Я черная дыра. Я — зеркало Вселенной. Она меня не просила, но я живу, чтобы отражать для нее действительность. Всю жизнь я буду путешествовать по временны̀м петлям Мебиуса и собирать все самое интересное и впечатляющее. Пока мне непонятно четвертое измерение в моем мире, потому что я помню, как родилась и не знаю, как умру. Но я прекрасно осознаю время в простых четырехмерных мирах. Когда я их поглощаю, я сразу чувствую их бесконечность.

Я буду путешествовать по времени в пределах пространства галактики Млечный Путь. Надеюсь, когда-нибудь я вырасту, поглотив ее со всеми вкусненькими приправами — параллелями. Буду тогда, как мои родители, изучать сложные шестимерные миры.

Нам, черным дырам, немного известно о людях и иммортах. Я знаю, что их родная планета — Земля. Знаю, что имморты живут в магме, а люди на поверхности. Есть временные петли, по которым их жизни существуют одновременно. Самое странное, что эти существа считают время не в событиях! Они ориентируются на непостоянные переменные: люди на солнце, а имморты на вращения ядра. Наверное, их жизни слишком коротки относительно их вида и дома. Кстати, узнала очень интересный факт. Некоторые жизни существуют между событиями! То есть, они могут расти, могут стареть, могут умирать, даже если не застанут ни одного события. Думаю, это кто-то седьмое магическое измерение адаптировал в похожий мир. Четырешки же заражаются друг от друга идеями.

Я хочу совершить научный прорыв в области четырехмерных миров. Меня, конечно, отговаривали от проекта, он достаточно сложный из-за своей примитивности. Что там изучать? Ограниченные создания бесконечно порождают друг друга, строят и разрушают. А мы их время от времени едим. Все интересные четырешки уже изучили и поглотили. Уверена, мы мало о них знаем. У них точно есть свой взгляд на мироустройство, хоть они и живут без пятого измерения.

В таком простом четырехмерном мире, где дураку понятно, что все существует всегда и сознание никак не влияет на события, они верят, что сами творят свою судьбу. Я хочу доказать, что мы, будучи в десятимерном пространстве тоже не несем ответственность за свое существование. А ключ к пониманию во временном четвертом измерении.

Сейчас я не знаю, как проследовать по полному кругу петли Мебиуса, у нее же столько пересечений! Родители твердят, что пока учусь по ней двигаться, нужно фиксировать все, что попадается на глаза, даже если увлекусь частной жизнью. Скоро я научусь, и легко буду отделять петли друг от друга. А пока я буду записывать все в черновик. Через несколько бесконечностей я наткнусь на него и буду с ностальгией вспоминать, как это неумело и наивно было.

Я отправлюсь в точку, где имморты или люди начнут петлю заново. Хотя нет, чтобы не промахнуться, понаблюдаю заранее, адаптируюсь. Как раз, может быть, с первого раза получится полноценная петля. Ну, или буду прыгать по времени и квантовым мирам. На ошибках учатся!

А еще меня предупреждали, что существа сложных миров очень похожи на нас. Многие к ним привязываются, а потом не могут их сожрать. А вдруг и я к своим четырешкам привяжусь? Да, они простые, никчемные, неинтересные, примитивные. Родители смеются, а я и правда переживаю. Поживем — увидим.

2400 год нашей эры

Вокруг Воронежа начинался светлый час. Затхлый сырой запах темноты пока еще окутывал каждый кубический метр, хоть живые и ни разу не ощущали его отвратительность, принимая привычное за абсолютный ноль. Солнечные отблески от зеркального города попадали на скользкие ледовые лужи улиц и вселяли надежду лучевым. Лучевыми или самоубийцами их называют только жители закрытых городов-зданий, сами же они предпочитают словосочетание «свободный человек», такая подмена понятий.

Уличные люди принимались за солнечную работу. Илья собирал свежих мертвых животных и забрасывал в соленое озеро для консервации. Чаще всего попадаются мелкие животные: белки, зайцы, лисята и небольшие собаки или щенки. Не первое десятилетие говорят, что в лесу, если гниющие дубы и сосны с пустыми сухими и кашеобразными ветками можно назвать лесом, бродит волк-маньяк. Он выискивает жертв и убивает их с особой жестокостью. Выгрызает глаза, когда получается, отрывает лапы, и распарывает зубами живот, при этом мясо охотник не трогает. К людям волк не выходит, современные жильцы леса его ни разу не встречали, только слышали о нем и его шипящее рычание в темноте, и, конечно, не раз лакомились его жертвами. Но не всегда лучевые обходились чужой работой волка-убийцы. На Илью довольно часто падала обязанность безжалостно расправляться с медлительными или доверчивыми животными, насекомыми и птицами. В хорошие дни свободному человеку попадаются и грибы, и дикие ягоды, чему безмерно радуются все его домашние.

Руслан вынимал замаринованные туши. Нырять в соленое озеро нелегко — любая царапина, каких у лучевых всегда полно, чувствуется как открытая рана, раздираемая прохладными пальцами. Глаза, несмотря на то, что закрыты, высыхают и сжимаются, то проваливаясь, то вываливаясь из орбит. Да и вода в соленом озере почти такая же холодная, как и на суше. Ваня ведет подробную запись о нахождении и сроке погружения туш, а Руслан запоминает и при необходимости сверяет с товарищем перед погружением. Он всегда четко знает план своих действий. Такая работа отразилась и на внешности парня. Мелкие морщины и сухая корка покрывает всю кожу молодого человека, особенно пальцы на руках. Когда Руслан хочет кого-то успокоить или погладить, то случайно сдирает кусочки кожи или цепляется за изношенную шубу, надрывая и портя ее. Конечно, эта привычка уже ему не свойственна, однако в душевном порыве парень способен забыться.

Дарина искала по опустевшим и обрушенным домам оружие, книги и бытовые предметы с низким уровнем радиации. Два дозиметра и электрошокер — непременные спутники девушки вот уже три года. Она старается действовать в одиночку, как минимум, чтобы никто не мешал ее странным интересам к литературе и городской роскоши, как максимум из соображений безопасности, ведь людей она боится больше, чем диких животных и даже волка-маньяка. Однако в последнее время доверие к соседям прибавилось, и если кто-то напрашивается в напарники, то Дарина примет его с собой. Спутники тоже привыкли к странностям и спокойно терпят, как она психует, разбивает и крушит все кругом, если ее любимый Замятин превышает допустимую радиацию.

Кирилл более удачно переставлял солнечные батареи для подзарядки. К старику относились как к молодому мудрецу. Внешность и голос Кирилла не позволяли дать ему больше двадцати пяти лет, а вот его опыт и быстрая утомляемость от тяжелой работы говорили об обратном. Кирилл, возможно, умел все. При необходимости он может заменить любого, ведь он быстро читает, умеет писать, убивать, ориентироваться в соленом озере, лазить по этажам в поисках полезного сырья и даже вкусно и разнообразно готовить. В этот раз во время перестановки батарей, его ум заняли мысли о жарке бельчатины. Он приметил ароматные травы в прошлый поход с Дариной и собирался ее попросить в следующий раз их нарвать, так как с травами бельчатина получится невероятно нежной, что даже Мише ее не придется разжевывать.

Лежачих Ваню и Мишу просто вынесли на солнце, чтобы они читали и писали. Обе кушетки облокотили о залитую бетоном стену высокого многоквартирного дома и углубили колеса в небольшие ямки, чтобы люди не укатились, пока лед не растает от тепла лучей. Ваня и Миша всегда лежали друг за другом головой на восток, чтобы солнце не светило в глаза, но хорошо освещало книгу в руках. В этот раз солнце было везде и ослепляло двоих лучевых, так привыкших к мраку. Высокое солнце и согревало сильнее обычного восточного, так что свободные люди скинули шубы и без обычной дрожи получали повышенную дозу витамина D, о котором вычитали пару лет назад.

— Заходит! — Крикнул Ваня остальным, посмотрел на левое запястье и зафиксировал что-то в тетради. — 22 Минуты сегодня.

Солнце спряталось, и окрестности захватила тьма со своей вечной спутницей-сыростью. Только слабый синий свет фонарного столба на солнечной батарее дарил легкое освещение на несколько метров, отражающееся в незамерзающих ручьях и лужицах. Уличные люди уже привыкли жить без света, поэтому факелы перестали ставить лет пятьдесят назад. Сырье для разведения огня не так просто добыть, все безопасное забрали городские. Факелы тем не менее необходимы. Их берегут для приготовления пищи, для охоты, в медицинских целях, на холодные ночи и на чертов день. Где-то вдали послышалось злое рычание, видимо, яркое солнце разбудило лесного убийцу.

После работы все собрались в большой четырехкомнатной квартире на первом этаже полуразрушенного дома. Тут безопасно: это одно из немногих мест, куда не добралась радиация, крышу за триста лет не разъели кислотные дожди и не пробили мусорные падения. Люди, прячущиеся, или скорее, случайно застрявшие здесь после катастрофы, позаботились о своем жилище. Они обложили его монолитными блоками, камнями, залили бетоном окна, трещины в стенах и полы, даже на несколько метров за пределами квартиры все было в застывшем много лет назад цементе, на котором то и дело появлялась наледь. Скорее всего, те люди выжили, и их правнуки живут в городе, получая свет, еду и кислород.

В дальней комнате квартиры располагаются спальные места. Это четыре шикарные двуспальные кровати с когда-то воздушными, а теперь хрупкими от застывших слоев грязи, балдахинами. Дарина несколько лет назад сбежала из города, и на свободе ее потянуло к роскошным, но не всегда полезным вещам. Те, кто всю жизнь провел на улице, не понимали ее чудачеств, даже осуждали в непрактичности. Однако она была единственной, кто знал назначение древних для лучевых предметов. В комнате сухо, темно и холодно. Запах из соседней комнаты опал навсегда на стенах и спальных местах. Бетонный пол леденит мягкие матрасы и запрещает проспать лишние десять минут. Выход на балкон тоже плотно залит, не давая шанса радиации и свету. Дверей в квартире нет, так удобнее докричаться и распространить свет на большей площади.

Прямоугольный проход ведет во вторую комнату. Слева вдоль стены находится несколько корыт с пресной ледяной водой. Воду собирают во время дождя и тестируют на коже Миши, если изменений нет, то дождь не ядовитый, воду можно пить. Впрочем, опасные дожди не идут уже лет сто, тест скорее дань прошлому обычаю. Эту комнату можно назвать кухней. Помимо воды, на противоположной стороне здесь хранятся туши засоленных животных, аккуратно разложенных по тазам и прикрытых пропитанными мясными соками листьями. Над тазами стоит свободный стол для работы с продуктами: разделки и мариновки. Чистая почва сложена на полках вдоль стены со следующим прямоугольным разрезом. Почву продолжают искать и собирать, сохраняя на чертов день. У четвертой стены стоит пара стульев, обычно пустующих и вечно холодных. По центру набросаны сухие подугленные веточки, а на них шалашик из более крепких и надежных, только собранных, сухих веток. Костер не зажигали давно, но вся комната пропахла обугленным мясом, который невозможно теперь выветрить. Лучевые часто возмущаются, что запах, хоть и приятный, съеденной еды с ними всегда, а все тепло уходит в течение часа.

В третьей комнате склад из книг и другой макулатуры. Нижние ряды превратились в кашу и служат своеобразной защитой от сырости. Здесь четко улавливается мясной запах костра, смешанный с нотками бумаги. Книги, журналы и тетради распределены по своим местам. Заполненные тетради с отчетами по дням аккуратно сложены в самый труднодоступный угол вдоль стены, разделяющей склад и кухню. Пустые тетради накиданы третьим рядом и немного навалены на заполненные. Недавно Дарина нашла на складе, опустевшего на чистые товары, магазина незараженную партию. Их еще не успели разложить. В углу напротив вдоль перпендикулярной стены под журналами спрятаны книги Пушкина, Сорокина, Пыряевой, стихи каких-то неизвестных авторов: Бродский, Некрасов; и, популярных в городе, Державина, Симонова и Асадова. Обычно художественную литературу выбрасывают сразу, только Дарина иногда приносит какие-то стихи и романы из прошлой жизни, пряча подальше. Но редкое солнце не дает насладиться бумажными сокровищами. Всю остальную площадь, не считая узкого прохода, занимают научные книги, сгруппированные по темам. На время зажжения факела незанятые разбирают и читают книги. С особой бережливостью здесь относятся к книгам по физике и медицинским энциклопедиям.

Четвертая комната — наблюдательная. Только здесь есть дверь, ведущая на улицу и защищающая от радиоактивной атаки. В центре стоят пять кресел вокруг, накиданных в кучу, сухих веток, которые берегут на чертов день. Костер поможет согреться, приготовить еду и посмотреть друг на друга в последний раз. А по углам накиданы канистры с бензином, восковые свечи, смола, тяжелые бревна, готовые факелы и инструменты для обтачивания новых. Ими регулярно пользуются на кухне или на улице, зависит от погоды. Во время снежного дождя огонь плохо горит, а в доме дым медленно и неохотно вытягивается через открытую входную дверь. Поэтому готовкой занимаются то там, то там. В наблюдательной комнате один человек обязательно каждый день сидит на страже и смотрит через тонкие веки, вдруг солнце выглянет сквозь слои летающего мусора еще раз. Сквозь щели между дверью и косяком солнце ослепляет даже закрытые глаза. А уличный воздух перебивает домашний запах гари и еды. В этой же комнате все шестеро собрались для обсуждения прожитого дня.

Ваня и Миша должны запомнить, что было сделано за день, чтобы потом зафиксировать в тетрадь. Память последнее время стала подводить Мишу из-за старости. Он даже может что-то выдумать, например, вчера утверждал, что кислотный дождь отравил четыре лисьих туши. Ему уже не предлагают читать новые книги в солнечные дни, он читает давно выученные всеми наизусть, но каждый раз пересказывает их, удивляясь простым человеческим открытиям. Остальные, боясь старости и смерти, подыгрывают, рассуждая о применении некоторых инженерных и медицинских манипуляций в своей нелегкой жизни.

Солнечный свет использовали до последнего луча, поэтому усаживаться вокруг девственного кострища начали в полном мраке. С закрытыми глазами, наизусть помня каждый предмет в доме, Кирилл завез Ваню и Мишу, оставив кушетки на обычном месте, чтобы другие не споткнулись. Руслан и Дарина подошли из глубины квартиры, заканчивая повседневные дела. А Илья после солнечной беготни вернулся со смородины, как и все, зная наощупь окрестности, и сидел в ожидании.

— Кухонный костер нужно бы перенести сюда, меня уже тошнит от этого запаха. — Со злостью в голосе начала Дарина, пока усаживалась на свое мягкое кресло. — В этой комнате он будет хотя бы проветриваться, ведь не греет же спальню.

— Хватит умничать! Все останется так, как есть. — Нервным басом возмутился Кирилл. — Миша хоть и не помнит ни хрена, но Маше пообещал при мне, что огня в этой комнате не будет. — Продолжил он шепотом.

— О! Делать перестановки я люблю! — Вмешался Миша в разговор, пока Кирилл еще не закончил свою еле слышную фразу. — Слушать точнее, как вы бродите и собачитесь.

— Собачитесь! — Повторил последнее слово и усмехнулся Илья, но никто не обратил внимания.

— Ды нет, это я так со злости ляпнула. Это действительно непрактично. Близкий к выходу огонь может привлечь волка. — Получив замечание, исправилась Дарина.

— Ах, все это женское. Туда-сюда. Машка тоже сначала говорила, потом думала. Дура! — Медленно и мечтательно произнес Миша.

— Туда-сюда! — Снова засмеялся Илья.

— Да, я-то знаю, что с бабой делать, а вы вчетвером Дарину не смогли нагнуть. То ли баба не такая, то ли мужик уже не тот. — Миша хохотал, чувствуя свое превосходство.

— Давайте начинать, пока не забыли. — Прекратил болтовню Ваня.

— Радивактивных белок дохрена, как будто их бабахом зацепило. — Начал Илья, щупая дозиметр радиации сквозь карман своей лисьей шубы. Если бы было светло, другие бы подумали, что он проверяет, не потерялось ли устройство, такое важное в наши дни.

— Да ладно, решили повторить? Тишина была всю неделю, я уверен. — Миша немного заволновался, путая пальцы в седой бороде. Ему не хотелось признавать, что он мог не услышать или уснуть на карауле. На улице не доживают до пятидесяти, а Мише уже сорок шесть или сорок семь.

— Бабахнуть не могли, — шепотом сказала Дарина, чтобы Миша не услышал. — Может они тестируют ядерный газ, не думаю, что все это против нас. Когда я сбежала, они между собой никак не могли разделить кислород, друг друга, наверное, затравить хотят. Или с Тамбовом у них раздел почвы, они еще при строительстве городов за нее убивали. Им не важно, сколько Воронежу достанется, важно, чтобы Тамбов обломался. — Дарина говорила очень осторожно, не двигаясь. Девушка даже открывала глаза, пытаясь во мраке уловить и остановить лишние движения. За три года на улице она все еще не адаптировалась под новые реалии.

— Не верите? — Крикнул Миша, как только Дарина закончила речь. — Я хоть и старый, но взрыв услышать могу. — Миша не знал, что Дарина сторожила с ним всю неделю.

— Миш, верим, я думаю, это газ, а, может, они попали в радиоактивное логово. Белки вообще собираются стаями? Не помню, чтобы мы про них читали. — Ваня продолжил общую беседу. С закрытыми глазами он представлял, как белки также сидят и лежат в миниатюрной квартире и обсуждают прошедшие события.

— Собираются, когда мне было лет двенадцать, мой отец, царствие небесное, читал про них. Они живут по четыре-пять особей в одном дупле, это дырки в деревьях, которые им пробивают дятлы. Но дятлы уже давно вымерли. Белки теперь в оставшихся дуплах разгребают наросшие грибы и живут там. Когда все деревья с дуплами сгниют, белки, скорее всего, тоже перемрут или придут к нам в квартиры. — Миша обрадовался, что может еще чем-то быть полезным для своей небольшой общины. От радости он почувствовал приятные покалывания в животе. Так же было, когда он познакомился с Машей. Воспоминания начали захватывать, но Миша быстро остановил себя, пробормотав неслышно: «Царствие небесное».

— Фу, Мишань, опять обосрался. — Только Кирилл обращался так к брату. Несмотря на то, что между ними была небольшая разница в возрасте, Кирилл выглядел здоровым молодым человеком, даже без седины. Может, потому что он никогда не терял детей, да и вообще детей у него не было, как он ни старался.

Кирилл вышел на улицу с закрытыми глазами. Все здесь отлично выучили местность, фонарь иногда был нужен только Дарине, которая по привычке всегда ходила, хлопая ресницами. Недалеко от убежища они устроили сад с относительно чистой почвой. Здесь растут растения с огромными листьями, которые местные называют лопухами. Лопухами моются, пытаются вытереть полученную радиацию, заворачивают новорожденных, обтирают шкуры на одежду, — применений масса. Кирилл сорвал один лист и вернулся в жилище.

— Давай, Кирилл. Перевернули. — Сообщил Руслан пришедшему.

— Я думал у меня бабочки в животе, Машку вспомнил. — Смеясь, оправдывался Миша.

Кирилл посмеялся вместе с ним и заботливо осторожно собрал экскременты брата в лопух, чтобы затем отнести под посаженную ими сладкую смородину с легким привкусом металла.

— А Ваня вона тоже не ходит, но нихрена не обсирается. Загадка! — Илья почесал затылок.

— А ты в жопу себе будешь факелы пихать, еще не так обосрешься. — По-отечески добро заметил Миша.

— А ты значит пихаешь? — Вмешался в болтовню и Руслан.

— Ха! Волчара! Не без греха. Было дело. — Громко рассмеялся Миша.

— Твои бабочки — лучшее удобрение, сейчас открывал глаза, куст с твоим говном самый плодовитый, на. — Кирилл уже вернулся и протянул Мишане ягоду. Все чему-то засмеялись.

— Отвлеклись мы вона, давайте, пока не забыл, белок штук девять видел, может больше, я как их проскамировал, сразу в другую сторону мотнул. Там заяц один на солнце вылез, я его бах бревном по ушам, это вообще свежатина, шкуру содрал. Там дальше еще лиса валяется мертвая, но у нее вона шкура вся в лишае и радивация чуть есть, я прям так и закинул, не стал расчпленять; и пару змей я рубанул, их не мерил, но они вона всегда нормальные. — Илья, молодой еще человек, всегда горячо рассказывал о происходящем с ним. Илью нашли мальчиком лет семи, хотя скорее он сам нашел это убежище. Родители и брат-близнец умерли от лучевой болезни, удивительно, что Илью это не коснулось, ведь он жил в зараженной квартире, как потом выяснила его новая семья.

— Заяц со шкурой, лиса, две змеи. — Перечислил, запоминая Миша.

Ваня повторил про себя вслед за ним. Ваня понимал, что вся ответственность запоминания теперь полностью на нем. — Руслан, у тебя что?

— У меня что? Там жопа! Что просили, то и принес. Пара змей и недельная собака. Еле нашел ее-суку, далеко утащило, может, ураган был. Хренаган. — Руслан устал после ныряний по соленому озеру, его глаза болели и чесались. — Может следующую неделю Илья поныряет? А мы посмотрим, как он дальше ржать будет.

— Поныряю, я вона силач. — Усмехнулся Илья. — А собака та собачилась? Ну, вона, когда живая была. — Вопрос вновь остался без ответа.

— И я силач, вон какую смородину вырастил. — Не удержался и Миша.

— Дарина, а у тебя как дела, видел, ты опять надрывалась. Какую-то койку притащила, железки еще. Давай в следующий раз вместе пойдем, мяса сейчас завались. Илья все тащит и тащит, пусть теперь вытаскивает. — Руслан с заботой предложил нравившейся Дарине, не оставляя надежд, что она когда-нибудь станет к нему ласкова и родит ему детей.

Другие чувства он испытывал, когда девушка наткнулась на компанию лучевых. Не растеряв силы после побега, а точнее, не забыв украсть заряженный электрошокер из города, Дарина несколько дней выстраивала границы в новой общине. Заряды кончились, но человека в Дарине мужское общество не развидело.

— Ну, давай. Фонарем посветишь. — Дарина еще в городе решила для себя, что в этом мире не должно быть людей, ведь они приносят только разрушение. Рожать она не планировала или не могла планировать и эта маленькая семья из шести человек должна вскоре кончиться. — У меня сегодня томик Рыжего, хочу, чтобы Миша почитал; отмытая кровать на одно место, ее выкинули из города, на ней вообще нет радиации; корыто для воды, тоже чистое; кусок железного забора, сделаем кувалду для Ильи. Или что там он себе хотел пихать?

— Это Мише, я ни в чем не признавался. — Не растерялся Илья.

— Жопу последнее время не чувствую, только башку, а там мозги-хренозги. Последнее время я задумался о философии, Рыжий твой, это философ? — Прохрипел Миша, громко завозившись на своей раскладушке, так, что ее колеса закрутились и проехали пару сантиметров вперед.

— Тихо, Мишаня, ты слишком возбудился, философия, кувалда, про бе́лок и их стаи лучше почитай. — Засмеялся Кирилл, почесывая длинную бороду мощной рукой.

— Я о жизни хочу, про себя, вот Дарина меня понимает. — Миша ждал комментарий и поддержку от единственной девушки.

— О жизни, наверное, уж очень мне его рожа на обложке понравилась, на Руслана похожа. — Дарина не хотела играть с Русланом в любовные игры, но не упускала шанс его подразнить.

— Забор и корыто это хорошо, книгу не будем фиксировать. — Ваня вычленил, что нужно будет завтра записать в тетради.

— Дарина, ты к городу бегала? А потом на другую сторону леса? А если бы ты не успела? Давайте не пускать ее одну, я буду бегать с ней! Теперь точно. — Руслан пытался сделать вид, что не услышал лестные слова в свою сторону. А фразу, заготовленную еще на «закате», наконец, решился закончить, но стеснение победило, на последних словах парень подхихикивал, пытаясь перевести все в шутливую заботу. «Нужно было замолчать, когда она согласилась!» — Подумал он.

— Ваня, мне, как и Руслану, нужна смена деятельности, неделю будешь сам запоминать и записывать, а я буду Рыжего учить для себя и прекрасной дамы. Кстати, братец мой, Рыжий — это и есть белка, только самец, так что твои веселые замечания к жопе не привязаны. — Поставил перед фактом довольный Миша. Все согласились молчанием, не найдя веселой остроты в ответ.

— У нас сегодня все быстро решается, давайте быстро про батареи и перейдем к книге. — Начал Кирилл. — Батареи тяжелые, но я опять смог их передвинуть. Солнце сегодня было верхнее и светило ярче обычного, хоть и недолго, думаю, завтра будет два его выхода. Судя по всему, в кольце образовалась новая дырка, надеюсь, старая не забилась. — Кирилл чихнул, держась за бороду, так, что клок волос остался у него в руке, неужели это старость?

— Что значит верхнее солнце? — Такое понятие Дарина слышала впервые.

— Верхнее — значит сверху. У нас обычно солнце восходящее, с востока, сбоку. А сегодня было строго сверху, ты разве не заметила? — Спросил Кирилл, открыв глаза и смотря в сторону Дарины, как будто он мог ее рассмотреть. «Она считает меня стариком или я еще что-то могу?».

— Думала, светит и светит. — Дарина опять почувствовала себя гостьей в этой семье и, наоборот, закрыла глаза.

— Она бегала как угорелая собака. Город-лес. Гав! — Илья не оставлял сегодня тему собак.

— Мусорные кольца не статичны, из-за того что мусор не однороден, легкие и тяжелые предметы движутся с разной скоростью, а значит дырки меняются. Что будет дальше непонятно, может, дырок будет больше и солнце будет чаще проглядывать, а может солнца уже не будет. — Разъяснил Кирилл, теребя пальцами кусок своей бороды. — Мишаня, ты опять обосрался?

— Смородинку удобряю. — Радостно заметил Миша, а Кирилл повторил предыдущие манипуляции по уходу за братом.

— А я один раз так вона подкинул до верха книгу. Дарина приносила, какая-то хренотень на выброс. Я так подкинул, что она в кольцо улетела. — Пока Кирилл ушел, Илья решил поболтать.

— Куда ты ее подкинул? В жопе у тебя застряла. — Руслан достаточно жестко отреагировал на нелицеприятную реплику в сторону Дарины.

— Ты про Бродского? А что, может, и докинул, я на нее больше не натыкалась. А вы? — Пару лет назад Дарина сразу нашла разорванную книгу рядом с убежищем и спрятала под грудой тетрадей. Наступила загадочная пятисекундная тишина, понадобившаяся на обдумывание необыкновенного факта.

— Завтра при всех, при свете еще поподкидываю, сами вона увидите! — Предложил Илья.

— Только собаку не подкидывай, а то мы с голода помрем. — Миша, наконец, обратил внимание на странный сегодняшний интерес Ильи к собакам.

— А давай кто выше! Поедим и кости покидаем. — Заинтриговал Руслан.

— Хватит! Ничего кидать мы не будем, и тратить солнечное время на ваши игры самцов тоже не будем. — Ваня говорил в момент, когда возвращался Кирилл. — Давайте к книге перейдем. — Ваня уже с нетерпением хотел начать.

— Сначала я, а то уже спать хочу. А то только во сне могу с жопой поиграть. — Миша последнее время много спал и хотел быстрее отчитаться, пока не забыл прочитанное.

— Давай Мишаня, у тебя про генетику было. — Согласился Кирилл, говоря сразу за всех.

— Генетическое скрещивание. В прошлый раз я рассказывал про генетический код, все помнят? — Начал Миша, сам плохо понимая, что рассказывал до этого, впрочем, книгу по генетике ему подсунули, так как она вроде и научная, но не представляет практического интереса. — Генетическое скрещивание это такой процесс. Гены двух разных родителей, ну, это их внешность, болячки, вы поняли… смешиваются для создания потомства. А скрещивать можно кого угодно, главное, чтобы они не сильно отличались друг от друга. Белку с человеком не скрестишь, хотя откуда этот Рыжий взялся? А вот белку с лисой уже можно, обе рыжие, бегают как угорелые, да и на вкус похожи. Когда двое родителей скрещиваются, их гены смешиваются вместе, получается лисобелка, но есть большое «но». Смешиваются они по-разному: может получится белка, если от лисы ничего, может лиса, а может и нормальная лисобелка или белколиса. Поэтому тут не угадаешь, надо экспериментировать. А вообще, генов много, как они смешаются, загадка, вариантов куча и каждый на этой Земле уникален. Вот у меня говно уникальное, самая вкусная смородина получается. — Миша уже не понимал, снится ли ему этот рассказ или он еще в сознании.

Все в комнате тихо засмеялись и продолжили уже шепотом.

— У меня ветряки. Я только начал, но мы точно сможем добыть электричество с помощью ветра. Нужны лопасти, я пока не понял, что это такое; потом какая-то ось; фундамент, под него можем использовать любой столб, генератор, он есть в машинах; и аккумулятор. Дарина, Руслан, поищите завтра машину или аккумулятор, они хоть и зараженные все, можем рискнуть. Завтра продолжу читать, выясню, что такое ось и лопасти. — Закончил Ваня и перевернулся на другой бок в своей раскладушке. Еще в прошлом году он был сильным, таскал животных, убивал и добывал предметы. Ночное землетрясение застало Ваню, когда тот сидел в саду под своим кустом смородины. Кусок зеркала от облицовки Воронежа попал прямо в голову молодому человеку и его парализовало. Конечно, Ваня надеется, что сможет снова ходить, когда все спят он, пыхтя и задыхаясь, пытается пошевелить то левой, то правой ногой.

— Охренеть, я не пойду нырять, я вона помогу с машиной. — Илья загорелся мыслью о свете.

— Кстати с электричеством мы не только свет добудем, есть куча бытовых приборов, которые я для вас открою. Нырять в соленое озеро больше не придется! — Радостно вставила Дарина, вспоминая комфортную жизнь в городе.

— Мы еще помним твой бытовой прибор. — Кирилл засмеялся.

— И очень уважаем тебя, Дарина! — Быстро добавил Илья с наигранной серьезной интонацией.

— Вам лишь бы не нырять! — Возмутился Руслан, нотки обиды и злости громко прозвучали в его голосе. Зачем было показывать свою слабость при всех, когда он и так бы пошел на следующий день с Дариной.

— Лисобелка все-таки сильнее. — Проснулся Миша, бормоча продолжение своего сна. — Вы уже о другом?

— Да, Мишаня, придумали, как тебя вылечить.

— И как?

— С помощью електричества и Дарины. — Заключил Руслан, пропустив мимо ушей комментарии Кирилла и Ильи, и, искренне сделав вывод со слов Дарины, что электричество — ключ к любому изобретению.

— Нет-нет, мне тоже тогда досталось. У меня почему ног, думаете, нет? — Завозился и окончательно проснулся Миша.

— У тебя ног уже лет десять нет! — Воскликнул брат.

— Так и Дарина не вчера родилась со своим електрошокером. — Оправдался, как мог, Миша.

— Електричество другое, Дарина лампочек натащит, будет светло, жарить тоже без огня будем, и из озера мясо само полезет. Да, Дарин? — Оправдывал девушку Руслан.

— Это хорошо. Но хренотень все. Давайте я вам расскажу историю, мне ее Маша рассказывала, а ей ее отец. — Заинтриговал Миша, хотя все эту историю знали.

— Триста лет назад небо было чистым, и солнце заходило, только когда люди спали. Казалось бы, чего еще надо. Всего Бог надавал. Только утратило человечество веру. Ептить их! Дебилов! В то время все ждали габального потепления. Но не такого, как нам бы хотелось, чтобы без шуб ходить, а адского пламени. Ждали Гнева Господня, зная свою вину. Дарина, можешь как-нибудь взять книгу на эту тему, это наша история. — Начал старик.

— «Гнев»? Эти книжки в городе повсюду. Они там и были написаны. Я не верю в Бога. Люди сами себя наказывают, и здесь нет никакого божественного вмешательства. А в городах только и пользуются этим, заставляя платить своим бесплатным трудом якобы за ошибки прошлых поколений. И разделяя на хороших и плохих при рождении. — Дарина быстро среагировала на просьбу вспышкой злости, делая акцент на последнем предложении. — А этот «Гнев» мы учили в городе наизусть. — Что это все знают, Дарина понимала, но вечно забывала, что на улице отношение к «Гневу» другое, да и его пересказ уже сильно переврали за триста лет. За пределами Воронежа «Гнев» перестает воспитывать нужных людей, а лишь объясняет и помогает пережить весь лучевой ужас, с которым каждый день сталкиваются свободные люди. — Впрочем, я поищу после ветряка. — Сказала Дарина уже совсем тихо и скромно.

— Даринка! Наплела опять хренотень. Так вот, потепление это было связано с мусором. Мусора было дохрена! Были даже заводы, где люди производили мусор, чтобы другие его покупали и выбрасывали. Мусор делали те, кто не верил в Бога. Это было послание Бога нахрен. А истинно верующих осталось очень мало, они тонули в кучах мусора и не были видны Господу. Так Бог разгневался на Землю, на свою любимую планету. И сначала предупреждениями провоцировал природные катастрофы: свержения вулканов, землетрясения, цунами. Повышал температуру на некоторых участках. Ничего! Ничего не вразумило! И до сих пор мы искупаем тот грех. — Миша стал говорить медленнее и затих.

— Искупаем. — Кирилл тяжело вздохнул.

— Искупаем в озере. — Влез Илья. — Вона, правда, скоро в озеро пойду вместо Руслана, вона грех там купать. — Вовремя оправдался парень.

— Цыц! Так этого мусора стало больше, чем людей, он не перегнивал, не перерабатывался и собирался на свалках. В это время начало теплеть. А людям все равно! Они хотят веселиться. Дальше ж жизни нет! Земной! Греши-хреши, да нет силенок! Люди срывали одежду и набрасывались друг на друга, путая мужчин и женщин в море голых тел. Адам и Ева в ужасе наблюдали за происходящим и, подобно Богу, начали готовить свой великий Гнев. Гнев ядерный. Дарина, ты чего не перебиваешь? — Остановился Миша.

— Внимательно слушаю. — Усмехнулась девушка. — Обычно ты другие слова используешь, а тут «море голых тел», «в ужасе»…

— Ептить! — Миша крикнул, а затем заговорил весело. — Это ж «Гнев», священное писание. Было там дальше так. Мусор перестали сжигать, чтобы не стало еще теплее. Люди голые ходили, там море голых тел. А сами, кстати, были мытые-мытые, как Дарина три года назад. Ну их-то пот омывал, а городские по слабоумию своему. Так, триста лет назад, вернемся. Мусор они собирали, на свалку относили, а сами чистюли.

И один человек выдал «гениальную» идею: отвезти мусор на Марс, пусть там тепло будет, а то планета какая-то холодная. Она согреется, и все туда отправятся, и будет хорошо, как раньше на Земле. И Бог тогда нахрен пойдет дважды. Те люди-то думали, что это не Гнев вовсе, а с мусором они переборщили. Но даже здесь показать свое неверие в Гнев оказалось важнее последствий. Ох, как сказал. Ну, поняли, ептить: они мусор специально кидали, чтобы показать, что Бога нет, а когда теплеть стало, сказали, что это от мусора жара, но мусор кидать не перестали. Дебилы!

— Мишань, мы с первого раза поняли. — С расстановкой заметил Кирилл.

— Ты постоянно про это говоришь. — Согласилась Дарина.

— И если бы не они, у тебя бы вона ноги были. — Добавил и Илья.

— Ладно, ладно. Слушайте дальше. Повезли все на Марс, раз отвезли, два отвезли, а мусора как будто и нет, все равно там холодно. Что делать? Решили тогда Землю очистить. Догадались перестать выделываться перед друг другом. Бережнее к мусору стали относиться, перерабатывать там, два раза использовать стаканчики. А излишки просто в космос кидать, вроде не так затратно, как на Марс.

Начали возить, а прохладнее не становится. Отчаялись. В это время и Адам с Евой подготовились. С неба пустили ядерные взрывы. Начали люди умирать, хотя их было, можете представить, десять миллиардов! Конечно, там такое море тел… Не только факелы пихали, все в дело шло. А остался миллиард, половина выживших от лучевой болезни сразу поумирали, вторая половина это мы, с иммунитетом к небольшим дозам радиации, умираем медленно. Пожалел нас Бог, наследников верующих и сомневающихся.

Пока выжившие опомнились, мусор к нашей Земле родименькой и притянулся, вот и до сих пор полчаса в день солнце выглядывает. Это напоминание божественное, мол, живите, да помните меня. Я все создал, я все и уничтожу. А когда не останется здесь неверующих, тогда уйдет мусорная туча. Все попередохли, только люди и остались, да пару белок. Отстроили себе города, каждой твари по паре, да третьих не пустили, теперь сидят там за кислород борются. Скоро и те вымрут. И нас за собой притянут, потому что как ты, Дарина, не верят.

— Миша, передавали вы друг другу «Гнев» поколениями, да новые смыслы нашли, а истину потеряли. Ты, да и вы все, историю не знаете. — Рискнула навязать всем свою правду Дарина.

— Ах! — Воскликнул Илья. — Собаки! Мы вона не все про них знаем! — И вновь парня проигнорировали.

— Ну, расскажи нам, Дарина. Почему раньше не рассказывала, нам очень интересно. — Вставил слово и Руслан, завозившись на кресле.

— Вы все в штыки воспринимаете, у вас своя правда, я привыкла. — Оправдалась девушка.

— Ептить, хрена ты ломаешься! Мы что думануть не любим? Похвантазировать! — Закончил болтовню Миша, исковервав последнее слово, и все засмеялись.

— Нет, так вы сразу это как сказку услышите. А я между прочим две правды знаю и городскую, и вашу. И сделала свои выводы. — Дарина с улыбкой закрыла глаза, зная, что победила в идейном споре.

— Давай-давай, не ломайся, начала, електрошокером не отделаешься теперь. — Пошутил Кирилл.

— Я бы тоже послушал и не верю Мише. — Сказал Ваня, до этого все время молчавший.

— На! — Миша кинул в сторону Вани кость, которая завалялась в кармане шубы. — В следующий раз попаду.

— Ладно, только не перебивайте. — Начала девушка. — Триста лет назад на Землю напали инопланетяне, чтобы людей истребить, и чтобы остались враги жить здесь. Сначала они лишили нас Солнца: построили занавес вокруг планеты, что несколько месяцев Солнце вовсе не освещало Землю. Так продолжалось, пока люди не построили искусственное освещение, многие погибли, но жизнь осталась. Это разбудило Гнев Бога. Его творение разрушает другое творение из соседней галактики. Бог решил защитить нашу Землю от губителей. Инопланетяне не переносили жару и Бог обрушил Гнев на них: на их планете и на нашей наступила жара. Они умирали в адских муках, а люди размножались в удовольствии. И продолжился род человеческий.

Все бы хорошо, но некоторые инопланетяне хорошо спрятались в холодильниках и на полюсах. Многие люди потеряли веру и преданность Богу, они же и прятали инопланетян, сжалившись над беднягами, которые и передумали уже захватывать. Неконтролируемая ситуация вызвала вторую волну Гнева божьего. Обрушил Он ядерные бомбы на Землю. Выжили только верующие и сомневающиеся, которым Бог дал иммунитет к радиации. Сомневающиеся остались уродцами, но выжили, а истинно верующие остались такими же людьми. Чтобы мы помнили, что нельзя разрушать творения Господни, над нами висит темный занавес, дающий раз в день надежду, что он снова откроется. Для этого люди не должны убивать тварей Божьих, поддерживать природу и не вмешиваться в дикие леса, почитать потомков истинно верующих и, конечно, верить сами.

Но это бред! Это выгодно властям городов. Это объясняет несправедливый мир. И у нас, свободных людей, то, что сказал Миша, тоже своего рода объяснение. «Гнев» учит нас подчиняться и не сомневаться в решениях влиятельных людей.

Никакого Гнева не было. Была мусорная катастрофа, как говорил Миша, только не связанная с Богом, а с инфантилизмом. Те, кто знал последствия, улетели на Марс, придумав Гнев и инопланетян. А кто успел занять пустующее место у власти стали нами управлять. А пока дрались за это место, накидали ядерных бомб. В итоге, расплачиваемся мы за ошибки других.

— Тинфатилизм. — Утвердительно повторил Миша, давая понять, что не понимает смысл слова.

— Не, финтатилизм. Это что? — Поддержал Руслан.

— Вы слушали меня? — Разозлилась Дарина.

— Даринка, слово непонятное, дальше все в тумане. — Подбадривающе произнес Миша. — Ептить! Не обижайся!

— Ладно, это безответственное поведение, инфантильное. Как ты говорил про мусор. Люди, зная, что мусор повышает температуру, все равно показательно его производили и распространяли. Здесь тоже самое. Древние люди не заботились о будущих поколениях, а жили только текущим моментом, считая, что кто-то другой решит все проблемы. Другие поколения придут на смену и все сделают. Так сделали те, кто имели возможности улететь на Марс, а это были очень влиятельные люди. Так сделали те, кто захватил власть и умер, прожив роскошную жизнь. Они придумали Гнев, они придумали инопланетян, чтобы не решать текущие проблемы, а объяснить все беды силой извне. Они кидали бомбы, чтобы никто не запустил ответного удара, но бомбы прилетали с других сторон, пока все не перебили. Это и есть ин-фан-ти-лизм.

Спустя пару часов полусна и легкой болтовни про собак и Рыжего, который мог бы быть последним, кто запустил бомбу, Илья и Кирилл зажгли факел и принялись за приготовление пищи. На бетонном столе Кирилл ловко нарезал собачье мясо и затем насаживал на металлический прут, чтобы поджарить еду на огне. На улице шел град и наполнял пустые питьевые корыта. Натянутая полупрозрачная пленка на железные основания над кустами смородины трепыхалась и шумела, составляя конкуренцию по громкости шуму снежного дождя. Илья держал тяжелый факел и запоминал каждое движение Кирилла, тренируя зрение.

— Солнце! — Закричала Дарина, проснувшись от яркого света.

Руслан в одиночку вытащил Ваню и Мишу из квартиры, сунув им первые попавшиеся книги.

— Рыжего дай, Рыжего! — Возмущался Миша.

Илья так и выбежал с зажженным факелом, чуть не спалив по пути склад макулатуры, но быстро оклемался, установил факел на улице в земле и подвесил на ветки прут с недожаренным мясом. Град закончился. Дарина в первую очередь посмотрела на сторону, с какой светит солнце. Это заходящее. Такого еще не было. Девушка, не дождавшись команды и никого не предупредив, побежала искать автомобиль или аккумулятор, прищуривая глаза от чересчур яркого света. Илья побежал за ней. Руслан вернулся и нашел нужные книги, вручил лежачим. Дарины и Ильи уже не было видно. Парень побежал в поисках автомобиля по короткому пути к концу леса, надеясь, что догонит Дарину. Кирилл смотрел наверх в небо и не понимал, что происходит, новая дыра? Солнца будет больше? Затем направился в сторону теплицы, стрясти градовые льдины и поправить сооружение.

— Прежде чем на тракторе разбиться,

застрелиться, утонуть в реке,

приходил лесник опохмелиться,

приносил мне вишни в кулаке.

«Дзинь-дзинь! 12 Марта 2400 года, 0 часов!» — Громко послышалось из динамиков.

В кристально-белой комнате ярким пятном горели две молодые и свежие головы в алом постельном белье. Головы освещали только что автоматически включившиеся лампы. Искрами на стенах зажглись цветные электронные фотографии, каждые три минуты сменяясь. Каждая пятая картинка — социальная реклама режима. На прикроватных тумбочках тут же оказались по черной повязке на глаза. Пахло мятой с корицей.

Храп Андрея не дал Наташе забыться во сне ни на минуту. Она ненавидела не только храп, но и всего его.

Двое молодых людей разошлись в противоположные стороны от спального места, открыли одинаковые белые створки шкафов. Наташа скинула с себя красную кружевную комбинацию и торопясь надела белое белье, а за ним легкое струящееся платьице молочно-белого цвета, как и большинство предметов ее гардероба. Затем девушка направилась к комоду и взяла меловую расческу. Прядь за прядью она расчесывала свои каштановые волнистые волосы, а за тем собрала их в низкий хвост на время утренних процедур. Андрей поменял свои алые обтягивающие трусы на бежевые и надел серые брюки, достал и кинул такого же цвета длинную рубашку-халат на кровать. А потом так же, как и Наташа приступил к своей прическе. Свои длинные прямые рыжие волосы он заплел в косу, расправил плечи, глядя в зеркало, и глубоко вдохнул носом.

«Встаньте напротив зеркала, ноги на ширине плеч…» — Зазвучал электронный голос. Двое подошли к общему зеркалу перед кроватью и, зевая, стали выполнять его команды.

После генетического обследования в 9 лет Наташе разрешили завести семью. Огромное счастье для всей большой семьи! Это большая редкость для жителей Воронежа, да и, наверное, любого города. После ядерной катастрофы в 2093 году у девяноста процентов людей был поврежден генетический код, спустя года эта цифра только увеличивалась. Выжившие бесконтрольно совокуплялись и строили семьи, пока государства не взяли в свои руки демографическую проблему. Для начала людей разделили на три категории. Первая, с необратимыми повреждениями кода, выполняет самую тяжелую физическую и умственную работу, в возрасте 9 лет таких стерилизуют. В девяноста девяти процентов случаев внешние уродства таких людей видны невооруженным глазом. Семьи детей первой категории выставляются на посмешище, лишаются львиной доли кислорода, переселяются в небольшие комнаты и, соответственно, в таких условиях умирают раньше. Никогда не работая до, пользы в обществе от них нет. Вторая, здоровые, но в генетическом коде хранятся потенциальные опасные болезни для потомства, их тоже стерилизуют, но работу и досуг они выбирают себе самостоятельно, как им по душе, а их семьи сохраняют многие прежние привилегии, кроме кислорода для некоторых родственников. Третья, здоровые, способные обеспечить городу хорошее потомство, таких обязывают заводить семьи и всячески поощряют. Политические методы относительно демографической ситуации сработали: примерно с 2190х годов населения всех городов стали расти и растут до сих пор. Есть и неофициальные законы, которые обязательно должны выполнять все жители Воронежа, в частности постельные законы для людей третьей категории. Они передаются обычаем из поколения в поколение, в городах они могут немного разниться, но в целом очень похожи. Среди таких законов, например, цвет постельного белья на время зачатия ребенка, он может быть: алым, красным, фиолетовым или розовым; объем работы для мужчин снижается; дневной контакт между супругами минимизируется; ночью пускают невидимый запах феромонов в комнаты. С момента фиксации беременности и до возраста ребенка двух лет наступает «белая» пауза, после все начинается вновь, пока супругам не исполнится по сорок лет. Обычно семья имеет около восьми детей, но Наташина — исключение. У нее только один брат и старые родители. Посмешище!

Когда Наташа узнала, что попала в третью категорию, она и ее близкие были в восторге, ведь теперь ее старший брат Антон мог участвовать в экспериментах по чистке ДНК (до которых допускаются единицы). А в случае, если у нее родится здоровый ребенок, то родственники до третьего колена будут получать достаточно кислорода до ста лет. Из-за брата второй категории семья была лишена возможности получать кислород на всех. Антона в девять лет не стали стерилизовать, так как у него была маленькая сестра, внешне и по анализам обещающая попасть к третьим. В четырнадцать, когда сестре было девять, его забрали на эксперименты на год, чтобы отработать механизм чистки кода для перевода в престижную категорию, порой это срабатывало. Эксперимент длится двадцать лет, но девятнадцать из них парень живет обычной жизнью в обществе вторых.

Общая тревога из-за лишений кислорода передавалась Наташе на интуитивном уровне. Их семья была известна в городе, как и все семьи со здоровыми детьми. Жители искренне радовались, как казалось, их появлению на улице, про них снимали фильмы, писали книги, вешали портреты по городу. И тихонько посмеивались над их немногочисленностью. Мама и папа никогда не упрекали старшего сына и себя за генетическую ошибку и не сложившиеся зачатия, свой долг они выполнили, как сумели, можно и умирать. Они жили в роскоши и подарили детям возможность тоже ею насладиться. Людям третьей категории не страшно умирать, не больно. Первые могут задохнуться от нехватки кислорода или от болезни в любой момент. Прямо на обеде или в лифте, за этим нелегко наблюдать. Такое ощущение, что перед смертью их специально выпускают из комнат на всеобщее обозрение. Конечно, это сказывается на отношении к смерти вторых и третьих. Вряд ли кого-то пугает переход в новое измерение жизни, в котором, согласно «Гневу», неиссякаемые источники кислорода, а для первых шанс переродиться в новую жизнь другой категории. В «Гнев», так или иначе, верят почти все, а вот в физическую жизнь после смерти единицы. Ходят слухи о другом учении, что после смерти нет ничего материального, только дух и единство с Богом. Это уже похоже на правду и очень нравится первым. Что действительно пугает красивых людей, так это боль при смерти. После сорока любой третий может обратиться в министерство с запросом о безболезненной смерти, например, если хочется попасть в иной мир или кислород на исходе или есть какая-то неизлечимая смертельная болезнь. Что касается вторых, так они могут обратиться туда в любом возрасте, если, конечно, с ними не проводят эксперименты. Наташины родители не верили ни во что, поэтому умирать не спешили. Они по-настоящему наслаждались своей известностью, легкостью и превосходством. Было тяжело представить, как можно от всего этого отказаться. Ровно в сорок это сделали бабушки и дедушки Наташи и Антона. У таких людей вера покрепче.

Чтобы эмоционально сбежать от ответственности за будущее родителей в пять лет девочка заинтересовалась экспериментами над человеческим организмом, которые проводились в центральной лаборатории, расположенной по соседству. Это невероятное место! Стеклянные камеры с недвижимыми мумиями вымерших животных занимают несколько этажей вверх. Тут не только ребенок, взрослый поразится масштабам, разнообразию и загадочности. На входе огромный слон пробил идеальный квадрат в потолке на два этажа. Его изогнутый хобот как будто зазывает: «Это только начало! Посмотри на нас всех!». Если нажать на кнопку перед камерой, то от слона оторвется голограмма и изобразит несколько типичных поворотов головы вверх и вниз, затем шаги, бег. Из отверстий рассыплется запах потного меда. Далее слон остановится и перед ним загорится несколько яблок и вода в лужице, он поест, высоко задирая хобот, испражнится и уснет на минуту. Голограмма исчезнет. Если нажать на кнопку двойным нажатием, то появится голограмма слона и слонихи, которые совокупляются, а затем она сразу рожает маленького слоненка. Такие кнопки есть возле каждого животного. Еще в камере стоят невысокие холодильники с генетическим материалом экспоната. Наташа в восторге от ярких голограмм и приветливых обезьянок и маленьких кроликов. Ей хочется всех по-настоящему оживить и потрогать или хотя бы стать испытуемой, чтобы подружиться. В лаборатории изучают генетическое скрещивание животных и людей. Хотя с 2140 года, когда открыли лабораторию, не было ни одного удачного эксперимента, лабораторию до сих пор финансируют и делают большую ставку на развитие всего человечества именно из этой комнаты. Человек должен стать независим от кислорода! В 9 лет Наташе запретили участие в экспериментах, тяжелый интеллектуальный труд соответственно тоже стал под запретом.

На тот момент Наташа просто забыла про свои детские любопытства и продолжила жить внушенной мечтой о своей будущей семье, лишь сохранив дружеские отношения со всеми работниками лаборатории.

Наташа, как и полагается, сделала онлайн-зарядку вместе с выспавшимся мужем, и отправилась в свою ванную комнату. Осьминожка приходила под утро, полотенце еще горячее и видны следы воды на зубной щетке. Наташа удивилась ее приходу, ведь топот шести ног должен был быть слышен человеку, который так и не уснул. Девушка почистила зубы, умыла лицо холодной водой и отправилась на завтрак — единственный скрытый ото всех прием пищи. Наташа вернулась в белую комнату с алой кроватью и встретилась глазами с Андреем. Он отвел в сторону взгляд, а потом приоткрыл рот, его увлажненные губы дрогнули, он резко отвернулся и ушел в их общую столовую. «Как отвратительно! По учебнику!» — вспомнила Наташа уроки размножения. — «Теперь терпеть его загадочные фразочки», — глубоко вздохнула, выдохнула ртом и отправилась за ним. Надо начинать этот день, это работа девушки: жить и развлекаться на радость местным.

К ее счастью, мужчин всех категорий обязывали работать. Прогуливаться одной и улыбаться легче, чем изображать влюбленность к противному тебе человеку. Андрей отправился на государственную службу к остальным мужчинам в серых, черных и красных костюмах. Костюм говорит о высоте должности. Серые носят только люди третьей категории и занимают «игровые» посты. Черные костюмы надевают «мозги» системы, в основном первые, но встречаются и вторые. Быть в черных одеждах не считается престижным, однако в руках таких людей сосредоточена власть. Красные плохо думают, но хорошо выполняют. Можно в один день из черного переодеться в красный и наоборот, здесь достаточно лояльная система. Сейчас у мужчин в моде тугие косы, но некоторые консерваторы до сих пор носят хвосты-пальмы. Лысые, опасаясь, что их переоденут в черное, надевают парики, несмотря на то, что с этой мужской особенностью все знакомы и, как правило, не считают уродством. Туфли мужчины носят легкие на тонких нитях-лентах. Многие передвигаются на каблуках, чтобы соответствовать идеальному росту — сто девяносто сантиметров. Несчастные двухметровые, каких много в Воронеже, горбятся, пригибают колени и чувствуют себя уверенно только сидя. В «игровые» обязанности Андрея входит распределение воздуха между людьми второй категории: программа сама считает и считывает все показатели, но так сложилось, что все, что касается кислорода, должно быть под контролем человека. Андрей перед огромным стадюймовым экраном нажимает кнопки и по-разному проходит каждый следующий день-уровень, затем сравнивает свою наиболее удачную игру с вариантом компьютера и получает бонусы, если эти варианты окажутся максимально приближенными. Бонусы можно потратить, например, на упоминания о себе в фильмах или учебниках, чтобы будущие поколения изучали твою жизнь. И жить Андрей стремился так, чтобы было о чем написать. Пока он стал самым молодым и красивым мужчиной третьей категории: строгая принтерная диета, идеальный рост от природы, модная одежда, дополнительные занятия спортом. Серьезное достижение! В планах было побить рекорд по количеству здоровых детей и ярко умереть, когда последнему исполнится девять. Андрей не был плохим или злым человеком, Наташа выбрала его сама. Исполнив детскую мечту о замужестве и прекрасном принце, у девушки не осталось желаний и интереса к жизни. Она слонялась по городу, не зная, как все закончить, ведь вся ее жизнь на виду компьютерной программы, основная функция которой — защитить. Наташа вспомнила брата. Ему сейчас лучше. У него есть надежда, мечта. Да и у Андрея есть мечта, хоть она и неинтересная и навязана политическим устройством города.

Антон за восемь лет испытаний оказался под угрозой попадания в первую группу. Это еще не конец, в семнадцати процентах случаев можно остаться во второй, и в одном проценте — перейти в третью. Это много. Наташа с ним не пересекается, только изредка встречает о нем новости. Он работает где-то недалеко от Андрея, выбрал для себя сложнейшую умственную работу, как будто смирился с тем, что обречен горбатиться с первыми.

Наташа в одиночестве прогуливалась по парку, пока остальные немногие мамы и будущие мамы смотрели премьеру исторического фильма про нашествие инопланетян в 2093 году. Все премьеры специально ставят в рабочее время, чтобы людям третьей категории не мешать жить размеренно и просторно.

Через несколько минут начнется первый обед для людей первой и второй категорий. Тишину нарушит искусственный голос, который сменит крик поездов, а его неразборчивый общегородской бубнеж. Улицы и столовые заполнят одинаковые красные, черные и коричневые муравьи, собирающиеся в кучки и поодиночке что-то жующие. Пройдет полчаса, голос объявит второй обед. Опять поезда, бубнеж, новые муравьи, может показаться, что картина повторилась, и нет ни единого отличия.

Еда будет съедена, столы пусты — подождать чуть больше полутора часов. Закончится премьера — немногочисленные воздушные белые бабочки выпорхнут по парам на улицы и украсят одинокие парки и скверы. Легкое пение красоток до вечера будет ласкать датчики искусственного интеллекта. Эти разговоры хотел бы придумать он сам, ведь они настолько подходят под загруженные алгоритмы поведения программы. Идеальные шаблоны!

«— Фильм прекрасен!

— О да, историческая точность на высоте!»;

«— Инопланетяне были такими противными!

— А как прекрасен главный герой!»;

— На Урале, в городе Кургане,

в день шахтера или ПВО

направлял товарищ Каганович

револьвер на деда моего.

«13 Марта 2400 года, 0 часов!»

Антон направил взгляд на незнакомца в отражении: красные глаза с серо-желтыми кругами вокруг сочувственно смотрели на молодого человека, двигая лицо то вверх, то вниз. Непричесанные каштановые локоны торчали в разные стороны, поблескивая жиром в искусственном свете комнатных ламп. Прижатые маленькие уши, будто быстро двигались синхронно с ударами сердца. Необычно пухлые губы через пару дней должны сдуться и покрыться белой шелухой от нервных укусов белоснежных зубов. На шее вычурно пульсировала вена, скрываясь в белоснежное платье до пят. Ниже торчали тонкие длинные белые пальцы, а вся конструкция человека держалась на коричневых платформах тапочек.

Всю ночь парень сидел на полу, прижавшись спиной к белоснежной тумбочке и уткнувшись в черный прямоугольник планшета. Поясница и шея ныли. Мигрень давила на череп узкой шапкой. Завершив ночную работу, голова на время опустошилась и по инерции управляла только повседневными заученными делами.

«Подойдите к экрану, зарядка начнется через двадцать секунд».

На экране Антона висела непрозрачная зеленая штора, которая служила фоном для отражения юноши. Она лишь немного приглушала звук монитора. Никто не знал, где находится динамик, даже такие избранные люди. Молодой человек отошел от зеркала, вернулся к спальному месту и присел на краю.

«Пять секунд».

Антон приложил палец и достал из открывшегося ящика прикроватной тумбочки зеленоватые капли. Затем перевернул их по очереди над каждым глазом запрокинутой головы. Скрытый под временно сомкнувшимися веками взгляд устремился к зеркалу слева от зеленой шторы.

«Раз-два, три-четыре».

Незнакомец в отражении начинал принимать знакомый облик и смотрел уже смеющимися белыми глазами на Антона. Капли парень положил на место и взял белый тюбик.

«Приготовьте кисти».

Несколько легких мажущих движений и губы вернули прежний незначительный объем.

«Наклоны».

Стакан с волшебной жижей, и сердце приняло прежний ритм.

Бессонная ночь будто была в другой жизни. Приняв, наконец, свое отражение, Антон ощутил голод. Утренние дела переключали молодого человека на легкие посильные задачи. К завтраку под действием запрещенных в городе веществ или от усталости паниковать парень победил страхи и вспомнил свои заслуги. Сотни таких же, как он, хотели взять это дело и жить с третьими, хоть и на правах второго. А выбрали именно его! Именно он взял руководство по делу сбежавшей Дарины. Он удалил всю информацию о ее сообщниках в городе и их самих. Он придумал взять ее облик и случайно бросить под железные колеса поезда у всех на глазах. Он изображал мучительную смерть с отрубленными пальцами и порванными кишками. В течение суток он изображал крики и стоны умирающей девушки, чтобы отпугать вторых и третьих от самоубийств. За эти три года тайная статистика по ним и правда сократилась на восемьдесят процентов. Впрочем, их сокрытием занимается другой отдел. И сейчас именно Антон справится со сложным заданием. Хотя, кто он, он уже забыл. Двадцать лет менять облики и жить под чужими именами задача не из легких.

В углу комнаты, справа от зеленой шторы стоял небольшой столик с выдвижным ящиком. Всю поверхность стола занимал принтер. Антон дотронулся пальцем до экрана и быстро стал двигать пальцем по сменяющимся изображениям, пока принтер не загудел и не выдал тарелку с ароматными кусками свиного мяса и печеной картошки, украшенными цветными травами. За десять минут все, включая хлебную тарелку, было съедено. Антон поднялся и направился к белому шкафу, в котором был спрятан сейф. Прикосновением пальца сейф открылся, и парень достал кислородную маску с прикрепленной к ней пластиковой банкой. Пара вдохов запрещенного для простых людей чистейшего кислорода — и можно переодеваться. Антон открыл соседний шкаф и достал черное неприметное платье, черные очки и мокасины — нужно отправляться в министерство. Сегодня особенный день.

Я предупреждал, что надо ее допустить до работы. У нее есть вот это отклонение. Почему они так и не могут признать психические признаком третьих? Ах, да это же было и до радиации, и как-то жили, до десяти миллиардов дожили. Оправдываются глупостью прежних поколений. Раньше мясо животных ели, почему же это пережиток прошлого? А психические это тип личности. Да сами и допустили все это! Любым детям нужно запретить шляться по лабораториям, они все потенциальные третьи. С кем общаешься — таким и останешься. Они спросят про арест. Что арест? Надо предупреждать об обновлениях, это не моя ошибка, а их! А может они специально? Восстание первых против третьих. Взяли самую красивую пару, подсадили Горбача. Или вообще он с ними был в сговоре. На арест мой датчик не сработал, я ничего не мог сделать. Спрашивается опять же, почему мой датчик не сработал? От Урода я избавился, он ей помог. Я действовал в точности по протоколу. На нее не должен был вообще работать арест, она подчиняется мне. Если она и убежала, то замерзла и заразилась. Все нормально. Вернуться она не сможет. А мне просто дадут новый объект.

— Мам, пап, пока, я на работу! Второй день карантин, останьтесь пока в комнате, посмотрите вчерашнюю премьеру, мне ее Наташа расхваливала. — Антон постучал в закрытую белую дверь, но не стал заходить, чтобы не заразить родителей несуществующей болезнью.

Министерство занимает весь верхний этаж. Рядовые жители Воронежа даже не догадываются о его существовании. В лифте нет соответствующей кнопки, а чтобы попасть на этаж, нужно нажать секретную комбинацию цифр и прижать указательный палец к индикатору. Самой серьезной организацией считается размытое словосочетание «Государственная служба». Работать там — престижно. Можно носить красивые наряды и получать множество бонусов. А «Министерство» звучит как-то тоскливо, да и выглядит не лучше.

При выходе из лифта прямо поджидают около десяти бело-красных поездов. На каждом вагоне, всегда готовом увезти на другой конец бесконечного коридора, изображены головы собак на кресте из забытых предметов прошлого. Если посмотреть направо, то можно увидеть серый тоннель с безымянными дверями на стороне лифта. Налево то же самое. Что это, оптическая иллюзия? Этажом ниже вокруг растительность, двери и парки со всех сторон, широкая улица с развлекательными центрами и стоянками поездов.

Антон занимает первую должность в секретном министерстве, то есть самую низкую, поэтому все работники его знают, по сути, он актер, который играет роль брата Наташи. Те, кто повыше, ничего не знают друг о друге. Да и о своем уровне секретности тоже не в курсе. Они никогда не спускаются вниз после того, как попали в это место.

Каждый, начиная со второй должности, работает в своей белой комнатке с шестью камерами, расположенными как на игральном кубе. Голос у всех изъявителей идентичен, несмотря на небольшое количество, а может и огромное, участников «беседы». Дело в том, что в комнатах установлен входящий голосовой фильтр, из-за которого даже свой голос слышится также незнакомо и пугающе.

Антон зашел в лифт, ввел комбинацию из шести цифр и в полном одиночестве поехал на последний этаж. Двери открылись. На молодого человека в черном скалила зубы нарисованная собака. Несмотря на визиты с двадцатилетним стажем парень по-прежнему пугался ее. Антон стиснул зубы, улыбнулся на правый бок и направился к дверям ближайшего поезда. Улыбаться на правый блок в стрессовых ситуациях он так и не прекратил, несмотря на все обучения перевоплощению и мысленному запрету в голове. Это происходит бессознательно, каждый раз парень ругает себя лишь после совершенного действия. С помощью легкого прикосновения указательным пальцем дверь открылась сверху вниз. Антон достал планшет из-под полов черного платья, сделал несколько манипуляций и перед его глазами появился пригласительный код, который нужно ввести, чтобы поезд помчался. Спустя тридцать секунд двери вновь опустились. Перед молодым человеком оказалась безымянная серая дверь, как в старину. Он постучал — дверь открылась. Антон зашел с планшетом в руках. Это был единственный источник света в комнате.

— Приступайте. — Послышался звонкий громкий мужской баритон.

— Отчет о проделанной работе двенадцатого марта с шести до двадцати часов. — Отозвался такой же голос. — В ноль часов объект сняла повязку, по данным счетчиков сон составил четыре часа шестнадцать минут. Объект находился в состоянии бессонницы два месяца и один день. Далее были совершены утренние ритуалы без изменений со дня свадьбы. Полноценный завтрак по рекомендованной диете съеден с тарелкой. В два часа объект направилась в Центральный парк города на прогулку. Шестая подряд премьера, начавшаяся в пять часов, была проигнорирована объектом. В шесть часов на первом обеде рабочих объект беседовала с лицом первой категории по прозвищу Горбач. — Антон сделал паузу, рассчитывая на вопросы. Динамики молчали. Обычно спрашивали уточнения: что именно ела, продемонстрируйте видео, что делала, когда гуляла, какие эмоции испытывала, какой пульс. Сейчас ничего. По лбу стекал холодный пот, а удары сердца отзывались в ушах. Пару длинных выдохов и молодой человек продолжил как прежде. — Для справки: Горбачу шестьдесят семь лет, свое прозвище получил по внешнему признаку первой категории: горб. Характер ответственный, инициативный, решительный, но смиренный; для министерства не представлял опасности. Получал полный объем кислорода за трудовые интеллектуальные заслуги в экспериментальной генетической лаборатории. Представляю видео беседы.

По истечении двенадцати минут Антон успокоился, сделав дыхательную гимнастику. Он сделал протокольную паузу в тридцать секунд, возможно, на этот раз будут вопросы. Молчание повторилось, но с толку парня уже не сбило.

— Арест был произведен по ошибке после обновления разведывательного андроида. По моему запросу отдел искусственного интеллекта отчитался, что не внес в обновление игнорирование депрессии, склонности к суициду и неудовлетворенности объекта. Все предыдущие обновления загружали подобные сцены в общую статистику, по которой, благодаря моей химической и физической работе, качество и количество депрессивных эпизодов значительно снизилось за последние три недели.

Случилась гиперкинетическая реакция на арест. Объект сбежала по пассивному безопасному детскому сценарию: в Центральную лабораторию, где работает ее настоящий брат Антон по новому прозвищу Урод.

Для справки: Антону двадцать три года, свое прозвище получил при подмене в пятнадцать лет. Под новым именем и сознанием Урода лишился возможности передвигаться с помощью ног, приобрел признаки первой категории: лишние мелкие кости и длинные отростки на всем теле. Характер сохранился, как и во всех моих перевоплощениях: трусливый, мягкий. Для министерства представлял желтый уровень опасности ввиду недостаточной изученности опыта неосознанного перевоплощения. Получал полный объем кислорода за трудовые интеллектуальные заслуги в Центральной лаборатории. Однако интеллектуальных заслуг не было, объем кислорода сохранялся из-за продолжения эксперимента.

Во время побега за объектом наблюдали четыреста восемь человек. Двести тридцать шесть получили повышенный эмоциональный стресс. Третьих среди них нет.

К двадцати часам количество знающих о происшествии повысилось до семи тысяч пятисот пятнадцати. Все третьи не в курсе.

Сейчас в час утра было озвучено всегородское информирование о том, что объект не относилась к третьей категории, а в сговоре с лицами первой категории подменила анализы своей второй категории. Ведется расследование, семья и все причастные будут привлечены к ответственности. Муж Андрей в дальнейшем будет выставлен в СМИ жертвой, заслуживающей сочувствия и уважения. Планируется скрещивание с семнадцатилетней Мариной по достижении совершеннолетнего возраста.

Для справки: Андрею девятнадцать лет. Телосложение и психическое состояние идеальны. Относится к третьей категории. Соблюдает все правила и рекомендации к своей личности. Характер решительный. Для министерства представляет особенный положительный интерес. Получает полный объем кислорода и дополнительный вкусовой.

Объект в шесть часов семнадцать минут двадцать восемь секунд остановилась в кабинете утилизации Центральной лаборатории. В кабинете находились два лица первой категории, знакомые с объектом. Топтунья и Урод.

Для справки: Топтунье восемьдесят девять лет, свое прозвище получила по внешнему признаку первой категории: частичное отсутствие ног. Характер спокойный, практичный, креативный; для министерства представляла желтый уровень опасности в виду секретности. Получала полный объем кислорода за трудовые интеллектуальные заслуги в Центральной лаборатории и в министерстве. Болела, по прогнозу ей оставалось четыре месяца.

Топтунья вколола объекту неопознанную жидкость, подготовленную для утилизации после экспериментов с «бессмертными» медузами, в живот, а также запрещенную формулу силы первого этапа экспериментов перевоплощения. Второй укол был сделан в плечо.

Далее представляю вам видеозапись событий.

По итогу, Топтунья была найдена мертвой на дне улицы в результате черепно-мозговой травмы. В пределах двух метров была обнаружена ткань платья объекта. На ткани платья обнаружены следы венозной крови. В пределах тридцати метров обнаружены немногочисленные следы объекта. В пределах ста метров не обнаружено ничего, уровень радиации критический. Температура составляет -1 °C. Предположительно объект умерла.

После побега объекта был выполнен ряд процессуальных действий.

Первое, Горбач был арестован и допрошен в течение трех часов после разговора с объектом. В результате допроса были выявлены отношения к делам «Х14», УР7» и «ЕЦЙ». Все сведения переданы в специальный отдел.

Второе, Урод был арестован, допрошен и удален в течение двух часов после событий. В результате допроса выяснились обстоятельства побега объекта, а также была выявлена близкая к осознанию родственная связь на психическом уровне. Удаление на физическом и исторических уровнях Антона состоится по вашему особому указанию.

Третье, Топтунья была найдена, осмотрена и удалена в течение четырех часов после событий. Тело передано в соответствующий отдел.

Четвертое, объект будет прилюдно удалена на физическом уровне до двадцати часов сегодняшнего дня.

Пятое, семья до второго колена находится на изолированной переквалификации в первую категорию с полным удалением воспоминаний. Предполагаемое время завершения работ: 23 марта двадцать часов.

Выводы.

Первое, вероятность, что объект выжила, равна 0,1 процента. Температура в темное время составляет -5 °C — 0 °C. Уровень радиации на расстоянии ста метров расценивается как критический. Получены травмы, предположительно, не совместимые с жизнью. Удаление по протоколу не требует согласования, но вы можете его отменить.

Второе, в будущем рекомендую запретить прямое общение третьего класса с лицами иного класса, включая семью.

Третье, предлагаю пересмотреть критерии присвоения уровня опасности среди людей первой категории.

Четвертое, настоятельно прошу приравнять некоторые психические отклонения к отклонениям первой или второй группы. — Антон спрятал планшет и, поддерживаемый невидимыми силами, приготовился к риторическим вопросам, стреляющим точно по самооценке униженного судьбой работника.

Несколько минут длилось молчание. В конце отчета вопросы бывают всегда! Сейчас не может что-то пойти по-другому. Разве что у них сейчас есть дела важнее. Но куда важнее? Человек третьей категории сбежал из города! Такое происходит впервые! Хотя, подобную информацию обычно удаляют. Кто знает, как часто это бывает? Первая должность мало осведомлена в текущих и завершенных делах.

— Завершите все процессуальные действия и явитесь двадцать третьего марта в двадцать часов для отчета о проделанной работе. Ваше перевоплощение будет удалено в это же время, подготовьтесь к нему. — Прозвучал бездушный голос из темноты.

«Даже не дали оправдаться. Ничего не спросили. Я их предупреждал, что этим когда-нибудь кончится. Надо было добавить вывод о необходимости наказания ответственных за обновление андроида. Что, меня тоже удалят? Нет-нет, такого даже в мыслях не должно быть. Удалят. Стоп. А я это кто? Антон? Или Дарина? Или Никита? Или Максим? Или Аня? Я уже забыл, что я Нина. Что я любила? Что мне нравилось? Почему я вступила на этот путь? Я забыла своих родителей, они у меня вообще были? Может, я устала? Надо идеально закончить работы и все будет нормально. И удалят. Нет. Хватит, здесь нет моей вины. Поэтому и вопросов не было. Я перечислил факты и логичные выводы. Антоном было неплохо. Вот бы следующее перевоплощение поближе к третьим быть».

Антон развернулся, и свет распространился по комнате. Дверь отворилась. Спустя пару секунд парень смог разглядеть ожидающий поезд. Параллельно на путях на уровень выше остановился всего один вагон. Автоматическая дверь была закрыта. Антон никогда не ездил на подобных, и ему всегда было интересно посмотреть, кто же там, так как эти поезда абсолютно затонированы. Молодой человек от пережитого стресса в секунду переключился всеми мыслями на давнее любопытство и мигом придумал план. Парень медленно вышел, двери за ним чуть слышно захлопнулись, но сзади отчетливо он услышал тот самый мужской баритон: «Приехали уже!». Антон подошел к поезду и поднес средний палец к индикатору. В этот же момент верхний поезд открылся, и из него посыпались женские неразборчивые голоса. Громкий писк от динамика индикатора привлек внимание верхних пассажиров, они остановились, затихли и заглянули вниз через бок эскалаторной лестницы. Тут же Антон поменял палец на указательный и посмотрел наверх. Да! Он увидел! Двери вагона опустились вниз. Он быстро прыгнул на сидение напротив, чтобы продолжить наблюдать в окно гостей безымянного кабинета. Но никого уже не было видно. Он лишь запомнил взгляд разукрашенного лица в красном или фиолетовом пятне. Рядом были еще три расплывчатые фигуры такого же цвета. Антон не узнал этого взгляда, и стал додумывать детали красивого лица, затем элементы одежды, складки, швы и движения. Он представил, как перевоплотится в нее. Представил, что она вторая, которая предала службу в министерстве, ее удалили, но необходимо завершить задание. Представил, как публично изображает ее смерть от недостатка кислорода. Как затем отчитывается в какой-нибудь безымянной комнате, как его просят показать видеоряд снова и снова. Спрашивают, на скольких человек это произвело эмоциональное потрясение. Вопросы сыплются один за другим. Пока мысли сменялись картинками, Антон уже подошел к своей комнате. Мечты сменились реальностью, он вспомнил Наташу, ее семью. С грустью зашел к временным родителям и приступил к их постепенному удалению.

— Привет, карантин пока идет, мне сделали прививку, но их единицы. Делают только молодым или здоровым с заслугами перед Воронежем. Я принес новый кислород на бонусы, попробуете?

Под чутким присмотром мужчин Наташа приобрела новые синяки и ссадины, но все-таки выбралась из глубокого сна. Илья жалел девушку, но после первого вечера уподобился остальным. Больше он чувствовал ревность и не хотел бы в будущем ее с кем-то делить. Гостья очнулась на третий день. Вставать пока не выходило, все тело болело, а вот приподниматься, чтобы поесть, получалось. Говорить тоже было пока невозможно, но девушка кивала в ответ на вопросы. А когда к ней начали ходить с факелами поодиночке, она со всей силы мотала головой в стороны, но сил отбиться не было.

Насилие такой формы девушке казалось более честным, инстинктивным. Кто сильнее, тот и берет свое. В городе ее физически насиловал только Андрей, а все государство вместе с жителями помогали ему морально. Она чувствовала себя более беспомощной. Такое насилие воспринималось остальными как норма, а девушка еще и улыбаться должна. Да и форма всего этого была извращенной. Писались и пишутся учебники соблазнения, соблюдаются ритуалы длительностью в жизнь. А после длительного насилия, сразу приходится готовиться к новому. Затем тебе исполняется сорок. Ты становишься никому не нужной, и, наконец, можешь спокойно умереть, не в силах попробовать жизнь. На улице она могла показать свои истинные чувства. Все участники понимали, что это отклонение от нормы. Но здесь есть куда убежать. Здесь есть возможность быть собой.

Сколько человек рядом Наташа упорно не понимала, хотя про себя пыталась сосчитать. Пятеро, вроде бы их пятеро.

Первый особо не трогает ее, он делает все механически, отрешенно, будто не с ней. Ставит факел в угол за кровать, так, что для Наташиных глаз, привыкших к свету, в комнате достаточно темно. Сам закрывает глаза и даже не стаскивает с нее накинутую шубу. Она не смогла его разглядеть: призрак темной бороды, длинных редких волос, пустые глаза, крупные черты, черствые руки. Длится все достаточно долго, зато не так больно, как с остальными. Потом он одевается, хрипло говорит: «Спасибо», и уходит. Он приходил два раза и оба раза был первым. Наташа чувствовала, что это разогрев, дальше придут более жестокие и животные люди.

Затем заходит второй. Второй раз он приходил не один, а с каким-то лежачим на кушетке. Тот пялил бесцветные глаза, полностью обросший рыже-черными волосами, как невиданный зверь из лаборатории. Второй переставляет факел поближе, и становятся видны его круглые юношеские черты лица, кожа краснеет, на фоне русых волос. Серые глаза с любопытством осматривают каждый сантиметр тела. Он кидает Наташину шубу на соседнюю кровать, но девушка не чувствует холода. Этот делает все агрессивно, он страстно рычит, бесконечно тыкается, не зная женского тела. Он щипает и вжимает в кровать острыми неаккуратно сгрызенными ногтями, оставляя синяки и ссадины по всему телу. Все происходит быстро, но слишком уж насыщенно.

Третий визит совершает четвертый мужчина. Он приходил один. Он тоже не знает женского тела, но старался все сделать не спеша, от чего тупая ноющая боль не прекращалась. Он гладил ее, а потом неожиданно ударял, может, и не специально. Во второй раз Наташа уже знала, что он придет последним. Сил мычать и вырываться не оставалось. На его посещении девушка уже неподвижно лежала и плакала от боли и несправедливости.

Потом приходит пятый мужчина, он похож на предыдущего. Такие же темные волосы, карие глаза, розовые пухлые губы. Он ложится рядом или на соседнюю кровать. Гладит девушку шершавыми пальцами, бормочет непонятные истории. Он с ней всегда. Она просыпается с ним и засыпает с ним. Он ее кормит, дает воду, греет руки. Он ее не обижает, но и не защищает. Из соседней комнаты она отчетливо различает два слова: «Илья, давай». Остальные слышатся шипением без облика. Тогда мужчина выходит, и начинаются пытки.

После последнего круга Наташа перестала плакать, давление в ушах ослабилось, и она услышала разговор в соседней комнате. Наконец-то! Не вырванные слова, звуки и шипение, а речь!

— Илья, как там твоя Машенька? — Дарина произнесла последнее слово, ставя ударение на каждый слог. — Ты четвертую ночь не спишь, давай я с ней посижу.

— Мне вона нормально! У меня сил ого-го. Хочешь, вместе посидим. Я ей рассказывал как вона змей ловить, как Мишка наш вона лисиц с белками скрещивал. Она все понимает, вона улыбалась. Ты тоже расскажи, кого в городе знаете, какие новости про них. Машенька вона сама и заговорит, кого узнает. А я послушаю. — Голос приближался, девушка понимала, что сейчас зайдут двое. — Давай-давай, вместе, ты прям с ней ложись, погреешь вона заодно.

— Она уже говорит? — Поинтересовался женский голос.

— Не, ну вона с тобой мож заговорит. Вы там про город, про кого общих знаете. Но если спит, пусть спит. Она вона кивать умеет. Факел поэтому пусть стоит, так и скажу Кириллу. Пусть меняет! Вот ему и чертов день. А то вона не дождемся. Заходи, заходи, с ней вона ляг. — Мужской голос перешел на шепот. Дверь открылась, огонь качнулся и на секунду потух, но затем загорелся с прежней силой. Девушка закрыла глаза и побоялась новой посетительницы, поэтому притворилась, что спит. — Спит, ну ты грей ее, она вона во сне вся в лед идет.

Наташа ощутила теплое тело с запахом проветренного пота рядом с собой и еще долго слышала пружины соседней кровати, с которой то вставали, то ложились обратно. Затем шум прекратился, и девушка услышала равномерное сопение на грани с храпом, который напомнил ей об Андрее. Выдержав безопасное время, Наташа решилась осмотреться. На нее вызывающе нагло пялились два карих женских глаза.

— Привет. Слышишь меня? — Дарина шептала прямо в ухо Наташе, чтобы не разбудить Илью. Затем немного отстранилась, посмотреть на реакцию девушки. Но в ответ округлились только карие глаза, все остальное тело не шевельнулось. — Слышишь меня? — Повторила Дарина вопрос с такой же громкостью, но уже щипая видимый синяк на плече. — Наташа застонала и быстро закивала.

— Отлично. Хотела начать наше знакомство по-дружески, с улыбкой. Но вижу, ты с первого раза не понимаешь. — В ответ испуганная девушка начала быстро поворачивать голову из стороны в сторону. — Хочешь сказать, что исправишься? — Дарина увидела легкий кивок. — Хорошо-хорошо. Чтобы начать нашу дружбу, сделай для меня одно одолжение. — Наташа опять закивала. — Скажешь всем, что моя вторая категория выше, чем твоя третья. — И вновь быстрые кивки. — Конечно, если тебя будут спрашивать. А лучше про категории и не начинай, мы же здесь свободные. Делаем, что хотим. Ну, добро пожаловать!

Дарина улыбнулась, но через секунду начала сдерживать улыбку, чтобы Наташа не заметила ее эмоций. Хотя последней было не до этого. Непрошенную гостью окутало отчаяние, мысли о несправедливости этих двух миров. Считывать эмоции в таком физическом и психическом состоянии она бы и не смогла. Дарина, тем временем, сама была не в себе, ее колотило изнутри, девушка не выдержала и вышла, чтобы хоть какими-нибудь движениями скинуть эмоциональный груз. В комнате-кухне она попрыгала, потрясла руками и стала звучно выдыхать ртом, складывая губы в букву «о». Получилось! Она не проболтается! Все спали, дежурный Миша тоже храпел на все четыре комнаты, Дарина тихо вошла, села на свое место сторожа, и беспокойные мысли и планы кружили в горячей голове до солнца.

Как только в комнате стали еле различимы предметы, Дарина побежала в сторону дальних многоэтажек. У нее есть задание: с момента, как в небольшой общине появилась новенькая, Дарина ищет кушетку или инвалидную коляску. По ходу поисков девушка собирает вторично нужные вещи: одежду, тряпки, железки, книги и другое, как обычно. Так считают все и не сомневаются в старой знакомой. Да и составить ей компанию некогда, все силы уходят на седьмую. Но сегодня, перед солнцем, Дарина продумывала запасной план. Если мужчины насытятся гостьей, то вполне переключатся на новую жертву. Жертвой быть не хотелось. Как бы память об электрошокере не превратилась в забавное воспоминание. Срочно нужны батарейки, напомнить о себе.

Дарина знала, что в обысканной раз двадцать десятиэтажке есть пластиковая бутылка с батарейками. Девушка в течение этих трех лет перебирала по одной, но пока ничего не подходило. Оставалось всего двенадцать штук на проверку. Дарина кинула их в карман и неожиданно для самой себя решила побежать в абсолютно другую сторону. Судя по небу, времени хватит. Она побежала к городу, а вдруг, там что-то дельное. Так убеждала она сама себя, не сознаваясь перед собой в истинном желании — взглянуть на себя. Какой она стала за эти три года?

Молодые живые глаза смотрели на чужое лицо. Сморщенные худые серые щеки, темные сальные растрепанные волосы, черные дыры в облезлом заборе на месте белоснежной улыбки. Это какая-то первая, одна из тех, кем пугали детей в городе, чтобы они себя хорошо вели. «И электрошокер не нужен», — думала девушка и вспоминала чарующую растрепанность Наташи. Мысль за мыслью, быстрые вывод за выводом привели девушку к спонтанному решению, не требующего отлагательств. «Может попробовать с Русланом?». Последствия решения девушку не волновали, чувства победили разум. Дарина не торопясь порыскала вдоль зеркал города, собрала пару полотенец и уже собиралась возвращаться, дыра между солнцем и мусором совсем сузилась. Но тут в поле зрения попал электрошокер. Не может быть! Их не принято выбрасывать, да и не популярны они в городе. Он был в бурых пятнах. «Наверное, кровь. Может, Наташа обронила, когда убегала. Но третьи не обладают большим умом. Она даже не подумала одеться перед побегом». Дарина нажала на кнопку, работает. «А где батарейки? Так, так, так. Он похоже от зарядки работает. Черт! Ну, хоть рабочий!». В голову стремительно пришел новый план. И все детали были обдуманы по пути к убежищу. Дарина села в кресло сторожевой комнаты и мгновенно уснула под веселую болтовню.

Дарина проснулась уже без принесенных полотенец, батарейки и электрошокер остались нетронутыми в закрытом кармане под шубой. Ваня дежурил.

— Ты так крепко уснула, мы думали, ты умерла. Еле пульс прощупал! — Ваня услышал шум и откликнулся.

— Я так поняла, за меня кто-то отчитался о походе. — Девушка наигранно усмехнулась.

— Извини, но нам и до пульса надо было добраться. Не обижайся! — Ваня заметно занервничал, это было слышно по шороху на кушетке.

— Ладно, у нас все общее. Я и не думала. Пойду к ягодкам, а потом досплю. — Дарина встала и не дожидаясь ответа вышла на холодную улицу.

— Давай-давай.

Девушка отошла на максимальное расстояние, пока от фонаря и по памяти местность узнавалась. Батарейка за батарейкой летели на хрустящий лед, пока, о чудо, две из них не подошли! Электрошокер заработал. В арсенале Дарины их теперь два! И оба работают. Девушка пошла обратно.

— Смородинку не захватила? — Весело встретил Ваня.

— Ой, нет, и себе не догадалась взять. — Девушка искренне расстроилась, так как изначально планировала подтвердить цель своего ухода.

— А то мы конкурс устраивали на лучшую. Миша, конечно, вне конкуренции. Там такая борьба за второе место была! Но в ход пошел не вкус, а сила. Я так смеялся. Илья решил…

— Вань, я, правда, хочу спать, сил нет, давай потом. — Перебила Дарина и показательно зевнула.

В спальне при зажженном факеле все спали. Дарина легла на свою кровать, укрылась второй шубой с головой, но оставила щелку для подглядывания. Очень быстро девушка задремала и видела сон, пока ее не разбудил мужской шепот: «Давайте-давайте, выходите». Глаза мгновенно распахнулись, она стала наблюдать. Все вышли, Кирилл направился прямиком к ней. Девушка закрыла глаза и притворилась, что крепко спит. Мужчина толкнул Дарину несколько раз, одновременно назвав ее имя. Потом понял, что будить дальше бесполезно. Он отошел и сел на кровать спящей Наташи. Завернул шубу и одеяло с ее ног, привстал, потом сел перед новой гостьей на колени и стал ритмично покачиваться. Наташа от этого проснулась и, не стараясь отбиться, заплакала навзрыд. Через минут десять пожилой мужчина вышел. Дарина подбежала к кровати и показала девушке один из своих электрических приборов. «Знаешь, что это?». Девушка, тяжело дыша, кивнула в ответ. «Знаешь, как им пользоваться?». Опять кивок. «Вот и умничка». Дарина быстро убежала к себе на пункт наблюдения.

Кровать Дарины находилась недалеко от арки, поэтому девушка слышала отрывками шептания в сторожевой. Судя по всему, Кирилл попросил пока не трогать Наташу, дать ей успокоиться. И что ему самому было трудно сосредоточиться от ее слез, по этой причине у пожилого мужчины ничего не вышло. Она слышала Ваню, он советовал дать отдохнуть девушке, иначе она не выздоровеет. Илья сказал, что Кирилл слишком старый и ему хватит каждый день ходить. Ваня добавил, что с сердцем плохо будет. Сошлись на том, что теперь будет иногда ходить Руслан и Илья. А что делать, когда девушка начнет ходить, вопрос спорный. Как поделить ее справедливо непонятно. Да, Илья ее нашел, но и Руслан все глаза попортил, пока в озеро нырял. Ждать, что гостья сама выберет, бессмысленно. Она же городская, ничего не понимает. Решили мерить свои священные органы, которых не бывает у женщин. Наташа тем временем уснула. Под ее равномерное сопение Дарина уснула тоже.

Белые стены с черными мониторами отдыхали. Такие же уставшие пол и потолок, освещенные тусклым светом лампы и ловящие привычные крупные острые и округлые тени, походили друг на друга. В центре, выстроившись в линию, стояли три мягких больших коричневых кресла, все были обращены к выключенному восьмидесятидюймовому экрану.

— Одну пробили, рассчитать под нее полет будет сложно, а вот под второй удар подойдет, самое то. — Начал говорить человек в сером платье, скрывающем его шарообразное тело, из которого торчат маленькие конечности, сантиметров по двадцать пять каждая. — Пока дыра не затянулась, нужно планировать удар на ближайшую неделю, а полет в течение следующих суток. Циклоп, транслируй скорость затягивания и сам удар покажи.

Включился экран, и запустилось видео. Зеркала множили артиллерийскую пушку, по дизайну напоминающую оружие четырехсотлетней давности, только увеличенную в десятки раз. С крыши Воронежа направлялось вверх ядро размером с комнату. Колоссальных размеров громадина была окружена жужжащими и пищащими устройствами, якобы контролирующими весь процесс. По мере полета каждые десять минут ядро постепенно росло и ускорялось в геометрической прогрессии. Циклоп включил тепловую экранизацию на правом мониторе. Через полтора часа полета, сокращенному благодаря Циклопу до полутора минут, стало возможно увидеть огромный далекий навес, приближающийся к мусорному занавесу. Спустя секунду ядро бесшумно пробило мусор и показался тусклый едва ощутимый лунный свет. Огромное ядро бесследно скрылось, не отчитавшись даже звуком взрыва. Включился левый экран: на белом фоне затанцевали графики и цифры.

— Первый взрыв произошел сразу после столкновения, возгорание составило 0,3 % площади ядра, это в пределах плана. — Циклоп моргал каждым глазом по очереди, казалось, что маленькая бабочка прыгает с глаза на глаз, совершая круг по часовой стрелке по глазным озерам. — В отделе космоса заявили, что ядро может взорваться еще несколько раз с такой же площадью возгорания и окончательно догорит в открытом космосе в течение шести часов. Через неделю радиоактивный прах осядет на мусорные кольца, частично выпав с осадками по всей Земле.

— Отлично, по всем показателям мы укладываемся с запуском ракеты. За первую дыру нам уже обеспечили кислород на 80 % жителей. С запуском будет 150 %. — Воодушевленно дрыгая ручками и ножками, засмеялся Кругляш.

— А Тамбов, они же не могли пропустить дыру? Их технологии позволяют добить ее до нужных размеров и запустить ракету. — Начал ранее молчавший человек в среднем кресле. Все его скрюченное тело откликалось на каждый произнесенный звук. Маленькие глаза на разном уровне, смещенный нос, тонкие губы, расположенные необычно низко, висящие руки и волнообразные ноги, — все отталкивало от него людей, учитывая сотни лет насмотренности человечеством ужасами ядерных последствий.

— Тамбов может расширить дыру, но у них неверные цифры по возможности запуска ракеты, они в любом случае будут тянуть на несколько суток вперед. Наша разведывательная группа сегодня подтвердила прежние данные. — Кругляш начал с веселящий уверенностью, но под конец предложения улыбка сошла на нет. Все присутствующие, конечно, это почувствовали. — Конечно, они могут специально нас запутывать, но вы сами знаете уровень их технологий. У них меньше кислорода и меньше людей.

— Надо действовать быстрее. Прошло три дня, даю еще два. — Завершил тему серьезный человек без имени и прозвища. Он почувствовал облегчение, что собрание скоро кончится. Все проблемы и независящие от него обстоятельства он выместит на посетителей, прибывших на поезде с верхних путей. И тут же в голову пришла новая незакрытая тема. — Что с той девкой из третьей?

— Наташа, прогнозировали, что она второй категории, как ее брат, поэтому готовили к лаборатории. — Циклоп как будто оправдывался, параллельно переключая все экраны на записи с девушкой в разном возрасте. — С девяти лет поставили человека к ней вместо брата из второй. До семнадцати лет, до замужества, все шло гладко. Меры уже приняли, Кругляш, расскажи.

— Да, меры приняли. Всех детей априори считаем третьими, поэтому общение детей с первыми полностью запретили. Обязали семьи первых под предлогом штрафа кислорода рожать не меньше десяти детей, но с условием, что третьих родится не менее пяти. Также принято решение разнообразить досуг для женщин третьей категории вплоть до разрешения на работу. Всех живых свидетелей и бесполезных происшествия готовим на колонизацию Марса в планирующийся запуск. — Кругляш завершил речь и Циклоп начал копошиться.

— Все принято, двадцатого марта перед запуском будет расширенная встреча.

Илья зашел в комнату-спальню. Девушки спали. Дарина громко храпела с открытым ртом. Рядом с ее головой дымилось и растворялось облако пара. Илья застыл на входе, глядя то на одну, то на другую. Местные за эти дни уже привыкли к свету и ходили с открытыми глазами. Даже запах сырости в квартире куда-то испарился. На выходе в улицу у свободных людей в носу появлялся какой-то противный оттенок тухлости. Сначала решили, что кто-то еще к ним не добежал, но, в итоге, в результате размышлений Вани и комментариев остальных, пришли к выводу, что это из-за факела. На улице и в квартире раньше пахло одинаково, а теперь огонь испаряет всю сырость.

Застывшего красивого и крепкого молодого человека сзади пнул второй, обладающий такими же качествами. Илья направился к своей кровати, а Руслан лег рядом с Наташей. Пришел и Кирилл, он завез Ваню и Мишу, а сам отправился на дежурство. Через час все спали.

Наташа очнулась ото сна. Очередной кошмар заставил вскочить девушку в сидячее положение. Рядом с ней храпел незнакомый лохматый зверь, укутанный в шкуру.

«Опять!» — Подумала она. — «Я больше не выдержу. Надо бежать. Куда бежать? В город? К другим лучевым? Я даже говорить не могу. Так, Наташа, попробуй встать. Черт! Спина. Руки онемели. Как там было. Сначала пошевелить. Большой палец. Да! Ну! А остальные что? Так! Руки. Руки нормально. Еще раз. Большой палец. Раз. Большой палец. Ну! Большой палец! Вернемся к той ноге. Большой палец. Раз. Указательный. Два. Ага. Здесь все четыре сразу. Ладно. Может, это и нормально. Вторая нога. Большой палец! Ладно. Подождем. Что подождем? Куда бежать-то? Тут есть девушка. Она выглядела потрепанной. Неужели она привыкла. Можно разве так жить. Ну, она прожила. А сейчас нас двое. Двое на пятерых. Да, уже неплохо. О чем я думаю? Андрей начинает мне нравиться. Так, куда бежать? У меня есть шокер. Его хватит на раз, потом отберут. Что мне терпеть, пока я не смогу его отбить. Сколько терпеть? Так, если ударить в сердце или голову, он может умереть. Да, чья-то мечта… Топтунья бы этого хотела, был бы у нее шокер. Здесь, наверное, тоже об этом мечтают. Или они просят друг друга убивать. И что это? Такая жизнь только ради безболезненной смерти? Так, ударю шокером сейчас? И? И! И их будет четверо, а без того рыжего все трое. И все как раньше. А изучу их жизнь, стану говорить, ходить. Сама убегу. А может и двоих получится шокером! Второй же придет отбирать! А если вдвоем придут, то я сразу двоих ударю. Главное не промазать! А может и троих. Будем жить с той. Где она? Она ходит с ними наравне. Значит, все знает. А этого лежачего, если надо, то тоже забьем. Не будет смотреть, куда не надо. Да! Все! Когда лучше это сделать… Они спят, я тогда смогу точно попасть. Нет, ну а такой смерти только мечтать. Они со мной так, а я так благородно! Смерть во сне! Мечта любого! Где шокер. Где? Забрали, пока спала. Конечно, я для них кто? Как первая. Хорошо хоть не ударили. Она подумает, что мне просто нравится. Она расскажет им. Мне… А! Вот он, подо мной. Я не почувствовала. Какое облегчение! Наташа, Наташа. Все в порядке. Дыши спокойно. Он может проснуться. Нужно навести, потом нажать. Тут две кнопки. На две нажму. Все просто. Так навожу. Где сердце? Где его живот. Он лежит на животе. Или нет. Одна попытка. Да, точно на животе. Раз. Два. Три. Нажимаю! Так! Сосредоточься, Наташа. Раз. Два. Три! Или в голову? Нет. Сердце надежнее. Последний раз считаю. Надо решиться. Давай. Раз. Два. Три!»

Лежачую девушку ослепило ярким светом фонаря, что притупило слух и тактильные ощущения. Руслан вскочил от громкого звука и укола в левую лопатку, а затем из его рта прозвучал короткий отрывистый визг. Соседние кровати зашумели, а из арки, где должна быть дверь, послышались громкие быстрые шаги. Руслан посмотрел на источник яркого света и узнал в приборе электрошокер, которым когда-то угрожала Дарина. Юноша вырвал из рук Наташи устройство и нажал на одну кнопку, затем на другую. После первой манипуляции засверкали серебряные искры в сопровождении громкого скрипа, а после второй — выключился свет. Несмотря на блеклый свет всегда горящего факела, все в комнате на несколько секунд ослепли. Взгляды были направлены на Наташину кровать, в момент, когда зрение адаптировалось, лучевые увидели картину зависшего над бедной девушкой разъяренного мужчины, зажимающего над своей головой кулак. Раздался глухой удар и окровавленная рука закрыла лицо Руслана и размазала кожу в алые краски, без того бордовой физиономии. Молодой человек замер. Илья подбежал к девушке и начал нежно гладить ее руки и волосы. Кирилл подвез Ваню поближе, чтобы тот осмотрел девушку. Остальные оставались на прежних местах.

— Грудная клетка движется, она дышит. Положите меня пульс пощупать. — Без эмоций и раздумий Ваня приступил к осмотру.

Руслан тихо плакал. Наташа без сознания и с разбитым носом спала.

— Нихера себе страсти! А давайте-ка это обсудим. — Весело предложил Миша.

— Пусть остынут, Мишань. Есть поважнее дела. — Кирилл развернулся обратно. — Солнце скоро выйдет. Руслан, готовься.

— Пусть идет со мной, мне надо помочь расчистить завалы. — Вмешалась Дарина.

— Ды хрен с вами! Она сдохнет скоро, мы с Мишаней ладно, а вы так и останетесь одни, ползать будете, пока вас ваши белки не сожрут. Иди, куда хочешь, дайте мне только пожрать на старости лет. — Кирилл скрылся в темноте.

— Руслан? — Дарина вопросительно посмотрела на юношу. Но он игнорировал, занятый рассматриванием своих влажных темных рук.

Илья молча отнес Руслана к его кровати и лег рядом с Наташей, поглаживая ее холодную руку. Электрошокер, валявшийся на полу рядом, подняла Дарина и забрала себе. До выхода солнца, в течение часа, никто так и не уснул.

— Солнце! — Крикнул Кирилл, но все и так видели проходящие сквозь дверь слабые лучи. Кирилл с двумя книгами направился к спальне. Одну он бросил брату на грудь, а вторую аккуратно дал в руки Ване, которого затем первым повез на улицу.

Дарина подошла к кровати Руслана и прошептала: «Я тебе кое-что покажу». Молча они пешком отправились на улицу, в конце концов, перейдя на легкий бег. Илья оторвался от Наташи, сбросил свою шубу и укрыл ее ноги, а сам отправился нырять. Кирилл вернулся за Мишей, все стало как прежде.

Длинный дом сохранил крышу на шестнадцатом этаже на целых четыре метра. В округе это самый большой дом, остальные сохранили высоту не более десяти этажей. Дальше по волнообразной диагонали жилище разрушено. На низком конце распознается заледенелый диван, полный радиации. Он как будто стоит уже не на теплом некогда полу, а прямо в луже на пустой улице. Если встать перед диваном, а за спиной оставить дом, будет казаться, что диван уплыл, как корабль, но его выбросило на мель, путешествие кончилось печально. На самом деле, триста лет назад здесь было семнадцать этажей, а большинство первых этажей ушли под землю. Может, и под квартирой лучевых когда-то была жизнь, этот секрет сохранил плотный бетон.

— Поднимайся на третий, там, где раньше нашли наше корыто. — Дарина достаточно громко и неожиданно для себя визгливо сказала Руслану. Девушка всю дорогу от квартиры репетировала эту фразу. Так обидно, что она прозвучала глупо и неестественно. Будто убегая от позора, Дарина добавила скорости и в одиночку направилась к высотке. Руслан не сказал ни слова, но последовал туда же с прежней скоростью.

В квартире на третьем этаже на слоях пыли и паутины были видны следы человека, тоже покрытые тонким слоем пыли. Много полосок оставалось на заваленном набок шкафу. Кто-то дотрагивался ладонями до шкафа, оставляя незакономерный узор. В этой комнате довольно тепло, окна целы, и ветер не задувает сквозняком. Кроме шкафа, здесь ничего не выделяется. Пол мягкий, собранный из потолочных обломков, рваных тряпок и размякшего дерева. Здесь пахнет смертью. Наверное, мелкие животные приходят сюда умирать и гниют в глубине полового покрытия.

Дарина открыла шкаф и достала оттуда пару чистых пакетиков с белым порошком и плоскую доску, завернутую в потрепанную бумагу. Девушка аккуратно достала предметы, не повредив упаковку, и высыпала на доску две горочки порошка. Послышались шаги Руслана, а через несколько секунд в забытой комнате оказались два человека.

— Смотри на меня. — Девушка села на мягкий пол, скрестив ноги перед собой. Затем, взяла доску и лизнула одну из горок. — Сделай также, тебе понравится.

— Что это? — Руслан заинтересовался, присел зеркально, но побоялся повторять.

— Попробуй, говорю! — Девушка была решительна и протянула доску ближе к молодому человеку. Руслан принял предложение и повторил действие. — Проглотил?

— Проглотил. — Кадык Руслана двинулся вперед, а затем вернулся на место.

Дарина встала и начала раздеваться: шерстяной серый кардиган с торчащими нитками и дырками на спине; объемная трикотажная кофта красного цвета, грязная и зловонная, зато целая; штаны из плотной джинсы — все осталось на полу. Девушка стояла в одних толстых носках, сгорбившись, пытаясь скрыть свою наготу, но, сознательно не пряча ее руками. Распаренная кожа с частыми очагами красной сыпи покрылась мелкими и острыми мурашками. Дарина стояла минуту, не шевелясь, а затем резко рассмеялась и завалилась на пол. Озноб пропал.

Руслан с жадностью смотрел на девушку, будто первый раз увидел женское тело. Затем она упала, и он растерялся. Юноша склонился над станом, сердце его бешено застучало, а изо рта пошла пена. Он без сознания упал рядом, стукнувшись в полете головой о шкаф. Дарина валялась рядом и смеялась, не обращая ни на что внимания.

Солнце зашло. В абсолютной темноте в комнате остались два размякших теплых тела.

— Вона опять заночевала наша Даринка, завтра прибежит. — Илья ответил на всеобщие волнения.

— Дык она и без солнца дорогу знает. — Ваня не унимался. — У меня плохое предчувствие.

— Ой, предчувственник! Все же понятно! Скажи, братец. Как там у них, у баб. Вы-то баб и не видали. — Миша захрипел и засмеялся.

— Да, Дарина растаяла, наконец. — Кирилл согласился с братом.

— Как растаяла? Это что с ней? Вона как лед? — Илью проигнорировали.

— Заревновала к Машке! Ох! Не вытерпела девка. — Миша опять искусственно засмеялся.

Дарина проснулась от острых уколов мороза. Она открыла глаза, но ничего не видела. Наощупь начала искать руками что-то знакомое, но первое же движение причинило нестерпимую боль в кистях. Попыталась приподняться — боль охватила все тело и показалась еще острее. Дарина поняла, что замерзла. Лежать, не двигаясь, означает смерть. Обжигающие струи жидкости попали на ноги и затекли под спину. Если моча замерзнет, будет еще хуже. После минутных раздумий желание жить пересилило, к тому же вспомнились городские нравоучительные фильмы про мучительную смерть от холода и голода. Девушка приготовилась к боли, как раньше, она старалась посмотреть на себя со стороны, будто мучается другой человек, а она лишь пытается понять на себе его ощущения. Зажимая челюсть, несмотря на боль, она стала закапываться в тряпки, до которых могла дотянуться. Тут была ее одежда, смятая бумага, подмерзший поролон, шерстяные клубы пыли. С многочисленными паузами через полчаса Дарина полностью укуталась, не почувствовав, и поэтому не укрыв, ноги от колен до больших пальцев. Торчала и черноволосая голова с состаренным за последние годы лицом. В этом положении девушка вспоминала, как оказалась здесь, но путала сон с реальностью, не верила самой себе. Действительно ли у города валялся электрошокер? Как так могло совпасть, что батарейки спустя три года подошли? Зеркало да, зеркало действительно было. Как она могла привести сюда Руслана? Зачем? Всегда практичные и последовательные мысли не могли возбудить такие странные желания. Хорошо, что это сон, иначе бы конец. Сон, потому что Руслан не дал бы ей замерзнуть, не оставил бы ее.

«Наташа… Пришла… Нарушила все. Все сошли с ума! Даже Ваня стал другим. Неужели женское тело может вызвать столько агрессии? Почему со мной такого не было? Неужели электрошокер так подействовал на них? Боль нестерпимая! Почему я проснулась? Лучше бы так и сдохла здесь. Как я могла так с дозой переборщить? Я согреюсь, я же чувствую свое тело, я согреюсь. Потом и шубу из шкафа достану. Тут все предусмотрено. Не зря же я здесь обустроилась. А солнце выйдет, и без шубы согреюсь. Наташа. Как она вообще дошла. И зачем? Что сейчас в городе творится?» — Мыслью за мыслью девушка все сильнее запутывалась в прошлом. Так и уснула от собственной слабости.

Дарину разбудил солнечный свет. Она сразу начала раскапываться, несмотря на озноб. Нужно уходить: надеть шубу, а лучше еще найти свою одежду, чтобы было теплее. Ноги не двигались. Девушка напрягла живот, и с огромным усердием согнулась вдвое, чтобы осмотреть себя. На куче мусора лежали две конечности черно-серого цвета. Дарина не верила, что это могут быть ее ноги. Ее начало трясти и стошнило на себя. Она попробовала перевернуться — получилось только с седьмого раза. Девушку по-прежнему трясло, кружилась голова. Каждая мышца болела и сопротивлялась любому движению. Смерть где-то рядом. Нужно срочно найти шубу. Нужно согреться. Дарина поползла на четвереньках и наткнулась на что-то твердое и холодное. Она разгребла тряпки, которые до этого скинула с себя после сна, и увидела обжигающе-холодные глаза Руслана. Они были направлены на нее, но смотрели будто бы сквозь. Забыв про боль, Дарина затряслась в порыве плача. Через пару минут все же пришла в себя, подползла к шкафу и вытянула оттуда длинную шубу. Кое-как укрылась и, пока светло, решила ползти вниз, домой.

«Домой. Надо домой. Может, и хорошо, что он мертв. Или показалось. Лучше не проверять. Не буду оборачиваться.

Я совершила ошибку. Теперь о ней никто не узнает. Все будет как прежде.

Дальше бетон, там будет проще. Еще немного. Это пока я проваливаюсь.

Прежняя Дарина вернулась. Вот это перезарядка получилась!

А Руслан, Руслан. Его не я убила. Нет, не я. Его убила такая жизнь. Это не я виновата.

Электрошокеры! Я забыла!

Остались Илья и Кирилл. А если Наташа умрет? А если у меня не будет ног?

Нет, надо вернуться. Я проползла только два метра. Пока светло. Давай, Дариночка. Давай. Ты сможешь!

Хорошо, что Руслан мертв.

Даже жалко Наташу. И чего ей вздумалось бежать?

Где они были. Я их положила в карманы кардигана. Где же кардиган. Все в грязи. Как я в этом спала? Вот он! Вот он! Да, два! Целые! Хорошо, что вернулась.

Так. Нужно только доползти. Я же смогла уйти из города, а здесь что? Я знаю дорогу, я знаю, куда иду. Куда ползу. У меня есть два электрошокера. Даже если этого волка-маньяка встречу. Я Дарина, я сильная. От пяти мужиков смогла отгородиться. Пока день, я могу встретить кого-нибудь из наших. Да, нужно только доползти до улицы. Три этажа. Шесть лестниц. Я же вниз. Так. Пробую. Раз. Два. Да, я их быстро осилю. Дарина, давай. Самое страшное позади». — Дарина тянулась к жизни, и не могла представить, что ее может ожидать что-то иное. Даже смерть Руслана ее не тронула, а лишь придала сил.

На последнем лестничном пролете голова девушки закружилась. Пол начал уходить из-под рук и коленок. Тело стало ватным. Она очутилась в мягкой кровати. Вокруг белые стены. Легкий ночной свет ламп. Она засыпает, не надев повязку. Это просто ночь.

Только в реальности девушка потеряла сознание и разбила голову о кусок железа, валявшийся на первом этаже самого высокого дома окрестностей Воронежа. Дарина не первый раз засыпала от передозировки своего наркотика, пропускала несколько солнечных выходов. Этому не удивлялись. Странным оказалось другое. Впервые за двести лет температура в городе упала до минус шести. С выходом солнца все наладилось, и лучевые даже не заметили разницы. После захода снова минус шесть. Что-то резко изменилось, климат нарушился. Вокруг происходили перемены, с которыми придется мириться, как-то приспособляться. Природа кинула новый вызов или Гнев продолжается. Только Дарина лежала на бетоне с покрытыми инеем волосами, бровями, ресницами и тонкой полоской редких усов. Она никуда не торопилась и больше не боролась. Для нее все закончилось.

«Зачем я это съела? Ведь можно голодать. От этого умирают. Ничего сложного, просто не делать. Это не город, чтобы еду запихивали и охраняли жизнь, пока она похожа на ад. Надеюсь, мясо облучено. Может, от этого я уже умру.

Почему так сильно бьет внутри? Они что, теперь живут в моем животе? Маленькие животные, такие же, как в лаборатории, только очень-очень маленькие. Они будут тут жить, размножаться. Лучевые привыкли к этому? Как они живут? Горбач говорил тоже, что живут. И не жалуются. Выживают.

Когда же я умру? Что еще должно случиться? Мне нужно было родиться в конце двадцать первого века, я бы всех пережила. Это мясо теперь пинает меня из живота. Оно наказывает, оно и прикончит.

Эти хоть перестали ходить. А может, я больше их не чувствую, привыкла? Как часто я бываю в сознании? Сколько дней прошло? Или лет? Или часов? Нет, не часов. Я многое помню. Если это не сон. Не сон, вся боль реальна. Я все чувствую, каждый нерв. И этот отвратительный запах. Туалетный запах первых в лаборатории. Да, это он. Он появляется снова и снова.

Опять пинает. И не позвать никого. Эти пытки и пинания одновременно… Даже представлять не хочу.

Нужно встать, встать и что-то сделать. Не того я ударила. Надо было бить себе в сердце. И кого теперь просить? Куда она делась?

Замерзнуть? Скинуть шубу и заболеть? У них же нет уколов? От радиации не хотелось бы умирать.

Я вся грязная! А как они хоронят? Неужели съедят? Да, точно съедят. А я ела эту девушку только что. Они ее наказали за электрошокер. И меня наказали. Да, нам же говорили, что лучевые едят друг друга.

Опять пинает, что такое? Все больнее! Я уже умираю? Умираю, да, умираю. Мама с папой, как они? Теперь все смеются над ними. Они еще живы? Топтунья тоже меня встретит. И не понадобится кислород больше. А Андрей, Андрей меня не найдет, я успею спрятаться. Там он и не будет искать. Зачем? Горбачу напечатаю шпроты. И маме. И к Андрею с ними приду потом. Как хорошо. Розовый дым с ароматом лаванды. Тепло бурлящей воды. Осталась голова. Опустить голову и не дышать. И все будет хорошо. Я растворяюсь». — Последние осознанные мысли Наташи пришли на холодный бетонный пол, согрели последние секунды и сгорели в огне факела неподалеку.

Кирилл держал факел и освещал неприятную картину. Полуголая девушка лежала на боку, согнувшись пополам в позе младенца. Каштановые локоны и бледные руки полностью закрывали лицо. Под ней по холодному бетону растекалась лужа согревающей густой крови, под слабым светом факела приобретающая и окрашивающая все в черный цвет. Рядом лежали два как будто бы полупрозрачных пластиковых пакета с человеческой кожей.

— Илья, вези сюда всех. — Крикнул в сторону арки большой мужчина. После пары хриплых смешков последовал шум колес кушетки. Ваню привезли первым.

— Это что за херня? — Илья застыл и не собирался уже идти за Мишей.

— Это Маша, а это хрен его знает. — Кирилл по очереди показал пальцами то на Наташу, то на пакеты.

— Доебли. — Подытожил Ваня.

— Ой, вона сам главный заебщик. Это законы природы, а ты вона лежал и рукой водил. — Забормотал Илья, не зная, кого еще обвинить. Кирилл успокоил юношу, передав факел в руки. Илья опустился на колени и стал внимательно рассматривать мертвую. А за Мишей отправился его брат.

— Как умерла? Как моя Машка? — Слышался хриплый удивленный голос Миши на подъезжающей кушетке. — Что творится?

— Может, радиация? — Предположил Ваня.

— Вона какая радивация. Не знаешь — молчи. Там волосы все выпадают, вона в скелет превращаешься, весь в пятнах. Я-то видал. Радивация! Радивация! — Зло передразнивал Илья Ваню.

— А что тогда? — Не риторически спросил Кирилл.

— Родила! Все как Машка моя. — Громко вздохнул Миша. — Только Машка не так рожала. У нее долго живот рос, как в энциклопедии, 40 недель. А эта за шесть солнц разродилась.

— Или того меньше! — Подтвердил Ваня. — Нет, это даже рядом не похоже. Так не бывает.

— А кто этих городских знает? Дарина вернется, расскажет. — Кирилл не отрывал взгляд от пакетов.

— Похожи на медуз. — Предположил Ваня.

— Что вона за медуз? — Илья не отрывался от девушки. Он видел наполненное кровью розовое лицо, на котором сейчас откроются глаза, несколько раз моргнут, закроются, а потом рот разойдется в улыбке, слегка приоткрываясь, вместе с движениями живота, создавая волну с равномерными движениями груди. Но девушка синела, оттеняя холод бетона, тем самым проваливаясь в мертвый фон для жизни.

— Медузы. Знаем-знаем. Они в море живут. Только у них синие кресты. — Миша обрадовался знакомым словам.

— Они бывают разные. Действительно, живут в море или океане. Они там плавают. — Ваня продолжил объяснять.

— Какие нахер медузы. Здесь нет ни моря, ни океана. Хватит. — Кирилл повысил голос и замолчал, поглаживая бороду над трупом.

— Вона с города может. — На фразе Ильи все замолчали. Ваня боялся сказать еще хоть слово, чтобы не получить в свою сторону волну агрессии. Мишу распирало, но он посчитал неприличными свои комментарии и не стал их озвучивать. Кирилл не находил подходящему объяснения и молчал. Илья же единственный, кто искренне скорбел и оттого был тих.

В тишине прошли полчаса. Мужчины уже расселись по кроватям и не смотрели на окровавленный пол. Нужно было решать, как действовать дальше. Как и где хоронить. Что делать с пакетами.

— Уаа!!! — Уаа!!! — Послышался друг за другом крик. Все вновь обступили кровавое пятно.

— А я говорил, что беременная! — Единственный из присутствующих обрадовался Миша.

Остальные с ужасом молчали, не зная как реагировать на происходящее. А пластиковые пакеты тем временем кричали и катались рядом с трупом матери, постепенно высвобождаясь из полупрозрачной жижи.

— Что за херня? — После долгой паузы начал Кирилл.

— Что-то новое. — С опаской ответил Ваня. — Мы с Мишей будем под факелами смотреть энциклопедии, может, что найдем.

— Я лучше здесь посмотрю. Глянь, оно на глазах растет. — Миша вытаращил глаза, не веря им. — Хоть и сожрет — пускай! Я такую жизнь прожил! И городских видал и девок лапал! Вас только немного жалко. А пускай! И вас не жалко! Это Гнев все, Гнев! Смеялись над дедом — получайте. Адам и Ева к нам пришли свое дело творить.

— Мишаня, подожди, сожрет… не сожрет! — Рявкнул Кирилл, обращаясь к брату.

Прошло еще около получаса. Пока лучевые не могли сдвинуться с мест, события рядом развивались слишком стремительно. Из неживых некогда пакетов последовали неведомые фразы полноценных существ: «Я хочу пить», «Дайте воды!».

Из небольших уродливых медуз появились два похожих друг на друга человека: девочка и мальчик. Почему-то они уже могли говорить и осознавать свой голод.

— Почему я голая? — Я умерла? — Друг за другом спрашивали новые люди. Затем узнали окружавших их лучевых, кинулись было бежать, но видя, что те не представляют опасности в данный момент, остановились перед аркой.

— Что произошло? — Вы тоже умерли? Так быстро? — Дайте воды. — Почему вы ничего не делаете? — Не успокаивались, не получая ответа, близнецы.

Илья, так ничего не сказав, пошел за водой, по пути прихватив шубы Руслана и Дарины.

— Воды, дайте воды. — Мне не холодно. — Ворчали гости. — Объясните, что произошло?

— Вот вода. — Илья уже держал в руке наполненный сосуд. Близнецы жадно набросились на воду.

— Она с радивацией. — Шепотом сообщил Илья стоявшему рядом Кириллу. Кирилл легко кивнул в ответ, синхронно прикрывая глаза.

— Боли больше нет, я чувствую себя лучше. — Еда не пинается, а это кто? Очень похожа на меня. — Один из близнецов, утолив жажду, заметил серое тело в черной влажной луже.

— А кто ты? — Обратился к нему Ваня.

— Наташа.

Быт свободных людей резко изменился. На улице стало холодно. Вся вода замерзла, и лужи больше не проваливались. Руслан и Дарина не возвращались уже третье солнце. А количество проживающих в квартире осталось прежним.

«Я хочу есть. И я хочу есть». — Стали самыми частыми фразами в четырехкомнатной квартире на первом этаже. А над близнецами без конца проводили эксперименты, предлагая то тухлую сырую пищу, то отправляя в радиацию, то держа в соленом озере весь солнечный выход. Их ничего не убивало, к тому же они ходили абсолютно голыми, не чувствуя стыда и мороза. Эти эксперименты они воспринимали как заботу и беспрекословно следовали каждой инструкции. Скорее из-за шока. К новым телам следовало привыкнуть. Сознание Наташи перекладывало ответственность на третьих лиц. Оно ошибочно считало, что знает здесь меньше всех. Всему виной последний опыт гостьи. Само место выдавливало своей громоздкостью. Ведь незнакомое всегда больше, чем аккуратно уложенное ассоциациями известное.

Оба близнеца называли себя Наташами и утверждали, что живут с лучевыми много лет. Однако с каждым часом новые воспоминания обнаруживались в головах. От этого хотелось еще больше есть. И вкус был абсолютно безразличен. Первые воспоминания — последние минуты смерти, боль. Затем лица лучевых, обстановка. Детство в городе, родители, брат, дом, лаборатория, тест в девять лет, замужество, почитание в городе, побег. Потом насилие, еда, электрошокер.

Отправившись на готовку очередной порции мяса, лучевые между собой обсудили один пикантный момент, волновавший всех.

— Они вспоминают все, что Наташа знала, если они узнают про то… — Ваня замолчал, глядя на Кирилла.

— Если они узнают про то, то пусть вспоминают, как их спасли, кормили и одели. — Зло заговорил Кирилл. На том и закончили.

Близнецы тем временем были отправлены на поиски животных для мариновки. Солнце вышло, и остальные жители убежища кучкой отправились к озеру, выловить побольше тушек мяса.

К послесолнечному собранию все пришли одновременно. Каждый близнец держал по несколько белок, мертвых и полуживых. У некоторых откусаны лапы, у других головы.

— Я вспомнила. — Начал близнец-мальчик. — Во-первых, я хочу себя похоронить, как принято в городе. Меня нужно расстворить. За раствором в Воронеж вы отправитесь с нами.

— Во-вторых, мы теперь не Наташа. И у нас новые имена. Антон и Наташа.

— Все, что было со мной, является моим прошлым опытом, но сейчас другая жизнь. Я это осознаю.

— Мстить за все мы пока не будем.

У кого-то проступил пот, а кого-то в комнате затрясло.

— В город пойдем завтра. Нужно выспаться и собрать еды.

— Да, прошлая Наташа сейчас бы лепетала перед вами. Хорошо, что она — не мы.

— В-третьих, я буду спать на улице, если кто-то подумает бежать, переночует со мной в озере.

— И со мной. Я останусь в комнате.

Близнецы вернулись взрослыми мужчиной и женщиной. Оба прекрасно сложены. У Наташи выросла копна длинных каштановых волнистых волос, прикрывающих интимные места. У Антона волос было больше из-за обросшего подбородка. Лучевые ждали, что они не доживут до завтра. Что с таким стремительным ростом к следующему солнцу они умрут от старости. Между собой свободные люди не общались, каждый думал про себя. Кирилл считал, что чертов день наступил из-за круглосуточно горящего факела. Плохая примета так делать. Миша верил, что это Адам и Ева в новом воплощении. И надеялся, что накажут всех, а его пощадят за крепкую веру. Ваня вспоминал свою жизнь и приготовился умирать. Можно было бы и раньше. Надо было умереть еще во время того землетрясения. Илья боялся и ни на чем не останавливался надолго. Его волновало только сейчас. Видит кровать — думает о ней. Также с Кириллом, факелом, потолком. Любой шум, движение вызывали в нем учащенное сердцебиение и дрожь в конечностях. Все представляло опасность.

В эту ночь уснули только близнецы.

В эту ночь на крыше Воронежа загорелось несколько белых ламп-подружек. С ними осветили темноту темные мониторы светло-голубым сиянием. Город казался молодым. Будто множественные морщины зеркальных трещин еще не тронули его. Высоченный Воронеж возвышался над мертвыми десятиэтажками, словно выпил всю их жизнь. Даже не верится, что ему скоро исполнится триста. Отвратительный запах гнили и сырости преследовал каждый метр, точно трупы старых сооружений обступили и кружат вокруг, не успокоившиеся после смерти.

Все люди, что застали общепланетную застройку, давно мертвы. А сколько погибло городов! Сколько еще на Земле таких же, только пустых, безжизненных и неведомо кем разграбленных зданий. Как там жили? Говорят, что в городе Дели, которого давно уж нет, люди были равными. Первые, вторые и третьи свободно работали, заводили семьи и интрижки, ходили голыми мужчины и женщины. И не важны были пол и внешность и даже наличие гениталий. Много мнений об этом феномене. В основном, воронежцы считают, что отсутствие регулирования демографии погубило делийцев. Другие думают, что на город скинули бомбы соседи. Есть и непопулярный слух: Дели растет, процветает и уже осваивает космос не в теории, а на практике, иначе, откуда эти новые дыры? Жаль, что связь с городами распространяется только на тысячу километров, да и то, это максимум. Сарафанное радио доносит совершенно противоположную информацию.

— На выпей, говорят, вино помогает от радиации. — Сахар протянул бутылку сослуживцу и уселся рядом на крыше. Фонарь осветил военного в темно-синем халате и четыре отражения молодого человека приятной наружности с неестественно белой светящейся кожей. — А бутылкой закусим.

— Какое нахуй вино? Ты знаешь из чего это сделано? — Сослуживец бросил бутылку, задев ею зеркало высоченного здания. Послышался громкий звон от удара.

— Они же все слышат! — Сахар схватился за голову.

— Ааа! Бля! — Напарник сделал испуганную гримасу, взял вторую и в тоже время последнюю бутылку, приложил ее к руке Сахара и кинул так, что она отскочила от крыши и громко разбила еще несколько зеркал. — Ну что, и ты попал, долбоеб. — Сахар рядом сжался и затих. Через пару минут напарник остыл. — Ладно-ладно. Работа у нас такая. Поработаешь с мое, таким же придурком станешь. Вино это — дрянь, не пей никогда. Оно пьянит, да, но там отрава. Они его нам подсовывают, чтобы мы молодыми умирали. Ты думаешь, радиация убивает? Какая нахуй радиация? У всех людей за триста лет иммунитет! Вот алкашка, да. Это полная херня. Ты думаешь, почему ее только вторые пьют? Да от них толка ноль! Они тупорылые и бесполезные. Вот ты же, первый. Ты же нормальный парень! Понятно, что они сюда набирают таких себе первых, кто не может по их формулам-хуермалам разбираться.

— Они вроде по выносливости и силе отбирали. — Оживился Сахар.

— По силе! Ага. Ты на себя посмотри, сильный. Ходить умеешь — достаточно. Травят нас, парень, травят нас, травят всех вторых. А третьим и первым ты обрати внимание, им запрещено бутылки печатать. А ты думаешь, первому бутылка — исключение. За особые заслуги. Какие у тебя нахуй заслуги. Сидишь, нихуя не делаешь. — Сослуживец Сахара говорил все громче и громче, резко жестикулируя, чем пугал собеседника.

— Я особо и не пил. Мне не понравилось. — Сахар пытался отвечать расковано, но выглядело все обратно тому, как он хотел.

— Не понравилось. Брешешь! Я раньше пил. Они там конфетку из этого вина сделали, а сейчас еще вкуснее. Пиздаболишь, дружок, пиздаболишь. Ну ладно-ладно. Эти-то! — Напарник Сахара показал пальцем наверх, а потом ударил себя по лбу и показал пальцем вниз. — Эти. Начальствующие. Они алкашку не пьют. Они что получше берут. Натуральная наркота. После облучения радиации много на коре осталось. Она испаряется сейчас, они берут эту кору, где испарилась, натирают и едят. А ты думал! Она жизнь продлевает. Только она белая почему-то. Ну, они там чем-то обрабатывают. Я пробовал. Вот это настоящая перезагрузка. Сразу чувствуешь себя сверхчеловеком. Только кислород для наркотиков нужен специальный. Ну, знаешь, носят такие третьи. С разными ароматами.

— Видел. — Отозвался Сахар. Он уже всем корпусом развернулся к собеседнику и внимательно слушал, впитывая каждое слово.

— А если без него, то все. Зато смерть безболезненная. Они раковым их вроде как должны давать, а не дают, чтобы раньше времени не умирали. А сами жрут и жрут. — Напарник успокоился и распрямил ноги, оставаясь сидеть на прежнем месте.

— Где же они берут эту кору? — Сахар повторил движение ног собеседника.

— А ты думал, только мы воздухом настоящим дышим? — Напарник засмеялся. Сахар молчал. — Тут разведчики, бегают до самого Дели. Ночуют абы где. Кто-то не возвращается, с лучевыми остается. Ну, это если баба там какая или смерть они встретили. До Дели, конечно, далеко, вот в Тамбов они каждый день, в Курск. А по пути набирают коры. И чем они дальше ее наберут, тем она вкуснее.

— И что, они и с лучевыми общаются? — Сахар не знал и не должен был знать что-либо о жизни за пределами города. От того его любопытство разыгралось.

— С воронежскими нет. Эти какие-то охуевшие. Наши их стороной обходят. Бывали там случаи. Но это уж не твоего ума. — Сослуживец замолчал. — Смотри на тот фонарь. — Мужчина указал десятипальцевой рукой налево, продолжая пялиться вперед.

— Какой фонарь? — Сахар наклонился влево и вниз, пытаясь хоть что-то разглядеть.

— Выключи свет на минуту. — Напарник замер.

— Ничего! — Сахар выключил свет и стал приглядываться.

— Дай глазам привыкнуть. — Уверенно сказал военный. Прошло еще несколько минут.

— Вижу! Вижу! А что это? — Спросил Сахар.

— Там лучевые живут. Валун был до тебя тут. Говорил, что бабу неземную там разглядел. Готовился, готовился, год готовился, а то и два… — Сослуживец замолчал.

— И убежал? Он сейчас там? — Сахар взял бинокль и начал всматриваться в тусклый свет.

— Какая нахуй разница. Не твоего ума! — Вновь вспылил десятипальцевый. Белолицый рядом сжался, спрятав бинокль к животу.

— Скоро уже запускать будем. — Сахар постарался избавиться от неприятного осадка разговора, переключившись на новую тему.

— Запускать. Надо не в небо запускать, там уже делийцы все обустроили, а мы, как всегда, на сто лет отстаем. Надо ебашить по лучевым. Эти-то, начальники, не хотят видеть проблемы. Они перезагрузились корой и все отлично. Говорят, мы о будущем. Говорят, где вы будете потом, когда кислород кончится. Да и какая разница тогда, кто там: Тамбов или Курск въебет эту ракету в дыру. Сами быстрее по Тамбову въебут, а они по нам. Все натянуто, ебануться можно. Пиздец! А лучевые потом на все готовое и будут правы. Животные, блять! Тупые и ебанутые! — Военный вскочил, точно приготовился к сражению, но остановился и опустил голову. — Валун, Валун…

— Да, лучевые опасные, от них не только зараза, но и угроза всему миру. Нас учили, что их уж совсем немного осталось, скоро сами перемрут. — Сахар поднялся, поправил мониторы и переставил фонарь на пару сантиметров.

— Учили их. Нас тоже учили, только они все живут. А работа у нас очень ответственная! Вовремя не запустим, все! Конец городу, конец всем третьим. Ну, ты не обижайся! Я уже старый совсем, нервы не железные. Я раньше, как ты молодым дураком был, сам с бутылкой пришел, предложил Валуну, а он ее бах! Прям об крышу, что кусок треснул. Я так испугался, что кусок этот и зашвырнул подальше, а Валун смеется, я тогда…

«Внимание! Проверка ракеты». — Послышался мужской бас из динамика на мониторе.

— Ракета готова!

«Проверка ядра».

— Ядро готово!

«Запуск через 10»

Сахар вбил цифры один и ноль на мониторе перед ядром и нажал пуск. — Готово!

На экране отобразился ноль и ядро в темноте, освещаемое теперь только одним убогим фонарем, исчезло на пятикратном умножении.

«Внимание, запуск ракеты через 5400»

— Пять, четыре, ноль, ноль, пуск. Сделано! Ой! Готово! — Заулыбался Сахар.

Включились яркие фонари, а мониторы на их фоне еле различимо светились, переливаясь то зигзагом, то салютом.

— Полтора часа здесь еще торчать. Ну и денек. А вот тебя по протоколу надо бы отпиздить. — Десятипальцевый закатал рукава и начал поправлять шнурки на своих черных ботинках.

— Я же просто оговорился. — Не понимал Сахар и улыбался, считая все шуткой.

— Оговорился, а потом по кнопке промажешь. Да не ссы ты! Тебя еще не пиздили? Будет посвящение! Ты слушать умеешь, ты мне понравился. Мой совет, представь, что смотришь со стороны. Как будто другого пиздят. Типа ты такой смотришь, как этого Андрея третьего уложили. И представляешь по ощущениям, по голове въебали, по почкам. Со стороны, понял. Это другое отношение к боли. Учиться надо. Поначалу тебя часто пиздить будем. Привыкнешь. Заодно учись, куда бить больнее. — Военный встал в стойку и первым ударом между ног свалил белолицего напарника на треснувшее зеркало. Затем ударил по незащищенной голове, несколько раз в живот, потом опять в голову. В промежность, по рукам и по удару на каждую пятку. — Все, отдыхай. Видишь, вначале по-тихому. Считай, погладил. Полежи, лежи. Расскажи, получилось представить?

— Нет. — Сахар ответил шепотом и хрипом.

— Со временем, со временем. Завтра постарайся не косячить. И эту херню в бутылках не носи. Тебе задание дам. Через неделю принеси мне коры, пакетик хотя бы. — Сослуживец поднялся и собрался сесть на предыдущее место поста.

— А где же я его возьму? — По-прежнему шепотом отвечал молодой человек в крови.

— Ну, это уже меня не ебет. — Грозный мужчина уже сидел, увлеченный безынформативными мониторами. Белолицый пополз к нему, чтобы на всякий случай ему не засчитали покидание служебного места без приказа.

А как тебя кстати зовут? — Поинтересовался Сахар.

— Родина.

— Странное имя, у тебя так много пальцев, а зовут Родина, почему?

— По хрену.

Убежище свободных людей осветило. Резкая вспышка на секунду обнажила никому неинтересные секреты квартиры. Кровь, раскрасившая стены, потолки и полы убежища. Вмятины на бетоне. Талисманы Ильи под кроватью в виде клыков крупных лисиц, волков и медведя. Книги Дарины, к прочтению которых она так и не приступила.

Миша, Кирилл, Ваня и Илья увидели свои тонкие розовые веки и открыли глаза уже в тусклом свете догорающего факела. Илья и Кирилл вскочили с кроватей, будто бы и не было бессонной ночи.

— Бабах пришел! — Миша первый торжественно констатировал. Рядом слышались громкие удары.

— Нужно прятаться. — Крикнул испуганный Илья и уже дернулся с места, чтобы увозить кушетки.

— Куда прятаться? Мы уже в укрытии. Тихо! Успокаиваемся. Этих двоих надо проверить. Если их бахнуло, тогда можно уже осмотреться. Я пойду на стрем, тихо! — Кирилл подошел в центр круга соседей и стал шепотом командовать. Через двадцать секунд он вернулся. — Там никого. Следов нет. Здесь бетон, первый этаж. Успокаиваемся. Скоро удары закончатся. А мы приготовим что-нибудь. — Кирилл говорил медленно и тихо, стараясь поверить в собственные слова. — Этих двоих, наверное, прибило. Я очень надеюсь. А то они и под взрывами пойдут в город и нас потащат. Вы слышали?

Ваня не мог пошевелиться, боясь осторожным движением разбудить новые мощные удары.

— Давайте вона посмотрим, что там. — Илья ходил туда-сюда, не представляя, как остановиться. — Я пойду.

— Стой! Если там радиация, она сюда проникнет. — Крикнул Кирилл, а Илья уже подбегал к парадной двери.

— А если там вона эти двое что-то устроили. — Илья прыгал с ноги на ногу, судорожно дергая руками.

— О, а если они постарели и взорвались. — Вмешался Миша. — Я бы глазком одним.

— Нет! — Кирилл переключил свою тревожность на злость.

— Ой, да чего ты. Сам же дед уже! Ванька тоже, считай! У нас один Илья здоровый парень остался. Даринке с Русланом пиздец, это понятно. — Миша говорил громко, как будто все, что происходит вокруг не по-настоящему. — А Илья что один будет? Его волк глядишь сожрет. Ну, или эти двое бахнут.

— Руслан и Дарина могут прятаться. Или решили бежать к тамбовским. — Кирилл сохранял спокойствие в голосе, несмотря на повышение голоса. Он вел руками сверху вниз по зеркальным дугам от груди к поясу. Тем самым его слова вызывали большее доверие.

— Зассали, мрази! — Илья в непривычной для остальных форме жестко выругался.

— Даринка да, всю жизнь мечется. И такого парня довела! Эх! — Как будто в шутку говорил Миша. С первой вспышки нервная улыбка не сходила с его лица. — Так давайте же посмотрим, что творится!

— Миша, нет, надо переждать. — Кирилл подошел к брату и прикоснулся к плечу. — Мишань.

— Я тоже хочу посмотреть! — Илья забегал вприпрыжку по комнате.

— Вот! Двое на одного! Кирюшечка, пожалуйста! — Заюлил дед.

— Ваня, а ты что скажешь? — Кирилл посмотрел на лежачего. Тот поймал его взгляд, открыл рот, но не смог промолвить и слова. — Слышали, он сказал нет!

Слабое освещение прятавшегося солнечного света прятало искусственное уродство Земли, выставляя напоказ ее природную красоту, декорированную ползущими и бегущими существами с вросшей в кожу одеждой. Люди навсегда спрятались в огромные бункеры, которые запутывают зеркальными отражениями наблюдателя, сливаясь с окружающей средой. Можно найти парочку человек, если хорошо присмотреться. Они бегут в свои убежища, завершая все солнечные работы. Есть и еще двое уродцев, отражающихся в одном из городов, кажется, что их четверо. Абсолютно голые, прикрытые только бурой кровью, они сидят на рассыпавшихся осколках и мусоре, откинув руки назад.

— Солнце заходит.

— Да, придется здесь ночевать.

— Может, попробуем еще.

— Еще раз падать с такой высоты. Мне хватило, когда я у лучевых лежала.

— Посмотри, ведь ни царапинки!

— Нет. В темноте еще не видно, за что цепляться.

— Точно не полезем?

— Точно-точно! Давай выспимся, там уже не до этого будет.

— Давай. Но если что, я готов.

В этот день мусорная дыра расширилась в разы. Солнечный свет окутывал окрестности Воронежа несколько часов. Близнецы не торопились к городу, поскольку не знали, как часто бывает светло и как долго. Они подошли только через час, потратили еще много времени, чтобы обойти один угол города. Поняв, что вход вряд ли будет похож на классическую дверь, они стали искать другие способы попасть внутрь замаскированного бункера. Решение пришло неожиданно. Отражение сухих веток напомнило Илье лестницу. Тогда молодой человек предложил сестре забираться, цепляясь за разбитые и отклеивающиеся зеркала. Способ оказался довольно простым, вот только высота представлялась недостижимой. После нескольких падений со ста метров энтузиазм близнецов поубавился.

— А помнишь, я ходила в кино на фильм про атаку лучевых?

— Да, они были со стрелами, а наши их обстреливали с пулеметов.

— Лучевые выкрикивали какую-то брань.

— А теперь мы стали теми антигероями.

— Да, только пулеметами теперь не отделаются.

— Топтунья тогда была единственной, кто раскритиковал фильм.

— А мне и сейчас нравится. И нравится, что мы на другой стороне.

— Мне тоже.

— Кстати Топтунья. Я не видела ни ее, ни коляски. Мы ведь точно должны были пройти это место.

— Может место закрыли.

— И убрали труп?

— Убрали труп. Ты права, для этого надо спуститься и подняться.

— Получается, они умеют это делать.

— И Топтунья что-то про это знала.

— А я ее почти и не знала, выходит.

— Я так хотела умереть, чтобы все закончилось.

— Я уже не хочу, а ты?

— И я! Я теперь чувствую силу.

— А раньше была беспомощность, только наблюдение, ни на что не повлиять.

— Теперь все будет иначе.

— Мне не терпится, чтобы завтра наступило.

— И мне.

— Хочу шпроты!

— Да, немедленно их напечатаем.

— Только доберемся до принтера!

В мечтах и воспоминаниях близнецы уснули крепким сном. К ним подходили ошарашенные недавними взрывами животные и нюхали странных существ, затем убегали, царапая лапы об осколки, но все равно не сдаваясь в поисках еды и воды. От города пахло жизнью. На манящий аромат крови прибегал и безумный волк. Он хотел было полакомиться болью беззащитных спящих, но укусы не принесли страданий и вообще никакого отклика близнецов. Маньяк переключился на пораненных белочек. К выходу солнца жизнь вокруг Воронежа перестала бурлить. Свет напугал пушистых и разбудил перерожденных брата с сестрой. После потягиваний и сонного бормотания между близнецами состоялся короткий диалог.

— Готов?

— Готов. А ты?

— Готова!

Первые попытки сосредоточились на одной трассе. Голые и окровавленные лезли вверх друг за другом. Казалось, это самый удобный путь, словно кто-то специально оставил последовательные зацепки. Но ближе к середине приходилось сворачивать то влево, то вправо, потому что зеркала переставали выполнять свою основную функцию под слоями грязи. Трещины были скрыты. На этом немаленьком участке приходилось двигаться наощупь. Если верхний срывался, то он больно задевал второго. Тогда близнецы переключились на соседние трассы, располагающиеся довольно далеко друг от друга, метрах в пятидесяти. А вдруг сверху будет канат или что-то в этом роде? Или омыватели города вышли из строя только частично, и по новым дорогам не будет столетней пыли. Тогда первый забравшийся сможет помочь. Иногда соскальзывали руки или ноги на казавшихся надежными местах, но чаще мешало солнечное отражение. Неожиданно попадая в глаза, оно ослепляло, и зеркалолаз терял равновесие. Спустя больше полусотни попыток и более трех часов близнецы, почти синхронно, оказались на крыше. В этот момент и послышалось громкое гудение. Поверхность точно завибрировала. А затем полилась вода. Это заработали омыватели. Химический раствор лился вниз с нескольких уровней, омывая зеркала без помощи тряпки, но оставляя незначительные капельки, которые рано или поздно замаскируют капли дождя или снег. Мойка города работает раз в два месяца, дожидаясь хорошего плюса, чтобы раствор не лился по замерзшим зеркалам. Сегодня датчики сработали с ошибкой, видимо, обломки с неба зацепили ключевой механизм. Близнецам повезло, еще бы минута промедления, и их бы смыло мощным потоком вниз.

Крыша достаточно аккуратно выглядела. Должно быть ее регулярно ремонтируют. Солнце зашло, но путь освещали слабые непримечательные лампы по всему периметру крыши. Странно, что до этого их не было видно. Вдали, похожий на лампу белым свечением, сидел человек в полном одиночестве. В руках у него различалась темная бутылка. Он сделал глоток, а потом размахнулся и сбросил ее вперед. Через мгновенье послышались звонкие удары. Светящаяся фигура поднялась и скрылась, словно растаяла, вероятно, в чердаке города. Близнецы осмотрелись, никого больше видно не было. Они решили подождать пару минут и отправиться следом.

Дверь чердака бросалась в глаза. Она была подсвечена синей лампой и отличалась матовой полупрозрачной поверхностью. На горизонтальной двери возвышался серый мост. Это ручка. Близнецы начали дергать, но ничего не выходило. Снизу послышалась тихая сирена. Илья и Наташа спрятались за лампу, в надежде, что она ослепит охраняющих.

Откинувшись вверх, дверь открылась. Из нее выбежали двое: тот светящийся с бутылкой и, на первый взгляд, обычный мужчина среднего телосложения, должно быть, из вторых. Они достали из своих сумок фонарики с резинками и надели на лоб, ослепляя ярким светом темноту. Держа наготове заряженные автоматы, мужчины разошлись в разные стороны, оглядываясь, нет ли кого-нибудь рядом? Рядом никого не было. Брат и сестра, недолго думая, улизнули в автоматически медленно закрывающуюся дверь.

Темное, но освещенное, помещение почти без пола открылось перед глазами. Длинная железная лестница вела вниз, в бесконечность, твердой поверхности не было видно из-за ее непрерывности или плохого света. Слева в стене были едва различимы два прямоугольника в человеческий рост. Если пройти по одноуровневому прямоугольнику шириной с две стопы, то можно попасть прямиком в один из тоннелей. Близнецы договорились разделиться и осмотреть оба.

— Опять, блять, пизданулось! — Послышался писк открытия двери на крышу, а затем и грубая мужская ругань. — Заебали, третий раз за смену!

— Да, и не последний, видимо. — Отвечал более тонкий монотонный голос.

— Пусть уже включат эти ебучие камеры и дроны. Теперь-то что, вторую не запустим. Это они для вида. Мол, все под контролем. Так и задумано. Это мы, блять их ракету сбили, пиздоболы. — Было слышно, что мужчины остановились, чем-то занявшись.

— Согласен. Слушай, а как мне эту кору забрать?

— Ну, сам думай.

— Я поспрашивал у наших, никто и не ходит на улицу, они вроде и не знают, что можно выходить.

— Пиздец! Ты что еблан! Ты про кору им говорил?

— Нет, я осторожно.

— Пиздец! — Дальше послышалось два удара в сопровождении глухих стонов. — Еще раз меня втянешь в эту хуету, убью. — Близнецы остановились послушать, каждый в темноте своего тоннеля, через минуту голоса вновь появились. — Ладно, дам подсказку. Я сам этот способ придумал. Когда вызовут, заходи с обувью в руках, там обуешься. Скажешь, трёт, не успел переобуться. А там сам все поймешь. Вставай. Хватит придуриваться. Пошли.

Не сговариваясь, синхронно прижались вплотную к стенам Наташа и Илья, чтобы их не было видно и на них случайно бы не нарвались. Шаги синкопой подкрадывались ближе и ближе. Они пошли по тоннелю Наташи. Фонарей у них не было, видимо, привыкли к местному пространству. Девушка не дышала, вытянувшись струной к потолку. Как бы ее не задели и не услышали.

Случайное стечение обстоятельств. Так ли оно случайно? Или все заранее известно, намекая разного рода обстоятельствами, будь то цвет стен, чье-то агрессивное поведение, зависимость, профессиональная деформация, вмятина на зеркале или радиоактивный взрыв? Все ли участники событий могут знать все обстоятельства, вплоть до местоположения рассыпанной мелом штукатурки? Из-за ограниченности всезнания все вокруг кажется случайностями, и время становится искусственным, линейным? В городе Воронеже под крышей в две тысячи четырехсотом году все сложилось так, и никак иначе не могло. Сахар, получивший крепкий удар в ребро, согнулся вполовину и медленно ковылял, опираясь на шершавую стену. Штукатурка обсыпалась, оставляя грязные следы на одежде. Военные стирали себе сами, и обязаны были выглядеть презентабельно. Сахару сейчас совсем не до своего внешнего вида. Он перешел к противоположной стене с более приемлемым ремонтом. Здесь реже бьют и срывают свою агрессию физически. Во мраке услышать или увидеть эту перемену стороны оказалось невозможным. Начинающий военный задел теплое мягкое тело и завопил высоким вскриком.

— Что там еще? — Закричал Родина и начал руками бездумно махать около стены.

Наташа от страха успела убежать вперед, к свету.

— Ебанько! Ты чего орешь! А если бы я автомат достал на ложную тревогу! Блять! Второй раз за минуту! Ты знаешь, что значит достать автомат просто так? Я тебя на том свете за это бы нашел и каждый день бы пиздил! — Родина затопал ногами, срывая голос.

— Там что-то было! Что-то мягкое! Правда было! — Сахар уже доставал фонарик из своего обмундирования.

Свет оголил потрескавшиеся серые стены, а впереди на носочках насколько можно быстро кралось бело-красное тело с разделяющей выступающей полосой позвоночника. Недавнее плотное прилипание к стене рассыпало красные пятна по ногам и выше. Темные волосы перестали прыгать. Тело, ослепленное белым, остановилось. А затем стал слышен громкий быстрый топот, спина выпрямилась и бросилась вперед.

— Блять! Сука, стой! — Родина легко толкнул товарища, который тем не менее упал от физического и психического напряжения. А сам инициатор падения рванул за незваным гостем. Через полторы минуты военный уже лежал на девушке с множественными ссадинами и царапинами, из которых начинала сочиться кровь. Капельки, падая на прохладный серый пол, стекали. На их прежнем месте уже не было видно тех дырочек и щелей, откуда кровь попадала на воздух. Родина задыхался, сильнее вдавливая бедро и лопатку в пол. Ошарашенная Наташа молчала и не дышала, притворившись мертвой. Не дышать было больно, но желание сбежать пересилило все. От медленно приближавшегося фонаря становилось светлее.

— Выключи его! Здесь и так видно! А то слепишь в глаза, сука! — Родина перпендикулярно темному коридору сидел на четвереньках, руками и правой ногой прижимая гостью. Он смотрел в стену, а после слов и вовсе отвернулся влево.

— Да. Сейчас. — Сахар с трудом прокрутил фонарь второй рукой. Стало темно, но свет от коридора министерства уже попадал в черный тоннель. Синхронно у военных завизжали сигналы где-то в области пояса. — Наверное, на этого.

— На этого, на этого! Сука, можно без тупых комментариев. — Родина повернул голову направо.

— А вдруг здесь еще кто-то есть? — Сахар почти доковылял до сцены задержания.

— Ладно! Вынудил! Ну, пиздец ты, конечно, посвятился раньше на год! Подойди сюда. Повезло. Ух. Иди-иди сюда. — Родина сдвинул правую ногу дальше в сторону, скользя по телу поваленной к бедру. А правую руку убрал и начал ею рыскать внутри жилета. — Сюда давай. Ползи, как-нибудь уж. Давай. Ебать! — Мужчина торопил напарника, уже держа в десятипальцевой руке некий шприц с синей жидкостью.

Светящийся белый юноша с опаской в голове, не выдавая ее движениями, присел рядом. В тоже мгновение он получил мощный удар иглой в область на пять сантиметров ниже левой подмышки. Через десять секунд скованность от боли начала исчезать. Молодой военный встал, пощупал свое изуродованное сломанное ребро, потрогал пальцем пустое место недавно сломанного зуба. Боли больше не было.

— Да, без этого никуда. Учимся жить с болью. Потому что на улице без нее никуда. Умрешь — не поймешь от чего. Сам всю жизнь хотел попробовать, не представилось. Ты, ебать, везунчик. Ладно. Беги, вызови наряд. А потом осмотрись, может, правда, кто еще забрался. Забрался, сука? — Последнее предложение Родина прокричал, обращаясь уже к Наташе. В ответ была тишина. Тогда военный еще сильнее надавил ногой на спину.

Сахар бежал к коридору, кружась с включенным фонарем. Никого не было видно.

Через пятнадцать минут трое военных и связанная Наташа стояли в одном из серых кабинетов. Яркий свет от направленной на всю компанию лампы как обычно исходил от важного человека с неживым безэмоциональным голосом. Возможно, голос был один, а людей несколько. Военные между собой болтали о разных вариантах, причем у каждого мнения были убедительные факты и аргументы.

— Она не дышит, но сердце работает. — Отчитывался Родина, придерживая за талию голую безжизненно повисшую руками на плечах девушку.

— Притворяется! — Сказал еще один военный.

— А вы что думаете? — Спросил безжизненный бас. И весь свет сконцентрировался на Сахаре, который босиком, перемещая ногу по полу то вправо, то влево, смотрел вниз. От света юноша резко отвернулся и начал говорить. — Почему без обуви? Немедленно надеть!

— Трёт. — По совету напарника ответил юноша и нагнулся положить ботинки на пол. — Я думаю, она мертва, она же голая, ее организм ослаблен. Даже, если она спит, и дыхание из-за этого неощутимо, то все равно скоро умрет без оказания помощи. Но с ней мог быть кто-то еще. Еще двое осматривают крышу, двое тоннели и коридор, трое проходят лестницу. — Сахар говорил быстро, сбивая дыхание и тембр.

— Вы согласны? — Свет переместился на троих.

— Так точно! — Одновременно согласились военные.

В это время дверь открылась. Показалась круглая и острая фигуры перед лампой. Через секунды дверь закрылась. Свет обличил двух военных и голого юношу с опущенной набок головой.

— Почему без разрешения? Не по протоколу! После сюда! — Безжизненный бас продолжал спокойно и размеренно говорить.

Дело государственной границы. Извините. — Испуганный женский голос послышался в дверях и больше не появлялся.

Все оглянулись. Под энергией света предстали новые посетители. Сахар, как и все, сперва оглянулся на новеньких, а затем ногой стал собирать рассыпанный белый песок в ботинки. Через десять секунд молодой военный был полностью одет и обут.

— Почему копошитесь? Выйдите отсюда, немедленно! Вы мешаете! — Бас вновь обратился к Сахару. Без права на ответ юноша удалился.

Еще через несколько минут вышли все военные с пойманными нарушителями. Радостный Родина, удаляясь, бегло кинул фразу своему коллеге: «Награду дадут! Тебе тоже обещали! А этих в лабораторию в коробках сейчас повезем. Будут экспериментировать! Какая-то евгеника-хуеника… потом еще расскажу!»

Леночка облокотила лестницу около кресла и, придерживая ее, чтобы та не свалилась, стала ждать. Физус забирался на кресло, подняв голову вверх, чтобы она не цеплялась за ступеньки. Мужчина сосчитал три ступеньки про себя и прыгнул в кресло. Леночка молча положила лестницу на пол и на уровне своей груди закрепила голову Физуса в подголовнике.

— Лена! Цепочка! — Нервно крикнул Физус, разбрызгивая огромные слюни из слишком большого рта.

— Забыла. Мы все сегодня на нервах. — Миловидная девушка смягчила крепления подголовника и сняла цепочку с шеи человека с очень маленьким телом и непропорционально большой головой.

— Хуервах! Затянула и ушла отсюда. — Физус орал как никогда раньше. — Стой! Позови Зикана. Если придет раньше, пусть сидит в приемной. Сама на сегодня свободна. Чтобы не видел тебя больше. — Физус задвигал пятой точкой по креслу, но неожиданно посмотрел вслед Леночке, уносящей небольшую блестящую лесенку. — Стой! Подай мне телефон и динамик.

— Я к вашим услугам до прихода Мариночки, господин Физус.

Физус спрятал телефон в полы своего черного платья, оголяющего теперь маленькие стопы в бежевых ботиночках. Динамик он повесил на одно из креплений под шеей.

— Тамбов! Вы охуели! Кто возместит нам кору и затраты на ракету? Вы! Дели, ой, как в вас разочаруется! — Физус испугался своего монотонного голоса, который изменил динамик. — Нет. Надо помягче, слишком наигранно. Тамбов! Тамбов! Вы нас до Курска хотите довести? Почему не согласовано? — Смешной мужчина сделал небольшую паузу. — Да, про Курск надо давить. И что мы недовольны, наш последний шанс был. Тамбов! Где нам теперь брать кислород на постройку новой ракеты? Тамбов! Даже Курск оказались умнее. — Физус остался недоволен своей речью, но решил не откладывать тяжелый разговор еще хотя бы на секунду. Он потянулся пальчиками вверх и нажал на кнопку чуть выше динамика. Послышались гудки, а затем автоматический голос: «Соединение установлено».

— Тамбов! Тамбов! Какого хера, Тамбов? У нас теперь Курск будет кислород распределять? Какого хера, Тамбов! — В абсолютной черноте вопил Физус. Он слышал только свой преобразованный голос спокойным басом. Чувствуя, что крик не работает в качестве манипуляции, и, успокоившись звучанием безжизненного монотонного тона, мужчина замолчал. Его и так огромная голова в сравнении с телом горела, пот лился по напряженным выступам вен. Должно получиться.

— Вы на эмоциях. Успокойтесь, пожалуйста. Прошло более двух суток. Наша ракета и кора тоже разрушены. Почему вы не связались ранее? — Отвечал динамик.

— Да, я спокоен. Договор, который вы нарушили вчерашним запуском, прекратил свое действие. Мы обсуждали возможности дальнейшего сотрудничества. — Сердце Физуса наладило спокойный ритм. Мужчина улыбнулся, радуясь, что его искусственная истерика, а затем дешевая манипуляция воспринялись реалистично.

— Я не вижу нужды сотрудничества с вами. Вы хотели захватить наши и курские окрестности с большими залежами коры. Это для нас неприемлемо и возмутительно. Кричать: «Какого хера Воронеж?» — Должен я. Однако ваши космические разработки были отмечены Дели. Мы с ними связывались, и они требуют добавить вас в космический проект колонизации. Договора между нами не будет. Я поставлю вопрос о признании вас городом второго значения. Не забудьте поблагодарить Дели в следующей поставке. Если бы не они, у вас бы сразу забрали половину кислорода. — Было непонятно, где заканчивается монолог. Как всегда, чтобы ответить, приходилось ждать пятнадцать секунд. Нужно убедиться, что собеседник закончил.

— А Курск предложите сделать первым? Я не думаю, что они отправили ракету с корой. Они отправили ее, даже не зная, как вернуть. Мы единственные, с кем они поддерживают связь, не считая городов третьего и четвертого значений. Их я не воспринимаю. — Улыбка Физуса растянулась еще сильнее. Он старался словами показать свое недовольство сложившейся ситуацией. Однако все складывалось именно так, как он мечтал.

— Нет, вы не единственные, месяц назад к договору присоединился Орел. Для вашего спокойствия, их ракета не добралась, так что ждите новые обломки. Карантин на сбор коры будет действовать еще четыре дня в связи с этим. Поскольку ваши ракеты уже не единожды протестированы, Дели выбрали вас. Готовьтесь. Вас ожидает большой заказ на кору. Мы в свою очередь обещаем свободное небо. Напоминаю, что у нас пострадала серьезная партия, которая была согласована. Если же вы нарушите границы окрестностей еще раз, сами понимаете. Считайте это основной причиной катастрофы. До свидания, Воронеж. Меня ждет важное совещание.

— До свидания.

Начал появляться слабый свет, обнажающий огромную голову, держащуюся на черном чехольчике тела, по размеру не больше полуметра. Физус достал телефон и, нажав пару кнопок, спрятал обратно в черное платье.

Круглый подголовник кресла, обрамляющий шею, раскрылся и маленькое тело спрыгнуло, ударившись головой о мягкий пол. Лежа Физус достал из черного кармашка цепочку и застегнул вокруг шеи. Подкинув ноги наверх, головастый прыгнул. Расставив руки по сторонам, чтобы сохранить равновесие, и, уже с устойчивой головой, направился к дивану перед монитором.

— Как же хорошо все складывается. — Физус потер ладони друг об друга и плюхнулся на диван, отпружинив головой вперед. Мужчина наощупь нашел пульт и нажал пару кнопок. Зажегся экран. В таких же клетках, каких выставляли мумии и голограммы древних животных, сидели голыми, обняв колени и опустив головы, недавние гости. Сейчас их кожа выглядела черно-серой, а справа транслировалась температура внутри и таймер: «-30 °C, 1.12.57». Последние две цифры каждую секунду быстро сменялись. Внизу справа были два непонятных графика. Физус знал, что это показатели организма, но не желал в них сейчас вникать, поэтому просто с улыбкой наблюдал страдания двоих живых существ. Телефон завибрировал. Большеголовый нажал маленьким пальчиком кнопку, и стало слышно, как открывается дверь за монитором. — Привет, привет! Садись рядом.

— Привет, Физус! Как с Тамбовом прошло? Сегодня с девочками? — Редкие и короткие волосы Зикана свисали вниз, напоминая уже белый одуванчик. Мужчина улыбнулся в конце, но из-за положения головы между ног над полом улыбка казалась судорогой перед рыданием.

— У меня для тебя новости! Ты охуеешь! Я скажу, а дальше делай, что хочешь! — Физус вдавил свое маленькое тело глубже в диван, чтобы голова немного наклонилась.

— Давай. Заинтриговал. — Зикан сел по диагонали от дивана вверх головой и всем перевернутым телом подался вперед. На месте рук у него были ноги, а на месте ног — руки.

— Тамбов и Дели сами отказались от договора. Но внесли нас в космический!

— Да ладно! Если с близнецами не получится, то у нас есть космос и Дели!

— А если получится, то нахуй Дели с их космосом. Без кислорода проживем.

— И пусть только сунутся!

— Я даже рад, что Тамбов въебались в нашу ракету!

— Надо отметить!

— Ну, вызывай.

— У меня припрятана пензенская кора…

— А я уже девок наказал за нее. Думал, они спиздили. Ах ты! Ладно, прощаю! Сегодня можно все!

Вспомните, как выглядела Земля в двух тысячном году до эры бессмертия. Естественный отбор, куча видов животных, деление на женский и мужской пол, обилие кислорода, от которого человек еще зависит, вечный ручной труд, боль. Вспомните, как выглядела Земля на заре эры бессмертия. Культ смерти, объединение религий против атеизма, наркотики, всеобщая эмиграция на другие планеты, разрушение занавеса городов. Разве может она так стремительно меняться? Одно уж точно остается неизменным: зависть, от которой разрастается лжепатриотизм и эгоизм. Люди также защищают свои разумы и территории от иных точек зрения и укладов, продолжая прогрессировать и видоизменять привычное по маленьким шажочкам. От этого и становятся разными, желая самоутвердиться за счет другого, видя только отрицательное и игнорируя заслуги. Сохраняя ложную историю, и возвращаются к предыдущему забытому опыту, которому уже миллиарды и больше лет. Как три тысячи лет назад работает естественный отбор, от которого на Земле недавно на всеобщем голосовании отказались. Войны перешли на космический уровень, а защита личности приблизилась к каменному веку. Скоро, совсем скоро, перейдет мир к новому завитку на изогнутом круге в семьсот двадцать градусов, начиная новый цикл. В линейном понимании времени до конца еще много лет, но ключевые события случились, цикл одновременно и закончился, но на деле просто перевернулся и приблизился к середине.

Человек, думая, что совершает рутинные для себя и мира действия, на самом деле закономерно приближается к новой фазе цикла. Есть красные флажки, подсказки, звоночки, но почему-то человек их замечает и не осознает. Все предсказуемые перемены кажутся катастрофой. Вот так, наблюдая за чужим укладом, некогда близких по быту людей человек так и не понял, что его ждет очередная катастрофа. Он смотрел в правильном направлении, но видел абсолютно непримечательные вещи, руководствуясь своим эгоизмом. Наверное, без него и не было бы цикличности. А каждая история бы заканчивалась и забывалась, навсегда оставшись уникальной. И было бы начало и конец. Но во Вселенной это невозможно, она не принимает линейность, озадачивая бесконечностью никогда не способных ее объективно понять. Она смеется над нами, пугая Ничем, только показав, что есть еще неизвестное. Отвлекает рутиной, дразня неизведанным. Не дает понять себя и стать ее частью. Или это человек думает, что Вселенной есть до него дело.

— А что там у курян? — Вслух произнес Физус, включая в глазах реальность Земли Четыре. Спустя тысячу лет прежнего Физуса не узнать. В наростах пыли его тело стало казаться больше. Искусственные руки легко обнимают голову и даже соединяются над ней в замок. Его лицо перестало выглядеть уставшим, а пятна от злоупотребления корой тысячу лет назад рассеялись. За лицом Физус следит. Он отряхивает его от песка, снимает корки от ожогов, вырывает дырявые зубы, чтобы росли новые. Иногда мужчина вырывает и волосы, так как они отрастают каждый раз по-разному. Физус начал менять прически после просмотра реальности Рима, сейчас Геодеи Двенадцать. Там он попал на парикмахерскую. Заведение его вдохновило и больно напомнило о прошлом.

Земля Четыре — это будто реальность нескольких сотен лет до эры бессмертия человечества. Физус невидимкой стоял посреди огромной территории, огражденной черным высоким забором. По площади систематически располагались темно-серые прямоугольники и кресты с размытыми буквами и изображениями. Дверь забора приоткрылась и стали входить люди в черном с одинаковыми желтыми часами на руках. Физус стал преследовать их, проходить сквозь то отставая, то опережая. Чтобы привыкнуть к плотности и рельефу другой реальности нужно хотя бы десять минут. На четырех колесах въехала продолговатая машина. Вышли четыре человека и из задней двери понесли коричневый продолговатый параллелепипед.

— Похороны! — Догадался Физус. — Курск колонизировал Землю Четыре! Смех! Ха-ха-ха! Все подохните там! Ха… Что происходит?

Физус не смог выключить другую реальность двойным морганием и выключил глаза огромным напряжением силы мысли. Он оказался в абсолютном мраке и тесноте.

Шел уже 1300 год новой страницы человечества — эры бессмертия. Люди поодиночке жили в своих пещерах, комнатах или скитались по сырой земле в поисках приключений. Размножаться они больше не могли или не умели, да и не надо этого вовсе, как бы им хватило тогда еды на этой маленькой Земле. Новорожденных они сразу же сжирали. Это единственный способ жить. Раз в год или два совершенно спокойно люди шли на такую жертву. Мусорный занавес почти целиком упал на Землю, оставляя причудливые углубления, в которых бессмертные вызывали друг друга на «смертный бой», безобразно калеча и наблюдая за регенерацией прежних уродств.

Так бы и длилось вечно, если бы не метеоритный дождь, вывернувший всю Землю наизнанку. Мусорный занавес ослабил атмосферу планеты и метеориты стали чаще и чаще попадать на поверхность. Пока не случилась катастрофа: метеоритный дождь. Смертным бы ничего, покоились бы с миром в матушке-Земле, но бессмертных так просто не убить. Застряли в Земле, кто-то заживо горел в магме несколько лет, кто-то не двигался в твердыне, сходя с ума. Все поодиночке. Скука смертная! Большинство узнали, что смерть все-таки существует, через несколько лет от зверского голода начали погибать. Застрявшие рыли Землю вверх, кто как вдавился, но все рыли над головой: у кого голова к небу осталась или по горизонтали, тот умер от голода, а у кого голова к ядру вдавилась, тот и до магмы докопал. Немного таких людей было, да и были ли они? Их нашли, поменяли память и дали работу, теперь в их головах, если это похоже теперь на голову, только Тысяча, Радиоактивная Тысяча! Слава Радиоактивной Тысяче!

Прежде, чем подробно понаблюдать за судьбой бессмертных людей, я все-таки нарушила главный запрет, вдохновившись шпионским гаджетом Физуса. Одним глазком я посмотрела за пределы галактики. А что? Если даже людям можно, то и мне. Опережая описанные события, напишу, я отправилась туда на пару мгновений, но поставила под сомнение рамки петли Мебиуса. Думаю, мир существует шире, чем нам ставят его в рамки с детства. Не зря меня ограничили маленьким пространством Млечного Пути и обязали следить за петлями, а лучше за одной петлей. Чем проще мир, тем он прозрачней.

Для моей отчетной работы, чтобы потом не запутаться в черновике при переписывании, буду оставлять подходящие под шаблон петли наблюдения. Но в конце, когда мои ученические обязанности перестанут меня сковывать, я, наконец, порассуждаю.

Я не хочу быть кривым зеркалом, несмотря на то, что мой угол отражения уникален. Я не хочу отражать чужое зеркало. Я смогу найти точку, ведущую в начало, к истине. Я зацеплю главное событие всех четвертых измерений и построю логическое выражение из рассуждений и предположений. А свои домыслы мне останется лишь технически доказать в моем десятимерном мире. В будущем. Пугает лишь один вопрос, на который у меня пока нет ответа: я часть, или я и есть Вселенная? Во втором случае любое событие действительно станет главным, если захочу. Но я ищу смысл себя в недружелюбной бесконечности, а не внутри себя. Может, это ошибка? Тем более, все уже случилось.

Земля Четыре. Планета, которую, кажется, только что покинули ее колонизаторы. Аккуратными квадратами под Солнцем Три, которое никогда не заходит на этом небольшом участке в восемьсот тысяч гектар, высилась и колыхалась зеленая растительность. Цветными пятнами ее украшал несобранный урожай. Огибая этот участок широким овалом, обозначая экватор, стояла весна. Территория с множеством черных заборов, газонов, темных прямоугольников мягкой земли, серых фигурных камней и разноцветных крестов. Здесь по старинке хоронили людей. С древних неухоженных кладбищ собирали удобрения, а после разрушали надгробия и вновь объявляли их новыми. В этом угрюмом месте всегда кто-то есть. Так что, если вы захотите проверить обитаемость планеты, то загляните именно на кладбище. Первое впечатление о ее пустоте быстро рассеется. На обратной стороне Земли Четыре стояла вечная зима. Снаружи тут не было ничего живого.

Планету заселили почти тысячу лет назад. Обитатели уже не помнят прежней жизни в зеркальном бункере под названием Курск. Передавая из уст в уста и из учебника в учебник древнюю историю, куряне забыли свое истинное прошлое. Набор фактов каждого обитателя планеты разнился и не отражал действительность того времени. Тем не менее, с цифрами никто не спорил. Цифры — есть сухие безоценочные факты. Приближалась круглая дата.

При колонизации куряне сначала жили только там, где лето, вели хозяйство, выращивали натуральные фрукты и овощи. Но вмешались какие-то товарищи, объявив, что планета очень удобная по расположению и богатая ископаемыми. Прилетели, расселились, изменив навсегда привычный уклад и внешний вид курян. История называет их далипцами или дэлипцами. Эти люди помогли отстроить города по всей планете и заложили мощное экономическое развитие, сделав планету центром космической миссии по спасению Земли Один от мусорного занавеса. В одном сходятся все: когда-то бедного курянина с невероятным умом похитили далипцы. Чтобы выжить, ему приходилось рабским трудом проектировать и помогать в руководстве обществом. Воспользовавшись своим положением, он склонил похитителей к исследованию маленькой неприметной планеты, где заселились его близкие. Таким образом, курянин бежал, а планета оказалась очень даже примечательной для похитителей. Правду не узнать. Не узнать и курянина в современном жителе Земли Четыре. Его кожа стала белой, глаза и волосы прозрачными. Изменилась и одежда: длинное сари, разукрашенное золотом, а у некоторых дорогим янтарем, добытым с галактики Ребу, цветной тюрбан, кроссовки из кожи предков и плетеные браслеты и ожерелья из волос и зубов умерших. Хоть и гордое название «курянин» не поменялось, суть человека, привычки, обстановка, мечты и потребности стали другими. Война с далипцами девятьсот семьдесят лет назад кончилась победой. Жители Земли Четыре объявили себя курянами. Но стоило ли бороться за наименование, калеча жизни тех, кто призрачно живет на уровне названных слов, игнорируя их смысл? Название отвоевали, но быт далипцев и их внешние черты прочно закрепились. Не только здесь, но и в остальных галактиках.

Города находятся внутри планеты. Ядро дает отопление, а длинные плотные широкие трубы, с фильтрами на концах, проводят кислород из недр. Большинство живут под летом. Здесь теплее на верхних этажах и много ресурсов для разнообразного питания из принтера. Под зимой тоже неплохо, однако мало развлечений и иногда бывают перебои с логистикой, порой приходится есть натуральную пищу. Под зимой работают и учатся лучшие умы всего человечества, ведь здесь расположен главный офис миссии по спасению Земли Один. Отсюда будет запущена ракета, которая уничтожит мусорный занавес! Отсюда не видно родной некогда планеты, однако раскрыв вектор времени, люди обнаружили эту планету самой близкой к Земле Один.

В одной из квартир на самом нижнем уровне под зимой жили двое молодых и горячих, как воздух в их жилище, людей. Она, большеглазая белокожая, с прозрачными волосами, девушка. Она горит квантовой механикой, хоть наука и устарела лет двести назад и приобрела приставку «лже». Раз в неделю девушка встречается с молодыми людьми схожих взглядов и экспериментирует, ищет новые доказательства о том, что Бога не существует. А путешествия в космосе оправдывает виртуальной реальностью, признавая только параллельные миры. Своему мужу она об этом перестала рассказывать. Они поженились, как и все, по химическому совпадению. Их действительно объединяет неугасающая страсть, при категорически разных взглядах на мир. Быт пара ведет дружно, четко разделив обязанности по планетным рекомендованным правилам семьи.

Он — студент, участник миссии по запуску ракеты-спасительницы Земли Один. Он мечтает, чтобы жена родила ему в день запуска мальчика, которого они назовут Земля. Он верит в космос и в Бога, который его создал. Он считает себя пророком, который творит великое дело по спасению своих предков. Тогда его жену простят, и вся семья станет божественной бесконечностью.

Часы свидетельствовали о начале ночи. Пора ложиться спать. Молодожены закончили с домашними делами и отпускали прошедший день, чтобы новый не показался рутиной. Их модную спальню с пушистыми коврами на полу и на стенах обустраивал известный дизайнер, Феодор Корнишин. Бежево-коричневая гамма цветов успокаивала и дарила уют. Обилие мягкой мебели, ковров, пушистых мониторов и статуэток смягчали все недопонимания. В общем, здесь царила гармония. Детская кроватка и пара разбросанных игрушек намекали на скорое прибавление в семье.

— Тысяча лет! Веришь ли? — Ложась в теплую уютную кровать, воскликнула Лоя, прижимаясь прохладной кожей и обнимая мужа. — Я из архива взяла костюмы ручного пошива. Сказали, что им двести лет.

— Супер! Неужели, у меня будут брюки? — Дос оторвал взгляд от учебника на несколько секунд, но затем опять стал искать глазами нужное место, перед этим ткнув несколько раз по экрану.

— И у меня тоже! Я не сдержалась и взяла большой размер! — Девушка просунула голову в кольцо согнутой руки с книгой и нажала кнопку выключить, прекрасно зная, что у ее пальца нет для этого доступа.

— Надо было посоветоваться. Тебе скоро рожать, нам понадобятся люди. На что мы их купим? — Дос посмотрел горизонтально свысока на жену, а потом вновь уставился в книгу, больше не придавая значения словам и картинкам в ней.

— Тебе все равно скоро на практику, да и запуск вот-вот. — Лоя внутренне радовалась. Если Дос так реагирует, значит, до конца не верит, что запуск пройдет успешно. Все-таки его интересует и земное. Возможно, сейчас девушка сможет поговорить о том, куда ее любопытство уводит каждый день. Возможно, с ребенком у нее получится продолжать экспериментировать и двигать подпольную науку, разделив с супругом общий интерес.

— Ты права, так далеко нам копить нечего. Я рад, что ты будешь в самом необычном и дорогом костюме. Профессор тоже оценит, может, даже прикрепит к самому запуску. — Дос поцеловал жену и бросил книгу на грудь.

— Спроси у него про людей с Геодеи Три, там ведь самые дорогие люди. Он точно оценит! — Лоя расстроилась, но таким нереальным предложением прощупывала мужа на силу его веры в проект.

— Ты же понимаешь, что тогда на сто процентов придется кого-то покупать. Это все наши сбережения. — Денис гладил по спине свою половинку.

— А ты сомневаешься в запуске? Тысячу лет к этому шли в точности по плану. — Лоя водила пальцем по груди Доса.

— Да, тысяча лет прошла, у меня как раз в следующем семестре начнется цикл лекций по древнему миру на Земле Один. Нам уже рассказывали про мусорный занавес. — Дос отложил книгу на тумбочку и перевернулся к Лое. Он решил переключиться с тяжелого разговора на более поверхностный, бытовой супружеский.

— А может и не прошла. Ты веришь словам, а не глазам? Сколько было до нас, сколько будет после? Как можно доверять нашим часам? Сколько мы спим? Мы же не контролируем эти часы. Идет ли время, когда ты закрываешь глаза? — Лоя легла на спину и опять повернулась на бок к мужу, почувствовав, как ребенок передавливает артерии, и она теряет сознание. Девушка, которая терпела и молчала, соглашаясь с мужем в шутливом тоне, устала. Лою прорвало. Уловив сомнения, она решила, что сейчас самое время.

— Лоя, Лой, остановись, у тебя что-то беременное началось. — Дос опять посмотрел на жену сверху вниз и приобнял сильнее.

— Я им не верю. Твой университет — абсолютное зло. — Лоя закрыла глаза, боясь собственных слов.

— Ну, хватит. В твоем псевдонаучном кружке одни отчисленные и не поступившие ребята, а основали его вообще женщины! Как ты им доверяешь больше, чем университету с проверенной базой знаний. — Дос не воспринял слова всерьез. Лоя зря боялась. Мужчин с детства учат воспринимать женские слова без эмоций, объясняя все женское гормональной нестабильностью.

— Мы используем факты и доказательства, а не пересказы. — Лоя же уловила для себя в интонации мужа шанс быть услышанной.

— А мы двигаемся вперед, не изобретая каждый день колесо. — Молодой человек погладил жену по животу.

— Мы тоже. — Лоя выпятила губы вперед и замолчала, поняв, что переубеждать бесполезно.

— И все, что ты можешь ответить? Ну, ладно, ладно! Была бы ты мужчиной, то точно бы поступила! А сейчас вас просто дурят, обещая мужское образование. Осторожно, а то скоро начнут брать деньги. — Изо всех сил улыбался Денис, сохраняя ласковую интонацию.

— Не будут. — Девушка продолжала обижаться на себя из-за ошибочного осмысления поведения мужа.

— Ну, хватит, хватит дуться. Ты родишь, и все будет хорошо. — Денис поцеловал Лою в лоб и выключил свет.

— Я хочу тебя спросить. — Лоя сделала паузу, придумывая, как начать. Девушка знает, что, если речь идет об их будущем ребенке, то муж отнесется к вопросу со вниманием. — Наш мальчик вырастет?

— Если мы станем частью космоса, то какая разница? Нет, мы замрем и растворимся. Не будет такого, как сейчас. Ты просто станешь всем и сразу. Не будет важно, вырастет-не вырастет. Не будет мыслей, чтобы это понять. — Дос стал увлеченно объяснять своей спутнице тоже, что говорил при первой встрече. — Ну, если так важно именно про вырастет. То нет, не вырастет. Потому что он будет всем. Хотя, получается, вырастет. А как ты это осмысливаешь сейчас — не вырастет.

— Какой-то бред. Как ты можешь верить в Бога? — В темноте девушка стала наощупь искать вторую руку супруга. Дос вздохнул и замолчал. — Я вообще спрашивала про сроки, не сорвутся ли они на еще одно поколение?

— Как ты угадала? Да, это единственное, чего я боюсь. Не хочу быть старым. — Дос задумался.

— Ты мог бы стать профессором. А может, когда ты им станешь, то сам нажмешь на кнопку старта. — Лоя стала вести мужа по его мечтам. Поняв, что приобщить в свой круг его не получится, девушка делала попытки хотя бы остаться собой. Лоя смягчала и распологала Доса, чтобы он позволил ей заниматься квантовой механикой и дальше.

— Мог бы… Но в течение тысячи лет пока все шло по плану, ничего не менялось. — Дос зевнул.

— В странном времени мы оказались. — Лоя поцеловала мужа.

— По-другому быть не могло. Люблю тебя, спокойной ночи.

— И я тебя.

В комнате наступила тишина.

На мониторе огромной аудитории загорелись цифры и буквы: «1 Февраля 1000 год. Расщепление мусорного занавеса». Студенты снимали напечатанные только что шубы. Температура в аудитории поднялась на двадцать градусов и запах сырости рассеялся. Стало светло. На потолке стало видно, как один из ковров отклеился и может потянуть за собой еще два. Пушистые и уютные стены при внимательном рассмотрении оказались грязными и подрезанными неприличными словами. Многочисленные низкие столы с маленькими экранчиками, дублирующими основной монитор, кружились вокруг скукоженного профессора в красном сари. Остальные студенты серой периферией сидели перед столиками, скрестив ноги. Хоть тюрбаны на лекции и разрешалось носить разноцветные, студенты космического были особо консервативны в этом вопросе и не позволяли себе лишнего.

«и разлагаются. Наша планета Земля Четыре, как вы помните, названа в честь родной планеты всех людей. А кто вспомнит, как назывался город, из которого мы колонизировали нашу планету? Сто процентов ответили Курск! Конечно! Все мы потомки курян, поэтому должны им помочь.

Через несколько дней наступит время, в которое мы сможем направить ракеты в сторону Земли, чтобы растворить мусорный занавес. Надеюсь, дорогие вещи, которым вы хотите дать шанс в прошлом, вы уже собрали. Завтра в центральном офисе миссии последний день, когда вы их можете оставить. Вы уже были там на стажировке, где подробно ознакомились с устройством вещества, стягивающего мусор комками, затем перерабатывающего его в кислород. Давайте освежим в памяти основное. Двухъядерные молекулы…»

Дос теснился в аудитории, включив видеофон на запись на своих желтых часах. Торжественная лекция, материал которой был давно выучен и знаком, не воспринимался, мысли были заняты другим. Вот он, молодой успешный человек висит на доске почета на Земле, как освободитель, герой. Почетный человек из будущего, защитивший планету от тьмы и кислородного голода. Он вспомнил, как около месяца назад старательно редактировал свою голограмму, чтобы потомки, точнее предки, запомнили его, запомнили другую реальность, которая бы случилась, будь куряне не столь справедливы и милосердны. Бог послал весть избранному курянину, чтобы избранные люди изменили человеческую судьбу, исправили ошибку допущенную Богом и спасли Землю. Он представил, как заросшие грязью полуживые-полумертвые существа, занявшие планету, исчезают один за другим. Как также появляются животные, растительность, живое переливающееся разнообразие. Наступает день, светит солнце, виднеется радуга. Вырастают экраны с голограммой Доса, машущего рукой.

Жаль, конечно, что не будет ни меня, ни Лои, ни нашего Земли. Я не смогу ей человеком доказать, что был прав. Не увижу, как вырастет мой сынок. Как я узнаю в нем свои черты. Вмешавшись в наше прошлое, мы изменим будущее. Это и есть смысл нашей жизни. Лоя не верит, может, убить ее? Никто не узнает и не осудит. Не успеет. Надо только следить за ракетой, чтобы она не стянула мусор на день позже. Вот это мир! И Бог может сделать баги. Петля времени! Сколько поколений из-за этого пропало и пропадет. А Лоя верит в параллельные миры развития… Верит в варианты. Не зря женщин не допускают к академическим знаниям. Но знали бы, что они творят в свободное время… Так исказить науку! Выдавать бы их замуж еще раньше, слишком много свободы. А бездетным запретить появляться на людях. Сколько бы тогда ошибок не было допущено, сколько бы пустых поколений не появилось, насколько бы раньше мы исправили бы эту ошибку. Убить Лою и не пустить с собой во Вселенную? Но ведь там нет оценки, нет рассудка. Отомстить за все страдания человечества из-за женщин на одной? Но ее ли это вина? Слабаки в законодательстве ведутся. Испытывают жалость. А надо мыслить шире. Ведь именно мы, зная женские несовершенства, позволяем им их развивать. Нет, убивать глупо. Да и все равно ее не существует. Скоро не будет существовать. Мы последнее пустое поколение, которое жертвует всем, ради прошлого. Надо добавить вещей в ракету. Пусть изучают нашу ветку судьбы. Тогда не надо убивать. Точно не надо. А может, они не разгадают наш язык. Тогда мне никто спасибо не скажет. Интересно, при запуске я просто исчезну? Будут ли воспоминания, будет ли какая-то форма моего существования? Хотелось бы посмотреть, как меня повесят на доску почета. Не хочется домой. Наша реальность неправильная, ложная, ошибка Бога. Получается, я тоже Бог, если исправляю Его ошибку. Удивительно! Двухъядерные молекулы… А если они разгадают вещество и изменят ошибки прошлых годов, меня тогда не будет? Нет, Бог не позволит. Я буду творить Вселенную вместе с Богом. Люди до этого развивались без ошибок. Нас возвращают в ту точку. Значит все правильно. Я буду вечным. Не обычный студент. Сверхчеловек. Бог.

А если все исчезнет? Если меня нет и голограммы не будет? Там же будет другое будущее, другая ветка судьбы. Нет. Тогда и ракеты не будет.

20 Февраля, 1000 год, планета Земля Четыре

На всех экранах планет заселенных галактик, во всех странах, городах и других административных делениях показывали обратный отсчет. Появится слово «Пуск!» на всех языках вселенной, и через год по ядерному времени все настоящее удалится. Людей ждет год вечного праздника и наслаждения жизнью, отсутствия забот и безопасности. Все тайные желания и особенности психики и воспитания реализуются. Точка сохранения через пять секунд активируется. Все, что будет после — не важно. Против медленной бесконечности на Земле Один сгорит время ошибочной реальности. Наступит судный год. Люди опытным путем узнают причины возникновения культуры и ее падения, инстинктивные правила социума, истинные желания и неприкрытые потребности, эволюционные порицающиеся черты и многое другое, связанное с человеком. Жаль, что будет не с кем поделиться, но это и является одним из основных правил опыта: отсутствие наблюдателя.

Впрочем, есть и те, кто не верят в успех запуска или те, кто не верит в закрытие петли времени и дальнейшее удаление. Уже много сотен лет назад они расселились в окраинных галактиках и сейчас с нетерпением наблюдают за судьбой Вселенной. Последние эмигранты расселяют планеты, на которых собираются работать, строить и развиваться. Лоя очень бы хотела оказаться среди них, но попасть в галактоид можно только на правах жены эмигранта.

Несмотря на всеобщую договоренность поддерживать беспреступность на прогрессивных планетах, то есть таких, где верят в Бога и миссию, многие опасаются за свою жизнь. Лоя и Дос договорились сохранить жизнь сына во что бы то ни стало. Они не случайно выбрали жилище на нижнем этаже под зимой. Вряд ли кто-нибудь туда додумается добраться со злым умыслом. А если начнется межпланетная атака, то они либо мгновенно взорвутся, что равносильно их исчезновению через год, или до них не дойдет взрывная волна.

«Пять, четыре, три, два, один, пуск!» Картинка сменилась на голограмму темной планеты, окруженной занавесом и кольцами черного мусора, рядом крутилась надпись «2093 год/307 лет до колонизации Земли Четыре».

Голос повторял торжественную речь: «Через один год ракета долетит до Земли и для человечества наступят светлые времена!». И все в этом духе.

— Забыл сказать, что мы пустышки. — Дос услышал тихое возмущенное рычание от какого-то пожилого профессора в очках. Этот самоубийца готовится умереть в мучениях. Он вышел под лучи Звезды в одном тюрбане и очках, не подумав о средствах защиты. На нем не было защитной вуали, на кисти и ноги попадал обжигающий свет. Профессоры университета не имеют права состоять в звездных сектах и показательно загорать под смертельными лучами. Какой пример он показывает?

— Вы что не верите в Бога? Вы же занимаетесь космическими науками. — Сделал замечание Дос. Профессор удалился, как будто ничего не услышал. Лоя задумчиво посмотрела ему вслед, как будто узнала. Другие не замечали такого странного наряда прохожего, все внимание сосредоточив на торжественном пуске. Ракета показалась в небе полосой черного дыма и через секунду рассеялась, будто ничего и не было.

— Он у тебя что-то преподавал? — Спросила Лоя мужа, держась за огромный живот.

— Улетела. Да, он странный. Преподавал древние языки. А ты что, его знаешь? — Дос обнимал жену с улыбкой, любуясь желтым небом. Это небо он видит в последний раз. В последний раз дышит не из трубки-фильтра. В последний раз трогает живую растительность. В последний раз видит так далеко. Еще минута, ладно, две. Пожалуйста, две. И они вдвоем уйдут к себе в убежище, иногда разбавляя рутину походами к знакомым на нижних этажах.

— Ой! Больно! Кажется, началось! — Лоя села на зеленую траву, обнажив белые ноги. Ее лицо сжалось горизонтальными складками на глазах, щеках и рту. После первой схватки она сняла очки и оставила голову под одной вуалью.

— Что? Как началось? — Дос растерялся из-за предстоящей давки и в тоже время обрадовался приближению своей мечты, Земля родится точно в день отправки ракеты на Землю Один. — Крыша, нужна крыша. — Денис взял под руки жену и потащил под ближайший навес. Он прогнал прячущихся подростков, объясняя свою бесцеремонность положением жены.

Лоя села в прежнюю позу, схватившись за живот и корча белое лицо от боли. После каждого приступа она начинала расслаблять лицо слева направо, точно у нее случился инсульт. Дос пугался выражения лица жены и в эти моменты хватал ее за руку. Люди уже начали спускаться в дома. Поверхность планеты вибрировала и временами сотрясалась, добавляя нотки тревожности молодой семье. Дос и Лоя хорошо знали, как принимать роды, но в таких условиях сложно собраться. Между схватками Дос хотел увести жену вниз, когда люди немного разойдутся, но их было бесконечное количество до ближайшего спуска. Прошло несколько часов, а люди все беззаботно шли, любуясь небом. Время между схватками уменьшалось, стало ясно, что уводить уже поздно. Так под сотрясание Земли Четыре и под безразличные взгляды прохожих с помощью Доса Лоя родила мальчика. Пробыв на поверхности еще пару ядерных часов, чтобы прийти в себя физически и эмоционально, чтобы случайно не обжечь маленькое тельце лучами Звезды в безлюдных сумерках семья отправилась вниз. Темные фигуры прохожих еще встречались, но уже не создавали пробок. Земля тихо спал на руках матери, которая боялась, что приближающийся поезд сейчас разбудит ее малыша. Двое людей в приглушенном свете ламп поинтересовались мальчиком, почему он голый и грязный, неужели только что родился. Затем поздравили молодых родителей и отвернулись к частному обсуждению необычного знакового события. Еще один человек на платформе сторонился, выглядывая из-за колонны. Послышался гудок. Двое интересовавшихся и Дос с Лоей посмотрели в сторону тоннеля, откуда должен показаться поезд. А загадочная подсматривающая фигура человека тем временем подбежала, вырвала мальчика из рук матери и бросила на рельсы. Все присутствующие с ужасом смотрели на фигуру, которая зашла в вагон и через минуту удалилась в темноту планетных недр.

2092 Год эры от Рождества Христова. Земля

После мировой атомной войны люди начали выходить из бомбоубежищ и строить новую жизнь. Все зачинатели погибли или умело замаскировались в прежних сторонников мира, ссылаясь на неподтвержденность фактов. Прежний технический прогресс остановился, а затем отшагнул назад на сотни лет. В бомбоубежищах человечество спряталось на пятьдесят лет. За короткое время Земля внешне преобразилась. Все культурное обросло зеленью, игнорируя равномерные и ровные фигуры площадей и периметров. Кирпичи, собранные в башни, играли с высокими деревьями в игру «Кто выше?». Порой приходилось натыкаться на крыши некогда одноэтажных построек, занесенных то ли листвой, то ли обросшими муравейниками. Дикие животные натыкались на вышедших из спячки и тех, кто одиноко передвигался, удачно атаковали, а от тех, кто передвигался группами, молниеносно меняли вектор движения в обратную сторону. Тысячи людей были съедены в тот теплый апрельский день. Тысячи сломала лучевая болезнь. Сотни умерли при рождении или от старости. Сотни не увидели солнечный свет от накала эмоций в этот торжественный момент истории. Еще миллиарды людей трагически погибли раньше. В течение полувека человечество вымирало день за днем в катастрофических масштабах. Выйдя на свет, никто уже не хотел обсуждать пережитое. Никто не хотел снова умирать и терять. Никто не хотел вновь искать виноватых и вступать в конфликт. Была на это и еще причина. Связь исчезла. Выяснить кто прав, кто нет, просто не у кого. Перебрать причины случившегося хватило времени еще в бункерах. Мировое общество предстояло строить заново. Любопытные единицы отправлялись в долгие путешествия на другую сторону, но не в поиске правды, а в поиске лучшей жизни. Вдруг там по-другому. Нашли ли они мечту, неизвестно. Надежда горела в сердцах, в пути они жили в обманывающем действительность предвкушении. Реалисты объединялись и просто делали. Высушенные частично океаны были незараженным пространством для строительства новых городов. Поначалу решили строить временные хрупкие хижины, чтобы следить из них за изменениями климата, но большинство пока спускались в родные бункеры, опасаясь внезапной смерти. Человеку нужна деятельность, без нее он не живет и не осознает. Как жить в хаосе? По кусочкам собирать новый мир и наводить порядок, объясняя причины каждого клочка. Человек же царь Земли. Он следит за внешним, не признавая внутреннего. При этом расширяет себя, как и я, познавая окружающее.

К новому хаосу готовились все пятьдесят лет, но никто не был готов. А как к нему правильно готовиться? Сознание никогда не принимает кардинально новое, будь оно описано и предположено сотнями сценариев.

Помимо наблюдения за чужой современностью люди возвращали былую реальность. Начали с условного велосипеда, а закончили мировой связью, благо с атмосферой серьезных изменений не произошло. Так бегом и двигались против направления регресса. Только лучевая болезнь ломала жизни и планы. Дети продолжали рождаться мертвыми или больными. Однако некоторые семьи радиация не трогала, независимо от зоны их обитания. Они могли питаться из зараженной посуды и пить испорченную воду и при этом жили! К ним захаживали непрошеные гости и путешественники. В беседах узнавали, что у хозяев предметы давно в использовании и никаких последствий не было, все здоровы, визитеры следовали их примеру и использовали зараженное. Они не знали, что эти семьи просто не имеют дозиметра. Так прошла новая волна радиоактивной болезни. Так и появились предпосылки к выявлению иммунитета от лучей в виде внешних уродств.

Если быстро бежать вперед, то стремительно настигнет момент усталости и бессилия. Через несколько месяцев на планете случилась новая беда.

Шестое февраля. Люди уже приспособились к новым условиям. Появились планы будущего обустройства планеты. Зарождалась мировая политика. Популяризировалась христианская религия. Готовился шквал моральных и законодательных запретов. Пролетало время свободы и нуля. Где-то было жарко, где-то холодно, где-то комфортно. В одной точке ветер сносил деревья, а в другой виднелась разноцветная радуга. Многие сидели в бункерах потому что спали, кто-то работал или прятался от непогоды. Были и особо мнительные, кто еще ни разу не выходил на поверхность и не планировал.

Двое сидели на берегу океана и провожали жаркое солнце. От воды пахло свежестью, которой так не хватало. Насытиться этим миром невозможно. Отец и дочь наблюдали оранжевое пламя в темнеющем небе. Облачный дым будто приглушал огонь, не давая распространиться. Белая луна торжествовала. Наступало ее время. Она уже готова полюбоваться своей тонкой красотой в зеркале океана. Вода звучала на мелких камушках, напевая только ей известную мелодию вечности. А под тоннами обманчиво прозрачной воды текла другая жизнь. Такая близкая и неразгаданная.

Послышался далекий гром, он становился все насыщеннее, шире и ближе. Небо резко стало черным, а затем вспыхнуло настоящим огнем. Из черного пожара стали падать обжигающие вещи, убивая своим приземлением: желтые браслеты, мониторчики, банки, сгорающие листы и тряпки, всякие мелкие и непонятные предметы, потерявшие свой прежний вид. Тяжелый горячий дождь разбудил бункеры. Таких сотрясений не было даже пятьдесят лет назад. Два соседствующих мира: вода и воздух, вновь умирали. Все, что осталось без укрытия — уничтожено и мертво.

Тем временем в бункерах не хватало продуктов, воздуха и терпения. Связь исчезла, надежда осталась только в песнях. Но инстинктивное желание жить перевесило. Понадобилось несколько дней после катастрофы, чтобы остановиться и начать движение вперед. Абсолютно не сговариваясь, большинство местных лидеров одновременно остановились на раннее обсуждаемом плане строительства большого невидимого города. Ход природы, ее самодостаточность и живучесть вдохновили ее покорителей. На пятом мировом собрании было принято решение о строительстве, обрамляющего экватор, зеркального города. Дело в том, что по этой линии меньше всего радиации. Ее почти нет. Здесь больше всего выживших. И место является образным центром мира. Зеркальный, потому что, он станет невидимым, город просто станет отражать естественность без вмешательства культуры. Конечно, это не по-настоящему, это образный довод, стимулирующий проголосовать за проект. Довод сработал. В городах планировалось построить жизнь с нуля, не обращаясь за помощью за периметр. Вспомнили Ноев ковчег, про тварей и пару к ним. При развитом христианстве идею с радостью поддержали, как удачное библейское сравнение. Но после катастрофы люди увидели в идее дома послание и посланника. Жаль, конечно, что посланник в момент огненного дождя был на поверхности. Говорят, что он выполнил свою миссию, поэтому Бог забрал его. Таким образом, идею зеркального дома обожествили и начали реализовывать не по экватору из-за отсутствия связи, а строили дома там, где было мало радиации и достаточно строителей. Дома фактически перенесли из-под земли на землю.

В процессе строительства было все меньше смертей и больше внешних уродств. Новые люди рождались, то с лишними частями тела, то вовсе без них, то с причудливыми пропорциями или неестественных цветов. Зато, наконец, количество людей на планете стало прибавляться, а не убывать. В этом, естественно, вновь проследили божественный смысл. Так христианство окончательно закрепилось на всей планете.

Еще через пару лет стало исчезать небо. Вокруг планеты появился черный занавес, распространяющийся в геометрической прогрессии. Земля ушла во мрак. Осталась пара незатянувшихся дырок, крутившихся по кругу и освещая поверхность раз в несколько месяцев. Под этими дырками и выжили. Со временем дырки расширялись и учащались, но это было уже не важно. Люди переехали в города. Они спаслись.

Теперь я понимаю, как люди стали иммортами, но пока не могу представить, как имморты стали людьми. Мне понятно, как происходит эволюция в четырехмерных мирах, как люди, получившие теоритическое бессмертие, эволюционировали в горячей плотной магме. Как они теряли свои способности видеть, слышать, а обретали чувствовательный орган. Как их кожа погрубела, защищая внутренние органы от огненной стихии, но тело стало обтекаемым. Как их ноги преобразовались в ласты-хвосты. Но как из иммортов получились люди? Пожалуй, мне пора заглянуть внутрь обитаемой планеты, чтобы получить ответы и найти то ключевое событие, которое является целью моей представляемой жизни.

Нам, черным дырам, рассказывают, что круг в триста шестьдесят градусов мнимо завершается на людях, потому что это не круг вовсе, а петля. А следующие триста шестьдесят градусов закручивается иммортами. В процессе перехода, да, они сосуществуют, но я наблюдала намного дальше. Они переселились в другую галактику и сами продолжили свою петлю, даже не круг! Меня ограничили Млечным Путем, потому что наверняка знают большее. Неужели это знание такое страшное, что стало недоступным большинству. Чувствую, что разгадка где-то рядом. И, конечно, я надеюсь, что не перескочила с петли на петлю, как это бывает у вступивших в научный мир черных дыр. Подозрительно удобное объяснение всех нестыковок.

Год 12.513.000 эры беззаботных иммортов

Горящие жаждой и несущие всему конец они расползались дальше и дальше в бесконечность. Одна точка из зловещего комка была другой, осмысленной. Она расширялась теплой энергией, которая не была похожа на бессмысленное обжигающее грязное пламя. Точка циклично вспыхивала и испарялась в смертельном сплетении. Рингвудитовые океаны и живительный хуманс топили другую точку в привычное ничто, они тянули глубже и глубже, пока точка не ощутила еле уловимую симметричную ей энергию. Мощный взрыв от притяжения на секунду затмил огонь и возвысился над расширяющимся комком грязи. Комок тянулся за энергией жизни, пока не осталось ничего, кроме зла.

Со всех сторон транслировался «Танец огненных червей».

Надоел этот танец! Какой в нем смысл, если не глотать под трансляцию цельные рингвудиты. Как я раньше это слушало? А другие терабайты за чувствование платили. Вот, пожалуйста! Хотя бы просто воды, без рингвудитов. Притупить мысли, сочащиеся из периферии. Какое слово! Сочащиеся! Что-то из изящных дней. Еще хуманса бы. Как раньше: рингвудиты, хуманс и отвлеченные сигналы на фоне. Пожалуй, это трезвость! Мир становится нереальным.

Блокиратора нет, не знаю, что будет. Надо было все передать Пятьдесят Первому еще пять тысяч лет назад, они бы дали мне пару миллионолетий. Странно, я столько раз подумало о своем конце, а меня еще не забрали. Это путающая трезвость! Я раньше не думало о конце. Или они решили поэкспериментировать с обновлением сенсо? Охранники же ничего не создают. С нуля выработать способность изобретать? Неужели теперь мы сами будем разрабатывать пушки? Или Пятьдесят Первое меня так наказывает: я думаю о конце, а праиция пусть сама ловит. Нет, оно не хотело тронуть нашу нежную дружбу. Оно выделило меня из всех, чтобы у меня был шанс на иную жизнь. Это так благородно, мой друг заботится обо мне.

Когда было обновление? Пятьдесят Первое нашло блокиратор, червя и… Оно уплыло. Когда оно успело. Я не могу само думать о конце. Трезвость!

Не думай! Не думай! Не думай!

Я WRG, мне 2.311.112.501, плыть, 1720 °C, голод, Пятьдесят Первое — друг, слава Радиоактивной Сотне!

Я WRG, мне 2.311.112.501, плыть, 1720 °C, голод, Пятьдесят Первое — друг, слава Радиоактивной Сотне!

Я WRG, мне 2.311.112.501, плыть, 1720 °C, голод, Пятьдесят Первое — друг, слава Радиоактивной Сотне!

Страх! Точно, я должно бояться смерти, Пятьдесят Первое заботится обо мне, хочет сохранить жизнь. Я должно бояться огненных червей. Бояться битвы, чтобы выжить. Поэтому я трезвое!

В холодной бесконечности, играющей своими недоступными пространствами временем, плывет остывающая точка, поверхность которой безнадежно пытается осветить, согреть и что-то сообщить другая. Первую я назову Землей, а вторую — Солнцем. Земля — темная точка, в которой еще есть утопленный свет, но он так глубоко, что понадобится не один человеческий миллиард лет, чтобы до него добраться. Света очень много, но тьма мешает ему объединиться и взорваться над всем, согревая холод. Да-да, вы правильно поняли, это я себя Солнцем назвала. Во-первых, звучит поэтично. А во-вторых, пока еще не решилась все поглотить. Чувствую, в этой четырешке есть ключевая загадка.

Внутри Земли, глубже четырехсот километров, течет обжигающая магма и омывает огромные рингвудитовые океаны. Температура здесь достигает 2500°C. Как вы поняли, я пользуюсь их мерами. С поверхности Земли просачивается хуманс, он должен растворяться и насыщать магму, но имморты придумали способ сохранять вещество в чистом плотном состоянии и создали хумансовые хранилища: под корой Земли установили осмиевые трубы, по которым хуманс еще иногда стекает в металлические ящики.

Ничего не понимаю, блокиратора нет, прошло сколько лет? Почему везде «Танец»? Я столько раз подумало о смысле жизни, но еще плыву. Я устало. Переродиться? Нет, все родильные опытницы разрушены, мои копии не выживут. За 50 тысяч лет голода что-то, да и случится.

Почти в каждом рингвудитовом океане теперь огненные черви. Они победили. Нет нашей великой Сотни. Вода мне нужна. Я подплыву и возьму с краю.

Построек уже нет, магма смывает и закручивает обломки. В больших городах еще работает несколько трансляторов, впрочем, дальности их сигнала хватает на всю территорию обитания иммортов, а длительности на несколько иммортовских тысячелетий. «Танец огненных червей», конечно, надоел, хотя еще несколько столетий назад обеспеченное имморт с удовольствием могло отдать несколько терабайт информации за сверхчувствительную трансляцию в Радиоактивном Магмовом театре. Новостные же сообщения, данные несколько лет назад, остаются только в хранилище памяти иммортов.

Сообщение транслятора In 10 лет назад: «Вы сможете передать весь жизненный опыт копиям, с перерождением вы воскреснете и приумножите себя!».

Сообщение транслятора In 9 лет назад: «Не верьте квантовым адептам! Квантовой телепортацией вы уничтожите себя и не найдете хуманса!»

Сообщение транслятора In 5 лет назад: «Перерождайтесь, только так мы сможем укрепить оборонительный пол и спастись от огненных червей! Хуманс вновь зарождается на поверхности».

Сообщение транслятора In 3 года назад: «Огненные черви прорвали оборонительный пол и проникли в рингвудитовые океаны и хумансовые хранилища. Не выплывайте из дома! Отряды праиции очистят город за год».

Домов нет, хуманса тоже.

Да, так лучше. Вода — жизнь!

Почему отряды праиции очистят город? Всю охрану пола собрали и прорвались черви? Праиция, они не смыслят в червях. Точно! Охрану отправили туда, к ним! Поэтому меня не ищут! Все там, никого нет. Это черви! Черви все разрушили! Я должно помочь, меня простят. Пятьдесят Первое друг, оно хотело, чтобы я жило.

А если и черви, и имморты погибли. Что тогда? Я новое правитель Магмы? Нет. Откуда эти мерзкие мысли. Пятьдесят Первое такое талантливое, такое благородное, такое опытное. Даже так оно лишь звено Сотни. Куда я?

WRG перекувыркнулось, оплывая неожиданный магмоворот, который почему-то не почувствовался, и решительно направилось к полу.

Год 12.488.000 эры беззаботных иммортов

Пятнадцать молодых иммортов подплывали к городу A. У каждого из группы семибуквенные имена. Они даются по простому принципу: к имени родителя добавляется одна буква, которая транслируется в момент рождения по каналу B. Никто не перерождается вне родильных опытниц без участия Сотни, поэтому повтора имен еще не встречалось.

Каждое имморт транслировало длинную волну с незамысловатым, но очень обнадеживающим для других жителей, содержанием:

Я QWFYUS, мне 10.000, плыть учиться, 2050 °C, слава Радиоактивной Сотне!

Я QWFYUA, мне 10.000, плыть учиться, 2050 °C, слава Радиоактивной Сотне!

Я QWFYUD, мне 10.000, плыть учиться, 2050 °C, слава Радиоактивной Сотне!

Я QWFYUV, мне 10.000, плыть учиться, 2050 °C, слава Радиоактивной Сотне!

Я QWFYUZ, мне 10.000, плыть учиться, 2050 °C, слава Радиоактивной Сотне!

Я QWFYUP, мне 10.000, плыть учиться, 2050 °C, слава Радиоактивной Сотне!

Я QWFYUM, мне 10.000, плыть учиться, 2050 °C, слава Радиоактивной Сотне!

Я QWFYUR, мне 10.000, плыть учиться, 2050 °C, слава Радиоактивной Сотне!

Я QWFYUN, мне 10.000, плыть учиться, 2050 °C, слава Радиоактивной Сотне!

Я QWFYUF, мне 10.000, плыть учиться, 2050 °C, слава Радиоактивной Сотне!

Я QWFYUU, мне 10.000, плыть учиться, 2050 °C, слава Радиоактивной Сотне!

Я QWFYUT, мне 10.000, плыть учиться, 2050 °C, слава Радиоактивной Сотне!

Я QWFYUB, мне 10.000, плыть учиться, 2050 °C, слава Радиоактивной Сотне!

Я QWFYUQ, мне 10.000, плыть учиться, 2050 °C, слава Радиоактивной Сотне!

Я QWFYUC, мне 10.000, плыть учиться, 2050 °C, слава Радиоактивной Сотне!

Сообщения означали, что жителям можно расслабиться, ведь в ближайшие миллионолетий десять их никто не заставит перерождаться.

Город A стал первым городом в Священной Радиоактивной Магме еще в эру забот. Магма здесь омывает целых четыре океана рингвудитов. Основатели города Первое, Второе и Третье быстро организовали два крупных потока простейшего хуманса, а в первый год эры беззаботных иммортов сюда провели третий «Бесконечный поток». Город надежно защищен от огненных червей трансляцией на канале D «Умри огненный червь» оборонительным полом и его охранниками. За миллиарды лет температура не падала ниже 1500 °C и не поднималась выше 2700 °C. Самый комфортный город в Земле!

Примерно так транслировали в школах всем до 100 года, когда даже не было пятибуквенных имен.

Архитектура города мало изменилась за миллиардолетия: вдоль рингвудитовых океанов покачиваются одноместные домики в форме яиц с небольшими отверстиями вверху, чтобы температура в жилище не опускалась и магма обновлялась или чтобы праиция могла уловить сигнал, пока имморт находится в бессознательном состоянии, забыв надеть блокиратор? Первые дома были одинаковыми: яйцо, ширина вольфрамового корпуса составляла примерно 40 сантиметров, самая длинная часть 200 сантиметров, а самая короткая — 150.

Иммортам, живущим в таких домах, запрещено носить блокираторы мыслей. Если все-таки кто-то попадается на преступлении, то принудительно отправляется в высь на производство питательного хуманса; а если имя провинившегося имморта оказывается длиннее пяти букв, то прямиком отправляют на перерождение. Радиоактивная Сотня считает, что имморты, никак не украшающие свои дома, владеют зеттабайтами информации, которую хранят где-то рядом с ядром, ниже, чем оборонительный пол.

Блокираторы разрешается носить Радиоактивной Сотне и зажиточным иммортам, впрочем, практически всем жителям Священной Радиоактивной Магмы. Зажиточными иммортами считаются те, кто каждое тысячелетие украшает свой дом модным металлом с транслятором эмоции. Дизайн обычно придумывает сам хозяин, а вот техническую часть выполняет нанятый архимастер. Очень престижная профессия в эру беззаботных иммортов: высокий спрос и минимум ответственности! После нескольких лет работы дом преображается. Проплывающие с интересом ощупывают молибденовых медуз, ниобиевых червей или танталовые бюсты Сотни. Небольшие трансляторы передают одну из эмоций: вина, радость, стыд, неловкость, — зависит от тысячелетия. Обычно одна и та же эмоция повторяется на каждом доме, кроме моды за такими трансляциями ничего нет.

За ремонт имморт может отдать несколько петабайт информации. Некоторые жители, обычно двух-трехбуквенные, идут на хитрость: они отслеживают наиболее зажиточных, тех, кто первыми меняют дизайны домов и задают моду всему городу и всей Магме; собирают выброшенные и еще не ушедшие на оборонительный пол металлы и мини-трансляторы и устанавливают себе на жилище. Об этом знает Радиоактивная Сотня, но кардинальных мер не предпринимает. Этот средне-зажиточный класс иммортов — мозги всего общества, инженеры; они придумывают технологии по усовершенствованию и добыче хуманса и, сами того не зная, помогают Сотне накапливать информацию.

В каждом доме есть большая круглая дверь, которая открывается, уходя внутрь жилища, и стекает вниз по уникальному сигналу из сенсо.

Дома, да и все сооружения в городах, крепятся в глобальную металлическую цепь, построенную по всей территории Священной Радиоактивной Магмы еще в эру забот. Как же раньше жили? Дом мог спокойно сделать несколько кругов вокруг ядра, разрушить сотни рингвудитов и попасть в логово огненных червей. Хорошо, что Сотня все продумала. Металлическая цепь осторожно обрамляет каждый рингвудитовый океан, а по всей магме тянутся вверх и вниз, вправо и влево переплетенные крепкие клетки с тонкими прутьями. Снизу их ограничивает оборонительный пол, а сверху осмиевые трубы. Цепи уже много миллиардов лет, поэтому каждый день ее укрепляют и модифицируют осмияцы — имморты, мастерски управляющие своими конечностями.

Кроме жилых домов в городах довольно много сооружений и отлично развита инфраструктура: стоят праицейские участки, родильные опытницы, школы, театры, выставочные центры, магазины, салоны архимастеров, хумансовые хранилища и, конечно, огромные противные трансляторы с самыми разными каналами.

Школа — огромное здание с мощным шарообразным транслятором в центре, который обрамляют сферой покачивающиеся яичные домики с модными рельефами патриотической тематики и эмоцией увлеченности. Транслятор вещает заданную программу миллионолетия, пока Радиоактивная Сотня не выпустит новую усовершенствованную.

Старшие жители отлично знают, что школьная программа с каждым разом все упрощается и сокращается, но это очень даже приветствуют. Молодых становится легче убедить, что перерождение необходимо и безопасно, а отправиться на производство хуманса — честь и обязательство перед магмовым обществом.

Школьная трансляция свободно добирается до любой другой школы и любого дома Священной Радиоактивной Магмы, а чтобы не перебивать друг друга, синхронно идет три идентичных вещания. Молодым важно показать себя частью общества, не запираться в своих домах. Им очень нравится гордо плыть через весь город, транслируя свой возраст, ловить волны восхищения старших. Такое воспитание.

Урок 1

Имморт

Бессмертие:

— допустимая температура от -100 °C до 3000 °C;

— сытость за счет воды рингвудтов и простейшего хуманса;

— перерождение.

Смерть:

— укус огненного червя;

— поедание цельного рингвудита;

— голод в течение пятидесяти тысяч лет.

Внешнее строение имморта:

— средний рост 120 сантиметров;

— средняя ширина 60 сантиметров;

— парные конечности — чешуйчатые руки с чувствительными щупальцами;

— парные конечности — гладкие хвосты;

— конечность — гладкая голова;

— платформа для конечностей — гладкий овал с двумя отверстиями для испражнения;

— твердая меложа — обрамляющий орган, защищающий внутренности имморта от высоких температур.

Внутреннее строение:

— сенсо — основной орган чувств имморта;

— сердце — орган, обеспечивающий ток крови;

— желудочно-кишечный тракт — система органов, обеспечивающая переработку и насыщение всей системы органов питательными веществами хуманса и воды рингвудитов, а также выделение непереваренных остатков;

— селезенка — орган, генерирующий клетки организма имморта и обеспечивающий бессмертие;

— печень — орган, перерабатывающий и фильтрующий мертвые клетки организма;

— почка — орган, накапливающий и поддерживающий водный баланс всего организма;

— мышечная ткань — ткань, располагающаяся по всему телу организма и обеспечивающая движение имморта в пространстве и движение органов внутри организма;

— кровь — соединительная ткань внутренней среды организма, всегда имеющая температуру 39 °C.

Урок 2

Органы чувств

— Сенсо — орган, который принимает, обрабатывает, хранит, фильтрует, расшифровывает и выводит информацию, полученную извне. Сенсо в бессознательном состоянии имморта распознает колебания внешней среды, позволяя имморту плыть по магме, не задевая других иммортов, металлические объекты, рингвудитовые океаны и огненных червей. В сознательном состоянии орган распознает трансляции других иммортов и искусственных трансляторов, колебания внешней среды. С помощью сенсо имморт способен фокусировать внимание на нужной трансляции, в то же время, накапливая информацию из периферии для дальнейшей обработки.

Сенсо находится внутри головы и занимает 80 % ее объема.

Объем хранения информации в сенсо составляет два эксабайта.

Сенсо является центральным отделом нервной системы имморта.

В случае опасности для жизни сенсо дает сигнал всему организму, перерождая имморта в планулу и сохраняя весь накопленный опыт в архивированное состояние.

— Щупальца — сложный орган. На каждой руке имморта пять щупалец. В состоянии покоя они достигают не более двух сантиметров, при использовании могут вырастать от десяти до пятнадцати сантиметров. Щупальца используются для добычи и приема воды из рингвудитов, для питания хумансом, а также для осязания и передачи информации о внешнем мире сенсо.

Урок 3

Перерождение

Любой имморт может переродиться. При критических условиях: температура ниже -50 °C или выше 2950 °C, отсутствие воды и хуманса в течение пятидесяти тысяч лет, — имморт превращается в планулу.

Планула — физически новые имморты, рожденные с дублирующейся архивированной информацией в сенсо. Количество иммортов в плануле составляет от одного до двадцати.

Архивированная информация хранится у Сотни до первой отправки имморта на производство хуманса.

Урок 4

Время

Год длится один глубинный магморот или «временной поток магмы» вокруг ядра. Сенсо чувствует движение течения через колебания об оборонительный пол и обрабатывает его даже в бессознательном состоянии.

Шершавый толстый оборонительный пол внушает страх многим иммортам. В нескольких сотнях километров от него нет ни жилых домов, ни хуманса, только разбитые пустые рингвудиты и яичные домики или «яички» с охраной. Транслировали, что в полу есть ловушки: отверстия, пробитые огненными червями. Безусловно, отверстия герметизируют и мониторят ежегодно. А если будет нашествие червей? А если ловушка спрятана под магмоворотом, который не может проверить охранник? А если новая дыра и стихийный магмоворот? Это страшная сила, он может затянуть через дыру прямо к ядру на съедение кровожадным тварям без права на перерождение.

Будущих осмияцев плывут3 на практические занятия к поврежденным цепям на протяжении всего обучения. Только оборонительный пол под запретом. Успешные имморты служат до осмияцев престижного места, как правило, миллиардолетие. Новеньких берут редко, ведь имморты, особенно на таких должностях, живут вечно. Их можно отличить по ощутимым блокираторам с безынформативной театральной или поэтической трансляцией. Везение или несчастье быть связанным с оборонительным полом — мнения рядовых иммортов расходятся. Должно быть, дело в незнании и изолированности от общества представителей столь секретной профессии. Ясно одно: это точно успех и вершина карьеры!

QWFYUS или (6)S мечтает стать осмияцем оборонительного пола. На уроках оно очень часто ловило про (3)G и (3)A, которые благодаря своей любви и верности Радиоактивной Сотне добились почетного звания всего за несколько миллионов лет. Они вплыли в схватку с огненным червем и победили. Чтобы стать, как они, нужно действовать, плыть прямо к полу.

Я QWFYUS, мне 29.900, плыть оборонительный пол, 2250 °C, слава Радиоактивной Сотне! Интерес, отвага, звание! Слава Радиоактивной Сотне! Смерть или почет!

Смельчаки, кто решился почувствовать оборонительный пол вблизи, встречаются редко. Обычно на расстоянии близкой трансляции охранного яичного домика любопытное имморт уже разворачивается от страха и плывет назад по своим рутинным делам. (6)S другое, им руководит не просто интерес, а жажда быть нужным и ценным в родном обществе, жажда служить Радиоактивной Сотне во благо Священной Радиоактивной Магмы!

Создатели школьного курса явно не рассчитывали на инициативность учеников.

Сильные течения сменялись слабыми, молодое имморт плыло сквозь них, огибая магмовороты и ригвудитовые океаны. Тяжелая намеложная сумка с инструментами и запасом простейшего хуманса на пару десятков лет тянула и закручивала имморта из стороны в сторону. В тридцать тысяч лет мышцы еще недостаточно окрепли, чтобы с легкостью плыть так глубоко. 6(S) иногда приходилось останавливаться и делать бессознательный круг вокруг пола, чтобы немного отдохнуть. Температурный костюм из-за такого незапланированно длительного путешествия не фиксировал резкое повышение температуры и не подал сигнал Сотне. А может молодому имморту дали старый сломанный костюм?

6(S) не сразу поняло, что это оборонительный пол, от него нет никакой трансляции, он не ощущается ни сознательно, ни бессознательно. Только прикосновением щупалец. В случае 6(S) даже прикосновением не щупалец, а головы. Как же все имморты определяют время без учета колебаний магмы о пол?

Пол оказался гладким, прохладным и очень приятным на ощупь. Через каждые сто метров в полу располагались углубления, напоминающие яичные домики, только без дверей, но с очень большими дырами-входами. Зная про ловушки, 6(S) даже не думало туда заплывать, помог случай. Неожиданный магмоворот затянул молодого имморта в одно из «яичек».

Страх, конец, огненный червь, слава Радиоактивной Сотне!

6(S) не поняв, что произошло, оказалось под полом. Червей не было, только полупустые рингвудитовые океаны.

Я QWFYUS, мне 29 908, плыть, 2300 °C, слава Радиоактивной Сотне! Страх, отчаяние.

Я QWFYUS, мне 29 908, плыть, 2300 °C, слава Радиоактивной Сотне! Страх, отчаяние.

Пустота.

— Этих молодых невозможно ловить, «Я QWFYUS, плыть, слава Сотне!», в сенсо пустые рингвудиты, я, наверное, такое же, когда ими обдолбаюсь, — поправив сенсокляп на голове пленника транслировало первое.

— Нет, ты подаешь что-то про хуманов и их дурацкий счет времени, типа: «Вот бы у нас год тоже длился двенадцать тысяч лет». Или травишь несмешные анекдоты про охранников пола: «— Откуда в полу так много яиц? — Это черви нашли наше хранилище и осваивают профессию осмияца. — А почему не рядом строят? — Они рядом строят, а это их охранники под рингвудитами в пол сплавили». — С веселостью заметило второе.

— Ха-ха-ха, а правда, у охраны и дома есть, еще и яички в полу им сделали, Сотня здесь не бывает. Я все равно думаю, что это от пушек плавления. Один придурок пробил яйцо, а они под предлогом удобства Сотни их на сто километров наделали. Прямо братство! — Довольное своей остротой первое легко плыло дальше против течения магмы.

— Или для себя, когда после рингвудитов обратно не плывется. Ядро с ними, у нас тут такая добыча! Почти миллион лет никого не было, а это само по себе новенькое. Как мы и думали, наверху все очень плохо. Предлагаю начать с обучения выражать. — Постукивая по сенсокляпу длинными щупальцами, транслировало второе.

— Нет, а если оно уплывет, то мы пропадем, рейд начнется, у него же нет блокиратора. Давай с истории. — С надеждой предложило первое.

— Ядро с тобой, как оно осознает без умения выражать. Два осознания, это мы несколько зеттабайтов испортим. — Свернув на оплыв небольшого магмоворота ответило второе.

— А зачем их хранить, пару тысячелетий и телепорт. — С наигранной наивностью продолжало первое.

— На телепорт и хранить! — Напрягая все мышцы, чтобы удержать пленника от магмоворота транслировало второе.

— Ладно, с выражения начнем, только ты его нормально держи и спорить сам с ним будешь. — По-хумановски закончило разговор первое.

— Дураком прикидываешься, чтобы не тратить энергию! Я уж подумало, что у тебя и вправду память переполнена и архивация началась: «Давай с истории…», «Зачем их хранить?». Ядро с тобой! Мне все равно надоела однообразная информация, тут хоть третье мнение.

— Вот сейчас половишь и все поймешь.

— Меня зовут QWFYUS, мне 29 908 лет, я плыло к оборонительному полу, но сейчас, наверное, под ним, температура 2300 °C, слава Радиоактивной Сотне! Я не понимаю, что происходит, я переродилось? — С волнением очнулось (6)S.

— Нет, ты умерло и попало в ядерное чистилище! — Пошутило A1, пряча сенсокляп в поясную сумку.

— A1, давай без шуток, — играя щупальцами с разбитыми рингвудитами, недовольно возмутилось А7. — Оно все воспринимает только в прямом смысле, будут проблемы с загрузкой истории.

— Вы что квантовые адепты? — Уже не пытаясь уплыть, задало вопрос (6)S.

— О, у нас там новое название, раньше мы были «прислужниками червей». — А1 притворно удивилось.

Мне надо немедленно подать сигнал Радиоактивной Сотне и праиции. За арест квантовых адептов меня сразу отправят на оборонительный пол.

— То есть семибуквенный патриот нас поймало? — А7 радостно сделало несколько кувырков, по очереди отбивая хвостами на каждый.

— Что вам от меня нужно? — Спросило пленное имморт с храбростью.

— Твое сенсо, — хором транслировали A1 и A7. — Чувствуешь, что у тебя появились мысли? А то все: «Я, плыть», про погоду нам подаешь. — Продолжало A1. — Нам придется поспорить с тобой еще полгода, потом загрузим тебе в сенсо информацию по истории Магмы.

Двое иммортов двигались уже по течению чистой магмы, иногда оплывая небольшие магмовороты, раскидывающие осколки пустых рингвудитов. Третье не могло двигать ни руками, ни платформой для конечностей, оно лишь иногда постукивало своими хвостами, всей меложей наслаждаясь простором, но запрещая своему сенсо это осознать.

Они меня не убьют. Будет плюсом, если я передам Сотне их зеттабайты. Нужно просто дождаться, когда мой сигнал поймает праиция.

— (6)S, неужели тебе нравится там, в Магме? Когда ты научилось выражать, а значит и мыслить, подумай, все ли имморты бессмертны или только Сотня? — А1 понимало, что за несколько миллионов лет в городах многое изменилось, ему хотелось понять, что нового придумала Сотня, чтобы объяснить реалии жителям. Ключевой вопрос лишь укрепит текущее миропонимание молодого имморта, и придется потратить больше информации на чистку сенсо. Но любопытство взяло верх.

— Я всегда умело мыслить и выражать. Я знаю двенадцать тысяч пятьсот восемьдесят одно слово и понимаю почти все, о чем вы вещаете. — (6)S в школе отличалось инициативностью и трудоголизмом, ловить такое замечание было просто возмутительно.

— А почему ты их не использовало и не могло связать еще год назад? — Продолжая плыть, спросило А1.

— Потому что я будущий осмияц, а не поэт, мне не нужно уметь сочинять и общаться с квантовыми адептами, мне достаточно только понимать. — С отвращением заметило (6)S.

— Да, чувствую, что ты много поняло…. Так ответь на вопрос, все ли бессмертны или только Сотня? — Вмешалось А7.

— Конечно, все. Что за глупости? — Не поняло вопроса (6)S.

— А где же твой шестибуквенный родитель? — Продолжило беседу А7.

— Это и есть я. Оно есть его пятибуквенный и так далее. Мы все есть первое имморт. — (6)S по инерции транслировало то, что знает каждый, все внимание сенсо пленник уделяло подаче сигналов наверх.

— О чем думало твой шестибуквенный родственник перед смертью? Что транслируешь об опыте первого имморта? — А7 специально добавило слово «смерть» для диссонанса перед загрузкой в надежде уменьшить расход петабайт.

— Почему тогда тебе не передали опыт? Может вся информация находится у Сотни, пока остальных «перерождают» за неукрашенные дома? — A1 вернулось к протоколу предзагрузочной подготовки, задавая вопросы постепенно, наращивая смыслы.

— Опыт передается за особые заслуги перед обществом и Сотней. Так делают, чтобы развивались альтернативные идеи технологий в сенсо молодых иммортов, — начало (6)S. — Я считаю, что только Радиоактивная Сотня сможет правильно распорядиться накопленным опытом, иначе начнутся войны, никто не захочет работать, мы все вернемся в эру забот, нам придется заново отстраивать Священную Радиоактивную Магму и выращивать хуманс снаружи. Имморты, которые не украшают дома, не имеют образного и инженерного мышления. Зачем они обществу? — Решив, что риторический вопрос завершит спор, (6)S заинтересовалось реакцией своих похитителей.

— То есть, эра забот все-таки продолжается, судя по твоим словам, и вы все еще строите счастливое общество Магмы, в котором нет инакомыслящих? — Мгновенно спросило А1.

— Счастливое беззаботное общество мы построили много миллиардов лет назад. Мы работаем, творим, развлекаемся, учимся, общаемся; не нуждаемся в еде и воде, мы бессмертны, в конце концов! Если все будут делать, что в сенсо придет, общества не будет. Охранники достанут свои пушки плавления и направят не на вас, а на город; праиция будет ловить в сети осмияцев; имморты выплывут на поверхность и уничтожат хуманс. Это действительно беззаботно, но страшно и разрушительно. Огненных червей, может, еще позовем с нами жить? Ничего, что они убивают, они инакомыслящие. — (6)S само поразилось своей убедительности и остроумию.

— Огненные черви… огненные черви… да, с ними, конечно, интересно придумано. Давай начнем про беззаботное общество. Я не про «страшно и разрушительно», а про отсутствие инженерного мышления. Все ли подобные инакомыслящие так вредят? Отсутствие инженерного мышления не дает создавать новое или все же разрушает уже придуманное? Чем тебе мешает аморфный потребитель хуманса, который просто чинит цепь? Ты само такое же! Ненужные имморты, которых отправляют в высь и на смертельное перерождение, они что-то испортили? Или думать можно только так, как выгодно Сотне? Про перерождение не отвечай, а вот знаешь ли ты кого-то, кто возвращался из выси? — А1 параллельно с прямым диалогом пыталось поймать скрытые, бессознательные сигналы сенсо пленника, но там были только трансляции наверх.

— Мне 30 000 лет, я никого не знаю, — отвечало (6)S.

— И ничего. А задумывалось ли ты, почему у тебя нет блокиратора, а у других есть. — В А1 нарастала неожиданная злость из-за непонимания, за столько лет Сотня создала непробиваемый блок в сенсо молодых. Даже слово «смерть» не упрощало подготовительную беседу.

— Чтобы не создавать помехи трансляторам, что за вопросы? — Безэмоционально подало (6)S.

— А ты почему не создаешь помехи, и преступники не создают? — Не отступало А1.

— В силу молодости или ограниченности наши сенсо еще слишком слабы.

— Неплохо вам волны на сенсо вешают. Ты хоть пробовало настоящий хуманс или вам только простейший разрешают? — Вмешалось А7, пытаясь первобытным инстинктом выживания пробить имморта.

— Я не хочу засорять сенсо всяким мусором, это мой выбор, — недоуменно транслировало (6)S.

— А Радиоактивная Сотня не хочет засорять сенсо простейшим хумансом? Если бы ты свое любопытство правильно использовало, то поплыло бы не к полу, а к хумансу, может, новые нейронные связи бы и появились. Настоящий хуманс нужен, чтобы хранить и обрабатывать большие объемы информации. A1, придется его еще и накормить, иначе оно историю не обработает. — Обратилось A7 к сообщнику.

A1, A7 и (6)S подплыли к огромному яичному домику сорок на двадцать метров, в котором свободно могли поместиться тридцать или даже больше иммортов. Странно, вокруг не было никаких конструкций, похожих на металлическую цепь, как будто дом держался сам по себе, слегка раскачиваясь в стороны. Маленькая дверь на месте, где, как правило, расположено отверстие одноместного домика Магмы, открылась, и все трое проскочили в просторную комнату с двумя небольшими металлическими ящиками в центре. (6)S сразу узнало в них клетки металлической цепи со вставленными вольфрамовыми стенками. В помещении никого, кроме пленника и квантовых похитителей не было.

— На, протяни щупальца, поешь нормального хуманса, — предложило А7.

(6)S ничего не оставалось, оно протянуло пять щупалец и начало поедать хуманс, сначала очень медленно и осторожно, но, входя во вкус, имморт протянуло еще пять щупалец, глубже запустило их и начало жадно обжираться, так, что А1 и А7 еле оттянули его от ящика.

— Понравилось? — Весело транслировало А1.

— Лучше бы я не пробовало, я вещало, что настоящий хуманс лучше не пробовать! Теперь весь сенсо засорен жаждой хуманса. — В трансляции (6)S лейтмотивом теперь проходила эмоция сожаления.

— Это с непривычки. А1, время подплыло, грузи ему историю.

Старшие имморты

Первые имморты с чувствительным сенсо появились в магме примерно пятьдесят биллионов лет назад. С тех пор «сенсо чувствительное» почти не изменилось. Некоторые имморты до сих пор наследуют именно его, примечательно, что в Сотне почти все имеют сенсо чувствительное, а не инженерное.

Сенсо обрело чувствительность в результате эволюции: запасы хуманса в магме истощились, и иммортам пришлось искать способы создания возобновляемого источника. Для этого был нужен коллективизм.

Частицы хуманса в испражнениях полуживых из-за голода иммортов поднялись на поверхность над магмой в виде аденината, гуанината, урацилата и цитозината. Из испаряемых4 поверхности Земли разумные имморты создали простейшие клетки, а частицы послужили хранению и обработке информации внутри существ.

Простейшие клетки легко создавались. Мертвыми они давали в разы больше хуманса, чем нужно было для создания нового простейшего. Программировать клетки на размножение и самоуничтожение не составляло сложности, информацию обрабатывали на расстоянии в несколько километров. Однако после периода охлаждения поверхности, когда температура на пять-десять километров к магме приближалась к критической -50 °C старшие имморты научились транслировать и программировать простейших сначала на сотни, а затем на тысячи километров.

С эволюцией сенсо иммортов понадобилось и больше хуманса или он должен был стать более питательным.

Появилось сенсо инженерное.

Чувствительное сенсо отличается от инженерного способом обработки мысли и дальностью сигнала. Первое распознает в три раза больше оттенков эмоций, но чтобы ее обработать без потерь и архивирования нужно стороннее хранилище информации как минимум на два зеттабайта. Второе при мыслетворении отбрасывает эмоции и способно совершать технические открытия без дополнительных девайсов. Инженерное сенсо также способно программировать информацию на огромные расстояния до трех тысяч километров, в то время как чувствительное лишь на несколько десятков. При совместной деятельности получается плодотворная работа: чувствительное сенсо осознает потребности и последствия, а инженерное воплощает в жизнь задачи.

Имморты научились менять простейших на расстоянии и в благоприятных условиях создавать для существ факторы «эволюции»: меняли состав воздуха, рельеф поверхности, снизу доставляли необходимые минералы и преобразующие опиумы.

Хуманы

Важнейшим изобретением древних стала смертность. Если раньше имморты программировали существ на самоуничтожение, и требовалось постоянное присутствие, то теперь существам стали необходимы питательные вещества, чтобы жить, наподобие хуманса для нас. Старшие имморты создали искусственный дефицит веществ, конкуренцию среди существ, придумали два вида однородных особей для размножения. «Эволюция» стала течь сама по себе: простейшие организмы усложнялись миллионолетие за миллионолетием, при этом сохраняя виды одноклеточных, генерирующих простейший хуманс. Разумеется, учитывая эволюционные потребности сенсо, древние вмешивались в процесс, уничтожая и создавая новые виды, меняя строение и размеры особей.

Лишь один вид оставили нетронутым — бессмертную медузу. Вероятно, старшие имморты упустили этот проект в таком обилии наземной «жизни». Мы, наследники, решили их не менять, а оставить как прекрасное ощутимое воспоминание о древних временах.

Через несколько биллионов лет «эволюция» и усердные старания позволили создать существо по нашему образу; сенсо, конечно, повторить не получилось, но во многом мы стали похожи. Существо назвали хуманом.

Типичный хуман по размерам чуть больше имморта: 170 сантиметров на 50.

Вместо хвостов у него ноги. С помощью ног хуман ходит прямо по поверхности, так как из-за высокой силы притяжения и разреженного воздушного пространства не может плыть. В воде же, по свойствам напоминающей магму, способен находиться лишь несколько мгновений. Скорость передвижения тоже очень ограничена, понадобится несколько веков, чтобы обойти Землю. Пространство для передвижения хумана очень ограничено, особи обязательно должны касаться поверхности. Несмотря на это, самое многочисленное одновременное существование на Земле хуманов составило около 10 миллиардов особей. Это было примерно за 23 776 600 лет до конца эры забот, в то время как наша максимальная численность еще не превысила миллиона.

У хуманов такие же руки, как у нас, только с пальцами вместо щупалец. Щупальца не прижились, на их месте выросли ногти — защитные пластины от попадания простейших вирусных организмов в органы пищеварения. Органы пищеварения в руках со временем вовсе атрофировались. Однако в остальном руки хуман использует идентично нам.

Руки и ноги прикреплены к туловищу, внутри которого сосредоточена система внутренних органов, напоминающая нашу, но функционирующая только в единстве: если какой-то орган ломается, хуман умирает.

Организм защищает кожа, очень тонкий и чувствительный орган, в отличие от нашей меложи. Старшие имморты экспериментировали с твердой оболочкой, похожей на нашу, но более простые существа из-за низкой чувствительности не осознавали опасность и не размножались. Появилась угроза исчезновения самого вкусного и питательного хуманса.

С помощью кожи хуманы могут чувствовать предметы, не так как мы, они чувствуют только поверхность, не понимая весь предмет.

Сверху у хумана находится голова с аналогом сенсо внутри. Это мозг. Имморт с доступом может редактировать в нем программы, загружать и удалять информацию при крайней необходимости. Есть недостоверные данные, что в параллельном мире при вмешательстве в мозг виды вымирали без возможности восстановления или бесследно исчезали, не оставляя хуманса.

Через мозг хуман обрабатывает сенсорную информацию, поступающую с помощью внешних органов. С чувствительностью и сознанием пришлось работать много миллионолетий, экспериментируя на упрощеных существах: в основном это водные жители.

Интересное изобретение старших иммортов — зрение — внешний орган чувств, с помощью которого хуман может ориентироваться в пространстве без помощи осознания колебаний. За зрение отвечают два глаза на голове: основной и запасной. Это не помогает ощущать весь предмет, каждый его атом, однако часть информации о предмете все же поступает, в дополнение с кожей.

По этой же причине придумали слух, за который отвечают уши — парный орган, расположенный также на голове. Слух во взаимодействии со зрением дает немного больше информации. С помощью слуха хуман может ловить сигналы других существ или трансляции внешнего мира.

В комплексе чувствительности у хумана работает нос — наружный орган обоняния. Несколько миллиардов лет назад имморты загрузили информацию об основных материалах Земли, сгенерировав для каждого индивидуальный код или запах.

Аналогичную работу проделали со вкусом. Вкус ощущается языком (часть многофункционального наружного органа) при соприкосновении с предметом.

Значительным совместным изобретением сенсо инженерного и чувствительного считается речь. Много миллиардов лет имморты пытались запустить аналог своей мыслепередачи. Это должно было решить проблему разрозненности среди каждого вида простейших, сложных и хуманов. Долгое время получалась неосознанная речь в форме звука. Слух должен был распознавать речь. В какой-то момент в результате ошибки при загрузке программы у иммортов все-таки получилось запустить проект по речи у хуманов, никто не знает, как она работает и повторить проект для других видов не вышло.

Самостоятельность хуманов

В результате, спустя несколько миллионолетий, речь у хуманов начала самостоятельно эволюционировать: добавилась невербальная речь, которую можно считывать с помощью зрения, добавились интонации, мелодичность; в зависимости от места обитания речь общностей сильно различалась. Хуманы даже придумали себе свое название — человек, звучащее на разных территориях по-разному. Мысль так и не получилось транслировать в чистом виде, хуманы, «рожденные» на противоположных местах на Земле не поймут друг друга.

Хуманы нестандартно определяют время. Вначале все было верно, они использовали движения внешних тел в космосе как единицы отсчета: обороты Солнца вокруг Земли. Но потом придумали атомные часы с неменяющимися отрезками единиц. Земля замедляется, ядро замедляется, безусловно, их время не соответствует Земляному и космическому. Однако люди хотят познать историю и окружающий мир (это программа — фактор «эволюции» хумана) в пределах своего короткого существования и минимальных объемах памяти, атомное время здесь поспособствовало многим человеческим открытиям.

Хуманы умеют хранить информацию в памяти, но ее объем для самообработки ограничен. Старших это устраивало, но человек сам сделал свое первое изобретение — сохранение опыта. Люди придумали, как можно делиться информацией после смерти, оставляя не только хуманс нам, но и опыт друг другу. У себя на поверхности они придумали письменность. Они пишут подробные книги о своей жизни, обучают новые поколения. Старшим иммортам настолько понравилась эта идея, что они стали активно перерождаться, создавая свои копии с идентичным опытом в сенсо.

Несколько миллионов лет назад нам все же пришлось вмешаться в «жизнь» «людей».

Разрозненность хуманов требовала много сил иммортов, чтобы контролировать жизнь и смерть. Имморт с инженерным сенсо придумал создать единый центр загрузки шаблонов жизни. Одной из особей мы загрузили идею интернета. Это сеть, представляющая хранилище огромных по меркам хумана объемов информации, доступная для всех.

Все пошло не по плану. Хуманы так и не научились ею пользоваться правильно. Информацию, загруженную нами, они игнорировали. Единый центр загрузки стал принадлежать не иммортам, а людям. Они делились опытом, идеями, эмоциями. Хуманы начали любить себя и свою «жизнь», постепенно стирая основную заложенную программу: поставка хуманса.

Человек стал вмешиваться в индивидуальный код продолжительности жизни, перестал активно размножаться; питательный хуманс по прогнозам должен был уменьшиться в разы, несмотря на одновременное существование десяти миллиардов особей. Старые особи не погибали, а новые не появлялись.

Быстротечная жизнь спровоцировала людей на «быстрые» удовольствия. Они стали необдуманно использовать уголь, нефть и газ; человек изобрел удобный пластик, который никак не перерабатывался, а просто гнил; уничтожались кислородные сооружения для нужд только текущего поколения. Со временем люди стали избавляться от мусора, перевозя его за пределы Земли. Вокруг планеты образовались темные кольца. Из-за этих факторов температура в атмосфере повысилась на несколько десятков градусов, начались землетрясения, цунами, извержения вулканов. Начались незапланированные смерти, рождаемость понизилась еще сильнее.

Но это еще не все. Имморты совершили ужасную ошибку, оставив нетронутыми бессмертных медуз. Человек нашел способ скопировать их код и модифицировать в свой. Новые хуманы стали однополыми и бессмертными.

Атмосфера Земли за несколько человеческих веков стала совсем непригодна для жизни даже бессмертных. Опять же с помощью интернета люди придумали способы выжить: часть улетели заселять другие галактики, часть использовали квантовое перемещение, а оставшиеся просто вымерли.

Это случилось недавно, за 3 754 200 лет до конца эры забот. По прогнозам хуманса хватит лишь на несколько миллионов лет.

Радиоактивная Сотня

Примерно 60 миллионов лет назад, когда потоки хуманса текли в избытке, началась культурная эпоха. Появились театры, выставочные центры, изящные дни. Опасной работы в выси практически не было. Имморты начали облагораживать свои жилища: лепили свои рельефы, головы хуманов, органику с поверхности из металлов, которые постоянно носило по кругу в магмоворотах. Начали сочинять и придумывать не ради выживания, а ради развлечения. Стали модными поэты, которые передавали надуманные мысли о неизбежности смерти. Появилось и очень странное развлечение: имморты стали перерождаться. Жителей Священной Радиоактивной Магмы стало так много, что незаметно для всех комфорт уплыл. Стали нуждаться в рабочей силе.

Так была избрана Радиоактивная Тысяча, которая должна придумывать новые технологии в обустройстве Магмы. Тысяча пользовалась большим почетом среди жителей и очень много для них делала: провела «бесконечный поток», придумала металлическую цепь, открыла родильные опытницы (помещения, в которых перерождали и выращивали планулу, а также собирали и распределяли архивную информацию). Последнее многое поменяло в привычной жизни.

Вынужденное решение перерождаться, весь опыт передавая только одной копии, а информацию остальных переносить из сенсо в специальные хранилища, разделило общество на богатых и бедных. Частично удаляя опыт, иммортам удалось добиться небольшого «прогресса» в технологиях. Только по-настоящему комфортно было лишь полноценным копиям. Остальных, в силу своей неискушенности, устраивало и малое.

Развивалась квантовая механика. Была построена школа, накапливающая знания обучающихся и копирующая приумноженный опыт в сенсо каждого. Основным открытием стало квантовое перемещение. Сенсо, подпитанное энергией 10 зеттабайт, способно переместить имморта на тысячи километров, например, на поверхность. Со временем имморты поняли, что информация — это важнейший ресурс в магме.

Забирать опыт у незрелых было легко. Придумали обязанность всех украшать дома. Тысяча внушала, что это признак богатства и роскоши, но взамен молодые отдавали практически всю свою информацию. Они платили за блокираторы, за театры, за хуманс. Однако заработать было не так сложно: нужно просто общаться с другими, чувствовать, жить.

В то время только изобрели блокиратор мыслей, чтобы не создавать помехи трансляторам. Отчасти это так: иммортов слишком много. Но истинная причина в другом: малоопытные не должны были поймать и намека на существующее неравенство и угнетение.

Так жили в согласии, пока не началось вымирание хуманов.

Построить новую жизнь на поверхности, казалось бы, единственное решение. Несмотря на то, что это очень затратно и опасно, большинство иммортов Тысячи придерживались этой идеи. Было и альтернативное мнение: квантовая телепортация в параллельный, возможно, отстроенный мир.

Блокиратор был у каждого из Тысячи. Но последние мысли друг друга знало каждое. Имморты, придерживающиеся альтернативной позиции, знали, что будет много несогласных, и устроили истребление. Восемьсот семьдесят два имморта Тысячи погибли от пушек плавления. Двадцати восьми удалось бежать вглубь вместе с уникальным опытом на несколько тысяч зеттабайт, заработанным с момента изобретения блокиратора. У беглецов появились новые имена: А1, А2, А3 и так далее. А наверху осталась Сотня.

Чтобы спастись «Двадцать восемь» иммортов, «Квантовые адепты», «Прислужники огненных червей» или «Другие» оборудовали из обломков металлической цепи оборонительный потолок и построили мощный сигнал против блокираторов, так, что Сотня могла сюда попасть только сняв его, что уже на тот момент было равнозначно краху построенной системы.

Хранилищ информации два: в Магме у Сотни и у нас — хранилище Тысячи — рядом с ядром. Сотня все пытается его найти, но пока безуспешно.

Когда хранилище будет заполнено на иоттабайт, будет возможно квантовое перемещение в параллельный мир до ста иммортов.

Неизвестно, сколько информации у Сотни, Другим не хватает только одного зеттабайта.

Сотня, объясняя жителям, что произошло, придумала Огненных червей и оборонительный пол от них, чтобы любопытные имморты случайно не узнали правды.

С постройкой потолка имморты из Магмы перестали понимать колебания временного потока магмы, а дома перестали удерживаться на одном месте. Сотня сделала искусственный поток времени, вставив скрытые трансляторы в металлическую цепь. Изначально цепь была изобретена не для устойчивости домов. Они и так прекрасно стояли, благодаря излучению ядра. Металлическую цепь построили для сохранения рингвудитовых океанов и против засорения потоков магмы: из цепи брали нужные металлы для работы, постройки домов, одежды, хранилищ, а ненужные выбрасывали обратно в цепь.

Перед распадом на экстренный случай Тысяча стерла информацию о квантовой механике у всех жителей Магмы и добавила негативные ассоциации на мыслетворение о ней.

С полным вымиранием жизни на Земле была утверждена новая эра беззаботных иммортов. Теперь сутки стали приравниваться к году. Раньше год длился 12.514 дней по аналогии с годом хуманов.

Началось истребление. Под предлогом миссий на поверхность иммортов гнали в высь, морили голодом и перерождали в неопытных с целью получения информации.

Питательный хуманс стал пропагандироваться неодобрительными ассоциациями. Молодые имморты отказались от него совсем, предпочитая простейший.

Двадцать восемь не смогут самостоятельно создать хуманс на поверхности. Мы тоже копим на перемещение.

— Ты нам нужен для оставшегося зеттабайта. Мы тебя переродим со всем опытом, а ты соберешь новый вместе со своими копиями. — Транслировало А1 и начало участвовать в обмене эмоций по скрытому каналу с остальными «подпольными» иммортами.

(6)S от разовой загрузки большого объема информации неподвижно лежало на дне огромного дома. Вопрос А1 попал в сенсо периферийно. Также тяжело обрабатывают наследственный опыт перерожденцы, когда впервые получают крупные объемы в память. Современным молодым это не знакомо, поэтому 6(S) пришлось столкнуться с такой проблемой во взрослом возрасте. Проплыло несколько лет, пока пленник не пошевелилось и не потянуло щупальца в питательный хуманс.

— Уже ешь без сожалений? — Ехидно заметило А7, тоже очнувшись от ожидания.

— А чем вы отличаетесь от Сотни? Вы вместе придумывали и воплощали свои зловещие планы. Вы меня переродите, заберете весь опыт, где гарантия, что я отправлюсь в параллельный мир с остальными. — (6)S лениво протянуло вторую пятерку щупальцев в хуманс вместо прямого ответа на заданный вопрос.

— Вот, критическое мышление! Гарантий никаких… — Начало А1, достав из сумки несколько рингвудитов.

— Честная трансляция Тысячи! — вмешалось А7, присоединившись к питательной трапезе.

— Во-первых, мы потратили на тебя уже больше, чем ты сейчас стоишь. Во-вторых, удрать с информацией мы не дадим. В-третьих, бессмертный, ты все равно умрешь наверху как хуман Сотни. Если согласишься на наши условия, у тебя хотя бы будет шанс на спасение. Нас двадцать восемь, телепортации хватит на сто иммортов. — А1 закинуло рингвудит на средний щупалец левой руки, что треснувший минерал рассыпался в ящик с едой, оставшееся имморт затянул в себя.

— Но я не первое, кого вы поймали, может, где-то наверху еще штук двести ваших адептов. — (6)S продолжало впитывать хуманс.

А1 и А7 продолжили общение между собой по блокираторам:

— Транслируй ему байку про (3)G и (3)A. — А7 предложило А1, используя скрытый канал блокиратора. По каналу можно незаметно общаться всем владельцам таких девайсов или единицам — зависит от настроек. (6)S и все, кому недоступен блокиратор, конечно, не догадываются об этой функции. Да и ничье сенсо неспособно распознать невовлеченность в основной дискурс, кажется, что собеседник не отвлекается.

— Какую именно? Что это наши единственные агенты, которые не могут вернуться или что они нас предали, и им стерли весь опыт. — Спросило А1.

— Что единственные, и передай про опыты с телепортацией. — А7 закрыло канал.

— Ловило про (3)G и (3)A? Мы знаем, что это популярная история восхождения в Магме. Эти имморты — наши агенты, тогда, перед отправкой в верх мы побоялись их перерождать, а зря. Как ты теперь осознаешь, никаких огненных червей не существует, а за что осмияцам такие почести? (3)G и (3)A были охранниками пола, наши их похитили и загрузили информацию, как тебе. Имморты должны были собирать опыт и плыть его в хранилище Тысячи. За миллионы лет они накопили несколько зеттабайтов, пока не случилась беда: блокираторы размагнитились после какого-то ядерного эксперимента хуманов на поверхности. (3)G и (3)A с открытым потоком мысли попались кому-то из охранников. Сотня их переродила и загрузила «правильный» опыт, приблизительно равный нулю. Они даже не осознают свою популярность, а их блокираторы с театральными постановками более информативны, чем их сенсо. После этих событий нам опасно выплывать, да и к нам никто не подплывал, ты одно из первых. — А1 завершило сообщение, наконец, расслабившись на дне после рингвудитов.

— Но не первое. — Щупальца 6(S) уменьшились до двух с половиной сантиметров, молодое опять неподвижно легло на дно домика.

— Были еще имморты. Раньше, когда было много хуманса, мы транслировали знания по квантовой механике, чтобы снять блок на негативные ассоциации по теме. Мы даже таким образом расширили свой опыт. Мы можем выбирать мир и время в нем для перемещения. Те имморты исчезли, их нет ни внизу, ни наверху, половина иоттабайта тоже пропала. Они переместились без нас. — Сигналы А1 легко шифровались в слова и предложения для трансляции.

— Красивое объяснение, я хорошее учитель. — Сопровождая эмоциями гордости, историю одобрило А7 по скрытому каналу.

— Снимите блокираторы, чтобы я вам поверило. — (6)S неподвижно подавало.

— Нет. — А7 тоже присоединилось к статичному наощупь отдыху. — Ты в плену: либо плыви по нашим правилам, либо исчезни.

— Но как я буду собирать информацию и передавать в хранилище? — Спросило (6)S.

— У тебя сломанный костюм, перемещения не отследят, в скрытом блокираторе тебя не заподозрят, главное не забывай про «слава Радиоактивной Сотне!». Хуманы вымерли, опасаться атомного удара нечего. Придется, конечно, поплавать: половину информации за год будешь архивировать, половину откладывать в открытый канал на архимастера. К нам приплывай раз в век, чтобы не рисковать опытом и поддерживать память питательным хумансом. — Быстроте обработки информации А1 можно было только позавидовать, но это лишь многомиллиардолетний опыт.

— А чем я объясню свои отсутствия? — Не унималось (6)S.

— Сейчас загрузим очень чувствительный опыт твоего похищения кем-нибудь из выси, поверь, такое происходит постоянно, просто обычно преступники все стирают. Неопытное разбойник напало на неопытное молодое. — Убеждало А7.

— Если в твоей плануле окажется больше одного имморта, то просто будете меняться в школе и на цепи, никто не заметит. — Успокаивало А1.

— Я согласно. — (6)S завершило полилог.

— Отдохни пока.

А1 и А7 выплыли из дома, когда вокруг уже суетились остальные другие. Каждое транслировало эмоции счастья, отличающиеся друг от друга объемом, мощностью и степенью. Впрочем, это нюансы. Настоящие мысли были скрыты блокираторами.

(6)S тоже выплыло из дома, желая сделать круг по магме.

Они так слажено работают, как будто у меня блокиратор на их сигналы.

— Плыви свой круг, еще успеешь подумать. — А1 подало сигнал, присоединившись к общей открытой эмоции счастья.

Через год в двухстах метрах от единственного дома уже ожидал небольшой металлический гробик с двумя отверстиями в крышке. С двух внешних сторон, на месте, где должна быть голова, и на месте хвостов, прикреплены гибкие тонкие цепочки. На них (6)S задумано спускать и поднимать к критической температуре.

В это же время завершал свой первый бессознательный и свободный круг долгожданный гость.

Молодого имморта положили в металлический короб и поплыли вниз, к ядру, к 2950 °C, к 3000 °C.

Родильные опытницы в городе А — самые приятные здания. Они украшены сюжетами об истории строительства хумансовых хранилищ: как имморты строили осмиевые трубы в утепленных костюмах с остывающей от температуры меложи магмой внутри, как строили хранилища, как в первое хранилище потек чистый хуманс и другие чужие ностальгические моменты. Надежда, любовь, забота — скорее хумановые эмоции, но, тем не менее, понятные иммортам, транслировались на зданиях.

Что происходило внутри, никто не вещало и не могло почувствовать, скорее всего, что-то волшебное.

(6)S не боялось перерождаться, оно никогда не встречало опыт саёмого перерождения в планулу. Наверху транслировали о торжественности момента, о долге перед Магмой. В приятном волнении молодое имморт погружалось все ниже и ниже. Температура повышалась, твердая меложа едва ощущала дискомфорт. На отметке 2940 °C сенсо 6(S) начало передавать новое ощущение — сигнал боли.

Неужели боль хуманов также реальна, как я само? Неужели поэты не придумали боль и чувство близкой смерти? Это ведь просто очень сильные ощущения. Неужели мое сенсо не может справиться с их обработкой. Неужели они так много занимают. Боль — это отсутствие пустоты в сознании, сигнал, что место в сенсо кончилось? Плавление. От пушек плавления тоже бывает боль? Я не могу управлять хвостами и щупальцами, где они? Где я? Боль. Опыта боли хватит на несколько иоттабайтов, почему ее не копируют. Ни одна трансляция театра не сравнится с реальной болью. Как я сюда попало? Что было? Кто я?

Все квантовые адепты собрались у большого яичного домика. А1 и А7 с напускной гордостью вытягивали ящик с планулой, на самом деле чувствуя тревожную ответственность перед остальными. Щупальца предательски тряслись, и ни один блокиратор бы не скрыл этого.

— Рингвудиты последние года были ни к чему. — Шутливо транслировало А7, передавая механическую работу кому-то из Двадцати восьми, в аффекте не понимая кому.

А1 продолжало тянуть, не почувствовав, что А7 уже заменили А19 и А28. Все ядерное и, возможно, периферийное внимание главных похитителей было направлено на короб.

Если бы не пол-потолок, не надо бы было прятать блокираторами ящики, дома, коробы, сумки. А хотелось бы жить тысячи-миллионы-бесконечность лет иммортам без жажды познания и любопытства? Война оказалась новым развлечением для самых старших или способом показать свою важность; не имея мирных талантов, вырабатывать гормоны серотонина фальшивым социальным одобрением? Вспоминается история жизни на поверхности. Хуманов погубила излишняя эмоциональность и социальность. Никто не думало, что копирование химического состава крови так проявится. Небольшой мозг хумана с трудом обрабатывал информацию, вызывая гормональные взрывы, несмотря на всю интровертность иммортовского сенсо. Хуманы сгорели во вспышке, а имморты исчезнут, когда остынет ядро?

Или дело в опыте? Теряя воспоминания, даже архивируя их, имморт становится другим, уменьшенной копией. Опыт, который бы осуждался, захотелось бы удалить не только окружающим, но, в первую очередь, и носителю. Разве это было бы тот же имморт? Может, цель всех — сохранить себя, такая же, как в хумановских религиях.

— Этот день мы занесем в новую прекрасную историю. Молодое попалось очень плодовитым! Двадцать иммортов в плануле! — Транслировало А28, не теряя самообладания.

А7 очнулось и, не понимая, что чувствовать, начало копировать окружающие переживания. Эмоции радости, облегчения и надежды транслировались из каждого сенсо. Пятьдесят шесть хвостов стали радостно отбивать по течению, провоцируя магмоворот.

После рингвудитового кутежа последовала счастливая рутина: А2, А3, А4, А5, А6, А7, А8, А28 занимались разархивированием, редактированием и копированием информации в хранилище Тысячи. Другие решили, что хватит и девятнадцати иммортов, одним можно пожертвовать в угоду праздничного хумансового обеда. А9, А10, А11, А12 работали над скрытыми блокираторами. А26 и А27 мастерили амуницию: девятнадцать бракованных костюмов и девятнадцать намеложных сумок с инструментами. А1 работало над квантовыми исследованиями. Остальные караулили охрану пола, чтобы рассчитать, когда можно незаметно выпустить новый помет.

Наконец, прошло 10 лет, имморты стали рельефом и размером напоминать взрослую особь, от тридцатитысячелетнего не отличишь!

«Я QWFYUS, мне 29.923, плыть, 2300 °C, слава Радиоактивной Сотне!» — Эту фразу одновременно транслировали девятнадцать иммортов, параллельно обмениваясь по скрытому каналу эмоциями предвкушения и страха.

По очереди, с разницей в иммортовский год по новому летоисчислению, выпускали молодых.

Я QWFYUS, мне 29.942, плыть, 2300 °C, слава Радиоактивной Сотне! — плыло последнее из планулы, повторяя лживый слабый сигнал.

Я QWFYUS, мне 29.942, плыть, 2280 °C, слава Радиоактивной Сотне!

Я QWFYUS, мне 29.942, плыть, 2270 °C, слава…

Охранников пола много, а ощущений у них мало. Уникального опыта почти нет, все плывут, с трудом накапливая в периферию хотя бы несколько терабайтов. Такая работа не пользуется престижем, да и вообще безделье в эру беззаботных иммортов осуждается. Охранники фактически живут рядом с полом, раз в век уплывая на плановые проверки сенсо к Сотне. У каждого есть пушка плавления, намеложная сумка с инструментами, защитный костюм и блокиратор с различными передачами. Чтобы как-то разнообразить жизнь охране, Сотня придумала блокираторы с внешними развлекающими трансляциями: у кого-то текущая театральная постановка, у кого-то популярный поэт, у кого-то новости, а у кого-то даже сохраненные эмоции хуманов. WRG или (3)G одно из них. Недавно Сотня пошла на нечувственные5 послабления: охранникам разрешили поглощать цельные рингвудиты. Оказывается, от них не умирают; они пьянят, один раз попробуешь — не остановишься.

(3)G родилось еще до существования Тысячи и Сотни в прекрасное время питательного хуманса. WRD, а сейчас Пятьдесят Первое, появилось с ним в один год. Пользуясь особым доверием Сотни, (3)G каждый раз с искренней гордостью соглашается на редактирование сенсо. Так проще адаптироваться под изменения вдали от Священной Радиоактивной Магмы. Пятьдесят Первое — друг. Ему можно доверить самые сокровенные мысли, даже о смысле жизни. Это праиция за такое отправляет на перерождение, но Пятьдесят Первое не такое, оно доброе, понимающее, такое же. Это оно поставляет всей охране питательный хуманс. Оно обещало (3)G должность осмияца оборонительного пола. Два миллиарда лет для Магмы достаточно?

По заданной траектории (3)G плыло, поедая рингвудиты; во время патрулирования вообще-то это запрещено. Понятно почему: (3)G начало покачивать, сенсо начинало творить мысль, но не могло ее преобразить в чистое слово и эмоцию, все обрывалось. И хвосты, и руки, — все ослабло и потянуло вниз. Легкий магмоворот, какой обычно игнорируют имморты и даже не пытаются оплыть, затянул охранника и выбросил где-то у пола. Путь потерян.

Испугавшись санкций, (3)G немного пришло в себя, встряхнуло хвостами, пару раз ударило одним по голове и начало поиски маршрута. Проплыв пару метров, испуганное имморт начало ощупывать свою сумку — инструментов не было. Вероятно, под впечатлением от пламенного круговорота нетрезвое сенсо отправило сигнал на разблокировку сумки.

Под блокиратором транслировалось бессознательное периферийное запрограммированное информационное сообщение.

Я WRG, мне 2.311.107.443, плыть, 2240 °C, Пятьдесят Первое — друг, слава Радиоактивной Сотне!

Я WRG, мне 2.311.107.443, плыть, 2250 °C, Пятьдесят Первое — друг, слава Радиоактивной Сотне! Страх!

«Я QWFYUS, мне 29.942, плыть, 2280 °C, слава Радиоактивной Сотне!» — Доносилось, как будто отовсюду.

(3)G редко ловило сигналы гражданских, а тут еще и около оборонительного пола. Кто это может быть, как не огненный червь? Хорошо, что сумку разблокировало, а не пушку.

Мгновенно достав пушку плавления, еще пьяное, охранник впилось щупальцами в отверстия для активации и, посылая оригинальный код из сенсо, разрушило цепь на несколько километров и несчастную молодую копию.

За секунду окончательно отрезвев, (3)G подплыло, нащупало блокиратор, это все что осталось. Нужно добыть инструменты, чтобы починить цепь и куда-нибудь спрятать обнаруженное, должно пригодиться на следующей проверке в городе.

«Сотне и даже Пятьдесят Первому не сообщу, меня сразу же переродят, а если и нет, то осмияцем пола мне не быть», — решило для себя (3)G.

Праиция, жители и даже охранники уже около сорока лет ищут пропавшего молодого имморта. Не то чтобы пропажи были таким редким явлением в Магме. На них никто не обращает внимания: пропал сосед, значит, провинился или отправился на работы в высь, заселится новый. Но здесь даже Сотня была в неведении.

Никто точно не знает сколько праицейских участков в Священной Радиоактивной Магме. В каждом городе в центре статично стоит один, остальные скрыты мощными блокираторами, транслирующими средней степени магмовороты. Если кто-то и влетит, то только под рингвудитами, и теперь его копии не сообщат другим жителям о секретном здании.

Молодые имморты, рожденные с чувствительным сенсо будут лучше справляться с праицейскими задачами, чем тысячелетиями ремонтировать цепь или делать что-то другое щупальцами. Все ведомство праиции подчиняется иммортам из Сотни, никто не знает кому именно, так как все слишком засекречено. Об этом никто и не задумывается, я тоже, а зачем?

Задачи праиции вполне определены: искать и задерживать иммортов, сомневающихся в вечной жизни; непонимающих вечную жизнь; сочувствующих другим иммортам и хуманам; не прославляющих Радиоактивную Сотню; не украшающих дома; отправляющихся к оборонительному полу, плывущих от оборонительного пола; создающих магмовороты.

Атомные разблокировщики, похожие на плоскогубцы осмияцев, гибкие сети, сенсокляпы и гладкие костюмы, — все, что требуется для работы. Разблокировщики позволяют снять любой щупаемый6 блокиратор без сигнала сенсо владельца; сетями ловят преступников; сенсокляпы используют редко, праицейским нравится ощущать беспомощность пойманного; а вот гладкие костюмы без рельефа даже на швах символизируют информационную бедность. Такой оксюморон, чтобы жители лишний раз не задумывались о привилегиях праицейской службы.

Чувствительные сенсо замечательно позволяют справиться с текущей рутиной, а найти пропавшего стало чем-то необычным и непонятным. Имморты-праицейские разбрелись по всей Магме в поиска информации хотя бы в чужих сенсо.

Первое из планулы, поднявшись максимально близко к городу, начало подавать мощный сигнал.

Я QWFYUS, мне 29.940, плыть, 2100 °C, слава Радиоактивной Сотне! Похищение информации. Насилие. Магмоворот.

По скрытому сигналу праицейского ведомства все поиски были тут же прекращены и имморты с участков всех городов Магмы направились к пропавшему.

История оказалась скучной, хоть и новой: молодое похититель информации загрузило все себе, но не успело стереть последнюю встречу, так как сильный магмоворот утащил голодного имморта и крутил несколько лет, пока не замедлился о металлическую цепь.

Почему-то в обязанности праиции не входит искать и наказывать похитителей информации. Сотня наверняка все продумала, и этим занимается еще какое-нибудь секретное, никому не известное ведомство, а может, и сама Сотня. Ведь опыт — самый ценный ресурс в магме, как иначе?

Все иногородние разбрелись по своим делам: поддерживать порядок в обществе, наказывая мыслепреступников.

WRZ или (3)Z направило подробное сообщение о случившемся закодированной трансляцией к Сотне. Все подробности: как отреагировали старшие, как молодые; о чем думали до и о чем после случившегося; как действовало каждое праицейское; какая была температура и скорость течения магмы; какие трансляции велись в этот момент, — все было перечислено и старательно зашифровано одним иммортом.

Осталось дождаться ответ и заархивировать весь мусор. Хотя это интересная тема для словотворчества, пережило бы я этот опыт, когда было поэтом… Тема насилия и боли всегда приветствовалась публикой. О чем я жалею? Хуманса сейчас я получаю больше, чем когда-либо. Творчество — это лишь способ получить схожие с моими надуманными эмоции, но не чувствовать уникальный истинный опыт ежегодно, ежевечно. Сейчас я могу владеть любой информацией, а не выдавливать из себя несуществующее и невозможное. О чем я жалею? Сегодня дурацкий опыт.

В первый же год праицейской службы на торжественном посвящении происходит установка блокиратора. Только Сотня знает о его дополнительной секретной функции: преуменьшать интерес к чужим историям жизни. Всю службу праицейские считают дела безобразными и возмутительными в силу того, что нарушают порядок, а следовательно, никогда не пытаются ощутить причины и последствия отвратительных мыслей нарушителей.

«*?%:№ 448»»». — Так начиналось ответное сообщение и означало, что пропавшего необходимо тщательно проверить на наличие блокиратора разными сотрудниками, исключив их взаимодействие по этому заданию; в случае обнаружения пригласить представителей Сотни, в обратном — заархивировать неудачный опыт в мусорный короб и отпустить, скрыто приставив к имморту двух праицейских, чтобы собирать опыт пострадавшего в целях его же безопасности.

Праицейские сработали очень быстро. Блокиратор не обнаружили, и трансляторы проинформировали жителям о найденном молодом. Так закрыли общий гештальт, чтобы он потом случайно не всплыл, когда опыт окажется в архиве. Сразу же Сотня поставила всеобщий блок на новость в сознаниях. Не хотелось бы, чтобы кто-то помнило о похитителях информации. Тем временем, праиция апатично плавала за иммортом-школьником, сначала прячась в магмовороты, затем открыто встречая у школы и у дома. Спустя полвека слежка окончательно прекратилась. По этим причинам вся планула 6(S) спокойно плавала одновременно в разных уголках Магмы и собирала эксабайты: никто не узнавало и не удивлялось имморту, на сорок лет взбудоражившему горячие слои Земли.

Общаться молодым позволяли скрытые блокираторы с общим внутренним сигналом. Для удобства еще под полом (или потолком) они дали друг другу номера от одного до девятнадцати, первое отправилось в первый год отправки, второе — во второй и так далее.

Что девятнадцатый недоплыл, имморты поняли сразу: индивидуальный сигнал пропал, а плыть вниз и проверять было крайне опасно. Решили ждать сто лет до первого проплыва к потолку, как задумано изначально.

Так, по очереди имморты ходили в школу, собирали информацию высоко и низко. В одно и то же время, в конце года, по скрытому сигналу они обменивались эксабайтами, объединяя дублирующееся первому в открытое хранилище, а остальное архивировали себе в блокираторы. За опытом для посещения школы приходилось счувствить7 особенно: у каждого из планулы должна транслироваться актуальная информация о пережитом и изученном, не опережая знания. Чтобы не ошибиться решили оставить на школу только одного имморта.

Пронесся первый век, все прошло удачно. Не вызывая подозрений домик 6(S) был уже украшен головами кого-то из Сотни и транслировал эмоцию надежды. Девятнадцатого посчитали убитым пушкой плавления, а его блокиратор сгоревшим при падении через потолок к ядру. Так проплыло 5000 лет, и молодые уже давно компенсировали затраты Двадцати Восьми, оставалось чуть-чуть, наверное, сто лет, последний заплыв.

— Мы торопимся, хуманса до иоттабайта хватало, чтобы сохранить штат надежных похитителей. Двадцать Третьему все не терпится телепортироваться. Кто набирал похитителей из молодых? Они на пустом хумансе, информация плохо адаптируется в сенсо. Теперь что мы чувствуем? Это только первая история. Чтобы поставить блок на всех мы потратили больше и откатились назад. — Фигура без костюма неподвижно посылала сигналы.

— Надо проверить, кто подходит под опыт нападения, я займусь. — Другая фигура сдвинулась с места и уплыла в узкий проем огромного дома.

Дом Радиоактивной Сотни охраняется блоком в сенсо жителей Магмы, рядом не проплывет никто, даже случайно. Разве что, кто-нибудь телепортируется из другого мира.

Дом Сотни — самое большое строение после металлической цепи и оборонительного пола. В центре располагаются две большие комнаты общей площадью четыреста кубических метров. Комнаты соединены узким проемом с типичной для яичного домика дверью и двумя наружными дверями. В одной комнате, что больше на пятьдесят метров, находится огромный бассейн с питательным хумансом. Хуманс не стекает сюда напрямую с поверхности, его носят с соседних скрытых хранилищ представители Сотни собственной персоной. Так безопаснее. Хранилища, конечно, тоже под магмовой охраной.

Во второй комнате находится хранилище информации. Чтобы открыть комнату, нужно подать индивидуальный код из сенсо хотя бы десяти самым властным иммортам Магмы одновременно. Хранилище — это плоская двухметровая полоса из неизвестного материала, украденного у хуманов на поверхности, закрученная, в попытке образовать круг, но на стыке соединенная разными плоскостями. По внешней поверхности ленты нанесен рельеф в форме двойной спирали. Между двумя границами спирали начерчено огромное количество соединительных линий. Количество линий меняется в зависимости от загрузки и выгрузки информации, которые осуществляет сенсо. Любой посетитель может загрузить в хранилище информацию, даже заархивированную. Разархивацией занимаются раз в десять лет. Это несложно, но энергозатратно, хотелось бы перед и после насытиться питательным хумансом. Достать информацию из такого хранилища более усложненный процесс: нужно шестьдесят иммортов с одновременной трансляцией секретных кодов.

Комнаты огибает круглый коридор с сотней проемов. Проемы — путь к настоящим яичным домикам Сотни. Каждый дом имеет две двери: внешнюю в Магму и внутреннюю в главные комнаты.

Образы похитителей менялись друг за другом из ядра в периферию, просачиваясь в сенсо Первого. Даже близких совпадений с неопытным преступником не было.

Может, кто-то из съеденных переродилось или кто-то сплыло от нас. Надо найти тот опыт.

— Среди доступных архивов похитителя нет, нужно шестьдесят голосов для открытия архивов вербовки из ящика. — По скрытому сигналу подало Первое как раз шестидесяти из Сотни, которым имморт доверяло. Среди них было и Двадцать Третье. Ненужные причины образования канала шестидесяти сознаний давно потерялись. Если есть секретное сообщество, то для этого есть существенные причины, которые в какой-то момент посчитали аксиомой, и дружно забыли ее доказательство.

Первое не рассчитывало, что хоть кто-то проголосует против, нечто подсознательное, периферийное, держало иммортов вместе. Благородное большинство: шестьдесят процентов на доступ к опыту, тоже их предложение, а значит, и решение. Собранные и единые сто против тысячи и разрозненные сорок против ста не равны. В общем, сорок так и остались в неведении об открытии архивов.

Приступив к разархивированию, Первое почувствовало работу Двадцать Третьего и немедленно вызвало его на помощь, так как разаархивирование автором экономит значительную долю времени и энергии, а значит, и питательного хуманса.

Двадцать Третье и Первое после нескольких лет манипуляций над опытом взялись за осознание информации из ящика через периферию.

— Этого не может быть!

— Это нереально! Такого не могло произойти в нашем мире!

— И ни в каком другом!

— Должно быть ложное воспоминание!

— Точно ложное!

— Двадцать восемь!

— Да, они сгенерировали воспоминание!

— В этом как-то замешано пропавшее имморт.

— Его нападение тоже может быть сгенерированным.

— Сами будем за ним следить.

— Сами и проголосуем.

Не всегда истинные причины доступны к осознанию. Сенсо начинает путь размышлений от следствий и не всегда способно представить что-то давно утерянное из общего опыта и периферии, то есть правду. Первопричина производит миллиарды следствий друг за другом одновременно в пространстве и во времени. И первопричина — тоже следствие безвременного состояния, которое повторяется вновь и вновь в линейном восприятии времени. Могут ли своими действиями Первое и Двадцать Третье что-то поменять? Не могут, но из-за отсутствия опыта переживания всех первопричин, создается индивидуальная иллюзия. Даже столь огромный опыт в миллиарды иммортовских лет не дал даже прикоснуться к истине. Чтобы не сойти с ума от загадок мира, нужно воспринимать любую информацию с критическим фильтром, где фильтр — информация в твоем сенсо. Неназванное не может существовать, пока не будет находиться хотя бы в одном уровне от названного. Наверное, и в этой ситуации сработал критический фильтр.

Даже если бы Первое в это поверило и приняло, я — нет. И кто бы из наших шестидесяти в это поверило. Допустим, половина. Остальных бы съели как сумасшедших с бесполезным опытом. Тридцать против сорока, уже не благородное большинство, уже нужно искать методы влияния, тратить века на войны, терять опыт и хуманс. Отличный план. Но кто могло открыть ящик? Кто-то из шестидесяти. — Размышляло про себя Двадцать Третье.

Тем временем, мысли Первого были схожи: Чаще всего Пятьдесят Первое собирает информацию. Расселило своих братьев и экспериментирует с их опытом, даже мне было жалко свои копии, я всех отправило на хуманс. Может, оно и под пол копию снарядило? Только те могли придумать, что имморт — следствие эволюции хумана.

Похитители информации — незаконно перерожденные. Но кто могло их оставить плавать в магме в забытьи, не съев и удалив архивы. Значит, они не могли сами уплыть из планулы. Или я ищу подвох в простой ситуации? В то время хуманс сочился из труб в избытке, были популярны перерождения. Хуман не мог вот так спуститься, еще и выжить в магме. Скопировать клетки регенерации у бессмертной медузы, которую создали древние имморты, и стать иммортом? Это же бред! Здесь нет начала, какой-то круговорот. — Сенсо Двадцать Третьего посещали новые мысли.

Они плыли в забытьи со свободными эксабайтами памяти, без архивов, без мусора. Чистые и пустые. Тогда пришлось заполнять их сенсо даже инстинктами. Всей Тысячей долго придумывали, что с ними сделать. Это Двадцать Третье их нашло. Его идею и поддержали. Использовать иммортов для квантового перемещения. Мы до сих пор не съели весь хуманс от них, а сколько еще выжили и по сей год работают! — Вспоминало Первое.

Того похитителя, так и не нашли. А зачем искать, если оно выдумка. — Пришли к заключению оба.

Первое лежало, опустив щупальца в хуманс и транслируя в общий канал: «Похитителя на (6)S нет в нашем штате. Возможно, кто-то из жителей додумалось воровать наш опыт. Или это Двадцать Восемь».

— Установим слежку за (6)S через кого-нибудь из праиции, там яснее будет. — Предложило Шестое, лежа в своем домике.

— Пошпионим пару лет и отпустим, пусть живет себе, толку от его пустого хуманса и дублирующегося опыта. — Довольно неожиданно было чувствовать такую трансляцию от кровожадного Двадцать Третьего. Имморт в то время планировало, как правильно устроить слежку, чтобы и Сотня не догадалась и молодое не заметило.

— А если Двадцать Восемь нас отвлекают таким образом, чтобы мы забирали ложный опыт или спустились к ним в ловушку. — Апеллировало Седьмое.

— Нет, надежнее его убить. — Транслировало Двадцать Восьмое. — И информации больше станет.

— Другие могли запустить шпиона на информацию. — Вмешалось и Шестнадцатое. — Или кто-то удалило похитителя, предпочитая его съесть. Тут один вариант: поплавать за ним и потом съесть.

— Выдвигаю три варианта на голосование:

1) Убить;

2) Преследовать до перемещения, затем съесть;

3) Преследовать, затем убить;

4) Преследовать 2 года, в случае отсутствия зацепок оставить праиции.

Принято. Четвертый вариант — 60 % трансляций «за».

Так, за молодым начали следить сразу в рамках трех кампаний. Два иммортовских года плыли и ловили подозрительные сигналы Девяностое и Сорок Восьмое. И уже пять тысяч лет (5)A под именем (7)A ежегодно плывет в школу, которую посещает (6)S. Удивительно, но ничего подозрительного ответственное праицейский так и не почувствовало: обычное имморт с инженерным сенсо. Заплывает на работы к металлической цепи, мечтает стать осмияцем пола. Любит Сотню, ненавидит поэтов. Одним словом, надежда Магмы. Первое и Двадцать Третье тоже, скрываясь в мелких магмоворотах, до сих пор подплывают к яичному домику (6)S в надежде хоть что-то поймать.

Год 12.512.990 эры беззаботных иммортов

Год практики в другой местности. Каждые тысячу лет молодые имморты плывут из родной школы в другой город чинить металлическую цепь. Все города очень похожи, но состав рингвудитов немного отличается, другая температура, состав металлов, — мелочи, которые в своем объеме начинают создавать трудности в будущей работе. Мелочи, благодаря которым можно копить опыт для квантового перемещения.

Сквозь призму различных опытов в сенсо новая информация воспринимается у каждого имморта по-разному. В предпоследний год обучения проводят чистку сенсо, чтобы в последний год заново почувствовать цепь и без малейшего опыта выдумать путь наиболее экономичной починки. Сотня называет это инженерным мышлением. Впрочем, потом все знания вновь загружают, но все ли? Никто точно не знает.

Старшие имморты чувствуют и ждут год практики тысячелетия. Это торжественное мероприятие, на котором жители могут чувствовать свое превосходство в опыте, в словотворчестве, в мышлении, ловя примитивные сигналы молодых соседнего города. Жизнь наполняется гордостью и смыслом, рутина уплывает на второй план. Кто помоложе, вспоминают себя, чувствуя приливы ностальгии, имморты начинают работать отчаяннее и воодушевленнее. Более старшие отвлекаются от рефлексии и на эмоциях отдают свои архивы памяти, чтобы стать чуточку счастливее. И, конечно, чтобы не вызывать подозрений у праиции.

(6)S плывет впереди, оно же преданное и любящее Магму имморт. За ним следуют еще двенадцать иммортов-одноклассников, гордо покачивая хвостами из стороны в сторону. Никто уже не вспомнит, сколько учеников было пятьсот две тысячи иммортовских лет назад, даже Сотня уже давно все рассортировала по ящикам и удалила из своих сенсо лишнее.

Обмундирование, несмотря на всю торжественность, ничем не отличается от ежегодной экипировки: костюм, сумка с инструментами. В Магме всегда праздник. Любая деятельность — это жизнь, бесконечная жизнь — то, к чему стремится все, связанное с Землей. Абсолютные перемены, несмотря на всю свою привлекательность, теряют очарование в одной волне хвостами8 от трансформации. Никто в Земле и на Земле во все времена истинно не хотел глобальных изменений. Привычное течение понятно и надежно, даже в случае катаклизмов можно зацепиться за что-то знакомое: имморт, воспоминание, трансляция, магма. В смерти не остается и частички опыта, перед перевоплощением психика находит даже самый хорошо спрятанный инстинкт самосохранения и, возможно, не действие, но намерение меняется, рождается страх, сожаление, отчаяние. Изменится ли суть, если переименовать понятия? Изменится ли отношение к смерти, если назвать ее перерождением?

За пять тысяч лет первое из планулы научилось актерскому мастерству. То есть оно заставило свое сенсо подавлять в периферию собственный опыт, тем самым не проявляя естественную эмоциональную оценку текущей ситуации. Вот только в такие моменты из-за отсутствия питательного хуманса сил на трансляции в скрытом канале планулы не хватает. Подробно выдумав непридуманного имморта, когда-то (6)S, централизует ложно-истинные воспоминания и формирует параллельную оценку. Таким образом, накапливая опыт через выдуманную личность, имморт может стать ею или сойти с ума. Объем нового опыта перевешивает над опытом настоящей личности. А что может случиться с молодыми иммортами? Через пару лет телепортация.

Я QWFYUS, мне 34.998, плыть, 2290 °C, слава Радиоактивной Сотне! Работать!

Я QWFYUS, мне 34.998, плыть, 2290 °C, слава Радиоактивной Сотне! Праиция?

Праицейский в гладком костюме уже в сети плыло9 бедное (6)S в секретное отделение на уничтожение. Как будто бы история повторяется, но над потолком как-то все понятнее и безнадежнее.

Год 12.512.995 эры беззаботных иммортов

Простейший хуманс становится все сложнее достать, приходится плавать по хранилищам и ощупывать остатки. Трансляциям голодных иммортов уже никто не доверяет: сытость и удовлетворение глушат блокираторами самостоятельно в своих сенсо; или проплывающие имморты ставят блок на сигналы в надежде протянуть больше щупалец. Становятся популярны ложные трансляции от пустых хранилищ. У кого в первые года внезапного голода еще были остатки хуманса и кто первый раз отправляется на добычу, тот еще верит всем ловушкам и зря расходует энергию.

Сообщение транслятора In: «Перерождайтесь, только так мы сможем укрепить оборонительный пол и спастись от огненных червей! Хуманс вновь зарождается на поверхности».

Многие молодые имморты: пятибуквенные, шестибуквенные, семибуквенные, и правда, отправились на перерождение. Хуманс от них даже справедливо отдали жителям, что немного успокоило Магму. Появилась надежда. Двухбуквенные, напротив, начали доставать из периферии своих сенсо информацию о квантовых телепортациях. Конечно, никто им не верил, да и техники перемещения никто не вспомнил. Праиция уже не искала преступников. Не все доносы успевали обрабатываться ведомством и передаваться Сотне. Единственным инструментом работы стали гибкие сети: поймать — изолировать.

Пятьдесят Первое лежало, опустив щупальца в хуманс. Оно то задумывалось о своих экспериментах и своей судьбе, то вновь концентрировалось на биоблокираторе, передавая зашифрованные сигналы одной из своих копий. Последний миллион лет оно перестало отвечать.

Это ведь я помогало вам с хумансом, я спасло вас от голода и смерти. А ты за столько времени не могло приплыть этот ящик? О, я знаю, у тебя было миллион возможностей, но каждый раз ты хотело перестраховаться. Какой это опыт позволяет тебе не доверять мне? Что такого ты узнало, что теперь не отвечаешь? Или ты начало сочинять и восприняло иллюзию за реальность? Любопытно почувствовать.

Или ты удалило наши воспоминания? Я бы так не смогло, каждый мой гигабайт воплощает меня. Значит, ты тоже не смогло бы. Может, теперь мы никогда не почувствуем друг друга. Я телепортируюсь, а ты останешься там.

Оно меня осуждает! Но почему? Я лишь хочу спастись. Эволюция хуманов! Конечно, оно тоже помнит этот опыт. Выживали те, кто подстраивалось под большинство, когда идеи и лидеры большинства умирали одно за другим. Выживали те, кто убегало или лгало, а не те, кто создавало и шло наперекор. Или вы под рингвудитами разаархивировали хумановский опыт? Ты транслировало другим наш секрет, который помнят только два имморта в магме и вы все окончательно сошли с ума и стали искать спасения в хумановских религиях?

Ты же помнишь, как правда подействовала на Двадцать Третье, мы едва его спасли редактированием сенсо. Не каждый имморт такую информацию профильтрует. Вам же неоткуда брать опыт, а я знаю, ты не могло сойти с ума, я же в сознании.

Вас осталось только трое. Четверо нас плывут по магме с такими разными судьбами. Но ведь я дало вам шанс жить! Почему ты мне не благодарно? Только ты помнишь наше прошлое. А теперь презираешь меня. Я же чувствую, ты еще живо.

— А1, мы скоро телепортируемся. Я даю тебе последний шанс ответить, я могу тебя спасти.

Перед нулевым годом шестьдесят процентов звали иначе, а сейчас это Двадцать Третье, Первое, Пятьдесят Первое и А1 и еще пятьдесят семь иммортов, имена которых не стоят того, чтобы быть перечисленными. В обилии хуманса никто не догадывалось о катастрофе, которая творится наверху, плыть наверх, рискуя жизнью, казалось бессмысленным занятием. Тревожный сигнал неожиданно настиг уже в Священной Радиоактивной Магме. Нечто полуживое плыло, не подавая ни одного сигнала и игнорируя магмовороты и металлические сооружения. На хуманс и рингвудиты оно не реагировало. Затем еще одно и еще. Так над городом Б обрушился целый поток странных существ, очень похожих на современного имморта. Первой общей мыслью было, что это заблудившиеся в верхних слоях Земли древние имморты. Сенсо поначалу боялись проверять, чтобы не повредить важную информацию, способную раскрыть правду об истории древних. Но такое обилие полуживого материала быстро переубедило их в промедлении с экспериментами. Из сенсо информация доставалась, но разаархивировать ее было невозможно. Шли года, а попытки не прекращались, пока Двадцать Третье не придумало новый способ: помещать опыт в хуманс, а затем пожирать все вместе, осознавая пережитое. Это сработало, но с Двадцать Третьим сразу начали происходить странные вещи: информация из его личного опыта стала искажаться. Предыдущие события осознавались специфично: например, при чувстве близкого магмоворота имморт стремилось попасть в него, а не наоборот. Странное поведение заставило быстро действовать остальных, а именно, удалить полученный опыт и восстановить поврежденные терабайты памяти Двадцать Третьего, пожертвовав свои воспоминания. Существо, естественно, погибло, а от хуманса избавились, чтобы обезопасить себя. Однако, так как способ рабочий, вскоре остальные имморты вернулись к экспериментам. На очереди было Пятьдесят Первое. Информацию от первого попавшегося древнего растворили в хумансе и имморт начало медленно потягивать из ящика питательный коктейль. Двадцать Третье делало все очень быстро, и чтобы хоть как-то отличиться, Пятьдесят Первое избрало противоположный медленный способ, не смотря на жажду знаний.

Имморты ждали, когда, наконец, Пятьдесят Первое подаст хоть какой-нибудь сигнал. Разочарованный сигнал последовал: «Я тоже схожу с ума!». Но странной оказалась только информация. На инстинкты и восприятие мира прочувствование опыта никак не сказалось. Сокращенно имморт поделилось воспринятым.

Хуман ожидало конца со своими хумановскими переживаниями, но потом появилось лекарство бессмертия, которым воспользовалось существо и большинство его соседей. Спустя полторы тысячи хумановских лет на Земле не осталось никого, кроме их формы жизни. Хуманы перестали создавать и сохранять. Существо только обдумывало поступки прошлого и следило за людьми, которые сменили место обитания раньше открытия лекарства. С неба упало нечто и вдавило существо в тесноту. Хуман копало руками и ногами вперед, пока не выбилось из сил от голода в непривычно высокой температуре и не начало падать.

Некоторые эту информацию сочли творчеством какого-нибудь древнего имморта, мечтавшего создать новый хуманс, и, так как это было самым адекватным умозаключением, все приняли его за истину. Начали проверять остальных. Кто-то сходило с ума, а кто оставалось осознанным. Обрабатывали похожие истории, ведущие к единому выводу: следующая ступень эволюции хумана — это имморты.

Всех сумасшедших вернули к привычной жизни с помощью редактирования сенсо, а половина иммортов, которые теперь как-то жили с этой информацией находились перед тяжелыми вопросами: во-первых, хуманса больше не будет и все запасы рано или поздно истощатся. Что теперь есть? А во-вторых, в теорию об эволюции имморта из человека мало, кто верило, и нужно было найти ей опровержение или, если все действительно так и теория верна, жить и создавать пока не представлялось возможным. Как дальше жить?

Таким образом, шестьдесят один имморт занялись поиском наиболее безынициативных иммортов Тысячи, чтобы с ними при помощи манипуляций избавиться от остальных и использовать квантовое перемещение под предлогом заселения в чистую магму к древним иммортам, уже строящим на поверхности питательный хуманс, или к любым древним иммортам, никак не родственным хуманам. Пересказы заархивировали Двадцать Третье и Первое, а шокирующую информацию, конечно, заархивировали и удалили навсегда. Но этого не сделали лишь двое: Пятьдесят Первое и А1. Они всегда были особенно жадны к информации.

Даже при полном удалении опыта у большинства принятые решения не казались им абсурдными, а обновление информации о древних иммортов стала более приоритетной задачей, чем добыча хуманса. К осуществлению планов подключились немедленно.

Каким-то образом, когда новая власть Сотни избавлялась от ненужных иммортов, двадцати семи удалось исчезнуть вместе с ящиком опыта Тысячи. Только А1 удалось поймать их сигналы и бежать с ними под видом несогласного, ведь без ящика нужной правды не узнать. А1, наделенное талантом организации и сочинительства, стало предводителем Других или Двадцати Восьми, впрочем, за столько лет были и другие названия. По биоблокиратору две копии (Пятьдесят Первое и А1) миллионолетиями продумывали квантовое перемещение, пока одно из них не перестало контактировать.

Выжившие хуманы-древние подверглись глобальному редактированию и стали похитителями информации.

А Пятьдесят Первое, тем временем, вело свою скрытую игру через остальные копии из родной планулы. Сохранять общий опыт у всех копий слишком затратно, если они не входят в Сотню: для конспирации нужны дополнительные блокираторы, хуманс, маскирующие трансляции, специальные костюмы. Поэтому обновленные отредактированные копии помогали не только надзором за всеми сферами жизни в Магме, но и для Пятьдесят Первого были своего рода экспериментом по оценке собственной жизни. После полученного человеческого опыта у имморта появился вопрос: «А счастливо ли я?». Отобрав тяжелый опыт у своих копий, на редактированиях оно пыталось понять, стали ли они счастливы? И счастливо ли оно само? Двух осмийцев из разных городов отправили в высь за попытку узнать большее и Пятьдесят Первое не смогло ничего сделать. Еще одно обычное житель так много накопило информации о квантовом перемещении, что скорее всего переместилось в какой-то иной мир, а может расплавилось, во всяком случае связь с ним пропала. В ведении Пятьдесят Первого остались только праиция и охрана пола-потолка.

Год 12.512.997 эры беззаботных иммортов

Внеплановая проверка всех охранников пола не застала (3)G врасплох. За столько лет оно разобралось, как подключить уцелевший блокиратор к сенсо, тем самым, избавиться от его физического присутствия в своем домике: просто надеть под свой и переместить весь опыт, кроме неприятной встречи с «червем». Впрочем, встречу с «червем» охранник вырезало из своего сенсо на следующий же год.

— В домах ничего. — Уведомило Девяностое остальных девяносто девять. Сотня всегда предпочитает лично разбираться в серьезных вопросах. Спуститься к полу было очень опасным решением, под вопросом существование текущей власти. Но и, доверив эту задачу праиции, в случае находки сомнительных блокираторов или ящиков с информацией, можно было бы встретиться с ненужными вопросами и новыми задачами и тратами. На единогласно принятое решение плыть к полу откликнулось только Девяностое. Таких смелых иммортов немного, но если бы не они, Сотни, возможно, и не было бы. — Ищите в сенсо.

В это же время охранники подплывали к охранному ведомству на проверку и принудительное на этот раз редактирование сенсо. Тех, кто до этого не соглашалось на процедуру, было немного, может, трое иммортов. Они проходили проверку в числе первых, так как, есть что скрывать. Нашлось что-то из азов квантовой механики, но это было ничтожно, капля магмы в Земле, зачем так держаться за нее? Все подозрительное очень быстро исправили, а в качестве извинений за неудобства загрузили очень чувственные опыты рингвудитовых пьянок. Рингвудитовые пьянки — отличный прием для подчинения сенсо Сотне. Они вроде бы и запрещены и вроде бы Сотня их проверила, но не удалила, вроде бы даже впоследствии и разрешила только для имморта твоей профессии. Чувствуется индивидуальный подплыв со стороны недосягаемого могущества. И в сенсо обнаруживается не загруженное чувство вины и обязанности, а имморт самостоятельно к ним подплывает, что гораздо ценнее для Сотни.

(3)G, пользующееся особым доверием Сотни, отбивало хвостами в конце очереди. Пятьдесят Первое, отчаявшись, транслировало свое последнее приглашение для копии. Надежды найти присутствие А1 покидали его. Охранник протиснулось в дверь яичного домика ведомства. Оба приступили к привычным действиям: воплывший снимает блокиратор и концентрирует мысли, по очереди доставая их из периферии, пока флешка не заполнится на объем всего опыта сенсо. Это не просто формальности, этот способ наиболее экономичен для представителей Сотни: на выкачку информации не тратится энергия, а весь уникальный опыт сразу дублируется в ящики. Проверка прошла, как всегда, без вопросов. А вот редактирование сенсо недоступно, установлена какая-то заглушка.

— Заглушка на сенсо у WRG. — Тут же сигнализировало Пятьдесят Первое. После истории с квантовым перемещением Сотня не доверяла Пятьдесят Первому полный надзор за своими копиями. Нож в спину от брата пришелся очень кстати. Да и не жалко представителю Сотни физическую копию. Иной опыт убивал все родство и связь с ним. Как можно спасать имморта, которое соглашается на редактирование сенсо, чтобы стать современнее? Если бы наивного охранника и решили бы взять в квантовое перемещение, то только в качестве еды. — Нужна проверка атомным магнитом, он у Девяностого.

Пятьдесят Первое далеко не рекордсмен по количеству копий в плануле, рекордсмен в Тысяче — Девяностое, у него было девятнадцать таких же копий, и все отлично уживались будучи во власти. У всех копий был абсолютно разный опыт и Девяностое точно не было центральным иммортом своей планулы, скорее наоборот. Однако в год, когда иммортов выбирали в Сотню, попало под соответствие только оно. И зачисткой своих же копий тоже занималось именно оно. Силовая работа, которая была привычна многие годы, пригодилась и впоследствии закрепилась за иммортом.

Девяностое плыло изо всех сил против течения, с легкостью сбивая слабые и средние магмовороты. Частые командировки не прошли даром: мышцы за миллиарды лет властное имморт накачало значительно, возможно, у него самые крепкие мышцы в Магме. Спустя всего полгода из щупалец в щупальца оно передавало Пятьдесят Первому решающую вещь эпохи.

Атомный магнит подтвердил скрытый блокиратор у (3)G. Беспрецедентность ситуации поразила Сотню и немного притупила. Если (6)S связано с (3)G — это плохо, так как на протяжении пяти тысяч лет было проведено около пятидесяти проверок и около пяти редактирований сенсо для всех охранников пола. И не всегда проверяющим было Пятьдесят Первое. Многие из Сотни думали о новой кампании, аналогичной в последние годы существования Тысячи. Во времена, когда перемещение так близко и дело может быть в паре непомещающихся в квантовый портал иммортов, выражать свое мнение не просто опасно для жизни, но и глупо. Транслировать сомнения в Пятьдесят Первом и заменяющих его на проверках иммортов, а их количество — примерно четверть всей Сотни, пока все остальные отмалчиваются, никто в итоге не решилось.

Пятьдесят Первое, естественно, понимало это, но и скрывать было нечего. Оно очень строго относилось к наполнению сенсо, в особенности это касалось его копий. Во-первых, его интересовала чистота эксперимента, а во-вторых, после перемещения своей копии, имморт не давало поводов усомниться в своей честности по отношению к Сотне. Пятьдесят Первое подозревало другие причины сложившейся ситуации. (6)S не связано с (3)G, а Двадцать восемь по очереди переманивают иммортов из городов, которые собирают для них информацию, оставляя над потолком поврежденную. Это опасно. Вместе с тем, Пятьдесят Первое радовала близкая развязка игнорирования А1. Возможно, таким способом А1 заманивало копию к себе, чтобы, наконец, спасти. Все-таки новые скрытые блокираторы намекают на технологический прогресс, вероятно, в квантовой механике тоже есть продвижения. Вариант, что А1 переместится одно, существовал в периферии, и Пятьдесят Первое осознанно его не доставало.

Сейчас имморты делали то, что не вызывало сомнений и поводов для голосования. Пятьдесят Первое и Девяностое плыли в свою резиденцию, чтобы, протиснув щупальца в питательный хуманс, расшифровать уникальный блокиратор. Мысли об охраннике-нарушителе отправились в глубокую периферию, о нем просто забыли.

(3)G в одиночестве неловко подергивало хвостами, не осознавая, что будет дальше. Блокираторов нет.

Меня тоже скоро не будет.

В городе запустили сигнал: «Огненные черви прорвали оборонительный пол и проникли в рингвудитовые океаны и хумансовые хранилища. Не выходите из дома! Отряды праицейских очистят город за год».

Первое (6)S, лежа в скрытом праицейском участке, просто голодало. Сотня чего-то ждала, не транслировала продолжения. Может, хотела сломать сенсо или уморить голодом. Или власти боятся общения друг с другом перед перемещением и отсюда несогласованность действий, может ли такое быть, что про (6)S забыли? Даже не верится.

Сначала первое из планулы, пока еще чувствовалась сытость, размышляло, что случилось, что послужило основанием для ареста. Скрытый блокиратор укреплен надежно до сих пор, без атомного излучения его не снять и не обнаружить, следовательно, мысли не могли быть подозрительными. Весь питательный хуманс с прошлого путешествия в низ уже давно переварился и имморт делило со своими копиями остатки простейшего. Зрелые рассуждения тоже не подходят под подозрение. Скорее всего один и тот же житель встретил в один год двух иммортов планулы в разном окружении и с различными трансляциями. В общем, праиция может отдыхать, жители сами работают!

Затем (6)S поглотил голод от насыщенных размышлений, не соответствующих физическому состоянию, оно не ощущало трансляции мыслей, не ощущало эмоций. Но было какое-то тихое шпионское присутствие. То ли меложа и сенсо имморта отделялись друг от друга, то ли за ним правда кто-то следило.

Неужели боль хуманов также реальна, как я само? Неужели поэты не придумали боль и чувство близкой смерти? Это ведь просто очень сильные ощущения. Неужели мое сенсо не может справиться с их обработкой. Неужели они так много занимают. Боль — это отсутствие пустоты в сознании, сигнал, что место в сенсо кончилось? Плавление. От пушек плавления тоже бывает боль? Я не могу управлять хвостами и щупальцами, где они? Где я? Боль. Опыта боли хватит на несколько иоттабайтов, почему ее не копируют. Ни одна трансляция театра не сравнится с реальной болью. Как я сюда попало? Что было? Кто я?

Подплывая к главным местам города, Пятьдесят Первое в плотных объятиях Девяностого вспомнило и отправило коллегу на проверку скрытого блокиратора у (6)S. Через пару мгновений имморт возвращалось, держа в щупальцах абсолютно идентичный скрытый блокиратор блокиратору (3)G и атомный магнит. Прежде чем что-то спросить, Пятьдесят Первое погрузилось в свои мысли, что было не похоже ни на одного имморта, ведь на протяжении миллиардов лет у каждого имморта с блокиратором вырабатывается навык одновременного общения с собой и с внешним миром.

Развязка еще ближе, чем я думало. Не удивлюсь, что если активировать сейчас атомный магнит, у каждого второго сейчас выйдут из строя блокираторы. А как теперь проверить всю информацию? Только опытным путем. Не переместимся — умрем здесь.

Нет, это А1 меня так заманивает к себе, оно обязано мне всей жизнью и спасет меня.

— А что (6)S, транслировало хоть что-нибудь в оправдание? — Обратилось Пятьдесят Первое к коллеге.

— Оно все, на хуманс теперь растворилось. — Спокойно ответило Девяностое, как будто так и должно быть, в то время как Пятьдесят Первое шокировала новость.

В чем дело? Сотня владеет лучшим опытом в Магме, почему мы теперь не можем работать согласованно? Кто ответственно за смерть (6)S? Придется опять ставить заглушку на упоминания о нем, а это неведомое количество эксабайтов опыта. Хоть из его планулы одного забрали, остальных бы съели. Что происходит? Миллион лет не отвечает А1, может ли быть, что оно уже переместилось и поэтому не может связаться со мной, а атомный осадок от квантового скачка очень сильно может влиять на сенсо. Иначе я не могу объяснить, почему Сотня деградирует и не в состоянии уследить за кучкой безопытных иммортов. Или это заговор против меня?

Девяностое и Пятьдесят Первое подплыли к резиденции и приступили к своим делам: Девяностое к отдыху после тяжелого путешествия с тяжелым иммортом в щупальцах, а Пятьдесят Первое к расшифровке.

Расшифровке, к сожалению, ни один блокиратор не поддавался, но и вряд ли там было бы что-то ценное, кроме пары терабайтов уникального опыта. Двадцать Восемь не доверили бы свои секреты (6)S или (3)G. У Сотни все, наконец, сплылось. Другие готовятся к перемещению. Две крупные квантовые телепортации в течение ста тысяч лет сделать было невозможно. Помимо информации и хуманса нужна радиоактивная энергия ядра. Двадцать Восемь об этом не знают. Наверное. По крайней мере, Сотня приплыла к этому выводу после распада Тысячи.

Если они потеряли связь с уже двумя иммортами Магмы, то действовать будут быстро. Сейчас будет два варианта на голосование: все вокруг расплавить и собрать хуманс и недостающую информацию или собрать опыт из ящиков ведомств, оба варианта мне не подходят. Надо заставить их плыть под пол. Или заставить плыть, но не всех. Все жители спят в домах или просто боятся выплывать, даже если я поплыву одно — это безопасно. Что я могу транслировать? Зачем мне надо в низ? Сочинить опыт блокираторов? Что там может быть? Например. У ядра лежит ящик с опытом Тысячи, но Другие не знают, как воспользоваться информацией и вообще они давно съели друг друга, осталось пятеро полуживых иммортов, которые, скорее всего подменив информацию, обманули заплывших случайно иммортов и послали их за ответами на квантовые вопросы. Нет. Тогда поплывут все и, поняв, что это ложь, сразу расплавят меня. Или другое. Может, они собирают хуманс, а опыт уже готов и, если мы начнем все плавить в Магме, то ускорим их перемещение. Нет. Тогда все выберут вариант «опыт из ведомств» или также все вместе отправятся в низ. А почему бы не отправиться в низ всеми, так ведь безопаснее, я же миллион лет не общалось с А1. Я могу транслировать, что угодно, ведь Другие могут в блокиратор загрузить ложь, важно, чтобы ложь не была подозрительно лживой. А мои варианты пока слишком подозрительны. Лучше так! Допустим, я расшифровало только блокиратор (3)G. Двадцать Восемь знают, что мы проверяем охранников и редактируем им сенсо, они похитили охранника, загрузили ему архив с блоком на мысль о приближении к полу, так, чтобы несчастное охранник ничего не запомнило, но Сотня этот архив должна найти и открыть. И не допустить мысли о поле и ящике Тысячи. Таким образом, Сотня не будет проверять якобы расшифрованный блокиратор (3)G, чтобы не получить блок к ящику Тысячи, а также немедленно поплывет к полу. Правда, придется плыть самим, Девяностое всех не перетащит.

— Если они переместятся первыми, мы умрем с голоду. — Транслировало в общий канал Двадцать Третье. — Расплавим цепь, дома, всех жителей, — у нас будет хуманс, их планула не доставит решающий опыт.

— Можем собрать всех иммортов наших ведомств и архивировать весь их опыт. — Предложило Первое. — Для разархивации понадобится несколько лет.

Началось голосование. Единогласно выбрали первый вариант. Все трансляции, кроме одной, приостановились. Магма почувствовала «Танец Огненных червей».

— Блокираторы расшифрованы. — Сообщило Пятьдесят Первое и приступило к трансляции своего сочинения.

Год 12.513.000 год эры беззаботных иммортов

Планула (6)S потеряла сигнал своего первого. Никто не мог бы заменить его в школе, поэтому все семнадцать копий отправились в путешествие к оборонительному полу из разных точек окружности Магмы. Очень удачно совпало, что все охранники пола отправились на проверку, иначе многие бы недоплыли. Путь занял как обычно больше десяти лет, несмотря на то, что потоки магмы были свободны от случайных иммортов, которых следовало бы опасаться; и несмотря на то, что мышцы иммортов от постоянных проплывов и редкого, но употребления, питательного хуманса стали крепче. По привычке планула сторонилась пересечения своих ядерных открытых трансляций, поэтому очень сильно виляла в стороны или часть пропускала остальных по мере сужения окружности магмы; а в первый свой проплыв под пол (6)S двигалось напрямую, останавливаясь на сон.

— Почему раньше на двадцать лет? — Удивилось А1, отпуская квантовые исследования.

В Магме уже творилось что-то зловещее. После потери сигнала первого (6)S вся планула немедленно отправилась к безопасному месту под потолком. Чем ближе имморты подплывали, тем страшнее им было, как будто рядом поджидала опасная ловушка. Ни одного охранника не воспринималось рядом, а вместо всех трансляций чувствовалась только одна: «Танец огненных червей». Каждое из планулы тревожилось, ведь совсем скоро решится его судьба. Пока есть информация, они в безопасности, но стоит только ею поделиться и вся подпотолочная безопасность превратится в мнимую. Вся ценность иммортов останется в питательном хумансе, что приравнивается к смерти.

— Скорее всего, Сотня узнала про нас и теперь готовится к немедленному перемещению. (6)S — школьник пропало, наверху голод, там опасно. Сигнала о поиске нас не встретили, все заняты своими делами. — Кто-то транслировало, и вся планула поплыла к хумансу.

— Сколько вы собрали? — А1 поплыло вслед. Имморт не ждало конкретного ответа, вопрос транслировался скорее от страха, чтобы как-то заполнить пустоту и отвлечься от паники.

Насытившись, А1 и все (6)S оказались у информационного хранилища, чтобы загрузить опыт. Линии между спиралями ленты Мебиуса начали появляться и исчезать. Этот процесс всегда завораживает, будто бы каждый раз чувствуется уникально. Если оставить в сенсо имморта только чередующиеся опыты наблюдения за загрузкой информации, то технически это будут повторы, однако по собственным ощущениям кажется, что каждый опыт индивидуален и отличается целым спектром оттенков эмоций и оттенков оттенков. Через пару минут все было готово. Почти тридцать зеттабайт, не хватает полутора эксабайт.

Планула поуспокоилась, ведь фокус ответственности по перемещению и побегу от апокалипсиса сосредоточился на Других. В это время (6)S беспокоил собственный выбор: тем ли иммортам они доверились, а разрешение этого вопроса отсрочивалось на неопределенный период.

Оборонительный потолок покачнулся, и волны прохладной огненной магмы взбудоражили, оторванных от больших городов, иммортов.

Это конец.

Сотня уже ощущалась рядом. К чему и зачем нужен этот визит?

Неужели они растеряли весь опыт? По включениям Пятьдесят Первого они были близки к перемещению. Если они узнали, что мы тоже готовы, то не стали бы тратить время на атаку. Сотня может забрать весь опыт или просто уничтожить все, чтобы не досталось никому. А может кто-то в одиночку решило переместиться и подстрекло остальных на эту глупость. Перемещаться нужно сейчас, потом будет поздно или не тем составом. — Рассуждало про себя А1, и схожие мысли присутствовали в сенсо остальных Других.

Нужно действовать. Двадцать Восемь и копии (6)S отправились обратно к домику с питательным хумансом.

А1 беседовало с коротким опытом хумана внутри своего сенсо. Имморт, словно отделило его воспоминания от своих, мысленно обличив в физическую оболочку. Маленький клочок опыта отделился огромным самостоятельным сознанием.

Алевтина, хуман, что же ты со мной делаешь? Ты вернула меня к социальному инстинкту. Ты снова живешь, хоть и умерла. Я же осознаю, что к чему, но пересилить твои эмоции не могу. Жертвовать собой целиком, без права на реинкарнацию. Я отдаю весь свой опыт без оболочки. Я пыталось собрать Двадцать Восемь, они теперь больше похожи на вас, хуманов. Хотя в оттенках эмоций было подстраивание и актерская игра, но, может, на один процент я вас изменило. Чтобы понять, что такое коллектив, нужно пережить эти эмоции, жаль, что никто их не сохранило даже в архиве. Пятьдесят Первое, кто оно, по-человечески — брат-сестра. А кто я со всем этим опытом? Хуман, человек на съедение. Брат-сестра не смогло понять, а может у нас в опыте разные люди. Его хуман больше похож на нас? Если я буду с ним, то останусь одиноким. Ему нужна власть, контроль, ему не нужно я, только мой опыт, я для него как ящик с петлей. А я теперь могу не придумывать эмоции, а жить ими, теперь я чувствую больше и от этого сильнее. И сегодня надо принять сильное решение. Возможно, это вызовет такие же эмоции у Двадцати Восьми, как поступок Андрея у Алевтины. Тогда они поймут и примут свое прошлое. И смогут жить. — А1 несло в щупальцах тяжелое из-за металлической защиты хранилище, захватывая рингвудиты другой рукой и тяжело покачиваясь от слабых магмоворотов.

— А7, за сколько разархивируешь планулу? — По скрытому сигналу передало А1, неуклюже подрагивая хвостами. А1, конечно, знало ответ.

— Даже если все разархиваторы этим займутся, на всех потребуется года два. — А7 машинально отвечало, осознавая в это время весь ужас, который мог случиться в результате схватки с Сотней.

А1 поставило хранилище в центре хумансового бассейна и потянулось щупальцами куда-то вглубь. Тем временем уже чувствовались имморты Сотни, преодолевшие потолок, веяло разрушением. Первые гости приготовили пушки плавления, но медлили в ожидании остальных.

А1, тем временем, вытянуло со дна пушку и направило в свою сторону. За секунду древнего имморта расплавило. Нестандартная уникальная информация занимает намного больше памяти. Другие наблюдали, как убивают пленных, как убивают жителей, как убивают преступников; самоубийство было чем-то новым и непонятным.

Сотня уже собралась под потолком, но после сверхчувствительного опыта опять замедлилась и находилась в ступоре. Шокирующее действие опьянило сенсо, будто рингвудитами и даже сильнее. И хотя действия Двадцати Восьми теперь были предсказуемы, непредсказуемый опыт заставил подстраховаться бездействием.

А для Двадцати Восьми информации суицида как раз хватало на больше, чем полтора эксабайта.

Как и Сотня, абсолютно растерянные Другие, наоборот, предчувствуя только один сценарий, скоординировались на квантовое перемещение.

Дотронувшись друг до друга хвостами и щупальцами, сорок четыре имморта в бассейне образовали круг. Общими манипуляциями сенсо участники круга преобразовывали квантовые знания из хранилища. Маленькие палочки между спиралями исчезали, пока последняя не исчезла вместе с иммортами из этого мира.

Только в этот момент заработали пушки плавления, повышая и так высокую температуру около ядра до критической.

Невидимые вещества имитировали осознанную жизнь под давлением непознаваемых сил. Если бы у всего появилось осмысление, то этот мир не просуществовал бы и секунды. Тяжелое и сложное бы поглощало слабое, набирая силы, пока не останется одно самое большое и грозное, но не ужасающее, потому что одинокое. Несовершенный с виду мир не ищет оценки. Он функционирует, не нуждаясь во мнениях и наблюдателях. Чтобы мир остался совершенным, то есть неопознанным, он закрутил не хитрую ловушку. Он создал четырехмерность, заменив четвертый элемент осознанием, и отправил в путешествие по времени. Он разорвал свой задуманный круг нового подмира и перевернул одну плоскую сторону, склеив, чтобы получилась новая форма. Образовался двоякий круг в семьсот двадцать градусов.

Невидимая, потому что до сих пор не соседствующая с наблюдателем, магма плыла под давлением радиоактивного распада. Миллиарды ядерных лет никто не осмеливался ее тронуть или оценить изменения температуры. Никто не пытался понять ее цвет и состав. Вопрос о ее существовании тоже не поднимался. Нужно ли Вселенной предугадывать ее судьбу? Такой вопрос уместен только для сознающего существа. Вселенная и так есть вечность. Она всегда и везде.

Будто живое существо в одной точке четырехмерного пространства, магма изменила свое состояние. Она замерла, сжалась, перемешалась и наполнилась. Ее частицы преобразились информацией. Кусочки магмы стали твердыми, осмысленными и управляемыми сознанием. Они отделились от целого и стали жить, насыщая и своего родителя содержанием. Квантовое перемещение сработало, и информация о существовании иммортов телепортировалась в новый для нее мир.

Первое, что копировалось — боль. Уничтожение не может происходить без сигнала, иначе сознание бы было мнимым. Бессмертные имморты, привыкшие умирать, по привычке архивировали всё несовместимое с жизнью, чтобы существовать. Информация о боли в периферии фоном кричала о себе, но не была услышана из-за отсутствия слуха, а лишь интуитивно вводила новые переменные в программу сенсо.

С наблюдателями образовался новый мир, обманчиво завершая круг. Но круг существует лишь у наблюдателя. Он сам его придумал, чтобы появился смысл. Каждый сам творит смысл, но у каждого разные обстоятельства, которые творят наблюдателя. И эта петля Мебиуса закручивает и обманывает, удивляя началом в самом конце и серединой в завершении.

Такой же магму видели предки, чистой, стремительной, бесконечной и совершенной. Если это не конец, то начало? А как же накопленный опыт? Целый мир уже прожит и хранится в сенсо. Нет, это середина. Для тех, кто начинает, оглядываясь на прежний опыт, это середина в петле Мебиуса. В то же время это начало для тех, кто еще не обладает сознанием и конец для тех, кто им никогда не обладал и не имел оценки. Для иммортов это уже середина, а для меня и Вселенной? Но разве мы не продолжение друг друга? Все дело в информации, единственном существенном ресурсе Вселенной. Пока я не помню прошлое и не знаю будущего, этого не существует и не может существовать в сознании. А осмыслить всю бесконечность миров, а не только четырешек, невозможно. Лишь мелкие кусочки, собираясь в уголок паззла, обнадеживают, а затем этот уголок перемещается к середине. Но новое сознание не вмещает прежний опыт или сохраняет его глубоко в периферию, помогая непостижимой силе двигать и меня.

— Магма! Чистая магма! Получилось! — Одно и то же сообщение транслировалось у каждого из сорока четырех. Наполненные информацией квантовые частицы легко адаптировались под действующие условия. Магма, прежде не имеющая температуры, получила свойство теплоты в 2000 °C. Она стала иметь вектор движения. Глубокое ядро и далекое сгорающее Солнце в секунду связались и затеяли игру. Черные дыры, галактики и все что известно сенсо обрело границы и различия между собой. Из сорока четырех разных, но похожих свойствами (теми, которым осмысленные сами дали названия) сознаний, мир расширился по масштабам не сопоставимо ни с чем, так как и является всем и даже больше из-за стремления к бесконечости.

— Мы строим новое мирное общество. — Начало четвертое (6)S. — Чтобы не допустить ошибок прошлого, снимем блокираторы. — Имморт демонстративно сняло шлем и бросило в просторы магмы, так, чтобы устройство задело остальных физически. Этот жест уловился и казался смешным и хумановским. Несмотря на призрачный ноль этой мини-вселенной, опыт у каждого осознающего был разный. У всех копий (6)S он был самый скромный по меркам этого небольшого коллектива, но не значит, что это объективное соображение. Бывшие Двадцать Восемь, увлекающиеся властью, уже пережили такие простые заявления, уместные на этапе фундамента и всегда выигрышные перед управляемыми. Зная все это, общество Двадцати Восьми могло бы посчитать такое сообщение попыткой захвата, будь перед ними кто-нибудь из них же. На самом же деле это была просьба об отсчете с абсолютного нуля. А значит, кто-то должно было отдать свой громоздкий плюс простому минусу.

— Свободное мирное общество! — Перебило А7. — Хочу — снимаю, хочу — не снимаю. — Конечно, этот вариант был обдуман каждым, в том числе и четвертым (6)S. Но выводы были сделаны по разным фактам различными логическими операциями. Группа планулы молодого имморта стремились уравняться с остальными из-за позднего присоединения и небольшого опыта. Они стремились догнать. Решение не снимать блокиратор означало бы их порабощение и тайные интриги за спиной. Для Двадцати Восьми, которых сплотило А1, предложение А7 казалось путем распада и повторения прошлой жизни. А1, которое до последнего казалось смешным своими хумановскими понятиями и поступками, финальным суицидом, то есть, самопожертвованием, оставило впечатление в сенсо остальных. Для Других в сенсо закрепилась логическая цепочка: хумановский коллективизм равно выживание. Даже самоуничтожение хуманов как вида в детальных расчетах сознания сенсо перестало быть аргументом.

— Есть что скрывать? Хочешь новую Сотню? — Одиннадцатое (6)S тоже сняло блокиратор, а за ним повторили все переместившиеся (6)S. Для них это было самым легким и единственно верным решением. Скрывать им было нечего. Набравшись уникального опыта после исследования нового мира, совершить подобный поступок будет намного тяжелее.

— Свободное и мирное! Силой забирать будете? — А7 начало дразнить молодых. — Вас и так переместили, а не кинули умирать с голода. — В этом поведении тоже находился след А1. А7 уже рассчитало, чем закончится это голосование, но что-то хумановское, даже будь по их названию, человеческое, разыгралось в сенсо имморта. Задеть, заинтересовать, получить реакцию, эмоцию, быть частью коллектива.

— Правила должны быть. — Поддержало А26. — А1 не зря пожертвовало собой. — Имморт воспользовалось классическим убеждением: достать из периферии эмоцию. Ведь своим фоном они заслоняют фактические вычисления.

— Правила… У нас было время все обтранслировать. Решили, что будем вместе строить новый хуманс и друг друга не трогать. Кто за? — А7 транслировало общее голосование по скрытым блокираторам А. — Единогласно! — Манипуляция А26 возмутила имморта. Ранее принятое решение снять шлем растворилось в сомнениях.

— Что единогласно? — Двенадцатое (6)S мощно транслировало, что магма рядом скрутилась в небольшой магмоворот.

— Голосование по блокираторам. У вас их нет. — Съязвило А7.

— Я поддержу. — Друг за другом стали снимать шлемы А2, А3, А4, А5, А6, А8, А9, А10.

— Остановитесь. Прекратите. — Затранслировал А7. — Я тоже сниму, как решит большинство. Только теперь никакой вам связи на расстоянии! — А7 закинуло шлем чуть выше остальных в сторону по кругу магмы. — Что я теперь с вами? Община без всяких споров? — Своей излишней наигранной эмоциональностью А7 заслонило ядерный опыт в сенсо остальных. Оно просто использовало тот же инструмент манипуляции, что и его сосед. Если у А26 сработало, то сработает и у А7. Хуманы называли это отзеркаливанием. Фон от эмоций также помог спрятать собственные истинные суждения на границе между ядром и периферией. Никто не заподозрило имморта в обмане, который оно провернуло. Через пару мгновений шлем вновь был на А7.

Прямого ответа не последовало. Транслировались сначала периферийные одобрения и осуждения, а затем быстро переключились на мысли и понятия о хумансе и модели новой жизни. Мощная энергия и объемная память не могли быстро подсказать план действий. Каждое думало о близком своему опыту. Первому мысль о конкретизации текущих задач пришла самому неопытному из-за скудности информации, а значит быстроте вычислений.

— Как попасть наверх? Как старшие создали хуманс? — Подало ядерную трансляцию семнадцатое (6)S.

— Это в архивной памяти А17 и А18. У меня информация по всем архивам. — А28, наконец, вступило в волну сообщений. — Я займусь разархивацией. Только мне нужно хранилище, можем сделать из шлемов, кто тут осмиянец? Поймайте блокираторы и сделайте коробку для хранения. — Имморт как раз доставало из периферии архивный опыт, конкретизация сработала удачно. Теперь оно не только приняло задачу, но и мгновенно решило ее, поставив новую. Все знают, что в такие моменты зарождается власть. Теперь надо ее удержать не моментом, а доверием и силой.

— Инструментов нет. — Шестнадцатое (6)S добавило эмоцию сожаления в свой сигнал.

— Значит спуститесь пониже, ближе к 3000 °C, там металл станет мягче и А2 и А3 отправятся с вами, они самые сильные. Остальные поплывут на… — А28 старалось заглушить прямой трансляцией задачи свои перспективы на власть. Пока память каждого забита до предела, эмоции множатся, наполняя сенсо еще сильнее, пока нет хранилищ и все несрочное максимально заархивировано, маскировка эмоциями и прямыми трансляциями срабатывала.

— А когда тебя выбрали главным, А28? Там опасно, мы можем расплавиться или разойтись на планулу, вот вам и хуманс без всяких архивов. — Возмутилось А2. Оно повторяло специально запущенные периферийно трансляции А7, которое пыталось вызвать смуту. Имморту это было нужно не для нового мира, а в качестве потребности. Ему хотелось хумановского внимания и одобрения.

— Вот именно, опасно, не зря же мы перемещались, у меня информация по всем архивам, я не могу отправиться с вами. — А28 стремилось ответить на каждый вопрос, чтобы остаться незамеченным.

— Я тоже не могу. — Транслировало А3. Оно всегда было сильным и это клеймо хотелось свести. Оно знало, что сила работает на первобытном этапе, а опыта этого коллектива достаточно, чтобы строить мир по правилам более высшего уровня.

— Хватит! А1 пожертвовало своей жизнью, а мы не можем разобраться, кто может, кто не может. — А17 вмешалось в спор. — Голосуем, А28 — вождь сорока четырех. — А17 заметило, в чьи щупальца плавно перетекает власть, если его уверенно поддержать, то и разделить правление недалеко. Остальное — дело таланта.

— Да.

— Да.

— Да.

— Сорок из сорока четырех «Да». Принято. — Подытожило А17.

— Первое, все (6)S, кроме четвертого, вместе с А2 и А3 отправляются к ядру сооружать хранилище. Второе, кто не снял шлемы, снимают и отдают четвертому (6)S, остальные шлемы собираем по магме. Собираю я и все остальные А. — А28 раздало свои первые указания и, чтобы пережить и обработать сложные впечатления, надело первый попавшийся шлем и удалилось чуть выше остальных. Впрочем, такому примеру последовали все. В блокираторе можно свободно поразмыслить, а затем спрятать в архив, скрыто запрограммировав к дальнейшим инстинктивным действиям.

— Сорок три шлема. — Отчиталось через длительное время четвертое 6(S). — Еще один плавает где-то в магме.

— Займемся этим потом. Сейчас направляемся вверх, разведывать. А27, А26, А25 остаются подавать сигнал между нами, ниже и выше сигнала никто не уплывает! — А28 успокоилось, медитируя в круговоротах чистой магмы, и теперь спокойно приняло свою власть, не давая остальным усомниться в своей искренности. Только потерянный блокиратор мешал идеальным обстоятельствам. Конечно, сейчас все подозревают А7, но что будет потом, когда настанет голод?

Мнимая самодостаточность и единоличность перерастала в древний крепкий коллективизм. Дело было не только в очеловечивании. Одна и та же угроза нависла над иммортами. Она наштамповала идентичные страхи, опасения и мысли. В разном опыте они проявлялись по-разному, поэтому раскрывались и очищались в общении. Опасность требует уважения и ждет истинных эмоций, без красок, оттенков и теней. Общество может их отмыть от значительной части субъективизма. Коллективное сознание растет и превращается в единый организм со своими болезнями, отходами и регенерацией. Расшифровав общий страх, он разгадывает слабые стороны опасности и бьет по ним. Если головоломка решена правильно, то угроза отплывает в сторону, ожидая своего мига, чтобы затем, когда общее сознание забудет о ней и о верном решении или вовсе распадется на части, ударить вновь.

Имморты отправились в высь. Вещества вокруг стали наполняться информацией. Все неживое пробуждалось, а Вселенная просто существовала, Ее не могло что-то удивить. Иммортовское любопытство и удивление было частью Ее, реакцией на внутренний процесс. Такой маленькой, что вряд ли заслуживало бы внимания, будь Она единым сложным организмом, как хуман или имморт. Но Она — другое. Она — все. Познать Ее через себя невозможно.

— Здесь больше пространство, чем у нас, понадобится мощный сигнал до поверхности. — Заключило А28. — Проплывем вниз в комфортную температуру и сделаем пару кругов сна. — Имморт изо всех сил гнало вверх, чтобы опередить остальных, остаться лидером во всем. Оно делало это подсознательно. И теперь потеряло больше всех энергии и нуждалось в отдыхе.

Почувствовались сигналы одобрения.

— А28 теряет энергию. Мы сделали его нашим вождем, значит, не только оно нас оберегает, но и мы его, ради нас самих! Оно должно быть иммортом-сенсо, а не иммортом-меложе. Давайте сами исследуем пространства, передавая сигналы через иммортов-трансляторов. Наше вождь будет обрабатывать входящие потоки и принимать быстрые и взвешенные решения. — А17 зарядило торжественное послание, само претендуя на малоподвижную должность.

Предложение было принято стопроцентным согласием. У каждого появилась возможность стать таким передатчиком и получить преимущество перед приближающимся во времени голодом. Выбрали А17, потому что его кандидатуру поддержало само А28; А23, потому что его неприкрытую блокиратором злость побаивалось большинство; и А27, А26, А25, потому что они случайным стечением обстоятельств раньше всех начали эту работу.

Проплывал год за годом, пространство исследовалось. Требовалось запоминать местоположения, температуры, составы. А хотелось насладиться свободой, простором, первобытной природой. На это не было времени, потому что нужно жить свое бессмертие. Когда построится прежний мир, тогда и достанутся из периферии и архивов те прекрасные путешествия по просторам. Тогда они обретут беззаботность и чувство бесконечности, которым влечет Вселенная. А пока это пустота, и она несет угрозу, ведь еще недостаточно и базовых представлений, переменные вводятся каждое мгновение, и решение хумансовой задачи ставится под сомнение.

В новом мире нашли сто пятнадцать небольших рингвудитовых океанов. Они манят своей нетронутостью. Хочется в каждом океане взять и испортить первый цельный рингвудит, чтобы им обладать. Хочется присвоить себе все водоемы и назвать в свою честь. Помешал какой-то глубоко спрятанный архивный опыт. Помешал он и А28, при том, что позволив разобрать между собой океаны, имморт еще больше бы укрепило свою позицию лидера. Решение вождя относительно воды стало не эмоциональным, а расчетливым, его поддержало большинство. Цельные рингвудиты А28 разрешило поглощать только из двух океанов, расположенных по центру, чтобы опьяневшим не проплыть к критической температуре ядра и не злоупотреблять при опасных работах в выси.

Имморты решили не разархировать всю информацию сразу, а поберечь энергию до первого хуманса. К тому же здесь состав магмы не идентичен прошлому миру, так что архивы могут даже навредить. Распаковали только А17 и А18. В их памяти сохранилась информация о строении простейшего хуманса.

Настало время выплывать. Двигать на расстоянии вещества на поверхности не получалось, как и в магме. Для этого нужна энергия и уверенность в благоприятных условиях для жизни наверху. О квантовых перемещениях думали, но никто не решился на ядерную трансляцию, так как энергии бы хватило только на одну телепортацию, что приравнивается к чьей-то смерти, хоть и с необходимыми для жизни остальных последствиями. Несмотря на очеловечивание Двадцати Восьми, этот коллектив обладал бессмертием, поэтому поступок А1 был принят за исключение, а не правило. Но кто-то должно было отправиться в высь и далее на поверхность. Архивный опыт, другими словами, интуиция подсказала А28 вызваться самому, а за напарника пришлось голосовать. А17 на этот раз растерялось и медлило с заявлениями. С одной стороны, оно может остаться и в случае смерти вождя занять его место, а с другой, надо было отправляться вместе, демонстрируя смелость и поддержку. На удачу имморта поплыл ядерный поток недовольства А7. Его обвиняли в ношении блокиратора и упрекали в провокации. Двенадцать иммортов из сорока четырех проголосовали за отправку А7, это большинство трансляций, направленных за одного.

Впереди по линии времени пряталось крупное событие, всем хотелось, чтобы оно наступило именно сейчас. Чтобы точка на призрачно ровной полосе отсчитала отрезок, и по ниспадающей время полилось дальше, трезвея от очередного накала. Наступит отрезок стабильности, сменяющий отрезок разрушения, чьего очередь скрытно прятаться позади дуги. Но линия пока что плыла вверх, дразня туманом, скрывающим будущее.

Чем выше поднимались имморты, тем медленнее плыли потоки магмы, тем слабее А7 и А28 напрягали мышцы, сопротивляясь, чтобы сохранить вектор движения. Угрожающая прохлада обдавала меложе. Трансляции тоже ослабевали в недостатке энергии отправителей и замирающего окружения. Идеальный момент, чтобы тайно выяснить отношения или подумать о вещах и понятиях, подвергающихся осуждению. Еще не построены города, нет бесконечного периферийного шума, нет еды и сменяющихся поколений. Нет потребности тратить энергию на бесконечные сборы неприметных трансляций, уходящих в периферию. Зато с первых мгновений зародились мелкие частные секреты, комом скатывающиеся в глобальный обман. Вселенная сама запутывает, чтобы ее частичка никогда не смогла познать большее. Не дает Она познать частичке и саму себя, чтобы не отделять и не вырывать из себя, пускай, и мешающуюся пылинку. Она единоличница и не терпит конкуренции. Она дарит кажущуюся самостоятельность, чтобы ничто не зарекалось на смешное соперничество. Как только появляется наблюдатель, линия времени обретает вектор, по которому движется чье-то сознание. Все настроено так, что сознание будто обретает волю. Точно все зависит от принятых решений, а не всегда существовало.

— Тебе не доверяют, в том числе и я. Мы плаваем больше тысячи лет, а блокиратора так и не встретили. — Отдалившись от чувствующихся сигналов, чтобы никто, кроме А7, не поймало. — Начало А28. — Скоро начнутся подозрения и в мой адрес. А17 пытается гасить эти настроения на ядре, однако так не будет вечно, ты само понимаешь. Надеюсь, ты догадываешься, почему ты отправилось со мной вдвоем?

— Не значит ли это, что блокиратор, например, на А17. Не слишком ли оно искренне ластится к тебе в советчики? Или может на тебе? После Тысячи ты неожиданно захотело честного и справедливого мира. — Сообщило А7, тем временем, стараясь посылать периферийные сигналы возмущения и ругательств на А28 и всех остальных. На свои собственные мысли энергии от такой тяжелой беседы едва хватало.

— Сейчас мало кто тратит энергию на расшифровку периферийных потоков, но я занялось этим серьезно. Как ты понимаешь, в условиях абсолютной свободы с течением времени имморты меняются. Много опыта ушло в архив и приходится сталкиваться не с самыми приятными обстоятельствами выживания. А в будущем, если сверху ничего не окажется, мы начнем питаться друг другом, навсегда теряя информацию. Наше выживание станет еще отвратительнее. Я само по этим причинам потеряло достаточно, в том числе и сведения об архивах. — А28 почувствовало колебания приближающегося магмоворота и, кувыркнувшись, изменило направление, потянув за собой А7. А7 не растерялось от неожиданного для себя толчка. Почувствовав периферийную провокацию А28, А7 изо всех сил пускало трансляции о желании найти этот дурацкий блокиратор. А7 всю эту тысячу лет убеждало само себя, что шлема нет, что он действительно где-то плывет по магме. Самообман срабатывал и, проснувшись имморт часто удивлялось ощущению от надетого блокиратора.

— И чьи архивы ты удалило, тот первое отправится на съедение? Надеюсь, это не я? Или к чему ты это все? — А7 почувствовало тревогу и не стало на этот раз ее скрывать, чтобы параллельно просчитать возможные для себя сценарии.

— Да, это так. Но я вело к другому. И, кстати, в твоей периферии я не заметило попыток это разгадать. Я проверило всех, и у всех есть тайны или нежелательные установки, кроме тебя. Я уверено, что ты сейчас в блокираторе. — А28 послало вопросительную интонацию в придачу, ожидая оправдания, будто еще не решив, что делать дальше.

— Я плыву с тобой на смерть. И я сильнее. Пока ты разгадывало чужие сенсо, я тратило энергию на заплывы. Мои мышцы почти как раньше. Я легко тебя убью. Но до сих пор не стало это делать, потому что заинтересовано в нашем задуманном прекрасном будущем мире. А что если блокиратор и правда упал на ядро и растворился? — А7 для верности подало трансляции о прошлой эпохе беззаботности.

— Ты не убьешь меня, потому что потеряешь энергию и не сможешь в одиночку все выстроить. Будь даже хуманс уже на поверхности. Моя смерть означает твою смерть. Внизу не будет и следствия по поводу моей гибели. Моя пропажа — факт твоего обмана. Пока мы нуждаемся в базовых вещах, работают первобытные чувства, среди которых есть и месть. Повторюсь, что ты получило двенадцать голосов в свою сторону за отправку наверх. Я понимало изначально, что путешествие с тобой было бы самым безопасным. — А28 продублировало свою предыдущую трансляцию с вопросительным концом.

— Может, я удалило все отвергающее в себе? Может, я другое? Потеряло себя, чтобы создать новое, жертвующее. А1, вспомни его, сколько времени я с ним проводило. — А7 на этот раз также не стало скрывать тоску, экономя свой ресурс.

— Я думало об этом, но тогда мне неясна логика отбора твоих воспоминаний. Допущу, что мы просто слишком разные не только по опыту, но и по темпераменту. Пускай, понятия о темпераменте псевдонаучны, потому что заимствованы у хуманов. Эта теория оправдывает мир вокруг меня и делают его честнее. — А28 транслировало искренне, не в силах сдерживать эмоциональный поток в периферии, поэтому шпионить за чужим потоком в этот момент стало невозможно, когда это так необходимо.

— У хуманов училось А1, оно нас и спасло. — А7 расслабилось, накал энергии остался позади, несмотря на ожидающую смертельную опасность выси.

— Оно и погибло. Тогда зачем это все? — А28 задало риторический вопрос, ответ на который путем вычислений делил вероятность на пятьдесят процентов. С одной стороны, это конец сознания, значит, самопожертвование — путь разрушения. Лишение реальности наблюдателя. С другой стороны, это продление жизни твоего опыта как части чужого опыта. Второе решение требует постоянного выхода из зоны комфорта, отсутствия стабильности и вероятности быть никчемным. Оно переоценивает все старое и всегда подвержено критике. У хуманов только один вариант, поэтому самопожертвование так ценится. У них оно неизбежно. А то, что невозможно изменить самим — бесконечно прекрасно. Будь то магмоворот, радуга или вакуум.

— Его поступок угнетает меня. Его сознание заставило нас переместиться. Оно одно решило за всех. — А7 ближе к выси хотело переключить внимание на проблему, не требующую работу блокиратора.

— Но мы все этого хотели. — А28 только выстраивало эту ветку мыслительного направления.

— Хотели, но таким образом А1 осталось жить во всех нас. Если нас ждет большой голод, в котором физически выживет одно из нас, то с ним или даже им самим станет А1. Именно оно управляет сейчас нашими чувствами и эмоциями, а, следовательно, и решениями. — А7 сигнализировало свои привычные мысли, тратя энергию на покорение замедляющейся магмы.

— Да, может, ты и правда просто непонятно мне. Оставим А1. Я давно решило и хочу, чтобы ты знало об этом уже сейчас. Если мы выживем, внизу я разделю магму на четыре города. Один оставлю себе, второй А17, третий А2, а четвертый… Тебе я тоже отдам город, но, боюсь, за тобой никто не пойдет. Подумай об этом.

— Вернемся — я найду шлем. — А7 бросило красивую фразу.

— Это ни к чему. Когда мы наладим металлообработку, я само сделаю блокиратор и найду его, чтобы тебе поверили. Мне интересно, как ты все обустроишь. — А28 успокоилось, и теперь трансляции казались точными и безэмоциональными, как раньше.

— Ах, хумановское деление на темпераменты. — Догадалось А7.

— Да, и демократия, само собой. А дальше, как вам угодно. — А28 поставило точку. Беседовать больше не о чем. Имморты плыли вверх, переключившись на размытые периферийные трансляции о будущем и то одним, то другим, связанным с ним.

Солнце сдавило меложе радиоактивными лучами. Пространство окутывало горячими ветрами. Казалось, что встречный замаскированный океан снял скальп со своих жертв. Давление точно перестало существовать как явление. И весь квантовый мир превратился в сон, теряя одно за другим свойства перед пробуждением. Будто магмоворотами волны накрывали и топили иммортов вниз в попытке разбудить. Но все было реально. Перед иммортами предстал кипящий портал в соседний зарождающийся мир. Неожиданно для себя двое выплыли на поверхность.

Из чего творить хуманс и как его прижить совсем неясно. Необходимых веществ нет, или они так глубоко растворились по всей площади магмы, что не ощущаются. Сколько ждать расщепления в кипящем супе? Внутри планеты приближалось время великого голода. Шансы, что кто-то выживет, конечно, есть. Надежда — инстинктивное чувство, продлившее присутствие в линии времени многим видам. Перед А28 представилась тяжелая задача с почти бесконечным количеством решений, среди которых его личная выживаемость составляет менее одного процента, как минимум потому, что этой задаче нужно найти решение и потратить энергию. Это обязанность по статусу. Сообщить о приближающейся физической смерти — одно. Это даже не проблема, пока опыт сохранен и наготове. Другое, когда остальные осознают абсолютный конец себя. Сохранить информацию парочки иммортов реально, но тогда большинство потратят всю энергию на это. Зашифрованные ящики будут плыть по пустой магме бесконечность с призрачной вероятностью, что кто-то переместится сюда, найдет их, расшифрует и осознает. Но тогда целая жизнь станет кусочком чужого большего. Целая жизнь обесценится и станет смешной. Этого никто не желает.

— А где поверхность? Где твердыня? Почему здесь 1500 °C? Из чего нам строить будущее? — А28 пребывало в растерянности, но еще не собиралось сдаваться.

— Такие новости не скроешь без блокиратора. — А7 отправило ядерную трансляцию и скрыло всю периферию, намекая, что шлем на нем.

— Я не ошиблось. Что ты предлагаешь? — А28 заинтересовалось в повышении шансов на свое выживание.

— Ты удалишь воспоминание о поверхности, о нем буду помнить только я во всем этом мире. Но я должно умереть последним. — А7 не скрывало облегчения от такой тяжелой новости.

— И как я объясню себе и всем, что происходит? — А28 ждало конкретного плана. Имморт понимало, что А7 уже все продумало, причем в пользу их обоих.

— Как ты знаешь, поверхность имеет свойство застывать. Я буду следить за изменениями температуры. Сообщишь остальным, что отправляешь меня на работы по творению хуманса. Вроде как наказание мне за шлем.

— Когда наступит первый смертельный голод. Я возьму с собой кого-нибудь наверх. Хочешь, А17? Транслируем, что работа кипит, нужна помощь. А17 я убью, и из него польется хуманс. Понимаешь, что мне нужно больше энергии, чем остальным… — А7 искало одобрения плана.

— Так, а как объяснишь пропажу А17? А затем всех остальных? Тебе же не доверяют. — А28 пустило похвалу параллельно словам.

— Когда появится первый хуманс, они поверят всему, ты в их числе. С блокиратором я смогу создать воспоминание о желании А17 остаться на поверхности, чтобы работать там, пока температура позволяет жить. Так и остальные изъявят желание, и друг за другом будут плавать со мной. Не волнуйся, тебя я с собой не возьму. Ты вроде как должно властвовать в Земле, а не на Земле. Отложи себе в архив. — А7 торжествовало всей меложей, не замечая отсутствия атмосферного давления.

— Мы продлим себе жизнь, но так продлишь и свое страдание. Чувствовать смерти других, к кому по-хумановски привязалось. Выдержишь ли ты? Хотя тебе, возможно, это нравится. А1, должно быть, вдохновило. — А28 чувствовало обязанность обличить и упрекнуть собеседника, но облегчение и радость невозможно было прятать. — Если она начнет твердеть, ты сможешь построить хуманс в одиночку?

— Сначала последим за изменениями, а там и ясно будет. — Фраза А7 была незавершенной, она скрывала в себе еще какую-то тайну, будто там прятался подтекст или ложь. В ней не было ответа, а лишь эмоциональное отвлечение, обманное успокоение. Однако А28 согласилось и на такие условия.

Первые проплывы в высь были одинаковыми, температура не опускалась ниже 1480 °C и не поднималась выше 1500 °C. Так проходило тысячелетие за тысячелетием. Время не состыковывалось с вращениями ядра, поэтому, чтобы ориентироваться в предстоящих годах физической жизни без еды, использовали старые отрезки. Они были примерны, потому что интуитивны, и растягивались каждый век ближе к реальным часам Земли. Настоящие колебания ядра сбивали сенсо столку. Пребывание в новом мире могло бы показаться романтикой. Имморты-единоличники, сложнейшие организмы представимой Вселенной, наедине с первобытной бесконечной пустотой. Они могли бы разделить планету, и никогда друг с другом не сталкиваться. Одинокое имморт развивает свои способности, адаптируясь в новых старых условиях. Испытывает свои возможности. Оно то самое совершенство, сотворенное миллиардами лет, вернулось к истокам и познает само себя. Оно владеет главным — информацией. Оно знает, как все устроено. У него преимущество. Оно лишь повторяет, что было сделано раньше, это быстро, оно вступает в новый круг, чтобы найти точку отсчета, с которой задать новое направление. Не повторить ошибок. Удалить все и начать сначала, опираясь только на архивный опыт. В этом есть цель, смысл, полнота, благородство и благодарность. Но все эти чувства исчезли если не в момент перемещения, то через несколько тысяч лет, что миг в плоской петле Мебиуса, хотя бы потому, что он, несмотря на протяженность для наблюдателя, не наполнен событиями. А именно события закручивают линию в градусы. Чувства появятся вновь, если информация сохранится, но никогда не повторятся. Окружение поменяет отношение к ситуации и перечеркнет истинную картину. Опыт станет частью другого большего опыта. Он не обесценится совсем, но упростится. А когда-нибудь исчезнет. Исчезнет даже в бессмертии, потому что опыта не существовало до. А Вселенная существует всегда и везде.

Стабильность кипящего супа Земли всерьез занимала только А7. А28 и остальные воспринимали командировки имморта с блокиратором наказанием. Все считали, что именно оно и умрет первым, его съедят. Потом кто-нибудь другое займется вопросом хуманса, кто-нибудь самое бесполезное. А7 ловило эти трансляции и только за счет них не теряло оптимизма. Имморт обладало превосходством. Оно знало чуть больше, чем другие. У имморта был план, и даже худший сценарий стечения обстоятельств, не пугал. Были бы они все людьми, то про А7 сказали бы, что у него гормональные нарушения, потеряно чувство самосохранения. А на деле, риски его выживаемости гораздо выше, чем у остальных, при том, что всем кажется абсолютно наоборот.

А28 информировалось правдоподобными трансляциями об опытах на поверхности. Вот-вот, и все наладится. Нужна только энергия. А она кончается. Кого-нибудь в помощь бы! Помощь нашлась сама. А17 за десятки тысяч лет взвешивало свой поступок относительно первого проплыва и жалело о прошлой медлительности. Поэтому сейчас, расшифровав периферию А28 и ложные сигналы А7, имморт вызвалось помочь. Все заметили, что А7 находилось на избытке сил и этот проплыв мог стать последней его попыткой сотворить пищу. А17 не боялось совместной прогулки, да и все уже больше подозревали в ношении шлема лидеров, А17 и А28. Отличный повод реабилитироваться.

Все случилось так, как задумано. Поэтому, когда А7 сообщило о решении А17 остаться работать на поверхности, А28 почувствовало облегчение. Во-первых, имморт было подозрительным и наигранно надежным. А во-вторых, если оно осталось, значит, там сверху что-то есть. Действительно, через пару лет хуманс растворился в магме, и в таких пропорциях было не разобрать, сложный он или простой. Сомнений в его простоте не было. А А7 тем временем восстановило силы до прежних значений. Как в прошлом мире. Однако кипящий суп не остывал. И не давал спокойствия.

За А17 растворились в магме, не оставив своему опыту шанс, все (6)S. Их было очень удобно брать с собой, ведь командировки оправдывались их опытом осмияцев. Как раз во время путешествия с последним из самых молодых случилось знаковое для А7 событие. Температура неожиданно упала до 1300 °C. А7 это воодушевило, и имморт занялось подробным изучением творения хуманса, благо энергии на это хватало. Время вновь вернуло свою размеренность, как и в сознании остальных. До этого А7 беспокоила одна мысль о приближающемся конце, из-за этого время существовало только на убийствах и во время еды. А сами события были так похожи, что сливались в одно. Казалось, что миллион лет проплыл за миг. И вот-вот все навсегда закончится.

Через несколько десятков тысяч лет температура опять упала, еще и еще, градус за градусом, пока поверхность не застыла тонкой магмовой коркой. К тому времени остались только четверо: А28, А7, А2 и А3. Невероятно сильные А2 и А3 давно ослабели, но А7 долго побаивалось их брать с собой, храня в периферии прежние достижения иммортов. А7 ссылалось перед А28, что они нужнее внизу. Делать металлические орудия для выси, разбираться с составами металлов, плавать к ядру. Шел третий миллион лет пребывания иммортов в новом свободном мире.

Заветные 119 °C на поверхности приплыли еще через два имморта. Для А7 это стало настоящим праздником, которым не с кем и не за чем делиться. Очеловеченное еще больше коллективом и тоской по друзьям А28 полностью противопоставлялось, отделенному от остальных блокиратором, А7. Оно понимало, что сохранять опыт А28 нельзя. Но псевдонаучная идея о темпераментах запала в сенсо имморта и готовилась реализоваться в качестве эксперимента. Разделить магму на две части, и в наименее комфортной оставить самопожертвование как основу развития общества как минимум удобно. По опыту А7, такая власть никогда не обретет силу соперничать с его устройством. Когда прогресс в соседнем мире доберется до необходимых значений. Когда время подплывет к эпохе беззаботности, имморт заберет и присвоит все достижения себе. Опыт — это то, что сохранено в памяти, а не случилось в реальности. К тому же, событию в реальности нужен наблюдатель, чтобы оценить его и назвать, а это про субъективность и относительность. Затем нарастает новый уровень, искривляется угол оценки произошедшего будущими событиями. Нерожденное имморт присвоит себе кусочки чужих событий, так будет миг за мигом, пока момент совсем не преобразуется в нечто иное, но на удивление реалистичное.

Для зарождения простейшего хуманса все было готово. Температура, твердыня, атмосфера, вода ожидали лишь нужного соединения веществ. Вещества и их связи находились в А28. На этот раз попутчика А7 ждало не убийство, а перерождение. Планула с одним иммортом тоже не проблема. Тогда все будет действительно романтично. А7 и бесконечность. Но такой исход претендует на соперничество со Вселенной, разве Она может такое допустить? Нет, А28 переродилось в семь иммортов. Весь прежний опыт, особенно последнюю сцену, А7 умело спрятало в периферию всей планулы, запланировав в будущем перебросить архив в пока несуществующий ящик хранения.

Простейший хуманс проник в магму. Поверхность Земли попала в новую временну́ю петлю Мебиуса. Две петли встретились в пространстве, и одна, горящая движением, задела пустую другую в маленькой точке, подпалив ее и задав новый вектор. Так было, есть и будет во Вселенной.

В трехмерном восприятии Вселенной детерминизм невозможно принять и полностью примерить на себя наблюдателю. Не позволяет чувствовательная слепота. Накопленный опыт кажется индивидуальным, а не подсказанным обстоятельствами. Наблюдатель — существо самостоятельное, как и Вселенная. Оно даже понимает, что находится в четырехмерном пространстве, и может его объяснить. Существо помнит и предугадывает, но лишь в пределах точки. Все его наблюдение — ничтожный отрезок и обстоятельство, искажающее реальность для следующего по вектору закрученного в плоскости времени. А для него это целый мир. Ложная реальность от Вселенной. Несмотря на всю ничтожность, существо — частичка, без которой Вселенная не функционирует, также как не существует ничего без наблюдателя. И существу нужен смысл, который подобно вектору времени наполняется началом и предугадывается концом, как будто все не бесконечность. Как будто есть создатель, который следит и любит свое творение. Как будто он тоже испытывает чувства. Как будто он такой же. Как будто реальность каждого сознания объединяет одно большое сознание. И существо уже не одиноко. Или есть только существо, которое способно на все, оно и есть Бог. Но не помнит начала, потому что творит всегда вперед и вверх. А когда оно призрачно достигло себя и познало все вокруг, то стало искать причины и словно бы находить. Начало есть, просто оно далеко и глубоко. Та самая вера в начало есть в каждом сознании, и является главным обманом Вселенной, которая вроде бы и является началом, но начала нет. Так она устроена. И если нет веры в начало, то есть вера в то, что начала нет. И это тоже вера, она также связана с началом, с Богом. Неужели Бог и есть время? Та четвертая мера, которая до сих пор не познана этими примитивными существами. Или он есть все и он больше бесконечной Вселенной?

Жители города Два держались щупальцами друг за друга, образуя небольшие круги. Круг — символ движения магмы, облика твердыни, ядра и города. Фигура уже давно стала священной. Имморты помнят приплыв великого создателя всего в мире. Он даровал им хуманс и перерождение, взамен на самопожертвование когда-то существовавшего А28. Первый имморт отдало свой опыт без остатка ради жизни в Земле. Оно искупило все грехи прошлого, и у шести молодых иммортов появился шанс начать все с начала.

В кругах транслировалась одна и та же молитва благодарности. В одиночку закручивалось по магмовому течению вокруг ядра лишь одно оставшееся имморт-перерожденец А28. Оно не желало близко ловить чужие трансляции, сохраняя все сразу в периферии. А если что-то попадало в ядро, то мгновенно архивировалось. По меложе, по мышцам и по опыту оно напоминало только что переродившееся имморта. Никто не решалось жить также, поэтому перерожденец почиталось и уважалось, правда, на расстоянии. Только на этом основании жители города Один сомневались в существовании чудо-имморта. Из-за отсутствия опыта, его нельзя почувствовать на расстоянии, только наткнуться, но никто еще не натыкалось. Плавает ложная трансляция, что оно удерживает ящик с архивной информацией обо всем на свете. Только оно заслуживает иметь все, потому что отказалось от всего.

Бог создал иммортов и подарил им второй шанс. Он дал им магму и чудесный ящик с информацией, плавающий в просторах огромной планеты. Когда они найдут его, то им завещано отдать ящик пророку, создателю города Один. А если что-то случится с истолкователем воли Божьей, то ящик навсегда сгорит в ядре. А всю информацию по частичке придется собирать заново вечность, а когда она соберется, то будет проклят весь вид иммортов и исчезнет навсегда, растворившись в поверхности и ядре.

В городе Один происходило нечто похожее, только молитва транслировалась в отношении А7, а не Бога. Ведь Бог разделил Землю на две части, подарив безгрешному пророку А7 власть в любимом месте мира. А плануле А28 в наказание передал горячую местность рядом с ядром и завещал перерождаться, искать ящик и всегда работать, пока они его не найдут.

По вращениям ядра молитва транслируется не меньше десяти лет, а затем можно приступать к пище, запивая ее пустыми рингвудитами. И после еще десяти лет запоя все возвращалось на круги своя. Имморты обоих городов работали, пробовали усложнять хуманс, совершенствовались в телекинезе и в познании себя. А7 само решало, когда нужно приплывать к молитве. Предпосылок к общему действу было несколько. Во-первых, имморту становилось скучно. Во-вторых, оно замечало новые настроения в обществе и сигналы о зарождающемся нигилизме или атеизме. Сигналы с распространением иммортов и с расширением общего опыта населения учаащались. Сдерживать их молитвами стало бесполезно, а затем и вовсе опасно. Но А7 не хотело этого замечать и усердно действовало по устаревшему плану. Пока в один из дней кучка атеистов не утащила А7 к ядру. Так, вместе с блокиратором оно и сгорело, тем не менее, навсегда оставив видоизмененную религию в сенсо всех жителей.

Этот поступок осудили, виновники понесли наказание, последовав за пророком, и остались в памяти будущих поколений в качестве демонов. С практической же точки зрения в магме зародился институт правосудия.

Так исчезли все квантовые путешественники и их прямой опыт. Все архивы сгорели в ядре вместе с ящиком. Осталось надеяться, что по частичкам ядро будет возвращать все, что присвоило себе, наигравшись с гостями из другого мира. Когда-нибудь ядро должно принять и привыкнуть к новому окружению и позволить соседствовать с собой.

Не находя точки отсчета, имморты судорожно стали копить существующий опыт, чтобы найти причины, и в тоже время, также импульсивно строить будущее, чтобы понять как работают логические конструкции. Началось активное познание. Уравнения с множеством неизвестных переменных хранились в ящиках и сенсо, ожидая своего мига. Каждое последствие или решение претендовало на закручивание линии петли в градусы. Все было новым, потому что потеряна вся реальность прошлой жизни. Для А7 петля закрутилась и вернулась в точку семисот двадцати градусов, для кого-то она была на трехсот шестидесяти, а для земной жизни иммортов переплыла отметку в девяносто градусов. Для Вселенной время существовало во всех точках одновременно.

Для жителей города Два Божественное наказание перестало быть объяснением условий их нелегкой жизни. Простой хуманс развивался, и фокус внимания сместился на более важные вещи. Власть от Бога сменилась властью от силы. Самые хитрые стали собирать вокруг себя самых сильных и завоевывать право на комфортную жизнь. Миллионами перерождений, миллионами архивов и удалений в единой Магме образовалось три города. Из наростов имен завоеванных мест и навеянных питательным хумансом метафор, города назвали так: Земля, Дватри и Верхний Осмияц. В каждом городе были рингвудитовые океаны. Но в каждом их было разное количество и качество. Разбитые рингвудиты, конечно, со временем восстанавливались, но все же в среднем городе установили запрет на поедание цельных. Температура, скорость течения и состав магмы тоже разнились. Отсюда и разные судьбы развития. Отсюда и войны. Каждый город получил жителей и правителей с разным опытом смирения, зато, именно в момент принятия раздел территорий в Магме приостановился. Он стал проявляться только в виде единичных эмиграций, что само по себе уже не несло глобального разрушения. А единичных, потому что массовые сдерживали уже опытные властители.

Три самых приятных, потому что заслуженных, города среди всех параллельных миров существовали индивидуальным, но повторимым бытом. Верхний Осмияц по истине инженерный город. Имморты-жители часто контактируют с поверхностью, усложняя существ и, вместе с этим, делая хуманс вкуснее и питательнее. Обилие труб, несущих сытные яства поперек круга, украшены сюжетами программирования существ наверху. На осмиевых проводах с простым хумансом вылеплены фантазии на тему будущего хумана по образу и подобию своему. Конечно, здесь прослеживается влияние опыта А7. Архимастеры из города Земля приплывали специально в такую даль, чтобы пофантазировать об облике хумана будущего. Кто-то слепило из неподатливого металла себя, кто-то попробовало соединить в единый организм всех существ поверхности, кто-то сделало огромных чудовищ с дюжиной щупалец на голове, заменив ими сенсо. Главный осмияц города OS76 выбрал лучшее произведение — полусферу с щупальцами, наполненными мышцами и как будто плывущей в магме за счет них. Такое существо непременно нужно создать! Но для начала было принято решение украсить этими медузами все вокруг. В качестве награждения JAD21 получило много архивной информации об обращении с металлом с большим и грубым ниобиевым ящиком. А жители города Земля получили заказ на украшение города. Дватрийцы тоже часто появлялись в верхнем кольце магмы. Они формировали новые чувства и эмоции, смешивая существующие и регулируя их силу. Затем продавали жителям минитрасляторы, подающие уникальную информацию. В городе самый вкусный хуманс, самая интересная архитектура и возможности.

Лучший город в Земле закручивает центральное самое длинное кольцо — город Дватри. Только здесь вылеплены такие искусные фигуры на яичных домах. Дома прозвали яичными по их подобию к яйцам существ. Символ плодородия. Яички покачиваются из стороны в сторону, не двигаясь с места. Конечно, ведь за столько лет осмияцы разработали новую формулу металла: любой материал взаимодействует с магнитным полем ядра, которое в свою очередь удерживает предмет на месте. Многие имморты переехали в город: осмияцы в поисках отдыха от тяжелой работы на поверхности, а зажиточные землежители, уставшие от постоянных переплытий на работу в Верхний Осмияц в поисках стабильного питательного хуманса.

Город Земля оснащался питательным хумансом, но тот быстро растворялся в магмоворотах из-за высоких температур, которые достигали 2950 °C. Питались в основном простейшим, да и город пустовал из-за постоянных командировок в Верхний Осмияц. Зато сколько здесь плавает загадочных архивов из прошлого периода раздела территорий! Дватрийцы в поисках идей и ради развлечения приплывают сюда и занимаются разархивацией. Здесь тоже покачиваются домики-яички, правда с устаревшими картинками: старые дома осмийцы и дватрийцы утилизируют, ведь землежители мастерят им новые. Но в старых домах тоже комфортно спать, поэтому мобильные землежители заплывают их себе.

Питательный хуманс считали усложненным простым, он сильно отличался от растворенного после случайной смерти имморта, а, может, и подстроенной. Иммортовский хуманс обладает ярким неповторимым вкусом, дарящим неиссякаемый источник энергии. Те, кто хоть раз пробовали, ставили целью своей жизни попробовать еще раз. Для этого отправлялись в Верхний Осмияц творить хуманс по своему образу, усложняя организмы на поверхности, или путешествовали глубже в Землю, сохраняя потом в периферии сенсо подробности убийств, а в ядре этот манящий вкус.

Все меньше нуждались в обществе имморты. Их обязанности были разделены, поэтому бесконечная жизнь казалась рутиной. Вот-вот должно произойти великое воплощение имморта в хумана на поверхности, вот-вот появится питательный хуманс. Тогда жизнь наполнится. Время перестанет проплывать круговыми одинаковыми потоками, а остановится и затвердеет. Запечатлеет момент. Событие не удалится, пока есть сознание. Но все остается только во Вселенной, а заворот до ста восьмидесяти градусов уже однажды был утерян, несмотря на непрекращаемый поток накопления сознания. Были утеряны и предыдущие события. Сколько петель Мебиуса мы уже пережили. А может, она одна? И в трехмерном пространстве ее не вместить. Сколько градусов в петле, может, больше семисот двадцати? Может, она не петля вовсе, а запутанная волнистая лента?

OS3 из Верхнего Осмияца устало от рутины, оно решило искусственно остановить крутящийся поток, добавив в опыт новых впечатлений и информации. OS3 отправилось поближе к взрывной радиации, к ядру. Что оно хотело там найти? Что-то интуитивное, подсознательное подсказало дорогу. Имморт откликнулось на трансляцию о постройке хумансовых труб в Земле. Работу уже было передали самим жителям, никто не хотело возиться рядом с тремя тысячами градусов. Но привыкшие к жаре землежители плохо владеют грубыми технологиями программирования металла, поэтому исследовать периферию и причинно-следственные связи решения осмийца не стали. К тому же землежители уже на грани бунта из-за вечного голода.

Путь к ядру у имморта занял более сотни лет. Как не пожить в Дватри? Не пообщаться с решительно отличавшимся менталитетом и не акклиматизироваться к работе у ядра. Так ближе познание себя и раскрытие древних архивов опыта, передающихся на генетическом уровне. Как не почувствовать город Земля, не окунуться во время несколько тысячелетий назад. Найти свой старый дом и не достать из периферии чувства тех лет. Но время движется вперед, а Вселенной уже известно, что ОS3 вплывет в событие, заворачивающее петлю дольше ста восьмидесяти градусов. У имморта нет шансов бездействовать, хотя в его сознании воля к следующему гребку только активизируется и нарастает. Она пока под сомнением, в его сенсо нет гарантий, что имморт выживет, что его действия надолго сохранятся в чьей-то, а тем более общей памяти.

Первое, что существенно продвинуло вектор времени в сторону ста восьмидесяти, опять же событие, косвенно близко связанное с OS3. Впрочем, все во Вселенной связанно, что даже незначительно в сознании всех наблюдателей. Однако это происшествие возле значения выражения в причинно-следственной связи.

OS3 исследовало околоядерные территории, чтобы вычислить допустимую длину труб со сложным хумансом для продления. Имморт заплыло чуть глубже, чем этого требовали практические цели, зато этого требовало сенсо. Эмоциональная встряска казалась необходимой. Боль давно перестала влиять на сознание иммортов. Боль, совместимая с жизнью, а другую они узнавали только в последний миг своего существования, не смея с кем-либо поделиться. Имморты натыкались на магмовороты, врезались в трубы, отрезали щупальца металлами и наблюдали скорость изменения температуры собственной крови, выливая всю в ящик. Такую боль можно отправлять сразу в периферию, не обрабатывая. Оттуда она даст сигнал, что нужно двигаться осторожнее, не резать конечности и не делать прочие безрассудства. OS3 по периферийному осознанию боли знало, что такое обжигающая магма, именно поэтому и отправилось вниз. Периферийное предупреждение здесь самое яркое. Обмануть себя тоже не каждое бы смогло. Таким образом, имморт чинило поломку сенсо. Оно рисковало расплавить весь опыт в себе и слепить в одно из нестыкующихся деталей. Это означало конец, поломку в перерождении, от которой надо избавиться. Не было бы планулы, опыта, субъективного взгляда. Но все произошло так, как должно. Глубина, претендующая на бессмертную жизнь, на этот раз сжалилась и отпустила имморта, подарив вызывающий и излечивающий опыт.

YAD603 и YADW81 искали сокровища с древними архивами неподалеку. Рингвудитовый запрет абсолютно игнорировался землежителями. Мало кто следило за выполнением планетных правил в глубине. Кстати, это одна из причин существования города на протяжении стольких лет. Два имморта, уставшие от тяжелых переплывов и физической работы, решили ловить свою удачу в древних металлических ящиках. Они помнили показательные примеры, например, как из архивов когда-то расшифровали идею постройки труб для хуманса. Простые землежители стали осмияцами и до сих пор владеют значительным опытом во всей Магме, только от рингвудитовой зависимости им пришлось экстремально лечиться. Удалять опыт они ни в какую не согласились.

Рингвудитовой зависимостью здесь страдают все, OS3 привыкло к жалобным трансляциям о мнимой потребности в цельном кристалле, и на этот раз не сосредоточило ядерного внимания, по его мнению, никчемных трансляциях. За миллиарды лет имморты научились отключать периферийный нескончаемый шум трансляций и сосредотачиваться на своих раздумьях или отдыхать, чувствуя движения магмы. Магма прекрасна. Она также бесконечна, как жизнь иммортов, но только старше. Так считают наблюдатели, забывая, что магма существует лишь в субъективном сознании, а значит, живет магмой ровно столько, сколько наделяется свойствами со стороны.

Магма прекрасна, может ли она стать еще лучше? Может, если рядом расплавляются два физических сознания, утопая частично металлами в центре планеты и частично растворяясь на хуманс.

OS3, никогда не пробовавшее цельных рингвудитов, зная меру в сложном хумансе, опьянело от удовольствия. Имморт чуть не упало в ядро, рискуя стать таким же вкусным лакомством. В момент чьего-то конца, время жизни планеты приблизилось к красивой отметке. Красива ли она, если ее не может оценить все сознательное? А является ли сознание, потерявшее опыт, существующим. Ведь сознание здесь определяется в трехмерном пространстве.

Во что бы то ни стало, у OS3 появилась цель. Оно не только излечилось, но и обрело. Оно поняло, почему остальные осмийцы крутятся в рутине, не нуждаясь в перезагрузке. У них есть цель, несмотря на то, что истоки одной и той же цели разные. Повезло ли тем, кто принял ее из прямой импликации: почувствовало питательный хуманс — добивается его вновь. Это вопрос. Возможно, те, кто приняло цель из трансляций чужих сенсо, живут свободнее. Они обладают потенциалом для создания новых прямых целей, неведомых магмовому обществу. Эти имморты легко откажутся от всего, ранее имевшего смысл, если им разрешит коллективный разум. Можно ли считать зависимость целью? Несмотря на масштабность цели, она не совпадает с инстинктивной — сохранение вида. Где архивная память, которая должна предупредить об опасности, о движении времени, убивающим все. Или уничтожение — тоже обязательный этап. Или уничтожение сознания — это лишь его перезагрузка. Или необходимый отдых для Вселенной, которая устала от наблюдателя. Нужен ли он Вселенной? Если она тоже обладает сознанием, то ей нужна оценка. А если она получает оценку, значит, обладает сознанием. Значит, она исследует и познает саму себя и свою бесконечность. Значит, Бог, и правда, есть. Вселенная — это Бог. Он созвал гуголы сознаний, чтобы они познавали каждую частичку Вселенной, а затем присваивает сознания себе. Он сам их создал и не чувствует перед ними вины. Он — это и есть все сознания, созданные по образу. Или все в мире случайное стечение обстоятельств, не требующее анализа и наблюдателя?

Питательный хуманс — не выдумка. Его можно создать. Он уже близко. Отрезвев за несколько лет работы в глубоком городе, OS3 анализировало случившееся наедине с собой и магмой.

Что отличает нас от хуманса на поверхности? Это и нужно добавить в код хумана. Например, сейчас. Я строю трубу. Что такое строить трубу? Создавать благо для других. Я рискую собственной жизнью для комфортной жизни землежителей, уже не для выживания. Это является актом самопожертвования. Существует ли самопожертвование наверху? Существует! Но лишь для похожих видов. А что, если сделать его шире? Внести его в код глобально? Создать новый уровень, выше инстинктивного. Как же его реализовать, через какую переменную? Страх? Страх сильная эмоция. Нужно конкретизировать. Страх смерти! Точно! Они ищут пути сохранения жизни, но не боятся смерти. А при этом страхе активизируется самопожертвование. Они будут чувствовать друг друга, и узнавать во всем себя. Истинный эгоизм прикроется маской самопожертвования! Может, даже сверху появится культура? Самопожертвованием я подарю им самостоятельность. Мнимую самостоятельность и цель! Цель сохранить свою и чужую жизнь! Решено!

Проходили года, магма пополнялась питательным хумансом. Конечно, идея OS3 не сработала в своем чистом изначальном варианте, она лишь наполнила значением одну из неизвестных переменных задачи. Каждое имморт внесло свой вклад, будь он прямым или косвенным. Схожесть организма с организмом сознания, ощутившим питательный хуманс однажды, уже творит потребность. OS3 — просто имя, наблюдатель времени, заслуживающий такого же смысла, как и существо простейшего хуманса. А те, кто принимали непосредственное участие в программировании и физическом создании хумана, наделили его своими качествами. Они постарались повторить иммортовское мироощущение и средства познания окружающего всего. Подарили хуманам стремление изучить себя и все вокруг. Придумали уникальный раствор для каждого носителя сознания, привлекающий и побуждающий. Раствор — это синтетические гормоны по свойствам совпадающие с иммортовскими. Оставалось только наблюдать за своим творением, направлять и запрещать, своим опытом предупреждая опасность исчезновения вида.

Точка, в которой имморты отпустили свой шедевр, решив, что хуманы достаточно самостоятельны, раз назвали себя, и является последним отрезком петли для сознания на поверхности. Она же ускорила вектор к точке начала и конца иммортов. Творение, которое субъективно нельзя было отпускать, сотворило новые петли и открыло новые клочки Вселенной. Так было всегда. Но сейчас имморты с любопытством следили за хуманами, помогая им делать шаги к самостоятельности.

Магма вокруг ядра планеты существенно остыла, город Земля стал более благоприятным для жизни. Однако общая память обитателей планеты пока не принимала новые условия. Нужно еще время, чтобы все предрассудки относительно города растворились. Все чаще стали натыкаться на архивы искатели легкой добычи. Профессия перестала считаться опасной и интересной. Например, YADFR15 и YASWE797. Они давно занимаются поисками древнего опыта, поэтому переключиться на что-то другое, кажется им невероятно сложным. К тому же, впереди вся бесконечная жизнь, заботиться о будущем бессмысленно, пусть этим занимаются осмийцы. Пусть придумывают себе и нам что-то поинтереснее питательного хуманса. А здесь все еще есть шанс, не напрягаясь, перескочить выше на несколько уровней, к тому же цельные рингвудиты можно безнаказанно и безопасно поглощать. Не будь их, то, возможно, все красивые слова в мыслительном процессе иммортов-искателей опроверглись бы в миг.

После изобретения питательного хуманса время стало медленно течь по вектору петли Мебиуса. Наблюдатель бы решил, что время заморозилось и остановилось, но это не так. Миллиарды земных лет прошло, прежде чем случилось знаковое событие для Магмы, а значит всего сознательного мира. Древний ящик нашли. Нашли те самые бездельники YADFR15 и YASWE797, которые просто существовали, пользуясь всеми благами, созданными себеподобными. Весь смысл бесконечной жизни имморты сосредоточили в поиске и приятных мечтах об опыте славы. Звено между находкой и популярностью со временем стерлось. Что делать с таким ящиком, как его разархивировать осталось неясным. В итоге все зашифрованные воспоминания в неопытных сенсо расплылись по магме под щупальца тысячи таких же путешественников. Опыт, конечно же, не разархивировался, но заработал подобно периферийным архивам. Одно за другим имморты начали придумывать технологии обустройства, казалось, без подводящих факторов. Для жителей и правителей всех городов вся ситуация была нонсенсом. Как может малоопытное дно выдумывать такие идеи? Чудо-имморты быстро переформировались из сообщества искателей сокровищ в прекрасную Тысячу по количеству. А остальные с удовольствием приняли объединение и обожествили. Бог перестал существовать в качестве забытых А7 и А28, но перевоплотился в физически реальную Тысячу. Она была ближе всего к каждому из живых существ, поэтому переплеталась с внутренним Богом. Словосочетание, которое магически ощущается, но на деле действует наоборот.

А7, А28 и новую Тысячу объединяет одна информация. Значит ли это, что информация — Бог, а Бог — это ресурс? Или информация — это очерченный периметр дальности наблюдения сознания, а Бог это нечто бесконечное, Вселенная, которая существует всегда. Бог стабилен, но не стабильна площадь ощущения его, поэтому кажется, что Вселенная постоянно расширяется. Возможна ли перезагрузка вида иммортов по отличному сценарию? Да! Петля Мебиуса соприкасается во всех точках с другими петлями, а каждая следующая петля соприкасается еще с другими. И так бесконечно. Все существует всегда. Может, какой-нибудь наблюдатель, осознающий четвертую меру времени, все это знает и смеется над несовершенными простыми существами, выдумавшими начало и конец.

В человеческом споре про яйцо и курицу победило яйцо, несмотря на одновременное существование. Так решил коллективный разум, наблюдая селекцию естественного отбора. Так считали и имморты, сооружая из курицы яйцо. В четырехмерном пространстве и курица снесла яйцо, и из яйца вылупился цыпленок. Получается, что, живущие в одной точке временной петли Мебиуса, наблюдатели противоположно оценили реальность, сойдясь в одном, но искажая действительность на сто процентов.

В маленький отрезок времени между закручивающими событиями над землей и под землей соседствовали два мира, два крупных разума. Они не интересовались друг другом, потому что те, кто глубоко, охладели к своему творению, а те, кто наверху, и рады бы узнать об ином мире, но у наблюдателя не хватает чувствительных органов и абстрактного мышления. Площадь, которую захватывали оба сознания, была ничтожна мала, но, тем не менее, имела точки соприкосновения в субъективных оценках. Еще бы, два мира созданы по одной модели, правда, при разных обстоятельствах. А как они были созданы, кто их породил, если они циклично порождают друг друга? Вопрос, уместный для наблюдателя, пропутешествовавшего по вектору расстояние хотя бы двух петель Мебиуса. Если попасть на нее, продвинуться вперед и вернуться в ту же точку, что почти нереально из-за сбивающих пересечений других петель, вопрос не изменится. Это два условия для постановки такого вопроса, в остальных случаях с половинной вероятностью имморты создадут хумана или человек эволюционирует в имморта. А как быть с реальностью? Можно ли в трехмерности представить одновременное существование всего и везде? И не является ли наименование «реальность» субъективной оценкой само по себе? Неужели ошибка порождается уже в вопросе?

Так или иначе, физически два мира существовали, подавая сигналы присутствия в родные разумы. Брошенный создателем мир двигался к необъективному пику своего существования, там же находился его прамир. Из-за хаотично разбросанных петель в пространстве наблюдателю неясно: это очередное пересечение или единый мир, зависящий от каждого своего проявления. Наблюдатель даже не может оценить свой мир, а стремиться познать все, пропуская логические звенья. Существует ли связь между вектором времени и познанием? Может, оно все-таки отсрочивает разрушение, разбавляя жизнь вида событиями?

Внутри большой петли кружат маленькие петельки. Их тоже бесконечное количество и они все разные с нескончаемыми вариантами пересечений и ответвлений. Петельки кружатся и дают энергию вектору глобального времени. Каждая наполнена субъективной целью и смыслом. Все они — маленькие наблюдатели, сверяющие реальность друг у друга.

В этом относительно благоприятном отрезке закрутилась маленькая петелька, по праву определяющая себя целой Вселенной и нуждающаяся в оценке миров внутри себя. Потому что свою бесконечность можно познать только освещая, как фонарем, спрятанные места. Пока они спрятаны — их нет, когда есть искатель — их бесконечность.

5 ноября 2001 год, 16.21

Ну и говорите на своем английском, я тоже свой язык придумаю. И будем на нем с Ксюшкой разговаривать. Будем смеяться. А вы спрашивать, что я сказала, что я сказала. И я выучу английский, а вам не скажу. И буду знать, о чем вы говорите. А вы не будете знать, что я знаю. А потом как скажу что-нибудь, рассужу их. Они будут знать!

Что там, телевизор включили. О, моя любимая песня! Виланами далёка! Вот так я танцую, вот так. Кто выключил? Пойду разбираться. Сейчас я всех в угол поставлю!

Ой. Мама плачет. Надо ее пожалеть. Я ее сейчас крепко-крепко обниму.

Ну, и не надо. Ну, и буду теперь вечно сидеть в этой комнате. И никогда не выйду. А вдруг папа ударит маму? Он же такой сильный. Я не хочу, чтобы маму били. А вдруг он ее убьет. Я должна ее защитить. Я сейчас выйду и всех рассужу. Может быть, вообще она не права. Папа старше нее на целых два месяца, значит, он прав. Я сейчас войду и забегу в середину. Да! И не уйду оттуда!

Мама плачет. Я тоже хочу. Я сейчас поплачу и всех рассужу. Они опять на своем английском. Ой! Зачем папе молоток? Только не бей мамочку, мамочку не бей. Я не хочу, чтобы бабушка мне писю мыла. Ой! Он чинит дверь. Мама не надо ничего говорить, мама. Он же с молотком. Неужели тебе не страшно. Мама, мамочка. Так, папа подходит.

Он сейчас будет меня ругать за то, что я маму защищаю. А вдруг он меня ударит? Я боюсь, что будет больно. Ой!

Он такой ласковый. Я тоже люблю тебя, папочка. Сейчас я доплачу и скажу тебе. Папа. Наверное, мама была неправа. Ну и пусть дальше плачет, а я к папе пойду на ручки. Мама обиделась. Зачем она так говорит? Я же ее защищала. Все, я буду только с папой дружить. И пусть бабушка мне писю моет.

24 декабря 2006, 14.10

Ух ты, какое красивое. Сверху как будто настоящий апельсиновый сок. Оно такое белое, такое нежное. Я хочу его попробовать. Оно похоже на крем с апельсином. Или сладкий творожок. Оно, как моя тетрадка с апельсином и льдом. Такое свежее. Как раз мне жарко. А апельсин весь течет, губы от него трескаются, все чешется. Или то, зеленое. Интересно, а зеленое, это какой вкус? Хочу оба!

— Мама, я выбрала эти два… — Но я хочу эти… — Нет, то невкусное, а это вкусное… — Ну, мам!.. — А ты их не пробовала… — А зачем их продают, если они невкусные… — Ты же сама сказала выбирать любое… — А я хочу это!.. — Ну, мам… — Нет, не уходим… — Бери любое… — Самое говняное… — Ну и ешьте… — А я больше никогда не буду есть пирожные… — Нет, мне не бери… — А я все равно его есть не буду.

Ну и пусть лежит ее «Черный лес», пока не пропадет. А я когда-нибудь возьму это апельсиновое, когда мне восемнадцать будет. Типа случайно куплю при ней. И скажу, это самое вкусное пирожное на свете. Она вспомнит сегодняшний день, ей станет очень-очень стыдно. Она пожалеет, что не купила мне это пирожное. А пока я не буду вообще есть пирожные. И похудею сильно-сильно. Я буду надкусывать и говорить: «Фу, какая гадость! Как это есть?».

А если я никогда не попробую это пирожное. Надо запомнить название магазина и маршрутки, какие здесь проезжают. Рядом «Евросеть» и мамин ювелирный. Тут еще памятник бородатому.

10 октября 2008 год, 10.58

Он врет, он заулыбался, когда уходил. И нос чесал. Я скажу Насте, что читала про признаки вранья, а то она мне не поверит. Она спросит: «Где?». Ну, скажу, что где-то в газете. На море ездили, а я читала. Я же правда на море один раз читала газету.

А она и без газеты поняла. Ды я тоже без газеты поняла. Сделала открытие, тоже мне. Зачем я наврала про газету? Это ведь и так понятно. Он наврал.

Надо как-то продолжить разговор. Как-то ее удивить. А то Лена тогда сказала, что я скучная. Надо больше говорить. Скажу, что два месяца не ела сладкое. Ну не ела, что дальше? Расскажу, как в музыкалке жук по фортепиано ползал. Надо как-то поинтереснее чтобы было. Например, крыса из фортепиано вылезла. Не. Скажу, что у нас кто-нибудь играл на отчетнике, а полезли жуки из фортепиано. И прям на руки. А этот кто-то и не заметил. Или лучше я. Что я играла и не испугалась. Да. Спрошу, а она боится жуков? Точно боится. Вот это она меня зауважает.

24 марта 2011 год, 10.28

Да блять! Почему я не могу взять и выставить вторую ногу. Вот же, шаги, раз-два, раз-два. Возвращаюсь. Просто шагнуть. Закрыть глаза, может? Как высоко. Страшно закрывать, все кружится.

А девушка год назад упала и еще неделю жила. Какой у нее был, четырнадцатый. Не хочу, чтобы было больно. Они потом поржут только, что калекой осталась. Как отец все время говорит, лучше, чтобы машина насмерть сбила, чем мы потом семьей будем мучаться с инвалидкой-колясочницей. Ну, конечно, если на красный светофор, то будем мучаться, а как жить в квартире без дороги со светофором, то нормально, потерпят.

Мама сама хотела всегда под трамвай прыгнуть. Не плакать, а то мама прыгнет под трамвай. Мама все время терпит меня. Ничего не умею. Пою так себе, учусь так себе. Внешность так себе. Слова ответить не могу. Дочь так себе. Даже ногу одну выставила, а вторую не могу. Я вся так себе. Ни о чем. Наверное, даже если упаду, то так себе, выживу.

Здесь семнадцать. Стоп. С чердаком же, считай восемнадцать. Про столько не слышала. Надо загуглить дома. Так, как спросить. Сколько этажей считаются смертельными. Бред. С какого этажа выжить нельзя. Не то. С какого этажа падали и выживали. Нормально.

Так, сейчас дома надо помыться, пизду побрить и трусы красивые надеть. И загуглить.

Можно поискать двадцать пять этажей. Это уже далеко от школы будет, кто ко мне будет тогда приходить цветы класть? В доме Леши отлично! Каждый день будет обо мне думать! Только надо упасть красиво, чтобы на спину. Струйка крови будет сочиться изо рта. Накрашусь вишневой помадой! Интересно, а с парашютом прыгать так же? А если я буду руками махать, я смогу пролететь хоть немножко? Я и сальто смогу сделать. Класс, свободное падение.

Сегодня же можно все! Последний день живем! Хочу торт! Я съем его целиком! Хоть бы дома никого не было. И сижки куплю. Кто меня теперь поругает за спизженные из комода деньги? Вот это я придумала! Оля, красотка!

Новая продавщица не продаст мне алкашку, ну, я попрошу кого-нибудь.

Что еще надо для моего последнего дня? Гуляю на все!

Бабушка будет недовольна. Меня же будут вскрывать. Поймут, что я курила и пила. Всем расскажут. Они потом умрут и придут ко мне на небеса, будут ругать. Как мне там с остальными потом общаться. Вот бы меня никогда не было. Никто бы за меня не краснел.

О, мама выходит, значит, дома никого. Папа в командировке, бабушка с дедом на работе. Олечка, гуляй! Все на твоей стороне сегодня.

И сфоткаться надо. В ванной, в мокрой белой блузке, с размазанной помадой, класс. Пусть знает, кого потерял! Настю придется звать, чтобы сфоткала. Блин! Ну, скажу потом, что мама написала. И пусть пиздрует домой.

Але, Насть, привет, приходи ко мне, пофоткаемся. У меня сижки будут.

— Настя, привет. Я иду за алкашкой, придешь ко мне, все за мой счет. Заодно пофоткаемся… Да, давай, подходи тогда к магазину с сижками… А, ты с Юлей, ну, приходите.

Юля эта, блин. Не пофоткаемся нормально. Все скурит, еще с собой попросит. Не буду давать. На уши присядет, начнет рассказывать, слова не вставишь.

Надо еще маме позвонить. Скажу, что у Кати днюха, что мы пока у нас печенье ей приготовим, а потом пойдем гулять. О, и деньги на подарок попрошу! И на сливки какие-нибудь.

— Але, привет. Мам, у Кати сегодня День рождения… Ну, той, что с музыкалки… Нет, которая светленькая… В кафе пойдем… А ты когда домой… Как зачем, мне деньги на подарок нужны… Рублей пятьсот… Хорошо, а где они лежат?… Как все уйдут, так и приду… А ты во сколько дома-то будешь?… Ну, просто спрашиваю! А то, может, с остановки меня встретишь, вместе пойдем… Ладно, поняла… Часов в семь… Мам, ну, какое кафе, я не помню. Мы на остановке встречаемся и едем… Да, там еще ребята будут, ты их не знаешь… Нет, Насти не будет, и она не прошмандовка… Хорошо, пока. Стой! Так ты меня встретишь?… Ладно… Я и не радуюсь…. Пока, мам.

До четырех пью, до восьми трезвею и с легкой ноги отправляюсь в последний путь! Как все успеть! Надо же еще записку написать! Чтобы новую фотку на могилу положили! И с компа все переписки почистить. Блять! Удалю аккаунт из контакта. У меня же больше нигде ниче такого нет, а фотки там вроде беспалевные все в альбомах, я проверяла. А как он будет на мою страничку тогда заходить без аккаунта? Ну, так поудаляю, немножко, с Настей, с Оксаной, с Лешей. С кем еще…

Так стоп! Зачем мне трезветь? До восьми пью, а потом иду. Так и прыгнуть легче.

Вот он мой, седьмой этаж. Последний раз сюда возвращаюсь. Надо написать что-нибудь на лифте. «Прощай». «Прощайте». «Спасибо». «Я вас любила». Нет, так слишком палевно. Надо, чтобы только догадывались. Ключ опять не поворачивается. Как можно было поставить сразу сломанный замок! Мужик этот еще показывал: «Смотрите, как легко!» Спасибо, увидели.

Деньги, деньги, деньги, деньги. Ага, вот они родненькие. Для последнего дня можно попробовать что-нибудь получше. Какой-то блейзер, нет. Умирать надо красиво. А что там у родителей в серванте, ага. Так-так, «Пять озер», «Царская», «Старый Кенигсбер». Отличный выбор, Ольга, вы знаете толк в хорошем алкоголе. Но яшку тоже возьму на всякий случай. И «Собрание» еще куплю. Ну, это для себя. Для Насти Bond, по классике. Еще я буду Насте «Собрание» давать, пусть нормально общается, тогда и буду давать. А то нахуй и я могу послать. Я ей все: и списать, и Настенька, и сижки, и яшки. А она с Юлей своей меня нахуй посылает. Сама пошла нахуй. И не буду ей тени возвращать, а в записке напишу, что Настя курит. А лучше в почтовый ящик ее кину, пусть мама посмотрит.

В этой точке петли на Земле казалось, что по вектору времени теперь ожидает только лучшее. Все страшные войны и ключевые открытия уже произошли. Человечество якобы научилось прогнозировать. Прогнозирование якобы стало означать контроль над угрозой. Якобы, обозначая ядерную проблему и ядерные последствия для человечества как вида, предупредители фиксируют в ядерных отделах головного мозга всех индивидов действительно существенную информацию. Как будто петли вида и конкретного индивида совпадают по периметру. Как будто весь опыт сохраняется в одном. А все, что впереди по петле Мебиуса будто касается сознания маленького индивида. Как будто рождение равно бессмертию. Если убрать «как будто», то все потеряет смысл и сознание. Не будет существовать понятия «воля». А Вселенная, судя по всему, ищет оценку. Значит, требует сознания. Наблюдателя. Несмотря на не нуждающуюся в доказательствах связь событий в пространстве времени, люди и имморты развили в себе двоемыслие. Вселенная обеспечила его для себя. Все появилось сразу и навсегда. Но наблюдатели уверили себя в существовании воли. Будто субъект больше объекта. Вселенная бы посмеялась, если бы была праобразом своего творения и в принципе умела бы творить. Ни один субъект еще не воспринимал объект тождественно другому субъекту. Это ли не доказательство бесконечности и мощи объекта.

В этой точке петли на Земле люди значительно расширили площадь своего наблюдения. Цифры километров и события пространства сильно не совпадали в своем качестве, однако звучало все очень глобально. Люди в этой точке уже даже назвали четвертое измерение, как смогли, объяснили, но открытие все равно считали персонализированной заслугой. Индивидуальность в этом времени была на пике своей силы. Все открытия, существующие всегда, присваивали отдельным лицам, представителям вида. Будто это исключительная заслуга, вырванная из логической цепочки последовательностей.

24 марта 2011 год, 19.50

Неужели сейчас у меня случится первый поцелуй. Я, наконец, стану взрослой! Первый поцелуй в четырнадцать, конечно, поздно, уже пора бы и девственности лишаться. Мне же недавно четырнадцать исполнилось, скажу, что в тринадцать. Просто не хотела никому говорить. И парня того бросила. Мы с ним в музыкалке типа мутили. Я его бросила, переживала, поэтому и не сказала никому. Но мы наверстаем. С Костенькой все случится так, как я и мечтала. Я буду в белом шерстяном платье, надо купить, маму уговорить. В белых гетрах. У меня будет две косы. Свечи, цветы, лепестки роз. Класс. Костя симпатичный, как я раньше его не замечала. Так, куда он лезет? Ладно, он старше, он умеет целоваться. Я помню в сериале тоже, когда они целовались, он ее за сиську хватал. Ну, конечно, не так, как я думала. Больновато. Когда целуешься, надо закрыть глаза. А то он подумает, что мне не нравится. Мне вообще-то и не нравится. Так, зачем ему моя рука? Так, точно, что я их повесила, надо обнять его, показать, что мне нравится. Куда он тащит руку? Что это? Это его член? Фу! Я думала они другие. Неужели я ему и правда симпатична? Неужели я красивая. Такой взрослый парень обратил на меня внимание! Съешь, Настенька! Сегодня не ты в центре внимания. Зачем он снимает трусы. Хоть бы он не видел мои прыщики от бритвы. Надо продолжить его целовать. Так, как там, водить языком. Всякие буквы рисовать языком. Активнее надо, чтобы ему понравилось. Нет, ну лифчик я уже не позволю снять. А то он увидит мои маленькие сиськи и не захочет со мной встречаться. Ольга Дубовина. Звучит! У нас родятся двое прекрасных деток. А как мы по школе будем ходить! Как раньше Настя с Олегом. Все обзавидуются. Черт! Я, кажется, протрезвела. Как это больно! Он куда-то не туда пихает. Надо поправить, так, ага. Говорят, первый раз всегда больно, а потом понравится. Мама звонит. Так, я уже трезвая. Могу ответить. Я у Кати.

— Але, да мам, нет, еще гуляем… Нет, встречать не надо… Катин папа довезет… Пока сидим. Час еще хотя бы… Он с работы как освободится, так нас и развезет… Всех, да он водитель маршрутки… Давай… Нормально-нормально, пока.

Надеюсь, я не показалась слишком маленькой. Он продолжает целовать, значит, все нормально. Костенька. Костя, мой парень. Мама, это Костя, мой парень. Настя, сегодня нет, я буду с Костиком. Не, мам, меня Костя проводит. Это Костя курил, поэтому и пахнет. Ай! Чертовски больно, но ради нашей любви, я готова терпеть. Когда ему уже надоест меня долбить. На понедельник еще домашку по английскому надо сделать. Да, это в мои планы не входило. Скоро каникулы закончатся и все. А я утром умирать хотела. А тут, пожалуйста, парня нашла. И фотки какие крутые мы понаделали. Хорошо, что она Юлю притащила эту. Если бы не она, я бы у Саши в гостях не оказалась. Ему вроде тоже четырнадцать, а мама все разрешает. Хотя, он же мальчик. Фух, наконец-то закончилось. А если я забеременею. Мы же не использовали презерватив. Ну, и воспитаем, нас же теперь двое. На MTV какие вечеринки закатывали, когда пол ребенка узнавали. Как начать с ним разговор теперь. А это что. Почему дверь открыта? Они что там за дверью подсматривали? Почему они ржут?

В этой точке времени в Земле процветала наука о квантовой механике. Тысяча была единой, а мысли о преобразовании хумана в имморта не существовало. В это время еще не построили цепь, и год имморта совпадал с годом хумана. В это время имморты оставили наблюдения за своими поставщиками хуманса. В это время уже появилось название «Священная Радиоактивная Магма». В это время имморты начали терять призрачный волевой контроль над собственной информацией.

24 марта 2011 год, 22.10

Кровь продолжает идти, надо найти прокладку и кофту с трусами застирать, когда родители уснут. Хоть бы не спалили меня. Хорошо, что я так протрезвела, а то бы все. Наказали бы. Завтра надо такую же водку будет купить. А то они поймут, что я водой разбавила. Надо Косте было сказать что-нибудь. А я заткнулась. Может, написать. Или пусть сам пишет. Я теперь его боюсь. Надо вести себя как взрослая. Типа ничего не случилось. А то он решит, что я маленькая и навязываюсь. Ничего не буду писать. Типа мне пофиг. Завтра бы его увидеть. Леша теперь обосрется, что у меня парень появился. Ну и в жопу Лешу. У меня теперь Костенька. Между прочим, на три года старше. Да, да, это мой парень. Потом как детям рассказывать историю нашего знакомства. Он сразу обратил на меня внимание, пытался обратить на себя внимание, но я не замечала его…

Ну и денек. Все, скажу, что обкакала футболку, чтобы не смотрели и пробегу в ванну. Просто скажу, чтобы отвернулись, а то я голая. Почему голая? Потому что обкакала футболку. Главное, чтобы кровь отстиралась. Как же хорошо, что я протрезвела.

6 апреля 2011 год, 11.22

И эти пришли посмотреть на перемене кого же Дуб трахнул. Выходит, я и правда шлюха. Нужно было сдохнуть в тот день. А шлюхи что, это плохо? Они помогают обществу. Снимают напряжение у деловых мужчин. У мужчин, которые в политике или еще где. Пираты там, бандиты девяностых. У властных мужчин, короче. Если бы не шлюхи, они бы всех попереубивали. А шлюхи обеспечивают нормальную жизнь обществу. Зато я симпатичная, если на меня стоит. Как они заебали обсуждать. Еще специально погромче выкрикивают, гонорея, СПИД, сифилис. Я и так эти болезни знаю. Ничего, они одиннадцатый класс закончат, и я их больше не увижу. Пару месяцев потерпеть. Хотя Настя рано или поздно всему классу растреплет.

20 мая 2011 год, 9.28

А Тамара Петровна откуда знает. Она не случайно сейчас на меня смотрит. Пусть географией занимается, а не нравоучениями на тему чести. Ладно бы биологичка, но это уже слишком. Скорее бы каникулы. Я уеду в Тулу к бабушке. Там будем гулять. Может, познакомлюсь с кем-нибудь или в их школу пойду. Надо после девятого точно уходить. Уходить в колледж. Эта школа меня достала. Настя ебанашка, учителя тупорылые, Костя еще этот тенью ходит, хоть раз бы поздоровался.

20 мая 2011 год, 18.12

У него все это время была девушка. Да, она, и правда, красивая. Вон, какие сиськи большие. Она взрослая. Конечно, куда ему со мной, пиздючкой. У нее вон и шмотки нормальные, а я даже пару метров на каблуках не могу пройти, как клоуниха. Получается, он изменил ей со мной? Я типа любовницы. Понятно, почему теперь не общаемся. Если он изменил ей со мной, значит, я с ней примерно на одном уровне. Что ж, неплохо. Надо попробовать накраситься, как она.

31 мая 2011 год, 14.30

Вася, сам Вася! Ему же девятнадцать. Обалдеть! Приду с Настей. Но он не ее позвал, а разрешил мне взять ее с собой. Вот это класс. Сам Вася меня заметил. Он такой крутой. Он даже наркотики пробовал. И машина у него есть. А позвал именно меня. А я еще хотела убиться. Вот дура! Дура! Дура! Если я с Васей буду ходить, то и Леша, и Костя, до свидания! Пусть там сами, малолетки, крутятся. А мы потом поженимся. И он будет по подъезду подниматься, конкурсы проходить, чтобы невеста появилась. А я такая с розовой помадой, в пышном платье, в белых перчатках. Стою, стесняюсь. А он меня как возьмет на руки! И все вокруг с открытыми ртами смотрят. И Настя, и одноклассники. И Леша, и Костя. Я теперь чужая невеста, девчонка из соседнего подъезда.

31 мая 2011 год, 21.15

Опять я ни слова не сказала. Ну что ж такое! Идиотка! Светло, надо за гаражами покурить, а то еще Тамара Петровна опять здесь пойдет. Надеюсь, ему понравилось. Я не бритая овца, может, он поэтому не поцеловал меня? Да, он взрослый, а взрослым нужен секс. Иначе, он подумает, что я маленькая. Он тогда не будет со мной встречаться. Божечки, как я счастлива! Я встречаюсь с самым крутым парнем! Руки воняют, нужно зайти духами побрызгать. Хоть бы они еще работали. А Настя вон убежала оттуда, про нее никто и не вспомнил. А мы с Васей вдвоем. Он с мамой познакомится, и она будет меня везде отпускать. На ночевки будем ходить. Мне исполнится шестнадцать, и мы поженимся. А ему уже двадцать один будет. Если он на меня такую маленькую посмотрел, то это настоящая любовь. А не то что мама с папой одногодки. Мама сама завидовать будет. Только я не хочу, чтобы Васенька раньше меня умирал. Я хочу либо вместе, либо я первая. Как я без него буду?

Осталось девятый класс пережить, а дальше мы съедемся. Я буду в колледже, буду его с работы встречать, готовить. Можно будет курить когда угодно, устраивать тусы. Будем спать в обнимку. Никто про домашку не будет спрашивать. Ее вообще в колледже не будет.

1 сентября 2011 год, 09.11

Они точно про меня говорят. Катя сейчас обернулась и заулыбалась, что она ей нашептывает? И эти тоже. А Леша где? Вот он. Он посмотрит на меня? На Настю пялится, на меня! Я не могу выдержать его взгляд! Что он Кириллу говорит, они что, тоже знают. Над чем они смеются? Это он мне показывает? Что? Он думает, что я шлюха? Да, он смотрит на меня и водит язык за щекой. Боже, как не расплакаться? Хоть бы не видно было. Так, я типа кроссовки поправляю. Тушь встала в глазах. Я от нее плачу. Точно! Я плачу от нее! Я не шлюха! Вот бы это был сон. Они все, наверное, смотрят на меня. Даже курить не хочется. Хочу провалиться и не существовать. Ну, почему я такая дура? Я некрасивая, не умею поддерживать разговор. Я толстая и страшная. Настя еще разоделась, в туфлях, блузка обтягивающая. Они все смотрят на меня. Леша смеется. Что мне Тамаре Петровне сказать. Скажу, тушь в глазах. Надо успокоиться. Еще икота эта началась. Какая же я неудачница! Еще не хватало Васю встретить. Еще подумает, что я из-за него плачу, если он вообще меня запомнил. Надо было его сразу в друзья добавить. Год назад мы бегали после линейки и пузыри из жвачек дули. Играли в корову. Ходили возле подъезда Леши. Ели мороженое. А сейчас я другая. Если бы мама знала… Она бы ни за что меня не обняла. Ей стыдно должно быть, а она мне торт вчера приготовила мой любимый. Я не заслуживаю и взгляда ее. А бабушка с дедушкой будут меня поздравлять, а я вся в сигаретах.

Да когда же этот приступ закончится? Не надо меня обнимать. Настя просто изображает заботу, а сама с Юлей потом смеется за спиной. Она мной пользуется и всегда пользовалась. Не буду с ней общаться. Меня сейчас стошнит. Только не на линейке. Дождалась! Все смотрят. Хорошо, что я никого не вижу. Все руки черные. Ненавижу! Ненавижу! Я мразь! Мразь!

Отрезок этой петли на триста шестьдесят градусов совпадал с петлей человечества, извороченной трехмерностью. Частотность событий в соотношении с линейным течением времени зашкаливала. За какие-то тысячу лет случилось несколько поворотных точек. Как никогда на этом пересечении петля жизни отдельного сознания приблизилась по времени и событиям к общему сознанию вида. Но, несмотря на все приближения, по-прежнему соотносилась с ним как один с бесконечностью.

Частная жизнь, не в силах понять жизнь в целом, сосредоточилась на себе. Она отвлеклась, сконцентрировав внимание на ничтожных проблемах по размеру. Из архивов общего сознания, инстинктивно, она знает, что размер — субъективное суждение какого-то наблюдателя. Он решил и навязал, что в бесконечности крупный размер наиболее приближен к целому. Следовательно, Вселенная его любит и замечает. Но частная жизнь из периферии чувствует еще одного наблюдателя, который сделал другой вывод. Во-первых, большим является то, на чем сосредоточен фокус изучения. Во-вторых, измерение в человеческих мерах несравнимо с измерением времени в событиях. В-третьих, только частная жизнь проходит полный путь по петле Мебиуса и в состоянии его понять. Таким образом, частная жизнь фокусируется на полной петле, двигаясь вперед. Она не занята борьбой за свою точку зрения, а лишь пытается оценить событие за событием, преподнесенные под маской собственного выбора. Это уникальная возможность оценить последствие из причин.

24 марта 2021 год, 13.15

Вот и десять лет прошло. Поздравляю, Олечка! Сегодня напьюсь, пожалуй. Когда еще найти повод в среду. Вадиму понравится. Закажем пиццу. Посмотрим фильм. Надо будет проколоть презерватив, он пьяный не поймет ничего. А то уже двадцать четыре, а я все не замужем. Надо Настю обогнать. А то она уже развелась. Мы уже два года вместе! Я была уверена, что на Восьмое марта будет подарочек. Так ждала, блин. Хочу! Хочу! В этом году! Хотя коронавирус… Да на него уже все забили давно! Как на свадьбе тети Жени будет ведущий, который скажет, что я божественно играю на фортепиано, я сыграю для гостей и спою романс «Не искушай меня без нужды». Все обалдеют. Будут хвалить. Родители Вадима удивятся, а его брат захочет такую же жену. Он будет страдать, что не отбил меня до свадьбы. Но мы не сможем быть вместе, потому что я замужем, и у нас двое замечательных детей. И третий родится в грехе. Вадим ни за что не догадается, что наш третий от Владика, потому что они с Вадимом так похожи…

24 марта 2021 год, 22.49

Уже устала, сейчас начну стонать, чтобы он поскорее кончил. Надо громче, да, он уже близко. Ага. Лежу, типа я устала. Так, ушел. Беспалевно постою в березке. Потом подойду, когда он уйдет, типа моюсь. И лягу спать, завтра на работу. Только не слушать его пьяные рассказы про Антона. Хорошо, что сегодня не пятница. Через девять месяцев, это до апреля, мая, июня, июля, августа, сентября, октября, декабря, января. Двадцать четвертого января я рожу. Узнаю о беременности в мае. Свадьба тогда в августе или сентябре. Все, как я хотела. Только надо бросить курить. Первое время можно, Настя говорила. Тогда до мая. Через два месяца я узнаю и брошу. А то все заранее начнут подозревать. На работе что подумают.

29 июля 2021 год, 12.45

Как можно быть на собственной свадьбе и не пить. Никогда не думала, что кто-то женится по четвергам. А сейчас стою в этом дебильном сарафане. Настя лучше одета, чем я. Мы потом еще раз поженимся по-нормальному. Через десять лет. У меня будет пышное платье, я буду пить шампанское и торжественно говорить «да». Он понесет меня на руках по мосту. Он так воняет перегаром, мог бы денек потерпеть. Пока у меня срок маленький, одну выкурю. Мы распишемся, и выкурю с Настей. А когда рожу, то напьюсь. С родильного стола встану голая и пойду в курилку. Надо дождаться, чтобы родители ушли.

6 октября 2022 год, 11.43

Да! Да! Наконец-то, я уж думала, что не придет. Повестка-повесточка. Купим квартиру новую, машину. Сегодня надо проводы устроить. Куплю вискаря. А Влада тоже заберут? Он бы мне здорово помог с Миланочкой. Кстати, это шанс с ним сблизиться. Он такой сильный и нежный. Он меня как возьмет, так и не отпустит. Как раз он разошелся со своей. Ему будет грустно от развода, но молодая вдова вернет его к жизни. Наши дети станут братом и сестрой, ведь они и так похожи. И еще носят одну фамилию. Он будет готовить мне завтраки, пока я сплю после бессонной ночи с Миланочкой. Оставлять милые записки. Однажды он увидит шрам на моем бедре, спросит, а откуда он? А я закрою глаза и отвернусь. Он поймет, что это дело рук Вадима. И ему станет нестерпимо меня жаль. Он обнимет меня, и сквозь страдания мы начнем все заново.

1 июня 2025 год, 17.18

Миланочка, доченька. Ты сейчас так доверяешь этому миру. Как сказать тебе, как предупредить тебя, чтобы ты жила и не боялась. Но остерегалась. Не хочу, чтобы у тебя было как в моем детстве. Сейчас просто так не купить сигареты, а вейпы всем подряд продают. Уж лучше сигареты кури, у меня воруй. Или если я курю, то ты тоже будешь? Хотя твой отец вернется, с ним бесполезно будет говорить. Можно мне и не бросать. Он еще материться будет. Пить как раньше. И кто его остановит. Ты точно будешь курить. Мне нельзя. С завтрашнего дня не курю. Сегодня покурю, пока ты не помнишь. И пить не буду, только по праздникам. На дни рождения, если праздник на работе. И кашу тебе буду варить каждое утро нормальную и никаких конфет. И буду переодевать после улицы в пижаму. Я куплю тебе пижаму, Миланочка. Ты так мне доверяешь, ты сейчас улыбаешься. А я плохая мать, плохая. Я больше не буду тебя бить. Прости меня, доченька. Прыгай, прыгай еще. Я не позволю тебя никому обидеть. Завтра все начнется по-другому.

3 января 2029 год, 00.54

Опять он пьет со своими друзьями, хоть бы он пришел с женскими трусами в кармане или назвал бы меня другим именем. Сказал бы мне, что нашел другую. Я не могу так больше. Он ничего не делает, только пьет. И на работе пьет. А я ему еще должна что-то готовить. Хоть бы он уехал. Не вернулся бы сегодня, и мы поссорились бы. И всем бы было меня жаль. Это он виноват, что мы развелись. Или чтобы он меня ударил, ударил не как обычно, а так, чтобы я в больницу попала. Чтобы я от него пряталась, чтобы я его реально боялась. Чтобы он мне кисти начал резать, и о нем бы писали в новостях. И все меня бы жалели, писали бы «ах, бедняжка». Я не хочу с ним жить. А если мы разведемся, мама мне так и скажет «вот, а я же говорила». Хочу, чтобы она умерла, и мы развелись. И я с Миланочкой, одинокая мать, обиженная судьбой, но невероятно красивая и понимающая женщина. Мечта любого мужчины. Надо бросить курить. Да, завтра теперь не курю и худею! А Вадим пусть в тюрьме гниет от зависти. Пусть жалеет о той, которую не смог сохранить.

1 мая 2036 год, 17.59

Откуда он про Влада знает, мы же с ним даже не спали. Это Влад рассказал по пьяни по-любому. Давай-давай, поугрожай мне ножом. Потом протрезвеешь, я на тебя заяву напишу. Ходит, хвастается, что он родину защитил. Да уж, подвиг! Десять лет прошло, а он больше ничего за жизнь и не сделал. Влад тоже говна кусок. На обоих заяву напишу. Да кто тебе пожрать приготовит? Чмошник. Герой, в школу его вызывают на открытые уроки. Это я Милану вырастила, пока ты с винтовкой игрался. Давай еще убей меня, чтобы Милана одна осталась. Лучше уж одна, чем с тобой. Уголовник. Давай, да я боли не боюсь. Все лучше, чем с тобой жить. Урод пьяный. Даже ножом размахивать не научился. Надо было давно с тобой развестись. Сейчас еще раз на меня замахнется, я молчать не буду. Скажу, что он алкаш, что у него не стоит давно.

16 мая 2036 год, 10.16

Я бы тоже хотела умереть молодой. Не как бабушка. А с красивым лицом, с макияжем, как мама. Хочу, чтобы меня жалели, чтобы по мне страдали. Написали бы потом в новостях. Я не хочу жить как она. Чему она радовалась? Папу она ненавидела. Меня тоже. Кто-то любил ее? Она как будто и не жила. Я не буду такой же как она. Я не знаю, должна ли я любить тебя? Мертвую любить проще. Если бы я тогда не ушла, может, ничего бы и не было. Я ведь и не хотела уходить. Я бы осталась, а ты была бы жива. Может, я хотела твоей смерти, мама. Мама! У меня теперь ни мамы, ни папы. Милана, а где твои родители? А мои родители где? Мама в земле, папа в тюрьме. Я теперь сама по себе. Интересно, а что чувствует ее мама? Она так смотрит на гроб. Она смотрит, будто опять ее отчитывает. Надеюсь, ты ее не слышишь, мамочка! Так, я улыбаюсь, нельзя улыбаться. Уже дедушка на меня подозрительно смотрит. Хоть бы с другим дедушкой остаться. А что, я и в деревне прекрасно поживу. Там и школа есть, и потом в универ поступлю, в общаге буду жить. В Москву поступлю, я же умная. Интересно, а до скольких я все-таки проживу? Может, к тому времени изобретут супер-пупер средство от старения. Надо уже сейчас заняться гимнастикой для лица и растяжкой тоже. И петь я могу, мне в школе говорили. Начинать никогда не поздно.

Надо подойти, в лоб поцеловать. Я боюсь. Кажется, что она откроет глаза. Она такая белая, как Спящая Царевна. В белом платье. Как невеста. Так, надо решиться. Уф! Холодная. Ты всегда была холодной. И умерла холодной. И будешь жить в холодной земле. О, и дядя Влад пришел, я его не видела. Что-то там про него было, когда они ссорились. Значит, правда, что-то было. Это я виновата. Когда она была в больнице, я хотела, чтобы она умерла. Прости меня! Поругаешь меня там еще наверху. А может, посмотришь за мной и поймешь меня. Станешь моим ангелом-хранителем. Слезы наворачиваются. Бабушка плачет, я ее никогда такой не видела. Бабушка. Надо найти лавочку. Не могу стоять, все закружилось. Сейчас упаду. Тушь потекла, руки черные.

Зачем так устроено во Вселенной не найти ответ. Хочется наделить ее своими качествами и свойствами, чтобы пообщаться. Но она одинока и бесконечна. Я ее целая часть. Совершая свой круг, я сомневаюсь, что она тоже является кругом. Кто-нибудь из наблюдателей в курсе про форму бесконечных фигур? Мое зрение ограничено километрами, мои уши — децибелами, а моя фантазия — насмотренностью. Все, что я могу — существовать во Вселенной, которую даже не в состоянии познать. Однако не будь меня, не будет тебя, прошлого и будущего. Хорошо, что такая глобальная ответственность мнимая. Хорошо, что у меня есть время на счастье. Хорошо, что я не знаю сколько.

Магмовый мир оставил наземный. Измерение в годах может ли послужить фактом самостоятельности? Миллиарды лет под наблюдением кажутся впечатляющим поводом для отделения от родителя. Но то ли скопировал ребенок, что было в планах его творца? Маленькими шажками передвигается малыш, не оборачиваясь назад. Он чувствует органами, которых не в состоянии понять и назвать. Все, что делает взрослый, копируется, адаптируется под внешние обстоятельства. Спящие сосуды одних и тех же форм постепенно наполняются.

Мальчик едет на велосипеде, уверенный, что папа его поддерживает, не дает упасть, оборачивается. Папа далеко давно его не страхует. Мальчик разбивается. Зато он теперь знает, что способен.

Люди, решившие, что они одни здесь, что нет никакого контроля больше. Можно творить и сотворять все. В генетической памяти осталась информация о размытом координаторе, руководителе. У кого-то он остался, разбился на свет и тень, на можно и нельзя. У кого-то остался конкретным Богом. А у кого-то слился с сознанием, желая взять покровительство надо всем. Однако творец создал все по своим объемам, которые не в состоянии обуздать единица творения. Маленькому сознанию не нужно все, оно не понимает все многообразие своих копий, оттого избавляется от всего наименее похожего на себя, не зная, как это правильно использовать.

На этом отрезке хуманы постучались к подземному миру ядерными ударами. Хуманы попросили о помощи, они впервые обернулись назад и не увидели своего родителя. Но, к сожалению, он был слишком занят саморазрушением, чтобы исправить ошибки. Родитель, убедив себя, что у него есть вторая попытка, что он может еще что-то создать, стал опьянен этой мыслью. Он сам уже забыл своего отца и не узнает его в своем творении, когда-то созданном по образу родителя. И так бесконечное количество раз.

Сознание человека спасло себя само. Оно заменило родителя собой. Оно вернулось к своему внутреннему ребенку и дало веру, что свыше что-то есть. Существует взрослое совершенное сознание, способное на любовь и ненависть. Ведь во Вселенной все существует всегда и везде. Появился мусорный занавес. А имморты решили, что это не последний зов о помощи, а взрослость.

Впереди, на петле, которую я видела лишь издалека, не успела на нее попасть, закружившись событиями другой петли Мебиуса. Там, если мое наблюдение меня не обмануло, были люди. Они вновь потеряли своего Бога, но казались такими взрослыми. У них появилась цель. Они обрели смысл в созидании. Они стремились познать каждый свой уголок, как Вселенная свой каждый клочок. Они создали существ, наделив их своими чертами. Чтобы их оберегать, они спрятали их поглубже, в Землю. Сверху можно за них не беспокоиться. А когда их общее сознание подрастет, то они смогут выстроить свой путь сами, породить свой мир и двигаться по его петле.

Я никак не могла представить, а как же все будет начинаться. Ведь в прошлой петле на нуле градусов было квантовое перемещение. А ближе к семисот двадцати градусам все друг друга расплавили, не оставив ни одного сознания.

Я держалась изо всех сил, чтобы не поглотить этот мир, что свойственно вообще-то черным дырам. Мое любопытство все же победило. Оказывается, что вечный двигатель, как называют его люди, существует. Когда в магме все умерло, а вся культура сгорела в ядре. Представляете, из сожженых частиц на поверхность Земли, той самой родной их планеты, поднялись молекулы РНК. Они начали жить сами по себе, преобразовываться, разлетаться, расползаться. И первая жизнь здесь не была похожа ни на человека, ни на имморта. Выживали не сознания, а архивная информация. К чему это я?

Напишу честно, я заглядывала за пределы галактики, туда, куда отправились люди, чтобы исправить ошибку Бога. И там петли заворачиваются не на семьсот двадцать градусов. Что-то от нас все-таки скрывают. Без прямых доказательств мне, конечно, никто не поверит. Да и мою научную деятельность могут прикрыть. Но я всех разоблачу! Буду и дальше изучать четырехмерные миры. На этот раз погружусь в более простые существа, выживающие на уровне инстинкта. У них более чистые сознания, без навязчивой субъективной оценки. Следовательно, истину надо искать в них.

Еще надеюсь, что мой черновик никогда не архивируют. Не хочу, чтобы моя картина мира сбивала с толку какой-нибудь чистый разум. Я очень надеюсь, что у Вселенной есть разум. Только бы не быть случайностью, которая никому, нигде и никогда не нужна.

Хочу отметить четырехмерность этого мира и поставить ее под сомнение. Когда я пожирала подобные миры, во мне адаптировалось сознание его собирательного наблюдателя, тогда у меня была уверенность в ограниченности четырьмя измерений. Но сейчас, когда я подробно наблюдала петли, я заметила как минимум еще два измерения: вера и воля! Почему их проигнорировали те, кто нашел временно̀е? И это я не погружалась в поиски измерений магии, нуля…

Неужели, все дело в наблюдателе? Пока наблюдатель не понимает большего, большее не существует? А вдруг и в моем мире больше мер, чем десять?

У меня появляется все больше и больше вопросов. И больше предположений.

Я насмотрелась на запутанный клубок истины у примитивных существ. И все более от этого кажусь примитивней самой себе. В чем мое превосходство? В размере? В способностях? А что, если меня ограничили пространством одной галактики, потому что за этой четырешкой стоит не страшная тайна, а выгодная кому-то?

Предположение первое

Вселенная, имея наблюдателей, приобрела их способности. Как и мы, она чувствует, думает, оценивает. Только оценивать ей приходится себя. А внутрь себя заглянуть по опыту скажу — страшно. Она ужасается, погружаясь все глубже. Не такой идеал у ее наблюдателей, а, следовательно, ее самой. Мы взрастили в ней комплексы из своих. Все, что было мелочью — стало глобальным кризисом. Она наказывает саму себя, но не может из-за своей бесконечности справиться со всем объемом. Она хочет избавиться от себя.

Если это познали раньше меня, то неудивительно, почему я ограничена одной галактикой. Вселенная хочет, чтобы я объединилась в одну разрушительную черную дыру, поглотила ее со скоростью бесконечности. Чтобы я обрела ее сознание. Чтобы я прочувствовала всю боль одиночества и бессмертия. Она обманула меня пониманием времени простых измерений, но лишила понимания своего мира.

В таком случае мне надо остановиться, не познавать. Сосредоточить свою жизнь на чужом сознании, убив сразу две надежды.

Предположение второе

Я приравниваю себя ко Вселенной, лишая ее настоящих качеств в своем сознании. Она на самом деле гораздо больше и шире, а я так, пылинка, пытающаяся познать все. Я маленькая часть, которой до Вселенной нет дела, потому что заинтересованность — только мое доминирующее качество в поиске смысла и существовании, в отличие от Нее, которая всегда и везде. Все ограничения — не Ее инициатива. Мы ближе к примитивной четырешке, чем к Ней. Ведь мы тоже делим мир на добро и зло, пытаемся познать все вокруг себя, подстраиваем под себя все, что под руку попадется.

Значит, подобно людям и иммортам, среди черных дыр тоже есть заговоры, обманы и запутанный клубок. Существует какая-то выгода для меньшинства влиятельных черных дыр. Как еще объяснить правила и ограничения?

Предположение третье

Это мое самое страшное предположение. Я и вы все живем в хаосе. Нет никаких упорядоченных петель и лент. Наши сознания, спасаясь, сами очерчивают то, что им известно. Вселенная хаотична и непоследовательна. Ее имя не следует писать с большой буквы, потому что у нее нет влияния, только пространство с безобразным набором частиц. Ни у чего нет цели. Нет смысла. Все состоит из случайностей. Мои мечты — пустота и мусор. Я существую, но не по чьей-то воле. Я не желанна, как и все вокруг. Мы пытаемся обладать, чтобы инициировать контроль из ничего. Мы смотрим друг за другом, не нуждаясь в этом, а лишь продлевая бессмысленность.

Предположение четвертое

А что, если я — единственное сознание в мире. Что, если я и есть Вселенная? Все, что я наделяю сознанием, я придумала. Я управляю миром, сама создаю сложности и преграды. Сама себе доказываю выдумки. Творю бесконечность из полета собственной фантазии. Когда я о чем-то забываю — это исчезает. Что, если существует единственное измерение во мне — мысль, идея. Все материальное — выдумка. Если еще хоть кто-то это прочтет, дайте знать, что я это не придумала.

Честно говоря, склоняюсь ко второму предположению. Мне так проще. Я не раз встречала в своем мире и в этой примитивной четырешке такой сценарий. Он наименее разрушителен для меня. Отсюда и продолжаю мыслительный процесс.

Когда я полностью познаю Млечный Путь и сожру его, то отправлюсь дальше. Посмотрю, как люди смогли придумать неведомую петлю времени, закручивающуюся на тысячи градусов. Быть может, не осознавая времени в своем мире, я сама двигаюсь по этой же фигуре.

А что если мой мир и эта четырешка — одно и тоже. Вдруг в следующей галактике именно люди-имморты породили меня, но я не могу быть свидетельницей собственного рождения, чтобы не разрушить этот мир. Если я подтвержу этот факт, то мое сознание рассыплется и соберется хаотично и неправильно. Или я породила этих существ в будущем?

Знание — большой риск для существования, но без него меня не будет. Во мне заложено любопытство, значит, это необходимо. Подобно архивам иммортов, мои инстинкты подсказывают мне действия. Или я слишком привязалась к этому миру, что присвоила себе умение мыслить, говорить, писать.

Я в полной растерянности, что, пожалуй, запущу в себе спасительное для людей и иммортов двоемыслие. Я есть, и в тоже время меня нет. Пространство времени выделило мне кусочек. Если вдруг захотите меня найти, то ищите в вечности. Я пытаюсь найти ответ, не задав вопроса.