Louisa May Alcott

LITTLE MEN

– Скажите, сэр, это Пламфилд? – спросил маленький оборванец у мужчины, открывшего большие ворота, к которым подвез мальчишку омнибус.

– Пламфилд и есть. Тебя кто послал?

– Мистер Лоренс. У меня письмо для хозяйки.

– Ну ступай в дом да отдай письмо, она о тебе позаботится, малец.

Ободренный приветливыми словами, мальчик направился по дорожке. Сквозь пелену весеннего дождика, орошающего пробивающуюся траву и набухающие почками деревья, Нат разглядел большой прямоугольник дома, крыльцо с широкими ступенями и многочисленные освещенные окна. Их гостеприимное сияние не прикрывали ни шторы, ни ставни, и Нат помедлил, прежде чем стучать, наблюдая, как в окнах мелькают фигурки, прислушиваясь к приятному гулу юных голосов и ощущая, что бездомный «малец» вроде него вряд ли достоин тепла и уюта, таящихся внутри.

«Надеюсь, хозяйка и вправду обо мне позаботится…» – подумал он и робко постучал забавным бронзовым молоточком в виде головы грифона.

Дверь открыла розовощекая горничная и с улыбкой взяла молча протянутое ей письмо. Она, вероятно, привыкла встречать самых разных гостей, потому что, кивнув на лавочку в холле, невозмутимо произнесла:

– Посиди тут, пусть вода немного стечет на коврик, а я отнесу письмо хозяйке.

Скучать Нату не пришлось, он с любопытством озирался, радуясь, что сам остается незамеченным в темной нише у двери.

Дом, казалось, кишел мальчишками, которые коротали дождливый вечер, развлекаясь на все лады. Мальчиков было много, как говорят в сказках, «видимо-невидимо», они мелькали в проемах многочисленных дверей – большие, маленькие и средние, предаваясь вечернему отдыху (если столь кипучую деятельность можно назвать отдыхом). Две большие комнаты справа, очевидно, служили классными – там беспорядочно стояли парты и повсюду валялись доски, карты и книги.

В камине пылал огонь, а перед ним вальяжно разлеглись двое парнишек, увлеченно обсуждая новую площадку для крикета и болтая ногами в воздухе от избытка чувств. В углу высокий юноша играл на флейте, не обращая внимания на гвалт. Еще парочка мальчиков прыгала через парты, изредка останавливаясь, чтобы перевести дух и посмеяться над забавными рисунками маленького проказника, который рисовал их карикатуры на доске.

В комнате слева виднелся длинный стол, накрытый к ужину: Нат разглядел большие кувшины с молоком, горы белого и черного хлеба и столь милые детскому сердцу блестящие имбирные пряники. В воздухе разносился аромат гренок и, кажется, печеных яблок – настоящее искушение для жадного носика и пустого желудка.

Однако самые интересные события происходили в холле. Там шла игра в догонялки, а кроме того, на одном лестничном пролете играли в шарики, на другом – в шашки, на ступенях мальчик читал книгу, девочка пела колыбельную кукле, рядом возились два щенка и котенок, а несколько смельчаков катались по перилам с большим уроном для одежды и риском для конечностей.

Нат, завороженный зрелищем, покинул темный угол и подходил все ближе и ближе. Один мальчишка, слишком разогнавшись, не успел затормозить и с грохотом упал на пол – к счастью, его голова за одиннадцать лет непрерывных падений затвердела, будто пушечное ядро, иначе наверняка раскололась бы надвое; Нат, позабыв об осторожности, кинулся к пострадавшему, ожидая застать того при смерти. Мальчик, однако же, быстро заморгал и удивленно сказал, лежа на спине и глядя на новое лицо:

– Здоро́во!

– Здоро́во! – просто и коротко откликнулся Нат, не найдя других слов.

– Ты новенький? – спросил распростертый на полу юнец, не шевелясь.

– Еще не знаю.

– Как тебя зовут?

– Нат Блейк.

– Я – Томми Бэнгс. Прокатишься? – гостеприимно предложил Томми, поднимаясь на ноги.

– Пожалуй, нет, я даже не уверен, оставят ли меня, – ответил Нат, ощущая, как желание остаться крепнет с каждой секундой.

– Деми, погляди, новенький приехал! – резвый Томас вернулся к перилам с ничуть не угасшим энтузиазмом.

Мальчик, читающий на ступенях, поднял большие карие глаза и после короткой паузы, словно робея, сунул книгу под мышку и степенно спустился поприветствовать вновь прибывшего, а тому сразу понравился худощавый Деми с приветливым лицом и кротким взглядом.

– Ты уже виделся с тетей Джо? – спросил мальчик, будто речь шла о некой важной церемонии.

– Я никого, кроме вас, еще не видел. Меня просили подождать, – ответил Нат.

– Тебя прислал дядя Лори? – вежливо и серьезно продолжил Деми.

– Нет, мистер Лоренс.

– Это и есть дядя Лори, и он дурного мальчика не пошлет.

Нат благодарно улыбнулся, и его худое личико похорошело. Поскольку он не знал, что еще сказать, собеседники стояли и смотрели друг на друга в приветливом молчании, пока к ним не подошла маленькая девочка с куклой в руках. Девочка была очень похожа на Деми, только ниже ростом; лицо у нее было покруглее, щеки – порозовее, и глаза не карие, а голубые.

– Моя сестра Дейзи, – объявил Деми тоном, которым представляют высокопоставленных особ.

Дети кивнули друг другу, девочка заулыбалась, отчего на ее щеках появились ямочки, и приветливо произнесла:

– Надеюсь, ты останешься. Мы здесь очень хорошо проводим время, правда, Деми?

– Конечно! Для этого тете Джо и нужен Пламфилд!

– Несомненно… – проговорил Нат, стараясь быть как можно более вежливым со столь любезными людьми.

– Лучшее место в мире, правда, Деми? – продолжила Дейзи (ей, вероятно, необходимо было заручаться согласием брата по всем вопросам).

– Нет, думаю, Гренландия с айсбергами и тюленями интересней! Однако Пламфилд я тоже люблю, тут здорово, – возразил Деми (книга, которую он увлеченно читал в последнее время, была как раз про Гренландию).

Он уже собирался показать Нату картинки и объяснить, что к чему, однако вернулась служанка и сказала, кивнув на дверь гостиной:

– Проходи, тебя ждут.

– Вот и хорошо! Идем к тете Джо! – Дейзи покровительственно взяла Ната за руку, и тот сразу почувствовал себя спокойней.

Деми вернулся к любимой книге. Его сестра провела вновь прибывшего в комнату, где тучный джентльмен возился с двумя малышами на диване, а худая дама перечитывала только что полученное письмо.

– Вот он, тетя! – воскликнула Дейзи.

– Значит, ты наш новенький? Рада тебя видеть, дорогой, надеюсь, здесь ты будешь счастлив! – сказала дама, привлекая Ната к себе и отводя мягким движением руки влажные темные пряди со лба, отчего одинокая душа мальчика сразу потянулась к доброй женщине.

Миссис Баэр не считалась красавицей, однако лицо у нее было приятное, а взгляд, голос и движения сохранили детскую живость и искренность, и эти черты, столь заметные, но не поддающиеся описанию, сразу располагали к себе детей; мальчики Пламфилда единодушно считали ее «доброй и страшно веселой». Заметив внимательным взглядом, как у Ната дрогнули губы, миссис Баэр погладила его по голове и, крепче обняв гостя в потрепанной одежке, тепло представилась:

– Я мама Баэр, этот джентльмен – папа Баэр, а это два младших Баэра. Идите сюда, ребята, познакомьтесь с Натом!

Трое дерущихся мгновенно послушались, и тучный мужчина, взвалив на каждое плечо по пухлому малышу, подошел поприветствовать новенького. Роб и Тедди улыбнулись Нату; мистер Баэр пожал руку и, указав на низкое кресло у камина, приветливо сказал:

– Тебе уже подготовили место, сын мой, садись-ка, просуши ноги – совсем промокли!

– Промокли? Ах, да! Дорогой, снимай сию минуту, я мигом найду тебе что-нибудь сухое! – воскликнула миссис Баэр и энергично захлопотала – не успел Нат глазом моргнуть, как оказался в уютном кресле, в сухих носках и теплых тапочках.

– Спасибо, мэм! – сказал он с такой благодарностью, что глаза миссис Баэр увлажнились, и она (как часто делала, ощущая прилив нежности) продолжила в шутливом тоне:

– Тапочки принадлежат Томми Бэнгсу, только он вечно забывает их надевать, значит, мы его их лишим. Великоваты, но это к лучшему – сложнее будет сбежать!

– Я не хочу сбегать, мэм! – заверил Нат, подставляя теплому огню перепачканные ладошки с протяжным вздохом удовлетворения.

– Прекрасно! Теперь тебя надо хорошенько прогреть, чтобы ты избавился от ужасного кашля. Давно ты кашляешь, дорогой? – спросила миссис Баэр, отыскивая в своей огромной корзинке для рукоделия кусок фланели.

– Всю зиму. Я простыл и почему-то никак не поправлюсь.

– Неудивительно – жил в сырой коморке без теплой одежды, бедняжка! – тихо сказала миссис Баэр мужу, опытный взгляд которого сразу подметил бледные щеки, пересохшие губы, хриплый голос и частые приступы кашля, сотрясающие худые плечики под залатанным пиджаком.

– Робин, дружище, сбегай-ка к Нянюшке и попроси микстуру от кашля и мазь! – попросил мистер Баэр, переглянувшись с женой.

Услышав слова «мазь» и «микстура», Нат слегка забеспокоился, но опасения сменились веселым смехом, когда миссис Баэр шепнула с лукавым видом:

– Жулик Тедди уже кашляет, слышишь? Тоже не прочь угоститься медовым сиропом!

Малыш Тедди покраснел от натуги, и ему разрешили облизать ложку, поле того как Нат мужественно принял отмеренную дозу лекарства и позволил обвязать горло куском теплой фланели.

Едва были приняты первые срочные меры на пути к излечению, прозвенел колокольчик, и топот множества ног в холле возвестил об ужине. Стеснительный Нат задрожал при мысли о встрече с таким количеством незнакомых ребят, однако миссис Баэр протянула ему руку, а Роб покровительственно сказал:

– Не бойся, ты будешь со мной!

Двенадцать мальчиков, по шесть с каждой стороны стола, стояли за спинками стульев, приплясывая от нетерпения, пока высокий юноша пытался охладить их пыл игрой на флейте. Никто не сел, пока миссис Баэр не заняла свое место около чайника – с Тедди по левую руку и Натом по правую.

– Это наш новенький – Нат Блейк. Можете познакомиться с ним после ужина. Тише, мальчики, тише!

Ребята, косясь на Ната, попытались продемонстрировать хорошие застольные манеры, но не справились с задачей, хоть мистер и миссис Баэр уже добились весьма неплохих результатов на этом поприще. Поскольку правил было не много и они отличались разумностью, воспитанники обычно старались их соблюдать, понимая, что досадные ограничения созданы для их же пользы и пригодятся в будущем. Однако не так-то просто заставить голодных мальчишек прилично вести себя за столом в субботний вечер в конце каникул!

– Детям иногда необходимо вволю покричать, пошуметь и побезобразничать! Выходной не выходной без свободы и веселья, поэтому раз в неделю пусть делают что хотят! – говорила миссис Баэр, когда чопорные гости удивлялись, почему в стенах некогда благопристойного Пламфилда разрешено катание по перилам, подушечные бои и тому подобные развлечения.

Да, временами казалось, что вышеупомянутые стены вот-вот рухнут, но этого не случилось, поскольку одного слова мистера Баэра было достаточно, чтобы призвать мальчиков к порядку, и они знали, что свободой нельзя злоупотреблять. Таким образом, вопреки зловещим предсказаниям, школа процветала, прививая ничего не подозревающим ученикам хорошие манеры и нравственные ценности.

Нат удобно устроился, его почти не было видно из-за высоких кувшинов, по соседству сидел Томми Бэнгс, и мистер Баэр расположился неподалеку, то и дело наполняя его опустевшую кружку или подкладывая еду на тарелку.

– Что это за мальчик рядом с девочкой на другом конце стола? – шепнул Нат своему новому приятелю под прикрытием общего взрыва смеха.

– Это Деми Брук. Мистер Баэр – его дядя.

– Какое странное имя…

– Вообще-то он Джон, но все зовут его Демиджоном, потому что его отец тоже Джон. Шутка такая, понимаешь? – терпеливо пояснил Томми. Нат не понял, однако, вежливо улыбнувшись, с интересом спросил:

– Он очень хороший, да?

– Еще бы! Кучу всего знает и страсть как много книжек прочел!

– А толстяк рядом с ним?

– О, это Пышка Коул. Он Джордж, но мы зовем его Пышкой за то, что он слишком много ест. Рядом с папой Баэром – сынишка Роб, а большой парень – Франц – племянник папы Баэра, он добрый, ведет некоторые уроки и вроде как главный среди нас.

– Франц играет на флейте, верно? – спросил Нат, однако Томми временно потерял дар речи, засунув в рот печеное яблоко целиком.

Кивнув, Томми ответил быстрее, чем можно было предположить в данных обстоятельствах:

– Еще как играет! Мы иногда танцуем или делаем гимнастику под музыку. А я собираюсь освоить барабан!

– Мне больше всего нравится скрипка. Я умею играть, – признался Нат – тема музыки живо его интересовала, он даже разоткровенничался.

– Правда? – Томми, округлив глаза, с интересом уставился на собеседника поверх края кружки. – У мистера Баэра есть старая скрипка, он даст тебе поиграть, если захочешь!

– Неужели? О, как бы мне хотелось! Видишь ли, я играл на скрипке на улицах вместе с отцом и его другом, пока отец не умер.

– Вот здорово! – восхитился Томми.

– Нет, совсем не здорово! Зимой было холодно, летом – жарко. Я уставал, на меня часто сердились, и приходилось голодать. – Сделав паузу, Нат откусил большой кусок пряника, чтобы удостовериться, что тяжелые времена позади, а потом с сожалением добавил: – Вот по моей скрипочке скучаю, я ее очень любил! Когда отец умер, Николо забрал инструмент и не стал со мной работать, потому что я заболел.

– Если ты хорошо играешь, тебя возьмут в оркестр. Наверняка возьмут!

– У вас есть оркестр? – У Ната заблестели глаза.

– Есть, и отличный! Там одни мальчишки; они дают концерты и всякое такое. Вот увидишь, что будет завтра вечером!

Томми вновь занялся ужином, а взволнованный радостной вестью Нат погрузился в мечтательную задумчивость, сидя над полной тарелкой.

Миссис Баэр слышала весь разговор, хотя казалось, что она целиком поглощена другими заботами – наполнять чашки и приглядывать за сонным малышом Тедом, который, клонясь головкой, словно мак, пару раз ткнул себя ложкой в глаз и наконец уснул, положив румяную щеку на булочку. Миссис Баэр посадила Ната рядом с Томом, потому что неугомонный Томми, искренний и общительный, умел разговорить даже самого стеснительного человека. Нат не стал исключением и многое поведал за ужином, а миссис Баэр узнала нового воспитанника лучше, чем если бы расспрашивала его сама.

В письме, которое передал с Натом мистер Лоренс, говорилось:

– Конечно! – воскликнула миссис Баэр, прочтя письмо.

Миссис Джо было совершенно неважно, насколько талантлив ее гость, прежде всего она увидела перед собой брошенного больного ребенка, которому нужен дом и материнская забота, – именно то, что она может дать. Они с мистером Баэром незаметно наблюдали за Натом, и голубоглазый двенадцатилетний паренек определенно вызывал симпатию, несмотря на потрепанную одежду, неуклюжесть и перепачканное лицо. Нат был худ и бледен, нечесаная шевелюра прикрывала высокий лоб, а на лице застыла тревога, даже страх, будто его вот-вот одернут или ударят. Стоило взглянуть по-доброму, и у Ната дрожали губы, стоило сказать ласковое слово – глаза вспыхивали трогательной благодарностью.

«Бедняжка! Пусть играет на скрипке хоть целый день, если хочет!» – сказала себе миссис Баэр, увидев, как просиял Нат, когда Томми рассказал об оркестре.

А после ужина, когда мальчишки собрались в классной комнате, чтобы еще «пошуметь», миссис Джо появилась со скрипкой и, переговорив с мужем, подошла к Нату, который, сидя в уголке, с живым интересом наблюдал за происходящим.

– Ну что, мальчик мой, сыграешь что-нибудь? Нам нужен скрипач для оркестра, и, полагаю, ты как раз подойдешь.

Она думала, Нат застесняется, но тот мгновенно ухватился за старую скрипку, обращаясь с ней с такой любовью и осторожностью, что стало понятно: музыка – его страсть.

– Я буду стараться изо всех сил, мэм! – только и сказал он, провел смычком по струнам, сгорая от нетерпения услышать любимые звуки.

В комнате стоял ужасный гвалт, однако Нат его будто не замечал, он тихо играл, погрузившись в собственную музыку и позабыв обо всем на свете. Это была незамысловатая мелодия, которую часто исполняют уличные музыканты, но она сразу же привлекла внимание. Мальчишки притихли, бросили игры и слушали с радостным удивлением. Они постепенно обступили Ната, и мистер Баэр тоже подошел, чтобы посмотреть на музыканта, – тот был в своей стихии и играл, никого не смущаясь, его глаза блестели, щеки раскраснелись, а тонкие пальцы порхали, когда он обнимал старую скрипку, обращаясь к сердцам собравшихся на языке, который больше всего любил.

Бурные аплодисменты порадовали музыканта больше, чем гора монет, когда он остановился, оглядывая публику и словно говоря: «Я очень старался! Надеюсь, вам понравилось!»

– Первоклассно играешь! – заявил Томми, который уже считал своим долгом опекать Ната.

– Ты будешь первой скрипкой оркестра! – с одобрительной улыбкой добавил Франц.

Миссис Баэр шепнула мужу:

– Тедди прав – в мальчике что-то есть!

Мистер Баэр, энергично кивая в знак согласия, похлопал Ната по плечу и с жаром произнес:

– Хорошо, сын мой! Теперь сыграй что-нибудь, чтобы мы спели!

Бедный Нат никогда еще не был столь горд и счастлив, как в тот миг, когда его провели к почетному месту у рояля. Мальчики собрались вокруг, и они не косились на бедную одежду Ната, а смотрели уважительно, с нетерпением ожидая музыки.

Выбрали известную ему песню и после пары неудачных попыток сыгрались: скрипка, флейта и фортепьяно слились с громкоголосым хором, и стены старого дома вновь задрожали. Нежное сердце Ната переполнилось чувствами, и, когда эхо последних аккордов затихло, лицо мальчика исказилось; отложив скрипку, он отвернулся к стене и по-детски зарыдал.

– Что ты, дорогой? – спросила миссис Баэр – она пела вместе со всеми и одновременно следила, чтобы Роб не слишком громко топал в такт музыке.

– Вы так добры… и так хорошо вышло, я не могу… – прорыдал Нат, задыхаясь от кашля.

– Пойдем, дорогой, тебе надо лечь и отдохнуть; ты очень устал, а здесь слишком шумно, – шепнула миссис Баэр и отвела мальчика в свою гостиную, чтобы тот спокойно выплакался.

Мало-помалу Нат поведал о своих несчастьях, и у миссис Баэр тоже навернулись слезы, хоть она слышала подобные истории уже не раз.

– Дитя мое, теперь у тебя есть отец и мать, теперь ты дома. Не думай о грустном, поправляйся и будь счастлив, поверь мне – твои страдания окончены! В нашем доме хорошо живется самым разным мальчикам, мы учим их заботиться о себе и приносить пользу другим. Занимайся музыкой сколько пожелаешь, но сначала – восстанови силы. Теперь иди к Нянюшке, она сделает тебе ванну, потом ложись спать, а завтра подробней обсудим наши планы!

Крепко пожимая ее руку, Нат не находил слов, зато глаза его сияли благодарностью. Миссис Баэр проводила мальчика наверх, в большую комнату, где их встретила тучная немка с круглым и веселым лицом, которое в обрамлении чепца с широкими оборками походило на солнышко.

– Познакомься с Нянюшкой Хаммел, она сделает тебе ванну, пострижет и «угнездит», как выражается Роб. Здесь у нас ванная комната, по субботам мы купаем перед сном малышей, пока старшие поют. Ну, Роб, давай!

Говоря это, миссис Баэр сдернула с Роба одежду и посадила его в большую лохань в комнатке, примыкающей к детской.

Там было две больших ванны, а также тазики для ног, раковины, несколько душей и всевозможные принадлежности для наведения чистоты. Вскоре Нат блаженствовал, отмокая в теплой воде, наблюдая за Нянюшкой и миссис Баэр, которые отмыли, нарядили в чистые ночные сорочки и разложили по кроватям четырех малышей – те, разумеется, вовсю проказничали, пока их не водворили в постель.

Когда чистый Нат, завернутый в одеяло, сидел у огня, а Нянюшка стригла ему волосы, прибыла новая партия мальчишек и заперлась в ванной, откуда вскоре донесся плеск и шум, будто там купалась целая компания озорных китов.

– Нату лучше спать здесь: если ночью раскашляется, напоите его чаем с льняным семенем, – сказала миссис Баэр, которая хлопотала, как добрая наседка над выводком резвых цыплят.

Так и сделали: Нянюшка нарядила Ната в теплую ночную рубашку и, напоив чем-то горячим и сладким, устроила в одной из трех стоящих в комнате кроватей; он лежал, похожий на довольную мумию, и, по своему мнению, буквально утопал в роскоши. Чистота была новым и восхитительным для него ощущением, фланелевых рубашек он сроду не носил, теплая «вкуснятина» уняла кашель, добрые слова согрели израненную душу, а чувство, что он кому-то небезразличен, сделали простую комнату раем для одинокого ребенка. Нат специально зажмуривался и вновь открывал глаза, чтобы убедиться, что это не сон – так ему было хорошо. Впрочем, он при всем желании не заснул бы: через несколько минут его изумленному и восхищенному взору предстало одно из традиционных развлечений Пламфилда.

По окончании водных процедур наступило минутное затишье, а затем белые приведения самовольно повыскакивали из постелей, и во все стороны полетели подушки. Битва разгорелась в нескольких комнатах и охватила весь верхний этаж, временами распространяясь и на спальню малышей, когда загнанный в угол боец искал там укрытие. Взрослые не ругались и не велели прекратить, они даже не удивились. Нянюшка продолжала развешивать полотенца, а миссис Баэр невозмутимо раскладывала чистую одежду. Когда один шалун кинул в нее подушкой, она лишь швырнула ту в ответ.

– Они не зашибутся? – спросил Нат, смеясь от души.

– Нет, конечно! По субботам мы разрешаем подушечные бои. Смена наволочек завтра, пусть мальчики побегают, проветрятся после купания! – пояснила миссис Баэр, возвращаясь к дюжине пар носков.

– Какая хорошая школа! – воскликнул Нат в порыве восхищения.

– Скорее странная, – смеясь добавила миссис Баэр, – но, видишь ли, мы не хотим мучить детей бесконечными правилами и учебой. Поначалу я запрещала веселье после отбоя, однако это было бесполезно. Удержать столько мальчишек в кроватях невозможно, как черта в табакерке. Мы заключили договор: я разрешила пятнадцатиминутный подушечный бой по субботам, а они пообещали без капризов ложиться спать в остальные дни, и все пошло хорошо. Если они нарушают слово – никакого боя, если сдерживают – я переворачиваю зеркала, убираю лампы в безопасное место и разрешаю им буйствовать в свое удовольствие.

– Здорово придумано! – сказал Нат, чувствуя, что с удовольствием поучаствовал бы в схватке, однако не смеет просить об этом в первый же вечер. Он лежал, наслаждаясь захватывающим зрелищем.

Томми Бэнгс руководил командой нападающих, а Деми защищал свою комнату с завидным мужеством, быстро собирая брошенные в него подушки. Расстреляв все до последнего, захватчики ринулись на противника гурьбой и вернули снаряды. Несколько человек слегка пострадали, однако никто не расстроился, мальчики весело обменивались ударами, а подушки летали, будто огромные снежки, пока миссис Баэр не объявила, взглянув на часы:

– Время вышло! Возвращаемся по своим табакеркам, не то – пеняйте на себя!

– Что им тогда будет? – спросил Нат, садясь, очень уж любопытно было посмотреть, найдется ли проказник, который ослушается эту необычайно странную, но понимающую нужды воспитанников классную даму.

– Лишатся следующего боя, – объяснила миссис Баэр. – Я даю пять минут, чтобы улечься, затем гашу свет, и тогда должна быть тишина и порядок. Они честные ребята и держат слово.

В последнем Нат и сам убедился: битва закончилась так же внезапно, как началась. Пара прощальных выстрелов, последний торжествующий крик (Деми запустил седьмую подушку вслед отступающему противнику), несколько напутствий – и все. Тишину больше ничего не нарушало – разве что сдавленный смешок или шепот, а мама Баэр поцеловала своего нового воспитанника и оставила его мечтать о счастливых днях в Пламфилде.

Пока Нат отсыпается, немного расскажу читателям про мальчиков, в компании которых он окажется, когда проснется.

Начну со старых знакомцев. Франц был высоким пареньком шестнадцати лет, крупным, светловолосым и, конечно, чрезвычайно хозяйственным, дружелюбным и музыкальным, как истинный немец. Дядя Фриц готовил его к поступлению в колледж, тетя Джо – к счастливой семейной жизни, прививая хорошие манеры, любовь к детям, уважение к женщинам (и молодым, и старым), а также навыки ведения хозяйства. Надежный, добрый и терпеливый Франц был ее правой рукой и, в свою очередь, любил веселую тетушку, как мать, коей она и старалась для него быть.

Эмиль разительно отличался от Франца – вспыльчивый, неугомонный и предприимчивый, он твердо вознамерился стать мореплавателем, ибо в его жилах текла кровь неукротимых викингов. Дядя Эмиля пообещал отправить племянника в море, когда тому исполнится шестнадцать. В ожидании мальчик изучал навигацию и штудировал книги о знаменитых адмиралах и героях, а свободное от занятий время, будто лягушонок, проводил в реках, прудах и ручейках. Его комната, заваленная оружием, кораблями и разными мореходными атрибутами, походила на каюту морского волка. Капитан Кидд[1] был его кумиром, его любимым развлечением было наряжаться в этого джентльмена-пирата и горланить кровожадные пиратские песни. Он танцевал исключительно матросский танец, ходил вразвалку и говорил о море при любом удобном случае. Мальчишки называли Эмиля Коммодором и гордились его бумажной флотилией, белеющей на пруду. Корабли регулярно терпели бедствие, отчего любой другой главнокомандующий пал бы духом, но только не одержимый морем Эмиль.

Деми, развитый и физически, и духовно, являл пример того, на что способно гармоничное воспитание, основанное на любви и заботе. Утонченный по натуре и впитавший семейные ценности, он был прост и мил в общении. Мать взращивала чистое и любящее сердце, отец следил за физическим развитием, поддерживая тело сына стройным и сильным с помощью здоровой пищи, движения и сна, а дедушка Марч занимался юным умом с мудростью, достойной Пифагора, не нагружая ученика скучными уроками и зубрежкой, а ненавязчиво помогая развиваться, как расцветают розы от росы и солнечного света. Деми не был лишен маленьких слабостей, однако рано научился владеть собой и избежал незавидной участи иных смертных, которые отдаются на милость страстям и не умеют противостоять искушениям, чем обрекают себя на страдания. Деми был тихим и необычным мальчиком, серьезным, но веселым. Обладая исключительным умом и красотой, он совершенно этого не осознавал, однако быстро подмечал и ценил красоту и ум в других. Он обожал книги, его голова была полна причудливых фантазий, был наделен хорошим воображением и стремлением к духовности, и родители стремились уравновесить эти черты практическими знаниями и правильной компанией, чтобы их сын, как это порою бывает, не превратился в развитого не по годам бледного гения, который, порадовав семью академическими успехами, увянет вне домашних стен, подобно тепличному цветку, слишком нежному для реального мира.

Поэтому Деми пересадили в Пламфилд, и он так хорошо прижился в местной почве, что Мэг, Джон и дедушка не пожалели о своем решении. Общение с другими мальчиками сделало его более приземленным и укрепило дух, смахнув замысловатые паутины воображения, оплетающие детский ум. Приехав на каникулы домой, Деми уже вовсю хлопал дверьми, к ужасу мамы то и дело восклицал «черт побери», а также потребовал высокие сапоги, чтобы «топали, как папины». Джон остался доволен сыном, посмеялся над темпераментными возгласами, купил сапоги и с удовлетворением произнес: «Пусть себе топает, это правильно! Я хочу, чтобы мой мальчик рос мужественным, и, если он побудет грубоватым какое-то время, – ничего страшного. Это мы потихоньку исправим, а знания он хватает на лету. Дайте ему время!»

Дейзи расцветала, оставаясь столь же солнечным и очаровательным созданием, она все больше походила на свою ласковую мать и любила домашние дела. Ее кукольные дочки были безупречно воспитаны, она не расставалась с корзинкой для рукоделия, Деми частенько вытаскивал носовой платок, искусно вышитый сестрой, чтобы похвастаться, а у малышки Джози появилось новое вязаное платьице. Дейзи увлеченно переставляла посуду в серванте, наполняла солонки, ровно раскладывала приборы на столе и ежедневно обходила гостиную с метелкой, сметая пыль со стульев и столов. Деми, хоть и поддразнивал сестру, был рад, когда она приводила в порядок его вещи, что-то мастерила для него своими ловкими пальчиками, а также помогала с уроками – в вопросах учебы они держались вместе и даже не думали соперничать.

Любовь между близнецами не ослабевала, и Деми проявлял ее, несмотря на насмешки товарищей. Он отважно кидался на защиту Дейзи и недоумевал, почему некоторые ребята стесняются водиться с сестрами. Дейзи обожала брата, считая его лучшим мальчиком на свете, и каждое утро в ночном халатике спешила к его двери с заботливым приветствием: «Вставай! Скоро завтрак! Я принесла свежий воротник!»

Роб был активным малым, казалось, он открыл секрет вечного двигателя, поскольку не сидел на месте ни секунды. К счастью для всех, он был довольно послушным и не слишком отчаянным ребенком и целыми днями бегал от отца к матери, подобно ласковому маятнику, издающему бодрое тиканье: дело в том, что Роб был еще и болтунишкой.

Тедди, еще слишком маленький, чтобы играть важную роль в жизни школы, имел, однако, свою нишу, которую уверенно занимал. Он был всеобщим любимцем, охотно позволяя себя обнимать и зацеловывать всем желающим. Миссис Джо повсюду брала сынишку с собой, поэтому ни одно дело не обходилось без его участия, и домочадцы считали такой порядок вещей единственно правильным, потому что в Пламфилде умели по достоинству ценить малышей.

Дику Брауну и Адольфусу, или Долли Петтингилу, недавно исполнилось восемь лет. Долли сильно заикался, однако постепенно справлялся с недугом. Ребятам строго запретили над ним смеяться, и мистер Баэр считал, что, если говорить медленно, заикание пройдет. Долли был славным мальчишкой, ничем особо не отличался и не блистал талантами, однако ему чудесно жилось в Пламфилде, он старался по мере сил и радовался жизни.

Маленький горбун Дик Браун сносил недуг столь жизнерадостно, что Демми со свойственной ему откровенностью однажды спросил:

– Горбуны всегда такие добродушные? Если да, то я тоже хочу горб!

Дик всегда был весел и пытался не отставать от товарищей, поскольку в его хилом теле обитал сильный дух. В первое время после приезда в Пламфилд он очень стеснялся своего изъяна, однако вскоре и вовсе о нем позабыл, поскольку никто и не думал издеваться над ним с тех самых пор, как мистер Баэр наказал одного мальчика за насмешки.

Дик тогда сказал своему обидчику сквозь рыдания:

– Пусть спина у меня скрючена, зато душа без кривизны, а Богу она важнее!

Баэры, вдохновившись этой мыслью, быстро убедили мальчика, что его любят за прекрасную душу, невзирая на физический недостаток – хотя всегда готовы помочь с ним справиться.

Однажды во время игры в зоопарк кто-то спросил:

– Дик, а ты кем будешь?

– О, разумеется верблюдом – неужели не видно? – рассмеялся в ответ Дик.

– Точно, ты мой любимый верблюд, но не тот, что носит грузы, а тот, что идет во главе процессии вместе со слоном! – заявил Деми, который организовывал шествие.

– Надеюсь, что большой мир будет так же добр к бедняжке, как наши мальчики! – сказала миссис Джо, довольная плодами своего воспитания, когда Дик степенно прошел мимо, похожий на довольного жизнью, но слабенького верблюжонка подле тучного Пышки, который с необычайной достоверностью изображал слона.

Джек Форд был хитрым, весьма пронырливым мальчишкой, в Пламфилд его послали из-за доступной цены за обучение. Многие сочли бы Джека смышленым, однако мистер Баэр, не разделяя характерного для многих янки уважения к предприимчивости, не одобрял недетскую проницательность и любовь к деньгам, считая их недостатками наравне с заиканием Долли и горбом Дика.

Нед Баркер, как тысяча других четырнадцатилетних мальчиков, был ходячим ураганом. Дома его называли «бедствием», и он оправдывал прозвище, сшибая стулья, врезаясь в столы и роняя все, до чего дотягивался. Нед любил прихвастнуть, однако крайне редко подтверждал слова делом, не отличался храбростью и имел склонность к сплетням, обижал младших и заискивал перед старшими. Нед не был злым по натуре, однако принадлежал к людям, которых легко подбить на недобрые поступки.

Джорджа Коула сильно избаловала мать. Добрая женщина до тошноты пичкала сынка сладостями, а после утверждала, что он слаб здоровьем и не может учиться. Двенадцатилетний Джордж был бледным, толстым, вялым, трусоватым и ленивым. Подруга убедила его мать отправить ребенка в Пламфилд, где тот заметно взбодрился. В школе сладости давали редко, физические упражнения считались обязательными, а учиться было настолько приятно, что Пышка незаметно втянулся и, к изумлению обеспокоенной родительницы, очень окреп, что она списала на свежий воздух поместья.

Билли Уорд был из тех, кого шотландцы ласково называют «дурачком» – ему уже исполнилось тринадцать, но вел он себя как шестилетний. В детстве Билли отличался незаурядным умом, и отец слишком торопил его развитие, нагружая сына сложными науками, заставляя просиживать над книгами по шесть часов в день, полагая, что можно напичкать ребенка знаниями, как гуся едой. Считая, что исполняет родительский долг, он чуть не угробил малыша, поскольку у того поднялась температура, избавив беднягу от занятий, а затем перенапряженный мозг дал сбой, и знания стерлись, будто мел с доски.

Это послужило горьким уроком для тщеславного отца; не в силах видеть некогда многообещающего сына в столь жалком виде, он отослал ребенка в Пламфилд, особо не надеясь на излечение, но уверенный, что там его не обидят. Жалко было смотреть, как послушный и совершенно безобидный Билли пытается учиться, будто вслепую нащупывая путь к утраченным знаниям, которые так дорого ему стоили.

День за днем корпел он над алфавитом, с гордостью называл «А» и «Б», думая, что знает эти буквы, однако назавтра они улетучивались из памяти, и приходилось начинать сначала. Мистер Баэр с неиссякаемым терпением продолжал обучение, несмотря на кажущуюся безнадежность, ставя главной целью не освоить материал, а немного рассеять мрак, окутывающий сознание, чтобы вернуть мальчику самостоятельность.

Миссис Баэр укрепляла здоровье воспитанника всеми известными ей способами, мальчики жалели его и никогда не обижали. Билли не любил подвижных игр, он мог часами наблюдать за голубями или копать ямки для Тедди, или же ходил по пятам за Сайласом и смотрел, как тот работает. Билли, хоть и забывал буквы, хорошо помнил лица людей, которые проявляли к нему доброту.

Томми Бэнгс считался главным школьным хулиганом – он слыл проказником, каких свет не видывал, – озорным, как мартышка, и крайне рассеянным (в одно ухо влетит, в другое вылетит). Однако сердиться на добродушного Тома не представлялось возможным, особенно когда он торжественно клялся исправиться и предлагал понести самые изощренные наказания за проступки. Мистер и миссис Баэр были готовы ко всему, ожидая, что Томми или свернет себе шею, или взорвет дом вместе со всеми обитателями; Нянюшка завела отдельный ящик с бинтами, пластырем и целебными мазями, потому что его часто приводили полуживым. Том же, едва оправившись, с удвоенной энергией принимался проказничать.

В первый же день пребывания в школе он срезал кончик пальца косой, в первую неделю свалился с крыши сарая. Однажды разозлил курицу, рассматривая ее цыплят, и еле спасся бегством от ее клюва; Азия надрала ему уши, потому что застала его, когда он с наслаждением снимал сливки с молока половинкой украденного пирога. Однако же, несломленный провалами и поражениями, неукротимый юноша продолжал выдумывать различные проделки к беспокойству всех домочадцев. Если он забывал выучить урок, то изобретал смешные отговорки, и, будучи способным, схватывал на лету и отвечал сходу, не зная материала, таким образом неплохо справлялся на уроках. Но в свободное от уроков время… О, святые угодники! Как только Томми ни бедокурил!

Как-то утром в понедельник, когда дел невпроворот, он примотал толстушку Азию бельевыми веревками к столбу, где она целых полчаса дымилась от ярости, осыпая Тома ругательствами. Хорошенькой горничной Мэри-Энн во время ужина с гостями бросил за шиворот раскаленную монетку, отчего бедняжка опрокинула супницу и выбежала прочь, заставив домочадцев забеспокоиться – уж не лишилась ли она рассудка. Закрепив на дереве ведро с водой, привязал к ручке ленту, и, когда Дейзи, привлеченная яркой полоской ткани, дернула – она получила холодный душ, который испортил девочке и чистенькое платье, и настроение. Когда в гости приехала бабушка Томми, он подложил в сахарницу белых камушков, и бедная старушка недоумевала – отчего сахар не растворяется, однако из вежливости ничего не сказала. Однажды во время службы Том раздал мальчикам нюхательный табак, и все пятеро так расчихались, что им даже пришлось уйти. В зимнее время он протаптывал тропинки и тайком поливал их водой, чтобы все поскальзывались. Доводил бедного Сайласа, вывешивая повсюду его сапожищи, – у Сайласа был огромный размер ноги, и он этого стеснялся. Простодушного Долли он уговорил привязать к расшатавшемуся зубу веревку, чтобы Томми дернул за нее, пока тот спит, – мол, не бойся, ты ничего не почувствуешь. Однако с первого раза зуб не вырвался, и несчастный Долли проснулся в страхе, с того дня потеряв всякое доверие к Томми.

Недавно накормил кур хлебом, пропитанным ромом, отчего те опьянели и опозорились на весь птичий двор. Почтенные наседки спотыкались, клевали друг друга и кудахтали самым недостойным образом на потеху всем домашним, наконец Дейзи пожалела птиц и заперла их в курятнике, пока не проспятся и не протрезвеют.

Таковы были мальчики, и жили они дружно (насколько могут жить дружно двенадцать мальчишек), учились и играли, работали и ссорились, искореняли недостатки и взращивали достоинства. Дети в других школах, возможно, получали больше книжных знаний, но меньше житейской мудрости, необходимой для формирования достойного мужчины. Профессор Баэр считал, что латинский, греческий и математика, бесспорно, полезны, однако самопознание, умение справляться со своими проблемами и самоконтроль – важнее, и именно этому он старательно учил воспитанников. Люди порой качали головой, слыша о его идеях, но даже недоброжелателям приходилось признавать явные успехи в воспитании – как умственном, так и духовном. Тем не менее, как уже сообщила Нату миссис Джо, школа у них действительно была «скорее странная».

На следующее утро, едва заслышав звон колокольчика, Нат выпрыгнул из постели и с большим удовольствием оделся в комплект, оставленный для него на стуле. Одежда не была новой, должно быть, раньше она принадлежала какому-то состоятельному мальчику – миссис Баэр никогда не выбрасывала ненужные прежнему хозяину перышки, оставляя их для новых птенчиков, нашедших пристанище в ее гнезде. Не успел Нат облачиться, как явился Томми в чистом воротничке, чтобы сопроводить Ната на завтрак.

Солнце заглядывало в окна и освещало накрытый стол и обладателей здорового аппетита, собравшихся вокруг. Нат заметил, что мальчики ведут себя гораздо спокойней, чем накануне, – все молча встали позади своих стульев, а маленький Роб находился подле отца во главе стола, он сложил руки и, почтительно склонив кудрявую голову, повторил короткую молитву с присущей немцам набожностью, которую привил ему мистер Баэр. Затем все расселись и с удовольствием принялись за воскресный завтрак, состоящий из кофе, жареного мяса и печеной картошки (вместо молока и хлеба, которыми они обычно удовлетворяли по утрам юный аппетит). Мальчики оживленно болтали под веселое лязганье ножей и вилок: обсуждали воскресные дела и предстоящую прогулку, строили планы на следующую неделю. Из разговора Нату показалось, что день намечается весьма приятный – он любил тишину, и атмосфера того утра была наполнена покоем и радостью, что очень нравилось мальчику, поскольку, несмотря на тяжелую жизнь, он обладал хрупкой натурой, свойственной ценителям музыки.

– Что ж, ребятки, покончите с утренними делами, чтобы, когда приедет омнибус, вы уже были готовы отправиться на службу! – сказал мистер Баэр и, подавая пример, поспешил в классную комнату готовить учебные задания на завтра.

Все разбежались – у каждого в доме были ежедневные обязанности, которые выполнялись неукоснительно. Кто-то ходил за водой и дровами, кто-то подметал лестницы, кто-то выполнял поручения миссис Баэр. Кто-то кормил кур, кто-то ухаживал за скотом или помогал Францу в амбаре. Близнецы любили работать вместе: Дейзи мыла чашки, а Деми их вытирал, поскольку родители приучили его помогать по хозяйству на кухне. Даже малышу Тедди нашлось задание – он топотал туда-сюда, собирая салфетки и задвигая стулья. С полчаса мальчики носились по дому и жужжали, как трудолюбивые пчелки, а потом папа Баэр, Франц и восемь старших мальчиков, усевшись в подъехавший омнибус, отправились в городскую церковь, расположенную в трех милях от школы.

Ната мучал кашель, поэтому он предпочел остаться дома с четырьмя младшими мальчиками и прекрасно провел утро в комнате миссис Баэр, она читала им рассказы и разучивала вместе с ними псалмы, а затем, сидя в тишине, он вклеивал картинки в старую амбарную книгу.

– Это мой воскресный шкафчик, – сказала миссис Джо, указывая на полку, где лежали краски, книги с картинками, кубики, дневники и писчие принадлежности. – Я хочу, чтобы мои дети полюбили спокойные воскресные дни, когда можно отдохнуть от учебы и привычных игр, насладиться тихими занятиями и научиться чему-то более важному, чего не проходят в школе. Понимаешь, о чем я? – спросила она, встретив внимательный взгляд Ната.

– Научиться быть хорошим? – переспросил тот после минутного колебания.

– Да. Быть хорошим и находить в этом радость. Нелегкая задача – мне ли не знать! – однако мы все помогаем друг другу идти к цели. Я, например, вот таким способом помогаю моим мальчикам. – Она достала наполовину исписанный толстый альбом и открыла на пустой странице, где наверху было написано одно лишь слово.

– Это же мое имя! – воскликнул Нат с удивлением и интересом.

– Да, у каждого мальчика – своя страничка. Я делаю заметки в течение недели, а в воскресенье мы смотрим на результат. Если он плох, я грущу и сожалею, если хорош – радуюсь и горжусь, но в любом случае мальчики знают, что я хочу помочь, и стараются изо всех сил из любви ко мне и папе Баэру.

– Так и есть! – сказал Нат, краем глаза увидев имя Томми на соседней странице и гадая, что под ним написано.

Миссис Баэр, проследив взгляд, перевернула лист со словами:

– Нет, я показываю заметки только тому, кому они адресованы. Я называю ее «Книгой Совести», никто, кроме нас с тобой, не узнает, что написано под твоим именем. От тебя зависит, будешь ли ты гордиться или испытывать стыд в следующее воскресенье. Лично я уверена, что ты меня порадуешь, а я помогу тебе освоиться на новом месте: пока от тебя требуется лишь соблюдать несколько простых правил, знакомиться с мальчиками и понемногу учиться.

– Я постараюсь, мэм! – Бледное личико Ната даже раскраснелось – так он захотел, чтобы миссис Баэр «радовалась и гордилась», а не «грустила и сожалела». – Вам, наверное, трудно писать про стольких мальчиков одновременно! – добавил он, когда она закрыла альбом, ободряюще похлопав его по плечу.

– Вовсе нет! Я не знаю, что люблю больше: писать или мальчиков, – призналась миссис Джо; увидев удивление на лице Ната, женщина рассмеялась и добавила: – Да, знаю, многие считают, что от мальчишек одни хлопоты, но эти люди просто не понимают их. А я понимаю. С любым я могу поладить, главное – найти подход. Да что греха таить, я просто жить не могу без оравы шумных непослушных маленьких сорванцов, правда, Тедди? – Миссис Баэр сжала в объятиях юного проказника и как раз вовремя – тот едва не стянул со стола большую чернильницу.

Нат ничего подобного раньше не слышал и подумал про себя, что миссис Баэр или самая прекрасная женщина в мире… или она немного не в себе. Впрочем, он склонялся к первому варианту: пусть хозяйка Пламфилда говорила странные вещи, зато она умудрялась незаметно подложить добавку прежде, чем он об этом попросит, смеялась над его шутками, иногда ласково щипала за ухо и хлопала по плечу – все это Нат нашел чрезвычайно приятным.

– Не хочешь пойти в классную комнату и разучить псалмы, которые мы будем петь вечером? – предложила миссис Джо, вновь угадав его желание.

На пару часов Нат остался наедине с любимым инструментом, разложил ноты на залитом солнцем подоконнике; за окном цвела весна, в доме царил воскресный покой, мальчик разучивал старые милые мелодии и был по-настоящему счастлив, позабыв о пережитых невзгодах.

Когда мальчики вернулись из церкви и с обедом было покончено, все разбрелись читать письма из дома, писать ответы, учить воскресные уроки или тихонько болтать. В три часа семейство в полном составе собралось на прогулку, ведь активным юным созданиям необходимо движение; а наблюдая прекрасные чудеса Природы, они учились любить и видеть во всем промысел Господень. Заботливый мистер Баэр всегда сопровождал ребят, отыскивая для них «в деревьях – речь, в ручье текучем – книгу, и проповедь – в камнях»[2].

Миссис Баэр с Дейзи и двумя сыновьями поехала в город навестить бабушку – вечно занятая хозяйка Пламфилда обожала эти поездки и радовалась редкой возможности передохнуть от домашних дел. Нат, еще недостаточно окрепший для долгой прогулки, попросил разрешения остаться дома с Томми, который великодушно предложил показать ему поместье.

– Дом ты уже видел, пойдем смотреть сад, амбар и зверинец! – заявил Томми, едва они остались вдвоем (не считая Азии, которой поручено было на всякий случай присмотреть за Томми, ибо этот достойнейший потомок голландских поселенцев вечно вляпывался в неимоверные истории, несмотря на благость намерений).

– Что за зверинец? – спросил Нат, пока они шли по дорожке, огибающей дом.

– У каждого из нас есть питомец, мы держим их в амбаре, это и называется «зверинец». Ну вот, пришли! Разве не красавица? – Томми с гордостью продемонстрировал свою морскую свинку (Нат и подумать не мог, что представительницы данного вида бывают настолько страшненькими).

– Я знаю мальчика, у которого целая дюжина свинок, он даже хотел подарить мне одну, но мне негде было ее держать, и я отказался. Белая с черными пятнышками, шустрая такая… Давай я возьму ее для тебя? – спросил Нат – ему хотелось отплатить Томми за заботу.

– Очень хочу! Я тогда подарю тебе эту, и мы можем поселить их вместе, если они не будут драться! – обрадовался Томми и продолжил экскурсию: – Белые мыши – Роба, Франц ему подарил. Кролики – Неда, а петушки на улице – Пышки. Эта коробка для черепах Деми, но он их пока не завел. В прошлом году у него было шестьдесят две штуки, некоторые такие огромные! Деми их отпустил на волю, накарябав на панцире год и свое имя. Надеется, что когда-нибудь их встретит. Он читал, как нашлась черепаха с датой на панцире, ей было несколько сотен лет! Деми смешной!

– А там что? – спросил Нат, останавливаясь у большого ящика, до середины заполненного землей.

– О, это магазин червей Джека Форда. Он выкапывает целую уйму и держит в ящике, и, когда мы идем удить рыбу, покупаем наживку у него. Так, конечно, удобней, только вот он задрал цену… Представляешь, в прошлый раз взял два цента за дюжину, а черви-то мелкие! Джек иногда ужасно вредный! Следующий раз сам накопаю, если он не снизит, я его предупредил! У меня, к примеру, две курицы – вон те серые с хохолками (превосходные, между прочим, курицы!), и я продаю миссис Баэр яйца, и никогда – никогда! – не беру больше двадцати пяти центов за дюжину! Мне было бы стыдно! – воскликнул Томми, презрительно взглянув на магазин червей.

– А собаки чьи? – Нат с интересом вникал, заинтересовавшись коммерческими сделками, решив для себя, что Т. Бэнгс – человек, чье покровительство может считаться и привилегией, и удовольствием.

– Большая собака – Эмиля. Зовут Христофор Колумб. Миссис Баэр так назвала, потому что это ее любимая присказка, а если обращаться к собаке, можно сколько угодно его говорить, – продолжал Томми тоном экскурсовода. – Белый щенок – Роба, рыжий – Тедди. Какой-то человек собирался утопить щенков в пруду – папа Баэр их спас. Лично я не в восторге, но для щенков они вполне сносные. Их зовут Кастор и Полидевк[3].

– Если бы мне предложили кого-то из этих животных, то я бы выбрал ослика Тоби – на нем так здорово кататься, он маленький и хорошенький! – сказал Нат, вспоминая о долгих и трудных переходах, которые совершали по улицам его уставшие ноги.

– Мистер Лори прислал его для миссис Баэр, чтобы ей не приходилось носить Тедди на спине, когда мы гуляем. Мы все любим Тоби, он первоклассный осел, скажу вам, сэр! Голуби общие, у каждого из нас – по своему питомцу, а за птенцами, когда они появляются, следим все вместе. Неоперившиеся птенцы очень забавные, правда их сейчас нет, но ты слазай посмотри на взрослых, а я проверю – не отложили ли яйца мои Хохлатка и Мамушка.

Нат, вскарабкавшись по приставной лестнице, просунул голову в люк и долго разглядывал милых голубков, которые ворковали на просторном чердаке. Одни сидели в гнездах, другие порхали под крышей или вылетали из залитого солнцем чердака на устланный соломой двор, где шесть холеных коров невозмутимо жевали жвачку.

«У всех, кроме меня, есть питомец. Вот бы мне тоже голубя, курицу или хотя бы черепаху!» – При виде чужих сокровищ Нат вдруг осознал собственную бедноту.

– Откуда у вас эти животные? – спросил он, спустившись к Томми.

– Нашли, купили или кто-то подарил. Куриц прислал мне отец, но, как только я накоплю достаточно денег с продажи яиц, заведу себе пару уток. За утиные яйца платят хорошие деньги, а за амбаром есть маленький пруд, будет весело наблюдать, как они плавают! – с видом миллионера поведал Томми.

Нат вздохнул, потому что у него не было ни отца, ни денег, и вообще ничего и никого на всем белом свете, кроме пустого кошелька и мастерства, спрятанного в кончиках десяти пальцев. Томми, казалось, понял, почему Нат задал свой вопрос и чем вызван вздох, который последовал за ответом, и, подумав немного, выпалил:

– Давай так! Ты будешь собирать яйца и забирать себе одно из дюжины. Когда накопишь двенадцать, миссис Баэр даст тебе двадцать пять центов, и ты купишь что захочешь. Правда здорово я придумал?

– Договорились! Какой же ты добрый, Томми! – воскликнул Нат, пораженный щедрым предложением.

– Брось! Ерунда… Начнем прямо сейчас, обшарь птичник, я подожду тут. Мамушка квохчет, наверняка снесла яичко! – Томми растянулся на соломе с довольным видом человека, который и другу помог, и сам в обиде не остался.

Нат с радостью приступил к поискам и, шурша соломой, проверял отсек за отсеком, пока не нашел два больших яйца: одно за балкой, а другое – в старой кормушке, которую облюбовала миссис Хохлатка.

– Одно тебе, второе мне – как раз не хватает до дюжины! Завтра начнем новый отсчет. Вот, держи мел, веди учет рядом с моим, чтобы не запутаться, – сказал Томми, показывая на столбик загадочных цифр на боку старой веялки.

Наслаждаясь собственной значимостью, гордый обладатель одного яйца завел собственный счет рядом с другом, который, смеясь, написал над цифрами солидный заголовок: «Т. Бэнгс и К^о».

Нат был очень горд своим начальным капиталом и с большой неохотой согласился оставить яйцо на хранение Азии. Они продолжили осмотр, познакомившись с двумя лошадьми, шестью коровами, тремя свиньями и теленком олдернейской породы, а затем Томми отвел Ната к старой иве, нависающей над шумным ручейком. С забора можно было легко поставить ногу в широкий проем между тремя большими ветвями – его вырубили, чтобы год за годом появлялось все больше новых побегов, пока над головой не зашелестел зеленый купол. В середине приколотили несколько досок, которые служили сиденьями, а в дупле был сделан шкаф, где хранились пара книжек, поломанный кораблик и несколько недоделанных свистков.

– Это наш с Деми домик, и никому нельзя сюда залезать без разрешения, кроме Дейзи! – сказал Томми, пока Нат с восхищением переводил глаза с бурлящей бурой воды внизу на зеленый свод наверху, где мелодично гудели пчелы, пируя на длинных желтых соцветиях, наполнявших воздух сладким ароматом.

– О, как красиво! – воскликнул Нат. – Надеюсь, что ты иногда будешь меня сюда приглашать. Лучший домик на свете! Вот бы стать птицей и жить тут всегда!

– Да, тут неплохо. Ты можешь приходить, если Деми не будет возражать, а он наверняка не против – вчера говорил, что ты ему нравишься.

– Правда? – Нат просиял от удовольствия, поскольку мнение Деми, кажется, ценилось среди мальчиков, отчасти потому, что он был племянником папы Баэра, отчасти благодаря его серьезности и сознательности.

– Да, Деми любит тихонь, думаю, вы с ним поладите, если ты тоже любишь читать.

У бедного Ната счастливый румянец сменился пунцовой краской стыда, и он, запинаясь, признался:

– Я… не очень хорошо читаю… времени не было… я… на скрипке играл…

– Я тоже не любитель, но читаю вполне сносно, когда захочу, – утешил Томми, покосившись на Ната, однако его удивленный взгляд красноречиво говорил: «Двенадцать лет, а читать не умеешь?»

– Зато я читаю по нотам, – добавил Нат, уязвленный тем, что пришлось признаться в невежестве.

– Это я не могу, – уважительно протянул Томми, отчего Нат осмелел и твердо заявил:

– Теперь, когда появилась возможность, буду прилежно учиться! Сложные уроки у мистера Баэра?

– Нет, он совсем не строгий, всегда объяснит, поможет, если трудно. Не то что некоторые!.. Мой прошлый учитель не помогал! А ошибешься – мигом получишь подзатыльник! – Томми потер макушку, будто она еще болела от щедро наносимых ударов, память о которых – единственное, что осталось после года занятий с «прошлым учителем».

– Кажется, я мог бы это прочитать, – заметил Нат, изучая книжки.

– Тогда почитай немного, я подскажу! – предложил Томми с покровительственным видом.

Нат старался изо всех сил и с подсказками Томми осилил целую страницу, и Томми заявил, что Нат скоро будет читать «как полагается». Затем они сидели и болтали обо всем на свете, в том числе об огородничестве, ибо Нат разглядел с высоты многочисленные грядки на другой стороне ручья и расспрашивал, что на них растет.

– Там наши огороды, – объяснил Томми. – Каждому дали по участку, и мы выращиваем что захотим, с условием – каждый выбирает свою культуру и не меняет решения, пока не получит урожай, ухаживая за грядкой все лето.

– Что ты будешь выращивать этим летом?

– По мне так бобы – са-а-амое то, их вырастить – ра-а-аз плюнуть!

Нат расхохотался, потому что Томми сдвинул шапку на затылок, засунул руки в карманы и растягивал слова, ловко подражая Сайласу, работнику мистера Баэра.

– Ничего смешного – с бобами и правда гораздо легче, чем с кукурузой или картошкой. В прошлом году я посадил дыни, но их поел жук, и они не успели созреть до наступления холодов, так что вышла лишь одна приличная дынька и два маленьких «мессива», – сказал Томми, вновь употребив один из «сайласизмов».

– Кукуруза красивая, – вежливо заметил Нат, смутившись, что некстати рассмеялся.

– Да, но ее надо постоянно рыхлить. А бобы – прорыхлил разок посреди лета, и готово! Бобы сажаю я, потому что первый вызвался. Пышка тоже хотел, но ему достался горох, впрочем, он все съест, что б ни выросло!

– Интересно, мне тоже дадут участок? – спросил Нат, подумав, что рыхлить кукурузу вполне приятная работа.

– Разумеется! – ответил голос снизу – это мистер Баэр, вернувшись с прогулки, разыскал Томми и Ната, поскольку с остальными ребятами уже успел переговорить наедине в течение дня – он верил, что эти короткие беседы настраивают мальчиков на предстоящую неделю.

Человеческое участие порою творит чудеса, и мальчики мистера Баэра, чувствуя его искренний интерес, с удовольствием раскрывали свои сердца, особенно старшие ребята, которым необходимо было поделиться надеждами и планами. Для подобных «мужских разговоров» они шли к мистеру Баэру, а в случае болезни или неприятностей бежали к миссис Джо, младшие же предпочитали обращаться к последней в любом случае.

Спускаясь из гнездышка, Томми свалился в ручей, однако, будучи привычным к таким вещам, спокойно поднялся и отправился в дом сушиться. Нат остался наедине с мистером Баэром, чему был очень рад; пока они бродили между грядок, мистер Баэр пообещал Нату собственный участок и покорил его сердце, обсуждая сельскохозяйственные культуры с такой серьезностью, будто от урожая зависело пропитание всего семейства. С этой приятной темы они перешли на другую, и беседа дала изголодавшемуся уму Ната новую пищу, долгожданную, как весенний дождь после засухи. Весь ужин он размышлял над новыми идеями и часто пытливо поглядывал на мистера Баэра, и взгляд его, казалось, говорил: «Мне понравилось, сэр! Мы поговорим еще?» Не знаю, понял ли профессор молчаливый призыв ребенка, однако вечером, когда мальчики собрались в гостиной миссис Баэр, чтобы послушать воскресную историю, он выбрал тему, которая вполне могла быть навеяна прогулкой по саду.

Оглядев собравшихся в гостиной, Нат нашел, что они больше походят на семью, чем на школу: мальчики расселись широким полукругом у камина: некоторые на стульях, некоторые на ковре, Дейзи и Деми устроились на коленях дяди Фрица, а Роб свернулся калачиком в уголке кресла и, укрывшись за спиной миссис Джо, засыпал, если разговоры становились слишком сложными для его понимания.

Во время воскресных историй мальчики обычно сидели тихо, устав после долгой прогулки, и слушали внимательно, потому что каждый знал, что его мнением поинтересуются, и нужно быть наготове, чтобы дать ответ.

– Жил-был садовник, – начал мистер Баэр со сказочного зачина, – прекрасный, умелый садовник, и был у него сад, большой-пребольшой. Чудесный восхитительный сад, он ухаживал за ним с невероятным умением и заботой, выращивая всевозможные полезные растения. Но даже в самом прекрасном саду бывают сорняки, и почва порою неплодородна, и хорошие семена, брошенные в нее, не прорастают. У садовника было много помощников. Некоторые работали на совесть, чтобы заслужить свое щедрое вознаграждение, а некоторые – пренебрегали обязанностями и запускали доверенные им участки, что очень огорчало садовника. Однако он оказался невероятно терпелив и многие тысячи лет работал, ожидая большого урожая.

– Ох, и старый он был, наверное! – сказал Деми, пристально глядя в лицо дяди Фрица, чтобы не пропустить ни слова.

– Тише, Деми! Это же сказка! – шепнула Дейзи.

– Нет, я думаю, это агрегория, – сказал Деми.

– Что такое «агрегория»? – полюбопытствовал Томми.

– Объясни, если можешь, Деми, и никогда не используй слов, если не уверен в их значении, – сказал мистер Баэр.

– Я уверен! Мне дедушка рассказывал! Например, басня – агрегория, то есть история с подтекстом. И моя «История без конца» тоже, потому что там ребенок символизирует душу, правда тетя? – воскликнул Деми, стремясь доказать свою правоту.

– Правда, дорогой! Дядина история, конечно же, аллегория, поэтому давай дослушаем и посмотрим, в чем подтекст, – ответила миссис Джо – она принимала участие во всех общих собраниях, получая не меньшее удовольствие, чем любой из мальчишек. Деми успокоился, и мистер Баэр продолжил, старательно выговаривая слова на английском – за последние пять лет он стал говорить гораздо лучше, приписывая прогресс постоянному общению с мальчиками.

– Этот великий садовник доверил около дюжины грядок одному из помощников. Человек тот был не слишком богат, умен и искусен, но ценил доброе обращение и очень хотел быть полезным хозяину сада. Он принялся ухаживать за грядками. Они были разной формы и размера, на одних – хорошая почва, на других – каменистая, и все они требовали заботы, поскольку на хорошей почве быстро росли сорняки, а на плохих участках попадалось много камней.

– А что было на грядках, кроме сорняков и камней? – спросил Нат раньше других, осмелев от любопытства.

– Цветы, – ответил мистер Баэр, обводя домочадцев добрым взглядом. – Даже на самой неухоженной и запущенной клумбе пробивались порою незабудки и резеда. На одной росли розы, душистый горошек, ромашки и маргаритки, – тут мистер Баэр ущипнул пухлую щечку племянницы, притулившейся к его плечу. – На другой он сажал диковинные растения, длинные вьюнки карабкались вверх по камням, как волшебные бобы Джека, и разные полезные семена, которые только начинали проклевываться. За этой клумбой особенно тщательно следил мудрый старик, всю свою жизнь проработавший в этом саду.

На этом месте «агрегории» Деми склонил головку набок, как любопытная птичка, устремив блестящие глаза на дядино лицо – он уже подозревал, в чем подтекст, и старался уловить суть. Мистер Баэр переводил с одного юного личика на другое серьезный и пристальный взгляд, и миссис Баэр еще раз убедилась – ее муж очень добросовестно ухаживает за вверенными ему грядками.

– Как я уже сказал, за одними грядками ухаживать было легче, как, например, за той, где росли маргаритки, за другими сложнее – из-за разницы в почве. Так вот, была одна грядочка на солнечном месте, на которой могли бы вырасти и фрукты, и овощи, и цветы, но участок не желал облагораживаться, и, когда садовник сажал, скажем, дыни, они погибали, потому что земля их не питала. Садовник грустил и сажал семена вновь и вновь, однако те не приживались, а грядка оправдывалась: «Я случайно забыла!»

Тут раздался дружный смех, и все посмотрели на Томми, который навострил уши при слове «дыня» и потупился, услышав свою любимую отговорку.

– Я знаю, он говорит про нас! – воскликнул Деми, хлопая в ладоши. – Вы – садовник, а мы маленькие грядки, правда, дядя Фриц?

– Ты меня раскусил! Теперь скажите, какие семена посеять этой весной, чтобы следующей осенью я собрал хороший урожай с моих двенадцати, нет – тринадцати грядок! – исправился мистер Баэр, кивнув Нату.

– Нельзя же сеять в нас кукурузу, бобы или горох… Или вы хотите, чтобы мы съели семена? Тогда нужно съесть побольше, чтобы они проросли! – сказал Пышка, и его круглое лицо неожиданно просияло, когда ему в голову пришла эта интересная идея.

– Речь не про обычные семена! Дядя спрашивает про то, что сделает нас лучше, а сорняки символизируют недостатки! – воскликнул Деми, который привык к иносказаниям и всегда принимал активное участие в таких беседах.

– Верно, подумайте, чего вам больше всего не хватает, и скажите мне, я помогу вам это вырастить – только вы тоже постарайтесь, в противном случае, будете, как дыни Томми, – одна ботва и никаких плодов! Начну по старшинству и спрошу у нашей мамы, что будет расти на ее грядке, ведь мы все часть прекрасного сада и должны из любви к нашему Садовнику собрать богатый урожай, – сказал папа Баэр.

– Свою грядку я целиком отдам для урожая терпение – пусть его будет как можно больше, мне оно просто необходимо! – искренне сказала миссис Джо, и мальчики, взяв с нее пример, тоже всерьез задумались, чего пожелать, когда подойдет их очередь, а некоторые причастные к опустошению запасов терпения миссис Баэр, слегка устыдились.

Франц пожелал упорства, Томми – спокойствия, Нед решил быть более покладистым, а Дейзи стремилась к усидчивости, Деми желал стать «мудрым, как дедушка», Нат же скромно сказал, что ему столько всего не хватает, что пусть мистер Баэр сам выберет. Многие выбирали одни и те же качества, среди самых желанных были: терпение, мягкость и великодушие. Один мальчик пожелал научиться с удовольствием вставать рано утром, но не знал, каким словом обозначить эту культуру, а бедный Пышка вздохнул:

– Эх, если бы уроки нравились мне не меньше сладостей!..

– Мы посадим на твоей грядке умеренность, будем рыхлить и поливать, она вырастет большая-пребольшая, и за следующим рождественским ужином никто не объестся до болей в животе! Если напрягать ум, Джордж, он проголодается наравне с телом, и ты полюбишь книги не меньше нашего маленького философа, – пообещал мистер Баэр, а затем добавил, убирая волосы с высокого лба племянника: – Ты тоже жаден, сынок, набиваешь свою маленькую головку сказками и фантазиями, как Джордж набивает живот пирогами и конфетами. И то, и другое – нехорошо. Знаю, арифметика не столь увлекательна, как «Сказки тысяча и одной ночи», однако она очень полезна, и пора бы ей заняться, чтобы не стыдиться за себя в будущем.

– Но «Гарри и Люси» и «Фрэнк»[4] – не сказки. Там говорится про барометры, кирпичи, лошадиные подковы и другие полезные вещи, я люблю эти книги, спросите у Дейзи! – принялся оправдываться Деми.

– Это так, не спорю, только «Роланда и майскую пташку»[5] ты читаешь гораздо чаще, чем «Гарри и Люси», и, думаю, «Синбад» тебе в два раза больше нравится, чем «Фрэнк». Давайте-ка я заключу с вами обоими пари – если Джордж будет есть не больше трех раз в день, а ты читать не больше одной сказки в неделю, я выделю вам новую площадку для крикета – если вы пообещаете на ней играть! – убедительно закончил дядя Фриц (дело в том, что Деми проводил свободные часы за книжкой, а Пышка и вовсе ненавидел бегать).

– Но нам не нравится крикет, – возразил Деми.

– Хорошо, пока не нравится, зато понравится, когда вы научитесь. К тому же мальчики любят играть, и вам наверняка будет приятно сделать доброе дело и своим трудом подарить им новую площадку.

Это послужило решающим аргументом для обоих мальчиков, и они, к общей радости, согласись на сделку. Затем, еще немного поговорив о садах, перешли к музыке. Оркестр, по мнению Ната, сложился прекрасный: миссис Баэр играла на пианино, Франц – на флейте, мистер Баэр на контрабасе, а он сам – на скрипке.

Репертуар был не сложный, однако все получали удовольствие. Старушка Азия, сидя в уголке, иногда подпевала мелодичным голосом. В Пламфилде и хозяева, и слуги, и старые, и малые, и черные, и белые сливались в воскресной песне, возносимой к общему Отцу. После пения каждый из мальчиков пожал руку мистеру Баэру, мама Баэр всех целовала – от шестнадцатилетнего Франца до маленького Роба, который тоже чмокнул ее в нос, а потом пришла пора ложиться. Мягкий свет лампы в детской спальне освещал картину, которая висела в ногах постели Ната. Картин на стенах было множество, однако эта, как показалось мальчику, считалась особенной – судя по милой рамке из мха и шишек и вазе с букетиком свежих весенних цветов на маленькой полочке под картиной. Нат лежал, глядя на картину – определенно самую красивую из всех, смутно догадываясь о ее значении и желая знать о ней все.

– Это моя картина, – тихо произнес кто-то.

Приподняв голову, Нат увидел Деми в ночной рубашке – тот возвращался из комнаты тети Джо, куда наведался за бинтом для порезанного пальца.

– Что человек делает с детьми? – спросил Нат.

– Здесь изображен Христос, он их благословляет. Неужели ты о Нем не знаешь? – удивленно спросил Деми.

– Совсем немного, но хотел бы знать больше, Он выглядит таким добрым… – ответил Нат, чьи познания о Господе ограничивались упоминанием его всуе.

– Я знаю много историй о Нем и люблю их, потому что они правдивы, – сказал Деми.

– Кто тебе рассказал?

– Дедушка! Ему известно все-все, и он лучший в мире рассказчик. Маленьким я часто играл с книгами, строил мосты, железные дороги и дома, – начал Деми.

– А сколько тебе сейчас? – уважительно спросил Нат.

– Почти десять.

– Ты много знаешь, правда?

– Да, понимаешь, у меня очень большая голова, и дедушка говорит – туда много поместится, и я хочу побыстрее наполнить ее знаниями, – ответил Деми в своей причудливой манере.

Нат рассмеялся, а потом серьезно добавил:

– Продолжай, пожалуйста!

Деми с радостью продолжил без пауз и знаков препинания:

– Однажды я нашел очень красивую книжку и хотел поиграть с ней, а дедушка сказал, что нельзя, показал картинки и рассказал о них; мне понравились истории – и про Иосифа, и про его братьев, и про лягушек, которые вышли из моря, и про малыша Моисея, извлеченного из воды, и многие другие, но больше всего – про Христа, дедушка повторял ее так много раз, что я запомнил наизусть, он же подарил мне картину, которую повесили сюда, когда я болел, а потом я ее оставил для других больных мальчиков.

– Почему Он благословил детей? – спросил Нат, главный персонаж ему почему-то показался чрезвычайно привлекательным.

– Потому что Он их любил.

– Они были бедными? – с живым интересом спросил Нат.

– Думаю, да. Смотри, на некоторых почти нет одежды, и матери не выглядят знатными дамами. Он любил бедняков и был к ним добр, лечил, помогал, убеждал богачей относиться к ним лучше, и бедняки его сильно-сильно любили! – с энтузиазмом воскликнул Деми.

– А сам Он был богат?

– О нет! Он родился в хлеву и был так беден, что, когда вырос, питался подаяниями и Ему было негде жить. Он ходил и проповедовал, чтобы сделать мир лучше, пока Его не убили злые люди.

– За что? – Нат сел на кровати, чтобы лучше слышать и видеть, крайне заинтересованный человеком, который любил бедняков.

– Сейчас я все тебе расскажу; тетя Джо не будет против! – Деми уселся на кровати по соседству, радуясь возможности рассказать любимую историю благодарному слушателю.

Нянюшка заглянула проверить, спит ли Нат, однако, увидев, что делается в комнате, тихонько выскользнув, отправилась к миссис Баэр, чтобы сообщить с материнской нежностью на добром лице:

– Милая хозяйка, идите полюбуйтесь! Деми рассказывает историю о детстве Христа – сущий ангелок в белой ночнушке, а Нат слушает, открыв рот!

Миссис Баэр собиралась пойти поговорить с Натом перед сном – она давно поняла, что именно в этот момент происходят самые важные разговоры. Однако когда она, подкравшись к двери детской, увидела, как Нат жадно ловит каждое слово маленького друга, а Деми, не спуская кротких глаз с доброго лика на картине, тихо рассказывает грустную историю, которую когда-то рассказали ему, то миссис Баэр, утирая слезы, молча ушла, подумав: «Деми, сам того не понимая, даст бедному Нату больше, чем я могла бы – мне лучше не вмешиваться!»

Бормотание в детской раздавалось еще долго. Одна невинная душа читала проповедь другой, и никто их не прерывал. Когда детский голосок наконец смолк и миссис Баэр пришла забрать лампу, Деми уже не было. Нат крепко спал, повернув лицо к картине, будто уже проникся любовью к человеку, который любил детей и был верным другом беднякам. Лицо у мальчика было умиротворенным, и, глядя на него, миссис Баэр подумала, что если один день в любви и тепле дал такой результат, то целый год терпеливого взращивания, без сомнения, принесет щедрый урожай с этой заброшенной грядочки, где маленький миссионер в ночной рубашке уже посеял лучшие из возможных семян.

Когда Нат шел в класс в понедельник утром, внутри у него все сжималось от страха, что все обнаружат его невежество. Однако мистер Баэр усадил его в глубокой нише, где Нат, повернувшись к остальным спиной, занимался под присмотром Франца, и никто не слышал, как он запинается, и не видел, как падают на тетрадный лист кляксы. Нат, преисполненный искренней благодарностью, корпел столь усердно, что мистер Баэр сказал, взглянув на разгоряченное лицо ребенка и перепачканные чернилами пальцы:

– Не усердствуй слишком, сын мой, не то переутомишься! Нам некуда спешить!

– Но я должен стараться, иначе не догоню остальных. Они кучу всего знают, а я – ничего! – сказал Нат, который, слушая, как мальчики непринужденно и без единой ошибки (так ему казалось) отвечают уроки по грамматике, истории и географии, пришел в отчаяние.

– Зато ты умеешь многое, чего не умеют они, – возразил мистер Баэр, подсаживаясь к мальчику, пока Франц помогал небольшой группке учеников пробраться сквозь дебри таблицы умножения.

– Правда? – Нату трудно было поверить.

– Да, например, ты умеешь держать себя в руках, а Джек – нет, хотя он и быстрее считает. Это очень полезный навык, и, по-моему, ты им овладел. Еще ты играешь на скрипке – больше никто из мальчиков не умеет! И самое главное – ты искренне хочешь учиться, Нат, а это уже половина дела! Поначалу всегда тяжело, и трудности обескураживают, однако продолжай стараться, и станет легче.

Нат слушал, и лицо его понемногу просветлялось – пусть список достижений невелик, но как же приятно знать, что тебе есть на что опереться!

«Я умею держать себя в руках, этому меня научили отцовские побои, и я играю на скрипке, хоть и не знаю, где находится Бискайский залив[6]», – подумал он с облегчением, которое трудно передать словами. Потом добавил вслух, да так пылко, что его слова долетели до Деми:

– Я правда хочу учиться! И буду стараться! Я раньше не ходил в школу, потому что не мог! Если ребята не будут надо мной смеяться, выучусь как надо, потому что вы и миссис Баэр так добры ко мне!

– Они не будут смеяться, а если будут, я… я скажу им перестать! – воскликнул Деми, забыв, что находится на уроке.

Класс перестал умножать семь на девять, все заинтересованно подняли головы.

Убежденный, что научиться помогать ближнему важнее арифметики, мистер Баэр поведал о Нате, сделав его историю захватывающей и трогательной, и добросердечные ребята тут же пообещали поддерживать товарища, сочтя за честь поделиться своей великой премудростью с человеком, который так здорово играет на скрипке. Этот разговор настроил мальчиков на правильный лад, и Нату не пришлось преодолевать лишних препятствий – каждый был рад подсадить его на ступеньку-другую вверх по лестнице, ведущей к знаниям.

Впрочем, Нат еще не окреп, и ему нельзя было слишком много заниматься, и, пока ребята сидели над книгами, миссис Джо придумывала для него другие развлечения. Однако лучшим лекарством для мальчика служили грядки, где он копался, как деловитый крот: сажал бобы, неустанно наблюдал за их ростом, радуясь каждому зеленому листочку и стройному побегу, прорезающемуся и расцветающему в теплом весеннем воздухе. Ни один участок не рыхлили с такой регулярностью – мистер Баэр даже опасался, что семена не успеют прорасти, поэтому поручал Нату ухаживать за цветами и клубникой, где тот кружил вместе с многочисленными пчелками.

– Вот какой урожай лучше всего! – говорил мистер Баэр, пощипывая воспитанника за некогда впалые, а теперь крепкие и румяные щечки или похлопывая по сутулым плечам, которые, сбросив тяжкое бремя бедности, медленно расправлялись от работы на свежем воздухе и здоровой пищи.

Деми стал его младшим другом, Томми – покровителем, а Дейзи всегда утешала в беде – все трое были младше Ната, но стеснительный по натуре мальчик расцветал в их присутствии и смущался в грубоватом обществе старших. Мистер Лоренс не забывал подопечного, присылая одежду, книги, ноты и записки с добрым словом, а иногда заезжал проведать или возил Ната в город на концерт – в таких случаях мальчик чувствовал себя на седьмом небе, почитая за счастье побывать в прекрасном доме мистера Лоренса, увидеть его красавицу жену, похожую на маленькую фею дочку и вкусно поужинать; в компании хозяев Нат настолько расслаблялся, что иногда участвовал в разговоре, а после во сне и наяву мечтал о новом визите.

Ребенку мало нужно для счастья, и в нашем мире, где достаточно солнца и радостей жизни, не должно быть грустных лиц, пустых ручек и одиноких маленьких сердец. Баэры, придерживались этого мнения, однако в их доме в избытке водилась лишь щедрость, поэтому, чтобы прокормить стайку голодных птенцов, они собирали крошки, где только могли. Многие подруги миссис Джо отдавали надоевшие их чадам игрушки, а Нат с удовольствием их чинил. Руки скрипача были умелыми и аккуратными, и он провел не один дождливый вечер с бутылочкой смолы, красками и перочинным ножиком, ремонтируя кукольную мебель, зверей и разные игры, пока Дейзи шила потрепанным куклам новую одежду. Приведенные в порядок игрушки складывались в секретный ящик, содержимым которого украшали рождественские елки для всех бедных детишек округи – таким образом воспитанники Пламфилда отмечали день рождения Того, кто любил бедняков и благословлял детей.

Деми, читавший без устали, обожал рассказывать о любимых книгах, и они с Натом провели немало приятных часов на старой иве, упиваясь «Робинзоном Крузо», «Тысяча и одной ночью», сказками Эджвортс и другими бессмертными историями, которые еще много веков будут радовать маленьких читателей. Для Ната открылся новый мир; движимый желанием узнать, что произойдет дальше, он вскоре научился читать не хуже остальных, что наполняло его такой гордостью и счастьем, что он рисковал вслед за Деми превратиться в книжного червя.

Чтение было не единственным приятным сюрпризом, который преподнесла Нату жизнь в Пламфилде. Многие мальчики, как они это называли, «имели свое дело», Баэры, понимая, что большинство воспитанников бедны и рано или поздно им придется зарабатывать на жизнь, всячески поощряли стремление к самостоятельности. Томми продавал яйца; Джек ухаживал за скотом; Франц помогал вести уроки, получая небольшое вознаграждение; Нед имел склонность к плотничьему делу, и для него установили верстак, чтобы он выстругивал разные полезные вещи и красивые безделушки для продажи; Деми же мастерил водяные мельницы, вертушки и совершенно бесполезные механизмы сложного устройства, которые сбывал мальчишкам.

– Он станет механиком, если захочет, – говорил мистер Баэр. – Человек, владеющий ремеслом, не пропадет. Любая работа полезна, и, какими бы талантами ни обладали наши мальчики, будь то поэзия или пахота, наше дело развивать их по мере возможности, чтобы они послужили им в будущем.

И вот однажды к мистеру Баэру подбежал возбужденный Нат со словами:

– Меня пригласили поиграть для людей на пикнике, можно? Мне заплатят, я очень хочу зарабатывать, как другие мальчики, а кроме игры на скрипке ничего не умею!

Мистер Баэр с готовностью ответил:

– Конечно можно! Это легкий и приятный способ заработать, и я рад, что тебе представилась такая возможность!

Нат поехал и, прекрасно справившись с работой, вернулся домой с двумя долларами, которые предъявил с чувством глубокого удовлетворения, рассказав, как хорошо провел время, как добры были к нему молодые люди, как хвалили его игру и обещали пригласить еще.

– Намного лучше, чем на улице – там мне ни гроша не доставалось, а сейчас – и день приятный, и вся выручка мне! Как же хорошо иметь свое дело – я теперь как Томми с Джеком! – сказал Нат, с гордостью похлопывая старый бумажник и ощущая себя почти миллионером.

Дело Ната процветало: летом пикники устраивались часто, и юный скрипач пользовался большим спросом. Баэры охотно его отпускали с условием, что он успевает учить уроки и выезжает с приличными молодыми людьми. «Хорошее базовое образование необходимо всем и каждому, и ни за какие деньги не надо соглашаться выступать перед дурной компанией», – пояснил мистер Баэр. Нат с радостью согласился на условия. Коляски с веселыми пассажирами ждали Ната у ворот и возвращались под звуки скрипки; усталый, но счастливый музыкант приезжал с честно заработанными деньгами в одном кармане и гостинцами в другом – он никогда не забывал верную Дейзи и малыша Теда.

– Вот накоплю на собственную скрипку и буду зарабатывать себе на жизнь, правда? – спрашивал он всякий раз, отдавая доллары на хранение мистеру Баэру.

– Надеюсь, что так, Нат! Однако для начала тебе нужно окрепнуть и восстановить здоровье, а также вложить немного знаний в свою музыкальную голову. Потом мистер Лоренс подыщет тебе место, и через пару лет мы все придем послушать твое выступление.

Любимое занятие, поддержка и надежды на будущее делали Ната счастливей день ото дня, и он так быстро совершенствовался в музыке, что учитель прощал ему медленный прогресс в других науках, хорошо зная, что ум лучше всего усваивает то, что дорого сердцу. Если мальчик пренебрегал более важными уроками, не было действенней наказания, чем отложить на денек смычок и скрипку. Страх потерять сердечного друга заставлял его с жаром засесть за книги, а поскольку он уже доказал единожды, что способен справляться с учебой, то зачем делать вид, что не справляешься?

Дейзи горячо любила музыку и искренне восхищалась музыкантами, поэтому часто сидела на лестнице подле двери Ната, пока тот практиковался. Ему было очень приятно внимание, и он старался изо всех сил для маленькой молчаливой слушательницы, а та никогда не входила, предпочитая сидеть на ступеньке, сшивая яркие лоскутки или латая одну из многочисленных кукол с выражением тихой радости на лице, при виде которого тетя Джо говорила со слезами на глазах:

– Как похожа на мою Бет! – И тихо отходила, чтобы не портить девочке удовольствие.

Нат очень полюбил миссис Баэр, однако мистер Баэр порою нравился ему даже больше – добрый профессор по-отечески заботился о застенчивом хрупком мальчике, чью утлую лодочку двенадцать лет швыряло по бурному морю жизни. Должно быть, за Натом присматривал ангел-хранитель, потому что, хоть тело его и пострадало, душа осталась нетронутой и достигла берега, словно невинный младенец, выживший после кораблекрушения. Возможно, как полагал мудрый мистер Лори, именно любовь к музыке сберегла ее от жестокости окружающего мира. Как бы там ни было, папа Баэр с большим удовольствием пестовал добродетели и исправлял недостатки нового ученика, находя его по-девичьи прилежным и ласковым. Мистер Баэр часто называл Ната «дочкой», обсуждая его с миссис Джо, а та смеялась, втайне считая, что Нату и вправду не хватает мужественности: она находила мальчика славным, но слишком уж робким, впрочем, никогда не проявляла недовольства, балуя Ната наравне с Дейзи.

Однако был у Ната один недостаток, который сильно беспокоил Баэров, хотя они знали, что сформировался он от невежества и запуганности ребенка. С сожалением должна признать, что Нат порою врал. Не из подлости и не из корысти, а чаще всего – во спасение, однако ложь есть ложь, и, хотя в нашем странном мире принято говорить неправду из вежливости, все знают, что это неправильно.

– Будь осторожен! Следи за языком, выражением лица и жестами, потому что нет ничего проще, чем соврать – словом, видом или делом! – предостерег мистер Баэр во время одной из бесед с Натом о его главном искушении.

– Я знаю, и мне не хочется обманывать, просто иногда гораздо легче, если чуть-чуть соврать. Раньше я врал, потому что боялся отца и Николо, а теперь – чтобы мальчики надо мной не смеялись. Это плохо, но я привык… – устыдился греха Нат.

– А я как врал, когда был маленьким! Ох! Чего только не плел, пока меня бабушка не отучила! Знаешь каким образом? Родители и убеждали, и плакали, и наказывали – я, подобно тебе, забывал их заветы. Однажды они поделились горем с нашей дорогой бабушкой. «Я положу конец пагубной привычке, впредь ты будешь помнить, что надо говорить правду!» – сказала та, велела высунуть язык и клацнула ножницами так, что кровь полилась!

Это было ужасно, можешь мне поверить, но пошло на пользу – язык болел несколько дней, и каждое слово приходилось долго выговаривать, что давало время подумать. После того случая я стал внимательней и лгал меньше, опасаясь больших ножниц. А дорогая бабушка всегда была ко мне добра и на смертном одре в далеком Нюрнберге молилась, чтобы ее маленький Фриц любил Бога и говорил правду.

– У меня никогда не было бабушки, но, если вы считаете, что это подействует, можете порезать мне язык! – героически предложил Нат – он, хоть и боялся боли, очень хотел перестать обманывать.

Мистер Баэр с улыбкой покачал головой.

– Есть способ получше, я к нему уже прибегал однажды, и он сработал. Смотри – если ты скажешь неправду, не я тебя накажу, а ты меня!

– Как это? – спросил ошеломленный Нат.

– Линейкой, как полагается! Сам я ей редко пользуюсь, однако причинять боль мне, возможно, будет сложнее, чем терпеть боль самому, и дольше останется в памяти!

– Ударить вас?.. О, я не смогу! – воскликнул Нат.

– Тогда придерживай свой проворный язычок! Мне вовсе не хочется получать удары, однако я с радостью вытерплю любую боль, лишь бы избавить тебя от недостатка.

Предложение произвело огромное впечатление на Ната, и он долгое время был предельно внимателен, следя за каждым словом, поскольку мистер Баэр не ошибся в расчетах – любовь к учителю оказалась сильнее страха за себя. Но увы, одним злополучным днем не уследил! Задира Эмиль пригрозил поколотить того, кто прошелся по его грядкам, поломав два лучших ростка кукурузы, и Нат заявил, что это был не он, а потом, к стыду своему, вынужден был признаться, что действительно попортил грядки Эмиля накануне, убегая от Джека.

Нат надеялся, что никто не узнает, однако оказалось, что его видел Томми, о чем тот и поведал, когда Эмиль жаловался на порчу пару дней спустя. Мистер Баэр все услышал. Уроки только что закончились, ребята стояли группками в холле, а мистер Баэр возился с Тедди на диванчике; услышав рассказ Томми и увидев пунцовое лицо Ната и его испуганный взгляд, он опустил малыша на пол со словами: «Иди к маме, bübchen[7]» – и, взяв Ната за руку, завел в классную комнату, прикрыв за собой дверь.

Мальчики с минуту молча переглядывались, а Томми выскользнул на улицу и, подсматривая сквозь полуприкрытые шторы, стал свидетелем удивительного зрелища. Мистер Баэр снял висевшую над его столом длинную линейку, запылившуюся от редкого использования.

«Ну и ну! Кажется, Нату на этот раз достанется! Зря я проболтался!» – подумал добросердечный Томми, поскольку линейка считалась в школе величайшим позором.

– Помнишь наш последний разговор? – спросил мистер Баэр скорее грустно, а не сердито.

– Да, но, пожалуйста, не заставляйте меня, я не смогу! – заплакал Нат, отступая к двери, спрятав руки за спину, с перекошенным от ужаса лицом.

«Чего же он? Стерпел бы, как мужчина!» – укоризненно подумал Томми, хотя сердце его учащенно забилось.

– Я должен сдержать слово, а ты – запомнить, что врать нехорошо. Я приказываю, Нат: возьми линейку и хорошенько ударь меня шесть раз.

Томми, пораженный последними словами, чуть не свалился с приступки, однако удержался, повиснув на подоконнике и глядя круглыми, как у совы, глазами.

Нат взял линейку (когда мистер Баэр говорил таким тоном, его все слушались) и, испуганный и виноватый, будто ему велели пронзить учителя ножом, нанес два слабых удара по его протянутой широкой ладони. Затем, остановившись, поднял застланные слезами глаза, но мистер Баэр твердо произнес:

– Еще, бей сильнее!

Смирившись с неизбежным и желая поскорее покончить с мучительной обязанностью, Нат отер слезы рукавом и быстро нанес два сильных удара, оставивших красные следы на руке принимающего, но причинивших гораздо больше боли наносящему.

– Может быть, хватит? – задыхаясь спросил мальчик.

– Еще два! – был ответ.

Нат ударил еще два раза, едва видя, куда бьет, после, отшвырнув линейку, схватил большую ладонь обеими руками, зарылся в нее лицом и, сгорая от любви, стыда и раскаяния, прорыдал:

– Я не буду врать! Никогда!

Тогда мистер Баэр обнял ученика за плечи, и тон его – еще недавно жесткий, стал сочувственным:

– Я тоже так думаю. Попроси помощи у Господа и постарайся избавить нас с тобой от подобных сцен.

Больше Томми ничего не видел. Крадучись он вернулся в холл, настолько взволнованный и серьезный, что мальчики обступили его и стали расспрашивать, что случилось с Натом.

Томми страшным шепотом поведал товарищам об увиденном, а у тех дыхание перехватило от столь необычного хода событий, и показалось, что сейчас обрушатся небеса.

– Он и меня как-то заставил… – нехотя признался в страшном преступлении Эмиль.

– Ты его ударил? Старину профессора? Уж я бы тебе задал – разрази меня гром! – Нед в порыве праведного гнева схватил Эмиля за шиворот.

– Это было очень давно! Я скорее голову отдам на отсечение, чем опять попадусь! – Эмиль повалил Неда на спину, однако не стал награждать тумаками, что непременно сделал бы в другой ситуации.

– Как ты мог? – в ужасе спросил Деми.

– Я тогда был ужасный озорник, ну и подумал – ничего страшного, наверное, мне даже понравится. Но, когда я хлестнул разок твоего дядю, мне сразу вспомнилось все, что он для меня сделал, и я не мог продолжить. Нет, сэр! Он мог положить меня на пол и топтать ногами, я и то бы не сопротивлялся, так стало тошно! – В доказательство раскаяния в прошлых прегрешениях Эмиль гулко стукнул себя в грудь.

– Нат ревет вовсю и ужасно сожалеет, давайте не будем ему ничего говорить, ладно? – предложил добросердечный Томми.

– Конечно, не будем, но врать – это все-таки очень плохо! – заметил Деми – вранье показалось ему в сто раз хуже оттого, что пострадал не сам врун, а его любимый дядя.

– Давайте разойдемся, чтобы Нат мог прошмыгнуть наверх, если хочет! – предложил Франц и повел всех к амбару, их главному убежищу в тревожную пору.

К ужину Нат не спустился, миссис Джо принесла ему еды и ласково утешила, отчего мальчик почувствовал себя лучше, хоть и не смел взглянуть ей в глаза. В какой-то момент ребята, играя на улице, услышали звуки скрипки и сказали друг другу:

– Нат пришел в себя!

Нат действительно оправился, однако спускаться к остальным не осмеливался, а приоткрыв дверь, чтобы тихонько улизнуть в лес, увидел на ступеньке Дейзи – та сидела без куклы и рукоделия, утирая нос платочком, будто оплакивая запертого в неволе друга.

– Я иду гулять. Хочешь со мной? – спросил Нат как можно более беспечно, внутренне преисполнившись благодарности за молчаливую поддержку – он-то был уверен, что все его презирают.

– О да! – Дейзи побежала за шляпкой, гордая приглашением от одного из старших.

Ребята видели, как они уходили, но никто не пошел следом, ведь у мальчишек гораздо больше такта, чем принято считать, и они инстинктивно почувствовали, что в момент позора компания нежной малышки Дейзи – самая приятная.

Прогулка подействовала на Ната благотворно, хотя после возвращения он стал молчаливей прежнего, но выглядел веселым и был увешан венками из ромашек, сплетенными его маленькой подругой, пока он лежал на траве, рассказывая ей истории.

Никто не обмолвился и словом об утренних событиях, и это, возможно, только усилило их воздействие на Ната. С тех пор он старался быть правдивым изо всех сил и находил поддержку в горячих молитвах, которые обращал к небесному Другу, и в терпеливой заботе друга земного, чья рука пострадала ради него, о чем Нат никогда не забывал.

– Что случилось, Дейзи?

– Мальчики не берут меня в игру!

– Не берут?

– Говорят – девочки не умеют играть в футбол!

– Еще как умеют! Я, например, играла! – миссис Баэр рассмеялась, вспомнив проказы юности.

– Я тоже умею, мы раньше играли с Деми, и было здорово, а сейчас он меня не берет, потому что другие мальчики над ним смеются! – пожаловалась Дейзи, горюя о жестокосердии брата.

– В общем, он прав, дорогая! Одно дело вдвоем, но играть с дюжиной мальчишек слишком опасно, я бы поискала более спокойное занятие.

– Мне надоело играть одной! – скорбно воскликнула Дейзи.

– Я с тобой поиграю, только не сейчас – мне нужно собираться в город. Ты поедешь со мной навестить маму? Можешь остаться дома, если хочешь.

– Я с удовольствием навещу маму и малышку Джози, но я хотела бы вернуться. Деми будет скучать, и мне тут нравится, тетя.

– Жить не можешь без своего Деми, правда? – спросила тетя Джо, которая понимала, что такое сестринская любовь.

– Конечно не могу, мы близнецы и поэтому больше всех на свете любим друг друга, – просияв, ответила Дейзи, по ее мнению, им выпала огромная удача быть близнецами.

– И чем же ты займешь себя, пока я хлопочу? – спросила миссис Баэр, ловко рассовывая стопки белья по полкам.

– Не знаю, куклы надоели, да и остальное тоже… вот бы вы предложили мне что-нибудь новенькое, тетя Джо!.. – проговорила Дейзи, ухватившись за ручки по обе стороны двери и меланхолично покачиваясь на вытянутых руках.

– Хм… новенькое… мне нужно подумать, ты пока сходи вниз, посмотри, что приготовила на обед Азия! – Миссис Баэр была рада благовидному предлогу, чтобы ненадолго отделаться от малышки, которая отвлекала ее от сборов.

– Можно и сходить, если она не рассердится… – Дейзи поплелась на кухню, где безраздельно властвовала чернокожая повариха Азия.

Не прошло и пяти минут, как девочка вернулась с возбужденным личиком, куском теста в руке и белым от муки носом.

– О, тетя, можно я пойду печь имбирное печенье? Азия не сердитая, она разрешила, это так здорово, можно, пожалуйста? – выпалила одним духом Дейзи.

– Беги на здоровье, пеки что пожелаешь, сколько душе угодно! – с облегчением воскликнула миссис Баэр, ибо найти занятие для скучающей девочки гораздо труднее, чем развлечь дюжину мальчишек.

Дейзи убежала, а тетя Джо продолжала хлопотать и попутно ломала голову, изобретая новую игру для племянницы. Должно быть, она что-то придумала, потому что, улыбнувшись, захлопнула дверцы шкафа и быстро вышла из комнаты со словами:

– Постараюсь все утроить!

Что именно – в тот день никто не узнал, но глаза тети Джо сильно блестели, когда она сообщила Дейзи, что купит новую игру. Девочка обрадовалась и мучила тетю вопросами всю дорогу в город, так и не получив вразумительных ответов. Оставив Дейзи дома играть с новорожденной сестренкой и радовать глаз матери, тетя Джо отправилась за покупками. Едва она вернулась с кучей таинственных свертков в большом мешке, Дейзи, сгорающая от любопытства, потребовала немедленного возвращения в Пламфилд. Однако тетя не торопилась и долго сидела на полу детской с младенцем на руках, смеша миссис Брук рассказами о детских проделках и прочими забавными историями.

Тетя явно успела поделиться секретом – Дейзи представить не могла когда, но мама определенно что-то знала, потому что, завязывая дочке шляпку у кареты и целуя розовощекое личико, сказала:

– Будь умницей, Дейзи, осваивай новую игру, которую купила тетя. Игра очень полезная и интересная, и это мило с тетиной стороны согласиться играть в нее с тобой, ведь сама тетя Джо никогда ее не любила!

При последних словах дамы дружно рассмеялись, усилив недоумение Дейзи. На обратном пути в карете подозрительно звенело.

– Что это? – спросила Дейзи, навострив уши.

– Новая игра, – невозмутимо ответила миссис Джо.

– Из чего она?! – воскликнула Дейзи.

– Из железа, жести, дерева, меди, сахара, соли, угля и еще много из чего!

– Как странно! Какого она цвета?

– Разных цветов!

– Она большая?

– И да, и нет.

– А я эту игру видела?

– Не раз! Но такую хорошую никогда!

– О, что же это? Я не могу ждать! Когда же, когда же я ее увижу? – Дейзи подпрыгивала на сидении от нетерпения.

– Завтра утром после занятий.

– Она и для мальчиков тоже?

– Нет, только для тебя и Бесс! Мальчики с удовольствием посмотрят и наверняка захотят кое в чем поучаствовать. Но это тебе решать!

– Деми я возьму в игру, если захочет!

– Еще как захочет! Все захотят, особенно Пышка! – глаза миссис Баэр блестели хитрее обычного, когда она похлопала причудливой формы мешок, который держала на коленях.

– Можно я хотя бы потрогаю? – взмолилась Дейзи.

– Ни в коем случае! Ты сразу догадаешься, и сюрприз будет испорчен.

Дейзи застонала, а затем мечтательно улыбнулась, разглядев сквозь маленькую дырочку нечто яркое.

– Я же не доживу до завтра! Неужели нельзя сегодня посмотреть?

– О, нет, дорогая! Надо все приготовить, расставить кучу разных вещей по местам. Я обещала дяде Тедди, что покажу тебе игру, лишь когда все будет готово!

– Если дядя о ней знает, она точно восхитительная! – воскликнула Дейзи, хлопая в ладоши – добрый и богатый выдумщик, дядюшка исполнял обязанности крестной феи, вечно радуя детей приятными сюрпризами, красивыми подарками и веселыми забавами.

– Да, мы с Тедди ходили в магазин вместе и славно повеселились, выбирая разные детали. Он брал все самое красивое и большое и преобразил мою маленькую задумку. Обязательно поцелуй его, когда увидишь, потому что он добрейший дядя на свете – пойти и купить очаровательную маленькую пл… ой, боже! Чуть было не проболталась! – Миссис Баэр, осекшись на самом интересном месте, принялась изучать счета, опасаясь, что не утаит шила в мешке. Дейзи сидела, смиренно сложив на коленях руки, и гадала, какая игра начинается на «пл».

Дома она с восторженным любопытством провожала глазами каждый сверток с покупками, включая самый объемный и увесистый, который Франц сразу отнес наверх и спрятал в детской, где весь остаток дня шли таинственные приготовления: Франц стучал молотком, Азия то и дело поднималась из кухни, тетя Джо сновала, как челнок, пронося что-то под фартуком, а Тед – единственный ребенок, допущенный в детскую (потому что толком не умел говорить), лопотал, смеялся и тщетно пытался объяснить, какая там «клафата».

Дейзи сходила с ума от нетерпения, и ее состояние передалось мальчишкам. Те одолевали маму Баэр предложениями помощи, которые она отклоняла, цитируя их собственные слова, сказанные Дейзи:

– У девочек свои игры! Это для Дейзи, Бесс и меня, мальчиков мы не берем!

Обескураженные джентльмены оставили попытки и, внезапно став вежливыми и щедрыми, предлагали удивленной Дейзи разделить любое развлечение: покатать шарики, поиграть в футбол и поездить на лошадях.

Эти знаки внимания помогли Дейзи скоротать время до вечера, она легла спать пораньше, а на следующее утро ответила урок с таким рвением, что дядя Фриц пожалел, что нельзя изобретать новую игру каждый день. В классной комнате царило всеобщее возбуждение, когда Дейзи отпустили в одиннадцать часов – все знали, что ей сейчас вручат таинственную новую игрушку.

Когда она выбегала, ее провожало множество пар глаз, а Деми вообще ни о чем другом думать не мог и, когда Франц спросил его, где находится пустыня Сахара, грустно пробормотал «в детской», чем рассмешил весь класс.

– Тетя Джо, я сделала все уроки и не могу ждать больше ни минутки! – заявила Дейзи, влетая в комнату миссис Баэр.

– Все готово, пойдем! – Подхватив одной рукой Теда, а другой – корзинку с шитьем, тетя Джо поспешила наверх.

– Я ничего не вижу… – сказала Дейзи, оказавшись в детской.

– А слышишь что-нибудь? – спросила тетя Джо, удерживая Теда за полы сюртучка – мальчик упорно куда-то рвался.

Дейзи и правда расслышала странное потрескивание и тихое урчание закипающего чайника. Звуки исходили из-за занавески, отгораживающей глубокую оконную нишу. Отдернув занавеску, Дейзи, издав радостное «Ах!», застыла, с восхищением разглядывая… догадались что?

Широкая полка огибала нишу с трех сторон, с одной стороны стояли и висели разные горшочки и кастрюльки, решетки для жарки мяса и сковородки, на другой стороне располагались обеденный и чайный сервиз, а посередине стояла плита. Не латунная – от нее мало толку, а настоящая – железная, достаточно большая, чтобы накормить целую компанию голодных кукол. Но самое прекрасное – в печи горел настоящий огонь, из носика маленького чайника вырывался настоящий пар, вода в чайнике бурлила так, что даже крышечка отплясывала. Стекло из рамы вынули, заменив его цинковым листом, в котором проделали отверстие для небольшой трубы, откуда в небо поднимался веселый дымок, столь отрадный для глаз. Рядом стоял ящик с дровами и ведерко с углем, над ведерком висели совок, метла и щетка; на низком детском столике красовалась корзиночка для продуктов, а на спинке стульчика – белый передник с рюшами и хорошенький чепец. Солнце заглядывало в окно, будто тоже хотело разделить веселье, плита весело гудела, чайник дымился, новые кастрюли поблескивали на стенах, восхитительные сервизы заманчиво выстроились на полках, и в целом это была прекрасная, снабженная всем необходимым… мечта, а не кухня!

После первого радостного «Ах!» Дейзи застыла, однако глаза ее быстро перебегали с одного чудесного предмета на другой, сияя все ярче, и наконец остановились на веселом лице миссис Джо, и счастливая девочка обняла тетю, с благодарностью сказав:

– О, какая прекрасная игра! Я правда могу готовить на этой чудесной плите, устраивать приемы, лепить из теста, подметать и разжигать настоящий огонь? Мне очень нравится! Как вам это пришло в голову?

– Тебе понравилось делать имбирное печенье с Азией – вот я и подумала! – ответила миссис Баэр, обнимая Дейзи, которая подпрыгивала, чуть не взлетая в воздух от радости. – Я знала, что Азия не разрешит тебе часто играть на кухне, да и там небезопасно, вот и решила купить маленькую плиту, чтобы учить тебя готовить – это и приятно, и полезно. Я обошла все магазины игрушек, но плиты приличных размеров стоили слишком дорого. Я уже почти отказалась от замысла, когда встретила дядю Тедди. Он, как только узнал о моей задумке, настоял, что купит самую большую игрушечную плиту в магазине. Я возражала, однако он лишь смеялся и подшучивал по поводу того, как плохо я готовила в юности, а еще сказал, что надо заодно обучить Бесс, и принялся выбирать всякие милые штучки для моих, как он выразился, «уроков кулинарии»! – Миссис Джо улыбалась, вспоминая приятные моменты, проведенные с дядей Тедди.

– Как я рада, что вы его встретили! – воскликнула Дейзи.

– Теперь учись прилежно и осваивай разные рецепты – дядя собирается часто заглядывать на чай и рассчитывает на вкусные угощения!

– Это самая прекрасная, самая милая кухня в мире, я обязательно буду стараться! Научите меня делать пироги, торты, миндальное печенье и все остальное! – воскликнула Дейзи, пританцовывая по комнате, держа в одной руке новую кастрюльку, а в другой – миниатюрную кочергу.

– Хорошо, но не все сразу. Игра очень полезная, я тебе помогу – ты будешь поваром, я расскажу и покажу, что надо делать. Нам будет, чем полакомиться, а ты научишься готовить, для начала в небольших количествах. Давай играть, представим, что ты наша новая кухарка, допустим, Салли! – предложила миссис Джо, устраиваясь с рукоделием, а Тедди, засунув в рот большой палец, сидел на полу, с интересом глазея на плиту, будто на живое существо.

– Как чудесно! С чего мне начать? – с готовностью спросила счастливая Салли, миссис Джо даже пожалела, что не все новые поварихи такие довольные и хорошенькие.

– Для начала надень чистый чепец и фартук, я весьма старомодна и люблю, чтобы в моем доме все было аккуратно.

Салли спрятала кудряшки под круглый чепчик и без возражений надела фартук, хотя не очень-то любила рюши.

– Теперь можешь все расставить, как тебе удобно, и протереть новый сервиз. Старый тоже не помешает отмыть – прошлая повариха оставила его в плачевном состоянии!

Тетя Джо говорила серьезно, но девочка рассмеялась – она знала нерадивую хозяйку, оставившую липкие чашки. Затем Салли, засучив рукава, принялась приводить в порядок свои владения, изредка выражая восторги по поводу «милой скалки», «чудного тазика» или «очаровательной перечницы».

– Теперь, Салли, возьми корзину и сходи на рынок – вот список продуктов для ужина, – сказала миссис Джо, протягивая листок бумаги, когда посуда была расставлена.

– А где рынок? – спросила Дейзи – новая игра становилась с каждой минутой интереснее.

– У Азии.

Салли отправилась на рынок и вновь вызвала оживление в классной комнате, пройдя мимо открытой двери с довольным видом, облаченная в новый костюм, успев шепнуть Деми: «Игра – расчудесная!»

Старушке Азии затея понравилась не меньше, чем самой Дейзи, она весело рассмеялась, когда маленькая восторженная повариха в чепчике набекрень влетела на кухню, хлопая крышками корзины на бегу.

– Миссис тетя Джо желает вот эти продукты, они нужны мне немедленно! – важно сообщила Дейзи.

– Давай посмотрим, дорогая… два фунта стейка, картошка, тыква, яблоки, хлеб и масло. Мясо еще не доставили, когда принесут, я вам сразу передам, а остальное – пожалуйста.

Азия упаковала в корзину одну картошку, одно яблоко, немного тыквы, кусочек масла и булочку, предупредив Салли быть на чеку с доставщиком мяса – тот любит похулиганить.

– А кто он? – Дейзи уже понадеялась, что доставщик – Деми.

– Увидишь! – только и сказала Азия, и Салли отбыла в прекрасном расположении духа, напевая детский стишок Марии Хоувит[8]:

– Пока убери все, кроме яблока, в шкаф, – сказала миссис Джо, когда юная повариха вернулась.

В шкафчике под полкой Дейзи обнаружила новые сокровища. Одна половина, очевидно, предназначалась для дров, угля и разных приспособлений для растопки. Вторую занимали маленькие баночки, коробочки и прочие миниатюрные емкости для муки, зерна, сахара, соли и других хозяйственных запасов. Там был горшочек варенья, жестяная коробочка с имбирным печеньем, бутылек из-под духов, наполненный смородинной наливкой, крошечная банка с чайными листами. Но самое прекрасное – две кукольные кастрюльки с парным молоком, на котором уже начинали образовываться сливки, а также маленькая шумовка для процеживания. При виде сего чуда Дейзи, всплеснув руками, захотела немедленно снять сливки. Однако тетя Джо сказала:

– Не сейчас, сливки тебе понадобятся к яблочному пирогу на ужин, пока их лучше не тревожить.

– У меня будет пирог к ужину? – воскликнула Дейзи, не веря своему счастью.

– Да, если печь работает как полагается, к ужину будет два пирога – яблочный и клубничный, – ответила миссис Джо, которой новая игра нравилась почти так же сильно, как самой Дейзи.

– Что же дальше? – спросила Салли, сгорая от нетерпения начать.

– Закрой нижнюю заслонку печи, чтобы духовка начала греться. Затем помой руки, достань муку, сахар, соль, масло и корицу. Проверь, чистая ли доска и подготовь яблоко – его нужно очистить от кожуры.

Дейзи справилась с заданием прекрасно для столь юного повара, почти ничего не пролив и не уронив.

– Если честно, я не знаю пропорции продуктов для такого крохотного пирога. Придется действовать наугад, в случае неудачи – попробуем снова, – призналась озадаченная миссис Джо, которую забавляло миниатюрное предприятие. – Наполни мукой вот эту кастрюльку, добавь щепотку соли и вмешай масла – сколько поместится. Не забывай – сначала смешивают твердое, а потом добавляют жидкость – так масса получится однородней.

– Знаю! Я видела, как Азия стряпает. Форму для пирога нужно смазать маслом? Азия первым делом смазывала! – уточнила Дейзи, энергично размешивая муку.

– Совершенно верно! У тебя определенно талант к кулинарии, ты учишься на лету! – похвалила тетя Джо. – Теперь чуть сбрызни тесто водой, чтобы слегка увлажнить, равномерно посыпь мукой доску и начинай раскатывать – да, вот так! Теперь положи кусочки масла – только не слишком большие! – по всей поверхности и вновь раскатай. Пироги не должны быть очень жирными, иначе у кукол живот заболит!

Дейзи рассмеялась, представив кукол с больными животами, и щедро намазала тесто маслом. Затем она тщательно раскатала листы теста прелестной маленькой скалкой и выложила их в формы. На один из них высыпала нарезанное дольками яблоко, обильно посыпала сахаром и корицей и, почти не дыша от волнения, водрузила верхний лист.

– Я всегда хотела обрезать края, а Азия не разрешала. Теперь я одна, сама по себе готовлю – вот здорово! – сказала Дейзи ровняя тесто по краю кукольной формочки маленьким ножиком.

Даже у лучших поваров случаются неудачи, и первая неудача постигла Салли, когда она, быстро орудуя ножом, слишком сильно нажала на край формы, и та перевернулась, отчего несчастный пирог оказался на полу вверх дном. Салли вскрикнула, миссис Джо рассмеялась, Тедди пополз подбирать, и на какое-то время в новой кухне восторжествовал хаос.

– Он не порвался, начинка не протекла, потому что я хорошо слепила по бокам – ничуточки не испортился, сейчас сделаю дырочки сверху – и все готово! – заявила Салли, собирая и подправляя опрокинутое сокровище, с присущей ребенку беспечностью, не обращая внимания на пыль, собранную во время падения.

– У моей новой поварихи веселый нрав, это замечательно! – сказала миссис Джо. – Теперь открой клубничное варенье, намажь второй пирог, сверху же положи полоски теста, как делает Азия.

– Я выложу букву «Д» в середине, а по краям – узоры, вот будет здорово! – сказала Салли, выкладывая завитушки, при виде которых даже настоящие пекари позеленели бы от зависти.

– А теперь – в печь! – с торжеством воскликнула девочка.

Последний, слегка испачканный сажей кусочек теста был аккуратно водружен посреди красного моря из варенья, и оба пирога отправились в духовку.

– Теперь прибери, хороший повар никогда не оставляет валяться свои инструменты. Затем почисти тыкву и картофелины!

– Картофелину, она только одна! – хихикнув, поправила Салли.

– Разрежь ее на четыре части, чтобы кусочки поместились в маленький чайник, а пока не настанет пора вариться, пусть они полежат в холодной воде.

– Тыкву тоже варят?

– Ни в коем случае! Просто почисть, порежь и пусть томится на пару над чайником – так дольше, но дольки сохранят форму.

Тут в дверь поскреблись, Салли поспешила открыть и обнаружила на пороге пса Кита, держащего в зубах корзинку, накрытую полотенцем.

– Ах вот кто доставляет мясо! – развеселилась Дейзи, освобождая пса от ноши – тот облизывался и поскуливал, очевидно решив, что посылка предназначалась ему – он иногда доставлял хозяевам собственный ужин. Поскольку надежды не оправдались, Кит удалился в сильном возмущении и, чтобы немного облегчить душу, всю дорогу лаял, спускаясь по лестнице.

В корзинке были два стейка кукольного размера, печеная груша, маленький пирог и бумажка, где неровным почерком Азии было написано:

– Не хочу я никаких груш! Все у меня сладится, и будет прекрасный ужин, вот увидите! – возмутилась Дейзи.

– Ничего, прибережем для гостей. Всегда хорошо иметь запас в кладовке, – возразила тетя Джо, извлекшая сей ценный опыт из череды собственных хозяйственных катастроф.

– Я кусять хотю! – заявил Тедди, который счел, что хватит готовить и пора бы перекусить. Мама дала малышу на растерзание свою корзинку с рукоделием в надежде утихомирить его, пока ужин не будет готов, и вернулась к руководству.

– Ставь овощи вариться, накрывай на стол, а угли для мяса пусть пока прогорят.

До чего же весело было смотреть на кувыркающуюся в маленькой кастрюльке картошку, поглядывать, как томится на пару тыква, каждые пять минут распахивать дверцу духовки, чтобы проследить за пирогами, и, наконец, когда угли раскалились докрасна, положить два настоящих стейка на решеточку длиною в палец и торжественно переворачивать их вилкой. Картошка приготовилась первой, что было неудивительно, поскольку вода отчаянно бурлила на протяжении всей варки. Ее помяли маленьким пестиком, добавив много масла и совсем не посолив (повар в волнении позабыл о соли), затем выложили горкой в веселенькую красную тарелочку, пригладили смоченным в молоке ножом и поставили в духовку, чтобы образовалась корочка.

Поглощенная последними манипуляциями, Салли вспомнила про пироги, только когда ставила в духовку картошку, и тут раздался плач, ибо – увы! – пироги безнадежно сгорели!

– О, мои пирожки! Мои пирожки! Все пропало! – заломив грязные ручки, плакала Салли, глядя на испорченный десерт.

Открытый пирог был в особенно жалком состоянии, поскольку завитушки и переплетения торчали во все стороны из почерневшего варенья, как обгорелые трубы на пепелище.

– Ай-ай-ай, я не напомнила тебе их вытащить, вечно со мной так! – с раскаянием сказала тетя Джо. – Не плачь, дорогая, это я виновата, после ужина попробуем еще раз! – добавила она, видя, как по щеке Салли скатилась большая слеза и с шипением упала на обгоревшие остатки пирога.

Слез было бы гораздо больше, если бы не начал подгорать стейк, обратив на себя внимание хозяйки и заставив ее начисто позабыть об испорченной выпечке.

– Нужно поставить блюдо для мяса греться вместе с тарелками, а в это время потолочь тыкву с маслом и солью, потом немного поперчить, – продолжила миссис Джо, искренне надеясь, что больше никаких катастроф не произойдет.

«Очаровательная перечница» слегка утешила расстроенную Салли, и блюдо из тыквы было оформлено по всем правилам. Стол благополучно накрыли, шесть кукол расселись по местам – по три на каждой стороне, Тедди и Салли заняли торцы. Когда все устроились, картина получилась впечатляющая: одна из кукол была в бальном платье, другая в ночной рубашке, вязаный Джерри щеголял в красной зимней тужурке, а безносая любимица Анабелла легкомысленно явилась в чем мать родила. Тедди, прекрасно справляясь с ролью отца семейства, проглотил все, что ему подали, не найдя ни единого изъяна. Дейзи улыбалась гостям, как часто делают немного уставшие радушные хозяйки за большими столами, причем гостей своих она обслуживала с видом беспечно-удовлетворенным, а это радушные хозяйки делают не столь часто.

Стейк вышел таким жестким, что маленькие ножи не могли его разрезать, картошки не хватило, тыквенное пюре было полно комочков, однако вежливые гости, казалось, не заметили этих мелочей, хозяин и хозяйка смели всю еду с завидным аппетитом. Радость снять сливки с молока смягчила горе от потери пирогов, а пирожок от Азии пришелся как нельзя кстати, послужив прекрасным десертом.

– Лучший полдник на свете! Можно делать так каждый день? – спросила Дейзи, подъедая остатки за куклами.

– Можешь готовить каждый день после уроков, однако я бы хотела, чтобы ты ела за общим столом, как обычно, а на полдник достаточно имбирного печенья. Сегодня я разрешила на первый раз, но мы будем придерживаться домашних правил. Сейчас можешь еще что-нибудь приготовить, если хочешь, – сказала миссис Джо, которой очень понравился прием, хоть ей и не удалось попробовать угощения.

– Можно мне, пожалуйста, сделать оладьи для Деми, он их так любит, и ужасно весело их переворачивать и посыпать сахаром! – воскликнула Дейзи, нежно вытирая желтое пятнышко с отбитого носа Анабеллы – Белла отказалась есть тыкву, хоть Дейзи и считала, что тыква хорошо помогает от «луматизма», которым явно страдала кукла, раз явилась к столу в столь смелом одеянии.

– Но если ты дашь угощение Деми, остальным тоже захочется, и тогда тебе придется готовить очень много.

– Можно я приглашу Деми на чай один разочек? Потом буду готовить только для тех, кто хорошо себя вел! – предложила Дейзи с внезапным вдохновением.

– Отличная идея, Маргаритка[9]! Твои блюда станут наградой, а мальчишки, все без исключения, больше всего на свете любят полакомиться. Маленькие мужчины ничем не отличаются от взрослых – вкусная еда покоряет их сердца и улучшает характер! – ответила тетя Джо, весело кивнув в сторону двери, где стоял папа Баэр, с веселым изумлением наблюдая происходящее.

– Последняя колкость в мой адрес, что ж, признаю – чистая правда! Однако, моя дорогая, если бы я женился на тебе ради вкусных обедов, то нещадно страдал бы все эти годы! – со смехом ответил профессор, подкидывая в воздух Тедди, который отчаянно лепетал, пытаясь описать пиршество, на котором только что побывал.

Дейзи с гордостью продемонстрировала кухню, поспешно пообещав досыта накормить дядю Фрица оладьями. Она как раз рассказывала о новой системе вознаграждений, когда привлеченные ароматом стейка мальчики с Деми во главе ворвались в комнату, нюхая воздух, как стая голодных псов, ибо уроки уже закончились, а обед еще не подали.

Гордая Салли показала мальчикам свои сокровища и поведала про свою идею с наградами. Некоторые лишь фыркнули, не веря, что Дейзи способна приготовить нечто съедобное, однако сердце Пышки она покорила сразу. Нат и Деми также выразили полную уверенность в ее способностях, остальные сказали: «Поживем – увидим». Зато кухня восхитила всех без исключения, а плита вызвала живой интерес. Деми тут же предложил выкупить у Дейзи бак, чтобы приладить его к паровой машине, Нед заявил, что самая большая кастрюлька как раз подойдет, чтобы плавить свинцовые пули и солдатиков.

Дейзи встревожилась от этих предложений, и миссис Джо, не сходя с места, придумала и утвердила закон, согласно которому ни одному мальчику не разрешалось пользоваться, прикасаться и даже приближаться к драгоценной плите без особого разрешения ее владелицы. Это еще больше подняло ценность прибора в глазах джентльменов, особенно учитывая факт, что любое нарушение данного закона каралось лишением права претендовать на награду, обещанную за добродетель.

Тут как раз прозвенел колокольчик, и вся компания спустилась к обеду, который прошел веселее обычного, потому что каждый из мальчиков вручил Дейзи список того, что ему приготовить в качестве награды, когда он таковую заслужит. Дейзи, которая считала, что ее кухня наделена безграничными возможностями, пообещала приготовить все, если тетя Джо расскажет как. Запросы заставили миссис Джо изрядно понервничать, поскольку на некоторые блюда у нее явно не хватило бы мастерства – например, на свадебный торт, леденцы на палочке, а также щи с селедкой и вишней, которые мистер Баэр объявил любимым блюдом, чем поверг в отчаяние жену – ей до сих пор не давалась немецкая кухня.

Дейзи хотела вернуться к готовке сразу после обеда, но девочке разрешили лишь прибраться, наполнить чайник водой для чаепития и постирать фартук, судя по виду, переживший приготовление торжественного рождественского ужина. Потом ее отправили играть до пяти часов, потому что дядя Фриц сказал, что слишком много учиться, даже если речь идет о кулинарии, вредно для юных умов и тел, а тетя Джо давно убедилась, что при неограниченном использовании новые игрушки быстро надоедают.

В тот день все были необычайно добры к Дейзи. Томми пообещал первый урожай со своей грядки, хотя ничего, кроме лебеды, там пока не выросло; Нат предложил бесплатно поставлять дрова; Пышка попросту ее боготворил; Нед немедленно принялся мастерить новый ящик для угля, а Деми с пунктуальностью, особенно похвальной для столь юного джентльмена, препроводил Дейзи в детскую, едва часы пробили пять. Было рановато звать гостей, но Деми так упрашивал, что ему позволили зайти и даже (тут любой гость позавидовал бы!) развести огонь, выполнить мелкие поручения и с неослабевающим интересом наблюдать за приготовлением. Миссис Джо руководила процессом, изредка заглядывая в комнату, – присутствовать ей было некогда, потому что она развешивала чистые шторы по всему дому.

– Попроси у Азии чашку сметаны, тогда оладьи будут воздушными, и не придется класть слишком много соды! – Таково было первое распоряжение.

Деми кинулся вниз и вернулся хмурый – он попробовал сметану по дороге и решил, что с такой кислятиной оладьи получатся несъедобными. Миссис Джо, воспользовавшись случаем, прочла краткую лекцию о химических свойствах соды, стоя на приставной лестнице со шторой в руках; Дейзи пропустила информацию мимо ушей, а Деми выслушал и доказал, что все понял, весьма разумным комментарием:

– Понятно, сода делает кислое сладким, она шипит, и тесто получается воздушным. Давай посмотрим, как у тебя получится, Дейзи!

– Наполни чашку мукой почти до краев и немного посоли, – продолжила миссис Джо.

– Боже мой, кажется, все на свете нужно солить! – вздохнула Салли, которая уже устала открывать контейнер для таблеток, где хранилась соль.

– Соль, как чувство юмора, – щепотка никогда не помешает! – В дверях появился дядя Фриц с молотком в руках – он заглянул забить пару гвоздей, чтобы Дейзи могла развесить сковородки.

– Я вас не приглашаю к чаю, но тоже угощу оладьями и не буду сердиться, как Азия! – пообещала Дейзи, приподнимая перепачканное мукой личико, чтобы чмокнуть дядю в знак благодарности.

– Не вмешивайся в уроки кулинарии, Фриц, не то я приду помогать, пока ты преподаешь латынь. Как тебе это понравится? – спросила миссис Джо, кидая ему на голову длинную ситцевую штору.

– Очень понравится, заходи непременно! – Добродушный папа Баэр принялся, напевая песенку, заколачивать гвозди, будто гигантский дятел.

– Добавь в сметану соду. Когда она закончит «шипеть», как выразился Деми, соедини с мукой и хорошенько перемешай. Разогрей сковороду, обильно смажь маслом и жарь в свое удовольствие, пока я не вернусь! – сказала тетя Джо и удалилась.

О, как гремела маленькая ложка! Тесто было взбито в пену, и, когда Дейзи вылила первую порцию на сковороду, оно мгновенно поднялось, превратившись в пышную оладью – у Деми даже слюнки потекли. Разумеется, первый блин пригорел и сморщился, потому что Дейзи забыла про масло, но после этой неудачи все пошло хорошо, и на тарелке появились шесть прекрасных экземпляров.

– Мне, пожалуй, больше нравится кленовый сироп, чем сахар! – заявил Деми из кресла, где устроился, покончив с сервировкой необычного стола.

– Тогда иди попроси у Азии! – сказала Дейзи, отправляясь мыть руки в ванную комнату.

Пока детская пустовала, случилось нечто ужасное. Дело в том, что Кит весь день ходил обиженный из-за того, что, доставив мясо в целости и сохранности, не получил ни кусочка в награду. Он, в общем, был пес не вредный, но, как и все мы, не без греха и порою не мог противостоять соблазну. Случайно заглянув в детскую в тот момент, он учуял запах оладий, которые остались без присмотра на низком столике, и, не думая о последствиях, одним махом проглотил все шесть. На его беду, они были очень горячими, и пес, сильно обжегшись, издал удивленный вопль. Дейзи услышала и, забежав в комнату, увидела пустое блюдо и исчезающий под кроватью рыжий хвост. Без единого слова девочка потянула за этот хвост, вытащила вора на свет и трясла его так, что уши хлопали по морде, затем отнесла его в сарай и посадила на привязь, где он и провел одинокий вечер на старом ящике.

Благодаря поддержке Деми Дейзи утешилась, замешала еще теста и напекла еще дюжину оладий – лучше предыдущих. Они были так хороши, что дядя Фриц, съев парочку, заявил, что в жизни ничего вкуснее не пробовал, и мальчики за большим столом все до единого завидовали Деми, которого позвали на чай в детскую.

Трапеза прошла великолепно: крышка упала с маленького чайника всего раза три, кувшин с молоком опрокинулся лишь единожды, оладьи плавали в сиропе, хлеб же имел восхитительный привкус мяса, поскольку хозяйка жарила его на той же решетке, что и стейк. Деми, позабыв о высоких материях, набивал живот, как сущий дикарь, Дейзи строила планы роскошных приемов, а куклы счастливо улыбались.

– Ну что, дорогие мои, вы хорошо провели время? – спросила миссис Джо, входя в детскую с Тедди на плечах.

– Очень хорошо! Я обязательно приду еще – и очень скоро! – уверенно заявил Деми.

– Судя по виду этого стола, ты наверняка объелся!

– Вовсе нет, я съел всего дюжину оладий, причем маленьких! – запротестовал Деми, который не давал сестре скучать, быстро опустошая тарелку.

– Такими оладьями не вредно и объесться! – добавила Дейзи – гордость за приготовленное блюдо оказалась столь же сильной, как забота о брате.

Тетя Джо лишь улыбнулась в ответ:

– Значит, новая игра хороша?

– Мне нравится, – выразил одобрение Деми.

– Самая прекрасная игра на свете! – воскликнула Дейзи, прижав к груди маленький тазик, где собиралась мыть игрушечные чашки. – Вот бы у каждого ребенка была такая чудесная вещь! – добавила она, с нежностью глядя на плиту.

– Похожа на куличики, только гораздо интересней! – заметил Деми, слизывая с лица остатки сиропа.

– Куличики? Что ж, так ее и назовем. Играйте на здоровье! – Тетя Джо удалилась, довольная удачной выдумкой.

– Мэм, я бы хотел с вами поговорить… Это очень важно! – просовывая голову в гостиную миссис Баэр, сказал Нат.

Это была пятая голова за последние полчаса, однако миссис Баэр давно привыкла к такой жизни и, подняв глаза, весело спросила:

– Что случилось?

Нат зашел, аккуратно прикрыв за собой дверь, с тревогой и волнением сказал:

– Дэн приехал!

– Кто такой Дэн?

– Я познакомился с ним, когда мы с отцом играли на улице, а Дэн продавал газеты. Он был ко мне очень добр! Недавно я встретил его в городе и рассказал, как тут хорошо… вот он и приехал.

– Но, дорогой мой, нельзя же приходить в гости без предупреждения…

– О, он не в гости пришел! Он хочет остаться, если вы позволите! – невинно сказал Нат.

– Ну я не знаю… – начала слегка опешившая миссис Баэр.

– Я думал, вы любите давать приют бедным мальчикам и помогать им, как помогли мне!.. – встревожился Нат.

– Да, только мне нужно хоть что-то о них знать для начала. Бедных мальчиков много, приходится выбирать. Я бы очень хотела, но не могу взять всех.

– Я сказал Дэну приехать, думал, вы обрадуетесь, однако, если нет места, он может уйти… – печально сказал Нат.

Миссис Баэр была тронута уверенностью Ната в ее гостеприимности и, не посмев разочаровать и не поощрить благие намерения, попросила:

– Расскажи мне про своего Дэна.

– Я знаю только, что у него никого нет, он беден и был ко мне добр, и я хотел бы отплатить ему тем же.

– Что ж, хорошо… Но, Нат, куда мы его поселим – у нас полон дом! – сказала миссис Баэр, с каждой минутой укрепляясь в решении оправдать надежды Ната, в представлении которого Пламфилд был райским садом для бедных странников.

– Пусть займет мою кровать, я с удовольствием посплю в амбаре – сейчас вовсе не холодно! Я привык, мы с отцом еще не в таких местах спали! – пылко откликнулся Нат.

Его речь и выражение лица заставили миссис Джо положить руку на плечо мальчика и ласково сказать:

– Зови своего друга, Нат! Найдем ему место, тебе не придется уступать свое.

Счастливый Нат убежал и вскоре вернулся в сопровождении не слишком располагающего к себе мальчишки, который ссутулившись стоял перед хозяйкой дома, озираясь с мрачным и нагловатым видом. Миссис Баэр, едва взглянув на гостя, подумала: «Ох, будет нелегко!»

– Это Дэн! – представил Нат, уверенный, что его другу рады.

– Нат сказал, что ты хочешь жить с нами, – дружелюбно начала миссис Джо.

– Ну да, – буркнули в ответ.

– У тебя есть родственники?

– Нету.

– Надо говорить «нету, мэм!», – шепотом поправил Нат.

– Вот еще! – пробормотал под нос Дэн.

– Сколько тебе лет?

– Где-то четырнадцать.

– Выглядишь старше… А что ты умеешь делать?

– Почти все.

– Если останешься с нами, будешь жить по правилам нашего дома – не только играть, но также работать и учиться. Ты согласен?

– Ну можно попробовать…

– Что ж, поживи несколько дней, посмотрим, уживемся ли мы. Проводи его, Нат, покажи дом, а когда вернется мистер Баэр, мы все обсудим, – сказала миссис Баэр – ей было не по себе в компании невозмутимого юноши, мрачно и подозрительно смотревшего на нее не по годам взрослыми черными глазами.

– Пошли, Нат, – скомандовал гость и, так же сутулясь, вышел.

– Спасибо, мэм! – поблагодарил Нат, выходя следом, невольно отметив про себя, что его самого приняли совсем иначе, чем невежливого приятеля.

– Ребята устраивают цирковое представление у амбара, хочешь посмотреть? – предложил он, когда они спустились по широким ступеням крыльца на лужайку.

– Ребята большие?

– Нет, старшие на рыбалке.

– Тогда валяй! – согласился Дэн.

Нат провел гостя к амбару, где представил честной компании, резвившейся на дворе. На земле был очерчен широкий круг, в центре которого стоял Деми с длинным кнутом, а Томми изображал обезьянку на спине выносливого Тоби, гарцующего по кругу.

– По монете с каждого, если хотите смотреть! – заявил Пышка. Он стоял возле тачки, в которой сидел оркестр, состоящий из Неда, свистящего сквозь зубья карманного гребня, и Роба, беспорядочно бьющего в барабан.

– Он мой гость, я за него заплачу! – великодушно сказал Нат, кладя две монетки в сушеный гриб, служивший корзинкой для сбора.

Кивнув собравшимся, Нат с Дэном уселись на бочку, и представление продолжилось. После номера с обезьянкой Нед продемонстрировал зрителям небывалую ловкость, перепрыгивая старый стул и по-матросски лазая вверх-вниз по приставной лестнице. Затем Деми с невероятно серьезным лицом исполнил танец. Ната вызвали побороться с Пышкой, и он быстро уложил тучного приятеля на лопатки. После этого Томми гордо вышел вперед и сделал сальто – результат долгих и упорных тренировок, из-за которых все тело гимнаста покрывалось синяками. Трюк был встречен бурными аплодисментами, и Томми уже собирался откланяться, пунцовый от гордости и прилившей к голове крови, когда в аудитории раздался презрительный голос:

– Пф! Тоже мне невидаль!

– А ну повтори! – Томми рассвирепел, как боевой петух.

– Будем драться? – деловито спросил Дэн, соскакивая с бочки и сжимая кулаки.

– Нет! – поспешно отказался опешивший от предложения Томас, отступая на шаг.

– Драться запрещено! – закричали возмущенные мальчишки.

– Какие вы, однако, послушные! – усмехнулся Дэн.

– Перестань, не нарушай наших правил, а то тебя выгонят! – оскорбился за товарищей Нат.

– Можно подумать, он лучше умеет! – не без самодовольства заметил Томми.

– А ну разойдись! – Дэн прямо с места исполнил три сальто подряд – трижды приземлившись на ноги.

– Ты такое не повторишь, Том! Ты всегда бьешься о землю головой и падаешь! – сказал Нат, довольный успехами друга.

Едва он это вымолвил, аудитория снова была потрясена, только теперь тремя сальто назад, а затем прогулкой на руках вверх ногами. Представление произвело фурор, и Томми присоединился к восторженным крикам, которые приветствовали искусного гимнаста, когда он выпрямился и оглядел собравшихся с видом спокойного превосходства.

– Как ты думаешь, смогу я научиться так же, не сильно покалечившись? – кротко спросил Том, потирая локти, которые все еще болели после недавнего падения.

– Что дашь, если расскажу секрет? – спросил Дэн.

– Новый складной нож – там целых пять лезвий, и только одно сломано!

– Давай сюда!

Томми протянул ножик, нежно глядя на гладкую рукоятку. Дэн, внимательно рассмотрев вещицу, сунул ее в карман и пошел к выходу, бросив через плечо:

– Продолжай тренироваться, и все получится!

Гневный вопль Томми потонул в возмущенном гвалте, который не утихал, пока Дэн, оказавшись в меньшинстве, не сдался и не предложил посоревноваться в метании ножа, чтобы оружие досталось победителю. Томми согласился, и они сразились, окруженные возбужденными лицами зрителей; на каждом из них отразилось удовлетворение, когда Томми выиграл и бережно припрятал сокровище в самый глубокий карман.

– Пойдем, я тебе двор покажу! – предложил Нат, почувствовав, что ему пора серьезно переговорить с приятелем с глазу на глаз.

Никто не знал, что между ними произошло, однако, вернувшись, Дэн стал более уважителен к ребятам, хоть и был по-прежнему грубоват и мрачен – впрочем, чего еще ожидать от парня, который рос в бедности и всю жизнь мыкался по свету, не имея лучшего примера перед глазами?

Мальчики, решив, что гость им не нравится, предоставили его заботам Ната – тот, хотя и начал тяготиться обязанностью, по доброте душевной его не бросал.

Один лишь Томми, несмотря на случай с ножиком, проникся симпатией к Дэну и ждал случая вернуться к интересующей его теме сальто. Случай представился скоро, потому что Дэн, видя восхищение мальчишки, стал приветливей и к концу недели уже крепко сдружился с весельчаком Томом.

Мистер Баэр, выслушав предысторию и познакомившись с Дэном, покачал головой, однако сказал тихо:

– Что ж, рискнем, хоть это может выйти боком…

Если Дэн и чувствовал благодарность за поддержку, то никак ее не выказывал, принимая все как должное. Несмотря на безграмотность, схватывал быстро, все подмечал, за словом в карман не лез, хорошими манерами не отличался и часто ходил сердитым или мрачным. В совершенстве владел почти всеми играми и играл самозабвенно. Со взрослыми держался молчаливо и угрюмо и лишь изредка бывал по-настоящему весел в компании сверстников. Нравился он немногим, однако все невольно оценили его храбрость и силу. Дэн ничего не боялся, один раз уложил высоченного Франца на обе лопатки с такой легкостью, что остальные с тех пор предпочитали держаться от его кулаков на почтительном расстоянии. Мистер Баэр молча наблюдал и старался приручить «дикаря», как Баэры называли мальчика между собой, однако опытный воспитатель тайком ото всех грустно качал головой.

«Ох, не знаю, справимся ли мы… Боюсь, эта затея дорого нам обойдется…» – думал он.

Миссис Баэр сердилась на Дэна десять раз на дню, однако не сдавалась, упорно считая, что в парне есть что-то хорошее – он был добрее к животным, чем к людям, любил бродить по лесам, а главное – маленький Тед к нему привязался. Никто не понимал, в чем секрет, но малыш сразу же проникся к Дэну доверием – пищал и лопотал при его появлении, не упускал случая прокатиться верхом на его сильных плечах, называя, непонятно на каком основании, «мой Дэнни». Тед был единственным существом в доме, к кому Дэн проявлял теплые чувства, и то будучи уверенным, что никто не видит; однако от матери трудно что-то утаить, материнское сердце всегда чувствует, если ее ребенка любят. Таким образом, миссис Баэр вскоре поняла, что у сурового Дэна тоже есть слабости, и надеялась со временем сблизиться с ним и завоевать его сердце.

Жаль, что некое происшествие – непредвиденное и весьма опасное, вскоре нарушило ее планы, вынудив Дэна покинуть Пламфилд…

Томми, Нат и Деми поначалу взялись опекать Дэна, поскольку остальные ни в какую его не принимали, однако со временем все трое прониклись восхищением к «дикарю» и теперь, напротив, сами брали с него пример – каждый по своим причинам. Томми покорила его ловкость и храбрость; Нат был благодарен за доброту, проявленную в прошлом; для Деми Дэн был как ходячий приключенческий роман – тот, когда бывал в настроении, рассказывал очень интересные истории. Дэн, заручившись поддержкой трех школьных любимчиков, старался им понравиться и преуспел.

Баэры были удивлены, хоть и наблюдали за развитием событий с некоторой тревогой, решили, что в этой дружбе нет ничего плохого, мальчики положительно повлияют на Дэна.

Дэн чувствовал недоверие воспитателей и никогда не проявлял при них лучшие стороны, с мстительным удовольствием не оправдывая надежды и исследуя пределы терпения.

Мистер Баэр не одобрял драк, считая, что дубасить друг друга на потеху публике вовсе не является проявлением храбрости и мужества.

Любые игры и занятия, требующие физической выносливости, поощрялись, и ребятам полагалось сносить ушибы и падения без жалоб, однако ставить синяки и разбивать носы просто ради забавы считалось глупым и жестоким.

Дэн, посмеявшись над этим правилом, рассказывал столь увлекательные истории о собственной доблести и многочисленных потасовках, в которых ему довелось поучаствовать, что многие мальчишки загорелись желанием хоть раз «подраться по-человечески».

– Я вас научу, если никому не расскажете! – сказал Дэн и, собрав полдюжины учеников за сараем, провел урок кулачного боя.

Большинство ребят удовлетворили любопытство, но Эмилю оказалось мало. Ему уже исполнилось четырнадцать, и, будучи не робкого десятка, он не хотел тягаться с младшими, а вызвал на бой Дэна. Тот сразу же согласился, остальные же предвкушали захватывающее зрелище.

Что за птичка принесла весть начальству школы, никто не знал, однако в самый разгар драки, когда Дэн с Эмилем бились как два молодых бульдога, а зрители с возбужденными и ожесточенными лицами подбадривали соперников криками, в центр круга зашел мистер Баэр, растащил противников своими сильными руками и сказал тоном, который мальчикам редко доводилось услышать:

– Это недопустимо! Прекратите немедленно, чтобы больше я такого не видел! Моя школа для мальчиков, а не для диких зверей. Поглядите только друг на друга! Стыдно должно быть!

– Отпустите, я его мигом повалю! – прокричал Дэн, тщетно размахивая руками, но его крепко держали за воротник.

– Погоди, я тебя еще вздую! – ответил Эмиль, который оказывался на земле уже раз пять, но не считал себя поверженным.

– Дядя Фриц, они играют в глади… как их там… как римляне! – подал голос Деми, глядя на необычное зрелище расширившимися глазами.

– Гладиаторы были настоящими дикарями, а мы, надеюсь, кое-чему научились с тех пор, и я не позволю превращать наш амбар в Колизей. Кто это придумал? – спросил мистер Баэр.

– Дэн! – ответило несколько голосов.

– Разве ты не знаешь, что драки запрещены?

– Знаю… – мрачно буркнул Дэн.

– Почему тогда нарушил правило?

– Они все вырастут неженками, если не научатся драться!

– Эмиль, по-твоему, неженка? Что-то не похоже!

Мистер Баэр свел противников лицом к лицу. У Дэна лишь красовался синяк под глазом, да порвалась куртка, а у Эмиля все лицо было в крови, губа рассечена, нос разбит, шишка на лбу уже приобретала сливовый оттенок. Однако несмотря на ранения, он, тяжело дыша, сверлил врага взглядом, явно намереваясь продолжить драку.

– Он будет драться первоклассно, если подучится! – признал Дэн – он не мог не похвалить достойного противника, заставившего его попотеть.

– Эмиль будет учиться фехтовать и боксировать, а до тех пор, я думаю, он прекрасно обойдется без обучения тому, как калечить других! Идите умойтесь, и напоминаю тебе, Дэн: еще одна выходка, и тебе придется уехать. Хочешь остаться, соблюдай правила – таков уговор!

Мальчики удалились, и, сказав еще пару слов зрителям, мистер Баэр пошел следом перевязывать раны юных гладиаторов. Эмиль провалялся в постели до вечера, и Дэн являл собой не самое приятное зрелище всю следующую неделю.

Впрочем, юный бунтарь даже не думал исправляться и вскоре нарушил правила вновь.

Одним субботним днем, когда компания мальчиков вышла погулять, Томми сказал:

– Пойдемте на речку, нарежем новых удочек!

– Давайте возьмем Тоби, кто-нибудь поедет на нем, а на обратном пути погрузим удочки! – предложил Пышка, который терпеть не мог ходить.

– «Кто-нибудь» – это, небось, ты? Ну, веди осла, поторапливайся, лентяй! – ответил Дэн.

Они отправились в путь и, нарезав прутьев, собирались возвращаться домой, когда Деми имел неосторожность сказать Томми, который сидел на Тоби с длинным прутом в руке:

– Ты совсем как матадор, не хватает только красной тряпки и красивой одежды.

– Я б поглядел на бой с быком! На большой лужайке гуляет старая Ромашка – езжай прямо на нее, Том, увидишь, как она драпанет! – задумал новую проказу Дэн.

– Нет, нельзя! – запротестовал Деми, уже убедившись, что к предложениям Дэна стоит относиться с недоверием.

– Почему, трусишка?

– Думаю, дяде Фрицу не понравится…

– Он разве запрещал бои с быками?

– Нет, кажется, не запрещал… – признал Деми.

– Тогда придержи язык! Гони, Том, вот тебе красная тряпка, чтобы подразнить старушку. Я помогу ее расшевелить! – Дэн, предвкушая новую забаву, перемахнул через изгородь, а остальные последовали за ним, будто стадо баранов. Даже Деми устроился на перекладине, с интересом наблюдая.

Бедная Ромашка была не в настроении, у нее недавно отобрали теленка, и она отчаянно тосковала по малышу. В тот момент корова (вполне справедливо) считала врагами весь род человеческий, и, когда матадор прогарцевал в ее направлении с развевающимся на конце длинного копья красным носовым платком, она вскинула голову и издала «муууу», вполне достойное арены. Томми храбро мчался к цели, поскольку Тоби, узнав старую подружку, с удовольствием приближался, однако, когда прут с громким свистом хлестнул бедное животное по спине, и корова, и ослик были одинаково удивлены и раздосадованы, Тоби с возмущенным ревом попятился, а Ромашка угрожающе выставила рога.

– Вперед, Том! Мы хорошо ее разозлили, сейчас начнется! – крикнул также вооруженный прутом Дэн, заходя со спины; Нат с Джеком последовали его примеру.

Попав в окружение ужасных мальчишек, кричащих и размахивающих новым и крайне неприятным видом кнута, Ромашка носилась по полю, возмущенная неуважением, причем ее волнение нарастало с каждой минутой. Таким образом, мальчики весело проводили время, а корова страдала, пока не нашла неожиданный выход из положения, обернув ситуацию в свою пользу. Круто развернувшись, Ромашка ринулась прямо на бывшего друга Тоби, чье предательство ранило ее в самое сердце. Бедный медлительный Тоби поспешно попятился и споткнулся о камень, и – о, позор! – боевой конь рухнул наземь, вместе с матадором, а испуганная буренка, с неожиданной ловкостью перепрыгнув через изгородь, помчалась по дороге и скрылась из вида.

– Ловите ее! Окружайте, хватайте! Бегом! Скорей! – закричал Дэн и со всех ног понесся следом, потому что Ромашка была любимицей мистера Баэра, и Дэн понимал: случись с ней что – его сразу выставят. Сколько же им пришлось побегать, покричать и попыхтеть прежде, чем корова была поймана! Удочки остались лежать на поле, Тоби падал с ног от усталости после погони, а мальчишки все без исключения были красными, перепуганными и выбившимися из сил. После долгих поисков они нашли бедную Ромашку в цветнике, где та укрылась, утомившись от долгого бега. Раздобыв веревку, Дэн посадил корову на привязь и повел домой; сопровождающие их молодые люди были весьма хмурыми – и неудивительно, ведь буренка пребывала в плачевном состоянии: она хромала, повредив ногу во время прыжка, в глазах читался ужас, а некогда ухоженная шкура лоснилась от пота и грязи.

– На этот раз тебе достанется, Дэн! – предрек Томми, который вел рядом с измученной коровой хрипящего ослика.

– Не мне одному – ты тоже участвовал!

– Мы все участвовали, кроме Деми! – подтвердил Джек.

– Это он и подбил нас! – сказал Нед.

– А я говорил – не надо! – воскликнул Деми, который больше всех переживал за несчастную Ромашку.

– Старик Баэр наверняка меня выгонит. Ну и ладно… – беспечно сказал Дэн, хоть вид у него был обеспокоенный.

– Мы за тебя попросим! Все вместе! – сказал Деми, и все согласились, кроме Пышки, который лелеял надежду, что наказание упадет лишь на одну повинную голову.

– За меня не беспокойтесь! – буркнул Дэн, однако не забыл предложения, хотя, несмотря на благодарность, вскоре втравил товарищей в неприятности еще раз.

Когда мистер Баэр увидел животное и услышал, что произошло, он отреагировал крайне немногословно, явно опасаясь, что, поддавшись первоначальному порыву, наговорит лишнего. Ромашку препроводили в стойло, мальчишек отослали по комнатам до ужина. Эта краткая передышка дала учителю возможность обдумать, как наказать виновных и куда отослать из поместья Дэна. Тот весело насвистывал в своей комнате, чтобы никто не подумал, что он волнуется, однако, ожидая судьбоносного решения, Дэн все больше хотел остаться – вспоминал, как добры и внимательны к нему были в школе и как трудно и одиноко жилось за ее пределами. Дэн знал, что ему хотят помочь, был благодарен в глубине души, только тяжелая жизнь сделала парня грубым и безразличным, подозрительным и упрямым. Он ненавидел всякие ограничения и боролся с ними, как неприрученный зверь, хоть и смутно понимал: миссис и мистер Баэр хотят добра и действуют ему во благо. Ожидая, что вновь будет брошен на произвол судьбы, и представляя, как опять будет бродяжничать, Дэн хмурил черные брови, оглядывая уютную комнату с тоской, которая растопила бы любое сердце – особенно доброго мистера Баэра, если б он это увидел. Однако при появлении учителя Дэн сразу напустил безразличие, а мистер Баэр тем временем произнес с расстановкой:

– Мне все рассказали, Дэн. Хоть ты и нарушил правила вновь, я дам тебе еще один шанс – ради мамы Баэр.

Услышав об отсрочке приговора, Дэн вспыхнул до корней волос, однако сказал по обыкновению дерзко:

– Откуда мне было знать, что коррида у вас тоже запрещена!

– Я не думал, что в Пламфилде возможна коррида, поэтому и не запрещал, – ответил мистер Баэр, невольно улыбнувшись отговорке, затем серьезно добавил: – Однако одно из самых важных правил нашего дома (немногочисленных, заметь, правил!) – быть добрым ко всем бессловесным тварям. Я хочу, чтобы они тоже жили счастливо, в любви и доверии хозяевам, и преданно служили нам по доброй воле, как и мы служим им. Мне часто говорили, что к животным ты добрее, чем остальные мальчики, и миссис Баэр очень нравилась эта твоя черта – она считала ее признаком доброго сердца. Мы не ожидали от тебя подобного поступка, и нам очень жаль… ведь мы искренне надеялись, что ты станешь частью семьи… Ты хочешь попытаться еще раз?

На протяжении всего разговора глаза Дэна были опущены, и он нервно вертел в руках деревяшку, которую обстругивал до прихода мистера Баэра, однако, услышав последний вопрос, заданный мягким тоном, он быстро поднял глаза и сказал с почтительностью, которой ни разу не проявлял раньше:

– Да, если вы разрешите…

– Хорошо, тогда договорились – но ты не пойдешь на прогулку завтра, и вы будете выхаживать бедную Ромашку, пока она не поправится.

– Хорошо!

– Что ж, иди ужинать и постарайся сдержать слово, мой мальчик, – в первую очередь ради себя самого. – На этом мистер Баэр пожал Дэну руку, и тот спустился в столовую. Нужно сказать, что доброта подействовала на него гораздо лучше, чем хорошая взбучка, которую настоятельно рекомендовала Азия.

Пару дней Дэн старался вести себя хорошо, но с непривычки вскоре устал и вернулся к прежнему своеволию. Однажды мистер Баэр отлучился из дому по делам, и уроков у мальчиков не было. Они обрадовались и играли весь день, поэтому улеглись пораньше и спали без задних ног. У Дэна, однако, были другие планы, о чем он и поведал, оставшись наедине с Натом.

– Смотри! – сказал он, извлекая из-под кровати бутылку, сигару и колоду карт. – Давайте повеселимся, как мы делали с ребятами в городе? Пиво я купил у одного старика на станции, и сигару тоже! Можешь вернуть часть денег, или пусть Томми заплатит – он богатый, а у меня – ни цента. Сейчас я за ним схожу, хотя лучше ты, потому что не вызовешь подозрений.

– Взрослым это не понравится… – начал было Нат.

– Они не узнают! Папы Баэра нет дома, а миссис Баэр занята Тедом, у него вроде как круп, поэтому она от него не отходит. Мы же не будем шуметь и засиживаться допоздна. Что плохого?

– Азия узнает, если мы не погасим лампу вовремя, от нее не скроешься!

– Не узнает! Для таких случаев у меня есть маленький фонарь – он светит тускло, и мы его разом погасим, если услышим шаги! – сказал Дэн.

Нату идея с фонарем показалась очень романтичной. Он побежал за Томми, но с полпути вернулся и, просунув голову в дверь, уточнил:

– Деми тоже позовем?

– Нет, не надо! Деми – святоша, будет закатывать глаза и проповедовать. Он наверняка уже спит, так что дай знак Тому и бегом назад!

Нат послушался и через минуту вернулся с Томми – полуодетым, взъерошенным, но, как обычно, готовым к приключениям.

– А теперь – тихо! Я научу вас первоклассной игре – «покер» называется! – объявил Дэн, когда три кутежника собрались вокруг стола с бутылкой, сигарой и колодой карт. – Сначала выпьем, потом затянемся и начнем играть. Так делают мужчины, и это очень весело!

Кружку с пивом передавали по кругу, все трое причмокивали губами, хоть Нату и Томми не понравилось горькое питье. Сигара оказалась еще хуже, но они не посмели признаться и добросовестно затягивались до кашля и головокружения, а затем передавали сигару соседу. Дэну было приятно вспомнить прошлое. Он старательно пил, курил и напускал на себя важный вид – совсем как опустившиеся люди, в чьей компании он раньше проводил много времени, и, постепенно войдя в роль, начал ругаться.

– Не надо! Нехорошо говорить «гори в аду»! – воскликнул Томми, до этого момента во всем следовавший за предводителем.

– Тьфу, черт! Не проповедуй, играй, а когда играешь, надо ругаться.

– Можно сказать «провались ты»? – уточнил Томми, довольный тем, что придумал подходящую замену.

– Я буду говорить «иди к черту»! – расхрабрился Нат, на которого произвели большое впечатление «взрослые» манеры Дэна.

Дэн, презрительно фыркнув, продолжил с отборными ругательствами обучать друзей новой игре.

Впрочем, сонный Томми клевал носом, а у Ната разболелась голова от пива и дыма, поэтому оба осваивали правила не слишком быстро, и игра затягивалась. В комнате было почти темно, так как фонарь светил плохо; смеяться и двигаться приходилось тихо и осторожно, потому что Сайлас спал в пристройке прямо за стеной, и в целом вечеринка получалась скучная. Вдруг посреди игры Дэн остановился, испуганно воскликнул: «Кто здесь?» и быстро прикрыл фонарь. Из темноты донесся дрожащий голос:

– Я не могу найти Томми! – Затем босые ножки прошлепали к переходу из их крыла в главное здание.

– Это Деми! Он побежал звать взрослых! Быстро в кровать, Том, и ни слова! – крикнул Дэн, быстро пряча остатки пирушки и стягивая одежду, Нат последовал его примеру.

Томми побежал к себе и бросился в кровать, где лежал, посмеиваясь, пока не почувствовал жжение – оказалось, что он все еще держал в руке остаток сигары – он как раз затягивался, когда их разогнали.

Окурок почти догорел, и он собирался аккуратно его затушить, когда раздался голос Нянюшки, и, опасаясь, что сигарета его выдаст, он, последний раз затянувшись, уверенный, что она больше не представляет опасности, бросил ее под кровать.

Нянюшка зашла с Деми, который очень удивился, увидев краснощекое лицо Томми на подушке – как ни в чем не бывало.

– Его только что не было! Я проснулся и нигде не мог его найти! – накинулся на приятеля Деми.

– Опять проказничаешь, негодник? – Нянюшка добродушно тряхнула спящего, отчего тот приоткрыл глаза и невинно сказал:

– Я просто забежал к Нату на минутку! Не трясите меня, очень спать хочется!

Нянюшка подоткнула Деми одеяло и пошла на разведку, обнаружив в комнате Дэна двух сладко спящих мальчиков.

«Очередные проказы!» – подумала она и, поскольку ничего страшного не случилось, не стала посвящать миссис Баэр – та волновалась за Тедди и была занята.

Томми хотел спать и, сказав Деми не лезть в чужие дела и не задавать вопросов, через десять минут уже храпел, не подозревая о том, что творится под его кроватью. Сигара не потухла, она тихонько тлела на соломенном коврике, потом появился огонек, который быстро разросся и добрался до покрывала, потом до простыней и перешел на кровать. Пиво сделало сон Томми крепким, а Деми был одурманен дымом, поэтому никто из них не проснулся, пока огонь не подобрался совсем близко, грозя сжечь их заживо.

Франц засиделся допоздна за книгами. Выходя из классной комнаты, он почувствовал запах гари, помчался наверх и увидел, как из прохода в левое крыло клубами валит дым. Франц не стал терять времени и звать на помощь, он забежал в спальню, вытащил мальчишек из пылающих кроватей и залил пламя всей водой, которую только смог раздобыть. Это приостановило, но не затушило огонь, детей разбудили и спешно собрали в холодном холле, где они плакали на разные голоса. Немедленно появилась миссис Баэр, а минуту спустя Сайлас выбежал из своей комнаты с громким воплем «Пожар!», от которого окончательно проснулся весь дом. Кучка гномиков в ночных рубашках еще больше перепугалась, и всех охватила паника.

Затем миссис Баэр взяла себя в руки, велела Нянюшке осмотреть пострадавших, отправила Франца и Сайласа принести замоченную в ванне одежду. Она раскидала мокрые вещи на кроватях, ковре и возле штор, которые к этому времени уже вовсю горели, грозя поджечь и стены.

Большинство мальчишек растерянно стояли на месте, однако Дэн и Эмиль храбро взялись за дело, они сновали туда-сюда с ведрами воды и помогали снять представляющие опасность шторы.

Угроза вскоре миновала, и, отправив мальчишек спать и попросив Сайласа проследить, чтобы огонь не занялся вновь, миссис Баэр с Францем пошли посмотреть на обгоревших мальчиков. Деми отделался маленьким ожогом и большим испугом, а у Томми не только опалились волосы, но и сильно обгорела рука, и он едва не обезумел от боли. Деми вскоре успокоили, и добрый Франц уложил его в собственную постель, утешая и напевая песенки не хуже нянечки. Нянюшка просидела над бедным Томми всю ночь, пытаясь облегчить его страдания. Миссис Баэр бегала от Тедди к Тому с маслом, ватой, болеутоляющими средствами и вытяжкой из морского лука, повторяя про себя: «Я знала, что Томми рано или поздно спалит дом! Так оно и вышло!»

Вернувшегося наутро мистера Баэра ждала чудесная картина: Томми не вставал с постели, Тедди хрипел, как маленький китенок, миссис Джо падала с ног от усталости, а переполошенные мальчишки загалдели разом и потащили его взглянуть на последствия пожара. Под немногословным руководством мистера Баэра порядок скоро был восстановлен – мальчики, чувствуя присутствие человека, которому под силу справиться и с дюжиной пожаров, с готовностью выполняли его поручения.

Утренние уроки отменили. Днем, когда в комнате убрали и пострадавшим стало лучше, настало время выслушать виновных и вынести вердикт. Нат и Томми поведали о своем участии в проделке и выразили искреннее сожаление, что подвергли любимый старый дом и его обитателей опасности. Дэн, вновь принял безразличный вид, не желая раскаиваться.

Нужно сказать, что мистер Баэр больше всего на свете ненавидел выпивку, азартные игры и бранные слова, курить он тоже бросил, чтобы не вводить в соблазн воспитанников, и его глубоко огорчило и задело, что он так терпеливо сносил выходки Дэна, а тот воспользовался его отсутствием, чтобы показать ребятам запретные плоды и ввести наивные души в заблуждение, что эти вещи приятны и достойны настоящих мужчин. После долгой и пылкой речи, обращенной к мальчикам, мистер Баэр заключил с сожалением, но без тени сомнения:

– Я считаю, что Томми достаточно наказан, шрам на руке послужит хорошим напоминанием больше не заниматься подобными вещами. Нат напугался не на шутку, с него тоже хватит – он очень сожалеет и честно старается слушаться меня. Но тебя, Дэн, я прощал неоднократно, однако все бесполезно. Я не могу позволить тебе подавать дурной пример моим мальчикам и не хочу впустую тратить слова – ты все равно не слышишь, так что попрощайся со всеми и скажи Нянюшке собрать твои вещи в мою маленькую черную сумку.

– О, сэр! Куда же он поедет? – воскликнул Нат.

– В приятное место в деревне, куда я иногда отсылаю мальчиков, которые не приживаются здесь. Мистер Пейдж – добрый человек, и Дэн будет там счастлив, если постарается вести себя достойно.

– Он вернется? – спросил Деми.

– Надеюсь, но все зависит от него самого.

Сказав это, мистер Баэр ушел писать письмо мистеру Пейджу, а мальчики обступили Дэна, как будто он отправлялся в долгое и опасное путешествие по неизведанным странам.

– Может быть, тебе там понравится… – начал Джек.

– Не понравится – уйду, – спокойно сказал Дэн.

– Куда? – спросил Нат.

– Поеду к морю или на запад, или посмотрю Калифорнию, – небрежно ответил Дэн, вызвав восторг младших мальчиков.

– Не надо! Поживи у мистера Пейджа и возвращайся сюда, пожалуйста, Дэн! – взмолился взволнованный Нат.

– Куда бы я ни поехал и сколько бы там ни провел, сюда я точно не вернусь – черта с два! – С этой гневной речью Дэн пошел собирать вещи – все до единой полученные от мистера Баэра.

Мальчикам Дэн больше ничего не сказал на прощанье – они были в амбаре, когда он спустился, и Дэн запретил Нату их звать. Коляска ждала у ворот, а миссис Баэр вышла проститься с Дэном, вид у нее был такой грустный, что у мальчика екнуло сердце, и он тихо попросил:

– Можно попрощаться с Тедди?

– Да, дорогой. Иди поцелуй его, он будет очень скучать по своему Дэнни…

Дэн склонился над кроваткой, и детское личико Тедди засияло от радости. Он слышал, как миссис Баэр умоляюще шепнула мужу:

– Давай дадим бедному парню еще шанс, Фриц! Последний!

Мистер Баэр твердо ответил:

– Лучше не надо, дорогая! Пусть он побудет там, где не сможет причинить вреда другим, ему это пойдет на пользу, и когда-нибудь он вернется, вот увидишь!

– Он единственный, с кем мы не справились, мне очень горько, я была уверена, что Дэн изменится, и из него вырастет достойный человек!

Миссис Баэр тяжело вздохнула. Дэн и сам уже был готов просить о последнем шансе, но гордость ему не позволила, и он вышел с непроницаемым лицом, молча пожал всем руки и отбыл с мистером Баэром, а Нат и миссис Баэр со слезами на глазах смотрели ему вслед.

Через несколько дней они получили весточку от мистера Пейджа – тот сообщал, что у Дэна все хорошо. Однако три недели спустя пришло еще одно письмо, где говорилось, что Дэн сбежал, и более ничего о нем неизвестно. Все загрустили. Мистер Баэр с сожалением сказал:

– Надо было дать ему шанс…

– Не волнуйся, Фриц, мальчик вернется, я уверена! – успокоила мужа миссис Баэр.

Однако время шло, а Дэн все не возвращался.

– Фриц, у меня есть идея! – воскликнула как-то миссис Баэр, встречая мужа после уроков.

– Что за идея, дорогая? – с интересом спросил мистер Баэр – невероятные проекты миссис Джо иногда смешили его до слез, но чаще он находил их разумными и с удовольствием реализовывал.

– Дейзи нужна компания, а мальчикам будет полезно иметь в компании еще одну девочку, мы же считаем, что мужчин и женщин следует воспитывать вместе, так вот пора начинать! Дейзи вечно в центре внимания – они ее то дразнят, то на руках носят, она избалуется. Мальчикам нужно вести себя прилично и учиться хорошим манерам – женское общество как нельзя лучше этому способствует.

– Ты, конечно, права! И о ком речь? – спросил мистер Баэр, поняв по глазам миссис Джо, что у нее уже есть кандидатура.

– О маленькой Энни Хардинг.

– Которую мальчики прозвали разбойницей Нэн? Неужели?! – с веселым удивлением воскликнул мистер Баэр.

– Да, девочка осталась без присмотра после смерти матери, и она слишком умна, чтобы целыми днями мешаться под ногами у прислуги. Я давно к ней присматривалась. Недавно встретила в городе ее отца и спросила, почему он не отдает дочь в школу. Тот признался, что с радостью отдал бы, но хороших школ для девочек нет – только для мальчиков. Он был бы рад отправить ее учиться! Вот я и подумала, что нужно сегодня же поехать и решить дело!

– Милая Джо, неужели у тебя недостаточно хлопот без этой маленькой плутовки?! – сказал мистер Баэр, похлопав жену по руке.

– Недостаточно! – весело подтвердила миссис Баэр. – Я довольна жизнью, наша школа сделала меня по-настоящему счастливой! Понимаешь, Фриц, я очень сочувствую Нэн, потому что сама была сорванцом, и очень ее понимаю. У нее сильный характер, ей просто нужно научиться им владеть, и она станет такой же милой и доброй девочкой, как Дейзи. Если правильно организовать процесс, ее пытливому уму понравится получать знания, и нынешняя проказница вскоре превратится в довольного и трудолюбивого ребенка. Я знаю, что ей нужно, потому что помню, как воспитывала меня моя дорогая матушка, и…

– …если ты достигнешь половину того, чего достигла она, это будет грандиозным успехом! – перебил мистер Баэр, глубоко убежденный, что миссис Джо – самая прекрасная и очаровательная женщина на земле.

– Не смейся, иначе будешь всю неделю пить невкусный кофе! Выбирайте выражения, сэр! – воскликнула миссис Джо, дергая профессора за ухо, как одного из мальчишек.

– Манеры Нэн наверняка приведут Дейзи в ужас! – заметил мистер Баэр, пока Тедди карабкался по его жилетке, а Роб залезал на спину.

– Поначалу – возможно, но в целом нашей Дейзи будет полезно. Слишком уж она правильная и хозяйственная растет – нужно ее расшевелить. Когда Нэн приезжает в гости, они прекрасно проводят время. Девочки, сами того не понимая, изменят друг друга в лучшую сторону! Боже мой, главное в воспитании – осознать, как много дети могут дать друг другу, и правильно их объединить!

– Надеюсь, на этот раз обойдется без пожаров!

– Бедный Дэн! Не могу простить себя, что его отпустила! – вздохнула миссис Баэр.

При звуке этого имени маленький Тедди, не позабывший Дэна, вырвался из отцовских рук, побежал к двери, оглядел залитую солнцем лужайку и, не увидев долгожданного друга, разочарованный пришел обратно, приговаривая:

– Мой Дэнни сколо велнется!

– Нужно было его оставить – хотя бы ради Тедди! Малыш его очень любит, возможно, любовь ребенка сделала бы то, что оказалось не под силу нам.

– Я и сам временами так думаю, однако Дэн постоянно баламутил мальчишек и чуть не сжег нас всех – после всего этого было разумно отселить его на какое-то время, – заметил мистер Баэр.

– Ужин готов, я позвоню в колокольчик! – Роб принялся исполнять сольную партию на вышеупомянутом инструменте, положив конец разговорам.

– Ну что, возьмем девочку? – уточнила миссис Баэр.

– Хоть дюжину, если пожелаешь, дорогая! – ответил мистер Баэр, в чьем добром сердце нашлось бы место для всех никому не нужных сорванцов на свете.

Позже в тот день миссис Баэр вернулась из города, и, пока она выгружала из коляски повсюду сопровождающих ее сыновей, с заднего сиденья выскользнула девочка лет десяти и забежала в дом с криком:

– Привет, Дейзи! Где ты?

Дейзи вышла и обрадовалась гостье, хоть и немного удивилась, когда Нэн объявила, приплясывая, будто не могла стоять на месте спокойно:

– Я тут останусь насовсем, папа разрешил; коробка с вещами приедет завтра, потому что все пришлось стирать и зашивать; твоя тетя привезла меня! Правда здорово?

– Да, конечно… Ты привезла свою большую куклу? – спросила Дейзи, надеясь на положительный ответ, ибо во время своего последнего визита Нэн разорила ее кукольный домик и настояла на том, что Бланш-Матильду нужно умыть, безнадежно испортив бедняжке цвет лица.

– Да, где-то валяется! – беспечно бросила Нэн без тени материнской заботы. – Я сплела тебе кольцо – волосы надергала из хвоста Доббина! – Колечко было вручено в знак примирения, поскольку, расставаясь в прошлый раз, подруги поклялись больше друг с другом не разговаривать.

Увидев прелестный подарок, Дейзи подобрела и предложила пройти в детскую, однако Нэн, убежала, заявив:

– Нет, я к мальчишкам в амбар!

На бегу она крутила над головой шляпку, держа ее за одну ленточку. Вскоре ленточка оторвалась, и несчастный головной убор оказался на траве, однако Нэн даже не обернулась.

– Привет, Нэн! – закричали мальчишки, когда она появилась во дворе у амбара с криком:

– Я остаюсь!

– Ура! – завопил Томми с изгороди, ибо Нэн была его родственной душой, и он уже предвкушал совместные проделки.

– Я умею подавать! Давайте сыграем? – предложила Нэн, которая бралась за любое дело, не страшась ни шишек, ни синяков.

– Мы уже не играем, наша команда выиграла и без тебя.

– Ну в беге я бы вас точно обошла! – зашла с козырей Нэн.

– Правда? – спросил Нат у Джека.

– Она хорошо бегает для девчонки, – ответил Джек, поглядывая на Нэн со снисходительным одобрением.

– Проверим? – спросила Нэн, сгорая от желания показать, на что способна.

– Слишком жарко… – отказался Томми, прислоняясь к стене, будто очень устал.

– А что с Пышкой? – спросила Нэн, чьи острые глазки перебегали с одного лица на другое.

– Попали мячом в руку, он теперь ноет… – презрительно ответил Джек.

– Я вот не ною – никогда не реву, как бы сильно ни ударилась – я ж не маленькая! – с гордостью заявила Нэн.

– Чушь! Я тебя за две минуты заставлю зареветь! – возмутился Пышка, поднимаясь на ноги.

– Ну попробуй!

– Тогда иди сорви пучок крапивы! – Пышка указал на мясистые экземпляры этого жгучего представителя флоры, проросшие у стены.

Нэн мгновенно взяла быка, то есть крапиву, за рога и гордо подняла ее над головой, несмотря на почти невыносимое жжение.

– Молодчина! – закричали мальчишки, которые умели ценить храбрость даже не в самом сильном из полов.

Пышка, пострадавший больше, чем Нэн, твердо вознамерился так или иначе заставить ее поплакать и насмешливо произнес:

– Так не честно, ты вечно суешь руки куда попало и уже привыкла. Иди стукнись головой о стену амбара, только посильнее, тогда посмотрим, как ты завоешь!

– Не надо! – воскликнул противник жестокости Нат.

Однако Нэн уже сорвалась с места, подбежав прямиком к амбару, с глухим стуком влетела в стену головой, будто таран, и упала на спину. Потеряв ориентацию в пространстве, но не присутствие духа, она с трудом поднялась и уверенно произнесла, хоть лицо ее и сморщилось от боли:

– Больно, но я не реву!

– Стукнись еще раз! – сердито сказал Пышка, и Нэн послушалась бы, однако Нат ее удержал, а Томми, позабыв о жаре, подлетел к Пышке, разгневанный, как бойцовский петух, и прорычал:

– Прекрати, не то сам стукнешься! – И принялся нещадно трясти и мутузить бедного Пышку.

– Она сама начала! – только и вымолвил Пышка, когда Томми его отпустил.

– Ну и что, все равно нельзя обижать маленьких девочек, – укоризненно вставил Деми.

– Эй! Никто меня не обижал, я не маленькая, уж постарше тебя и Дейзи! – неблагодарно откликнулась Нэн.

– Кто бы говорил, Святоша! Ни дня не проходит, чтобы ты не обидел нашу Маргаритку! – вмешался Коммодор, который только что появился в поле зрения.

– Разве я тебя обижаю, Дейзи? – Деми обернулся к сестре, которая причитала над обожженной ладошкой Нэн и предлагала промыть водой лиловую шишку, быстро набухающую на лбу.

– Нет, ты лучший мальчик в мире! – быстро ответила Дейзи, хотя потом справедливости ради добавила: – Обижаешь иногда, но не специально…

– Эй, матросы! Биты и прочие опасные предметы убрать и вести себя прилично! Драки на судне запрещены! – сказал Эмиль – его почти всегда слушались.

– Как поживаешь, Мэдж Уайлдфайр[10] – спросил мистер Баэр, когда Нэн с остальными ребятами спустилась в столовую к ужину. – Подавай правую руку, дитя мое, – помни о правилах хорошего тона! – добавил он, когда Нэн протянула ему левую.

– Правая болит!

– Бедная ладошка! Где ты заработала такие волдыри? – спросил мистер Баэр, извлекая пострадавшую руку из-за спины Нэн, очевидно уже успевшей попроказничать.

Не успела Нэн придумать отговорку, как Дейзи выложила всю историю – по мере рассказа Пышка все ниже склонял голову над чашкой молока. Когда повествование закончилось, мистер Баэр взглянул на жену на противоположном конце длинного стола и сказал, хотя его глаза искрились от смеха:

– Это к вам, дорогая, не буду вмешиваться!

Миссис Джо знала, что он имеет в виду, но маленькая заблудшая овечка нравилась ей еще больше за храбрость, и она серьезно сказала:

– Знаете, почему я попросила Нэн пожить с нами?

– Чтобы меня помучить… – пробормотал Пышка с набитым ртом.

– Чтобы помочь вам стать маленькими джентльменами, и вы, по-моему, уже доказали, что некоторые особенно в этом нуждаются.

Тут Пышка вновь уткнулся в чашку и не показывался, пока Деми не рассмешил всех, сказав по обыкновению медленно и задумчиво:

– Но ведь Нэн – сама сорванец, как она поможет?

– Совершенно верно – ей тоже не помешает приобрести хорошие манеры, а вы подадите пример, правда?

– Она тоже станет маленьким джентльменом? – уточнил Роб.

– Она не против! Правда, Нэн? – спросил Том.

– Ни за что! Ненавижу мальчишек! – категорично заявила Нэн – рука ее все еще болела, и она уже начала жалеть, что не нашла более разумного способа доказать смелость.

– Печально, что тебе не по душе мои мальчики, знаешь, они умеют быть очень милыми и воспитанными, когда захотят! Доброта на словах и на деле – вот истинная вежливость, и она доступна каждому – нужно лишь поступать с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой.

Миссис Баэр обращалась к Нэн, но мальчики, незаметно толкая друг друга локтями, кажется, поняли намек – начали передавать друг другу масленку, говорить «пожалуйста», «спасибо», «да, сэр» и «нет, мэм» с необычной аристократичностью и почтительностью. Нэн ничего не сказала, только притихла и перестала щекотать Деми, хотя ей ужасно хотелось – такой у него был важный вид. Также ее ненависть к мальчишкам, очевидно, слегка поутихла, поскольку она до темноты играла с ними в слова. Нужно заметить, что Пышка во время игры неоднократно дал Нэн лизнуть леденец на палочке, который прислали ему из дома, что, видимо, смягчило ее гнев, поскольку, отправляясь спать, она сказала:

– Когда приедут ракетки и воланчик, я дам вам поиграть!

– Доставили коробку? – было первое, что Нэн сказала утром, а услышав, что ее багаж приедет в течение дня, расстроилась, рассердилась и, к ужасу Дейзи, побила свою куклу. Тем не менее Нэн дотянула до пяти часов, затем исчезла – никто не хватился ее до ужина, решив, что девочка ушла гулять на холм с Томми и Деми.

– Я видела, как она со всех ног чешет по дороге к городу! – сообщила Мэри-Энн, вернувшаяся с заварным пудингом, увидев, что все интересуются, где Нэн.

– Сбежала домой, дикарка! – обеспокоенно воскликнул мистер Баэр.

– Или пошла на станцию проверить, что с ее багажом, – предположил Франц.

– Это невозможно, она же не знает дорогу и, даже если найдет коробку, не сможет тащить ту целую милю! – возразила миссис Баэр, начиная подозревать, что ее новый замысел довольно трудно осуществим.

– Похоже на нее! – Мистер Баэр, схватив шляпу, отправился было на поиски, и вдруг Джек, сидящий у окна, удивленно вскрикнул, и все побежали к двери.

Да, без всякого сомнения, это была мисс Нэн, и она волочила внушительную коробку в мешке. Взмокшая, красная и изможденная, девочка стойко продолжала путь, она, пыхтя, вскарабкалась на крыльцо, где со вздохом облегчения бросила мешок, уселась сверху и пояснила, встряхнув натруженные руки:

– Я не могла ждать, поэтому пошла и забрала.

– Но ты же не знала, куда идти! – воскликнул Томми, пока все радостно обступили пришедшую.

– Я нашла дорогу, я никогда не теряюсь!

– Тут целая миля, как же ты дошла?

– Далековато, конечно, но я часто отдыхала.

– Коробка же тяжелая!

– Она такая круглая. Было страшно неудобно ее тащить, я думала, у меня руки отвалятся!

– И как только начальник станции тебе отдал? – удивился Томми.

– Я ему ничего не сказала. Он был в будке, где продают билеты, и меня не видел, вот я и забрала ее с платформы.

– Сбегай, успокой старину Додда, Франц, а то он решит, что посылку украли! – сказал мистер Баэр, посмеявшись вместе со всеми невозмутимости Нэн.

– Я же сказала, что мы пошлем за ней, если не доставят! В следующий раз дождись, будешь сбегать из дому – попадешь в беду! Обещай, иначе мне придется глаз с тебя не спускать! – потребовала миссис Баэр, вытирая пыль с потного личика Нэн.

– Ладно, обещаю, но папа говорил не откладывать дела, вот я и не откладываю.

– С ней не соскучишься! Надо ее сначала покормить, потом переговорить с глазу на глаз, – сказал мистер Баэр – у него не было сил сердиться, юная леди позабавила его героической вылазкой.

Мальчишки нашли, что история «высший класс», и Нэн весь ужин развлекала их рассказами о своих приключениях: по дороге ее облаяла большая собака, какой-то мужчина над ней посмеялся, женщина угостила пончиком, шляпка свалилась в ручей, когда она наклонилась попить на привале.

– Кажется, теперь тебе будет достаточно хлопот, дорогая! Нэн и Томми на одну тебя – не слишком ли? – сказал мистер Баэр час спустя.

– Знаю, понадобится время, чтобы приручить девочку, но эта малышка такая щедрая и добрая, что я любила бы ее, даже будь она еще более непослушной! – ответила миссис Джо, указывая на веселую группку, в центре которой стояла Нэн, раздавая вещи направо и налево так, будто у коробки не было дна.

Доброта и щедрость скоро сделали «маленькую разбойницу», как ее часто называли, всеобщей любимицей. Дейзи больше никогда не жаловалась на скуку, поскольку Нэн придумывала восхитительные игры, а по проделкам не уступала Томми, чем развлекала всю школу. Однажды она зарыла свою огромную куклу и позабыла о ней на неделю, и та покрылась плесенью. Дейзи пришла в отчаяние. Нэн отнесла игрушку маляру, который тогда работал в доме, и упросила покрасить куклу в кирпично-красный цвет, а глаза – в черный, нарядила ее в алую тряпку, украсила перьями, вооружила свинцовым топориком, одолженным у Неда, и, превратившись в индейского вождя, бывшая Поппидилла швыряла томагавк в других кукол, заливая детскую потоками воображаемой крови.

Как-то Нэн подарила свои туфельки нищенке, решив, что походит и босиком – в тот день она поняла, что за щедрость иногда приходится платить собственным комфортом. Миссис Джо взяла с нее обещание спросить разрешения, прежде чем раздаривать одежду.

В другой раз Нэн порадовала мальчишек, соорудив судно – приладила к дощечке два паруса, пропитала их скипидаром, подожгла и пустила кораблик в плавание по ручью в темноте.

Запрягла индюка в повозку и гоняла его по дому со страшной скоростью.

Променяла коралловое ожерелье на четырех несчастных котят, которых замучил какой-то бессердечный мальчишка и долго выхаживала их, будто родная мать, обрабатывая раны холодной сметаной, отпаивая из кукольной ложечки, а потом оплакивала их кончину, пока Деми не подарил ей одну из лучших черепах.

Заставила Сайласа выбить на своей руке татуировку в виде якоря – такую же, как у него, и упрашивала наколоть ей по синей звезде на каждой щечке, на что Сайлас не решился, хоть девочка подлизывалась изо всех сил, а потом обижалась, и добросердечный малый еле устоял.

Оседлала всех животных в поместье, начиная с коня Энди, заканчивая злой свиньей, от которой ее еле спасли.

Нэн моментально поддерживала любую мальчишечью затею, как бы опасна она ни была, мальчики же не уставали проверять подружку на смелость. Когда мистер Баэр предложил посоревноваться, кто лучше учится, Нэн использовала острый ум и цепкую память с не меньшим удовольствием, чем быстрые ножки и проворный язычок, и мальчишкам пришлось стараться изо всех сил, чтобы не сдать позиции – Нэн неустанно доказывала, что девочки со всем справляются не хуже мальчиков, а в чем-то даже лучше. В школе не было наград, а благодаря одобрительному «Молодец!» от мистера Баэра и хвалебным записям в «Книге Совести» миссис Баэр, дети учились получать удовольствие от самой работы и выполнять ее прилежно, веря, что каждому человеку в конечном итоге воздается по заслугам. Атмосфера школы полюбилась малышке Нэн и пошла ей на пользу – на маленькой грядке, почти заросшей сорняками, таилось множество прекрасных ростков, и, благодаря добрым рукам, они потянулись к свету, обещая расцвести, греясь в любви и заботе – самом благоприятном климате для юных сердец.

Цель этой главы – описать несколько сцен из жизни Пламфилда, чтобы позабавить маленьких читателей, поэтому я не буду придерживаться хронологии, а просто поведаю о некоторых излюбленных занятиях мальчиков миссис Джо. Спешу заверить уважаемого читателя, что большинство случаев действительно имели место, и чем они невероятнее, тем правдивей, поскольку ни один человек, даже с очень хорошим воображением, не изобретет ничего в половину столь же забавного, как проделки и выдумки, которые порождались блестящими юными умами Пламфилда.

Отчаянные фантазеры Дейзи и Деми придумывали собственные игры, и их мирок был населен причудливыми созданиями с необычными именами. К примеру, существовал невидимый дух, звали которого злая Кошка-мышка – предмет страха и поклонения. Дети никому не рассказывали про вредного духа, тщательно хранили в тайне ритуалы служения и сами не знали, как выглядит это существо, отчего оно представлялось еще более таинственным к восторгу Деми, который обожал эльфов, гоблинов и прочих сказочных персонажей. Злая Кошка-мышка была непредсказуема и деспотична, и Дейзи в священном ужасе выполняла самые нелепые требования, которые обычно изрекались устами Деми – первоклассного выдумщика. Роб и Тедди иногда участвовали в церемониях, считая их хорошей забавой, но не понимая и половины происходящего.

Однажды после школы Деми зловеще шепнул сестре:

– Кошка-мышка вызывает нас сегодня…

– Для чего? – встревожилась Дейзи.

– Для жертвопринесения! – торжественно произнес Деми. – Нам велено в два часа пополудни разжечь костер за большим камнем, принести любимые игрушки и… сжечь! – последнее слово он произнес с особым чувством.

– О боже мой! Мне больше всего нравятся бумажные куколки, которые нарисовала для меня тетя Эми, неужели я должна их сжечь? – расстроилась Дейзи – ей еще ни разу не пришло в голову отказать невидимому тирану.

– Все до единой! А я сожгу лодку, лучший альбом и всех солдатиков! – твердо сказал Деми.

– Что ж, ладно… Но нехорошо со стороны Кошки-мышки просить наши лучшие игрушки… – вздохнула Дейзи.

– Жертвопринесение – это когда отдаешь то, что тебе дорого – у нас нет выбора! – объяснил Деми, вдохновленный рассказом дяди Фрица, на последнем уроке тот поведал старшим мальчикам об обычаях древних греков.

– Роб тоже придет? – спросила Дейзи.

– Да, он принесет игрушечную деревню, она целиком из дерева – будет хорошо гореть. Знатный получится костер, верно?

Заманчивая перспектива слегка утешила Дейзи, и она обедала, усадив перед собой в рядок бумажных кукол, чтобы попрощаться.

В назначенный час жертвенная процессия отправилась в путь, дети несли с собой сокровища, которые потребовала ненасытная Кошка-мышка. Тедди увязался с ними и, видя, что все несут игрушки, взял в одну руку овечку, а в другую заслуженную куклу Анабеллу, не подозревая, сколько страданий доставит ему последняя.

– Куда идете, цыплятки? – спросила миссис Джо, когда компания проходила мимо ее дверей.

– Поиграть у большого камня. Можно?

– Да, только держитесь подальше от пруда и следите за малышом.

– Я слежу! – откликнулась Дейзи, уверенно направляя подопечного к выходу.

– Теперь сядьте и не шевелитесь, пока я не дам команду! Плоский камень – это наш алтарь, я разведу на нем огонь.

Деми принялся разводить костер, он уже видел, как это делают мальчики на пикниках. Наконец пламя хорошо разгорелось. Он приказал собравшимся обойти костерок три раза и сесть в круг.

– Я начну, а когда мои игрушки сгорят, вы бросите свои!

С этим словами он торжественно возложил альбом, куда вклеивал разные картинки, затем поломанную лодку, а потом несчастные оловянные солдатики один за другим проследовали на смерть. Ни один из них не дрогнул и не замешкался, всех – от капитана в великолепном красно-желтом мундире до маленького безногого барабанщика поглотило пламя, превратив в лужицу расплавленного олова.

– Теперь очередь Дейзи! – объявил главный жрец Кошки-мышки, когда его щедрые дары были уничтожены пламенем под восхищенными взглядами зрителей.

– Мои дорогие куколки, я не могу с ними расстаться! – простонала Дейзи, прижимая дюжину фигурок к груди с видом горюющей матери.

– Надо! – напомнил Деми, и Дейзи возложила на алтарь чудесных кукол, поцеловав каждую на прощанье.

– Можно я оставлю маленькую в голубом платьице? Она такая милая! – взмолилась бедная мать, в отчаянии держась за последнюю игрушку.

– Еще! Еще! – грозно прорычал Деми и добавил обычным голосом: – Это Кошка-мышка! Ей нужны все куклы, быстрее, иначе она нас исцарапает!

Красавица в голубом бальном платье и розовой шляпке упала в костер, и вскоре от пестрых кукол остались черные хлопья.

– Давайте расставим рядом с костром домики с деревьями и подождем, когда огонь на них перекинется, получится настоящий пожар! – предложил Деми, который ко всему, даже к жертвопринесениям, подходил творчески.

Детям понравилось предложение, и они выстроили обреченную на гибель деревню, выложили дорожку из углей на главной улице и стали ждать возгорания. Ждать пришлось довольно долго, поскольку покрытые краской постройки не желали гореть, но наконец маленький изящный домик вспыхнул, пламя перешло на дерево из семейства пальмовых, дерево упало на крышу большого особняка, и через несколько мгновений вся деревня весело запылала. Жители стояли и смотрели на бедствие, будто бесчувственные чурбаны, коими и являлись, пока тоже не вспыхнули и не сгорели без единого крика. Дети с большим удовольствием наблюдали, как деревня превращается в пепелище, встречая радостными криками каждый рухнувший дом, плясали, точно дикие индейцы, когда загорелась высокая колокольня, а одну даму, которой удалось улизнуть на окраину, схватили и водрузили в самое пекло.

Грандиозный успех последнего приношения привел Тедди в такой восторг, что он с готовностью швырнул овечку в огонь и, не успела она поджариться, сунул в погребальный костер Анабеллу. Бедняжке это, разумеется, не понравилось, и она выразила свое недовольство способом, приведшим в ужас маленького последователя культа. Обложенная хворостом кукла не загорелась, а начала плавиться. Скукожилась одна нога, потом другая – до ужаса реалистично, потом Анабелла вскинула руки, будто в страшной агонии, голова ее сама собой повернулась, стеклянные глаза выпали, и наконец, изогнувшись всем телом, она почерневшей массой рухнула на руины города. Это неожиданное представление ошеломило всех и до полусмерти напугало маленького Тедди. Он издал крик ужаса и со всех ног помчался к дому, голося: «Мамочка-а-а!»

Миссис Баэр, услышав зов, кинулась на помощь, но Тедди лишь прижался к ней и отрывисто лепетал:

– Белла бо-бо! Куколки тю-тю! Оно как пффф!

Не на шутку взволновавшись, мать подхватила его на руки и поспешила на место происшествия, где обнаружила верных последователей Кошки-мышки, оплакивающих обуглившиеся останки.

– Что вы тут делали? Расскажите! – попросила миссис Баэр, приготовившись терпеливо выслушать, ибо виновные выглядели полностью раскаявшимися, и она заранее их простила.

Деми довольно неохотно объяснил суть игры, и тетя Джо смеялась до слез над нелепой выдумкой и серьезным подходом детей.

– Я не знала, что вы занимаетесь подобными глупостями! Если в моем доме водится Кошка-мышка, я попрошу ее впредь придумывать полезные, приятные и безопасные занятия, чтобы вы не пугались и ничего не уничтожали. Только посмотрите, что вы натворили! Дейзи осталась без куколок, Деми – без солдатиков, Роб – без новой деревни, а Тедди – без овечки и бедной Анабеллы! Надо бы повесить в детской стишок, который иногда кладут в коробки с игрушками:

Только в нашем случае не из Бостона, а из Пламфилда!

– Мы больше не будем! Честное-пречестное слово! – закричали раскаявшиеся грешники, смутившись от упрека миссис Баэр.

– Это Деми придумал! – добавил Роб.

– Дядя рассказывал про греков, алтари и всякое такое, вот я и захотел стать как они, но у нас не было животных для принесения, и мы сожгли игрушки.

– Очень похоже на историю про бобы! – вновь рассмеялась тетя Джо.

– Расскажите! – попросила Дейзи, чтобы сменить тему.

– Жила-была бедная женщина, и было у нее трое или четверо детей. Уходя на работу, она запирала их, чтобы уберечь от опасностей. Однажды она сказала перед уходом: «Ну, мои дорогие, следите, чтобы малыш не вывалился из окна, не играйте со спичками и не заталкивайте бобы в нос!» Последнее не приходило детям в голову, однако мать их надоумила, и, как только она ушла, ребятишки побежали и из любопытства натолкали кучу фасоли в свои носики, и вернувшись, женщина застала детей в слезах.

– А это больно? – поинтересовался Роб, и его мама поспешила добавить поучительный финал, чтобы история с фасолью не повторилась в ее собственной семье.

– Очень! Я точно знаю, потому что, когда мама рассказала мне эту сказку, решила тоже попробовать. Фасоли у меня не было, и я натолкала в нос камушков. Мне совсем не понравилось, и я тут же захотела их достать, но один так и не смогла вытащить, а поскольку мне было стыдно сознаться в глупости, я проходила с камнем в носу несколько часов – было очень больно! Наконец, боль настолько усилилась, что пришлось сознаться, мама тоже не смогла помочь и вызвала доктора. Меня посадили на стул и крепко держали – представляешь, Роб? Доктор выковыривал камень страшными щипцами! Боже мой! Как же болел мой бедный носик, и как все надо мой смеялись! – Миссис Джо даже помотала головой, чтобы отогнать воспоминания об ужасных муках.

История произвела на Роба сильное впечатление, и я с радостью сообщаю, что он воспринял предостережение серьезно. Деми предложил похоронить бедняжку Анабеллу, и Тедди, занятый интересным делом, немного успокоился. Дейзи вскоре утешилась, получив новый набор кукол от тети Эми, а злобная Кошка-мышка, кажется, удовлетворилась жертвами, потому что больше не беспокоила детей.

Еще одна крайне увлекательная игра, изобретенная Томми Бэнгсом, называлась «Бропы». Поскольку это любопытное животное нельзя найти ни в одном зоологическом саду, если только Дю Шайю[11] не привез одного из дикой Африки, я перечислю несколько характерных черт и повадок, чтобы удовлетворить любопытство читателя. Броп – крылатое четвероногое животное с юным и веселым человеческим лицом. Оно хрюкает, когда передвигается по земле, когда же парит в небе – пронзительно ухает, иногда оно ходит на двух ногах и прекрасно говорит по-английски. Тело его, как правило, покрыто шкурой, на ощупь напоминающей шаль, иногда красную, иногда синюю, часто клетчатую, и, что примечательно, бропы часто меняются шкурой друг с другом. На головах у них рог, очень похожий на конус из картона, крылья будто бы сделаны из того же материала. Летают бропы невысоко, попытки взлететь повыше почти всегда заканчиваются падением. Они щиплют травку, но могут также держать пищу передними лапами, как белки. Больше всего бропы любят булочки с тмином, также пользуются популярностью яблоки, а если ничего другого нет, они могут погрызть и морковь. Обитают они в норках, похожих на корзины для белья, где вьют что-то вроде гнезда из одежды, где маленькие бропы играют, пока не вырастут крылья. Необычные животные временами ссорятся и именно в этих случаях прибегают к человеческой речи, обзываются, плачут, ворчат и даже срывают с себя шкуру и рога, заявляя: «Я больше не играю!» Те немногие, кому посчастливилось изучать бропов, полагают, что сей замечательный вид является смесью обезьяны, сфинкса, грифа и чудных созданий, увиденных знаменитым Питером Уилкинсом[12].

Игра в бропов пользовалась большой популярностью, и часто дождливыми вечерами детская слегка напоминала палату для умалишенных, которые самозабвенно хлопали крыльями и ползали по полу. Разумеется, одежде эта игра не шла на пользу, особенно страдали коленки и локти, однако миссис Баэр безропотно латала и штопала, приговаривая:

– Взрослые делают вещи в два раза глупей, и вреда от них в два раза больше. Если бы я могла получить столько же счастья, как милые малыши, я сама была бы бропом!

Любимыми развлечениями Ната было работать в саду и сидеть на иве со скрипкой; укрывшись среди зеленых ветвей, он будто попадал в сказку, и из домика на дереве лилась музыка, словно там поселилась беззаботная птичка. Мальчишки прозвали Ната Соловьем, потому что он непрестанно напевал, насвистывал или музицировал, и они часто отвлекались от игр и занятий, чтобы послушать нежный голос скрипки, к которому вскоре подключались и другие обитатели летнего леса. Птицы, принимая Ната за своего, слетались отовсюду, бесстрашно садились на забор или порхали в ветвях, наблюдая за ним зоркими маленькими глазками. Воробьи на соседней яблоне, очевидно, считали его другом, потому что отец семейства ловил насекомых неподалеку, а мать спокойно сидела на голубых яйцах, принимая мальчика за новый вид дрозда, развлекающий ее во время долгого дежурства. Под ивой журчал и поблескивал бурый ручей; по обе стороны от ручья кружили над клевером пчелы; мальчишки, проходя мимо, приветливо улыбались Нату; впереди виднелся старый дом, гостеприимно распахнувший оба крыла, будто объятия, и Нат часами сидел в своем зеленом убежище, погруженный в мечты, ощущая, что он спокоен, любим и счастлив, и даже не подозревая, какое чудотворное действие оказывает это чувство.

Был один неутомимый слушатель, для которого Нат значил больше, нежели для других товарищей по школе. Бедный Билли не знал большего удовольствия, чем лежать у ручья, смотреть, как пляшут в воде опавшие листья и хлопья пены, и слушать музыку, доносящуюся с ивы. Ему казалось, что Нат – ангел, поющий с высоты, поскольку в эти моменты немногие детские воспоминания, сохранившиеся в памяти мальчика, становились ярче и отчетливей. Увидев тягу Билли к музыке и надеясь, что скрипка разгонит серый туман, окутавший сознание бедного ребенка, мистер Баэр просил Ната играть для Билли как можно чаще. Благодарный Нат с радостью исполнил просьбу, всегда улыбался Билли, ходившим за ним по пятам, и позволял сколько угодно наслаждаться музыкой, которая, наверное, отзывалась как-то в душе маленького слушателя. «Помогайте друг другу» – таков был главный девиз Пламфилда, и Нат вскоре понял, насколько приятней жить, следуя ему.

Излюбленным времяпровождением Джека Форда было покупать и продавать, и он сулил пойти по стопам своего дяди, деревенского торговца, быстро сколотившего капитал, промышляя то тем, то другим. Джек с детства видел, как в сахар кладут песок, патоку разбавляют водой, а в масло вмешивают свиной жир, и ошибочно считал, что именно так и нужно вести дела. Избрав для себя иную сферу, он, однако, придерживался дядиного подхода, стремясь получить максимум прибыли с каждого червяка, менял их на лески, ножи, крючки и другие полезные вещи на выгодных для себя условиях. Мальчишки прозвали его Скрягой, однако Джека прозвище не смущало – главное, чтобы тяжелел старый кисет, куда он складывал деньги.

Время от времени Джек проводил аукционы, где распродавал разный хлам, который ему удалось насобирать, и помогал мальчишкам меняться. Он задешево скупал биты, мячи и хоккейные клюшки, подновлял их и, выждав некоторое время, накидывал несколько центов и продавал вновь, часто находя клиентов за пределами Пламфилда, что противоречило правилам школы. Мистер Баэр пресекал некоторые аферы, призывая не выманивать деньги у соседей, а найти иное применение талантам. Надо сказать, что потерю денег Джек переживал гораздо острее любой другой неудачи – будь то в учебе или в поведении, и обязательно отыгрывался на следующем ни в чем не повинном покупателе. Конторская книга Джека содержалась в идеальном порядке – просто загляденье, и арифметические расчеты он производил необычайно быстро. Мистер Баэр хвалил ученика за эти достоинства и старался внушить, что честность и порядочность не менее важны для жизни, в чем Джеку вскоре предстояло убедиться на собственном опыте.

Разумеется, мальчики играли в крикет и футбол, однако эти мужские забавы были прекрасно описаны в бессмертном романе «Том Браун в Регби»[13], посему я предпочту уважительно промолчать.

Эмиль проводил свободное время на реке или на пруду. Однажды он организовал парусную регату, в которой Пламфилд соревновался с городскими ребятами, изредка заплывающими в их воды. Гонка состоялась, однако мальчики Пламфилда никогда о ней не говорят, потому что их разбили на голову, и Коммодор серьезно подумывал, не удалиться ли жить на необитаемый остров, такое он питал отвращение к своей команде в тот момент. Подходящего острова не нашлось, поэтому он остался с друзьями и вскоре утешился строительством лодочного навеса.

Девочки увлекались обычными для их возраста играми, но разнообразили их с помощью бурной фантазии. Наиболее популярная и увлекательная игра называлась «Миссис Шекспир Смит» – название придумала тетя Джо, однако приключения, выпадающие на долю бедной дамы, изобретали сами девочки. Дейзи исполняла роль миссис Шекспир, а Нэн играла то ее дочку, то соседку миссис Прыг-скок.

Приключения этих дам не описать пером: им доводилось пережить роды, свадьбу, смерть, потоп, землетрясение, чайную вечеринку и запуск воздушных шаров – и все в один день. Эти энергичные женщины покрывали расстояния в много миль, сооружали невероятнейшие шляпки, скакали на столбиках кровати, как на горячих скакунах, и прыгали на матрасах до головокружения. Часто развлекались пожарами и ради разнообразия устраивали массовые побоища. Нэн не уставала придумывать новые комбинации игр, а Дейзи следовала за предводительницей со слепым восхищением. Бедный Тедди часто становился жертвой, и ему не раз грозила настоящая опасность, потому что увлекающиеся дамы иногда забывали, что ребенок сделан из другого материала, нежели их многострадальные куклы. Однажды девочки посадили Тедди в темницу, заперев в шкафу, сами же убежали играть на улицу, позабыв об узнике. В другой раз в образе «милого китенка» он чуть не утонул в ванной. А однажды его решили повесить за грабеж и чуть не приступили к исполнению приговора.

Однако самой почетной организацией считался Клуб. Просто «Клуб» – в другом названии необходимости не возникало, поскольку он являлся единственным в округе. Организовали его старшие ребята, а младшие изредка допускались на заседания, если хорошо себя вели. Томми и Деми являлись почетными членами, правда, вечерами им приходилось покидать собрания раньше остальных в связи с некими досадными обстоятельствами. Деятельность клуба была довольно своеобразной, члены встречались в разных местах и в разное время, имели целый ряд диковинных церемоний и развлечений, и временами организация со скандалом распадалась и вновь создавалась, становясь с каждым разом прочнее.

Дождливыми вечерами члены собирались в классной комнате и проводили время за играми: шахматы, мавританская игра, нарды, турниры по фехтованию, декламация стихов, дебаты или театральные представления трагического характера. Летом местом сбора служил амбар, и что происходило там, не знает ни одна живая душа. Душными вечерами заседания проводили у ручья, совмещая их с водными процедурами. Члены Клуба отдыхали на берегу в легких одеяниях или же сидели в воде, как лягушата. На природе речи бывали особенно хороши, как говорится, текли рекой, а слишком разгорячившихся ораторов награждали холодным душем. Франц был президентом и, учитывая неуправляемый характер членов, прекрасно справлялся с поддержанием порядка. Мистер Баэр никогда не вмешивался в их дела, и его изредка вознаграждали за тактичность приглашениями, которые он с удовольствием принимал.

Приехавшая Нэн сразу же пожелала присоединиться к клубу, чем вызвала большой переполох и разлад среди джентльменов. Не сломленная многочисленными отказами, она подавала бесконечные петиции – в устном и письменном виде, нарушая торжественные церемонии выкрикиванием ругательств в замочную скважину, выбивая барабанные дроби на двери и оставляя издевательские надписи на стенах и заборах.

Призывы не возымели действия, и девочки, следуя совету миссис Джо, создали собственное учреждение под названием «Уютный клуб». Туда они великодушно приглашали джентльменов, которых по причине юного возраста не допускали на заседания другого Клуба, и развлекали счастливчиков ужинами, новыми играми, изобретенными Нэн, и другими приятными занятиями. Старшие мальчики один за другим тоже выразили желание поучаствовать в этих более утонченных развлечениях и, посоветовавшись, наконец решили предложить девочкам обмен.

Членов «Уютного клуба» иногда приглашали в соперничающее учреждение и, к удивлению джентльменов, их присутствие не затрудняло беседы и не умаляло веселья регулярных посетителей, чего, полагаю, нельзя сказать обо всех гостях. Дамы ответили на гостеприимный жест взаимностью, и с тех пор оба клуба здравствовали и процветали.

Боюсь, что сие изящное приглашение было бы отвергнуто, если бы не последние слова постскриптума.

– Они и правда много готовили! Я чувствовал запах! Пойдемте! – предложил Томми.

– А после ужина сразу уйдем, да? – добавил Деми.

– Никогда не был на балу! Что там нужно делать? – забеспокоился Нат.

– Просто изобразим взрослых – посидим с важным видом, потом потанцуем, чтобы порадовать девочек. Затем все съедим и быстренько уйдем!

– Наверное, я справлюсь… – сказал Нат, подумав с минуту над описанием Томми.

– Я отвечу, что мы придем! – Деми написал следующее вежливое послание:

Дамы очень волновались по поводу своего первого бала, а также званого ужина, который обещали приглашенным счастливчикам.

– Тетя Джо любит, чтобы мальчики играли с нами (если они, конечно, не грубят), поэтому мы должны сделать так, чтобы им понравились наши балы, для их же пользы! – заметила Дейзи со взрослым видом, накрывая стол и с беспокойством оглядывая угощения.

– Деми и Нат будут вести себя хорошо, а вот Томми что-нибудь натворит – я уверена! – покачала головой Нэн, раскладывая на блюде пирожные.

– Тогда я его мигом выгоню! – решительно заявила Дейзи.

– Так с гостями не поступают, это невежливо.

– Тогда больше не буду приглашать!

– Правильно! Ему будет жаль лишиться ужина или бала, правда?

– Конечно! Мы же приготовим вкуснотищу, какой они не пробовали, да? Сделаем настоящий суп – в супнице с подловником! – Дейзи имела в виду половник. – Запечем маленькую птичку вместо индейки, подадим подливку и разные овощи для гранира! – Слово гарнир также пока не давалось хозяйке, и она перестала пытаться запомнить, как правильно.

– Уже почти три, пора одеваться! – сказала Нэн – ей не терпелось нарядиться в платье, приготовленное по торжественному случаю.

– Я мать семейства, поэтому не буду слишком наряжаться, – сказала Дейзи (она надела ночной чепчик с красной лентой, одну из тетиных длинных юбок и шаль, а очки и большой носовой платок завершали ансамбль, превращая ее в пухленькую и розовощекую маленькую матрону).

На Нэн был венок из искусственных цветов и потертые розовые туфельки, она соорудила веер, повыдергав перья из метелки для смахивания пыли, и для пущей важности взяла пустую баночку из-под нюхательной соли.

– Я дочка, мне положено разодеться, петь, танцевать и говорить больше, чем ты. Мамы лишь готовят и соблюдают приличия, ты же знаешь!

Тут в дверь громко постучали, мисс Смит стремглав бросилась к стулу и начала яростно обмахиваться веером, а ее мать выпрямилась на диване, стараясь сохранять спокойствие и выглядеть прилично. Маленькая Бесс, которая как раз была в гостях, играла роль горничной, и, открыв дверь, с улыбкой произнесла:

– Добло пожа-лать, джен-та-ме-ны!

В честь торжественного случая мальчики надели высокие воротнички из бумаги, черные цилиндры и перчатки, отличающиеся цветами и материалом, потому что про них вспомнили в последний момент, и ни у кого из мальчиков не нашлось целой пары.

– Добрый день, мэм! – произнес Деми низким басом, который давался ему с трудом, поэтому годился лишь для очень коротких фраз.

Все пожали друг другу руки и сели с крайне серьезным видом, что выглядело настолько смешно, что джентльмены, позабыв о хороших манерах, покатились со смеху.

– Перестаньте! – вскричала огорченная миссис Смит.

– Будете так себя вести, мы вас больше никогда не позовем! – добавила мисс Смит, слегка стукнув мистера Бэнгса (тот смеялся громче всех) по голове бутылочкой для нюхательной соли.

– Не могу смотреть без смеха, ты просто умора! – с воистину неджентльменской честностью простонал мистер Бэнгс.

– Ты тоже, но я же этого не говорю, грубиян! Не надо его пускать на балы, правда, Дейзи? – возмущенно воскликнула Нэн.

– Пожалуй, пора приступать к танцам. Вы принесли скрипку, сэр? – придерживаясь заранее продуманного сценария, спросила миссис Смит.

– Скрипка за дверью! – Нат пошел за инструментом.

– Может, сначала ужин? – невозмутимо предложил Томми, не скрываясь подмигнул Деми, намекая, что, как только они отведают угощений, можно будет сбежать.

– Нет, ужин всегда после бала, а станете плохо танцевать, вообще ужина не получите, сэр, – ни крошечки! – сурово заявила миссис Смит, и необузданные гости, поняв, что шутки плохи, мигом сделались чрезвычайно благопристойными.

– Я научу мистера Бэнгса польке. Он танцует ее так, что его нельзя показывать в приличном обществе, – добавила хозяйка, укоризненно взглянув на Томми, отчего тот сразу притих.

Нат заиграл, и бал начался – две пары очень старательно исполнили несколько танцев, но слегка путая фигуры. Дамы были великолепны, потому что им нравилось танцевать, а джентльмены утруждали себя ради выгоды и мужественно держались до конца, зарабатывая свой ужин. Им разрешили передохнуть, когда все запыхались, особенно бедная миссис Смит, которая не раз падала, путаясь в длинных юбках. Маленькая горничная подавала патоку и воду в таких маленьких чашечках, что один из гостей выпил целых девять. Не стану выдавать его имени, поскольку сей безобидный напиток подействовал на него возбуждающе, и на девятый раз он засунул в рот и чашку, подавившись у всех на глазах.

– Теперь попроси Нэн спеть и сыграть! – сказала Дейзи брату, который немного походил на жирафа, неестественно вытянув шею из-за слишком высокого воротничка.

– Спойте нам, мисс! – послушно произнес гость, отметив про себя, что пианино в комнате не было.

Мисс Смит, подплыв к письменной конторке, откинула крышку и, усевшись, «аккомпанировала» себе с таким жаром, что старая парта шаталась, пока она пела милую песенку, которая начиналась со следующих слов:

Джентльмены бурно аплодировали, и мисс Смит исполнила «Вздымающиеся волны», «Малышку Бо-Пип» и другие избранные произведения. В конце концов гостям пришлось намекнуть, что они уже наслушались. Миссис Смит, задобренная похвалами, щедро расточаемыми ее дочери, милостиво объявила:

– Теперь можно поужинать. Аккуратно рассаживайтесь и не хватайте еду руками!

С какой гордостью добрая хозяйка ухаживала за гостями и с каким спокойствием принимала небольшие неприятности, которые случались в процессе! Лучший пирог, описав дугу, упал на пол, когда она пыталась его разрезать тупым ножом; хлеб с маслом исчез со стола в одну секунду, что глубоко ранит душу любой поварихи, однако – самое ужасное – заварной крем получился настолько жидким, что его пришлось пить вместо того, чтобы есть новыми оловянными ложечками.

C горечью должна отметить, что мисс Смит вступила в стычку с горничной за лучшее пирожное, в результате чего поднос опрокинулся, и пирожные градом осыпали рыдающую Бесс. Ее удалось успокоить, предложив место за столом и сахарницу; однако во время суеты таинственно и бесследно пропала большая тарелка печенья, которое было главным украшением стола. Миссис Смит негодовала по поводу пропажи, поскольку делала его собственноручно, и оно действительно радовало глаз. Какая хозяйка не расстроится, если дюжина изумительных крендельков (сделанных из муки, соли и воды, с большой изюминой посередине и щедро посыпанных сахаром) внезапно исчезнет, будто провалившись сквозь землю?

– Ты его спрятал, Томми! Я знаю, что ты! – воскликнула разгневанная хозяйка, угрожая молочником гостю, на которого пало подозрение.

– Не я!

– Ты!

– Не ругайтесь, это неприлично! – сказала Нэн, торопливо доедая желе, воспользовавшись перебранкой.

– Отдавай печенье, Деми! – сказал Томми.

– Вранье, ты сам их засунул в карман! – взревел Деми, возмущенный ложным обвинением.

– Давай отберем, нехорошо доводить Дейзи до слез! – предложил Нат – он никогда раньше не был на балу и не ожидал, что это так весело.

Дейзи уже рыдала, Бесс, как преданная служанка, лила слезы вместе с хозяйкой, а Нэн заявила, что все мальчики на свете «гадкие и противные». Тем временем между джентльменами разыгралась битва: двое борцов за справедливость набросились на врага; тот, укрывшись за перевернутым столом, ожесточенно отстреливался украденными крендельками – твердыми, как пуля.

Пока не кончились боеприпасы, осажденный процветал, однако, как только последнее печенье перелетело через парапет, злодей был пойман. Невзирая на вопли, его выволокли из комнаты и позорно бросили на пол в холле. Победители вернулись, раскрасневшиеся после битвы, и, пока Деми утешал бедную миссис Смит, Нэн с Натом собрали разбросанное печенье и, водворив изюминки на место, разложили его на тарелке, как будто ничего не случилось. Однако их великолепие было утрачено, ибо весь сахар осыпался, и после всего, что пережили крендельки, никто не хотел их есть.

– Нам, пожалуй, пора! – внезапно заявил Деми, заслышав голос тети Джо на лестнице.

– И правда! – Нат поспешно положил печенье обратно.

Однако миссис Джо оказалась в комнате быстрее, чем они успели реализовать отступление, и юные дамы охотно излили внимательной слушательнице все свои несчастья.

– Больше никаких балов для этих мальчиков, пока они не искупят плохое поведение каким-нибудь хорошим поступком! – покачала головой миссис Джо, укоризненно глядя на трех виновных.

– Мы же пошутили! – начал Деми.

– Мне не нравятся шутки, огорчающие других. Я разочарована в тебе, Деми, поскольку думала, что ты никогда не будешь дразнить Дейзи, сестренку, которая всегда добра к тебе!

– Мальчики всегда дразнят сестер, так Том говорит… – пробормотал Деми.

– Только не мои мальчики! Если вы не можете мирно играть вместе, мне придется отослать Дейзи домой, – серьезно сказала тетя Джо.

При этой страшной угрозе Деми бочком подошел к Дейзи; та торопливо вытерла слезы, поскольку большего несчастья, чем разлука, близнецы не могли себе представить.

– Нат тоже плохо себя вел, а Томми – еще хужее! – заметила Нэн, опасаясь, как бы двое преступников не ушли безнаказанными.

– Я прошу прощения! – сказал Нат – ему стало очень стыдно.

– А я – нет! – крикнул в замочную скважину Томми, который старательно подслушивал за дверью.

Миссис Джо хотела рассмеяться, однако сохранила самообладание и внушительно произнесла, указав на дверь:

– Можете идти, мальчики, но помните – вам нельзя играть и разговаривать с девочками, пока я не разрешу. Вы не заслужили этого удовольствия!

Невоспитанные джентльмены поспешно удалились и были встречены за дверью насмешками и презрением не желающего раскаиваться Бэнгса, который еще минут пятнадцать не хотел иметь ничего общего с предателями. Дейзи вскоре утешилась по поводу неудавшегося бала, но горевала о распоряжении, разлучившем ее с братом, и доброе сердечко девочки скорбело о его недостатках. Нэн осталась довольна насыщенным событиями вечером и ходила, задрав нос, перед набедокурившей троицей – особенно перед Томми. Тот же, напустив безразличный вид, объявил, что только рад избавиться от «глупых девчонок». Однако в глубине души он вскоре раскаялся в необдуманном поступке, из-за которого его отстранили от любимого им общества, и с каждым часом разлуки ценил «глупых девчонок» все больше.

Остальные сдались очень быстро и мечтали помириться, им не хватало Дейзи, которая заботилась о них и готовила, не хватало Нэн, которая придумывала забавы и лечила, и больше всего – миссис Джо, которая делала дом уютным, а жизнь – легкой. К их огромному огорчению, миссис Джо, посчитав себя одной из обиженных девочек, почти не разговаривала с отвергнутыми, проходила мимо, не удостоив взглядом, а когда они обращались с просьбами, всегда оказывалась занята. Внезапно попав в немилость, мальчики погрузились во мрак, потому что без внимания мамы Баэр солнце садилось в полдень и свет был немил.

Такое непривычное положение вещей продлилось три дня, затем мальчики не выдержали и, опасаясь, что затмение наступило навечно, отправились к мистеру Баэру за помощью и советом.

Лично я придерживаюсь мнения, что тот заранее получил инструкции, как следует себя вести, если к нему обратятся. Огорченные мальчики, однако, ничего не заподозрили и, получив совет, с благодарностью прислушались.

Укрывшись на чердаке, они посвятили много часов досуга изготовлению некого таинственного механизма, на который ушло столько бечевки, что Азия разворчалась, а девочкам стало не на шутку интересно. Чересчур длинный носик Нэн едва не прищемили дверью, когда она пыталась подсмотреть, что происходит. Дейзи сетовала, почему нельзя спокойно играть вместе без этих противных секретов. В среду выдался хороший день, и после долгих совещаний по поводу ветра и погоды Нат с Томми вынесли нечто огромное и плоское, завернутое в множество газет. Нэн чуть не умерла от любопытства, Дейзи чуть не расплакалась от досады, и обе дрожали от интереса, когда Деми прошествовал в комнату миссис Баэр и, сжимая шляпу в руке, произнес самым вежливым тоном, на который способен смертный мальчик его возраста:

– Тетя Джо, приглашаем вас и девочек на праздник – мы приготовили сюрприз, приходите, пожалуйста! Это хороший сюрприз, правда!

– Спасибо, с удовольствием придем, только мне нужно взять с собой Тедди, – ответила миссис Баэр с улыбкой, порадовавшей Деми, как солнце после дождя.

– Мы и Тедди зовем! Он поедет с девочками! А вы ведь сможете подняться на Мятный холм, правда, тетя?

– С превеликим удовольствием, но ты уверен, что я не помешаю?

– О, конечно нет! Мы очень хотим, чтобы вы пришли! Без вас праздника не получится! – пылко воскликнул Деми.

– Сердечно благодарю, сэр! – Тетя Джо сделала глубокий реверанс – она не меньше детей любила веселые забавы.

– А теперь, юные леди, поторопитесь, нельзя заставлять их ждать, бегом за шляпками и в путь! Сгораю от нетерпения узнать, что за сюрприз они приготовили!

Стоило миссис Баэр дать команду, все засуетились, и через пять минут трех девочек и Тедди упаковали в «корзину для белья», так они называли плетеную повозку, запряженную Тоби. Деми возглавлял процессию, а миссис Джо замыкала в сопровождении Кита. Уверяю вас, зрелище было весьма внушительное, потому что голова Тоби была украшена веничком для пыли, над повозкой развевалось два больших флага, у Кита на шее красовался синий бант, безумно ему мешающий, Деми вдел в петлицу букетик ромашек, а миссис Джо по такому случаю захватила смешной японский зонт.

Девочки всю дорогу подпрыгивали от предвкушения. Тедди был в таком восторге от поездки, что постоянно выбрасывал за борт шляпу, когда же ее отобрали, решил выброситься сам, очевидно считая своим долгом развлекать честную компанию.

Наконец они подъехали к холму. Ничего не было видно, «лишь ветер колыхал траву», как говорится в сказках, и на лицах приехавших отразилось разочарование, однако Деми произнес самым торжественным образом:

– Вылезайте и постойте немного, сейчас будет сюрприз! – С этой речью он скрылся за камнем, из-за которого последние полчаса выглядывало несколько голов.

После короткого и весьма напряженного ожидания вперед вышли Нат, Деми и Томми, каждый вынес воздушного змея и с гордостью преподнес одной из юных дам. Последовали восторженные восклицания, но мальчики, чьи лица светились от радости, их прервали, сказав: «Это еще не все!» Они сбегали за камень и появились вновь с воздушным змеем огромного размера, на котором большими ярко-желтыми буквами было написано «Маме Баэр».

– Мы подумали, вам тоже захочется, ведь вы на нас сердились и встали на сторону девочек! – кричали все трое, трясясь от смеха, потому что эта часть плана, очевидно, была сюрпризом для миссис Джо.

Она, захлопав в ладоши, рассмеялась вместе со всеми, очень довольная шуткой.

– Ну, мальчики, это воистину прекрасно! Кто додумался? – спросила она, принимая подарок с не меньшим удовольствием, чем девочки.

– Дядя Фриц предложил, когда мы решили делать змеев девочкам! – широко улыбнулся Деми, радуясь удавшейся задумке.

– Дядя Фриц знает, что я люблю. Да, это великолепные змеи, мы как раз недавно запускали ваших и подумали, что нам хотелось бы иметь собственных, правда, девочки?

– Потому мы вам их сделали! – воскликнул Томми и, чтобы выразить обуревавшие его чувства, встал на голову.

– Давайте запускать! – вмешалась деятельная Нэн.

– Я не умею… – начала Дейзи.

– Я помогу! И я! И я! – в порыве преданности закричали мальчики, и Деми взял змея Дейзи, Томми – Нэн, а Нат с трудом убедил Бесс отпустить ее маленького голубого змеика.

– Тетя, подождите минутку, мы и ваш запустим! – пообещал Деми, которому вовсе не хотелось вновь потерять расположение миссис Баэр, не проявив к ней должного внимания.

– Господь с тобой, дорогой, я умею обращаться со змеем! А вон тот мальчик мне его подбросит! – добавила миссис Джо, когда из-за камня показалось довольное лицо профессора.

Мистер Баэр подбросил большого змея, и миссис Джо побежала следом, умело управляя им. Дети стояли, наслаждаясь зрелищем. Змеи один за другим поднялись в воздух и парили над головами, будто веселые птицы, они уверенно летали над холмом, ловя крыльями свежий ветер. До чего же было весело! Бегать, перекрикиваться, отправлять змеев ввысь и тянуть обратно, ощущать, как они дергают веревку, будто живые. Нэн обезумела от радости, Дейзи нашла новую игрушку не менее интересной, чем куклы, а маленькой Бесс так полюбился ее «змеик», что она отпускала его полетать лишь ненадолго, предпочитая держать на коленях и рассматривать замечательные картинки, нанесенные смелой кисточкой Томми. Миссис Джо запускала с огромным удовольствием, и ее змей был, казалось, под стать хозяйке – то падал носом вниз, то застревал в дереве, чуть не угодил в реку и, наконец, взмыл настолько высоко, что превратился в маленькую точку среди облаков.

Постепенно все утомились и, привязав веревки к деревьям или изгороди, решили отдохнуть, а мистер Баэр, посадив Тедди на плечи, пошел посмотреть на коров.

– Вы когда-нибудь так веселились? – спросил, пожевывая травинку, Нат, когда они рассеялись по склону холма, будто стадо овечек.

– Разве что много лет назад, когда я запускала змея в детстве, – ответила миссис Джо.

– Жалко, что я не знал вас тогда, вы, наверное, были ужасно веселой! – сказал Нат.

– Каюсь, я была сорванцом!

– Люблю девочек-сорванцов! – заметил Томми, поглядывая на Нэн, которая в ответ на комплимент состроила рожицу.

– Почему я не помню вас, тетя? Я был слишком маленьким? – спросил Деми.

– Да, слишком маленьким, дорогой!

– Наверное, в то время у меня еще не развилась память. Дедушка говорит, что мозг развивается по мере роста, и, когда вы были маленькой, моя память еще не развилась, поэтому я не помню, как вы выглядели, – пояснил Деми.

– Этот вопрос выше моего понимания, юный Сократ, лучше прибереги его для дедушки, – сказала тетя Джо.

– Так и сделаю, он в подобных вещах разбирается, а вы – нет, – ответил Деми, решив, что, учитывая интеллектуальный уровень компании, в которой он сейчас находится, лучше вернуться к обсуждению воздушных змеев.

– Расскажите, как вы запускали змея в последний раз! – попросил Нат, подумав, что раз тетя Джо вспоминает о том случае со смехом, он наверняка очень интересный.

– Это забавная история! Мне было целых пятнадцать лет, когда уже стыдно играть в детские игры. И вот мы с дядей Тедди тайком сделали змеев и улизнули запускать. Мы здорово повеселились и присели отдохнуть, как сейчас, и вдруг услышали голоса. В нашу сторону шла группа молодых дам и джентльменов, возвращающихся с пикника. Тедди не смутился, хоть тоже был великоват для запускания змея, зато я перепугалась: я стала бы посмешищем до конца дней, потому что мои выходки и без того забавляли соседей (совсем как выходки Нэн забавляют нас). «Что же делать?» – шепотом спросила я у Тедди, когда голоса были совсем близко. «Смотри!» – сказал он и, вынув нож, перерезал веревки. Змеи улетели, а к тому моменту, как к нам подошли, мы уже собирали цветы, будто приличные люди. Нас никто не заподозрил, и мы посмеялись над тем, как еле-еле избежали опасности.

– Змеи улетели, тетя? – спросила Дейзи.

– Конечно, однако я вовсе не расстроилась, ведь решила не брать в руки змея до самой старости и, видишь, – дожила! – рассмеялась миссис Джо, сматывая веревку, потому что уже вечерело.

– Пора домой?

– Мне пора, иначе вы останетесь без ужина, а такой сюрприз вам вряд ли придется по душе, цыплятки!

– Правда, наш праздник удался? – самодовольно спросил Томми.

– Еще как! – единодушно ответили все.

– Знаете почему? Потому что ваши гости вели себя хорошо и старались, чтобы все получилось. Понимаете, о чем я?

– Да, мэм! – ответили мальчики и по дороге домой, неся на плече змеев, обменивались пристыженными взглядами, вспоминая о не столь удачном празднике, где гости вели себя неважно.

Пришел июль – пора заготовки сена; огородики процветали, а длинные летние дни дарили множество приятных часов. Окна и двери старого дома не закрывались с утра до ночи, и мальчики все свободное от занятий время проводили на улице. Уроки были короткими, выходные частыми, ибо Баэры верили, что для здоровья необходимо как можно больше двигаться, наше же лето столь кратко, что глупо проводить его взаперти. Какими розовощекими, загорелыми и сильными стали мальчишки! Аппетит у них улучшился, а одежда стала безнадежно мала. Они целыми днями носились по поместью с веселым смехом, играли в доме и амбаре, бродили по холмам и долинам. Добрые Баэры с неописуемым удовлетворением наблюдали, как их подопечные крепнут и телом, и душой. Лишь одного события не хватало для полного счастья, и оно вскоре случилось, когда они меньше всего ожидали.

Однажды душистым вечером, когда малыши уже спали, а старшие купались в ручье, миссис Баэр переодевала Тедди в гостиной.

– Мой Дэнни! – вдруг воскликнул малыш, указав на окно.

– Нет, дорогой, тебе показалось – это луна к нам заглядывает! – ответила мать.

– Нет-нет! Дэнни за окном! Тедди видел! – настаивал взволнованный мальчик.

– А вдруг?.. – Миссис Баэр поспешила проверить, надеясь, что сын окажется прав.

Однако Дэна нигде не было; миссис Баэр окликнула его, затем, подхватив облаченного в ночную рубашку Теда на руки, подбежала к входной двери и попросила малыша тоже позвать, полагая, что на зов сынишки Дэнни откликнется скорее, чем на ее собственный. Ответа не последовало, никто не вышел из темноты, и они расстроенные вернулись в дом. Тедди не удовлетворился объяснением мамы насчет луны и, лежа в кроватке, то и дело поднимал с подушки головку, вопрошая «когда плидет Дэнни?».

Вскоре он заснул, старшие разошлись по кроватям, дом затих, и тишину теплой летней ночи нарушала лишь трескотня сверчков. Миссис Баэр сидела за шитьем (ее корзинка непрестанно пополнялась носками с огромными дырками), размышляя о пропавшем мальчике. Уверенная, что малыш Тед ошибся, она не стала беспокоить мистера Баэра его фантазиями – профессор, пользуясь затишьем, отвечал на письма. В половине одиннадцатого миссис Баэр встала, чтобы запереть на ночь двери, помедлив, вышла на крыльцо, наслаждаясь очаровательным пейзажем, и вдруг заметила белое пятно на одном из стогов сена, разбросанных по лужайке. «Дети играли в сене весь день, и Нэн, как обычно, забыла шляпку», – решила миссис Баэр. Однако, приблизившись, она обнаружила не шляпку и не носовой платок, а рукав рубашки с торчащей из него загорелой рукой, а обойдя стог, увидела крепко спящего Дэна.

Оборванный, грязный и худой, одна нога босая, другая обмотана полосатой курткой, которую он, очевидно, использовал в качестве бинта. Дэн, вероятно, прятался за стогом, но во сне разметал руки, чем выдал себя. Он вздыхал и бормотал что-то, а пошевелившись, застонал, однако не проснулся даже от боли, настолько был измотан.

– Нельзя ему тут оставаться! – сказала миссис Баэр и, наклонившись, тихо окликнула.

Дэн открыл глаза, увидел миссис Джо и, решив, что это сон, улыбнулся и произнес в полудреме:

– Мама Баэр, я вернулся домой!

Глубоко тронутая его словами, она, подложив ладонь под затылок путника, приподняла его голову и приветливо сказала:

– Я знала, что ты вернешься, и очень тебе рада, Дэн!

Дэн окончательно проснулся, резко сел и, недоуменно оглянувшись по сторонам, наконец вспомнил, где находится. Несмотря на теплые слова, он не верил, что ему рады. Лицо его утратило мягкость, и он произнес по обыкновению угрюмо:

– Я просто мимо проходил, думаю, загляну одним глазком, а утром пойду дальше.

– Почему же ты не зашел, Дэн? Разве не слышал, как мы кричали? Тедди тебя увидел и позвал!

– Думал, вы не пустите… – ответил он, вертя в руках узелок, который уже подобрал с земли, будто собираясь в путь.

– Давай проверим! – предложила миссис Баэр, указывая рукой на дверь, где приветливо сиял свет.

Глубоко вздохнув, будто у него с души свалился камень, Дэн подобрал толстую палку и поковылял к дому, но, остановившись на полпути, с тревогой признался:

– Я сбежал от Пейджа… Мистер Баэр расстроится!

– Мистер Баэр уже знает, он очень сожалел о твоем поступке, но сейчас это неважно. Что у тебя с ногой? – спросила миссис Джо, когда Дэн вновь захромал к дому.

– Перелезал через стену и неудачно приземлился. Ничего страшного! – сказал тот, тщательно скрывая, какой болью отзывается каждый шаг.

Миссис Баэр проводила Дэна в свою гостиную, и тот сразу же рухнул в кресло и откинул голову, бледный и ослабевший от боли и долгой дороги.

– Бедный мой Дэн! Выпей вот это, а потом немного поешь! Теперь ты дома, и мама Баэр о тебе позаботится!

Мальчик поднял полные благодарности глаза, молча глотнул вина, поднесенного к его губам, затем медленно принялся за еду. С каждой ложкой к нему возвращались силы, и вскоре Дэну уже не терпелось поведать о своих приключениях.

– Где же ты был? – спросила миссис Баэр, разматывая повязку.

– Я сбежал больше месяца назад. Пейдж ничего, но больно уж строгий. Мне это не нравилось, ну я и драпанул с одним хорошим человеком. Мы уплыли на лодке по реке, поэтому они меня не выследили. Потом я ушел от того человека и пару недель работал на ферме, пока хозяин меня не побил за то, что я стукнул его сына. Тогда я опять сбежал и дошел досюда.

– Пешком?

– Ну да. Фермер мне не дал денег, да я и не просил. Я б сам заплатил за удовольствие поколотить его сынка! – Дэн усмехнулся, но вид у него был пристыженный, и он, потупившись, разглядывал свои грязные руки.

– Как же ты жил? Как шел так долго?

– О, все было хорошо, пока я не вывихнул ногу. Меня подкармливали, ночью я спал в сараях, днем шел. Я заплутал, когда пытался срезать, не то добрался бы быстрей!

– Если ты не собирался зайти в дом и остаться с нами, что же ты планировал делать?

– Думал, взгляну еще разок на Тедди и на вас, потом вернусь в город на старую работу, но очень устал и лег поспать в сене. Я б ушел утром, только вы меня нашли…

– Какая жалость, верно? – спросила миссис Баэр с шутливым укором и опустилась на колени, чтобы осмотреть пострадавшую ногу.

Дэн покраснел и, не отрывая взгляд от тарелки, очень тихо произнес:

– Нет, мэм, я рад! Я хотел остаться, просто боялся, что вы…

Он не закончил, прерванный жалостливым восклицанием миссис Баэр, – нога его была сильно повреждена.

– Когда это случилось?

– Три дня назад.

– И ты шел в таком состоянии?!

– У меня была палка, и я мыл ногу в каждом ручье, одна женщина дала мне лоскут, чтобы замотать рану.

– Мистер Баэр должен немедленно тебя осмотреть и перебинтовать!

Миссис Баэр побежала в соседнюю комнату, в спешке оставив приоткрытой дверь, поэтому Дэн услышал следующий диалог:

– Фриц, мальчик вернулся!

– Кто? Дэн?

– Да, Тедди увидел его в окне и позвал, однако он ушел и спрятался за стогом. Я только что его нашла – спал без задних ног, полуживой от усталости и боли! Он сбежал от Пейджа месяц назад и с тех пор добирался до нас. Говорит, не хотел показываться, мол, взгляну и пойду в город, устроюсь на старую работу. Но ведь он шел к нам, несмотря ни на что лелея надежду, что его примут! А сейчас ждет твоего решения – простишь ли ты его и возьмешь ли обратно.

– Он сам признался?

– Я по глазам вижу. Когда он проснулся, то сказал, будто маленький ребенок: «Мама Баэр, я вернулся!» У меня духа не хватило отчитать его, я просто повела мальчика домой, как отбившуюся от стада овечку. Можно он останется, Фриц?

– Конечно, можно! Кажется, мы завоевали сердце Дэна, и я ни за что больше не отпущу его, как не отпустил бы собственных детей!

Дэн услышал тихий шорох, когда миссис Баэр безмолвно поблагодарила мужа объятием, и в следующее мгновение глаза мальчика наполнились слезами, и две крупные капли поползли по чумазым щекам. Никто не видел его слез, потому что он торопливо отер лицо, однако в этот короткий миг сердце Дэна растаяло, недоверие исчезло без следа, ему отчаянно захотелось доказать этим добрым людям, что он достоин их милосердной любви и безграничного сочувствия. Пожелав всем сердцем, он тут же с мальчишечьей горячностью поклялся исполнить задуманное, скрепив клятву столь редкими для него слезами, – Дэн не плакал ни от боли, ни от усталости, ни от одиночества.

– Иди осмотри его ногу! Боюсь, рана серьезная, он три дня шел в пыли и по жаре, а рану лишь замотал старой курткой и иногда промывал в ручьях! Герой, да и только – из него вырастет достойный человек, вот увидишь, Фриц!

– Надеюсь, так и будет! Не хочу, чтобы ты разочаровывалась! Пойду осмотрю твоего спартанца. Где он?

– В гостиной… Он иногда грубоват, дорогой, но ты должен быть очень добр в любом случае! С ним по-другому нельзя! Дэн не потерпит строгости и тем более принуждения, однако доброе слово и бесконечное терпение направят его на нужный путь, как направили когда-то меня.

– Можно подумать, ты когда-то была похожа на этого маленького разбойника! – воскликнул мистер Баэр – сравнение вызвало в нем и смех, и негодование.

– В душе – да, просто проявляла это по-иному. Я хорошо чувствую Дэна, знаю, что ему понравится, а что заденет, мне близки его порывы и недостатки. И это прекрасно, потому что я смогу помочь ребенку. Вырастить из маленького дикаря хорошего человека было бы моим главным достижением!

– Благослови Господь и тебя, и твой замысел! – ответил растроганный мистер Баэр, и они вместе зашли в комнату.

Дэн почти уснул, откинувшись на спинку кресла, однако при виде профессора тут же вскинул голову и попытался подняться.

– Значит, Пламфилд тебе нравится больше, чем ферма Пейджа? – приветливо сказал мистер Баэр. – Что ж, надеюсь, в этот раз мы с тобой лучше поладим!

– Спасибо, сэр! – ответил Дэн – он постарался обойтись без обычной грубоватости, что оказалось не так уж сложно.

– Ну что там с ногой? Ох! Хорошего мало… Завтра вызовем доктора Фирта. Принеси теплой воды и старую простыню, Джо!

Мистер Баэр промыл и перевязал раненую ногу. Миссис Баэр застелила единственную свободную кровать в доме. Кровать стояла в маленькой комнате, примыкающей к гостиной миссис Джо. Там обычно помещали приболевших, чтобы миссис Баэр не приходилось бегать вверх-вниз, а больные могли наблюдать за жизнью дома. Когда все было готово, мистер Баэр взял мальчика на руки, отнес его в спальню, помог раздеться, уложил в чистую постель и ушел, пожав на прощанье руку и ласково сказав: «Спокойной ночи, сынок!»

Дэн немедленно уснул и крепко проспал несколько часов, пока не проснулся от пульсирующей боли, беспокойно заворочался, стараясь не издавать звуков, чтобы никого не разбудить, – Дэн и вправду был мужественным парнем и терпел боль, точно настоящий спартанец, как назвал его мистер Баэр.

Миссис Джо имела привычку бродить ночью по дому: то закроет окно, то задернет москитную сетку над кроваткой Тедди, то заглянет к Томми – тот иногда ходил во сне. Она никогда не закрывала свою дверь, чутко прислушиваясь и просыпаясь от любого шороха (вдруг пожар или разбойники?), поэтому сразу уловила слабые стоны Дэна. Тот в отчаянии стукнул кулаком горячую подушку, когда в холле мелькнул свет лампы, и в комнату тихонько вошла миссис Джо, похожая на забавного призрака в ночной рубашке с длинным шлейфом и с большим пучком на голове.

– Болит, Дэн?

– Очень, но я не хотел вас будить!

– Я, точно сова, всегда летаю по ночам. Да, нога горячая, словно печка! Бинты нужно вновь намочить. – И мама сова полетела за холодным компрессом и кружкой ледяной воды.

– О, как хорошо! – вздохнул Дэн, когда бинты вновь пропитались влагой, а большой глоток освежил пересохшее горло.

– Ну вот, постарайся поспать, я еще к тебе загляну, ты не пугайся!

С этими словами миссис Джо наклонилась, чтобы взбить подушки и расправить простыни, и тут, к ее великому удивлению, Дэн обвил ее шею руками и поцеловал в щеку с отрывистым «спасибо, мэм!», которое выразило больше, чем самая красочная речь. «Простите меня, я постараюсь исправиться!» – означал торопливый поцелуй и короткая фраза. Миссис Баэр все поняла, приняла безмолвное признание, ничем не выразив удивления, чтобы не смутить мальчика. Устыдившись внезапного проявления нежности, Дэн тут же зарылся в подушку. Миссис Баэр, поцеловала его в ответ и, уходя, произнесла слова, которые Дэн, давно оставшийся без матери, запомнил навсегда:

– Ты теперь мой сын, моя будущая радость и гордость!

Миссис Баэр зашла на рассвете, Дэн спал так крепко, что не проснулся от ее шагов, даже не шелохнулся, когда она смачивала бинты, разве что гримаса боли разгладилась, и лицо приняло спокойное выражение.

День был воскресный, в доме стояла тишина, и Дэн проспал до полудня, а пробудившись, сразу увидел в дверях радостное личико. Он раскрыл руки, и Тедди, пулей пролетев через комнату, кинулся на его кровать с криком: «Дэнни плиехал!» – и принялся обнимать друга, радостно елозя. Вслед за сыном появилась миссис Баэр с завтраком, упорно не замечая краски стыда, залившей лицо Дэна при воспоминании о ночном происшествии. Тедди настоял, что сам даст Дэнни «завтлак» и кормил его с ложечки, как ребенка, что очень понравилось не слишком голодному Дэну.

Затем приехал доктор, и бедному спартанцу пришлось худо: несколько маленьких косточек в ступне пришлось ставить на место. От боли у Дэна побелели губы и пот выступил на лбу, хоть он ни разу не вскрикнул, а лишь крепко сжал руку миссис Джо, оставив на ней красный след.

– Больному нужен покой, пусть полежит хотя бы недельку. Там посмотрим – или дадим костыль, или оставим в постели еще на какое-то время! – заключил доктор Ферт, к радости пациента, собирая свои блестящие инструменты.

– Я ведь поправлюсь? – спросил Дэн, встревоженный словом «костыль».

– Надеюсь! – Доктор вышел, оставив больного в весьма подавленном состоянии, ибо потеря ноги – ужасное несчастье для подвижного мальчика.

– Не волнуйся, я хорошая сиделка, через месяц будешь бегать вовсю! – утешила не теряющая надежды миссис Джо.

Дэн боялся остаться калекой, и даже Тедди не мог отвлечь его от тревожных мыслей, тогда миссис Джо разрешила Дэну принять пару посетителей и спросила, кого из мальчиков он хотел бы увидеть.

– Ната и Деми! И нельзя ли принести мне шляпу? Там есть кое-что для них. А мой мешок с добычей? Вы его выбросили? – Последний вопрос явно очень тревожил Дэна.

– Нет, конечно! Я подумала – там, должно быть, нечто ценное, раз ты так о нем заботишься! – Миссис Джо принесла старую соломенную шляпу, доверху наполненную бабочками и жуками, а также узелок с коллекцией странных предметов, собранных по дороге: птичье яйцо, аккуратно завернутое в мох, необычные ракушки и камушки, кусочки гриба и несколько маленьких крабов, крайне возмущенных заточением.

– Куда бы поместить крабов? Мы нашли их с мистером Хайдом – забавные ребята, я бы хотел оставить их и наблюдать, можно? – спросил Дэн, смеясь над крабами, которые боком и пятясь ползали по кровати. Мальчик даже на время позабыл о ноге – так они его порадовали.

– Конечно, можно! Старая клетка Полли как раз подойдет. Сейчас принесу, а ты следи, чтобы они не покусали Тедди за пальцы! – Миссис Джо ушла, Дэн же был вне себя от счастья, что его сокровища не посчитали мусором и не выбросили.

Нат и Деми прибыли одновременно с клеткой, и крабов водворили в новое жилище. Довольные мальчишки, увлекшись зрелищем, позабыли о всякой неловкости, которая могла бы возникнуть при встрече с беглецом. Этим восхищенным слушателям Дэн рассказал о своих приключениях гораздо подробней, чем миссис и мистеру Баэру. Затем выложил добычу и так интересно описывал каждый предмет, что миссис Баэр, которая ушла в соседнюю комнату, чтобы не мешать, удивлялась, с интересом прислушиваясь к забавной мальчишечьей беседе.

«Как много он знает о своих находках! Как увлечен ими! Это сейчас особенно кстати – ведь Дэн не очень любит читать, и ему было бы скучно лежать в постели, а жуками и камушками мальчишки его точно обеспечат! Хорошо, что я заметила его интерес, он достоин внимания и, возможно, является призванием! Дэн станет великим натуралистом, Нат музыкантом… Год прошел не зря!» – думала миссис Джо, с улыбкой склонившись над расчетными книгами. Она строила воздушные замки, совсем как в детстве, с той лишь разницей, что тогда замки возводились для нее самой, сейчас – для других людей, а поскольку забота о ближних – прочный фундамент, на котором можно выстроить все что угодно, ее теперешние замки постепенно обретали физическую форму.

Нат интересовался приключениями Дэна, Деми увлекся жуками и бабочками, жадно внимая истории об их изменчивой короткой жизни, будто слушал новую необычную сказку, поскольку Дэн, хоть и выражался не слишком изящно, рассказывал хорошо и был рад чему-то научить маленького философа. Увлекшись историей о поимке выхухоли, чья шкурка лежала среди сокровищ, Нат и Деми совсем забыли о прогулке, и мистеру Баэру пришлось самому их разыскивать. Дэн с тоской посмотрел вслед убегающим товарищам, и мистер Баэр для смены обстановки предложил перенести его на диван в гостиной.

Дэн устроился на диване, дом затих, и миссис Джо, оторвавшись от книжки с картинками, которую показывала Тедди, заинтересованно спросила, кивнув на сокровища в руках Дэна:

– Откуда ты столько знаешь?

– Мне всегда нравились такие штуки, но я ничего особо не знал до встречи с мистером Хайдом. Мистер Хайд, он… я забыл, как это называется… он все это изучал, жил в лесу, писал про лягушек, рыб и так далее. Он останавливался в доме Пейджа и иногда звал меня с собой, было очень здорово, он мне жуть сколько всего рассказал – он такой умный и веселый! Надеюсь, я его еще увижу!

– Я тоже надеюсь! – искренне сказала миссис Джо, видя, как обыкновенно сдержанный и немногословный Дэн оживился при упоминании о друге.

– Представляете, он умел подзывать птиц, зайцы и белки его не боялись – будто он дерево какое-то! Вы когда-нибудь щекотали ящерицу соломинкой? – возбужденно продолжил Дэн.

– Нет, но с удовольствием попробовала бы!

– А я щекотал, и это очень смешно – они переворачиваются на спину и вытягиваются – им нравится! Мистер Хайд так делал, еще он свистел змеям, знал, что когда цветет, рассказывал расчудесные истории о рыбах, мухах, индейцах и камнях, и даже пчелы его не кусали!

– Полагаю, тебе так нравилось гулять с мистером Хайдом, что ты иногда забывал про мистера Пейджа, – хитро заметила миссис Джо.

– Да, забывал. Я просто не мог пропалывать и рыхлить вместо того, чтобы гулять с мистером Хайдом! Пейдж говорил – это все глупости, и называл мистера Хайда сумасшедшим, потому что он часами глядит за форелью или птичкой.

– Лучше сказать не «глядит», а «наблюдает», – мягко поправила миссис Джо и потом добавила: – Пейдж, заядлый фермер, не в силах понять, что работа натуралиста не менее интересна, чем его собственная, и, возможно, не менее важна. Послушай, Дэн, если тебе действительно так нравится природа (а я вижу, что нравится, и это чудесно!), мы выделим тебе время для изучения любимого дела и найдем нужные книги, но я хочу, чтобы ты осваивал и другие предметы – причем добросовестно, чтобы не оказаться невежей и избежать горьких сожалений в будущем.

– Хорошо, мэм, – послушно ответил Дэн, слегка напуганный серьезностью последнего замечания – он ненавидел учебники, однако твердо решил попробовать все, что предложит миссис Баэр.

– Помнишь шкаф с двенадцатью ящиками? – последовал следующий, весьма неожиданный вопрос.

Два высоких шкафа по обе стороны от пианино были ему хорошо знакомы – из многочисленных ящичков при нем ни раз извлекались кусочки бечевки, гвозди, оберточная бумага и тому подобные полезные вещи. Дэн, улыбнувшись, кивнул. Миссис Джо продолжила:

– По-моему, эти ящички прекрасно подойдут для хранения птичьих яиц, камушек, ракушек и лишайника. Что скажешь?

– Здорово! А вам не будет мешать мое барахло, как мистеру Пейджу? – воскликнул Дэн, поднимаясь на подушках и горящими глазами оглядывая старый шкаф.

– Твое «барахло» мне нравится, но я отдала бы тебе ящики в любом случае, потому что ценю детские сокровища и считаю, что с ними нужно обращаться уважительно. Послушай, Дэн, я предлагаю тебе сделку и надеюсь, тебе понравятся условия. Там двенадцать ящиков приличного размера – по одному на каждый месяц года, все они будут твоими, только ты должен их заработать, выполняя свои обязанности. По-моему, вознаграждение – прекрасный стимул двигаться дальше, особенно для ребенка. Да, поначалу мы стараемся жить правильно лишь ради награды, однако, если использовать награду с умом, привыкаем и начинаем получать удовольствие.

– А у вас бывают вознаграждения? – спросил Дэн – тема была для него совершенно нова.

– Конечно! Я еще не научилась обходиться без них! Мои награды – это не ящички, не подарки и не праздники, но они дороги мне не меньше! Лучшая награда – хорошее поведение и успехи моих мальчиков, и я хочу, чтобы ты трудился ради своего шкафа так же усердно, как я тружусь ради нее. Делай то, что тебе не нравится, и делай это хорошо, тогда получишь две награды: первую можно увидеть и пощупать, вторая – удовлетворение от выполненного долга. Понимаешь?

– Да, мэм.

– Учи уроки, работай, по-доброму общайся с другими мальчиками, проводи выходные с пользой, и, если я услышу хорошие отзывы и сама увижу без слов (а я быстро подмечаю, когда человек старается), тебя ждет ящик для сокровищ! Смотри, некоторые из них уже разделены на четыре части – по отсеку на каждую неделю, с остальными я поступлю так же. Когда ящик наполнится любопытными находками, буду гордиться не меньше тебя, даже больше, потому что в камушках, мхе и ярких бабочках увижу исполнение добрых намерений, победу над недостатками и сдержанное слово. Договорились, Дэн?

Мальчик лишь молча взглянул на миссис Баэр, но она по глазам прочла, что он понял и оценил ее замысел и не знает, как выразить благодарность за заботу и любовь. Увидев по раскрасневшимся щекам, как сильно Дэн тронут, миссис Баэр слегка изменила условия договора – вытащив один их верхних ящиков, она протерла его от пыли и, поставив на два стула перед диваном, весело произнесла:

– Давай тотчас же приступим к делу и уберем этих замечательных насекомых в надежное место! Здесь довольно просторно, я бы приколола бабочек и жучков булавками к стенкам, там они хорошо сохранятся, посередине останется место для более тяжелых предметов. Я дам тебе ваты, чистой бумаги и булавок – тебе всю неделю будет чем заняться.

– Только я не могу выйти за новыми находками! – сказал Дэн, с жалостью глядя на ногу.

– Это правда, но ничего! Твоих сокровищ хватит на неделю, и, полагаю, мальчики принесут тебе кучу интересного, если ты их попросишь.

– Они ж не знают, на что глядеть! То есть – за чем наблюдать… К тому же, если я буду все время тут валяться, не смогу учиться и работать, чтобы заслужить ящики!

– Ты можешь многому научиться и лежа, а также помочь мне с мелкими делами.

– Правда? – удивился и обрадовался Дэн.

– Ты будешь учиться не терять терпения и жизнерадостности, несмотря на боль и скуку. Можешь развлекать Тедди, сматывать пряжу, читать мне, пока я шью, и делать многие другие вещи, которые не повредят ноге, но помогут провести день с пользой.

Тут вбежал Деми с большой бабочкой в одной руке и довольно мерзкой на вид жабой – в другой.

– Смотри, что я тебе принес Дэн! Правда, красота? – запыхавшись произнес он.

Дэн нашел, что жаба смешная, но ее негде хранить, а бабочка и правда красавица, и, если миссис Джо даст ему иголку, он прикрепит насекомое на самое видное место.

– Не хочу, чтобы бедняжку накалывали на булавку! Если ей суждено умереть, давайте избавим ее от страданий с помощью капли камфары! – сказала миссис Джо, доставая бутылочку.

– Я знаю, как это делается, мистер Хайд всегда так умерщвлял насекомых – но у меня не было камфары, и я обходился без нее. – Дэн аккуратно капнул на голову бабочки, бледно-зеленые крылышки затрепетали, а потом застыли.

Едва закончилась грустная церемония, как Тедди прокричал из спальни:

– Клабы вылезли! Больсой всех слопал!

Деми с тетей бросились на помощь. Тедди радостно подпрыгивал на стульчике, два маленьких краба, выбравшиеся из клетки, метались по полу. Третий, застряв между прутьями, трясся в смертельном ужасе, потому что перед ним открывалось грустное, хоть и немного смешное зрелище. Большой краб, устроившись в ложбинке, где раньше стояла тарелочка Полли, хладнокровно поедал четвертого сородича. Бедняга уже лишился клешней, большой краб перевернул его и, держа в одной клешне панцирь, будто блюдо, подносил его ко рту и преспокойно орудовал второй. Он изредка останавливался, вращая странными выпуклыми глазками и шевеля конечностями, отчего дети визжали от смеха. Миссис Джо отнесла клетку Дэну, чтобы он посмотрел, а Деми отловил беглецов и накрыл их большим тазом, чтобы не разбежались.

– Придется расстаться с крабами, их нельзя держать в доме! – с сожалением воскликнул Дэн.

– Я о них позабочусь, если ты меня научишь! Пусть живут с моими черепахами! – предложил Деми, который решил, что крабы даже интересней его медлительных любимиц.

Дэн подробно рассказал, как ухаживать за крабами, потом Деми унес их знакомиться с новым домом и соседками.

– Какой он хороший! – сказал Дэн, аккуратно прикрепляя бабочку и вспомнив, что Деми прервал ради него прогулку.

– Немудрено, мы очень старались вырастить его таким.

– У Деми были люди, которые говорили ему, что правильно, и помогали, а у меня – не было… – вздохнул Дэн, первый раз в жизни задумавшись о беспризорном детстве и осознав, что судьба была к нему несправедлива.

– Знаю, дорогой, поэтому требую от тебя меньше, чем от Деми, хоть он и младше; мы будем помогать тебе, сколько потребуется, и, надеюсь, ты скоро найдешь поддержку не только от нас. Ты забыл, чему учил тебя папа Баэр, когда ты появился тут в первый раз, как просить помощи у Бога, чтобы стать лучше?

– Не забыл, мэм, – был тихий ответ.

– Ты уже попробовал?

– Нет, мэм… – совсем тихо признался Дэн.

– Будешь ли ты делать это каждый вечер ради меня?

– Да, мэм!

– Что ж, я надеюсь, ты сдержишь обещание, и сразу это пойму, потому что верующему человеку это понятно без слов. Вот тебе занятная история про мальчика, который поранил ногу хуже, чем ты, и мужественно перенес испытания.

Вручив Дэну милую книжицу «Мальчики Крофтон»[14], миссис Баэр оставила его на час, забегая время от времени, чтобы мальчик не чувствовал себя одиноким. Дэн не любил читать, однако вскоре так заинтересовался романом, что даже удивился, когда дети вернулись с прогулки. Дейзи принесла букетик полевых цветов, Нэн настояла, что подаст больному ужин, Дэн лежал на диване и сквозь открытые двери столовой видел мальчиков за большим столом, которые приветливо кивали ему, уплетая хлеб с маслом.

Мистер Баэр отнес его в кровать рано, и Тедди забежал в ночной рубашке пожелать спокойной ночи, поскольку тоже прятался в гнездышко на закате вместе с птичками.

– Можно я помолюсь с Дэнни? – спросил он и, когда мать ответила «да», опустился на колени у кровати Дэна, сложил пухлые ручки и тихо сказал:

– Благослови всех, Боже, и помоги мне стать лутсе!

Затем малыша унесли наверх, и он сонно улыбнулся Дэнни из-за маминого плеча.

Вечерние разговоры смолкли, песни затихли, благословенный воскресный покой окутал дом, однако Дэн лежал в своей комнате без сна. В голове теснились мысли, в мальчишечьем сердце бушевали надежды и желания, поскольку в его жизнь вошли два новых чувства – любовь и благодарность, и они уже совершили в душе невидимую перемену, а остальное – дело времени и труда. Искренне желая сдержать первое данное им обещание, Дэн сложил руки в темноте и тихо повторил маленькую молитву Тедди:

– Благослови всех, Боже, и помоги мне стать лучше!

Неделя выдалась долгая и трудная: Дэн перемещался лишь с кровати на диван, нога временами сильно болела, а однообразные дни тяжело давались подвижному парню, изнывающему от желания побегать на улице, тем более что за окном стояло лето. Однако Дэн держался изо всех сил; домочадцы помогали ему каждый по-своему, и, наконец, в субботу утром он был вознагражден словами доктора:

– Лучше, чем я ожидал! Сегодня дайте костыль, пусть немного походит по дому.

– Ура! – закричал Нат и побежал рассказать хорошую новость мальчикам.

Все были рады и после обеда собрались, чтобы понаблюдать, как Дэн проковылял по холлу несколько раз, затем уселся на крыльце, будто король на приеме. От всеобщего внимания и заботы Дэн оживлялся с каждой минутой: мальчики по очереди подошли его поздравить, девочки суетились вокруг, предлагая то подушечку, то подставку для ноги, а Тедди обращался с ним, как с хрустальной вазой. Они все еще сидели или стояли на крыльце, когда у ворот остановилась коляска, из окна которой кто-то махал шляпой, и с криком «Дядя Тедди!» Роб помчался по дорожке, изо всех сил перебирая маленькими ножками. Все, кроме Дэна, наперегонки побежали открывать ворота, и вскоре коляска, окруженная мальчишками, подъезжала к дому, а дядя Тедди смеялся, держа на коленях маленькую дочку.

– Остановите триумфальное шествие, Юпитер сходит на землю! – сказал он и, спрыгнув, побежал к крыльцу, навстречу миссис Баэр, которая от радости хлопала в ладоши, как маленькая.

– Как поживаешь, Тедди?

– Хорошо, Джо!

Затем они обменялись рукопожатием, и мистер Лори, вручив миссис Джо племянницу, которая крепко обняла ее за шею, сказал:

– Златовласка хотела тебя повидать, и пришлось сбежать с ней из дома – да я и сам ужасно соскучился! Мы решили поиграть часок-другой с мальчишками и посмотреть, как поживает «старушка в дырявом башмаке, у которой ребят, что пескарей в реке»![15]

– Я так рада! Играйте на здоровье, только не безобразничайте! – ответила миссис Джо. Ребята обступили хорошенькую девочку, восхищаясь длинными золотыми локонами, изящным платьем и изысканными манерами. Принцесса, как прозвали ее мальчики, никому не позволяла себя целовать, она лишь улыбалась и милостиво трепала подданых по голове маленькой белой ручкой. Все ее обожали, особенно Роб – тот считал девочку фарфоровой куклой, не прикасался, чтобы не сломать ненароком, а поклонялся ее величеству на почтительном расстоянии, довольствуясь редкими знаками внимания. Поскольку Бесс немедленно пожелала поиграть на кухне Дейзи, миссис Джо унесла малышку в дом, за ними потянулись младшие мальчики. Остальные ребята, кроме Ната и Деми, побежали приводить в порядок зверинец и огороды, потому что мистер Лори всегда внимательно осматривал хозяйство и расстраивался, если оно было в упадке.

Стоя на крыльце, мистер Лори повернулся к Дэну и сказал, будто старому знакомому, хоть они виделись всего раза два:

– Как нога?

– Лучше, сэр!

– Устал сидеть дома, да?

– Наверное… – Глаза Дэна мечтательно обежали зеленые холмы и лес.

– Давай прокатимся, пока они не вернулись? Коляска просторная, там будет удобно и безопасно, а глоток свежего воздуха тебе не помешает. Сбегай за подушкой и пледом, Деми, и перенесем Дэна!

Мальчикам чрезвычайно понравилась эта идея. Дэн просиял, но, внезапно спохватившись, спросил:

– Миссис Баэр не будет против?

– Нет, мы с ней договорились!

– Как? Вы же не разговаривали! – вмешался любопытный Деми.

– Есть способ обмениваться посланиями без слов. Гораздо лучше, чем телеграф!

– Я знаю – глазами! Я видел – вы подняли бровь и посмотрели на коляску, а миссис Баэр засмеялась и кивнула в ответ! – воскликнул Нат, уже вполне освоившийся с добрым мистером Лори.

– Верно. Ну, пойдемте! – Через минуту Дэн уже сидел в коляске, пристроив ногу на противоположном сидении, уютно завернутый в плед, который таинственным образом выпал из окошка гостиной, как раз когда они о нем заговорили. Деми вскарабкался на козлы рядом с кучером Питером. Нат занимал почетное место рядом с Дэном, а дядя Тедди сел напротив, чтобы, как он сказал, придерживать больную ногу, на самом же деле – чтобы наблюдать за детьми. Перед ним было два лица, одинаково счастливых, но совершенно разных: у Дэна – скуластое, загорелое и волевое, у Ната – вытянутое, бледное и нерешительное, однако очень доброе, с мягким взглядом и высоким лбом.

– Кстати, у меня завалялась книжка, которая тебе, возможно, понравится, – сказал старший из присутствующих в коляске и, порывшись под сиденьем, извлек книгу, при виде которой Дэн, воскликнув: «Ох! Черт возьми, вот это да!» – принялся переворачивать страницы, разглядывая цветные картинки с бабочками, птицами и разными интересными насекомыми, постоянно находя старых знакомцев. От восторга он забыл поблагодарить мистера Лори, но тот не обиделся, ему было достаточно видеть бурную радость Дэна и слышать его восхищенные возгласы. Нат тоже смотрел, прислонившись к плечу друга, а Деми, повернувшись к лошадям спиной, свесил ноги в коляску, чтобы участвовать в разговоре.

Когда дошли до жуков, мистер Лори вытащил из кармана любопытный предмет и, положив его на раскрытую ладонь, сказал:

– Этому жуку тысяча лет!

Ребята разглядывали необычный и старинный на вид камушек, посеревший от времени, пока мистер Лори рассказывал о скарабеях, найденных в древних усыпальницах великих фараонов, затем, убедившись, что его внимательно слушают, повел рассказ о египтянах, удивительных развалинах, оставшихся после их цивилизации, о Ниле и о своих путешествиях по великой реке – он плавал на лодке с местными людьми, красивыми и смуглыми, видел чудесных зверей и птиц, потом пересек пустыню на верблюде, который плыл по пескам, как корабль по бурному морю.

– Дядя Тедди рассказывает истории почти так же хорошо, как дедушка, – одобрительно заметил Деми, когда повествование подошло к концу, а горящие глаза слушателей просили продолжения.

– Спасибо, – серьезно поблагодарил мистер Лори, оценив похвалу, ведь дети хорошо разбираются в таких вещах, и угодить им – достижение, которым стоит гордиться.

– У меня в карманах есть еще кое-что, я тут перерывал запасы, думал, чем бы развлечь Дэна… – Дядя Тедди вытащил прекрасный наконечник для стрелы и ожерелье из раковин.

– О, расскажите об индейцах! – вскричал любитель вигвамов Деми.

– Дэн тоже много о них знает! – вставил Нат.

– Наверняка больше меня! Поведай нам что-нибудь! – Вид у мистера Лори был не менее заинтересованный, чем у двух мальчиков.

– Мистер Хайд мне рассказывал… он с ними жил, умеет говорить по-ихнему, они ему нравятся, – начал Дэн, польщенный вниманием, но изрядно смущаясь перед взрослым слушателем.

– А зачем ожерелье? – поинтересовался со своего насеста Деми.

Спутники поочередно задавали вопросы, и Дэн сам не заметил, как выложил все, что поведал ему мистер Хайд во время путешествия по реке несколько недель назад. Мистер Лори слушал внимательно, однако находил мальчика гораздо интересней индейцев, потому что миссис Джо рассказывала о Дэне, и ему очень приглянулся маленький дикарь, сбежавший из дома (мистер Лори и сам мечтал о побегах в детстве), а теперь почти прирученный терпением воспитателей и собственной болезнью.

– Я тут подумал, хорошо бы вам, ребята, завести собственный музей, чтобы хранить все любопытные вещи, которые вы находите, делаете своими руками или получаете в подарок. Миссис Джо по доброте душевной не жалуется, но ей тяжело оттого, что весь дом завален всякой всячиной: жуки в любимой вазе, дохлые крысы, прибитые у черного входа, осиные гнезда, падающие на голову, а камней столько, что мостовую можно класть! Какая женщина это потерпит?

Пока мистер Лори говорил, весело поблескивая глазами, мальчики смеялись и подпихивали друг друга локтями – очевидно, о школе ходили легенды за пределами поместья, иначе как он узнал об их доставляющих некоторое неудобство сокровищах?

– Где же нам их хранить? – спросил Деми, положив ногу на ногу и наклоняясь вперед для обсуждения важного дела.

– В старом каретном сарае.

– Там крыша течет, и окон нет, и места для всего не хватит, к тому же пыльно и паутина повсюду! – начал Нат.

– Подождите, мы с Гиббсом над ним чуть поработаем, тогда посмотрите! Он заедет в понедельник и все подготовит, потом в следующую субботу приеду я, мы приведем сарай в порядок и положим начало прекрасному музею! Каждый может принести и разложить свои экспонаты, Дэн будет главным – он разбирается, и ему как раз подойдет музейная работа, пока он не может далеко ходить.

– Вот здорово, правда? – воскликнул Нат, а Дэн, не находя слов, расплылся в улыбке, прижимая к груди книгу и глядя на мистера Лори такими глазами, будто перед ним сидел самый великий и щедрый общественный деятель на свете.

– Еще кружок, сэр? – спросил Питер, когда они вернулись к воротам, неспешно проехав полмили туда и обратно.

– Нет, буду соблюдать приличия, иначе больше не пустят. Нужно еще осмотреть территорию, взглянуть на каретный сарай и поболтать с миссис Джо!

Доставив Дэна на диван – отдыхать и наслаждаться книгой, дядя Тедди пошел порезвиться с мальчиками, которые повсюду его разыскивали. Оставив девочек стряпать, миссис Баэр подсела к Дэну и слушала его пылкий рассказ о прогулке, пока не вернулись ребята – чумазые, разгоряченные и взбудораженные мыслью о новом музее – идее века, по их мнению.

– Всегда мечтал что-нибудь основать, начну с музея, – пояснил дядя Тедди, устраиваясь на табуреточке у ног миссис Джо.

– А это как же? – Миссис Джо указала на счастливые лица мальчиков, рассевшихся на полу вокруг мистера Лори. – Разве не ты основал?

– Это рассадник Баэров, подающий большие надежды, я счастлив быть слегка причастным. Ты знаешь, что я старший ученик миссис Джо? – обратился он к Дэну, ловко меняя тему, – мистер Лори не любил, когда его благодарили за добрые дела.

– Я думал, что старший ученик – Франц! – удивился Дэн.

– О, нет! Я первый мальчик, которого взялась воспитывать миссис Джо, да такой сложный, что она до сих пор со мной мается!

– Сколько же ей лет! – ахнул наивный Нат.

– Она просто рано начала. Бедняжка! Она приютила меня, когда ей было пятнадцать, и я доставил столько хлопот – другая уже поседела бы, покрылась морщинами и слегла! – мистер Лори, смеясь, поглядывал на миссис Джо.

– Перестань, Тедди! Хватит на себя наговаривать! – Миссис Джо нежно погладила темную кудрявую голову, примостившуюся на ее коленях – несмотря ни на что, Тедди оставался ее любимым воспитанником. – Если бы не ты, Пламфилда не было бы, именно мой успех с тобой дал мне смелость реализовать давнюю мечту. Вот кого мы должны благодарить, мальчики, и назвать музей – «Музей Лоренса», в честь его основателя, правда? – воскликнула она восторженно, совсем как в юности.

– Точно! Точно! – закричали дети, подбрасывая в воздух шапки, – они, хоть и сняли головные уборы, как полагается делать, входя в дом, но слишком торопились, чтобы повесить их на место.

– Я голоден как волк, угостите меня печеньем? – попросил мистер Лори, когда крики стихли и он поблагодарил собрание элегантным поклоном.

– Сбегай к Азии, попроси коробочку имбирного печенья, Деми! Вообще-то, нехорошо лакомиться между приемами пищи, однако в честь радостного события мы нарушим правило и съедим по одному! – распорядилась миссис Джо. Когда принесли коробку, она щедро раздавала лакомства, и все, усевшись кружком, дружно жевали.

Вдруг мистер Лори воскликнул с набитым ртом:

– Боже мой, я забыл про посылку от бабушки! – Сбегав к коляске, он вернулся с таинственным белым свертком, открыв который они обнаружили сладкие булочки с глазурью в форме животных, птиц и различных предметов.

– Тут для каждого своя булочка, а в письме указано, кому какая полагается. Бабушка с Ханной их испекли, и я с содроганием думаю, что бы со мною стало, забудь я их отдать!

Началась раздача, сопровождаемая весельем и смехом. Рыба для Дэна, скрипка для Ната, книга для Деми, монета для Томми, цветок для Дейзи, колесо для Нэн (та дважды прокатилась на большом колесе вокруг дома без остановки), звезда для Эмиля (он очень гордился тем, что начал изучать астрономию) и лучшее творение – омнибус для Франца (он обожал водить). Пышке достался пухлый поросенок, а малышам – птички, котики и зайчики с глазками из черной смородины.

– Теперь мне пора. Где моя Златовласка? Мама прилетит за ней на всех порах, если мы не вернемся домой вовремя! – сказал дядя Тедди, когда исчезли последние крошки – а произошло это очень быстро, можете мне поверить.

Юные дамы ушли в сад, и пока Франц их разыскивал, Джо с Лори стояли в дверях, разговаривая.

– Как поживает малышка Прыг-скок? – спросил Лори – его забавляли проделки девочки и нравилось поддразнивать Джо на ее счет.

– Хорошо. Она стала более воспитанной и ведет себя гораздо приличней.

– Мальчики не подбивают ее на новые проделки?

– Подбивают, но мы много разговариваем, и последнее время она поменялась. Ты видел, как вежливо она пожала тебе руку, как ласкова была с Бесс? Дейзи хорошо на нее влияет, я уверена, что через несколько месяцев мы ее не узнаем.

Речь миссис Джо была прервана появлением Нэн – та сломя голову неслась во главе команды из четырех запыхавшихся мальчишек, а за ними Дейзи катила маленькую Бесс в тачке. Волосы развевались на непокрытых головах, кнут свистел, тачка подпрыгивала на камнях – так они и явились в облаке пыли, будто маленькие дикари.

– Образцовые дети! Прекрасно, что я не привез с собой миссис Кертис, чтобы продемонстрировать школу, где прививают хорошие манеры и нравственные устои, она бы ни в жизнь не оправилась! – заметил мистер Лори, посмеиваясь над преждевременной радостью Джо по поводу перевоспитания Нэн.

– Смейся сколько угодно! У меня все получится! Помнишь, как говорил один твой профессор из колледжа? «Гипотеза не подтвердилась в ходе эксперимента, но она верна!» – весело откликнулась миссис Баэр.

– Боюсь, скорее Нэн влияет на Дейзи, чем наоборот. А во что превратилась моя маленькая принцесса! Где ее достоинство? Кричит во все горло вместе с остальными! Что это значит, дамы? – Мистер Лори спас дочку от неминуемого падения, поскольку четыре скакуна закусили удила и встали на дыбы, пока наездница размахивала кнутом, держа его обеими руками.

– Мы бежали наперегонки, и я победила! – объявила Нэн.

– Я бежала бы быстрее, просто не хотела выронить Бесс! – крикнула в ответ Дейзи.

– Но! Но! – скомандовала Принцесса, так эффектно щелкнув кнутом, что лошади разбежались и скрылись из виду.

– Мое драгоценное дитя! Пойдем скорее прочь от этой невоспитанной братии, пока тебя не испортили! До свидания, Джо! Надеюсь, в следующий раз застать мальчиков за вышиванием!

– Им ничуть не повредило бы! Знай, я не сдамся, мои эксперименты всегда несколько раз показывают отрицательный результат, а потом приводят к успеху. Передавай привет Эми и моей дорогой мамочке! – крикнула миссис Джо вслед удаляющейся коляске, и мистер Лори увидел, прежде чем скрыться за поворотом, как она искренне утешает Дейзи, проигравшую в гонке.

Следующую неделю в доме без конца говорили о каретном сарае; ремонт продвигался быстро, несмотря на бесконечные вопросы и непрошенные советы мальчиков. Старый Гиббс чуть с ума не сошел от такой «помощи», однако умудрился закончить работу, и к вечеру пятницы все было готово: он залатал крышу, побелил стены и повесил полки. В задней стене проделал большое окно, чтобы проникал солнечный свет и открывался чудесный вид на ручей, лужайки и холмы вдалеке, а на больших дверях красными буквами вывел: «Музей Лоренса».

Все субботнее утро мальчики прикидывали, как лучше разложить трофеи. Когда приехал мистер Лори и подарил ненужный аквариум, восторгам не было конца.

Днем шло обустройство – бегали туда-сюда, носили вещи и стучали молотками, а когда все было готово, пригласили дам осмотреть новый музей.

Получилось, несомненно, хорошо: просторно, светло и чисто. Открытое окно обрамляли зеленые шарики хмеля, в центре красовался аквариум, где сновали, поблескивая на солнце, золотые рыбки и зеленели водоросли. По обе стороны от окна расположились полки, готовые принять еще не найденные диковины. Высокий шкаф с ящиками, заработанный Дэном, установили у больших ворот, теперь закрытых на замок, а для входа пользовались маленькой дверью. На шкафу стоял причудливый индейский идол – любопытная, хоть и уродливая вещица, – его послал старый мистер Лоренс вместе с прекрасной моделью китайской джонки под парусом, которая заняла почетное место на длинном столе посередине комнаты. С потолка свисало кольцо с весьма правдоподобным чучелом старушки Полли, которое не слишком жаловала миссис Джо. Стены тоже не остались без украшений: змеиная кожа, большое осиное гнездо, каноэ из березовой коры, гирлянда из птичьих яиц, венки из серого мха и хлопковые коробочки. В музее нашлось место и для дохлых крыс, и для большого черепашьего панциря, и для страусиного яйца – его с гордостью представил Деми, вызвавшийся отвечать на любые вопросы посетителей. Камней было слишком много, поэтому пришлось отобрать лишь несколько экземпляров, которые заняли место рядом с ракушками на полках, а остальные кучами лежали в углах, ожидая, когда Дэн найдет время их осмотреть.

Всем хотелось принести что-то в музей, даже Сайлас попросил прислать из дома чучело лесной кошки, которую убил на охоте в юности. Кошка была изрядно поедена молью и потерта, однако для нее прибили полочку повыше и повернули целым боком к зрителям, и вышло эффектно: она натурально скалилась, поблескивая желтым стеклянным глазом, – маленький Тедди, пришедший пожертвовать науке кокон шелкопряда, затрясся от страха.

– Разве не красота? Я и не знал, сколько у нас интересного! Это мой экспонат – правда здорово? Давайте брать деньги за вход, мы неплохо заработаем! – предложил Джек, пока посетители, оживленно болтая, осматривали зал.

– Музей останется бесплатным, в противном случае я немедленно закрашу свое имя на двери! – резко обернулся к Джеку мистер Лори, и тот пожалел, что не придержал язык.

– Да будет так! – воскликнул мистер Баэр.

– А теперь речь! – добавила миссис Джо.

– Не могу, я стесняюсь! Лучше прочти им какую-нибудь лекцию! – Мистер Лори попятился к окну в надежде улизнуть.

Однако миссис Джо крепко ухватила его за рукав и, смеясь, кивнула на дюжину пар перепачканных рук:

– Лекцию о химических и очищающих свойствах мыла? Давай же, как основатель заведения, ты обязан сказать что-нибудь назидательное. Уверяю, мы будем аплодировать от души!

Поняв, что улизнуть не получится, мистер Лори в поисках вдохновения возвел глаза к достопочтенной старушке Полли, затем сел за стол и начал речь:

– У меня лишь одно пожелание, мальчики, – пусть музей приносит не только удовольствие, но и пользу! Вы нашли много занятных экспонатов, однако этого недостаточно – теперь почитайте про них, чтобы разбираться в предмете и отвечать на вопросы посетителей. Я и сам когда-то интересовался такими же вещами и с радостью послушаю, потому что все уже забыл. Что еще добавить?.. Ах да, Дэн! Он знает кучу историй про птиц, жуков и тому подобное, поэтому я назначаю его смотрителем! Остальные пусть напишут сочинение о каком-нибудь животном, минерале или овоще и раз в неделю по очереди проводят экскурсии. Таким образом мы все получим удовольствие и обогатимся полезными знаниями! Что скажете, профессор?

– Мне очень нравится эта идея, я охотно помогу ребятам! Однако для изучения новых предметов им понадобятся книги, а их у нас немного… – ответил профессор Баэр, предвкушая лекции по обожаемой им геологии. – Нам нужна отдельная библиотека для таких случаев.

– Полезная книжка, Дэн? – спросил мистер Лори, указывая на открытый томик рядом с высоким шкафом.

– О, да! Там все, что нужно знать о насекомых! Я принес ее сюда, чтобы прочитать, как правильно засушить бабочку, но книга не пострадает, я обернул ее! – Дэн торопливо взял том в руки, опасаясь, что мистер Лори сочтет его неаккуратным.

– Дай на секунду! – Вытащив карандаш, мистер Лори написал на книге имя Дэна и поставил ее на одну из угловых полок – пока пустующую, если не считать чучело птицы без хвоста.

– Начало библиотеке положено! Я найду еще книг, а Деми будет содержать их в порядке. Где та серия, которую мы читали в детстве, Джо? «Архитектура насекомых», кажется?.. Там и про муравьиные битвы, и про пчелиных маток, и про то, как сверчки проедают дыры в одежде!..

– Она дома на чердаке, я пошлю за ней, и мы охотно погрузимся в естествознание! – с готовностью откликнулась миссис Джо.

– Будет сложно писать на такие темы! – вздохнул Нат, который ненавидел сочинения.

– Поначалу, возможно, но вы скоро научитесь. Если ваши темы кажутся тебе сложными, как бы тебе понравилось писать о «Беседе Фемистокла, Аристида и Перикла о выделении средств Делосской конфедерацией на украшение Афин»? Одной тринадцатилетней девочке дали такое задание! Ваши попроще, правда? – возразила миссис Джо.

Мальчики застонали от одного упоминания имен, а джентльмены рассмеялись.

– Она написала? – с благоговейным ужасом спросил Деми.

– Да, но можешь представить, что из этого вышло, хотя девочка была очень умной!

– Хотел бы я взглянуть! – сказал мистер Баэр.

– Попробую найти это сочинение, я училась с ней в школе! – сказала миссис Баэр так хитро, что все сразу догадались, кто была та девочка.

Услышав столь страшную тему, мальчики примирились с идеей описать найденные ими вещи. Вечер среды был отведен для докладов – они назвали это так, потому что многие предпочли выступать устно. Мистер Баэр пообещал собирать все написанные материалы в отдельную папку, а миссис Баэр сказала, что будет с удовольствием посещать данное мероприятие.

Затем все грязнорукое собрание отправилось мыться, кроме испуганного Роба, которому Томми уже поведал о том, что в воде полно невидимых головастиков.

– Хороший план, но не будь слишком уж щедрым, Тедди! – сказала миссис Баэр, когда они остались наедине. – Ты же знаешь, большинству наших мальчиков после выпуска придется рассчитывать на самих себя, и, если они будут слишком долго купаться в роскоши, им это не пойдет на пользу.

– Я буду умерен, только разреши мне слегка развлечься! Я иногда смертельно устаю от дел, а с твоими мальчишками отдыхаю душой! Мне очень понравился Дэн, Джо! Он сдержан внешне, но проницателен, как орел, и станет твоей гордостью!

– Рада, что ты так думаешь! Спасибо, что был к нему добр, и отдельная благодарность за музей – это займет Дэна, пока он не поправится, и даст мне шанс приручить сурового парня и заставить его полюбить нас. Что натолкнуло тебя на такую прекрасную идею, Тедди? – спросила миссис Баэр, оглядывая на прощанье зал.

Лори, сжимая руки Джо, произнес с выражением, которое вызвало слезы счастья на ее глазах:

– Дорогая Джо, я знаю, что такое расти без матери, и то, что делала для меня ты и твоя семья все эти годы, я не забуду никогда!

Одним августовским днем дети бегали туда-сюда, гремели жестяными ведрами и наведывались к Азии за едой – они собирались по чернику, и суета стояла такая, будто готовилась экспедиция по северо-западному морскому пути.

– Выходите тихо, ребята, пока Роб не видит! – шепнула миссис Баэр, завязывая широкополую шляпку Дейзи и поправляя большой синий фартук на Нэн.

Выйти тихо, однако, не удалось, потому что Роб услышал шум и, разумеется, тоже засобирался. Компания как раз была в дверях, когда сияющий малыш важно протопал вниз по ступеням в парадной шляпе и с блестящим жестяным ведерком в руке.

– О боже! Сейчас начнется! – вздохнула миссис Баэр, которая временами с трудом справлялась со старшим сыном.

– Я готов! – заявил Роб и встал в строй с такой несокрушимой уверенностью, что очень не хотелось его разочаровывать.

– Предстоит слишком далекий путь, любовь моя, побудь дома и позаботься обо мне – я же остаюсь совсем одна, – начала мать.

– У тебя есть Тедди, он уже большой! Ты сказала – пойдешь за черникой, когда подрастешь, вот же, смотри – уже подрос! – настаивал Роб, а его счастливое лицо слегка омрачилось.

– Мы идем на большое пастбище. Это очень далеко, ты отстанешь! – воскликнул не слишком терпеливый к маленьким Джек.

– Нет! Я буду бежать и не отстану! О, мама! Разреши мне пойти! Хочу наполнить новое ведерко, и все ягоды отдам тебе! Ну пожалуйста! Я буду хорошо себя вести! – взмолился Роб, глядя на мать с таким горем, что ее сердце дрогнуло.

– Но, дорогой, ты устанешь и тебе не понравится. Мы потом сходим вместе на целый день, наберем ягод, сколько захочешь!

– Ты никогда не соберешься, ты вечно занята, мне надоело ждать! Я пойду и наберу ягод для тебя! Я люблю собирать чернику! Хочу наполнить новое ведерко! – рыдал Роб.

Крупные слезы закапали в блестящее ведро, рискуя наполнить его соленой водой вместо черники, и зрелище разжалобило всех присутствующих дам. Мать погладила горюющего по спине, Дейзи предложила тоже остаться дома, однако Нэн решительно заявила:

– Пусть идет! Я за ним пригляжу!

– Был бы с вами ответственный Франц, я не возражала бы, но он косит траву с отцом, а насчет вас я сомневаюсь… – начала миссис Баэр.

– Слишком далеко! – вставил Джек.

– Я б его понес, может, и мне пойти? – предложил Дэн.

– Спасибо, дорогой, тебе нужно поберечь ногу. А я занята… Ничего не выйдет… Хотя, подождите-ка! – Миссис Баэр, выбежав на крыльцо, стала отчаянно размахивать фартуком.

Сайлас как раз выезжал из ворот на телеге, однако, развернувшись на зов миссис Джо, сразу согласился отвезти детей на дальнее пастбище и забрать их к пяти вечера.

– Это отвлечет вас от дел, но мы заплатим черничным пирогом! – сказала миссис Джо, зная слабость работника.

Суровое обветренное лицо Сайласа оживилось, и он весело воскликнул:

– Ух! Ну, миссис Баэр, от такого я не откажусь ни в жисть!

– Я договорилась, все поедут! – с облегчением объявила миссис Баэр, вбегая в дом. Она сама расстраивалась, когда ее малыши грустили, и искренне считала, что взрослые должны с уважением относиться к радостям, надеждам и мечтам маленьких, ни в коем случае не высмеивать их и не принижать.

– Мне тоже можно? – обрадовался Дэн.

– Да, я именно о тебе подумала! Будь осторожен, о ягодах не беспокойся, сиди и наблюдай – ты много всего найдешь на расстоянии вытянутой руки! – сказала миссис Баэр, с благодарностью вспомнив, как Дэн предложил понести Роба на руках.

– И я поеду! И я поеду! – Роб пританцовывал от радости и стучал крышкой о драгоценное ведерко.

– Да, Дейзи и Нэн за тобой присмотрят! К пяти часам подойдите к ограде, Сайлас вас заберет.

Робби в порыве благодарности бросился к матери, пообещав привезти все ягоды ей и не съесть ни одной. Затем дети дружно уселись на телегу и весело покатили прочь, и среди дюжины счастливых лиц личико Роба было самым счастливым, он сидел между двух девочек, временно назначенных его мамами, улыбаясь всему миру, и размахивал парадной шляпой – у доброй миссис Баэр не хватило духу ее отнять в такой удачный день.

Они чудесно провели день, несмотря на мелкие неурядицы, которые часто случаются во время вылазок на природу. Томми, разумеется, хлебнул горя – угодил в шмелиное гнездо, и его покусали, однако он, привыкший к испытаниям, мужественно сносил боль, пока Дэн не предложил приложить сырую землю, что значительно облегчило страдания. Дейзи увидела змею и, удирая от нее, растеряла половину ягод. Деми помог ей вновь наполнить ведерко, попутно прочтя лекцию о рептилиях. Нед упал с дерева, порвал куртку на спине, но сам остался цел. Эмиль и Джек заявили о взаимных притязаниях на один участок, а пока они спорили, Пышка быстро и тихо обобрал кусты и сбежал под защиту Дэна. Последний был доволен больше всех – в костыле больше не было необходимости, и он с радостью отмечал, как окрепла нога, бродя по обширному пастбищу, где оказалось множество интересных камней, в траве ползали уже знакомые ему маленькие существа, а в воздухе плясали хорошо изученные им насекомые.

Однако из всех приключений того памятного дня самое увлекательное выпало на долю Нэн и Роба, и еще долгое время рассказы о нем оставались одной из любимых историй в доме. Хорошенько исследовав территорию, порвав платье в трех местах и расцарапав лицо колючками барбариса, Нэн наконец приступила к сбору ягод, которые блестели на низких кустиках, будто огромные черные бусины. Проворные пальчики работали без устали, только ведро наполнялось медленней, чем хотелось бы, и Нэн, вместо того чтобы собирать последовательно, как Дейзи, стала переходить с места на место в поисках лучшей полянки. Роб следовал за Нэн, поскольку такой подход нравился ему больше метода терпеливой кузины, и ему хотелось собирать лучше и быстрее всех, чтобы порадовать маму.

– Собираю-собираю, а ведерко не наполняется, я устал! – пожаловался Роб, остановившись на минутку, чтобы дать передышку коротеньким ножкам, и начиная осознавать, что представлял себе сбор черники несколько иначе: солнце пекло, Нэн прыгала туда-сюда, как кузнечик, черника же исчезала быстрее, чем прибавлялась, поскольку от излишней старательности он часто опрокидывал ведро.

– В прошлый раз ягоды росли гуще по ту сторону ограды, еще там есть пещера, где мальчики разводили костер. Пойдем быстренько наберем ягод и спрячемся в пещере – пусть они нас поищут! – предложила жадная до приключений Нэн.

Роб согласился, они перелезли через каменную ограду и побежали по пологому склону, пока не скрылись из виду среди густого подлеска и валунов. Ягод росло много, и их ведра наконец наполнились. В низине было тенисто и прохладно, дети утолили жажду из ручейка, журчащего в своем поросшем мхом ложе.

– Сейчас отдохнем в пещере и съедим обед, – объявила чрезвычайно довольная собой Нэн.

– Ты знаешь дорогу? – спросил Роб.

– Конечно! Я же там уже была и все запомнила. Помнишь, как я забрала со станции коробку?

Последний аргумент убедил Роба, и он слепо последовал за Нэн. Та вела его сквозь буераки, и после долгих блужданий они добрались до пещерки, где, судя по почерневшим камням, разводили костер.

– Здорово, да? – спросила Нэн, откусывая большой кусок хлеба с маслом, изрядно помявшийся в кармане юной леди, где также хранились гвозди, рыболовные крючки, камушки и другие нужные предметы.

– Здорово! А они скоро нас найдут? – спросил Роб, которому тенистая ложбина показалась довольно унылой и захотелось вернуться к компании.

– Нет, не скоро! Мы же спрячемся, когда их услышим! Пусть поищут, вот будет весело!

– Вдруг они не придут?

– Ну и что? Я и сама доберусь до дома!

– Это далеко? – спросил Роб, поглядывая на ботиночки, поцарапанные и мокрые от долгих скитаний.

– Миль шесть, – ответила Нэн, чьи представления о расстояниях были туманны, а вера в собственные силы безгранична.

– Может, вернемся? – предложил Роб.

– Сначала переберу ягоды! – заявила Нэн, что показалось Робу бесконечно длинным занятием.

– Ох, ты же обещала обо мне заботиться! – вздохнул он, глядя, как солнце уходит за холм.

– Я и забочусь – изо всех сил! Не обижайся, дитя! Сейчас пойдем! – пообещала Нэн – она считала пятилетнего Роба сущим младенцем, по сравнению с собой.

Маленький Роб сидел, тревожно озираясь, и терпеливо ждал, поскольку, несмотря на некоторые опасения, твердо верил в Нэн.

– Кажется, скоро стемнеет, – заметил он, будто бы про себя, когда его укусил комар, а лягушки в соседнем болоте начали распевку перед вечерним концертом.

– Боже мой, и правда! Бежим скорее, иначе они без нас уедут! – воскликнула Нэн, подняв глаза от работы и внезапно осознав, что солнце село.

– Я слышал рожок около часа назад, наверное, они нам гудели… – сказал Роб, забираясь на холм вслед за провожатой.

– Где? – спросила Нэн, резко остановившись.

– Там! – Малыш указал грязным пальчиком в совершенно неверном направлении.

– Тогда идем им навстречу! – Нэн, круто развернувшись, начала спешно продираться сквозь кусты. Она начала слегка волноваться, ведь коровьи тропы были похожи одна на другую, а девочка уже не очень понимала, откуда они с Робом пришли.

Дети побежали по буеракам, изредка останавливаясь, чтобы прислушаться. Рожок больше не гудел, лишь мычали вдалеке возвращающиеся домой коровы.

– Не помню эту кучу камней, а ты? – спросила Нэн, когда они присели на изгородь, чтобы немного отдохнуть и оглядеться.

– Я ничего не помню, но хочу домой! – Голос Роба слегка задрожал, и Нэн, обняв его, аккуратно спустила на землю, сказав как можно более убедительно:

– Постараюсь доставить тебя как можно скорее, дорогой! Не плачь, когда выйдем на дорогу, я тебя понесу!

– А где дорога? – Роб оглянулся, отерев слезы.

– У большого дерева. Нед с него свалился, помнишь?

– Точно! Вдруг они нас дожидаются, я бы хотел поехать на телеге, ты разве нет? – Робби, оживившись, поплелся к краю большого пастбища.

– Нет, я бы лучше пешком! – Нэн была почти уверена, что придется идти, и мысленно готовилась к этому.

Еще один долгий бросок в быстро сгущающихся сумерках и новое разочарование: достигнув цели, они обнаружили, что Нед залезал на другое дерево, и дороги нигде не видно.

– Мы потерялись? – дрожащим голосом спросил Роб, в отчаянии всплеснув руками.

– Не совсем. Просто я не знаю, куда именно идти… Наверное, нужно позвать на помощь.

Дети кричали, пока не охрипли, однако ответом был лишь стройный лягушачьий хор.

– Там еще одно высокое дерево, может быть, это оно! – бодро сказала Нэн, хотя на сердце у нее было тяжело.

– Я больше не могу идти, ботинки такие тяжелые – у меня нет сил! – Ослабший Роб опустился на камень.

– Тогда заночуем тут. Я не против, лишь бы змеи не приползли.

– Я боюсь змей! Я не могу ночевать тут! О, боже! Зачем мы потерялись? – Личико Роба исказилось, и он был готов заплакать, но вдруг ему в голову пришла мысль, и он уверенно произнес:

– Мама за мной придет, она всегда приходит, я больше не боюсь!

– Она не знает, где мы…

– Когда вы меня заперли в шкафу, она тоже не знала, но нашла! Она точно придет! – ответил Робби так уверенно, что Нэн тоже почувствовала облегчение.

– Зря мы убежали… – вздохнула она с раскаянием.

– Это ты меня заставила, но ничего – мама все равно меня не разлюбит! – ответил Роб, найдя единственное светлое пятно во мраке существования.

– Я ужасно голодная! Давай съедим ягоды! – предложила Нэн, когда Роб уже начал клевать носом.

– Я тоже голодный, только не могу есть ягоды – я обещал принести их маме.

– Придется, если нас не найдут! – возразила Нэн, которой в данный момент хотелось возражать на все подряд. – Если мы пробудем здесь много дней, то съедим все ягоды на поле, а потом начнем голодать! – мрачно добавила она.

– Я стану есть сассафрас[16] – вон на том дереве его много. Например, белки едят его корни – мне Дэн рассказывал, а я люблю копать! – ответил Роб, не испугавшись перспективы умереть с голоду.

– Еще можно ловить и жарить лягушек! Мой папа их пробовал и сказал, что они очень вкусные! – добавила Нэн, в которой начинал просыпаться дух приключений.

– Как мы будем жарить лягушек? У нас нет огня.

– Не знаю… В следующий раз положу в карман спички, – ответила Нэн, расстроившись, что на пути ее экспериментов по приготовлению лягушек возникли непредвиденные препятствия.

– А если разжечь огонь светлячком? – с надеждой спросил Роб, глядя, как мерцают похожие на искры огоньки.

– Давай попробуем! – Далее прошло несколько приятных минут за поимкой жучков и попытками поджечь от них зеленые ветки.

– За что их назвали светлячками – ни огня, ни света! – сказала Нэн, с презрением отбрасывая несчастное насекомое, хоть оно светило изо всех сил и прилежно прогуливалось по веточке, чтобы порадовать маленьких наивных экспериментаторов.

– Мама скоро придет! – сказал Роб после долгой паузы, во время которой они смотрели на звезды над головой, вдыхали запах папоротника и слушали песни сверчков.

– И зачем только Господь создал ночь, день намного приятнее! – задумчиво протянула Нэн.

– Чтобы спать! – ответил Роб, зевая.

– Тогда спи! – сердито откликнулась Нэн.

– Я хочу в свою кроватку! Ох, вот бы увидеть Тедди! – заплакал Роб – тихое щебетание птичек в уютных гнездышках напомнило ему о доме.

– Похоже, твоя мама никогда нас не найдет! – Нэн, не созданная для терпеливого ожидания, почти отчаялась. – Она нас не увидит в такой темноте!

– В шкафу тоже было темно, а я не звал на помощь, но она нашла, и сейчас найдет – как бы темно ни было! – уверенно заявил Роб, привстав, чтобы получше вглядеться во мрак, откуда должна была прийти спасительница, никогда еще его не подводившая.

– Я вижу! Я вижу ее! – вскрикнул он и, несмотря на усталость, со всех ног побежал навстречу медленно приближающейся темной фигуре. Затем внезапно встал, развернулся и, спотыкаясь, помчался обратно, крича в ужасе:

– Нет, это медведь! Большой черный медведь! – И Роб спрятался за юбками Нэн.

На какой-то момент Нэн спасовала – даже ее запаса храбрости не хватило на встречу с настоящим медведем, и она уже готовилась к совершенно беспорядочному отступлению, но тут деликатное «му» сменило страх на веселье, и Нэн сказала, смеясь:

– Это корова, Робби! Добрая черная корова, мы сегодня ее видели!

Дружелюбное создание, казалось, понимало, что маленькие люди не должны находиться на пастбище после наступления темноты, и пришло разобраться, в чем дело. Корова позволила себя погладить и смотрела на них добрыми глазами так спокойно, что Нэн, которая не боялась никого, кроме медведя, решила ее подоить.

– Сайлас учил меня доить. Вот будет хорошо попить молочка с ягодами! – сказала она, вытряхивая содержимое ведерка в шляпку, и смело приступила к делу, велев Робу рассказывать стишок.

Однако бессмертные строки не подействовали, поскольку добродушную корову уже доили, и для страдающих от жажды детей почти ничего не осталось.

– Кыш! Пошла прочь! Старая вредина! – неблагодарно воскликнула Нэн, в отчаянии оставив попытки, и бедная Молли пошла своей дорогой, фыркая с удивлением и упреком.

– Давай выпьем по глотку и прогуляемся. Если не будем двигаться, уснем, а когда потерялся, нельзя спать. Разве не знаешь историю про Ханну Ли, которая заснула под снегом и умерла?

– Да, но сейчас нет снега и тепло! – возразил Роб, не наделенный столь богатым воображением, как Нэн.

– Ну и что, побродим немного и еще покричим, потом, если никто не придет, спрячемся под кустами, как Мальчик-с-пальчик и его братья.

Прогулка, однако же, вышла очень короткая, поскольку сонный Роб не держался на ногах и так часто падал, что Нэн, устав от груза ответственности, вконец рассердилась.

– Еще раз упадешь, поколочу! – рявкнула она, бережно помогая бедняге подняться. Нэн была грозна лишь на словах.

– Не надо, пожалуйста! Просто ботинки очень скользкие! – Роб, мужественно подавив рвущиеся из горла рыдания, жалобно добавил, растопив сердце Нэн: – Я бы поспал, пока мама не придет, но мошки кусаются!

– Положи голову мне на колени, а я накрою тебя фартуком. Я не боюсь ночи! – сказала Нэн, усаживаясь и старательно убеждая себя, что ее вовсе не смущают тени и таинственные шорохи.

– Разбуди меня, когда она придет! – попросил Роб и через пять минут уже крепко спал, положив голову на колени Нэн и укрытый фартуком.

Девочка посидела минут пятнадцать, тревожно глядя прямо перед собой, секунды тянулись, будто часы. Затем над холмами забрезжил бледный свет, и она сказала себе: «Кажется, ночь позади и скоро наступит утро! Сейчас взойдет солнце, и мы найдем дорогу домой!»

Круглолицая луна не успела показаться из-за холма и разрушить ее надежды, потому что Нэн уснула, прислонившись к толстому стеблю папоротника, и видела сон в летнюю ночь о светлячках в синих фартуках, горах черники и Робби, который утирал слезы черной корове, пока та, рыдая, говорила: «Я хочу домой! Я хочу домой!»

Дети спали, убаюканные сонным жужжанием многочисленных комаров, которые были рады гостям, а дома творился переполох. Телега приехала в пять, и все, кроме Джека, Эмиля, Нэн и Роба, ждали ее у ворот. Вместо Сайласа приехал Франц и, когда мальчики сообщили, что остальные пойдут домой через лес, недовольно сказал:

– Зачем они Роба с собой взяли, он же устанет!

– Ничего, через лес короче, они его донесут, – сказал Пышка, которому не терпелось поужинать.

– Вы уверены, что Нэн и Роб с ребятами?

– Конечно! Я видел, как они перелезли через каменную изгородь, прокричал им, что уже почти пять, а Джек крикнул в ответ, что они пойдут другим путем! – объяснил Томми.

– Ну ладно, садитесь! – Телега с усталыми детьми и полными ведрами ягод покатила домой.

Миссис Джо, услышав о том, что дети разделились, насторожилась и послала Франца вместе с Тоби найти и привезти малышей домой. С ужином было покончено, и вся семья по обыкновению сидела на крылечке, когда Франц прискакал обратно, весь в пыли, разгоряченный и встревоженный.

– Они вернулись? – крикнул он издалека.

– Нет! – Испуганная миссис Джо встала с кресла, все остальные тоже повскакивали с мест и окружили Франца.

– Я нигде их не нашел! – начал тот, однако не успел он договорить, как громкое «Привет!» заставило всех вздрогнуть, и в следующую минуту из-за угла дома показались Джек с Эмилем.

– А где Нэн и Роб? – воскликнула миссис Джо, так крепко ухватив Эмиля за грудки, что тот подумал, не обезумела ли она.

– Не знаю! Они же вернулись домой с остальными, правда? – быстро ответил он.

– Нет, Томми сказал, что они пошли с вами.

– Мы их не видели. Мы поплавали в пруду и вернулись через лес! – испугался Джек.

– Позовите мистера Баэра, принесите фонари и сбегайте к Сайласу!

Миссис Баэр больше ни слова не прибавила, но мальчики и так все поняли и побежали выполнять распоряжения. Через десять минут мистер Баэр с Сайласом уже шли по направлению к лесу; Франц мчался по дороге на старом Энди, чтобы обыскать пастбище. Миссис Джо, захватив немного еды со стола и бутылку бренди из аптечки, взяла фонарь и, велев Джеку и Эмилю следовать за ней, а остальным не сходить с места, села на Тоби и поскакала прочь, не теряя времени на поиски шляпки или шали. Она слышала, что кто-то бежит за ней, но не оборачивалась. Затем, когда она остановилась, чтобы позвать детей, свет ее фонаря упал на лицо Дэна.

– Это ты! Я же просила Джека! – воскликнула миссис Джо, подумывая отослать Дэна назад, хоть ей и нужна была помощь.

– Я его не пустил. Они с Эмилем еще не ужинали, и я хотел пойти больше, чем они! – объяснил Дэн, забирая фонарь из ее рук, улыбаясь и уверенно глядя в лицо, и миссис Баэр почувствовала, что ей есть на кого положиться.

Спрыгнув на землю, она приказала мальчику сесть на Тоби, хотя он и уговаривал позволить ему идти, так они продолжили путь по пустынной пыльной дороге, то и дело останавливаясь, чтобы позвать ребят и, затаив дыхание, прислушаться, не раздадутся ли детские голоса в ответ.

На большом пастбище уже метались из конца в конец фонари, похожие на светлячков, и раздавался голос мистера Баэра:

– Нэн! Роб! Роб! Нэн!

Сайлас свистел и кричал, Дэн ездил по полю на непривычно покорном Тоби, который шел в самые трудные места, словно чувствовал, что сейчас не время капризничать. Миссис Джо иногда просила со слезами в голосе:

– Тише, вы их напугаете! Давайте я позову, Робби узнает мой голос! – Затем она выкрикивала дорогое имя на все лады, и ласковый зов, охотно подхваченный ветром, возвращался эхом, однако ответа по-прежнему не было.

Небо затянуло, лишь изредка проблескивала луна, иногда среди черных туч мелькали зарницы, а отдаленный рокот говорил о приближении летней грозы.

– О, мой Робби! Мой Робби! – причитала бедная миссис Джо, бродя по пастбищу, как привидение, верный светлячок Дэн следовал за ней по пятам. – Что я скажу отцу Нэн, если с ней что-нибудь случится? Почему я отпустила своего малыша в такую даль? Фриц, ты что-нибудь слышишь?

Когда в ответ раздалось горестное «нет», она в таком отчаянии заломила руки, что Дэн, спустившись со спины Тоби, привязал уздечку к изгороди и решительно заявил:

– Может быть, они пошли к ручью! Я пойду взгляну!

Он мигом перемахнул через стену и исчез из вида. Когда миссис Джо догнала его, он, опустив фонарь, с радостью показал следы маленьких ножек на мягкой земле возле ручья. Она упала на колени и, внимательно рассмотрев следы, вскочила на ноги, взволнованно сказав:

– Да, это следы ботиночек Робби! Они, должно быть, пошли по той тропинке!

Какими же утомительными оказались поиски! Однако встревоженную мать, казалось, вел в нужном направлении инстинкт, потому что через какое-то время Дэн, вскрикнув, поднял с земли блестящий предмет. Это была крышка от нового жестяного ведерка, которую в панике обронил Роб, когда они впервые поняли, что потерялись. Миссис Джо поцеловала и нежно прижала к груди крышку и остановила Дэна, который собирался издать радостный клич и созвать остальных.

– Нет, я сама хочу их найти! Это я отпустила Роба и хочу сама вернуть его отцу!

Чуть дальше нашлась шляпка Нэн. Побродив еще немного, они наконец наткнулись на крепко спящих в кустах малышей. Дэн навсегда запомнил милую картину, которую осветил той ночью его фонарь. Он думал, миссис Джо закричит, но она лишь шепнула:

– Тише!

Приподняв фартук, миссис Джо увидела румяное личико сына. Перепачканный черникой рот открылся во сне, золотистые волосы прилипли к влажному лбу, а пухлые ручки крепко сжимали полное ведерко черники.

Ягоды, сохраненные, несмотря на все испытания ночи, тронули миссис Джо до глубины души, и она, подхватив сынишку на руки, заплакала с такой нежностью и страстью, что тот проснулся и поначалу не сразу понял, что произошло. Затем, вспомнив все, крепко обнял мать, с торжеством рассмеявшись:

– Я знал, что ты придешь! О, мама! Как я тебя ждал!

Несколько мгновений они сжимали друг друга в объятиях, позабыв обо всем на свете. Сын – даже если он блудный, очень грязный и усталый, всегда найдет спасение во всепрощающих объятиях матери. И вдвойне счастлив тот сын, который не потерял веры в мать и пронес сквозь все скитания доказательство сыновьей преданности, чтобы отплатить за ее любовь и храбрость.

Дэн тем временем извлек из кустов Нэн. Та в первый момент испугалась, а затем расплакалась от радости вновь видеть родные лица и ощущать любящие объятия после долгой (очень долгой, как ей показалось) разлуки. Дэн с нежностью, которую раньше видел на его лице лишь Тедди, успокаивал девочку, утирая слезы.

– Бедняжка! Не плачь! Ты теперь в безопасности, и сегодня никто тебя не упрекнет! – сказала миссис Джо и приняла Нэн в свои широкие объятия, обхватив обоих детей, как наседка, укрывающая под крылом цыплят.

– Это я во всем виновата! Мне так жаль, я пыталась о нем позаботиться, накрыла фартуком и уложила спать, и я не ела ягоды, хоть была очень голодна, и я больше так никогда-никогда не буду, честное слово! – рыдала Нэн, переполненная раскаянием и благодарностью.

– Зови остальных – поедем домой! – сказала миссис Джо, Дэн мигом взлетел на изгородь, и над пастбищем раздалось звонкое: «Нашлись!»

Мерцающие на разных концах огоньки заплясали, и вскоре все окружили группку среди зарослей папоротника. Сколько было объятий, поцелуев, разговоров и слез, к удивлению светлячков и бурной радости многочисленных комаров. Мошки также присоединились к пиру, а лягушки громко квакали в честь радостного события.

Потом они отправились домой довольно необычной процессией: Франц поскакал вперед сообщить новость, Дэн верхом на Тоби возглавлял группу, за ним следовала Нэн на руках у Сайласа – тот сказал, что «никогда в жизни у него не было такой умной ноши», и весело подшучивал над ее проказами всю дорогу. Миссис Баэр никому не отдавала Роба. Малыш, взбодренный сном, весело болтал, рядом с мамой ощущая себя героем. Миссис Баэр то и дело обнимала своего драгоценного мальчика, а тот твердил: «Я знал, что ты придешь!» – целовал ее в обе щеки и засовывал маме в рот крупные ягоды, собранные специально для нее.

Когда они показались на освещенной луной лужайке, все мальчики высыпали навстречу и, с величайшим почетом и осторожностью препроводив детей домой, доставили в столовую, где прагматичные заблудшие овечки потребовали еды, пренебрегая поцелуями и объятиями. Им дали хлеба с молоком, и вся семья собралась вокруг. Нэн вскоре пришла в себя и теперь, когда опасность миновала, охотно рассказывала о приключениях. Роб, казалось, был полностью поглощен едой, но внезапно отложил ложку и издал горестный вой.

– Почему ты плачешь, дорогой? – спросила мать, которая стояла подле сына.

– Я потерялся! – проревел Роб, безуспешно пытаясь выжать из себя слезы.

– Но ты нашелся! Нэн сказала, ты не плакал, и я порадовалась, что ты такой храбрый мальчик!

– Некогда было – я же боялся! Сейчас хочу поплакать, потому что мне не понравилось теряться! – сонному Робу было нелегко одновременно жевать и плакать.

Мальчишки расхохотались над его забавным способом наверстать упущенное. Роб, перестав реветь, удивленно уставился на них и, заразившись всеобщим весельем, издал задорное «Ха!» и принялся колотить ложкой по столу, крайне довольный своей шуткой.

– Уже десять! Спать – все до единого! – сказал мистер Баэр, взглянув на часы.

– Слава небесам, сегодня ни одна кровать не будет пустой! – добавила миссис Баэр, сквозь слезы глядя, как отец несет наверх Робби, а Нэн идет в сопровождении Дейзи и Деми – для близнецов она теперь была все равно что героиня книжки.

– Бедная тетя Джо так устала, что ее тоже впору нести! – сказал заботливый Франц, обняв миссис Баэр за плечи, когда та остановилась у подножия лестницы, утомленная волнениями ночи и долгой ходьбой.

– Давай сцепим руки! – предложил Томми.

– Нет, спасибо, мальчики, я дойду, но опора мне не помешает, – ответила миссис Джо.

– Обопритесь на меня! Нет, на меня! – предлагали наперебой мальчики, потому что бледность заботливой мамы Баэр тронула их добрые сердца.

Увидев, что все почитают за честь оказать ей услугу, миссис Баэр выбрала самого достойного, и никто не роптал, когда она оперлась на руку Дэна, а тот зарделся от гордости и удовольствия.

– Дэн отыскал детей, пусть он поможет мне подняться.

Дэн уже чувствовал себя сполна вознагражденным за старания, когда шел рядом с миссис Джо, гордо неся фонарь, но около своей двери она горячо произнесла:

– Спокойной ночи, сынок! Благослови тебя Господь!

– Хотел бы я и правда быть вашим сыном! – ответил Дэн – пережитые вместе испытания сблизили их, как никогда раньше.

– Ты будешь моим старшим! – Она скрепила обещание поцелуем, окончательно покорив его сердце.

Маленький Роб окончательно оправился на следующий день, а Нэн лежала с головной болью на диване мамы Баэр, обработав расцарапанное лицо мазью. Угрызения совести больше проказницу не мучили, и заблудиться в лесу теперь казалось веселым приключением. Миссис Джо совсем не устраивало такое положение вещей, у нее не было ни малейшего желания, чтобы сыновья сбивались с пути истинного, а воспитанницы ночевали в черничных полях. Поэтому она серьезно поговорила с Нэн, попытавшись доступно объяснить девочке отличие между свободой и своеволием, подкрепляя лекцию многочисленными примерами. Миссис Джо еще не решила, как наказать Нэн, однако одна из рассказанных историй навела ее на мысль. Миссис Баэр считала, что лучше всего на провинившегося действуют последствия его поступка, решила и на этот раз придерживаться своего убеждения, хоть последствие было весьма необычным.

– Все дети сбегают из дома! – утверждала Нэн, будто побег так же неизбежен и необходим, как корь или коклюш.

– Не все, и некоторые сбежавшие не находятся! – возразила миссис Джо.

– Разве вы сами не сбегали? – спросила Нэн, чьи зоркие глазки разглядели в серьезной даме, прилежно занятой шитьем, родственную душу.

Рассмеявшись, миссис Джо призналась, что сбегала.

– Расскажите! – потребовала Нэн – разговор, по ее мнению, складывался как нельзя лучше.

Миссис Джо увидела это, разом перестала смеяться и ответила, с раскаянием покачав головой:

– Сбегала много раз, и моя бедная мама очень страдала от моих проделок, пока не нашла способ меня исправить.

– Какой же? – Нэн, заинтересовавшись, привстала на диване.

– Однажды у меня появились новые туфли, и так захотелось ими похвастаться, что, хоть мне и сказали не выходить из сада, я убежала на весь день. Гуляла по городу и, по-моему, чудом осталась жива. Чего я только ни делала… Играла в парке с бродячими псами, плавала на лодке по заливу с незнакомыми мальчишками, ужинала с нищей ирландской девочкой соленой рыбой и картошкой, а поздним вечером меня обнаружили крепко спящей на крыльце в обнимку с большой собакой. Я испачкалась, как поросенок, и безнадежно сносила новые туфли.

– Вот здорово! – мечтательно воскликнула Нэн, готовая повторить приключения миссис Джо.

– На следующий день здорово не было! – возразила миссис Джо, старательно скрывая улыбку, возникшую от воспоминаний о детских проделках.

– Мама вас высекла? – поинтересовалась Нэн.

– Мама высекла меня лишь один раз в жизни и тут же попросила прощения! Иначе я никогда бы ее не простила, так мне было обидно!

– Почему она просила прощения? Мой папа не просит.

– Потому что, когда она меня ударила, я сказала: «Ты злая, значит тебя тоже нужно высечь!» Она смотрела на меня с минуту, гнев ее утих, и она сказала, устыдившись: «Ты права, Джо, я действительно разозлилась. Я учу тебя владеть собой, а сама подаю такой плохой пример! Прости меня, дорогая, и давай поможем друг другу стать лучше». Эти слова я запомнила навсегда, и они подействовали лучше розог.

Нэн сидела, задумчиво вертя баночку с мазью. Миссис Джо молчала, давая пытливому уму девочки, столь быстро видящей и чувствующей, что происходит вокруг, осознать мораль истории.

– Мне это нравится, – наконец сказала Нэн, и ее личико с острыми глазками, любопытным носиком и смеющимся ртом казалось менее лукавым, чем обычно. – Что ваша мама сделала, когда вы сбежали в тот раз?

– Привязала меня к кровати длинной веревкой, чтобы я не могла выйти из комнаты, и я просидела там весь день, глядя на изношенные туфли, которые свидетельствовали о том, как я была неправа.

– Это кого угодно отучит убегать! – воскликнула Нэн, которая больше всего на свете ценила свободу.

– Да, мама отучила убегать меня, и я тоже попробую мамин способ! – Миссис Джо достала из ящика рабочего стола моток плотной бечевки.

Нэн решительно не понравилось, чем обернулся приятный по началу разговор, она, приуныв, сидела, пока миссис Джо обвязала один конец веревки вокруг ее талии, а другой вокруг ножки дивана, сказав:

– Мне не нравится сажать тебя на привязь, точно нашего хулигана Кита, но ты ведешь себя не лучше, и придется поступить с тобой так же, как с ним.

– Привязывайте на здоровье, мне нравится эта игра! – сказала Нэн, напустив на себя беспечность, и принялась рычать и ползать по полу.

Миссис Джо, не обратив на это внимания, оставила пару книжек и носовой платок, требующий подрубки, и предоставила мисс Нэн самой себе. Положение было весьма неприятным, и, посидев немного, она попыталась отвязаться. Веревка, закрепленная на поясе фартука за спиной, не поддалась, однако Нэн отвязала другой конец и, смотав бечевку, уже готова была удрать через окно, когда услышала, как миссис Джо сказала кому-то в холле:

– Нет, Нэн больше не убежит, она честная девочка и понимает, что я хочу ей помочь.

В одну секунду Нэн оказалась на диване, привязала веревку к ножке и принялась усердно шить. Через мгновение заглянул Роб, пришел в восторг от нового наказания и привязал себя скакалкой к другой ножке дивана, чтобы поддержать компанию.

– Я тоже потерялся, значит, меня тоже надо держать на привязи, как Нэн! – объяснил он матери, когда та обнаружила еще одного узника.

– Пожалуй, ты тоже заслужил, поскольку знал, что нельзя далеко отходить от всех.

– Это Нэн меня увела! – откликнулся Роб, готовый попробовать на себе забавное наказание, но не готовый признавать вину.

– Не надо было идти! У тебя есть совесть, хоть ты еще маленький и тебе надо научиться к ней прислушиваться.

– Совесть меня вовсе не колола, когда Нэн сказала: «Давай перелезем через стену», – признался Роб, вспомнив выражение «укол совести», которое слышал от Деми.

– Может, колола, а ты не заметил? Ты останавливался проверить?

– Нет.

– Тогда откуда тебе знать?

– Наверное, моя совесть еще маленькая и колется несильно! – решил Роб, подумав с минуту.

– Нужно ее подрастить. Плохо иметь слабенькую совесть, поэтому оставайся здесь до ужина и обсуди все с Нэн. Я верю, что вы не отвяжетесь, пока я не разрешу.

– Не отвяжемся! – сказали оба, чувствуя, что уже встали на путь исправления, приняв наказание.

Около часа дети очень хорошо себя вели, затем им наскучило сидеть в одной комнате и захотелось выйти. Никогда еще холл не казался таким заманчивым, и даже примыкающая спальня внезапно вызвала интерес, они с радостью перебрались бы туда, чтобы сделать палатку из балдахинов. Открытые окна сводили с ума своей недостижимостью, мир за окном представлялся прекрасным, и не верилось, что когда-то они осмеливались скучать, обладая столькими богатствами. Нэн мечтала побегать по лужайке; Роб, с огорчением вспомнив, что не покормил с утра щенка, гадал, что же бедный Поллакс будет теперь делать. Они смотрели на часы, и Нэн производила сложные расчеты, переводя часы в минуты, а минуты в секунды, Роб же навсегда запомнил расположение цифр на циферблате. Запах обеда привел детей в исступление – на кухне явно готовили суккоташ и черничный пудинг, а они не имели возможности заранее прибежать и отложить себе порцию побольше. Когда Мэри-Энн начала накрывать на стол, Нэн с Робом, рискуя разрезать себя веревкой надвое, пытались разглядеть, какое подают мясо. Нэн обещала горничной, что поможет заправлять кровати, если та «не пожалеет ей подливки».

Когда мальчики гурьбой высыпали из классной комнаты, дети уже натянули поводья, как два резвых жеребца, очень удивив и позабавив всех неожиданным продолжением вчерашних приключений.

– Отвяжи меня, мама! В следующий раз совесть будет колоть меня, будто иголкой, вот увидишь! – попросил Роб, когда прозвенел колокольчик, и Тедди зашел навестить его, глядя с горестным удивлением.

– Посмотрим! – ответила мать, освобождая сынишку.

Роб пробежался по холлу, обежал столовую и вернулся к Нэн, сияя от удовольствия.

– Я принесу ей обед, можно? – спросил он, сочувствуя товарищу по несчастью.

– Вот это правильно, сынок! Да, пододвинь стол и принеси стул! – Миссис Джо поспешила утихомирить остальных мальчишек, которые к полудню обычно бывали зверски голодными.

Нэн, пообедав в одиночестве, провела долгий день, привязанная к дивану. Миссис Баэр удлинила веревку, чтобы девочка могла выглядывать в окно; там она и стояла, наблюдая, как играют мальчики, и все живое наслаждается летней свободой. Дейзи устроила куклам пикник на лужайке, чтобы Нэн, которая не могла поучаствовать в веселье, хотя бы посмотрела. Томми старательно делал сальто, чтобы утешить подругу, что очень ее позабавило, Дэн принес древесную лягушку – знак особого внимания с его стороны.

Однако ничто не заменяло свободы; лишившись ее на несколько часов, Нэн поняла, насколько она ценна. Много мыслей пронеслись в маленькой головке, преклоненной на подоконнике в последний тихий вечерний час, когда дети ушли к ручью смотреть на запуск нового корабля Эмиля. Нэн должна была совершить обряд крещения, именно ей предстояло разбить крохотную бутылку смородиновой наливки об нос и дать кораблю имя «Джозефина», в честь миссис Баэр. Теперь она упустила возможность, а Дейзи справится гораздо хуже нее… Слезы навернулись на глаза Нэн, когда она вспомнила, что сама во всем виновата, и девочка сказала вслух, обращаясь к толстой пчелке, которая ворочалась в сердцевине розы прямо под окном:

– Если ты сбежала, то возвращайся-ка домой, попроси у мамы прощения и скажи, что больше не будешь!

– Рада слышать, что ты дала такой правильный совет, и, думаю, ему последуют! – произнесла улыбающаяся миссис Баэр, а пчелка расправила крылья и улетела.

Нэн смахнула пару капель, блестевших на подоконнике, и устроилась на коленках старшей подруги, которая, заметив капельки и догадавшись об их происхождении, ласково спросила:

– Как ты думаешь, моя мама нашла хороший способ, чтобы отучить меня сбегать из дома?

– Да, мэм, – тихо ответила Нэн, уставшая от проведенного в заточении дня.

– Надеюсь, мне больше не придется к нему прибегать?

– Не придется! – Личико Нэн было таким искренним, что миссис Джо, взглянув на него, больше ничего не сказала – она верила, что последствия учат сами по себе, и нет нужды портить их действие нравоучениями.

Тут появился Роб, с превеликой осторожностью неся «чайный пирог», так Азия называла пироги, которые она пекла к чаю.

– Он сделан из моих ягод, и я отдам тебе половину за ужином! – торжественно объявил мальчик.

– Зачем? Я не заслужила… – скромно возразила Нэн.

– Мы же с тобой потерялись вместе! И ты больше не будешь, правда?

– Никогда! – решительно ответила Нэн.

– Вот и хорошо! Пойдем попросим Мэри-Энн разрезать! – Роб, держа восхитительный пирог обеими руками, кивнул в сторону двери.

Нэн пошла было за ним, потом, остановившись, сказала:

– Я забыла, я не могу!..

– А ты попробуй! – сказала миссис Баэр, которая тихонько отвязала веревку от пояса во время разговора.

Почувствовав свободу, Нэн пылко поцеловала миссис Джо и выпорхнула, как веселая птичка, а за ней семенил Робби, роняя на ковер черничные капли.

После происшествия, описанного в предыдущей главе, жизнь Пламфилда текла тихо и мирно целых несколько недель. Старшие мальчики, осознав, что из-за их беспечности семья чуть не лишилась Нэн и Роба, усердно их опекали, что было даже утомительно, а младшие, неоднократно выслушав рассказ Нэн о пережитых опасностях, решили, что потеряться – самая страшная беда, которая может свалиться на человека, и едва осмеливались высунуть свои маленькие носики за пределы главных ворот поместья, опасаясь, что на них опустится тьма и в тумане возникнут призраки черных коров.

– Все слишком хорошо, долго так продолжаться не может! – сказала миссис Джо: годы воспитания мальчишек научили ее, что за подобными затишьями обычно следуют бури, и если менее мудрая женщина на ее месте решила бы, что ребята стали святыми, то миссис Джо готовилась к внезапному извержению домашнего вулкана.

Одной из причин долгожданного затишья послужил приезд маленькой Бесс, чьи родители оставили ее на недельку, отправившись к дедушке Лоренсу, который неважно себя чувствовал. Мальчики считали Златовласку чем-то средним между ребенком, ангелом и феей: она была чудесным созданием, а белокурые волосы, унаследованные от мамы, окутывали малышку, как блестящая фата, из-под которой она дарила почитателям милостивые улыбки и за которой пряталась, будучи обиженной. Отец не позволял стричь девочке волосы, и те отросли ниже пояса, мягкие, красивые и блестящие – «настоящий шелк», как утверждал Деми. Бесс была уверена, что ее присутствие радует, как солнечный свет, улыбка никогда не остается неотвеченной, а детские беды всегда встречают искреннее сочувствие, но всеобщее восхищение не портило Бесс.

Маленькая принцесса делала для подданых больше хорошего, чем многие настоящие монархи, потому что ее правление было мягким и незаметным глазу. Утонченная по натуре, она все делала изящно, чем положительно влияла на неряшливых мальчишек. Она никому не позволяла прикасаться к себе небережно или грязными руками – в доме никогда не расходовали столько мыла, как во время визитов Бесс, потому что для мальчиков было величайшей честью поносить ее величество на ручках и жутким позором – быть отвергнутым надменным: «Отойди, чумазый!»

Громкие голоса ангелочку не нравились, ссоры пугали, поэтому, обращаясь к Бесс, мальчики переходили на более мягкий тон, а перепалки в ее присутствии живо пресекались свидетелями, если сами участники не могли себя сдержать. Девочке нравилось, чтобы за ней ухаживали, старшие мальчики беспрекословно выполняли ее поручения, а младшие же преданно служили. Они упрашивали позволения катить ее коляску, нести корзинку с ягодами или передать тарелку за столом. Мальчики были рады любой работе, Томми с Недом даже подрались за честь начистить сапожки девочке.

Неделя в обществе воспитанной леди, хоть и очень маленькой, особенно положительно сказалась на Нэн, потому что, когда девочка-сорванец кричала или безобразничала, Бесс взирала на нее голубыми глазками со смесью любопытства и тревоги или шарахалась, как от дикого животного. Чуткая Нэн это быстро подметила. Она, конечно, сказала: «Фи! Подумаешь!» – но ей было не все равно, а очень даже обидно. Когда Бесс заявила: «Кузина мне больше нлавится, она не кличит!» – Нэн, встряхнув бедняжку Дейзи так, что у той клацнули зубы, убежала горько плакать в амбар. В этом месте, где часто искали приют растревоженные души, она каким-то образом успокоилась и поняла, что делать дальше. Возможно, это ласточки напели ей что-то о красоте хороших манер. Как бы там ни было, вышла она тихая и терпеливо искала в саду яблоки, которые любила Бесс, – сладкие, розовые и маленькие. Вооружившись примирительным даром, девочка приблизилась к маленькой принцессе и с почтением его преподнесла. К ее великой радости, дар был милостиво принят, и, когда Дейзи поцеловала Нэн в знак прощения, Бесс последовала ее примеру, будто почувствовав, что была слишком строга, и тоже извинилась. После этого они приятно играли все вместе, и Нэн много дней пользовалась королевской милостью. Конечно же, поначалу она чувствовала себя, как птичка в красивой клетке и изредка сбегала, чтобы размять крылья и попеть в полный голос, не смущая пухленькую голубку Дейзи и золотую изящную канарейку Бесс. Однако это подействовало на нее благотворно – видя, как все любят принцессу за изысканные манеры и добродетель, она начала подражать ей, потому что Нэн очень хотела любви и старалась ее заслужить.

В доме не было мальчишки, который под влиянием хорошенькой Златовласки не стал чуточку лучше, сами не понимая, как и почему, ведь маленькие дети творят чудеса с сердцами тех, кто их любит. Бедный Билли был готов смотреть на Бесс бесконечно, и, хотя девочке это не очень нравилось, она не возражала, потому что ей объяснили, что Билли немного отличается от остальных, и к нему нужно быть добрее. Дик и Долли завалили принцессу свистульками из ивы (они больше ничего не умели мастерить), она их принимала, однако не использовала. Роб прислуживал малышке, как преданный кавалер, а Тедди ходил по пятам, словно верный пес. Джек ей не нравился из-за бородавок на руках и грубого голоса. Пышка попал в немилость, потому что неаккуратно ел, и с тех пор очень старался заталкивать еду в рот помедленнее, чтобы не смущать приличную даму по другую сторону стола. Неда с позором отлучили от двора, когда стало известно, что он мучает несчастных полевых мышек. Сие грустное зрелище Златовласка запомнила навсегда и при виде Неда занавешивалась волосами, повелительно указывала пальчиком на дверь и кричала с горем и гневом в голосе:

– Не люблю его! Он мышке отлезал хвостик, и она пищала!

Дейзи поспешно уступила престол приехавшей Бесс и довольствовалась скромной ролью главной поварихи, Нэн была первой фрейлиной, Эмиль выступал канцлером казначейства и смело тратил общественные деньги, устраивая зрелища ценой по целых девять пенсов. Франц был премьер-министром и управлял государственными делами, планировал путешествия по королевству, а также держал связь с иностранными государствами. Деми исполнял роль придворного философа, и к нему прислушивались больше, чем ко многим его знаменитым коллегам, приставленным к другим коронованным особам. Дэн был регулярной армией и храбро защищал границы, Томми придворным шутом, а Нат музыкальным Риччо[17] при наивной маленькой Марии.

Дядя Фриц и тетя Джо наслаждались миром и наблюдали за маленьким спектаклем, где дети неосознанно воссоздавали взрослый мир, однако же, обходясь без трагедий, которыми зачастую оборачиваются представления на большой сцене.

– Мы учимся от них больше, чем они от нас, – заметил мистер Баэр.

– Благослови их Господь! Они сами подсказывают, как их воспитывать, и не догадываются об этом! – ответила миссис Джо.

– Ты была права – мальчикам и девочкам полезно быть вместе! Нэн действительно расшевелила Дейзи, а Бесс учит наших медведей хорошим манерам успешней, чем мы сами. Если продолжится в том же духе, я скоро буду чувствовать себя, как доктор Блимбер[18] в окружении образцовых юных джентльменов! – посмеиваясь, сказал профессор, наблюдая, как Томми не только сам снял головной убор, но и сбил шляпу с головы Неда, когда они зашли в холл, где Принцесса каталась на деревянной лошадке в сопровождении верных рыцарей (Роб и Тедди важно сидели верхом на стульях по обе стороны от нее).

– Ты никогда не будешь Блимбером, Фриц, – при всем желании не выйдет! И наши мальчики не станут слишком уж воспитанными, этого тоже можно не опасаться, американские мальчишки очень любят свободу. Однако без хороших манер они не останутся, мы научим их тому, что доброе сердце проявляется даже в простых жестах – искренних и галантных, как у тебя, дорогой мой!

– Хватит! Иначе я начну отвечать на комплименты, и ты сбежишь, а я не хотел бы раньше времени лишаться общества любимого собеседника. – И все же мистеру Баэру была приятна похвала (к тому же заслуженная). Миссис Баэр не могла желать лучшего комплимента, чем признание того, что муж счастлив в ее компании.

– Возвращаясь к детям – я только что получила еще одно подтверждение благотворного влияния Златовласки! – сказала миссис Джо, пододвигая стул к дивану, где лежал профессор, утомленный долгим днем работы над многочисленными грядками. – Нэн ненавидит шить, но из любви к Бесс полдня корпела над сумкой, куда собирается положить дюжину помидоров и преподнести своему маленькому идолу в день отъезда. Когда я похвалила ее за усердие, она выпалила: «Мне нравится шить что-то в подарок, сама я бы не стала заниматься этой ерундой!» Теперь я знаю, как незаметно научить девочку шить – дам ей починять рубашки и фартучки детишкам миссис Карни. Нэн такая благородная, ради них она не пожалеет пальчиков!

– Но умение шить сейчас не слишком ценится, дорогая.

– Ну и зря! Лично я передам девочкам все свои знания в этой области, пусть они лучше забросят латынь, алгебру и полдюжины других предметов, которыми в наши дни пичкают детей! Эми учит Бесс без остановки, а малышка хочет рукодельничать – уже все пальчики исколола, подарила матери кучу поделок, слепила для Лори глиняную птичку без клюва!

– У меня тоже есть доказательство могущества нашей принцессы, – сказал мистер Баэр, глядя, как жена с недовольным видом пришивает пуговицу, осуждая современный взгляд на образование. – Джек настолько не хочет быть в опале вместе с Пышкой и Недом, что недавно подошел ко мне и попросил обработать его бородавки щелочным раствором. Я сколько раз ему предлагал, а он отказывался, теперь же готов мужественно терпеть боль, чтобы предъявить ее капризному величеству гладкие руки и, возможно, заслужить благосклонность.

Миссис Баэр посмеялась над историей, и тут как раз подошел Пышка, чтобы спросить разрешения подарить Златовласке конфеты, которые прислала ему мать.

– Ей нельзя сладкое, однако, если ты подаришь коробочку и положишь туда сахарную розочку, она будет очень рада! – сказала миссис Джо, желая поддержать этот необычайный порыв к самопожертвованию – толстячок Пышка редко делился конфетами.

– А Бесс ее не съест? Я не хочу, чтобы она заболела, – сказал Пышка, с сожалением поглядывая на лакомство, но все же убирая его в коробку.

– О нет, она не прикоснется к цветку, если я скажу, что он для красоты. Малышка будет хранить твою розу и даже не подумает попробовать. Ты бы так смог?

– Конечно! Я ведь гораздо старше! – возмутился Пышка.

– Давай-ка мы тебя испытаем. Сложи конфеты в этот пакет, и посмотрим, как долго они проживут. Тут два сердца, четыре красных рыбки, три леденца лошадки, девять миндальных орешков и дюжина шоколадных конфет… Согласен? – хитро спросила миссис Джо, высыпая сладости в пакетик из-под катушек.

– Да, – со вздохом согласился Пышка и, положив запретный плод в карман, пошел отдать подарок Бесс, заслужив улыбку и позволение погулять с ней по саду.

– Сердце Пышки наконец взяло верх над желудком, и Бесс вознаградит его за труд! – сказала миссис Джо.

– Счастлив человек, способный спрятать соблазн в карман и научиться самоотречению у такой очаровательной маленькой наставницы, – добавил мистер Баэр, когда дети прошли мимо окна: лицо Пышки светилось от удовольствия, а Златовласка с вежливым интересом рассматривала сахарную розу, хоть ей больше нравились настоящие цветы, «котолые кусьно пахнут».

Когда за принцессой приехал отец, поднялся всеобщий плач и градом посыпались прощальные подарки, увеличив багаж настолько, что мистеру Лори пришлось послать за большой каретой, куда с трудом поместили белых мышей, торт, коробочку с ракушками, яблоки, кролика, отчаянно брыкающегося в мешке, большой вилок капусты кролику на обед, бутыль с мелкими рыбешками и огромный букет. Прощание было трогательным: Принцесса сидела за столом в холле, окруженная подданными. Она поцеловала двоюродных сестру и брата, протянула ручку остальным мальчикам, которые осторожно пожали ее, не пряча чувств и не скупясь на ласковые слова.

– Приезжай поскорее, дорогая! – шепнул Дэн, прикрепляя на шляпку девочки самого красивого золотисто-зеленого жука.

– Только не забывай меня, Принцесса! – напутствовал обаятельный Томми, последний раз погладив прекрасные волосы.

– Я приеду к вам на следующей неделе, и тогда мы увидимся, Бесс! – сказал Нат, утешаясь этой мыслью.

– Пожми мне руку! – воскликнул Джек, протягивая гладкую ладонь.

– Это на память! Очень хорошие! – сказали Дик и Долли, преподнося два очередных свистка, не догадываясь о том, что предыдущие семь сгорели в кухонной печке.

– Моя дорогая! Я сейчас же начну шить тебе закладку, а ты потом храни ее всю жизнь! – сказала Нэн, тепло обнимая девочку.

Однако из всех провожающих бедный Билли был самым неутешным, мысль о том, что действительно пора расстаться, оказалась для него невыносимой, и он, рухнув к ногам, обутым в маленькие голубые туфельки, в отчаянии забормотал:

– Не уезжай! Не надо!

Златовласка, растроганная внезапным проявлением чувств, наклонившись, подняла голову мальчика и сказала своим нежным голоском:

– Не плачь, Билли! Я тебя поцелую и сколо велнусь!

Обещание утешило Билли, и он поднялся с улыбкой, гордясь внезапно оказанной ему честью.

– И меня! И меня! – зашумели Дик и Долли, сочтя, что и их преданность достойна награды. Остальные тоже претендовали на ее милость. Веселые добрые лица ребят так растрогали принцессу, что она распростерла ручки, заявив с невиданной щедростью:

– Я всех поцелую!

Преданные мальчишки обступили хорошенькую подружку, как пчелы цветок, и принялись целовать, впрочем, не забывая об осторожности, и какое-то время в общей сутолоке виднелась лишь макушка ее шляпки. Затем отец вызволил Бесс, и она отбыла, улыбаясь и махая ручкой сидящим на заборе мальчикам, которые кричали, точно стая цесарок: «Возвращайся! Возвращайся!» пока она не скрылась из виду.

Все скучали по Златовласке, и каждый чувствовал в глубине души, что, соприкоснувшись с этим нежным и милым созданием, стал чуточку лучше. Маленькая Бесс будила в мальчиках благородство, потребность любить, восхищаться и защищать, вызывала нежность и уважение. Наверное, в сердце каждого мужчины сохранился чистый образ девочки, изменившей его навсегда. Поселился этот образ и в сердцах маленьких мужчин Пламфилда. Они тоже начали меняться под его мягким влиянием, не стыдясь следовать туда, куда вела их маленькая женская ручка.

Миссис Баэр была права, затишье было временным, буря надвигалась, и уже через два дня после отъезда маленькой Бесс жизнь в Пламфилде буквально перевернулась с ног на голову.

Началось все с куриц Томми, потому что, если бы упрямые несушки не откладывали столько яиц, Томми не смог бы их продавать и не заработал бы много денег. Деньги – это зло, однако мы совершенно не можем обходиться без них. Томми уж точно не мог и тратил заработанное так безрассудно, что мистер Баэр настоял, чтобы он завел сберегательную кассу, подарив ему прекрасную копилку: замечательный жестяной домик с именем Томми на двери и высокой трубой, куда полагалось кидать монетки, чтобы они соблазнительно позвякивали внутри, пока не будет дано разрешение открыть маленький люк в полу.

Домик очень быстро потяжелел, Томми остался доволен инвестициями и уже чего только не запланировал купить на свои сбережения. Он вел подсчет вносимых сумм, и ему пообещали, что банк можно будет открыть, когда накопится пять долларов, при условии, что он потратит деньги с умом. Не хватало лишь одного доллара, и в тот день, когда миссис Джо заплатила Томми за четыре дюжины яиц, он ужасно обрадовался и побежал в амбар, чтобы продемонстрировать блестящие монетки Нату, который тоже откладывал на долгожданную скрипку.

– Вот бы и мне доллар к моим трем, тогда я бы скорее накопил на скрипку! – сказал Нат, с легкой завистью глядя на деньги.

– Может быть, я займу тебе немного. Я еще не решил, что делать со своими! – пообещал Томми, подкидывая и ловя монеты.

– Привет, ребята! Пойдемте к ручью, посмотрим, какую огромную змею поймал Дэн! – раздался голос за амбаром.

– Пойдем! – сказал Томми и, спрятав деньги в старой веялке, убежал, а Нат последовал за ним.

Змея оказалась очень интересной. Потом Томми долго ловил хромую ворону, что тоже было крайне увлекательно, и вспомнил о деньгах только вечером, лежа в постели.

«Ничего, никто, кроме Ната, не знает, где они лежат!» – подумал беспечный юноша и уснул, совершенно не волнуясь за свое имущество.

На следующее утро, когда мальчики собрались в классе, запыхавшийся Томми вбежал с вопросом:

– Признавайтесь! Кто стащил мой доллар?

– О чем ты? – удивился Франц.

Томми объяснил, а Нат подтвердил показания.

Мальчики сказали, что ничего не знают о деньгах, и с подозрением покосились на Ната, который, по мере того как товарищи отрицали свою причастность, тревожился все больше.

– Кто-то же их взял! – заметил Франц, а Томми, потрясая кулаком, гневно заявил, обращаясь ко всей компании:

– Разрази меня гром! Доберусь до вора, так вздую – вечно помнить будет!

– Спокойно, Том. Мы его найдем, шила в мешке не утаишь! – сказал Дэн, как будто ему что-то было известно.

– Может быть, бродяга ночевал в амбаре и украл? – предположил Нед.

– Нет, Сайлас не разрешает там ночевать, к тому же бродяга не стал бы искать деньги в старой веялке! – с презрением отверг предположение Эмиль.

– А вдруг сам Сайлас их взял? – спросил Джек.

– Вот еще! Старина Си не виноват, это ясно как божий день! Он и пенса бы не взял! – рьяно отвел подозрение от главного почитателя своего гимнастического таланта Томми.

– Кто бы он ни был, лучше бы ему сразу сознаться, а не ждать, когда вычислят! – мрачно сказал Деми – такого позора Пламфилд еще не видывал.

– Я вижу, вы на меня думаете! – вмешался красный и взволнованный Нат.

– Ты единственный знал, где они лежат! – заметил Франц.

– Я не мог! Я не брал! Не брал! – в отчаянии закричал Нат.

– Тише, тише, сын мой! Из-за чего шум? – В комнату зашел мистер Баэр.

Томми повторил историю, и лицо мистера Баэра мрачнело с каждой минутой: его ребята, конечно, имели недостатки и порою хулиганили, но всегда были честны – до этого момента.

– Садитесь, – сказал мистер Баэр, а когда мальчики расселись по местам, обвел лица воспитанников грустным взглядом, который было сложнее вынести, чем гневную отповедь.

– Итак, мальчики, я задам каждому из вас один вопрос, ответьте честно. Я не буду запугивать, выманивать правду или подкупать, поскольку у каждого из вас есть совесть и вы знаете, зачем она нужна. Сейчас самое время исправить причиненное Томми зло и оправдать себя в наших глазах. Я скорее прощу человека, поддавшегося искушению, чем обманщика. Не добавляйте к краже ложь, просто честно признайтесь, и мы поможем найти путь, чтобы заслужить прощение.

Он остановился на мгновение, и в классе воцарилась мертвая тишина, затем медленно и выразительно задал каждому из мальчиков вопрос, и от каждого на разные лады прозвучал один и тот же ответ. Все лица одинаково раскраснелись от волнения, поэтому мистер Баэр не мог признать краску доказательством вины, а некоторые из младших заикались от страха, словно и вправду виноваты, хотя совершенно точно были ни при чем. Когда очередь дошла до Ната, тон мистера Баэра смягчился – мальчик оказался настолько подавлен, что смотреть было жалко. Считая Ната виновным, мистер Баэр надеялся избавить его от необходимости врать еще раз, создав условия, чтобы он безбоязненно сказал правду.

– Ну, сынок, скажи честно. Ты брал деньги?

– Нет, сэр! – Нат смотрел умоляюще.

Едва слова слетели с дрожащих губ, кто-то неодобрительно цыкнул.

– Перестаньте! – воскликнул мистер Баэр, резко стукнув по столу и строго взглянув в том направлении, откуда раздался звук.

Там сидели Нед, Джек и Эмиль, первые двое потупились, а Эмиль выкрикнул:

– Это не я цыкнул, дядя! По-моему, стыдно добивать лежачего!

– Правильно! – вмешался Томми – ему уже было неловко, что пропавший доллар наделал столько шуму.

– Тишина! – скомандовал мистер Баэр и, когда голоса смолкли, серьезно сказал:

– Мне очень жаль, Нат, но факты указывают на тебя, и прошлые грехи заставляют нас сомневаться в твоей правдивости больше, чем в правдивости некоторых других мальчиков, которые никогда не лгали. Однако, дитя мое, я не обвиняю тебя в краже и не буду наказывать, пока не убежусь в своей правоте, и больше ничего не спрошу. Я оставлю тебя наедине с совестью. Если ты виновен, приди ко мне в любое время дня и ночи и сознайся, я прощу и помогу искупить. Если не виновен, правда рано или поздно выяснится, и, как только это произойдет, я первым попрошу у тебя прощения за то, что усомнился в твоих словах, и с радостью сниму с тебя подозрения перед всей школой.

– Это не я! Не я! – заплакал Нат, уронив голову на руки, не в силах видеть неприязнь и недоверие в глазах товарищей.

– Надеюсь… – Мистер Баэр помолчал минуту, словно давая виновному, кто бы он ни был, последний шанс. Однако никто не признался, лишь сочувственное пошмыгивание младших нарушало тишину. Мистер Баэр, покачав головой, с сожалением произнес:

– Что ж, ничего не поделаешь, значит, поступим так: я больше не буду говорить об этом и призываю вас последовать моему примеру. Конечно, ваше отношение к тому, кого вы подозреваете, изменится, но я надеюсь (и даже настаиваю!), что вы никоим образом не станете обижать этого человека – ему и без того придется несладко. А теперь за уроки!

– Папа Баэр слишком мягок с Натом, – шепнул Нед Эмилю, когда они достали книжки.

– Придержи язык! – проворчал Эмиль – по его мнению, кража денег запятнала репутацию всей школы.

Многие мальчики согласились с Недом, однако мистер Баэр был прав: если вина и вправду лежала на Нате, лучше бы ему было сознаться сразу, потому что он никогда еще столь сильно не мучился. Даже самая суровая отцовская порка не шла ни в какое сравнение с холодом и презрением, которым окатывали его мальчики. Бедный Нат на собственной шкуре испытал, что такое настоящий бойкот, – неделя обернулась медленной пыткой, хотя никто не поднял на него руку и не сказал грубого слова.

Это было ужасней всего! Лучше бы они его поругали или даже поколотили, Нат выдержал бы побои легче, чем молчаливое недоверие, которое он встречал на всех лицах без исключения – даже на лице миссис Баэр оно читалось, хотя она и общалась с Натом по-прежнему ласково, а горестный и тревожный взгляд папы Баэра ранил его в самое сердце, потому что Нат горячо любил учителя и знал, как сильно тот разочарован – подумать только, и кража, и ложь!

Лишь один человек в доме безоговорочно поверил Нату и храбро защищал его от остальных. Этим человеком была Дейзи. Она не могла объяснить, почему поверила Нату, вопреки доказательствам, просто, не усомнившись ни на секунду, решительно встала на сторону горячо любимого друга. Она никому не позволяла и слова сказать и даже стукнула обожаемого Деми, когда тот принялся убеждать, что деньги наверняка украл Нат, потому что он один знал, где те лежат.

– Может быть, курицы их съели, они известные жадины! – возразила она, а когда Деми рассмеялся, рассердилась, отвесила изумленному брату оплеуху и убежала в слезах, приговаривая:

– Это не он! Не он!

Ни тетя, ни дядя не пытались подорвать доверие девочки, лишь надеялись, что ее невинное сердце не ошибается, и еще больше любили Дейзи за преданность. Нат впоследствии часто говорил, что, если бы не подруга, он не выдержал бы. Когда остальные его избегали, она льнула еще больше, ни на кого не обращая внимания. Девочка теперь не сидела на ступенях, когда он, пытаясь отвлечься, играл на скрипке, а входила, устраивалась рядом и слушала, нежно и доверчиво глядя на друга, отчего тот на время забывал о своем позоре и был счастлив. Она просила его помочь с уроками, готовила замечательные блюда на своей кухоньке, которые Нат мужественно съедал, из чего бы они ни состояли, поскольку благодарность делает вкусным любое блюдо. Предлагала поиграть в крикет и в мяч (что невозможно было делать вдвоем), поняв, что Нат сторонится компании мальчишек. Оставляла на его столе букетики садовых цветов и, как могла, доказывала, что она настоящий друг, который познается в беде. Нэн вскоре последовала примеру Дейзи, решив проявить доброту: придержала острый язычок, расправила презрительно сморщенный носик, что было великодушно со стороны миссис Прыг-скок, поскольку она была твердо уверена, что деньги украл именно Нат.

Большинство мальчишек упорно избегали Ната, однако Дэн, хоть и заявил, что презирает трусость, все же приглядывал за другом и пресекал всякие попытки приставать к нему с расспросами или запугивать. Его идеалы дружбы были столь же высокими, как у Дейзи, и он в своей грубоватой манере от них не отступал.

Однажды, спустившись к ручью, чтобы понаблюдать за жизнью водяных паучков, Дэн услышал по другую сторону изгороди разговор. Необычайно любопытный Нед никак не мог успокоиться и непременно желал знать, кто же виноват, – последнее время несколько мальчиков засомневались в виновности Ната – уж больно упорно тот отрицал кражу и смиренно сносил презрение. Нед больше не мог терпеть неизвестность и втайне от всех не раз осаждал Ната вопросами, несмотря на приказ мистера Баэра. Проходя мимо и застав Ната в одиночестве читающим у изгороди, Нед опять не удержался и завел запретную тему. Он приставал к Нату добрых десять минут до прихода Дэна, и первые слова, долетевшие до слуха любителя пауков, были сказаны жалобным голосом Ната:

– Перестань, Нед! Хватит! Я не могу тебе сказать, потому что не знаю, а с твоей стороны ужасно тайком ко мне приставать, когда папа Баэр сказал меня не трогать. Ты бы не посмел, будь здесь Дэн!

– Я не боюсь твоего задиру Дэна! Может, вообще, это он взял деньги Тома, а ты знаешь, но не говоришь?

– Он не брал, но, если бы взял, я за него заступился бы – Дэн всегда был ко мне добр! – горячо сказал Нат, и Дэн, позабыв про пауков, уже поднялся на ноги, чтобы пойти и выразить благодарность, однако следующие слова Неда заставили его замереть на месте.

– Точно, деньги украл Дэн и отдал их тебе! Не удивлюсь, если раньше он был карманником, ведь о нем никто ничего не знает, кроме тебя! – сказал Нед, не веря в собственные слова, но надеясь вытянуть из Ната правду, разозлив его.

Хитрый план сработал лишь частично – Нат действительно пришел в ярость:

– Еще раз такое скажешь, я пожалуюсь мистеру Баэру! Не хочу быть ябедой, но черт возьмино, черт возьми, так и сделаю, если не оставишь Дэна в покое!

– Мало того, что ты вор и лгун, будешь еще и ябедой! – усмехнулся Нед, не веря, что смирный Нат ради Дэна пойдет жаловаться учителю.

Возможно, Нед собирался еще что-то добавить, но мы этого не узнаем, потому что не успели слова слететь с его губ, длинная рука самым бесцеремонным образом схватила мальчика за шиворот, и, перелетев через изгородь, он плюхнулся в ручей.

– Еще раз такое услышу, окуну с головой! – пригрозил Дэн – он походил на Колосса Родосского[20], стоя над узким ручьем широко расставив ноги и глядя сверху вниз на присмиревшего противника.

– Я пошутил! – сдался Нед.

– Нечего выслеживать исподтишка Ната! Еще раз поймаю, искупаешься в реке! Вставай и проваливай! – гремел разгневанный Дэн.

Насквозь промокший Нед поспешил удалиться, и неожиданное купание явно подействовало на него положительно, ибо впредь он был крайне уважителен с обоими мальчиками, а любопытство его осталось в ручье. Когда противник скрылся, Дэн, перепрыгнув через изгородь, обнаружил Ната лежащим на траве – будто окончательно сломленным бедами.

– Думаю, он больше не будет тебе докучать. Если что, скажи, я разберусь! – сказал Дэн, понемногу успокаиваясь.

– Мне все равно, что он говорит обо мне, я привык, – грустно откликнулся Нат, – но он же на тебя нападает!..

– Откуда ты знаешь, что он не прав? – спросил, отвернувшись, Дэн.

– Что? Ты про деньги? – изумленно воскликнул Нат.

– Да.

– Я не верю! Тебя не интересуют деньги – лишь жуки и прочие твари! – рассмеялся Нат.

– Я хочу сачок для бабочек не меньше, чем ты скрипку, почему бы мне не украсть деньги? – продолжил Дэн, все еще не глядя на друга, сосредоточенно ковыряя палкой землю.

– Ты? Нет! Ты иногда любишь подраться, врезать кому-нибудь, но ты не врешь и красть не будешь! – Нат решительно помотал головой.

– Я делал и то, и другое. Раньше врал по-черному – сейчас надоело, и крал овощи с грядок, когда сбежал от Пейджа, так что, как видишь, я дурной человек, – продолжил Дэн грубоватым и небрежным тоном, которым в последнее время говорил редко.

– О, Дэн! Только не ты! Лучше кто угодно! – воскликнул Нат столь горестно, что Дэн остался доволен и повернулся к другу со странным выражением на лице, сказав лишь:

– Ты, главное, не волнуйся, все будет хорошо, вот увидишь!

Ната осенила догадка, и он произнес, молитвенно сложив руки:

– Ты знаешь, кто это сделал? Если знаешь, скажи – умоляю тебя, Дэн! Ужасно, когда все тебя ненавидят ни за что! Я больше не могу выносить подобное отношение! Я давно бы сбежал, только было бы куда, хотя и люблю Пламфилд без памяти! Но я не такой большой и смелый, как ты, поэтому просто жду, когда кто-то докажет им, что я не вор.

Нат выглядел таким подавленным и отчаявшимся, что Дэн не выдержал и хрипло пробормотал:

– Долго ждать не придется! – Затем быстро ушел и несколько часов его никто не видел.

– Что с Дэном? – без конца спрашивали друг друга мальчики в воскресенье, последовавшее за показавшейся всем бесконечной неделей. Дэн часто бывал не в духе, но в тот день ходил особенно тихий и мрачный – никто и слова не мог из него вытянуть. На прогулке отстал от всех и вернулся домой поздно. Вечером не участвовал в разговоре, а сидел в тени, погруженный в собственные мысли, едва замечая, что происходит вокруг. Когда миссис Джо показала ему необыкновенно хороший отзыв в своей Книге Совести, он посмотрел без улыбки и грустно сказал:

– Вы думаете, я делаю успехи, да?

– Огромные, Дэн! Я так рада, всегда знала – тебе нужно немножко помочь, и ты станешь гордостью школы!

Черные глаза Дэна смотрели со странным выражением – смесью гордости, любви и горя, которое миссис Джо не смогла понять, но позже вспоминала.

– Я стараюсь, хотя, боюсь, вы разочаруетесь! – сказал парень, равнодушно захлопнув книгу, которую обычно любил подолгу читать и обсуждать написанное.

– Ты не заболел, дорогой? – забеспокоилась миссис Джо, положив руку ему на плечо.

– Нога немного болит; пожалуй, пойду спать. Спокойной ночи, мама! – Дэн на мгновение удержал руку миссис Баэр на своей щеке и ушел грустный, будто попрощался с чем-то очень дорогим.

«Бедный Дэн! Он тяжело переживает позор Ната. Странный мальчик… Интересно, пойму ли я его когда-нибудь по-настоящему?» – сказала про себя миссис Джо, с удовлетворением отмечая, как сильно Дэн изменился к лучшему за последнее время, однако подозревая, что он еще не раз ее удивит.

Одна из вещей, которая ранила Ната сильнее всего, был поступок Томми – лишившись доллара, тот сказал вежливо, но твердо:

– Не хочу обижать тебя, Нат, только, видишь ли, я не могу позволить себе терять деньги, поэтому мы больше не партнеры! – И стер надпись «Т. Бэнгс и К^о».

Нат ужасно гордился этим «К^о», старательно собирал яйца, аккуратно вел учет и добавил к своим накоплениям солидную сумму, получая процент с продажи.

– О, Том! Неужели? – вздохнул Нат – потеря приставки «К^о» означала для него вечное изгнание из мира бизнеса.

– Ничего не поделаешь! – твердо ответил Томми. – Эмиль говорит, что, если твой партнер слямзил выручку (думаю, термин означает «присвоил себе имущество партнера»), полагается подать на него в суд или припереть к стенке другим способом и порвать с ним всякие отношения. Ты слямзил мою выручку, я не подам на тебя в суд и драться не буду, но должен расторгнуть наше сотрудничество, потому что я тебе больше не доверяю и не хочу разориться.

– Я не могу доказать свою невиновность, и ты не берешь мои деньги, хоть я охотно отдал бы все свои доллары, чтобы ты поверил, что я ничего не крал. Пожалуйста, разреши мне собирать для тебя яйца, я не буду просить вознаграждения, буду работать бесплатно! Я знаю, где их искать, и мне это нравится! – взмолился Нат.

Однако Томми покачал головой, и его круглое веселое лицо приобрело суровое и подозрительное выражение, когда он коротко ответил:

– Не могу. Лучше бы ты не знал, где искать… Смотри не собирай тайком мои яйца и не продавай их!

Бедный Нат никак не мог забыть нанесенной обиды. Он чувствовал, что не только потерял партнера и наставника, но и навсегда лишился доброго имени и будущего в торговле. Никто не верил его слову – ни письменному, ни устному, несмотря на все попытки избавиться от привычки лгать; надпись стерли, фирма распалась, а он – пропал. Изгнан из амбара, больше не вхож на Уолл-стрит поместья Пламфилд. Хохлатка с сестрами кудахтали, ожидая Ната, и очень расстроились, не дождавшись, поэтому яиц заметно поубавилось, а некоторые курочки, негодуя, неслись в неожиданных местах, которые Томми не мог отыскать.

– Курицы мне доверяют! – сказал Нат, когда ему рассказали об этом случае.

Мальчики подняли его на смех, но Нат был рад – хорошо, когда хоть кто-то доверяет, пусть всего лишь курица.

Томми не спешил искать нового партнера, поскольку в его доверчивой душе поселилась подозрительность. Нед предлагал сотрудничество, однако Томми отказался, справедливо заметив:

– Если вдруг окажется, что Нат не брал денег, тогда мы опять будем партнерами. Не думаю, что это случится, но дам ему шанс и не стану пока отдавать его место.

Отныне мистер Бэнгс доверял только Билли. Том научил его искать яйца и приносить, не раздавив, а платил яблоком или конфеткой. Наутро после воскресенья, когда Дэн был особенно мрачен, Билли сказал работодателю, предъявляя результат долгих поисков:

– Только два.

– Все меньше и меньше! Никогда не встречал таких вредных куриц! – проворчал Томми, вспоминая счастливые времена, когда находил по шесть. – Что ж, положи их в мою шляпу и достань новый кусок мела, все равно надо записать…

Билли встал на ведро для яблок и заглянул в старую веялку, где Томми хранил письменные принадлежности.

– Здесь много денег, – сказал Билли.

– Ну уж нет! Я деньги без присмотра не оставляю! – откликнулся Томми.

– Я же вижу: один, два, четыре, восемь… – продолжил Билли, еще не освоивший счет.

– Трепло! – не поверил Томми и полез за мелом сам, но чуть не свалился с ведра, потому что в веялке действительно лежали четыре блестящих монетки, а рядом записка – «Тому Бэнгсу», так что ошибки быть не могло.

– Разрази меня гром! – воскликнул Томми и, схватив деньги, побежал в дом, горланя во всю мочь:

– Все хорошо! Деньги нашлись! Где Нат?

Ната вскоре разыскали, и он так искренне удивился и обрадовался, что никто уже не усомнился в его словах, когда он сказал, что не знает, откуда взялись монетки и записка.

– Как я мог вернуть их, если не брал? Поверьте мне, пожалуйста, и давайте опять будем друзьями! – умоляюще сказал он, и Эмиль, хлопнув его по спине, заявил, что лично он верит и готов возобновить дружбу.

– Я тоже. Как же хорошо, что это не ты! Вот только – кто же тогда?.. – озадачился Томми, обменявшись с Натом горячим рукопожатием.

– Неважно, главное, что нашлись! – сказал Дэн, не сводя глаз со счастливого лица Ната.

– Мне не нравится, что мое добро исчезает и появляется само собой! – возмутился Томми, глядя на деньги, будто они могут вновь волшебным образом испариться.

– Мы вычислим воришку, хоть он и хитер – записка-то напечатана на машинке, чтобы не выдавать почерк! – заметил Франц, изучая листок.

– Деми знатно печатает! – вставил слово Роб, не слишком разобравшись в чем дело.

– Что Деми украл, не поверю, хоть тресни! – сказал Томми, и остальные мальчишки взревели от возмущения от одной мысли, ибо маленький Дьякон, как они называли Деми, был вне подозрений.

Отметив разницу в отношении к себе и Деми, Нат подумал, что отдал бы все на свете и даже больше, чтобы его слову верили так же безоговорочно. Он понял, как легко потерять доверие друзей и как тяжело его вернуть, и начал считать честность большой ценностью, хотя раньше ею пренебрегал.

Мистер Баэр был очень рад подобному развитию событий и с надеждой ждал новых откровений. Они случились быстрее, чем предполагал профессор, удивив и сильно огорчив его. В тот вечер за ужином миссис Баэр вручили посылку от соседки миссис Бейтс. К посылке прилагалась записка, и, пока мистер Баэр ее читал, Деми, развернув оберточную бумагу, воскликнул:

– Да это же книжка, которую подарил Дэну дядя Тедди!

– Вот черт! – вырвалось у Дэна, который еще не до конца отучился ругаться.

Мистер Баэр быстро поднял на Дэна взгляд. Тот не смог вынести взгляда, потупился и сидел, кусая губы и краснея, как обычно делают люди, когда им стыдно.

– В чем дело? – обеспокоенно спросила миссис Баэр.

– Я собирался поговорить с глазу на глаз, однако Деми сорвал планы, так что лучше разобраться сейчас, – сурово сказал мистер Баэр – он всегда становился суров, сталкиваясь с проявлениями лжи или подлости.

– Миссис Бейтс пишет, что ее сын Джимми купил эту книгу у Дэна в прошлую субботу. Она полагает, что произошло недоразумение, поскольку книга очевидно дороже доллара, и возвращает ее мне. Ты продал книгу, Дэн?

– Да, сэр… – последовал медленный ответ.

– Зачем?

– Нужны были деньги.

– Для чего?

– Отдать…

– Кому?

– Томми.

– Он у меня ни цента не занимал! – испугался Томми – он уже подозревал, куда все клонится, и предпочел бы вмешательство потусторонних сил, потому что невероятно восхищался Дэном.

– Значит, Дэн украл! – закричал Нед, который таил обиду за то, что искупался в ручье, и, будучи простым смертным, желал отмщения.

– О, Дэн! – всплеснул руками Нат, позабыв, что держит бутерброд с маслом.

– Мне неприятно, но нужно положить конец домыслам! Довольно играть в ищеек и друг друга подозревать, вся школа только этим и занимается! Скажи, ты подложил доллар в амбар сегодня? – спросил мистер Баэр.

Дэн, глядя ему прямо в лицо, твердо ответил:

– Да.

За столом зашептались, Томми со звоном выронил кружку, Дейзи воскликнула: «Я знала, что Нат не виноват!» – Нэн расплакалась, а миссис Джо выбежала из комнаты. Дэну было невыносимо видеть грусть, разочарование и стыд за воспитанника в ее глазах. На минуту он закрыл лицо руками, однако затем, вскинув голову, расправил плечи, будто принимая на них ношу, и повторил – резко и угрюмо, совсем как раньше:

– Деньги украл я. Делайте что хотите, больше ничего не скажу.

– Даже не попросишь прощения? – спросил мистер Баэр, обеспокоенный произошедшей в мальчике переменой.

– Мне не за что извиняться.

– Я и так прощаю! – вмешался Томми – ему было сложнее наблюдать позор отважного Дэна, чем робкого Ната.

– Не надо меня прощать! – грубо ответил Дэн.

– Побудь немного один, возможно, ты передумаешь. Ты не представляешь, как я удивлен и расстроен, но я обязательно зайду к тебе, чтобы поговорить.

– Не о чем разговаривать, – буркнул Дэн – он старался держаться безразлично, однако, взглянув в расстроенное лицо мистера Баэра, не выдержал и, расценив последние слова как приказ выйти, поспешно покинул комнату – ему и самому хотелось сбежать.

Если бы Дэн остался и услышал, с каким сожалением, жалостью и удивлением говорят о нем мальчики, ему, возможно, стало бы легче, он наверняка смягчился бы и попросил прощения. Никто, даже Нат, не обрадовался, что виновником оказался Дэн, потому что он уже полюбился всем ребятам, несмотря на многочисленные свои изъяны, ибо за внешней угрюмостью скрывались качества, бесспорно, заслуживающие восхищения. Миссис Джо, будучи главной поддержкой и воспитателем Дэна, была ранена до глубины души тем, что ее новый мальчик, подающий большие надежды, так дурно поступил. Мало того что украл, еще и позволил другому страдать вместо себя, а потом попытался вернуть деньги нечестным путем, что свидетельствовало не только о трусости, но и об изворотливости – в общем, картина складывалась очень печальная. В довершение всего парень упорно отказывался просить прощения и не проявлял раскаяния. Шли дни, Дэн ходил на уроки, выполнял обязанности, молчаливый, мрачный и непоколебимый. Помня, как недавно обходились с Натом, он не просил сочувствия, отвергал дружелюбные жесты, а свободное время проводил в полях и лесах в компании птиц и зверей, которая вряд ли устроила бы других мальчиков, но для Дэна стала поддержкой, потому что он много знал о природе и любил ее.

– Боюсь, если так будет продолжаться, Дэн не выдержит и опять сбежит, он все же еще ребенок, – сказал мистер Баэр, удрученный педагогическим провалом.

– Совсем недавно я была совершенно уверена, что Дэна уже ничто не заставит сбежать, а теперь он так изменился, что я готова ко всему, – ответила бедная миссис Джо, которая горевала из-за своего мальчика, но не могла утешить, потому что тот избегал ее больше, чем остальных домочадцев, и лишь изредка бросал жалобный и сердитый взгляд исподлобья, будто дикий зверь, угодивший в ловушку.

Нат следовал за другом словно тень, и Дэн не прогонял его столь же сурово, как остальных, лишь ворчал:

– Успокойся, тебя уже не подозревают, а я уж как-нибудь сам разберусь!

– Но ты ведь совсем один! – грустно возражал Нат.

– Так даже лучше! – И Дэн решительно уходил прочь – иногда со вздохом, потому что ему все же было одиноко.

Однажды, гуляя по березовой роще, Дэн наткнулся на веселую компанию – ребята залезали на дерево и хватались за гибкие ветви, которые гнулись под тяжестью, и мальчишки спрыгивали вниз.

Дэн решил понаблюдать немного, не пытаясь присоединиться к забаве, и тут пришла очередь Джека. Тот, к несчастью, выбрал слишком толстую ветвь, она недостаточно прогнулась, и Джек повис на весьма опасной высоте.

– Лезь назад! Оттуда не спрыгнешь! – крикнул снизу Нед.

Джек попытался, однако никак не мог достать ногами до ствола. Он болтал ногами в воздухе и извивался, но вскоре, выбившись из сил, сдался и повис, причитая:

– Поймайте меня! Помогите! Я сейчас упаду!

– Ты убьешься! – закричал не на шутку перепуганный Нед.

– Держись! – крикнул Дэн.

Он мигом залез на дерево и по веткам подобрался совсем близко к Джеку, который смотрел на него снизу вверх с надеждой и страхом.

– Не надо, ветка двоих не выдержит! – воскликнул Нед, который бесцельно метался, задрав голову, а Нат раскинул руки, будто надеялся поймать друзей.

– На это я и рассчитываю! Отойдите! – спокойно ответил Дэн и ухватился за ветку Джека, которая сразу на несколько футов приблизилась к земле.

Джек благополучно спрыгнул, но ветвь, избавившись от половины груза, резко дернулась, и Дэн, не успев приземлиться на ноги, упал на спину с высоты.

Все столпились вокруг, глядя на храбреца с тревогой и восхищением. Тот сел и, несмотря на бледность и головокружение, сказал:

– Почти не стукнулся, сейчас пройдет…

– Ты герой, Дэн, и я так тебе обязан! – благодарно воскликнул Джек.

– Пустяки… – пробормотал Дэн, медленно поднимаясь.

– Вовсе не пустяки, я даже пожму тебе руку, хоть ты и… – Нед не дал неосторожному слову слететь с языка и великодушно протянул ладонь.

– Очень надо! – Дэн сердито отвернулся, а Нед, вспомнив случай у ручья, на всякий случай отошел подальше.

– Пойдем, дружище, я провожу тебя домой! – предложил Нат.

Мальчишки остались обсуждать подвиг, гадать, когда Дэн «одумается», и все как один сошлись во мнении, что «лучше бы проклятому доллару Томми сквозь землю провалиться, столько от него неприятностей».

На следующее утро мистер Баэр вбежал в класс, сияя от счастья, и мальчики удивились, а потом даже подумали, не лишился ли профессор рассудка, потому что тот подошел прямо к Дэну и, крепко пожимая ему руки, выпалил:

– Я все знаю и прошу у тебя прощения! Поступок в твоем духе Дэн, и я ценю тебя за благородство, хотя врать нехорошо – даже ради друга.

Дэн не сказал ни слова, лишь приподнял голову, будто ноша на его плечах стала чуть легче.

– Что случилось? – воскликнул Нат.

– Дэн не крал денег Томми! – От радости мистер Баэр почти кричал.

– Кто же тогда? – хором спросили мальчики.

Мистер Баэр указал на пустующее место, все посмотрели туда, но долго никто не мог и слова вымолвить от удивления.

– Джек уехал домой сегодня рано утром, однако вот что он оставил! – В наступившей тишине мистер Баэр прочел записку, которую нашел привязанной к ручке двери.

Не слишком изящное признание – короткое, с ошибками и кляксами, было бесценным для Дэна, и, когда мистер Баэр закончил чтение, Дэн сказал, на этот раз обращаясь к учителю с должным уважением:

– Теперь я готов извиниться и прошу у вас прощения, сэр! – Голос мальчика слегка дрожал, но он больше не прятал глаз.

– Ты лгал во благо, Дэн, и я прощаю, но, как видишь, твоя ложь никому не пошла на пользу! – сказал мистер Баэр, положив руки на плечи воспитанника и глядя на него с облегчением и любовью.

– Я хотел, чтобы Ната перестали обижать, поэтому соврал. Я-то ладно, а ему уж больно плохо было! – объяснил Дэн – он был рад прервать молчание и наконец выговориться.

– Все ради меня?.. Ты такой добрый! – бормотал Нат, испытывая сильное искушение расплакаться и броситься обнимать друга.

Дэн и слезы, и объятия счел бы крайне возмутительными «телячьими нежностями».

– Все уже хорошо, не глупи, дружище! – буркнул он, проглотив комок в горле, и впервые за несколько недель от души рассмеялся, а потом обеспокоенно спросил:

– Миссис Баэр знает?

– Да, она вне себя от счастья и… – начал мистер Баэр, но тут его оттеснили мальчишки, в радостной суматохе засыпав Дэна вопросами.

Он успел ответить лишь на дюжину, когда кто-то крикнул:

– Троекратное ура Дэну! – В дверях стояла миссис Джо, размахивая кухонным полотенцем и еле сдерживаясь, чтобы не пуститься в пляс от радости.

Мистер Баэр возглавил первое «ура», при звуке которого Азия на кухне вздрогнула, а старый мистер Робертс, проезжая мимо ворот, покачал головой, проворчав себе под нос: «Ну и школы нынче пошли!»

Дэн спокойно принимал поздравления детей, но, увидев радость миссис Джо, вдруг смутился и бросился через холл в маленькую гостиную, миссис Баэр сразу последовала за ним, и обоих не было видно в ближайшие полчаса.

Мистер Баэр, с трудом утихомирив разбушевавшихся воспитанников, понял, что об уроках не может быть и речи, и решил развлечь их известной историей о друзьях, чья верность друг другу увековечила их имена. Ученики слушали на редкость внимательно, так как только что столкнулись с трогательным примером настоящей дружбы, также достойной попасть на страницы книги. Лгать нехорошо, однако Дэн солгал из любви к другу, а после мужественно сносил незаслуженный позор и стал героем в глазах товарищей. В тот день они поняли, что доброе имя не купишь ни за какие деньги и оно дороже золота; что настоящее благородство порой прикрывается грубостью и что взаимное доверие – залог легкой и счастливой жизни.

Томми торжественно вернул приписку «К^о», Нат еще больше привязался к Дэну, а мальчики, как могли, пытались искупить вину за несправедливые подозрения и нанесенные обиды. Миссис Джо радовалась своим воспитанникам. У мистера Баэра появилась в запасе новая история о Дамоне и Финтии поместья Пламфилд.

Тем летом домик на дереве стал излюбленным убежищем детей, и старая ива увидела много забавных сцен и услышала немало секретов, впрочем, она, кажется, была не против, всегда радушно принимала маленьких посетителей, и тихие часы, проведенные в ее заботливых объятиях, шли им на пользу. Одна суббота выдалась особенно богатой на гостей, и о событиях того дня мне поведала маленькая птичка.

Первыми пришли Нэн и Дейзи с тазиками и мылом, их порою обуревала тяга к чистоте, и они стирали всю кукольную одежду в ручье. Азия не разрешала девочкам «плескаться» в кухне, и вход в ванную тоже был запрещен с тех пор, как Нэн забыла выключить кран, и вода перелилась через край и протекла на нижний этаж. Дейзи методично взялась за работу: сначала стирала белые вещи, потом цветные, аккуратно полоскала и развешивала сушиться на веревке, натянутой между двумя барбарисовыми кустами, прикрепляя крошечными прищепками, которые смастерил для нее Нед. Нэн же сложила всю одежку в один таз отмокать и, забыв про нее, занялась сбором перьев для подушки Семирамиды, царицы Вавилона, как звали одну из кукол девочки. Когда перья были собраны и миссис Прыг-скок, наконец, достала одежду, оказалось, что яркая шелковая подкладка плаща полиняла, все наряды: и платьица (голубые и розовые), и маленькие сорочки, и даже прекрасная кружевная юбка пошли зелеными разводами.

– О, боже! Какой ужас! – вздохнула Нэн.

– Разложи на траве, пусть выцветет на солнце! – посоветовала опытная Дейзи.

– Так и сделаю, а мы пока залезем в домик и будем следить, чтобы одежду не унесло ветром.

Разложив гардероб вавилонской королевы на берегу и оставив тазики сушиться, маленькие прачки вскарабкались на иву и принялись болтать, как часто делают дамы, отдыхая от домашних дел.

– К подушке я сделаю еще и перины! – сказала миссис Прыг-скок, перекладывая пух из кармана в носовой платок и растеряв половину в процессе.

– Тетя Джо говорит, что пуховые перины вредны для здоровья. Мои дети будут спать исключительно на матрасах! – заявила миссис Шекспир Смит.

– А мне все равно. У моих детей здоровье крепкое, они часто спят на голом полу! – Это было чистой правдой. – К тому же покупать девять матрасов слишком дорого, и я люблю набивать перины.

– Разве Томми не попросит денег за перья?

– Возможно, попросит, но я ему не заплачу, что он мне сделает? – ответила миссис Прыг-скок, нахально пользуясь добросердечием владельца компании «Т. Бэнгс и К^о».

– Боюсь, сами платья выцветут быстрее, чем зеленые пятна… – заметила миссис Шекспир Смит, поглядывая вниз и ловко меняя тему – кумушки часто расходились во мнениях, и благоразумная миссис Смит умела вовремя закончить спор.

– Ну и пусть! Куклы мне надоели, я их заброшу и займусь фермой – мне это гораздо больше по душе, чем играть в дочки-матери! – сказала миссис Прыг-скок, невольно озвучивая желание многих дам постарше, которые не могут так легко отделаться от семьи.

– Нельзя их бросать! Дети умрут без матери! – воскликнула добросердечная миссис Смит.

– Ну и пусть умрут! Мне надоело возиться с детьми, я стану играть с мальчишками, за ними тоже надо присматривать! – ответила ее решительная подруга.

Дейзи ничего не знала о женском равноправии, однако была совершенно довольна жизнью, поскольку, не претендуя на чужое, спокойно брала свое – окружающие были заслуженно добры к девочке, а ее желания отличались разумностью и всегда исполнялись. Нэн же хваталась за все подряд и часто терпела неудачи, однако не отчаивалась и продолжала бороться за право делать все, что делают мальчики. Над ней подшучивали, прогоняли и всячески пытались исключить из игр. Только Нэн не успокаивалась и заставляла считаться с собственным мнением, потому что обладала стальной волей и характером рьяного реформатора. Миссис Баэр разделяла чувства Нэн, однако старалась слегка унять ее неукротимую тягу к полной свободе, внушая, что нужно немного подождать, научиться владеть собой и пользоваться свободой с умом, прежде чем ее требовать. В моменты смирения Нэн соглашалась, поддаваясь мягкому влиянию воспитательницы. Например, она передумала быть водителем поезда или кузнецом и обратилась к фермерству, где и нашла выход неуемной энергии, копившейся в маленьком тельце. Правда, фермерство не полностью устраивало Нэн, потому что шалфей и майоран умом не отличались и не могли поблагодарить за труды. Нэн нравились люди – именно их она хотела защищать и ради них трудиться – любимейшим занятием девочки было обрабатывать порезанные пальцы, шишки и синяки. Видя это, миссис Джо предложила научить ее докторскому делу по-настоящему, и у Нянюшки не было более прилежной ученицы по накладыванию бинтов, поклейке пластырей и приготовлению припарок. Мальчики стали называть Нэн «доктор Прыг-скок», и ей так это нравилось, что миссис Джо как-то сказала профессору:

– Фриц, я знаю, что мы можем сделать для девочки! Ей необходимо иметь настоящее дело, иначе она вырастет несчастной, раздражительной и злой. Давай не будем укрощать неугомонную натуру, а лучше постараемся дать ей работу по душе и постепенно убедим ее отца разрешить дочери изучать медицину. Из Нэн выйдет прекрасный врач: у нее есть и храбрость, и сильный характер, и доброе сердце, и горячее желание заботиться о слабых и больных.

Мистер Баэр поначалу улыбнулся, но затем согласился попробовать и поручил Нэн грядку с травами, рассказав о лечебных свойствах растений, за которыми ей предстояло ухаживать, а также позволив испытать их действие на больных. Нэн быстро училась, хорошо запоминала и проявляла интерес на радость учителю, который не закрыл дверь перед носом студента на том основании, что он – будущая женщина.

Именно об этом и размышляла Нэн в тот день на старой иве.

– А я люблю играть в дочки-матери и буду хорошей хозяйкой! Когда мы с Деми вырастем, я буду о нем заботиться! – сказала кроткая Дейзи, на что Нэн решительно ответила:

– У меня нет брата, и я не хочу возиться с хозяйством! Открою свой кабинет и буду продавать разные бутыльки и коробочки с лекарствами, буду толочь в ступе порошки, разъезжать на коляске и лечить больных! Вот это жизнь!

– Фу, какая гадость! Мерзкие порошки, касторовое масло, сенна и микстуры! – содрогнулась Дейзи.

– Ну не мне же их принимать! К тому же они лечат людей, а я люблю лечить. Разве мой чай из шалфея не избавил миссис Баэр от головной боли? Разве хмель не снял зубную боль Неда всего за пять часов? Вот так-то!

– Ты будешь ставить пиявок, отрезать ноги и вырывать зубы? – спросила Дейзи, задрожав от одной мысли.

– Обязательно! Неважно, насколько сильно покалечен пациент, я его вылечу. Мой дедушка был врачом. Я видела, как он зашивал глубокий порез на щеке одного человека, и нисколько не испугалась, и дедушка сказал, что я храбрая!

– Я бы так не смогла! Мне жаль больных и приятно за ними ухаживать, но будь я на твоем месте, то у меня бы затряслись коленки и я убежала бы! Я трусиха… – вздохнула Дейзи.

– Ты можешь быть моей медсестрой и выхаживать пациентов после того, как я дам снадобье или отрежу ногу! – предложила Нэн, чей врачебный кабинет обещал прославиться.

– Эй, на корабле! Нэн, ты там? – раздался голос снизу.

– Мы тут!

– Палундра! – ответил голос, и показался Эмиль, который, морщась от боли, придерживал одну руку другой.

– Что случилось? – встревожилась Дейзи.

– Проклятая заноза в большом пальце! Не могу вытащить! Подковырнешь, Нэн?

– Очень глубоко сидит, а у меня нет иглы, – ответила Нэн, с интересом разглядывая измазанный смолой палец.

– Возьми шпильку, – нетерпеливо сказал Эмиль.

– Нет, она слишком толстая и не острая.

Тут Дейзи достала из кармашка аккуратную маленькую игольницу с четырьмя иглами.

– У нашей Маргаритки есть все, что пожелаешь! – обрадовался Эмиль, и Нэн решила всегда носить в кармане коробочку с иглами, поскольку подобные случаи не раз уже происходили в ее практике.

Дейзи зажмурилась, Нэн твердой рукой ковыряла и поддевала, а Эмиль давал советы, не значащиеся ни в одной медицинской книге.

– Право руля! Держись курса! Раз, два, взяли! Вот она!

– Оближи палец! – велел врач, глядя на извлеченную занозу опытным взглядом.

– Он слишком грязный, – ответил пациент, потрясая окровавленной рукой.

– Подожди, давай перевяжу! У тебя есть платок?

– Нет. Возьми одну из тряпок – вон на траве валяются.

– Боже праведный! Это же кукольная одежда! – возмутилась Дейзи.

– Мою можно брать! – сказала Нэн, и Эмиль, свесившись с дерева, подхватил первую попавшуюся «тряпку». Ею оказалась кружевная юбка, однако Нэн беззвучно порвала ее, и, когда королевские кружева превратились в аккуратный бинт, отпустила пациента с напутствием:

– Увлажняй повязку и пока не снимай! Скоро заживет и болеть не будет.

– Что просишь за услугу? – смеясь спросил Коммодор.

– Ничего! У меня спансер – это такое специальное место, где бедняки лечатся бесплатно! – важно пояснила Нэн.

– Спасибо, доктор Прыг-скок! Всегда буду вас вызывать, если попаду в беду! – Эмиль поспешил прочь, но все же, поскольку за добро нужно платить добром, нашел время оглянуться и предупредить:

– Ваши тряпки сдуло!

Простив на этот раз непочтительное обращение к нарядам, дамы торопливо спустились и, собрав постиранное, отправились в дом, чтобы разжечь маленькую печь и приступить к глажке.

Пролетающий ветерок взволновал листву ивы, будто та тихо смеялась над детской болтовней, которая происходила в домике, и не успела она отсмеяться, как прилетела еще одна пара птенцов, чтобы почирикать наедине.

– Хочешь секрет? – начал Томми, который буквально лопался от желания поделиться важной новостью.

– Хочу, – ответил Нат, сожалея, что не захватил скрипку – прохлада и тень располагали к музыке.

– Мы в «Клубе» недавно рассуждали о ненадежности косвенных улик, которую доказал недавний случай, – важно начал Томми, цитируя последнюю речь Франца. – Решили искупить вину перед Дэном, выразив уважение и… В общем, я предложил подарить Дэну что-то красивое и полезное, чтоб он хранил и гордился! Знаешь, что мы ему подарим?

– Сачок для бабочек… Он его очень хочет, – сказал, слегка загрустив, Нат – он и сам мечтал подарить другу сачок.

– А вот и нет, сэр! Мы подарим микроскоп – самый настоящий, через который можно разглядеть и звезды, и этих самых, которые в воде кишат, и муравьиные яйца, и все-все-все! Разве не прекрасный подарок? – хвастался Томми, путая микроскоп с телескопом.

– Высший класс! Я так рад! Он, наверное, дорогой!.. – воскликнул Нат, довольный тем, что его друга наконец оценили по достоинству.

– Конечно, но мы все скинемся. Я уже вложил свои пять долларов – если уж браться, то делать на славу!

– Что? Все пять? Какой же ты щедрый! – Нат улыбнулся приятелю с искренним восхищением.

– Понимаешь, я так долго дрожал над своими деньгами, что они мне надоели! Я больше не хочу копить, лучше буду сразу раздавать заработанное, чтоб никто мне не завидовал и не пытался украсть, а я не подозревал людей почем зря! – ответил Томми, уставший от груза забот и ответственности, налагаемого богатством.

– Мистер Баэр тебе разрешит?

– Он сказал, что это первоклассный план и что лучшие люди в его окружении предпочитают творить добро с помощью денег, а не копить до старости, чтобы потомки за них дрались.

– Твой отец богат. Он тоже так поступает?

– Я не уверен, но мне он ни в чем не отказывает. Надо с ним поговорить, когда приеду домой… В любом случае я подам отцу хороший пример! – Томми был столь серьезен, что Нат не посмел рассмеяться, а уважительно заметил:

– Ты сможешь сделать много добра на свои деньги, правда?

– Мистер Баэр обещал посоветовать, как лучше ими распорядиться. Начну с Дэна, в следующий раз, когда появится доллар-другой, куплю подарок Дику, он хороший малый, а ему присылают лишь цент в неделю на карманные расходы. И зарабатывать он толком не может, надо за ним приглядеть… – Добросердечному Тому не терпелось взяться за дело.

– Прекрасный план, я тоже больше не буду копить на скрипку, лучше куплю Дэну сачок, на оставшиеся деньги порадую Билли. Бедняга любит меня и, хоть он и не беден, будет рад моему подарку, ведь я лучше вас знаю, что ему нужно. – Нат задумался, сколько счастья, оказывается, могут принести три доллара.

– Правильно! Отпросись у мистера Баэра и пойдем в понедельник в город, ты купишь сачок, а я – микроскоп. И Франца с Эмилем позовем, будет весело!

Молодые люди удалились рука об руку, с забавной серьезностью обсуждая планы, они на собственном опыте поняли, как приятно по мере сил нести земные блага бедным и беззащитным, не прятать свои монеты под замок, а прокладывать ими чью-то дорогу к счастью.

– Давай отдохнем и переберем листья в домике! Здесь хорошо и прохладно! – предложил Деми – они с Дэном неторопливо возвращались домой после долгой прогулки по лесу.

– Давай, – сказал немногословный Дэн, и мальчики вскарабкались на дерево.

– Почему листья березы колышутся сильнее, чем листья других деревьев? – спросил любознательный Деми, уверенный, что Дэн знает ответ на любой вопрос.

– Они крепятся по-другому. Видишь, какой черешок – длинный и изогнутый, поэтому и раскачивается при малейшем дуновении ветра, а у вяза черешки прямые и короткие, вот и держатся прочней.

– Как интересно! А это что? – Деми поднял ажурную веточку, которую срезал, чтобы украсить комнату.

– Акация. Она сворачивается, если чуть тронешь. Проведи пальцем посередине, и листик сложится, – сказал Дэн, изучая кусочек слюды.

Деми попробовал, и листики сложились пополам.

– Здорово! Расскажи про остальные! Эти что делают? – спросил Деми, взяв новую ветку.

– Питают шелковичных червей, которые живут на тутовых листьях, пока не сбрасывают кокон. Однажды я оказался на заводе по производству шелка, там были комнаты сплошь в полках, заваленных листьями, и черви ели их очень быстро, даже шорох стоял. Некоторые так много съедали, что умирали. Это надо Пышке рассказать! – Дэн, рассмеявшись, взял камень, поросший лишайником.

– А это листья коровяка! Феи используют их в качестве одеял! – добавил Деми, который не до конца расстался с верой в маленьких человечков в зеленых одеждах.

– Будь у меня микроскоп, я б тебе показал кое-что получше фей! – сказал Дэн, усомнившись про себя, что когда-нибудь станет обладателем вожделенного сокровища. – Я знал одну старушку, которая сшила из листьев коровяка чепец и носила его, так как у нее была сыпь на лице.

– Смешно! Это твоя бабушка?

– У меня нет бабушки. Просто смешная старушка, она жила одна в покосившемся доме и держала девятнадцать кошек. Люди называли ее ведьмой, но это неправда, хоть выглядела она, как пугало. Она была добрая, пускала в дом и позволяла погреться у огня, когда меня прогоняли из ночлежки.

– Ты жил в ночлежке?

– Иногда. Но я о другом говорил… – Дэн резко оборвал непривычно длинную для себя речь.

– Расскажи, пожалуйста, о котах! – попросил Деми, пожалев о нетактичном вопросе.

– Да что рассказывать?.. Котов у нее было много, она сажала их на ночь в бочку, а я иногда выпускал, тогда она ругалась, ловила их и засовывала обратно, те шипели и орали, как дикие.

– Она их не обижала? – от души посмеявшись, спросил Деми.

– Наверное, нет… Эта чудачка собрала всех больных и бродячих кошек в городе – если кому нужен был кот, он шел к старой мамаше Веббер – там коты всех цветов и пород, выбирай любого! И брала она всего девять пенсов, для нее главная радость, чтобы кошечки нашли себе дом.

– Хотел бы я посмотреть на мамашу Веббер! Можно будет к ней зайти, если я вдруг окажусь рядом?

– Она умерла. Все мои умерли, – коротко ответил Дэн.

– Прости! – Деми посидел молча, не зная, какую тему можно завести теперь. Ему было неловко говорить о покойной даме, но ужасно любопытно узнать про котов, поэтому он, не выдержав, тихо спросил:

– А больных она лечила?

– Иногда. Одна кошка сломала лапу, мамаша Веббер привязала лапу к палке, и конечность зажила; у другой кошки случались припадки, и старушка отпаивала ее зельями, пока не прошло. Иногда кошки умирали, и тогда старушка их хоронила, а неизлечимо больных убивала, так чтоб не больно.

– Как это? – спросил Деми – ему определенно нравилась чудная старушка, о которой даже суровый Дэн рассказывал с мечтательной улыбкой.

– Есть один способ: одна добрая дама дала старушке специальный препарат и отправляла к ней собственных питомцев, если их нельзя было вылечить. Мамаша клала губку, пропитанную эфиром, в старый ботинок и засовывала туда голову кошки. Эфир мгновенно усыплял животное, а потом его топили в теплой воде – пока не проснулось.

– Надеюсь, кошки ничего не чувствовали! Расскажу Дейзи. Ты столько всего интересного знаешь, правда? – сказал Деми, размышляя о богатом опыте мальчика, который не раз сбегал из дома и жил один в большом городе.

– Иногда кажется, что даже слишком…

– Почему? Ты хотел бы о чем-то забыть?

– Хотел бы.

– Почему так сложно управлять собственным умом? – заметил Деми, обхватив руками колени и глядя в небо в поисках ответа на любимый философский вопрос.

– Чертовски… то есть очень сложно! – согласился Дэн и закусил губу – запретное слово вырвалось помимо его воли, а в присутствии Деми он старался быть особенно осторожным.

– Я притворюсь, что ничего не слышал, ты больше не будешь ругаться – я уверен!

– Я постараюсь! Это одна из вещей, которую мне хотелось бы забыть. Слежу-слежу за языком, и все зря… – загрустил Дэн.

– И вовсе не зря! Ты ругаешься вполовину меньше, чем раньше, и тетя Джо тобой довольна, она говорит – от дурной привычки трудно избавиться.

– Правда? – оживился Дэн.

– Тебе нужно убрать ругательства в ящик – так я поступаю со своими недостатками!

– Как это? – Дэн посмотрел на Деми почти столь же заинтересованно, как на майского жука.

– У меня есть маленький секрет, я расскажу, если не будешь смеяться… – Деми хотелось поделиться любимой игрой, хотя он и стеснялся ее. – Я представляю себе, что мой разум – круглая комната, а моя душа – маленькое крылатое существо, которое там обитает. В комнате полно полок и ящиков, где я храню мысли, достоинства, недостатки и многое другое. Хорошие качества я выкладываю на видном месте, плохие – крепко запираю, но они выбираются, и приходится запихивать их обратно – а они сильные! С мыслями я играю, когда остаюсь один или перед сном, выдумываю и делаю с ними что хочу. По воскресеньям навожу в комнате порядок и говорю с крылатым духом, даю ему напутствия. Иногда он ужасно вредный и меня не слушает, тогда приходится его ругать и вести к дедушке. Дедушка всегда его приструнит и заставит сожалеть о недостатках, потому что дедушка любит эту игру, дает мне много хорошего для ящичков и учит, как запирать плохое. Хочешь тоже попробовать? Замечательная игра! – Деми смотрел так искренне и доверчиво, что Дэн не стал смеяться над странной фантазией, а серьезно сказал:

– Нет такого прочного замка, чтобы сдержать мои недостатки. К тому же в моей комнате такой кавардак, что не знаю, с чего начать уборку…

– Ты же содержишь ящички в шкафу миссис Джо в порядке, значит, и тут справишься!

– Я к этому не привык. Ты меня научишь? – Дэн, казалось, всерьез решил испытать секретный способ маленького Деми, чтобы навести порядок в голове.

– Научить, я, к сожалению, не смогу… разве что перескажу дедушкины слова. Точно как у него не получится, но я попробую.

– Давай мы никому не скажем о нашем секрете и будем обсуждать его только здесь, взамен я расскажу тебе, что знаю про листья и все остальное. Договорились? – Дэн протянул мозолистую руку.

Деми с готовностью подал свою мягкую маленькую ладошку, и союз был скреплен: в счастливом мире младшего из мальчиков царила гармония, львы играли с ягнятами, а взрослые не стеснялись учиться наивности у детей.

– Тише! – Дэн указал в направлении дома, прервав на полуслове речь Деми о том, как лучше избавляться от недостатков.

Выглянув из своего убежища, они увидели миссис Джо, которая медленно шла по дорожке, читая на ходу, а за ней семенил Тедди, волоча на веревке перевернутую машинку.

– Подожди, пока они нас заметят! – шепнул Дэн, и мальчики сидели тихо; наконец парочка приблизилась – миссис Джо была настолько погружена в чтение, что ступила бы прямо в ручей, если бы Тедди не остановил ее, сказав:

– Мама, хочу лыбку!

Миссис Джо отложила чудесную книжку, которую не могла дочитать уже неделю, и стала оглядываться в поисках удочки – она привыкла делать игрушки из подручных средств. Не успела она выломать прут из изгороди, как к ее ногам упала гибкая ветка ивы, и, взглянув наверх, миссис Баэр увидела смеющихся мальчиков в домике на иве.

– Навелх! Навелх! – потребовал Тедди, вытягивая ручки и хлопая ими, будто крыльями.

– Я слезу, потом ты сядешь на мое место. Мне нужно к Дейзи! – Деми ушел, сочиняя сказку об увлекательных приключениях девятнадцати котов в сапогах и волшебную бочку.

Тедди подняли наверх, а потом Дэн, смеясь, позвал:

– Залезайте и вы! Здесь полно места. Я подам руку!

Миссис Джо оглянулась через плечо – никого не было видно, и, обожая такие предприятия, она засмеялась в ответ:

– Что ж, хорошо, только никому не говори! – И в два шага проворно забралась в домик.

– Я не лазила по деревьям с тех пор, как вышла замуж. Я обожала делать это в детстве! – сказала она, с удовольствием оглядывая тенистое убежище.

– Почитайте, если хотите, а я присмотрю за Тедди! – предложил Дэн, приступая к изготовлению удочки для нетерпеливого малыша.

– Мне расхотелось. Чем вы тут занимались? – спросила миссис Джо, догадавшись по серьезному лицу Дэна, что его что-то тревожит.

– О! Мы разговаривали. Я рассказывал Деми о всяких листьях, а он мне – о своих странных играх. Ну вот, готово, рыбачь на здоровье! – Дэн привязал к пруту крючок и насадил на него большую голубую муху.

Тедди, свесившись с дерева, принялся сосредоточенно ждать рыбу, не сомневаясь, что она скоро клюнет. Дэн придерживал его за штанишки, чтобы не бултыхнулся в ручей, а миссис Джо скоро выманила Дэна на разговор, начав сама:

– Я так рада, что ты рассказываешь Деми о «всяких листьях»! Именно это ему и нужно, я бы хотела, чтобы ты его учил и брал с собой на прогулки.

– Я с удовольствием, он очень умный, но…

– Что «но»?

– Я не думал, что вы доверите его мне…

– Почему?

– Ну, Деми – добрый и необыкновенно хороший мальчик, а я – дурная компания; думал, что вы будете держать его от меня подальше.

– Ты не «дурная компания», и я тебе полностью доверяю, Дэн, потому что ты честно стараешься исправиться и с каждой неделей становишься лучше.

– Правда? – Нахмуренное лицо Дэна просветлело.

– Да, разве ты сам не чувствуешь?

– Я надеялся, только не знал наверняка.

– Я долго наблюдала за тобой, присматривалась и осталась довольна результатом. Ты заслужил главную награду. Я доверю тебе не только Деми, но и собственного сына, потому что ты многому способен научить их лучше нас.

– Я? – изумился Дэн.

– Деми долго жил среди взрослых, ему не хватает того, чем обладаешь ты – житейского опыта, храбрости и мужества. Он говорит, что никого смелее тебя не встречал, и восхищается твоим твердым характером. Еще ты знаток природы и расскажешь больше чудесных сказок о птицах, пчелах, листьях и животных, чем любая из его книг, а поскольку сказки эти правдивые, они будут особенно полезны. Разве не видишь, как много ты способен сделать для Деми и почему я хочу, чтобы ты был с ним почаще?

– Но я иногда ругаюсь, могу сболтнуть лишнего. Я не специально, просто срывается с языка – вот недавно «черт» вылетел… – Дэн очень хотел помочь, однако должен был предупредить о своих недостатках.

– Я верю, что ты ни словом, ни делом не навредишь маленькому другу, и Деми таким образом окажет тебе ответную услугу: он мудрый и чистый душой, в нем есть то, чего, на мой взгляд, не хватает тебе, дорогой, – правильные принципы. Прививать их никогда не рано и никогда не поздно – даже самому запущенному ребенку. Дети многому способны научиться друг у друга. Деми, сам того не осознавая, укрепит твою нравственность, ты разовьешь его практическую смекалку, а я буду спокойна за вас обоих.

Невозможно описать словами, как счастлив и тронут был Дэн похвалой и впервые в жизни оказанным ему доверием. Никто еще не брал на себя труд замечать и развивать в нем хорошие качества, никто даже не догадывался, сколько скрывается в груди беспризорного мальчишки, который чуть не пустил жизнь под откос, но оказался столь восприимчив к сочувствию и поддержке. Дэн не раз еще заслуживал награды впоследствии, однако ни одна не была столь почетна, как право передать свои скромные знания и немногочисленные достоинства мальчику, вызывающему у него глубочайшее уважение, а общество невинного существа, доверенного его заботам, как ничто другое, заставляло Дэна следить за собой. Теперь он осмелился рассказать о плане, который они разработали с Деми. Миссис Баэр порадовалась, что ее задумка уже начала реализовываться сама собой. Все складывалось прекрасно, и миссис Джо радовалась за Дэна. Его воспитание поначалу казалось нелегкой задачей, но миссис Баэр не теряла веры, зная, что даже более запущенные и более взрослые люди способны измениться, и очень скоро была вознаграждена прекрасным результатом. У Дэна появились друзья и место, где ему рады, его жизнь обрела цель и наполнилась смыслом. Закаленный тяжелыми испытаниями мальчик редко выражал благодарность словами, однако его добрая душа живо отозвалась на любовь и доверие, и теперь можно было с уверенностью сказать, что Дэн больше не свернет с правильного пути.

Тихий разговор прервало радостное восклицание Тедди, который, к удивлению собравшихся, поймал в ручье форель, чего давно никому не удавалось. Малыш был в восторге от небывалого улова и считал, что рыбину нужно обязательно показать каждому обитателю Пламфилда до того, как Азия ее зажарит, поэтому все трое спустились и пошли домой, одинаково довольные результатом последнего получаса.

Следующим гостем ивы был Нед, но он зашел ненадолго, чтобы отдохнуть немного в домике, пока Дик и Долли ловили для него кузнечиков. Нед собирался разыграть Томми, подложив ему в кровать несколько дюжин зеленых попрыгунчиков, чтобы Бэнгс выскочил из постели как пуля и полночи отлавливал насекомых по всей комнате. Охота вскоре закончилась, и, заплатив охотникам несколькими мятными конфетами, Нед отправился готовить Томми сюрприз.

Около часа старая ива вздыхала, напевала песенки, разговаривала с ручьем и смотрела на удлиняющиеся закатные тени. Первые розовые лучи достигли ее ветвей, когда по главной дорожке крадучись прошел мальчик, пересек лужайку и, заметив Билли у ручья, подошел к нему с загадочными словами:

– Передай мистеру Баэру, что я жду его здесь. Смотри, чтобы никто тебя не услышал!

Билли, кивнув, убежал, а мальчик залез на дерево и сидел там, очевидно волнуясь, но все же наслаждаясь очарованием места и часа. Через пять минут появился мистер Баэр и, встав на изгородь, заглянул в домик, приветливо сказав:

– Рад видеть тебя, Джек! Почему ты сразу не зашел в дом?

– Я хотел сначала увидеть вас, сэр. Дядя заставил меня вернуться. Надеюсь, ребята не будут ко мне слишком суровы, хоть я и заслужил…

Джек выразился не слишком изящно, но видно было, что он раскаивается, стыдится своего поступка и боится встречи с мальчишками. Дядя капитально выпорол и отругал племянника за то, что тот последовал его собственному примеру. Джек умолял не отправлять его обратно, однако школа была дешевой, и мистер Форд настоял, чтобы мальчик вернулся и просил защиты у мистера Баэра.

– Надеюсь на их снисхождение, Джек, хоть и не берусь говорить за других. Однако, если Дэн с Натом столько стерпели, будучи невиновными, тебе, как виноватому, тоже придется немного потерпеть, ты так не думаешь? – спросил мистер Баэр, который жалел Джека, однако считал, что его непростительный поступок должен повлечь за собой наказание.

– Наверное… Но я послал Томми деньги и извинился. Разве этого недостаточно? – недовольно откликнулся Джек, ибо человек, способный совершить такой дурной поступок, редко обладает мужеством, чтобы спокойно принять последствия.

– Нет, недостаточно; думаю, тебе стоит прилюдно и искренне попросить прощения у всех троих пострадавших. Разумеется, их уважение и доверие вернется не сразу, лишь со временем ты загладишь вину, а я научу как. Воровство и обман – страшные грехи, и, надеюсь, случившееся послужит тебе уроком. Я рад, что тебе стыдно, это хороший знак! Терпеливо сноси последствия и постарайся заслужить доброе имя.

– Я устрою аукцион и распродам все свое добро по дешевке! – решился Джек, выражая раскаяние типичным для себя способом.

– Думаю, добро лучше не продать, а раздать, чтобы начать с чистого листа. «Честность – лучшая политика» – таков твой новый девиз, следуй ему и делом, и словом, и помыслами, и к осени почувствуешь себя богачом, даже если не заработаешь ни цента! – горячо сказал мистер Баэр.

Джеку было нелегко, но он не стал спорить, потому что убедился на собственном опыте, что мошенничество не приносит прибыли, и хотел вернуть дружбу мальчиков. Он нежно любил свое «добро», и сердце его заныло при мысли о скором расставании. По сравнению с этим испытанием публично извиниться ему ничего не стоило. Однако Джек осознал, что есть вещи ценнее ножей, рыболовных крючков и даже денег. Поэтому решил приобретать хорошую репутацию и уважение товарищей, которые стоят ох как дорого, но за деньги не продаются.

– Так и сделаю! – согласился мальчик с предложением мистера Баэра, порадовав учителя своей решимостью.

– Хорошо! Начни новую жизнь прямо сейчас, а я тебя поддержу!

В сопровождении папы Баэра разорившийся торговец вернулся в Пламфилд, обитатели которого встретили его холодно, только постепенно оттаяли, когда Джек показал, что немало приобрел благодаря суровому уроку и что стремится мудрее распоряжаться новым товаром.

«Что, интересно, задумал этот мальчишка?» – спросила себя миссис Джо, когда Дэн в очередной раз промчался мимо ее окна. Никто за ним не гнался, однако мальчик, очевидно, вознамерился перегреться или сломать шею – после нескольких кругов он перешел к прыжкам через изгородь, потом стал делать сальто и наконец, совершенно обессиленный, упал на траву у крыльца.

– Готовишься к соревнованиям, Дэн? – спросила миссис Джо, выглядывая.

Дэн быстро поднял глаза и, тяжело дыша, со смехом ответил:

– Нет, просто выпускаю пар.

– Нельзя выпускать его в более прохладном месте? Ты заболеешь, если будешь носиться по жаре! – тоже смеясь, сказала миссис Джо, кидая ему большой бумажный веер.

– Не могу ничего с собой поделать! Мне нужно бежать! – ответил Дэн – в его глазах читалось странное волнение, и миссис Джо сразу забеспокоилась:

– Тебе стало тесно в Пламфилде?

– Тесновато слегка… Мне тут нравится, но иногда в меня будто черт вселяется, и тянет удрать!

Не успев произнести, Дэн тут же пожалел о своих словах, словно они вырвались против его воли, и мальчик устыдился собственной неблагодарности. Однако миссис Джо понимала его чувства и, хоть и расстроилась, не винила его за признание. С беспокойством отметив, как Дэн вырос и возмужал, взглянув на его волевое лицо, горящие глаза и упрямо сжатые губы и вспомнив, что юноша долго был предоставлен самому себе, миссис Баэр поняла, что рамки школы – пусть даже совсем не жесткие, временами будут слишком тесны для свободолюбивого мальчишки.

«Да, – сказала она себе, – моему дикому ястребу необходима клетка побольше! Его еще рано выпускать на волю, значит, нужно придумать, чем его удержать и сохранить в безопасности!»

– Я тебя очень понимаю, – сказала она вслух. – Это вовсе не «черт», как ты говоришь, а естественное стремление юного существа к свободе. Я тоже была такой и однажды чуть не удрала.

– Что вас удержало? – спросил Дэн – он подошел и облокотился на подоконник, крайне заинтересованный разговором.

– Я знала, что это неразумно, и осталась дома из любви к матери.

– У меня нет матери, – начал Дэн.

– Совсем-совсем нет? – спросила миссис Джо, нежно убирая волосы с его взмокшего лба.

– Вы бесконечно добры ко мне, я даже не знаю, как вас благодарить, но ведь вы мне… не мама… – Дэн поднял на миссис Баэр тоскующий взгляд, тронувший ее до глубины души.

– Нет, и никогда ею не стану. Не сомневаюсь, что она сильно тебе нужна, а раз у тебя нет мамы, позволь мне хотя бы ненадолго занять ее место. Наверное, я плохо старалась, если ты до сих пор хочешь меня покинуть! – горестно сказала миссис Баэр.

– Нет, что вы! – пылко воскликнул Дэн. – Я не хочу уезжать и не уеду, пока не придется, просто иногда мне кажется, что я сейчас взорвусь! Хочется бегать сломя голову, крушить что-нибудь или драться. Не знаю почему, хочется – и все тут!

Дэн, хоть и посмеивался над собой, говорил чистую правду – он свел черные брови и с такой силой стукнул кулаком по подоконнику, что наперсток миссис Джо подлетел и упал в траву. Дэн поднял его, и миссис Джо, на секунду удержав его широкую загорелую руку, вымолвила слова, которые дались ей с трудом:

– Что ж, Дэн, удирай, если по-другому нельзя, только не уходи слишком далеко и возвращайся ко мне скорее, потому что я буду тебя ждать!

Дэн был ошеломлен неожиданной свободой, и она каким-то образом уменьшила его желание сбежать. Именно на это и рассчитывала миссис Джо, хорошо знакомая с противоречивостью человеческой натуры. Чутье подсказало миссис Баэр, что чем больше сдерживать Дэна, тем сильнее он начнет противиться, однако стоит отпустить – он ощутит долгожданную свободу, но будет знать, что дорог и любим. Маленький эксперимент удался, потому что Дэн помолчал с минуту, вертя в руках веер, неосознанно сломав его. Миссис Джо воззвала к его сердцу и чести, и, вняв зову, он сказал со смесью сожаления и решимости в голосе:

– Я еще долго останусь с вами и не буду удирать без предупреждения. Договорились?

– Хорошо, так и поступим. Теперь давай придумаем, как тебе выпускать пар, чтобы ты не бегал, как сумасшедший, не дрался и… не ломал мой веер. Что бы это могло быть? – Пока Дэн чинил веер, миссис Джо размышляла, чем удержать вольную птицу, которая не слишком увлечена науками, и вдруг ей пришла в голову замечательная мысль.

– Хочешь быть моим посыльным?

– Ходить в город и выполнять поручения? – мгновенно заинтересовался Дэн.

– Да! Франц устал от этой обязанности, Сайлас сейчас занят, у мистера Баэра нет времени. Старый Энди – покладистый конь, а ты хороший возничий и знаешь город не хуже почтальона. Попробуй, вдруг уезжать два-три раза в неделю даже лучше, чем сбегать один раз в месяц?

– С большим удовольствием – только я буду ездить один и делать все сам! И чтоб ребята со мной не увязывались! – Дэн хоть сейчас был готов браться за дело.

– Если мистер Баэр не возражает, мы полностью поручим поездки тебе! Думаю, Эмиль поворчит, но ему нельзя доверять лошадей, а тебе можно. Кстати, завтра базарный день, я напишу список. Иди проверь, в порядке ли повозка, и скажи Сайласу приготовить фрукты и овощи для мамы. Придется встать пораньше и вернуться домой к началу уроков, договорились?

– Конечно, я ранняя пташка! – Дэн торопливо накинул куртку.

– Ранней пташке достался червячок! – весело сказала миссис Джо.

– Очень хороший червячок! – подтвердил Дэн и пошел обновить кнут, помыть повозку и с важным видом, накладываемым новым статусом, передать распоряжение Сайласу.

«Пусть пока займется этим; когда его вновь потянет к приключениям, придумаю что-нибудь еще!» – сказала себе миссис Баэр, составляя список и радуясь, что не все ее воспитанники такие неугомонные.

Мистер Баэр, хоть и разрешил попробовать, но не до конца одобрил идею, что слегка раздосадовало Дэна и заставило отказаться от некоторых уже созревших в его голове планов, включающих в себя новый кнут и крутой спуск. На следующий день мальчик поднялся ни свет ни заря и отправился в город, мужественно поборов искушение пуститься наперегонки с молочником. Дэн добрался благополучно и добросовестно выполнил все поручения, к удивлению мистера Баэра и радости миссис Баэр. Коммодор действительно позавидовал повышению Дэна, однако его задобрили новым большим замком для лодочной станции, и он утешился мыслью, что моряки достойны большей чести, чем ездить на рынок и передавать записки. Дэн успешно справлялся с обязанностями много недель, больше не вспоминая про побег. Однако однажды мистер Баэр увидел, как Дэн колотит Джека, прижав его коленом к земле, пока тот вопит и просит пощады.

– Что же ты, Дэн, я думал, ты бросил драться! – воскликнул мистер, вызволяя несчастного.

– Мы не деремся, мы просто боролись! – ответил Дэн, неохотно отступая.

– Похоже на драку, и Джек со мной согласен, верно? – сказал мистер Баэр, пока побежденный джентльмен с трудом поднимался на ноги.

– Больше не буду с ним бороться! Он мне чуть голову не оторвал! – буркнул Джек, на всякий случай ощупывая шею.

– Мы начали в шутку, потом я его повалил и не мог остановиться… Прости, дружище! – пристыженно объяснил Дэн.

– Все понятно… Желание драться взяло верх. Ты берсерк[21] по натуре, Дэн, и драка необходима тебе так же, как Нату скрипка, – сказал мистер Баэр, который знал о разговоре Дэна с миссис Джо.

– Не могу удержаться!.. А ты не приближайся, не то опять вздую! – ответил Дэн, угрожающе сверкнув черными глазами, что заставило Джека торопливо откланяться.

– Если хочешь помериться силами, я дам тебе противника, покрепче, чем Джек, – сказал мистер Баэр и, проведя Дэна на дровяной двор, указал на корни деревьев, выкорчеванные по весне и ожидающие рубки.

– Когда в следующий раз потянет кого-нибудь «вздуть», приходи сюда – избавишься от лишней энергии и получишь благодарность от меня.

– Хорошо! – Схватив лежащий неподалеку топор, Дэн вытащил из кучи большой корень и накинулся на него так яростно, что щепки полетели во все стороны; мистер Баэр поспешил уйти, чтобы не попасть под горячую руку.

К удивлению учителя, Дэн внял совету, скинув куртку, с непокрытой головой, раскрасневшимся лицом и яростью в глазах часто боролся с причудливыми корягами. В пылу сражения он иногда впадал в ярость и ругался себе под нос, а одолев противника, с торжеством удалялся в сарай с полной охапкой узловатых дубовых дров. У Дэна были руки в мозолях, он потянул спину, и затупился топор, но занятие пошло ему на пользу, и корявые корни успокаивали его больше, чем он ожидал, – с каждым ударом он высвобождал копившиеся в нем силы, которые иначе нашли бы себе менее безобидное применение.

«Что же я буду делать, когда закончатся дрова?» – посетовала про себя миссис Джо – ей больше нечем было развлечь Дэна, и новых идей не приходило в голову.

Однако Дэн самостоятельно нашел занятие и какое-то время наслаждался им тайком ото всех, и никто не догадывался о причине его хорошего настроения. Тем летом мистер Лори отправил на содержание в Пламфилд прекрасного молодого жеребца, который бегал на свободе по большому полю за ручьем. Все мальчики поначалу заинтересовались своенравным красавцем и приходили смотреть, как он бегает галопом, высоко задрав голову, а пушистый хвост развевается на ветру. Однако скоро им надоело, и они перестали навещать принца Чарли. Дэн же смотрел на жеребца без устали и ежедневно приносил ему кусочек сахара, хлеба или яблока, чтобы задобрить. Чарли принимал дары с благодарностью, мальчик и конь полюбили друг друга, почувствовав необъяснимую, но прочную связь. Стоило Дэну свистнуть у изгороди, как Чарли скакал к нему во весь опор; мальчик был вне себя от счастья, когда прекрасное быстроногое создание клало голову ему на плечо и смотрело на него умным нежным взглядом.

– Мы понимаем друг друга без слов, правда, дружище? – говорил Дэн, гордый оказанным ему доверием – он настолько дорожил вниманием лошадки, что никому не рассказывал, как развивается их дружба, и никого, кроме Тедди, не звал с собой на ежедневные свидания.

Мистер Лори иногда приезжал проведать Чарли и поговаривал о том, что осенью будет его объезжать.

– С ним не будет больших хлопот, он добрый славный конь. Как-нибудь приеду и попробую надеть седло! – говорил мистер Лори во время своих визитов.

– Чарли позволяет накидывать на себя веревку, но седло даже от вас не потерпит! – ответил Дэн, который всегда присутствовал при встречах Чарли с хозяином.

– Ничего, привыкнет! Чарли никто не обижал, он удивится новым ощущениям, однако не испугается седла, это вполне безопасно, подумаешь, скинет пару раз – мне не в первой!

«Интересно, как Чарли себя поведет?» – подумал Дэн, когда мистер Лори ушел с вместе с профессором, а конь вернулся к изгороди, откуда отошел при виде джентльменов.

Мальчик, сидя на верхней перекладине, видел перед собой заманчиво блестевшую черную спину, и ему пришла в голову смелая мысль. Дэн подчинился порыву, не думая об опасности, и, пока ничего не подозревающий Чарли жевал протянутое ему яблоко, быстро и аккуратно уселся сверху. Долго он, однако, не продержался: с удивленным фырчаньем жеребец встал на дыбы, скинув наездника на землю. Мальчик, упав на мягкую землю, не пострадал и тут же вскочил на ноги, со смехом сказав:

– Все-таки получилось! Иди сюда, негодник, попробуем еще разок!

Однако Чарли отказался приближаться, и Дэн ушел, твердо вознамерившись добиться своего – такой противник был ему по душе. В следующий раз он захватил привязь и, накинув ее на шею жеребцу, поиграл с ним немного, поводил туда-сюда, чтобы утомить. Затем Дэн вновь сел на изгородь, дал коню хлеба и, дождавшись удобного момента, скользнул на спину, крепко держась за веревку. Чарли попробовал проделать старый трюк, но Дэн, натренированный упрямым Тоби, удержался. Возмущенный Чарли, потанцевав с минуту, пустился галопом, и Дэн полетел на землю вниз головой. Если бы он не принадлежал к тому типу мальчиков, которые из любой передряги выходят невредимыми, то сломал бы шею; по счастью, он лишь сильно ушибся и лежал, приходя в себя, пока Чарли, мотая головой, носился по полю, радуясь свержению захватчика. Через какое-то время жеребец обратил внимание на необычное поведение друга и, будучи великодушным по натуре, подошел посмотреть, все ли с ним в порядке. Несколько минут озадаченный конь обнюхивал мальчика, а затем Дэн посмотрел на него и уверенно сказал:

– Ты думаешь, что победил, но ошибаешься, дружище! Я еще покатаюсь на тебе, вот увидишь!

В тот день он больше не делал попыток, однако вскоре изобрел новый способ как приучить Чарли к лошадиным обязанностям, прикрепив к его к спине сложенное одеяло. Жеребец носился по полю, вставал на дыбы и катался по земле, пытаясь избавиться от ноши. Через несколько дней он смирился, разрешил Дэну проехаться верхом, то и дело оглядываясь на наездника с удивлением и упреком, как бы говоря: «Ладно уж, сиди! Ты же меня не обидишь, правда?»

Дэн гладил его и хвалил, ежедневно совершая короткие прогулки, часто оказываясь на земле, но не оставляя попыток. Теперь он мечтал попробовать надеть на коня седло и уздечку, только не смел признаться взрослым в своих экспериментах. Впрочем, желание мальчика вскоре исполнилось благодаря одному человеку, который видел, как Дэн управляется с Чарли, и замолвил за него словечко.

– Знаете, чего мальчонка удумал? – спросил Сайлас у хозяина однажды вечером, получая распоряжения, касающиеся следующего дня.

– Который? – недовольно спросил мистер Баэр, ожидая неприятных открытий.

– Дэн объезжает жеребца, сэр, и уже объездил – не сойти мне с места! – посмеиваясь, сказал Сайлас.

– Откуда ты знаешь?

– Ну я ж приглядываю за малышней, а то мало ли… Так вот Дэн все ходил на поле, возвращался весь в синяках. Я думаю, что ж за дела? Вам не стал говорить, схоронился в амбаре и сквозь щель вижу – чего он только с Чарли не вытворяет! А тот его мотает и швыряет на землю, как тюфяк. Но мальчишке все нипочем – ох, и упорный! – вот и переупрямил жеребца!

– Сайлас, почему ты его не остановил – он же мог убиться! – воскликнул мистер Баэр, гадая, какую еще забаву придумают его неукротимые воспитанники.

– Наверно, надо было, впрочем, Чарли ж не опасный, я добрей коня ни в жисть не видел. Да и не хотел я мешать, что мне в Дэне нравится – смелый он, как черт! Теперь вот седлать собрался, мог бы старое седло стащить потихоньку, да не хочет без спросу брать. Ну думаю, пойду расскажу, может, вы разрешите – пусть попытает счастья. Мистер Лори возражать не будет, а для Чарли и вовсе никакого вреда, польза одна.

– Посмотрим… – Мистер Баэр отправился разбираться.

Дэн сразу сознался и доказал правоту Сайласа, продемонстрировав свою власть над Чарли, – посредством долгих уговоров, множества морковок и бесконечного терпения Дэн научился ездить на жеребце с недоуздком и одеялом. Мистер Лори удивился, оценил храбрость и сноровку Дэна и тут же занялся дрессировкой Чарли сам, сказав, что не позволит мальчишке его обогнать, однако разрешил ему во всем принимать участие. Благодаря Дэну Чарли уже не так возмущался и довольно спокойно принял седло и уздечку, и, объездив его немного, мистер Лори разрешил кататься Дэну, к зависти и восхищению остальных мальчиков.

– Ну разве не красавец? К тому же кроткий, как овечка! – сказал однажды Дэн, спрыгнув на землю и обнимая Чарли за шею.

– А еще недавно был диким и целыми днями носился по полю, перепрыгивая через изгороди и норовя удрать! – воскликнула миссис Баэр со ступеней крыльца, куда обычно выходила посмотреть, как Дэн занимается с Чарли.

– И правда! Смотрите, он больше не убегает, даже когда я его не держу, и сразу отзывается на свист! Я здорово его приручил, да? – Дэн был доволен и заслуженно горд собой, ведь ему пришлось потрудиться, но теперь Чарли любил его больше, чем настоящего хозяина.

– Я тоже кое-кого приручаю и надеюсь, у меня получится! Главное – терпение и настойчивость! – хитро улыбнулась миссис Джо, а Дэн, поняв намек, ответил полушутя, полусерьезно:

– Мы не будем удирать, правда, Чарли? Лучше останемся и станем приносить пользу людям!

– Поторопитесь, мальчики, уже три часа, и дядя Фриц не любит, когда опаздывают, вы же знаете! – сказал Франц однажды в среду утром, когда прозвенел колокольчик, и цепочка весьма образованных на вид юных джентльменов с книгами и бумагами потянулась к музею.

Томми еще корпел над партой в классной комнате, весь в чернильных пятнах, в пылу вдохновения и, как обычно, в ужасной спешке, потому что беспечный Бэнгс привык делать все в последнюю минуту. Когда Франц прошел мимо двери, подгоняя отстающих, Томми добавил последнюю кляксу и росчерк, выбрался через окно и поспешил за всеми, помахивая листом, чтобы просушить чернила. За Томми проследовала Нэн с чрезвычайно важным видом и толстым свитком в руке, затем Дейзи в сопровождении Деми – оба ужасно счастливые и таинственные.

Музей был чисто прибран, через большое окно светило солнце, и гроздья хмеля отбрасывали на пол причудливые тени. У одной стены разместились мистер и миссис Баэр, а у противоположной стоял маленький стол, куда полагалось складывать прочитанные сочинения, и большим полукругом устроились дети на складных стульчиках, которые временами сворачивались, отчего сидящий падал на пол, а атмосфера становилась менее официальной. Поскольку прочтение всех сочинений сразу заняло бы слишком много времени, чтецов разделили на две группы: в эту среду выступали младшие, старшие были снисходительными слушателями и активными критиками.

– Сначала дамы! Пусть начинает Нэн, – сказал мистер Баэр, когда все расселись и прекратили шуршать бумагой.

Нэн заняла место у маленького стола и, предварительно похихикав, зачла следующее интересное эссе.

Тут оратор обратил строгий взгляд на Дика и Долли, которые смутились и решили с этих пор регулярно оттирать лицо до блеска.

Справившись с длинным словом, оратор сделал длинную паузу, во время которой по залу прокатился сдавленный смех.

Тут раздался смех, а Эмиль подскочил, будто ужаленный:

– Ты отходишь от темы!

– Ничего я не отхожу! Нам сказали написать о растениях или животных, я пишу и о том, и о другом: мальчики – тоже животный вид, разве нет? – воскликнула Нэн и, не смущаясь возмущенными воплями аудитории, спокойно продолжила.

– Я знаю, что эфиром можно убивать котов! – выкрикнул Деми, а Дэн, попытавшись закрыть ему рот своей шляпой, упал вместе со стулом.

– Не надо прерывать докладующего! – сказала Нэн, строго взглянув на смутьянов.

Порядок тотчас же восстановили, и юная дама завершила доклад следующим абзацем.

Кто-то застонал, но это оскорбительное действие оставили без внимания.

Мисс Нэн села на место под бурные аплодисменты.

– Замечательное сочинение – написано научным языком и с долей юмора. Очень хорошо, Нэн! Теперь очередь Дейзи! – Мистер Баэр улыбнулся одной даме и ободряюще кивнул другой.

Дейзи, мило краснея, заняла место докладчика и скромно произнесла:

– Боюсь, мое вам не понравится, оно не такое хорошее и смешное, как у Нэн. Но я старалась…

– Конечно, понравится, как и все твои работы! – сказал дядя Фриц, а мальчики одобрительно загудели. Дейзи, приободрившись, прочла свой доклад, который приняли с уважительным вниманием.

– Больсая лыба! – вмешался Тедди, обрадовавшись возможности рассказать про форель.

– Тише! – сказала его мать, поспешно усаживая сына обратно, поскольку, как правильно заметила Нэн, негоже перебивать докладующего.

– Высший класс! – выкрикнул Нат, и Дейзи отошла от стола, довольная похвалой друга.

– Деми, кажется, сгорает от нетерпения, давайте его выслушаем, а то он не выдержит! – предложил дядя Фриц, и тот с готовностью вскочил.

– У меня стих! – торжественно объявил он и громко огласил свою первую пробу пера:

Это гениальное творение вызвало гром аплодисментов, и Деми пришлось зачесть его еще раз, что было не так-то просто, потому что в стихе местами отсутствовал ритм, и у юного поэта не хватало дыхания на особенно долгих строках.

– Он еще станет Шекспиром! – смеясь до упаду, вымолвила тетя Джо – юный талант напомнил ей собственные стихи, написанные в десятилетнем возрасте, которые начинались следующей мрачной строфой:

– Давай, Томми! Если внутри свитка столько же чернил, сколько снаружи, сочинение будет долгим! – сказал мистер Баэр, когда Деми, растрогавшись до слез собственным произведением, сел на место.

– Это не сочинение, а письмо. Понимаете, я совсем забыл, что сегодня моя очередь, и вспомнил только после уроков, я не успел приготовить доклад, поэтому зачту кусочек своего письма бабушке. Мне кажется, сгодится – там тоже про птиц!

Закончив оправдываться, Томми погрузился в чернильное море и принялся барахтаться, то и дело останавливаясь, чтобы расшифровать собственные каракули.

Каждый постскриптум мальчики встречали взрывом смеха, а когда Томми дошел до последнего, шестого, он ужасно устал и с удовольствием сел, утирая красное лицо.

– Надеюсь, милая старушка переживет это послание! – заметил мистер Баэр под общий шум.

– Не будем обращать внимания на намек в последнем постскриптуме. Пожалуй, письма будет достаточно, самого Томми она точно не перенесет! – откликнулась миссис Джо, памятуя о том, что в прошлый раз после визита неугомонного внука почтенная дама слегла.

– Тепель я! – потребовал Тедди – он выучил стишок, и ему не терпелось его рассказать, он даже подпрыгивал на стульчике, слушая предыдущих ораторов.

– Боюсь, он все забудет, если еще подождет, а мы так долго учили! – вступилась за него мать.

Тедди просеменил к трибуне, на всякий случай сделал реверанс и поклонился одновременно, затем детским голоском, не переводя дух и картавя больше обычного, выпалил стишок:

В завершение он захлопал в ладоши, вновь исполнил реверанс с поклоном и убежал, чтобы зарыться в мамин передник, потрясенный успехом своего выступления, – аплодисменты были оглушительными.

Дик и Долли ничего не написали, однако им было поручено понаблюдать за повадками животных и насекомых и рассказать, что они видели. Дику понравилась идея, он любил делиться наблюдениями, поэтому, когда его вызвали, он без смущения занял ораторское место и начал рассказ, и мальчики, глядя в его ясные доверчивые глаза, видели лишь красоту души, не замечая физического увечья.

– Я наблюдал за стрекозами и читал про них в книге Дэна, а сейчас постараюсь рассказать, что я запомнил. Их много летает над прудом, они все голубые с большими глазами, крылья у них будто из тонкого кружева – очень красивые! Я поймал одну и рассмотрел – это самое прекрасное существо на свете! Стрекозы едят маленьких насекомых, и у них есть такой странный хоботок, который сворачивается крючком, когда они не охотятся. Стрекозы любят солнечный свет и весь день пляшут над водой. Погодите-ка… Что еще сказать?.. О, знаю! Яйца они откладывают в воду, и те опускаются на дно, и там, в иле, выводятся личинки, ужасно противные… Дальше личинки меняют кожу и растут, растут. Представьте только, им нужно целых два года, чтобы стать стрекозой! А теперь – самое прелюбопытное: слушайте внимательно, вы наверняка удивитесь! Однажды уродливая личинка вдруг как-то понимает, что выросла, вылезает из воды на листик или камыш и разрывает себе спину!

– Брось, я не верю! – фыркнул Томми, который редко наблюдал за миром природы и решил, что история Дика не больше, чем выдумка.

– Она же разрывает спину, правда? – обратился Дик к мистеру Баэру, тот решительно закивал в знак согласия, к глубокому удовлетворению маленького докладчика.

– Вылезает стрекоза, целая и невредимая, и греется на солнце, когда же наберется сил, расправляет свои прозрачные крылышки и взлетает в воздух – а ведь еще недавно была противной личинкой! Вот и все, что я узнал, но я буду наблюдать за ними дальше – по-моему, это чудесное превращение!

Дик красочно рассказал свою историю, а описывая полет новорожденного насекомого, взмахнул руками и посмотрел наверх, будто и сам мечтал взлететь. Взглянув в его лицо, старшие слушатели невольно подумали, что когда-нибудь желание маленького Дика исполнится, и после долгих лет немощности и боли настанет счастливый день, когда Дик выберется на солнечный листок и, вырвавшись из несчастного тела, обретет новую форму в лучшем из миров. Миссис Джо, обняв Дика, поцеловала в щеку.

– Прекрасная история, дорогой, и ты очень хорошо все запомнил! Я обязательно похвастаюсь твоей маме в следующем письме! – Дик сидел у нее на коленях с мечтательной улыбкой, вспоминая, как стрекоза покидает старое тело и обретает новое.

Долли громко провозгласил «Утки!» и нараспев привел несколько фактов, которые выучил наизусть без особого удовольствия.

– Охотиться на диких уток непросто. Нужно засесть в укрытие и взять с собой домашнюю птицу, чтобы приманить их кряканьем. Также их можно привлечь, спустив на воду деревянную утку (вот они глупые!). Наши утки смирные. Они постоянно выискивают пищу в воде и в земле… Яйца оставляют без присмотра…

– Не может быть! – воскликнул Томми.

– Может, Сайлас так сказал. Иногда о брошенных утятах заботятся курицы, но они не любят, чтобы те заходили в воду, и очень беспокоятся, а малыши все равно идут плавать. Я люблю фаршированных уток с яблочным соусом.

– Я хочу рассказать о совах, – начал Нат – он тщательно приготовил доклад с помощью Дэна.

– Боже! Как смешно! – вставила Нэн.

С этими словами Нат вытащил из-под куртки маленькую лохматую птицу – та испуганно моргала, приглаживая взъерошенные перья.

– Не трогайте ее! Сейчас она покажет вам представление! – предупредил Нат, с гордостью показывая нового питомца. Сначала он надел сове на голову шляпку, и мальчики захихикали, затем прибавил картонные очки, отчего у совы стал настолько ученый вид, что зал затрясся от смеха. Представление продолжилось – Нат заставил ученую птицу сердиться, висеть вниз головой, зацепившись за носовой платок, клеваться и «кудахтать», как сказал Роб. Затем сове позволили улететь; она уселась на еловую ветку над дверью и оттуда поглядывала на компанию с забавным видом – сонным, но полным достоинства.

– А что ты для нас приготовил, Джордж? – обратился мистер Баэр к Пышке, когда в зале восстановилась тишина.

– Ой, я много читал про кротов, но все забыл… Помню только, что они роют норы, их выманивают наружу, залив нору водой, и еще – им нужно очень часто есть! – Пышка сел, жалея, что поленился сделать конспект, а слушатели заулыбались, когда он озвучил последний из трех задержавшихся в его голове фактов.

– Тогда на сегодня все! – начал мистер Баэр, однако Томми торопливо воскликнул:

– Нет, не все! Вы разве не помните? Нужно кое-что вручить! – Он подмигнул и, соединив пальцы кольцом, приложил к глазу.

– Боже правый, я забыл! Твой выход, Том! – Мистер Баэр вновь опустился на стул, все мальчики, кроме Дэна, пришли в волнение.

Нат, Томми и Деми вышли и вскоре торжественно внесли красный чехол из сафьяновой кожи на серебряном подносе для чая, одолженном у миссис Джо. Нес Томми, а Нат и Деми шли по бокам – процессия приблизилась к Дэну, который ни о чем не догадывался и ожидал какого-то розыгрыша. Томми подготовил солидную речь, но в ответственный момент все вылетело у него из головы, и добрый мальчик просто сказал то, что было на сердце:

– Вот, дружище! Мы все решили сделать тебе подарок, чтобы как-то искупить… ну и показать, что ты славный малый и очень нам нравишься! Держи и пользуйся на здоровье!

Удивленный Дэн покраснел, как сафьяновый чехол, и, пробормотав «спасибо, ребята», нерешительно подошел. Едва взглянув на содержимое, Дэн просиял, схватил долгожданное сокровище и принялся благодарить – пусть не слишком изящно, зато искренне:

– Вот черт! Ну вы даете! Я ж о нем мечтал! Дай пожму лапу, Том!

Мальчишки обступили Дэна плотным кольцом, радуясь столь удачному выбору подарка, и напербой протягивали ему «лапы», которые Дэн горячо пожимал. Среди радостной суматохи он, подняв глаза, увидел миссис Джо – та стояла неподалеку, от всей души разделяя восторги.

– Нет, я тут ни при чем! Это все мальчики! – ответила она на благодарный взгляд.

Дэн, улыбнувшись, заметил:

– Еще как при чем! – Протиснувшись сквозь толпу мальчиков, Дэн пожал руку сперва миссис Джо, а затем профессору, с доброй улыбкой смотрящему на воспитанников.

И в это пожатие мальчик вложил всю благодарность, которую питал к людям, поддержавшим его в трудную минуту и принявшим в семью. Никто из них не произнес ни слова – все было и так понятно, а маленький Тедди объяснил происходящее с детской непосредственностью:

– Мой Дэнни холосий! Тепель его все любят! – заявил он, сидя на руках отца и склоняясь, чтобы обнять друга.

– Ну, похвастайся трубой, Дэн, и покажи нам увеличенных головастиков и другие миниорганизмы! – сказал Джек – ему было неловко во время трогательной сцены, и он сбежал бы, но его задержал Эмиль.

– Конечно похвастаюсь! Вот, как вам? – приговаривал Дэн, с радостью демонстрируя драгоценный микроскоп. Он навел окуляр на жучка, лежащего на столе, и Джек, наклонившись, зажмурил один глаз, но тут же поднял изумленное лицо:

– Боже мой! Ну и клешни у букашки! Теперь понятно, почему они так больно кусаются!

– Он мне подмигнул! – вскрикнула Нэн – она, просунув голову под локоть Джека, заглянула в микроскоп второй.

Все по очереди посмотрели на жука, затем Дэн показал пушистые крылья моли, чешуйки волоса, прожилки у листа (почти не видимые невооруженным глазом, но под волшебным стеклышком похожие на густую сеть); кожа на пальцах напоминала карту с причудливыми изгибами холмов и равнин, а паутина – спутанную пряжу.

– Совсем как волшебные очки в одной сказке, только еще интересней! – сказал Деми, очарованный увиденным.

– Верно, Дэн у нас волшебник, потому что наделен редкими качествами – терпением и любовью к природе, и он покажет вам, сколько чудес происходит вокруг. Мир природы прекрасен и удивителен, Деми. Чем больше ты о нем узнаешь, тем ты мудрее и лучше становишься. Это увеличительное стеклышко – ваш новый учитель; если захотите, оно многому вас научит! – сказал мистер Баэр, радуясь интересу мальчиков.

– А можно разглядеть через микроскоп душу? – спросил Деми, впечатленный могуществом стеклышка.

– Нет, дорогой, это ему не под силу и никогда не будет. Некоторые чудеса Господни невидимы глазу, и нужно годами развивать в себе зоркость, чтобы их разглядеть. Однако, любуясь красотой материального мира, ты научишься ценить красоту мира духовного! – ответил дядя Фриц, положив руку на голову племянника.

– Мы с Дейзи считаем, что если существуют ангелы, то крылья у них точь-в-точь, как у бабочек под микроскопом – только более мягкие и золотистые.

– Считайте так, если хотите, и берегите собственные крылышки – пусть они будут яркими и красивыми, только не улетайте от нас еще долго-долго! – сказала миссис Баэр.

– Не улетим! – пообещал Деми и не нарушил слова.

– До свидания, мальчики! Мне пора, я оставляю вас с новым преподавателем по естествознанию!

По мнению миссис Джо, День сочинений прошел удачно.

Тем летом делянки процветали и в сентябре порадовали детей урожаем. Джек с Недом решили объединить грядки и выращивать самый ходовой товар – картошку. Вышло целых двенадцать бушелей[22] (вместе с мелочью), и мистер Баэр все скупил не торгуясь – картошка в Пламфилде уходила быстро. Эмиль и Франц долго возились со своей кукурузой, сначала весело чистили ее от ботвы в амбаре, а затем отвезли на мельницу и гордо вернулись домой с большим запасом муки, способным надолго обеспечить всю семью заварным пудингом и лепешками. Денег мальчики не взяли, Франц сказал, что им никогда не отблагодарить дядю за его доброту, даже если они будут растить кукурузу до конца дней.

У Ната было столько фасоли, что он отчаялся ее лущить, однако миссис Джо предложила новый способ, который оказался невероятно эффективным. Сухие стручки разложили на полу амбара, Нат играл на скрипке, а мальчики танцевали кадриль – так и почистили, весело и без особого труда.

«Шестинедельным» бобам Томми не повезло: сначала он долго их не поливал, а потом, уверенный, что они как-нибудь да вырастут, предоставил бедным росткам самостоятельно бороться с насекомыми и сорняками. В результате бобы медленно зачахли, и Томми, перекопав грядки, посадил горох. Непрочно сидящие кустики полегли, стручки толком не успели вызреть и подверглись нападению птиц, а скудный урожай никого не впечатлил. Тогда Томми решил сделать доброе дело – он пересадил на грядку кустики чертополоха и тщательно за ними ухаживал, к восторгу Тоби, который обожал это колючее лакомство. Мальчишки потешались над ослиной делянкой, но Том утверждал, что кормить бедного Тоби благородней, чем набивать собственный живот, и клялся в следующем году выращивать исключительно чертополох, а также разводить червяков и улиток, чтобы у черепах Деми и совы Ната тоже была любимая еда. Вполне в духе непутевого, добросердечного и неунывающего Томми!

Деми все лето снабжал бабушку салатом. Осенью он прислал деду корзину реп, отмытых до блеска. Бабушка обожала салат, дедушка же любил повторять:

– Жареная репа – блюдо, достойное пиров Лукулла![23]

Таким образом, овощные подношения, идущие от чистого сердца, были в угоду главным богу и богине домашнего очага семейства Марчей.

На грядке Дейзи все лето сменяли друг друга ароматные и яркие цветочки. Девочка обожала свою клумбу и часами колдовала над ней, ухаживая за розами, анютиными глазками, душистым горошком и резедой так же преданно и нежно, как за куклами и друзьями. Дейзи регулярно отправляла в город букетики по разным случаям и считала своей обязанностью заполнять вазы в доме. Она сочиняла милые сказки про любопытные анютины глазки, как коварная мать-и-мачеха сидит в своем зеленом кресле, разодевшись в пурпур и злато. Ее двое родных детей одеты в ярко-желтые одежды, и у каждого – по своему стульчику, а приемные дети в тусклых одежках сидят на одном маленьком стульчике, и бедный маленький отец в красном колпаке спрятан в середине цветка; цветочки аконита напоминали ей монашек в сиреневых капюшонах, желтые хохлатки – канареек, которые вот-вот слетят с веток. А каких изумительных куколок она делала из красных и белых маков! Всего-то перевязать травинкой – и перед тобой дама в пышном платье с зеленым поясом и великолепной шляпке из кореопсиса. Цветочные дамы катались на лодочках из гороховых стручков с парусами из лепестков роз по водной глади луж. Обнаружив, что эльфов не существует, Дейзи делала их сама и обожала вымышленных друзей, которые сопровождали ее все лето.

Нэн занималась травами – посадив полный набор лекарственных растений, она ухаживала за ними с неугасающим интересом. В сентябре дел у Нэн было невпроворот: срезать, высушить и подвесить пучками драгоценный урожай, да еще записать в маленькую книжку применение каждого растения. Испытывая лекарства на пациентах, Нэн очень старалась учиться на собственных ошибках – например, не давать котятам полынь вместо кошачьей мяты, как случилось с любимчиком Дейзи Хазом.

Дик, Долли и Роб трудились на делянках не покладая рук и суетились больше, чем все остальные огородники, вместе взятые. Дик и Долли выбрали для взращивания петрушку и морковь и не могли дождаться момента, когда драгоценные овощи можно будет вытащить из земли. Дик тайком выкапывал морковку и сажал обратно, каждый раз убеждаясь, что Сайлас был прав и еще рано.

У Роба росли четыре маленьких кабачка и одна огромная тыква. «Настоящая громадина», как все говорили, – на ней умещались два (не очень больших) человека! Тыква, напитавшись полезными соками земли и теплом солнечного света, лежала на грядке большим золотым шаром, обещая много-много тыквенных пирогов в будущем. Робби был горд гигантским овощем, водил всех на него посмотреть, а когда похолодало, стал укрывать тыкву на ночь старым покрывалом, укутывая, будто любимого ребенка. Когда пришла пора сбора, Роб никому не разрешил прикоснуться к тыкве и чуть не надорвал спину, самостоятельно доставив ее в амбар на тележке – Дик и Долли лишь немного помогли малышу на подъеме. Мать пообещала, что из тыквы Роба сделают пирог на День Благодарения, а также туманно намекнула, что у нее созрел некий план, с помощью которого чудесная тыква и ее хозяин покроются славой.

Бедный Билли посадил огурцы, однако, к несчастью, случайно выполол их, перепутав с лебедой. Эта оплошность сильно огорчала его минут десять, затем он о ней позабыл и посадил пригоршню ярких пуговиц. В спутанном сознании Билли пуговицы представлялись монетками, он рассчитывал, что они дадут всходы и размножатся, и он разбогатеет, как Томми. Билли никто не мешал, он делал с грядкой что хотел, и вскоре она выглядела так, будто перенесла несколько землетрясений подряд. В день общего сбора урожая делянка Билли принесла бы лишь камни и сорняки, не повесь добрая Азия полдюжины апельсинов на сухую ветку, воткнутую посередине. Билли был рад, и никто не помешал ему насладиться маленьким чудом дружеского участия, благодаря которому на иссохшей коряге появились необычные фрукты.

Арбузы на грядке Пышки без конца искушали хозяина, и тот, не выдержав, слопал неспелый арбуз целиком. Живот у Пышки очень сильно болел. Он даже испугался, что вообще ничего больше не сможет есть, но вскоре оправился и опроверг глупые страхи, поедая все подряд, кроме своих арбузов. А они удались на славу и быстро созрели на солнечном пригорке. Последние и лучшие еще дозревали на ветках, когда Пышка объявил, что продаст их соседу. Новость разочаровала мальчиков – те надеялись полакомиться сами, и они выразили недовольство новым необычным способом. Однажды утром, придя посмотреть на три прекрасных арбуза, оставленные для продажи, Пышка с ужасом обнаружил, что на зеленых бочках каждого из них выцарапано слово «ЖАДИНА». Пышка пришел в ярость и побежал искать справедливости у миссис Джо. Та выслушала, посочувствовала, а затем сказала:

– Если хочешь проучить шутников, я скажу как, но от продажи придется отказаться.

– Конечно хочу! Я бы их побил, будь я посильнее! Пусть эти подлецы долго меня помнят! – ворчал разгневанный Пышка.

Дело в том, что миссис Джо знала, кто ответственен за выходку, поскольку накануне заметила три подозрительно склоненные друг к другу головы в уголке дивана. Услышав шепот и хихиканье, опытная воспитательница сразу поняла, что замышляется проказа. Лунная ночь, шуршание вишневого дерева под окном спальни Эмиля и порез на пальце Томми дополнили картину, и, немного успокоив Пышку, миссис Джо велела принести испорченные арбузы к ней в комнату и никому не рассказывать о происшедшем. Пышка так и сделал, и три проказника удивились, что за проделкой не последовало никакого шума. Это испортило им удовольствие, а внезапно опустевшая грядка заставила насторожиться. Пышка тоже вел себя подозрительно: спокойный и толстый, как никогда, он взирал на них со снисходительной жалостью.

За обедом тайна раскрылась, виновные были проучены, а Пышка отмщен. Когда доели пудинг, и настала очередь фруктов, Мэри-Энн появилась, хихикая, с большим арбузом в руках, за ней следовал Сайлас со вторым арбузом, Дэн замыкал шествие с третьим. Подносы поставили перед тремя покрасневшими мальчиками, и те прочитали на гладких зеленых боках свою слегка видоизмененную надпись: «ЖАДИНЕ ОТ ПЫШКИ». Остальные тоже прочли, и весь стол покатывался со смеху, шепотом пересказывая друг другу предысторию. Эмиль, Нед и Том не знали, куда спрятать глаза, и ничего не могли вымолвить в свое оправдание, поэтому, благоразумно присоединившись к общему смеху, разрезали и раздали арбузы, признав, что Пышка здорово проучил обидчиков, отплатив за зло добром.

У Дэна не было грядок, поскольку большую часть лета он отсутствовал или болел, зато он помогал Сайласу с разными делами, рубил дрова для Азии и ухаживал за лужайкой, чтобы порадовать миссис Джо гладкими тропинками и аккуратно подстриженной травой перед домом.

Когда мальчики собирали урожай, Дэн сожалел, что ему нечем похвастаться, однако, с наступлением осени внес свой вклад дарами лесов – тут он был непревзойденным добытчиком, и никто не пытался с ним соперничать. Каждую субботу Дэн отправлялся в одиночку бродить по лесам, полям и холмам и всегда возвращался нагруженный богатствами – он знал полянки, где гуще всего растет аир; заросли, где самый душистый лавр; тайники, где белки хранят орехи; а также где найти белый дуб с целебной корой и маленькие трехлистные лютики, их белыми корешками Нянюшка лечила язвочки и стоматит. Для миссис Джо Дэн всегда приносил прекрасные букеты из красных и желтых листьев, изящные зрелые злаки, гирлянды клематиса, мягкие, будто восковые, ягоды и мох – ярко-красный, белый или зеленый.

– Я больше не скучаю по лесу – Дэн приносит лес ко мне! – говорила миссис Джо, с удовольствием украшая стены желтыми кленовыми листьями и алыми венками из вьюнка или наполняя вазы бурым папоротником, хрупкими соцветиями болиголова и поздними осенними цветами.

Просторный чердак стал хранилищем детских запасов и самой примечательной комнатой в доме. Цветочные семена Дейзи в аккуратных бумажных пакетиках с этикетками лежали в ящике трехногого стола. У стены висели пучки ароматных трав Нэн. Томми хранил в ведре пух с семенами чертополоха, потому что собирался посадить его в следующем году, если он не разлетится до этого времени. Эмиль повсюду развесил сушиться кукурузу, а Деми разложил желуди и различные виды зерна для домашних животных. Однако урожай Дэна был самым заметным – добрая половина пола покрылась орехами всех возможных видов. Юный добытчик прочесал лес на несколько миль вокруг, облазил самые высокие деревья и самые густые заросли. Теперь грецкие орехи, каштаны, фундук и буковые орешки подсыхали, обретая коричневый цвет и набираясь сладости для зимних пиров.

В поместье рос один серый орех, и Роб с Тедди считали его своим. В том году дерево дало богатый урожай. Большие тусклые плоды обильно сыпались с ветвей в опавшие листья, где деловые белки находили их гораздо чаще ленивых Баэров. Отец сказал им (мальчикам, а не белкам), что они могут забрать себе все собранные орехи, однако никто не будет им помогать в сборе. Работа была несложная, и Тедди она нравилась, только он быстро устал и оставил полупустую корзинку до завтрашнего дня. Следующий день не спешил наступать, а хитрые белки без остановки сновали вверх и вниз по старым вязам. Они доверху набили дупла запасами, затем насовали орехов в трещинки на ветвях, чтобы лакомиться когда захочется. Мальчиков забавляла их беготня, пока Сайлас не спросил однажды:

– Вы орехи-то белкам, что ли, отдали?

– Нет, – ответил Роб, удивившись странному вопросу.

– Ну тогда поспешайте, иначе эти хитрюги все до последнего растащат!

– Ничего, мы их еще догоним! Орехов много, на всех хватит.

– Так новые уж не падают, а те, что были, белки подчистили – сами гляньте!

Робби побежал взглянуть и с тревогой отметил, что орехов осталось мало. Он позвал Тедди, и они упорно трудились целый день, а недовольные белки сидели на заборе и наблюдали.

– Теперь, Тед, будем караулить и сразу подбирать те, что упадут, не то насобираем всего бушель, и все будут над нами смеяться.

– Плохие белки! Ницего им не оставлю! Все быстло собелу и сплячу! – заявил Тед, грозно глядя на рыжую воришку, которая трещала, возмущенно подергивая хвостиком.

Следующей ночью сильный ветер сдул сотни орехов, и миссис Джо, разбудив сыновей, сказала:

– Бегите, ребята, белки уже вовсю трудятся, вам придется постараться сегодня, в противном случае они соберут все, что нападало!

– Как бы не так! – Робби в спешке скатился вниз, проглотил завтрак и помчался защищать свое имущество.

Тедди последовал за братом и трудился, как пчелка, бегая под деревом и наполняя ведерко. Еще один бушель орехов был припрятан в сарае, а мальчики перерывали листву, когда звонок оповестил о начале занятий.

– О, папа! Разреши мне остаться, иначе эти ужасные белки заберут мои орехи! Уроки я потом выучу! – воскликнул Роб, вбегая в классную комнату, раскрасневшийся и взъерошенный от холодного воздуха и напряженной работы.

– Если бы ты вставал пораньше каждое утро и собирал понемногу, не пришлось бы спешить. Я предупреждал тебя, Роб, а ты не послушал. Я не разрешу теперь пропускать еще и уроки. Белки в нынешнем году соберут больше обычного, и совершенно заслуженно, потому что работали упорней. Можешь уйти пораньше на час, но это все! – Мистер Баэр проводил Роба на место, и тот сразу склонился над книгами, чтобы не лишиться драгоценного обещанного ему часа.

Как же мучительно было бездействовать, глядя, как ветер сдувает последние плоды, а проворные ворошки снуют под деревом, изредка останавливаясь, чтобы нагло сгрызть орешек, будто говоря ехидно:

– Тебе ничего не достанется, ленивец Роб!

Единственное, что утешало бедного ребенка в этот тяжелый момент, – вид Тедди, который трудился в одиночестве с удивительным упорством и мужеством. Он собирал и собирал, несмотря на боль в спине и ветер, несмотря на усталость и «плотивных белок». В конце концов мать отложила дела и вышла помочь отважному малышу носить добычу, восхищаясь его стремлением поддержать брата. Когда Роба отпустили, Тедди отдыхал в большой корзине, не покинув, однако, поля боя: одной пухлой ручкой он отгонял белок шапкой, в другой держал большое яблоко.

Роб принялся за работу, и еще до двух часов дня орехи были собраны и заперты в сарае, а изможденные работники радовались успеху. Однако мистер Шустрик и его жена не желали сдаваться, и, заглянув в сарай несколько дней спустя, Роб с удивлением обнаружил, что орехов заметно поубавилось. Никто из мальчиков не мог их украсть, потому что дверь была заперта, голуби орехи не едят, крыс в сарае не водилось. Юные Баэры оплакивали потери, пока Дик не сказал:

– Я видел Шустрика на крыше, может быть, это он стащил?

– Точно он! Поставлю ловушку, и его прихлопнет! – воскликнул Роб, возмущенный жадностью бельчонка.

– Проследи, куда он их прячет, а я достану! – предложил Дэн, которого забавляло противостояние малышей с белками.

Роб начал слежку и увидел, как мистер Шустрик с женой спрыгнули со свисающих ветвей вяза на крышу сарая, пролезли в одно из окошек, растревожив голубей, и вернулись с орехами в зубах. С этой ношей они уже не смогли вернуться на ветви, а, пробежав по крыше вдоль стены, спустились на землю, завернули за угол и появились вновь уже без добычи. Роб побежал за ними и в ямке под листьями обнаружил кучку украденных орехов, припрятанных, чтобы потом постепенно отнести в дупло.

– Ах вы разбойники! Теперь я вас обчищу! – сказал Роб.

Он опустошил ямку и переместил орехи на чердак, убедившись, что в оконной раме нет щелей, сквозь которые могли бы проникнуть беспринципные белки. Те, казалось, осознали, что битва проиграна, и удалились в дупло, однако изредка с возмущенным писком скидывали Робу на голову ореховую скорлупу, не в силах достойно принять поражение.

Урожай мистера и миссис Баэр был другого рода, и его труднее описать, но они также остались довольны тем, что удалось вырастить, и считали, что лето прошло не зря.

– Деми, дорогой, просыпайся! Ты мне нужен!

– Уже утро? Я, кажется, только лег… – Деми моргал, как совенок, очнувшись от глубокого сна.

– Сейчас всего десять вечера, но твой отец очень болен, и мы должны поехать к нему. О, мой милый Джон! Бедный маленький Джон! – Тетя Джо с рыданиями преклонила голову на подушку, а у Деми от испуга и удивления сон как рукой сняло, потому что он смутно почувствовал, отчего тетя Джо называет его «Джоном» и плачет над ним, будто он утратил нечто дорогое. Он молча обнял тетю, и через минуту она успокоилась, взглянула в его испуганное лицо и сказала, нежно поцеловав:

– Мы поедем проститься с ним, дорогой, нельзя терять времени, поэтому одевайся и жди в моей комнате. Я пойду за Дейзи.

– Хорошо! – Когда тетя Джо ушла, маленький Деми тихо встал, оделся, будто во сне, и прошел мимо крепко спящего Томми по тихому дому, предчувствуя беду, которая на время отделит его от остальных мальчиков и сделает его мир неподвижным, серым и странным, как знакомые комнаты в темноте. Перед дверью уже ждала коляска, посланная мистером Лори. Дейзи вскоре спустилась, и брат с сестрой, взявшись за руки, сидели напротив дяди и тети, пока лошади мчали их по темным дорогам, чтобы дети могли проститься с отцом.

Никто, кроме Франца и Эмиля, не знал, что произошло, и, спустившись утром, ребята с удивлением обнаружили, как грустно стало в доме без хозяина и хозяйки. Завтрак прошел уныло без веселой миссис Джо у чайника, а когда настало время уроков, место мистера Баэра пустовало. Мальчишки часок побродили по дому, ожидая новостей и искренне надеясь, что папа Деми и Дейзи поправится, потому что очень любили доброго Джона Брука. Пробило десять, но никто не приехал их успокоить. Играть не хотелось, время тянулось медленно, все сидели вялые и мрачные. Вдруг Франц поднялся и решительно сказал:

– Слушайте, мальчики! Пойдемте в класс и будем заниматься, как обычно. Так мы порадуем мистера Баэра, и день пройдет быстрее.

– А кто будет нас проверять? – спросил Джек.

– Я. Может быть, я и не очень много знаю, но я старший и заменю дядю, пока он не приедет, если не возражаете.

Мальчики были впечатлены скромностью и благоразумием Франца – у того были красные глаза после долгой бессонной ночи, во время которой он тихо оплакивал дядю Джона, однако на лице появилось новое выражение, готовность мужественно принять заботы и горести взрослой жизни.

– Правильно! – Эмиль первым сел на место, считая непреложным долгом морского офицера подчиняться старшему по званию.

Мальчики потянулись следом, Франц устроился за дядиным столом, и в течение следующего часа ребята прилежно занимались. Уроки были выучены и рассказаны терпеливому и мягкому учителю. Франц благоразумно избегал тех тем, которых не знал в достаточной степени, и поддерживал порядок в классе скорее не словами, а благодаря неосознанному достоинству, которое придало ему горе. Младшие читали вслух, когда в холле раздались шаги, и все разом подняли головы, чтобы по лицу вошедшего мистера Баэра узнать новости. С первого взгляда стало понятно, что у Деми больше нет отца. Уставший, бледный и онемевший от переживаний мистер Баэр не нашел слов, когда маленький Роб подбежал к нему с упреком:

– Почему ты бросил меня одного ночью, папа?

Вспомнив о другом отце, который тоже покинул детей этой ночью и больше не вернется, мистер Баэр крепко обнял сына, спрятав лицо в темных кудрях Робби. Эмиль уронил голову на руки, бледный от горя Франц подошел и положил руку на дядино плечо, а остальные сидели так тихо, что было слышно, как шуршат за окном опадающие листья.

Роб не до конца понимал происходящее, но ему не нравилось, что папа грустит, поэтому он, заглянув ему в лицо, весело сообщил:

– Не плачь, mein vater![24] Мы хорошо себя вели и занимались без тебя, Франц был нашим учителем!

Тогда мистер Баэр, взглянув на учеников, попытался улыбнуться и с благодарностью сказал:

– Спасибо вам, дети мои! Вы очень поддержали и утешили меня! Уверяю вас, я этого не забуду!

– Это Франц предложил, и он был первоклассным учителем! – добавил Нат, и мальчики согласно загудели, к радости юного наставника.

Мистер Баэр, сняв Роба с колен, встал и, обняв за плечи высокого племянника, сказал с искренним удовольствием:

– Тяжелый день стал чуточку легче теперь, когда я в вас уверен. Мне нужно ехать в город и оставить школу на несколько часов. Я думал устроить каникулы и отправить некоторых учеников по домам, но, если хотите остаться и продолжить в том же духе, я буду рад и горд.

Мальчики, гордые оказанным им доверием, наперебой закричали:

– Мы останемся!

– Конечно останемся!

– Франц за нами приглядит!

– А мама разве не вернется? – с тоской спросил Роб – дом без «милой мамочки» был для малыша, будто мир без солнца.

– Мы оба вернемся сегодня, но тете Мэг наша мама сейчас нужнее, чем тебе, ты ведь отпустишь ее ненадолго?

– Я-то отпущу… а вот Тедди очень плакал без нее, он стукнул Нянюшку и ужасно себя вел!.. – доложил Роб в надежде все же вернуть маму домой.

– Где малыш? – спросил мистер Баэр.

– Дэн повел его гулять, чтобы он успокоился. Тед уже в порядке! – сказал Франц, указывая на окно, через которое было видно, как Дэн катает ребенка в тележке, а рядом резвятся собаки.

– Не пойду к нему, он только расстроится… Передайте Дэну, что я доверяю Тедди ему. Вы, старшие, сами о себе позаботитесь сегодня. Слушайтесь Франца, а если что – обращайтесь к Сайласу. До вечера!

– Скажите, что с дядей Джоном? – спросил Эмиль, задержав мистера Баэра в дверях.

– Он страдал лишь несколько часов и умер так же, как жил – радостно и мирно. Мне даже кажется, что красоту его ухода грешно омрачать бурными проявлениями эгоистичного горя. Мы успели попрощаться, Деми и Дейзи были в его объятиях, когда он уснул на груди тети Мэг. Все, больше не будем об этом! – мистер Баэр поспешно удалился, сгорбившись от горя, ибо он обрел в лице Джона Брука и друга, и брата, чье место никто не в силах был занять.

Весь день дом был необычайно тих, младшие мальчики играли в детской, а старшим казалось, что посреди недели настало воскресенье, они гуляли, сидели на иве или возились с питомцами; много говорили о дяде Джоне и чувствовали, что из их маленького мира ушла частичка силы, добра и справедливости, и чувство потери с каждым часом крепло. В сумерках мистер и миссис Баэр вернулись домой одни, потому что Деми и Дейзи сейчас служили лучшим утешением матери и не могли ее оставить. Бедная миссис Джо казалась совершенно измотанной и, очевидно, тоже нуждалась в утешении того же рода, потому воскликнула, едва ступив на крыльцо:

– Где мой малыш?

– Вот он! – Дэн вручил ей Тедди, а тот сообщил в ее крепких объятиях:

– Мой Дэнни весь день со мной иглал! Я был холосым!

Миссис Джо повернулась поблагодарить верную няню, однако Дэн вернулся в холл и шепнул собравшимся мальчишкам:

– Пойдемте! Ей не до нас!

– Нет, не уходите! Вы все мне нужны! Идите ко мне, дети мои! – Миссис Джо распахнула руки, и ребята, обступив ее, проводили в гостиную, почти ничего не говоря, однако выражая любовь взглядами и неуклюжими попытками проявить сочувствие и горе.

– Я так устала, я полежу здесь с Тедди, а вы – принесите мне чаю! – попросила миссис Баэр, стараясь сохранять веселость ради мальчиков.

Все дружно ринулись в столовую и в конец разорили бы накрытый к ужину стол, не вмешайся мистер Баэр. Было решено поделиться на две команды – одна сделает маме чай, а другая отнесет. Четверо близких родственников взяли на себя самую почетную миссию, поэтому Франц нес чайник, Эмиль – хлеб, Роб – молоко, а Тедди настоял, что доставит сахарницу, которая полегчала на несколько кусочков за время пути. В столь тяжелую минуту многие нашли бы утомительным, что вокруг вертятся мальчики и (изо всех сил стараясь помочь и не шуметь) громко скрипят половицами, роняют чашки и гремят ложками, но только не миссис Джо! Воспитанники согревали ей сердце, а вспомнив, что многие из них не имеют ни отца, ни матери, она лишь больше проникалась сочувствием и находила поддержку в их неуклюжей заботе. Компания детей питала ее больше, чем хлеб, в три слоя намазанный маслом, который они принесли.

– Ничего, тетя, как-нибудь вырулим! Держитесь! – прерывисто шепнул Коммодор, подавая чай, который слегка расплескался по дороге и немного горчил.

Когда с ужином было покончено, в комнату явилась делегация за пустым подносом, а Дэн сказал, протянув руки сонному Тедди:

– Можно я его уложу? Вы так устали, мама!

– Пойдешь с Дэном, дорогой? – спросила миссис Джо у своего маленького повелителя, который лежал в материнских объятиях среди диванных подушек.

– Конесно пойду! – Верный паж гордо взял малыша на руки.

– Эх, хотел бы я что-нибудь для вас сделать! – вздохнул Нат, а Франц, склонившись над диваном, погладил горячий лоб миссис Джо.

– Сделай, дорогой! Сходи за скрипкой и поиграй мелодии, которые прислал недавно дядя Тедди. Музыка – это то, что мне сейчас нужно.

Нат сбегал за скрипкой и, сев за дверью, играл, как никогда раньше – будто музыка лилась прямо из сердца. Другие мальчики тихо сидели на ступенях и стерегли покой дома, чтобы его не нарушили посетители, Франц остался на посту за диваном, и бедная миссис Джо, окруженная заботой, сочувствием и защитой, наконец уснула, на часок позабыв о горе.

Прошло два тихих дня; на третий мистер Баэр зашел в классную комнату после уроков с запиской в руке и растроганным видом.

– Хочу вам кое-что прочитать, мальчики! – сказал он, а когда воспитанники окружили его, огласил следующее послание.

– Вы поедете? – Мистер Баэр обвел глазами воспитанников, которые были тронуты до глубины души добрыми словами и просьбой миссис Брук.

– Да! – ответили все как один, и час спустя уже ехали в сопровождении Франца, чтобы принять участие в скромных похоронах Джона Брука.

Маленький дом был по-прежнему тихим, солнечным и уютным, как в тот день, когда Мэг зашла в него невестой десять лет назад, только тогда стояло лето, и повсюду благоухали цветы, а сейчас была осень, и сухие листья с шуршанием падали на землю, обнажая ветви. Невеста стала вдовой, однако лицо ее по-прежнему светилось покоем; умиротворенность, присущая глубоко верующей душе Мэг, невольно передавалась тем, кто пришел разделить ее горе.

– О, Мэг! Как же ты это выносишь? – прошептала Джо, когда сестра встретила их в дверях с гостеприимной улыбкой – по обыкновению мило, разве что более нежно.

– Дорогая Джо, любовь, которая согревала меня десять счастливых лет, поддерживает и сейчас! – прошептала Мэг, чьи глаза сияли спокойной уверенностью так ярко, что Джо поверила и поблагодарила Бога за бессмертность истинной любви, дарованной ее сестре.

Вся семья была в сборе: мать и отец, дядя Тедди и тетя Эми, старый мистер Лоренс, ныне седовласый и дряхлеющий, мистер и миссис Баэр с воспитанниками, а также многочисленные друзья, пришедшие почтить память усопшего. Джон Брук жил тихо, скромно, много работал и, казалось бы, у него не было времени заводить друзей, однако в тот день они появлялись будто ниоткуда – молодые и старые, богатые и бедные, знатные и простые, поскольку мистер Брук, сам того не зная, оставил след в жизни и в памяти очень и очень многих, и в день прощания люди пришли поблагодарить его за добрые дела, которые при жизни он совершал тихо и незаметно. Толпа, собравшаяся у гроба, говорила о мистере Бруке больше, чем прощальная речь, произнесенная мистером Марчем. Были тут и богатые люди, которым Джон преданно служил многие годы, и бедные старушки, которым помогал в память о матери, и жена, которой он дал столько счастья, что оно не угасло даже после его смерти; братья и сестры, в сердце которых он поселился навсегда, сын и дочка, которые уже сейчас скучали по его сильным рукам и нежному голосу, маленькие дети, которые оплакивали добрейшего товарища по играм, высокие юноши, которые смотрели увлажненными глазами на сцену, навсегда врезавшуюся в их память. Служба была простой и очень короткой: голос, дрогнувший однажды при заключении брака, сорвался, когда мистер Марч, пытался воздать дань уважения горячо любимому сыну. Ничто, кроме тихого лепета малышки Джози наверху, не нарушало тишины, наступившей после завершающего «аминь», затем мистер Баэр подал знак, и стройный хор мальчишечьих голосов запел псалмы, воспевающие жизнь, и собравшиеся невольно присоединились к пению, отдавшись ему всем сердцем, а их страдающие души находили утешение в добрых и мудрых словах.

Мэг подумала, что правильно сделала, поручив последнюю колыбельную Джона мальчикам. Ему было бы приятно слышать юные голоса, а ребята увидели, как красива добродетель, и память о почившем ныне добром человеке останется с ними навсегда и сделает их лучше. Дейзи примостила голову на маминых коленях, Деми держал Мэг за руку и смотрел глазами, похожими на отцовские, будто хотел сказать:

– Не печалься, мама, я с тобой!

В окружении любящих людей, готовых дать поддержку и опору, горе слегка отступило, и набожная Мэг поняла, что найдет утешение в том, чтобы жить ради других, как делал ее Джон.

Тем вечером мальчики Пламфилда, по обыкновению, сидели на крыльце в мягком свете сентябрьской луны и обсуждали прошедший день.

Начал разговор Эмиль, порывисто воскликнув:

– Дядя Фриц самый умный, дядя Лори самый веселый, но дядя Джон был лучше всех на свете, хотел бы я походить на него!

– И я! Вы слышали, что джентльмены говорили сегодня дедушке? Вот бы обо мне такое сказали, когда я умру! – Франц сожалел, что недостаточно ценил дядю Джона.

– Что они говорили? – спросил Джек, крайне впечатленный церемонией.

– Один из партнеров мистера Лоренса, долго сотрудничавший с дядей Джоном, сказал, что он был «до неприличия добросовестным и безупречным во всех отношениях». Другой джентльмен заметил, что никакие деньги не стоят верности и честности, с которой служил ему дядя Джон, а потом дедушка поведал такую историю: дядя Джон однажды работал в офисе у нечестного человека, и этот человек просил дядю помочь, но тот отказался, хоть ему и обещали большую плату. Человек рассердился и сказал: «С такими принципами ты не преуспеешь в делах!» А дядя ответил: «Без принципов я не хочу преуспевать!» И ушел работать в менее богатую компанию, где работа была сложнее.

– Молодец! – горячо воскликнуло несколько голосов, как никогда оценив мораль этой истории.

– Он был небогат, правда? – спросил Джек.

– Правда.

– И не сделал ничего такого, что потрясло бы мир?

– Не сделал.

– Он просто был хорошим человеком и все?

– И все… – подтвердил Франц, почувствовав, что Джек разочарован его ответами, и внезапно жалея, что не может ничего больше добавить о дяде Джоне.

– Он был хорошим человеком! Это все… и это самое главное, – вмешался мистер Баэр, подслушав последние слова и поняв, что происходит в уме мальчиков.

– Давайте я немного расскажу вам о мистере Бруке, и вы поймете, почему его так чтут люди и почему он предпочитал быть просто хорошим, а не богатым и знаменитым. Джон Брук выполнял свой долг и делал это радостно и прилежно, терпеливо и мужественно справляясь с любыми испытаниями – и с бедностью, и с одиночеством, и с тяжким трудом. Будучи хорошим сыном, он отказался от собственных планов, чтобы жить с матерью, пока та нуждалась в нем. Будучи хорошим другом, научил Лори не только греческому и латыни, но и бессознательно показал, как быть порядочным человеком. Будучи верным и исполнительным служащим, пользовался уважением работодателей и становился для них незаменимым. Джон был хорошим мужем и отцом – нежным, мудрым и вдумчивым, и мы с Лори многому у него учились, но даже не подозревали, как сильно он любит свою семью, пока не узнали, сколько он для нее делал, – тайно, не прося помощи и признания.

Мистер Баэр остановился на минуту, а мальчики сидели, застывшие, точно статуи, в лунном свете, и он продолжил тише и проникновенней:

– Когда он умирал, я сказал ему: «Не волнуйся о Мэг и малышах. Я позабочусь о том, чтобы они ни в чем не нуждались». Тогда он улыбнулся и, пожав мне руку, весело ответил: «Не нужно, я все устроил». И это правда – просмотрев бумаги, мы обнаружили, что он не оставил ни единого долга и отложил сумму, достаточную для того, чтобы Мэг жила спокойно и ни от кого не зависела. Тогда мы поняли, почему Джон жил скромно, отказывая себе во всех удовольствиях, кроме благотворительности, и трудился так тяжело, сокращая себе жизнь. Он никогда не просил помощи для себя, но часто для других, нес свою ношу и выполнял работу тихо и мужественно. Мы помним, каким прекрасным он был человеком – справедливым, великодушным и добрым, как все любили его и уважали! Я горжусь его дружбой и думаю, что лучше оставить детям добрую память, чем самое большое состояние. Добрая душа – лучший капитал, на котором Джон и строил свою жизнь. Она останется, тогда как слава и деньги уйдут, и только ее мы можем забрать в мир иной. Помните об этом, дети мои, и, если хотите заслужить уважение, доверие и любовь, идите по стопам Джона Брука!

Деми вернулся в школу через несколько недель. Внешне казалось, что мальчик вполне оправился от потери с присущей ребенку гибкостью, однако он не позабыл о горе, ибо был склонен к сильным переживаниям и глубоким раздумьям, которые питали плодородную почву его души, где росла добродетель. Деми играл, учился, работал и пел, совсем как раньше, и никто не видел в нем перемены, кроме одного человека – его тети Джо, которая всем сердцем болела за мальчика, безуспешно пытаясь заменить ему Джона. Деми редко говорил о потере, однако тетя Джо часто слышала рыдания, доносившиеся из кроватки Деми по ночам, а когда она подходила успокоить, мальчик говорил лишь одно: «Я скучаю!» Деми очень любил отца, и детское сердце кровоточило от разрыва их тесных уз. Однако время лечит, и вскоре Деми стал ощущать, что он не потерял отца безвозвратно, что тот незримо присутствует рядом, и он обязательно встретит его вновь – здорового, сильного и, как всегда, любящего, пусть придется подождать много лет, год за годом принося сиреневые астры на его могилу. Деми уверился в этой мысли, найдя в ней утешение и поддержку – нежная любовь к отцу, которого он видел своими глазами, привела его к вере в Отца, которого невозможно увидеть. Оба находились в раю, и мальчик молился за обоих и ради обоих старался быть хорошим.

Внешние перемены соответствовали внутренним: за эти несколько недель Деми вытянулся и забросил детские игры – не потому, что стыдился, как некоторые мальчики, а потому что стремился к более взрослым занятиям. Взялся за ненавистную арифметику и занимался столь упорно, что дядя пришел в восторг, хоть и не мог понять, что нашло на племянника, пока тот не объяснил:

– Когда вырасту, стану счетоводом, как папа, поэтому мне нужно все знать про числа и решать разные примеры, чтобы так же аккуратно вести учетные книги.

В другой раз он подошел к тете с чрезвычайно серьезным видом и спросил:

– Как в моем возрасте можно заработать денег?

– Почему ты спрашиваешь, дорогой?

– Отец сказал мне заботиться о маме и девочках, но я не знаю, с чего начать.

– Он не имел в виду – прямо сейчас, Деми, а потом, когда вырастешь.

– Но я хотел бы начать сейчас, потому что я должен приносить семье деньги! Мне десять, в моем возрасте уже зарабатывают.

– Что ж, тогда сгреби опавшие листья и прикрой ими клубничные грядки. Я заплачу доллар, – сказала тетя Джо.

– Это слишком много! Я же управлюсь за день! Платите мне по справедливости, столько, сколько заработал.

– Мой маленький Джон, я буду справедлива – ни пенса не переплачу. Не перетруждайся, пожалуйста, а когда управишься, я дам тебе еще работу! – сказала миссис Джо, тронутая желанием помочь и развитым чувством справедливости, унаследованными от честного отца.

Когда листья были убраны, Деми привез из леса щепок и заработал еще один доллар. Потом под руководством Франца оборачивал учебники, корпя над каждой книжкой и ни от кого не принимая помощи. Деми с огромным удовольствием получал свои скромные гонорары, которые казались ему весьма значительными.

– Теперь у меня по доллару для всех, я сам отвезу маме деньги, пусть она убедится, что я послушал отца.

Затем Деми, как и подобает хорошему сыну, вручил заработок матери, которая приняла его подношение, точно сокровище, и не притронулась бы к деньгам, если бы Деми не упросил ее купить «что-нибудь полезное» себе и девочкам, считая себя ответственным за них.

Деми был счастлив, и желание помогать ближним навсегда осталось с ним и лишь крепло с годами, хоть он порою пренебрегал обязанностями. Деми всегда вспоминал отца с любовью и гордостью и как-то сказал, будто прося о почетном титуле:

– Не называйте меня Деми. Я теперь Джон Брук!

Таким образом, научившись приносить пользу и обретя надежду на встречу с отцом, десятилетний мальчик вступил в наследство, оставленное добрым Джоном Бруком.

С наступлением октябрьских заморозков в каминах большого дома весело затрещал огонь; благодаря сухим щепкам Деми, дубовые корни Дэна знатно пылали, а дымоход басовито гудел. Длинными вечерами все с удовольствием собирались у очага играть, читать и строить планы на зиму. Однако больше всего дети любили слушать сказки, поэтому мистер и миссис Баэр всегда старались держать в запасе пару интересных историй. Когда запас иссякал, мальчикам приходилось обходиться своими силами, которые часто подводили. Одно время в моду вошли страшилки: мальчики гасили свет, ждали, когда затухнет огонь в камине, и в полной темноте рассказывали самые страшные истории, какие только могли придумать. В результате дети пугались каждого шороха, Томми стал чаще ходить во сне, а малыши все время капризничали. Страшилки запретили, и мальчики вернулись к более невинным развлечениям.

Однажды вечером, когда младшие уже уютно устроились в кроватках, старшие лениво расположились у камина в классной комнате и думали, чем бы заняться. Деми решил слегка расшевелить собрание. Он взял каминную щетку и, орудуя ей, как веслом, прошелся по комнате, приговаривая:

– В море лодочка плывет, кто со мной в игру пойдет?

Мальчики, смеясь и толкаясь, выстроились гуськом за Деми.

– Каждый должен придумать новое занятие за две минуты, иначе утонет! – объявил тот.

Франц писал, а Эмиль читал биографию лорда Нельсона[25] – они не стали участвовать, остальные ребята думали изо всех сил, и, когда время истекло, были готовы ответить.

– Говори, Том! – Указующая щетка похлопала Тома по макушке.

– Жмурки!

– Джек?

– Торговля! Хорошая карточная игра, и можно слегка заработать.

– Дядя запрещает играть на деньги. Ты что скажешь, Дэн?

– Давайте устроим битву между греками и римлянами!

– Пышка?

– Давайте печь яблоки, лущить орехи и делать воздушную кукурузу!

– Здорово! Хорошо! – воскликнуло несколько человек, и, по результатам голосования, предложение Пышки одержало победу.

Кто-то пошел в погреб за яблоками, кто-то на чердак за орехами, кто-то побежал за кукурузой и кукурузницей.

– Может мы и девочек пригласим? – великодушно предложил Деми.

– Дейзи хорошо чистит грецкие орехи! – вставил Нат – ему хотелось, чтобы Дейзи разделила веселье.

– Нэн первоклассно делает кукурузу! – добавил Томми.

– Ладно, зовите своих невест! – разрешил Джек – он любил посмеяться над невинными симпатиями маленьких.

– Дейзи моя сестра, не обзывай ее «невестой», это глупо! – возмутился Деми, еще больше позабавив Джека.

– Ну она же невеста Ната, правда, старик?

– Наверное, если Деми не возражает… Дейзи мне очень нравится, а как иначе, если она столь добра ко мне? – застенчиво ответил Нат, смутившись от грубоватого вопроса Джека.

– А вот Нэн и правда моя невеста, я женюсь на ней примерно через год, так что не вздумайте со мной соперничать! – решительно заявил Томми (они с Нэн уже решили, что будут жить на иве и поднимать туда продукты на веревке, а также построили много других милых и невозможных планов).

Деми, пораженный решительностью Бэнгса, замолчал, и он вместе с Томми отправился звать дам. Нэн и Дейзи шили с тетей Джо маленькие одежки для новорожденного ребенка миссис Карни.

– Вы не могли бы отпустить девочек ненадолго? У нас есть некоторые неотложные дела, – начал Томми, подмигивая одним глазом – это изображало яблоки, щелкая пальцами – так лопалась кукуруза, и клацая зубами – так кололись орехи.

Девочки сразу же поняли значение пантомимы и поспешно стянули с пальчиков наперстки, пока миссис Джо не решила, что Томми бьется в конвульсиях или замышляет какую-то невообразимую проказу. Деми обстоятельно все изложил, разрешение было получено, и джентльмены удалились вместе с дамами.

– Не смей разговаривать с Джеком! – шепнул Томми, когда они с Нэн шли через холл за вилками для яблок.

– Почему?

– Он смеется надо мной, поэтому ты не должна с ним общаться!

– Захочу – буду! – ответила Нэн, быстро развеяв представления будущего мужа о силе влияния на жену.

– Тогда ты больше не моя невеста!

– Ну и ладно!

– Нэн, я-то думал, что нравлюсь тебе! – с нежным упреком воскликнул Томми.

– Ничуть не нравишься, если обращаешь внимание на насмешки Джека.

– Тогда забирай свое кольцо, я больше не буду его носить! – Томми стянул с пальца кольцо из лошадиного волоса, которое Нэн подарила ему в знак любви в обмен на колечко из усиков краба.

– Я подарю его Неду! – последовал жестокий ответ. Неду тоже нравилась миссис Прыг-скок, и он надарил ей прищепок, коробочек и катушек на много лет вперед.

– Ничего себе! – воскликнул Томми, не зная, как еще выразить накатившую на него тоску. Он выпустил руку Нэн и, крайне возмущенный, удалился, предоставив невесте нести вилки в одиночестве, за что вскоре поплатился – коварная Нэн заставила его еще больше страдать от ревности.

Камин почистили, яблоки подрумянивались у огня, орехи весело подпрыгивали на раскаленной лопатке, а кукуруза отчаянно лопалась в чугунной темнице. Дэн колол лучшие грецкие орехи, все смеялись и болтали под завывание ветра и стук дождя.

– Что общего у головы Билли и ореховой скорлупы? – спросил Эмиль, на которого иногда находила охота недобро пошутить.

– Там пусто! – поддержал шутку Джек.

– Так не честно! Нельзя смеяться над Билли, он же не может ответить! – воскликнул Дэн, сердито расколов орех.

– Что общего у Блейка со сверчком? – спросил миротворец Франц, заметив, как надулся Эмиль и нахмурился Дэн.

– Оба пиликают! – ответил Джек.

– Что общего у Дейзи с пчелкой? – воскликнул Нат, который уже давно размышлял над этим вопросом.

– Она тоже королева улья? – предположил Дэн.

– Нет.

– Она милая?

– Пчелы не милые!

– Тогда я сдаюсь!

– Она готовит сладости, всегда трудится и любит цветы! – выпалил Нат, а Дейзи зарделась, как пион, от комплиментов.

– Что общего у Нэн с осой? – спросил Томми, сердито глядя на Нэн, и, не дав никому шанса подумать, ответил:

– Она не делает сладостей, от нее куча шуму, и она жалится, как сумасшедшая!

– Томми злится, время веселиться! – поддразнил Нед, а Нэн, вскинув голову, быстро ответила:

– Что общего у Тома с чайником?

– Он часто кипятится! – Нед с ехидным смешком протянул Нэн почищенный орешек. Томми показалось, что он сейчас лопнет от гнева, как кукурузина в чугунке.

Видя, что шутки становятся все менее умными и все более злыми, Франц вновь попытался исправить ситуацию:

– Давайте так: кто входит в комнату, должен рассказать нам историю! Кто бы он ни был! Будем ждать, кто первый зайдет!

Все согласились, и долго ждать не пришлось: в холле раздались тяжелые шаги, и в дверях появился Сайлас с охапкой дров. Встреченный дружным криком, он стоял с непонимающей улыбкой на широком смуглом лице, пока Франц не объяснил, отчего такой шум.

– Вот еще! Не умею я рассказывать! – возмутился Сайлас и, сложив дрова, собрался уходить, однако мальчишки напали на него, усадили и, смеясь, удерживали на месте, шумно требуя историю, пока добродушный гигант не уступил.

– Я только одну знаю… про лошадь… – сказал он, польщенный вниманием.

– Расскажи! Расскажи! – закричали дети.

– Ну… – начал Сайлас, отклоняясь на спинку стула и заправив большие пальцы в проймы жилетки. – Во время войны пошел я, значится, служить, и повидал всякого. Конь у меня был первоклассный, Майором звали… Любил я его, будто человека! Не красавчик, зато добряк, каких еще поискать! В первую нашу битву он преподал мне урок, который я век не забуду и вам расскажу. Малым детям незачем представлять битву – шум, суета, жуть, что творится! Словами не описать, но, признаюсь честно: я поначалу растерялся и не знал, куда податься. Приказали нам, значится, нападать, мы полетели вперед – тех, кто упал, не подбирали… Меня в руку ранило и из седла вышибло – уж не знаю как. Остался я среди мертвых да раненых, а остальные дальше поскакали. Ну я поднялся, оглядываюсь, Майора высматриваю. Думаю – нет нигде, наверно решил, что с него хватит. Ну поковылял я тихонько к лагерю, и тут – знакомое ржание. Обернулся, а там – Майор смотрит издалека, будто спрашивает, чего я там застрял. Я свистнул, он и прибежал, как его учили. Ну залез я еле-еле – рана-то на руке кровоточит, поеду-ка, думаю, в лагерь. Трясло меня, точно осиновый лист, – так со многими в первой битве бывает. Но нет, сэр! Майор похрабрей меня оказался, он с места не сдвинулся – на дыбы встает, пританцовывает, фырчит, будто ошалел от пороха и грохота. Я уж старался его заставить, да не смог – сдался сам. И что ж, вы думаете, сотворил этот зверь? Развернулся и пулей в битву!

– Молодец! – возбужденно воскликнул Дэн.

– Не сойти мне с этого места, как я тогда устыдился, – продолжил Сайлас, оживившись от воспоминания. – Разозлился, как черт, позабыл о ране и сражался, словно сумасшедший, пока граната не упала посередь нас и мы не полегли. Я не сразу очухался, а как открыл глаза, гляжу: битва закончилась, рядом бедняга Майор, еще хуже меня раненный. У меня-то что – нога поломана да пуля в плече, у того же… ох, жуткое дело… бок в клочья разодран осколком!

– Сайлас, что же ты сделал? – с сочувствием и интересом воскликнула Нэн, придвигаясь поближе к рассказчику.

– Подполз, попытался остановить кровь тем, что смог с себя стянуть одной рукой, да без толку… Он, бедняга, мучался, стонал, глядя на меня своими добрыми глазами, я думал – не выдержу! Помогал ему как мог, а солнце все припекало, и он стал язык высовывать. Я пополз было к ручью за водой, да не сдюжил – слишком был слаб, болен. В общем, бросил попытки и просто обмахивал коня шляпой. Теперь я вам про южанина расскажу, вы если услышите, как кто-то южан ругает, вспомните мою историю! Недалеко от нас лежал один бедолага в сером мундире – ему легкие прострелило, не жилец уже. Я ему свой платок дал, чтоб лицо прикрыл от солнца, а он поблагодарил меня: нам уж все равно было, кто на какой стороне воевал. Он увидел, как я над Майором горюю, да пытаюсь ему страдания облегчить, поднял на меня глаза – сам белый весь от боли, и говорит: «У меня вода во фляжке. Возьми, мне уже не нужна». Я б не взял за просто так, но у меня чуть-чуть бренди осталось, и я южанину споил. Ему лучше стало, и мне от этого тоже полегчало, будто сам выпил. Сам удивляюсь, как мало человеку надо! – Сайлас на мгновение перенесся в прошлое, заново переживая минуту единения, когда противники забыли о вражде и помогали друг другу, точно братья.

– А что с Майором? – нетерпеливо закричали дети, опасаясь худшего.

– Я вылил воду ему на язык, и животинка благодарна была без всякой меры! Да толку-то… мучился он очень, и я не стерпел. Непросто было, но я из милосердия это сделал. Уверен, он меня простит.

Сайлас, кашлянув, замолчал, а Дейзи, посмотрев в суровое лицо, подошла ближе и положила ладошку на колено работника.

– Что вы сделали? – спросил Эмиль.

– Застрелил.

Слушатели разом ахнули, признав Майора героем и сочувствуя его трагической гибели.

– Да, застрелил, чтоб не мучился. Потрепал по холке, сказал «прощай», положил его голову на травку, глянул последний раз в глаза и выстрелил в голову. Я хорошо прицелился, он даже не вздрогнул! Я рад был, понятное дело, что конек мой отстрадал свое, но… честно признаться – ревел белугой на его шее. Стыд и срам! – Сайлас вытер глаза рукавом, расчувствовавшись от воспоминаний о верном Майоре, а также от всхлипов Дейзи.

С минуту стояла тишина, потому что мальчики прониклись историей не меньше нежной Дейзи, хоть и не плакали.

– Вот бы мне такого коня!.. – пробормотал Дэн.

– Южанин тоже умер? – с волнением спросила Нэн.

– Не сразу. Он пролежал день и ночь, потом ребята пришли подбирать раненых. Понятное дело, хотели меня первого, да я-то и подождать мог, а у южанина каждая минута была на счету – ну я их и упросил его взять. У него уж сил не было, но он руку мне протянул и сказал: «Спасибо, друг!» – это его последние слова были – он через час помер в больничной палатке.

– Как вы, наверное, рады, что были к нему добры! – заметил Деми, впечатленный историей.

– Ну да, эта мысль меня утешала, пока я там лежал в одиночестве, обняв за шею беднягу Майора, и смотрел, как луна всходит. Хотел похоронить животинку по всем правилам, но где уж мне… Отрезал прядку с гривы, до сих пор храню! Хочешь покажу, девочка?

– Да, пожалуйста! – ответила Дейзи, утирая слезы.

Сайлас достал свой старый «бумажник» – так он называл потертый футляр, и вынул из внутреннего кармашка коричневую бумажку, в которую был завернут пучок белого конского волоса. Он лежал на широкой ладони Сайласа, и дети смотрели неподвижно и молча – никто не шутил и не болтал, чтя любовь Сайласа к доброму коню Майору, пронесенную через года.

– Прекрасная история, мне очень понравилась, хоть я и плакала! Спасибо, Сай! – Дейзи помогла Сайласу свернуть и убрать на место маленькую реликвию, Нэн набила карманы работника воздушной кукурузой, а мальчики на все лады расхваливали его рассказ, в котором, по их глубокому убеждению, героически повел себя не только конь Майор.

Сайлас удалился, польщенный теплым приемом. Маленькие заговорщики остались обсуждать его рассказ, ожидая следующую жертву. Ею оказалась миссис Джо, которая заглянула снять с Нэн мерку для нового фартука. Как только она зашла, дети обступили ее, сообщив, что каждый вошедший обязан развлечь их историей. Миссис Джо, улыбнувшись новой выдумке, сразу же согласилась – она давно прислушивалась к радостному гулу детских голосов и с удовольствием присоединилась к веселью, чтобы отвлечься от грустных мыслей о сестре Мэг.

– Я первая мышка, которую вы поймали, лукавые коты в сапогах? – спросила она, устроившись в большом кресле, обложенная угощениями и окруженная счастливыми лицами.

Миссис Джо послушала пересказ истории Сайласа, а затем в отчаянии схватилась за голову – воспитанники застали ее врасплох, потребовав новую сказку.

– Про что же мне рассказать?.. – вздохнула она.

– Про мальчиков! – последовал единодушный ответ.

– Чтобы было весело! – попросила Дейзи.

– И про что-нибудь вкусное! – добавил Пышка.

– Вы напомнили мне об истории, написанной много лет назад одной милой старушкой. Мне очень нравилась эта сказка, и вам она наверняка понравится, потому что там есть и мальчики, и «что-нибудь вкусное».

– Как она называется? – спросил Деми.

– «Подозреваемый».

Нат, оторвавшись от орехов, поднял глаза, и миссис Джо улыбнулась, угадав его мысли.

– В одном тихом маленьком городке жила-была мисс Крейн, которая содержала хорошую, старомодную школу для мальчиков. В доме жило шестеро ребят, еще четверо или пятеро приезжали на занятия из города. Жил в школе мальчик по имени Льюис Уайт. Льюис не был плохим, но часто робел и иногда говорил неправду. Однажды соседка послала мисс Крейн корзинку крыжовника. Ягод на всех не хватало, и добрая мисс Крейн, чтобы порадовать воспитанников, сделала дюжину прекрасных пирожков.

– Хотела бы я попробовать пирожки с крыжовником! Интересно, она пекла их так же, как я пеку малиновые? – вмешалась Дейзи, чей интерес к готовке в последнее время возобновился.

– Тише! – возмутился Нат, затолкав Дейзи в рот пухлую кукурузину – история вызывала в нем особый интерес, и начало было многообещающим.

– Когда пирожки испеклись, мисс Крейн положила их в шкафчик в гостиной, не сказав никому ни слова, потому что хотела устроить мальчикам сюрприз за ужином. Когда настал торжественный момент и все уселись за стол, она пошла за пирожками, однако вернулась расстроенная. Как думаете почему?

– Пирожки украли? – ужаснулся Нед.

– Нет, пирожки остались, но кто-то украл начинку – поднял верхнюю корочку, выскреб крыжовник и положил пирожки обратно.

– Вот негодяй! – Нэн сердито взглянула на Томми, будто намекая, что он тоже способен на такую проказу.

– Когда она поведала о своем плане и показала несчастные пирожки без сладкой начинки, мальчики очень расстроились и все как один сказали, что ничего не знают о пропаже. «Может быть, это крысы?» – предположил Льюис, который громче остальных отрицал свою причастность к похищению. «Крысы не смогли бы отгрызть корочку и выскрести ягоды. Это дело человеческих рук», – сказала мисс Крейн, больше обеспокоенная тем, что кто-то из мальчиков врет, чем испорченными пирожками. Затем они поужинали и пошли спать, однако среди ночи мисс Крейн проснулась от стонов и обнаружила, что у Льюиса ужасно болит живот. Решив, что мальчик сильно отравился, мисс Крейн заволновалась и хотела послать за врачом, но Льюис простонал: «Это крыжовник! Я его съел, я должен признаться перед смертью!» Льюис очень боялся врачей. «Тогда я просто дам тебе рвотное средство, и все пройдет», – ответила мисс Крейн. Льюис выпил большую дозу и к утру оправился. «Не говорите мальчикам! Они меня засмеют!» – взмолился больной. Добрая мисс Крейн обещала молчать, но горничная Салли все разболтала, и бедному Льюису еще долго не давали покоя. Товарищи дразнили его «Крыжовником» и спрашивали, почем пирожок.

– Так ему и надо! – сказал Эмиль.

– Зло всегда себя обнаружит! – нравоучительно добавил Деми.

– Не всегда! – пробормотал Джек – он сосредоточенно вертел над огнем яблоко, пользуясь этим предлогом, чтобы не показывать остальным красные (якобы от яркого огня) щеки.

– Это вся история? – спросил Дэн.

– Нет, это только начало, продолжение гораздо интересней. Какое-то время спустя мимо школы проходил торговец и остановился показать товар мальчишкам: кто купил у него гребень, кто – губные гармошки, кто еще что-нибудь. Был у торговца один перочинный ножик с белой ручкой, который очень понравился Льюису, но у него закончились карманные деньги и никто не мог ему одолжить. Мальчик держал вещицу в руке, любуясь и вздыхая, пока торговец собирал товары, затем неохотно отложил, и торговец ушел. Однако на следующий день вернулся, сказав, что не может найти именно тот белый ножик и подозревая, что оставил его у мисс Крейн. Ножик был хороший, с перламутровой ручкой – слишком большая потеря для торговца. Никто из мальчиков не знал, где пропавший товар, и все помогали искать. «Вот этот юный джентльмен держал его последним и очень уж интересовался! Ты уверен, что положил товар на место?» – спросил торговец у Льюиса. Мальчик очень расстраивался из-за пропажи и клялся, что вернул нож. Однако его не слушали, все были уверены, что виноват именно он, и после весьма бурной сцены мисс Крейн оплатила пропажу, после чего торговец, ворча, ушел.

– Нож был у Льюиса? – воскликнул Нат.

– Сейчас узнаете! Бедный Льюис подвергся новым испытаниями. Мальчики без конца кричали: «Одолжи-ка перламутровый ножик, Крыжовник!» – и тому подобные дразнилки, пока Льюис не отчаялся и не попросился домой. Мисс Крейн как могла утихомиривала ребят, но в ее отсутствие они еще больше обижали Льюиса. Знаете, у мальчиков довольно странные понятия о чести – они никогда не «бьют лежачего», но зато мучают его всевозможными мелкими пакостями так, что лежачий предпочел бы, чтобы его побили.

– Точно! – сказал Дэн.

– Все верно… – тихо подтвердил Нат.

Джек ничего не сказал, однако согласился, потому что тоже побывал на месте лежачего и сполна ощутил на себе холодное презрение ребят.

– Расскажите же дальше про бедного Льюиса, тетя Джо! Я уверена, что он не брал ножик, но хочу убедиться! – заволновалась Дейзи.

– Неделя шла за неделей – дело так и не прояснилось. Товарищи избегали Льюиса, и бедный мальчик едва не заболел от горя, которое сам себе причинил. Он решил больше никогда в жизни не врать и так старался, что мисс Крейн жалела его и помогала, поверив, что он не брал нож. Два месяца спустя торговец вернулся и с порога сообщил: «Представляете, мэм, ножик-то нашелся! Он завалился за подкладку чемодана, а когда я складывал новый товар – выпал! Я подумал – надо зайти к вам. Вы заплатили, так что держите!» Мальчики собрались вокруг, и при словах торговца им стало стыдно, они столь искренне просили прощения у Льюиса, что он простил. Мисс Крейн вручила ему нож, и он хранил его много лет в память о своей маленькой слабости, которая навлекла на него много бед.

– Интересно, почему, когда ешь за столом – все в порядке, а если тайком – живот болит? – задумался Пышка.

– Наверное, совесть влияет на пищеварение, – улыбнулась миссис Джо.

– Это он про огурцы! – сказал Нед под общий хохот – Пышка напомнил всем о забавном случае.

Несколько дней назад Пышка тайком съел два больших огурца и, мучаясь животом, поведал о горе Неду, умоляя помочь. Добросердечный Нед посоветовал поставить горчичники и погреть ноги утюгом – только в процессе перепутал и наложил горчичники на ноги, а утюг – на живот, оставив Пышку с мозолями на пятках и испорченной рубашкой.

– Такая интересная история. Можно еще? – попросил Нат, когда смех затих.

Не успела миссис Джо отказать ненасытным Оливерам Твистам, как в комнату вошел Роб, волоча за собой одеяло, и с умильным выражением на личике протопал прямиком к маме, как к спасительной гавани, сказав:

– Такой был шум! Я подумал – что-то случилось, и спустился проверить!

– Думаешь, я бы про тебя забыла, если бы что-то случилось? – спросила мать, стараясь сохранять строгий вид.

– Нет, но тебе хотелось бы видеть меня рядом, правда? – сказал маленький хитрец.

– Мне хотелось бы видеть тебя в кровати, иди спать, Робин!

– Каждый, кто вошел в комнату, должен рассказать историю, а ты не умеешь, так что беги скорее! – вмешался Эмиль.

– Еще как умею! Я Тедди столько их рассказал – и про медведей, и про луну, и про говорящих мошек! – возразил Робби, которому любой ценой нужно было остаться.

– Тогда начинай, иначе отнесу спать! – сказал Дэн.

– И начну! Дайте только подумать! – Роб вскарабкался на материнские колени в поисках защиты, а та заметила:

– Не спать по ночам – это наше семейное проклятье. Я тоже часами ворочалась в детстве. Мэг боялась пожаров, и я часто спускалась вниз якобы проверить – не загорелось ли чего, и неплохо проводила время в гостиной, совсем как мой негодный сын.

– Придумал! – заявил Роб – ему не терпелось доказать, что он достоин места в этом замечательном обществе.

Все, подавляя смех, смотрели и слушали, как Роб, угнездившись на маминых коленях, завернутый в яркое одеяльце, самым проникновенным образом рассказывает краткую, но трагическую сказку:

– У одной дамы был миллион детей, и среди них – один хороший мальчик. Она ему сказала: «Не ходи во двор!» А он пошел, упал в колодец и утонул.

– И все? – спросил Франц, когда Роб остановился перевести дыхание после столь длинной речи.

– Нет, еще не все! – Роб хмурил бровки, силясь ухватиться за вдохновение.

– Что сделала дама, когда он упал в колодец? – попыталась помочь сыну мать.

– О, она его вытащила, завернула в газеты и положила сушиться, чтобы потом достать семена и посадить его заново!

За неожиданным завершением истории последовал взрыв смеха, а миссис Джо, потрепав кудрявую голову сына, торжественно сказала:

– Сын мой, ты унаследовал талант великого рассказчика от своей матери. Тебя ждет слава!

– Значит, мне можно остаться? Это же была хорошая история? – воскликнул Роб, обрадовавшись оглушительному успеху.

– Можешь остаться, пока ешь двенадцать кукурузин! – разрешила мама, ожидая, что Роб проглотит лакомство одним махом.

Однако тот был не прост и перехитрил мать, медленно смакуя кукурузины по одной и наслаждаясь каждым мгновением.

– Расскажите еще историю, ведь Роб не доел! – попросил Деми, которому не хотелось терять драгоценное время.

– Я больше ничего не знаю… Разве что про ящик дров! – сказала миссис Джо, видя, что у Роба осталось еще семь кукурузин.

– Там будет про мальчика?

– Обязательно!

– История правдивая?

– До последнего слова!

– Отлично! Расскажите, пожалуйста!

– Джеймс Сноу и его мама жили в маленьком домике в Нью-Хэмпшире. Они были очень бедными, и Джеймсу приходилось работать, чтобы помогать маме, а он ненавидел работу, потому что обожал книжки и хотел днями напролет учиться.

– Странный! Я вот люблю работать и ненавижу книжки! – удивился Дэн, сразу невзлюбив Джеймса.

– Мир состоит из разных людей: рабочие и студенты одинаково нужны, для всех есть место. Но думаю, что рабочим тоже стоит учиться, а студентам уметь трудиться, – ответила миссис Джо, переводя многозначительный взгляд с Дэна на Деми.

– Я работаю, будьте уверены! – Деми с гордостью предъявил три мозоли на маленькой ладошке.

– А я – учусь! – добавил Дэн, со вздохом указав на доску, исписанную аккуратными столбиками чисел.

– Слушайте, что сделал Джеймс. Он не хотел быть эгоистом, однако мама гордилась сыном и позволяла ему делать что захочется. Она работала, чтобы у сына были книги и время их изучать. Однажды осенью Джеймс захотел пойти в школу, ему понадобились учебники и приличная одежда, и он обратился к священнику. До того дошли слухи о том, что Джеймс не помогает матери, и он не очень-то хотел поддерживать мальчика, который не уважает маму и позволяет ей трудиться вместо себя. Святой отец подумал, что такой бездельник и в школе вряд ли преуспеет, однако, увидев, как сильно Джеймс увечен учебой, заинтересовался и, будучи большим оригиналом, сделал ему следующее предложение. «Я дам тебе одежду и учебники с одним условием, Джеймс». «С каким же, сэр?» – Мальчик сразу же повеселел. «Ты должен всю зиму наполнять дровяной ящик в вашем доме. Если он опустеет – никакой школы». Джеймс посмеялся над странным условием и с готовностью согласился, найдя его легко выполнимым. Он начал ходить в школу и какое-то время прекрасно справлялся с уговором, потому что стояла осень, и хворост был в избытке. Он бегал в лес утром и вечером и приносил полную корзину веток для маленькой плиты. Мама расходовала их экономно, и Джеймсу было несложно выполнять свое обещание. Однако в ноябре наступили холода, дни стали хмурыми и холодными, и дрова уходили быстро. Мама купила вязанку на собственные деньги, и она почти закончилась, когда Джеймс наконец вспомнил, что это его обязанность – позаботиться о дровах. Миссис Сноу тем временем заболела ревматизмом, ослабла и больше не смогла работать; Джеймсу пришлось отложить книги и самому позаботиться о семье. Раньше он учился и день, и ночь, отвлекаясь лишь на сон и еду, и добился больших успехов. Однако, понимая, что священник сдержит слово, Джеймс с большой неохотой стал уделять время заработку, чтобы ящик с дровами не опустел. Он брался за все: выполнял поручения, ухаживал за соседской коровой, помогал старому дьячку подметать и отапливать церковь по воскресеньям. Это был тяжелый труд: дни были короткими, морозы жгучими, драгоценное время быстро истекало, книги манили, а скучные обязанности не заканчивались. Священник тихо наблюдал за упорным трудом Джеймса и пытался незаметно помочь. Он часто встречал мальчика, когда тот возвращался из лесу, где собирал щепки на делянках лесорубов, и читал на ходу, чтобы не терять ни минуты. «Он справился с заданием и усвоил урок, значит, заслуживает помощи!» – сказал себе священник, и в канун Рождества у дверей маленького дома появилась большая куча дров с короткой запиской: «Господь помогает тому, кто помогает себе сам». Бедный Джеймс не ждал подарков, однако холодным рождественским утром обнаружил пару теплых варежек, связанных скрюченными ревматизмом материнскими пальцами. Он был тронут подарком, но еще больше – поцелуем, нежным взглядом и ласковым «сынок». Понимаете, согревая мать, он согрел и собственное сердце, а наполняя ящик дровами, наполнил дни трудом во благо ближнего. Джеймс начал понимать это, признал, что есть вещи важнее книг, а уроки, которые преподает Господь, заслуживают не меньше внимания, чем школьные задания. Увидев у двери большую поленницу дубовых и сосновых дров и прочитав записку, он догадался, кто ее написал, понял замысел священника и, поблагодарив его, усердно взялся за работу. Остальные мальчики развлекались весь день, Джеймс же, надев новые варежки, пилил дрова, чтобы наполнить ящик, весело насвистывая, и не было во всем городе человека счастливей.

– Здорово! – одобрил Дэн, который предпочитал простые жизненные истории самым увлекательным сказкам. – А он оказался хорошим малым!

– Я могу напилить дров, тетя Джо! – предложил Деми, почерпнув в рассказе новый способ заработать денег для матери.

– Расскажите лучше про плохого парня! – попросила Нэн.

– Лучше про непослушную и сварливую девочку! – сказал Томми, чей вечер был безнадежно испорчен вредностью Нэн. Яблоки горчили, орехи плохо кололись, кукуруза казалась пресной, а жизнь – невыносимой от одного взгляда на Нэн, сидящей на скамеечке рядом с Недом.

Однако историй от миссис Джо больше не последовало – та, взглянув на Роба, обнаружила, что мальчик крепко спит, зажав в пухлом кулачке последнюю кукурузину. Завернув малыша в одеялко, мать отнесла его наверх и уложила в постель, не опасаясь, что он покинет ее вновь.

– Посмотрим, кто зайдет следующим! – сказал Эмиль, заманчиво приоткрыв дверь.

Первой по холлу проходила Мэри-Энн, но Сайлас уже предупредил горничную, и она лишь посмеялась и, не поддавшись на детские уловки, поспешила по своим делам. Затем где-то открылась дверь и в холле зазвучал густой бас:

– Это дядя Фриц! Давайте разом громко рассмеемся, тогда он точно зайдет! – скомандовал Эмиль.

Последовал бурный взрыв хохота, и в дверях показался дядя Фриц, вопрошая:

– Чему смеетесь, ребята?

– Попались! Попались! Не уйдете, пока не расскажете историю! – закричали мальчишки, захлопнув за учителем дверь.

– Вот значит как… А мне и не хочется уходить – у вас тут хорошо, так что я заплачу свой штраф! – Что он и сделал, усевшись и сразу приступив к рассказу.

– Давным-давно твой дедушка, Деми, давал лекцию в одном большом городе, чтобы заработать денег для неких добрых людей, которые хотели сделать приют для сирот. Лекция имела успех, дедушка собрал внушительную сумму и очень радовался. Вечером он ехал в своей коляске в другой город. Стемнело, и дорога был пустынная. «Самое место для грабежа», – подумал дедушка. И тут из лесу вышел бедно одетый человек и медленно поковылял ему навстречу. Дедушка заволновался, вспомнив о деньгах, даже подумал, может быть, развернуться и поехать прочь. Однако лошадь устала и он не хотел зря подозревать человека, поэтому поехал дальше, а приблизившись к незнакомцу, рассмотрел, каким оборванным, больным и несчастным был человек. Дедушке стало стыдно, он остановился и приветливо сказал: «Ты устал, приятель, давай-ка я тебя подвезу?» Человек удивился, помедлил минуту, потом залез в коляску. Он не был расположен к беседе, но дедушка стал с сочувствием и знанием дела рассуждать о том, какой тяжелый выдался год, как сильно пострадали бедные и как трудно иногда сводить концы с концами. Незнакомец понемногу смягчился и, проникнувшись доверием к доброму собеседнику, поведал свою историю. Рассказал, что заболел, потерял работу и впал в отчаяние, ведь не знает, как кормить жену и детей. Дедушка, преисполнившись жалости, позабыл про страх, спросил имя незнакомца и обещал найти ему работу в том городе, куда направлялся, потому что у него там были друзья. Он хотел записать адрес, стал искать карандаш и бумагу и вытащил из кармана толстый бумажник. При виде бумажника у человека загорелись глаза. Тогда дедушка вспомнил, что там лежит, и вновь заволновался, но сказал спокойно: «Да, я собрал небольшую сумму для сирот. Будь деньги мои, я бы с удовольствием с вами поделился. Я сам не богат, и многие испытания бедной жизни мне знакомы. Эти пять долларов принадлежат мне, и я хочу дать их вам – для ваших детей». Голодный и суровый взгляд человека сменился благодарным, он взял дарованную от чистого сердца небольшую сумму, не тронув сиротские деньги, доехал с дедушкой до города и там попросил сойти. Дедушка пожал ему руку и собирался ехать дальше, но человек сказал, будто помимо собственной воли: «Я дошел до отчаяния, когда мы встретились, и собирался вас ограбить, только вы были так ко мне добры, что я не смог! Спасибо, что уберегли меня от разбоя!»

– Дедушка увиделся с ним вновь? – с нетерпением спросил Деми.

– Нет, но мне кажется, этот человек нашел работу и больше не думал о грабеже.

– Как интересно… я бы его просто стукнул! – заметил Дэн.

– Доброта всегда лучше силы, попробуй, и убедишься сам! – ответил мистер Баэр, поднимаясь.

– Расскажите еще! – воскликнула Дейзи.

– Вы должны! Тетя Джо рассказала две! – добавил Деми.

– Тогда тем более не буду – приберегу для следующего раза. Слишком много историй – вредно, как слишком много конфет. Я заплатил штраф и могу идти! – Мистер Баэр спасся бегством, преследуемый оравой мальчишек.

Поскольку у него была фора, он успешно оторвался от погони и скрылся в кабинете, и мальчикам пришлось отступить на прежние позиции.

Гонка их разволновала, прежнее спокойствие не восстанавливалось, и началась веселая игра в жмурки, во время которой Томми доказал, что глубоко осознал мораль последней истории, поскольку, поймав Нэн, шепнул ей на ухо:

– Прости, что назвал тебя ворчуньей!

Нэн не уступила ему в доброте – когда играли в «Колечко, колечко, выйди на крылечко» и настала ее очередь водить, Томми с удивлением обнаружил у себя в ладонях кольцо из конского волоса вместо пуговицы.

Томми лишь молча улыбнулся, однако перед сном отдал Нэн лучший кусочек яблока; увидев на его пальчике кольцо, Нэн приняла подношение, и мир восстановился. Оба сожалели о своей холодности, оба с готовностью сказали: «Прости меня, я был неправ», детская дружба не разрушилась, и чудесный воздушный замок в виде домика на старой иве еще долго существовал в их фантазиях.

День Благодарения в Пламфилде отмечали по всем правилам, и ничто не нарушало заведенного порядка. Подготовка начиналась за много дней до праздника, девочки, ощущая собственную значимость и избранность, помогали тете Джо и Азии в кладовой, на кухне пекли пироги, готовили пудинги, сортировали фрукты и полировали блюда. Мальчиков к продуктам не допускали, и они крутились неподалеку, вдыхая аппетитные запахи, подглядывая за таинственными приготовлениями и ожидая, когда им перепадет какой-нибудь лакомый кусочек.

Однако в этом году намечалось нечто особенное, ибо весь дом охватила предпраздничная суета: девочки хлопотали в комнатах и на кухне, а мальчики – в классе и в амбаре. В огромных количествах пропадали старые ленты и кружева, фольга, ткань, вата и черные бусины. Нед стучал молотком в мастерской, сколачивая загадочную конструкцию, Деми и Томми непрестанно что-то бормотали себе под нос, будто заучивая. Из комнаты Эмиля временами раздавался страшный грохот, из детской слышались взрывы смеха (Роб с Тедди добровольно уходили туда и по несколько часов не показывались). Но больше всего мистера Баэра занимал вопрос: что случилось с тыквой Роба? Вскоре после того, как овеянную славой громадину отнесли на кухню, появилась дюжина тыквенных пирогов с золотистой корочкой. Однако на них, должно быть, ушло меньше четверти гигантского овоща. Таким образом, большая часть тыквы просто исчезла, а Роба это вовсе не беспокоило, он лишь хихикал и говорил отцу «подождать немножко». Дело в том, что для мистера Баэра готовился сюрприз, и профессор ни в коем случае не должен был ни о чем догадаться раньше времени.

Бедному мистеру Баэру приходилось передвигаться по дому, закрыв глаза и заткнув уши, чтобы не видеть очевидного, не слышать звуков, от которых дрожали стены, и не догадываться о шитых белыми нитками тайнах. Будучи немцем, он любил простые домашние праздники, с удовольствием принимал в них участие и ни на что их не променял бы.

Когда торжественный день наконец настал, мальчики решили «пройтись, чтобы нагулять аппетит к ужину» (хоть аппетит у них присутствовал еще до прогулки). Девочки остались дома накрывать на стол и с радостным предвкушением доделывать разные мелкие дела. Классную комнату заперли еще накануне, и мистеру Баэру было строго-настрого запрещено туда входить – дверь, точно маленький дракон, охранял Тедди, который тут же попытался разболтать страшную тайну, и мистер Баэр лишь благодаря своему недюжинному самообладанию не стал слушать.

– У меня все готово! Красота получилась! – воскликнула Нэн, высунувшись из классной с торжествующим видом.

– И у нас красота! Сайлас помогал! – ответила Дейзи, спеша куда-то, подпрыгивая от восторга.

– Ничего краше отродясь не видывал – особенно живность хороша! – смеясь, как ребенок, подтвердил Сайлас, посвященный в секрет.

– Они идут! Я слышу, как Эмиль распевает «по горбатым волнам мы неслись без руля»[27]. Пора одеваться! – вскрикнула Нэн и побежала наверх.

Мальчики зашли в дом, и их нагулянный аппетит заставил бы большую индейку содрогнуться, если бы ее еще могло что-то напугать. Джентльмены тоже отправились переодеваться, и следующие полчаса самым тщательным образом умывались, причесывались и прихорашивались. По звуку колокольчика в столовую спустился отряд мальчиков с вымытыми лицами, напомаженными волосами, чистыми воротничками и в отглаженных воскресных пиджаках; миссис Джо в своем единственном черном шелковом платье с букетиком любимых хризантем на груди сидела во главе стола «жутко красивая», как заметили мальчики. Дейзи и Нэн явились свежие, будто цветочки на клумбе, в новых платьях с поясами и лентами в волосах. Тедди в ярко-красной вязаной кофточке был просто загляденье и, как завороженный, рассматривал свои новые ботиночки на пуговках, которые занимали его и отвлекали от всего остального так же сильно, как некогда мистера Тутса[28] отвлекали его манжеты.

Мистер и миссис Баэр с благодарностью улыбались друг другу, сидя на разных концах большого стола и глядя на два ряда счастливых детских лиц по обе его стороны. «Мы хорошо потрудились! Будем трудиться и дальше!» – говорили их взгляды.

Зазвенели ножи и вилки, заглушая разговоры, а Мэри-Энн с чудесным розовым бантом в волосах порхала вокруг стола, подавая подливку и меняя тарелки. Каждый внес вклад в праздничное застолье, о чем с гордостью напоминал пирующим.

– Лучше картошки в жизни не видел! – сказал Джек, уминая четвертую рассыпчатую картофелину.

– Индейка приправлена моими травами – поэтому так вкусно! – радостно сообщила Нэн, откусывая большой кусок.

– Мои утки – высший сорт! Азия говорит – никогда таких жирных не встречала! – похвастался Томми.

– И морковки наши хороши, и петрушка будет что надо, когда выкопаем! – вставил словечко Дик, а Долли, занятый косточкой, что-то промычал в знак согласия.

– Я помогал печь пироги из тыквы! – выпалил Роб и, испугавшись, что мальчики сочтут это недостаточно мужественным занятием, сунул нос в кружку.

– Я собирал яблоки для сидра! – сказал Деми.

– А я – клюкву для соуса! – добавил Нат.

– А я – орехи, – сказал Дэн.

Каждому было чем похвастаться!

– Кто придумал День Благодарения? – спросил Роб – ему недавно разрешили носить пиджак и брюки, как у взрослых, и он, ощущая новый статус, начал интересоваться государственным устройством и традициями своей страны.

– Кто может ответить? – мистер Баэр посмотрел на лучших историков класса.

– Я знаю! – сказал Деми. – День Благодарения придумали пилигримы![29]

– Зачем? – спросил Роб, не дав объяснить, кто такие пилигримы.

– Забыл… – признался Деми.

– Кажется, это потому, что раньше они голодали, а потом, когда собрали хороший урожай, сказали: «Давайте поблагодарим Бога!» – и назвали праздник День Благодарения! – пояснил Дэн – ему нравилась история про людей, мужественно отстаивающих свою веру.

– Правильно! Я думал, ты запоминаешь лишь то, что касается естествознания! – восхитился познаниями ученика мистер Баэр.

Дэн обрадовался похвале учителя, а миссис Баэр спросила сына:

– Теперь понимаешь, Робби?

– Нет, мне казалось, что пингрины – это такие птицы, я видел у Деми в книжке!

– Он имеет в виду – пингвины! Вот глупыш! – Деми чуть не упал со стула от смеха, и все заулыбались, услышав забавную ошибку малыша.

– Не смейся над ним, лучше расскажи, что знаешь! – заступился мистер Баэр, в утешение подкладывая Робу еще брусничного соуса.

– Хорошо! – Собравшись с мыслями, Деми изложил краткую версию истории отцов-пилигримов, наверняка заставившую бы улыбнуться сих почтенных джентльменов.

– Понимаешь, Роб, некоторые люди в Англии не любили короля и… еще чем-то были недовольны, тогда они сели на корабль и приплыли в нашу страну. Здесь жила куча индейцев, медведей и диких зверей, они строили крепости и боролись за жизнь.

– Медведи? – уточнил Робби.

– Нет, пилигримы боролись за жизнь, потому что индейцы на них нападали! Еды не хватало, приходилось даже в церковь ходить с пистолетом, очень многие умерли. Они сошли с корабля на камень – называется Плимутский[30], тетя Джо его видела и трогала. Затем пилигримы убили всех индейцев и разбогатели, потом они избавились от ведьм и вели праведную жизнь. На тех кораблях (один из них назывался «Мэйфлауэр») приплыли некоторые из великих праотцов, придумавших впоследствии День Благодарения. Теперь мы его празднуем, и это хороший праздник! Можно мне еще индейки, пожалуйста?

– Деми наверняка станет историком – так складно и стройно излагает события! – глядя на миссис Джо смеющимися глазами, воскликнул дядя Фриц и положил третью порцию индейки на тарелку потомка пилигримов.

– Я думал, что на День Благодарения полагается есть сколько влезет. А Франц говорит – даже сегодня нельзя! – протянул разочарованный Пышка.

– Франц прав, поэтому не забывай про нож и вилку и будь умеренным, иначе не сможешь поучаствовать в сюрпризе! – сказала миссис Джо.

– Постараюсь, но ведь все едят очень много на праздниках, и это гораздо приятней, чем быть умеренным! – возразил Пышка, пребывая под властью популярного заблуждения, что в День Благодарения нужно обязательно достичь заворота кишок, несварения желудка или хотя бы боли в животе.

– А сейчас, мои пилигримы, поиграйте в спокойные игры до ужина, ибо вас ждет веселый вечер! – сказала миссис Баэр, когда все встали после продолжительного застолья, в завершение которого был поднят тост за здоровье собравшихся.

– Вывезу-ка я детей на прогулку – погода сегодня приятная, а ты немного отдохнешь перед вечером, дорогая! – добавил мистер Баэр, и, как только были надеты плащи и шапки, дети погрузились в большой экипаж и отправились на долгую веселую прогулку. Миссис Джо осталась отдыхать и спокойно доделывать разные мелкие дела.

После раннего легкого ужина все вновь отправились прихорашиваться, расчесываться и мыть руки, готовясь к приезду гостей. На семейный праздник были приглашены самые близкие, и маленькое торжество не омрачалось горем. Приехали все: мистер и миссис Марч с тетей Мэг, милой и очаровательной, несмотря на черное платье и вдовий чепец, обрамляющий ее умиротворенное лицо. Дядя Тедди и тетя Эми с Принцессой, которая оказалась сказочно хороша в небесно-голубом платье и с большим букетом тепличных цветов. Букет Бесс раздала мальчишкам, и с цветками в петлицах те стали еще элегантней и нарядней. Было, однако, одно новое лицо среди гостей – дядя Тедди подвел к мистеру Баэру незнакомого джентльмена со словами:

– Это мистер Хайд, он спрашивал про Дэна, и я рискнул привести его сюда, чтобы он сам взглянул на успехи мальчика.

Баэры тепло приняли человека, который хорошо относится к любимому ими Дэну. А пообщавшись с мистером Хайдом несколько минут, полюбили его самого за искренность, простоту и живость ума. Лицо мальчика просияло при виде старого друга. Мистер Хайд с удивлением и радостью отметил, как сильно изменился Дэн. Оба уселись в уголке и, невзирая на разницу в возрасте и статусе, погрузились в обсуждение интересующей их темы, увлеченно обмениваясь летними наблюдениями.

– Пора начинать представление, пока актеры не уснули! – объявила миссис Джо, когда с первыми приветствиями было покончено.

Зрители прошли в классную комнату и заняли места перед большим занавесом из двух покрывал. Дети уже испарились, лишь приглушенные смешки и забавные восклицания, раздающиеся из-за занавеса, выдавали их местонахождение. Представление началось с энергичного гимнастического номера под руководством Франца. Шестеро старших ребят в синих штанах и красных рубашках продемонстрировали силу своих мускулов, орудуя гантелями, булавами и гирями под аккомпанемент пианино – тетя Джо играла за кулисами. Дэн так старался произвести хорошее впечатление на мистера Хайда и не подвести воспитателей, что чуть не сшиб гантелями соседей и едва не запустил диском прямо в зрителей.

– Крепкий парнишка! Я через год-другой поеду путешествовать по Южной Америке и хотел бы взять его с собой, если вы не возражаете, мистер Баэр, – сказал мистер Хайд, еще больше проникшись к Дэну после отзывов профессора.

– Отпущу с удовольствием, хоть мы и станем скучать по юному Гераклу. Ему будет полезно, и я уверен, из него выйдет хороший помощник.

Дэн слышал и вопрос, и ответ, и сердце его забилось от радости при мысли о путешествии в другую страну с мистером Хайдом, а также преисполнилось благодарности за добрые слова, которые доказывали, что он не зря старался, и оправдывает ожидания заботливого профессора.

После гимнастического номера Деми и Томми разыграли старую школьную сценку «За деньги и кобыла работает». Деми справился хорошо, а Томми и вовсе был великолепен в роли старого фермера: он так точно изображал Сайласа, что зрители покатывались со смеху, сам Сай, наблюдавший за представлением из холла, так зашелся хохотом, что Азии даже пришлось постучать его по спине.

Затем Эмиль, отдышавшись после гимнастического номера, надел костюм моряка и спел залихватскую песню про шторма и бури, а припев подхватывал хор, от которого дрожали стекла. После песни Нед в остроконечной шапке исполнил забавный китайский танец. Поскольку это было единственным публичным выступлением в Пламфилде, ученики, пользуясь случаем, продемонстрировали быстрый счет, знания орфографии и беглость чтения. Томми выиграл устное соревнование по орфографии, Деми прекрасно прочел французскую басню, восхитив дядю Тедди.

– А где остальные дети? – удивились зрители, когда занавес опустился, а никто из младших так и не вышел на сцену.

– О, это сюрприз! Он такой замечательный, что мне вас даже жаль – вы же ничего не знаете! – сказал Деми, который подошел к матери, чтобы получить заслуженный поцелуй и пояснить происходящее в тот момент, когда секрет будет раскрыт.

Тетя Джо унесла Златовласку, к удивлению ее отца, который не хуже мистера Баэра изображал напряженное ожидание, недоумение и крайнее нетерпение узнать, «что же они задумали».

Наконец после долгого шуршания, грохота и громкого шепота режиссера, дающего распоряжения, заиграла музыка и занавес поднялся. На маленькой табуреточке у картонного очага сидела маленькая Бесс. Старый серый халат, поношенные туфельки, блестящие волосы и хорошенькое личико Золушки являли собой столь милую и печальную картину, что зрители заулыбались сквозь слезы, восхищенно глядя на юную актрису. Золушка сидела неподвижно, пока не раздался громкий шепот: «Начинай!» – тогда она горестно вздохнула и произнесла:

– Ох, как мне хотелось бы пойти на бал! – Вышло так естественно, что отец актрисы громко захлопал в ладоши, а мама воскликнула: «Умница моя!»

Эти неуместные проявления родственной любви отвлекли Золушку от роли и заставили укоризненно воскликнуть:

– Вы не должны со мной лазговаливать!

Сейчас же восстановилась тишина, и раздался троекратный стук. Золушка испугалась, но не успела произнести реплику «Что это?», как задняя стенка картонного камина открылась, и оттуда с некоторым трудом вылезла крестная фея в остроконечной шляпе. Роль феи исполняла Нэн в красном плаще и шляпе. Энергично взмахнув волшебной палочкой, она заявила:

– Ты пойдешь на бал, дорогая!

– Тепель платье! – подсказала Золушка, дергая за пояс халата.

– Нет-нет! Сперва ты должна сказать: «Как же я пойду на бал в лохмотьях?» – возразила крестная голосом Нэн.

– Ах, да! – и будущая невеста принца, ничуть не смутившись, произнесла положенную реплику.

– В награду за твою доброту я превращу твои лохмотья в чудесное бальное платье! – продолжила крестная нараспев и торжественно сняла с крестницы халат, обнаружив великолепный наряд, при виде которого любой принц потерял бы голову. Мама нарядила маленькую Бесс, будто придворную даму, в атласное платьице, украшенное цветами и розовым шелковым шлейфом. Крестная возложила на голову Золушки корону с розовыми и белыми перьями и вручила ей серебряные туфельки из фольги, та надела их и, приподняв юбки, продемонстрировала публике, пояснив:

– Это хлустальные башмачки, плавда класиво?

Она настолько увлеклась туфельками, что позабыла о роли и лишь после многочисленных подсказок посетовала:

– Но у меня нет калеты, клестная!

– Смотри же! – Фея широко взмахнула палочкой и сшибла корону с головы крестницы.

Настал главный момент представления. Сначала через сцену перекинули веревку, затем голос Эмиля скомандовал: «Тяните!»

– Поосторожней там! – заволновался Сайлас.

Затем раздался взрыв хохота, потому что на сцене появились четыре картонные крысы, ножки у них были тоненькие, хвосты кривые, но головы удались на славу, с черными блестящими бусинами вместо глаз. Мыши везли – так, по крайней мере, должно было казаться, – великолепный экипаж: гигантская тыква красовалась на желтой подставке на колесиках. Впереди восседал веселый маленький кучер в белом парике из ваты, шапке набекрень, красных бриджах и расшитом камзоле. Он энергично щелкал кнутом и дергал поводья, роняя серых скакунов. Это был Тедди, который сорвал бурные аплодисменты неотразимой улыбкой, а дядя Лори сказал: «Эх, мне бы такого кучера!»

Экипаж остановился. Крестная фея посадила туда Золушку, и та, посылая публике воздушные поцелуи, укатила за кулисы. Из окна торчали серебряные туфельки, розовый шлейф волочился по полу – карета была безусловно великолепна, но, нужно признать, принцесса чуть больше в нее уже не поместилась бы.

Далее последовала сцена бала, и Нэн с Дейзи нацепили на себя все украшения разом. Нэн в роли спесивой сестры была особенно хороша, когда, расталкивая воображаемых дам локтями, шла по бальной зале. Принц одиноко сидел на не слишком устойчивой конструкции, изображающей трон, оглядывал зал из-под сползающей на лоб короны, играл с мечом и любовался розочками на туфлях. Когда к трону приблизилась Золушка, он вскочил и воскликнул галантно и пылко:

– Боже мой! Кто эта красавица? – И тут же повел даму танцевать, а сестры, скроив недовольные гримасы, с презрением отвернулись.

Маленькие актеры вдохновенно исполнили неповторимый в своей изящности танец, детские личики были серьезны, костюмы нарядны, а все па так изумительны, что малыши казались фигурками, нарисованными на веере Ватто[31]. Принцесса путалась в шлейфе, принц Роб чуть не упал, споткнувшись о меч, но оба достойно справились с трудностями, и каждый грациозно исполнил свою партию, изредка удивляя партнера неожиданными фигурами.

– Брось туфельку! – шепнул голос миссис Джо, когда Золушка собиралась сесть на место.

– Ох, я забыла! – Бесс, аккуратно сняв серебряный башмачок, бережно положила его посередине сцены и, сказав Робу: – Теперь лови меня! – убежала прочь.

Роб, подобрав туфельку, послушно посеменил следом.

В следующей сцене, как и положено в сказке, появился королевский глашатай. Тедди (все еще в костюме кучера) дунул в трубу, и две высокомерные сестрицы принялись напяливать башмачок. Нэн настояла, что понарошку отрежет себе большой палец, и проделала это столь натурально, что маленький глашатай испугался и закричал:

– Остоложно!

Затем позвали Золушку, она пришла, на ходу подпоясывая халат, надела туфельку и радостно объявила:

– Это я плинцесса!

Дейзи в слезах просила прощения. Нэн, любительница трагедий, внесла некоторые изменения в сценарий и, упав в обморок, наслаждалась остатком представления лежа. Оно, впрочем, было недолгим – вбежал принц, рухнул на колени, с пылом поцеловал ручку принцессы, затем глашатай еще раз дунул в трубу, чуть не оглушив зрителей. Занавес опустить не успели, как Золушка бросилась к отцу со словами:

– Мы хорошо играли, правда?

Принц с глашатаем начали фехтовать трубой и деревянным мечом.

– Это было прекрасно! – сказали все. Когда наконец восторги немного улеглись, вышел Нат со скрипкой.

– Тише! Тише! – зашикали друг на друга мальчишки, пытаясь поддержать стеснительного исполнителя.

Баэры думали, что Нат сыграет одну из старых, хорошо знакомых ему вещей, однако, к своему удивлению, услышали новую прекрасную мелодию. Нат играл как никогда раньше. Нежная песнь без слов проникала в самое сердце, повествуя о надежде и радости, даря умиротворение и счастье. Тетя Мэг склонила голову на плечо Деми, бабушка отерла глаза, а миссис Джо, взглянув на мистера Лори, шепнула:

– Это ты написал?

– Я лишь помог Нату выразить благодарность воспитателям! – шепнул в ответ мистер Лори.

Нат, поклонившись, собирался сойти со сцены, однако множество пар рук настойчиво захлопали, требуя продолжения. Лицо скрипача светилось от счастья, когда он заиграл веселую мелодию, от которой ноги сами собой пускались в пляс и хотелось подпевать.

– Расчистим место! – воскликнул Эмиль.

Стулья раздвинули, взрослые разошлись, а дети вышли в центр.

– Помните о манерах! – воскликнул Эмиль, и мальчики побежали приглашать дам со всей галантностью, на которую были способны. Младшие едва не подрались за право танцевать с Принцессой, но та выбрала Дика. У миссис Джо отбоя не было от кавалеров, тетя Эми предпочла Францу Дэна, к большой радости последнего. Нэн, разумеется, встала в пару с Томми, а Дейзи с Натом. Дядя Тедди пригласил Азию, – та любила «поплясать», как выражается Дик Свивеллер[32], и радовалась оказанной ей чести. Сайлас танцевал с Мэри-Энн в холле, и в ближайшие полчаса Пламфилд наполнился весельем.

Праздник завершился торжественным шествием с участием всех детей. Во главе ехала карета-тыква с маленькой принцессой и кучером, а мыши, подпрыгивая, волочились следом.

Пока дети наслаждались процессией, взрослые, любуясь маленькими воспитанниками из гостиной, вели тихую беседу.

– О чем ты думаешь, сестрица Джо, сидя тут в одиночестве со счастливой улыбкой? – спросил Лори, подсаживаясь на диван.

– Думаю, мы славно потрудились этим летом, и наших мальчиков ждет прекрасное будущее! – ответила та.

– Полагаю, все они станут поэтами, художниками, государственными деятелями, знаменитыми полководцами или, по меньшей мере, крупными коммерсантами?

– Нет, я уже не настолько честолюбива, как раньше! Мне достаточно видеть их честными, порядочными людьми. Хотя некоторые из них все же слегка меня прославят… Деми – необыкновенный мальчик, я думаю, он станет великим человеком в лучшем смысле этого слова. Да и остальные добьются успехов, особенно двое последних моих мальчиков! После сегодняшней игры Ната я окончательно уверилась в его таланте.

– Рано судить. Он, безусловно, способный музыкант и сможет зарабатывать на жизнь любимым делом. Порасти его еще год-другой, а потом я его заберу и выведу в мир.

– Как я рада за Ната! Подумать только – всего полгода назад он пришел к нам такой несчастный и одинокий! За Дэна я тоже спокойна. Мистер Хайд скоро его заберет и будет радоваться старательному и умелому помощнику. Дэн горы свернет, если платить ему любовью и доверием, и в нем достаточно жизненной силы, чтобы самому творить свою судьбу. Мы славно потрудились над этими мальчишками. Они такие разные: один нежный, другой необузданный, но оба изменились к лучшему и подают большие надежды.

– Ты волшебница, Джо!

– Нет, я просто люблю их и не скрываю этого, а остальное – заслуга Фрица.

– Сдается мне, «просто любить» – довольно тяжелая работа! – заметил Лори, погладив впалую щеку миссис Джо и глядя на подругу детства даже с большим восхищением, чем в юности.

– Не надо меня жалеть, Тедди! Я теперь старая, но очень счастливая женщина! – Она обвела комнату удовлетворенным взглядом.

– Да, твоя задумка реализуется все лучше и лучше с каждым годом! – сказал он, выразительно кивнув на веселую детскую возню.

– Конечно, с твоей-то помощью! – ответила миссис Джо, с благодарностью глядя на щедрого мецената.

– Мы все гордимся твоей школой и успехами ваших учеников! Тебе прочили совершенно другое будущее, Джо, но это так тебе подходит! Как же ты здорово все придумала! – воскликнул Лори, по обыкновению уклоняясь от благодарностей.

– А ты поначалу смеялся и до сих пор подшучиваешь над всеми моими озарениями! Разве не ты говорил, что воспитывать девочек вместе с мальчиками – ужасная затея? Теперь видишь, как ты был неправ? – Она указала на счастливую группу мальчишек и девчонок, которые танцевали, пели и болтали вместе, являя собой картину крепкой дружбы.

– Ладно, сдаюсь! Когда Златовласка подрастет, отправлю ее к тебе – это ли не лучшее признание?

– Я буду бесконечно горда, если ты доверишь мне свое маленькое сокровище! Правда, Тедди, девочки невероятно благотворно на них повлияли! Знаю, ты будешь смеяться надо мной, но я привыкла, так что слушай: я люблю представлять, что моя семья – это маленькая модель мира. И в последнее время я имела счастье наблюдать, как положительно влияют на мужской мир женщины. Дейзи – прирожденная хранительница очага, она привносит нежность и заботу. Нэн неугомонна, энергична и решительна, она научила ребят восхищаться женщинами, принимать от них помощь, доверять женской силе и учитывать наше мнение. Что касается твоей Бесс – она истинная леди, пример красоты, утонченности и грации. Малышка невольно облагораживает мальчишек, мягко удерживая от жестокости и грубости, и делает их джентльменами в лучшем смысле этого слова.

– Иногда истинной леди не справиться с задачей! Порою нужен кто-то неугомонный и решительный, чтобы превратить мальчика в мужчину! – Лори с многозначительным смехом отвесил поклон.

– Нет, думаю, что истинная леди, на которой женился вышеупомянутый мальчик, сделала для него больше, чем сумасбродная Нэн его юности! А также не обошлось и без нежной заботы! – Джо повернулась к матери, сидящей неподалеку от Мэг – миссис Марч была полна достоинства и красоты преклонного возраста, и Лори, взглянув на нее с сыновьей любовью и почтительностью, серьезно ответил:

– Да, я многим обязан этим трем женщинам, и верю, что девочки просто необходимы твоим мальчишкам.

– Это взаимно, уверяю тебя! Музыка Ната много значит для Дейзи, Дэн лучше всех нас справляется с Нэн, Деми с такой легкостью учит твою Златовласку, что Фриц прозвал их Роджер Ашэм и леди Джейн Грей![33] Боже мой! Если бы мужчины и женщины доверяли друг другу, помогали и понимали, как это делают мои дети, до чего прекрасным стал бы наш мир! – Взгляд миссис Джо затуманился, будто она уже видела перед собой новое прекрасное общество, где люди живут так же счастливо и безгрешно, как ее воспитанники.

– Ты приближаешь прекрасные времена, дорогая! Продолжай верить, трудиться и доказывать возможность их наступления успешностью своего маленького эксперимента! – сказал подошедший мистер Марч, который не потерял веры в человечество и надеялся увидеть, как царят на земле мир, счастье и любовь.

– Я не настолько амбициозна, отец. Я лишь хочу дать этим детям дом и научить их нескольким простым вещам, необходимым для жизни. Честность, смелость, трудолюбие, вера в Бога, в людей и в себя – вот и все!

– Это главное! Дайте им опору, и неважно, что их ждет во взрослой жизни, ваш труд они оценят и не забудут никогда, дети мои!

Во время его речи к ним присоединился профессор, мистер Марч пожал руку обоим и отошел.

Джо, довольная отцовской похвалой, тихо беседовала с мужем, а Лори выскользнул в холл. Вскоре дети гурьбой вбежали в комнату, взялись за руки и закружили вокруг мистера и миссис Баэр с веселой песней.

На последнем куплете круг сжался, и добрый профессор с женой оказались в тесном кольце маленьких ручек и счастливых лиц, глядя на которые становилось ясно – на каждой из этих грядок прижилось и расцвело то главное, что они посеяли.

Ибо любовь – растение, которое приживается в совершенно разной почве, а окрепнув, творит чудеса, выдерживает и осенние ливни, и зимние морозы, цветет и благоухает круглый год, на радость садовникам.