Наверное, единственная суперспособность, которой я могу позавидовать, — это способность моего мужа мгновенно засыпать. Едва его голова касается подушки, он засыпает. В последнее время я часто шучу о том, что он напоминает мне мои старые куклы, которые закрывают глаза, стоит им принять горизонтальное положение.

Но Серёжу не веселят мои шутки. Сложно сказать, почему. Последнее время он слишком погружен в работу, в свой бизнес. А мне остаётся лишь понимать и быть мудрой, как учила мама. Но каждый раз, ощущая его холод за ужином и абсолютное равнодушие, когда я что-то рассказываю, мне хочется тайно заглянуть в его телефон и найти там что-то, что объяснит его отстраненность, которая из месяца в месяц всё очевиднее и болезненнее для меня.

Конечно, я думаю о том, что у него появилась другая. Любая на моем месте подумала бы точно так же и испытывала бы те же подозрения и желание найти в его телефоне подтверждение своим догадкам.

Но я мысленно бью себя по рукам и запрещаю себе опускаться до того, чтобы шерстить сообщения и телефонную книгу мужа. Я хочу ему доверять, хочу верить. За одиннадцать лет, что мы женаты, он ни разу не дал мне повода для ревности. Едва ли где-то можно найти более надежного мужчину, чем мой муж.

Да, он красив. Да, он следит за собой и не даёт себе слабины, регулярно занимаясь спортом.

Он всегда был таким. Сколько его помню, ежедневную пробежку он пропускал только по причине, если был болен. Пробежка по городу для него — способ подумать, отвлечься и просто перезагрузиться.

Я тоже пробовала бегать с ним, но не выдерживала темпов. В итоге, до дома Серёжа бежал со мной, висящей на его спине, как обезьянка. Не скажу, что мне это не нравилось, но и издеваться над мужем подобным образом на регулярной основе мне не хотелось.

Придвинувшись ближе в Серёже, спящему на животе лицом от меня, я привычно закинула ногу, согнутую в колене, на его поясницу и прижалась к теплому боку. Задумчиво запустила пальцы во взлохмаченные волосы на его макушке и начала пропускать между пальцами. Взгляд, то и дело, возвращался к тумбочке, где лежал телефон.

Я знаю пароль. Серёжа его никогда не скрывал, не прятал. Иногда ему звонят или пишут при мне. Если у Серёжи заняты руки или он сам чем-то занят, он просит меня ответить за него или прочитать вслух смс. И раньше меня никогда не тянуло заглянуть в его телефон без него, чтобы что-то там найти.

Но последние месяцы Серёжиной холодности, которую он маскирует натянутыми улыбками, вымывают привычную, казалось бы, надёжную почву из-под ног. Я начала прислушиваться к его телефонным разговорам, хотя раньше точно знала, что в них ничего интересного для меня нет. А теперь даже в названиях статей, которые озвучивает Сережа при разговоре, я ищу тайный шифр.

Наверное, я просто тронулась головой от стабильности, которая существует в моей жизни долгие одиннадцать лет.

Мужу нужно верить и доверять, иначе зачем с ним быть? В чем тогда счастье?

Выкинув из головы мысли о его телефоне, я чмокнула Серёжу в плечо и отвернулась от него, заняв привычную позу для сна.

Привычная утренняя суета.

Стёпка в своей комнате заканчивает сборы на тренировку, а Серёжа за моей спиной уже собран и явно психует, поглядывая на наручные часы.

— Ты куда-то опаздываешь? — спросила я мужа.

Серёжа несколько растерялся, будто я вырвала его из мыслей и коротко посмотрел мне в глаза.

— Не опаздываю, — качнул он головой и даже попытался улыбнуться. Но как-то натянуто и сухо.

Я понимала, что последние месяцы у него на работе что-то не ладилось. По крайней мере, он сам мне об этом часто говорил. Это же читалось ежедневно на его лице и отражалось на нашей интимной жизни — она почти пропала.

Всё чаще вечером Серёжа возвращался домой крайне уставшим, принимал душ, ужинал, играл или просто болтал о чем-то с нашим сыном в его комнате, и ложился спать без сил.

Секс у нас, конечно, случался. Но для Серёжи он иногда заканчивался не так, как должен был. Мой муж словно настолько был погружен в мысли о работе (или ещё о чем-то), что не мог выкинуть их с головы даже в моменты нашей близости. Это читалось в его отрешенном взгляде и собранных морщинках на лбу. Будто он мысленно пытался собрать кубик Рубика, а не занимался любовью. Телом со мной, но мыслями где-то очень далеко.

Ещё раз глянув на мужа, который смотрел куда-то в пол, я распылила вокруг себя облако новых духов. Они мне очень нравились, а вот Серёже, судя по тому, как он снова нахмурился и почесал нос, они пришлись не по вкусу. Уже который раз я замечаю это, но не понимаю, почему. Раньше ему нравился любой мой парфюм, но сейчас он явно ищет место, где моими духами пахнет меньше всего.

Да, в этот раз я выбрала более пудровый аромат, чем обычно. Раньше я любила сладкие духи, но с возрастом, когда тебе уже тридцать два, ты понимаешь, что не хочешь и не можешь пахнуть так же приторно и ярко, как в шестнадцать, двадцать или даже в двадцать пять. Отсюда мой выбор и пал на более благородный и глубокий аромат. Который, похожу, по вкусу пришёлся всем, кроме моего мужа.

— Тебе не нравится запах моего нового парфюма? — спросила я его, не выдержав.

— Хорошие, — ответил он обтекаемо и прочистил горло, снова натянуто мне улыбнувшись.

Ладно. Это всё тяжелые будни, связанные с его работой. Кризис уйдёт, и со временем он «распробует» этот аромат.

Наконец, когда мы все собрались, Серёжа открыл нам дверь, выпустил из квартиры и мы, спустившись вниз, спокойно устроились в его машине.

Ещё пара дней, и моя машинка освободится из автосервиса, и я смогу сама ездить на работу без опозданий.

У Серёжи свой бизнес, и он может себе позволить иногда опоздать, поэтому на тренировки Стёпку чаще всего возит он. А вот я работаю на «дядю». И «дядя» этот достаточно суровый и не терпящий нарушений дисциплины. И, судя по тому, что его машина уже стоит рядом с моим пустующим парковочным местом, мне сейчас точно влетит за то, что я до сих пор не в своем кабинете.

Чмокнув Серёжу в гладковыбритую щеку, я, цокая шпильками по асфальту парковки, спешу в свой офис и мысленно готовлюсь к тому, что мне сейчас с самого утра придётся обороняться от гнева начальственного.

Быстро перебирая ногами и бодро стуча каблуками, я почти добралась до лифтов и увидела, что створки одного из них закрывались буквально перед моим носом:

— Задержите, пожалуйста, лифт! — крикнула я, видя чьё-то мужское плечо в пиджаке внутри кабинки лифта.

Мужская рука тут же взметнулась и придержала одну из створок, из-за чего те снова разъехались и мне стало видно, что мужчина этот — мой непосредственный начальник.

Первый порыв — резко изменить траекторию движения и пойти в совершенно противоположную сторону. Но меня уже заметили, поэтому пришлось взять себя в руки и войти в кабинку лифта, чтобы встать плечом к плечу с начальником.

А ведь я надеялась хотя б добраться до своего кабинета до того, как с ним встречусь…

— Здравствуйте, Вячеслав Александрович, — произнесла я с лёгкой улыбкой, предварительно прочистив горло, чтобы не было слышно, что я запыхалась, пока мчалась с парковки до лифта.

— Вы в курсе, во сколько начинается рабочий день, Наталья Николаевна? — строго припечатал босс, даже не посмотрев в мою сторону. Зато весьма многозначительно глянул на часы на своём запястье.

— Простите, Вячеслав Александрович, — ровным тоном ответила я. Если он ждёт, что я начну перед ним лебезить, то ждать ему придётся вечность. — Моя машина в автосервисе, поэтому последние дни я немного задерживаюсь.

— Задерживаетесь? Вы? — посмотрел он на меня с высоты своего роста и блеснул холодным голубыми глазами. — Задерживаться — прерогатива начальства, насколько я знаю.

— Ну, я тоже считаюсь начальником. В своём отделе, — добавила я и тряхнула волосами, пытаясь таким образом скинуть с себя напряжение.

Если он и дальше будет так прямо и строго на меня смотреть, то я начну чувствовать себя, как в детстве, когда меня вызывали на ковёр к директору школы. А краснеть в тесной кабинке лифта мне точно не хотелось.

— В каком автосервисе находится ваша машина, Наталья Николаевна?

— Вы хотите проверить мои слова? Думаете, я обманываю вас?

— Хочу узнать, в каком автосервисе уже неделю не могут сделать маленькую бабскую машинку. Заодно узнаю, в какой автосервис обращаться не стану.

— Вы планируете купить маленькую бабскую машину? Вашему «крузаку» нужен брелок? — повела я бровью и тут же пожалела о шутке, которой запустила в начальника.

Судя по его взгляду, он сейчас порубит меня разъехавшимися на нашем этаже створками лифта.

Хотя, он примерно всегда так и смотрит на людей — будто вот-вот их чем-нибудь порубит. Вячеслав Александровичу уже сорок два года, но его возраст выдает лишь седина в висках и в щетине, с которой он, наверное, никогда не расставался.

Высокий, подтянутый, холостой. Есть сын и садистские наклонности, выражающиеся в изощренных психологических пытках рабочего коллектива.

И «уже неделю»? Откуда он знает, когда я отдала свою машину в сервис?

Ну, конечно, дура! Я же паркуюсь рядом с его машиной. И то только потому, что больше никто не рискует, боясь поцарапать его дорогущую тачку. Я тоже боюсь, но если место всегда свободна недалеко от входа в офис, то почему бы его не занять, верно?

— Название сервиса, Наталья Николаевна? — с нажимом вопросил босс.

— Кузьмич, — выронила я.

Тем более, ему эта информация, наверняка, ни к чему. Он просто хочет проверить, где я проколюсь со своим опозданием. И, похоже, мой ответ его удовлетворил, раз на этом допрос закончился и он вышел из лифта так, будто один на нём сюда и приехал.

— Чё там Славик? Лютует с утра? — спросила Ира, моя «коллега по кулеру», как нас когда-то обозвал Вячеслав Александрович.

Мы не виноваты, что он выходит из своего кабинета на прогулку по офису в те моменты, когда мы стоим у кулера во время короткого перерыва.

— А он когда-то не лютует? — фыркнула я, заворачивая в свой кабинет. — Если он перестанет лютовать, то у него нужно будет проверить пульс.

Я поставила свою сумочку на край стола, выдвинула кресло и уже машинально запустила компьютер, чтобы начать работать.

— Слушай, Наташ… — по тону Иры я поняла, что сейчас будет гнилой подкат. — Ты же сейчас пойдёшь к Славику в кабинет подписывать бумаги?

— Возможно, — протянула я и подперла кулаком подбородок. Цепочка, на которой держались часы, сползла вниз по запястью.

— Может, дашь Славику моё заявление на отпуск? Подпишет… — Ира нервно хохотнула и дрожащей рукой положила передо мной лист бумаги.

— Почему с твоим заявлением должна идти я? Тебе надо, ты и иди за подписью? Как я Славику это объясню? «Это просто для подруги»?

Не знаю, почему, но почему-то всем было забавно называть сурового Вячеслава Александровича просто Славиком. Так он, наверное, всем нам казался меньше и проще.

— Потому что на меня и любого другого он сразу начнёт кричать и нифига не подпишет. Даже не посмотрит. Тем более с утра. А тебя он, хотя бы, выслушает.

— Я не буду, Ир. Это странно.

Я категорически отказалась и уткнулась в монитор компьютера, сделав вид, что увлечена работой.

— Ну, ясно, — вздохнула Ира разочаровано. Очень громко, очень показательно, очень театрально. И очень медленно начала уходить из моего кабинета. — Полтора года в отпуск не ходила и еще столько же не пойду…

— Чтоб тебя! — выругалась я себе под нос и, не глядя на подругу, вытянула руку в ее сторону. — Давай своё заявление.

— Наташа, я тебя люблю! Я привезу тебе вино и лучший магнитик из Абхазии! — начала она тараторить и не поленилась даже обнять так крепко, что едва не лишила дыхания.

— Как раз мне всё это пригодится, если Славик меня сейчас уволит.

— Не уволит. Возможно, поворчит, но тебя он точно не уволит.

Ира игриво подмигнула мне и довольная поцокала каблуками из кабинета. Я собрала свои бумаги, положила на самый низ Иркино заявление об отпуске и, прихватив телефон, пошла в кабинет Вячеслава Александровича, чтобы традиционно пободаться с утра за рынок сбыта строительных материалов нашей компании.

Машинально поправив прическу и платье перед кабинетом босса, я коротко постучалась и вошла, услышав короткое и сухое «да».

— Вячеслав Александрович, — я сразу натянула улыбку и уверенно пошла к столу мужчины, зная, что он не терпит, когда его отвлекают от работы, а потом что-то невнятно мямлят. — Я к вам всё с тем же предложением.

— Твою мать, — недовольно и даже ворчливо выдохнул босс, но, всё же, оторвался от компьютера, сдвинул в сторону свои бумаги и взглядом указал мне положить мои. — Ты долго ко мне с этой хренью будешь ходить?

— Пока вы не дадите добро на то, чтобы мы поставили точку розничной торговли в этих двух точках.

— Здесь рынок тряпок, а здесь очко Дьявола, до которого никто не доедет, — указал он лениво на строчки адресов.

— Да, но в этом, как вы говорите, «очке Дьявола»… — я указала на второй адрес. По моему запястью вниз соскользнула цепочка часов, за которой Вячеслав Александрович проследил взглядом. — …находятся магазины автозапчастей. Значит там часто крутятся мужчины, которым наверняка пригодится что-то для строительства.

— Что-то для строительства нужно бабам, которым наскучило сверлить мозги своим мужьям, и они решили, что нужно посверлить ещё и стены.

— Тогда рынок тряпок? — поймала я его тут же. — Там полно, как вы говорите, баб.

— Федосеева, — вздохнул босс. — Отвали.

— Я завтра ведь снова приду, — улыбнулась я ему хищно и заглянула в голубые глаза, в которых очень хорошо читалось, как я ему надоела со своими выдумками.

— И я тебя снова пошлю. В эту игру я могу играть бесконечно.

— Ах, и ещё! — я сделала вид будто совсем запамятовала. Для вида порылась в бумагах и положила перед Вячеславом Александровичем Иркино заявление в кипе других бумаг на подпись. — Подпишите, пожалуйста, это, это, вот это и-и… это.

— Какого х… Почему Вяткина сама не пришла?

— Понимаете, её отвлёк звонок от клиента. Она дала мне подержать её заявление, а я решила, раз уж все равно иду к вам, то почему бы не…

— Не обнаглеть? — повел Смертин бровью.

— Ни в коем случае, — я тут же нацепила на лицо грусть-тоску-печаль. Почти как Ира в моем кабинете. — Простите. Если для вас это наглость, то…

Я вытянула Иркино заявление. Очень медленно. И взяла его в руки.

— Дай сюда! — рыкнул босс недовольно. Выхватил у меня заявление и размашисто подписал. — Скажи своей подружке, что в следующий раз заявление от нее я подпишу только на увольнение.

— Передам.

— И займись своими менеджерами. Мне нужны продажи, а не идеи.

— Хорошо.

Я собрала стопку уже подписанных бумаг и вышла с ними из кабинета Смертина.

В руке почти сразу завибрировал мобильник. Судя по номеру, звонили мне из «Кузьмича».

— Да?

— Наталья Николаевна, можете сегодня забрать свою машину в течение дня, — объявил мне мужской голос.

— Но вы же говорили, что еще дня два-три потребуется из-за очереди и ожидания деталей, — нахмурилась я, не понимая, откуда такое ускорение процесса ремонта машины.

— Детали приехали раньше. В принципе, уже через час можете забрать машину.

— Хорошо, спасибо! — я едва не сплясала на месте от неожиданно хорошей новости.

Никогда не умела отказывать себе в желании купить очередной комплект нижнего белья. Кто-то успокаивает нервы после тяжелого рабочего дня сладким, кто-то готовкой или уборкой, а я новыми трусами.

Хотя, раньше я тоже налегала на сладкое. Особенно после рождения Стёпки, когда закончила грудное вскармливание. Я не знаю, что со мной тогда произошло, но крыша у меня явно не была на месте. Я даже ночью просыпалась ради того, чтобы немного поесть.

Разумеется, я довольно быстро тогда набрала лишний вес. Серёжа в шутку называл меня своей булочкой и так же в шутку пересчитывал «диски» на моём животе, которые собирались, когда я расслабленно сидела.

Я не комплексовала. В некоторой степени мне даже нравилось внимание мужа и его смешные комплиментики моей «растущей» красоте.

Но затем я заметила, что лишний вес добавил мне лишние годы. И заметила я это не в отражении зеркал, — в зеркале я видела себя всё той же красивой и стройной, — а на фотографиях, которые делали друзья и родственники во время каких-то наших пикников или совместных выездов на отдых.

Я увидела себя сутулой, грузной женщиной. Даже не женщиной — бабой. А считала-то я себя обаяшкой. Я знаю очень много женщин, которые, обладая лишним весом, полны очарования и буквально светятся добротой и счастьем. Я же выглядела так, будто устала от этой жизни. Даже цвет кожи казался серым. Хотя я была уверена, что со стороны выгляжу свежо и радостно. Но, как оказалось, кому-то полнота была к лицу, но не мне.

Отсюда я пришла к пилатесу и йоге, а вместо сладкого предпочла красивое белье, платья и туфли. Приятно ощущать, что нравишься не только своему отражению, но и в глазах других людей выглядишь так же, как видишь себя сама.

Сегодня Серёжа предупредил, что после работы заедет к своему старому другу Ване. Я не были против. Я никогда не против. Я своему мужу жена, а не мама, поэтому запрещать ему что-либо я не хочу и не стану. Если мне что-то не нравится, то я вполне могу это выразить с позиции жены, а не мамочки, которая может что-то запретить или разрешить.

А Серёже сейчас просто необходимо развеяться, учитывая, что последнее время на работе у него дела не очень. Время с семьёй — это хорошо, но, мы считаем, что у каждого члена семьи должно быть своё личное пространство, в которое никто не должен вмешиваться. Время с друзьями — это тоже личное пространство каждого из нас. Возможно, в компании друзей ему удастся найти решение своих проблем и найти некоторый баланс.

Стёпка уже уснул. Немного расстроился, что не поиграл с папой в приставку перед сном, но, в общем-то, и один неплохо поиграл. Со мной играть он не захотел, потому что мне «придется долго всё объяснять и показывать», на мои аргументы, что я бы с удовольствием показала ему как пользоваться моей плойкой — настоящей — сын лишь посмеялся.

В прихожей открылась и закрылась дверь. Я насторожилась. Машинально посмотрела на время и прикинула, что так рано Серёжа от Вани вернуться не должен.

Поссорился с другом?

Серёжа тенью, на заглядываю на кухню, проскользнул в душ и почти сразу включил воду. Я лишь молча хмыкнула и повела плечами. Если захочет, расскажет.

Через несколько минут Серёжа в одном полотенце заходит на кухню. По его крепкому торсу стекают капли воды, а лицо кажется уставшим.

— Рано ты сегодня. Обычно с Ваней ты часов до двух-трёх ночи. Что-то случилось? Коньяк кончился? — попыталась я пошутить

— Типа того, — бесцветно ответил Серёжа и неясно пожал широкими плечами.

Хочется спросить, что у него случилось, но я понимаю, что он может попросту психануть, если в очередной раз его кто-то загрузит вопросами о работе. Пусть хоть дома отдохнёт от проблем и расслабится.

Поэтому я просто молча отвернулась к раковине, чтобы помыть её и уже закончить на этом с уборкой. Но неожиданно вздрогнула, когда Серёжа подошёл сзади, уткнулся носом в мою макушку и шумно вдохнул запах волос, нырнув ладонями под один из моих любимых шелковых халатов.

Табун мурашек мгновенно пробежался по коже, пульс подскочил так, что в ушах зашумела кровь. Давно я не чувствовала подобной нежности и спонтанности от мужа. Обычно чувствам, последнее время, мы даем волю только в нашей спальне.

— Ого! Так сразу и сказал бы, что по мне соскучился, оттого так рано и приехал.

— Соскучился, — ласково прошептал Серёжа и, убрав мои волосы в сторону, нежно прильнул к шее поцелуями.

Уверенными движениями снял с меня бельё и вошёл на всю длину без защиты.

Дрожь по телу заставляла ловить губами воздух и цепляться за пространство, чтобы не упасть.

Я не люблю слово «секс», ненавижу слово «трахаться». Близость с мужем для меня — занятие любовью. В эти моменты мы максимально открыты и обнажены друг перед другом. Я ничего не вижу, но чувствую. Мне не нужно доказывать, кто здесь самец. Я и так это прекрасно знаю. Поэтому, когда Серёжа внезапно схватил меня за шею и грубо сдавил пальцы, это выбило меня из колеи.

— Задушишь. Не надо, — я мягко убрала его ладонь с горла. — Какой ты сегодня твердый…

Это правда. В последнее время из-за множества проблем на работе, у Серёжи бывали проблемы с эрекцией. Складывалось впечатление, что мозгом он хотел и желал меня, но его организм часто оказывался против. Иногда это обижало меня, но я старалась отнестись к этому с пониманием. Всё-таки, нам обоим уже за тридцать, мало ли какие изменения в организме могут возникнуть. Нельзя быть «всегда готовым», как в двадцать лет. Но приятно, что, судя по всему, мой муж пошёл на поправку в интимном плане. Когда всё окончательно наладится, можно будет поговорить о втором ребенке. Мне кажется, мы к этому почти готовы.

А пока…

— Ну, Серёжа! Ну, ёпамать! Я же только что её помыла! — вскрикнула я возмущенно, когда Серёжа кончил в раковину.

— Серёж? — я прильнула к мужу, который устроился с ноутбуком за рабочим столом в нашей комнате. — Может, освободишься завтра пораньше?

— Вряд ли, Наташ, — буркнул он и несколько нервно дернулся, будто я ему уже надоела, хотя я буквально только что подошла. А до этого около двух часов смотрела на то, как он строчит свои доки.

— У нас завтра годовщина знакомства, и я подумала, что мы могли бы куда-нибудь сходить. Без Стёпки. Погуляем по ночному городу. Может, загородный домик снимем… Заодно ты развеешься, от работы отдохнёшь, — кивнула я в сторону ноутбука.

— Прости, Наташ, но сейчас, правда, не лучшее время. Но я всё наверстаю позже, обещаю.

Сережа смазано поцеловал меня в сгиб локтя руки, которой я его обнимала и снова увлекся бумагами.

Разочарованно вздохнув, я отлипла от мужа. Лишь напоследок похлопала его по плечам и поцеловала в макушку.

Мужчинам, в принципе, не очень свойственно помнить годовщины… чего-либо. Обычно этим занимаются женщины, которым хочется помнить, что они не только посудомойки, но и девочки, которые когда-то верили в сказки и мечтали оказаться в одной из них. Мой принц с годами очерствел, но не именно ко мне, а к миру, в целом. Ему будто всё стало скучным, хотя раньше он мог сорваться среди ночи мне за цветами или подарком, чтобы утром я проснулась и первое, что могла видеть, — сюрприз от любимого.

С годами же дух авантюризма притупился. Да и сама я, если Серёжа сорвётся куда-то среди ночи, буду волноваться и думать только о том, как бы его нигде не убили. Хотя раньше я только с улыбкой думала, какой же он у меня сумасшедший.

Влюблённость.

Любовь.

Уважение.

Мама всегда говорила, что первые два чувства являются фундаментом, на котором крепко стоит третье, только если оно действительно надёжно выстроено. Наверное, в этом что-то есть. Ведь фундамент домов не виден никому, мы видим только само строение, которое стоит годами или даже веками.

Но, с другой стороны, мне прискорбно осознавать, что наша с Серёжей любовь тоже в какой-то момент совместной жизни уйдёт в «фундамент». А может, этот процесс уже имеет место быть, просто я ещё пока не до конца это понимаю? Но ведь хочется, чтобы муж всегда смотрел на меня влюбленными глазами, как и я на него. Обидно осознавать суровую реальность, в которой любовь перетекает в уважение.

«Это уже не любовь, дочка. Это уважение. Мы с твоим папой столько всего пережили, что о простой уносимой ветром любви говорить уже глупо», — как-то так говорила мне недавно мама, когда я завуалированно спросила, как у них с папой получилось спустя столько лет сохранить друг к другу чувства, а не просто привычку.

Возможно ли любовь спутать с уважением?

Хотя, люди путают хорошие манеры и воспитание с флиртом, так что всё может быть…

А наутро, раз никому не было дела до годовщины, мы разъехались каждый на свою работу. Стёпку на тренировку завезла я, чтобы Серёже не приходилось делать очередной крюк по городу. Поводов для нервов у него, похоже, и так предостаточно.

И сразу с утра на работе пришлось пойти на совещание, о котором накануне не было ни слова. Практически не слушая докладчиков, я утопала в своих мыслях. И одной из них была — романтический вечер с Серёжей. Просто накрыть стол и посидеть вдвоем за бутылкой вина. Стёпку я могу оставить у родителей, он будет только рад, так как некоторые его школьные друзья живут в том же районе, что мои родители. А нам с Сережей уже давно пора поговорить начистоту.

— … и на сегодня ничего не планируйте, у нас корпоратив. Явка всех отделов обязательна, — вдруг донеся до меня голос Вячеслава Александровича.

Он издевается?! Я ошеломленно посмотрела на босса, сидящего от меня по левую руку. Но ему было плевать, он смотрел перед собой и просто ждал, когда все молча повинуются его прихоти.

Мне, возможно, целый брак спасать нужно, пока у мужа кризис среднего возраста не ударил, а он про какой-то корпоратив…

От неожиданности я даже ручку выронила, и та упала на пол.

— Простите, — произнесла я тихо и быстро наклонилась, чтобы поднять её. Выпрямляясь, я ударилась бы об край стола, но попала затылком во что-то более мягкое. Сев в своем кресле ровнее, я обнаружила, что это было рука Вячеслава Александровича, но сам он всё ещё был сосредоточен над тем, что испепелял авторитетным взглядом своих сотрудников.

А мой вечер с вином и мужем, тем временем, шёл по одному месту…

По большому счёту, нас отпустили домой пораньше только на побывку, чтобы мы могли переодеться. И, если некоторые менеджеры отделов могли уйти и не вернуться потом, то руководители всех отделов в обязательном порядке вынуждены были явиться на корпоратив, чтобы посвятить фальшивыми улыбками.

Я не стала надевать платье. Надела сиреневый комбинезон, больше походящий на деловой костюм. Разве что открытые плечи и тонкие бретельки на них немного разбавляли официоз. Подъехав к офису, я оставила свою машину у внедорожника Славика и пошла к лифту, мысленно прикидывая, в какой из моментов смогу незаметно исчезнуть с вечера.

Передо мной у лифта уже стоял Вячеслав Александрович и, зайдя в лифт, мазнул по мне взглядом, в котором сквозило холодное безразличие к моей персоне. Да и сам он выглядел раздраженным, будто его тоже кто-то заставил приехать на им же созданный корпоратив.

Я не стала уступать ему кабинку лифта. Тоже зашла внутрь, нажала кнопку нужного нам этажа, пока босс отвлекся на телефон. Выйдя чуть ближе к дверям и оставив Славика позади себя, я ждала, когда лифт достигнет нужного этажа, а босс, сделавший за моей спиной глубокий протяжный вдох явно скучающего человека, исчезнет, наконец, из моего личного пространства.

Сегодняшним вечером я даже самой себе казалась излишне нервной. Возможно, причина в нарушенных планах или всё ещё в Серёже, который становился для меня всё менее понятным и всё более далеким. Это раздражало. Это заставляло меня копаться в себе и, в конце концов, выводило из себя.

Поэтому я почти весь вечер простояла у стены с бокалом белого вина, из которого почти ничего не выпила. Глянув на наручные часы, я примерно прикинула, что сейчас должно начаться чествование сотрудников, после которого обычно начинается классическая пьянка, на которой мне присутствовать уже необязательно.

Славик вышел на сцену после слов ведущего. Сухо всех поприветствовал, выделил одного работника, другого, третьего… И очередь дошла до меня.

— Конечно, — фыркнула грымза из логистики, стоящая недалеко от меня с другой такой же грымзой. — У нас же кроме нее никто не работает…

Укол я пропустила мимо. Я уже давно научилась спокойно относиться к тому, что большинство считает, что у начальства ко мне особое отношение. Наверное, не будь я замужем, мне бы давно уже приписали роман со Славиком, но пока нам приписывают только левые схемы, которые мы, скорее всего мутим за закрытыми дверями его кабинета.

Я вышла на сцену, с улыбкой приняла от Вячеслава Александровича букет цветов и с благодарностью небольшой бумажный пакет с презентом.

Ещё двадцать минут я в качестве алиби ходила по залу, а затем, прихватив букет, просто сбежала с вечеринки, не прощаясь.

Дома тишина. Степка уже ложился спать и лишь нарочито нервно поморщился в ответ на мой поцелуй в его лохматую макушку.

Серёжи дома не было. Зато была короткая информативная смс от него, состоящая из одного слова «задержусь».

Это уже можно считать дурным звоночком или есть смысл ещё немного подождать и понаблюдать?

Я не хочу быть той истеричной женой, которая на ровном месте может устроить скандал, имея в качестве основания лишь свои догадки и то, что ей причудилось. Но и бездействовать, когда что-то внутри подсказывает, что всё рушится, я тоже не могу.

И как быть в этой ситуации? Попытаться поговорить с Серёжей ненавязчиво?

Не получится. Он не идёт. Сразу поймёт к чему я клоню. Его работа, как раз, заключается в том, чтобы чувствовать и улавливать подводные камни в любой фразе. Поэтому я рискую лишь сделать Серёжи еще более замкнутым и скрытным своими подозрениями. Возможно, у него действительно проблемы на работе, а я, вместо того, чтобы поддержать его в трудные дни, буду истерить из-за выдуманной мной же другой женщины.

Стоит ли говорить о том, что Серёжа никак не отреагировал на букет, который я принесла с корпоратива?

Он лишь окинул его равнодушным взглядом, а на мою шутку о том, что этот букет от тайного поклонника, бросил лишь бесцветное «красивый». А ведь мог бы хотя бы сделать вид, что ревнует. Но нет. Камни, лежащие на дороге, не получают столько равнодушия от прохожих сколько было его в адрес букета.

А дальше Серёжа снова задерживался на работе. Не каждый день, но бывало. Приезжал поздно, но, потратив на работу весь день до самой ночи, снова садился за бумаги уже дома. Единственный, кому доставалось его внимание, был наш сын. Казалось, на Стёпку у Серёжи всегда находился свободный час, чтобы поиграть, просто поговорить или помочь с уроками. На меня же Серёжа даже долго не смотрел. Не выдерживал прямой взгляд в глаза — сразу хмурился, опускал голову и начинал раздражаться.

Раздражалась и я. Всё чаще, когда после рабочего дня он снова садился за работу, мне хотелось уколоть его, спросив, чем он таким весь день занимался, что работать ему приходится дома. Но каждый раз я прикусывала язык и молчала, видя, как он злиться, хмуриться, психует и даже на кого-то материться во время телефонных звонков. Всё это лишь подтверждало, что проблемы на его работе не выдуманные. Они реально есть.

Но маленький червяк сомнения, всё равно, подгрызал меня изнутри.

Была ли у нас с Серёжей близость? Была.

Мы занимались любовью. Те же ласки, те же поцелуи. Всё знакомое и выверенное годами, но с полным ощущением того, что между нами была стена. Даже несмотря на то, что были обнажены, смотрели друг другу в глаза, мне казалось, что между нами есть что-то, что мешало обоим расслабиться полностью и отдаться чувствам.

Однажды поздно вечером Серёжа вернулся с разбитой губой, и подбитым глазом. Хорошо, что Стёпка спал и не увидел отца в таком состоянии. Я же испугалась почти до истерики. Серёжа иногда работает с уголовниками и всегда есть риск того, что кто-то из них окажется недоволен результатом и решит поквитаться. Я не исключала такой вариант развития событий, но до последнего надеялась, что такое с моим мужем не случится.

И вот Серёжа сидит передо мной на кухне, хмуро смотрит в пол, пока я, пряча слёзы и пытаясь унять дрожь в руках, обрабатываю ему раны.

— Наташ, успокойся, — хрипло шепнул Серёжа и мягко поймал мою руку, спрятав пальцы в теплой ладони.

— Как успокоиться, Серёж? У тебя кровь!

— Бывает, — равнодушно повел он плечами.

— Кто это сделал? Давай, вызовем полицию. Ване позвоним. Это ненормально! — я схватила телефон, приготовившись набрать номер знакомых из полиции.

— Наташ, не надо. Это просто отморозки, которым приспичило стрельнуть сигареты. Сама же понимаешь, чем такие стычки заканчиваются.

— Где ты, вообще, этих отморозков нашёл?

— На парковке у офиса. Время позднее… Короче, пустяк, Наташа. Не бери в голову.

Я усиленно пыталась поверить в то, что это действительно пустяк. И поверила бы, возможно, сразу, если бы не сладкий запах чужого явно женского парфюма, которым буквально был пропитан Серёжа, пока я обрабатывала его раны.

Я терпела день, два, три… а потом не выдержала и просто, как крыса, залезла в Серёжин телефон, испытывая любопытство и вместе с тем отвращение к тому, что делаю за спиной у собственного мужа.

Трясясь от волнения и страха, я облазила весь телефон, но не нашла ни одной подозрительной буквы. Все звонки и смс только по работе или нашим общим друзьям. Никаких сомнительных контактов, смс или фотографий. Всё настолько чисто и не к чему придраться, что меня снова начала душить совесть.

Услышав, что Серёжа выключил воду в ванной, я быстро положила телефон на то место, где он его оставил. Взяла свой планшет и юркнула под одеяло, старательно сделав вид, что что-то читаю, хотя, даже не видела, что именно открыла.

В глубине души помимо волнения я поняла, что моя внутренняя истеричка, подозревающая Серёжу во всех грехах, успокоилась благодаря тому, что ожидала найти в телефоне мужа компромат и не нашла его.

А на следующий день в мою квартиру пришла она…

Не знаю, что это за чувство и с чем его можно сравнить, но факт того, что при виде одной единственной женщины мой мотор начинает барахлить и сбивается на долю секунды с ритма, отрицать нельзя.

Шесть лет. Пора бы уже привыкнуть к тому, что мне ничего не светит. Она замужем, есть сын…

Мозг понял/принял, а вот с мотором и давлением договориться не выходит. Возраст, наверное. До сорока двух не все мои одноклассники дожили, а я, вроде, ещё барахтаюсь и храбрюсь, когда в общем чате всплывает сообщение о дате очередных похорон. Как сегодня, например. Старым я себя не чувствую, но, бывает, ловлю себя на мысли, что порядком подустал.

Вошёл в кабинку лифта, убрал телефон в карман брюк и потянулся к кнопке лифта. Застыл, так и не успев её нажать. Знакомый размеренный стук каблуков донесся до слуха. Мотор дал сбой. Я молча прочистил горло и отошёл к стене, делая вид, что ничего не замечаю и занят лишь своими мыслями.

В лифт вошла она — причина сбитого сердечного ритма.

На ней строгий брючный костюм, приталенный пиджак. Безупречная фигура. С виду хрупкая статуэтка, но внутри стальной стержень, которым она умеет защищаться и выебать, там где надо.

Умная, красивая… не моя.

— Доброе утро, — сухо обронила Наталья и встала рядом со мной плечом к плечу. В двух руках сжала ремень сумочки и застыла, глядя прямо перед собой.

— Доброе, — бросил я тихо в ответ и нажал кнопку этажа, на котором находится наш офис.

Ароматом её духов заполнило кабинку лифта. Привычно сделал глубокий вдох. Интересно, хоть кто-нибудь догадался сделать комплимент её новым духам? Предыдущие тоже были хороши, но эти, новые, выше всяких похвал. Не сладкие, но лёгкие; не въедаются в рецепторы, но, унюхав раз, уже не забудешь.

Исподтишка покосился на Наталью и нахмурился ещё сильнее.

Уже несколько дней она ходит по офису, как тень. Её не слышно и не видно. Она пропадает в кабинете, перестала появляться у кулера и трепаться с другими сотрудницами о всякой ерунде. На планёрке говорит общими фразами и не отстаивает своё мнение, как бывало раньше. Раньше по кабинету могли искры летать из-за наших споров, другие сотрудники щемились, но сейчас Наталья быстро тухнет и сдаётся, соглашаясь со всем, что ей говорят. В её глазах пропал огонь, но под ними залегли тени, говорящие об усталости. И, может, я перегибаю со своей наблюдательностью, но мне кажется, что она похудела.

Дать ей отпуск? Она недавно в нём была. Да и других сотрудников нужно пожалеть, ибо если в офисе не будет Натальи, от скуки я начну отрываться на них. Ничего не поделаешь с тем, что Наталья — единственная, кто прямым взглядом может сдерживать во мне долбоёба-самодура. Бывает, я выхожу за рамки, но при ней неосознанно начиная себя сдерживать, хоть она и не просит.

Подслушать бабский трёп в курилке, чтобы узнать, что у неё происходит? Да нахрена оно мне надо?! После бабского трёпа на рандомные темы потом самому потребуется отпуск где-нибудь в психушке.

Да и Наталья, насколько я успел понять, не обсуждает на работе личное. Да и в целом не сильно участвует в бабском трёпе. Наверное, потому что не курит.

А на её мужа — идеального, сука, мужа — бабы в офисе успевают облизываться и течь только в те редкие моменты, когда тот забирает её из офиса или подвозит до него.

Выйдя из лифта, мы разошлись в разные стороны. Сидя в своём кабинете, я знал, что через несколько минут Наталья принесет бумаги на подпись, поэтому всё чаще косился на дверь. И сосредоточенно уставился в ноутбук, когда услышал стук острых каблуков за дверью.

— Можно? — профессиональным сухим тоном спросил Наталья.

— Заходи, — буркнул я себе под нос и отодвинул ноутбук в сторону, освобождая место на столе для бумаг.

Машинально подписал там, куда она мне показывала аккуратным ноготком, периодически косясь на её профиль.

К сожалению, из-за длинного рукава пиджака, я не видел её тонких запястий и часов на серебряной цепочке. Такие только моя мама носила.

Я часто слышал, как бабы в офисе уговаривали Наталью снять это «старьё», которое «никто давно не носит», «это прошлый век», но она их не слушала. И правильно делала. Едва ли у кого-либо найдется ещё более женственное украшение, чем часы на тонкой звенящей цепочке.

— А что насчёт розничных точек, Федосеева? Не хочешь поковырять мне мозг? — спросил я, уходящую Наталью.

— Нет, — остановилась она, обернувшись вполоборота. — Вы ясно дали понять, что вам это неинтересно. Эта фирма ваша, так что… — повела она плечом, не закончив фразу. — Извините, мне нужно работать, Вячеслав Александрович.

— Иди, — бросил я сухо и ещё долго смотрел в закрытую дверь, пытаясь понять, что произошло и почему такие перемены в настроении.

Я не имею на это никакого права, но иногда я позволяю себе вмешаться и помочь ей с чем-то, хотя бы, незначительным. С тем, следы от чего не приведут ко мне. Ремонт кабинета, кондиционера, машины… Хотя, странно, что с последним не справился идеальный, сука, муж.

Позже вечером, в конце рабочего дня, когда офис уже опустел, я спустился на парковку, где сразу заметил, что машина Натальи всё ещё стояла рядом с моей, хотя свет в её кабинете не горел. Только подойдя ближе, я понял, что она сидит в машине и плачет, утирая слёзы тыльной стороной ладони.

Какого хрена?!

Не заводится тачка? Вряд ли. В таком случае, сюда бы уже прилетел идеальный, сука, муж и занялся проблемой. Если не он, то любой другой сотрудник. Вряд ли Наталья стала бы плакать из-за какой-то машины. На крайний случай, есть такси.

Видимо, всё-таки, придётся подслушать бабский трёп в курилке.

— Мама, а ты почему не ешь?

— Что?

Я подняла голову, оторвав взгляд от тарелки, по которой ложкой размазывала пюре.

— Ты опять не ешь, мам, — Стёпка укоризненно смотрел то на меня, то на полную тарелку передо мной. Его тарелка была уже поста и немного отодвинута в сторону. — Ты и вчера ничего не ела. И позавчера. Ты заболела?

Хуже, сыночек. Мама умерла, осталось только закопать, но некому.

— Нет, Стёп, я не заболела. Просто… просто у меня диета.

Я тоже отодвинула в сторону тарелку и отпила глоток воды из стакана.

— Ты и так красивая и худая. Зачем тебе ещё диеты? — сын хмурился и будто немного был смущен тем, что только что отвесил мне комплимент.

— Хочу взлезть в новое платье. Случайно купила на размер меньше. Жалко, если в шкафу просто так провесит.

— Ясно, — вздохнул сын и обалдело опустил взгляд на стол, давая понять, что, в общем-то, ничего не понял, но расспрашивать — себе дороже. — А с папой что? Он домой вернется? Вы ещё не помирились?

Я сказала Стёпе половину правды: мы поругались с папой и поэтому папа некоторое время поживёт отдельно. Сын расстроился, похмурился, спросил, где сейчас папа, но не получив нужного ответа (я действительно не знала, где он сейчас живёт), не стал больше ничего уточнять. Да и я едва ли смогла объяснить ему хоть что-то, не начиная злиться или плакать.

— Мы ещё не помирились, Стёп.

— А вы будете, вообще, мириться? — вдруг задал сын вопрос.

Глядя на точку перед собой, я задумалась. В очередной раз я спросила у себя, смогу ли я простить измену? Ради сохранения семьи, ради психологического здоровья своего ребенка, ради любви, в конце концов…

— Не знаю, — выронила я тихо. — Не знаю, Стёп.

— Ладно. Я поехал к бабушке с дедушкой.

Стёпка встал, задвинул стул под стол и пошёл к выходу из кухни.

— Что сегодня будете делать? — поинтересовалась я.

— Дед просил помочь ему вынести мусор с балкона на мусорку, — сын отвечал словно через губу.

— Хорошо. Только ты аккуратно, Стёп. И напиши мне, когда до бабушки с дедушкой доедешь.

— Ладно, — буркнул сын и, прихватив джинсовую куртку, довольно быстро ушёл из квартиры.

Я ещё долго сидела на кухне за пустым столом, не зная, чем занять себя в выходной день. Будь дома Серёжа, мы бы, возможно, поехали к друзьям или…

Болезненный ком подкатил к горлу.

…Или он, наверняка, снова делал бы вид, что занят работой.

В квартире было так тихо, будто она нежилая.

Чисто и красиво. Холодно и мертво.

Словно желая убежать от всего, я собралась и ушла из квартиры гулять по городу. По большому счёту, я искала место, где мне хотелось меньше всего плакать и ненавидеть себя и Серёжу. Оплакивать потраченные годы на недостойного человека — слишком трудозатратное занятие для слезных желез. В итоге, ноги привели меня к квартире подруги, которая когда-то была свидетельницей на моей свадьбе.

Я позвонила в звонок и дверь мне открыл Миша, муж Лены.

— Привет, — улыбнулась я, с трудом натянув уголки губ.

— Привет, Натах.

— Привет, тётя Наташа! — нескладно со мной поздоровались детки Лены и Миши.

— А где мама? — спросила я, снимая кроссовки.

— Мама! Мама! — тут же закричали дети и побежали к двери ванной комнаты, где, похоже, пряталась Лена. — Мама, выходи! Мама!

— Я когда-нибудь в этом доме дождусь простого женского посрать в тишине? — раздалось из-за закрытой двери. — Миша, ну, хоть на десять минут займи детей! Они не кусаются, блин!

— Я займусь, Лен, — крикнула я и приобняла детишек, увлекая их за собой на кухню. — Пойдёмте, зайки, покажете мне, где у вас чайник и кружки. Я принесла тортик.

— Тортик!

Собственно, большего детям было и не нужно. Наперегонки она побежали на кухню, а я пошла за ними мимо Миши, которому в узком коридоре пришлось втянуть живот, чтобы я смогла протиснуться.

— Ты как? — спросил он участливо, зайдя на кухне вслед за мной.

— Нормально, — ответила я, не глядя на друга семьи. Жалости и сочувствия от мужчины — любого — мне сейчас не хотелось.

— Ну, ты это, если что-то будет нужно сделать по дому, мужицкое, звони мне. Приеду, помогу.

— Спасибо, Миша, — улыбнулась я из вежливости и всем своим видом дала понять мужчине, что к диалогу с ним я не готова.

— Всё! — Лена громко заявила о своем выходе из туалета. — Бабочки ещё не выветрились, так что пока никто сюда не заходит. Привет, Наташ!

— Привет, Лен, — я приобняла подругу.

— Ну, как ты? Этот муд… чудак еще не объявился? — спросила Лена с корректировкой на детей.

— Не спрашивай о нём, пожалуйста.

— Ладно, — согласно кивнула подруга. — Кстати, мой Мишка тоже оборвал с ним все связи, представляешь? Так что все на твоей стороне.

— Это необязательно.

— Ну, знаешь, таких, как… сама понимаешь, кто, нужно давить, как тараканов. Просто травля не поможет.

Ленины дети не стали ждать чай и уже напали на торт, который я им наспех нарезала и разложила кусочки по блюдцам.

— Я не хочу ничего с ним делать. Я, вообще, ничего не хочу, Лен.

— У-у, Наташ. Это уже апатия. Зачем так убиваться из-за какого-то кобеля. Он свой выбор сделал. Вычеркни и забудь. Если мой Мишаня такой фокус выкинет, я даже задумываться не стану. Быстро лесом пойдёт волков кормить.

— А что я сделал-то?! — возмущенно ворвался в кухню Миша.

— Надеюсь, ещё ничего. Но, если я хотя бы заподозрю… — Лена пригрозила мужу пальцем. — Ты меня знаешь, Миш.

— Да знаю я, знаю, — бросил тот нервно и, взяв кусок торта побольше, ушёл с ним на диван к телевизору в гостиной.

Поев торт, с кухни убежали и дети, а мы с Леной остались вдвоем.

— Опять плакала всю ночь? — спросил подруга и мягко погладила мои руки, лежащие на столе.

— Я не могу это контролировать. Оно само плачется. От обиды. Меня будто посадили в одиночную камеру на пожизненное, хотя я ничего плохого не сделала.

— Так, может, и Серёга тоже ничего плохого не сделал? — робко предположила подруга.

— В мой дом пришла его подстилка. И он это подтвердил. Какие ещё выводы я должна сделать?

— Я на твоей стороне, Наташ. Ты знаешь. Просто… Ну, я бы в жизни не поверила, что у него кто-то может быть. Это же наш Серёга! Зануда и педант. Ты сама сказала, что он сказал, что только хотел. Может, он правда ничего не делал? А эта малолетка просто прицепилась к нему. Он её отшивал, а она, видимо, отбитая на голову, раз у нее хватило наглости притащиться к тебе. А то, что он хотел… Сама же знаешь, что этим мужикам много не надо: жопой покрутила, сиськи показала, и он уже начинает думать местом ниже ремня на брюках.

— Не может женатый мужчина, который любит свою жену, так банально повестись на другую. Если ему хватило всего лишь задницы и… Значит, не любил. Вот и всё, Лен.

— Может быть, — Лена опустила взгляд на стол и чуть нахмурилась. — Просто мне моя знакомая сказала, что он живёт в отеле. Один. К нему никто не приходит, не уходит. Уезжает и приезжает он примерно в одно и то же время. И, судя по дате заезда в гостишку, он заселился туда в тот же вечер, как ты его выставила. Просто, не похоже, чтобы он ушёл к любовнице. Может, он просто запутался и сказал тебе обо всем честно, потому что хотел, чтобы ты помогла ему распутаться? А ты ему сразу «чемодан-вокзал»… Ну, просто, если даже чисто логически…

— Я не хочу о нём говорить, Лен. Не хочу.

— Что там Стёпка? В школу-то хочет? — подруга понимающе перевела разговор в другое русло, но, всё же, успела посеять во мне зерно сомнений в принятом решении выставить мужа за дверь, не разобравшись.

Хотя бы дома я не хочу притворяться, что у меня всё хорошо. Хотя бы дома я не хочу делать вид, что в моей жизни всё стабильно. Этого спектакля мне хватает на работе, после которой я возвращаюсь в свою квартиру, выжатая, как самый дряхлый лимон.

Но, всё равно, находится кто-то, кому плевать на мои слова и настроение. Неужели так сложно понять мою просьбу «оставьте меня все в покое»?

В дверь кто-то позвонил. Не дождавшись звонка, начал стучать, а затем я услышала голос своей мамы, к которой, к слову, ещё утром уехал Стёпка.

— Наташа, открой! — кричала мама из-за двери. — Я знаю, что ты дома!

Честно говоря, я даже родителям не говорила всей правды о том, что происходит у нас Серёжей. Но, очевидно, мама умела найти подход к Стёпке, который выдал ей всё, начиная от того, что папа уже не живёт с нами и заканчивая тем, что он уже снял кольцо, и мы огласили Стёпке, что больше не вместе.

Я нехотя сползла с дивана и, кутаясь в объёмный кардиган, пошла открывать маме дверь, иначе она её попросту выломает.

— На дворе жара, а она в кофте вязанной. На балкон хоть выйди проветрись. Заодно согреешься, — моя мама женщина достаточно строгих правил. Обычно, у неё не забалуешь, но сейчас на это так плевать, что я, ничего ей не ответив, просто пошла обратно в гостиную, где снова завалилась на диван. Мама, конечно, пришла следом и перекрыла собой телевизор с какой-то сопливой мелодрамой, сути которой я так и не уловила. — И долго ты так собираешься валяться? Думаешь, Серёжа сам к тебе приползёт? Уполз-приполз?

— Я просто хочу отдохнуть, мам. Могу я себе позволить впервые за тридцать два года просто полежать на диване, не ощущая чувства вины за то, что я ничего не делаю? Я не пью, не курю, я хорошая девочка, как ты и хотела. Просто хорошая девочка хочет полежать. Можно?

— Ты понимаешь, что ты тут плесенью покрываешься уже? Стёпка, вообще, не понимает, что происходит: папа ушёл, мама на него никакого внимания не обращает. Он даже домой сегодня отказался возвращаться. Сказал, что у нас переночует.

Укол совести вышел весьма болезненным. Я виновато прикрыла глаза, понимая, что последние дни, и правда, забыла о сыне. Да, я готовлю, убираю, стираю, но я делаю это на автомате и совершенно перестала интересоваться тем, что происходит в жизни сына.

Я понимаю, что ему тоже нелегко, но когда я начинаю разговаривать с ним на эту тему, то не могу сдержать слёз, а, начиная плакать, я сразу ухожу в свою комнату, где просто прячусь.

— Ты что творишь, Наташ? У тебя жизнь сыпется, а ты лежишь-полеживаешь.

— Мама, мы с Серёжей разводимся. Он подал заявление. Что ещё я могу сделать?

— Бороться за мужа не пробовала? Вы столько лет прожили вместе, и ты хочешь так просто всё это похерить?

— Мама! — из меня вырвался какой-то истерический смешок на грани шизофрении. Я даже села, чтобы посмотреть на родительницу. — А ничего, что это ОН ушёл из дома? Ничего, что это ОН, твой любимый зять, нашёл себе малолетку, которая бесстыдно припёрлась в мою квартиру? И после этого ты говоришь мне, что это я что-то похерила?

— Ну, ошибся мужик, с кем не бывает? Думаешь, твой папа святой? — указала мама куда-то в сторону окна. — Наш профессор тоже одно время студенток тискал, и ничего…

— Папа?! — я ушам своим не поверила.

Мой папа изменял маме?! Отношения своих родителей я всегда ставила в пример, даже себе самой. И выясняется…

— Папа-папа! — активно кивала мама. — Просто у меня хватило ума вовремя поймать его за яйца и не показывать тебе и остальным, что я где-то потеряла контроль.

— А почему я не знаю, что папа…?

— Ты маленькая совсем была. Что тебе там знать? — отмахнулась мама и села рядом со мной на диван, нервно закинув ногу на ногу и, конечно же, выпрямив спину. — В каждой избушке свои погремушки. Не бывает всё гладко и ровно. Везде свои сложности и трудности. В том числе, в семейной жизни. Многое зависит от женщины, я тебе об этом миллион раз говорила. Если бы каждая лежала на диване, как ты, при первой же шероховатости в браке, то у нас в стране женатых пар давно бы не осталось. Будь хитрее, умнее. Поплакала немного, и хватит. Встала и пошла. Где он там? В какой гостинице живёт? Взяла себя в руки и пошла поговорила.

— Господи, мама, что ты несёшь? — выдохнула я со стоном и спрятала лицо в ладонях.

— Я несу то, благодаря чему ты выросла в полноценной семье. Кто-то в отношениях должен быть умнее и идти на компромисс. Не идёт он — пойдёшь ты. Доживите до Стёпкиного совершеннолетия, а потом разбегайтесь куда хотите. Мне, вообще, плевать.

— Серёжа снял кольцо и подал заявление на развод. В моей тумбочке бумаги с условиями нашего развода, которые я должна подписать. За что ещё я должна бороться, мам? Он всё решил и сказал.

— Это он что-то там сказал невнятное, но решение, Наташа, всегда за женщиной.

— И моё решение сходится с его решением — мы разводимся.

— Не неси чушь. Разводятся они… — маму всю аж передёрнуло от этого слова. — Это вам игрушки, что ли? Захотели — поженились, захотела — развелись. Раньше надо было так баловаться, пока детей не наделали! Возьми себя в руки, Наташа. Подотри сопли и начни действовать. Ты его любишь?

— Какая уже разница, мам?

— Значит, любишь. Вот и покажи ему, что счастлив он был только с тобой. Семью и бизнес он построил только благодаря тебе. А что дала ему та малолетка? Ноги раздвинула? Для этого много ума не надо. Серёжа и сам скоро поймёт, что это пустое, и важнее, и ближе семьи у него нет и не будет никого. Так что, соберись, Наташ.

Я не хотела идти на поводу у маминых слов. Мне была противна сама мысль, что я начну стелиться перед Серёжей бархатной дорожкой, лишь бы он снова вспомнил — каково ему было жить с семьёй. Я отвергала эту мысль до последнего, пока поздно вечером мне не позвонила Лена и не сказала, что к Серёже в гостиницу начала бегать какая-то девица, с которой они в номере явно не книги читают до утра.

После этих слов я решила пойти по маминому сценарию. Но не для того, чтобы склеить семью заново, а для того, чтобы сделать Серёже так же больно, как сейчас больно мне.

Мне хотелось растоптать его и выжечь в его груди такую же дыру, которую он выжег в моей. Просто пусть почувствует, что это такое, когда ты тянешься к человеку всем своим существом, но в ответ в итоге получаешь лишь пустоту и обесценивание.

— Надо, короче, менять тампоны. Что-то мои вообще перестали держать. Раньше хоть четыре часа спокойно держали, а сейчас…

— Так переходи на менструальные чаши. Вещь! И деньги сэкономишь.

— Пробовала я твои чаши. Весь туалет и руку по локоть в крови измазала, пока её вставляла и разворачивала как надо, и в итоге всё в трусы мимо неё вытекло. В задницу твою чашу, короче.

— Так её не в задницу надо…

Обе курицы громко рассмеялись, а я, стоящий у окна, под которым они курили на улице, устало отёр лицо ладонями и захотел помыть уши чем-нибудь дезинфицирующим.

Блядь! И нахрена я всё это слушаю? Я ждал сплетен, а не это. Все очарование отдела логистики только что улетело в ебеня и больше никогда не вернется.

Ради этого я провёл в засаде почти полчаса?

— Кстати, ты не в курсе, что наша королева как сука начала себя вести? — спросила одна из куриц и на этом моменте я напрягся. — Вообще, к ней подойти невозможно стало. Чуть что сразу тычет носом в должностные обязанности. Раньше как-то попроще была.

— А что не знать-то? Уже, поди, весь город знает, — хмыкнула вторая курица. — Её охуительный и безупречный муж шпилит малолетку в гостишке уже две недели.

— Да ладно?! — выдохнула её напарница ошарашенно.

«Нихуя себе!» — выдохнул и я мысленно.

— Угу, — бабёшка затянулась сигаретой и, судя по всему, выпустила дым из копченых легких. — У меня там сестра младшая на ресепшене работает. Ну, и она сказала мне, что интереса ради поискала этого красавчика в сети. Он же по паспорту женат. Вышла на Наташку, его жену и нашу королеву, узнала, что мы с ней работаем в одной фирме, ну и рассказала мне. Вот так-то…

— Охуеть! — тихо выдохнула вторая.

Вот уж действительно «охуеть!».

— Да так ей и надо, — выплюнула курица высокомерно. — Меньше будет хвостом перед Славиком крутить. У неё и так привилегий в офисе больше всех. И место на парковке рядом со Славиком, и кабинет угловой с лучшим видом. И это она ему даже не сосала.

— Откуда знаешь? Может, это…

— Наташка?! — прыснула. — Дохуя правильная. Эта, наверное, и у мужа не берёт.

Обе идиотки рассмеялись, а я сжал кулаки, всеми силами сдерживая себя от того, чтобы не напихать хуёв им обеим.

Место рядом со мной на парковке Наталья заняла только потому, что больше никто не ставил свою машину рядом с моей. Она поставила, поняла, что за это я не отъебухаю её, и спокойно паркуется дальше рядом с моей машиной уже несколько лет.

Кабинет? Насколько я помню этот кабинет она выбрала сама и никто не возражал. Но сейчас, с какого-то хрена, решили попиздеть.

Да, Наталья для меня особенный сотрудник, но я никогда не ставил её в привилегированное положение, стараясь избегать именно таких разговоров о ней.

— А знаешь, что ещё самое интересное? — спросила вдруг знающая, кому и чей муж присовывает. — Эта малолетка, с которой спит муж нашей королевы, сестра заведующей той самой гостишки, в которой они трахаются. Прикинь?

— Капец!

«Пиздец!»

В башке собралась каша.

Мысли о тампонах и чашах давно покинули голову, уступив место абсолютно полярным эмоциям. С одной стороны, я был рад, что идеальный, сука, муж Натальи оказался мудаком. Подсознательно я не могу этому не радоваться. Но, с другой стороны, у меня чесались кулаки от желания разбить этому ублюдку голову об бетонный угол. Как можно было променять такую женщину, как Наталья, на какую-то малолетку, гостиничную давалку? У него от охуенности жены крыша поехала, и он решил разбавить эффект той, что попроще?

Не понимаю…

И Наталья… Другая бы на её месте сопли лила, отпуск просила, а она ходит на работу и ничем, кроме молчаливости и отстраненности не выдает, что у неё что-то не так. Я делал ставки на месячные, на простуду сына, да на что угодно, но точно не на то, что за каменным выражением лица Наталья прячет то, что я только что услышал.

Меня злило и раздражало совершенно всё.

Я слышала, как шушукаются за спиной коллеги, понимала, что им тоже стало известно о происходящем в моей жизни. Более того, мне казалось, весь город в курсе того, где, с кем, когда и сколько раз трахался мой муж. Казалось, каждый прохожий прячет улыбку, считая меня дурой, которая, наверное, даже и не знает большой-большой секрет, известный всему городу.

Я злилась даже на собственного сына, прекрасно понимая, что его вины в происходящем абсолютно нет. Но, всё равно, ничего не смогла сделать с монстром, поселившимся внутри меня, который срывался с цепи даже от малейшего непослушания и кривого взгляда в мою сторону.

Я запретили сыну ехать с Серёжей на в уже обещанную ему поездку на спортбазу. Запретила эгоистично и с каким-то садистским наслаждением где-то глубоко внутри меня. На меня обиделся сын и, очевидно, он нажаловался отцу, потому что тот звонил мне несколько раз и каждый его звонок я игнорировала злорадной усмешкой.

Первоначальный план, согласно которому я должна была снова влюбить в себя мужа, а затем растоптать его, рассыпался в моей голове холодным пеплом. Теперь мне хотелось, чтобы я моей жизни не было даже упоминания о нём. Чтобы он не попадался мне даже на глаза и, желательно, уехал из города или я это сделаю сама.

Наверное, никогда ещё в своей жизни я не была такой сукой, коей ощущала себя последние два дня. Я буквально кипела гневом и дерьмом, готовыми брызнуть из меня в любой момент.

Вечером после душа я устроилась на постели. Сев в подушки и вытянув ноги, я набрала Серёжин номер, прекрасно помня, что он мне звонил.

— Да? — едва не рыкнул он, ответив на звонок.

Стерва во мне самодовольно оскалилась, понимая по голосу мужу, что он зол.

— Ты звонил? — спросила я легкомысленно и, взяв крем для рук, открыла тюбик.

— Звонил, — кажется, я слышала, как он буквально скрипит зубами от злости. — Мне звонил Стёпа и сказал, что ты запретила ему ехать со мной на спортбазу. Есть какая-то причина? Что-то со Стёпой?

— Я передумала, — ответила я с улыбкой, размазывая крем по коже рук.

Перевела высокомерный взгляд на телефон, лежащий рядом со мной на постели.

Громкая связь творила чудеса, буквально позволяя мне почувствовать, что Серёжа явно не был готов услышать от меня столь идиотский ответ.

— В смысле? — взял он, наконец, себя в руки.

— Ну, вот так, Серёж, — повела я плечами, будто он мог меня видеть. — Ты передумал быть со мной в болезни и здравии, в горе и радости, а я передумала позволять общаться тебе с сыном. Всё просто.

— Наташ, ты в своём уме? Ты же понимаешь, что сейчас ты манипулируешь ребенком?

По моим оголенным нервам полился сироп. Как, оказывается, приятно слышать, что муженек выходит из себя, но всеми силами пытается это скрыть.

— А ты как хотел, Серёж? М? Чтобы я перед тобой дорожку красную постелила, а ты бы по ней довольным козликом поскакал к другой? В мой дом пришла твоя любовница, а я должна проводить вас с почестями, молча всё проглотить и создать вам все условия для счастливой беззаботной жизни? Какие молодцы! — издевательски усмехнулась я.

Боже, надеюсь, у него сейчас красная рожа от того, как сильно он там закипает.

— Ты не имеешь права…

— О правах, товарищ адвокат, будешь говорить в суде своим клиентам. Кстати, там же можешь подтереться своими бумажками, которые ты мне привёз. Как ты мне сказал? «Подумай и подпиши»? Вот теперь ты, Серёжа, подумай, стоит ли мне их подписывать. Если ты уходишь из семьи, то уходишь насовсем. И от меня, и от сына. Никаких полумер. Это же в твоём стиле, ведь так? А Стёпке я всё объясню.

Закончив с кремом, я взяла телефон с постели, выключила громкую и прижала его к уху, с усладой слушая пыхтение Серёжи.

— Наташа, ты хоть понимаешь, что ты сейчас делаешь?

— А ты? Ты понимаешь, как я сейчас выгляжу в глазах родственников и друзей? Что говорят о нас, обо мне, ты знаешь? Если хочешь общаться со своим сыном, сделай себе нового. У тебя это отлично получается, Серёженька. Пока.

— Наташа… — рявкнул Серёжа, а я с большим удовольствием сбросила звонок и отшвырнула телефон в сторону.

Я была довольна собой. Что-то внутри меня ликовало, понимая, что в этом раунде выиграла я. Но утром…

Утром оказалось, что утро вечера мудренее. И моё импульсивное решение запретить Стёпке общаться с папой прилетело бумерангом, больно ударив по сердцу.

Сын за утро не сказал мне ни слова и, в целом, игнорировал моё существование. Даже есть ничего не стал. Только воду попил, а затем, буркнув «я гулять», ушёл на улицу.

Не отпросился, как раньше, не поинтересовался, что нужно сделать по дому, прежде чем уйти, а просто ушёл. И в этом его уходе я увидела Серёжу, который ровно так же — легко и без оглядки — ушёл от меня, чтобы трахаться сейчас с другой.

В груди образовалась тяжесть и пустота. Глаза зажгло от сдерживаемых слёз от понимания того, что я рискую остаться одна. Вообще, одна.

Внезапный звонок в дверь вынудил задвинуть эмоции куда поглубже, потому что я прекрасно понимала, кто именно пришёл.

— Поговорим? — спросил Серёжа, когда я открыла дверь и всем своим видом дала понять, что в квартиру он не войдёт.

— Говори.

— Стёпка дома? — в Серёжиных глазах отчетливо отражалось спокойствие и уверенность. И это бесило.

— Гуляет.

— Ты всё ещё намерена запрещать мне общаться с сыном?

— А ты всё ещё намерен трахать малолеток? — спросила я, не удержав в себе порцию яда, который разъедал и меня саму. — Вот видишь? Каждый остается при своём. Если это всё, о чем ты хотел поговорить, то пока.

Я вознамерилась закрыть дверь, но Серёжа остановил её рукой.

— Наташа, — вздохнул так, будто разговаривал с непослушным ребенком, от капризов которого уже порядком устал. — Ты поступаешь глупо.

— Зато ты у нас молодец!

— Наши отношения не должны отражаться на сыне. Ты понимаешь, что ты наказываешь не только меня, но и Стёпку?

— Ты сейчас решил меня стервой выставить?

Я смотрела в глаза Серёжи, пытаясь найти там хоть какие-то новые и чуждые мне эмоции и черты. Но видела перед собой всё ещё своего мужа, которым он был для меня всегда: спокойным, уравновешенным, ответственным и серьёзным.

— Я хочу, чтобы ты не манипулировала нашим сыном в отношениях со мной. Хочешь мстить — мсти мне, но так, чтобы это не отражалось на Стёпке.

— А ты думаешь, мне нравится то, что я делаю? — я дала слабину эмоциям и порывисто сглотнула шероховатый ком, мгновенно выросший в горле. — Думаешь, я в восторге от того, во что ты превратил меня и нашу семью, Серёж?

— Я понимаю, Наташ, но давай попробуем решать наши проблемы без вмешательства Стёпки. Он-то в чём виноват?

— О, папа! Привет! — радостный голос появившегося сына вынудил меня взять себя в руки и тоже изобразить улыбку.

— Привет, малой.

Отец и сын явно были рады видеть друг друга. И, наверняка, были бы не прочь отделаться от меня.

— А я твою машину около дома увидел. А ты чего домой не заходишь? Мама не пускает?

Сын с укором посмотрел на меня. Он явно всё ещё злился, но вместе с тем всё ещё надеялся на то, что я передумаю.

— Нет. Я ненадолго заехал, чтобы кое-что спросить у мамы, — многозначительно, с нажимом произнес Серёжа.

— Про спортбазу, да? — Стёпка едва не подпрыгнул на месте, посмотрев на своего отца, как на божество.

Наши с Серёжей взгляды встретились и надолго приклеились друг к другу. Мы словно вели диалог глазами. И в этом диалоге я явно занимала слабую позицию.

Мне тридцать два года. Все эти годы я жила с абсолютной уверенностью в том, что я нашла своё счастье, у меня есть потрясающая семья, работа, жизнь…

Но я оказалась не готова и никогда не готовилась к тому, что однажды всё может оказаться разрушенным, а я останусь ни с чем.

Мне тридцать два. Кто захочет связываться с развёденкой такого возраста, которая, к тому же, будет с ребенком-подростком, у которого на всё имеется своё мнение? Кому я нужна? Кто, вообще, выдержит это испытание?

И стерва, зародившаяся во мне несколько дней назад, попросту умерла под потоком слёз где-то глубоко внутри меня. Как бы я ни злилась на Серёжу, я понимала, что без него уже не смогу и не умею. Он будто всегда со мной был и должен остаться до самого конца.

Я не хочу его терять. И сейчас, наверное, прекрасно понимаю, что двигало мамой, когда она простила отцу измену. Или измены…

— Если хочешь поехать завтра с папой на спортбазу, то не гуляй сегодня допоздна. Вечером соберем сумку, — выронила я, наконец, понимая, что все ждут только моего решения.

— Круто! Спасибо, мам!

— Иди, покушай хоть, — выронила я устало. Я попросту морально выжата.

— Спасибо, Наташа, — теплая улыбка коснулась Сережиных губ, заставив что-то внутри меня надломиться и рассыпаться. Не держись я за дверную ручку, то, наверное бы, уже уткнулась ему в плечо, чтобы разреветься и вновь почувствовать себя нужной.

— Постарайся, чтобы твоя малолетка не ошивалась около моего сына, — процедила я и захлопнула дверь буквально за секунду до того, как дать волю настоящим эмоциям.

Страшно подумать, насколько люди желают быть осведомлены происходящим в чужой семье, с которой они даже не знакомы и, возможно, видели-то всего один раз в жизни.

Сколько им всем доставляет удовольствия изучение чужого грязного белья. Они не гнушаются вынюхать каждое даже самое маленькое пятнышко, чтобы точно знать, откуда и при каких обстоятельствах оно появилось. Они буквально смакуют и передают из уст в уста подробности чужой личной жизни, которые их не касаются вообще.

Так, от Лены, а если быть точнее, от подруги сестры её коллеги, которая живёт в том же доме, что Сережина малолетка, я узнала, что Серёжа подрался с новым парнем своей девушки.

Она целовалась с ним у подъезда, а Серёжа это увидел.

И смешно, и стыдно.

За Серёжу, конечно, стыдно. Никогда бы не подумала, что, дожив до тридцати пяти лет, имея юридическое образование и постоянную практику, он не сможет решить конфликт словами, а полезет в драку, как пубертатный пацан.

Видимо, от кого наберешься.

Либо его действительно так сильно кроет от этой малолетки, что она сам на себя не похож. Либо эта, с виду, милая девушка, умеет вертеть взрослыми мужчинами так, что они и сами не понимают, что творят.

Не скажу, что мне стало жалко Серёжу, когда я увидела его лицо в синяках и кулаки в коростах.

Скорее… Не знаю. Чем-то он напомнил мне маленького Стёпку, который в пять лет пробежал через малиновые кусты со сворованной ягодой, а потом жаловался на соседа-жадину, пока я обрабатывала ему раны.

Вроде, сам виноват и так ему и надо, в следующий раз умнее будет, но и жалко в то же время.

Теперь я знала, что Серёжа живёт в съёмной квартире один. Опять же, спасибо любителям чужого грязного белья. Он всё так же работает, но уже не носит кольцо. А я, дура, ношу. Всё ещё на что-то надеюсь. Потому что глубоко внутри себя я, наверное, оправдала его. Возможно, мама и Лена были правы, когда говорили мне о том, что каждый человек имеет право на ошибку. А Лена, похоже, ещё оказалась права в том, что та девчонка просто увязалась за Серёжей. Поиграла им, поняла, насколько далеко всё зашло, когда он пришёл к ней с вещами, и переметнулась к другому, потому что едва ли планировала заходить так далеко. А мой дурак…

Мой… Даже в голове, почему-то, стало смешно звучать.

Раньше над звучанием такого простого слова я не задумывалась. А теперь горчит.

Недавно мы сидели за столом в нашей квартире, обедали. Стёпка был счастлив, что все мы собрались вместе. Никто не ссорится, не плачет, не уходит. Построили планы на совместное посещение линейки, а потом, когда Стёпка ушёл в свою комнату, мы заговорили уже о своих планах на грядущий развод.

Вернее, о них, как всегда, заговорил Серёжа.

Я не спешила давать какой-то определенный ответ. По большому счёту, я несколько недель намеренно тянула резину, надеясь, наверное, на то, что Серёжа признает свою ошибку и скажет, что любит.

Мне кажется, я смогу простить измену, если действительно пойму, что с его стороны это была попросту ошибка. В конце концов, женщины же как-то умеют прощать измены. Любовь, похоже, способна многое простить. Но я не знаю, настолько ли гибкая моя любовь к Серёже? Смогу ли я забыть о том, что он сделал? Смогу ли не припоминать и не подкалывать его изо дня в день между делом? Буду ли снова чувствовать себя счастливой? А он?

Кажется, я рано решила, что моя жизнь сложилась идеально. Слишком легкомысленно шла по своему пути и вляпалась в большую кучу дерьма, которая копилась все тридцать два года моей жизни, и теперь я не знаю, как из неё выбраться и как убрать её так, чтобы не осталось даже душка.

Всё чаще задумываюсь о походе к психологу. Иногда о походе к семейному психологу, но понимаю, что Серёжа вряд ли на такое согласиться. Для него всё это неподкрепленное ничем шарлатанство, цыганщина, деньги из воздуха и прочее. Поэтому роль психолога для меня сейчас выполняют песни.

Боже! Никогда бы не подумала, что в мире так много песен, которые могут служить отличными треками к моим страданиям в машине. На какую радиостанцию не переключи, обязательно встретиться песня, в которой я точно узнаю себя, свою боль, свои переживания, и буду мысленно поддакивать и подпевать каждой строчке. А я ведь раньше даже в слова не вслушивалась. Музыка в машине всегда служила просто фоном, который и слышно-то особо не было. Просто что-то поёт, иногда мелодично, иногда раздражает. Но чтобы вслушиваться и понимать смысл…

Тут бы о психиатре задуматься, потому что я начала слышать голоса, которые меня понимают и затаскивают в черную яму меланхолии.

— Стёп, на тренировку опоздаешь! — крикнула я из прихожей, где наносила последний штрих в виде духов на шею перед работой.

— За мной папа заедет, — ответил сын, не выглядывая из своей комнаты.

Ну, конечно. папа…

— А ты с ним договаривался? — пришлось заглянуть к сыну в комнату, где он собирал свою спортивную сумку для тренировки.

— Вчера ещё. А сейчас он мне смс-ку написал, что скоро подъедет. Кстати, у папы в квартире большой телек. Можно я туда приставку увезу, мам? На большом телеке вообще мощно будет!

— У него в квартире? — я забыла, что Серёжа живёт в съемной квартире. — А он там… один живёт? — спросила я аккуратно, при этом делая вид, что мне совершенно неинтересно.

— Один. А кто там ещё должен быть?

— Не знаю, — дернула я плечами и стала помогать сыну складывать вещи в сумку. — Просто спросила. Ну, ладно. Раз тебя папа подвезет, то я поехала на работу. Не забудь написать, когда тренировка заканчивается. Я за тобой заеду. Завтра на линейку, не забудь.

— Ладно.

Серёжа живёт один. Наверное, так и есть. Стёпка бы наверняка заметил присутствие левой девки рядом со своим отцом.

Эта информация что-то всколыхнула в моей груди и вновь заставила задуматься об ошибке и плату за неё. Можно ли считать всё случившееся с Серёжей уроком, который показал ему, что кроме меня и сына он, по большому счёту, никому не нужен? Друзья отвернулись, из дома выгнали, любовница нашла другого… Можно ли считать, что он достаточно поплатился за содеянное? Или пусть ещё немного пострадает в одиночестве?

Я всё ещё злилась на Серёжу, всё ещё понимала, что пока не готова быть с ним снова рядом, но вместе с тем я понимала, что скучаю по нему. Мне не хватало его присутствия рядом, не хватало даже его взгляда, в котором всегда можно было прочитать, что он решит любые проблемы.

Не сложно представить, что многие назовут меня дурой, если я вновь сойдусь с Серёжей…

В раздумьях, не особо следя за дорогой, я почти добралась до офиса и едва не угодила в аварию, когда раздался хлопок, а машина вильнула на встречку.

В панике, трясясь всем телом, я съехала на край дороги и несколько минут пыталась просто отдышаться и прийти в себя.

Наконец, взяв себя в руки, я вышла из машины и при первом же взгляде на колеса, поняла, что одно из них спущено до состояния лепешки.

— Твою мать… — вздохнула я сокрушенно.

Я не умею менять колеса. Даже если бы умела, то едва ли смогла открутить хоть один болт. Я видела, сколько усилий в сервисе взрослые крепкие мужчины прилагают к тому, чтобы заменить колесо. И я с подобного рода задачей точно не справлюсь.

Первый порыв — позвонить Серёжа и попросить о помощи. Но палец завис над строчкой с его именем и упорно отказывался опускаться. Как, видимо, и я тоже не хотела опускаться до каких-либо просьб к нему.

Поэтому, сжимая телефон в руке, я пыталась остановить проезжающие мимо машины. Но никто не остановился. Всем слишком спешили по своим делам и работам, и большинство выказывали раздражение тому, что я чего-то от них жду.

В итоге, я наплевала на всё и всех. Собрала волосы на макушке резинкой в пучок и, решив, что теперь я сама себе и принц, и конь, приступила к тому, чтобы самой себе поменять колесо на машине. По видео, разумеется.

Достала из багажника инструменты, надела рабочие перчатки и почти расплакалась, когда не смогла сдвинуть с места ни один болт, а сверху на меня полился дождь.

Никогда я ещё не хотела так сильно всё бросить, просто сдаться и уйти.

Я ни на что не способна. Ни семью сохранить, ни колесо поменять. Абсолютно никчемная субстанция, промокшая под дождём.

Телефон на соседнем сиденье машины издал вибрацию, а на его экране высветилась фамилия, которую я сейчас хотела видеть меньше всего — Смертин.

Что ж, отличный итог этого лета, в котором у меня сломалась жизнь. Будет логично, если сегодня, тридцать первого августа, за полуторачасовое опоздание Славик меня уволит. Идеальная точка.

— Да? — ответила я на звонок.

— Федосеева, не подскажешь, почему этим дивным утром я матерюсь, не глядя в твои глаза? — обманчиво милым голосом вопросил начальник.

— Простите, Вячеслав Александрович. У меня лопнуло колесо недалеко от офиса. Я вызову эвакуатор и приду.

Я зажевала нижнюю губу и услышала, как на том конце провода послышался тяжелый вздох. Наверное, набирает воздуха, чтобы поподробнее рассказать мне, на каком месте он вертел мои планы.

— Недалеко от офиса — это где, Федосеева?

— У «Планеты».

— Сиди на месте. Пришлю за тобой, — коротко и сухо бросил босс, а затем закончил звонок.

Я отшвырнула телефон на соседнее кресло, а сама откинулась на спинку, прикрыв глаза.

Минут через двадцать через мокрое от моросящего дождя лобовое стекло я увидела паркующийся перед моей машиной внедорожник Смертина. Выйдя из машины, он хмуро посмотрел в мою сторону и, собственно, пошёл ко мне.

Открыв дверцу, Славик заглянул в салон моей машины, пробежался по мне взглядом.

— Ты меняла колесо в шпильках и платье? — вопросил он.

— Как видите, — развела я в стороны руки, чтобы он мог получше разглядеть, что костюма для замены колеса у меня с собой нет, поэтому я выгляжу как собака, которую выбросили на улицу под дождь.

— Иди в мою машину, согрейся.

— Хорошо, — выдохнула я тихо.

Славик отошёл чуть в сторону, чтобы я могла выйти из своей машины. Едва я встала рядом с ним, как он стянул с себя пиджак и молча накинул его на мои плечи.

Я, честно говоря, опешила и застыла взглядом на том, как он начал закатывать рукава своей белоснежной рубашки.

Он сам будет менять моё колесо? Серьёзно? Это, вообще, тот Смертин, которого я шесть лет знаю?

— Что застыла, Федосеева? В машину. Я привык в офисе на тебя материться, а не на улице. Перчатки оставь.

Я послушно отдала ему свои перчатки, а сама пошла в машину, удерживая на плечах тяжеловатый пиджак Смертина. За тем, как он менял колесо, я периодически наблюдала в зеркало заднего вида.

От моросящего дождя белая рубашка стала мокрой и прилипла к его спине. Но Славик этого, похоже, не замечал. Он устранял проблему как опытный шиномонтажник. С серьёзным лицом, ни разу не глянув в сторону своей машины, он установил колесо, подкачал его до нужного давления, собрал все инструменты и сложил всё в багажник, закрыв его за собой.

А затем пошёл в свою машину, сел за руль и вынул из бардачка влажные салфетки, которыми отёр руки от грязи.

— Всё? — спросила я, не веря, что он так быстро справился.

— Всё, — кивнул он коротко.

— Спасибо.

— Угу, — выронил он небрежно, так ни разу на меня и не посмотрев.

А я осталась сидеть в его машине. Не знаю почему. Пригрелась, наверное. Обогрев салона у него работал лучше, чем у меня.

— Вы меня уволите? — спросила я тихо, глядя на свои ногти и ковыряясь под ними.

— С чего ты взяла?

— Было бы логично, — повела я плечом.

— Не знаю, чьей логикой ты пользуешься, но утопи её, — холодно отрезал Смертин и проворчал себе под нос, одергивая рубашку на груди. — Блядь, мокрый весь…

— Вы ведь разведены? — спросила я, не поднимая на него взгляд.

В салоне резко наступила тишина. Казалось, Смертин даже дышать перестал.

— Разведен. Но натурой за замену колеса не возьму. Проведешь совещание на следующей неделе.

— А вы… Вам легко далось решение о разводе?

Смертин обхватил руль руками и начал постукивать по нему пальцами. Он явно взвешивал и подбирал слова.

— Подбрось монетку, если не знаешь, что делать. Но, один хрен, пока она летит, ты всё уже решила. Да и когда понимаешь, что всё, то… всё. Не хочешь срать — не мучай жопу.

— Мудро, — хохотнула я. Прикусив нижнюю губу, затихла, продолжая смотреть вниз на свои ногти. — И насчёт завтра, Вячеслав Александрович…

— Первое сентября, линейка… Я в курсе.

— Вы меня отпустите?

— Я тебя всегда отпускаю, — выронил Смертин тихо. На несколько секунд салон машины вновь заполнился молчанием. — Ладно, Федосеева, вали в свою машину. Твой отдел в офисе лёг и нихрена не соображает.

— Спасибо вам, Вячеслав Александрович, за колесо.

— Вали, — бросил он нервно, даже не посмотрев в мою сторону.

Улыбнувшись ему уголками губ, я вышла из машину под дождь.

— Федосеева, — догнал меня оклик Смертина, когда я почти закрыла дверцу.

— Что?

— Пиджак верни. Я не настолько добрый. И в офисе никому не говори, что я, вообще, хоть сколько-нибудь добрый.

— Хорошо. Оставлю для себя в качестве секрета и инструмента для шантажа.

— Я же и обратно колесо могу поменять, — Славик с улыбкой смотрел мне в глаза, а затем кивнул в сторону моей машины. — Иди, простынешь.

— Спасибо, — уголки моих губ дрогнули, и я, чуть вжав голову в плечи от дождя и ветра, быстрым шагом добралась до своей машины и села за руль, тут же запустив обогрев, который больше походил на морозилку.

Всё-таки, у Славика обогрев работает лучше.

— Мам, а где мой галстук?

Стёпка кричал из своей комнаты, пока я в своей делала макияж.

— Галстук, галстук, галстук… — напевала я себе под нос, направляясь в комнату сына. Стёпка хоть и проснулся сегодня раньше меня, но выглядел настолько несобранно, что, казалось, глаза он разлепил меньше минуты назад. — На дверной ручке, Стёп. Ты же сам вчера вечером оставил здесь свой галстук, чтобы, кстати, не потерять.

— Ай! Забыл, — хмурился он.

Копия отец. Эта их интеллигентная злость…

Около получаса у нас ушло на сборы, во время которых Стёпка, наверное, успел возненавидеть школу и возобновившиеся утренние одевания в хорошего мальчика.

— Всё, поехали, Стёп. Букет взял?

— Взял, — вяло ответил сын.

— Как я выгляжу? Красиво? — я покрутилась.

— Красиво, — закатил Стёпка глаза, за что я потрепала его по волосам. — Ну, мам, блин! Я же причесался!

— Ой! — хохотнула я.

В дверь кто-то позвонил. Наверное, родители решили приехать в квартиру, а не сразу на линейку, как мы договаривались.

Открыв дверь, я наткнулась на букет из цветной гипсофилы, а за ним увидела Серёжу в костюме. В груди что-то всколыхнулось, стоило увидеть всё ещё моего мужа с букетом в руке. Понятно, что он не для меня, а для Стёпкиной новой классной руководительницы, но внутри себя я понимала, что мне было бы приятно получить букет от Серёжи. Возможно… да не «возможно», а скорее всего, я бы его им побила, но сам факт…

— Привет, Наташ, — Серёжа натянуто улыбнулся и, потеснив меня, вошёл в квартиру, где Стёпка уже надевал туфли и в стотысячный раз поправлял волосы. — Готов, мелкий? Начинается счастливая пора, да?

— Ты же вчера говорил, что начинается редкостный геморр, — хмурился Стёпка.

Серёжа состроил комичную мордашку и заглянул мне в глаза в попытке найти решение.

— Я был в состоянии аффекта, — нашёлся с ответом Серёжа и протянул выпрямившемуся сыну букет. — Держи. Подаришь учительнице.

— Какой?

— Какая больше понравится. Но лучше класснухе.

— Блин! — Стёпка скуксился и с неким отвращением посмотрел на букет в своих руках. — А прям обязательно ей что-то дарить?

— Кто-то боится засмущаться? — я едва смогла сдержать улыбку.

— Придётся, Стёпка. Репетируй. Подрастёшь, будешь дарить букеты девчонкам и всё равно будешь смущаться. Внешне ты это, конечно, не как не покажешь, но внутри, Стёпка… Ух!

— Да всё уже, — закатил сын глаза. — Поехали.

Всей семьёй, будто не было никаких разлук, мы покинули квартиру, спустились на лифте на первый этаж и, сев в машину, влились в поток таких же школьников, коих сегодня в городе было полно.

У школы нас ждали родители. Папа, как обычно, поприветствовал Серёжу и Стёпку, а затем потянулся ко мне, чтобы приобнять. Но что-то внутри меня воспротивилось и вынудило отдалиться от него. Запоздалая обида на то, что папа когда-то изменял маме, заставила меня держать собственного отца на расстоянии. Да, он изменил давно, да, он изменил не мне, но понимание того, как когда-то было тяжело маме, холодным шепотом говорило мне держаться от него подальше.

Судя по тому, как улыбался Серёже и приобнимал его за плечи, мама ничего ему не рассказала. Можно только позавидовать тому, как мама умеет хранить секреты, начиная от папиной измены, заканчивая Серёжиной. И ровно так же можно позавидовать тому, что мама реагирует на Серёжу как обычно. Будто он ни на секунду не перестал быть её самым любимым и лучшим зятем. Мне бы такое самообладание… или короткую память.

Стёпка почти сразу нашёл своих одноклассником и ушёл к ним. Основная масса родителей тоже собралась в отдельную кучку и, обсуждая лето и предстоящий учебный год, просто ждали, когда начнётся линейка и по территории школы разнесется микрофонное эхо в исполнении директрисы.

— Ты как? — спросила мама, отведя меня в сторону.

— Нормально.

— Помирились?

— Нет.

— А я подумала, что вы вместе ночевали, раз вместе приехали.

— Серёжа просто за нами заехал.

О чем-то живо разговаривая с одним из родителей, Серёжа вдруг резко переменился в лице. Проследив за его взглядом, в котором читалось необъяснимое сочетание тоски и злости, я увидела в стороне от нас ту самую девицу, которая приходила ко мне домой и строила святую. И сейчас в платье приличной девушки она делала то же самое, только всем своим существом пыталась делать вид, что не косится в сторону пока ещё моего мужа.

Иррациональное чувство — злиться до белого каления на любовницу, а не на мужа, который, по сути, виновен больше всего.

Я злилась на неё, видя корень зла в ней, в двадцатилетней девчонке, а не во взрослом мужчине, являющемся моим мужем, который, в принципе, не должен был допустить подобного шага в сторону от нашего брака.

Раньше я никогда не понимала, почему у жен злость вызывает именно любовница, а не тот, кто посмел завести с ней отношения, будучи женатым. Это ведь глупо — видеть врага в человеке, который мне, в принципе, никогда ничего не был должен, но не видеть такого врага в человеке, который когда-то дал клятву быть со мной и в горе, и в радости. Или это отчаянная попытка моего подсознания сохранить семью во что бы то ни стало?

И сейчас, глядя на, с виду, милую приятную девушку, меня рвало изнутри в клочья от ярости. Она была для меня словно красной тряпкой для быка.

Одна часть меня хотела вцепиться этой сучке в волосы и одним резким движением вырвать все до последнего. Другая часть меня жаждала прижаться к Серёже, чтобы показать той другой её место. Хотелось унизить её и растоптать.

Но была ещё и третья часть меня, которая до скрежета зубов хотела отмыться от всего этого прямо сейчас и, возможно, даже расплакаться. Той маленькой и хрупкой части меня ни на йоту не хотелось участвовать в происходящем. Но я пришла на линейку сына и не могу дать волю абсолютно всем своим эмоциям: ни поплакать, ни разозлиться, ни даже психануть как следует я сейчас не могла. Только улыбка, только хороший настрой и сосредоточенность на сыне.

Вся линейка будто прошла мимо меня. Я не смогла сосредоточиться на важном для сына моменте. Вместо этого я периодически смотрела то на Серёжу, то на девицу, мазохистски надеясь увидеть, как их взгляды встретятся, а я смогу увидеть… Что? Как мне станет невыносимо больно и плохо? Скорее всего…

К моему облегчению, я не поймала их с поличным, не стала свидетелем драмы между двумя бывшими (по крайней мере, так говорят) любовниками. Если бы не мои родители рядом, возможно, я бы уже устроила Серёже сцену, ткнув его пару раз носом в сторону бывшей любовницы. Хотя едва ли я захотела бы выставлять себя посмешищем в глазах других незнакомых мне людей.

Мы фотографировались, мы обнимались с Серёжей по команде моей мамы, которая вела себя так, будто до сих пор видит нас полноценной семьёй, хотя прекрасно знает, как наши отношения выглядят сейчас.

Едва линейка закончилась, и родители и школьники начали расходиться, Серёжа ушёл к своей машине, чтобы уехать на работу.

Я бы могла предположить, что он спешит к любовнице, но его за последние двадцать минут уже несколько раз беспокоили звонка, ожидая его приезда в офис. Да и сама любовница давно уже куда-то исчезла.

— Серёж, — по привычке (ведь он мой муж) я поймала его за руку. Чем вынудила остановиться на несколько минут и сосредоточить внимание на мне.

— Что? — Серёжа явно был раздражен. — Наташ, если твоя мама опять хочет сфотографировать нас у какого-нибудь фикуса, то я начну с неё брать за это деньги.

Наверное, даже хорошо, что причина его раздражения кроется в моей маме, а не в той, которая убежала.

— Нет. Просто… — смотреть ему прямо в глаза стало тяжело. Вместо этого я опустила взгляд на наши руки и поняла, что всё ещё держу его за мизинец. Мирись-мирись? — …просто мои родители ждут традиционный первосентябрьский ужин. Я подумала, если у нас получилось всё сегодняшнее утро и даже обед сыграть в семью перед ними, то не будем омрачать ужин? Пусть пока поживут без этих переживаний. Папа и так этим летом был на грани инсульта. Я потом их подготовлю и обо всём расскажу.

Да, я так и не сказала ему, что мама знает о происходящем. Не знаю, почему.

— Ладно, — вздохнул Серёжа и отнял руку. — Напиши смской список, что купить к столу. Заеду в офис на час, потом в магазин.

— Хорошо. Не задерживайся, — бросила я ему, будто сюрприз готовила.

В общем-то, примерно так оно и было. По крайней мере, лично для меня тот шаг, который я планирую сделать сегодня вечером, точно сюрприз.

— Постараюсь, — ответил Серёжа, скрывшись в своей машине.

— Что думаешь делать? — мамин вопрос упругим маленьким мячиком прилетел мне в затылок и начал скакать по натянутым нервам.

— Ты о чём?

Я чистила картофель и не планировала ни с кем разговаривать, думая именно над тем вопросом, что озвучила мама. Но обсуждать его с кем-либо мне хотелось в последнюю очередь.

— Не прикидывайся, — вздохнула мама за спиной. Стул под ней жалобно скрипнул об пол, когда она слегка сдвинула его с места. — По твоим плечам и молчанию понятно, что у тебя в голове происходит. Рано или поздно придётся принять решение. Подумай, каково будет Стёпке расти без отца. Хорошенько подумай.

— Мам, — выдохнула я нервно и на несколько секунд прикрыла глаза.

— Я понимаю, о чем ты сейчас на эмоциях думаешь. На эмоциях и я когда-то была готова бросить отца и перечеркнуть всё, но… — мама вздохнула. — …нужно быть умнее и выше того, что иногда вытворяют мужчины.

— А тебе не было противно после чужой женщины снова целовать папу и ложиться с ним в одну постель?

Я не хотела оборачиваться. Не хотела смотреть на маму, потому что понимала, что сейчас я даже сама себе напоминаю дамбу, вот-вот готовую разрушиться и затопить всё слезами.

— А что в этом такого? — легкомысленно хохотнула мама. — У него и до меня были женщины. Это ведь не значит, что он бракованный.

— До тебя, мам. До! О том, что было «до» мне неинтересно знать. Мне интересно, каково тебе было, когда он приходил к тебе сразу после чужой женщины? Когда он пах её духами, когда он, возможно, думал о ней, целуя тебя. Каково тебе было? Не противно? Не больно? Я хочу понять, как ты внутри себя задушила эту брезгливость? Понимаешь?

Я посмотрела на маму, которая перестала резать мясо и смотрела куда-то сквозь меня, поглаживая пальцем острое лезвие ножа.

— Наташ, — выронила она, наконец, шумно вздохнув. — Иногда, ради сохранения семьи приходится чем-то жертвовать. Так происходит в каждой семье. В любой семье кто-то из супругов чем-то жертвует ради сохранения семьи и счастья детей. Не будь у меня когда-то твоего брата и совсем маленькой тебя, я бы, наверное, хлопнула дверью и ушла. Но у меня когда-то, как и у тебя сейчас, есть обязательство перед ребёнком. Понимаешь? Мы не можем легкомысленно хлопнуть дверью и уйти оттуда, где нам не нравится. В конце концов, в ссорах всегда виноваты оба. Папа совершил ошибку, Серёжа совершил ошибку. Так бывает. Ты тоже не застрахована от ошибки. Твоему папе тоже приходилось и до сих пор приходится мириться с некоторыми особенностями моего характера. Ты сейчас строишь картину мира для Стёпки. Показываешь пример того, какой должна быть семья. И если для идеальной картины нужно обточить некоторые детали, чтобы пазлы совпали, то нужно это сделать так, чтобы твой ребенок этого не заметил. Если бы меня чёрт за язык не дёрнул, ты никогда бы даже близко не предположила, что папа когда-то оступился. Хранить семейный очаг — это не только готовка и уборка, Наташ. Быть женщиной — значит, быть мудрой и уметь принимать верные решение, просчитанные на несколько шагов вперед. Просто пойми это, Наташа.

— Хорошо. Я услышала тебя, мама.

Хоть мне до сих пор не было понятно, как можно так просто отключить эмоции и действовать, руководствуясь холодным разумом, я задумалась над мамиными словами о том, что теперь я ответственна не только за себя, но и за сына. По документам, которые оставил мне Серёжа на подпись, было понятно, что ему достаточно роли воскресного папы. Но для Стёпки вся ситуация будет выглядеть так, будто мама выгнала папу и теперь разрешает видится с ним только по выходным.

Да, Стёпка уже большой. Ему о многом можно рассказать, и он многое поймёт, но это… Как я или Серёжа сможем объяснить ему новый уклад жизни, в который нас завели обстоятельсва?

Да и картинка идеальной семьи… Кто знает, сколько ещё моей маме пришлось всего «обточить», чтобы мы, её дети, видели её именно идеальной?

Мне обидно за маму, но в то же время я на неё злюсь. Возможно, моя злость напрасна. Едва ли можно назвать слабым человека, который наступил себе на горло ради сохранения семьи и закрыл глаза на предательство, проживая жизнь так, будто его и не было.

А может, это и есть слабость или даже инфантильность — нежелание (или неспособность) уйти от того, кто тебя предал, нежелание (или неспособность) взять ответственность за себя и ребенка исключительно на себя и обеспечить его всем необходимым невзирая ни на что.

Кого можно считать по-настоящему сильным? Того, кто простил предательство и собрал всё заново? Или того, кто выбрал себя и не должен всю оставшуюся жизнь делать вид, что однажды умер где-то глубоко внутри?

Семейная традиция — ужин в честь первого сентября прошёл мимо меня.

Я была со всеми, но наблюдала со стороны. Я смотрела за поведением папы. Наблюдала за тем, как он буднично шутил о своей работе, рыбалке, машине. Подмечала, как он смотрел на маму ласковым взглядом, в котором не читалось ничего кроме обожания и уважения. В мамином взгляде, когда она смотрела на папу, читалось то же самое. И ни у одного из них не была на лицах ни намека на то, что они когда прошли через грязь предательства.

А меня переворачивало внутри от непонимания, как они смогли отпустить ту ситуацию. Как мама смогла? Наверное, для этого ей понадобилось время. Очень много времени. Возможно, годы. И дело, скорее всего, в папе, который, понимая свою вину, шёл навстречу маме, тоже пытаясь склеить то, что разбил.

Я смотрела на Серёжу и не понимала, хочет ли он тоже попытаться склеить хоть что-нибудь. Он смотрел семейные альбомы, подсунутые моей мамой, и тепло улыбался каждой фотографии, каждому мгновению, застывшему на небольшом листе. Взглядом находил мой и будто говорил: «Было хорошо, Наташа. Было классно. Спасибо!».

Перед ужином в комнате. В нашей с ним комнате. Я попросила его застегнуть на мне платье. Обнажилась перед ним до белья, но он отвернулся к окну. Что это было? Ему противно? Стыдно? Или воспитание не позволило смотреть на мою наготу?

Наверное, глупо задаваться этим вопросом, держа в руке документ, который мне дал Серёжа. Документ, который я должна подписать, чтобы мы разошлись без лишних разборок, дележки имущества и сына.

Мои родители давно ушли, Стёпка уже уснул в своей комнате, а Серёжа остался дома. Он не хотел, собирался уехать, но какими-то низким аргументами, почти детскими, я вынудила его остаться. И сейчас он спал не в нашей комнате, а в гостиной на диване, как гость.

Снова и снова вчитываясь в бумаги, что он мне дал, я всё чаще опускала взгляд на строчку, где мне нужно поставить подпись. Серёжина подпись уже здесь есть.

А будет ли моя?

Уходя, мама шепнула: «Потерпи. Знаю, что сложно и больно. Но это только поначалу. Потом Серёжа сам всё залечит. Чувство вины ему поможет».

А что мне делать с тем, что у меня перед глазами постоянно будет стоять картинка того, как мой муж имел другую? Что мне делать с ней? Серёжа и её тоже замажет? Нарисует поверх что-то такое, что позволит мне забыть? Но смогу ли я радоваться новой картинке, зная, что лежит в её основании?

Зажатая пальцами ручка зависла над строкой, где я должна поставить подпись.

Ком подкатил к горлу. Так просто? Пара росчерков и одиннадцати лет брака будто не существовало? Всего пара росчерков и будто не любила никогда?

Отложив бумаги и ручку в тумбочку, я еще раз посмотрела на своё отражение в зеркале туалетного столика. Сделала глубокий вдох, выпрямила спину, скрыла намеки на слёзы за фальшивой улыбкой и пошла в гостиную к, всё ещё своему мужу.

В квартире было темно и тихо. В гостиной, накрыв лицо сгибом локтя, лежал Серёжа. По дыханию я понимала, что он еще не уснул.

Словно услышав моё приближение, Серёжа отнял руку от лица и приподнял голову.

— Не спишь? — спросила я тихо.

— Ты хочешь о чем-то поговорить? — настороженно поинтересовался Серёжа.

Я много о чем хотела бы с тобой поговорить, Серёжа, но, думаю, что после таких разговоров мне потребуется помощь психиатра.

Поэтому я предпочла пока ничего не говорить. И просто села рядом с ним на диван. И явно заставила напрячься, когда обхватила его лицо ладонями, чтобы сфокусироваться на глазах, блестящих в полумраке гостиной.

— Наташа, что ты делаешь?

— Скажи, когда я стала тебе противна? — спросила я, силясь не замечать шершавый ком в горле, едва позволяющий дышать.

— Ты никогда не была мне противна, Наташа. Я никогда не испытывал к тебе ничего плохого и не испытываю сейчас, — произнес Серёжа так, что захотелось ему поверить.

— Тогда в чем дело? Что тебе мешает сейчас быть со мной? Почему ты больше не хочешь быть одной семьёй? Просто скажи мне, Серёж. Я хочу понять.

Я гладила его щеки подушечками пальцев и ждала ответа.

— Наташ, тебе нужно понять только то, что ты ни в чём не виновата. Тебе просто попался мудак. Перешагни и иди дальше, — произнес муж, и на мгновение мне показалось, что я слышала в его голосе сожаление.

— Серёж… — выронила я хрипло, а вино и желание снова стать любимой сделали всё остальное.

Я поцеловала всё ещё своего мужа.

И почувствовала, как всё его существо напряглось, будто не я его целую — жена его — а далекая ему женщина.

— Наташа, — отвернул он голову в сторону и хотел сказать ещё что-то, но я не хотела слушать. Не хотела верить, что всё закончилось.

Пожалуйста, люби меня, Серёжа. Пожалуйста, вспомни, кто я тебе…

Я буквально молила изнутри, но в ответ почувствовала лишь то, что Серёжа отстранился.

— Помолчи, пожалуйста. Просто помолчи немного. Хотя бы раз просто заткнись.

Я снова попыталась его поцеловать. И у меня даже получилось. Но моя фантазия…

Эта стерва учтиво подкинула мне яркие и реалистичные картинки того, как мой муж любил другую. Как он целовал её, ласкал, брал… А потом приходил ко мне и делал всё то же, но уже со мной.

Внутри меня всё перевернулось и подкатило к горлу. Меня буквально затошнило настолько сильно, что я едва смогла сдержать это в себе.

— Не могу, — мне хотелось оттереть свои губы наждачкой, только бы не чувствовать больше и не знать Серёжиных поцелуев. — Не могу! Думала, что смогу простить тебя и склеить всё заново, но… как представлю, что ты этим языком был во рту у другой… и не только во рту… Мне блевать хочется. Прям в рожу тебе.

Я буквально сходила с ума. Хваталась за голову, металась по гостиной и всё ещё пыталась оттереть губы и выкинуть из головы картинки, увиденные мной в самый неподходящий момент.

Серёжа закрыл дверь, отрезав нас от спящего сына. Включил свет и молча наблюдал за мной потупленным взглядом, как школьник смотрит на директора, который вызвал его на ковер.

Хотелось упасть на колени и просто разреветься в голос. Но помимо слёз и отчаяния во мне накопилась огромная гора невысказанной злости, которая сейчас лавиной рвалась наружу.

Я смотрела на мужа и мечтала вцепиться ногтями ему в глотку или выцарапать глаза.

— Почему я должна наступать себе на горло? — спросила я, скрипя голосом через слёзы. — Почему все считают нормальным то обстоятельство, что женщина должна сломать себя об колено ради сохранения семьи? Почему мужское блядство — это нормально? И какого хрена женщина должна быть умнее? Ради чего? Ради кого?! — я брезгливо посмотрела на Серёжу, стоящего посреди гостиной в одних боксерах. Да, красив и подтянут, но внутри-то хоть что-нибудь осталось от того Серёжи, которого я любила? — Знаешь, что я сейчас хотела сделать? Я хотела переспать с тобой. Да! Переспать ради Стёпки, представляешь?! Потрахаться ради счастья сына — вот до чего я докатилась ради всех нас, — выплюнула я каждое слово ему в лицо. — Ты и тебе подобные, бегающие по малолеткам, вы хоть представляете через что проходят ваши жены? Через что прошла и прохожу сейчас конкретно я, ты понимаешь, Серёжа? Тебе плевать? Тебе всё равно, сраный ты камень?! А знаешь что? Я знаю, откуда у тебя были синяки. Я знаю, что твоя малолетка променяла тебя на парнишку помоложе. И знаешь что? — в момент, когда его брови сошлись, я почувствовала эйфорию и власть. — Мне было так хорошо. За последние годы лучшее, что я видела, — твоя кислая рожа в синяках. Так и будешь молчать? Ну, же! Скажи что-нибудь. Скажи, какая я идиотка и как я сама себя сейчас унижаю в твоих глазах. Что ты застыл, как истукан?

Я хотела, чтобы он тоже кричал. Хотела, чтобы он тоже сыпал оскорблениями в мой адрес. Я хотела, чтобы мы хоть раз в жизни поругались по-настоящему громко и высказали друг другу уже всё. Что в нас накопилось.

Но Серёжа продолжал молча смотреть на меня. На его лице не было ни капли злости. Он будто мысленно абстрагировался от всего, что я ему только что наговорила.

— Я люблю тебя, — сказал вдруг Серёжа. И в этот момент мне показалось, что я долго-долго крутилась на карусели и меня резко выкинуло с неё. — Люблю и уважаю, как мать своего сына; как человека, с которым прошёл многое; возможно, люблю как друга. Но я больше не люблю тебя, как женщину. Прости, Наташа, я должен был сразу тебе это сказать, но… Я запутался и пустил всё на самотёк, шёл по течению, потому что так было удобно.

— Как долго? — ответила я еле живая. Едва ли хоть одна женщина в мире может быть готова к тому, чтобы услышать от своего собственного мужа, что он любит её, как друга, но не как женщину.

Желание убежать отсюда и отмыться буквально затапливало мой разум.

— Года два, три… Я не помню…

— То есть ты уже года два-три трахаешь кого-то на стороне?

— Нет. Я всегда был тебе верен, Наташ.

— Ну, да! Конечно! А с этой? — из моей груди вылетел издевательский смешок. — Хочешь сказать, что с ней у тебя тоже ничего не было, и она просто так к нам домой притащилась?

— До её прихода ничего не было.

— Тебе нимбом макушку не напекает, нет? Думаешь, я поверю в бред, что девчонка в мой дом просто так пришла, сидела за моим столом, пила мой чай и врала, глядя мне в глаза, но при этом между вами ничего не было? Ты в курсе, что от тебя её духами несло в ночь перед её приходом?

— Наташ…

— Было?

— Мы целовались, — глухо произнес Серёжа, стараясь не смотреть мне в глаза.

— Мерзость, — мне снова захотелось пройтись по своим губам наждачкой. — И это ты называешь верностью? Мразь…

Именно в этот момент я поняла, что у меня ничего не осталось к этому к человеку. Абсолютная пустота и желание, чтобы он исчез из моей жизни.

Я рванула в свою комнату, взяла из тумбочки бумаги на развод и ручку. Вернулась в гостиную и размашисто, чтобы он видел, поставила свою подпись в нужном месте.

— Вот, — я буквально впечатала ему в грудь эти бумаги, ставшие теперь помятыми, и начала просто выталкивать Серёжу из квартиры. Пусть только попробует пикнуть! На кусочки разорву! — А теперь выматывайся. Видеть тебя не хочу! Знать не хочу! Вали! Вали отсюда!

— В трусах? — пропищал он там что-то жалобно.

— Сделай хоть напоследок мне приятно.

Пусть скажет «спасибо», что я не настолько сильная, чтобы его тушу с лестницы или из окна выкинуть. Зато я в силах вышвырнуть его в подъезд, что я и сделала с большим удовольствием.

А затем собрала его вещи, которые попались мне под руку в прихожей и вышвырнула следом. Наверное, еще никогда уборка не приносила мне столько удовольствия.

— Я утром заеду за Стёпкой, — вякнул Серёжа в закрытую дверь.

— Не опаздывай. Мудак, — выплюнула я каждое слово и, тяжело дыша, отошла в сторону.

Запутавшись пальцами в волосах, едва чувствуя свои конечности, я ощущала себя на грани истерики. Мне хотелось и смеяться, и плакать. И сдерживать свои порывы сейчас я точно не хотела. И плевать, что от слёз не видно, куда я иду и уже болят глаза.

Я сделала ровно то, что должна была сделать. Для себя, для сына.

И момент, когда я поцеловала Серёжу, стал той самой подброшенной монетой, о которой говорил Славик. Он оказался прав: именно в тот момент, когда ты отдаешь судьбе право решать за тебя, ты уже знаешь, чего хочешь сам.

Натужно быть счастливой и отдать этому остаток жизни? Это не то, ради чего я хочу жить.

Время подписывать бумажки с умным видом.

Периодически поглядывая, то на дверь своего кабинета, то на наручные часы, я ждал, когда в кабинет войдёт Наталья и по её настроению я пойму хоть что-нибудь.

Ромашка «помирились — не помирились» за эти дни выпустила из меня долбоёба-самодура, которого без Натальи никто обратно не запихнёт. Офис щемился от меня все три дня, что её не было.

Наталья работала из дома, отправляя документы на почту поздно вечером или даже ночью. Было сложно даже примерно предположить, что у неё там происходит. В порядке ли она или все даже лучше, чем было? Наверняка, идеальный, сука, муж все эти дни старательно заглаживал вину.

Сегодня она должна появится в офисе. По крайней мере, заранее мне никто не звонили не предупреждал об обратном.

Наконец, за дверью послышался стук каблуков. Размеренный, уверенный, приближающийся ко мне.

Тут главное успеть сделать ебало попроще и не пялиться на неё, пытаясь вычленить изменения, произошедшие с ней за эти три дня.

Если она спрашивала у меня о том, как я пришёл к решению о разводе, то вряд ли этот вопрос был просто поводом для поддержания разговора. Спросить о таком, а потом три дня скакать на батуте? Едва ли…

— Здравствуйте, Вячеслав Александрович, — произнесла она по-деловому.

— Здравствуйте, — бросил я, едва шевельнув губами. Для более важного вида уставился в ноутбук.

— На подпись, — выдохнула Наталья и положила передо мной бумаги.

Нарочито тяжело вздохнув, я вновь почувствовал аромат её парфюма и понял, как меня бесили приторные духи помощницы, которая приходила в мой кабинет, пока не было Натальи.

Строги черный брючный костюм. На запястье руки, которой она подкалывала мне документы, блеснула цепочка часов. Хоть где-то в этом мире стабильность.

— Здесь, — шептала Наталья тихо и указывала аккуратный ногтем на нужную строчку. — Здесь.

Я подписывал, даже не пробегаясь взглядом по строкам. Все эти секунды я пытался понять настроение, с которым Наталья пришла в офис и в мой кабинет.

— Здесь, — шепнула она снова, едва слышно.

Передо мной появился лист, в котором было что-то написано от руки. Почерк знакомый.

Я почти подписал, но вовремя одернул руку, поняв, что передо мной лежит заявление на увольнение по собственному.

— Федосеева, а ты куда собралась, разрешите поинтересоваться? — я откинулся на спинку кресла и посмотрел на её профиль.

— Какая разница? Подпишите. Если вам принципиально, я могу отработать две недели. Но вы не можете меня не отпустить.

Каждое слово, она произнесла, даже не посмотрев в мою сторону. Вытаращилась куда-то прямо перед собой и с упрямством барана требовала от меня то, что прямо здесь и сейчас я ей давать не собирался, потому что не понимал, какого хрена происходит и почему я должен её опять куда-то отпустить.

Опустив взгляд на её руки, в которых она держала уже подписанные мной бумаги, я увидел то, отчего моторчик в грудаке сбился с такта.

На пальчике, где должно красоваться золотое обручальное кольцо, осталась только тонкая белая полоска. И в одно мгновение всё встало на своё место.

Наталья решила начать новую жизнь.

Каре бы не ебанула. Это я точно не переживу.

— Я всё ещё не услышал, куда ты собралась, Федосеева? К конкурентам?

— Подпишите, Вячеслав Александрович. А что я буду делать дальше, касается только меня. К конкурентам не пойду, если вам интересно. Шило на мыло менять не собираюсь.

— То есть у тебя нет альтернативы? Ты не знаешь, куда ты дальше, но спешишь избавиться от денежной работы? Я думал, ты умнее.

— Слушайте, — вспылила Наталья и, наконец, соизволила посмотреть на меня режущим яйца взглядом. — Вы каждый месяц кого-то увольняете. И всегда говорите, что найдётся кто-то поумнее на то же место. Что сейчас изменилось? Увольняйте, — придвинула она заявление ближе ко мне. — Даже если я с моста захочу спрыгнуть после увольнения, это уже не ваше дело. Оно и сейчас, кстати, не ваше.

— С моста, говоришь? — я швырнул ручку на стол, встал с кресла и взял ключи от машины. — Поехали.

— Куда?

— Поехали, сказал.

Честно?

Было абсолютно плевать, куда меня может отвезти Славик. Было совершенно фиолетово на косые и любопытные взгляды сотрудников, мимо которых мы со смертельно злым Смертиным проходили друг за другом. Пусть хоть запенятся там от сплетен, которые точно возникнут, когда хоть один человек увидит, как я села в машину Славика и даже пристегнуться не поленилась.

Вообще плевать.

За последние дни я, наверное, выплакала все слёзы, что у меня были. Вдоволь пожалела себя. Поиграла в королеву драмы, эпично сняв обручальное кольцо и закинув его в мусорный пакет. Затем снова поплакала о том, что я, по сути, ровно так же спустила одиннадцать прожитых лет в мусорный пакет. И с осознанием этого факта на смену слезам пришла злость: на Серёжу, у которого не хватило крепости духа, сказать мне обо всём, что у него сломалось на душе и в сердце ещё три года назад, чтобы вместе, совместными усилиями мы смогли всё починить; злилась на себя, дуру слепую, которая всё чаще проявляющуюся холодность мужа списывала на его проблемы на работе или банальную усталость от неё же без отпуска несколько лет подряд. Ещё жалела его…

Дура.

И сейчас, сидя в машине Славика, в которой он вёз меня в неизвестном направлении куда-то загород, мне было плевать, куда в итоге он меня привезёт. Может, хочет вывезти в лес, чтобы там было удобнее на меня кричать и не сдерживаться. Хотя бы напоследок.

Пусть покричит. У меня тоже настроение покричать на кого-нибудь и, возможно, ударить пару раз.

Боже…

В жизни никого не была и вряд ли смогу. Но так хочется кого-то или что-то побить. Аж до зуда в ладонях.

— Здоров. Работаешь сейчас? — спросил Славик и, посмотрев на него, я поняла, что он с кем-то разговаривает по телефону. — Минут через двадцать приеду… Место будет?… Угу. До связи.

Смертин закончил разговор и нервно швырнул телефон на панель за рулём.

— Выбесила ты меня, Федосеева, — дёрнул он головой так, будто шею перед дракой разминал, но на меня так и не посмотрел. — Пиздец как выбесила.

— Приличные мужчины в обществе дамы не матерятся, — бросила я и скрестила руки на груди, уставившись в лобовое. — Хотя… откуда вам знать?

Либо я почувствовала себя бессмертной, либо мне хотелось хоть с кем-то пособачиться по-настоящему. Чтобы аж клочья шерсти летели в разные стороны. Я ни с кем в своей жизни не ругалась на повышенных тонах, не кричала. Все конфликты проходили спокойно. Я больше договаривалась, чем чего-то требовала и на чем-то настаивала. Даже наш последний конфликт с Серёжей прошёл так, будто его и не было. Будто он просто сказал, что уходит, а я сказала «ну, ок».

И теперь я злюсь на мужчину, который мне ничего не сделал и ничего не должен…

Ну, точно — дура.

Внедорожник Смертина выехал загород, свернул на лесную дорогу, а мне всё ещё было плевать. Я смотрела прямо перед собой и ничего не видела. Просто ждала, когда этот перфоманс закончится, и мы вернемся в офис, где Смертин подпишет моё заявление, и на этом мы разойдёмся.

Я хочу поменять свою жизнь. Перевернуть её на сто восемьдесят градусов. Первым делом хочу поменять работу, затем квартиру, найти себе новое хобби и постараться не тронуться головой во время всех этих изменений, рекомендованных в интернетных статейках. Кстати, следование инструкциям в статейках из интернета — то, что я тоже никогда не делала.

Слишком долго я была правильной и, как выяснилось, скучной. И, видимо, из-за этого меня и променяли на более молодую и бесшабашную, способную нагло припереться в дом жены своего любовника.

Машина резко остановилась, рядом хлопнула дверца и, проморгавшись, я поняла, что мы приехали к мосту, по которому было сложно понять, разрушается он или еще недостроен.

— Что сидим, Федосеева? Выходи, — сказал Смертин, открыв дверь машины с моей стороны. — Или всё? Смелость закончилась? Мы только на словах дохрена дерзкие?

— Когда я говорила про прыжки с моста, я имела ввиду только себя и мост. Без свидетелей и помощников. Кто все эти люди? — кивнула я в сторону людей в ярких одеждах, топчущихся по мосту и поглядывающих в нашу сторону с неприкрытым весельем.

— А это для меня помощники, Федосеева. Кому ты, нахрен, стерва такая, сдалась? Идёшь? Или за слова отвечать не научена?

Смертин резкими и явно нервными движениями снял с себя пиджак и швырнул его перед моим носом в своё кресло.

— Кажется, ваш спектакль немного затянулся, Вячеслав Александрович. Садитесь в машину и везите меня обратно в офис.

— Я тебе такси? Надо в город — иди на трассу, лови попутку.

Мои брови бесконтрольно взлетели. Я думала, в меня вселились бесы, но, оказалось, что мои бесы — милые котята, в сравнении с теми бесами, что плясали в серых глазах Смертина.

— Идёшь? — Смертин вдруг протянул мне руку, как истинный джентльмен, чтобы помочь выйти из машины.

Он точно головой тронулся, если думает, что после того, как он на меня накричал и оскорбил, я протяну ему руку в ответ.

— Слав, ну, чё там? Боится? — донесся со стороны моста мужской насмешливый голос.

— Конечно, боится. Баба. Что с неё взять? — хмыкнул Славик, глядя мне прямо в глаза, которые я была готова выцарапать прямо здесь и сейчас.

Какого чёрта он себе позволяет?!

Так мы бы и смотрели друг другу в глаза, готовые вцепиться в глотки, если бы стороны моста не раздался мужской вопль. А боковым зрениям я заметила, как с моста прыгнул мужчина, привязанный к ветхому мосту тросом.

— Что?! — округлились мои глаза, а по телу прошлась волна страха.

— Боишься? — уголок губ Славика изогнулся в едкой ухмылке.

— Баба, говорите? — повела я бровью и спрыгнула с подножки внедорожника, демонстративно сдвинув Смертина с дороги, чтобы направиться прямиком к мосту.

Я была крута, как Чак Норрис, когда на меня надевали страховочные ремни. Была смела, как Рэмбо, когда подходила к краю площадки, оборудованной под прыжки. И чуть не намочила брюки, как дрожащая чихуахуа, когда к ремням прицепили трос и сказали, что через минуту надо прыгать.

Единственный взгляд вниз с высоты моста дал понять, что не лажу с головой, если всерьёз с него сигану.

Разве эти цветные ремешки и трос-резинка смогут удержать меня? Да я разобьюсь о камни, что лежат далеко внизу.

— Я передумала. Отстёгивайте, — в панике затребовала я, пытаясь непослушными пальцами самостоятельно всё с себя снять.

— Ещё даже минуты не прошло, Федосеева, как ты взошла на этот мост, а уже пускаешь сопли. Разочаровываешь.

— А и я не обязана вас очаровывать. Снимите с меня это!

— Ну, что там у вас? Будет прыгать, нет? — спросил какой-то скучающий мужчина.

— Подожди минуту. У меня тут паническая Натаха, — сказал Славик и подошёл ко мне.

Пришлось отвлечься от ремней и вскинуть подбородок, чтобы увидеть его глаза, взгляд которых пытался просверлить во мне дыру.

— Это вы так увольняете своих сотрудников? В Спарту играете?

— Ты собралась начать новую жизнь, Наталья. Прыжок с моста примерно эквивалентен тому, что ты собираешься сделать.

— Откуда вы…?

— Ты сняла кольцо, принесла заявление и всем своим видом демонстрируешь, что на хую всех вертела. Хочешь начать новую жизнь? Стремление понятное. Поддерживаю. Но сначала отрепетируй, — кивнул Смертин в сторону бездны, в которую мне нужно прыгнуть. — Если здесь, со страховкой, не сможешь. То и в настоящей жизни не делай ничего, пока всё хорошенько не обдумаешь.

Я стиснула зубы и прикусила язык.

Конечно, он в курсе.

Он не мог быть не в курсе, когда для всего офиса моя личная жизнь — главная тема последнего месяца.

Я резко опустила взгляд, чувствуя подкатившие слёзы обозлённости и усталости. Словно подросток я злилась на весь мир и не знала, что со всем этим можно сделать.

— Наталья, — вдруг неожиданно нежно произнес Смертин я мягко сжал прохладные пальцы моих рук. Я плавно подняла взгляд, снова возвращая внимание его глазам. — Ты же сильная. Хули тебе какой-то мостик?

— Вы очень много материтесь.

— А ты зануда, — тихо усмехнулся Смертин, улыбнувшись уголком губ. — Прыгаешь? Или мы ссыкливо едем обратно в офис, где я тебе нихрена не подпишу. И премии ещё лишу.

Снова опустила взгляд на наши пальцы, я погрузилась в свои мысли и высвободилась из мягкого хвата мужских рук. Сама подошла к краю площадки, позволила надеть на себя шлем, проверить ещё раз ремни и выслушать инструктаж.

— …В случае, если вы разобьётесь о камни внизу, наша фирма-однодневка потрясающе быстро умеет собирать оборудование и исчезать… — наговаривал мне мужчина, который, похоже, был другом Смертина. Или очень хорошим знакомым.

Когда с проверкой было покончено, всем осталось только ждать, когда я решусь.

Обдуваемая всеми ветрами на краю пропасти, я смотрела прямо перед собой и думала, а так ли я хорошо подготовилась для того, чтобы шагать в неизвестность, где для меня нет никакой опоры (в виде мужчины)? Вроде, мой жизненный опыт, как страховочные ремни, со мной; гибкий трос — мой ум — тоже здесь; моя защита — мой сын — всегда рядом. И чего я тогда боюсь?

Неизвестности я боюсь. Вот чего.

Раньше, если случалось что-то не так, я могла прийти к мужу и поплакаться ему в плечо. Сейчас у меня нет такой возможности. А плакать в своё собственное плечо — крайне неудобно. Так и шею можно потянуть или нерв защемить.

Напоследок обернувшись, я в тот же миг встретилась взглядом со Смертиным. Он едва заметно кивнул и улыбнулся уголком рта, даже не попытавшись снова мне что-то сказать. Даже ни одного матерного слова на меня не потратил.

Я снова обратила всё своё внимание к пропасти, развела в сторону руки-крылья, прикрыла глаза и просто сделала шаг.

Опора ушла из-под ног, душа осталась где-то наверху, цепляться за мост остатками сил. А я всё летела вниз и кричала, чувствуя, как ветер обдувает моё лицо, к которому стремительно приближается земля.

В самой низкой точке я закрыла лицо руками, уже не надеясь на спасение, и снова вскрикнула, когда эластичный трос дёрнул меня снова вверх.

Чувствуя полное опустошение, я червем на крючке болталась вверх ногами и просто ревела, пока меня возвращали на мост.

— Ну, что? — присел рядом со мной Смертин и протянул платок, когда я буквально отползла от края моста и забилась на полу в углу какой-то будки для персонала. — Едем увольняться?

Дрожащей рукой я взяла платок, утёрла сопли и с ненавистью уставилась на Смертина, готовая его убить.

Хотя… Почему это только готовая? К чему эти чертовы полумеры? Я реально его сейчас убью!

— Смешно вам? Весело? — вставала я медленно, но очень уверено. — Понравилось?

Я толкнула Смертина в плечи обеими руками и не встретила совершенно никакого сопротивления. Наоборот, Смертин будто открылся мне, разведя руки в стороны. Мол, давай, бей ещё!

— Ненавижу! — хлестала я его по плечам и груди. — Ненавижу! — рычала я в приступе неизвестной мне ранее дикости. — Ненавижу! — уже шептала я в отчаянии и, когда силы мои закончились, а Смертин так и не сдвинулся с места и не сказал мне ни слова, я опустила руки по швам, склонила голову и просто позволила себе тихо поплакать.

К моим босым ногам приблизились черные мужские туфли. На затылок едва ощутимо надавила чья-то ладонь, и в следующую секунду я оказалась уперта лбом в побитое мной секундами ранее плечо Смертина.

— Простите. Я не должна себя так вести, — произнесла я едва слышно. — Простите, что накричала и ударила.

— Легче-то хоть стало? — тихим голосом спросил Смертин.

— Не знаю, — дернула я плечами. — Вроде…

— Тогда выжимай остатки соплей мне в пиджак и поехали в офис.

— А вы не будете прыгать?

— Ты чё, мать?! Не для моего возраста такие развлекухи. Я весь в Фастум-геле. Выскользну ещё из ремней этих. Кто тебе заявление тогда подпишет?

В офис я вернулась в состоянии полного опустошения.

Смертин за всю дорогу от моста до парковки перед офисным зданием не сказал ни слова, не попытался развлечь меня своими мужланскими шуточками и, в целом, хранил, можно сказать, несвойственное ему молчание.

А меня до сих пор колбасило. Настолько, что я даже сама туфли не смогла надеть. Сев в машину к Смертину, я просто всю дорогу держала туфли в трясущихся руках и смотрела на них, не понимая, как я смогу с ними справиться.

— Ты чё, Федосеева, сломалась? — остановился Вячеслав Александрович рядом с открытой дверцей с моей стороны.

— Жду, когда меня перестанет трясти, чтобы я смогла туфли надеть.

Смертин шумно вздохнул матом и забрал у меня туфли, а затем присел на корточки и посмотрел на меня снизу вверх.

— Ноги-то, надеюсь, так не трусятся, как руки? Не хватало ещё, чтобы ты мне перед всем офисом в нос с ноги двинула.

— Спасибо за идею. Если сейчас психану, то буду знать, на что сослаться.

— Ногу давай. Вторую, — чуть нервно бросил Славик и ловко надел сначала на одну мою ногу, а затем и на другую, туфли. — Выходи, — сказал он строго. Выпрямился, оправил брюки и подал мне руку, опираясь на которую я смогла выйти из машины. — Через час жду в своём кабинете. Можешь пока перекурить и подумать, окончательно ты решили с увольнением или нет.

— Вы против моего увольнения?

— Твоя жизнь, тебе решать. Но ещё один такой же финт ушами с подкладыванием заявления на подпись среди прочих бумаг, и с моста второй раз я тебя скину уже без троса. У тебя час, Федосеева. Думай, — бросил напоследок Смертин и пошёл в офис, оставив меня на улице одну.

Едва переставляя ноги, через несколько минут в офис поднялась и я. Под косыми взглядами сотрудников закрылась в своём кабинете и прижалась спиной к двери, стукнувшись затылком о дверь.

Я всё ещё хотела уволиться, всё ещё хотела поменять в своей жизни абсолютно все. Чтобы в ней даже намёка не осталось на то, что когда-то я была замужем за человеком, меня предавшем.

Но рациональная часть меня, хранящая в себе здравый смысл, робко подавала голос, говоря о том, что я должна оставить себе хоть что-то из прошлой жизни. Например, работу, к которой я долго шла сама, своими силами добивалась высот и способна ещё на многое в данной сфере.

Маленькая рациональная часть меня топала крошечной ножкой, не понимая, почему я должна кардинально менять свою жизнь из-за кого-то, имени которого даже в мыслях сейчас произносить не готова? Почему у него всё, как было хорошо, так и осталось, а я должна собирать всё буквально заново?

Единственное, с чем не спорила рациональная часть меня, — с тем, что мы со Стёпкой поменяем квартиру. В этой я больше жить не стану. Меня всю корежит от вида постели, кухни, стен. Тем более, бессонными ночами я уже присмотрела несколько отличных квартир, находящихся ближе к Стёпкиной школе, его спортивным секциям и моей работе.

Отведенным мне час я потратила на то, чтобы успокоиться и создать видимость работы, когда в кабинет стучался кто-то из сотрудников. По их глазам было видно, что у них имеются вопросы по поводу того, куда Славик утащил меня с утра пораньше и почему я вернулась потрепанная и заплаканная, но все они предпочли молчать и просто глазеть.

Наконец, я смогла взять себя в руки и отправилась в кабинет к Славику. Пришлось подождать в приемной ещё минут двадцать, пока у него шла встреча, и только после этого я смогла попасть в кабинет, где Славик уже сидел с ручкой наготове над моим заявлением.

— Подписываю? — спросил он, словно дразня.

— Нет.

— Хорошо подумала? — опустил он ручку ниже к листу.

— Я буду работать.

— Ещё раз такая херня повторится? — ручка почти коснулась заявления.

— Нет, — ответила я ровно.

— И долго ещё это заявление передо мной лежать будет?

Поняв, к чему он клонит, я обошла стол и вырвала из-под его ручки заявление. Скомкав его, закинула в корзину под столом и сложила руки за спиной, пытаясь услышать внутри себя, что я, всё-таки, поступила правильно.

— И что ты встала, Федосеева? Ждёшь, когда я тебя покружу и премию выпишу? — хмуро глянул на меня Смертин со своего кресла.

— Нет. Просто… Не знаю. Задумалась.

— Задумайся о работе. В своём кабинете, Федосеева, — добавил он, когда я не сдвинулась с места.

— Уже обед, — сказала я, глянув на часы, и пошла к выходу из кабинета.

— Классно ты сегодня работаешь, Федосеева. За полдня нихрена не сделала, но на обед каблучками поцокала.

— Стёпа, ты сегодня во сколько освобождаешься?

— Часов в шесть. Я же после школу на тренировку. А что?

Фоном у сына слышалась школьная суета.

— Ничего. Я тоже примерно в шесть освобождаюсь. Я заеду за тобой, съездим посмотрим новую квартиру?

— Ну-у, ладно, — протянул сын, о чем-то задумавшись. — Только мне папа обещал, что он тоже за мной заедет.

Я машинально стиснула зубы при упоминании Серёжи и тут же попыталась отбросить мысли о нём. Для Стёпки мы расстались добрыми друзьями, которые просто перестали друг с другом разговаривать и смотреть в глаза.

— Я позвоню папе и предупрежу, что сегодня сама тебя заберу. Ты ведь не против того, чтобы посмотреть со мной новую квартиру?

— Только я первый выбираю себе комнату. Ты обещала.

— Конечно, Стёп. Я своих обещаний не нарушаю.

— Ладно, мам. У меня тут урок начинается, — сказал сын, когда я почти оглохла на одно ухо от звонка, раздавшегося фоном.

— До встречи, — сказала я уже сброшенному звонку.

Покрутив в руках телефон, я, всё же, собралась с мыслями, отбросила эмоции и набрала Серёжу, номер которого теперь носил название «Бывший».

— Да, Наташ? — будто в суете спросил Серёжа. Стало ясно, что я отвлекла его от работы, невовремя позвонив.

— Сегодня Стёпку с тренировки заберу я, — произнесла я нейтральным голосом.

Какой-то шум в трубке резко оборвался и остался только Серёжин голос:

— Стёпка сказал, что вы покупаете новую квартиру. А на нашу… вашу уже нашла покупателей?

— Нашла.

— Я могу юридически сопровождать сделку. Подъехать?

— Нет. Я пользуюсь услугами юриста фирмы.

— Твоей строительной? Это не его профиль.

— И не твой. И не твоё дело, кстати.

— Наташ, я ведь волнуюсь о вас.

— Не надо волноваться. Я девочка взрослая, твой сын тоже уже не маленький. В общем, Стёпку сегодня забираю я. Мне пора работать. Пока.

Я быстро сбросила звонок, отложила телефон в сторону и усмирила дыхание, чтобы не психовать по такому пустяку как звонок бывшему мужу.

Возможно, когда-нибудь настанет день, когда я смогу говорить с Серёжей без нервного тика и не через губу. Но пока за меня говорила обида, которую за две недели заглушить пока не удалось. Но, надеюсь смена обстановки, переезд на новую квартиру, ремонт, смена привычек и прочее помогут мне больше не акцентировать внимание на обиде и сосредоточиться на чем-то более интересном.

Стёпка ходил по комнатам потенциально нашей будущей квартиры. Запрятав руки в карманы толстовки, он придирчиво разглядывал каждый угол, потолки и даже испытал полы на прочность, попрыгав на месте.

Одна из комнат явно привлекла его внимание больше остальных. В неё он возвращался уже трижды и, хмурясь, молча о чем-то думал. Копия отец.

— Нравится? — спросила я.

— Школу прогулять будет сложно. Она же совсем рядом, — поджал он недовольно губы.

Я с улыбкой цокнула. Как мать я, разумеется, была против того, что мой сын иногда прогуливает школу (к счастью, без ущерба для учебы), но, как человек, который тоже когда-то был ребенком, я его понимала.

— Зато, Стёп, смотри, что ещё близко, — я подвела сына ещё ближе к окну, к самому его краю, и указала вдаль туда, где виднелись прожекторные мачты освещения в лучах закатного солнца. — Видишь?

— Из моей комнаты будет видно стадион?! Офигеть!

— Ага, — улыбнулась я и приобняла сына за плечи. — Но, если тебе ближе та наша квартира, тот район, то мы можем остаться там. Я понимаю, что у тебя там друзья, знакомые, и ты уже привык жить в той квартире… В общем, решать тебе, Стёп. Как скажешь, так и сделаем.

— А папа и здесь с нами жить не будет?

— Стёп, я…

— Да понял я. Папа уже сказал мне, что вы развелись, но всё классно… — нервно произнёс сын и резко переступил с ноги на ногу, что выдало его крайнее недовольство. — Короче, мне нравится эта квартира. И эта комната. Поехали, бабушка ждёт.

Сказав это, Стёпка первым вышел из квартиры, а я, дав риелтору добро на заключение сделки, пошла за сыном, но догнала его только у машины и то только потому, что он меня ждал возле неё.

— Стёп, я понимаю, тебе сложно принять то, что сейчас происходит между мной и папой. Может, ты, вообще, не хочешь этого принимать… Но пойми одно, пожалуйста. Ты был и остаёшься нашим с папой сыном. Единственным и самым любимым. Мы можем с папой мириться и ссориться, но это совершенно не значит, что кто-то из нас перестал тебя любить.

— Вы с папой по шпаргалке, что ли, шпарите?

— То есть?

— Он мне то же самое говорил.

— Ну, вот видишь? Значит, мы с ним оба говорим правду, потому что, смотри, Стёп, — я показала сыну ладони. — Шпаргалок нет. А это значит, что и я, и папа, оба говорим от чистого сердца. Мы оба тебя любим и оба хотим, чтобы у тебя всё было лучше всех.

— Папа про квартиру-то хоть знает? — заглянул мне в глаза сын. Почти с меня ростом и уже очень взрослый, хоть и перешёл только в пятый класс.

— Конечно, знает. Мы с ним это обсуждали.

— То есть наш новый адрес ему можно сказать?

— Конечно, Стёп, — вскинула я брови. — Мы же не пытаемся спрятаться от него. Мы просто переезжаем в новую квартиру.

— И в гости папа к нам может приходить? — скептически поднял брови Стёпа.

Хотелось ответить «категорически нет!», но сейчас было не время и не место играть в детский сад, особенно после того, что только что убеждала собственного ребенка в том, что его окружают взрослые адекватные люди.

— Может, — смогла я, наконец, из себя выдавить.

— Ладно, — снисходительно вздохнул сын и открыл для меня дверцу машины с водительской стороны. — Садись, мам.

— Ты ж мой джентльмен, — погладила я сына по волосами, пригладив его чёлку, на что он её тут же растрепал и прочесал пальцами.

Дождавшись, когда сын сядет рядом, я завела машину, и поехали к моим родителям, которые ждали нас к ужину.

Стоило переступить порог квартиры, как папа тяжело и недовольно вздохнул. Было ясно, что он много чего хочет мне сказать, но при Стёпке не станет.

— Пойдём, Стёп, поможешь мне там, кивнул папа в сторону своего кабинета.

— Ага, — сын скинул кроссовки и бодро последовал за дедом.

— А ты иди мне помогай, — выронила мама, окинув меня оценивающим взглядом.

Я машинально посмотрела на своё отражение в зеркале, но не увидела ничего такого, что могло бы вызвать недовольство моим внешним видом. Обычное строгое платье, укладка, правда, немного поистрепалась за рабочий день, но, всё равно, выглядела аккуратно.

Едва я вошла в кухню, мама положила передо мной разделочную доску, положила на неё нож, палку колбасы и треугольник сыра.

— Режь. И рассказывай, как вы там с Серёжей с ума сходите.

— Почему с ума сходим? — повела я бровью и устроилась за столом, всё же, начав резать колбасу и сыр.

— Какой, к чертовой матери, развод, Наташ? — мама подперла бедром плиту и сложила руки под грудью, явно не желая слушать, что скажу я. — Вам по двадцать лет, что ли, чтобы скакать туда-сюда? Такое впечатление, что ваше поколение, вообще не научено ценить брак. Захотели — сошлись, захотели — разбежались. А дальше и трава не расти, — махнула мама рукой.

— Мы с Серёжей сошлись когда-то без твоих советов и разойдёмся тоже без них. Уже разошлись, — показала я маме палец без кольца.

— Я ей про одно, она мне про другое! — всплеснула мама руками, ударив ладонями себя по бедрам. — Ты на себя-то посмотри, Наташ, и в паспорт. Тебе уже тридцать два! У тебя сын вон какой здоровый. Да кто тебя такую возьмёт-то, кроме Серёжи? Подумай! Не девочка же уже, да ещё с ребёнком. Кому ты со своей гордостью нужна будешь на старости лет?

— Ясно, — выдохнула я тихо. Швырнула нож на разделочную доску, так и не нарезав колбасу, и резко вышла из-за стола. — Стёпа, нам пора домой! — крикнула я в дальнюю комнату.

— А ужин? — выбежал он из комнаты.

— По пути купим пиццу и бургеры. И суши.

— О! Классно!

— Угу. Собирайся, — я прошла в прихожую вслед за сыном и надела туфли, стараясь не смотреть на нависающую надо мной маму и заодно не расплакаться, как в детстве, когда испытывала на себе такое же давление матери.

— Я вечером позвоню. Поговорим, — догнал меня надменный мамин голос, когда я открыла дверь квартиры, чтобы, наконец, выйти.

— Стёп, вызови пока лифт. Я сейчас.

— Ладно.

Стёпка скрылся за углом, а я повернулась к маме, чтобы тихо, глотая подступающие слёзы, ей сказать:

— Я лучше останусь одна, но с уважением к себе, чем до конца жизни буду жить с человеком, помня каждую секунду, какой он подонок. И не звони мне. Я уже поняла, что женщина без мужчины в системе твоего мира считается никчемной. Что ж, буду никчемной. Спасибо, что веришь в меня, мама. Пока.

— Да ладно?! Так и сказала?

— Угу.

— Ну, твоя мама, конечно… м-да… — Лена шокировано выпучила глаза и уставилась в поверхность стола, продолжая мысленно анализировать всё то, что я ей только что рассказала. — Ну, с другой стороны, она же мерит наше время по своему времени. Я своим родителям, наверное, сейчас тоже не смогу доказать, что и после тридцати можно начать новую жизнь. У моих родителей в тридцать лет уже трое детей было. Почти подростков. Типа как у тебя Стёпка сейчас. И развод тогда, наверное, был возможен только в случае смерти одного из родителей на работе. Работали-то много, денег было мало. Держались друг за друга как могли.

— Ну, да, — повела я плечами и отпила немного чая. — Но, всё равно, это не даёт нашим родителям право говорить, как нам жить. Типа, вот тебе образец, делай так же, потому что так, как было у меня, правильно. Я согласна слушать советы, возможно, к каким-то из них прислушиваться, но когда так, когда тебя тычут носом, как нашкодившего щенка в лужу… Не могу.

— Да и забей! — махнула Лена рукой. — Ты всё сделала правильно. Хотя, я бы на твоем месте бывшего муженька без штанов бы, вообще, оставила. Чтобы с протянутой рукой и голой жопой ходил. А-то твой умник дал тебе рыбку, а удочку себе оставил.

— Эта, как ты говоришь, удочка — полностью его заслуга, на которую я не претендую. Да и эта делёжка… Кому она нужна? Кому от неё легче? Эго почесать? Без ущерба для Стёпки не получится. Он и так не особо понимает, что происходит. А мы ещё бодаться будем? Нет. Хотя, знаешь, Лен, я бы и безо всего ушла. Взяла бы сына и ушла.

— Ага, конечно. Значит, у бывшего и деньги, и квартира, и машины, и бизнес, и любовница… А у тебя только рука сына в руке и гордость, которой голую задницу не прикроешь, Наташ.

— А ещё кое-какие накопления и работа. Хорошо оплачиваемая, кстати. С голой задницей точно не осталась бы.

— Добрая ты, Наташа. Нельзя такой быть. Особенно с мужиками. Им полезно знать своё место.

— Кстати, а где твой Миша? — спросила я. Дома его не было, когда я пришла к подруге.

— В автосервисе. У него там опять что-то с машиной. Сегодня в магазин ездил за продуктами, два раза глохли.

— Понятно, — поджала я губы.

— А что ты хотела?

— Да, думала попросить его в следующие выходные перевезти наши со Стёпкой вещи на новую квартиру. Заодно в гости на новоселье вас приглашаю.

— Без проблем. Звони в любое время, Наташ. Думаю, Мишка к следующим выходным как раз машину отремонтирует.

— Спасибо, Лен.

— Вещи вещами, а с мебелью-то что? Не на полу же со Стёпкой спать будете.

— Я найму грузчиков. Но там из мебели, в основном, Стёпкино. Сама понимаешь, что кровать или ещё что-то из нашей с Серёжей комнаты я с собой не потащу. Наоборот, хочу уехать от всего этого подальше.

— Ну да, — согласно кивнула Лена. — Но Серёгу, всё-таки, с голой жопой надо было оставить. Я бы своего Мишку за такое блядство даже без волос на жопе оставила бы. Но хорошо, что он толстый и никому кроме меня не нужен, — криво улыбнулась подруга.

— А волосы с его жопы тебе зачем? — усмехнулась я.

— С паршивой овцы хоть шерсти клок из жопы.

Спускаясь в лифте на первый этаж офисного здания, я нервно поглядывала на наручные часы и слушала в трубке монотонные гудки.

Сегодня должны приехать грузчики. Уже через час, если быть точнее. Но ни Лена, ни Миша на звонки не отвечали. По большому счёту их физическая помощь мне не нужна. Для этого я вызвала грузчиков, а чемоданы с одеждой я в состоянии сама загрузить в свою машину и выгрузить и поднять на лифте в новую квартиру. Просто мне нужен был Миша, как единственный знакомый мне мужчина, к тому же друг, который со стороны выглядит грозно и не даст распоясаться грузчикам или обмануть меня, навязав оплату придуманных ими дополнительных услуг.

Думаю, присутствие хоть какого-то мужчины при загрузке-разгрузке необходимо.

А после я хотела попить чай с друзьями уже с заготовленным тортом в честь новоселья. Приятная формальность, так сказать.

Наконец, раздражающие гудки оборвались резким голосом Лены:

— Чего тебе? — буквально рыкнула она в трубку.

Не ожидая, что подруга может так мне ответить, я застыла на месте, не дойдя до своей машины.

— Лен, у тебя всё нормально?

— Нормально? У меня? — было сложно понять по голосу подруги, что у нее происходит. В какой-то момент мне показалось, что она пьяна или сошла с ума.

— Лен, что с тобой? Что-то с детьми? — чувство страха поднималось по позвоночнику холодной змеей.

— Что-то с твоим мужем гондоном, — выплюнула ядовито подруга.

— Лен…

— Сам свой конец в брюках держать не научился, ещё и другим показал, что можно трахаться на стороне и всё будет заебись.

— Миша тебе…

— Ты глухая, что ли? Или тупая? — крикнула подруга в трубку. — Или расстроилась, что не ты первая под моего Мишку легла? Конечно! Мой-то дурак хороший. На сторону не смотрел и о блядстве не знал, пока его твой дорогой Серёженька этому не научил… Смотри-ка, блядь! В гостинице тоже трахаться придумал. Богатый дохрена…

— Ты пьяная? Что ты несешь, Лен?

— Пошла ты, курица!

Подобно вулкану взорвалась подруга и бросила трубку, оставив меня в полном недоумении. Я продолжала стоять на месте, не зная, что мне делать. На грузчиков уже было плевать, они никуда не денутся. Но что делать с подругой, которая сейчас явно была не в себе? Стоит ли ехать к ней прямо сейчас или лучше дать время, чтобы остыть?

Еще неделю назад мы строили планы, собирались прошвырнуться по магазинам за шторами и постельным, а сейчас я узнала такое…

Эта информация мгновенно перенесла меня на два месяца назад, когда в мой дом пришла любовница мужа. Хотела ли я тогда, чтобы хоть кто-то лез мне в душу с утешениями? Нет. Чужое присутствие и сочувствие разозлило бы меня ещё сильнее.

Лучше я приеду к подруге завтра, и мы поговорим не по телефону. Ей нужно немного времени, чтобы переварить информацию и успокоиться.

— Наталья Николаевна, тебя переехать или ты отойдёшь? — раздался в стороне мужской голос, заставивший меня вздрогнуть и проморгаться, чтобы увидеть, кто это.

— Да, простите, — ответила я машинально и отошла к своей машине. Оказалось, я застыла прямо перед капотом машины Смертина.

— У тебя случилось что? Или так просто замкнуло? — поинтересовался Смертин, когда я вновь застыла, но уже у капота своей машины.

— Нет. Всё нормально. — бросила я ему, не посмотрев в его сторону. В телефонной книжке отыскала папин номер. Палец завис над строкой. Если я позвоню ему и попрошу приехать, то за ним, наверняка, увяжется мама, и я услышу тонну «комплиментов» о том, что ничего сама не умею и ничему к тридцати двум годам не научилась, и куда мне, дуре такой, без мужика.

Ладно. Папа — не вариант.

Позвонить бывшему? Ха-ха, три раза!

Придётся самой общаться с грузчиками и надеяться на их порядочность. Или сразу звонить менеджеру их фирмы в случае возникновения спорной ситуации.

— Рассказывай, — словно из ниоткуда появился передо мной Смертин. Я думала, он уже уехал, а он, оказывается, стоял рядом и сверлил мою макушку пристальным взглядом ярких голубых глаз.

Я поджала губы и заготовила ответ о том, что это моё личное дело. Но прямой взгляд Смертина говорил о том, что он спрашивает не ради праздного любопытства.

— Я сегодня переезжаю на новую квартиру. Через час должны приехать грузчики, чтобы помочь мне перевезти вещи.

— И?

— И друг, который обещал помочь… Не важно, — остановилась я на полуслове, вспомнив про субординацию и про то, что рабочие отношения должны оставаться только на работе. Личные проблемы не должны касаться коллег и, тем более, начальства. — Извините, Вячеслав Александрович, мне пора. До свидания.

Подарив ему вежливую улыбку, я сняла машину с блокировки и открыла дверцу с водительской стороны.

— Адрес свой скинь, — прилетело мне в спину от Смертина.

— Какой? — нахмурилась я, посмотрев на мужчину.

— Старый и новый. Твои грузчики нагреют тебя, как нехрен делать. Затребуют деньги за лишние шаги и поднятые килограммы, и сверху на чай ещё попросят. Или ты богатая, а я не знаю?

— Нет. Но у вас, наверное…

— Адрес, Наталья Николаевна. Я жду, — бросил Смертин сухо и направился к своей машине.

Пришлось подождать Наталью у её дома, пока она забирала своего сына с тренировки. Но ожидание того стоило.

Никогда не видел домашнюю версию Натальи, мечущуюся по квартиру в поисках известного только ей артефакта.

— Стёп, точно всё собрал? Проверь, — успевала она руководить сыном.

Волосы собраны на макушке в небрежный пучок, из которого выбивались пряди. Белая майка под голубой клетчатой рубашкой, потёртые джинсы, кроссовки… и без того большие карие глаза казались сейчас ещё больше из-за кипиша, в котором пребывала Наталья. И язык не повернется обратиться к ней, как к Наталье Николаевне. Наташка лет двадцати пяти.

— Мам, а это чё за мужик? — спросил малой, кивнув в мою сторону.

Пришлось взять себя в руки и перестать пялиться на Наталью, как на диковину.

— Стёп! — шикнула на сына Наталья.

— А я начальник всех грузчиков, — ответил я. — Вячеслав Александрович.

Я протянул руку пацану, которую он тут же пожал.

— Стёпа.

Какого хрена современные дети такие здоровые? Я в его возрасте был мелким пиздюком ниже всех девчонок в классе, а этот лоб еще через три года будет ростом, как я. А я дядя не маленький — метр восемьдесят семь ростом, сто килограммов весом. Хотя, и сын мой тоже пиздюк не из маленьких. Тоже тот ещё лось.

— Грузчики приехали, — в легкой панике сообщила Наталья, ответив на звонок. — Стёпа, бери сумки или чемоданы. Я тоже. А вы, Вячеслав Александрович, встретьте, пожалуйста, грузчиков. Забрать нужно всё, что в той комнате и часть из гостиной. Оно уже все запаковано, в плёнке…

— Не тарахти, — остановил я речевой сель. — Значит так, малой, — обратился я к пиздюку, а сам снял пиджак, отдав его Наталье и закатал рукава рубашки. — Мы с тобой спускаем чемоданы и сумки с вещами вниз, а мамка твоя будет встречать грузчиков и показывать им красивым пальчиком, что нужно увезти. Сама ничего тяжелого не поднимает, — закончил я с нажимом, заглянув в глаза явно возмущенной Наталье.

— Но мы договаривались с вами, что вы с грузчиками…

— С грузчиками я разберусь потом. Сразу они ничего просить не будут. Встретишь их и покажешь, что нужно вывезти. А мы со Стёпкой разберемся со шмотками.

— Но…

— У тебя полная машина грузчиков, Стёпка и я. Тяжести ты носить не будешь, Наталья Николаевна. Стёпка, хватай вещи и ключи от мамкиной машины. Часть в её машину закинем, часть — в мою.

— Ага, понял. Мам, дай ключи от машины, — протянул руку малой.

Видно, что Наталья недовольна. Видно, что хочет сковырнуть мне оба глаза наманикюренными ноготочками, но сдерживается из-за присутствия сына рядом.

— Стёпа, много не бери. Спина будет болеть, — обратилась Наталья к сыну, а затем заглянула мне в глаза с явно ядовитым посылом. — И вы тоже, Вячеслав Александрович, много не берите. Фастум геля у меня нет.

— Змеиный яд, говорят, тоже хорошо помогает. Брызнешь мне потом на поясничку?

Я на такое не подписывался. Думал, максимум, что мне предстоит — поднять чемоданы со шмотками в новую квартиру и в тот же момент стать рыцарем в сияющих доспехах. Но сейчас мне приходилось сиять от пота, который бисером висел на лбу.

Какого хрена?!

Только разобрался с одними грузчиками, жаждущими получить свой «чай», как приехали другие, из магазина мебели, и привезли Наталье новую кухню, кровать и шкаф.

Я, конечно, в курсе, что женщины могут быть очень даже деятельными, но, чтобы настолько! Сил моей пояснице.

— Вячеслав Александрович, если вы устали, то можете на этом закончить. Мы со Стёпкой постепенно всё сами соберем. Вы и так нам очень сильно помогли сегодня.

— Да от чего тут уставать? — отмахнулся я.

Подумаешь, почти всю комнату малому собрали, да Наталье кровать. Подумаешь, что, если я сейчас попытаюсь разогнуться, но хрен у меня что получится.

Сама Наталья во время сборки мебели успела снять клетчатую рубашку, оставшись в белой майке, левая бретелька которой постоянно спадала с плеча. Клянусь, не коснуться её стоило мне куда больших усилий, чем подъём шкафа в комнате малого. Острое загорелое плечо — слишком сильный отвлекающий фактор в сборке мебели.

А её волосы, постоянно выбивающиеся из пучка на макушке! Средство пыток для меня, не иначе. Потому что, чтобы убрать их с глаз во время протирания полов, она обращалась к малому, а не ко мне, говоря:

— Стёп, убери волосы с глаз, пожалуйста.

И пока малой неуклюже убирал ей от лица волосы, пытаясь убрать их обратно в пучок, я мысленно вопрошал: «А я?! А как же я?!».

— Правда, Вячеслав Александрович, хватит на сегодня. Уже темно, поздно. У вас, наверное, своих дело полно.

— Если бы у меня были какие-то дела, я бы уже давно по их душу уехал.

— Может, торт пожрём? — аккуратно поинтересовался малой у матери.

— Солидарен, — кивнул я. — Предлагаю заказать доставку и нормально пожрать перед тортом.

— О, тема! — щелкнул пальцами малой. — Я закажу.

— Давай. Карта моя ты знаешь где, — ответила Наталья, собирая коробки покомпактнее.

— Не надо, мам. Мне папа сегодня на мою карту нормально закинул.

— Папа? — Наталья заметно поникла. Еще секунду назад сияющий почти детским восторгом взгляд потух. Похоже, пока даже упоминания теперь уже бывшего идеального, сука, мужа отдавались в ней болью.

Оно и понятно. Если верить слухам на работе о том, как её муж драл какую-то курицу в гостишке, то развод — вынужденное решение, давшееся со слезами, конкретно Наталье. А не так, как было у меня когда-то. Со своей бывшей я успел разойтись до того, как мы стали друг другу врагами. Без измен, укоров и взаимных обвинений.

— Наталья Николаевна, пойдём покажешь, в какой коробке стол. Соберу, пока доставка едет.

— Стол? — Наталья явно с трудом вынырнула из своих мыслей и сосредоточила на мне взгляд карих глаз, в которых постепенно появилась связь с реальностью и с текущим моментом. — Стол! — её глаза округлились. — А стол-то я забыла купить! Представляете? Гарнитур купила, плиту купила, а про стол забыла, — усмехнулась она, качнув головой.

— Значит, будет тебе подарком на новоселье. А мы сегодня на полу пожрём.

— Какой ещё подарок, Вячеслав Александрович?! Вы сегодня, можно сказать, весь свой вечер мне подарили. Больше ничего не нужно. Спасибо вам большое за помощь. Честно говоря, никогда бы не подумала, что вы такой отзывчивый и участливый.

Знала бы ты, Наталья, сколько ещё вечеров я готов тебе подарить…

— Ты давай тут, пыль свою интеллигентную в глаза мне не пускай. Лучше скажи, где руки у тебя помыть можно?

— В ванной, — указала Наталья на дверь за своей спиной. — Я сейчас принесу вам полотенце. Мыло уже там.

Включив свет в ванной, я посмотрел на своё уставшее выражение лица в отражении и тяжело вздохнул, поняв, что начал мылить руки, не поправив рукав, который был закатан, но растрепался.

— Твою мать! — ворчал я, стараясь закатать рукав о собственную бочину. — Блядь!

— Стёпка услышит. Не материтесь, — строго припечатала Наталья и, оставив полотенце на змеевике, начала закатывать мне рукав.

— А-то твой Стёпка матов не знает. Такие пиздюки матерятся сейчас почище меня.

— Знаю, — кивнула Наталья согласно, поправляя мне рукав. — Но пусть он, хотя бы, от окружающих его взрослых не слышит маты. Иначе решит, что мат — это норма.

— Мат — это специя, присутствующая только в русском языке. Грех, имея такую уникальную приправу, не подкинуть её в блюдо.

— О! Вы сегодня столько этой приправы накидали, пока мебель собирали… — рассмеялась Наталья, заполнив звонким смехом небольшую ванную комнату, а мою грудную клетку теплом. Встретилась со мной снова сияющим взглядом и, выпустив мой рукав, сделала шаг назад. — Готово. Можете мыть руки. Стёпка сказал, что доставка скоро будет. А я вас не отпущу, пока вы не поедите. Это не обсуждается, Вячеслав Александрович, — погрозила она мне указательным пальчиком.

— Командуешь? Забыла, кто из нас начальник, Наталья Николаевна? Уволю.

— Откуда? Из квартиры? — повела она насмешливо тонкой черной бровкой.

— Вырви днище, — неутешительно заключил Смертин, разглядываю еду, которую заказал Стёпка и привёз доставщик.

Острая китайская кухня, на самом деле, примерно так и ощущается. Но, наверное, только у взрослых. Стёпка такое любит. Чем острее, тем ему, почему-то, вкуснее.

— Палочки? — спросила я, подав Смертину китайские палочки в бумажной упаковке.

— И активированного угля, — вздохнул мужчина и распаковал один из картонных контейнеров с лапшой и морепродуктами. Принюхался и стал ещё пасмурнее. — Воняет, как батины носки после кирзачей.

— Кирзачей? Ваш папа военный?

— Был, — кивнул Смертин утвердительно и, поморщившись, всё же, начал есть лапшу, которую сам выбрал.

За неимением стола ужин мы устроили на гладильной доске, застелив её картонками от коробок, в которые были запакованы Стёпкины кубки.

— А ты футболист, я смотрю, — с неким уважением к моему сыну хмыкнул Смертин, разглядывая награды, которые Стёпка первым делом поставил на полки. — Нравится играть? Или мамка заставила?

— Не заставила. Сам захотел. А вы в футбол играете?

— По молодости играл. Сейчас некогда, да и старый уже.

Старый? Конечно, я понимаю, что в сорок два года мужчина едва ли может считаться юнцом, но и в позицию старика он рановато себя загнал.

— А в хоккей играли? — похоже, моего сына заинтересовал Смертин. В общем-то, они и мебель в комнате достаточно дружно собирали. Если Стёпка и брыкался, то, скорее, из-за усталости, нежели из-за антипатии.

— Я нет, а вот мой сын по школе играл. Сейчас тоже иногда поигрывает, но, скорее, от неху… от скуки.

— А сколько вашему сыну лет?

— Двадцать два.

— Круто! — с неким уважением кивнул Стёпка. Наверное, думал, что сын Смертина такой же «старый» как он сам. — А вы мамин друг, да?

— Стёп, — одёрнула я сына.

— Что? — заглянул он мне в глаза совсем невинно. — Просто папа спросил.

Я стиснула зубы, поняв, почему именно Стёпка периодически отвлекался на телефон во время ужина. Я видела, что он отправил отцу фотографии своей новой комнаты и вида из окна, но за дальнейшей перепиской не следила. Да и некогда было.

— Вячеслав Александрович мой друг, — отчеканила я.

Хотя очень хотелось сказать, что Серёжу с недавних пор не касается, кто находится рядом со мной. Друг, брат или сват — это уже не его дело.

— А почему тогда ты ему «выкаешь»? — хмурился сын, будто решал какую-то математическую задачку. — Просто мы с корешами не говорим друг другу «вы». Мы же друзья…

— Слышала, кореш, — хохотнул Смертин и мягко ткнул меня локтем в бок. — Малой дело говорит.

— Стёп, просто Вячеслав Александрович не только мой друг, но ещё и мой начальник. Поэтому я не могу ему «тыкать».

— Да ладно, — подмигнул мне Смертин. — Вне работы можно, Натах.

Натах? Я будто мимо подъездного гопника прошла.

— Хорошо… Славик, — добавила я с некоторой опаской и тоже двинула начальнику локтем в бок.

— Мля! Чуть палочками не подавился. Есть что попить? Горит уже почти до кольца… — пыхтел Смертин, краснее от остроты продегустированного им только что жаренного крылышка.

— Вот, — Стёпа достал из бумажного пакета бутылку какой-то газировки и передал Смертин.

— Только хуже стало, — у Смертина аж слёзы на глазах выступили.

— Вода есть только в кранах. Фильтр я ещё не распаковала, — произнесла я, заметив, в какой панике мужчина взглядом метался по комнате и расстегивал ворот рубашки.

— Поебать! — едва слышно выдохнул Смертин и ринулся вон из комнаты в сторону кухни, где, склонившись к раковине буквально начал высасывать из крана холодную воду.

Пока Стёпка тихо подхихикивал и вполне спокойно ел крылышки, от которых у Смертина всё горело, я не знала, что мне делать, чтобы прекратить пытку для мужчины. Под рукой даже пакета молока нет.

Упираясь ладонями в края раковины, Смертин, наконец, смог отдышаться и прийти в себя. Честно сказать, я ждала, что он сорвётся, возможно, даже накричит на моего сына за неточную характеристику остроты крылышек, но начальник лишь усмехнулся, глянув на Стёпку:

— И как ты их только ешь? Фу, бля! Чуть не сдох.

— Я просто уже привык. Первый раз тоже почти плакал, — смеялся Стёпка.

После пытки крылышками Смертин довольно быстро решил удалиться из квартиры. Оно и понятно: время уже позднее, почти одиннадцать вечера, и у него у самого, наверняка, есть личные дела или желание отдохнуть после вечера, в результате которого он едва не сдох (по его же словам).

— Спасибо вам ещё раз, Вячеслав Александрович, что помогли. Не знаю, что бы я без вас делала.

— Угу, — выдохнул Смертин, надевая пиджак в прихожей.

— До свидания, — сказал Стёпка и пожал мужчине руку, чтобы, соблюдя все приличия, поскорее убежать в свою новую комнату.

— Завтра можешь остаться дома, — по-деловому сухо произнес Смертин, уже обращаясь ко мне. — Будем считать это подарком на новоселье. Расставишь тут всё, помоешь… Короче, завтра я тебя на работе не вижу.

— Спасибо.

Обняв себя за плечи, я наблюдала за тем, как он надел туфли, ловко завязал шнурки и выпрямился во весь рост. Обхватил пальцами дверную ручку, готовясь выйти из квартиры, но задержался, заглянув мне в глаза.

— Что? — немного насторожилась я, понимая, что он что-то хочет сказать, но не торопится открывать рот.

— Думаю, на какой сосульке завтра утром посидеть, чтобы очко не сгорело после вашего ужина.

— Вячеслав Александрович! — цокнула я возмущенно, но не засмеяться не получилось.

— Ладно. Я уехал, — выронил Смертин, чуть поджав губы. Напоследок окинув меня взглядом, он открыл дверь и вышел из квартиры.

— Спокойной ночи, — бросила я ему вдогонку.

Закрыла за ним дверь и пошла в комнату к сыну, в которой он сам уже застилал свою постель.

— Тебе всё нравится, Стёп? — спросила я, подперев плечом дверной проем.

— Да, вроде, — повёл сын плечами. — Только мужик этот не очень нравится. Папа сказал, быть с ним осторожным и не доверять.

— Пусть твой папа… — я вспылила, но тут же прикусила язык. Не втягивать ребёнка в конфликт! — Пусть твой папа не волнуется насчёт моих друзей. Я их хорошо знаю сама, — сказала я уже спокойнее. — Спокойной ночи, сыночек. Завтра, кстати, можешь остаться дома. Я позвоню в школу, отпрошу тебя.

— Класс!

— Будем завтра оставшуюся мебель собирать. Класс ему.

— Блин…

— Оладушка. Всё, всем спать.

Чмокнув сына в область макушки, потому что щёку он мне не дал, всячески уворачиваясь, я зашла в свою комнату и села на единственный собранный в ней предмет мебели — мою кровать. Ни постельного пока, ни подушки. Просто кровать и голый матрас на ней, а на нём я, внезапно ощутившая тяжесть всего дня на своих плечах.

Воспоминания о словах подруги снова дали о себе знать. И заставили почувствовать себя виноватой. Хоть моей вины ни в чем и нет. Со стороны Лены было довольно странно делать меня виноватой, но идти к ней за объяснениями пока не хотелось. Хотелось тоже позлиться, как сегодня она злилась и, наверняка, до сих пор злится на меня.

Глядя в окно, которое пока было без штор, я начала сомневаться в правильности решения о переезде на новую квартиру. Может, я поспешила? Может, стоило сделать ремонт в той квартире и поменять мебель? Наверное, нет. Даже поменяв мебель и перекрасив стены, я не смогла бы полюбить ту квартиру вновь. Для меня она стала безнадежно грязной и ненужной. Последние дни убираться и мыть в ней ничего не хотелось. Я даже не готовила, мы со Стёпкой питались доставкой.

Но при этом, сидя в темноте своей новой комнаты в новой квартире, я всё так же ощущала себя одинокой и выброшенной за пределы нормальной человеческой жизни.

Муж променял меня на более молодую, родители не понимают мой выбор, а подруга и вовсе обвинила во всех смертных грехах.

И удивительно, что именно Смертин — мой своеобразный начальник-самодур — стал единственным человеком, оказавшим мне искреннюю бескорыстную поддержку.

— Мам. Мама… — голос сына с трудом пробивается через пелену сна.

Ночью после душа я не просто уснула, я выключилась. А сейчас с трудом смогла проснуться и сфокусировать взгляд на сыне, который, судя по его помятости, тоже буквально только что проснулся.

— Что? Что такое, Стёп? — села я в постели, пытаясь выпутать ноги из одеяла и бегло оценить, насколько сын здоров, не приболел ли. Последние годы он просыпается сам раньше и будит меня только тогда, когда простыл, и хочет узнать, где лежат лекарства и какие ему нужно принять.

— Там доставка, — зевнул Стёпка, указывая себе куда-то за плечо. — Стол, цветы и… забыл. Ещё что-то.

— «Кони, люди…», — произнесла я машинально, а затем мозг, всё же, решил включиться. — Подожди, какая доставка? Я ничего не заказывала.

— Я не знаю, мам, — сын поскреб пятерней затылок. — Там привезли и ждут. Сказал, всё оплачено, нужно только забрать и расписаться. Иди распишись. Они же ждут там.

— Они?!

Сердце глухо застучало в груди. Кто «они»? Может, прошлые жильцы не предупредили, что они переехали, и стол с цветами предназначается им?

Наспех накинув и подпоясав халат, я пальцами прочесала волосы и вместе с плетущимся за мной сыном вышла из комнаты в прихожую. Приоткрыла входную дверь и увидела за порогом двух парней в униформе мебельного магазина, и девушку с букетом цветом.

— Доброе утро! — первой заговорила со мной девушка. — Вам цветы от Смертина Вячеслава Александровича.

— Спасибо, — я только глазками смогла похлопать.

— Ну, и, походу, от него же стол, — произнес один из парней. — Сборка на месте. Распишитесь.

Машинально я поставила роспись на протянутом мне планшете.

— Мы пройдём? — спросил второй парень.

— Зачем?

Я ещё проснуться не успела, а мне уже нужно принимать какие-то решения.

— Стол собрать. Заказчик оплатил услугу.

— П-проходите.

Я отступила назад, пропуская парней со столом, пока ещё несобранным и в коробке, в квартиру. Девушка, принесшая цветы, уже исчезла. Я даже название цветочного магазина на её форме не успела прочитать.

Пока я в ступоре стояла, прижавшись спиной к стене прихожей, Стёпка закрыл дверь, а парни, предварительно снявшие обувь в прихожей, уже начали сборку стола на кухне.

Я до сих пор сплю, что ли?

Повернув к себе шикарный и тяжеловатый букет из белых и красных роз, я разглядела в нём черную записку.

Брови сами взметнулись вверх, а пальцы так и зачесались развернуть маленький кусочек бумаги и прочитать послание.

Даже страшно представить, что Смертин мог в ней написать.

Один факт того, что он подарил мне букет, уже пугает и настораживает.

Всё же, записку я взяла и развернула.

«С новосельем

Славик»

— Ненормальный, — выдохнула я и быстро сжала записку в кулаке, когда из комнаты вышел Стёпка.

— Это что, от твоего друга подгоны? — кивнул он хмуро на букет в моих руках.

— Ага. С новосельем поздравил, — улыбнулась я натянуто, вместе с тем чувствуя напряжение от того, с какой антипатией Стёпка смотрел на букет в моих руках и сборщиков мебели, суетящихся на кухне.

— Так он же вчера весь вечер поздравлял. Или от старости не помнит, что делал вчера?

— Стёпа, — выронила я и строго посмотрела на сына. — Вячеслав Александрович мой друг. И он не сделал ничего плохого, чтобы ты так о нём отзывался. Или он вчера был хорошим только пока помогал тебе с мебелью?

— Просто… — Стёпа нахмурился и опустил голову, не выдержав моего взгляда. — Просто раньше у тебя такого друга не было. А сейчас папа с нами не живёт и появился этот.

— Стёпа… — было сложно едва проснувшимся мозгом подбирать нужные слова. — Давай сойдёмся на том, что этого зовут Вячеславом Александровичем, хорошо? И, если он тебя чем-то обидел, говори здесь и сейчас. Потому что, если он тебя обидел, больше ты его не увидишь. Он тебя обидел вчера или когда-либо?

— Нет, — насупился сын, всё ещё не подняв на меня взгляд.

— Вот мы всё и выяснили. И, надеюсь, больше к этому разговору мы не вернёмся.

Сборщики мебели уехали, оставив после себе замечательный собранный стол. Но приятное впечатление о позднем утре было смазано недовольством сына. Отправив Славику слова благодарности и своей скромности в виде «не надо было», я закрылась в ванной комнате и позвонила Федосееву. Через два гудка он ответил.

— Да, Наташ?

— Занят? — спросила я сухо.

— Нет. Ближайшие минут двадцать свободен. С новосельем, кстати, — в голосе бывшего мужа слышалась улыбка, от которой я невольно закатила глаза. — Почему не сказала? Я бы помог перевезти вещи.

— Потому что это тебя не касается, — отчеканила я тут же. — И я звоню не ради поздравлений.

— Что-то со Стёпкой? Или, всё-таки, нужна помощь, чтобы собрать мебель? Старый друг не справился?

Намёк на Смертина я пропустила мимо ушей, но галочку себе поставила.

— Нужно, чтобы ты поговорил с сыном начистоту и уже объяснил ему, почему папа живёт отдельно, а мама не хочет его видеть. Прости, конечно, но я не могу объяснить Стёпке всё так, чтобы в конце рассказа ты не был мудаком. Сделай это сам. Потому что я не хочу вас ссорить, но получится именно так, если сыну всё расскажу я. Извини, но меня не устраивает, что корень зла в нашем разводе сын видит исключительно во мне.

— Понял, — было слышно, что всю веселость в голосе Федосеева сдуло. — Сегодня я заберу его из школы и постараюсь всё объяснить.

— Он сегодня остался дома. Я разрешила в честь новоселья отоспаться.

— Тогда после работы заеду к вам, заберу его и мы с ним всё обсудим. Не против?

— Не против.

— Тогда предупреди его, чтобы после шести никуда не убегал.

— Хорошо.

— До вечера.

— Пока.

До шести вечера мы со Стёпкой успели проехаться по магазинам, купить шторы, постельное, полотенца, столовые приборы, тарелки и кучу всякой мелочевки для дома.

А затем, как и обещал, в дверной звонок позвонил Федосеев. Дверь я ему открыла, даже нашла в себе силы для того, чтобы не выглядеть злой сукой, охраняющей свою территорию. Радует, что Федосеев и сам догадался остаться на пороге и скромно ждал, спрятав руки в карманы куртки.

Всего за два месяца после ухода из дома он кардинально изменился. Деловые костюмы отошли в сторону, аккуратно уложенные расческой волосы теперь ему, похоже, укладывал ветер. Ну, или любовница. Кроссовки, джинсы… Он будто помолодел. Или только пытается молодиться. Но ему, определенно, идёт такой стиль. По крайней мере, на его лице не видно больше ни синяков под глазами, ни иных следов от постоянной усталости и недосыпа.

Складывалось впечатление, что все эти годы я его мучила и не давала жить так, как хочет он. А теперь, пробив дно в семейном гнезде, он вдруг стал порхающей птицей. Свободного полёта, разумеется.

— Отличная квартира, — одобрительно кивнул Федосеев, осматриваясь.

— Спасибо, — выронила я приличия ради, потому что рядом был Стёпка, который шнуровал кроссовки.

— Готов? — обратился Федосеев к сыну.

— Ага. А ты, мама, с нами не поедешь?

— Нет, Стёп. Я к тёте Лене съезжу. А вы с папой поразвлекайтесь, сходите куда-нибудь. Но не допоздна, — добавила я с нажимом, обращаясь, главным образом к Федосееву. — Тебе ещё уроки нужно сделать. Там немного, но всё же.

— Ладно, — вздохнул сын, явно удрученный тем, что ему после веселья предстоит делать уроки.

— Часам к девяти постараюсь вернуть, — сказал мне Федосеев и вышел со Стёпкой из квартиры.

Немного постояв в прихожей, глядя на закрытую дверь, я прислушалась к себе и поняла, что Федосеев становится для меня всё более далеким человеком. Будто и не были женаты. Будто не испытывали друг к другу нежность. Совершенно посторонний человек, которого было неприятно видеть в собственной квартире, которая должна являться моей крепостью.

Я приехала к дому подруги и несколько минут сидела в машине, пытаясь подобрать слова. Даже учитывая тот факт, что буквально недавно была в такой ситуации, я всё равно не знала, что нужно сказать преданной женщине, чтобы её успокоить. Она сейчас зла и обижена. Едва ли найдётся хоть пара слов, способных побороть подобное состояние. Но хочется поддержать подругу, просто для того, чтобы она знала, что в мире есть, как минимум, один человек, который её не бросит и поможет.

Я позвонила в дверь и отошла на пару шагов, чтобы Лена увидела меня в глазок. Через минуту подруга открыла дверь, окинула меня снисходительным взглядом и подпёрла плечом дверной проём, скрестив руки под грудью.

Она была в своей привычной домашней одежде, волосы собраны в чуть растрепанный пучок, а с ушей её свисали золотые серьги. Раньше я таких у неё не видела. Как и золотого кольца на среднем пальце.

— Привет, — улыбнулась я уголками губ. — Как ты себя чувствуешь? Как дети?

— Чего тебе? — выронила Лена небрежно.

— Ничего. Просто хотела тебя поддержать. Хочешь, поговорим? Или, давай, просто обсудим, какие все мужики козлы, — попыталась я пошутить, желая поднять подруге настроение.

— И что мне от этих разговоров? Легче станет? Или я мудрость какую-то подцеплю от тебя, м?

— Лен, я понимаю, что ты сейчас злишься. Тебе тяжело, и ты считаешь, что тебя предали вообще все. Просто я хочу, чтобы ты знала, что у тебя есть я. Вместе мы справимся с любимыми проблемами. Я помогу…

— С проблемами? — фыркнула подруга насмешливо. — Ты мне сейчас будешь про проблемы рассказывать, Наташ? Ты о них, вообще, хоть что-нибудь знаешь?

— Лена…

— Какие у тебя проблемы, Наташа? Ну-ка, расскажи мне, — подруга переступила с ноги на ногу и спрятала кисти рук в карманы домашних свободных штанов. Водянистого цвета глаза впились взглядом в моё лицо. — Давай, расскажи мне, как тебе было пиздец как сложно, нихуя не сделав, продать одну квартиру и купить другую. Или расскажи мне о том, как тебе было сложно, когда твой бывший муж оставил тебе всё, а сам сейчас живёт на съёмной квартире. Ой, нет! Что это я в самом деле?… Лучше расскажи, как тебе тяжело живётся, когда бывший мужик кучу бабла на ребёнка отваливает. Давай, рассказывай, Наташ! А я послушаю, как тебе тяжело, пожалею. По головке поглажу. Ну!

— Лена, ты прекрасно знаешь, что во всё имущество, что мы с Федосеевым нажили, я тоже вкладывалась. И в квартиру, и в машины. Что мне, что Серёже, всё это не с неба упало. Мы работали днями и ночами. Я так же месяцами финансово тащила на себе семью, пока Серёжа только развивал свой бизнес и ещё не имел ни репутации, ни клиентов, которые сейчас у него есть. И работа моя, и нынешняя должность мне тоже не с неба упали. Ты сама видела, сколько нервов и слёз было мной потрачено на то, чтобы я смогла добиться того, что у меня сейчас есть. Напомнить тебе, как я со Степкой на руках на работу ездила, потому что место в садике нам долго не давали, а оставить его было не с кем? А теперь мне изменил муж, которому я верила и которого любила, и я вынуждена выстраивать свою жизнь заново. Всё ещё хочешь знать, что я ничего не знаю о проблемах?

— Не знаешь, — выронила Лена с едкой усмешкой. — Нихрена ты не знаешь, потому что всегда жила и живёшь на всём готовеньком. Сначала родители, теперь Серёжа, потом, наверняка, найдётся ещё какой-нибудь олень, к которому ты присосёшься… Знаешь, какие реальные проблемы у нормальных людей? А я тебе расскажу, подруга. Проблемы — это когда изменивший тебе мужик хочет забрать у тебя детей и выкинуть из квартиры. Проблемы — это когда тебе с чемоданами и детьми податься некуда, потому что нет ни мам, ни пап. Когда у тебя настолько маленькая зарплата, что тебе с трудом хватит её на то, чтобы самой от голода не сдохнуть. Не говоря уже о детях. И тебе надо будет через суд бодаться, чтобы выбить из отца детей хоть какую-то копейку. Вот какие у людей проблемы, подруга. Так живут люди и именно с этим остаются женщины, которым изменяют или от которых уходят мужья. У большинства попросту нет выбора и возможности уйти, махнув хвостом. И не тебе рассуждать о проблемах, глядя на жизнь из своего домика Барби.

В моих глазах стояли слёзы, горло душил острый ком обиды. Я смотрела в глаза подруги и не понимала, она действительно верит в то, что говорит, или просто хочет побольнее меня задеть?

— О, Наташка, а ты чё не заходишь? — по лестнице поднимался Миша с пакетами продуктов. — Или ты вдруг стала вампиром, который без приглашения в квартиру не заходит? — хохотнул он и прошёл мимо меня тяжело дыша от тяжести собственного веса и пакетов в его руках. — Проходи. Я как раз конфеты купил. Ленкины любимые.

— Она не может, Миш. На маникюр опаздывает, — ответила за меня Лена с издевкой.

— Маникюр — это хорошо. Ты бы тоже, Ленка, сходила.

— Миша, заткнись и зайди уже в квартиру. Дети конфеты ждут… — Лена закрыла перед моим носом дверь, продолжая что-то ещё ворчать на мужа.

Чувствуя слёзы по щекам, я на ватных ногах спустилась по лестнице и вышла из подъезда, вдохнув полной грудью прохладного осеннего воздуха.

Достав из сумочки дубликат ключей от моей новой квартиры, в которой я хотела предложить Лене пожить вместе со мной, Стёпкой и детьми, пока её жизнь не стабилизируется, я швырнула в урну у скамейки.

Кусая губы, сидела на краю кровати в своей комнате и смотрела на пустую стену. Светлые обои явно нуждались в том, чтобы их разбавили какой-нибудь картиной или, хотя бы, фоторамкой.

А моя психика нуждалась в том, чтобы ей хоть кто-нибудь объяснил, какого чёрта сегодня было. Я не считаю и никогда не считала себя нежным цветком, выросшим в тепличных условиях, но сегодня, после слов подруги, оказалась сломлена. По мне будто бульдозером проехали, обесценив не только мои достижения, но и проблемы тоже.

Живу как Барби в своём домике? Серьёзно?

Наверное, сегодня я впервые пожалела о том, что никогда не делилась какими-то шероховатостями в своей жизни, считая, что все так живут. Ведь у всех имеются свои проблемы, и нытьё никак не способствуют их решению. Но оказалось, умалчивая о проблемах или маскируя их, со стороны, даже для некогда близкой подруги, моя жизнь выглядела кукольно-прекрасной.

Идиотизм чистой воды.

Если, уходя от бывшего мужа, я сменила квартиру, то теперь мне хотелось сменить город или даже область. А ещё лучше не знать никого из своей прошлой жизни. Столько грязи, сколько я хлебнула от них за последние два месяца, я за всю свою жизнь не видела.

Стёпки пока ещё не было дома. Но мне было тревожно. Кто знает, чем обернется его разговор с отцом? Что ему скажет Федосеев, какие слова подберет и как сын отреагирует на вскрывшуюся правду, от которой он знал лишь половину?

Ещё немного и я дожую свои губы.

Наконец, в тишине квартиры, я услышала скрежет дверного замка. Кто-то открывал дверь ключом.

Что значит «кто-то»? Будто в моей квартире табор живёт…

Я дождалась, когда сын зайдёт в квартиру и только потом вышла из комнаты, чтобы его встретить.

И настроение сына мне не понравилось сразу. Он даже не взглянул на меня, не попытался ничего сказать. Молча швырнул ключи от квартиры на невысокую тумбочку на ножках, стянул с ног без помощи рук кроссовки и широкими шагами пошёл в свою комнату.

— Стёп, что случилось? — проводила я его взглядом, а затем последовала за ним. — С папой поговорили?

— Поговорили, — буркнул сын и захлопнул перед моим носом дверь в свою комнату.

— Стёпа, не пугай меня, — говорила я в дверное полотно, прислонившись к нему ухом. — Что тебе сказал папа?

— Ничего, — едва слышный голос сына. Через секунду по стене монотонно застучал теннисный мяч, что свидетельствовало о том, что мой сын зол, расстроен и в раздумьях.

В приступе нахлынувшей ярости, я ринулась в свою комнату, схватила с кровати телефон и набрала номер Федосеева. Ходя по комнате из стороны в сторону, как львица по клетке, я слушала монотонные гудки и ждала ответа.

— Да? — голос бывшего был настолько спокойным, что на секунду мне показалось, что я разговариваю с роботом.

— Что ты Стёпке сказал? Какого чёрта наш сын вернулся домой и заперся в своей комнате, не сказав ни слова? — шипела я гадюкой.

— Сказал правду, — устало вздохнув выронил Федосеев. — Думал, подобрать слова покрасивее, но, как оказалось, как не подбирай, смысл один — папа мудак. Сказал, как есть.

— Дебил, — выдохнула я, прикрыв глаза и прижав ко лбу ладонь. — А аккуратнее ты не мог?

— Я аккуратно.

— Знаю я твоё аккуратно, — чертыхнулась я и сбросила звонок.

Швырнула телефон обратно на кровать и вышла из комнаты, снова остановившись у двери в комнату сына.

Кулак, готовый постучать, застыл.

Прикусив нижнюю губу, я прислушалась к происходящему в комнате, но там по-прежнему стучал о стену мяч. Пришлось своё желание покопаться в голове у сына засунуть поглубже и сесть в своей комнате на кровать, не переставая при этом прислушиваться к стукам мяча.

Наверное, около получаса я находилась в подвешенном состояния. Даже примерно не представляя, что могу сделать в сложившейся ситуации. Внезапно стук мяча о стену прекратился. Я ещё сильнее навострила уши.

Дверь в комнате сына открылась, а я, чтобы не быть пойманной с поличным мамочкой-паникёршей, схватила свой ноутбук с прикроватной тумбочки, открыла его с важным видом начала «вчитываться» в окно загрузки. Но всё моё сознание было сосредоточенно на том, что Стёпка вышел из своей комнаты, прошёл на кухню. Почти сразу зашумела вода, а потом зашумел чайник. Хлопнула дверца холодильника, что-то зашуршало, застучало, а через несколько минут сын застыл в дверном проеме уже моей комнаты.

— Мам, — произнес он тихо, пока я симулировала рабочий процесс.

— М? Да? Слушаю, — актриса без Оскара, блин.

— Пойдём, это… чай попьём. Я бутеры сделал.

— Ухты-пухты! — вскинула я брови и широко улыбнулась в ответ на смущенную улыбку Стёпки. — Фирменные бутерброды моего сына, где хлеб нарезан толще колбасы? Ради них я даже от своей диеты откажусь. Пошли, — приобняв сына за плечи, я чмокнула его в лохматую шевелюру, на что он сделал вид, что он уже очень взрослый и все эти телячьи нежности ему не надо.

— Только ты мне кофе нальёшь.

— Растворимый и немного, — поддала я чуток строгости.

— Ладно, — закатив глаза, согласился Стёпка.

Можно ли осудить женщину, пьющую вино в одно бесстыжее лицо на краю барной стойки в одном из клубов города?

Конечно, можно!

И эта женщина сама себя сидит и осуждает, но отказать себе в желании утопиться в вине не может.

Дома при сыне пить стыдно. Подруг, с которыми можно пойти и выпить в веселой компании, у меня, как выяснилось, нет и не было. А настроение напиться, как назло, обострилось и достигло своего пика именно сегодня.

Спустя почти три недели я решила, что пора выпить за новоселье. Туда же, в кучу поводов для выпить, я закинула и измену мужа, и развод, и утраченную дружбу… и хрен пойми, что теперь делать с этой жизнью.

Снова искать мужчину и надеяться на новую любовь? Боже упаси! С каждым днём я всё чётче понимаю, что больше никаких мужчин в моей жизни не будет. Всё. Баста. Есть только сын, ради которого я теперь живу, и работа, которая мне нравится и которая меня кормит. В принципе, имеющихся факторов мне хватит, чтобы дожить до счастливой старости, а на пенсии можно начать путешествовать или нянчить Стёпкиных деток. В общем-то, большего от жизни я уже не жду. Одиночество — отличная форма защиты от сердечных мук.

Водя подушечкой пальца по ободку бокала, в пьяных мыслях гоняю, какой мой бывший мудак. И вроде ненавижу его, но чем больше думаю о нём, тем сильнее понимаю, что в груди уже не трогает так, как месяц назад. Да, болит, да, зудит, да, горько, но сейчас чувства будто разбавлены водой. Или вином.

Сама с собой усмехаюсь.

— Привет, красавица, — материализовался рядом со мной какой-то парень. — А тебе мама разрешила гулять так поздно?

Фокусирую на парне взгляд и едва сдерживаюсь от того, чтобы закатить глаза или плеснуть парню в лицо вином. Он явно понял, что мне за тридцать и теперь пытается склеить милфу, коей я для него наверняка являюсь из-за разницы в возрасте в, минимум, лет десять.

— А для таких маленьких, как ты, разве не существует комендантский час? — произнесла я, отпив немного красного вина.

Бармен напротив, начищая бокал до блеска, тихо прыснул и с озорной улыбкой глянул на начинающего пикапера, припарковавшегося рядом со мной.

— Мне уже даже алкоголь продают. Угостить? — парень сдаваться, похоже, не собирается.

— И потом сраться в родительском чате из-за того, что меня угостил вином ровесник моего сына? Нет уж, увольте.

Наличие у меня «взрослого» сына явно отрезвило парня. Наверное, не настолько старую милфу он планировал сегодня склеить.

— Красотка, может, разбавим вино водичкой? — в этот раз ко мне обратился другой парень из-за барной стойки. Странно, что бармен спокойно уступил ему своё место. Наверное, с определенного часа в этом клубе в работу включается второй бармен.

— А разве вы не разбавляете вино водой по умолчанию, но так, чтобы клиент не видел? — улыбнулась я, поболтав бокалом с остатками вина в воздухе.

— Не в мою смену, — улыбнулся парень, сосредоточив на мне взгляд ярких голубых глаз. Кого-то он мне напомнил… — Может, сладенький коктейльчик? В качестве закуски.

— Ладно, — согласилась я и залпом выпила остатки вина. — Только без крепкого алкоголя.

— Без проблем. Кстати, я Роберт, — парень протянул мне руку через стойку и, немного подумав, я вложила свои пальцы в его теплую ладонь.

— Наталья, — постаралась и я перекричать музыку.

— Красивое имя, — кивнул парень одобрительно. — Платье, кстати, тоже.

— Спасибо, — вздохнула я, поняв, что мне попался ещё один мамкин пикапер. Но этот хотя бы на лицо приятный. И воспитанием, похоже, не обделен.

Намешивая мне коктейль, парень умудрялся что-то параллельно писать в телефоне. В какой-то момент мне показалось, что он снимает меня на камеру, но это подозрение быстро ушло, когда я поняла, что он, в принципе, держит так телефон, чтобы было удобнее набирать смс-ки.

Не удивлюсь, если он, отвешивая комплименты мне, пишет смс-ки и кадрит через телефон другую.

Я выпила один коктейль, приготовленный Робертом, затем второй и на третьем поняла, что все они безалкогольные, а я становлюсь только трезвее от того, что они ещё и холодные.

— Мне кажется, или во всех этих коктейлях алкоголя нет вообще? И почему ты обслуживаешь только меня? — обратилась я к парню.

— Особая просьба хозяина заведения, — произнес парень с ухмылочкой и, посмотрев куда-то за моё плечо, улыбнулся шире. — Вот и он, кстати.

— Кто? — не поняла я и крутанулась на барном стуле, чтобы узнать, кого парень увидел за мной и что это за хозяин заведения, который за меня решил, что мне пить. — Славик?! — я на секунду даже протрезвела.

— Натах, ты в курсе, что про женский алкоголизм говорят? — голубые глаза холодным блеском в свете тусклого освещения клуба впились в моё лицо.

Необычно видеть своего начальника в джинсах, в простой черной футболке и в кожаной куртке.

— Что-то ты быстро, бать, — ухмылялся Роберт за барной стойкой. — Торопился?

— Летел на запах Натахиного перегара. Рубик, стакан воды с лимоном сообрази. И всё, что она тут выпила, и, похоже, не закусила, на счёт заведения.

— Да понял я уже, — ехидно улыбнулся Роберт.

Первый час ночи.

Нет, чтобы спать, старому дураку, я упёрся в старую добрую фантастику и каждую новую главу откладываю сон.

Телефон на тумбочке коротко содрогнулся.

Я глянул на часы и задался немым вопросом «кому и что надо в такой час?».

Единственный человек, на звонки и смс-ки которого я стану реагировать в любое время дня и ночи, — это мой сын.

Взяв телефон с тумбочки, нехотя смахнул заставку подушечкой большого пальца, и ввел пароль. Дату рождения сына. Я простой, как палка. Чтобы меня взломать, даже фантазию применять не придётся, если, конечно, не идиот решит меня взламывать.

Смс от сына:

«Это тебе сейчас, но будто на Новый год»

К сообщению оказалась прикреплена фотография, которая еще не догрузилась, оставаясь пока темным прямоугольником, но я уже не желал её смотреть, подозревая сына в том, что он снова мне скинул какую-нибудь идиотскую картинку из интернета.

Поведя бровями, я собрался выйти из чата и снова отложить телефон, но присланная сыном фотография в последний момент обрела краски и очертания, а рука моя дрогнула, когда взгляд застыл на экране, не веря тому, что видит.

Наталья сидела в кадре за барной стойкой, смотрела в сторону и аккуратно подушечкой среднего пальца касалась ободка бокала.

В груди будто тысячи мелких шариков полопались.

Я резко сел в постели, откинул книгу и как завороженный смотрел на фотографию Натальи, скидывая с ног одеяло.

«Где это?» — набрал я вопрос сыну.

Р: «В нашем клубе. Сидит, пьёт, отшивает парней. Пьяная и красивая, что пиздец!»

«Разбавляй ей выпивку. Скоро приеду»

Р: «Уже в процессе. Намутил ей безалко коктейльчиков»

— Куда, блядь, тебя понесло, Натах? — выругался я себе под нос и рванул к шкафу. Наспех надел джинсы, футболку, на ходу натянул носки. В прихожей взял ключи от машины, квартиры, надел кроссовки и пришлось в них вернуться в комнату за телефоном.

Пока я ехал до клуба, Рубик периодически отчитывался о том, что там делает Наталья.

Ещё года два назад я ругал себя за то, что по пьяни сказал сыну, кто является моим идеалом женщины. Тогда, для меня бухого, Натальина фотография с доски работников месяца была самым весомым аргументом в доказательство сыну о том, что его папа нихрена не сухарь. Он просто неудачник, которому когда-то не повезло успеть отхватить себе идеальную женщину, и теперь он, как последний кретин, вынужден обходиться лишь её присутствием на работе, да на совещаниях рядом.

А сейчас женщина моей мечты решила нахуяриться в клубе, которым занимается мой сын. Какого хрена, Натах?

Словно боясь опоздать, я доехал до клуба как ненормальный, оставил тачку перед входом и влетел в заведение. Сразу взглядом нашёл барку, а за ней сидящую ко мне спиной Наталью, которая возмущалась, что в её коктейлях недостаточно бухла.

Понеслась пизда по кочкам через два месяца после развода.

— Славик?! — выронила она шокировано, повернувшись ко мне только тогда, когда на меня указал мой сын.

Рубик прав. Красивая, что пиздец. И пьяная. Черное платье с длинными рукавами в какой-то блестящей посыпке. До опизденения красивые длинные ноги в черных капроновых колготках и туфлях на шпильке. Темные глаза пьяно сверкают, но смотрят осознанно.

— Натах, ты в курсе, что про женский алкоголизм говорят? — спросил я, подойдя ближе, и встал так, будто пытался собой закрыть её прелестные ножки от посторонних глаз.

— Что-то ты быстро, бать, — ехидничал Рубик. — Торопился?

— Летел на запах Натахиного перегара. Рубик, стакан воды с лимоном сообрази. И всё, что она тут выпила, и, похоже, не закусила, на счёт заведения.

— Да понял я уже, — усмехнулся сын, ловко приступив к выполнению заказа.

— Ну, Натах, рассказывай, как докатилась до жизни такой? — я сел рядом с ней на соседний барный стул и развернул её к себе так, чтобы коленки её были спрятаны между моими коленками.

— Расслабляюсь в свободное от работы время. Имею право, — по голосу было слышно, что она начала выстраивать стены. А значит, в клуб приехала не за тем, чтобы по-быстрому потрахаться. Аж от сердца отлегло. — Рубик, налей мне вина.

Наталья требовательно придвинула к краю стойки пустой бокал.

Сын вопросительно на меня посмотрел. Я едва заметно ему кивнул.

Если Наталья хочет набухаться, то пусть хотя бы делает это при мне. Так я буду уверен, что с ней ничего не случится и она не наделает глупостей.

— Благодарю, — произнесла королева и пригубила немного вина.

— Что празднуем? — чтобы говорить с Натальей, мне приходилось подаваться вперед и практически зарываться носом в её волосы, чтобы говорить почти в самое ухо. Иначе через музыкальную долбёжку нихрена не услышишь.

Не скажу, что мне это не нравится, но… Не скажу.

— Эммм… Развод, новоселье и-и-и… панику, — ответила Наталья, тоже подаваясь ко мне, чтобы я услышал.

— Панику?

— Ну, да. Я ведь никогда не жила одна. Чтобы вся ответственность вообще за всё лежала на одной только мне. Это сложно. Но так, знаете… интересно, — с шальным прищуром подытожила она и снова отпила вина из бокала.

— А малой твой в курсе, что его ответственная мать вино в одну каску глушит?

— Нет. У малого начались каникулы, он уехал с папой мириться. А мне так напиться захотелось. Но в одиночку дома… Как-то прискорбно.

— И поэтому ты пошла в клуб в коротком платьице, чтобы до тебя домогались сопляки? — я её к мужу так не ревновал, как к пиздюкам в этом клубе прямо сейчас. Я ведь тоже не слепой, вижу её и вижу, какие взгляды на неё бросают проходящие мимо пиздюки, которые на вид ровесники моего сына.

— А вам какое дело, куда и в чем я пошла? Я женщина свободная. Что хочу, то и делаю. И сейчас я хочу танцевать, — сказала Наталья и ловко сползла с высокого стула. Ткнула мне в грудь маленькой сумочкой, очевидно, предлагая за ней присмотреть. — Если вас не затруднит.

Оправив подол платья, Наталья вошла в поток танцующих. Прикрыла глаза, запустила пальцы в волосы и начала двигаться в такт музыке.

А я не стал отказывать себе в удовольствии наблюдать за ней, вместе с тем контролируя ситуацию, чтобы никто не начал её лапать в танце.

Плавные изгибы её тонкой талии завораживали. Касаясь себя в танце, она словно вынуждала заострять внимание на той части тела, к которой она только что прикоснулась. Её танец не был вызывающим, она не выпячивала себя, не хотела быть в центре всеобщего внимания. Она вышла, чтобы потанцевать и получить удовольствие от музыки.

И кто я такой, чтобы отказывать себе в желание получать эстетическое наслаждение от столь прекрасной картины?

— Лёд под яйца нужен? — раздался рядом голос сына. Будто чёрт на плече.

— На хер иди, — отбрил я его, не глядя.

Активная музыка прекратилась, начался какой-то медляк. Наталья остановилась и с робкой улыбкой посмотрела на окружающих, которые стали разбиваться на парочки, а она осталась в одиночестве.

Заметно поникнув, Наталья направилась обратно к барной стойке.

— Первый и последний раз я делаю подобную хуйню, — выдохнул я сокрушенно себе под нос. Отдал сумку Рубику, снял с себя куртку и тоже отдал ему. Перехватил за руку Наталью, планирующую забраться на барный стул, чтобы снова присосаться к вину, и повёл её обратно на танцплощадку. — Идём.

— Куда? — явно растерялась она.

— Потанцую тебя.

— Вы?! — подлетели её брови.

— На другого сегодня даже не надейся.

И в моменте я растерялся. Как школьник соображал, где я могу коснуться Натальи.

Ладони на талии — достаточно нейтрально? Или лучше повыше?

За все годы, что мы знакомы, мне ни разу ещё не доводилось касаться её подобным образом. Практически интимно.

Было заметно, что Наталья тоже немного растеряна. Но в ней хотя бы был алкоголь, который помогал ей быть смелее. Мягко огладив мои предплечья, она остановила ладони на плечах, а затем, не мешкая, приобняла за шею. Острые коготки аккуратно царапнули затылок. Пьяный взгляд темных глаз застыл на моём лице, изучая меня с искорками веселья.

— Как на дискотеке в летнем лагере, — улыбнулась Наталья широко. — Даже дистанция та же, — она многозначительно посмотрела на расстояние между нами и звонко рассмеялась, когда я прижал её к себе.

Мы плавно покачивались на месте, переступая с ноги на ногу. Я старался смотреть прямо перед собой, чтобы не пялиться на Наталью, но до зуда в коже чувствовал, как она изучает моё лицо.

— Хорош меня сканировать, — буркнул я нарочито строго, дабы не выдать, что начал смущаться как красна девица.

— Всегда было любопытно, ваша щетина, она всегда такая?

— Какая?

— Не растущая. Ну, правда. Сколько вас знаю, а у вас она всегда одной длины, ни разу не видела вас гладко выбритым или с бородой.

— Для моей бороды есть триммер.

— А почему не побреетесь гладко?

— Красивый шибко становлюсь. Девкам нравится начинаю.

Наталья прыснула и, продолжая тихо смеяться, уткнулась лбом в моё плечо, а затем и вовсе прижалась к нему щекой. Сместила руки на моей шее и сама будто стала ближе, прижавшись ко мне туловищем.

Чтобы удержать явно расслабившуюся в моих руках Наталью, скользнул ладонями по её спине и обнял так, чтобы она и дальше могла расслабленно на меня опираться. Опустив голову, прижался щекой к её волосам и прикрыл глаза, чувствуя, как Наталья иногда, наверное, неосознанно поглаживала мою шею пальчиками.

Я не был пьян, как Наталья, поэтому четко услышал, как закончилась песня и тут же началась другая. Тоже медляк.

Перевел взгляд на подиум диджея и обнаружил там своего сына, гордо ухмыляющегося о том, какой он молодец. Незаметно показал ему большой палец вверх, на что Рубик показал мне, что пора бы опустить ладони на ягодицы Натальи.

Пользоваться пьяным и беззащитным положением женщины, которая доверила мне свой танец? Мне уже не двадцать, чтобы страдать такой херней.

Поэтому я просто мягко отстранился от Натальи, взял её за руку и дал понять, что хочу с ней сделать. Наталья приняла моё немое предложение с детским восторгом в глазах и позволила себя закружить на месте, а затем поймать за талию и немного отклонить назад.

— Уже гораздо лучше, чем в детском лагере, — выдохнула она восхищенно и вновь скользнула ладонями по моим плечам, обнимая за шею. Осоловелый взгляд вновь застыл на моём лице. — От вас вкусно пахнет.

— От тебя вкуснее.

— Правда?

— Если не считать лютого перегара, — ухмыльнулся я и ненавязчиво погладил хрупкую спину большими пальцами.

— А как так вышло, что вы стали проводить со мной больше времени? — вдруг спросила Наталья, глядя на меня одним глазом. Видимо, я начал двоиться, а одним глазом видно только одного меня.

— Так вышло, — ответил я расплывчато.

— Не будь вы Вячеславом Александровичем, которого я знаю много лет, то решила бы, что я вам нравлюсь.

— Не нравишься.

— Ну, я хотя бы красивая? На ваш вкус.

— Очень.

— Шибко? — улыбнулась она широко.

— Шибко.

— Тогда ладно, — выронила Наталья деловито и вновь прижалась щекой к моему плечу.

Песня закончилась, и я усилием воли смог себя заставить разжать объятия и выпустить Наталью. Наверное, по этой причине я не разрешал себе к ней прикасаться раньше. Иначе было бы невозможно оторваться. А чем больше получаешь, тем больше хочется. Уж слишком велико искушение.

Наталья вернулась к бару и вновь присосалась к бокалу с вином. Я не стал мешать ей, полностью понимая желание утопить проблемы на дне бокала. И утопить их так, чтобы они больше не всплыли. Человеку, любому, иногда нужно просто расслабиться и выкинуть из головы все мысли, заменив их алкоголем.

Радовало только то, что Наталья напивалась под моим присмотром. Её глаза ярко блестели в вспышках освещения, она рассказывала мне о том, как они с сыном двигали мебель в квартире и ругались, как два старика, выясняя, чья это было идея — сорвать спины в новой квартире.

А затем изрядно охмелевшая Наталья засобиралась домой. Начала копошиться в своей сумочке в поисках карты.

— Сколько с меня? — спросила она, стараясь выглядеть трезво. Но асинхронно моргающие глаза выдавали её с потрохами.

— Ты забыла, что клуб принадлежит мне и моему сыну?

— Помню, — ответила она уверено. — Но вы же не работаете бесплатно? Или работаете?

Наталья вопросительно перевела взгляд на Рубика в ожидании ответа.

— Сегодня работаем бесплатно, — улыбнулся ей сын.

— А я хотела… — Наталья провела картой по воздуху, будто по терминалу.

— Дай ей, — кивнул я в сторону терминала, и Рубик поставил его перед Натальей, ничего не введя, чтобы успокоить буйную, которой явно стало легче, когда она приложила карту для оплаты.

— Вот и всё, — гордая и независимая, бухая в стельку, Наталья, тряхнув волосами, пошла к выходу из клуба.

Я последовал за ней, удивляясь тому, как она в своем состоянии умудрялась идти на шпильках и не подворачивать ноги. Я помог ей надеть пальто и молча, придерживая её сумочку, ждал, когда она его застегнет и завяжет пояс.

— А я такси заказывала? — посмотрела она на меня хмуро.

— Я тебя подвезу.

— Хорошо, — согласилась она мгновенно. Забрала у меня сумочку и первой вышла из клуба.

Везя Наталью до дома, понял, что оставить её в таком состоянии одну нельзя. Мало ли что она придумает на пьяную голову, это, во-первых; а, во-вторых, не хотелось бы, чтобы в пьяном угаре она себе навредила. Поэтому, развернувшись на кольце, я повёз её домой к себе. Можно было бы остаться у неё и присмотреть за ней там, но существует риск, что утром может вернуться её сын и снова принять меня в штыки. Обострять ситуацию и действовать во вред Наталье мне не хотелось. Если малой заявиться утром домой и не обнаружит мать, то позвонит ей, а уж утром Наталья сообразит, что сказать. За хлебом, например, вышла.

— Мы не туда едем, — хоть и пьяная, но она контролировала всё, что с ней происходит.

— Переночуешь сегодня у меня.

— Зачем?

— Люблю, когда в квартире кто-то блюёт.

— Я кушать хочу, — Наталья забавно вытянула губки.

— Сейчас что-нибудь придумаю.

Дома у меня оставались спагетти с мясом. Думаю, если разогреть, они станут съедобными.

— Только вы меня потом всё равно домой увезите, — строго, ткнув указательным пальцем в моё плечо, предупредила Наталья.

— Обязательно.

В квартире она культурно разулась, составила свои туфли аккуратно в прихожей. Сумочку и пальто оставила разбираться мне, а сама пошлепала гулять по квартире, как на экскурсии.

— Всё такое… холодное, — обняла она себя за плечи.

— Замерзла? Я прибавлю обогрев.

— Нет. Я про интерьер. Всё такое… мужицкое. Маскулинное. Грубое. Хоть бы цветок какой в горшке стоял.

— Горшки в моём доме уже лет двадцать не водятся. С тех пор, как сын унитаз освоил.

— Да не эти, Вячеслав Саныч, — сморщила она носик. — Вот вы всегда так всё… Никакой романтики с вами.

— Хочешь романтики со мной? — повел я бровью, поймав её взгляд.

— Любая женщина хочет романтики. Не конкретно с вами. Но вообще, в целом.

— Садись, — я придвинул тарелку с разогретыми спагетти и мясом к краю стола. Рядом положил вилку.

— Вы сами готовили? Очень вкусно, — Наталья складывала губки трубочкой и втягивала спагетти.

— Сам.

— А как же женщины? У вас нет женщины, которая хотела бы о вас заботиться? Готовить вам, гладить рубашки, целовать в прихожей перед уходом на работу…

Наталья перечисляла картины идеальной совместной жизни мужчины и женщины, а я в каждую вставлял её образ.

Как она готовит мне завтрак в моей рубашке, а после с босыми ножками целует в прихожей. И в итоге, я никуда не ухожу, потому что одного поцелуя мне явно будет мало. Всегда будет мало.

— Женщины нынче мало клюют на ворчливого сорокадвухлетнего старика, — ответил я на её вопрос и поставил рядом с ней стакан холодной воды. Можно было бы и чай, но её развезет окончательно.

— Какой же вы старик? — всмотрелась в меня Наталья. — Вы всего на десять лет старше меня. И, к тому же, бываете очень милым, когда не материтесь и не кричите ни на кого.

— Когда такое было, чтобы я не кричал и не матерился? Брешешь, Натах!

— Было как-то. Когда вы у кулера водичку в стакан наливали, — хохотнула она.

Наблюдая за тем, как она ест, ловил себя на мысли, что хочу, чтобы она немного поела как поросёнок, чтобы я смог подушечками пальцев собрать томатный соус с уголков её губ. Но Наталья, к моему сожалению, пользовалась салфеткой, а не моими услугами.

Доев, она вышла из-за стола и гордо пошлёпала к раковине.

— Ты чего удумала?

— Тарелку за собой хочу помыть, — Наталья невозмутимо поставила тарелку в раковину, взяла губку, капнула на неё моющее и начала мыть тарелку. Аккуратно поставила её на сушилку, туда же положила вилку и осмотрелась вокруг. — Давайте, я вам ещё что-нибудь помою.

— У меня всё чисто.

— Прям всё?

— Прям всё.

— Завидую, — вздохнула она горько. Оставила губку, всполоснула руки и выключила воду. Повернулась ко мне, держа мокрые руки над раковиной. — А чем вытереть?

— В мужицком-то доме? — усмехнулся я. Подошёл к ней ближе и положил ее влажные ладони на свою грудь поверх футболки. — Как-то так.

— Я знала, что здесь должен быть какой-то изъян, — улыбнулась Наталья, заглянув мне в глаза. А затем её улыбка вдруг померкла, в глазах блеснули слёзы, и Наталья уткнулась лбом в мою грудь ровно между своих рук.

— Слезами мочить мою футболку я не разрешал, Натах.

Откровенно говоря, я растерялся. Не слёз её я хотел.

— Спасибо вам, Вячеслав Александрович, — всхлипывала Наталья, пока я в недоумении гладил её по волосам. — Не знаю, как так вышло и почему, но вы остались единственным человеком, который меня поддерживает. Родители, подруга… я будто неугодная им стала после всего, что случилось. А я просто хотела сохранить себя, остаться верной себе…

— Тише, — я обнял Наталью обеими руками и прижал к себе. Утешать я не умел, поэтому молча покачивался с ней, ожидая, когда она выплачет в мою футболку всё наболевшее. — Ты устала, — шепнул я ей в волосы.

— Угу.

— Идём спать. Нехер плакать по всяким пидарасам.

— Старый добрый Славик, — хохотнула Наталья и отстранилась от меня, вытирая уголки глаз кончиками пальцев.

Я показал ей свою комнату, в которой она сегодня будет ночевать. Сам я забрал себе одну подушку и устроился на диване в гостиной.

Слышал, как она ходила по квартире, как вода шумела в ванной, а затем насторожился, увидев крадущуюся мимо меня в сторону кухни Наталью. На цыпочках, в моей футболке, которую я оставил ей, чтобы она не спала в колючем платье. Налив стакан воды, она вернулась в комнату, и наступила тишина.

Пролежав около получаса, я понял, что сна нет ни в одном глазу. И теперь уже я крался на цыпочках в свою комнату, чтобы забрать с тумбочки книгу, которую не дочитал.

Наталья спала ко мне спиной, раскинув волосы по подушке и обняв угол одеяла.

Я потянулся к книге и начал давать заднюю в гостиную.

— Посидите со мной немного, — вдруг произнесла Наталья и повернулась ко мне лицом, перекатившись с бока на бок и подложив ладонь под щёку. — Пять минуточек.

Без косметики, совсем девчонка. Даже веснушки стало видно на щеках. Немного, но всё же.

Сев на край кровати, подоткнул одеяло под её ноги, проверил, что спина её тоже полностью скрыта под одеялом. В тусклом свете лампы на тумбочке смотрел в её спокойное лицо, на слегка подрагивающие ресницы, на четко очерченные губы, и мысленно понимал, что теперь точно не откажусь от неё, даже если придётся драться со всеми её чокнутыми родственниками, подругами, соседями, коллегами… Да с кем угодно. Хрена с два я теперь останусь наблюдателем.

Наталья вдруг вытянула руку из-под одеяла и положила её рядом со мной ладонью кверху. А я мягко обхватил её ладонь своей, будто пожимая.

Неожиданно Наталья повернула руку так, что моя ладонь оказалась под её ладонью.

— Я вас сделала, — прошептала она с улыбкой, не размыкая глаз.

— Давно уже, — шепнул я, почувствовав по обмякшей руке, что она окончательно уснула.

Холодно и ужасно хочется пить.

Нельзя было вчера давать себе слабину и пить в одиночку. Лучше бы сериал какой-нибудь посмотрела. Возможно, не выспалась бы, но хотя бы не чувствовала бы себя сейчас попавшей под поезд.

Высунув голову из-под одеяла, первое, что я почувствовала, — посторонний запах. Так не пахнет в моей новой квартире. Может, я во сне сожгла обои перегаром?

Кошмар. Хорошо, что сын не видел меня в таком состоянии.

С кряхтением я перекатилась на спину и только сейчас позволила себе открыть глаза, чтобы мгновенно почувствовать остановку сердца, увидев потолок не своей квартиры.

Вчерашний вечер короткой вспышкой пролетел перед глазами.

Я пила вино, отшивала мальчиков с пушком вместо полноценной бородки или щетины, а потом… Славик?!

— Твою мать! — выдохнула я хрипло и спрятала лицо в ладонях. — Нет, нет, нет! Я не могла…

Порывисто сев в постели, я заглянула под одеяло, надеясь увидеть на себе трусы.

К счастью, они были на месте. А вот вместо платья на мне была футболка. Явно мужская.

Вновь прижав одеяло к груди, я осмотрелась, стараясь подавить панику, подступающую к горлу вместе со рвотой.

Черно-белый шкаф с зеркалом-мозаикой; тумбочки у кровати, похожие на пеньки деревьев; черные шторы; рабочий стол с ноутбуком и канцелярией в углу комнаты, и я под серым постельным бельём.

Я точно не у себя дома и точно у какого-то мужчины.

Каким ветром у меня сорвало крышу, что я совершила такое?

— Натах, — раздавшийся голос заставил меня вздрогнуть и замереть, не глядя в сторону Славика, будто так я стану невидимой для него. — Завтрак почти готов. Ставлю чайник, жду тебя.

— Угу, — выдохнула я, так и не посмотрев в его сторону.

Только по удаляющимся шагам поняла, что он ушёл из комнаты и оставил меня наедине с моей внутренней истерикой.

Классно, Натаха, ты провела вчерашний вечер. Мало того, что в твоей жизни и так всё перевернулось и изменилось, теперь тебя ещё и с работы погонят. Едва ли Смертин оставит меня при должности после того, как мы переспали. Даже если я пообещаю ему, что ничего никому не скажу, в фирме мне места все равно уже нет.

Так! Нужно взять себя в руки. Сама, дура, виновата.

Я скинула с себя одеяло, подобралась к краю постели и опустила ступни на пол. Теплый, к слову, пол. Встала на ноги, пошатнулась и оперлась пальцами о край тумбочки, чтобы удержать равновесие. На стуле за рабочим столом я обнаружила свои вещи: платье, колготки, бюстгальтер.

Страсть нас, похоже, не обуяла, да и я разделась культурно, как для гинекологического осмотра. По всей видимости, вчера имело место быть культурное соитие с деловыми нотками.

Кошмар…

Обняв себя за плечи, я практически на цыпочках пошла в сторону, откуда доносились звуки готовки и аромат кофе.

— Садись. Не стесняйся, — Смертин кивнул в сторону стола, а сам отвернулся к гарнитуру, чтобы налить кофе.

Шумно сглотнув, я постаралась не акцентировать внимание на том, что сам Смертин был по пояс голым, расхаживая передо мной в одних только спортивных штанах.

Он нисколько не был смущён нашим положением. И в целом вёл себя так, будто мы всё ещё в офисе, в его кабинете, и я вот-вот подложу ему бумаги на подпись.

— Сахар? — поинтересовался Смертин, показав мне сахарницу.

— Угу.

Я обняла поставленную передо мной кружку ладонями и сосредоточила взгляд на черной жидкости в ней.

Ну, я и дура…

— Расслабься, — вдруг произнес Смертин. — Не было у нас ничего. Ты напилась в моём клубе, мне позвонил сын, и я привёз тебя к себе, чтобы тебя во вчерашнем состоянии не увидел твой сын. Спал я на диване. Трусов твоих не видел.

Взгляд голубых глаз насмешливо сверкнул.

Похоже, не врёт, но не поглумиться над моим незавидным положением — грех.

— Спасибо, — я попыталась улыбнуться, но ничего не вышло. Скорее, инсульт, чем улыбка.

— За то, что у нас ничего не было?

— Угу.

— Можно было бы, конечно, раз-раз и на матрас, но я предпочитаю трахаться с бабами, которые в своём уме и сознании, — усмехнулся Смертин и отвернулся к плите, на которой стояла сковорода. — Омлет?

— Немного.

Смертин поставил передо мной тарелку, положил рядом вилку и отвернулся, чтобы налить кофе и себе тоже.

А я смотрела на его спину и пыталась понять, как выйти из сложившейся ситуации не побитой собакой, а вполне достойно. Всем же свойственно иногда уходить в отрыв, да? А разведенкам?

Пока я размышляла о том, как моя жизнь пошла под откос, в квартиру кто-то вошёл. Будто специально хлопнул дверью погромче, чтобы у меня надвое треснула голова, а затем прокричал:

— Надеюсь, все одеты?

— Если приехал пожрать, то молча, — крикнул в ответ Смертин.

— Наталья, моё почтение, — в кухне появился парень в кожаной куртке, порванных джинсах и с очень хитрой улыбкой на молодом лице, так похожем на Смертина старшего. Я помнила его из клуба. Он улыбался мне широко и искренно. Чувствуя неловкость, я оттянула край футболки побольше на колени, но, к счастью, парень не стал меня разглядывать. Сильнее всего его заинтересовало содержимое сковороды на плите. — Люблю возвращаться домой утром. Пахнет кофе, моя уже готовит, — сказав это, парень смачно шлёпнул Смертина по заднице, отчего я едва не выплюнула кофе носом.

— Пизда тебе, — буркнул Смертин и мгновенно ринулся к парню, который побежал от него, смеясь.

Я обеими руками схватилась за стол, боясь, что они его опрокинут, но эти двое выбежали вон из кухни, и дальше я слышала только топот по квартире и периодические вспышки смеха обоих.

— Всё, блядь! Ты выиграл, бать! — завопил парень.

Через несколько секунд отец и сын вошли обратно в кухню, продолжая вяло толкаться до самой плиты.

— Мой сын Роберт, — коротко пояснил Смертин.

— Приятно… познакомиться, — кивнула я, глотая кофе. Глядя на Смертина, я пыталась найти в нём того человека, к которому привыкла в офисе, но видела совершенно другого мужчину. Более легкого, более понятного, более земного и простого в своих домашних штанах и в простых и уютных приколах с сыном.

Роберт ушёл в прихожую, из которой вернулся почти сразу, но уже без куртки. Сцепив пальцы в замок, он зафиксировал их на затылке и наблюдал за тем, как его отец готовил ему завтрак. Периодически парень поглядывал на меня, чем катастрофически смущал.

— А я вам точно не помешал? — спросил он вдруг.

— С чего ты взял? — между делом поинтересовался Смертин.

— Что-то вы подозрительно молчите. Будто я что-то прервал, и теперь вы ждёте, когда я пожру и свалю.

— Жри и вали, конечно, — Смертин переложил омлет из сковороды в тарелку и вручил сыну. — Хлеб нарежь.

— Огурчики? Помидорчики? Наталья, что предпочитаете? — голубые глаза с хитрым блеском застыли на мне.

— Ничего. Спасибо, — дёрнула я уголками губ в вялой попытке улыбнуться.

— Рассол от огурцов Натахе оставь. Ей сейчас лишним не будет, — строго бросил Смертин.

— Ничё, что я в рассоле только что пальцы искупал? — невинно вопросил Роберт, выглянув из холодильника уже с рукой в банке огурцов.

— Дал же Бог наследничка, — тяжело вздохнул Смертин и начал уже для себя готовить обычную глазунью. — Хлеб нарежь. И хоть в него постарайся ничего не сунуть.

С улыбкой довольного тем, что шалость удалась, школьника, Роберт взял разделочную доску, положил на неё буханку хлеба и, прихватив нож, аккуратно нарезал.

Отец и сын были заняты завтраком, перебрасывались иногда короткими фразами, прыгая от веселья к тотальной серьёзности буквально за секунду.

Затем они оба сели за стол напротив меня, будто испытывая на прочность моё похмелье и чувство стыда после вчерашнего.

Смертин выглядел, как крепкий взрослый мужчина. Не пузан, но и не сухой дрыщ. Его сын тоже выглядел крепко, но казался суховатым. Хотя, для его возраста и высокого роста он выглядел вполне нормально.

А напротив них сидела я: лохматая, помятая, источающая перегар, и, наверняка, с темными кругами под глазами от потекшей туши.

— Ну, ладно. Спасибо, бать. Я спать, — отчитался Роберт и вышел из-за стола, широко пошагав в одну из комнат.

— Рубик, — это имя из уст Смертина было грому подобно.

— Да, бля… — выдохнул парень сокрушенно и вернулся в кухню. Взяв свою тарелку, он быстро её помыл вместе с вилкой и кружкой. А затем внезапно обратился ко мне. — Вы бы не велись на его эти красивые голубые глазки. Так-то он тот ещё садюга. Дрочит по страшному.

— Да он и на работе, в общем-то… — начала я лепетать.

— Тоже дрочит? — хохотнул парень, отряхивая руки от капель воды.

— В некотором роде, — пришлось спрятать улыбку за ободком кружки с кофе, потому что «красивые голубые глазки» вот-вот во мне выжгут дыру. Роберт ехидно похихикал, а затем предпочёл быстренько ретироваться, очевидно, в свою комнату. — Интересный он у вас, — произнесла я, чтобы разбавить молчание, в котором Смертин макал кусок хлеба в жидкий желток.

Эх, я бы тоже лучше глазунью съела, чем омлет. Ну, да ладно…

— Угу, — кивал Смертин, продолжая смотреть в свою тарелку. — Я развёлся, думал он с мамкой останется, квартиру ему потом отдельную купил, а он всё со мной живёт.

— Это, наверное, о многом говорит. Видимо, вы хороший папа.

— Наверное, — мужчина скромно повёл плечами.

— И давно вы в разводе? Простите, что спрашиваю…

— Восемь лет.

— Была серьёзная причина или поняли, что не ваше?

Да, мне было любопытно услышать мнение о жизни после развода у уже давно разведенного человека.

— Мы сошлись на почве залёта. Порвался гондон, получился Рубик. Гусар, бля… — эпично вздохнул Смертин. — Не скажу ничего плохого. Это было отличное время, мы научились жить настоящей семьёй. Было и счастье, и любовь, и всё было… Но оказалось недолговечным. Рубику было четырнадцать, когда мы поняли, что начали уже просто сожительствовать, как соседи по коммуналке. И решили разбежаться, пока окончательно не засрали друг другу жизнь. У бывшей давно своя семья, дети, а у меня Рубик.

— В четырнадцать ему, наверное, уже проще было объяснить, почему так получилось?

— Ага, — саркастично фыркнул Смертин, отпив кофе. — В четырнадцать лет они еще говнистее, чем в десять. Хрен ты там что объяснишь. У них же на всё появляется своё исключительное мнение. К годам шестнадцати до него только начало что-то доходить.

— А вы неплохо справляетесь один, — я огляделась, оценивая обстановку. Всё чистенько, аккуратно.

— Придрочился. За годы холостяцкой жизни понял, что тарелку после гречки лучше мыть сразу. Это же правило работает не только с гречкой.

— Я ведь хорошо себя вела? Ну, в своём вчерашнем состоянии… — задавая этот вопрос, я старалась не смотреть Смертину в глаза. Чувство стыда, всё же, никто не отменял.

— Как библиотекарша.

— То есть? Читала и просила не шуметь?

— Тихо и скромно. Шуршала периодически, — усмехнулся Смертин.

— Ну, и хорошо, — я выдохнула с облегчением, а затем отвалилась на спинку стула.

После выпитой чашки кофе похмелье начало плавно сдавать свои позиции. Голова ещё болела, но уже не в таком состоянии, когда даже моргать было больно.

Смертин напротив доел свой завтрак, собрал всю грязную посуду вместе с моей тарелкой и закинул всё в раковину, начав мыть. Мне осталось только смотреть на его обнаженную спину с рельефными мышцами особенно в районе лопаток, и попытаться понять, как так сложилось, что именно Смертин последнее время всегда оказывается рядом. В самое нужное время, в самом нужном месте — он рядом. Ворчит, материться, всем своим видом показывает, что ему плевать на всё, что меня тревожит, но продолжает помогать.

Я ему нравлюсь?

Что-то сильно сомневаюсь. За годы, что я работаю в его фирме, я пару раз видела девушек, с которыми он отправлялся в такси после корпоратива в неизвестном направлении. И это были молодые красотки, ни одна из которых, кстати, не работала в фирме. И ни одна из них не выглядела старше двадцати пяти лет. А на корпоративах они появлялись только потому, что их туда притаскивал Смертин. Видимо, чтобы со своими сотрудниками ему скучно не было.

Он привлекательный мужчина. Состоятельный. Желающих прыгнуть к нему на колени девиц, наверняка, хоть палкой отгоняй.

— Натах.

— М?

Я почувствовала, как моих щёк коснулся румянец, потому что в своих размышлениях я не сразу заметила, что Смертин уже домыл посуду и повернулся ко мне лицом, демонстрируя подтянутый торс, на который, так уж вышло, я пялилась.

— В приставку зарубимся?

У меня даже брови от удивления подлетели.

— Честно говоря, я ничего не понимаю в современных приставках. Я пробовала играть с сыном, но…

— Да современные приставки — это хуйня, — отмахнулся Славик поморщившись. — У меня покруче есть. Давай за мной.

— Ну… ладно, — выронила я и, выйдя из-за стола, оправила край футболки и последовала за Славиком, который, как маленький мальчишка, желающий поскорее показать мне все свои сокровища, взял меня за руку и повел за собой в гостиную к телевизору.

— Садись, — бросил он коротко, усадив меня на диван. А сам встал на колени перед тумбой под огромной плазмой, достав из неё такую знакомую мне «Дэнди».

— Да, ладно?! — я глазам своим не поверила. Соскользнула с дивана и тоже припала рядом со Славиком на колени. — Это же прямиком из моего детства! Как вам удалось её сохранить?

— Свою приставку я ещё в шестнадцать раздолбал, а эту мне Рубик на день рождения подарил. Прикинь? Сейчас что только не делают…

— Это очень крутой подарок! — я взяла джойстик и понажимала кнопочки, вспоминая детство. — И даже пистолет есть?!

— Зарубимся? — азартный блеск голубых глаз зажёг и во мне искорку авантюризма.

— А давайте, — кивнула я бодро и устроилась поудобнее на коленях, наблюдая за тем, как Славик подключал приставку, а затем выбирал для себя более «везучий» джойстик.

— Держи, — вручил он мне второй джойстик. — Во что рубанёмся?

— Давайте в «Танчики», для начала.

— Пизда тебе, Натах, — выдал Славик самоуверенно и устроился рядом со мной на задницу в позе лотоса, прижавшись коленом к моей ноге.

— Не-не, она вам… Славик.

— Да хуй там.

— И он тоже. Начнём?

— Ты где-то мухлюешь, ведьма? — возмутился Славик уже через полчаса игры, в которой ему удалось выиграть лишь один раз. — Ну-к, дай сюда, — он поменял наши джойстики и снова проиграл мне через пять минут.

— Меня ещё никто и никогда не выигрывал в «Танчики». У вас шансов изначально не было.

— Предупреждать надо было, — кажется, всерьёз обиделся Славик.

— Так я вам сразу и сказала, что вам… Ну, вы поняли.

Славик ничего не ответил. Хмуро смотрел на экран и, наверное, планировал меня уволить.

— Ну, не дуйтесь, — я мягко толкнула его плечом в плечо, и только после этого мужчина соизволил на меня посмотреть. Смешной такой, обиженный. Брови нахмурил, губы надул.

— В «Марио» шансов не будет у тебя, — произнес он угрожающе.

— Потом не плачьте, когда опять проиграете.

— Ты в прошлой жизни, случайно, не изжогой была? — спросил я, проиграв Наталье в очередной раз.

— Почему?

С абсолютно детским восторгом Наталья смотрела на экран и продолжала игру, пока я пялился на её профиль.

— Вот здесь ты у меня уже, — указал я ребром ладони на своё горло. — Дай выиграть хоть раз, женщина!

— Вы бы меня выигрывали, если бы не поддавались. Вы же поддаётесь?

Я рублюсь до последней капли крови, соплей и пота!

— Конечно, поддаюсь, — фыркнул я и расслабленно откинулся спиной на край дивана, закинув руки, сцепленные в замок, за голову. — А-то расстроишься ещё. Не люблю бабские слёзы.

— Какая прелесть, — хохотнула Наталья, как-то злодейски и лукаво на меня глянув. — Прелестно слышать от лошары оправдания, что он не лошара, а благородный рыцарь.

— Ты опухла?! — у меня аж брови подлетели.

Наталья и раньше не была робкого десятка, и умела говорить мнение в лицо, но дерзкая Натаха — это что-то новое.

— Опухла? Ну, после вчерашнего есть немного. А что? Сильно заметно? — захлопала она невинно глазками.

— Заметно. Заметно, блядь, — кивал я, нащупывая позади себя диванную подушку, которая почти сразу полетела в Натахино плечо. С нежностью, разумеется.

Я хоть и долбоёб, но уже давно вышел из возраста пиздить симпатичную мне красавицу портфелем, чтобы из высоких чувств довести её до слёз.

— Эй! — возмутилась я Наталья, тоже отбросила джойстик и подняла ту подушку, что я в неё швырнул, вернув мне её прямиком в лицо.

— Хуей! Натах, со мной шутки плохи, — пригрозил я ей указательным пальцем и начал собирать все диванные подушки, что были на диване. — Я, может, в приставке играть лошара, но в том, как пиздиться подушками, я спец.

— Ага, конечно, — фыркнула Наталья, тоже встав с пола и наперегонки со мной собирая диванные подушки. — Сейчас вы тоже огребёте, а потом будете ныть, что вы не лошара, а рыцарь. Давайте-давайте! — поманила она меня пальчиками, забравшись на диван с ногами.

— Пизда тебе, — рыкнул я тихо и рванул в бой, получая по башке подушками, в то время как сам старался мягко бить её подушками только по длинным стройным ножкам.

И как в такой ситуации перестать лыбиться, как долбоёб?

Никак, нахуй!

Наталья смеялась, визжала, морщила носик и прикрывала глаза, когда подушка пролетала мимо её лица. А потом она и вовсе вошла во вкус и, забыв о том, что на ней, вообще-то, только трусы и моя футболка, бросилась мне на спину, повалив на диван.

Находясь под ней, я извернулся взял её голову в захват, почесав кулаком другой руки по макушке.

— Ну, и кто из нас теперь лошара? — улыбался я самодовольно.

— Ай! Больно-больно-больно! — зашептала вдруг Наталья и захныкала. Я до жути перепугался, поняв, что переборщил.

Освободив её из захвата, я усадил её на диван и сам сел напротив, обеспокоенно разглядывая её лицо, руки, ноги, голову.

— Где больно? Показывай.

— Я же говорила, что меня невозможно выиграть, — ехидно произнесла Наталья, скинув маску страдалицы, и огрела меня подушкой по башке, вновь повалив на диван и едва не сев на меня.

— Могла бы и поддаться хоть приличия ради. Я начальник, всё-таки.

— Так, шпана! — услышал я голос сына в стороне и, приподняв голову, увидел своего сонного помятого лося, выбредающего из комнаты. — Я, блин, спрячу от вас приставку, если тихо не умеете играть!

Наталья подобралась и прикрыла ножки подушкой.

— Мы больше так не будем, — произнесла она как-то по-детски, но по глазам и хитрой улыбочке было видно, что ей до сих пор весело.

— А ты что разорался? Пиздуй на кухню, готовь обед, раз проснулся.

— Уже обед? — удивилась Наталья, глядя на наручные часы на узкой цепочке. — Ничего себе! Получается, мне домой пора.

— Пожрём, и я тебя отвезу.

Стало грустно, что отлично начатый день заканчивается в обед. Не привязывать же к себе Натаху? Хотя сейчас хочется именно этого…

Он издевается?

Уже, наверное, в сотый раз я посмотрела на наручные часы. И ещё немного, и я проткну каблуками сапог пол в прихожей.

— Неужели?! — выдохнула я с облегчением возведя взгляд в потолок.

Скрежет замка в двери говорил о том, что мне, наконец-то, вернули сына после осенних каникул.

— О! Мам, привет! — очень довольный жизнью Стёпка вошёл в квартиру, звеня ключами. Следом за ним вошёл и его отец.

— Привет-привет, — бросила я суетливо, помогая сыну скорее снять куртку и шапку. — Стёп, в темпе! Опаздываешь в школу. Рубашка и брюки на вешалке на ручке шкафа. Портфель я тебе собрала. Первый и последний раз. Быстро одеваться, Стёп!

— Ага. Сейчас! — сын в темпе побежал в свою комнату, где начал спешно одеваться.

— Федосеев, ты издеваешься? — рявкнула я шёпотом на бывшего мужа, который с умасленной улыбочкой стоял у двери в прихожей. — Ты должен был ещё вчера утром привести мне сына. У него даже уроки не сделаны.

— Прости, Наташ. Ну, заигрались вчера немного, — нисколько не сожалея о содеянном, произнес бывший.

Мне осталось только закатить глаза. Комментировать что-либо здесь было бессмысленно.

— Блин! Пап, чуть не забыл! — из комнаты выбежал Стёпка. Уже в брюках, но ещё в не застегнутой и не заправленной рубашке. В руке он нёс свои большие наушники, которые отдал отцу. — Арина просила. Ей там, типа, для живота надо.

— Арина просила? — передразнила я с насмешкой, когда сын вновь убежал в свою комнату. Неконтролируемо я скрестила руки на груди и мысленно оградилась от бывшего.

— Я их познакомил, — почти даже невинно повел плечами Федосеев, при этом будто стараясь не смотреть на меня.

Боже, дай мне сил избавиться от желания отмыть своего ребенка железной щеткой после знакомства с любовницей отца.

— Молодцы, — хмыкнула я и прикусила внутреннюю сторону щеки, стараясь погасить раздражение, вспыхнувшее внутри. — А почему наушники для живота? Современный прикол?

— Она беременна, — будто вскользь постарался произнести бывший. — И где-то вычитала, что музыка благоприятно влияет на…

Я уже не слушала.

Я мысленно отключилась от его трёпа, стараясь не поддаваться эмоциям и заглушить неприятное ощущение в груди. Не скажу, что мне нож в рёбра всадили. Но приятного было мало.

Спустя два с небольшим месяца после развода моя жизнь начала входить в какое-то относительно стабильное русло. Не считая того, что я напилась в клубе, а затем проснулась в постели у начальника, моя жизнь идёт так, как я себе её и хотела выстроить после развода: работа, дом, сын, и так по кругу. Никаких сердечных волнений и переживаний. Холодная голова, холодный разум и планирование каждого следующего шага, потому что ответственность за всё теперь лежит только на мне.

В общем, я превратилась в самую занудную и скучную версию самой себя, в то время как мой бывший муж проживал полную жизнь. Настолько полную, что у него на подходе новый ребенок, новая семья. И, в целом, всё отлично. Будто нет ни забот, ни хлопот, ни обязательств. Видимо, всё самое скучно досталось только мне.

— Всё! Я готов, — из комнаты выбежал сын. Кинул портфель рядом со своими ногами и быстро надел ботинки. А затем сразу куртку и шапку. — Всё, пап, погнали.

— А меня с собой прихватить не хотите? Мне тоже выходить пора, — взметнулись мои брови.

— Ага, мам. Пошли.

Только ради того, чтобы не испортить настроение сыну, я сделала вид, что мне комфортно спускаться вместе с бывшим по лестнице и с благодарностью кивать, когда он открыл для нас дверь, выпуская из подъезда.

— Я за тобой в пятницу вечером приеду, — сказал Федосеев Стёпке. — Но только при условии, что сделаешь уроки.

— Ладно-ладно, — шкодливо улыбнулся сын. — Сделаю. Ну, всё, пока, короче! — махнул он рукой и быстрыми шагами двинулся в сторону пешеходного перехода, чтобы добраться до школы.

Я вынула из кармана пальто ключи от машины и, обойдя Федосеева, пошла к своей машине, не сказав ему ни слова. Будто он исчез, стоило сыну перестать на нас смотреть. Мне же необязательно сохранять с бывшим дружеские отношения, когда нас не видит сын?

— Наташ, — всё же прилетел мне в спину интеллигентный голос бывшего.

Стиснув челюсти, я втянула носом холодный ноябрьский воздух и обернулась, стараясь сохранять на лице беспристрастность.

— Что?

— В следующие выходные у меня свадьба.

Ему действительно неловко об этом говорить или он только изображает девочку-скромницу?

— В пятницу вечером? — выронила я безэмоционально.

— Да. Стёпка будет со мной. И если ты хочешь…

— Боже упаси, — фыркнула я и, развернувшись, пошла к машине, сразу в неё сев и выдохнув с облегчением и мысленно абстрагировавшись от услышанного только что. Об этом я подумаю потом, в темноте, чтобы было удобнее плакать в подушку. Ну, или бить её.

В офис я приехала хоть и с небольшим опозданием, но зато в одно время со Смертиным. В лифте мы тоже поднимались вместе, и я старалась делать вид, что не ощущаю на себе пристального взгляда холодных голубых глаз.

Выходной с приставкой был отличным, но мы договорились не выносить это дальше его квартиры. Поэтому в офисе мы продолжаем вести себя как начальник и подчиненная, хоть иногда и позволяем себя лёгкие шуточки. Но только тогда, когда вдвоём.

— На сегодняшний вечер ничего не планируй, — произнес Смертин, будто мы в шпионской игре.

— Почему? — нахмурилась я, глянув на мужчину.

— Не планируй, и всё. Об остальном я позабочусь.

— Хорошо, — выдохнула я, стараясь выбросить из головы образ бывшего, идущего к алтарю с новой женой. Очень быстро и стремительно. В кроссовках оба. Возможно даже на гироскутерах…

Ровно до обеда я ответственно делала свою работу, а потом практически сбежала из офиса, чтобы выпить кофе в кафе неподалеку. Можно было бы сходить в офисную столовую, как раньше. Но понимание того, что каждый второй обсуждает тот факт, что я теперь несчастная разведенка, очень отбивает аппетит. Поэтому с недавних пор кафе у офиса — единственное безопасное место для обеда, где кусок не встанет поперек горла от чьего-то косого взгляда.

Хотя сегодня и есть особо не хотелось. Спасибо Федосееву и его бурной личной жизни, не позволяющей мне набрать лишний вес.

Поэтому взяв кофе с собой, я предпочла вернуться в офис, чтобы отсидеться в своём кабинете.

Перед тем, как перейти очередную дорогу до офисного здания, я почувствовала в кармане вибрацию телефона.

Мама? Серьёзно? Всего-то два месяца прошло. Рано она что-то решила позвонить.

Хотя, что-то же должно добить меня этим днём…

Размышляя, отвечать на звонок или нет, я сделала шаг на дорогу. Она почти пустынная, машины здесь проезжают редко. В основном только те, что привозят продукты в ближайшие кафе.

Но сегодня точно не мой день. С самого утра он не заладился, и чем дальше, тем только хуже.

От резкого удара в левый бок, от плеча до колена, меня отбросило на асфальт. Горячим расплескавшимся кофе обожгло руку. От сильной вспышки боли закружилась голова. Я не смогла различить, на какой стороне дороги я оказалась, но, всё же, попыталась отползти подальше от машины, боясь, что меня вновь переедут, желая добить. По крайней мере, этот день точно решил меня добить.

— Ты куда прёшь, дура?! Для кого пешеходку рисуют, ебанутая?! — услышала я мужской возмущенный крик и хлопок двери машины за секунду до того, как вообще перестать воспринимать окружающий меня мир.

Чёрт!

Создал интригу и теперь сам едва могу усидеть на месте, чтобы не побежать к Наталье и не похвастаться ей билетами в театр.

Да, именно в театр.

Потому что Наталья выглядит так, что её хочется водить в лучшие утонченные места, где она, разумеется, будет самой красивой и элегантной.

Сам себе завидую от того, с какой красоткой под руку сегодня пойду.

Может, сходить покружить перед её кабинетом? Узнать, волнуется ли она перед предстоящим ужином? Может, ноготочки там свои аккуратные грызёт, думая, куда я могу её пригласить? После прыжка с моста, что я для неё устроил, она, наверное, ждёт от меня всё, что угодно.

С самым важным и занятым видом я вышел из своего кабинета и прошёл мимо секретарши. С видом, будто иду кого-то отчитывать, прошёл по коридорам офиса до кабинета Натальи, воспитанно постучался и приоткрыл дверь, но увидел лишь пустующий стул.

Глянул на наручные часы и понял, что обед закончился ещё часа два назад. Наталья последнее время начала ходить в кафе через дорогу. Видимо, шепотки за спиной её доконали, и она решила самостоятельно оградить себя от ненужных сплетен.

Я снова вышел в коридор, достал из кармана брюк телефон и позвонил Наталье. Но услышал только гудки. В кабинете телефон не звонил. Сумочка её, насколько я успел заметить, стояла на столе.

— Где ты? — чертыхнулся я под нос и, медленно шагая, присматривался к кулерам, надеясь у одного из них увидеть Наталью.

— Вячеслав Александрович, — обратилась ко мне курица из логистики, прижимая дно пластикового стаканчика к скуле. Её когтями можно проводить вскрытия. — Что-то вы какой-то озадаченный. Что-то случилось?

— Наталью Николаевну не видела? Кабинет пустой, — спросил я хмуро, стараясь не смотреть на дамочку, у которой красные губища разнесло на пол лица. На её лице штукатурке больше, чем во всей моей квартире.

— Федосееву, что ли? — как-то недовольно и надменно фыркнула курица. — Так её же машина сбила часа два назад. Вы разве не слышали?

— Что? — впился я взглядом в курицу. У меня буквально все внутренности холодной массой упали к ногам. — Как… машина?

Я ушам своим не верил.

— Ну, да. Грузовик, вроде, или что-то около того. Но там, говорят, вроде ничего страшного. Она, типа, даже «скорую» сама себе вызвала.

— Где? — рыкнул я и схватил курицу за локоть, впившись пальцами так, что точно останутся синяки. Вода из её стаканчика расплескалась по блузке.

— Вячеслав Александрович! — заверещала курица. — Вы чего?

— Где она, я тебя спрашиваю?

— В больнице, наверное. Откуда мне знать?! — жалобно пропищала размалеванная. — Может, дома уже…

— Твою мать! — выпустил я резко бабский локоть и отошёл в сторону. Связь с реальностью будто пропала. Звуки ускользали от меня, пока я в ярких красках представлял Наталью, которая, будучи сбитой машиной позаботилась о себе сама и сейчас неизвестно где и в каком состоянии находится. Я начал прикидывать, в какую из больниц её могли увезти. Если в ближайшую, то это первая городская. Если случай тяжелый, то и в областную могли. Отерев лицо ладонью, я сфокусировался взглядом перед собой и понял, что курица никуда не делась и всё ещё стоит напротив и глазеет на меня, брезгливо отирая салфеткой блузку. — Уволена. Ты и твоя подружка.

— За что?! — выпучила та глаза.

— Пиздишь много, когда не надо и молчишь, когда надо. Вернусь, чтобы два заявления «по собственному» лежали на столе у секретаря.

— Но, Вячеслав Александрович…

Это уже кричали мне в спину, потому что я практически бежал в свой кабинет за ключами от машины.

Перед тем, как поехать шерстить больницы, я зашёл на пост охраны и потребовал показать мне момент, когда Наталью сбивает машина.

Я мало над чем эмоционирую, но, видя, как хрупкую аккуратную Наталью сбивает грязный грузовик, а она в страхе отползает от машины и вжимается спиной в стену ближайшего здания, пытаясь защитить себя руками от водилы, который вместо помощи спускает на неё всех собак, к моему горлу подступает ком.

И вместо того, чтобы помочь ей, этот мудак садится в машину и едет дальше.

Наталья будто смотрит ему вслед, ожидая, когда тот скроется из виду, и после этого, кривясь от боли и хватаясь за левый бок, снова подползает к дороге, где у обочины находит, похоже, свой телефон и, видимо, в этот момент и вызывает сама себе «скорую».

К ней подходят какие-то девушки, пытаются поднять на ноги, и мне кажется, что на видео, на котором не записан звук, я слышу, как она вскрикивает от боли и, согнувшись пополам, вновь оседает на холодный асфальт. Она будто то отключается, то вновь приходит в сознание. К счастью, прохожие девчонки пробыли с ней до приезда «скорой».

Я сфотографировал марку и номер грузовика, скинул информацию знакомым с просьбой найти этого мудилу, с которым я разберусь сразу после того, как увижу, что жизни Натальи ничего не угрожает.

В первой же больнице, в городской, я узнаю, что к ним пару часов назад поступила Наталья. Она в сознании, ей провели необходимые процедуры, в двух рёбрах есть трещины. И у неё уже есть гости. Идеальный, сука, бывший муж прямо в её палате…

Я не захожу сразу. Стиснув зубы, я даю себе несколько секунд, чтобы перевести дыхание и успокоиться.

Риск того, что я сейчас на эмоциях наломаю дров, слишком велик. Хочу ли я спугнуть Наталью, да ещё тогда, когда она в таком состоянии? Я же не совсем придурок.

— Я сейчас отправлю запрос на предоставление записи с камер видеонаблюдения. Наверняка, там есть наружка, возможно, будут видны номера… — услышал я бубнеж бывшего Натальи.

Ты, блядь, ещё во Вселенную запрос отправь и жди у моря погода.

— Смысл, Федосеев? — донесся до меня голос Натальи, и я сразу понял, что она чертовски слаба или устала. — Я же тоже виновата. По сторонам не смотрела, в телефон пялилась…

— Я разберусь, — деловито ответил ей бывший.

Ебать! Бэтмен, блядь!

— Добрый почти вечер, — я вошёл в палату и мгновенно проигнорировал стоящего рядом с кроватью бывшего Натальи. А вот саму Наталью проигнорировать было невозможно.

Её красные заплаканные глаза удивленно сосредоточились на мне.

— Вячеслав Александрович?

— Узнаёшь. Головой, значит, не ударялась. Уже хорошо, — я встал плечом к плечу с её бывшим и всеми силами старался не пялиться на то, как под тонкой майкой Натальи видны бинты и темные синяки по левой руке.

— Как вы узнали?

— Заметил, что ты работу прогуливаешь. Выговор пришёл сделать.

— Спасибо, — уголки её чуть пересохших губ дрогнули в легкой улыбке. — И если вы не против, я ещё около трёх недель прогуляю работу.

— А что так? Болит что? — мы играли в сарказм. Почти как на работе во время совещаний.

— Заусенец неудачно на обед откусила.

— Аккуратнее надо, Натах, — качнул я головой.

— Тебе что-нибудь привезти? Дай мне ключи от квартиры, я заеду и возьму, что надо, — вклинился в наш разговор идеальный, сука, бывший муж. Я рефлекторно стиснул кулаки и незаметно размял шею. Этот бывший злил меня сейчас куда больше, чем мудак из грузовика.

— Мне ничего не нужно, Серёж. Просто не забудь вечером забрать к себе Стёпку. И ничего ему пока не говори. Ты, всё равно, объяснять не умеешь. Я сама ему позвоню по видеосвязи и всё объясню.

— Хорошо, — кивнул бывший. — Тогда напиши мне, во сколько тебя завтра забрать, я постараюсь…

— Я её заберу, — перебил я мямлю, которого уже едва мог терпеть. Хрен он теперь приблизится к моей Наталье.

— Вячеслав Александрович меня заберет, — кивнула Наталья.

— Ладно, — смерил меня бывший хмурым взглядом. Как удержать в себе пацанское желание показать ему хуй? — Но, если что, звони.

— Угу, — вяло бросила ему Наталья, пытаясь расслабиться в полусидячем положении на подушке.

— Я сейчас, — предупредил я Наталью и вышел из палаты вслед за бывшим. — Секунду подожди, — произнес я, вынудив того остановиться и повернуться ко мне. В своем телефоне я нашёл фотографию грузовика, на которой ясно было видно номер и марку машины. — Запомнил?

— Запомнил, — кивнул бывший.

— Ты ебёшь его юридически, я — физически. Договор?

— Договор, — кивнул тот, и почему-то, в этот момент я понял, что конкретно эту хрень я могу ему доверить.

На этом наш разговор и завершился. Я вернулся в палату, где, сняв пальто и пиджак и бросив их на соседнюю пустующую кровать, придвинул к Наталье табуретку и сел рядом с ней.

— Рассказывай.

— Что? — чуть нахмурилась она, посмотрев на меня.

— Не знаю. Как дела?

Наталья тихо усмехнулась, но тут её лицо скривилось в болезненной гримасе, а сама она схватилась за ребра здоровой рукой.

— Не смешите меня, Вячеслав Александрович. Очень больно.

— Прости, — произнес я и стиснул зубы.

И у того мудака поднялся язык наорать на неё и даже не попытаться помочь? Убью.

— Очень хочется пить, — выдохнула Наталья.

Мне льстило, что слабость и уязвимость она показала только мне, но не бывшему. Хотя тот, похоже, очень рад был бы подлизать.

— Вино? Водка?

— Почти. Тоже на «в», но только вода.

— Скучно, Натах, — вздохнул я нарочито и осмотрелся вокруг. — А где воду-то взять?

— Я не знаю. Может, у них здесь есть какой-нибудь киоск, буфет или что-то типа того.

— Тогда уж и вино, и водку можно взять. Сейчас найду.

Я вышел из палаты, спросил у первой попавшейся медички, где можно найти воду и получил нужное направление.

Спустившись на первый этаж к какому-то аптечному киоску, купил воду, на всякий случай, с газом и без. Мысленно поставил себе галочку, что чуть позже съезжу и куплю Наталье нормальную еду, чтобы она не давилась больничной.

Пока поднимался по лестнице на этаж, где была Наталья, мне пришла смс с необходимой информацией о мудаке на грузовике: сколько лет, где работает, как зовут, когда кончается смена.

Примерно прикинув время, я решил не откладывать дело на завтра.

В палате я открыл Наталье бутылку воды, поправил подушку под её спиной по её же просьбе. Понял, что одна подушка делает ей только хуже. Поэтому, не мешкая, собрал со всех кроватей, что были в палате подушки, и подложил их все под спину Натальи, слегка придерживая ту и кайфуя от того, как она прижималась щекой к моему плечу и обнимала бицепс, чтобы удерживать себя в менее болезненном положении.

— Меня же за хулиганство выгонят из больницы, — улыбнулась она, зевая. Дышала она тяжело, отчего мне тоже становилось не по себе. С больными ребрами глубоко не вдохнешь.

— Не выгонят, я договорюсь. Ты поспи немного. Отдохни. Я метнусь в офис, закончу там кое-что и вернусь.

— Да зачем, Вячеслав Александрович, вам возвращаться? И вас, наверное, не пустят потом. Время посещения ведь ограничено здесь.

— Я договорюсь, — заверил я. — Тебе что-нибудь привезти? Расческу там, трусы чистые?

— Я же просила, не смешить меня, — схватилась Наталья вновь за ребра, а я мысленно пнул себе в затылок. — Но, честно говоря, от чистых трусов и одежды я бы не отказалась. Там была грязная лужа, так что…

— Так в чём проблема? Давай ключи, привезу тебе трусы. Или ты мои хочешь? Всё-всё! — спохватился я тут же. — Больше не смешу!

— В сумочке, в тумбочке, — выдохнула Наталья. Я достал её сумочку и почти сразу нашёл ключи с брелоком в виде футбольного мяча. Сын, видимо, подогнал. — Позвоните мне из квартиры, я скажу вам, что и где лежит.

— Понял, — кивнул я, убирая ключи в карман пальто, которое уже надевал. — Ты пока поспи. Скоро вернусь.

— Спасибо.

Конечно, ни в какой офис я возвращаться не собирался. Секретарь написала, что курицы оставили свои заявления у неё. Больше мне сегодня в офисе можно и не показываться.

Прежде чем поехать в квартиру Натальи, я завернул к гаражам, где по данной мне информации тот хрен с бугра оставляет свою машину в конце смены.

Около получаса я ждал у ворот этой драной организации. И, наконец, дождался тот самый грузовик с тем самым мудилой за рулём.

Выйдя из своей машины, я специально встал перед воротами, преграждая тому проезд.

— Эй, бля! Ты чё встал?! — кричал и сигналил водила, пока я, глядя на него через лобовое, стоял и молча ждал, когда тот выйдет из машины, чтобы я смог популярно всё ему объяснить. — Оглох, что ли? Или жить надоело?

Наконец, водила вышел, обогнул капот своего грузовика и попытался схватить меня за ворот пальто, чтобы увести с дорогу.

Но у него нихрена не вышло. Потому что едва он успел меня задеть, как я заломил ему руку и впечатал рожей прямо в то место, которым наехал на Наталью.

— Отпусти, сука! Ты кто, нахуй, такой?!

— Помнишь, как сбил сегодня девушку?

— Эта ебанутая сама под колеса лезла! — вопил тот. — Я её, вообще, не трогал.

— Ответ неверный, — я развернул его к себе, упер спиной в грузовик и от души всадил ему кулаком по харе.

На долю секунду я подумала, что меня в самом деле выгоняют из палаты за то, что Славик стащил подушки со всех соседних кроватей, но потом оказалось, что меня просто переселяют в vip-палату.

Похоже, Смертину так сильно нравится быть главным, что в этом удовольствии он не отказал себе даже в больнице, решив, где мне нужно лежать.

Но, стоит отдать ему должное, лежать на кровати, которую можно настроить под себя парой кнопочек, одно удовольствие. И подушек мне дадут столько, сколько я захочу. А уж о том, что у меня здесь личная ванная комната, в той палате я даже мечтать не могла.

Поспать у меня особо не получилось. Из-за боли в ребрах, при которой расслабляться-то страшно. Думаешь, любой вдох, при котором существует риск вобрать чуть больше воздуха, доломает мои ребра до конца. И трещины стану полноценными переломами.

Глянув на часы, я примерно прикинула, что Федосеев уже должен был забрать Стёпку. Поэтому позвонила сыну по видеосвязи:

— Привет, Стёп, — улыбалась я сыну, который выглядел встревоженным. Всё-таки, отец не смог ему нормально всё объяснить.

— Мам! Папа сказал, что ты под машину попала! Ты чё, серьёзно? Ты ходить сможешь?

— Стёп, — вздохнула я, но улыбку на лице сохранила. — Со мной всё хорошо. Просто немного ушибла руку и бок. Вот, видишь? — пришлось показать сыну руку в гематомах. Если говорить ребенку правду, то не только словами. И желательно, не всю. — Даже не сломала её. Просто был сильный удар.

— Ну, ты, мам, даёшь! — облегченно выдохнул сын и поскреб пальцами затылок. — И когда ты теперь домой?

— Завтра. Я бы и сегодня уже сбежала, но у них тут в больнице такой порядок — им нужно убедиться, что со мной точно всё в порядке. Плюс, анализы всякие, уколы, — поморщилась я комично и тут же постаралась перевести тему. — А ты учебники дома на завтра взял?

— Да, мы с папой сразу после школы зашли домой. Всё взяли.

— Молодцы, — кивнула я.

— Ты точно будешь ходить, мам?

— Стёп… — цокнула я и, стиснув зубы, чтобы не выдать боль в ребрах, поднялась с постели и прошлась демонстративно по палате, снимая на камеру, где я сегодня буду ночевать. — Видишь? Хожу. Могу пробежаться, если хочешь.

— Нет, — хохотнул сын. — Получается, завтра мне у папы ночевать не надо?

— Не надо. Если ты, конечно, сам не хочешь.

— Не хочу. У папы прикольно, но я домой хочу.

— Ладно, — улыбнулась я сыну, пока не спеша ложиться. Потому что снова будет чертовски больно. Лучше за стену подержусь несколько минут. — Тогда увидимся завтра дома. Я напишу тебе, когда домой приеду.

— Ладно.

— Не забудь сделать уроки.

— Понял, — чуть закатил глаза Стёпка.

— И, когда будешь переходить дорогу, смотри всегда на дорогу, а не в телефон. Не будь, как мама.

— Я и так не смотрю в телефон, когда через дорогу перехожу.

— Ну, хоть ты у меня умный.

— Ага.

— Ну, ладно, Стёп. Спокойной ночи. До завтра.

— Пока, мам.

Едва экран успел погаснуть, как я схватилась за бок и начала поверхностно дышать. Сделать вдох поглубже — аду подобно. Врач сказал, что минимум ещё три дня у меня будут болеть ребра, а потом станет легче, и приспособлюсь двигаться и дышать с учетом травмы.

Наконец, я смогла устроиться в постели. Залезла в рабочий чат, и мои брови выползли за пределы лба.

Чат буквально взорвался от новости, что меня переехало грузовиком и расчленило выхлопной трубой. И смех, и грех.

Ещё одна новость — уволили девочек из логистики. Не скажу, что я была от них в восторге. За их высокомерие и любовь перемыть всем косточки их недолюбливал, наверное, весь офис. Но странно, что Смертин уволил их именно сегодня и сразу обеих. Под горячую руку попали?

Долистать бурные обсуждения относительно моей целостности, оставшейся под грузовиком, я не успела. Звонила Ира, мы вместе работаем.

— Слава Богу, живая! — выдохнула она шумно, едва я ответила на звонок. — Смотрю, ты, наконец-то, появилась в сети. Решила позвонить.

— Ага, я вижу, как меня в чате расчленили, — хохотнула я и тут же об этом пожалела. Чертовы рёбра!

— Как ты? Всё хорошо? Я тут организовала сбор денег для тебя. Вдруг операция какая нужна или лекарства…

— Ира! — округлились мои глаза. — Отменяй сбор! Ты что?! У меня всего лишь трещины в двух ребрах. Через месяц буду, как новенькая.

— Ой, хорошо! — выдохнула она снова с облегчением. — Я уже тут себе такие теории настроила. Уже из-под тебя мысленно утку несколько раз вынесла…

— Не смеши, — улыбнулась я широко. — Со мной, правда, всё хорошо, Ир. Больно, но не смертельно. Завтра утром уже выписывают.

— Ну, ты звони, если что. Приеду, по дому помогу. Заодно квартиру твою новую посмотрю. А-то ты даже меня на новоселье не пригласила. Обидно, вообще-то.

В эту секунду я поняла, что, по большому счету, на моем новоселье был только Смертин. Ни родителей, ни коллег, с которыми я общаюсь, а Смертин, с которым мы только собачились из обоюдной упертости.

— Прости. Исправлюсь. На неделе скину тебе адрес, когда смогу нормально подойти к двери и открыть.

— Ну, ты сильно-то не торопись, Наташ. Это я так, напрашиваться просто нормально не умею. Вино, кстати, из Абхазии так тебе и не отдала…

— Спасибо, что позвонила, Ир. Мне, правда, очень приятно. Но деньги обратно всем верни.

— Блин! — цокнула она нарочито. — У меня такая кругленькая сумма на счету. Аж возвращать жалко. Эх, придётся…

— Я в тебя верю, — я даже кулак для убедительности сжала, будто Ира может меня видеть.

— Ну, пока, Наташ. Поправляйся, отдыхай. Если что-то будет нужно — звони в любое время дня и ночи. Я в любое время на кипише.

— Обязательно позвоню, Ир. Пока.

— Пока-пока.

Я даже телефон с рукой опустить не успела, как снова мне поступил звонок. В этот раз — Смертин.

— Ты с кем там занята, Натах? Хрен дозвонишься.

— Из офиса звонили. А вы уже в моей квартире?

— М-да, — по довольному голосу и его набитому рту я поняла, что кое-кто нашёл драники на кухонном столе. — Натах, а ты чё раньше не говорила, что так пиздато готовишь?

— К слову не приходилось. В холодильнике есть сметана и тартар, если что.

— Из больницы выпишут, жениться будем, Натах, — фоном я слышала, как он открыл холодильник, а затем зазвенела посуда.

— Не слишком ли большая жертва ради драников и сметаны?

— И тартара, — добавил Славик. — Я на мелочи не размениваюсь.

— Вы бы хоть запивали там.

— Не-а. Не хочу вкус перебивать, — причавкивал Славик. — Как себя чувствуешь? Поспала?

— Уже лучше, чем в самом начале. Поспала, кстати, в новой палате. Не подскажете, кто платит за «банкет»?

— Хуй я себя выдам, — пробормотал Славик. — А борщ умеешь?

— Умею.

— А солянку?

— Моё фирменное.

— Точно жениться придётся, Натах.

С лёгкой улыбкой я закатила глаза, а затем услышала, как зашумела вода. Оказалось, мой домовой весьма воспитан и моет за собой посуду сразу после трапезы.

— Спасибо. Было вкусно, — сказал он. — А теперь рассказывай, что брать надо.

— Так… кхм… для начала пройдите в мою комнату.

Я визуально попыталась прикинуть, что и где у меня лежит.

— Прошёл. Ты даже кровать заправляешь? Нахрена? Вечером же всё равно ложиться.

— Привычка.

— Плохая привычка, Натах. Ты за ночь, наверное, набздела под это одеяло будь здоров, а потом заправила всё с утреца. А постельку проветривать надо.

— Господи… — выдохнула я шумно и прикрыла глаза ладонью. — Поверить не могу, что я только что поверила в логичность этого рассуждения.

— Почему «рассуждения»? Я тебе только что совет дал, которым сам пользуюсь. Короче, рассказывай, что у тебе и где?

— Откройте шкаф, левую крайнюю дверцу.

— Открыл.

— Там на самой верхней полке среди сумочек есть розовый шоппер.

— Розовый жопер? Я не возьму! — категорически отрезал Славик.

— Мне нельзя смеяться. Перестаньте.

— Прости. Забыл.

— Взял я твой розовый жопер. Что с ним делать?

— Теперь положите в него черную свободную футболку. Она на две полки ниже. На полке с другими футболками. Нашли?

— Угу. Дальше что?

— Ещё на полку ниже лежат черные лосины.

— Нахрена тебе лосины? Тебе с твоими ребрами йогу нельзя, вроде.

— Это мне для того, чтобы завтра из больницы выписаться. Вся моя одежда грязная. А лосины не будут сдавливать меня.

— А, понял. Лосины взял.

— Ещё на полке ниже пижамы. Возьмите розовую она посвободнее. Там шорты и майка.

— Ты меня, вроде, за трусами отправила, Натах. Жопер уже почти полный, а трусов всё нет.

— Трусы в комоде, — выронила я и закрыла глаза, сгорая со стыда. Ни разу в жизни в моих трусах ещё не рылся никто, кроме мужа. Бывшего. — Откройте верхний ящик и, не глядя, возьмите первые попавшиеся. Не смотрите на них.

— Да делать мне больше нечего, смотреть на это красное, белое и черное месиво. Черные берём?

— Вячеслав Александрович! Ну, я же просила!

— Жопер ждёт, Натах. Черные?

— Черные, — буркнула я. — А теперь закройте комод и забудьте всё, что там видели.

— Да чё я, верёвок не видел, что ли? — фыркнул Славик. — Ещё что надо?

— Сдвиньте большую зеркальную дверцу. Там белая куртка на вешалке и внизу кроссовки. Тоже белые. Вроде, всё.

— Ты переехать в больничку решила? Постельное в жопер пихать?

— Это самое необходимое для того, чтобы переночевать в больнице.

— Ещё что-нибудь берём?

— Зубную щётку и пасту. В ванной. И, вроде, всё. Здесь в палате есть одноразовый шампунь и гель. Не вижу смысла нести всё это из дома.

— Тебя кормили там?

— Да. Приносили что-то. Но аппетита нет.

— Понял, — явно недовольно вздохнул Славик. — Скоро приеду.

— А вас впустят в больницу в такое время? Мне, наверное, придется спуститься? Или через медсестру…

— Кто меня там не впустит? — высокомерно цокнул Славик. — Сам зайду, куда мне надо. Мне сейчас главное, чтобы меня никто с твоим розовым жопером на районе не отпиздил.

— Им, кстати, удобно драться, если что, — улыбнулась я.

— Ага, и плакать. Ладно, Натах, скоро приеду.

— Хорошо, жду.

Славик вошёл в мою палату.

Розовый шоппер определенно отлично подходил к его черной кожаной куртке, джинсам и кроссовкам. Даже футболку не поленился надеть вместо рубашки.

— Твои шмотки. Куртка, кроссовки, — перечислил он, оставив обувь у входа, а куртку на вешалке. — И жопер, — его он оставил на краю кровати у ног.

— Спасибо большое.

— И еда. Взял на свой вкус. Ешь. Отказы не принимаются, — Славик вынул из целлофановых пакетов контейнеры с едой и составил их на небольшой столик на колёсах. Снял куртку, оставил на вешалке рядом с моей и снял кроссовки. Оправил край футболки и вопросительно глянул на меня. — Мыться-то будешь?

— Было бы неплохо. Поможете?

— А ты думаешь, зачем я спрашиваю? — хмыкнул Славик и подошёл ко мне. — Держись за меня.

Славик наклонился ко мне со стороны больного левого бока и приобнял пятерней за здоровы правый бок, помогая встать. Так в обнимку мы и дошли до ванной, где Славик оставил меня у самой душевой кабинки.

— И шоппер, пожалуйста, — попросила я, уперевшись ладонью в стену.

— Жопер этот… — Славик ещё что-то проворчал под нос, но шоппер принёс. — А ты как мыться-то будешь? Если соскользнёшь? Ещё бинты эти…

— Помоюсь в обход бинтам. Мне кажется, без фиксации ребер я даже стоять нормально не смогу. А если соскользну, то соскользну. Потом можете и зайти, когда соскользну.

— Только ты, это, Натах, одетая тут не скользи.

— Сейчас в этой больнице на одного калеку станет больше.

— Ушёл, — поднял тот руки ладонями ко мне и вышел из ванной, закрыв за собой дверь.

С трудом, держась за стену, за трубы, за шланги, но я смогла помыться. Бинты, всё же, намочила. Пришлось просить о помощи медсестру, которая мне их поменяла после душа.

К счастью, Славик Смертин догадался выйти из палаты на это время. И только тогда, когда из палаты вышла медсестра, он зашёл обратно.

— Помылась? Теперь поешь.

Славик подкатил к постели столик, на котором в контейнерах оказалось ровно всё то, что я люблю. Сёмга, суши, креветки (да, я обожаю морепродукты), яблоки и виноград.

— Если виноград без косточек, как я люблю, я начну вас в чем-нибудь подозревать.

— Начинай. Он без косточек. И даже помытый. Можешь начать хомячить по две-три штуки за раз, как любишь, — усмехнулся Славик и завалился на небольшой диванчик у стены. — Но, пока подозреваешь, поешь нормально. Исхудала ты, Натах, за последние месяцы, оттого и рёбра твои без естественной защиты в виде жировой прослойки остались. И хана им пришла при первом же столкновении.

Он потёр лицо ладонью, а я заметила, что костяшки его правой руки словно немного стесаны. Может, я ошибаюсь, но мне кажется, что в предыдущее его появление в палате такого не было.

— Что у вас с рукой? — спросила я всё же.

— С какой?

— С правой.

— А, это? — глянул он на руку и запрятал её под голову, прикрыв глаза. — Об трусы твои, наверное, поцарапался. Там какие-то с блестяшками были. Об них, наверное.

Зачем спросила? Чтобы краснеть теперь сидеть? Вернее, полулежать-полусидеть.

— А вы здесь ночевать собрались?

— Ну, да, — выронил Славик.

Он там реально засыпал, что ли?

— Зачем вам это? Поезжайте домой. Я же в больнице. Со мной, явно, уже ничего плохого не случится.

— Натах, не задавай глупых вопросов и не мешай спать. И, когда поешь, тоже спать ложись. Я же в качестве сиделки к тебе в палату напросился.

Я смотрела на засыпающего Славика, на его закрытые глаза, ела виноград и строила логическую цепочку в своей голове.

Он единственный, кто оказал мне поддержку сразу после развода (скинул с моста, дал несколько дней на то, чтобы подумать и прийти в себя). Он единственный, кто поддержал и помог мне с переездом. Юрист от фирмы, который помог мне заключить договор купли-продажи, тоже был отправлен мне Смертиным. С мебелью помогал мне тоже он. И сейчас в палате собирается провести ночь, охраняя мой покой, тоже он — Смертин.

— Что-то ты подозрительно молчишь, Натах, — произнес Славик, не открывая глаз.

— Строю логическую цепочку.

— М-м… И как успехи?

— Я вам нравлюсь? — спросила я в лоб.

На что Славик даже глаза не открыл, лишь криво усмехнулся.

— Я тебе пятиклассник с портфелем, что ли, Натах?

— Вы в меня влюблены? — я даже сама на секунду удивилась этому выводу.

— А теперь я нимфетка в мини-юбке? Уж лучше пятиклассник с портфелем.

— Вы меня… любите? — ну, это точно что-то из разряда фантастики.

— Смотри-ка, головой ты сегодня, и правда, не ударялась. Соображаешь, — он, наконец, соизволил на меня посмотреть. — А теперь ешь и спи. Тебе отдыхать надо.

И как я после этого могу просто есть?!

— Но… как? И давно?

— Какая разница, Натах?!

— Большая! Если всё это действительно так, то я должна знать.

— Твою мать… — Смертин шумно вздохнул и сел на диванчике. Несколько секунд молча смотрел мне в глаза без тени улыбки или дурачества во взгляде. — Шесть лет, — сказал он ровным спокойным голосом.

Мне в лицо будто холодной воды плеснули.

— Почему вы раньше не говорили? Никак не обозначали свои чувства…

— Ты замужем была, ребёнок… Счастлива, вроде. Нахрен я тебе нужен был? Да и я думал, что это так… блажь. Пройдёт. Но за шесть лет не прошло. Только крепче стало.

— А если бы я не развелась, вы бы так и жили наедине с невысказанными чувствами?

— Как я уже сказал, Наталья, ты была счастлива. По крайней мере, казалась такой, не считая последних месяцев. И где гарантия, что, уведя из семьи, я смог бы сделать тебя счастливой насильно?

Я не понимала, что я чувствую прямо сейчас. В голове будто белый шум, а перед глазами только голубые глаза Смертина.

Любит? Меня? Шесть лет?!

Сумасшедший человек с сумасшедшей выдержкой, о которой я даже не догадывалась, считая его достаточно несдержанным и вспыльчивым.

— Хорош на меня моргать, Натах. У тебя из раскрытого рта что-то выпало.

Я рефлекторно проверила подбородок и колени. Ничего не оказалось. Кое-кто хихикнувший, завалился обратно на диванчик.

— А сегодняшние планы на вечер? Вы говорили ничего не планировать. Что вы хотели мне сказать?

— В театр тебя планировал сводить. Красивую такую. Но теперь в следующий раз. Подлатаем тебя, а потом будем строить наше всё совместно нажитое. Сейчас ты не выдержишь напора моей харизмы и… — зевая. — … сексуальности.

Я плохо спала ночью. Главная проблема, конечно, в рёбрах и в ноющей тупой болью руке. Плечо тоже оказалось не так уж радо вчерашней встречи с грузовиком. Казалось, что рука была готова отстегнуться в любой момент.

И ещё одна причина, по которой у меня не было сна — напор харизмы и сексуальности, который спал так сладко, будто устроился не на диванчике, который ему был мал, а на самой комфортной в мире кровати.

Шесть лет… Эта цифра не укладывалась в моей голове. Мне сложно принять этот факт. А то, что это именно факт, нет никаких сомнений. Едва ли мужчина, которому равнодушна женщина, окружит её той заботой, которой меня окружил Славик. А я в окружении. Прям с момента развода, оказывается, я нахожусь в окружении его заботы.

Грубиян он, конечно, редкостный, но внимательный и заботливый.

И это всё я смогла понять, анализируя бессонной ночью его слова и сопоставляя с фактами. Ну, я наглым образом разглядывая его спящую физиономию.

Славик начал двигаться и кряхтеть. Потёр лицо, сел на диванчике и смачно матюгнулся, схватившись за поясницу.

— Наверняка, в больнице найдётся Фастум гель.

— Вот и поделим с тобой один тюбик на двоих, — недовольно буркнул Славик. — Ты-то хоть спала?

— Почти нет. Больно и неудобно.

— А я думал, на меня красивого всю ночь смотрела.

— Пришлось.

— Пожрём что-нибудь? Сгонять за кофе? — Славик немного неуклюже встал с дивана, размял плечи, спину и шею, прохрустев всеми возможными суставами. Подошёл к моей постели и чуть склонился надо мной. — Сильно болит? — кивнул он в сторону покалеченного бока, спрятанного под одеялом.

— Ноет.

— Обезбол запросить? Что-нибудь помощнее.

— Не надо. Лучше этим не злоупотреблять. А вы сходите за кофе, если хотите.

— Уже на «ты» можно, Натах. Всё-таки, я трусы тебе вчера выбирал, — он чуть поежился как от холода и зевнул, пока я краснела по поводу этих чертовых трусов. — Во сколько тебя выписывают?

— Сказали, часов в девять придут на осмотр и решат, отпускать меня или нет.

— Так, — Славик глянул на наручные часы, сурово свёл брови, что-то прикинул в своей голове. — Тогда я за кофе? Тебе принести?

— Нет, спасибо.

— Может, круассан какой?

— Спасибо, но я, правда, ничего не хочу.

Недовольно сжав губы, Славик заглянул в контейнеры, которые принес мне вчера, и хитро ухмыльнулся.

— Схомячила всё за ночь? Ладно. Теперь верю, что ничего не хочешь. В туалет проводить?

— Можно, но мне, наверное, нужно самой попытаться двигаться. Дома-то меня никто водить за ручку не будет.

— Я могу. Как нехер делать. Ладно, не напрягайся. Шучу я. Пока что… — и подмигнул с очень большим и жирным намёком.

Надеюсь, пока он будет добиваться меня, он меня не добьёт за отказ?

А у меня для него готов именно отказ. Во-первых, я не хочу отношений и не планирую их в принципе; а, во-вторых, я не хочу отношений, которые будут мешать работе. Оба эти фактора сошлись, и оба говорят о том, что ничего кроме отказа Смертин от меня не дождётся, каким бы обаяшкой он не пытался мне показаться.

— Обнимай меня за шею. Покрепче, — Смертин помог мне подняться с постели. Сегодня было уже не так больно, как вчера, но дыхание всё ещё перехватывало при движении.

После ванной в палату вошёл врач и потребовал моё туловище к осмотру. Смертин понимающе ушёл за кофе и вернулся только тогда, когда из палаты вышел врач, давший добро на выписку.

И, кажется, я поторопилась и очень сильно сглупила, попросив привезти мне лосины. С обычными свободными трико было справиться куда проще, а вот лосины… Их нужны было как-то натянуть по ногам, что было почти невозможным, учитывая моё физическое состояние

Трусы и шорты надевать было, не скажу, что легко, но явно гораздо проще, потому что они не прилегали плотно к ногам и не цеплялись за каждый изгиб.

Пришлось проглотить всю свою независимость и позвать Смертина, вышедшего из палаты специально для того, чтобы я переоделась.

— Вячеслав Александрович, войдите, пожалуйста! — крикнула я.

— Мы на «ты», вроде, перешли, Натах, — вошёл он в палату и застыл на пороге, вопросительно глянув на лосины, которые были мной одеты лишь до колена и всего на одну ногу. — Ты прям как мой Рубик в садике, когда колготки носил. Только тот ещё любил ныть, что запутался в них. Помочь?

— Если вам… тебе несложно.

— Да что тут сложного-то? Молодость вспомню.

С небольшим кряхтением Славик присел рядом со мной корточки и надел мне вторую штанину лосин. Всё это время я старалась смотреть куда угодно, только не на него.

— А теперь, Натах, придётся встать и немного постоять, чтобы я тебе их на задницу натянул.

— Боже… — выдохнула я с легким отчаянием и обхватила шею Славика здоровой рукой. Он буквально как морковку из грядки вытянул меня из кровати, просто выпрямившись по весь рост, пока я висла на его шее.

Аккуратно, стараясь меня не двигать и не трясти, от натянул мои лосины на задницу и до самой талии.

— Так? Или они еще на сиськи надеваются? Тянутся, смотрю, хорошо.

— Так достаточно, — больной рукой я аккуратно оправила край свободной футболки так, чтобы она закрыла и мой зад, обтянутый лосинами. — Спасибо.

— Так. Теперь куртку и кроссовки. У стеночки постоишь, пока я тебя шнурую? Или лучше сидя?

— Постою.

— Тогда погнали, — перехватив меня поудобнее, Славик вместе со мной дошёл до вешалки, на которой были наши куртки, а под ними на полу наши кроссовки. — Держись за стену и поднимай поочередной ноги.

— Блин! Я забыла вам… тебе вчера про носки сказать.

— Они в кроссовки вложены.

— А где ты их нашёл?

— В комоде. В самом нижнем ящике?

— Рылся в моих вещах без моего ведома?

— Я искал носки, о которых ты забыла мне сказать. Не стал перезванивать и тратить на это время. Ногу поднимай. Правую.

Я держалась за стену и немного за голову Смертина. А у него мягкие волосы. И седина ему идёт…

— Теперь куртку.

Я была одета, Смертин быстро собрал мои вещи и закинул их в шоппер. Грязные вещи после вчерашней встречи с машиной нам передали в пакете при выходе из больницы.

Смертин помог мне сесть в его машину, даже пристегнул, будто я сама не в состоянии сделать даже это, и отвёз меня домой, где меня уже ждал сын и, какого-то чёрта, мои паникующие родители, которые с ужасом и жалостью смотрели на меня и, недоумевая, на Смертина, в обнимку с которым я вошла в квартиру.

Едва я вошёл с Натальей в её квартиру и увидел женщину, которую мне сразу захотелось выгнать, сразу понял — будущая тёща.

— Наталья, что с тобой происходит? На кого ты стала похожа?! — завопила Горгона, пока я удерживал Наталью и передавал её сыну сумки, которые тот уносил к матери в комнату.

— Блядь, Натах, ты опять под грузовик не в бальном платье прыгала?! — всплеснул я с досадой свободной рукой. — Ну, сколько можно-то, а?!

Наталья подавила улыбку, но ничего отвечать не стала.

— С какой стороны, Наташ? — участливо спросил мужичок, пытаясь поднырнуть под вторую руку Натальи, чтобы помочь ей дойти до комнаты.

— Ауч! — выдохнула Наталья шумно и вздрогнула в моих руках в тот момент, когда её батя слишком суетливо и неаккуратно попытался приобнять её за талию и будто выдернуть из моих рук. — Больно, пап. Пусть Слава сам. Он лучше знает, что делать.

— Надеюсь, после пары свиданий услышать от тебя то же самое, — шепнул я ей тихо, на что получило легкий щипок в плечо.

— Наталья! — не унималась будущая тёща, следуя за нами. — Почему ты не позвонила нам с отцом? Мы от Стёпы только сегодня узнали, что с тобой произошло и где вы, вообще, теперь живёте. И кто это, вообще, такой, Наталья?!

Тёщенька указала на меня пальцем с огромным перстнем так, будто выбрала того, чьей башкой сегодня в футбол будет играть.

— Мама, ты уверена, что сейчас подходящий момент для выяснения отношений? — спросила Наталья сдержано, пока я и её батя помогали ей снять обувь и куртку.

Я помнил, как пьяная Наталья плакала на моей груди из-за того, что не нашла поддержки у своих родителей после развода с идеальным, сука, мужем. И именно этот факт не позволял мне отмалчиваться и оставлять её наедине с родителями, в арсенале которых, наверняка, целый сундук не самых приятных высказываний.

Но, вроде, батя у неё нормальный. Или просто уже задрючен своей мегерой женой.

— Ты знаешь, сколько мы с твоим папой успокоительных сегодня приняли, когда нам Стёпа всё рассказал?

— Бракованные, что ли? — поинтересовался я.

— Что? — воззрилась на меня тёщенька.

— Успокоительные ваши бракованные, что ли, спрашиваю? Что-то нихрена, походу не помогли.

— Наталья, кто это? — новая волна тёщиных возмущений.

— Вячеслав — друг Натальи, — подошёл я к женщине и вполне себе дружелюбно протянул руку, чтобы познакомиться.

Но дамочка скрестила руки на груди и состроила такую морду лица, будто я ей кусок дерьма на ладони поднёс и предложил попробовать.

— Николай, — пожал мою руку отец Натальи. Но хоть кто-то здесь был адекватным. — Наталья сказала, что вы знаете, как ей лучше. Может, нужно что-то купить или принести из дома? У меня где-то был специальный корсет…

— Всё, что нужно, я для Натальи организую, — остановил я явно волнующегося батю, который, действительно, смотрел на свою дочку так, будто она всё ещё в его глазах была маленькой девочкой, которая сейчас немного приболела.

— Хорошо, — несколько растеряно кивнул Николай. — Спасибо.

Тёщенька хотела было что-то ещё болтануть, но осеклась, встретившись взглядом со своим мужем. И только тогда, когда Наталья начала тихо стонать от боли, укладываясь на подушки, которые ей под спину подкладывали батя и Стёпка, её мамашка вдруг вспомнила, что её дочь, вообще-то херануло грузовиком и подскочила к дочке, схватив ту за ноги.

— Мы с папой так испугались, Наташ. Ты последнее время сама не своя. Делаешь, что вздумается, поступаешь необдуманно. Развод, квартира эта… И ещё этот грузовик… Ты же не специально под него?

Ну, всё. Бабка точно ёбнулась.

— Мам, ты совсем, что ли?! — вскинула Наталья брови. — Я развелась, а не головой тронулась.

— Может, ты пить начала? Я недавно думала о тебе и мне попалась статья о том, что женщины после тридцати в стрессовых ситуациях склонны пить в одиночку.

— Матушка, ну, вы тоже не перегибайте, — вклинился я, увидев, как Наталья заглянула мне в глаза, явно ища поддержку.

— Мама вообще не пьёт, — вписался за свою мать и малой.

— Я не осуждаю, дочка, — а тёщенька будто и не слышала, что ей сказали. — Тебе тяжело, мы с отцом не дали нужную тебе поддержку. В этом есть и наша вина. Но ты не должна искать утешение в алкоголе и сомнительных мужчинах.

А вот это явно был камень прямо в мой огород, угодивший не точно по морде.

— Ваша дочь не из-за бухла такая помятая и опухшая, а из-за того, что её грузовик переехал. И теперь у неё в рёбрах трещины, из-за которых она сегодня почти не спала, — и опустив голос так, чтобы меня не услышал малой и Наталья, которая о чем-то шепталась с сыном, я добавил. — Сбавьте гонор. И подумайте о том, что грузовик мог быть побольше и скорость его могла быть повыше…

Хочешь быть жёсткой, тёщенька? Пожалуйста. Я тоже умею разговаривать на этом языке.

Только устрашением получилось привести матушку в чувство. Маска железной леди на её лице треснула и отвалилась. На глазах её выступили слёзы и, наконец, я разглядел в ней нормальную мать, которая боится и переживает за своего ребенка.

И плевать, что сейчас она плачет в ногах своей дочери, зато мозг её, получивший отрезвляющую словесную пощечину, встал на место.

Ладно. Вынуждена признать, что без Смертина не вывезла бы сегодняшний вечер.

Не знаю, какой тумблер он переключил в моей маме, но она обращалась со мной так, будто мне вновь пять лет, и мне необходима её забота со всех сторон. Не помню, когда последний раз мама кормила меня бульоном буквально с ложечки и столько раз поправляла одеяло.

Только поздно вечером, когда я недвусмысленно дала понять, что устала и хочу спать, родители уехали. Смертин, разумеется, ускорил процесс их сбора своими комментариями. Но сам он, похоже, никуда уходить не собирался. Устроился в моей квартире, как у себя дома, и расхаживал в ней, как хозяин.

— Ну, что, малой? Всех выгнали, можно и отдохнуть? — спросил он Стёпку, когда за моими родителями закрылась дверь.

— Угу, — выдохнул сын устало. — А вы когда уйдёте?

Я повела бровью, но никак не стала комментировать диалог этих двоих, притаившихся в прихожей.

— Согласен. Резонно, — согласился вдруг Смертин. — Но, малой, хочешь ты или нет, но мне придётся здесь появляться.

— Это ещё почему? — надменно фыркнул Стёпка. Для полноты картины мне не хватило услышать только, как он умеет харкать и материться. — Мы и без вас всё нормально сделаем.

— Твою маму поломало грузовиком, малой. Ты же видел, что она сама даже с постели подняться не может. Ей нужно помогать. Кто ей будет помогать, когда ты будешь в школе или на тренировке? — мой сын явно не нашёлся с ответом. — Поэтому, малой, предлагаю тебе взрослые деловые отношения, договоримся как нормальные мужики: я присматриваю за твоей мамой, пока ты в школе и на тренировке, потом приходишь ты, и я сваливаю, мама остается на тебя. Договор?

Несколько секунд мой сын молчал, очевидно, взвешивая слова и принимая решение.

— Ладно, — ответил он, наконец. — Договор.

— Тогда обменяемся номерами.

— Нафига?

— Чтобы обмениваться друг с другом информацией о мамином состоянии. Сколько раз пописала, сколько грамм покакала.

О, Боже!

Я стыдливо прикрыла глаза, но тут же их открыла, услышав, как эти двое в прихожей хохотнули.

— Нормальные мужики! — позвала я их.

— Мать зовёт. Чё стоим? — шепнул громко Славик, и через секунду оба уже были в моей комнате.

— Я хочу в туалет. Поможете мне встать с постели?

— Малой, ты или я?

— Я, — ревниво бросил мой сын и помог мне встать с постели.

Со Смертиным было бы проще, хотя бы потому что он сильнее и выше, из-за чего держаться за него удобнее, зная, что ему это не очень-то тяжело. Полностью опираться на сына я не могу, боясь, что он может надорваться. Ему одиннадцать. Поднимать взрослого человека подростку не так уж и легко.

— Просто за руку держи, Стёп. Я буду на тебя опираться.

— Ага. Так? — Стёпа подставил обе руки ладонями вверх так, чтобы я вложила в них свою руку.

— Спасибо, Стёп. Так, — мелкими шажками, проходя мимо Славика, который был напряжен и с волнением наблюдал за моим передвижениям, явно желая тоже меня подхватить, я дошла до ванной комнаты. Закрылась в ней и, подойдя к стиральной машинке, оперлась о неё, переводя дух.

Нужно потерпеть три дня. Доктор сказал, потом будет легче. Всего три дня, Наталья. Держись.

— А с толчка кто тебя поднимать будет? — услышала я голос Смертина за дверью.

Закатив глаза, я улыбнулась.

— Сама встану. Подержусь за стену и стиральную машинку. И не надейтесь! О граммах вы ничего не узнаете.

— Упёртая у тебя мать, малой. Вся в тебя, блин!

Они ещё о чем-то говорили, очевидно, договариваясь о времени «дежурства», а затем я услышала, как закрылась входная дверь.

Весь оставшийся вечер, Стёпка от меня почти не отходил. Он даже уроки делал рядом со мной. Принёс из гостиной журнальный столик, поставил его рядом с кроватью и делал уроки, как самый прилежный на свете ученик, параллельно обращаясь ко мне с вопросами. И было одно удовольствие ему помогать. Наверное, я давно не слышала, чтобы мой сын так много рассказывал мне о школе. Даже случайно проговорился, сказав, что ему нравится девочка из параллельного класса. Такой взрослый у меня, такой умный.

— Я не буду закрывать двери в моей и твоей комнате, чтобы, если что, ты могла меня позвать, — сказал он перед сном.

— Хорошо, Стёп. Люблю тебя, — отправила я ему воздушный поцелуй.

— Ага, — бросил он, скрывая смущенную улыбочку, и ушёл в свою комнату, выключив во всей квартире свет.

Я шумно выдохнула и прикрыла глаза, тоже стараясь уснуть. Сегодня точно должно получится, учитывая прошедшую бессонную ночь. Меня, элементарно, должна свалить усталость и недосып.

Но, едва я начала засыпать, лежащий рядом с рукой телефон, издал короткий сигнал об смс.

Смертин: «Если не можешь без меня уснуть, я могу проникнуть в квартиру, когда малой уснёт. Оставь дверь открытой»

Я: «Чтобы я смогла оставить её открытой, мне нужно до неё дойти. А с кровати сложно подняться. Она ниже больничной.»

Смертин: «Скажи сыну, чтобы довел тебя до двери и оставил там на ночь. Напизди, что врач порекомендовал спать как лошадь»

Я коротко усмехнулась и быстро набрала ответ:

«Не нарушай условия договора с моим сыном. Твоя смена начнётся завтра утром»

Смертин: «Так и знал, что надо читать, что там мелким шрифтом было. Тогда спокойной ночи, Натах. Не балуйся там»

Я: «Спокойной ночи, Славик».

Самыми сложными для меня оказались, действительно, первые три дня. Помимо того, что нужно было терпеть боль, усиливающуюся при каждом неаккуратном движении, мне пришлось научиться двигаться по-новому. Приспосабливаться, так, чтобы не темнело в глазах и не перехватывало дыхание. Не знаю, от чего сильнее болел левый бок: от трещин в ребрах или от здоровенного фиолетового синяка. Приятного, в любом случае, мало. Но благодаря Смертину, который нашёл для меня потрясающий корсет, фиксирующий там, где надо, на четвертый день я смогла сама встать с постели, за что получила тонну матов от Смертина.

— Я нахуя работу с тобой прогуливаю? Чтобы ты быстрее выздоравливала? — ворчал он, как старый дед. — Ложись обратно и зови меня на помощь. Пока не обнимешь меня за шею, твой подъем не засчитан.

— Это хитрожопость высшей степени, — цокнула я осуждающе, мелкими шажками двигаясь к выходу из комнаты, чтобы попасть в кухню.

— Чё это сразу «хитрожопость»? Когда ещё я смогу тебя потискать и поприжимать к себе, если не тогда, когда тебя нужно поднять с постели?

— Вот я и говорю, что ты хитрожопый, Славик, — усмехнулась я, придерживаясь за стену. — Нельзя просто так тискать даму, даже если она тебе очень сильно нравится.

— Мы, кажется, уже выяснили, что ты мне нихрена не нравишься, — повел Смертин бровью. И пусть выражение его лица было очень серьёзным, голубые глаза его явно были подсвечены весельем. — Ложись, — кивнул он в сторону постели.

— Не буду, — воспротивилась я, продолжив путь до кухни.

— Ложись, говорю.

— Сам ложись, — фыркнула я. — У меня скоро пролежни будут. И я хочу что-нибудь приготовить к Стёпкиному возвращению из школы.

— Вот не болели бы у тебя рёбра, я бы шлёпнул тебя по заднице. Лосины надеть не хочешь? — спросил Смертин, следуя за мной.

— Отстань, — хохотнула я. — Мне и в шортах нормально.

За эти дни я настолько свыклась со Смертиным, который свой в доску Славик, что начала чувствовать себя в его обществе очень комфортно. Меня уже не смущали его едкие комментарии и то, что он материться, как сапожник. Как ни странно, но обычно его маты были к месту и не резали уши. Единственное, о чем я его просила, это не материться при Стёпке. Он, конечно, очень старался, но буквально вчера, заявившись с утра пораньше, предложил Стёпке приготовить завтрак и достаточно отборно отматерил сосиски за то, что пленка с них слезала вместе с мясом.

— Говори, что тебе достать? Сама не вздумай брать в руки ничего тяжелее ложки.

— Стёпка вчера вечером достал курицу из морозилки. Предлагаю её запечь.

— А где она?

— Я её в холодильник утром переставила.

Славик достал из холодильника курицу и поставил передо мной на стол. Я попросила сюда же на стол принести мне чеснок, майонез, специи, картошку и противень.

— А я здесь для красоты, что ли? — развел Славик руками, когда понял, что остался без дела.

— Ну, не знаю. Можешь на работу для разнообразия съездить.

— Не. Мне уже понравилось хуесосить всех по телефону. Дай картошку хоть почищу.

— Чисти. Только Стёпка всё равно не разрешит тебе остаться с нами на ужин, чтобы попробовать то, что мы сейчас приготовим.

— Да, — вздохнул Славик огорченно, доставая нож. — С этим надо что-то делать. Нам же всё равно придётся всем вместе жить.

— Полегче! — вскинула я брови. — Я ни с кем жить не собираюсь, вообще-то.

— Ни с кем, кроме меня. До конца предложения договаривай, Натах.

В ответ я лишь молча закатила глаза. Его самоуверенности на весь город хватит.

— Салатик замутим? — спросил Славик между делом.

— Можно? Какой?

— Чем проще, тем вкуснее. Огурцы, помидоры, лук, майонез. К картохе и курице само то.

— Можно, — кивнула я.

— А ты чего там мнёшься? В туалет хочешь или ноги замёрзли?

— Ноги.

— Что б ты без меня делала, Натах? — театрально вздохнул Славик и, помыв руки после картошки, ушёл в мою комнату, откуда вернулся с моими носками в руке.

— Мне не нравится, что мой начальник знает, где у меня лежат трусы и носки.

— Поженимся, привыкнешь. За башку мою пока держись, — сказал он, встав передо мной на одно колено.

— Я не маленькая, вообще-то, носки сама надеть смогу. Попытаюсь, по крайней мере. Или ты предложение мне делаешь? — вскинула я брови.

— Согласна ли ты, Наталья, не пиздеть, когда я пытаюсь о тебе заботиться? — спросил Славик, глядя на меня снизу вверх и приготовив носок, чтобы надеть мне его на ногу.

— Согласна, — улыбнулась я широко и приподняла ногу, чтобы Славик мог надеть мне на неё носок. А потом вторую.

— Считай, что порепетировали. В следующий раз жду тот же ответ, — хмыкнул Славик и выпрямился рядом со мной во весь рост. С лёгкой улыбкой он несколько секунд разглядывал моё лицо. — Шоколадку схомячила или вверх ногами в туалет сходила?

— В смысле?

— На подбородке что-то коричневое.

— Вверх ногами мне пока рёбра не позволят, — цокнула я, стараясь самостоятельно стереть нечто коричневое с подбородка. — Убрала?

— Тебе напрямую лизнуть или через посредника? — поинтересовался Славик, показав мне подушечку большого пальца.

— Через посредника.

— Жаль, — поджал он разочаровано губы. На миг коснувшись языком подушечки своего пальца, он стёр с моего подбородка остатки шоколада и отправил их себе в рот. Нахмурился. — Точно не вверх ногами ходила? Дерьмовый шоколад какой-то.

— В каждой женщине должна быть загадка, — протянула я таинственно и продолжила чистить чеснок для маринада для курицы.

Готовить со Славиком оказалось достаточно уютно. Не знаю, как он, а лично я всё время рядом с ним провела с улыбкой на лице.

Когда всё было готово, Славик поставил курицу в духовку. Я подкралась к раковине, чтобы помыть посуду, оставшуюся после готовки, но получила жесткий отказ. В итоге, помыла только руки.

— Я сам всё помою. Иди… — он явно прокручивал в голове варианты, куда меня можно отправить, чтобы я не начала что-нибудь делать. Вчера, например, я покушалась на пыль на полках. — Стой здесь, короче. Держись за край моей футболки и только попробуй куда-нибудь съебнуть.

— А если я устану стоять?

— Обопрёшься об меня. Можешь хоть сейчас начать.

И, всё-таки, он оттеснил меня в сторону и занял всё пространство у раковины, начиная мыть посуду.

— Ты всегда был таким хозяйственным? — спросила я в широкую спину, смахивая с ткани его футболки несуществующую пыль.

— Я всегда был распиздяем. Хозяйственным стал только тогда, когда появился Рубик. И посуду мыл, и руками стирал, пока жена с ним занималась. В общем, тогда-то я понял, что бабская работа по дому не такая уж простая. До Рубика я приходил домой с работы и ждал, когда меня покормят, обстирают и прочее… Когда сам всё это начал делать, охуел от того, как у баб хватает терпения не прирезать своих мужиков.

— Сама иногда не понимаю, — усмехнулась я.

Чуть сменив положение, я отошла немного в сторону и оперлась рукой о столешницу гарнитура.

— Я же сказал, об меня, — проворчал нарочито Славик и аккуратно переместил мою руку со столешницы на свою талию. — Опирайся. Серьёзно тебе говорю.

Вздохнув, я, всё же, позволила себе опереться и второй рукой о его талию и даже уперлась лбом между его лопаток.

— Вот так-то, — хмыкнул он довольно, слегка пошатываясь из-за движений рук, пока мыл посуду.

В дверь кто-то позвонил.

— Ты кого-то ждешь? — спросил Славик, выключив воду.

— Нет. У Стёпки ключи.

— Сейчас посмотрим, кого там принесло.

Славик отёр руки о полотенце и вышел в прихожую. По его голосу, который стал жёстче, я поняла, что пришёл кто-то, кто ему приятен не был.

Выглянув из кухни, я увидела, как Славик и Федосеев сухо пожали друг другу руки.

— Привет, Наташ. Я ненадолго. Поговорим? — спросил бывший.

Не знаю, почему, но первым делом я посмотрела на Славика, черты лица которого стали острее. Казалось, он едва себя удерживает от того, чтобы скинуть моего бывшего с лестницы.

— Недолго, — ответила я. Что-то внутри меня, при взгляде на Славика, кольнуло. Наверное, нежелание обидеть его присутствием рядом со мной бывшего мужа. Ему явно было неприятно его нахождение рядом со мной. А мне вдруг захотелось дать ему понять, что ему переживать не о чем. Да и хулиганистый болтливый Славик мне нравится куда больше жесткого Смертина. — Слава, ты не против?

— Это твоя квартира, — повёл тот нарочито небрежно плечами и опустил взгляд на мои обнаженные плечи, едва прикрытые бретельками майки. — Принесу тебе теплую кофту. Прохладно.

Мне холодно не было, но я поняла желание Смертина упаковать меня во что-нибудь мешковатое от взгляда чужих для него глаз моего бывшего мужа.

Славик, уже отлично ориентируясь в моих вещах, принес для меня кардиган. Самый длинный нашёл. Помог мне его надеть и выдвинул для меня стул, развернув его ко мне так, чтобы я могла сесть без лишних шагов и телодвижений.

— Спасибо, — улыбнулась я ему, но он был настолько напряжён, его брови были настолько нахмурены, что никакой ответной реакции я не получила. Он просто ушёл в мою комнату, смерив Федосеева суровым взглядом напоследок, и затих там.

Подслушивает, наверное.

— Как себя чувствуешь? — спросил Федосеев.

— Спасибо, уже лучше, — ответила я аккуратно присела на стул, отказавшись от помощи бывшего, протянувшего ко мне руки. — Но это ты и по телефону мог узнать. Зачем приехал?

— Подпиши, — Федосеев положил на стол бумаги, к которым мне пришлось развернуться.

— Что это? После развода нужно подписывать ещё какие-то бумаги?

— Твоё заявление на водителя грузовика. Начнём с лишения прав, а там посмотрим.

— Не слишком ли суровое наказание для него? Я ведь тоже виновата — не смотрела по сторонам, переходила в неположенном месте…

— И теперь едва можешь двигаться. Не слишком ли благородно ты обходишься с человеком, который сбил тебя и бросил на обочине? А если бы травмы оказались несовместимы с жизнью? Видео с камер наблюдение играет не на его стороне.

Всё ясно. Ко мне пришёл юрист Федосеев.

— У него есть семья, дети?

— Какая разница, Наташ?

— Принципиальная. Права — это его рабочий инструмент, насколько я успела понять. Чем он будет кормить семью, пока у него не будет прав?

— Он уже уволен. Ему, в любом случае, придется искать новую работу.

— Ну, и достаточно с него наказаний тогда, — я отодвинула от себя бумаги. — Если бы в той аварии был виноват только он, тогда я согласна с тем, что он должен понести заслуженное наказание. Но там виновата и я, Серёж. Помимо лишения прав есть ещё какие-то иные санкции, взыскания?

— Штраф, — недовольно выронил Федосеев.

— Большой?

— В зависимости от тяжести травмы.

— Цифры, Федосеев. Сколько?

— При среднем, как у тебя, десять-двадцать пять.

— Значит, ограничимся штрафом. И ему будет урок, и мне, — указала я на свои рёбра.

— Подпишешь или нет, Наташ?

— Только если ты пообещаешь, что с него будет взыскан только штраф.

Федосеев глубоко вдохнул, прикрыл на мгновение веки, а затем нехотя выдохнул:

— Хорошо. Как считаешь нужным.

— Договорились, — я придвинула бумаги к себе, Федосеев оперативно предложил мне ручку. — Хотя, опыт показал, что доверять тебе — себе дороже. Но, с другой стороны, хочется посмотреть, стоят ли твои слова хоть чего-нибудь сейчас, — сказав это я подписала бумаги там, где стояли галочки, и отодвинула их Федосееву. Равнодушно заглянула ему в глаза. — Это всё?

Бывший как-то странно на меня посмотрел. Чуть нахмурил брови, окинув меня взглядом и вновь вернул внимание моему лицу, нацепив на себя маску дипломата.

— Насчёт моей свадьбы… — начал он, и в комнате закашлялся Славик.

— Слава, у тебя всё хорошо там?

— Охуел!.. от количества пыли на твоих полках, — крикнул он оттуда. — Протру.

— Спасибо, Слав, — ответила я, всеми силами стараясь скрыть улыбку и сделать вид, что не поняла подтекста. — Что насчёт твоей свадьбы?

— Стёпка сказал, что не придёт. Останется с тобой.

— Ну, извините, — развела я руками. — Я не специально под грузовик попала накануне твоей свадьбы.

— Я не говорю о том, что ты специально. Просто хотел предупредить, что в эти выходные Стёпку забирать не буду. Хотя, он сам тебе бы это сказал, потому что не хочет оставлять тебя одну. Жаль, что его не будет рядом со мной, но это его решение. Ты точно в порядке, Наташ?

— На что ты намекаешь? Не тронулась ли я головой на почве твоей измены и развода? Не дождёшься. И знаешь, Серёж, если говорить начистоту, там на грязном асфальте, ожидая «скорую», о тебе подумала в последнюю очередь, и то в качестве приложения к сыну, потому что за ним нужно будет кому-то смотреть, когда я умру. А там на асфальте я думала, что я именно умираю. Так что, Федосеев, можешь не обольщаться на свой счёт. За три месяца уже всё отболело.

Я не врала. В тот момент я, действительно, подумала о нём только тогда, когда решила для себя, что мне конец, и нужно на кого-то оставить сына.

— Рад слышать, — усмехнулся он.

— Но мы с тобой, всё равно, ещё долго будем помнить, что ты мудак, — произнесла я насмешливо.

Федосеев тихо хохотнул, кивнув головой и опустив взгляд в пол.

— Ладно, — сказал он, поднимаясь со стула. Собрал подписанные бумаги и вновь заглянул мне в глаза. — Звони, если что.

— Угу, — кивнула я для галочки. — И ты звони, прежде чем прийти. Я могу быть не одна, — я многозначительно кивнула в сторону комнаты.

— Не нужно приходить ко мне каждый день, Слав. Правда, — я смотрела, как он снимал обувь и закрывала дверь за только что вышедшим сыном, который отправился в школу. — Я уже сама встаю, даже зарядку пробовала делать. Я в порядке.

— Ты что-то говорила, Натах? Я не слышал, пыхтел, — выпрямился он, поправив пиджак.

— Кому я всё это?… — вздохнула я и прошла в кухню. — Чай, кофе?

— Водка, пиво, — добавил Славик и положил на обеденный стол ключи от моей машины.

— Почему они у тебя? Машина ведь у офиса осталась. Так с того дня и стоит там.

— Пригнал её к твоему дому. Поменял летнюю резину на зимнюю. Тебе через неделю выходить на работу, а там уже декабрь будет.

— Спасибо большое! — умилилась я, наливая ему чай и ставя на стол овсяную кашу, которая была ещё горячая после завтрака сына. — Я с тобой за всю жизнь не рассчитаюсь за всё, что ты для меня в последнее время сделал. Придётся работать сверхурочно в твоей фирме.

— Да брось, Натах, — отмахнулся Славик. Расстегнул пуговицу пиджака и сел за стол. — Один поцелуй с проникновением, и, считай, в расчете.

Прежде чем дать ему ложку для каши, я стукнула ему ею по лбу.

— Шутник, блин!

— Я любя, — подмигнул он мне игриво и забрал ложку из руки, скорее, для того, чтобы я не двинула ему ещё раз, а не для того, чтобы поскорее начать завтракать. — Умеешь, мать, — похвалил он кашу.

— Конечно, умею. Я же мать, — я налила чай и себе, и села за стол напротив Славика. — Расскажи хоть, что нового на работе? А-то чат молчит.

— Какой чат?

— Ой! — я сделала максимально невинное лицо и начала усиленно пить чай.

— Есть рабочий чат, в котором нет меня?

— А ты как думаешь? Ты же начальник, а значит — кайфолом. Так что, разумеется, у нас есть рабочий чат, где нет тебя.

— Ну-к, покажи, — Славик отложил ложку и протянул руку, ожидая, когда я вложу в неё свой телефон.

— Нет, — хохотнула я, быстро взяв телефон со стола. Даже выйти из-за стола умудрилась быстро, не почувствовав боли в рёбрах.

— Натаха, я же всё равно его заберу, — с опасными нотками в голосе произнес Славик.

— Это частная собственность. Не имеешь права.

— Натаха, — Славик вышел из-за стола и начал надвигаться на меня, пока я пятилась в сторону прихожей. — Показывай.

— Не покажу я тебе ничего, — я состроила серьёзное лицо, но неожиданно для самой себя взвизгнула, когда руки Славы обхватили мою талию и притянули меня к крепкому мужскому торсу. — Ай, рёбра! Ай, больно!

Да, я включила актрису. Исключительно хреновую, но Славик повёлся и резко смягчил объятия, сразу начиная щупать покалеченный бок.

— Где? Тут? — спрашивал он, касаясь ладонью ребер поверх свободной футболки. Его голубые глаза обеспокоенно заглянули в мои, пока я пыталась прятать улыбку.

— Ой, умираю-умираю! — взвыла я, и Славик сразу понял, где его только что обманули.

— Конец тебе, Натаха, — рыкнул он и вновь притянул меня к себе. Поймал кисти рук и завел мне их за спину. Чуть тяжело дыша, он застыл взглядом на моём лице. Из его глаз мгновенно улетучилась игривость, уступив место чему-то темному и мне ещё незнакомому. — Красивая, что пиздец, — шепнул он, почти задев кончиком носа мой нос.

— Сочту за комплимент, — выронила я едва слышно.

Что это у меня? Тахикардия? В грудной клетке явно что-то не в порядке.

Я понимала, что он смотрит на мои губы, и понимала, что от этого у меня пересохло во рту.

— Помнится, ты хотел отнять у меня телефон.

Который я, кстати, до сих пор сжимала в руке, заведенной за спину.

— А сейчас хочу совсем другое, — произнес он хрипло, снова остановившись взглядом на моих губах. — Давно хочу.

— Слав… — шепнула я, качнув головой, но понимала, что он уже тянется к моим губам, а я не уверена, хочу ли это остановить.

Решение за меня принял дверной звонок. Короткая мелодия вынудила меня практически выпорхнуть из рук Смертина.

Словно испугавшись чего-то, я поправила волосы, оправила край футболки и посмотрела на Смертина, который молчаливо сжимал челюсти, сверля не самым добрым взглядом дверь.

Я тихо подошла к двери, когда звонок повторился, посмотрела в глазок и чуть мгновенно не поседела.

— Это Ира! — вернулась я к Смертину, толкая его в мою комнату и пихая в руки пальто и ботинки.

— Какая ещё, нахуй, Ира? — таким же шепотом спрашивал Смертин, но в комнату шёл.

— Вяткина, Слав. Вяткина! Быстро в шкаф!

— Какого ху…

— Молча! — шикнула я напоследок, и закрыла дверцу шкафа. — Иду-иду! — крикнула я уже в сторону двери.

— Да, не торопись, Наташ. Я в курсе, что тебе пока тяжело двигаться.

— Привет! — открыла я дверь и широко улыбнулась коллеге. — А ты чего не на работе?

— Это тебе, как обещала, — Ира вручила мне пакет с бутылкой вина и магнитик из Абхазии с бантиком и вошла в квартиру, как к себе домой. — У нас последнее время с утра в офисе небольшое расслабление. Славик с утра в офисе не появляется. Слушай, а красиво у тебя здесь. Аккуратненько так всё. Вообще красота!

— А почему Славик с утра в офисе не появляется? Не знаешь? — поинтересовалась я аккуратно.

— Да чё ж не знать-то? К корпоративу готовиться, простату массажирует.

Я невольно прыснула, но тут же взяла себя в руки, точно зная, что где-то в шкафу прямо сейчас закипает Славик.

— В смысле? — не удержалась я от того, чтобы узнать, откуда появилось такое предположение.

— Ну, чего, Наташа, как первый раз? — цокнула Ира, войдя в мою комнату, чтобы поразглядывать и её. — Через месяц новогодний корпоратив. Славик пригласит своих дружков-богатеев, а те, как обычно, придут не с пустыми руками, а с эскортницами. А наш Славик, как обычно, подцепит себе какую-нибудь из них и уедет… фейерверки показывать, в Дед Мороза и Снегурку играть. Вот и готовится, наверное. Не мальчик уже, всё-таки. Сорок два, считай…

Как-то при упоминании эскортниц, с которыми Славик, и правда, иногда уезжал с корпоратив, неприятно кольнуло в солнечном сплетении. Раньше на эту тему я могла так же шутить с Ирой, но сейчас язык не поворачивался.

— Спасибо, Ир, что заглянула. И за вино спасибо. И за магнитик.

— Квартирка у тебя, конечно, отпад. Вот горжусь тобой, Наташ! — улыбнулась она жизнеутверждающе и даже кулак для бодрости духа подняла. — Развелась и ничего не потеряла. Красотка!

— Спасибо, — усмехнулась я.

— Ладно, поеду я в офис. По пути к тебе заглянула. А сейчас надо ехать, а-то Славик скоро вернется с намятой шишкой простаты. Возбужденный, взвинченный… И начнёт нас всех драть и в хвост, и в гриву. Весь офис ждёт только тебя. При тебе он как-то поспокойнее кажется.

— Наверное, из-за того, что при мне он шишки мять не ездил, — предположила я.

— Наверное, — хохотнула Ира. — Ну, ладно. Поеду я, пока Славик меня не опередил. Выздоравливай. И очень жду тебя в офисе. Как Хатико жду.

— Спасибо, Ир. Через неделю выйду.

— Наконец-то! — выдохнула она с искренней радостью. — Всё! Целую и жду через неделю. Пока-пока, — отправив мне воздушный поцелуй, Ира покинула квартиру.

Я закрыла за ней дверь, оставила вино и магнитик на кухонном столе, и, пытаясь подавить улыбку, подошла к шкафу, который неспешно открыла.

Поджав губы, чтобы не засмеяться сразу, я увидела Славика, похожего на камень. Только желваки на его сжатых челюстях играли.

— Только не увольняй её, Слав, — попросила я, почти срываясь на смех.

— Я убью её, — выронил он глухо.

— Не надо, пожалуйста.

— А ты чё ржёшь? Тебе показать, как моя простата работает? — сверкнул он глазами, выходя из шкафа. — Ты же молить о пощаде будешь, Натах.

— Конечно! Тебе ж её намассажировали, — подразнила я его смеясь, при этом начиная пятиться.

— Пизда тебе, Натах, — рыкнул он и рванул ко мне.

— Рёбра, Славик! Рёбра! — взвизгнула я.

Никогда бы раньше не подумала, что буду счастлива вернуться в офис. Меня не было всего месяц, а по ощущениям будто целый год. Разумеется, часть своей работы я выполняла дистанционно. Пусть я была на больничном, но иногда в работе случается такое, из-за чего нужно на время в неё вернуться, уладить проблемы, чтобы потом не возвращаться к авралу и горе проблем.

Высокий каблук мне пока запретили носить, но от маленького, четырехсантиметрового, я отказаться не смогла. Юбка, блузка, косметика, украшения… Ну, какой же кайф снова чувствовать себя ухоженной и привлекательной женщиной.

Коллеги приветствуют меня улыбками, новенькие из логистики пока не понимают, кто я и где мой кабинет, но тоже здороваются за компанию с остальными. Славик с самым строгим лицом делает вид, что не натягивал три недели назад на мой зад лосины. Я тоже делаю вид, что такого не было. И, вообще, мы не дурачимся и не готовим на моей кухне, пока дома нет сына.

Исключительно. Рабочие. Отношения.

— Наталья Николаевна, зайдите в мой кабинет через пятнадцать минут. Ещё не забыли, где он находится? — повёл он хладнокровно бровью.

— Спрошу у коллег, Вячеслав Александрович, — улыбнулась я, глазами обещая ему, что фиг я больше угощу его своими драниками.

Мы сегодня ещё не виделись, наверное, ему теперь вновь придётся привыкнуть к тому, что теперь видеться мы будем только в офисе, заглядывая друг к другу в кабинет.

Едва Славик исчез с поля зрения, я ушла в свой кабинет, где привела в порядок стол, заглянула в почту и расписала планы на день, чтобы ничего не забыть. Судя по загруженности, работать мне сегодня предстоит без обеда и сверхурочно.

Быстро набросав и распечатав пару бумаг, чтобы не идти в кабинет Славы мимо других сотрудников с пустыми руками, я собрала их в папку, обошла свой стол и остановилась, когда в кабинет зашёл Леня, специалист стройконтроля.

— Привет, Наташ! Отлично выглядишь, — окинул он меня оценивающим взглядом, отчего захотелось съежиться и оттянуть край юбки ещё ниже колена.

— Привет, Лёнь. Спасибо, — ответила я, желая соблюсти формальности и поскорее от него отделаться. Глянув мельком на наручные часы, я поняла, что пятнадцать минут, отведенных мне Славой, закончились ещё десять минут назад. — Ты что-то хотел? Я просто спешу…

— Да так, в гости заглянул, — хохотнул он чуть нервно. Очень походило на то, что он смущался и пытался это как-то побороть в себе. — Просто… развод, грузовик… осень у тебя вышла, будь здоров!

Зачем так широко улыбаться выше перечисленному, парень?

— Ну, да, — улыбнулась я натянуто. — Нынешняя осень немного отличилась.

Нервно дергать ногой в его присутствии будет слишком невежливо?

Наверное, да.

Поэтому я перенесла вес на обе ноги, перестав опираться задницей о стол.

— У тебя там… — кивнул Лёня куда-то в область моей юбки.

— Что? — не поняла я, тоже осматривая себя.

— Вот тут, — парень подошёл ближе и отклеил от моей задницы стикеры, на которые я, похоже, присела, когда он зашёл.

— Господи, — вздохнула я сокрушенно, забирая из рук парня стикеры.

— Как в школе, когда на спину клеили бумажки, — хохотнул парень.

— Ну, да, — поддержала я его улыбкой, и в этот момент в мой кабинет без стука и каких-либо иных предварительных знаков вошёл Смертин.

Всего мгновения ему хватило, чтобы хорошее расположение духа покинуло его, а на место хулиганскому блеску в глазах пришёл арктический мороз, которым он окинул всё ещё улыбающегося Лёню.

— Наталья Николаевна, — его голос буквально трещал льдом. — Вы вернулись в офис, чтобы проводить в кабинете индивидуальные встречи? Вам напомнить ваши должностные обязанности? Курпатов, ты забыл, где твоё место?

— Да, Вячеслав Александрович, простите, — парень спешно ретировался из моего кабинета, а всё это время мы со Смертиным сверлилы друг друга взглядами, метая молнии. И едва за Лёней закрылась дверь, а я собралась высказать ему всё, что сейчас думаю, как Смертин тоже вышел из моего кабинета, не забыв хлопнуть дверью.

Наверное, никогда ещё в своей жизни я никого не хотела побить папками для бумаг по лицу так сильно, как сейчас Смертина.

Дав себе передышку буквально в две минуты, чтобы прийти в себя и не нестись по коридору, как фурия, я поправила юбку, блузку, выпрямила спину и гордой ровной походкой пошла в кабинет одного обнаглевшего начальника, возомнившего о себе, не пойми что.

— К нему нельзя, — только успела мяукнуть секретарша Смертина, когда я прошла мимо неё.

— Мне назначено, — бросила я, не оборачиваясь.

— Я же сказал, никого ко мне не пускать! — рявкнул Смертин, когда я вошла в его кабинет и закрыла за собой дверь.

— Потерпишь, — произнесла я холодно в ответ.

Смертин стоял у окна, стискивая челюсти так, что его желваки танцевали румбу. Не помню, чтобы он хоть когда-нибудь был при мне настолько зол, как сейчас.

Швырнув папки с бумагами на его стол, я сразу подошла к нему и ткнула указательным пальцем в грудь, скрытую белой рубашкой.

— Ты что себе позволяешь? Ты кто такой, чтобы врываться в мой кабинет и почти прямым текстом называть меня индивидуалкой? — цедила я через зубы.

— Этот хрен кто такой, что вы с ним так мило за руки держитесь?!

Так вот оно что!

— Что хочу в своём кабинете, то и делаю. То, что ты мой начальник, не даёт тебе права врываться в мой кабинет без стука.

— Какого хрена ты держалась с ним за ручки? — его голос опустился до низких опасных вибраций.

— Если бы ты внимательнее смотрел, то увидел бы, что он передавал мне стикеры, которые… отклеил от моей задницы, — добавила я чуть тише.

— Я убью его, нахуй! — рыкнул Смертин и, в самом деле, метнулся к выходу из кабинета.

— Куда ты пошёл, убийца?

Я поймала его за руку и дернула на себя, едва не свалившись с ног. Если бы Слава не поймал меня за талию, то я бы уже вцепилась в фикус, стоящий рядом.

— Натах, лучше по-хорошему отпусти меня, — произнес он, едва на закипая от гнева.

— Иначе что? — повела я бровью, продолжая держать его за лацканы пиджака.

— Поцелую, — ответил он вполне серьёзно.

— Ты этим решил меня запугать? — усмехнулась я.

— Ты же именно этого и боишься. Разве не так? — сверлил он меня взглядом. — Каждый раз, стоит мне приблизиться к тебе ближе этого расстояния… — он приблизил своё лицо к моему, почти задев мой нос своим. — … ты начинаешь убегать, хихикать и изворачиваться. Поэтому, Наталья, если не хочешь, что я тебя поцеловал, отпусти меня и дай отхуесосить этого дрища как следует.

— Ты не будешь на нём срываться. И не станешь выносить наше личное за пределы квартиры. Ясно тебе?

— Иначе что? — выронил Смертин насмешливо. — Опять убежишь от меня? Бегай. Мне не привыкать.

Всего на секунду я опустила взгляд, перед тем, как принять окончательное для себя решение, а затем прижалась к его губам своими, почувствовав как нас обоих прошибло током…

Смертин застыл. Казалось, он не поверил, что это действительно происходит с ним. Даже я не поверила в то, что действительно это сделала.

Я действительно его поцеловала!

Но всего секунда замешательства с обеих сторон переросла в вспышку, от которой у меня перехватило дыхание. Слава зарылся пятернёй в моих волосах, другой обхватил талию и притянул меня к себе.

Его язык вторгся в мой рот, не встретив ни капли сопротивления. Наоборот, я двигалась к нему навстречу. Хотела быть максимально близко к нему, буквально физически ощущая, как сильно бьётся его сердце наперегонки с моим.

Тело наполнилось сладкой тягучей истомой. Я льнула к мужчине и буквально таяла от ощущения, как его руки нежно и трепетно удерживают меня в вертикальном состоянии.

Я разжала кулаки, выпустила лацканы его пиджака и скользнула ладонями по жилистой шее, мягко оцарапав коротко стриженный затылок. И каждой клеточкой кожи ощутила вибрацию, исходящую от тихого блаженного рыка Славы в этот момент.

В голове мгновенно пролетела картинка того, какое на мне бельё, и готова ли я к тому, насколько далеко этот поцелуй может зайти. А готова ли я, в принципе, к этому?

Но внезапно Слава сам остановил поцелуй. Обхватил моё лицо ладонями, нежно огладил скулы подушечками больших пальцев и заглянул мне в глаза.

Боже! Какой у него взгляд!

Зрачки почти полностью перекрыли тьмой лёд его голубых глаз. И эта тьма так и манила утонуть в ней, чтобы забыться прямо здесь и сейчас.

Какой же он красивый! Почему я раньше этого не замечала? Почему видела только грубияна, мужлана и самодура, даже не предполагая, насколько он заботливый, нежный и ласковый?

Наверное, потому что людям себя он преподносит только с худшей стороны?

— Клянусь, это в тысячу раз лучше, чем дрочить на тебя шесть лет, — выдохнул Слава, и, не ожидая подобного исхода, я хохотнула, прикрыв на мгновение глаза.

— А почему дальше не зашёл? Сейчас, — кивнула я многозначительно в сторону его рабочего стола. — Наверняка, и такая фантазия была? За шесть-то лет…

— Нет, — Слава чуть брезгливо свёл брови, тоже глянув на стол. — Моя женщина не будет трахаться в офисе даже со мной.

— Почему?

— В таких местах трахают только тех, в кого хотят по-быстрому спустить. Как в сортир. А я… — Слава кончиками пальцев коснулся моей шеи и провел ими до декольте, сопровождая взглядом каждое движение. Его голос опустился до хриплого шёпота. — Я хочу насладиться каждым миллиметром. Узнать, какая ты на вкус не только здесь… — он оставил поцелуй на моих губах. — … но и здесь… — его губы опустились на сонную артерию. — … здесь… — щетиной царапнуло кожу шеи под мочкой уха. — Я хочу распробовать всю тебя.

У меня кружилась голова. Я уже не улавливала связь с реальностью. Если бы Слава не удерживал меня за талию, я бы уже мягким желе стекла на пол.

— А я уж подумала, что ты перехотел меня после первого же поцелуя.

Слава взял мою руку в свою и ладонью приложил к своему паху. Укоризненно смотрел мне в глаза, пока до не дошло, что именно этим он хочет сказать.

Во рту вновь мгновенно пересохло, стоило мне понять, насколько ему сейчас тесно и неудобно.

— Я поняла, — прокашлялась я. Прикусив губу, я опустила взгляд и ненавязчиво освободила руку. — Буду знать.

— Предлагаю через два часа встретиться у меня. Я уеду сейчас. А ты через два часа, типа по делам.

— Вообще-то, у нас тут рабочий процесс.

— Натах! — цокнул Слава и вернул мою ладонь на свой пах. — Вот что я клал на рабочий процесс.

— Понятно. Тогда я работать?

— Угу. Иди. Нет, стой! — он поймал меня за талию и вновь прижал к себе, впившись в губы жадным поцелуем. С трудом оторвался и выпустил меня, словно специально отойдя подальше, чтобы не было соблазна снова ко мне прикоснуться. — Теперь точно иди. Иначе я даже из кабинета выйти не смогу. Через два часа?

— Надеюсь, босс меня отпустит, — ответила я игриво.

— Не долбоёб же он, — фыркнул Слава.

Мимо секретарши пришлось идти, строя то же воинственное выражение лица, с которым я сюда шла. Но мне казалось, что у меня буквально на лбу было написано, чем мы только что занимались в кабинете. А если не на лбу, то по горящим глазам это точно было понятно.

Наверное, никогда ещё я не отыгрывал такой спектакль, как сегодня перед сотрудниками, когда уходил из офиса и делал вид, что еду на какие-то лютые разборки.

Но, судя по тому, как все начали прятаться и делать вид, что работают, вышло у меня это неплохо.

Домой я приехал, разумеется, через магазины. Цветы, вино, фрукты, закуска. Принял душ, примерил несколько рубашек, футболок, брюки сменил на джинсы и обратно. Даже трусы новые надел. Готовился так, будто Наталья экзамен будет принимать.

В итоге остановился на домашних серых штанах и белой свободной футболке. В конце концов, я дома, и всё это легко снимается. По этой же причине не стал надевать носки.

Накрыв на стол, стал поглядывать на часы. За каким-то хреном репетировал, в какой позе буду стоять, когда в квартиру войдёт Наталья. Потом понял, что сама она точно не зайдёт, ибо у неё нет ключей.

Кстати, нужно сделать дня неё дубликат.

Переставлял бокалы, поправлял тарелки. Вспомнил о свечах, но понял, что у меня нет дома ни восковых, ни ректальных, ни запальных.

Ещё одна галочка в уме на то, что нужно сделать.

Звонок в дверь вознес моё волнение до новых пределов. Сердце разогналось в сторону инфаркта.

Хорош, Славик! Тебе не шестнадцать.

Глянул на часы, понял, что Наталья опоздала почти на час, но, всё равно, приехала.

Размяв плечи, пошёл в прихожую и открыл дверь, впуская Наталью в квартиру.

— Привет, — улыбнулась она робко и вместе с тем подарила мне облегчение от понимания того, что она тоже волнуется. — Прости. Задержалась немного. Домой заезжала.

— Ничего. Проходи.

Я помог ей снять пальто и понял, что задержалась она по причине того, что тоже готовилась.

На ней была уже не блузка с юбкой, как в офисе, а черное шелковое платье, чем-то напоминающее ночную сорочку, но длиной ниже колена. Она наклонилась, чтобы расстегнуть сапоги, а мне пришлось схватиться за стену, когда я понял, что её платье имеет пикантный вырез, обнажая бедро.

— Ты в порядке? — спросила она, выпрямившись, когда закончила с сапогами.

— Как никогда, — выпрямил я спину.

— Я зайду в ванную? Руки помою.

— Конечно.

Слава, блядь! Раздуплись!

Наталья оставила сумочку на тумбе, двинулась в сторону ванной, и я понял, что рано расслабился, когда увидел её спину, увитую черными завязками, которые заканчивались бантом в районе поясницы.

Дедушка Мороз, я был очень хорошим мальчиком в этом году, поэтому позволь мне открыть сегодня самый желанный подарок.

Наталья задерживалась в ванной. Похоже, тоже пыталась унять волнение.

Я открыл вино и разлил по бокалам. Наталья вышла из ванной и встала у стола рядом со мной, приняв бокал из моих рук.

— Умоляю, ляпни хоть что-нибудь, — произнесла она.

— Я три раза менял трусы, — выдал я первое, что пришло в голову.

— Аналогично, — хохотнула Наталья. На её щеках появился румянец, а в глазах блеск. Но долго удержать зрительный контакт никто из нас не мог. Хоть и не студенты, но смущаться мы явно не разучились. — Не верю, что решилась приехать, — сказала Наталья, отпив вина.

— Я тоже не верю, что ты приехала. Думал, вызовешь месячные.

— Думаешь, они у нас по зову приходят? Мы как шаманы с бубном?

— Ну, это явно какая-то колдовская хуйня — каждый месяц терять кровь и не умирать.

— Кстати, возможно, — кивнула Наталья и перекинула воздушные локоны, открыв узкие плечи моему вниманию. — Перестаралась, да? — спросила она с робкой улыбкой и коснулась левого плеча, на котором виднелся бледный зеленоватый синяк. — Синяки видно. Ещё не совсем прошли. Нужно было что-то с рукавами…

Она что-то лепетала, но, честно говоря, я отключился ещё на том моменте, когда она перекинула волосы, и залип на её плечах.

Поставив свой бокал на стол, я взял бокал из руки Натальи и поставил его рядом.

— Мечтал это сделать все три недели, — выронил я хрипло.

— Что?

— Это, — выдохнул и наклонился к её руке, касаясь губами синяка.

Поцелуй за поцелуем я поднимался выше по её плечу. Провел кончиком носа по тонкой шее, вдыхая охуительный запах моей женщины.

Сейчас у меня нет никаких сомнений в том, что эта женщина — моя.

— Слав… — выдохнула Наталья рвано, цепляясь за мою футболку, сминая её в кулаках.

Усилием воли я заставил себя оторваться от её кожи и заглянуть в темные глаза, в которых помимо желания читалось нечто похожее на неуверенность или даже страх.

— Если ты не готова, скажи, когда нужно остановиться, и я перестану.

Приходилось держать себя, чтобы дождаться её ответа.

— Хорошо…

Едва Наталья произнесла это заветное слово, я смял её губы в поцелуе.

Я думал, что сдохну от счастья там, в своём кабинете, когда Наталья первая меня поцеловала. Но, оказалось, что крышка мне именно сейчас.

Острые ноготки прокрались под футболку, с силой впились в кожу. Последние крупицы самоконтроля покинули мозг.

Подхватив Наталью под бёдрами, я усадил её на стол и протиснулся между ног, прижавшись пахом к её промежности.

Наталья испустила глухой стон прямо мне в губы и порывисто потянула вверх мою футболку, вынуждая её снять.

Наши языки переплелись в бешенном жадном танце. Уже сложно было понять, кого накрывало больше. Но то, что никто из нас не остановится, было очевидно.

Наталья завела руки за свою спину. Вероятно, хотела развязать бант.

— Нет-нет, — воспротивился я, возвращая её руки на свою шею. — Это для меня.

Я вновь подхватил Наталью под бёдра, вынуждая опутать мой торс ногами. Не желая останавливать поцелуй, донёс до спальни и поставил рядом с постелью.

— Повернись, — шепнул я ей.

Перекинул её волосы через плечо, открыв своему взору изящную спину. С предвкушением потянул за края банта на пояснице и ослабил тонкие ремешки по всей спине, позволяя её платью свалиться на пол черным порочным облаком.

Из белья на ней остались только черные трусы, которые надолго здесь точно не задержатся.

Костяшками пальцев коснулся позвоночника между лопаток, из-за чего Наталья вздрогнула и открыла шею для поцелуев, прильнув ко мне спиной.

Лаская языком и губами тонкую кожу шеи и плеча, руками я исследовал изгибы её талии, стараясь впитать в память каждый совершенный сантиметр.

Прижав ладонь к её плоскому животу, я позволил себе свободной рукой обхватить её левую грудь и мягко прокрутить между пальцами сосок.

Дрожь прокатилась по горячему и податливому, словно воск, телу в моих руках, будоража меня ещё сильнее.

Словно спрашивая разрешения, я поддел резинку её трусов пальцами и продолжил спускаться ниже только тогда, когда Наталья, подалась навстречу моим ласкам.

Коснувшись кончиками пальцев горячей влаги, я потерялся в ощущениях.

Она хочет. Она тоже хочет ничуть не меньше меня.

Повернув женщину своей мечты к себе лицом, я вновь впился в её губы и, придерживая за талию, мягко уложил на постель. Поцелуями спустился ниже, лаская грудь, некогда поврежденные рёбра, где все ещё виднелся бледный синяк, плоский живот, пока не добрался о самого сладкого.

Отстранился и встал на колени между её ног, потянул последний островок ткани, что был на Наталье.

Оставив её полностью обнаженной, очарованно смотрел в её глаза, в которых сейчас бушевал океан эмоций, зеркальных моим. И вновь опустился к ней, желая ласкать губами и языком самый чувственный участок её тела.

— Слав… — только успела выдохнуть Наталья, чтобы в следующую секунду дрожью и мурашками рассыпаться по постели, стоило мне коснуться языком влажных складочек. — Господи! — дышала она рвано, выгибаясь мне навстречу.

Я с животным наслаждением терзал её плоть и чуть сам не кончил в штаны, почувствовав, как Наталья достигла кульминации, сжимая в кулаках волосы на моей голове.

— Господи! — спрятала она лицо в ладонях, когда я поцелуями приблизился к её губам. — И это на первом свидании, Слав. Я падшая женщина!

— Приятно видеть, что эта падшая женщина пала именно в мою постель.

— А ты пасть не собираешься? — спросила она, убрав руки от лица и многозначительно глянув на штаны, что топорщились там внизу палаткой.

— Только если ты действительно этого хочешь. Со мной, — добавил я серьёзно.

— Только с тобой, — шепнула она, касаясь нежно губами моих губ. — Я пообещала себе, что больше никогда и ни с кем не вступлю в отношения. Но этот твой напор харизмы и сексуальности… — добавила она с улыбкой, ласково поглаживая мои плечи.

— Ты сверху, — бросил я, заставив Наталью рассмеяться.

За пару движений я снял с себя штаны и трусы, нащупал на тумбочке заранее заготовленный презерватив и раскатал его по всей длине уже давно готового к бою члена.

Вернулся к Наталье и, придерживая за талию, помог ей оседлать меня.

Ни в одной своей даже самой грязной фантазии я не мог представить, насколько это охуенно — оказаться в ней. Насколько идеально мы совпадаем и как невозможно оторвать взгляд от королевы, что прямо сейчас без остатка доверила мне себя.

— Боженька, — взмолился я шепотом, когда Наталья опустилась на всю длину. — Не дай мне кончить через две секунды.

Прижавшись щекой к Славиному плечу, я смотрела перед собой на зеркало-мозаику на шкафу.

Мышцы тянуло приятно тяжестью, по обнаженному плечу гуляли пальцы Славы, выписывая одному ему известные узоры.

Мы уже несколько минут лежали и молчали, похоже, оба прокручивая в голове то, что только что между нами произошло.

Чуть подняв взгляд, я обнаружила в уголке его губ лёгкую улыбку.

— Чему улыбаешься? — поинтересовалась, потеревшись подбородком о его плечо.

— Да ни о чем. Просто хорошо. Твоя титька на мне лежит. Тёпленькая, — улыбнулся он шире, как котик, объевшийся сметаны, и крепче сгрёб меня в свои объятия. — Обнял бы сильнее, но всё ещё боюсь за твои рёбра.

— Я за них тоже до сих пор боюсь. Во всем теперь, что связано с движением, приходится быть аккуратнее.

— Прям во всем? — глянул на меня Славик и лукаво ухмыльнулся, чмокнув меня в кончик носа. — Сейчас наяривала на мне, будь здоров!

— Боже! — я спрятала лицо у Славы на груди.

Слава сменил положение и забрался со мной под одеяло, осыпая лицо поцелуями, пока не добрался до губ.

— Сладкая, — шептал он, легко касаясь моих губ своими. Ласково гладил по лицу, убирая пряди волос за ухо. С щемящей нежностью смотрел в глаза и казался таким счастливым. — Переезжай ко мне.

Я опешила. Улыбка сползла с моего лица, и Слава это сразу заметил. Его брови медленно сошлись, пропорционально тому, как я теряла хорошее расположение духа.

— Слав… — начала я аккуратно.

— Я тороплюсь? — спросил он, глядя мне в глаза со свойственной ему серьёзностью и желанием разобраться.

— Если честно, то очень, — кивнула я. — Начнём с того, что будет куча слухов на работе, к которым лично я не готова. А ты, плюс ко всему, будешь ревновать меня к каждому столбу, как сегодня…

— Сегодня я сорвался, потому что на тот момент не было определенности с твоей стороны. Сейчас, когда ты лежишь подо мной с расплющенными титьками, я всё принял, и понял, что другие мужики тебе неинтересны.

— А Стёпка? — спросила я. — Как я ему объясню, что мы теперь будем жить все вместе? Ты же понимаешь, что я одна к тебе не перееду? Только с сыном. А я даже примерно не представляю, как он на это отреагирует. И мне, кстати, пора ехать домой. Рабочий день скоро заканчивается.

— Стёпка, Стёпка, Стёпка… — Слава шептал имя моего сына, задумчиво глядя куда-то в пространство над моей головой. — Знаю!

Мужчина резко выбрался из постели. С голой задницей выбежал из комнаты и вернулся через несколько секунд с телефоном в руке, что-то в нём листая.

— Что ты задумал? — я подобралась в постели и накрыла грудь одеялом, наблюдая за Славиком, который сел рядом со мной.

— Есть у меня один человек, который знает, как переварить информацию о том, что у его мамы появился новый хахаль, — заглянув в телефон, я увидела, что Слава нашёл номер Рубика и начал ему звонить. — Пиздюк пиздюка поймёт издалека, — сказал он, подмигнув мне и приложив телефон к уху. — Рубик, дело есть…

Роберт нашёл общий язык с моим сыном. Слава — ещё пока нет.

Конечно, наши с ним отношения мы афишировали только для Роберта. Это было странно. Почти как знакомство с родителями жениха, только вместо родителей оценивающим взглядом меня окидывал сын этого самого жениха.

К слову, Роберт был только рад и счастлив за отца. Я видела между ними какие-то приколы и подколы, но не лезла. Ибо Слава с сыном — это дворовый пацан. Стоит им встретиться, как им обоим становится по четырнадцать, и они начинают дурить. С этим можно только смириться и успевать вовремя убирать с края стола всё, что они могут случайно задеть и разбить.

Знакомство наших со Славой сыновей проходило в странном формате. Что-то вроде «этой мой сын», «а это мой сын», «дружите». Сначала они дружили в комнате моего сына, а на следующий день Роберт забрал Стёпку, чтобы показать свою крутую машину и свозить на хоккей.

Прошло уже около двух недель их дружбы, и я начала замечать, что Стёпка начал более лояльно относиться к Славе. Даже не был против того, что мы все вместе ужинаем. Наверное, из-за присутствия на ужинах Роберта.

Но, разумеется, при сыне мы со Славой не позволяли себе никаких нежностей и никак не обозначали, что иногда я задерживаюсь на работе по причине того, что заезжаю к Славе. И, конечно, Слава никогда ещё не оставался у меня ночевать. Обычно мы ужинали, а потом я выходила из квартиры, якобы для того, чтобы проводить Славу, чтобы мы как школьники целовались в подъезде и с трудом отлипали друг от друга.

Конечно, можно было бы поступить так, как с Робертом поступила его мама, просто поставив перед фактом, что у нее теперь новый мужчина и новая семья, в котором ему тоже есть место.

Как сказал Слава: «Рубик побрыкался немного, но потом привык».

Но я не хотела так поступать со своим сыном. Мне казалось, что это достаточно жестоко. Всё должно быть постепенно, по согласию, и всему своё время.

Да и по большому счёту, я не хотела пока торопиться. Я понимала, что Слава буквально порхает рядом со мной, он счастлив и ему всё нравится (не считая того, что мы всё ещё не живем вместе), но у меня внутри имелись барьеры, не позволяющие подпускать его настолько близко, чтобы жить вместе и строить настоящую полноценную семью. Я чувствовала, что не готова на такое сближение и едва ли буду готова ближайший год. Просто тупо потому, что страшно снова оказаться брошенкой, которую променяют на более молодую и энергичную.

Сегодня в нашем офисе новогодний корпоратив. Гуляют как сотрудники, так и приглашенные Славой партнёры, которые, традиционно, притащились со своими эскортницами. Не все, конечно, двое точно привели с собой девчонок, судя по тому, что мне периодически попадались две молоденькие девицы с незнакомыми физиономиями.

Я попивала шампанское, периодически поглядывая на Славу и его партнёров.

В офисе мы с ним никак не афишировали и не обозначали, что встречаемся. Лишний раз даже старались не целоваться в кабинетах, чтобы нас случайно не застукали. Конечно, моменты нежности между нами случались, но очень скрытно и быстро.

Хотя, иногда мне казалось, что все кругом обо всем догадываются, но молчат, потому что боятся Славу.

Чтобы не пялиться на Славу, всё своё внимание я занимала Ирой. Уж она-то умела веселиться и делала это так, будто её никто не видит. Она и танцевала, и пела, и травила баки с коллегами, и подбивала их выскочить на улицу, чтобы повзрывать петарды.

Меня она, разумеется, таскала с собой везде. Последнее время мы с ней очень сильно сдружились. И я искренне не понимаю, почему я раньше не замечала, насколько она классная, добрая и компанейская?

Уже шёл третий час корпоратива. Я поглядывала на часы и уже почти внутренне молилась о том, чтобы партнёры уехали, и Слава мог освободиться, чтобы мы уехали ко мне домой поужинать, как договаривались ещё в начале дня. Нужно определиться со встречей Нового года. Пока я знаю, что я и Стёпка будем встречать его в кругу моих родителей и семьи брата. Но хотелось бы отдельно провести какой-нибудь из праздничных дней со Славой и сыновьями.

Я сидела за столиком, делая вид, что пью шампанское, единственный бокал которого тянула весь вечер. Смотрела на танцующих и старалась не смотреть на Славу, чтобы никто случайно не заметил наших переглядок через весь зал.

Женщины и мужчины отрывались, будто за весь прошедший год и на год вперед. Чувствую, наберется много компрометирующих видео для рабочего чата. Кто-то, конечно, как и я сидели за столиком и попивали что-то из своих бокалов или стаканов, но основная масса веселилась, как в последний раз.

В какой-то момент на соседний со мной пустующий стул плюхнулась запыхавшаяся Ира. Она широко улыбалась, её глаза блестели весельем. Налив себе стакан сока, она откинулась на спинку стула и с чувством глубокого удовлетворения выдохнула:

— Ништяк!

— Как ты ещё каблуки не сломала после таких танцев? — усмехнулась я.

— Ой, не говори! — махнула она рукой. — Я уже и так на них, и этак… Не видать мне новых туфлей, короче. Эти какие-то… будто не на китайские сопли клееные.

— Тогда мне тоже такие нужны. У моих обычно быстро каблук расшатывается.

— Могу хоть эти подарить, — хохотнула Ира и, снова отпив сока, перевела взгляд за мою спину. — А наш-то, смотри… — кивнула она, ухмыляясь, в противоположную сторону зала. — …Уже, похоже, выбрал, с какой эскортницей сегодня поедет вечер продолжать. Смотри, как за ручку держит.

Я обернулась и проследила за взглядом Иры. Ничего приятного для себя я там не увидела.

Слава разговаривал с одним из партнёров, а я рядом с ним стояла молоденькая девушка. Сложно сказать, сколько именно ей лет, но точно не больше двадцати пяти. Она стояла к Славе очень близко, положила руку на его плечо поверх пиджака и пальцами подцепила воротник рубашки. А Слава, не глядя на неё, положил свою ладонь поверх её ладони и только после этого соизволил отвлечься от собеседника, чтобы что-то сказать девушке, а затем перевести взгляд в зал.

Наши взгляды почти встретились, но я резко отвернулась в сторону, понимая, насколько мне сейчас было больно и противно.

— Эти мужики… — вздохнула Ира философски, сама того не подозревая, подливая масло в огонь. — Им только молоденьких подавай. Хоть восемьдесят ему будет, но он, всё равно, будет хотеть двадцатилетку, даже если член его будет стоять только к карандашу привязанный.

— Ладно, Ир, я поеду домой. Уже поздно, а у меня Стёпка дома один.

— Я ещё даже на столе не станцевала, а ты уже уезжаешь, — состроила Ира печальную рожицу.

— Прости, — я с трудом нашла в себе силы, чтобы улыбнуться. — В следующий раз обязательно останусь посмотреть. Пока.

— Пока, — выронила Ира, уже возвращаясь к коллегам по танцам, которые звали её в свою компанию.

Оставив бокал на столе, я без оглядки поднялась в свой кабинет, где оставалась моя верхняя одежда, сумочка и ключи от машины.

Слёзы обиды душили, не позволяя нормально дышать. Грудную клетку жгло болью, которую я наивно надеялась разогнать, просто растерев ладонью.

Только сейчас я в полной мере осознала, насколько глупо поступила, так быстро вступив в новые отношения. Я слишком легко повелась на сказки о том, насколько я особенная и горячо любимая уже несколько лет. Он, наверное, так каждой говорит, чтобы затащить в койку. Повелась на эти чистые голубые глаза, в которых, думала, видела искренность.

Особенная? Я? Тётка за тридцать, которая в разводе, да ещё с прицепом? Чем я думала, вообще?

В итоге, получила то, что получила. Меня снова променяли на ту, что моложе и легче.

Хочу к Наталье.

Хочу разогнать весь этот чертов корпоратив, отнимающий у меня драгоценное время, забрать Наталью домой и обнять покрепче, завалившись с ней в постель.

Даже можно не заниматься любовью. Это совершенно необязательно. Достаточно уткнуться носом в её волосы или спрятать лицо в сгибе шеи. Выдохнуть этот день, когда я не мог к ней прикоснуться, будучи на работе, и вдохнуть полной грудью, чтобы забыться в её запахе.

Просто дайте мне отдохнуть наедине с моей женщиной. Больше от этой жизни мне ничего не нужно. Больше уже попросту невозможно.

Краем глаза я всегда старался видеть Наталью. Напрямую я на неё не пялился, не желая вызвать у кого-либо гнилые подозрения.

Она общалась с коллегами, попивала шампанское. Хотя, мне упорно казалось, что за вечер она не допила и одного бокала. Скорее для отвода глаз держала алкоголь в руках, чтобы к ней не приставали доброжелатели, готовые плеснуть пойло в любой пустующий бокал.

Глядя на неё, я тоже не пил. В основном грел в руке стакан с виски, общаясь с партнёрами.

Пьянка для галочки отбирала очень много времени и сил. Возможно, пей я наравне с партнёрами, то не считал бы данное мероприятие столь скучным и раздражающим. Но сейчас я скучал и раздражался.

Генка, стоящий напротив, рассказывал мне о неудачах конкурентов и о том, какой он тебе красавчик. Одна из двух уток, которых он с собой привёл, постоянно тёрлась где-то рядом со мной. Пыталась вклиниться в диалог и перетянуть внимание на себя. Девица выглядела ровесницей моего сына. Может, чуть младше. По наращенному лицу хрен разберешь. Одни только губы здесь занимали половину площади лица, из-за длиннющих ресниц не было видно глаз, а на когти, вообще, было страшно смотреть — постоянно посещала мысль, что она в них и утащит первого понравившегося мужика в своё лохматое гнездо.

Я видел, что Наталья сидела с Вяткиной, которая после пары бокалов точно полезет на стол танцевать. Незаметно глянув на часы, я прикинул, что ещё десять минут, и мы с Натальей покинем эту пьянку. Если её сын сегодня у бывшего с ночёвкой, то я хочу выжать из этой ночи максимум. Хочу всю ночь держать её в своих объятиях и ни о чем не думать.

— Вячеслав, — прочирикала «сладко» дутая уточка у моего плеча. — А вы не покажете мне свой кабинет?

Не будь я в отношениях с Натальей, я бы спустил в эту утку в кабинете не думая, но сейчас я думал. И думал только о Наталье. И меня до желание собрать пальцы в кулак и врезать передернуло в момент, когда когти этой тупой утки коснулись воротника рубашки и поскребли кожу шеи, дабы привлечь моё внимание.

Я порывисто поднял руку, сгрёб кисть малолетки в кулак и процедив: «ищи себе другого папика», скинул её руку со своего плеча.

Перевёл взгляд на столик, за которым секундой ранее сидела Наталья, но сейчас я видел, как она быстро ретировалась из зала.

— Твою мать! — рыкнул я себе под нос, прекрасно догадываясь о том, что могло случится. Бегло попрощавшись с Генкой, оставил стакан с виски на ближайшем столике и рванул вслед за Натальей, которой уже не было видно.

Поднялся в её кабинет, зная, что она оставила в нём свои вещи и элементарно захочет сменить туфли на сапоги, чтобы добраться домой.

Стоило мне войти в её кабинет, как она, почувствовав моё присутствие, выпрямила спину и надела пальто, из-под которого вытянула волосы, позволив им рассыпаться по плечам и закрыть их черными волнами.

Продолжая, будто специально меня не замечать, она вытянула из сумочки ключи от машины, выключила настольную лампу и двинулась к выходу из кабинета. Я будто куст в кадке, на который она даже не обратила внимание, пройдя мимо.

— Наталья, — я поймал её за локоть и мягко его сжав, притянул к себе девушку, которая будто состояла из металла. Настолько она сейчас выглядела холодной и отстраненной, когда заглянула мне в глаза.

— Слушаю вас, Вячеслав Александрович, — выронила она сухо. Её лицо не выдавало никаких эмоций, кроме абсолютного равнодушия и раздражения.

— Ты же понимаешь, мне плевать на остальных? — спросил я, пытаясь разглядеть в её глазах ту нежную и ласковую Наталью, без которой было невыносимо тяжело.

— Вы не обязаны передо мной оправдываться, Вячеслав Александрович, — улыбнулась она натянуто и криво уголком губ. — Развлекайтесь. На вас уже есть одна молоденькая претендентка. Вы достаточно мило смотрелись вместе, особенно в момент, когда вы взяли её за руку.

— Я взял её за руку, чтобы убрать эту руку, — процедил я, и в этот миг меня осенило. — Кого ты видишь перед собой, Наталья? Кто я?

— Что за идиотские вопросы? — вздохнула она раздраженно.

— Я спросил, кого ты перед собой сейчас видишь? Посмотри на меня внимательно и скажи, кто я?

— Слав, что за глупости? — Наталья нервно дернула головой и попыталась вырвать локоть из захвата моих пальцев.

— Вот именно, твою мать! Слава! Я — Слава! Тот Слава, который любит тебя до опизденения и которому похуй на малолетних мокрощелок. Слава Смертин, а не Серёжа Федосеев! И, если я сказал, что люблю — значит, люблю.

В глазах Натальи блеснули слёзы, но она не позволила им пролиться, замаскировав под натужной улыбкой.

— Такое я уже слышала. И видела, и знаю, чем всё это однажды закончится. И, пока мы не зашли ещё дальше, на этом и остановимся. Я не хочу проходить через всё это снова.

Наталья снова попыталась вырвать локоть из моих пальцев, но я снова не дал ей этого сделать.

— Я тебя люблю, Наталья, — сказал я, глядя ей прямо в глаза. Как на сердце было, так и сказал. — Но я не хочу огребать за ошибки того, кто действительно тебя обидел. И, пока ты не поймёшь и не осознаешь, что сейчас наказываешь не того, я близко к тебе не подойду и не прикоснусь. Я шесть лет любил тебя, не касаясь, смогу ещё дольше. Тем более… — усмехнулся я горько и в этот раз сам отпустил её руку, отойдя на пару шагов назад. — … за месяц, что мы тайно встречаемся, я не услышал от тебя ничего, что дало бы мне надежду на то, что я для тебя что-то значу. Ты не хочешь говорить со своим сыном открыто о том, что происходит в твоей личной жизни, о том, что ты ко мне испытываешь, но при этом просишь его понять и принять новую семью отца. Меня ты просишь только ждать и не пиздеть, чтобы не напугать мальчика, который, в общем-то, уже взрослый соображающий пацан. Ты изначально пришла ко мне, зная, что не хочешь заходить далеко. Даже если малой примет меня, а я думаю, он уже ко мне привык благодаря Рубику, ты найдёшь ещё какой-нибудь повод, чтобы отодвинуть подальше день, когда мы съедемся. Ты обожглась. Я понимаю. Но дуешь ты не на того. Я-то в чём виноват? Чем я покалечил твое доверие лично ко мне? — Наталья молчала, стискивая челюсти, очевидно, чтобы не эмоционировать. — Хочешь, я выкину ту мокрощелку за волосы из офиса прямо сейчас? Я могу. Мне на неё плевать. Как и на любую другу. Плевать, что обо мне подумают или скажут. Только что от этого изменится лично для тебя? Если на меня посмотрит другая малолетка в любой из дней, ты так же легко вычеркнешь меня из жизни и уйдёшь? — я подошёл к ней ближе, понимая, что она смотрела перед собой, но сквозь меня. Чуть наклонившись к её уху, я тихо и сдержано произнес. — Повторюсь, я любил тебя шесть лет, не касаясь. И с этого момента больше не прикоснусь, пока ты не увидишь во мне меня.

Обойдя застывшую столбом Наталью, я вышел из её кабинета, а затем покинул офис, сорвавшись на внедорожнике, куда глаза глядят.

Встреча этого Нового года походила на испытание моей нервной системы. Главным образом, по причине того, что встречали мы его у моих родителей.

Хоть мама и перестала лезть в мою личную жизнь, но от вопросов о Славе она не отказалась. Всю новогоднюю ночь она пыталась выведать, где он, что с ним и почему мы не встречаем Новый год все вместе?

Потому что, мам, твоя дочь упёртая принципиальная ослица, которая обожглась на молоке и так дунула на воду, что превратила её в бездушный кусок льда.

Но, к сожалению, ничего не может сделать с тем, что творится в её голове.

Утром после новогодней ночи мы со Стёпкой вернулись домой. Сын почти сразу ушёл гулять с друзьями на главную городскую площадь, а я осталась дома одна. Держала в руке телефон, листала нашу со Славой переписку, которой накопилось километр за последний месяц, и всё время прокручивала в голове его слова.

Я понимала, что он обижен и уязвлен. Но вместе с тем хотела, чтобы и меня он тоже понял.

Я не могу, я не готова и, в конце концов, я просто банально боюсь. Его лишь слегка коснулась девица гораздо моложе его самого, но мне хватило и этого крошечного касания, чтобы вычеркнуть его из жизни и закрыться самой от всех.

Если так будет всегда, то я рискую лишь сделать Славу несчастным своей ревностью. Он сам будет не рад тому, что связался со мной и потратил впустую годы, испытывая ко мне чувства.

Любовь ко мне в какой-то момент для него превратится в пытку. Затяжную и изощренную.

Но, честно признаться, для меня пытка началась уже сейчас, когда я смотрела на нашу переписку и видела строку о том, что Слава последний раз был в сети в тот вечер, когда мы поссорились.

Прошло уже три дня. Впереди ещё неделя, после которой я выйду на работу и, надеюсь, увидеть его.

Только я не знаю, что ему говорить, как себя вести и что, вообще, делать, когда он окажется рядом. Я знаю, как он может становится камнем, отключая все самые теплые эмоции. Он умеет отбрасывать личное и сохранять дистанцию, делая это так, будто ему плевать на всех.

И что-то мне подсказывало, что теперь, узнав его настоящую, теплую уютную сторону, имя которой Славик, я не смогу вынести его холодную и равнодушную сторону по имени Смертин.

Федосеев со своей новой женой уехал на все новогодние праздники из города. Стёпку, в основном, приходилось развлекать мне, что было очень сложно, учитывая, что я была занята самокопанием, а не тем, что по стране идёт праздник.

Сегодня уже третье января. Я решила, что пора за волосы вытянуть себя из кокона одеяла и сделать хоть что-нибудь. например, взять сына и поехать с ним кататься на тюбингах. Он ещё в начале декабря просил.

После душа, я надела джинсы и свитер. Достала из шкафа свой старый горнолыжный костюм, который будет не жалко порвать или испачкать во время катания с лесного холма.

— Стёп, поедем на тюбингах кататься? Ты же хотел, — заглянув в комнату к сыну, я увидела, что он уже одевался. Что странно. О поездке я ему сказала только что. — Ты куда-то уже собрался?

— Ма, ты чё? Роб же сейчас приедет, — пробурчал сын, надевая толстовку. — Я же тебе говорил, что мы третьего едем с ним на его тренировку. Хочу посмотреть, как он шайбу гоняет. Роб сказал, что возьмёт меня в игру.

Я совсем забыла об этом разговоре. В череде угнетающих мыслей я даже не заметила, как согласилась на подобное развлечение для сына.

Скорее бы уже закончились эти чертовы праздничные дни, чтобы я могла отвлечься хотя бы на работу.

В дверь позвонили. Стёпка выбежал из комнаты и быстрее меня открыл дверь, поприветствовав Роба рукопожатием.

— Я сейчас спортивку соберу, ладно? Подожди минуту, — бросил он парню и снова убежал в свою комнату.

— Без проблем, — ответил Роб и, спрятав руки в карманы куртки, расправил плечи и холодно посмотрел на меня, почти такими же голубыми глазами, что и у его отца.

— Привет, — произнесла я, натягивая рукава свитера на пальцы.

— Моё почтение, — кивнул он равнодушно и продолжил смотреть мне в глаза так, будто желал превратить в камень.

— Как… как папа? — поинтересовалась я аккуратно.

— Цветёт и пахнет, — выронил тут же Роб, чем задел меня, ранив в самое сердце. — Шучу, — добавил он тут же и тяжело выдохнул. — Чахнет и воняет. После вашего корпората уехал на дачу и до сих пор там.

— На дачу? Один?

— Нет, конечно, — фыркнул Роб. — Набрал с собой девчонок… по литру.

— Роберт, — выдохнула я. Ещё немного и этот парень доведет меня до сердечного приступа. — Ты был у него?

— Ещё нет. Планирую вечером увезти ему продукты. И это… — Роберт нахмурился, глянул на дверь в комнату Стёпы и понизил голос почти до шёпота. — Что за хрень между вами происходит?

— Сложно объяснить…

— Так вы хотя бы между собой объяснитесь! Я, конечно, ничего против малого не имею. Он прикольный, — кивнул он в сторону комнаты Стёпки. — Но, если вы с моим батей не собираетесь продолжать, то у меня своих дел полно, помимо налаживания ваших связей.

— Я понимаю, — потупила я взгляд. — Нам… мне нужно время.

— Короче, — Роберт снова тяжело вздохнул, провёл ладонью по уставшему лицу, которое, похоже, было помято недавней пьянкой, и снова посмотрел на меня. — Я не знаю, что у вас произошло, но постарайся не сломать его ещё сильнее, чем ты уже сделала. Таким отрешенным я батю ещё не видел. Вот ключи от дачи, — Роберт вынул из кармана куртки связку с двумя ключами. — Адрес я тебе скину. Съезди к нему, и поговорите как взрослые, блядь, люди. Если надо, я малого заберу себе на пару дней. Если вы, конечно, хорошо с батей поговорите… — на лице парня появилась лукавая полуулыбка. — И продукты ему не забудь увезти. Может, пожравши, добрее будет.

— Роберт… — я отрицательно качнула головой, понимая, что боюсь встретиться со Славой прямо сейчас. Я не представляю, что ему скажу.

— Просто поговорите, — произнес Роберт с нажимом. — Разбег, значит разбег. Да — да, нет — нет?

Он потряс передо мной ключами, достаточно агрессивно подталкивая к решению.

Как подопытный во время гипноза я смотрела на эти ключи и металась в мыслях, понимая, что решение приняла ещё тогда, когда Роберт только вынул эти ключи из кармана.

— На правах злой мачехи я однажды отправлю тебя искать зимой подснежники, — рыкнула я, выхватив из его руки ключи.

— Я не хочу, чтобы меня у костра жарили двенадцать месяцев, — хохотнул Роберт, отойдя в сторону, чтобы я надела куртку и ботинки.

— Тогда постарайся, чтобы с моим сыном ничего не случилось, хотя бы сегодня. Стёп! — крикнула я.

— Чё, мам? — выглянул он из комнаты.

— Я уеду к дяде Славе. Возможно, с ночевкой. Побудешь с Робертом? Вы же взрослые мальчики…

— Ладно, — нисколько не огорчившись и не возмутившись ответил сын. Казалось, его даже порадовал подобный расклад.

— Всё. Я уехала. Роберт, помни про костёр. Стёпка, если что — звони и жалуйся на Роберта.

Чтобы я и так просто сдалась?

Хотя, на меня это похоже. Но не сегодня.

Машина застряла в снегу, не доехав до дачного домика Славы буквально одну улицу. В новогоднюю ночь и после неё целый день был снегопад, который моей плоскодонке оказался не по силам. И, если ещё по центральным улицам этого поселка я смогла проехать, то по периферии шансов никаких у меня уже не было.

Пришлось бросить машину там, где она застряла, взять с собой пакеты с продуктами, сумочку и, глядя в навигатор в телефоне, идти до дома Славы, из которого, судя по ровному снегу, он не выходил. Только по машине, стоящей в ограде, было понятно, что он здесь, всё-таки, есть.

Открыв дом ключом, что мне дал Роберт, я вошла внутрь и замерла, надеясь услышать шаги или, хотя бы, «кто там?». Но ничего. Абсолютная тишина.

Стянув ботинки, я пронесла пакеты в дом, интуитивно найдя кухню. Сумочку и ключи тоже оставила на кухонном столе. Практически на цыпочках пошла искать Славу. К счастью, дом не был большим, одноэтажный уютный домик, отлично подходящий для отдыха вдвоем или в одиночестве.

И одиночкой этой оказался Слава, спящий на диване в гостиной перед телевизором.

Ну, что за человек? Даже во сне кажется злым и хмурым. Но я-то знаю, что всё далеко не так, как кажется снаружи.

Алкоголем на пахло. На журнальном столике перед ним было чисто. Стопка книг и одна из них раскрыта и перевернута открытыми страницами вниз, очевидно, на том месте, где он остановил чтение. Кое-кто любит читать фантастику.

Телевизор выключен. Слава спал на боку, скрестив руки на груди и, вытянув ноги.

Я аккуратно укрыла его пледом, лежащим на спинке дивана, и тихо вышла из гостиной, чтобы вернуться в кухню и начать готовить.

В холодильнике было пусто. Если, конечно, не считать пары бутылок алкоголя.

Поочередно открывая ящики, я нашла, где находится посуда и столовые приборы. Я начала тихо разбирать пакеты, стараясь как можно меньше шуршать. Хотела снять пуховик, но поняла, что в доме прохладно. Градусов пятнадцать, наверное. Не больше. Не очень-то комфортная температура для проживания. Батареи едва теплые. Если Слава все эти дни жил в таком холоде, то он очень рискует простыть.

Слава любит мясо и соусы. В принципе, можно ничего не выдумывать и приготовить ему просто мясо с соусом. Так уж и быть, без овощей, чтобы он не ворчал о том, что где-то недоедают кролики.

Я вынула мясо из упаковки, поставила сковороду на плиту и, пока та разогревалась, щедро сдобрила мясо специями.

— Рубик, бля… — услышала я ворчливое рычание Славы, приближающегося к кухне. — Я сказал тебе, кинуть продукты у порога и съебнуть. Какого ху…

Слава осёкся, стоило ему войти в кухню, где у стола стояла я.

Помятый, хмурый, опустил бороду. В голубых глазах стынет лёд обиды и злости.

— Привет, — разбавила я молчание.

— И как ты меня нашла? — довольно грубо поинтересовался Слава. Подпер плечом дверной проём и скрестил руки на груди, продолжая смотреть на меня из-под сведенных густых бровей.

— Роберт сказал, где ты. Дал ключи.

— Зря я его в детстве не пиздил, — вздохнул Слава. Отвернувшись в сторону окна, он свёл брови ещё сильнее. — Где твоя машина? Или ты на такси?

— Застряла в начале улицы. Слишком много снега намело.

— И ты припиздячила с начала улицы ко мне с двумя пакетами?

— С тремя и с сумочкой, — уточнила я. — Так что уехать я сегодня вряд ли смогу.

— Ключи от машины в сумочке?

— Да.

Вздохнув, Слава вышел из кухни, а через несколько секунд и из дома. В окно я успела увидеть только то, как он, вооружившись снеговой лопатой, вышел за калитку и исчез.

Пока его не было, я успела приготовить ранний ужин, и даже заморочилась с салатом. Во время готовки мне становилось всё теплее и теплее. Едва ли плита так сильно могла согреть пространство на кухне. Прежде чем снять куртку я коснулась батареи и едва не обожгла руку, ощутив, насколько она стала горячей.

Невольно улыбнулась. Мой бородатый ворчун даже в ссоре не перестает заботиться обо мне и моём комфорте. Не показывает этого, но замечает всё до мелочей.

Оставив куртку в прихожей, я вернулась в кухню, где решила навести порядок после готовки. Подняла взгляд на окно и увидела, как Слава вернулся, а за калиткой за секунду до её закрытия я разглядела свою машину.

Он сумасшедший, если расчистил снег по всей улице специально для моей машины.

— Теперь уехать сможешь без проблем. Хоть сейчас, — сказал Слава, войдя в дом. И своими резкими словами и тоном уничтожил улыбку, с которой я хотела его встретить и отблагодарить.

— И чем ты займёшься, когда я уеду? — спросила я его, уперевшись ладонями в стол, что оказался между нами.

— Тем же, чем и до тебя. Я, диван и две мои девчонки… — кивнул он в сторону холодильника с алкоголем. — …отлично проведем время. Спасибо, кстати, за закуску. Можешь ехать.

— Пиздострадания? Это твоё развлечение на ближайшие дни? — сверкнула я гневно глазами и увидела, как его глаза блеснули чем-то хулиганским.

Кажется, Смертин на секунду уступил место Славику.

— Натах, хорош, — протянул он угрожающе. — Если продолжишь материться, я рискую ещё сильнее влюбиться в тебя.

— Что-то как-то… похуй, — выронила я игриво и прикусила нижнюю губы, видя, как Славин взгляд загорелся пламенем, а кадык дернулся от того, как он резко сглотнул, лишь на мгновение опустив взгляд на мои губы.

— Натах, тебя пороть и пороть надо, — произнес он чуть хрипло, и вибрация его низкого голоса, словно согревающей волной пронеслась по моему телу.

— Ты меня испортил, тебе меня и пороть, Славик.

Понизив голос почти до шепота, я подошла к мужчине, который пытался сохранять невозмутимость. Обхватив его лицо ладонями, я привстала на цыпочках и почти невесомо поцеловала его в губы, услышав, как протяжно он выдохнул и прикрыл глаза.

— Прости меня, пожалуйста, Слав, — шепнула я, поглаживая кончиками пальцев его брови, скулы и бороду. — Я просто боюсь, что однажды…

— Ты опять не узнаёшь, кто перед тобой? — перебил он меня, снова вернув лицу суровость.

— Я прекрасно вижу и узнаю, кто передо мной, Слав. Но это не значит, что старые страхи отступили при виде тебя. Ты говоришь красиво, я и хочу верить тому, что ты говоришь, но пока не могу. Не получается у меня переступить через этот страх. Потому что мы не всегда можем контролировать свои чувства. Взять, например, меня: я не планировала и не хотела любить кого-то ещё после развода. Но рядом оказался ты и… И теперь мне больно осознавать, что может случится что-то, что отдалит тебя от меня. Я не хочу однажды, спустя лет десять нашего брака, увидеть в этих голубых глазах безразличие. Потому что всегда найдётся та, что лучше, красивее, моложе…

— Натах…

— Ты можешь отрицать это сколько угодно, Слав, — я спешно коснулась кончиками пальцев его губ.

— И буду отрицать! — Слава настойчиво мотнул головой, чтобы я вновь не заткнула ему рот пальцами. — Знаешь, да, Натах. В мире полно девок моложе и сисястей тебя. И я много их перетрахал в своё время…

— Я тебя сейчас вилкой проткну.

— …Но нужна-то мне сейчас только ты. Понимаешь? Мне нужна только эта самая сексуальная задница, обтянутая юбкой-карандашом, — Слава с силой притянул меня к себе и вжал в своё торс, обхватив ладонями ягодицы так, что аж дух перехватило. — Нужен только твой запах. Твой, Натах. Особенно эти новые духи. Пизже я ещё не встречал, — шепнул он, уткнувшись носом в мою шею, пока я обнимала его за туловище, укрытое теплым свитером. — И я хочу, чтобы только ты вертела на хую моё мнение, отпуская при этом тонкие интеллигентные шуточки. Я не знаю, как ещё мне тебе объяснить, что никакие малолетние мокрощелки не сравняться с тобой.

— Ну-у, — протянула я робко. — Сейчас, в некотором роде, я и сама немного… мокрощелка.

— Натах, — Слава убрал руки с моей задницы и резко переместил их выше, запутавшись пальцами в волосах. Лбом уперся в мой лоб. — Я, скорее, яйца себе отгрызу, чем посмотрю на кого-то кроме тебя.

— Что это? Клятва верности?

— Понимай, как хочешь. Я всё сказал, — выронил Слава и прильнул к моим губам, своими. Запустил ладонь под теплую кофту, и я почувствовала, как он задрожал, коснувшись обнаженной кожи моей спины. Или это я дрожу?

— Слав, — остановила я его мягко.

— Что ещё? — едва не всплакнул он.

— Ты воняешь, — поморщила я нос.

— А ты как хотела? Я целую улицу от снега очистил, чтобы твоя машинка до моего дома доехала. Кстати, купим тебе новую после праздников. Эта какая-то слабая.

— Вся в меня, — хохотнула я.

— Нихуя подобного, — качнул Слава головой. — Так. Я сейчас быстро загоню твою машину во двор, а ты пока иди… разогревай воду в душе. Мыться будем.

— Но я-то чистая. Не воняю, вроде.

— Но портишь момент. Я романтичным пытаюсь быть, мать.

— Поняла-поняла, — усмехнулась я, вскинув руки. — Жду тебя в душе. Голая.

— Так бы сразу.

Слава ушёл на улицу, прихватив ключи не только от моей машины, но и от своей.

Пока его не было, я зашла в ванную комнату и, чувствуя дрожь и волнение во всем теле, сняла с себя всю одежду, аккуратно сложив на полку. Распустила волосы, включила воду в душе, чтобы комната прогрелась я, глянув на себя в зеркало, не узнала в отражении ту идеальную, как с картинки Наталью. Сейчас на меня смотрела чуть взлохмаченная Натаха-хулиганка, у которой румянец растекался по щекам, а глаза сияли озорным блеском.

Забравшись под поток воды, я прикрыла глаза и позволила теплым струям коснуться моего тела. Обернувшись, увидела, как в ванную вошёл Слава, будучи уже абсолютно голым.

— Ты где разделся?

— В прихожке, — ответил он торопливо и забрался в кабинку, чуть потеснив меня к стене. Захватил губы в жадном поцелуе, нисколько не стыдясь того, что его стояк упирается мне в живот. — С Новым годом, — шепнул он, оторвавшись от моих губ и, слегка отстранившись, разжал кулак, в котором у него было что-то золотое. — Снимай эти.

Я сняла свои любимые часы на серебряной цепочке, и только тогда, когда Слава начал надевать золотое украшение на запястье, я поняла, что он подарил мне новые часы, но на золотой цепочке.

— Спасибо, — произнесла я, наблюдая за тем, как Слава поднес запястье с часами к губам и поцеловал.

— Самое сексуальное, что я видел в своей жизни, — произнес он хрипло и, притянув меня к себе, снова впился в губы.

Сминая пальцами ягодицы, блуждая ладонями по телу, он развернул меня к себе спиной. Я прижалась задницей к паху, чувствуя горячее мужское возбуждение.

Осыпая плечо и шею поцелуями, Слава вошёл в меня, крепко обхватив руками талию, чтобы я не свалилась.

— Без защиты? — выронила я хрипло.

— Старый конь борозды не испортит.

— А если забеременеем?

— Говорю же, конь уже старый.

— Я бы, может, и поверила, но этот конь слишком глубоко пашет.

— Слава, нам выходить через двадцать минут. Надень уже этот пиджак и не выпендривайся.

— Я не надену эту петушню, — как маленький ребенок лет пяти Слава озлобленно смотрел на пиджак, лежащий перед ним на постели.

— Ты сам согласился его купить, Слав. Надевай, — я поторапливала будущего мужа. Сегодня нам нужно было ехать и знакомиться с моими родителями. Слава с ними, конечно, уже знаком, но не в статусе моего жениха.

— Я согласился его купить, чтобы ты мне в примерочной дала.

— Паразит! — возмутилась я нарочито и швырнула маленькой подушкой в жениха. — Надень, хотя бы. Перед зеркалом покрутись.

Словно капризный мальчишка Слава надел пиджак и, встав перед зеркалом, всеми силами старался вызвать тошноту или что-то около того.

— Ну, вот видишь? — подошла я к нему и встала за плечом, из-за которого выглядывала, чтобы увидеть наше отражение. — Глаза как красиво подчеркивает. Мне нравится. Будешь на стиле.

— На хуиле… я чьём-нибудь буду, если выйду в этом из дома.

— Бать, ну ты скоро? Мы с малым уже запарились… — едва войдя в комнату, Роберт закашлялся, всеми силами маскируя смех, который прятать было уже бесполезно.

— Нахуй иди! — ощетинился мой ворчун. Выпрямил перед зеркалом спину, поправил лацканы и деловито изрёк. — Цвет глаз подчеркивает.

— Угу, — с трудом выдохнул раскрасневшийся от смеха Роберт.

Роберт тоже едет с нами на знакомство. Только не в столь официальном виде, в котором захотел поехать Слава. Парни надели просто джинсы и футболки, а я с трудом втиснулась в платье, которое покупала перед Новым годом, но, похоже, за почти за два месяца Слава меня неплохо так откормил.

И, да, свадьба будет в марте. Осталось меньше месяца. Кто я такая, чтобы отказывать этим чудесным голубым глазам?

— Натах, меня же молодуха какая-нибудь в этом прикиде уведет, — хитро сверкнул он глазами.

С козырей пошёл?

— Пусть попробует, — повела я невозмутимо бровью. — А я заодно проверю, как моя новая машинка её переедет. Ладно, я в туалет, а ты одевайся. Мама не простит, если мы войдём в дверь раньше, чем она достанет утку из духовки.

— Ты же две минуты назад была в туалете, Натах! — возмутился Слава. — Это я должен дристать бегать. Это у меня нервы.

Я молча ухмыльнулась. Сейчас мы проверим взлетят ли твои нервы на новый уровень переживаний или нет.

Закрывшись от всех в ванной комнате, я подошла к шкафчику с зеркалом, висящим над раковиной, и взяла с его полки тест на беременность.

В общем-то, его можно было бы и не делать. По всем признакам я и сама прекрасно понимала, что со мной происходит. Две полоски — это лишь небольшое подтверждение моих догадок.

— Посмотрите на меня, пацаны, — когда я вышла из ванной комнаты с тестом, зажатым в руке, заведенной за спину, Слава позировал перед нашими мальчишками. — Никогда не ходите на знакомство с родаками своих девчонок…

— А ты-то зачем тогда идёшь? — хохотнул Роберт, вальяжно развалившийся на диване.

— А у меня уже не девчонка… — изрёк гордо этот павлин, за что получил от меня щипок задницы и отпрыгнул подальше, едва не взвизгнув. — Напугала, Натах!

— Мистер старый конь, не хотите ли мне объяснить это? — спросила я, показав ему тест на беременность.

— Что это? — Слава сурово свёл брови и забрал у меня тест, вглядываясь в него, будто пытался прочитать инструкцию на китайском. — Две полоски… И чё?

— Это жопа, бать. Поздравляю, — первым сообразил Рубик и, встав с дивана, подошёл к отцу, приобняв того за плечи. А затем и меня. — Поздравляю, — улыбнулся он мне тепло.

— Спасибо, — приобняла я его в ответ.

Стёпа сидел в кресле и пока не понимал, что происходит. Слава, в принципе, тоже сейчас не отличался понятливостью, уставившись пустым взглядом в пол помимо теста на беременность.

— Слав? — позвала я его аккуратно, заглядывая в лицо. — Ты чего?

— Ты… — он втянул воздух полной грудью, будто только что вынырнул из пучины воды. — Натах, ты… — он водил в воздухе тестом, как волшебной палочкой. — Наталья?

— Ага, Наталья, — усмехнулась я. — Беременная от тебя Наталья. Слав, ты как? Всё нормально? У тебя пот на лбу выступил…

— Так, — схватился он за лоб, усиленно натирая его пальцами. — Нужна детская. Угу. Розовая или голубая? Розовая! Чё я спрашиваю? Конечно, девчонка будет, — бормотал он, бегая бешенными глазами по гостиной. — Это что? Я опять батя, получается? Как так вышло-то?! Я не думал… Я дедом готовился стать, — указал он рукой в сторону Роберта. Снова отёр лоб от выступивших капель пота и резко ослабил галстук. — Натах, неси тонометр. Что-то мне не хорошо.

— Эй-эй! Слава, — я подошла к будущему мужу и обхватила его щеки ладонями, вынуждая заглянуть мне в глаза, пока Стёпка и Роберт искали в комнате тонометр. — Может, «скорую»?

Моргнув, Слава будто переключился на какой-то другой режим. Он, наконец, увидел меня. Его глаза загорелись самым настоящим счастьем. В уголках блеснули слёзы.

— Моя ж ты… Натаха! — вскрикнул он и подхватил меня на руки, из-за чего я взвизгнула и вцепилась в его плечи.

— Слава, высоко! Я тяжелая! — верещала я, пока Слава, удерживая меня на руках, целовал в живот.