Civilization

Глава 1

Эта дорога меня доконает.

Мелкий колючий снег вихрем летел в ветровое стекло, и пропадал сзади, сдуваемый набегающим воздухом. Острые крупинки залетали в салон через приспущенное стекло, кололись и таяли на лице. Моя машина, неуверенно цепляясь за свежий дорожный лед паршивой всесезонной резиной, упрямо петляла по узкой промерзшей дороге. С каждой минутой снегопад усиливался, и, с мелкой крупы переходя в белоснежные хлопья, явно собирался свести видимость до нуля.

Чуть больше трехсот километров от Москвы, а ощущение, как будто заехал в другую страну! Дорога петляет всё чаще, освещенных участков все меньше, а выбоины — все чувствительнее. Ну, зато без пробок. Не подвела бы только моя видавшая виды «пятерка»!

Докурив, я выбросил сигарету в окно и затянул до отказа ручку стеклоподъемника. Привычный FM-диапазон исчез вскоре за улицами оставленного позади райцентра. Дорожное радио — то еще развлечение, но оставаться со своими мыслями сейчас мне было невыносимо. Вновь и вновь запуская поиск волны, я слышал лишь потрескивание пустого эфира и какую-то муть, а музыкальный канал пропал и не хотел возвращаться.

В конце — концов, остановился на какой-то местной радиостанции с новостями. Ну, ладно, возможно за ними будет что-то толковое…

Новости, как всегда, не радовали. Новый виток пандемии, военные конфликты, финансовый кризис, торговая война, все как всегда. Только в новостях науки рассказывали про скорый запуск гигантского экспериментального коллайдера ЦЕРН. Эта штука стоила баснословных денег и ученые всего мира возлагают на нее большие надежды. Что же, может быть, уже наше поколение увидит управляемый термояд, и на всех-всех-всех дорогах нашей необъятной Родины, даже в этой заснеженной дыре, наконец-то появятся ночное освещение!

В сумерках обледенелая дорога казалась совершенно незнакомой. Так, а туда ли я свернул? Надо бы перепроверить!

Остановив машину на обочине, после недолгих раскопок в бардачке я нашел давно не использовавшийся навигатор. Каким-то чудом, на остаточном заряде насквозь промерзших аккумуляторов, но, все же, он включился. Аллилуйя.

Навигатор показывал до цели 11 километров. Нет, тут что-то не так! Не видит спутник? Или просто привирает? Были уже у меня случаи — то он предлагал проехать по вспаханному полю, то пересечь закрытую промзону. Тайваньским китайцам явно нужно подтянуть нашу географию!

Ладно, сейчас все наладится. Я вновь тронулся вперед, держа навигатор на приборной доске. И тут…

В глазах потемнело, будто кто-то выключил весь белый свет. Пространство начало вдруг затягиваться в черную воронку, сворачиваясь в какую-то матрицу в облицовке из элементарных частиц… и эта воронка меня стремительно засасывала куда-то во тьму, и сам я уже не Смирнов Константин Евгеньевич, мужчина тридцати лет отроду, крепкого телосложения и извилистой судьбы, нет, я теперь безвестный, крохотный кусочек мироздания! Даже не молекула, не электрон, не кварк — я байт, крохотный дрожащий байт, прилепившейся к самому краю этой гигантской матрицы, когда-то бывшей Вселенной…. Резкий, звенящий треск раздавался со всех сторон, совершенно жуткий и безжалостный, будто Парки деловито кромсали ткань мироздания своими квантовыми ножницами, сноровисто и быстро, как на скотобойне разделывают кроликов… и это будет вечно. Вечно.

* * *

На улице моросит дождь. Я чувствую это, несмотря на то, что никакой улицы нет, как не существует и дождя. Всё это просто комбинация байтов, как, впрочем, и сам я!

* * *

И всё-таки дождь идёт. Я слышу его спокойный, уютный шелест, сквозь который различимы голоса людей, лай собаки, и все это бесконечно далеко от меня… и при этом — совсем рядом.

Матрица постепенно таяла, нити ее паутины становились прозрачными, и сквозь них начала проступать забытая уже реальность, — до мелочей знакомая, но не сразу узнанная мной приборная панель старенькой «пятерки».

Я пошевелил рукой. Оказывается, у байтов бывают руки и ноги! Вот же меня торкнуло… Сознание возвращалось с неохотой, медленно и неуверенно, как слабосильный компьютер загружает гигантский видеофайл. Капли дождя падали на запотевшее лобовое стекло и повисали на нем, постепенно собираясь в тонкие струйки. Я открыл дверь машины и глубоко вдохнул теплый, влажный, не по-московски свежий воздух. Сильно болела грудь и подбородок — похоже, ударился об руль. Потрясение, испытанное мною, никак не отпускало. Боже, аж искры из глаз!

Из оцепенения меня вывел лай крупной собаки. Серо-пегая овчарка подбежала со стороны открытой двери, деловито-дружелюбно обнюхала дверцу машины, мою руку в открытом проеме, и убежала. В приоткрытую дверь виднелся краешек поля, поросшего высокой травой.

Так, где очки? Вот, валяются в ногах. Хорошо, что пластик линз не разбился. Пожалуй, надо выйти и осмотреться!

Все еще ошарашенный, на негнущихся, ватных ногах, с трудом я вылез из машины, не веря своим глазам: передо мною расстилался широкий, высокотравный буро-зеленый луг. Заснеженный лес, еле различимый в дымке мелкого дождя, остался в нескольких десятках метров позади машины. В просвете деревьев скорее угадывалась, чем виднелась, покинутая мною дорога.

И как я тут, черт побери, оказался?

Машина стояла на 3-й скорости, но двигатель не работал. Я потрогал радиатор — он был еще теплый. Тонкий слой снега на крыше пятерки быстро таял под мелким дождем.

Так, похоже, в отключке я был недолго. Видимо, потерял сознание от недосыпа, и съехав с дороги, вслепую пилил вперед, пока двигатель не заглох. Надо посмотреть, насколько плотно я засел, и как мне вернуться на дорогу.

Сзади послышалось блеяние и лай. Обернувшись, я увидел большую отару овец, двух человек с ними, видимо — пастухов, и пару овчарок, крутившихся вокруг стада. Похоже, одна из них и подбегала минуту назад.

Пастухи — два мужика старше среднего возраста, с виду — таджики или узбеки, смотрели на меня с нескрываемым недоверием и тревогой. Похоже, не ожидали они встретить среди пастбища мой автомобиль. Один из них остался с отарой, другой, слегка прихрамывая, пошел навстречу.

— Откуда ты? — широкоскулый пастух, явно потрясенный моим появлением, смотрел на меня, как на инопланетянина. — Тут нельзя ездить!

— Я ехал по дороге, и как-то оказался здесь!

— Тут нет дороги! Нельзя здесь быть!

Тут подошел второй пастух, и они быстро затараторили что-то на своём тарабарском наречии, с опаской и недоверием посматривая то на машину, то на меня. Ни я, ни машина, ни ситуация им явно не нравились. А уж мне как все это не по нутру, вы бы только знали!

Я прикрыл глаза. В них еще стояли клетки матрицы, жадной паутиной затянувшей меня. Бред. Это какой-то бред…

Узбеки перестали тараторить, бросившись сбивать свою разбредающуюся отару. Я оперся рукой о холоднющую крышу машины, с которой еще не стаял лед, положил руку на остатки наледи, пытаясь проверить реальность происходящего. Лёд как лёд! Собрав горстью быстро мокнущий снег, я бросил его себе в лицо, пытаясь прийти в себя. Брр.…Очки забрызгал. Но, вроде бы, теперь чувствую себя получше!

Так или иначе, отсюда надо выбираться.

Я сел за руль и попытался завести машину. С третьей попытки движок ожил, привычно зарычав пробитым глушителем. Тронулся с места, развернулся, но уехал недалеко — мокрая земля шлифовалась бешено крутящимися колесами. Нет, так до асфальта я не доеду!

Чертова резина. Вот всегда знал, что всесезонка — дерьмо. Но хранить запасные покрышки в Москве было негде, и пришлось мне, купив один комплект, ездить на нем везде и всегда. Хорошо, реагентов там не жалеют, не то, что в регионах!

Узбеки уже занялись отарой, с подозрением поглядывая на меня. Помочь мне они явно не собирались. Думают, я овцу у них приехал украсть, что ли?

— Где найти трактор? — крикнул я им.

Один из них рукой указал, куда идти за трактором, не переставая сверлить меня тревожным, недоверчивым взглядом. Я запер машину и побрел в указанном направлении, ориентируясь на овечьи следы.

Ощущение нереальности происходящего не уходило. Что такое случилось-то? Ни разу не испытывал ничего подобного! Микроинсульт, что ли? Надо заняться уже здоровьем, а то допрыгаюсь так, без выходных ишача, да и курить стал слишком много…

Вскоре передо мною за пеленой дождя проступили контуры широких приземистых строений.

По пути я сорвал пару стеблей, сжал их в ладони. Обычный, буро-ржавый осенний бурьян, высохший и ломкий… И как это случилось, что на исходе декабря я оказался среди осеннего пейзажа, будто и не было позади ни ноября с ранними заморозками, ни декабря со страшными снегопадами… Все это было бы похоже на какой-то бредовый сон, но слишком уж реальны были моросящий дождь, тревожное лицо пастуха и чавкающая грязь под ногами.

Разумное объяснение было только одно: потеряв сознание, я съехал с дороги, и укатился в поле, где и встал. То, что погода так быстро переменилась, конечно, странно, но это еще как-то можно объяснить… Но я же точно помню, что ехал в сумерках… А тут — совсем светло, как в разгар дня! Неужели я был без сознания целую ночь? Но двигатель машины еще горячий! Мотор работал всю ночь и лишь под утро заглох? Тоже невозможно — коробка передач стояла на скорости! А еще идет дождь, вокруг нет снега и на пожухшей, но местами ещё зеленой траве пасутся овцы с уродливыми курдюками. И всё это в Тверской области. В конце декабря.

* * *

Я подошел к постройкам ближе. Передо мной был хутор из трёх-четырёх жилых домов, стоявших на приличном расстоянии друг от друга в окружении многочисленных хозяйственных построек и садовых деревьев. Часть зданий оказалась сделана из серых сэндвич-панелей, другие — просто каркасы, обтянутые виниловым тентом. И все какое-то…чужое. Не видно привычных спутников российской деревни — непролазной грязи и полуразрушенных ферм. Кругом — аккуратные постройки, электрические изгороди и дорожки, посыпанные мелким щебнем, и выглядит все это опрятно, производя впечатление редкого в нашей глубинке преуспевающего хозяйства.

Из ближнего дома вышла женщина в платке и стеганой ромбом серой рабочей одежде. Она с недоумением посмотрела на меня из-за решетчатой изгороди, окружавшей строения.

— Здравствуйте!

Женщина неторопливо оглядела меня, а я — ее. Старше среднего возраста, лицо, когда-то, наверное, красивое, теперь же, обветренное и с морщинами, как у людей, всю жизнь работавших на открытом воздухе.

— Здравствуйте — ответила она немного нараспев, — вы за сыром пожаловали? Рано еще! А молоко, ежели желаете, есть!

Странная женщина, и говорит как-то чудно, подумалось мне. «Пожаловали». Для меня это лексикон девятнадцатого века!

— Нет, я, видимо, заблудился. Где я нахожусь, не подскажете?

Женщина посмотрела на меня оценивающе, как будто решая, правду я говорю, или придуряюсь.

— Ну, как где, хутор Новосвятский, Богословской волости, Бичераховского отдела — произнесла она тоном, каким обычно взрослые, ответственные люди разговаривают с малолетним недотепой. — Вы без навигатора тут путешествуете?

Так, слово «навигатор» мне знакомо. А вот эти все хутора, волости и отделы — вообще нет. Не должно быть таких муниципальных единиц в Тверской области. И почему «волость», что за архаизмы? Не называют так поселения в нашей стране даже в самой глуши, пожилые люди «сельсоветом» могут назвать по привычке, но уж никак не «волостью»!

— Мне нужен трактор, вытащить машину на дорогу, — ответил я, смущенный всеми этими непонятками.

— Трактор спросите у Клима Егоровича, он за домом, на моторном дворе. Только тут до шоссейной дороги — очень далеко!

Климом Егоровичем оказался крепкий мужчина лет шестидесяти, с внешностью, с которой мог бы сойти и за русского, и за кавказца или турка. Очень черные, без седины волосы, густые усы, роста чуть выше среднего, плотного телосложения, в теплой зеленой безрукавке и рабочих штанах с лямками. Он внимательно посмотрел на меня, выслушал краткий рассказ о моих несчастьях, и протянул руку, тщательно сначала ее вытерев.

— Добро пожаловать, мил человек, — голос у хозяина оказался мелодичным и глубоким. — Трактор, так и быть, сейчас заведу. Сильно ли застряли? Может, вездеходом вас дернуть?

— Даже не знаю. Там, где стою, все сравнительно ровно, а вот что дальше будет, ближе к асфальту? Кстати, далеко до него? И, где я вообще нахожусь? Я, видимо заблудился! Бичерахинский отдел — это где?

— «Бичераховский» — поправил меня Клим Ефимович. — А находитесь вы там же где и я, — предгорья Кавказа, Терское казачье войско — сообщил он мне своим спокойным, уверенным баритоном, слегка улыбаясь в черные щетинистые усы.

Некоторое время я просто стоял и смотрел на него, хлопая глазами. Этого не может быть… или я все-таки сплю?

— Где, простите?

Хозяин перестал улыбаться.

— Терская область, если настаиваете — произнес он также спокойно, даже ласково, но глаза стали холодными. — Мы по старинке «казачьим войском» его называем!

— Кавказ? — тупо уточнил я, не доверяя своим познаниям в географии.

— Кавказ — спокойно подтвердил он, кивнув. — А вы-то что ожидали?

И смотрит на меня, будто ответ ему очевиден.

А я, черт побери, ожидал другого! Совсем, совсем, б^%ь, другого!

Что делает человек, если ему по голове со всей силы бьют кувалдой? А ничего он не делает, — просто падает навзничь. Вот так же и я — хоть и остался стоять на ногах, но внутри все ушло куда-то к центру земли. Я тупо смотрел на него, а он — на меня, и, чувствовалось, с каждой секундой терял сомнения в моей неадекватности.

За спиной вдруг раздались крики и блеяние овец. Отара, которую я встретил дорогой, возвращалась назад. Клим Егорович, увидев их, сорвался с места, и возмущенно что-то крича, побежал к пастухам.

Они уже загоняли встревоженную скотину в огороженный невысокой электроизгородью двор возле овчарни. У изгороди Клим Егорович и пастухи, которых я встретил со стадом буквально четверть часа назад, оживленно дискутировали на каком-то тюркском наречии. Чабаны, эмоционально жестикулируя, рассказывали что-то хозяину, казавшемуся слишком озадаченным. Затем Клим Егорович в сопровождении одного из чабанов быстро ушел по тропинке, что только что привела меня к хутору. Я остался топтаться на месте, глядя, как оставшийся пастух нервно загоняет овец в кошару. Что тут происходит? Неужели это Северный Кавказ? Уже совсем другими глазами смотрел я на поникшие под дождем травы. Вот эти высокие растения с пышными метелками, мне не знакомы. В Тверской области такое не растет! Так, а это что?

У изгороди лежало несколько круглых комков сухой травы. Пнув один из них, я внутренне похолодел, глядя, как рыхлый мяч весело покатился по утоптанной, засыпанной мелким овечьим пометом тропке. Перекати-поле. Точно, оно! Раньше я такое только по телевизору и видел!

На всякий случай я решил загуглить, как выглядит перекати-поле. Батарея «Сяоми» еще не села, но сеть и интернет отсутствовали. Часы показывали 17.07 — время, когда в декабре месяце уже темно. А на улице — никаких признаков заката! Нет, я тут точно, с ума сойду…

Клим Егорович и его работники вернулись минут через двадцать. Хозяин был мрачен и, как будто растерян. Оглянувшись назад, в том направлении, откуда они только что пришли, он покачал неверяще головой, а затем подошел ко мне, причём много ближе, ем принято между малознакомыми людьми.

— У нас пропало пастбище — отчетливо и тихо произнес он, глядя мне прямо в глаза.

Взгляд его был странно-испытующим, будто именно от меня он ждал подробнейших разъяснений по факту пропажи.

— Работники говорят, что на нашем пастбище теперь стоит лес. Вы приехали с той стороны. Как вы сюда добрались, молодой человек? Что вы видели дорогой?

Глава 2

Я смотрел в его черные, с прищуром, глаза, и, не зная, что сказать, лишь чувствовал, как страх, наполняя тело и сознание, буквально сковывает меня. Такое случалось со мной лишь в кошмарном сне, когда, беззаботно прогуливаясь, вдруг оказываешься на краю пропасти, и земля тотчас же начинает обваливаться под ногами. Мне стало вдруг отчетливо ясно — произошло что-то плохое, нечто настолько необычное и скверное, что это просто невозможно осознать и оценить в привычных координатах. И случилось это не со мною одним, нет, это не инсульт, не потеря памяти, не Альцгеймер, не маразм. Это произошло сразу со многими людьми, возможно, со всем миром!

— Я ехал по дороге через лес, — начав говорить, я вдруг понял, что не узнаю собственный голос, настолько безжизненно и плоско звучал он. — Потом вдруг оказался тут у вас в поле. Я не могу понять, как это произошло!

— Так! А откуда же вы ехали и куда?

— Из Москвы в село Алексеевка. Это в Тверской области. Остановился на дороге и, видимо, потерял сознание. Как только очнулся, увидел ваше стадо. Не знаю, сколько времени был в отключке. Вроде бы недолго….

Я осекся. Хозяин смотрел на меня так, как будто я его ножом ударил.

— Юноша — произнес он наконец, медленно и злобно выговаривая слова. — До Твери…. далеко. Терская область. Хутор Новосвятский. Не Тверская — Терская, понимаете? Предгорья Кавказа!

Я мог только тупо молчать. Хозяин круто развернулся.

— Извольте идти за мной!

На ватных ногах я поплелся следом.

Пройдя мимо овчарен и каких-то еще строений, мы зашли под большой навес из серого пластикового тента. Под ним стояла разнообразная сельхозтехника — тракторы, различные прицепы к ним, два больших комбайна. Здесь же находился внедорожный пикап незнакомой мне марки, веселеньким салатовым пятном выделяясь на фоне видавших виды брутальных сельхозмашин.

— Прошу садиться!

Подошел еще один немолодой мужчина в спецовке, — то ли бригадир, то ли тракторист. Представившись Тимофеем Ивановичем, он протянул мне жилистую, крепкую руку и, уступая место в салоне, легко, по-молодецки заскочил в кузов пикапа. Хозяин сел за руль, завел двигатель, дернув вверх рычажок тумблера, и мы выехали из ангара.

Проехав по гравийной дорожке, мы далее свернули в поле, где машину сразу стало бросать из стороны в сторону на неровностях, да так, что я подлетал до потолка. Однако водитель, явно привыкший к таким поездкам, даже и не думал сбрасывать скорость. Проехав мимо моей машины, одиноко стоявшей с открытой дверью, Клим Егорович резко затормозил. Наша машина пошла юзом на мокром грунте и встала, упёршись в колею.

С нескрываемым изумлением Клим Егорович смотрел через ветровое стекло на тот пейзаж, что открылся перед нами. Затем он резко открыл дверцу машины и выскочил наружу так скоро, будто пикап запылал, облитый напалмом.

Впереди нас стоял типичный для Центральной России сосновый лес, весь засыпанный снегом и заледенелый. Дождь быстро прибивал легкий снег к земле, от деревьев веяло холодом.

Между деревьев виднелась просека и асфальтовая замерзшая дорога, по которой я и ехал полчаса назад.

На границе этих двух столь разнородных локаций стояла еще одна машина с людьми внутри. Они остановились, когда дорога закончилась столь внезапно, и явно пытались понять, что же произошло. Увидев нас, мужчина из машины пошел к нам навстречу.

— Куда дорога делась, не знаете? — без предисловий начал он. — Сколько тут ездил, ничего подобного не видал!

Из машины вышли женщина с девочкой лет семи. По их выговору я понял, что эти люди, видимо, мои товарищи по несчастью из Тверской области.

— Вы тверские? Представляете, говорят, мы попали на Северный Кавказ! Только не спрашивайте меня, как это случилось…

— Господи! — Женщина, и без того, видно, бывшая на взводе, похоже, начала впадать в истерику. — Да как так-то? Ведь ночь же начиналась! Ночь! Вон у меня, полвосьмого! — она показала мне экран своего смартфона. «Сеть недоступна» — успел увидеть я.

— Мы и сами ничего не понимаем. Вот эти люди, — я показал на пикап, — говорят, что мы в долине Терека!

— Не «люди говорят», а так и есть! — горячо прервал меня Клим Егорович.

— Мы из Твери ехали, от родственников! Женщина начала плакать. — Не может быть, чтобы мы на Кавказ попали!

Семья действительно оказалась из Тверской области. Они, видимо, ехали сзади недалеко за мною. Перемещение из Центральной России куда-то на Ставрополье за считанные мгновенья совершенно не укладывалось в головах ни у прибывших, ни у хозяев. Потрясенные, мы не знали, что случилось, и не понимали даже, в каком направлении нам мыслить, чтобы разобраться в во всём произошедшем. Женщина окончательно расклеилась, и мужчине пришлось утешать и ребенка, и ее.

— Посмотрите-ка сюда! — позвал нас Клим Егорович. Оказалось, они с Тимофеем в это время рассматривали границу между тверским лесом и ставропольским полем.

Мы подошли. «Зимний лес» и поле «стыковались» заметной, извилистой ломаной линией, где два пласта почвы где-то шли почти вровень, где-то наползали друг на друга, обнажая то корни сосен, выпирающие из песка, с одной стороны, то ослепительно-черный степной грунт, с другой. Как будто столкнулись два разных континента!

Потрясенные, мы рассматривали этот «разлом», и каждый, наверное, втайне мечтал, что вот сейчас откроется, что это всего лишь сон. А пройдя по «меже» чуть дальше, мы увидели и вовсе невероятное зрелище!

«Зимний лес» буквально задирался кверху, поднимаясь холмом. Стволы сосен и берез клонились под углом в 45 градусов, проступая сквозь пелену дождя кошмарными надолбами. Все это напоминало фильм «Начало», где город сворачивался в трубочку, только тут были не дома на парижской улице, а старый сосновый лес.

Поле же оставалось ровными, и этот обрыв между «Полем» и «Лесом», угадывавшийся впереди, казался просто чудовищным.

Я хотел было пролезть еще дальше, но тут земля дрогнула под ногами. Женщина страшно закричала. С ужасом мы смотрели, как деревья впереди, взметнув к небу мокрые ветви, с чудовищным оползнем повалились вбок, на поле! Гигантский косогор не выдержал и обвалился, разметывая деревья! Сотни тысяч тонн мокрого грунта с гулом сползало на ровную, как стол, степь. Земля ходила под нами ходуном, как при землетрясении; раздавался дикий треск ломающихся стволов, и бревна и сучья со склона летели, казалось, прямо на нас! Все очертя голову бросились бежать к машине, и мне тут пришлось хуже всего — ведь именно меня дёрнуло выше всех забраться по склону!

Задыхаясь, я ткнулся в борт чужого пикапа. Рядом, глотая ртом воздух, опёрся на капот Клим Егорович — его трясло крупной дрожью. Оглянувшись на месиво из переломанных бревен, корней, сучьев, земли, сползшее на сотни метров, я понял, как же нам повезло: в основном вся эта масса ушла на поле, вбок от нас. А ведь одно удачно прилетевшее бревно — и привет: отдыхай с переломанными костями!

— Только бы до построек не достало! Господа, поехали! — закричал Клим Ефимович, энергично махнув рукой в сторону хутора.

Забрав спасённых людей — мне при этом пришлось пересесть в кузов пикапа к Тимофею Ивановичу, мы рванули обратно к хутору. Обвал не дошел до него, да и не мог дойти, — все-таки хутор стоял далеко от внезапно появившегося леса. К моему удивлению, мы не стали здесь останавливаться; окинув взглядом постройки, Клим Егорович повел машину дальше, проехав в противоположном от нашей первой поездки направлении.

За хутором открылось большое озеро, образованное запрудой. Проскочив по дамбе, заросшей пирамидальными тополями, мы, разбрызгивая воду из дорожных луж, стали подниматься по щебеночной дороге вверх. Пробираясь мимо пустых полей, мы наконец выехали из неглубокой низины, где стоял хутор, на большую пологую возвышенность, где одиноко стоял медленно вращавший лопастями ветряк. И здесь, на верху, примерно в километре от хутора, нам открылось новое шокирующее зрелище.

Остановив машину, мы вышли наружу. На хозяина было уже страшно смотреть: он буквально потемнел лицом. Обсуждая с бригадиром увиденное, они уже совершенно не стеснялись в выражениях. Из их до крайности эмоционального диалога я заключил, что весь пейзаж в радиусе километра от хутора полностью изменился! Сам хутор и кусок степи возле остались, как есть, а вот природа вокруг ничем уже не напоминала Ставрополье. Впереди должны были быть поля и лесостепи, а мы наблюдали какой-то тропический пейзаж с пальмами и странными, бутылкообразными деревьями. А, проехав чуть дальше, увидели границу еще одного разлома!

Испуганная девочка тем временем снова расплакалась, и мать не могла ее успокоить. Странно, но слёзы ребёнка как будто вселили в мужчин присутствие духа.

— Давайте вернемся на хутор. Все равно мы тут ничего толком не изучим, надо оставить женщин и хорошенько подготовиться! — решил Клим Егорович, и мы поехали в хутор.

Припарковавшись у большого одноэтажного дома, мы зашли внутрь. Интерьер оказался одновременно и знакомым, и чужим. Вышитые рушники, иконы в углу, черно-белые фотографии, шашка на стене — все это можно было бы увидеть, наверное, в любом южнорусском доме; но, марки бытовой техники — холодильников, телевизора, форма розеток и выключателей были совершенно мне незнакомы.

Нас встретила женщина, которую я уже видел во дворе.

— Мария Афанасьевна, — представилась она нам.

— Константин, — ответил я.

— А по отчеству?

— Не надо по отчеству, я молод еще, — ответил ей я. Женщина явно удивилась, но ничего не сказала.

— Виктор, — назвался мой товарищ по несчастью. — Это Юлия, моя жена, и дочь, Алина.

— Вы из Твери? — уточнил я.

— Нет, из Бежецка, — ответила Юлия.

— Я имею в виду — не с Терека?

— Нет, что вы! Даже не были ни разу!

— Девочка-то ваша, наверное, кушать хочет! — прервала нас хозяйка. — Сию минуту, сейчас!

Пока она хлопотала с обедом, я еще раз проверил телефон. Связи и интернета на хуторе не было. Смартфоны внезапно оказались совершенно ненужными предметами, напрасно утяжелявшими карманы. Телевизионные тарелки не ловили никаких сигналов, кроме «белого шума».

Клим Егорович молча поднялся по лестнице на чердак и спустился со старой радиостанцией, которой когда-то пользовались для связи с пастухами, уходившими летом со стадом в горы. С ее помощью мы несколько раз попытались просканировать эфир, но тщетно.

— Скажите, — спросил я у хозяина, упрямо крутившего ручки настройки радиоприемника, — а вы-то что почувствовали час назад? Было что-то необычное?

Клим Егорович покачал головой:

— Как раз с час назад был толчок, довольно сильный, наверное, на 5 баллов, но это не редкость у нас.

— А мне показалось, что перед толчком за окном потемнело, — сообщил Валериан, совсем еще юный племянник хозяев.

Наконец нас позвали за стол.

— Пожалуйте, борщ, жаркое!

Борщ оказался очень густым — в нём буквально «стояла ложка», и неимоверно вкусным. Не знал, что это блюдо можно готовить без свеклы, зато с салом и алычой! Немного придя в себя, я наконец-то смог рассмотреть моих тверских товарищей по несчастью.

Виктор — крепкий мужчина примерно моих лет, с черной, чуть вьющейся бородой и добрыми улыбчивыми глазами, производил впечатление спокойного, вдумчивого и надежного главы семьи. Юлия была, наверное, его ровесницей или что-то около того — светло-русая женщина с приятным лицом и хорошей фигурой. Дочке на вид было лет 7–8, симпатичный ребенок, наверное, будет красивой. Она, наконец, успокоилась и согласилась поесть, шмыгая носом и озираясь вокруг красными от недавних слез глазами.

После обеда хозяйка пригласила нас пить чай «в залу».

Дом состоял, как видимо, из нескольких частей — самая старая была глинобитной мазанкой, к которой пристроили большую кирпичную пристройку, а с другой стороны — просторную веранду, где хозяева хотели было накрыть стол, но поднявшийся сильный ветер заставил нас вернуться внутрь.

В зале, находившемся как раз в старой глинобитной части дома, все было так, как и бывает в большинстве своем в южнорусских селениях — беленые стены, но не известкой, а какой-то белой глиной, на стенах старые фотографии мужчин в казачьей форме и женщин в деревенской одежде. Только один портрет выбивался из этого ряда — не фотография, а именно портрет мужчины пожилого возраста в полувоенном костюме, и явно не родственник хозяев.

Я спросил Марию Афанасьевну, чей это портрет.

— Государь император Александр VI, конечно — ответила она, — рисован с дагерротипа, снятого здесь, у нас, когда он проезжал в Невинномыск через Бичераховскую.

Я опешил. Никогда не считал себя знатоком отечественной истории, но хорошо помнил, что императоров с именем Александр в России было три — один воевал с Наполеоном, второй освободил крестьян, а третьего когда-то играл Михалков.

— Это когда же он правил? — поинтересовался я у хозяина, и получил обескураживающий ответ:

— Отчего же «правил»? Он и сейчас еще на троне!

— Император Александр VI?

— Да!

— А год сейчас какой?

— 1959! Восьмое ноября!

Виктор рядом со мною побледнел. Мы обреченно с ним переглянулись, читая в глазах друг у друга один и тот же приговор… Все ясно, как божий день, но, черт возьми, как же трудно это осознать!

— Простите, Клим Егорович, — я говорил, тщательно подбирая слова, как будто шел по минному полю — а революции в 17-м году у вас тут, значит… не было?

— Ну как же, был такой эпизод, — откликнулся он, — но «революцией» это никто не называет… Жаль, не работает «комрето»* я бы вам подробно показал!

Из дальнейших его слов выяснилось, что жители станицы проживали совсем в другой реальности. И находимся мы не в Российской Федерации, а в Российской Империи. Страна, уроженцами которой были наши добрые хозяева, избежала знакомых мне основных исторических катаклизмов 20 века. Удивительно, но отмена крепостного права произошла тут много раньше, чем в моём мире, еще при Александре I Благословенном. Примерно с тех же пор страна является конституционной монархией, при том, что император формально остаётся «самодержцем».

Эта версия России не знала ни мировых войн, ни политического террора, — давным-давно Государственной Думой был объявлен полный нейтралитет в международных делах, и в 40-е годы мировым державам не удалось вовлечь Россию в войну Англии и Германии. Столицей России теперь был Екатеринбург — видно, опыт гражданской войны с неутихающими волнениями, атаманщиной и сепаратизмом в Сибири и на Дальнем Востоке не оставил новому правительству выбора.

Виктор и его семья выслушали этот исторический экскурс с открытым ртом, а я был несказанно рад тому, что хоть с кем-то мы изучали историю России по одним и тем же учебникам!

— Параллельный мир — наконец произнес он. Я только кивнул.

— Мы попали к вам откуда-то… из другого измерения, — объяснил я хозяевам. — Не знаю, что случилось, не понимаю, как, но у нас все было по-другому!

Мой долгий и сбивчивый рассказ о нашей с Виктором версии отечественной истории вызвал крайне недоумение. Мария Афанасьевна, по-моему, так и не поверила нам до конца. Наверное, на ее месте я бы тоже не поверил — слишком фантастично звучала история 20 века в нашем пересказе. Хорошо, что нас тут оказалось трое взрослых из «моей» реальности — а то бы я, пожалуй, сам стал сомневаться, не сошел ли с ума!

— И год у нас сейчас другой — 20**, декабрь! — добавил Виктор, в отчаянии вглядываясь в портрет «Александра 6-го»

— Это что получается, какая-то сила вытащила вас из вашего мира и перенесла к нам, вместе с куском тверского леса? — удивился юный Валериан. — Невероятно!

— Суди сам. Телевидения нет. Связи никакой нет. «Комрето» пропала. Ничего не слышно и в КВ, ни в УКВ диапазоне. Произошел какой-то страшный катаклизм! Тут никакие версии не следует сбрасывать со счета, даже самые фантастические, — резонно ответил Клим Егорович.

— Надо обозреть все окрестности, добраться до соседей. Тут рядом станица Богословская, может быть, хоть там связь есть.

На этом и порешили. Но, «человек предполагает, Бог располагает» — ночью поднялся ураганный ветер. Этот режущий вой за окнами и в дымовой трубе огромной печи не давал никаких шансов для сна. Стены дома стали угрожающе сотрясаться. Казалось, что великан бьет по дому гигантскими, с железнодорожный вагон, ватными кулаками! «Баммс!» — раздался звук бьющегося стекла. Большая ветка, брошенная порывом ветра, разбила одно из окон. Клим Егорович героически вышел на улицу и закрыл деревянные ставни, но, ветер уже гулял по всему дому, прорываясь сквозь разбитый стеклопакет.

— Давайте-ка спустимся в погреб. Береженого Бог бережет, — наконец решил хозяин. Сбежав по железной винтовой лестнице мы оказались в погребе — просторном помещением под домом, со стенами из какого-то местного камня. Несколько комнат включали мастерскую, винный погреб, холодильное помещение, где хранились бараньи туши, большой склад с яблоками и овощами, и «переднюю» с винтовой железной лестницей. Мария Афанасьевна и еще несколько человек, в том числе Виктор с Юлией и маленькой Алиной уже были здесь. Глядя на них, я испытал вдруг острое чувство жалости. Как человек, не успевший обзавестись семьей, я понимал, что мне, свободному от привязанностей и ответственному только за себя, повезло, наверное, больше, чем Виктору. Если, конечно, вообще уместно говорить о везении…

Как оказалось, на хуторе проживало одиннадцать человек — Клим Егорович с женой и шестнадцатилетним племянником — Валерьяном, Тимофей Иванович с Евдокией — полной женщиной средних лет. Кроме них в доме у плотины жила семья из четверых человек — муж с женой и двое мальчишек. Встретившие меня пастухи — узбеки работали на хуторе уже несколько лет и проживали отдельно в просторном щитовом доме. Они в подвал прятаться не пришли.

— Не знаю, где Низам и Файзали, наверное, укрылись где-то. В бытовке их нет! — сообщил хозяин, вернувшись после долгих поисков.

— Сильный ураган там?

— Ужас! Тут у нас сильные ветра — не редкость, но такого я не припомню! Меня дважды с ног сбило, пока до бытовки добирался. Выдержит ли ветряк…

Хозяин сбросил вниз одеяла и тюфяки. Их разложили по полу — ночевать мы будем здесь. Пока женщины устраивали ночлег, мы с Виктором разговорились о причинах случившегося, и о том, чего нам теперь, собственно, ожидать.

— Может быть, это ядерный конфликт? — предположил он, поглаживая белокурую головку дочери, беззаботно втыкавшей в смартфоне какую-то оффлайн-игру. — Последнее время такая дичь творилась….

— Ну, нет, все было не настолько плохо! Да и странный эффект для термоядерного взрыва. Вон сколько было испытаний, и ни разу не случалось подобного!

— Откуда мы знаем? Может и случалось…

— Тогда никто бы не решился!

— А что еще могло быть?

— Я слышал про испытания коллайдера. Может быть, что-то произошло там?

— А вот это может быть. Читал, что это очень интересный физический эксперимент — по– сути, открытие черных дыр на микроуровне!

— Разве? Я думал, там управляемая термоядерная реакция?

— Нет. Управляемый термояд — это токамаки. Проект ИТЕР. Он еще не запущен. У китайцев была еще очень перспективная установка. Но — вряд ли из-за этого. Это тот же термоядерный синтез, только растянутый по времени и локализованный по пространству, чтобы отбирать энергию на электрогенерацию.

— Понятно, значит, я все напутал. Я, знаете ли, гуманитарий, юрист, в этих штуках не разбираюсь.

— Я и сам далек от этого. Да и не особенно важно теперь, «кто виноват». Сейчас актуальнее вопрос «что делать»!

— Алин, доча — прошептала жена Виктора — давай уже спать…

Не желая тревожить засыпающих людей далеко не радостными предположениями и прогнозами, пялясь в темноту подвала, я погрузился в печальные мысли.

Как такое могло случиться? Как будто реальность раздробили на куски и клочки пространства и обрывки времени перемешали в случайном порядке.

Неужели больше уже нет, и никогда не будет того единственного мира, который я знал? Мира, который худо-бедно, через войны, катастрофы, катаклизмы и эпидемии развивался, переосмыслял себя после очередных ошибок, ужасался содеянному, приходил в чувство, вставал на ноги и снова шёл, как ему казалось, вперед. Десятки тысячелетий, человечество училось охотиться, обрабатывать камни, убивало себе подобных, создавало, забывало и вновь создавало письменность, совершало изобретения, измышляло человеконенавистнические идеологии, создавало шедевры искусства и поп-арт, вакцины и оружие массового поражения.

И вот этого несовершенного, постоянно ошибающегося, но такого привычного мне мира уже нет и не будет? А что же возникло вместо него? Кто знает…

Наутро смартфоны не проснулись, и по УКВ никаких сообщений тоже не поступило. Разумеется, по погодным условиям все походы пришлось отменить. Ураган продолжался несколько дней. То стихая, то усиливаясь вновь, ветер валил деревья, носил по небу, мусор, ветки, комья перекати-поля и огромное количество пыли, поднимавшейся от окрестных степей. На небе нависали плотные слоистые облака, из-под которых с трудом пробивался тусклый сиреневый свет.

* «комрето» — интернет.

Глава 3

Буря продолжалась целый день и еще одну ночь. Все это время мы то поднимались в дом, когда ветер, казалось, чуть стихал, то снова спускались вниз. Женщины в основном молились, и, несмотря на страшный ветер, ходили в коровник на дойку — Мария Афанасьевна очень опасалась, что долго недоенные коровы заболеют. Мужчины ходили кормить скотину и много спорили о том, что с нами произошло. Разумеется, в наших спорах мы так ни к чему и не пришли. Слишком мало исходных данных для рассуждений, да и физиков среди нас не нашлось, так что споры затихли сами собой. Второй темой для разговора был вопрос, что же нам делать дальше, но и он обсуждался вяло — если буря так и не утихнет, сделать мы не сможем ровным счетом ничего.

Наконец, на третий день ветер постепенно утих, опали серые пыльные тучи, на безоблачном небе выглянуло Солнце, и мы вышли оглядеть окрестности. Увиденное повергло нас в шок.

— Где горы? — изумленно спросил Клим Егорович, вглядываясь в горизонт. — В ясную погоду мы всегда видели Большой Кавказский хребет!

— Что-то мне подсказывает, что станицу мы тоже не найдем на своем прежнем месте! — задумчиво сказал Виктор. — Похоже, надо рассчитывать только на собственные силы!

— Эх, Егорыч, как тент-то порвало! — сокрушался Тимофей. Навес над техникой действительно разорвало в клочья, но каркас устоял. Остались стоять и металлические силосы с фуражным зерном, что очень порадовало хозяев. Сильно пострадал сад, но здесь уже ничего не поделаешь.

Ураган сорвал башню ветрогенератора, она улетела куда-то, так, что и не найти. Электричество в объемной буферной батарее еще было, но надолго его не хватит. Хозяин завел генератор, чтобы не разморозить холодильную камеру, но на другие цели его мощности оказалось недостаточно.

Связи нет. Электричества нет. Есть генератор, но бензина немного, и взять его пока неоткуда.

Плодовые деревья в саду сильно пострадали от урагана. Было сломано несколько яблонь и абрикосов, повалило старые вязы и огромный грецкий орех, но шелковица, черешня и сливы оказались целы.

— Низам! Эй, Низам! Файзали! — прокричал Клим Егорович, заглянув в хату гастарбайтеров, но ему никто не откликнулся.

— Да куда они делись? Не случилось ли с ними чего?

— Посмотри на ферме, — предложил Тимофей.

— Валер, сбегай в овчарню и коровник, проверь, может там они?

Тот быстро сходил туда и, вернувшись, доложил:

— Нет их там. Коровы ревут, есть хотят.

— Автопоилки полные?

— Да, пока работают.

— Ладно, давайте займемся делом. Тимофей, ты с женщинами первым делом накорми скотину, и коров надо будет подоить, кто еще не «перегорел». А потом будем разгребать завалы. А мы с ребятами поедем, заберем их машины…

— Если от них что-то осталось, — негромко закончил за него Виктор.

Мы подошли к каркасу машинного двора, на котором ветер еще трепал обрывки серого винилового тента.

— А где пикап?

Внутри было много веток, мусора, шары «перекати-поля», стояли тракторы и прицепная техника. Но пикап, стоявший прямо у ворот, пропал.

— Узбеки угнали! — догадался Тимофей. — Больше некому!

— Ну что, пешком пойдем?

— Долго проходим. Далековато идти! Сейчас трактор заведу, и доедем!

Выбрав небольшой зеленый трактор с открытой кабиной, Клим Егорович завел его и бодро выехал наружу. Мы с Виктором сели сверху, примостившись на крылья над большими задними колесами, и, подскакивая на кочках и стволах поваленных деревьев, двинулись к нашим машинам.

Уже издали было видно, что тверской «Зимний лес» сильно пострадал — почти все деревья были повалены. Гигантский холм — или скорее гора — с уродливыми завалами заняли место пастбища и пшеничного поля хозяев правее от леса.

Снег, конечно, растаял, причем земля теперь была совершенно сухая — сильный ветер выдул из неё всю влагу.

Первым делом мы пошли к машинам, моей и Виктора, чтобы слить их них драгоценный бензин. Быстро выяснилось, что его «паркетник» безнадежно завален изломанным лесом. Моя машина оказалась на месте, но всё топливо из нее оказалось слито. Присмотревшись, мы заметили колею от шин пикапа, едва различимую на мягкой земле.

— Понятно! Узбеки на родину рванули. Забрали, сколько смогли, бензина, взяли несколько овец, угнали пикап, и отправились к себе. Видно, за родных своих беспокоились, — задумчиво проговорил Клим Егорович.

Странные люди. Как они надеялись добраться в такую даль — непонятно. Хозяйский рамный пикап выглядел крепким, очень проходимым и надёжным, но, думаю, судьба Файзали и Низама навряд ли сложилась удачно!

— Что-то мне подсказывает, что по этой дороге мы далеко не уедем — грустно глядя на своего изувеченного корейца, сообщил Виктор. — Все завалено. Надо нам выбрать другие направления! Как думаете, Клим Егорович?

— Давайте зацепим Ладу на трос и вернемся к хутору, вот что я думаю, — отозвался тот.

Так мы и сделали.

У Валериана было что-то вроде мотороллера, на котором он раньше гонял по степи. К сожалению, он был электрическим и, в любом случае, далеко на нём не уехать. Парень немного поездил по окрестностям, пока аккумулятор не сел совсем. Вернулся он уже затемно, пешком, бросив бесполезный мопед в степи.

— На севере и северо-востоке большой разлом, там не проехать. К востоку местность более-менее ровная, а вдалеке какие-то холмы. Больше ничего увидеть не удалось, — сообщил он.

— Давайте проедем на Жигулях, сколько сможем, на юг, — хочется понять, увидим мы там горы и Терек, или нет. И еще, наверное, стоит попытаться проехать в станицу. Она была на западе! — предложил Клим Егорович.

— Егорыч, а что нам эти горы? Нам людей найти надо, чего там горы эти искать? — не согласился Тимофей.

— Ты понимаешь, — нахмурился Клим Егорович, — если на юге нет гор, то это…это…

— Да нет их, Егорыч, нет! Мы бы видели их уже, если бы они были! Не ветром же их удуло?

— А я думаю, — как владелец Жигулей, взял я слово, — надо ехать туда, где можно проехать. Кругом или завалы, или еще не пойми что.

— Вот это ты верно гуторишь! — поддержал меня Тимофей.

— А может, не ездить никуда? Поберечь бензин для генератора? — поделился сомнениями Виктор. — Если другие люди остались в мире, они и сами на нас выйдут!

— Не знаю, — Клим Егорович задумчиво потер руки. — На генератор мы бензина оставим, да толку в этом особого нет. Ну, еще несколько дней будем жить с освещением, а потом все равно он кончится. А вот если найдем людей — может повернуться по-всякому…

— Иных людей лучше и не знать, — подхватил Тимофей. — Последнее отберут!

Тем не менее, на следующий день мы собрали все необходимое и, оставив немного бензина на генератор, слили все остальное в мою Ладу.

Было запланировано две поездки с удалением примерно на 30 верст от хутора. На юге мы должны были достичь реки Терек, на севере — объехать завалы, оставшиеся от Зимнего леса, и попасть в место, где раньше была станица Богословская, а теперь — неизвестно что.

Утром мы с Климом Егоровичем выехали на запад. Остальным пришлось помогать работникам с коровами и овцами — после бегства узбеков на хуторе стало на четыре рабочих руки меньше, а дел притом отнюдь не убавилось.

Хозяин был мрачен. Вокруг глаз его легли коричневые тени; черные как антрацит залихватские усы уныло обвисли. В этот раз он было особенно немногословен.

— Вы здоровы? Как-то вы плохо выглядите!

— Чувствую себя я и вправду, неважно, — не сразу откликнулся он, — но отчего, не знаю. Может, занедужил. А вернее всего просто от недосыпа. Жинка моя ночи напролет воет о детях. У нас ведь сын в Екатеринодаре, а дочь в Ростове. Что с ними сейчас, один Бог ведает! Уж если целый Кавказ пропал, что с городами-то сталось? Вот и мучится Марья моя Афанасьевна, плачет и молится ночи напролет, да и самому мне сон нейдет!

Не зная, что на это отвечать, я замолчал. Что тут скажешь? Даже не представляю, что испытывают сейчас эти люди. Мне-то не за кого молиться и не о ком плакать.

Нашим с Климом Егоровичем планам не суждено было осуществиться. На севере мы проехали кромкой полуповаленного леса, за которым появился… еще лес, только уже тропический, и тоже с огромным количеством поваленных деревьев. Проехать через него не было никакой возможности, а продолжать объезд казалось делом безнадежным — завалам не видно было ни конца, ни края.

Вернувшись к обеду на хутор, мы поехали на юг. Ландшафт тут был иной — каменистая пустыня сменялась степью, дальше виднелись невысокие пологие холмы. Машина скрипела, страшно кренилась на буераках, с грохотом наезжала на огромные камни. В конце концов, мы наткнулись на крутой косогор, въехать на который на легковушке не получилось, и нам пришлось повернуть. Ни до реки Терек, ни до Кавказских гор мы так и не добрались. И нигде не наши никаких следов цивилизации. На последних парах мы вернулись на хутор.

Тем не менее, желания добраться до других людей эта неудача не убавила.

— Нам надо собрать серьезную экспедицию — сказал Клим Егорович за ужином. — Все окрестности изменились до неузнаваемости, что находится дальше, мы тоже не знаем. Может, нам все-таки встретится какое-то поселение. Нужно собрать продукты, взять топлива на несколько дней пути, и разведать все как можно дальше!

Мы решили, что в разведку отправятся Валериан, Тимофей Иванович, и один из молодых работников, Саша. Поедут они на легком тракторе — один за рулем, двое сзади в тележке для сена. Трактор может проехать там, где машина застрянет, да и топлива для него было намного больше. В тележку погрузили канистры с водой, газойлем, продукты. Клим Егорович зашел в курень и вынес оттуда патронташ и ружье, отдав все Тимофею. В тракторе была рация, но радиус действия ее был небольшой, так что связь с нашими разведчиками вскоре оборвалась.

Дожидаясь хороших вестей, мы пока налаживали быт нашей небольшой коммуны. Клим Егорович, отчего-то проникшись ко мне симпатией, предложил поселиться мне в своём доме, а семья Виктора расположилась у Тимофея Ивановича. Продуктов питания пока было в изобилии — Мария Афанасьевна и Евдокия готовили «кулеш» из ячменного или кукурузного зерна с бараниной. Овечье и коровье молоко, сыр, копченый творог «каймак» разнообразили наш рацион.

Наши ожидания длинной южнорусской зимы с сильнейшим ветром и слякотью не оправдались. С каждым днём погода становилась теплее, озимый ячмень весело тронулся в рост, и в итоге мы поняли, что приближается не зима, а весна, каким-то странным образом сменив собой осень.

Оказалось, что Сдвиг не мелочился, перемешав был не только ландшафт, но и временные границы. Из зимы и осени мы переместились в весну! Поняв, что происходит, мы занялись посадкой тех немногих овощных культур, которые можно было вырастить из наличных семян. В наличии оказались — чеснок, лук, укроп, горох, капуста, свекла, морковь, тыква, арбузы. Мария Афанасьевна занялась этим с большим энтузиазмом, привлекая к работе все наличные руки. Огороды она расчётливо разбила у запруды, чтобы поливать их прямо из озера. Ее знания о растениях были, казалось, безграничны.

— Надо распахать сейчас десятин 40–50, и все зерно пустить в посевы. Весь газойль тоже надо потратить на посев. А убрать урожай сможем и руками! — сказала она за завтраком, когда мы, как обычно, обсуждали грядущие дела.

— Но, как же потом пахать, если топливо кончится?

— Ну, как-как… Как в прежние времена — волов заведем!

— Это что такое, волы? — спросила ее Алина.

— Это, эээ… охолощенные бычки.

Так-так, перспективы-то у нас встать за плуг и работать в поле, как наши предки сотни лет назад.… Но, зато, чувствуется, что даже в таких условиях мы выживем. Как же мне все-таки повезло! Мог ведь оказаться под тем завалом в лесу, или вообще сгинуть, а тут попал к людям, что разбираются и в волах, и в урожаях. Только вот тоскливо — все мои близкие, и так немногочисленные, видимо, потеряны. Я. конечно, всегда был одинокий волк, но мне хотя бы было куда возвращаться, а теперь мой дом — только здесь.

— Очень важно собрать семена люпина и люцерны, посеем для овец — продолжала Мария Афанасьевна, — галеги еще побольше, очень хорошая трава! Сои посадить не сможем, мы соевый жмых покупали всегда, материала семенного нету, но люцерна и галега вполне все заменят!

* * *

Погода стояла довольно жаркая, весна окончательно вступила в свои права, и мы начали высадку ячменя и овощей. Давно я столько не копал! Спина просто разламывалась, хорошо хоть грудь перестала болеть, а то я уже думал, что получил при Сдвиге перелом ребра. Страх и растерянность, охватившие всех в первые дни после Сдвига постепенно забывались. Человек ко всему привыкает…

Никто из людей на наше поселение так и не вышел. Клим Егорович говорил, что раньше в небе было много инверсионных следов самолетов — здесь проходил оживленный маршрут. Сейчас, сколько мы не смотрели в сиреневое небо, не видели никаких следов летательных аппаратов. На всякий случай трактором в поле мы пропахали на кукурузной стерне слово «SАВ» большими буквами, — так здесь пишут вместо SOS*. Каждый вечер Клим Егорович, ненадолго включив генератор, слушал радиоэфир и сам посылал сообщения, чередуя волны. Но эфир молчал.

Днем хозяин занимался высадкой зерновых. На хуторе в запасе оставалось еще около тонны дизтоплива, не считая того, что было залито в технику, и отдано разведчикам. Буквально за день Клим Егорович вспахал и заборонил поле в пятнадцать гектар, потратив примерно половину топлива. Сеяли мы уже вручную, щедро разбрасывая зёрна по жирному чернозёму.

В силосах на ферме было около 30 тонн кукурузы и 10 — ячменя. Это фуражное зерно для овец и коров, но вполне пригодно и человеку. Вскоре оказалось, что кукурузу и большую часть овощей посадить невозможно. Это были гибриды — генномодифицированные виды растений, которые в обычных условиях не вызревали, а семена их всегда покупались у фирмы — селекционера. Только ячмень мог прорасти и потом дать всходы из полученных семян. И поскольку ячмень на складе был озимый, мы занялись его посадкой первым делом.

Женщины доили коров и овец. В подполе был запас обычного и овечьего сыра — всего около 130 кг., и бараньи туши. Еще имелось несколько тонн соевого жмыха, тоже для скота, хотя, в крайнем случае его могли бы есть люди.

С такими запасами было вполне возможно дотянуть до нового урожая. Намного хуже было то, что пастбище для овец было теперь занято лесом. Впрочем, места под выпасы вскоре удалось найти. С весенним солнцем степь бурно зазеленела, и наше стадо весь день кормилось на пастбище, а вечером и бычки, и коровы, и овцы получали кукурузу и жирный соевый жмых.

В большом озере хуторяне когда-то разводили рыбу, не на продажу, а, просто, как хобби. Теперь она нам очень пригодится! Правда, вся поверхность воды была буквально устлана комьями «перекати-поля», но рыбе это не повредило.

— У нас тут толстолобик запущен, он эту траву сжует и не подавится — сообщил Клим Егорович.

Шли дни. Валериан и Тимофей так и не возвращались, хотя запасы топлива и продуктов у них давно должны были иссякнуть. Конечно, мы все беспокоились за них, но очень надеялись, что все же им удалось найти людей. Ведь если нам, с такими скудными ресурсами, удалось устоять, обеспечить свое существование, и даже что-то планировать, то можно надеяться — на Земле наверняка еще много таких островков жизни. Несомненно, однажды мы встретимся.

И мы встретились.

* — SABU MIN — «спасите» на эсперанто — прим.

Глава 4

Это произошло на 46-й день после Сдвига. В тот день, с утра я вместе с Климом Егоровичем, как обычно, попытался поймать какие-нибудь радиосигналы. Ничего не обнаружив, мы сами отправили в эфир сообщение с координатами нашего убежища, как делали каждый день.

Затем после завтрака я вместе с другими хуторянами отправился готовить арыки для полива овощей. Мы посадили уже примерно с полгектара на берегу озера за дамбой, и готовили систему полива. Как объяснил хозяин, воду мы должны будем забирать из озера через трубу-сифон, она пойдет самотеком, питая посадки овощей, расположенные ниже уровня воды в озере. Без полива что-либо вырастить тут было невозможно.

Непривычный к физической работе, я вскоре остановился на отдых. Опираясь на лопату, я рассеянно протирал очки, залитые по́том со лба, да глазел на пирамидальные тополя, высаженные вдоль дамбы. И тут я даже не заметил, а как будто шестым чувством ощутил в небе какой-то объект.

Торопливо надев очки, я пригляделся. Крохотная красно-белая точка становилась все крупнее.

— Смотрите, — прокричал я, показывая рукой на спускающийся объект. — Это что, ракета?

Да, это была она. Бросив работу, мы заворожённо наблюдали за её приближением, пытаясь рассмотреть очертания. Это явно не был метеорит или ещё что-то природного происхождения, нет, это был явно рукотворный, сотворённый разумными существами артефакт!

Ракета — а это точно была она, — приземлилась в поле примерно в километре от хутора, недалеко от места, где мы копали землю. Побросав лопаты и кирки, мы все бегом устремились к ней.

Я далеко опередил остальных, но когда мне до ракеты было уже не более двухсот метров, внезапно она стартовала вверх. Мощные клубы пыли и дыма окутали ее, продолговатый серо-стальной корпус вертикально рванул от земли. Задыхаясь от бега и отчаяния, я остановился, провожая ее взглядом.

Подбежал Виктор, за ним — Клим Егорович. Мы вместе, уже не торопясь, осторожно пошли к месту приземления корабля. Как бы то ни было, главный ответ мы получили — мы явно не одиноки в мире. Где-то еще есть люди, обладающие техникой высокого уровня. Возможно, все не так плохо, и нормальная жизнь восстановится уже через несколько лет!

На месте приземления догорала сухая трава. Глубокие вмятины от посадочных аутригеров показывали нам размеры корабля — и они были немаленькие. Но главное лежало в центре посадки. Это был продолговатый цилиндрический контейнер длиной примерно 6 метров и около 3 метров в диаметре.

Мы подошли и осматривали его, опасаясь зайти внутрь посадочного круга — слишком там было горячо.

Что это такое? Гуманитарная помощь? Спасательный набор? Система связи? А может быть, мы вообще не имеем к этому отношения — просто ракета приземлилась там, где ей нужно, разместила какой-то маяк или что-то подобное в интересах военных или аэрокосмического агентства, да и улетела прочь.

Но, по крайней мере, оставленный цилиндр не собирался ни улетать, ни закапываться в землю, — он просто лежал на черном от копоти грунте.

Оставив меня у места приземления, Клим Егорович пошел в сторону хутора.

Цилиндр остывал, жар от земли уже не обжигал лицо, и я смог подойти к нему ближе. Высокотехнологичное изделие из серого металла, вполне человеческое с виду. Он лежал на покатом склоне так, как есть, очевидно, будучи не приспособлен для неровных поверхностей. Странно.

При моем приближении цилиндр негромко загудел, и в его торце обнаружился люк из трех сегментов, открывая повторный проход внутрь. Там, в полутьме, охваченной зеленоватым неярким светом, смутно виднелись элементы оборудования непонятного назначения, но, кажется, вполне земного вида.

Помедлив, я вошёл.

Внутри было сумрачно и тихо. После яркого степного солнца понадобилось немало времени, чтобы глаза привыкли к полутьме. Под слабым зеленоватым освещением я не сразу разглядел контейнер, напоминающий систему досмотра авиапассажиров в аэропортах, но только лежащий на боку, и рядом еще какие-то аппараты непонятного мне назначения. Опасаясь притронуться, я осмотрел аппаратуру и уже собирался выйти, как вдруг включился небольшой экран возле входа.

На экране появился подтянутый мужчина средних лет в плотно облегающем форменном костюме, напоминающем легкий скафандр. Он начал взволнованно что-то говорить, на языке, которого я не понимал. Некоторые слова были похожи то ли на латынь, то ли на испанский, но в общем речевом потоке я не мог идентифицировать этот язык ни с одним из мне известных.

Через несколько минут человека на экране появилась полная темнокожая женщина. Она говорила дольше, около 10 минут, затем запись повторилась — сначала говорил мужчина, потом женщина.

Заворожённый зрелищем, я и не заметил, что Клим Егорович и Виктор вернулись, и стоя за мной в контейнере, пытались вслушаться в речь электронных посланников.

— Что это за язык? Вы понимаете их?

— Немного. Это международный эсперанто, мы все учим его в гимназии. Валериан хорошо им владеет, а я вот в глуши все забыл!

У капсулы собрались обитатели хутора, пришедшие следом за Климом Егоровичем. Мария Афанасьевна, как оказалось, помнила эсперанто прилично, и вскоре у нас был перевод обращения.

Речь мужчины заключала в себе следующее:

«Я, полковник Алехадо, командир космического корабля 'Артемис» Международного агентства по аэронавтике и исследованию космического пространства.

Мы готовили миссию для полета к звезде Проксиме Центавра — ближайшей к солнечной системе. Наша задача состояла в доставке на орбиту Проксимы экипажа исследователей из 30 человек и их возврат по окончании исследований.

При пробных запусках гипер-ионного маршевого двигателя мы обнаружили сильнейшие искажения пространственно-временного континуума. Запуск был немедленно остановлен, но нанесенный ущерб оказался фатальным для нашей миссии и для всего человечества. Облик Земли необратимо изменился. Нам неизвестны физические основы произошедшего, но мы констатируем смещение временных и пространственных связей в широкой области. Очевидно, что Земля никогда уже не будет прежней.

С орбиты мы наблюдаем смешение геологических, климатических и демографических зон, сопровождавшее практически полное исчезновение человечества. Лишь небольшие группы людей из цивилизованных временных отрезков могут сохранить зерна цивилизации и культуры на планете. Если вы слышите эти слова — вы один из тех выживших, кому предопределена особая миссия.

Мы подготовили 30 капсул для анабиотической консервации для новой задачи на Земле. Мы разослали их с помощью спасательных шлюпок по всем континентам Планеты, чтобы выжившие и сохранившие знания о вершинах цивилизации нашего вида, смогли передать эти знания потомкам.

Вам следует ознакомиться с графической инструкцией и воспользоваться капсулой для прохождения процедуры анабиотического сна. Вы будете просыпаться раз в 20 лет на срок 20 дней. За это время вам надлежит делиться своими знаниями с остатками человечества, обеспечивая прогресс, либо, по меньшей мере, не допуская его дальнейшей деградации. Таким образом, мы вместе попытаемся возродить цивилизацию после произошедшей катастрофы'.

Доктор Амрита Тхакур расскажет, как воспользоваться капсулой АК'

Затем на экране появилась темнокожая женщина, которая объяснила, как использовать капсулу. очевидно, предполагалось, что слушающий немедленно выполняет инструкции доктора Тхакур, после чего он засыпает в этой капсуле примерно на 20 лет.

Также оказалось, что капсула в контейнере предназначалась для мужчины, среднего роста и веса.

Клим Егорович немного знал про миссию Артемида. Космический корабль на орбите Земли начали собирать 4 года назад. Корабль для полета в другую звездную систему был слишком велик, чтобы стартовать прямо с Земли. Поэтому его изготавливали на Земле — в России, Китае, Германии, Японии, Индии и САСШ — отдельными блоками, и доставляли стандартными многоразовыми ракетами на орбиту. Там, на космическом стапеле их стыковали готовыми узлами, отлаживали взаимодействие отдельных блоков, проводили тестирование и наладку оборудования.

Международный экипаж из 30 ученых и 12 членов корабля должен был располагаться в анабиотических камерах. Камер было вроде бы 45 — включая запасные на случай поломки.

На корабле всегда находились как многоразовые корабли — буксиры, доставлявшие блоки для строительства корабля, так и спасательные боты для экстренного покидания корабля в случае аварии. Видимо этими буксирами и ботами капсулы и доставляются сейчас на Землю.

Видимо, на корабле заметили или нашу надпись «SАВ», или поймали сигналы нашей слабенькой радиостанции, поэтому и отправили одну из капсул сюда! Это, конечно, замечательно, только не вполне понятно, какую цивилизацию мы тут будем спасать — ведь тринадцать человек никакой цивилизации создать не смогут. оставалось только надеяться, что колонель Алехадо знает состояние дел лучше, чем мы тут!

Капсулы снабжались индивидуальными источниками энергии, природу которой я не особенно понял. Клим Егорович сообщил, что эта технология в теории позволяла капсуле работать аж 3 тысячи лет! Сам полет, правда, был рассчитан на 139 лет туда и 168 лет обратно, так что гарантированно капсулы с запасом могли отработать примерно 360 лет, что тоже совсем немало…

Много споров вызвала прозвучавшая на записи трактовка причин произошедшего. По мнению хуторян, очень странно было слышать о причинах Сдвига, как их представляли себе космонавты, связывавшие произошедшее с пробным запуском двигателей. Очевидно, этот катаклизм произошел одновременно или сразу же после тестирования гиперионных двигателей корабля. Но ничего подобного не должно было произойти — никто в Международном агентстве по аэронавтике и исследованию космического пространства и в других научных структурах не подозревал о такой опасности!

В ту ночь я не смог сомкнуть глаз. Теперь нам было нужно не только выжить самим, но и сохранить и даже передать потомкам наследие человеческой цивилизации. Амбициозная задача! Кто из нас готов на это? По мрачному молчанию Клима Егоровича после оглашения послания я заключил, что никого из своих он в капсулу не отправит, и, честно говоря, прекрасно его в этом понимал. Капсула, конечно, хорошая вещь, продукт высоких технологий и все такое, но кто гарантирует её работу в режиме, заданном на орбите? Кто будет следить за тем, что всё будет протекать согласно инструкции и планам космонавтов? Полковник Алехадо со своими идеями далеко! Ему ничего не предъявишь, и совета не спросишь.

А самое главное — в капсулу уйдет только один, все прочие останутся на хуторе. А ведь все эти люди и так уже потеряли своих близких! Никто не согласится расстаться еще с одним близким ему человеком, отправив его в анабиоз на долгих двадцать лет.

Лишь мы с Виктором были здесь чужими. И шагать в неизвестность явно предстоит кому-то из нас, явившихся из Зимнего леса. Но Виктор, конечно, не оставит семью. Так что, выбора-то особенно и нет…

Когда я сообщил Климу Егоровичу о принятом решении, его попытки отговорить меня не смогли скрыть облегчения человека, за которого решили крайне неприятную проблему.

Единственный недостаток, имевшийся у меня как у кандидата — незнание языка эсперанто. При прослушивании инструкции я мог что-то понять не так и допустить ошибку.

В течение трех недель меня истязали уроками. Имея способности к иностранным языкам, я смог неплохо его освоить. К тому же сказалось поверхностное знакомство с латынью, которую я изучал на первом курсе юрфака и общая простота грамматики этого искусственного языка. Мария Афанасьевна оказалась неплохим педагогом — и вскоре я стал делать успехи.

Инструкцию разобрали, перевели на русский и разжевали максимально подробно. В общем, процедура ухода в «стасис» — то есть сон в анабиотической капсуле — долгая, но состоящая из простых понятных шагов. Надеюсь, все получится!

В последний вечер моего пребывания Клим Егорович пригласил меня на веранду. Было очень жарко — кажется, каждый день солнце пекло все яростнее — и на увитой виноградом веранде было комфортнее всего.

Как бы то ни было, он сильно переживал за меня. Да и я хотел поговорить с ним. Человек он не молодой и что будет через двадцать лет неизвестно.

— Может всё-таки отказаться? Этот аппарат должен был работать на космическом корабле, где нет гравитации. Вдруг здесь, на Земле, он не сработает или сработает неправильно? Ведь там же, на орбите, нет ни пылинки. А здесь? Наверняка он для этого не приспособлен. В конце концов, никто тебя не заставляет туда ложиться. Оставайся с нами!

— Нет, я уже всё решил. Вы и сами знаете, что в нашей ситуации кто-то должен решиться. В моём случае тут нет никакого героизма. Что я теряю? А это всё-таки шанс, возможность узнать, что ждёт человечество в будущем. А если не попробуем, то и не узнаем. Я думаю, если мы не попытаемся — будем всю жизнь вспоминать этот шанс, и сожалеть что не использовали его. Спасибо Вам за всё. Надеюсь, ещё увидимся!

— Дай Бог, — только и произнес он.

Утром следующего дня, как только рассвело, Клим Егорович и Виктор проводили меня к месту нахождения капсулы.

Когда мы подошли к цилиндру, Клим Егорович вдруг задумался и начал расхаживать вокруг него, недовольно качая головой.

— Нам надо поставить модуль на деревянные колоды. Вдруг корпус повредит коррозия? Эта штука рассчитана на пребывание в космосе, она не должна валяться на земле!

Признав идею хорошей, мы послали за людьми и жердями, чтобы иметь рычаги для подъема. Чтобы подложить что-то под модуль, приволокли несколько колод из ствола недавно сломанного бурей старого вяза.

Модуль оказался не таким уж и тяжелым — может быть, тонны две — три, не более. В общем-то, это понятно — космическая техника не должна быть массивной. Слишком дорого обходится доставка на орбиту каждого килограмма.

Применяя домкраты и рычаги, мы подняли его сначала с одной, а потом и с другой стороны, тщательно выровняли и поставили на деревянные колоды.

Войдя в камеру, я первым делом прикрепил на стенку около монитора текстовый вариант инструкции доктора Тхакур. Хотя я уже выучил ее наизусть и мысленно тренировался выполнять все процедуры, все равно я сверял каждый шаг с инструкцией. Список действий был довольно обширен, включал в себя голодание за сутки до погружения в анабиоз, очистку желудочно-кишечного тракта, сдачу анализа крови на специальном анализаторе для адаптации химического состава физиологического раствора, которым меня будут подпитывать все эти 20 лет. Подготовка занимает почти весь день, только к вечеру я смог, наконец, лечь в капсулу, и полупрозрачная крышка надо мною автоматически закрылась.

Пока я готовился к анабиозу, я не думал ни о чем, кроме инструкции. Но, как только закрылась крышка, и я почувствовал себя замурованным в саркофаге, меня сковал страх. Я знал, что перед загрузкой в капсулу и запуском анабиоза проходит несколько минут, после чего человек засыпает обычным сном. Дрожа всем телом и задыхаясь, я в подробностях представлял страдания тех несчастных, которых заживо погребали, не удостоверившись в биологической смерти. Пытаясь, успокоится, я стал представлять счастливые сцены моего пробуждения и выхода из камеры к людям, живущим спокойной жизнью в возрожденном мире. В конце концов, мне удалось взять себя в руки и справится с приступом паники, и тут…

Глава 5

Первый ход

20 лет спустя. Выход в ночь.

Тепло. Чувствую тепло. Тепло своего тела. Хочется раздеться. Тихое жужжание, шум в ушах. И свет — зеленоватый, переливающийся неяркий свет. Нет, это не просто шум — это открылась крышка моего саркофага, и теперь идут массажные процедуры для восстановления мышц.

Я не сразу смог оглядеться — специальная паста под веками защищала роговицы моих глаз все время нахождения в капсуле. Тело было вялым, но оно меня слушалось — я чувствовал его вплоть до кончиков пальцев ног. Подняв ватную руку и коснувшись лица, я понял, что нужно побриться — анабиоз замедляет все процессы, но волосы и ногти все равно потихоньку отрастают. Не знаю, сколько длился мой сон, но я не мог назвать пробуждение совсем уж необычным… разве что реакции и движения были несколько замедленны.

Перед выходом нужно выполнить несколько процедур. В том числе, обязательно нанести на кожу защитный крем, чтобы обезопасить себя от солнечного ожога. Согласно инструкции это должно быть сделано ещё в капсуле перед пробуждением, но с учетом моего состояния нелишним будет усилить эффект.

Моя одежда лежит в том же порядке, как я ее снял. Ее никто не трогал. Но выглядит она… старой. Не могу объяснить почему, но видно, что она пролежала тут очень долго. И вообще, ощущение такое, что я нахожусь в комнате брошенного дома, заколоченного после смерти последнего жильца, куда зашел взрослый внук умершего. Вероятно, прошло действительно двадцать лет.

Подготовка к выходу занимает почти целый день. Получается, из 20 дней активности у меня есть только 18 — один день полностью уходит на подготовку к погружению в анабиоз один день — на выход из анабиоза. Но зато, согласно инструкции, не надо спать по ночам!

Наконец, я готов. Всё-таки реакции и вестибулярный аппарат не те, что до сна: меня иногда покачивает. Нажав на пульте «Malfermi»*, я встал на пороге, пытаясь унять нервную дрожь.

Непривычные звуки, запахи, ощущения охватили меня тут же, как только свежий воздух ворвался внутрь. Тело отвыкло от внешнего мира, но даже тысячелетия небытия не заставят забыть, что такое дуновение теплого ветра по сухим волосам, каково это — вдыхать ароматы трав и полевых цветов…

Снаружи не было никого. Закатное солнце освещало постройки хутора у озера в километре от меня. Он окружен теми же пирамидальными тополями и яблонями, всё те же возделанные поля.

Так, стоп. А где мои очки? Я оставил их в капсуле! Но, похоже, они мне больше не нужны. Стопроцентное зрение вернулось! Прям Питер Паркер, е-мое.

Не торопясь, я направился к хутору. Теплый ветер обдувал лицо. Шагать под гору было не трудно, но кожа привыкла к постоянной температуре в капсуле, и я чувствовал нарушения терморегуляции. И как это чудесно – видеть мир своими собственными глазами во всех деталях и красках, безо всяких «костылей»!

Солнце быстро садилось, и я ускорил шаг, заплетаясь о высокие, ароматные степные травы. Еще не дойдя до хутора, я увидел, что селение сильно изменилось. Хутор стал много больше, и теперь он был огорожен! Очень сильно изменились и строения в нем. Раньше они были из сэндвич-панелей, а теперь — глинобитные, и покрыты какой-то толи соломой, толи дранкой. И пирамидальные тополя, уцелевшие после той бури, больше не возвышались над дамбой. Как жаль. Они очень мне нравились…

Было видно, что запруда сильно заросла тростником и обмелела. Из–под темной воды торчала какая-то белая, гладкая штука, в которой я, приглядевшись, узнал лопасть ветряка. Так вот куда улетел генератор с лопастями! То-то мы не смогли его найти…

Я подошел к ограде. Деревянный частокол из крупных кольев, переплетенных ивовыми прутьями и украшенный какими-то пугалами, казался принадлежностью варварского селения, а не оградой для жилища нормальных людей.

Найдя в ограде ворота, я постучал в них. Сначала на «той стороне» было тихо, но мне показалось, что несколько человек рассматривают меня сквозь щели в ограде, тихо переговариваясь. Не узнали меня, что-ли?

— Это я, Константин. Я вернулся из капсулы! Есть тут кто-нибудь? Клим Егорович? Валерьян? Виктор?

Ворота дрогнули и с диким скрипом приоткрылись. Оттуда выглянуло незнакомое лицо с черной косматой бородой и грязными, спутанными волосами.

— Вик-тарр? С вопросительной интонацией протянул первый мужичина, — Вик-тарр?

На всякий случай я кивнул, обрадованный тем, что имя Виктора им знакомо. Кто эти люди? Новые работники, усердно охраняющие хозяйство?

Снова раздался мерзкий, царапающий душу скрип дерева о дерево. Ворота раскрылись шире, из них вышли еще несколько человек того же отталкивающего вида. Все одеты в какие то лохмотья и распространяют вокруг себя мерзкий запах застарелой грязи. Нет, все-таки обостренные чувства — не всегда хорошо!

Мужик жестом показал мне следовать за ним. Остальные пошли следом, похоже, просто за компанию, но ощущать их за собой сзади было не очень приятно. Интуиция прямо кричала об опасности…

Подойдя к большому сараю, они открыли засов и втолкнули меня внутрь. Тяжелый, застоявшийся запах нечистот резко ударил в нос.

— Вик-тарр! — прорычал патлатый бандит в полутьму сарая.

В помещении началось какое-то шевеление. Высокий мужчина с бритой головой и в свитере без рукавов, обнажавших худые жилистые руки отошел от людей, копошащихся у очага в глубине сарая, и направился ко мне. За моей спиной глухо стукнул деревянный засов.

Виктор? Трудно представить, что когда-то мы с ним были были ровесниками. Окинув меня тяжелым внимательным взглядом, в котором нарастало изумление, он отступил на шаг в глубь барака, неверяще покачивая головой.

— Ты? Неужели…. Не изменился совсем… Молодой! Марья! Марья!!

Он обернулся к людям, в полутьме столпившимся за его спиной.

— Давайте ее сюда! Марья! Как звали того мужика, что в «ковчег» ушел?

— Я — Константин, — ошеломленно пробормотал я. Виктор с совершенно дикими глазами обернулся ко мне.

— Точно! Константин! Молодой, как вчера ушел! Марья!

Сутулая изможденная женщина с глубокими морщинами на обветренном лице, обходя лежащих на полу людей, приблизилась к нам. Она вела совершенно седую, сгорбленную старуху, обнимая ее за плечи.

— Неужто… матерь Божья, — услышал я старушечий голос из полумрака сарая и скорее угадал, чем признал в этой человеческой развалине Марию Афанасьевну. Она обняла меня слабыми руками, и, уткнувшись мне в грудь лицом, задрожала.

Я стоял, боясь пошевелиться, ведь стоит мне сделать полшага, и старуха просто упадет, и озирался по сторонам. Глаза постепенно привыкали к полутьме.

Тут было, наверное, около 30 человек — мужчины, женщины, дети. Похоже, они уже готовились спать — на улице быстро темнело. В числе них я увидел прежних обитателей хутора и незнакомые мне лица. Всё указывало на то, что в этом помещении люди ютились уже давно, и изменить эти жуткие условия было не в их силах. В дальнем углу горел небольшой очаг, наполняя воздух запахом дыма и навоза.

— Извини, — заговорил, наконец, Виктор. — Изменилось много. Календаря–то нет давно. Мы и забыли. Честно… и не надеялись даже… У нас тут все совсем теперь по-другому!

Втроем мы отошли в дальний угол сарая. Марии Афанасьевна было уже за 70, она плохо видела и потеряла много зубов, но сохранила память и ясный ум. Из-за аккуратного платка на голове она выглядела опрятнее всех.

— А Клим Егорович?

— Не дожил Клим Егорович. Господь уберег, прибрал за два года до них.

— Шесть лет назад они пришли, — пояснил Виктор. — Как с неба на нас свалились, чтоб их…. Согнали нас всех сюда, вместе со своими рабами. Днём работаем, на ночь нас тут запирают. Сначала хорошо охраняли, потом бросили. Так, для видимости присматривают немного. Бежать все равно некуда. На ночь — здесь, сам видишь, как…

Пока он говорил, я увидел, что у Виктора тоже здорово не хватает зубов.

— Кто они?

— Не знаю. Дикари… Кто, откуда — ничего не известно. Я думаю, они по степям ходили металлолом собирать, тот, что от прежних времен остался. Ничего не знали, даже колеса, ничего не умели. Шарахались по степям, а скарб за ними рабы тащили волоком. Урроды! — Виктор злобно сплюнул через выбитый зуб прямо себе под ноги. — Живут, не пойми как, ничему учиться не хотят. Хозяйство всё загубили. Картофель эти *%№ @$#@#%^ весь сожрали, даже семенной, так что теперь его нет. Огурцы и помидоры и раньше гибридные были, да и кукуруза тоже. Так что семена не вызревали, и теперь мы без овощей, только чеснок и щавель остались. Одним ячменем и спасаемся. Водохранилище обмелело — сам, наверное, видел. Коровы и овцы разбежались. Наши мальчишки — пастухи во время нападения были со стадами. Увидели дым над хутором, да и не вернулись. Коровы одичали, теперь небольшими стадами по степи бродят, а эти на них охотятся!

— А если их…? Их сколько вообще?

Поняв мой намек, Виктор злобно ощерился, по-волчьи блеснув глазами.

— Много их, сильно больше, чем нас. Не вариант, Костя. Нас же всего двое мужиков осталось — я и Сергей, работник бывший. А их-то, когда пришли, человек тридцать было, и рабов еще почти столько же. Потом они, правда, много болели, половина, наверное, умерла. Но все равно их сильно больше нас!

— Оружие у них какое?

— Да, всякое, что придется, в основном — охотничье. Кинжалы, копья, дубинки. Железо они ценят очень. Тащат все, что не приколочено. Единственное, что они умеют, это работать с железом, этого не отнять. Весь металл выдирают и перерабатывают. Куют топоры, ножи, мотыги. Но только из того железа, что есть, сами выплавить ничего не могут. Даже гвозди из сараев выдергивали и в перековку пускали! Твой цилиндр осматривали. Пытались вскрыть, но не смогли, и бросили это дело. Железа им пока хватает. От техники только рамы остались, их трудно перековать — ведь раму в горн не засунешь! У них хорошо идут в дело маленькие железки — то, что в печь помещается.

— Куда же они дели столько железа? У вас, я смотрю, деревянные мотыги!

— Большую часть продали другим племенам.

— Тут есть и другие племена?

— Да, только видать, не сильно отличаются от этих. Постоянно приходят торговать целыми караванами — человек по 30 воинов, и столько же, или больше, носильщиков — рабов. Приносят они, значит, свой товар, стоят, продают его у ворот. Смешно наблюдать за ними в это время — торгуются, злятся, ругаются. Делают вид, что уходят, уводят своих рабов за холмы, там ждут день или два, потом возвращаются.

— Они все пешие, без повозок? Лошади есть?

— Нет. Носят все или на носильщиках — рабах или на своих носильщиках, свободных. Воины ничего не носят, кроме своего оружия.

— А как они поступят со мною?

Виктор печально посмотрел на меня.

— Скорее всего, будешь, как мы. Ты же пришёл к нам!

Я рванул к двери. Через щели, я увидел огонь костра и фигуры людей, развалившихся на земле.

Черт. Вот попал, так попал. И что я полез сюда так вот, в открытую? Мог бы догадаться, что за двадцать-то лет могло что угодно случиться!

И что делать? У меня капсула, можно было бы укрыться в ней. Но доберусь ли я до нее через двадцать дней?

Виктор подошел сзади, положил руку мне на плечо. Даже в спертом воздухе барака я почувствовал, как сильно от него тянет бомжатиной.

— Ты, Костя, должен себя как-то поставить по-другому. Дать им понять, что не простой ты смертный. Они тупые, поверят. Это нужно использовать… Хотя бы попытаться!

— Это как? Богом представиться? А если не получится? Вот ткнут меня ножом для проверки, и польется самая что ни на есть красная человеческая кровь… Что тогда они со мною сделают?

— Ну, если выбирать между смертью и жизнью здесь…. Мы вот, живем только ради друг друга. А тебе — есть, ради кого?

Взгляд Виктора стал жестким.

— Решай, конечно, сам. Но, я на твоем месте, ни секунды бы не колебался.

— Нужно с Алиной поговорить. Она поможет, — вмешалась в разговор Мария Афанасьевна, которая в течении всего диалога молча сидела рядом, прислонившись к стене. — А Виктор правильно говорит! Конечно, страшный грех, выдавать себя за высшее создание, да только, как тут еще обойтись с этой нелюдью? А Бог все видит, он простит.

— А где Алина?

— Она с ними. Замужем за одним из вождей. Третьего мужа уже поменяла, и не по своей воле.

— А Тимофей, Валерьян?

— Не вернулись они. Видно, встретили в степях каких-то уродов, да столько, что патронов не хватило… Ладно, спать пора, — мрачно сказал Виктор и, накинув на себя какую-то ветошь, растянулся у стены барака.

Мария Афанасьевна стала говорить ещё тише.

— Мать сначала руки на себя хотела наложить, когда они Алину забрали. Как могли Юлю поддерживали. Один из них на девчонку сразу глаз положил. Взял к себе, жить с ней стал. Потом проиграл другому. Так и ходила бы по рукам, если бы сын вождя не подрос и себе её не забрал. Говорят, она и с сыном, и с отцом живет. Сейчас дитя носит, третьего уже. Надо с ней поговорить. Она придумает, как лучше. А сейчас, пойдем, постелю тебе.

— А сама Юлия где?

— Померла родами. Ой, лучше даже не спрашивай!

Мария Афанасьевна подсказала где, где взять мне соломы, и указала место на полу барака. Растянувшись на земле, я лежал без тени сна, терзаемый невесёлыми мыслями. Да, прием, оказанный здесь, не имел ничего общего с картинами, которые я рисовал себе, отправляясь в капсулу двадцать лет назад! Возможно, завтра всё закончится новым могильным холмом по соседству с Климом Егоровичем. Как построить предстоящую встречу, как представить себя? Назваться богом, конечно, смешно. Посланник бога — ну еще, куда не шло…. Знать бы еще, кто он — их бог, во что они верят, кому поклоняются, отчего трепещут? Смогу ли я убедить их в своей исключительности, раз целый хутор таких, как я, уже безропотно им покорился? А если не смогу, то и сам, при самом хорошем раскладе, навсегда поселюсь этом вонючем бараке!

Как только тусклый свет стал проникать в многочисленные щели нашего жилища, Мария Афанасьевна растолкала Виктора. Пока обитатели барака ещё спали, мы втроем отошли в тот же угол, где шептались вчера. Глядя через дыру в стене на двух дикарей, дрыхнущих, накрывшись шкурами, у прогоревшего костра, я слушал наставления Марии Афанасьевны:

— Перед тем, как погонят в поле, мы с Виктором пойдем к Алине. Лучше мне с вами, если пропустят. Я ей все объясню. Говори, что ты посланник богов, и пришел с неба. Мы подтвердим!

— Как можно убедить их в этом? Чем их можно запугать?

— Больше всего они боятся грозы. Когда начинает в небе греметь, они падают на землю и кричат, — задумчиво ответил Виктор, — а на чём еще их развести, не знаю.

— Хреново. Молнию я вызвать не смогу!

В это время проснувшийся у костра дикарь стал расталкивать второго, и вскоре ворота барака широко распахнулись.

Вопреки нашим опасениям, пришедший конвой не погнал нас в поле. Эти двое по команде третьего, беспалой изуродованной рукой указавшего в мою сторону, схватили и повели меня под руки к дому, когда-то принадлежавшему Климу Егоровичу.

Там, у костра, разведенного перед крыльцом, на корточках сидели трое бородачей. Чавкая и смеясь, они обгладывали кости и бросали их в огонь. На них были кожаные рубахи без рукавов, браслеты на предплечьях из медной и алюминиевой проволоки, широкие кольца на шеях из того же металла и пояса с бляхами. Длинные сальные волосы забраны на затылке в хвосты. Всё указывало на то, что передо мной племенная «знать». Ну, или я перед ними — это уж как поглядеть!

Они с интересом посмотрели на меня, и один из них — обладатель длинной, наполовину седой бороды, — обратился ко мне на грубом, полном рычащих звуков языке.

Я хранил молчание и, несмотря на то, что был приведен под их взоры в качестве пленника, попытался принять невозмутимую позу и взгляд властителя. В ответ на этот вызов варвар швырнул в меня кость и разразился смехом, обнажив желтые, гнилые зубы. Остальные рассмеялись вслед за ним, что-то оживленно обсуждая друг с другом, скорее всего — мою грядущую, незавидную участь.

— Алуэн-на? Кхер-хе-но, — вдруг крикнул дикарь, и, посмотрев мне за спину, резким взмахом руки подозвал кого-то.

К костру вразвалку подошла женщина, одной рукой поддерживающая тяготивший её живот. Определить возраст её было так же непросто, как и у других обитателей хутора. Девочке Алине сейчас должно быть примерно 27– 28 лет, но землистый цвет лица, платок на голове грязно-серого цвета и большой шрам на лбу делали её значительно старше.

Они начали разговаривать на своем варварском наречии. Алина на удивление твердо, а порой даже резко отвечала на вопросы бородатого вождя, который вместе с сотрапезниками внимательно рассматривал меня. А когда она подняла указательный палец вверх, наступило молчание.

Повернувшись ко мне, не понижая голоса, она сказала:

— Они спрашивают меня, кто Вы. Думают, убить Вас или оставить работать. Хотят знать, что Вы можете делать. Я сказала, что вы пришли с Неба. Что мне еще сказать им?

Вожди примолкли. Варвар, сидевший справа от бородача, красноречиво поправил торчащий за поясом грубый кинжал с рукояткой, перевитой медной проволокой.

И вот тут, у меня неожиданно родилась мысль.

— Откуда у них эта медь? Это проволока?

— Да. Они тут всё меняют на металлы, — ответила Мария. — Даже людей меняют, и наших, и своих. А с медной проволокой не знают, что делать, так её на украшения пускают. Всю проводку ободрали! Желтая проволока — это богатство. Каждый день заставляют рабов эти цацки дурацкие чистить, да так, чтобы блестели!

— Ну, вот что тогда, — я поднял правую руку вверх, как император, отвечающий на приветствия толпы, — скажи им, что я дам им много меди — очень большое богатство. Взамен они должны уверовать, поверить в небесного бога, и в меня как его посланника и пророка. Они должны служить… нет, скажи «помогать» во всём!

* — Malfermi — «открыть» — (Прим.),

Глава 6

Испугавшись, что дрожь во всём теле выдаст во мне самозванца, я опустил руку и выдохнул. Уф… Похоже, увлеченные переводом речи дикари не заметили моего волнения, так не подобающего высшему существу!

Алина перевела мой спич вождям. Те сразу загомонили, особенно сидевший слева от главного — молодой здоровяк, с абсолютно черной бородой и гривой, никогда не знавшей ни ножниц, ни гребня.

— Не уверена, что меня правильно поняли, — вполголоса произнесла Алуэн, — но они уже начинают делить будущее богатство. Может, даже подерутся!

Ха! — подумалось мне. Если они собрались драться за обещанные мною богатства — они уже уверовали!

— Скажи им, чтобы шли за мной. — Я развернулся, мягко отстранив рукой «конвоира», пытавшегося преградить мне дорогу, и, повернувшись вновь к вождям и подняв правую руку долу, провозгласил:

— На небесах мне отсекают голову и наполняют её знаниями. Сейчас я поведаю, где лежат немыслимые богатства, и одарю ими вас!

На лице Алины мелькнула улыбка, но она перевела троглодитам сказанное с тяжёлым, серьезным взглядом.

Я жестом предложил следовать за мною. Вожди довольно живо вскочили с корточек. Конвоиры уже не пытались препятствовать мне, и за вождями замкнули нашу процессию.

Подойдя к озеру, я нашел глазами место, где над поверхностью воды торчала одна из стеклопластиковых лопастей ветряка. Наверняка все дикари много раз видели это, но никто не понял, что именно скрывает вода.

Я показал им на лопасть.

— Там много богатства. Огромное количество проволоки! Можно поднять его, потянув за лопасть.

Алина переводила, тщательно подбирая слова.

К моему удивлению, никто и не подумал броситься в пляс от счастья или упасть мне в ноги, благодаря за нежданный щедрый дар. Вместо этого дикари вдруг начали друг с другом ругаться, картинно размахивая руками.

— Что не так? — спросил я Алину.

— Не знают, что делать.

Оказалось, что дикари не умеют плавать. Самый главный тип — звали его, как выяснилось, Асхенаб, — пытался загнать хоть кого-нибудь в воду, но никто не собирался рисковать.

— Может, повязать на лопасть веревку, и дернуть с берега? Виктор и Сергей смогут доплыть и привязать ее, — предложил я. Алина перевела.

Веревки нужной длины и прочности, чтобы повязать за лопасть и вытянуть ее с берега, тоже не нашлись.

— Ну, тогда ничего другого не остается, как сбросить воду в озере, чтобы можно было подойти вброд! — сказал им я, внутренне содрогаясь от перспективы потерять столько воды из-за, в общем-то, бесполезных предметов.

Разумеется, вожди, не моргнув глазом, согласились. Виктор и Сергей с большим трудом смогли открыть давно заржавевшую задвижку.

Вода стекала два дня. Сначала показались обломки других пластиковых лопастей, а потом и сам редуктор. Попытки вынуть его не удались, слишком сильно она из лопаток воздушного винта завязла в иле. Лопасть крепилась шестигранными гайками, ключа к которым, конечно же, не было. Пришлось расколоть пластиковый корпус редуктора и вытаскивать все прямо на месте.

Затем, за два дня мы вытащили подшипники, стальные оси и обмотку генератора. Шестерни оказались пластиковые, поэтому их оставили. Работали в основном Сергей и Виктор. Я несколько раз порывался помочь им, но Мария мне запретила.

— Держи марку, Костя! Не ставь себя вровень с нами, рабами! Тут работает только чернь последняя, господа только смотрят и командуют! Лучше ходи тут, как фон-барон, гляди в небеса, призывай духов, шамань что-нибудь…

Медь из обмотки весила примерно сто килограмм — это огромное количество! Три племени можно увешать украшениями с головы до пят.

Конечно, это понравилось и вождям, и рядовым дикарям. Но, даже после извлечения редуктора и дележа проволоки они продолжали относиться ко мне скорее как к ценному специалисту, а не к пророку.

Все это время я жил к одной из комнат в бывшем доме Клима Егоровича — месте обитания вождей, на правах почетного пленника, с охранником, вооруженным копьем, у двери комнаты.

Охранник был личным телохранителем вождя Асхенаба — здоровый и мрачный тип по имени Эггон. В дополнение к отвратительной внешности, он таскал на поясе несколько черепов якобы убитых им великих воинов, и имел среди хуторян крайне скверную репутацию. Мне очень не нравилась такая опека, но пока ничего с этим поделать я не мог.

Прошло несколько дней, и с каждым из них ситуация нравилась мне все меньше. Стало понятно, что нужного результата мы не достигли — чертовы дикари не спешили падать мне в ноги, и, тем более, отпускать их бараки моих соплеменников. Увы, я взвешен, и найден слишком легким…

Вечером охранник, скучавший на полу у моей комнаты, был вызван кем-то из своих, и долго не возвращался на свой пост. Тут в мою дверь кто-то осторожно постучал. Открыв, на пороге комнаты я увидел встревоженного Виктора.

— Слушай, тут у тебя…проблема. Дикари намерены разграбить капсулу! Алина сказала! Она подслушала разговор вождя Асхенаба и Кханара, его сына. Очень уж им понравилось, что можно получить немыслимое богатство, разобрав какую-нибудь странную штуку. А странных штук они знают только одну — это твой «Цилиндр»!

— Так-так. Как говорится — не делай добра…

— Да. И они договорились утром следующего дня проделать то же самое с твоим убежищем. Сейчас они дрыхнут, а с утра подберут необходимый инструмент и отправятся на холм!

Я мрачно выслушал его. Ну вот, замечательно. Я просто гений дипломатии…

— А со мной что планируют сделать?

Виктор опустил глаза.

— Она не сказала.

Я медленно осознавал случившееся, и, по мере этого осознания на меня наваливался настоящий ужас. Возможно, если утром они пойдут на вскрытие капсулы, то со мной, возможно, решат еще ночью. А потом утром пойдут, и спокойно станут ломать. И — все, привет великой миссии. Увы, командор Альхадо, у Кости Смирнова нихрена не получилось. Дикие бомжи сдали его ковчег в металлолом…. Нужно что-то придумать, но в таком состоянии ничего не лезет в голову!

Виктор мрачно наблюдал за моими метаниями какое-то время, затем положил мне руку на плечо.

— Костя, ты не кипиши. Я думаю, есть вариант их отпугнуть.

— Как?

— Там у тебя электрогенератор…

— Где «там»?

— В капсуле, конечно же. Аппаратура жизнеобеспечения, она же на электричестве работает, так?

— Ну, и чего? «Перунами», что ли, по ним ударить, как Зевс Олимпийский?

— Из такого «перунов» не устроишь. Нет, ничего такого. Просто…

* * *

В кромешной тьме, спотыкаясь о ковыль и рискуя провалиться ногой в байбачью нору, мы с Виктором изо всех сил бежали к модулю. Лишь тусклая луна освещала нам путь, — ведь любой огонёк был бы виден с хутора! Идти по дикому полю даже в обуви нелегко, а уж как бедняга Виктор обходился босиком, я даже не представляю. С собой мы тащили несколько кусков проволоки и пару отверток.

Наконец, перебиваясь с шага на бег, мы приблизились к громаде модуля, молчаливо возвышавшейся в темноте.

— Ты где проволоку-то взял? — отдышавшись, спросил я его.

— Стащил, когда ветряк разбирали. Там, кроме обмоток, еще были провода с изоляцией, вот их я и сховал под одеждою. А отвертки смастерил для разборки генератора.

Как хорошо, что в свое время мы поставили модуль на деревянные подложки! Теперь он изолирован от земли. И, если я правильно понял объяснения Виктора, надо подать ток на корпус «цилиндра», а самому встать на диэлектрический саркофаг моей капсулы. Самое смешное, что ни мне, ни оборудованию внутри не будет никакого вреда. Это как вороны, сидящие на проводах ЛЭП. По проводам идет ток с огромным напряжением, а вороне хоть бы хны — через нее ничего не идет! А вот тот, кто, стоя на земле, коснется металла цилиндра, получит приличный удар током. Убить не убьет, но будет чувствительно!

— Теперь нужно замкнуть оголенный провод на корпус цилиндра, и подождать. Ты не беспокойся, я все сделаю и уйду — сказал мне Виктор, похлопывая по плечу.

— Хорошо.

Тут, осветив торец входного люка, я заметил, что конструкция корпуса на самом деле трехслойная — снаружи металл, потом слой какого-то прочного пластика, а за ним снова металл. Интересно.

— Так чего тут замыкать? Внутреннюю или наружную обшивку?

— Я разберусь, Костя. Лезь в капсулу.

Обесточенная капсула производила совсем другое впечатление. Ничего не работало, не подавался кондиционированный воздух для дыхания, другие системы жизнеобеспечения отсутствовали тоже. В общем, не очень комфортно, а главное — спать-то не хочется! Похоже, тому, кто умудрился продрыхнуть подряд двадцать лет, ночной сон без надобности. Так что, остается мне лежать и думать, как лучше сыграть завтра роль грозного божества…

Наконец забрезжил рассвет, и послышались чьи-то голоса. Затем, по корпусу модуля что то стукнуло, и раздался громкий, сухой и очень страшный треск.

Я вскочил, озираясь. В воздухе отчетливо пахло озоном, как будто только что прошла гроза. Снаружи раздались крики ужаса.

Отворив дверцу сегмента, снаружи я увидел ужасающее зрелище.

Рассвет едва-едва освещал окрестности, и фигуры людей, отбрасывавших под низким солнцем длинные мятущиеся тени, казались вырванными из картин сюрреалистов. Правая рука вождя, Эггон, его телохранитель и слуга, лежал у входа в модуль. Он был мертв. Лицо его было буквально черным, руки обуглились, обгорела даже трава вокруг. В воздухе стоял сизый дым и мерзкий запах горелого мяса.

В шаге от него Кханар катался по земле с выпученными глазами и хрипел. На синих, как у мертвеца, губах его стояла розовая пена, бородатое лицо исказила гримаса чудовищной боли. Ужасное зрелище!

Никто не оказывал ему помощи — и не умели, и боялись. Даже Асхенаб, его отец, стоял как истукан, тупо глядя на происходящее, и, казалось, боялся пошевелиться.

Хуторяне и бандиты толпились чуть поодаль. Несколько женщин дикарей громко орали и царапали себе лица. Все, разумеется, были сильно напуганы.

— Что тут за черт происходит? Чего вы сюда явились? Разве я вас звал? Отвечай! — обращаясь к вождю, начал я нервно отыгрывать свою роль. Получилось не грозно, а скорее визгливо: точь-в-точь покойный Жириновский! Впрочем, дикарей сейчас можно было напугать даже громким «бу».

Бледный Виктор подскочил к Асхенабу и начал переводить.

— Прости, Великий — наконец обернулся он ко мне — мы только хотели посмотреть твою…

— Заткнись! — заорал я как можно громче, пытаясь заглушить в себе страх от увиденного. Убирайтесь отсюда, вас не звали! Это место — Табу! Табу! Нельзя подходить!

Единоплеменники бандитов что-то залопотали. Кханар, тем временем, совсем посинел и затих.

— Подойди поближе — позвал я Виктора. — Это как его так долбануло-то? Смотри, отморозка сожгло совсем! Какого %@%;№;%:?*⁇%; Витя⁈ Я на такое не подписывался!

Алина пробилась сквозь толпу и схватила Кханара за руку — видимо, пыталась прощупать пульс.

— Да мертвый он, — сказал Виктор, в изумлении глядя на нее.

— Даже если мертвый — это пока только клиническая смерть — блеснул я познаниями. — Его ещё можно спасти! Нужно сделать ему искусственное дыхание и массаж сердца! Надавливай на грудь, где-то 25–30 раз надо надавить. Потом — 2 вдоха через рот.

— Нет, я ему помогать не буду — ответил Виктор, с брезгливым видом отходя в толпу хуторян.

— Эй, кто-нибудь! Сергей! — закричала Алина.

Сергей вышел из толпы и присел возле Кханара.

— Давай, нажимай ему на грудь. Ритмично. Да, так…

И мы втроем занялись этой полудохлой канальей Кханаром. Сергей прокачивал ему сердце, Алина вдувала в легкие воздух, я же судорожно вспоминал инструктаж, полученный когда-то бесконечно давно, при обучении на вождение, и говорил им, как это надо делать. Кто бы мог подумать, что эти знания понадобятся…. Как перепугаешься, всё вспомнишь, даже то, чего и не знал!

Наконец Кханар захрипел. Синюшная бледность постепенно сходила с лица, установилось неровное дыхание. Глядя, как возится с ним Алина, я вдруг увидел в этом Кханаре не грязного тупого дикаря, насильника и ублюдка, а просто обычного юношу, не лучше и не хуже других, которому не повезло родиться в скверное время, в неправильном месте и в совершенно неподходящей компании.

Ладно, черт с ним, пусть живет.

Я оглянулся на присутствующих. Тут собрались уже все — и дикари, и хуторяне, и даже рабы дикарей. Когда я пересекался взглядом с кем-то из варваров, они опускали глаза долу. К телу Эггона так никто и не подходил.

— Почему они не забирают мертвеца? — спросил я у Алины.

— Они боятся. Не понимают, отчего он умер, и потому опасаются подходить, — вдруг его смерть перескочит на них? Они верят, что смерть заразна, как проказа.

— Ну и отлично! Ты объясни им поподробнее, что мой саркофаг трогать нельзя. Иначе будет плохо. Страшная смерть, гнев богов, все дела. Хорошо?

Алина кивнула.

— А еще скажи, что я разрешаю забрать этого, — как его, — Эггон? Короче, пусть уберут его отсюда и зароют. Не надо, чтобы он тут валялся прямо у входа в модуль. Мне он тут не нужен.

Дикари долго пререкались, кто будет заниматься трупом, и все отказывались — громко, шумно, демонстративно, как цыгане на базаре. Не знаю, как завелась такая манера общения, но теперь все, и хуторяне в том числе, вели себя нарочито эмоционально, жестикулируя и крича. Даже для них бить себя в грудь, рвать волосы, выть, и даже исступленно кататься по земле стало нормой, причем по любому поводу.

В итоге мертвеца забрали и куда-то унесли. Я ушел в модуль и присел возле своей капсулы. Меня била дрожь. Нечасто вот так вот близко увидишь человека, погибшего насильственной смертью. А ведь, получается, что убил его я!

Не могу понять, почему так произошло. Напряжение на клеммах аппаратуры было не так уж и велико — Виктор сказал, порядка 200 вольт. Никого не должно было убить, хотя тряхнуть могло здорово. Меня не раз било током 220 в., неприятно, но не смертельно. Кто его знает, что же случилось….

До возвращения в капсулу я так и не сомкнул глаз. Длительное пребывание в стасисе позволило моему мозгу отдохнуть так основательно, что, пробудившись, я мог бодрствовать в течении двадцати суток без тени усталости. Тем лучше: ночью я мог отдаваться размышлениям и строить планы, днем — лихорадочно их претворять. Времени было мало, а сделать нужно многое!

Бывшие рабы сразу же накидали идей, что надо сделать в первую очередь.

— Костя, нужно первым делом снова одомашнить коров, — резонно и назидательно сообщила Мария Афанасьевна, — пока их совсем не выбили охотой и бескормицей! Срочно надо это сделать, пока там, в степи еще есть те, которые меня помнят!

— Можно разобрать большие куски металла, швеллеры и тракторные рамы. Раскалить хорошенько, и зубилом разрубить на куски, — предложил Сергей.

— Про гигиену им расскажи — продолжила старушка, — а то живут, как свиньи, в грязи. А самое главное — чтобы не били нас, и кормили по-человечески!

Асхенаб, после всего произошедшего, оказался весьма покладист. Хуторян выпустили из барака и поселили в одном из старых домов. Бежать им все равно было некуда, — цивилизованных поселений нигде больше нет, это нам давно уже стало ясно, а здесь, хотя бы, есть шанс не умереть с голоду. Отправившись в степи, нам удалось наловить несколько одичавших коров с телятами, а значит, на столах у людей вскоре появится молоко, масло и творог.

С дикарями пришлось очень много общаться по самым, казалось, элементарным вопросам. Я долго вдалбливал в их пустые головы, что хуторян им следует держать на равных с собой. И не надо разбазаривать металлы так, как они привыкли — новых может и не сыскаться. Не убивать и не избивать всех подряд. И, самое главное — мой модуль– табу!

— А если ты умрешь? — ехидно спросил Асхенаб, — Кто защитит его?

— Он под охраной богов, — объяснил я ему. — Боги бессмертны, они будут защищать его всегда!

Тем не менее, перед уходом в стасис мне, конечно, пришлось попросить Виктора вернуть все «как было». Он восстановил электроснабжение капсулы, а вот отключать обшивки отказался.

— Думаю, Костя, пока не стоит, — сказал он. — Этим уродам хоть кол на голове теши! Сегодня они боятся сюда подойти, а вот что им завтра придет в голову — никому не известно! Пусть обшивка пока остается под напряжением. Ты, главное, не забудь об этом! Держаться за обшивку и за землю одновременно нельзя, сам видел, что было…

С хуторянами я попытался наладить вопрос с исчислением времени. Хотелось бы, чтобы в следующий раз меня все-таки встретили, а для этого нужен календарь. Правда, очень скоро я понял, что измученным тяжелой жизнью людям — явно не до этого. Но Виктор все же обещал попытаться.

В последний день меня провожали и хуторяне, и дикари. Мне очень хотелось обнять соотечественников на прощанье — ведь через 20 лет уже немногие из них встретят меня, но при варварах мне нельзя было делать этого, чтобы не уронить свой «божественный» статус. Поднявшись на невысокую деревянную лесенку — Виктор сделал ее специально, чтобы мне не пришлось забираться в модуль прямо с земли, — я оглянулся на провожающих. Старенькая Мария Афанасьевна плакала и мелко крестила меня иссохшими пальцами. Её я уже не увижу. Алина, с трудом взобравшаяся на холм, поддерживала ее под руку. За ее подолом пряталась пара детей — мальчик лет пяти и совсем маленькая девочка. Виктор мрачно смотрел на меня, опираясь на палку, и, похоже, мысленно тоже прощался. Лишь жизнерадостный Сергей о чем-то болтал с дикарями на их отвратном языке.

Зайдя внутрь, я затащил с собою лесенку и нажал сенсор закрытия створки, и окружающий мир сжался до размеров моего модуля. На двадцать лет…

Глава 7

Ход 2

40 лет спустя.

Тяжелые мысли овладели мной, как только я пришёл в себя. Казалось, они законсервировались во мне на 20 лет, и теперь оттаивали, как лягушки в конце морозной зимы.

Ничего не получается. Замысел командора, приславшего мне эту капсулу, явно трещал по всем швам.

Он думал, что я смогу научить поколения чему-то полезному, сохраню знания цивилизации, возглавлю гордую поступь прогресса по девственно чистой Земле. А венцом моей первой миссии оказалось превращение высокотехнологичных электротехнических изделий в нашейные украшения для вождей дикарей. Вот если бы мы починили ветряк — вот это да! Пусть не на выработку электричества, но хотя бы муку молоть. А так — ерунда какая-то.

Не так я себе все это представлял, ох, не так!

Конечно, можно оправдываться тем, что это было всего лишь способом обретения статуса и формирования авторитета у носителей первобытного сознания, а в последующем я все же поведу их по правильному пути.

Увы. Нельзя просто так выйти к незнакомым тебе людям на 20 дней и запустить ветровой генератор. Они не знают, что это такое, и не смогут понять, что это, даже если объяснять им будет лучший популяризатор науки и техники. Цацки на шею — это, пожалуйста. Во-первых, это красиво. Статусно. Дорохо-бохато. Во-вторых, можно продать и купить что-то прикольное — красивый камушек, осколок древнего зеркала, не истлевший еще кусок древней ткани — такой, как умели делать прежние люди до Сдвига… Я даже не смогу объяснить этим недолюдям, насколько дебильны и они, и принимаемые ими решения, и именно потому, что они ужасно, невероятно тупы! И что-то подсказывает мне, что для достижения хоть какого-то результата мне придется деградировать почти до их уровня…

Сегмент цилиндра наконец открылся. Жаркий воздух обдул лицо, дивные запахи степей окутали со всех сторон. Итак, меня опять никто не встречает! Кажется, не получилось у Виктора с календарем… если только он сам, вообще, жив.

Помня про электроловушку, я поставил лесенку и аккуратно, не касаясь металла обшивки, спустился на землю. Ух, как опасно! Вспоминая, как погиб Эггон, я обернулся и оторопел. Перед модулем торчал высокий кол, на верхушке которого торчал человеческий череп! Причем, судя по всему, торчал он тут уже давно; кол успел покоситься, а сам череп начисто был лишен остатков плоти. Мое прекрасное новое зрение позволило также заметить, что нижняя челюсть была старательно прикручена к верхней медными проволочками. Ужас какой-то.

Конечно, одна только мысль о том, чтобы понять логику этих дикарей, была просто смехотворна. Но все же, рискнув предположить, что это череп того самого погибшего Эггона, а торчит он тут в виде наглядной демонстрации тезиса «не влезай-убьет», я немного успокоился и, поглаживая по пути метелки ковыльных трав, не торопясь пошел в сторону хутора. Еще издали было заметно, что он не очень-то изменился, что, наверное, не так уж и плохо.

Однако, подойдя ближе, я увидел что изменения есть, и они далеко не в лучшую сторону. Похоже, что уровень озера, из которого мы сбросили воду двадцать лет назад, так и не восстановился, скорее наоборот — водоем почти исчез, превратившись в заросший камышом овраг.

Непохоже, что дело в слишком большом расходовании воды на полив — возделанных полей было не больше, чем в прошлый раз, да и длина арыков, вроде бы, не изменилась.

На поле перед поселением работали люди, одетые в кожаные набедренные повязки. Они собирали снопы ячменя и таскали их внутрь ограды.

По мере моего приближения, люди поднимали головы, бросали работу и указывая на меня, окликали друг друга. Заметив их настороженность, я остановился и крикнул:

— Алуэн. Алуэн-на.

Один из них — мальчишка лет 10-ти — услышав имя Алуэн, что-то завопил и бросился к воротам. Люди продолжали смотреть настороженно, но не агрессивно. Иногда в разговоре проскальзывали знакомые слова из интерэсперанто. Мне показалось, что работников стало значительно больше, чем я видел их 20 лет назад.

Парень возвращался, а за ним спешила Алина. Она шла, опираясь на украшенный медью посох, а её волосы, заплетённые в 4 толстые косы, тяжело колыхались из стороны в сторону. На груди, в материи, перекинутой через плечо, шевелился младенец.

Подойдя на несколько шагов, она сердито что-то крикнула людям и, остановившись в двух шагах, придерживая живую ношу, отвесила мне поклон. Остальные, кто насторожено сдержанно, а кто с усердием последовали её примеру.

Лицо Алины покрывали глубокие морщины, — следы местного солнца и ветра.

— Мы не могли сосчитать твой приход. Ошиблись два дня, — медленно проговорила она на языке родителей, который давался ей с заметным трудом.

Провожаемые любопытными взглядами и перешептыванием крестьян, мы двинулись к воротам поселения. Пока мы поднимались к ним, я выяснил у Алины всё, что интересовало меня в первую очередь: из прежних обитателей хутора мало кто остался в живых; климат продолжает меняться — жара наступает сильнее, а дождей всё меньше.

У ворот нас встретили воины, вооруженные копьями и дубинками, которые при виде Алины почтительно склонили головы, а после её окриков, совершили поясные поклоны, бросая на меня испуганные взгляды,

— Как я вижу, твой статус изменился!

— Да, народ нового мужа относится ко мне с уважением.

— Другой народ, и сразу же, — новый муж?

— Да. Проходи уже, — сказала она, устало опираясь на посох.

Внутри поселение уже мало чем напоминало прежний хутор. Из прежних построек остались дом Клима Егоровича, который продолжал служить резиденцией вождей, и хата Тимофея Ивановича, служившая теперь хранилищем. Но внешне их было не узнать. От былого простора на хуторе не осталась и следа: теперь все было плотно застроено. Большую часть пространства занимали жилища в виде шалашей круглой формы с соломенными крышами, со стенами из тростника или соломы. Размеры хижин были различными: некоторые, построенные из толстых жердей, ячменной соломы и глины, могли вместить в себя, наверное, до двадцати человек, другие представляли собой убежище от дождя и ветра на двоих-троих человек. Стояли они в полном беспорядке, так что петли тропинок меж ними долго могли водить по узкому лабиринту из тростниковых стен, пока не приводили к цели, расположенной в десятке метров от начала маршрута.

Внутри поселок оказался многолюден. С визгом носились голые дети, тут и там сновали женщины, одетые, возможно, не так богато, как Алина, но все же опрятно. Большинство жителей носило тут просторные рубахи из тонкой овечьей кожи, с костяными и медными украшениями на них.

Вдруг я увидел зрелище, заставившее меня остановиться. У одной из маленьких хижин сидел… Валериан! Я не сразу узнал его в почти лысом старике с седой бородой. Должно быть, ему было за шестьдесят.

— Валериан, ты вернулся!

Я бросился к нему.

— Не вижу ничего, но всё помню и давно тебя ждал, — улыбнулся он доброй беззубой улыбкой. По-русски он говорил свободнее и чище Алины. — Нет, обниматься не будем, нельзя!

Валериан был слеп. Глаза с воспаленными красными веками, мутными зрачками были задраны вверх — как будто искали что-то на небе и не находили его.

— Ты, Костя, ко мне особенно-то не льни. Я тоже страшно хочу обнять тебя, но нельзя. У меня ведь трахома, Костя. Заразная вещь. Поберегись: не дай бог!

Я сел на порог рядом. Алина устроилась на корточках напротив нас.

— Это что, какая-то глазная болезнь?

— Да. Заразная. Мы с Климом Егоровичем ведь с Поволжья, так там у нас в старые времена многие ею болели. Прабабка моя еще в молодости заразилась, долго потом слепая ходила. Лапти красивые плела, тем и кормилась.

— Давно ли вернулся? — жадно спросил я, в нетерпении желая узнать, что же с ними случилось. — Где пропадал?

Старик запахнул на себе плащ из овчины, как будто ему было холодно, несмотря на вечернюю степную жару.

— Мы же тогда на разведку поехали, на тракторе. Я, Тимофей, и Саша. Пытались людей найти, разведать, что и как. Тяжело нам пришлось!

Старик пожевал беззубым ртом, как будто вглядывался в видения прошлого.

— Дорог никаких. То и дело попадались то расщелины, то каньоны, а то и в гору упирались.

— Вроде гор-то не видно на горизонте? Где же вы их нашли?

— Это не то чтобы горы, скорее плато, возвышенности. Как будто нашу Землю пересобрали из этих, как их, энигмов*, перемешали все климатические зоны, все материки, континенты, вообще все! В одном месте на ледник наткнулись — едем-едем, вдруг– бац — перед нами стена изо льда. Огромный пласт откуда-то из Антарктиды, мы даже пингвинов там дохлых видели. Начали это дело объезжать, а там низина, с обрывистыми краями, а в низине — сибирский лес! Сосны, лиственницы, кедры, всё, как положено, и низину эту потихоньку водой заливает, наверное, теперь там озеро. Дальше — плато, как столовая гора, этакой обрывистый край метров в триста высотой, будто пласт земли вынули гигантский и кинули на степь, а из обрыва водопады бьют: грунтовые воды, значит, выходят. В одном месте пустыню с кактусами видели, в другом — зебр и жирафов, в третьем — видимо, тундру бывшую. Ну, а потом людей встретили.

Валериан усмехнулся, воспоминая тот день.

— Они нас сами нашли, «Адажи» эти. Шли ордою, со стадом коров и овец, а впереди разведчики — вот с ними-то мы и встретились. Здоровое племя, под сотню человек, наверное! Но обижать нас не стали. В племя приняли. У нас кое-какие диковинки были — нож, топор хороший, обувь, ружье опять же.

— Точно, у вас же с собой было ружье!

— Да, только патронов оставалось всего три. Я одним убил при них койота — ну, они и прониклись сразу ко мне уважением. Последние патроны в стволах хранил — мало ли что…

— А остальные живы?

— Тимофей Иванович скончался, лет восемь как. А Саша жив — здоров, живет себе с нами.

— А двустволка-то где теперь?

Он тяжело вздохнул и не сразу ответил. Алина, сидевшая напротив, нахмурилась.

— Ты ведь не знаешь ничего, да? Ружье я Виктору дал! Уже не видел, и пользоваться им не мог, а он пристал, как банный лист — дай да дай. А как в руки взял — сразу пошел и застрелил им Асхенаба этого, что был тут главным раньше. Какую-то обиду на него имел.

— Вот тебе раз! И что с ним было?

— С Асхенабом-то? Умер. Два дня кровью плевался. Виктор ему в брюхо зарядил, небось, специально, чтобы тот помучился.

— Да @*й с ним, с Асхенабом. С Виктором что⁈

— Ушел. Куда-то в степи убежал. Когда адаже за ним пришли, после того как Асхенаб окочурился — он в одного из них пальнул, а как те разбежались, сразу и сбежал. И ружье пустое прихватил зачем-то. У адаже закон — кровь за кровь, смерть за смерть. Убили бы его!

«Право талиона». Око за око, зуб за зуб. Помню-помню, учил что-то такое.

— А что они так вписались за этого Асхенаба? Адаже их разве рабами не сделали?

— Не всех. Они не всегда делают рабами даже тех, кого завоюют. Многих просто принимают в племя, особенно молодых людей. Надо грудь самой старшей женщины адаже поцеловать, ну, вроде ты молоко ее отведал — и все, ты теперь «молочный брат», и вошел в их племя. Обычай такой. Так что Асхенаб рабом не был. И Виктора, за то, что он сделал, должны были убить.

Тяжело вздохнув, старик повернул к солнцу невидящие, воспаленные веки.

— Мне тоже могло попасть за это — ведь это я дал ему ружье. Соучаствовал, так сказать. Пришлось наврать, что ружье принадлежало Виктору, а я его просто вернул. Тут уж ко мне никаких вопросов не было — не мог же я ему не отдать его же вещь!

— Они знают собственность?

— Ну как, «собственность»… То, что носится на себе или в руках, украшения там, одежда, кинжалы — да, это личные вещи. А все остальное — собственность всего племени. Скажем, уже копья и горшки — общие. Рабы тоже принадлежат всему племени, и работают на всех сразу, личных нет!

— Ну, это логично. Раз все племя их захватывало – значит, всем они и принадлежат!

— Ну да. И, если кто-то заставляет раба сделать что-то лично для него — другие адаже это пресекают сразу, такие привилегии тут не допускаются! Ну — он кивнул на невидимую им Алину — разве что иногда…

— Так ты, получается, кочевал с адаже лет двадцать?

— Больше. Они, эти адажи, — племя большое и сильное. Долго мы с ними по степи ходили, я уж думал, что хутора нашего больше не увижу. Тимофей так на чужбине и помер, бедолага, и могилы теперь не сыскать. Но, видно, Господь решил привести-таки нас с Сашей обратно к дому. А вышло так: адаже от торговцев бродячих прознали про богатства местные, медные и железные залежи, и пришли мы сюда вместе со всей ордой. Дурачки эти с Асхенабом во главе сами виноваты. Они ведь из меди от двигателя, который вы из озера достали, сделали чашу для браги, огромную, красивую, ведра на три, и хвалились ею перед всеми!

Алина презрительно скривилась.

— Вот и добахвалились, — продолжал старик. — Мы напали ночью, взломали ворота и устроили пожар в большом бараке, где жили варвары. Кого-то убили в ночной стычке, кто-то сдался. В общем, без труда одолели их, тем более, мы с Сашком всю территорию знали, как свои пять пальцев.

Пока мы разговаривали, рядом с домом Валериана на улице постепенно собирались смуглые голые дети. Они таращились на меня во все глаза, но близко подойти не решались. Иногда заглядывали и взрослые адажи — смуглые, горбоносые люди, внешне похожие на выходцев откуда-то с Ближнего Востока.

— И как вы тут живете? Еды-то всегда хватает? Зимой не голодаете?

— Живем небогато — ответил Валериан. — Но хутор наш растет. Днём уже вздремнуть не могу! Одни крики, лай, мычание. А как металл куют — так вообще!

— Летом голодно бывает. Пока урожая нового нет, плохо живем, — добавила Алина. Слушая нас, она, кажется, постепенно вспоминала родной язык.

— Я смотрю, воды в озере совсем мало!

— Да, обмелело совсем. Снег больше не выпадает, уже лет двадцать, как. Дождей тоже все меньше и меньше. Скоро совсем пересохнет озеро, я думаю — лет через пять. С каждым годом урожай все беднее!

— А что вожди думают с озером делать, раз оно мелеет?

Алина рассмеялась.

— Как что! Просить богов, чтобы наполнили! — воскликнула она, шутливо ткнув меня кулаком в плечо.

Гм. Ну да.

— Слушай, а про меня-то они что знают? Скажи, как мне с этими вашими адаже половчее сладить?

Валерьян пожевал беззубым ртом, раздумывая над ответом.

— Адаже во всяких духов верят. Дух огня, дух неба, земли, воды, ну и все такое прочее. Очень суеверные они, адажи. Ну а ты у них теперь навроде бога! Они узнали о тебе от варваров Асхенаба. Очень они тебя выразительно им живописали! Даже череп убитого Эггона показывали — он до сих пор прикреплен к столбу возле твоего модуля. А адаже как считают — если есть в каком-то месте бог, его надо уважать. В другое место откочуют — там других богов надо почитать, там они хозяева. Но и своих духов не забывают, — берут с собой частицу земли, пепел очага, воду с родины, прах предков, и тащат с собой, «в эмиграцию». Очень все суеверные тут. Ты, кстати, как этого Эггона-то убил?

Я рассказал, как сделал с Виктором электроловушку, когда узнал о грядущем нападении на мой модуль.

Валериан насмешливо покачал головой.

— Это ты, Костя, устроил из своего пристанища лейденскую банку, гигантский «конденсило»! Хорошо, что сам не пострадал. Но, ты это дело брось. С такими знаниями об электричестве ты, пожалуй, себя угробишь. Не надо таких ловушек больше делать.

— Да, надо будет разобрать все это, ведь энергия нужна для работы капсулы. Только вот страшновато мне, ведь этот мой модуль — огромный кусок железа. Как бы его не вскрыли! Ты же сам понимаешь, пока я там, как в хрустальном гробу, лежу — делай со мной, что хочешь!

— Ничего тебе не сделают, — Алина, насмешливо улыбаясь, вступила в разговор. Ты для них — бог. Тебя боятся, и не ходят на холм!

Я обернулся к ней.

— У тебя-то как дела? Сколько сыновей уже?

Алина вновь улыбнулась. Если она и горевала о прежних мужчинах, то недолго. Её одежда, обилие украшений и вид уверенной в себе хозяйки говорил о том, что она обрела надежное место в социальной системе завоевателей. Хотя ей было уже к пятидесяти, она еще сохраняла остатки былой красоты, и, явно умела пользоваться сделанной из подручных средств косметикой.

— Родилось семеро. Живы трое. И девочки еще!

— Ну, прямо, мать-героиня. Твой муж — вождь?

— Да. Очень сильный, смелый вождь. Он и другие мужчины сейчас ушли в набег на соседнее племя. Должны вернуться через три дня. Почти все ушли, мало их осталось.

— Ладно, Валерьян, рад был, честно, рад. Не думал увидеть тебя! Пойду на Сашу посмотрю, поздороваюсь. Давно тоже не виделись с ним!

— Иди, конечно. Он там у хаты своей баглайничает.** Наверное, как раз брагу греться поставил!

— А куда идти-то?

— Вот прямо, а потом в левый кут, там сразу увидишь! И, прихвати у него для меня баклажечку — у него здорово теперь паленка выходит. И еще, знаешь что — шелковицы сушеной, перетертой, как у них делают. Очень люблю!

* — Энигмо — паззлы — прим.

** — баглайничать — бить баклуши, бездельничать, — прим.

Глава 8

Саша — теперь — Дядя Саша, очень уже старый, сухопарый и совершенно седой, крепко обнял меня на пороге своей хижины. Жил он в небольшой, но добротной мазанке из белой глины, крытой ячменной соломой, с маленькими окошками овальной формы, затянутыми какой-то мутной пленкой. Перед входом в хатку стоял небольшой навес, тоже покрытый соломой. Рядом — «сажок», загончик для овец. Полуголые дети играли в свайку на улочке перед хатой.

Жена Саши, невысокая смуглая женщина из племени, и ее дети вынесли под навес циновки и много местных фруктов со стареющего хуторского сада.

Выпили за встречу. Дядя Саша гнал самогон из ячменя и падалицы фруктов. Как он это делал без самогонного аппарата, я не вполне понял — как-то хитро ставил одну кастрюлю в другую, а сверху — перевернутую крышку. Несмотря на кустарное исполнение, результат был вполне достойный. Полученное пойло имело где-то 20–25 градусов и стойкий запах исходного продукта, но, другого крепкого алкоголя тут нет.

— Семмун одобряет! — радостно сообщил мне дядя Саша, закусывая вторую стопку прекрасной сливой из хуторского сада. — Он мне и выдал эту посуду, да и абрикосы с яблоками на это дело выделяет. Слушай, а мне вот еще змеевик нужен. Нельзя там у тебя в твоем «ковчеге» отколупать чего-нибудь? Да шучу я, шучу. Можешь меня током не лупить. А то наслышан я уже, про дела то твои, убивец ты наш коварный!

— Это не я. Слушай, ДядьСаш, а как бы мне с Семмуном этим поладить? Не хочу проблем с начальством, прошлого раза хватило!

— Ну, он вроде мужик нормальный. У меня с ним все ровно. Как примет моего, свежевыгнанного — так прямо кунаки мы с ним!

— Кстати, Валерьян просил ему баклажку…

— Ну, старику Валерьянычу ничего не жалко. Сколько лет мы с ним среди нехристей этих обитаем — страшно и подумать! А шелковицы, скажи, нет. Вся в спирт вышла.

— Смотрю, вы тут не бедствуете!

— Я-то? Да ну! Если руки есть и голова — везде себя найдешь. Мы с адажами нормально живем, частью племени стали. Кочевать с ними, конечно, тяжело было, ну а сейчас ничего, полегче.

— Вы тогда постоянно по степи мотались?

— Да нет. Переходили с места на место, жили какое-то время, пока можно было еду добывать, потом собирались и шли на новую стоянку. Бывало, и год, и два жили на одном месте.

— А потом сюда пришли?

— Ну да. Мы уж и забыли обратный путь, случайно тут оказались!

— Про меня-то, что говорят новые хозяева?

Раскрасневшийся от выпивки Саша сделал выразительный широкий жест рукой.

— Все тут балакают, что ты — местный бог. И обитаешь в священном месте, а раз в 20 лет к людям выходишь. И покой твой тревожить нельзя. Эггон подтвердил бы, если бы копыта не откинул. Да все у тебя будет хорошо, не сумлевайся!

Я, наконец, успокоился. Самогон теплой волной затуманил сознание, и будущее уже не казалось таким скверным. Но все же, червячок беспокойства точил меня, а о чем я волновался — никак не мог понять. Наверно, просто нервяк перед встречей с вождями. Хоть меня и презентовали, как должно, но кто его знает, как пойдет дело…

— Слушай, Саша, а Сергей ведь жив? — вспомнил я добровольного реаниматора бедолаги Кханара.

Саша кивнул.

— Если хочешь, жена тебе покажет, где он живет. Эй, Залак!

Невысокая женщина Саши проводила меня на другой конец поселения. Тут действительно можно было заблудиться — кругом кривые переулки и тупики. Народу вроде не так много, но многочисленные загоны для скота и изгороди мешали проходу.

Сергей тоже здорово постарел. Ему было под семьдесят, и было просто удивительно, что в этом диком месте, при никакущей медицине, он смог дожить до таких лет. Когда я подошел к его хате, он развешивал на просушку какие-то корешки, подвязывая их к потолку навеса перед своим домом. Увидев меня, он очень обрадовался.

— Ну наконец-то! Не думал уже свидеться! Совсем не изменился, надо же, только белый стал, как снеговик!

Я тоже заметил, что кожа моя после выхода из Цилиндра оказалась молочно-белой, а теперь покраснела и начала ощутимо саднить. Видимо, пребывание в капсуле приводило к сильной депигментации кожи. Кажется, в этот раз я недостаточно густо намазался штатным кремом!

— Да. Как бы не обгореть!

— Если что, приходи ко мне, помогу. Я ведь теперь тут знахарь!

— Это как это?

— Когда я Кханара-то откачал, все меня трошки зауважали. Ну, а мне пришлось поддерживать, так сказать, реноме. Я кое-что и раньше знал, увлекался народной медициной, а тут — раз, и никаких врачей, лечись, как хочешь. Главное — наших жалко! Вон, ребятишки Алинины, — сколько померло, у Петра тоже детки… А кому лечить? Эти-то — он кивнул на адажей — привычные, у них помер, да и ладно, а наши-то? Ну, я проштудировал книжку про это дело, — хорошая книжка у Марьи была про травы, — да и начал делать настои и сборы. Вот, видишь, зверобой готовлю. Только вот все труднее становится — меняется состав местной растительности. Климат-то все жарче и жарче!

— Да, это я заметил. Жара стоит просто невыносимая. И очень сильно упал уровень воды в запруде!

— Да, с водою нынче беда! При хозяине-то, при Егорыче, её по край плотины было, весной даже сбрасывали. А теперь вон, сам видел. А откуда ей, воде-то, взяться, если Кавказа больше нет?

— А причем тут Кавказ?

Сергей глянул на меня с укоризной.

— Так Терек-то откудова брался? С Кавказа, с гор! Вся вода на вершинах конденсируется, а если кругом просто степь, так тучи шуруют мимо, до ближайших гор. А их-то теперь и нет!

— Ну, вот тебе раз! А я думал, горы — бесполезная вещь, только место занимают!

— В природе, Костя, нет ничего бесполезного. Теперь видишь, все как перемешалось! И в итоге — кругом бардак…

— Полегче тут стало, как адаже пришли?

— Конечно! Они как абреков тех заломали, сразу свои порядки установили. Мы тогда уже года два рабами не были, это тебе спасибо, а там дядя Саша с Валерьяном за нас словечко замолвили. Нам привольнее стало жить-то с новой властью. Только вот Виктор, видимо, злобу затаил на Асхенаба с сынком. Эггон-то здорово его избил, когда он дочь не захотел отдать за Кханара, ну он и обиделся. А тут, как Эггон погиб, оттого что кто-то с проводами баловался — Сергей ехидно посмотрел на меня, — Асхенаб с сыном вождями быть перестали, и Валерьян зрение потерял, ружье своё Вите отдал. Вот так все и сложилось!

Тем временем подошла Алина, уже без ребенка. Забрала у Сергея пучек корешков, но не стал сразу уходить, видно, разговор ее заинтересовал.

— Слушай, я в той истории вообще случайно. И с проводами не баловался, Виктор все сделал. Да и тот урод, который сгорел — как его, Эггон? — навряд ли кто-то о нем пожалел!

Сергей скептически скривил лицо.

— Эггон был великий воин. Еще и с железной дубиной! Его все в степи боялись. Даже такое сильное племя, как адаже побоялось бы напасть, пока он был жив. Так что, получается, это ты притащил сюда новых хозяев.

Да что ты будешь делать! А часовню — тоже я?

— Получается, как он погиб, так племя стало без защиты… Ну, не знал, не знал. А я-то думал, от его смерти никому хуже не будет! Дернул же черт их полезть грабить мой модуль! Кстати, Алина, я так и не поблагодарил тебя за предупреждение об этом!

Она непонимающе посмотрела на меня.

— Какое? Я ничего не говорила….

— Ну, это же ты предупредила меня через Виктора, что дикари придут грабить капсулу!

Алина была явно удивлена. Помедлив, будто пытаясь вспомнить события двадцатилетней давности, она, наконец, решительно замотала головой.

— Я не говорила. Нет, не говорила так.

— Вообще-то — вмешался Сергей — Асхенаб тогда говорил, что Виктор повел их к модулю, сказав, что ночью видел разноцветные огни и сияние вокруг. Вот они и пошли — просто посмотреть. Надо же — Сергей усмехнулся в седые усы, — дело было двадцать лет назад, а все помнится, как вчера было. Событий, видимо, у нас мало, вот и запоминается надолго, что когда-то было…

Вот тебе раз. Похоже, очень не любил Витя предыдущих вождей, раз устроил им такую подляну! Сначала завел в ловушку, а потом, добыв ружье, так и вообще напал в открытую! И при этом наврал мне с три короба, убедив участвовать в своем спектакле.

Дааа… Тут, я смотрю, без сантиментов. Человек человеку — волк.

К вечеру я решил на всякий случай вернуться в капсулу. С током баловаться, конечно, не стал. Из степи доносились какие-то мерзкие завывания — то ли шакалы, то ли койоты — но, как мне сказали, для взрослых людей особой опасности нет.

Вглядываясь в звездное небо, я думал — что дальше? Перспектива построить тут даже маленькое, но надежное и устойчиво растущее поселение казалась нереальной. Слишком мало ресурсов — людей, воды, леса — да всего мало! В избытке только земля, но этого сейчас везде навалом.

А вот что тут делать с водой — большой вопрос. Думаю, я ее ниоткуда не возьму. А вот придут вожди из набега, спросят меня, что делать — что я им отвечу? А если меня, как связанного с высшими силами пророка, действительно попросят наполнить высыхающую запруду, и, например, вызвать дождь? Проявить, так сказать, свою божественную силу? А у меня ведь хватит ее только на то, чтобы обмочить штаны!

Что тут придумать? Ох, надо решать! Как бы не перевели меня эти адажи из небесных жителей в подземные….

Первым делом, я решил посоветоваться с Валерьяном. Тем более, фляжку с выпивкой надо было отдать! Он же ее второй день дожидается!

С рассветом я не без труда нашел его хижину. Старик меня ждал. Обрадовался паленке, сразу опробовал, и одобрительно кивнул.

По тревожившему меня вопросу высказался очень решительно.

— Костя, ты же понимаешь, что воду брать неоткуда. Разве что бурить артезиан, и то не факт, что получится. Наткнемся на горную породу метрах в трех от поверхности — и все, долби кайлом. А там, может быть, воды-то и нету. Если дождей нет — подземным горизонтам тоже не из чего наполняться. А если и есть — таскать замучаешься. Насосов-то нету теперь и не будет! Для людей мы, конечно, воды наберем, а вот коров поить, и тем более, поливать посевы — уже никак!

— А что делать? Ты сам-то думал?

— Ну, что-что. Отсюда, Костя, надо валить — хриплым голосом заявил он, — искать реку или озеро, а лучше — море. Все идет к тому, что без воды мы тут вымрем!

— И куда? Мы ничего вокруг не знаем! Да и как перевезти капсулу? Она тонн 5 весит, наверное!

— Плохо ты помнишь историю. Древние люди огромные камни передвигали, мегалиты строили. Стоунхендж, пирамиды… Несколько упряжек волов, на них кладем твой Цилиндр, и вперед. А если вдоль реки, то вообще красота — он же герметичен? Вот в воду его, и поплыли! А насчет окрестностей — я ведь, Костя, слепой, а не сумасшедший. Маразм пока не посетил. Помню маленько те земли, где мы болтались, да и Сашка их помнит. Переходов на пять проведем вас в полном порядке — ну а там, как Бог даст. О ком тут еще Богу-то заботиться, как не о нас!

— Мне думается, что они не захотят переселяться. Не так уж плохо они тут живут! У них поселение, хозяйство, свое озеро, пусть и почти высохшее. Они не голодают — а вот в пути им будет тяжело!

— В прошлый год у них пало много скота. Очень сильная была засуха! В этом дела идут получше, но все знают, что степи иссыхают. Вокруг нас почти не осталось водопоев, а значит — и пастбищ теперь меньше, ведь без водопоя пастбище все равно бесполезно, скотину туда не погонишь.

Старик приложился к фляжке, задумчиво сделав глоток.

— А самое главное, Костя — когда необходимость в переселении станет очевидна всем, так это уже поздно будет. Тогда из степей ломанутся все, кто в них пока шарахается. За каждый водопой придется драться. Запаса продуктов на переход собрать не получится — просто не из чего. В любом хорошем для переселения месте будет сидеть по несколько конкурентов, и придется или выбивать их, или идти дальше, в поисках свободного места. А найдется ли незанятое место — неизвестно!

— Но тут большой мир и место наверняка есть…

— Земли полно. Хорошей земли мало. С водой, с плодородной почвой. И, Костя, еще раз говорю: климат меняется. Может, лет через десять вся планета станет большой пустыней, и выживут те, кто поселится у большого водоема. А остальные будут скитаться, пока не погибнут.

Поразмыслив, я понял, что он прав. То, что идет страшная засуха, было очевидно. Похоже, при трансформации Земли нас закинуло куда-то в район Сахары или Гоби, и теперь мы запросто можем тут помереть от голода. Причем, живущие сейчас люди, возможно, этого и не застанут, а вот я — запросто! Встану однажды из капсулы, а кругом никого и нет. Как вам такое, капитан Алехадо?

— Слушай, а с остальными ты говорил? Что они думают?

— Алина против, но почему, — не говорит. Дядя Саша только отшучивается, с ним вообще серьезно не поговоришь. Сергей обеими руками за. Он-то видит, что происходит. Поговори с ним, подумайте вместе!

Переговорить с Сергеем я решил немедленно. Он всегда мне нравился — вдумчивый, исполнительный и ровный. Правда, в хижине его не оказалось, пришлось искать его в поле.

В сопровождении Максима, старшего сына Алуэн и вождя Семмуна, симпатичного и смышленого паренька лет 13-ти, я вскоре нашёл Сергея в «корале» — загоне для скота, где тот лечил стельных коров.

Сергей оказался настроен еще радикальнее Валерьяна.

— Да верно он говорит, — надо отсель уходить. Степь уже стала полупустыней, на моих глазах, и скоро будет совсем голой. Только вот куда? Разве угадаешь?

— Наверное, просто искать, где есть вода!

— Тут тоже была вода. А теперь вон, почти и нет ее. Большую реку искать или море?

— Выходит, да.

— Вожди с воинами вернутся завтра-послезавтра. Подумай, как соблазнить их на переселение! Обещай что угодно, тебе поверят. А мы с Валерианом — поддержим.

Всю ночь я обдумывал аргументы, как убедить адажей организовать переселение. Действительно, надо обещать. Много обещать. Но при этом — так, чтобы не разочаровать паству, когда предсказание в каких-нибудь деталях не сойдется. Итак, они придут, мне надо называть себя пророком. Пророк…эээ…небесных богов. От пророка нельзя требовать вызвать дождь, он же не бог! Зато волю богов я могу вещать почти безнаказанно, ведь если что-то пойдет не так, всегда можно сказать, что эта воля была неверно истолкована. Ошибаются только люди!

* * *

Вождь Семмун был невысок, кряжист, и, неожиданно, рыжеволос. Плотная кожаная броня дополнялась плащом из меха рыси и крупной, размером с тарелку, медной бляхой на груди, блестевшей как зеркало. На короткой плотной шее болталась увесистая цепь, в которой я, не без внутреннего ехидства, узнал деталь велосипеда.

К моменту встречи я уже многое знал про этих людей. Они реально были дикарями, не из 21-го, и даже не из 1-го века. Племя Семмуна, видимо, сложилось из разнородного человеческого субстрата, свалившегося в это измерение, с разным, но, в основном – низким технологическим уровнем. Они знали обработку металлов, у них были кузнецы, — но, как и предыдущие захватчики, они умели работать только с металлоломом. Они знали животноводство, умели обращаться с овцами и быками, а от жителей хутора переняли и земледелие.

Как и любые другие дикари, они непостижимым образом совмещают практичность и суеверия. Народ адаже верит в самых разных богов, считающихся теперь «древними». Похоже, никто особо не навязывал друг другу свою веру — отчаянная борьба за существование совсем не располагала к досужим религиозным спорам. Даже само имя «адаже», объединяющее этот разнородный конгломерат в степных скитальцев в одно племя, они приняли совсем недавно. Они суеверны, но при этом вполне здавомыслящи и практичны, так что вождь Семмун смотрит на меня хоть с опаскою, но без особого пиетета, а разговор наш складывается крайне непросто.

— Ты бог этих мест. И ты говоришь, что нам надо покинуть их? Разве ты не можешь защитить свой дом? Впервые слышу, чтобы бог добровольно удалился в изгнание из родных мест на чужбину!

— Я пророк Небесных богов. Они обитают на небе, а значит везде. Я лишь вещаю их волю, но не могу изменить ее. Ты можешь верить мне, или нет, но изменить то, что случиться, тебе не суждено. Так решили Небесные владыки! Небеса перестанут давать воду. Степь иссохнет и лишится воды. Озера обмелеют и высохнут. Твой народ познает голод и жажду! Вы все умрете, если не будете слушать меня!

— И что нам, по-твоему, делать?

— Нужно уходить далеко отсюда, к подножию гор. Там, где текут реки и всегда много воды, вы обретете счастье. Так говорят мне небесные боги!

— И как мы заберем твое жилище?

— Перевезете. Вам нужно вырастить волов.

— Что такое «волы»? — бесцеремонно спросил один из приближенных к вождю адаже.

— Волы — это охолощенные быки. Они смирные, их можно запрягать в сани — волокуши. Вы сможете перевезти на них всё: имущество, продукты, людей, и мой цилиндр тоже.

Семмун тяжело смотрел на меня.

— Народ адаже решит на собрании воинов, как нам поступить.

На сём наш разговор был закончен.

* * *

Вечером, когда началось собрание воинов адаже, называемое Круг Совета, ко мне прибежал Максим.

— Адаже требуют тебя на собрание племени!

В тревоге поплёлся я вместе с ним на этот их «Круг Совета». Тут собралось всё племя — человек сорок мужчин, столько же ставших чуть поодаль женщин, и, конечно, вокруг носилось много детей. Все воины были с раскрашенными лицами и оружием, будто собрались на войну. Выступать в таком многочисленном собрании было страшновато, но, что поделать… Отступать некуда, я уже схватил тигра за усы. Надо доводить дело до конца, иначе меня сожрут!

Семмун, с топором в руках, с ног до головы размалеванный синей и белой краской, обратился ко мне:

— Ты говоришь, что надо идти туда, где горы. А что мы там найдем?

— Воду. Вы найдете воду. Земли тут достаточно кругом, а вот воды все меньше и меньше. Горы дадут вам воду. Облака могут свободно проплывать над равнинами и не выпадать дождями — потому что им не на что опустить свою воду. А на вершинах гор, которые достаточно холодны, вода из облаков выпадает — каплями или снегом — и ручьями стекает вниз, в долины. Поэтому местность вокруг гор обычно имеет достаточно воды для жизни, а вот равнины часто становятся пустынями!

— И что, нам нельзя остаться здесь? — перевёл мне Саша вопрос одного из адаже.

— Это веление богов. Если вы не последуете ему, — вас ждет гибель.

Воины горячо обсуждали предложение. Они то сбивались в маленькие кружки по двое-трое, то в большой круг на все племя и высказывались один за другим, иной раз перебивая друг друга. Женщины племени, разбившись на две неравные партии, поддерживали выступавших громкими криками. И Сергей, и Саша присутствовали на Круге Совета, как полноправные члены племени. Валериана не было, но от его имени выступал его сын, Артур — молодой высокий парень, похоже, имевший в племени немалый авторитет.

Бывшие жители хутора не смотрелись чужими на этом Совете. Они разговаривали с адаже на их языке, о чем-то спорили. Я поймал себя на мысли, что они — уже не совсем русские люди. Хуторяне практически не отличались от дикарей-адаже ни одеждой, ни мимикой, ни жестикуляцией: сорок лет жизни в племени давали о себе знать.

Осознав это, я почувствовал себя страшно одиноким. Вроде бы, эти люди из одного со мною времени, хоть и не из одной параллели Вселенной. Но это лишь на первый взгляд, а на самом-то деле все мы «пустые сосуды», куда жизнь вкладывает знания и навыки, с каждым днём отдаляющие нас друг от друга все дальше и дальше.

Выступавшие на собрании постепенно стали расходиться на две группы: одна была за переселение, вторая — против. Потом началось «голосование».

Воины вставали в двойную шеренгу друг против друга — один «за» переселение, а напротив него — тот, кто против. Чтобы никто не бегал туда-сюда, воины крепко держали друг друга за руки. Так без долгих подсчетов стало видно, за что голосует большинство — у победившей стороны, в конечном счете, не оказалось визави.

Так, в этот вечер, при свете костров, собрание воинов адаже решило откочевать к подножию далеких южных гор.

В эту ночь никто не ложился спать. Взбудораженные люди сновали между костров, с визгом носились дети, слышались крики и похвальба. Люди не стеснялись подходить ко мне и расспрашивать, каково им придётся на новом месте: Сергей и Саша помогали преодолеть языковой барьер, явно добавляя к моим сбивчивым обещаниям многое от себя.

Алина с ребенком на руках пришла ко мне в ночной тьме, сразу после собрания.

— Зачем ты сделал так? — без предисловий сказала она мне. — Знаешь, как они совершают дальние походы всем племенем? Они убивают всех лишних людей. Всех стариков, всех детей, которые не смогут идти со скоростью взрослых. Часть женщин убивают тоже, тех, что надоели.

Ее голос задрожал.

— А потом на новом месте набирают себе новых…

Я мог только развести руками.

— Тут нельзя оставаться! Ты же слышала все, что говорилось на Круге Совета племени! Нет воды…

Ее лицо исказила судорога. Казалось, она готова вцепиться мне в горло, но вместо этого просто расплакалась. Максим увел ее, и горестные крики женщины потонули вдали в радостном гомоне обсуждавших предстоящее путешествие адаже.

Я был очень удивлен. Уж кому-кому, а Алине не стоит о себе беспокоиться — она же жена вождя! Что за глупая блажь? Ладно, бог с ним. Женщины часто суетятся из-за пустяков. Прости, Алуэн, но так надо!

Оставшиеся дни прошли в приготовлениях к походу. Отбирались молодые бычки для упряжек. Старый скот забивали, мясо резали тонкими полосками, сушили на солнце. Делали волокуши — деревянные сани. Молодые воины ушли вперед разведать путь — колодцы, водопои, враждебные племена. Готовили оружие и припасы. Подготовили гигантские, на 5 упряжек, волокуши для моего цилиндра. И многое, многое другое…

К моему удивлению, оказалось, что адаже не применяют колесо, хотя для кочевого народа это должен быть просто мегаполезный девайс! На всех работах по-прежнему использовались волокуши, запряженные волами.

— Отчего они не используют колеса? — спросил я Валериана.

— Никто не видит в них смысла. Волокуши и так тяжелые, а если прикрепить к ним еще и эти нашлепки, они будут еще тяжелее!

— Но ведь тогда станет проще катить груз?

— Тут дело вот в чем. Местность после Сдвига, как ты его называешь, стала очень неровная. Тут вообще лучше всего вьючных животных использовать! Через каждые два-три километра — перепады высот! Телегу придется постоянно перегружать и перетаскивать через эти барьеры…

— Это все понятно. Но как они попрут мой цилиндр без колес? Он же тяжелый! Так или иначе, надо решать этот вопрос! Поговори с Семмуном, пусть пришлет мне плотников, или кто там у них есть в этом духе!

Дядя Саша и Сергей объяснили вождю, что мне от него надо, и вскоре мне прислали «плотников».

Как же долго пришлось объяснять, что именно надо сделать! Смотрят на меня коровьими глазами, и, вижу, вообще не понимают смысла задания. Дядя Саша, переводивший им мои слова, долго укоризненно смотрел на мои потуги, затем не выдержал:

— Ты, Костя, не пытайся им сразу все объяснить. Ты пока им все до конца рассказываешь, они уже забывают, что в начале было! Им надо задачу-то по частям ставить. Вот ты колеса из чего решил делать?

— Из дерева, из чего же еще!

— Что из дерева — понятно, ты скажи, из какого дерева — из бревен, что ли?

— Ну не из бревен, конечно, из доски!

Старик посмотрел на меня, как на блаженного.

— Нету доски-то, Костя. Разве что крышу нашего дома разобрать, там еще стропила пиленные сохранились. Только ни к чему это. Не будет толку.

— Отчего?

— Доска там сосновая — пояснил Саша, и посмотрел на меня, как будто бы все этим объяснил.

— Ну, и?

Стоявший рядом Сергей тяжело вздохнул.

— Сосна не годится. Слишком мягкое дерево. Даже колеса не выйдет сделать — быстро сносятся, не говоря уже про оси.

— А других досок нет?

— Откуда? Что и было, все переломали. Да и не годилась та доска. В давние времена все деревяшки были — или сосна, или ель. На стройку годится, а на арбу, для телег — нет. Был бы дуб, тогда — да! А сосна…

Саша махнул рукой, всем своим видом показывая безнадежность моей затеи.

— И что делать? Мой цилиндр, что, здесь останется?

— Не горячись! Просто дело это непростое. Это раньше было — взбрело тебе что-то в голову — пошел, все, что надо, купил, да и делай на здоровье! Теперь, чтобы получить годную вещь, надо очень постараться. Материал — раздобыть, инструмент — достать где-то… а может, даже, сделать придется инструмент-то, если нужного не найдешь! Да и покумекать трошки, кто тебе это будет делать! Вот ты сам сможешь, скажем, кремнёвый наконечник на стрелу выдолбить?

— Не знаю, не пробовал!

— Я зато, Костя, знаю. Сможешь. Конечно, сможешь, что там мочь-то! Лет за десять выучишься, и тотчас же сможешь!

— Шутишь? Нет у меня десяти лет! Двадцать дней и ночей, на всё про всё!

— Да. Вот поэтому-то, Костенька, надо все, что ты за свои двадцать дней освоить не сможешь, поручать другим людям. А поскольку люди вокруг тебя будут, видимо, «не очень» — тупые, суеверные и бестолковые, — придется тебе каждый раз, как ты что-то затеешь, крепко думать. Как задачу ставить, кому поручить, как материалом снабдить, где инструмент взять, эт цеттера, Костенька, эт цеттера!

Дядя Саша вдруг положил мне руку на плечо, глядя прямо на меня. В его глазах с выцветшими ресницами сверкнула стариковская слеза.

— Нелегко тебе придется. Ну, да ты парень толковый, прорвешься. Верно, Серега? За цилиндр свой не беспокойся. Сделаем мы тебе колеса, все как положено!

— Тут карагач еще остался, — Сергей кивнул в сторону хутора — старые стволы, еще до Сдвига выросшие. Они, правда, уже засохли все от такой жарищи, но не сгнили — стоят, не шело́хнутся. Ветви у них все на дрова обрубили, а стволы так и остались, их так просто не возьмешь! Вот из них и сделаем. Только сначала пилу надо будет двуручную сковать, чем на доски распускать будем. За полгодика-то управимся, а, Саш?

— Должны! Дал бы только бог здоровья, а то скрутит как Валерьяна, и привет.

— Ладно, Костя. — Дядя Саша протянул мне руку, крепко пожимая мою. Я почувствовал на его ладони твердые мозоли. — Не увидимся мы больше. Уйдешь ты в свой ковчег, да и все, а мы тут еще двадцать лет никак не протянем. Прощевай. Не поминай лихом!

* * *

Засыпая в капсуле, я думал об Алине. Бедняжка, она хотела хоть капли сочувствия, а я не дал ей даже этой малости. А ведь она же последний человек из моей реальности, того пространства/времени, из которого пришел и я.…Какая трудная судьба. Судя по всему, проснувшись в следующий раз, я не увижу ее больше…

Впрочем, возможно я никого уже не увижу. Кто знает, что они могут решить еще! В мое отсутствие они могут сто раз передумать подчиняться чужому богу, идолу племени, которое они так легко покорили.

Придется рассчитывать на их благоразумие, свою убедительность и…удачу! Не знаю, проснусь я ли вновь, но если все получится, в следующий мой выход я окажусь совсем в другом месте, и оно будет лучше для этого племени.

И для меня.

Глава 9

Ход 3

Прошло 60 лет.

Вновь сквозь свой муторный сон я чувствую легкий пневматический шум механизмов, открывающих капсулу. Опять все тот же зеленый переливающийся свет, и вот уже механизм электромассажера после долгого бездействия снова готовит мое тело к выходу. Торопливо натираясь солнцезащитным кремом, я старался не думать о том, что ждет меня на выходе. Если все плохо — так тому и быть…Но как же хочется, чтобы все получилось!

Створка цилиндра медленно открылась, впуская свежий воздух и яркий солнечный свет в спертую атмосферу цилиндра. Бросив в проем быстрый взгляд, с облегчением перевожу дух — похоже, что меня на этот раз встречают, причем, и это главное — без копий наперевес. Ура!

Все еще осторожничая, подхожу к выходу и с порога оглядываю пришедших. Да тут целый комитет! Шестеро мужчин разного возраста ждут меня снаружи, напряженно вглядываясь в мое лицо.

Все они одеты в кожаные плащи с украшениями, замшевые длинные рубахи, (скорее даже «туники»). Штанов, похоже, тут не носит никто, зато у каждого украшения из медной проволоки — браслеты и что-то вроде ожерелий. Застежки у плащей тоже скручены из завитков тонкой меди, формой напоминая бараньи рога. Из знакомых лиц был сын Валериана — Артур, один из сыновей Алуэн — как его зовут…кажется, Алай, и внук Тимофея Михайловича — Саша. Еще трое, видимо, потомки вождей племени адажей.

Рядом было несколько подростков. Одеты в такие же кожаные туники, но только простые, без украшений. У всех длинные волосы, собранные в пучок, перетянутый медной проволочкой. Лица у всех взволнованные, напряженные, но, кажется, совсем не враждебные. Уже хорошо!

Выйдя, я огляделся. Да тут жарко! Знойный степной воздух окутал меня незнакомыми ароматами. Мой модуль оказался окружен плетеной оградой, а над ним — шатер из войлока на гибком бамбуковом каркасе. Получилось что-то вроде внутреннего дворика под пологом, где и собрались жрецы моего культа. Яркий солнечный свет за пределами этого шатра заставил поежиться и еще раз проверить, хорошо ли я натерся солнцезащитным кремом.

— Здравствуй, великий посланник! — произнес Артур, и тут же все низко мне поклонились.

Первым делом я попросил какой-нибудь еды. За ней послали одного из мальчиков — сына Алая. Пока ждали, завязался обычный для малознакомых людей неловкий разговор.

— Что это за ребята? — спросил я сильно повзрослевшего Артура. Высокий, с прекрасной осанкой, густой смоляной бородой, он оказался лидером коллегии жрецов, называвших себя в его честь «атуры».

— Это наши сыновья, — не без гордости ответил он. — Они займут наши места, когда придет время. Если их присутствие неуместно, они оставят нас!

И он сделал знак рукой подросткам, которые, заметно погрустнев, повернулись было уходить.

— Пусть останутся — торопливо сказал им я. «И не надо ловить мои желания и поспешно их исполнять», подумалось про себя. Ни к чему это раболепие. Я за деловой подход.

Юноши рассматривали меня с неподдельным интересом, как, впрочем, и я их. Похоже, именно они встретят меня при новом выходе через 20 лет. Сейчас же будущие жрецы учились тому, что им, возможно, в следующий раз предстоит делать самостоятельно.

Выходит, за прошедшее время жрецам удалось закрепить за своими семействами статус пожизненных и наследственных служителей моего культа. Свои жреческие должности они будут передавать по наследству…. И, наверное, это к лучшему! Мои помощники — не та позиция, на которую можно набирать по объявлению. Пусть лучше будет преемственность, тем более что «тайный язык», то есть смесь русского и международного эсперанто, на котором мы общаемся со жрецами, еще надо умудриться выучить. А лучше всего это делать в семье!

— А где Максим? — спросил я, вспомнив про улыбчивого паренька — сына Алуэн.

Артур нахмурился.

— Максима принесли в жертву во время перехода, — сообщил он, немного помолчав. — У адаже такой обычай — если у племени дела идут плохо, его вождь должен пожертвовать тем, что ему дорого больше всего. У нас был трудный переход — мы шли вдоль обрыва и не могли его преодолеть. Люди адаже сказали, что вождь Семмун потерял расположение духов, и должен вернуть его, принеся жертву.

— То есть именно вождь должен пожертвовать чем-то?

— Да. Чем-то дорогим ему. Тем, что восхотят духи. Вождь представляет племя перед богами, и в ответе за их немилость. Если дела идут плохо — значит, виноват вождь.

— И что сделали с Максимом?

— По обычаю адаже, закопали живым в землю.

Боже. Вот почему Алина так печалилась, узнав о предстоящем путешествии!

— Почему именно в землю?

— Дар подземным духам. Раз возникла трудность с горной грядой, — а горы это земля, — значит, надо задобрить подземных духов!

Разумно, ничего не скажешь. В сумасшествии тоже есть логика!

— А что с Алуэн? Она еще жива?

Атуры помрачнели еще больше.

— Её нет среди адаже. Алуэн исчезла вскоре после того, как мы начали переход. Возможно, она вернулась в оставленное нами поселение — ответил Артур на русском языке. — Я думаю, — продолжил он, помолчав, — что Алуэн вернулась, чтобы кормить своего отца.

— Виктора?

— Да. После своего бегства он скрывался возле хутора. Алуэн носила ему еду. Она никому об этом не рассказывала, но мы догадывались.

Вот оно что… Какая печальная участь! Но, по крайней мере, Алуэн не узнала о судьбе сына!

Ладно. Надо двигаться дальше. Жизнь продолжается.

— Переход был большой? Где мы находимся?

— Мы вышли в поход одиннадцать лет назад, — сказал Саша. — Шли, с перерывами, четыре года. Подошли к тем горам, что виднеются сейчас на севере, но не встретили там больших рек — только ручьи. Перешли эти горы. И здесь мы нашли эту реку, и остановились на ее берегу. Тут хорошее место.

Я был удивлен.

— Я думал, вы сразу отправились в путь, как только Круг Совета решил начать переселение!

— Нет. Хотели сначала, но решили подготовиться лучше. Надо было вырастить быков, сделать волокуши, собрать запас продовольствия. На твой Ковчег поставили «колеса», как их называли Сергей и ДядьСаш… Потом Круг Совета передумал переселяться.

— Вот как⁉ Но почему?

— Алуэн тогда переубедила Семмуна и остальных. Было два неплохих урожая, и племя решило остаться на месте. Но потом случился очень засушливый год, и озеро полностью пересохло. Тогда люди вспомнили волю Небесных богов, и, наконец, тронулись в путь. Всего мы откочевали на 42 дневных перехода на восход и60 переходов к югу, а теперь, уже почти год ждем твоего воскрешения. Люди адаже жаждут благословения для строительства города!

Артур торжественно мне поклонился. Как же он красиво выразился — «воскрешения»! Прямо чувствуется что-то сакральное!

— Тут нет других поселений?

— Есть, — кивнул Артур. — По берегам реки живут люди, которых мы прозвали «исавара». Эту реку они называют Станубис, а озеро ниже по течению — Эрро.

— С ними были проблемы?

— Нет, большого сопротивления они не оказали. Они живут деревнями, ни союза, ни племени у них нет, так что и противостоять они нам не могли. Стычки, конечно, бывают, но мы их особо не трогаем, просто поселились рядом.

— У них много железа?

— Почти совсем нет. Все делают из дерева. Тут у берегов растет высокая трава — местные ее называют «бамбоо». Из нее они много что делают — корзины, копья, ограды, дома — да почти все делается из него!

Я еще раз окинул взглядом каркас из крупных стеблей бамбука, на котором держался шатер над цилиндром. Похоже, этому жрецы научились у местных!

— А во что они верят? У них есть боги?

— Верят в некую Светлую Богиню реки — считают, что это она посылает им зерно на полях и рыбу в ловушки. И еще духов леса, духов степей, ручьев, в общем, в сонм всяких духов!

«Ну, тут вы не очень-то отличаетесь от них», подумал я, глядя на вернувшихся подростков.

Юноши принесли еду — странную массу из вымоченного в воде зерна, от которого шел явственный запах брожения. На вкус это оказалось очень…специфичным.

— Что это?

— Мы так готовим ячмень. Замачиваем, и ждем, когда перебродит.

— А нет, скажем, лепешек или чего-то такого? На прежнем месте у вас был и хлеб, и овощи!

Артур грустно кивнул.

— Мы многое утратили за время переселения! Для лепешек нужна мука, а во время похода молоть ее и некому, и нечем! Все уже привыкли к новой пище…

— Можно толочь зерно в ступе. Ладно, об этом поговорим после. Что-нибудь еще есть, кроме этой гадости?

В итоге, мне нашли немного козлиного мяса. Разрывая зубами его жесткие, пахучие волокна, я слушал рассказы атуров о произошедшем за последние 20 лет.

Как оказалось, именно они подсказали адаже идею построить тут большое поселение. Племя поначалу кочевало вдоль рек и между ними, грабя местных и не испытывая особого желания поселитьсягде-то постоянно. Но продовольствия у местных оказалось мало, Семмун умер год назад от какой-то болезни, а его сыновья не умели также как он, вдохновлять воинов на бой. В итоге племя стало склоняться к мирной жизни, а земледелие в этих местах требует оседлости. А еще, мне с моим модулем нужно место для нормального размещения — храм или что-то подобное, в идеале — защищенное стеной и отрядом преданных воинов. Так что, построить город просто необходимо!

Решив начать все дела с утра, я распустил жрецов.

Ночь я провел в раздумьях, прислушиваясь к вою шакалов в степи. Сначала я сидел на улице, под своим импровизированным навесом, но быстро подступающий холод заставил меня вернуться в цилиндр. Похоже, тут сильные дневные перепады температур!

Как все-таки замечательно, что мне не нужно спать по ночам. Днем я смогу работать с атурами и учить людей, возрождая забытые ими технологии, а по ночам у меня есть время обдумывать ситуацию, строить планы и изучать файлы, имеющиеся в компьютере цилиндра. Еще надо как следует выучить интерэсперанто, да и язык адаже тоже надо знать! Причем, последнее, вероятно, на сегодня — самое важное дело. Иначе я рискую лет через двадцать– сорок оказаться среди совершенно не понимающих меня людей!

Следующие несколько дней я входил в курс дел, занимался осмотром окрестностей и выбором места строительства, а по ночам или копался в файлах капсулы, изучая ее устройство и функционал, или практиковался в языках. Окружающая местность мне понравилась. Наш лагерь располагался на берегу реки шириной, наверное, около 400–500 метров, с пологими берегами, заросшими камышом. Вдоль реки тянулись неширокие поля адаже. Земля была плодородной настолько, что дикое просо вовсю росло самосевом, а обширные равнины с частыми небольшими озерами и высокой травой служили нашим стадам прекрасным пастбищем. Только со строевым лесом могли возникнуть проблемы, но, возможно, он найдется в верховьях реки. Вдали на севере виднелись цепи невысоких гор, что внушало надежду на подземные ископаемые.

Мы долго выбирали подходящее место для города, но так и не нашли его. Северный берег реки был очень пологим, и, как сказали атуры, весной он весь затапливался водами реки. Похоже, нам стоило перебраться на южный берег, где высились холмы.

— Вы изучили южный берег Станубиса? — спросил я у сопровождавших меня жрецов.

– Мы не можем пересечь эту реку, Констанс!

— Почему?

— Никто не умеет плавать, — пояснил Аш. — Мы — люди степей!

— Как? Вы не умеете делать лодки?

— Лодки? Что это?

— Штуки, на которых можно плыть по воде. Разве у местных нет такого?

Жрецы переглянулись.

— Бывает, что исавары плавают верхом на бревне, но мы ни разу не видели, чтобы они пересекали так реку…

– И что, никто не был на том берегу Станубиса?

Артур задумался.

— Были. В середине лета, когда вода в Станубисе спадает до самого низкого уровня, люди из местных племен в некоторых, известных им местах, пересекают реку вброд.

Я был поражен.

— Такую широкую реку можно пересечь вброд?

— Да, в середине лета. Сейчас, наверное, это еще невозможно.

— А где места этих бродов?

— Мы не знаем!

— А можно про них узнать у этих… как их там…

— «Исавары». Они живут вдоль реки и у озер рядом с ней, в небольших деревнях. Не знаю, будут ли они нам помогать… У нас то и дело случаются стычки с ними!

— Из-за чего?

— В основном — из-за полей сого. Это местный злак, зерна которого они собирают.

— Они выращивают хлеб?

– Нет. Не выращивают. Просто собирают.

— Расскажите подробнее про этих «исаваров»! Их много?

— Трудно сказать, мы же их не считали! Исаварами назвали их мы, а сами они называют себя по-разному, да и выглядят — тоже. Они говорят на одном языке и понимают друг друга. Но некоторые деревни разительно отличаются от остальных — там живут рыжеволосые или светловолосые люди со светлой, веснушчатой кожей, и их язык незнаком никому!

— Я так и не понял, как они «собирают зерно». Они пашут землю?

— Нет. Вдоль берега есть места, где сого растет сам по себе. Исавары приходят туда, и, когда сого вызревает, просто собирают его. Расстилают коровьи шкуры, вытрясают на них зерно, потом пересыпают в корзины. Иногда даже переселяются всей деревней от одного поля сого к другому. И тут вот у нас бывают столкновения!

— Отчего же? Вы тоже стали собирать это зерно?

— Нет, мы растим ячмень, как научились когда-то. Но наши стада иногда забредают на поля этого сого и вытаптывают его. Бывает, что наши воины воруют у них людей, обращая в рабство. Конечно, исаварам это не нравится!

Следующей ночью я размышлял над полученной информацией. Во-первых, надо выбрать для поселения адаже место, где мы не мешали бы исаварам. Лишние конфликты нам ни к чему.

Во-вторых, надо что-то с этими исаварами придумать. Надо, чтобы они и адаже интегрировались в одно общество, иначе конфликтам не будет числа.

Что может объединить их? Во-первых, единый язык. Если адаже и исавары будут постоянно и тесно общаться, вплоть до смешанных браков, то, рано или поздно, станут одним народом.

Во-вторых, религия. Надо, чтобы аборигены уверовали в Небесных богов, представителем которых я являюсь.

Ну и, конечно же, обмен товарами и технологиями. Надеюсь, адажи, получив от меня те или иные знания, передадут их и иным народам. Пока же начнем с малого. Надо построить город!

Наутро я приказал атурам разослать людей вдоль берега и нащупать шестами на дне реки отмель или брод.

Но найти проходимое место не удалось. С нашего берега река оказалась действительно очень мелкой, так что люди доходили до середины и даже дальше, но, ближе к противоположному берегу уровень воды оказался выше человеческого роста. Надо делать плоты!

— Свяжите пучки тростника и бамбоо, сверху положите настил. Поставьте людей с шестами, и, отталкиваясь ими от дна, мы сможем пересечь реку!

Таким нехитрым образом мы переплыли Станубис.

Изучение противоположного берега и выбор места под город занял несколько дней. Одновременно шли сакральные приготовления к процедуре основания города — они были не так просты. Приносили жертвы, искали белого быка и белую корову — они нужны будут в церемонии закладки города. Кроме жрецов, в подготовке участвовали и вожди адаже.

Вождей у племени теперь избирается двое — один постарше, опытный и авторитетный, а для выучки ему давали ещё и молодого помощника. Они руководили всеми военными делами и дальними походами мужчин. Когда старший отходил от дел, его молодой заместитель становился главным вождём, которому вновь выбирали помощника. Вождей выдвигают по одному от каждого рода — если от одного был избран военный вождь, то помощник его избирался от другого семейства. Этот порядок неукоснительно соблюдается — в племени не может быть избрано 2 вождя от одного рода. Вождя могут снять за какой-нибудь проступок, а иногда, просто, если племя решит что он потерял благоволение богов. «Внеочередные» выборы, как говорят,редко обходились без драки.

Нынешних вождей звали Архисата и Ореден; первый был соправителем Семмуна, но не мог тягаться с ним в воинской доблести и всегда был «в тени» колоритного рыжебородого воина. Но теперь велосипедная цепь с медной бляхой висела на его шее. Ореден, сын Симмуна, но не от Алуэн, был избран соправителем после смерти отца.

Меряя ногами окрестности по обеим берегам реки, мы рассматривали и отвергали одно место за другим. Атуры, вожди и любые мужчины-воины, считающие, что им есть что сказать по этому поводу, горячо спорили, убеждая друг друга в преимуществах и недостатках разных локаций. Дело действительно было непростым: как оказалось, долина Станубиса весной сильно затапливается, так что для постройки города нужна возвышенность. В то же время, река должна быть рядом, ведь городу надо будет много воды!

В итоге все решили, что наилучшим местомбудет вершина пологого холма возле поворота реки. Ежегодные разливы реки его не затапливают, и, в то же время, вода — вот она, рядом! Здесь мы и провели церемонию закладки города.

Сначала все совершили омовение в реке, чтобы приступить к священнодействию полностью очищенными — не столько физически, сколько духовно. Потом в центре будущего города жрецы выкопали неглубокую круглую ямку. Принесли несколько мешочков с землей из родных мест адаже, в том числе и с фермы, от которой мы откочевали. Эту землю горстями кидали в ямку и при этом что-то напевали — это они «переселяли» своих духов предков на новое место.

Затем юноши принесли на холм большие вязанки хвороста и камыша. В центре будущего города мы развели огромный костер, в котором сожгли жертвенные дары местным богам — зерно ячменя, куски баранины и сыра.

Потом жрецы принесли заступы и мотыги. Под протяжные песнопения жрецы начали копать борозду там, где в будущем встанут городские стены. Там, где планировались ворота, оставляли разрыв. Всю землю, вынутую из борозды, откидывали внутрь будущего города. Меня тоже попросили бросить несколько комьев свежевынутой земли.

— Что все это значит?– спросил я Артура.

— Борозда — это символ, олицетворение будущей стены — ответил он. — Пересекать ее нельзя под страхом смерти, — хотя стен еще нет, но их духи уже поселятся тут, и будут охранять город. Проходить внутрь и обратно можно будет только через «ворота», там, где нет борозды!

Мне стало грустно. Отец Артура знал про полеты в космос и генную инженерию. А он всерьёз рассуждает про духов!

Белого быка и корову, связав вместе, провели вдоль будущей городской стены. В этом тоже был какой-то символический смысл, но его я не понял.

— Теперь мы заложим центр города — наконец сказал Артур, когда борозда была закончена, а корова с быком обошли будущий город кругом.

Началась важнейшая часть церемонии — основание алтаря. Когда хворост прогорел, на месте кострища от жертвенного костра был воздвигнут каменный стол такого размера, чтобы на него можно было положить быка. Перед алтарем сложили «тагин» — главный очаг города. Раскопали в кострище непогасшие угли, и от них зажгли в очаге огонь.

Этот огонь считается священным: ни в коем случае он не должен погаснуть. Когда в городе построят очередное жилище, именно отсюда новоселы возьмут огонь для его очага.

— Теперь надо отметить место для храма, рынка и сиренто! — торжественно произнес Артур.

По его знаку атуры принесли нам большие плоские камни. Подходя, жрецы передавали камни мне, а я должен был установить их по границам будущих главных строений. В конце мой модуль перенесли на холм ипоставили на месте храма — со временем вокруг него возведут стены и крышу.

Не знаю, откуда адаже позаимствовали все эти церемонии, но, думается, этот сложный ритуал был коллективным творчеством разных народов, перенимавших его друг у друга.

Следующие несколько дней мы намечали места для будущих полей. Я тем временем задумался, как тяжело будет этим людям мотыгами поднимать целину. Насколько было бы проще, умей они пользоваться плугом!

Вот этим мы со жрецами и занялись, несколько дней изготавливая упряжь для быков и плуги. Конечно, я понятия не имел, какую форму должен иметь деревянный плуг. Тем не менее, методом проб и ошибок, мы получили более-менее функциональные образцы, хотя, предполагаю, что получился не плуг, а скорее, соха. Волы оказались мощной, хоть и медлительной, тяговой силой, и, конечно же, стоило ими воспользоваться для предстоящих весенних работ.

В этих трудах и заботах так и прошли мои 20 дней и ночей. За день до ухода в капсулу было устроено итоговое совещание с правителями. Присутствовали вожди адаже Архисата и Ореден с сыновьями, старейшины семейств и все жрецы — атуры с сыновьями, — всего около 30 человек.

Я мысленно заготовил небольшую речь, пафосную, но деловую, чтобы дать им ориентиры на ближайшие 20 лет своего отсутствия.

— Народ адаже! Я ухожу к престолу небесного создателя, вещать ему о делах адаже, и внимать его мудрости. Вам следует позаботиться обо всем на это время.

Сделайте стену для города, пусть самую простую ограду. Нападение может быть внезапным! Однако, не воюйте с местными племенами, если вас к этому не вынудят

Как можно быстрее, обследуйте окружающую местность. Вниз по реке можно спуститься на плотах; местные жители могут показать вам проходы в горах. Узнайте как можно больше о том, что нас тут окружает. В разведывательных походах ищите разные необычные штуки и приносите их в мой храм. Я осмотрю их со временем и смогу дать им применение. Особенно нужны камни, из которых можно извлечь металл — вы еще таких не видели. Но они существуют, и очень нам пригодятся! Также, обязательно соберите местные растения, которые туземцы употребляют в пищу, и те, которыми они лечатся. Узнайте их свойства. Попробуйте посадить их на огородах!

Вы теперь знаете, как использовать волов для пашни. С плугом и бороной вы вспашете местные земли и засеете их зерном и клубнями. У нас должно быть хозяйство, которое обеспечит нас всем необходимым. Если окажется лишнее зерно или скот, его можно менять на нужные товары. Также, держите часть зерна в хороших сухих хранилищах, на случай засухи и неурожая.

Вы смогли рассчитать мое появление в этот раз. Это хорошо! Нужно продолжать тщательно вести подсчеты, чтобы знать это время в точности.

И еще одно…

Я на секунду задумался. Наверное, мой авторитет достаточно вырос для того, чтобы я мог успешно повлиять на нравы общества. Один из моментов в здешнем жестоком мире, который мне категорически не нравился — это, конечно, рабство. Пришло время изменить это.

— Итак, я призываю народ Адаже исполнить волю небесных богов. Нам следует отпустить всех рабов к моему следующему приходу. Новых рабов захватывать не следует, и владеть рабами больше не нужно.

Я постарался твердо глядеть в ответ на их изумленные взгляды.

— Вы должны в точности исполнить все, и относительно рабов — в том числе!

Вступив в свой цилиндр и оставшись один за его сегментными створками, я только сейчас вспомнил, что. Двадцать лет в этом мире — это очень, очень много. А долгое путешествие на сотни километров — или фарсангов,* как меряют расстояние местные — очень, очень трудное и опасное предприятие. Надеюсь,мы освоимся на новом месте, и племени не придется больше кочевать по бескрайним степям в поисках лучшей доли.

*Фарсанг — мера длины, соответствует примерно часу пути. Около 4,2 км. — прим.)

Вопрос всем читателям — что Константин сделал неправильно в этой главе? Имеется в виду именно, что неправильно «сделано», а не то, что он должен был сделать, но не сделал (не построил космолёт, не изобрёл синхрофазотрон — этого можно много придумать).

Глава 10

Ход 4

(прошло 80 лет.)

Долгая процедура подготовки к анабиозу и не менее долгая процедура выхода из него давали мне немного времени, чтобы между делом подумать о задачах, встающих перед нами. И думается, прежде всего, надо мне укрепить свое положение в племени.

Я крайне нуждаюсь в людях, которые будут поддерживать мой авторитет на время моего долгого отсутствия, и всё это время спокойно и компетентно выполнять мои решения. Это не так просто! Ввиду отсутствия медицины срок жизни этих людей очень невелик, многие увидят меня всего один раз, а большинство — не более двух раз в течении жизни. Трудно заставить людей исполнять свою волю, если сам не стоишь над ними постоянно с угрожающе занесенной палкой! Нет никаких гарантий, что завтра не найдется амбициозный вождь, который решит все взять в свои руки, а мой цилиндр притопить в тихом затоне Станубиса. И вот чтобы этого не случилось, надо сделать структуру, что будет поддерживать мой авторитет и влияние все долгие 20 лет моего отсутствия. Нужен храм со жрецами и пропагандой, системой поклонения и восхваления, и, разумеется, материальным поощрением моих адептов. Никто не станет служить мне бесплатно!

Ну вот, я готов к выходу в свет. Чувства обострены, ощутимый прилив сил — никогда я не чувствую себя так хорошо, как сразу после выхода их стасиса. Следующие 20 дней я могу крутиться как заведенный, не ощущая усталости, и не нуждаясь во сне.

Теперь у меня не просто навес из войлока, а полноценный храм. Здание примерно 10×10 метров построено над цилиндром. Стены из бамбукового каркаса, обложенного глиняными кирпичами, крыша покрыта своеобразной «дранкой» из половинок стволов бамбука.

Меня ждут в смежной комнате, и не просто ждут — они воскуряют какие-то ароматные травы, и при этомпоют монотонные мантры. Сделав шагиз цилиндра, осматриваю встречающих. Много новых лиц, много и постаревших знакомых.

Жрецы бросаются ниц, некоторые целуют мне ноги. Хм. Не то, что мне это нравится, но это хороший знак. Всё идет как надо! Эти люди пользуются властью и уважением в своем обществе благодаря мне, и они понимают это. Но, всё же, такое раболепие надо им запретить. А то, пожалуй, привыкну.

Быстро выяснилось, что среди них не осталось никого, кто был мне знаком попрежней жизни. Даже прямые потомки русскоязычных жрецов почти не знают русского языка, и мы общаемся на ломаном эсперанто. Время неумолимо.

Из старых знакомых вижу Сашу — теперь его, на местный манер, называют Аш. Узнаю сына Алая — Эгора, того самого, что в прошлый раз бегал за едой для меня.

Оказалось, они прекрасно научились высчитывать время моего выхода! В этот раз меня ждет еще не остывшая пища, намного более обильная, чем кусок вонючего козлиного мяса, которым встретили меня двадцать лет назад.

За трапезой, пробую местные деликатесы — фазана с медом и травами, дикий инжир и шелковицу, и получаю последние новости за последние 20 лет.

Разговор естественным образом зашел о продовольствии. Жизнь на Станубисе оказалась благополучной — поля давали неплохой урожай. Большинство все еще ели перебродившее зерно, но возобновилась и выпечка ячменных лепешек. Зерна толкли в ступе, получая грубую муку, из которой можно было замесить серое тесто и испечь тонкие лепешки. Увы, но привычный мне по прошлой жизни хлеб таким образом получить невозможно — ячменная мука не поднимается от дрожжей.

Меня угостили этими тонкими ячменными лепешками с медом. Здесь это считается лакомством, хотя из-за обилия отрубей все это, на мой взгляд, лишь ограниченно пригодно в пищу. Попробовал я и кашу и из местного злакового растения, называемого «сого». Неплохо!

– Вы научились выращивать это сого?

— Да, Великий! Оно дает бо́льший урожай, чем ячмень, но только собирать его много сложнее.

— И чем же?

— Сого не сохраняется в колосьях. Как только оно вызревает, начинает опадать на землю, так что приходится собирать его в пыли. Очень неудобно!

— Понятно. Я подумаю… я вопрошу Небесных богов, что с этим сделать. В достатке ли у вас продукты? Не бывает ли голода?

— Хвала Небесным богам! — отозвался Эгор. — Здесь еды намного больше, чем на прежнем месте! Благодаря упряжи и плугу мы распахали много земли вдоль реки, так что зерном люди вполне обеспечены! Дичи и пастбищ тут тоже вдоволь!

— Хорошо. А рыбу вы ловите?

Эгор смутился.

— Наш народ не умеет этого!

— Похоже, пора научиться. Глупо жить на реке и не пользоваться её богатствами. А как складываются отношения с местными, как их там…исаварами?

— С большинством деревень исаваров мы не воюем. Но, бывает, случаются и стычки!

— В чем причина?

— Как и прежде, из-за зарослей сого.

Потянувшись за кувшином с водой, я вдруг услышал звук рвущейся материи. Моя одежда, сильно потрепанная еще во время работы на хуторе, теперь пришла в полную негодность. От времени нитки и ткань просто истлели, и с каждым моим движением она все больше приходила в негодность.

— Аш, мне нужна одежда! Вы тут умеете плести ткани?

— Нет, адаже не знают что это такое. Все носят кожи.

— Ладно, принесите хотя бы кожаную!

Утром мне принесли тяжелый, пахнущий юфью плащ с украшениями из медной проволоки. Довольно неудобная вещь на такой жаре, скажу я вам, но ночами он выручал. Подумалось, как туго придется, когда будет утрачено последнее белье. Носить кожу на голое тело на 40-градусной жаре — форменный мазохизм… А ходить неукрытым тоже не вариант — солнце печет немилосердно.

Закончив с завтраком, я вышел из шатра наружу. Солнце клонилось к закату, но и сейчас чувствовалась его сила. Мой храм-шатер окружало множество хижин из бамбука, соломы и войлока, хаотично разбросанных тут и там. Рядом с моим шатром горел городской очаг, несколько полуголых мальчишек — сыновья атуров и их друзья — сидели возле него и подкидывали дрова. Тут же было несколько женщин разных возрастов — жены и дочери атуров. Именно они отвечают за огонь, не давая ему погаснуть.

У адаже огонь в очаге поддерживает женщина — жена хозяина, главы рода. Поддержание огня в городском очаге тоже возложено на женщин, самых знатных и высокопоставленных в городе.

Жрицы были одеты в кожаные рубашки, украшенные по подолу разными медными и костяными бляшками, заколками и завитками. Похоже, делать ткани тут не умеют. Чтобы в кожаной одежде не было очень уж жарко, они проделывали в ней множество прорезей, пропускавших воздух, ну и, конечно же, их одежды украшает множество бусин, медных проволочек, каких-то костяных пластинок, перьев.

— А как называется город, — спросил я у Эгора. Тот лишь пожал плечами.

— Город. Просто «Город»!

— Надо его как-то назвать. Давайте это будет, эээ… Адажион!

Разумеется, жрецы не возражали против такого названия, хотя, судя по всему, так и не поняли, зачем Городу еще и как-то называться. То, что это поселение будет не единственным, в их головах пока не умещалось….

Конечно, мне захотелось осмотреть все вокруг. Хижины жителей оказались разбросаны по городку безо всякого плана, что здорово мешало проходу. Улиц в городе не было — были тропинки, вьющиеся вокруг хижин. Если в степи адаже всегда строили круглые жилища из овечьих шкур, то в городе они стали строить соломенные жилища прямоугольной формы с деревянным каркасом, как у местных.

К счастью, им хватило ума не держать свой многочисленный скот в городе. Сараи и овины размещались в некоем подобии «предместья», пристроенном к городу со стороны реки. Отсюда скотину проще водить на водопой.

Жителей в городе было мало — взрослые работали в поле, дома оставались только дети и старики. Они подходили к жрецам, и, поглядывая с любопытством на меня, о чем-то их спрашивали.

— Что они хотят? — спросил я у Аша.

— Просто интересуются, вы ли тот посланник небес, о котором мы им рассказывали.

Узнав о том, кто я, многие горожане пытались коснуться меня, видимо надеясь таким образом получить божественное благословение. Боже — ты, который настоящий — надеюсь, ты простишь меня за этот перформанс!

* * *

Я прошелся по городку,осмотрев его стены, ворота и городские общественные постройки. Бамбуковый частокол в три человеческих роста, за ним простые деревянные смотровые башни. Ворот в городе было 6, как мы и запланировали 20 лет назад. Эти, довольно легкие, бамбуковые конструкции вряд ли бы выдержали удары тарана.

В целом оборонительные сооружения у города, можно сказать, никакие. Они могут защищать жителей от ночных воров и от гиен, но не более того. Отряд воинов с единственным железным топором вполне мог срубить несколько стволов бамбоо и войти за ограду. А нападающие без железного топора могли бы просто сжечь эти стены, привалив к ним несколько охапок горящих прутьев.

Сооружения внутри города тоже не впечатляли. Возле общественного очага была хижина, где хранилось топливо для него, и коротала время «дежурная» жрица.На площадке перед очагом воины адаже собирались на народные собрания.

Никакого общественного амбара, увы, за 20 лет построено не было.

Мы вышли за ворота. За городской стеной, на некотором отдалении от нее, тоже стояли хижины, но другого вида, не такие как у адаже. В городе хижины были круглые, с крышей как стог сена; за городом дома были вытянутой формы, с большой двускатной крышей. Ближе к реке дома стояли на сваях.

Дальше начинались поля, на которых работали люди. Я понял, что жители предместья не были адаже — в большинстве это были более низкорослые и темнокожие исавары. Знакомство с адаже, умевшими пахать землю и засевать ее зерном и овощами, уже оказывало влияние на местных. В своих деревнях они не пытались пахать и сеять, но те, кто переселился к Адажиону, уже начали перенимать новые для себя агроприемы и сажали ячмень, чеснок, редьку и листовую капусту. Но основой рациона оставался привычный им дикорастущий сого.

Подойдя ближе, я понаблюдал, как они это самое сого собирают. Это широколистое, довольно высокое растение, у которого листья растут прямо от корня, и оттуда же торчал увенчанный метелкой семян стебель. Росло оно в диком виде, размножаясь, как сорняк, самосевом. Быстро вымахав весной из мокрой после паводка почвы, в начале лета сого колосилось и начинало засыхать. При этом семена его могли высыпаться на землю, а часть попадала на широкие листья внизу, где их можно было собрать в пазухах.

Темнокожие поселяне раскладывали несколько коровьих шкур на землю, потом наклоняли метелки сого над шкурами и стрясали зерна прямо в шкуры. Потом убирали зерна в корзины и шли дальше, где и повторяли всю процедуру. Высокие стебли оставляли на поле, и, как сказали мне жрецы, позже их здесь же сжигали.

Среди хижин местных виднелись два длинных как казармы строения с высокими крышами и без окон. Я, было, подумал, что это сараи для скота или зерна, но оказалось что это «мужские дома». Мальчиков отселяли в них с 13–14 лет, и они живут там, пока не женятся. А отсутствие окон — для того, чтобы буйная молодежь не сбегала по ночам куролесить.

Мы подошли поближе к реке. Пологие топкие берега, истоптанные копытами быков и овец, плавно переходили в заросшие камышами плавни. Дальше по побережью виднелись арыки и поля овощей, огороженные бамбуковыми изгородками. Я узнал чеснок, редьку и капусту. Были и незнакомые мне клубни– жрецы назвали из «ямам».

Ямам — высокорослое растение с корнями — клубнями и красивыми желтенькими цветками. У него едят и молодые стебли, и клубни, и цветы. Имеет сладковатый вкус и крахмалистую мякоть клубней. Выращивание ямама на поливаемых землях дает прекрасные урожаи.

Как сказали мне жрецы, каждые 50–60 лет дает плоды и бамбоо. После цветения это растение умирает. Удивительно, но цветут и умирают они все сразу — весь бамбоо округи.

Из степи пригнали стада — разместить на ночь на скотном дворе — «коррале». Местные быки несколько измельчали, но зато обзавелись внушительными рогами.

Смеркалось, и мы поспешили к воротам. В воздухе появились мелкие, противные комары, что заставило меня ускорить шаг. У ворот слонялись три сомнительного вида субъекта с дубинками, разжигающие от факела небольшой костер. Это ночная стража.

Жрецы очень просили меня провести ночь не в цилиндре, а в храме — это его, как они утверждали, «осветит».

В итоге всю ночь мы просидели в храме у очага. Ночами здесь довольно прохладно.

— Эгор, почему вы не построили амбар, как я указал в прошлый раз? — спросил я у сына Алая.

— Мы храним зерно в своих домах и амбарах. У каждого свое. Никто не хочет отдавать свое зерно в общее хранилище! — ответил тот на своем корявом эсперанто.

— А если будет неурожай? Ведь начнется голод!

— У всех есть запас зерна. Не будет «голод», — ответил Эгор, жизнерадостно улыбаясь.

Мне бы твою уверенность, сын Алая. Ну ладно, если вы тут считаете что обойдетесь без лишних общественных работ и сборов — пусть так и будет…

Но прежде всего — обеспечение продуктами. Тут у моих подопечных оказался досадный пробел — никто не умел плавать, делать лодки и ловить рыбу.

Пришлось заняться изготовлением простой плоскодонной лодки, ловушек для рыбы, донных удочек и сетей.

20 дней пролетало в этих хлопотах со скоростью стрелы. Ночами я разбирался с бортовым компьютером. Мне удалось найти обучающие файлы с орбиты, и, полный надежд, я принялся ночи напролет просматривать их.

Увы. Мои надежды скоро развеялись.

Команда «Артемис», разумеется, не готовилась заниматься прогрессорством, и не имела действительно нужных мне материалов. В итоге, оказалось, что их файлы — это художественные и научно-популярные фильмы, взятые в основном для развлечения экипажа корабля, и зрелищность и занимательность в них явно преобладали над информативностью.

Вот фильм про палеолит. Маршруты расселения из Африки. Кроманьонцы, неандертальцы, и их непростые взаимоотношения…. Интересно, но не то. Каменный век, слава богу, мы давно оставили позади!

Вот фильм про Великое переселение народов. Причины, результаты — падение Римской империи. Интересно и бесполезно. Нам еще предстоит дожить до проблем, которые терзали римлян, и, не факт, что наша страна не погибнет намного раньше этого!

Вот фильм «Александр Великий». Показана македонская фаланга, детали доспехов, и то, как персы применяли колесницы. Любопытно, но пока, увы, неактуально. На стоп-кадрах можно рассмотреть детали конской упряжи. Если у нас будут кони, это мне пригодится. А пока-мимо!

Фильм «Величие Рима». Красивые костюмы. Величественные здания. Колизей, Форум… Пользы для моей миссии — ноль.

Старенький фильм «Ипподром». Гонки колесниц. Немного яснее стало их устройство, и особенности управления ими. Жаль, но у нас нет лошадей, так что это все бесполезно.

И — ни одного фильма, где в подробностях показали бы, как плавят металл, ткут ткани, делают красители, порох, ищут железные руды… Все очень поверхностно, и не о том, что нам сейчас надо!

Я поправил на плечах свой тяжеленный кожаный плащ. Вот бы добыть легкой тканой одежды! Теоретически я знаю, что есть лен, хлопок, конопля, шерсть… даже из бамбука и крапивы можно как-то извлечь волокна и ткать их. Но конкретно как это делать — да кто его знает! Я же юрист, а не швея-мотористка. Наверное, поэкспериментировав, я смог бы сделать примитивное приспособление для этого, но а)нет времени для этих экспериментов, множество других дел забирают эти скромные 20 суток без остатка; б)ну вот как я, посланник и воплощение грозного мудрого божества,буду выглядеть, ковыряясь в этих «основах», «утках», «веретенах»?

Нужно найти какую-то золотую середину,подтолкнуть местных ремесленников в нужном направлении, а дальше пусть сами…

И металлы. Вот с ними вообще катастрофа! Потребности хозяйства все возрастают, а их все меньше. Поступления от находок сократились многократно. И до сих пор мне не принесли ничего напоминающего железную руду. А ведь я даже не особенно представляю, как она должна выглядеть. Я юрист, а не геолог!

Хотя бы законы я смогу им написать. Конечно, я уже мало что помню со времен окончания колледжа, но, даже так, я знаю о законотворчестве в миллион раз больше чем все адаже и исавары, вместе взятые. Только вот какое дело…. Писать особенно-то некому, не на чем, и нечем. Нет письменности.

Конечно, можно использовать интерэсперанто. Но, язык адаже сильно отличается от него, не говоря уж об исаварах.

Как жаль, что модуль не имеет каких-либо средств связи с орбитой! Видимо, при комплектовании этих цилиндров под рукой не оказалось систем связи в нужном количестве или нужных характеристик. Понятно, что цилиндры и капсулы комплектовались из того, что было под рукой. В итоге-то тут торчат провода, то там – какие-то платы без корпуса… Впрочем, спасибо и на этом. Без этой штуки я уже был бы в земле!

Глава 11

Ход 5

(прошло 100 лет.)

В этот раз, восстав из стасиса, я чувствовал себя немного увереннее. Похоже, атуры научились более-менее точно вычислять день моего появления, так что начинать все сначала не придется. И, мне сразу подадут обед — после 20 лет стасиса с пустым желудком поднимается просто зверский аппетит.

Делегация жрецов на этот раз не падала ниц — я запретил им это еще в прошлый раз — но приветствовала меня глубокими поклонами. Возглавлял ее сильно постаревший седобородный Аш.

За ужином в честь моего появления жрецы поочередно докладывают мне обстановку снаружи Храма. В этот раз выбор блюд оказался изобильный, появились новые продукты — корни ямама, запеченные с чесноком и какими-то орехами. Последние, как говорят жрецы, привезены с юга, где растут целые ореховые леса. Отличная вещь, надо будет попробовать посадить их и тут!

Отношения с местными более-менее налаживаются. Они научились разводить крупный рогатый скот и пахать землю волами. В целом отношения мирные, хотя стычки и бывают. Не все деревни признают небесных богов, не все готовы принять тяжелый труд земледельца вместо более простого собирательства.

Исавары поставляют в город много рыбы и сого, покупая взамен ячмень. Приезжают и торговцы из дальних мест, в основном — из северных степей.

Берега Станубиса становятся все оживленнее. Кочевые племена покидают иссушенные степи, стягиваясь к источникам воды. За последние двадцать лет было три волны пришельцев! Первые, называвшие себя «схиры» или «скиры», кочевые племена европейского вида, занимались разведением крупного рогатого скота и, в меньшей степени, овец. У них было довольно много железного оружия, и, из-за этого с ними было особенно много проблем. Им ничего не стоило устроить выпас для своих стад на наших полях, или закопать арык, мешавший прогону их скота. Не имея понятия ни о собственности, ни о дипломатии, они просто начинали забирать урожай прямо с полей, не ими засеянных, и охотиться на стада,не понимая (или делая вид, что не понимают) что это все не «ничейное».

Другие народы степей раньше жили среди озер, ручьев и оазисов, и занимались выращиванием овощей и злаков. Когда эти источники начали иссыхать, племена земледельцев потянулись к Станубису. С ними проблем было меньше — поселившись у реки на свободном месте, они вскоре заводили хозяйство, не сильно отличавшееся от ферм адаже.

Наконец, третья разновидность переселенцев, самая дикая, не знала ни земледелия, ни скотоводства, а жила охотой на газелей. В этом деле они достигли совершенства, проводя загонные охоты на больших пространствах. Кочуя вслед за их стадами, на севере они достигали больших дубовых лесов, где подкармливались охотой и сбором желудей. Этим, разумеется, ничего не стоило устроить сафари на наших коров прямо на виду у пастухов или обобрать поле. Смысл слова «чужое» им вообще неведом.

Была, однако, и хорошая новость — эти племена принесли с собой из северных степей стебли, очень похожие на коноплю. Высоченные, в два человеческого роста, онисодержали волокна, пригодные дляплетения и ткачества. Правда, делать ткань они еще не умели, но выделывали веревки и нитки для шитья овечьих шкур. Уже неплохо!

Первой же ночью я решил, что эти двадцать дней будут посвящены ткачеству и понятию права собственности. Покопавшись в файлах Модуля, я нашел пару фильмов, где мелькал примитивный ткацкий станок, для изготовления ковров. Однако, и он показался мне слишком сложным для воспроизведения в текущем уровне технологий. Единственное что я понял. это то, что надо натянуть очень много ниток вдоль, а потом пропихивать через них нитку поперёк.

Собрав атуров, я поставил перед ними задачу выполнить хотя бы простейший ткацкий станок. Сделав несколько рабочих моделей, в итоге мы остановились на, довольно-таки примитивном устройстве. Это была деревянная рамка большого размера, на которой натягивалась очень много нитей. Как я понимаю, в ткачестве это называется «основа». Зачем надо было по одной пропускать нитки поперек этих натянутых нитей и плотно подгонять их друг к другу. В итоге очень-очень медленной работы мы получили с полметра суровой, похожей на мешковину, ткани. Кажется, понадобится еще немало времени, чтобы они научились делать что-то приличное!

Впрочем, атуры казались довольны. Жизнь здесь вообще течёт неторопливо, поэтому медленное производство тканей никого особенно не смутило.

Для экспериментов мы использовали готовые нити, приобретаемые у степных племен, но я рассказал, что можно применять и овечью шерсть.

— Может быть, сразу и не получится, но вы пробуйте! Рано или поздно вы сможете делать ткань, пригодную для одежды!

Вторая задача оказалась гораздо сложнее. Оказалось, что у местных вообще большие проблемы с пониманием концепции собственности и, особенно, частной собственности. С этим надо что-то делать, и срочно, а то будет бардак и бандитизм. «Все вокруг колхозное, все вокруг мое» — определенно, это не наш путь.

Я много думал об этом ночами, и понял, что надо приучить уважать чужие владения и адаже, и вновь пришедшие племена. И частная собственность — прекрасный инструмент для достижения этой цели!

— Нельзя допускать повреждений посевов, угона скота — иначе никто не будет ни сеять, ни пасти овец — зачем, если все равно все украдут? Но для этого нужно разделить поля на участки, и каждому воину племени дать по своему наделу. Только после этого мы сможем приучить всех уважать чужие права, и не допускать потравы полей, — заявил я жрецам.

— Но как нам это сделать? — спросил помощник Аша, по имени Хаиб. — Племена исаваров всегда кочевали вдоль реки и ставили свои поселения там, где растет много сого. Они не поймут — как так, нельзя собирать колосья? Они всегда это делали — собирали сого везде, где найдут!

Вот же черт. А он прав! Как их отучить заниматься собирательством?

— Давайте, так. То, что посажено человеком, который верит в Небесных богов и делает поношения храму, находится под их защитой. Само поле — навсегда принадлежит тому, кто ее впервые вспахал. Больше никто ее не может занимать, и даже ступать по ней без согласия хозяина!

— Но, как же нам это устроить? — не унимался Хаиб.

— Надо огородить все поля и поставить на углах истуканов — деревянные статуи со зверскими лицами. И всем рассказать, что эти воплощения духов полей нашлют падеж тому стаду, которое нарушит межу!

— Мне думается, это будет трудно устроить — высказался Аш, медленно качая седой головой. — Истуканов мы поставим, а вот изгороди…

— Давайте осмотрим и поля и фермы,мне надо будет и еще раз подумать… в смысле — вопросить богов, как это лучше устроить — предложил я.

Выйдя из храма и оглядевшись, я сразу обратил внимание, как разросся город. Дома стояли теперь ближе друг к другу, а рыночная площадь перед городским тагином заметно оживилась.Появилось и еще одно крупное сооружение. Мой храм находился у подножия четырехугольной цитадели из полуобожженного кирпича. Стены примерно в 6 метров высотой, огораживали пространство в 40×40 шагов.

— Что это?

— Это сиренто! — как будто о чем-то само собой разумеющимся, ответил Эгор.

Сиренто? Смутно припоминаю, что при основании Адажиона я закладывал угловые камни какого-то «сиренто». Так оказывается, это цитадель!

— А зачем оно нужно?

— Наружные стены города не смогут удержать серьезного противника! Они защищают нас от зверей и разбойников, не более того. Если придет многочисленный враг,бамбуковая стена сможет сдержать его лишь на очень небольшой срок, но за это время жители спрячутся внутри сиренто!

Вот это да!

— Жители-то спрячутся. А я? Мой храм, значит, беззащитен? Почему он снаружи, а не внутри цитадели?

— Ну, ты же посланник небесных богов! Они защитят тебя! Нам рассказывали, как были поражены святотатцы, пытавшиеся ограбить твою усыпальницу!

…………………….

Тттвою мать!!!

Короче, я десятки лет провожу, по сути, в открытом поле. Любое племя посильнее адаже может прийти и выковырять меня из моей жестянки. А племена приходят то и дело! Как же мне повезло, что эти, как их там, ретии исхиры, что грабят сейчас наши поля, или слабее адаже, или миролюбивее!

— Нет. Так дело не пойдет. Давайте устроим защиту и для моего храма тоже.

Жрецы выглядели смущенными.

— Если расширять стену цитадели на храм, то за нею окажется и тагин города. Это будет неправильно. Все должны иметь возможность взять священный огонь тагина, принести жертву богам, посетить храм!

После долгих пререканий решили, что в случае опасности модуль будет взят из храма и помещен в цитадели. Не уверен, что в случае вражеского штурма они все бросят и будут перетаскивать тяжеленный модуль за стену, но — это все, что я смог от них добиться.

Поскольку моя жизнь оказалась зависима от внешних укреплений города, я решил осмотреть их получше и, возможно, дать указания, чем и как укрепить стены. Собрав атуров, я отправился на осмотр. И у городских стен меня ждал еще один — и пренеприятнейший — сюрприз.

Выйдя за ворота Адажиона, я вдруг заметил странную вещь — на бамбуковой стене висели…головы. Головы! Буквально гирлянды черепов увешивали городские ворота, причем и мужские, и женские, и даже детские.

— Что это? — в ужасе спросил я Аша.

— Это трофеи нашего народа. Память о победе.Кочевники — тассагиты несколько лет назад начали нападать на наши земли. Мы совершили поход и разгромили их в их лагере. Взяли богатую добычу. Вернули много своих вещей, ну а пленным отсекли головы.

— Но зачем вы убили всех — и женщин тоже?

— Нам некуда было их девать. Мы могли бы пленить их, но боги запретили нам иметь рабов, так что пришлось всех убить. А отпустить их было нельзя — они вернутся, и снова будут нападать на нас!

Я тупо смотрел на выбеленные временем черепа и пытался осознать услышанное. То есть я хотел избавить народы от рабства, зато привел их к геноциду! Изумительно! О^$@#%! Молодец, Костя, избавил людей от гнета!

Решив обдумать это чуть позже, я немалым усилием воли заставил себя сосредоточится на проблеме потравы полей. Вместе со свитой жрецов мы ходили по окрестным полям, пререкаясь по поводу межей и ограждений

— Все это не так трудно устроить! Где-то надо прорыть арыки — они все равно нужны нам, для орошения полей, так пусть еще и охраняют их. В огораживании нам очень поможет бамбоо — если его высадить в ряд, а подросшиестебли переплести между собой — получится непроходимая для скотины живая изгородь. А еще нам нужна полиция. Силы охраны порядка, которые будут следить за соблюдением законов, ловить воров, грабителей, тех, кто самовольно занимает чужие поля, и наказывать их!

Жрецы поддакивали и кивали, но по их лицам я видел, что не очень-то они верят в благополучный результат этой работы.

— Ладно. А если так: вы идете к исаварам, и другим племенам, что бесконтрольно шарахаются тут и топчут наши посевы, и говорите, что Небесные боги гневаются на них за это! Пригрозите карами, — болезнями, голодом, мором!

Аш печально вздохнул.

— Эти племена не знают про небесных богов! Исавары продолжают верить в свою светлую Речную богиню, а другие племена — в духов предков!

— А вот это надо срочно изменить!

Пришел последний день пребывания. Надо уходить в стасис, чтобы не сбиться с ритма «бодрствование-сон», установленного в капсуле. Часть времени я потратил на изучение ее интрефейса, пытаясь понять настройки и тонкости работы. Было бы неплохо регулировать сроки пребывания, ведь дела или непредвиденные события могут задержать меня и не позволить погрузится в стасис вовремя. Время сна я вроде бы нашел — в одном из разделов есть ползунок под табличкой «fiksita la tempon», но крутить его не рискнул. Еще и это эсперанто мешает разобраться — каждое слово приходится переводить. А то можно такого наворотить — проснешься лет через тысячу! Это если вообще проснешься…

Что же делать с пленными? Я погрузился в тяжелые раздумья. Какие тут еще могут быть варианты? Сажать военнопленных в тюрьму? А это лучше, чем рабство? Если и «да», то — не очень то. Да и, скорее всего, их будут потихоньку привлекать на всякие работы. Что еще можно сделать с этими тессагитами? Выпороть и отпустить? Они снова начнут нападать, и будут еще более озлоблены. Похоже, рабство придется возрождать — иначе пленных так и будут убивать. А запретить это невозможно — ведь просто оставлять их на свободе значит умножать себе врагов. Надо срочно дезавуировать «волю богов» по поводу рабства, и придумать что-то иное. Немедленно!

Все что можно тут реально сделать — смягчить условия рабства, запретить убивать рабов, калечить и т.д. Пока на большее рассчитывать не стоит….

После долгих раздумий я окончательно решил, что в вопросе о рабах надо идти на компромисс. Пришлось в напутственном слове в мой последний день в этой сессии дать пояснения:

— Рабов иметь нельзя. Но можно содержать… ээ… илотов. Да, илотов. Это как рабы. Только селить их надо семьями, не надо убивать и калечить. Если кто-то покалечит или убьет ра…илота — платит в казну храма штраф в размере его стоимости. Все понятно?

Ну, вроде всем все понятно, все довольны. Жрецы оживленно переговариваются — идея с рабами-илотамиим понравилась.

— Другое очень важное нововведение в вашей жизни, что подсказали мне боги — собственность. Разделите поля между общинниками, и пусть каждый обрабатывает своё. Если он будет набожен и трудолюбив — боги его не оставят. Илотов пусть тоже разделят между семьями. И пусть помнят — они в ответе за их жизни! Будут плохими хозяевами своих рабов, — боги станут плохими хозяевами для них самих!

— А нам тоже можно иметь рабов? — изумленно спросил Эгор.

— Да. И храму тоже надо будет купить илотов, для всяких подсобных работ. Далее…

А далее у нас, — фортификация! Мне категорически не нравится идея провести следующие двадцать лет, практически, в чистом поле.

— Непременно укрепите стены, хотя бы обложите их глиняными кирпичами, лучше — обожженными. А рядом с воротами поставьте башни!

— А что такое башни? — удивился Эгор.

— Примерно как ваши смотровые вышки, но установленные прямо в теле стены, так что выступают из нее!

Вижу, не понимают. Ладно, понятно, что фортификацией в мой следующий выход придется заняться специально!

— И последнее задание. Вам следует переходить к миссионерской деятельности. Все окрестные народы должны узнать про Небесных богов, принять и поклоняться им!

Изумленный шепот пронесся среди собравшихся. Жрецы были поражены.

— Как нам сделать это?

— Рассказывайте о своем вероучении всем вокруг. Иноземным купцам, посланцам, кочевникам, даже этим… илотам! Вызывайте старейшин деревень, вождей племен, рассказывайте о Небесных богах, о чудесах, совершенных во времена ваших предков. Наконец, придумайте сами что-нибудь, сами идите в деревни исаваров, убеждайте их, подкупайте, обещайте, делайте что угодно, но они должны прийти в наши храмы. В конце концов, чем больше прихожан, тем больше даров. Не так ли?

— Мы думали, что Небесные Боги покровительствуют только адаже — задумчиво произнес Аш.

— Ничего подобного! Для них все едино. И вам следует без какого-либо предубеждения относиться к верующим — не адаже. Чем больше народа верит в наших богов — тем меньше склок и больше подношений!

Последняя мысль жрецам очень понравилась, хотя концепции «надплеменных богов», как вижу, нелегко уложиться в их головах!

Отправляясь на заслуженный отдых в капсулу, ловлю себя на мысли, что впервые чувствую какое-то удовлетворение от проделанной работы. Вроде в этот раз хоть что-то удалось наладить. Возможно, так вот, малыми шагами, поэтапно, мне и моим далеким коллегам, разбросанным тут и там по поверхности Земли, удастся возродить цивилизацию!

Все хорошо, только вот эти черепа на стене.… А ведь я хотел, как лучше! Цена моих ошибок очень велика, и, что-то мне подсказывает, что это — только начало…

Глава 12

Ход 6

Прошло 120 лет.

Время от пробуждения до выхода из модуля — отлично подходит для раздумий. Я заметил, что пока я нахожусь в стасисе,мой мозг тихонько и медленно, в режиме сновидений, но все же работает, перемалывая информацию, полученную в предыдущей сессии. И к своему пробуждению я имею или полуфабрикат решения, или даже готовое решение тех вопросов, которые мучили меня 20 лет назад.

Так вот. А может быть мне завести собственное предприятие? Храмовое хозяйство, так сказать.

Это может быть участок земли, обрабатываемый, хм, илотами, или мастерская, или даже что-то по торговой части — главное чтобы приносило средства и не отнимало у меня много времени.

В этот раз вид жрецов порадовал меня с первого же взгляда. Они были одеты в полотняные плащи, перекинутые через плечо. Похоже, мне все-таки не придется париться дальше в моей кожаной хламиде!

А вот новости оказались довольно печальными.

Прежде всего, ни Аша, ни Эгора среди встречающих не оказалось. И если Аш был пожилым человеком еще 20 лет назад, то Эгор должен был дожить до моего сегодняшнего выхода!

— Эгор умер восемь зим назад. От зубной болезни — ответил Сатиен, сын Артура

— От чего?

— Зубная болезнь. Когда болят зубы.

Вот это да! Тут люди умирают от кариеса!

Оказалось, что смерть от воспаления зуба — нередкое явление в Адажионе. Лечить зубы никто не умеет. В сильно запущенных случаях начинается сепсис, а за ним — неминуемая смерть.

Пришлось самым срочным образом рассказать им про возможность вырвать больной зуб. Конечно, нужны хорошие металлические инструменты, но ради такого важного дела можно выделить немного металла!

Встреча с делегацией жрецов в этот раз вообще прошла необычно — они начали задавать вопросы.

— Как нам погребать умерших? — спросил меня Галис, то ли внук, то ли правнук Артура, ставший как водится одним из жрецов вместо своего предка.

— А как их хоронят сейчас?

— Разные племена делают это по-разному. Исавары сжигают, скиры закапывают в курганы, траустилы зашивают в шкуры и оставляют диким зверям. Но, что говорят Небесные боги? Какой обряд им угоден?

Хороший вопрос. Мне надо дать общие правила так, чтобы никого не обидеть. Но — точно не сжигать. В районе Адажиона уже наблюдаются проблемы с топливом — лесов тут немного. И не отдавать зверям. Отвратительно! И не вешать на деревьях — фуу!

— Закапывайте в землю — после долгий паузы ответил я.

— Как глубоко?

— Ну, как глубоко… чтобы собаки не разрыли! На 3 локтя глубиной!

— А что класть в могилу?

— Ничего.

— А как же они будут там под землей без ничего?

— Боги позаботятся о них

— Но боги так далеко… ты идешь к ним 10 лет и потом 10 лет обратно.

— В пути у меня ни в чем нет нужды. Все дают боги!

— А как они это дают?

— На тропе за поворотом появляется все, что мне нужно.

— Так что, нам класть их голыми?

— Закутывайте их в плащи. Положите в могилу цветы и ветки бальзамического кустарника. Больше ничего не надо!

Увы, вопросы не прекратились. Они начали спрашивать о небесных богах.

— А как выглядят эти боги? Среди них есть главный?

Конечно, есть. У них же есть капитан?

— Да, старшего зовут Алехадо.

— АллиХаддо?

Ну, пусть так, надеюсь, он не обидится.

— Зовите его Капитан. Есть еще несколько. Я знаю Амиту Тхакур. Имена остальных мне неизвестны.

— А что они делают?

— Капитан правит. Остальные занимаются разными делами — каждый своим. Один — бортинженер — создает все что нужно, он создал мою капсулу и цилиндр. Другой — навигатор, прокладывает путь другим богам среди звезд.

— Указывает путь богам? И при этом он — не главный?

— Да, главный — Капитан. Еще есть — суперкарго, ведает перевозкой грузов

— Торговлей?

— Можно и так сказать. Медик занимается здоровьем — лечит болезни и помогает людям.

— А кто отвечает за урожай? Кто посылает солнце на землю? Кто кует железо? А кто делает коров стельными? Кто размножает газелей? Посылает дожди? Ветер? Засуху?Кому молиться ткачам? Кому приносить жертвы охотникам?

Заметив мое неудовольствие, жрецы смешались и пояснили, что им такие вопросы задают люди, а они не знают что отвечать — ведь я ничего не говорил им о природе небесных богов, их иерархии, никаких подробностей. Я действительно не откровенничал с ними на эти темы — выдумывать всякую ересь про экипаж космического корабля было и утомительно и неприятно. А жрецам, между тем, в соответствии с моим приказом, пришлось вести миссионерскую деятельность среди других племен!

— Мы мало что могли рассказать людям про Небесных богов — умоляющим тоном произнес пожилой Сатиен, — и нам пришлось вспомнить про своих великих предков, что, несомненно, не были просто людьми!

И жрецы рассказали, что у народа адаже стихийно сложился некий пантеон — трансцендентальные Небесные боги на вершине, отвечая там за все сущее, а бытовые занятия людей курируют самостоятельно придуманные ими низшие Земные боги. И, по странному стечению обстоятельств, это оказались предки жрецов-атуров! Появились боги у городов — скажем, у Адажиона богом-покровителем стал «древний» предводитель племени Семмун, тот самый здоровяк с велосипедной цепью. Он же, по совместительству, стал богом воинов. Алуэн тоже не забыли — это богиня милосердия и жена Семмуна. Какое удачное и символичное сочетание: богиня милосердия — жена бога войны….

Бог Аралан — покровитель путешественников, купцов и торговцев. Конечно, я узнал старого доброго Валерьяна,когда-то помогшего мне убедить адаже откочевать в эти места! Да, пришлось ему в жизни попутешествовать — сколько лет кочевал он с адаже!

Очень почитаема оказалась богиня Мариф — покровительница плодородия, посылающая своей пастве добрые урожаи. Конечно, это было искаженное имя Марии Афанасьевны, когда то и научившей адаже сельскому хозяйству. Ее очень уважали и приносили ей жертвы, закапывая в землю куски лепешки с медом. У местных уже был схожий культ Светлой богини — покровительницы реки, так что они приняли Мариф как эту богиню в вариации адаже. Кстати, наличие «совпадающих» богов, разных по имени, но близких по функционалу, очень сильно облегчило миссионерские потуги нашего храма, и сблизило пришлых адаже и аборигенов — исаваров.

Появился и бог-отступник — ВикАр. Он отвечал за погребение и загробную жизнь. Почему Виктор получил такой имидж — я так и не понял.

Ну, от дел духовных нужно было переходить к земным.

За ужином я узнал еще одну поразительную новость. В прошлом году в Адажионе разразился голод!

Возник он из-за цепи событий, которые, если подумать, были вполне предсказуемы и даже неизбежны. Но никто н еп о д у м а л, и все произошло самым катастрофическим образом.

Итак, прошлым летом бамбоо зацвел, и, как это водится в природе, образовал затем семена, которые, вызревая, осыпались на землю. Некоторую часть собрали поселяне, но никто из них не привык запасать зерно впрок — исавары, в основном, кормили ими овец, а адаже эти мелкие, горьковатые плоды вообще проигнорировали. В результате большая часть семян так и осталась на земле. Казалось бы, ничего страшного в этом нет. Но от этого изобилия вдруг страшно расплодились местные грызуны — крупные хомяки с прилизанной, как у нутрий, шерстью. Всю зиму они радостно размножались в бамбуковых рощах, а потом, сожрав всё зерно там, отправились к людям — на поля и в амбары.

Грызуны изрыли все вокруг, оставив после себя лунный пейзаж. Особенно сильно пострадали посадки ямама. Ячмень и сого истреблялись в основном на токах и в амбарах. Ну и, само собой, к весне начался голод!

Особую пикантность ситуации придала пропаганда сторонников Светлой речной богини о том, что это, мол, «наказание за отпадение от ее культа». Среди деревень исаваров стали шнырять самозваные проповедники Богини, и конечно, на фоне бедствия они имели успех. Часть деревень прекратили пожертвования храму, причем это были не только деревни исаваров, но и других народов тоже!

И, конечно, я не мог не поразится ироничной парадоксальности ситуации. Выходит, что голод произошел не от недостатка, а от избытка продуктов!

На будущее я дал несколько указаний. Во-первых, надо установить цикл роста и цветения бамбоо, чтобы быть готовыми к появлению их семян. Во-вторых, нужно эти семена сразу же собирать — их можно пустить в пищу хотя бы скотине, а не кормить ими всяких крыс.

В-третьих, стоит подумать о посадках каких-то холодолюбивых злаков или овощей для зимнего урожая. Тот же ячмень может расти и при невысоких температурах, правда дожди и разливы реки, обычные зимой, его зальют.

Неплохо бы найти кошек или что-то подобное — а то хомяки вконец достанут. Защитить урожай от них почти невозможно — они легко прогрызали саманные кирпичи, из которых тут строятся хранилища зерна, не говоря уж о стенах хижин из бамбука и соломы. Кочевники севера принесли с собой собак, которые неплохо гоняли хомяков по степи, но среди строений и в норах их умения резко падали.

Также нужно создать центральное хранилище зерна в столице. А ведь я говорил об этом еще 40 лет назад!

— Почему вы не построили амбар ранее? — спросил я у Сатиена.

— Тогда были Аш и Артур, мы не знаем. Трудно убедить племя сделать что-то сообща, если нет прямого оракула.

— «Оракула»?

— Предсказания богов. Если боги скажут «Принесите в жертву быка, а то будет голод» — племя принесет в жертву быка. Если боги скажут: «Принесите в жертву сына вождя» — племя соберется и обсудит, стоит ли такая жертва обещанного богами блага. Если племя скажет — «мы принесем в жертву сына вождя» — а вождь не захочет отдавать сына, племя выберет другого вождя и заберет его сына на алтарь!

Вот в чем дело. Я не дал им прямого указания. Мало просто сказать «Надо бы сделать вот это вот, так будет хорошо». Указания должны быть конкретными, и, самое главное — содержать в себе угрозу за неисполнение!

Ну что же, пора переходить от слов к делу. Несмотря на то, что сбор урожая еще не закончился, я приказал собрать людей и немедленно начать строительство амбара.

— Но что нам сказать им? — спросил Сатиен, сын Артура, выполнявший роль главного жреца.

— Вот вам оракул. Голод продлится еще сто лет, если мое указание не будет выполнено. Так говорят мне боги. Подтвердите,что я уже говорил об этом, еще 40 лет назад. Вы не послушались, и случился голод.

На следующий день народ собрался у городского очага и начал копать яму под глину. Туда волокушами свозили глину и воду в бурдюках, и с полтора десятка юношей месили все это ногами. Рядомвзрослые рубили на колодахячменную солому. Сечку кидали в глиняную смесь, замешивали и лепили большие кирпичи, оставляя их сушиться на солнце. Вскоре вся площадь заполнилась этими кирпичами.

Чтобы упряжки волов проехали к площади, пришлось сносить несколько хижин, мешавших проезду. Я приказал построить пострадавшим хижины в другом месте силами племени.

Большинство горожан одето в суконные плащи, перекинутые через одно плечо, и «иллы»– кусок полотняной ткани, одеваемый как пончо, через голову сверху. Ткать полотно оказалось проще, чем шить рукава и т.д., так что простоту кроя компенсировали количеством материи.

У некоторых, побогаче, были красивые пояса с бляшками и медные заколки, но большинство подпоясывались веревками, а вместо заколки просто перевязывали уголки ткани узлом.

Я заметил, что среди горожан теперь были не только адаже, изредка попадались и исавары, и даже поселенцы из степных варваров.

Хранилище зерна было построено в 9 дней, из которых 6 дней кирпичи сохли на площади.

Это было полусферическое строение с глинобитным полом, вмещавшее до 2 000 хор* зерна. Зерно клали сначала под навесами перед амбаром, чтобы оно подсохло, а затем перемещали в амбар. Наполнение зерном должны были провести специальные старосты, избираемые для этого по жребию от каждой деревни.

* * *

Ну а главный вопрос, которому я посветил свое время в этот раз — создание храмового хозяйства.

Тщательно обдумав идею перевести Храм на самообеспечение, обсудив все с жрецами, я решил заняться этим как можно скорее. Сейчас мы получаем некоторые пожертвования, либо добровольные, либо, так сказать, «по обычаю». Но все это быстро расходится на содержание жрецов и небольшой храмовой стражи, а также на поддержание огня в общественном очаге.Но мне нужно больше! Надо содержать стражу, которая охраняла бы меня во всех случаях.Нужны поля с зерном и овощами, кормить своих людей. Нужно покупать товары из далеких стран — оттуда могут привозить очень занятные вещицы. Ну и наконец, та научно-популяризаторская работа, которую я веду, тоже требует средств!

Имея собственные ресурсы, я мог бы запасать зерно независимо от городского амбара и желания или нежелания его пополнять. Мог бы содержать ученых, исследователей, разведчиков. Нужно наладить свое «храмовое» хозяйство с поместьями, садами, гуртами скота и так далее. Так я получу твердую основу влияния в городе адаже и, возможно, и за его пределами.

Для начала нужно возделать землю и засадить ее ячменем и сого. Нужно купить илотов-рабов. Но на что?

Выбор пал на гигантскую чашу. Ту самую,что привлекла когда-то адаже на хутор Огоньки. Сейчас она стояла в храме за цилиндром и никак не использовалась. Ведь предназначалась она для алкоголя, а я к местной бурде в жизни не притронусь.

Весила она килограмм 150 — это огромное богатство. Можно купить три сотни рабов — если конечно кто-то будет продавать сразу такую бездну народа.

Поход за стены города, к приезжим торговцам, показал, что столько рабов не найти и за несколько лет, к тому же, не так много продается рабов, знакомых с земледелием.

Короче, купить удалось лишь 2 десятка человек. Также мы наняли поденных работников из числа общинников — исаваров, за умеренную плату согласившихся поднять целину на нескольких участках земли у города. Были приобретены 4 упряжки волов и стадо.Так или иначе, но начало было положено.

Еще я решил наладить ткачество в храмовом хозяйстве. Можно будет занять рабов зимой и ранней весной, когда полевые работы стоят. К тому же ткани понадобятся и нам самим. На местном рынке крайне редко можно купить что-то полезное — а хорошей ткани вообще не купишь ни за какие деньги.

И надо налаживать производство горшков. Сосуды разных размеров — от крохотных, со стакан, до бочкообразных — крайне необходимы для хранения всех продуктов — зерна, орехов, меда, воска, пива, — да всего.

С утра я приказал атурам привести два десятка свежекупленных рабов с заступами. Те дисциплинированно выполнили поручение — и, с первыми лучами солнца, кутаясь от утреннего холода в заношенные плащи, у входа в храм толпились «храмовые илоты» под командованием десятников. Чуть позже подошли Галис и другие жрецы.

— Нам надо слепить горшки и обжечь их. Половина рабов пусть найдет глину — лучше всего искать, наверное, у реки, другая половина пусть принесет дрова — много дров!

Когда рабы вернулись, неся в своих плащах накопанную глину, я приказал размять ее ногами. Затем из этой глины мы лепили горшки. Не став возится с гончарным кругом, чтобы не терять на это времени, я приказал лепить из глины тонкие, длинные колбаски, а потом, последовательно накладывая одну на другую, постепенно вылепливать из них горшки и плошки. Изделия, конечно, получались кургузыми и кривобокими, но в данном случае это было неважно.

Из остатков глины я приказал слепить кирпичи. Все это пришлось оставить на день, чтобы заготовки немного подсохли.

На следующий день мы аккуратно сложили заготовки в том месте, где решили устроить печь, и укрыли их дровами. Потом эту кучу дров стали закладывать сыромятным кирпичом, так, что получилось что-то вроде высокого тагина.

— Поджигай — велел я Галису. Тот, приняв от другого жреца кресало, высек искру на сухой соломенный жгут и закинул его в печь.

Дрова прогорали целую ночь, а потом целый день печь остывала. Когда её разобрали, у нас на руках оказалось три десятка горшков и блюд, и несколько сотен полуобожженных глиняных кирпичей. Не все горшки получились, как надо — некоторые лопнули, другие, наоборот, оказались недожжеными, но, несколько штук вполне годились для готовки.

— Покажите людям, как делать глиняные горшки — сказал я жрецам — и пусть они благодарят богов за эти знания! Прямо с утра всех соберите, и расскажите, как мы сделали эту посуду!

* * *

Засыпая в капсуле, я думал об уроках этой сессии. Когда то, бесконечно давно и далеко отсюда, нас учили на занятиях по праву, что ни один закон, ни одно распоряжение не будет выполняться, если нет угрозы наказания за его неисполнение. Так устроены люди. Добрым словом и револьвером всегда добьешься большего, чем просто добрым словом.

Итак, мне надо завести «револьвер». Иначе моя миссия бесполезна — любые указания попросту проигнорируют. Конечно, может быть, после того как я 10 раз подскажу верное решение, и его 10 раз не исполнят, а потом всем будет плохо, меня наконец то начнут слушать и так — в силу авторитета. Но к тому времени мы можем просто-напросто вымереть. Или припрутся очередные завоеватели и захватят тут все, а удастся ли с ними договориться — неизвестно. А самое верное — люди просто не смогут понять причинно — следственной связи между невыполнением моего распоряжения и тем бедствием, которое их постигло. Вот такая фигня.

Итак, нужна «дубинка» — отряд верных мне вооруженных людей. Тех, которые будут слушать только меня, а не вождей племени или родственников. Тех, кто немедленно арестует или даже убьет воров или мятежников, даже если это уважаемые в племени люди. Надо подумать об этом. Храмовая стража может быть очень полезной… только чем им платить?

Раздумывая далее, я пришел к выводу, очевидному, хоть и не отличающемуся оригинальностью. Мне нужны деньги. Ну, или то, что заменяет тут деньги — зерно, скот, да что угодно. Источник дохода. Содержать храмовую стражу будет накладно — никто бесплатно махать дубиной не пойдет.

А где взять деньги? Вопрос! Собирать налоги — не вариант. Никто ничего не заплатит — не привыкли. Пока не появится дубина — не будет и налогов. А дубина не появится, потому что нет средств. Перпетуум циркуле получается, то есть замкнутый круг!

Конечно, есть кое-какие пожертвования храму. Но они добровольные, и поступают нерегулярно. Надеяться на это — такое себе, тем более, что жрецы сами во многом живут с этих подношений.

А пока дубины нет, все, что я могу — убеждать и ссылаться на волю богов. Вариант тоже неплохой, но не беспорочный. Племена очень прагматично относятся к богам — они всегда соотносят размеры жертвы, которая от них требуется, и кары, которая их ждет за неисполнение воли бога. Могут и не исполнить. Но пока — это все, что есть.

* Хора — мера объема зерна, примерно 24 литра — прим.

Глава 13

Ход 7

Прошло 140 лет.

Лишь только вскочив со своего одра, я решил проверить общественный амбар. Оказалось, что его наполнение равно 0,00 хор зерна. Старосты категорически не справились с оказанным им высоким доверием.

Допрос жрецов раскрыл картину произошедшего. Поначалу деревни честно пытались наполнить амбар зерном. Но многие стали, скажем так, «забывать» сделать свой взнос. Потом и остальные перестали делать это и забрали обратно свое зерно. Почему-то я не удивлен…

И что с этим делать? Нужно обеспечить выполнение своих указаний. Нужно укрепить власть, сделать ее дееспособной. Но как…

— Вы создали «полицию»? — спросил я у жрецов, жаловавшихся на неисполнение моих указании й по поводу амбара.

— Ничего не получилось, — ответил мне Галис. Никто не слушал нашу «полицию», всё слушают своих вождей. Если полицейские были родом из племени адаже, то соплеменники слушали их, а вот исавары — нет. Если полицейский-адаже пытались наказать исавара, за него вступалась вся его деревня! А если полицейским был исавар, а преступникам — адаже, защищать его выходил весь город!

Я погрузился в тяжкие раздумья, — похоже, концепция охраны порядка полицейскими силами для местных жителей пока непонятна. Внутри одного племени еще можно поддерживать какой-то порядок, но все меняется, если столкнулись двое из разных племен! В этом случае полицейский уже воспринимается не как представитель храма, а как воин чужого племени, собравшийся обидеть единоплеменника! В результате попросту начинаются межплеменные столкновения!

Определённо, надо обдумать, что с этим можно сделать. Но, уже сейчас понятно, что задача это крайне непростая…. Все привыкли жить племенами. Никто даже не понимает, что такое «закон», «порядок», «правосудие», и в случае какого-то конфликта все спешат под защиту своего племени…

Всю ночь я обдумывал, как наладить наполнение амбара и, вообще, исполнение моих указаний, и был полон решимости решить все вопросы прямо с утра.

Но утром все планы резко поменялись.

Еще с ночи я услышал шум за городской стеною, как будто там собиралось много людей, но решил, что это торговцы из степей пришли и ждут утра, когда им откроют городские ворота. Но утром город остался запертым, а шум усилился. По городу начали бегать мужчины-адаже, спешно собирая оружие и камни для пращей. Тревога на их лицах недвусмысленно говорила о том, что случилось, что-то непредвиденное и очень плохое.

Растерянные жрецы, тоже с оружием в руках, столпились возле моего храма. Бледный как полотно Галис от волнения так сильно коверкал интерэсперанто, что я с трудом понимал его слова.

— За городом собрались огромные толпы исаваров и других племен, — наконец произнес он более-менее внятно, — вожди племени говорят, что может быть осада!

— Идемте-ка посмотрим, что там происходит! — сказал я, и, под охраной атуров отправился к стенам города.

У стены собирались вооруженные адажи. Ворота заваливали разным хламом, возводя баррикаду. Стену, конечно же, за прошедшие двадцать лет никто толком не укрепил. Некоторые участки, видимо, начали обкладывать кирпичом, но забросили эту работу, не выложив его и на высоту человеческого роста. Правда, у ворот было устроено две башни, но — такие же, бамбуковые, как и стены. Осаждающие могут очень легко поджечь их, просто привалив к стене охапки горящего тростника!

— Несите сюда воду! Кувшины, бурдюки, бочки, что угодно! Нас могут поджечь!

Жрецы не сразу поняли, о чем я говорю им, но затем объяснили остальным адаже, какая опасность нам угрожает, и вскоре подростки начали таскать к воротам лоснящиеся от воды бурдюки.

Взойдя на бамбуковый частокол по шаткой бамбуковой же лестнице, я увидел три группы изсотен людей, с каждой минутой становившиеся все многолюднее. В толпе виднелось оружие, раздавались угрожающие выкрики.

У меня заныло сердце. Это что, действительно осада? С этим бамбуковым частоколом мы вряд ли долго продержимся! Не перейти ли в Сиренто?

— Почему они нападают на нас? — спросил я жрецов, сопровождавших меня.

— Это пришли народы, не проживающие в Адажионе — ответил за всех Галис, как текущий глава атуров. — Вон та толпа — исавары, по левую руку собрались скиры, а вон там подальше — это доратии.

— Чего им надо? Они решили взять город штурмом?

— В общем, им нужно лицезреть Ваше святейшество! Они узнали о произошедшем Нисхождении Небесного посланника, и пришли с дарами, возложить их в храме, вознести хвалы Небесным богам и Вам, как их посланнику, и, вероятно, вопросить о каких-то милостях и предсказаниях о будущем. А их не пускают!

— Кто не пускает? Куда не пускают? — тупо спросил я, пытаясь одновременно осознать, что мне, похоже, предстоит сейчас предсказывать чье-то будущее.

— Адаже не пускают их внутрь. Это же их город! А другие племена приперлись такими толпами, что пускать их за стену просто опасно!

Толпа внизу волновалась. Адаже встали на стены и кричали в толпу что-то оскорбительное. Вот это ситуация…

— Галис, а вы говорили с адаже про этих паломников?

— Да, такая проблема у нас давно. Храм теряет приношения, а народы ссорятся друг с другом. Мы считаем, что храм надо поставить отдельно, и построить специально под него сиренто!

Прекрасная мысль, черт возьми, просто прекрасная. И главное, очень своевременная!

— Галис, у нас нет времени строить новый храм и сиренто вокруг. Нам надо делать что-то сейчас, а то нас тут разнесут в щепки, убьют и меня и вас, не разобравшись. Надо срочно их пустить!

— Адаже не послушают нас. Это опасно! Видишь, как агрессивны эти исавары!

Действительно, группы молодежи от толпы исаваров начали кидать камни в охранников-адаже на стенах. Сначала они кидались просто руками, а потом в толпе замелькали и пращи. То тут, то там слышался треск — это камни из пращей попадали в колья частокола, откликавшиеся пустым и громким стуком. Все это, действительно, походило уже на настоящую осаду! Нужно было срочно что-то делать!

— Галис, надо объявить, что я выйду к ним за стену, и сам приму и подарки и все что надо. Сейчас нужноих успокоить, а я пока подумаю, что нам предпринять!

Мысли мои метались, как крысы в загоне.. Что делать? Пустить их сейчас внуть?. Нет ни в коем случае!. Сейчас страсти накалены, кто-то из адаже может атаковать исаваров,. Начнётся бойня, которую, получается, спровоцировал я.. Нет, выступать древним аналогом попа Гапона мне явно не следует!

Надо попытаться успокоить их со стены, погасить нарастающую агрессию, выиграть время. А потом я что-нибудь придумаю!

— Галис, скажи им, что Посланник Небесных Богов, — здесь, на стене! Скажи, что я договорюсь с адаже и их впустят в храм! Пусть немного подождут!

Галис попытался докричатся до осаждающих, но тщетно.

— Успокойте хотя бы адаже! Скажите, пусть перестанут орать! Совершенно ничего не слышно!

Но, дело не двигалось.

Вдруг кто-то положил руку мне на плечо. Обернувшись, я увидел древнего, тяжело опиравшегося на изогнутый жреческий посох старика, чье лицо, однако, показалось мне смутно знакомым. Да это же…

— Сатиен? Ты ли это?

— Посланник… Это я! Когда ты послал нас к исаварам, я провел среди них много лет, выучил их язык, — Сатиен говорил на интреэсперанто не в пример лучше и чище молодых жрецов. — Пустите меня к ним, я их успокою и все объясню!

Конечно, я сильно сомневался, что старику удастся предотвратить столкновение, но, в отчаянии, я готов был ухватиться за соломинку.

— Галис, скажи адаже, чтобы открыли ворота. Пусть Сатиен выйдет к исаварам!

Тот, перегнувшись через ограждение, прокричал что-то вниз, воинам, стоявшим у ворот. Потом повернулся ко мне.

— Они не откроют ворота. Они боятся нападения! Да, к тому же, ворота уже забаррикадированы, и их не открыть!

— Спустите меня! — сказал Сатиен, запахивая удобнее свой старый, ношенный плащ. — Принесите веревку и спустите меня вниз!

Я с сомнением посмотрел на бушующую толпу, потом– на старика.

— Несите веревку, но… сначала пусть спустится два воина со щитами. Без оружия! Только со щитами!

Веревка вскоре была найдена, и двое юношей, один за другим, скользнули по ней вниз. К ним сразу подскочил какой-то черт с дубинкой, но они укрылись за щитами, а нападавшего отогнали камнями со стены.

— Теперь — Сатиен. Обвяжите его веревкой!

Старику пропустили веревку подмышками и осторожно спустили вниз. Прикрываемый щитоносцами, он дошел до толпы исаваров.

Сначала я думал, что его растерзают прямо на месте у нас на глазах. Но, затем, к нему подошли несколько немолодых мужчин — исаваров, видимо, вождей, и женщины с такими же изогнутыми в навершии посохами, как у наших жрецов.

— Кто это? — удивился я. Никогда мне не приходилось видеть, чтобы у адаже женщины принимали участие в каких-то переговорах, или даже, в Совете племени!

— У исаваров матери рода, — главные в племени. Они же выступают и как жрицы Светлой богини!

Вскоре знатные исавары и Сатиен подошли к стене, там, где стоял я со своими жрецами.

— Посланник Небесных богов, примешь ли ты подношения и людей народа исаваров? — воскликнул Сатиен дрожащим старческим голосом.

Я встал в промежуток между бамбуковых кольев, в любую секунду ожидая камня из пращи в лицо.

— Я, посланник Небесных богов, приму избранных от народов, что поклоняются Небесным богам, завтра!

Потом, через Сатиена и других атуров — толмачей, я долго объяснял, что надо выждать до завтра, чтобы все успокоились, что приму я не всех, а делегацию, избранную от каждого из племен.

Постепенно мятежные племена успокоились, но не ушли. Они разбили свои лагеря прямо у городских стен и стали ждать, когда им откроют ворота.

Утром, лишь рассвело, я собрал атуров и вождей адаже.

— Что у нас там с этими паломниками? — первым делом поинтересовался я.

— Три делегации ожидают вас. От скиров, от исаваров и от доратиев, — доложил Сатиен.

— Хорошо. Давайте вводите их по отдельности. Так мы сможем лучше их выслушать и понять.

Первыми в храм привели скиров. Мужественные кочевники с окладистыми бородами, заплетенными в косички, не стали падать ниц, лишь сдержанно мне поклонились. Возглавлял их немолодой вождь с изуродованным шрамами лицом.

— Наконец-то я могу говорить с тобою, посланник Небесных богов. Я давно ждал этого. Когда мое племя пришло в эти места, нам сказали, что ты — бог этих мест. Мое племя решило чтить тебя, как своего бога. Мой дед, вождь нашего племени, приводил в твой храм по 20 быков и по 40 овец ежегодно — почтить Небесных Богов и их посланника. С тех пор, мы ежегодно приносим в храм свои подарки, и возносим мольбыНебу о добром урожае. Но теперь нам приходится проходить в храм Богов так, как будто мы воры, явившиеся обокрасть храм, а не облагодетельствовать! Адаже смеются над нами! Нас не пускают в ворота, не дают придти к тебе, припасть к твоему алтарю!

— Ну, вот вы здесь. Вы говорите со мною. Проблема решена?

— Как только ты уйдешь к престолу Небесных Богов, все будет по-прежнему. Нас перестанут пускать в ворота города.

— Так, где у нас вожди адаже?

Оба руководителя племени адаже, разумеется, находились в городе, в ожидании исхода переговоров, и немедленно явились в храм.

— Отчего вы не пускаете скиров в мой храм?

— Нам не нужны тут, в нашем городе, дикие кочевники — скиры. Опасно пускать сюда этих костоломов. Они недалеко ушли от тессагитов, чьи головы мы вывешиваем на стенах города каждый раз, как получается их догнать.

— Они давно уже не кочуют. Скиры возделывают поля, строят поселения, и, главное — верят в тех же богов, что и вы. Они имеют право входить в храм в любое время.

Вожди адаже были явно недовольны таким поворотом событий.

— Мы не можем пускать их в наш город каждый раз, как им этого захочется. И храм этот построили тоже мы. Мы не хотим пускать их. Если им нужен храм– пусть строят сами где хотят, а наш храм– это наш храм.

— Нет, так не пойдет. Этот город — не просто поселение адаже. Это — вместилище священного Саркофага и храма, его окружающего. Здесь боги говорят с людьми. Здесь рады любому, кто верует. Тут нет ни адаже, ни скира, ни исавара — тут все — «Поклоняющиеся богам». Введите следующую делегацию!

Исавары вновь удивили меня — среди них было много женщин. Возглавляла их колоритная седовласая старуха в плаще из выбеленных козьих шкур и тиаре из белого войлока. На шее у нее болтался кованый медный диск с длинными проволочными лучами — очевидно, изображение солнца.

— Это главная жрица Светлой богини! — прошептал мне Галис, округлив глаза. Я напрягся. Конкурирующая организация мне тут ни к чему.

Женщина заговорила на языке исаваров. Один из жрецов переводил мне.

— Приветствую славного и досточтимого посланника Небесных богов. Я, скромная служительница Великой Госпожи, посылающей в мир все живое, рада и счастлива почтить твое присутствие на нашей земле.

— Постой-ка. Она так и сказала — «на нашей земле»?

— Именно так, Великий.

Так-так-так. Слова «на нашей земле»– это не оговорка. Очень, очень интересно.

— Чем я обязан визиту славной служительницы Светлой богини?

— Мои подданные недовольны нарушением их прав. Им запрещается проходить туда, где ранее они ходили спокойно, и поклоняться Светлой богине на кургане, окруженном теперь стеной Адажиона.

Вот это да!

— Она что хочет сказать? Что на этом холме, на котором мы основали Адажион, когда-то поклонялись Светлой богине? Тут было ее святилище?

— Ничего тут не было. Светлой богине исавары поклонялись и поклоняются везде, где им взбредет в голову. Могут остановиться в любом месте, которое им нравится — у родника, на вершине холма, у реки, наопушке леса — и, пожалуйста, вот тебе место для поклонения. Наверняка на этом холме кто-нибудь когда-нибудь этой богине и поклонялся, но не чаще и не реже, чем в любом другом месте вдоль Станубиса.

Мысли мои бегали, как тараканы по кухне. Чего она приперлась? Что ей тут надо?

— Мои подданные — продолжала Светлая жрица — должны иметь возможность проходить туда, где они привыкли поклоняться богине, и отдавать ей свою дань уважения и любви. Заодно они могли бы поклониться и иным богам, пришлым на этой земле, которым Светлая богиня оказывает свое гостеприимство!

Так-так-так. Надо подумать. Похоже, дело обстоит следующим образом.

Сидели тут эти тетеньки — жрицы,никого не трогали, окормляли местных жителей — исаваров, и все у них было хорошо. Потом, откуда не возьмись, появились мы с адаже, построили город, и начали очень резко тут все подгонять под себя — в том числе, принесли культ Небесных богов со своим пророком. Причем пророк у них очень авторитетный — в отличие от Светлой богини, которую никто никогда не видел, он является людям раз в 20 лет, и каждый раз он выглядит одинаково, и не стареет! Это, несомненно, произвело впечатление на их паству — и от Светлой богини начали отпадать. Исавары потянулись к Небесным богам и их пророку — ну, то есть, ко мне.

Жрицам Светлой богини это не понравилось. Но поделать они ничего не могут. И вот, они, видимо, решили действовать по принципу: «не можешь победить — возглавь».

Если бы эта барышня действительно чувствовала бы за собою силу — она привела бы к стенам Адажиона тысячи исаваров и просто приказала бы снести тут все. Но — не может. Нет у нее силы. И даже перспективы, что сила появится, она не видит. Несмотря на ее наезды — заявления, что, мол, это земля Светлой богини, а вы тут — чужаки, на самом деле ее визит — это такое, очень своеобразное, предложение о сотрудничестве, об установлении приемлемого для них модус вивенди. Переговоры с позиции силы, так сказать. И сейчас, пробивая для исаваров дорогу в мой храм, она пытается заработать очки, на самом деле, за счет моего влияния. Вот, мол, смотрите, люди — это светлая Богиня прокладывает вам путь в храм Небесных богов! Она все еще актуальна — не забывайте ее!

Понятно. Ну, хорошо, поддержим эту игру!

— Народ адаже помнит и поклоняется Светлой богине. Нам она известна под именем Мариф. Она показала нам, как извлекать плоды земли, лечить животных, искать лекарственные травы. В нашем храме всегда рады исаварам с дарами для нее, и для других Небесных богов — тоже.

Так-так-так, похоже, я попал в цель. Женщина несколько смешалась, видимо, не ожидала такой быстрой приватизацией мною ее собственного идола, и лихорадочно сейчас думает, чем это ей грозит. Но конфликты мне не нужны.

— Уверен, что жрица Светлой богини может, и будет поклоняться ею и в нашем храме, и в любом другом месте, где пожелает. Как это и было ранее.

Похоже, она несколько успокоилась. Вообще, смело с ее стороны — явится в чужой храм — дело ведь могло бы пойти совсем по другому!

— Давайте послушаем последнюю делегацию! — пригласил я доратиев.

Из рассказов Сатиена я уже знал, что эти «доратии» — единственное племя, пришедшее на Станубис с юга. Там они мирно занимались подсечным земледелием — вырубали леса, сжигали их, потом засевали поля, пока земля не истощалась. И, поначалу все у них было хорошо. Кругом стояло много высохших, наполовину поваленных бурей лесов, которые только и ждали, когда их спалят. Но, со временем эти мертвые леса закончились, а живой, зеленый лес так просто не сжечь — сначала надо подсечь кору, чтобы деревья засохли, а потом еще и убрать несгоревшие остатки толстых стволов. Тут, видимо, доратии узнали, что у реки есть земли, где не надо вырубать лес, чтобы распахать поле, а река поливает поля самостоятельно. И, разумеется, дружно переселились к нам, на Станубис. Несмотря на южное происхождение, выглядят вполне по-европейски, среди них даже есть рыжие!

— Мы просим о справедливости — заговорил пожилой старейшина доратиев. Нашему племени постоянно чинят обиды — отнимают зерно, похищают людей. Мы хотели принести жалобу пророку, но адаже не пускали нас. Мы — не самое многочисленное племя, нам трудно защитить себя. Нам нужна защита добрых богов!

Говорил он, как не удивительно, на вполне понятном, правильном эсперанто.

Да, похоже, надо что-то менять, вмешаться в отношения племен. Иначе начнутся свары, войны, а может быть, и геноцид!

— Итак, я объявляю волю Небесных богов. Все племена должны иметь право входить в город и поселиться в нем, где пожелают.

— Мы не примем такого — заговорил вождь адаже. — Адаже не пустят чужаков в свой город. Адаже готовы сами построить храм за городом и окружить его стеной! Пусть он будет доступен всем! Но не пускайте чужаков в наш город!

Ну конечно. В моей памяти сразу же всплыли кадры из фильма «Троя». Там греки, напав на город, сразу же захватили его храм, стоявший почему-то отдельно, перебили стражу и ограбили, а жрицу храма — как там ее звали — Гесеида? Бресеида? Короче, Ахилл ее забрал себе и использовал… не по назначению. А я-то ведь даже не обладаю выдающимися достоинствами упомянутой Гесеиды — и меня, пожалуй, попросту прирежут! И это будет, пожалуй, не самый худший вариант, поскольку местного Ахилла вряд ли будет изображать Бредд Питт. Короче, ну, нафиг.

— Устройство храма за городом категорически неприемлемо. Даже если мы построим сиренто вокруг храма — а его надо еще как-то построить — нам некем его охранять. Храм останется там, где он есть. А вот племена, уверовавшие в Небесных богов, должны поселится в городе беспрепятственно!

— Но это наш город — воскликнул старший племенной вождь адаже — и нам не нужны тут чужаки!

Нет, дружок. Так дело не пойдет!

— Это город храма. Это священный город. Чужаки — такие же верующие, как и вы. Тут, в храме, нет ни адаже, ни исаваров. Тут все — верующие. Вы пустите их, иначе я лишу этот город милости Небесных богов!

Вождь адаже, насупившись, отступил к своим, где они начали о чем-то совещаться.

Да, помнится Иисус говорил, что, мол, нет ни эллина, ни иудея — есть лишь верующие в него, и прочий сброд. Теперь я понимаю эту фразу, о, как я ее понимаю!

Совещание у адаже было недолгим

— Мы не можем пустить их — категорически заявил вождь. — Только пусти чужаков — сразу же начнется разбой в городе, грабежи домов, оскорбления женщин. Это невозможно!

— Давайте так. Все пришедшие — и вообще, все кто находится в городе — должны сложить оружие. Все вооружение мы складируем в специальное помещение и закроем там.Вооруженных нападений не будет. Также, нужно создать отряды стражников, которые будут следить за порядком! Только у них будет оружие.

— И кто будет следить?

— Служители храма. Они отрекутся от своих племен, и будут беспристрастно следить за выполнением законов.

Интересно, я сам–то верю в то, что говорю?

— Тогда нужны законы, по которым люди будут жить!

— Да, и я дам их вам.

— Нет, мы не согласны!

— Тогда я прокляну город, и он сгорит!

Похоже, задумались. Надо дожимать.

— С каждого вновь поселившегося будем брать взнос на развитие города. Скажем, одного быка. Все пойдет на укрепления, украшения города, ну, и вам лично… что-нибудь достанется.

Споры о будущем города длились долго.

В итоге, решено, что все пришедшие в город и вообще все за городскими стенами сдают свое оружие в храм. Жрецы будут выдавать его воинам только при чрезвычайных обстоятельствах — скажем, при нападении или походе.

Далее, я основал 6 землячеств или братств, которые на местном наречии получили название «фары». Отныне все споры в городе должна была разрешать специальная коллегия фаррахов — по 2 старейшины от каждой фары, итого 12, и три жреца культа Хонста, то есть моего. Коллегия 15 фаррахов решала все судебные дела, касавшиеся споров и преступлений, где участвовали члены 2-х и более фар. Остальные дела рассматривались в фарах по своим обычаям — в эти дела жрецы не лезли, это внутренние дела фары.Избирали фаррахов тоже по правилам каждой фары — где-то по жребию, где то проходили выборы, а в фаре адаже эти места были закреплены за двумя семействами и передавались по наследству.

Фара скиров, — в нее вошли кочевники– скотоводы, поселившиеся на берегах Станубиса не так давно. Фара исаваров — местные земледельцы. Фара доратиев — бывших кочевников-земледельцев, а фара ретиев — бывших кочевников-охотников. Фара адажев — соответственно, племя адажей, и фара траусилов — местные рыболовы. Действовало все это только в городе — жители отдаленных поселений и знать не знали, что их записали в какое-то землячество, но, если они приезжали в город по каким-то делам, им было, к кому обратиться за защитой.

Реформа вызвала жаркие споры в народных собраниях всех племен, но в итоге ее приняли все. Последними ее приняли скиры — буквально в последний день моего пребывания.

Одной из полезных сторон реформы было проведение подсчета наличного населения. Для этого мои работники построили загончик, в который входило ровно 600 человек. Если остаток населения был мал и не входил плотно в загон, я считал его вручную по головам. Подсчет показал наличие трех с половиной тысяч адаже, шести тысяч исаваров, трех тысяч трехсот скиров, полутора тысяч траусилов, двух тысяч восьмисот доратиев и полутора тысяч ретиев. Все это — мужчины от 15 лет. Учитывая, что пришло сюда менее трехсот адаже,прогресс за 100 лет просто потрясающий. Боюсь, не стало бы нам вскоре тесно на берегах Станубиса. Придется тогда думать, как расширять поля, а это без полива и ирригации вряд ли возможно. А ирригация — это очень трудоемкое дело.

Также, напоследок я распределил обязанности между жрецами. Все они получили конкретные отрасли деятельности.

— Вас всего 6 человек, хранителей нашей веры. Пусть каждый на следующий раз готовит доклад о том, как идут дела, что произошло за время моего отсутствия, что люди говорят о происходящем.

— Ты — я указал на потомка Артура — будешь рассказывать мне, какие новости принесли наши разведчики, что произошло на границах, найдены ли новые племена, находки, артефакты, какие новые земли открыты. Нужно сразу же наносить на карту то, что они исследовали, так как я вам показал.

— Потомок Алуэн пусть докладывает о том, что происходит с амбарами и токами, сколько зерна в хранилищах, как идет их наполнение.

— Потомок Симмурга пусть ведает военным делом, — каково число воинов, есть ли у них оружие, обучаются ли они.

— Потомок Ар-руура расскажет о том, кто и откуда приходит торговать к нам,что они привозят, какие цены. Нужно покупать необычные предметы и отправлять мне на осмотр.

— Потомок Валериана расскажет,сколько людей живет в нашем городе, каковы их нравы, нет ли волнений и разбоев, в чем нужды горожан.

Конечно, система не идеальная, но хоть какую-то преемственность и последовательность в управлении она даст. Страна растет, надо совершенствовать административный аппарат!

Перед самым уходом в капсулу, я не утерпел и еще раз вышел в город, посмотреть как строятся новые кварталы — для скиров, исаваров и других фар. Город вырастет сразу в 3 раза, вмещая в себя пригороды, а городская стена будет переноситься на новое место. Жаль,что опять все происходит в мое отсутствие и без плана — опять получится хаотичное скопление хижин вместо нормальных улиц и проспектов.

С культом Богини я пока не буду делать ничего. Веротерпимость — это один из принципов жизни этого общества. Тут смешалось столько народов с самыми разными верованиями, и никто не оспаривает авторитет чужих богов — это чревато серьезнейшими конфликтами. Но что будет дальше — покажет лишь время.

Впрочем, будем решать вопросы по мере поступления. Лучшее, как говорится, враг хорошего. Спокойного сна, Костя.

Глава 14

Ход 8

Прошло 160 лет

Пробуждение прошло, как обычно.

На следующий день был устроен доклад жрецов о событиях за истекшие 20 лет. Реформа фар в целом оказалась успешной. Количество столкновений и убийств между разными племенами сократилось в несколько раз. Появились обычаи, устанавливающие связи между братствами. Так, вступать в брак теперь стали только с лицом из другой фары. Знатные люди часто отдавали своих детей 7–8 лет воспитываться в другие фары — считалось, что они узнают много нового в других племенах, укрепят деловые связи, ну и выберут себе со временем супругу. В общем, жизнь, можно сказать, налаживается.

Наше храмовое хозяйство процветает. Каждый год весной Станубис разливается и затапливает обширные поля. Вода стоит две-три недели, а с ее уходом сразу начинается высев ячменя, причем на большей части полей не требуется даже вспашки — зерно просто раскидывается и заделывается в почву бороной.

При желании можно получить и второй урожай — для этого надо выполнить второй предпосевный полив. Особого смысла в этом пока нет — свободной земли достаточно, можно просто посадить весной больше. Но, думаю, в недалеком будущем это может измениться.

Для охраны полей мы набрали стражу. В основном — купили крепких и смышленых рабов, выдали им дубинки и приказали охранять — и поля от набегов, и остальных рабов, чтобы не убегали. Конечно же, им дают повышенную пайку, разрешили строить свои дома, жениться. Так мы получаем стражников и одновременно — избавляемся от потенциальных бунтовщиков среди рабов. Конечно, стоят эти ребята прилично, и никакого продукта сами не производят, но безопасность стоит того.

Наконец-то заработала система сбора зерна в общественный амбар. Теперь каждая фара вносила установленное количество из очередного урожая. Амбар был полностью наполнен после нового цветения бамбоо. Теперь же зерно только обновлялось — новое зерно клали в амбар, а старое забирали — так получалось обновлять запасы, чтобы зерно не портилось,и при этом не опустошать амбар совсем.

Но была и плохая, просто прескверная новость. Мне сообщили, что регион к югу от Адажиона отказался войти в фару исаваров и принять власть своего фарраха. У мятежников был свой лидер, которого они и считали своей властью. Но важно даже не это — они отказались поклоняться в моем храме! Богиня плодородия для них была выше каких-то там Небесных богов.

Почти 20 лет в Адажионе ждали моего появления, чтобы узнать, как поступить с мятежниками. Армия на случай войны уже была собрана.

Отряды воинов располагались на пастбище рядом с городом. Они стояли пятью лагерями — по одному для каждой фары. Армия тоже формируется по принципу «братств». Каждая фара выставляет свой отряд. Только исаваров не было в этот раз — они не пошли против единоплеменников.

* * *

Я побывал во всех лагерях, начав с адаже. Воины, примерно две сотни, сидели у костров или занимались своими делами. Увидев нас, они подошли и окружили нас толпой.

Вооружены воины адаже были всем подряд — топорами, кирками, заступами, ножами, — теми предметами, которые сделаны из железа. Меж тем, железа у нас мало, и становится все меньше — ведь его не умеют выплавлять, только перековывают тот металлолом, который чудом сохранился после Сдвига.Два военных вождя адаже имели кожаные панцири, и больше ничего — никакого оборонительного вооружения, даже щитов, у адаже не было. Не было и луков — сами луки адаже знали, но только как детские игрушки; взрослые ими совершенно не пользовались. Видимо, после Сдвига не осталось никого, кто умел по-настоящему пользоваться луком, и тем более — никого, кто умел их делать. При этом особой потребности в луках у адаже не было — основные продукты давало земледелие и скотоводство, а охотились они загоном — выходили в саванну широкой цепью, загоняли антилоп — газелей в реку или болото, там били их копьями. Еще они охотились на диких быков — и тут лук вообще бесполезен. Но зато у них на вооружении много метательных копий, и есть пращи.

В других лагерях была похожая картина, только воинов было еще меньше — у траусилов всего 60, и те почти без оружия.

Обходя лагеря, я не мог не обратить внимание на внешние различия мужчин из разных племен. Адаже и скиры были в целом европейского типа; доратии и ретии — с высокими скулами, чуть раскосыми глазами, смуглой кожей, напоминали жителей Передней Азии, а во внешности траусилов, по-моему было что-то кавказское. Отсутствовавшие в нашей армии, но многочисленные исавары выглядели иначе — смуглые, волоокие, с толстыми губами и носами, в большинстве своем они явно вели родство от народов Ближнего Востока.

В поход мы выступили на рассвете следующего дня. Меня сопровождал «военный жрец» — потомок Симмурга, по имени Отти, и несколько служителей храма, управлявших повозкой и помогавших в дороге. Шли мы до полудня, растянувшись по полю нестройной толпой. Потом отдыхали до вечера, готовили еду на кострах.

Я обратил внимание, что воины у костров нередко начинали какие-то споры, собирались в «круг» по отрядам, и что-то постоянно обсуждали,

— Что они там делают? — спросил я Отти, жевавшего шейку цесарки.

— Они выбирают командиров для предстоящего боя.

— У них что, еще нет командиров?

— Раньше командовали вожди племен. Теперь, когда нас разделили на фары и города, этот обычай нарушился.

Я не военный человек, но идея выбирать командиров прямо перед боем — и вообще, идея выбирать командиров — мне показалась очень сомнительной. Да и вообще, глядя на бардак в нашем лагере, невольно начали закрадываться сомнения в успехе похода.

Вечером, когда солнце стало не таким жарким, прошли еще пару фарсангов и остановились на ночлег.

На следующий день к полудню мы достигли мятежной деревни.

Тут я впервые и увидел, как они «сражаются». Какое же жалкое зрелище! Две толпы с самым разным оружием, но в основном — дубинками и топорами — сближаются и начинают с разбега швырять друг в друга дротиками и камнями; швырнув дротик, метатель должен быстро возвратиться назад, в толпу «своих», пока не получил дубинкой по башке. Иногда слишком увлекшихся метателей ловят оппоненты и начинается локальная рукопашная стычка, к попавшему в беду спешат на помощь «свои», к противнику тоже сбегаются самые смелые с топорами и копьями. В итоге короткой стычки одна сторона бежит, ее недолго преследуют,одно — два тела остаются на земле. Длиться это может долго, но обычно минут через 10–15 у одной из сторон сдают нервы. Убитых от такого боя немного, а вот ранения камнями и дротиками — обычное дело.

Прямо во время боя воины ходят за водой — берут мех, идут к ближайшему источнику,наполняют его, потом ходят по отряду своей фары и дают воинам напиться. Если у источника встречают воинов врага — на них не нападают. Патриархальные нравы, нечего сказать.

К исходу дня битва осталась нерешенной. Поорав напоследок друг другу разные оскорбления, противники разошлись. Отойдя от деревни на фарсанг, мы разместились на ночь на холме неподалеку.

Все увиденное произвело крайне печальное впечатление. Я бродил между кострами, разглядывая усталых воинов и их командиров. Как заставить их воевать по — другому, не представляю. Ввести плотный строй невозможно — чтобы хорошо кинуть дротик, надо разбежаться. Щиты при такой тактике тоже мешают. А главное, заставить держать строй — это же учиться надо! И кто будет учить? Командиров выбирают прямо перед боем, именно выбирают! Что они знают о войне? Кто будет слушать таких командиров? По сути это «первые среди равных», и они также невежественны в военном деле, как и их подчиненные!

Воины улеглись у погасших костров, ну а мне, само собой, не спалось. Сопровождавший меня жрец — «военный министр» — тоже уснул. Я же продолжал сидеть,пялясь на луну.

Внезапно мои обостренные чувства подсказали о приближении опасности. Воины из мятежной деревни исаваров подымались по склону холма, надеясь перерезать сонных адаже.

Я бросился поднимать войска, но успел разбудить лишь немногих. Темные тени выныривали из окружавших нас зарослей и бросались на спящих. Началась паника.

Мои войска от неожиданности бросались на всех подряд, в том числе и на своих же воинов из других фар. Множество воинов разбежалось по сторонам. Будь нападающие более многочисленны, нас бы разбили. А так, в итоге большая группа воинов адаже собралась в центре лагеря, отбивая все атаки. Враг, не решившись атаковать их,ушел обратно во тьму.

Наутро наше потрепанное войско побрело обратно, хотя мы и сейчас численно превосходили противника раза в три. Убедить войска атаковать повторно не смогли ни вожди, ни командиры.

На следующий день по возвращении жрецы привели ко мне просителя.

Это был молодой человек — почти мальчишка. Звали его Закес *. Невысокий, с большими шрамами на лице, и каким-то неуловимо дерзким взглядом. В общем, хоть и молодой, но, чувствуется, видавший виды чувак.

— Слушать меня, бог — сказал он на ломаном эсперанто — Я могу разносить та деревня. Мне нужно 2 дня собрать и подготовить свой войн!

Закес был предводителем ахайров — так звали себя молодые люди, жившие отдельно в «Мужском доме» исаваров.

Заинтригованный, я посетил этот мужской дом. Длинная, крытая камышом постройка, увешанная снаружи щитами и копьями, огороженная бамбуковым частоколом. Вокруг слонялись несколько десятков молодых исаваров дерзкого вида. Некоторые соревновались, метая дротики в глиняное чучело, другие боролись друг с другом под одобрительные крики зрителей, третьи практиковались с пращой. А кто, интересно, их кормит? Непохоже, чтобы они увлекались сельским хозяйством!

— Чем они живут? — спросил я у Отти.

— Грабят всех вокруг! — лаконично ответил он.

Понятно. Вот так вот в скромных общинах земледельцев появляются буйные отряды разбойников-отморозков, известных когда-то под именем «викингов», «ушкуйников» «казаков» и прочее и прочее. Молодые люди, свободные пока от семьи и обязательств, собирались в свои молодежные банды, выбирали себе из своей же среды вожаков-одногодков, по принципу «самый буйный и здоровый», и начинали творить всякую дичь. В основном они занимались тем, что нападали на другие деревни, воровали овец,рыбу из ловушек, дрались, иногда кого-то убивали.

В ответ из других деревень выходили отряды таких же отморозков, и начинались бои стенка на стенку с дубинками и дротиками. Число убитых и раненых резко вырастало.

И самое паршивое то, что многие из этих боевиков со временем и не пытались менять свой образ жизни — пахать землю для них казалось чем-то слишком тяжелым и скучным, грабеж же обещал быстрый и «почетный» способ заработать. Со временем складывались настоящие банды. Одни уходили грабить далекие земли — обычно они не возвращались. Другие околачивались неподалеку от городов, грабя купцов и деревни. Их участь обычно тоже была печальна — рано или поздно город собирал отряд, и банду громили.

При этом попасть в мужской дом было не так просто — новичков буквально пытали, нанося порезы каменным лезвием на лице и других частях тела. Потом новичкисодержались в условиях самой зверской дедовщины — вплоть до оказания старшим сексуальных услуг.

Закес и 53 его воина-ахайра налегке отправились в поход на рассвете и вернулись через день, таща за собой корзины с человеческими ушами. То, что несколько сотен воинов не смогли сделать за день боя, эти отморозки исполнили за пару часов. Они подошли скрытно и атаковали ночью, запалив деревню с наветренной стороны. Нападение было предельно жестким и акцентированным — вождь деревни пал одним из первых. Это сразу решило дело — как оказалось, без вожака тут сражаются плохо. Отрезав убитым правое ухо в знак доказательства победы, ахайры вернулись за оговоренной наградой — по одному сакалю** железа за каждое ухо. Жрецы мне шептали, что среди ушей есть и женские, и надо бы все проверить — но я не стал с этим заморачиваться. С такими людьми как эти ахайры, лучше не спорить.

Последние два дня своего пребывания, я обдумывал увиденное за эту сессию. Итак, мятежная деревня приведена к порядку, а у меня появились неплохие (хотя и дорогостоящие) воины. Но в целом наша боевая мощь откровенно не радовала. Надо самым серьезным образом разобраться с организацией войска. Надо внедрять луки — это будет очень полезно в военном деле. Нужно ввести хоть какое-то подобие воинской дисциплины и обучения. И устраивать лагерь на каждой ночевке, с разведкой и охраной. Иначе внезапное нападение может истребить любое войско, самое многочисленное.

Интересная конечно ситуация с этими молодыми вояками, ахайрами. По сути, это настоящие психи, негодяи, живущие ради убийств. Воспитание в мужском доме сделало их полностью расторможенными, лишенными каких-то моральных преград — они тупо не боялись гибели так, как «обычные» воины.

С другой стороны, многие — просто неудачливые юноши, не сумевшие найти себе жену и покинуть мужской дом, заведя семью.

Хорошо, что они оказались на моей стороне. В этот раз. Но не факт что так будет всегда. Проблему эту нужно решать трояко. Во-первых, нужно создать некие полицейские силы, которые будут таких отморозков гонять. Проблема в том, что полицейские должны быть как бы беспристрастной стороной, и не подыгрывать никому, а это просто невозможно — все состоят в каких то братствах, племенах, общинах, все тут «за кого-то»,и в случае чего просто будут помогать одной из сторон, а не разводить обе.

Во вторых, нужно какое-никакое, а законодательство, там «не убий не укради, не возжелай жены ближнего» и прочее. Ну, здесь мне и карты в руки — как-никак, а каких то двести лет назад я был юристом. Одно только сложно. Записать все эти законы нечем. Не на чем. И не для кого. Никто не умеет ни читать не писать, я единственный кто помнит письменность, аж на трех языках — русском, английском и «международном эсперанто». Но все эти языки мертвые!

И, в-третьих, можно собрать этих молодых идиотов и…. отвлечь их. Ведь викинги грабили Европу, а не свою Скандинавию. Ушкуйники разбойничали на Волге, а в Новгород приезжали пропивать награбленное. И прочие аларихи-атиллы тоже прославились «на чужой стороне». Все придумано до нас!

Итак, я пойду всеми тремя путями решения проблемы. Отряд полицейских я уже создал, увеличив число храмовых охранников, стерегших рабов на плантациях. Эти охранники тоже из рабов, подтвердивших свою верность. Теперь им дали не только дубинки, но и кинжалы из кости, окованной железом, и новинку военного дела — плетеные щиты в форме урезанного снизу овала. Им давали двойную пайку и разрешали завести семью, причем дети становились свободными. Теперь они будут не только охранять храмовое имущество, но и бороться с разбойниками вне городов — в городах справляется и городская стража.

И надо отправить этих ребят-ахайров куда-нибудь из страны. Я давно хотел направить отряд в низовья Станубиса, исследовать русло и устье реки, морское побережье, куда он вытекает (все реки впадают в океан, не так ли?).

В последний день, отдав оракул об отправке разведчиков, я отправился в капсулу в смутной надежде на новую, интересную информацию об окружающих нас землях. Отряды ахайров должны были исследовать, по возможности наносить на карту, а также находить и приносить необычные вещи. В отдаленных землях могли сохраниться интересные артефакты прошедших эпох — вплоть до автомобилей или атомных реакторов. Посмотрим, что мне привезут…. Надеюсь, что-то поинтереснее, чем человеческие уши.

(*– «Закес» в переводе — «Гриф» — прим.)

(**1 сакаль — примерно 32 грамма– прим.)

Глава 15

Ход 9.

Прошло 180 лет.

Жрецы ждали меня в уже знакомом мне зале, построенном у модуля.

Когда я вошел, жрецы вновь упали ниц. Сказав им подняться, я присел в кресло, обтянутое кожаными ремнями, установленное для меня. Лишь двоих жрецов я видел в прошлый раз — Отти, и еще один жрец, остальными были новые лица, в том числе и два мальчика 10–12 лет.

Загорелые лица с узорами из красно-бурой краски, плащи из грубой серой ткани с такими же, как на лицах, геометрическими красно-бурыми узорами по краю, застежки из меди на плечах. Украшения изменились — если раньше их делали из длинных проволочек, изгибая их завитками, то теперь использовали короткие и прямые проволочки, выполняя из них разные геометрические фигуры. У стариков посохи из темного дерева, один из них поднялся с пола с большим трудом и помощью соседей.

Запах орроа, благовония, которое использовали жрецы, был так силен, что заглушал даже исходивший от присутствующих запах чеснока, употребляемого тут в немыслимых количествах.

Жрецы засуетились, погоняя рабов, вносивших в зал большие деревянные блюда с различной снедью. Тут было и мясо газели на вертеле, и речная рыба, запеченная в глиняной обмазке — и запеченная изумительно; лепешки из ячменной муки с медом и травами, фазан и перепелки, куропатки, корни ямама,жаренные с чесноком, овощи, по вкусу напоминающие баклажан, и блюдо, которое они называюттариока — восхитительная смесь сухофруктов и орехов. Пиво-кашу в этот раз не предлагали — видимо поняли, что такое я не одобряю.

Насколько великолепен был обед, настолько же неутешителен оказался доклад жрецов.

С металлами разразился настоящий, полноценный кризис! Железа становилось все меньше, и хоть изделия из него очень берегли, но все равно они и ломались, и терялись, и ржавели, а новых источников железа всё не находилось.

Иногда разведчики или пастухи еще находят в саванне что то металлическое — однажды например нашли стальную ЛЭП с еще висящим на ней алюминиевым проводом. Провод притащили, а ЛЭП так и стоит там, вдали — как ее разобрать, никто не знает. Слишком большой кусок железа зараз,в кузнечный горн его не засунешь, на куски не разрубишь! Провод лежит теперь у амбара — никто не знает, что можно сделать с этим мягкими, и, видимо, бесполезным металлом. Поначалу люди пытались делать из него украшения, как и из меди. Но алюминий, как известно, очень быстро окисляется и перестает блестеть,к тому же, оставляет на теле и одежде темные пятна, поэтому это дело забросили. Единственное, для чего применяли алюминий — растирали проволочку с известью и получали темно-серые тени для глаз.

Было понятно, что так долго продолжаться не может — мы или научимся выплавлять металл из руд, или вернемся в каменный век. Уже сейчас охотники отказались от металлических наконечников для копий и берут с собой только заостренные на огне буковые дротики; многие предметы стали делать из бычьих костей, полированного камня, просто из твердой древесины.

Пока одним из реально действующих источников металлов была торговля. Из саванны то и дело приходили крупные отряды торговцев, пригонявшие овец, коров. И привозившие металлы, найденные там и сям. Эти отряды часто были, по сути, племенем в полном составе — вся толпа кочевала к нам, торговала. А потом кочевала обратно в свою саванну.

Из их рассказов было ясно что в степи еще оставались крупные куски металла. которые они просто не могут принести.

А ведь железо мне нужно, нужно как никогда. Наемники — ахайры интересовалась прежде всего металлами.

Мы начали набор в разведывательные части, предназначенные для долгих походов в неизведанных землях. Они должны были исследовать все вокруг, как можно дальше и подробнее. Всеисследованные земли они должны были описать как можно подробнее. Найденные редкости– все необычное — должны были принести мне на осмотр. По итогам похода им следовало щедрое вознаграждение — таковым считалась, например, пластинка меди весом в сакаль, красивая заколка на плащ, железный наконечник для копья, или новые сандалии.И в бою ахайры показали свою незаменимость.

Только вот, у меня нет средств содержать такие отряды. Даже 20–30 кг меди — это очень, очень много.

Другой, не самой приятной новостью стала обозначившаяся вдруг нехватка пахотных земель. Численность населения сильно выросла — и из-за миграции, и сама по себе — а пригодной для земледелия, орошаемой разливом Станубиса земли оказалось не так уж и много.

Похоже, назрела потребность в переселении части жителей города на другие земли. Окрестностей уже не хватает для всех желающих.

Прежде всего, я затребовал информацию об окружающих землях. Отряд разведчиков,снаряженный по моему оракулу 20 лет назад, исследовал Станубис до самого впадения в океан. Реки, в бассейне которых мы проживали, в целом имели направление с запада на восток. Исключение составляла самая южная река, Ара, которая, взяв начало из большого пресного озера с болотистыми берегами, сначала текла на северо-восток, а потом, резко изгибаясь, шла на юг. На юго-западе мы достигли берега моря, куда она и изливалась, образуя широкое устье. От нашей столицы, располагавшейся на берегу самой северной реки, Станубис, до моря было примерно 13–14 дней пути на плоту, идущему по течению. Течение Станубиса на взгляд было около 2 км/ч — в два раза медленнее скорости пешехода. Принимая коэффициент 1,5 на учет изгибов реки, получалось, что по прямой отстолицы до берега моря около 400 км, или, 100 фарсангов, как тут принято мерить расстояние.

Разведчики хорошо изучили и южное пограничье. К югу и юго-западу от Станубиса лежит обширная холмистая равнина. За ней, в 10–12 днях пути,течет еще одна река — местные называют ее Реона. Местность там более лесистая, много бамбуковых рощ, за Реоной уже растут пальмы.

Местность южнее Станубиса оказалась очень благоприятна для скотоводства, и, при условии организации орошения, вполне подходила для земледелия. Население было редким, и занималось в основном охотой. Обсудив полученные знания с вождями, жрецами и фаррахами, я решил, что именно в этих направлениях следовало осуществлять нашу экспансию.

* * *

Разведка местности позволила нам принять решение о переселении части жителей в новый город. Адажион сильно разросся. Изгородь уже не вмещала дома горожан, которые теснились уже вплотную друг к другу. Кроме известных ранее 6 «братств», живших как бы отдельными кварталами, в городе появился район из бывших кочевников, принятых мною 20 лет назад,и два района местных. Конечно же, начались столкновения между «старыми» и «новыми» жителями. Напряжение было столь велико, что жрецы стали говорить о возможном поджоге одних кварталов жителями других! Как обычно, зачинщиками выступали группы молодежи со всех трех сторон.

Я уже давно подумывал о необходимости постройки новых городов. Местность, лежащая в пойме Станубиса, плодородна, но требует орошения. Климат довольно жаркий, получить урожай можно только с поливом. А полив не везде можно наладить. В долине реки это возможно — достаточно прокопать небольшие каналы, но стоит подняться из долины, как все меняется — вода далеко (или глубоко, в колодцах).

Город не следует делать слишком большим. Это создает очень большое давление на местные ресурсы. Почти все горожане держат коров или овец. Большие стада вытаптывают пастбища, выпасать их скоро станет негде. А выпасы увеличивать невозможно — чем дальше от реки, тем сложнее добыть воду. Я бы наоборот сократил выпасы вокруг города и отдал бы их под пашни, но сейчас это невозможно — просто начнется очередной бунт.

Есть прекрасные места для городов и севернее, и южнее. Города мы строим на холмах, так что ничьи поля они не займут. Достаточно изречь «оракул», и население отправится в путь.

Есть только один момент — по идее, новый город должен заложить я лично. Так же, как в столице, надо пропахать борозду вокруг холма, отметить ворота, воскурить благовония и принести жертвы. А значит, что это случится только через 20 лет — в этот раз мы уже не успеем совершить переселение.

Подумав, я огласил жрецам свою волю. Город заложит один из них от моего имени. Надо по возможности сокращать представительские функции, хотя совсем без них, конечно, тоже нельзя.

Я приказал готовиться переселенцам в количестве 120 семей — по 20 от каждой фары. Сначала должны вызваться добровольцы — от каждой фары отдельно. Если таких наберется 20 семейств — значит все хорошо, если же меньше — недостающие семьи выберет жребий.

Все заняло буквально 3 дня — когда кандидаты в переселенцы определились, выбрали себе вожаков, и, собрав скарб, сразу же отправились по новому месту, выбор которого доверили вожакам. Я не стал в это вмешиваться — они лучше меня знали окружающую местность и явно разберутся сами. К тому же, если переселенцев по какой то причине постигнет неудача, всегда можно сказать что все случилось из за неправильного выбора места, сохранив свой божественный авторитет.

Чтобы не пахать борозду границы города самостоятельно, я «благословил» одного из жрецов сделать это за меня.

Когда поселенцы тронулись в путь, я отправил с ними отряд воинов — ахайров, и отряд рабов для помощи в строительстве стен иирригационных каналов.

Было намечено еще несколько мест для переселенцев. Они могут выполнить переселение в период моего отсутствия — все инструкции мною отданы. Перспективы по строительству новых городов в долине Станубиса были просто огромны.

Появилось новшества и в религии. Мои прошлые излияния не прошли даром, но трансформировались в народной традиции. Сложился пантеон богов, и главным в пантеоне был небесныйбог Каптан — верховный владыка, полновластный, но неспособный присмотреть за всем на небе и земле, что и объясняет имеющий место бардак. Логично, надо привлечь внимание Каптана — тогда он наведет порядок. А вот привлечь внимание можно по-разному. Во-первых — обратиться ко мне, попросить меня исходатайствовать перед богом за решение какого-нибудь вопроса. Во вторых, если невтерпеж — устроить какой-нибудь перформанс, который мог бы привлечь внимание бога — например, сжечь в гигантском костре какую-нибудь ценную вещь, жертву. Дым поднимется к небу и достигнет чертогов Каптана, и он обратит внимание на страждущего. Ценности, сжигаемые таким образом, иногда очень значительны — хорошие ткани, оружие, скот. А то и рабы. Несмотря на мой запрет на жестокое обращение с рабами, поступали с ними по-всякому. Ведь для бога ничего не жалко, особенно если раб стар и бесполезен!

Я запретил такого рода подношения, приказав передавать все ценности в храмы, где их и должны правильно сжечь. Простым людям разрешили самостоятельно сжигать только благовония — например, ветки кустарника орроа, чья смола при сжигании выделяла приятно пахнущий дым.

В следующие мои появления запах орроа преследовал меня повсюду…

Ход 10

Прошло 200 лет

Бывает так, что в момент пробуждения от своей 20– летней летаргии, меня посещают грезы — некая связь, зазор между сном и пробуждением. В такие моменты приходят неординарные мысли — почти как Менделеева, придумавшего во сне водку.

И вот в этот раз я очнулся с отличной идеей — не такой грандиозной, как крепкие спиртные напитки, но все же. Станубис разливается каждый год, и разливается сильно. Это можно и нужно использовать! Нужно сделать запруды в низменностях и оврагах, и запасать воду впрок!

Храмовые хозяйства, устроенные мною 60 лет назад, разрастались. Земли, пригодной для использования под распашку, стало не хватать. Это кажется странным — ведь земли в этих краях навалом — но сажать чего-то в степях бесполезно — все засохнет. Поля возможны только у реки, там, где почва пропитана водой от весеннего паводка, и можно черпать воду из реки для полива.

Так вот, черпать воду из реки — это очень-очень непроизводительный труд. А вот если запасти воду в запруде, когда ее много, а потом просто выпустить в поле– это совсем другое дело. Только надо эту запруду создать.

Встречающие меня жрецы, в основном — незнакомые мне, выглядели почтительно и с готовностью внимали моим указаниям.

— Немедленно разведайте местность на предмет мест, удобных для устройства сезонных водохранилищ.

— Но илоты сейчас занятны в полях, святейший! — робко возразил незнакомый мне молодой жрец.

— Как зовут?

— Ирилен, сын Алдая, сына Хаиба.

Хаиба я помню. Как вчера было… И вот я разговариваю с его внуком!

— Давайте сделаем так, Ирилен. Сейчас рабы пусть заканчивают обычные работы. Потом, по окончании посевной бригады рабов построят дамбы, перегораживающие балки и седловины холмов. Для захода воды оставьте небольшие каналы, перекрываемые деревянным щитом. В паводок вода будет прибывать, и заполнять наши запруды, а потом мы закроем каналы и получим водохранилища, которых вода может поступать самотеком на поля. В озерах и запрудах можно еще и выращивать рыбу. Все понятно?

* * *

Итак, проведя разведку местности,мы со жрецами нашли несколько подходящих мест. Для упрощения работ мы решили высаживать в месте будущей дамбы 2 ряда бамбука под изгороди, а потом насыпать землю между этими изгородями. Так удалось снизить ширину дамбы, а значит, и трудоемкость.

Через пару дней работы начались.Илоты вспахивали землю волами, в тех местах, где будет само водохранилище, и уже рыхлую землю деревянными лопатами кидали на волокуши и арбы. Волы тянули землю на дамбу, и там оставалось ее просто сбросить на место будущей насыпи.Производительность оказалась довольно-таки высокой, бригада в 60–80 рабов с десятком упряжек выполняла 30–50 погонных метров дамбы в день.

Основные работы развернутся, конечно же, в межсезонье, когда урожай уже собран, а паводок еще не начался. Поскольку рабов у нас, в общем, немного, мы решили по окончании жатвы создавать бригады из поселян, которым в это время все равно будет нечего делать. Самым классным было то, что полученные таким образом поля были собственностью храма. То есть моей.

Система землепользования вообще складывалась здесь так: вся земля — ничья. Ее могло занять любое племя или деревня. Но если на земле появлялись водохранилища, арыки, изгороди — она становилась собственностью того, кто это построил. Пастбища считались общей собственностью деревни, возле которой они находились. Недостатка пастбищ не было. Был недостаток водопоев вдали от реки. За пользование водопоем можно было взять часть приплода — каждого двадцатого теленка на выбор, и каждую двадцатую овцу. Все это давало храму огромное по местным меркам богатство и власть, в общем — все как я люблю.

Была, однако, другая проблема. Храмовое хозяйство развивалось. У нас были уже сотни рабов, тысячи коров и быков, много овец. Все это требовало учета, а для этого нужна хоть какая-то письменность.

Бюрократия немыслима без «бюро», то есть стола, а на стол надо ведь что-то положить. Если поначалу все хозяйство храма группировалось вокруг Столицы, так что его можно было охватить одним взглядом, то теперь ситуация резко поменялась. Мы создали плантации по всему течению Станубиса на 5 переходов на север и на 8 переходов на юг, лишний раз мотаться туда-сюда мне было крайне неудобно, а посылать гонцов с устными распоряжениями не всегда было надежно — могли все переврать.

Ну что же, алфавит я вроде бы еще не забыл. Недолго думая, я накидал на восковых табличках простой алфавит на основе латинских букв. В первом приближении нам нужен был именно учет — то есть пишем название предметов, и их количество. Основу взял, конечно же, из интерэсперанто, буквы и их произношение — все скопировал на 100%. В остальном — все очень упрощенно. Сложной грамматики, орфографии, даже пунктуации не нужно. Пушкиных тут нет, никто Повести Белкина писать не будет. Чисто учетные данные, слово и цифра напротив, все.

Объяснение общих принципов письма, однако, заняло больше времени, чем я думал. Похоже, жрецы не могли понять, прежде всего, саму идею письменной речи — то, что какие-то закорючки в их определенной комбинации могут означать конкретный предмет! Помучившись три дня, я плюнул на все это и начал рисовать картинки и ставить напротив них палочки. Нарисую корову — простенькую, но узнаваемую — и рядом III. Это значит — три коровы. Это они, вроде бы, поняли. Поручив им разбираться с этим дальше и провести полный учет в течении 3-х дней, я занялся другими вопросами.

Понятно, что такая пиктографическая письменность — это паллиатив. Рано или поздно придется возвращаться к этому вопросу.

Два города были заложены за период моего отсутствия — один 16 лет назад, другой совсем недавно. Как я и планировал,второй город появился на большом плоском холме в 4-хпереходах выше по течению реки, назвали его Керкирон. Среди жителей столицы бросили жребий, и каждый шестой, собрав пожитки и семейство, отправился на новое место. Вокруг было много отличных пастбищ, в широких балках росли дубовые и липовые рощи, где собирали дикий мед. Городок быстро рос, первым делом в нем построили храм, где установили мое чучело статую из местного дуба. Что же, какой бог, такой и культ, жаловаться не на что.

Второй город, Эрро, оказался построен в несколько неожиданном месте. В 4-х днях пути ниже по течению Станубис разливается огромным озером Эрро с болотистыми берегами. Один из островов на озере, не затапливаемых весной — и был использован для строительства. Озеро очень богато рыбой, а острова прекрасно подходят для сельского хозяйства.

В целом все шло успешно. Кроме металла.

Засыпая в капсуле, я думал об этот чертовом железе. Где его, в конце концов, брать? Даже если мы выгребем все находки в радиусе 1000 километров, все равно железа будет мало, даже если мы наткнемся на случайно сохранившийся склад готовой продукции металлургического комбината. Ведь в будущем нужно будет думать о железных дорогах, пароходах, железобетоне, это миллионы тонн металлов.

Конечно, нам придется научиться выплавлять железо из руд. Но как это делать — большой вопрос. В научно-популярных фильмах, которыми меня любезно снабдили командир и члены команды Артемиды, была показана одна из примитивных доменных печей. Но как выглядит эта самая железная руда и где и как ее найти? Я не геолог, а в фильме на этом не заострялось внимание — так, какие то бурые камешки… И главное — где? Их добывали то ли из шахт, то ли из карьеров, в общем-с глубины, а для нас даже 30 метров — это целая проблема, выкопать простой колодец руками и то непросто, а нужно будет копать тысячи шурфов безо всякой системы, наудачу, надеясь найти какой-нибудь железный колчедан… Мои подопечные на втором десятке решат, что бог у них явно не настоящий, и от греха замуруют мой цилиндр где-нибудь в пещере! Я же не могу показать, что чего-то не знаю! Я же, мать твою, посланец Небесных богов!

Возможно, руду все-таки найдут, и мы наладим плавку железа. Но надежда, по-моему, призрачна. Я не знаю, как выглядит эта самая руда. Может она находится в сотнях, а то и в тысячах метров от поверхности, и просто недоступна.Вспоминая уроки в школе, сразу думаешь о магнитной руде, которая создала Курскую магнитную аномалию. И город Магнитогорск на горе Магнитка видимо тоже получил название от этой руды.

На итоговом совете в последний день своего пребывания я поручил жрецам найти и принести мне камни, которые сами притягиваются друг к другу. И вообще, все необычные камни, какие только найдутся. Все придется изучать и пробовать в горне — вдруг да и выплавится из чего-нибудь вожделенное нами железо! Также, весь наличный металл был объявлен государственной собственностью. Что такое «государство» они, конечно, пока не понимают, поэтому — моею собственностью. Правда, что такое собственность они тоже толком не понимают… но у меня же есть «полиция», она все-все-все объяснит.

Глава 16

Ход 11

Прошло 220 лет.

Привычно выполняя процедуры для входа в стасис, я думал о дальнейших перспективах своей миссии. Как это часто бывает в жизни, чем больше решаешь проблем. тем больше их возникает…

Острое чувство опасности пронзило меня, как только люк модуля начал открываться. В первый момент я не понял, что это, но буквально через секунду вспомнил этот, предвещавший несчастье запах застаревшей гари. И не обманулся в ожиданиях.

Увиденное поразило меня. Город почти полностью сгорел! Среди углей и сажи стояли наспех сделанные конические шалаши, и, что самое интересное — внутри города появились стены! Прямо внутри себя Адажион был разделен теперь на несколько частей, явно враждебных друг другу. Бамбуковые частоколы и баррикады на улицах охранялись мрачными людьми с оружием — с одной стороны — адаже, с другой — исаварами. Мой храм, к счастью, остался цел, наверное, потому, что городская площадь отделяла его от иных построек.

Я вышел из цилиндра на прокопченную площадь. Встречало меня всего лишь трое жрецов, тех самых, что не входили ни в одну из фар. Двое взрослых и один подросток с корзиной даров сидели в ожидании возле цилиндра. Они очень плохо знали эсперанто (как и я, впрочем), но, все же, их доклад раскрыл передо мной подробности феерически идиотской истории недавнего мятежа.

Итак, два вождя фар, один от скиров — бывших кочевников Севера, другой от исаваров — местных жителей, решили породниться, и скир выдал свою дочь замуж за сына исавара. Поначалу все вроде бы шло хорошо, но почему-то брак оказался бездетным. Скир сказал своей жене узнать у дочери, что тут не так. И оказалось, что сын исавара, мечтавший о другой девушке, не желая иметь детей от жены, — отказывал той в законной близости, общаясь с нею исключительно словесно.

Данное обстоятельство дошло до семьи пострадавшей и страшно разъярило скиров, посчитавших такое поведение исавара высокомерным и оскорбительным. Как водится, они собрались толпой, и пошли к побратимам разбираться. Началась ссора, переросшая в потасовку. Один из скиров был сильно ранен, кто-то крикнул, что его убили исавары, и началась дикая резня. Когда скиры ворвались в дом вождя исаваров и начали всех убивать, им под руку попался и малолетний сын вождя фары доратиев — бывших кочевников-земледельцев, отданный исаварам на воспитание. В запале его тоже убили, что не осталось не отомщенным. Как только доратии узнали о произошедшем, они напали сразу и на скиров, и на тесно связанную с ними фару ретиев — бывших кочевников-охотников. Фара адажей поддержала ретиев, фара траусилов выступила за доратиев, ну и, понятное дело, город сгорел. Как там говорилось — царство, разделенное в себе, — погибнет. А все из-за одного несчастного влюбленного тупого осла, не смевшего отказать отцу, навязывавшему ему выгодную, но некрасивую невесту.

Попросив жрецов прислать к храму хоть какую-то охрану и продовольствие, я занялся этим делом вплотную. Вызвал вождей враждебных общин, фаррахов, беседовал с ними, сначала раздельно, а потом и со всеми вместе. Разумеется, на пороге храма все сдавали оружие и строго предупреждались о страшных карах для нарушившего «божественный мир», хотя их свиты, остававшиеся на площади перед храмом, постоянно вступали в стычки.

Выслушав всех, и не по одному разу, я понял одно — семейные отношения уже требуют законодательного регулирования. До сих пор все происходило «по обычаю», но теперь, в происходящем смешении племен, это перестает работать. Слишком несхожими оказались эти обычаи у разных фар!

У скиров жена и дети были полном распоряжении главы семьи — он мог их, скажем, продать в рабство. Обычаи других племен были помягче, но все равно суровы. Все это настолько резко контрастировало с исаварами, что создавало в отношениях племен большую проблему.

У исаваров женщины были совсем в другом положении, они были главными в доме, да и сами дома принадлежали именно им — браки в этом племени традиционно были «матрилокальные». Исаварянки сами выбирали себе мужей, а в праздник жатвы вообще могли встречаться с любыми мужчинами по своему выбору, что бывшие кочевники считали оскорблением. В итоге исаврянки довольно редко выходили замуж в другие фары. Их женщинам непросто было найти себе мужей, поскольку мужчины у них были бесправны. Мужчины из других фар в основном игнорировали исаврянок либо заставляли их переходить в свои фары под их патриархальные законы. При этом обычно от женщин исаваров требовалось принести в дом мужа приданое, что, по их меркам, было неслыханной наглостью!

Юноши исаваров, наоборот, с удовольствием брали в жены бесправных, по их меркам, кочевниц. При этом они поселялись в отдельных деревнях, не входивших в фару исаваров, чтобы их жены не могли перенять принятых у исавриянок вольностей. По сути, происходил постоянный отток молодежи из фары исаваров — ушедших уже так много, что в ближайшем будущем, видимо, понадобится новая фара. Процесс сдерживался лишь тем, что ретии и доратии категорически отказывались отдавать дочерей за исаваров, не считая тех полноправными мужами.

Не имея особых возможностей заработать на приданое иным путем, девушки исаваров начали пользоваться свое добрачной свободой в корыстных целях. Таким образом, они довольно бойко стали зарабатывать на приданое, но в итоге за женщинами исаваров закрепилась дурная слава. На них теперь женились в основном из корыстных побуждений, а это еще более подстегивало на занятие проституцией.

Итак, обычаи у всех фар совсем разные, и это создавало проблемы не только в семейных делах. Когда случался судебный спор между людьми и разных племен, их фаррахи никогда не могли решить, по обычаям какого именно племени рассудить его. Ведь от того, чей именно обычай применялся, исход дела мог быть прямо противоположным!

В итоге, мне стало понятно, что пора писать законы, единые для всех племен, и твердо настаивать на их выполнении. И в семейных делах и во всех прочих. Иначе мы просто погрязнем в межплеменных войнах и бытовых конфликтах, ведь события, подобные произошедшему, будут повторяться вновь и вновь.

Удивительное дело — чтобы избежать пожаров в городе, надо написать новые законы!

В течении нескольких дней небольшой свод законов был составлен мною совместно со жрецами и фаррахами. Не надеясь, что кто-то сможет читать их — ведь грамотных не осталось даже среди жрецов, я был вынужден сформулировать их кратко и доступно для запоминания. Помните, якобы был такой потешный закон: «Если кто украдет столько, что на эту сумму можно купить веревку, то на веревке его и повесить». Вот в такой афористичной манере я и написал свои законы — чтобы проще было запомнить.

Самым важным новшеством был запрет на убийство или продажу в рабство членов семьи. Вообще в наказание за убийство полагался теперь штраф, а не кровная месть. Половина штрафа — родственникам убитого, половина — в храм. За кражи и иные имущественные преступления — штраф в размере украденного (украденное, конечно, полагалось вернуть). Если денег нет — можно заставить отрабатывать долг.

Развод был возможен как для мужчины, так и для женщины, но лишь по суду. Судьями, конечно, были мужчины, что делало ситуацию неравнозначной.

Один из новых законов касался градостроительства. Я категорически запретил постройки из дерева. Это пережиток кочевой жизни. Кругом полно глины — пусть строят саманные жилища. Крыши тоже крыть глиной — делать из нее черепицу не сложнее, чем горшки, а с горшками тут все в порядке.

Еще нужно устроить в городе широкие улицы. И для пожара препятствие, и проезд будет лучше. И появится какая-то регулярность в застройке, а то эти сплошные проулки-переулки надоели крайне.

Итак, в один из дней я собрал как своих жрецов, так и прочий местный истеблишмент — племенных вождей, военных вождей, старейшин, фаррахов — чтобы обсудить с ними все произошедшее.

Народ начал собираться задолго до наступления утра. Группы вооруженных скиров, траустилов, адаже, заполнили небольшую площадь Адажиона.

Все фары выглядели по-своему. Скиры с длинными бородами кутались от ночного холода в темные плащи, перекинутые через плечо. Пожалуй, они выглядели наиболее похожими на европеоидов. Полная противоположность им — темнокожие, волоокие исавары, с крупными губами, толстыми носами, вооруженые дубинами и каменными топорами. Траусилы, с волосами, собранными в пучок, пришли с баграми и трезубцами. Ретии явились главным образом с луками.

Напряжение на площади росло с каждой минутой. Стоит кому-нибудь бросить камень — и начнется бойня.

Адаже явились последними.

— Прошу вождей и старейшин племен, фаррахов и жрецов явится в мой шатер. Остальным — отложить оружие и держаться спокойно до конца переговоров! — объявил я через жреца-глашатая.

Группы местной «элиты», косясь друг на друга, прошли ко мне и уселись на циновки.

— Давайте обсудим, как нам избежать того, что тут произошло. Мы не сможем возродить мертвых и возместить весь ущерб, но можем постараться жить мирно.

— Мы и жили мирно долгие годы. Пока ты не впустил волков в овчарню! — дерзко заявил молодой вождь адаже Каон. Его старший коллега молчал, опустив глаза в циновки, но было понятно, что так думает все племя.

— Они не волки, а люди, такие же, как вы. Волки ничего не понимают, с ними нельзя договориться. С людьми — можно. Я создал законы, по которым вы теперь будете жить. Я буду следить за их исполнением. Мой суд будет разбирать все нарушения, все неправды. Эй, жрецы — зачитайте то, что я вам говорил!

Несколько жрецов, сменяясь, начали наизусть произносить тексты статей, надиктованных мною. Конечно, нормальный правовед от такого только покраснел бы — юридическая техника крайне слаба, гражданское и уголовное право перемешаны прямо в одних статьях, повторы и пробелы, ни принципов, ни иерархии норм, Общая часть не выделена — короче, крайне примитивный сборник законов для крайне примитивного общества. Но — другого они и не запомнят. Да и я много уже позабыл со времен учебы в колледже.

Жрецы закончили. Начались вопросы, споры по отдельным статьям. Адаже были недовольны.

— Око за око, зуб за зуб. Вот настоящий закон. А все эти «штрафы» — ерунда. И почему причинитель должен платить штраф храму? Это несправедливо! Храм тут не причем! Пусть платит родственникам потерпевшего! — буквально кричал Каон, а воины адаже поддерживали его одобрительными криками.

— Храм — причем. Если бы не было преступников, не нужна была бы храмовая охрана и городская стража. Мне не нужно было бы тратить время на составление законов и на участие в суде. Это все — очень дорого, Каон. Мое время дорого стоит!

Адаже мрачно замолчали. Кажется, сама идея о том, что время может что-то стоить, представляется им несусветной чушью.

— Когда мы казним убийцу — наконец заговорил старший вождь — мы отдаем его душу богам во искупление его преступления. Если его не убить — боги разгневаются.

— Давая, я буду говорить за богов. Я их знаю получше тебя — как там тебя звать? Так вот. Порядок такой. (Меня посетило вдохновение, и понесло так, будто бы говорил не я, а действительно, какие-то высшие силы.). Убийца платит штраф храму. Храм возьмет овцу, назовет ее именем убийцы, и жрецы ее зарежут на алтаре. Боги получат свою жертву. Убийца наказан. Все живы.

— Богов так легко обмануть? — с презрением в голосе спросил Каон.

— Боги видят все. Их нельзя обмануть вообще. Но я с ними договорюсь. Они согласятся!

После довольно долгих препирательств концепция «овцы отпущения» все же была принята.

Адаже, однако, продолжали сопротивляться по всем остальным пунктам. Не знакомые с понятием правосудия, они не доверяли системе, при которой важнейшие вопросы решает не меч в твоей руке, а какие-то там судьи. Пришлось уговаривать.

— Все дела будут рассматривать те, кого вы сами одобрите и назначите. Если решение окажется не в вашу пользу, вы сможете оспорить его мне.

— Ты появляешься раз в 20 лет? Нам придется столько ждать?

— Самые наиважнейшие — да. А те, что попроще — можно вопросить через жрецов.

— Как это?

— Жрецы воскурят орроа, и я через его дым дам знак, как решить дело.

* * *

Споры и переговоры длились много дней и ночей. В целом, законы были приняты. Тут же я провел несколько судебных процессов, чтобы продемонстрировать, как примерно это происходит, и как должны вести себя судьи и другие участники процесса.

Я заметил, что участие в судопроизводстве очень повышает мой авторитет в обществе и одновременно дает возможность изучать его нравы и тенденции развития.

Так одним из первых у меня было простое вроде бы дело. Шли навстречу скир с быком на привязи и исавар с небольшим стадом коров. Бык почуял коров и начал буянить — снес и самого скира, вывихнув ему руку, и исавара, убив того насмерть.

По первому впечатлению тут некого наказывать. Скир не приказывал быку ни на кого кидаться, он и сам пострадал. Но — местное общество таких тонкостей не понимает — если ущерб причинен, то кто-то должен быть наказан за него. Понятий «виновен-невиновен», «случайность», «непреднамеренность» — тут не существует.

Я посмотрел на скира. Крупный, как почти все из его фары, всклокоченная черная борода, длинные черные волосы на голове умащены и заплетены в 2 косы. Взгляд с хитринкой, прорезающейся сквозь напускное смирение. А ведь знает, что могу засудить вплоть до смерти. Смелый мужик.

— А была ли злоба в сердце причинителя? Хотел ли скир убить исавара?

Несколько скиров из его деревни подтвердили, что этот Дамаск — человек благонамеренный и богобоязненный, почитает родителей и племенных вождей. Фаррах скиров тоже его расхваливал.

— Похоже преступление неумышленное. Если не было намерения убивать — нельзя говорить о преступлении, таком же, как и умышленное убийство.

— Но с другой стороны, скир явно зря вел быка, зная как он отреагирует на корову, и не приняв никаких мер предосторожности против этого. Надо было послать вперед мальчика или раба, которые бы предупреждали владельцев коров об опасности. В тот ничего не сделал!

— Если злобы в сердце не было, то это не преступление, а проступок. Талион тут не применим, должен быть только выкуп. Штраф в пользу семьи потерпевшего в цене 5 быков. Штраф 3 сикаля меди в пользу храма!

В таких делах можно внятно, на примерах, пояснить всему народу, почему решение именно такое, и как надо поступать в аналогичных случаях, на что обращать внимание для правильного разрешения дела.

Так хотя бы самые простые юридические понятия потихоньку усваиваются местным обществом.

Не менее важно и то, что тут у нас межплеменной спор. Раньше суд мог состояться только внутри племени — свои судили своих по своим обычаям. А если скир убил исавара — то это просто повод к войне исаваров и скиров, и не важно, умышленно он убил или нет. То, что такие ситуации разрешаются теперь судом — это огромный шаг вперед и очень серьезный плюс моему правлению.

Перед уходом в стасис я провел итоговое совещание с жрецами.

— Нужно всячески поддерживать правосудие. Споры меду фарами нужно рассматривать в суде. Один, или лучше трое жрецов должны вести такой суд в мое отсутствие. Таким образом, введением законодательных ограничений и судебным разрешением споров мы сможем добиться снижения уровня агрессии в обществе, и исключить на будущее подобные эксцессы.

Подумав, я все-таки решил записать полученные законы, выбив их прямо на камнях моего храма. Так я хотя бы сам их не забуду!

Кстати, насчет храма надо принять решение. Нахождение в городе показало свои опасности. Если очередной пожар коснется моего храма и продлится, скажем, сутки или двое — мое прибежище может быть повреждено. Термозащита цилиндра в другой раз может не выдержать. Я не знаю вообще, на что она рассчитана, но вряд ли на длительный сильный нагрев!

С другой стороны, если модуль стоит в городе — я больше защищен от нападения. Дилемма!

Обсудив с жрецами этот животрепещущий вопрос, я решил построить храм где-нибудь отдельно на горе или холме. Охрану снаружи поручить отряду ахайров, а внутри — например, сводному отряду, состоявшему из 6 человек от каждой из фар. Крепкая стена должна будет защитить храм снаружи. Надо будет заняться этим в самое ближайшее время, но не сейчас — первым делом надо восстановить город. Пришлось отдать все накопленные храмовые богатства и даже направить на строительные работы наших рабов. Чертов пожар!

Глава 17

Ход 12

Прошло 240 лет.

Восстав в очередной раз, я принял доклады жрецов и отправился осматривать отстроенный заново город.

Город сильно вырос, восстановив все сгоревшие в мятеже постройки. Центром города естественно был городской очаг. К нему примыкала главная площадь — тут был и рынок, и мастерские ремесленников, и арсенал, и склад зерна, и место выборов и метания жребия, и место заседаний фаррахов, и все остальное вместе взятое.

Теперь у меня было несколько комнат, в которых можно жить и совещаться с жрецами.

Восстановление города после пожара повлекло большие расходы. Моя казна оказалась пуста. Поэтому эту сессию пришлось начать с ее пополнения. Без денег ничего не сделаешь, хоть ты тресни!

Наилучшие доходы в этом мире давала торговля. Я заслушал жрецов, и, как понял из их доклада, наши торговые отношения с кочевниками сильно изменились. Жители степей с каждым годом привозят все меньше металлов, видимо, просто ничего больше не могут найти на продажу. При этом они потеряли интерес к нашим волокушам и упряжкам волов, что было очень чувствительно для торговли — этот товар давал большую часть наших продаж.

Теперь мы продаем наконечники копий из металла, а нам продают в основном рабов. А ведь нам самим не хватает металлов! Но цены рабов, предлагаемых северянами, очень низки, а потребность в них велика — ведь их используют на сельхозработах повсеместно.

В торговых делах произошли перемены. На главной площади появился рынок! Раньше торговля шла за городскими воротами, на специальном поле. В городе было тесно, проехать к площади было нельзя — только пройти пешком. Появились улицы, и упряжки быков стали тащить товары в его центр.

Торговля шла в основном с иноземцами — выходцами из степей севера или востока, гор запада или лесов юга. Местные товары продавались мало — все выращивали или делали примерно то же самое, и торговать просто не было смысла. А вот на товары издалека всегда имелся спрос.

Приезжая к нам, торговцы раскидывают свои шатры за городскими стенами. Однажды отряд кочевников — тассагитов напал на торговцев прямо под стенами города и разграбил караваны. Адаже не оказали им помощи — ведь торговцы для них, хоть и полезные, но чужаки.

Для предотвращения подобного и для удобства размещения торговцев я приказал сделать специальное предместье, огородив его стеной. Там купцы будут в безопасности в период торговли. Также я сообщил, что торговцы как гости города находятся под покровительством богов и должны защищаться городской стражей.

Все это должно улучшить товарооборот.

Как оказалось, кочевники теперь сами умеют делать волокуши и выращивать упряжных волов. Поэтому сбыт упал. Мы продаем им зерно, горшки, ткани, покупаем металлы, рабов.

Хорошенько обдумав все услышанное, я решил сделать упор на двух способах добывания средств.

Во — первых, это храмовая мастерская. Мы можем делать в ней то, чего не делают конкуренты — колесный транспорт. Я решил сделать все-таки именно телеги со сплошными колесами, тяжелыми, но прочными. Раньше применению колеса мешало отсутствие дорог. Теперь же, после двухсот лет переселений и торговли, появились пусть не «дороги» в полном смысле этого слова, но хорошо разведанные, знакомые караванщикам постоянные пути с накатанной колеей, пролегавшие по более менее ровной местности. По таким путям уже был смысл пускать колесный транспорт, что, конечно, подхлестнуло торговлю.

Во-вторых, в эту сессию я решил устроить совершенно новое предприятие, обещавшее отличные поступления в храмовую казну. Но дело это требовало больших инвестиций и моего отъезда из Адажиона на значительное время.

Это удивительное место ахайры открыли еще 40 лет назад, но бурные события последних двух сессий до сих пор не дали мне заняться им вплотную. Довольно большое соленое озеро в пустынной местности севернее Станубиса было бы отличным местом для добычи соли. Я давно уже решил основать там предприятие и первым делом поставил аванпост с небольшим отрядом для защиты будущих инвестиций. Теперь мы снарядили караван к берегам озера с намерением обосноваться тут окончательно, создав небольшое, но обещавшее стать крайне прибыльным предприятие по добыче соли.

Для путешествия мы взяли несколько повозок, волокуш, и наняли отряд ахайров. Охрана пригодилась — несколько раз мы видели на горизонте отряды тессагитов, наблюдавших за нами, но так и не решившихся напасть.

Через 6 дней пути мы прибыли на место. У меня оставалось 2 дня, чтобы все распланировать на месте, отдать указания и отправиться обратно.

Озеро было довольно большим — примерно десять фарсангов в ширину и тридцать в длину — и очень глубоким. Возможно, это был кусок моря, выкинутый вглубь континента во время Сдвига. В пользу этого говорили и огромная глубина, и остатки морских кораллов, увиденные мною на берегу.

Озеро располагалось как бы в котловине — чтобы подойти к воде, надо было спуститься метров на сто вниз.

Найдя в сравнительно ровный участок, мы подошли прямо к водам озера.

Зеленоватая вода оказалась горько-соленой. Корка соли покрывала и каменистый пляж, гальку у кромки воды, и остатки кораллов.

Люди уже давно приходили сюда за солью, но никто тут не задерживался. Проблема была в отсутствии здесь пресной воды.

Если мы хотим добывать соль масштабно (а мы хотим), то воду надо найти первым делом.

Глава аванпоста ахайров рассказал, что они собирают воду, которая конденсируется ночью на прибрежных камнях, то есть, по сути, пьют росу. Таким образом, можно скудно снабдить водой небольшой отряд рабов и гарнизон, но вот напоить волов будет уже невозможно.

Приказав без особой надежды на успех вырыть несколько пробных колодцев, я задумался. Воды много — но ее нет. Самым надежным путем будет продолжать получать влагу из воздуха, но ее слишком мало.

Всю ночь бродил я по берегам озера. Воздух в котловине действительно был влажный — одежда отволгла, на лице оседали капельки тумана. Сквозь белую дымку в лунном свете серебрились невысокие волны. Воды озера манили опуститься в них.

Я зашел в теплую воду и, отплыв недалеко от берега, лег на спину. Соленая вода легко держала меня, слегка покачивая. Надо мною висел Млечный путь — миллиарды звезд, невидимых раньше из-за засветки небесного свода огнями больших городов. Подо мною была толща воды, может быть 100, а может и 200 метров, и неизвестно что на дне.

Тут волей-неволей настроишься на философский лад.

Одно неловкое движение — и я захлебнусь и утону, и это лишь одно из бесконечного списка возможных неудачных решений, что могут привести меня к гибели. Что может пойти не так? Да все! Решительно все! И не с кем не то что посоветоваться, а даже поговорить — я одинок как Робинзон без Пятницы. И как же я соскучился по дому, своим немногочисленным близким… Что с ними случилось? Узнаю ли я ответ…

Звезды померкли — их затянуло туманом. Ладно, пора вылезать.

Я повернул к берегу… и не увидел его. Все застилал туман! Куда плыть?

Твою же мать! Стоить лишь чуть расслабиться, и жизнь тут же берет тебя за задницу!

Ладно, спокойно… я отплыл от берега совсем недалеко, наверное метров 30. Если проплыть 30 метров в ту сторону, где, кажется, должен быть берег, я его увижу. Если нет — проплыву 60 метров в противоположную сторону. Потом 30 метров влево. Потом 60 — вправо. Наверное, так я найдусь, ведь это озеро, а не море и не река, меня не могло унести течением или волнами от моего местоположения!

Итак, проплыл 30 метров… и еще немного… фуух. В тумане появились очертания берега, ноги коснулись каменистого дна.

* * *

Нда, нужно быть осторожнее! Конечно,можно было дождаться рассвета — соленая вода отлично держит на поверхности — и потом уже сориентироваться, но был риск насмерть при этом замёрзнуть. Ночи в пустыне довольно холодные!

Наступало утро. На склонах зазвучали звуки шагов, осыпающихся камней, и голоса ахайров. Они собирали воду с камней тряпками и отжимали их в амфоры. Роса была в изобилии, она собиралась на камнях, стекая тоненькими струйками обратно в озеро.

Так… а ведь воды то тут полно! Если нормально наладить сбор этого конденсата, то жажда не грозит. Нужно сложить большие кучи таких камней, а снизу положить вощеные шкуры. Вода будет собираться на камнях и стекать на шкуру, а уже с нее ее собрать не проблема — сделать уклон и подставить амфору в нужном месте. Утром нужно только забрать воду!

Итак, утром я дал указания жрецам — сложить из камней стену, а из под камней организовать сток росы в сборные сосуды. Так мы получим защитную стену и одновременно источник воды.

Для сбора соли надо сделать бассейны, в которые тонким слоем заливать воду и испарять ее в них. Когда вода испарится, собрать соль и снова заливать воду. Для наполнения бассейна можно использовать обычные насосы «винт Архимеда», которые тут применяют для полива полей.

На период строительства придется возить воду караванами. Дорого, тяжело, но ничего не поделаешь.

Добравшись, наконец, до капсулы, я устало растянулся в ней. Сколько уже сделано… а сколько предстоит сделать! Прогресс моих подопечных, надо признать, идет очень медленно и трудно. Никаких космических полетов ни завтра, ни через сто лет нам явно не светит. К счастью, впереди у меня — почти вечность. Вечность.

Ход 13.

Прошло 260 лет.

Очередной выход из капсулы. Снова множество незнакомых лиц.

В этот раз мне преподнесли новое блюдо — жареное мясо под названием «Лардо», в котором я узнал свинину. Свиней привезли к нам разведчики с юга, найдя их в деревнях на берегу моря. Ну, это отличная новость, надо немедленно вводить их в храмовом хозяйстве.

Сразу после совещания с жрецами меня ожидала делегация от исаваров, во главе с фаррахом Керкирона. Просьба исаваров оказалась крайне необычной, если не сказать — неслыханной. Они хотели обрабатывать землю… коллективно. То есть они все, собравшись весною вместе, хотят перепахивать и засеивать землю своей общины, а делить поля и ставить межевые знаки уже летом, когда урожай еще не собран.

Из их косноязычных пояснений я не очень-то понял, что их не устраивает в существующем положении дел. Я изо всех сил стараюсь привить им понятие частной собственности, как самое прогрессивное и разумное установление, а их тянет обратно, в первобытный коммунизм. И нахрена им, спрашивается, это всё? Неужели непонятно, что частная собственность — очень удобное и разумное установление? Опыт моей бывшей Родины наглядно показал, что все эти колхозы-совхозы-общины ни к чему хорошему не ведут. Пытаешься им тут привить прогрессивные идеи, а толку — ноль…

Сами просители даже толком не смогли объяснить, зачем им это надо.

— Нам будет удобнее. Так удобнее. Лучше вместе! — все, что они могли мне сказать. Конечно, нам мешал языковой барьер, но главная проблема — я не очень-то знал условия жизни людей в Керкироне. Их объяснения были просто непонятны.

Надо же. Мы с таким трудом внедрили среди поселян понятие собственности. Огородили огромные площади полей и пастбищ. Отряды рабов с дубинками охраняют посевы от потравы, а готовые к жатве поля — от хищений и поджогов. И вот — они хотят, чтобы все было общее! Идиоты.

Тем не менее, послушав почтительные просьбы жрецов, я решил отправиться на осмотр полей и ферм в районе Керкирона.

Сборы заняли некоторое время, и на следующий день мне подали «колесницу» (на самом деле — обычную арбу), выкрашенную белой известью и украшенную золотом и медью. Два белых вола были впряжены в нее, и мы неспешно, со скрипом, тронулись к Керкирону.

Дорогой я подумал о том, что в Керкирон было бы удобнее добираться по реке, и спросил сопровождающих, почему не используется водный путь. Но, подъехав ближе к берегу, стало очевидно, что плыть по реке вверх по течению — не лучшая идея. Берег был очень извилистый, местами топкий, а река у берегов была чересчур мелкой — где по пояс, где по колено. Можно было бы запрячь волов или рабов и тащить плот (или лодку) вверх по течению, но скорости бы это не прибавило, а вот путь, из-за извилистого берега, удлинился бы многократно.

Тем не менее, мысль использовать водяной путь запала мне в мозг. Явно что-то можно из этого извлечь, надо только подумать.

Осматривая окрестности с высоты своей нарядной арбы, я не мог не отметить, как все изменилось вокруг. На берегах появилось множество поселений — как только одно скрывалось из виду, на горизонте начинало маячить следующее. Стада быков и овец то и дело перекрывали путь. По реке скользили легкие лодки рыбаков, а пару раз мы видели торговые баржи и плоты.

— Торговцы с верховий Станубиса не утруждают себя постройкой кораблей. Они сколачивают плоты, грузят на них товар и сплавляют все это в Адажион. Там продают и товар, и древесину с плотов, и налегке возвращаются к себе — пояснял мне молодой жрец, один из сопровождавших меня в походе.

— А что они привозят?

— Шкуры, шерсть, камень для поделок, корни орроа, краситель, добываемый в горах — много всего!

Ладно. Варалан с ними, с торговцами. Мне больше хочется понять причины столь странной просьбы керкирских исаваров. Осматривая дорогой поля и фермы, выслушивая пояснения, как происходят сельхозработы, я пока нисколько не приблизился к пониманию их афронта.

— Так все же — что там с этими исаварами? Почему они не хотят владеть землей по отдельности?

— Вот посмотрите, ваше святейшество, на эти поля! Видите, они затапливаются рекой по-разному?

Действительно, поля не являются ровной, как стол поверхностью — где-то они выше, где-то — ниже.

— После того, как вода начинает спадать, — продолжил атур, — более высокие участки появляются из-под воды быстрее и быстрее же подсыхают; более низменные задерживают на себе воду дольше. Получается выгодно сначала всем вместе обрабатывать более высокие поля, а пока их пашут и сеют, более низкие поля постепенно подсыхают и становятся пригодны для обработки. Если поля все разделены, то у одного поселянина-земледельца поле высокое, и он обработает его ранней весной и потом просто ждет; его сосед с низким полем, наоборот, ждет, пока вода впитается в почву, и вынужденно бездельничает ранней весной. К тому же, бывает, что в жаркое лето высокие поля дают мало урожая; наоборот, если лето прохладное и с дождями, низкие поля могут дать меньше урожай, чем высокие — объяснил молодой жрец.

Ну что же, дело проясняется. Получается, обрабатывая поля вместе — сначала высокие, потом — более и более низкие, крестьяне могут в итоге засеять большую площадь земли, и получить больший урожай. Все же, я попытался спасти мою любимую частную собственность:

— Подумайте, как хорошо для поселянина иметь собственное поле! Его никто не отнимет, он передаст его детям и внукам. Если за им хорошо ухаживать — оно будет плодоносить долгие годы… Он сможет делать с ним, что захочет — разделит между детьми, или отдаст одному из них. Или, может продать поле и уехать в другие края!

Жрецы выслушали мой доводы довольно пренебрежительно.

— Если старейшины скажут отдать поле — его придется отдать, «собственность» оно у поселянина или нет. Продавать их некому — земли кругом много. Никто не будет покупать то, что можно получить бесплатно. А если много детей, то им даст наделы община — зачем делить одно маленькое поле?

Нда. В общем, не готовы они к либеральной рыночной экономике, увы. Даже незначительные преимущества, что дает общинное землевладение, оказались важнее ощутимых, но пока умозрительных выгод от правильного правового оформления землевладений. Ну да, и ладно.

В итоге, не только исавары, но и другие фары вернулись к общинному землевладению. Кстати, мои опасения насчет колхоза и связанной с ним безалаберности оказались беспочвенны — поля в начале лета разделяли по жребию, и дальше каждый поливал и собирал урожай самостоятельно. Они объединялись только для необходимых работ, тех которые реально выгодно делать вместе. Ладно, если вам так удобнее — делайте, как хотите. Похоже, не такие уж они идиоты, как я привык считать.

На следующий день мы прибыли в Керкирон. Как и столица, город стоял на берегу Станубиса на холме. Выглядел он, как хаотичное скопление глинобитных хижин, амбаров и овинов. Все строились, как хотели, никакого плана не было. Только центральная часть была выполнена как в столице — очаг города, алтарь, храм, перед храмом площадь, на которой стоят городское зернохранилище, арсенал и склад, а также «караван-сарай» — отдельный двор для торговцев из диких земель.

Первым делом я зашел в храм имени себя, и полюбовался на своего дубового истукана в венке из дубовых же листьев. Дуб тут, кстати, не растет — слишком жарко, его привозят с гор в верховьях Станубиса.

По обычаю, мне нужно будет заночевать в храме, осветив его таким образом. Оставив свои вещи и принеся благодарственные жертвы, мы отправились далее, осмотреть городскую стену. По дороге я зашел в одно из жилищ.

Жилище горожан изменились, с тех пор как я посещал их. После пожара, вызванного волнениями в Адажионе, я категорически запретил строить в городах соломенные жилища на деревянном каркасе, так что они уже стали редкостью. Теперь дома строили из глины, смешанной с соломой, слепляя из этой смеси большие кирпичи и постепенно складывая из них стены. Такая же глинобитная крыша лежала на каркасе из крупных стеблей бамбука. От веса глины бамбук изгибался, так что крыша получалась с прогибом посередине. Здесь делалось отверстие, так что во время нечастых дождей вода стекала с крыш прямо в небольшой бассейн посередине дома. В каждом доме, таким образом, был запас воды. В домах побогаче под водостоком закапывали огромный кувшин или устраивали что то вроде колодца. От водоема в жару в домах было заметно прохладнее.

В центре дома, прямо перед водоемом, из огромных глиняных кирпичей был сложен тагин. Здесь зимою грелись, готовили еду, здесь же стояли маленькие статуэтки духов предков. Тут же могли устроить баню — завесив очаг циновками, плескали воду на раскаленные кирпичи, от которых поднимался пар.

Комнат в доме не было — они по необходимости выгораживались ширмами из конопляных циновок. У стены стояло несколько бамбуковых корзин с вещами, накрытых бамбуковыми же крышками.

В задней части дома был выход во внутренний дворик, завешенный войлочным пологом. Никакой кровати в доме не было — спали на войлочных покрывалах, расстилаемых перед сном, и такими же покрывалами накрывались. Видимо, обычаи кочевой жизни еще не ушли из домов адаже.

Пройдясь по улицам, я понял, что в городе появилось много невольников. В домах горожан их было по 2–3, а то и больше.

— Откуда появилось столько рабов? — спросил я Джамарта — молодого атура, пояснявшего мне вчера про особенности ирригации.

— Они пригнаны с севера! Оттуда привозят очень много рабов последние годы!

— С чем это связано? Там много воюют?

— Да, Ваше святейшество, вы с вашей проницательностью уже поняли, что это не случайно. Там появилась варварская орда — сильная и агрессивная группировка кочевых племен, объединившаяся для грабежа и завоеваний. Громят своих соседей, захватывают много пленных, и тех, кого не убивают — продают в рабство.

— И сколько их пригоняют в Керкерон?

— Когда как, зависит от успешности их охоты на людей. Тут охотно покупают рабов — земли много, обрабатывать есть чего. Берут их и в мастерские — и в гончарные, и в ткацкие. На рабов высокий спрос последние годы!

Я с тоской смотрел на немолодого, почти голого раба, моловшего зерно ручными жерновами у порога хозяйского дома. Тут это делают на улице у дома, чтобы не пылить внутри.

Когда-то я разрешил покупку рабов, чтобы пленников не убивали. Но я забыл, что спрос рождает предложение. Разрешив торговлю рабами, я создал спрос на них, а затем и рынок, где основными покупателями оказались мы — единственная платежеспособная структура в известном мире!

Теперь бандиты с севера специально захватывают людей, обращают в рабство и ведут их к нам через безводные степи, где неизвестно, сколько их умирает дорогой, чтобы продать в Керкероне. Они и войны-то, наверняка, затевают специально для того чтобы захватить рабов и привезти их нам. Сколько при этом гибло людей — трудно даже представить! Просто катастрофа с этим рабством. И запретить — плохо, и разрешить — тоже ничего хорошего.

Первой моей мыслью было прекратить покупку рабов для храма и запретить их приобретение частным лицам. Если мы не будем покупать рабов, то северяне перестанут их захватывать, это будет бессмысленно. Однако не приведет ли это к еще худшим последствиям? Если они не прекратят грабежи, а бесполезных теперь пленников будут просто убивать? Немного познакомившись с нравами этого мира, я не исключал и такой возможности. Мне до сих пор снятся те головы на городской стене Адажиона.…

* * *

Встает вопрос и нашей собственной безопасности. Северяне хорошо знают дорогу к нам, торговые связи действуют постоянно. Не нападут ли они и на нас? Ведь здесь возможностей для грабежа намного больше, чем на бедном севере.

— Не было ли нападений на наших границах? — спросил я Джамарта.

— Бывает, но нападают не северные варвары, а местные — тессагиты. В основном — для грабежа. Людей похищают редко — их просто негде продать. На наших рынках это невозможно — племя похищенного отобьет его, как только его приведут в наш город. А на север их отправлять невыгодно — там нет хороших покупателей.

— А если орда северян решит напасть с целью завоевания?

— Им будет трудно сделать это. Надо пересечь полупустыню Ордос шириной примерно 60 фарсангов, то есть около 250 км., чтобы достичь берегов Станубиса. Но, в общем-то, дорога им известна. Они неоднократно приводили сюда свои караваны. Двигаясь от оазиса к оазису, от одного колодца в степи до другого, они достигнут наших границ через 10–15 дней!

— Джамарт, нам надо быть готовыми к самому худшему развитию событий. Тебе придется заняться укреплением армии и всей моей власти!

Чтобы получить крепкую армию — нужен хороший, эффективно работающий госаппарат. Поэтому административной реформе я выделил остаток своего времени в этой сессии.

— Отныне — сообщил я жрецам — двое из жрецов будут главными — как бы премьер-министр и его заместитель — остальные должны подчиняться им в период моего отсутствия. Джамарт, главным будешь ты. Выбери себе заместителя и помощников.

— Шестеро — по двое на каждый город — должны заниматься продовольствием, ведать как храмовыми, так и общинными полями. В их распоряжении будут амбары и токи, также им следует заняться строительством новых каналов и водохранилищ. Их число пришлось увеличить до шести — по два на каждый город.

— Двое пусть занимаются наполнением арсенала и учетом военнообязанных, отрядами храмовых стражей и ахайров.

— Трое пусть занимаются улаживанием дел между фарами — участвуют в заседаниях коллегии фаррахов, то есть судопроизводством.

— Еще шестеро должны вести дела храмов в городах — по два на каждый. Они будут выполнять обряды и собирали приношения, они же должны выяснять настроения и сообщали населению мои распоряжения.

— Далее, двое жрецов пусть занимаются наукой — контролируют ход разработок нового знания.

— Проследите, чтобы в каждом городе назначались несколько руководителей — начальник обороны, начальники над колодцами, над стенами, над воротами, над рынками, начальник дорог и полиции.

— Горожане назначают этих чиновников сами, ваше святейшество — сообщил мне Джамарт. — Только среди них нет единства, как их назначать. Где-то бросают жребий. Где-то проводят выборы, как племенного вождя, а вот люди дема Симмуридов давно уже заявляют, что Адажионом должны править только потомки Симмурга, ведь только у них в жилах течет кровь богов!

Ничего себе заявки!

— Да пошли они в @%$#, боги хреновы! — не сдержался я. — Пусть горожане избирают всех самостоятельно, и лучше — ежегодно, с отчетом на перевыборах. Самоуправление, при всех недостатках, самое лучшее, что мы можем придумать. Немедленно дать оракул!

От этих слов несколько жрецов, по случайному совпадению — все из дема Симмуридов, как-то сразу погрустнели.

Отправляясь в этот раз в стасис, я раздумывал о том, правилен ли мой подход к переселенческой политике. Все больше городов строится в долинах Станубиса и Реоны, сейчас их уже семнадцать, не считая мелких поселений. Но, ни одному из них я не указал своего места — поселенцы сами выбирают, где строить новый город. Возможно, в будущем это создаст проблемы в налаживании дорожной сети, и особенно — в торговле. У нас нет специализированных городов — все это, прежде всего сельскохозяйственные поселения, ремесла там на втором плане. Но сейчас это единственно возможный подход.

И надо подумать об обороне новых поселений. Как же много дел. Как много дел….

Глава 18

Тревожный «биип» и мерцание красной подсветки в капсуле заставили меня подскочить. Снаружи происходило что-то катастрофическое — раздавались удары и шум, весь цилиндр сотрясался. Бросив взгляд на монитор, я увидел, что от моего ухода в стасис прошло всего 6 лет — то есть пробуждение было аварийным. Я уже и забыл о такой возможности! Выполняя протокол выхода из стасиса по ускоренной процедуре, я пытался понять, что произошло и что с этим делать.

Меня давно уже пугала мысль о возможном мятеже. История с сожжением Адажиона 60 лет назад могла повториться по любому, столь же ничтожному поводу, но в этот раз могло прилететь и по мне. Пугала мысль о том, что мой модуль, хоть и прочен, но не неуязвим. Длительный нагрев его система термозащиты могла не выдержать. Корпус его сделан то ли из титана, то ли из какого-то алюминиевого сплава, с довольно тонкой толщиной стенки. Удары топора или кувалды могли пробить обшивку или помять впускной сегмент так, что он не откроется.

Но это был не мятеж и не пожар.

Произошло сильнейшее землетрясение. Мой храм был разрушен. Над головой я увидел голубое небо среди изломанных балок. Внутри был завал из изломанных бревен, стеблей бамбука, глинобитных кирпичей и циновок, упавшей с крышей дранки. В воздухе стоял столб белой пыли, так что почти ничего не было видно. Выйти из цилиндра я не мог, все было засыпано этим мусором. Толчки все еще продолжались, хотя и не такие сильные.

С трудом протиснувшись среди обломков, я все же сумел выкарабкаться наружу. Спасло меня то, что храм все-таки не был многоэтажным сооружением, а крыша у него была легкая — бамбуковые стропила, покрытые деревянной дранкой.

В городе был бардак. Большая часть домов была разрушена — где-то провалилась крыша, а где-то и весь дом развалился вхлам, открыв на общее обозрение нехитрый быт хозяев. Кое-где полыхали пожары от разрушившихся очагов, и люди, ругаясь и горестно подвывая, спасали свое имущество из огня. Вот немолодой торговец-адаже яростно откапывает из-под завалов кого-то из родственников; лишь рука торчит из-под груды изломанного дерева и глины, пока девочка-подросток, видимо-дочь хозяина, держит ее в ладонях и, зажмурившись, шепчет какую-то молитву. Рядом молодой парень ловит разбегающуюся скотину. Дикие крики на противоположной улице привлекли мое внимание — там гоняли мародеров. На моих глазах толпа схватила подростка, который, видимо, что-то спер их чужого дома, и швырнула его прямо в огонь. Он дико закричал и сверкая голыми пятками, выбежал из огня — его снова поймали, избили, и тут же закинули обратно.

Мое появление поначалу оказалось незамеченным. Никто меня не встретил, ведь пробуждение было внеплановым! К тому же, жрецы явно бросились спасать свои дома и семьи, пострадавшие не менее остальных.

Поймав спешившего куда-то паренька, я на ломаном языке адажей попросил его привести кого-нибудь из жрецов. С третьего раза он меня понял и привел двоих незнакомых мне ранее людей в жреческой одежде. Те, через некоторое время, привели старших жрецов, но, как оказалось, они почти не знали эсперанто. А я все еще почти не знал языка адаже! К счастью, тут, наконец, появился и Джамарт. Он был весь перепачкан сажей и глиняной пылью — на него, как и на многих тут, упал потолок собственного дома.

— Джамарт, где наши люди?

— Работают в полях, конечно же. В разгаре уборка урожая!

— Давай их сюда, срочно! Ячмень подождет!

Немало пришлось прождать, прежде чем привели с полей наших рабов, и те начали разбирать развалины храма. Примерно через пару часов удалось освободить цилиндр, расчистить место возле него, и поставить из обломков подобие шалаша.

Все это время я непрерывно думал о несовершенстве мира, и, прежде всего, о крайней неувязанности одного самонадеянного посланца фиктивных богов. Ну, то есть, о своем собственном долбо… глупости. Ну, вот запретил я всем строить из бамбука и дерева. Защитил город от пожара. Молодец, талант, почти гений. Но простая мысль, что пожар — не единственная угроза для античного города, в моем божественном мозгу уже не поместилась. А ведь мне рассказывали, что тут бывают толчки, и довольно сильные! Если бы я, хоть на минуту, задумался бы о возможности землетрясения, то сразу бы понял, что оно напрочь сметет все эти глиняные хижины, особенно с такими тяжеленными крышами! Но — нет, и вот результат — множество горожан погибли под завалами! Десятки, а может быть, и сотни трупов — на моей совести… А бамбуковые жилища легко бы выдержали любые землетрясения — бамбук же гибкий и прочный…

Сидя на полу в импровизированном шалаше, мы со жрецами обсуждали сложившееся положение.

— Как часто тут такое происходит? — спросил я растерянных атуров.

— Землетрясения у нас уже были, и довольно часто. Но не такие сильные, и почти не имевшие последствий! — ответил мне Джамарт.

— Проверьте все общественные здания — нет ли трещин в стенах. Пошлите гонцов в другие города — узнать, не пострадали ли и они тоже.

— Ваше Святейшество, можно спросить вас? — Джамарт выглядел смущенным.

— Да, говори.

— Почему Небесные боги не уберегли собственный дом? Разве они не всеведущи и не всесильны?

Остальные жрецы напряжено молчали. Я понял, что вот на этот вопрос мне надо ответить исключительно правильно!

И что мне отвечать? Факты-то налицо.

— Это все ВикАр — наконец решился, я, мысленно перебрав все плохие варианты. — Он постоянно устраивает всякие козни. Нужно принести больше жертв богам и совершить ритуал очищения от его духа!

— ВикАр? Он так силен?

— Он не сильнее иных богов, но может воспользоваться их занятостью и устроить людям пакость. Надо неустанно молится и приносить жертвы богам, чтобы ВикАр слабел.

Лица атуров несколько прояснились… Фуух… кажется, пронесло. Ох, как я не люблю эти разговоры на теологические темы — как по минному полю с завязанными глазами ходишь.… С этим надо быть очень аккуратным, а то получу кризис веры и, соответственно, поимею уйму проблем на ровном месте!

Ладно. Во всем нужно видеть и хорошую сторону.

Теперь я знаю, как мне выйти из капсулы досрочно. Оказывается, нужно просто очень сильно поколебать ее! Видимо, срабатывает какая-то защита, и начинается экстренное пробуждение. Конечно это аварийный вызов в критической ситуации — но, иногда это может быть спасением!

А еще надо бы пересмотреть местоположение моей «резиденции». Все больше и больше я начинаю думать о том, что оставлять модуль в городе — не лучшая идея. Все-таки его нужно было разместить где-то вне городских стен. Внутри города, как оказалось, не менее опасно, чем за его пределами! То пожары, то восстания… Нужно оборудовать специальное ограняемое место, удобное для обороны, какая-то специальная крепость, форт где-то на вершине скалы, там, где не будет шастать никто посторонний — только жрецы, охрана, и нужные для моей работы специалисты — ученые, дипломаты. Вот тогда и я смогу быть гарантирован от случайностей типа восстания, пожара или наводнения, и в то же время защищен от нападения дикарей.

Храм над цилиндром надо строить с учетом возможного землетрясения, из легких, но по возможности — негорючих материалов. Сделать там какой-то механизм — систему рычагов и противовесов — для имитации землетрясения для экстренного подъема меня из стасиса. И ограничить доступ к цилиндру самыми доверенными людьми.

* * *

Хорошо все это обдумав и приняв решение, я, когда все немного улеглось, отдал жрецам указание направить новую разведку в южные и восточные земли, найти хорошее место для моей резиденции. Лучшим местом был бы холм или невысокая гора в хорошей, здоровой, но при этом — не слишком густонаселенной местности.

Страна наша за последние 40 лет здорово расширила свои границы. Вообще расселение шло во всех направлениях, кроме пустынного, бесплодного Севера. На востоке появились города в устье Станубиса, на берегу океана. Связь с ними осуществлялась по реке. Станубис не очень хорош для плавания по нему — на нем довольно много мелей, встречаются пороги, а кое-где рукава реки так запутанны, что в них можно заблудиться. Тем не менее, идти по воде, особенно с грузом — намного удобнее, чем тащится на волах. Плоты и баржи проходили от Адажиона до самого побережья примерно за месяц.

На запад река была разведана до горных истоков. Оттуда в Адажион и Керкирон активно сплавляли лес. Я надеялся, что в горах мы найдем руды, но пока поиски не дали результата.

Больше всего переселенцев уходило на юг. Там были удобные для земледелия и особенно скотоводства саванны, поросшие пальмами и какими-то деревьями с голыми, лишенными коры стволами. Небольшие речки и озера, раскинутые там и сям, чередовались с рощами и холмами. В центре саванны имелся гористый район, называвшийся Кермира. Эти невысокие горы помещались примерно на полпути от Станубиса до Реоны. Последние годы берега Реоны очень активно заселялись, хоть местность тут и менее плодородна, чем долина Станубиса.

Еще южнее начинались тропические леса и протекала река Ара, вероятно — самая полноводная из Трехречья. Туда мы тоже когда-нибудь направим поселенцев, и если мне обосноваться южнее, я мог бы лучше контролировать этот процесс.

В общем, есть о чем подумать!

На третий день система капсулы перезагрузилась и сигнализировала мне, что я могу вернуться в стасис. Я решил так и сделать, но перед этим — подробнее изучить функции капсулы в плане изменения времени входа в стасис и выхода из него.

Интерфейс в этой части был довольно запутан, но мне удалось разобрать, что время сна можно варьировать в пределах от 1,5 до 60 лет. Время бодрствования тоже можно увеличить — почти до полугода. Но там была какая-то сложная зависимость — если ты вышел из капсулы на полгода, то надо потом ложиться не менее чем на 12 лет, а если бодрствовать меньше, можно и меньше спать. Решив изучить это поподробнее в свои следующие выходы, я попытался настроить капсулу на 14 лет, чтобы вернуться к своему прежнему циклу. Кажется, получилось.

Засыпая в стасисе, я уже традиционно пытался проанализировать произошедшее в этой сессии. Похоже, я допускаю много ошибок. Идея со строительством из глины оказалась неудачной, и это — целиком моя вина. Мне удалось отмазаться перед народом, пояснив, что меня не так поняли насчет домов из глины. Но если такие проколы будут повторяться — а они будут повторяться, ведь не ошибается лишь тот, кто ничего не делает — возможно, это приведет к такому кризису веры, что снесет и меня и моих жрецов и всю нашу цивилизацию.

Нужно продумать систему подачи информации через жрецов, когда ошибку можно было бы свалить на исполнителя, якобы неправильно интерпретировавшего мои слова. Возможно, мне вообще не следует общаться ни с кем, кроме жрецов, ну или делать это очень осторожно!

Ход 15

Прошло 280 лет.

Восстав из стасиса, я с облегчением понял, что все получилось, 20-летний ритм восстановлен, и на этот раз никаких форс-мажоров не предвидится! Просто гора с плеч! Эксперименты со своей капсулой, конечно, очень опасное дело, ведь неблагополучный исход может стоить мне слишком дорого! Но, все прошло нормально, сигналов тревоги в этот раз не раздавалось, и, выходя наружу, я не ожидал никаких проблем. Но, увы, жрецы сообщили мне совершенно сногсшибательную новость.

Событие оказалось более чем странным — у нас исчезла река! Видимо, под воздействием землетрясения Станубис изменил свое течение. В течении одиннадцати лет старое русло высыхало, а нового пока не появилось — воды реки сначала создали гигантское озеро в верхнем течении, а потом, постепенно, из озера двинулись протоки и образовалось новое русло — в добрых двадцати фарсангах севернее предыдущего!

На момент моего пробуждения старое русло еще оставалось заполнено водой — из него получилась цепь неглубоких озер, но былых весенних паводков уже не происходило. И это было катастрофой, прежде всего, для моих храмовых хозяйств — ведь их работа и была построена на весенних разливах!

Население, оказавшись перед угрозой голода, активно мигрировало. Часть переселилась на север, к новому руслу Станубиса, где можно было вести более-менее привычный образ жизни. Большая часть, однако, устремилась на юг — на берега Реоны.

Для меня все осложнялось необходимостью объяснить причину такой немилости богов. Надо здорово нагрешить, чтобы у тебя отняли реку!

— Это проделки ВикАра — объявил я жрецам. — Боги велят расселиться по берегам других рек!

— Ну, мы так и сказали всем, — ответил постаревший Джамарт.

В таких условиях и мой переезд на новое место стал более чем актуален. Как хорошо, что я еще в прошлую сессию приказал подобрать нам новое место для храма! Обсудив все альтернативы, я решил, что наилучшим вариантом будет гора Лаон на юге, рядом с рекой Реона. К северо — востоку был гористый район, называвшийся Кермира, на языке местных племен — «рассыпанные камни». Рядом недавно был основан городок Митта, где уже был наш храм.

Я решил проехать туда и самому все посмотреть.

Подготовка к путешествию заняла пару дней. Подготовили с десяток повозок, впрягли в них хороших, молодых волов. Подвезли продовольствие и мехи для воды — не везде по дороге можно встретить водоемы, а поить быков надо регулярно и помногу.

Наконец мы выехали ранним утром. Дорога оказалась довольно условной. Переселенцы не всегда двигались каким то одним путем — чаще всего они просто ехали по степи, в направлении Реоны, поэтому путной дороги пока не набили.

Местность изобиловала дичью — газелями и дикими быками. Попадались озера и ручьи, земля у которых была истоптана копытами. Просторы высокотравной саванны сменялись рощами разнообразных деревьев — то высоченных, с голыми, лишенными коры стволами, то со стволами бутылкообразной формы, то с толстенным, в несколько охватов стволом и кожистыми листьями. Дважды нам попадались рощи ореховых деревьев — орехи у них были похожи на грецкие, но с тонкой скорлупой, и на вкус как будто подсоленные.

На 8-й день похода мы увидели вдали горы Кермиры. В кустарниках стали попадаться дикие кабаны и птицы, похожие на дроф. Ночью, поразительно звездное небо с незнакомыми созвездиями заставляло задуматься о тщетности всего земного…и о том, что где-то там, на высоте полутора тысяч километров болтается космическая станция, обитатели которой так и не вышли со мною на связь…

Ночью мы не могли передвигаться — волам нужен был отдых и время на пастьбу. У меня было время подумать о причинах всего произошедшего, что завело меня вглубь этих степей.

Это новый мир. Он возник 200 лет назад. Первоначально это была дикая мешанина из различных биомов — ледник мог соседствовать с пустыней, болото с горами, тундра — с субтропиками. Произошли сильнейшие перемещения воздушных масс, вызванные перемешиванием «холодных» и «теплых» регионов. Я хорошо помнил, какой сильный ураган был в ночь, когда я появился в этом мире, и как долго он не утихал…

Потом, видимо, произошло некое усреднение климата — регионы приобрели ту температуру, которая была характерна для широт, в которых они оказались. У тайги не было шансов на экваторе; тропический лес Амазонии не мог выжить за Полярным кругом. Постепенно все более-менее уладилось, за 2-мя серьезными исключениями.

Во-первых, перемещение крупных массивов Земли не могло не сказаться на ее стабильности — возникли разломы и напряжения, которые выливаются в сильнейшие землетрясения. На берегу океана, очевидно, это еще и цунами.

Во-вторых — реки. Почти всем нашим рекам, получается, всего лишь 200 лет, или даже меньше. А это, по геологическим меркам, очень мало!

Нормальные реки формируются тысячелетиями. Они вымывают грунт в своем верхнем течении, пробивая себе глубокое русло. Со временем река оказывается в «долине» — гигантской промоине, созданной этой рекой. В нижнем течении, наоборот, откладывается множество осадков — ил, песок, принесенный из верховьев реки, и т.д. В итоге уровень реки в низовьях поднимается, она может при этом полностью изменить свое течение, найдя иной более удобный путь. На выходе реки в море образуется «дельта» — в море вдается мыс из речных отложений, по которому река течет несколькими рукавами.

У нас всего этого нет. Реки очень молодые, и они не пробили себе полноценного русла. Разведчики сообщили, что Станубис теперь вообще не дотекает до океана, теряясь в степях! Получается, что реки крайне нестабильны — могут менять свое течение самым непредсказуемым образом…

Похоже, нас ждет очень веселое будущее. Построили, скажем, ГЭС — а река взяла и ушла!

Разведчики, ушедшие вперед от нашего каравана, пришли с известием, что река Реона и искомая гора Лаон совсем рядом. Мне указали ее, стоявшую чуть в отдалении от основного хребта. К исходу дня мы были у ее подножия.

Местность мне понравилась. Близость гор давала некоторую прохладу, многочисленные ручьи — воду для растений, животных и людей. Рядом росла одна из ореховых рощ, что до некоторой степени облегчало и снабжение продовольствием, и предстоящее строительство.

Одинокая гора Лаон, была, наверное, высотою с километр, или чуть меньше. Небольшая плоская верхушка прекрасно подходила для постройки храма — он будет виден за десятки фарсангов окрест.

Конечно, я не утерпел, и ранним утром, пока еще не было так жарко, забрался наверх. Это оказалось непросто — земляные склоны, поросшие ежевикой и еще какими-то кустами, чередовались со скальными выходами, которые приходилось обходить. В конце пути отвесные скалы стояли стеной, и я уже думал повернуть назад, но вовремя заметил какие-то лианы, оплетшие опасный участок. Цепляясь за них, я с трудом поднялся дона с вершину.

Я никогда не увлекался ни альпинизмом, ни походами, но покорение этой невысокой, и, явно, не самой сложной горы, вызвало у меня бурю восторга. Равнина еще была погружена в сизую полутьму, а здесь, на вершине, уже царствовало рассветное солнце. Отсюда открывался чудесный вид на далекие горы Кермиры, изумрудной гроздью протянувшиеся на западе, а к югу, вдали, блестела тонкая лента Реоны. Там же, на берегу, притулился крохотный городок — Митта, еле различимый вдали.

Побывав на Лаоне и насладившись открывающимися с него видами, я отправился затем в Митту. До нее был примерно день пути.

Митта, как и ожидалось, оказалась небольшим, но быстрорастущим поселением, пока еще даже не обнесенным стенами. Основным населением тут были исавары и доратии, с примесью других племен. Тут я увидел местных жителей — в основном они жили охотой и сбором орехов, а у реки — и рыболовством. Реона оказалась менее широкой, чем Станубис, но сильной и полноводной рекой, с гораздо более чистой, изобиловавшей рыбой, водой. Берега ее, поросшие лесом, тут и там прорезали выходы горных пород; кое-где на реке присутствовали пороги. Местное население и переселенцы активно выращивали сого и ямам, разводили свиней и кур. Здесь, у них я впервые увидел домашних коз, которых держали больше ради шерсти, чем для молока.

Осветив местный храм, я устроил итоговое совещание. Переселение к Станубису, ушедшему на север, было признано нецелесообразным. Земли там были много хуже. Было решено, что храм будет построен на Лаоне, а Митта, находившаяся меньше чем в дне пути от Лаона, будет новой столицей. Мы также прикинули примерный план переселения и контуры будущего храма.

Времени на возвращение оставалось мало. К счастью, я сумел выяснить, как можно увеличивать время пребывания свыше 20 дней — достаточно заклинить дверь модуля каким-нибудь предметом, и он не закроется. Но, подозреваю, злоупотреблять этим не следует!

Глава 19

Ход 16.

Прошло 300 лет.

Проснулся я на новом месте. Как и планировалось 20 лет назад, на вершине горы Лаон рядом с горным районом Кермира мне построили целый храмовый комплекс — само здание храма, окруженное стеной, здание охраны, огромный зал для приемов и даже небольшой сад. Особенностью горы Лаон был источник, бивший из ее склона. Пробив колодец глубиной около 300 метров — от вершины горы до родника — мы получили воду прямо внутри крепости. Конечно, ее надо было еще достать из колодца, чем рабы и занимались день и ночь, наполняя несколько каменных бассейнов. Вода шла и на нужды храма, и на полив растений в саду, и даже на небольшой фонтан.

Храм был выстроен из грубо отесанных каменных глыб большого размера. При этом крыша храма лежала не на стенах, а на внешней колоннаде, выполненной из огромных кедровых бревен. Такая конструкция была максимально безопасна в плане землетрясений — если стены и развалятся, крыша устоит на колоннах.

Работа была проделана огромная. В основном расходы покрывались из собственных средств храма, что сильно истощило нашу казну.

Мне очень понравилось на новом месте. Климат Восточной Кермиры был намного приятнее, чем в пыльном, пропахшем сушеной рыбой и нечистотами Адажионе. Когда дул западный ветер, прохладные потоки свежего горного воздуха позволяли чувствовать себя, практически, как на горном курорте. На вершине Лаона почти всегда дул приятный ветерок, иногда переходящий в сильный, порывистый ветер. К тому же время моего появления постепенно сдвигалось с лета на весну, намного менее жаркую в этой стране.

Понравились мне и интерьеры храма. Крупные каменные блоки, на удивление хорошо пригнанные друг к другу, сочетались с панелями из кедра и плетеного бамбука. Масса камня собирала ночную прохладу и отдавала ее днем. Охлаждал воздух и небольшой фонтан в зале приемов. Всего залов было 5 — мои личные покои, где стояла капсула, граничащий с ними огромный зал приемов, столовая, зал Совета и огромный открытый холл с колоннадой, где просители ожидали моей аудиенции — давал все необходимое для работы и досуга. Что же, наверное, я это все-таки заслужил! Как сказал Нерон, переехав в Золотой Дворец — «наконец-то я устроился!»

Последние дни, однако, я заметил новую для себя проблему — моя кожа стала очень чувствительной к солнцу. Длительное пребывание в капсуле, видимо, сказывалось на ее резистентности к УФ-излучению. Возможно проблему усилило переселение в горную местность, где ультрафиолета обычно больше, чем на равнине. Хотя есть специальная восстановительная процедура после выхода из капсулы, полностью проблему она не решала, а солнцезащитный крем как раз кончился. Пришлось носить широкополые шляпы, сделанные из тонких бамбуковых щепок, и, несмотря на жару, драпироваться в плащ. Выходить из храма я старался к вечеру или ночью, потому что даже отраженный солнечный свет мог быть очень болезненно воспринят моей кожей. Почти вампир. Хорошо, что на кровь пока не тянет.

В целом, однако, мое здоровье было как никогда крепким. Исчезли проблемы с шейными позвонками — остеохондроз, гастрит и хронический кашель. Видимо, аппаратура капсулы подшаманивала меня во сне.

В общем, своим положением я был очень доволен. А вот новости из окружающего мира были неоднозначны.

Ситуация с переселением наших людей в целом разрешилась. Часть переселилась на юг, часть — осталась на прежнем месте. Прежние города Адажион и Керкирон сохранились, хотя население в них, конечно, сильно сократилось.

Мы заселили долину Реоны, где появилось множество быстрорастущих поселений, и частично междуречье. Отряд разведчиков был направлен вниз по течению Реоны чтобы выйти к морю. До сих пор мы не исследовали ее во всем течении, хотя сейчас уже ясно, что это — довольно глубокая и порожистая река. Между тем я хотел отправить разведчиков по Реоне к океану. Еще 60 лет назад нами были основаны города на берегу восточного моря в устье Станубиса, а когда он изменил свое течение, связь с ними была утрачена. Надо было восстановить контакты с поселенцами!

Также нужно было исследовать новую реку Нуова, возникшую вместо Станубиса — по слухам, она не дотекала до моря, разливаясь в нижнем течении в огромное озеро. Эта местность могла быть интересной во многих отношениях. Но начавшиеся там военные действия пока не позволяли организовать туда экспедицию.

Дело в том, что огромные орды варваров — союз 17 племен, принявших общее имя «оруталлы» — пришел с севера и поселился на берегах Нуовы. Они построили там свои города, из которых столицей был город Умбара.

Сказать, что это соседство нас не порадовало — это ничего не сказать.

Сразу же начались набеги на наши поля и фермы. Несколько раз их орды подходили к Адажиону, но взять город не смогли. Даже примитивные укрепления Адажиона были непреодолимы для непривычных к осадам варваров.

По сути, началась вялотекущая война, грозившая перейти в полноценное рубилово. Причем, бои выявили отставание наших войск и в вооружении, и в организации ведения боя. Бои с оруталлами оказались крайне тяжелыми! В отличие от предыдущих варварских орд, эти в основу военного дела положили стрельбу из лука. Варвары могли часами буквально засыпать наши отряды стрелами, так что те иной раз бежали еще до рукопашной, а потом атаковали уже сломленных воинов и добивали их.

Нужно было срочно реформировать армию. Что толку в богатствах, постройках, полях, если их некому защищать? Нужны воины, и чем больше, тем лучше.

* * *

В итоге, все свое время в эту сессию пришлось отвести под организацию вооруженных сил. Одними ахайрами тут не обойтись, придется собрать все силы! После нескольких совещаний со жрецами, представителями городского самоуправления, фаррахами и племенными вождями, мы разработали план военных и административных реформ, способных создать толковые вооруженные силы.

Прежде всего, я осмотрел, как выглядит ополчение племен «в текущем виде». В назначенный день к Лаону подошли и встали лагерем по небольшому отряду от каждой фары.

Отряд адаже стоял к нам ближе всего, с них мы и начали осмотр. Полсотни воинов с лицами, раскрашенными полосами из черной сажи и красно-бурой охры. Вооружены дротиками, топорами, дубинами, кинжалами из рога. Почти ни у кого нет луков — некому вести перестрелку с многочисленными лучниками оруталлов. И совсем плохо с защитным вооружением — нет ни панцирей, ни даже щитов.

— Почему у вас нет щитов? — с удивлением спросил я у Айнурга, военного вождя адаже.

— Со щитами неудобно. Щит не дает воину хорошо бросить дротик!

Я приказал продемонстрировать.

Один из воинов адаже, подхватив короткое копье, разбежался шагов на десять и метнул его в куст орешника. Копье пролетело шагов 40 и скрылось в кроне. Затем тот же воин взял у одного из моих охранников щит, нарочито неуклюже разбежался с ним шага 3–4 и под смех остальных адаже швырнул второй дротик по нелепо низкой траектории. Не полетев и 20 шагов, он заскользил по утоптанной твердой земле, даже не воткнувшись в нее.

— Вам мешают не щиты, а отсутствие тренировки — обратится я к Айнургу. — Вы не можете подойти к оруталлам ни на 20, ни на 40 шагов, а они расстреливают вас из луков и со ста, и со ста пятидесяти. Если бы воины укрывались щитами, они могли бы подойти к варварам так близко, как нужно, кидали бы свои дротики и шли в ближний бой!

Тот не возражал, но по его лицу было видно, что я его не убедил.

Затем мы подошли к отряду исаваров. Тут дело оказалось еще хуже.

Большая часть воинов не имела почти никакого оружия. Веревочные или кожаные пращи, заткнутая за пояс дубинка — и это все! У остальных — копья, каменные топоры и мотыги. Щитов опять нет.

— Так, а где же эти ваши… как их там… ахайры?

— Они не входят в силу племени — ответил один из командиров исаварских ополченцев. — Ахайры — «упавшее в пыль зерно», они не связаны с делами племени.

— Так, а где нам их найти?

— Надо разговаривать с их предводителями, нас они не послушают.

Отправив за ахайрами двух жрецов с указанием быть вежливыми, я продолжил обзор.

Ретии. Вот у этих есть луки — почти у каждого. Но луки это не боевые, а охотничьи — небольшие и не очень сильные. Стрелы совсем без наконечника — их острия просто обожжены на костре. Так много не навоюешь! Никаких щитов. Никаких панцирей.

— На стрелы надо крепить наконечники с зазубренным концом, как для охоты на крупную дичь. Тогда их не смогут выдергивать из ран!

Скиры. Крупные воины с бородами, заплетенными в косички. Похоже, они еще и накладные косицы добавляют — уж очень густые веники у них на лицах!

Вооружены, по сравнению с другими, даже неплохо. Удивили очень коротенькие копья с железными наконечниками, висящие на поясах воинов.

— Что это?

— Боевые жезлы. Это как меч, только из дерева. Железный — только наконечник. Так экономится железо.

— Но им же нельзя рубить?

— Можно колоть! Так еще лучше.

— Почему бы не сделать тогда нормальное, длинное копье?

— Копья у нас есть, и копья, и дротики. Боевой жезл — это дополнительное оружие. Если копье сломается, а дротики кончились — беремся за жезлы.

Ну, в общем, неплохая идея. Надо бы распространить на всех!

Доратии. Их пришло совсем мало. В основном оснащены баграми и дротиками.

— А что это у вас? — спросил я, видя какие-то странные палки с небольшой петлей на конце.

— Копьеметалки. Так можно дальше закинуть дротик — пояснил мне переводчик-адаже. Доратии почти не говорили ни на эсперанто, ни на других языках страны.

— Покажите, как это работает!

Один из молодых воинов охотно вскинул дротик, вставил его противоположный от острия конец в петлю копьеметалки, и, широко размахнувшись, почти без разбега отправил дротик шагов на 60. Неплохо!

— Бывают копьеметалки побольше, которыми копье кидают с двух рук. Так оно летит еще дальше и сильнее, можно кинуть и на 80, и на 90 шагов. Только ни во что не попадешь — пояснил переводчик.

— Да это же отлично, это то, что надо! Кидать же можно не в отдельную фигуру, а в толпу врагов — куда-нибудь да попадешь! Покажите это адажам — пусть применяют тоже!

Тем временем к Лаону прибыли несколько командиров ахайров.

Внешний вид и вооружение этих ребят сильно отличались от простых поселян-исаваров. У них были металлические — железные или медные — кинжалы, небольшие щиты на локтях, и подобие кожаной брони.

Ну, этих учить ничему не надо, сами меня научат.

— Готовы ли вы участвовать в воине с северными варварами, и на каких условиях? — спросил я прибывших.

— 12 сакалей меди каждый год на одного воина, и еще 10 сакалей — на командира — посовещавшись, ответили те.

— Я смогу заплатить так только за первый год. Дальше — возьмете свое добычей — ответил им я. — Земли вдоль Нуовы богаты, вы можете получить их вместе с пленными и завести свои хозяйства.

— Значит, первый год мы воюем, а потом посмотрим, будет ли добыча — ответил невысокий ахайр, видимо — самый авторитетный из командиров.

— Если будете нормально воевать, добыча будет.

Так или иначе, одними ахайрами не обойтись. Остальную армию тоже надо подтягивать. Пришлось долго убеждать ахайров выступить «военными инструкторами» для остальных. Эти отщепенцы не горели желанием контактировать ни с другими фарами, ни со своей собственной. Племенные вожди тоже не желали ничему учится у ахайров.

— Они — бандиты, «падшее в пыль зерно» — повторяли они.

— Зерно, упавшее в пыль, даст новый урожай, если его полить. В военном деле ахайры превосходят вас также, как сокол превосходит ворону в полете. Вам следует поучится у них умению воевать, а им у вас — умению жить мирно — отвечал им я, лихорадочно ища аргументы в свою пользу.

— И еще. Вам надо прекратить сражаться поодиночке и научится выступать строем. И еще — лучники и копейщики не должны действовать раздельно.

Выяснилось также, что на оперативном уровне наши войска, можно сказать, абсолютно неорганизованны. Нет никакого обоза, нет выделенной разведки, охранения, осадных машин, — есть только воины. Само собой, нести большой запас продовольствия и воды на себе они не могут, разведку местности проводят от случая к случаю, в общем — беда.

— Вам нужно иметь хотя бы одну повозку на сотню человек. Везти продовольствие, воду, запас стрел и дротиков. Воду надо носить и во флягах у каждого воина — а то на дальних переходах все слягут с солнечными ударами.

— Но кто привезет на войну свои повозки? Торговцы? Они постоянно в разъездах.

— Я беру это на себя. Мы приготовим их в храмовой мастерской!

— Повозки будут задерживать нас на марше — волы ходят медленно!

— Можно идти вперед обоза — на стоянках он вас нагонит. И еще — у вас нет никакой разведки. Попасть в засаду ничего не стоит. Надо посылать разведчиков вперед, чтобы знать, что ждет основные силы на марше. Если вы обнаружите противника раньше, чем он вас — можно напасть внезапно, там, где вас не ждут.

— Кто же будет разведчиком? У нас никто не умеет это делать!

— Лучше всего — охотники. Они умеют и прятаться, и наблюдать, и читать следы. А еще — ахайры, они опытны в таких делах.

— Да уж, те еще бандиты, — недовольно ответил военачальник ополчения Керкирона. — Вечно что-то воруют!

— Зато воюют, как черти ВикАровы! Вам нужно понять, что воины с разными способностями должны дополнять друг друга. Надо строиться и ходить в бой не по племенам, а по отрядам, где будут и лучники, и пращники, и копейщики, и метатели дротиков!

Настала ночь. Воины разбрелись по своим шалашам в степи, а я поднялся к себе на Лаон. Долгий день меня здорово вымотал, но сон, как всегда, не шел.

Моя проблема — племенные вожди. Они явно недовольны переменами в военном деле. Будут сопротивляться всему новому — просто потому, что это новое предложено не ими. Видят в этом умаление своего авторитета.

Ну а что делать! Если бы они побеждали — никаких вопросов бы не было. Но они проигрывают бой за боем!

— Эй, Спатис — я подозвал одного из жрецов. — Пойди к кострам внизу, принеси им пива. Послушай, что говорят воины между собой, и особенно — что говорят им вожди.

Тот удалился, оставив меня в раздумьях. Вернулся, наверное, через полчаса.

— Вожди всех племен выступают и против щитов, и против копьеметалок, в общем — против всех предложений Вашего святейшества. Высмеивают лучников — ретиев, говорят, что у них женское оружие. Те уже собираются сняться и покинуть лагерь. Про щиты говорят, что их придумали трусы для трусов. Что ахайры — бандиты, не принятые даже собственным племенем, и не надо их слушать. Непочтительно отзываются даже о Вашем святейшестве. Говорят, что жрецы заморочили вам голову.

Так — так– так. Значит, вот как мы заговорили. Надо что-то сделать, и срочно, а то тут мой авторитет под вопросом!

Помучившись ночку, я придумал план.

Утром подошли несколько отрядов ахайров. Я поставил их в оцепление, так чтобы из лагеря никто не мог уйти. Ахайры все делали без возражений. Нравится мне это — ты платишь, они исполняют. Никакой дури, никаких возражений.

Части ахайров я приказал переодеться в другую одежду, чтобы они не были так узнаваемы. Их я как скрытую охрану разместил возле себя.

Затем, я приказал устроить военную игру. Воины затупили свои дротики и стрелы, и, разделившись, стали швырять их друг в друга. Одной группе я выдал щиты, торопливо сплетенные нашими рабами из молодого бамбука, другая половина осталась без защиты.

Разумеется, воины со щитами чувствовали себя намного увереннее и действовали смелее. Они побеждали во всех стычках.

Затем у первых отняли щиты и дали их второй группе. Ситуация изменилась на противоположную — теперь побеждали вторые.

Потом я сказал:

— Те, кто считает, что нам не нужны щиты и копьеметалки, пусть встанут с одной стороны, те кто думает что щиты нужны — с другой.

Получились две неровные группы — моих сторонников реформ оказалось много больше. Похоже, некоторые вожди успели передумать, и перешли в мой лагерь. Но около четверти воинов остались за ретроградами. Много. Очень много.

Я подозвал командира ахайров, Анзака, отвечавшего за обучение метателей дротиков.

— Теперь, выдайте всем дротики с железными наконечниками.

У того сузились глаза.

— В обе группы?

— Да, в обе.

Дротики раздали.

Я вышел вперед.

— Небесные боги велели устроить божий суд. Пусть железо рассудит, кто прав. Тот отряд, который победит, будет основой нашего войска. Те, кто проиграют, будут изгнаны в степи. Начинайте!

Воины, однако, стояли, не решаясь применить боевое оружие друг против друга.

Я вновь подозвал Анзака.

— Пошли своих ахайров, которые переодеты, в ряды воинов и с той и с другой стороны. Пусть начнут кидать дротики друг в друга. Потом, через время, те ахайры, что стоят в отряде без щитов, пусть перебегут в отряд со щитами.

Воины начинали роптать, не желая подвергаться опасности. Дело шло к бунту. Но тут из глубины одной группы в другую один за другим полетели дротики с железными наконечниками. Кто-то упал.

Воины с обеих сторон взревели и взялись за оружие. Дротики посыпались градом. Но защищенные щитами воины почти не несли от них потерь, в то время как войска без щитов редели на глазах. Тут несколько фигур бросилось со стороны «бесщитовых» и перебежали к их противникам. За ними потянулись еще, а затем — и еще воины, беспардонно меняя сторону конфликта.

Оставшаяся небольшая группа вождей и их приближенных пытались выжить, уворачиваясь от дротиков, но вскоре почти все были ранены. Я прекратил бой.

— Боги дали знак своей воли. Отныне мы будем строить войска в отряды равной численности, не по племенам, а по возрасту — объявил я, и, стараясь не глядеть на окровавленную землю на месте боя, покинул лагерь.

В общем, удалось убедить воинов принять щиты. При этом, решили в щите сделать карман, который можно использовать как колчан для дротиков. Боезапас, соответственно, вырост в 2–3 раза — в колчане можно держать намного больше дротиков, чем в руке.

Снабжение щитами пришлось взять на себя. Я приказал изготавливать их при храме и выдавать прибывшим воинам

Пришлось заняться и стратегическими вопросами на театре боевых действий. Прежде всего, я решил укрепить городские стены Адажиона, Керкирона, и других поселений, располагавшихся на месте старого русла. Хотя большая часть населения покинуло эти города, переселившись на юг, но многие и остались! Надо их защитить от набегов. Тут же надо поставить надежные гарнизоны, способные защитить города!

Хуже всего дело обстоит с оружием. Его просто не из чего делать! Мне пришлось приказать весь металл собрать и перековать на оружие. Отныне частное владение железом запрещено. Все железо в виде топоров и наконечников копий должно храниться в арсенале! Неуклюжие топоры и дорогостоящие мечи перековывались в наконечники для боевых жезлов — достаточно эффективное, при этом — недорогое оружие.

Финансово-экономическая основа этой работы оказалась под сильнейшим напряжением. У меня уже не было таких мощных и богатых храмовых хозяйств, как на Станубисе, так что самостоятельно я финансировать все это не мог. Пришлось вводить налоги и трудовую повинность — теперь каждый мужчина должен либо служить в армии установленный срок либо отработать на постройке городских стен.

Для комплектования армии было решено, что отныне мы будем выделять земли крестьянам за военную службу. Мы даем по 100 арур первоклассной орошаемой земли каждому, кто готов выступить легковооруженным, 200 арур тому, кто пойдет средней пехотой ли лучником, и 300 арур щитоносцу. Рабы тоже могут стать воинами — они получат свободу и такой же надел земли, как и остальные. В следующий раз я непременно осмотрю войска и оценю полученные результаты военных преобразований.

Глава 20

Ход 17

Прошло 320 лет.

Я встал с капсулы в самых радужных надеждах. Подъем безо всякого «биип» — это уже хорошо. Надеюсь увидеть в этот раз плоды моей военной реформы.

Жрецы ждали меня в зале приемов. Столы были накрыты заранее — это я почувствовал, как только открыл створки модуля.

Прекрасно убранный стол с большим разнообразием блюд, огромное количество прислуги снует туда-сюда с подносами и чашами — все говорит о богатстве нашего храма.

Кроме жрецов, в зале присутствуют и военные. Как оказалось, армия нового типа сформирована, и ждет смотра.

— Я могу выйти к войскам, как только мы поедим — предложил я.

— Выходить нет необходимости. Все готово для смотра, который ваше святейшество проведет прямо с вершины Лаона.

Ужин затянулся, так что смотр перенесли на утро. Полководцы — адаже Аллук, сын Сеорена, и Ниммаль, сын Аругуда, за столом рассказывали мне об устройстве армии.

Наутро я вышел на площадку перед храмом и подошел к обрыву, защищенному невысокой стеной. На стене уже стояло большое кресло с балдахином — мое место для приема парада. Балдахин был очень кстати — солнце припекало с утра, а моя кожа была очень чувствительна к ожогам.

Внизу я увидел наши войска, выстроенные правильными четырехугольниками. Армия была разбита на одинаковые по численности отряды — морионы. Каждый морион включал в себя 360 воинов — строй из 60 рядов в 6 шеренг. Каждая фара выставляла определенное число морион, ежегодно устанавливаемое военными жрецами — армепастами. Военачальники — я назвал их на манер древних македонцев стратегами — избирались самим войском. Добиться подчинения воинов посторонним лицам, назначенным им сверху, не удалось — они были готовы подчиняться только тем, кого они знали и кто имел авторитет в их среде.

Основным родом войск были воины — вооруженные щитами в виде овала, урезанного снизу, боевыми жезлами, несколькими дротиками, и пращей — это самые смелые и дерзкие, в основном — молодые бойцы. Внедрить щит оказалось непросто, поскольку он мешал бросать дротик. Чтобы этого не происходило, оказалось, что щит нужно снять с плеча, и просто держать на вытянутой руке. Тогда он не только не мешает, но и служит своего рода противовесом при броске. У нас щит служит и корзиной для дротиков — в нем есть холщовый карман, в который вложено 3–4 дротика. Метнув их все, воин берет щит в руку и достает из-за пояса дубинку или боевой жезл.

Боевой жезл — отличное изобретение скиров. Впервые я увидел их в прошлый свой выход двадцать лет назад, и еще тогда они мне очень понравились. Это как бы очень короткое, всего метр длиною копье с небольшим железным наконечником. Его можно носить за поясом, а достав, можно колоть им, как мечом. Конечно, если у врага будет железный топор или меч, то он может перерубить древко, но — ни у кого такого богатства не наблюдается, разве что у некоторых вождей и их приближенных. А поскольку толковой брони ни у кого из наших противников нет, боевой жезл оказывается очень эффективным оружием.

Правда, и они доступны не всем, железа нам остро не хватает — поэтому у многих наших воинов, особенно из отдаленных селений, просто дубинка с каменными шипами. Тоже, в общем-то, неплохой вариант!

Доспех у пехотинцев представляет из себя нагрудник из бамбуковых пластинок, переплетенных конопляными веревками. Ну… это лучше, чем ничего. Шлемом служит высокая войлочная шапка, по форме напоминающая кивер у солдат наполеоновских времен. Шапка набита пеньковой кострой, и неплохо смягчает удары дубинкой или камнем из пращи.

Щиты овальной формы, подрезанные снизу. В нем сделан с внутренней стороны карман для трех дротиков, так что щит служит еще и колчаном. Конечно, щит все же несколько мешает броску дротика, с ним трудно разбежаться перед броском, поэтому воинам даны еще и копьеметалки — бамбуковые палки с ремешком на конце. Копьеметалки мы переняли у фары ретиев, охотников на газелей. Дротики бросают, зацепив ремешком копьеметалки за обух. Легкие дротики, пущенные таким образом, летят намного дальше обычного; но тяжелое копье таким образом, конечно, не кинешь. Ну, а на случай, когда все дротики выпущены, а дистанционный бой еще продолжается, у воинов и есть пращи — конопляные веревки с кожаным захватом, которые они обычно носят вокруг пояса.

У каждого пехотинца есть небольшой плетеный из бамбука короб, в котором он в походе несет свое имущество. Обычно на марше они несут щит с вложенными в него дротиками, закинув его на веревках за спину, а короб крепят, перекинув на грудь.

Конечно же, у каждого есть фляга для воды — крупное колено бамбука, провощенное изнутри смесью воска и смолы туи, в которое вмещается 3–4 литра воды. Ее хватает на целый день самого жаркого времени года, а в более прохладные времена хватает и на 2–3 дня. Каждый несет запас продуктов — молотый ячмень, сого, тапиока, а иногда и сушеное мясо.

Войска прошли перед моим взглядом, морион за морионом, неплохо держа строй. На ходу они совершали упражнения с орудием — то все вместе поднимали щиты, то били по щитам жезлами, устраивая мощный грохот, то все разом высоко вздымали копья и дротики. В целом, эволюции совершались довольно синхронно и, на мой неискушенный взгляд, войска были вполне готовы к бою.

После смотра, мы обсудили со стратегами снабжение войск в походе. В каждый морион я передал по 12 повозок с волами. Повозки эти были изготовлены мастерскими при храмах. Они везли запас воды на 3–4 дня, продовольствие на 10–15 дней, каменные жернова для помола зерна и запас кольев и дерюг для устройства палаток.

Оказалось, в мирное время мы имели обычно 12–15 морионов воинов и 6–8 морионов лучников, в военное время их количество вырастало в 3, 4 и даже в 5 раз.

* * *

Военные расходы потребовали напряжения всей экономики страны. Впервые в истории нами введен военный налог. Он называется тауримпосто и взимается в виде части приплода скота — быков и овец. Я подробно обсудил со жрецами порядок его взимания. Им удалось его обосновать перед населением военной надобностью и волей богов.

Налог, конечно, сильно огорчил поселян, но военное время не располагало к сантиментам. Все сравнительно успешно работало — ну, по словам жрецов.

В остальном, в экономике дела более-менее налаживались. Храмовые хозяйства вновь растут, теперь уже на Реоне.

Идея своих рабов жрецам понравилась. Вскоре появились «вечные» отряды работников — умерших замещали их дети. Их можно было держать на земле, и они давали доход от ее возделывания, либо бросать на любые другие работы — стены, каналы, дороги и т.д.

Вообще же, физиономии жрецов становились все более толстыми и все более наглыми. По некоторым признакам, они все больше стали присваивать себе, обнося храмы. Со слов людей, не связанных со жрецами, с которыми я, правда, общаюсь очень редко, жрецы фактически считают храмовые хозяйства СВОЕЙ, а не моею собственностью. В то же время изъятие ценностей храмов для военных нужд вызвало явное неприятие и даже оппозицию и саботаж с их стороны.

Придется как-то разбираться с этим, но — позже. Сейчас нам надо победить в войне!

Воинственные вожди оруталлов пока ограничивались набегами небольших отрядов, но, по слухам, готовились к большому походу, в котором примет участие уже весь народ оруталлов. Вторжение с решительными целями — захватом городов — станет самым серьезным испытанием нашей армии и государства в целом.

Оценивая ситуацию, я понял, что напрасно допустил создание этого полугосударства на наших северных границах. Варвары — оруталлы активно нападали на наши поселения, причем удобных рубежей для обороны у нас теперь не было. Нам бы лучше всего отодвинуть наши границы в пустыню — там мы можем держать оборону в оазисах и на перевалах северных гор Таррас, что было бы намного удобнее.

Оруталлы должны быть побеждены и изгнаны. Иначе они разобьют и изгонят нас.

Для лучшей защиты от дротиков и стрел мы ввели отряды щитоносцев, и лучников. Щитоносцы несли огромные, в два человеческих роста, щиты из бамбука. Это были самые сильные воины, потому что с таким здоровым щитом было управляться непросто. За щитами прятались лучники с луками. Они стреляли из-за щитов, находясь в почти полной безопасности от дротиков и камней дикарей. Лук оказался очень эффективным оружием — панцири и щиты пока ещё не особенно популярны, так что стрелы успешно поражают толпы варваров и часто обращают их в бегство еще до рукопашной. К тому же, бывшие поселяне, не отличавшиеся смелостью, в стрелковый бой вступают охотнее, чем в рукопашный. К тому же лучники более дружно участвовали в сражении. Когда дерутся две толпы «стенка на стенку», то получается, что воюет только первый ряд, а остальные просто стоят и ждут сзади, когда уже можно будет убежать когда передний воин падет или отступит и настанет его очередь драться. А вот лучники, стреляя навесом, сражаются сразу всем отрядом, или хотя бы большей его частью.

Отряды лучников под прикрытием щитоносцев были сформированы отдельно. В щитоносцы брали воинов из адаже, а лучниками поначалу становились только ретии, которые с луками охотились в степи. Со временем, однако, лук стали осваивать и другие фары.

Огромные щиты щитоносцев за них носят лучники. Щитоносцы — это элита. От их устойчивости зависит все войско — если они бросят щиты и побегут, это, во-первых, сразу станет заметно — огромные щиты упадут на землю — во-вторых лучники окажутся беззащитны.

Воины — ахайры оставались самой боеспособной и быстро мобилизуемой частью войска. Они стали некоей корпорацией, не принадлежащей никакой фаре. Пополнялись они из молодых неженатых мужчин, не желающих вести мирную жизнь земледельца. Они жили в огромных казармах — прообразе «мужских домов» исаваров — не имели семей, питались на совместных обедах и почти не имели личного имущества. Вступали в ахайры изо всех фар, но большинство было исаварами. Дело в том, что молодым мужчинам-исаварам было трудно вступить в брак. Пережитки матриархата требовали от них жить в «мужском доме», а к жене своей приходить лишь на время, причем поначалу тайком. При этом надо было еще и заплатить выкуп, а все совместное имущество принадлежало жене. Невозможность заработать выкуп за невесту и влекла юношей в разные авантюры. Впрочем, буйных скиров и адаже среди ахайров тоже хватало.

Прием в эту секту сопровождался жесткими испытаниями, а жизнь нововступившего — сплошными ограничениями и унижениями. Эта «дедовщина» продолжалась до первого боя, где новичок должен был проявить себя. По результатам боя ахайры решали, признать ли новичка ровней, или с позором изгнать. Впрочем, нередко после первого боя приходилось его просто хоронить.

В этих казармах выковывались действительно сильные бойцы. Они не занимались ничем кроме военного дела и бандитизма. Пропитание себе они добывали воровством, работой коллективных рабов, принадлежащих всему дому ахайров в целом, и выполнением подрядов в интересах храмов и меня лично — охранная служба, разведка дальних земель, поддержание порядка. Большинство общин ахайров получало источник существования именно на госслужбе — дальние походы и разведка далеких земель оплачивалась мною достаточно для их содержания.

Питались ахайры совместно, из одного котла, и рядовые и начальники. Для столь агрессивного сообщества они ели удивительно мало мяса — в основном их рацион основывался на крупах, фасоли, лепешках и твороге. Считалось, что так будут крепче кости.

Жен и детей у ахайров не было. Женившись, воин покидал Дом ахайров. У них есть свой бог — Аммун — божество войны и раздоров. По легенде о Аммуне, он был отвергнутым внебрачным сыном Семмуна и странствовал по миру, убивая всяких чудищ и совершая другие подвиги. Короче, такой же неприкаянный отморозок, как и сами ахайры. Именно в посвящение Аммуну они отрезают уши поверженным врагам.

Короче, сукины дети. Но наши сукины дети. В бою на них можно положиться!

Отправляясь в стасис, я указал вызвать меня в случае большого нападения оруталлов, используя механизм из огромных стволов деревьев, на которых, как на веслах покоился теперь мой цилиндр. И был почти уверен, что в этот раз меня разбудит «биип».

Ход 18.

Прошло 340 лет.

Ну, так и есть. Я просто гений — сигнал тревоги заливается вовсю.

Выйдя в зал, я сразу же потребовал доклада военных жрецов. Оказалось, что посольство оруталлов два месяца назад посетило Митту с требованием дани и сдачи Керкирона. Разумеется они были посланы восвояси, куда и удалились. Теперь по их следам идет многотысячная армия оруталлов.

Немедленно начался сбор войск по всем городам. У нас было подготовлено 40 морионов воинов и 20 морионов лучников. Урожай бамбоо несколько лет назад позволил нам почти год тренировать армию. Морионы один день занимались с учебным оружием, в 2 раза тяжелее боевого, во второй день проходили 10 фарсангов ускоренным маршем, на третий день метали дротики в соломенные мишени, в четвертый день совершали марши и маневры строем морион, в пятый день сходились в учебном бою, колотя друг друга дубинками, шестой день отдыхали. Теперь они были призваны и собраны в строй.

Не отвлекаясь на города по течению Скиллона, варвары двинулись сразу же в долину Реоны. Нашествие началось с осады города Корхнхина, на который напало более 8 тысяч варваров. Оруталлы подгребли к стенам города охапки хвороста и подожгли их. бамбуковая стена сгорела, и вскоре варвары вошли внутрь и уничтожили город почти полностью.

Это событие вызвало ярость воинов. Вскоре оруталлы подступили к городу Сураджа, стелы которого были сложены из сырцового кирпича. Тут провернуть тот же трюк у них не получилось, и они перешли к осаде.

Таково было положение сил, когда я вышел из модуля.

Встречали меня не только жрецы храма, но и «военные жрецы» — управители вооруженных сил. Все выглядели хмурыми и встревоженными.

— Какова численность войск противника? — спросил я прежде всего.

— Точно нам неизвестно. Беженцы говорят о семи или даже девяти тысячах воинов. Их сопровождают семьи и рабы.

— Они умеют осаждать города? Какова их тактика при осаде?

— Они сначала пытаются взять город штурмом. Потом, если штурм неудачен — блокируют подвоз продовольствия и берут измором. Постоянно обстреливают город из луков. Иногда пытаются отвести воду.

— Сколько выстоит Сураджа? Сколько времени у нас на сбор сил?

— В Сурадже устроено каменное основание для стены, высотой около 12–15 антубр. Варвары сейчас готовят насыпь, чтобы закопать это основание и выйти прямо на стены. Потом они сожгут стену и войдут в город. Скорее всего, времени у нас немного.

— Где мы можем собрать войска для деблокады?

— Город Алите подойдет для этого. Там неплохие укрепления и есть подвоз по реке.

Я решил отправиться ближе к месту боев. Для этого была подготовлена крытая повозка, защищавшая меня и от солнца, и от взглядов подданных. Так было безопаснее.

Несколько дней мы добирались до Алите. Этот город на среднем течении Реоны в нескольких переходах от Сураджи. Здесь мы собирали войска. По реке прибывали подкрепления и продовольствие.

Я приказал непрерывно проводить обучение войск, чтобы они не расслаблялись и не утратили дисциплину. Сам я наблюдал за маневрами прямо из повозки, сквозь завешивающие ее циновки. Для разведки я направил два отряда ахайров. Они должны были сообщить, если силы врага снимут осаду и двинутся на нас.

Одной ночью в мой возок взошел один из военных жрецов.

— Пришел гонец от ахайров. Но он говорит, что сообщит донесение только лично Вашему Святейшеству.

Я не хотел никому показываться на глаза, но один юноша — гонец погоды не делал.

— Зовите его — приказал я жрецам.

Молодой ахайр, волнуясь, сообщил, что враг получил подкрепления и, не снимая осаду Сураджи, выделил крупный отряд для похода в долину Реоны, для пополнения припасов.

Через пару дней пришел второй гонец от ахайров с сообщением, что оруталлы вышли в направлении к востоку от Алитэ. У нас на тот момент было уже 30 морионов боеспособных войск. Почти вся армия была направлена наперерез вражескому отряду и встала в засаду, куда варвары и угодили. После тяжелого боя оруталлы бежали. Около 400 из них были убиты.

Это была очень важная победа. Особенно отрадно, что мои люди получили боевой опыт и чувство морального превосходства над противником.

Не желая отказываться от своей прежней тактики, варвары вновь отправили отряд на разграбление местности, теперь — верхней Реоны. Перехватить этот отряд было сложнее, поскольку наши войска стояли довольно далеко от этой местности. Но нам удалось воспользоваться речными судами, загрузив их под завязку войсками и отправив вниз по течению. Это был рискованный ход — узнай враг, что мы оставили Алитэ, он бы непременно попытался захватить его, а стены города были стары.

Маневр оказался удачным. Мы окружили вражеское войско и взяли множество пленных. Поскольку сроки уже сильно поджимали, на этой победоносной ноте я счел возможным отправиться в стасис, оставив войско добивать врага самостоятельно.

Глава 21

Ход 19

Прошло 360 лет.

Конечно же, по выходу из капсулы я сразу потребовал доклада о военных делах. Закусывая великолепными гренадинами — новинкой садов Митты — я выслушивал все новости за прошедший период. Война окончилась без особых территориальных изменений, но оруталлы были сильно ослаблены. На них начали нападать какие-то новые варвары с севера, и война между нами затихла.

Теперь можно было уделить время гражданским вопросам, которых было очень много.

Но, оказалось, вслед за войной пришла чума — заболевание легочной формы, пришедшее также, возможно, с севера, с новыми переселенцами. Ни выходить, ни встречаться с кем-то нельзя!

Этот чумной карантин снова, в который уже раз, показал необходимость введения полноценной письменности. Практически невозможно управлять чем-то крупным, не имея возможности отдать письменный приказ или инструкцию. Пиктографическое письмо, введенное полтораста лет назад, имело лишь ограниченную ценность — можно было вести учет хранимых продуктов или войска, а вот отправлять сообщения, приказы, получать отчеты или донесения было невозможно. это крайне ограничивало мои возможности по управлению. В итоге всю эту сессию мы занимались воссозданием письменности.

Конечно, я знал алфавит и основные грамматические правила интерэсперанто. Но вот втолковать их жрецам было непросто. Впрочем, усиленный труд пошел на пользу. Также, знакомство с пиктографическим письмом и его применение в течении уже более 100 лет тоже сыграло свою роль.

Помня о прошлых трудностях, я сделал им алфавит — выписал буквы по порядку, напротив каждой нарисовал ту картинку, которой они соответствовали. Напротив A — нарисовал городок (Адажион). Напротив В — быка (бово), и так далее. Сложность состояла в том, что много слов было не на эсперанто, а на других языках, но в итоге получилось подставить все понятия под соответствующими буквами. Одновременно был сделан небольшой словарь из слов, применяемых местными жителями, с прописью их на эсперанто.

В итоге молодые жрецы смогли вполне пристойно писать и читать, сверяясь с алфавитом. Что касается предыдущего поколения — толстых самодовольных личностей с подкрашенными, как у женщин, глазами и множеством украшений — ожидаемо, с ними ничего не получилось. Он начисто игнорировали мои уроки и, похоже, здорово расхолаживали и своих молодых коллег. Все это мне крайне не понравилось — похоже, ребята просто зажрались.

Приказав продолжать обучение без меня, я отправился в стасис.

Ход 20.

Прошло 380 лет.

Выйдя из стасиса, я затребовал обычный доклад. Однако в этот раз меня встречали лишь двое — «премьер-министр» и его зам. по делам храмов. На вопрос — где остальные — они уклончиво отвечали, что чума еще продолжается и доступ в храм ограничен даже для жрецов.

Тогда я потребовал письменные доклады. На это мне было отвечено, что жрецы не так уж и хорошо освоили письменность, точнее — почти ей не пользуются. В отчетности они продолжали использовать примитивные иероглифы.

Еще более насторожило сообщение о том, что чума еще продолжается. Как это может быть, что чума идет более 20 лет? Да все уже должны вымереть!

Я потребовал от стражи пропустить меня вниз. Но стоявшие на воротах единственной дороги вниз стражники, то ли не поняли меня, то ли сделали вид, что не понимают. «Чума», Чума' — твердили они и не трогались с места, не открывая ворот. Оттолкнув одного из них, я пытался открыть ворота сам, но они оказались заперты снаружи!

Тут я сильно начал подозревать, что дело нечисто. Похоже, что это заговор. Жрецы узурпировали власть и правят теперь от моего имени. Их почтительно-ухмыляющиеся физиономии, на которых, казалось, так и было написано «ну и что ты мне сделаешь?», были очень красноречивы. С каждым днем они все меньше скрывают свое презрение ко мне. Премьер-министр вообще перестал у меня появляться, по храму снуют какие-то второстепенные служители, которые делают вид, что не понимают эсперанто. Недавно на вопрос «Где мой первый министр?» один из них ответил — «Он умер! Чума! ». И сделал такую невинную рожу, что я сразу понял — врет, как сивый мерин. Вот так ко мне относятся в собственном храме!

С тоской глядел я в закаты с высоты Лаона. Что вообще творится в стране, пока я здесь сижу как орел молодой? И что теперь делать? И что меня ждет?

Конечно, надо бы отсюда бежать. Рассказать всем о заговоре. Наказать негодяев. Вернуть себе власть. Но как?

Даже если я, скажем, сплету себе веревку из циновок и спущусь с Лаона (высота тут около 1000 метров, в том числе несколько отвесных участков), и при этом не разобьюсь, и доберусь до Митты, не сдохнув в пути от жажды — МЕНЯ ТАМ НИКТО НЕ УЗНАЕТ! Люди, которые видели меня своими глазами, уже умерли — последние лет 60 я показывался только жрецам!

Не представляю, что в этом случае меня ждет — возможно, меня просто прирежут как самозванца! Особенно если придет какой-нибудь жрец с Лаона и сообщит, что истинный Пророк находится, как положено, в своем храме.

В любом случае, надо отвести подозрения о том, что я что-то понял и замышляю побег.

Я пытался заняться начатой работой по адаптации письменности эсперанто к языку адаже. Работа не особенно клеилась, но, в целом, что-то у меня получилось. Тяжелые мысли не выходили из головы.

Да, мое решение относительно самоизоляции было ошибкой. Это просто подарок для узурпаторов! И совершил я ее по простой причине — я не допускал мысли, что такое возможно.

Во-первых, я все-таки полагал, что жрецы верят в мое предназначение и свое служение Небесным Богам. То, что они так себя повели, говорит о серьезном кризисе веры. Похоже, я не произвел на них впечатления посланца божества.

И во-вторых, я рассматривал нашу работу как взаимовыгодную. Я, конечно, отягощал жрецов работой по госуправлению и развитию наук, по созданию армии и ее обучению и содержанию — но все это было необходимо. Иначе нас бы завоевали оруталлы или другое племя из степей. А жрецы рассматривали это как глупую блажь, мешающую им жить.

А еще я разрешил им делать предсказания и объявлять волю богов, угадывая ее по дыму от благовоний! Вот это — вообще зашквар! Жрецы поняли, что я им не особенно и нужен — прекрасно можно дурить народ и без меня!

Еще и еще раз, вспоминая свои провалы — как, например, я дал им колесо, а они не стали им пользоваться — я все больше убеждался в том, что стронуть эту инертную массу в нужном направлении — дело нереальное. Если они сами захотят, то пойдут. А если нет — ничего не сделать, хоть разорвись.

Так ничего и не придумав, я отправился в стасис раньше времени. Никогда я еще не был в столь скверном расположении духа. И ожидания от будущего были соответствующими…

Ход 21

Прошло 400 лет.

Странная штука — эти ожидания. Раньше я очень хотел, чтобы не было никаких неожиданностей, и все было по старому. Теперь же я был страшно рад переменам. На этот раз не было ничего обычного!

Начнем с того, что я, выйдя из цилиндра в храм, не нашел ни одного жреца вообще. В пустом зале сидел какой то паренек и играл сам с собой в камешки. Увидев меня, он опрометью выбежал вон, забыв свои камешки на гладких каменных плитах.

В недоумении пройдя за ним, я нашел храм пустым, а ворота открытыми настежь! Залы были пусты — похоже, храм давным-давно обокрали. Это было ОЧЕНЬ неожиданно. В недоумении я переходил из зала в зал, решительно ничего не понимая. Кроме того, чертовски хотелось жрать.

Я спустился из храма и осмотрелся по сторонам. У подножия Лаона было запрещено селиться кому-либо, поэтому местность была все такой же свободной от населения и богатой дарами земли.

Оглядевшись, я увидел невдалеке рощицу ореховых деревьев. Она сильно сократилась с тех пор как я увидел ее впервые — много стволов пошло на стройку храма и его отделку — но мне бы хватило и одного дерева.

Подойдя к роще, я начал искать орехи. Был не сезон, однако мне удалось отыскать много прошлогодних орехов, не тронутых белками и бурундуками. Наевшись их до омерзения, я прошелся вокруг горы, нашел источник у подножия и напился воды.

Снова сходив в храм, я нашел емкость из-под масла, и наполнил ее водой. На время ночи я отправился в храм — была ненулевая возможность нападения гиен ночью.

На рассвете, я уже подумывал самому отправиться в Митту пешком. Можно было набрать еще орехов в дорогу. Но вот достаточно легкой и удобной емкости для воды я не нашел, а это было критически важно. И что там вообще случилось? Очередная война? Или реально все вымерли от какой то заразы? А что тогда за мальчуган сидел в моем зале — причем, внутреннем зале, моих покоях? Пастушок? Охотник? Рептилоид?

Шарахаясь по пустому храму туда-сюда и предаваясь грустным размышлениям, я не сразу заметил пыльный след на горизонте. Кто-то ехал ко мне!

С надеждой и сомнениями смотрел я на приближающиеся повозки. Не будет ли у меня сейчас еще больших проблем? Нервы на пределе, стучит в висках, а горло предательски пересохло. Надеюсь, в случае чего, я смогу умереть достойно…

Вошедшие люди не были жрецами. Несомненно, это были воины, причем воины знатные. Бородатые, одетые в ст’олы из окрашенной (!) ткани с красной бахромой по краю, поверх которых одеты пояса с кинжалами, с рукоятками, богато украшенными витой медью. У одного звездообразный шрам на лбу — явно когда-то получил камнем из пращи. Держались они вежливо, но с достоинством, сильно отличным от жреческого подобострастия. Никто не пытался целовать мне руки или край одежды, они просто поздоровались поднятием руки ладонью верх.

Они попытались заговорить со мной, и очень скоро я понял, что за прошедшие 40 лет язык сильно изменился, я почти ничего не понимал кроме отдельных слов. Мне нужен был переводчик.

Похоже, пришельцы тоже это поняли. Вскоре привели очень пожилого человека. Он долго вглядывался в меня. Потом сказал что то чернобородому и опустился передо мною на колени.

Воины стали вести себя более почтительно. Одни негромко переговаривались, отойдя в сторону, другие прогуливались по храму, осматривая его.

Через пару часов в зал ввели молодого человека в жреческой одежде. Он был связан по рукам и ногам, так что не мог бежать, а только переставлял ноги мелкими шажками.

Доставленный молодой жрец знал эсперанто. Испуганный юноша стал переводить мне их слова и мои ответы им.

Пришедшие были не варварами и не завоевателями, как я сначала подумал. Это были… революционеры!

Уход в самоизоляцию на вершине Лаона оказался крупной, непростительной ошибкой. Жрецы, по сути, узурпировали власть, присвоили собственность храмов и исполняли только те мои распоряжения, которые были им выгодны, игнорируя все остальное. И ведь построили мне золотую клетку, а я, занятый научными вопросами, так долго этого не замечал!

Оказалось, что жрецы за это время правили бесконтрольно, от моего имени делали предсказания, собирали пожертвования, требовали с городов и поселений подарки. В городе Алитэ жрец моего храма однажды приказал всем местным женщинам явиться в самой лучшей одежде и принести подарки — с каждой по куску ткани. Потом их заперли в храме и потребовали отдать их одежды, а в принесенную ткань завернуться и идти по домам. Якобы одежда была нужна, чтобы одеть статуи в храме, но люди потом видели жен жрецов в этой одежде. В Керкироне воинов, прибывших на сборы их морионов для тренировок и строевой подготовки, отправляли вместо этого на охоту. Всю добычу, разумеется, забирали жрецы. В храмах торговали моими предсказаниями — за плату простакам сообщали, какой будет урожай, что посеять в этом году, удачна ли будет сделка, будут ли легкими роды — в общем, любую ерунду. Дошло до того, что стали использовать моих «двойников» — брали похожего на меня человека (конечно, из своей среды), возили его на белой арбе на обозрение народа, собирали подарки и подношения.

Зря, очень зря разрешил я жрецам давать предсказания, глядя на колеблющийся дым сгорающего орроа! Е было ни одной мелкой сошки в самом захудалом храме, чтобы не пользовалась этим, за мзду давая самые невероятные обещания милости Небесных богов!

По сути, вся страна была обложена военными и религиозными налогами, которые взимали со всех городов местные храмовники. Налоги, введенные для оплаты войны с оруталлами, так и не были отменены и в мирное время. Те, кто не могли внести налог, должны были отрабатывать на храмовых полях. Бывало что бедняков, задолжавших храму, обращали в рабов.

Особенно скандальным были продажи таких рабов чужестранцам — наша страна, когда-то покупавшая рабов, теперь стала их продавать. А доходы жрецы тратили на себя и своих родственников.

При этом жрецы не только не способствовали развитию письменности, а наоборот, запретили пользоваться эсперанто, как «священным языком посвященных в таинства». В итоге эсперанто почти вышел из употребления среди горожан, хотя пришлые торговцы еще пользовались им.

Восстания против жрецов подавлялись отрядами ахайров, превратившихся в личную стражу храмовников. Вместо разведки местности воины ахайры применялись как эскадроны смерти — убивали оппозиционных жрецам демархов* (демарх — глава аристократического рода — ПРИМ). Все эти столкновения и перешли вскоре в настоящую революцию.

Два года назад, на праздник Таурокам, когда устраивают бой быков, жрецы заявились в корраль и конфисковали быков фарраха адаже Керкирона — якобы в счет недоимки по Тауримпосто* (Тауримпосто — храмовый налог на телят. В храм отдавался каждый 16–й теленок — ПРИМ). Их отвели в храм и сразу забили на мясо, хотя это были призовые быки, фавориты предстоящего выступления. Это было прямое оскорбление не последнего в Керкироне человека. Тот не стерпел и организовал заговор.

План заключался в том, чтобы в назначенный день захватить Храмовый холм Керкирона и установить свою власть. После ожесточенного боя город оказался в руках восставших. Они уничтожили всех жрецов, и выбрали себе новые органы правления. Экронты, ассумы, суффекты — все они были избраны по жребию из вождей восставших. Ежегодно жребий метался вновь, чтобы власть не оставалась долго в одних руках.

Восстание скорее перекинулось на север — сначала в Адажион и Арсинойю, а затем и на другие города долины Станубиса. Вскоре жрецы бежали отовсюду, в том числе и с Лаона.

Насколько я понял, претензий у восставших ко мне лично не было. Они просили установить им законы и амнистировать их, оправдать перед Небесными богами за убийство жрецов.

Также оказалось, что прямо сейчас идет война. Выжившие жрецы бежали на север. Там они собрали богатства храмов и призвали в страну варваров — и оруталлов, и еще каких-то северян, подкупив их храмовыми богатствами. В качестве посланника богов они взяли самозванца, намазали ему морду известкой, имитируя мою мертвенно-бледную кожу, и показывают теперь народу, как посланца Небесных богов. Возят его на белой арбе, похожей на мою, поют гимны, воздают почести, и, как и со мной, не позволяют никому с ним общаться.

В итоге часть войска и варвары начали осаду Адажиона. Началась гражданская война, отряды жрецов и оруталлов вошли в Алитэ и Сураджу, Керкирон был взят и разграблен варварами, а значительная часть страны потеряна. Сейчас войска восставших готовятся к походу против варваров, готовясь выбить их из Сураджи.

Известия снова вызвали во мне волну самобичевания. Ведь я знал, что войну надо было довести до конца! Следовало завоевать долину Нуовы, и установить естественную границу с варварами по пустыне Ордос. Пока они живут, по сути, в нашей стране — они могут нападать на нас, когда захотят. Поэтому от беспокойного соседства надо избавляться. Страна оруталлов — Арталия — должна быть завоевана полностью, а земли заняты нашими переселенцами! Ну что же, надо сделать это сейчас.

Все что я сейчас мог сделать для восставших — это оказать им моральную поддержку. Я посетил Митту, проехав весь город в своей белой арбе, и все это среди дня. Несмотря на навесик из бамбука, моя кожа к концу дня горела — даже отраженный солнечный свет ее очень раздражал. Тем не менее, это был важный шаг. Теперь восставшие могли сказать всем, что я на их стороне! Будем надеяться, что все будет хорошо — ведь если на Лаон вернуться жрецы — мне точно кранты…

Тяжело проваливаясь в стасис, я, не переставая, корил себя за глупость. Ну, вот как бывает — живешь себе, живешь, никого не трогаешь, а потом — бац! — и вдруг текут реки крови. И все из-за того, что ты чего-то недосмотрел, буквально на пару миллиметров не дожал ситуацию. Лучше не видеть всего этого безумия, я устал и облажался, так пусть хоть что-то хорошее произойдет без меня. Возможно, так будет лучше.

Глава 22

Ход 22

Прошло 420 лет.

Мое воскрешение в этот раз было более традиционным. Меня встречала разношерстая компания встречающих, некоторые из них более-менее сносно объяснялись на эсперанто.

Итак, после 17-ти летней войны оруталлы были разбиты. Все население Арталии по моим заветам было обращено в рабство, но не распродано, а осталось на местах — это были «рабы племени» завоевателей. Примерно как илоты в Спарте. Республиканцы оказались безжалостнее адептов деспотии. Убара была разрушена полностью, ее жителей сделали рабами. Только «рестантов» — то есть не оруталлов, а потомков наших прежних жителей, не ставших когда-то переселяться на юг и попавших потом под власть оруталлов — оставили в немногочисленных поселениях по Нуове.

Отныне все изменилось. Жрецы теперь получали должности не по наследству, а избирались общим народным собранием жителей города. Я в основном утвердил те законы, которые восставшие постановили себе сами.

Свои земельные владения я конечно потерял. Храмовые земли — те, что еще оставались после исчезновения Станубиса — были поделены между победившими горожанами. Станубис не исчез полностью — его полноводный приток, Скиллон, продолжал течь в тех же берегах. Но воды было намного меньше, чем раньше, и, конечно же, теперь не было таких разливов. Земледелие на Силлоне сократилось до узенькой полоски вдоль берега. Разрушена и ирригационная система — она пришла в упадок еще после исчезновения Станубиса, а теперь еще и строить каналы стало некому — отдельные города не могли об этом договориться друг с другом. Более того, сама идея постройки больших водоводов вызывала резкую критику в народных собраниях — считалось, что это неминуемо приведет к восстановлению жреческого господства.

Новая ситуация потребовала нового протокола встречи. Появившийся стихийно государственный строй можно было бы с натяжкой назвать республикой. Теперь в разных городах власть теперь была устроена по-своему, и главы городов поэтому назывались по — разному — но в основном главными в городе были суффекты, ведавшие городскими стенами и иными постройками. Обычно они избирались или Народным собранием города или Советом, члены которого тоже избирались народным собранием. Много должностей замещалось по жребию — считалось, что это выбор богов.

С главами городов — по два от города — я встречался в первый день появления.

Главы городов (собирательно — магистраты) — сообщали о произошедших в их городе событиях. Также они обращались за оракулом по текучим вопросам — стоит ли принять или отменить тот или иной закон, заключить союз, начать новую постройку, и так далее. Они не всегда следовали моим указаниям, поскольку подчинялись они городу, а не мне, но вера в Небесных богов, как правило, заставляла их подчиняться оракулу. Суффекты очень ревностно следили, чтобы каждому из городов мною было уделено одинаковое внимание, так что для разговора со мной суффектам выделяли регламентное время — примитивные песочные часы отсчитывали время разговора с каждым из них.

Надо признать, что мое влияние сильно уменьшилось. Выбранные голосованием или по жребию жрецы совсем не спешили упасть мне в ноги — все они были потомками уважаемых людей из богатых, аристократических родов, и, что еще важнее — никто не связывал свое благополучие именно со жреческим статусом. Государственная служба была для республиканцев не источником доходов — часто, наоборот, они вынуждены были нести расходы из своих средств на различные общегородские нужды — а скорее вопросом престижа.

На второй день я выезжал в город и принимал участие в церемонии зажжения священного огня в храме Митты. Потом этот огонь развозили по остальным храмам страны. Также я мог осмотреть столицу и ее окрестности.

Третий и четвертый день я проводил в совещаниях со стратегами — магистратами, ведавшими военным делом и иностранными делами.

Четвертый день я встречался с будущими переселенцами — теми, кто собрался покинуть свою местность и переселиться в новые земли. Они всегда просили благословения и указания, куда им последовать и где поселиться. Очень мало кто решался покинуть свой город, не спросив у меня оракул.

Пятый день проходили судебные слушания по самым важным спорам. В основном это число политические споры о лидерстве в том или ином городе.

Шестой день — тоже судебные споры, но теперь гражданские. Это утомительное, но полезное действие позволяло наблюдать за реальной жизнью

Появилась новая прослойка населения — философы — ученые-универсалы, с радостью искавшие знаний и обучавшие за плату учеников. С ними я встречался на 7-й день пребывания.

Восьмой день — общение с ремесленниками, мне показывали новые товары и изделия.

Девятый день — купцы, торговля, внешний мир. Все торговцы в городах объединялись в компании — их называли «эстрато». Они избирали своих представителей и коллективно могли собирать немаленькие караваны, защищаемые наемниками, чаще всего из кочевников — тессагитов.

На следующий день мы занимались картой страны. Страна росла, и мы делали макет мира, который заменял мне карту. Макет выполнили в просторных залах Совета. Варваров туда не пускали ни под каким предлогом, так как план нашей земли был строго секретным.

Десятый — послы варваров и иноземцев, стекавшиеся при известии о моем появлении.

Остальные десять дней я мог посвятить наиболее важным вопросам по своему выбору. Обычно это было путешествие в какой-то город и его осмотр, смотр армии, осмотр рудников или арсеналов, мастерских и общественных строек.

Облик городов изменился. Появилось много общественных зданий — храмы, крытые рынки, караван-сараи, арсеналы, суды, здания для магистратов — они назывались Курраты.

С интересом наблюдал я за развитием этого нового мира. Республика пошла людям на пользу. Люди носили новые одежды — рубашки — «пастроны» — и верхние плащи — «ст’олы» из окрашенных тканей. Красную краску добывали из каких-то червяков, добываемых на юге, голубую — из растений с южных гор. С помощью соли и золы ткань сначала отбеливали, а потом красили. Зеленого цвета не было, но, думаю, пытливые умы местных ремесленников уже работали над этим.

Плащи украшали заколками и цепями из меди или бронзы. По краю часто пускали бахрому или кайму.

Женщины носили нечто вроде платьев — то’стин, и украшались заколками и лентами. Странная мода поразила их в ранней республике — они сплетали много кос, в которые вставляли медную или алюминиевую проволоку, и затем изгибали ее произвольно. В итоге у многих прическа напоминала голову Медузы Горгоны — косы изгибались на головах подобно змеям. Некоторые мужчины делали то же со своими бородами.

Обувь у всех была из кожи, благо ее было немало. В основном носили открытые сандалии, хотя жители гор Кермиры предпочитали закрытые мягкие сапоги из полос толстой кожи — в горах это было удобнее, камешки не залетали внутрь обуви.

И мужчины и женщины носили украшения. К традиционным изделиям из медной проволочки добавились более массивные чеканные и литые украшения из меди и латуни. По своей форме они часто имитировали проволочные изделия — на них наносились ряды параллельных бороздок, как будто они сделаны из проволоки, хотя на самом деле это единый кусок меди. Видимо под влиянием проволочных изделий сложился уже стандарт красоты и ремесленники работали по канону.

Общаясь с главами эстрат торговцев и осматривая новые товары, в этот раз, я увидел такое, что сердце екнуло в груди. Железо.

Они умеют добывать железо! В этом нет никакого сомнения — эти бруски металла с кусочками шлака внутри получены не из металлолома. Сами ремесленники называют его «нуворо» то есть новое железо, и стоит оно в два раза дешевле «саторо» — старого железа, выплавленного до Сдвига.

Однако более подробные вопросы привели меня к легкому разочарованию. Оказалось, железо привозят торговцы с северо — востока, пересекающие Ордос в районе оазиса Туррег. Они и привозят это железо.

Жаль, конечно, что металл плавят не у нас. Но все равно — замечательно, что хоть кто-то научился его выплавлять!

Я приказал допросить торговцев подробно, выведать все, что им известно о получении металла. Торговцев напоили лучшим пивом, и те рассказали все, что знали. Оказалось, что на севере его добывают, плавя в печах бурую болотную землю.

Я приказал незамедлительно исследовать ближайшие болота на предмет этой руды. Надеюсь, в следующую сессию мне покажут наше, благовыплавленное железо, из руд с болотистых берегов Реоны.

Ход 23

Прошло 440 лет.

Встав из капсулы, я первым делом поинтересовался, как дела в металлургии. Оказалось — никак. Руда на болотах не найдена. Ни один из суффектов не подтвердил, что им улыбнулась удача.

Я приказал продолжать искать. Также я поручил направить на север торговый караван, в которого ввести шпионов. Поручил узнать все как можно подробнее как и чем плавят железо, и лучше всего — найти и прислать образец руды. А самым классным было бы сманить мастера.

Увы.

Разведка с севера принесла разочаровывающие вести.

Северяне вновь планируют нашествие на нашу страну. Торговцы с их стороны выяснили, что у нас а) много плодородной земли б) много других богатств в) очень мало железного оружия. В итоге — союз из варваров, называющих себя гезиты, комниты, и еще ряд более мелких народов, чьи названия мне ни о чем не говорят — готовится к походу на нас.

Похоже, мы совершили ошибку, уничтожив Арталию. Страна оруталлов, хотя и доставляла нам проблемы, но при этом прикрывала нас от еще большей беды — нашествия варваров с северо-запада. Теперь этот щит упал, и мы остаемся с ними одни на один.

Ну что же, предупрежден, значит — вооружен.

Самое лучшее что можно сделать — поставить под контроль дорогу через пустыню Ордос. Ключевым пунктом тут служит оазис Туррег, лежащий в восьми днях пути от Нуовы — перевалочный пункт для всех караванов, пересекающих Ордос. Ближайшая вода находится или севернее, примерно в 4 дня пути от Туррега, или уже южнее, на Нуове. Если мы окружим оазис стеной и посадим там гарнизон, то сможем контролировать этот путь. Большая армия просто не перейдет пустыню, не имея возможности пополнить запасы воды в пути.

Также, пользуясь случаем, нужно изготовить как можно больше оружия из железа, которое удалось купить у северян. С этими предложениями — предсказаниями я и обратился к суффектам.

— Войскам потребовалось новое оружие. Поскольку мы закупили немало «нуворо», можно сделать новое оружие — мечи и железные топоры!

— Простите, Ваше святейшество — ответил один из суффектов, — но ни в одном из наших городов ремесленники не умеют ковать железо!

!!! @%*#$*!!!

— КАК НЕ УМЕЮТ!!???

Оказалось, что навыки работы с металлами в нас напрочь утрачены. Когда-то — сто или более лет назад, я велел перековать все железо в оружие и сложить в арсенале. После победы над оруталлами и гражданской войны им почти не пользовались. Железное оружие хранили в храмах для большой войны, а для «полицейских акций» пользовались в основном дубинками и деревянными копьями, сберегая железное оружие. В итоге люди, умевшие работать с металлом, просто вымерли за отсутствием спроса на их услуги.

И теперь нет не только кузнецов — ни найти даже кузнечных орудий. Ни одного молота или наковальни во всей стране! И я узнаю это именно сейчас, когда мы на пороге нашествия! И вот, теперь у нас есть железо, пусть и покупное, а сделать из него мы ничего не можем!

Ладно. Ладно. Ошибкой больше — ошибкой меньше, да кто их вообще считает, кроме меня самого? Просто надо срочно раздобыть ремесленников — кузнецов, срочно, за любые богатства!

— Направьте запросы по всем сторонам света, опрашивайте купцов, прибывших из дальних стран, путешественников, наших разведчиков, вернувшихся издалека — найдите мне кузнецов! В конце концов, начинайте обучение с нуля, невелика премудрость –колотить молотом по наковальне!

Мне обещали сделать все возможное, но при этом — ничего конкретно.

В этих хлопотах время сессии пролетело безвозвратно. Я оставил подробные инструкции насчет удержания оазиса и отправился в капсулу с тяжелым сердцем. Постоянно все идет не так! Что я увижу далее?

В этот раз мне пришлось принять сложное и опасное для меня решение.

Раз от раза я по частям изучал мануал своей капсулы. Точнее говоря, мануала как такового не было — имелось несколько десятков файлов на эсперанто, в которых многие специальные термины были мне непонятны, и перевод их взять было неоткуда.

Тем не менее, изучение двигалось вперед. Выяснилось, что у капсулы имеется режим омоложения — пока ты там «спишь», нанороботы в твоей крови активно омолаживают все клетки, так что за 20 часов стасиса можно омолодиться на 1 час. Так что если находиться в стасисе 20 лет, а потом год гулять, то не постареешь. Как я ранее выяснил, можно было также варьировать срок своего стасиса, в пределах от полутора до 60 лет.

Я давно думал о том, чтобы сократить периоды сна, так много дел, особенно во время войны. Надо реагировать оперативно, а это невозможно, если ты 20 лет находишься во сне.

Добравшись до капсулы, я первым делом перепрограммировал ее на 12 лет. Срок в 20 лет слишком большой, мне нужно держать палец на пульсе, а не валяться мумией, пока события проходят мимо. Было очень страшно вторгаться в такую чувствительную сферу своей собственной жизни — вдруг я что-то не учел и произойдет сбой — но я пересилил страх и сделал это.

Также я решил, что во время войны меня будут пробуждать, и я буду находиться в мире столько, сколько нужно, а потом уходить в стасис и добирать время регенерации там. Для этого я дал соответствующие инструкции жрецам — магистратам. Война — слишком серьезное дело, чтобы доверять ее военным.

Глава 23

Ход 24

Прошло 444 года

Подъем по тревоге я воспринял как данность. Обещали же войну — и вот она… Плохие предсказания, как всегда, сбываются!

Новости оказались ожидаемо хреновыми. Гигантская орда из нескольких народов, — племен гезитов, комитов, хальсвиндов, гастальдов, — шесть лет назад прошла через Ордос, пересекла горы Таррас, и вторглась в бывшую страну оруталлов, а вскоре двинулась далее на юг, подступая к нашим границам.

Удержать оазис Туррег тоже не удалось. Идея-то у меня была хорошая, но вот незадача, — никто не собирался сидеть в этой пустыне! Ведь воины заняты своими делами — сеют и пашут, охотятся и торгуют, и собрать их можно только на войну, и то только после общего собрания всей фары, или города, на короткое время — для одной или двух битв. Торчать в пустыне постоянно никто из них не собирается — ведь их семьи за это время перемрут с голоду!

Если бы у меня были средства содержать этих воинов — все было бы по-другому. Большая армия не может пересечь Ордос, минуя оазис Туррег — им просто не хватит воды. Можно было удерживать его очень долго сравнительно небольшими силами. Увы, мои возможности крайне невелики. Будь у меня прежние храмовые богатства — можно было бы, скажем, в период посевов держать отряды из наемников — ахайров, оплачиваемых храмом, а остальное время — служат воины от каждого города, сменяемые через какой-то период времени — 30–40 дней.

Но совсем плохими дела я бы не назвал. 17 городов — Митта, Адажион, Керкирон, Арсинойя, Сураджа, Архун, Алите, Корх-ин-хин и ряд более мелких — заключили Миттанский союз для войны с подступающими варварами. Каждый город должен теперь выставить оговоренное количество воинов. Делегации союзных городов встречались в Митте каждый год и составляли план компании до конца года.

Посланцы союзных городов ежегодно, весной приезжали в Митту для составления планов войны на год. Было много споров, иногда они длились все лето, и тогда активных действий не получалось. Северные города — Адажион, Керкирон — желали более активных действий для избавления от врага, а южные были за оборонительные действия с охраной речных переправ.

После ряда боестолкновений установился хрупкий мир. Пришельцы поселились на свободных землях к западу и югу от основных наших владений, основали даже города. В целом границы оказались перемешаны — где-то пришельцы бесцеремонно поселились посреди наших земель. Захватить наши города они оказались не в состоянии — даже невысокие стены из сырцового кирпича, обложенного камнем, останавливали их довольно надежно. Осады они держать не умели — слишком долгие военные действия не позволяла их примитивная логистика. Разграбив окрестности, они вскоре начинали голодать и в итоге уходили прочь.

Интересно, что в это время нападения варваров и общая напряженность привели к заметному росту городов. Теперь у людей появилось что терять, и они не хотели больше мигрировать, убегая от опасности. Лучшей защитой оказались стены и городское ополчение, способное на этих стенах стоять. Я кое-что знал о древней фортификации — в туристических поездках в Италии, Чехии и Германии я бывал в местных замках, и конечно же, неоднократно видел Кремль. Разумеется, эти знания были поверхностны, но кое-что было понятно и так. Стены должны быть и высоки и достаточно толстыми, чтобы их не развалили тараном. Низ стены нужен каменный или хотя бы глиняный, чтобы стену не сожгли. Верхнюю часть стены можно сделать и деревянной, но тоже обмазать глиной от пожара. Перед стеной нужен ров, лучше с водой, чтобы не было подкопа. Должны быть башни, выступающие из стены — они позволяют обстреливать нападающих сбоку. Соответствующие инструкции я давал еще в войну с оруталлами, и теперь я объяснял суффектам основы фортификации.

Варвары расселились сравнительно небольшими племенами, единой большой ордой они уже не выступали. Война превратилась в стычки и осады, грабительские рейды на чужую территорию.

Однако, вызвали меня не из-за войны. К нам прибыло посольство от одного из вождей гезитов.

Это был первый случай такого рода. После смерти одного из вождей возникла смута — часть племени отказалась признавать нового вождя и со своим претендентом откочевала в наши земли. Тут они попросили у нас военной помощи для свержения противника, обещая лояльность — войти в нашу конфедерацию на равных правах с остальными городами.

Вопрос был серьезный — встрять во внутренние дела гезитов, значит пойти на риск большой войны. Именно это мы обсуждали теперь, на моей 24-й сессии, в зале приемов храма Лаона.

Посольство варваров состояло из молодого, ему не было и 30-ти, вождя гезитов из города Хастер, его немолодого советника (тот приходился вождю дядей), и нескольких командиров из его отряда.

— Поможет ли участие Небесных богов вернуть мне мое наследие? — спросил вождь.

— Зачем тебе возвращаться туда, откуда ты изгнан? У нас много земли. Построй новый город и будь в нем вождем!

— Могила моего отца — у стен Хастера. Я не оставлю то, что мне дорого!

— Твой отец 20 лет назад покинул могилу своего отца и отправился в эти земли. Пусть это будет тебе примером.

Варвары переглянулись. Вариант их явно не устраивал. Конечно, быть главой племени почетнее и выгоднее, чем застраивать целину где-то на окраинах мира.

— Подумайте над этим предложением — я знаком дал понять, что встреча закончена.

— Дайте знать завтра, что вы решили.

На следующий день варвары согласились создать поселение у нас. Но следующий вопрос, который был мне заданы, поверг меня в ступор.

— Не может ли великий колдун продать нам немного железа?

Да как так то? Мы же еще недавно покупали железо у них? Почему они просят теперь его у нас?

— В этих краях нет руды. Ваши болота пусты. Мы не выплавили ни сакаля железа за последние три года!

Если подумать, ничего удивительного в этом нет, северные болота все таки сильно отличаются от южных. Мы уже в этом убедились. Но, что же делать с этим? Где брать этот чертов металл?

Ход 25.

Прошло 448 лет.

Тревожное «биип» говорило об одном из двух — либо началась война и меня срочно вызывают на военный совет, или это вновь сильнейшее землетрясение.

Оказалось, на этот раз это и то, и другое.

Гезиты-ренегаты оказались теми еще провокаторами. Они делали все, чтобы разжечь войну между нами и варварами, своими бывшими соплеменниками. Устраивали набеги, поджог полей, нападали на купцов. А поскольку они теперь были под моим покровительством, получилось, что на них нападают мои «подданные»! В итоге ненависть варваров к нам выросла до наивысшей точки, и кончилось все войною.

Вожди нескольких варварских племен объединились и начали выжидать удачное время для нападения. И вот однажды этот момент настал. Сильное землетрясение разрушило городские стены нескольких городов, и, прослышав об этом, варвары сразу же начали войну. Узнав от этом, суффект и авуры Митты немедленно подняли меня на Военный совет!

К счастью, в самой Митте землетрясение почти не ощущалось, и ее стена уцелела. Но к западу от Кермиры несколько городов оказались сильно разрушены. Варвары взяли и разгромили Сураджу, Хиссалион, и теперь угрожали Агаде.

На момент моего пробуждения 17 городов Миттании собрали свои отряды и стягивали их к столице.

Война обещала быть тяжелой. Противник собрал сильную армию, по слухам, около 12 тыс. голов. Они хорошо вооружены — металлического оружия у них намного больше нашего. Это опасный противник — они уже сражались с нашей армией и побеждали ее. Их тактика состоит в быстром сближении и переходе в рукопашную до того как наши лучники причинят им серьезный урон обстрелом.

Противопоставить их натиску нам нечего — железа у нас можно сказать нет, обученных мечников тоже. Логически рассуждая, надо не дать им атаковать быстро. Например, поставить армию за естественной преградой — река, болото, обрыв — или за преградой искусственной — стеной из повозок или рвом. Ну и отличный вариант — встать на холме.

Также нужно встречать вражеских мечников и топорщиков в рукопашном бою так, чтобы удерживать их на расстоянии, не позволяя эффективно пустить в ход свое оружие. Тут, конечно, подойдут длинные копья — хорошо ощетинившийся копьями строй нелегко пробить. Нам нужна фаланга.

Таким образом, первые 3 ряда воинов получили новое вооружение — большие щиты и копья. Щиты были не такие, как у щитоносцев, они были заметно меньше, так как обстрела из луков не ожидалось, но, при этом, намного прочнее, чтобы гезиты не могли разрубать их своими мечами и топорами. Крепились эти щиты на плечо, для более жесткого удержания.

Копейщикам дали самые прочные доспехи, какие мы могли сделать — два ряда пеньковой ткани, потом толстая воловья кожа, потом еще 2 слоя ткани. Впрочем, на доспех особой надежны не было — главным средством защиты все равно был щит.

Лучники должны были обстреливать гезитов, а при их приближении уходить за ряды копейщиков. Оттуда они должны были через головы копейщиков кидать дротики или камни. Такое взаимодействие требовало тренировки, что и было получено морионам. Для руководства армией был создан штаб из 12 опытных полководцев, которых я приказал называть «стратегами». Они сами решали, кто из них и когда командует, кто чем занимается в штабе, и, как правило, они сменялись каждые десять дней.

Вскоре нам пришло известие, что вражеская армия подошла к городу Агаде и начала его осаду. Наше войско — отряды Миттанского союза 17-ти городов — общей численностью 11 тыс. голов, отправилось к Агаде для снятия с него осады. Поскольку ситуация была крайне опасной, я присоединился к армии и был готов оставаться с ней в течении всего похода.

Узнав о нашем приближении, войско варваров сняло осаду и пошло к нам навстречу. Получив эти сведения, я сказал стратегам искать удобное место для битвы. Если варвары пошли на нас, значит, они будут атаковать. Значит, можно выбрать хорошую оборонительную позицию и реализовать свой план боя.

Не всем понравилась эта идея.

— Почему мы должны обороняться? — возмутился стратег Крамнис, молодой, крепкий скир. — Наши воины горят желанием сразиться с врагами, а вставая в оборону, мы даем понять им, что сами боимся варваров!

— На то воля Небесных богов, — нагло заявил ему я, и тот вынужден был заткнуться. Воля богов — неотразимый аргумент!

Нами было найдено два не очень высоких холма с плоскими вершинами, на которых мы смогли разместить нашу армию. То, что холмов было два, очень беспокоило меня, ведь получалось, что нас можно было разбить по частям. Варвары могли сначала штурмовать один холм, а потом другой.

Еще одной проблемой позиции было отсутствие воды. На вершине холмов ее не было, ближайший ручей протекал в сотне метров.

Подумав, я приказал выкопать колодец в лощинке между холмов. Копать на самом холме было бы конечно безопаснее, но вряд ли мы достигли бы воды на вершине холма. Мы, конечно, набрали воды во все емкости, какие могли найти. Но даже при этом запаса хватило бы, в лучшем случае на 3–4 дня. Если варвары после неудачной атаки решат нас осадить на холме, мы окажемся в сложном положении.

С самой пологой стороны холма мы устроили импровизированную баррикаду из повозок и кольев. Я предложил стратегам вырыть еще и ров вокруг холма, но они сообщили мен, что свободные горожане не будут делать эту рабскую работу.

Отряды варваров появились в середине дня. Жаркое солнце палило вовсю, так что облака пыли под ногами гезитов поднимались высоко и позволяли видеть их издали. Облака эти становились все гуще — огромная армия варваров растянулась на марше.

Варвары приблизились достаточно для перестрелки из луков. Эти бритоголовые брутальные мужики в кожаной броне, большинство с мечами и дротиками, толпой шли в нашу сторону, издали красноречиво показывая, что именно они сделают с нами. Наши воины не менее ехидно отвечали им, но у многих в глазах я видел ужас.

— Боги предсказывают нам победу! Держитесь твердо! — прокричал я, подбадривая людей.

После короткого обмена бросками дротиков гезиты сразу же пошли в атаку. Не дожидаясь подхода остальных сил, их передовые отряды с криками ринулись на холмы. Такое поведение, конечно, было обусловлено их опытом войны против адаже — медлить означало терпеть обстрел из луков, не имея возможности толком ответить, а быстрая атака обычно вела к успеху — в рукопашной лучники не сильны. Наши воины, конечно, встречали их дротиками и боевыми жезлами, и иногда их получалось остановить, а иногда — нет.

В этот раз варварам пришлось особенно тяжело. Лучники осыпали их стрелами, пока те с трудом поднимались наверх по склону. Наверху их встречали копейщики, которые попросту сталкивали их вниз ударами копий. Все это на дикой жаре, когда пот заливает глаза, а страшную жажду не утолить жалкими глотками теплой воды из вонючих мехов. После нескольких разрозненных атак варвары, наконец, отступили.

Враг стал лагерем совсем рядом. Их костры освещали фигуры в кожаных плащах и панцирях, готовивших какую-то снедь. В вечернем воздухе было так пронзительно тихо, что гортанная речь варваров свободно доносилась до нас.

Помня про ночную атаку в своей предыдущей битве, я указал вести самую строгую стражу. Также были посланы разведчики вниз по склону — тайно наблюдать за врагом и собрать потраченные стрелы.

Наутро варвары выстроились по отрядам и начали что-то орать. Между отрядами сновали фигуры вождей — похоже, у них шел военный совет. Вскоре после рассвета они двинулись вокруг холмов, обходя нас с двух сторон.

Один из крупных отрядов врага, подойдя к подножию холма, встал, выстроившись сравнительно ровными рядами. В молчании, гезиты достали широкие железные тесаки с устрашающими, загнутыми вперед, как у серпа, лезвиями, и демонстративно начали их точить. С диким скрежетом они проводили лезвия по краям щитов, окантованных железом. Причем сначала они точили свои тесаки медленно и одновременно, отчего леденящий кровь лязг железа сливался воедино, а потом бросились вразнобой натачивать быстро, почти рубящим движением, так что мечи начали звенеть и высекать искры.

Это представление заставляло кровь стынуть в жилах. Несомненно, такая психическая атака очень действовала на решимость наших воинов. Надо немедленно что-то сделать!

— Что вы стоите? — заорал я на стратегов. — Валите их из луков!

Град стрел с холма здорово испортил врагу его перформанс. Им теперь пришлось думать о том, как укрыться от обстрела, а не об устрашении наших воинов.

Затем лучники переключились на варваров, обходивших нас с флангов. Это настолько их разъярило, что, не закончив еще маневра, разношерстые отряды с трех сторон бросились на нас в атаку. Потрясая дротиками, молодые воины варваров подбегали к холму и с диким воем пытались добросить дротики до наших рядов, что иногда у них получалось.

Наши лучники успешно обстреливали врага, то один, то другой падал, хватаясь за черенок стрелы, торчащей из тела. Но варваров это не останавливало. С криками, подражающими волчьему вою, они бросались вперед густыми толпами, торопливо взбираясь по склонам. Сцепившись с копейщиками, они пытались хватать копья руками и выдергивать их, рубили щиты своими мечами. Кое — где им удалось смешать ряды копейщиков, и началась резня кинжалами и ножами.

Я очень скоро понял, что пассивной обороной нам не устоять. Лучники не могли стрелять — враг был слишком близко — а камни и дротики у них кончились. Что же делать?

— Тарик! Тарик! Я подозвал одноглазого командира мориона лучников Митты.

— Соберите людей и расцепите повозки. Выйдите на склон и ударьте по варварам сзади!

Он недоверчиво посмотрел на меня из-под шапки курчавых волос

— Но нам не справиться с ними!

— Они устали. Ударите дружно, и они побегут.

Тарик посмотрел на меня долгим мрачным взглядом. Потом пошел собирать людей.

Вооружившись дубинками и ножами, лучники сгрудились у повозок. Они не стали расцеплять повозки, а просто перелезли через них. С бешеными криками и свистом лучники Мориомитты врезались в правый фланг гезитов. Они напрыгивали на них сзади и вонзали в горло костяные кинжалы, били дубинками и пращами с завернутыми в них камнями, а то и просто сталкивали с обрыва.

Удар оказался неожиданным и успешным. Варвары бежали с холмов. Тарик, стратег лучников Митты, не вернулся из этого боя.

Но дело было не кончено. Враг собирался в повторную атаку. Заметив, где мы берем воду, они бросились в балку между холмами, пытаясь овладеть нашим колодцем.

Это было ошибкой. Их стали осыпать стрелами с обоих холмов. Затем кто-то из стратегов приказал скатить на врага арбы, стоявшие на вершине холма. Этого удара гезиты не выдержали и побежали.

Варвары, сломленные морально, разбегались по степи, пытаясь укрыться в рощице эвкалиптов у ручья, а наши войска с победными криками носились за ними и резали как овец. Отвратительные сцены сбора трофеев возникали тут и там — каждый хотел заполучить себе уши врага. А поскольку отрезать их было, как правило, нечем, их попросту откусывали.

Только тут я почувствовал, как гулко стучит мое сердце и как мне хочется пить. Напряжение битвы медленно отпускало меня, дрожь в коленях прекращалась. Меня охватила дикая усталость, как будто сам размахивал секирой, а не наблюдал битву с высоты своей колесницы.

Тяжелый бой закончился к полудню, но преследование врага продолжалось до ночи. Чтобы отбившиеся воины смогли найти наш лагерь, стратеги приказали развести на вершине одного из холмов большой костер. На его свет со всей степи всю ночь собирались воины, таща с собой мечи и щиты гезитов — драгоценнейшие из трофеев.

Наутро примерный подсчет дал около 600 погибших с нашей стороны и около 3000 варваров. Был захвачен и их лагерь — сотни повозок с волами, с семьями варваров и всяким скарбом. Было захвачено и около 600 пленных — оглушенные дубинками варвары приходили в себя уже связанные и, частенько, без ушей.

Душераздирающие сцены разыгрывались между победителями и побежденными. У меня на глазах наш воин из мориона копейщиков Корхинхина хотел откусить ухо у пленного гезита. Тот протянул ему железный скребок — бритву, которая была у всех воинов гезитов, чтобы тот отрезал ему ухо бритвой, а не мучил зубами. Множество семей варваров было убито самими гезитами, чтобы они не попали в рабство. Все трупы немедленно раздевали, ведь одежда была редкой ценностью, и нагие тела валялись по всему склону холма и в степи.

С интересом осматривал я мечи гезитов, тяжелые лезвия в полтора локтя длиной, с загнутым вперед острием. Провел ногтем по зазубренному лезвию — да, качество металла не на высоте. Несмотря на это, рубили они зачётно — у нас было множество раненных с отсеченными конечностям. Всего было взято около 2000 железных мечей — и это только то, что удалось собрать в общий трофей, без учета всего, что воины утаили. Две тысячи мечей — это на две тысячи больше, чем было у нашей армии до этого. Практически мы можем теперь сформировать пять морионов мечников — конечно, после обучения.

Обратили на себя внимание и крепкие, окованные железом щиты варваров. Из-за этой окантовки их щит, хоть и состоял из отдельных дощечек, был прочнее нашего, склеенного из нескольких слоев бамбуковой щепы. Конечно, щиты гезитов были тяжелее наших, но, благодаря кожаной петле, надеваемой на шею, вес щита не обременял владельца.

Также у каждого варвара была с собой бритва и металлическое шило. Иронично, что «варвары», то есть — «бородатые», гезиты не носили бород, а только усы, а вот наша армия была поголовно бородатой. Среди воинов — гезитов было модно бриться — для этого ведь нужна дорогая железная бритва. Эти остро отточенные пластинки металла выступали в роли местного «ролекса», причем обладание им было буквально прописано на лице владельца.

Всю ночь я пытался подумать дальнейшую стратегию, слушая раздававшиеся по всему лагерю стоны раненных. Участь их была незавидна — лазарета не было, помощь им оказывали только собратья по оружию, отвлекшиеся от грабежа побежденных. Надо срочно что-то решать с военной медицинской помощью, да и вообще с медициной.

Где-то за холмами, видимо, был лагерь варваров. Оттуда всю ночь доносились крики и женский плачь. Я хотел было пойти разобраться, что там происходит, а потом плюнул и не пошел. Ну его нафиг, других дел хватает.

Наутро мы собрались выступать. На коротком военном совете часть стратегов предлагала закончить поход и распустить армию. Но большинство — и я поддержал это решение — хотели нанести гезитам «ответный визит» и если не захватить их города, то хотя бы пограбить местность.

Сборы заключались во многом в том чтобы набрать воды для перехода — хотя мы не передвигались днем после полудня, вставая на отдых, все равно зной заставлял поминутно пить воду, опустошая бамбуковые фляги. Пленных подвели к нашему колодцу напиться перед переходом и наполнить фляги. Внезапно те начали разглядывать кучи земли, наваленные после рытья колодца, и о чем-то переговариваться. Я спросил ближайшего стратега, что там происходит.

Вернувшись, тот не скрывал волнения.

— Гезиты говорят, что из этой земли можно плавить железо!

Я подошел к колодцу, у которого уже собралась толпа. И пленные гезиты, и наши воины вперемешку копались в кучах земли, выискивая какие-то бурые комки. Один из пожилых гезитов, видимо в мирной жизни он был кузнецом, отбирал пригодные комья, а непригодные отбрасывал в сторону.

— Вот из этого — наконец сказал он, указывая на кучку буро-рыжих комьев, сложенных на чей-то плащ — можно выплавить четыре или даже пять акетт!* железа

Шесть килограмм железа… Я смотрел на эти бурые комки, выглядевшие как окаменевшая ржавчина. Похоже, это действительно то, за чем мы так долго гонялись. И это лежало у нас прямо под ногами!

Железоносных болот у нас нет, в горах каменной руды тоже найти не удалось, но есть железоносные пески. Это более трудный источник железа — чтобы его добыть, надо перерыть уйму песка, просевая его и собирая ржаво-бурые окатыши — но это намного, намного больше, чем ничего!

— Заберите это с собой. Положите в мою арбу. И этого — я указал на гезита-кузнеца — я тоже забираю себе.

Добравшись на следующий день до осажденного ранее города Агаде, я первым делом приказал горожанам воздать почести воинам, развести по домам раненных и оказать им помощь, и построить доменную печь как подскажет пленный. Гезиту — его звали Уравал — было сказано выплавить металл и научить плавке 10 горожан Агаде. Городскому совету я отдал всех пленных гезитов и приказал немедленно начинать добычу руды на месте боя, а также разведку в других местах.

Отправляясь в стасис, я пытался проанализировать произошедшее в этой «большой» сессии. Конечно, я был неосторожен. Личное участие в походе, а тем более — в битве, очень опасно. Наши воины могли просто побежать, поддавшись панике, и на этом моя культурно-просветительская миссия закончилась бы самым жалким образом. Но и очень поучительно. Тут лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать — очень многое происходит совсем не так, как себе представляешь. Из этого боя я вынес мысль о необходимости обустройства полевых лагерей — во избежание внезапного нападения, и защиты лагеря из повозок, частоколов, опирающейся на естественные препятствия и особенности рельеф. Такой подход позволит даже небольшой армии успешно обороняться от неприятеля, не отличающегося особой дисциплиной и организованностью.

Ну и конечно, показательна ситуация с железной рудой. Сбылась моя вековая мечта — наконец-то мы получим железо, основу ремесел и военного дела. Конечно, мы уже выплавляли сурьмянистую бронзу, но ее было крайне мало, к тому же ее все больше использовали как украшения и средство обмена.

Наконец — то мы с железом. Наконец то.

*Акетта — мера веса, 1,33 кг — прим.

Глава 24

Ход 26.

Прошло 460 лет

В этот раз я очнулся в спокойной атмосфере — никаких «БИИП» — и это радовало больше всего. Я надеюсь, что в эту сессию вплотную займусь наукой, особенно — формированием письменности и свода законов.

Но реальность оказалась иной. Совещание с суффектами городов показало необходимость срочно решать политические вопросы.

Победа при Агаде произвела большое впечатление на бывших союзников гезитов — племена комитов и гастальдов. Вскоре после этого в Митте стали появляться их варварские морды. Они просили установить мир и союз, и сразу же — дать защиту от прежних союзников. Поскольку мое мнение было известно магистратам — все, что ослабляет врага, помогает нам — Совет Митты дал согласие на союз. В результате 6-ти летних боевых действий гезиты были вынуждены согласиться на условия победителей. Хальсвинды остались верны союзу с гезитами. После их капитуляции они не подчинились нам и ушли в предгорья Акатамы — западных гор, откуда берет исток Реона.

По результату на города варваров была наложена контрибуция в размере 2400 талентов* железа, то есть около восьми с половиной тонн. Для выплаты им пришлось сдать почти все свое оружие, что было дополнительным бонусом.

Думаю, победа была достигнута не только оружием. Притяжение наших земель оказалось существенным — более высокая культура нашей страны давала о себе знать. Отдельные города варваров стали заключать с нашими городами мир — им стало неинтересно грабить, плодородная земля давала достаточно для комфортной мирной жизни, и отряды стало собирать все труднее.

Совещание по поводу нового мироустройства заняло почти все мое время этой сессии. Ежедневно и еженощно в Зале приемов мы обсуждали создание новой конфедерации городов, в которой адаже, исавары, гезиты, комиты, хальсвинды и иные народы, населявшие к тому времени Митаннию, и ощущавшие себя в первую очередь гражданами своего города — миттианцами, керкиронцами, кохинхинцами — могли бы жить в относительном мире и благополучии.

Всего в союз вступали 26 городов. Столицей союза стала снова Митта. В ней хранилась союзная казна, и проходили собрания союза. Каждый год в Митту прибывали делегации от каждого города. Количество делегатов зависело от суммы, которую вносил город в общую казну и от количества войск, которые он выставлял. Каждые 60 талентов ежегодного взноса и каждые 2 мориона воинов давали 1 голос.

Совет городов решал все вопросы союза и избирал стратегов. Иных управляющих органов у союза не было.

Большие споры вызвал вопрос о том, давать ли представительство в Совете побежденным гезитам. В общем-то, все были против. Демархи, да и простой народ тоже, не желали, чтобы варвары стали в нашей политической системе на один уровень с урожденными гражданами Союза. Только я и буквально еще несколько человек считали, что им нужно дать равные права, если они готовы нести равные обязанности.

Меня впечатлили и военные, и экономические возможности гезитов. Эти их воины, точившие мечи прямо перед битвой — это было нечто. Назывались они, кстати, «сайоны», прекрасно владели мечами и составляли личный отряд одного из вождей. Мне очень хотелось заполучить этих мечников в свою гвардию.

Способности гезитов к металлообработке тоже оказались совсем не лишними, несмотря даже на то, что мы сами уже освоили выплавку железа. Металла в этом мире много не бывает!

В итоге решили, что до выплаты контрибуции гезиты не будут представлены в Совете. Также должны умереть все, кто участвовал в войне против нас (умереть, конечно же, от старости, своею смертью). Только после выполнения этих условий варвары становились полноценными членами Союза. До этого они присылали на Совет городов только наблюдателей.

Споры между городами разбирал я, а в мое отсутствие — совет геронтов из 52 человек — по 2 от каждого из 26 городов. При этом в случае спора его разбирали только 48 геронтов — представители спорящих городов голосовать не могли, они выступали в поддержку своих городов. Каждый город присылал мне 10 претендентов, из которых я и отбирал 2-х геронтов этого города. Если кто-то из них в мое отсутствие умирал, его место замещали по жребию из остальных претендентов.

* * *

В этот выход я успел ознакомиться с железоделательным производством, появившимся, в том числе, и в Митте. Я всегда самонадеянно считал, что если у нас будет руда, то выплавить железо — пара пустяков. Сделал мини — домну метра 3–4 высотой, навалил древесного угля, руды, поджег, продул мехами — и на выходе получил жидкое раскаленное железо. Так вот, ничего подобного.

Уголь должен быть только дубовый или буковый. Мы раньше использовали уголь из бамбука или эвкалипта, а он не годится.

Руду перед работой надо прокалить, иначе она будет слишком бедной и не даст металла.

И температура плавки — должна быть постоянной, не низкой, и не слишком высокой. Бешено орудуя мехами, мы создавали слишком большой жар — так можно получить либо чугун, либо окислы железа. Ни то, ни другое нам не нужно, а для ковки непригодно.

И еще в плавку нужно добавлять особые добавки — флюсы. Это — вообще тайна за семью печатями. К одним видам руды надо добавить известь, к другим — какие-то бурые камни, а иногда в тигель клали смолистые ветви.… Лишь многочисленные пробные плавки позволяли нащупать верное сочетание этих компонентов.

Только практическое знание технологии, вплоть до стороны света расположения поддувала в печке — позволяет получить результат. Поверхностные теоретические знания ничем не помогут. Поэтому мои объяснения как сделать железо — не дали эффекта. Только знания гезита Уравала, добытые изначально где-то на севере, среди болотных руд и бескрайних лесов, дававших пищу для бесконечных экспериментов, позволили нам полноценно войти в Железный век.

Отправляя капсулы на Землю, астронавты капитана Алехадо наивно полагали, что сохранение носителей древнего знания цивилизованных людей приведет к взрывному восстановлению технологий на новой Земле. Увы. Я умею пользоваться смартфоном, но выплавить железо не могу. В общих чертах вроде бы все понятно — уголь, печь, руда — но когда доходит до дела, оказывается что есть какие-то тонкости, которые мои далекие предки знали, а я — нет. И вот эти-то тонкости, древние ноу-хау, не дают достичь результата. В итоге металлургия оказалась открыта не мною — продуктом 21-го века, а какими-то дикарями на севере, бесконечно много раз пытавшимися выплавить металл и однажды, СЛУЧАЙНО, у них получилось. Похоже, что я не смогу способствовать прогрессу технологий так, как от меня ожидают эти ребята в космосе.

И в социальной жизни от меня тоже мало толку. Эти люди, окружающие меня — себе на уме. Они не спешат верить мне на слово во всем что я говорю им, они, прежде всего пользуются своим здравым смыслом. Предложи я им, скажем, снова, освободить рабов — результат будет нехороший ни для меня, ни для владельцев рабов, ни для самих рабов.

Ход 27

Прошло 472 года

Я встал из стасиса без сигнала тревоги. Но, стоило мне бросить взгляд на встречающих, как меня охватило чувство произошедшей беды. Их было в два раза меньше чем обычно.

Тяжелейшие бои вспыхнули вновь. Сразу 11 городов захотели отпасть от союза и получить независимость. Сразу 11! Началось все с того, что они перестали вносить свои взносы в казну союза. Когда их делегации соответственно ограничили в правах, они отозвали их и свои войска с пограничных аванпостов. Поначалу этим все и ограничилось, воевать из-за этого никто не собирался. Но затем вышел пограничный спор между Миттой и Кохинхином, который должна была решать герусия, а стали решать мечи.

Я с грустью понял, что этот исход был неизбежен, и причины создал я сам.

Пока была внешняя угроза, города объединялись против нее. Сейчас же, не имея на горизонте серьезных врагов, местные элиты задумались — нужен ли им этот обременительный и в финансовом и в военном плане союз. Они не захотели посылать войска на границы и не хотели платить за их охрану. Свои стены они считали достаточной защитой.

К этому добавились и политические разногласия. В одних городах верховодили аристократы, в других — ремесленники, в-третьих — торговцы, а где-то — племенные вожди. И все недолюбливали другие партии, а значит и города, в которых те доминировали.

И что с этим делать? Войска Союза осадили Корхинхин — и были вынуждены снять осаду через полгода. Крепкие, качественные стены, построенные по моим советам во время нашествия варваров, очень помогшие делу Союза при осаде Агаде, отныне играли против нас — если город решил отпасть от Союза, теперь с сепаратистами так просто не сладить! Даже долгая осада не давала результата — ведь в каждом городе было обширное хранилище зерна, построенное, опять же, по моим указаниям…

Удивительно, но варвары гезиты оказались лояльны Союзу. Они с энтузиазмом начали грабить земли сепаратистов, попутно выпрашивая прощение долга по контрибуции, каковое вскоре и получили.

Я не имел возможности снова задержаться надолго, как при Варварской войне. План компании был разработан в моем присутствии, а вот претворять его пришлось уже стратегам самостоятельно.

Уходя в стасис, я очень надеялся, что следующая сессия обойдется без происшествий.

Ход 28

Прошло 484 года.

Ни разу без происшествий!

Выйдя сегодня из храма после встречи с суффектами и посмотрев на запад, я увидел огромные черные тучи, поднимавшиеся к небу. Закатное небо с этими тучами было особенно красивым. Ночью эти тучи подсвечивались зловещим красным отблеском.

Несомненно, это было извержение вулкана. Одна из гор Кемиры оказалась с сюрпризом! Похоже, и вся эта гряда была вулканического происхождения, причем недавнего. К счастью, вулкан никого не уничтожил — на его склонах не было ни городов, ни поселений, только пастбища.

Через день черными хлопьями выпал вулканический пепел. Для меня было открытием, что пепел вулкана — отличное удобрение. Крестьяне собирали его и приносили на поля, высыпая в междурядья. Ну, нет худа без добра.

Раньше крестьяне и не думали об удобрении. Был ил из Станубиса, да и поля были не истощенные. Теперь их приходилось удобрять, доступная для полива целина закончилась. Земли, конечно, было еще много, но вот той земли, которую было несложно поливать — уже свободной не было. Впрочем, светлой памяти богиня Инесса неплохо им в свое время вставила мозги — адаже знали и про удобрение навозом, и про зеленые удобрения, и даже про кислотность почвы.

Надеюсь, это извержение не принесет нам больших проблем. А в остальном, дела шли неплохо.

Сепаратистские тенденции удалось победить.

К каждому городу врага был подобран отдельный план. Прежде всего, была поставлена стража на порогах Реоны и переправах через Скиллон и Нуову. После этого торговые и ремесленные эстраты Корхинхина, Агаде и еще ряда городов вдруг обнаружили, что торговли больше нет — они не могут вывезти свои товары на привычные рынки и сами не могут ничего закупить. В итоге кое-где в результате переворотов сменились правящие партии, и начались переговоры о новом вступлении в союз. Виновным городам срыли укрепления, что должно послужить уроком для остальных.

Город Сураджа, упорствовавший в своем самомнении, был осажден союзной армией. Осада длилась 6 лет, причем местность вокруг города регулярно выжигалась гезитами. В итоге горожане просто сдались и впустили наш гарнизон, только чтобы в город не вошли варвары-гезиты.

Прошедшие бои выявили преобладающую роль копейщиков с тяжелым вооружением. Побеждали ребята в железных шлемах, с мечами и большими копьями. Они могли под градом стрел приблизиться вплотную к лучникам, прикрываясь огромными плетеными щитами и почти не понеся при этом потерь, а потом, бросив эти щиты на землю, вырезать всех подчистую. Мечники теперь становились главной силой на поле боя. У гезитов это были воины, называемые «сайоны», и они стали желанными наемниками в наших отрядах.

Город Керкирон был взят путем подкопа под стенами города. Стены рухнули, и войска смогли штурмовать город сквозь проломы в стенах.

Мятежники заперлись в цитадели, окружавшей храмовый комплекс, получивший название Священный город. Стены цитадели были крепки, но осажденные не учли обилие железных орудий у армии Союза. Осаждающие, пользуясь тем, что кривые улочки города подходили вплотную к стенам цитадели, (а кое-где даже дома были пристроены прямо к ее стене) скрытно подошли к стене, установили большие щиты для защиты от камней, и начали попросту разбирать стену железными ломами и кирками.

Камень скреплялся известковым раствором, не особенно крепким, и это стало фатальным для защитников сиренто Керкирона. Штурмующие просто вытаскивали камни из стены один за другим, расшатывая кладку, втыкая в щели железные ломики, работая мотыгами и кувалдами, и вскоре сделали несколько отверстий в стенах. Видя это, осажденные пали духом и сдались. Наиболее непримиримые покончили с собой, бросившись со стены.

По взятии Керкирона я решил оставить там постоянный гарнизон Союза, прямо внутри города. Он разместился в цитадели, чьи стены были вновь укреплены. Так мы могли контролировать город постоянно, воспретив в нем враждебную Союзу деятельность.

Город Хиссалион осаждался армией гезитов и был взят штурмом. Они подготовили множество лестниц, и в день штурма массово атаковали одну из стен. Когда почти все защитники были заняты отражением штурма, отряд отборных мечников гезитов, тех самых «сайонов», скрытно подошел к противоположной стене и смог залезть на нее. Ворвавшись в город, гезиты устроили натуральный разгром, уведя большую часть его жителей к себе в Хастер.

Осада города Арсинойи продолжалась 2 года. Сделать подкоп под стенами, как в Керкироне, не удалось из-за того, что местность возле Арсинойи была топкая и болотистая. Когда-то город стоял на острове посреди озера, которое с уходом Станубиса обмелело и стало болотом.

Прежде всего, город был окружен стеной, чтобы осажденные не могли нападать из города на осаждающих. Затем была построена внешняя стена, чтобы исключить нападения сторонников независимости извне. Топкая нездоровая местность вскоре привела к болезням в осаждающей армии, но осада снята не была.

Исход осады решили действия промиттанской партии внутри города. Группа аристократов — сторонников Союза смогла вступить в тайные переговоры со стратегами нашей армии, и впустила их в город, открыв ночью ворота. Вступление наших войск в город, конечно же, сопровождалось избиением сторонников сепаратистов. Заговорщики заранее пометили дома, где жили сторонники союза специальными знаками, и эти дома воины не тронули, а вот остальные разгромили и разграбили.

Погибло довольно много как простых граждан, так и демархов и муниципалов. Часть населения, как водится, была продана в рабство.

Теперь, на Совете Союза нам предстояло решить, что делать с мятежниками.

По этому поводу было много дискуссий и диаметрально противоположных мнений — от идеи «просто забыть произошедшее и оставить все по-прежнему» до предложений уничтожить восставшие города, а жителей сделать рабами. В конце концов победил умеренный подход.

В целях сохранения лояльности города было решено осуществить переселение половины арсинойцев в другие города Союза, а Арсинойю, в свою очередь, населить жителями из этих городов. Первое время обстановка оставалась напряженной — арсинойцы и переселенцы сильно недолюбливали друг друга, что служило предметом постоянных столкновений. Со временем, однако, стороны смирились с судьбой, и Арсинойя уже не помышляла о выходе из Союза.

Аналогичные меры были предприняты и в других мятежных городах — переселяли из них часть жителей. Обычно — более обеспеченных, а в городе поселяли людей из лояльных Союзу городов.

Мне это решение в целом понравилось. Такие меры должны создать «единую ткань» зарождающейся страны. Переселенцы, по сути, станут взаимными заложниками — все знают, что если обидеть их в родном городе, то твои родственники, живущие в других городах, могут пострадать. Наверное, при этом произойдет и смешение языков, а значит, начнет формироваться единый этнос.

Другим делом, занимавшим меня в этой сессии, было изучение отчетов разведчиков, как раз вернувшихся из удачных экспедиций.

И в этот раз доклад разведчиков был особенно информативен. Вернулась большая экспедиция с юга, прошедшая по реке Ара до самого океана. Река Ара оказалась очень полноводной, довольно быстрой и порожистой (первопроходцы насчитали 19 порогов на своем пути). Берега ее, в основном поросшие джунглями, (хотя на протяжении около 30 фарсангов в нижнем течении идет каменистая пустыня) были довольно пустынны. Труднее всего отряду было вернуться назад — пришлось иди пешком вдоль берега. В двух местах река разливается широкими озерами со множеством поросших лесом островов.

Океан у устья Ары тоже изобилует островами и бухтами, и населен смуглокожими людьми, промышляющими рыболовством и сбором моллюсков. От них было получено примерное описание побережья.

Аборигены имели железное оружие для охоты на китов. Оказалось, что железо они выменивают у торговцев, которые приплывают на больших кораблях с запада и возвращаются туда же. У них много и других интересных вещей — тонкие ткани и красивые украшения.

Разведчики привезли образцы местных растений, животных и товаров. Тут были зверьки с полосатыми хвостами — некое подобие лемуров, но не лемуры — сахарный тростник, огурцы и…бананы. Хотя этот небольшой высохший, с семенами плод трудно было идентифицировать визуально, я сразу узнал характерный запах. Это был банан, причем банан дикий — маленький, скрюченный и с кругленькими семечками внутри. Вполне вероятно, что культурного банана нигде не осталось — он весь был генномодифицированным гибридом, не способным размножаться самостоятельно.

* * *

Полученная информация меня крайне заинтересовала. Надо послать туда отряд поселенцев и построить в устье Ары наш аванпост. Вероятно, мы сможем торговать в прибрежной зоне и вступать в контакт с другими выжившими группами людей, возможно даже, более развитыми, чем мы.

Идея обсуждалась неоднократно как Советом городов так и на других уровнях — народными собраниями Митты, Адажиона, Корхинхина, собранием стратегов объединенной армии, эстратами торговцев многих городов, но нужной поддержки не получила. Никому не хотелось ехать полгода через джунгли 19 раз перетаскивая лодки через пороги, чтобы в итоге не получить ни плодородной земли ни безопасности, ни внятных торговых перспектив.

С безопасностью, кстати, в джунглях было довольно-таки плохо — разведчики неоднократно вступали в схватки с местными племенами. Те сражались как железным оружием, так и здоровенными дубинами с шипами из блестящего камня, раны от которых были смертельны — сначала наступала слабость, а потом воин умирал с кошмарной улыбкой на лице.

Конечно, я мог бы дать оракул о безусловном успехе предстоящего переселения. Но если дела пойдут не блестяще — а шансы на это велики — это может сильно подорвать мой авторитет. Так что пришлось отложить эту затею на некоторое время. Сначала мы решили отправить торгово — исследовательский караван для строительства фактории в устье Ары и налаживания торговых связей. Поскольку было не вполне понятно, какие товары потребны на Юге, решено было дать всего понемногу. Что касательно местных товаров — больше всего интересовали красители и жемчуг, а также акульи зубы и китовый ус.

Уходя в стасис, я размышлял о перспективах нашей торговли и своей роли в этом, несомненно, прибыльном мероприятии. Торговля на юге даст прекрасный доход — это очевидно. Но вот как это организовать, чтобы все получилось — вот в чем вопрос! Нужно очень серьезно продумать, как организацию, так и, особенно — контроль, а то деньги утекут в чужие карманы!

*Тален — мера веса, около 32 кг — прим.

Глава 25

Ход 29

Прошло 496 лет.

Караван вернулся через год с интересными известиями. Они встретили торговцев из страны Шан, называвших себя «ляо». Они приплыли в устье Ары на крепко сбитых морских кораблях длиной в 80 — 100 антубар* Оказалось, они уже давно плавают по Южному морю, торгуя вдоль побережья как с местными аборигенами, так и с какой то «страной Ма» на востоке. У них было бронзовое оружие, посуда, неизвестные у нас ткани, а самое главное — бессмертный правитель!

То, что я однажды встречусь с «коллегами по опасному ремеслу», было очевидно. И это отличная, черт побери, новость, malbenita bona! Наконец-то я буду не одинок! Наверняка этот бессмертный умнее и опытнее меня, вон даже корабли строят, по океану плавают! А если он еще и из моего собственного мира….

* * *

И вот, в зале приемов меня ожидают представители иной цивилизации!

Я внимательно смотрел на входящих.

Явно восточного вида люди в пурпурно-фиолетовых халатах вошли с церемонными поклонами.

Одеты, в общем-то, со вкусом, без пудовых цепаков и блях на шеях, как любят варвары. Довольно скромная, хорошо сидящая одежда… вот только этот пурпурно — фиолетовый цвет… страшно подумать, сколько стоит такая краска! Её добывают из морских ракушек, ныряя на большую глубину, и выжимая из каждого моллюска буквально миллиграммы красителя! И скромные желтенькие повязки на лбу, явно указывают на какой-то высокий ранг их носителей.

Все они немолоды, но и не старики. Не носят оружия — это чисто гражданские чиновники, признак развитой административной системы, более прогрессивной, чем у нас. И, что самое интересное, умеют говорить на нашем языке, — выучили у наших разведчиков и купцов за 4 года. Сами. Завидный самоконтроль и прилежание.

Я знаком предложил им сесть. Один из послов поблагодарил меня поклоном, но делегация осталась стоять. Понимают субординацию.

— Приветствую тебя К’хонст, бессметный Правитель великой страны Ми-ит-а.

Я вежливо кивнул.

— Наша бессмертная правительница Пад’адма’далл желает тебе мира и процветания и шлет тебе подарки нашей великой страны Шан

Пад-адма-далл? Пад-адма-далл… Падме Амидала?

Падме, мать ее, Амидала!!!

Отчего же тогда Шан, а не какой-нибудь Татуин?

Справившись с приступом смеха, я обратился к посланцам, смотревшим на меня круглыми глазами, стараясь быть как можно вежливее и осторожнее. А то, вон как их скособочило…

— Я с радостью и почтением приветствую посланцев Великой богини, хм, Амидалла. Где находится ваша… богиня? Она сейчас присутствует с вами или… путешествует среди звезд?

Посланники посмотрели на меня странно.

— Богиня всегда с нами. Она показывается людям, когда в этом есть необходимость. Она спускается из своего замка на зов народа, или когда хочет отдать приказание.

Это интересно!

— Она появляется в неравные промежутки времени?

Посланники не сразу меня поняли. После нескольких уточнений они пояснили, что правительница приходит к ним, когда считает нужным. Она живет в цитадели посреди своей столицы.

— Можем ли мы выслать ответное посольство? Я бы хотел прислать ей дары от нашей страны, и послание от меня.

Ляо переглянулись.

— Мы полномочны вести любые переговоры. Если надо мы доставим подарки и послания. Если ваши мудрецы умеют писать на древнем языке, то мы перевезем все через моря и доставим в точности и аккуратно, несмотря на все опасности, подстерегающие в дороге. Вашим людям нет нужды рисковать на этом долгом и неведомом им пути.

Ну что же, они, в общем-то, правы. Мы с трудом добрались до океана, и то, сплавляясь вниз по реке, а плыть по морю — это вообще не про нас, ни одного морского судна мы еще не построили и вряд ли в ближайшее время сумеем построить. Однако, они могли бы прихватить моих людей с собой, в качестве ответного визита!

В итоге я ограничился личным посланием на эсперанто.

'Уважаемая синджора, я очень рад, что наконец-то, могу связаться с человеком из своего времени. С тех пор как я случайно стал исполнителем миссии, к которой не был готов, я мечтал встретить своих коллег, более компетентных в деле развития одичавшего человечества. Я в прошлом — юрист из России, и могу быть вам полезен в формировании законодательства вашей страны. Сам я нуждаюсь в любого рода знаниях, особенно в области точных наук и географии.

Мои люди имеют знания письменности, выплавки железа, гончарного дела, арифметики в рамках 4-х действий, Теоремы Пифагора, также они научились строить достаточно крепкие каменные здания в этой изобилующей землетрясениями местности. Мы готовы немедленно предоставить вам все копии наших научных трудов и географические карты.

С готовностью к любым формам сотрудничества

Константин.'

От посланников я узнал, что эсперанто в Шан мало известно, но переводчики уже есть, и донести смысл послания для них не проблема.

Довольно быстро мы договорились по вопросу обмена торговыми миссиями и доступа торговцев ляо в Митту и другие города Союза. Между странами, по сути, прямой водный путь, ведь по морю, потом по реке Ара корабли могли приплывать вплоть до самых наших южных границ.

Торговые отношения в эту сессию вообще оказались в центре внимания. Идея наладить торговые связи с цивилизованной державой просто напрашивалась — и я, и торговцы Митты с удовольствием наладили бы с ними взаимовыгодные связи. Не успели раскланяться посланники из Шан, как появились торговцы с запада, прошедшие через горы и пустыни. По их словам путь, занял 5 месяцев. Они пришли с караваном двугорбых верблюдов, привезя множество диковинных товаров и еще больше слухов. Они охотно закупали наши товары, особенно — окрашенные ткани и изделия из металла, а также предметы роскоши, сливовое вино и сухофрукты.

Увы, про бессмертных правителей от них новостей не было. Похоже, к северу и западу от Миттании формируются огромные варварские королевства, и, вероятно, однажды мне придется с ними схлестнуться.

Остаток времени мне пришлось разбирать судебные тяжбы городов Миттанского союза. Оказалось, что за истекшие 12 лет прошло уже 2 Союзнические войны между городами Миттании! Сначала случилось так, что одного из уважаемых граждан Арсинойи убили в Митте. Само по себе это не было поводом к конфликту, но когда власти Митты отказались допустить муниципалов Арсинойи к расследованию, это вызвало скандал. Суффекты Арсинойи выразили недоверие к расследованию, проведенному миттанцами. Затем в Арсинойе толпа устроила погром, убив два десятка миттанцев — в основном — купцов, и разграбила их имущество. Конечно, это привело к войне. Другие города поначалу не вмешивались в этот внутренний конфликт двух членов Союза, но затем миттанцы подкупили гезитов Хастера и, заполучив их сайонов, устроили славное опустошение пригородов Арсинойи. В итоге конфликт затих, но его судебные последствия пришлось разгребать мне на Совете Союза.

Не меньше проблем возникло и после того, как оказалось, что подкуп вождей гезитов миттанцы произвели на деньги, составлявшие общую казну Союза. Именно оттуда были взяты 400 талентов на подкуп и еще 380 — на дальнейшую поддержку и финансирование наемников. Тут уже возмутились крупнейшие города Союза, и во главе с Керкироном устроили осаду Митты.

Разбор дела оказался пакостно-неприятным. Конечно, миттанцы были неправы в обоих случая. Но они — основа Союза, и сильно их наказывать было нецелесообразно. В итоге мы ограничились наложением штрафа в 100 талентов серебра, хотя Керкирон и многие другие города требовали лишить миттанцев статуса главного города Союза.

Погружаясь в стасис, я думал о том, как далеки живущие тут люди от понимания, какую роль должен играть лидер и как себя нужно вести, возглавляя объединение трех десятков городов. Народное собрание Митты совершенно спокойно проголосовало за использование союзных средств для нападения на члена Союза, и после этого и суффекты, и все магистраты это решение исполнили! Маразма ситуации добавило и то, что недавние сепаратисты теперь вынуждены были выступить блюстителями ценностей Союза — неприкосновенности союзной казны. Надо во избежание таких ситуаций перенести ее на Лаон. Заодно усилим охрану моего храма. Происшествия такого рода теперь особенно нежелательны ввиду новой внешнеполитической ситуации — у нас появились цивилизованные соседи. Что они о нас подумают?

Ход 30

Прошло 508 лет

Мой выход совпал в этот раз с большим праздником, посвященным Богине милосердия. В этот день в Митте девицы на выданье выкупают из храма ягнят, предназначенных в жертву, и выпускают их в отару, из которой их забрали. Они наблюдают, найдет ли ягненок свою мать — это предвещает удачное замужество. Вечером устраивается большой пир, весь город садиться за столы на главной площади перед храмом, девушки в венках поют песни, юноши соревнуются в ловкости, и все это длится всю ночь. Суффекты Митты пригласили меня присутствовать, и заодно — обсудить текущие дела.

Со времен жреческой узурпации я старался активнее общаться с самыми широкими кругами горожан. Это позволяло видеть картину с разных сторон и гарантировало от повторения случившегося. К тому же мне все равно нужно было быть в Митте на обычном проезде по улицам в процессии поклонения Небесным богам.

Приехав ночью, пока воздух еще прохладен, я остановился отдохнуть в храме. Несмотря на периодические землетрясения, миттанцы построили основательный каменный храм, скорее прочный, чем изящный, с мощными колоннами и красивым антаблементом, высотою более 40 локтей. Удивительной особенностью храма был небольшой ветерок, который всегда струился между колоннами, освежая даже в самую сильную жару.

Слуги доставили мне легкий завтрак, состоявший из какой-то мелкой жареной птицы, лепешек из сого, спаржи, огурцов, спрыснутых уксусом, и фруктов с дальнего Юга. Впервые я увидел тут уксус — его начали делать недавно. Завтрак прошел под бодрое блеяние ягнят, закрытых в загончике перед храмом.

Суффект Митты и несколько чиновников, услышав о моем приезде, прибыли еще затемно.

— Приветствую правителей столицы! У вас новый храм, как я вижу — милостиво обратился я к ним. — И город очень изменился!

Миттанцы были польщены.

— Когда только мы начали строить храм, стало понятно, что узкие улочки, ведущие к нему, в такие дни как сегодня будут забиты народом, и будет давка и всеобщее недовольство. Пришлось пробивать два проспекта, от храма до самых ворот — пояснил одни из экронтов.

Да, в городе теперь широкие улицы. Мой торжественный проезд будет более пышным и…безопасным. Правда, внутри кварталов все также узко, криво и тесно, но я туда и не стремлюсь.

Церемония началась на рассвете. Народ стал собираться на площади еще затемно, чтобы занять лучшие места. У многих с собой были пальмовые ветви — они служили и веером, и зонтом от солнца, и флажком для приветствия процессии.

Мне выделили кресло под тенью храма, на возвышении, откуда было все прекрасно видно. Рядом стояли суффекты, комментируя происходящее.

Колонна девушек с нарядных то´стинах, с венками на головах, распевавших песни в честь богини Алуэн, вышла на площадь из главной улицы города. Возглавляли колонну несколько юношей, одетых в козлиные шкуры, несших что то вроде штандартов — они раздвигали собой толпу. Несколько юношей играли на свирелях из тростинка, другие ритмично били в бубны и кимвалы.

Девушки подошли к загону и стали брать на руки ягнят, юноши им помогали, вылавливая самых шустрых. Собравшиеся продолжали что-то петь, размахивая пальмовыми ветвями.

Я с интересом смотрел на присутствовавших. Мода в очередной раз изменилась. Теперь железо сильно подешевело, и соответственно, стали доступны бритвы. Мужчины сразу же стали бриться — это был показатель статуса и богатства, ведь железная бритва еще недавно была дикой роскошью. И если еще несколько лет назад все ходили заросшие бородами, сплетали их в мелкие косички и вставляли в них проволочки, придавая бородам причудливые формы, то теперь все стали брить и лица и голову. Одно время сбривали даже брови, отчего все выглядели невероятно глупо, но вскоре эта мода прошла — ведь когда пот заливает глаза, это неприятно.

К счастью, женщин это не коснулось — они, как прежде, носили длинные волосы, прикрывая их краем плаща. Мода на прически со множеством косичек прошла, теперь в тренде осветлять волосы на солнце и завивать их. Одежда стала более сложной — у плащей стала появляться кайма, сто’лы у многих окаймлялись по низу цветной бахромой.

Почти все носили одежду, либо окрашенную, либо отбеленную. Кроме темно-красного красителя, известного уже давно, появился синий и зеленый. Синий, как мне сказали, делали из растения под названием «вайда», зеленый — из ягод можжевельника. Разные оттенки этих цветов заполнили площадь. Не у всех одежда была окрашена хорошо — дорогие ткани имели равномерный и насыщенный цвет, дешевые — пятнистый пастельный оттенок.

Древние украшения из проволочек совершенно исчезли — видно, мода на них наконец-то прошла. Теперь носят ожерелья и браслеты из золота или серебра, хотя, у кого-то, говорят, украшения из посеребренного олова или позолоченной меди. Появились драгоценные камни; у многих женщин были серьги и заколки для волос с опалами или аметистами — их начали привозить с юга.

На одежде горожан я увидел застежки новой формы, выполненной из кермирской бронзы. Медные руды с какой то примесью нашли в Кермире несколько лет назад и начали плавить как украшения, так и новую для этого мира вещь — деньги в виде небольших слитков меди или серебра, снабженных печатью.

Набрав себе ягнят (причем не обошлось без споров — когда один ягненок понравился двум разным девушкам) процессия в сопровождении жрецов — муниципалов отправилась за город выпускать их. Мы же начали праздник — на площади убрали загон, стали заносить столы и лавки,

Впервые я увидел здесь на столе кролика. Их нашествие несколько лет назад застало поселян врасплох — раньше кроликов в наших краях не было и в помине. Они сильно расплодились последнее время и серьезно повреждают посевы. Первое время охотиться на них не умели — попасть стрелой в кролика непросто. Но теперь для охоты на них поселяне применяют конопляные сетки. Несколько селений сразу выходят в поля, вооруженные сетями и трещотками. Растягиваясь в цепь и загоняя кроликов в определенное место, где заранее ставят сеть, они на какое-то время полностью зачищают свои поля. Окончив охоту, сеть обычно сразу же продают соседнему селению, которое через несколько дней также проводит загон и продает сеть дальше. За год сеть меняет десятки владельцев, возвращаясь по кругу к прежним хозяевам, и так пока не истреплется полностью. Запеченные с травами и свиным жиром грызуны во множестве были поданы к столу.

Новым блюдом оказалась и спаржа. Она растет в диком виде в предгорьях Кемиры. Раньше ее не собирали — не знали, что она съедобна. Но теперь, после знакомства с горцами, у нас появился новый овощ. С юга привезли огурцы — они были мелкие и часто горчили, поэтому их ели с уксусом и солью.

В Реоне ловили много рыбы, и все ее разновидности были на столе. Меня всегда восхищало, как изумительно местные умудряются приготовить рыбу, всего лишь запекая ее в глине. В этот раз блюда из рыбы были очень разнообразны — чувствовалось, что народ стал более зажиточным.

В этот раз впервые я попробовал местное вино из сливы и шелковицы. Очень достойный напиток, намного приятнее сладковатого, слабенького, лишенного хмеля местного пива.

Рядом с моим столом сидели суффекты, жрецы — атуры, экронты, ассумы, фаррахи, и стратеги мирранских морионов. Были и просто богатые торговцы и плантаторы. Многие составили себе состояния на выращивании быков и овец. Дело в том, что размеры наделов под поля были ограничены, а вот пастбища можно было использовать всем в любых размерах.

Многие разбогатели на выращивании технических культур — вайды и орроа. Вайда — это растение, из которого получают синюю краску, а орроа — тот самый кустарник, из сока которого получают благовонную смолу. Все это производят на экспорт, вывозя благовония и краситель за границы страны. Последнее время начали вывозить и окрашенные ткани, как шерстяные, так и конопляные.

Среди пирующих были и граждане других городов — союзников Митты, которые находились тут на положении заложников, обеспечивая лояльность союзников. Внешне, конечно, все было благопристойно — никого в кандалах не держали, называли «гостями», но отлучаться за пределы Митты им было нельзя.

Интересно, что суффекты других городов, находящиеся сейчас в Митте — они приехали на совет Союза — на празднике не присутствовали, это было не по правилам.

Пили все сливовое вино, сильно разбавленное водой, и пиво с добавлением меда и трав — его называли хозой. Как я заметил, чем дольше длился пир, тем меньше в чашах оказывалось воды и больше — вина.

Разговор от охоты на кроликов переместился на торговлю тканями — окрашенные в Митте ткани были ходовым товаром — к добыче золота в притоках Реоны, потом о выпасах быков на равнинах за Реоной, о настольной игре «чакмат», привезенной из-за моря (тут мне стало неловко — мог бы и сам их научить шахматам), о предстоящем торговом походе на юг с грузом миттанских товаров в страну Шан.

Торговля с Шан уже стала мейнстримом в финансово-экономической жизни Миттании. Огромные прибыли от продажи тканей и украшений, драгоценных камней и изделий из ценных пород дерева, металлов и благовоний уравновешивались серьезными рисками на таком долгом пути, проходящем к тому же по диким местам.

Тут я сразу же понял необходимость объединения в компании. Чтобы уменьшить риски, нам надо собрать группу судовладельцев из 40–50 судов, а лучше — больше. Собирать караваны из 10–15 барж, на каждое судно грузить товар 3–4 купцов. Так если баржа потонет, разбившись на порогах Ары, или ее захватят местные речные бандиты, убытки будут невелики. А другие баржи, благополучно добравшиеся до устья Ары, где их ждут купцы Шан, их возместят.

Договорившись о своем участии в походе, я заодно расспросил, какие товары пользуются спросом. Производство железа дало сильнейший толчок ремеслам и торговле. Все больше топоров, стамесок, лопат, плугов, кирок, мотыг появлялось на рынке, облегчая и сельское хозяйство, и обработку дерева, и многое другое.

Я еще в прошлую сессию решил поучаствовать в общем веселье и открыть небольшую мастерскую по изготовлению металлоизделий. Тут мы использовали примитивное разделение труда и простейшую механизацию в виде огромного колеса, в котором пара волов постоянно ходила и вращала вал, от которого приводился в движение кузнечный молот. Мне не сразу удалось донести до исполнителей мою мысль, да и потом когда все было построено, частенько механизм ломался из-за несовершенства конструкции. Тем не менее, продукция стала поступать, а с нею — и доходы.

Первым делом мы стали делать гвозди, наконечники стрел и полуфабрикат — железные полосы. Эти полосы потом продавали другим кузнецам, и они уже из них делали разнообразные изделия.

Отойдя на какое то время от своего стола, я переговорил с караванщиками из племени тессагитов о доставке товаров, и стал уже возвращаться назад, когда встретил Зои.

* антубра — мера длины, примерно 36 см.

Глава 26

Молодая женщина в то´стине бледно-салатового цвета, с тонкой красной каймой, и небольшой золотой заколкой в виде бабочки на плече, с улыбкой шагнула ко мне от храмовой колонны.

— Простите, господин, что осмелилась отвлечь вас от дел. Но вы так редко появляетесь в Митте! Я видела вас в прошлый раз, будучи еще девочкой. Возможно, в другой раз меня уже здесь не будет, когда вы явитесь вновь. Такие мысли заставляю т быть настойчивой!

Я посмотрел на нее. Чуть выше среднего роста, с тонкими чертами лица и решительным взглядом, она явно мне кого- то напоминала.

— Я Зои, из дема Семмуридов. Алуэн, Богиня милосердия, была моим дальним предком.

Ну конечно. Дем Семмуридов — по-сути, царский род племени адаже, ведущий род от вождя Семмурга. У того было немало детей, и не все они были от Алуэн, но эта дама — явно ее потомок, сходство несомненное.

— Вы похожи на нее — я ответил совершенно искренне, но осторожно. Чего она хочет от меня? Похоже, она почувствовала этот немой вопрос.

— Я решилась подойти к вам за милостью. Вы видели ее, вы общались с нею. Какая она была? Я чувствую, что связана с нею, не только кровными узами, но и одной судьбой. Если вы расскажете о ней, я многое… пойму о себе. Вы что-нибудь помните о ней?

Помню ли я. Да еще как помню. Хотел бы забыть, но вот помню же!

— Она была красивой?

— Да. Очень.

Конечно, Зои, она была красивой. Красивой и чертовски несчастной. Она ведь знала другую жизнь, не только пыль степей и кибитки кочевников. Она родилась в другом, счастливом мире, в котором, конечно, были свои неприятности, но как они были мелки в сравнении с тем, что ждало ее впереди!

— А правда что она спасла вас когда то? Когда бог Семмун хотел убить вас, она умолила его гнев?

— Да. Правда.

Я не видел смысла скрывать это.

Она скинула плащ с головы на плечи. У нее оказались красиво вьющиеся рыже — каштановые волосы — видимо гены рыжего Семмуна дали о себе знать — украшенные серебряными заколками в виде птиц, и лентами.

— Первый раз я видела тебя еще девчонкой в прошлый твой приход. Ты приехал с Лаона и разговаривал с послами Шан в курии Митты. Ты казался таким…далеким! Не ожидала увидеть тебя снова!

Да, за 12 истекших лет многое изменилось. Мы торгуем с Шан, это очень выгодно, и теперь я общаюсь с торговцами куда ближе чем раньше. Деньги нужны даже полубогам и пророкам.

— Дем Семмуридов устроил алланоццо на берегу Реоны. Не хочешь ли посмотреть его со мною?

Расспросив ее, что такое алланоццо, я понял, что это театральное представление. Оказалось, тут давно уже есть подобие театра, с выступающими в нем актерами и актрисами, с хором и музыкальным сопровождением. Точнее, их даже два — амфитеатр у реки и циркус за городом, где проводят праздник Таурокам.

А ведь я, занятый бесчисленными делами, так многое пропускаю! Впрочем, в прошлой жизни было то же самое, наверное, от себя не уйдешь. Когда работа на первом месте, прочая жизнь неминуемо страдает, отходя на задний план.

Предстояло пойти через весь город, так что мне придется взять охрану. 12 ахайров с мечами и секирами сопровождали меня повсюду — это кроме охранников от городов, защищавших Лаон. Зои предложила проехать в ее повозке — ее возница, по крайней мере, знал дорогу, да и устраивать толчею на не самых широких улицах Митты не было необходимости.

Ее повозка оказалась изящнее и удобнее моей — у нее были колеса со спицами, а не сплошные как у меня, над головой был полог из крашеной темно-синей ткани, а сиденья снабжались амортизаторами из овечьей шерсти.

Две коровы, запряженные в повозку, были украшены цветами, а на концах рогов были закреплены золотые колпачки. Довольно безвкусно, на мой взгляд, но эти люди только учатся. Возница-раб тряхнул поводьями, и мы неторопливо тронулись по улице, перегораживая ее почти полностью. Со встречным транспортом разбирались рабы-факелоносцы, шедшие впереди.

Мы ехали примерно полчаса, ахайры следовали за нами в 2 ряда.

Зои оказалась веселой и остроумной девушкой. В ее ответах на мои вопросы чувствовались и знания, и такт.

— Вы давно переселились в Митту?

— Мы покинули Адажион последними из Великих Демов. Мы чувствовали ответственность за этот город. Ведь это наши предки основали его. Когда-то наш дем был самым могущественным в Адажионе. Теперь он самый могущественный в Митте. Не было еще года, чтобы никого из Дема Симмуридов не избрали на высшие магистратские посты!

— У вас много полей?

— Главное — у нас много скота. Ни один дем не может владеть больше чем шестью тысячами арур пахотного поля — таков закон еще с первых дней Республики.

— Почему?

Она хмыкнула, презрительно приподняв бровь.

— Говорят нельзя позволять владеть такими богатствами, или великие демы станут равны царям, даже без царской тиары. К тому же земли может не хватить воинам.

— Довольно глупо!

— Ничего. У нас большие стада. Амафет недавно начал выращивать рабов на продажу.

— Выращивать?

— Покупает подростков. Обучает чему-то полезному — нет, не сам, конечно же, обучают другие рабы, имеющие ремесло. Потом продает. Очень хорошо продаются повара, кучеры, распорядители торжеств, управляющие домом. Иногда обученный раб стоит в пятьдесят раз больше, чем за него отдали подростком. Главное — не жалеть бамбука.

Да, — подумал я, — Амафет, похоже, не из тех, кто жалеет бамбука для нужного дела…

— А не пробовали вы торговать по реке, или мастерские?

— Очень хлопотно и то и другое. Баржи уходят далеко, никак не проверишь, что там происходит. Капитан может рассказать тебе, что потратил кучу денег на перевалку через пороги, а потом окажется, что корабль везли наши собственные рабы. Или скажет, что груз подмок, и пришлось продать дешево. Или еще что-то — мало ли что случится в далеком пути без надзора хозяина! А мастерские у нас были — в Адажионе была гончарная мастерская. Очень ненадежно. То горшки полопаются в печи, то телега опрокинется. В Митте мы не стали делать ничего подобного.

Сейчас гораздо интереснее давать деньги в рост. Можно завладеть всем имуществом заемщика, главное — дружить с судьями и городской стражей, чтобы никто не убежал.

* * *

Театр располагался на пологом склоне, образованном берегом реки. Тут выдолбили ниши и ступени, образовав подобие амфитеатра. Над задними рядами был даже натянут полог на столбах, для защиты от солнца. Впрочем, большинство представлений проходило ночью, при свете огромных масляных ламп.

В самом низу размещался хор и музыканты с флейтами, лирами и еще какими то инструментами — не оркестр, но тем не менее.

Закатное солнце освещало амфитеатр, откуда открывался вид и на сцену, и на реку. Нагретые камни амфитеатра хранили тепло солнца. Мы уселись не в самом амфитеатре, как все, а в ложе под балдахином в центре.

Сначала зазвучала музыка — трубы и флейты — и на сцену вышел рассказчик. Он с пафосом и завываниями говорил что-то про историю дема Симмунов, патетически возносил руки, показывал всем на сидящего неподалеку от нас главу дема — немолодого бритоголового крепыша по имени Амафет. После такого анонса начались короткие представления, сменяя одно другое. Сначала шли сценки про Алуэн и Семмуна — Семмун побеждает врагов, а Алуэн где хитростью, где мольбой, уговаривает не убивать то пленных, то семьи врагов. Была сцена, где участвовал актер, игравший меня, про то как я остался жив и был признан пророком небесных богов… Причем сцена была такая, что было понятно что выжил я лишь милостью Семмуна и заступничеством Алуэн. Главная роль всегда была у актера Семмуна. Главную роль в представлении играл хор — именно он рассказывал основную нить событий, а актеры только иллюстрировали рассказ своими жестами и нарядами, лишь иногда отпуская реплики.

Потом пошли небольшие пьесы в основном комического содержания — про приключения каких то поселян или горожан, — то ловкий торговец обманывает всех на рынке, так потешно что все хохочут; то перипетии влюбленных парочек, то мошенничества отставного ахайра, то проделки возниц, в общем — обычные «народные» комедии. Многие, как я понял, помнили пьески наизусть. Надо же, а я и не знал, что в Митте есть театр.

Наконец представление закончилось. Последние пьесы играли при свете огромных масляных светильников. В проходы внесли факелы, и зрители расходились, предшествующие факелоносцами-рабами.

Зои обернулась ко мне.

— Сейчас все поедут на пир в нашу виллу. Не желаешь присоединиться?

Да. Наверное, да. Почему бы и нет? В конце концов, могу я наконец оторваться от этих бесконечных дел, а то пашу тут как раб на галерах, света белого не вижу.

Отправив десятника ахайров в Совет стратегов с донесением о том, где я буду находиться, я отправился за Зои.

Вилла Симмуридов находилась за городскими стенами Митты, недалеко от берега реки. Я спросил Зои, почему их дворец находится не в городе.

— Наш дем долго не хотел переезжать из Адажиона — ведь там была древняя столица адаже. Мы приехали в Митту последними, все участки за городскими стенами уже были разобраны. А нам нужен был большой и хороший участок для красивой виллы.

— Не страшно жить незащищенными стенами города?

— Ну, сейчас в наших местах безопасно, да и стена у нас есть — своя.

Действительно, вилла была окружена кирпичной стеной в 8 локтей высотой. Приземистое здание из светло-бежевого камня утопало в зелени садов. Из его окон наверняка открывался прекрасный вид на Реону. Место действительно отличное.

Мы въехали внутрь через крепкие двустворчатые ворота. Пара стражников у ворот, похожих друг на друга как братья-близнецы, с окладистыми черными бородами, помогла двуколке протиснуться через неширокий проем стены.

— Отчего ваши стражники носят бороды? Ведь сейчас это не принято?

— Традиция. Мы были великим демом задолго до новой моды брить все, что можно, и что нельзя — хихикнула Зои.

Мы вошли внутрь дома. В нем было заметно прохладнее, чем на улице. Я очень давно не бывал в жилищах горожан, и не мог не заметить разительных перемен в интерьерах жилища.

Полы теперь были не глинобитные, а каменные, причем в главных помещениях они были покрыты мозайкой из мелких речных камешков и осколков ракушек. В приемном зале на полу была мозаика, изображающая бой быков во время праздника Таурокам, в других помещениях — батальные сцены и сцены охоты.

У стен отделанных деревянными панелями и камнем стояли бронзовые светильники в человеческий рост, освещавшие все помещение.

Глава дема — Амафет, жгучий красавец с совершенно черными волосами и бородой, еще совсем нестарый, приветствовал меня у порога пиршественной залы.

— Не могу передать — говорил он, кланяясь и прижимая руку к сердцу — всего восторга от непередаваемого счастья видеть ваше ослепительное присутствие в скромном жилище Симмуридов! Поверьте, у вас нет более преданных слуг, чем наш дем!

— Спасибо, я тоже рад познакомиться. Вы устроили прекрасное аллонаццо! Я и не знал… впрочем, неважно. Куда проходить?

Мы вместе прошли в залу.

Поскольку собравшиеся были очень многочисленны, пир проходил во внутреннем дворике дома — или, скорее, дворца Симмуридов, накрытом сверху матерчатым пологом, днем, видимо, защищавшим от солнца.

Освещали зал бронзовые светильники в человеческий рост, видимо — очень тяжелые.

Огромный стол овальной формы состоял как бы из двух «подков», внутри которых сновали слуги, наполняя столы. Стол был сделан из толстенных, отлично подогнанных досок, с красивым древесным рисунком. Зои сказала мне, что эти столы из горной кемирской туи и цена такого дерева неимоверно велика.

— Мы сидим за стадом в тысячу быков — сказала в шутку. Она была очень оживленной, много болтала с гостями на необременительные темы, смеялась над шутками и отшучивалась в ответ. Ее мелодичный серебристый смех то и дело рассыпался по залу. Гости сидели на парных скамейках, положив ноги на небольшие ножные скамеечки, или непринужденно слонялись по атриуму. Блюда подавались на стол со стоящих рядом треножников, снабженных жаровнями — так они были горячими до момента подачи на стол.

Амафет, сидевший напротив нас с Зои, развлекал нас шутками и историями.

— Однажды — начал он очередную байку — купцы ляо прибыли на север купить шкуры, привозимые нами от северных варваров. Экронтом Адажиона в то время был Харал дем Аррум, известный скряга, который взимал какую-то невообразимую пошлину на северный мех. И вот, те сбросили свои шелка, сшили на скорую руку по меховому плащу, и в этих плащах проехали через Адажион! Личная одежда же пошлиной не облагается! Ни разу я не видел таких запаренных ляо — из желтых они стали красными! Ахаха!

— Как думаете, Ваше святейшество — вдруг спросил он меня, перестав смеяться — а не стоит ли ввести на севере прямое Ваше правление? Там вечно неспокойно!

— Думаете, это было бы разумно?

— Несомненно! Суффекты Адажиона доведут этот город до полного краха! Только наместник Вашего святейшества мог бы твердой и разумной политикой прекратить деградацию некогда великих городов, и привести их к процветанию!

— Ну, деградация началась после того, как речушка Станубис решила сыграть в «лови кролика» и сбежала из сетей берегов…. Иначе мы и сейчас были бы там!

— О, поверьте, энергичные люди могли бы наладить там все, как прежде, и даже лучше! Все дело в нераспорядительности этих республиканцев. Их избирают на год, каждый раз новых, так что они даже не успевают войти в дела. А по мне, нет ничего лучше старой доброй монархии! Есть один вождь, ему и подчиняйтесь! Не правда ли, Ваше святейшество?

— Конечно, в этом есть свои плюсы, но…

— О, я знал, что вы меня поддержите! И поверьте — тут он заговорил самым доверительным и дружелюбным тоном, глядя мне в глаза и прижимая руку к сердцу — если вам понадобятся когда-нибудь надежные руки на севере, способные держать меч и скипетр, дем Симмуридов готов сражаться за вас до конца!

— Спасибо, спасибо, но, вроде, пока справляемся. Что это за рыба?

Многочисленные кубки, чаши, вазы, блюда из серебра, бронзы, и даже из золота заполняли стол. Быстро появляясь и также быстро исчезая со стола. Количество прислуги, пожалуй, превышало число гостей, и все они метались как угорелые.

Яства были самые разнообразные, но и их подача тоже была примечательна. Основу блюд первой перемены составлял бронзовый урбан — сосуд с горячей водой в виде ступенчатой пирамиды, на ступенях которой была разложена разная мелкая снедь — жареные перепела, дрозды, креветки, устрицы, морские ежи, лангусты, мясо черепахи, копченая рыба, яйца разных видов. Таким образом, эти закуски оставались всегда теплыми. Классная вещь, и, между прочим, в моем храме такой нет. Спаржа, лардо, лук-порей, трюфели, овощи, тыква, огурцы подавались отдельно на широких деревянных блюдах — их полагалось есть не подогретыми.

— Откуда здесь морская рыба и устрицы?

— Их привозят с морей в живом виде. Целые корабли специально оборудованы для этого — у них внутри озеро соленой воды, в котором все это плывет к нам.

Вспомнив, каково расстояние до моря и как тяжело его преодолеть, я понял что пир, на котором я присутствую — исключительно роскошен и дорог.

Вторая перемена блюд была более увесистой — тут была кабанья голова, газель на вертеле, кенгуру с каперсами, крупная речная рыба, утки, фазаны, цесарки. Я хотел поесть кролика, которого в Митте готовили отлично, в чем я убедился на городском празднике. Но кроликов к столу не подали — это блюдо считалось простонародным, как и говядина.

На десерт подавалось множество мучных изделий с медом, слив, манго, фиников, тутовых ягод, мандаринов, орехов в меде, инжира. Всеобщий восторг вызвало появление множества ананасов — их везли из Шан, и стоили они, соответственно, дорого.

Сполоснув руки в чаше, поднесенной рабом, я поднялся из-за стола.

Зои показала мне виллу и сад. Комнаты виллы были еще роскошнее, чем внутренний двор. Везде были барельефы, панели из дорогого дерева, и даже картины. Одно из помещений привлекло мое внимание — его назвали «дымная комната» Тут стояли широкие бронзовые чаши — курительницы — на которых, видимо, сжигали какие-то благовония. Зои не стала отвечать на мои вопросы, что это такое, только посмеялась вместе с охраной.

Под конец она показала мне их жилые комнаты, в том числе свою. Довольно небольшие спальни, а в них только ложа — широкие и высоченные.

— Так ты живешь здесь? Ты не замужем?

Она рассмеялась, но как-то деланно.

— Нет. Если бы я была замужем, тут бы сейчас торчал мой муж — приглядывал бы за мною. Нет достойных женихов.

— А если будут?

— Дем Симмуридов должен процветать. Конечно, я сделаю то, что скажут родные.

Странно, подумал я. Тут выходят замуж очень рано. И если не за кого — выходят за тех кто есть. Впрочем, я, наверно, бестактен.

— Сколько ты еще останешься с нами — как всегда или задержишься? — спросила она, глядя мимо меня.

— Если ничего не случиться, то — как всегда.

— А если случится? Она посмотрела мне в глаза

— Если что-то серьезное, то задержусь.

Она как-то неловко смотрела мимо меня, теребя украшение в виде птички на плече.

— Думаю, надо вернуться к гостям — предложил я. — Невежливо их оставлять!

— Одно мгновение! — остановила она меня. Ваше святейшество, я только хотела сказать вам… Наедине, чтобы никто не помешал. Ваше святейшество. — Она посмотрела мне в глаза серьезно и немного печально. — Вы всегда найдете в нашем деме самых верных слуг и помощников! Если вам однажды понадобятся надежные люди, способные на все, мы всегда к вашим услугам!

— Хорошо. Спасибо, Зои. Нам надо идти.

Мы вышли к пирующим. Тут меня ждал стратег Митты Динас.

— Ваше святейшество, Совет стратегов уже ждет вас. Угрожающие новости из степей, мы ждем вашего приказания!

— На Совете я не даю приказаний, Динас, мы лишь узнаем мнения друг друга. Пойдем, неудобно заставлять людей ждать.

Как хорошо, что я не нуждаюсь во сне — всю ночь пировал, а с утра огурцом!

Совет стратегов сообщил ошеломительные новости.

Огромная орда варваров с севера прибыла с просьбой принять их в подданство. Их название — мохавы, они скотоводы с северных степей.

Так вот. Похоже, у них были лошади!

До сих пор в этом мире я не встречал ни лошадей, ни упоминания об них. Я уже думал что, видимо это более редкое чем коровы и овцы животное не попало в новый мир, застряв где то в сите естественного отбора. Но нет — лошадей все-таки разводят в этом мире!

Я захотел все увидеть своими глазами, и вскоре послы мохавов стояли в зале Совета.

Одеты в широкие плащи и кожаные штаны (впервые я вижу штаны, сделанные в этом мире). Вооружены луками, копьями и топориками с маленьким лезвием и непропорционально длинной рукояткой — архисаками. Таким, должно быть, удобно бить с лошади.

Послы через переводчика сказали, что просят разрешения поселиться в верховьях Скиллона.

Не думаю. Там уже живут гезиты. Ладно, пустых земель у нас много, что-нибудь решим.

— Давайте доедем до послов. Хочу взглянуть на лошадей — сообщил я стратегам. Мы вышли на площадь перед Советом. И тут я увидел, что лошадей у мохавов нет, или они слишком уж похожи на верблюдов.

Да, это были верблюды. Высокие одногорбые создания светло-бежевого цвета, причем с седлами и подобием стремян. Ндаа…все не то, чем кажется!

Разочарованный, я вернулся в зал Совета.

Ладно, одногорбые верблюды это тоже неплохо. Да что там — это отличная новость! Наконец то у нас прибавление в семье тягловых животных! Поручив приручить дромадеров, я назначил для этого премию. Хоть одногорбый верблюд несет не так много поклажи, путешествовать через пустыню станет проще. А пустыни на севере обширны, причем торговля с северными землями активна и прибыльна.

Кавалерия на верблюдах — пока все на что мы можем рассчитывать. Нужно завести небольшие отряды на дромадерах, вооруженные луками и копьями. Конечно верблюды неагрессивные животные, заставить их воевать — идти на строй пехотинцев, прорывать его и т.д. — невозможно. Самое лучшее применение верблюдам — перевезти на них лучников, которые будут обстреливать противника с флангов.

Ну и, конечно, надо где то раздобыть лошадей — и создать свои конные отряды.

Я уезжал из Митты на своей колеснице, запряженной белыми волами, ранним утром. На улицах было совсем мало людей, в основном — бездомные бедняки или рабы, которых послали за водой, поэтому женскую фигуру в салатовой то´стине и красном плаще невозможно было не заметить. Зои стояла у поворотного камня напротив городских ворот, в которые я выезжал из Митты. Ее глаза смотрели на меня сквозь вьющиеся волосы. И во взгляде этом я увидел отчаяние. Как будто я увозил из города что то очень-очень важное для нее, то что уже не вернуть назад. На мгновение мне показалось, что она что то хочет сказать мне, но затем она отвернулась, накрыв лицо полой плаща.

Отправляясь в стасис, я думал — почему мне так неловко вспоминать об Алуэн? Я, в общем, не сделал ей ничего плохого…. специально. Я поступал, как должно. У меня в то время не было особенно выбора, да и сейчас его не так уж много! Все мы крутимся в колесе Сансары, и с каждым оборотом я чувствую это все отчетливее. А вспоминать о ней неловко. Как будто я чего-то не смог. Не справился. Не защитил.

Глава 27

Ход 31

Прошло 520 лет.

Сигнал тревоги мерцал во тьме моего саркофага резкими красными всполохами. Вставай, Костя, труба зовет. Опять там что-то не то приключилось…

Собираясь на выход, я вспоминал свои грезы, развеянные сигналом тревоги. Мне приснилась Алуэн. Она идет по степи с ребенком на руках. Вещи едут на волах, моя чертова капсула вместе со мною едет на волах, а она идет пешком. Она постепенно отстает. Кладет ребенка в крайние волокуши. А потом разворачивается, и идет обратно по степи. Одна возвращается в покинутый хутор, где на слонах Лесной горы прячется ее престарелый отец.

Еще никогда я не воскресал и стасиса в таком скверном настроении. Слишком уж походил этот сон на правду, на ту самую правду, которую я давно уже знал, но не хотел про это вспоминать.

Я убил ее. Убил также верно, как если бы ударил ножом. Не могла она выжить на хуторе одна, с глубоким стариком на руках. Чудес не бывает. А решение о переселении было инициировано мною.

Я всегда считал, что поступил тогда правильно. Но было ли это так на самом деле? Может, все и обошлось бы! Так и кочевали бы адаже по степям где-то в двухстах фарсангах на северо-западе отсюда, а Алуэн жила бы долго и умерла спокойно от старости, и сотни других людей — тоже.

Это ужасная, ужасная работа — принимать решения, из-за которых кто-то умрет, и при этом не быть уверенным в их правильности. И, самое ужасное — если ничего не предпринимать, кто-то тоже непременно умрет! Может быть, погибнет больше людей, может быть — меньше, и ничего толком неизвестно, а люди умирают от твоих действий, как муравьи под гусеницами танка. Вот едешь ты такой по полю на танке, а муравьи вовсю гибнут под гусеницами. Повернул налево — муравьи гибнут слева, повернул направо — давишь муравьев справа, вот и весь твой выбор. А остановить танк нельзя — не ты его завел и не тебе его выключать!

Моя унылая рефлексия была грубо прервана сильнейшим толчком, от которого модуль содрогнулся, а я чуть не упал. Понятно. Идет землетрясение, причем мощнейшее — от слабого толчка я бы не очнулся. Модуль сейчас покоится на некоем подобии рессор, гасящих слабые толчки. Лишь бы не развалился сам храм!

Прежде чем выйти из модуля, я с опаской огляделся по сторонам. Была ночь, в храме было темно. Несколько масляных светильников нехотя освещали зал тусклым оранжево-желтым светом. Один из них перевернулся, масло разлилось по полу, но, к счастью, не загорелось. На первый взгляд, никаких критических повреждений храм не получил — крыша не рухнула, стены в порядке. Только плиты пола местами потрескались и вздыбились.

Как всегда бывает при аварийном воскрешении, встречал меня только дежурный авур. Остальные занимались своими делами в Митте. Жреца звали Маррон. Средних лет, невысокий, вместо брутального бритого черепа — легкомысленные кудряшки. Видимо, не великая птица — обычный винтик храмовой системы, не хватающий звезд с неба.

— Простите, что к выходу нечего не готово, Ваше святейшество! Я немедленно пошлю за суффектами и старшими авурами в Митту.

— Не торопись. Я, может быть, даже не буду выходить их храма в этот раз. Вернусь через пару дней в саркофаг и потом выйду в положенное время. Хотел заняться образованием — школы и все такое — а это потребует времени. Принеси лучше чего-нибудь закусить, и расскажи, что происходит в мире. Как там вообще дела?

По знаку Маррона слуги принесли несколько блюд с едой.

— Так что там, за стенами? С мохавами были проблемы?

— Кочевники на верблюдах поселились на северо-западе и не ведут себя тихо. Их патрули охраняют караванные пути на всем севере, от Восточного океана до Западных гор. Торговля стала намного безопаснее. Очевидно, они будут охранять и Ваше святейшество, когда ваш саркофаг будет перенесен в Адажион!

— Гм. А с какой стати он будет куда-то перенесен? Мне и здесь неплохо!

— Ну как же, ведь ваше святейшество возжелало проживать со своей августейшей супругой в Адажионе! Регент Амафет начал строительство там гигантского храма, рядом со своим дворцом.

— Регент Амафет? Это еще что?

— Ну как же! На время малолетства вашего сына обязанности царя долины Скиллона исполняет Амафет, как старший в деме. Он регент. Вы сами назначили его!

И он рассказал мне такое, что я чуть умом не тронулся.

Примерно через 9 месяцев после моего ухода в капсулу Зои родила мальчика. Дем Семмуров торжественно объявил, что это — мой сын, и на этом основании потребовал признания божественного статуса и Зои, и мальчика, а также установления над Адажионом наследственной царской власти главы дема Симмуров. Амафет объявил моего «сына», малолетнего Констанса-Сатиена, царем, а себя — регентом, властителем всех северных территорий. И теперь они срочно строят храм в Адажионе, чтобы перетащить туда мой модуль, и держать его там под контролем. Вот такой вот, хм, поворот!

Тут надо сделать небольшое пояснение. В своей прошлой жизни я был далеко не импотентом. Но, после первого же выхода из капсулы, я понял, что мои репродуктивные функции ушли в глубокий сон и, кажется, не собираются возвращаться. Вероятно это один из побочных эффектов капсулы — зачем космонавтам на орбите сексуальное влечение? Так что ничего у нас с этой Зои не было, и быть не могло.

Но сказать об этом прямо мне было как-то неловко. Это практически как признаться в… ну не знаю… в нетрадиционной ориентации что ли. Все люди как люди. А ты — не мужик.

— Это не может быть мой ребенок. — наконец, заявил я Маррону. — Я не могу иметь детей от смертной женщины.

— Она потомок богини, она — не совсем смертная!

— Но она же постарела с тех пор, не так ли? А я — нет! Я не такой, как она.

Маррон потрясенно замолчал.

Чем больше я думал тем эта ситуация все больше мне не нравилась. Во-первых, это какое-то мошенничество, причем мошенничество обидное — меня использовали, как куклу, обвели вокруг пальца, поимели, просто как последнего аленя развели на доверии! А что они будут творить в Адажионе, прикрываясь моим именем и якобы моим сыном — это же страшно подумать! Я с трудом сохраняю Миттанский союз в целости, балансирую интересы всех фракций, всех эстрат, всех этих долбанных фар, а тут эти мошенники хотят пролезть в рай, уцепившись за подол наглой шлюхи, которой в публичном доме давно прогулы ставят. Случившееся — это капец, катастрофа! Теперь точно будет еще одна междоусобная война, и неизвестно ещё кто победит, но зато совершенно ясно, — народу погибнет немало. И все из-за моей наивности.

Какое счастье, что землетрясение подняло меня раньше времени! Иначе я через 12 лет встал бы уже в новом храме в Адажионе, под полным контролем Симмуридов. И, вероятно, мне пришлось бы подтвердить и отцовство и все на свете, лишь бы остаться в живых. Вот же сукины дети эти Семмуриды!

— Маррон, надо известить суффектов Митты. Но так, чтобы этот так называемый регент Амафет ничего не узнал. Это заговор против богов и Республики. Надо разрушить планы преступников! Есть ли люди, которым можно доверять? Ты знаешь, кто точно не связан с Семмуридами? — спрашивал я, понимая, что Маррон навряд ли сможет мне помочь.

— Конечно — кудрявый авур, похоже, отошел от шока. — У них много врагов. Правда, Амафет недавно нанял для охраны самый сильный морион ахайров, и они защищают теперь виллу Семмуридов днем и ночью!

— Надо арестовать их, пока они не сфабриковали улики. Нужно действовать быстро.

— Нужно срочно собрать Совет!

— Нет. Надо действовать скрытно.

Проблема была в том, что шпионы Симмуридов могли подслушивать нас и в Совете Союза, и в Совете стратегов и где угодно еще.

— Нужно тайно арестовать и Амафета, и всю верхушку Семмуридов. Допросить и изобличить их. И только потом можно огласить ситуацию в Совете.

Маррон задумался.

— У меня свои счеты с Семмуридами. Я все сделаю для вас, Ваше святейшество, но нужны ресурсы. Мне нужно 2 мориона ахайров и 25 талантов золота. Все остальное я возьму на себя.

— Хорошо. Возьми все необходимое, золото — из казны храма. Ахайров срочно призвать из лагерей под Корхинхином. Они прибудут под вечер третьего дня.

Тот молча кивнул. Пришли казначеи, и Маррон отправился с ними за золотом. Я остался — волноваться.

Так или иначе, нужно было делать дела. Пошел обычный порядок моего пребывания, разве что я отказался от торжественного въезда в Митту и прочих протокольных мероприятий.

Вскоре мне сообщили, что Амафет был арестован в амфитеатре, как раз там, где он так любил устраивать алланаццо. Он никогда никуда не ходил без охраны, и сейчас его сопровождал лаг ахайров, но на входе в театр начальника охраны задержал разговором его хороший знакомый — Маррон.

Он явился ко мне через 4 дня под вечер.

— Преступники из дема Семмура изобличены. Отцом ребенка оказался сам Амафет — глава дема Семмуров. Главные заговорщики — Зои, ее сын, и глава дема Амафет — обвинены в богохульстве. Их судьбу должен решить Своет.

— Хорошо. Собирайте.

Не тратя времени, мы отправились в Митту еще до рассвета. Вступив в город, я увидел многочисленные повреждения домов и городских построек. Землетрясение действительно было сильным.

Совет собрался в том самом здании городского храма, где в прошлый раз я участвовал в городском празднике. Поспешно собранные суффекты, встревоженные моим внезапным появлением, смотрели на меня, переговариваясь и строя догадки о случившемся. Маррон по моей просьбе огласил ситуацию.

Аристократы Митты были поражены. Новость произвела эффект разорвавшейся бомбы. Начались яростные споры сторонников и противников Семмуридов, быстро переросшие в потасовку. Семмуриды с гневом и полной убежденностью в собственной правоте утверждали, что Сатиен — мой сын и имеет право быть царем.

— Если у его нет вот этого, он не мой сын — я сдернул с плеча столу и белоснежный пастрон, показав собранию след от прививки БЦЖ — это родимое пятно передается из поколений в поколение, и отличает род пророков Небесных богов.

На людей иногда действуют самые неожиданные и странные аргументы, тогда как логика и здравый смысл ничего не могут поделать и трусливо сбегают из сознания. И в этот раз, странное пятно на моей коже, которое могло бы быть чем угодно — следом от ожога, от сведенной татуировки, а вообще чем то случайным — произвело на собравшихся сильнейшее впечатление и заставило верить моим словам. Симмуриды были признаны виновными.

Как только исход стал ясен, я отправился на Лаон, обратно в стасис. Здесь меня догнало сообщение о том, что заговорщики — Амафет, Зои, ее сын Констанс-Сатиен –казнены путем закапывания в землю.

Ну просто прекрасное завершение чудесной сессии! Ребенка, который мне ничего не сделал, закопали в землю вместе с матерью! На мерзавца Амафета мне плевать — именно он все это придумал — а вот смерь ребенка… Похоже моя личная коллекция призраков пополнилась еще двумя привидениями. Будет кому развлекать меня в капсуле!

Но Зои… Почему она сделала это? Хотела ли она подставить меня изначально или ее заставили родственники, узнав про удобный случай? Наверное, я никогда не узнаю об этом.

— Маррон, — спросил я авура. Скажи… это был заранее спланированный заговор? Они все продумали заранее или действовали по обстановке?

Маррон, видимо, понял мой вопрос.

— Та женщина… она не хотела этого. Она не планировала заранее ничего подобного. Амафет заставил ее. Рабы Семмуридов под пытками рассказали, что Амафет и зачал ей ребенка — никому другому этого не доверили, чтобы сохранить все в тайне.

Вот как. Импровизация, значит.

— И еще, ваше святейшество. Вам не стоило вести себя с этими людьми так панибратски. Они не поняли вашего доброго отношения и решили, что могут позволить себе любые авантюры.

Импровизация. Спровоцированная мною. Да что же такое, что не сделаю — все плохо. Отгородился от людей — жрецы узурпировали власть. Решил стать ближе к людям — пожалуйста, в родню лезут. Как там говорил этот сукин сын — «готовы держать меч и скипетр»… Да они на все были готовы, сволочи!

Нечасто я отправлялся в капсулу со столь скверным настроением. Все не то, чем кажется…

Ход 32

Прошло 532 года

Беспокойная история с заговором Семмуридов здорово выбила меня из колеи. А ведь я давно хотел заняться образованием. Давно уже я думал о том, что хотя бы горожане должны быть грамотными, что позволит им становиться торговцами, политиками, жрецами, офицерами, учеными — особенно — учеными! не замыкаясь в рамках наследственной профессии и предопределения судьбы.

В этот раз, разделавшись с рутинными вопросами, я решил заняться образованием и наукой вплотную.

Мои попытки адаптировать письменность эсперанто к языку адаже оказались лишь ограниченно успешными. Постепенным языком образованных людей оставался интерэсперанто, сохранивший свою грамматику, но получивший множество новых слов из языков адаже, исаваров, скиров и других народностей страны. Это позволяло сохранять связность политического и культурного пространства Миттанского союза, но ограничивала возможность получения образования — прежде чем выучиться грамоте, молодым людям приходилось учить другой язык.

Школы начали открываться повсюду в городах Союза еще столетием ранее. Это были настоящие «лавки грамотности». Обычно там был один учитель, не имевший никаких дипломов, сертификатов и т.д. Он учил читать и писать, заставлял наизусть учить некоторые самые важные законы, песни, религиозные гимны, стихи, и даже некоторые пьесы. Стоило это удовольствие сравнительно недорого и грамотность начала широко распространяться. Обучение в школе открывало путь в торговлю, на муниципальные должности в управлении городом и командирские — в армии, и, разумеется, в политику.

В лавке учителя, на скамьях из бамбука, ученики сначала учили буквы, потом складывали их в слоги, потом из слогов учились складывать слова, а затем — и предложения. Письму учились первоначально на дешевых глиняных табличках, затем переходили на бумагу, перенятую из Шан. Арифметику начинали со счета на пальцах, потом — на счетах, и лишь в конце начинали считать в письменном виде, изучая сложение, вычитание, умножение и деление. Ленивые получали телесные наказания разной тяжести.

Подростки из обеспеченных семей могли позволить себе более полное образование — их учили игре на флейте, публичным выступлениям, стихам и поэмам. Целью этого образования, как я понял — подготовить юношу к политической карьере, к роли судебного оратора или офицера. Они для этого, в основном, писали сочинения на заданные учителем темы — о природе богов, о славе древних героев, о походах против оруталлов или канаков (про войны с гезитами все молчали — обсуждать это было нежелательно, ведь мы теперь состояли в одном союзе), а иногда — и о природных явлениях, математических правилах, физических законах. Обучают также танцам, музыке, основам живописи и скульптуры.

Быть образованным в Миттании престижно. Интересно, что в некоторых богатых городах детей из бедных, но уважаемых семей стали обучать за общественный счет, выплачивая учителям плату за обучение из городских средств. В Митте даже появилась постоянная городская школа с несколькими учителями, разделившими предметы между собою.

Размышляя, чем я могу помочь такому, несомненно, полезному делу, я обратил внимание на недостаток книг для обучения. Было решено сделать специальное учреждение — библиотеку, где школьные учителя могли брать нужные книги под залог. Каждый учитель передал в библиотеку по одной своей книге. Взамен они получили право по очереди брать книги на время — те, что нужны для предметов, которые изучались в это время.

Для удешевления книг я приказал применить книгопечатание. Несколько трактатов по грамматике, риторике, геометрии и арифметике были вырезаны на деревянных досках. На доски наносили краску и прессом выдавливали текст на пергаменте. Так удалось несколько удешевить производство книг, хотя они все равно были недешевы — и пергамент и вырезание досок для печати были очень дорогими.

Библиотека. Я все чаще думал об этой штуке. Почти забытые в 21 веке, они столетиями были важнейшим источником знаний. Книги были дороги и редки, возможность читать считалась привилегией. Все, как сейчас.

Последние события еще раз подчеркнули хрупкость бессмертной жизни. Я могу отправиться к праотцам в любой момент. А в капсуле хранится море информации, которую без меня никто не прочитает. К сожалению, на сегодняшний день 99,9% этих знаний бесполезны. Но в будущем все изменится.

В научно-популярных фильмах есть немало полезных сведений, если покопаться. Скажем, фильм про развитие авиации. Там много моделей самолетов, они видны с разных ракурсов. Конечно, построить самолет, посмотрев это фильм — не получится. Нет сведений о конкретном профиле крыла, нет данных о материалах, прочностных параметрах планера, никаких намеков о том, как сделать двигатель. Но — общая форма самолета видна, и это уже большое дело. Самое главное — понятно, что аппарат тяжелее воздуха вообще можно поострить, и он будет успешно летать. То же самое — про автомобили. И про вертолеты, поезда, ракеты, солнечнее панели, ГЭС, небоскребы, мосты — это только для меня обыденные вещи, а для местных это кладезь знаний, они и не подозревают что такое возможно! А когда узнают — будут стремиться к этому, понимая, хотя бы, что это возможно сделать, и как это выглядит.

Итак, нужно перетащить из капсулы в манускрипты как можно больше информации. Если со мной что-нибудь случится, эти сведения не погибнут и, со временем, будут использованы будущими учеными и изобретателями.

Но как начать? Прежде всего — на чем все записывать? Пергаменты могут и не дожить до светлого будущего — сгорят или сгрызут мыши. Местное подобие папируса — то же самое. В Египте папирусы выжили из-за чрезвычайной сухости воздуха, тут все по -другому. Самым твердым и долговечным материалом для увековечения знаний представляются глиняные таблички. Вот с ними ничего не случится! Только места они занимают очень-очень много.

Очевидно, нужно большое здание! Туда мы поместим все книги мира, и будем добавлять все новые знания, как только они появятся. Сначала можно на пергаментах, потом постепенно переносим на таблички.

Поразмыслив, я решил, что здание библиотеки не обязательно сразу делать большим — ведь пока книг не так много. Нужно сделать так, чтобы можно было пристраивать к библиотеке новые этажи и корпуса. Тогда она будет расти вместе со всей «базой знаний».

Я поделился своим видением с собранием Совета Миттанского Союза. Реакция была более благоприятная, чем я рассчитывал. Но возникло множество вопросов.

— Как мы будем давать книги всем желающим? Ведь их украдут! — задал вопрос суффект Агаде.

— Кто будет содержать все это? — подал голос корхинхинец. Терпеть их не могу. В этом городе одни жлобы…

— Все книги мира уместятся на одном столе. Зачем целое здание? — задал резонный вопрос миттанец.

— Я принесу вам мудрость великих Небесных богов. Книг будет много! И эта не та ситуация — я посмотрел на суффекта Корхинхина — когда уместно торговаться.

После такой отповеди дискуссия свелась к частным вопросам — в каком месте делать библиотеку, стоит ли сразу заложить большое здание, и кто сколько внесет на постройку. Последний вопрос оказался настолько больным, что обсуждать его, казалось, будут бесконечно. Я не стал тратить на это время и покинул зал.

Итак, мы запустили процесс. Лучшие архитекторы Миттании привлечены к делу. Собраны писцы. К сожалению, основная работа ляжет на меня — пересказывать содержимое фильмов и файлов местным неторопливым писакам. Сколько на это уйдет времени — даже подумать страшно. Надеюсь, результат порадует всех.

Проект здания еще надо будет разработать. Но я перед возвращением в стасис решил все-таки заложить символический камень в основание здания. Выбрано прекрасное место — на берегу реки, среди рощ ореховых и фруктовых деревьев. Сделаны эскизы здания — будет куполообразный зал в центре, и два крыла вдоль реки, расходящиеся в стороны от главного зала. Куполообразная крыша озадачила местных архитекторов — они никогда так не делали, но я сообщил им, что такое здание можно построить, я их много раз видел.

Засыпая в капсуле, я думал о перспективах заложенной в Митте библиотеки. Можно наладить выпуск книг и обеспечить ими желающих — библиотека была бы кстати. И образование, и наука двинутся вперед. Хватило бы мне сил…

Глава 28

Ход 33

Прошло 544 года

Доклад суффектов в этот раз заставил меня с самыми серьезными намерениями приступить к внешним сношениям.

Поведение Амидаллы, несмотря на риторику ее послов, было явно не дружественным. Она не ответила на мое личное послание три тура назад. Сначала я не беспокоился об этом, считая, что рассогласованность наших циклов может привести к задержке в ответе. Потом дурацкая история с заговором Симмуридов настолько выбила меня из колеи, что я и думать об этом забыл. И вот — шикарная новость от Шан. Они построили на нашей территории сразу два города! Один в устье Ары — он контролирует выход из реки в море — а второй на мысе в 10 фарсангах от устья Ары, и он закрывает для наших судов возможность проплыть вдоль побережья на юг. Плавать в открытом море мы не умеем (и никто не умеет), все морские перевозки идут строго вдоль берега и в видимости берегов. На ночь корабли швартуют к берегу, а иногда и вытаскивают на берег, опасаясь бури. И теперь торговые пути в южном море для нас закрыты — нас не пускают из устья Ары!

Я, конечно, не могу утверждать, что устье Ары было нашей территорией — у нас не было договора о границах — но исследовали-то его мы, а значит, оно наше! Но дело даже не в этом. Что вообще происходит? Что за мелочность? Мы должны вместе идти по пути прогресса, обмениваться идеями и технологиями, строить открытое, социальное общество, а что вместо этого? Мы закрываем друг другу торговые пути и начинаем территориальные споры? Нам для этого дали бессмертие?

Наших торговцев до сих пор не пускают вглубь Шан. Вся торговля шла возле устья Ары — спускаясь по реке вниз, мы могли там продать свои товары купцам Шан. Подозреваю, что потом эти товары с многосотпроцентной накруткой продаются в столице и других городах Шан, что довольно печально, учитывая, что я тоже участвую в деле, а деньги крайне нужны.

Ну и, наконец, исследования. Нам не дают ни карт, ни возможности их самим составить. Наших путешественников не пускают дальше города Тсинь-рао, торгового порта Шан.

Все вопросы, обращенные к очередному посольству Шан, остались без прямого ответа.

— Плавать по морю? Зачем вам это? Море опасно. Вы владыка степей и гор, ваша страна неохватима даже мыслью, богатства Митты неисчерпаемы — зачем вам рисковать на море? Мы привезем вам все, что вы хотите и еще немного больше. Одно слово великого пророка — и любые товары Шан будут в вашем распоряжении. Абсолютно любые, клянусь именем моей госпожи.

Тут я не мог сдержать кривой усмешки. Это он забавно придумал — класться именем женщины, которая носит псевдоним!

— Вы не даете нам возможности исследовать побережье и не пускаете наших торговцев, мы даже не знаем какими товарами там можно торговать. Боги велели нам заботится о людях, обмениваться знаниями и товарами, а вы создаете нам препятствия.

— Светлая богиня, бессмертная правительница Пад’адма’далл всячески забоится о процветании земли Шан и всех соседних народов. Мы сделаем все от нас зависящее, уверяю! чтобы обеспечить сопроцветание великих народов.

— Понятно. Так что там со знаниями?

— Мы готовы отдать многое за секреты выплавки кричного железа!

— И что вы можете предложить?

— Голубые самоцветы с гор Коеноло, дивной красоты и чистоты — любые, на ваш выбор?

— Мне нужны знания, а не камешки. Как насчет прислать мне сотню ремесленников, чтобы мы научились строительству кораблей? И заодно — сотню других ремесленников, кого мы обучим плавке железа?

Посол слегка поклонился.

— Правительница находит такой обмен возможным.

Ну и славненько. Вероятно, они думает, что ничего не теряют. Ведь море для меня закрыто ее городами. Но — им неизвестно, что у нас есть и другое море — то, куда впадает Реона. Там то мы будем развлекаться по полной, да и с южными морями пока еще ничего не решено — может, мы построим город где-нибудь на побережье, в стороне от устья Ары. Конечно это совсем не так удобно — ведь мы не сможем возить товары по реке прямо в город, нужно будет где-то перегружать их на волов и тащить по суше — но это лучше чем зависеть от монополиста-перевозчика.

Ну, раз пошла такая пьянка, надо пользоваться моментом и требовать все, что дубе угодно!

— И еще мы прочим принять наше ответное посольство, а также исследователей и торговцев в вашей стране!

— Это тоже приемлемо — ответил посол. — Однако, есть еще одно маленькое, совсем крохотное условие. Нашей империи досаждают варвары на ее окраинах. Бессмертная желает заключить с вашей державой более тесные отношения — оборонительный союз на суше и на море. Мы должны показать всем нашу волю и единство!

Оборонительный союз… Почему бы и нет! Может, помогут чем-нибудь при очередном нападении варваров… а оно однажды случится — из степей Ордоса вечно приходят какие-то банды, однажды они объединятся, как в свое время гезиты и другие, а до них — оруталлы — и придется заниматься ими вплотную. К тому же течение Ары тоже небезопасно — нападения на экспедиции местных дикарей случаются постоянно. Ну и конечно — важно символическое значение этого жеста — дружба двух бессметных носителей цивилизации, светочей прогресса в этом беспросветно-темном, деградировавшем мире!

— Для обеспечения нашего союза мы должны обменяться заложниками.

Заложники? Ну ладно… заложники так заложники. Странно конечно, от цивилизованного правителя услышать такое средневековое требование. Но, можно принять. Вряд ли им чего-то угрожает, мы же цивилизованные люди! Ну и — скажем прямо — вряд ли в их число попадут дорогие мне люди, ввиду отсутствия таковых в силу известных обстоятельств.

— При нападении врага союзник должен предоставить не менее 10 000 воинов для защиты потерпевшего.

Ну… условие в общем резонное. Нужно на берегу определить конкретные обязательства. Конечно 10 тыс. голов — это огромная армия, и как я ее отправлю в низовья Ары, а главное — как буду ее там кормить и содержать — не очень пока понятно, но, думаю, все проблемы можно решить по мере их поступления.

— Мы будем непобедимы! Враги будут трепетать перед нами!

Конечно будут, одна наша армия — уже очень большая сила, а если войска Шан хотя бы сопоставимы с нашими — это будет невероятная в этом мире мощь. Непонятно только, кого он собрался ею пугать — дикари явно не следят за нашими внешнеполитическими отношениями!

Итак, я предоставил Шан технологию выплавки железа недрогнувшей рукой. Не факт ещё, что они найдут у себя железную руду. В любом случае, если железо плавят варвары, то технология не является секретом, а вот знание кораблестроения мне очень пригодится.

Кораблики ляо оказались невелики — где-то 25–30 метров длины — и не имели перекрытой палубы. Плавали они вдоль берега, на ночь их вытаскивали на берег, товар при этом приходилось разгружать. Более крупные корабли в море не выживали — их нельзя было вытащить на берег при приближении бури, а выдержать бурю в море они тоже не могли. Отсутствие палубы приводило к быстрому затоплению судна при захлестывании волнами. Ходили они под прямоугольным парусом, посаженным на единственной мачте, но в условиях штиля вся команда бралась за весла и гребла.

Я дал указания нашим стратегам и строителям усовершенствовать текущую конструкцию корабля Шан. Можно было увеличить количество рядов весел, поднять борта у носа и кормы корабля. Чтобы их не захлестывали волны, и, конечно же, выполнить палубу — настил из досок или хотя бы кожи, чтобы вода не повреждала груз. Также нужно было продумать конструкцию военного корабля — тут нужно было увеличить количество рядов весел, добавить таран и мостки для абордажа. В общем, чувствовал я себя практически Петром Первым напополам с Колумбом. Море — это географические открытия, это торговля, это новые контакты с Бессмертными. Это классно. Это прогресс.

Перед своим уходом в капсулу я занялся обещанным ранее делом — обработкой файлов для заполнения библиотеки. Та еще строилась, стояли фундаменты и часть стен, но уже было понятно, что это будет грандиозное сооружение.

Начать я решил с главного — физика, астрономия, математика. Выгребаю все из доступных сведений в компьютере модуля, и диктую писцам. Все это занимает очень много времени, но, дело стоит того. Постараюсь сделать это за 10–12 сессий, если конечно какие-то неотложные дела не отвлекут меня от этой работы.

Ход 34

Прошло 550 лет

Меня подняли в этот раз по тревоге всего через 6 лет после моего ухода в стасис. Новости извне требовали немедленного реагирования. Войска южных варваров напали на владения Шан и осадили города в устье Ары — те самые Суфенг и Ма-рао, появление которых так меня огорчило когда-то. Посольство Шан, обосновавшееся в Митте на постоянной основе, разумеется, потребовало исполнения условий договора об обороне.

На этот раз я не стал сентиментальничать, и, немедленно воспользовавшись ситуацией, предъявил свои условия. Так, я потребовал полного доступа на территорию Шан для торговцев, путешественников и военных отрядов; доступ для флота в прибрежные области Шан, неприменение таможенных пошлин к нашим товарам, и согласие на постройку нами города в устье Ары напротив их города Суфанг, как наш торговый и военный форпост.

Посланники Падмы долго извивались, пытаясь уклониться от этих условий и требуя высылки войск. Но я настоял. Совет Союза полностью поддержал меня. Ляо пришлось уступить.

Меня, конечно, тревожило, что я ничего не знал про этих варваров с юга, которых ляо называли «канаками». Врага, конечно, лучше знать в лицо. Но что поделать, мы живем в такое вот проклятое время — ничего вокруг неизвестно, ни про врага, ни про театр предстоящих боевых действий, туман войны, так сказать. Впрочем, варвары есть варвары. Вряд ли мы столкнемся с чем-то экстраординарным.

Войска канаков высадились в устье Ары и осадили город Суфенг в устье Ары. Другой город, Ма-рао, на мысе южнее и восточнее Суфенга был ими захвачен внезапной атакой с моря. Суфенг они захватить таким образом не смогли и начали его осаду.

Падма (точнее ее посланники в Митте) потребовала прислать войска для деблокады города.

Снарядить армию оказалось непросто. Про 10 000 сразу пришлось забыть. Города Союза неохотно давали свои войска, поскольку цель этой войны была им непонятна (впрочем, как и мне) и не видели никакой выгоды от своего в ней участия. Пришлось кликнуть добровольцев, обещая им большие наделы земли по окончании боевых действий, а ахайрам и сайонам, по традиции — деньги, зерно и скот.

Кстати о деньгах. Слитки меди или серебра у нас использовались для обмена издавна. Хождение имели и железные наконечники стрел — они использовались как мелкая монета, а при необходимости их можно было применить по назначению.

Но с развитием городов и торговли потребовались настоящие деньги. Одним из первых городов, чеканящих монету, стала Митта. Городские казначеи брали серебряные прутки, привозимые из гор Кемиры, где добывали серебро, рубили их на небольшие палочки примерно одинакового веса, а потом эти палочки расплющивали штампом с изображением 2-х быков — гербом Митты. Получалась овальная монета весом около 5 грамм.

Разного рода деньги появились и у других городов. Керкирон делал небольшие слитки, похожие на фасолины; Арсинойя стала выпускать кольцеобразные деньги, что было очень удобно — их можно хранить на шнурке.

Я решил тоже начать изготовление монеты, которая была бы общей для всего Союза. Делали ее из металлов, которые союзные города присылали в общесоюзную казну. Поскольку там было и золото, и серебро, и медь, я решил делать с вида мотет — медные разменные монеты и деньги из смеси золота и серебра.

Медная монета весом 1/7 сакаля, то есть около 5 грамм, чеканилась из пластинки с отверстием посередине, для переноски на шнурке. На ней был изображен степной орел с одной стороны и очертания моего храма на Лаонне — с другой. Монета из сплава весила около 1/10 сакаля. Сплав был подобран так чтобы 1 сплавная монета стоила ровно 100 медных. Изображение на ней было аналогично медной, но отверстия не делали. Люди, которые могли владеть такой монетой, были достаточно богаты, чтобы иметь и кошелек для нее.

Монеты Союза сразу стали популярны в торговле, поскольку принимались везде. Не ограничиваясь союзными запасами металлов, мы начали перечеканивать монету городов в союзную.

Сохранились как средство обмена и наконечники стрел. Поскольку делались они в основном в моей мастерской, я установил фиксированный курс — 1 наконечник стоил 5 медных монет. Медные монеты стали звать «ранги», то есть кольца, монеты из сплава — просто «монеры».

Итак, дав указания по организации похода к устью Ары, я вновь отправился в стасис — долеживать свою норму. Увы, заполнение библиотеки пришлось отложить — ни времени, ни сил на это не оказалось.

Ход 35

Прошло 556 лет.

Когда я вышел из стасиса — через 6 лет, но по своему графику — война была в разгаре. Бои пока не выявили ни победителя, ни побежденного, и Совет Союза подготовил новую армию для отправки вниз по Аре.

Я первым делом решил узнать вс. Возможную информацию о театре военных действий. Оказалось, что наша морская экспедиция из южных морей вернулась с богатым картографическим материалом. Они исследовали побережье страны Шан, достигли самой южной её точки, откуда, пользуясь превосходством наших судов в размерах и парусном вооружении, проплыли еще южнее, открыв новый (южный) материк.

Экспедиция из Шан прибыла после длительного разведывательного похода, привезя обширный картографический материал. Страна Шан расположена на полуострове в тропической зоне. Большая часть страны занята влажными тропическими лесами, пересеченными средневысокими горными хребтами.

Жители страны, зовущие себя «ляо», в основном восточноазиатского типа — узкоглазые, темноволосые и невысокого роста. Есть, однако, племена, разительно отличающиеся от основной массы ляо — это темнокожие жители лесов и горцы смешанного европейско-азиатского типа.

Основным культурным растением, возделываемым ляо, оказалось «хлебное дерево» — крупное лиственное с кожистыми листьями, и крупными округлыми плодами с мучнистой мякотью. Эти высокопродуктивные деревья каждый год приносят огромное количество этих плодов, которые можно запекать целиком или готовить более сложные блюда — лепешки, каши, хлеб.

К сожалению, дерево это растёт только в тропиках, поэтому в нашей стране оно не прижилось, слишком сухо и холодно было для него. Однако в низовьях Ары и на южном побережье оно уже было успешно интродуцировано.

Ляо оказались искусными мореходами и торговцами, их ремесленные товары во многом превосходили наши. Торговые связи ляо благодаря мореходству были очень широки, они доплывали даже до других континентов! Поэтому, кроме продажи собственных товаров, ляо промышляли и транзитной торговлей. Причем торговля эта не прерывалась даже во время войны!

Короче, на юге жизнь била ключом, а нам предстояло вступить в военные действия с очень серьезным противником. По донесениям разведчиков, враги ляо, «южные варвары», или «канаки» как их еще называли, вооружены железным оружием и очень боеспособны! Хорошенько подумав, я решил отправиться вместе с армией, дабы своим взглядом осмотреть и южные земли, и побережье, и самому проконтролировать ход боевых действий в этой отдаленной и непривычной миттанцам территории.

Итак, решив самостоятельно участвовать в походе, я заблокировал капсулу на полгода, и вместе с отрядом ахайров прибыл в лагерь наших сил, противостоящих канакам у устья Ары. Путешествие было долгим — больше месяца мы плыли по бурной Аре, волоком преодолевая многочисленные пороги. Пампасы сменялись джунглями, джунгли — болотом, болото — горами и скалами. Было очень душно, и даже близость воды не приносила прохлады. Берега Ары уже не были совершенно пустынны — появились деревни рыбаков, кое-где виднелись и возделанные поля, но ближе к югу мы три дня плыли, не встретив ни души.

Плывя по реке 2 месяца, я сильно загорел. Видимо солнечные лучи отражались от воды и доставали мою кожу даже под широкополой шляпой или балдахином. Какое счастье, что мне удалось немного разобраться в управлении капсулой и настроить нужные параметры, иначе я бы дико обгорел!

Лагерь канаков располагался на равнине возле Суфенга, который они осаждали. Наш лагерь был разбит у берега Ары неподалеку. Каждое утро канаки выходили из лагеря, строились в стройный боевой порядок и вызывали на бой и нас и ляо. Но мы на провокации не поддавались.

Войска канаков оказались очень мощными. Я смог хорошо рассмотреть их построение, когда они вызывали нас на бой. Основу их армии составляли фалангисты — тяжеловооруженные копейщики с большими щитами, строившиеся в 7 рядов. В нескольких ранее состоявшихся столкновениях стало ясно, что пробить эту стену щитов и копий было почти невозможно. Обстрел дротиками и из луков не давал почти никаких результатов. Нападения мечников тоже были безуспешны — они не могли дотянуться своими мечами до противника — копья удерживали их на расстоянии.

Я предложил рубить копья мечами, а потом рубить и самих копейщиков. Оказалось, что это непросто! Перерубить копья фалангистов, которые стоят на месте — еще более-менее возможно, а вот сделать тоже с наступающей фалангой уже нереально. Этот финт с рубкой возможен, если мечник всегда может отскочить назад и выйти из-под удара копьем — а когда копейщики напирают спереди, а сзади стоят другие мечники, места для отступления просто не будет…

Кроме того, перерубить копье не так уж просто — мечи у нас не очень-то острые из за того, что сделаны из железа, а не из стали. Даже если их более-менее хорошо наточить — а хорошо наточить их невозможно — они быстро тупятся, буквально 2–3 удара и все.

— Как же вы делаете бритвы? — спросил я. — Ведь бритвы должны быть острыми, чтобы резать волос?

Оказалось, бритвы они делают из очень мягкого железа «вытягиванием» — то есть лупят по лезвию бритвы молоточком, расплющивая ее край в самую тонкую полоску, какую только возможно сделать, и ее уже затачивают. Получается очень тонкое лезвие — на мече так не сделать, он будет гнуться. Заточки бритвы хватает побриться один раз — потом снова надо точить. Вот такие супертехнологии.

Глава 29

Всё ещё 35 ход

Первая битва, случившаяся еще до моего приезда, окончилась нашим поражением — мои войска отступили с потерями под натиском фаланги и обстрелом вражеских лучников. Пробить строй фаланги крайне сложно, а она прет вперед, как паровой каток, сметая все. К счастью, мы сохранили боевые порядки, и почти все войска вернулись в лагерь, а не разбежались, как бывает при жестоком поражении. Тут помогло то, что фаланга еще и медлительна — копейщики врага просто не смогли нас преследовать, боясь нарушить строй, а легковооруженных противников, в преследовании отрывающихся от фаланги, перебили ахайры.

Очень скоро я понял, что для правильной войны нужно было создать операционную базу — защищенный лагерь, где можно держать запасы продовольствия и вооружения, обучать солдат и контролировать прилежащую местность. Одна из гор, возвышавшаяся над морем, наверное, на 3000 антубр, оказалась пригодной для устройства лагеря — на одном из склонов бил родник, превращавшийся в ручей, а склоны были достаточно круты для защиты и достаточно пологи чтобы можно было спуститься в любом месте, так что наши войска не чувствовали себя в ловушке.

Сначала мы послали разведчиков, которые охраняли гору до ее занятия нашими войсками.

С горы открывался прекрасный вид и на порт, и на море и на город Суфенг. Вдали виднелись острова Тао. В хорошую погоду можно было бы издалека увидеть подход вражеской или дружественной эскадры. В середине дня, когда ветер разгонял туманную дымку, отсюда было видно море, город ляо и лагерь варваров, очень хорошо устроенный.

Удивительно, но море тут казалось разноцветным — где-то были большие волны, где-то — мелкая рябь, часть акватории была темно-синей, часть светло-голубой, часть — серо-бурой.

— Это из-за разных глубин и характера дна, — объяснил мне Ортис, молодой стратег, сражавшийся тут уже год. — Просто на отмели волны мелкие, и вода светло — голубая, на глубине волны большие и вода синяя. Серая вода — это пресные воды рек, втекающих в море!

Мы стояли лагерем напротив канаков, пытаясь блокировать им подвоз подкреплений, пока сами канаки осаждали Суфенг. Правда, толку от наших действий оказалось немного — противнику все поступало морем, и прервать его сообщения мы не могли ввиду отсутствия у нас морских судов.

Раз в несколько дней к ним приходило 2–3 больших корабля, доверху груженых припасами. Мы могли только наблюдать их разгрузку, что тоже было неплохо — можно было хотя бы примерно понимать, как там у них идут дела.

Ахайры очень удачно действовали против фуражиров и пастухов канаков, выпасавших стада, привезенные ими для того, чтобы прокормить войско. Ночью они проникали в джунгли рядом с лагерем канаков и оставались в засаде, дожидаясь, когда кто-то появится. Затем стремительно атаковали. Стада скота они или угоняли к нашему лагерю, или просто вырезали, пастухов и охрану убивали. Все это сильно злило канаков.

Канаки дважды пытались атаковать наш лагерь, но укрепления не позволили им пробиться. Обе стороны нуждались в подкреплениях, а главное — в идеях, как победить противника.

Мы ожидали подхода дополнительных сил с нашей северной границы, а главное — подхода союзной армии страны Шан. Канаки, видимо, ожидали наступления голода и сдачи Суфенга — он был обложен и с суши и с моря и не получал подкреплений уже несколько месяцев.

Тем не менее, канаки были настроены решительно и явно не собирались бездействовать. Вскоре они предприняли опасную ночную атаку. Тайком пробравшись на вершину нашей горы, они внезапно напали с дикими криками и начали забрасывать нас зажженными факелами, перебрасывая их через лагерную ограду.

К счастью, мы уже были знакомы с такими действиями, как ночная атака лагеря. Вокруг лагеря были расставлены посты и «секреты» — скрытые наблюдатели, которые должны были засечь приближавшегося врага раньше, чем он заметит их. Движение канаков было выявлено, и лагерь был поднят по тревоге.

Сразу же после этого нам устроили ловушку. Отряд канаков-фуражиров стал разорять поле в непосредственной близости от нашего лагеря. Когда наши пытались атаковать, на них набросился скрытый отряд противника, заранее, еще ночью, размещенный в соседней роще. Столкновение стоило нескольких десятков голов с обеих сторон.

В этих столкновениях мы захватили несколько пленных. Я пришел посмотреть на них. Европеоидной внешности, довольно крупные по телосложению, светлокожие, большинство — светловолосые, у некоторых — веснушки. Все загорелые дочерна. Что понятно — они живут в субэкваториальной зоне.

Прежде всего, я приказал допросить пленных канаков о том, каковы их силы, тактика, намерения, и, разумеется, вытащить все возможные сведения об их стране. Задача оказалась непростой, так как языка канаков у нас в лагере никто не знал. Однако, уже стало очевидно, что, если они и варвары, то очень высокоразвитые — у них было и железное оружие, и доспехи, и прекрасные, по местным меркам корабли, а их боевые порядки и дисциплина сделали бы честь самому высокоцивилизованному сообществу.

Приказав стратегам найти кого-нибудь из местных ляо, знакомых с речью канаков, я пока решил осмотреть их оружие. Мне передали короткий обоюдоострый меч, довольно тяжелый, и, видимо — из кричного железа. Затем еще один меч, очень похожий. Щиты овальной формы, добротно сделанные, тяжелые, обтянуты толстой кожей, имеют вырез для копья. Железный шлем, можно даже сказать — каска, выглядит очень утилитарно, без украшательства, как это любят варвары. Да, для варваров они выглядят очень странно…

Тем временем стратеги, ведшие допрос, сообщили о неутешительном результате. Общаться толком не получается. Все что удалось пока добиться — это узнать названия бытовых предметов на канакском языке. Копье они называли спира, меч — рэпир, щит — шэлд.

Что-то мне это напоминает….

Ну конечно! Они англоязычные! Как я сразу не понял!

Для подтверждения своей догадки я решил сам допросить пленных — английский я еще не совсем забыл со времен своей прошлой жизни.

Очень скоро я понял, что в основе их языка действительно лежит английский, с большой добавкой слов из других языков. Отлично, это мне знакомо.

Английский я изучал и в школе и в университете, и хотя в работе пользовался им мало, но задать элементарные вопросы был в состоянии.

— Откуда вы?

Ответ, с трудом мною понятый, гласил, что их страна, Ниланд расположена где-то юго — восточнее устья Ары. Океан омывает ее со всех сторон, везде, кроме гористого севера. Похоже, это полуостров размером примерно с Индокитай.

— Кто правит вами?

Что-что он пробуробил в ответ? Иммортал леди?

Иммортал-мать ее-леди!

Итак, выяснилось, что канаки — вообще не варвары! У них тоже есть бессмертный правитель! И тоже женщина! Они европеоиды, и их религиозные воззрения очень напоминают христианство. Похоже, это потомки англосаксов из Северной Америки. И еще, они очень не любят ляо.

Постепенно картина начала вырисовываться. Оказалось, мои союзники, Шан, находятся в давнем конфликте с другой державой, также управляемой бессмертной — они называют себя канаки, а страну — «Ниланд». Девушки что-то сразу не поделили — говорят, все началось спонтанно, со столкновения двух морских отрядов на почве пиратства и торговли с дикарями, одни не пропустили других на территорию, которую считали своею — и пошло-поехало. В общем-то, я прекрасно понимаю, как это могло произойти, наши разведчики — ахайры тоже нифига не ангелы.

Чем больше я узнавал о Ниланде, тем отчетливее понимал, что крупно вляпался. На юге есть другая страна, большая и сильная, и управляется она тоже бессмертным правителем. Они давно уже с контакте с империей Шан, поскольку тоже плавают вдоль побережья. И вот теперь, как оказалось, я ввязался в совершенно ненужную мне войну, причем не с варварами, а с сильным государством, с которым, вообще-то, должен был сотрудничать и дружить, совместно развивая науки и технологии!

Итак, Костя, ты идиот. Не зная броду, сунулся в воду — заключил с Падмой оборонительный союз, понятия не имея, какие угрозы актуальны для страны Шан! А если она соседствует еще с тремя мощнейшими империями, и со всеми конфликтует, я что, и с ними буду теперь воевать?

Впрочем, я уже втянут в конфликт с неизвестным по силе неприятелем, обязательством направить 10 000 голов за тысячу километров от Митты. И содержать их столько времени, сколько понадобится для победы. И все это — для защиты чужих городов, которые, к тому же, препятствуют выходу моей страны в Южное море. Да охренеть, я дипломат. И я еще думал, что это я Падму надул!

Итак, впредь — никаких оборонительных союзов против неопределенного круга угроз. Может быть, в далеком будущем, когда нам будут известны все страны и история их взаимоотношений друг с другом, и моим дипломатам реально будет просчитать все возможные последствия того или иного внешнеполитического шага — вот тогда и можно будет заключат всякие военные договоры. А сейчас, пока знания об окружающем мире крайне ограничены, надо быть с этим очень осторожным! В самом крайнем случае, заключать военный союз, но только против такого врага, чьи силы хорошо известны. Иначе, это какое то шулерство — меня втемную в травили в войну с теми, с кем, по идее надо сотрудничать!

Пока я посыпал себе голову пеплом, война шла своим чередом. Через 3 дня после нашей последней стычки с канаками, на море показались паруса флота Шан. Это прибыла армия Амидаллы.

Ляо высадились на берег в фарсанге от лагеря канаков и двинулись на соединение с нами. С виду мои стратеги оценили их армию в 4–5 тысяч, в основном — лучники. Подойдя к горе, на которой мы стояли, они начали оборудовать свой лагерь у ее подножия, обнося частоколом свои палатки. Канаки не стерпели такой наглости, и вышли из лагеря, привычно построившись фалангой.

Удар врага был силен. Войска Шан побежали, оставив недостроенный лагерь. Как обычно, фаланга показала свою мощь. Мы даже не успели прийти ляо на помощь, как все было кончено.

Я с ужасом смотрел на победоносную фалангу канаков, стройными прямоугольниками перегородившую долину, на растерянные лица моих стратегов. Наши союзники разгромлены. Неужели мы следующие?

— Ваше святейшество, — услышал я взволнованный голос. Обернувшись, я увидел, что Ортис, в полном защитном вооружении, тщетно пытается пробиться ко мне через охранников-ахайров.

— Пустите его! Что ты хочешь, Ортис?

— Нам надо напасть на них. Сейчас! — выпалил он, отталкивая охранников от себя.

— Сейчас? Да они готовы к бою, а ляо, с которыми мы должны были действовать, разбиты!

— Да, но, посмотрите, враг бросился грабить лагерь, перестав даже преследовать отступающих! В этом наш шанс на победу — они не готовы к нашей атаке!

Я окинул взглядом наши войска. Они готовы, осталось только пустить их в бой! Но, что скажут другие стратеги?

Я вновь посмотрел на равнину. От недостроенного лагеря ляо поднимался дым. Похоже, канаки действительно увлеклись грабежом.

— Как думаете, стоит нам атаковать? — спросил я стратегов.

— Нам некогда проводить военные советы! — прокричал Ортис. — Мы упустим время. Если атаковать, то именно сейчас!

В тоске я смотрел на равнину. Ортис прав. Решать надо немедленно! Вот почему командующий — всегда один….

— Атакуем, — мертвыми губами произнес я, и стратеги бросились к своим отрядам. У нас имелось 4 мориона сайонов, 3 мориона ахайров, и 6 морионов ополченцев из городов Миттанского союза. Оставаясь на горе, я наблюдал за происходящим. Когда лагерь ляо покрылся дымом, Наши силы ускоренным маршемдвинулись вниз, к горящему лагерю ляо. Быстрые ахайры прибыли первыми, за ними — мечники-сайоны. Они обрушились на канаков, занятых грабежом, и картина боя сразу же резко изменилась. Не выстроенные в фалангу враги были не такой уж сложной целью. Со своего наблюдательного пункта наверху я хорошо видел, как ахайры кромсают врага. Подошедшие копейщики обошли сначала лагерь со всех сторон, а потом вломились в него, отрезая путь для отступления.

Канаки понесли огромные потери. Лишь часть из них сбежала к кораблям. Наши войска преследовали их до самого моря. На берегу, однако, наших встретил вражеский лагерь, окруженный стеной из вытащенных на сушу кораблей. Пришлось отступить, но, все равно, это была победа!

После подсчетов оказалось, что мы потеряли 120 голов, а враг — около 2000. Это отличный результат. Только вот одно «но» — навряд ли мы сможем подловить их так еще раз! Такие уроки не забываются.

Разгоряченные воины хвастались друг другу добычей (все содержимое лагеря ляо оказалось в наших руках) а я смотрел на них и думал, что же нам сделать дальше.

Оружие и доспехи канаков, добытые в этом бою, были выполнены на очень достойном ремесленном уровне и явно довольно дороги. У одних был доспех в виде крупных бронзовых пластин, скрепленных кожаными ремнями, причем доспехи были одинаковые, как будто вышли из одной мастерской. Другие носили более простой и дешевый доспех из, как мне показалось, коры пробкового дуба, нашитой на кожаную основу. Щиты — одни, уже виденной мною овальной формы, довольно большие, с вырезом для копья сбоку, для фаланги; другие — довольно легкие, небольшие, круглые, видимо, предназначенные для легкой пехоты.

Внимательно осмотрев трофеи, я приказал смоделировать строй канаков — построить наших, одев их в доспехи и дав оружие врага, и посмотреть, как все это у них работает. Консультантами выступили пленные офицеры канаков.

Оказалось, что хорошие доспехи несут первые два ряда фаланги. Остальные защищены хуже — у их даже нет шлемов, а щиты маленького размера. Копья большой длины не позволяют иметь им тяжелого защитного вооружения. Все это предстояло осмыслить и выработать нашу контртактику.

Вскоре мы стали свидетелями морского боя. Флот ляо подошел к Суфенгу, пытаясь деблокировать его с моря. Канаки стащили свои корабли на воду и пошли в бой.

Ляо выстроили корабли полукругом, пытаясь охватить фланги канаков. Их характерной формы галеры, подгоняемые утренним бризом, пошли в атаку, пытаясь упредить канаков, только готовивших корабли к бою.

Канаки сразу же построились клином и ударили в центр построения ляо. Корабли сталкивались друг с другом, тараня врага, или ломали весла, проплывая прямо по борту.

Исход боя мне не был ясен из-за дальнего расстояния и туманной дымки, упавшей на море, но канаки никуда не ушли, что означало общий неуспех союзников.

Поразмыслив, переговорив со стратегами, я пришел к выводу, что на их фалангу наилучший ответ — это наша фаланга. Такая же мощная, бронированная, с длинными копьями, только еще лучше. Похоже, мне нужна своя фаланга, с блек джеком и шлюхами с еще б̀ о льшими копьями и щитами.

Следующий бой случился 2 недели спустя. Все это время я тренировал копейщиков ходить глубокой и ровной фалангой, а канаки получили подкрепление на 15 судах. К нам тоже подошли 2 отряда лучников и отряд сайонов. Мы перенесли лагерь с горы на равнину, к стенам деблокированного Суфанга. В сам город нас не пустили.

Ночью я, как обычно, не спал. Шум моря с одной стороны перекликался со стрекотом цикад из мандариновой рощи на берегу, плюс кваканье древесных лягушек из мангровых зарослей неподалеку.

Спустившись к морю, солдаты вдоволь набрали себе мандаринов, айвы, и особенно — манго, сезон которого как раз начался. Суфенг на многие фарсанги вокруг окружали плодовые рощи, в основном — хлебных деревьев, и заросли сахарного тростника. Снабжение армии было, таким образом, простым, хоть и однообразным делом. Именно в рощах этих хлебных деревьев и происходили постоянные стычки наших войск и фуражиров канаков.

Мне страшно захотелось искупаться. Море было рядом, и довольно спокойное, только вот берег был довольно каменистый, безо всякого пляжа. Пришлось приказать стратегам выполнить небольшой деревянный мостик, по которому я и сошел в воду.

Звездное небо над головой сияло, как бриллианты на черном бархате. Вода была очень теплой и соленой — пожалуй, более соленой, чем в Эгейском море, но не настолько как в Красном.

Поплавав, я долго лежал на спине, глядя в это темное небо с россыпью звезд. Интересно, где я? Это уже экватор или еще нет? Солнце в середине дня стоит почти вертикально, так что тень человека находится под ним. Надо бы переговорить с мудрецами насчет астрономических исследований и изучения земных широт…

Вспомнилось, как я последний раз был на море — с моей тогдашней девушкой, Ириной, и компанией общих приятелей. Она была постоянно чем-то недовольна, говорила, что в Тунисе скучно, что отель не соответствует 5*, очень жарко и надо было ехать в Доминикану или на Бали. Я бы тоже не отказался от Бали, но друзья не могли себе это позволить, поэтому всем пришлось лететь в Тунис. Это было еще до эпидемии и прочих радостей тогдашнего мира.

Как смешно — тогда проблемой казалось то, что бармен на пляже плохо смешивает коктейли, а сейчас я вот думаю, не приближается ли ко мне потихоньку отряд боевых пловцов канаков, чтобы выпустить кишки!

Ладно, все это глупые мысли, бесполезные от слова «совсем». Но, честное слово, воевать самому уже надоедает. У меня дела в Митте, одна библиотека чего стоит, а тут приходится скакать по джунглям и питаться падалицей манго. Вместо этого заняться бы исследованиями, разобраться, почему философы никак не могут найти способ делать нормальную сталь в товарных количествах чтобы вооружить мои войска, а еще лучше — открыть порох и разнести тут всех кто стоит на пути прогресса…

Утром враг построился в фалангу и двинулся к нашему лагерю. Мы спешно начали строиться тоже. Наш строй оказался не таким широким, как у врага, поэтому на флангах и в промежутках между морионами мы поставили для прикрытия лучников, ахайров и сайонов.

Столкновение двух фаланг не принесло нам успеха. Наши копейщики, пока еще плохо обученные непривычной для них манере боя, стали медленно пятиться. Но тут вступили в дело наши элитные части, располагавшиеся на флангах.

Ахайры умудрялись подлезать под копьями (копья фалангисты держали на уровне груди) и снизу колоть первые ряды кинжалами под щит. Фалангисты канаков при этом ничего не могли сделать, так как держали свои копья, направленные вперед. Им приходилось бросать копье и выхватывать свой кинжал, но в поножовщине с ахайрами было трудно ровняться.

Мечники гезитов — сайоны — действовали иначе. Они носили большой двухслойный щит — первый слой был плетеным, второй — из мягкого дерева. Оружием был здоровый тесак, с загнутым вперед концом.

Когда фалангисты утыкали свои копья в щиты сайонов, наконечники вязли в мягком дереве. Тут сайоны рубили древки копий своими огромными тесаками. Перерубить древко было непросто — железо было довольно плохим и его нельзя было заточить остро, к тому же острие быстро тупилось. Однако тактика приносила успех — лишившись копий, фалангисты не могли противостоять мечам.

В итоге канаки, не добившись успеха после двух часового боя, отступили в лагерь. Мы долго обстреливали их из луков, но заметного ущерба не причинили.

В который раз я убедился в ценности элитных войск — именно они решали дело. Конечно они дорогостоящи и их надо беречь от потерь — других опытных бойцов мне быстро не найти — но они р е ш а ю т. Отличные бойцы.

Находится больше с войсками я не имел возможности — надо было уходить в стасис, я и так слишком задержался, а впереди предстоял долгий путь к Лаону. Оставив войска, дав напутствия стратегам, я спешно, в ту же ночь, отправился в обратный путь.

Ситуация на тот момент не выглядела совсем уж критической. Тем не менее, прибыв в Митту, я сразу же отдал распоряжения о посылке подкреплений с северных границ и принял меры к увеличению доходов союзной казны — война любит деньги. Пришлось встречаться с членами Совета.

В совете меня ждал холодный прием. Война на далеких окраинах и так была непопулярна, а уж сейчас, когда стало понятно, что враг силен и война затянется — и подавно. Пришлось сообщить «сенаторам», что канаки могут угрожать нашей стране, так как очень сильны и экспансивны, и, завоевав Суфенг, сразу двинутся вверх по Аре к нам. Мало кто в это поверил, но у меня есть козырь — конечно же, Небесные боги! Сгоняю к ним, посоветуюсь, авось чего-нибудь и подскажут….

Глава 30

Ход 36

Прошло 560 лет.

Ожидаемо, я был поднят по тревоге. Выяснилось, что противник в последней битве победил наши войска и отбросил их от Суфанга. И вскоре после этого город был взят и подвергся всем превратностям войны.

Как оказалось, канаки выучили уроки. Теперь копья их фаланги стали еще длиннее, так что вперед торчало аж 5 рядов наконечников. Часть копейщиков направляла свои копья вниз, и подлезть под копьями теперь стало невозможно. Щиты 2-х передних рядов снабдили кожаными «юбками», и ударить под щит кинжалом тоже стало нереально.

Копья тоже изменились — теперь их защищали 2 железных полоски, набитые на древко, так что перерубить его (что и раньше было непросто) сайоны не могли.

Суфенг был взят ими хитростью. Они сделали вид, что отступают от города, сели на корабли и оставили лагерь. Между тем они оставили часть войск на кораблях, разместив их за скалами, часть — в мангровых зарослях.

Когда войска ляо и многие горожане вышли из города чтобы поживиться в оставленном лагере, канаки внезапно атаковали их и на плечах охваченных паникой ляо ворвались в город.

Похоже, что военачальники канаков решительны и изобретательны. Мне бы таких!

Моей армии явно нужен мозг. Штаб. Совет стратегов для обобщения боевого опыта и выработки правильной тактики. Снова пилить 2 месяца до устья Ары, а потом 3 месяца — обратно, торчать на театре БД и самому пытаться что-то придумать — нереальная тема. Мне тяжело отдаляться от Лаона, к тому же это опасно. Мне нужны глаза и уши на месте, которые в точности опишут происходящее, и, желательно — сами сделают выводы.

Также нужно собрать имеющих опыт боев стратегов и с ними обсудить дальнейшие шаги. Они явно больше меня понимают во всем этом. Нужен ШТАБ.

И последнее (но не по значению). Надо уже построить наконец-то нормальные дороги. В стране пока еще не было сколько-нибудь нормальных сухопутных путей — только тропы, пробитые повозками торговцев и караванами верблюдов. Это очень, скажем так, «непрямые» пути, мало снабженные удобствами в виде водопоев, мест для ночлега или охраны путешественников.

Дороги!

Крайне нужно развивать дорожную сеть. Это необходимо и для торговли и для военного дела, и политически это важно — дороги скрепляют союз. Сложность была в том, что города не могли договориться о том, кто именно и на какое расстояние будет прокладывать дорогу.

Тут я решил опять блеснуть остроумием и на Совете Союза предложил сделать так: на какое расстояние город проложит дорогу, настолько и распространяется территория города. Скажем, если между Миттой и Кохинхином 38 фарсангов, и они строят друг к другу дорогу, то если Митта построили 20 фарсангов дороги а Кохинхин 18, то так и простираются их владения. В месте смычки дорог будет граница городов и таможня. Сборы с проезжающих пойдут на ремонт дорог.

Предложение было принято.

Вскоре стратеги прибыли. Почти все они находились в Миттании, ведь стратегов периодически меняют, и побывавшие в боях часто возвращаются в Митту или в свой родной город, так что не надо ехать с Ары чтобы рассказать мне о тактике канаков.

С интересом я глядел на своих будущих Наполеонов. Итак, скир Дамакон, командовавший левым крылом в первой битве при Суфенге. Немолод, тяжелый взгляд, на руке не хватает двух пальцев, отрубленных в каком-то бою. Про него мне сказали, что он из могущественного дема Аффиеи, знатный и противник народного правления. В родном Керкироне им и его партией были сильно ограничены прерогативы Народного собрания — Рядом исавар Иасса, чернобородый, невысокого роста. Физиономия удивительно хитрая. Командуя войсками ахайров в боях с канаками, умудрился не получить ни одной раны за прошедшие 6 лет. Молодой, но подающий надежды миттанец Артарон, с короткой прической по новой моде, уже знакомый мне Ортис, давший когда-то прекрасный совет в битве под Суфенгом, и еще 2 десятка менее знакомых мне лиц.

С ними мне нужно найти стратегию победы.

Я имею некоторые представления о современных методах менеджмента. Есть такая вещь — мозговой штурм — у нас в конторе он нередко применялся на совещаниях по самым трудным юридическим вопросам. Там суть в том, что сначала высказываются самые разные предложения и идеи, даже самые бредовые, и никто их не обсуждает и не осмеивает. Главное накидать как можно больше идей. Первыми высказываются самые младшие члены команды, чтобы старшие не давили их предложения своим авторитетом. А уже потом из озвученных идей начинают отбираться самые перспективные, обсуждаются со всех сторон, верифицируются, критикуются, моделируют различные ситуации, в зависимости от разных внешних факторов — поведения оппонентов, позиции суда, изменений законодательства.… Причем количество обсуждающих должно быть от 5-ти до 9-ти, в идеале 5–6, иначе некоторые будут отмалчиваться.

Так я и сделал. Набрав стратегов с боевым опытом (не только в войне с канаками) в количестве 22 штук, я разбил их на 4 Совета и начал обсуждать с ними грядущие бои по правилам мозгового штурма. Не все сразу поняли, что от них требуется, но со временем втянулись.

Мы несколько дней обсуждали ситуацию. Итак, вот что надо сделать — перевес на узком участке, не количественный а качественный. Если мы поставим в одном месте с десяток действительно крепких бойцов, они смогут смести врага и прорвать его фалангу, а это означает выход в тыл. В прорыв надо сразу же вводить ахайров или сайонов — они могут быстро (в отличие от копейщиков) ворваться в прорыв всей толпой и навалится сзади, убивая врагов в спину.

Фаланга канаков уязвима от обстрелов сверху. Тяжелые копья не позволяют нести большие щиты — в итоге, если закидать их строй сверху тяжелыми дротиками, она понесет большие потери, а строй ее распадется.

Наши войска получили ассигаи — дротики с длинным железным наконечником и большим оперением сзади. Ассигаи можно было кидать по крутой траектории. Легкая пехота, отступив за спину нашей фаланги, брала ассигаи и метала их через головы наших фалангистов, причем линия броска шла не только вперед, но и под углом: так вражеская фаланга, спереди вынужденная сражаться с нашими копейщиками, получала град тяжелых дротиков сверху, не имея возможности от них защититься. Если дорогие ассигаи кончались, а враг еще не бежал, в ход шли камни — их подвозили на специальных арбах и швыряли в толпу врагов также через головы наших копейщиков. Тут главное было перекинуть камень или ассигай точно через наших, чтобы не попасть по своим. Это достигалось постоянными совместными тренировками копейщиков и копьеметателей.

Более 2 месяцев ушло на отработку этого маневра. Мы собрали небольшой отряд самых сильных бойцов, тяжеловесных как сумоисты, построили его на глубину 15 рядов и научили «продавливать» фалангу напором, идти вперед невзирая ни на что. Этот напор поддерживали метатели ассигаев — они должны были посылать свои дротики именно на место прорыва штурмовиков. После прорыва фаланги штурмовой отряд должен был сохранять порядок, не распадаясь держать строй для следующей атаки или для отражения удара вражеских резервов, а вот ахайры и ассигары, ворвавшиеся в пролом во вражеской фаланге, сразу начинали нападать сзади, рубить и швырять дротики в открытые спины.

Еще одним удачным способом было зайти во фланг или тыл фаланги. Ахайры часто это делали — сначала они вырезали лучников и пращников врага на фланге, а потом бросались сзади на фалангу, стараясь только не попасть под ассигаи метателей.

Основания для оптимизма у них есть — я никак не соберу достаточной армии из за финансовых проблем. Война — это очень дорого, а поддержки особой она не имеет. Никто не видит особого смысла воевать за интересы Шан.

Пришлось пообещать воинам хорошие земельные наделы по окончании войны. Это позволило набрать приличную армию — не 10 000, конечно, но честных 20 морионов — это 7200 голов! По местным меркам, это огромная армия.

Войско сопровождало несколько «конных» — на верблюдах — отрядов. В северных городах бывшей Арталии, из переселенцев-мохавов, стали формироваться эскадроны подвижных войск — лучников на дромадерах — называемых «улапы». Они служили как разведка и подвижные стрелки. Перед боем мы выдвигали их вперед, чтобы они как можно раньше начинали обстрел врага. По мере продвижения противника улапы отступали, продолжая обстрел. Когда начиналось столкновение с пехотой, улапы могли зайти за спину нашей пехоты, и при этом продолжали стрелять через головы наших пехотинцев — высоко сидя на дромадерах, они могли видеть врага, даже находясь в тылу.

Новая армия была отправлена вниз по Аре, а я отправился в стасис.

Ход 37

Прошло 572 года

Не могу не отдать должного муниципалам Союза. У нас идет война, а меня не поднимают, позволяя отлежать полный двенадцатилетний срок! Похоже, все складывается неплохо!

Выйдя из капсулы в зал приема, я был удивлен буйством незнакомых мне запахов. Оказалось, это были тропические фрукты. Одно из последствий нашей экспансии вниз по Аре, и установления обширных торговых связей — изобилие экзотических фруктов с юга. Кокосовые орехи, манго, папайя, и еще куча других, незнакомых. Бывают и ананасы, но их везут из Шан.

Нервно пережевывая какой то толи дуриан, то ли рамбутан, я слушал новости о произошедшем за истекшие 12 лет, пытаясь не запутаться в сбытиях.

Несколько боестолкновений не дали преимущества ни одной из сторон. В это время обозначилась новая угроза с севера — там появились какие-то новые варварские племена. В итоге наши войска, не имея финансирования и снабжения, вернулись в Миттанию.

Два года назад огромный флот канаков прошел с юга в сторону страны Шан. Видимо, канаки решили начать вторжение в Шан, опираясь на города Суфанг и Ма-рао.

Похоже, их флот произвел впечатление, и Амидала после этого вынуждена была пойти на мировую. Мои «агенты» в Шан сообщили, что по условиям мира с канаками она отказалась от потерянных территорий и выплатила некислую контрибуцию в 2000 таленов серебра. И это при том, что согласно нашего с нею договора она не могла заключать отдельный мир с канаками — мои послы должны были участвовать в переговорах! Очень, очень мило с ее стороны!

С нами канаки ничего не заключали, так что война формально продолжается, но фактически все затихло — ни мы, не посылаем нового войска, ни канаки. Более того, наши торговцы вполне успешно торгуют с ними, приплывая вниз по Аре и в Мар-рао, и в Суфенг.

Итак, тяжелые бои не позволили нам захватить эти города. Но последняя новость оттуда возродила надежду — оказалось, горожане Суфенга составили тайный заговор против оккупантов-канаков и обратились за помощью к нам.

Делегация от заговорщиков прибыла и ждет меня уже более полугода! Более того, они уже переговорили тайно с самыми влиятельными стратегами и суффектами Миттании, но не выступали на Совете Союза, поскольку это раскрыло бы тайну — до канаков может дойти известие о заговоре. Возглавляет инсургентов некий Юэй Ма-чин — один из таможенных чиновников города Суфенг. Не самый большой пост, но в силу должности он общается с очень широким кругом людей, в том числе и с самыми серьезными коммерсантами ляо. Так что, к словам его следовало отнестись со всей серьезностью

Он предстал передо мною на следующий день. Невысокий, худощавый, внешность не совсем типичная для ляо. Как оказалось, ляо он только наполовину, его мать была из туземцев. Таких «метисов» в Суфенге много.

— Все горожане ненавидят власть канаков — начал он, сразу «взяв быка за рога». Люди готовы восстать против них и признать вашу власть над городом. Но нужно оружие и деньги, и быстрая помощь вашей армии.

— Какова численность гарнизона?

— Было 800 голов. Но сейчас многие дезертировали, кто-то заболел, кто-то беспробудно пьет — не более половины от этого числа боеспособны.

— Что вам понадобится конкретно?

— Нужно 10 000 ауров и 500 мечей. Остальное мы добудем сами.

— У вас там нет мечей?

— Оккупанты изъяли все оружие и запретили владеть им. Даже плотницкого топора не сыщешь в городе. Все работы по дереву теперь проводятся за городскими стенами, а когда плотники и корабелы возвращаются в город, весь железный инструмент приходится сдавать.

— Вы сможете разгромить их?

— Они постоянно находятся в цитадели в центре города, не менее сотни. Туда у нас нет доступа. Возможно, мы сумеем захватить цитадель, но скорее всего — нет, лишь сможем ее осадить.

— То есть штурмовать ее придется уже моим войскам?

— Воины вашего святейшества так смелы и отважны….

— Это неприемлемо.

После длительной и дорогостоящей войны я не собирался раздувать конфликт вновь, даже ради таких важных городов как Суфенг и Ма-рао. Прямое военное столкновение с гарнизоном канаков в мои планы не входило. Войти в уже захваченный восставшими город — это другое дело, тут получится, что горожане сначала получили независимость, а потом сами призвали меня — и это не создаст повод для новой войны. А вот если мы сами вырежем гарнизон — тут все, драки не избежать. Наверняка у царицы Ньюланда есть своя «партия войны» которая подзуживает ее продолжить разборки — они сразу завопят про великое оскорбление, смываемое только реками миттанской крови!

— Вам нужно справиться с гарнизоном самим. Тогда я приму вас под защиту.

Юэй, казалось, был в замешательстве.

— Мы торговцы, а не воины. Мы не сумеем захватить цитадель!

— Значит, наймите себе воинов. Зачем еще вам мои 10 000 ауров?

— Нам нужно подкупить начальников ворот и еще 3-х офицеров гарнизона…

— Чепуха. Для этого хватило бы и тысячи.

Вот мошенник! Кого он пытается обмануть? Я что, не знаю текущие цены?

— Может вам обратиться к своей правительнице, Паадмидалле? Почему, кстати, вы прибыли ко мне, а не к ней?

Посланник заговорщиков посмотрел на меня, скорбно поджав губы. Я не очень разбираюсь в мимике азиатов, но у этого на лице явно читалось что-то вроде «как бы тебе помягче объяснить, какую дикую чушь ты сейчас сморозил».

— Наше уважение к Великой правительнице и любовь к ней не позволяют нам побеспокоить ее по столь ничтожному вопросу, как наши судьбы. Мы видим, что твои воины умеют побеждать канаков. Только ты сможешь защитить нас! В твоей стране люди живут счастливо, им не навязывают чиновников и соглядатаев. Миттанцы сами решают свои вопросы, без постоянных понуканий. Они свободны, и мы хотим жить также! Мы будем хорошими, верными союзниками Митты!

Польстил, гад. Тонко польстил! Не люблю, когда мною манипулируют, это всегда дорого обходится, но….

— И еще одно, Бессмертный. Люди из Суфенга должны будут сродниться с Миттанни, а Митанни с Суфенгом. Позволь нам объявить, что торговцы Суфенга смогут торговать во всех городах Митаннского союза без пошлин и запретов, а Ма-рао — на всех заморских владениях и в иностранных державах. Мы привлечем еще больше сторонников и сможем объединить наши города в единую страну!

Ну, тут похоже он прав. Два города — довольно отдаленная территория, а этнический состав в них разительно отличается от населения основной части Миттании. Ну и раз они будут частью Союза, значит, никаких пошлин для них быть не может. Тесные торговые связи должны связать нас лучше, чем что бы то ни было!

— Ваше предложение меня заинтересовало. Но мне нужно посоветоваться с влиятельными лицами Миттании. Если наш народ примет ваши аргументы, я покорюсь его воле.

С этими словами я отпустил заговорщиков.

Народ Митты… Вопрос был не так прост. Предыдущая война с канаками стоила дорого и не вызвала энтузиазма в обществе. Разве что, я пообещаю без особых проблем захватить эти приморские города! Конечно заманчиво было бы овладеть ими, ведь выход к морю дал бы нам несравненные возможности в торговле и изучению других земель! Но по договору с Шан я должен вернуть им все территории, захваченные ранее канаками, какие смогу отвоевать.

Конечно, это нелегко признать, даже себе самому, но, может быть, я заключил неправильный договор? Тогда, может быть, мне его, это… расторгнуть? Какого черта я должен таскать каштаны из огня для этой идиотки, мошеннически перекрывшей когда то мне выход к морю, а теперь не сумевшей его удержать? Падме Амидала, блин! Мне вот вообще эта война была не нужна, это две бабы за морем чего-то там не поделили (и я даже не знаю, что, надеюсь — не мужика) а в результате погибли тысячи моих лучших воинов и десятки тысяч монет выброшены на ветер! И никто мне этого не вернет!

Встав со своего «трона», я зашагал по комнате, кружа вокруг подарка повстанцев — корзины спелого манго и ананасов. Наивный подкуп руководства соседней великой державы! Вот идиоты! Но — приятно, ничего не скажешь.

Ладно, Костя, давай рассуждать спокойно. Внешнеполитические дела — это очень, очень важно и капец как опасно. Если я, скажем, прикажу построить мост в неправильном месте — это ерунда. Ну придется заплатить из казны пару центнеров золота сверху или торгашам — проезжать лишних пару фарсангов — ну что тут такого? Дело то житейское! А вот когда ты, Костенька, нахамил карнакам, влезши в чужую разборку — вот тут уже совсем другое дело! Тут реально может быть а)падение авторитета. Ведь мы проиграли войну — как не крути, города-то теперь у карнаков, я был против, а карнаки на мой «против» болт положили, а города себе забрали; б)связанная с «а» смена руководящей и направляющей партии в лице меня на кого то помоложе и покрасившее — совсем нельзя исключать, что, миттанцы, не проживут без меня что ли? Еще как проживут; в)канаки реально могут подняться по Аре и настучать нам тут по лицам. Ходил же князь Олег на Царьград — а это, наверное, подальше будет, чем им от устья Ары до славного города Митта…

Однако, дело сделано, и идет война. И, как не крути, а канаков лучше сдерживать на дальних подступах. Когда города завоюют независимость, мы примем их в Миттанский союз, и будем защищать наших союзников и от бывших и от нынешних хозяев. Стены там крепкие, города богатые. И горожане готовы нас поддержать!

Решено, даю Юэю добро.

Совет Союза информировать нельзя. Наверняка кто-нибудь сообщит канакам об этой сделке. А ведь надо, чтобы Совет проголосовал за присоединение! То есть закулисные переговоры, заранее проведенные с авторитетными аристократами крупнейших городов, просто необходимы.

Нужно действовать исподволь, обработать наиболее влиятельных суффектов и стратегов. Важность выхода к морю все, в общем-то, понимают — вопрос в том, захотят ли они платить за это адекватную цену.

Обдумав все еще раз, я понял, что все эти вопросы требуют от меня ввести новую структуру. Государственные органы Миттанского союза ведь, в общем-то, не мои — это муниципалы городов. Мне же нужна «личная канцелярия» чтобы проворачивать вот такие вот хитрые и тонкие комбинации, и, вообще, управлять моими — лично моими — делами.

Итак, я назначил «министров» — один занимался всеми вопросами, выступая моим доверенным лицом во всех сферах, — это Первый министр; второй — Министр оффиций, — будет ведать разведкой и дипломатией, третий — наукой, четвертый — торговлей, пятый — военным делом, шестой — судебными вопросами, седьмой — религией.

С торговлей было проще всего — у меня уже были доверенные люди из торговцев, которые водили мои караваны, перевозили мои грузы, управляли моими поместьями и мастерскими.

Военное дело тоже оказалось несложной вакансией — стратег Артарон, привлекший мое внимание здравыми суждениями и честностью, оказался тут к месту.

Более-менее решился вопрос с судопроизводством — секретарь суда Рашад оказался человеком, сумевшим усвоить от меня саму концепцию права как формализованной справедливости. С разведкой и дипломатией было сложнее. Был подходящий субъект — бывший суффект Агаде по имени Диллим — он очень хорошо проявил себя в общении с посольством Амидаллы, но он был немолод и не очень хорошо знал ситуацию в Митте. Но лучше никого не было.

С религией было все плохо. Дело в том, что жрецы — муниципалы крайне отрицательно относились к идее какого либо контроля над ними. Они видели в этом возможность возрождения старого жречества — или просто спекулировали аналогичными страхами горожан. Даже самые простые вопросы — упорядочивание ритуалов поклонения богам — вызывало отторжение в городах Союза.

Подходящего назначенца на науку я тоже не нашел — придется, видимо, отложить это на следующий раз.

Так или иначе, посланцы Суфенга получили 7000 ауров и 500 комплектов воинского снаряжения, а также два отряда ахайров для выполнения своих обещаний, с чем они и отбыли на родину. Я же отправился в стасис, запретив поднимать меня досрочно. Если дело провалиться, я буду как бы ни при чем, и к моему выходу из стасиса все уже позабудется. А если получится — то, может быть, удастся отмазаться перед Амидалой, что я тут не при чем. Ну а если не удастся — да и хрен с ним.

Глава 31

Ход 38

Прошло 584 года.

Мой новый выход прошел нормально. Жрецы и прислуга почтительны и услужливы. Мне вручили красивые и удобные сандалии из кожи белого верблюда (как хорошо, что я догадался оставить слепок своей ноги для обувщиков примерно 140 лет назад! До сих пор радуюсь). Красивая ст’ола из ткани, очень похожей на лен, прекрасно выбеленной, с роскошным золотым шитьем по краям. Роскошный стол, на котором, хм, полным-полно зрелого манго и крупных золотисто-коричневых ананасов. А похоже, фокус-то у нас удался!

Жрецы знали мою манеру не спешить с вестями. Все ведь уже случилось, несколько лет назад, так что, узнаю я об этом на полчаса раньше или позже — не имеет особого значения. Но, похоже, среди «комитета по встрече» зародилась практика материальных ребусов — когда у нас появились верблюды, мне на первый обед после выхода из камеры преподнесли верблюжье мясо и молоко (очень вонючая штука кстати), теперь вот — ананасы рекою.

Итак, я получил желанные и ожидаемые вести — Суфенг и Ма-рао объявили сначала о независимости, а потом о вступлении в Миттанский союз. Гарнизон канаков в Суфенге был вырезан с необыкновенной ловкостью. Дело в том, что накануне туда под видом партии рабов прибыли два отряда ахайров. Их ввели в города в цепях, но сразу же, поместив в казармы на невольничьем рынке, тайно освободили и дали оружие.

Ночью они заняли несколько домов перед входом в цитадель Суфонга. Утром, когда канаки открыли ворота цитадели для смены постов, ахайры их внезапно атаковали и захватили ворота.

В проход тут же ворвались вооруженные горожане, и канаки были уничтожены.

В Ма-рао ситуация развивалась по схожему сценарию. В порт зашло несколько кораблей, в трюмах которых был очень специфический груз. Канаки ничего не заподозрили. Самое смешное, что коменданту гарнизона за несколько часов до восстания пришло письмо с предупреждением, но он был занят очень срочной пирушкой и не прочел его, отложив «на потом». Как несложно догадаться, «потом» его связали и бросили с пирса в море, предложив напоследок «плыть туда, откуда явился».

В Совет Союза явились посольства от восставших городов. Значительная часть членов союза была предупреждена, с остальными начали работу мои «министры». Военный министр рассказывал всем как важно иметь выход к морю для безопасности миттанцев, произнеся по тому поводу убедительную речь в Совете; торговый министр убедительно выступил в пользу развития торговли по Аре и Южным морям, призывая всех принять участие в задуманных торговых операциях; судебный секретарь пояснил, что справедливо и разумно принять в союз людей, которые сами этого хотят и рискуют жизнью ради этого. Главный дипломат Диллим обещал все уладить и с канаками и с ляо, а Первый министр конфиденциально уведомлял посланников городов про одобрение мною ходатайства восставших.

Делегаты от повстанцев тоже не терялись. Они неплохо разбирались в ситуации в Митте, да и во многих других городах тоже — широкие торговые связи позволили им выходить на нужных людей и делать им грамотные коммерческие предложения. Предполагаю, что немалая часть из 5 000 ауров вернулась обратно в Митанни и разошлась в околополитических кругах.

Противников вхождения этих двух городов в Союз тоже было немало. Прежде всего, это были богатые землевладельцы и скотоводы. Им предстояло профинансировать новую войну с канаками, а возможно, и с Шан, а непосредственной выгоды от присоединения они не получали. Не все торговцы Митты одобряли сделку — многие считали ляо из Суфенга своими конкурентами

Новый посланник Амидалы Юй Ти-Чжен мне сразу не понравился. Что-то ненормальное было в его манерах — похоже, он, также как и пославшее его лицо, жил в своем мире и выходить оттуда не собирался.

— Посланники Великой Шан приветствуют величайшего правителя страны Миттании. Наша высокочтимая Богиня не сомневается в точном и скурпулезном выполнении Вашим святейшеством всех условия нашего оборонительного союза в отношении наших городов, которые вы так блистательно освободили от полчищ варваров-канаков — начал он, кланяясь и откровенно фальшиво улыбаясь.

Ну, конечно же, мы сделали это для вас, дражайший!

— Мы уже направили флот с гарнизонами в оба города. Они прибудут со дня на день — его улыбка притухла, а взгляд стал острым, как будто он ожидал после этих слов взрыва эмоций с моей стороны. И не зря — его заявление крайне хамское. Они уже выслали войска чтобы занять города! МОИ города!

— Конечно, к нашим верным союзникам не будет заявляться никаких претензий по состоянию городской казны, складов или достояния частных лиц. Мы понимаем сложности военного времени!

Я мрачно посмотрел на послов, отчего они заметно напряглись.

— Значит так. Я думаю, что ваше посольство некомпетентно. Вы говорили, что идет война с варварами и мне надо вмешаться. Хорошо. Когда моя армия пришла туда, там не было варваров. Там были войска другого правителя, и нам пришлось понести очень, очень большие потери, сражаясь за интересы богини Паадмидаллы. Мои боги разгневаны. Они ждут от меня богатых даров. Если я отдам города, завоеванные силой оружия, они покинут меня. Это невозможно.

Раскосые лица послов остались невозмутимыми. Только главный посол Юй печально развел руками, как будто тем самым выразил сожаление о несовершенстве человеческого рода в целом и конкретно моей личности в частности.

— Нами будет доложено великой богине об этом происшествии. Боюсь, оно вызовет непонимание в стране Шан.

Глаза Юйя смотрели плоско и невинно.

— Боюсь, заложники из высших демов Митты могут испытать это непонимание…

Ах ты козел косоглазый!

— … и экспедиция Митты на юге может столкнуться с трудностями при возвращении…

Вот урод желтомазый!

— … как и негоцианты из Миттанни, в землях Шан, даже те, кто привез в Шан личные товары Вашего Святейшества…

Разглядывая Юя, я думал, — интересно, я сожгу его живьем, или засуну голым в муравейник?

— Печально. Но я уверен, что мы найдем условия для взаимоприемлемого соглашения. Мы готовы рассмотреть вопрос о компенсации военных расходов Миттани за последние 10 лет, связанных с освобождением наших городов, конечно, при наличии подтверждающих документов и свидетельств. Двери нашей госпожи….(он поклонился)… всегда открыты!

Еще раз, красиво разведя руками, Юй отвесил мне церемонный поклон, в неповторимом стиле ляо, и делегация Шан покинула зал приемов. Правильно сделали, уроды, еще полминуты и я дал бы приказ ахайрам выпустить им кишки. На войне я стал крайне бесцеремонным.

Итак, Шан напрашивается на неприятности. Не пора ли мне поближе познакомиться с иммортал леди канаков? Может быть, с ней мы найдем общий язык?

Кликнув главного дипломата Диллима, я устроил ему допрос с пристрастием:

— Как у нас обстоят дела с канаками? Установлены ли дипотношения? Что вообще известно про эту страну?

— Канаки, насколько нам известно, не прореагировали еще на захват Южных городов. Торговля с ними идет успешно — наши торговцы могут плавать в Ниланд и торговать повсеместно.

— Надо принять все меры для установления нормальных отношений с этой державой. Направим к ним посольство. Особое внимание надо уделить вопросу о том, как замять ситуацию с приморскими городами!

Сначала я не понял, почему канаки сразу же не объявили мне войну. А потом как понял! Все дело в этой «иммортал леди». Она в стасисе. И видимо цикл у нее 20 лет. Пока она не встанет, не выслушает доклад своего аналога Диллима, не взбесится и не отдаст приказ стереть Миттани с лица земли — ничего не будет. А вот потом… потом наверно будет жарко.

В преддверии нового конфликта я решил проинспектировать постройку дорог, начатую 3 хода назад. Дороги позволили бы нам намного быстрее перебрасывать войска в зону конфликта, а учитывая сложное положение на севере страны, быстрое маневрирование войсками, возможно, будет залогом успеха в войне и безопасности всей Миттании.

Система постройки дорог дала свои результаты — большое количество дорог между городами было либо построено, либо активно строилось. Однако вскоре появились его недостатки — стараясь проложить дорогу подлиннее и побыстрее, города стали строить их чисто символически, без соблюдения технологии. Также оказалось, что разные города получаются в неравном положении — у одних местность была равнинной, и дорога прокладывалась легко, а у других — холмы и овраги, а то и болота. Большую роль сыграло наличие рядом подходящих материалов — некоторым городам, имевшим поблизости природный гравий, повезло, другим пришлось завозить его издалека или дробить большие глыбы.

В общем, пришлось это правило менять. Иначе война между соседями грозила стать реальностью. Город Сураджа, не имевший поблизости никаких подходящих материалов, граничил с Агаде, где как раз такого материала было в избытке — скопилось много шлака от выплавки железа. В итоге богатый Агаде построил более ¾ пути к Сурадже, и стал претендовать на соответствующие территории.

Для Сураджи это оказалось крайне неприятно. Его горожане во многом жили скотоводством, и потеря пастбищ была для них недопустима. В итоге, они не просто отказались следовать закону Союза, но и призвали на помощь соседей-гезитов. Началась настоящая война между двумя городами. Агаде обратился к Совету Союза с требованием покарать Сураджу силами союзной армии. Но члены Союза, многие из которых уже поняли неоднозначность закона и сложившейся ситуации, решили подождать меня, не становясь ни на чью сторону. Военные действия после нескольких стычек ограничились грабительскими набегами друг на друга. Послы городов прибыли на суд в Митту в канун моего появления и ожидали дня заседания.

Я быстро понял свою ошибку. Конечно, надо учитывать такие моменты как местные условия. Но что теперь решить с дорогами?

Весь этот скандал вылился в ряд неприятных судебных процессов. Где мне и моему министру юстиции пришлось разбирать многочисленные споры между городами. Агаде и Сураджа шли под первым номером.

Делегации сторон пришли на суд возглавляемые своими суффектами. От каждого города выступило по 4 делегата, они говорили в порядке, определенном жребием, примерно по часу каждый. Все они начинали со славной истории своего города и исключительной добродетели живущих там людей, потом проходились по сопернику, вспоминая все обиды и косяки соседей. Получалось, что Сурадже не позавидуешь — именно у них Агаде купил быков, на которых и таскал свой шлак на дорожное полотно. Дорога оказалась недолговечна — шлак был хрупок и рассыпался. Не было мостов, не было паромов, станций смены волов, постоялых дворов, колодцев. Короче надо разбираться.

Я поручил разработать хоть какие-то стандарты для дорог — ширина, глубина каменной подсыпки, применяемые материалы, расстояния между колодцами. Решили, что если надо строить мосты, то 100 антубр моста или насыпи соответствуют 1 фарсангу простой дороги. Что покрытие должно быть из природного или булыжного щебня. Что ширина дороги — не менее 5 антубр. Что нужны столбы, отмечающие каждый фарсанг. Ну и так далее. Очень замороченная вещь эти дороги, я с ними измучился. Но — процесс постройки дорог сдвинулся с мертвой точки и через каких-то 30–40 лет у нас была построена вполне приличная сеть дорог, связывающих основные города и гарнизоны.

Хорошие новости пришли и от путешественников. Вернулись экспедиции из восточных морей — и северная и южная.

Северная экспедиция потеряла почти все свои корабли в бурных северных водах. Несколько раз им пришлось вступать в бои с местными племенами, считавшими видимо, что наши пришли посягнуть на их китов и ламантинов. Извилистый северный берег, местами покрытый песчаными дюнами, местами — заросший хвойным лесом, изобилующий пушным зверем.

В целом северо-восток оказался довольно пустынным слабозаселенным местом, но в одном месте им улыбнулась удача.

Увидев в горах на побережье дымок, они высадились и нашли поселение белокожих людей. Они разговаривали на совершенно незнакомом языке, но знаками и жестами им удалось провести небольшую меновую торговлю, обменяв железные вещи на меха.

Это отличная новость. В том месте надо поставить небольшой форт и приплывать торговать.

Но еще интереснее были сведения о некоем «Горном старце» — бессмертном жителе одного из селений. Он появлялся раз в 20 лет, брал у людей продукты и снова удалялся в горы. Похоже, еще один мой коллега! Надо его навестить!

Первая Южная экспедиция прошла через все прибрежные области Шан, и на юге достигла заросших джунглями ненаселенных земель. Дальнейшее продвижение оказалось затруднено из за проблем с продовольствием и пресной водой. Тем не менее экспедиция продолжала исследование Южных земель, пока не столкнулась с непредвиденной проблемой — цунами. Внезапно нахлынувшая гигантская волна утопила большую часть кораблей, а часть — вынесла на берег. Эти корабли удалось починить, и остатки исследователей вернулись в Суфенг.

Первая Экспедиция на юго-востоке исчезла. Никто не вернулся назад, и причины этого остались для нас неизвестными. Конечно, мы все сразу подумали на цунами.

Цунами оказались огромной проблемой для исследователей океанов и морей, а также для торговцев. Повышенная сейсмоактивность этого мира, вызванная его геологической молодостью, привела к постоянным землетрясениям, не только на суше но и на море. Землетрясения, подводные вулканы, разломы земной коры — все это то и дело создавало то малые, то большие, то гигантские цунами.

Из-за цунами города на побережье морей почти не строились — это было крайне опасно. Города строили или у реки, в дне пути от моря, или на берегу моря но на возвышенности, чтобы волны цунами не доставали до города. Порт, конечно, устраивали внизу, но на ночь там никто не оставался.

Поэтому особенно ценились такие места на побережье, где была бухта, защищенная не только от обычных волн, но и от гигантских. В этом смысле наше побережье в районе устья Ары было исключительно удобным — множество гористых островов вдоль берега позволяли путешествовать почти безопасно. Ночлег торговцы устраивали так, чтобы какой-нибудь гористый остров прикрывал их стоянку со стороны моря — цунами разбивалось об остров и корабли не страдали.

Наши города Суфенг и Ма-рао оказались крайне удачно построены. Суфенг стоял на Аре недалеко от устья, и от цунами был защищен гористым мысом, выдающимся в море. Ма-рао был прикрыт скалистыми островами и сам был на большом острове, со стороны противоположной открытому морю.

Оба города имели большие защищенные и от непогоды и от цунами гавани, что делало их ценными центрами кораблестроения и торговли. Дела теперь тут пойдут на лад.

Отбывая в капсулу, я в кои-то веки был спокоен за южное направление. Но вот север внушал тревогу. Различные племена варваров кочевали там бесконтрольно и становились все более агрессивными. А мне надо увидеться с этим Горным старцем — очевидно, это бессмертный из моего мира, не сумевший создать в бедных и малонаселенных северных местах значимой цивилизации. И, пока я буду спать, моя капсула поплывет на север, на встречу с моим коллегой.

План похода на северное побережье составлен с военной четкостью. Модуль спустят вниз по Реоне на плотах, а оттуда — кораблями до места назначения. На дорогу уйдет 2 года, то есть как раз уйдет минимальный 2-х летний срок пребывания в капсула. Разбудят по тревоге. Потом тем же путем — обратно. Все-таки водные пути — реки и озера — великолепный путь, лучше любой дороги. Конечно, есть опасность цунами, но тут уж — кто не рискует, тот не создает цивилизаций!

Глава 32

Ход 39

Прошло 586 лет.

— План продаж опять не выполнен, и это уже два отчетных периода подряд! Смирнов, если и третий месяц ты не выйдешь на требуемые показатели, нам придется распрощаться!

Александр, старший менеджер направления бытовой химии, смотрел на меня с легкой укоризной и едва заметной насмешкой. Коллеги за столом вели себя по-разному — кому-то было явно неудобно присутствовать при таком разговоре, кто-то откровенно зубоскалил, большинству было все равно.

— Я…буду стараться, Александр Витальевич. Я уверен, что смогу наверстать…

Тревожное «биип» вырвало меня из объятий кошмара. Привидится же такое! Так, что там у нас на повестке дня? Так, по плану я должен быть на северо-востоке, и если меня подняли, то Горного старца уже нашли и также подняли из своего склепа — на встречу со мною.

Свежий холодный воздух из люка модуля поразил незнакомыми запахами и уже непривычным ощущением прохлады. Я вышел наружу, зябко кутаясь в свой тонкий южный плащ.

Мрачное свинцово-серое небо с низкими рваными тучами давило со всей суровой северной безнадежностью. Как это непохоже на светло– голубое небо над Лаоном! Порывистый ветер с моря приносил его влагу и шум волн, накатывавших на скалистый берег.

Мои люди, одетые в овечьи шкуры поверх своей обычной одежды, ждут меня у модуля. Группа встречающих засуетилась, приглашая в раскинутый рядом шатер. Внутри просторного купола стояла жаровня с красными углями и низкий походный стол с остывшими яствами.

Наскоро перекусив, расспрашиваю о перипетиях похода.

— Мы плыли два года. Сейчас уже осень. Несколько раз подпадали в шторма. Потеряно 14 кораблей из 24-х, и много людей — пояснил отвечавший за поход стратег.

— Что с Горным старцем?

— Его долго искали, опрашивали местных — те не хотели нам ничего рассказывать. Но, в итоге, мы его нашли! Он живет на склоне горы в примерно в десяти фарсангах отсюда. Путь довольно тяжел, кругом горы и лес.

— Значит, стоит отправиться пораньше!

Первую половину пути мы плыли на кораблях — это было быстрее. Море было неспокойно, корабль то и дело проваливался в разрывы между волнами. Брызги и пена летели на палубу, и вскоре моя одежда промокла, несмотря на кожаную накидку снаружи. Было дико холодно. На этом фоне подступающие признаки морской болезни казались уже сущим пустяком.

Океан, седой от клочьев пены, поражал своей невероятной энергетикой. Над головой носились стаи морских птиц, постоянно нырявших за рыбой. Несколько раз мы видели белоснежных морских животных, стремительно рассекавших воды, полные рыбы. Мне оставалось только надеяться, что моряки знают дело, и мы не отправимся на дно кормить рыб.

Наконец часа через два (они мне показались вечностью) мы пристали в устье небольшой реки. Дальше нужно было идти пешком.

Мне взяли паланкин, но людей было мало, а местность настолько гористая, что и мне пришлось идти пешком. Мы продирались через еловый лес вдоль течения горной речушки, цепляясь за кусты лещины и можжевельника. Туман окутывал ущелье, становясь все гуще по мере того, как мы поднимались все выше и выше. Давно я не видел такой природы — хмурое небо и хвойный лес сильно напоминали мне Родину, а вот горный, непривычный для Среднерусской равнины рельеф, больше всего походил на Хибины.

Наконец, миновав голые осыпи со слоистой горной породой, мы достигли небольшой ровной площадки среди сосен и пихт, где нас ожидал караул из двух десятков ахайров. Тут стояла грубо сколоченная изба из толстых и очень старых стволов и невысокий частокол, ограждавший маленький дворик.

Внутри высокий седовласый мужчина колол дрова большим неуклюжим колуном. Я сразу понял, что это и есть Горный старец — несмотря на кожаную грубую одежду, он отличался совершенно нездешней внешностью. Он оглянулся на нас и, оставив колун, жестом пригласил внутрь. Мы зашли.

Мужчину звали Иен, и как я понял, он был откуда-то из Норвегии. Высокий — выше меня. Когда он протянул мне мозолистую руку, я с удивлением понял, что он молод — примерно моего возраста или чуть старше, но при этом полностью седой, — и голова, и недлинная «шкиперская» борода. Из-за седины и бороды, конечно, Иен выглядит старше своих лет, отчего его и прозвали Горным старцем. И прекрасно говорит по-английски.

— Как вы попали сюда, Иен?

— Мы находились на судне снабжения в Баренцевом море. Примерно 55.30 северной широты и 6.07 восточной долготы. Я был помощником капитана. Экипаж был из 8 человек–два норвежца, эстонец, поляк, четыре филиппинца. В какой то момент, примерно в 7.30 утра корабль сильно тряхнуло, приборы сошли с ума, и мы поняли, что случилось что то экстраординарное.

Поскольку ДжиПиЭс и система Коспас-Сарсат не работали, мы шли по компасу на юг, чтобы достигнуть земли. Через 3-е суток мы действительно увидели берег. С пальмами.

— А как вы нашли капсулу?

— Мы непрерывно подавали сигнал бедствия на всех доступных нам частотах. Эфир был чист, пару раз что-то проскальзывало, но установить нормальную связь не удалось. Я продолжал искать. Прошло примерно 2 месяца, и прилетела ракета с капсулой. Разобраться в этой тарабарщине было крайне непросто! К счастью, на борту у нас был компьютер, где был переводчик со всех языков. Даже с этого пакостного эсперанто.

— Ваш корабль сохранился?

— Нет. Его разбило волнами о берег.

— Что было потом?

— Ничего. Я живу тут уже много лет, раз в 20 лет выхожу на воздух, обхожу деревни — их тут несколько. Если есть больные, пытаюсь помочь им, ищу в базе борткомпьютера хоть какую-то медицинскую информацию.

— А железо? Вы научили их плавить железо?

— Железа им хватает. Они разобрали наш корабль — там было под 800 тонн различных металлов. До сих пор части конструкции валяются на берегу, разметанные цунами.

— Цунами?

— Да. Были большие цунами несколько раз — особенно первое время. Очень частая вещь. И землетрясения тоже. Эррии не селятся из-за этого на берегу — раз в 50–70 лет прибрежные деревни гарантированно смывает в море.

Похоже, парень не имеет тут никакого серьезного статуса. Ни правитель, ни жрец. Ничего.

— Как к вам относятся местные? Как вы их назвали — «эррии»?

— Не знаю, спросите у них. Но камнями и вилами еще ни разу не встречали.

— Вы не стали добиваться власти?

— Я не думаю, что в этом есть хоть какая-то необходимость. Я могу рассказать людям все, что знаю, и так.

— Что вы думаете обо всем этом, Иен? Что случилось с нашим миром?

— Думаю, человечество допрыгалось. То ли какой-то научный эксперимент, то ли ядерные испытания — я за этим не следил, не знаю.

— Вроде бы в Швейцарии были эксперименты с тороидальным ускорителем…

— Может быть. Хотя и маловероятно — никаких физических основ для случившейся катастрофы эти опыты не несли.

— Как я понял, эти опыты наложились на эксперименты команды корабля «Артемис», и вошли в резонанс. Не знаю, у меня гуманитарное образование.

— Возможно. Еще одно подтверждение, что излишнее развитие человечеству противопоказано.

— Думаете? А нам поручено именно это — вернуть цивилизацию…

— Цивилизация — это не ракеты с реакторами, это прежде всего — цивилизованное отношение друг к другу. Тут мы боюсь, ничем не поможем. Потому что сами этому не научились.

— Ну, смотря с чем сравнивать. В нашем мире не было рабства, и людей не убивали за горсть зерна!

— Да все это было. Просто более скрытно, более лицемерно. Разве вы не знаете, что творилось в Африке, в Азии, в России? То же рабство под крылом транснациональных корпораций, тот же геноцид, голод, политические убийства, перевороты — все формы насилия. Прежде чем давать обезьяне ядерную ракету, нужно сделать из нее человека!

Какая-то дурацкая постановка вопроса — подумал я. Но спорить с ним не хотелось — гораздо важнее мне казалось расспросить его поподробнее о случившемся.

— Если вы были помощником капитана корабля, вы должны знать его механизмы. Кстати, корабль снабжения — это что?

— Мы привозили продукты и смену на нефтяные платформы в Баренцевом море.

— Наверное, вы сможете помочь в постройке механизмов? Двигатель внутреннего сгорания, турбина, что-то такое?

Иен отрицательно покачал головой

— Пока это все фантазии. Нет ни материалов, ни оборудования — ничего, чтобы сделать тут что-то сложнее топора.

— Но если вы знаете принципиальную схему…

— А что толку? Мы не знаем, как сделать станки, на которых можно сделать станки, на которых можно сделать станки, на которых можно выточить приличную зубчатую пару. И так во всем. Мои знания пригодятся лет через тысячу, а может, и через две тысячи, а пока я бесполезен!

— Это не так, Иен. Мы оба пришли из мира, который аборигены даже представить себе не могут. Мы априори знаем в сотни раз больше, чем они. Я вот много способствовал развитию народов Миттании — я это вижу по уровню нашей страны и по развитию соседних варварских племен! Они несопоставимы! У нас большие города, храмы, мы развиваем науку и искусства…

— Пока все ваши достижения, как я понял — это железное оружие, большие армии, стены городов и бюрократия. Вы воспроизводите тот мир, который вам знаком, и берете самые худшие его стороны!

— Но государство необходимо. Вы же не анархист, Иен?

— Если государство не может дать ничего, кроме насилия — оно не нужно.

— Государство дает безопасность. Государство дает порядок. Это основы цивилизации. Разве нет?

— Общественный прогресс — вот основа цивилизации. Я не анархист, Коста, я пацифист. А то, что вы делаете у себя там, в Миттании — это 90% насилия и 10 % прогресса. Меня такой расклад не устраивает.

— Я против насилия.

— Да неужели? — Он резко встал, выпрямившись во весь свой немалый рост. — А как вы нашли меня?

— Причем здесь…

— Ваши эти «ахайра» или как их там, схватили несколько жителей и стали их пытать, пока один не рассказал им дорогу. Остальных запытали насмерть, потому что они просто не знали пути ко мне — он, вообще немногим тут известен. Так вы говорите, что против насилия, да, Констанс?

Вот это да. Перестарались. Чертовы идиоты, похоже, это будет стоить мне нормального отношения со стороны этого чистоплюя.

— Я разберусь с этим!

— Возродите умерших, да?

Сарказм Иена вдруг вывал меня из себя. Я пилил к нему тысячи фарсангов, потерял десятки кораблей и сотни людей, а этот козел мне тут читает мораль, и смотрит как на дерьмо.

— А вы? Вы — возрождаете умерших? Вы тут вообще хоть что-то полезное сделали? Ваша медицинская практика успешна? Вылечили хоть один аппендицит?

— Я никого не убил. — Иен смотрел на меня серьезно, и немного печально. — Конечно, я могу немногое. Но у меня чистая совесть. И чистые руки.

— Зато вокруг вас убивают направо и налево, а вы просто спите. Пока вы там пытаетесь кого-то вылечить раз в 20 лет, без антибиотиков и хирургии, рядом люди умирают сотнями от ерундовых заболеваний, от голода и непосильного труда. Только прогресс может что-то изменить. Может, поспособствуете ему?

— Я был бы рад. Только такой прогресс, как вам, мне не нужен. Ни войны, где погибнут миллионы, ни оружие массового поражения, ни расовое подавление, ни колониальные захваты в мои планы не входят. Возможно, вам это нравится, а мне — нет.

Я посмотрел на него — совершенно оловянный взгляд, абсолютная уверенность в собственной правоте. Нда…

— И что же вы будете делать дальше?

— Буду ждать, когда я понадоблюсь людям. Когда они будут готовы принять информацию, которой располагаю.

— Вам придется долго ждать, Иен!

— Я не спешу.

Вот упертый!

— Ладно, я что-то забыл о долге гостеприимного хозяина. Хотите стейк из мяса кита?

Медленно пережевывая жирное и жесткое мясо белухи, я смотрел на Иена и думал, как умный человек может быть, в сущности, таким идиотом? Вот вроде бы, если в два компьютера загрузить одинаковые данные, они выдадут одинаковый результат. А с людьми все по-другому, и компьютер Иена выдал результаты размышлений,совершенно непохожие на мои.

— Иен, почему именно вы легли в капсулу?

Долговязый механик оторвался от сухофруктов в меде — моей лепты к общему столу — и произнёс несколько виноватым тоном:

— Капитан Педерсен с частью команды ушли исследовать континент и долго не возвращались. Они в итоге вообще не вернулись, насколько я знаю. Я остался один с филиппинцами, и решил возложить эту ношу на себя. Только мне это было по силам.

— Тут вообще что-нибудь изменилось с тех пор, как вы тут…наблюдаете?

— Ну, прежде всего, появились люди! Эррии говорят, что пришли из глубины континента и поселились у берега, поскольку климат тут мягче, а продовольствия больше. Я научил их ловить сельдь сетями, и, главное — правильно хранить ее. Во время нереста трески и сельди тут бывает огромное количество белух! Выходишь на берег, а море все белое от их спин. Природа изумительна, Констанс, когда человек в нее не лезет.

— Когда они пришли?

— Эррии? Наверное, лет 400 тому назад.

— А климат? Он менялся?

— Мне трудно судить. Я всегда выходил в разное время года. Похоже, стало теплее. Но, конечно, не настолько тепло, чтобы пальмы могли выжить, — усмехнулся он.

— Местные, мне показалось, что они…

— Да, они чернокожие. Раньше были совсем афротип, а сейчас почему-то сильно побледнели.

Действительно, представители народа эрриев выглядели странно — черты лица были явно негроидные, с толстыми губами и курчавыми волосами, а вот кожа у них была светло-смуглой. Как будто африканцев выдержали в отбеливателе. Вероятно, местные туманы не способствуют сохранению черной кожи.

— Они достаточно снабжают вас, Иен? Может быть, вы в чем-то нуждаетесь?

— О, конечно я много в чем нуждаюсь. Зубная паста. Бритва из хорошей стали. Мыло. Бензопила. У вас есть бензопила, Констанс?

— Нет, конечно. Могу оставить вам пару рабов, сделают все, что вы скажете. Правда, по английски ни бум-бум.

— О нет, спасибо. Обойдусь!

Потом Иен показал мне окрестности. Мы прошли на вершину его горы, откуда было видно туманное море со стаями птиц над ним. Они то и дело ныряли в седые, покрытые пеной волны.

— Сельдь идет на нерест. Чайки и альбатросы просто сходят с ума в это время.

— Сельдь? У вас есть соленая сельдь? Да вы чертов везунчик, Иен!

— Рыба самых разных пород, треска, скумбрия, семга, сельдь, но только, увы, не соленая. Соли у нас нет.

— О, ни слова больше! Сразу же пришлю вам бочку соли, а в ответ ожидаю бочку селедки!

— Спасибо. Но я уже много лет не ем соль. И в нашем мире старался ее не употреблять — соевый соус, лимонный сок, но без соли!

— К сожалению, ни сои, ни лимонов у нас нет. Пока нет. Как появятся — я вам пришлю. Но, все-таки, насчет соли. Как вы думаете, эррии брали бы её? Думаю, мы могли бы ее привозить в обмен на шкуры.

— Да, еще как! Разлеталась бы, как дерьмо!

Несмотря на некоторую резкость суждений, в целом Иен оказался приятным в общении, эрудированным и тактичным. Он много рассказывал и о флоре и фауне побережья, и о местных жителях.

— Зимой тут выпадет много снега, бывает и сильный мороз. В целом климат близок к Северной Шотландии или западной части Скандинавии — рассказывал Иен, показывая мне на разнообразные местные растения. — Мечтаю провести хоть пару выходов под южным солнцем — тут сплошные туманы!

— В этом климате есть свои преимущества. Вы хотя бы не страдаете от солнечных ожогов так, как я.

— О, вы не разобрались в этих регулировках? Вернемся, я вам покажу!

— Разобрался. Настроил толерантность к ультрафиолету на максимум. Не помогает — слишком яркое у нас солнце.

Мы начали спускаться обратно, хватаясь за ветви сосен и пихт.

— Сосны выросли сравнительно недавно. Сначала тут были пальмы, которые, конечно, сразу вымерзли, и получился страшный бурелом. Потом ветром нанесло семян берез, а за ними — сосен и елей. Теперь тут необъятные леса.

— Много было землетрясений?

— Да. Очень частые, особенно первое время. На западе действовали вулканы, первое время — непрерывно, да и сейчас периодически тоже происходят извержения. К югу отсюда действуют гейзеры из минеральной воды. Советую посетить это место, раз уж вы здесь — картина почище Иеллоустоуна!

Возвращаясь обратно, я смотрел на высокую спину Иена в меховой куртке эскимосского типа и думал о грустных вещах. Да, не таким я представлял общение со своими бессмертными коллегами. С этим — явно никакого сотрудничества толком не получится. Слишком он уперт в свою экологию-толерантность-правочеловечность. Судя по всему, в нашем мире он был левых взглядов, и сейчас, разумеется, не изменил их. Я в сравнении с ним — пещерный либерал. И, похоже, как-то так получилось что за годы, проведенные среди дикарей, мы оба только укрепились в своих взглядах на жизнь. Может, и лучше, что он тут сидит в этом медвежьем углу и никому не мешает? По крайней мере, его не убили — уже немалое достижение!

Вернувшись к хижине Иена, мы осмотрели его модуль. Он лежал у самого входа в пещеру.

— Не боитесь, что завалит при землетрясении?

— Нет. Тут монолитный гранит, огромные глыбы, они заклинивают друг друга. Не должно.

Капсула Иена немного отличалась от моей, что не удивительно — ведь они были собраны на орбите кустарно, из тех агрегатов, что были в наличии.

Мы обменялись опытом по перенастройке капсулы. Иен показал мне, как регулировать медицинские параметры, а также как мониторить состояние силового агрегата — ядерного реактора на радиоактивных элементах.

— Ядерный реактор тут — просто произведение искусства — дал он оценку энергетической установке. Обычно реакторы такого типа рассчитаны на несколько десятков лет, ведь радиоизотопы не живут тысячелетиями.

— Как же здесь реализовано такое долговременное течение ядерной реакции?

— Пока не знаю, не разобрался. Возможно, использовались сверхтяжелые радиоизотопные элементы с длительным периодом полураспада, возможно — какая-то другая технология. Но я сильно подозреваю, что две тысячи лет мы не протянем.

— Ну, мы провели тут уже более шестисот…

— Я не говорю, то завтра они встанут. Но что-то здесь не так… надо разбираться!

Прокопавшись с капсулами до рассвета, наутро мы отбывали на побережье. Приближалась зима, а с нею — сильные зимние шторма. Нам следовало поторопиться, ведь возвращались мы также как и приплыли сюда — морем.

— Ну что, Иен, так и будете тут играть в доброго самаритянина? — спросил я его напоследок, надеясь, что он все-таки передумает. — Может, поедете с нами?

— Думаю, нет, Констанс. Вы сделали свой выбор, я сделал свой. Будущее покажет, кто из нас прав.

— А что вы будете делать, когда сюда явится какой-нибудь Чингисхан, убьет жителей деревни, у которых вы берете продукты, а вашу капсулу пустит на подковы?

Иен иронично посмотрел на меня.

— А что Вы будете делать, Констанс, когда Чингисхан не явится? Вы, со всей своей армией, полицией, судьями, палачами, убийцами, доносчиками? Вы убиваете людей СЕЙЧАС, оправдывая это грядущей угрозой. А если угрозы нет? Мы живем тут сотни лет, и я не знаю ни одного конфликта среди жителей побережья. Этот мир — большой, Констанс, и места хватает всем.

Бесполезно. Ну, я попытался.

Уходя вниз по осыпающемуся, покрытому толстым лишайником склону, я оглянулся. Иен спокойно вернулся к тому занятию, за которым мы его застали — колол дрова для своего очага.

Эта мирная сцена меня немного расстроила. Ложное спокойствие. Насквозь фальшивая северная пастораль. Как же все это зыбко….

Чингисхан явится, Иен. Инфа 100%. Шит хеппенс, Иен. Шит хеппенс.

Глава 33

Ход 40

Прошло 588 лет.

Итак, я снова на Лаоне. Поездка на север закончилась, увы, неудачно. Я нашел еще одного бессмертного, но никакого толка от этой встречи не вышло. Какой-то очень своеобразный парень этот Иен. С такими взглядами, как у него, надо жить где-нибудь в Калифорнии в начале 21 века, а не здесь, с дикарями.

Ладно, вернусь пока к своим баранам.

Моя поездка, несмотря ни на что, дала нам две важные вещи. Прежде всего, выяснилась возможность торговли с северным побережьем. Правда, основной местный товар — меха — оказался малоинтересен миттанским покупателям, живущим в жарком климате. Зато у нас охотно брали моржовый клык и китовый ус.

Во-вторых, выяснилось, что новые наши колонии на восточном побережье океана успешно разрастались, а вот предыдущие наши города, связь с которыми была утрачена во время смены русла Станубиса, давным-давно были разрушены цунами.

Эти разрушительный волны оказались очень частым явлением в этом мире. Они регулярно смывали прибрежные поселения. Поэтому города на берегу моря были редкостью — слишком опасно было селиться таким образом. Землетрясения, вызванные подвижками земной коры этого молодого мира, происходят не только на суше, но и в море, что и провоцирует гигантские волны. Это здорово сдерживает наше продвижение по побережью.

Выйдя из стасиса, я первым делом решил «по горячим следам» провести совещание по этой проблеме. Если морские порты Суфанг и Ма-рао в Южном море находились в относительной безопасности благодаря удачному положению (Суфанг стоял в устье реки Ара, на расстоянии фарсанга от побережья, а Ма-рао прикрывала цепь скалистых островов), то на океанском побережье на востоке найти такие же удобные места для городов пока не удалось.

В итоге базой для мореплавания по Восточному океану стал город Аквилен, расположенный на Реоне невдалеке от ее устья. Небольшие корабли вполне могли базироваться в устье Реоны, но в будущем для захода крупных судов придется проводить дноуглубительные работы.

Тем временем, тревожные вести пришли с севера.

Я давно подозревал, что появление племен мохавов на нашей территории было неслучайно. Что они не просто переселенцы, они — беженцы, скрывшиеся от более могущественного племени. На северных границах появились отряды конных всадников, с которыми наши разъезды на дромадерах вступили в боестолкновения. Рассказы мохавов не оставляли на этот счет никаких сомнений. Причем племя это, называемое «атлассцы», в отличие от других кочевников Ордоса, умеет ездить не только не верблюдах. Они ездили именно на лошадях, причем всадниками северных степей уже известны и седло и стремена.

Это, несомненно, опасный противник. Наши воины не знакомы с лошадьми, появление такого рода войск может их напугать. А они однажды появятся здесь, в этом нет никаких сомнений, и надо думать уже сейчас, как мы им будем противостоять!

Я приказал своему министру оффиций первым делом отправить на север разведчиков и шпионов, чтобы выяснить как можно больше об этом племени — можно ли наладить с ними нормальные отношения, начать торговлю, и, особенно, как купить у них лошадей? Возможно, большой войны еще дастся избежать!

Неспокойно было и на юге.

Потеря двух городов ожидаемо вызвала реакцию канаков. Конечно, они не оставили это дело просто так! Огромный, не менее 400 вымпелов, флот из Ниланда прошел мимо Ма-рао и высадил в устье Ары примерно 14 тыс. войска, оснащенного по последнему слову канакской военной науки. Разбив лагерь, армия Ниланда двинулась к Суфенгу.

Новая фаланга канаков была просто монструозна! Враг учел все свои проколы и построился так, что наша тактика оказалась теперь неэффективна. Канаки ввели в боевой порядок шитоносцев с огромными щитами — они защищали фалангу от ударов тяжелых дротиков сверху. Фланги теперь были защищены мечниками — теперь обойти фалангу сзади не представлялось возможным. У них появились собственные метатели — теперь наша фаланга тоже огребала сверхутяжелых дротиков и камней. Фалангисты получили большие медные шлемы с широкими полями, что частично их защищало от дротиков и камней.

В общем, стало тяжко. Наши войска были оттеснены от Суфанга вверх по Аре. Армия канаков, похоже, готовилась двигаться вверх по реке к нашим владениям — и нам надо было остановить их.

Я во главе Совета стратегов долго рассматривал ситуацию. Как обычно было заслушано много свидетелей боев, получено подробное описание тактики, вооружения, оснащения канаков, и высказано много идей, разумных и не очень.

Мы пришли к следующему.

Удар дротика обычно не пробивает щит. Удар камня из пращи — тем более. Ассигаи и другие тяжелые дротики, подобные римским пилумам, неплохо пробивают и щиты и доспехи, но из-за большого количества железа, нужного для их изготовления, они довольно дороги, и количество их ограничено. Нужно что-то распространенное, делевое, но эффективное против тяжеловооруженной фаланги.

Конечно, в голову сразу приходит мысль швырнуть в чужую фалангу БОЛЬШОЙ камень — от такого удара противника, каким бы здоровым и защищенным он не был, свалило бы с ног вместе с его щитом и прочей приблудой. Короче, нужна «артиллерия»!

Я, в общих чертах представляя, как выглядят баллисты и катапульты, набросал для стратегов несколько эскизов. Устройства на основе воловьих жил вызвали интерес, но требовали долгого изучения и апробации. Зато нам удалось довольно быстро сделать рабочий образец простейшей «тяговой» катапульты.

Совет стратегов, проведя испытания, приказал подготовить сотню этих небольших катапульт, стрелявших камнями по пол-талена весом. Катапульты можно сделать бамбуковыми, что позволяло бы легко перемещать их по полю боя. Для выстрела 4–6 человек резко дергают за рычаг вниз, и посылают тяжеленный камень на 30–40 метров. В походе они легко разбирались и перемещались, как и прочее военное имущество, обозными возами.

Линия катапульт должна выстраиваться сразу за фалангой. Вступив в бой, наши копейщики должны будут как можно дольше сдерживать вражескую фалангу на месте, в то время как катапульты засыпали бы врага градом камней. Посылая по 5–6 тяжеленных камней в минуту, мы можем очень быстро разломать плотный вражеский строй и довершить дело, бросив в бреши наших мечников. Главное — притормозить натиск вражеской фаланги, поставив ее под обстрел!

По планам, наша армия, снабженная катапультами, должна былаотправиться вниз по Аре для деблокады Суфенга как можно быстрее. В этот раз, однако, я никуда не поехал. Пусть воюют другие, у меня тут дела поважнее.

Наконец-то, Миттанская Библиотека готова! Ее основное здание построено, завершено также и одно из крыльев. В центре — купол с большими окнами, выполненый из тщательно обработанных и подогнанных друг к другу камней. Высота его достигает 80 антубр — то есть 24 метра. В Митте еще не строили куполов такой высоты! Под ним находится главный «читальный зал»– его называют «Ронда Сефахало». В будущем к куполу примкнут три крыла — книгохранилища. Правда, готово пока только одно, но пока больше и не надо. В нем хранится около 300 разных книг в 1000 экземплярах — это все, что есть на сегодняшний день. Жрецы-служители — «либраманты» — занимаются переводами на языки разных народов, выменивают книги на заграничные экземпляры, а особо ценные тома переводят в глиняные таблицы — в случае пожара они уцелеют.

Ронда стала одним их главных площадок для общения местных мудрецов. Мне тоже понравилось это место — стоя здесь, я наполнялся надеждой на успех моей миссии. Именно здесь буду встречаться с учеными и философами. Все осмотрев, я приказал обставить Ронду подходящей мебелью — столами, конторками, пюпитрами, подходящими для работы с книгами, их переписывания в частных целях, и просто для чтения и бесед.

Наконец-то я выделил время пополнить библиотеку. В этот раз мы обрабатываем файлы по химии.

Сведения у меня довольно скудные, больше практического, чем теоретического плана, но, думаю, это лучше, чем ничего. Также мы начали переписывать книги по искусству. Тоже нужная вещь! Местные художники и скульпторы крайне догматичны, рисуют и ваяют то же, что и их предки, не отходя от канона. Может быть, в будущем благодаря этим знаниям удастся их перевоспитать. Заодно и сам немного пополню знания.

Ход 41

Прошло 594 года.

Ожидаемо, я встал по сигналу тревоги. Тяжелое время — мы ведем войну на два фронта.

Оказалось, пришли сведения о ходе войны с канаками.

Совет направил вниз по Аре как катапульты, так и подкрепления в виде копейщиков, мечников и лучников. Небольшие отряды конницы были брошены своим ходом через пампасы Ары. Возглавили армию опытные стратеги, которых я видел на Совете.

Вскоре по поступлении наших подкреплений прошел первый бой с канаками. Их войска вышли из лагеря и выстроились в боевой порядок. Наши не покидали лагерь, поскольку катапульты, приплывшие с подкреплениями, еще не были собраны и опробованы. Простояв в фаланге весь день под палящим солнцем, канаки стали возвращаться в лагерь, и тут их внезапно атаковала наша верблюжья кавалерия.

Хотя у нас было лишь 2 эскадрона улапов, внезапность сделала свое дело — не видевшие дромадеров войска канаков начали спешно эвакуироваться в лагерь, понеся заметные потери.

На следующий день канаки вновь выстроились и начали подступать к нашему лагерю. Поскольку мы сумели уже собрать катапульты, стратеги решили дать бой.

Фаланга канаков наступала в центре, с одного фланга были лучники, с другого– метатели дротиков, а мечники у них были в резерве.

Мои стратеги выстроили фалангу копейщиков, держа во второй линии катапульты. Когда две линии сблизились и копья вонзились в щиты, так что две фаланги, казалось, связали друг друга, наши катапульты открыли огонь. Камни раскалывали вражеские щиты и головы, а ассигаи довершали дело. Правда, прислуга катапульт сильно страдала от вражеских копьеметателей и лучников, но и отвечали они более чем убедительно, направив на противника град тяжеленных камней.

На левом фланге получилось так, что наша фаланга отступила, не в силах сдержать напор врага, и катапульты оказались в рядах противника. Но при этом ряды врага смешались — корпуса катапульт не позволяли им наступать в правильном порядке. Отряд ахайров, удачно брошенный в бой на этом участке, здорово пустил кровь канакам — бросая длинные копья, те вынужденно отступили под защиту мечников.

В итоге мы все же выиграли тот бой.

Оценив этот опыт, стратеги приказали делать бамбуковые «ежи» и выставлять их перед нашим передним краем. Враг был вынужден обходить эти ежи, чтобы сблизиться с нами, при этом его строй нарушался. Пока они убирали эти препятствия, их обстреливали наши катапульты, да так интенсивно, что потери вынуждали их отступить иногда еще до прямого столкновения.

Два эскадрона улапов, переброшенные мною для войны с канаками, не сыграли особой роли в этом бою. Зато при разведке и преследовании бегущих они оказались крайне полезны. Подвижные отряды легкой дромадерии прекрасно действовали также против вражеских фуражиров, истребляя их и быстро отступая при угрозе удара тяжелой пехоты канаков. Незнакомые с верблюдами канаки несли заметные потери от наших всадников, хотя причинить существенный ущерб их фаланге они, конечно же, не могли. К сожалению, верблюды плохо переносят влажный климат побережья — начался падеж, и улапов пришлось выводить с театра боевых действий обратно в их полупустыни.

Так или иначе, победу следовало одержать не только на суше, но и на море. Иначе постоянный подвоз войск канаками был неостановим.

Морские бои оказались крайне сложными — все-таки канаки обладали гораздо большим опытом мореходства, чем мы. Но несколько военных хитростей помогли нам.

У нас было уже около 200 судов — как построенных нами в Суфанге, так и приобретенных в Шан. Они были разной конструкции и качества. Были корабли транспортного типа, тяжеловесные и неторопливые, были и более подвижные галеры с несколькими рядами весел, снабженные тараном.

Разбирая ситуацию, я увидел, что часть наших судов, не снабженная таранами, не может быть эффективной в бою. Я приказал поместить на эти корабли отборных воинов — ахайров или сайонов. На корабли также поместили канаты с кошками и багры.

Когда вражеский корабль нападал на такое наше «пехотное» судно и пробивал его тараном, воины хладнокровно закидывали его баграми и кошками, притягивая корабли друг к другу. Затем они атаковали врага и шли на абордаж. Перерезав небольшой отряд вражеской морской пехоты, они заставляли гребцов выполнять их указания. Свой корабль, поврежденный тараном, при этом топился, но захватывался отличный вражеский корабль. Так мы оборудовали 40 судов.

Еще около 100 кораблей было оснащено тараном и вполне пригодно для маневренного боя. Им дали капитанов — ляо, умевших наносить удары тараном в борт врага, или, проплывая рядом, ломать его весла.

Часть тяжелых судов оснастили катапультами для забрасывания врага каменными ядрами. На близкой дистанции это имело большой эффект, особенно когда враги стояли скучившись.

После ряда тренировок, собрав флот, мы начали атаковать корабли снабжения канаков и захватили 23 штуки, потопив еще 14. Рано или поздно канаки должны были выслать свой флот, чтобы расчистить море. И через 2 месяца мы получили сведения о подходе вражеской эскадры.

Мы составили план боя. Вперед послали 40 кораблей с пехотой. 100 ударных кораблей послали следом, так чтобы они только могли видеть первую группу, причем мачты с них были сняты.

Вражеский флот, увидев наш и насчитав по мачтам 40 судов, пошел в атаку. Начался тяжелейший бой. Наша морская пехота сражалась отчаянно; выбив врага на одном корабле, они атаковали другой, переходя с судна на судно. Непривычные к рукопашному бою вражеские моряки не могли им противостоять.

Тем временем наш 2-й эшелон спешно подходил к месту боя. Разойдясь широким полукругом, ударные галеры начали таранить врага в борта. Это решило исход битвы — враг бежал.

Мы потеряли 26 судов, захватив 54 вражеских и примерно столько же потопив. Канаки итого недосчитались около сотни кораблей.

Таким образом, мы лишили неприятеля пути подвоза продовольствия к городам. Вскоре в армии канаков начался голод. Теперь вражеская армия была вынуждена снять осаду и отступить в горы, судорожными фуражировками пытаясь прокормить себя.

Бедственное положение армии заставило царицу канаков искать мира. Вскоре в наш лагерь прибыло посольство канаков. У нас уже были готовы переводчики, и у канаков, как оказалось, тоже.

Итак, мир был заключен на следующих условиях. Спорные города остались за мной, как и побережье в 30 фарсангов в обе стороны от них. Никто другой не мог строить там города.

Плавание разрешалось свободно для всех торговых судов во всех направлениях. Военные суда должны были получать разрешение на проход. Можно было свободно исследовать все побережье, составлять карты, мерить глубины и прочее.

Также я хотел, чтобы у торговцев был полный доступ во всех трех странах. Однако тут обе барышни вдруг заартачились. Им, видимо, очень не хотелось допускать в свою страну иностранцев.

В итоге решили, что города Суфанг и Ма-рао станут доступны всем, а торговцы из них могут торговать везде, а вот торговцы других городов не имеют права доступа на чужую территорию.

Мир с канаками, конечно, противоречил ранее заключенному договору с Шан. Мы должны были отдать города им, да и на побережье не могли претендовать. Думаю, что вскоре я увижу послов Шан, а за ними, может быть, и их солдат.

Засыпая в стасисе я думал — а почему я вообще заключил такой странный, в общем-то договор, совершенно для меня невыгодный? Ответ: я не думал о выгоде. Я просто хотел наладить отношения с коллегой-бессмертным. А другая сторона думала иначе. В общем, я сел играть в шахматы, а со мной сыграли в покер.

Одно понятно — никакая дипломатия не перетянет на чаше весов добротное, крепкое войско…

Глава 34

Ход 42

Прошло 606 лет.

Следующее мое появление произошло безо всякого форс-мажора, через 12 лет, причем в разгар зимы. К моему удивлению, зима тут оказалась довольно дождливой, однажды я даже застал снег с дождем. Суффекты и жрецы, встречавшие меня, рассказали, что последнее время и зимы стали более холодными и долгими и лето, видимо, становится более прохладным. Сроки посева разных культур сдвигаются «вправо», все чаще приходится сеять вместо сого ячмень, а вместо ямама — фиено и керкеро,* чтобы получить два урожая.

На столе появилась индейка и… кенгуру! Эти мега-зайцы прискакали откуда-то с запада и стали активно размножаться, вытесняя местную дичь. Также на столе появилось много голубей. Эти неприхотливые птицы последнее время стали популярны для разведения — поселяне, и даже крупные хозяйства строят башенки– голубятни, разводят там голубей и используют вообще все — и яйца, и пух, и перья, и мясо, и помет.

Один из вопросов, обсуждаемых в этот раз с суффектами Союза, касался раздачи земельных участков ветеранам Канакских войн. Таковых оказалось более 20 000, и всем надо было выдать от 30 до 150 арур земли (в зависимости от срока службы, наград, занимаемой в армии должности и т.д.). И вот оказалось, что этих арур у нас нет!

— Как так! У нас же огромная страна!

— Почти все земли уже заняты. Земледелие возможно только на землях рядом с водоемами, без полива ничего не растет. Этих земель не так много. Степи в междуречьях пригодны только для скотоводства. Можно выслать колонии на восток, к берегу океана, или на юг, в долину Ары, но и там и там это очень далеко, не все солдаты готовы туда поехать.

— Так давайте построим каналы в степь, оросим ее, и получим много новой земли!

— Древние законы запрещают это. Это потеря нашей свободы. Снова нами будут править жрецы!

— Да с чего вдруг? Мы же дадим эту землю воинам-ветеранам? Причем здесь жрецы?

— Древние были умнее нас. Они знали, почему все должно быть именно так!

Забавно. А ведь может быть эти люди и правы. В тех странах, где было развито орошение, процветали деспотии — Вавилон, Египет, Китай — а вот там где орошения не было — Рим, Греция — возник республиканский строй.

Но, черт возьми, что же делать? Ситуация с ветеранами стоит крайне остро. Они уже начали собираться в шайки и грабить караваны на дорогах и баржи на переволоках Ары, в хорошо знакомых им местах.

— Давайте, отрядим колонии на Ару и на Восточное побережье. Хотя бы часть солдат согласится. Обещайте им в полтора раза больше земли на отдаленных колониях. Также ищите простых поселян, кто захочет поехать на берега Ары. Их наделы можно будет отдать солдатам!

Мне ответили, что таких, должно быть, наберется немного.

— Еще можно предложить вместо земли скот или иной откуп. Вместо одной аруры обещайте одного быка или корову. Скот придется взять у демов, назначив специальный налог. Придется взимать тауримпосто в двойном размере ближайшие пять лет.

Пока наделы не выделены, выдавайте ветеранам продовольствие из городских амбаров — так чтобы они не нуждались в продуктах.

— Часть солдат нужно удержать на службе — пусть обучают молодых или состоят в гарнизонах. И снарядить морионы для избавления от бандитов! Соизвольте профинансировать это!

Нужны деньги… много денег. Таких средств нет ни у меня, ни у городов, ну или, по крайней мере, они не готовы расстаться с такими суммами. А с ахайрами край как надо рассчитаться — мне же еще с атлассцами воевать, да и вообще этих головорезов лучше не расстраивать, ведь именно они меня охраняют!

В поисках решения мне пришли в голову нехорошие мысли в отношении нашей монеты. Содержание серебра и золота в ней было сбалансировано так, чтобы одна монера равнялась 100 медным рангам, но ведь мы можем делать монеры по-другому, увеличивая количество серебра и уменьшая — золота. А серебро где-то можно заменить оловом…

В общем, с деньгами я, хоть и с трудом, но разобрался. А вот с землей все оставалось под вопросом.

Нежелание городов строить ирригацию казалось иррациональным и неправильным, но они уперлись в эти свои древние суеверия, и переубедить их оказалось нереально. Как поступить в этом деле, я не знал — все мои предложения вызывали подозрения в желании узурпировать власть, ведь я был тут самым очевидно заинтересованным лицом. Но, одна идея все-таки мне в голову пришла.

Прогресс нередко идет обходными путями, пролазя в окно там, где все двери для него закрыты. И вот я подумал — если мы не хотим строить каналы для ирригации, то может быть, мы будем строить их для перевозок? Торговля у нас растет, а перевозка баржами по каналу намного проще и выгоднее, чем даже по хорошим дорогам.

Вопрос этот я вынес в Совет Союза, начав обсуждение прямо с козырей, заявив, что это — послание небесных богов, а именно — бога Навигатора, о том, что для развития торговли и путешествий нам надо построить каналы, связав ими Нуову, Скиллон, Реону и Ару.

План казался дерзновенным и совершенно нереализуемым — ведь расстояние между реками достигало сотен километров — но тут процесс был важнее результата. Неторопливо строя канал для судоходства, мы также неторопливо и последовательно можем строить и его ответвления для ирригации. Так мы расширим орошаемые площади до очень значительных пределов.

А земли нужны — и для наделения ими ветеранов и для заселения колонистами. Уже сейчас появляются признаки перенаселенности и малоземелья среди поселян.

Увы, даже такой обходной план не сработал. Оказалось, крупные землевладельцы — демархи прямо заинтересованы в отсутствии ирригации, и все из-за того, что им выгодно поддерживать цены на продукты на высоком уровне! Кроме того, чем меньше у поселян земли, тем большее число их вынужденно идет в поденщики, что, разумеется, тоже выгодно магнатам.

Я, было, хотел заняться этим вплотную, подкупив в Совете кого надо, но тут пришло время возвращаться в стасис, так что пришлось отложить это дело на потом.

Ход 43

Прошло 618 лет

Уже привычно встав из анабиоза, я первым делом, еще до созыва Совета союза, пригласил стратегов обсудить, как идут дела на севере. Как я и предполагал, дела там были «не очень».

Из-за необходимости возмещения военных расходов — выплаты подарков мохавам за войну против атлассцев, и вознаграждения за службу ветеранам Канакских войн — мне пришлось сильно поднять налоги. Тауимпосто в течение 5 лет пришлось взимать в два раза больше обычного, взносы городов тоже были увеличены. Многие выражали недовольство этим, а города Гезер и Аквилен на восточном побережье вообще отказались платить. Дела на далеком юге их не интересовали, у них, на востоке, были свои проблемы.

Сегодня на эту тему заседал Совет Союза. Задавшись вопросом, что с этим делать, суффекты запросили мое мнение. Мне все это очень не понравилось. Тут дело явно пахнет сепаратизмом! И я, не долго думая, предложил использовать ветеранов войны для того, чтобы вытрясти из этих скупердяев необходимые средства. Ведь это же и в их интересах тоже!

После долгих споров решение было принято. Отряды из ветеранов должны быть оправлены на восток, на Гезар и Аквилену, и силой взять с них свое вознаграждение за службу, да еще и с причитающимися процентами.

Тем не менее, полностью проблемы это не решало. Не все ветераны захотели вновь рисковать в новом походе. Большинству просто нужны были деньги.

Еще в прошлом туре мы начали с энтузиазмом портить монету, заменяя в ней драгоценные металлы. В итоге монера стала серебряной монетой, с хорошей добавкой олова и свинца. Это позволило рассчитаться с большей частью военных долгов. Хотя, конечно, было немного стыдно. Но — самую капельку.

Вскоре, однако, возникло недовольство среди торговцев — по ним ударила возникшая инфляция. Тут не привыкли, что цены постоянно растут (дикие люди, что сказать), миттанцам нравится, когда все стабильно — сколько хора ячменя стоила при делах, столько и должна стоить сейчас.

Пришлось вводить ауру — чисто золотую монету — а монеру оставить как серебряную монету. Соотношение нарушилось, теперь в 1 ауре было 210 рангов, в монере — 60. Это несколько восстановило репутацию нашей валютной системы.

Последние десятилетия вообще ознаменованы бурным развитием торговли. Завоевание долины Ары и выход к южным и восточным морям, союз с атласцами — все это очень способствовало ее развитию. Наши товары ударными темпами уходили во всех направлениях. Торговля с другими цивилизациями приносила просто таки головокружительные прибыли — иноземные товары продавались в десятки раз дороже цены закупки. Очень выгодна была торговля с Шан, ремесленники которой искусно обрабатывали драгоценные камни, ткани, изготавливали самые разнообразные предметы роскоши. От них поступало много изделий из бронзы — сосуды, тарелки, чаши, лампы; разная домашняя утварь, браслеты и кольца, канаки поставляли отличное оружие, ремесленные товары, изделия для металлообработки, отличные виды тропического дерева, и пр.

Но все это благополучие привело к быстрому росту роскоши и распадению некогда более-менее единого общества.

В своем мире я привык к тому, что люди, заработав некоторые деньги, стараются и далее их преумножать, делая вклады или инвестиции, приобретая недвижимость или произведения искусства. Но здесь все было по-другому. Получив на руки живые деньги, большинство миттанцев начинало тут же их тратить, вкладываясь в демонстративное потребление. Стремление поразить друзей и недругов своей экстравагантностью оставило далеко позади все иные мотивы.

Слишком поздно я понял, что одним из виновников был я сам. Я не дал людям Миттаннии концепции загробного мира и загробного воздаяния. Если бы они знали, что со смертью их поступки будут предметом суда, и мотовство будет наказано заключением в ад, а бережливость в этой жизни вознаградится раем — они бы вели себя несколько по-другому.

Проникающая в жизнь страны роскошь вызывала осуждение приверженцев старины. Все чаще я сталкивался с этим напрямую.

В этот раз мне пришлось разбирать в суде дело о запрете роскоши. Жители города Стабия с жалобой на своих авуров — жрецов-муниципалов, являвшихся среди прочего и блюстителями нравственности. Те запретили жителям одеваться в одежды из тонких материй с бахромой по подолу и носить украшения из золота, определенные виды сандалий из крашеной кожи, а также применять косметику.

Услышав суть дела, я сразу же мысленно занял сторону истцов — действительно– какое дело каким то моралистам, что люди должны носить или стоит ли им разрисовывать лица? Это недопустимое вторжение в частную жизнь, и вообще — смехотворно!

От авуров выступил их глава — бритоголовый (по старой моде) высокий демарх, из уважаемого древнего рода. Одетый в темно — красную ст’олу с бахромой по краю, из под которой виднелся белый пастрон — очень консервативный наряд — он вышел вперед, опираясь на свой жреческий посох. Он произнес речь, которая показалась мне примечательной и изменила мое мнение о предмете спора:

'Посланник и сограждане великого Союза! Нужда заставила меня придти сюда, нужда, которая не может быть исчислена ни талентами ни фарсангами, ни хорами. Ведь как исчислить горе матери, чье дитя погибает? Как сосчитать беду мужа, чьей дом разрушен, а семья уведена в степи? Нельзя это исчислить, можно лишь прочувствовать.

Мы знаем, что воин, участвовавший в победоносной битве, вправе обить подол столы багряницей. Это обычай столь древний, что никто не рискнет сказать когда он зародился. Воины, одержавшие победу в бою, отмечаются издавна– ведь доблесть — это то, на чем держится наш мир. Стоит лишь чуть ослабить руку, держащую секиру — и соседи немедленно этим воспользуются. Те, кто улыбался и учтиво кланялся вчера, завтра вспомнят о старых долгах и обидах, и явятся за своим — а «свое» у сильного — все, чем владеет слабый.

Наш город стоит на краю степей. Каждый раз, когда из глубин Ордоса приходит караваны тассагитов, мохавов, гальвиндов, атлассцев, мы видим в них связанных рабов, захваченных у тех, кто не смог отстоять свое. И если мы ослабеем, завтра мы сами окажемся в таком караване.

Некоторые граждане Стабии считают, что все это неважно. Что стены города охраняют пустынные духи и горные великаны. Что можно одеваться как женщина и плясать, упившись хозой, что можно совершать безумства, надышавшись дыма конопли, по примеру степных племен. Что доблесть неважна, и любой может украсить себя багряницей до бровей. Лишь бы были деньги на удовольствия, а все остальное — неважно.

Я открою вам правду. Ни степные духи, ни горные великаны не придут нам на помощь, когда враг подступит к городу, чьи жители забыли как держать меч и натягивать лук. Такой город обречен, он уже обречен, хотя еще и не знает об этом — не хочет знать! Он обречен.

Может быть, вы скажете — велика ли беда, если парень оделся не по праву? Много ли вреда от того, что у него золотой перстень и фибула? Ну выпьет он в неурочный час — не рухнут же от этого стены!

Я так отвечу на это. Невелик корень омежника, но лишь капля сока из него убивает самого сильного воина. С ужасной улыбкой умирает он. Такие же улыбки я вижу на лицах гуляк, день за днем убивающих наш город.

Никому не хочется дежурить на стенах. Никому не нравится упражняться с луком, стирая пальцы тетивой. Всем хочется гулять и веселиться, как эти молодцы.

Развращенная молодежь убивает наш город подобно яду. Они отравляют остальных. Они показывают, что законы можно не соблюдать. Что можно не стоять в строю, а гулять где попало и делать что хочешь. Завтра их — и нас всех — поведут на рынок с колодками на шее, потому мы разучились исполнять свой долг, потому что кто-то подал пример — заразительный пример, отравляющий пример — и он понравился нам.

Мы должны чтить закон — древний как пески закон наших предков — иначе сгинем в песках. Я все сказал'.

Человек тяжело опустился на место. Я молчал, пытаясь осмыслить произнесенное авуром.

Все эти «великие города» — по сути, очень маленькие сообщества людей. Где все друг друга знают. Им постоянно приходится идти в бой плечом к плечу — спокойных дней у них немного. Только вера друг в друга позволяет им выстоять в строю, не бросаясь врассыпную. Доверие друг к другу, единые моральные ценности, можно сказать– братство — это залог выживания ВСЕЙ общины. И одна — две паршивые овцы способны все разрушить, разложить этот моральный сплав, ведь если можно одному — то можно всем. Они по-другому, с совершенной нетерпимостью, относятся к таким вроде бы несущественным вещам, на которые современный мне человек не обратил бы внимания.

Но надо уже что-то решать. Я отдаю дань его позиции, она во многом разумна. Но ведь мне надо как-то двигать прогресс вперед, а для этого нужна свобода, а не вот эти вот бредни. Запретами ничего не решить. Общество должно переболеть этим, и само, без всяких дурацких запретов, отвергнуть демонстративную роскошь как нечто смехотворное.

Ну и, наконец, это плохо для бизнеса. Я тут пытаюсь наладить торговые связи для продажи предметов роскоши с сумасшедшей прибыльностью, чтобы оплачивать и философов, и солдат, и еще кучу всяких причуд, а этот бритый хрен заявляет, что роскошь не нужна. Да он мне всю малину поломает!

— Пусть горожане сами решают, что дозволено, а что нет. Вы избираете авуров каждый год. Изберете нового, он примет новые законы. Я не буду решать, какие сандалии вам носить, и не обращайтесь больше с такими исками!

Бритоголовый авур выслушал меня спокойно, полузакрыв глаза. Он уже знал, что проиграет этот суд.

Знал бы я, к каким последствиям приведет мое решение…

* Фиено — фасоль, керкеро — горох.

Глава 35

Ход 44

Прошло 622 года.

И вот я снова выхожу из стасиса по тревоге. И снова война. Когда это закончится?

В прошлый раз Совет проголосовал за военную экспедицию на восток. Вскоре после этого отряд ветеранов примерно в 1200 голов был отправлен вниз по течению Реоны на города Гезар и Аквилею, добиваться справедливости. В качестве вознаграждения за этот поход ветераны могли взять свое вдвое против ранее им обещанного.

После короткого и яростного штурма Гезер был взят и здорово разграблен. Горожане Аквилены, увидев это, хорошо подготовились к осаде и больше года отражали все атаки ветеранов. Кончилось это совсем плохо для них — после взятия города он был полностью разрушен. А жители — между прочим, граждане Союза — были проданы в рабство!

Вот этого уже не стерпели очень многие в Миттании.

Сожжение Аквилена вызвало очень неблагоприятные толки в Корхинхине — именно из него пришли переселенцы, основавшие когда-то этот город. Начались волнения, вплоть до требования выхода из Союза. Морионы Корхинхина покинули общий лагерь Союзной армии, где проходили тренировку, и двинулись против ветеранов, желая уничтожить их и освободить своих единоплеменников, которых тащили на невольничий рынок Митты.

Больше двадцати городов отказались посылать суффектов в Совет Союза в Митте. Они собрали своих представителей в Корхинхине и объявили о создании нового Союза — Исаварской лиги.

Разумеется, началась война.

Сначала раскол Союза не выглядел очень уж опасным. Все считали что я, выйдя из стасиса, смогу быстро призвать мятежников к порядку, пообещав им кары Небесных богов.

Но затем случилось то, чего я никак не ожидал, а следовало бы.

В Корхинхине появился чувак по имени Гадешь, и этот Гадешь нагадешил по полной программе. Он объявил себя пророком Небесных богов! Именно так — он не выдавал себя за меня, нет, он нагло заявил что истинный пророк– это именно он!

При этом он выдумал и огласил подробности совершенно поразительные. Оказывается, все эти «Небесные боги» — суть статисты, ничего не решающие и на жизнь людей не влияющие никак. А настоящий бог один, и зовется он Навигатор.

Великий и всеведущий, он направляет Небесный ковчег, со всеми богами внутри, среди планет и светил, указуя путь для всех. Именно Навигатор, а не Капитан — главный среди богов, именно он решает, по какому пути пойдут и небесные светила, и Ковчег Богов, и человечество. И, само собой, именно ему и надо возносить молитвы, приносить жертвы и делать статуи, а поклоняться остальным — пустая трата времени.

Резкой критике подверглись наши храмы и жрецы. Гадешь обвинил их в меркантильности, презрении религиозного долга, торговле реликвиями и развращенности жречества. Он требовал, чтобы жрецы снова стали закрытой кастой, причем ее члены должны были следовать обету бедности и целибата. «Как могут торговцы и мясники становится жрецами? Их души черны! А ведь жребий или подкупленный народ и среди них выбирает авуров!».

Вера в Навигатора почему-то резко всколыхнула народ Миттании, который начал массово строить храмы и святилища новоявленного божества. Это происходило не только среди городов Исаврианской лиги, но и в городах, оставшихся в Миттанском союзе — даже в самой Митте!

Совещание со жрецами Небесных богов проходило в самых мрачных тонах.

— В Митте двенадцать храмов из двадцати пяти сменили статуи Капитана на Навигатора. Толпы народа ходят по площадям, спорят, какой бог истинный. Каждый день вспыхивают настоящие бои. Легестры* отказываются применять к сторонникам Гадеша закон о святотатстве, потому что верить в Навигатора — это не святотатство. Ведь Навигатор — настоящий бог, его сущность раскрыл нам Великий пророк Небесных богов (тут авур поклонился в мою сторону). Навигиты лишь искажают его роль в мироздании, преподнося его как единственного актора Вселенной, а остальных низводя до пассажиров Небесного ковчега. Мятежники Исаврианской лиги все поголовно признают Навигатора своим божеством! Многие нобили Митты стали исповедовать новую религию!

— Кто такие «Нобили»? — спросил я вполголоса у Первого министра, сидевшего рядом.

— Это могущественные люди, обладающие огромным богатством и влиянием. Они…

— Я думал, таких называют «демархи»?

— Это старая знать, землевладельцы и скотоводы. Кто-то из них разорился, кто-то бросил скотоводство и занялся торговлей, у кого-то медные или соляные копи, или большие мастерские, кто-то стал судовладельцем. Теперь богатых называют «нобили», они добывают богатства разными путями, но чаще всего — торговлей. Земледелие не дает возможности быстро разбогатеть.

— … в Корхинхине разгромлен храм Богини плодородия. Толпы ходят и кричат, что нет бога кроме Навигатора, и ложные боги не нужны, они сбивают народ с истинного пути и вредят спасению души…

— Что? Какое еще спасение души?

Я не давал таких концепций! Ни «спасение души», ни самой «души»!

— Лжепророк Гадешь говорит в проповедях, что люди после смерти предстанут перед Навигатором, и он, взвесив их грехи и заслуги, либо оставит их в Небесном чертоге, либо вернет на Землю в новое тело.

Вот это да! Я вообще не давал подробностей такого рода — ни про душу, ни про ее загробную судьбу, ни вообще про загробный мир. Мне не хотелось придумывать это все, поэтому я дал людям только самую минимальную информацию, и, видимо, зря. Природа человеческого познания не терпит пустоты. Если о чем-то умолчать или недосказать — люди сами домыслят и расцветят такими красками, что только руками разведешь.

— Лжепророк Гадешь выступал перед Вашим Святейшеством, и его аргументы были отвергнуты. Шесть лет назад…

Да твою же мать! Тот бритый аскетичный авур, который выступал в суде против роскоши — это и был тот самый Гадешь? Вот же сволочь!

Вот сразу, как только я его тогда увидел, я понял, что будут неприятности. Только не угадал, какого рода проблемы меня ждут, и с какой именно стороны…. Нужно подумать!

Я распустил собрание, отложив продолжение заседания на следующий день. Мне нужно было осмыслить эту новую реальность.

Да, похоже, что Гадешь этот открыл ящик Пандорры. На Совете сказали, что стали появляться десятки пророков, «лучше всех» знакомых с природой и сутью Небесных богов. Одни учили, что Небесные боги — первые демиурги Вселенной, Создавшие все сущее и удалившиеся на покой в свой Небесный чертог. Навигатору же доверено поддерживать божественный порядок. Когда все устройство небесного свода вконец расстроится от грехов людей и нижних богов, произойдет вселенская катастрофа, Небесные Боги восстанут и устроят новый мир. Другие говорили, что Навигатор — это единственный настоящий, Великий бог, а остальные — это бывшие люди, которых он призвал на небо помогать ему вершить механику небесных сфер. Он единственный определяет будущее людей, меняя его в реализации своих планов. Третьи говорили, что Навигатор не может влиять на судьбы отдельных людей — они подчиняются единому Небесному закону, которому подчиняется и сам Навигатор. Четвертые считали, что Навигатор всемогущ и может изменить все что угодно, но не внемлет молитвам людей, как мы не слышим муравьев или траву. Пятые говорили, что Навигатор — это и есть Небесный закон. А были еще шестые… Седьмые… Восьмые…

Одна лишь черта в учении о Навигаторе резко выделяла его из числа других богов. Навигатор не имел ни одного отрицательного качества. Все остальные боги были похожи на людей, в них было и хорошее и плохое. Про некоторых было достоверно известно, что изначально они были людьми, со всеми недостатками, и лишь затем, совершив богоподобные подвиги, были обожествлены. Это были и Семмун, и Алуэн, и многие другие. Они просто были могущественнее людей, поэтому им молились.

В отличие от иных богов, Навигатор — абсолютно чист. Он безгранично добр и светел, от него исходит все самое лучшее в этом мире, он совершенен во всех своих проявлениях. Это существо достойно не просто преклонения. Он достоин любви.

Вера в Навигатора побуждает адептов не просто поклоняться или молиться ему. За него не жаль и умереть. Тем более что по вере навигитов, после смерти они предстанут именно перед Ним, и смогут с гордостью сказать ему прямо в лицо, что погибли во имя Его.

Все это — очень плохо. Религиозные войны могут разрушить самое прочное государство, а Миттанский союз нельзя считать очень уж прочным образованием.

Позвав помощника, я приказал собрать Совет союза. Конечно, я знал, что в такое трудное время не все суффекты могут приехать, но выбирать не приходилось.

Суффекты прибывали один за другим, и я подробно беседовал с ними по отдельности или по двое и трое. Везде были довольно неутешительные вести, но — в одних городах навигитов было большинство, в других — заметно меньше. Как я понял, большой популярностью это учение пользовалось в сельскохозяйственных районах, и в городах, где доминировали исавары. Промышленный Агаде, космополитичная Митта, торговая Сураджа остались в основном ортодоксальными.

Меня больше всего беспокоило то, что слияние мятежников и еретиков приведет к таким глубоким противоречиям, что объединить страну обратно уже не получится. Появится просто два разных народа, не желающих иметь друг с другом ничего общего.

Тут может быть два выхода, противоположных друг другу. Или разрешить навигизм по всей стране, чтобы они строили свои храмы рядом с ортодоксами. Тогда это будет еще одна религия в стране, остающейся политически единой. Или — жестко подавить это течение, просто устроив форменный геноцид. И тогда навигиты исчезнут без следа, как какие-нибудь ариане или альбигойцы.

Поясняя это суффектам, я внутренне содрогался. Адепты одних выдуманных богов будут убивать последователей другого, такого же ложного бога. Идиотизм, и притом кровавый. И как мы только докатились до такого?

Совет союза, быстро проведенный с сумевшими приехать суффектами, показал что мы можем рассчитывать на города гезитов и на мохавов. Настроения комитов остались неизвестны — они не явились. Предложив рассмотреть все возможные варианты мирного решения, в том числе — объявить о двухрелигиозной системе, я отправился обратно в стасис, долеживать положенное. В стасис я ложился с чувством крайнего беспокойства. Мятежники могли устроить самые неприятные сюрпризы — вплоть до пробуждения в окружении их клинков…

Ход 45

Прошло 634 года

Я встал в положенное время, но меня это нисколько не обмануло. Я был уверен, что за стенкой цилиндра меня ожидают самые печальные новости. Собственно, так оно и оказалось.

Секты Навигатора множились и вскоре потеснили традиционную религию во всех городах Миттании. Навигизм стал официальной религией сначала в Корхинхине, а потом и в других городах Исаврийского союза. Жрецы навигитов оправдывали их притязания на разрыв с Миттой и одобряли этот разрыв, объявляя ортодоксов еретиками.

И война внутри Миттанского союза из гражданской стала еще и религиозной. И понеслось!

Обе стороны прежде всего в своих операциях старались занять Лаон. Если бы меня подняли сторонники ереси Гадеша, мне пришлось бы как-то договариваться с ними, возможно — подтвердив их правоту, а возможно — принять мучительную смерть. Но, к счастью, Лаон контролировали миттанцы, сторонники ортодоксальной религии.

Войска Миттанского Союза вторглись в пределы Корхинхина и стали грабить окрестности. Совет Корхинхина вызвал на помощь союзников из Арсинойи и Ценнины. Собрав войска, они встретились с силами миттанцев у селения Акалатта. Бой закончился поражением ортодоксов. Нам пришлось отступить.

Беда, как говорится, не приходит одна. Мое беспокойство о судьбе северной части страны оправдалось. Сюда пришли новые орды варваров. И это были конные орды на настоящих лошадях!

Мохавы, как уже упоминалось, называли этих варваров «атлассцы». Они разводили лошадей и другой скот, но больше всего, судя по всему, их привлекал грабеж.

Вторжение атлассцев поначалу заставало нас врасплох. Попытки контактов с ними оказались неудачными, — никто из них не собирался ни продавать нам лошадей, ни покупать наши вещи. Они хотели взять все даром! Быстро перемещаясь по степи, они внезапно атаковали нас на северных границах, разоряя долины Нуовы и Скиллона.

Бои с ними первое время носили характер мелких стычек — они не собирались нигде большими силами, лишь грабили небольшие городки и деревни. Наша немногочисленная дромадерия не могла за ними угнаться. Атлассцы признавали только конный бой и никогда не спешивались. В бою они постоянно атаковали, закидывая врага дротиками. Расстроив ряды неприятеля дистанционными атаками, атлассцы в ближнем бою добивали врага копьями и архисаками — маленькими топориками на длинной рукоятке, которыми они ловко орудовали, как игроки в конном поло своими длинными клюшками.

Совещания с Советом стратегов показали, что обороняться будет сложно.

— Эти варвары очень подвижны. Они нападают в неожиданных местах и сразу отходят. Мы не можем застать их врасплох, ведь они всегда могут ускакать на своих «лошадях» — высказался стратег из Умбары Талид.

— И что предлагает Талид сын Арака — сдаться сразу? — ехидно осведомился Веррес, сын Артарона, стратег Корпуса ассигаров.

Стратеги с Севера — сторонники Талида — гневно зашумели. Пресекая начавшийся бардак, я сильно стукнул тяжелым бронзовым кинжалом плашмя по столу. Эти «партийные» разногласия иногда сильно вредили делу.

— Нужны идеи, как нам противостоять новому врагу. Предлагайте их, пока без обсуждения и оценок, просто — идеи.

— Нужно призвать много всадников из мохавов. Они притащили за собой этот хвост — пусть теперь и отрубают его сами! — взял слово молодой стратег Дамид.

— Надо укрепить северные города. Атлассцы не умеют брать крепости — подал идею стратег Адажиона.

— Атлассцы нас не оставят в покое. Надо самим обучаться верховой езде, и побыстрее — разумно заметил суффект Стабии, небольшого города на северо– западе. Он исполнял обязанности стратега города.

— Еще нужно контролировать переправы. На Нуове следует построить флот, и бить кочевников, когда они попытаются пересечь реку– снова подал голос Дамид

— Хорошо — подвел я черту под обсуждением. — Все это разумно. Первым делом нужно перебросить возможно больше сил на север. Придется изыскать средства на оборону — значит, снова поднять тауримпосто и таможенные сборы. Совету союза нужно обсудить сбор экстраординарного налога. В местах переправ через Нуову и Скиллон нужно устроить укрепленные пункты.

Решили также срочно построить 60 плоскодонных галер на Нуове и держать реки под наблюдением, атакуя атлассцев на переправах.

Двенадцать морионов, набранных по всей стране, отправились защищать северные города.

Подумав, я назначил Дамида министром обороны и личным помощником. Его здравомыслие и способность анализировать нового для нас противника произвели на меня впечатление. При этом он остался командовать войсками Сураджи — ведь «министр обороны» у меня — это месяц работы раз в 12 лет.

Атлассцы сильно опустошили местность севернее Реоны и принялись за города. Вскоре стало ясно, что осаждать города и брать укрепления они категорически не умеют. Но, тем не менее, даже хорошо укрепленные поселения оказались в опасности. Мы еще не вернули все войска из Суфанга и Ма-рао, так что на севере сил было мало. Атлассцы неоднократно пытались захватить города Севера внезапной атакой — на полном скаку ворваться в открытые ворота и овладеть городом. И это им удалось в городе Умбара, бывшей столице оруталлов, и еще в нескольких городках поменьше. Города Гармоста и Копаида смогли избавиться от них, дав сравнительно небольшой выкуп. Я приказал вычесть эти деньги из ежегодного взноса этих городов в казну Союза — раз Митта не смогла их защитить, значит, ей ничего и не должны.

Порадовал неожиданный успех нашей верблюжьей кавалерии. Я сильно подозревал, что кавалерия на верблюдах сильно уступает настоящей коннице — верблюды довольно медлительны и несмелы, но это все-таки лучше, чем ничего. Оказалось, однако, что лошади атласцев не любят вступать в бой с дромадерами и пугаются их. Поэтому в тех случаях, когда всадники атлассцев не могли уклониться от боя, дромадеры мохавов побеждали. Множество стычек было выиграно благодаря этому обстоятельству. Однако догнать бегущую конницу верблюжатники не могли, что обесценивало эти победы, сводя их вничью.

Эскадроны улапов можно и нужно было использовать для обучения наших войск отражению конных атак — такие тренировки дадут нам психологическую устойчивость против вражеской конницы.

Также мы начали активно обучать дромадеров стрельбе из лука. Верблюд — довольно устойчивая платформа для стрельбы, и вскоре дромадеры обзавелись большими луками, способными посылать стрелы на дальность до 600 локтей. Обстрел из луков заставлял вражеских всадников или сбегать от дромадеров, или атаковать их, несмотря на страх лошадей перед верблюдами.

Так или иначе, атлассцев надо было разбить. Войну на два фронта мы долго не выдержим. Конечно, навигиты тоже страдали от набегов атлассцев, но нам от этого не легче.

Задумавшись над этой задачей, я решил атаковать врага в середине лета, когда в степи мало растительности. Верблюды с их феноменальной неприхотливостью легко переносили бескормицу, а вот лошади атлассцев сильно теряли свои боевые качества.

При этом мы старались вытеснить атлассцев в пустынные районы, где мало воды. Здесь верблюды также имели преимущество.

В боях этого лета достоинства дромадеров проявились особенно ярко. Отряд из в 8 эскадронов улапов в течение 8 дней преследовал, догнал и разбил орду атласцев численностью в 5 раз больше. На дальних дистанциях, как оказалось, верблюды были выносливее.

Свою роль сыграли речные галеры. Отряды судов преследовали атлассцев, если они шли вдоль берега реки, и нападали на них при переправе. Так мы нанесли им несколько болезненных поражений.

Сразу после выхода из стасиса я решил отправиться ближе к театру боевых действий.

В дороге, обсуждая с Дамидом возможности стратегии и тактики борьбы с атлассцами, мы оба пришли к выводу, что их первоклассная конница могла бы быть нам очень полезна.

— Атлассцы и мохавы очень друг друга не любят. Возможно, их агрессивность вызвана не только любовью к грабежу, а и тем обстоятельством, что они встретили тут своих природных врагов — мохавов, давно попавших к нам на службу. Свою неприязнь они сразу же перенесли на нас, их нанимателей — хотя сами мы, собственно, им безразличны — рассуждал Дамид, пока мы ехали в арбе к древнему Адажиону.

— Так почему бы не принять атлассцев как наемников, так как мы приняли мохавов? Нанять атлассцев, природных кавалеристов, было бы очень заманчиво — это был бы большой сюрприз для тех же канаков! А уж как бы мы отметелили мятежников — просто красота!

— Пока у нас на службе мохавы, они не будут с нами разговаривать!

— Чушь! Мохавов можно переселить вглубь наших земель, скажем в долину Ары. Там как раз отличные пампасы. Они даже пересекаться не будут. Эти атлассцы, хоть и агрессивны как черти, но выглядят вполне разумными. То обстоятельство, что некоторые наши города от них откупились, говорит о том, что с ними все-же можно вести дела!

Адажион после столетий моего отсутствия произвел довольно жалкое впечатление. Было понятно, что город в упадке. Но стены были все еще исправны, а гарнизон вполне боеспособен.

Ко мне притащили несколько пленных атлассцев. Я осмотрел их, они смотрели на меня. Смуглые, хотя и с севера. Горбоносые, с тонкими чертами лица. Одного звали Касим Аль-Шаар, двух других Аххамед и Сафер. Одеты в белые конопляные тоги, или скорее, бурнусы. Тот который Аль-Шаар– явно из знати. Даже у нас двухсложные имена только-только начинают появляться — и появляются они среди высших слоев общества.

Несомненно, в предках эти люди имели арабов или еще кого-то с Ближнего Востока. И имена, и речь были арабского типа. На эсперанто они знали лишь несколько слов, а переводчика у нас не было.

Кое-как втолковав им, что мы хотели бы провести переговоры, атлассцев отправили восвояси под охраной — чтобы никто не прирезал их дорогой.

В ожидании прибытия посланников атлассцев я занялся укреплением гарнизонов северной армии. Устаревшее оружие заменили на современное — копья в 6 антубр поменяли на длинные, 10 и 12 антубровые, с облегченными древками и противовесами. Пересмотрели устройство морионов копейщиков, тактику ассигаров. Я попытался обучить пехотинцев противостоять коннице — но, думаю, не очень-то успешно.

Наконец прибыло посольство атлассцев. Его возглавлял эмир Восточного племени — некий Аль-Араликан.

Началось все со скандала — глава делегации атлассцев категорически отказался сдать кинжал при входе в зал, где проходили переговоры. Пришлось разрешит ему оставить оружие, впустив в зал охрану. Нехорошее начало!

Наконец, формальности были улажены, и я мог рассмотреть вошедших.

Возглавлял их очень немолодой человек. Аль-Араликану было, судя по всему, далеко за 70, и уже более пятидесяти лет он был эмиром Восточного племени и одним из военных вождей атлассцев. Худощавый, но жилистый, с суровым, худым, изрезанным вертикальными морщинами лицом, с острым, как сталь, взглядом, он, казалось, не то чтобы привык командовать — он жил этим. Сильно выдающийся орлиный нос и кустистые брови дополняли его колоритный облик. Одет в широкий бурнус того же кроя как и у остальных, но не белого, а темно-синего цвета.

— Приветствую храбрых атлассцев, — начал я разговор с дежурной избитой фразы, — проходите, отдохните после долгого пути. Нам есть чего обсудить!

Старик очень внимательно посматривал на меня. Его острый взгляд то и дело впивался мне в глаза. Похоже, он понимал эсперанто в отличие от остальных, которым переводили. Среди переводчиков оказался один их наших пленных — видимо, его специально поднатаскали и в языке атлассцев, и в эсперанто.

— Приветствую тебя, Бог, — произнес старик, присаживаясь. Остальные тоже расселись за стол, где уже стояли сливовое вино, вода, и разные фрукты, в том числе привезенные с Ары тропические ананасы и папайя.

Последние вызвали неподдельный интерес атлассцев. Конечно, в пустынной степи они такого не видели. Атмосфера несколько разрядилась.

— Итак, приступим.

Мне уже сказали, что никаких разговоров о «службе» атлассцев быть не может — они только оскорбятся и уйдут. Слугами Митты они не будут, но могут стать «друзьями».

— Наши народы из-за какой-то ошибки вдруг стали воевать друг с другом– начал мой министр оффиций. — Несомненно, в этом вина мерзких мохавов, любителей грязных дромадеров. Это они все испортили!

— Мохавы наши старые враги. Они не устоят перед нами. Они бежали от нас к тебе, но мы настигли их и здесь. Как воины они намного слабее нас!

— Мы не хотим ссоры из-за мохавов. Давайте договоримся о мире между нами!

Переговоры длились долго. Атлассцы дважды вставали и в гневе покидали зал, чтобы вернуться через несколько минут. Условия их явно не устраивали.

Я тосковал. Мне очень нужны конники, это такой эксклюзив, по крайней мере — пока, а с оружием из Митты и доспехами из Агаде эти ребята станут просто хитом на следующие 200–300 лет, но таких денег, что они просили, у нас нет. Мы с трудом рассчитались с ветеранами, а тут еще это!

По истечении нескольких часов, выслушав множество предложений и контрпредложений, атлассцы предложили прервать переговоры, для того чтобы рассказать о наших предложениях в племени.

Уходя, Аль-Араликан обратился ко мне.

— Прости, что не отдал кинжал на входе в твое жилище, бог. Я раскаиваюсь. Я отдаю тебе его в дар во имя нашей дружбы!

И он, действительно, снял кинжал с пояса, и, не вынимая его из ножен, отдал с поклоном мне. Передавая кинжал, он бросил мне такой острый и яростный взгляд, что я внутренне содрогнулся.

«Что-то здесь не так. Это ловушка? Может быть, кинжал отравлен?» — подумал я невольно. Я читал, что вроде бы кого-то убили таким образом — подарили меч с большим драгоценным камнем в рукоятке. Чувак начал рассматривать камень, надавил случайно, и его палец проколола отравленная игла.

Очень осторожно взяв кинжал, я положил его перед собою.

Делегация атлассцев вышла. Аль-Араликан, выходя, еще раз бросил взгляд — на меня, потом на кинжал.

Министры, стратеги и суффекты с нашей стороны тоже удалились. Я остался с помощником.

— Возьми-ка этот ножик, Дамид.

Тот взял, повертел в руках. Потрогал навершие — там действительно был вставлен какой-то бесцветный камень, скорее всего, горный хрусталь, оправленный медью. Ножны из рога горного козла. Ничего особенного. Никаких скрытых пружин, иголок, ничего. Ну вот, я же говорил — ноль, а ты — фаза, фаза…

— Вынь из ножен, Дамид!

Тот опасливо посмотрел на меня. Вообще-то обнажать оружие на Лаоне считалось святотатством, за которое вполне могли закопать живьем.

— Давай, разрешаю!

Он вынул кинжал из ножен. Медное лезвие красивой изогнутой формы, как клык тигра. В деле, похоже, не бывало. Обычный подарок?

Дамид начал заправлять кинжал в ножны, но что-то ему мешало. Он поковырялся в ножнах кончиком кинжала и достал оттуда полоску тонкого пергамента, мелко исписанную на эсперанто.

Вот те раз! Тайное послание! Не любовное ли?

— Выйди-ка — приказал я Дамиду и остальным.

Осторожно взял записку, расправил ее. Развернул во всю ширину. Повертел, понюхал. Пергамент мог быть пропитан ядом — но даже мой обостренных нюх показал только запах пергаментной кожи и меди.

Я повернул пергамент правильной стороной и начал читать.

«У меня есть то же что у тебя. Нам надо поговорить без посторонних. Этой ночью».

Ну, ночью так ночью.

Действительно, в середине ночи Аль-Араликан тихо постучал в двери храма.

Дамид проверил его на наличие оружия и провел во внутренние покои.

Было видно, что старик волнуется.

— Я знал, что ты поймешь — он говорил на вполне правильном эсперанто, хотя и медленно.

Я вежливо кивнул — это был комплимент.

— Я не мог говорить при всех. Большинство эмиров не хочет соглашения.

— Но ты ведь главный среди них?

— Я не всесилен.

Он бросил на меня из под кустистых бровей свой пронзительный взгляд.

— Посмотри мне в глаза, бог.

— Я не бог. Я посланник богов.

— Существо, которое живет так долго — не человек. Может, ты был человеком когда-то. Это неважно, я тоже раньше был человеком, а теперь — вождь.

Я посмотрел в сумасшедшее — черные глаза старика. В них плясали огоньки от масляных ламп, освещавших мой зал.

— Я помню семьдесят лет и семьдесят зим своей жизни. Я помню все как будто это было вчера. И я точно могу сказать — что степи стали суше и холоднее за последние 70 лет. Наши мудрецы читают по звездам и всегда точно знают какой сейчас день. Я просил их запомнить день рождения моего первенца — это было пятьдесят шесть лет назад. В тот день — пятьдесят шесть лет назад — в степи цвели тюльпаны, а сейчас — мерзлая земля. И становится все хуже. Реки, в которых я купал коней, пересохли так, что коней в них теперь не напоить. Я думаю, только ты знаешь, в чем тут дело!

— Я? Откуда?

— По степи ходят слухи о тебе. Когда-то, очень — очень давно, ты велел своему народу оставить степи и переселиться к реке. И вы построили большие города и многие народы покорились вам. А те, кто остался в степи — смотрели как их стада умирают от жажды и сражались друг с другом за последние непересохшие источники. Не ждет ли нас подобная участь, если наше племя не прислониться к берегам Великой реки?

И он уставился на меня немигающим взглядом.

На самом деле я думаю, новая засуха вполне возможна, причем в этот раз из-за глобального похолодания. Активность вулканов была очень сильной последние 400 — 500 лет. В воздух выброшено очень много вулканического пепла, а значит, земля стала греться меньше. К каким последствиям это привело и еще приведет? Если стало холоднее — то испарение влаги уменьшилось, а значит, стало меньше дождей — и где то начнется засуха. К тому же растут полярные шапки — влага выводится из воздуха и скапливается у полюсов!

И это значит, что нас ждет новое, гигантское нашествие народов, которые больше не могут прокормить себя.

Аль-Араликан продолжал сверлить меня взглядом.

— Сейчас от меня зависит, что будет с моими потомками и моим народом.

И с моим тоже, Араликан.

— Я не хочу воевать с вами. Я могу убедить мой народ переселиться в вашу страну и мирно жить у реки, и я хочу этого. Но сделать это будет непросто. Мне нужно будет стать таким как ты, чтобы убедить их!

И он бешено впился в меня взглядом, ожидая реакции.

— Что ты хочешь сказать? Ты желаешь взойти в мой проход к Небесным богам?

Не отрывая взгляда, он усмехнулся.

— Мне не нужно ничего твоего, бог. У меня есть свой!

Вот это да!

— У тебя есть капсула? КАПСУЛА!?!?!?!

— Да. — Аль-Араликан торжествующе смотрел на меня. — И я хочу стать богом. Как ты.

*Легестры -судьи

Глава 36

Мысли бешено вертелись по кругу, не останавливаясь ни на мгновение. Они что, нашли бессмертного и убили его? Завладели его капсулой?

— Откуда она у вас?

— Нашли в селении очень далеко отсюда. Там никого не было. Но поселяне рассказали, что когда то тут была бессмертная жрица, выходившая из ковчега раз в 20 лет. Однажды она вышла и не вернулась в ковчег. Полюбила смертного и осталась с ним жить, состарилась и умерла. А ковчег остался.

Хм.

— Мы перетащили его в надежное место. Только члены моего рода знают, где оно. Остальное племя ничего не подозревает.

— И что ты хочешь?

— Ты сможешь показать мне, как вызвать Небесных богов и беседовать с ними. Я стану пророком и племя полностью подчиниться мне и моим потомкам. Мы будем править атлассцами, как ты своим народом. Вечно.

Он торжествующе хлопнул себя по коленям, вставая с места, и в возбуждении заходил по залу.

— Не хочу тебя огорчать, атлассец — я старался преподнести ему правду как можно мягче — но, боюсь, такого не получится.

Он ошалело посмотрел на меня, обернувшись.

— Тот ковчег, который ты нашел — он для женщины.

— Что? — Он в возбуждении подбежал ко мне — Что ты говоришь? Ты лжешь мне!

— Посмотри мне в глаза, Аль-Араликан — Я не смог скрыть усмешки, посылая это алаверды — Я тебе не вру. Если в ковчеге была женщина — значит это женский ковчег. Ты не сможешь лечь в него.

На старика было жалко смотреть. Он просто потемнел лицом, будто в него кинули пригорошню свинцовой пыли! Мне показалось, что его прямо сейчас хватит инсульт или инфаркт, а мне потом придется объясняться с атлассцами.

— К тому же, даже если бы ты мог в него лечь, тебе это ничего не даст. Ты не увидишь никаких богов. Ты просто заснешь на 20 лет, а потом проснешься. Ты сможешь рассказать, что видел богов — но не увидишь их, ты просто будешь спать. Потом через 20 дней — снова уйдешь в ковчег на 20 лет. И все.

— Так ты не видишь богов?

— Нет. Иногда мне что то сниться. Но это только сон.

— Но, как же ты правишь такой страной?

— Просто своим умом, и верой в меня людей.

Уверен, он понял, что я не лгу ему. И правда эта была обжигающей. Потрясенный, он опрометью выбежал из зала.

Нда… Вот же я обломал человека! Должно быть, долгие годы он мечтал о бессмертии, и вот теперь, стоя у порога могилы, когда он уже готов был принять обожествление, вечную жизнь, вечную власть… и тут такой удар!

Я поднялся и вышел на воздух. Аль-Араликан стоял возле стены, глядя на огни своего лагеря, раскинутого у подножия Лаона. Начинало светать.

— Я приду завтра — его голос звучал глухо. — Мы продолжим разговор.

Сгорбившись, как будто приняв на себя тяжелый груз, он вышел в ту же калитку, в какую зашел.

Вечером снова явилась делегация атлассцев. Мрачный, тревожно глядящий на меня Аль-Араликан был с ними.

Переговоры длились долго. В итоге мы решили следующее.

— Атлассцы поселятся на пустынных районах к северо-востоку от устья Реоны. Большая часть этих земель занята сторонниками навигитов — получается, что я сталкиваю лбами атлассцев и Лигу. Отлично!

— Мохавы, во избежание столкновений, тоже будут переселены — они будут размещены по среднему течению Ары, в пампасах.

— Мы нанимаем конницу атлассцев в количестве 6000 голов на свою службу за 6000 быков и 12000 золотых ежегодно, плюс 10 000 хор зерна и 400 отрезов ткани. Последнее выдается независимо от службы — это субсидия племени. Всадники являются со своим оружием и продовольствием на 2 недели, но по истечении 2 недель мы их должны кормить сами, выделяя по 5 овец или 1 бычку на сотню воинов ежедневно, и по ⅓ хоры ячменя на 1 коня. Притом коней будет больше, чем 6000 — каждый атлассец приведет по 2–3 лошади.

— Самому Аль-Араликану и его семье даются ежегодные подарки — 6 отрезов шелка и 6 — льна, золотая чаша или ваза, и 20 флиров лучшего вина.

— Атлассцы обучают езде на лошади по 300 молодых людей из наших земель каждый год. Отдельно (и тайно) научат выездке и меня.

Ночью Аль-Араликан снова явился ко мне. Он был мрачен и плохо выглядел — видимо сказалась вторая бессонная ночь.

— Послушай, пророк. У меня есть правнучка, которую мы пророчили сделать жрицей Солнца. Я привезу ее к тебе, и ковчег тоже. Устрой ее в ковчеге. Я научу ее давать нужные пророчества.

Мне понравился такой подход — несмотря на столь сильный удар судьбы, он сумел переменить образ мыслей и извлечь выгоду из столь печальных обстоятельств.

— Хорошо. Но поторопитесь — я буду оставаться здесь еще 2 месяца, не более.

— Мы успеем.

* * *

Вскоре до меня дошли слухи, что Аль-Араликан объявил свою правнучку ясновидящей. Он хорошо подготовил мнение племени, устроив несколько подстроенных чудес. Однажды девушка — ее звали Ассиа — объявила, что ведает, где стоит ковчег, позволяющий общаться с богами. Она привела к провалу в земле, в котором люди Араликана заранее спрятали капсулу, и всенародно нашла ее.

Затем она объявила о своем паломничестве на Лаон для обожествления.

На исходе 2-го месяца, когда мне оставалось лишь несколько дней до ухода в капсулу, караван атлассцев прибыл к Лаону. За это время я научился прилично сидеть на лошади — правда, только смирной и хорошо выезженной. На рыси и иноходи мне удавалось держаться довольно сносно. А вот галоп — это что-то. Тут уже не до управления лошадью — просто думаешь, как бы чудом не свалится. К счастью, лошади — стадные животные, и несутся вслед за вожаком, так что управлять своей конягой на галопе мне не приходилось.

Седла у атлассцев представляли из себя низкие мягкие подстилки из нескольких слоев войлока, сквозь которые прекрасно чувствовался спинной хребет лошади. Стремян как таковых не было, но имелись ременные петли, в которые просовывали колени. Подумав, я попросил авуров привлечь ремесленников сконструировать более жесткие и глубокие седла и нормальные стремена. Шпоры, на мой взгляд, тоже бы не повредили. Атлассцы управляли лошадьми, просто упираясь им пятками в бока, но для совершено неопытных жителей Миттании это было бы затруднительно. А нам надо срочно создавать свою кавалерию — кто знает, сколько продлится союз с атлассцами?

Мы заранее договорились разместить капсулу Асси в горах Кермиры, на невысокой горе подальше от вулканов. Тут устроили скромный храм в атласском стиле, с шатрами и кошмами.

Я осмотрел капсулу. Она была копией моей, исправна и запитана энергией. Вскоре я был готов разместить в нее девушку.

Ассиа оказалась очень молодой — не более 16 лет — и по-восточному красивой, хотя мощный слой косметики сильно искажал ее черты. Она очень плохо знала эсперанто, что я указал как можно скорее исправить. Я наладил капсулу так, чтобы мог встретить Ассию сразу после собственного появления — ей надо было помочь пройти процедуры выхода из капсулы после сна, и отправить ее в стасис непосредственно перед своим уходом. Оставался вопрос, что делать, если меня поднимут по тревоге, но я решил решать проблемы по мере поступления.

Аль-Араликан казался довольным. Конечно, его хрустальная мечта о бессмертии разбилась вдребезги, но зато, с такой «крышей», он мог рассчитывать на закрепление поста эмира за своим родом, что тоже неплохо.

Я же, отправляясь в стасис, грустно думал о своей новой роли няньки при малолетней сикушке-лжепредсказательнице. Не уверен, что это все кончится благополучно. Не дай бог, с ней хоть что-то случится — меня могут обвинить в этом и будут проблемы с атлассцами. Ну да посмотрим.

Ход 46

Прошло 646 лет

Итак, мне удалось обратить одних своих врагов против других. Конница атлассцев была ценным приобретением — у навигитов такого не было. Мохавы тоже остались в моей юрисдикции — я сумел убедить их переселится в пампасы вдоль Ары. Так они не контактировали с атлассцами, что позволило избегать конфликтов.

Полученный численный и технический перевес внушает надежду на успех. Я решил, что пора перейти в наступление. Для решающей битвы мы собрали силы в районе Корхинхина. Навигиты не могли не принять вызов — ведь Корхинхин был их главным городом.

Миттанцы, имея 10 морионов копейщиков, выставили фалангу в 8 рядов, подкрепленную 5 морионами ассигаров. С одного фланга у них была наемная конница атлассцев, в количестве 4 алы, то есть около 1 тыс. всадников. С другой они выставили собственную кавалерию, в количестве 3 эскадрона, то есть 700 всадников. Два мориона ахайров и два отряда мечников-сайонов, своевременно нанятые в Хастере, стояли в резерве и образовывали вторую линию войск.

Навигиты построили фалангу из 10 рядов копейщиков. Всего копьеносцев у них набралось 14 морионов, которых прикрывали 6 отрядов лучников и пращников, и 4 отряда ахайров. Конницы они не имели.

Бой начался атаками всадников атлассцев. Они сорвали обстрел лучников Лиги, заставив бежать их под прикрытие копий фаланги, в то время как всадники-мохавы начали накатывать на левый фланг навигитов, с высоты дромадеров закидывая их дротиками.

Осмелев, атлассцы начали заходить в тыл фаланге Корхинхина, но там были внезапно атакованы ахайрами и бросились бежать.

Две фаланги неторопливо приближались друг к другу, осыпаемые стрелами и камнями. Сблизившись, они уперлись друг в друга копьями и стали пытаться «передавить» друг друга. Миттанцы закидывали врага ассигаями, пытаясь расшатать их фалангу изнутри; навигиты выслали вперед ахайров, которые начали рубить копья фалангистов Митты. Началось давление на противника на флангах. Ассигары миттанцев встали с фланга и стали кидать дротики вдоль строя фаланги навигитов, причиняя тем серьезные потери. Навигиты не могли прикрыться с фланга щитами, поскольку щиты были развернуты против фронта фаланги Митты, и оставались беззащитны с флангов.

Увидев это, стратеги Корхинхина послали на наших ассигаров своих ахайров. Началась жестокая резня. Миттанский стратег выслал на помощь собственных ахайров, что было ошибкой. Ахайры не стали сражаться с друг с другом, более того, наш отряд перешел на сторону мятежников!

Положение миттанцев стало критическим. Но тут вернулись всадники атлассцев, рассеянные ахайрами, и ударили фаланге навигистов в спину. Это и решило исход битвы.

Потери сторон были исключительно велики. Миттанцы потеряли полторы тысячи, навигиты — четыре тысячи голов. И лишь пять воинов их этих четырех тысяч оказались убиты в спину — остальные сражались до конца!

После этой победы миттанцы, призвав на помощь союзников, осадили Корхинхин.

Стратеги Миттанского союза, собрав достаточно войск, окружили город. Местность вокруг была довольно богатая, несмотря на разорения войны, и могла прокормить осаждающую армию длительное время.

Два штурма не дали результата. Миттанцы начали обносить Корхинхин стеной, чтобы полностью его блокировать. Но корхи сделали внезапную вылазку и сожгли материалы, подготовленные для стены.

В этом состоянии я и застал ход войны.

Прежде всего, однако, мне надо было поднять нашу Спящую красавицу. Притащив с собой отряд атлассцев и несколько женщин в помощь, я показал, как проводить процедуру восстановления после стасиса.

Восставшая из капсулы Ассиа казалась ошеломленной и раздосадованной. Она, естественно, не видела никаких богов, и это обстоятельство, видимо, здорово ее обломало. Дав ей краткие инструкции по поводу поведения на свежем воздухе, я немедленно вернулся к своим баранам — война была в самом разгаре.

Совет Союза, собранный незамедлительно, (хотя и в сильно урезанном составе), постановил, что дело зашло слишком далеко и пожар придется тушить силой оружия, невзирая ни на что.

Незамедлительно собрав Совет стратегов, я потребовал полную информацию о крепости Корхинхина и предложения по ее осаде.

Этот город, будучи бывшим членом Миттанского союза, был нам хорошо известен. Обладая обширными запасами продовольствия, каменными домами, крытыми черепицей, хорошей противопожарной службой, собственными источниками воды, Корхинхин казался крайне сложным для осады объектом. Стоя на притоке Реоны, он был обнесен не только стеной, но и рвом шириной 20 локтей, заполненным речной водой.

Город имел хорошие, дорогостоящие каменные стены высотой 40–48 локтей. В случае опасности их можно было поднять еще выше, поставив поверх бамбуковый частокол. Башни в три яруса служили отличными площадками для лучников. Кроме того, горожане стали устанавливать на башнях боевые машины — баллисты и катапульты.

Предместья города были также защищены стенами, сравнительно невысокими, но протяженными. Богатые люди приняли за обыкновение строить свои виллы за городом, но рядом с городской стеной. Для защиты этих поместий строилась невысокая, в 10–15 локтей каменная стена, достаточно протяженная, чтобы прикрыть эти поместья с садами и фонтанами. Стена предместья примыкала к городской стене, так что жители вилл, услышав про нападение, могли беспрепятственно бежать в город, где у каждого также было по дому. Невысокая стена предместья должна была прикрыть эвакуацию, ну и защитить виллы от разбойников в мирное время.

В центре города имелась цитадель, где когда-то стоял гарнизон войск Миттанского союза.

— Почему этот гарнизон был пуст? — спросил я и не получил толкового ответа. Уже давно не было ни гарнизонов в городах — союзниках, ни заложников. Всем как-то было не до этого!

Я предложил стратегам представить предложения, как нам брать город.

Мнения разделились.

Часть стратегов предлагала осаду голодом. Хотя запасы Корхинхина были велики, население тоже было многочисленно. При снабжении осаждающей армии обозами из других областей мы могли рассчитывать на успех. Главное, чтобы не начались болезни, а они при осаде довольно часто начинаются и среди осажденных, и среди осаждающих.

Часть стратегов предлагала подготовить массированный штурм с применением самых современных военных машин. Они уже знали про тараны, баллисты, катапульты, осадные башни. Все это можно было построить. Но было два недостатка — во-первых, в наличии ничего подобного не было, и нам придется затратить немало времени, сил и денег, чтобы подготовить осадные машины. Во-вторых, крупный ров с водой здорово мешал применению этих машин.

Я склонялся ко второму варианту. Пока мы осаждаем Корхинхин, мятеж полыхает на полстраны. Наша армия связана тут по рукам и ногам. Нам крайне нужно разгромить врага и идти дальше, причем разгром должен быть убедительным, образцово-показательным, приводящим в чувство других мятежников. Поэтому я присоединился ко второму мнению, указав начать работы по засыпке рва, и заказать машины в ближайших городах. Часть оборудования можно было сделать на месте — скажем, те же осадные башни.

Как это бывает, когда решение принято окончательно и твердо, работа закипела сразу по всем направлениям. Вскоре мы под прикрытием огромных бамбуковых щитов и лучников засыпали несколько участков рва и подготовили фашины для засыпки еще ста локтей. Напротив ворот мы начали сооружать высокую башню, которую можно было бы подкатить вплотную к стенам. Благодаря широкому применению бамбука она оказалась сравнительно легкой. Высота ее достигала 80 локтей, что делало ее намного выше и стен и башен города. Из-за ее легкости была опасность ее опрокидывания ветром, поэтому снизу ее пригрузили глиняными кирпичами и поставили растяжки.

Через 2 недели после начала работ, в безветренный день, мы выгрузили кирпичи, запрягли в башню волов и под обстрелом перетащили ее к стенам Корхинхина в районе главных ворот. Ров был засыпан теми же кирпичами, которые служили в башне балластом.

Установив башню в 30 локтях от стены, мы посадили на вершине башни 20 лучников и пращников и начали непрерывный обстрел прилегающих стен. Противник сделал вылазку, чтобы сжечь башню, но мы были к этому готовы. За башней всегда стояло 40 мечников, которые атаковали горожан, опрокинули их и, преследуя до стен города, едва не захватили распахнутые ворота.

Горожане попытались сломать башню специальной машиной, называемой «ворон». Это что-то вроде крана, которым можно подцепить башню и опрокинуть ее. Им удалось ее повредить, но затем наши лучники перестреляли прислугу ворона.

Те мне менее, на третий день осажденные смогли поджечь башню горшками со смолой.

Несмотря на неудачу, эксперимент был признан удачным. Нужно усилить противопожарную защиту, и сделать несколько башен, чтобы поставить стены под перекрестный огонь. Тогда на них можно будет взобраться по лестницам.

Началось строительство еще 4-х башен, но тут стратеги доложили о подходе огромной армии навигитов, идущей деблокировать город. Они собрали более 30 000 голов и бросили все против нашей осаждающей армии.

Нам снова предстояло встретиться с фалангой, строем, обладающим огромной ударной силой. Но, воюя с канаками, наши войска уже добились немалых успехов в противодействии фаланге. На этот раз, обсудив со стратегами ситуацию, я решил сделать ставку на наши баллисты.

Огромные механические луки, взводимые воротом, посылали цельнометаллические стрелы, в плотном строю пробивавшие сразу по 2–3 человека вместе со щитами и доспехами. К нам как раз поступило более 60 баллист, изготовленные в Митте для осады Корхинхина. Также мы развернули 160 ручных катапульт, подобных тем, что мы применяли по канакам.

Мы поставили их на фланге, а наш строй укрепили повозками, деревянными ежами и кольями. Укрепления прикрыли стрелками, поодаль поставили конницу.

Вражеская армия, обладая преимуществом в численности, атаковала. Их фаланга в 13 рядов, построенная в линии, казалась непробиваемой. Наши войска имели фалангу в 10 рядов, усиленную с флангов ассигарами, баллистами и катапультами. Нашей задачей была упорная оборона на линии, укрепленной повозками и частоколом, пока баллисты и катапульты будут расстреливать врага.

Битва началась на рассвете. Стрелы и дротики рассекали воздух. Я в этот раз решил применить новшество особого порядка. Специально для стратегов мы изготовили несколько «вороньих гнезд» — сухопутных мачт, высотой под 40 локтей, на которых были закреплены корзины на 2-х человек. Стратег, стоя в корзине мог наблюдать бой с возвышения, что позволяло лучше видеть. Второе место в корзине было для адъютанта — если стратег видел, что надо отдать приказ кому-то вдалеке, он объяснял адъютанту что нужно сделать, тот спускался и скакал в нужном направлении с указанием.

Итак, бой разгорался. Фаланга навигитов медленно, то и дело останавливаясь и выравнивая ряды, приближалась к нашей оборонительной линии. Мы ждали, когда противник подойдет на дальность выстрела, и немедленно открыли огонь по приближении фаланги противника к заранее установленным знакам.

Град каменных ядер и стрел обрушился на первые линии врага. Скорпионы обстреливали фалангу во фланг, поражая сразу по 2, 3 а то и 4 противника. Такого плотного огня они явно не ожидали!

Наконец фаланги сошлись. Начался ближний бой. Мы выставили в первую линию мечников, которые сразу же начали рубить копья врага. Вскоре на отдельных участках, потеряв все копья, стороны взялись за мечи и кинжалы. Началась давка, такая, что даже размахнуться для удара мечом было невозможно — только кинжалы шли в дело.

Тут наши тяговые катапульты заработали с удвоенной силой. Камни падали в толпы врагов, ломая кости и раскалывая черепа, проламывая шлемы и щиты. Стрелы скорпионов летели теперь прямо вдоль фаланги, и каждая попадала в цель. Перекрестный огонь выносил врага чрезвычайно успешно и безнаказанно.

Вторая линия врага двинулась на помощь первой. Ряды фаланги были сломаны, враги мешали друг другу. Продавливая наш строй, они уткнулись в повозки и ежи. Были случаи, когда копья второй линии вражеских фалангистов протыкали спины первой линии своих же войск.

Огонь наших скорпионов начал ослабевать — стрелы кончались, а луки и рычаги баллист разбалтывались, что ослабляло силу удара.

Пришло время пустить в действие наши элитные силы. В резерве у нас было 12 морионов сайонов — прекрасно вооруженных мечников, имевших к тому же железные доспехи. Они протиснулись в прорехи во фронте и начали вырезать вражеских копейщиков, орудуя в тесноте больше кинжалами, чем мечами.

Первая линия врага, избиваемая нашими мечниками, подалась назад, в то время как вторая линия противника продолжала давить вперед, что создало давку по всему фронту. В это время мы вывели резервную колонну из 5 морионов отборных копейщиков на левый фланг врага, уже ослабленный обстрелом наших баллист.

Колонна построилась в 30 рядов по фронту и 60 рядов в глубину. Ее удар был подобен тарану. Он пришелся на ослабленный фланг врага, и фаланга навигитов не выдержала. Мощный напор нашей колонны выдавил обе линии врага и обратил его в бегство.

Всадники атлассцы, ожидавшие знака, пошли в атаку на тыл вражеской фаланги. Град дротиков и удары копьями с тыла привели к обрушению фронта фаланги навигитов. Бегущие враги поражались кавалерией и подвижной пехотой. Преследование продолжалось до ночи, врага гнали 6 фарсангов, и на этом этапе особенно успешно действовала конница.

На следующий день всадники снова были посланы разыскивать и уничтожать вражеские войска. Ослабленные поражением отряды навигитов были окончательно рассеяны. Мы уничтожили не менее 9 000 голов, и больше 5000 взяли в плен.

Дальнейшая война казался решенным, поэтому я смог сравнительно спокойно отправиться в стасис. Но нужно было осуществить еще и политическое урегулирование конфликта.

В сложившейся ситуации я видел только один вариант — это объявление о свободе вероисповедания.

Популярность учения навигитов не позволяла надеяться на возврат к первоначальному положению. Религиозная ситуация в Миттании изменилась, и, видимо, навсегда. Отныне единая вера уступила причудливой смеси сект, идей и концепций, где навигиты спорили о сущности богов, придуманных когда-то мною, а городская чернь была всегда готова взяться за дубинки.

Конечно свобода вероисповедания — это сильно рано для этого мира. Думаю, в долгосрочном аспекте это приведет к появлению такого множества религиозных течений и сект, что разбираться с этим придется долгие столетия. Но нужно было сейчас погасить конфликт. Иначе никаких грядущих столетий может и не быть.

Суета с осадами и сражениями так увлекла меня, что я едва не забыл про Ассию и мои обязательства перед нею. Удалось, однако, вовремя ее уложить. Было грустно наблюдать, как девушка пугается всех этих процедур по ее погружению в капсулу. Бедняжка явно не на своем месте. Ну, ничего, привыкнет.

Я же как-то привык?

Глава 37

Ход 47

Прошло 658 лет

Я открыл глаза. Расплывчатый зеленоватый свет — уже привычный, но все еще такой чужой — встречал на выходе из капсулы. Как мне уже это надоело…

Мне снилась мама. Я помогал ей в саду с яблонями.

Почему мне так тяжело? Из-за того, что я уже ее не увижу? Или потому, что и до Сдвига я не видел ее 6 лет, с тех пор, как уехал в Москву из родного дома…

Встречающие атуры тоже невеселы. Как обычно, за 12 лет набралась куча чертовых ребусов, решать которые в самые сжатые сроки предстоит моей скромной персоне.

Гражданская война затухала. Объявленная мною свобода вероисповедания несколько снизила напряженность. Ряд побед над мятежниками, взятие штурмом Корхинхина, — все это несколько успокоило ситуацию, но мирная жизнь Миттании могла только сниться. Война плотно поселилась в жизни людей, а более 20 городов больше не входили в Миттанский союз: новое объединение, «Исаврианская лига» стала политической реальностью этого мира. Устроенная во многом по образцу Миттанского союза, она объединяла города, где большинство населения составляли исавары, а также те, где победила религия навигитов. Ахайры сообщили, что не будут воевать против Лиги, как своих единокровных родственников, хотя те из них, кто проживал в Союзе, в большинстве своём остались ортодоксами. Я потерял свое Соляное озеро на северо-востоке — оно оказалось в руках навигитов. Это было очень болезненно финансово, да и просто обидно — когда –то я положил немало сил, чтобы наладить там добычу соли.

И вот среди всего этого бардака неожиданно появилось посольство Шан. Посол ляо выглядел всклокоченным, как петух, только что увидевший в курятнике лисицу.

— Верховная богиня народа Ляо намерена посетить свои города Суфенг и Ма-рао с инспекцией. Она ожидает и требует покорности, и желает встретить в них достойный прием!

— Простите — вежливо поинтересовался у послов мой министр иностранных дел — Что именно Великая намерена инспектировать в наших городах?

Из дальнейших переговоров выяснилось, что Паадмидала по-прежнему считает эти города своими, а меня теперь — ее вассалом, временно управляющим ее городами и обязанным взамен военной и придворной службой. Также посол сообщил, что за мной числится долг по налогам с этих 2-х городов за 80 лет, и вежливо поинтересовался, когда я его выплачу, «а то там такие проценты, такие проценты…». В общем, у меня возникло сильное желание выпотрошить этих болванов и отправить их обратно «Амидале».

Конечно же, я этого не сделал. Просто мне очень, ОЧЕНЬ хотелось встретиться с ней.

То, что бессмертный правитель, полубог, решил явиться ко мне на аудиенцию после полутора столетия дипломатических уверток и передергиваний, — это, на самом-то деле, просто замечательно! Наконец-то мы займемся чем-то полезным, а не выяснением животрепещущего вопроса, кому принадлежит устье Ары и прочими глупостями. Вдруг она хороша в математике.… А может быть, это школьный учитель физики? Нет, мне так не повезет.… Ну ладно, чего гадать, надо срочно ехать к Суфенгу!

Пара дней ушла на сборы и решение самых острых вопросов до моего отъезда. Также я приказал выяснить, что вообще там, черт возьми, происходит в этом Шан. С чего вдруг Амидала так подобрела?

Времени было немного, поэтому пришлось ограничиться опросом торговцев ляо и ар-ляо, находившихся в Митте. В общем, история оказалась совершенно феерическая (и очень в духе мадам «Амидалы»). Племена варваров из-за северных гор около 30 лет назад начали нападения на страну Шан. Ляо отбивались, но неуспешно. Три года назад масса варваров, вооруженных железным оружием, вломилась, сметая малочисленные гарнизоны и вырезая население ляо (чернокожих тяо-вань они не трогали), взяли столицу Шан — город Тай-пин, и Амидала бежала оттуда к побережью, в прибрежный торговый город Тсцинь-рао. И когда варвары стали приближаться к этому Тсцинь-рао, она приказала погрузить ее капсулу на корабль и отплыть в Суфенг, как будто бы это до сих пор ее город!

Я приказал до моего прибытия никого в Суфенг не пускать. С собой я брал морион ахайров и морион сайонов, одних — из гарнизона Митты, других — из текущей охраны Лаона. Кстати, меня крайне удивило, что в моей охране стоят наёмники-сайоны, а не сводный отряд от городов, как было решено изначально.

— Ваше святейшество, города очень неаккуратно присылают охрану — вежливо пояснил мне командовавший охраной стратег. — Бывает, что охранники плохо вооружены, или берут и уходят раньше срока! Мы решили доверить это дело профессионалам — сайоны и ахайры, сменяясь, стоят на страже Лаона, твердо, как скалы Кермиры!

— А платит кто?

— Города делают специальный взнос. Правда, производят они его не очень аккуратно…

— Понятно. Опять все за мой счет.

Что-то не уважают они своего посланника богов — все больше и больше игнорят самые насущные нужды! На налоги никакой надежды — надо зарабатывать самому…

Уже знакомый путь вниз по Аре я проделал за 37 дней — мы шли налегке, матросы гребли всю дорогу, а в местах переволок (их было аж 14) уже не нужно было валить лес и расчищать путь — переволоки через пороги были давно устроены многочисленными торговыми судами. Возле каждой из них образовался небольшой городок, жители которого подрабатывали тем, что помогали волочить суда с товаром, обходя пороги Ары. Вот что значит торговый маршрут!

Прибыв в Суфенг, я впервые въехал в этот город. Архитектура его разительно отличалась от Митты или других городов Миттании. Постройки были из камня, а не из глины, крыши имели широкие свесы, что говорило о дождливом климате. В сезон дождей тут льет каждый день, и помногу.

Горожане встречали нас, размахивая пальмовыми ветками. Я проследовал в дворец суффекта, или, по-местному, «вана». Амидала уже была здесь. Ее пустили в город задолго до моего приказания, и вот уже несколько месяцев она дожидается меня тут.

Услышав это, я успокоился. Ну, действительно, не держать же ее у ворот столько времени?

Дамочка оказалась неопределенного возраста — можно было дать и 35 и 55 лет — явно очень следит за собой, сильно накрашена, а нрава — скорее веселого, чем серьезного. Роста небольшого, восточной внешности — то ли китаянка, то ли японка, то ли откуда то оттуда — я в них не разбираюсь.

Говорит она на неплохом эсперанто.

— Ну, здравствуйте, бессмертный — она первой начала разговор, несколько развязно присаживаясь рядом.

— Здравствуйте…Амидала. Давно я хотел встретиться с вами! Позвольте мне выразить свое сочувствие в вашем несчастье…

— Ой, ну это совершенно не стоит обсуждать. Мои войска решат все проблемы. Просто сейчас, пока идет это ужасное нашествие, мои советники уверили меня что здесь наиболее безопасная часть моей страны…

Ну, точно, живет в своем мире!

— Падме, насколько я знаю, положение в вашей стране очень серьезное. Вся она кроме нескольких островов теперь в руках варваров. Тсинг-Рао тоже сдался им не так давно….

— Не стоит преувеличивать. Судьба Суфонга и Ма-рао тому примером. Я всегда знала, что народ не будет терпеть власть варваров над собою. Суфонг восстал, восстал Ма-рао, и власть варваров в них пала. Я уверена что все города Великого Шан поднимутся как цунами и сметут саранчу из-за гор!

— Ну, желаю успехов.

— Но мне нужны для этого средства. Прошу распорядиться, чтобы мне выплатили налоги и пошлины за истекшие 80 лет, и неплохо было бы еще собрать деньги вперед!

— Почему мне нужно это делать?– спросил я осторожно.

— В городах сейчас ваша администрация, путь они и собирают. Ну, или передайте все ключи и бумаги моим людям, они разберутся.

— Я непременно подумаю над вашим щедрым предложением — сказал я ошеломленно. Но давайте сначала познакомимся ближе. Мы тут с вами из одного мира, в остальные — в сущности, дикари! Падме Амидала. Это ведь псевдоним? А как вас на самом деле зовут? И кто вы были в прошлой жизни?

— Звали меня… да какая теперь разница? Я работала в туристическом агентстве в Теджоне. Туризм был очень быстрорастущей отраслью.

— Теждон — это в Китае?

— Теджон– это Корея.

— Северная или Южная?

— Он на юге полуострова. Республика Корея.

Да, очень, очень далеко от Москвы. Ну, то есть про общих знакомых спрашивать нет смысла.

— Вы неплохо говорите на эсперанто!

Довольно странный навык для женщины из моего мира. Скорее можно было бы ожидать, что мы бы общались на пиджн-инглиш*. (*-ломаном английском — прим.)

— Научилась за это время. Пришлось.

— И все-таки. Мне как-то неудобно назвать вас именем вымышленного персонажа.

— Да, зовите меня просто Пак.

— Отлично. А я — Коста. Из России. Сейчас — правитель Миттаннии. Как у вас это случилось? Что вы делали во время сдвига?

— Сдвиг? Вы сказали — «сдвиг»?

— Так я называю то, что произошло с нашим миром. Сдвиг в параллельные реальности.

— Ну, сдвиг так сдвиг, вам виднее — Она обернулась к служанкам, приказав им что то на незнакомом мне языке. Одна после этого стала обмахивать нас огромным бамбуковым веером, вторая принесла прохладительный напиток — сок манго, смешанный с соком сахарного тростника. Глядя на нее, я тоже захотел пить и попросил у своих кокос.

— В общем — она оторвалась от соломинки — я была в горах с экскурсией школьников. Началось как будто бы землетрясение. Когда все успокоилось, часть детей просто исчезла, а ландшафт сильно изменился — были горы, стали джунгли. Несколько недель мы прожили в этих джунглях. Питались плодами хлебного дерева — как раз перед нами оказалась целая рощица. Я постоянно пыталась дозвониться хоть до кого-нибудь, но не вышло.

— А ваш смартфон разве не сел за это время?

— У меня была с собой раскладная солнечная батарея для подзарядки — всегда беру ее на природу. Очень удобно и экологично…

— И потом прилетела ракета?

— Да, мы поначалу обрадовались…

— Вам пришлось оставить этих детей?

— Там было еще два сотрудника.

Она нахмурилась — видимо в последнем вопросе ей послышалось осуждение.

— Мне всегда хорошо давались языки. Я знаю итальянский. Эсператно удалось изучить по инструкции и переводчику в смартфоне. Долго не могла решиться на уход в стасис…

— Да уж, понимаю!

— Когда проснулась через 20 лет, рядом уже было поселение. Меня представили местным как богиню. Точнее они так поняли. Ну а дальше — пошло как то само собой.

— Ну а с канаками что у вас не заладилось?

— Они приплыли к нам. Высадились и стали рассказывать, что никакая я не богиня. Что бог один, его зовут Джизуз, а его пророк — их бессмертная госпожа. Народ ляо оскорбился, и тех канаков, конечно, побили. Потом были столкновения на море — мы тоже плавали по нему, наши торговцы очень ловкие. Ну, и понеслось…

Она грустно замолчала.

— Могу я вас попросить, Коста?

— Да, Пак, я слушаю!

— Могу я пожить тут у вас? Просто пожить, пока все не уляжется.

— Живите, сколько угодно. Но только оно само собой никак не уляжется, Пак. Варвары сами по себе никогда не оставят Шан!

— Сами — нет. Но, вы же поможете?

Вошел молодой адъютант-сайон и вполголоса доложил мне, что прибыл ван Ма-рао. Я хотел переговорить с ним (как и с ваном Суфенга, мне не удалось поговорить ранее, я лишь видел его встречающим у ворот) и мы прервали разговор с Падм… с Пак.

Оба ванна мне сообщили, что в города прибыло суммарно около 130 кораблей и на них — примерно полторы тысячи войск ляо. Это серьезная цифра, их содержание довольно накладно. Опасность захвата городов или каких-то позиций в городах войсками ляо существует. Наши силы существенно меньше.

Настроения в городах неоднозначные. За старую правительницу выступают часть торговцев и чиновников, а ремесленники, кораблестроители, торговцы, работающие на рынке Миттаннии — не захотели бы возврата власти ляо. В Ма-рао агенты ляо уже начали работу — было несколько тайных встреч в доках и в открытом море, прямо на кораблях, где авторитетам из рыбацких и каботажных кланов обещали деньги и льготы за поддержку Амидалы. А также шпионы ляо хотят возбудить горожан к выступлениям в поддержку экспедиции в Шан, для возвращения трона Амидале. Только если я откажусь послать войска в Шан, выступления будут направлены в русло отделения Южных городов от Миттании.

Вот рисковая тетка, подумал я. Ведь она в моих руках, и устаивать такие интриги в таком, как у нее отчаянном положении — это или очень нагло, или очень глупо. Впрочем, возможно все это было до нашего знакомства и сейчас она сменит курс? Надо внимательно наблюдать за ней — и не только за словами, но и за делами…

Ждали меня и свежие сведения из Шан. В стране еще оставалось пара анклавов, верных Амидале — горный монастырь недалеко от столицы, пара островов — но в целом страна покорилась варварам «Идзя» представлявшим из себя союз нескольких племен. Основу армии у них представляли мечники, близкие по вооружению, оснащению и тактике к сайонам гезитов, а еще были боевые колесницы — насколько я могу судить, это нечто новое в военном деле этого мира. Неудивительно, что они там всех расшугали.

У нас тоже есть колесницы, но служат они только для развлечения — как стритрейсинг у молодых глупцов, достаточно богатых, чтобы купить машину.

Отдав указания стягивать войска в Суфенг, я возвратился к Пак.

Пока мы отсутствовали, Пак видимо поняла, что я кое-что разнюхал, и решила идти ва-банк.

— Итак, что мы решим насчет моих городов? Они мне нужны! — заявила она довольно дерзко. Похожее я уже видел — сторона, чьи доводы слабы, пытается вести себя особенно смело и уверенно, чтобы за напором и харизмой скрыть несостоятельность своих аргументов.

— Мне они нужнее.

— Их основали мои люди! Это мои города.

— Уже нет. Все течет, все меняется. Города отошли мне по праву завоевания, и обсуждать тут нечего.

— Я настаиваю!

— Ваши войска разбиты. Страна занята ордами варваров. Я бы сказал, не самая удачная карьера. Что скажет капитан Алехадо?

Явно обидевшись, женщина нахмурилась.

— Давайте не будем дискутировать на эту тему. Иногда и обезьяна падает с дерева. Лично меня никто не готовил воспитанию дикарей. Капитан Алехадо, конечно, не понимал, что его задание было провальным с самого начала. Нам надо действовать по своему усмотрению, отталкиваясь от реалий этого мира.

— ОК. Реалии таковы, что это мои города. Они нужны мне для морской торговли.

— Без Шан у вас не будет морской торговли.

— Ну, это мы посмотрим. Канаки вполне себе нормальные торговые партнеры.

В действительности Шан — это 80 % нашей торговли. Ладно, я не ругаться с ней приехал.

— Давайте поговорим о серьезных вещах. Мы что-то не с того начали.

— Ок. У меня действительно проблемы. До возвращения моей столицы я буду находиться в Суфенге. А вам придется заняться возвратом моих территорий.

Нет, ну ничего себе!

— Вы хотите, чтобы я прогнал варваров из прекрасной страны Шан?

— Очень хочу. И могу вас уверить — помянутый тут капитан тоже этого хочет.

— С чего бы мне этим заниматься? У меня тут свои планы!

— Раз вы держите у себя мои города, вы ответственны за судьбу моей империи. Вы мой сотрудник.

— Не могу согласиться.

— Да и вообще, мы же делаем общее дело– не об этом ли вы мне писали сто лет назад?

— Не сто, а восемьдесят четыре!

— Неважно. С тех пор ничего не изменилось.

— Почему-то получается, что я таскаю вам каштаны их огня. То защищаю вам Суфенг от канаков.

— Не очень то вы его защитили!

— … теперь отбивай вам страну, которая странным образом уплыла у вас из-под задницы…

— Это со всяким может случиться. Варвары — это как землетрясение, непредсказуемы!

— Со мною вот не случилось.

— Может быть, все еще впереди?

— Может. Но, тогда мне лучше придержать войска у себя, а не транжирить их налево-направо!

— Придется. Иначе мы вынуждены будем разъяснить жителям Суфенга, что власть миттанцев — не лучший вариант для людей их расы. Они мне уже жаловались на засилье иноземцев.

Ерунда. Блеф. Да ну, жаловались они! Сами хороши — вся Митта в этих «араляо» — так у нас стали называть жителей Суфенга, которые во множестве приезжают и в Митту и в другие города и уже даже застроили себе отдельные кварталы.

— А еще рынок Шан будет закрыт для товаров Миттанни, и наоборот. Что вы купите у варваров? Коровий навоз? Что варвары будут покупать у вас? Золотые бороны?

Вот это уже серьезно. Не могу сказать, что товары Шан так уж для нас важны, в основном это голимая роскошь, ничего стратегически важного, но через них идет к нам поток чужеземных товаров, а вот они бывают интересны. Кроме того, торговля приносит деньги, а деньги — это войска, влияние, контроль, ну и дальнейшее воспроизведение денег. Проплывать мимо Шан мы пока не можем — каждую ночь корабли вытаскивают на берег, иначе высока вероятность утопления. А также, земли Пак — удобный плацдарм для наших исследователей, мы рисуем карты побережья и направили экспедиции вглубь континента, высаживая их с кораблей. Думаю рано или поздно мы вступим в контакт с другими цивилизациями, с и Бессмертными, и тогда дело пойдет повеселее — обмен технологиями, наука, прогресс, все это вот….

— Ладно, убедили. Вы можете оставаться в Суфенге, и даже делать вид, что вы его правитель, пока мы оба понимаем, как дела обстоят на самом деле. Я подумаю, как решить вашу проблему с варварами… но ничего не обещаю.

Конечно, я не уверен, что хочу так уж помочь ей вернуть трон, уплывший из-под задницы. Но Шан богатая страна, и если мы ее отвоюем, то сможем поставить под свой контроль в том или ином виде. А варваров наши войска разобьют. Смогли же мы одолеть канаков, с которыми ляо ничего не могли сделать!

С такими мыслями я возвращался в Митту.

Прибыв в столицу, я сразу же собрал стратегов. Война в Шан обещала быть крайне непростой, и, прежде всего из-за сложностей с набором войск.

Ополчение городов практически перестало собираться. Стоимость оснащения воинов выросла — в фаланге нужен был очень хороший и дорогостоящий шлем, большой и не менее дорогой щит, поножи хотя бы на одну ногу, наруч на правую руку, панцирь, причем — металлический, а не пеньковый, и не бамбуковый, как раньше. Копейщику помогало не менее 2-х рабов — они несли его снаряжение и продукты. Все это было очень дорого! А количество поселян, проходящих необходимый имущественный ценз, почему-то резко сократилось.

Огромное количество свободных общинников оказалось в долгах. Демархи, купцы, ростовщики, банкиры — скупали земли, давали поселянам ссуды в долг под высокий процент — и те разорялись. Постепенно земля оказывалась в руках узкого круга демархов и дельцов.

В итоге города не могли выставить нужного количества морионов. То ополчение что все-таки собиралось, было плохо оснащено и мотивировано.

Конечно, были наемники — ахайры, сайоны, и некоторые другие, но они стоили крайне дорого и не всегда были доступны в количестве. Их отряды все чаще нанимались демархами для охраны вилл, или городами — в качестве стражи.

Пожалуй, проблема была не только в долгах или чем-то таком — материальном. Сменились поколения, и новые крестьяне не имели желания отрываться от обычных дел ради военной добычи. Просто ремесло воина, ненадежное и опасное, перестало быть привлекательным — обычное земледелие давало больше, а уж ремесло или торговля — тем более. Огонь воинской доблести медленно, но верно угасал в этих людях, звуки труб не бередили их сердца, даже обещания богатств Шан не могли побудить их вступить в армию.

Добраться до Шан было тоже нелегким делом. Основные контингенты наших войск надо было сначала провезти по Аре до Суфенга, а оттуда — морем еще на сотню фарсангов западнее до Тсцинь-рао. Взяв этот знакомый нам большой торговый город, и отталкиваясь от него, как от операционной базы, мы могли бы начать борьбу с варварами — завоевателями, при удачном развитии событий отвоевав приморские города и долину рек Майонг и У-ди, составлявшую сердце Шан.

Для всего этого нужна была большая армия, много денег на ее содержание, хороший полководец для ее контроля, большой флот для ее перевозки в Шан и снабжения, а также подвоза подкреплений.

Итак, для похода удалось собрать было 6 морионов ахайров и 5 морионов сайонов, 4 мориона копейщиков, а также 4 мориона ассигаров — наемников и 5 морионов наемных лучников. Это примерно 7 тыс. активных бойцов и 3 тыс. их слуг и рабов. В основном — ветераны Канакских войн и войны с навигитами. Нужно было не менее чем в 2 раза больше войск.

Мне удалось привлечь к делу 4 алы атлассцев и отряд хальсвиндов, примерно в 900 голов. Но все это было недостаточно для экспедиции.

Я уже почти отказался от мысли о походе в Шан, но тут мне в голову пришла мысль — не имея возможности увеличить количество, повысить качество войск. Мы имели колесницы, выступавшие на ипподроме для развлечения толпы. Их можно превратить в боевое оружие — разместить на них косы и серпы, и приучить атаковать врага в полный опор. Сила удара этих живых таранов была просто немыслима, а психологическое воздействие на врага — огромным.

Двадцать пять колесниц были подготовлены таким образом и отправлены на суда. Часть их принадлежала мне, часть пришлось «одолжить» у владельцев. Они, конечно, были недовольны, но что поделать.

Также были подготовлены «скорпионы» и «катапульты» — метательные машины с дальностью боя 300–350 антубр. Первые стреляли металлическими копьями, вторые — каменными ядрами. Большая часть машин была снята с боевых кораблей или городских стен, часть была срочно изготовлена перед походом.

К счастью, военачальника искать долго не пришлось. Аравист, исавар из дема Аккуэ, стратег, отличившийся в последней войне с канаками, обладал склонностью к нешаблонному мышлению и готовностью обучаться чему-то новому. Молодой (ему было между 30 и 40 годами) и очень способный, уважаемый в среде ахайров (среди них по-прежнему много исаваров), он оказался отличным кандидатом на роль полководца в дальнем походе. Ему я поручил отработать тактику применения серпоносных колесниц («жнецов», как я их назвал) и подготовить войско к долгому походу во враждебных землях. Ему были даны самые обширные полномочия как административного так и дипломатического плана.

Одним из плюсов прибытия Пак в Суфонг было то, что с ней прибыл военный флот Шан — 130 галер — и огромное количество торговых и транспортных судов. Они сменили «порт приписки» на Суфенг или Ма-рао и это сразу же расширило возможности нашего флота, как торговые, так и военные. С доставкой армии Арависта в Шан не возникло проблем — всех смогли погрузить на корабли, вместе с обозом и припасами.

Вместе с Пак в Суфенг прибыли 2 отряда ляо — охрана Пак и лучники. Отряд лучников — примерно 800 голов — был отправлен вместе с Аравистом, а охрану она оставила при себе.

К сожалению, ляо не дали нам никаких карт местности, заявив, что не располагают ничем подобным. Я, конечно, в это не поверил — невозможно не знать собственную страну! Очевидно, это — одно из проявлений неуместной скрытности, характерной как для Пак, как и для ее народа.

Итак, в марте 659 г. флот примерно из 400 судов, груженный 7000 пехотинцев, 3000 вспомогательных сил (рабы, строители, обозные, матросы), 600 всадниками и 150 боевыми машинами, в том числе — разборными башнями для осады городов и таранами, а также «Жнецами», вышел из временного порта в устье Ары (порт Суфонга, конечно же, не смог вмесить все эти силы). Первой целью был захват Цзинь-рао, откуда должен был начаться наш поход. Силы были явно недостаточны, но, применяя передовую тактику, военные машины и пополняя армию контингентами из ляо и иных остающихся лояльными Амидале народов, можно было рассчитывать на успех. Задачей минимум было взятие Цзинь-рао и его удержание для дальнейшего наращивания сил. Я же отправился на заслуженный отдых.

Глава 38

Ход 48

Прошло 670 лет.

Выбравшись из стасиса, я первым делом решил узнать, как идут дела в Шан. Ну, мне и РАССКАЗАЛИ.

По первым сообщениям от Арависта, войска успешно высадились на удобном побережье. Варвары не ожидали удара с моря. Их разрозненные силы стали отступать вглубь страны. Наша армия развернула преследование, освобождая города.

Вскоре была одержана просто грандиозная победа над армией варваров — союза племен халькоа, айяутов, теренцидов и гау, численно превосходившей наши войска во много раз. Победа была достигнута исключительно благодаря дисциплинированности наших войск и таланту полководца Миттании. Варвары собрали огромное войско — от 50 до 90 тысяч голов — и направили его против наших экспедиционных сил. Армии столкнулись в предгорьях Коеноло, в долине, разделенной неширокой, но быстрой и бурной горной рекой. Войско варваров, подойдя к реке, начало переправу на другой берег по местному мосту — неширокому низководному шаткому деревянному сооружению. Стратеги Миттани, ожидая этого, разместили своих наблюдателей и войска в засаде. Когда примерно треть вражеской армии переправилась на другой берег и стала строиться, Аравист ударил прямо по переправе, пустив вперед наше недавнее изобретение — «жнецов».

Эти штуки, увлекаемые разъяренными конями, прорвали строй врага и обратили его в бегство. Множество варваров кинулось в реку и утонуло в ней, сбиваемое мощным течением. Еще больше варваров бросилось к мосту и создало на нем затор. Увидев это, Аравист приказал сбросить выше по течению тяжелые арбы, груженые дровами.

Арбы потащило течением, и они ударили по мосту, снеся его. Варвары на нашем берегу оказались, таким образом, полностью отрезанными от своей армии. Они пытались сопротивляться, но в тесноте и панике не смогли сделать решительно ничего.

Остатки варварской армии оставались на другом берегу, пытаясь помочь своим избиваемым частям стрелами, но попадали больше по своим, чем по армии Миттании. Они смогли только предотвратить прорыв наших войск на их берег.

После боя наши войска предприняли ложный маневр. Они сделали вид, что пытаются найти переход через реку и рассредоточили свои войска вдоль берега, между тем как основные силы были стянуты в кулак и стояли в засаде.

Варвары, предполагая, что наши войска рассредоточены вдоль берега и не готовы к бою, попытались снова пересечь реку. Они восстановили мост и хлынули через него. И тут Аравист повторил свой маневр, вновь нанеся удар по переправе! Увидев колесницы с серпами на колесах и дышлах, несущиеся на них с огромной скоростью и поднимающие тучи пыли, варвары совсем запаниковали. Страшный разгром превратился в побоище — почти все войско варваров было уничтожено.

К осени Аравист вошел во внутренние районы Шан — долину реки У-ди. Здесь к тому времени проживало варварское племя сеннов, при приближении армии Арависта решившее отойти в горы и переждать вторжение.

Заняв позицию на горном перевале, Аравист удерживал его, заперев, таким образом, племя сеннов в горах. Не имея возможности вырваться, сенны голодали — высоко в горах хлебные деревья не растут и найти продовольствие невозможно. Когда сенны потратили все свое продовольствие, привезенное из долины, Аравист затеял переговоры, прислав сначала к сеннам несколько их одноплеменников, перебежавших к нему ранее, а затем и вождя племени халькоа, союзного когда то сеннам. В результате переговоров сенны присягнули Арависту лично, выделили ему отряд в 3000 голов отборного войска, которые должны были следовать за ним повсюду в Шан, а остальные войска сеннов — нести караульную и гарнизонную службу Арависту на месте нахождения их племени. Так у Арависта появился мощный союзник и продовольственная база, где он всегда мог пополнить запас плодов хлебного дерева и свинины.

Необходимость заставила Арависта пополнить свою армию местными силами. Он призвал под свои знамена как ляо, так и племена тяо-вань местных горцев, а также навербовал множество наемников из пленных варваров, сумев завоевать их доверие приятным обхождением и вниманием к их нуждам. Хотя все советовали ему казнить многочисленных пленных, Аравист оказался умнее и многих привлек к себе на службу. Вскоре его войско выросло до 23000 голов, и две трети были местные силы.

Через полгода после высадки, осенью 675 года, наша армия подступила к столице Шан — городу Тайпин. Город не был защищен — взяв его 8 лет назад, варвары разрушили его стены, опасаясь восстания горожан, так что взять Тайпин оказалось не так сложно. Не имея возможности контролировать этот большой и незащищенный город, Аравист разместил гарнизон в ипподроме Тайпина, забаррикадировав все выходы и превратив его в крепость.

Двигаясь дальше, он приступил к осаде главного опорного пункта варваров — города Оргенчи, столицы варваров в Шан. Город был так хорошо расположен и укреплен, что военные машины не давали результата. Пришлось пойти на длительную осаду.

Расположенный в горах Оргенчи был летней резиденцией Амидалы — в нем она пережидала жару. Город был хорошо обеспечен продовольствием и водой, а ⅔ протяженности его стен защищали горные обрывы, делая штурм крайне сложным делом. Подкоп под стены тоже был невозможен из за каменистого основания, а снаряды из военных машин не долетали из за высотного расположения города.

Осада затянулась, а варвары тем временем собрали силы. Они вновь взяли Тайпин, осадив наш гарнизон на ипподроме, и двинулись к Оргенчам. С ними были и их отряды колесниц, к которым они тоже прикрепили косы.

Аравист, узнав о движении варваров, понял, что надо срочно что то предпринимать. Разведчики из тяовань нашли горную тропку, позволявшую подняться наверх в месте, где стены не было. Через эту тропку в город заслали нескольких шпионов, которые смогли подкупить сторожевой пост. И, в результате, за два дня до подхода армии варваров Ургенчи был взят внезапным ночным штурмом. Теперь Аравист ввел армию внутрь города и сам оказался в осаде.

Его окружила огромная армия, и, казалось, дело безнадежно. Однако, к его удивлению, вскоре к нему стали приезжать высшие ваны страны Шан. Они проезжали мимо лагеря варваров и их беспрепятственно пропускали.

Оказалось, что большая часть аристократии и чиновников ляо, совсем не жаждет возврата из правительницы. Высокие налоги, управленческий бардак и непоследовательная политика создали ей неважную репутацию. Выяснилось, что само вторжение варваров было совсем не случайным — их призвали заговорщики из среды высших князей ляо, открывшие им горные проходы, до того тщательно охраняемые.

* * *

В дальнейшем отношения князей ляо и варваров были осложнены взаимным недоверием и угрозами, а также нередкими случаями геноцида населения ляо. Так что наша армия и сам Аравист– ее талантливый стратег– оказались под пристальным вниманием ляо. Похоже что они решили что этот чужеземец — решение их проблем.

Знать ляо, желая польстить полководцу, обратились к нему с просьбой стать их правителем, и основать династию. Стать частью империи Миттании они не желали, так как знали, что Амидала приедет в нашем обозе. Похоже, что возвращение Паадмидаллы им категорически не было нужно. И — барабанная дробь — мерзавец согласился!

Первым делом они разбили варваров. Отряды ванов напали на лагерь варваров с тыла, подожгли его, а когда варвары бросились из лагеря, их растоптали колесницами.

Вскоре после этой победы он провел скрытое изучение настроений войска и отряды, которые поддержали бы мятеж, оставил на ключевых точках, а остальных разделил на небольшие части — отдельные морионы или даже лаги — и разослал в карательные экспедиции — добивать остатки варваров.

Проведя переворот, он встречал небольшие отряды по мере их возвращения и ставил их перед свершившимся фактом. У верных отрядов оставался выбор — или остаться за воротами города во враждебном окружении или присоединиться к новому правителю Шан.

Это был большой удар по моим планам, и конечно по планам правительницы Амидалы. Я уже мысленно присоединил земли Шан к своим владениям, намереваясь контролировать их в той или иной степени.

Однако у Арависта было уязвимое место — у него не было капсулы бессмертия. Вскоре он прислал к нам посольство, требуя передачи ему капсулы Амидалы, как собственности страны Шан. Вот так вот, ни много — ни мало.

Как только слухи о посольстве просочились в Митту, Амидала прискакала ко мне на аудиенцию, проделав путь из Суфонга в большой спешке. Говорят, она заставила рабов бегом тащить ее корабль вокруг многочисленных порогов Ары, и успела на 3 дня раньше прибытия в Митту посольства Арависта.

— Ведь это невозможно? — Она не скрывая тревоги, смотрела мне в глаза. — Скажите мне, что это невозможно! Вы даже не пустите на порог Зала приемов этих жалких рабов вашего беглого слуги!

— Конечно, я выслушаю их, ведь они теперь представляют реальную власть в Шан. Прошлый статус их командира теперь неважен, мы находимся здесь и сейчас.

— Проклятье! Опять я с холодным рисом! Прошу вас.– Она смотрела мне в глаза, и я видел, что она крайне взволнована. Ее практически била истерика. — Прошу вас. Не разговаривайте с ними! Даже просто намек на возможность аудиенции окрылит узурпатора! Он поймет, что к нему относятся всерьез. Этого нельзя допустить. Это очень важно!

Женские истерики в зале приемов мне совершенно ни к чему, поэтому я решил ответить ей осторожно и обтекаемо.

— Не думаю, что эти люди нуждаются в чем-то, что подкрепит их уверенность в своих силах. Они только что овладели огромной и высокоцивилизованной страной. Мне представляется, что с самоуверенностью в них все в порядке. Нам нужно понять, о чем они думают, каковы их дальнейшие планы. Не захотят ли они вторгнуться в Миттани или возбудить тут опасный мятеж? Нет ли у них планов тайного покушения? Если я приму посольство, то смогу выслать ответное. Мои люди выведают обстановку в Шан и узнают, насколько прочны позиции узурпатора Арависта. Уверен, что у вас там остались приверженцы, просто они не могут о себе заявить.

Она немного успокоилась.

— Я вот о чем подумала, Коста. О том как нам все устроить. Давай ты, когда отвоюешь земли Шан окончательно, и я вернусь туда, и снова стану их правителем — мы дальше будем дружить. Можем даже объявить, что мы теперь муж и жена. Я не думаю, что у нас могут быть какие-то разногласия, ведь ты так помог мне!

Хорошая попытка, Пак. Только я что-то тебе не очень доверяю. Очень уж ты шебутная. Не то что мне очень нужна страна Шан — мне тут своего хватает. Но потерять эту землю снова, после столь тяжелых боев, расходов и потерь — меня просто не поймут мои же сограждане. Решат, что я — или неудачник, или идиот. А это чревато потерей политического влияния! А без влияния я вообще ничего не смогу тут сделать — ни хорошего, ни плохого.

— Мне думается тебе не стоит возвращаться в Шан. Живи здесь, тут прекрасное место. Безопасно, да и комфортно (тут она фыркнула).

— Не найдется ли и тут свой Аравист? Коста, ты понимаешь, что там, в Шан, тебя низвергли с виртуального пьедестала и теперь и ты никогда не будешь в безопасности? Нужно во чтобы то не стало вернуть все назад, показать, что все случившееся — случайность и ничего не значит, а мы, бессмертные — единственные законные правители наших стран!

Я молча подумал.

— Хорошо.

То, что я услышал, было совсем для меня нехорошо, но, видимо, это лучшее, на что я могу рассчитывать.

— Допустим, вы вернетесь в Шан, и вас там даже не линчуют. Как сделать так, чтобы все не повторилось? Второй раз вы можете не успеть на последний рейс до Суфонга!

— Я многое поняла за это время, Коста. Я думаю, что страну Шан ждут большие перемены после моего возвращения, для кого-то, возможно, шокирующие, но, несомненно, полезные для общества и для людей!

— Ну, пока наш общий друг Аравист крепко держит страну Шан в руках и уходить не собирается. Вам нескоро придется применить свои реформаторские идеи!

Она загадочно посмотрела на меня.

— Посмотрим, Коста. Иногда и обезьяна падает с дерева. Посмотрим.

* * *

Отправляясь в стасис в очередной раз, я раздумывал над превратностями судьбы.

Как же неудачно все сложилось — успех моих войск обернулся моим политическим поражением. Как ни странно, теперь мне тоже стоит сделать ставку на Великую богиню Амидалу — под предлогом возврата прежней легитимной правительницы мы можем установить более-менее тесный контроль над Шан. По крайней мере, у нас с этой Пак сложилось какое то взаимопонимание, столь редкое в этом мире.

Похоже, нас ждет второй поход в Шан, но — только после смерти Арависта. Уж больно удачлив этот сукин сын. Он может переманить мои войска к себе, особенно ахайров. А вот после его смерти — а она ведь неизбежна рано или поздно, мы ведь все смертны, не так ли — вот тут может быть период внутренней нестабильности, которым грех не воспользоваться. Буквально два-три мориона наших войск или 3–4 тысячи аур смогут сыграть решающую роль и в очередной раз изменить все.

Только не привел бы этот мой план Пак в истерику. Она считает, что с каждым годом ее шансы на возвращение падают. Что к тому времени как Аравист состарится и умрет, все привыкнут к новому правлению и забудут и думать про нее.

Возможно, она и права. Люди склонны к «привычному подчинению», а в Шан эта привычка особенно развита. Посмотрим в следующей сессии, как пойдут дела у узурпатора Арависта и насколько крепок его режим. Сможет ли он и дальше ладить с варварами, ахайрами, ваннами Ляо, горцами Тяо Вань и сеннами одновременно? Только время покажет…

Глава 39

Ход 49

Прошло 682 года.

Человек, как известно, смертен, и иногда даже внезапно смертен. Хотя водоворот жизненных перипетий на время заставляет нас забыть о будущем конце, то и дело случается нечто, со всей гильотинной строгостью о нем напоминающее. Увы и ах, это касается даже самых хороших воинов.

В это смутное время Совет стратегов собирался раньше, чем Совет Союза. Тут я и узнал, что Аравист умер 6 лет назад. Смерь его была скоропостижной и крайне подозрительной — видимо, зря он доверил бывшим дворцовым поварам Паадмидаалы готовить для его приемов и пиров. Перед смертью он заставил ванов присягнуть его старшему сыну, но это не помогло — сразу после смерти Арависта все клятвы были забыты, и началась усобица. В сущности, такой исход неудивителен — ведь у них не было никаких богов, в кого они бы по-настоящему верили, кроме Паадмидаалы, а она, само собою, не стала бы никого наказывать за нарушение такой святотатственной клятвы. К тому же наследнику было всего 4 года, и никакого авторитета в военной среде он, разумеется, не имел.

Пак сразу же включилась в процесс, разослав всех своих придворных в качестве шпионов с подарками и посулами. На подарки ваннам и вождям варваров она заняла 12 000 аур у торговцев Суфенга под какие-то бешеные проценты. Мой министр оффиций тоже подослал пару эмиссаров к постаревшим ахайрам и их потомкам, склоняя их в пользу возвращения Паадмидаалы.

Вскоре почва была подготовлена и Пак вместе с цилиндром на большом грузовом корабле, вместе с сотней других отбыла в Тцинь-рао.

Получив почетный прием в этом богатом городе, сильно пострадавшем от варваров, но уже зализавшем раны, она отправилась в Тайпин, приводя к присяге окрестные общины, освещая храмы имени себя и устраивая праздники.

Первое время народ и правительница демонстрировали трогательное единство. Но затем началась череда таинственных смертей наиболее влиятельных ванов. Потом вдруг обнаружились какие то заговоры, да такие масштабные, что однажды в ночь ахайры истребили 3400 слуг и дружинников ванов, пировавших во дворце в честь возвращения Великой Богини, а потом перерезали и самих ванов.

Теперь страна Шан безо всяких князей и знати управляется чиновниками канцелярии Паадмидаалы. Канцелярией назначаются все, вплоть до старост деревень и капитанов рыбачьих шаланд.

Слушая эти новости, я с грустью думал, что рассчитывать на совместную работу мне не стоит. Ни Пак, ни кто-то другой из бессмертных не согласятся оставить свою страну, где являются первыми лицами и вообще– полубогами, и влиться в маленький дружный коллектив прогрессоров — энтузиастов, чтобы делать трудную, кропотливую, но такую нужную работу по восстановлению человеческой цивилизации до ее прежних высот. Моя тоска по общению с людьми одного культурного уровня, похоже — только моя проблема, остальные легко обходятся без этого. Большинству людей командовать рабами и раболепными придворными намного приятнее, чем вести честный прямой диалог с равным тебе во всех смыслах оппонентом, который может и возразить тебе грамотно, и даже осмеять. Последнее может быть приемлемо или приятно только тем, кого древние называли «философы». Есть ли вообще такие среди случайных обладателей капсул?

А может быть и хорошо, что она уехала. Мне было неловко разговаривать с нею последние 60 лет — как ни крути, получалось, что я страшно облажался, отправив в Шан стратега — изменника. И вообще — непростая она, эта Пак. Очень непростая.

Зато порадовали успехи на научном фронте.

Очень медленно и тяжело я осознавал особенности работы с учеными людьми и особенности науки в целом. Научное знание — это очень специфическая вещь. Это можно сравнить с поиском золота или нефти — можно заложить тысячу шахт, сто тысяч скважин, и не получит никакого результата, а можно ткнуть палкой в землю и из нее забьет заветный маслянистый фонтанчик.

Ученые находятся в «неизведанных водах» — они пытаются получить знания, относительно которых неизвестно, можно ли их вообще получить, можно ли их получить при текущем уровне науки, и почти никогда неизвестно, понадобится ли это знание для чего-либо вообще. По сути, они тычутся вслепую, то проводя эксперименты со всем подряд — смешивают золото и куриный помет, киноварь и уксус, известь и ультрамарин желая получить хоть какой-то интересный результат, то ударяются в бесконечные философствования и спекуляции, пытаясь единственно мозгом и логическими рассуждениями достичь того познания, что недостижимо их, пока несовершенными, приборам и препаратам. И всех их объединяет одно — ими практически невозможно управлять.

Можно ввалить в науку тонны золота и не получит никаких результатов вообще, кроме идиотских философских трактатов. Можно настроить кучу лабораторий, провести в них миллионы экспериментов, а результат будет так себе. А можно не заниматься особенно наукой, просто не мешать этим людям — и получить превосходные результаты.

Последние 8 туров я не забывал встречаться с философами и выделять финансирование прикладных работ. В итоге — появились военные машины — баллисты, катапульты, скорпионы, онагры — способные метать камни или стрелы на приличные расстояния. Появились и прошли апробацию в войне с навигитами осадные башни. Уверен, все это пригодится в будущем.

Философы вполне освоились в математике. Многократные эксперименты позволили нам заложить основы баллистики. Так, было открыто, что снаряд, посланный под углом в 45 градусов, при равном усилии летит дальше всего. Удалось достичь успехов в учении о сопротивлении материалов — и это дало толчок мостостроению и кораблестроению.

Было много и вредного — обучение гаданиям, ворожбе, вызов духов умерших, приготовление ядов, приворотных зелий, ясновидение, всякого рода алхимия и астрология постепенно расцветали пышным цветом. Я пытался бороться с этим, но скорее безуспешно — дураки продолжали нести деньги мошенникам и конца-края этому не было.

Так или иначе, наука– это по сути, то, ради чего я здесь. А лженаука– это нечто, науке противоположное.

Я давненько задумывался об Академии — некоем центре развития наук, где эти все «философы» и «алхимики» будут заниматься тем, чем нужно, и не тратить время на ерунду. Им же можно поручить и научную цензуру — отделять злаки от плевел, отзывая финансирование у откровенных дилетантов и шарлатанов.

Приказав привести ко мне всех самых известных философов Митты и ближайших городов, Пока они съезжались, я вкратце обсудил вопросы финансирования грядущего храма наук с моими помощниками и суффектами городов.

Никто особого желания тратить деньги на философов не высказал.

— Зачем? Это все — праздные люди, которые занимаются своей ерундой на собственные средства — выразил общее мнение министр оффиций.

— Нет, ты неправ — взял слово суффект Агаде, грузный, с седым ежиком волос торговец металлами. — Есть, конечно, среди них и полезные люди — известные риторы, адвокаты, предсказатели будущего по звездам. Мне один очень помогает — всегда с ним советуюсь по ценам на железо и медь. Есть и неплохие механики — недавно видел механические меха в железоплавильне — заменяют сорок рабов!

— А как работают? — заинтересовался я.

— О, это просто изумительно! На ближайшем холме устроен пруд с водопадом. Рабы поднимают туда воду ведрами, постоянно наполняя пруд. Водопад должен работать постоянно. Он вращает водяное колесо, а от него с помощью ремней и шестерен приводятся в действие меха. Великолепное устройство!

— Так все-таки рабы нужны? В чем же тогда преимущество?

— Но меха же раздувает вода, а не рабы!

Нда. И с этими людьми я обсуждаю проблемы научного развития. Похоже, тут надо действовать по другому.

— Боги, когда я их вижу, постоянно осведомляются о наших жертвах на накопление знаний. Они недовольны нами. Мы слишком мало сил полагаем на познание этого мира!

Собравшиеся отнеслись к этому спичу с иронией.

— Отчего же богам не дать нам нужные знания, они же всеведущи! — насмешливо спросил молодой вождь из Гармосты, быстрорастущего города гезитов.

Хороший вопрос. Прям на пять баллов. И что отвечать?

— Потому что вы не будете ценить то, что получено без усилий — ответил я первое пришедшее мне на ум. — И вообще. Давайте ближе к делу. Нам нужно создать собрание мудрецов — Академию. Они там будут как учить молодежь, так и изучать окружающий мир– и нашу Землю, и светила, и свойства различных предметов, и математику, и риторику, и иные искусства… А мы будем платить тем кто добивается успеха. Новые знания позволят нам зарабатывать больше денег и больше славы. Это как открыть жилу с золотом — если ее найти, денег сразу становится больше, не так ли?

— Золото — да. А вот болтунам-риторам или врунам-предсказателям сколько денег не дай, все без толку — подал голос молчавший доселе военный министр, старый стратег из Керкерона.

— Нет, ясновидящих и предсказателей мы финансировать не будем. Это вообще надо запретить — твердо заявил я.

Все присутствующие были поражены.

— Ясновидение и предсказания будущего? Запретить? — в крайнем изумлении воскликнул министр торговли, по совместительству бывший главой недавно учрежденной Компании Южного моря. — Но Ваше Святейшество! Во имя Варалана! Вся наша торговля по морю с Шан и с Ниландом держится на сложной системе предсказания прихода цунами! Только искусство магов, овладевших свойствами тонкой материи, позволяет нам избегать этих разрушительных ударов, что сносят целые города и караваны судов!

— Так-так-так. С этого места поподробнее — потребовал я, поудобнее усаживаясь в кресле. — И сколько мы платим этим шарлатанам за их «предсказания»?

— Ну, мне надо поднять счета… Но вы же понимаете, что столь важная и ответственная деятельность не может дешево стоить. Мы пользуемся советами только лучших из лучших специалистов в этой сфере!

— Те, кто лучшие — они хуже всех! — отрезал я, внутренне содрогаясь в предположении, какие суммы пустили на ветер мои пустоголовые помощники. — Они лучшие в вымогательстве и вранье.

— Правильно!!! — громко воскликнул военный министр. — Я тоже постоянно твержу, — от этих предсказателей никакого толку! Это мошенники, отродье ВикАра, просто конченое отребье, место которому — банка на галере! Никогда, ни единого раза они не сказали мне правды, несмотря ни на какие гонорары и посулы!

— Нет, ты неправ — вступился суффект Агаде. — У нас они предсказывают, какая жила даст железо, а какая — нет, и, разрази меня ВикАр, их сведения достоверны. Те рудники, которые они указывают как полножильные, дают отличную руду. Правда, иногда пособники ВикАра портят добрый рудник, и он оказывается пуст, но мы же знаем, как силен Враг человечества и как трудно ему противостоять! Даже железо из-под земли похищает, сволочь такая….

— А я говорю — к ВикАру предсказателей! Все мошенники! — горячо перебил его пожилой стратег. — Его святейшество только что в своей неизбывной доброте дало на этот счет самое ясное указание!

— Но мы…

— И те, кто не утратил веру и страх перед богами, неминуемо ему последует. Да примените вы здравый смысл, наконец! Никто, дружащий с разумом ни на миг не усомниться, что опираться надо….

— На что? Да! На что нам опираться?

— Кости!!! Только на кости!!! Бросок из четырех кубиков, выполненный правильным образом, заменит вам тысячу предсказателей!

Не ну е мое….

— Только метать надо правильно. Сначала — помолиться Небесным богам, воскурить благовонный орроа. Затем оградить освященное место от происков ВикАра, сделав круг из крупной ордосской соли высшего качества — на этом нельзя экономить! И только потом, твердой и уверенной рукой, помешать и вскинуть кости, закручивая их в полете, высоко, чтобы боги успели вмешаться в их свободный полет и проявить наглядно свою волю. И, конечно, надо заранее оповестить их, какого знака вы ждете.

— Это как это? — невольно заинтересовался я.

— Ну вот, скажем, вышли мы из лагеря. Построили войско. Враг напротив тоже выстроился. Нападать нам на него, или, напротив, самим ждать нападения? Вот и кричишь в небеса: «Великие боги, дайте знак — если нам нужно нападать, пусть выпадут все единицы, а если обороняться — все шестерки».

— Ха, и сколько времени потом ждать предсказания?

— Бывает, весь день подбрасываешь кости, пока боги не явят своей воли. Но, это же понятно — богам тоже нужно подумать, посовещаться, дело-то непростое!

— А если так и не выпадет ни все единицы, ни все шестерки?

— Значит, мы плохо просили богов. На следующий день начинаем сначала.

Нет, я не могу, я просто не могу…. И вот так вот происходит командование армией! И вот эти люди управляют моим имуществом! Каррамба!

— Так. Давайте вернемся к нашим баранам, то есть философам. Нам надо поощрять успехи в архитектуре, строительстве, скульптуре и живописи. Нужно исследовать и получать новые сплавы, красители, новые виды тканей, механизмы. Учитесь получать новые виды прозрачного стекла, строить большие корабли с несколькими мачтами, повозки, водяные насосы, механические жернова и лесопилки. Поощряйте людей, которые создают что-то новое, и давайте им денег на дальнейшие исследования. Еще очень интересны карты. Чтобы их правильно рисовать, надо научиться ориентироваться в пространстве. Измерять широту и долготу своего местоположения (я с тоской вспомнил про времена, когда Джи Пи Эс, пусть и кривенько, но все же решала проблемы такого рода) и мерить расстояния между городами, так чтобы карта была достоверна. Поменьше всех этих бросков костей, побольше настоящего знания!

И по поводу лжеученых. Надо прекращать все эти псевдонаучные экзерсисы, они только дискредитируют настоящих ученых…

— Что касается всех этих знахарей, алхимиков, звездочетов, предсказателей, и как там их еще — всех надо призвать к порядку. Научный суд какой-нибудь создайте, что ли, и всех лжеученых — пускать на колбасу… это я иносказательно выразился, нечего на меня так смотреть!

Я давно уже думал о том, как мне подстегнуть исследования. Постоянные происшествия и войны здорово отвлекали от этого. Но была еще проблема — не с кем было работать. Объяснять основы геометрии крестьянам или физику с солдатами — бесполезное дело. Нужно было, чтобы появились люди, с одной стороны — имевшие какие-то средства, чтобы у них было время на науку, с другой стороны — имевшие желание этой самой наукой заняться.

Прошедшие годы в Митте не были бесплодными. Появились более-менее обеспеченные люди, имевшие досуг. Стали появляться собрания ученых мужей — некие клубы, содержавшиеся знатными и обеспеченными людьми, где любители науки собирались для обсуждения как естественных наук, так и гуманитарных. Больше всего, естественно, было любителей пофилософствовать за чашечкой хорошего сливового вина, но были и практики– строители, архитекторы, корабелы, механики, геометры, обсуждавшие вполне насущные практические вопросы. Научное знание не было разделено — один и тот же «философ» может интересоваться и заниматься и геометрией, и ботаникой, и быть поэтом.

Вот этих-то я и собрал для общения по существу.

Я, конечно, тот еще ученый и во многих вопросах ничему не мог научить этих людей, но, по крайней мере, мог указать на самые дикие заблуждения и завиральные идеи. То что Земля не плоская а круглая и вращается вокруг Солнца, а не наоборот, я довел до сведения подопечных в авторитарно-принудительной манере — доказать я этого не мог. Природа молнии, ветра, морских течений, приливов и отливов, причина смены времен года — все это я объяснил.

Конечно, мои возможности в этом плане сильно ограничены. Я в прошлом юрист — и могу подсказать что-то в законодательстве. Могу с уверенностью заявить, что законы Миттании– одни из самых продвинутых в этом мире. А вот точные науки — увы, тут похвастаться нечем. В математике я помнил (и рассказал философам) 4 действия — сложение/вычитание, умножение/деление, теорему Пифагора, навсегда въевшуюся в память, степени и корни, дроби. И все. Помню, что есть какие то логарифмы и интегралы, но что это такое и зачем нужно — увы.

Большим открытием для них оказалась возможность постройки арок — сводчатых перекрытий, где камни создают «потолок», зажимая друг друга. Оказалось, что тут такого не знают. Возможно, тому виной частые землетрясения, не располагавшие к экспериментам в строительстве.

Довольно быстро они поняли принцип рычага — чем длиннее рычаг, тем меньшую работу он сделает, но тем больше будет сила, с которой он работает — и то, что это можно применить в военных машинах.

Вполне успешно зашел и закон Архимеда — в ближайшем бассейне мы, налив его до краев, сделали несколько экспериментов, помещая туда камни и взвешивая вылитую воду. Я, кстати, и сам не сразу понял, как это работает — камни надо не кидать в бассейн, а сделать небольшую лодочку и помещать в нее.

И чтобы хоть как-то развивать науку, я создал Научный совет Митты — Совет мудрецов. Разрозненные кружки философов теперь объединены в одну структуру, куда я буду подкидывать денег на исследование, задавать им нужное направление и иногда — очень редко — «пропалывать сорняки».

Итак, расставив научные приоритеты, организовав, наконец, Академию, определившись с финансированием и установив строжайшие запреты — вплоть до смертной казни — за лженаучные изыскания, я отправился в стасис с чувством исполненного долга. Уж теперь у нас наука попрет!

Но это не точно.

Глава 40

Ход 50

Прошло 710 лет.

И снова — обычный ритуал подготовки к выходу из капсулы. Осматриваю новую одежду, вывешенную у выхода из моего модуля на гибкой бамбуковой подставке. Ну что же, неплохо. Ткань стала лучшего качества, более плотная и приятная на ощупь. Намного ярче стала окраска — глубокий однородный цвет, какой-то новый оттенок зеленого. Что интересно, окрашена не только ст’ола, но и рубашка — пастрон. Раньше рубашка всегда была белой.

Взглянув на встречающих, я увидел, что новая мода коснулась всех — теперь носят цветные рубашки. Более того, некоторые теперь носят и штаны! Несомненно, это влияние атлассцев.

Удивили и предложенные яства. Вроде бы те же баранина, свинина, рыба, фазан, но — совсем другие на вкус! Над столом витали ароматы далеких стран, полузабытые, но все же знакомые! Вот тут — черный перец. Тут — тмин. Там — корица.

Что же, на рынках Митты появились пряности. Раньше у нас из бакалеи был чеснок в огромных количествах, укроп и орегано, и еще какие-то странные травы. А теперь — просто гастрономический взрыв! И это прекрасно.

Впрочем, не все тут еще умеют использовать по назначению. Это я понял, когда принесли рыбу, приправленную…ванилью! На мои недоуменные вопросы атуры ответили, что так повара перебивают запах рыбы, который многим не нравится. Мне, четко ассоциирующему запах ванили с выпечкой, это показалось просто диким.

Итак, ознакомимся с лентой событий. Война между бывшими союзниками затихла. Никто не одержал победы — стороны просто прекратили активные боевые действия, опустошив обширные пространства у своих соперников. Последние годы все боевые действия состояли именно в грабительских походах, причем все большую роль играли дромадеры и конные всадники — они могли действовать быстро.

И теперь меня ждало посольство Исаврианской лиги. Они желали заключения формального мира с Миттанским союзом и установления политических и межрелигиозных отношений.

Прежде чем принять их, я встретился с делегатами Миттанского союза. Не прожив последние годы их бедами и свершениями, я не считал себя вправе что то решать, не ознакомившись детально с текущим положением дел. Для совещания я вызвал своих «министров» и пригласил главу Союза — суффекта Митты. Это был немолодой, сухопарый аристократ из дема Маджено. Мода брить голову отходила, и он носил длинные полуседые волосы и небольшую бороду. Звали его Анхелат фило Эмеро дем Маджено.

— Кто теперь состоит в Миттанском союзе, а кто — в Лиге? — спросил я своих министров.

— В Союзе остались Адажион, Кохинхин, Керкерон, Термер, Агаде, Хастер, Сфетта, Ангунта, Антедона, Гаргатта, Кермал, Палетта, Спехей, Суфенг и Ма-рао.

В Лигу перешли Арсинойя, Ценина, Сураджа, Эррио, Стабия, Аримия, Велабр, Камерия, Келера, Кибела, Плектат, Перебия, Кабирия, Умбара, Аквилены, Гармоста и Копаида. Города Ауриен, Балахер, Хессаора, Гезар теперь независимые — они не входят ни в одно из объединений, и заявляют о нейтральности.

Так-так. Получается, крупнейшие города остались за нами. У мятежников — в основном, провинциальные центры, не имеющие ни развитой торговли, ни промышленности.

— Хорошо. А что у нас с военной силой?

— У нас имеются 12 морионов копейщиков, 10 морионов ассигаров, 6 ал атлассцев, 5 эскадронов миттанской конницы, и 5 отрядов сайонов. Также есть 60 жнецов, 35 скорпионов, 20 катапульт. У них — 9 отрядов ахайров, 5– конницы, 14 морионов копейщиков. Видимо, имеется 2–3 дюжины жнецов и столько же скорпионов, и некоторое количество осадных машин.

— Есть ли сторонники навигитов в наших городах?

— Большинство переехали в города Лиги. Но некоторое количество еще есть. В Митте их примерно 1/16 от всего числа жителей, но это только те, кого мы знаем, возможно, что их больше — 1/10 или даже более.

— Что Совет Союза предложит делать? Вы же уже обсуждали вопрос о мире на народных собраниях?

Министры как-то криво усмехнулись.

— Ваше святейшество, народные собрания уже не играют той роли как прежде. Все решают нобили.

Нобили… Уже не первый раз я слышу это слово.

— Ладно. А что говорят нобили?

— Между собой в своих кругах большинство готово мириться хоть с Навигатором хоть с ВикАром, лишь бы прекратить войну. Все устали нести убытки и платить этой вооруженной сволочи — всяким сайонам и атлассцам.

Вон как они заговорили!

— А что говорят в городах Лиги?

— Примерно то же самое.

— И каковы примерные условия мира?

— Границы устанавливаются на основе статус-кво. Стороны обязуются не строить новых городов нигде в Трехречье. Лига может основывать свои колонии на севере, в Ордос и далее, а также на восток. Миттанский союз вправе выводить колонии на юг и запад.

Интересное условие. На севере и на востоке — атлассцы и океан. На юге — вполне пригодные земли в долине Ары, на западе — горы, бесперспективные для заселения.

— Стороны не могут торговать в чужой сфере — Лига не посылает купцов на юг и запад, а Союз — на север и восток.

Очень плохое условие для Лиги — самые выгодные торговые пути с Шан и канаками для них закрыты… Но, видимо, это просто признание фактического положения дел — ведь мы просто не пустим их плавать по Аре, а они нас — по Скиллону.

— Разрешается строить храмы навигитов в городах Союза и храмы ортодоксов — в городах Лиги. По одному в каждом городе. Там можно будет исповедовать религию сторонников навигитов и ортодоксов в чужих для них городах.

Нормально!

— Давайте, утвердим эти условия! — сказал я им.

— Мы можем получить больше — ответил Анхелат.

— И что же?

— Надо заставить их признать Ваше святейшество пророком Навигатора и духовным главой их конфессии. Они не отрицают, что Ваше святейшество связан с богами, и с Навигатором тоже. Нужно заставить их признать это публично и закрепить в мирном договоре.

— Разве они согласятся? Я слишком явно поддерживал Митту!

— Гадешь умер несколько лет назад. Многие после этого усомнились что он действительно был пророком. Ведь наши пророки — он посмотрел на меня — живут вечно!

— Ладно. Может быть, вам виднее. Всегда можно отказаться от этого требования.

— Совет Союза соберется через несколько дней. Посольство Лиги ждет вести с нашей стороны и прибудет незамедлительно.

— Хорошо, а пока я займусь текущими делами.

Прежде всего, я помог подняться Ассие. Потом — решил осмотреть окрестности Митты– насколько они пострадали от войны. Сев в четырехместный тарантас, я в сопровождении Первого министра, Министра оффиций, и Министра торговли отправился в Митту. С нами верхом на прекрасном коне увязался и Анхелат.

Увиденное в по дороге меня просто поразило. Пригороды Митты очень разрослись. Множество нобилей построили тут свои виллы, окруженные собственными стенами. Внутри были фонтаны, бани, беседки, крытые галереи, по которым можно было гулять по гигантским роскошным садам, окружающим виллы, и не попасть ни под лучи солнца, ни под дождь. И конечно сами виллы — это были настоящие дворцы! Вилла Симмуридов, когда-то показавшаяся мне роскошным дворцом, сейчас не сошла бы даже за пристройку для прислуги.

— Да, теперь дома делают в 3, 4 и более этажей, в тысячи квадратных антубр. Отделывают все полированным мрамором разных сортов, а мрамор инкрустируют позолоченной бронзой и настоящим золотом, а иногда даже и драгоценными камнями из Шан — отвечал мне сопровождавший меня министр оффиций.

— Драгоценными камнями? Охренеть!

— Особенно богато отделывают курительные комнаты. Тут роскошь иногда бывает просто сумасшедшей! Я бывал на вилле дема Аккуре. Там несколько курительных комнат, и одна из них, которую я видел, была облицована золотыми монетами — просто каждая аура была прибита к стенке золотым же гвоздем. Демарх Аккуре, сделавший это, думал, что его никто не превзойдет. Но потом нобиль Герон, очень богатый ростовщик, устроил то же самое, но облицевал всю комнату монетами СБОКУ! То есть выставил столбики из монет, так, что их край стал облицовкой! — воскликнул министр торговли Сарронид.

— Все это так — печально произнес Первый министр Аварон. — А еще, на пирах съедаются целые состояния! Привозят живую рыбу из морей, редких животных из джунглей, — и все это, просто чтобы съесть их. Ту недавно один богач, Раммет, раздобыл где-то жирафа, показал его всем присутствующим на пиру, а потом его забили и приготовили из него жаркое. Где он взял жирафа — так и осталось непонятно, но это именно жираф — его шкуру и скелет специально сохранили!

Пока мы ехали по ровной, приятной дороге, обсаженной цветущими деревьями, навстречу нам попадались красивые экипажи миттанских богачей. Это были самые разнообразные повозки — четырехколесные, двухколесные, запряженные парой, четверкой, иногда — тройкой красивых, подобранных в масть лошадей. Это явно были не просто устройства для перемещения из пункта А в пункт Б! Многие из них были сделаны из самых дорогих сортов дерева, покрыты роскошными тканями и коврами, и украшенные бронзой, медью, моржовым клыком, а некоторые — даже чеканным серебром! Целые состояния проезжали перед нами, так что мой, неплохой еще тарантас показался мне просто телегой нищего!

— Куда едут все эти люди? — спросил я, глядя на это хаотичное движение.

— Никуда! Они просто катаются. Теперь в моду вошли прогулки за городом, а поэтому экипажи стали модными изделиями, которыми горожане хвалятся друг перед другом — ответил увязавшийся с нами Анхелат.

Действительно, я заметил, что проезжавшие туда-сюда экипажи часто останавливались друг против друга, а их пассажиры вступали в долгие беседы друг с другом.

— Светские люди, прогуливаясь за городом, показывают друг другу свои блестящие экипажи, свое богатство и вкус. Тут же заводят полезные связи. На прогулке миттанцы не только отдыхают, но и знакомятся с нужными людьми, совершают сделки, проявляют себя, демонстрируя в непринужденной беседе свой ум и наблюдательность, в общем, стараются зарекомендовать себя с лучшей стороны — полушепотом пояснил Анхелат тоном, из которого можно было понять, что он скорее одобряет такое времяпрепровождение, чем порицает его.

Иногда навстречу нам попадались не повозки, запряженные лошадьми, а массивные носилки — палантины. Я посмотрел на ближайший палантин. Его несли 8 рабов высокого роста, подобранных по росту и расе, хорошо одетых в одинаковые плащи. По бокам палантина бежали 2 раба — один держал зонтик, а другой махал на бегу опахалом. Палантин остановился возле открытой повозки с двумя нарядными дамами, и рабы сразу же поставили и справа и слева от нее по маленькой лесенке.

— Это что они делают? — спросил я Анхелата.

— Когда повозка останавливается, рабы ставят скамеечки с каждой стороны от нее, чтобы хозяину не приходилось утруждаться указанием, с какой стороны он хочет выйти.

— В палантинах ездят более бедные люди?

— Нет, необязательно. Многие предпочитают палантины, из-за того, что их носят рабы — это безопасней. Лошади могут испугаться чего-то и «понести», а остановить их трудно. К тому же, палантин можно пронести туда, куда не пускают повозку, ведь рабам можно запретить гадить на дорогу, в отличие от лошадей и быков, а на неровной местности они могут нести палантин прямо, примеряясь к рельефу, в отличие от лошадей!

У самых богатых и знатных впереди носилок часто идет отряд телохранителей– или из рабов, или, что намного надежнее и почетнее — из ахайров. А ведь я помню времена, когда даже невооруженная охрана вызывала неприятие горожан — телохранителей всегда считали опасностью для демократии, зародышем «личной гвардии» диктатора.

Короче, дорога от Лаона до Митты превратилась в некую «золотую милю», заселенную богачами. Здесь они жили, гуляли, общались. Везде вызывающая роскошь. «Демонстративное потребление», как это называли в том мире, из которого я пришел. Неудивительно, что пропаганда навигитов так успешна — в таких условиях проповедь аскетизма, конечно, быстро находит слушателей среди бедняков.

Вернувшись на Лаон, я попросил подробнее рассказать, как обстоят дела в Митте. То, что я увидел там, говорило о сильнейшем имущественном расслоении, и конечно, ничего хорошего от этого ожидать не приходилось. Особенно неприятно было видеть множество рабов, бегавших за повозками с зонтиками и скамеечками. Ладно бы они работали в полях — хоть какой-то толк от этого был бы. Но те, кого я видел, были просто личной прислугой!

Как мне немедленно рассказали, в услужении у демархов и нобилей бывают сотни рабов, то есть не просто они работают в хозяйствах, нет — это именно домашние рабы, и их сотни! Тут и специальный раб для открывания дверей, и раб для подачи вина, раб для массажа ступней, банный раб — и так далее. На все это уходят огромные средства.

— Огромные средства богачи тратят на наряды, — со знанием дела объяснил мне министр торговли. — Одежда у них теперь только из привозных тканей страны Шан, и лишь самая изящная! Покрой, в сравнении с прежними временами, в целом не изменился, но вот способ ее носки, изящного складывания и закалывания, украшения тонким золотым шитьем, брошками, фибулами, цепочками, лентами — изменил ее до неузнаваемости!

— А какой в этом смысл? — удивился я.

— Никакого, — отозвался Сарронид. — Функционального назначения это не имеет, просто, как вы говорите, «понты». Единственное изменение с практическим смыслом — от всадников — атлассцев переняли штаны. Теперь многие стратеги обзавелись лошадью и стали носить брюки, чтобы не снашивать собственные ноги в самых нежных местах!

— Да мы так в трубу вылетим, — вполголоса пробурчал я.

— Наверняка! — подтвердил Сарронид. Вообще, торговля с Шан не приносит нам ничего полезного! Оттуда к нам везут различные безделушки — горный хрусталь, сердолик, тигровый глаз, бериллы, аметисты, и все это в инкрустации жемчуга и кораллов, золота и серебра. Торговля с ляо не приносит нам ничего действительно полезного! Купцы обслуживают богачей, поскольку только торговля предметами роскоши с дикой наценкой является действительно выгодной! Первое время, правда, мы неплохо зарабатывали на продаже железа, но взамен мы получали те же предметы роскоши, бесполезные в практическом применении.

— Ну, — отозвался Министр оффиций, — общение с северными народами тоже имеет свои недостатки. От кочевников наши граждане научились вдыхать дым от тлеющей конопли, что приводило людей в экстаз. Сейчас эта зараза распространилась повсюду! Начали уже появляться причудливые смеси, особые сосуды для курения, специальные комнаты для этого, которые так красиво и дорого отделывают!

— Да что там, — воскликнул Архелат, — нынче даже такой полезный предмет, как лошадь, начал использоваться для развлечений самого дурного свойства! Последнее время страшно популярны стали скачки, гонки на колесницах, цирковые номера с лошадьми и иными дрессированными животными! Многие просто живут на ипподроме! На победу той или иной колесницы теперь стали биться об заклад, — к каждой из колесниц приставляют амфору, в которую кидают деньги, делая ставки, а взамен получают расписки. Когда колесницы заканчивали выступление и победитель определялся, все деньги из амфор собирают в одну кучу и делят их в пропорции между победителями. В день бегов уже на рассвете толпы горожан приходят на ипподром, многие выстаивают часами под палящим солнцем, чтобы оказаться в первых рядах!

— Колесницы, надо думать — дорогое удовольствие? — спросил я.

— Конечно, — отозвался Сарронид. — Поэтому содержат их, в основном, богатые люди или города, иногда — эстраты торговцев или ремесленников. Они же нанимают и профессиональных гонщиков. Видели бы вы их — маленькие, худые, и на всю голову отмороженные люди! Смертность среди них намного выше, чем среди военных, но и деньги они получают просто невероятные! Платят им хорошо — иногда за сезон удачливый кучер зарабатывает на поместье!

— Охренеть…

— А ведь многие нобили — заметил Первый министр, — стали буквально одержимы скачками, и теряют на этом целые состояния! Прежде всего, очень дороги породистые лошади. Хороших скаковых лошадей сейчас стали разводить по всей Миттаннии, создавая огромные табуны. Возникли целые товарищества нобилей для содержания конных заводов, изготовления хороших, легких и прочных колесниц и подготовки возниц.

Послушав вся это, я задумался. Самое плохое в этой ситуации даже не то, что огромные средства общество тратит на потребление небольшой его части. Имущественное расслоение повлекло подкупы избирателей, эрозию традиционных республиканских ценностей. Похоже, уже никто не верит в важность свободы и законности, всех интересуют деньги и связи.

Последнее время, как мне доносили, народные собрания почти во всех городах стали фикцией. Огромное количество вольноотпущенников — бывших рабов — с дубинками и камнями являлись в Собрание и устанавливают там свои порядки, продавливая нужные решения. При этом бывают и настоящие побоища между фракциями, с убитыми и ранеными. Магистраты и судьи, подкупленные нобилями, на все закрывает глаза! Крах демократии тут уже налицо!

Сами нобили были новым и интересным явлением. Это богатые люди, не обязательно принадлежащие к какому-то дему. Среди них — и вольноотпущенники, и иноземцы — гезиты, ар-ляо, оруталлы, и безродные потомки наемников-ахайров. Особенно много нобилей вышло из среды исаваров. В их среде сохранялись пережитки матриархата — женщины играли в их фаре несравнимо большую роль, чем в других фарах. И в итоге они стали скапливать существенные богатства. Не имея возможности укрепить свой статус в рамках военной иерархии, они сделали ставку на богатства и роскошь. Путем выгодных браков, торговли, земледелия, скотоводства, они исключительно обогатились.

Не скованные демными ограничениями, нобили, например, могли владеть таким количеством земли, какого не было у демархов — ведь каждый дем не мог владеть количеством земли больше чем установленное законом количество, а нобили покупали землю на себя, на своих вольноотпущенников и друзей, бывших формальными, подставными владельцами, и таким образом создававших огромные латифундии.

Впрочем, основные доходы нобили получали не от земли. Торговля, ремесла, шахты и ростовщичество давали намного большие прибыли. Многие скупали рабов, учили их ремеслу и ставили на работу, сбивая цены простым ремесленникам. Работа в шахтах — особенно изощренный, адский труд, где рабы, бывало, годами не поднимались на поверхность. Под Агаде и Керкироном добывали много железной руды, в Кермире были медные и свинцовые рудники, в верховьях Реоны добывали золото.

Торговля была особенно прибыльным делом. Не все решались на морскую торговлю с Шан или Ниландом, но даже внутренние пути по рекам Миттании приносили приличную прибыль, и при этом были относительно безопасны. Отправлялись и караваны через западные горы вглубь континента, и команды скупщиков мехов на северных побережьях Океана.

Иные из нобилей зарабатывали на охранных услугах, защищая торговцев и судовладельцев. Ахайры, похоже, превратились в настоящих ублюдков– янычар. Они устраивают перевороты в Митте, ставя одних суффектов и смещая других. Стратеги морионов превратились в князей, имеюших полный контроль над своими отрядами. Вознаграждение за службу они присваивали, выставляя завышенное число голов и отстегивая продажным магистратам и стратегам. Так, я обнаружил, что лаг ахайров, стоявших на страже Лаона, оказался не из 120, а из 50 голов! И это отряд, что защищает меня! Меня!

Немедленно вызвав начальника охраны, я немедленно же его уволил. Назначил нового. Поручил разобраться с мертвыми душами в охране и все наладить.

Потом отправился в мастерские. Имел сильные подозрения что там тоже бардак, и не ошибся. Железо покупалось в нереально больших количествах и по подозрительно высоким ценам. Выявлены странные неучтенные запасы продукции. Изможденные рабы-ремесленники явно не получали положенного содержания.

Выгнал начальника мастерских. Назначил нового.

Проверил состояние дел храма. Счета, закупки. Пришлось уволить авура, отвечавшего за хозяйство. И так — несколько дней.

Наконец поступило сообщение о прибытии посольства Исаврианской Лиги.

Рано утром послов ввели в Совет Союза.

Несколько человек, разного возраста, по одному от каждого города Лиги. Одеты по старой моде. У каждого заколка плаща в виде символа навигитов — восьмилучевой звезды.

Переговоры начались с выступлений глав Союза и Лиги. Суффект Митты — и соответственно, глава Миттанского союза — уже знакомый мне Анхелат– выступал первым.

— Граждане и гости Союза! Позвольте приветствовать вас! Мы рады, что многолетняя война подошла к концу. Давайте заключим мир и обеспечим процветание наших городов! Пророк Констанс милостиво утвердил эдикт о свободе вероисповедания. У нас нет оснований для войн. Каждый может верить в то что считает нужным.

Далее он зачитал условия мира. В конце было сказано про «верховное духовное руководство его святейшества Констанса» над верующими всего Трехречья.

Было видно, что посланники Лиги ошеломлены этим условием.

Ответное слов было предоставлено главе делегации Лиги — высокому представительному нобилю со смуглой, типично исаврианской внешностью. Как мне сказали, он сам был из Корхирнхина, который был нами взят штурмом и теперь находился в нашем «лагере» — возможно не вполне добровольно.

— Все условия были согласованы давным-давно и известны Собранию Лиги. Мы неуполномочены принимать новые условия. И я не думаю, что Почтенное Собрание когда либо согласится признать духовным лидером лицо, которое так долго скрывало от нас действительную роль нашего бога Навигатора в Небесном Собрании богов. Мы никогда не будем доверять ему!

Начался скандал.

— Как! — вскричал Анхелат, перекрывая своим голосом шум голосов членов Совета — так вы не имеете полномочий? Что нам тогда с вами обсуждать?

Многие члены Совета закричали в поддержку Анхелата, что с бессильной делегацией Лиги говорить не о чем. Но большая часть требовала продолжения переговоров. Делегаты Лиги стали обвинять миттанцев в преступлениях против их веры — и начался всеобщий гвалт, бестолковый и хаотичный. Стало ясно, что ничего мы сегодня не подпишем.

Послушав пререкания, я удалился в храм. Мне надо было подумать. Было очевидно, что тут какая-то сложная ситуация, и мне нужно было время в ней разобраться.

Вызвав к себе министров, я спросил их, что вообще происходит.

— Похоже, Анхелат нас обманул. Видимо он не желает заключения мира. Неужели он продался партии войны?

— Да, похоже на то. Он явно специально устроил эту провокацию с полномочиями посольства Лиги.

— Я думаю мне надо поговорить с навигитами напрямую. Вы можете это устроить?

— Скорее всего, да, если только их уже не вышвырнули вон.

К счастью, несмотря на этот раздуваемый частью политиканов скандал, делегация Лиги не покинула Митты. Ночью несколько из них пришли ко мне в храм. Выглядели они устало и настороженно. Я не мог понять, верят ли они в самом деле в мое «мошенничество» с богами, но надо было действовать с ними осторожно.

— Послушайте — обратился я к ним — с войной надо заканчивать. Давайте договариваться здесь и сейчас.

— Вы видели Навигатора? — прямо спросил меня их глава-корхинхинец.

— Нет. Я не стал им врать. — Навигатора я никогда не видел. Если честно, я даже не знаю, существует ли он на самом деле.

Корхинхинец — его звали Эурродон — посмотрел мне в глаза.

— Но ведь именно ты когда-то поведал людям, что Навигатор управляет Небесным чертогом, прочерчивая путь среди звезд…

— Кто-то должен управлять им. Скорее всего это Навигатор. А может, и нет. Капитан там есть точно, и я его видел. Навигатор — это домыслы.

— Моя вера крепка. Пророк Гадешь открыл нам правду…

— Ты уверен? А может быть, он, скажем так, нафантазировал?

— Нет. Нет! Похоже, мы зря затеяли этот разговор!

— Похоже. Вы пришли договариваться о мире, а вместо того начали теологический диспут. Давайте ближе к делу!

— Мы не сможем принять ваше условие о духовном верховенстве. Это значит принять правоту каптанистов. Этого никогда не будет. Никогда!

— Понятно. Давайте так — ваши города в п р а в е признать мое духовное лидерство, и Лига не будет им препятствовать. Никто никого не принуждает.

Посланники переглянулись, и было в их взглядах что-то такое, отчего мне стало понятно — даже такая формулировка их не устраивает, и даже постановка вопроса о каком-то там моем лидерстве вызывает у навигитов стойкое отвращение.

— Нам надо получить инструкции Высокого Собрания Лиги — наконец неохотно ответил Эурродон.

— Идите. Получайте.

Делегаты покинули храм. Я обратился к министрам:

— Узнайте, чего добивается этот Анхелат. И что за «партия войны»?

— Есть те, кто хочет продолжать войну до победы. В основном это демы, держащие в руках жреческие должности. Некоторые торговцы и ремесленники тоже против мира– для них мир это новые конкуренты из Лиги. А кто-то просто неплохо заработал на войне. Но Анхелат никогда не примыкал ни к кому из них.

— Кто он такой вообще?

— Профессиональный политик. Из небогатого, но влиятельного дема.

— Что-то мне не нравится то, что происходит. Как бы его вывести на чистую воду?

Странно. Что то у меня голова кружится… Специй что ли переел?

— Мы попытаемся разузнать что-нибудь. Последнее время он был связан с торговцами спайсами, действующими в Митте…

— А откуда вообще прибывают пряности?

— Их привозят торговцы ар-ляо откуда то с юга Шан. Но выращивают их где-то намного южнее. Там у побережья есть острова, куда приезжают торговцы с юга с пряностями. Там и происходит обмен. Наши везут железо и ткани, южане — пряности.

Что-то мне нехорошо…

— Надо усилить разведку на юге. Послать еще экспедицию.

— Ваше преосвященство — взял слово Первый министр — у нас очень стесненные обстоятельства. Война полностью истощила и казну, и население. Поступления от налогов упали в три раза — ведь много городов отделилось от Союза — а военные расходы…

— Довольно об этом. Судя по роскоши в предместьях Митты, все не так уж плохо. Если надо — вводите новые налоги. На важные цели деньги надо находить…

Ох, что-то мне совсем нехорошо!

— Ладно, на этом прервемся.

Присутствовавшие удалились.

Что делать? Обратится к местным коновалам? Представляется что это крайне опасно — я понятия не имею об их квалификации! Да еще и разнесут слухи, что их пророк-полубог — обычный человек, с мигренью и поносом…

Капсула! Она должна вылечить меня — я видел в мануале описание медицинских функций, хотя и не изучал этого подробно. Как же легкомысленны здоровые люди…

Так. Первым делом надо усыпить Ассию, а потом уже сам. Где там слуги?

— Срочно отправляемся ко второму ковчегу!

Срочно — это на повозке, запряженной лошадьми. Тряско, но по местным меркам — быстро. Быстрее только верхом, но в таком состоянии я верхом не смогу.

Поездка показалась вечностью. Мне все хуже.

Прибыли на место. С трудом выполняю протокол для нашей спящей красавицы. Ассия смотрит на меня с некоторым испугом — никогда меня таким не видела. Ладно, уложил. А теперь еще и тошнота подошла! Срочно в капсулу!

То ли я сам чем-то отравился, толи.…не знаю. Надеюсь, капсула мне поможет. Ее целительные способности нужны сейчас как никогда!

Обливаюсь по̀том — не от того, что мне жарко, наоборот, меня здорово знобит. Торопливо выполняю все правила для входа в стасис. Ну все, запускаю процесс погружения в стасис. Боже, как плохо. Проснусь ли я…

Глава 41

Ход 51

Прошло 694 года.

Знакомое зеленое мерцание. Ну что же, я жив. Никогда еще, со времен первого выхода из капсулы, я не чувствовал недомогания — оздоровительные процедуры в ней поддерживали мое здоровье на исключительно высоком уровне. Но, погружаясь в стасис в прошлый раз, я чувствовал головокружение и тошноту. И все эти 12 лет меня мучили кошмары — громоздясь и наслаиваясь друг на друга, они не сохранились в моей памяти, но отвратительное послевкусие осталось.

Встав, я решил посмотреть отчет о процедуре стасиса — там были статданные о проведенных процедурах, состоянию здоровья, основные показания организма, биохимия крови и т.д. В большинстве этих показаний я ничего не понимал, но рядом были референтные данные — показания предыдущей процедуры, средневзвешенные за 10 и 20 процедур, и показания нормы, то есть было с чем сравнивать.

Копаясь в этих данных, я пытался понять — почему мне было так плохо? Продираясь сквозь эту статистику, я обратил внимание на высвеченный красным показатель — Pb, и рядом восклицательный знак. Это что — свинец?

Похоже, меня пытались отравить свинцом!

Ничего себе. И кто? И зачем?

Навигиты? Или кто-то из миттанских политиков? Или агенты канаков? Кто знает…

На выходе из капсулы натыкаюсь на свой зеленый пастрон, скинутый второпях 12 лет назад. Обычно я раздеваюсь снаружи, а в прошлый раз просто торопился. Поднял его в раздумьях — может быть, надеть? Присмотревшись, увидел разводы на ткани — видимо от того ледяного пота, который меня прихватил в числе прочего. Так, а если….

Выхожу наружу. Жрецы– муниципалы и «министры» встречают меня в обычном порядке, но я, нарушая процедуру, перехожу сразу к делу.

— Чем окрашена вот эта вот штука?

Замешательство среди жрецов. Посылают за тем, кто знает, что это за краситель.

Приходит представитель эстраты суконщиков.

— Ваше преосвященство, это краситель, называемый у нас «верба плюмбата». Привозится из Шан!

Так вот оно что!

— Вы меня чуть не отравили. Это краситель на основе свинца!

Атуры выглядят сконфуженно, однако обвинять их не в чем. Прежде всего, это другие жрецы — ведь они все выборные и меняются каждый раз. Издержки демократии. Да и не знает тут никто про опасность тяжелых металлов!

Ладно, хорошо, что разобрались, хотя бы я смогу спокойно поесть. Как приятно осознавать, что никто тебя не собирается травить

Но новости таковы, что аппетит пропадает.

Прежде всего, оказалось, что 12 лет назад «партии войны» удалось сорвать подписание мира, и война длилась еще 10 лет. Только недавно мир был заключен, практически на тех же условиях, как и обсуждалось, но при этом мы понесли новые потери– людские и материальные.

Неожиданное событие перевернуло привычную жизнь городов Миттанни — почти во всех них прошли погромы купцов ляо из Суфенга и Ма-рао. Толпы черни громили и жилые дома и караван-сараи, грабили лавки и склады, меняльные конторы и амбары. Множество товаров было похищено, еще больше — уничтожено.

В Суфенге по этому поводу начались волнения. Только обещание представить все на мой суд сдерживало город от восстания.

Собрание суффектов сообщило что, очевидно, это– результат тайной подрывной деятельности агентов ляо. Пак мечтает вернуть себе эти города, провоцируя восстание.

Были представлены доказательства — показания захваченных погромщиков, свидетели, сообщавшие о подкупе агентами ляо городских бандитов, организовавших погромы.

В любом случае ущерб надо бы возместить, хотя бы частично.

Отправившись в Митту оценить разрушения, я увидел множество домов, сгоревших в квартале ар-ляо. Удивило то, что квартал был огромных размеров, в нем были роскошные, очень большие дома — наверное, больше, чем все остальные постройки города, включая храмы, — и располагалось это сгоревшее великолепие почти в центре города. Похоже, столичные ар-ляо процветали.

Постепенно, путем допросов причинителей и потерпевших, картина обозначилась. Ар-ляо после присоединения Суфенга очень активно включились в торговлю Миттани, заняв значимую часть рынка многих товаров. Они стали занимать лучшие кварталы города, вытесняя местных. В их пользу играло огромное преимущество, даваемое им своей этнической сплоченностью и теми привилегиями, что дал им мирный договор — они могли торговать повсеместно — и в Шан, и у канаков, и в Лиге, и у нас.

Агенты Пак, может быть, и сыграли какую то роль. Но не большую. По крайней мере, убедительных доказательств иностранного влияния найдено не было.

Все говорило о том, что главной причиной был заговор местных эстрат — торговцев, ремесленников, караванщиков. Всем им мешала конкуренция с южанами-торговцами. Подкупленные стратеги столичного гарнизона обеспечили невмешательство войск. Все они получили свою долю в награбленном.

С другой стороны, я увидел что ар-ляо, с их этнической сплоченностью, их привилегиями, просто истребляют бизнес множества нобилей Миттании, а тем, конечно, это не нравится. И с этим нужно что то делать. Так, они почти полностью захватили такой исключительно прибыльный бизнес как торговля пряностями. Те самые перцы, корицы, ванили, что я попробовал в прошлый раз, очень дорогие и невероятно популярные по всей стране. При этом ар-ляо держались обособленно, не вливаясь в нобилитет Митты.

Кстати, этот самый Анхелат, сорвавший мир с Лигой навигитов, обвинялся в получении взятки от торговцев пряностями из Ма-рао. Злые языки утверждали, что ар-ляо не хотели заключения мира в Трехречье. Во время войны они одни могли поставлять товары — и, прежде всего, пряности — и в города Лиги и во владения Союза. Мир был им невыгоден — ведь тогда местные купцы будут ездить везде сами. Так что, похоже, именно они и мутили воду, подкупив ряд суффектов, в том числе Анхелата. Но доказательств получено не было. Несколько свидетелей просто исчезло, что привело к закономерному оправданию этого деятеля. И, разумеется, его защищали самые лучшие и дорогостоящие адвокаты.

Итак, расследование показало что, во-первых, мне нужна тайная полиция — осведомители, которые будут сообщать про все события, настроения, тенденции в наших городах помимо суффектов и экронтов. Последние могли исказить информацию в своих интересах. Причем осведомители должны были быть именно тайными — никто не должен был знать, что они работают на меня, иначе их тоже подкупят.

Во-вторых, нужно уравнять ар-ляо с остальными жителями Миттании. Нам следует обратиться к Лиге с предложением все-таки либерализовать условия двусторонней торговли, разрешив купцам обеих стран торговать везде на территориях обеих сторон. Также нужно изменить условия международных договоров с Шан и с Ниландом, чтобы исключить привилегии ар-ляо. А пока нужно обложить ар-ляо специальным налогом, который хотя бы частично должен уравнять условия ведения бизнеса.

Ну и в последних (но не по значению). Торговля пряностями, судя по всему — просто золотое дно. Нужно поучаствовать в этом. Сейчас их возят через третьи руки — ар-ляо покупают их у канаков, но источник находится южнее. Уверен, что мы сможем найти более близкий и безопасный маршрут, и, с помощью государства, сесть на эти потоки. Нужно принять все меры к розыску и организации закупок их в местах выращивания.

Работа по наполнению библиотеки шла своим чередом. Трактаты по математике, баллистике, аэродинамике, оптике, физике волн — что-то поверхностно, что-то подробно — пополняли хранилища при библиотеке.

И еще одно событие этой сессии поразило меня. Юная Ассия, моя несчастная коллега, внезапно решила нас покинуть. Она не вернулась в капсулу — я напрасно прождал ее два дня в небольшом храме в предгорьях Кермиры. Как сообщили люди из ее племени, она провела все время своей сессии не в кругу ее семьи — а семья ее уже не включала в себя никого из тех, кого она знала — а в обществе крепкого эмира Хассера, героя и успешного командира алы всадников на службе по охране ее храма. Оказалось, что с этим молодцем она познакомилась еще 12 лет назад, в предыдущую сессию, когда он был всего лишь одним из юных воинов алы. Потом она, как водится, отправилась на 12 лет в капсулу отдыхать от пророчеств и шаманства, а юный воин тем временем сделал карьеру. И к следующему ее явлению он уже был возмужалым, полным сил, несмотря на раны, и при этом — неженатым эмиром. И, похоже, у него были кое-какие планы и возможности. В общем, они оба исчезли вместе с подношениями атлассцев храму и половиной воинов алы. Вторая половина, разумеется, «ничего не знала». Следы коней показали, что беглецы отправились на северо-запад, где и растворились в необъятных степях предгорий Великих Западных гор.

Я думаю, что мы никогда не узнаем, уехала ли она добровольно, или ее увезли силой. Но думаю, она просто сложила два и два, и получила верный результат. Аль-Араликан давно умер, умерли и все, кто был для нее авторитетом, а новые члены семьи таковыми для нее уже не являлись — наоборот, это она была шаманом, полубогиней и вообще легендарной личностью. И она поняла — вот эти вот постоянные входы-выходы из стасиса, ничего ей не дающие, кроме солнечных ожогов и появления новых, незнакомых ей лиц — это то, что ждет ее до скончания веков. Капсула, конечно, подавляет половое влечение (хотя не уверен — я же не проверял ЕЁ капсулу — может эта функция там сбоит), но, видимо, девичья душа жаждала любви. Ну и, когда появился молодой и статный эмир — приняла правильное решение. Жизнь-то одна!

Племя Аль-Араликана было безутешно. Целых 2 дня. Потом пара воинов из семьи Аралико притащили мне девчонку лет 13-ти и сказали, что я знаю, что делать. Ладно, сделаю. Какие проблемы…

Ход 52

Прошло 706 лет.

Встав в этот раз без особых происшествий, я сразу же начал выяснять подробности про торговлю новыми товарами, особенно этими самыми пряностями. Пока мне было известно, что в Суфенг они поступают с юга, в основном — от канаков.

Юго-восток нашего континента долго оставался для нас неисследованной местностью. Три морские экспедиции исчезли без следа, торговцы и частные путешественники тоже не посещали эту местность. Ниланда нас отделяла гористая местность, заросшая джунглями гористая местность, в которой, к сожалению, не было реки, по которой было бы удобно наладить путь. В общем, район оставался для нас терра инкогнита.

Война с канаками не добавила популярности этому региону. Опасность нападения удерживала переселенцев от того чтобы поселиться в этих местах, хотя хлебные деревья, рощи диких бананов, кокосовые пальмы и изобилие высокой травы в пампасах были прекрасными аргументами для поселения. Местность была достаточно увлажненной и подходила для земледелия не менее, чем для скотоводства. Нужно было завершат войну с канаками, бесполезную для обеих сторон, и — двигаться дальше.

Встреча с правительницей канаков давно была в моей повестке дня. После заключения мира расходы на военные нужды превратятся в доходы от торговли пряностями в чем я собирался принять самое непосредственное участие. Осталась самая малость — заключить мир!

После всех боев, более-менее безрезультатных, между двумя странами осталась приличная полоса в сотню фарсангов ничейной территории, судьба которых меня интересовала. Нужно было разделить это побережье с канаками и без страха заняться его колонизацией. Особых надежд на научное или политическое взаимодействие с «иммортал леди» я уже не имел, ведь, судя по всему все бессмертные — довольно таки случайные люди и толку от нас вообще немного, что вместе, что порознь. Но, хотя бы мы могли договориться об отсутствии конфликтов, обмене картами, свободном проходе исследователей и прочих ништяках.

Бои с канаками, по сути, утихли, нам с ними делить было нечего, а у них начались какие-то внутренние проблемы. Торговцы ар-ляо, окольными путями попадавшие к ним, рассказывали про восстания в городах и какие-то религиозные выступления в столице. Пожалуй, это подходящее время для мирных инициатив!

Решив отправить посольство, я еще тур назад поручил своему министру оффиций прощупать почву, указав предложить канакам мир на условиях статус — кво, раздел ничейной территории по принципу 50/50 и полную свободу для торговой и исследовательской деятельности.

Посольство оказалось неуспешным — оно не получило аудиенции правительницы и возвратилось ни с чем.

Сейчас, однако, ситуация приобрела дополнительное звучание.

Исследователи южных морей обнаружили за морем обширный массив суши. Пока было неясно, является ли это большим островом или частью континента, но очень скоро стало понятно, что земля эта буквально — золотое дно. Тут в изобилии выращивалось огромное количество пряностей, не культивирующихся на нашем континенте. Именно отсюда, через посредство канаков и ар-ляо, в Митту и поступали товары, ставшие источником обогащения ар-ляо. Эта торговля, при самых консервативных подсчетах, должна приносить 500–600 % прибыли!

Особенно привлекательным было бы наладить поставки в Шан. Там очень любят приправы (плоды хлебного дерева несколько пресноваты). и дают за них отличные деньги. Но отвезти пряности и в Митту и в Шан лучше всего через прибрежные воды канаков — так ближе, намного безопаснее, а главное — так мы скроем от торговцев ляо истинное местонахождение Берега Спайса (так мы назвали эту местность) и обеспечим свою монополию на долгие годы. Надо было договариваться с канаками.

Сильно подумав, я решил вот что. Нужно направить на Берег Спайса серьезную экспедицию и закрепиться там. Мест для торгового порта там, по известным причинам, немного — значит, надо спешить, пока тебя не опередили, как это было с устьем Ары.

Экспедицию надо направить напрямую через территориальные воды канаков. Просто внаглую войти туда тремя-четырьмя сотнями судов, да и все. Пусть потом «иммортал-как-ее-там-леди» сама ищет моей аудиенции, чтобы вежливо спросить «а что это вы сударь, врываетесь в мои земли такой армадой, и что это, вообще, значит? Вы же не хотите меня завоевать?». А то потом гоняйся за ней.

Итак, я отдал все необходимые распоряжения министрам и провел несколько встреч с главами торговых эстрат. Последние очень заинтересовались Берегом Спайсов (такие прибыли еще поискать), но их крайне беспокоили риски. На таком долгом пути опасность утопления корабля очень велика, а ведь у большей части купцов кораблей немного — потеря даже одного становится сильным ударом!

Тут я сумел успокоить людей, предложив им две вещи. Во-первых — это морские компании. Пятьдесят или больше торговцев объединяют свои суда в один пул, и груз распределяется по судам тоже поровну, так что утопление одного-двух судов ни для кого не будет фатальным — это потеря лишь 2–4% груза.

Второе — это своеобразная морская страховка. В случае установленного цунами банкиры, финансирующие маршрут, не могут истребовать обратно сумму займа — это считается за форс-мажор. А цунами распознать нетрудно — в Ма-рао его всегда увидят, ведь оно прокатится по всему Южному морю!

Таким образом, осталось уговорить канаков. Причем было очень желательно чтобы они не совали нос в наши дела — пусть привыкнут, что мы просто плаваем вдоль их берега, а почему/зачем — их не касается.

Дело должно быть исключительно прибыльное, думал я, погружаясь в стасис. Наконец то мне удастся выбраться из финансовой пропасти. Поступления резко упали после мятежа навигитов, а расходы взлетели до небес. Нужно накопить золотой запас, и чем больше — тем лучше, а то никогда не угадаешь, когда тебе снова понадобятся деньги!

Глава 42

Ход 53

Прошло 718 лет.

Все получилось. Караван судов прошел через воды Ниланда наилучшим образом, и вскоре мне доложили о появлении нового города. Я назвал его Спайсер. Это был город нового типа — основанный как торговая фактория, он подчинялся напрямую мне и не имел самоуправления. Им управляла компания Южного моря — торговая корпорация, получившая монополию на торговлю спайсом.

Город имел удачное расположение — в удобной бухте, прикрытой от моря скалистым островком, на возвышенности, имевшей несколько родников пресной воды.

Вскоре спайс потек рекой, а с ним — и золото. Экспедиция, отправленная вглубь джунглей, достигла контакта с местными жителями, сообщившими, что здесь имеются большие города, торговля, цивилизация! Они провели наших путешественников в ближайший город в долине реки, уходившей вглубь континента, и вскоре нам удалось достичь торгового соглашения с местным сатрапом. К таким товарам как спайсы добавилась еще одна вещь — благовоние под названием сандал.

Поначалу все было замечательно. Поступление денежных средств в мою казну от торговли достигало 140 000 ауров ежегодно, и это не считая налогов и сборов. Это было в несколько раз больше, чем я получал со всех городов Миттании вместе взятых, и это были очень приятные доходы! Я никому не был ими обязан — ни городам, ни суффектам, ни демархам, это были чисто мои доходы, позволившие создать некоторый запас средств на крайний случай.

Но однажды все резко изменилось. Торговцы, ходившие вглубь южного континента, от местных узнали о приближении опасности, грозившей обрушить наш сверхприбыльный бизнес.

Южный континент когда-то был разделен между несколькими государствами. Там даже были когда-то бессмертные правители. Но, около двухсот лет назад, один из них, Бессмертный Правитель Сардов, вторгся в долину реки Суэль, откуда мы получали большую часть товаров, и начал захватывать там один город за другим. Торговые связи нарушились, некоторые наши товары перестали пользоваться спросом на юге, а некоторые виды спайсов, поступавшие из глубины страны, стали приходить с перебоями.

Услышав о новом Бессмертном правителе, я сначала обрадовался. Конечно, я не ждал ничего особенного от этого контакта — уже давно я понял, что бессмертные — это случайные люди, и трудно ждать от них чего-то выдающегося. Но в любом случае, человек одной или близкой культуры, выросший в цивилизации наших предков — это лучше чем варварский князек. Тут есть хоть какая-то надежда на разумный подход, и, может быть, новые технологии!

Короче, я сразу же собрал посольство из торговых людей и дипломатов и отправил их к правителю с непроизносимым именем (ассириец он, что ли?) чтобы установить контакт и договорится об обмене карт и технологий, если будет что менять.

Посольство не вернулось.

Решив, что они могли погибнуть во время какой-нибудь стычки (ведь идет война), я снарядил новое посольство. Снова дал им образцы товаров, описание технологий, карты. И снова тишина.

Я решил навести справки об этом Правителе Сардов среди окрестных варварских племен.

И услышанное меня не порадовало.

Сарды — народ, живущий в глубине Южного континента, на берегах широкой реки Сарр. Ныне они сплочены в гигантскую империю. Правитель сардов с непроизносимым именем Куива Седератто содержит огромную профессиональную армию, очень сильную и боеспособную, которую он лично предпочитает водить в бой. Он завоевал обширные территории во всех частях своего континента, в том числе, как говорят, разрушилимперии двух бессмертных правителей, которых по его приказу выволокли из капсул и публично казнили!

Вот это последнее меня поразило до глубины души. Я понимаю, что окружающие нас люди-однодневки, которые в первый наш приход молоды и энергичны, во второй — опытны и солидны, а в третий — уже готовые к могиле старики, не могут вызывать ни уважения, ни привязанности, ни особого сочувствия. Все они — преходящий расходный материал, причем, как правило, не особенно ценный. Их можно послать на смерть в строю воинов, можно держать в отрядах рабов и на скамьях галерных гребцов — что для них не делай, все равно очень быстро они умрут. Но как бессмертный может казнить равного себе, бессмертного — я не понимаю! Ведь это такой же, как ты человек, из того же мира, с тем же культурным кодом, он знает что такое «трансгуманизм», он верил в термоядерный синтез и Илона Маска, с ним можно поговорить про Мураками и Коэльо, Трансформеров и Мстителей! Ну и как его можно просто взять и убить?

Непонятно и маниакальное желание расширять свои земли. Зачем все это? Неужели он не мог договориться с теми бессмертными о мирном сосуществовании? Какой-то смысл еще может быть в завоевании земель варваров — они непредсказуемы, сегодня там один вождь с одними тараканами, а завтра– другой, с другими. Я постоянно сталкиваюсь с этим на своих северных и западных рубежах и, надо признать, мне это уже порядком надоело. Но вот бессмертные.… В общем, я был в шоке.

Тем временем пришло новое известие. Куива Седератто снарядил свою армию для захвата Спайсера! Огромный отряд его войск вышел для осады Лар-адо, города одноименного эмирата, с которым мы успешно торговали, находившегося на той же реке Суэль — а оттуда он пойдет на Спайсер. И, кроме того, оказалось, что оба мои посольства благополучно добрались до Сарды и были там казнены!

Терять Спайсер и всю торговлю на Южном континенте в мои планы не входило. Я собрал Совет стратегов для изучения вопроса. Сложности добавляло то, что Спайсер не входил в Миттанский союз — формально он вообще не был городом, а считался торговой факторией Компании Южного моря. Ну и, убивать послов — это уже совсем не по понятиям.

Главный вопрос встал — где взять солдат. Деньги на них более-менее были, но вот где взять самих солдат, причем срочно? Спайсер невелик, а населения, пригодного для службы, в нем совсем мало!

Набрав максимум возможного в городах Союза, я задумался о том, где найти еще войск. У меня было 2 идеи — атлассцы и…канаки.

Атлассцы прекрасно подходили для предполагаемого театра военных действий. И там и там — полупустыня, степь, открытое пространство, подходящее для подвижной войны. А канаки — у них два весомых достоинства и один недостаток. Из достоинств — 1)у них мощная боеспособная фаланга б)они рядом с Спайсером. Недостаток один, но существенный — они не на моей стороне.

Пришлось войти в переговоры с Первой леди канаков.

Я направил к ней посольство, в котором предложил следующее:

1. Оборонительный союз (почему бы и нет? У Пак когда то получилось, может и у меня получится втравить в войну ничего не подозревающего коллегу?)

2. Проход через территорию канаков моих войск. Часть армии я намеревался пустить по суше — отряды стрелков на верблюдах были очень хороши в дальних переходах, а вот переезд через море верблюды воспринимали плохо.

3. Право Компании Южных морей набирать на территории Ниланда наемников. Это было просто необходимо — ведь так мы могли быстро набрать сильных воинов в непосредственной близости от Спайсера.

В обмен я предлагал долю в Компании и хорошие деньги, привилегии для торговцев Ниланда в Миттанском союзе, и, по мелочи — конструктив последнего боевого корабля, разработанный в Суфанге, сборник философских трактатов Совета Мудрецов в Митте, карты, и прочее. В сущности, я готов был предложить что угодно для защиты Спайсера, уж очень хорошие деньги приносила эта торговля…

Между тем, стратеги, прибывшие в Спайсер, верно оценили ситуацию и отправили все боеспособные силы в город Лар-адо, тот самый, осада которого была предпринята Сардским монстром как предпосылка для наступления на Спайсер. Дело в том, что именно от стойкости этого города зависело, как скоро противник подступится к Спайсеру. Нам же, само собой, нужно было, чтобы он копался под Лар-адо как можно дольше, чтобы в Спайсер успели прибыть и войска из Миттании, и наемники от канаков.

Имевшиеся там два мориона ахайров, два — ассигаров, и один морион копейщиков проплыли рекой Суэль в Лар-адо в гарнизон местного эмира, дружественного Компании. Эмир, конечно, был очень рад, и если он и догадался про подтекст нашей щедрости, то оставил свои догадки при себе.

В Митте между тем на заседании Совета Союза разгорелся скандал. Депутаты городов гневно спрашивали, почему войска Союза отправляются на защиту города, который в Союз не входит, не платит пошлины и сборы Союза, не несет иных обязанностей, и в то же время буквально лопается от золота? Особенно возмущались приверженцы старины — те, кто считал, что нам надо разделить крупные поместья на наделы воинам, прекратить платить наемникам, запретить ростовщичество и банковский кредит — в общем, стариканы-ретрограды вроде того авгура Гадеша, возмущавшегося когда-то красивой одеждой.

Проблема оказалась непроста, но решаема. Кому-то сделали подарок, кому-то объяснили, что там есть граждане Союза и им грозит опасность, а к совсем невменяемым люди из эстраты торговцев спайсами прислали крепких ребят с не менее крепкими дубинками.

Тем временем пришли новости из Ниланда. Канаки сообщили, что не возражают против набора солдат — это частное дело наемников, на кого им работать, и куда им отправляться. Что же касательно прохода и проплыва — это решать Первой леди, а ее появление ожидается через 8 лет.

Ответ такого рода мне не очень подходил. Я указал срочно уточнить — а что канаки будут делать, когда наши войска будут проходить через их территорию — совершенно мирно и со всеми гарантиями безопасности для всех городов и граждан Ниланда. Прояснить я это просил через торговых партнеров, тех самых, торговля с которыми продолжалась даже во время войны. Естественно туда послали подарки и пожелания, а также подтверждение того, что люди, учитывающие наши интересы, могут рассчитывать на благодарность пророка Небесных богов по самому широкому спектру вопросов.

После этого наш посол в Ниланде получил полуофициальный ответ что, поскольку, никаких указаний противодействовать мирному проходу сил Миттании Первая леди не давала, то и никто не будет оказывать такого противодействия, разве что кто-то злостно превысит свои полномочия и злоупотребит доверием Первой леди, на свой страх и риск воспретив уважаемым миттанским партнерам защитить их законные интересы.

Я предложил партнерам из Ниланда подумать о том, что если Первая леди не узнает о проходе наших войск через их земли, то, наверное, она и не даст указания им противодействовать. А Эскадре Южных морей дал приказ незамедлительно начать перевозку вооруженных сил Миттании в район Спайсера, и не забыть про продовольствие и иные военные грузы.

Как же все-таки хорошо, когда есть деньги! Так думал я, отправляясь в очередное путешествие в Чертоги Небесных богов в Лаоне. Любые проблемы решаются на раз, максимум — на раз-два-три. Никакие дубоголовые любители старины никогда не поймут прелести современного решения проблем — когда у тебя есть деньги, все решается со скоростью их звона. И даже тяжеленная и крайне неудобная в перевозке капсула с мирно спящим внутри пророком будет аккуратно, без тряски, снята с горы Лаон и перевезена на другой континент, в далекий город Спайсер, для непосредственного руководства защитой своих — законных! — интересов.

Ход 54

Прошло 730 лет

Я всегда думал что Митта — очень жаркий город. Посетив Суфенг, я понял что Митта — довольно-таки прохладное место, в сравнении с устьем Ары. Но теперь я вижу, что все это ерунда, потому что на свете есть мой славный город Спайсер.

Тут не просто жарко. Тут — дико душно. Температура под 40 градусов и жуткая, видимо, 100-процентная влажность, от которой одежда и амуниция мокнут, даже вывешенные на просушку — все это и есть город Спайсер.

К сожалению, это не досужее наблюдение — ведь чем выше температура и влажность, тем сложнее хранить продовольствие, а значит — снабжать армию.

Я вышел из капсулы два дня назад, и уже сто раз пожалел, что в это все ввязался. И главная проблема тут не жара и не влажность. Гораздо хуже, что мы сидим в осаде, а нам противостоит сильнейшая армия мира.

Первые два дня я только и делал, что знакомился со сложившимся положением. Событий было столько, что пока все расскажешь, забудешь с чего начал. Началось все, кстати, с боев за союзный нам городок Лар-адо.

Бои под Лар-адо начались 8 лет назад и были крайне тяжелыми и дорогостоящими. Армия сардов, подошедшая к городу, насчитывала около 12 тыс. голов основного войска и примерно столько же вспомогательных сил. Это были опытные элитные силы, называемые сардукары. Слово это мне показалось знакомым, хотя я и не смог вспомнить, откуда оно. Только не подумайте, что это что-то вроде наших ахайров — нет, все гораздо серьезнее! Это практически искусственно выращенные люди-мутанты, заточенные на убийство себе подобных. Каждый из них способен сражаться и в строю, сомкнув щиты, и самостоятельно. Совершенно хладнокровно сардукары дерутся в одиночку в полном окружении — закинув шит за спину, взяв в одну руку дротик, а в другую меч или булаву, они способны отбиваться от наседающих со всех сторон врагов, кружась на месте и раздавая удары во все стороны. Это, наверное, лучшие индивидуальные бойцы в мире, но и в строю они тоже очень, очень хороши. Говорят, армия Сардов ни разу не потерпела поражения! Они покорили половину Южного континента и явно намерены захватить его весь! И они ясно дали знать, что точно не потерпят у себя пришельцев откуда-то с севера.

Такая картина складывалась из той массы информации — рассказов, докладов, слухов, легенд — что мне довелось услышать об этой армии за последнее время. Скажу откровенно — мне страшно.

Подойдя к Лар-адо, сарды первым делом замкнули кольцо окружения и разбили 10 лагерей — видимо, у каждого отряда был свой лагерь. Затем их рабы начали под обстрелом защитников засыпать ров. Сами сардукары в работах не участвовали, оставаясь в своих лагерях.

В Лар-адо в это время, кроме войск сатрапа — примерно 2000 воинов, было еще около 4 000 вооруженных горожан и морион ахайров из Спайсера. Это были мои ахайры, охранявшие наши склады в Лар-адо. Стратеги Компании разрешили перенанять их сатрапу Лар-адо, поскольку в ситуации войны с сардами нужно было объединить все силы под компетентным командованием.

Наблюдая за работами, морарх ахайров решил что они смогут сделать вылазку. Ахайры напали и перерезали уйму рабов сардов, прежде чем сардукары подошли из лагеря.

Садрукары оказались просто немыслимо сильны. Гиганты ростом за 2 метра совершенно бесстрашны и, похоже, не чувствуют боли — совершенно обычное дело, когда сардукар вырывает у себя из груди ассигай собственными руками и продолжает бой, как будто так и надо. Понеся потери, ахайры отступили.

На следующий день ситуация повторилась. Рабы вели работы, их обстреливали со стен и иногда атаковали ахайры, совершая быстрые вылазки. Сардукары держались поодаль, но когда на рабов напали, в ответ вами атаковали ахайров. Те отступили вплотную к стене, где на сардукаров полетели тонны заранее заготовленных камней и кусков черепицы.

Похоже, эти ребята не привыкли отступать. Они продолжали сражаться, несмотря на жестокий обстрел со стен. Получив по шлему хороший удар кирпичом, оглушенный сардукар добивался на земле ахайрами. Жестокая резня продолжалась, пока наши не смогли улизнуть, поднявшись на веревках на стену.

Враг ушел в свои лагеря на пару дней. Затем они продолжили работы — им, видимо, очень надо было завалить ров — но теперь часть рабов взяла в руки пращи и стала прикрывать работающих, пытаясь сбить лучников сатрапа со стен. Потери пращников были велики, ведь с лучниками сатрапа они не могли тягаться, ни в дальности, ни в убойной силе своего оружия, но все же дело у них продвигалось. Своих убитых они недрогнувшей рукой сбрасывали в ров, используя трупы как строительный материал.

Ахайрам в боях удалось взять несколько пленных — двух сардукаров, и несколько человек их рабов. Сардукары на допросе молчали и отказывались от пищи. Рабы оказались более разговорчивы. Когда их вдоволь напоили пивом, они стали рассказывать все, что у них спрашивали, и то, чего никто не спрашивал.

Оказалось, сарды при осаде городов всегда используют одну тактику — взлом стен тараном, потом — штурм города сардукарами. Подготовительные работы выполняют военные рабы, чьей задачей является засыпать рвы, окружающие город, подтянуть тараны к стенам и пробить их. Дальше сардукары вступают в бой и уничтожают гарнизон.

Рабы и снаряжение сардукаров много рассказали про их военные обычаи, оружие, и тактику.

Все они высокого роста. Наверное, среди сардукаров нет никого ниже, чем 6 локтей, а если и есть, их тщательно скрывают. Их лица всегда скрыты масками, оставляющими открытыми только глаза. Вооружают их тоже одинаково — мощный шлем, снабженный высоким плюмажем, что делает этих высоченных солдат еще выше, сандалии на толстой подошве — для того же, большой щит трапециевидной формы со зверскими мордами на нем, несколько дротиков, булава, меч, кинжал. Меч сардов по форме напоминает ятаган — сильно изогнутый тесак, позволяющий, однако, нанести и колющий удар.

Сардукары — великолепные индивидуальные бойцы. Они могут также выстроиться в довольно плотные строи разной конфигурации. Но фаланга македонского типа, с разной длиной копий, с усиленными, с тяжелым вооружением воинами первых линий и более легко вооруженными, но с длинными копьями, задних — такого они не применяли. Ну, значит, будет сюрприз.

Через десять дней на реке появились баржи с таранами и стрелометными баллистами — скорпионами. Они причалили недалеко от города, и тараны стали собирать на берегу.

Морарх ахайров Килат действовал изобретательно и смело. Поняв, что враг пытается заровнять ров, чтобы подтянуть к стенам тараны, он ночью устроил засаду. Несколько десятков ахайров в темноте спустились со стен и укрылись в дюнах у реки. Утром, когда враг приступил к сборке машин, ахайры напали, перерезали прислугу боевых машин, инженеров, командовавших ими, и подожгли машины. Сардукары бросились к месту боя, но ахайры попрыгали в реку и вплавь достигли стен города, по веревкам взобравшись наверх.

Хотя машины стояли прямо у реки, сухое дерево горело так жарко, что потушить их противник не смог.

После этого осада зависла на полгода — видимо, новых машин не было и их надо было изготовить.

В городе были колодцы, которые питались грунтовой водой; западная стена прикрывала отрезок реки, поэтому защитникам не грозила опасность погибнуть от жажды. Городская знать была недовольна тем, что им приходилось пить дождевую воду, а если они желали вымыться, то купались в реке, а не в собственных огромных ваннах. Из опасения, что предатели могут открыть городские ворота сардукарам, Килат приказал построить полукруглые стенки типа баррикады, возле ворот изнутри с маленькой, тщательно охраняемой дверью в этих баррикадах, чтобы жители города не пустили врага.

Килат внимательно проверил все защитные укрепления снаружи и изнутри, отыскивая слабое место, особенно тщательно проверил дюкеры городской канализации. Он обнаружил, что сточные воды спускаются в воды реки Суэль, прямо под воду, поэтому через них никто не может проникнуть в город.

Через месяц после сожжения таранов наши войска из Спайсера подошли к осажденному Лар-адо. Возглавлял его стратег Данак, ахайр. Вступив в переписку с Килатом с помощью примитивного гелиографа, — устройства, недавно появившегося в арсенале Компании Южного моря, они провели скоординированную атаку на один из лагерей сардукаров, сумев поджечь его. Сардукары стали строиться в поле напротив наших войск, и двинулись в атаку. Наши начали отступать, уводя сардукаров от города. В это время наш обоз с продовольствием и 2-мя морионами ахайров прошел за спиной наступающих сардукаров и вошел в город.

Посовещавшись, Данак и Килат решили вооружить своих людей рыболовными сетями. В Лар-адо было много рыбаков, промышлявших в реке Суэль, и рваных сетей у них было предостаточно.

На кусок сети ставили какой-то утяжелитель — обычно просто камень — и учили солдат подсекать сетью ноги противника.

Следующая атака врага была направлена на овладение участком стены в предместье города, где размещался караван-сарай. Внешние стены предместья не могли служить хорошей защитой, они были низкие и недостаточно толстые, и их было невозможно надстроить. Командующий сардукаров наверняка заметил, что главная стена, к которой они были пристроены, была в плохом состоянии и могла быть разрушена кирками. Рабы сардукаров перелезли через ров с кирками, чтобы начать разрушать внешнюю стену, которая служила защитой для солдат и закрывала их от стрел, выпущенных с главных крепостных стен. Если каравансарай будет взят, сардукары могут надеяться на победу. Фашины и доски были готовы, то же самое касалось и штурмовых лестниц, Рядом ждали своего момента молчаливые колонны сардукаров.

Рабы сильно били кирками по стене, и вот часть стены отвалилась, а они устремились внутрь. Килат послал два лага ахайров, чтобы они перелезли через главную стену по лестницам и переправились к внешним стенам, прыгали на толпящихся рабов и закрыли ворота из города в предместье, а потом спокойно начали их уничтожать. Воины сатрапа поддерживали их, посылая дротики и камни со стен.

Ближайший отряд сардукаров стал протискиваться в узкий проход в стене, втягиваясь внутрь предместья. Тут они вступили в бой с ахайрами, вооруженными короткими мечами, с которыми можно спокойно сражаться среди толпы, а у сардукаров же были огромные тесаки, а для них нужно пространство. В этой стесненной местности сардукарам пришлось нелегко. Ахайры ловко накидывали сети им на ноги и валили их на землю, где и добивали.

Сардукары снаружи стен пытались помочь своим в предместье, но проход был узок, а протискивавшиеся туда сардукары сразу попадали под обстрел лучников и пращников. Тем временем войска, пришедшие из гарнизона Спайсера, получив уведомление о штурме, ударили в тыл сардукаров. Отряд всадников-атлассцев вместе с ассигарами ударили по сардукарам, и отогнали их с большими потерями в лагерь. Потом всадники развернулись и подожгли штурмовые лестницы, ассигары меж тем раздевали мертвых и собирали стрелы и дротики.

К концу дня все атаки на город провалились. В предместье бои закончились гибелью полутора сотен штурмующих, оказавшихся в окружении. Их расстреливали со всех сторон, большинство или погибло от стрел, либо было повержено сетями и зарезано.

Глава 43

Ночью, в темноте сардукары оставались в лагерях за частоколом. Это был час, когда действовали ахайры, проводившие ночи за стенами города. Группами по три-четыре человека, одетые в темные одежды, прячась в кустах или рощах, в канавах или за кустами, они приближались к караулам сардов, нападали на сардукаров и их рабов, резали им глотки, грабили и стремглав уносились прочь. Иногда собравшись вместе в более крупный отряд, они вырезали патрули. Они прятались в засаде рядом с уборными, которые были вырыты за пределами лагеря, и там ловили свою рыбку в мутной водице. Бывало, что они проникали в сами лагеря, залезали в крайние палатки сардукаров и тихо вырезали там всех.

Рабы сардов так боялись наших ахайров, что не смели отходить от лагеря ночью. Таким образом, ночью посыльные могли без боязни перемещаться из города во внешний лагерь и обратно, и ни одного сарда не попадалось им по дороге.

На следующий день Данак послал к лагерям сардов двести лучников на дромадерах под командованием молодого мохава по кличке Сарландан. Этот эмир оказался удивительно спокойным и рассудительным для своих лет. Уже несколько лет он служил в але дромадеров на юге Миттании, и сразу после начала войны отправлен в Спайсер. Местный климат оказался очень плох для верблюдов, и алу Сарландана немедленно перебросили на юг. Здесь же, в полупустынях Южного континента, они оказались в своей стихии.

Согласно полученным приказам дромадеры быстрой иноходью обошли небольшой холм, на котором находился один из лагерей сардукаров, а потом окружили его кольцом. Из лагеря, хватаясь за оружие, выскочили всполошенные сардукары; пытаясь в темноте понять, что происходит, они метались под градом стрел из стороны в сторону. За четыре минуты дромадереры выпустили четыре тысячи стрел в мечущихся сардукаров и убили или ранили половину из них, но как только начали прибывать сардукары из соседних лагерей, дромадеры ускакали прочь, продолжая на скаку посылать во врага смертоносные стрелы. Причинив заметный ущерб, отряд мохавов вернулся в лагерь без единой царапины.

Через несколько дней ала Сарландана совершила еще одну такую же вылазку и с ними отправились несколько сотен конников, чтобы обучаться тактике подобного боя. Они и в этот раз окружили небольшой холм, перестреляли сотни сардов и отступили. Конники прикрывали отход неторопливых верблюдов, атакуя врага дротиками. Прошло еще несколько дней, и другой отряд дромадеров с конниками проделал тот же самый трюк. Во время этих внезапных атак сарды потеряли около четырех тысяч человек — в основном, правда, рабов. Но враг не сделал нужных выводов. Лишь через несколько месяцев они начали делать внешнюю стену, чтобы защититься от таких нападений. Но потери в рабах у них уже были столь велики, что построить циркумвалацию у них так и не получилось.

В итоге сардукары были вынуждены сократить количество своих лагерей с десяти до трех, разместив их таким образом, что окружить и обстрелять каждый лагерь стало невозможно. Зато их стало проще блокировать! Загнав сардукаров в лагеря, Данак переключился на уничтожение фуражиров сардукаров и их транспортов. Он послал три эскадрона всадников и алу Сарландана на охоту за караванами, и они устроили настоящую мясорубку. Сарды были вынуждены перейти к снабжению своей армии исключительно по реке. Однако и это не помогло. Баржи поднимались вверх по реке с помощью команд рабов-бурлаков. Наши конники уничтожали этих рабов или захватывали их, так что движение по реке оказалось невозможным. Закрепляя успех, Данак построил ниже по течению реки аванпост из двух башен и перегородил реку цепью. Движение по реке после этого полностью прекратилось.

Сардукары в лагерях под Лар-адо стали голодать. Не имея возможности пополнить запасы, они начали есть своих рабов. Тем это ожидаемо не понравилось!

У нас было много пленных рабов — сардов, и мы много узнали от них о сардукарах. Нам удалось завербовать их на свою службу и послать несколько шпионов в лагерь сардукаров. Они договорились, что рабы убегут в город, и там их примут.

Днем, когда сардукары отправили рабов на работы за пределами лагерей, Данак выслал в бой отряды конницы и ахайров. Рабы подали им знак, что они сдаются. Получив ответные условные знаки, рабы бросились к воротам города, который впустил их внутрь, а всадники и ахайры прикрыли их уход. Всего больше пяти тысяч военных рабов бежали из лагерей сардов.

Положение сардукаров оказалось отчаянным — продовольствия не было, взять его тоже было неоткуда. Через два дня они предприняли массированную атаку, пытаясь разбить стены города самодельными таранами из бревен. Им удалось взломать ворота, но за ними была баррикада, которую сардукары не преодолели — их со всех сторон обстреливали и закидывали камнями.

Понеся потери, сардукары заперлись в одном из лагерей и уже не выходили оттуда. Они съели всех оставшихся рабов и начали убивать и есть друг друга по жребию. Вариант отступить или сдаться они не рассматривали.

В это время поступили сведения о подходе второй армии сардукаров. Сарды сконцентрировали более 20 тысяч голов сардукаров — гигантская армия! — и столько же вспомогательных сил в городе Эрастан, находившемся примерно в 60 фарсангах южнее Лар-Адо, и большое количество осадных машин.

В Спайсер в это время поступило два отряда наемников-канаков, в 700 и 1300 голов, лучники и фаланга. Основные силы Миттании еще шли на марше, растянувшись от Митты до Ниланда, и явно не успевали прибыть до того, как вторая армия сардукаров подступит к Лар-адо.

Данак решил постараться уничтожить остатки армии сардукаров, чтобы не позволить им соединиться с подходящими войсками. Но атака на их лагерь не удалась — находясь за укреплениями, сардукары были почти неуязвимы.

Вскоре вторая армия сардукаров подступила к городу. На этот раз тараны следовали вместе с ними, так что разрушить их, как прежде, не получилось.

После массированного штурма Лар-адо пал. Сардукары снесли его полностью, не оставив камня на камне, и незамедлительно двинулись к Спайсеру. Килат, остававшийся в городе, и все его ахайры погибли.

Объединенная армия сардукаров насчитывала около 24– 25 тыс. голов сардукаров и под 20 тыс. рабов. Вся эта масса двинулась к Спайсеру через караванный путь, протяженностью около 30 фарсангов. Это довольно извилистая дорога шла через пустыню, горный хребет и джунгли прибрежной части Берега Пряностей.

Части своих войск Данак приказал вернуться в Спайсер для его защиты. Часть он оставил в джунглях, чтобы применить их для действия по коммуникациям врага.

Здесь он получил сообщение от стратегов Миттании о подходе наших сил.

Сарды с трудом продвигались по караванной тропе в горной местности. Наши войска постоянно нападали на них из засад, задерживая и нанося урон.

Стратеги Компании Южного моря — Тарик Аз-Унал, командир кавалеристов– атлессцев, Саал дем Маннсаар, командир «Жнецов», Донни Жове, командовавший наемниками– канаками, первым делом укрепили стены города, надстроив их и расширив основание. Положение города было непростым. Стены Спайсера были невелики по высоте и протяженности — это был просто торговый форт — и применения осадных машин они не могли бы выдержать. Также был резко углублен и расширен ров, и добавлен частокол — дополнительные укрепления. Были подготовлены амфоры с продовольствием, все гражданские — отправлены за море.

Осада Спайсера шла уже 2 года, когда корабль с моим модулем (и телом) вошел в гавань города. Конечно, я много раз подумал бы, вступать ли мне в осажденный город, но я был в стасисе, а атуры выполнили ранее данный им приказ. Впрочем, ситуация была не настолько опасной, как могло бы показаться — у сардукаров не было (и не могло быть) флота, так что я всегда мог покинуть город, выйдя в море. Конечно, могло быть так, что враг пойдет на штурм во время непогоды, когда выйти в море невозможно, но тут можно было выйти в бухту, и встать на якорь под прикрытием мола, а дождавшись хорошей погоды — уйти.

И вот я здесь. Среди жары, духоты, и смертей.

Сарды уже несколько раз пытались подтянуть от Лар-адо осадные машины, но моим войскам удавалось атаковать и уничтожить их на марше. Тут, главным образом, успех зависел от наших всадников — несколько ал атласцев атаковали врага на марше, уничтожая обозы и подкрепления, и немедленно отходили, не отягощая себя никакой добычей. Атласцы действовали в пустыне, а в горах и джунглях стратег Данак применял ахайров и ассигаров, внезапно атаковавших обозы на узких горных тропах.

Основа защиты города лежала за его пределами. Активные действия наших отрядов снаружи, наносившие постоянные удары по сардам, не позволяли городу пасть. Ахайры тревожили врага ночью, то и дело нападая на их лагерь.

Впрочем, главные потери врагу наносило не железо.

Войско сардов испытывало сильные проблемы с продовольствием. Оно портилось в очень влажном климате Спайсера. У них начались болезни — как я понял, это была малярийная лихорадка.

Огромная армия сардукаров стала голодать. Мы получали подкрепления и продовольствие по морю, что для сардукаров было видимо новой, неизвестной им тактикой — ведь никто не строил города на море! Со стен мы видели что у противника ежедневно хоронили умерших — скорее всего, от болезней. Похоже, сардукары привыкли к более сухому и прохладному климату — и теперь несли потери от характерных для джунглей болезней.

Через 5 дней после моего выхода из капсулы мы поймали раба, бежавшего из лагеря сардукаров. Он сообщил что у сардукаров огромные потери от какого то желудочного заболевания, а достать хорошую питьевую воду — целая проблема. Также раб сообщил, что командование сардукаров попытается в ближайшее время штурмовать город, чтобы прекратить эти потери от болезней и покинуть Берег Пряностей.

Действительно, сарды усилили обстрел из скорпионов и катапульт, а рабы сардов активно пытались засыпать рвы перед городом. Также мы увидели, что сарды пытаются сделать несколько подкопов, но было понятно что шансов на успех они не имеют — с одной стороны их неминуемо затопит море во время приливов, с другой — скалистый грунт не позволит им далеко продвинуться.

В нескольких местах противник подготовил дорогу для осадных башен и таранов.

Решив подняться на стены и самому посмотреть на это, я разглядел в полуфарсанге от стен какие-то деревянные сооружения на колесах. Их тащили в нашу сторону быки. Эти сооружения окружали тучи рабов и небольшие отряды сардукаров. Они походили на башни с внутренней лестницей и были установлены на платформах. Казалось, башни высотой были высотой с наши стены! Там также было очень много штурмовых лестниц, которые тащили рабы-пехотинцы, а за ними двигались рабы с фашинами и повозки с шестами и досками. Стало ясно, что сарды намеревались заполнить часть рва фашинами, а затем передвинуть эти странные башни по настилу или гати, которую проложат на фашины, а потом взять стены штурмом. Там двигалось также четыре более низкие сооружения, покрытые конскими шкурами, из которых выдвигался вперед штырь с железным наконечником. Я понял, что это и были тараны — стенобитные орудия. Бревно раскачивали на канатах внутри сооружения. Сарды собирались бить в стены, чтобы пробить в них отверстия.

Сарды выбрали место для нападения неподалеку от ворот. Стратеги немедленно начали укреплять соседние башни и устанавливать там все имеющуюся у нас машинерию — скорпионы, катапульты, и «вороны» — это машины, которые захватывают верх тарана, когда тот наносит удар, с помощью каната отводят его в сторону, и все сооружение переворачивается. Вороном можно повалить и осадную башню.

Я предложил стратегам совершить диверсионную вылазку ночью и отравить сардукарам источники воды. Как рассказал тот же раб — перебежчик, воду они стараются брать из ручья, стекающего с гор в районе лагеря.

Ночью отряд ахайров протащил и утопил в этом ручье дохлую корову. Не знаю, увеличило ли это потери сардукаров, но штурма города так и не состоялось. Подозреваю, что им здорово поплохело.

Между тем, мне нужно было покинуть Спайсер уже в ближайшее время. Главная цель моего визита в эти места состояла не в том, чтобы наблюдать за обороной Спайсера. Меня в основном интересовала страна Ниланд, и возможная встреча с ее правительницей — Первой Леди, как ее называли канаки. Я знал, что ее выход из стасиса состоится в ближайшее время, и был готов к встрече. Из Спайсера я отправил личное послание на английском языке, которое должны были вручить ей сразу же после выхода из стасиса. Я был твердо намерен встретиться с ней и переговорить.

Переход на корабле занял 12 дней. Впервые я плыл по Южному морю без капсулы и цилиндра, находясь на открытой солнцу и ветру палубе транспортного корабля. Флагман Компании Южного моря — «Дромадер» — уже успел доставить меня в Спайсер, но это путешествие я провел в капсуле, а вот сейчас стоял на баке у рулевого весла.

Корабль имел сто пятьдесят локтей в длину и сорок — в самой широкой части. У него было три мачты с прямыми парусами, и тридцать пар весел. Намного крупнее и лучше той посудины, на которой я плавал по северным водам, добираясь до жилища Иена. Впрочем, принципиальной разницы нет — хорошего шторма эта посудина явно не выдержит, не говоря уже о цунами. Рискую…Впрочем, навигация в этой части Южного моря достаточно простая — нужно преодолеть пролив шириной около 60 фарсангов, отделяющий Южный континент от Ниланда, а дальше можно было идти вдоль берега до самого устья Ары, укрываясь от шквалов за островами и в шхерах.

Пройдя пролив — это самая опасная часть плавания, сейчас мы могли видеть гористые берега страны Нилан (Ньюланд). Как и везде, берега выглядели пустынными — люди старались селиться подальше от берега, который то и дело атакуют цунами. Однако и деревни рыбаков, и лодки рыболовов и торговцев все же периодически попадались на пути нашего флота.

Караван состоял из трех дюжин судов, перевозивших мешки со спайсами. Несмотря на войну, торговцы с юга умудрились доставить свой груз на пустынный берег в двадцати фарсангах от Спайсера. 600% прибыли сами себя не заработают, знаете ли. Спайс маст флоу. Черт, где я это слышал?

Подали обед — сушеное мясо и галеты. Ни рыбы, ни морепродуктов не было. Я хотел тут было искупаться — привязать себя веревкой к кораблю и поплавать за бортом, телепаясь за кораблем. Но мне сказали, что в это время года в этих широтах не купаются, не ловят рыбу и стараются даже не заходить в море, поскольку оно отравлено. Возможно, какие то микроорганизмы выделяют токсины. Ночью море немного фосфоресцировало, серебрясь в лунном свете, и выглядело совсем умиротворенным, но к вечеру обычно ветер крепчал, и мы шли с хорошей скоростью вдоль берегов.

Утром мы увидели порт Нихавена и вскоре швартовались в торговой гавани города. Как часто бывает, сам город размещался сильно выше, на горе, там где волны цунами его не достанут, а у моря оставались только причалы и временные склады.

В страну канаков я вступил, высадившись с корабля в порту Нихавена.

В порту нас ждал полуморион ахайров, представители Компании Южного моря и наш посол в Ниланде. Сойдя на каменистый, поросший пальмами берег, я первым делом сменил одежду, — моя уже много дней была мокрой от соленых брызг моря. Мне подали палантин, запряженный, наверное, полусотней рабов. До резиденции Первой леди надо было еще доехать!

Сидя в палантине, я наблюдал за хорошо возделанными полями ямама, сого, фиено, ананасов, сахарного тростника и каких-то еще овощей и фруктов, названия которых я не даже знаю. За мною двигалась охрана из ахайров, а спереди дорогу разведывал отряд всадников — атлассцев. Сидящий напротив посол Данак рассказывал мне о стране, деятельности нашей компании в ней, и, разумеется, все, что он знал о цели моего визита — Первой леди канаков.

Итак, зовут ее Джилли. Она живет в горах, в нескольких фарсангах от столицы страны — Джафриланда, и никогда не выбирается оттуда. Использует базовый цикл капсулы, двадцать лет/двадцать дней. Вышла из стасиса два дня назад, и ей уже доложили, что я еду к ней.

Несмотря на такое затворничество, она пользуется уважением аристократов и достаточно крепко держит власть в своих руках. Как я понял, основа ее власти — как и у меня, религиозная. Она пытается привить в стране христианство, и весьма небезуспешно.

Узкаяя дорога становилась все круче и каменистее. В таких местах палантин с рабами полезнее чем что-либо, запряженное животными — люди хотя бы понимают, что груз надо держать ровно даже на самом крутом склоне. Сначала мы шли практически в джунглях, затем по мере подъема все выше флора сменилась — появились хвойные, давно не виданные мною деревья, — сосны и кипарисы.

Путешествие уже начало утомлять меня (мы шли с раннего утра без перерыва), когда, уже под вечер, среди деревьев показалась гладь горного озера и большой бревенчатый дом. Охраны не было видно, но, несомненно, она была рядом.

На террасе сидела невысокая полноватая женщина европейского вида, лет пятидесяти с лишним, с четко очерченным, тяжеловесным подбородком типичного англо-саксонским лицом. Седые волосы собраны в аккуратный пучок, а одежда заставляет вспомнить библейские истории. Серые глаза настороженно смотрят на меня сквозь очки в толстой оправе. Этакая миссис Даутфайер в стиле кантри.

Глава 44

— Добрый вечер, мэм.

— Здравствуйте, мистер Константейн. Как вы доехали? О, вижу, с комфортом! Пройдете в дом?

Я вошел вслед за хозяйкой. Дом из толстенных бревен выглядел атмосферно, и очень подходил к этой горной местности. Из огромного количества полезной и бесполезной информации, полученного мною из файлов капсулы, я помнил, что такой стиль называется то ли «тимберлейк» то ли «тимберфрейм».

— У вас прекрасный дом, мэм.

— О, можете звать меня Джилли. На самом деле, это детище Джеффа. Я бы предпочла что-то более традиционное, может быть, обычный фрейм, но Джефф так хотел дом именно в этом стиле! Говорил, что любой другой вариант для Северного Вайоминга не подойдет, испортит весь пейзаж. Он был страшный идеалист. Присаживайтесь! И она указала на кресло у камина.

Сев в него, я осмотрелся. Над камином висело несколько фотографий. Самая большая стояла в рамке на каминной полке — на сильно выведшем снимке угадывалась Джилли, моложе лет на 20, с прической в стиле «рэйчел», и рядом с ней высокий бородатый мужчина с клетчатым пиджаком, перекинутым через плечо.

— Это ваш муж, миссис… Джилли?

— Да, мы тут с Джеффом после концерта Синди Лаупер. Боюсь, фото скоро совсем выцветет!

— Попробуйте залить смолой. Со временем должен получится янтарь.

— Спасибо за совет, но, пожалуй, не рискну. А у вас хороший английский, мистер Константайн!

Соврала. Откуда он у меня? Я уже столько лет не практиковался. Хотя, если сравнивать с канаками, чей язык скорее напоминает английский, чем им является, то да, на их фоне, наверное, и я неплох.

— Спасибо!

— Не могу сказать того же о манерах.

— Простите?

— Я не ожидала вас увидеть здесь. Ни вас, ни ваши войска. Не могу сказать, что я действительно рада такому визиту.

— Я уже объяснил ранее в письме. Я покину Ниланд сразу же после нашей беседы.

— Даже чаю не попьете? — спросила она ехидно.

— А есть чай?

— Нет.

— ОК, значит не попью.

— Найдете — пришлите мне. И шоколад, обязательно, шоколад!

— Не уверен, что у меня получится…

— О, будьте спокойны. С вашими талантами вы определенно вас ждет успех. Разыщите какао и сделаете его крайне маржинальным товаром.

Хм, почему-то это прозвучало, совсем ни как комплимент.

— Вы против торговли?

— Ни в коем случае!

— Ну, тогда я полагаю, что все ОК?

— Вы убили моих людей. Это то, о чем я на самом деле хотела с вами поговорить, мистер Константайн. И это далеко не «ОК».

— Я сожалею. В своем письме я все объяснил и извинился. Если его вам не передали…

— Моя страна потеряла три армии и два города. Десятки тысяч молодых людей погибли. Вы полагаете, что можно просто извиниться?

— Люди умирают каждый день. Сегодня они все уже были бы мертвы, даже если бы их не убили.

— Так можно оправдать все что угодно, вы не находите?

— Мы не можем ничего изменить в этой ситуации. Фарш не провернуть назад. Я сожалею, что так произошло, но, черт возьми, давайте двигаться дальше!

Она посмотрела на меня как-то испуганно — враждебно.

— Куда мы двинемся дальше вместе с чертом?

Ну вот, пожалуйста. Она еще и религиозна.

— Мы здесь, для того чтобы способствовать прогрессу. Я всячески пытаюсь построить более развитое общество.

— Пока у вас получилось построить как можно более кастовое общество, насколько я знаю!

— Прогресс не всегда идет прямым путем.

Она скорбно посмотрела на меня.

— Хотите манговый сок?

Похоже, она решила снизить градус дискуссии.

— Конечно.

Она кивнула девушкам, стоявшим поодаль,

Я тоже решил для разнообразия поговорить на отвлеченные темы.

— Джилли, а почему вы носите очки? Меня капсула излечила сразу же!

— У вас, вероятно, была близорукость. Машина распознала и откорректировала ее. А у меня старческая дальнозоркость. Медицинское оборудование капсулы, очевидно, приняло ее за норму. С возрастом очень многое меняется, мистер Константайн. И здоровье, и взгляды на жизнь. Вам еще только предстоит ощутить это!

— Я понимаю.

— Вы понимаете, но не о щ у щ а е т е. Это разные вещи!

Служанка подала нам сок в широких кокосовых скорлупах, отдельно подали колотый лед.

Я был поражен.

— Откуда у нас лед?

Первая бабка слегка усмехнулась.

— Немного школьной физики, детство на ранчо, любовь к мороженому. Вуаля!

— Вы преподавали физику?

— Нет. Учила. В мое время было принято учится в школе, а не в ю-тюбе.

— Чем вы занимались до Сдвига, Джилли?

Она грустно посмотрела на меня.

— Последние двадцать лет моей прошлой жизни я была домохозяйкой. Мы с мужем проживали в доме на озере, в горах северного Вайоминга. Шестьдесят акров собственного леса, два акра водной глади, двенадцать миль до цивилизации.

— Прекрасное, должно быть, место!

— О, да. Оно и сейчас прекрасно. Вы находитесь посреди него!

— То есть, то место где мы сейчас сидим…

— Да, перенесено в полном объеме. Лес, правда, сильно изменился — белый дуб и клены не выдержали этой жары. Зато теперь я могу видеть пальмы — почти как в Аррубе. Хотите кекс?

Кекс мне не хотелось, но я подумал, что пожилой даме хочется похвастаться своей выпечкой, и я кивнул.

— И как вы оказались в капсуле?

По лицу Джилли было видно, что она недовольна вопросом. Похоже, ей не очень-то нравились эти воспоминания.

— Когда все случилось, мы с Джеффом жили нашими запасами — у нас была полностью набитая кладовка — а еще муж охотился на оленей. У нас было старое радио и генератор, и мы слушали эфир и подавали сигналы на разных частотах. Ракета прилетела через несколько недель, и устроила пожар на холме напротив озера. Не заметить ее было невозможно! Мы тщательно изучили послание. В домашнем компьютере у нас был переводчик со всех языков, даже с эсперанто — вот уж не подумала бы, что это когда-нибудь пригодится! В общем, оказалось, что это женская капсула. Я не хотела покидать Джеффа, видит бог, любое другое решение было бы для меня более простым. Но пришлось пережить и это…

— И вы стали правителем.

— Благодаря Джеффу. После моего ухода в капсулу он встретил группу людей, называвших себя канаками. Он объяснил им, что я выйду из капсулы в установленное время, и они меня встретили. Так, раз за разом, меня встречали все более и более торжественно.

— Понимаю. Сам прошел через это.

— Вряд ли. Вы мужчина. Вам было проще. Но господь помог мне. Кстати — кто такие Небесные боги?

Я удивился вопросу.

— Да никто! Так я назвал команду корабля, пославшую мне — и вам — капсулы выживания.

— Вы происходите из христианской страны. Зачем вам понадобилась эта выдумка? Вам в СССР не рассказывали о боге? К чему это язычество?

— Когда я родился. СССР уже не было. Про бога мне, конечно, рассказывали. Просто так сложилось, что выдумка оказалась удобнее.

— Не понимаю. Может быть, вы мне объясните, как это получилось?

— Люди спрашивали меня, кто я и откуда. Кто послал меня. Ну а я — как и вы, полагаю — исполнял инструкции капитана Алехадо и команды корабля Артемида. Я и сейчас пытаюсь им следовать. Я назвал их Небесными богами — потому что они на небе, и потому что для тех дикарей, которые меня окружали, они, несомненно, были богами.

— Может быть, кэптена Алехадо тоже кто-то вам послал? И этот кто-то был действительно богом? Зачем эти выдумки — нельзя было сказать правду?

— Какую? Про Иисуса? Или Аллаха? Или Будду? Или Шиву?

— У человека христианской традиции не должно возникать таких вопросов!

— Я должен был рассказать им о Христе? Но как? Вы уверены, что Иисус вообще посещал ЭТОТ мир? И тут были город Иерусалим, Вифлеем, Тайная Вечерня, Голгофа? Вам не кажется что тут у нас, как это говорится… «новое небо, новая Земля»? Как рассказать историю, которой не было? Что сказать, если событий, которые мы знаем по Евангелию, в этом мире не происходили! А еще — вы бы видели этих моих слушателей. Представляю их реакцию на идею подставить другую щеку — вот бы они ржали!

Джилли скептически посмотрела на меня, размешивая сок соломинкой.

— Мне это не помешало. Просто следовало дождаться слушателей, готовых принять правду. Ведь дело же не в том, как там сложилось в Иерусалиме тысячи лет назад. История в Евангелии — это рассказ о том, кем в действительности был Иисус, как он поступал во имя своего Отца, и во имя людей, что он пережил, во имя чего он умер. Нужно было донести до людей Десять заповедей, слова Отче наш, те послания, которые несло нам Евангелие, его смысл, а не форму.

Хм. Похоже, эта тема ее очень задевает.

— Вы правы, Джилли, я проявил ребячливость, столь легкомысленно относясь к спасению душ своих поданных. Надеюсь, вы поможете мне все исправить.

— Главное это ваше желание!

— Знаете, я не так давно объявил о свободе вероисповеданий в своей стране (она одобрительно кивнула), и полагаю, что ваши приесты могли бы прибыть с миссией и основать в Митте, нашей столице, храм истинной веры. Обещаю безопасность и полную поддержку. Если у вас священники такие же серьезные ребята, как и воины — язычество ждут плохие новости!

Она польщено улыбнулась.

— Кроме шуток, у вас неплохая фаланга. На моих стратегов она произвела впечатление!

— Спасибо. Я хорошо училась в школе, и еще мне нравился фильм «Александр».

— Вам не нравилось случайно фильма про автомат Калашникова? На самом деле я хотел сказать «Паровоз Стефенсона», но вот именно сейчас автомат Калашникова мне чуточку нужнее.

Она усмехнулась, сверкнув стеклами очков.

— Да. Я слышала о ваших затруднениях на юге.

— Нет, вы, наверное, недостаточно слышали. Тот парень — натуральный маньяк. У него какое-то фашистское государство, и сам он, как говорят, редкий мерзавец.

— Хотите вовлечь меня в свой крестовый поход?

— Я, прежде всего, хочу взаимопонимания. Наша многолетняя война, в которую меня так неудачно втравила императрица Пак, многому меня, знаете ли, научила. Я надеюсь, что такого не повторится и намерен сделать для этого все возможное. Даже вот приехал к вам, незваный.

Она посмотрела скептически, но, в целом, доброжелательно.

— Так чего вы ждете от меня?

— Мне нужна операционная база на вашей территории.

— Я смотрю, у вас очень гибкая мораль, мистер Константайн. Могу ли я быть уверена, что мы говорим об одном и том же?

— Простите? Не понял смысла ваших слов…

Она подобралась в кресле, усаживаясь поудобнее, и, очевидно, собираясь с мыслями.

— Вы говорите, что не претендуете на земли Ниланда. Допустим. Вчера вы не претендовали и на город Ма-рао, но, полагаю, потом что-то изменилось, и вы решили, что этот городок будет лучше смотреться в границах вашей империи, а не так, как это было ранее?

Хм. Нехороший заход. Наш разговор постоянно принимает какой-то неправильный оборот! Впрочем, никто не обещал, что будет легко.

— Джилли, неужели вам действительно так дорога роль королевы варваров? Вы принимаете так близко к сердцу потерю этих городов? Ведь это были не ваши города, их основали ляо. Но самое главное даже не в этом. Мы здесь не для того, чтобы воевать из-за каких-то городков. Наша задача — развивать местное население, способствовать прогрессу. Мы забываем это. Мы упускаем это из виду в погоне… — тут я запутался, подбирая английские слова.

Джилли выслушала мой спич, несколько иронично посматривая поверх своих узких линз.

— Не могу согласиться, мистер Константайн. У нас тут двоякая роль. Мы носители знаний, но еще и правители. Нам приходится соответствовать обеим этим ролям, и роль правителя — важнейшая. Не справившись с ней, сложно рассчитывать на успех в других начинаниях. Тут не любят лузеров, впрочем, как и везде.

— Но надо правильно расставлять приоритеты…

— Конечно. Процветание подданных говорит о правильности выбранного пути. Но если они теряют города и гибнут в битвах, если их подло убивают спящими — похоже, это нечто, противоположное процветанию, вам не кажется?

— О-кей, о-кей. Вы хотите гарантий, что мы не навредим вам, находясь на вашей территории. Я готов их дать в любом виде!

— И как это возможно?

— Давайте же обсуждать проблемы такого рода очно, я уверен, что мы всегда…

— Аргументы в пользу своей правоты вы найдете всегда. А если оппонировать себе будете только лишь вы сами, очень быстро вы признаете их весомость. С самим собой всегда можно договориться. Вот я — и все мои подданные — считаем, что вы должны вернуть Суфенг и Ма-рао государству Ниланд. Вы считаете иначе, и вряд ли мне удастся вас переубедить. Не так ли, мистер Константайн?

— Эти люди сами выбрали свою судьбу. Они никогда не собирались быть частью Ниланда! Я лишь немного помог им, не более того.

— А где гарантии, что завтра еще один, или даже несколько моих городов вдруг не решат, что не желают быть частью Ниланда?

— Давайте поговорим о гарантиях! Давайте установим твердые границы, признаваемые и нерушимые. Я готов дать любые гарантии!

Джилли слегка усмехнулась.

— Каким образом это возможно? Когда-то люди обменивались заложниками как гарантией мира. Горные племена Ниланда до сих пор так делают. Но чем обменяемся мы? У вас нет подходящих родственников, чтобы направить их в Ниланд?

— Конечно, нет. Давайте попробуем добиться сближения наших культур, и я уверен, что многие проблемы отпадут сами собой. Нам следует стремиться к открытому обществу, со свободным движением товаров, услуг и идей. Не стоит устраивать из страны осажденную крепость, особенно если ее никто не осаждает!

— Но никто и не ожидает, что я сама пущу хорька в курятник, не так ли? Если я разрешу вашему лагерю оставаться в стране, рано или поздно начнутся проблемы. Грабежи, мародерства, потравы полей, и прочее. Мои люди не поймут такого

— Грабежи и мародерство нельзя исключить совсем, но можно и нужно держать под контролем. Каждый случай должен расследоваться и пресекаться. Я предлагаю сделать совместный суд, расследующий преступления между канаками и миттанцами– на паритетных началах. Наши подданные неизбежно будут контактировать, хотим мы этого или нет!

— В нормальной ситуации будут контактировать торговцы, а не люди с копьями!

— Послушайте, вы, конечно, правы. Эта война не нужна и мне. Но я столкнулся с проблемой невиданного масштаба и опасности. Этот тип убил уже двух Бессмертных. Двух. Убил. Вы можете такое представить? Вы действительно думаете, что я просто так покинул свою комфортабельную резиденцию в лучшей части моей страны и отправился на край света по морю, рискуя словить цунами или кораблекрушение? Если меня постигнет неудача, война рано или поздно придет и в Ниланд. Этот тип не захочет останавливаться. К чему ему прекращать завоевания, если все так прекрасно получается? Практически, мы воюем сейчас и за вас тоже.

Джилли сидела, поджав губы. Очевидно, слухи о южном монстре уже доходили до нее. И сейчас она мысленно прикидывает баланс интересов и рисков, чтобы принять верное решение.

— Надо же, как летит время в вашей компании, уже стемнело! — наконец промолвила она, бросив выразительный взгляд на темное окно. Как это бывает в тропиках, ночь наступила почти без перехода — солнце зашло, и, бац — уже тьма.

Джилли поднялась с кресла.

— Предлагаю вам поужинать и отдохнуть, а затем мы непременно продолжим дискуссию. Вы ведь не спите, также как и я?

На ужин нас пригласили в просторную столовую в соседнем помещении. Похоже Леди канаков питалась довольно скромно, не отказывая себе в удовольствии испечь что-то своими руками. Я пил свежевыжатый сок с капкейком, а Джилли тем временем отлучилась «дать распоряжения по хозяйству». Почему-то я думаю, что она в это время усиленно допрашивала своих дипломатов и чиновников по поводу всего происходящего на Южном континенте.

Джилли вернулась в компании двух немолодых канаков — мне их представили как «канцлера» и «министра внешних сношений». Дальнейший разговор приобрел более предметный характер — про детали присутствия нашего лагеря на побережье и перспектив торговли с Югом.

В общем, старушку удалось умаслить. Всю ночь мы вели переговоры по поводу наших поднадзорных зверьков, договорившись по всем основным пунктам.

Во-первых — это то, что интересовало меня больше всего — нам удалось договориться о научном взаимодействии. Мы обменяемся всеми научными текстами, какие найдем в наших библиотеках, картографической информацией, переведя все на иглиш и эсперанто. В дальнейшем такие обмены будут постоянными. В столицах откроются постоянные миссии, где будут помогать путешественникам, купцам, переводчикам. Каждая из сторон пришлет в эти миссии группы молодых аристократов, которые изучат язык и обычаи страны пребывания. Мы избегали термина «заложники» но по сути это были именно они — ведь даже если правители не хотят воевать друг с другом, у их подданных может быть другое мнение!

Во-вторых, в военной сфере также все вполне мажорно. Группа атлассцев должна будет научить канаков разведению лошадей и их выездке. Также мы предоставим чертежи военных машин. В обмен мы получим военную новинку канаков — мощные композитные, из дерева и кости, луки, способные отправлять стрелы на тысячу локтей. Если мне удастся применить эти луки на дромадерах — результат будет просто превосходен.

Торговля между странами вполне успешна, и будет еще успешнее — без пошлин и лишнего контроля. Джилли теперь принимает участие в Компании Южного моря. Сторговались на 25%, хотя она хотела 40. Очень практичная особа эта Джилли…

И, то, что особенно заинтересовало мою немолодую визави — подготовка группы священников Церкви Иисуса в Ниланде для отправки в Митту — обучение языку эсперанто, основные тезисы сектантов– навигитов, и как им можно возражать. Будем лечить подобное подобным…

На следующий день, пока я ждал окончания подготовки к отъезду, Джилли вручила мне кулек кукисов (конечно без шоколада) и рукописную Библию. Похоже, она переписывала ее сама.

— Большое спасибо. Но не стоило так себя утруждать — ведь Библия есть в файлах модуля, и я уже читал ее.

— Там нет откровения Иоанна Богослова. Я переписала ее из собственной Библии, уже развалившейся от времени.

— Откровение…это «Апокалипсис»?

— Да. Так его тоже называют. Не находите, что это актуальное послание, в свете того, что с нами приключилось?

— На самом деле, я так не думаю. Если я правильно помню, там же должен быть Божий суд, не так ли? Но, мертвые не встали во плоти, а живых не построили на суд вместе с ними. Как минимум, вы, я и видимо, еще несколько человек из прежнего мира продолжают дышать и размышлять. А ещё есть люди из другого мира с параллельной историей, которые тоже вполне себе живы. Нет, что-то другое, о чём не сказано ни в священных книгах, ни в научных трудах!

— Библия, это такая книга, которую полезно иметь под рукой, молодой человек — назидательно сказала Джилли, поблескивая своими линзами. — Столкнувшись лицом к лицу с чем-то необычным, опасным, пугающим, сбивающим с толку — обратитесь к мудрости, заключенной в ней. Люди делали так тысячи лет, и, поверьте, они были не глупее нас!

— Еще раз спасибо, Джилли, спасибо за все. Надеюсь, мы наладим отношения наших стран в наилучшем виде!

— Счастливого пути, и заглядывайте иногда в Евангелие. Там больше ответов, чем может показаться!

— Прощайте, Джилли. Надеюсь увидеться с вами вновь.

* * *

Путь к побережью мы проделали за то же примерно время, но, как всегда бывает, обратная дорога показалась короче. Дорогой я снова потренировался езде на лошади– вскоре это может сильно пригодиться. В нашем лагере меня ждали отряды наемников — канаков, уже набранные для войны на юге. Прекрасные войска, со своими офицерами и боевыми традициями, но, как и все наемники, дорогостоящие. Было набрано также немало моряков и погонщиков — для организации снабжения. Хорошо все-таки, когда есть деньги и связи с нужными людьми!

Глава 45

Ход 55

Прошло 731,5 года

Я рассчитал так, чтобы выйти из стасиса за минимальное время — полтора года. Теперь у меня еще 3 месяца активности. Потом придется уйти в спячку на 25 лет — иначе моему бесценному организму будет нанесен вред.

Выйдя на свет божий, я сразу же обратил внимание на обстановку вокруг. Мой модуль размещался в огромном шатре, явно походного вида. Значит, я не в Спайсере. Значит — Спайсер пал.

Встречала меня группа стратегов и лишь несколько гражданских. Среди них — управляющий Компании, глава Спайсера, несколько человек из Лар-адо — видимо беглецы, ушедшие от сардов с нашей армией — и несколько незнакомых лиц, по виду-канаков.

Новостей за полтора года накопилось много — по более, чем бывало за 20 лет мирной жизни.

Несмотря на огромные потери от болезней, сардукары не снимали осады со Спайсера. По данным от перебежчиков — рабов, под Спайсером умерло около 8 тысяч сардукаров — больше трех четвертей осаждающей армии. С такими потерями их войско, разумеется, потеряло боеспособность — и это без решающего штурма!

Но пять месяцев назад к осаждающим пробилось подкрепление — около 5 тысяч свежих войск. После трех штурмов им удалось проломить стены в нескольких местах и войти в город. Начались бои на улицах. Совет стратегов решил эвакуировать наши силы морем, что и было сделано. Сардукары вступили в Спайсер и полностью его сожгли. Меня и войско вывезли на юг Ниланда. Отрадно то, что Джилли с пониманием отнеслась к нашему присутствию. Канаки не атаковали наш лагерь, хотя могли бы воспользоваться ситуацией. Я бы вот, наверное, воспользовался…

Теперь основные наши силы сконцентрированы на юге Ниланда, и готовы к погрузке на суда. Мы собирали их полтора года. Теперь мы можем перебросить на южный континент 26 тысяч голов — копейщики, мечники, всадники — и более 500 боевых машин — жнецы, скорпионы, онагры.

Сразу после первого совещания был назначен смотр войск. На широком поле перед лагерем построены прямоугольники копейщиков, ассигаров, мечников, лучников. Примерно треть армии набрана в Ниланде. Есть отряды, целиком состоящие из канаков, со своими стратегами во главе.

Армия прошла маршем, совершая перестроения — из колонн в фаланги, из завесы ассигаров перед фалангой — в заслоны между морионами копейщиков, а потом в шеренги поддержки за фалангой.

Здесь, наблюдая за подготовкой наших войск, я пришел к четкому и однозначному выводу, что Жнецы — это стопроцентные убийцы фаланги. Удар колесницы, запряженной четверкой крупных лошадей и снабженный косами и серпами, практически неотразим. Конечно, колесницам нужно ровное открытое пространство — но и фаланге нужно такое же место, по оврагам она действовать не умеет. Колеснице нужно место чтобы разогнаться — фаланге тоже нужно много места. Фаланга может пропустить удар колесницы сквозь себя или переколоть лошадей пиками, но это если удар «жнецов» наносится прямо по фронту. А вот если жнецы зайдут с фланга или под углом, то атаку остановить не удастся. Особенно опасно, если колесницы сопровождаются всадниками — они ворвутся внутрь фаланги сразу же, как она расступиться, чтобы пропустить жнецов, и фаланга после этого уже не сомкнется.

Нужно отработать тактику, научить колесничих и всадников выполнять эти удары должным образом «на автомате» — и мы сможем рассчитывать на успех.

Несколько дней прошли в обучении войск, отработке различных приемов атаки и обороны. На исходе недели мне привели необычных посланников.

Министр оффиций явился ко мне под вечер. Прежде всего, он попросил осмотреть все закоулки шатра и окрестностей, чтобы избежать нежелательных свидетелей.

Затем к шатру подъехало несколько закрытых повозок. Служители министра поставили загородки из ткани и прутьев бамбука так, чтобы пассажиры повозок могли пройти в шатер незамеченными.

Шестеро вошедших выглядели крайне необычно. Похоже, это не ляо, не канаки, и не жители Лар-адо. Судя по цвету кожи и одежде, это были сарды!

Вошедшие распростерлись ниц.

— Приветствуем тебя, великий правитель — глава посланников, невысокий человек средних лет, с несколькими шрамами на лице, говорил через переводчика. — Мы просим о милости — выслушать нас благосклонно и непредвзято!

— Говори, — быстро ответил я.

Слушая неспешный, из-за переводчика, рассказ, я рассматривал своих визитеров. Темнокожие, но с европеоидными чертами лица, кажется, на прежней Земле так выглядели жители Восточной Африки. Все худощавого сложения, у многих шрамы на лице, у одного не хватает на руке пальцев. Воины!

— Мы — военные рабы сардукаров. Нас называют «отаку». Двоих из нас взяли в плен ваши воины при осаде Лар-адо. Их оставили в живых, и они смогли вернуться к своим семьям, которые не надеялись уже увидеть их вновь. Мы знаем теперь, что ваши воины не так жестоки, как сардукары. И мы хотим заключить с вами сделку.

Он выжидательно уставился на меня. Казалось, воздух вдруг зазвенел от натянутых нервов присутствующих.

— Сардукары — продолжал он — прикончили больше отаку, чем враги. Они убивают нас по любому поводу, иногда просто для устрашения других. Нас первыми бросают на неприступные стены. Нас первыми пускают на мясо, когда провианта недостаточно.

— Расскажите про этих сардукаров. Кто они?

— Это отдельная раса. Каста воинов. Они живут в фортах — огороженных отдельных поселениях, или огороженных кварталах внутри городов. У сардукаров отдельный язык, они говорят на языке их господина Куива Седератто. Они не общаются с остальным населением — даже спросить «где колодец» или что-то подобное они могут только через своих рабов — отаку. Они женятся и выходят замуж только за людей из своей среды.

— Это что, племя завоевателей?

— Нет. Старики рассказывают, что сардукары изначально — не какое-то отдельное племя, это такие же простые жители долины Сарда. Правитель Куива Седератто больше пятисот лет осуществлял отбор самых высоких и сильных воинов и даровал им самых высоких женщин. Наиболее сильным и высоким сардукарам давались сотни жен, и они должны были производить много, очень много детей. Это продолжалось десятки поколений. Им было запрещено общаться с соплеменниками, они забыли родной язык, став чужими в стране сардов. Их учат, что они должны в любой момент убить любого, кого им прикажут — вырезать родную деревню, сжечь родной город — все, что прикажет командир.

— Может ли обычный сард или «отаку» поступить в сардукары?

— Просто стать сардукаром нельзя — им надо родиться. Правда, раз в год ворота фортов отворяются, и простолюдин, считающий себя сильным и смелым, может войти и заявить, что хочет присоединиться к сардукарам. Его заставят пройти там несколько испытаний, каких именно — никто не знает. Если он их пройдет — он может стать сардукаром. Каждый год честолюбивые молодые сарды заходят в эти форты и не возвращаются. Никто не знает, удается ли им пройти испытания и стать сардукаром, или нет. Их дальнейшая судьба покрыта тайной. Но, некоторые рабы, бывавшие в фортах сардукаров, говорят, что этих людей попросту убивают, заставляя сражаться друг с другом на поединках. Каждый раз им говорят «Убей своего противника, и мы примем тебя», но затем, после поединка, все начинается сначала — новый поединок, якобы последний… и так до тех пор, пока все не погибнут.

— А зачем они это делают?

— Они просто убивают так смелых и сильных простолюдинов. Чтобы некому было возглавить восстание!

— Да это какие-то звери! — возмутился мой министр.

— Они совершенно безжалостны. Их учат есть человеческое мясо — на случай, если в походе начинаются проблемы со снабжением. Конечно, все это — во время войны. В мирное время их кормят хорошо — и они вырастают очень, очень крупными.

Ничего себе, то есть слова «пускают нас на мясо» — это не просто фигура речи!

— Они едят людей?

— Если нет продовольствия, сначала съедают пленных. Потом ловят поселян. Потом — убивают и едят своих рабов. Могут есть и друг друга, но до такого никогда еще не доходило.

— А вы что едите, если нет продовольствия?

— Или пищу, которой сардукары брезгуют, или их объедки.

— Понятно. А как набирают отряды «отаку»?

— Забирают мальчиков из простых семей. Сначала заставляют прислуживать сардукарам… по разному прислуживать. Потом старшины отаку начинают обучение военному делу. Мы служим носильщиками в походе и легковооруженной пехотой в бою. Копьеметчики, пращники, — все это мы. Ну и просто делаем то, что приказывают сардукары — чистим снаряжение, рубим дрова, готовим еду, разбиваем лагерь, делаем в нем всю работу, носим снаряжение. Благодаря нам они могут очень быстро проходить огромные расстояния.

— И зачем вы пришли ко мне? Что вы хотите?

На некоторое время повисло молчание. Казалось, темнокожий отаку со шрамами на лице не решается произнести то, ради чего они явились в наш лагерь. Его губы в волнении задрожали, глаза выдавали сильнейшее душевное смятение.

Наконец, заговорил другой посланец — высокий, очень худой, сильно сутулящийся отаку. Выглядел он как очень пожилой, но на самом деле был скорее среднего возраста — просто состаренный жизнью. У него отсутствовало одно ухо — так сардукары наказывают своих рабов.

— Мы хотим, чтобы ты убил правителя сардов и победил его войско — перевел мне толмач.

Однако!

— Хм. А вы прям очень верные подданные, не так ли?

Высокий отаку выдержал мой взгляд.

— Он — это зло, отец зла и сын зла. Он убивает всех, кто ему не нравится. Его слуги убивают и берут себе все что захотят. Его власть невыносима. Мы ненавидим его сильнее, чем любим свои жизни.

Глядя на него, я почему-то ему верил.

— Мы поможем тебе, бессмертный. Во время боя дай нам знак, и мы расступимся и пропустим твои войска. Ты сможешь ударить им в тыл.

— Отаку всегда прикрывают фланги — вновь подал голос старший из послов — и мы сможем сделать так, что это прикрытие убежит, или даже перейдет на твою сторону.

— Не вижу в этом толку. Сардукары могут сражаться в окружении также мужественно, как и обычно. Окружать их бесполезно. Что вы еще можете предложить?

Посланники мрачно смотрели в пол.

— У нас ничего нет. Мы нищие. Правитель забирает все, что есть у нас.

Пожилой посол вновь поднял глаза.

— Наши силы не стоит недооценивать. Сардукары сильны, и в бою тебе не помешает несколько тысяч лишних крепких рук! А ненавидим мы их так, как никто никого в целом свете!

Ладно. Я действительно ничего не теряю. Конечно, познакомиться с этим Куива-как-его-там было бы полезнее, чем убивать, но, похоже, это настолько злобный мизантроп, что общения у нас все равно не получится.

— Так какой знак вам подать в битве?

Все это было отработано, проверено, и теперь нам нужно опробовать это в деле.

Мы высадимся в сотне фарсангов от руин Спайсера и двинемся в обход армии Сардукаров к городу Лар-адо, — к тому, что от него осталось. Заняв его, мы полностью прервем снабжение сардукаров возле Спайсера. Им останется только вымереть от голода — по морю им ничего не доставят, а путь через Лар-адо будет перерезан. Очевидно враг попытается разгромить наши войска, и здесь то мы и увидим, что лучше — армия каннибалов или эффективное взаимодействие конных, пеших и механистических войск.

Десять дней мы шли по полупустыне Такан, выходя в стратегический тыл сардов. Восемьдесят фарсангов. На одиннадцатый день мы достигли реки и поселений на ней, в тридцати фарсангах от сожженного Лар-адо. Здесь мы раскинули лагерь для отдыха, и послали разведку во всех направлениях. Отряды дромадеров прекрасно справлялись с этой ролью.

Через 4 дня один из отрядов вернулся с юго-запада, сообщив, что армия садрукаров идет вдоль реки, и, похоже, что ведет ее сам бессмертный правитель Куива Седератто. Вероятно, они подойдут к месту нашей дислокации через 6–8 дней. Что же, оставалось выбрать удобное место для битвы и подготовить армию к бою. Похоже, судьба наших цивилизаций решится в самое ближайшее время.

Новость о противнике поступила на рассвете. Сначала о приближении врага сообщили конные разведчики. Затем на западе появилось размытое облачко пыли, становившееся все гуще. Наконец, появились знамена передовых отрядов сардов.

Ни разу еще я не видел такой гигантской армии собственными глазами. Подозвав адъютанта, я приказал поставить высокие шесты для вороньих гнезд и быть готовыми выстраивать армию.

Пока шесты с вороньими гнездами взмывали в небо, я беспокойно смотрел в сторону неприятеля. С земли понять что–либо можно было лишь по облакам пыли, поднимавшемся при каждом движении их армии.

Наконец шесты готовы. Подойдя к одному из них, я взялся за тонкую, но прочную веревку, спускавшуюся сверху. Адьютанты подтянули меня через блок, установленный наверху, так что я птицей взлетел наверх.

Отсюда плоская равнина была видна на огромную глубину. Вдали виднелись походные колонны врага, следующие за своими знаменосцами. Они разворачивались на равнине из походного порядка в боевую линию, делая это слаженно и четко.

Интересно, что они будут делать дальше? Очевидно, они шли всю ночь. Солдаты утомлены, их обозу нужен водопой.

Враг встал на короткий привал, не разбивая палаток и не разжигая огней. Далекие крохотные фигурки садились на землю, сновали с мехами с водой. Значит, будут атаковать не прямо с марша, но сегодня, вероятно, ближе к вечеру, когда жара хоть немного спадет.

Пока трудно было понять их численность, но если там больше 20 тысяч сардукаров — это огромная сила.

Как и сообщали перебежчики, сам Куива Седератто командовал своими войсками. Его несли на огромном троне, снабженном балдахином и установленном на платформу гигантских размеров в самой глубине его войска. Издали было плохо видно, но количество рабов, тащивших платформу, явно превышало сотню. Время от времени маленькая фигурка слезала с трона и, разминаясь, ходила по платформе. Туда же поднимались его командиры для доклада.

И, если я хоть что-то хоть в чем-то понимаю — это последняя его армия. Возможно, поэтому он и идет с ней — оставаться в собственной стране для него небезопасно, слишком мало там осталось войск, внезапное восстание или вторжение соседей могут его прикончить. А может, просто любит щекотать себе нервы. Чувак явно уверен в победе!

Я слез на землю и собрал стратегов. План предстоящего боя в целом был понятен — все отработано на маневрах. Наша фаланга из копьеносцев выстраивается в 13 рядов — в центре морионы сайонов, с левого фланга копейщики Миттании, с правого– режиментсы наемников– канаков. За ними — скорпионы и катапульты. С фланга — Жнецы, потом конница, потом– ассигары. Спереди фалангу прикрывают лучники и пращники. Спереди — улапы дромадерии.

Первыми в бой идут Жнецы и конница. Они должны смести фланги врага. Ассигары встают на их место и обстреливают фалангу противника своими ассигаями по диагонали. Фаланга сдерживает напор врагов по фронту, пока боевые машины расстреливают их через головы наших передних рядов.

Становилось жарко. Наблюдатели на вышках не подавали сигнала об активности противника, и стратеги разрешили принести солдатам мехи с водой и еду.

Как я и думал, садрукары атаковали, когда солнце уже пошло к закату. Гигантская армия врага, казалось, растянулась на всю равнину. Она была столь длинна, что не могла двигаться целиком, и была разбита на 4 части. Разрывы и фланги были прикрыты лучниками и метателями дротиков. За основной линией, вдали, виднелись резервы. Примерная численность сардукаров составляла 20–25 тысяч голов, и почти столько же вспомогательных войск. Еще одни большой отряд стоял в резерве.

Воронье гнездо, в котором я находился на высоте 60 локтей, слегка раскачивало ветром. С тревогой я видел, что у сардов тоже появились скорпионы и катапульты. Этими штуками они вполне могут обстреливать наши вышки, не защищенные от их металлических стрел.

Внезапно вся масса вражеских воинов быстро, почти бегом бросилась вперед. Сказать, что я удивился — значит не сказать ничего. Напасть на врага бегом — это обычное дело для многих армий, особенно — варварских, но не за пол-фарсанга! В атаку бросаются за сто шагов от неприятеля, а если бежать 2 километра, да еще и по жаре — выдохнешься еще до столкновения! Очень странно.

Широкий и глубокий строй сардукаров, однако, продолжал стремительно приближаться. Пора уже бить их Жнецами!

— Жнецы…в атаку! Конница — за ними! — прокричал я адьютантам, соскальзывая вниз с шеста.

Ко мне подбежали стратеги эскадронов Жнецов.

— Мы не готовы ударить сейчас! Не завершили перестроение! — наперебой кричали они.

У меня упало сердце.

Так вот в чем дело. Противник оказался далеко небесталанным. Полководцы сардов правильно определили, что Жнецы являются главной опасностью для их фаланги. Именно поэтому фаланга Сардов с начала боя стала быстро сближаться с нашими войсками. Похоже, сардукары были отлично вымуштрованы и могли двигаться довольно быстро и при этом сохранять строй.

Стремительно сблизившись с нашими войсками, сарды тем самым лишили нас преимущества сильного удара серпоносных Жнецов. Дело в том, что главное для этих колесниц — продолжительный разбег, который сообщает стремительность и мощь их прорыву сквозь неприятельские ряды, а на коротком расстоянии они бесполезны и бессильны, словно стрелы, пущенные из плохо натянутого лука.

В таких условиях выпускать Жнецов бесполезно — мы просто потеряем лучших колесничих. А не выпустить их нельзя, иначе я потеряю все.

Я посмотрел на командиров эскадронов Жнецов и поддерживавших их всадников. Все это были смелые стратеги, не раз смотревшие смерти в лицо. На маневрах мы много раз отрабатывали самые разные ситуации, но — это были не маневры, а битва с самым опасным противником в нашей истории.

— Отведите своих в тыл. Потом решим, стоит ли нам выпускать Жнецов.

Говоря это, я понимал, что применить колесницы уже не удастся.

— Всадники будут действовать самостоятельно. Ударить по лучникам на фланге!

Одно ясно — отстояться в обороне нам не удастся, нужно действовать активно. Иначе нас загонят в лагерь, окружат и раздавят.

Глава 46

И эпилог

Армии — наша и сардукаров — сошлись вплотную. Дикий рёв тысяч глоток пронёсся над полем, полетели дротики, ассигаи, каменные ядра из катапульт. Армия сардукаров была глубиной в 18 рядов, и первые ряды были скованы между собой — цепь проходила через весь строй, проходя через пояса воинов. Бросаясь в атаку, ряды сардукаров взревели, как стадо быков. Звук был совершенно дикий, леденящий душу, нечеловеческий — подобное я слышал лишь на празднике Таурокам, когда забивали одновременно сотню бычков.

Стал понятен замысел противника. Сарды должны проломить нашу фалангу, пользуясь бесстрашием и прекрасной физической силой сардукаров. С флангов и сзади их поддерживают метатели дротиков и лучники. Их задача — обстреливать прислугу наших боевых машин, чтобы не позволить им расстреливать сардукаров. Наши колесницы они смогли вывести из игры, быстро сблизившись с нашими войсками.

При таком тактическом раскладе их ждет успех. У нас есть еще всадники, но с сардукарами они не справятся. Конница смогла вырубить и разогнать лучников врага на левом фланге, но это все на что она способна. Плотный строй ей не по зубам.

Наша фаланга тоже сильна. Самое лучшее оружие, серьезная подготовка, несколько лет учений в строю. У нас тоже есть тактические новшества — часть фаланги вооружена «буйволами» — это длинные копья сразу на 3-х воинов. Ими наносится удар как тараном — попавший под него сардукар либо пронзается насквозь, или просто сбивается с ног, и его растаптывают свои же. Так наши задние ряды участвуют в битве наравне с передними.

Наши копья дырявят противника, несмотря на доспехи. Отлично работают «серпы» — длинные копья с обратным лезвием, которым подсекают ноги противнику при обратном движении. Сардукары к этому явно не готовы. Но и в долгу они не остаются — мечи и дубины выбивают наши передние ряды. Сардукары хватают копья голыми руками, вырывают их у наших копейщиков из рук, рубят древки. На переднем крае просто ад, даже самые сильные воины не выдерживают такого боя. Они либо обессилеют настолько, что не смогут держать в руках оружие, либо побегут.

Прошло, наверное, 5–10 минут боя, а мне кажется, что прошло полдня. Наша фаланга пятится назад. Боевые машины начинают стрелять не прямо, а наискось — иначе снаряды перелетают через головы врагов. Сардукары дико ревут. Мы проигрываем.

Если я что-то не придумаю с кавалерией и Жнецами, прямо сейчас — мы обречены.

Что делать? Спешить всадников и бросить в поддержку фаланги? Вряд ли поможет. В пешем бою они не сильны.

Перегородить поле колесницами, поставив их поперек? Надо было раньше это делать, теперь поздно.

Пустить всадников в тыл врага? Они потыкаются в тыл фаланги, покидают туда дротики, кого-то поразят копьями — но существенного успеха не добьются и ускачут обратно. Всадники — самое нестойкое войско. Слишком просто им отступать.

Нужно ударить Жнецами. Как угодно. Сильный удар во фланг или тыл. Нет места для разгона. Нет места. Нет места.

Тяжелый бой продолжался. Наша армия медленно пятилась, неся потери.

Смогли ли заговорщики в стане сардов подготовить восстание? Пока признаков этому не видно. Рабы-отаку ведут бой с нашими ассигарами на флангах. Наша конница, поднимая тучи пыли, атакует их с фланга, раз за разом накатываясь волной, забрасывает дротиками. Но ни сдаваться, ни бежать рабы явно не собираются!

С тоской глядел я на широченную равнину за спиной у армии сардов. Вот где места вполне достаточно. Там можно было разогнать Жнецов до предела, какой могут дать их полудикие лошади. Там и сейчас можно было бы их разогнать — но резерв сардукаров, стоящий возле трона их правителя, не даст этого сделать. Они сразу же развернутся, перегородят поле и блокируют разгон наших колесниц.

Из задумчивости меня вывел свист стрелы из скорпиона. Кто-то начал прицельно обстреливать мое гнездо! Попасть в него конечно непросто, но рисковать наверное не стоит. Вряд ли мне тут смогут вылечить железный ломик в брюхе.

Слезая, я еще раз окинул долгим взглядом всю равнину. Вдали стоял трон Куива Седератто, и отряд сардукаров вокруг него. Правитель Сардов сидел на своем троне, обмахиваемый опахалами с четырех сторон. Похоже, эта сволочь очень довольна собой. И, пока я летел вниз на тонкой прочной веревке, обжигая ладони сквозь специальные накладки из верблюжьей кожи — принял решение рискнуть. Выхода все равно не было.

— Жнецов ко мне! — крикнул я стратегам, не успев еще спрыгнуть на землю.

— Слушайте, — говорил я подбежавшим стратегам колесниц. — Вы должны сейчас выйти с левого фланга колонной по четыре. Разгоняйтесь, описывая широкую дугу ЗА СПИНОЙ врага. Потом, пройдя треть фарсанга — расходитесь в линию, как обычно и бейте их в спину. Всадники выстраиваются за колесницами, по два десятка за каждой. Не отвлекайтесь ни на кого другого. Бейте по сардукарам. Лучников, машины, повозки — игнорируйте. Там ровное поле, и вы разгонитесь, как надо. Залезайте на мачты, посмотрите на поле сами перед атакой.

Началась суета, стратеги бегали, организовывая свои эскадроны. Я объяснил все и стратегам всадников. Медлить было нельзя — наша фаланга истекала кровью.

— Поджигайте шесты!

Бамбуковые шесты на фланге, обтянутые просмоленным мочалом, вспыхнули как порох. Это знак для отаку, что пора исполнять обещанное.

Наконец колесницы лениво выдвинулись, втягиваясь в единую колонну, и пошли на левый фланг.

На земле было еще опаснее чем на мачте — тут падали стрелы и дротики, а то и камни из вражеских катапульт. Наши прервали огонь, оттаскивая скорпионы и онагры назад — иначе они попадут в руки врага. Фаланга пятилась, и скорпионы, оказываясь в окружении наших воинов, не могли действовать.

Мачту оттащили на тридцать шагов назад. Я уцепился за тросик подъема, и несколько крепких солдат через блок втащили меня обратно, на высоту 20 метров. Мачта страшно раскачивается, и я вместе с нею. И занесло же меня на эти галеры!

Я увидел, что гнездо пробито двумя стрелами скорпиона. Они застряли в защитном щитке, пробив его на локоть. Стоять стало неудобно, но мне удалось примоститься между ними. Третья стрела будет фатальной.

Сверху было видно, что отряды легковооруженных воинов на фланге сардукаров подались назад. Путь для колесниц свободен.

С волнением я наблюдал как Жнецы, оставляя широченный пыльный след, разгоняются по широкой дуге за спиной фаланги врага. Если я неправ, то резерв сардов сейчас выбегает вперед, хватая лошадей под уздцы и сбивая возниц дротиками и копьями.

Но этот отряд сардукаров был недвижим, продолжая стоять вокруг трона КХ.

Потому что это не резерв.

Это охрана. Телохранители Бессмертного.

Они никогда не покинут этого трона и человечка на нем — они обязаны его охранять. Если наши колесницы подойдут вплотную — они и тогда не сдвинутся с места, только теснее сомкнут ряды, защищая этого говнюка.

Большая, большая ошибка…

Никем не сдерживаемые, колесницы идут во весь опор. Вслед за ними, в пыли, не отступая, следуют всадники — по два десятка за каждым «жнецом», каждый отряд — за своим.

Этот прием отрабатывался десятилетиями. Всадники, следуя за колесницей, не позволяют расправиться с возницей — ведь он там один — и, вломившись вслед за нею в ряды пехоты, не дают ей снова сомкнуть ряды. Подвергшись ударам такого оружия, пехотный строй получает смертельные раны — он оказывается расчленен на части, а всадники с высоты коней избивают пехоту копьями, дротиками и архисаками — небольшими секирами на длинной рукоятке, прекрасно подходящими для конного боя. Кони бесятся от ран и шума, раскидывают и топчут пехоту, и это — наверное, самый мощный поражающий фактор конницы.

Восемьдесят четыре колесницы и почти две тысячи всадников врезались в строй сардукаров с тыла. Похоже на то, как машина на полной скорости врезается в толпу людей у светофора. От удара тела и их части долетали до рядов нашей фаланги. В нескольких местах я видел, что Жнецы дошли аж до наших пехотинцев. Лошади расшвыривают пехотинцев как кегли, и все это — с тыла! Закатное солнце с трудом пробивалось сквозь тучи пыли, поднятой десятками тысяч ног и копыт, но даже то, что я видел — это было божественно прекрасно!

На флангах тоже началось бурление. Сотни боевых рабов сардукаров, стрелявших из луков и управлявших машинами, бросали оружие и поднимали руки, еще больше отаку просто бросились бежать. А несколько групп, развернувшись, напали на фланги фаланги сардукаров! Похоже, заговор все же сработал. Эти гады ждали, когда прояснится исход битвы. Видимо, сейчас они решили, что побеждаю я.

Ряды воинов смешались. Сардукары бросались на нашу фалангу, хватаясь за копья голыми руками, пытаясь пригнуть их к земле, вырывали щиты у сайонов, не обращая внимания на удары.

Как зачарованный наблюдал я за страшной бойней. Обстрел нашей фаланги прекратился. Мы тоже вынуждены были прекратить огонь, опасаясь попасть в своих всадников. Прислугу машин и легкую пехоту я послал в обход — на фланги и тыл сардукаров, помогать всадникам и колесничим.

Бой распадался на отдельные участки, где наши окружали сардукаров и выбивали их. Происходили локальные окружения, где сардукары, стиснутые со всех сторон так, что не могли сражаться, гибли от давки или кинжалов наших ахайров. В такие группы окруженных сардов наши стратеги направляли огонь ручных катапульт, так что каждый камень дробил чью то голову.

Бой, начавшийся ранним утром, заканчивался уже под вечер. Войска устали так, что многие не могли держать мечи. Многие сардукары, потрясенные поражением, сдавались в плен, но большинство кончало с собой прямо на поле боя. Наверное, больше всего их гибло от давки в «котлах», получившихся при окружении.

Я начал собирать стратегов конницы и жнецов. Нужна еще одна атака. На личную гвардию КХ.

Платформа с троном владыки сардов не торопясь уходила в закат, окруженная каре из нескольких тысяч сардукаров. Сорок пять колесниц, способных к бою, нагнали их уже в сумерках. Всадники неотступно шли за ними.

Колесницы врезались в каре сардукаров. Потом еще раз. И еще раз. Каждый раз жнецы выходили из вязкой толпы сардукаров и по широкой дуге разгонялись вновь, вламываясь в каре. Противник старался не останавливаться, продолжая отходить на запад под ударами наших всадников и колесниц.

Так они вполне могут уйти.

— Найдите стратегов и призовите их ко мне! — крикнул я военному министру. — И найдите главарей отаку — перебежчиков!

Пока все собирались, я мысленно прикинул план действий.

Первыми привели несколько командиров отаку. Среди них был и одноухий раб, которого я видел на встрече.

— Сейчас ваше время. Берите их — я обратился к стратегу машинерии — соберите расчеты скорпионов и катапульт, тащите катапульты к сардукарам, и расстреливайте их. Подготовьте факелы и зажигательные снаряды. Надо подсветить цель.

— Отаку — я обратился к командирам перебежчиков — помогать нашим скорпионам и онаграм. Соберите с поля боя снаряды и стрелы — их у нас уже мало. Помогайте перетащить скорпионы для обстрела врага.

— Колесницам и коннице — я обратился к стратегам — наносить удары бес перерыва. Вы должны остановить их, и держать пока не подойдут наши пехотинцы.

— Стратегам пехоты собрать войска и окружить последний их отряд. Они не должны уйти. Возьмите в руки факелы, и бейтесь с ними хоть всю ночь, но этот ублюдок не должен уйти!

Удары колесниц продолжались половину ночи. Скорпионы, торопливо подтаскиваемые и нашими воинами, и отаку, открыли стрельбу. Конники кидали в толпу сардукаров зажженные факелы, чтобы осветить поле боя.

Затем подоспели ахайры и ассигары. На щиты они прикрепили по факелу, так что могли освещать врага, а сами оставались в тени. Они врывались в строй сардукаров сразу за колесницами, пробиваясь в него все глубже– все ближе к трону на огромной платформе.

Бой с сардукарами плавно перешел в резню придворных рабов. Я видел, как ахайры начали избивать прислугу, державшую платформу КХ. На место убитых рабов тут же вставали новые, подставляя свои плечи под платформу правителя. Это был какой то ирреальный, невообразимый конвейер — подданные этого сумасшедшего выродка в прямом смысле демонстрировали свою готовность умереть за монарха, и немедленно гибли самой жестокой смертью.

Наконец раздался треск, и трон правителя сполз по накренившейся платформе в пыль пустыни Такан.

Утром я рассматривал тело в пурпурной шелковой одежде. Мужчина средних лет, с залысинами и плешью, восточного типа. Китаец? Кореец? Японец? Наверное, это останется неизвестным. Ясно, что он был настоящим сукиным сыном, и эта характеристика много важнее его прошлой национальности.

Не могу сказать, что я стремился к его смерти. Нет, я не давал войскам приказ доставить его мне живым, но и убить в бою не приказывал. Просто в суматохе ночного боя кто-то сунул ему под бок кинжал, и теперь уже ничего не вернуть.

— Закопать с остальными — велел я, поворачиваясь к стратегам. Покойся с миром, ублюдок. А мне надо срочно в капсулу — все сроки уже истекли.

Следующие 5 дней мы скакали на дромадерах по полупустыне в сторону бывшего Спайсера. Туда должны были заранее доставить мою капсулу. Мы построим новый город, оплот нашего присутствия на континенте. Пожалуй, Лар-адо мы тоже возродим — уже как наш опорный пункт.

Непрерывная скачка на протяжении нескольких дней вымотала меня невероятно. В ногах болели мышцы, о существовании которых я даже не подозревал. Верховые животные из дромадеров просто ужасные. Но, главное — мы добрались.

Засыпая в стасисе, я думал о необходимости гибкости в военном деле. Мой противник столетиями создавал свое генетически совершенное войско, отрабатывал его вооружение и тактику. И он преуспел, завоевав огромные территории — как говорят, почти весь Южный континент был покорен им. Во время войны он правильно оценил опасность наших колесниц, и подобрал тактический прием для противодействия им. Но шаблоны мышления все же сыграли свою роль — вместо того чтобы в решающий момент бросить в бой свою охрану и победить, он до конца использовал ее по назначению — и проиграл. Совсем проиграл.

ЭПИЛОГ.

Ход?

Прошло??? лет.

Сигнал тревоги поднял меня из стасиса раньше времени. А ведь я запретил меня будить — нужно отлежаться за предыдущие «долгие» сессии, когда приходилось проводить время в боях и походах! Что-то совсем скверное случилось, не иначе!

Меня встречали только служители храма — ни суффектов, ни фаррахов. Никого! Жрецы с взволнованными белыми лицами подвели меня к стене храма, той самой, с которой когда-то я наблюдал парад нашей первой армии.

Теперь равнина вокруг Лаона была усеяна чужими кострами. Между ними слонялись воины в просторных белых одеждах, с характерными четырехугольными головными уборами. Вдали паслись табуны лошадей. Атлассцы!

Что тут, черт возьми, происходит? Восстание? Массовое ходатайство? Выборы вождя? Что?

— Мы не знаем что случилось, Великий. Но, похоже эти атлассцы — не те, с кем у нас союз!

— Так сходите, и узнайте, кто-нибудь, что им, *^%$%$^@#, нужно!

Пара служителей боязливо спустились вниз и после недолгого разговора поднялись обратно.

— Вожди атлассцев приехали говорить с посланником Небесных богов. Они уведомлены о воскрешении Вашего святейшества и прибудут уже вскоре!

— Чудесно, хотя и не объясняет, какого Варалана они явились во неурочное время. Есть что поесть?

Разумеется, ничего не было готово. Мне принесли ужин стражников — мясо кенгуру и кашу из сого. Редкая дрянь, и то, и другое. Но, по крайней мере, узнаю плохие новости не на голодный желудок.

Примерно через десять минут несколько всадников прискакали к подножию лестницы в храм. Пока они поднимались по лестнице, я оставался в тяжелых раздумьях о причинах их визита. Что там опять не так.… Ни секунды покоя!

Гости наконец поднялись. Я прошел в Зал приемов, уселся на свой «трон» и занял более-менее достойную позу.

Вошло несколько воинов и за ними — невысокая, закутанная в плащ женщина. Она осмотрела меня из-под своей накидки, потом сказала что-то по-атласски стоявшему рядом молодому воину в расшитой одежде — видимо, эмиру. Тот отдал отрывистую команду, и его спутники тотчас же удалились за дверь. Точно– эмир.

Мы остались втроем.

Женщина подошла ко мне ближе и откинула с головы покрывало.

Годы и обилие косметики сильно изменили ее, к тому же для меня все атлассцы — на одно лицо. Но я узнал ее.

Ассия.

Сколько ей сейчас лет? Наверное, около 60-ти? Но выглядела она на все девяносто; жизнь в степи — не сахар, даже для такой высокопоставленной дамы.

— Помнишь я? — спросила она на эсперанто низким скрипучим голосом.

— Как же — как же, конечно помню. Сколько лет, сколько зим! Как поживаешь? Как дела?

Ассиа посмотрела на меня с нескрываемым презрением. Так, похоже, мой словесный понос неуместен. Сейчас пойдет серьезный разговор.

— Мне моя капсула — заявила она без обиняков. — Ты дать ее мне.

Я рассматривал ее, внутренне содрогаясь. Конечно, я привык, что люди, которых еще вчера видел молодыми и полными сил, сегодня уже старики. Но эту женщину я столько раз видел молодой, что иной ее образ никак не воспринимался мозгом. Как это грустно…

— Никаких проблем. Могу отдать. Она, правда, сейчас занята, там дрыхнет твоя…заместительница. Но думаю, она не откажется сменить свой гроб на нормальную жизнь.

Я видел, что Ассиа с трудом понимает, что я говорю. Она и раньше-то не знала толком эсперанто, а уж сейчас и подавно забыло его в своих степях. Но общий смысл ей был понятен. Она несколько расслабилась.

— Вы садитесь — я вспомнил об обычаях степного гостеприимства. — Хотите что-нибудь выпить? У меня было отличное сливовое вино… тридцать лет назад.

Невежливо держать гостей на ногах. Кстати, начинать разговор сразу с дела — тоже не в правилах атлассцев. И женщина у них по статусу — что-то среднее между овцой и верблюдом. Никогда такого не бывало, чтобы женщина атлассцев говорила о делах с мужчиной, а рядом стоял мужчина ее семьи и молчал. Так что Ася — просто ледокол стереотипов.

Кстати, что это за тип тут отирается? Ее молодой супруг, что ли? Ну, тяжелая работа у парня, скажу я вам!

— Ты, может, познакомишь меня со своим спутником?

— О-мар. Мой, как это… сын? Да, сын!

Я вгляделся в лицо молодого воина. Невысокий, но крепкий, лицо типично атласское– узкий крючковатый нос, высокие скулы, холодный взгляд миндалевидных серых глаз. Похож на нее, если приглядеться. Но, скорее всего, он ее внук, а не сын — Ассиа просто не знает правильного слова, чтобы указать степень его родства. Слишком молод он для сына.

— Капсула. Сейчас! — повторила старуха.

— Что сейчас? Твоя капсула в становище, в полсотне фарсангов отсюда!

— Твоя, — она указала на дверь за моей спиной, ведущую в Тайный зал.

Ничего себе заявки!

— Это моя капсула, Ассиа. Мужская — я говорил медленно, простыми фразами, чтобы она поняла.– Тебе не пойдет. Мужская! — я указал на себя.

— Он — Ассия кивнула на сына. — Он.

Мою капсулу? Этому лбу? Да вы охренели, что ли?

— Зачем тебе все это? — мягко спросил я. — Ты же знаешь, что в этом нет никакого смысла?

— Племя. У нас племя. Нужен бог — ответила старуха, злобно глядя на меня. Она уже не скрывала ни своей алчности, ни глубокой ненависти.

Так–так, кажется, я понимаю. Они сколачивают свое племя из разных степных народов севера. И им нужен зримый символ, знак того, что они вправе вести людей за собой. То, что истинный правитель должен быть бессмертным — уже давно известно на всех континентах. Так что, вот — им нужен свой чувак в капсуле, и, видимо, срочно. Такая вот оригинальная легитимация за мой счет!

— Слушай, Ассиа — я попытался призвать к ее разуму — ведь вы же не умеете обращаться с капсулой. Вы что-нибудь сделаете не так, и твой сын просто не проснется!

— Я все видела. Я помню — взгляд старухи был тверд. — Я обучу служанка. Ты сейчас показать все. Еще раз, я запоминать!

Процедура действительно не такая уж сложная. Я делаю все сам, хотя не имею и грамма медицинского образования. Но — доверить это дело каким-нибудь тупым служанкам? Не знаю — не знаю…

Впрочем, мое мнение — вот незадача — никто не спрашивает. В дверь вошла группа атлассцев с ломами, молотками и зубилами. Не тратя время на разговоры, они начали выламывать камни из стены, ограждавшей мой «саркофаг». Рабочие с веревками пришли опутать цилиндр со всех сторон, чтобы спустить его с Лаона. Все очень серьезно. У меня большие проблемы.

И, самое главное, как все это не вовремя! Войска еще не прибыли с юга. Чего-то противопоставить этому грабежу я просто не могу. А еще — мне нужен длительный сон, ведь я много времени провел вне капсулы в ходе этой войны с сардами! А меня вытащили из капсулы! Как это отразится на моем здоровье — остается только гадать…

Грохот молотков стоял уже по всему храму. Сверху сыпалась какая-то пыль– побелка или штукатурка, — и все это засыпало мои покои. Атлассцы работали азартно, не покладая зубил.

Вскоре цилиндр был освобожден. Меня подтолкнули к нему.

— Священный сон. Погрузи Омара! — приказным тоном сказала старуха Ассия.

Похоже, делать нечего.

С тяжелым сердцем я совершал необходимые действия, обучая при этом самого Омара и несколько молодых девушек — видимо, его жен или наложниц. Вот им будет сюрприз по пробуждению!

Я оставил периодичность в 12 лет. Хотелось побыстрее все закончить, так что изменений в программу я почти не вносил.

Вскоре протокол погружения в стасис был выполнен, и сегментная дверца модуля закрылась. Атлассцы погрузили свое новое божество вместе с его пристанищем на огромные волокуши, накрытые войлочным шатром, и тронулись в путь. Я же, стоя на парапете моего ограбленного храма, с тоской провожал взглядом свой медленно исчезающий вдали модуль, понимая, что это — конец.

Со следующих выходных начнётся выкладка 2-го тома романа «Благословенный».

Nota bene

Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.

Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.

У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.

* * *

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:

Civilization