветер, а еще и накрапывающий дождь вывели меня из себя. Решив, что просто так я это не оставлю, побрел домой. Вечером, сидя в кресле, я прикидывал, сколько такая травля может продолжаться? Но решение, как действовать, уже созрело. Только вот учить жизни я буду этих говнюков не сейчас. У меня есть время, чтобы все засранцы получили свое. Время для обдумывания у меня появилось благодаря тем же дебилам. Я банально заболел. К утру поднялась высокая температура, появился насморк. Аптечки у меня не было, поэтому надо было идти к врачу. Одевшись так, словно врач живет на Аляске, а не через квартал, я вышел из дома. Поход к врачу занял у меня около часа, быстро, я знаю. Теперь я был официально на больничном, еще и уколы делать придется, строго у них тут, в России-матушке мне бы максимум парацетамол прописали и все, в Союзе вообще бы внимания не обратили, а тут все серьезно. Позже узнал, что это из-за службы. Больничный тут оплачивают ровно неделю, выздоровел или нет, дальше сиди за свой счет. На третий день я, взяв такси, съездил за город, на одну из ферм. Набрав в стеклянную банку навоза, не знаю, кто из скотины таким жидким валит, но глаза «жрет», что твой скипидар. Сегодня в три дня у подразделения стрельбы, все будут на полигоне, вот и порезвимся. Обоим дружбанам я навалил навоза в ботинки, да еще по маленькой баночке поставил на шкафчик так, чтобы при открытии баночка обязательно бы упала на владельца имущества. Дополнительно измазал ручки на шкафах. Достал джинсы обоих драчунов, ножницами вырезал дыры на заднице. Нет, я прекрасно понимаю, что все это ребячество, и они сразу поймут, кто это сделал, но я не собирался это скрывать. Что они мне сделают? Просто в тот раз я не ожидал, что второй, Стив, будет настолько подлым, что ударит в спину, один на один я их обоих в землю втопчу, не посмотрю, что такие здоровые. Чем больше шкаф, тем громче падает, это как раз про этих громил.
Они пришли ко мне домой вдвоем, вечером. Чисто одетые, переоделись и вымылись, видимо, после навозного душа. Не здороваясь, попытались с ходу войти в дом мимо меня.
— Тормозните-ка, ребятки, а то штраф получите за превышение скорости, — я уже пообщался с Фоули, интересуясь, что мне будет. Тот предупредил, что будет суд, если они на меня заявят.
— Слушай нас внимательно, урод, ты завтра же подашь рапорт на увольнение, иначе… — Что иначе, мне показал молчаливый Стив. Жест шикарный, ребром ладони по горлу.
— Сколько вам лет, дятлы? — Блин, опять я пытаюсь говорить русскими оборотами, переведя их на английский, чушь получается.
— Чего? — явно не ожидая такого вопроса, спросили двое из ларца.
— Того! Сколько вам лет обоим, спрашиваю, бить-то вас уже можно или нет.
— Мы тебя все равно сломаем, рано или поздно…
— А чего ж так неопределенно, ты вроде, Рик, давно пытаешься меня уделать, да вот незадача, что-то тебе все время мешает.
— Если понял, держись подальше от нас, — вставил Стив.
— Нет, ребятки, это вы не поняли. Смерти я не боюсь, да и не хватит вас для этого, — поднимая руку так, чтобы борзые копы увидели пистолет, зажатый в ней. — Так, мальчики, идите отсюда, по-быстрому, а то я на своей территории, оформлю как взлом.
Эти двое хоть и дурачье, но все же понимают, что я прав. Завалю их прямо тут и ни фига мне не будет, даже ввиду того, что они копы. Ушли, озираясь и кидая такие взгляды, что я поневоле задумался. Что могут сделать люди при полномочиях человеку, который им мешает? Да что угодно. Начиная от подставы и кончая простым убийством. Два дня прошли спокойно, я ходил на уколы и принимал лекарства. Болезнь вроде отступила. Интересно все же, в Сталинграде были такие холода, что струя замерзала, не долетев до земли, и хоть бы что, а тут… Вечером, на седьмой день моей болезни, ко мне в дверь позвонили. С пистолетом в руке я подошел к двери.
— Кто там? — спокойно спросил я.
— Капрал Барнс? — тон был настолько официальным, что я поневоле спрятал пистолет за пояс штанов.
— Я-то Барнс, а кто вы? — не открывая дверь, дерзко спросил я. Просто голос был не похож на голоса тех, кого я знаю.
— Вам повестка, распишитесь! — О-па! Это еще что за нафиг? Открыв дверь не полностью, цепочка мешала, но снимать я ее не стал, я увидел солдата. Самого настоящего морского пехотинца.
— Какая, в задницу, повестка? — растерявшись, спросил я у рядового.
— Ответ коменданта на ваш рапорт, сэр!
— Чего-о? — растягивая гласные, удивился я.
— Вот, распишитесь, сэр! — с этими словами солдат протянул мне конверт и, дождавшись, когда я поставлю подпись, убежал. Как дурак, забыв даже закрыть дверь, я стоял с конвертом в руках и хлопал глазами. Рванув край, все же заставил себя начать читать.
«Капрал Барнс, сообщаю вам, что на вашу просьбу перевести вас в корпус морской пехоты США, получен положительный ответ. Командование корпусом в Калифорнии, находится по адресу… Ждем вас с нетерпением, капрал, удачи!»
Письмецо меня не удивило, оно просто оторвало меня от реальности. Куда я там просился? В КМП США? Я что, больной, что ли, или это винцо делает, что я попиваю почти каждый день? В общем, дело обстояло так. Два дня назад «я» послал письмо в корпус, прося взять меня на службу. Командование корпусом сделало запрос в наше отделение. Там подтвердили мою квалификацию и дали добро на перевод. Вот так, маму янки через семь коромысел! Чего паникую? А вы думаете, что во время войны меня, как далеко не хренового спеца будут держать здесь, в «свободной стране»? Три раза ха! Светит мне в уже скором будущем дорога дальняя, в Гейропу. А фиг ли я там забыл? Три дня обивания порогов высшего руководства полицейского управления не дали ничего, за исключением того, что я узнал, каким образом «я» написал прошение о переводе, а сам не помню. Да конечно, эти два козла обстряпали, а имея в руководстве приличную лапу, им это удалось легко. Напрасно я возникал, оба начальства, и полиции и корпуса морской пехоты, только разозлились на меня. Под самый Новый год я прощался на пирсе Лос-Анджелеса с семейством Фоули и остальными приятелями по стрелковому клубу.
— Ты извини, Джейк, что так вышло, я правда не думал, что так выйдет… — сокрушался Гарольд.
— Да ладно, зато я хоть теперь действительно спец, а это уже дает возможность выжить.
— Да уж, да и война эта, думаю, скоро кончится.
— Ага, полгода, может, чуть больше.
— Тоже так считаешь? — вскинул брови Гарольд.
— Да я уверен, помяни мое слово. Вот, держи, пошли по указанному адресу, — я передал сержанту письмо в запечатанном конверте. Написал вчера Абраше, доктору из Нью-Йорка.
Стоя на палубе огромного транспортного корабля, всматривался в удаляющийся берег. Да, недолго я прожил за бугром, недолго. Ну, хоть повидал, как живут в США в этом времени. Честно сказать, понравилось. И люди, и жизнь, и даже законы. Наверное, мне даже захочется вернуться сюда после войны, если живой останусь. Никто ничего не сообщает, но тут мелькнула такая новость, что нас вроде как потащат на острова, с «желтозадыми» биться. Что ж, выбора-то нет, значит, будем стрелять в узкоглазых, мне так-то пофигу, один черт, они виноваты в этой войне, чего тут думать. Правда, я-то на самом деле знал, Кто, На Самом Деле устроил эту войну, но это и неважно.
Всего через пять дней пути, меня почему-то рвало всю дорогу, сожрал, наверное, что-то, мы прибыли в составе целой эскадры к какому-то острову. Не Иводзима, конечно, но тоже серьезно. Судя по болтовне вокруг, тут нас и бросят в бой. Джапы все никак не поймут, что все, амба, вот и кладут янки здесь мальчишек сотню за сотней, непонятно за что. На этих островах даже земли-то толком нет, одни скалы. Впервые увидел, как работает целая эскадра. Артиллерия нескольких кораблей переворачивала на острове все, что было можно. Серьезный аргумент главный калибр линкора. Такие «поросята» вылетают из стволов, что икать начинаешь. Я только тихо матерился, вспоминая нашу, союзную артподдержку. Нас выстроили на палубе и после короткой речи отправили на катерах к берегу. Сержант сообщил по ходу, что на берегу джапов нет, они укрылись ближе к вершине. Там огромное количество бетонных дотов, и выкуривать самураев оттуда именно нам. Мне, как снайперу, было отведено место в хвосте. Настоящих спецов здесь очень мало, и сержант объяснил, что нашего брата тут берегут. У японцев наравне с пулеметными и орудийными дотами вовсю работают снайперы, вот этими вояками мне и нужно заниматься. Опять повезло в том, что не пришлось брать отделение, хотя лейтенант и хотел было озадачить меня, но бывалый мастер-сержант сказал свое веское слово.
— Мне наверху нужен отличный стрелок, а не нянька для молодняка, с ними я и сам справлюсь! — Веско, грубо, но по делу.
Когда поднимались, сержант все косился на мою сбрую, что я сшил во время плавания. Ага, опять эрзац разгрузки сшил, а что, ну ведь удобнее так. Здесь, в пиндосской армии с этим проще, никто не орет за нарушение формы одежды, где-нибудь на построении там да, могут наказать, а в бою…
— Капрал, ты с опытом? — расспрашивал меня мастер-сержант Кэрол, пока двигались по скале наверх. Этот представитель младшего комсостава был настоящим воякой. В КМП с тридцать пятого года, за время войны где только не был, даже не ранен ни разу. Это мне, помню, когда в полицию поступал, на комиссии весь мозг съели насчет того, откуда у меня столько отметин от ран. Объяснял все походом с конвоем в Россию, дескать, во время атаки фрицев получил многочисленные ранения, но выжил. Доктора, конечно, видели, что ранам моим больше года, слишком уж затянулись хорошо, но отступились.
— Да, сэр, — не стал я скрывать, сержант вроде парень нормальный. По возрасту, он, наверное, мне ровесник, может старше на год-два. Крепкий, сильный, ростом под метр восемьдесят, белобрысый, с голубыми глазами и загорелой кожей, он был словно ковбой из вестерна.
— Где служил?
— В пехоте, сэр.
— Давай без чинов, мне с тобой этот молодняк вести, который и винтовку-то не знает, как держать. — Это он зря, пополнение в Штатах было приличным, их всех гоняли четыре месяца перед отправкой, так что ребятки вполне подготовленные, — в какой пехоте?
— В Красной Армии… — бросил я и замолк, наблюдая реакцию.
— А я думаю, чего это у тебя говор такой, слишком правильный для калифорнийца, так ты русский??? — сержант говорил тихо, стараясь не привлекать внимание.
— Это как-то меняет дело? — чуть волнуясь, в свою очередь спросил я.
— Не бойся, это останется между нами, — успокоил меня командир, — вы парни, молодцы. Гитлер серьезный противник, с джапами легче, наверное, просто специфика своя. Я много слышал о вашей войне, слишком большие потери в начале войны.
— Очень, очень большие.
— А битва за Москву, а Сталинград, о, последняя вообще что-то! — восхищенно поцокал языком сержант.
— Вот там я и воевал, — скромно, но давая прочувствовать всю серьезность сказанного, сказал я.
— Да иди ты?! Там, я читал, была полная задница!
— Именно, мастер-сержант, именно так. В том батальоне, в котором я служил и переправился в город, через два дня оставалось около пятидесяти человек, некоторые части и вовсе гибли сразу и целиком.
— Да уж, вы, парни, прошли через АД! Но теперь уже скоро конец.
— Думаю, с полгодика еще, а так, да, немец уже окончательно сломлен.
— Молодец капрал, но все же, как ты-то здесь оказался?
— О, это очень длинная история… — Я бегло, вкратце рассказал сержанту свои похождения.
— Так ты к нам с концами или нет?
— Боюсь, что если попытаюсь вернуться, то меня на родине быстренько к стенке прислонят, так что…
— Да и правильно сделал, что уехал. — Сержант не стал называть вещи своими именами, а мог бы сказать, что я сбежал или дезертировал. Нет, дезертирство-то мне не пришьют, все-таки списали меня подчистую, а вот какое-нибудь предательство, это легко. — В конце концов, какая разница, где жить, лишь бы нравилось. Как же ты в армию-то попал, уж не молод, как эти, — сержант указал на парней, что шли впереди нас.
— Да я в полицию поступил, снайпером при спецкоманде был. Там у нас парочка уродов была, вот они и подстроили все так, чтобы меня сюда отправили.
— Ну, не тушуйся, капрал, бог даст, останемся живыми, ты только вперед не лезь, делай свое дело, но будь осторожен, как уже говорил, я не буду тебе указывать, что делать, ты и сам все знаешь. Сколько у тебя на счету?
— Имеешь в виду там? В Союзе?
— Ну да, в Штатах же ты не воевал!
— Около ста тридцати, подтвержденных, конечно.
— Ничего себе, слушай, а как вы там с дотами боролись?
— Так же, как и с танками, дым и связка гранат, или бутылка с зажигательной смесью.
— Ну, я так себе и представлял, только хоть дым и закрывает противнику обзор, но стрелять-то он не перестает… А мы все огнеметами…
— Да пускай стреляет, по-другому-то как? Огнемет, конечно, хорошо, но после него в дот не войти, а если контратака?
Вскоре мы пришли на место. Лагерь нашего батальона располагался в небольшом овраге, со всех сторон окруженном скалами. Мы поменяли убывающих на отдых пехотинцев и стали располагаться. Джапы, суки, видимо, это дело просекли, так как почти сразу после ухода потрепанных солдат по нам открыли огонь из минометов. Одна мина лопнула уж больно близко, даже в ушах зазвенело, и я мгновенно вспомнил то, что пережил в Союзе. Вдвоем с мастер-сержантом бегали и укладывали людей на землю, заставляя укрыться под сводами скал. Дело осложнялось тем, что та впадина, которую я принял за овраг, была такой же скалой, следовательно, осколки от мин постоянно рикошетировали в поисках своих жертв. Страшно ли было? Да вот пока даже и не понял. То ли все-таки потому, что уже обстрелянный, то ли еще по какой-то причине. Вон молодняк, некоторые уже штаны стаскивают, чиститься будут, а то, я помню, под первыми минами тоже чуть не обделался. Но мне было легче, я ведь появился в этом теле во время отступления и испытал на себе сразу все прелести бомбардировки с воздуха. Поэтому, оказавшись в городе, от минометного обстрела я почти не вздрагивал.
— Капрал, Джейк? — услышал я со стороны сержанта.
— Да, мастер-сержант, сэр?
— Да бросай ты все это, это ж для тыла придумано, ты вот что мне скажи, с какого расстояния сможешь солдата противника убрать?
— Да с разных стреляю, практика богатая была, а уж тренировок так и вовсе. Перед прошлым Рождеством я предварительные по «длинному выстрелу» выиграл, только вот из-за службы на чемпионат поехать не смог, не пустили.
— Ясно, мне тут разведка донесла, — сержант показал на свою рацию, — расчёты минометов стоят метрах в четырехстах, как тебе, «достанешь»?
— Вам в какую часть тела попасть? — опять не стесняясь спросил я.
— Мне ни в какую, а вот джапов надо перебить, — сержант усмехнулся немудреной шутке.
— Приказывайте, сэр!
— Да на кой черт? Ты сам все знаешь и умеешь, но советую метров на сто вправо уйти, там место для наблюдения у нас хорошее, правда, забросили его недавно. Снайпер у узкоглазых больно уж хороший, навышибал народу…
— Все понял, разрешите идти? — вскинул я руку к каске.
— Давай, бродяга, удачи!
— Спасибо, сэр!
Уж по городу ползал, не показываясь нацистским снайперам, а тут скалы… Да запросто! Полез один, эх, мне бы сюда Петруху… Чертяка, ведь его тоже списали, как он, интересно? Не то чтобы я раньше не вспоминал, просто вот накатило. Всех я их помню, и командиров, и бойцов, надеюсь, все выживут.
Ползу по камням и понимаю, что штанам скоро беда будет. Хреновая у янки форма, совсем не годится для такой местности. Со мной мой личный «Винчестер», в Штатах нет проблем из-за желания солдата служить со своим оружием, тем более я вроде как специалист, у меня и значок есть, подтверждающий. Из казенного у меня только фляга и нож, даже «сорок пятый» и то свой взял, только патронов на корабле набрал, для пистолета, для винтовки-то у меня свои, пять сотен собственноручно собранных, все запасы дома выгреб. Вот сейчас я такой гостинец японскому снайперюге и подарю! А хорошо он прячется, минут двадцать уже наблюдаю, но кроме минометчиков, никого не вижу. А, вон еще корректировщики вылезают, а если…
Надо было выманивать снайпера, а лучше, чем стрельба по корректировщикам, ничего нет. Стреляю я давно уже очень быстро, первая пуля еще не долетела, когда я выстрелил во второй раз и быстро перекатился. Корректировщики были в трехстах метрах, и у них там, похоже, окоп есть, слишком уж легко они передвигались с места на место. Убил обоих, гарантию дать могу. От моих пуль подранков не бывает, особливо с такого расстояния. Какие раненые, я им обоим бошки отстрелил. Первая пуля, выпущенная уже конкретно в меня, прилетела через несколько секунд после второго выстрела. А не больно он умен, этот снайпер, ежели стреляет только после второго выстрела, да и то по прежней позиции. Но пуля у него легла хорошо, я отчетливо видел, что останься я на месте, был бы уже трупом. Вот ты где, сукин сын! Снайпер джапов находился на возвышенности и дальше корректировщиков метров на двести, двести двадцать, ну, примерно, конечно.
Я медленно полз, забирая еще больше вправо, чтобы уже низкое, заходящее солнце бликануло в прицеле японца. То, что задумал, вполне удалось. Оптика блестела не переставая, заставляя меня сделать ошибку. Почему? Так я в бинокль поглядел, не поленился. Этот хитрожопый снайпер стереотрубу поставил, чтобы меня привлечь, ага, плавали, знаем. Перевожу прицел чуть в сторону, и вот он, во всей красе! Внимательно оглядываю позиции, в поисках помощника снайпера, никого не найдя, упустил время. Снайпер исчез, собака злая, даже трубу не прихватил. Ладно, я подожду, тут не Сталинград, где под минус тридцать было, а то и холоднее, здесь тепло. Два часа, долбаных два часа я лежал почти не двигаясь на этой черной скале, ожидая противника, и он не обманул моих ожиданий. Стереотруба дернулась, сдвигаясь в сторону солнца. Оно, кстати, сядет скоро совсем, полчаса, может, чуть больше осталось. Вижу блики, но продолжаю ждать. Тем временем появились новые корректировщики, и спустя несколько минут две батареи минометов возобновили обстрел.
— Капрал Барнс, сэр?! — услышал я за спиной.
— Какого черта, рядовой, — рявкнул я, оглянувшись, — что, жить надоело?
— Никак нет, сэр. Сержанта торопят, нужно занять японские позиции до темноты, иначе они придут за нами, а нас всего батальон.
— Давай вали отсюда, парень, передай сержанту, чтобы дал мне еще несколько минут…
Какое там! Видимо, послав ко мне рядового, мастер-сержант поднял бойцов в атаку. С дымом, с пулеметным огнем на подавление, батальон пошел в атаку. Знаете, что было дальше? Этот молодой дурачок, что пришел ко мне, не нашел ничего лучше, чем встать прямо тут, в двух метрах от меня, и рвануть в атаку. Пройти он успел ровно два метра, когда пуля снайпера выбила его мозги. Я все это время наблюдал, поэтому видел, откуда стрелял этот чертов джап. Этот хитрец сидел прямо за стереотрубой, винтовка была чуть ниже линз, в которых уже исчезли солнечные блики. Выстрелил я уверенно и сразу, не меняя позицию, принялся за корректировщиков. Убрав обоих, полез вперед. Там, метрах в двухстах впереди, наш батальон залег, будучи остановлен огнем двух крупнокалиберных пулеметов противника, что укрылись в доте. О, знакомая картинка. Вспышки «крупняка» представляли собой чуть ли не метровый круг света, определять, где находится стрелок, я не собирался, просто выпустил все пять пуль в район светящегося круга. Пулемет заткнулся уже на четвертом выстреле, но я все же выпустил и пятый. Перенеся огонь на второй пулемет, увидел, как наши стали кидать гранаты с дымом в сторону японских позиций, сейчас ведь рванут! Потратив на второй пулемет на удивление аж шесть патронов, пришлось перезаряжать, я выискивал цели и стрелял еще минуту, пока наши бойцы не достигли траншеи врага. Стрельба там была довольно редкая, поэтому я направился к снайперу, хотелось посмотреть, из чего тот работал по нам. Удивился я неслабо, когда нашел его позицию. Возле трупа с выбитым левым глазом и развороченной черепушкой я обнаружил не старую «Арисаку», а вполне себе приличного вида «Спрингфилд», калибром «тридцать ноль шесть», вот как, понравилась амеровская винтовочка, да еще и трофей, видимо. Подобрав винтовку, я так же аккуратно, пригибаясь к земле, начал продвижение к траншее. Дойти не успел. Мастер-сержант, как чертик из табакерки, выскочил на меня из-за дота и, радостно оскалившись, подбежал.
— Ну, чего так тянул-то! Меня задолбал лейтенант, требуя атаковать.
— Хитрый попался, не хотелось ошибиться…
— Где эта гнида?
— Вот, винтовка его, а он там, метров пятьдесят, если надо, покажу.
— Да насрать на него, труп, и ладно. Надо обустраивать позиции, как бы не контратаковали суки желтозадые.
— Они могут, упертые, — кивнул я.
— Распорядись в правом доте, там два крупнокалиберных стоят, выносите их, собери расчет, будьте готовы, а я в левый пошел, там орудие еще есть, только вот, кроме меня, у нас к нему и поставить некого. Да его еще и выкатить надо, оно на шасси.
— Сержант, — плюнул я на субординацию, — у нас мины есть?
— Да откуда! Нет, на кораблях-то все есть, только нам не давали.
— Жаль, а гранаты? Только наши, японские говно полное.
— Сколько надо?
— Чем больше, тем лучше, еще бы лески или веревки тонкой…
— Не буду спрашивать зачем, наверняка в двух словах не объяснить, а леска есть, у радиста видел. Я сейчас тебе его пришлю.
Надо ли говорить, что я полностью втянулся в новую для себя войну. Втянулся уже не как патриот своей Родины, где я и где Родина, а именно как профессионал. Что же, попробую теперь янкесам помочь, как уже говорил, они вполне неплохие ребята.
Джапы полезли, как я и думал, по темноте. Блин, время десять вечера почти, на фига они пошли в контратаку? Но их ждал сюрприз. Вторая линия окопов противника была в ста метрах позади дотов. Обрушив на свои бывшие укрепления шквальный огонь, они решили нас задавить. Когда начался минометный обстрел, мы с сержантом загнали почти весь батальон в доты. Конечно, все не влезли, но народу набилось много. Да и батальон проредили во время атаки, человек сто пятьдесят осталось. Лейтенанта грохнули в самом начале, а вот сам виноват, на кой черт он нас потащил на ночь глядя? Придумал, блин, что если мы сами не пойдем, то джапы на нас сами полезут. А на хрен им это? Они сидели себе в дотах спокойно, постреливали, на фига им вылезать-то?
Наружу мы ломанулись чуть не в драку. Сигналом были хлопающие гранаты, что я с двумя солдатами поставил на подступах. Рванули уже четыре штуки. Бойцы, вываливаясь из бетонных коробок дотов, бросались наверх, в траншею, просто доты были ниже на скале. Подняв со дна окопов тяжелые пулеметы, едва успели, японцы подошли уже на пистолетный выстрел. Я встречал врага с автоматом Томпсона в руках, подобрал возле убитого бойца. Патронов у меня для сорок пятого было много, а я еще и магазинов набрал прилично, в разгрузке удобно их носить. «Томик» мне понравился, стреляет только быстро, а патронов в магазине всего два десятка. Тут бы больше с барабаном подошел, какие в тридцатые годы гангстеры использовали. Джапов было не очень много, но их упертость просто удивляла. Нет, мы тоже на фронте лезли вперед, как с ума сошли, но мы-то были на своей земле. У этих детей Страны восходящего солнца смерть это культ, они все стремятся умереть, но сделать это нужно достойно. Вот и лезли на пулеметы очертя голову, как будто мы их Токио захватили. Только к двенадцати их контратака полностью выдохлась, и остатки солдат противника откатились все же на свои позиции. А тут уже на меня что-то нашло. Найдя два миномета, что днем стреляли по нам, я показал бойцам, как ими пользоваться, выставил прицел на сотню метров на обоих, приказав каждые два выстрела чуть сдвигать ствол по фронту. Мин у джапов было много, вот мы и постарались. На двадцать пятой мастер-сержант меня отрезвил.
— Капрал, давай уже отдыхать, и так вломили им по самые помидоры!
Провели перекличку, осталось всего восемьдесят два солдата, во главе с сержантом и мною. Были еще два капрала, вот и разделили на четыре взвода наше воинство. Сержант уже полчаса насилует рацию, пытаясь выпросить еще солдат, его «динамят» внаглую. Попросил трубку радиостанции у командира.
— Эй, кто там на том конце? Лейтенант Уоллес? Сэр, если к нам до восхода солнца не прибудет подкрепление и наш ужин, мы отойдем на старые позиции. — А что, это мысль! — Лейтенант, сэр, вы не могли бы доставить нам мины?
— Какие вам нужны? — резво съехал с темы лейтенант.
— Противопехотные, штук тридцать хотя бы… — Еще по войне в Союзе помню, проси больше, получишь как раз столько, сколько и было нужно.
— Я понял вас, капрал Барнс, ждите!
Вот так я и вытребовал самое нужное для нашего подразделения. Примерно к трем ночи меня разбудили бойцы, сообщив, что прибыли солдаты. Дали нам роту, но и это хлеб, у нас опять почти батальон. Правда, ужин зажали, твари, а у меня бойцы уже от голода пухнут. Снова выйдя на связь, я высказал дежурному офицеру все, что о нем думаю, и пригрозил сейчас же явиться к нему прямо в штаб и притащить на передовую. Подействовало, еще через час мы уже встречали ужин, ну, или очень ранний завтрак. Налопались от пуза. Обожравшись, я с теми же парнями, что ставили со мной растяжки, вылез к нейтралке, хотя и нет ее почти, полоска совсем узкая. Джапы сидели тихими мышками на своих позициях, кажется, даже увидел огоньки сигарет. Вместе с минами нам прислали ящик гранат, поэтому я обновил растяжки, пока парни «засеивали» минами нейтралку. Нормально так обложились, лишь бы справа не поперлись, там у нас слепая зона, просто там обрыв, буквально в нескольких метрах от нас. Если противник все же решится, то нам будет грустно об этом вспоминать.
— Твою мать, капрал! Сон отменяется, — примчался ко мне в дот сержант.
— Чего, джапы гаубицы выкатили на прямую наводку? — я дремал, а этот вездесущий сержант не дал толком скинуть напряжение.
— Мне сейчас чуть башку не снесли, вышел из дота, тут что-то о бетон и звякнуло. Оглянулся, а там скол.
— Ты с сигаретой выперся? — спросил я устало.
— Чего? А, ну да, а что?
— Да то, что это мы их курящими не стреляем, а они ловят каждый момент. Ты уже сделал затяжку, когда пуля прилетела?
— Да, я еще на выходе сигарету в руку взял, в доте курил.
— Ну, вот он и стрелял… в руку.
— Кто? — не понял сержант.
— Снайпер, кто же еще?
— Ты же его…
— Сержант, что, у джапов, один снайпер был? — Немая сцена. — Пойдем, покажешь, где этот скол.
Обследовав стену дота, я пришел к выводу, что снайпер противника где-то справа. Черт, видимо, там они в атаку не пойдут, но вот снайпера высадили.
— Сержант, ну-ка пойдем, поймаем этого деятеля! — всерьез заявил я.
— А на хрен он нам нужен? Ты что, по-японски понимаешь?
— Ну, командование-то найдет переводчика…
— Слушай, я читал о вашем героизме, поэтому скажу прямо… Не надо, Джейк, можешь его просто убить, так возьми и убей, я тебе только спасибо скажу.
— Тогда… — я достал из подсумка осветительную ракету. — Держи, когда скажу, выстрелишь в ту сторону, — я показал, куда нужно стрелять.
Забравшись на крышу дота, я приготовился. Дав знак сержанту, просто крикнул:
— Дай! — Ракета, взлетая, осветила окрестности желтоватым светом. Помнится, у фрицев хорошие были, белые. Когда ракета, почти прогорев, начала падать, я все же увидел его. Выстрел, второй, готов, к гадалке не ходи. Не успев опомниться и слезть, я вынужден был просто падать вниз камнем. Для джапов моя стрельба была сродни красной тряпки для быка. Обстрел начался так внезапно, что я от неожиданности чуть ли не ползком пробирался в «свой» дот, а укрывшись, только и сказал парням:
— Держитесь! Сейчас полезут. — Время было около шести, уже светает, поэтому япошки бросятся отбивать свои позиции. Все же хорошо воевать, когда такой козырь, в виде артподдержки главным калибром линкора, есть в запасе.
Было уже достаточно светло, когда нам по радио пришел приказ укрыться в дотах. Набившись вновь, как кильки в банке, мы слушали и ощущали дрожь земли. Трехсотмиллиметровые орудия переворачивали на скале все, что тут было. Позиции джапов были настолько близки к нам, что порой казалось, корабли лупят именно по нам. Артиллерия долбила целых полчаса, а когда закончила, наш батальон практически без боя взял вторую линию укреплений противника. Немногие выжившие укрывались в каких-то норах, скала все же, особо тут не спрячешься, те окопы, что были вокруг, были очень мелкими, но были, земля-то все же и здесь присутствовала.
Когда, наконец, бой стих, пришел новый приказ. Оказывается, тот полк, что мы тут разбили, прикрывал штаб японских войск в этой части острова, а основные силы были дальше, и их громили наши парни ниже, на подступах к этой горе с противоположной стороны. Так вот, нам приказали занять позиции и пресечь попытку джапов отступать в нашем направлении.
Воспользовавшись минометами противника, собрали четыре расчета, пользоваться не умеет никто, но все, блин, важные такие… Я занял для себя позицию в сторонке от боевых порядков наших солдат. Вот блин, уже пиндосов своими считаю! Лежу тихонечко себе между двух валунов и жду. Чего? Да сам не знаю, вроде есть какие-то подвижки на склоне, а вроде и нет. О, все-таки не ошибся.
— Сержант, есть контакт! — проговорил я в «уоки-токи».
— Принял, работай по командирам, желтозадые здорово теряются без управления.
— Принял, отбой! — По командирам так по командирам, мне все равно, но если увижу пулеметчиков или минометчиков, один хрен с них начну.
Начал все же не я. Хрен его знает, откуда полетели мины, я так и не понял. Вроде вон враги, как на ладони, все с винтовками, только офицер с каким-то подобием немецкого МП пробирается, а тут на тебе, на голову наших солдат полетели мины. Судя по всему, тяжелого у джапов ничего с собой нет, слушая негромкие разрыва мин, пришел к выводу, что минометы маленькие, ротные, скорее всего. Парочка «подарков» прилетела и ко мне, хорошо, я за камнями лежу, осколки так и сыпанули по ним, уходя в рикошет. Черт, где же они…
— Барнс!
— Внимательно!
— Найди минометы, мы несем потери!
Легко приказать, а где я их найду? Забирая еще правее, приблизился к обрыву, больше мне укрыться негде. Двинув вперед, крутил головой на триста шестьдесят градусов, но все равно пропустил их подход. Удар по голове был бы серьезным, не носи я каску. Точнее, не было бы уже у меня головы. Какой-то долбаный самурай рубанул меня катаной, когда я выполз из-за очередного валуна. Звон в голове стоял такой, что первая мысль была скинуть каску, хорошо, вовремя сообразил так не делать. С винтовкой мне было не развернуться, поэтому уйдя в перекат, выхватил из кобуры кольт. Ударом ноги, вышибая из моих рук ствол и отсушив заодно мне кисть, японец бросился на меня, махая клинком.
— О, вот только не надо пугать меня этим блестящим дерьмом! — крикнул я и, вновь крутанувшись, ушел от очередного удара.
Япошек было четверо, а я один и без оружия. Мысли пролетали в голове со скоростью метеора, но, к сожалению ни одна не подходила. Увидев свое спасение, обрыв, я решительно дернулся туда, несмотря на клинок, что был почти у моего горла. Офицер ткнул меня мечом, но было поздно. Падал я недолго, пару секунд, наверное. Грохнувшись, осмотрелся, чтобы убедиться, что я тут один. Взглянув вверх, так и присвистнул, метров пять пролетел, отшиб правую руку и что-то в брюхе кольнуло. Выхватив из-под штанины револьвер последнего шанса, я выставил его перед собой, но видно никого не было. Черт, там же моя винтовка и мой кольт! Э-э, ребятки, за них я на вас всерьез обиделся. Ладно бы убили меня, тогда бы и пофигу было, но я же живой… Присмотревшись, нашел узкую и неприметную тропочку, идущую в обход наших позиций, я двинул тихонько по ней. Вот значит, как к нам джапы подбирались, ну ладно. Стрельба тем временем только нарастала, отчетливо слышу и наш «Полтинник», пулеметчик бьет короткими, стараясь сбить темп япошкам. Обхожу по тропинке скалу, и передо мной разворачивается действие. Войска противника, численностью до батальона, скоро сломят наш заслон из трех пулеметов и тогда вновь займут доты. Блин, что же делать-то?
Увидев перед собой группу из четверых джапов, я присел, укрываясь за камнями, и аккуратно осматривался. У одного на спине висела моя винтовка. Так, эти тут как корректировщики сидят, надо их сковырнуть, в Тихий океан желательно. Выставив перед собой руку с револьвером, открыл огонь. От первого же выстрела залег офицер, что командовал этой тройкой. С двадцати шагов, да из такой точной машинки, как «тридцать восьмой» кольт, промахнуться? Да ни за что! Лишь один из япошек успел нырнуть в какую-то ложбинку. Черт, вот я дурень-то! У меня же пара гранат есть, мне еще одна в бок вдавилась, когда упал. Приготовить гранату для броска заняло пару секунд. Наших тут нет, так что опасности зацепить какого-то из своих тоже нет. Швырнул гранату, а сам взял на прицел то место, куда заныкался узкоглазый житель Страны восходящего солнца. Чуток не угадал. Противник выскочил чуть левее и мгновенно попал под пулеметную очередь, черт, как бы и мне не прилетело, вон от япошки как ошметки полетели. Перезарядив револьвер, пополз за своими вещами и тут…
Надо же, как больно! Я уже успел порядком подзабыть, что такое огнестрельное ранение. Жжение, боль, кровищи… Сознание не теряю, но правая рука как будто отсохла, блиннн! Как я дополз до дотов, не знаю, одно точно помню, что делал это очень и очень медленно. Затем меня, наконец, заметили свои и вытащили ближе к тылу. Уже там, вопя как свинья на бойне, дал перевязать себя санитару. Два крепких черных парня быстренько остановили кровь и обработали рану. Глянул под конец, когда морфий подействовал и стало полегче, бицепс на правой руке серьезно разорван, осколок, видимо, черт, ведь это моя рабочая рука!
— Все, брат, поедешь в госпиталь! — словно поняв мои мысли, проговорил один из санитаров.
— Вы чего? Я же только приехал! — возмутился я. Хотя чего возмущаюсь-то, я все равно не хотел воевать за дядю Сэма.
— Некоторые, что прибыли вместе с тобой, уже в гробах лежат, так что ты еще долго задержался. Вон сержант ваш, за всю войну ни царапины, а тут тоже не уберегся.
— Куда его?
— В голову, осколочное, но жив, даже в сознании был, когда выносили. Вместе в госпиталь поедете.
Ну и ладно, я не против. Поговняюсь для порядка, но поеду с удовольствием. Потому что это путь домой. Почему я решил, что домой поеду? Да просто немного уже понимаю толк в ранах. На то, чтобы полностью восстановилась моя рука, мне, наверное, полгода нужно, мышца в хлам, неизвестно еще, что с костью. А войне-то конец скоро, вряд ли меня оставят в армии.
Получилось все так, как и думал. В госпитале, на одном из островов, что был уже освобожден, хирург сообщил, что рана очень серьезная, и прямо спросил:
— Капрал, вы будете лежать в госпитале или домой поедете? — Ага, как будто я могу что-то другое хотеть.
— Док, а что, рука совсем плохая?
— Нужна сложная операция, чтобы восстановить все функции, я-то просто собрал все на место, но…
— Ясно, док, но…
— Что?
— Надежда на восстановление все же есть?
— Надежда есть всегда, а по вам… — врач на секунду задумался, рассматривая рану, — были бы вы здесь один, да оборудование сюда из моей клиники, и я думаю, да, я восстановил бы вам руку.
— Спасибо, — прошептал я.
Морфий, ежедневно вводимый мне микроскопическими порциями, давал о себе знать, я просто вырубался на ходу. Вообще, с наркотой здесь просто. Никого не волнует, будешь ли ты наркоманом, врачей больше заботит то, что пока серьезно раненные в наркотическом опьянении, они не орут и не мешают работать, вот так.
Судно с ранеными уходило в Штаты только через три дня, поэтому мне просто меняли повязки да смотрели за чистотой раны. А ничего так в американском госпитале, у них ведь даже антибиотики есть, в раз вся зараза в тебе дохнет, только гадить успевай бегать, понос штука нешуточная в этих-то условиях.
Перед погрузкой на корабль получил документы. Меня в очередной раз списали из армии, теперь американской. Черт, не везет мне что-то в армии, причем сейчас даже недели не прослужил.
С рукой на перевязи я сходил с корабля в «городе ангелов». Повезло, что пункт прибытия и мой новый дом оказались в одном месте. Через час я уже был дома. Все было на своих местах, хотя и нашел следы присутствия чужих. Наверняка эти уроды здесь лазали, что меня в армию спихнули. Не давало им покоя мое наследство. Кстати, это не лишено было смысла, цацки-то из Союза здесь, только спрятаны хорошо, даже с собакой не найдешь.
Отдохнув часок с дороги, поймал такси и поехал в штаб корпуса, что располагался вместе со штабом флота, в здании портового офиса. Отчитавшись, получил новые документы, теперь уже демобилизованного. Предстояло съездить оформить документы на пособие, мне, как ветерану войны, о как, мне теперь положена пенсия от дяди Сэма, за дырявую шкуру во имя интересов Америки.
Закончив всю эту беготню, а она заняла у меня полдня, отправился прямиком в полицейское управление, хотелось увидеться с сержантом Фоули. Гарольда на службе не оказалось, он был после смены уже дома. Застал его именно там и там же мне устроили отличный ужин. Гарольд созвонился с некоторыми нашими приятелями по стрелковому клубу, отметили мое возвращение бурно и пьяно. Мак-Артур подарил мне новую винтовку, моя так где-то и потерялась, я был рад. Нет, я бы и сам мог купить ее себе, но вот не хотелось, как будто бы друга бросил, она мне верно послужила. Новая была с модернизации, проведенной лично стариком-оружейником. Новое, из темного орехового дерева ложе было вышкурено так идеально, что я любовался им несколько минут, не сводя глаз.
— Спасибо, большое человеческое спасибо, друзья, — поблагодарил я всех присутствующих, хоть они и были мне вроде чужими, но эти люди проявляли ко мне теплые чувства, поэтому я действительно воспринимал их как друзей, — подарок выше всяких похвал, да только… — стушевался я, невольно бросив взгляд на подвешенную руку.
— Ничего, сынок, починят тебе руку, будет как новая, — старик Мак-Артур похлопал меня по здоровому плечу.
— Точно, через годик обязательно возьмешь кубок! — кто-то из копов, сослуживцев Фоули, пожал мне руку.
— Да куда уж мне, — кивнул я, — хотелось бы просто есть опять правой рукой, да и пишу я правой, как вот теперь…
Засиделись допоздна, поэтому Гарольд не отпустил меня домой, хотя и было недалеко. Его жена постелила мне в гостевой спальне, и я уснул как младенец, только положив голову на подушку. Разбудил меня Гарольд, точнее, его будильник, слышимость в доме просто пипец какая, наверное, они даже слышали, как я под утро ворочался, из-за боли постоянно крутился, ища положение, при котором мне стало бы легче. Только вроде задремал, а тут этот гадский звонок.
Это был первый день свободной жизни. Не откладывая на потом, я решил заняться рукой прямо сейчас, а чего откладывать. Нашел самую дорогую, естественно, частную клинику и записался на прием. Доктор, отнюдь не старый и не седой, осматривал меня минут сорок. Приказав лечь отдохнуть, пока приготовят операционную.
— Доктор Питерс, а что, вот прямо сейчас и будете меня пилить? — чуток струхнул я.
— Ну уж сразу и пилить? Нет, капрал, будем собирать твою многострадальную руку. Я погляжу, это не первое такое «художество» на твоем теле.
— Да, этого дерьма хватает… — протянул я и ойкнул, когда помощница доктора сделала мне укол.
— А что за страшный шрам у вас на спине, под лопаткой?
— Это мне так армейские коновалы пытались осколки выцарапать, так и оставили один, сказали, слишком глубоко.
— Точно коновалы, надо же было так раскурочить раневой канал! — возмутился действию неведомых ему врачей доктор Питерс.
Распахали мне руку от локтя и до плеча. Осколок вражеской мины был довольно большим, учитывая каких размеров сама мина. Кость и мышцы собирали действительно по кускам, они уже начали было врастать в плоть. Благодаря наркоте я вообще был спокоен все четыре дня операций. А вот на пятый, когда отошел и наркоз, и операции были больше не нужны, я взвыл. Нет, не так, ВЗВЫЛ! Метался по палате так, что чуть гипс не разбил. Боль была просто адская. Я бодрился с самого начала, как получил ранение, думая, что мышцы фигня, зарастут, но вот когда собрали кости… точнее просто начали их ворошить и собирать вместе, это что-то.
Все-таки я какой-то счастливчик. Было бы это в Союзе, сто процентов руку бы просто отпилили, тут однозначно медицина лучше. Ходить в гипсе мне пару месяцев, но это фигня, боли ушли через две недели и меня выписали домой. Вернулся в дом и начал привыкать делать все одной рукой, черт, жаль, что левая осталась цела, а не правая. Первым делом научился расписываться и есть, все-таки почти все деньги у меня были в банке, и чеки выписывать придется часто, ну, а кушать просто надо каждый день.
Шел январь, я выбрался разок на стрельбище с копами из клуба, попробовал стрелять из пистолета левой рукой, нормально, для обороны, если что, хватит. Нет, я и раньше пробовал, еще в Сталинграде было интересно, все-таки я был из двадцать первого века, а тут столько соблазнов для мужика, кучи оружия, разве что из танка и самолета не приходилось стрелять, вот и пробовал все подряд, включая и стрельбу с двух рук. Честно признаюсь, одновременно из двух стволов стрелять явно не для меня. Нет, попадать-то попадаю, вопрос куда и надо ли. Я привычной мне правой мог выхватить ТТ и выпустить магазин, причем прицельно, буквально за десять-двенадцать секунд, спрашивается, на фига мне ствол в левой? Тем более если нужно будет перезарядить пистолет, то как это сделать быстро с занятыми руками? Вот и я о том же.
На стрельбище правая рука так заныла, что пришлось уходить, а все потому, что увидел мужиков с винтовками, самому-то тоже хочется пострелять. Черт, быть ограниченным в движениях удивительно скучно. Утомляешься быстро, подвижность как у троллейбуса, люди смотрят все время как на диковинку. Тут хватает тех, кто воевал, да вот только калечных немного. Все оттого, что амеры воюют по-другому. Помню, наши в
Пока нечего было делать, за два месяца продал почти все цацки, что привез с собой. Нехило вышло, на сто пятьдесят тысяч американских «президентов», а в это время это пипец какая сумма, если учесть, что я новую машину купил недавно за три триста. Продал не все, решив оставить чуток на «черный день», мало ли. Хотя вряд ли будет этот «черный день», только если меня ограбить захотят. По весне, как потеплеет, поеду в Нью-Йорк, надо акций прикупить, буду делать долгосрочные вклады. На жизнь у меня денег вполне хватит, причем на весьма достойную, так что быстрые вклады мне не нужны. Гораздо интереснее сейчас вложить пять-десять тысяч в один из начинающихся проектов, а лет через десять, а лучше двадцать, если ничего не случится, продать эти акции раз в десять дороже, и это по минимуму. Та же «Моторола» сейчас практически шарашка, но в пятидесятых они выпустят первый транзистор, и дело пойдет.
Конечно, миллиардером я не стану, но вот жизнь у меня будет хорошая, я верю в это, поэтому настроение было просто прекрасным. Большую же часть денег, точнее чуть не все, я начал тратить на землю. Это принесет мне уже в ближайшем будущем если не миллионы, то очень близко к этому. После войны экономика США будет на таком подъеме, что все в мире ахнут. Люди массово начнут скупать автомобили и переезжать в пригороды, вот земли в этих самых пригородах я и начал скупать. Пока еще успеваю, но думаю, тут в Штатах быстро просекут, что кто-то скупает земли, и они начнут дорожать, но, сколько успею, я куплю. Вот прямо тут, возле моего нового дома, ну, точнее, в окрестностях Лос-Анджелеса, сейчас пустые, никому не нужные земли, а спустя несколько лет здесь все застроят. «Кремниевая долина», окрестности Нью-Йорка, Сан-Франциско, Чикаго, да до хрена земель, вот и буду по мере возможности их скупать. Естественно, на много у меня банально не хватит средств, но я начну, а там посмотрим, на крайний случай, благодаря короткой службе в полиции, я многое узнал о криминальном мире. Знаю, где проходит основной поток наркоты из Мексики, нет, их, конечно, ловят, да только взятки никто не отменял, поэтому всерьез полиция этим не занимается, только имитация, впрочем, как и везде, даже в
— Джейк, привет! — застал меня во дворе моего дома Гарольд Фоули. Зачем он пришел, я подозревал, сейчас предстоит узнать точнее.
— Рад тебя видеть, Гарольд, как дела? — я нисколько не играл, сержант уже привык к моей вежливости, поэтому я одинаков с ним всегда.
— Занят?
— Да нет, заходи, пиво будешь или покрепче? — Тут так принято, да и апрель выдался теплым, если не сказать больше.
— Да, со смены только, если можно, то пива, у тебя всегда холодное есть. — Ага, он прав, всегда держу, хотя сам почти не пью его, предпочитая вино.
— Я вижу, что со службы, раз в форме пришел. Присядь пока, посмотри за колбасками, я скоро!
Уйдя в дом, я прошел к холодильнику, этакому гробу, занимающему полкухни, и вытянул две бутылки «Бада». Поглядев через окно, как немолодой сержант переворачивает колбаски на моем самодельном гриле, я хмыкнул и вышел на улицу.
— Все равно не понимаю, как ты их жаришь так, чтобы и корочка была, и внутри прожарены как следует.
— Невелика наука, просто дело привычки, — подавая бутылку пива Гарольду, ответил я на вопрос полицейского.
— Я вот чего пришел, помнишь, у тебя конфликт был с парнями из полицейского спецназа?
— А, эти два упыря, что меня на острова отправили, еще бы такое забыть. — Я прекрасно понимал, что хочет мне сказать Фоули, но старательно делал вид, что не понимаю, к чему он ведет. Коп как-то пристально смотрел на меня, но я был спокоен.
— Их убили сегодня ночью…
— Вот как? Что, обоих? Как это произошло? — удивился я вполне натурально.
— Ты ведь дома был сегодня? — не отвечая на мой вопрос, продолжал гнуть свое Фоули.
— Я что-то тебя не понимаю, Гарольд, ты что, меня подозреваешь?
— Просто спрашиваю, все знают, что ты с ними был в конфликте, а тут еще чуть не погиб по их вине…
— Гарольд, а еще все знают, что они наркоту мексам помогают переправлять, только молчат все. Как обычно, решили на инвалида списать?
— Нет, к тебе пока нет претензий, — коп ненавязчиво выделил слово
— Да, серьезные дела, — задумчиво ответил я. — Да, Гарольд, тут ты прав, я дома был, но, естественно, что подтвердить это может только моя кровать, а у нее, как ты знаешь, с произношением хреново.
— Не до шуток, Джейк, я к чему веду…
— Да говори уже, как будто в первый раз!
— Сенатор тоже помнит тебя, он и указал капитану, что надо тебя отработать. — Капитан это начальник нашего участка.
— Да пусть отрабатывают, или ты сам хотел?
— Да я-то просто зашел, предупредить…
— Дружище, я чего-то не понял, ты что же, правда думаешь, что я мог справиться с двумя крепкими, сильными копами? — Черт, конечно, он так думает, ведь это я и сделал.
— Я знаю одно, что ты мог бы, лучшего стрелка тут и не найти, но вот твоя рука…
— Док говорит, что только на следующей неделе гипс будут снимать, а как я стреляю с левой, ты прекрасно знаешь!
— Все так, приятель, надеюсь, что все разъяснится, и тебя не тронут, но все же будь осторожен, — Гарольд допил бутылку и встал.
— Не знаю, чем я вызвал недоверие лично у тебя, но я последую твоему совету. Мне что, адвоката надо нанимать?
— Я просто предупредил, куда склоняют следствие. Так-то все выглядит аккуратно, как будто мексиканцы порезвились, но…
— Мне не нравится твое «но
— Понимаешь, ты мало изучал криминалистику, спецназу она не нужна, но слишком уж много доказательств, указывающих на наркокурьеров, слишком много.
Конечно много, я ведь и денег им в карманы напихал, и порошок в багажнике спрятал, да уж, переборщил немного. Надо было, как и хотел, просто тормоза перерезать в тачке, да и все. Нет же, опять выделываться начал, решил под мексов сработать.
— Думай, что хочешь, я все равно не смогу доказать…
— Ладно, пошел я, устал сегодня как собака, а завтра с раннего утра опять на улице работать.
Фоули ушел, а я задумался. Почему не привалил этого долбаного сенатора вместе с козлами? А, ладно, не раскрыть им этот «висяк», на меня у них все равно ничего нет и быть не может. Но адвокат все же нужен, тут без него никуда.
А привалил я их, так как хотел наказать, в том числе и за мою отправку на фронт, и за то, что шакалили тут без меня, пытаясь найти тайник, да и вообще суки они. Одновременно с ними я привалил еще и двух мексов, что были с ними. Копы, пользуясь положением, таскали по стране кокаин, их-то никто не трогает, а мексы после доставки остались вискарика попить с «купленными» полицейскими. Я спокойно занял заднее сиденье в одном «шевроле», что стоял рядом со входом и ждал. На мне был цветастый платок, закрывающий лицо, как у самих мексиканцев. Когда они вышли из бара, я был полностью готов. Еще со времен службы в полиции я прибрал на месте одной разборки карабин М-1, хорошая машинка, двадцать патронов и полуавтоматический огонь сделали свое дело. Я половины патронов не выпустил, когда все были мертвы. Бросив ствол, все равно «пальцев» на нем нет, я под крики и вопли, что начали раздаваться на улице, спокойно ушел.
— Ты, урод, заплатишь за это! — восклицал седой мужчина.
Это меня на следующий день притащили к сенатору «на ковер».
— Я в который раз говорю, не понимаю, о чем вы, как я мог это сделать??? — Никому не надо было знать, что из винтовки я стреляю с левой вполне себе неплохо.
— Оглядывайся теперь! — закончил свой монолог сенатор.
Нет, паря, это ты готовься, я тебя тоже в свой список включил, за то, что твои остолопы мне бока намяли и поспособствовали изменению жизни в очередной раз. И тебя, и многих, многих других…
Виктор Мишин
Возвращение
© Виктор Мишин, 2019
© ООО «Издательство АСТ», 2019
Ну, вот я и вновь в родной стране. Черт, вроде и не было меня здесь всего четыре года с небольшим, а чувство такое, как будто целая жизнь прошла.
Несколько дней назад, 19 мая 1948 года, я сошел с корабля в порту Владивостока. Да, я вернулся в Союз. Вроде и не больно хотел, но все же приехал. Причем вернулся я вполне официально, только как американец, а не русский. Надо сказать, за эти годы у меня даже лицо всерьез изменилось после некоторых событий, так что я не опасался быть узнанным хоть кем-нибудь. Да и мало меня, если честно, кто знал. Ребята из роты, точнее из моего отделения, еще могли бы узнать. Командир батальона Смолин, мой ротный Лешка Нечаев, ну, Петруха, конечно. Да только где они все, ведь вполне могли и погибнуть, хоть в том же сорок третьем под Курском, где я зрения было лишился. Хотя Петруха-то не погиб, должен в Рыбинске жить, у родителей. После его тяжелого ранения его, как и меня, списали как полностью негодного к строевой. Правда, он мог и в обоз пристроиться, но я хорошо его знаю, вряд ли бы он смог сидеть без дела на войне, не тот человек. Именно к Пете я и приехал по большому счету. Ведь я обещал ему, вот и постараюсь сдержать слово. Ну ладно, ладно, чуток слукавил. Покуролесил я немного в Штатах, надо было убраться на время, вот и совмещу приятное с полезным.
— Эй, сержант! — О, это меня. Никак капитан корабля чего-то хочет.
— Да, сэр? — обернулся я и внимательно посмотрел на капитана, да, это именно он меня зовет.
— Твои так и не вернулись еще? — Это он о парнях, что вчера укатили на очередной вызов с местными. Меня, как лучшего снайпера, да еще и неплохого оперативника, командировали в Союз для обмена опытом. Нет, специальной программы нет, меня никто не повезет в Москву в МУР. Да, предлагать будут разные места, но я сам попросил показать мне их, русские согласились. Основная идея, как это ни странно, принадлежала именно СССР. Кто-то из больших начальников заинтересовался работой американских полицейских. Интерес был именно в работе по террористам и прочим преступникам, когда возникала проблема с захватом заложников. В Союзе ведь как, тут «нет» террористов, «нет» воров в законе, никого нет, а преступления совершаются. Все дело в том, что в СССР не афишируют преступления. Во многом, думаю, это правильно. Вспоминаю, какие программы и фильмы шли на телевидении в будущем… Особенно НТВ старалось, ни дна ему, ни покрышки. Что хотеть от молодежи, когда день и ночь крутят боевики, ужасы. То менты сплошь супермены, то бандиты — бред, но этот бред серьезно влияет на психику. А здесь, сейчас, с этим спокойней. Вот и понравилась руководству МВД СССР идея нейтрализации бандитов на месте, с помощью снайпера. Риск для оперативников ниже, а результат выше, что же плохого?
— Нет, пойду в управление порта, может, там кто-нибудь подскажет, как быть, — ответил я. Мне такое опоздание как раз здорово облегчало дело. Вчера, практически перед отъездом группы, я что-то съел, ага, пронесло так, что всю ночь боялся от гальюна отойти. Главное, даже не косил, всерьез прихватило. А теперь вот хочу воспользоваться тем, что команда где-то задержалась, и свалить. Ведь я просто задумал «потеряться» на бескрайних просторах Союза, ищи меня, сколько хочешь и кто хочешь. Вещей у меня с собой было немного, один чемодан, а в нем лежит сидор, в который я и переложу все содержимое. Денег немного есть, выдали еще в управлении, в Лос-Анджелесе при подготовке к отправке, да я еще сам у финансиста выменял примерно столько же, ему что, не жалко, тем более я ему небольшой презент сделал.
Придумал я хороший вариант. В нем главная роль отводится местным уркам, приметил тут одну группу недалече. Добрался быстро, хоть и время было еще не позднее. Патрулей нет, так, одного милиционера видел издалека, и всё. Бараки, в которых квартируют местные работники ножа и топора, стояли обособленно, что мне было в радость. Обычных жильцов расселили в прошлом году, это я у ментов узнал, ненавязчиво, во время обхода, поэтому кроме бандитов тут никого нет. Моя идея была простой как три копейки. Прийти, наехать, затеять драку и сжечь на хрен этот барак со своими вещами, надетыми на бандита похожей комплекции. Зашел я удачно. Шестеро урок пили горькую и орали так, что их, наверное, из жилых районов слышно. Меня заметили лишь тогда, когда урок осталось трое. Нож блестел в полумраке комнаты, как меч правосудия. Пистолет я нарочно не использовал, так достовернее. Из-за стола подняться смог только последний, причем, зараза, самый здоровый из всех бандитов.
— Ты чё, урод, сделал, попишу! — взревел он и выхватил финку. Пока он оббегал стол, я встал так, что передо мной оказался табурет. Подцепив его носком ботинка, я с силой швырнул его в противника. Тот довольно ловко ушел в сторону, да вот беда, я-то тоже не стоял на месте. Когда бандюга вновь встал в стойку, у него в брюхе уже побывал мой тесак.
— Умри с миром! — тихо произнес я и подтолкнул бандита. Тот упал тихо, просто осел на пол, не веря, что всё, он умирает.
Дальнейшее было делом простым. Содрав с себя одежду, не забыв документы и те вещи, что коллеги привыкли видеть у меня, я быстро стал раздевать одного из бандитов, что был больше всех похож на меня. Управился минут за тридцать, за это время я имитировал следы налета на эту банду их конкурентами. «Себя» я обмотал веревкой и посадил в угол. Найдя керосин, для ламп-то нужен, поэтому в наличии была канистра, литров на десять, и принялся все обливать.
Эх, хорошо горит старый деревянный домик, просто загляденье. Но надо валить, вон уже и пожарные с ментами едут. Я стоял в сторонке, рядом с еще одним таким же, подготовленным к сносу бараком.
По пути к выезду из города шел через порт, он тут огромный. Осторожно шмыгнув в один из открытых цехов, ну, или сараев, не знаю, что тут такое, стал оглядываться и прислушиваться. Осмотрев помещение, кивнул сам себе, надеюсь, найду здесь то, что мне требуется. Удача случилась только минут через десять, когда я уже отчаялся здесь найти хоть что-нибудь похожее на одежду. А искал я какой-нибудь ватник или куртку. Штаны, обувь и свитер у меня были с собой, купил в порту Лос-Анджелеса, там русское судно стояло, вот я и прикинулся олухом и купил у матросов нехитрую одежку, сказав им, что всю жизнь мечтал о советской одежде. Те повелись и продали, отдавали даром, но я всучил им несколько баксов, что в итоге их здорово порадовало, наверняка смогли купить какой-нибудь сувенир, а то ведь им ни фига валюты не дают, а на рубли в Штатах ничего не купишь, в банк же менять не побежишь. У бандитов не брал шмотки, стрёмные они какие-то были, да и свои же есть, так что зачем мне воровское? Ватник или куртку я искал по той причине, что было банально холодно. Свою амеровскую кожаную куртку я оставил на покойничке, что играл роль «убитого» меня, поэтому сейчас я и искал одежку. Нахлобучив здорово потрепанный ватник, не такой, кстати, как у нас в Сталинграде были, потоньше, застегнулся на все пуговицы. Жаль, что сапог нет, они бы тут больше подошли, чем ботинки, грязи тут…
Чуть не бегом покинул порт и двинул за город. Улочки позади были темны, вечер уже, довольно поздно, пробирался, можно сказать, на ощупь, да еще и города я не знаю. Так или иначе, но я, топая прямо по дороге, часам к двенадцати ночи набрел на деревеньку. Та стояла в стороне от дороги, я увидел тусклый отсвет в одном из окон, вот и разглядел ее в темноте. Проходя мимо домишек, я, можно сказать, выбирал. Приглянулся почему-то последний дом по правую руку, вот и постучал в окно неприметного с виду домика. Наверное, поэтому он мне и глянулся, что был неприметным.
— Кого там принесло? — голос был женский, но какой-то грубый.
— Хозяйка, на постой до утра не возьмете? — спросил я. О, как же все-таки хорошо на родном языке говорить!
— Кто ты? — открыв уже дверь, на крыльце появилась вполне не старая женщина. В темноте видно плохо, но фигурка под длинной белой ночной рубахой выделяется хорошо. Женщина была стройна, может, даже чуточку худа, но даже, казалось бы, бесформенная рубаха только подчеркивала ее прелести. Я даже не сразу в лицо посмотрел, во как загляделся. Ну так это ж родное, русское!
— Да приезжий я, за городом задержался, с утра уже надо уезжать, а переночевать негде.
— А чего ж в город, в дом колхозника не пошел? Там наверняка есть места.
— Так говорю, не местный я, города-то не знаю. Да и понятия не имею, сколько до него идти, ночь на дворе, не видно ничего.
— Ладно, чего в дверях-то стоять, заходи. Только обувку сымай, у меня половики выбиты! — Мысленно усмехнувшись, я скинул ботинки и вошел вслед за хозяйкой дома. Темно, хоть глаз выколи, как они тут ходят без лампы?
— Тьфу ты, черт! — выругался я, сильно ударившись ногой обо что-то твердое.
— Аккуратнее давай, а то свернешь мне бидон с молоком, чего сдавать-то буду?
— Простите, пожалуйста, просто вижу в темноте плохо, — нисколько не соврав, сказал я. После восстановления зрения видеть я стал нормально. Не «единица», конечно, но и не совсем слепой, как в сорок третьем.
— Голову береги, — произнесла женщина ужасно вовремя. Уже забыл я, какие в наших русских хатах двери, чуть башкой не влетел в косяк.
— Спасибо, — коротко ответил я. Когда мы оказались в комнате, больше напоминающей чулан, мне указали на кровать.
— Можешь спать тут, отхожее место на дворе, найдешь, или показать?
— Лучше покажите, хозяйка, а то в темноте уйду куда-нибудь не туда. Я и за городом-то задержался именно из-за того, что ориентируюсь плохо.
— А ты вообще откуда, слышу говор чудной, а понять не могу? — усмехнулась хозяйка.
— Так с Куйбышева я. Здесь в командировке был, возвращаться нужно, а наши без меня уехали, надо завтра догонять.
— А чего же вы не на поезде? — удивленно спросила хозяйка.
— Да у начальства тут разные планы в окрестностях, вот и бродим за ними, как на поводке, — беззастенчиво врал я.
— Ладно. Есть хочешь? — смилостивилась хозяйка дома, а мне и правда захотелось вдруг есть.
— Не отказался бы, да вот неудобно как-то, деньгами за ужин возьмете? — неловко спросил я.
— Чего? У меня, чай, не ресторан здесь, какие еще деньги? — искренне удивилась женщина.
— Простите, хотел за хлопоты рассчитаться, лишних-то денег наверняка нет?
— Да у кого ж они есть, лишние-то? Сам-то, небось, не шибко богатый, вон ватник какой замызганный!
— Да это рабочий. Лазал по машинному, а сменить не успел, одежка у парней осталась, которые ушли.
— Тебя завтра в таком виде сразу в милицию сцапают, — продолжала улыбаться женщина.
— Что делать, объясню как-нибудь.
— Я тебе старую куртку мужа дам, она все-таки поприличнее твоей фуфайки.
— Да вы что, мало того что пустили переночевать, так еще и одеваете, и кормите! — искренне удивлялся я, будучи озадаченным. Да, забыл я уже, какими бывают русские люди, забыл.
— Так мне это ничего не стоит, почему бы и не помочь?
— А еда, а куртка? — поднял я брови.
— Муж сгинул в море в прошлом году, а еда… Говорю же, я не ресторан тебе предлагаю. Картошка есть отварная, молодой лучок только вылез, ну, хлеба дам — вот и вся еда, за что тут платить?
— Спасибо вам человеческое! — просто сказал я и кивнул. Развязав завязки на мешке, стал доставать свой нехитрый скарб. Специально не брал в Штатах ничего особенного, мало ли нарвусь на патруль. Так, сосиски консервированные, тушенка да пара банок фруктов, тоже в банках. Все это было доступно здесь, во Владивостоке, те же американцы и привозят. А что, власть она далеко, в Москве, здесь вообще как отдельная страна. Нет, чекисты, конечно, не дремлют, упоротые коммунисты и здесь, бывает, появляются, да только взятки никто не отменял, поэтому и встречаются здесь иностранные товары.
— Хозяйка, это вот, к картошке… — я пододвинул банки ближе к женщине.
— Это чего, оттуда? — махнула рукой куда-то за спину хозяйка дома.
— Да, с ребятами в порту махнулись не глядя, — улыбнулся я, — мы им папирос московских, они нам вот это.
— Продают на рынке иногда такое, — женщина указала пальцем на банку, — но дорого всегда, не каждый купит.
— Вот и берите, детишек побалуйте, — я хоть и в темноте заходил в дом, да видел обувку возле дверей, детская она.
— Спасибо тебе, не откажусь. Трое у меня, а батьки-то нет, тяжко… — вздохнула женщина. — Войну прошел, с самого начала их буксир в море ходил, конвои водил, японцев отгоняли, а вот в мирное время сгинул… — Слезинка покатилась по ее щеке, а я вспомнил ту войну. Да уж, бывает же.
Хозяйка зажгла лампу и, собрав нехитрый стол, села ужинать со мной, это я настоял. Вообще, несмотря на ее упоминание о детях, женщина была отнюдь не старой, максимум лет тридцать, я-то постарше буду. Просто в это время вообще люди выглядят как-то старше. Валентина, а хозяйка представилась именно так, мне понравилась. А самое плохое для меня было в том, что я ей, видимо, тоже. Почему плохо для меня? Так я ж уеду завтра, не хотелось оставлять о себе дурное мнение, да и зря надежду дарить человеку это также не по мне. Валентина, конечно, открыто ничего не говорила, но я видел, как она на меня смотрит. Черт, у нее явно мужика не было очень давно, а тут я, посреди ночи…
Все-таки или мне почудилось ночное поведение Валентины, или она просто не решилась на действие, но ночь прошла так, как и должна была. Я мирно продрых аж до девяти утра, а утром меня ждал хороший завтрак. Словно я всю ночь как раз трудился, а не спал.
— Куда ты сейчас? — Валя сидела напротив, как и ночью, и, подперев ладошкой щеку, грустно смотрела на меня.
— Мне нужно возвращаться, я на номерном работаю, могут и дело завести…
— Да-да, конечно, — одними глазами выразила эмоции женщина, — на поезд пойдешь?
— Схожу, но не знаю, будет ли что-то в ближайшее время. Скорее всего, придется на попутках добираться.
— Далеко тебе. Ты сам-то с Куйбышева, или туда только на работу приехал?
— Да я с Ярославля, слышала о таком городе?
— Конечно, это ведь недалеко от Москвы?
— Километров триста. Как на фронте ранили, списали из армии, так я, как был в госпитале в Куйбышеве, так там и остался. Чего, думаю, мотаться туда-сюда.
— Молодец. А где воевал? — Да, война еще долго будет в памяти людей.
— В Сталинграде.
— Вот же тебе выпало… — аж закрыла ладошкой рот женщина.
— Да ничего. Бывали и похуже места. Но, согласен, трудно было.
— Да уж, мужики. Хлебнули вы… — кивнула Валя, думая о чем-то своем.
— Валентина, да о чем ты? — воскликнул я эмоционально. — Как будто в тылу лучше было? Я с сорок третьего списанный, уж повидал, как в тылу живут. Да вам памятники надо ставить при жизни, за ваш труд и выдержку. Тянуть детей, работать на износ, вот кто уж натерпелся, так это вы, труженики тыла! Знаешь, чего навидался я в покинутых деревнях и селах? Врагу не пожелаешь, в этом и наша, мужиков, вина, что фрица так далеко пустили, — я нисколько не преувеличивал, действительно так считал. Очень, очень трудной была жизнь в тылу. Да, там, где было далеко от фронта, может, и полегче, но думаю, ненамного. Кушать-то везде одинаково хочется. А дети? Сколько их от голода умерло…
— Спасибо тебе, Саш. За такие слова спасибо, — горько произнесла женщина и вдруг, встав из-за стола, подошла ко мне. — Поцелуй меня, пожалуйста, — сказала она тихо, постояв несколько секунд возле меня, а у самой слезы в глазах стоят.
Что говорить, остался я у Валентины аж на неделю. Тогда, услышав такую просьбу, я вскочил со стула, едва не опрокинув стол, и сграбастал эту хрупкую женщину в объятья. Когда мы расцепились после долгого поцелуя, я лишь спросил, где дети. Валя ответила, что ребятишки в школе и саду, придут к обеду. Детки были еще совсем малые, две девчонки, Катя восьми и Аленка пяти лет, и мальчик Сева, шести лет от роду. Как мы оказались в спальне, даже не понял. Одежда была сорвана в одно мгновение. Валя набросилась на меня так, что казалось, задушит в объятиях. Как женщина может тосковать по мужику, Валя показала наглядно. Сколько бы мы мяли друг друга в постели, неизвестно, выбрались только по приходе детей. Мне было крайне неудобно, нас хоть и не застали в кровати, мы просто услышали шум в сенях и встали, но все же чувствовал я себя не в своей тарелке. Девчонки, те как-то просто поздоровались и занялись каждая своим делом, а вот малец был с характером. На предложение матери познакомиться тот и бровью не повел. Молча зыркнул глазами и, развернувшись, утопал куда-то, несмотря на возгласы матери.
— Не знаю, что это с ним? — удивленно сказала Валя, когда мы вновь остались одни.
— Ревнует, наверное, он же мужик! — всерьез ответил я.
— Да, он батьку очень любил… А тот его.
— Не любил, а любит, поэтому и реакция такая.
— Да, я что-то и не думала, что в его возрасте можно думать о чем-то таком, — казалось, женщина была расстроена, но на самом деле она просто очень удивилась реакции сына.
— В войну дети взрослеют рано, — предположил я.
В тот первый день у Вали я вообще никуда не ходил. Та после обеда проводила детей на рыбалку, они ходили куда-то к морю, а мы вновь остались вдвоем.
— Валь, извини, а тебе самой не нужно на работу?
— Я кладовщицей в порту работаю, у меня смены. Сутки работаю, потом сутки отдыхаю. Я тебя вчера встретила грубо, прости, просто только со смены пришла, спать ложилась.
— Это ты меня извини, свалился тебе как снег на голову.
— А знаешь, как я рада такому
— Просто ты по мужу соскучилась, какой он у тебя был?
— Да обычный, — как-то уклончиво ответила женщина, — муж как муж. Взял меня за себя, когда мне только восемнадцать исполнилось, а через год я Катюху родила.
— Ты извини, что я тебе о нем напоминаю.
— Да ничего, я уж забывать стала. Ты меня, наверное, дрянью считаешь, я ведь не по мужу соскучилась, чего уж врать, а… — Валентина замерла на несколько секунд и, выдохнув, продолжила: — По мужику я соскучилась. Как разглядела тебя утром, так просто с ума сошла. Не знаю, первый раз такое со мной.
— Не разочаровалась? — улыбнулся я.
— Ты что? — улыбаясь и смущаясь одновременно, произнесла женщина.
Вот так и жил я у Валентины целую неделю. Козел, ведь не хотел бабу разочаровывать, но все же мне нужно было уходить, ведь я не для этого в Союз вернулся. Было тяжело, признаюсь честно, как-то запала в душу эта первая, после возвращения, встреченная мной женщина. Дождался дня, когда Валя уйдет на работу, да и ушел. Записку оставил, надеюсь, все поймет, не маленькая уже. Написал просто, что у нее же будут проблемы, если я не вернусь, сейчас под суд угодить, «как два пальца об асфальт». Оставил Валентине половину всех денег, у меня их много стало после налета на бандитов. Специально их нычки я не искал, так, собрал лишь, что по карманам лежало. На печке в кухне, возле самой трубы, чемодан стоял, в нем куча всяких документов, то ли «липовые», то ли настоящие, с убитых и обворованных граждан. Вот в этом чемодане деньги и лежали, вперемешку с документами. В ценах я пока еще плаваю, но денег на вид было много, мне хватит. Вот и оставил женщине часть, дети у нее еще малые, пригодятся, если вдруг в ней пролетарская совесть не проснется.
От деревни шел через перелесок, так быстрее до трассы. Еще у Вали, я сбрил волосы под ноль, а еще и усы с бородкой. Они хорошо укрывали лицо, я их давно отрастил, даже документов в Штатах не осталось с чистым лицом, на всех я был с растительностью на лице. Сбрив всю эту поросль, я словно помолодел, наверное, даже Валя бы не сразу узнала меня теперь. Конечно, если меня раздеть и осмотреть, даже не пристально, то все мои «особые приметы» сразу выползут, но, надеюсь, этого не случится. А так да, шрамов у меня столько, что можно гордиться. Даже на роже, уже в Америке появился.
Это было в сорок шестом. Как я и предполагал, сенатор Калифорнии от меня не отставал. Я тогда его родственничка на тот свет отправил, за подставу, тот меня на фронт отправил. Вернувшись почти без руки, я отомстил, вот высокопоставленный родственник и начал пакостить. Хотел меня именно замучить, причем не в тюрьме. Постоянно строил разные козни, точнее, это устраивали разные люди, по его поручению. Убрав троих, наиболее приставучих, я решил тогда, что пора заканчивать и с самим начальником. После убийства тех молокососов я решил больше не рисковать, устраивая несчастные случаи, а просто валить недругов да прятать. Благо с местом для избавления от трупов проблем не возникло, океан-то на что? Так и чистил их семейку, был человек, да пропал. Я же сам еще и в розысках участие принимал, служа в полиции, куда вернулся после излечения. Руку мне тогда все же собрали, не как новая, конечно, но вполне могу даже стрелять с нее. В основном же я полностью перешел на левую. Восстановление было долгим, поэтому тренировался постоянно. Сначала приучал себя есть левой рукой, затем плавно перешел на письмо. Очень сложно было заставлять себя, ведь так-то я правша. Это стреляю я с любой руки легко и метко, а вот в бытовых делах… Ведь при каждом движении правая так и норовит по мышечной памяти сделать все, что делала раньше, приходилось ее даже привязывать, чтобы привыкнуть.
С возвращением в полицию Лос-Анджелеса помог тогда сержант Фоули. Сначала взяли вновь в отряд спецназа, но чуть позже я отучился восемь месяцев на специальных курсах и стал детективом. Честно говоря, мне это не нравилось. Вся эта бумажная волокита не по мне. Поэтому попросился обратно в снайперы. К тому времени рука действовала хорошо, не полностью сгибается, но чувствительность не снизилась. Со спецотрядом тоже было не все так гладко. Меня ведь тогда, когда я начал здесь работать впервые, невзлюбили почти все. Еще бы, богатенький дурачок. Тогда вновь проявил себя сержант Фоули. Он убедил начальство, что в нашем участке также нужно держать штатного стрелка, и ведь, что интересно, прокатило. Даже более того, результаты пошли в гору уже через месяц. А что для копов результат? Правильно, сокращение преступности. А нас реально начали бояться в районе. Еще бы, только за два первых месяца службы я убрал четырнадцать бандитов. Двоих, особенно ими горжусь, ликвидировал в тяжелых условиях при захвате заложников. Ребята банки грабили, а я пресек это начинание на корню. А когда стали умирать и главы семейств, бандиты в районе взвыли.
Черт, это не Америка. Уже час топаю по дороге, а ни одной машины не проехало, причем в любом направлении. Да, я так, похоже, долго идти буду. Надо было сразу топать к железной дороге, через лес быстро бы получилось, на автостоп надежды нет. Немного подумав, свернул прямо в поле, что шло по левую руку. Конец мая представлен во всей красе. Зелень повсюду, еще не запыленная, как летом, сочная, красота! Поле оказалось довольно большим, зато пройдя его насквозь, вышел к небольшому перелеску, за которым увидел железнодорожную насыпь. О, вот по ней и пойду. В это время паровозы ходят довольно медленно, даже если не притормозит где-нибудь на повороте, смогу запрыгнуть.
Идя по шпалам, начал осознавать, что затеял весьма утомительное путешествие. Надо было машину во Владике брать. Угнал бы в порту по-тихому и… Ага, забыл, блин, в какой стране нахожусь. Тут машин одна на сто километров, наверное, поймают как пить дать. Нет, будем ждать поезд.
Часам к двум дня я проголодался. Свернув с железнодорожной насыпи, забрался в березовую рощу, что располагалась по обочине. Разведя костер — мне нужно было достаточное количество углей, чтобы испечь картофель, — стал собирать в округе дрова. У Валентины из дома я брать почти ничего не стал, там и так не богато живут, да еще и я бы обобрал. Взял немного картошки, этого добра у нее хватало, хоть и прошлогодняя, мягкая уже, но ничего. Была идея сварить прямо у нее дома, пока собирался, да поторопился уйти, вот и буду теперь запекать в углях. Через час костер прилично прогорел и я, наконец, закинул картоху в угли. Забыл уже, если честно, каково это, вот так сидеть у костра и есть картошечку. Запах по округе пошел такой…
Да, шума машин, кстати, так и не услышал за все время, что нахожусь тут, то ли далеко забрался, то ли просто никто не ездит. Ладно, как и собрался, попробую попасть на поезд, может, повезет? Если кто повезет.
Налопавшись, хотел было отдохнуть, но что-то комарье разлеталось, да еще и мошки местные уж больно кусачие, поэтому собрался и, затушив костерок, двинул по направлению к железке. Сколько придется ждать поезда, даже не представляю, одно точно, куда бы он ни шел, за исключением направления обратно, во Владивосток, я поеду на нем однозначно. Сейчас, идя практически по шпалам, я высматриваю место, где паровоз точно сбросит скорость, тогда и воспользуюсь этим.
Ну и задачку я себе задал! Целый день шел, только под вечер встретил небольшой мост и решил ждать возле него, так и так поезд тут сбросит ход. Состав показался, точнее я его сначала услышал, только глубокой ночью. Меня к тому времени уже местные насекомые откровенно зажрали. Вот блин, кормил раньше клопов, как и все на фронте, и ничего, бесило, конечно, но вполне привыкаемо, а тут… Когда солнце скрылось за горизонтом, твари просто обнаглели. Первое время пытался отмахиваться, затем плюнул на маскировку и развел костер, руки устали махать. Возле костра было немного легче, кусали в основном спину, но я регулярно поворачивался, да и вообще не сидел без движения, поэтому всю кровь у меня не выпили. Но представляю, как я сейчас выгляжу, от постоянных почесываний тело зудит, и на видимых участках кожи наливаются волдыри. Вот, блин, живность какая агрессивная, или это от нехватки пищи?
Состав, как я и предполагал, сбросил скорость перед мостом. Закинув сначала мешок, двигаясь бегом рядом с поездом, я уцепился и втянул себя следом. Специально ждал открытую платформу, вагоны могли быть заперты, рисковать не хотелось. Поезд, к моему удивлению, после проезда по мосту не разгонялся. Причину я узнал чуть позже, когда поезд остановился, машинист и, видимо, помощник криком заставили меня вылезти.
— Ты чего тут делаешь? — строго спросил усатый мужичок, лет эдак пятидесяти от роду.
— Еду, не видишь, что ли? — шутливо ответил я. Но шутка не прошла.
— А на кой черт ты мне тут сдался? Ишь, едет он! — продолжал возмущаться машинист.
— Ты чего орешь-то, отец? — спокойно спросил я.
— Так запрещено же…
— А ты сделай вид, что не заметил, — предложил я.
— Ага, а потом самому лес валить? Ты сбежал, а мне к хозяину?
— Это ты с чего взял-то? — удивился я.
— Ты на себя-то посмотри! Весь какой-то помятый, грязный, хочешь сказать, что не из беглых?
— Ты чего, отец? Я просто сел к вам, так как машин на дороге нет, а мне ехать срочно нужно.
— И куда ж такая срочность? — чуть сбавил тон машинист.
— В Москву, вестимо.
— Вот это загнул! — рассмеялся мужик. — Где мы и где столица!
— Да знаю, что далеко, но как-то добираться нужно.
— Вот бери билет, садись в пассажирский поезд и кати. А то залез как беглый в товарняк и рад.
— Чего вам, жалко, что ли?
— Да мы ж едем-то всего на триста верст, не пассажирский, чай. Вон, видишь, уголек таскаем, — мужик указал на угольные крохи, что валялись на платформе.
— Да мне и надо-то куда-нибудь выехать, где с транспортом легче будет, — естественно, я не думал, что этот небольшой составчик меня до столицы доставит.
— Пойдем тогда к нам, неча тут по вагонам ныкаться, — сменил гнев на милость машинист. Его помощник за все время разговора только молчал.
Я не соврал машинисту, действительно собирался в Москву. Вы же не думаете, что я хотел явиться к Петру нелегальным гражданином? Да и сколько я так, без документов-то, пробегаю? Нет, я вернусь в столицу, откопаю свою закладку с бумагами, вот тогда и можно будет дышать спокойно. Перед тем своим отъездом я собрал все документы, немного денег, что были у меня, награды и хорошенько прикопал, вряд ли кто-то нашел. Испортиться, конечно, могли, но надежда была. На случай вопросов о старых документах я решил врать, что лечился все эти годы в Сибири. Буду плести о местном знахаре таежном, может, прокатит. Ведь по большому счету, что мне предъявить? Документы старые, так говорю же, отсутствовал я во внешнем мире. Диагноз у меня есть, результат излечения на лице, так что думаю, все будет в порядке.
В кабине паровоза было жарко, тесно и грязно. Мне указали угол, чтобы стоял и не отсвечивал. Мужики совсем не были расположены к разговорам, угрюмо и монотонно выполняли свою работу, а она у них очень тяжелая!
Примерно через два часа меня хлопнули по плечу, я в это время таращился в окно, пытаясь разглядеть населенный пункт, что виднелся в нескольких километрах слева.
— Эй, пассажир, сейчас ход сбросим немного, тебе пора! — безапелляционно заявил машинист. В ответ я лишь кивнул и поправил мешок на спине. Что делать, если таковы правила. Людей могут серьезно наказать, мне-то это зачем?
Был самый разгар дня, но я ушел от железки в сторону, надеясь перекусить и тупо подумать. Если честно, мне уже надоело такое путешествие. Таким макаром я до столицы буду полгода шлепать. А, плевать на конспирацию, поймают, значит поймают. В поезде меня посетила идея пробраться на пассажирский состав, вот перекушу и пойду к поселку. Тут недалеко, машинист сказал напоследок. Буду ловить именно такую «попутку», хочется побыстрее добраться.
Да, пять дней назад я и представить себе не мог, чем чревато путешествие на пассажирском поезде в Союзе в послевоенное время. Проверки документов на каждой станции, менты как собаки, неизвестно еще, кто из них злее. Чего они так шакалят, шпионов ищут? За несколько дней я где только ни прятался, даже под вагоном ехал один перегон. Но все же подобрался к Москве на довольно близкое, условно, конечно, расстояние. Я сейчас в районе Свердловска, уже не Дальний Восток. Отсюда я поеду на машине, сошелся случайно с одним шоферюгой, если точнее, спас его от разбитой морды и увечий. Мужик нарвался возле вокзала на каких-то ушлых дельцов, вроде кидал, ну и еле ноги унес. Точнее, я и помог убежать вовремя. После разговорились с ним, тот был под впечатлением от моего сольного выступления, еще бы, четверых уработал на раз, ну и рассказал, что пилит в Горький. В машине он один, так что на мою просьбу ответил удовлетворительно. Но, блин, как же их запугали-то всех, тоже ведь намеревался увидеть мои документы. Нести полную чушь я не стал, отделался полуправдой. Сказал, что у самого украли все документы и деньги, поэтому и сорвался на тех кидал, что водилу плющили, так как злой был. Шофера, по крайней мере на первый взгляд, такая полуправда удовлетворила, и он согласился меня взять с собой. А уж мне-то как полегчало, все-таки на трассе, я думаю, будет не так много проверок, не война же все-таки. Перспектива же быстро попасть в Горький вообще порадовала, там уже недалеко.
Радости заметно поубавилось, когда я увидел, на чем поедем, да, это вам не «Скания» какая-нибудь из двадцать первого века. «Студер» — это еще та зараза, но за неимением гербовой…
Еще через четыре дня я распрощался с Василием, что подвез меня из Свердловска в Горький. Под конец путешествия мы уже были как родные. Так и вспомнился фронт, там такие же отношения были с ребятами, Васька, кстати, тоже войну прошел, в шоферах, да не в тылу. Награды имеет, сам я не видел их, но верю, это по глазам видно. Воевал тот на севере, в Карелии, там тоже не сахар было, так что мы скорешились.
В Горьком я довольно легко купил билет на поезд до Москвы. Купил, как и все люди, в кассе вокзала. Почему-то здесь у меня даже и не подумали спросить документы, этим и воспользовался. До поезда было несколько часов, которые я с удовольствием потратил на то, чтобы немного посмотреть город. Побродил по улицам, ни разу не вызвал какого-то подозрения у милиционеров, съел два мороженых — в общем, приятно провел досуг.
Столица меня поразила в одно мгновение. Огромная стройка. Как и в моем времени, здесь всюду что-то строили, обалдеть можно от масштабов. А в будущем постоянно люди в регионах плачут, что все деньги в Москву идут, в регионах ничего нет. Люди! Так всегда было и будет. Это — столица!
Удивлял даже внешний вид людей. В провинции народ беднее одевается, мужики так вообще как один все во френчах и гимнастерках, разве что погон нет и нашивок. Медали с орденами многие еще носят, но в основном напоказ не выставляют. В Москве же… Блин, да обалдеть можно от разнообразия, по здешним меркам, конечно. Но накрашенные женщины и девушки в сорок восьмом году — это для меня диковинка. Я же не в Америке сейчас, там-то это само собой, но и здесь вполне себе живенько так. Еще в провинции, пока добирался, хлебнул, как говорится, через край той нищеты, что была просто кругом. Людям сейчас реально нечего есть, голод — это настоящая беда. В памяти всплывает что-то такое о послевоенном голоде, но особо знаний нет. В столице же прямо на вокзале рот раскрыл от удивления. Мало того что стояли тетки с лотками, в которых лежали горячие пирожки, так даже пиво продают! Рядом с вокзалом и вовсе ресторан работает. Понаблюдав с полчаса, отметил, что люди в него заходят самые разные, не только какие-нибудь партаппаратчики. У меня деньги пока есть, но светиться без документов не хочется, поэтому направился на трамвайную остановку. Нужно добраться до товарной станции, найду документы, вот тогда и в ресторан можно. Еще бы узнать у кого-нибудь, могу ли я, к примеру, деньги со своего аттестата снять, или он уже того, за истечением срока пропал?
По пути встретился киоск с надписью «Справочная», и я решил попытать счастья. Я ведь не знаю, кто выжил из ребят, с кем я воевал когда-то, но то, что Лешка Нечаев, мой первый взводный, до войны был москвичом, это точно.
Чуда не произошло. Нет, я не узнал, что командир погиб или без вести пропал. Просто в Москве мужчин с такими данными… Блин, да до хрена их! Пробовал и возраст указать, приблизительно, конечно, сузить рамки поиска хотел, нет, ничего не выйдет. Можно, конечно, выписать на бумажку данные всех, кто числится в столице, и тупо обходить подряд, но как-то не хочется.
Регистрацию в Москве никто не отменял, поэтому после того, как я удачно откопал свои бумаги и деньги, что оставлял здесь, направился в отдел милиции. Ждал всего чего угодно, вплоть до ареста, но чтобы вот так просто взяли и поверили в мою байку? Принявший меня старлей задал несколько вопросов, что-то записал, да и отправил в соседний кабинет делать справку. Сказали, как пропишусь где, сразу поставить отметку, на этом все и закончилось. Я даже отважился и спросил про аттестат. Оказалось, все так же просто, нужно в сберкассу сходить, там предъявить новые бумаги, а дальше уж как захочу. Правда, теперь у меня уже не так много денег, как во время войны, цены-то подросли, да и денежки стали подешевле. Впрочем, это меня не пугало, денег у меня и так хватает, даже по меркам Москвы.
Приятно, черт возьми, было держать свои, кровью заработанные награды. Надевать не буду, как-то не по мне это, но бережно убрал в карман. Кстати, об орденах. Мне ведь и за мою короткую службу в американской армии пара висюлек перепала. Прикольно, у них за ранение аж целая медаль положена, ценят пока еще простых людей в Штатах, не обижают. Мне ведь даже пенсия там идет, небольшая, но по меркам Союза я получаю как здешний мастер крупного завода. Плюс служба в полиции, хоть и инструктором, рука не позволила полноценно пройти медицинскую комиссию, но на жизнь мне там хватает. Почему вдруг решил о деньгах подумать? Так все мои средства, вырученные на продаже драгоценностей, ушли в дело, а живу я именно на зарплату и пенсию. Бабки отбиваться начнут в начале пятидесятых, потерплю немного, говорю же, мне вполне хватает и того, что получаю. Ведь дело в чем, сколько человеку ни плати, он всегда будет хотеть большего. Счастлив оказывается тот, кто может себя остановить в потреблении, решив, что ему действительно нужно, а что вроде бы и не надо. У меня в Штатах дом на побережье, еще один, совсем небольшой, под Нью-Йорком, две машины, как и положено, у обоих домов, это чтобы передвигаться было удобнее, а больше мне ничего и не нужно.
Удалось переоформить аттестат и получить нормальную, новенькую сберкнижку. Деньги я на ней не трогал, только узнал остаток, да, не так уж и густо там, но все же лучше, чем у многих. После сберкассы направился на рынок, благо был близко. Торгашей уже было немного, успели, видимо, расторговаться, но я смог подобрать себе неплохой гардеробчик. Давно нужно было озаботиться, но не с переодеванием, а именно с покупкой. Меня, может, и в милиции не мурыжили именно потому, что внешний вид был подходящим. Сейчас я приоделся, неброско, но все же одежка была явно новее, да и просто чище. Тут же, на рынке, меня и настигли первые, со дня моего возвращения, приключения. Даже забыл уже, что у нас за страна. На подошедшего паренька, лет двадцати на вид, я вначале не обратил внимания. Когда почуял руку, шарившую в моем мешке, который висел за спиной, дергаться не стал. Чувство было, как будто меня слегка за плечи потянули.
— Думаешь, там есть что-то ценное? — спросил я не оборачиваясь. Ожидал всего. Думал, воришка просто сдернет или, на худой конец, что огрызнется на меня. Но произошло следующее. Чьи-то руки схватили мой мешок за лямки и потянули с силой назад, а, скорее всего, нога так толкнула меня вперед, что мешок с меня спрыгнул как по маслу. Даже сообразить не успел, как оказался на земле. Сложность была в том, что я находился практически в толпе, в очереди стоял, за хлебом, поэтому не сразу заметил, кто вообще меня ударил. Лишь по возгласам стоявших в очереди людей понял, куда смотреть. Только спину и кепку на голове удалось разглядеть, прежде чем очередь сомкнулась и вор исчез из виду. Мгновенно подпрыгнув, я рванулся было за ним, но вначале пришлось бороться со стоявшими в очереди. Кое-как растолкав зевак, некоторые очередники уже забыли, за чем стояли, и глазели, ожидая развязки. Повезло, что народа на самом рынке было немного, и среди рядов, уже в трех десятках метров от меня, я разглядел убегавшего. Бросившись в погоню, как оказалось, я поступил слишком опрометчиво, был практически сразу остановлен крепкими ребятами.
— Эй, дядя, не беги так, а то споткнешься! — выдал один, смешно цыкнув и ощерившись.
— Ой ли? — брякнул я и попытался обойти этих, несомненно, сообщников преступника.
— Ну, чего, глухой, что ли? — рявкнул второй, но довольно беззлобно.
— Не-а, слепой я! — серьезно бросил я в ответ и нанес два удара. Бил не в полную силу, а то еще бошки им поотшибаю, благо научился за эти годы многому.
Не дожидаясь, когда громилы осядут на землю, я пустился в погоню. Вор уже давно скрылся за углом павильона, что стоял по левую руку, но мало ли, была надежда, что эти «промысловики» здесь «работают» целый день, вряд ли уйдут с одним моим мешком. Хотя они к этому времени могли много набрать, надо спешить.
Выскочив из-за угла, я со всего маху налетел на здоровый такой дрын, толщиной с мою руку. Хорошо, что удар был в грудь, а не в голову, иначе бы точно убили. Да-да, этот хренов воришка, оказывается, спокойно дождался за углом, когда я добегу, и встретил меня дубиной в грудь. Свернувшись в позу эмбриона, я аж взвыл. Больше от обиды и досады, чем от боли. Нет, больно было, конечно, но я себя материл, что так опрометчиво кинулся за воришкой.
— Шустрый, блин, какой! — пробормотал вор, шмоная мои карманы. Те, что были на виду. Хорошо, что деньги, ценные вещи и документы были во внутренних.
— Зря ты это, паря! — произнес я, через силу заставляя себя сделать рывок. Маневр был направлен на то, чтобы просто уйти в сторону, защитившись от возможного удара в голову. Не прогадал. Вор, явно испугавшись, уже занес было ногу, чтобы моей башкой пенальти пробить, да было поздно. Кашляя и сплевывая, я встал и распрямился.
— Повторяю, зря ты это. Верни, что взял, и я о тебе забуду… — я спокойно сказал это воришке в лицо и думал, что тот хоть что-то скажет. В ответ преступник лишь ухмыльнулся, и в его руке блеснула «финка». Да красивая какая!
— Отлично, мне как раз нужен хороший нож, давай его сюда, — в свою очередь улыбнувшись, хотя и было до сих пор чертовски больно ребрам, я вытянул вперед руку, чуть согнутую в локте. У меня, вообще-то, она хреновенько сгибается, как ни пытался хирург, причем отличный хирург, в Штатах мне ее восстановить, все же дефекты остались.
Воришка поступил именно так, как я и ожидал. Наглые слова жертвы всегда действуют на преступника как красная тряпка. Сделав выпад, наверное, хотел меня насадить как на пику, вор перенес весь свой вес на одну ногу. Двумя руками, одной по тыльной стороне ладони, а второй в район локтя, я остановил его руку, а левой ногой, ударив под колено, заставил преступника упасть.
— Говорил же, давай сюда! — сказал я поучительно, поднимая нож с земли.
— Тебе все равно хана, урод! — выдавил из себя наконец воришка.
— Ну ты и смешной! — откровенно заржал я. — Ты себя-то в зеркале когда последний раз видел? Красавец, бля! — Парень реально был смешным на лицо, как раз его и можно было смело назвать уродом. Торчащие огромные уши, выпирающий кадык, глаза навыкате, а еще меня уродом кличет.
Преступник попытался встать, точнее даже вскочить, но новый удар по ногам вернул его в прежнее положение.
— Сиди, пока не разрешу, даже дышать старайся через раз, понял меня, ушлепок? — я вдруг начал злиться, случайно заметив на земле сверток с медалями. Когда этот хрен успел его вытащить, я вообще не заметил. Сверток был во внутреннем кармане, вместе со всеми документами, я наивно полагал, что его он не найдет.
— Чё те надо? — презрительно, аж слюна с губы слетела, выпалил вор.
— Специально меня пасли, или на шару рванули?
— Ты чего, у хозяина, что ли, сидел? — вдруг надломившимся голосом спросил поверженный преступник.
— Сидят на параше! — Ну да, могу и на знакомом для таких людей языке общаться. — Но ты туда вряд ли попадешь. Вытряхивай все, да, не только мое, — увидев жест, когда бьют кулаком по сгибу второй руки, я не выдержал. Одной ногой сбив в сторону выставленные ко мне ноги противника, вторую я опустил между его «копыт». Легкий поворот всем корпусом, и одна нога противника, громко и противно хрустнув, сгибается под непривычным углом. Крик, вырвавшийся из пасти врага, а он, несомненно, являлся для меня врагом, пришлось глушить жестко. Катающийся по земле противник орал благим матом, когда ему на голову обрушился мой кулак. Крик внезапно оборвался, а я уже тянул руку, чтобы проверить пульс. Вот, блин, ведь не хотел вроде, а все равно ударил со всей силы, торопился. Мы ведь сейчас находимся за основным павильоном рынка, тут что-то вроде складов было, людей пока не было, да и прошло-то всего несколько минут от начала действий, но нужно торопиться. Короче, уработал я этого наглого воришку очень серьезно. Челюсть минимум в одном месте сломана, скула приобрела приличную вогнутость, а глаз мгновенно заплыл.
Нужно собирать свое, ну, за моральный ущерб еще можно прихватить и чужого, да и валить отсюда. Нападавший лежит в отключке, вокруг никого, так, шагах в тридцати прошла мимо женщина, но голову не поворачивала, действие-то кончилось, и ничто не привлекало внимание. Быстрый шмон дал мне нехилый прибыток, причем такой, что мне сразу захотелось допросить вора на предмет их «малины» и «общака». Просто обалдел от суммы, что была на кармане у вора, вот и предположил, что где-то есть явно больше. Не то чтобы мне так нужны были большие деньги, просто хотелось лишить бандитов добытых средств. Скажете, чем я сам от них отличаюсь? Да фиг его знает, после того как за цацки грохнул гэбэшников в Сталинграде, мне вообще как-то пофигу стало на моральную сторону вопроса. Правда, там у меня выбора не было. Либо валить продажных служивых, либо в яму, я выбрал жизнь.
Еще раз осмотревшись по сторонам, схватил за шиворот ворюгу и потащил в сторону сараев. Нажав плечом на одну из дверей, втащил пленника внутрь. Пара оплеух — и тот застонал.
— Жить хочешь, паря? — тихо спросил я.
— Я… ммммм… — А, черт, у него же челюсть в хлам.
— Тогда слушай, потом все равно скажешь, через не могу.
Я минут десять мучил его на предмет нахождения их «блатхаты» и «общака», пока не добился своего. Хата оказалась поблизости, возле рынка, но там люди, точнее, его подельники. Нычки он мне тоже, как мог, но описал. Крови на мне много, так что еще одну сволочь добавил к списку не раздумывая. Свернув вору шею, хотел было выходить из сарая, когда случайно в щель возле двери увидел тех двух громил, что пытались меня остановить в самом начале. Очухались, значит, хреново. Посмотрев, куда они побежали, понял, что в сторону их квартиры, что использовалась как «блатхата». Хорошо, мне тоже туда, плохо было то, что у этих двух в руках были стволы, а у меня, кроме теперь уже двух ножей, ничего. Ладно, чего мне, привыкать, что ли, на врага с голыми руками. Да и не совсем голыми, получается. Проблема была немного шире, на квартире их может быть много, вор сообщил о численности банды, а она была ой какая немаленькая. Если не соврал, что в его положении было бы очень сложно, то их там может быть два десятка. Шестерок внутрь не пускают, во дворе должны обитать, это ведь не просто место для сходки, а именно убежище для серьезных членов банды. Как пройти мимо шестерок незамеченным, пока не знаю, да и думаю, нужно ли лезть на рожон. Решил сходить и поглядеть, для начала. Не успел вылезти из сарая, как из-за павильона выскочили четверо сотрудников милиции и бегом устремились в ту же сторону, куда направлялись бандиты. О, блин, уже и погоня, точно нужно посмотреть, авось и догонят.
— Извините, товарищ сержант, — обратился я к милиционеру, стоявшему на углу нужного мне дома. Подойти я решил после того, как убедился, что менты не знают, куда дальше идти. Разошлись в стороны и проверяют по одному подъезды, опасно это. Вот я и решил подсказать, куда им нужно.
— Что вам, гражданин? — нетерпеливо бросил сержант милиции, кстати, с орденом Красной Звезды на гимнастерке.
— Два мужика, здоровые такие, — я показал руками ширину плеч громил, — с пистолетами в руках пробежали тут и зашли в подъезд вон того дома, номер четырнадцать.
— Точно с оружием? — тут же заинтересовался мент.
— Да что же, фронтовик наган не разглядит в руке? — даже удивился я.
— Спасибо, товарищ, вы очень помогли! — (О, я уже товарищ, а не гражданин.) отблагодарил меня сержант и хотел было идти звать товарищей на помощь, но я его дернул за рукав.
— Товарищ сержант, вы бы помощь позвали, их там не двое, я видел еще нескольких. Оружия в руках не было, врать не буду, но думаю, оно точно есть.
— Там же, у подъезда?
— Да, они тех встретили и вместе зашли внутрь.
— Черт, хорошо. Еще раз спасибо. Да, может, вы нам поможете?
— Да я инвалид, боюсь, что только помешаю…
— Да никто тебя на задержание не пустит, — успокоил меня мент, — наше отделение всего в двух кварталах, нужно сбегать туда и передать записку! — с этими словами сержант выхватил из нагрудного кармана блокнот и быстро начал писать.
Чувствую ли я вину? А за что? Решил воспользоваться милицией для своих шкурных дел? Да ни разу! Наоборот, предупредил, что бандиты при стволах, а то бы стражи порядка сунулись к ним и огребли, а так все будет хорошо. Да и плюнул я уже на «общак», черт с ним. Я наведаюсь сюда, когда все утихнет, судя по тому, что говорил воришка на допросе, менты вряд ли смогут найти тайник, обыскивали уже.
Отделение, в которое меня послали за подмогой, находилось все же не так близко, как это описал сержант, пришлось пробежаться чуток. Вытирая со лба пот, я оказался перед дежурным.
— Вы что-то хотели, гражданин? — спокойным тоном спросил меня молоденький милиционер.
— Да, у меня записка, а вот для кого, решайте сами. Только попрошу быстрее, там могут люди пострадать, — сказав, я передал записку дежурному, но ее тут же у него отобрали.
— Чего там, Костров? — подошедший милиционер в звании капитана вопросительно посмотрел на дежурного, а потом перевел взгляд на меня.
— Да вот, товарищ капитан, принесли… — дежурный протянул записку капитану.
— О, черт! У нас людей нет, только трое следователей… Так, мужчина! — это уже мне.
— Да?
— Вы сами видели, сколько там преступников и как вооружены? — задавая вопросы, капитан быстро добрался до железного шкафа в конце дежурки и начал открывать.
— Видел двух громил, с наганами, несколько человек были поблизости, оружия у них не видел, но, думаю, есть.
— В армии служили? Хотя… — чуть замешкавшись, явно осознавая мой возраст, капитан изменил вопрос: — Воевали?
— Да, демобилизован по ранению в сорок третьем.
— Что за ранение? — капитан выгребал из шкафа оружие и патроны.
— Ранение глаз, почти не видел ничего, вот, почти пять лет лечился, сейчас лучше.
— Поможете милиции? — Ни фига себе вопросец!
— Попробую… — смущаясь, ответил я.
— Держи, — перешел на ты капитан. В протянутой руке был ТТ, как только я взял пистолет, мне протянули еще два магазина и коробку патронов.
— Расписаться нужно? — спросил я, рассовывая по карманам боеприпасы и доставая одновременно документы.
— Ты где воевал? — спросил капитан, мельком взглянув в мои бумаги.
— Тринадцатая гвардейская…
— Сталинград? — удивленно вскинул на меня глаза милиционер.
— Именно, старшина запаса Иванов, Александр.
— Семенов, Костей зовут. Так, Костров, собирай всех, оружие готово, сам тоже идешь! — капитан вернул мне документы и больше ничего не спрашивал.
Надо было видеть молодого дежурного. Он так в лице изменился, словно его мелом обсыпали.
— Константин, не бери молодого, пусть здесь остается, может, по телефону помощь где найдет. Адрес-то знает.
— Да, думаю, ты прав, — посмотрев на дежурного, кивнул мне капитан. — Я в сорок втором с фронта убыл, осколок в груди, тоже три года по госпиталям, но вот, как видишь, даже служить взяли.
— Остальные-то как, с опытом? — спросил я, видя, как в дежурку входят еще два милиционера.
— Один, второй чуть постарше Кострова, но ребята крепкие, — кивнул мне капитан Семенов.
— Тогда поторопимся, а то как бы там ваши коллеги дров не наломали, — качнул я головой.
Два следака, что взял в помощь Семенов, вооружились ППШ. Я, как снайпер и офицер отдела спецназа полиции Лос-Анджелеса, хотел бы увидеть винтовку с оптикой, но ее не было. Жаль.
Семенов рулил всеми, оказалось, он начальник того отделения, в которое меня послали за подмогой. У них всего в штате восемнадцать человек, но в наличии оказалось трое, вместе с ним. Четверых я уже видел, они караулили бандитов, вместе со мной команда насчитывала восемь рыл. Ладно, посмотрим, может, и получится уработать бандитов. Для меня сложность была в том, что менты ведь захотят непременно арестовать преступников, а под это дело мы можем потерять половину отряда. Эх, заставить бы воров стрелять, чтобы и нам сразу в бой, так легче. Спросил у капитана, как хочет действовать.
— Подойдем к подъезду, потребуем сдать оружие и выходить с поднятыми руками. Откажутся или стрелять начнут, что ж, примем бой. Ты, главное, первым не стреляй, жди моего выстрела, но обстановку отслеживай. Давай, вспоминай фронт, наверняка навыки не забыл!
— Нет, не забыл, в Сталинграде столько домов зачистили, не забудешь до смерти, — дернул я затвор и повернулся лицом к дому бандитов.
— Так, рассредоточились все, — тихо скомандовал капитан, и все начали быстро занимать удобные места. — Вот черт, рупора нет, придется так орать, — с сожалением заметил Семенов и прокричал призыв к бандитам сдаваться.
Все пошло так, как мне и хотелось, буквально сразу. «Шестерки» были неопытными бандюгами, одни понты. Может, те, кто постарше в их иерархии, и попытались бы договориться с ментами, но эти начали шмалять. Капитана Семенова чуть не завалили с первых же выстрелов. Уж больно огонь плотный был. У бандитов оказались автоматы, нам с ментами сразу поплохело. Расстояние до подъезда было метров тридцать, для эффективной стрельбы из пистолета далековато для обычного стрелка. Но я ведь все-таки снайпер, поэтому начал выискивать отдельно прячущихся бандитов и открыл огонь. После того как завалил пятого, я это отчетливо видел, я перезарядил ствол и стал наблюдать, перед этим сменив позицию. Наши начали давить огнем подъезд, ответных автоматных очередей больше не было, еще бы, автоматчиков я и выносил прежде всего. Из одного разбитого окна высунулся было ствол «папаши», но его быстро заткнули. Да уж, милиция в это время не церемонится с преступниками. Стреляют? Менты будут давить огнем до полного уничтожения. Странно, конечно, ведь в доме есть и другие жители. Но что было хорошо, менты стреляли прицельно, это вам не новобранцы на фронте, где шмаляли даже не на звук, а вообще так, для общей какофонии. Менты не попали ни в одно окно квартир, окружавших то, из которого велся огонь. Очень тщательно целятся, даже автоматчики.
Поймав себя на мысли, что мне кто-то что-то кричал, я огляделся. Вот же блин-блинский! Это уже рефлексы. Даже не заметил, как оказался под стеной дома. Это вот я зачем сюда полез? Мать моя женщина! Глянув в сторону ментов, те укрывались кто где, но Семенова я рассмотрел, я понял, кто кричал. Это меня окликали, когда увидели мой прорыв к дому. Черт, вот это я выдал! Я же не на службе, куда полез-то???
Эх, гранату бы! Из окна над моей головой, резвясь от азарта, длинными очередями стрелял какой-то хрен. Отсюда, со стороны противника, я увидел, насколько невыгодными были позиции ментов. Они не могли сделать больше одного, максимум двух выстрелов, их тут же давили огнем. Не предпринимая никаких действий, я так и стоял, будучи готовым идти дальше, когда увидел, как сначала одного, а почти сразу и второго мента сразили пули бандитов. Эх! Да что же я творю-то???
Квартира бандитов была на первом этаже трехэтажки, по правую руку от входа в подъезд. Я находился прямо под окнами. Упав на землю, я добрался ползком до дверного проема, но из подъезда также периодически постреливали, незаметно мне это место не пересечь. И тут я увидел козырек над входом. Отличная идея, только вот тогда меня точно увидят те, что сидят в квартире… Блин, какая-то патовая ситуация. Те сидят, выходить явно не собираются, патронов у них там на целую войну, наверное. Наши уже экономят, стрельба со стороны ментов была очень скупой. Надо скорее завершать бой, иначе у нас банально кончатся боеприпасы. Я решился на прыжок, вряд ли сидящий в подъезде сумеет меня подловить, он ведь не ждет такого.
Чуть отступив назад, встал под окном кухни, с силой оттолкнувшись и сделав несколько быстрых шагов, я прыгнул вперед, приземляясь на руки, прыгал-то рыбкой. По мне не было сделано ни выстрела, то ли не заметили, то ли попросту не успели выстрелить. Так, выпрямляюсь и стучу в окно пистолетом. Спустя минуту за окном, стараясь выглядывать осторожно, появилась голова женщины, даже, скорее, бабушки. Жестами объясняю просьбу открыть окно, не понимает, блин, да что ж так все через одно место-то? Тут слышу крик, с трудом различаю голос Семенова. Смотрю в сторону милиционеров и наконец натыкаюсь взглядом на капитана. Тот показывает жест, в котором я понимаю, что тот объясняет мне, как попасть в квартиру бабки. Ага, советует разбить окно, черт, да меня старушка с дерьмом съест, когда я к ней залезу. Попытавшись все же еще раз объяснить старушке свою просьбу открыть окно, устав ждать, бью стекло рукоятью пистолета. Меня осыпает осколками, один, зараза, немного ранит руку, но вроде фигня. Подтягиваюсь и проникаю внутрь жилища. Бабка за окном уже на полу и что-то орет, я, не слушая причитаний, пролетаю мимо по направлению прихожей. Из подъезда стрельбы не слыхать, но это не значит, что там никого нет. Глазков сейчас еще ни у кого нет, приходится надеяться на мою скорость. Рву на себя дверь и… Понимаю, что тут никого и нет. Шаг вперед, голову вправо, осматриваю лестничные пролеты, что ведут вниз и вверх.
Тоже никого. Отлично, стреляли точно отсюда, но надо все равно проверять подъезд. Медленно, стараясь ступать как можно тише, я прошел весь подъезд до самого верха. Никого. Блин, а ведь из квартиры бандитов стреляет максимум пара стволов. С чего бы это, или заманивают? Высовываясь из окна на третьем этаже, машу капитану, показывая, что подъезд чист. Тот как будто только этого и ждал. Отдав какие-то команды остальным бойцам, сам по широкой дуге рванул ко мне. Бегу встречать его вниз, вдруг кто из бандитов выйдет. На первом этаже останавливаюсь и беру на прицел дверь бандитской хаты. Взгляд цепляется за что-то левее. Так, дверь квартиры слева от бандитской. Тут всего на площадке три квартиры. Две по сторонам, а одна прямая, вход в нее прямо с лестницы. Черт, а ведь дверь-то заколочена! Вновь рву к окну, что на пролет выше. Не вижу никого из ментов, но снизу слышу шаги. Обернувшись, наставляю ствол ТТ на капитана Семенова. Прыжком оказываюсь возле него и заталкиваю обратно в квартиру старушки.
— Чего ты? — со сбитым дыханием спрашивает меня мент.
— У них наверняка вход в соседнюю квартиру прорублен, ты же слышишь, стрельбы почти нет. Та выходит окнами на другую сторону, а мы как дураки там никого не ставили.
— Чего делать-то? — как-то даже растерявшись, проговорил капитан.
— Давай к своим, идите в обход, может, кого и заметите. Хотя, думаю, что у них там машина, — моя речь была скорее рассуждением. — Здесь я сам закончу, оставь бойца на улице, передай, что я кепкой в окно махну, тогда пусть заходит. Все, кэп, беги давай, только осторожно, задницу не подставь!
Надо отдать должное капитану, он не стал упрямиться и показывать власть. Просто развернувшись, пробежал мимо уже совсем охреневшей бабушки и выпрыгнул в окно.
Вернувшись на площадку, я долго думать не стал. Взяв короткий разбег из квартиры старушки, я прыгнул ногами вперед, вышибая хлипкую входную дверь бандитской квартиры. Оказавшись у них в прихожей, лежа на двери, с ходу делаю два выстрела. Один говнюк держал дверь на прицеле и дал очередь практически сразу, меня спасло только то, что лежал на полу, точнее, на двери. Завалив бандита, ползком пробираюсь в сторону комнаты, откуда раздаются редкие выстрелы. Да, похоже, еще двое, а то и вовсе один. Выглянув из-за косяка, увидел картину маслом. Один из бандитов стреляет в окно, то и дело пригибаясь, не стоит на одном месте, постоянно двигается, вон как стекла под ногами скрипят и трещат. Так вот, один стреляет, а второй, сидя под окном, перезаряжает тому магазины к ППШ. А-а-а, да он раненый, вот оно что. Блин, а ведь бандиты-то явно фронтовики, вон как слаженно работают. Обидно, блин, я-то думал, тут урки прожженные, а тут…
— Эй, махра, кончай воевать, давай поговорим, я не мент, такой же как вы, фронтовик, — крикнул я из коридора.
— Сеня, они тут, — раздался приглушенный вскрик, и тут же ко мне в коридор влетели несколько пуль.
— Да не дурите, мужики, ведь вас же как мясо оставили, прикрыть воров. Вы для этого кровь проливали, чтобы урок защищать? — продолжал я.
— Вы же все равно не выпустите! — вдруг ответили мне.
— Так валите тем же макаром, что и урки, не стану в спину стрелять, я не в заградотряде воевал! — Последовала пауза.
— Мы уйдем, я верю тебе! — донесся ответ, а стрельба больше не возобновлялась. Услышав быстрые шаги по стеклу, я чуть высунулся в проем и увидел не то, что хотел. Один из стрелявших стоял и смотрел на меня. У меня ствол в опущенной руке, у него тоже, но вот во второй у него была граната, и она внезапно полетела ко мне. Кинувший ее, крикнул:
— Ничего личного! — и прыгнул в сторону, уходя из возможной зоны поражения. Мне оставалось лишь одно. Граната, стукнувшись об пол практически у меня под ногами, покатилась дальше, а я прыгнул в комнату. Уже в полете меня подхватила взрывная волна и швырнула в стену. Удар был жестким, но все же это лучше, чем получить десяток осколков. Да, мне удалось избежать ранения, но болело всё. Встав на колени, я проморгался и посмотрел на дыру в стене. Так, теперь я точно вас не отпущу!
Переваливаясь через обломок стены, я очутился в соседнем помещении. Почти прямо передо мной было открытое окно, а возле него лежал тот, кто еще минуту назад снаряжал магазины стрелку. Во лбу дыра, да, стрелок был жестоким человеком, если так поступил. Вот как раз он наверняка и служил в заградотряде. Подойдя к окну, я увидел, как к углу соседнего дома подбегает знакомая фигура. Далековато, но… ТТ хороший пистолет, две пули, устремившись вслед за преступником, настигли того возле самого угла дома. Стрелял-то я на опережение, вот и попал. Мужика крутануло и бросило в сторону. Он еще был жив, когда я подошел к нему.
— Зачем? — просто спросил я.
— Ненавижу вас, красноперых! — выдохнул бандит, изо рта текла кровь, он пытался сплюнуть ее.
— Я же сказал, что я не мент…
— Ага, а я поверил! — усмехнулся бандит.
— Отучили тебя верить людям, поэтому и оскотинился. — Раненый сунул руку в карман, но раны не позволили ему сделать это быстро, поэтому я и успел. — Ничего личного! — вернул я бандиту его же слова и сделал выстрел в голову. Бандит так и застыл, с рукой в кармане. Наверняка там граната, даже проверять не стану, на это бравая милиция есть. О, а меня сейчас, кажется, местные жители порвут!
Пока я стоял и смотрел на свежий труп, вокруг начали выползать люди. Кто-то даже что-то выкрикнул. Смотрите, какие смелые, пока рядом бандосы жили, небось ни одна зараза носа не показывала из дому, а тут осмелели. Я спокойно, но быстро решил ретироваться туда, откуда пришел. Уже подтягивался на раме, желая поскорее исчезнуть в квартире, как за спиной послышался знакомый голос.
— Эй, старшина, куда побежал-то? — капитан Семенов улыбался, придерживая раненую руку. На белой гимнастерке отчетливо видна кровь.
— Да тут местные чего-то расшумелись…
— Ну-ка, граждане, кто в свидетели пойдет? Жили рядом с бандитами, наверняка что-то видели и слышали… — Народ с улицы начало сдувать в прямом смысле. Вот такие в большинстве своем у нас граждане.
— Ага, ты еще скажи, что кто-то точно пособником был, тогда еще быстрее убегут, — сказал я капитану, подойдя к нему. — Серьезно? — я указал на руку.
— Навылет, болит, зараза, — поморщился Семенов.
— Чего с бандитами?
— Да ушли, суки… Думаю, немного, ребята всего четверых видели.
— Зато наверняка самых главных, ну, или важных, — заметил я.
— Да уж, — Семенов сплюнул, — как сам? Чего ты вдруг этого добил?
— Он, сука, в меня гранату в квартире бросил, как я извернулся, сам не понял. А тут думал, возьму его «языком», так он в карман полез, от еще одной гранаты я бы вряд ли увернулся…
— Да и правильно! — тихо, на ухо сказал мне капитан. — Чего он такого рассказать бы смог? Главари сейчас залягут так, что хрен найдешь, вряд ли будут по старым нычкам прятаться.
— Возможно, возможно.
— Скольких же ты завалил, а, старшина? — серьезно посмотрев на меня, спросил капитан.
— Да не считал, как-то не до этого было, — скромно сказал я.
— Можешь ты стрелять, брат, прямо снайпер! — похвалил, прихлопнув меня по плечу, милиционер.
— Так я и был снайпером на фронте, — пояснил я.
— То-то я гляжу, пока мы там думали и целились, ты всех автоматчиков заткнул! — восхищенно и как-то радостно воскликнул Семенов.
— Да ну, не перебарщивай, на, держи подотчетное, — я протянул капитану пистолет и патроны, магазины пустые также отдал.
— Тебя где искать-то, если что?
— Да я сюда так, проездом, хотел документы выправить новые, а то в тайге просидел столько лет без бумаг. Как в люди вернулся, гляжу, а тут столько всего наворотили…
— Это да, документы нужны. Я могу помочь, если хочешь, — у тебя жить-то есть где? — предложил вдруг капитан.
— Да нету, откуда? — ответил я, разведя руками.
— Могу в нашу гостиницу определить, кстати, а к нам не хочешь пойти? Ты ведь без работы сейчас?
— Я бы не против, да только хотел друзей найти, фронтовиков, навестить. Как выперли меня из армии, так не видел никого, а обещал обязательно приехать. Да и не был на людях я давненько, хотелось бы «подышать» немного, людей посмотреть, города…
— Так я не тороплю, отдыхай, гуляй. Как надумаешь, приезжай, все устроим, — серьезно заявил Костя.
— Подумаю, — кивнул я и добавил: — Но давай я все же не буду обещать, чтобы не подводить, ладно?
— Да не вопрос, — ответил милиционер. — Ты сейчас-то куда?
— Да я собственно на рынке был, кое-что из одежки покупал, моя совсем истаскалась. А тут эти… — я указал на труп.
— Ну ладно, пойдем, нам еще бумаг кучу писать.
— Я через окно, если не возражаешь?
— На фига?
— Так у меня вещи в мешке возле дома лежат, если не сперли, пока мы тут кувыркались!
— Ну давай, там сейчас наши подойдут, ты только в квартире оружие не трогай, замучаешься потом доказывать, что не твое.
— Спасибо, бывай, капитан, глядишь, может, и свидимся, — поблагодарил я милиционера за совет.
Оказавшись в помещении и не увидев ни одного коллеги Семенова, я вдруг вспомнил о тайниках бандитов. А что, можно и хапнуть, я, можно сказать, заслужил сегодня. Быстро пробежав по квартире и убедившись, что никого в ней кроме меня нет, я быстро заскочил в кухню и, подставив табурет, полез к вентиляционной решетке. Она тут на загнутом гвоздике держалась. Повернув тот, убрал в сторону решетку и просунул руку. Довольно быстро нащупав большой сверток, вытянул его наружу и, мельком глянув, убрал под пиджак, заткнув за пояс. Вернув решетку на место, я устремился к окну. Пока было так же тихо, надо спешить. Сунув нож под один из углов подоконника справа, чуть надавил, и тот послушно поднялся. Руками сдвинул доску подоконника в сторону и заглянул в скрытую нишу. Мама моя, а как мне выносить все это? Внутри лежал сидор, выглядевший квадратным. Развязав завязки, увидел пачки денег, а деньги сейчас не как в двадцать первом веке, купюры просто огромные, чуть не со страницу небольшой книжки. Вновь завязав мешок, я накинул его на плечи и прямо так двинул к выходу, вернув подоконник на место. Во дворе уже суетятся милиционеры, поэтому два других схрона проверить не успею, плевать, и так, по-моему, до хрена взял, надо еще выйти как-то.
— О, старшина, торопишься? — я столкнулся в дверях с одним из следаков, что взял в помощь Семенов.
— И тебе привет, как сами, все живы?
— Да пощипали нас, сам же видел. — Точно, видел.
— Чего хотел-то?
— Помоги трупы вынести.
— А их осматривать что, не будут?
— Да чего эту падаль осматривать, выкинем на улицу, сейчас труповоз подъедет.
— Ну, давай. — А чего, глядишь, я так и мешок незаметно на улицу вынесу.
У бандитов в хате хватало разного вида сумок, мешков и прочего барахла. На мой вопрос, выносить ли добро, следак ответил утвердительно. Вот я положил на грудь одного из трупов мешок, что стоял возле стола в большой комнате, а рядом и «свой». Схватив труп за руки, потащил волоком на улицу. Следак было окликнул, предложив таскать по двое, да я отмахнулся, а тот, чуть подумав, брякнул:
— И то правда, чего с этим говном возиться. Тащи так, возле входа, у подъезда, бросай, там наши разберутся, когда машина подъедет.
Вытащив все трупы, я попрощался с милиционерами и отошел в сторонку, туда, где лежал сидор. Я его недалеко откинул, когда вынес вместе с первым трупом на улицу. Народ хоть и бдит по окнам, да вряд ли что-то разглядели. Тут выступ в стене, эркер, что ли, вот под стену я мешок-то и пристроил. Сейчас, дождавшись момента, когда на меня никто не смотрит, я просто взял мешок и двинул отсюда. По пути еще и свой прихватил.
Чего-то я обнаглел с наживой, я же в Союзе, а не в Штатах, куда мне здесь такие бабки, тратить-то их где? Всего с бандитов, вместе со схронами, я снял такую кучу денег, что хватило бы до конца жизни спокойно жить не работая. Только ведь не дадут так жить, спалюсь нафиг. Да и, если честно, не собирался я до конца жизни тут оставаться. Одно дело, навестить друзей, самому погулять по знакомым местам, а совсем другое здесь жить постоянно.
Вечером, сняв комнату у одной бабульки с рынка, я пересчитал все деньги, привел в порядок одежду и продумал, как буду действовать завтра. Решил я рвать с утра в Рыбинск. Возьму билет на поезд и поеду, скорее всего, так и сделаю. Можно было бы, конечно, «дернуть» тачку, да ехать самому, но я быстро отмел эту возможность. Нет, машин тут хоть и не как в двадцать первом веке, но все же много. После войны тут катаются теперь и иномарки, правда их немного. В основном же, конечно, «эмки», «Победы» да «полуторки» разные. Отмел я вариант с машиной по другой причине. Ужасно не хотелось трястись по нашим, отсутствующим дорогам, да еще и за рулем таких машин. Мне хватило дороги от Свердловска до Горького, там, хоть и пассажиром, но я успел вкусить все прелести передвижения на машине в Союзе. Более или менее комфортно, если можно вообще так сказать, ехать можно лишь со скоростью тридцать километров в час, я так неделю ехать буду, уж лучше поезд. Да была и еще одна причина, не столь веская, но все же. Мне почему-то не хотелось преступать закон в Союзе. Не то чтобы я каким-то ангелом стал, помню прекрасно, что натворил в Сталинграде, но вот просто не хотелось воровать. Это я к тому, что была идея угнать машину, да и ехать, но я эту идею затолкал поглубже в дупу.
К сожалению или к счастью, пока не разобрался, ближайший поезд до Ярославля, в Рыбинск напрямую почему-то рейсов нет, будет только через сутки. Надо чем-то занять себя на это время. Решил просто погулять. Вон, парк Горького есть, надо посетить, только вещи куда-то пристроить, а то хожу тут как передвижное отделение Госбанка, до первой остановки милицией.
Деньги припрятал просто, оставил в камере хранения, правда, пришлось снимать сразу две ячейки, в одну оба сидора не поместились бы. Только отошел от ячейки, попал на проверку документов. Нет, точно надо валить с Москвы, не хрен мне тут делать. Сейчас вот прогуляюсь до милиции, попробую через них узнать что-то об однополчанах, может и выйдет.
И ведь вышло. Оказывается, Нечаев жив, здоровье, правда, не очень, но все же живой, а вот Смолин погиб. Жаль «учителя», хороший был мужик, правильный. Погиб в самом конце войны, в Польше, будь она неладна. Почему? Так от рук пшеков и погиб, в спину суки выстрелили. Нечаева демобилизовали чуть раньше, в Белоруссии свое получил. Все это я узнал от одного мента, служившего в отделении, в которое я обратился. Оказалось, парень-то почти однополчанин, если не соврал, сказал, что даже помнит меня по Сталинграду. Убей не знаю, откуда он может меня помнить, я ведь старался не светиться, но говорил тот очень уверенно, хотя я думаю, привирает. Вот он, как узнал, что я воевал в тринадцатой гвардейской, так и решил помочь. Справки милиционер наводил долго, я часа три просидел в его кабинете за чаем. Напоили меня так, что начал думать о том, как бы не приспичило прямо на улице.
Нечаев, оказывается, уехал жить в Сталинград. Сразу после «списания» туда и отчалил. Вот же блин, я думал, меня одного туда тянет, ан нет, вот и командир этому свидетель. Как узнал, что Лешка там, сразу захотелось сесть именно на «южный» поезд и ехать в город на Волге. Но все же первый план пересилил меня. Кстати, я ведь и поехал в город на Волге, только в тот, что стоял выше по течению, в Рыбинск.
До дня отправления ничем особым не занимался, ходил, гулял, даже на ВДНХ сходил, впечатлило, хотя сейчас выставка была какая-то ограниченная, как сказали, реконструкция. Жизнь в столице даже сейчас, в середине двадцатого века, не для меня. Слишком шумно, слишком пафосно и слишком людно. Взять даже Лос-Анджелес. Город-то немаленький, но благодаря очень удачной застройке там не бывает таких скоплений людей. Тут же, блин, как в муравейнике. Суета…
Поезд «пыхтел» очень медленно, я раз сто уже пожалел, что выбрал этот транспорт. Это ни фига не двадцать первый век, движение очень «рваное». Состав то разгонится километров до сорока, то вдруг сбрасывает почти до нуля. Чего он так плелся, непонятно. Одним словом, ехать ужасно надоело. Так или иначе, но в Ярославль я с божьей помощью прибыл. На вокзале шмона не было, хоть это порадовало. По другому времени помню, что в Ярике автовокзал на другом конце города был, но это в наше время, как сейчас, неизвестно. Ярославль меня не удивил, война до него не докатилась, поэтому здесь все было вполне узнаваемо. Конечно, это касается центра, исторической, так сказать, части города. Улица Победы, проспект Ленина, все вполне так, как будет в будущем, за исключением отсутствия высоких домов, что вскорости настроят.
Оказалось, в эти годы автовокзал был тут же, возле железнодорожного. Быстренько перекусил в буфете, так как узнал, что всего через час будет автобус на Рыбинск, и побежал на площадь. Когда подъехал «пепелац», в котором предстояло трястись восемьдесят километров, мне вновь стало грустно. Когда приеду, нужно будет где-то снять жилье и хорошенько выдрыхнуться, а то я и так уже устал, что со мной будет еще часа через четыре…
Автобус, грустно переваливаясь на ухабах, ну блин, здесь и в это время с дорогой просто беда, и натужно ревя изношенным мотором, аж шесть часов плюхал до нужного мне города. Екарный бабай, в будущем эта дорога, далеко не самого лучшего качества, будет занимать всего час, это если скорость не превышать, а сейчас… Я вылез на автовокзале так, как будто сам и рулил всю эту дорогу. По другому времени вспоминая историю города, а я ее неплохо так знаю, двинулся искать рынок, что должен быть расположен в соседнем районе. Это только звучит так, соседний район, будто это далеко, на самом деле километр пешком, не больше. Это ж не Москва, где из района в район надо на метро ездить. Улицы были чистыми и красивыми, деревья, которые активно будут пилить в восьмидесятые годы, сейчас были с меня ростом, и это как-то украшало город. Брел к рынку, хоть и было уже четыре часа дня. Торговля наверняка давно закончилась, но у меня надежда на старушек, что сидят до последнего в беседах с себе подобными. А чего бабкам еще делать, на танцы ходить? Шел долго, не потому, что устал вконец, а просто было очень интересно. Помню, на городском форуме постоянные участники все время сетовали, что сохранилось очень мало фотографий, если добуду фотик, а главное пленку, обязательно наснимаю побольше, на память себе и потомкам. О, а что если фотографией заняться? Денег у меня на жизнь хватит, вполне могу себе позволить отдыхать, занимаясь для души фотографией. Вот уж оторвусь от души.
На рынке пара старушек, активно жестикулируя, смаковали историю одной женщины, что только что ушла от мужа.
— Ну и правильно, на кой ляд этого алкаша терпеть! — довольно громогласно заявила одна.
— Да ты что, он же только по выходным выпивает, зато работает… руки золотые просто! — не соглашалась вторая.
— Милые дамы, позвольте прервать вашу важную беседу, — вмешался я, побыв немного невольным слушателем сплетен.
— Чего? — даже, кажется, икнув от удивления, спросила первая. Мою речь или не поняли, или приняли не так, как мне бы хотелось.
— Уважаемые, извините за грубость, не могли бы вы подсказать, где можно снять комнату на несколько дней?
— Так бы сразу и сказал! А то —
— Еще раз извините…
— Ты приезжий, что ль? — вклинилась в диалог вторая.
— Ага, в командировку приехал, пока еще с жильем вопрос решится, надо как-то устроиться.
— Пьешь? Хулиганишь?
— Да вы что? — сделал я крайне удивленный вид. — Уж не мальчик хулиганить-то. Да и вообще… — что вообще, я уточнять не стал, но сделал крайне серьезное выражение лица.
— А кем работать-то будешь? — вновь первая.
— Так милиционером, — спокойно сказал я.
— Вон оно чё! — воскликнули обе разом старушки и переглянулись. Но как оказалось, одна была явно не промах.
— А что же в общежитие не идешь, у них же свое, да и к работе близко будет? — а сама, как следователь, так и вперилась в меня своими черными глазами-щелками.
— Так я только приехал, с автовокзала иду. Там старушка подсказала сюда дойти. В общежитие устроюсь, когда на службу заступлю и предоставят место. Ведь как бывает, приедешь, а тебе говорят, что мест нет, что тогда делать? Вот и спросил одну бабушку, где можно жилье найти, она уверенно сюда направила.
— Документы-то есть?
— Есть, только удостоверения пока нет, не был еще на службе.
— Ладно, пойдем ко мне. Вчера комната освободилась, тебя заселю.
Договориться вышло легко, женщина осталась довольна тем, что готовить на меня не надо, максимум завтрак, все остальное время я рассчитывал быть в городе. Хотя кто сейчас может сказать, что и как будет?
Меня накормили очень вкусным ужином, даже не ожидал, если честно. Что понравилось жилье, которое мне предоставили, так это то, что квартира была хоть и коммуналка, но жильцов в ней было всего шесть человек, это вместе со мной и хозяйкой. Дом сам был чем-то вроде барака, одноэтажный с двумя подъездами, но на вид еще крепкий. Очень даже неплохо. Вполне себе чистая комната, условия хоть и общие, но вполне сносные. Одним из жильцов был сантехник, работающий в местном аналоге ЖКО, так что содержался туалет в порядке.
Быстро отужинав, я забрался было спать, но долго не мог заснуть, все прокручивая в голове то, что было, и то, что предстоит сделать. Да, я не только вернулся в страну, но еще и приехал в город, в котором лет через тридцать я появлюсь на свет, это как-то будоражило. Хотелось осмотреть буквально все, каждый дом, каждую подворотню. Понимаю ведь прекрасно, что нет еще не только моего будущего дома, а даже район тот сейчас, можно сказать, деревня, так как застроен исключительно частными домами.
Все-таки не заметил, как заснул. Утро наступило как-то резко, еще протирал глаза, когда хозяйка, наплевав с высокой колокольни на какие-либо приличия, просто вошла в комнату и разбудила, толкнув в плечо. Ладно хоть рефлексы с войны у меня отступили наконец. Года полтора назад поймал себя на мысли, что уже не кладу пистолет под подушку, да и от хлопков на улицах не вздрагиваю. Вот и говорю, повезло бабке, а то бы приложил спросонья-то, мяукнуть бы не успела.
— Эй, соня, вставай, на службу не опоздаешь? — Черт, вчера у нее голос был куда как приятнее.
— Тамара Алексеевна, какая служба, я ж с дороги только и прямо к вам, не был я еще на службе, там обо мне даже не знают.
— Так вот с утра и надо идти, а то как же? — Удивительно, она что, всю ночь репетировала речь?
— Сейчас встану, — ответил я и потянулся в кровати.
— Что-то ты не похож на милиционера, нежишься так, словно привык в кровати валяться. — Блин, она меня что, достать решила? Совершенно не хотелось ругаться, но и правда, вставать-то уже пора. Мельком глянув на часы, кивнул сам себе. Половина девятого, понятно, чего она так выступает.
— Вы извините, Тамара Алексеевна, просто как из армии демобилизовался, так никак не могу отоспаться.
— Где ж ты служил-то, уж немолод вроде? — чуть прищурив один глаз, спросила хозяйка.
— Так на фронте, знамо где. Тогда о возрасте не думали…
— Ой, милок, прости ты дуру, ведь вообще не подумала. Старая стала совсем, вообще ничего не соображаю, — извинялась она столь неумело, что я как-то сразу захотел свалить отсюда. За ней не заржавеет и участкового сюда притащить, к гадалке не ходи. Она даже не отвернулась, хотя бы для приличия, когда я встал с кровати. Понимаю, что бабка уже, но все же она перед мужиком стоит. Быстро надел штаны и рубаху и хотел было выйти в уборную, как внезапно понял, почему она не уходит.
— Тамара Алексеевна, а чем это так пахнет?
— Что такое? — заводила носом хозяйка.
— У вас на огне ничего не стоит? — я хотел выставить ее из комнаты, и не придумал ничего лучше, чем сказать, что якобы чем-то пахнет.
— Ой, мамочки мои, так ведь у меня же каша в печке! — вот теперь уже вполне верю, не играет.
Бабка выбежала из комнаты, а я, прихватив свои нехитрые пожитки, поскорее вышел из комнаты. Оказавшись в длинном коридоре, посмотрел по сторонам. Так, кухня, из которой сейчас доносились звуки, похожие на разбивание посуды, находилась практически напротив входной двери. Это заставило задуматься о том, как пройти незаметно. Вернувшись в комнату, я взглянул на окно и машинально кивнул — то, что нужно.
Уйти я решил, потому как назойливость хозяйки мне не понравилась. Топал сейчас мимо пивзавода, одного из самых старых зданий города, еще в прошлом веке построено. Писали, помню, хорошее пиво варили, сейчас уж не знаю, что тут и как. О, а палатка возле него уже стоит, не знал точно, когда она тут появилась. Сейчас закрыто, рано, наверное, еще, к вечеру можно будет опробовать, что за пиво варят в Союзе, на заводе в моем бывшем городе.
На автовокзале толпа. Постоял минут десять, почитал расписание, да и потопал себе пешком. Насколько помню себя в молодости, тут до моего бывшего дома восемь минут идти. Пройду, пожалуй, посмотрю, что там за деревня сейчас. Нет, смеюсь, это часть города, просто вон, отсюда вижу, одни деревенские дома, потому и назвал деревней. Интересно, сколько ни задумывался, но кажется, история если и изменилась, то немного. Может, клад для себя будущего где прикопать? Я прекрасно знаю места, которые и через пятьдесят лет не будут тронуты, так что вполне можно сделать ухоронку. А уж если выбраться за город, туда, где у нас скоро будет дача… Дело за малым, найти что-то ценное, что будет храниться долго. Сейчас-то еще, конечно, рано, моим бабке и деду по материнской линии всего по восемнадцать, это у отца родители были старше. Да, тому деду, что воевал где-то рядом со мной в Сталинграде, сейчас тридцать один год, а мне тридцать четыре, мой отец родится только через девять лет, во, блин, дела…
Блин, а ведь когда тут снесут все эти деревяшки, вокруг района построят дорогу, а я сейчас топаю по тропинке, блин, как в лесу! Птички поют, собаки бегают, а, да, кошки тоже. Навстречу никого, иду себе и иду. Черт, а здорово здесь, все перероют вскоре, сейчас вообще не понять, где мой дом будет стоять, а где другие, сплошные деревянные дома и огороды. Так, вот здесь где-то гаражи вроде будут, заберу правее, не знаю, мост-то уже через Черемуху есть или нет?
Моста не было, зато на том берегу виден забор воинской части, а также военного завода, что будет тут работать лет семьдесят, дальше уж не знаю, сюда провалился. Надо на всякий случай подальше держаться, а то хрен его знает, за шпиона примут, оправдывайся потом.
Забрав левее, я нашел тропинку, что вела в общественный сад культуры, пойду через него, все равно к мосту надо.
Через полчаса неспешной прогулки я вышел к железнодорожному вокзалу. А старый корпус отлично выглядит, как новенький! Перешел пути вместе со снующими туда-сюда людьми. Кстати, время вроде рабочее, а людей по улицам ходит много. Бегают и мужчины, и женщины, надо же…
Так, с железнодорожного вокзала мой путь пролегал в сторону набережной, именно там жил до войны Петя, мой фронтовой друг. Я приехал именно к нему и скоро, я надеюсь, его найду. Почему так уверен, что смогу найти? С фронта он был списан, надеюсь, что живя в тылу, остался жив и на свободе, вот и считаю, что он тут, в городе.
Набережная меня поразила. Нет, тут не было каких-то помпезных строений, тут было просто очень чисто и аккуратно. Деревья и кусты аккуратно подстрижены и расположены не абы как, а по линеечке, приятно пройтись. А дома тут, в центре города, были еще старой, дореволюционной постройки. Крепкие, кирпичные дома, имеющие в большинстве своем два этажа, но встречались и трехэтажные.
На то, чтобы найти нужный дом, у меня ушло минут двадцать, оказалось, в эти годы домов здесь было раза в три больше, чем останется в начале двадцать первого века. Строения расположены, казалось бы, в беспорядке, стоят и в линию, и внутри дворов. Если не заглядывать в подворотни и арки, то хрен найдешь. Поднявшись на второй этаж, удивился, не увидев привычный таблички возле звонка. Выходит, Петруха живет в квартире, а не в коммуналке.
— Доброе утро, а Петр Курочкин здесь живет? — спросил я, когда после звонка дверь открылась и на пороге появилась маленькая девочка, лет трех, наверное.
— А он на службе, — услышал я голос, а затем увидел и того, кто говорит. К двери подошла и встала за спиной у девочки удивительно красивая женщина, или девушка, выглядит очень молодо.
— Ой, простите, я Александр Иванов. Мы с Петром вместе служили… — Что произошло дальше, я даже не понял. Дверь распахнулась во всю ширь, и на меня просто прыгнули. Стою как дурак и не знаю, что делать. Эта женщина, да, скорее женщина, крепко обняла меня и стала что-то причитать. Из всего обилия слов я распознал только «спасибо».
— Извините… — пробормотал я, не зная, что еще сказать.
— Ой, это вы простите меня, накинулась, как девчонка. Проходите скорее, Александр Сергеевич! — О как, меня тут еще и по имени-отчеству знают?!
— Вы простите, не знаю вашего имени… — начал было я, когда наконец очутился в квартире.
— Я Алена, Алена Курочкина, Петя мой муж. — Вот это дал напарничек, такую дивчину отхватил!
— Ему повезло, — сказал я, делая не очень скромный комплимент.
— Ну что вы, Александр Сергеевич, это мне повезло, точнее, нам, — она выделила голосом последнее слово и взглянула на девочку. Так это Петрухина дочурка?
— Так, Алена, давайте без всяких Сергеевичей. Я понимаю, что выгляжу старым, но чувствую я себя гораздо моложе, — усмехнулся я.
— Ой, извините меня, Александр…
— Да просто Саша, что вы, в самом деле.
— Хорошо, Саша. Как вы здесь оказались? Петя вас столько искал, и после войны, и даже тогда, когда вы только уехали с фронта.
— Лечился я, Алена. Так уж вышло, только сейчас вернулся. Так, а где служит Петя, я правильно вас понял?
— Да, правильно, он в милиции служит. — Вот тебе, бабушка, и плюшки с изюмом. Утаивал, утаивал мешок с деньгами, а тут друган меня и сдаст. Хотя о чем это я?
— А как же…
— Вы о руке? — поняла мысль Алена. — Так он тоже долго лечился, ничего, нормальная рука стала. Чуточку плохо гнется, но это ему не мешает. Он следователем работает, бандитов не ловит, только дела ведет.
— Ясно. Так как мне его найти?
— А чего искать? Побудете у нас, он на обед домой приходит, это уже скоро, в двенадцать. Минут в пятнадцать первого он уже дома.
— Ну, я не знаю, не помешаю я вам? — мне стало неловко.
— Да что вы?! — возмутилась Алена. — Нисколько. Вы с дороги?
— Да, — не стал я говорить, что приехал вчера.
— Давайте я вам воды нагрею, сможете помыться и побриться.
— О, это с удовольствием, — восхитился я. Ну точно, Петрухе повезло, да еще и как!
— Хорошо, проходите на кухню, — мне указали направление, и я пошел, ведомый девочкой.
— Малышка, а тебя как зовут? — спросил я, дотронувшись до плеча девочки.
— Маша, — важно сказала Петина дочь.
— Хорошо, Маша. Чаем угостишь? А я тебя баранками! — предложил я, доставая эти нехитрые яства из мешка.
— Да, садитесь, пожалуйста. — Какая вежливая дочь. Наверное, в маму. Вообще-то, Петруха тоже, помнится, был скромным и вежливым парнем.
Когда чайник нагрелся, меня угостили крепким, явно без примесей травы, как делали многие, заваривая вместе с чаем всякие травки, чтобы расход меньше был. Напомню, голод сейчас, любые продукты в дефиците. К баранкам я достал еще и плитку шоколада, сухари и банку сгущенки. Черт, как знал ведь, когда на рынке в Москве втридорога покупал.
— Ой, что вы, столько всего! — изумленно посмотрела на меня Алена, войдя на кухню.
— Не нужно лишних слов, просто угощайтесь, — сказал я, делая пригласительный жест. — Я так понимаю, раз вы знаете отчество, так и о многом другом Петр рассказывал?
— Конечно! Он же, особенно первое время, когда вас искал, только о вас и говорил. Вы же ему жизнь спасли! Как он мог не рассказать мне о вас?
— Чего? — удивился я, это еще чего Петруха придумал, какую жизнь? Или он о том, как я его из воды вытащил? Вот блин, столько всего пережили вместе, а он все помнит такую фигню!
— Как же, ведь если бы вы не откопали его, он так и умер бы в своей ячейке. Сам-то не мог вылезти, рука не давала. — А, вон она о чем. Так ведь я тогда и не копал его, просто кричал бойцам, подоспевшим вовремя, чтобы его откопали.
— Ну ладно вам, он многое преувеличил. Бухгалтер! — бросил я в сердцах.
— Он так и не доучился. Пошел в милицию служить. Так-то его сразу не брали, он тоже долго лечился, но все же смог убедить всех, что может работать как все. Ему командиры ваши помогли, хорошую бумагу написали, да еще и наградили. Вот в милиции и пошли навстречу. Он очень хорошо служит, недавно старшего лейтенанта получил и орден! — видно, жена очень гордится мужем и просто счастлива, как может быть счастлива хорошая добрая женщина.
— Я очень рад за него, — ответил я и, чуть подумав, добавил: — И за вас. Рад, что он нашел такую хорошую жену!
— Я его с института любила. Мы на одном курсе учились, вот. А когда он вернулся, сам меня вдруг нашел и…
— Молодцы вы, ребятки. Так держать! — только и смог сказать я.
— Ой, Саша. Вода готова, вам помочь? — Да, это уже явный перебор, но здесь сейчас это нормально. О чем-то пошлом люди еще не думают.
— Вы мне только объясните, как водой пользоваться, дальше справлюсь, — спокойно попросил я, указывая на печь.
— Да все просто, — девушка показала мне, куда налить воду, в чем можно разбавить. Она ведь просто на печи согрела мне два ведра, а мыться предстояло в небольшом корыте, в которое, если честно, даже не сесть. Да, в Штатах-то я привык, там с бытом уже давно все в порядке, но в Союзе пока только так. Скоро ли еще газ подведут и у людей появится горячая вода в домах? Хорошо хоть вообще был водопровод и канализация.
Сколько я плескался, даже не заметил, но когда я, чисто выбритый и одетый в чистую одежду открыл дверь ванной комнаты, кстати, именно ванной, у многих это вообще делалось на кухне, то был сжат в объятиях моего друга. Это сколько же я мылся, что Петруха на обед вернулся?
— Как, как ты здесь оказался? — друг лапал меня уже целых десять минут, не выпуская из объятий. По его щекам текли настоящие ручьи, даже я прослезился.
— Ты меня задушишь сейчас, так ничего и не узнав! — констатировал я, пытаясь выбраться из крепких Петькиных лап.
— Сань, но как? — не уставал повторять мой друг и братишка.
— Да вот как-то так. Потом расскажу, а то ты, наверное, теперь бдительный стал, еще прицепишься… — пошутил я.
— Ты что, на зоне был, что ли? — вдруг словно споткнулся Петя.
— С чего ты взял? Хотя жил я именно в Сибири, которой так много пугают. Ничего, и там люди живут.
— Слушай, ведь мне в сорок четвертом ответ из Москвы пришел, что ты без вести пропал!
— Как это? Вроде пропадают на фронте, а с него меня поперли…
— Ну почему? Если человек исчезает, внезапно, то как это еще назвать? Удалось лишь отследить, что ты засветился в Москве, когда в госпитале лечился. Только вот врача найти не удалось, умер он, буквально через полгода, как тебя лечил.
— Да, жаль старика, он мне веру в жизнь вернул, да и зрение тоже, хоть и не полностью.
— Ну дела, как же ты без документов-то?
— Да нормально. У меня же они были, вот был в Москве, получил даже деньги в сберкассе. В милиции предлагали восстановить бумаги, да я не стал, решил быстрее к тебе приехать, позже переоформлю.
— Да я сам тебе все сделаю. Только… ты точно ни во что не вляпался? — Вот же, блин, бухгалтер-следователь, все-то ему нужно знать наверняка.
— Да точно, точно. В Москве, правда, с бандитами поцапался, обворовать хотели. Обратился к местным ментам, ой, прости, милиционерам, помогли. Правда, пришлось и самому пострелять, у служивых банально людей не хватает, вот и меня чуть на службу не привлекли, еле отбоярился.
— А что, ты не хочешь еще послужить? — удивился Петя.
— Петь, тебе честно?
— Конечно, да и не врал ты никогда!
— Наслужился уже выше крыши. В тайге, когда глаза поправились, бандитов гонял, теперь вот к людям вылез, а меня опять эту шушару гонять? Нет уж, хватит.
— А чего делать будешь?
— Да не знаю. Хочу по стране поездить, посмотреть, как жизнь у людей налаживается.
— Ну, с этим проблемы могут быть. Как это, что человек нигде не работает, да и места жительства у него нет?
— Так у меня довольствия столько скопилось, хватит, наверное, не один год прожить, не работая, потом что-нибудь придумаю. — Да уж, вот и как мне ему рассказать, где я был и что делал? Он же правильный стал, как не знаю кто.
— Ладно, черт с ней, с работой. Как тебе мои? — мы сидели на кухне, а Петькины девчонки тактично ушли в комнату.
— Во! — я показал кулак, с оттопыренным большим пальцем. Петя скромно потупил взгляд и кивнул сам себе.
— Люблю их, чего бы делал без Аленки, не представляю. Я же пить начал, как с армии списали. Рука не гнется, работы нет. Мать не дожила, померла. Отец на фронте пропал.
— А ты где такую отдельную квартиру отхватил, буржуй? — спросил я с интересом.
— Так это от родителей осталась. Да и Алена в соседней жила, на первом этаже. Там коммуналка, они в ней с матерью жили. В прошлом году ее схоронили. Вот, значит, когда женился, нам квартиру и оставили, правда комнату Алены забрали. Теперь у нас своя, отдельная квартира, все-таки это не коммуналка…
— Да и не говори, насмотрелся уже.
Мы сидели, Петя достал бутылку водки, медленно попивая сей национальный продукт, разговаривали обо всем сразу. Он почти сразу сходил к соседям, у тех был телефон в квартире, там жил какой-то начальник, позвонил на службу и отпросился. Нам столько нужно было сказать друг другу, что даже не заметили, как ночь наступила. Прерывались лишь на походы курить, я категорически отказался дымить на кухне, вот и бегали на лестницу. Аленка несколько раз звала укладываться спать, но мы никак не могли оторваться от разговора. Угомонились лишь часа в три, только потому, что я сам уже прогнал Петра спать, ему же с утра на службу.
Хоть и поздно легли, но выспался. Мне постелили на полу прямо в кухне, я сам попросил. Квартира у семьи Курочкиных хоть и была отдельной, но все же маленькой, однокомнатной. Петя еще вчера вечером пояснил, что квартира досталась от матери, которая была до самой смерти каким-то крупным партийным работником. Разбудили меня только в двенадцать часов, сделал это лично Петро.
— Вставай, соня! — Я открыл глаза и посмотрел на друга. Тот сиял от счастья и радости.
— Ты чего такой счастливый, как три рубля нашел? — буркнул я. Ага, я почти всегда бурчу по утрам, такая уж натура, но я абсолютно не злюсь, просто сам факт брюзжания нравится. Да знаю, знаю, что это многих бесит, но это привычка, еще с юности.
— Я отпросился на сегодня и завтра. До обеда все дела подчистил, что срочными были. У нас впереди два выходных дня. Чего хочешь делать?
Я встал с матраса, что постелили мне ночью супруги, и направился в туалет. Уже пройдя мимо Пети, я буркнул:
— В туалет схожу, можно? — и обернулся к другу. Тот не спускал глаз с моей спины и молча хлопал глазами.
— Я думал, что знаю все твои шрамы. Этих, — он указал на спину и руку, — я не помню.
— А, не бери в голову. Одним больше, одним меньше…
— Сань, это ж не об ветки в тайге… — тихо сказал Петя и тут же добавил: — Рассказывай! — Хоть тон у него и был приказной, я отмахнулся.
— Дай отлить, а? — Не дожидаясь ответа, я прошел в туалет и сделал свои дела. Затем неспешно умылся, придя в чувство.
Аленки дома не было, видимо, гуляет с дочкой. Усевшись вновь на кухне и осадив Петю уже своим приказным тоном, начал рассказ.
— Даже спрашивать тебя не буду, сдашь ты меня или нет, просто если ты это сделаешь, то меня просто посадят, а то и шлепнут.
— Сань, да мне по хрену, ты же знаешь! Служба службой, но ты мне дороже!
— Подслушать не могут?
— Мы же не в коммуналке! — успокаивающим тоном произнес Петя.
— Петь, я лечился, глаза почти не видели, даже после госпиталя в Москве. Там мне док один глаз немного вправил, но вот второй…
— Сань… — с упреком в голосе сказал друг.
— Петь, с сорок третьего я в Америке жил. Только приехал.
— Ни х… себе! — обалдел Петруха.
— Ага, только сильно не кричи. Там нашел хорошего врача, тот меня и залатал. Конечно, стопроцентного зрения нет, даже сейчас, но видеть я стал хорошо, а главное, ушли головные боли, что были сразу после ранения.
— А рука? Спина?
— Ох, длинная это история…
— Мы никуда не спешим!
Я начал рассказ, от которого у друга глаза лезли на лоб, и он постоянно меня перебивал.
— Как это в полицию поступил? Как на войну забрали? Какие острова? Какие японцы? — он завалил меня вопросами, на которые я последовательно отвечал. Чувствовал я себя в конце разговора как после допроса.
— Одуреть можно! Уехать из страны лечиться к буржуям, там на войну вернуться… Ты точно сумасшедший! Хотя я это и в Сталинграде замечал, когда ты один на фрицев ходил. А еще я замечал, что ты очень много знаешь! — Настоящий следак.
— Так, Петро, или ты убираешь «следователя», или я уйду на хрен! — строго оборвал я друга.
— Ладно-ладно, извини. Так как сейчас рука-то?
— Да как и у тебя! — я показал не сгибающиеся полностью два пальца, а затем, согнув руку в локте, указал и на то, как работает рука в целом. У Пети была почти та же проблема.
— Если бы кто другой рассказал, хрен бы я поверил, — заключил Петруха, — не вздумай только кому рассказать, сядешь наверняка!
— Тебе рассказал, — подмигнул я ему, — сяду?
— Дурак ты, старшина! — подвел итог Петя.
— Нет, — покачал я головой, — я офицер специального, противотеррористического отряда. Если на звания переводить, то примерно старлей, как и ты. Я там, в отделе этом, еще и за главного инструктора.
— Так же, снайпером? Глаза-то позволяют?
— Да нормально все.
— Я тогда чуть дольше в части задержался, только через неделю отправили, так слышал, что тебя к награде Нечаев представлял, не знаю, утвердили или нет. Но когда придут новые документы, то, думаю, узнаем. Я сегодня запросы сделал, побегать пришлось, скоро все бумаги будут у тебя на руках. Только нужно сфотографироваться.
— Нужно, значит, нужно, — пожал я плечами. — Чего делать будем?
— Пойдем гулять, я тебе город покажу? — Ага, а может, я тебе его покажу? Точнее, расскажу, что будет здесь лет через сорок-пятьдесят? Смеялся я в душе, конечно, но гулять согласился.
— Идем, конечно, заодно и поговорим… — произнес я так загадочно, что Петруха вперился в меня своим ментовским взглядом с еще большей силой.
— Ты мне что-то хочешь рассказать? Я имею в виду то, что ты мне не стал говорить там, на фронте, а ведь хотел, я по глазам видел!
— Да, не буду скрывать, очень хотел. Петь, ты помнишь мою историю о появлении в составе группы окруженцев?
— Ну… — Петя как-то напрягся.
— Расслабься, не засланным я был, успокойся, — похлопал я друга по плечу. — Тут другая история…
— Пойдем на лавочку, — мы уже вышли из дома и Петя указал мне в сторону набережной.
— Идем, — кивнул я.
Усевшись на лавочку, надо же, а ведь они здесь простоят как минимум лет сорок, только доски менять будут, сами-то лавочки литые, из чугуна, мы продолжили наш разговор. Я не знал, как начать, с чего, поэтому ляпнул то, что показалось на тот момент подходящим.
— Хорошие лавочки.
— Да, красивые. Их еще при царе установили, так и стоят. — Вот, друг сам мне помог.
— Ага, еще лет сорок точно простоят, — улыбнулся я.
— Ну, а почему бы и нет, наверняка простоят, — Петя не «въехал» в мою «игру» и просто поддакивал.
— Вот именно, Петь, что не наверняка, а точно простоят, — меня смешил этот разговор. Два человека, крепко подружившиеся на фронте и не видевшиеся очень давно, сидят и разговаривают о лавочках.
— Да нехай себе стоят, о чем ты вообще? — и тут что-то блеснуло в глазах у друга. — О лавочках это для начала, да?
— Помнишь, как тебя интересовало то, когда кончится война?
— Да я бы по-другому сказал, — скривился друг, — помню, как ты, довольно равнодушно так, сказал мне как-то, ранили тебя тогда в очередной раз, что воевать еще больше двух лет. Я тебя тогда подловил, ты разгорячен был после боя, наверное, не заметил, как сказал…
— Что именно?
— Что война кончится в мае, причем и год угадал.
— Ага, и это тоже.
— Сань, говори, я ж сейчас весь изведусь. Как, откуда ты столько знаешь? Или знал? — А я вдруг решил шутить дальше, испытывая терпение друга.
— Мологжане бывшие не достают? — В Рыбинске перед самой войной город Мологу затопили, устроив Рыбинское водохранилище. Так вот те бывшие жители города даже через пятьдесят лет все ноют и ноют.
— Чего? — явно сбился с мысли Петя.
— Чего, ты глухим, что ли, стал? — смеясь уже не скрывая, спросил в свою очередь я.
— Это ты сейчас о чем? — членораздельно, чуть ли не по слогам произнес Петр.
— Не бери в голову, просто ляпнул. Скажи мне, дружище, как тебе рассказать то, что я хочу?
— Ни фига ты вопросики подкидываешь! А я почем знаю? Говори уж как-нибудь, надоело твои загадки решать! — едва не матерясь, выпалил Петр.
— Просто, если я рубану тебе все вот так, в лоб, ты просто охренеешь и убежишь, да еще и «скорую» мне вызовешь. А я в дурдом не собираюсь.
— Сань, ну не томи, обещаю, дослушаю до конца!
— Петь, ты здесь родился? — заглянул я в глаза друга.
— Да, я ж рассказывал, — машинально кивнул он.
— Я тоже…
— Ты же не помнил ничего о себе, контузия. Что, и голову вылечил… — тут Петя и споткнулся.
— Ага, понял, наконец, куда клоню?
— Ты ничего не рассказывал, постоянно отмахивался от всех…
— А историю с наградами напомнить?
— Ты не хотел, чтобы тебя награждали! — он четко вспомнил то, что я и хотел от него услышать.
— Ты не думал, почему?
— Ну, ты же объяснял, что удача отвернется, сглаза боялся, хоть мне и смешно было такое слышать.
— Петь, я тоже родился в твоем городе… в восьмидесятом году.
— Чего? Тебе же не шестьдесят восемь лет!
— Ага, в тысяча девятьсот восьмидесятом… — и я взял паузу, чтобы вдоволь насмотреться на смешное выражение лица моего сослуживца-однополчанина.
Мы молчали минут двадцать, я уже начал переживать, что Петя ищет предлог, чтобы сбегать за «скорой помощью», когда он наконец оттаял.
— Так, б…, теперь-то все и сходится! — воскликнул наконец Петя. — Ты как ясновидящий, да?
— Ой блин! — выдохнул я. — Я был о тебе лучшего мнения как о следователе.
— Сань, ты чего, всерьез? — Видя, что я и не думаю улыбаться, он вдруг вскочил. — И ты молчал??? Ты столько времени молчал, гад!
— Поэтому и не говорил, что боялся именно такой реакции. Если бы мной заинтересовались «органы», как ты думаешь, я был бы еще жив? Вот только правду говори!
— Ты знал о войне, о победе, о жизни вообще!!! Ты же мог помочь…
— Кому? Петь, ты себя слышишь? — спокойно ответил я.
— Да как это кому? Рассказал бы политруку, Нечаеву, мне, наконец! Уж довели бы куда следует!
— Ты и правда побежал бы сдавать меня, зная, что больше не увидишь?
— Почему не увижу? — не понял тот.
— А ты подумай! Кто выпустил бы обладателя таких знаний на волю? — Теперь Петя молчал полчаса, я по часам заметил. Когда он очухался, глаза его стали другими.
— Саш, — ого, теперь и тон сменился, — сколько ни думаю, все равно склоняюсь к одной мысли… Ты неправ был, да и сейчас неправ. Твои рассказы о будущем, о сражениях, голоде, могли спасти кучу людей!
— А может, погубили бы еще больше?
— Почему?
— Да потому, Петь, что природа, она не терпит нашего вмешательства, все равно поставит все на свои места. Ты вот вроде думал, а начни сначала. Вспомни хотя бы переправу.
— Я-то помню, еще бы забыть! — Тогда я спас его, вытащив во время бомбежки из воды. Этот горе-следак даже плавать не умел. Вот, сидит сейчас, вижу, что в шоке, значит, сообразил.
— Не стало бы меня, а значит, и дочери, и всего того, что вокруг меня…
— А теперь представь, сколько таких, как ты, умерло бы, сколько осталось бы в живых? Ты уверен, что потеряв управление страной в самый разгар войны, наша власть выиграла бы эту самую войну?
— Победил народ! А вообще, Сань, чего-то это совсем для меня много. Мне надо все осмыслить…
— Да нет, теперь уж слушай, братушка! — я был серьезен как никогда, разговор выходил очень тяжелым. — Меня берут в разработку особисты, переправляют дальше по инстанциям, это в лучшем для меня случае, могли бы и просто шлепнуть, сочтя за бред весь мой рассказ. Дальше что? Вытряхивая из меня показания, дошли бы и до смерти вождя, и до сведений о нашей партийной верхушке. Сталин сразу захотел бы убрать тех, кто повинен как в его смерти, так и в будущем развале страны.
— Это еще о чем? — вид у моего друга был еще тем.
— А ведь те люди сейчас активно размножаются и делают свой, неважно какой, но это тоже вклад в развитие и историю страны, — продолжил я, не обращая внимания на Петины вопросы. — Вот тебе самый простой пример, ты так быстрее сообразишь. Даже не буду брать дивизию, не то что страну. Смотри сюда… — Петя внимательно глядел на меня, глаза выражали смешанные чувства.
— Ну, говори!
— Рассказал бы я, например, ротному, или нет, даже взводному…
— Да вот хотя бы Нечаеву мог рассказать!
— Слушай дальше. Я рассказываю ему, что таких взводов, как наш, в Сталинграде за осень и зиму погибнет не одна тысяча, а те дома, которые мы отбивали с такими усилиями и потерями, будут переходить из рук в руки несколько раз.
— И?
— Стал бы он так упорствовать, захватывая их, зная, что погибнет и все это бессмысленно? Стал бы стоять там, где все равно отступили через день?
— Не знаю…
— Да не стал бы, Петь. Обреченность — это такая зараза, что хуже нет. Я ведь вначале, вспомни, вообще был равнодушным ко всему, потому как знал,
— Теперь мне многое стало ясно. А как же твои геройские вылазки?
— Петь, ну какие геройские? Вот Павлов да, смог сколотить тогда свой взвод и сражаться. А я что?
— Ну как же, и разведка, и захваты домов…
— Так я же ходил туда, где действительно можно было как-то уколоть фрицев. Посильнее уколоть. Плюс я развил тогда такую активность еще по одной причине…
— Сань, ну говори же, я же сейчас лопну от нетерпения! — Петруха аж подскакивал на месте.
— Петь, если бы мы не захватили эти первые дома и командование не «заставило» нас развивать местный успех, нас отправили бы на
— Ты уверен? Точнее, так было?
— Именно. Мы просто бы все тогда легли там, возле железнодорожного вокзала: и ты, и я, и Нечаев. Да все.
— Вот же блин! — в сердцах рубанул воздух ладонью Петя. — А если бы тебя не стало, сколько бы пришлось делать другим? Когда бы эту гниду бандеровскую из штаба вывели на чистую воду? А когда на Донбасс шли? Ведь это ты тогда уничтожил запасы топлива и боеприпасы у немецких танкистов, в одиночку уничтожил!
— Вот я и говорю, ты понял наконец?
— Кажется, да. Вот почему ты и лез всюду, желая успеть везде, как бы тебя ни отговаривали. Ты чувствовал вину за то, что знаешь, но не мог говорить?
— Что-то вроде этого. Представь теперь того же Родимцева. Он стал бы так стараться удержаться, если бы наперед знал, что наступления в городе не будет, а его части только отвлекающий маневр, призванный расшатывать силы немцев?
— Ну, упираться-то он бы не перестал, но, думаю, решительности в его голове поубавилось бы. Да и как остаться в трезвом уме, зная, что все напрасно?
— Не так. Это было не напрасно, Петь, выкинь это из головы. Мы были там нужны и сделали свое дело. Но вот человеку в окопе было бы очень хреново, зная, что он разменная монета, вот в чем вопрос.
— Да уж, как представлю себе такое, даже думать не хочется, что бы я сделал, если бы все это знал. Господи, сколько же нас там побили ради отвлечения, ты помнишь?
— Гораздо лучше тебя, — кивнул я, — ведь я об этом знаю из двух источников! — усмехнулся я. — Теперь возьми даже наше командование, это как раз наглядный пример.
— Ты о войне?
— А о чем же? Почему никому, заметь, вообще никому в Сталинграде не сообщали о предстоящем наступлении? Вот ты о чем думал в окопах Сталинграда?
— Точно, ведь бойцы постоянно сравнивали себя с теми, кто отступал от границы.
— Именно. Мы бились, но думали только об одном, как бы устоять, перестать отступать. А вот в Москве думали иначе. Там вовсю готовились, но никто у нас об этом не знал, понимаешь теперь, почему?
— Да, думаю, понимаю, — грустно кивнул друг. — Побежали бы люди, не все, конечно, это исключено, но многие дрогнули бы. Сам помнишь, наверное, и так дезертиров было немало…
— Вот, Петь, ты сам и ответил на свой вопрос. А мои знания и сведения — это бомба. Дрогнет уже не солдат в окопе, а кто-то в правительстве, и что тогда?
— Прости, я тебя обвинял не подумав. Конечно, ты прав, но почему так гложет то, что твои знания никак нельзя использовать?
— Почему нельзя? Как раз наоборот, — серьезно ответил я. — Я помаленьку это и делаю. Для страны, конечно, это капля в море, но как только сюда попал, я старался изо всех сил.
— Ты о собственных действиях на фронте? Это да, со стороны иногда казалось, что за тобой какая-то вина перед нашими бойцами, вот ты и пытаешься убить в одиночку всех фрицев. И ведь скольких ты отправил на тот свет? Только пока со мной воевал, больше ста, да чего там говорить, я ведь знаю, что было больше, человек двести точно.
— Петь, да кто их считал, — проговорил я, — просто когда только очутился, мне было так страшно, что появилась какая-то дикая ненависть. Когда понял, куда попаду, это нам на сборе объявили, то сразу принял решение, что буду стараться изо всех сил. Убьют, значит, убьют, хреновый из меня потомок великих воинов вышел. Получилось выжить и убрать с этого света кучку вражеских солдат? Просто отлично. Но, конечно, умирать не хотелось, чего уж там, врать и скрывать не буду.
— Жить-то всем хотелось, особенно дожить до победы.
— Какая она была, я имею в виду, что вообще происходило?
— О, Сань, это мне не описать, к сожалению. Все как будто с ума посходили. Лично я, когда по радио объявили, три дня пил, даже подраться с кем-то успел.
— На тебя это совсем не похоже, — удивился я. — Там, — я многозначительно кивнул в сторону, — тоже было веселье, но мне было грустно. Грустно от того, что не могу ни с кем поделиться радостью от победы. Меня там знали как другого человека, не мог я раскрыть себя, ведь там тоже с удовольствием хотели бы знать будущее…
— Да, Санек, я вот, наверное, ни за что бы не хотел знать то, что знаешь ты. Не по мне ноша.
— Ладно, дружище, надеюсь, мы выяснили с тобой все, что накопилось, теперь надо отдыхать и наслаждаться жизнью.
— В выходные да, а уж потом извини, у меня ведь служба.
— Так что с того, ты вроде не на фронте служишь, каждый день дома.
— Это да, только вот скоро командировка…
— У тебя еще и командировки бывают?
— Да не было ни разу, — расстроенно ответил Петя, — а неделю назад объявили, что еду вместе с отрядом.
— Что за отряд? — поинтересовался я.
— Извини, приказ о неразглашении, — удивительно виноватым тоном ответил мне друг.
— Ладно, что ж поделаешь. Просто если что-то масштабное, то я мог об этом слышать в будущем, вдруг бы тебе помог, подкинув информацию, — я не пытался раскрутить Петьку на разговор, действительно думал о том, как помочь.
— Я, наверное, полный идиот, но я очень хочу с тобой поделиться, — выпалил Петр. — Ты даже не представляешь, как мне тяжело сейчас. Ведь никому, поверь, вообще никому и никогда бы не рассказал, ты ж меня знаешь!
— О да, если бы ты не держал слово, меня бы здесь не было. Там, в Сталинграде, у тебя были возможности меня «вложить» как минимум раз пять.
— Я даже не стану спрашивать с тебя честное слово, знаю, что никому не расскажешь, — Петя чуть перевел дух, все-таки разговор был длинный и тяжелый, и продолжил: — Ты не представляешь себе, какой сейчас разгул преступности.
— Отчего же, отлично представляю, более того, я это знаю наверняка, — усмехнулся я.
— А, ну да, ну да. Так вот. Нас отправляют в командировку на усиление местных органов милиции — в Литовскую республику…
— О-о-о. Петь, скажу честно, тебе надо быть очень осторожным. Если вам на службе дают статистику, тогда должен знать, что большая часть преступлений в Союзе совершается на Западной Украине и в Прибалтике, ведь так?
— Точно. На Украине вообще войска задействовали, в Литве тоже, но гораздо меньше, вот те и обнаглели. Убийств столько, словно все еще война идет. В сводках по республике ежедневно более десятка трупов, это только тех, что находят, а есть еще и леса, там вообще задница.
— Понятно все, только, извини, Петь, но я не вижу там тебя. Ты ж не боевик уже, хотя и был прекрасным бойцом.
— Да, я выучился на следователя, заинтересовался еще на фронте, просто там некогда особо думать было. Уже здесь бросил на хрен всю свою бухгалтерию и пошел в органы.
— Ну, может, и правильно сделал, тебе виднее.
— Вот именно. Слушай, — вдруг осенило Петю, — а давай я тебя к нам устрою, а? — он аж запрыгал от посетившей его мысли.
— Ты очумел, что ли? Где я, и где милиция? — оторопел я.
— Не понял? Ты же в Америке в полиции служил!
— Я служил в антитерроре, это большая разница. Да и нет там такого разгула бандитов. У них не было войны, такой как у нас, отребья хватает, конечно, там ведь есть мафия, а это серьезная организация, поэтому работа полиции намного легче, чем сейчас в Союзе.
— Ты сам-то конкретно чем занимался?
— Да тем же, чем и на фронте, Петь, игнорировал приказы и отстреливал на хрен всю эту братию. Меня и послали сюда, чтобы немного улеглось то, что я там заварил.
— В смысле?
— Да я там на власть имущих вышел, что были в тесной спайке с мафией, ну и порезвился слегка…
— Знаю я это слегка, человек сто, наверное, убрал!
— Да нет, какие сто. Максимум за все годы там человек сорок. Но это были действительно преступники, а в Штатах законы идиотские, плюс адвокаты такие ушлые, что умудряются убийц вытаскивать из тюрьмы. Поверь, знаю что говорю, нескольких таких уработал. Как адвокатов, так и бандитов.
— Так вот и будешь отстреливать, уж это-то делаешь как надо!
— Чего-то я тебя вообще не понял, — задумался я, — ты зовешь в милицию или в зондеркоманду?
— Ты б еще СС вспомнил!
— А это не одно и то же?
— По хрену. Ты не знаешь всего задуманного.
— Что, как в Одессе будет?
— Лучше. Там будет проще, не надо подставляться, просто наши будут чистить всю эту шваль. Они там совсем охренели, поэтому увидел человека с оружием, стреляй первым.
— Чего-то ты уж больно радужную перспективу рисуешь, мы вроде в Союзе, а не на Диком Западе!
— Это все негласно, ты не вздумай кому ляпнуть!
— Ладно, будем посмотреть.
И посмотрели…
Через неделю после нашей встречи с другом мне уже восстановили все документы и даже взяли на службу. Вот я как завяз в стране Советов. Еще через неделю, после проверки меня и на предмет «чистоты», и на общие данные, в том числе мои профессиональные навыки, нас закинули в Литву. Закинули, потому как это была настоящая спецоперация, разработанная МГБ совместно с контрразведкой. Все было четко, как по нотам, мы даже задание выполнили, но вот по прибытии домой лично для меня настала задница. Уж не знаю как, но подозреваю, что тут виноваты мои бывшие коллеги из Штатов, но меня взяли за… то место, где мужику особенно больно. Не додумался я, что американцы начнут меня искать, вот и лопухнулся.
Допросы шли жесткие, два месяца надо мной издевались все кому не лень. На себя уже плюнул, жаль было Петруху, наверняка попал под раздачу. Сейчас я уже тихий, смирный, забитый, сижу себе и жду этапа на зону. Повезло, на меня распространили действие моратория и просто дали двадцать пять лет особого режима, с полной конфискацией имущества и лишением всех наград и звания. А его, между прочим, мне дали офицерское, перед самой Литвой стал аж старшим лейтенантом. Это меня так отблагодарили за Сталинград. Оказывается, мораторий был принят в прошлом году, так что отскочил я, на первый взгляд, легко. Вообще, конечно, удивился, был на все сто уверен, что лоб зеленкой намажут, а тут срок. Чудны дела твои, товарищ Сталин.
Кололи только одним вопросом: с каким заданием прибыл в СССР. Ничего из того, что я говорил, слушать никто не желал, видимо, у следаков был четкий приказ. Я молчал, за что и был постоянно бит. Нет, конечно, говорить-то я говорил, да только это не особо нравилось следователям. Что делать, сопротивляться я не хотел, ну вот вообще смысла не видел. Все равно хрен сбежишь. Все повреждения, надо отдать должное «палачам», наносились в основном по корпусу и конечностям. Ходил я уже тяжело, рука правая постоянно болела, и пальцы, те, что и раньше плохо сгибались, вообще перестали работать. Радовало одно, что по голове почти не били, а те удары, что все же прилетали, не повредили глаза. Почему-то я больше всего боялся за глаза. Может, оттого, что уже знал, каково это, быть слепым.
Так или иначе, но сегодня, тринадцатого декабря сорок восьмого года, меня увезут куда-то далеко, блин, наверняка куда-нибудь на север. Ненавижу холод. Вчера была встреча, после которой чувствовал себя хреново. Приехал лично генерал Родимцев. Как он узнал, как его допустили, вопрос уже не важный и не нужный, я даже не стал задумываться. Тот, оказалось, прекрасно меня помнил, а Петя, когда восстанавливал документы, запрашивал его, там какие-то характеристики вроде требовались. Тогда он обо мне узнал, что я жив и здоров, а вот теперь он приезжал уже после оглашения приговора, спросить меня, как я докатился до такой жизни. Отвечал я ему просто, без увиливаний. Просил, чтобы он верил, как верил нам в Сталинграде. Он никак не мог понять, как я, после всего что пережил за страну, скатился до того, что убежал за границу. Я объяснял это просто, хотел вылечиться. Вроде поверил, по крайней мере при прощании похлопал по плечу и не проклинал. Заодно сообщил, что Петруха получил десять лет, также потеряв все награды и звание. Хорошо, что пожалели семью, не стали трогать, ведь супруга-то у него ничего обо мне не знала, представляете, что с ней было бы после допросов? Петю увезли еще месяц назад, оказывается, он даже сидел со мной в одном изоляторе до суда. Сейчас он находится на зоне где-то под Горьким.
Как и говорил, сразу после ареста я поник и сопротивления не оказывал, но после известий о Петре я начал лихорадочно размышлять. Дело в том, что я не мог себе простить, что так подвел друга, сломал жизнь и ему самому и всей семье. Мозг работал, правда, не так хорошо как до побоев.
— Осужденый Ив
Все же я не зря надеялся. Когда привезли к поезду, то первым делом прямо возле теплушки сняли «браслеты». Растерев запястья, забрался в вагон. Надо же, даже по хребту прикладом не добавили для скорости. Всякой гопоты, да и серьезного вида жуликов в вагоне оказалось на редкость много, навскидку человек сорок. Даже мимолетного взгляда хватило понять, что нар на всех явно не хватит.
— Эй, служивый, падай сюда! — услышал я за спиной негромкий призыв. Я был в потасканной фуфайке, но в солдатских галифе, видимо поэтому меня так и окрестили. Звавший меня мужик выглядел странно. С виду интеллигент интеллигентом, в круглых очках, одна линза с трещиной, но на месте, даже лицо выбрито почти чисто и ровно, но одет в солдатскую шинель и пилотку.
— Игорь Николаевич, — представился «интеллигент», протянув руку.
— Александр. — Рукопожатие было крепким, видимо, силы у человека были.
— Срок большой?
— Четвертак, — уныло сказал я в ответ. Блин, сейчас, наверное, начнутся расспросы.
— О, тогда тебе надо глубже залезать, вон те нары, в конце, верхние, — Игорь Николаевич указал себе за спину на нары в конце вагона, — свободны, устраивайся.
— А при чем тут срок?
— Так ехать дальше, — просто пояснил собеседник.
— Ясно.
— Куда закатали-то?
— Да я как-то и не знаю даже. Я вообще после допросов как в тумане, если честно, по хрену уже, куда и зачем.
— Нельзя так, сломаешься раньше времени, чего на зоне делать будешь?
«Да уж точно не двадцать пять лет отбывать!» — подумал я, а вслух сказал:
— Да не знаю я, мозги враскоряку пока.
— Ладно, не кисни, теперь-то уж чего, надо себя настраивать на позитив.
— Ага, настроишь тут, — выдохнул я, покрутив головой.
— Ты где служил, парень? — мужик был явно меня старше, лет на десять точно, поэтому я не удивлялся его обращению ко мне. Так-то ведь и я не молод уже, в этом времени в тридцать лет уже старым считают, вон и башка у меня вся седая, так что выгляжу я так себе.
— Меня комиссовали в сорок третьем из тринадцатой гвардейской.
— Это та, что в Сталинграде отличилась?
— Ага, отличилась. Тем, что чуть вся там не осталась, — фыркнул я.
— Да не злись, у многих так было. Я командовал двести тридцать седьмой пехотной дивизией. На момент окончания моей службы в ней осталось тридцать два человека, даже не бойца. Одни обозники и повара остались, вот так.
— Нехило вас потрепали, — горько заме-тил я.
— Да ладно, мало ли нас таких было.
— Наверное, немало, — согласился я. — Вас-то хоть за что, ведь, наверное, минимум полковником были?
— Да уж, — выдохнул собеседник, — генерал-майор я, бывший, — с видимым сожалением произнес собеседник.
— Да-а, — протянул я, — не нужны стране советской ее герои, не нужны.
— Сам-то как, рота, батальон?
— Берите выше, — весело ответил я, — аж целый взвод у меня был, под Курском. Старшина я.
— А по возрасту мог бы и полковником быть, сколько тебе? — удивился генерал.
— Тридцать четыре, — опять с грустью в голосе ответил я.
— Нормально, еще жить и жить. Мне уже полтинник, неделю назад стукнуло. Эх, жена так хотела юбилей отметить…
— За что же вас? — знаю, что не принято такие вопросы задавать, но мы вроде как откровенную беседу ведем.
— В сорок третьем, когда погибла дивизия, это уже после Курска было, отхреначил я члена военного совета армии, а он еще и членом Политбюро был.
— И как же вас к стенке-то не прислонили?
— Так меня же сначала в штрафбат, после госпиталя, я ранен был, обе ноги осколками посекло. Там как заговорили, ни царапины, два года почти воевал в штрафниках, правда, командиром батальона, без звания. После победы решили, что не искупил и отправили на зону. Отсидел под Архангельском три года, теперь в Горький отправили.
— Чего-то уж больно жестко с вами за драку-то! — я слушал собеседника с абсолютно обалдевшим видом.
— Так он же умер, после драки-то, вот и закатали по полной. Если все нормально, то мне еще пятнадцать лет сидеть.
— Дела… — только и смог сказать я.
— Самого-то за что? Или секрет?
— Да какой уж тут секрет. Шпионаж в пользу Америки, — вздохнул я.
— Во как! Это как же ты из гвардейцев в шпионы-то подался? — очень удивился бывший генерал.
— Да вот как-то раз — и готов шпион. Извините, товарищ генерал, не хочу об этом, — я потер скулу и добавил: — Больно вспоминать.
— Как скажешь, парень, не грусти. А едешь ты, скорее всего, в Горький, нас же туда везут, я о том, что тебе дальше ехать, так брякнул, не бери в голову. Если только тебя персонально из Горького куда-то еще не повезут, то будем вместе, скорее всего. Со мной с прошлой зоны еще двое, капитан, танкист бывший, и майор-летчик.
— О блин, точно стране герои не нужны!
— Ты, главное, при вертухаях так не скажи, бьют так, что им все равно, сдохнешь или нет.
Дальше болтали ни о чем, но мозги начинали помаленьку работать. То, что в Горький еду, это хорошо, может, и Петруху встречу, было бы хорошо. Но лагерей в области много, это генерал сказал, так что шансы невелики. В пути, как и принято, поцапались с блатными. Их было большинство в теплушке, но транды они огребли будь здоров. Вояки, к каковым я себя причислил, раздолбали их, как немцев в Сталинграде. Правда, на первой же остановке чуть не расстреляли весь вагон. Больно уж бесились конвойные. А с блатными поцапались из-за печки. У них в своем конце вагона была одна, они вдруг решили прибрать еще и нашу, холодно им, видите ли. Генерал как-то ловко свистнул, ну и понеслось говно по трубам. Хоть и несколько не в форме был, но лично уложил троих, даже как-то веселее стало и жить захотелось. Возможность сбежать, кстати, была. При остановках, охраны всего ничего, четыре штыка на вагон, можно, если постараться. Да вот только хотелось бы и Петю вытащить, а для этого мне надо узнать, куда его засунули. Сложно это будет, но, думаю, как-нибудь узнаю.
В хату меня заселили знатную. Одни урки, восемь штук. Ладно хоть не больше, да и этих-то на меня одного много. Вообще, это была именно зона, а не лагерь с бараками. Здание серое, каменное, много камер, это все, что разглядел, пока вели. С порога наехали, двоих положил, остальные на удивление не полезли. Оказалось, «петухов» послали новичка проверить. После драки смотрящий позвал к себе и минут тридцать объяснял мне, что я тут никто. Чего он так старался, я и сам это знаю. Местечко мне выдалось не совсем хорошее, в середине хаты, но зато на нижней шконке. Спать хотелось хоть убей, устал и от дороги, и от допросов, но я держался. Наконец-то наступило хоть какое-то спокойствие. Как оказалось ночью, бодрствовал я не зря. Те двое пернатых, вооружившись кастетом и ножом, ночью предприняли новую попытку. Проснувшийся от возни и шума смотрящий одернул их было, но был послан. За эту выходку старший разрешил своим подручным помочь мне в драке. Но это было уже лишним. Обладателю кастета я сломал обе руки и отбил внутренности, а вот «фехтовальщику» не повезло. Он вдруг вскинул руку и метнул нож в смотрящего, тот был совсем рядом, но я видел движение, поэтому в последний момент успел ударить по руке, и нож полетел неточно. Вообще, нож — это такая штука, которая в неумелых руках быстро может обернуться против своего хозяина. Так и произошло. Нож я быстро поднял, и ведь не хотел добивать, но смотрящий вдруг подошел и дал хороший совет:
— Хороший враг — мертвый враг! Тебе ли, солдату, этого не знать. — После этого я практически спокойно вогнал нож под лопатку нападавшему, и дело было окончено. Этим я, кажется, заслужил немую похвалу смотрящего. Ведь он понял, где бы он сейчас был, если бы я не успел среагировать. На шум прибежали вертухаи и целых двадцать минут полосовали нас дубинками. Опять перепало по хребту, успел подставить плечо, но его чуть не оторвали. Закрываясь, подставлял левую руку, так как правая такого над собой терпеть не сможет.
— Зэка Иванов, я повторю вопрос, — радовался начальник изолятора, когда меня приволокли на допрос. «Петухи» оказались еще и стукачами, так что я лишил кума ушей и глаз в хате. Кстати, тут и выяснилось, что меня специально сунули к уркам, чтобы обломать, на зонах не любят армейцев. Красноперые-то всю войну в своих зонах просидели, это те, что добровольцами не пошли на фронт, поэтому ни наград, ни привилегий у них не было, вот и завидовали. Ведь многие мальчишки в двадцать, да в двадцать один год были в званиях выше этих говнюков. Обо мне все было в личном деле, его, конечно, изучили вдоль и поперек, вот и старались, ломали. А вопрос мне кум задал простой, хотел услышать от меня, кто затеял драку. Как будто сам не знает. Просто он думал, что я сломаюсь или уже сломался и свалю вину на кого-нибудь другого, а я вдруг выпалил:
— Да повторяйте, гражданин начальник, хотите знать, кто начал? — Тот уже вскакивал со стула, но задержался. — Так вы и начали, когда меня, шпиона, к блатным закинули. — Кум взвился до потолка, а он тут низкий, и заорал так, что у меня в башке зашумело. Получил от помощника три жестких удара, и сознание вылетело из меня. Очухался в камере, причем явно одиночка. Малюсенькая клетушка, два на метр. Узкие нары, параша, больше из обстановки ничего. Голые стены и пол бетонный, с потолка капала вода. От холода зубы стучали, как танковый дизель.
«О блин, они ведь так и добьются своего, — мелькнуло в голове, — надо начинать работать над телом, иначе край».
И я начал. В первый день больше пяти раз даже не смог отжаться, чего уж говорить о более сложных упражнениях. Растяжку забросил давно, еще в СИЗО, надо заставлять себя, форму вернуть жизненно необходимо. Я так-то уже прикинул, что если решу выйти из зоны с шумом, то это как раз не проблема. Во время допросов у начальника колонии я срисовал, что у конвойных в кабинете, кроме одного пистолета на троих, оружия нет, в соседнем помещении было, конечно, вроде даже ППШ заметил, но вот в кабинете нет. Ой, блин, а ведь у самого начальника тюрьмы наверняка ствол в ящике стола лежит, то-то он туда косился во время допроса.
Через три дня в первый раз вышел из карцера. Да, это было нечто. Глаза слезятся от дневного света, кожа задубела, кажется, на улице даже теплее. Карцер представлял собой бетонную коробку, залитую прямо в земле, как дот, так как выходя я шел по ступеням вверх. Сверху этакий погреб был присыпан землей, да, можно сказать, землянка, только бетонная. На улице дали ведро с водой, умылся. Намочив нательную рубаху, протер тело, по хрену, что на улице декабрь, воняло от меня так, что… Нехорошо воняло, в общем. Правда, это практически не помогло, одежда была как из свинарника. На гигиену отвели минут двадцать, так как все же успел продрогнуть. Блин, не заболеть бы, тьфу три раза! Думал, что готовят к визиту в кабинет начальника, оказалось, простая формальность, тупо загнали обратно. Странно, если хотели сломать, на фига вообще выпускали? Или они теперь пряник решили попробовать, тогда зачем обратно запихнули? Одни вопросы, ответов как-то не находилось. Делать в камере нечего, от слова совсем. Вновь начал отжиматься и тянуть мышцы. Быстро согрелся, жаль, нательную рубаху сейчас не надеть, сырая, когда еще высохнет. Четвертая ночь прошла так же спокойно, как и предыдущие, а вот на пятую я понял, что еще столько же, может, чуть дольше, и я сойду с ума. Нужно что-то предпринять, а проще говоря, валить надо, причем побыстрее.
В карцере я пробыл до Нового года. На праздник меня вдруг выпустили и отправили в отряд, правда, предварительно дав вымыться в бане. В ней, наверное, сегодня общая помывка была, вот меня после всех и загнали. Жара не было совсем, помещение уже порядком выветрилось, но все же было на порядок теплее, чем в камере.
— О, смотрите, кто к нам вернулся! — раздался голос, насмешливый и противный.
— Эй, солдатик, живой? — а это уже смотрящий.
— Как видишь, — просто бросил я, подходя к своему месту.
— Это место занято, — остановили меня, когда я встал возле нар. Парень, лет двадцать шесть, может, чуть больше, сидел на соседней шконке и разглядывал меня.
— А я никому не сдавал свою шконку… — начал было я. В одиночке хоть и было холодно, сыро и мерзко, зато там у меня наконец появилось желание взять себя в руки, так что угрозы со стороны «сидельцев» я не видел.
— Не заводись, солдатик, иди-ка сюда, — пахан качнул головой, подзывая к себе. Я остановился в метре от него и с любопытством наблюдал за реакцией урок. Те как-то, не глядя на меня, начали двигаться, явно давая мне возможность присесть рядом с паханом.
— Слушаю, — не нашел я ничего лучше, чем сказать то, что было на уме.
— Это теперь твое место, — пахан указал на шконку рядом со своей, та уже была пустой, сверху лежало только тощее одеяло.
— С какой радости? — я все еще не мог не ерничать.
— Доброе дело сделал, заслужил уважение. Да хватит уже бычиться, ишь, иголки-то как торчат, словно у ежа! — Блин, они мне еще и «погремуху» теперь приклеят!
— Спасибо за доброе слово, — ответил я и сел.
— Чай будешь? — Чего-то он уж слишком добрый. Подумаешь, какого-то стукача завалил. Кстати, а ведь никому, похоже, ничего не предъявили, да и как это сделать? Тут или всем подряд в камере срок прибавлять, или никого не трогать. Или это пахан о том, что я, можно сказать, его спас от того пера?
Чай у старшего был действительно чаем, а не чифиром. Нормальный такой, черный, пахнет вкусно. На столе быстро оказался кусок сахара, и тощий молодец, один из подручных старшего, ловко наколол его кусочками. Пика у него в руках была хороша, вот ведь блин, как они умудряются прятать запрещенку? Бараки постоянно шерстит охрана, видимо, есть тут у местных жителей хорошие нычки.
— Расскажешь, как жить собираешься? — начался разговор по делу, когда мы с паханом допили чай.
— А как здесь, — я выделил голосом последнее слово, — вообще можно жить? — Удивление на моем лице было, но я старался держаться ровно.
— Везде жить можно, — как-то уклончиво ответил пахан.
— Вопрос,
— Ты свалить хочешь? — спросил он, но это было больше похоже на утверждение. — Не ссы, сук здесь ты сам и вывел.
— Ну уж точно не останусь тут до пенсии. Мне тридцать четыре, я выйду в шестьдесят.
— А мне уже полтинник. Я тут уже три года, в конце войны загребли. Дали пятнашку.
— И? — чуть равнодушно сказал я.
— Мне услуга нужна, — видя мое не сильно заинтересованное лицо, пахан попытался продолжить: — Не здесь,
— Но я-то здесь…
— Дослушай. На волю мы тебе попасть поможем, даже скажу, как ксиву новую выправить, будешь новым человеком, никто не прикопается. Это будет моя плата.
— Продолжай, — кивнул я. Заманчиво, черт возьми, но что он потребует взамен…
— В Москве есть один человечек… — Так и знал, завалить кого-то хочет.
— А что, у тебя никого нет там?
— Не перебивай, — строго бросил пахан, — да, борзости тебе не занимать. Мои люди не вояки, так, «терпил» да «фраеров» гражданских потрясти, тут нужен человек с опытом.
— Ты случайно не Сталина решил валить? — усмехнулся я.
— А чего мне усатый? — как-то даже весело сказал собеседник. — Это не он меня сдал и весь общак захапал.
— Значит, охрана серьезная.
— Не охрана, человек-то, скорее всего, из ваших, вояк, а не член Политбюро. Шестерки, помощники, есть и бывалые, и солдатня. Он всех себе после фронта набирал, думаю, он на самом деле военный. Объявился в сорок четвертом, провернул пару дел хороших, честно поделился. Ему никто не стал мешать, работает человек, в общак заносит, чего мешать? Я был смотрящим на «юге», — это он о юге Москвы, — мне даже понравилось, как он делал свои дела. Но, видимо, так он хотел только одного, узнать, где общак, и подломить…
— И он скинул тебя.
— Да, настроил братву против меня, взял общак и выбил всех моих под ноль. Говорю, шарит он в военном деле очень хорошо, наверняка офицер.
Мы долго обсуждали с паханом его проблемы, он обрисовал мне дело со всех сторон. Черт, заманчиво. Под конец я уже мысленно согласился, дело осложнялось только тем, что старый вор считал главным в этом деле возвращение общака и, естественно, захват казны его врага.
Я все же согласился. Не потому, что героем себя почуял, просто сидеть, как уже говорил, до пенсии я тут не собираюсь. Пахан объявил, что ему потребуется около месяца на то, чтобы приготовить на воле все необходимое. Блин, всегда поражался, как они умудрялись вести дела, находясь за колючкой. Меня и на этот раз оставили в неведении, просто сказали, чтобы отдыхал пока, да старший попросил с его помощниками поработать, в рукопашной немного подтянуть. Мужик оказался вполне умным, понимал, что ничему особому я никого за этот срок не научу, но попросил сделать, что смогу. Показал пару ударов и захватов с последующими бросками, вот их и оттачивали целый месяц. Пахан тем временем наводил мосты и готовился. Как я понял из его коротких объяснений, он готовит мне быстрый способ легализации в обществе. То есть выйдя отсюда, я должен максимально быстро получить чистые документы, чтобы спокойно передвигаться по стране. Это хорошо, это мне понравилось, я так, возможно, и Петруху найду. А кстати, почему бы и…
— Дело есть, Коля, — подойдя в бараке к месту пахана, произнес я. Мне было дозволено в любое время обращаться. Разница у нас в возрасте была лет в четырнадцать, но пахан сам предложил обращение на ты. Только он свое погоняло мне сказал, а я предпочитал имя. Он теперь всегда так на меня смотрит, когда я произношу имя, как будто вспоминает прошлое, далекое прошлое, когда еще он был именно Колей.
— Чего хотел? — пахан всегда смотрел мне прямо в глаза.
— Паренек один есть, из-за меня в зону попал, — видя, что собеседник пытается что-то сказать, я поспешил добавить: — Не в эту зону, как раз и надо найти. Знаю только, что возможно здесь, в Горьковской области, вот данные, — я протянул бумажку со всеми данными, что знал о Петрухе.
— Только не жди ответа прямо завтра, хорошо? — убирая записку в карман, ответил Коля-пахан.
— Конечно, просто желательно узнать до того, как я сдерну. Он бы мне здорово помог.
— Это хорошо, что у тебя есть такие друзья и помощники. Сделаю, что смогу, жди.
Подготовка к побегу растянулась до весны, никак не ожидал задержаться здесь на столько, но хорошие отношения с паханом вполне скрашивали то поганое чувство, что я взаперти. Наверное, правильно говорят, что все, что ни делается, к лучшему. Ну, ушел бы я в зиму, и что? Да замерз бы где-нибудь недалеко, да и баста. Нас тут в феврале даже на работы не гоняли, метели и морозы стояли такие, что казалось, мы на северном полюсе, а не в средней полосе России. Так или иначе, но в начале апреля Коля объявил, что все готово, как здесь, в зоне, так и на воле. На вопрос, можно ли доверять тем, кто будет меня ждать
— Доверять никому нельзя, даже мне. Но мои люди преданы мне, ведь когда меня оговорили, они по поступкам моего врага узнали, кто прав, а кто виноват. Узнали те, кого тот фраер и его солдаты не успели грохнуть. Так что не скажу, что принимай все за чистую монету, постоянно проверяй, тогда и доверие будет не очень нужным.
Были и замечательные новости о Пете. Его отыскали в одной из зон, где отбывали срок бывшие военнослужащие и менты. Можно сказать, «
План побега был разработан Колей от и до. Оставалось только придерживаться его, и все выйдет само собой. Документы мне, конечно, нужны, да вот полагаться только на информацию пахана я не стал. Предполагалось, что уйду я в гробу. Это не шутка такая, просто у нас в зоне столярка, которая шлепает именно гробы. Точнее, пилят и сбивают колоды, а дальше они идут куда-то в город, обивают материалом уже по месту, в похоронной конторе. Вот и мне предложили свалить именно таким способом. Дело было в том, что почему-то колоды проверяют избранно, не каждую. Шпингалеты еще не ставят здесь, все крепится на гвозди, поэтому чтобы не терять крышки от гробов, их также прихватывают на несколько гвоздей. Но что-то я не решился. Пахану сообщил, заранее высказался, за день до «отхода», что не пойду в гробу на волю. Тот долго ругался, но заявил, что есть и другой вариант, только он менее надежный. Я почти не слушал его, наблюдая, как меняется караул возле нашего барака. У нас была снята одна доска под крышей, снаружи даже и незаметно, а вот изнутри нам был виден весь двор. В голове постоянно стучал набатом мой первый план побега, это тот, в котором я просто кладу всю охрану, что попадется по пути, и пытаюсь сбежать. Честно, валить красноперых не хотелось, хоть они и вели себя здесь как скоты.
Все же я согласился на предложение смотрящего и принял его план. Нет, не тот, что в гробу, чуть лучше для меня с моральной точки зрения, но опасней. Также со столярки вывозили и опилки… Да все я понимаю, проверяют, щупом тыкают. Если и наткнутся на кого-то, даже не обращают внимания, лишь тыкают рядом почаще. Этак они из меня решето сделают, вот будет обидно, да?
Вечером пятницы меня уложили в вагон. Было крайне неприятно от чувства беззащитности, но я сам выбрал этот путь.
— Главное, чтобы подпорки не вылетели, щит не даст тебя проткнуть, надеюсь, — наставлял меня перед побегом пахан. Блин, если это все делается только для того, чтобы мне срок добавить, или завалить таким образом, то мне будет грустно об этом вспоминать…
Дышать было неимоверно тяжело. Опилки, зараза такая, только на вид легкие. Дерево строгается сырым, поэтому вес немалый, да еще и дождь прошел. Если бы мне не придумали этот самый щит, сколоченный из досок и поставленный под небольшим углом, чтобы щуп, если попадет, скользнул мимо, было бы гораздо тяжелее. Ладно хоть сам щит держать не нужно, да и за счет свободного места под ним дышать все же не так трудно, как было бы, если б согласился просто лечь под доску. Щит с одной стороны опирается на маленькие ножки, они и жесткость придали, и возможность двигаться. Сейчас-то я уже вовсю рою опилки, сгребая их под себя, и делаю это все менее уверенно, так как они забивают все свободное место мгновенно, сжимая меня.
Пост охраны проехал хорошо, даже почти не испугался. Щуп ткнулся где-то рядом, слышно было звук удара, но в меня не прилетел. Думал, будут дольше шмонать, а тут пару раз ткнули, и поезд дернулся, начиная движение. Выбираться я начал практически сразу и вот уже, наверное, час мучаюсь, но никак не могу пробраться на поверхность. Дышать тяжело, надо торопиться, а то еще и паника начнется. Работал руками, благо за счет пустого места под щитом удалось добиться хоть какой-то рыхлости. Опилки осыпались неохотно, сползая вниз и медленно освобождая мне дорогу. Сколько прошло времени, ума не приложу, но наконец вытянутая рука оказалась на свободе. Оказавшись наверху, долго отплевывался, опилки здорово досаждали, забившись буквально всюду. Было еще довольно прохладно, но я все же скинул телогрейку и вытряс ее. Поезд тем временем двигался довольно шустро, вокруг был лес, прыгать здесь я не хотел, подожду чуток, хотя пахан утверждал, что лучше пешком побольше пройти, чем попасться в вагоне. Спустя некоторое время я все же решил, что пахан был прав, и, заметив впереди по ходу движения поворот, где машинист наверняка сбросит скорость, приготовился к десантированию. Ага, а чем не десант? По борту спустился вниз и ждал подходящий момент. Наконец, я почувствовал замедление и стал высматривать откос, куда предстояло прыгнуть. Насыпь была песчаной, вряд ли поломаюсь, но все же в момент прыжка постарался сгруппироваться как следует. Крутануло три раза, прежде чем я остановился. Нормально, чуть ногу зашиб, на что-то напоровшись. Так как штаны порваны не были, решил не заморачиваться, лишь потер ушибленное место и двинул в лес. Поезд тем временем уже прошел, оставив меня в одиночестве. Топать мне далековато, все нужные люди пахана были в столице, поэтому риск огромный, надо в первую очередь найти цивильные шмотки, не в тюремной робе же по стране гулять.
Шел по окраине леса; когда тот внезапно закончился, передо мной распростерлось огромное поле. Как по нему идти, вообще не представлял, ведь сейчас весна, пашня представляет собой болото из глины и чернозема, как на фронте прямо после танков по дороге идти. Немного подумав, решил, что паханое поле вряд ли будет находиться далеко от какого-нибудь населенного пункта, обычно деревни или села, поэтому, выбрав направление, зашагал вдоль кромки, немного зайдя в лес, здесь идти было все же чуть легче.
К селу я вышел только к вечеру, уже хорошо темнело, нужно было выбрать место для ночевки, а ночи-то сейчас холодные… Приглянулся мне один домик, что стоял с краю села. То, что это было именно село, я не сомневался, дворов пятьдесят вижу, а село еще и под холм уходит. Домик на отшибе приглянулся мне тем, что у него был большой участок и одна из построек, сарай какой-то, стояла так и вовсе на самом краю. Пробравшись уже по темноте, с удовольствием констатировал наличие сена, а значит, это был сенник. Забравшись, долго съезжал, под самую крышу, с чувством выполненной задачи я закопался в теплое, рыхлое сено и мгновенно уснул.
Снов не было, выспался просто волшебно, только по пробуждению понял, что замерзли ноги. Не то чтобы отморозил, но было неприятно. Стащив сапоги и портянки, растер ноги, помогло. Оглядевшись через щели сарая, сообразил, что уже утро, но довольно раннее, так как петухи еще не орали. Кстати, повезло или просто не заметили, но я не видел собак. Спустившись, решил подобраться к дому, авось одежку удастся стащить.
Хозяин дома, дед, совсем старый и дряхлый, не заметил меня, даже когда я прошел почти не пригибаясь возле него всего в нескольких метрах. Сидя на завалинке, тот смолил не то папиросу, не то какую-то трубку. Дымок, кстати, ароматный. Собаки у деда и правда не было, а также и других людей, кроме самого деда. Тот, видимо, жил один, а может, померли все… В доме на удивление было чисто и тихо. Обстановка была до крайности убогая и бедная. Прямо в сенях, на крючке возле двери, я заметил старую шинель, не знаю, наверное, еще с гражданской войны. Повесив свой ватник, номер я давно уже отпорол с него, я хотел было надеть шинель, но только протянул к ней руку, услышал голос:
— Что ж ты даже не поздоровался? — Я застыл. — Ну, проходи уж, раз разделся! — Я послушно повернулся и, увидев деда в дверях, как он, зараза старая, так тихо вошел, пошел в комнату. И это я старика посчитал глухим и слепым…
— Рассказывай! — не терпящим возражения тоном начал старик, сев на грубо сколоченный табурет.
— Прости, отец, обнести тебя хотел… — просто сказал я, но был при этом абсолютно искренним.
— Да ладно, чего у меня брать-то? Сам-то откель будешь?
— Издалече, отец, издалече, — выдохнул я.
— К «Хозяину» ходил?
— Откуда? — выпучил я глаза.
— Так тут лагерей как грязи в округе. Наше село считай чуть не единственное в округе.
— Понятно, да, отец, пришлось «сходить», но утек я.
— Серьезно набедокурил? — спокойный тон деда расслаблял меня.
— Не то чтобы набедокурил, так, сглупил немного, ну и навешали…
— Ладно, это твое дело, сам был молодым, знал бы ты, как мы в гражданскую рубились знатно! — Дед пошамкал беззубым ртом.
— Охотно верю, — кивнул я.
— Угостить тебя, уж извини, нечем. Живу я один, Олеська придет позже, она мне обед готовит, только она и признает меня, остальные отвернулись.
— А ты-то, батя, чем односельчан на старости умудрился огорчить? — с удивлением взглянул на старика я.
— Так я председателем раньше был, а в войну у нас колхоз разграбили, такие же, наверное, как ты, гаврики, ну меня и сослали сюда, в одиночестве доживать.
— Люто они с тобой, это кто ж такое придумал?
— Так наши же, односельчане. Детишки прошли как Мамай, снесли все, аж на грузовике увозить пришлось, а я не дал людям их поймать.
— Знакомые, что ли, были?
— Да какие знакомые! Мальчишки это были, лет по пятнадцать от роду. Залетные какие-то, в округе-то я всех знаю, эти не наши были. Жалко стало их, вот и не дал мужикам стрелять. Тут, в домишке этом, гадалка жила, а теперь меня сюда упекли.
— А уйти не пробовал?
— Да куды ж мне, годов цельный мешок, жить осталось два понедельника.
— Отец, мне бы накинуть что-нибудь, из человеческого, а то в этом… — я растерянно обвел взглядом свой внешний вид.
— Вид у тебя и правда не человеческий, — весело, по-доброму заметил старик. — Чего натворил-то?
— Не поверишь, отец, на родину вернулся… — я вкратце рассказал свою эпопею, о многом, конечно, умолчал, но общее представление дал.
— Вот так помотало тебя! — выдохнул после рассказа дед. — Так ведь искать будут.
— Конечно, будут, еще как, — кивнул я, — но я уж очень постараюсь больше к нашим властям в руки не попадать.
— Наград не жалко?
— Жалко, — честно ответил я, — они ведь не просто так даны.
— Да уж, это тебе не в штабе писарем сидеть. Сталинград! — сделал ударение на последнее слово дед.
— Да, за весь срок, что отвели мне свыше на войну, самое значительное было именно на Волге.
— Хорошо хоть жив остался, хоть и покалечили.
— Да уж. Только стоило ли так стараться, чтобы потом свои же в лагерь загнали…
— Ну, это ты уж сам постарался, что ни говори. — И прав дед, сам виноват.
Весь следующий день я провел у старика. Надо было бы торопиться уйти дальше, да чего-то мне мужичок этот понравился. Честный он, правильный какой-то, вот и зацепил меня своей искренностью. Я давно таких людей не встречал, а тут… Проведя еще одну ночь в селе, точнее на окраине, в хлипком домишке старика, наутро я двинул по пути, что подсказал мне также старичок. Тот округу знал хорошо, вот и посоветовал. С одеждой тоже помог. Вместо старой, линялой шинели, в которой я собирался идти дальше, дед вытащил откуда-то из сундучка справное такое пальто. Тоже видно, что поношенное, но вполне хорошо сохранившееся. Помог и с остальными вещами, так что одет я был вполне прилично.
По лесу идти было не в пример легче, чем вдоль поля, в лесу не так рыхло и грязно. Прошлогодняя листва толстым ковром укрывала землю, поэтому пройдя за следующий день порядка двадцати километров, я почти не запачкался. А шел я к реке. Дед посоветовал идти туда, навигация еще не началась, но мелкие суда и лодки уже вовсю ходят. Когда вышел на берег, удивился, как же тут все похоже на ту Волгу, что я помню из своего времени, кажется, вообще ничего не менялось. Никаких судов на воде пока не было, и, постояв чуток на узкой полоске песка, я двинул вверх по реке. Судя по объяснению старика, где-то недалеко должна быть маленькая деревенька, в ней и хочу заночевать.
Да, долгим же был мой путь до столицы. Без малого три недели топал. Конечно, шел я не постоянно, останавливался то в одной, то в другой деревушке или селе. Где день, где два тратил. Остановки были необходимы, кто ж меня в такие голодные времена даром кормить-то будет? Во-о-от! В той первой деревушке, на которую я вышел по наставлению старика, я помог рыбакам распутать старые сети, подлатать лодку. За это меня и покормили, аж два раза, и позже переправили на левый берег. Почему именно туда? Рыбаки подсказали, что там проще будет найти какое-нибудь корыто, что пойдет вверх. Недалеко от того места, куда меня доставили на лодке, оказался маленький городок, а в нем куча причалов. Поработав и там, подготовка к сезону шла бойко, я и пристроился на небольшой буксирчик. Кстати, капитаном на нем оказался крепкий мужик, лет пятидесяти, абсолютно седой и без ноги. Этот мореман-речник в хорошо памятном мне городе на Волге таскал баржи с людьми и боеприпасами в осажденный город. Получив тяжелое ранение, как уже говорил, ногу дядька потерял, был отправлен в тыл. А сейчас, заменив костыли на протез, обычную деревяшку, капитан вновь был при деле.
На этом буксирчике, минуя хорошо известный мне город, в котором я вновь встретил Петра, я дошлепал аж до Кимр. Там уже, отдохнув пару дней, нашел попутку в виде обычной лошади с телегой и вскоре оказался в столице. А Москва вся сияла. Не знаю, как другим, но на мой взгляд, так было всегда. Это я о том, что все деньги с областей в будущем уходят в столицу. Так вот, это было заведено не при Путине или Ельцине, это все было всегда.
Был вечер, когда я слез с телеги на одной из окраинных улиц Москвы. В ночь идти к людям пахана из лагеря я как-то постеснялся. Хрен его знает, насколько преданы ему эти люди, может, как и большинство, просто переметнулись к новому хозяину. Выспавшись на вполне удобных трубах в подвале одного из домов, с утра потопал ближе к порту.
Не знаю, да и не узнаю уже никогда, был ли у пахана разговор со своими обо мне, но встретили меня очень невежливо. Чуть до драки не дошло.
Меня никак не хотели признавать за своего, да и не был я им, но уже когда стояли в стойке, откуда-то вылез еще один молодец и всех успокоил.
— Да ты не держи зла, браток, ну сам подумай, приходит фраерок и заявляет, что он от Коли! Ты сам-то, как думаешь, куда бы послал такого? — после выяснения всех тонкостей воровской встречи мне пояснили, где я был неправ. Оказалось, везде.
— Да «въехал» я, — кивнул я. — Если честно, то просто и не думал даже, как спросить, а пахан не подсказал, видимо, думал, что сам знаю.
— Лады, проехали! Короче, скоро придет Соловей, он отведет тебя к Изе-фотографу… — Дальше мне подробно объяснили, на почти литературном языке, что мне предстоит сделать.
Фотограф был евреем. Да что говорить, все, к кому меня водили, для того чтобы сделать новые документы, были евреями. Не то чтобы я был против этой нации, но, блин, удивлению не было предела. И в верхах они, и в бизнесе, теперь вот еще и с «деловыми». Короче, документы справили быстро, всего за три дня, причем такие, что я вначале даже охренел слегка, услышав новую вводную:
— Завтра идешь в пятнадцатое отделение милиции, у тебя прописка в общаге как раз в том районе, и встаешь на учет.
— Как это, я ж беглый? — вновь затупил я, уже не в первый раз.
— Ну, служивый, ты вообще… — Что «вообще» мне не стали озвучивать, наверное, сам должен был догадаться, я вроде и догадался. Дурачок я был, по их понятиям.
Вот так я и стал Алексеем Степановым тридцати восьми лет от роду, беспартийным, уроженцем какого-то села в Сибири. Наверняка настоящий Степанов где-то в земле лежит, черт, неприятно это, но не в моем случае выделываться, бери то, что дают, и не пищи.
В милиции встал на учет, согласно легенде, я приехал из далекой Сибири учиться в институте на агронома. Приехал месяц назад, но экзамены провалил и теперь подрабатываю на стройке. Менты даже делали запрос по месту жительства, что насторожило меня пипец как, но все прошло очень хорошо. Как позже объяснили «деловые», менты не отсылают фотографии в запросах, хватает общих примет и словесного портрета. Простота… Так как личность мне подбирали специально, такие случаи уже бывали, когда надо легализовать «по-чистому» кого-то из братвы, то все шло как по накатанной. На стройке, куда пришлось сходить, чтобы уволиться, некогда мне было работать, даже здоровались со мной, видимо, я и впрямь похож на этого Степанова.
Никто меня не трогал и не вовлекал в воровскую жизнь. Да, я видел, как люди приходят и уходят, что-то приносят, что-то уносят, вникать я не собирался. Занимался я тем, что собирал всю доступную информацию на нужного мне человека. Просто завалить его никому не нужно, тут все гораздо сложнее, воры хотят вернуть общак, да еще и навариться на этом деле. Вообще, я не чувствовал себя кому-то обязанным, но надо мной висело обещание Коли-смотрящего. Он клялся, что сам вытащит Петю с зоны, если, конечно, тот сам захочет этого. Как он это сделает, ведь там одни бывшие вояки и менты? Откуда связи? Куча вопросов, но ответ был один: зона есть зона, не важно, «красная» или обычная, у «деловых» людей связи есть везде. Сейчас, попутно со сбором информации, я еще и выжидаю известий от Коли по Петру. Будучи «чистым», я, возможно, смогу с ним встретиться, хоть встреча и будет очень короткой. Я должен сам его спросить, захочет ли он свалить отсюда. Да, я хотел вывезти его и семью за границу, раз уехал, и во второй получится. Ну, а пока дела…
— Смотри, служивый! — тощий мужичок по кличке Киря, что служил мне провожатым, указал кривым пальцем на группу мужчин, трущихся возле складов на одной из баз в Подмосковье.
— Который старший?
— Ты что, думаешь, он сам пойдет на дело? — удивился Киря.
— А на фига мне тогда смотреть? — не понимал я. Меня позвали сюда показать то, что меня заинтересует.
— Ты же говорил, что хочешь знать, как они работают, вот и смотри!
— Так они тут на «деле»? — вновь удивился я.
— Блин, откуда тебя откопали? Конечно, а ты думал, они тут на государство спины гнут? — Киря заржал. — Ну ты и выдал!
К складам тем временем подошли три машины, все военных времен «студеры». Дальше пошло действие, я только успевал смотреть. Водил из машин выдернули так, словно хотели запустить в космос, такое ускорение им придали. В кабины запрыгнули готовые к этому мужики, и в мгновение ока все исчезли, порыкивая моторами грузовиков.
— Видел, как работают?
— И? — не понял я.
— Наводит их кто-то, причем настолько хорошо, что проблем вообще никогда не возникает.
— Слушай, но так вы же их выследили, вон ты аж мне такую демонстрацию устроил, значит, не такие уж они и волшебники?
— А ты думаешь, почему мы тут?
— Откуда я знаю? — продолжал тупить я.
— Так мы должны были взять эти «студеры», там жратва.
— Вообще запутался. Так чего ж не взяли?
— Ты же видел, как работают, куда нам! — сокрушенно покрутил головой Киря.
— Да ну тебя к чертям собачьим! — выругался я. — Нашел проблему. Ты просто хочешь меня на дело подвязать, да?
— Да, — честно ответил Киря. — Мы не знаем как, но их нужно осадить, пахан тебя и прислал, как человека со стороны, может, тебе что в голову придет.
— Это тебе сейчас в голову придет, точнее, прилетит, — серьезно сказал я, — что, нельзя было сразу объяснить, чего хотите?
— Пахан велел сделать именно так, — растерянно ответил «деловой».
— Ребята сто процентов бывшие военные. Гасить своих я не буду, это не фрицы. А совет, что ж, можно и дать, — я чуть задумался, — на их скорость и грубую силу вам нужно умение, а у вас его, я думаю, нет.
— Откуда, у нас в кодле лишь трое на фронте были, да и то пехтура…
— Пехота — царица полей! Победу добывает именно пехота, а не диверсанты, а вот ваши конкуренты именно спецы. Значит, вам нужны
— Как у немцев были, что ли? — обалдев от услышанного, воскликнул Киря.
— Идем домой, я подумаю, — многозначительно ответил я, увлекая своего напарника.
Да, ужасно не хотелось влезать во всю эту кухню, но во мне вдруг проснулся какой-то хищный азарт. Ужасно хочется узнать, кто это такой ушлый действует против воров, да и, чем черт не шутит, поймать его.
На хате, куда меня привел Киря, было многолюдно, но я настойчиво увел его в свободную комнату.
— Чего ты хочешь? — Киря, как оказалось, был правой рукой сидевшего сейчас на нарах пахана, поэтому и вел меня везде именно он.
— Думаю, я могу попробовать переиграть вашего Офицера, — задумчиво сказал я.
— И как же? — ехидно, но с интересом в глазах спросил Киря.
— А кому я тут могу верить? — склонив голову набок и с еще более ехидной миной на лице, ответил я.
— Да все парни наши, с потрохами! — изумленно рыкнул вор.
— Да что ты говоришь! А как же тогда противник знает о ваших планах на тот или иной набег? Молчишь? Правильно, я вот и в тебе-то не уверен.
— Мамой клянусь…
— Не тронь мать, это святое! — возразил я. — Ты неужели сам не понял, что вас сливают? Каждую вашу делюгу спокойно сливают врагу, а он и рад стараться!
— Да, пахан тоже так говорит, но мы не можем выследить, пытались уже, — растерянно произнес Киря.
— А на фига их вычислять? Пускай дальше стараются! — Киря аж поперхнулся.
— Это как?
— Да просто. Слушай сюда!
Я наметил небольшой план и сейчас дозированно выдал его вору. Надо было видеть его реакцию, когда я сказал, что буду их тренировать. «Деловые» по определению не поддаются дрессировке, не тот народ, но все-таки я хочу сделать из этого стада хоть какое-нибудь подобие боевого взвода. Всего воров в подчинении смотрящего, а теперь Кири, осталось пятнадцать человек. Негусто, но остальные слились к врагу. А раньше, буквально несколько лет назад, их было под сотню. Кто-то сбежал, кто-то перешел на сторону Офицера, а кто-то уже в земле. По сведениям Кири, у врага около тридцати активных штыков. Это те, кого они видели не раз в деле, будем считать, что это и есть активная часть банды. Узнав у вора о наличии тихого местечка, я был обрадован наличием такового не так и далеко от Москвы, всего-то каких-то шестьдесят верст на север. Также меня очень обрадовал внушительный арсенал в запасе воров, жаль, но не было снайперской винтовки, правда Киря побожился, что обязательно достанет, думаю, выполнит.
В заброшенной деревеньке было аж три вполне годных для житья дома, их и заняли. Оружие привезли чуть позже, пока я решил начать с общих тренировок. Ох как взвыли непривыкшие к такому воры! Буквально на следующее утро после прибытия в деревню я погнал их бегом вокруг поселения. Одни сразу заартачились, другие тихо приняли мои издевательства как данность, но первых было больше.
— Я не понял, вы хотите «подняться» или нет? Скоро последний хрен без соли съедите, а что потом? В лагерь или сразу в землю? — спокойно обрубил я на полуслове начавших бузить воров.
— Да на кой ляд нам эта суета? — воскликнул один, самый горлопанистый из них.
— Вы видели, как работают ваши коллеги? Не стыдно свою добычу отдавать чужим? — я играл на самолюбии, оно у «деловых» развито хорошо, аж зашкаливает.
— И чё? — опять этот бузотер, придется остудить его, может, тогда и другие начнут думать, прежде чем говорить.
— Иди сюда, м
— Ты подумай для начала, больно же будет, — бросил я, видя, как тот решительно рвется в драку, — или нечем? Я тебя просто уронил, если начну бить, будет очень больно, но недолго, я предпочитаю противника уничтожать! — закончил я фразу и сделал вид, что отворачиваюсь. Вор поступил так, как я от него и ожидал. Рыкнув, он буквально бросился мне на спину, а надо заметить, что был этот предводитель бунтовщиков весьма крупным. Выбросив ногу в направлении спарринг-партнера, я вновь усадил его на пятую точку.
— Остынь, я тебе не враг. Был бы им, ты бы уже остывал! — Но отчаянный вор, получивший по морде, словно не слышал меня. — Обратите внимание, господа бандиты, — вырвалось у меня, — вот таких, как он, остановить бывает легче всего.
Вор уже наносил мне удар в голову, когда я исчез из виду, а перед ним вдруг возникла пустота. Похлопав по плечу оппонента, я пробил ему хлестко кулаком в живот, блатной как раз уже повернулся ко мне. Сложившегося креветкой вора добивать не стал, а лишь показал, что может случиться, если бы я бился с ним всерьез. Прислонив ребро ладони к шее противника, я обозначил удар в горло.
— Гарантированная смерть, кто-то еще хочет поговорить, или займемся делом?
Желающих тогда подраться больше не нашлось, поэтому продолжили пробежку. Побитому дали отдых до завтра, как он побежит, не знаю, но вот то, что дристать сегодня ночью будет, это факт.
Изо дня в день я гонял своих «новобранцев» как мог жестко. Меня проклинали, предлагали завалить, но терпели, а уже через месяц у «блатарей» начало что-то получаться. Да, через месяц это был уже не тот сброд, что я увидел, когда только приехал в Москву. Они уже довольно спокойно переносили «десятку» по ими же вытоптанной тропинке, что шла возле леса за деревней. Начали учиться стрелять и передвигаться, прикрывая друг друга, пытались научиться рукопашному бою, азам, конечно, но все-таки. Тем временем я продолжал их гонять и учить, уже вычленив для себя двух самых молодых, что походили на стукачей. Еще через некоторое время я попытаюсь их проверить, возможно, что я ошибаюсь.
Как оказалось, нет, не ошибся. Именно эти двое и были засланными казачками. Когда по прошествии второго месяца тренировок я вдруг объявил, что идем на дело, они тут же слиняли, докладывать побежали. Я лично, никого не ставя в известность, только сообщил Кире, чтобы ждал меня и никуда отсюда не уходил, проследил их долгий путь. Ребята реально стали выносливыми, ведь они протопали все шесть десятков километров пешком. Меня глодало только одно, будут ли они встречаться с Офицером, или со связными. Оказалось, у конкурентов тоже все в порядке с конспирацией. Естественно, Офицер не появился на месте встречи «деловых», зато я понял, как работают стукачи. На сходке были четверо бандитов, несмотря на теплый июнь, одеты были в телогрейки, ага, видать, база у них тоже не в городе. Дождавшись, когда стукачи передадут информацию и начнут сваливать, чтобы вернуться скорее в нашу деревню, я быстро их обогнал.
Рассказав Кире о произошедшем, долго выслушивал его комментарии относительно моей вылазки. Киря никак не хотел верить, что это правда, а главное, боялся, что стукачи рассказали о наших учениях противнику. Что ж, на это и был расчет.
Слили место предстоящей вылазки на склады возле Мытищ мы не напрасно. Там я хотел провернуть еще одно подготовительное действие. Заняв позицию заранее, я ждал почти шесть часов, пока прибудут конкуренты. Расположились возле нужного склада, появившиеся шестеро бойцов Офицера были вооружены пистолетами. Хорошо, что на дворе июнь, ночи светлые, а то было бы хлопотно. Так, начинается первая часть марлезонского балета!
Сидя на крыше склада контролировать действие, происходящее прямо подо мной, было проще простого. У меня в руках два ТТ, врагов шестеро, расклад в мою пользу. Скажете, один против шестерых и в твою пользу? Конечно да, процентов на восемьдесят уверен, что так стрелять, как я, они не умеют, хоть и находятся под началом Офицера.
В этот раз бандиты не стали просто выкидывать водителя грузовика, а тот был один, его завалили. Черт, жаль мужика, я-то рассчитывал, что они, как и раньше, просто выкинут его из кабины и уедут, но его посадили на «перо». Как бы в ответ на это я тут же принялся действовать. Выстрелов пришлось сделать семь, одного я вначале подранил, чтобы допросить, а потом добил. ТТ хорошая штука, бьет точно, отдача вполне сносная. Все шестеро лежали тихими мышками вокруг грузовика и не отсвечивали. Собрав быстренько их имущество, закинул все в кузов грузовика, в этот раз был ЗиС. Трупы отправил туда же, тяжеловато пришлось, особенно один был очень «здоровым» и тяжелым. Заведя грузовик, поехал прочь от складов, мне нужно спрятать технику и трупы в ней, чтобы не очень скоро нашли, а еще лучше, наверное, будет утопить где-нибудь. Абсолютно случайно, уже под утро, проезжая по проселочной дороге недалеко от какого-то села, я заметил речку. Остановившись, осмотрел берег и пришел к выводу, что место мне подходит. Разделся и сплавал на середину реки, глубина была метров пять-шесть, вполне достаточно, чтобы спрятать грузовик. Привязал найденной у бандитов веревкой трупы внутри кузова, чтобы хоть какое-то время не всплывали, я разогнал машину километров до тридцати прямо на берегу и направил ее в воду. Когда кабина начала погружаться, дно, видимо, было обрывистым, я еле успел выскочить из машины. Та двигалась еще с пару метров по инерции, хотя мотор уже давно заглох, и, остановившись, скрылась под водой. Отлично, теперь нужно выбираться отсюда.
Хорошо, что перед этим делом мы всей кодлой вернулись на место базирования шайки воров в Подмосковье, поэтому возвращаться было близко. Уже к восьми утра я был на месте и сделал вид, что вообще никуда не уходил. Вот, теперь стукачи, что были у нас в компании, смогут подтвердить, что исчезновение группы Офицера не наша работа.
С Кирей я поделился информацией о том, что сделал сегодня ночью. Тот только глазами хлопал, а потом выдал:
— Сань, так мы таким макаром можем их просто выбить всех!
— Ты забыл, какая цель у вашего пахана? Грохнуть их всех не проблема, только это не вернет вам ваш общак, а я должен Николаю именно его.
— Я понял, что дальше? — Ого, он точно понял, что это еще не всё.
— Такую штуку нужно повторить еще раз, а то и не один.
— Так я и говорю, заодно и вырежем у них побольше!
— Я хочу выманить Офицера. Пленный мне сказал, что тот сам не ходит на «дело». Где общак, раненый тоже не знал, уж поверь мне.
— Почему-то верю, — серьезно проговорил Киря.
— Тогда действуй. Нужно организовать дело, на него пойдут два-три наших парня, только сук оставим.
— Ага, когда уйдем, эти побегут к хозяину и…
— Будем надеяться. Как ты думаешь, смогут наши завалить без промаха шесть-восемь человек?
— Сейчас уже, думаю, смогут, — уверенно кивнул Киря. — Учил ты как надо, сколько крови выпил у парней, зато они теперь словно крылья обрели.
— Главное, что нам удалось все это время держать в тайне нашу подготовку. Иначе к нам бы уже пришли. Противник знает, что мы готовились всего месяц, а потом разбежались.
— Да уж, хоть и было нелегко. Но твоя задумка, что надо залечь на дно, сработала. Ты их вовремя тогда отцепил. Потом, когда все собрались вместе, эти двое ничего не поняли, думают, что все гастролировали по стране, это парни мне донесли.
— Хорошо. Так давай же, друг Киря, выманим этого зверя из берлоги, надо посмотреть, что это за фрукт.
— С удовольствием! — усмехнулся помощник пахана, а теперь и мой.
На следующий день пришли вести от Коли, из лагеря. Тот прислал весточку о том, что Петя отказывается бежать. Тогда я попросил передать ему, что плавать учить я его точно не стану! До этого пахан не упоминал меня. Пете сказали, что есть возможность уйти с зоны, говорили, что якобы фронтовые друзья о нем заботятся. Но Петр уперся как баран. Да что тут говорить, честный он, не то что я…
Через неделю мы убрали новую группу врагов в составе восьми бойцов. Пришлось уже труднее, стрелял-то не я сам, а «мои» ребятки, все же у них не было такого опыта, как у меня. Даже одного раненым принесли, причем тяжело. Это ведь у меня личное кладбище со стадион имеется, а парни все же больше гражданские, пусть и преступники. Оказалось, стрелять в человека тут готовы были всего пятеро, остальные были «чистыми», портить их я не захотел, пусть с этим пахан живет, когда выйдет из зоны. Там, кстати, теперь так условия ужесточили, что пока возможности свалить не было. Я в розыске, в отделении милиции даже фотку свою видел, ну и страшный же я на ней. Меня тогда долго не кормили, постоянные допросы с рукоприкладством, поэтому даже если меня сейчас, такого, в общем-то, холеного, поставить рядом с фотографией, то только опытный человек смог бы увидеть, что мы на одно лицо. Да еще и волосы я покрасил, Киря достал мне настоящий грим-набор, из театра увел, поэтому я даже моложе сейчас выгляжу. Так что я пока не переживал, тем более у меня все документы на руках, хрен ко мне просто так прицепишься. Если не раздевать, конечно, а то там столько «особых примет»…
Работали без меня, потому как я все же надеялся, что благодаря стукачам Офицер узнает и придет на помощь, но я просчитался. Я лежал с винтовкой до налета, лежал и после, но наши спокойно ушли, забрав трофеи, а Офицер не появился. Черт, или он настолько умный, или просто трус. Но я все же надеюсь, что удастся его вытащить из берлоги, где он прячется, потому как это уже второй подряд случай неудачного налета с его стороны. Вернувшись на «базу», заинтересовался реакцией стукачей. Они так и лезли с вопросами, но, блин, не ко мне. Эти два урода были, кстати, единственными, кто испытывал ко мне отвращение. Ну, а я отвечал им равнодушием. Никто из всей кодлы, кроме Кири, не знал, для чего я на самом деле здесь нахожусь, думали, просто в бегах, вот и прячусь у них. Вот почему они и приняли мои «уроки» в штыки, не хотели подчиняться какому-то хрену с горы.
Ждать момента, когда Офицеру надоест проигрывать, было трудно, уже июль на дворе, а дело не двигается. Но все же я оказался прав, он пришел. Только вот уже я оказался не готов к его появлению. На очередном грабеже, когда только началась стрельба, появились два автомобиля. Тяжелые армейские грузовики нагло подкатили прямо к месту бойни, и из них открыли такую стрельбу из пулеметов, что моим парням пришлось убегать. Потеряли двоих, уничтожив более половины группы противника, но убрать старшего я так и не смог. Тот банально не вылезал из машины, а вот с собой в засаду он притащил, похоже, всю банду, уж больно лихо шмаляли. Прикрывая отход наших парней, я тоже поучаствовал в бое, убрал троих особо наглых и умелых, но потом пришлось валить, так как мое место заметили и открыли огонь из ДП. Плотность была не очень высокая, но я предпочел скрыться. Жаль, я выдал себя, а значит, Офицер сделает выводы о нашей засаде. После возвращения я лично перед парнями, что только что чудом ушли из-под пуль, зарезал обоих стукачей, приказав не хоронить. Решил оставить память о нас у тех, кто скоро сюда приедет, вряд ли Офицер до сих пор не знает, где мы базируемся, наверняка ведь эти утырки сдали с потрохами.
— Саш, как же быть-то? Парни болтать начнут…
— Ничего, прорвемся, еще и не из такой задницы вылезали. Сейчас валим отсюда, как можно быстрее.
— В нашу уютную деревеньку на Волге?
— Не-е-ет, — улыбнувшись, с ехидством в голосе протянул я, — мы пойдем в столицу.
— Да ты что, Сань, они же знают теперь, где мы и сколько нас.
— А разве мы не знаем, сколько их? Послушай, Киря, их осталось мало, человек десять, не больше. Новых он набрать не успеет, да и толку-то, необученные вояки нам не противники, а опытных по пальцам пересчитать можно.
— Ну, тебе виднее, только ты что, решил идти к ним сам?
— Да, я был не прав тогда, когда говорил, что не важно, сколько мы выбьем у них живой силы, признаю. Если бы мы раньше тряхнули ссученных, то у нас бы ничего не вышло, врагов слишком много, а вот теперь, думаю, вполне можно схлестнуться.
— Саш, ты же видел, у них даже пулеметы есть!
— Киря, это я просто неправильно позицию выбрал, не подумал, что они могут пулеметы подтянуть. Мы-то им засаду устроили, а засадили нам. Если б к моменту их подхода с пулеметами наши парни были в чуть более хорошей позиции, в укрытии, например, я сам бы их на ноль помножил.
— Да, стреляешь ты!.. — Киря поднял большой палец вверх.
— Что есть, то есть, хоть и руки работают гораздо хуже, чем на фронте, но тогда и не было всех этих ран, что дают о себе знать. — Да уж, раны! Кому бы рассказать,
— Нашли, Сань! — выдал мне с утра Киря, как из пулемета отчеканил.
— Дай угадаю, он в городе?
— Бля, ты чего, сам его пас, что ли? — озадаченно потупился помощник.
— Просто предположил, ведь вокруг вы все прошерстили, так?
— Блин, да. Ты прикинь, его видели, когда он в «контору» заходил.
— В контору? — переспросил я.
— Именно, ГРУ там вроде. Но он по гражданке был.
— Ну правильно, на фига ему светиться. Вот, Киря, мы и узнали секрет вечной молодости!
— Чего-чего? — нахмурился собеседник.
— Да понятно теперь, говорю, стало, как эта сука все сухим выходит, откуда столько оружия.
— Значит, все-таки красноперый?
— Фу, ну что за слова, Киря, я же тоже бывший военный, хоть и демобилизованный.
— Да знаю, знаю. Но ты другое дело, ты наш, бывалый! — Вот так, я уже и ворам своим стал, допрыгался.
— Киря, ты же знаешь, я у вас, пока должок не верну.
— Это уж как захочешь, пахан-то где? В лагере, а ты тут. С тобой я бы и дальше «работал».
— Я этого не слышал, все, давай до вечера, я поехал в город, надо самому посмотреть.
Клиента я нашел уже на Лубянке. Меня туда отвели два парня, что сторожили Офицера. Площадь как площадь, подумаешь, «ГосУжас» здесь, плевать. Время было три часа дня, клиент зашел туда около тринадцати, интересно, сколько он там просидит? Наблюдать было чертовски сложно, простые люди старательно обходили стороной и «Большой дом», и площадь вообще. Прятаться особо было негде, недолго думая, просто сел в припаркованную метрах в ста машину. «Победа» стояла давно, к ней никто не подходил, по крайней мере с часу дня, это парни сказали. Оставив одного гулять рядом, это чтобы вернувшийся неожиданно хозяин машины орать не стал, мы еще с одним соглядатаем устроились на широких диванах авто. Жарко, блин, окна не станешь распахивать, подозрительно будет. Около часа мы так просидели, пока вынырнувший откуда-то из подворотни седой мужичок, лет сорока пяти, не попытался подойти к машине. Наш помощник, ну, или сообщник, мягко и настойчиво увлек хозяина машины обратно, туда, откуда тот и пришел, а мы быстренько покинули авто. Одновременно с этим началось движение возле здания НКВД. Точнее, из-за дома выехали две машины, черная «эмка» и ЗиС с солдатами. Я даже не дернулся, как шел от машины в сторону по тротуару, так и шел, но заметил, как автомобили едут прямо к нам. Нет, они не просто направлялись в попутном направлении, они были уже на нашей стороне улицы, то есть на встречной полосе.
— Атас, старшой! — свистнул кто-то из моих подельников, и я тут же рванул вперед. Уже сворачивая за ближайший угол, услышал стрельбу. Блин, положат парней, они, видимо, решили дать мне возможность уйти. Черт, а вот хрена вам по всей морде! Вы, суки, ждете, что я побегу? Ну ждите-ждите!
Мгновенно взлетев по пожарной лестнице на крышу дома, я по обратному скату пошел назад, в сторону «Большого дома». Здание напротив было выше, приходилось не разгибаясь прятаться за коньком крыши. Когда по моим предположениям я оказался прямо напротив нужного здания, я чуть выглянул поверх конька. Нет, блин, не видно входа. А если… Отыскав ближайшее слуховое окно, ведущее на чердак, я перочинным ножиком быстренько выдернул штапик, что удерживал стекло. Выставив последнее, забрался внутрь. Темно тут, и голубей нет. Хотя откуда им взяться, все ближайшие чердаки заколочены. Перебежав на нужную сторону, я уставился в окно. Есть! Главный враг, за которым мы охотимся столько времени, нагло стоял на крыльце с парой энкавэдэшников. Чуть в стороне слышалась возня, точнее, кто-то разбил стекло, вот я и услыхал. Переведя взгляд левее, увидел, как трое чекистов тащат одного из моих парней. Тащат за руки, а ноги у того волочатся по земле. Жив или нет? Жив! Офицер приподнял голову избитому парню, Лешкой его вроде зовут, что-то сказал и махнул в сторону управления. Бойцы потащили парня туда, а наш хренов объект попрощался с офицерами НКВД и двинул пешком по улице. Внимательно проследив за тем, куда он идет, я решил, что он и живет тут рядом, с ним здоровались люди, которые встречались на улице. Да, это Москва. Только что стреляли, а уже как и не было ничего. Я, перебегая от окна к окну, внимательно наблюдал, стараясь не потерять из виду врага. Когда тот свернул за угол в конце длинного дома, я пулей метнулся к выставленному мной окну. Проблема только одна, если меня ищут, то внизу будет ждать сюрприз!
Ничего не произошло. Напялив кепку, до этого она была за поясом, я спокойным шагом направился в нужном направлении. Возле угла остановился и осторожно, чтобы не привлечь ненужного внимания, выглянул. Офицера нигде не было видно, да я и не рассчитывал на это. Перейдя улицу, пропустив по пути идущих солдат НКВД и предъявив документы, я уже хотел было идти дальше, когда там, куда свернул Офицер, меня вдруг окликнули:
— Не меня ищешь? — Подавив желание закрутить головой, я сделал еще пару шагов. — Стой, а то позову бойцов! — голос человека, который привык командовать.
— Стою, — равнодушно ответил я и поднял голову. Из окна подъезда на меня смотрело лицо того, кого я искал так долго.
— Заходи в парадную!
— На фига?
— Давай, без разговоров! — Человек исчез, ну и я шагнул в темноту дверного проема. Почти тут же пришлось наклоняться и уходить от удара в голову. Просто ждал этого, поэтому и уклонился.
— Экий ты прыткий, не балуй, у меня пистолет! — донесся голос. После неудавшегося удара Офицер отскочил чуть назад и стоял в двух метрах от меня.
— Ну так стреляй! — спокойно сказал я.
— Где тебя такого откопали? Ведь вся гопота местная, необразованная, никогда бы сама на меня не вышла!
— Не понимаю, о чем ты? — гнул я пока свою линию.
— Хватит, набегался! Отвечай, кто ты?!
— Тебе ли спрашивать? Ты ж из «конторы» вышел, а не я.
— Тебя кто-то подослал, сами не могут найти, вот и прислали того, кто чуть умнее. Да вот только беда твоя в том, что ума все-таки маловато будет. Последний раз спрашиваю, — Офицер стиснул зубы. —
— А ты вон у него спроси, — с ухмылкой бросил я. Играть так играть, все равно терять нечего. Я дернул подбородком так, будто указываю на кого-то за спиной Офицера. Вы бы видели его рожу! Он чуть не подпрыгнул от неожиданности и мгновенно сделал пол-оборота корпусом. Пистолет, конечно же, чуть ушел в сторону, ну и я не стоял столбом. Прыгнув к Офицеру рыбкой и хватая за ноги, даже не понял, отчего саднит спину. Выстрел, это был выстрел из пистолета. Повалив врага на ступени, даже не стал заморачиваться в попытках выбить ствол, просто ударил наотмашь в лицо кулаком и, пользуясь замешательством противника, дернул на выход из подъезда. Смысла бить противника дальше или пытать не было. Пистолетный выстрел — это как звонок в милицию. Уже отбежав метров на сто, услышал позади крики и милицейские свистки. Да, светанулся я знатно. Хоть и были у меня усы приклеены да на роже грим лежал, делая последнюю заметно шире, но в том, что Офицер при встрече меня узнает, сомнений не было. Поэтому я и не побежал без оглядки прочь, а, оббежав квартал, на ходу скидывая пиджачок и кепку, вернулся на ту же улицу, где и повстречался недавно со своим новым врагом. Наблюдать из толпы зевак было довольно просто, народу-то набежало на шум много. Увидев, как из подъезда вышел мой противник, я улыбнулся одними уголками рта.
«Мы еще поглядим, кто кого подловит, а то устроил мне танцы с бубном!» — мелькнуло в голове. К сожалению, прямо сейчас проследить за Офицером не получилось. Причина была проста, тот направился к машине, видимо из управления кто-то подъехал, ну и спустя пару минут, разгоняя толпу зевак клаксоном, «Победа» выехала со двора. Бежать вдогонку было опрометчиво, поэтому я еще чуток постоял, а когда люди начали расходиться, исчез с улочки.
Найти псевдоэнкавэдэшника вновь было делом техники. Я даже не стал возвращаться к своим подельникам, а просто устроился на чердаке одного из домов по соседству со страшной площадью. Этот дом находился в паре кварталов от Лубянки, поэтому, видимо, был не заперт, как те, что стояли непосредственно на площади. Дом был пятиэтажный, высоковато, конечно, приходилось сильно изгаляться, чтобы видеть улицу. К ночи я все же дождался того, кто так ловко меня подловил. Причем, как я и думал, Офицер жил по соседству с «конторой». Спустившись буквально бегом, я думал только об одном — как бы не упустить. Нагнал нужного человека в конце улицы, тот свернул в очередной двор, а я по кустам за ним. Вот и дом его, похоже. Офицер вошел в подъезд дома напротив, а спустя пару минут я уже знал и квартиру. Как и отметил выше, уже темнело, поэтому свет, появившийся в одном из окон третьего этажа, был для меня маяком. Сквозь легкие занавески я увидел, как человек подошел к окну и задернул шторы,
Интересно все же, один живет, али как?
Приоткрыв дверь подъезда, я прислушался. Где-то кто-то бубнил, откуда-то лилась негромкая музыка, патефон, что ли, врубили… Поднимаясь по ступеням, хорошо, что бетонным, не скрипели, я оказался возле нужной квартиры. Самое главное, что мне нравилось здесь, так это то, что здесь жильцы жили именно в квартирах, а не коммунальных комнатах. То ли это центр столицы так устроен, то ли в этом районе живут одни партаппаратчики, которым положено отдельное жилье, но, как и сказал, мне это очень подходило.
Как попасть внутрь квартиры, если хозяин таковой этого не хочет? Правильно, на фига мне отмычки, которыми меня еще и пользоваться научили? Возился я с минуту. Когда услышал щелчок сувальдов замка, думал, всё… Но это просто мне так показалось, ибо я тут преступник, мне и следует опасаться каждого шороха, а так звук был достаточно тихим. Слегка приподнимая створку двери, просто тянул ту за ручку вверх, я осторожно начал открывать ее. Черт, у него цепочка на двери, ай-ай-ай! Прислушавшись и не услышав ровным счетом ничего, я начал просовывать руку, чтобы попытаться снять цепочку. И тут… Удар, точнее даже не удар, а захват. Мою ладонь прижали к двери изнутри, а сама дверь резким рывком пошла от меня. Пипец, я просто остался бы без руки, ежели бы мгновенно не сунул в проем ногу. Ботинок сжало, ногу немного защемило, но все это было фигней. Правой рукой я уже выдернул пистолет и, наведя на дверь, сказал:
— Отпусти и назад, иначе просто стреляю! — я понимал, что тот так же наверняка со стволом, и не ошибся.
— Или я! — Я четко услышал, как щелкнул предохранитель. Уйти было нереально. Если уклоняться, то придется убрать ногу, и тогда противник захлопнет дверь, да и руку мою он продолжал удерживать. Размышлять было попросту некогда, и я решился. Направив ствол вниз, в расчете не убивать врага, я быстро дважды нажал на спусковой крючок. Бахнуло несильно, забыл сказать, воры подогнали мне ствол с глушителем, но все же подъезд — это не улица. Еще не успела вторая гильза упасть на пол, как я выдернул ногу, а руку и так уже отпустили, и присел, чуть уйдя влево. Прикинув, где может быть противник, сделал еще три выстрела. Тишина. В смысле ответного огня не было, поэтому я продолжал прислушиваться. О, а вот возня из квартиры раздается, хоть и еле слышная, но это меня порадовало. Надо срочно входить. Во-первых, сейчас соседи повылезают, а во-вторых, мало ли чего там может предпринять недобиток.
Стесняться более нужды не было, и я, взявшись за ручку двери, с силой дернул ее на себя. Удалось. В смысле удалось дверь сорвать с цепочки, а не ручку оторвать. Последняя, кстати, надежно была прибита большими гвоздями, так, попутно заметил. Уйдя от возможного выстрела, присев, заглянул внутрь. Коридор был пуст, а откуда-то изнутри квартиры слышны звуки возни. Чуть не бегом влетаю в квартиру и вижу, как раненый Офицер уже дотянулся до телефона. Ногой вышибаю из рук аппарат и трубку, а следующим ударом вгоняю противника в нокаут. Так, телефон на место, а заодно и провод оборвать, куском которого можно связать пленника. О, да тот вообще отключился, хорошо. Так, крови много, куда это я ему засадил? Рука, бок, ноги, черт, я что, ни разу не промахнулся, что ли? Как же вовремя я стрелять начал, ведь у того под рукой был пистолет, почему противник не выстрелил первым? Сия тайна покрыта мраком.
Обежав квартиру и послушав у входной двери, успокоился. Снаружи, на слух, ничто не говорило о проблемах для меня. Выглянув и убедившись, что никого в подъезде нет, быстро собрал гильзы. Вернувшись, порвал на тряпки простынь и перевязал раненого, так, наспех, конечно, просто чтоб раньше времени кровью не истек. После санитарных процедур приступил, наконец, к более серьезному осмотру помещения. Для начала пробежался по легким местам, где могли быть тайники. А что, у простых людей и то бывают, а уж у
Час тщательного обыска не принес ничего особенного. Три ствола, немного патронов да граната. Денег не было, ну, больших, я имею в виду, так, мелочь. Бандит энкавэдэшник сидел со скорбной миной на лице и ждал. Чего? Не знаю, возможно, вопросов. Даже странно его таким видеть, помня надменный взгляд и строгую речь, уж не затевает ли чего? А может, знает то, чего не знаю я.
— Ты взял чужое, нужно вернуть, — я вытащил кляп изо рта и пригрозил, на случай, если тот захочет орать: — Будешь орать, будет очень больно. Нет, я не стану тебя убивать, но сделаю так, что будешь сам просить пулю, поверь, Я знаю, как такое сделать.
— Кто ты такой?! — зло, сплюнув сгусток крови, в котором блеснул еще и выбитый зуб, проговорил Офицер.
— Не о том думаешь, военный, или легавый? — делая задумчивое лицо, ответил я. — Вопрос повторить?
— Что именно тебе нужно, я много чего и у кого «
— Общак «южных», вспоминаешь? Их старший сейчас в лагере чалится, а людей ты повыбил.
— Так вот кто тебя послал? — с удивлением в голосе воскликнул хозяин квартиры. — Все совсем не так, как ты думаешь…
— Куда себя послать, решаю я сам, только
— Все разделено, ты ничего тут не найдешь…
— Ну, я предупреждал! — я быстро наклонился над жертвой и вновь сунул кляп ему в рот. Офицер начал крутить головой, пытаясь и выплюнуть грязную тряпку, и понять, что я собираюсь сделать.
— Освободить рот? А зачем мне это делать? Ты же все равно ничего говорить не хочешь, видно, нравится мучиться, — тем не менее рот я ему освободил.
— Я расскажу тебе, где тайник, в котором ты найдешь многое…
— Мне не нужно чужое, отдай то, что забрал у воров, и живи себе дальше, тихо и мирно.
— Тебе никогда до этого добра не добраться, оно в конторе… — чуть расстроенным голосом выпалил Офицер.
Из разговора становилось наконец ясно, как вообще так вышло, что действующий сотрудник НКВД оказался вдруг бандитом. Причем очень успешным бандитом. Все, как обычно, просто. На мой вопрос о том, как его не раскрыли его же коллеги, тот ответил прямо:
— Так дело-то я и веду, — он усмехнулся, но гримаса вышла уродливой, бандита-энкавэдэшника перекашивало от ран, — я ж не могу сам себя ловить! Днем я в кабинете, а ночью на дело. Меня до сих пор никто в лицо не знает, из моих нелегальных подчиненных, я имею в виду.
Я нашел в квартире кучу париков, грима и прочих атрибутов перевоплощения. Да, а я думал, что я один такой умный…
Разговор затянулся на добрых три часа, после чего Офицер неожиданно помер. Неожиданно для самого себя, наверное, я-то знал, что ему недолго оставалось, ведь в процессе общения приходилось немного давить… Как бы то ни было, но я стал обладателем огромной массы информации о «конторе» и преступных группировках Москвы. Ну, денег тоже прилично нашел, с помощью раненого бандита. К сожалению, их было мало для того, чтобы отдать ворам вместо утерянного общака. А самое главное, там вроде еще и цацки должны быть, Коля на зоне говорил неохотно о содержимом.
Кто-то скажет, ну и вали с баблом куда подальше, живи как хочешь. К сожалению, не могу. Петруху надо вытащить обязательно, это он из-за меня влип. Его семья влачит жалкое существование в провинции, их не выгнали из Рыбинска, но квартиру отобрали. Дали комнату в какой-то ночлежке, где одни алкаши живут. Когда по моей просьбе пара человек из воровской компании узнала все о них, я попросил приглядывать и не давать в обиду. Сейчас, думаю, время настало, нужно вытащить сначала жену и дочь Петра, а затем буду уговаривать пахана все же помочь и ему самому. Понятно, что от меня ждут результата по поиску общака, но теперь, когда мертв главный противник, может, деньги уже и не так важны?
Оказалось, важны. Именно из-за отсутствия этих денег, а их в общаке, надо признать, было очень много, пахан и не мог выйти на волю. Его пытались достать в лагере, один раз именно я и помог ему избежать смерти, или, по крайней мере, увечья. Еще бы, в общем котле бандитов были деньги четырех группировок Москвы, вот почему так важно их вернуть. У меня же даже мыслей подходящих не было. Шутка ли, украсть из управления НКВД кучу денег. Да, Офицер объяснил, где находятся деньги, в хранилище, конечно, как вещдоки. Почему они не были оприходованы государством? Так лжекомитетчик их и не сдавал, как положено. Он лишь привез и спрятал их в управе под видом вещдоков по липовому делу, а кроме него и кладовщика, который был в доле, никто об этом не знал. Именно благодаря тому, что Офицер рассказал мне о подельнике в погонах, я до сих пор и не отчаялся вытащить деньги. Просто обдумываю, как заставить кладовщика вывезти груз, а там без малого сотня килограммов, судя по рассказу Офицера. Запугать? Так он сдаст меня, и всё. Вместе с ним я пойти не смогу, опять же сдаст. Был маленький момент, которым я и подумываю воспользоваться. Раз он вообще взялся за это дело, в смысле влез в такую авантюру, значит, он любит деньги. Можно попробовать перекупить его, вдруг и получится, чем черт не шутит.
— Думаешь, мне это интересно? — презрительно глядя на меня, кривился старший сержант ГБ, а по-простому кладовщик.
— А почему нет? Твой друг мертв, я же предлагаю реальные деньги, причем, заметь, я не «повязываю» тебя, дело на раз. Сделаешь, что нужно мне, получишь кучу денег и больше меня не увидишь, могу расписку написать, — всерьез сказал я.
— Ага, знаю я вашу воровскую братию! А что мне мешает прямо сейчас пойти и сдать тебя? — усмехнулся кладовщик.
— Тебе по пунктам перечислить? — Свои небольшие козыри я все-таки еще не выложил. Увидев чуть испуганный взгляд, я продолжил: — Во-первых, ты останешься без хороших денег, во-вторых, у тебя есть семья, ну и в-третьих, ты тоже не вечен, уж извини. Даже если меня закроют, найдутся люди, чтобы навестить тебя. Я не угрожаю, ты сам просил раскрыть карты, вот, думать тебе, — я не стал дальше давить, а просто встал и ушел из парка, где мы беседовали. Ближайшие двадцать четыре часа все расставят по местам. Или я все же добьюсь того, что мне необходимо, или… сяду.
На следующий день в парке я встретил кладовщика. А парень-то неглупый, я ведь даже не сообщал ему место и время встречи, сам догадался.
— Если что-то случится с семьей… — кладовщик начал диалог с угроз.
— Твое появление надо считать согласием? — перебил я его, тот замолк и смотрел на меня зло. — Не нужно так смотреть, я не враг тебе. Пойми, мне нужно то, что ты можешь достать, причем нужно еще вчера, поэтому я и форсировал переговоры. Конечно, я мог бы мягко к тебе подходить, но нет времени, так что не держи зла, главное, результат.
— Что ты хочешь? — по-деловому спросил сержант.
— Твой друг оставил у тебя кое-что чужое, это нужно вернуть.
— Что именно, он мне не один грузовик привез, чуть не влипли, когда разгружали.
— Три красивых старинных чемодана…
— Так ты воровской общак вернуть хочешь? — Я удивился, у кладовщика как будто камень с души свалился.
— Да, это так, ты в курсе?
— Да уж, так бы и сказал, я-то думал, тебе что-то из кабинетов руководства нужно. Я сам хотел давно избавиться от этой ноши, ведь не дурак, понимаю, что за это могут все управление раскатать, не только меня и мою семью. Раньше хоть этот был жив и прикрывал, а теперь…
— И? — с интересом я ждал окончательного ответа.
— Да вынесу сегодня вечером. Только тяжелые они, там ведь ценности, не только деньги.
— Заглядывал?
— А то как же, интересно ведь! Даже пробил некоторые вещи по базам. Эти цацки не числятся нигде, они не были украдены. Похоже, бандиты чистили кого-то из бывших хозяев жизни.
— Дворян, что ли?
— Скорее всего, я проверил, правда, немного, с десяток вещей, но нигде, ни в Эрмитаже, ни в Третьяковке они не проходили, скорее всего, с частных квартир эмигрантов и прочей «контры»…
— Там все в целости?
— Я что, похож на идиота? — даже как-то с вызовом произнес сержант.
— Как раз наоборот. На очень даже умного человека.
— Все в целости, не переживай. А тебе-то какой интерес в этом, ведь я же понимаю, что ты не для себя стараешься?
— Ты прав, задолжал ворам, свободу задолжал, — я не видел смысла что-то от него утаивать, один хрен, кому он расскажет?
— Ясно. У тебя транспорт есть?
— Найду для такого дела, грузовик?
— Лучше, если это будет «эмка». Еще лучше черного цвета.
— Ясно, под своих сработать хочешь?
— Конечно, это идеальный вариант, — сержант полез в карман и достал бумажку, — по этому адресу найдешь комплект формы, без нее, сам понимаешь, сразу за одно место возьмут.
— Так ведь документов все равно нет…
— А тебе они и не нужны. Внутрь тебя никто все равно не пустит. Подъедешь к назначенному времени, я все вынесу и вместе уедем.
— Это не будет подозрительным?
— Очень даже будет, надеюсь, отбрешусь.
— Не думал свалить куда-нибудь? — я заинтересованно посмотрел на сержанта.
— А куда? Наши везде найдут.
— А за границей?
— А у тебя есть возможность выехать? — очень удивился кладовщик.
— Рассказывай! — предложил я, прекрасно поняв, что в голове у сержанта.
— Меня «ведут». Последние пару месяцев особенно не напрягали, но такая уж должность, что всегда на контроле. Проверки негласные, но рано или поздно для меня наступит тридцать восьмой.
— Ясно, а как же семья?
— Ты же угрожал мне, что, не знаешь разве, где они? — даже удивился кладовщик.
— Да на понт я тебя брал, что семья есть знаю, но специально не интересовался, где они находятся.
— В Харькове, у родителей. Жена в отпуске, через неделю я сам собирался за ними ехать.
— Заберем всех, не ссы, — бросил я, — мне тоже еще нужно людей вытащить. Причем одного из них из лагеря!
— Сдурел?
— Да я и сам беглый, — усмехнулся я, увидев реакцию.
— А как же тебя не взяли до сих пор?
— Да все нормально, даже документы в порядке, не бери в голову. Друг у меня, сослуживец, пострадал из-за меня. Он следаком был.
— На «красной», значит? Тогда не все потеряно, слышал, что оттуда можно и соскочить.
— Вот мне и обещали его оттуда вытянуть, в обмен на общак.
— Теперь все понятно, ладно, — сержант протянул руку, — надеюсь, ты все же меня не кинешь. Ведь Офицер меня держал на поводке, было у него кое-что на меня, вот я и не мог отказать.
— Со мной, уж будь спокоен, такого не будет. Я немного разбираюсь в людях, если гниль будет с твоей стороны, просто убью, лады?
— Умеешь уговаривать.
Вот так нежданно я вместо проблемы с общаком заполучил возможного помощника, причем из грозной конторы. Теперь нужно дождаться вечера, а завтра я попытаюсь дать знать ворам, что все в порядке, пусть начинают работать над вызволением Петра.
Угнав «эмку» от какой-то конторы на окраине Москвы, я еле доехал на ней до небольшого пустыря. Тут готовили дома к сносу, они разрушены были во время войны, сейчас стояли пустыми. Убедившись, что вокруг никого, залез под капот. Машина была в ужасном состоянии, мотор чихал и кашлял всю дорогу, думал, что и досюда не доеду. Ключи в багажнике были, поэтому довольно быстро снял карбюратор, выкрутил свечи и снял топливный насос. Черт, наверное, проще другую угнать, бак настолько грязный, что прочисти я сейчас все, что снял, через пару километров будет то же самое. Но все же я решил помучиться. Поддомкратил машину, с этим, правда, провозился больше часа, так как не было самого нужного, домкрата. Кое-как, с помощью известной матери, я затолкал одно колесо на импровизированную эстакаду, получилось нормально, сантиметров тридцать точно отыграл. Залез под машину и, плюясь и матерясь, снял бак. Причина, по которой я решил это сделать, была одна: как и у многих в эти нелегкие времена, у шофера этой колымаги в багажнике были две канистры с бензином. Это я к тому, что, слив топливо из бака, было что туда заправить.
Проковырялся я до самого вечера, едва успел управиться до назначенного сержантом часа. Зато машинка стала как игрушка! Промыл бак и всю магистраль, «прочихал» цилиндры, прокалил свечи и вычистил насос и карбюратор. Последний, правда, пришлось настраивать минут тридцать, никак холостые не хотел держать. Но ничего, справился, хоть и потратил весь день.
Форму я нашел там, где указал сержант-кладовщик. То, что за ним наблюдали, мягко сказано. За ним плотно следили, но, к моему удивлению, не в управлении. Да-да, слежка была бандитская. Я сам, будучи на нужной квартире, куда пришел за формой, столкнулся нос к носу с серьезным таким мужичком с большим таким ножичком в руке. Пришлось поднапрячься и воткнуть ему этот ножик в то место, куда он сам собирался его втыкать. Перед тем как помереть, тот много чего поведал. От него и стало известно об интересе со стороны «деловых» к сержанту. Это были шестерки Офицера, когда тот исчез, они пытались выследить всех, с кем тот имел дело, денег он ворам задолжал за последние ограбления. Кончив блатного, я переоделся и поехал на встречу с кладовщиком. Тот уже ждал в нетерпении и бил копытцем.
— Какого… ты задержался! — тот чуть не заорал, когда я подъехал.
— Варежку прикрой, а то мухи залетят! — бросил я ему, еще выделываться будет…
— Чего? — аж охренел от такого приветствия сержант.
— Тебя пасут вовсю, прибирай тут за тебя, так еще и недоволен он! — пробурчал я, паркуя машину по указанию сержанта.
— Где, кто?
— Спокойно, не кипеши особо. Воры это, дружка твоего подельники. А что ты так удивляешься, думал, не найдут тебя? Смешно. Короче, валить тебе надо, причем быстрее. Я на известной тебе хате чуть на перо не присел.
— Меня ждали? — вытер выступившую испарину со лба сержант.
— Да, с трудом, но разговорил «топтуна».
— Так, я вниз, ты сиди тихой мышкой, ни с кем не говори…
— Ну ты сказал, блин! Я что, в обычном дворе, что ли? Да тут любой подойдет и заговорит, что мне отвечать-то?
— Из области, скажешь, у тебя и номера подходящие, кстати, а ты вообще без ума, что ли?
— Чего? — смутился я, лихорадочно обдумывая, что сделал не так.
— Так машина-то сотрудника. — Видя, что я округляю глаза, сержант поспешил разъяснить:
— Эта «эмка» за одним отделом милиции закреплена, на севере области.
— Не буду спрашивать, откуда ты знаешь, но скажу только, что угнал я ее, наоборот, на юге!
— Ладно, нам бы только несколько кварталов проехать, на самом-то деле. Эта колымага нужна только для того, чтобы сюда подъехать. Надеюсь, ее еще не объявили в розыск. Угнал давно?
— Утром, блин, я с ней целый день мучился, чтобы она поехала, засрана была по самые помидоры, песку в баке, наверное, килограмм был.
— Черт, наверняка уже все знают. Как ты сюда-то проехал?
— Да нормально, на одном перекрестке мне даже милиционер честь отдал, — хмыкнул я.
— Всё, жди, времени нет, — сержант зашел в управление с черного хода, со двора, где я и стоял, а я остался возле машины. Решив не отсвечивать, вход хоть и был «черным», но все же людей здесь было много, точнее, людей в форме, я сел за руль и стал ждать. Сержанту моя помощь не потребовалась, один за другим он вытащил все три чемодана и по очереди загрузил их в машину. Едва он сел на сиденье справа от меня, как послышался шум мотора и во двор сунула нос «полуторка». Именно так, сунула, а не въехала. Полностью перекрывая нам путь, машина уткнулась в здание напротив и замерла. В кузове стояли бойцы, а со стороны пассажира уже распахивалась дверца.
— Назад, ты должен успеть развернуться! — проорал сержант и вылез из окна по пояс с ТТ в руке. Твою дивизию, чего он задумал, лишенец? Ай-ай-ай, мог бы сразу догадаться. Первым же выстрелом сержант завалил водилу «полуторки», это чтобы, значит, погоню притормозить, ага, я понятливый. Я накручивал тяжеленный руль, разворачивая колымагу практически на пятке, а по кузову уже щелкнули две-три пули.
— Рви, говорю, иначе хана! — вновь крикнул кладовщик, часто стреляя. Краем глаза я заметил, что и бойцы в кузове, и во внутреннем дворе стараются не высовываться. Вряд ли это вояки или тем более энкавэдэшники, скорее всего, это доблестные бандиты вконец обурели и поперли напролом. Бойцы НКВД, кстати, тоже начинали появляться из управления, но делали это очень осторожно.
Тут у сержанта, видимо, кончились патроны в магазине, потому как он плюхнулся на сиденье и грязно выругался.
— А на фига разворачиваться, тут что, есть второй выезд? — только сейчас спросил я, наконец развернув машину в узком проезде.
— Конечно, ты забыл, где находишься? Это ж мышеловка была бы, не будь тут второго выезда! — сержант перезарядился и вновь высунулся в окно. Я рванул вдоль здания, надеясь, что второй выезд не заблокирован и он рядом. Когда смолкла стрельба моего подельника, сразу не заметил, но вырвавшись на улицу, народу тут было… взглянув вправо, увидел сержанта, повисшего в оконном проеме.
«Допрыгался кладовщик», — промелькнуло в голове, но более раздумывать было некогда. Выстрелы вновь затрещали, в машину впивались пули, и через мгновение я вдруг осознал, что не чую руку. Ну что за напасть, опять правая. Давил на гашетку я, не осознавая того, что, возможно, это конец моего приключения. Один перекресток, второй, поворот направо, два дома прямо, за ними ухожу налево.
Сколько я так пыхтел, уходя «лесенкой» по старым, петляющим улочкам столицы, я не помню, рука отказывалась слушаться, кровищи вокруг — море, да еще и сержант так и продолжал висеть в окне. На прямой дороге потянулся и левой рукой затащил убитого в машину. Заметил и рану, прямо в лоб, затылка не было, из винтаря, скорее всего, шмальнули. Так вот, повторюсь, сколько ехал, не помню, но вокруг как-то вдруг появились холмы Загорска. Только подумал о том, что топлива залил совсем немного, как мотор «эмки», словно поняв мои мысли, чихнул и заглох. Двигаясь накатом, свернул на перекрестке направо, надеясь укрыться за ближайшими домами. Что удивительно, погони не было. Да, знаю, что гнал я всерьез, скорее всего, здесь пока так не ездят, но я-то не отсюда, да и в Штатах опыт быстрой езды на машине у меня был приличный, видимо, поэтому и смог уйти. Людей вокруг было немного, все же вечер уже, довольно поздно и темно вокруг. Машину я остановил за одним из старых, разрушенных домов. Таких строений тут было немало, восстанавливали в первую очередь дома на центральных улицах. Вот же гадство, и как мне тащить эти гребаные чемоданы?! Их же целых три, а рука у меня сейчас вообще одна! Кстати, чего там с рукой?
Тишина вокруг дала спокойно осмотреться и заняться собой. Пока был жив аккумулятор в «эмке», я рассмотрел рану под тусклым светом фары. О, навылет в правый бицепс. Дыра не маленькая и болючая, но думаю, не опасная. Вытащив ремень из брюк, как-нибудь уж обойдусь, перетянул чуть выше раны руку и быстро обмотал куском тряпки само место, куда вошла и откуда вышла пуля. Оторвал, с трудом, правда, кусок от рубашки сержанта. Черт, а ведь я даже не знаю, где искать его родных… Надеюсь, парень, ты меня простишь, но помочь я не смогу, самому бы выползти теперь. Проверив пистолет и взяв в правую руку гранату, заперся в машине. Нужно чуток поспать, с утра буду что-то придумывать. С этими мыслями я и отрубился.
Очнулся не от того, что стало светло или от ударов сапогами. В машину кто-то пытался попасть, но делал это очень осторожно, явно опасаясь. Определив сторону, с которой шел звук, явно пытаются сломать замок двери, я просто поднял пистолет и направил в нужную сторону. Парнишка лет двенадцати явно такого не ожидал и застыл как памятник. Медленно дотянувшись правой до ручки, я открыл дверь и приказал парню жестом садиться. Труп сержанта-кладовщика лежал сзади, кое-как я его ночью перетащил туда, правда еле запихнул, тут лежал чемодан с добром, остальные два влезли в багажник.
— Ты кто? — тихо спросил я, подняв бровь. Парень, да какой парень, мальчишка совсем, ежась и морщась, все же выдавил из себя:
— Де-де-де-денис…
— Ты один? — я оглядывался по сторонам.
— Д-да, — утвердительно кивнул малец.
— Не ссы, Деня, не обижу! Поможешь, даже в наваре останешься!
— А… а что нужно? — Ого, а он не такой уж и трусишка, каким кажется.
— Нужна машина, с полным баком. Понимаю, что сам угнать не сможешь, но знаешь, где взять?
— Д-да, — чуток все же заикаясь, мальчишка вытер нос рукавом и кивнул. — «Студер» из колхоза вчера в город приехал, молоко возит. Рядом совсем стоит. Дядь Гриша его всегда ставит не запирая, прямо под окнами у себя.
— Армейский? Без ключей?
— Точно, мы уже пытались покататься, да только дядь Гриша быстро выскакивает из дома…
— Отлично. Покажешь где, получишь полтинник!
— А не обманете? — глаза мальчугана зажглись огнем.
— Обижаешь! — и вспомнив случайно фразу из одной читанной в будущем книги, я добавил: — Сеня-Жук никогда не кидал пацанов!
Укрыв забинтованную руку пиджаком, я с мальчуганом по имени Денис прошел два квартала. Рука, конечно, болела, да и вид у меня еще тот, это пацан сказал, но я старался держаться. «Студер» стоял удачно, удачно для владельца, ну, или наемного шофера, что не так и важно. Всего в двух шагах от машины был вход в подъезд, вот почему
Двигатель схватился одновременно с падением подъездной двери. Дядя Гриша все же вышиб дверь, и теперь я с нескрываемым удивлением и даже восторгом смотрел на шофера, бегущего ко мне. Во-первых, мужик был немолод, а во-вторых, бежал ко мне он на… протезе. Правой ноги у мужика не было, вот дела… Решив, что просто так я уехать не смогу, совесть не позволит, я остановился и распахнул дверь.
— Ну, сука! — донеслось до меня.
— Не спеши клеймить, Гриша! — я вытащил ствол, но демонстративно не направлял его в сторону хозяина машины. Тот мгновенно встал, сплюнул и хотел было отступить, но я его остановил:
— Мне машина нужна, сукой буду, если не верну, договоримся?
— Ага, под стволом, конечно, оно легче…
— Да это чтобы время не терять, некогда, брат, разговоры говорить, валить мне надо.
— Точно вернешь? — прищурился Гриша. Какой он нафиг
— Я все сказал, а ты, — я указал пальцем на него, — слышал. Мне нужно добраться до одной деревеньки, там ее и найдешь, километров полста отсюда, горючки хватит?
— Полбака точно есть, — чуть задумавшись, ответил шофер, — хватит. Что за деревня?
— Я на трассе оставлю, чтобы тебе не блуждать…
— Э, паря, давай уж лучше в деревне, на трассе в один миг разуют!
— Дело говоришь, — я назвал ему ту деревню, в которой меня ждут «мои» ворюги. Один хрен, ментов шофер привести не успеет, мы оттуда быстро свалим, там колеса есть.
Выехав со двора, я вернулся в развалины к «эмке». Дениска был уже тут, но к машине не подходил, наверное, мертвяка боится.
— Честно заслужил! — протянул я пацану обещанную банкноту.
— Может, еще чего надо, дядь? — Смелый пацан, или это у меня рожа не бандитская?
— Надо бы товарища моего схоронить, как, сможешь? Благодарность та же, — с сомнением указал я на тело сержанта.
— Один нет, не подниму. Друзей позову, правда, поделиться придется…
— Держи вот это, — я протянул парню еще одну полусотенную купюру, — лично тебе. А это, — вытянув из кармана пачку банкнот, что забрал у Офицера, и отсчитав пять червонцев, — поделишься со своей братвой.
— Все сделаю, можете поверить! — пацан просто лучился искренностью. Думаю, реально сделает.
Перегрузив чемоданы в грузовик и закрепив в кузове (мальчишка уже убежал к этому времени, так что он явно не знает, сколько и чего я везу), я потихоньку выехал из развалин и направился в нужную сторону. На трассе движуха была, даже менты ездили, но на меня как-то не обращали внимания. Отъехав от пригорода Загорска, где я и добыл машину, я, остановившись на пару минут, быстренько снял с себя ту одежку, в которой был вчера, и напялил сменку, что была припасена заранее в «эмке». Кожаная куртка и кепка сделали меня с виду настоящим шоферюгой, тут таких сотни катаются. У «конторы» я лицом не мелькал, да и в гриме был, так что рожу мою вряд ли кто-то узнает. Вроде все начало вставать на рельсы, беспокоила только рука. Когда подъезжал к деревне, опять разболелась не на шутку. Деревня, кстати, была одной из заброшенных, ушли из нее все еще в сорок первом, бежали люди от войны, поэтому воры и жили здесь, вполне себе спокойно. Подъездные пути заросли, да и такие канавы там, не зная как, хрен проедешь. Переезжая очередную рытвину, отметил про себя, что бандиты куда-то ездили, следы были. Возле нужного двора не обнаружил нашей второй машины, «полуторки». На мое появление из домов никто не вышел, что было странно. Хоть и я не из их шоблы, но уважение у воров заслужить успел. Вытянув на всякий случай ствол, я осторожно вылез из кабины и пошел к нужному двору. Тишина. Бля, а тут-то еще что случилось?
В домах никого и ничего не было, причем совсем. Если бы сам тут не жил какое-то время, подумал бы, что вообще здесь никто не появлялся с войны. Нарушал порядок только легкий бардачок, что остается после сборов в спешке.
— Так-так, ребятки, как же это понимать? — с удивлением в голосе пробубнил я. Рассуждать было некогда, вдруг Гриша припрется, да еще и с ментами, поэтому пошел проверить грузовик. Основной нашей машиной был такой же «студер», как и тот, на котором я приехал, отличие только в фанерной будке, что стояла в кузове. В смысле в бандитской машине такая будка была. Осмотрев грузовик и найдя его на удивление в нормальном состоянии, я запустил двигатель. Проверив горючку, кивнул мысленно сам себе, полбака есть, хватит ненадолго. Перегрузив чемоданы, бля, они мне уже надоедать начали, я сел в кабину и двинул на выезд. Всё, здесь меня ничто не держало, свалили пацанчики, значит, так им было нужно. Если подумают, что я их кинул, могут сделать пакость, но уже не мне лично, попробуй меня еще найди теперь. А вот где живут жена и дочь Петра, двое в курсе. Они должны сейчас находиться в Рыбинске, определил их туда на постоянку. Так, путь мой будет не в Горький, как предполагал ранее, а именно за семьей Пети. Зачем в Горький? Так с паханом уговор был, если что-то случится и придется разбежаться с его бандой, то место встречи со связным будет именно в окрестностях Горького. Мне только нужно передать, что дело сделано, это запустит механизм освобождения Петра, да и самого пахана. Что-то мне кажется, что продолжай Коля сидеть в лагере и дальше, он проживет дольше. Не верю я как-то, что его за такой косяк на пику не поставят. Не важно, вернул общак, нет, думаю, не жилец он, да и ладно, свой долг ему я сполна уже отработал, главное, чтобы он успел Петруху вытащить, остальное не важно.
До Рыбинска я добирался шесть дней. Нет, не через Воронеж ехал, просто, блин, куда-то пропал бензин. Заезжая по пути в различные МТС колхозов, нигде не мог достать топлива. Как все же доехал? Да экспроприировал, блин! Тупо ночью с канистрой прогулялся в колхоз и слил. Несколько раз ходил, зато заправил все же и бак, и канистру в запас. Да еще была незапланированная остановка в Угличе. Там я все-таки решил заняться раной на руке. Как-никак времени прошло прилично, а я, кроме как мочу прикладывать, более и не делал ничего. Повезло найти нормального врача, практически в сельской больнице, вычистил все знатно и зашил. Причем, несмотря на захолустность больницы, точнее даже медпункта, мужик был именно врачом, а не фельдшером каким-нибудь, коновалом сельским. Воспаление было, но небольшое, доктор похвалил меня за примочки, что я делал, говорит, именно они и не дали развиться сепсису. Сделал несколько уколов, дал с собой лекарств, даже от денег отказался. Но я все равно ему в карман халата сунул, немного, но на пару месяцев хватит, даже если он работать в больнице не будет.
Новое удивление настигло меня, когда не обнаружил в съемной квартире тех, кто должен был приглядывать за семьей Петра. Отбросив дурные мысли, я рванул по месту жительства Алены и ее с Петром дочери. Какой же булыжник с плеч упал, когда я увидел девчонок. Правда, Алена чуть крик не подняла, еле успокоил, но вышло все хорошо.
Недаром я еще при нашей первой встрече отметил про себя сообразительность супруги моего друга. Объяснения заняли десять минут, по истечении которых мы уже грузили нехитрый скарб в грузовик. После потери квартиры у семьи не осталось вообще ничего, их чуть не голышом на улицу выперли, поэтому и не было кучи барахла.
— Саш, так куда мы, ты так и не сказал? — Разговор в дороге немного напрягал, за последние дни я много чего натворил и наделал, а вот выспаться и отдохнуть как-то забыл. Да и рана давала еще о себе знать.
— Едем в одно место, там мне необходимо встретиться с нужными людьми, — я сделал паузу, взглянув на женщину. Ее сильно подкосил приговор мужу, как-то даже постарела слегка. — Если… Нет, не так! Когда все сделаем, как надо, Петя вновь будет на свободе.
— Саш, но ведь будут же искать!
— Ален, да пусть хоть обыщутся, за океаном хрен найдут!
— Где-где? — обалдело глядя на меня, спросила женщина.
— Да правильно ты поняла, правильно! Валить нужно отсюда, не дадут житья ни вам, ни тем более мне.
— А как же…
— Без всяких как же. У вас с Петром ребенок, вам нужно не о своих амбициях и привычках думать да убеждениями прикрываться, а растить дочь. И не важно, где это будет, в Африке, в Америке или еще где. Главное, чтобы у девчонки были родители, был свой дом и никто не показывал на вашу семью пальцем, оскорбляя и унижая. Все понятно? Тогда так! Когда Петр окажется с нами, весь разговор ты берешь на себя.
— Ну спасибо, фронтовик! Петя же идейный коммунист, разве его можно уговорить уехать из страны?!
— Любая упертость и убежденность легко рассыпаются при наличии фактов.
— Надеюсь, ты прав! — ответила женщина и, откинувшись на дверь кабины, прикрыла глаза.
В сам Горький мы не поехали. Как и говорил ранее, мне нужна была область. Вообще, наличие ли лагерей в области, или это вообще сейчас какое-то усиление, но кругом было охренеть сколько военных и милиции. Кругом проверки, благо мы догадались снять домик в одной маленькой деревушке, а не таскаться всем кагалом. Тем более с Аленой мы бы спалились на раз, ей запрещено покидать место жительства. Мы и сюда-то приехали только благодаря тому, что в дороге они часто с дочкой наклонялись и прикрывались плащом, чтобы со стороны было не видно. Конечно, это был смех, а не маскировка, до первой остановки милицией, но слава богу, мы на «студере» оказались не слишком приметными.
Оставив девчонок в деревне, я в одиночку двинул в известное, как я думал, только одному место. Встретили неласково. Более того, тут был и сам Коля. Да-да, а я-то, лапоть, еду его из лагеря вытаскивать…
— Ну что, служивый, приехал? — улыбаясь щербатым ртом, начал разговор сам пахан, хотя было видно, что он тут далеко не главный.
— Как видишь. Что, сам выбрался?
— Люди помогли, не все же деньги в одну копилку складывать. Как наш уговор?
— Это тот, что о моем друге?
— Твоего кореша выпустят, как только мы дадим знать. Ну и хапуги у красноперых на зоне! Дорого мне встало его освобождение…
— Не дороже денег, — брякнул я.
— Опять ты прав. Так я о чем… Чемоданчики привез?
— Я что, на идиота похож, будучи в бегах, с собой такую ношу таскать? — Это было правдой, ибо я оставил вещи в деревне с девчатами.
— А чего баб своих с места сорвал?
— Да была причина, знаешь ли… — Я догадывался давно, а сейчас еще более утвердился в своем мнении.
— Короче, — выступил еще один мужик, что до этого сидел тихой мышкой в углу комнаты. — Привези то, что должен, получишь друга, нет… Ну, сам понимаешь, немаленький уже!
— Эх, Коля, Коля. Зря вы так со мной…
— А что, солдатик, тебя не устраивает? Ты хотел выйти из лагеря? Вышел! Документы тебе сделали, так что свое слово я сдержал.
— Ага, а кто на меня охоту устроил, не ты?
— Это с чего же? — совсем неубедительно ответил Коля.
— Слышь, солдафон, кончай базар. Тему ты знаешь, завтра в восемь вечера чтоб все привез, попробуешь играть с нами, уроем! — это вновь заявил тот неизвестный мне тип.
— Прав ты был, Колян, когда сказал, что этот красноперый все сделает! — это еще один из присутствующих.
— Зря, Николай, ты же в лагере меня видел, знаешь, что я не люблю, когда по-скотски поступают, особенно со мной, — исподлобья произнес я.
— Умолкни, все уже сказали! Двигай отсюда! — рявкнули на меня, и я, не опасаясь, развернулся и покинул хату.
Да, вот это разыграли меня! Это ж надо было так все продумать, что я, дурачок, поверил и уши развесил! А ведь понимал, что пахан, просравший общак, скорее всего, был бы трупом быстрее, чем смог бы пукнуть, но почему-то верил ему. Всё, всё, что было в Москве, было подстроено. Более того, это и не общак был вовсе. Офицер, имея более сильную банду, натырил кучу ценностей, а эти утырки решили просто его грабануть, ну и нашли ловкого меня. Прав был Офицер, когда говорил перед смертью, что меня обманули, а я не обратил внимания на его слова. Да, ёлы-палы, а я-то думал, что спокойно так делаю свои дела, вроде как сам по себе, влился к деловым и меня приняли… Три раза ха! Меня играли как ребенка, но не думаю, что игра закончена. Я сыграю так, как англичане. Если джентльмена не устраивают правила, он их меняет!
Ночью я сделал многое. Во-первых, сделал небольшой щит из куска фанеры, обтянутой материей, на нем закрепил нитками немного драгоценностей из чемоданов. Укрепив фанеру в чемодане так, что при открытии казалось, что он битком набит, я насыпал в пустое место песку, для веса. Так поступил со всеми тремя чемоданами. Так себе обман, конечно, но для проверки хватит. Не то чтобы я хотел кинуть бандитов на цацки, ну, это тоже входило в планы, просто уверен, что получи они все сразу, мы с Петей ляжем там же.
— Принес? — Ого, комитет по встрече был более чем внушительный. Двенадцать рыл, не считая трех главарей, итого пятнадцать. Для нас двоих с Петром многовато. Почему двоих? Так вон мой друг стоит, смотрит во все глаза, не понимая, что вообще происходит.
— Петь, ты в порядке?
— Ты оглох, что ли, солдат? — рявкнул один из ближайших «шестерок», что стоял ближе всего. Я по порядку открыл два чемодана, третий был якобы неподалеку. Показывая бандитам, чтобы осмотрели, взглянул на Петю.
— Нормально. Командир, так это ты все затеял?
— Нет, это, Петь, меня затеяли, — ответил я и, повернувшись к уркам, добавил: — Последний ящик в лесу, метров триста отсюда, дайте уйти, если я обманул, все равно догоните, далеко не убежим. — Но увидев, как в руках бандитов начинают подниматься стволы, слава богу, в основном пистолеты, я передумал и произнес по-немецки, Петя понимал язык, фразу, которая была ключевой. Мой друг стоял на крыльце в сопровождении одного из боевиков бандитов. Ударом в бок он отшвырнул своего надзирателя и рванул с крыльца вниз. Справа под крыльцом лежал готовый к бою ППШ, ну, я же ночь-то не зря провел! Бандиты еще только оборачивались на движение, а я так же уходил в сторону кувырком. Главное, уйти с линии огня автомата Петра. Надежда была только на то, что друг оставит все разборки со мной на потом, а вначале отреагирует как надо. Крикнул-то я ему «Справа под крыльцом», ну и то, что работаем, брат! Когда я, застыв на одном колене, ловил на мушку паханов, а их я хотел убрать в первую очередь, Петруха вовсю косил бандитов, грамотно отсекая короткие очереди и постоянно маневрируя. Из-за того, что правая рука была у меня ранена, я мог использовать только один пистолет, но и его хватило вполне. Отстрелял только два магазина, Петя тоже уработал пару магазинов. Наступила тишина. Не успели переброситься и парой фраз, как треснуло, разбиваясь, стекло в одном из окон дома бандитов, и оттуда вылез ствол «дегтяря». Пете было проще, он стоял с другой стороны, за углом фактически, а вот я на открытом месте. ДП начал стегать в мою сторону, оставалось лишь упасть за тела врагов. Укрытие никакое, надежда только на неопытность стрелка. В трупы, что лежали передо мной, впилось несколько пуль, затем грохнула граната, и все вновь стихло.
— Братуха, это ты?
— Конечно! — ответил друг на мой резонный вопрос. Это Петя, пользуясь тем, что его не видят, нашел у бандитов гранату и швырнул в окно.
Убили мы просто всех, кто тут был. Найдя в доме трех баб, шлюхи бандитские, даже не задумываясь, застрелил всех. Петя даже не поморщился на это. Кстати, счастливчиком, которого не завалили на улице, оказался именно Коля-пахан, шустрый, блин… Оружие собирать не стали, просто нет нужды, хватает у меня его. Патронов, вот тех немного взять надо, мало ли чего и как пойдет, штук шесть гранат прихватили, и то Петруха по старой памяти взял, я еще попенял тому, что мы вроде не в Сталинграде. Забрали все чемоданы, только цацки оставили. Петя, как бывший следак, подсказал идею, ей и воспользовались. Собрали все драгоценности и подкинули так, чтобы следствие решило, что здесь были обычные бандитские разборки, хотя они тут и были, в общем-то. Коля-пахан соврал и насчет выкупа моего друга. Как рассказал сам Петро, его тупо выкрали, а значит, бандиты явно не тратили там много денег, как сказали.
— Ты на меня злишься? — пока ехали к нужной деревне, разговор начался сам собой.
— А за что? За то, что ты мне доверился, а я, идиот, решил тебя в систему втащить? Сань, это за мной косяк… Тьфу ты, блин, вот же привязалось в лагере. Я, блин, думал, что язык родной забуду.
— Бывает, ладно, так если мы все решили, надеюсь, ты замолвишь за меня словечко перед Аленкой…
— Где, где ты их видел? — выпалил Петруха, хватая меня за руку.
— Да тише ты, дурной, что ли! — рявкнул я, возвращая машину в колею проселочной дороги. Петька так меня дернул за руку, что я чуть машину в кювет не отправил. — К ним и везу, успокойся. Только вот есть одна деталька… — чуть смущенно добавил я.
— Ну же, ну, говори! — братуха весь полыхал от нетерпения.
— Ты понимаешь, что теперь в Союзе тебе жить нельзя? Да и жене также.
— Понимаю, к сожалению. А что ты предлагаешь?
— Уйти, — просто сказал я, — ведь ты же не думаешь, что я сюда навсегда приехал? Тебя навестить я обещал, вот и вернулся, но, Петь, эта страна не для меня. Слишком много запретов и гнилья. Если б еще не взяли за жопу за Америку, я бы, может, и подумал, а так… Нет, извини, я сваливаю на хрен. Хотя, в отличие от тебя, я как раз могу начать новую жизнь. Эти ханурики мне документы сделали новые. Того, чьи они, скорее всего закопали где-то, но то, что я абсолютно «чистый», это факт. Хотя и засветился немного. Но, видишь ли, в актерство ударился немного, поэтому вряд ли человека, накуролесившего в Москве, свяжут со мной. Хорошая штука профессиональный грим.
— Ну, ты в своем репертуаре. Тебя командиры еще на фронте хорошим актером называли.
— Правда? — удивился я. — Тогда буду опасаться, что кто-нибудь может догадаться.
— Сань, ты правда сможешь нас вывезти? — Про себя я отметил, что дружбан даже не спрашивает у меня —
— Ты же меня знаешь! — без тени смущения, ответил я. — У меня, в принципе, налаженная жизнь в Штатах. Правда, придется слегка поднапрячься, чтобы объяснить, куда я пропал. Я, блин, во Владике такую комедию разыграл, «Оскар» по мне плачет.
— Кто такой? — не понял Петя.
— Да это приз такой в Штатах. Дают за лучший фильм режиссеру, актерам за лучшую игру в фильме и прочая лабуда.
— Так что, все же в Америку?
— А почему нет? Тоже, конечно, страна не сахар, но для простой жизни, а с деньгами там жить хорошо, подходит идеально.
— Слушай, а у нас ведь все говорили, что вот-вот воевать с ними будут…
— Ты забыл, откуда я? — скорчил я недовольную мину и взглянул на друга.
— Да как же, забудешь тут!
— Вот и я о чем! Не будет, Петь, войны между нашими странами. Не будет. А вот холодная так называемая война уже идет. И выиграет ее, к сожалению, совсем не Союз.
— Да помню я, что ты рассказывал. Я согласен, только вот не знаю, как Алена…
— Ну, тут я тебе не советчик. Свою жену ты явно знаешь лучше. Но, думаю, когда ты скажешь ей, что у нее будет своя машина, дом, что она сможет ездить на море, когда захочет… Это если вы не рядом со мной жить осядете…
— Ты чего, куда уж мы от тебя, с тобой, конечно, вообще думал, что у себя предложишь пожить, ведь у нас-то нет там ни жилья, ни работы…
— Петь, все будет. Ты думаешь, я тут с ворами дела крутил и о себе не позаботился? Да и должен я тебе вообще-то… — Вот и подошло время рассказать Петру о своем стартовом капитале.
Рассказ был недлинным, мы уже подъезжали к конечному пункту, но все же я успел поведать Пете, с чего я сам начал жизнь в Америке.
— А я ведь и забыл напрочь, что у нас там тайник остался, — растерянно произнес друг. — Хоть верь, хоть нет, как-то вот вообще не думал даже.
— Вот, а я его, Петь, еще тогда забрал и перепрятал. А чуть позже и вовсе забрал.
Как встретила Алена мужа, не передать словами. Тут и мне кусочек доброты перепал. Я-то думал, что Аленка меня во всем винит, а она, оказалось, ни о чем таком и не думала, хотя и проскользнуло в ее разговоре, что, дескать, после того как я приехал, все и началось.
Уезжать прямо вот так сразу никто не собирался. Мне потребуются несколько дней, чтобы подготовить отход. Сначала была мысль валить кратчайшим путем, через Европу, но позже я решил попробовать уйти так же, как и пришел, через Дальний Восток. Там бывают американские суда, торговля-то идет, хоть и не очень бойко, возможно, там и легче будет покинуть родину. По крайней мере, взятки пиндосы берут гораздо охотнее советских людей. Наши еще боятся, пока.
Как добраться до Владивостока четырем людям, троих из которых ищет милиция? А возможно, еще и бандиты. С последними, правда, я думаю, все завершилось, по причине скоропостижной смерти главных участников бандитских групп, но, к сожалению, воры и бандиты есть не только в Москве. Так все же как? Да еще и груз надо как-то перевезти. Как-никак, у нас такая куча ценностей, что бросить реально жалко, да и просто глупо. Я в прошлый раз привез с собой в Штаты раз в тридцать меньше, да и были там так себе цацки, дорогие, конечно, но что-то подсказывает мне, что сейчас на руках у нас вообще всякие княжеские украшения. Содержимое чемоданов было запредельно дорогим. Один был полон денег, наших, конечно, но немного валюты все же было. Английских фунтов насчитали десять тысяч, долларов не было. Зато была куча всяких ожерелий, колец, браслетов, цепочек и просто драгоценных камней россыпью. Это станет хорошим подспорьем в Америке, где я, к сожалению, потратил все свои запасы. Вклады были в землю, в несколько в будущем успешных предприятий, а поле деятельности там такое, что развернуться мы с семейством Курочкиных сможем нехило.
На вопрос семейки, что будем там делать, ответил просто:
— Жить будем, растить детей. Уж не думаете ли вы, что я такой старый? Я тоже хочу семью и детей.
— Сань, ну а все-таки, ты вот говоришь, что денег у нас там будет много, а на фига они? Что, жить как баре?
— Почему как баре? — смутился я, ну да, ребята-то не из двадцать первого века. — Там будет много того, что захочется попробовать. Лодки, катера, самолеты, походы в горы и путешествия на автомобиле, да разве все перечислишь!
— А работать когда? — опять глава семейства Курочкиных.
— Петь, да хоть вообще не работай, живи в свое удовольствие!
— Я не знаю, — печально произнес Петя, а Аленка кивала ему в такт.
— Зато я знаю, давайте завязывать уже с такими речами. Если серьезно, я сделаю, точнее найду, как сделать вам хорошие документы, пойдете работать куда захотите, если захотите. Только вот маленький нюанс, ты вот кем бы смог работать, дружище?
— Ну, я ж неплохой следак все же был, да и если нужно, могу к бухгалтерии вернуться…
— Ага, ты в курсе, что в Америке вообще-то совсем другое законодательство? Да и финансовые дела они ведут несколько по-другому.
— Ты меня вконец запутал. Сказал же, откуда я знаю, чего я там делать стану, — зло отрезал Петр.
— Вот я и говорю, давайте приедем туда сначала без проблем, а там и будем посмотреть, ага?
Вроде согласились нехотя, но признали частично мою правоту. Да, тяжело им, конечно, будет, все-таки я в какой-то мере подготовлен был к тому, как живет Америка. Мои друзья — плоть от плоти советской системы, они представить себе не могут, как можно кинуть на деньги, обанкротить, выкинуть с работы и из дома, что ж, надеюсь, я смогу сгладить первый культурный шок.
На железнодорожной станции мне удалось узнать, что прямых поездов на Дальний Восток нет. Что ж, я в принципе был готов к этому. Купил три билета до Куйбышева, оттуда, думаю, двинем на Казань, ну, а дальше будем посмотреть. Единственная проблема, которую я озвучил Петру, была скользкой.
— Петь, чтобы потом не было никаких упреков и ссор, предупреждаю сразу. На нас могут напасть, — видя, что друг пытается что-то ответить, поднял руку, прося его помолчать: — Не только бандиты…
— Я понял тебя, — взяв небольшую паузу, ответил Петро, — ты имеешь в виду, что я в розыске?
— Именно, да и не ты один. Сам же знаешь, что Алене запрещено покидать место пребывания. Короче, если придется стрелять…
— Я постараюсь забыть, что я законопослушный гражданин. — Петя вызвал у меня усмешку этим словосочетанием и попросил пояснить мою улыбку. Вкратце рассказал ему, что сделал обозначенный гражданин в одноименном американском фильме. Вызвал этим у друга нездоровую реакцию.
— Петь, ты просто помни о том, кто за твоей спиной. Обо мне вообще не думай. За тобой твои близкие, я тоже, естественно, никогда не дам в обиду твоих девчонок, да и тебя самого, но ты должен быть готов.
— Готов… — Петя вновь чуть задумался, но произнес то, что я хотел: — Готов убивать, так?
— Да, кто бы перед тобой ни стоял, ты должен понимать, что этот человек, возможно, стоит между тобой и жизнью твоих близких.
— Не переживай за меня, ни один мускул не дрогнет, если моим любимым будет что-то угрожать.
И друг сказал все это таким тоном, что дальнейшие напутствия были уже не нужны. На станцию мы прибыли за полчаса до прибытия поезда. Стоянка тут будет небольшая, всего минут тридцать, по этим временам совсем короткая. Билеты на поезд в Советском Союзе, в середине двадцатого века, были чем-то вроде обычных талончиков. Ни тебе фамилии в них, ни номера паспорта. Спокойно загрузились и заняли свободные места в плацкартном вагоне. Ехать долго, нынешние поезда ходят очень медленно, но ехать было хорошо. Еды с собой Алена наготовила много, хватит до Куйбышева спокойно, так что волноваться было особо не о чем. Разве что о патрулях. Когда покупал билеты, поинтересовался у служащего станции насчет безопасности поездок в поездах, сославшись на то, что со мной будет маленький ребенок. Тот был понятливым, мужичок в возрасте, войну прошел, пояснил доходчиво:
— Варежку не разевай, деньгами не сори, да и вообще, будь тише воды, тогда все будет хорошо. — На мой естественный вопрос «почему?» тот ответил так же легко: — Бандиты, шулера, каталы были, есть и будут всегда. Редкий случай, когда обходится без приключений.
— Откуда вы сами-то знаете? — удивился я.
— Так я не всегда стрелочником был. Служил проводником, да вот подрезали один раз, под Новосибирском, да выкинули из поезда, вот и ушел. Каталась одна компания два года назад, с Горького в Свердловск, да опускала трудовой народ да солдат, возвращавшихся домой, на деньги. Много убивали, но и до них добрались, всех тогда энкавэдэшники постреляли. Да только свято место пусто не бывает. Иногда даже здесь выкидывают людишек, что с блатными в карты играть садились. Лично двоих в милицию провожал.
— Вон оно что! — наигранно сказал я. — Надо держать ухо востро.
— Точно, но ты, я вижу, парень не промах, не пропадешь! — обнадежил меня бывший проводник.
Также через него я узнал, что лучше двигаться на поезде весь путь. Сесть в такой состав можно именно в Новосибирске, оттуда как раз ходит прямой состав до Владивостока. Идея была подходящая, а то я-то подумывал из Сибири машиной тронуться. Но в такой идее были и минусы. Попутчики хорошо запомнят нас, примелькаемся за долгое путешествие. Да и проверки обязательно будут, надеюсь, что менты в Сибири берут взятки…
Мест в поезде хватало. Это немного нервировало, каждый раз, как приходишь с перекура, ловишь на себе взгляды тех немногих пассажиров, что едут с тобой в одном вагоне. Мы, конечно, чуток загримировались, я настоял, вон мальчик с нами едет, хрен поймешь с первого взгляда, что это девочка. Одна беда, нужно постоянно следить за гримом, чтобы не потек, но я же не один сейчас, поэтому следить было легче. Мы занимали места с краю, специально так устроились, благо что места были, чтобы в тамбур ходить свободно. До Куйбышева происшествий не было, ага, сам удивился, доехали очень хорошо. Дальше недалеко от вокзала сняли комнату у одной старушки, и я оставил там семейство отдыхать да грим поправлять, жарко тут, в бывшей-будущей Самаре.
В этот раз так легко с билетами не получилось. Тут и проверяли всерьез, и документы спрашивали. Решили вновь отъехать от города, чтобы сесть в поезд на какой-нибудь маленькой станции. Должно получиться, хотя сейчас бдительность была не в пример той, что будет в восьмидесятые годы, помню, в молодости спокойно садились в поезда и ездили куда надо, даже в Москву из Рыбинска добирались без билетов. Присмотрели автобус, что шел в пригород, и, узнав, когда и где он останавливается, купили билеты. Поезд на Иркутск, ну, это я так спланировал, отбывал только через три дня, пришлось придумывать, чем занять людей на это время и не спалиться. Семейка Курочкиных, вопреки моим опасениям, просто наотрез отказалась выходить из домика, в котором мы сняли комнату, тем самым облегчив мне задачу. И то правда, на фига им тут шастать? Еду я приношу, а больше ничего вроде и не нужно.
Кстати о семействе. Об Алене и тем более маленькой Маше нигде ни полслова, а вот Петруху искали. На вокзале сам видел ориентировку на него, но, как и моя в Москве, такого качества, что хоть стой, хоть падай. Петя у меня сейчас в таком гриме, попробуй узнай его, я его плешивым сделал да состарил лет на двадцать. Сложнее всего было с Аленой. Девушка она красивая и приметная, скандалила будь здоров, но все же я убедил ее остричь волосы и надеть штаны и пиджак. Да-да, теперь у нас чисто мужская компания, двое мужиков неопределенного возраста, молодой паренек и мальчик четырех лет. Тоже, конечно, подозрительно, но все же так лучше. Я везде шел с ребенком, а Петя с Аленой, как два рабочих, более всего они были похожи на мастера и ученика. Кстати, у меня несколько раз спрашивали документы, проверяли и… ничего, каждый раз стражи правопорядка съедали ту байку, что ребенок — это мой младший брат. Ну не представишься же его отцом, в документах-то у меня нет записи о детях.
Три дня пролетели спокойно, но моим друзьям они казались вечностью. Ой, что же дальше-то будет, нам ведь еще столько ехать…
— Граждане, билеты на контроль… — Мы выходили на станции, с которой сегодня же уедем в Иркутск. Контролеры вошли вместе с внушительного вида милиционером, но мы, как уже прибывшие на свою остановку, просочились и быстренько смылись с глаз.
— Ой, Сань, прихватят нас рано или поздно! — выдохнул Петя, когда мы скрылись за зданием железнодорожной станции. Выбор этого места был не случаен, так как поезд останавливается только на больших станциях, всякие деревни он пролетает. Хотя слово пролетает не совсем к месту, нынешние поезда тащатся так, что реально хочется подтолкнуть. Блин, мы так до Нового года не доберемся…
— Топай давай, нам еще на поезд как-то попасть нужно. Если не посадят, следующий только через неделю. Я в этой глухомани столько торчать не собираюсь.
— Как будто есть выбор, — фыркнул друг.
— Он всегда есть. Другое дело, что есть как законные способы, так и не очень…
— Слушай, мы и так насквозь незаконные, так давай не будем усугублять, а то еще войска на нас кинут! Тебе ментов с энкавэдэшниками мало? — мы так по старинке и зовем грозную контору.
На поезд мы не попали, тот тупо не остановился. Хотел зацепиться, но семейка отговорила, куда мы, дескать, с дитем… Махнул рукой и, показав направление, заставил идти к лесу и не показываться рядом со станцией. Сам же, плюнув на все условности, пошел в поселок. Его даже местные городом называли, но по мне, так обычный поселок, ну ладно, городского типа. Мне нужна была машина, да не абы какая, а чтобы в дальней дороге не сильно привлекала внимание. Час наблюдений возле МТС дал мне повод улучшить настроение. Приметил одного мужичка, что слонялся возле гаража, и, быстренько найдя бутылку «беленькой», точнее вонючего самогона, бабки из-под подола торговали прямо возле магазина, подошел к выпивохе. То, что тот был любителем этого дела, я узнал от его же товарищей, которые отмахивались от него, как от назойливой мухи. У мужичка явно «трубы горели», а те никак не входили в его положение.
— Уважаемый, подскажи, как отсюда уехать? Вышел с поезда за пирожками, а поезд того, ушел, гад.
— Э-э-э… — замычал вначале мужик, не понимая, кто я вообще и откуда взялся. Разило от него, как от параши, трудно было заставить себя вообще смотреть в его сторону.
— От поезда, говорю, отстал! — вновь начал я.
— Так это, не знаю я, — пожал плечами мужик, так, кажется, и не поняв меня.
— Ты чего весь трясешься? — спросил я прямо, может хоть так разговорю.
— Помираю я, а эти, — мужик махнул рукой на гараж, — пить, говорят, бросай!
— А, понятно. Поправиться хочешь?
— Ты еще спрашиваешь! Только денег нет, говорю же, никто не дает!
— Держи, все равно я один не могу, — я протянул алкашу бутылку, быстро оглядевшись по сторонам.
— А я могу! — Оказывается, я не так уж и быстро осматривался. Выпивоха одним глотком всосал пол-литру и не поморщился. Вот это глотка, луженая, не иначе!
— Ну ты и выдал! — только и бросил я. — Так чего, подсказать сможешь чего, или теперь уже поздняк, добавку искать будешь?
— На хрена? Мне в рейс через три часа! — От этой новости я даже поперхнулся.
— К-куда? В рейс? Ты ж бухнул только что!
— Здоровье я поправил, бухают ведрами! — преподал мне урок мужик. — Тебе куды ехать-то?
— Далеко, раз на поезде ехал.
— На иркутском, что ли? Велика проблема. Со мной поехали, километров через двести сядешь на него же, на машине быстрее будет, короче.
— А давай!
— Еще есть чего? — мужик недвусмысленно намекнул на новую бутылку.
«Скормив» алкашу полтора литра в общей сложности, я вызнал все, что мне было необходимо.
Какая у того машина, где она и даже где документы. Было очень интересно слушать, как этот крендель, бухнувший не в меру перед самым отъездом, тупо про… проспал выезд колонны. А двигалась колонна не куда-нибудь, а именно в Иркутск. Там в следующем году запустят свой завод, именно по выпуску вот этих грузовичков, а пока на стройку отправили новенькие с Горького. Да, блин, машина-то «газон» пятьдесят первый, нормальная такая колымага.
Короче говоря, узнав все, что мне нужно, забрал у пьяного шоферюги все бумаги и тупо угнал тачку. Плевать было на все последствия. Документы были еще той филькиной грамотой, тупо подтер данные шофера и вписал свои — вуаля, я на «колесах»! Самым сложным было найти пару пустых бочек и заправить их топливом. Точнее, именно в бочках была вся засада, их тупо было негде взять. С топливом-то проще, подъехал на МТС, предъявил ордер, ага, сам подправил количество в требовании, ну и получил сколько надо. С бочками провозился до позднего вечера, но нашел. Пришлось взятку давать на той же МТС. Мужикам, что там работали, было по фигу, где я свои бочки потерял. Раз есть ордер, значит, должны были быть свои. Взяли по сотне рублей на брата, а их трое было, ну и залили под пробку.
К станции, точнее к лесочку, где я оставил друзей, я подъехал затемно. Петьку я так запугал, прививая ему чувство самосохранения, что тот не показался из леса даже тогда, когда я уже кричал в открытую, что это я. Пришлось соваться в темный лес и буквально вытаскивать семейку к ма-шине.
— Ты уверен? — Петя, выслушав историю моих похождений, недоверчиво и с сомнением смотрел на меня.
— Нет, — прямо ответил я, — более того, думаю, что мы еще и постреляем по пути.
— Да по хрену уже! — Я даже поперхнулся от услышанного. — Надоело уже думки гадать! Надо, значит, надо. За своих я порву любого, хоть мента, хоть брата военного. У меня Машка скоро заикаться начнет или говорить разучится, ты же велел научить ее молчать, а она же ребенок!
— В принципе, я и ждал, если честно, когда в тебе уже злость проснется. Готов?
— Как пионер! Твою дивизию. Куда едем-то?
— У меня же в документах сказано — Иркутск.
— Далеко… — протянул дружище, но кивнул, соглашаясь. Аленка и так была на всё согласна, уже спала вместе с дочкой в кабине. Тесно нам, конечно, будет, это ведь не пару километров проехать, но что делать, как-нибудь уж уместимся.
Пока укладывал вещи в кузове, о, кстати, тут был тент, так что можно, если припрет, и в кузове ехать, Петя долил топлива в бак.
— Ты где столько горючки надыбал? — спросил он меня с удивлением.
— Так и на нее у меня тоже бумага есть, вот, — с этими словами я протянул бумагу Петру, и он, встав у фары, прочитал ее.
— Надеюсь, этот алкаш проспится только завтра, чтобы нам хоть подальше отъехать, — сказал задумчиво друг.
— И я надеюсь. А еще, надеюсь, что подумают на обычных воров из местных, да здесь и станут машину искать. Вертолетов еще нет, с воздуха искать вряд ли будут.
— Скажу как бывший следак, — начал Петя, — опросят всех, кого найдут и сочтут нужным, объедут округу. Тряхнут осведомителей. Прошерстят все мало-мальски известные гаражи и базы, да и утихомирятся, в надежде, что где-нибудь засветится машина. Искать по пути назначения машины догадаются в последнюю очередь. Ну, это все из личного опыта. Девяносто процентов краж машин совершаются с целью участия техники в том или ином преступном деле, поэтому далеко не ищут.
— Будем посмотреть, — просто сказал я, садясь за руль. Блин, вообще беда, вчетвером на двух стульях сидеть, хоть один из нас и ребенок. Про стулья я не просто так, кабина настолько мала, что кажется, это два стула в тесном кубрике стоят, а мы на них сидим. Петьке тоже не понравилось такое издевательство, и он, взяв оба одеяла, что у нас были с собой, ага, тащили аж из-под Москвы, ушел в кузов. Я притормозил тогда, пропускали колонну каких-то автобусов, чего они тут по ночам шарятся?
Ехать было тяжело. Прекрасно осознавая уровень техники этих лет, да еще и прочитав инструкцию-наставление к машине, я же говорил, что изъял у шофера все бумаги, что были при нем, ехать можно было не более семидесяти километров в час. Хотя возможности ехать даже так практически и не было. Помните о двух бедах России? Но машина, кстати, порадовала. Чем-то «Газель» напоминает, только колеса большего диаметра. Плавность хода хороша, трясет не сильно, даже по откровенным ухабам, Петька, правда, в кузове матерится, но что поделать, скоро я устану, и тогда у меня уже будет возможность высказать все, что я думаю о наших дорогах. Алена проснулась почти сразу, как отъехали. Просилась в кузов к мужу, но я лишь усмехнулся:
— Маньку с собой возьмешь?
— Извини, не подумала, — Алена была в очень подавленном настроении. Всю дорогу, что я провел за рулем до отдыха, приходилось придумывать темы для разговора, чтобы та совсем не сникла. Проехав за ночь около двухсот километров, дорога местами почти отсутствовала как класс, попросил Петю меня подменить. Тот обрадовался. Не то хотел хоть чем-то себя занять, не то по жене соскучился. Думаю, скорее второе, ибо управлять здешними грузовиками — это что-то.
Спал я не долго. Хоть и вымотался за ночь, как последняя колхозная кляча, но спать в кузове «газона», хоть и на одеялах… Было около двенадцати часов дня, когда машина вдруг замедлила ход и начала быстро так тормозить, даже колодки запищали. Хоть кузов и был прикрыт тентом, но борта низкие, даже передний не перекрывал окно в кабину. Постучав Пете в это самое окно, увидел лишь, как тот одной рукой держит руль, а второй толкает Алену на пол. Быстро посмотрев по курсу, понял, в чем дело. Впереди был какой-то городок, а на въезде стоял пост. Мужик в форме милиционера недвусмысленно указывал своей «волшебной» палочкой, что ему надо. Черт, ведь хотел же днями спать, а ехать по ночам, вот и поплатился за торопливость! Быстро достав пистолет, навернул на него трубу глушителя. Петя в это время полностью остановился, прижав машину к обочине. Это хорошо, что встал он, не доехав, я быстренько выскочил из кузова и спрятался за колесом. Разговор мне было не слышно, но то, что мой друг покинул машину, это точно, ноги его вижу. Чуть сместившись, увидел и того, кто останавливал машину. Так, а вот это уже плохо. Еще один мент объявился и топает, гад, к кабине. Сейчас он увидит укрывшуюся на полу женщину и… Что и, додумать я не успел. Там, где стоял Петр, началась возня, тот второй, что шел к машине, уже срисовал ситуацию и чуть не бегом бросился помогать своему коллеге. Тут уже и я вмешался. Быстро выйдя из-за машины, я прикинул расклад. Что ж, может, и получится, хотя и не хотелось это делать, ужасно не хотелось. Выстрел по ногам второму, что бежал на помощь, перевод на первого, но там уже Петя справился, завалив регулировщика на землю и буквально завязав его в узел. Но мы оба вновь просчитались. На посту было не два милиционера. Раздалась очередь, короткая, патрона на три, а за ней грозный окрик:
— На землю, суки, оружие бросить! — Вот дурачье, сидели бы в засаде, куда они выперлись? Два мужика, а вели себя как пацаны желторотые, по-другому и не назовешь, чуть не бегом бежали к нам.
— Работаем? — прошептал Петро.
— Разве есть другие варианты? Только быстро, пока на дороге никого! — так же тихо в ответ прошептал я. Делая вид, что выполняем команду, я уже из положения лежа выпустил две пули. Почему стреляю на поражение в милиционеров? Да-да, будем называть вещи своими именами. Да просто их не напугать выстрелом в воздух. Раненые — это, конечно, пипец всей нашей маскировке, но что еще делать?
Пост был не стационарным, ребята постовые располагались в стоящем на обочине тентованном «виллисе». Тот стоял за будкой остановки, поэтому мы и не заметили его сразу.
— Петь, быстрее, грузим их в «вилю»! — крикнул я, уже поднимая первого раненого, сопротивлялся тот не очень сильно. Надо увезти их куда-нибудь.
— Командир, я, это… — Петя стоял над тем милиционером, с которым ранее боролся, и растерянно смотрел на того. Даже с расстояния в несколько метров было понятно, что тот всё, готов.
— Как это? — пробормотал я, но друг услышал.
— Он уже ствол вытащил, ну я и…
— Тогда так! — я быстро вытащил пистолет и добил своего подранка. Петька вытаращил на меня глаза, но, кажется, все понял без слов. Молча достал свой пистолет, глушитель был накручен, и направился к «виллису».
Тащить было тяжело, трупы есть трупы, кажется, что после смерти человек весит раза в два больше. Наверное, это от того, что тело делается рыхлым, как мешок крупы. Едва успели закинуть трупы в их же машину, лежачие они вошли в нее с трудом, как по дороге проехал автобус. Хоть и успели спрятаться, но водитель явно видел и «виллис» постовых, и нашу машину. Когда будут искать, этот след может нам навредить. То, что мы натворили, было беспределом в высшей степени. Четверо мертвых ментов… Даже меня, человека не из этого мира, и то трясло. Парни были при исполнении, не хапуги какие-нибудь, каких я завалил в Сталинграде, честные менты, а мы их того… Ладно, грех на нас, причем пипец какой огромный. А добить я их решился только из-за того, что один так и так был мертв. Сдаваться мы не собирались, так что о каком-то прощении со стороны суда думать было смешно. Поэтому и добили. Что один, что четверо, все одно —
Справа от дороги был лес, а слева поле, бескрайнее, как казалось. Петя намылился было ехать именно в лес, ну, а куда прикажете, лес всегда кажется самым укромным местом. Я же, достав карту, также взятую с шофера, у которого я увел машину, стал быстро искать тот населенный пункт, что был в паре километров впереди.
— Ты указатель видел?
— Серебристое! — крикнул Петя.
— В поле давай, я нашу отгоню отсюда.
— Но… — хотел было воспротивиться друг, но я его мгновенно перебил:
— Быстро, твою мать! Там озеро большое, меньше километра до него, — я указал направление и побежал к нашей машине.
С трудом разместившись за рулем «виллиса», места банально не было, Петя завел машину и рванул ее с места, выкручивая руль в направлении поля.
«Вот дурень, неужели не видит съезд?» — Я смотрел, как Петро направил машину прямиком на засеянное пшеницей поле.
«Там же наверняка канава есть!» Я уже проезжал мимо, отгоняя грузовик, надо чуть отъехать, чтобы не мелькать тут. Все же Петро в какой-то момент заметил, что справа от него вьется полевая дорога, а значит, и съезд с шоссе где-то поблизости. Я уже ушел на километр примерно, укрывшись с глаз долой за изгибом дороги. Так же как и Петя, я искал съезд, только в сторону леса. Найдя, да их тут много было, свернул, заезжая под кроны деревьев. Хорошо, что сейчас лето, «зеленка» в самом расцвете сейчас. Загнав машину так, чтобы с дороги ее было не видать, бросил Алене, что была чуть жива от страха:
— Не трясись, выберемся! — И рванул из машины. Пять минут бега — и я уже вижу скачущего по полю Петруху. Нормально так отъехал, хрен догонишь. Я продолжил бежать по полевой дороге, на удивление хорошо укатанной, но не забывал крутить головой. На дороге тем временем появился еще один такой же, как у нас, «газон», пыхтя от натуги, тот проехал мимо не останавливаясь.
Карта врала. До озера пришлось топать километра три, зато были обрадованы его берегом. Это был хороший такой обрыв. На берегу озера Петя не издал ни звука, а молча стал вязать трупы к сиденьям «виллиса», это чтобы трупы не всплыли. Я, сидя и наблюдая за его действиями, только качал головой. Да уж, все убитые — немолодые уже дядьки, за исключением одного парня, регулировщика.
Разогнав «виллис», Петя выскочил на ходу и, кувыркаясь, сумел погасить скорость, а «Виля», проскакав еще десяток метров, рухнул с обрыва вниз.
— Вроде чисто… — пробормотал Петруха, осматривая поверхность водоема.
— Лады, надо дергать отсюда, раз уж все так через задницу вышло! — я развернулся и почти сразу припустил бегом. Меня догнал голос Пети:
— Сань, у них ориентировка на грузовик… — я словно споткнулся, тут же остановившись.
— Чего? — Петя шел ко мне с планшетом в руках.
— Да вот, я с командира поста снял, по привычке, наверное… — мой друг с чуть растерянным видом протянул мне планшет.
Вытряхнув из него все, что в нем было, я начал осматривать бумаги. Твою мать! Какие-то ушлепки, на таком же «газоне», как у нас, обокрали сберкассу два дня назад, в городке, что был в сорока километрах отсюда. Вот почему те и остановили нас вообще. Так-то мало ли грузовиков ездит, всех же не будешь останавливать. Блин, ну почему бандюги взяли именно «пятьдесят первый»?
— По фигу уже, Петь. Не бросай, где-нибудь по пути в воду скинем, уходим уже!
В этот раз мы оба бросились к дороге. Легко ее перемахнув, мы же не на фронте уже, где фрицы в патрулях по дорогам рыскали, добрались до машины. Алена сидела вся в слезах, говорить или кричать не стала, у девушки шок. Она не то что увидела в первый раз, как убивают, а обалдела от того, что это сделал ее муж, да еще и жертвы были представителями власти. Да уж, когда чуть отойдет, нужно попытаться все объяснить. Как ни крути, но тут или мы, или они, третьего не дано.
Машину нужно было бросать, а жалко, блин, удобная была, хоть и «козлила» прилично.
— Дальше пешком, в городке наверняка есть железнодорожная станция, ведь сама железка где-то рядом идет, — сказал я, когда мы, собрав шмотье, уходили от «газона». Петя нес на руках дочь, Алена шла как сомнамбула, казалось, она вообще ничего перед собой не видит. Пройдя по окраине лесочка, тот быстро кончился, я все-таки решил встряхнуть девушку, в таком виде лучше в городке не мелькать.
— Ален? — позвал я, пытаясь заговорить. Реакции не последовало, зато ее муж обернулся на голос и, протянув руку, дотронулся до ее плеча. Девушка вздрогнула.
— Алена, ты меня слышишь? — спросил уже Петя.
— Вы, вы убили их! — прошептала девушка. Черт, я был прав, думая, что серьезный разговор все же состоится.
— Ты хотела бы, чтобы там, на дороге, лежали мы? Я, твой муж, ты сама и ваша дочь? — говорить я решил жестко, так как нет времени тут обхаживать ее и скруглять острые углы. Некогда, да и такой разговор лучше подействует на нее. Она же —
— Сань… — хотел было что-то сказать Петя, но я поднял руку.
— Отвечать не обязательно. Ты себе ответь, этого будет достаточно.
— Саша, как ты появился в нашей жизни, так эта самая жизнь просто покатилась под откос, — Алена все же нашла в себе силы и начала тот разговор, какой я ждал от нее уже давно.
— Ален! — вскинулся ее муж.
— Да, ты права, это так. Только, видишь ли, это уже произошло. К сожалению, не в моих силах все это изменить и вернуть вам вашу старую и спокойную жизнь. Зачем говорить о том, что уже произошло? Да, я виноват перед вами. Как уже сказал, вернуть не смогу, но вот устроить вам новую и, поверь, гораздо лучшую жизнь я еще в состоянии. Я сдохну, но сделаю все для вашей безопасности, обещаю, — выдохнул я и пошел прочь.
— Ален, ну, я же тебе говорил, зачем ты так? — Петя всерьез обиделся на жену. Конечно, для него лично я что-то значу, а вот для его жены я сплошной клубок неприятностей.
— Я все понимаю, это просто нервы, прости меня. — Я шел вперед, ведя за руку дочь моих друзей, и слушал за спиной их негромкий разговор. Вскоре они нагнали меня, и первое, что я отметил про себя, не отняли Машу, молчаливо разрешив мне ее вести.
— Эй, туристы! — оклик был со стороны дороги. Мы все как-то вдруг развернулись и посмотрели в сторону говорившего. На секунду даже остолбенели. Заговоривший с нами человек был милиционером.
— Вы это нам? — спросил Петя, решивший первым из нас ответить.
— Ну а кому? — удивился милиционер. — Здесь вроде только вы и идете. Вы топаете прямо по дороге, тротуар же есть!
— Извините, товарищ сержант, сейчас уйдем, — спокойно ответил Петя. Страж порядка ехал на мотоцикле, как мы его не услышали, было загадкой.
— Осторожнее, пожалуйста, тут машины ездят, а у вас дите маленькое! — предупредил милиционер и, дав газу, уехал.
— Фу-у-у! — выдохнули, кажется, все.
— А почему туристы? — вдруг спросила Алена.
— Так посмотри, сколько у нас вещей с собой! — подал голос я. — Понятно, что за туристов и принял. Пронесло. Давайте-ка, друзья мои, топаем по-быстрому на вокзал. Думаю, он тут есть.
Вокзал был, а также рынок при нем. Затарились свежей едой, грибы уже вовсю пошли, так что купили пару баночек свежесоленых, ну, или маринованных, не особо вникал. Хлеб, молоко ребенку, крупы немного. Петя сходил в маленькое здание вокзала и разузнал расписание поездов. На сегодня рейсов не было, жаль. Искать ночлег решили прямо тут, на вокзале. Правда, пришлось поторопиться, опять наряд милиции появился в поле зрения, но обошлось. Блин, сколько же их повсюду? Или это так кажется, потому как мы в бегах?
Два дня спустя мы все же сели в поезд до Иркутска. На этот раз проблем с билетами не было, да и состав стоял аж целых полчаса, поэтому удалось. Мест было в этот раз очень мало. Нам достались койки вразброс, даже вагон не один оказался. Хорошо народ сейчас простой. Одному человеку, мужичку лет сорока, дал пачку папирос и две бутылки пива, и он уступил свою полку и ушел в другой вагон, одно свободное место было именно в нем. С остальными решили не меняться. Пусть вразнобой, зато не так внимание привлекаем. Алена осталась с дочерью, а мы с Петей по разные стороны от нее за перегородками. Так даже лучше, с любой стороны подстрахуем. Ночь спустилась как-то быстро и все улеглись спать. Маша, Петина дочка, казалось, просто выключилась. Еще бы, ребенку четыре года, умаялась так, что захочешь разбудить, не разбудишь.
Мы с Петрухой еще выходили курить да поболтали чуток, вернувшись, застали спящей и Алену. Долго не раздумывая, улеглись и сами, ехать долго.
… — Граждане пассажиры, предъявляем билеты, — голос проводника выдернул меня из сна, — граждане пассажиры…
Когда до нас дошла очередь, мы, как и все остальные люди до нас, предъявили билеты. Проводник был в сопровождении милиционера, боялись немного, вдруг документы запросят, но видя, что никто их не показывает, успокоились.
— Куда следуете? — милиционер остановился возле Пети, но спрашивал его соседа.
— А, я… — мужик лет пятидесяти на вид был и с вечера какой-то странный, вот и сейчас он замешкался.
— Да-да, вы, гражданин! — милиционер уже более требовательным голосом обратился к мужику, дополнительно указав в его сторону рукой. Тут началась какая-то хрень, по-другому и не скажешь. Мужик сунул руку под пальто, что лежало возле него на полке, милиционер отследил его движение и быстро потянулся к кобуре. Но это было лишь начало. Из-за стенки вдруг появился еще один человек, моложе, парень лет тридцати с двумя пистолетами ТТ в руках и рванул к Алене. Твою мать, вот, блин, что это за везение, нафиг! Сами едем, боимся лишний раз рот открыть, так даже в поезде подсели туда, где едут бандиты.
— Не трожь пушку, сука, убью ее! — заорал молодой бандит, схватив и прижав к себе маленькую дочь Петра. Алену при этом угостили рукоятью пистолета по голове. А дальше ни мент, ни я не успели сделать вообще ничего. Петя как-то внезапно возник прямо перед бандитом, Маша кричала, прозвучало лишь два выстрела, но на пол завалились молодой бандит и милиционер. Старый, из-за которого и началась эта кутерьма, хотел было встать, но был остановлен уже мной.
— Не рыпайся, дядя! — я ногой уперся ему в горло, буквально придавив к стене. Тот уже не пытался выхватить ствол. — Петро, ты как?
— Да, похоже, все… — прозвучало у меня за спиной. Голос у моего друга был какой-то слабый, голос немолодого уставшего человека. Я только чуть-чуть повернул голову, чтобы посмотреть, как старый дурак, которого я удерживал, попытался выскользнуть. Чуть отпустив его, согнув в колене ногу, я хлестко пробил ему в висок носком ботинка, заваливая на скамью. Этому хватит, обернулся и подскочил к другу. Петя лежал на полу на левом боку, а правый был весь в крови.
— Петруха, твою…
Две пули, выпущенные молодым бандитом, попали удивительно точно. Одна Петрухе в бок, а вторая в живот милиционеру. Хорошо, что стрелял из одного ствола, второй был в той руке, которой он держал Петину дочурку. Оба пострадавших были лишь ранены, но серьезно только Петя. Менту, похоже, вскользь прилетело, так как, зажимая рану, тот все же вставал на ноги.
— Ребята, вы как? — пробормотал тот.
— Командир, где ближайшая больница? — заорал я.
— Через остановку будет город, там и выйдем. У меня вроде ничего, а этому герою нужно срочно на стол к хирургу. Я раны видел, знаю, что говорю.
— Командир, попроси машиниста скорость прибавить…
Надо ли говорить, что милиционер оказался порядочным человеком. К городку, в котором есть хорошая больница, мы прибыли уже через час. Поезд просто летел над рельсами, даже страшно было, не свалился бы. Пока я с парой попутчиков осторожно вытаскивали Петруху из поезда, милиционер нашел на вокзале своих и подогнал машину. Увезли Петю быстро, только мы с Аленой и Машенькой оказались вновь на распутье. Нет, понятно, что без Петрухи мы никуда, да и выхода-то другого не было, поезд нас ждать не собирался. Зато был и плюс во всем этом. Причем немаленький.
— А они того, командир, вместе с вещами… — я развел руками, отвечая на вопрос милиционера о наших документах.
— Это я виноват, поторопил вас, — раздосадованно почесал голову служивый.
— Да вы-то тут при чем, за Петром выскочили, забыли обо всем.
— Ладно, я вам справки выпишу об утере не по вашей вине. Штрафов не будет, да и в пути придираться никто не станет, обещаю. Это хоть и не такой документ, как паспорт или партбилет, но тоже имеет вес, — заверил нас милиционер. Вообще, страж порядка был на удивление хорошим человеком. Выбил нам места в гостинице, мы же без вещей, пришлось брать один номер, якобы денег у нас почти не было, все осталось с вещами в поезде. На самом деле там была только еда да некоторые шмотки, не особо и нужные. Те баулы, в которых были ценности, я скинул на другую сторону, когда остановились. Уже успел сбегать, пока мент отходил, да припрятал в кустах, чуть позже заберем. Дай только отъехать подальше от внимания местной милиции, а вещи все новые купим, хоть и придется поискать. В магазинах-то особо ничего нет, но вот на рынках… О, барыги никогда не переведутся, кому ведь война, а кому мать родна! Тем более войны-то уже того, нет.
— Саш, завтра к Пете пустят? — когда мы остались одни в гостинице и уложили Машу спать, Алена насела на меня с расспросами.
— Конечно, пустят, куда они денутся. Да ты не переживай, поверь мне, если бы было что-то очень серьезное, доктор бы сразу сказал, по крайней мере менту. Выберется он, все будет в порядке. Я с утра по рынку прошвырнусь, надо еды купить, вещей кое-каких. Хоть и дали нам бумажки, но все же они на вымышленные имена, поэтому особо не нужно «рисоваться» на людях.
— Господи, да за что же это все? — запричитала шепотом Аленка, бросаясь мне на грудь. Прижав ее к себе, я пытался успокоить девушку, поглаживая по голове.
— Все будет хорошо, ты слышишь меня? — я поднял ее голову и посмотрел в глаза. — Это последние испытания, что нам предстоят, обещаю!
Ночью никак не спалось. Весь измучился, крутясь на кровати, только мешал спать Алене. Хотя она, скорее всего, тоже только вид делала, что спала, утром вокруг глаз были такие круги, что было понятно, плакала всю ночь в подушку. К Петрухе поутру я пошел один. Еле-еле отбоярился от его настырной супруги. Ну а как еще-то? Вдруг, не дай бог, там что-то случилось, не успеешь и подготовить к плохому. Но, как оказалось, я оказался вчера прав. Да как всегда, впрочем. Петя был в сознании и даже разговаривал. Точнее, он сразу попросил меня привести жену и дочь. Что ж, не видел причины ему отказать. Рванул обратно в гостиницу, и спустя полчаса Петя уже пытался обнять своих девчонок. Выходило, прямо скажу, хреново. Беседа с врачом пролила свет на ранение Петра, мне, жене друга я рассказал немного отредактированную историю. Пуля задела селезенку и немного порвала кишки, починить-то починили, но требуется хорошая реабилитация. Поэтому я начал думать, как быстрее осуществить доставку нас хотя бы на Дальний Восток, в Америку-то, я думаю, переправиться будет легче.
До Казани, а поезд шел через нее, мы не добрались совсем немного, поэтому, оставив Алену в одиночестве и запретив пару дней куда-либо высовываться, я отправился в столицу Татарстана, надежно спрятав все наши цацки. Пришлось правда, раздобыть лопату и яму выкопать, но спрятал хорошо. В Казань ехал по причине интереса к авиации. Точнее, хотел узнать о авиасообщении с Владивостоком. Рейсы такие есть, самолеты летают, хоть и не часто. Маршрут был из Москвы через Казань и далее еще чуть не десяток городов. Самолеты сейчас летают медленно и не далеко, часто садясь на дозаправку и обслуживание.
В Казани быстро выяснилось, что билеты купить попросту невозможно, по причине полного их отсутствия. Аэрофлотом пользовались практически одни чиновники, по крайней мере на такие дальние расстояния. Простому человеку банально было не оплатить такой перелет, да и чего делать обычному человеку из европейской части СССР на Дальнем Востоке? Сюда летели только различного рода управляющие, партаппаратчики.
Но унывать я и не думал. Когда увидел, как в один стоящий на взлетном поле С-47, он же DC-3, он же ЛИ-2, грузят какие-то тюки, поспешил узнать, что это такое. Черт возьми, как же я раньше-то не догадался,
Почтовые самолеты нам даже предпочтительнее. В них кроме экипажа никого нет, думаю, договорюсь.
— Ну ты и хапуга! — в сердцах выдохнул я. Только что закончил договариваться с командиром экипажа. Смог уломать только за очень большие деньги. Тридцать тысяч рублей на весь экипаж, на меньшее он не соглашался.
— Ты сам все понимаешь, чего удивляешься? — спокойно отвечал мне Борис, так звали летчика. — Мы рискуем, да еще и
— Да все я понимаю, держи аванс, как договорились, — я отдал летчику половину суммы. Улетаем мы через три дня. Почему не сразу? Петрухе надо еще немного отлежаться. Мы уже неделю живем в Казани, сюда его перевезли на автобусе, проблем по дороге не возникло. Даже проверку прошли, справки из милиции работали, нас пропустили. Была, конечно, боязнь, что портрет из розыска сработает против нас, но, что удивительно, уже в двух отделениях милиции были, нигде пока их не видел. Да и те, что видел в Москве и Горьком, имели такое качество, что по ним можно любого «прибрать», поэтому, может быть, менты особо и не заморачивались, ведь справки у нас все же из милиции, а не абы откуда. Петю забрали из больницы через четыре дня. Ходить ему пока нельзя, но он все равно ходит, пока я не вижу. Сняли две комнаты в коммуналке, в них и живем. Чуть не прокололись с милицией, насчет того, на какие средства живем. Отбрехался за всех, сказав, что сообщили друзьям телеграммой, те и выслали нам немного средств. Конечно, деньгами мы не разбрасывались, старались вести себя тихо, но необходимое купили всё. Как и предполагал, отсутствие товаров в магазинах легко компенсировалось рынками, а в Казани их было много.
Тридцать тысяч, что пришлось заплатить летунам, были огромными деньгами, но все же не такими уж большими, если сравнивать с ценой на билеты Аэрофлота. Скажем, перелет из Москвы в Хабаровск стоил около четырех тысяч, это при средней зарплате рублей в пятьсот, дорого. Борис, командир летчиков, на мое предложение взять нас на борт вначале покрутил пальцем у виска. Пришлось долго и нудно уговаривать, объясняя, что раненого нужно скорее отправить домой. Тот артачился долго, но все же согласился. Ведь деньги мы предложили немалые. На естественный вопрос о том, где мы взяли столько денег, ответил просто, что мы старатели с Севера. Прокатило, было дело, даже я слышал, что те зарабатывают много. Это те, кто не по приговору работают, а как вольнонаемные.
В назначенный день и час мы появились на летном поле. Сначала, конечно, сам сбегал, проверился, вдруг летуны нас сдать решили, но обошлось. Боязнь была, а то как же, в какой стране живем, не забыл. Встретившись с Борисом, даже удивился, как тот расстарался, чтобы нам было удобно лететь. В почтовом ЛИ-2, кроме как лавки вдоль одного из бортов, сидений не было. Так эти ухарцы, летчики я имею в виду, среди мешков с корреспонденцией выделили нам закуток, в котором обустроили лежанку для Пети и места для всех остальных. По пути у нас несколько остановок будет, ну, посадок, конечно, но погрузок больше не будет, так сказал командир. Этот почтовый «голубь» был в прошлом обычным армейским самолетом, ни о какой шумоизоляции здесь и речи не шло. Мало того, здесь еще и холодно было так, что выданные летунами тулупы помогали очень серьезно. Было холодно, Алена переживала за дочь, но та на удивление держалась просто отлично, а вот столько повидавшего меня умотало так, что даже пришлось использовать бумажные пакеты. Я потом даже есть ничего не хотел почти сутки. Да и позже весь остаток полета провел на сухарях и воде. Чего вдруг взбунтовался вестибулярный аппарат, ума не приложу, ранее я за собой такого не замечал.
Все посадки проходили спокойно, лишь во время одной служащий почты вдруг залез в салон, чуть было нас не спалил. Оказывается, у того была секретная депеша, ну, документы какие-то, так вот он лично залез для того, чтобы убрать их в сейф. Был тут и такой, как объяснил Борис, как раз для таких случаев, перевозки серьезных бумаг и ценностей. На аэродроме в Хабаровске нас выгнали быстрее ветра, так как здесь ожидалась полная разгрузка и нас могли увидеть. На время разгрузочных работ нас спрятали в кабине пилотов, пришлось долго ждать, пока освободят самолет. После всех процедур Борис попросил разрешения поставить самолет в сторонке, якобы для осмотра и мелкого ремонта, чтобы никому не мешать. Диспетчер указал по рации, куда нас оттащат, и спустя двадцать минут самолет наконец приткнулся возле кромки взлетного поля вблизи мелкой рощицы. Там мы быстро, насколько позволяла рана Петра, покинули самолет, предварительно рассчитавшись с летунами. Те остались довольны, мы тоже.
Да, путешествие вышло нелегким, но, кажется, даже супруги Курочкины довольны. Петро хоть и делает вид, что он здоров, но кособочит его не по-детски. Ладно, уже недолго осталось.
— Как дальше? — спросил Петя, когда мы немного отошли от аэродрома и уселись на привал. Был поздний вечер, в город соваться поздно, вряд ли найдем, где остановиться на ночлег. Решили выйти в поле, совсем недалеко от аэродрома и там разбить лагерь. Это, конечно, громко сказано, так как у нас ни палаток, ни еще каких-либо предметов для похода и в помине не было. Видя, как ежатся от вечерней прохлады девчонки, я решительно заявил:
— Ждите прямо тут, попробую что-нибудь все же найти, а то за ночь нас тут комары сожрут до костей.
Проще всего, я, блин, даже обалдел, было с дочерью Петра. Маша спала в полете почти все время. Вот и сейчас, едва мы перестали двигаться, она устроилась на вещах и мгновенно уснула. Устал ребенок. И морально, и физически, для такого возраста это было перебором. Я видел это, поэтому и помчался обследовать округу. Вернулся уже через час, довольный. Рядом с аэродромом находился небольшой колхоз. Небольшой — это по меркам Черноземья, там это все гораздо внушительнее выглядит. Тем не менее удалось договориться со сторожем, за пару бутылок, конечно, что тот устроит девушек у себя в сторожке, а мы с Петром идем на сеновал.
Выспались даже очень хорошо. Наутро Петя проснулся раньше всех и, разведя в сторонке костерок, приготовил завтрак. Котелок у нас был, поэтому вареные яйца, колбаса и хлеб были восприняты на ура. Ели все, даже для сторожа нашлось, что поесть. Валентиныч, как просил называть себя сторож, помог нам определиться с дальнейшими планами.
— Так автобус ходит во Владивосток. Долго, конечно, дите растрясете, дороги-то у нас одно название, но поезд был вчера днем, следующий не скоро.
— А что за автобус? — спросил Петя.
— Так обычный, на рыбзавод смену возит. Как раз сегодня к обеду отъезжает. У нас же многие вахтой работают. Неделю в море, или на самом заводе, неделю дома. Удобно, да и деньги приличные получают. А в море у косоглазых много чего есть, покупают люди разный товар, здесь приторговывают, всем хорошо.
— А начальство не мешает?
— Да чего ж они, дурные, что ль? — даже удивился Валентиныч, — Они и сами много покупают у ребят. Буржуи-то у себя продать не могут, нищие они нонче, а мы берем.
— Так когда автобус? И где его искать?
— А чего его искать-то? Магазин тут есть в километре. Это окраина города, здесь мужики-то и собираются. Я расскажу, как найти, это совсем рядом.
— А возьмут ли нас, Валентиныч?
— Да чего ж не взять-то? Почитай каждый раз кто-то новенький на вахту устраивается, так и едет вместе со всеми.
— Это хорошо, — задумался я.
Расплатившись за гостеприимство и помощь еще двумя пузырями водки, последними, надо заметить, мы отправились в путь. Кстати, когда нашли магазин, удивились наличию в нем разных товаров. Здесь в свободном доступе была рыба в таком количестве, что глаза разбегались. Это вам не костлявых лещей в Поволжье глодать, тут все гораздо серьезней. Икра любая, бери — не хочу, балык из десятка видов рыбы да блин, столько всего, что слюни текли. Для себя купил наконец, давно хотелось, вяленой красной рыбы, вкуснотища!!! Это в дорогу, будет чего поклевать. Купили и прямо у магазина наелись копченой рыбешки, свежая, как сказали, только завезли. Ели все, даже Машутка. А мы поначалу переживали, чем ребенка кормить в дороге, а тут на тебе, ест все, что даем, да еще и добавки просит. Эх, а здорово здесь, если бы не мошка и комары, блин, не знаю, остался бы, наверное, здесь жить. Это я так, вздыхаю просто. Если честно, хочется побыстрее уже вернуться в ставший каким-то родным домик в Лос-Анджелесе. Нравилось мне там. Теплый океан, высокий уровень жизни и возможность реализовать себя.
На автобус нас посадили легко. Даже не пришлось прикидываться кем-то вроде рыбаков. Да и как тут врать-то, ребенок же с нами, ее же на работу в море не потащишь. Мест хватало всем, поэтому ехали с удобством, другое дело, что Валентиныч был прав, дороги тут… Да нет их просто, вот и весь сказ. Да еще и нам, привыкшим в полете к отсутствию тряски, ну не считать же таковой болтанку в воздухе, было первое время тяжело. На этот раз укачивало всех, кроме меня. После той долгой изнурительной процедуры в самолете я вдруг достаточно хорошо себя чувствовал в автобусе.
Не доехали всего пятнадцать километров, автобус сломался. В благодарность за то, что нас вообще взяли в путь, я вызвался идти в город и прислать помощь. В таких случаях вахтовики обычно бросали жребий, но я вызвался добровольно.
Идти по такой дороге было не в пример легче, чем ехать. Отойдя за поворот дороги, я и вовсе побежал. На скорости комары не пристают, а они здесь такие здоровые! Бегом я покрыл более трех километров. Это просто по себе сужу, знаю, когда уставать начинаю. Дальше потопал пешком. Почти сразу навстречу показалась машина. Ехал «студер», груженный так, что кузов едва не по земле трется. На мой жест водила отреагировал вполне адекватно для этих мест: прибавил газу. Я не злился на него, все понимаю. Здесь, блин, как на фронте, чуть зевнешь — и амба. Кругом лес, мало ли кто в нем может сидеть… Ага, бандитов здесь как грязи, это мне еще в автобусе рассказали, водитель делился жизненным опытом. Да я и по себе помню, как, особенно в девяностые, тут лиходействовали. Шел спокойно, у меня ведь и ствол есть, и даже граната, так, на всякий случай.
До окраины Владика добрался довольно быстро, за три часа. На трассе больше никто не попадался, а вот на подступах к городу было довольно оживленно. Тут и стройки пошли одна за другой, и уже обжитых домов хватало. В основном, конечно, частный сектор, но все же уже не тайга.
— Где, говоришь, встали? — выслушав меня, задал мне первый вопрос немолодой уже завгар. Дядька седой как лунь, с огромными усищами и широкими плечами.
— Да говорю же, шофер сказал, пятнадцать километров не доехали! — вновь повторил я сказанное буквально только что.
— Ясно. Сам тут останешься?
— У меня там родня едет, я с вами!
— Ну и добро. У меня людей сейчас нет, Колька, с ЗиСа, сегодня руки обварил, радиатор у него вытек. Машину починили уже, а вот шофер выбыл. Ты как, справишься с грузовиком? — Вопрос был интересный. Не то чтобы я боялся опозориться, просто рассчитывал ехать кем-то вроде охранника, говорю же, опасно тут.
— Да справлюсь, наверное, а как же вы мне машину-то доверите? Вон ваш водитель нас так запугал бандитами на трассе, может, я тоже бандит?
— Ха! — усмехнулся завгар. — Так ты ж не один поедешь, я тебе Иваныча дам, он при винтовке будет, да и без нее любого в бараний рог согнет!
— А говорите, людей нет… — удивился я.
— Так то ж охранник, водить-то он не умеет! — прояснил ситуацию завгар.
Как проверить машину, если о ней не знаешь ничего? Да никак! Обошел по кругу, попинал по колесам, палкой залез в бак и проверил топливо, под пробку было. Долил воды в радиатор, хотя и тот был в порядке. Завел, послушал, как работает мотор, тронул вперед-назад, проверяя коробку. Вроде все в норме. Поймал взгляд завгара, на удивление одобрительный.
— Ты сюда с концами, или дальше куда едешь? — вдруг спросил тот, когда я уже закрывал дверцу, готовясь ехать.
— Да, а что?
— Если работу ищешь, обращайся, возьму. С испытательным сроком, конечно, но, думаю, ты парень с головой!
— Спасибо за предложение, возможно, и воспользуюсь, если по специальности не возьмут.
— А кто ты по профессии?
— Милиционер, — хмыкнул я. А что, где я не прав?
Завгар округлил глаза и покачал головой.
— Ясно теперь, почему ты такой уверенный в себе. Да, тогда точно ко мне не придешь, эти тебя с удовольствием возьмут. В милиции у нас постоянно нехватка сотрудников, слышал ведь уже, опасно здесь местами…
Мы кивнули друг другу, и, врубив передачу, я тронул машину с места. Да, а мне нравится этот новый ЗиС. Мощность гораздо больше, чем у «газона», прет хорошо так, уверенно. Иваныч, которого посадили ко мне в качестве охранника и соглядатая, был молчаливым мужиком, лет сорока пяти на вид. За все время, что готовились в путь, не сказал ни слова. Да и дальше отмалчивался. Попробовал «качнуть» его на тему службы, ну, где служил, точнее воевал, но даже на такой вопрос тот ответил односложно и притих. Наверняка какой-нибудь «смершевец», вот и молчит, как партизан.
Путь в пятнадцать километров, хоть и по откровенно хреновой дороге, был преодолен довольно быстро и без приключений. Но вот по приезде я вынужден был рассмеяться от души. Помните того испуганного гонщика на «студере», что попался мне навстречу? Ага, он увидел застывший на дороге автобус и съехал в кювет. Выскочив из кабины, припустил в лес так, что его смогли с трудом догнать и убедить в безопасности. Вообще, пассажиры и не поняли ничего, водила автобуса пояснил, что увидел, вот и побежали мужики догонять шоферюгу, а то бы пропал в лесу. Я, на мощном ЗиСе оказался к месту. Правда, пришлось частично разгрузить «студер», а то был очень сильно перегружен. Выдергивали его всей толпой, не участвовали лишь Петруха да хмурый Иваныч. Последний, кажется, вообще никогда не отвлекается на происходящее вокруг, только бдит обстановку на предмет угрозы.
Загрузив назад «студебеккер» и отправив мужика в путь, мы загрузились в автобус, ну, все, кроме меня и Иваныча, и тронулись. ЗиС тянул уверенно, но скорость, конечно, была аховая. И дорога убитая, и автобус на чалке не располагали к скорости. Так или иначе, но мы наконец прибыли во Владивосток. Холмы, холмы. Спуск, затяжной подъем, а мы тащимся себе и поглядываем по сторонам.
— Хорошо прошло, — вдруг ожил охранник Иваныч, когда ЗиС замер с заглушенным мотором на территории автотранспортного предприятия.
— Я думал, ты вообще ни слова не скажешь! — удивился я.
— А чего попусту болтать? Кто болтает вместо бдительности, тот в беду и попадает! — поучительно заявил наш правильный охранник.
— Все хорошо, что хорошо заканчивается, — резюмировал я и выпрыгнул из кабины.
Отчитавшись перед завгаром, мы собрались вместе, но тут всплыла новая проблема. Петя у нас ни разу не ходячий. Нас вообще вопросами задолбали о его ранении. Всем, блин, всё расскажи да покажи, надоели. Но благодаря и шумихе в том числе, о нашем славном раненом узнал завгар.
— Так чего ж ты молчишь? Я тебе своего «козла» дам, найдешь ночлег, устроишься и вернешь. Время еще есть, ты поезжай к вокзалу, там всегда бабки крутятся, найдешь квартиру.
И ведь так все и было. Нашли, причем именно квартиру, а не комнату. Только сдатчиком был мужик, фронтовик, кстати. Разговорились, слово за слово, хреном по столу, и через полчаса мы уже заселялись. Дядька Фома, как он назвался, опять немолодой попался, быстро объяснил, что и где, и, получив небольшую плату, исчез. Квартиру мы сняли пока на неделю, но дядька Фома сказал, что можем жить сколько нужно, квартира осталась от тещи, схоронил ту в прошлом году, так что особо и не нужна. Ведь тут тоже не все слава богу. Если квартира будет стоять пустой, могут отобрать в пользу государства. До грабительской приватизации всего и вся еще долго, квартиры здесь находятся на балансе государства, а не в личном пользовании. Жить живи, а вот ни продать, ни подарить ты ее не сможешь. А так сдает он ее, как объяснил, вполне легально. Часть денег уходит на налог, мизерный какой-то, зато пока на жилплощадь никто не покушается. Странно здесь, конечно, законы трактуются. Вообще, я еще не встречал такого тут, обычно сдают комнаты в квартирах, в которых живут и сами хозяева. Прошу прощения, квартиросъемщики, а не хозяева, нет у нас хозяев, всех в гражданскую повывели. Перегиб, конечно, но тогда строили новую страну, поэтому не нам судить. История рассудит.
Ночью спали как убитые. Машуня так, наверное, сутки бы спала, если бы родители не подняли на завтрак. Я быстренько перехватил то, что еще оставалось у нас от запасов, и отбыл в порт. Нужно начинать поиски судна, что-то мне подсказывает, что наше везение может закончиться. Да еще и «козлика» вернуть надо, нам же его не подарили.
— О, вот и последний появился! — встретил меня возглас неизвестного человека, что сидел в кухне нашей съемной квартиры. — Ну, что, набегался? — мужик примерно моего возраста, только комплекция подкачала, толстый был, что звиздец.
— Вы кто? — спокойно спросил я.
— О, а сам как думаешь, милиционер? — ехидно спросил мужик.
— Вы из милиции, что ли? По какому вопросу? — непонимающе смотрел я на мента. Ну, а кто это еще мог быть.
— Я тебе сейчас устрою вопрос-ответ! Ребята, уводите!
— Может, все же объясните, что тут происходит? — я старался не повышать голос, чтобы раньше времени не разозлить мента, хотя тот уже был на взводе.
— Вы, — мужик чуть не ткнул своей пухлой ручкой мне в глаз, — преступники! Спрятались здесь, думали отсидеться?
— Я вообще ничего не понимаю, какие преступники?
— Так, пакуйте его, ребята, надоел уже! — мент махнул рукой двум парням, что стояли у окна в ожидании приказа. Я как-то даже завис. Хорошо, что здесь, во Владике, я без оружия ходил, а то бы сразу завалили. Меня подхватили под руки и завернули их за спину. Хуже всего было то, что моих друзей здесь не было. Так, если нас раскрыли, то валить нужно прямо сейчас, пока в отделение не привезли, оттуда вряд ли вылезу, а тогда всё, амба!
— Вы цацки все нашли? — вдруг спросил мент у парней.
— Конечно, товарищ капитан, эти все отдали. Они же только вчера приехали, спрятать еще не успели, все в сумках было. Как этот сказал, три сумки, так и взяли. В машину отнесли, там сержант Левашев дежурит.
— Хорошо, поехали уже! — Так-так, это кто же ментам сказал о трех сумках? Блин, вот ведь наверняка какая-то сука в автобусе у нас по вещам шмоналась. Ребята-то не всегда на них сидели, в туалет отходили или еще куда, а тут, значит, кто-то высмотрел цацки и сдал ментам.
У входа стоял автобус, помните, Жеглов и Шарапов на автобусе ездили? Во-во, один в один! Оказавшись внутри, я встретил друзей. Петя был подавлен, Алену просто не узнать, видимо, этот арест выжал последние силы из девушки. Машутка сидит тихой мышкой, хорошо хоть не плачет.
— Как вы? — сел я рядом с супругами.
— Сань, нам жопа! — выдавил Петя тихо. — Менты-то сами и есть бандиты!
— Не понял?
— Да чего тут понимать. Разговор слышал, нас за город сейчас повезут. Кто-то сдал нас, что у нас денег и золота много с собой, вот они и приехали. Думаешь, арестовывать будут? Не смеши, просто себе все возьмут, а нас в расход!
Такие новости все перевернули у меня в голове, но она наконец начала соображать. В автобусе один отсек, преступники, то есть мы, никак не отгорожены от ментов, а тех всего четверо. Стоп, еще водитель. Все, окромя водилы, сидят впереди, оружие не вытаскивали, значит, спокойны. Ну-ну, почему бы и нет.
— Петь, ты не помощник, поэтому прикрой девчонок, понял?
— Так и знал, что решишь действовать. У того, что справа сидит, пистолет за ремень засунут, сзади. Если сможешь выдернуть, возможно, и получится, — так же шепотом сказал Петя.
До того мента, на которого указал Петр, было два ряда сидений, близко. Автобус уже пылил по улице, оставалось только решить, где напасть. Плюнуть на скрытность и начинать, или дождаться, когда выедем из города? Посмотрев по сторонам, решил не откладывать. Народу на улицах немного, да и вряд ли кто-то из прохожих что-то заметит. Немного мешают наручники, но не критично. На очередном повороте водитель притормозил чуть более резко, чем до этого, и я вскочил. Мое движение заметили, да вот сделать что-то уже не успевали. Я обрушил сцепленные в замок руки на голову того парня, что был с пистолетом за спиной. Тот от внезапности удара подался вперед, а я уже выхватывал пистолет. В наручниках очень неудобно дергать затвор, но получилось.
— Оружие на пол, эй, погонщик, веди спокойно, если не хочешь пулю в спину получить! — менты и хотели бы меня грохнуть, да вот незадача, пистолет-то у меня уже готов стрелять, а они свои так и не вытянули.
— Ты, сука, чего творишь? — заорал было толстозадый следак, но тут же подавился своими словами и начал вертеться по полу автобуса. Конечно, пуля в колено — это очень неприятно, зато придает скорости и добавляет слов в лексикон.
— А теперь, ребятки, расскажите-ка мне, какого хрена вы вообще к нам приперлись? Как вышли на нас и куда везете, начинайте, я послушаю.
Допрашивать было неудобно, все же автобус здорово штормит на ухабистой дороге, но всего три выстрела, это считая тот первый в следака, и я знаю весь расклад. Самого следака пришлось завалить первым, больше всех орал и выделывался, зато остальные стали сговорчивее.
Как и думал, в наши вещи заглядывали именно в автобусе. Вот ведь сука, надо же было какому-то ушлепку в них влезть, а потом еще и в ментовку бежать. Найду — убью!
А в том, что найду, не сомневался ни на секунду. Мусора были обычными «оборотнями», наподобие тех «смершевцев», которых я завалил тогда в Сталинграде. Ничего святого, только бы кого-то обокрасть. Прикрытие отличное, делай что хочешь, хрен за жопу возьмут. Они здесь, на Дальнем Востоке, себя вообще хозяевами жизни чувствовали.
Автобус едва отъехал от города, пара километров всего, а уже лес вокруг приличный. Заставив водителя найти съезд и углубиться в рощу, что была справа, хотел было выходить, но шофер поступил неправильно. Ну ладно бы просто вылез и сбежал, пофиг, я не собирался его догонять, тем более жизнь обещал, так этот дурачок за ствол схватился. И ведь, что характерно, стрелять стал не в меня, а в девчонок. Чудом не попал, а в ответ выстрелил уже Петя, я ему один ствол ментовский отдал. Наповал, прямо в лоб.
— Урод! — только и сплюнул мой друг и стал помогать мне выносить вещи. Ходок он еще тот, а баулы тащить нужно, что делать, даже Алене приходилось помогать мужу, поддерживая. По шоссе в город возвращаться не стали, пошли через частный сектор и, вот надо же так, нарвались на гопоту. Проблем бы они нам доставить не могли, мы же при стволах все, да вот только шуметь было неохота. Так, загнали их в тот полуразвалившийся домик, откуда они и выперлись, дверь подперли доской, да и ушли. Почему именно гопота? Так серьезные бандосы стрелять бы начали, а у этих не было огнестрела, один холодняк.
— Ты сказал, что есть судно? — спросил Петя, когда показался порт.
— А то! Там стоит амеровский сухогруз, весь день на разгрузке. Станки какие-то привезли, много. Поговорил с капитаном, тот сказал, что уходят они завтра утром, успеем.
На самом деле, я капитану представился американцем, причем реальным своим именем в Штатах. После войны, до сих пор еще, на каждом судне присутствует представитель разведки ВМС США. Неофициально, конечно. Так вот, назвавшись капитану, попросил того позвать разведчика. Потребовался всего час, чтобы объяснить ситуацию лейтенанту Митчеллу, представителю флота США. Тот, конечно, очень удивился, когда я назвал ему имя, место службы и должность, но поверил, так как мне был известен старый пароль, с каким я сам в прошлом году сюда прибыл. Выслушав меня, он немедленно приказал грузиться на борт и оставил меня, чтобы ускорить подготовку к выходу в море. Конечно, я не хотел так светиться, ведь прибыв сюда, я вроде как инсценировал свою гибель, а тут воскрес. Но решил все валить на варварские поступки страны Советов. Я так прямо и сказал, что меня выкрали бандиты, а позже я попался милиции и меня посадили за шпионаж, и ведь даже почти не соврал нигде.
— Я сам не принимал участия в ваших поисках, сержант, но слышал об этом. Тогда было много шума, но Советы никогда особо не помогали нам, вы же, наверное, сами знаете? — Разговор у нас тогда был долгий.
— Да, мистер Митчелл, ужасно закрытая и мрачная страна. Позволите просьбу?
— Да, конечно, сержант!
— Со мной будут трое русских, возможно ли их взять с собой?
— О, это проблема, могут выставить ноту протеста, — задумался лейтенант, — кто они такие?
— Обычные граждане, запуганные их судебной системой и бегущие куда глаза глядят.
— Они сбежали из тюрьмы? — удивился разведчик.
— Один из них, но ищут всех. Это семья, муж, жена и дочь четырех лет. Их обвиняют в пособничестве мне лично и Штатам в частности. Мы оба выбрались из тюрьмы, и я хотел бы увезти их из этой ужасной страны.
— Только если все сделаем тихо. Нужно ночью попасть на корабль. Есть пара мест, куда их досмотровая команда не заглядывает. Я там везу свое оборудование, ну и… — что и, я понял — нелегалов, что забрасываются в страну Советов для подпольной работы, ежу понятно.
— Хорошо, ночью мы будем здесь. Как дать сигнал?
— Может, вам самому не ходить? Вас же разыскивают!
— Я через всю страну сюда добрался, думаете, меня теперь что-то сможет удержать?
— А как насчет пули? — с интересом спросил лейтенант.
— Я жил в России почти год, даже говорю по-русски. Как уже сказал, я сюда долго добирался, причем не всегда тихо…
— О, были заварушки?
— А то как же. Пришлось немного пострелять. Благо в корпусе спецназа меня хорошо этому научили, победителем вышел я, но вот мой русский друг получил пулю в живот. О, ничего особо серьезного, — я поднял руки, останавливая готовый сорваться из уст лейтехи вопрос, — его немного подлатали, но ходит пока с трудом.
Ночью мы были в порту. Как по заказу, появились какие-то странные патрули на улицах, добираться было невероятно трудно. Наверное, ментов убитых нашли. Родителям маленькой девочки Маши приходилось буквально закрывать ей рукой рот, чтобы та не спросила что-нибудь в самый неподходящий момент и не привлекла ненужное внимание. На судне нас встретил сам разведчик и спокойно, не встречаясь с членами команды корабля, провел в нужную каюту.
— К сожалению, могу предоставить вам только одну каюту, сержант, уж извини, — заключил он, когда мы наконец вошли и закрыли дверь.
— Спасибо, лейтенант, вы очень любезны, — искренне ответил я.
— Я специально вас провел так, чтобы никто не видел. Мало ли, пойдут вопросы… А когда ничего не видел, то и рассказать ничего не сможешь, ведь так? — улыбнулся разведчик.
— Абсолютно верно, спасибо еще раз.
Митчелл вышел, а мы принялись устраиваться. Плавание будет долгим, судно еще пойдет в Японию, а только затем в Калифорнию. Немного, но это напрягало, скорее бы уже добраться.
— Сань, а ты мне так и не сказал, как тебя в Штатах звали-то?
— Почему звали? Я хоть и инсценировал смерть, но мои документы и все мое имущество никуда не делось. Адвокаты еще четыре года ничего не дадут тронуть. Такие законы там, частная собственность неприкосновенна, особенно если есть завещание и прочие документы.
— Так как зовут-то?
— Джейк, — бросил я, а сам задумался, вспоминая, что уже отвык от нового имени. Но ничего, привыкну, скорее всего, в Союз я больше не вернусь. Я ведь и ехал-то только узнать, как Петруха, ну, была идея забрать его с собой, хотя вряд ли бы вышло, не влипни мы в такую передрягу.
— А как нас будут звать? — закономерно заинтересовалась Алена.
— Там увидим, — загадочно произнес я, но добавил: — А вообще, если официально вас получится оформить, так сами выберете имена, да хоть старые оставьте. А вот если как я себе документы делал, то уж какое выпадет, главное, чтобы чистое было. Вон мне нашли такого донора под бумаги, что я даже умудрился в полицию поступить и в армию уйти, на войну, кстати.
— Да уж. Как там все же, расскажи еще… — вновь попросил Петя, уже, наверное, в десятый раз, после того как мы сбежали.
— Петь, давай не будем загадывать, а? Вот приедем, все увидишь, все расскажу и покажу, не переживай.
— Саш, а мне правда можно будет машину водить? — это Аленка, никак не может поверить, что где-то может быть жизнь лучше, чем в Союзе, по крайней мере в бытовом отношении.
— Там много всего будет можно, многое нельзя, не в этом дело, друзья. С деньгами, да-да, я помню ваше пренебрежительное отношение к бумажкам, там можно жить в свое удовольствие. Конечно, тупо сидеть и ничего не делать не получится, налоговики заинтересуются, а вот устроить какой-нибудь бизнес и заниматься им потихонечку, это вполне себе да. Тем более мне и придумывать ничего не нужно, у меня куча задействованных проектов, открою компанию на ваше имя, и все, работайте. Я пока на службе, хотя, возможно, уже и нет, слишком уж меня не любили сильные люди Америки, буду в тени. А возможно, вообще все будет по-другому. Вернемся, поглядим!
— Деньги, — поморщился Петя, да и у его жены было такое же выражение лица, — ты все время говоришь об этих проклятых деньгах!
— Привыкайте, я понимаю, что для вас это пока дико звучит, но…
— Надеюсь, оно того стоит, — только и сказал Петро.
А Японии мы так и не увидели. Судно стояло два дня, нас выпускали подышать только ночью, минут на сорок. Для чего такая конспирация, я не понимал. Переговорив с разведчиком, расслабился. Тот обещал, когда отойдем от островов, выпустить нас наконец. Не хочет рисковать. Хотя ладно бы еще в Союзе, а то в Японии…
Когда в каюте появился разведчик, вместе с капитаном, я напрягся. Я отчетливо слышал, что они пришли не одни.
— Слушай, Джейк, пора поговорить, — лейтенант начал издалека, но я уже был готов.
— Говорите, мистер Митчелл!
— Вы ведь наверняка утащили из Советов что-то такое, из-за чего поднялась шумиха? Ведь порт на ушах стоял, но я вас не выдал, так?
— Что ты хочешь, лейтенант? — переходя на ты, спросил я прямо. Раскулачивать пришли.
— У вас много вещей, для людей едва спасшихся…
— Хватит юлить,
— Отдайте нам то, что вы украли, и мы высадим вас возле побережья, даже шлюпку дадим. Там или береговая охрана подберет, или сами выплывете! — жестко пробасил капитан судна. О как, этот заговорил.
— Варианты? — подняв бровь, спросил я.
— Вас всех, — обвел взглядом каюту капитан, — просто выбросят за борт! — В команде человек двадцать, вряд ли больше, думал я тем временем.
— Знаешь, лейтенант, — обращался я именно к нему, хоть он как-то и ушел в тень, — если ты не врал и видел мое личное дело, то должен знать,
В этот момент в руке у лейтенанта блеснул воронением кольт, но тут же упал, а сам лейтеха рухнул на пол каюты. Петя из дальнего угла кубрика выстрелил из пистолета с глушителем. Он, видимо, так и таскал его не снимая. Нет, мой ствол тоже при мне, причем уже давно в руке. Я стоял, опершись на стенку таким образом, что одну руку было не видать.
— Стой на месте, кэп, спокойно. Знаешь, что сказал мой друг? — Капитан как-то разом потерял всю свою спесь. — Он слишком устал от угроз его семье. Если уж он завалил кучу соотечественников, то что помешает ему грохнуть нескольких американцев?
— Я все понял, мы идем вдоль побережья, где вас высадить, сэр?
— Знаешь, — как-то вдруг я передумал разговаривать с ним спокойно, — да мы и сами справимся! — с этими словами я, не поднимая руки, просто всадил в него две пули. Мой пистолет был без глушителя, поэтому я не удивился, услышав возню за дверью. К моему удивлению и, не буду спорить, радости, в каюту попытались войти одновременно трое матросов. Пете было удобнее со своего места, поэтому он их и положил. Бросив мимолетный взгляд на семейку, я с удовлетворением отметил, что Алена, прижав к груди ребенка, отвернулась от происходящего. Гребаные деньги! Сколько еще из-за них помрет народа? Хорошо хоть в самих Штатах у меня есть канал, через кого будем сбывать ценности, а то еще и там пришлось бы стрелять.
— Командир, заканчивать будем? — спросил Петя, вставая с рундука. В ответ я лишь кивнул и поднял пистолет лейтенанта.
— Оставайтесь здесь, мало ли кого-то пропущу…
— С посудиной-то справимся? — ухмыльнувшись, спросил друг.
— Да как-нибудь, чего, в первый раз, что ли, на авось идти? — засмеялся я.
Из каюты я вышел пригнувшись, но сразу распрямился, рядом никого не было. Дальше описывать мои преступления нет смысла, да, я просто методично зачистил весь корабль. Да там и было-то всего двенадцать матросов. Сложность была только с последними тремя. Старпом да пара матросов, вооружившись откуда-то взятыми автоматами, пытались отстреливаться с мостика. Даже зацепили слегка, рассечение на голове зудело, пара сантиметров ниже, и… Но Петя вовремя пришел на помощь, хотя я и запретил ему выходить. Помощь была в виде двух гранат Ф-1. По очереди закинув обе чушки в разбитый иллюминатор и дождавшись разрывов, мы просто вошли с двух сторон для того, чтобы констатировать смерть последних защитников судна. Ну или своих продажных тушек. Когда это я стал таким кровожадным? Да, наверное, еще в Сталинграде. Нет, не во время боев, а когда вытаскивал те цацки, что мы забрали у убитых фашистов. Тогда я убил наряд «смершевцев», они еще вроде тогда просто энкавэдэшниками были. С тех пор мне как-то пофиг стало на тех, кто встает у меня на пути. Я ведь и в Америке живя тихо не сидел. Всех, кто только что-то против меня предпринимал, я отправлял на тот свет. Прав был товарищ Сталин, или эту фразу ему приписали? Нет человека — нет проблемы. Гениально!
Берег был, если меня не подводит зрение и голова, кабельтовых в двадцати. В мощный бинокль я лишь видел очертания береговой линии, но никак не мог понять, где мы территориально. Мы с первого раза с Петрухой смогли спустить якорь и застопорить машины. Судно вначале легло в дрейф, а затем остановилось. Спустив лебедкой шлюпку, мы перетащили все наши вещи и девчонок на лодку. Вдвоем с Петей выкидывали за борт членов команды, предварительно привязывая к ним тяжелые вещи. Ага, концы в воду, в прямом смысле.
Вновь запустив машины, полностью мы котлы и не глушили, я развернул кое-как судно в сторону от берега. Дав полный ход и удостоверившись, что судно начало разгон, ох и побегал я, это вам не моторной лодкой управлять, мы спустились по очереди в шлюпку. Она уже вовсю ползла следом за судном, и пора было резать канат.
— Как теперь? — спросил Петро.
— А вот так! — сказал я, поднимая весло. Чего нам, бешеным собакам, пять верст не прогрести? Да ерунда!
Конечно, я бравировал. Когда до берега оставалось едва ли пару сотен метров, сил не было совсем. Корабля давно не было видно, ушел, как мы и хотели, куда-то на запад. В Японию, наверное, вернулся, ха-ха. Возле берега уже было течение, поэтому, просто убрав весла на борта, мы свалились в ожидании, что когда-нибудь нас прибьет к суше. Случилось это часа через три. Только слегка не рассчитали и врезались в каменистое дно в двух десятках метров от берега. Странно, думал, у амеров все побережье вычищено…
Оказавшись на твердой земле, Петя шел с дочкой на плече, чтобы та не промокла, вода была холодной, а я, как более «живой», тащил на руках Алену, все попадали на камни, которыми тут был покрыт берег. Здоровенные такие валуны, чего-то я не припомню в Штатах такого побережья. Правда, и видел не сказать чтобы много чего. Я больше в городах был, в горах, на равнинах, но вот берег для меня был один — пляж в Лос-Анджелесе. Этот на него вообще не похож.
От берега постарались убраться как можно дальше, но упали раньше, чем смогли пройти столько, сколько запланировали. Тут лес недалеко был, но до него не дошли, в кустах схоронились и попадали. Позже оказалось, что Алена не могла себе позволить просто лечь спать, когда ребенок не в безопасности. Спустя четыре часа, очухавшись, я успокоил ее и, разведя костер, вытащи все теплые вещи, что были с собой, из баулов, сделал девчонкам этакое ложе, на котором они с радостью и заснули. Есть хотелось до не могу. Еле дождался, когда очухается Петя.
— Ты сиди, охраняй своих, — напутствовал я, — пойду, нужно срочно найти что-то из еды и вообще осмотреться, куда нас занесло-то.
— Далеко пойдешь?
— Да хрен его знает, Петро, не пойму ни фига, где мы. Одно понятно, что гораздо севернее Калифорнии, холодно, блин.
— Это точно, спасибо за костер.
— Ага, спустя четыре часа. Перед Аленкой неудобно.
— А чего? — не понял друг.
— Пока мы с тобой, как самые уставшие, нагло дрыхли, они с Машуткой сидели возле нас и дрожали! — чертыхаясь сплюнул я.
— Вот черт! — выругался Петя.
— Вот и я о том же. Нужно срочно жратвы добыть, ребенок, поди, голодный, раз уж мы сами есть хотим.
Я потопал искать одно из двух. Или жилье, или дорогу какую-нибудь. Вторая нашлась быстрее. Грунтовка, накатанная среди сопок, или как называется такая почва, где много всяких горок и кочек, а под ногами одни камни? Идти было как-то невесело, но пер я быстро. Сколько отмахал, не знаю, по усталости, километров десять, почти три часа шел.
«Блин, мы чего, на Аляске, что ли, высадились, где никого на сотни миль?» — едва подумал, как взобравшись на очередной холм, уже хрен знает какой по счету, увидел наконец поселение. Точнее, это был маленький городок, каких полно в Штатах. Да, мы все же были в Соединенных Штатах, флаг над центральным зданием городка на это недвусмысленно намекал. Еще одной хорошей приметой было то, что в городке был транспорт. Это вообще было замечательно, потому как идя сюда, я представлял, насколько мне будет тяжело топать назад.
На меня смотрели. Нет, не так.
— Привет, я Джейк, как дела? — спросил я на английском, конечно, у первого же встречного мужчины. Довольно молодой мужчина, не парень, примерно моих лет, был одет в теплое пальто и какие-то странные сапоги с мехом. Что вызывало удивление, ну и смех тоже, хоть и не подавал вида, так это широкополая ковбойская шляпа. Ну ведь явно же не по сезону, но мужик держался с достоинством.
— Привет, нормально. Я Билл Маккензи. Ты кто, парень?
— Я не местный. Был на рыбалке с друзьями, но попал в шторм, и нас сюда выкинуло на шлюпке. Можешь подсказать, где я?
— Форкс, Вашингтон, а ты откуда?
— Калифорния, ЛА, — усмехнулся я, увидев реакцию парня. Да уж, где солнечная Калифорния, и где самый северный Вашингтон. Вашингтон — это штат, а не столица Штатов. В отличие от города, он находится совсем на другом побережье Соединенных Штатов.
— Вот это ты порыбачил, парень, — воскликнул мужик в стетсоне.
— Бывает, могу я где-нибудь у вас арендовать машину, чтобы забрать своих друзей с побережья? С нами маленький ребенок…
— Прокатов тут нет, у нас маленький городок, — слегка разочаровал меня Билл, — но можно спросить в баре, за пару баксов, думаю, найдутся желающие.
— О, это отлично! А где здесь бар?
Спустя полчаса я уже сидел на пассажирском сиденье небольшого автомобильчика, похожего на минивэн, только совсем маленького размера. Уолтер, так звали откликнувшегося на мою просьбу мужчину, вызвался сразу, едва я задал вопрос. Денег даже не спросил, но, думаю, по возвращении не откажется от нескольких долларов. Благо они у нас есть, когда зачищали корабль от трупов, забрали из личных вещей разведчика и капитана, у других шерстить просто не стали. Так что до продажи ценностей, что мы везем с собой, нам есть на что жить, три сотни баксов — это немало.
— Наловили чего? — по дороге Уолтер попытался завести разговор.
— Ага, на задницу приключений мы наловили, полные штаны. — Хозяин машины громко рассмеялся.
— Бывает, в прошлом году Сэм Черри так пропал. Ушел в море, у него баркас небольшой был, и всё. Обломки вынесло спустя месяц, самого больше никто никогда не видел.
— Да уж, море не прощает.
— Да тут еще есть причина, — многозначительно посмотрел на меня Уолтер, — бандиты.
— В смысле? — не понял я.
— Китайцы доходят сюда, не совсем до Штатов, конечно, но нападают в море и грабят.
— Вот это интересно, а что же береговая?
— Да ловят, когда могут. Правда, слышал, что одних только поймали, и то как-то случайно. Китаезы ходят по три-четыре судна, а у охраны патрульный катер с четырьмя матросами на борту, много ли навоюешь?
— Это точно, — кивнул я. Блин, надо было сразу сказать, что на нас пираты напали, а мы чудом сбежали, а я про рыбалку придумал.
— Чем в Лос-Анджелесе занимаешься? — Уолтер продолжил расспросы.
— Я коп, — дотронулся я двумя пальцами до шапки.
— О, правда?
— Ага. Офицер антитеррористического подразделения.
— Вау! Круто! — уважение со стороны Уолтера повышалось прямо на глазах.
— Да, неплохо, — кивнул я. — А чем у вас городок живет? Рыболовных шхун вроде на берегу нет, да и далековато до побережья.
— У нас шахта под боком. Добываем полезные стране металлы, — охотно ответил водитель.
— Ясно, хорошо платят?
— Не жалуемся, главное, что снабжение у города хорошее. Владелец, я слышал, конгрессмен, не обижает. От нас ведь до ближайшего большого города, это Абердин, почти сто миль, не наездишься.
— Да уж. Тут должно быть хорошо организовано снабжение.
Так и ехали, болтали обо всем сразу и ни о чем. Просто убивали время. Я спросил у Уолтера, как добраться до городка с железнодорожным сообщением, тот объяснил, что ходит автобус, через день. Так что выбраться из этого медвежьего угла все-таки можно.
Петро встретил меня прилично нервничая. Пришлось сразу объяснить ему, что почем, и подготовить Алену. Она ведь не владеет английским, да и сам Петя знал его совсем плохо.
— Собираемся, там на дороге машина, Уолтер ждет. Будет задавать вопросы, постараюсь перехватывать, вы же делайте вид напрочь испуганных людей. Пусть думают, что нам пришлось пережить серьезный шторм и люди просто напуганы. Обо мне он знает, что я коп, это как бы априори означает, что я немного выносливей обычного человека.
— Понятно, но задерживаться, я думаю, в городке не стоит, надо валить.
— Конечно, только автобус ходит через день, а я не спрашивал еще, когда был последний. Может, он как раз сегодня и был.
— Но ты все же постарайся найти, где нас спрятать, чтобы меньше приставали, ладно?
— Конечно, не переживайте, — заверил я друзей, а спустя секунду добавил: —
В городок мы вернулись затемно. Уолтер подвез нас прямо к гостинице. Документов не требовали, лишь запросили десять долларов в качестве страховки. Заплатив деньги, мы разместились в разных на этот раз номерах, и не знаю как Курочкины, а я, приняв душ, просто упал в кровать.
Проснулся утром от стука в дверь. Прошлепав по довольно холодному полу босиком, открыл дверь и чуть было не отлетел назад. Петя ворвался ко мне в комнату с такой рожей, что хотелось ударить.
— Ты чего, придуривался, что ли, всю дорогу? А, раненый? — спросил я с прищуром.
— Да иди ты! К нам мент здешний с утра зашел. Постучал, я не открыл.
— А как ты узнал, что это именно коп? — удивился я.
— Так я его в окно срисовал, когда тот подъехал на машине. Черная такая, с мигалкой на крыше.
— А, понятно, донесли, видимо, что выжившие рыбаки появились в городке, вот и приехал. Ладно, чего ты гоняешь, разберемся! — спокойно ответил я. В этот момент раздался новый стук в дверь. О, да нас никак выследили…
— Кто там? — спросил я, подходя к двери.
— Шериф Джонс, откройте, пожалуйста, дверь! — Ну точно, явился коп.
Открыв дверь, хоть она и была просто прикрыта, не заперта, я впустил полицейского.
— Привет, я местный шериф, мистер?..
— Барнс, Джейк Барнс.
— Мистер Барнс, у вас с собой документы?
— Нет, конечно, шериф, откуда? — я развел руками. — Все пропало в океане. Доберусь до дома, выправлю новые.
— Это, конечно, так, сэр, только как вы доберетесь, без документов?
— А что, в Соединенных Штатах уже запрещено появляться на улице без бумажек? — я разговаривал свободно, даже чуть с вызовом.
— О, нет, сэр, простите, я не так выразился. У нас свободная страна. Только билеты на транспорт, идущий в другой штат, нужно приобретать по документам, такой уж порядок, сэр.
— Я это помню, мистер Джонс. Поэтому я и хотел с утра найти телефон, чтобы позвонить на работу, там, я уверен, что-нибудь придумают.
— Это правда, что вы служите в LAPD? — посмотрев мне прямо в глаза, спросил коп.
— Нет, не в самом управлении. Я офицер спецподразделения. Инструктор этого подразделения.
— Можем проехать ко мне в офис, я сделаю нужный вам звонок…
— С удовольствием, шериф. Дайте минуту, оденусь.
— Я жду в машине, — уже было отвернулся коп, но вдруг остановился. — А у вашего друга тоже никаких бумаг? Он тоже коп?
— Нет, мой друг гражданский, но в своей стране он был детективом.
— Даже так? А из какой вы страны, мистер? — вот же привязался, зануда.
— Он плохо говорит по-английски, он из Швейцарии, — мы уже давно договорились с Петром, ведь он вполне прилично говорит на немецком. Правда, маленький нюанс… Как оказался швейцарец в Америке? Если спросят, тогда и буду придумывать.
— Хорошо, мистер Барнс. Я жду вас.
Быстро одевшись, я дал указания Пете и вышел на улицу. Снаружи было прохладно, как и вчера. Усевшись в машину к копу, причем, вот ведь гад, заднюю дверь мне открыл, ну-ну, я стал обдумывать свои последующие шаги. Да, в конторе охренеют, узнав, что я жив и в Штатах, но вот обрадуются ли? Сомневаюсь. Слишком плохо у меня было с руководством. Я же не виноват, что они настолько глупые, что какой-то выскочка снайпер учит, как надо работать.
До офиса шерифа доехали быстро, тот оказался в паре кварталов от мотеля. Зайдя в кабинет, уселся на стул и стал ждать. Шериф сходил в соседний кабинет, а спустя полминуты позвал меня к себе.
— Я запросил разговор, ждем ответа, — пояснил он, указав на аппарат связи.
— Окей, — пожал плечами я.
Телефон зазвонил минут через десять, я уже устал ждать, просто сидеть надоело, да еще и коп лезет со всякими каверзными вопросами. Этот звонок оказался лишь первым среди десятка последующих. На вопросы шерифа его просто соединяли со следующим абонентом. Но, наконец, он, видимо, услышал то, что хотел.
— Да-да, сэр, Джейк Барнс. — Ему что-то отвечали в трубку. Выслушав говорившего, шериф вдруг подозвал меня жестом.
— Да? — подойдя ближе, спросил я.
— Покажи правую руку, — велел мне шериф, — выше локтя!
Понятно, значит, там действительно на проводе мои сослуживцы. А руку он хочет взглянуть для того, что она у меня как самая
— Да, все верно! Я все понял, спасибо. Устроим все как надо! — закончил коп разговор по телефону. Я спокойно оделся и уселся на стул, ожидая, когда коп наконец объяснит хоть что-то.
— Вашу личность подтвердили, мистер Барнс. Завтра утром будет автобус, вас приказано посадить на него.
— Именно приказано? — спросил я, делано удивившись.
— Да, именно так, — шериф явно дал понять, что разговор окончен. Интересно, у них здесь, как и в России, притащил в участок, а обратно пусть человек пехом добирается?
— Вы меня не отвезете назад? А то я не знаю города.
— Здесь недалеко, думаю, вы запомнили дорогу. Извините, но у меня много дел. — Точно, менты везде одинаковы.
Добрался я быстро, но взглядов на себе поймал… Предчувствие чего-то нехорошего витало в воздухе.
— Петь, слушай внимательно. По пути тебе с семьей нужно исчезнуть из виду. Не перебивай! — поднял я руку, когда мой друг вскинулся. — Так нужно. Этот чертов коп дозвонился до моего начальства. Приказали посадить меня на автобус и отправить в ближайший город для посадки на поезд. Мне это не нравится, тем более я рассказывал тебе, что тут у меня были некоторые проблемы, так что я хочу обезопасить вас. Да-да, я обещал твоей семье покой и хорошую жизнь, она у вас будет.
— Но куда нам ехать, ты же сам сказал, чтобы не высовывались, мы же ничего здесь не знаем!
— Все будет в порядке. Ты немного говоришь, а тем более понимаешь речь. Это уже хорошо. По дороге будете учиться. Слушай разговоры вокруг себя, купи учебник английского. Я обещаю, Петь, это ненадолго, я обязательно скоро к вам приеду. Что бы ни случилось. Просто я не хочу тут выходить из проблем радикальным способом, как в Союзе. Просто надеюсь еще пожить в этой стране.
— Так куда?
— Я сейчас выйду, мне нужно сделать пару звонков, попробую прозондировать почву, а заодно свяжусь с хорошим другом, он вас встретит и все сделает так, как нужно.
— Кто он такой?
— Помнишь, я рассказывал тебе об одном еврее, что восстановил мне зрение? Ага, он очень хороший человек, тем более его семья сильно пострадала от нацистов, а ты участник войны. Вот увидишь, вы будете приняты как родные.
— Что же, нам жить у него?
— Зачем? Он подберет вам жилье, поможет с цацками, да-да, ты все заберешь с собой.
— Сань, но я же еще пока не восстановился, хоть и чувствую себя хорошо. А если?..
— Нигде не светись, и проблем не будет. Спокойно доедете, а там уже Абраша поможет. Я пошел звонить, видел тут почту неподалеку, скоро вернусь. Да, нужно еще поесть принести, а то твои там, наверное, от голода пухнут!
Все же сначала завернул в трактир. Ага, именно, как на Диком Западе в кино показывают, «Салун». Заказал различной еды, тут даже свежее молоко было. Попросил все доставить в мотель, ну и заплатил, конечно. Стараясь не показывать тревогу, зашел в Post office и действительно обнаружил там телефонный узел. Переговоры стоят обалдеть сколько, я за эти же деньги только что кучу еды заказал.
— Алло? — послышалось на другом конце провода.
— Зрение мое хорошо, только все равно не вижу у тебя пейсы… — я постоянно дразнил Абрашу, когда мы встречались. Хоть он и жил в Нью-Йорке, а я в Лос-Анджелесе, мы все равно встречались раз пять-шесть в год. Я ездил к нему на уикенд, несколько раз он сам приезжал, отдохнуть на теплом побережье.
— Да ладно! Са…
— Да Джейк это, Джейк! — оборвал я его.
— Я это и хотел сказать. Ты где, а то я что-то название города не понял, когда телефонистка сообщила о звонке.
— Ой, я даже не в заднице. Хуже!
— Почему я не удивлен? Рассказывай.
— Коротко. Есть трое людей, мужчина, женщина и их ребенок. Нужно встретить, найти жилье и помочь устроиться в обществе.
— Ты оттуда?
— Именно. Это мои друзья. Ближе никого нет. У меня тут проблемка нарисовалась, к себе пока не могу.
— Джейк, какой разговор, конечно, все сделаем.
— О средствах не волнуйся…
— Ты что, опять меня за жида принимаешь? — голос Абрама стал чуть резче.
— Дослушай, пожалуйста. Помнишь, с чем я приехал в первый раз?
— Еще бы! Опять?
— Только гораздо больше. Нужно обернуть. Есть возможность?
— Я не жид, но я же —
— Отлично. Сделай все, что нужно будет. Да, бумаг у них, конечно, нет. Если сам сможешь, то тоже помоги, хорошо?
— Можешь ехать и решать свои проблемы. Я таки не вижу проблем для себя в твоем деле.
— Абраш, я на тебя рассчитываю, ты же знаешь…
— Я же сказал, решай свои дела и приезжай.
— Маме привет и пусть бережет свое здоровье.
— Она все слышала и целует тебя.
— Я тоже, все, пока, дружище! — с ним я говорил по-русски, вряд ли здесь хоть кто-то его понимает, даже если прослушивали.
Следующий звонок был в Лос-Анджелес, вновь на личный номер.
— Да?
— Кто сейчас лучший стрелок на западном побережье?
— Да быть не может! — И чего они все так реагируют?
— И все же может. Привет, Гарольд.
— Джейк, твою мать! Ты откуда? Где ты был, мы же тебя похоронили! — засыпал меня вопросами старина Фоули.
— Ты и труп видел?
— Нет, конечно, нам сюда закрытый ящик привезли, у тебя же завещание так написано было.
— Да-да, припоминаю. Гарольд, в завещании всё правда.
— Жаль, черт возьми, я уже на твой домик глаз положил, — с грустью произнес Фоули и тут же заржал. — Купился?
— Немного. Гарольд, я по делу.
— Говори?
— Что происходит сейчас в LAPD?
— А что такое, а то я не на смене, сам понимаешь, раз с тобой из дома говорю.
— Один слишком ретивый шериф позвонил моему начальству…
— Ого! Думаю, там сейчас все на ушах. Знал бы ты, какую они тут шумиху подняли, когда ты исчез в России.
— В Советском Союзе, — машинально поправил я.
— Да ты же понял меня, чего придираешься? Что нужно-то?
— Информация, конечно.
— Одеваюсь и иду в контору. Звони часа через три-четыре, сможешь? — Гарольд, как всегда, услужлив.
— Смогу. Надо узнать главное, что меня ждет. Тюрьма или просто отставка?
— А что, может быть и тюрьма?
— Да всяко может повернуться, мало ли, — многозначительно ответил я. — Спрашиваю для того, чтобы понять, сваливать мне по дороге от твоих северных коллег или спокойно домой ехать?
— Все понял, звони, как договорились!
Так, эту удочку тоже забросил. Нет, у Петрухи в Нью-Йорке все будет хорошо, главное, чтобы доехал. Черт, может, самолетом их отправить? Доберутся мгновенно, по нынешним временам. А то ведь на поезде через всю страну — это… Точно, багаж сейчас никто не проверяет, особенно на внутренних рейсах, так что вполне можно, два дня — и он у Абраши.
Не заметил, как оказался возле салуна и вошел в него. Столиков почти не было, свободных, естественно, занял один, повезло, в самом углу. Заказав стейк из тунца с жареными яйцами и салат из капусты, задумчиво стал ждать заказ.
— Эй, парень, это вы вчера из океана выползли? — раздался рядом вопрос.
— Было дело, а что? — лениво спросил я в ответ.
— Да ничего, услышал, что ты рыбу заказал, неужели не надоела, после такой-то рыбалки?
— Так мы ж ее не ели там, а только ловили, — отвечать хоть и на слабую, но грубость, откровенно не хотелось. Пускай пошутят, может, они тут совсем зачахли без зрелищ и слухов.
— Долго в океане болтались?
— Четверо суток.
— Нормально вас потрепало, поняли теперь, что океан ошибок не прощает, совсем?
— Да уж, больше никакой рыбалки, окромя озер, — кивнул, улыбаясь, я.
Еду принесли удивительно вовремя, хоть собеседник сразу затих. С каждым кусочком отлично прожаренного стейка я все больше уходил мыслями в прием пищи. Уж больно она здесь была вкусной.
— Эй, парень! — услышал я слегка раздраженный окрик. Повернув голову, не переставая жевать, я взглянул на говорившего. Это был мужчина в неизменном стетсоне и с бородой.
— Вы мне? — спросил я, проглотив пищу.
— Да, там шериф просил зайти, он у себя.
— Просил, значит, зайду, спасибо.
Доев и выпив чашку кофе, о, это еще не та бурда, что будут пить янки в будущем, без конца подогревая напиток в кофеварке, я встал. Тут был настоящий, крепкий кофе, без сахара, даже пришлось просить специально, не люблю несладкий. Выйдя на улицу, побрел к шерифу. Тот ждал в нетерпении.
— Вы завтра уедете, я уже узнал, автобус будет по расписанию, в шесть тридцать утра, так что спать ложитесь пораньше, чтобы не проспать.
— Как скажете, шериф.
— Да, и еще, — он чуть задумался, но решился, — там сказали проконтролировать тебя, даже расходы компенсируют, так и сказали. — Ишь ты, а чего он мне это решил сообщить?
— А?
— Почему говорю? — усмехнулся коп. — Просто я тебя не знаю, мне ты вроде ничего плохого не сделал, а там, — он указал пальцем вверх, — явно недовольны были моим звонком. Точнее, фактом твоего появления. Не скажешь, почему так?
— Они меня похоронили уже, — ответил я.
— О как? Не любят тебя в управлении.
— Я в свое время наследство небольшое получил, зависть такая штука…
— Не нужно, это не мое дело. Но я тебя все же предупреждаю, что буду следовать за вами, так уж приказали. Сопроводить до станции и убедиться, что ты сел на поезд.
— Ладно, дело ваше, спасибо за предупреждение.
Ясно, его попросили, приказать права не имеют, но все же я так и думал, что «хвост» будет, ничего, стряхнем. А Гарольду вечером я позвонить так и не смог, почта уже была закрыта…
Автобус был прикольным. Я-то ладно, видел и даже пользовался таким транспортом здесь, в Америке, пару раз, а вот Курочкины… Господи, сколько же им тут удивляться-то еще, мать моя женщина! Петро, видимо, все оговорил с женой, потому как, прибыв на железнодорожный вокзал и купив билеты вместе со мной, они исчезли удивительно быстро. Коп, что приглядывал за мной, поступил верно. Он просто забил на них. Его просили меня усадить на поезд, вот он и приглядывал, видел я его, хоть тот и вырядился в штатский костюм и пальто. Вот и все, я опять один, да еще и бросил Петьку с семьей в чужой стране. Да, я, конечно, сделал что мог, позвонив нужному человеку, но до Нью-Йорка еще добраться нужно. Буду надеяться, что у них все получится, в Большом Яблоке им помогут, главное, чтобы добрались. Петру я накатал кучу указаний, сам попросил. Там подробно объяснил, как, что, зачем и сколько. Это чтобы уж совсем дикарями не выглядели.
На железнодорожном вокзале Лос-Анджелеса меня встречали… Ага, практически двое с носилками, один с топором. Трое копов, все в штатском, возможно вообще федералы, подошли мгновенно, как только я оказался на перроне.
— Мистер Барнс, следуйте за нами! — сказано было спокойно, не повышая голоса, но очень властно. Предложение было из разряда тех, от которых нельзя отказаться. Понятно, что где-то рядом на подстраховке еще люди есть, ведь меня здесь знают очень хорошо.
— Если не секрет, то куда? — без уверенности, что мне вообще что-то ответят, спросил я.
— С вами хотят поговорить, — просто сказали мне, указывая путь.
Солнце слепило. Здесь, в Техасе, было жарко, несмотря на март. Зажмурившись, я даже потер глаза, пытаясь привыкнуть к яркому свету. Только что меня выпустили из тюрьмы штата на волю. Дело закрыто за отсутствием состава преступления. Повезло, однако, что не поджарили раньше, чем смогли договориться. Да-да, именно договориться. Дело развалили чиновники из Госдепартамента, которым отошел приличный кусок моего пирога под названием «право на землю». Я отдал все что имел, за исключением земли в Сан-Франциско, там, где уже скоро созреет Силиконовая долина, да нескольких маленьких кусков земли на Лонг-Айленде. Они просто были оформлены на подставные лица, так же как и акции некоторых компаний. Эти мне еще пригодятся, поэтому я не складывал все яйца в одну корзину, оформляя на вымышленное имя, адвокаты помогли такое провернуть. Деньги, в Америке все решают деньги. Пример — мое заключение под стражу. Все знали, что именно я был виновен в смерти многих небожителей Калифорнии, которые вздумали мне угрожать, но сделать ничего не могли. Да, посадить меня в клетку удалось, да и то только с моего желания. А как еще-то? Я ведь вполне мог и уйти, используя ту же тактику, что помогла в Союзе, перестрелять всех нафиг, да и уйти, но я не пошел на это. А госдеповцам я нафиг был не нужен, у них сроки горели, земля была нужна, да и прочее мое имущество. Вот и пришлось пойти на сделку со следствием. Мне даже дали десять баксов, чтобы я смог поесть, один день, дальше никого не волновало, что я буду делать. Самый лакомый кусок, который удалось у меня урвать Госдепу, был участок на мысе Канаверал. Именно оттуда скоро будут производить пуски ракет в космос. Я-то еще в сорок пятом его купил. Пустая скалистая земля, никому нафиг не нужная, даже простого песчаного пляжа на ней не было, взял задарма. Вместе с землей у меня, как и говорил, отобрали все счета в банках, даже дома, суки, в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке забрали, заставив переписать на какую-то подставную фирму. Жалко было, а что делать? Дом в Калифорнии был первым, что я приобрел в Штатах, он был крайне уютным и стоял в хорошем месте, вот и позарились. Я его когда купил, там почти пустырь был, а теперь застройка как на Руб-левке.
Госдеп преследовал свои шкурные интересы. На мои вопросы о том, где я буду жить и что делать, равнодушно молчали. За время отсидки в тюрьме меня даже не били. Так, с «местными» цапались, регулярно, но было терпимо, тем более что я старался не применять свои навыки, а то точно на «вышку» напросился бы.
Теперь все заново начинать. Вновь надо искать друзей, как там Курочкины? Блин, кинул их сразу по приезде в чужой стране, аж не по себе как-то. Надеюсь, Абраша все сделал как нужно.
Самым хреновым было то, что ближайшее место, где я смог бы найти хоть немного денег, было в Лос-Анджелесе. Ну или в Нью-Йорке. И там, и там были заначки. Некрупные, в одной тысяча долларов, да в другой полторы. Но это большие деньги сейчас, так что попробую добраться сразу в Нью-Йорк. Просто не хочется ехать в обратную сторону, мне ведь все равно нужно к Петру, а значит, в Нью-Йорк.
В середине двадцатого века найти попутку было намного проще. Машин в Штатах много, люди ездят из одного конца страны в другой. В городке, куда я приехал из пустыни, там тюрьма была, я сразу навострил лыжи к заправке. Да, сюда тоже приехал автостопом. Так вот, на заправке я сразу приметил большой тягач, под капотом которого крутился невысокий мужичок.
— Добрый день, — поприветствовал я водителя. Тот обернулся, довольно нехотя, и смерил меня взглядом.
— И тебе, — кивнул тот, — хотел что-то?
— Да хотел узнать, не прихватите с собой? — прямо сказал я.
— Тебе куда нужно? — тут с этим просто, поэтому люди не сильно удивляются.
— Так-то в Нью-Йорк, но уж как получится, — развел я руками.
— Я в Чикаго еду, поедешь? Оттуда все же ближе будет, да и возможности уехать больше.
— Конечно, только вот…
— Денег нет? — усмехнулся мужичок. Кстати, разговаривал он уже охотно, явно проявив дружелюбие.
— В точку. Была десятка, да пока сюда ехал, потратил, еды вон купил немного, могу поделиться.
— Не нужно, у меня есть. Ты в движках разбираешься? — кивнул он в сторону открытого капота.
— Немного, а что нужно?
— Чихать чего-то стала, прочистишь свечи и фильтр, возьму с собой, идет? — О, деловой подход янки во всей красе.
— Да не вопрос! — ответил я и подошел ближе.
Этот незамысловатый ремонт не затянулся надолго. Бен, так звали водителя, был доволен, даже сказал, что я мог бы устроиться в автосервис, руки у меня прямые и растут откуда нужно. Закончив обслуживание и погоняв движок на холостых, Бенджамин удовлетворенно кивнул и предложил перекусить. Увидев мои бутерброды, поморщился и махнул рукой, показывая на местную забегаловку, что стояла рядом с заправочной станцией. Я напомнил было ему о своих финансах, так тот только отмахнулся.
— Разбогатеешь — отдашь! — засмеявшись, сказал он. А я отметил это про себя, так как в сравнении с Беном, я-то как раз богач. Ну, в Нью-Йорке надеюсь им стать.
Быстро перекусив свежей яичницей с ветчиной, мы забрались в машину и тронулись в путь. Тягач у Бена был хоть и немало побегавшим, уверенно держал на трассе сорок миль в час, мог и больше, но хозяин сказал, что сильно увеличивается расход топлива, поэтому ехали на крейсерской скорости.
За окном проносились редкие в пустыне городки, скорее похожие на деревни. Пейзаж был скучным, поэтому я вырубился почти сразу. Очнулся, когда миновали Даллас. Город был очень большим, движение уже сейчас довольно плотное, но Бен обогнул его по шоссе не заезжая. Тут тоже на окраине была тюрьма, поэтому когда миновали указатель с названием тюрьмы и информацией о том, сколько миль до исправительного заведения, Бен наконец спросил:
— За что в тюрьму попал?
— Что, так заметно?
— Ну да, я сразу отметил, как ты выглядишь, да и смотришь по сторонам так, словно ждешь угрозу.
— Это с армии осталось, да со службы. Привычка. Если я расскажу тебе, Бен, правду о том, как я попал в тюрьму, все равно не поверишь.
— Отчего же? Излагай!
— Я бывший коп, — при этом глаза у Бена аж загорелись.
— И ты живым остался в тюрьме?
— Да там как-то повезло, особо на это не давили. Было дело, защищаться пришлось, но все обошлось.
— А где служил?
— В армии, — усмехнулся я. — Капрал пятьдесят третьего полка, корпуса морской пехоты США Джейк Барнс, — с этими словами я приложил два пальца к виску. Бен на рефлексах так же вскинул руку.
— Рядовой Роджерс, КМП США! — Мы заржали. Оказывается, Бен тоже был на островах, воевал с япошками в сорок четвертом, пока не списали.
— У меня одно ухо ни черта не слышит и левая рука плохо работает. — То, что рука повреждена, я тоже заметил, когда тот помогал мне возиться с машиной.
— Тоже рука, только правая, и… — я чуть задумался, — глаза еще, но сейчас лучше, после возвращения долго лечился.
— Кем был?
— Снайпером, — просто сказал я. — В LAPD служил в спецкоманде, вот и попал по профилю.
— О, то-то я заметил, как ты смотришь вокруг. А я пулеметчиком.
— «Пятидесятка»?
— Точно, хорошая косилка, в джунглях здорово помогала.
— А я на скале служил, там и деревьев-то почти не видел. Да и отвоевал я свое быстро. Только прибыли, нас на штурм высоты, ну, а там…
— Да я и сам две недели только продержался. Выкашивали нашего брата только дай!
— Точно!
Короче, дорога была веселой. Я рассказал Бену, как у меня отжали все мое состояние, вроде поверил. Тот, в свою очередь, рассказал, как сам жил после войны. На выплату по ранению купил грузовик и занимается перевозками по всем штатам. Обещал в Чикаго помочь мне с билетом на поезд до Нью-Йорка. Думаю, поможет, хороший человек. Я же уверял, что обязательно верну долг, и взял у Бенджамина адрес.
В главный город американских гангстеров мы прибыли ночью. Бен не стал гнать меня из машины, а предложил переночевать у него дома. Сам хозяин грузовика был владельцем небольшой двухкомнатной квартирки в доме из коричневого кирпича. Дом стоял в глубине района, здесь было тихо и безлюдно, казалось, что ночью тут вообще никого не бывает. Выпив по чашке кофе, спиртное Бен не употреблял, да и я не просил, мы завалились спать. Разбудил меня звук не то гудка, не то сирены.
— Проснулся? — поприветствовал меня Бен, проходя из своей комнаты мимо.
— Чего это было?
— Так тут завод в двух шагах, вот и слышно так сильно. Это утренний гудок. — Блин, как в Союзе прям.
— Понятно. Что мне делать? — Вопрос был не праздный. Бену нужно разгружаться, а так как он обещал посадить меня на поезд, то я просто не знал, куда мне идти.
— Поедешь со мной. Разгрузимся сначала, а потом я отвезу тебя на вокзал. Поезд до Нью-Йорка все равно только вечером.
— Понятно. Как скажешь. Только это, Бен, если что-то нужно помочь сделать, так ты говори, я всегда рад.
— Так вот и поможешь на разгрузке. На заводе вечно пьяные грузчики, неделю будут разгружать, если не поторопить. Я и сам помогаю, вот и ты пригодишься.
К складам завода мы прибыли в десятом часу утра. Бену почти сразу удалось встать к пандусу и договориться о разгрузке. Машина была полна каких-то тюков, я даже и не спрашивал, что в них, поэтому просто приступил к тасканию.
— О, смотрите, так тут есть кому таскать! Давай-давай, мужик, таскай, мы хоть отдохнем! — это я услышал, когда подошли грузчики. К этому времени я уже перетащил несколько тюков, вместе с Беном, конечно.
— Вы грузчики? — спросил я, а Бен как-то странно дернул меня за рукав.
— И чего? — оттопырив верхнюю губу, спросил один из пришедших. Всего их было шестеро.
— Да ничего, приступайте к своим обязанностям, — кивнул я на груз.
— Да пошел ты, мы сегодня не в духе. Сами и разгружайте. Хотите помощи — платите! — отрезал наглец.
— Охотно, — кивнул я и спрыгнул из кузова, — тебе какой валютой? Могу предложить руки, ноги, печень, почки, ну, и голову, конечно, — я резко вскинул руку и взял двумя пальцами наглого грузчика за нос. — О, еще и про нос забыл сказать.
Ко мне двинулись со всех сторон дружки наглеца, но я просто чуть вздернул руку, и тот завопил как щенок.
— А-а-а!
— Чего выбрал?
— Отпусти, все понял, сейчас разгрузим! — ответил грузчик, вращая зрачками.
— Молодец, давайте! — я отпустил нос, и пришлось сразу уклоняться от удара в лицо. Если бы не был готов, поймал бы такую плюху… Поднырнув под руку, я с оттяжкой пробил верзиле в корпус, о, внутрянку-то я ему хорошо встряхнул! Остальные рванули было ко мне, но я снес ближайшего ударом ноги в живот и остановился.
— Эй, дурачье, я так весь день могу развлекаться. Только вот вам станет немного больно. — Те переглядывались, но не сходили с места. — Так что, будем работать или нет?
Работать они все же начали. Правда, тех двоих, что я отоварил, пришлось сложить в сторонке и дать им отдохнуть. Бен уважительно качал головой, наблюдая, как я командую грузчиками.
— Честно говоря, я думал, что тебя сейчас порвут, — сказал он мне, когда машина была полностью разгружена.
— Да ерунда. Они здоровые, да интеллекта ноль, без шансов. Поверь, не таких приходилось ломать! — Я не был слишком уверен в себе, просто вижу противника, а свои силы я знаю хорошо.
Вечером этого же дня Бен, как и обещал, посадил меня в поезд. Сколько стоил билет, даже не интересовался, просто попрощался с Бенджамином как с лучшим другом и зашел в вагон. Ехать мне долго, спать хотелось аж жуть как. Улегся на своем месте поудобнее и отключился. Поезд на протяжении пути делал несколько остановок, но я вставал только, чтобы покурить и поесть. На вокзал в Нью-Йорке прибыл под утро шестого дня, это хорошо, что утром, больше времени на дела, тем более я еще и выспался, и отдохнул прилично.
То, что меня ждало дома у Абраши, мягко сказать, убило наповал. Едва выйдя из-за угла дома и направляясь к входной двери, я заметил, что здесь что-то произошло. Дверь была открыта, и я, стукнув для приличия молоточком, вошел внутрь.
— Вы к кому, молодой человек? — услышал я женский голос, даже, скорее всего, старческий голос.
— О, мэм, я ищу Абрама…
— Мистер, вы опоздали месяца на три, да, точно, сразу после Нового года это произошло, — задумчиво ответила женщина. Старая, очень старая женщина, откуда она тут?
— А вы кто, простите?
— О, я соседка, занимаю квартиру на верхнем этаже. Так вам, что же, ничего не известно? — Квартира Абрама занимала два этажа, так что очень может быть, чтобы этой женщине принадлежал третий.
— Да что же я должен знать-то? Не томите меня! — чуть не заорал я.
— Убили их. Проклятые фашисты нагрянули среди ночи. Всех, кто был у доктора, застрелили прямо в доме.
— А его матушка?
— Я же говорю,
— Все-все, я в порядке, — пытаясь прийти в себя, сказал я, когда звонкая пощечина влетела мне в лицо. Надо заметить, весьма вовремя, а то я бы тут умом поехал.
— Как же так, друзья… — пробормотал я.
— Вы о ком, мистер?
— Полгода назад Абрам приютил у себя двух моих друзей, обещал помочь им устроиться.
— Средних лет мужчина, красивая молодая девушка и их маленькая дочь? — спросила, не моргнув глазом, старушка.
— Где, где вы их видели?! — теперь уже кричал я.
— Они были здесь. Именно их, как я слышала, бандиты и искали. Но той ночью их тут не было. Абраша говорил, что они сняли жилье где-то на окраине.
— Хорошо, хоть это хорошо, — бубнил я, — только вот где же их теперь искать?
— Вот с этим я вам не могу помочь. Мужчина заходил сюда недели через две, как все случилось, да только стукнул в стену кулаком и исчез. Больше никого не видела.
— Гребаные итальяшки! — выругался я, стиснув зубы. Вы войны захотели? Так я вам ее устрою. Суки, это ж все опять из-за цацек все замутилось, как пить дать. Наверняка Петя попросил Абрашу продать что-то, а его сдали свои же евреи, и вот итог. Итальяшки просто пришли, всех положили и забрали вещи.
— А вы сами-то кто будете?
— Я лечился у доктора, несколько лет назад. Он мне серьезно помог, вот я и послал к нему своих друзей.
— Ваши друзья, скорее всего, остались ни с чем. Так как из дома вынесли столько всего, что бандитам едва хватило двух машин, чтобы все вывезти. — Ага-ага, скорее всего, все драгоценности Петя отдал Абраше на хранение и реализацию, что ж, это хреново. Скорее всего, Алена меня уже прокляла совсем.
Сняв домик, блин, через три участка от находящейся в моей собственности земли, на Лонг-Айленде, я дал в газету объявление и засел дома, принявшись тупо ждать. Петя всегда покупал газеты, всегда, должен и здесь их читать. Объявление было простым, но понятным только моему другу.
«Ищу человека, который получил ранение в поезде, пытаясь помочь полиции». Если Петя это увидит, несомненно поймет, кто это написал. Объявление было на последней странице, все как мы и договаривались семь месяцев назад. Только это было резервным планом.
Черт, аренда дома в этом районе острова стоила дорого. У меня, когда я распотрошил заначку в банковской ячейке, было всего полторы тысячи, а дом стоил мне сто баксов в месяц, нехило! Надо свой здесь строить, а один участок продать, они в цене, уже узнавал. Всего на Лонг-Айленде у меня три участка, но по принятым здесь порядкам получается все пятнадцать. Я ж не виноват, что власти нарезают так мало земли людям, точнее, люди сами не покупают больше, так как и цена высокая, и налог приличный. Мои-то пустые совсем, просто земля, лишь огорожена лентой на колышках, чтобы были видны границы. Документы на нее также были в ячейке, и, получив доступ, я получил на руки и бумаги. Может, и правда продать один? Точнее, несколько, раз уж они таких размеров, что позволяют из одного сделать пять. Участки узкие, но длиной в полквартала, просто кварталы у амеров уж очень маленькие. Тут у многих вообще нет земли, тупо дом стоит на всей территории участка, и все, больше ни-ни.
Первые сутки я, кажется, даже глаз не сомкнул, ожидая, когда же проявится мой друг. С утра, не вытерпев, поехал в Нью-Джерси. Зачем? А хрен его знает, просто та женщина, соседка Абраши, говорила, что видела, как семья приезжала на автобусе, который ходил именно в Джерси. Бродил по улицам до обеда, никого не встретив. Вернувшись обратно в съемный дом, твердо решил ждать, вдруг Петя звонил уже, а я, блин, шляюсь тут!
Совсем не вылезать из дома не получалось. Надо было и поесть купить, да и о делах подумать. Пока ожидаю звонка, уже многое придумал, но нужны были сведения. Вот сбором информации я и занимался. Рано утром да поздно вечером я выходил и ездил в итальянский квартал. Уже через три дня я примерно определил самую богатую семью, точнее, самую наглую и дерзкую. Уж не на наших ли цацках так поднялись? У этого дона было десять человек сопровождения, четыре шикарных «кадиллака» и баба, увешанная брюликами. Жаль, что я почти не разглядывал то, что мы прихватили у бандитов в Союзе, может, и узнал бы чего из того, что на ней висело. Денег было ужасно мало. Нет, мне вполне хватило бы моей заначки на год спокойной жизни, но я ведь ни фига не хочу жить спокойно, так? Купив старый рыдван по имени «Бьюик», заплатил за него чуть больше двух сотен, машина была откровенно в ужасном состоянии, пришлось на два дня загонять ее в автосервис, где ей вернули жизнь. Внешне я ничего не менял, в этом был смысл, на мою тачку просто никто не обращал внимания, а вот двигатель и подвеску я привел в хорошее состояние. После покупки «бьюика» купил два пистолета и винтовку. Оружие было краденым, но мне все равно, я не собирался его показывать полицейским. А проверки здесь крайне редки, тем более я официально нигде не жил, где проверять-то? Поэтому и не покупал «чистые» стволы, так как не было официального места жительства.
Все же, прожив так две недели, давая объявления в газеты и ожидая звонка, я продал один участок. Как и предполагал, покупатель, а это было риэлтерское агентство, практически в этот же день выставил его на продажу как пять отдельных небольших участков земли. Продавая, я выбирал самый непривлекательный по расположению, на мой взгляд. Но и он принес мне целых шесть штук. Вполне себе прилично, я его покупал пять лет назад в три раза дешевле. А все потому, что тут провели водопровод, канализацию и свет, вот и подскочили цены. Кстати, тот домик, в котором я живу, вместе с участком стоит десять с половиной, может… Да ну нафиг! Вон через улицу находится самый красивый из всех трех моих участков, прямо у воды, можно там заказать себе строительство, обойдется в тысячу, может, полторы, но то будет дом, каким его вижу я, да и участок этот раза в три больше, чем тот, что я сейчас снимаю. Этот-то вообще носовой платок. По меркам Союза, сотки три, наверное. Да, примерно так, а мой на все десять тянет. Там такая дубовая роща перед ним находится, загляденье. Ладно, если найду Петруху с девчонками, построю дом и подарю его им, себе-то всегда смогу построить. Но место там, правда, едва ли не самое лучшее.
Бандиты шиковали. Видимо, тяжелые времена прошли и итальяшки зажили так, как им хотелось. Эх, если бы просто иметь задачу разгромить и уничтожить мафию, я бы смог это сделать и в одиночку. Да тупо перестрелял бы их к чертям собачьим, и всего делов. Но мне нужно заставить их заплатить. А это очень большие деньги. Только на первый взгляд я оценивал содержимое наших чемоданов, ну, тех, что отжали у бандитов в Союзе, по меньшей мере в три миллиона долларов. Чувствуете разницу? Там ведь была не бижутерия, не продающиеся в любом ювелирном гайки и цепочки, доля примеси в которых зашкаливает. Там штучный товар. Многие вещи сделаны по спецзаказам у самых видных ювелиров прошлого. Фамильные реликвии, блин, да это просто вещи для любого хорошего музея, а мы их волокли в старых мешках, вот так. Как теперь стрясти с бандитов деньги, я сейчас и придумывал. Пока вырисовывался лишь один план — взятие заложника. У этого, которого я посчитал тут самым крутым, была жена, мать, скорее всего старая женщина в его доме все же мать, он ее так любит, что на тещу та не тянула, и дети. Нет,
Во время допроса я пытался задавать вопросы о семье Курочкиных, но этот верзила ничего не знал о том, куда они исчезли. Да, знать о них он знал, так же как и сокровищах, что привезли бежавшие из Союза русские с собой, но куда делись люди, не знал. Зато захватив этого хмыря, я стал обладателем нехилого количества стволов. В багажнике были пара «томпсонов», с так полюбившимися бандитам пятидесятипатронными дисками, один дробовик, что-то итальянское, шесть пистолетов и куча патронов. Вишенкой на торте оказались четыре американские гранаты, обычные армейские, вполне хорошего качества, я их использовал как-то, понравились. Все это барахло мне здорово пригодится, осталось только решить, как именно осуществить свою мстю. А она будет страшна, ей-богу.
Прошло три недели со дня первого моего объявления в газете. Никто так и не позвонил. Жаль, конечно, с Петрухой на пару мы расчехлили бы итальяшек гораздо легче. Но что делать буду, как всегда, один. Конечно, я не брошу поиски друзей, но, скорее всего, продолжу их уже после всех приключений.
Особняк Франческо Пелигрино стоял отдельно от других вилл, полностью соответствуя названию. Это действительно был
Заговорился, бывает. Возле одного из окон первого этажа я остановился и прислушался, не совсем тихо. Птички поют, причем, заразы, громко так! Я был возле окна, которое во время наблюдений отметил как одно из окон большой гостиной. Здесь собирается вся верхушка, когда мелкие боевики начинают разъезжаться. Те люди, что постарше, в предыдущую такую же сходку пили здесь вино и курили сигары. Что ж, как вижу, они и сейчас занимались именно этим. Если все пойдет как в прошлую субботу, то осталось ждать часа два, не больше. Справа от окон гостиной я приметил кустики. Ничего особенного, но если специально не заглядывать, так и не увидишь меня, даже если смотреть будешь. Сижу, наблюдаю через окно, как радуется жизни человек, который не переживет эту ночь.
От того, что подбородок достал до груди, я понял, что уснул. Благо что успел только задремать, не проспав конец сборища. Наконец, около двух часов ночи, последние гости разъехались, а мне пришла пора начинать свою игру. Хозяин дома поднялся на второй этаж, там у него кабинет. Кстати, личный сейф, под два метра в высоту, находится не там, а в подвале, замаскирован в нишу в стене, это мне пленный поведал. Нетипично как-то, богатеи все больше рядом с собой бабки стараются держать.
Убедившись, что Франческо наконец улегся спать, это я увидел сам, в окно уже второго этажа. Какой тут нужный вяз растет, как же хорошо с него видно дом. Спрыгнув на землю, я осторожно пошел в сторону беседки с охраной. Не знаю, почему дон не пускает телохранителей спать в доме, брезгливый, что ли? Подойдя вплотную, чуть не столкнулся с одним из боевиков, тот в туалет вышел и свернул, выйдя из беседки, прямо на меня. Падающего бандита могут увидеть остальные, поэтому пропустил его мимо, решив заняться им отдельно. Тот шел в будку в конце аллеи, там у них туалет устроен, типа «сортир», только вот букв «эм» и «жо» на нем написано не было. Дождавшись, когда тот войдет и закроет за собой дверцу, подошел вплотную и, отчетливо услышав звуки того, зачем бандит сюда и шел, вскинул пистолет на уровень груди и сделал два выстрела. Черт, пуля, проходя сквозь тонкую деревянную преграду, делает довольно много шума. Но результат был тем, что мне был необходим. Услышав, как внутри будки что-то упало, я рванул на себя дверь. Чуть пригнувшись, а то вдруг меня разыгрывают, я окинул помещение взглядом. Да, вот уж дурацкая смерть… Бандит, получивший две пули скорее всего в спину, упал аккурат в очко нужника. Видимо, ноги подогнулись, а тело, наклонившись, так и пошло по инерции. Добивать не стал, и так понятно, мертв. Развернувшись, на ходу добивая патроны в магазин, я вернулся к сторожке. Это еще зачем? В беседке не хватало одного бандита, вот же блин блинский, где мне теперь еще одного искать? Паника плохой советчик, иначе как объяснить то, что я не заметил включившийся в доме свет. Это был огонек из кухни, жрать, видимо, захотели телохраны. Эй, дебилы, а босса кто беречь будет? Или так сойдет? Молчите? Ну и ладно! Не заходя в беседку, я просто встал во весь рост и начал стрелять. Противники падали один за другим, словно кегли в боулинге. Смотрели фильм «Джон Уик»? Там герой Киану Ривза лихо так расстреливает бандитов толпами, с одного магазина. Мне же одного магазина хватило только на то, чтобы обездвижить всех, но не убить. Перезарядив ствол, сделал всем контроль. Отлично, где еще один гуляющий?
Возле дома было тихо, но открывшаяся дверь из кухни скрипнула на всю округу. Дав бандиту полностью выйти на улицу из здания, произвел два выстрела с интервалом в пару секунд. Готов и этот. Ну что, брат Франческо, пришла пора поговорить о деле?
Радовался я рано. Едва войдя в дом, воспользовавшись той же дверью на кухню, что и ранее телохранитель, я наткнулся на женщину. Кухарка она, или еще кто, не важно, но она закричала. Вид человека в маске, с оружием в руках ее напугал всерьез. Дальше — больше. Я едва преодолел пространство кухни, как меня ударили по руке, и пистолет выпал. Уклоняясь от возможного удара, я ушел за стену. В помещение кухни тут же влетел человек. Черт, да это какой-то китаец! Став в стойку, противник ждал моих действий. Да ну нафиг! Я попытался выхватить второй пистолет, но и он мгновенно улетел вверх, а затем шлепнулся в стороне от меня. Как это? Нет, понятно, что это какой-то хренов каратист, но, блин, какой же он быстрый! Сделав выпад, китаец нанес мне удар ногой. Из-за своего маленького роста достал только до плеча, меня это почти не пошатнуло. В ответ я тоже махнул ногой и попал, блин. Китаезу отшвырнуло в сторону, а я достал нож. Мгновенно поднявшись, противник также вооружился. Его поза была обманчива, но я, как баран, повелся и вновь вскинул ногу, чтобы попытаться выбить нож. Говорю же, стоял он так, что это было самое очевидное. А он, видимо, специально так задумал. Каким-то неуловимым движением он крутанулся на месте, и спустя секунду я осознал, что мне больно. Черт возьми, да мне пипец как больно! Китаец полоснул меня по ноге, разрезав подошву, задел стопу. Встать на ногу было очень больно, а противник, наконец осознав превосходство, бросился в атаку. Каким-то чудом уходя из-под града ударов, несколькими легкими касаниями он меня все же зацепил, я умудрился наконец заблокировать его руку с ножом. Придавив последнюю к стене всем телом и пользуясь близостью, наотмашь ударил лбом в голову китайцу. Попал плохо, тот был слишком мелким, но ему все же хватило. Поплывший противник уже как минимум на треть повержен. Сразу ударил коленом, китаеза ведь все еще был вплотную ко мне. Попал в грудь и зацепил немного подбородок. Тот отшатнулся, да и я уже выпустил его руку. Взмахнуть ножом боец не успел, видимо, все же был слегка дезориентирован. Мой нож вошел ему прямо в горло, и тот сразу обмяк. Все это происходило возле открытой в комнату двери, и, как только китаец упал, прогремел выстрел. Если бы я стоял во весь рост, то поймал бы в грудь пулю. Но падая, китаец вынудил меня чуть наклониться, вытаскивая из раны нож, и таким образом спас мне жизнь. Вновь уйдя за стену, я взглядом искал пистолет. Один был в паре метров от меня, второй дальше. Хорошо, что на кухне все время горел свет, в темноте я с китаезой бы не справился, слишком уж тот резкий, как понос. Не зная, где именно находится противник, а это, скорее всего, сам Пелигрино, я рискнул и прыгнул в сторону лежавшего пистолета. Вновь грохнул выстрел, пуля пролетела совсем рядом, даже, кажется, свист слышал. Но я уже был вооружен, поэтому долго думать не собирался. Жаль, если придется просто убить босса, я так хотел с ним поговорить… Новый выстрел прервал ход моих мыслей. Не видя противника, хозяин дома явно нервничал, стреляя наугад. Зато я, кажется, уже понял, где тот находится по отношению к двери. Возможно, и удастся поговорить. Да, я тупо лег на пол и высунулся в проем. Не у самой двери, а в глубине комнаты, куда я прыгал за пистолетом. За дверью, в темноте гостиной четко был виден силуэт мужчины в халате. Сделав прицельно всего один выстрел, я уже спокойно встал и хотел было идти, но тут заметил кухарку. Та поднимала в руках мой собственный пистолет, тот, что первым выбил у меня из рук китаец. Покачав отрицательно головой, я не смог остановить женщину от необдуманного поступка. Та выстрелила, даже толком не подняв оружие. Пуля ударила в метре передо мной, следующий выстрел был моим. Я просто выстрелил ей в грудь, а вот не нужно было в меня стрелять, ей лично я ничего бы плохого не сделал. Теперь сразу ломиться в гостиную было бы глупостью. Хозяин дома затихарился и вполне мог взять пистолет второй рукой. Ах да, я же выстрелил ему в руку, в которой тот держал оружие, с точностью у меня проблем нет. Как же быть-то, вдруг тот держит дверной проем на мушке, и едва я покажусь, он уложит меня выстрелом? Дверь на улицу была рядом со мной, и я просто выскочил из дома. Нога горела огнем от боли, морщась, я рванул, пригибаясь, чтобы не увидели из окна, огибая дом. Входная дверь была заперта, поэтому я вернулся к окну гостиной и, приподнявшись, осмотрел помещение. Там было темно, но свет из кухни немного освещал помещение, и, выпрямляясь, я наконец увидел хозяина дома. Как и ожидал, тот сидел на полу за диваном, последний, в свою очередь, стоял рядом с окном. Правильно, я оказался с нужной стороны. Франческо сидел на полу и поглядывал за угол, в проем кухонной двери, держа пистолет в левой руке. Я не стал стрелять. Ударив рукоятью по стеклу, я разбил окно и наставил ствол на обалдевшего хозяина дома.
— К-кто т-ты? — запричитал тот, заикаясь.
— Тот, кого ты обокрал, сука! — Нога болела, да еще и руки оказались немного порезанными, короче, разговаривать мне совсем уже не хотелось. Словно увидев мое замешательство, босс чуть приободрился.
— Здесь сейчас будет толпа моих людей, я лично буду смотреть, как с тебя снимут кожу, урод!
— Интересно, а как ты будешь это делать с дырой в голове, а? — я направил пистолет ему в лоб.
— Тебе все равно конец, даже если убьешь меня, ничего не получишь!
— Ага, значит, понял, зачем я пришел! — усмехнулся я. — Только вот проблема, ты убил моих друзей, за это я убью твою семью.
— Ты не сможешь выбраться отсюда…
— Короче, где твой сейф? И да, ключ, конечно, — я перевел ствол пистолета на плечо уже раненой руки и приготовился стрелять.
— Внизу, в подвале, ключ у меня на шее…
— Снимай! — Я дождался, когда тот снимет цепочку с красивым резным ключом и бросит мне. Что-то говорило мне, что это еще не всё. Выстрелив хозяину особняка в плечо и переждав минутный рев раненого дикобраза, я задал новый вопрос:
— Как открыть сейф?
— Сразу бы и спросил, зачем стреляешь-то? Боже, ты идиот? — Поток брани на итальянском мне был неинтересен, но я аж заслушался.
— Сам бы сказал, зачем было ждать выстрела? Смотри, если я тебе не поверю, то просто пристрелю. А сейф вскрою взрывчаткой.
— Тогда ничего точно не получишь, все взлетит на воздух.
— Ты просто не умеешь взрывать. Я — умею.
— Проводи меня в подвал, сам открою. Можешь забирать хоть все, один черт не успеешь потратить ни цента!
Мы вместе спустились вниз. Возясь тут с бандитом, я не боялся его угроз насчет прибытия его людей. Он просто блефовал, телефонный провод-то я перекусил, как бы он вызвал кого-то? Отправив гонца? Куда, в их ресторан, где зависают шестерки? До него пилить отсюда через весь Манхеттен, успею. А если и не успею, буду отстреливаться, патронов у меня хватит, вон, еще и у хозяина дома прибрал из запасов.
От вида сейфа я чуток обалдел. Этакий книжный шкаф, что занимал все свободное место у одной из стен от пола до потолка. Нехило. Блин, вот ни фига не умру от жадности и вынесу всё. Всё!
— А-а-а!!! — заорал Франческо. Еще бы, я ему ухо отпилил ножом.
— Это за тетю Розу, сука. А вот это за Абрашу! — С этими словами я отстриг бандиту второе ухо. Когда его найдут свои, нехай подумают, кто и за что его так порезал. Хотя найдут, скорее всего, нескоро. Зная немного таких упырей, рубль за сто, что код к сейфу знает только он сам. Да-да, там еще и цифровой кодовый замок был, о чем он мне сразу не сказал, конечно. Бросив на пол истекающего кровью врага, я начал вытаскивать содержимое сейфа. О, он даже наши мешки не выбросил. Точнее, один из них. Заглянув внутрь, я кивнул своим мыслям. Как минимум половина мешка, то есть от всех драгоценностей, что мы приперли в Штаты, осталась едва пятая часть. Хоть что-то, и то ладно. Вон, тут вроде деньги есть.
Внутри сейфа были полочки, прикрытые деревянными дверцами, шикарно, между прочим, сделано. Открывал одну за другой, у меня глаза начинали лезть на лоб. Тут не то чтобы были деньги. Их тут было столько, что мне надо машину подгонять прямо к дому, иначе не дотащить все это.
— Убей меня уже! — донесся до меня голос босса мафии. Он уже даже не просил, умолял меня. Его можно понять, боль была страшная.
— Извини, но ты убил моих друзей, так что…
— Ты про мужика с бабой и дитем? Их не тронули, они успели сбежать. Без денег, наверняка где-нибудь побираются, но скорее всего, живы…
— Даже так? — почесал я затылок. — Хорошо, что вспомнил, но я о других людях. Тот еврей спас мне жизнь, так что ты все равно виновен!
Сейф к этому времени уже был пуст, все лежало рядом, в комнате на полу. Поэтому с огромным трудом, но я смог затащить этого упыря в его хранилище и закрыть дверь. Да, я еще и ключ в замочной скважине сломал, и панель с цифрами разбил, так что хрен его вскроешь тут без взрывчатки или какой-нибудь «болгарки». Последней, думаю, пилить будут долго!
«А хороший ящик», — мелькнула мысль. Удары изнутри по двери почти не слышны. Думаю, их не будет слышно вовсе, когда я закрою дверь в подвал. Сколько тот просидит там, пока не задохнется или не истечет кровью, меня не волновало, заслужил. Вернувшись в дом, я начал собирать плотные покрывала с мебели. Затем в течение целого часа я упорно делал тюки и выносил их на улицу. Машина у меня далеко, надо будет вытащить все за ограду и потом уже топать за «колесами».
Как я и думал, за все время, что я провел в особняке босса, сюда никто не приезжал, кроме всего двух человек. Оба, видимо, были из охраны, только, скорее всего, не личной. Я как раз вытаскивал очередной мешок на улицу, когда заметил свет фар перед воротами. Бросив дорогой тюк с вещами, я, насколько мог быстро, перебежал к забору. Те двое, что приехали, уже открыли ворота и въезжали внутрь. Точнее, это сделал один из них, второй закрывал ворота. Машина поехала сразу к сторожке, в которой лежали трупы охраны, а тот, что запирал ворота, пошел следом пешком. Его-то, воспользовавшись пистолетом, я и снял сразу, чтобы не отсвечивал. А вот до второго пришлось бежать. Тот уже вошел внутрь беседки и почти сразу оттуда вылетел как ошпаренный, прямо под мой пистолет.
— Оружие брось! — спокойно сказал я. Тот замер, не веря глазам. — Да бросай уже, бросай, не играй в героя. Вон их тут сколько, видишь? — указал я охраннику на беседку.
— Ты кто?
— Конь в пальто, — бросил я в ответ по-русски. — Чего вы сюда приперлись?
— Телефон не работал, Тони сказал, что надо ехать…
— Что, был приказ звонить? И кто такой Тони?
— Э-э…
— Не спеши, говори спокойно, не трону, ты мне не нужен.
— Тони старший у нас, правая рука босса.
— Где он сам?
— В ресторане, — кажется, даже удивившись такому простому, на его взгляд, вопросу, ответил охранник, — он всегда там.
— Ясно, что там насчет телефона?
— Тони позвонил боссу, а тот не отвечает. Тони сказал, что связи нет, и отправил нас проверить.
— Еще кого-то ждать?
— Ну, — замялся бандит, — если нас долго не будет, или телефон не заработает, то, наверное, еще кто-нибудь приедет. Может, и сам Тони, но он редко вылезает из ресторана. Дела у него…
— Хорошо, — сказал я и, подняв пистолет, добавил: — Ничего личного, парень, ты просто оказался не в том месте! — сделав два выстрела, второй был контролем, я пошел к машине. Так-так, а вот и «колеса», не придется свои светить. Черт, я, блин, идиот, тут же наверняка есть гараж! Но теперь уже поздно, не пойду смотреть, хватит и вот этого красного «крайслера», что стоит передо мной. Приметная машинка, но мне она нужна, только чтобы доехать до своей, она тут в паре кварталов на север стоит.
Перетаскав все в машину, блин, еле-еле места хватило, тачка оказалась двухместной, покатил к тому месту, где бросил машину.
— Да ладно?! — я протирал глаза, не веря тому, что вижу. Точнее,
Проезжая очередной перекресток, я обратил внимание на машину такси, что стояла возле какого-то бара. Вокруг стояли черные, они сейчас еще не такие наглые, как будут ближе к концу века, но то, что они делали, привлекло мое внимание. Негры не просто так стояли, а над кем-то громко смеялись. Приглядевшись, на улице уже начинало светлеть, я увидел лежавшего на земле мужчину. Это был белый, поэтому я, как-то не раздумывая долго, повернул машину в сторону такси. Увидев, как к ним приближается дорогая машина, негры двинули вперед, размахивая битами. Один саданул по машине такси, и у нее улетело зеркало. Когда оставалось метров семь-восемь, я повернул руль вправо и нажал на тормоз. «Крайслер», чуть качнувшись, замер, поставив левый бок машины на обозрение черным. Я, прямо не вылезая из тачки, положил из пистолета пятерых гопников на землю. Стрелял не наповал, так, пусть лечатся, деньги тратят. Глушитель еще не «просел», так что было довольно тихо, да и из бара музыка орет, так что все спокойно прошло. Выйдя из машины, я направился к такси. Блин, ну куда я лезу-то? Пока в тюрьме парился, соскучился по праведным делам? Обойдя машину такси, я увидел уже начавшего подниматься водителя. Все достаточно просто, приехал, видимо, с клиентом сюда, а тут пьяные чернозадые, вот и получил парень по голове.
— Эй, приятель, ты как? — спросил я. Тот что-то пробормотал, но от звука голоса я аж подпрыгнул.
— Петруха? — Парень, а это оказался именно мой друг, вскинул голову и остолбенел.
— Сашка!!!
Что это, если не чутье? Как так, искал, надеялся, а он тут, да еще и от негров получает? Чудны дела твои, Господи!
— Ты опять в своем репертуаре, — выдохнул друг, когда мы расцепили объятия, — спасаешь мою задницу! — Даже не заметили, а ведь говорим-то на английском!
— Ты чего, таксистом пашешь, что ли? — спросил я, увлекая друга в сторону, а то из бара уже зеваки начали вылезать.
— Тут, блин, такое было, мы чудом в живых остались, — поморщился Петя не то от боли, его все-таки неплохо побили, не то от воспоминаний.
— Представляю себе, что обо мне думает Алена.
— Каждый день вспоминает…
— Незлобивым тихим словом? — горько усмехнулся я.
— Да я бы так не сказал, — удивил меня Петя. — Она все осознала, просто понадобилось ей для этого чуть больше времени. Поняла, что в Союзе была не твоя вина, я сам, дурак, вылез, за что и получил. А тут она говорит однозначно, что мы сами как дикие приехали, пока ворон считали, нас и схарчили. Да, Сань, твоего друга того, убили. Извини, из-за нас вышло. С этими долбаными цацками…
— Так, поехали сейчас со мной, мне срочно надо от машины избавиться.
— Ты чего, тачки угоняешь, что ли? — вскинулся Петро.
— Петь, давай потом, а? Всё потом.
— Но у меня машина тут, как же, знаешь, сколько мне насчитают долгов за нее? — вжился друг в американскую действительность.
— Петь, поехали, говорю. Я хоть раз тебе что-то плохое советовал?
— А куда?
— Скажу пока коротко. Я знаю всё. Сейчас занимался именно возвратом долгов, по кровным счетам. Так что Абраша уже отомщен!
— Поехали, — как-то разом подобрался Петя и поспешил к машине. Мне даже догонять пришлось.
Маршрут я не изменил, ехал к выезду с Манхеттена, мне нужна была машина, где ее взять, я в принципе догадывался. Только осуществить это я мог только утром. До открытия проката машин, именно там я и собирался взять авто, оставалось пару часов. Где провести их, думать особо и не надо было, трущоб даже здесь, в Большом Яблоке, хватало. Съехав с шоссе и покрутившись по узким старым улочкам, мы оказались под одним из мостов. Тут была пара нищих, но те убрались, как только наша машина оказалась рядом. Люди бывалые, все понимают. Такая машина, как этот начищенный «крайслер», просто так под мост бы не приехала.
— Рассказывай! — чуть не приказным тоном начал Петя, когда мы остановились и вылезли из машины. Я закурил, Петя тоже.
— Долго это, место не то. Давай основной разговор оставим до дома. Я тут домик снимаю, как освободился…
— Освободился? — не понял друг.
— Да, блин, коротко не получится, — заключил я, а Петя лишь развел руками.
— Меня «закрыли» сразу, как сошел с поезда в Лос-Анджелесе. Как обычно, доказать ничего не смогли, но продержали семь месяцев и, слупив с меня все, что только можно, успокоились и развалили дело. Заправляли всем из Госдепа, им моя земля была нужна. Были у меня лакомые кусочки. Ну и заодно все мои счета почистили. Я сюда автостопом приехал, без копейки в кармане. Ломанулся сразу к Абраше, а там…
— Понятно. Значит, не только я в нищете, ты тоже…
— Кто тебе сказал? — усмехнулся я. — Как раз денег у меня, а теперь и у нас, как у дурака махорки. Кстати, а ты чего, газеты вообще перестал читать?
— Да у нас цента лишнего нет, я тогда, перед тем как Абраму цацки отдать, взял одно колечко, думал, Алене подарю, красивое такое. Но после всего, что случилось, я его продал. Жили на это четыре месяца, искал работу, ни фига ничего найти не мог, везде документы требуют, а у меня же их нет.
— А как ты в такси тогда устроился?
— Да это только последний месяц. Нашел одних ушлых, имея ментовский опыт, скажу прямо, сделали мне такую липу, что аж самому смешно, однако смог устроиться в такси. Хотя одна нормальная проверка — и всё…
— Забудь, все теперь сделаем как надо. — Уж я-то знаю, к кому в Нью-Йорке идти по поводу документов. Сам через это прошел.
— А что ты говорил насчет денег? — заинтересованно посмотрел мне в глаза Петя.
— Да нашел я того козла, что Абрашу хлопнул. Это был один из местных «крестных отцов». Так, не очень большая шишка по меркам всей Америки, но достаточно серьезная. Просто было время изучить его вдоль и поперек, поэтому и смог его найти.
— Так ты что, прямо от него мимо ехал, когда меня встретил?
— Ну да. Понимаешь, я с него контрибуцию взял, хотел до машины добраться и перегрузить, а ее того, свистнули, пока я громил мафию.
— Весело, ты все продолжаешь стрелять, солдат?
— Так уж получается, видать, на роду написано, — пожал я плечами.
Мы дружно засмеялись. Чуть позже я отправил Петю за машиной в прокат, объяснив, что документы не обязательны, просто надо дать десятку лично менеджеру автосалона, и все. Сам остался сидеть в тачке, оглядываясь каждые пару секунд. Блин, надоела эта нервотрепка. Скорее бы уже до дома добраться. Петя вернулся спустя два часа. Долгое отсутствие он объяснил тем, что ближайший прокат был закрыт, пришлось ехать на Манхеттен, а это не быстро. Так или иначе, но перегрузив все барахло в прокатную тачку, это был годовалый «форд», мы уехали в мой съемный дом. По пути Петя попросил остановить, чтобы позвонить жене. Они снимали маленькую квартирку в Нью-Джерси, далековато, однако. Попросил друга пока ничего обо мне не говорить жене, а сказать, что просто задерживается на работе. Петя уложился в две минуты, и дальше мы ехали уже без остановок. Подъезжая к моему временному месту жительства, Петя лишь головой крутил.
— Ни фига ты забрался, тут же одни богачи живут!
— Зато здесь меня никто не будет ни о чем спрашивать. Поверь, оно того стоит. А кроме того, тут рядом есть и моя земля, правда, пустая совсем. Вот, продал один участок, пока тут за бандитами следил, деньги нужны были.
— Ясно. Ну чего, разгружать будем? — Это мы уже вылезали из машины. Заборов, к сожалению, тут не было пока, как-то не принято еще здесь это, поэтому, оглядевшись по сторонам, покачал головой.
— Не стоит, там слишком много вещей, сам видел, а люди разные бывают, настучат, расхлебывай потом еще и это.
— Ага, трупы копов, да и соседей прятать… — многозначительно кивал в такт моим словам Петр.
— Ну, ты сам все понимаешь, зачем объяснять?
Мы ушли в дом, продолжая разговор. Теперь я уже смог в подробностях рассказать другу о своих приключениях, выслушать его рассказ. Да, хватили они через край. Ну, ничего, надеюсь, я исправлю это положение вещей, тем более имею возможность.
— Что теперь? — спросил друг, когда мы прикончили по паре пива из холодильника и съели десяток жареных яиц на двоих.
— Для начала сделаем документы тебе и девчонкам. Без этого никак, надо легализоваться. Вон, на меня посмотри, купил, можно сказать, документы, так с ними такие проверки прошел, что стал коренным янки.
— Да уж, и в полиции послужил, и в армии, и даже в тюрьме посидеть успел, весело тебе.
— Пофигу, что было, то было. Пока будут делать документы, по своему опыту скажу, на это требуется три-четыре дня, тем более сейчас я в средствах не стеснен, возможно, все будет быстрее, вы сидите ровно. Мне нужно последить за людьми из мафии, как там все будет развиваться после моего налета.
— Сильно накуролесил?
— Есть немного. Я этого упыря Пелигрино, босса бандитов, что устроили Абраше Сталинград, в сейф живьем упрятал. Хрен его оттуда вытащить кто сможет, нехай дохнет постепенно.
— Я бы еще и отрезал чего-нибудь. — Я взглянул на Петю, открывая для себя нового человека, а тот поспешил пояснить: — Сука он.
— Это точно. Только я тоже не слишком здоровым его туда пихал. Руку в двух местах прострелил да уши отрезал. Уходя, я их на столе его дорогущем оставил, пускай родные поглядят.
— А что потом? Если честно, Сань, как-то я уже устал чего-то доказывать кому-то, бороться не пойми за что, убивать, прятаться…
— Я тебя понял, дружище. Поэтому отныне будем только жить. Жить так, как захотим. Никто, слышишь, никто нам больше не помешает!
— Сань, это… — перед уходом Петя замешкался в дверях.
— Ты чего? — Вид у друга был настолько пришибленный, что мне даже не по себе стало.
— Ты мне денег не дашь, а то сегодня у нас в конторе аванс должен был быть, а я тачку считай про…л.
— Да о чем ты говоришь-то, Петруха! — Я подошел к шкафу, где у меня лежали деньги, и вытащил все, что было. То, что утащил у мафиози, я еще не доставал, так в машине и лежат. — Тут чуть больше штуки, хватит пока?
— Да ты чего, куда столько-то? — охренел Петя. Отвык друг от достатка, отвык.
— Бери, я же сказал, деньги теперь есть, а скоро станет еще больше. Я тут пока за этими гавриками следил, новости почитывал. Оказывается, та пара парнишек, которым я когда-то дал денег на воплощение их идеи, открыли свое производство и что-то такое запустили в продажу, что акции компании резко выросли в разы. Мне остается-то, по сути, только послать к ним адвоката, и денежки будут течь рекой. В сорок четвертом эта парочка даже представить себе не могла, над чем они работают. Я лишь подкинул идею о правильном направлении, остальное они и сами додумать смогли. В той истории, о которой мне известно, они осуществили прорыв в технологиях в середине пятидесятых, а тут своим советом я ускорил прогресс лет на пять-шесть. Да и не только они у меня в запасе. Эти просто самые крупные, в кого я вкладывался. Биржа в Америке великая вещь, Петя, а уж если результат известен заранее… — я засмеялся и отпустил друга. Тот должен вернуться к вечеру. Уйдет из дома как будто на смену в такси, а сам будет сидеть здесь, у меня, сторожа, по сути, имущество. Сам же я вечером поеду вновь к итальянцам. Тот, что делал мне документы в сорок третьем, наверняка жив и здоров, что ему сделается, к нему и обратимся. Тем более, зайдя по делу к итальяшкам, хотелось бы услышать что-нибудь о происшествии прошлой ночью.
Петя вернулся в шесть, как и договаривались. Его было просто не узнать. Утром, когда я его только встретил, это был убитый жизнью мужик средних лет, сейчас передо мной появился высокий и красивый молодой мужчина, приятной наружности и с сияющей улыбкой коренного американца.
— Своей сказал, что нашел деньги в машине, когда чистил салон после пассажиров. Так как никто в контору не обратился в течение дня, оставил деньги себе.
— Молодец. Слушай сюда. Я ухожу, как и договаривались. Ты сидишь и никуда не суешься. Хоть взрывать начнут поблизости, сиди ровно, понял?
— Конечно, понял, занимайся своими делами.
— Да это скорее для тебя иду. Документы-то надо тебе выправлять!
Так как уже темнело, мы аккуратно перетаскали весь груз из машины в дом. Пете я вручил ружье и пистолет, для обороны. Хотел было пояснить, что здесь это разрешено, но наткнулся на лицо Пети, на котором блестела улыбка.
— Уж совсем-то за идиота меня не держи. Даже будучи следаком в Союзе, я прекрасно знал о второй поправке!
— Молчу-молчу, — ухмыльнулся я и уехал.
Итальянец, к которому я обратился несколько лет назад по рекомендации, узнал меня не сразу.
— Вы немного изменились, мистер, — он разглядывал меня внимательно, а я его.
— Да уж, столько всего произошло за эти годы, что изменения во внешности — это нормально.
— Извините, но давайте ближе к делу, а то у меня сегодня много дел.
— С удовольствием. Раз уж вы вспомнили меня, то напоминать, за чем я к вам обращался, не нужно?
— Я припоминаю. Вы хотели «бумаги», причем чистые. Рассчитались довольно редкой вещицей…
— У вас феноменальная память, сэр, я удивлен! — покачал я головой, признавая заслуги моего собеседника. — Так вот, я к вам по этому же вопросу. Три человека. Мужчина, женщина и их дочь. Нужны все бумаги, какие только возможно сделать, естественно, чистые, как у меня.
— А у вас самого проблем не было?
— Скажете тоже, вы же гарантировали! — улыбнулся я. — Я даже в армию сходил, на несколько дней, пока в меня не попал долбаный желтопузый!
— Вас что, на войну отправляли? Но я же помню, возраст у вас был неподходящий!
— Да вот попался копам, были не в духе. Проверили меня и сочли причину, по которой я не служил, неуважительной. В период войны я не имел права законно отмазаться, поэтому испытал все прелести войны на себе. — Я снял пиджак и, закатав рукав рубашки, показал место ранения.
— Однако! Вы счастливо отделались, все же вернулись домой, а не сгинули на островах. Перейдем к делу. С последней нашей встречи прошло много времени. Немного изменился порядок получения бумаг, ну и цена, конечно. Да еще у нас тут проблемы возникли, впрочем, нашего с вами дела они не касаются, — итальянец достал лист бумаги и запросил данные. Его интересовал точный перечень нужных документов, возраст, желательно точный, моих друзей. Самое сложное было с дочерью Петра. Ну нет чистых документов на маленькую девочку. Будут делать бумаги из центра по усыновлению, якобы наша молодая пара удочерила девочку. Что же, уж лучше так, чем никак. Ценник действительно вырос до неприличия. За весь комплект бумаг итальянец запросил пятнадцать тысяч. По пятерке с каждого выходит, тогда мне это обошлось дешевле. Но деляга уверял, что результат меня очень порадует. Что ж, остается поверить ему. Сроки изготовления также изменились. Даже за лишнюю штуку баксов мне сократили всего один день, так что будем ждать неделю. Долго, но тут лучше не спешить.
Вернувшись почти в полночь домой, я застал Петю сидящим на кухне.
— Как вискарь? — спросил я друга, сам в это время доставая бутылку пива из холодильника.
— В порядке. Блин, как же это скучно, не вылезать из дома, — вздохнул друг, — как прошло?
— Порядок. Неделю, правда, ждать придется, зато на выходе я ожидаю хорошую работу.
— Твоими устами…
— Я уже сколько тысяч раз повторял, все будет в порядке, успокойся!
— Да, говорил, говорил. Да вот видишь, как все вышло-то?
— Не вышло еще, просто мы отложили на некоторое время решение проблемы.
— Да и вновь Аленке врать приходится.
— Это не ложь, — так же спокойно ответил я.
— Как же не ложь? Обыкновенное вранье!
— Это, Петя, доступная форма изложения, а не вранье, запомни это. Не всегда нужно говорить людям все, что у тебя в голове, а уж здесь, в Америке, подавно.
— Здесь вообще что-нибудь ценится, кроме денег? — О, сказывается пребывание в капиталистической стране.
— Только большие деньги. Петь, пойми, за то, чтобы иметь то, что хочется, нужно платить. В Союзе почему проще, там нет ни хрена, вот и деньги вроде как не нужны. Машины, квартиры, даже имея деньги, в нашей стране купить что-то нереально, это считается пережитком прошлого, от которого все пытаются уйти. Но ведь это перегиб. Человек такая тварь, что всегда тянется к чему-то хорошему, лучшему. Может, поэтому Советскому Союзу и осталось тридцать лет жизни, дальше всё, амба. Когда приоткроют занавес, люди увидят, что можно иметь гораздо больше, чем они могут себе позволить сейчас. Да, там сейчас разруха, хотя и поднялись уже, но до конца еще долго, но потом-то? Почему на своем автомобиле может ездить только чиновник или инженер? Люди, благодаря которым эти чиновники вообще живут, должны трястись в скотовозах по дороге на работу, где вкалывают с утра до ночи. Нет, это неправильно. Да, капитализм — зло, но тут, мне кажется, как-то честнее. Если ты не работаешь, то не можешь себе позволить хорошую жизнь. Да, другое дело, что все стоит дорого, а зарплаты низкие. Это вопрос уже к работодателям, почему они такие хапуги. Ведь в Союзе нормально оплачивается труд человека, но нет никаких благ цивилизации. Опять же все чиновники, партаппаратчики разного уровня ездят на юг отдыхать, а сколько туда ездит обычных людей? А ведь море есть море. Ты вот заметил, что здесь, в Штатах, люди улыбаются?
— Вообще долго привыкнуть не мог, казалось, что они издеваются! — воскликнул Петя.
— Вот. А все потому, что живя в России, мы месяцами не видим хорошей погоды, солнца, от того и мрачные такие. Нет, я нисколько не шучу, абсолютно серьезен. Вспомни, летом ведь и болеем меньше, и настроение всегда лучше, так?
— Ну да, скорее всего, ты прав.
— А тут климат лучше, поэтому и люди веселее, так это ты еще на юге не был. Вот рванем во Флориду, вот где красота. Море, солнце, золотистые пляжи, девчонки в купальниках… Ах да, ну, можешь на свою смотреть, она тоже в купальнике будет.
— Сам-то когда уже женишься?
— Вот разгребем проблемы, осядем где-нибудь, и тогда будем думать. Пока, Петь, не до этого как-то.
— Но без бабы тяжко…
— И не говори, — вздохнул я, — у меня не было с тех пор, как вернулся в Союз. Потом были с тобой дела, лагерь, побег, бандиты. Сюда вернулся, думал, наконец-то успокоится все, так опять тюрьма, бандиты…
— Ты чего делать-то в будущем хочешь? Просто деньги прожигать не надоест?
— Ты даже не представляешь, на что их можно тратить, жизни не хватит все попробовать, а еще вернее, деньги кончатся.
— Ты же сказал, что их теперь до хрена?
— Это пока, заметь, мы еще ничего не тратили. А вот когда начнем, то надо будет думать, прежде чем тратить. Я-то хоть немного, но успел заложить фундамент, малая копеечка мне в копилку капать будет всегда, а вот ты, бухгалтер, задумайся. Вместе с Аленой возьмите и займитесь планированием. Нужно проанализировать рынок акций, различных инноваций, то есть регулярно посещать различные выставки, салоны. Тебе будет легче, чем тысячам других, мечтающих найти свою нишу. У тебя есть я, а ты знаешь, откуда я прибыл. Зная о будущем, я и смог сделать свои немногочисленные вклады на будущее.
— Хорошо тебе, всё знаешь!
— Всё знать невозможно. Банально, но человек в основном знает только то, с чем постоянно сталкивается. Знал бы ты, сколько новинок в различных сферах жизни появится совсем скоро. Эх, денег не хватит во все вложиться.
Неделя прошла в трудах и заботах. Да, я не выдержал и съездил с Петром к его жене. Не мог дальше тянуть, хотелось скорее сообщить новости о том, что скоро наконец-то их мучения закончатся. Когда Алена открыла дверь их съемной квартиры и увидела меня, произнесла довольно ожидаемое:
— Боже, опять
«Вы вроде из Союза, откуда такая набожность?» — хотел пошутить я, но момент был неподходящим.
— Ты разрушил нашу жизнь, что на этот раз, опять мужа до тюрьмы доведешь? — ладно хоть не закричала, просто сказала.
— Ален… — Я остановил Петю, не давая заступаться.
— Знаю все, что ты мне хочешь и можешь сказать, — начал я, — я же скажу одно: извини. Если умная, то сама поймешь, что других слов здесь не надо. А ты умная, я знаю! — после чего я вышел из квартиры, оставив супругов наедине.
Внизу, на улице, я разглядел вывеску с названием бара и побрел к нему. Обратившись к бармену, прося налить виски, уселся на стул возле стойки. На второй порции в баре появился мой друг.
— Пойдем, она успокоилась, — позвал меня Петя, положив руку на плечо.
— Ты как меня нашел? — немного удивился я.
— Да велик труд, — отмахнулся Петро, — знаю, что не уйдешь домой, ведь специально к ней ехал, поговорить.
— Пошли, — кивнул я и, расплатившись, вышел из бара вместе с другом.
Алена сидела на диване и не поднимала глаз. Да, успокоиться-то она, может, и успокоилась, да вот только разговора не выйдет. Не люблю со стеной разговаривать, но как-то ситуацию нужно менять.
— Ты пойми одно, ничего просто так не дается. Мы рискнули, погибли хорошие люди, тут вина на всех нас. Ну, кроме тебя, конечно. Я не предусмотрел своего ареста, Петя припер к Абраше все наши запасы, а сам доктор сглупил, что обратился к итальяшкам. Ведь знал прекрасно их отношение к евреям, а все равно полез. Что ему мешало через своих провернуть дело, уже не узнаем. Надо просто идти дальше. Маше скоро в школу, а для этого нужно с местом жительства определиться. Если Петя не говорил, то я скажу, — я взял паузу, а у Алены наконец, начал просыпаться интерес. — Поедем туда, где тепло. Если не захотите жить рядом со мной, что ж, найду себе место подальше от вас, Америка большая.
— Ты это о чем? — насторожившись, спросил ее муж.
— О том, Петро, о том. Я, сам того не желая, настроил твою супругу против себя. Скорее всего, — я поднял руку, не давая им заговорить, а то они уже вскочили оба, — тем, что общаюсь с тобой как тогда, на фронте. К сожалению моему, это непозволительно. Ты женат, у тебя есть семья, ты должен думать о них, а не о том, чтобы со мной крутить сомнительные дела. Я помогу вам во всем, как и обещал, чтобы новая жизнь у вас устроилась наконец.
— Брат, ты не прав, — теперь Петя останавливал и меня, и свою супругу, — дело вовсе не в деньгах, или в том, что ты для меня когда-то сделал. Нет. Просто ты мне как брат, извини, Ален, но я не смогу никогда оттолкнуть его от нашей семьи.
— Теперь уж и меня послушайте, — наконец, заговорила супруга Пети, — я никогда не испытывала к Саше вражды. Вы сами вроде умные мужики, должны понимать. У меня дочь, у
— Ребят, я вас всех люблю. Обещаю, скоро все будет так, как мы и хотели еще в Союзе. Сдохну, но сделаю!
И ведь чуть не осуществил это, блин, пророчество. Через неделю, заявившись к итальяшкам за документами, я вновь влип в историю. Да те просто решили меня нахлобучить. И ведь, суки, как сделали-то грамотно. Они не стали с порога меня валить, хотя, наверное, как раз это и было бы для них лучшим вариантом. Нет, они пожадничали. Решили, что пытая меня, заставят отдать все, что я имею. Когда я пришел в назначенный день и час, меня почти дружелюбно встретили и проводили к боссу. Тот даже позволил себе улыбнуться. Но вот когда я убрал бумаги в пакет и вытащил деньги, мне на шею набросили удавку. Один из амбалов скрывался за портьерой, и я его не видел. А босс усадил меня в кресло именно спиной к этой долбаной ширме. Спасло только то, что я носил ствол именно в пакете, куда положил документы. Почуяв затягивающуюся на шее петлю, я схватил ствол и сразу начал стрелять. Босса хотел только ранить, но вот времени выбирать у меня не было, поэтому первый выстрел себе за спину, а когда почуял, что удавку уже не держат, послал вторую вдогонку улепетывающему боссу. Попал неудачно, в шею, наповал. Вроде бы радоваться надо, не сцапали, суслики барханные, но нет, радости не было и следа. К этому, имеющему возможность делать хорошие документы, человеку я приходил открыто, то есть без всяких там масок и прочего грима. Найти меня будет делом времени, так что я опять влип в историю со стрельбой, а мне так этого не хотелось. Соображая на ходу, я медленно продвигался по подвалу, стремясь быстрее добраться до выхода. По пути, что странно, мне не устроили ни одной засады. К чему приведет такая свобода, я понимал. Наверняка сейчас все, кто смог удрать, бегут со всех ног к своим соплеменникам, а их тут в квартале просто жесть сколько. Теперь, похоже, на меня и Петю начнут охоту все итальянцы Америки. Почему приплел Петра? Так ведь документы-то я кому делал? Спалился по полной. Сейчас выход только один — валить всех. Черт, опять война, а у меня и патронов-то с собой ноль-ноль да хрен повдоль. Два полных магазина и один начатый в пистолете, беда…
Возле входной двери я обнаружил полицейскую машину и всех трех шестерок «документоделателя».
«Есть все же Бог на свете!» — подумал я и открыл огонь на поражение. Эти дебилы сделали мне просто уникальный подарок, я знал, что обо мне известно только этим троим, их шеф и еще один дружок уже холодные. Да, конечно, информация-то явно разошлась между «своими», но в лицо-то меня никто не знает больше. Жаль только офицера, что попал под раздачу из-за этих итальяшек. О, да их даже двое. Было, черт, черт, черт!
На улице бегали люди, кричали. Кто-то взывал о помощи себе лично, кто-то звал копов. Пятеро мужчин, что вознамерились меня задержать или убить, лежат возле полицейской машины.
«О, а можно заодно и ложный след дать», — я достал деньги и напихал в карманы убитых полицейских. Пускай их коллеги думают, что копы ввязались в темное дело с бандитами, за это и пострадали. Так себе версия, конечно, но хоть что-то.
Машина у меня в этот раз была, скажем так, одолженная на время, правда, хозяин этого не знал. Разыскать черный «бьюик» будет еще той задачей, на улицах Нью-Йорка их полно, так что можно бросить. На секунду задумавшись, я завел машину. Вроде ничего не забыл, хотя… Выпрыгнув из машины, я рванул к стоявшему возле входа черному «форду». Эта машина принадлежала бандитам, надо быстро осмотреть. Багажник был не заперт. Откинув крышку, лишь присвистнул. Арсенал еще тот! Но мне из этого всего, нужны были только две бутылки с «коктейлем Молотова». Прихватив последние, я рванул назад в магазин итальяшек. Одну разбил в подвале, возле стеллажа с книгами, а вторую уже в холле. Пока приедут пожарные, тут хорошенько все прогорит.
Когда вновь садился в машину, уже слышал вой сирен. Быстро копы работают, едва пять минут прошло. Рванув с места, в зеркало заметил, как из-за ближайшего к магазину угла выскочили сразу две полицейские машины. Ходу отсюда, если копы рванут за мной, на этом ведре мне от них не уйти. Из-за желания не привлекать к себе внимание специально брал незаметную машину. Когда сворачивал за угол, видел только, как одна из машин полиции остановилась, где вторая, я узнал чуть позже.
Отъехал уже на пару кварталов, когда увидел погоню. Копы схитрили немного, ехали без «попугаев» и сирены, поэтому я их сразу и не заметил. Придавив педаль в пол, я вновь свернул и начал менять направление, двигаясь «лесенкой», сворачивая на каждом перекрестке.
Выезд с Манхеттена заблокирован не был, еще не разошелся приказ, наверное. Выскочил я, оторвавшись совсем чуть-чуть. Этого было мало, чтобы, бросив машину, спокойно уйти, поэтому пока решил гнать. Но судьба сегодня играла со мной как с котенком. На очередном вираже, едва не поставил «бьюик» на два колеса, мотор, чихнув, заглох. Машина двигалась, поэтому я попытался завести ее, включая передачи, с толкача, но ничего не помогало. Махнув за очередной дом, выскочил из тачки, просто ткнув ее мордой в стену. Вот, еще и дорогу перегородил, пускай попробуют проехать. До ближайшего угла бежать было далеко, здесь стоял какой-то уж очень длинный дом. Ящики для мусора стояли под окнами, не раздумывая ни секунды, вскочил на один из них и рукоятью пистолета разбил стекло. Прыгнув внутрь, прислушался. Ага, догнали мою машину копы, догнали. Преодолев расстояние до двери, что была в одной из стен помещения, я дернул ручку.
«Твою мать!» — чуть не зашипел я от досады, но вовремя заметил, что дверь открывается от меня. Удар ногой с маленького разбега — это и есть удар ногой. Бедная дверь, ее сюда наверняка специально повесили, чтобы она тихо дожила свой век, так нет же, сломал один русский идиот! Разлетелась та аж на отдельные щепки. За ней оказался небольшой холл и открытая настежь дверь, ведущая на улицу. Может, еще и выскочу. Прикинув, как расположено здание, я поморщился, дверь на улицу вела прямо туда, где я бросил машину. Решительно бегу к лестнице, попробую уйти через какое-нибудь окно с другой стороны. На ходу достаю из кармана причиндалы для маскировки, грим, конечно, не успею наложить, но вот парик, усы и очки легко. Так себе, конечно, но все же эти нехитрые приспособы здорово меняют внешность, а главное, восприятие. Кому захочется разговаривать с мужиком с плешью, но шикарными усами подковой? Вот нет желающих, а раз не будут общаться близко, то и не запомнят ничего из внешности, окромя усов и плеши.
Поднявшись на последний, четвертый этаж, обнаружил и здесь длиннющий коридор. Бегу в самый конец, но на середине пути вдруг открывается одна из дверей, едва не воткнулся в нее. Соображение подсказывает, как поступить, я лишь следую ему. Вталкиваю внутрь женщину, а это была именно женщина, толстая, неповоротливая белая американка. Та уже распахнула было свой огромный рот, таким кабачки, наверное, можно есть, не нарезая, но сказать ничего не успевает. Мне не до сантиментов, укладываю ее на пол рукоятью пистолета. Несильно бил, просто чтобы выключить. Конечно, голова у нее болеть будет, может, шишка выскочит, но не более того. Заперев дверь, подошел к окну. Черт, а высокие в Штатах этажи, здесь четырехэтажный домик примерно как «хрущевка» пятиэтажная будет. С этой стороны чисто, ни копов, ни каких-либо звуков сирены, тишина. Открыв окно, быстро оглядываюсь и замечаю в нескольких метрах трубу водостока. Отлично, они здесь крепкие даже на вид, точно выдержит. Вот только как до нее добраться, по отвесной-то стене? Никаких выступов или бордюров на стене нет, обычный коричневый кирпич. Все же придется идти дальше, искать квартиру, в которой окно ближе всего от трубы. Прикинул по окнам, примерно через две квартиры будет нужная. В коридор выходить опасно, вдруг копы уже поднялись? Хотя им нужно обследовать и все остальные этажи, они же не знают, на каком я укрылся. Уже было хотел выходить и бежать дальше по коридору, как вдруг в голову пришла отличная идея.
— А на фига я вообще бегу? — я даже вслух ее произнес. Правда, зачем бежать, ведь те копы, что видели меня в лицо, мертвы. Эти же подоспели слишком поздно, чтобы разглядеть меня. — А ну-ка…
Я оставил в комнате толстой женщины пистолет, патроны, скинул пиджак и, оставшись только в джинсах и рубашке, спокойно вышел в коридор. Да, и парик с усами снял, и выбросил в окно, главное, меня нельзя будет связать с покушением на толстуху. У тетки в баре стояла бутылка виски, я сделал глоток и облил немного одежду, для запаха, конечно.
На втором этаже мы встретились с полицейскими. Меня для начала отжали к стене, завернув даже одну руку за спину. Я нетрезвым голосом рычал что-то о наглости копов и обещал им выставить иск. Меня быстро обшмонали, найдя мои права и осмотрев, тупо отпустили, вот гоблины, даже не извинились! Документы на семью Курочкиных у меря были в пакете с бутылкой виски и какими-то отходами, упакованы, правда, были в пакет, но его было не видно, такое алиби я у тетки выгреб из мусорного ведра. Копы даже испугались в него заглядывать. Спускаясь вниз, я не переставал ругаться, пока на выходе оставшийся возле машины коп не крикнул мне, чтобы я заткнулся, а иначе поеду в участок трезветь. Сделав вид, что обиделся на такое обращение, я горделиво вскинул подбородок и нетвердой походкой пошел прочь. Правда, пришлось повеселить копа неуклюжим падением и новой порцией брани, на что тот уже не реагировал. Убравшись за угол, пришлось для вида пройти лишний дом, я рванул со всех ног в сторону парка, что был неподалеку. Людей здесь было мало, поэтому и бежал. Только оказавшись в парке я наконец-то дал себе отдышаться. Если бы не Петя с семьей, я бы просто сбросил любое преследование стрельбой, но мне нельзя светиться, хватит уже решать проблемы убийствами. Правда, кое-кого все же пристрелить придется. Так как я уже просмотрел документы, что сделали итальяшки для Курочкиных, я знал имя нужного чиновника. Навестить его просто жизненно необходимо, иначе все будет просто напрасным. На выходе из парка я увидел телефон-автомат и направился к нему.
— Хорошо, что дома! — выдохнул я, услышав голос друга. — Жду тебя на той улице, где нашел, понял?
— Прямо сейчас? — услыхал я в ответ немного растерянный голос Петра.
— Блин, братуха, вчера!
— Алены нет дома, ушла в парикмахерскую, жду вот, Машу не оставишь одну…
— Все понял, — чуть разочарованно произнес я, — а с ней не можешь? Мне просто колеса нужны срочно!
— Через пятнадцать минут, подождешь? — наконец Петя «проснулся».
— Естественно! — куда я денусь, конечно, дождусь.
Время пролетело быстро, Петя появился на машине, которую взял в прокате. Говорит, что хоть я и дал ему денег, но тратить бесцельно на всякую хрень он их не будет. Это его безденежье так довело, теперь будет в одном пиджаке десять лет ходить. Спокойно подойдя к машине, я уселся на переднее сиденье, сзади сидела Машутка.
— Здрасьте, дядя Саша! — радостно заголосил ребенок.
— Привет, красотка! — ответил я и подмигнул девчонке.
— Опять? — хмуро спросил друг.
— Снова! — ответил я так же коротко. — Ты ребенка когда научишь здороваться по-английски?
— Да мы только занялись языком, еще не говорит на нем, какой смысл?
— Да вот так и прокалываются! Кто-то где-то услышит нашу речь, вычленят из разговора имя, и пошло-поехало.
— Параноик! — буркнул Петя.
— Если бы у тебя была хоть капелька моей паранойи, может, и Абраша еще был бы жив… — Лучше бы я молчал.
— Значит, я виноват, да? — Если честно, мы с Петрухой никогда еще не ругались, впервые вижу его таким.
— Нет, — отрезал я, — виноват я. Но все-таки думай иногда чуток подальше наперед, лады? — К моему удивлению, друг не стал ругаться и на этот раз.
— Извини, сорвался, — было видно, что Петя хочет спросить обо всем, что у меня произошло, но не знает, как начать.
— Не важно, — прервал я ход его мыслей.
— Чего? — не понял Петро.
— Говорю неважно, что у меня стряслось. Главное, — я достал из-под рубашки пакет, — бумаги все выправлены.
Я протянул Пете пакет, тот взял его трясущимися руками и от напряжения немного дернул руль. Из соседнего ряда донесся звук клаксона.
— Машутка, папу у тебя знаешь как зовут?
— Петя?
— Немного не так. Питер его зовут, или просто Пит. Запомнила?
— Ага, а меня Маша.
— А ты у нас теперь Мэри. Это тоже как Маша, тебе даже привыкать не нужно. — Бумаги итальянец сделал не как мне, на утопленника, а просто купленный чиновник делает все документы задним числом, так что была возможность выбрать имена.
— И как мне жену теперь звать? — серьезно спросил Петя.
— Элен. Не нравится?
— Да нет, красиво звучит. А главное, что похожи на наши имена! — улыбнулся, наконец, Петя-Питер.
— Во-во. Так, едем в центр, мне мэрия нужна. Кстати, у тебя тот паричок, что я тебе отдал, не завалялся, случаем?
— Нет, но раз надо, давай заедем домой, заберем?
— Нужен-то он мне нужен, да вот, боюсь, времени нет, от слова совсем!
— Даже так? И чего делать?
— Да ни хрена! Вези к мэрии, там в сторонке высадишь и жди так, чтобы и внимание не привлечь, и чтобы я смог до тебя добраться.
— Сань, мы же с ребенком! — возмутился Петя, и вполне справедливо.
— Да знаю я, — бросил я на ходу, лихорадочно соображая. — Оставь мне машину и ствол, бумаги тоже пока мне нужны, сам доберешься на такси, да, так лучше будет. Паркуйся!
Петя немного поворчал, но остановил машину возле тротуара. Я пересел за руль и почти сразу отъехал. Только сообщил другу, что вернусь, возможно, быстро. Поторопился. Но это даже к лучшему, что так вышло. На входе в мэрию было что-то вроде информационной таблички, с фамилиями служащих и часами их приема. Нужный мне, тот, что подписал Петины документы, не принимал, причем пару часов уже. Выйдя из мэрии, наткнулся на телефонную будку. Найдя в ней справочник, довольно быстро нашел номер и адрес нужного человека. Просто тут были указаны не только адреса и телефоны, но и место работы, к моему удивлению.
— Алло? — спросили на том конце провода, когда я набрал номер.
— Мистер Фергюссон?
— Да, это я, кто говорит? — Ага, значит, ты дома, хорошо. Я повесил трубку и поспешил к машине. Ехать не далеко, пара кварталов от мэрии. Домчался быстро. Плохо, что жил чиновник в квартире, а не в собственном доме, придется быть осторожным. Время было не позднее, около пяти вечера, народу на улице и возле дома было немало. Просидев в машине с четверть часа, решил топать. Проверив для начала пистолет, выматерился. Петя, мать его за ногу, таскал ствол пустым. Ну как так-то?
Прошел в подъезд я, как и ожидал, легко и быстро. Никто не обратил на меня внимания, одет я был в рубашку и джинсы, как и многие здесь, так что внимания не привлекал. Поднявшись на нужный этаж, а это был аж шестой, я нашел нужную квартиру. Постучав в дверь и дождавшись, когда та начнет открываться, с силой ударил ногой в район замка. Дверь, распахиваясь, приложила того, кто за ней был, так, что я услышал грохот. Быстро проникнув в помещение, чуть замешкался. На полу передо мной лежала баба. Женщина лет сорока, точнее, и явно была в отключке. Думать, как всегда, было некогда, да и муженек ее явно не растерялся, вон как в комнату побежал, за стволом наверняка.
— Я из тебя решето сделаю! — донеслось из комнаты, но я уже вбегал в нее, не став дожидаться первого выстрела. Успел вовремя, этот шустрый чиновник уже затвор дернул. Удар по руке с пистолетом моей ногой пришелся к месту. Выбить ствол не выбил, но рука ушла в сторону, и это дало мне возможность нанести уже прицельный удар в грудь. В лицо не бил, пока незачем.
— Рассказывай! — я поставил стул сверху на владельца квартиры, таким образом лишив его возможности дергаться.
— Что? — буквально выплюнул мне в лицо чиновник.
Достав бумаги Петра, я показал их. Тот быстро взглянул на подписи и кивнул, машинально.
— Обычные люди…
— Кто по ним работал? — спокойно продолжал спрашивать я.
Чиновник оказался крепким, он, дурачок, думал, что я ему жизнь оставлю. Три раза ха! Бить пришлось долго, под рукой ничего не было, но зато я добился своего. Работал по документам тот в одиночку. Предоставлять старые или еще какие документы новых граждан США, как это обычно делают, он не мог, не было их у него. На этот случай у продажного чиновника был свой вариант. Он делал липу, качественную липу сам, а уже те бумаги, что входили в его ведомство, делал на их основе. В общем, документы на моих друзей обычные, как у всех граждан США, не подкопаешься. Но меня интересовало немного другое, сколько людей знает о них. Пленник уверял, крайне убедительно, что он один. Дескать, он и времени-то много берет на изготовление только потому, что делает все в одиночку. Жадный он просто, делиться не хотел, ну и умный, меньше людей знают, крепче спится ему самому. Кстати, за бумаги он получил всего четверть от той суммы, что я передал итальянцу, тот греб двумя руками. На мой вопрос, откуда взялись имена, ответил просто:
— Депортация в начале года. Нарушили правила пребывания. Лишь девочку пришлось придумать с нуля.
Да, я тоже исключал возможность того, что этот хрен знает моих близких, откуда бы он смог это узнать. Так что простое, но очень подходящее совпадение.
Я не стал его убивать путем применения его же пистолета. Просто выбросил из окна, высоко у них тут… Жену, точнее, я даже и не спросил у Фергюссона, кем ему приходится женщина, что лежит в коридоре, оставил в живых. Даже если она и в курсе его махинаций, никому говорить не станет, привлекут саму же за соучастие. Да и не видела она меня, так что пускай живет, и так ей дверью приложил сильно, все никак не очухается. Наверное, в третий раз уже проверяю ее, пульс есть, но лежит без сознания.
Ушел я тихо, окна чиновника выходили во двор, шум еще не подняли, вечер уже, темнеет рано. Машину в этот раз нашел там же, где искал, не дернули, а то мне «везет» на такие дела. Поехал к себе в домик, не хотелось заезжать к Курочкиным, блин, теперь же они Стоуны. Мистер и миссис Стоун. Камни, блин! Смеяться или плакать, вот в чем вопрос. Что-то я разошелся, надо уже найти наконец местечко, да и успокоиться.
Наутро ко мне заявился Петя. Рассказал, как жена причитала, что он уже ребенка на наши темные делишки таскает. Привычная русская картина. Рыба-пила в действии. Что поделать, так уж мы устроены, женщины всегда недовольны мужчинами.
— Так что, мы теперь сможем ездить куда захотим? — Петька все не мог поверить, что легализация завершена и можно вздохнуть свободнее.
— Не совсем так, — осторожно заметил я, — я тебе говорил, что если жить в Штатах просто так, ничего не делая, тобой заинтересуются. Особенно если у вас начнутся приличные траты. А они будут. Тут и жилье надо купить, или строить, тут уж вам виднее, и машину купить. Да мало ли всяких затрат в жизни? Так что ищи, куда вкладываться будешь, чтобы был реальный источник дохода.
— Думал уже. Надо исходить из того места, где осядем. У них тут, представляешь, местные законы штата превыше законов страны!
— Да знаю я, знаю.
— Вот. Куда повезешь-то? Как я буду придумывать, чем заняться, если еще не знаю, где мы наконец осядем?
— Вот уж давайте сами, а? А то опять со мной в историю влипнете, — усмехнулся я. — А если серьезно, поезжайте туда, где тепло, мой совет.
— А мы наоборот хотели, — растерялся Петя, — нам озера понравились, места там… — мечтательно закатил глаза друг.
— Да как хотите! Петь, я вам не нянька и не надзиратель. Где сможешь что-то делать, туда и двигай.
— Сань, а сам-то чего, свалить хочешь? — друг посмотрел мне в глаза.
— Да не решил еще. Видишь ли, есть один человек… — начал было я издалека.
— Да не будет она против, не будет. Ведь в одном доме я жить и не предлагаю. Но хоть в город-то можем поехать вместе?
— Да не вопрос. Я и так собирался путешествовать. Буду инвестировать деньги, подгонять прогресс. Куплю себе дом и на севере, и на юге, ничего сложного.
— Все-таки куда посоветуешь вложиться?
— Я тебе все уже говорил, забыл? Я тебе даже бизнес-план составил, чего уж тут сложного?
— Да все понимаю, но чего-то туплю, — развел руками Петр. — Сань, а ведь ты по краю ходишь, — вдруг добавил мой друг.
— Ты опять?
— А что делать? Ладно там, в Союзе, ты выбраться хотел. А здесь-то зачем? Ведь это по их законам убийство первой степени, да еще и копов! Это ж вышка!
— Я —
— Ага, нет проблемы. Как бы ни вышло, но я всегда с тобой. Ты же знаешь. Хоть теперь мне крылышки немного и подрезали, но если встанет вопрос о помощи тебе, знай, только позови, всегда приду, даже если придется сдохнуть.
— Я надеюсь, дружище, что это не понадобится. Я сам, более чем кто-либо другой, хочу остановиться, да вот все как-то не выходит. Копов, кстати, пришлось завалить из-за твоих документов. Если бы меня там взяли, то хороший адвокат смог бы отмазать, ведь я там чисто защищался. Но тогда бы у копов появилась информация о
— Я понял, — кивнул друг, — и еще раз подтверждаю то, что сказал ранее. Я всегда с тобой, что бы ни случилось.
Уехали мы через два дня. Причем уже пришлось поторопиться. Бандиты из клана Франческо Пелигрино уже вовсю резвились, пытаясь меня зацепить. Столько шухера в Нью-Йорке я еще не видел. Стрельба какая-то вечером была, причем долгая и явно с применением автоматов. Передел собственности? Вероятно, и так, но нам лучше свалить по-быстрому.
Уехали все вместе. Петя прикупил машину, новый «бьюик», удалось сделать это аккуратно, взятка в автосалоне, и менеджер «ошибся» в данных, что записывал с документов Петра. Зачем столько перестраховок? А хрен его знает. Мало ли где всплывет эта покупка, а тут мы и не при делах.
Итальянцы затеяли серьезный передел в городе. Семейка Пелигрино обделалась, денег-то нет, а ведь у них тоже все на бабки поставлено. Нет бабла, хрен кто на тебя пахать будет. По слухам, мелкие шестерки, что были солдатами у Франческо, сами завалили всех своих капо. Так что уехали мы вовремя, не хватало еще попасть под раздачу. Хотя я вроде зачистил все перед отъездом, аж противно было.
На удивление Алена сама попросила меня поехать с ними. Спрашивал у ее мужа, но тот сам был в шоке. Я поверил, Петруха не умеет врать, от слова совсем. Значит, девушка научилась думать. Ну, или это расчет. Она понимает, что у меня есть деньги, я многое знаю и умею. Они в такой частной жизни, как мухи в сметане, а мне-то привычно. Ведь здесь все более всего напоминает двадцать первый век. Частная жизнь, частная собственность, свобода…
— А вот рыбу ты ловить не умеешь! — констатировал Петя.
Мы выбрались на рыбалку в национальный парк на озере Онтарио. Километрах в ста от Буффало и Ниагарского водопада. Первая неделя теплая стоит, вот и обрадовались, начало мая. Да-да, на дворе тысяча девятьсот пятьдесят первый год уже, время летит быстро. Мы прижились на Великих озерах, я как-то и не думал пока о жарком климате юга Соединенных Штатов, куда так стремился. Правда, за эту зиму я всерьез подсел на обезболивающие, но вроде ничего, не умер. Лекарства приходится пить, никуда не денешься, рука в холоде здорово болит, да и у Петра тоже. Но им здесь очень нравится, поэтому пока поживем тут. Даже семейка не уверена, останутся они тут и дальше, или со мной на юга рванут. То, что следующую зиму я буду жить в тепле, я решил, семейка бывших Курочкиных пока думает. Все же здесь так красиво и тихо, никаких бандитов, стрельбы, даже негров почти нет, они почему-то не нравятся Алене. Боится их, а чего их бояться? Такие же люди, подумаешь, цвет кожи не тот, я как-то ровно к ним. Если сравнивать их с нашими «черными», что наводнили Россию в двадцать первом веке, то с этими проще. Те ведь отчего к себе не располагают? Наглые до усеру, были бы нормальными людьми, вели бы себя так же, как у себя в горах, проблем бы вообще не было. Они же, заявившись в Россию, почему-то отбрасывают все моральные ценности в сторону и начинают беспределить. А беспредельщиков нигде не любят. С неграми как-то проще, хотя и среди них придурков хватает, вон, наркота в Штатах вся на них. Копам, это я еще по службе в полиции помню, даже особо напрягаться не приходилось. Надо взять наркодиллера или простого уличного торговца — бери любого черного, вряд ли промахнешься. Их редко куда берут работать, только грязная, низкооплачиваемая работа, поэтому из-за нищеты они и идут на улицу. Лет с пяти уже торгуют. Те, кого не пристрелят в детстве, становятся гангстерами и умирают чуть позже. Но путь у них у всех пока один. Да, уже скоро начнется бум толерантности, тьфу, блин, ну и слово, и негры воспрянут. На каждый непонравившийся взгляд белого человека будут огрызаться и грозить судом, а пока все в зачаточном состоянии.
— Да как-то особо и не приходилось, — развел я руками, — помнишь, как в Сталинграде один раз на рыбалку ходили? — усмехнулся я.
— Вот здесь такое не прокатит! — категорично заявил Петя, но тоже засмеялся. Мы тогда голодные были, это еще в сорок втором было, гранатами рыбу в Волге глушили. Дураки, блин. После немецкой бомбардировки днем и ночью какая на хрен рыба? Она или сдохла вся, или ушла вниз, к Астрахани. Нас тогда комендачи долго поймать пытались, мы их командира напугали, тот брился у воды, в небольшом затоне, а мы его не разглядели. «Феньки» в воду бросили с обрывистого берега, а снизу вопли и крики. Мы бежать, еле ушли тогда.
— Надо было местных слушать, говорили же, что рыба только с июня по сентябрь идет. — Тут я решил сменить тему и озвучить планы. — Завтра хочу в Чикаго съездить, надо связаться с моими «моторольщиками». Да еще должок отдать, человек мне очень помог в прошлом году, надо бы отблагодарить его.
— Пора уже?
— Да не то чтобы, — я задумался. — Я этим физикам тогда принцип работы сотовой связи нарисовал, они аж на слюни изошли. Хочу узнать, как дела продвигаются. Там работы не на один год, при нынешних-то технологиях, может, смогу подтолкнуть прогресс. — Моторольщиками я их звал потому, что отдал им купленный у Галвинов патент на транзистор. Тот еще не был готов к тому времени, я купил лишь идею, но эти два электронщика, которых я сманил из компании «Галвин», должны довести разработку до логического завершения и приступить к разработке сотовой связи. Какое-то подобие есть и сейчас, но настолько архаичное и работающее только в ручном режиме и только в узком диапазоне, что это трудно было назвать полноценной системой связи.
— Тебя отвезти?
— Да на фига? — удивился я. — Машина-то есть, сам доеду.
— Смотри сам.
— Да все нормально будет, не переживай. Ты, блин, каждый мой отъезд из квартиры воспринимаешь так, словно я на войну уехал.
— Так знаю просто тебя, хорошо знаю, — покачал Петя головой.
— Я даже ствол не возьму, успокойся!
— А вот это ты брось, сам же говорил, Чикаго очень опасный город.
— Да я туда-то проездом, там просто один из людей живет, с кем встретиться нужно. Я потом в Детройт рвану. Понимаешь, хороши американские машины, но, блин, что-то душа просит такого… — я мечтательно поднял глаза к небу.
— Понятно, все же решил из будущего идей наворовать, так?
— Что за придирки, Пит? Я немного совсем, так, чтобы совесть утихомирить.
— А, это, значит, совесть у тебя воровать требует, так? Странная она у тебя. Обычно людям стыдно такое делать, совесть, говорят, жрет. А у тебя все не как у людей!
— Ты же знаешь, я вообще не от мира сего, — ухмыльнулся я.
— Да уж, самое точно определение. — Мы хором рассмеялись.
Выехал поутру, взял машину в Буффало напрокат. Не скупился, мне-то, в отличие от Пети, не нужно бояться светить доходы. Меня хоть и посадили в тюрьму и лишили должности, звания и пенсии от полиции, но армейской, как ветерана, никто лишить меня не мог. А она была очень неплохой. Так вот, взял напрокат ярко-синий «Крайслер Нью-Йоркер». Машинка была прошлого года, но пробег всего двенадцать тысяч миль. Охрененный аппарат. В машине все детали были только двух цветов: синего и хромированные. Блеск даже слепил. Огромный передний бампер, натертый как зеркало, внушал уважение. Сочный рокот пятилитрового V8 лишь подтверждал мое впечатление. Менеджер крутился как пчела возле меня, интересуясь, нравится мне машина или нет. Просто тут есть момент, любой человек, которому понравится прокатная машина, может выкупить ее по остаточной стоимости, причем это действительно выгодно. Вот менеджер и старается. А мне она действительно нравилась. Да еще как. Огромный, более пяти метров в длину танк манил меня запрыгнуть и жахнуть так, чтобы резина стерлась. Кстати, последняя с пижонскими белыми боковинами, красота!
Раскачиваясь на рессорной подвеске, я утопал в огромном кожаном диване, с ленцой крутя большого диаметра тонкий синий руль. Машина глотала неровности так, словно я на корабле плыву, а не по дороге еду. В Чикаго я решил ехать все же позже, вначале Детройт, тем более он и по пути. Я хотел заказать новый грузовик для Бена, того самого, что помог мне уехать из Техаса. Его старый рыдван еле ползал уже, больше требуя ремонта, чем работая, поэтому я так и решил. Бен будет отказываться, правильный он человек, но все равно я должен его выручить. Да и продав старую машину, он немного поправит личные дела. Почему просто не хочу дать человеку денег? Так не возьмет он, так и сказал мне тогда, чтобы я забыл о каком-либо вознаграждении.
В Детройте я как-то даже потерялся. Город был огромен, и кругом заводы, заводы, заводы. Нашел первый попавшийся автосалон, это оказался фирменный магазин по продаже и аренде «линкольнов». Там, путем нехитрых рассуждений и вопросов, узнал, как мне действовать, чтобы купить тягач. Оказывается, даже в Америке это не такое уж и простое дело, нужно заказывать. Получив несколько адресов от менеджера салона, я поехал дальше. Черт, если бы эта машина еще и бензина поменьше жрала, вообще бы не вылезал из нее. А жрет и правда до хрена.
Только к вечеру я уладил проблему по покупке большого тягача для Бенджамина. Машина мне понравилась, только бы принял, подарок-то дорогой. Пришлось опять юлить, придумывая отмазы, грузовики почему-то не продавали просто так в руки частным лицам. Нет, купить его может и обычный человек, а не компания какая, только вот нужна была специальная лицензия. У меня, конечно, таковой отродясь не было, но у Бена, скорее всего, есть. Я даже не стал пытаться сунуть взятку или еще как запудрить мозг менеджеру. Сказал как есть, что это — подарок. Тот на удивление оказался смышленым малым. Он просто сделал какие-то пометки в документах, объясняя, что все просто, подарить я грузовик могу, но вот ездить сам — нет. На том вопрос и решился. Обещали доставить машину через две недели прямо в Чикаго. Адрес у меня был, его и указал. Ладно, съезжу к Бену через две недели, пока же займусь электронщиками.
Вот уж кто удивил, так это хмыри из «Моторолы». Я не слышал до сих пор об открытии сотовой связи лишь по одной причине — они пытались продать наработки, но патент-то у меня, хрен его обойдешь, поэтому и не продали до сих пор.
— Ребятки, я в вас разочаровался. Вы не захотели стать первооткрывателями? Хрен бы с вами, но на фига пытаться кинуть того, кто вам платит?
— Мистер Барнс, вы только подсказали… — начал было один из двух этих единомышленников, но я резко его оборвал:
— Вы бы еще лет десять возились с одним пейджером без меня. Совесть имейте, совсем обнаглели. Но я сделаю так, как вы и хотите. Вы не будете больше заниматься этим устройством. Сейчас едем к нотариусу и оформим договор на неразглашение…
— Да пошел ты, умник! — О, второй всегда был немного понаглее своего более умного друга.
— Ну, если хотите вести диалог в таком ключе, — я развел руками, — то это будет уже монолог! — я вытащил пистолет, да, взял, убедил меня Петя, и направил на наглеца.
— Что вы хотите? — вновь подал голос первый.
— Теперь нотариуса уже не будет, вот это, — я указал на пистолет, — и есть нотариус. Если только хоть где-то всплывет какая-либо частица моих наработок, вам будет очень больно об этом вспоминать!
— Извините, мистер Барнс, это все Лэнс, — первый решил скинуть с себя проблему на наглого друга.
— Да я и сам так думал. Ты мне скажи одно, — я взглянул парню в глаза, — ты же
— Да он финансировал нашу работу с самого начала… — Диалог неожиданно прервался. Этот хренов Лэнс бросился на меня. Не идиот ли? Мы были сейчас за городом, у парней лаборатория тут, поэтому кроме них самих тут никого больше нет. Пистолет грохнул звонко, Лэнса снесло назад и бросило на стену.
— Фрэнки, у тебя тоже такие мысли в голове? — повернулся я вновь к первому.
— Что вы, мистер Барнс! — Фрэнк и правда трясся как осиновый лист.
— Не бойся, тебе такая участь не грозит, — показал я стволом на Лэнса, что лежал возле стены, и убрал ствол в кобуру. — Ты же умный парень, продолжишь, или мне на самом деле искать новых людей?
— С вашего позволения, я бы хотел продолжить, да только… — Фрэнк смутился.
— Ну же, Фрэнки, говори уже! — Тот, видимо, еще не совсем пришел в себя после того, как на его глазах завалили его товарища.
— Денег-то нет, они были у Лэнса, он и продать все хотел для того, чтобы бабки отбить, надоело вкладывать.
— Тоже мне, нашел проблему! Кстати, откуда у него деньги на финансирование твоих работ?
— Да у него родня богатая была. Отец последний, кто оставался в живых, но во время войны подался в добровольцы и сгинул где-то на островах. Лэнсу в таком раннем возрасте достался приличный куш, но, слава богу, ему хватило ума не просадить все деньги, а вложить в дело.
— Наверное, ты помог? — кивнул я Фрэнку.
— Мы тогда в колледже учились, и да, это я увлек его идеей передачи информации на расстоянии без проводов. Он был горячим парнем, только что вы и сами это видели, поэтому загорелся мгновенно.
— Давай по имени уже, я-то к тебе на ты!
— О, давайте, тьфу ты, черт! Хорошо, Джейк, давай на ты!
В Детройте я задержался на неделю. Интересно было посмотреть, чего достигли эти два специалиста. Точнее, работал-то один Фрэнк, Лэнс всего лишь спонсор. Был. Тогда, в первый день моего визита к ним, пришлось вновь пойти на крайние меры. Причем изменить своему же правилу и оставить свидетеля. Что делать, если тот был человеком, который первым откроет принцип сотовой связи в том виде, что в моей истории открыли в семидесятых. Да еще и сделает мне первый телефон. Было бы проще, купи я тогда не двадцать процентов акций «Галвина», а хотя бы сорок-пятьдесят. Но, к сожалению, я тогда опоздал, те двадцать-то случайно отхватил, одному из акционеров деньги нужны были, а мне шепнули на бирже, за маленькую мзду. Вот в компании «Белл» я имею аж тридцать процентов, к сожалению, также маловато, меня даже не допускают до изучения разработок компании. Не продаю ее только по той причине, что эта компания скоро будет работать на правительство, тогда и продам, по другой цене, конечно. Все равно первой будет «Моторола», точнее уже не она, а то, что я придумаю скоро. Петя сейчас активно готовится зарегистрировать нашу с ним компанию по разработке электронных систем. Вот тогда и поглядим, кто будет звонить в «Белл» с первого сотового телефона! Ха-ха.
После недели работы с Фрэнком Китчерсом я занялся тем, что пытался найти подход к любому из автозаводов Детройта. Были наметки по внедрению улучшений в автомобили, надо было как-то их пропихнуть. Целую неделю я раздавал хоть и маленькие, но взятки, пытаясь подступиться хоть к кому-нибудь. Никто не желал даже разговаривать с никому не известным доброжелателем. Тогда я поступил проще. Фрэнк помог найти человека, с которым когда-то вместе учился, тот очень хорошо разбирался в автомобилях. Поработав с ним, мы пришли к мнению, что сотрудничество на пользу обоим. С помощью этого парня, кстати, уволенного с завода «Бьюик» именно за новаторские идеи, которые старшее руководство считало бредом, мы вскоре подготовим патенты. Тогда уже пусть автопроизводители бегают за мной, пытаясь выкупить права на некоторые вещи. Зарегистрировать я хотел то, что вскоре должно будет внедряться на легковых автомобилях. Сейчас озвучивать не буду, там все просто, только вот в пятьдесят первом году эти идеи еще не внедряли. Вот и поглядим, кто первый ко мне прибежит!
К Бену я приехал с пустыми руками. Мой подарок немного задержался в пути, но так даже лучше получилось. Я его дома не застал, оставил записку под дверью, с просьбой позвонить. Номер указывал Петра, где он официально зарегистрирован, в пригороде Буффало. Раз не получилось сделать сюрприз, позвонил на фирму, где заказывал тягач, и попросил доставить его на автостоянку в Чикаго, адрес указал, обещали исправиться и все сделать быстро. Так как вопросов, для решения которых подошло время, не осталось, я вернулся к семье Курочкиных. Вернее, Стоунов. Ну, блин, я не виноват, не я выбирал им фамилию, хотя она им понравилась.
Едва приехал, получил через Петю весточку от Гарольда Фоули. Того сержанта, моего соседа и друга из Лос-Анджелеса. Я ему еще осенью звонил, объявив, что наконец осел, по крайней мере на какое-то время, и дал номер телефона для связи. Он никому не будет сообщать о связи со мной, мы друзья, здесь это тоже ценится, как ни странно. Взяв телефон, быстро набрал номер.
— Хеллоу? — ответили вопросительно на том конце провода. Ой, блин, у нас же восемь утра, он еще спал, наверное.
— Разбудил? — осторожно спросил я.
— Твою мать, Джейк! — О, теперь точно проснулся.
— Да я это, я. Извини, не подумал о времени…
— Плевать, все равно вставать надо было. Мы с женой в отпуск собрались, в Майами. Решили погреться, а то у нас еще холодно.
— Да ладно, весна вовсю!
— Ну, это ты у нас морж, а мне нужно теплую водичку, да и солнце чтобы жарило, ты же знаешь, надо жирок сгонять, который за зиму накопил! — с каждым предложением голос Гарольда становился все более радушным.
— Ты звонил? — решил я перейти к делу.
— О да! Я заявил тебя на «Тысячу», как?
— Блин, хоть бы спросил сначала! — буркнул я. — Я давно не тренировался, сам знаешь, где был. Да и как воспримут это участники… Сам же знаешь, у вас там сплошь копы…
— Знал бы ты, как тебя все ждут! — Я даже брови поднял в удивлении.
— Не понял?
— А чего тут понимать! Как тебя не стало, Аризона прибрала все кубки за прошедшие года. Да и подружиться ты со многими успел. Зря думаешь, что о тебе плохо думают, не буду по телефону, но… — Гарольд подбирал слова, это и мне за тысячу миль понятно, — у нас многие поощряют твои поступки.
— Не стоит, дружище, — мрачно ответил я, — а насчет соревнований… — я взял короткую паузу. — Когда?
— Так в июне…
— И ты мне только сейчас сообщаешь, что уже внес меня в заявку? — я охренел. Осталось меньше месяца, а я винтовку в руках не держал несколько лет… Да и нет сейчас ее у меня, все же конфисковали, а новую так и не купил, жилья-то нет, какая уж тут винтовка.
— А что тебе, пострелять надо? Так приезжай и стреляй себе, твоя «чемпионка» у меня…
— Не понял? Ее же забрали, вместе с сейфом?
— Кто-то забрал, а кто-то и выкупил, когда надобность у следствия отпала. Ты же знаешь, она по делу не прошла, эксперты признали, что убийства были совершены из другого оружия. — Еще бы эксперты что-то нашли, для своих темных дел я использовал другую винтовку. — Тебя ведь выпустили, оправдав? Так чего ты мнешься-то? Разве что даром не отдали, так как все же успели провести как конфискат, поэтому я ее купил. Да и не только ее, старик Мак-Артур тебе тут подарок приготовил, приедешь, оценишь!
— Что делать, вылетаю! — просто ответил я. Нет, а чего, меня ведь ничто не держит здесь и сейчас, почему бы и не сгоняться? — А как же отпуск?
— Отменю, жена поймет, это я ее звал, а не она меня. Все, жду, позвони перед вылетом, встречу!
— Хорошо, — я положил трубку и, обернувшись, наткнулся на взгляд четы Стоунов.
— Что? — уставился я на них в свою очередь.
— Ты чего, опять? — чуть возмущенно, но как-то наигранно спросил Петя.
— Чего опять? — не понял я.
— Опять проблемы решать? Ведь сказал же, что всё!
— Меня на соревнования зовут, помнишь, я рассказывал, как выиграл в сороковых?
— Это по стрельбе на дальнюю дистанцию, что ли? — уточнил Петя, а Алена заметно расслабилась.
— Именно. Ален, хотите в Лос-Анджелесе побывать? Я вам Голливуд покажу, знаете, как там красиво?
— А нам можно? — робко спросила супруга Петра.
— Почему нет? Доходы, за которые я переживал в прошлом году, у вас легализованы. — Зимой открыли в Буффало небольшое кафе, не стали мудрить с русской кухней, просто взяли в аренду помещение, набрали персонал и начали трудиться. Хотя Алена и не устояла, внеся в меню несколько наших национальных блюд. Там очень хорошее место было, рядом с одним из заводов, практически возле проходной, на это и был упор. Мы кормили рабочих в обед, а так как те в основной массе еще и жили рядом, в рабочих кварталах, то и вечерами кафе не пустовало. Доход, конечно, мизерный, по сравнению с теми деньгами, что нужно было отмыть, но все же позволял супругам достойно жить, самим не работая.
— Мы бы с радостью, а как же Мари? — Аленка уже зовет дочь по-новому. Только почему-то не Мэри, а Мари, с ударением на последний слог, конечно.
— А что не так?
— У нее же детский сад! — Дело в том, что нам нужно было как можно быстрее научить малышку английскому, поэтому и отдали ее в сад, в котором шло обучение. Надо заметить, Машутка уже говорила на английском языке лучше своей матери.
— Ничего страшного не произойдет. Тем более уроки заканчиваются в конце месяца, возобновятся только в сентябре, забыла? Ну, снимем ее с обучения чуть пораньше, ничего не произойдет. А если так хочешь, то в Калифорнии я найду вам репетитора. Да вот хотя бы попросим миссис Фоули вами заняться, она очень хорошая женщина.
— Тогда, — Алена аж засветилась, — я согласна!
— Я тоже, давно хотел посмотреть, где ты жил после того, как убежал из Союза. Да и просто интересно. Кстати, на стрельбе тебе помощь не нужна?
— Вот! — я вскинул вверх указательный палец. — Конечно, нужна. Наблюдатель, да еще и такой, как ты, просто необходим. Стрельба ведется в одиночку, конечно, но твои советы мне всегда помогали, помнишь? Парой мы с тобой точно возьмем первый приз.
— Отлично, может, я и сам постреляю, что-то захотелось вдруг. — А ведь и правда, здесь это вполне нормальное явление, мы же не в Союзе, а Петя — мужик, а каждый мужик любит оружие. Если он мужик.
Выехали через день. Причем именно выехали. Объявился Бен, позвонил, печальным голосом поинтересовался, не шуткой ли было мое послание под дверью. Я ответил, что все именно так, как и написал. Просто он не ожидал, что я вообще объявлюсь, хоть и не говорил, но в голосе его удивление было слышно очень хорошо. Я попросил его не уезжать пару дней, нужно встретиться. Тот меня успокоил, а заодно и порадовал. Его старичок-тягач совсем умер, нужны деньги на ремонт, а у него пока не хватает. Значит, мой подарок придется как нельзя кстати!
А отправились в путь мы на машине в шесть вечера, чтобы к утру быть на месте. Мне хотелось и самому покататься по штатам, и друзьям страну показать. По приезде в Чикаго специально проехал возле той стоянки, которую указал для доставки фирме по продажам тягачей. Все было в порядке, машина была тут. Свернули. Так как представителя здесь, естественно, не было, пришлось самому полазать по машине. На вид все было отлично, и, хмыкнув, я забрался на водительское сиденье.
— Петь, давай за мной, а то ты города не знаешь, — сказал я другу и, подписав бумаги на стоянке, медленно выехал с территории. Прав у меня на нее нет, в смысле водительских, так что на свой страх и риск поеду. Да уж, грузовик — это вам не легковушка. Это в двадцать первом веке грузовики стали комфортными, как машины бизнес-класса, только высотой и отличались. Здесь же, черт, это что-то с чем-то. Радиус разворота, казалось, как у самолета будет. Ехал по улицам Чикаго, тем, где не было запрещающих знаков, в повороты входил едва ли не пешком. Ну нет у меня опыта вождения таких огромных машин, нет. Ехать старался там же, где мы ехали в прошлом году с Беном, вот только заплутал в его районе, тут все дома похожи были друг на друга. Но увидев, наконец, знакомую стоянку, где Бен держал свой тягач, успокоился. Отсюда всего несколько домов проехать. Но я решил к самому дому не ездить.
— Любезный, у вас есть ключи от тягача Бена Роджерса? — обратился к охраннику стоянки.
— А тебе-то что? — грубо отрезал охранник.
— Да, видишь ли, в чем дело… — спокойно продолжил я, объясняя ситуацию. Я хотел выгнать со стоянки старый грузовик Бена за ворота и спрятать так, чтобы он его не сразу увидел. Все же охранник въехал в ситуацию и решил мне подыграть. Правда, пришлось показать ему бумагу на новый грузовик, точнее, дарственную, чтобы охранник убедился, что я действительно делаю Бену подарок.
— Э, мужик, давай уж я сам, а то ты ни хрена не впишешься в ворота! — посмотрев на мою неудачную попытку развернуть тягач Бена, предложил свои услуги охранник. Мы еле завели грузовик, видимо, ситуация у Бена и правда аховая. Машина реально на ладан дышит, но все же мы справились. Установив новый тягач так, чтобы Бен сразу понял, что эта машина стоит на месте его грузовика, я попросил охранника позвонить Бену домой. Тот это сделал спокойно, попросил срочно прибыть, так как возникли проблемы с машиной. Я даже обалдел, насколько быстро прибежал Роджерс. Наверное, и двух минут не прошло, как тот уже стучался в дверь охранника.
— Что это за хрень? — донеслось до меня. Я был в новой машине, наблюдал за происходящим.
— Сэр, пройдите к тому новенькому тягачу, вас там ждут! — просто ответил охранник, не поддаваясь на агрессивный возглас Бена.
— Какого хрена… — Бен направился к машине и тут увидел в кабине меня. Остановившись, он сначала зажмурился, а затем обернулся, поискав глазами охранника. Тот стоял с улыбкой на лице и кивал.
— Ты долго там стоять будешь? — высунулся я из окна.
— Джейк? — мне показалось, Роджерс сейчас еще и глаза начнет протирать.
— Да я это, я. Мне понравился твой грузовик, я решил с тобой поменяться, как тебе, согласен? — я указал пальцем на новую машину.
Бен просто хлопал глазами, ничего не понимая.
— Да расслабься ты, дружище, иди сюда! — позвал я его, выпрыгивая из кабины. Тут из нашего «крайслера», что стоял рядом, вышли и Курочкины. Блин, Стоуны.
— Джейк, так это что, твоя машина? А где мой старичок?
— Бен, дружище, прости, если я перегнул палку с сюрпризом. Ты меня здорово выручил тогда, я обещал тебе вернуть долг, вот, возвращаю, — я вытащил все бумаги и протянул Бену, — он твой. Свой продай на запчасти, может, выручишь немного деньжат, лишними не будут. А то твой рыдван скоро совсем развалится. Он там, за ангаром стоит, это мы его отогнали. Пит, — я повернулся к другу, — познакомься, это тот человек, что меня выручил в Техасе. Хрен его знает, как бы я сюда еще добрался.
— Питер, — Петя протянул Бену руку.
— Бен, — все еще растерянно произнес в ответ Роджерс.
— Вот и познакомились. Бен, тебе еще с машинкой познакомиться осталось, давай уже! — усмехнулся я.
— Что, мне? — Бен был в ступоре.
— Ну, не мне же, я с ней уже немного познакомился. Блин, как вы на них по всем штатам катаетесь? Такая огромная!
— Ты мне ее что, даришь? — начало доходить до Роджерса.
— Уже подарил, вот и документы. Тут надо только вписать твои данные, и всё, забирай и работай.
— Я не могу принять такой подарок, — прочитав бумаги, ответил Бен. — Она же кучу денег стоит, мне в жизни не заработать столько!
— Бен, мне плевать, что ты там думаешь, я просто подарил тебе машину, не надо заморачиваться, лады?
— Я-я… не знаю, — заикаясь, выдохнул Бен.
— Всё, запирай машину, вот ключи, — я протянул ему связку, — сегодня пьем, а то нам с утра выезжать.
После двух бутылок виски Бен наконец начал что-то соображать. От этого легче мне не стало, он еще долго упрямился, пока мы на него уже не зарычали. Роджерс отступился от болтовни и стал пить со всеми вместе. Да, в самом начале нам пришлось попросить Алену побыть с дочкой вдвоем, та упираться не стала. Отвезли их в парк, благо день в самом разгаре был. Машутка как увидела аттракционы, так и забыла обо все на свете. Оставив их с матерью гулять, мы ушли бухать. Да-да, именно так, бухать. К этому располагало настроение Бена, которое передалось и нам. В общем, посидели неплохо, чуть не забыли, что у нас девчонки в городе гуляют. Бен вызвал знакомого на машине, и все вместе мы поехали за Аленой и ее дочерью. Посиделки продолжать не стали, Бен устроил нас в своей квартирке, а сам ушел спать к соседям, тех не было дома, а ключи у него были, приглядывал за соседской кошкой.
— А кто за ней смотрит, когда тебя нет?
— Да есть тут старушка одна, ее просят, — пояснил Бен.
Утром мы, почти не помятые, тронулись дальше в путь. «Крайслер» легко глотал милю за милей, останавливались лишь на заправках и для принятия пищи. Вчетвером на такой машине было очень комфортно, когда я был за рулем, Машу отправляли ко мне, и она, развалившись на большом переднем диване, веселилась от души, радуясь путешествию.
Дороги в Америке что-то с чем-то. Федеральные трассы просто великолепные, прямые, как стрела, и ровные, что уснуть можно. А вот в городках, особенно в малых, бывали и разбитые «направления». Так или иначе, но через неделю мы появились в Лос-Анджелесе. Это еще быстро получилось, потому как я не остановился в Вегасе, иначе была бы задница.
Город ангелов впечатлял застройкой. Я даже обалдел от количества новых, построенных в мое отсутствие домов. Мои друзья глазели на все это великолепие и радовались. Рванули сразу на побережье. Это Гарольду тут еще холодно, а нам, после наших холодных озер… Да курорт тут, блин. Мы с Петрухой влетели в океан, не успев даже толком раздеться. Аленка вначале проверила воду и, сочтя ее подходящей для купания, раздев дочь, присоединилась к нам. Конечно, еще не лето, вода градуса двадцать три, не больше, но нам понравилось. Самое то, чтобы охладиться и получить кайф. Купались минут тридцать, потом просто загорали. Я, оставив семью на пляже, добрался до телефона-автомата и набрал Фоули.
— Ты не в Майами? — произнес я в трубку, когда Гарольд ответил.
— О! Ты где?
— На пляже, конечно. Рядом со своим бывшим домом. Я не один.
— Сейчас приеду, вас много?
— Кроме меня, еще трое. Один из них ребенок.
— Жди!
Гарольд примчался на старом «форде» спустя десять минут. Долго хлопал по плечу, познакомился с моими друзьями и, посадив Машутку на огромное плечо, повел к машине. Видимо, супругу он успел предупредить, так как та успела приготовить шикарный обед, хотя время было скорее для ужина. За столом беседы были обо всем на свете. Супруга Гарольда сильно переживала за меня, очень уж я ей понравился тогда, когда мы были соседями и дружили. Дом у Фоули был немаленький, поэтому места на ночь всем хватило. Тот еще час ругался, когда я предложил поехать в отель.
— Чего, сдурел, что ли? Всем места хватит, еще не хватало по отелям бегать! — Мы и остались. Для Алены было большой радостью, что Гарольд женат, его супруга вызвалась на завтра показать девчонкам город, пойдут гулять с утра. Ну, а мы втроем в клуб. Да уж, ведь у супруги Петра ни одной подруги, даже поговорить-то не с кем, так что я ее прекрасно понимал.
Старик Мак-Артур встретил меня как сына. Долго хлопали с ним друг друга по спине, обнявшись. Были и другие мужчины и парни, что отлично меня помнили, они также подходили и здоровались.
— Ну что, возьмешь для нас кубок, Джейк? — спросил спустя полчаса болтовни Мак-Артур.
— Попробуем, — задумчиво ответил я.
— А что так неуверенно? Ты вроде раньше бодрее был!
— Так я ж не молодею, да и практики не было очень долго.
— С твоим чутьем и опытом практика штука наживная, все вспомнишь. Сейчас увидишь, какую игрушку я тебе приготовил! — Он поднялся из-за стола и ушел в вагончик, что был тут за арсенал. Вернулся с деревянным длинным ящичком, понятно было, что внутри винтовка. Но какая!
— Это эксклюзивная модель «Винчестера», кстати, она ведь твоя! — Мак-Артур вытащил винтовку из футляра и осторожно, как хрустальную, протянул ее мне. Винтовка и правда впечатляла. Ложе из черного дерева прекрасно дополняло блестящий хромом ствол. Великолепное зрелище. Прицела не было, он лежал отдельно в футляре в кожаном чехле.
— Экая цаца! — одобрительно произнес я по-русски.
— Чего? — спросили и Гарольд, и старик вместе.
— Шедевр, говорю! — А Петя, слышавший разговор, засмеялся.
— Попробуешь? — старику было невтерпеж.
— Чего бы мне отказываться. Калибр какой?
— Стандарт, ты вроде его любишь!
— А почему ты сказал, что она моя? — вспомнил я слова старика.
— Через год примерно, как ты выиграл тогда кубок, из «Винчестера» прислали письмо, в котором сообщали, что сделали специальную винтовку для победителя прошлых соревнований.
— Чего-то я не слышал раньше о такой заботе с их стороны, — пробормотал я.
— А раньше никто не устанавливал такие рекорды из их стволов. Короче, пробовать будешь?
— А патроны есть? — спросил я в свою очередь и добавил: — Твои?
— Обижаешь, — задрал подбородок вверх Мак-Артур, — сам собирал, как узнал, что приедешь.
— Тогда, — я взял паузу, — пошли, конечно.
Вначале пошло хреново. Сказывалось и отсутствие практики, и новая винтовка. Сделав серию из десяти выстрелов по мишеням на дистанцию триста ярдов, заметил, что некоторые даже приуныли. Люди наверняка думали, что им тут сейчас класс покажут… Что ж, не буду их расстраивать. За десяток выстрелов я понял, как себя ведет винтовка. Настроив спуск, он был слишком легкий, я зарядил новые пять патронов в магазин, он был именно на пять патронов, и взглянул на Петра.
— Ветер справа, метра четыре, может пять, — спокойно произнес Петр по-русски. Вот молоток, уж он-то свой классный навык не забыл и не растерял. Стрелял я на небольшое расстояние, поэтому еще не ставил оптику. С открытого прицела метров до трехсот стрелять вполне можно, не десятки выбивать, конечно, просто попадать в мишень. Делаю новую серию, просто автоматом отбиваю три патрона, без паузы. Паренек, что находится слева и осматривает мишени, рванул к последней, как только я поднял винтовку.
— Петь, давай прицел, чего людей зря расстраивать.
— Готов?
— Да я почти сразу ее понял. — В это время прибежал мальчишка. Я не сразу обратил внимание на то, что он притащил с собой бумажную ми-шень.
— Вот это наш Джейк! — услышал я возглас Мак-Артура.
— Точно, три десятки на трех сотнях с открытого! — вторил ему Гарольд.
— Куда ставить? — спросил мальчишка сразу всех.
— Вон, у него спроси, — ответил ему Мак-Артур.
— Тысяча ярдов, пожалуйста, — скромно так попросил я. Обернувшись к Петру, я взял у него из рук прицел и, пользуясь маленькой отверткой, установил его на винтовку. Сейчас не соревнования, поэтому я могу спокойно его пристрелять, некуда спешить. Паренек бежал по полю, я даже крикнул ему, чтобы не спешил, но тот как не слышал. Вот же какой старательный.
— Вы чего мальчугана загоняли, демоны? — обратился я к старику-оружейнику.
— Этот парнишка ходит сюда уже год, просит научить его стрелять.
— Так и учили бы, чего гоняете?
— Маловат еще, — ответил лаконично Мак-Артур.
Я еще не улегся на позиции, как увидел машущего флажком паренька, тот уже установил мишень. Конечно, это будет пристрелка, я же не Господь Бог. Проверив прицел, сделал первый выстрел. Петя с биноклем здесь был просто незаменим.
— Недолет, примерно сто, может, чуть больше. По фронту бери левее, примерно метр. — Сделав поправки на прицеле, я вновь застыл. Флажок у паренька в руке начал обвисать, ветер стихает. Только я выбрал свободный ход крючка, как флажок вновь дернулся.
— Порывистый, — тут же услышал я комментарий друга. Вот черт, как он все подмечает вовремя, как на фронте в сорок втором.
— Принял, — чуть кивнул я. Вновь слившись с винтовкой в одно целое, я не стал ждать перемены ветра, а сделал новый выстрел.
— Точно над мишенью прошла, фронт в норме, дальность прибери чуток, — я сделал один щелчок назад на барабанчике и приложился к прикладу. Вокруг стояла гробовая тишина, казалось, мы вообще тут одни. Следующим выстрелом я воткнул пулю прямо в мишень, но чуть помешал ветер.
— Точно не вижу, конечно, но вроде чуть левее ушла, от центра, я имею в виду.
— Прицел в норме, больше трогать не буду, так наведу, это ветер. Там местность чуть повышается, и холм справа мишень уже не прикрывает, — пробормотал я, запихивая новые патроны в магазин винтовки.
Следующие три выстрела я произвел четко в мишень, и мальчугана попросили принести мишень. Тот примчался словно ветер. Вот же блин, какой услужливый, прям стыдно даже его так гонять.
— Десятка и две восьмерки, — хмыкнул Мак-Артур, — недурно, Джейк, весьма недурно. — Он льстил, явно ожидал лучшего результата. Ну, а я что? Так получилось.
— Сэр, куда ставить? — это парнишка, что таскал мишени.
— Ты хоть отдохни, — бросил я ему, — не убегался еще?
— Да нет, мистер Барнс, все в порядке. Так куда?
— Туда же, надо привыкать, чего попусту патроны жечь на разные дистанции.
— Хорошо, я побежал, — ответил мальчуган и помчался вновь на рубеж.
— Петь, ты не заметил, какой в десятку был?
— Если я еще не ослеп, то первый.
— Так и думал. Там флажок чуть сильнее дернулся, я и взял правее… Черт бы побрал этот ветер, отвык я уже!
Минут через пятнадцать, хотя парнишка добежал раньше, я вновь улегся на позицию. Теперь я уже просто чувствовал, как нужно стрелять. С интервалом в пять секунд я выпустил следующие три пули. Под цокание языком со стороны Петра понял, что, скорее всего, попал куда надо.
— Гарольд, надо завтра просто установить несколько мишеней, чтобы за каждой не бегать. Отстрелял пару десятков патронов, проверил. Не та дистанция, чтобы парня гонять как бешеную собаку. Согласен? Надо рацию ему выдать, будет проще и быстрее.
— Думаю, да, — кивнул Фоули, — всё на сегодня?
— Давай с ближней постреляем немного, хочу к стволу привыкнуть.
— Не вопрос, Адама звать?
— Кого?
— Парнишку, которого ты загонял, — пояснил Фоули.
— Да, конечно, — кивнул я, — пусть ко мне подойдет, проводите его, ладно?
— Ок!
Когда пришел Адам, я позвал его в сторонку. Общались мы минут десять, Петя стоял рядом и смотрел на часы. Разговор у меня с парнишкой был короткий. Я пообещал ему, что пока буду в Лос-Анджелесе, начну учить его стрелять, думаю, вполне справится.
— Джейк, может, ему поменьше чего принести? — это Мак-Артур, глядя на наши сборы, внес свои пять копеек.
— Принесешь завтра, «три двойки», у тебя есть она, я знаю. — Адам чуть скис, но я уверенно дал ему в руки винтовку. Конечно, мальчишка без плеча останется, отдача у «тридцать-ноль-шесть» хоть и мягче, чем у того же «двести двадцать второго», но все же это патрон для тех, кто стреляет регулярно. — Если на сотню ярдов попадешь из трех хотя бы одним, буду учить, идет?
— Да, мистер Барнс, конечно! — завопил от восторга Адам, с трудом удерживая винтовку. Все-таки она для него тяжеловата.
Мальчик попал два из трех, причем один в восьмерку. И это с открытого прицела, оптику я снимал. Похвалив парнишку, тот старательно делал вид, что плечо у него не болит, я закончил вечер отстрелом полусотни патронов. Понравилось, отдача у новой винтовки удивительно мягкая, несмотря на калибр и мощность патрона.
Вечером было гульбище. Казалось, в клуб опять пришли все копы Лос-Анджелеса. Многих я знал, некоторых видел впервые, но злости, как ожидал, не было совсем. Думал, многие будут через губу разговаривать, но парни встретили меня довольно приветливо. А один из тех, кто пришел на вечеринку, был сержантом из моего бывшего антитеррористического отдела, так он вообще жалел весь вечер, что я ушел. Конечно, он знал, что это «меня ушли», но жалел искренне.
Домой вернулись за полночь, причем Гарольд прилично так «накушался», я его таким и не видел раньше. Еле доперли с Петей его огромную тушу до кровати. Девчонки все спали, только жена Фоули вставала, чтобы муженька принять. Спать завалились сразу, причем Петя, чтобы не будить девчонок, остался в гостиной со мной. У Гарольда тут было два дивана, вот их мы и оккупировали.
Проснулись как по команде от запаха свежего кофе. Супруга Гарольда хозяйничала на кухне, готовя завтрак.
— Джейк, с чего он так набрался? — спросила меня миссис Фоули, когда я заглянул на кухню.
— Да сам первый раз видел Гарольда в таком виде. Ему хоть на службу сегодня не нужно?
— А что, он тебе так и не сказал? — удивилась женщина.
— О чем? — не понял я.
— Его «попросили» почти сразу, как запихнули тебя в тюрьму. Хорошо «попросили», отказаться он не мог.
— А я думаю, чего он весь вечер на копов смотрит волком, вроде сам такой же… Ясно, а как же с работой?
— Он в охрану устроился, в порт, деньги те же, даже чуть больше, меньше нервов, а свободного времени опять же больше. Да все хорошо, ты не думай.
— Ясно, возьму его к себе, если захочет, когда перееду в Сан-Франциско.
— Ты что, переезжать надумал? — раздалось сзади, от двери на кухню.
— Да, Пит, мне и климат здесь больше подходит, да и чего мне вам все время мешать, у вас семья. Да и пора уже, я о компании.
— Джейк, ты что, открываешь свой бизнес? — удивилась миссис Фоули.
— Да, только это пока тайна, — усмехнулся я, — да и бизнесом это станет чуть позже, когда мы, наконец, разработаем первое устройство.
— А что за устройство? — любопытство так и перло из женщины.
— Пока не буду говорить, все скоро узнаете.
— Так что, думаешь, эти твои скоро закончат?
— Максимум год, а потом начнется работа. Нужно заказывать станки и прочее оборудование, набирать персонал. Да и здание строить, для начала. Как раз этим вскоре и займусь, после соревнований. Участок в окрестностях Сан-Франциско у меня есть, причем большой, можно часть продать даже, но не буду.
— Ага, а теперь, когда начинается все самое интересное, ты меня, значит, бросаешь? — Это Петя во всей красе.
— А ты у жены своей сначала спроси, что ей нужно, где она хочет жить и что делать!
— Считай, что уже спросил, так ведь, Питер? — раздался голос Алены. Вот ведь, услыхала и вышла к нам.
— А-а-а, это… — заикаясь, хотел что-то ответить Петя, да ему опять не дали.
— Миссис Фоули мне доступно объяснила, как здесь живется, думаю, этот климат Мари подойдет больше.
Спорить с ней дураков не было, да и я был, если честно, только рад этому. Еще один хороший человек и верный друг будет рядом. Еще один — это я о Петре, а так, Гарольд, старый Мак-Артур, еще пара бывших и еще до сих пор служащих копов, могут вполне называться друзьями. Так что вопрос был решен однозначно. Кстати, во Флориду решили ехать все вместе, даже оружейника, старину Мак-Артура, прихватить, а то тот сто лет нигде не был. Но только после соревнований.
Со следующего дня и до самых отборочных стрельб я пропадал в клубе. Наши деньги пришлись как нельзя кстати, так как первую партию патронов старик сделал из своих запасов, никто ему их не оплатил. Все же я настоял, чтобы тот взял деньги, как-никак у него это бизнес, так и прогореть недолго. Он, в свою очередь, пригласил меня, как имеющего средства, ну и репутацию тоже, участвовать в его бизнесе.
— Понимаешь, Джейк… — начал он как-то после очередной тренировки, — я же рассказывал тебе о сыне. — Я кивнул.
— Конечно.
— У меня никого нет больше, а с собой же я в могилу не унесу свои винтовки, так?
— Я понимаю тебя и, конечно, соглашусь. Только на моих условиях. Прибыль идет тебе, — я поднял руку, останавливая порыв возразить старика, — это не обсуждается. Буду брать патроны, порох, да мало ли чего еще нужно будет, но деньги ты берешь единолично. Только так.
— Идет, Джейк. Это хорошее предложение. А уж раз ты решил участвовать капиталом, то мы еще и расширим ассортимент. Раньше мне хватало, да и денег не было лишних, но теперь сам бог велел!
— Делай как знаешь, ты всю жизнь в этом деле, тебе виднее. Только прошу, никаких хождений вокруг и около, стеснений и прочей пурги. Нужны деньги — просто говоришь мне, хорошо?
— Хорошо! — ответил Мак-Артур, и мы крепко пожали руки.
Отборочные соревнования я прошел как-то не глядя. То ли тело все вспомнило, то ли с ветром так везло, но я настрелял десятью выстрелами девяносто восемь очков. Черт возьми, не так уж и плохо. Это я в сорок третьем, сорок четвертом годах стрелял сто из ста, но тогда у меня был опыт ого-го. Война, потом ежедневная стрельба здесь, в Штатах. Сейчас же я действительно чуть растратил умение, но, думаю, все вернется.
— Гарольд, а чего тот морпех, с которым мы тогда поцапались, больше не стреляет? — вспомнил я стрелка, который тяжело воспринял поражение от меня.
— Так он спился. После войны забросил и стрельбу, и семью, не знаю, жив ли еще, — ответил Фоули.
— Ясно. Вон тот, что в армейской одежке, хорош, — я указал Гарольду на одного парня, что отстрелялся сразу после меня.
— Точно. Сто из ста, как ты когда-то. И молод еще.
— Такому, — я покачал головой, — и проиграть не стыдно. Сразу видно, что не хамло, как тот морпех, нормальный парень.
— С Арканзаса он, тоже воевал, медаль Конгресса! — вступил в диалог молчавший до этого Мак-Артур.
— Теперь мне будет не по себе, если вдруг выиграю. Достойный человек.
— Это точно, — кивнули оба моих собеседника.
В этот момент меня отозвал Петр.
— Чего хотел?
— Ты брось давай сердобольничать, — сказал он жестко по-русски.
— Ты о чем?
— Медаль Конгресса у него. А у самого? — ехидно спросил Петя.
— А я что?
— Попробуй не выиграть только! — вновь жестко, но в этот раз уголки губ у друга дрогнули, и он расплылся в улыбке.
— И не думал даже. Просто человек достойный, надо отдать ему должное.
— Ты ведь специально промахнулся два раза, — Петя заглянул мне в глаза.
— Все-то ты, сволочь, замечаешь! — ругнулся я. Я действительно слукавил. Решил, что не хочу сразу привлекать внимание, вот и сделал такой результат.
На следующий день на стрельбище оказалось много народа. Была суббота, вот и приехало больше людей, чем вчера. Стрелков, наоборот, убавилось. Порог по очкам не прошли примерно двадцать человек. Настреляли меньше девяноста очков. Вчера предварительные были с дистанции пятьсот ярдов. Сегодня уже начинается основная программа. Восемьсот ярдов, а это уже далеко. Стрелков вообще осталось тридцать четыре человека, это со всех Соединенных Штатов, а сегодня, я чую, отсеется еще как минимум половина. У многих результаты вчера были на грани.
Так и вышло, как думал. В финал прошли ровно десять стрелков. Причем на первом месте был арканзасец. Я, уже не специально, допустил один промах. Ну, одну девятку из десяти выбил, остальные точно в центр. Похоже, история повторяется, и я вновь попал на человека, который мне ни в чем не уступает. Скорее даже наоборот.
— Джейк, как думаешь? — Мак-Артур волнуется, надо постараться, блин, эти мужики реально мне доверились, я последняя надежда их клуба и всей Калифорнии. Из штата были еще три стрелка, но уже вылетели.
— Не буду думать, буду стрелять, ладно? — Петя хлопнул меня по плечу. — Да?
— Отойдем, — шепнул Петр на родном языке.
Мы отделились от группы болельщиков и встали возле дерева, здесь хоть тенек был, а то совсем жарко.
— После седьмого ты торопишься, я заметил. Промахнулся девятым, но десятый вытянул. Вспомни, как в Сталинграде лежал, часами!
— Да уж, было дело. — В голове поплыли картинки. Холодно, город весь черный от грязи и копоти. Разруха. А впереди, где-то в двух сотнях метров, лежит нацистский шакал, что убил за два дня девятнадцать наших парней, рядовых и командиров.
— Вот, — подчеркнул друг, — иди и сделай то, зачем вообще пришел. Один промах — и вновь умрет кто-то из наших друзей.
Это, конечно, перебор, Петя и сам понимал всю абсурдность своей речи. Но он хотел настроить меня на нужный тон.
По жребию мне выпало стрелять первым. Очень не люблю это, но что делать, когда такие правила.
— Помни, за тобой — люди! — шепнул мой друг Петр, когда я направился на рубеж.
Тысяча ярдов. Черт, раньше мне не казалась эта дистанция такой уж длинной. Буквально два дня назад, на тренировке, я спокойно делал все как нужно, неужели сейчас я затрясусь, боясь проиграть, и скомкаю всем праздник? Да хрена, всем врагам назло!
Сплюнув мысленно под ноги, я сделал шаг вперед и лег на позицию. Первые пять выстрелов делаю быстро, едва ли минута прошла. Не вставая и не отрывая взгляда от мишени, я на ощупь засовываю патроны в приемник. Закрыв затвор, гляжу в прицел. Сейчас в роли мишени уже не круг с цифрами, а всего лишь один маленький, меньше прошлой «десятки» кружок белой бумаги. Тут или попадание, или… К черту, как стрелял, так и надо стрелять, не задумываясь, что это последние, а значит, самые важные выстрелы. На какой-то момент в голове всплыли Петины слова, затем я словно увидел его самого, лежавшего без движения на земле, подстреленного фашистским снайпером. Тогда, не зная точно, убит мой друг и брат или ранен, я сделал очень сложный выстрел — и выиграл.
Следующие пять выстрелов прозвучали словно очередь из автомата. Я сделал то, чего хотел от меня Петя. Вокруг меня был Сталинград, а я —
— Да что вы разошлись-то? — отмахивался я.
— Молодец, мы верили!
— Еще ничего не кончилось, забыли, как в прошлый раз мы до мили дошли?
— Вот черт, надеюсь, этого вновь не случится, а то я сердечные капли дома оставил! — всерьез заявил оружейник. Это для него как нам, русским, в двадцать первом веке наблюдать за игрой сборной России по футболу. Валидол тогда в аптеках расходился на ура.
И все же случилось именно то, чего я так не хотел, но ждал. Было бы глупо думать, что этот парень «сольется» на тысяче ярдов. Я же вижу, как он стреляет. Споры судей были недолгими. Нам предложили выбрать одну дистанцию и закончить на ней. Не будем, как в прошлый раз, двигать по сотне с каждым выстрелом.
— Выбирай сам, мне все равно, — равнодушно сказал я стрелку-конкуренту.
— Мне так же, пусть люди выберут, — предложил парень.
Судьи задали вопрос зрителям. Из-за шума и криков было не разобрать, кто и что говорит. Люди тупо спорили. Пришел на выручку я сам.
— Давай полторы, что ли? — предложил я.
— Может, сразу две? — Черт, я совсем не тренировался с этой винтовкой на такую дальность. Но и отступить не могу.
— Как хочешь, — кивнул я.
— Калибр оставляем? — с интересом спросил арканзасец.
— У меня есть «триста семьдесят пятый», но, если честно, мне он не сильно нравится.
— Я тоже не хотел бы менять, меня и «Спрингфилд» устраивает, — кивнул соперник.
— Тогда, — я чуть задумался, — сколько выстрелов?
— Три, пять? — парень понял, о чем я. Вытащить достойные очки десятью выстрелами на такой дистанции не реально. Перед зрителями будет неудобно. Да и честнее так будет.
— Прошлый раз мы стреляли по три патрона. Может, этого и хватит?
— Думаю, да, — согласился стрелок. Черт, отличный парень, прям моя копия.
— Стреляйте вместе, чтобы честнее было. Все будут в равных условиях, — сказал кто-то из судей. А что, это идея. Ты лежишь и не думаешь о том, что ты первый или второй. Прицелился — выстрелил.
Наши позиции были в пятидесяти метрах друг от друга. Да, грохоту это расстояние не помеха, и тот, кто вздрогнет, тот и промахнется. В этот раз я не думал о войне. Я просто думал о том, с каким лицом я приму поражение. Да, блин, сбился настрой. Что делать, все мы люди, я же не железный.
Первый выстрел был одновременным. Это мне и помогло прийти в себя. Я не вздрогнул, не моргнул, это было очень хорошо и своевременно. Мы оба промахнулись, я успел это разглядеть, перед тем как сделать новые выстрелы. Я закрыл и вновь открыл глаза, успокаивая их. Отлично, вон она, мишень, просто попаду в нее, и всё. Я выстрелил первым, причем оба раза. Наверное, арканзасец сам уступил мне, понимая, что так ему будет легче. Я попал оба раза. Как и говорил, речи об очках здесь уже не было, стреляли просто на поражение самой мишени. Стрелок закончил спустя двадцать или тридцать секунд, также пометив обе мишени.
— Друзья, — старший из судей соревнований повысил голос, оглашая вердикт. Для этого им понадобилось аж два часа для спора. Зато мы со стрелком уже общались как знакомые не первый год. Не было в нем ни фальши, ни злости или злорадства. Абсолютно адекватный человек. Как уже говорил, таким людям и проигрывать не грешно. Люди начали затихать, судья еще раз попросил тишины и продолжил:
— В этом году удивительные соревнования. Не так ли? — Все заохали. — Мы видели просто фантастическую стрельбу. Один из финалистов, Джейк Барнс, обладатель нашего кубка, несколько лет назад он выиграл его в такой же ситуации. Второй, Роберт Уотсон, молодой парень, такой же ветеран войны, как и Джейк, выступает впервые. Мы не смогли определить, кто из них победил. Денежный приз достанется им обоим. Кубок, запасной, у нас тоже есть, мы вручим каждому свой. Минуточку! — это судья увидел мой призыв. — Да, мистер Барнс.
— Мистер Уотсон, — я указал на стрелка, да-да, я только что сам узнал его имя. Парень подошел ко мне. Мы стояли на трибуне, видно нас было всем.
— Да, мистер Барнс? — парень был чуть расстроен, но старательно не показывал этого.
— Я сюда приехал потому, как мой клуб давно не побеждал. Деньги мне не нужны, у меня свой бизнес, я не за этим сюда приехал. Я хочу, чтобы вы приняли от меня и нашего клуба эту премию и потратили на нужное вам дело. Вы ветеран, — я взглядом остановил стрелка, готового воспротивиться, — да, я тоже. Но, как и сказал, для меня важна победа, а не приз. У вас долгая жизнь впереди, не тратьте ее так, как мой прежний соперник. — Видимо, Уотсон знал эту историю, потому как кивнул.
— Спасибо, мистер Барнс. Я не стану строить из себя горделивого и неблагодарного ублюдка и приму ваш подарок. Мне действительно нужны деньги. Я не хотел никому об этом говорить, но я приехал сюда из своей деревни только за тем, чтобы разом получить такую сумму денег. К сожалению, из-за войны я не смог выучиться, и кроме как стрелять, ничего другого не умею. Деньги нужны на лечение одного человека, очень дорогого для меня человека, — с этими словами парень быстро пожал мне руку и ушел с трибуны. Черт, как-то не так все вышло. Надо было по-тихому отдать ему бабло, на фига я решил сделать это сразу. Не хотел, чтобы он думал обо мне как о хапуге, вот и решил быстрее отдать приз ему. Видно же, что он довольно беден, а тут еще и болезнь родственника.
Поблагодарив болельщиков и судей, я ломанулся было догонять Уотсона, но по пути был пойман Петром.
— Я все уладил.
— В смысле?
— У парня серьезно больна жена, нужны деньги. Я обещал ему помочь, без всяких долгов.
— Это ты молодец, конечно, но вдруг он не примет?
— Сказал же, договорился уже. Чего непонятного-то?
Все действительно прошло как надо. Спустя пару дней Петя сам передал Уотсону деньги, много. Как рассказал мой друг, Роберт, увидев сумму, охренел и полчаса клялся, что все вернет. Петя передал мое предложение перевезти супругу Уотсона в Лос-Анджелес, где с медициной в разы лучше, тот обещал подумать.
Вот так, на такой «веселой» ноте и закончились эти соревнования. Да, победа была несколько непривычной, победила дружба, но она принесла гораздо больше удовлетворения всем нам.
Следующие три месяца занимались обустройством на новом месте. Мой старый дом хоть и не был до сих пор куплен и заселен, но вокруг него теперь целый район выстроился, поэтому он мне не был интересен. Нашел в трех милях от центра Лос-Анджелеса новый, только недавно выделенный участок под застройку. Устроившись временно в отеле, туда же заселив и семью Стоунов, я начал стройку. Выделяться я никогда не любил, да и не желал этого, строился скромно. Глухие заборы тут не сильно в моде, но каменный оказался идеальным вариантом. Чтобы не привлекать к себе внимания лишний раз, дом строили одноэтажный, этакое шале. Этаж был один, но площадь приличная, почти три сотни квадратов. За эти три месяца подвели все коммуникации и залили фундамент. Почва здесь дюже хорошая: земля, а под ней, можно сказать, скала. Пучений не бывает, да и климат не способствует. Одна из причин, по которой выбрал именно это место, была в отсутствии в непосредственной близости лесов. Помня, как в моем времени каждый год Лос-Анджелес горел, я не хотел рисковать. Кто знает, сколько я тут жить буду, может, осяду навсегда, а может, и свалю куда-нибудь еще.
Петя с семьей разместился тут же. Вообще, мы просто поделили участок на две части, я взял ту, что поменьше, но на возвышенности, они как бы подо мной. Забора между нашими участками не было, только вокруг, поэтому и говорю, что на одном участке будем жить. До океана недалеко, минут двадцать пешком, правда, с горы, возвращения будут тяжелее, чем путь туда.
В один из зимних дней, я только что вернулся из Чикаго, занимался переездом моих электронщиков, решил пострелять. В клубе еще никого не было, открыл сейф своими ключами и наткнулся на Адама.
— О, а ты чего тут забыл? — спросил я, удивившись. Паренек раньше приходил вместе со всеми.
— Да вот, увидел тебя издалека и пришел, — я заметил, как он выделил слово «тебя», но не придал этому значения.
— Ясно, будешь заниматься?
— Нет, я уже получил то, что мне было нужно, — с этими словами в руках этого услужливого паренька появился пистолет.
— И что? — без всякого интереса в голосе спросил я, поглядев ему в глаза.
— Ничего, — так же просто ответил он и нажал на спуск. Резкая тупая боль в области живота прожгла, казалось, насквозь. Прижав руки к ране, я упал, ноги сделались ватными.
— За что? — я и не думал защищаться. Нечем. Адам подловил меня в удивительно удобный момент. Здесь, в стрелковом клубе, я был как дома, да и не было в Лос-Анджелесе у меня никаких проблем. Придя, я выкладывал пистолет в шкафчик, так что был безоружен. Винтовки в шкафу все равно разряжены. Да, идеальный момент, что и говорить.
— Я долго думал, как мне тебя найти, а когда узнал от Фоули и Мак-Артура, что ты и есть тот коп, кто «наводил здесь порядок», — эти слова он словно выплюнул в мою сторону, — я решил, что это судьба.
— На твоем месте я бы ждал суда с другой стороны, — кашлянул я. Черт, боль была очень сильной, но я пока не чуял, что умру прямо сейчас.
— Твоего дружка тоже надо пристрелить…
— Чем ты тогда будешь отличаться от меня? Да и кто был твой папаша, что я вынужден был его убить?
— Один из тех копов, которых ты поймал с наркотиками возле границы.
— Значит, он был виновным. Других я не убивал! — заключил я. Хреново это все. Этот змееныш, которого мы пригрели, был сыночком одного из тех уродов, что таскали «дурь» с границы и крышевали сбытчиков. Зачистил я это болото в сорок пятом. Тогда ему было всего шесть.
— Мне плевать. Это был мой
— Конечно, он был твоим отцом, но он был преступником. Я сам нарушал закон, но делал это для наведения порядка и справедливости. Я —
— Я уже сказал, мне плевать на тебя и твоих друзей. Я хочу вас всех убить, эти… — он как-то многозначительно покачал головой, — старые крысы все знали. Они даже восхищаются твоими поступками. Ничего, раньше они не показывали своего отношения к этому делу, да и я не догадывался, что все они прекрасно знали о твоих делах. Теперь я пристрелю их так же, как тебя. Кто-то сдохнет раньше, кто-то позже.
— Но ты этого уже не узнаешь, — раздался громкий голос из-за спины Адама.
Мальчишка обернулся и тут же полетел в конец комнаты. Грохот выстрела из дробовика прокатился по оружейке. В дверях стоял старый Мак-Артур и спокойно смотрел на то, что сделал.
— Я слышал все, жаль, что пришел поздно…
— Спасибо, старина, но мне все равно, похоже, край… — я вновь закашлял, и боль новой волной прокатилась по телу.
— Я же тебе говорил, что, потеряв одного сына, не хочу терять тебя, ты же мне как родной! — воскликнул старик. Дробовик уже полетел на пол, а сам Мак-Артур бежал к телефону. — «Скорую», быстро, ранен офицер полиции, клуб… — донеслось до меня, когда я еще был в сознании. Дальше темнота, которую я уже успел подзабыть.
«Ну как, опять не удалось изменить свою жизнь?» О, забытый уже было голос возник откуда-то в голове.
«Видимо, так», — подумал-ответил я.
«Хочешь новый шанс?»
«А что, есть возможность?» Конечно, умирать-то не хотелось.
«Возможность есть, ты, кстати, пока и не умер еще!»
«Не знаю», — честно ответил я.
«Только условие, тело и время должны быть другими, здесь у тебя как-то не получается».
«Тогда, — я чуть подумал, — нет. Здесь мои родные и друзья, здесь все то, что я хотел бы делать в жизни. Начинать все с нуля, да еще и неизвестно где и как, не хочу».
«Ладно».
Голос исчез, а мне стало страшно. Блин, давали шанс жить, а я не воспользовался… Появилось какое-то тормошение, вновь вернулась боль. О, го-лоса!
— Приходит в себя, еще морфин! — кто-то с очень требовательными нотками в голосе кричал прямо надо мной. Интересно, это я что, очухиваюсь, или меня опять перенесли куда-то, несмотря на мой отказ? По телу разливалось сладостное облегчение, и боль вроде как становилась слабее. Я вновь услышал голоса.
— Нужна кровь, а у него редкая группа, найдете?
— Док, конечно, найду, о чем вы вообще! — Этот голос я узнаю из тысяч других. Петька!
— Третья группа, резус отрицательный.
— У моей дочери такая. Правда, она еще маленькая, можно ли взять у нее, хотя бы на время, пока ищу донора?
— Ей больше двенадцати? Сколько весит?
— Да нет, что вы…
— Тогда не рекомендую. Ищите, у вас есть сутки! Но на крайний случай…
Дальше разговор утих, а мне стало удивительно неловко от того, что моим друзьям приходится сейчас бегать и хлопотать. Лучше бы уж сдох нафиг!
Какое-то время, очень продолжительное время, я не осознавал вообще, где я и что я. Была какая-то темнота, с редкими подключениями к реальности. Наверное, я, как и прежде, лежу овощем без сознания. Вот интересно, а ведь мысли тоже появляются только тогда, когда наступает просветление. Чудны дела твои, Господи.
— Похоже, следует ждать улучшения, — услышал я в один из моментов просветления.
— Спасибо, док, обнадежили.
— Интересный пациент. Многих после войны видел, со шрамами, с отсутствующими конечностями, но таких… Его что, несколько раз из дробовика расстреливали, причем в упор? Или в мясорубке крутили?
— Он —
— Идите, на сегодня хватит. Кризис миновал, доноры более не потребуются, дальше я уже спокоен за его жизнь.
Последние слова человека, которого называли доком, Петя называл, это точно был он, выливались как бальзам на раны. Значит, все же не умираю? Значит, что еще, может быть, и поживем? Нет, не так. Я обязательно еще поживу!