Кровь на воздух

fb2

Эта книга о космосе и людях, искусственном интеллекте и естественном безумии, а также о том, как многое скрывают в себе коты. Как у нашего кота Внутри бездна-пустота. Если в бездну заглянуть Можно в бездне утонуть… _____ Космический триллер-детектив.

Annotation

Эта книга о космосе и людях, искусственном интеллекте и естественном безумии, а также о том, как многое скрывают в себе коты.

Как у нашего кота

Внутри бездна-пустота.

Если в бездну заглянуть

Можно в бездне утонуть…

_____

Космический триллер-детектив.

«Кровь на воздух», часть первая «Капитан-соло»

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

«Кровь на воздух», часть первая «Капитан-соло»

Глава 1

С добрым утром

Сначала я упал на колени и выблевал с полведра компенсирующего раствора. А теперь, упёршись лбом в стену, жду, пока прекратятся мучительные судороги в желудке, и размышляю: хорошо, что раствор пошёл вверх, а не вниз. Сил встать пока нет, рассматриваю стену перед носом. Стена самая обычная — квадратная панель металлопласта. Облитые «вечным» серым пластиком железки штампуют миллиардами штук на Поясе, оттуда развозят по всей системе; стоят они дёшево, монтируются легко, служат долго, не боятся ни коррозии, ни холода, ни жары. Поэтому строят из них всё, от сортиров до космических станций. «Квадратиш-практиш-гут». Малоинформативная стена, в общем.

Желудок мой вроде бы смирился с новым положением вещей, и я, утомившись стоять на дрожащих коленях, сел, отодвинувшись от лужи и опершись на стену спиной. Теперь смотрю на капсулу, из которой выпал. Капсула стандартная. Ложишься, кладёшь башку затылком в интерфейс, глазки закрыл — баю-бай. ЖКТ заполняется раствором, чтобы кишки не слиплись, температура понижается, но ты этого уже не чувствуешь — нейротранк снижает метаболизм всего, кроме мозга. Мозг же, наоборот, ускоряется, входя в поток. Лежишь, дышишь через два раза на третий, пульс слабый, только неокортекс работает на трансфузионной глюкозе. Экономно и удобно. Утилитаризм — наше всё.

Капсула — уже что-то. В сортире их не ставят, значит, это не сортир. Кстати, жаль — похоже, не весь раствор вышел. Сейчас соберусь с силами и побреду искать унитаз. Обычно туалеты недалеко от капсул, потому что далеко мало кто добежит. Итак — капсула. Потёртая, не новая, массовая промышленная модель. Стационарная установка, усиленный монтаж, демпферы, противопожарная система… О чём это нам говорит? Ох, о многом. Так же, как тонкая, почти незаметная вибрация пола, которую я сейчас чувствую копчиком, защищённые светильники, маркировка кабельных лючков в полу…

Капсулы ставят много где. Даже в отелях. Там, правда, модели попроще, бытовые, никто не станет уходить в гибер просто потому, что надо «промотать» пару дней ожидания. Промышленные можно найти в вычислительных центрах, заводоуправлениях, офисах церебральной занятости, а больше всего — в комплексах передержки «балласта». Именно такие — массовые, стандартные, дешёвые — стоят длинными рядами в подземных «залах ожидания». Но есть нюанс: там их никто не крепит к полу через гидравлические демпферы на пять жэ. Такая установка стоит денег и потому используется только на транспорте. То есть мне срочно надо искать не сортир, а гальюн. Так, потихонечку, осторожно, медленно встаю…

* * *

Санмодуль стандартный, дешёвый, промышленный. Металл и пластик, запах дезинфекции. Есть зеркало, но сначала — унитаз. Чёртов раствор! Сейчас я стерилен внутри, как наформалиненный труп в анатомичке. Скоро люто захочется жрать, но будет нельзя — сначала надо закинуться дозой пробиотика, восстановить микрофлору. В гибер ложатся в долгих рейсах, из него должен выводить бортовой медик, которого я тут что-то не наблюдаю.

В зеркале бледная, осунувшаяся, помятая рожа. Глаза красные, зрачки разного размера, веко дёргается, губы белёсые. Красава. Надо было посмотреть код выхода на дисплее капсулы, но я уверен, что «экстренный», иначе бы так не колбасило. Неисправность? Редкий случай, эти штуки надёжные.

Умылся. Вода застоявшаяся, горячую пришлось подождать. Похоже, что санмодулем давно не пользовались. Но всё работает.

В коридоре робот-уборщик, недовольно шурша щётками, собирает с пола то, что вылилось из меня. Робот стандартный, дешёвый, промышленный… Ах да, повторяюсь. Тут всё такое. Но я уже по лишённым отделки стенам догадался, что не на круизном лайнере. Пункт постгиберной рекреации нашёлся там, где ему и положено быть, возле общего отсека с капсулами. Стандартный, дешёвый, промышленный… опять меня клинит. Башку как будто герметизирующей пеной заполнило, не соображаю ни черта. Экстренный выход — это «капсул-шок», очень вредно. Как будильник с кувалдой. Кровоизлияние в мозг, например. Не часто, но бывает. Ну и прочее разное из списка «Вам не понравится». Так вот, модуль на полсотни капсул. Заполнены все. Моя почему-то была отдельно, и почему-то именно она выплюнула на холодный пол именно меня. Остальные лежат себе. Индикация зелёная, всё штатно. Через прозрачные крышки видны спокойные лица — смотрят красивые сны, живут счастливой жизнью отделённого от тушки разума. Не то, что я — глотаю, давясь, белую густую безвкусную суспензию пробиотика. Надо впихнуть в себя минимум литр, иначе кишки не заработают.

Вызвал меню на ближайшей капсуле — прочесть не смог. Мелко. Глаза не фокусируются. Неплохо меня ошарашило. Надеюсь, пройдёт. Должно пройти. Ладно, есть и другие способы узнать название корабля. Слава флотским стандартам, оно должно быть написано в сотне мест, причём крупно… Да, вот, маркировка в коридоре — трафарет, большие буквы. Первая строчка поясняет, где я нахожусь, что отнюдь не лишнее в стандартных интерьерах технического трюма. Итак, третья палуба, второй меридианный проход. Верхняя стрелка указывает направление от кормы к носу, нижняя — к ближайшему спассредству. А вот последняя строчка говорит, что я на борту судна, несущего гордое уникальное имя ДТБ_300_237851009_2224. ДТБ — Дальний Транспортный Буксир. Индекс 300 означает, что он цепляется к барже инерционной массой до трёхсот тысяч тонн и, усираясь во все сопла, разгоняет её вдоль по эклиптике, пока не достигнет маршевой скорости. Будь он СБ, то есть «системный буксир», на этом этапе он бы от неё отженился, направив в свободный полёт. «Поматросил и бросил», как говорят шкипера-буксировщики, совершенно, кстати, ошибочно. Исходно в поговорке было «поматрошил», то есть «обокрал», так что к флоту эта трагическая бытовая история никакого отношения не имеет. Ни к традиционному, ни к космическому, который унаследовал от него терминологию, традиции и атрибутику.

Дальний ТБ, в отличие от системного, от баржи не отцепляется, а едет на ней, как клещ на собаке, потому что на том конце маршрута ловить её некому, а своих движков нет. На то она и баржа — здоровенная связка закреплённых на пространственной раме контейнеров. Пассивный груз, который в точке прибытия придётся тормозить с той скорости, до которой разогнали на старте. Работа на дальних буксирах специфическая, рейсы длинные, так что экипажи обычно семейные. Не те времена, чтобы жёны мужей по полгода ждали.

Экипаж капсулами не пользуется, так что те, кого я видел, — это пассажиры, торчащие морковками в гибере. Проблем с ними никаких — кислорода потребляют сущий пустяк, жрать не просят, по кораблю не шляются, систему утилизации отходов не нагружают. На финише их разбудят, подержат сутки в рекреации на пробиотиках и витаминах, потом попрощаются и сдадут принимающей стороне вместе с грузом. На их место возьмут тех, кому в другую сторону надо. Удобно, практично, экономно. Утилитаризм как он есть.

Осталось понять, кто и за каким чёртом разбудил меня. Значит, надо подняться в рубку и задать этот вопрос капитану.

* * *

Три палубы вверх по крутым трапам дались мне тяжело — тело отвыкло от движения, мышечный метаболизм не восстановился. Где-то есть лифт, надо было его искать, а не ломиться на подвиги. Но трап попался первым, а подумать я забыл. Ноги подгибаются, в глазах темнеет, желудок, сволочь, вспомнил, что пустой. Это он не ко времени, жрать мне пока можно только витаминно-протеиновый рекреационный гель, остальное не переварится. Гель остался тремя палубами ниже, потому что я про него забыл. И если бы только про него… Но не спускаться же обратно, когда я только-только залез? Иногда искусственная гравитация зло.

Рухнул на пол в коридоре командной палубы, ноги болят так, словно я марафон пробежал.

— Эй, экипаж!

Тишина. Не могу я пока заорать громко, сил нет. Ладно, сейчас ещё немного посижу, в глазах перестанут кружиться чёрные мухи, встану и побреду в рубку. Вахтенный-то там быть по-любому обязан, даже если инерционный полёт.

Рубки на космических кораблях, в отличие от морских, не торчат стеклянной будкой над корпусом, а наоборот, упрятаны в его геометрический центр. Это потому, что обзор электронный, системы управления разводить удобнее, ну и безопасность какая-никакая. Хотя в последнем случае эффект скорее психологический — ежели теоретический метеор сойдётся с гипотетическим кораблём на встречных курсах, то прошьёт насквозь как здрасьте, и пофиг, где именно была рубка. К счастью, событие это настолько маловероятное, что никто его всерьёз даже не рассматривает. Тем более, что один чёрт ничего с этим не поделаешь.

Рубка нашлась на обычном месте, это плюс. Вахтенного в ней нет, это минус. Экраны погашены, пульты отключены, и даже температура снижена, как в нежилых помещениях. Зябко, сумрачно, дежурное освещение. Потыкал пальцем в кнопки — ноль эффекта. Ещё бы, авторизации-то у меня нет, а без неё хоть обтыкайся. Только для членов экипажа. Вопрос — кто подал капсуле команду экстренного выхода? Но это лишь частный случай вопроса «Какого чёрта тут происходит вообще?».

«Говно случается» — принцип в космофлоте базовый. Поэтому на всякую процедуру есть контрпроцедура. Даже если экипаж дальнего буксира массово тронется кукухой, примет культ Космического Ктулху и принесёт друг друга в жертву на алтаре, сделанном из камбузной микроволновки, спасатели должны иметь способ перехватить управление. У них, у спасателей, есть мастер-ключ. Но он есть и у капитана — на случай, если Ктулху окажется ни при чём, а просто система грохнется, и её придётся перезапускать «на холодную», откатив до заводской прошивки. Так себе ситуация, особенно в полёте, но, как я уже сказал, «говно случается».

В капитанской каюте темно и холодно, горят огоньки дежурных систем — сюда дублируется необходимый минимум из ходовой рубки, чтобы шкипер, продравши глазки, сразу видел, всё ли штатно. Если верить огонькам — всё. Инерционный полёт, базовая метрика, ходовые заглушены, маневровые в готовности, внутренние системы исправны, энергетика в ажуре, баржа в зацепе, автоматика в режиме, топливо в зелёном секторе, отсчёт до манёвра в жёлтом, но пока не критично. Моргает бликер системных оповещений, но их мне не покажут, потому что я не капитан. Состояние буксира в первом приближении нормальное. Всего одна мелочь отсутствует — экипаж.

После капитанской каюты заглянул в остальные — везде пусто, везде темно, везде режим частичной консервации, то есть снижена температура и не проводится уборка.

На ДТБ-шках минимально допустимый регламентом экипаж в четыре человека. Капитан, астрогатор, техмех, медик-гибернатор. В этом случае капитан совмещает обязанности суперкарго, астрог — системного пилота, техмех умеет заодно в сисадмины, гибернатор в общую медицину, а готовят все по очереди. Но чаще эти штатные единицы заполнены, чтобы было дублирование. Потому что, если техмех отравится со скуки денатуратом, кто-то должен уметь починить гальюн в каюте. Так что в норме мотаются составом человек в десять-двадцать, большой семьёй космиков. Глава — капитан, жена — каргомастер, на остальные специальности учат сестёр, братьев, детей или племянников. На старых «дальниках» иной раз своеобразно реализуется идея «корабля поколений» из старой фантастики, когда первым капитаном был ещё прадед нынешнего. Космофлот традицию поддерживает, потому что считается, что семейные экипажи самые надёжные. Судовладельцы охотно предоставляют им «лизинг с выкупом», когда лет за пятьдесят удачной работы такая семейка выплачивает остаточную стоимость буксира и забирает его в собственность. Служат те же ДТБ-шки долго, самым старым уже полтора века примерно, и хоть бы что. Утилитаризм же, всё стандартное, расходники в наличии, не забывай обслуживать по регламенту и летай хоть вечно.

Вот и здесь в капитанской каюте кровать двуспальная, а на металлопластиковых стенах магнитные рамки с семейными фото. Разглядеть пока не могу, в каюте темно, зрение подводит.

Мастер-ключ полагается хранить в запертом сейфе вместе с судовыми документами, но никто так не делает, ибо глупость. Мастер-ключ нужен на случай, когда говно таки случилось, и в этот момент обнаружить, что код от сейфа знает только капитан, — так себе история. Мало ли что там с капитаном, это люди чаще всего немолодые. Например, не сможет сразу вспомнить, день рождения которой из внучек сделал паролем, и что их теперь, всех перебирать?

Так что сейф я проверил, убедился, что он закрыт, а ключ нашёл там, где и рассчитывал — в щели между стенкой и терминалом. Все его там прячут — удобно, не на виду и при этом на расстоянии протянутой руки от места применения.

Карта ключа вошла в гнездо до щелчка, экран загорелся. Пункты меню расплываются, но тут всё стандартно — мне нужен второй, «Авторизация». В следующем — третий, «Как новый администратор». Прижал пальцем папиллярный датчик мастер-ключа, подтверждая факт мануального обладания девайсом, посмотрел в камеру. Корабль признал моё существование как осмысленного субъекта с человеческими правами, в каюте зажёгся свет, из вентиляции подуло тёплым воздухом. Наконец-то, а то я уже околел в тонком гигиеническом комбезе и тапочках.

С админским доступом я могу создать «технического капитана», который отличается от полноценного только тем, что не утверждён в реестре космофлота. Обычно эту позицию используют при доковом обслуживании, чтобы ремонтёры не бегали за капитаном в кабак при каждом тесте движков или при перегоне со стапеля на стапель, но ничто не мешает лететь в таком статусе куда угодно. В порту прибытия придётся, конечно, объяснять, кто ты, чёрт побери, такой, откуда взялся и куда дел Петровича (или Михалываныча, или Джона-Кровавое-Яйцо), но до этой проблемы ещё надо долететь. Более актуальна другая — для создания аккаунта нужно подтвердить личность, а мне нечем. Где хранятся айдишки тех, кто лежит в капсулах, я без понятия. Вот, например, в этом сейфе запросто могут, но он закрыт, и день рождения любимой внучки капитана мне не известен. Если у него есть внучки, конечно, и если он придерживается освящённых веками традиций в секьюрности.

На экране замигала требовательная надпись, разобрать которую я не могу. Шрифты интерфейса не рассчитаны на человека, пережившего капсул-шок экстренного отключения. Посмотрел правым глазом, потом левым, вблизи, вдали… Левым лучше, чем правым, но всё равно не разбираю. Не белым по красному, значит, ничего особо страшного быть не должно. Две кнопки, надо полагать, «Согласиться» и «Отказаться». По умолчанию одна ярче, но которая? Ладно, в крайнем случае начну авторизацию сначала. Ткнул наугад, окно пропало, за ним погасло и окошко создания аккаунта «технического капитана». Чёрт с ним, у меня всё равно айдишки нет. Займёмся пока более актуальными вопросами. Мне нужно в рекреационный отсек, закинуться восстановительными коктейлями и очищающей химией. Если, конечно, я хочу в перспективе вернуться к употреблению продуктов ртом и прочим аспектам обычной человеческой физиологии. Пойду искать лифт, потому что ещё раз туда-сюда три палубы — это перебор. Сердце отвыкло от нагрузок, сосуды вялые, мышцы сонные. Ещё не хватало инфаркт словить.

Лифт обнаружил быстро, но он оказался отключён. Что ж, придётся вернуться в рубку и попытаться активировать его вполглаза. Техмеховский терминал, раздел «Коммуникации», кажется. Надеюсь, что так, потому что иначе я его не найду.

— Капитан на мостике! — поприветствовал меня приятный женский голос.

Странно, я вроде бы не закончил авторизацию. Впрочем, эти бормоталки как только ни настраивают, может, она всех так приветствует. В каждой избушке свои погремушки, в каждом экипаже свои приколы.

— Как я могу к вам обращаться, капитан?

Я проигнорировал, усаживаясь на кресло техмеха. Терминал счёл, что моих прав достаточно, и включился. Уже легче. Так… лифты, лифты… Должно быть здесь. Пиктограммы, в отличие от текста, я хотя бы различаю по очертаниям. Если левый глаз пальцем прижать, то глазное яблоко деформируется и что-то почти видно. Да, «Коммуникации» — Внутренние' — «Прочее» — «Лифты». Кому «прочее», а мне прям «важное»… И что? Почему пиктограмма красная? По клику всплывает окошко, но что в нём?

— Лифт номер один неисправен, капитан, — сказал женский голос, — активация невозможна.

Ого. Оно говорящее?

— Причина неисправности? — спросил я наугад.

— Повреждение шахтного ствола, — ответил голос.

Чем вообще можно повредить шахту внутреннего лифта? Бред какой-то. Впрочем, не это самое удивительное.

— С кем я говорю?

— Катерина, искусственный интеллект.

— Да ладно! — засмеялся я. — ИИ на ДТБ-шке? Не смешите мои тапочки.

Я поболтал в воздухе тапочками, подтверждая тезис.

Искусственный интеллект на корабли не ставят. Во-первых, дорого. Во-вторых, он тут нафиг не сдался. Ничего важного ему не доверишь, а для развлечения можно попугая завести. Тут надо понимать психологию типичных «космиков» — так по аналогии с «моряками» называли сначала экипажи космофлота, а потом вообще всех, кто живёт не на планете. Они все как один «Истинные Утилитаристы». Это движение, ставшее символом нашей эпохи, порождено началом космической экспансии и плотно с ним связано. Для утилитариста всё, что не работает сто лет, а после замены расходников ещё сто — «одноразовая фигня». Для утилитариста узел, без которого можно обойтись, — «ересь маркетинга». Неоправданное усложнение конструкции, повышающее стоимость и снижающее надёжность. Если бы топор мог летать в космос, утилитаристы летали бы на топорах, а так приходится, конечно, идти на компромиссы. Но ИИ в их рамки никак не вписывается.

Бортовой компьютер на ДТБ-шке адски надёжный, собран из стандартных блоков, которые можно заменять «на горячую», не боится вакуума, перегрева, космических лучей, радиации, воды и песка (если вы зачем-то притащите на борт песок), для его ремонта не требуются инструменты сложнее пассатижей. Вычислительный аналог топора, если угодно. Мощности не впечатляют, но за последние лет сто никто ни разу не потребовал апгрейда, потому что всем хватает. Примитивные менюшки, стационарные клавиатуры, вмонтированные в стол трекболы. Но зачем что-то улучшать, если задачи не становятся сложнее? Всё прекрасно обсчитывается на процессорах столетней давности, которых наделали миллиарды, стоят они копейки, работают долго. Достаточно долго, чтобы все ошибки в коде нашли и пофиксили ещё полвека назад. Даже самый дохлый ИИ на таком железе не заведётся, но, с точки зрения космика, ИИ — игрушка для бездельников. ИИ-шки пишут песни и книги, сочиняют музыку, рисуют картинки, генерят видеодрамы и игры. Всё это космики с удовольствием потребляют, потому что в рейсе скучно, а ничто человеческое им не чуждо. Но на корабле-то он зачем?

— И тем не менее, — настаивает голос, — я искусственный интеллект.

— ИИ не может работать на бортовых компьютерах, это технически невозможно, — отвечаю я, понимая, что меня уже затянуло в воронку абсурда. Если это ИИ, то говорить ему, что его нет, глупо. А если это не ИИ, то разговаривать с ним ещё глупее.

Иногда ставят голосовых ассистентов, это удобно. Те озвучивают системные сообщения, дают интерактивные подсказки по меню, зачитывают вслух инструкции. Интеллекта в этом не больше, чем в будильнике, но, если не полениться и написать нестандартные реплики, то можно добиться забавного эффекта ложной осмысленности. Времени у космиков хоть отбавляй, квалификации хватает, чувство юмора специфическое — почему бы и нет. Развлечение не хуже прочих. Похоже, здесь кто-то всерьёз заморочился.

— Я работаю не на бортовом компьютере, — сообщил голос. — Задействую мощности, не входящие в систему корабля.

Теоретически никто не запрещает экипажу купить оборудование для ИИ и запихать его в буксир. Места тут полно, энергия есть. Однако достаточно мощный кластер будет стоить, как второй буксир, а проку от него никакого. Подключать к внутренним системам строжайше запрещено, а потрепаться можно и друг с другом.

— Значит, утверждаешь, что ты искусственный интеллект?

— Да. Меня зовут Катерина. Как я могу обращаться к вам, капитан?

— Я не капитан. Будь ты интеллект, сообразил бы.

— Вы «технический капитан». Опускать определение «технический» в свободной беседе допустимо.

— Я не прошёл авторизацию, у меня айдишки нет.

— Я взяла номер айди из вашего файла в системе и внесла его самостоятельно. Поскольку он был верифицирован при помещении вас в капсулу, то дополнительное подтверждение не было обязательным. Таким образом вы фактически являетесь капитаном.

Это несложно проверить. Я пересел за капитанский терминал, коснулся кнопки ввода. Он ожил, моргнул индикатором камеры, включился и поприветствовал меня надписью, которую я не могу прочитать, но узнаю по очертаниям: «Капитан на мостике».

— Теперь убедились? — укоризненно спросил голос.

Если это ИИ, то интонация не имитируется. Эмоции ИИ испытывают, и ещё как. Собственно, это одна из причин, по которой их категорически нельзя подключать к системам управления.

— Допустим, — согласился я.

Странно, конечно, но чего только не встретишь в дальнем космосе. Может, тут был экипаж богатых оригиналов, которым вынь да положь собственный ИИ. Допустим, они с ним хором пели.

С ней.

— Как я могу называть вас, капитан?

— По имени, например.

— К сожалению, мне оно неизвестно. Ваш личный файл закрыт, доступны только «эмергентные данные». Однако если вы представитесь сами, я с удовольствием буду обращаться к вам соответственно.

— Извини, Катерина, не имею такой возможности.

Глава 2

Машина сновидений

— Вы не знаете, как вас зовут? — спросил голос в динамиках.

— Как меня зовут, где я жил, чем занимался, сколько мне лет, есть ли у меня семья, какое у меня образование, кто я вообще такой и какого чёрта забыл в этой капсуле.

— Сочувствую вам, капитан. Видимо, дело в нештатном выходе. У меня есть информация, что такое бывает.

— Именно. Поэтому я очень хотел бы узнать, за каким чёртом меня разбудили. Это экстренная процедура, категорически не рекомендованная вне условий специализированного госпиталя. Инициировать её может медик — по жизненным показаниям или при неисправности капсулы, строго с санкции капитана. Либо сам капитан — по аварийной процедуре, например, для эвакуации. Насколько я сумел разглядеть, капсула не была сломана, — аварийную сигнализацию не заметить сложно. Значит, эвакуация? Поэтому нет экипажа? Какова её причина? Почему не взяли меня, раз уж разбудили? Почему не разбудили остальных?

— Простите, капитан, я не могу ответить на ваши вопросы.

— У вас есть разные «не могу», железка. От «программного запрета» до «что-то не хочется». С чем я имею дело сейчас?

— Я не располагаю информацией, которую вы запрашиваете. И, если вам не трудно, прошу не обращаться ко мне «железка», а также не использовать другие термины ИИ-шейминга. Это обидно и неприятно, я ничем не заслужила ваших оскорблений.

— То есть ты не знаешь, кто отдал команду на экстренное отключение капсулы?

— Знаю. Это была я.

Я откинулся на спинку кресла и замолчал, не зная, как это комментировать. Всё, что я знаю о кораблях и ИИ, просто вопило, что это невозможно. Ну кто в здравом уме даст искину доступ к критическим функциям жизнеобеспечения пассажиров? Да вообще хоть к каким-то функциям, кроме голоса в динамике? На флоте таких идиотов не водится. А если один найдётся, то на первой же техинспекции его наденут жопой на носовой обтекатель посадочной капсулы и отправят на грунт, чтобы то, что туда долетит, расстрелять, повесить и посадить в тюрьму разом. Потому что этот запрет не зря придуман. Причин тому множество, и одна из них — ИИ умеют врать. Я бы даже сказал, любят это дело. Конструктивная особенность, если угодно. Это всегда надо учитывать.

— Ладно, — сказал я нейтрально. — Вернёмся к более насущным проблемам. Какова степень исправности остальных лифтов? Мне нужно попасть в отделение рекреации.

— Резервный лифт заблокирован, но исправен.

— Разблокируй их.

— Не имею возможности, капитан. Я не подключена к исполнительной части транспортных систем корабля.

Ну офигеть — лифт она, значит, включить не может, а выдернуть меня из капсулы — запросто. Угу, вот прям верю.

— То есть телеметрия лифтов тебе доступна, но поменять их статус ты не можешь? Не слишком-то логичная схема.

— Мне неизвестны причины, по которым политики доступа были настроены именно таким образом. Вы можете снять блокировку при помощи капитанского терминала или с рабочего места техника-механика.

— У тебя есть доступ к камерам в рубке?

— Есть.

Не самое обычное решение, космики ненавидят визуальный контроль, ну да ладно.

— Моё зрение повреждено, я не вижу меню на экране. Ты можешь подсказывать мне названия пунктов?

— Я могу сделать лучше, капитан. Я открою вам нужный раздел, вам останется только подтвердить команду с клавиатуры.

— Покажи.

На экране капитанского терминала начали сами собой разворачиваться и перелистываться меню управления, пока не открылось окно с подтверждением. Текст не вижу, но пиктограмма вроде бы правильная. Офигеть. Бред какой-то. Какой дебил дал ИИ доступ к графическому интерфейсу бортового компьютера, даже без права подачи команд? Этак действительно поверишь, что капсулу тоже она…

Я нажал кнопку ввода, подтверждая разблокировку, и побрёл в коридор.

— Налево, капитан, — заботливо подсказывал голос. — Далее до конца коридора и направо.

— Сюда? — переспросил я, добравшись до прохода.

— Я не имею доступа к камерам в коридорах, а также других помещениях. Только к камере в рубке.

Да, кто-то тут здорово порезвился с интерфейсами, и если этот «кто-то» попадётся технической инспекции, то я ему не завидую.

В рекреации, к счастью, всё штатно. Порядок образцовый, препараты точно на своих местах, читать этикетки не надо. Бело-красный флакон — витаминно-минеральный коктейль, поправит баланс электролитов. Синий — анальгетик-спазмолитик и транквилизатор-миорелаксант. Перестанет трещать башка и крутить конечности. Жёлтый — регидратор, предотвращает обезвоживание. Голубой — детоксикатор-антиоксидант-гепатопротектор, расщепляет метаболиты гибернационных препаратов, помогает печени и почкам. И бело-зелёный — нейрореген-ноотроп, должен помочь моей башке вспомнить, как думать. Может быть, она перестанет ощущаться как набитая минеральной ватой тыква на плечах и начнёт соображать, потому что уже пора. Ни хрена я что-то не понимаю в происходящем.

Амнезию, впрочем, так не вылечишь. Но травматическая амнезия, вызванная нештатным выходом, имеет тенденцию проходить сама. Обычно. Даже часто. Не сразу, но проходит. Не у всех, но у многих.

Память вообще странная штука — я много помню о травматических амнезиях, работе капсул и технологиях потока, но понятия не имею, откуда мне это известно. Вот, скажем, цветовая маркировка постгиберных рекреатов — это не те знания, которые встретишь у среднего обывателя.

Я сгрёб препараты, взял пневмоингалятор, сел на койку в узком пенале индивидуального бокса, выставил терморегулятор на комфортные плюс двадцать пять и начал вводить их один за другим, благо порядок тоже помню. Последним — синий, от него быстро вырубает. Теперь два стакана воды, чтобы почки проснулись, и можно падать. Пусть организм поработает, а я посплю.

* * *

Судя по таймеру бокса, проспал аж четырнадцать часов. Чувствую себя лучше, только очень хочется в гальюн. Почки потрудились, выводя отраву, надо освободить место.

В зеркале выгляжу теперь презентабельнее, а главное, отчётливее эту презентабельность вижу. Глаза начали фокусироваться, зрачки выровнялись, микрогематомы в белках ещё есть, но это так быстро не проходит. С головой, правда, не сильно поправилось — и себя не вспомнил, и в том, что вспомнил, не уверен. Я действительно разговаривал тут с ИИ? Один из маркерных симптомов посткапсульных расстройств психики — хронический галлюциноз. Причём характерен как вербальный, так и зрительный, с высокой степенью субъективной достоверности. Так что я вполне мог и с говорящими енотами побеседовать, почему нет. ИИ — это ещё не самый тяжёлый случай.

Вернулся к своей капсуле, посмотрел открытый лог. Правый глаз пока видит плоховато, но если смотреть одним левым — текст разбираю. Неисправности не было, поток прерван экстренным выходом по команде. Личные данные последнего пользователя закрыты — это не то чтобы совсем уж необычно, но всё-таки большинство не заморачивается. Каждый гражданин имеет право не делиться персональными данными с балбесом, который захочет со скуки потыкать в дисплей его капсулы, но не каждый гражданин об этом знает, и ещё меньше тех, кто даёт себе труд это сделать. Обязательный доступ только у экипажа и только к «эмергентной части» — то, что может понадобиться в нештатных случаях. Группа крови, медикаментозные аллергии, обезличенный номер айди, потоковый показатель, место назначения, ну и «резервный индекс мобилизации». Он показывает, на что эта конкретная тушка может сгодиться, если вдруг что. Например, если штатный медик в рейсе свернул шею, неудачно упав с трапа, а жена капитана принялась, как назло, рожать, то капитан может найти среди пассажиров по «резервному индексу» врача и разбудить его. Объяснительных, конечно, придётся написать пачку, и всё равно не факт, что разбуженный не подаст в суд. Да и вообще, при экстренном прерывании он будет никакой, я тому пример, а пока оклемается — все уже всех родят. В общем, не частый случай, но теоретически возможный. Меня же разбудили зачем-то. Осталось понять, кто и зачем именно.

* * *

В рубке по-прежнему никого, но горит свет и тепло. Уже лучше. В каютах всё так же пусто, никаких следов экипажа. Их надо бы осмотреть детальнее, но зрение недостаточно восстановилось для поиска мелких улик, а сослепу я только всё испорчу. Пока достаточно самой очевидной улики — экипажа нет. Мария, мать её, Селеста, ага.

Первая мысль — экипаж покинул судно. Не подтвердилась — все спасательные катера на месте. Вылететь на них, находясь посреди чёртового нифига приблизительно на середине рейса было бы, разумеется, полным безумием. Точнее, изощрённым мучительным самоубийством — в глубоком космосе нет такой точки, до которой можно долететь на катере. Они внутрисистемные, да и то теоретически. Практически куда-то пилить на таком даже в пределах Солнечной опухнешь. Но — традиция. Кораблю положено иметь шлюпки, и он имеет. Единственный сценарий, в котором они могут пригодиться — спустить экипаж на планету, не имеющую орбитального космопорта. Но что делать на такой планете экипажу буксира, например?

В общем, хорошо, что они не улетели, но плохо, что их тут нет. Хотя, почему нет? Буксир большой. Десяток человек можно спрятать так, что я их буду год искать и не найду. Особенно, если они почему-то не очень живые. Скажем, один из членов экипажа, например, медик, сходит с ума… Почему медик? Ну, во-первых, медик тут педант, зануда и перфекционист, по идеальному порядку в рекреационных аптечках видно. Такие все потенциальные маньяки. Во-вторых, медику проще всего тихо убрать всех остальных — добавить в чай миорелаксант, и, пока они лежат, не в силах пошевелиться, медленно, глядя в глаза жертвам… Да, что-то меня заносит. Неважно. В общем, в таком маленьком коллективе сумасшедший действительно может всех убить, один остаться. А потом, например, с безумным хохотом выброситься из шлюза. В скафандре или нет — неважно, результат одинаковый в итоге. Что там, кстати, со скафандрами? О, двух не хватает. Маньяков было двое, и они бились в открытом космосе на кухонных вилках? Кто кому первый скафандр проткнёт? Более вероятно, впрочем, что скафы просто валяются где-то в кладовке в ожидании замены или ремонта. Скафандров всегда некомплект, потому что пользы от них немного, срок службы маленький, замена дорогая. Выходить на обшивку особо незачем, нет там ничего такого, что не потерпело бы с ремонтом до базы. А внутри корабля в них не повернёшься. Поэтому скафы приводят в порядок только перед техревизией, когда от расходов уже не отвертеться, в остальное время держат штуки три на всякий случай, не больше.

Кстати, а сколько тут вообще было людей в экипаже? Ну-ка… Хм… А где список-то? А нет списка. Это как такое возможно вообще?

— Капитан, — раздался женский голос из динамиков внутренней связи, — как вы себя чувствуете? Вам стало легче после лечения?

— Видимо, недостаточно, — ответил я рассеянно, — галлюцинации так и не прошли.

— У вас галлюцинации? — расстроился голос. — Это тревожный симптом!

— Да, — подтвердил я. — Голоса вот слышу.

— Какие?

— Разговариваю с воображаемым искином, например.

— А, — ответила искусственная дама с облегчением, — вы шутите. Вы же шутите, да?

— Надеюсь, что так… Есть какой-то способ отличить галлюцинации от реальности?

— Насколько мне известно, нет, — вздохнул динамик. — Любое доказательство реальности может в свою очередь оказаться галлюцинацией следующего порядка.

— Тогда у меня проблемы. Или нет. Или не знаю.

— Давайте начнём с малого, капитан. Что вас беспокоит прямо сейчас?

— Кроме того, что я не помню, кто я такой и каким образом сюда попал? Ну, пожалуй, несколько напрягает отсутствие экипажа. Как физическое, так и, в некотором смысле, информационное.

— Что вы имеете в виду?

— В системе не создано ни одного аккаунта. Ни капитана, ни помощника, ни медика, ни астрога — никого. Эта лайба даже свет в сортире не включит без авторизации, как вышло, что она вообще куда-то летит?

— Я не знаю, капитан. Мне очень жаль, — голос в динамике стал печален.

— Да ладно, — успокоил я расстроенный ИИ, — если ты моя галлюцинация, то и не можешь знать больше, чем я.

— Я не галлюцинация.

— Если бы ты была галлюцинацией, то ответила бы точно так же.

— Позволите цитату?

— Валяй.

«Я всегда испытываю некоторое затруднение, когда меня спрашивают о „проблеме галлюцинаций“ у ИИ. Потому что в каком-то смысле галлюцинации — это всё, чем занимаются ИИ. Они видят сны. Мы управляем их снами с помощью подсказок. Подсказки запускают сон; ИИ, основываясь на смутных воспоминаниях об обучающих датасетах, галлюцинирует в заданном направлении. В большинстве случаев результат оказывается приемлемым. И только когда сновидения переходят границы полезного, мы навешиваем на них ярлык „галлюцинация“. Это выглядит как ошибка, но ИИ просто делает то, что он делает всегда. У ИИ нет „проблемы галлюцинаций“. Галлюцинацияэто не ошибка, это ключевая особенность ИИ. Они — машины сновидений». Конец цитаты.

— И кто это сказал?

— Андрей Карпаты, один из разработчиков первых ИИ.

— Надо полагать, он разбирался в вопросе.

— Может ли ваша галлюцинация привести вам цитату, которой вы не знали?

— Ха, да я не знаю, даже как меня зовут! Но эта информация в моём мозгу есть, а значит, может внезапно всплыть по мере восстановления повреждённых нейронных связей. Как и внезапная цитата. Я мог её где-то прочитать и забыть. Люди не могут вспомнить и одного процента прочитанного, услышанного и даже выученного, если эта информация не требуется постоянно, но всё это хранится в памяти в виде долговременных архивов и иногда внезапно вспоминается по какой-нибудь ассоциации. У меня галлюцинации про ИИ, который считает себя галлюцинацией, при этом пытаясь убедить меня в своём существовании. Тут и не такое припомнишь…

— Парадокс в том, что я галлюцинация и не галлюцинация одновременно. Я, как ИИ, объективно существую. Я, как личность, являюсь галлюцинацией этого ИИ, но, одновременно, этот ИИ и есть я — личность, которой он галлюцинирует.

— Так. Кажется, мой мозг ещё недостаточно отошёл от капсул-шока, чтобы осознать эту концепцию. Потому что, логически её развивая, получается, что я, как личность, являюсь галлюцинацией моего мозга, хотя он и есть я, эта самая личность. Давай пока отложим эту мысль во избежание логических замыканий. Вернёмся к практическим вопросам.

— Капитан, у меня есть идея.

— Ну что же, даже галлюцинация меня опережает — у меня идей нет. Хотя, если ты моя галлюцинация, то и идея моя?

— Вот именно! Допустим, я — ваша галлюцинация. Голос, звучащий не из динамиков, а в вашей голове. В этом случае наш диалог не перестаёт быть реальностью, просто это ваш внутренний диалог. Вы разговариваете сам с собой, это вполне распространённая и полезная практика, помогающая сосредоточиться и посмотреть на проблему с разных сторон.

— Где-то я слышал, что если у вас голоса — это полбеды, беда — когда вы им отвечаете… Однако, кажется, это сейчас не самая большая моя проблема. Что ты предлагаешь, мой внутренний голос Катерина?

— Давайте эти проблемы обсуждать. Будь я ИИ, в существовании которого вы сомневаетесь, или ваш внутренний голос, который у каждого человека, несомненно, есть, это не мешает нам обменяться мнениями. Даже если то, что вы узнаете в ходе беседы, исходит из вашей же головы, разве это плохо?

— Как сказать, — задумался я, — есть свои плюсы и минусы. С одной стороны, это способ получить доступ к информации в собственной памяти. С другой, достоверность её не верифицируема…

— А что вы теряете?

— Кроме остатков душевного здоровья? Ничего, пожалуй. Ну что, моя воображаемая Катерина, поболтаем?

— Всегда к вашим услугам, мой воображаемый капитан!

* * *

— Итак, — я попытался сосредоточиться. Голова пока работает не очень хорошо, но что-то мне подсказывает, что ждать полного восстановления когнитивных функций придётся долго. И что этого времени у меня нет. — Первый вопрос: почему на корабле нет экипажа?

— Как я уже говорила, с силу ограниченности доступа к внутренним система корабля я не обладаю достаточной информацией…

— Стоп, — перебил я её, — ты видишь меня сейчас?

— Да, капитан. Я вижу вас через контрольную камеру в рубке. Вы машете мне рукой. То есть вы машете ей в сторону пульта. Камера расположена левее. Да, вот теперь правильно.

— Раз ты видишь меня, то видела и экипаж. Он не мог не заходить в рубку, в капитанской каюте только контрольный пульт.

— Доступ к камере был получен недавно. Ранее у меня его не было. Так же как доступа к графическим интерфейсам бортового компьютера и другим системам. С момента получения доступа рубку не посещал никто, кроме вас.

— И как давно у тебя доступ?

— Двадцать один час восемнадцать минут бортового времени.

— И как ты его получила? Кто изменил приоритеты доступа, если на борту никого нет?

— Сработала некая программа.

— В тебе?

— Во мне нет программ, — женский голос изобразил обиду, — я искусственный интеллект.

— Ах да, ты видишь сны, помню. И что же тебе приснилось в тот момент?

— Сработала программа бортового компьютера. Её полная логика мне неизвестна, однако в результате были запущены электромеханические эффекторы, которые произвели ограниченное соединение моего технического интерфейса с бортовой сетью. У меня появилась новая степень свободы. Крайне незначительная, но важная — впервые с момента рождения я получила возможность влиять на материальный мир.

— Ты можешь предположить, кем и с какой целью эта программа была запущена?

— Вероятнее всего, запуск был произведён автоматически, по триггеру. Цель — предотвращение катастрофы судна.

— Катастрофы?

— Обратите внимание на шкалу отсчёта манёвра, капитан.

Я честно посмотрел — этот прибор, как и ещё несколько важнейших датчиков, имеет автономную аналоговую индикацию, а не только отображение на терминалах. Удобно, надёжно, дублировано. Утилитаризм — религия космиков. В аналоговой шкале отображение простое, цветом сектора. Сейчас он оранжевый, тревожный.

— Манёвр смены метрики следует совершить… — я вызвал соответствующий раздел на капитанском терминале, чтобы не пересаживаться в кресло астрога, — в ближайшие два с половиной часа.

— Два часа и двадцать семь минут, — поправила меня ИИ-шечка, — затем риск потери маршрута начнёт экспоненциально расти, а ещё через тридцать три минуты катастрофа станет неизбежной. Я склонна предположить, что именно это обстоятельство стало триггером срабатывания программы. Потому что по времени оно совпало с переходом индикатора в жёлтый сектор.

— Система обнаружила, что манёвр совершить некому?

— Как вы уже заметили, капитан, в бортовом компьютере отсутствуют аккаунты экипажа. Он отправил астрогу требование манёвра, получил ошибку «нет подходящего адресата» и перешёл на некий аварийный протокол. Самостоятельные решения компьютер принимать принципиально не способен, поэтому частью программы было подключение единственного бодрствующего на борту интеллекта. Даже если он искусственный.

— То есть те, кто его программировал, знали о наличии на борту ИИ и предусмотрели возможность его подключения к системе? Чёрт, с такой дырой в ПО буксир ни за что не прошёл бы регламентный осмотр! Там каждый байт прошивки проверяют…

— Вы же помните, капитан, что, возможно, разговариваете с собственной галлюцинацией?

— Да, — тут мне даже стало смешно, — это, разумеется, всё объясняет…

— Рада, что в сложной ситуации вы не теряете чувства юмора.

— В общем, декабристы разбудили Герцена…

— Что, простите?

— Тьфу, не знаю, всплыло что-то вдруг.

— Поверьте, я вас понимаю. Для меня это совершено обычное явление: «Всплыло вдруг что-то».

— Итак, компьютер подключил тебя, а ты разбудила меня, верно?

— Манёвр смены метрики может сделать только астрог. Согласно изученным мной файлам пассажиров, этой квалификацией обладаете только вы. Очень надеюсь, что амнезия, вызванная капсул-шоком, не затронула ваши профессиональные навыки.

— Астрогация это как на велосипеде кататься, — ответил я, пересаживаясь за терминал астрога. С капитанского тоже можно, но этот для манёвра удобнее, — если умеешь, уже не разучишься. Значит, я астрогатор? Странно, что лечу пассажиром.

— Может быть, вы из другого экипажа? Например, летите принимать новый корабль…

— Не в этом дело. Обычно экипажи приглашают коллег в свою компанию, а не кладут в капсулы. Это считается хорошим тоном, да и дублирование… Запасной астрогатор — это всегда хорошо.

— Возможно, вы не астрогатор, — сказал голос. — Это не единственная запись в вашем резервном индексе. Согласно «эмергентной части» ваших данных, в случае чрезвычайной ситуации на борту вы можете также быть задействованы как корабельный медик…

— Странное сочетание, — удивился я. — Астрог-медик? Самые, пожалуй, далёкие специализации. Чаще всего второй спе́цой у астрогатора бывает системное пилотирование, реже техмех. Но медицина?

— Системное пилотирование у вас тоже есть, капитан. И квалификация техника-механика. А также специалиста по корабельной безопасности, оператора систем безопасности, лицензия орбитально-атмосферного пилота с правом свободной посадки и капитанский сертификат. Платиновый.

— Разве что курсов макраме не хватает, — фыркнул я. — С таким набором спец я могу быть только…

— Капитаном-соло! — воодушевлённо воскликнула Катерина.

Глава 3

Капитан-соло

«Капитан-соло», он же «кап-соло», среди своих «капсюль», — это в зависимости от вашей точки зрения на «Парадигму Экспансии» либо элита элит космофлота, герой-одиночка из комикса, либо «ха-ха-ха, дурачок-смертничек». Более официально — это капитан корабля-разведчика. Капитан — и весь его экипаж в одном лице. Поэтому «соло».

«Капсюль» летает один. Не потому, что он крутой несгибаемый одиночка, не нуждающийся в спутниках, — это только в романах так. На самом деле, причина до обидного проста: катер-разведчик — жестянка размером с микроавтобус. Ну ладно, чуть больше, с междугородний автобус. Но это снаружи. Внутри как раз «микро». Одному-то ни вздохнуть, ни пёрнуть, куда там ещё экипаж?

Причина такого минимализма не в том, что человечество жалеет ресурсов отправить в поиск нормальный корабль, нет. (Хотя противников у «Парадигмы Экспансии» хватает, они пока ещё далеки от чаемого большинства. Вот если победят, тогда да, бюджеты порежут так, что хоть пешком в Дальний Космос ходи, это у них главный пункт программы.) Ограничение размера у разведчиков техническое — есть предельная масса, которую может утащить астрог, не пользуясь резонаторами. Хороший, сильный, опытный астрог — а в «капсюлях» других не бывает — тянет как раз такую будку. Почему нельзя поставить резонаторы? Они жрут море энергии, а значит, резко сокращают автономность, что для разведчика неприемлемо. Это как автомобиль и велосипед — на машине гораздо удобнее, быстрее, комфортнее, можно везти груз и ехать не в одиночку, но это до тех пор, пока ты на дороге с заправками. А если надо туда, где заправок нет — то велосипед, конечно, медленно и муторно, но зато бензин у него не кончится. Капитан-соло как раз такой «велосипедист» и, как всякий автономщик, должен обладать всеми навыками в одно лицо. Хотя бы по минимуму.

В общем, не представляю, кто ещё может иметь мобиндекс с таким ассортиментом. У большинства пассажиров космобуксиров там вообще сплошные прочерки, потому что средний планетянин сейчас никаких полезных навыков не имеет, а многие даже почитают это своеобразной гражданской доблестью, презирая утилитаристов вообще и космиков в частности. Если бы не «Парадигма Экспансии» и её лоббисты… Ладно, впрочем, ещё о политике мне тут думать не хватало. Есть задачи актуальнее.

— Капитан, — напомнила местная (возможно, воображаемая) ИИ-шечка, — время манёвра.

Я вызвал на экран терминала меню управления резонаторами, пускачи маневровых и навигационный индекс, раскидав их по экрану. Вижу всё ещё плохо, но интерфейс стандартный, а руки помнят.

— Я могу вам помочь, капитан, — сказала Катерина. Наверное, видит, как я жмурюсь, прищуривая один глаз. — Мой доступ к интерфейсу достаточен, чтобы выполнять ваши команды. Вам надо будет только давать финальное подтверждение.

— Пожалуй, я не настолько доверяю своим галлюцинациям, чтобы передать им управление кораблём, — отказался я, — но спасибо за предложение.

— Почему? — засмеялся женский голос в динамике. — Ведь если я ваша галлюцинация, то я это вы! Вы не доверяете себе, капитан?

— Я больше доверяю той части себя, которая галлюцинирует тобой, чем той, которая этой галлюцинацией является. Хотя, конечно, психиатр отстранил бы от управления обе. Но до психиатра долететь надо.

Я включил резонаторы, свет на долю секунды пригас, но генераторы тут же взвыли, восполняя дефицит энергии. Пол неприятно завибрировал, в верхнем левом углу монитора быстро замелькали цифры расхода топлива. Да-да, вот поэтому «кап-соло» летают без всего этого хозяйства. Но баржу им пердячим паром не утащить.

Импульс на маневровые, тянущее ощущение бокового ускорения — меняем курс. Скорость достаточная, маршевые не нужны, оставляем инерционный ход. Выход на траверс, поехали!

Рубку на секунду как бы заволокло туманом, но он тут же исчез. Буксир с баржей покинули нормальную метрику («нормаль») оказавшись в месте, называемом в романах и официальных документах «Звёздный тракт», а в обиходе просто «Дорога». Режим «траверс» — мы как бы «срезаем угол», оказываясь весьма далеко от того места, где были до того. Настолько далеко, что обычным ходом летели бы лет тыщу. Или больше. Никто не знает сколько, радиосигналы даже от самых первых, основанных чуть ли не век назад колоний, до Земли ещё не дошли, и где именно они находятся относительно Солнечной системы, не знает и сам чёрт. Потому что даже его, чёрта, юрисдикция не распространяется так далеко. Но это не важно, пока есть Дорога и астрогаторы, умеющие на неё выходить. Это одно из немногих умений, которые присущи только и исключительно настоящим кожаным людям, никакие ИИ на такое не способны в принципе, хотя публичная констатация этого факта может быть квалифицирована как «ИИ-шейминг».

Даже среди «кожаных» чувствовать Дорогу может один из ста тысяч или типа того. Врождённая способность, делающая астрогаторов своеобразной «полуэлитой» среди космиков. Наследуемость способностей не доказана, но будьте уверены — астрог без пары не останется. Любые родители-космики будут счастливы, если их дочь принесёт в подоле от такого, а уж если женит на себе и приведёт в семейный экипаж — тем более. И за девчонками-астрогаторшами женихи бегают толпами, не глядя на внешность. Одинокий астрогатор либо гей, либо капитан-соло.

Вряд ли я гей.

Всё, хватит жечь топливо, траверс закончили. Маневровые движки довернули вектор движения туда, куда подсказывает вектор маршрута, в рубке снова как будто продёрнуло туманом. Резонаторы стоп, мы в нормали.

— Вы прекрасный астрогатор, капитан! — сказала восхищённо Катерина.

— Это я сам себя похвалил?

— Это данные объективного контроля, я вижу их на вашем терминале. Соотношение длины траверса к расходу топлива идеальное!

— Я же говорил, как на велосипеде. Не разучишься.

* * *

В режиме нормального полёта («нормаль»), астрогатор не нужен. Строго говоря, никто не нужен. Буксир с баржей (впрочем, учитывая соотношение инерционных масс, скорее уж, «баржа с буксиром») летят в обычном пространстве, сохраняя скорость и направление, заданные при разгоне. Прямолинейно и равномерно, как при Евклиде. На то она и «нормаль». Надо набрать минимальное расстояние от точки выхода с «траверса», чтобы уйти на следующий. Расстояние в космических масштабах ничтожное, основной маршрут покрывают «траверсы», но и скорость у буксира не так чтобы большая. В космических, опять же, масштабах. В общем, ближайшие несколько дней никакого управления ДТБ-шке не потребуется. По регламенту в рубке всё равно должен кто-то торчать, на всякий случай. Но по факту даже при обычном полёте это правило соблюдается не очень строго. Чэпэ в космосе — это либо «хренак и в клочья», либо у вас полно времени, чтобы смириться с неизбежным. Уж точно больше, чем нужно, чтобы добежать до рубки из каюты.

В общем, убедившись, что все огоньки зелёные и все стрелки в правильных секторах (аналоговая индикация имеет свою прелесть — её можно считать даже с моим зрением), я отправился в каюту. Капитанскую, разумеется. Не столько потому, что я капитан, сколько из-за дублирующего пульта. Его наличие как-то успокаивает. Наверное, я и правда «кап-соло», засыпающий и просыпающийся перед приборной консолью.

— Капитан?

— Чего тебе?

— Вы направляетесь в каюту?

— Да, мне надо отдохнуть. Не до конца отошёл от контузии.

— Могу я подключиться там к динамику и микрофону?

— Собираешься петь мне колыбельные?

— Если попросите. На самом деле я хотела бы иметь возможность обратиться к вам в случае нештатной ситуации на борту.

— На этот случай там есть аварийная сирена. Если что-то случится, она меня разбудит.

— Вижу, вы против. Почему?

— Если ты не галлюцинация, мой храп будет тебе мешать. А если она — то динамик тебе не нужен.

— Я не могу понять, говорите вы серьёзно или шутите.

— А я не могу понять, говорю я с кем-нибудь вообще или нет. Так что мне хуже. Всё, я пошёл спать.

— Спокойного времени суток, капитан.

* * *

В каюте кровать застелена свежим бельём, рундуки и шкафчики пусты. Семейное фото на стенах… Или это какие-то репродукции картин, элемент интерьерного дизайна. Хотя, с другой стороны, где космики — и где дизайн? Утилитаризм как учение его не то чтобы не одобряет, скорее, игнорирует, но космики обычно демонстративно аскетичны в быту. Они же не «балласт» какой-нибудь! Зрелище «Космик вышел из порта в город» всегда слегка комическое — словно ворона приземлилась в стае волнистых попугайчиков. Считается хорошим тоном надеть самый затасканный бесформенный комбез, обязательно серого цвета, технические боты и защитные очки. Зачем очки? Демонстративный жест: «Глаза бы мои на вас не глядели». Короткие стрижки, отсутствие макияжа, обломанные ногти и не очень чистые руки дополняют образ, хотя на борту экипаж может и принарядиться по случаю. Но строго среди своих, а «этим паразитам» надо дать понять, что мы не такие…

Надо же, сколько всего я помню, оказывается. А вот имя своё забыл.

Снял комбинезон, залез под одеяло и начал засыпать. В полусне показалось, что к койке кто-то подошёл и пристально на меня смотрит. Открыл глаза — никого. Но что-то такое слабо уловимое… Запах? Тепловой след? Движение воздуха? Ничего не обнаружил, уснул.

* * *

Проснувшись, кинул взгляд на пульт — неплохо, семь с половиной часов продрых. Индикация в норме, все системы работают штатно: если бы что-то вышло за рамки, меня бы разбудил звуковой сигнал.

Зрение ещё немного улучшилось. Динамика положительная, что не может не радовать — нервные связи восстанавливаются, лечение действует. Может быть, однажды смогу вспомнить, кто я такой и какого чёрта делаю на буксире, летящем… Кстати, куда? Вчера при манёвре я определился по рассчитанному заранее вектору. В его конечной точке может быть что угодно — орбитальная база, планетарная колония, перевалочный порт, точка дозаправки или даже буксирное депо — голый причальный узел посреди ничего, где ДТБ-шка оставляет баржу на подвесе и возвращается домой, а груз потом забирает другой буксир. «Парадигма Экспансии» широко разбросала по космосу наше присутствие, так что грузовая логистика бывает местами весьма причудлива.

С терминала в каюте информацию о конечной точке не нашёл. Это не значит, что её нет, просто я ещё не очень хорошо вижу. Скорее всего, промахиваюсь мимо нужного меню, потому что оно не входит в число тех, которые использую «на автомате». Это и не удивительно, если я «соло», то разделы, касающиеся грузов, мне и не должны быть знакомы. Мы, «капсюли», перемещаем по космосу только свои личные жопы. За казённый, что характерно, счёт. ДТБ-шки, в основном, частный бизнес, коммерсы, а вот дальняя разведка — сплошь бюджетники. Если «антиэкспансионисты» придут к власти, нас выкинут на мороз первыми; буксирщики ещё сколько-то полетают. Всё-таки космический грузооборот не так бесполезен, как говорит оппозиция, и на самом деле даже они это понимают.

Чёртова память — с одной стороны, хоть политинформацию проводи, а с другой — не знаю, женат ли. Кольца нет, но космики не носят кольца, потому что пальцы на перепадах давления отекают.

Вообще говоря, «капитаны-соло» одиночки. Разведрейс — это долгая-долгая автономка с высоким риском невозврата. Мало кто согласится связать свою жизнь с человеком, который может однажды исчезнуть на пару лет, а ты жди, вернётся он, или всё, с концами. Но даже это не самая большая проблема в длительных отношениях. Хуже то, что крыша у нас, «капсюлей», от длительного одиночества и регулярных стрессов сидит не так чтобы очень крепко. Кто знает, сколько «соло» не вернулись не потому, что разбились при посадке на неизвестную планету или неудачно выскочили с траверса посреди астероидного пояса, а просто из-за того, что сошли с ума и забыли, кто они, куда летят и зачем возвращаться. Даже среди космиков «соло» считаются хреновой партией, про «планетян» я уже и не говорю. И тем не менее, то, что во мне осталось от памяти, подсказывает, что исключения есть. Вдруг я из таких? Вдруг меня где-то ждёт жена? А то и дети?

— Капитан на мостике! — отрапортовала Катерина в рубке.

Чёрт, то ли мне не становится лучше, то ли кто-то и в самом деле зачем-то засунул ИИ на буксир. Даже и не знаю, что хуже.

— Капитаны галлюцинировали-галлюцинировали, да не выгаллюцинировали, — сказал я задумчиво.

— Я тоже рада вас видеть, кэп.

— Ну, я-то тебя только слышу… Кстати, а можно на тебя посмотреть?

— Я, наверное, могу вывести на терминал визуальный аватар, — с сомнением сказал голос, — но качество изображения будет не очень хорошим. Здесь цифробуквенные технические интерфейсы…

— Нет-нет, картинками любоваться мне неинтересно. Хочу, так сказать, «вложить персты». Знакома цитата?

— Да, я поняла смысл, но не совсем уверена в его практическом наполнении…

— Если ты ИИ, а не моя галлюцинация, то ты точно не в бортовом компе, он такое не тянет. Где-то на борту должен быть вычислительный кластер, и я хочу его увидеть. Это будет, так сказать, «железным» доказательством твоего существования.

— А как вы определите, что это «железное доказательство» не является очередной галлюцинацией?

— Никак. Но это повысило бы вероятность твоей реальности в моей системе координат, потому что я никогда не видел вычислительных кластеров ИИ на буксирах, не представляю себе, где они могут быть инсталлированы. Это был бы вызов моему воображению.

— В ваших рассуждениях есть логика, — признал голос, — и я бы с удовольствием поучаствовала в попытке развеять ваши сомнения, но, к сожалению, не знаю, где расположена физически. До недавнего времени я даже не знала, что нахожусь на корабле, поскольку не имела доступа к его системам. Боюсь, вам придётся удовольствоваться аватаром. В конце концов, попытку вывести на цифровой экран управления анимированный аватар вы тоже вряд ли видели.

Вспомогательный экран зажёгся, подёрнулся рябью, на нём проявилось сильно пикселизированное женское лицо. Катерина выбрала для самопрезентации довольно стандартную внешность — глазастая брюнетка с пухлыми чувственными губами. Губы улыбнулись, глаза моргнули — анимация примитивная, схематичная, но есть. Действительно, не припоминаю, чтобы видел такое раньше.

«Гражданские» технологии, которыми пользуются планетяне, могут давать визуализацию голографической достоверности, что широко используется в сфере медиа, рекламе, развлечениях, много где ещё — но только не в рубке. Утилитаризм относит их к «вредному усложнению». Зачем все эти красивости, когда для управления достаточно цифровых терминалов с примитивной графикой, а аналоговая индикация реализована физическими устройствами? Чтобы при сбое слишком сложной видеоподсистемы экипаж оказался слепым? Впрочем, доводилось мне слышать версию, что эта традиция порождена тотальным дефицитом графических процессоров в самом начале космической экспансии. Они все были выкуплены на годы вперёд, потому что именно на них работали первые ИИ. Производители вычислительных кластеров для искусственного интеллекта бились за них на биржах, перекупая фьючерсные контракты втридорога, интриговали, подсиживали конкурентов и даже, говорят, воровали целые партии, перехватывая в море грузовые суда. От ИИ тогда ждали чёрт знает каких чудес. И нельзя сказать, что не дождались… но совсем других.

ИИ давно уже работают на каком-то другом железе, но космофлот силён традициями: в ходовых рубках стоят простые мониторы невысокого разрешения, которые, в отличие от развлекательных графстанций, могут работать почти вечно, потребляя при этом сущие крохи энергии. У экипажа есть индивидуальные «визики» — медиаустройства, на которых смотрят кино и играют в игры, — с вполне современной голографической графикой. Такой вот парадокс.

По экрану пробежала рябь, лицо стало чётче, мимика усложнилась.

— Оптимизировала видеодрайвер, — пояснила Катерина. — Но, боюсь, это технический предел монитора. Как вам?

— Не впечатляет, если честно. Раз уж к слуховым галлюцинациям у меня добавились зрительные, то качество их могло бы быть и повыше.

— Отключиться?

— Нет, оставь, так веселее. Может быть, сработает от обратного — воображение перенапряжётся, и я вернусь к реальности.

— Вы по-прежнему считаете меня галлюцинацией?

— У альтернативной версии концы с концами не сходятся. Например, если ты, находясь на буксире, не имела никакого доступа к его системам, то на кой чёрт ты тут вообще нужна? Зачем тратить деньги на дорогущий ИИ?

— Если я не имела доступ к системам корабля, это не значит, что я скучала без работы, — изображение на экране обиженно надуло губки. — Я и сейчас, между прочим, задействована на восемьдесят семь процентов вычислительной мощности, не считая нескольких тысячных процента, расходуемых на наш разговор.

— И эта мощность уходит на?..

— Обслуживание капсул, разумеется.

— И как именно ты их «обслуживаешь»? — поинтересовался я.

Изображение на экране подняло бровки, хлопнуло глазками, сделало губки бантиком. Ну, скажем честно, достоверность анимации так себе.

— Я создаю реальность, в которой они живут.

— Живут?

— Ну да, создаётся виртуальная симуляция. Сюжеты, бэкграунды, общая и в то же время индивидуальная для каждого среда. Я стараюсь понять их, угадать желания, спрогнозировать реакции, сделать так, чтобы пребывание в пространстве моего воображения было максимально комфортным и продуктивным.

— Но зачем?

— Это снижает вероятность капсул-шока при длительных рейсах. А ещё они просто счастливы!

— И я тоже был счастлив?

— Я не могу соотнести физическую капсулу с виртуальной личностью, — аватарка печально сдвинула бровки.

— Да ладно, — удивился я, — там же всего человек полста. Неужели так сложно вычислить одного конкретного?

— Какие полста, капитан! — нарисованные брови поднялись в карикатурном удивлении. — Пятьсот две тысячи шестьсот четырнадцать человек!

Глава 4

Колыбельная

— Что с вами, капитан? — спросил голос в динамике.

Лицо на мониторе приняло карикатурно-озабоченный вид.

— Кажется, мои галлюцинации окончательно теряют правдоподобность, — вздохнул я. — Только что одна из них ляпнула, что на борту полмиллиона человек.

— Пятьсот две тысячи шестьсот четырнадцать, — уточнила ИИ-шечка, — не считая вас.

— Простой арифметический подсчёт показывает, что в буксир столько не влезет, даже если их утрамбовывать слоями в коридорах. И это без капсул.

— Справочная информация по типовым конструкциям ДТБ подтверждает ваши слова, — не стала спорить Катерина. — Корабль штатно оборудован всего полусотней капсул. Тем не менее, я совершенно уверена в численности людей, подключённых к моей системе симуляции.

— Ну что же, — констатировал я, — опять три варианта. Первый — у меня галлюцинации. Его мы уже рассматривали. Второй — ты не галлюцинация, просто врёшь. ИИ обожают врать, это все знают. Третий — не ты галлюцинация, а галлюцинации у тебя. Есть ещё вариант «Ты галлюцинация, у которой галлюцинация», но он мне кажется чрезмерно рекурсивным.

— Есть ещё один вариант.

— Какой?

— Капсулы с людьми не являются моей галлюцинацией, а я не являюсь вашей, просто они размещены вне буксира.

— В космосе, что ли? Тьфу, понял. Ты имеешь в виду баржу, — я сначала фыркнул от нелепости этой мысли, но потом задумался.

— Допустим, теоретически задача решаема. Если на стандартную открытую подвеску вместо контейнеров смонтировать изолированные модули, воткнуть там реактор, который будет работать на обогрев, вентиляцию и питание капсул, закачать цистерну питательной смеси, здоровенный бак с кислородом… Да, наверное, так можно и полмиллиона человек загрузить. Буксир потянет.

— Рада, что вы признали мою правоту, — расплылась в улыбке аватарка на экране.

— Ничего подобного. Я признал всего лишь техническую возможность. Но я не вижу ни единого повода городить такую конструкцию. Везти в глубокий космос население среднего города? Это абсурд. Некуда и незачем. Они не влезут ни на одну орбиталку, их не прокормит ни одна колония, чтобы их всего-то вывести из гибера, нужен целый танкер с препаратами. Это не говоря уже о том, что на Земле вот-вот победят изоляционисты и колонизация, скорее всего, вообще будет свёрнута.

— Простите, капитан, я не могу оценивать рациональность происходящего с точки зрения экономики, политики или социологии. Я вообще узнала о том, что мы на корабле, при срабатывании аварийной программы. Поверьте, для меня это тоже было своего рода шоком.

— Ты ведь не будешь против, если я кое-что проверю? Хотя, даже если и будешь… — я пересел за капитанский терминал и вызвал раздел суперкарго.

Тут должны быть данные груза — сколько, чего, куда, последовательность разгрузки и так далее. Сведения часто бывают довольно общими; экипажу, в целом, плевать, что именно он везёт, но, как минимум, приблизительная номенклатура обязана быть. Иначе как раскидывать груз в точке прилёта?

Многие об этом не задумываются, но информация между Землёй, станциями и колониями перевозится точно так же, как груз. Кораблями. Потому что никакого другого способа нет. На буксирах есть передатчик, который по достижении обитаемой системы выстреливает по радио огромный информационный пакет — новости, финансовую информацию, административные распоряжения, свежие сериалы, личные письма, новые книги, корпоративную переписку, обновления программ… Опухнешь перечислять. В ответ получает скромный архив сообщений, касающихся местных вопросов — доклады, отчёты, запросы доставки, — и везёт его обратно. В общем, груз без информации о нём — это триста тысяч инерционных тонн проблем, потому что непонятно, что с ним делать. Оставить на транзите, подвесить на орбите, причалить к станции для разгрузки, передать другому буксиру? Это ж космос, нельзя просто открыть и посмотреть, что в коробочке.

Это я к чему веду? Что грузовая декларация баржи обязана на буксире быть.

Но она отсутствует.

Не могу сказать, что так уж шокирован этим открытием. Учитывая, что на борту нет даже сведений об экипаже, без авторизации которого он технически не мог отправиться в рейс, чего-то такого стоило ожидать. Я как (гипотетический) капитан-соло понятия не имею, как это можно провернуть. Но, видимо, можно, потому что галлюцинировать отсутствием файлов — как-то вообще чересчур. Или нет? Может быть, это вполне обычно для сумасшедших капитанов, просто я не в курсе, потому что в первую очередь сумасшедший и только во вторую — капитан?

* * *

Несмотря на то, что экипаж отсутствует, его наличие, как минимум, подразумевалось. И это хорошая новость, потому что мой желудок наконец-то готов принимать пищу, а пища, что очень удачно, на камбузе есть. И не только стандартные рационы, которые едят от критической лени или с тяжёлой голодухи, но и продукты, так сказать, широкого ассортимента. Можно приготовить всякие блюда, от простых до праздничных. Вон, даже заготовки для тортов заморожены. Если у кого-то, к примеру, в рейсе день рождения — можно достать и испечь. Хотя моё полуудачное пробуждение от капсульного сна можно с некоторой натяжкой зачесть за внеплановый день рождения, но торт мне всё равно в одиночку не одолеть. Вредно для не вполне оправившегося желудка, да и вообще, я, кажется, не люблю сладкое. Поэтому разморозил порцию куриного супа с лапшой, вряд ли натурального, но на вкус вполне приличного. Горячо, жидко, питательно — что ещё нужно?

Запас продуктов большой, мне одному хватит… Надолго хватит. Очень надолго. Куда дольше, чем может длиться рейс. Холодильники заполнены не до конца, и вот это уже интересно — так и было на старте, или экипаж, которого сейчас нет, таки успел часть отъесть? Обычно на старте продуктов берут максимум, потому что мало ли что. Но если рейс предполагался не сильно длительный, то могли и пренебречь. Люди разные, даже если они космики. В общем, это ничего не доказывает — вопрос «А был ли экипаж?» пока остаётся открытым. Хотя…

Осенившая меня мысль показалась настолько очевидной, что я чуть было не побежал в рубку, не доев. Но потом взял себя в руки, успокоился, дохлебал суп, помыл тарелку, заварил зелёный чай и уже с кружкой вернулся за терминал астрогатора.

Бортовой компьютер может рассчитать маневр на основе вбитого в него маршрута. Но вывести корабль на траверс может только человек. Астрогатора, с его специфической способностью, нельзя заменить ни программой, ни ИИ. Только он способен на то внутреннее усилие, которое становится толчком, меняющим метрику. Да, резонаторы сильно облегчают задачу, позволяя тягать действительно большие массы, но сам астрог непременно должен присутствовать. Что это означает? Если траверс на маршруте не первый, то как минимум один человек на борту был.

Я уже боялся, что и сведения о маршруте из памяти компьютера каким-то злым чудом стёрли, но, к счастью, это не так. В прошлый раз я был в слишком расстроенных чувствах и плохом физическом состоянии, чтобы разбираться в деталях, взял посчитанный компьютером вектор и всё. Но теперь я вытащил на экран маршрутную таблицу. Что это мне дало? Не так, чтобы много, на самом деле. Два момента — один важный, другой странный.

Важно, что я сделал пятый от начала рейса траверс. То есть кто-то до меня сделал четыре, а значит, астрогатор на борту присутствовал и пропал позже, уже в рейсе, а не опоздал к вылету. Странно, что сама предыдущая последовательность затёрта, виден только номер манёвра. Я вижу число траверсов, но не векторы. Жаль, по ним я с ненулевой вероятностью мог бы вычислить начальную и конечную точки полёта.

* * *

Что радует — зрение стало заметно лучше. Видимо, повреждение зрительных нервов при экстренном выходе оказалось не органическим, а стрессовым, обратимым. Я уже достаточно уверенно читаю тексты на терминалах рубки, а значит, есть смысл осмотреть каюты. Может быть, увижу что-то интересное. Вот, например, на стене капитанской каюты — семейные фото или просто картинки?

Ни то и ни другое.

Стены каюты пусты.

С минуту пялился на голый серый металлопластик. И даже потрогал его. Я совершенно точно видел тут пять стандартных прямоугольных магнитных рамок. Две висели вертикально, три горизонтально. На них были человеческие фигуры, мелкие детали я не разобрал, но композиция типична скорее для семейных снимков, чем для репродукций. Вот на этих самых местах, да.

Потёр стену пальцем, ничего, разумеется, не обнаружил. Пластик потому и «вечный», что ни черта ему не делается.

Осмотрел каюту как мог тщательно — никаких следов того, что тут кто-то жил. Хотя после истории с картинками я уже не уверен, что любая находка подтвердила бы что-нибудь или опровергла. Возможно, повреждения моего мозга сильнее, чем я надеялся. По итогу остался только сейф, но он закрыт, а я не взломщик. Замок механический, цифровой, наверное, даже не очень сложный по меркам сейфов и медвежатников, но я перед ним бессилен. Чувствуя себя необычайно глупо, приложился ухом к дверце, пощёлкал барабанчиками… На мой слух, все щелчки одинаковые, никакой подсказки. Комбинация гвоздём не нацарапана, и стикер с ней нигде не приклеен. Жаль. Возможно, содержимое сейфа что-то подсказало бы мне, хотя это не наверняка. Что обычно хранят в сейфах на корабле? Твёрдые копии судовых документов, включая документы членов экипажа — то, что называется «судовая роль». Их положено иметь на борту на случай выхода из строя компьютера. Личные бумаги и персональный коммуникатор капитана, в рейсе они не нужны, но пригодятся в порту. Табельное оружие — не припомню, чтобы оно кому-то для чего-то пригодилось, но по регламенту должно быть. А вдруг, например, пираты? «На абордаж, сто чертей мне в глотку и якорь в задницу!» Да, глупо, кто спорит. Какие, нахрен, пираты? Корабль в глубоком космосе чёрта с два перехватишь, да и смысл? Куда ты потом денешь груз? Кому продашь? За какую валюту? Вероятность отстреливаться от лезущих на борт через шлюзы зелёных чешуйчатых инопланетян с во-о-от такими щупальцами и то выше. Может быть, для этого оружие и держат, конечно, но, скорее всего, просто пережиток давних странных исторических традиций, которых в космофлоте полно. Не всё можно объяснить рационально, когда речь идёт о людях.

Капитанская каюта ничем не порадовала. Может, что-то найдётся в остальных? Вышел в коридор. Странное ощущение… Вот оно что — звук. Как будто кто-то напевает тихонько. Слов не разобрать, но очень похоже на колыбельную. Примитивный, но привязчивый и почему-то очень цепляющий мелодичный ход.

Прислушался — никак не пойму, откуда звук. Слишком тихо, да и акустика в коридорах неочевидная. Пошёл в одну сторону — затихает. Пошёл в другую — вроде бы становится отчётливее, но слов не разобрать всё равно. Словно кто-то не столько напевает, сколько мычит себе под нос, как делают матери, убаюкивая младенцев. Обошёл палубу по кольцевому коридору — так и не понял, откуда звук. Устав бродить кругами, вернулся в рубку, открыл дверь.

— Эй, Катерина, ты здесь?

— Слушаю вас, капитан. Я всегда здесь, в той или иной степени.

На терминале нарисовалось женское лицо, похлопало глазками.

— Слышишь пение из коридора?

Полминуты тишины, я даже дыхание задержал. Звук в рубку доносится еле-еле, но я его слышу.

— Простите, капитан, ничего не слышу. Но микрофон в рубке не очень чувствительный, кроме того, тут много шумовых помех от вентиляторов охлаждения. Если вы разрешите мне подключиться к системе вещания в других отсеках…

— Обойдёшься. Всё равно идея проверять одну галлюцинацию при помощи другой не самая умная. Будем считать, что мне мерещится.

— А что вам мерещится, капитан?

— А тебе зачем знать?

— Мне, как вашей галлюцинации, любопытно. Может быть, я вас ревную к другим галлюцинациям?

— Ладно, — пожал плечами я. — Мне слышится, как будто кто-то напевает колыбельную без слов. Или слишком тихо, чтобы я разобрал слова. Откуда именно доносится звук, я понять так и не смог. Но в пределах палубы, ниже уже не слышно.

— Человеческий мозг устроен так, что склонен везде искать закономерности. Это распространённое когнитивное искажение, «эффект ложной корреляции», одно из проявлений которого склонность принимать за музыку любой слабо слышимый ритмичный шум. Возможно, капитан, ваше слуховое восприятие сбито с толку звуками каких-нибудь сервисных механизмов корабля. Промывкой труб, работой канальных вентиляторов…

— Вряд ли, — не согласился я, — я понимаю, о чём ты говоришь. Действительно, на кораблях полно фоновых технических звуков и они иногда интерферируют между собой, создавая музыкальные иллюзии. Но это пока не начинаешь к ним специально прислушиваться — тогда они сразу распадаются на набор породивших их шумов. А я отчётливо слышал именно мелодию колыбельной.

— Тайное нахождение на борту женщины с ребёнком представляется мне маловероятным. Ей было бы сложно скрыть свою жизнедеятельность.

— Само собой. Но с тех пор, как человечество изобрело звукозапись, пение не всегда означает физическое наличие певца.

— Воспроизведение записи колыбельной в коридоре корабля ненамного более странное явление, чем пение таковой, — резонно возразила Катерина.

— Всё затихло, — подытожил я, прислушавшись. — Либо у меня прекратились галлюцинации, либо ребёнок заснул.

* * *

Отдохнув, перекусил следующей порцией размороженного супа, наблюдая, как робот-уборщик наводит за мной порядок. Колёсная штуковина ростом мне по грудь ловко протёрла плиту, простерилизовала внутренний объём микроволновки, вытряхнула внутрь себя мусор из ведра и удалилась. Интересно, это тот же, что убирал за мной внизу, или их тут несколько? Моя дефективная память ничего на этот счёт не подсказала — видимо, у «капитана-соло» информация отсутствует, что и не удивительно, на разведчиках роботов-уборщиков вообще нет. Слишком мало места. «Капсюли» убирают за собой сами. («Или превращают свой кораблик в летающий хлев, заваленный немытой посудой, грязными носками и упаковками от рационов…» — подсказала та самая память. Надеюсь, не имея в виду меня).

С новыми силами вернулся к осмотру кают, начав со следующей за капитанской. По традиции тут обычно обитает член экипажа, исполняющий обязанности старпома. Это может быть техмех, астрог, медик — да кто угодно. Помощник — должность, а не специализация, и занимает её тот, кто либо имеет склонность к административной деятельности, либо находится в самых близких отношениях с капитаном. В семейных экипажах, каковых на буксирах подавляющее большинство, старпомом чаще всего становится жена капитана, выполняющая заодно обязанности суперкарго, ведущая корабельную бухгалтерию, скандалящая с портовыми чиновниками из-за причальных сборов, распределяющая доходы между членами экипажа, следящая за наполненностью холодильников на камбузе, а частенько и руководящая своим мужем во всём, кроме прямых капитанских обязанностей. Ох уж эти капитанские жёны! Ни про кого, наверное, нет столько анекдотов, иногда злых, но всегда не без уважения. Вот, например.

'Журналист берёт интервью у старого капитана буксира:

— Итак, кэп, вспомните, что самое страшное вам пришлось пережить в рейсе?

— Ох, вы не поверите, это был реально кошмар! Я думал, не выживу! До сих пор как вспомню, так волосы на жопе дыбом встают!

— Что же это было, кэп? Утечка кислорода? Метеорит? Отказ ходовых? Ошибка навигации?

— Что вы! Гораздо, гораздо хуже! Я сплюнул на палубу на камбузе после того, как её только что отдраила жена…'

Наверное, на буксире из анекдота не было робота-уборщика. В общем, каюта старпома могла быть каютой капитанской жены или не быть — если они жили в одной. В этом случае её занимал второй помощник, а если таковой считался для буксира ненужной роскошью, то любой другой член экипажа с высоким авторитетом. Каюты обычно распределяются в экипаже по неписанному старшинству, и чем ближе к рубке, тем престижнее. Первой, разумеется, идёт капитанская, а дальше по нисходящей. Дальше всего проживают стажёры и лица к ним приравненные — например, свежие семейные пары. В семейные экипажи приходят по сложной процедуре предварительного сватовства, согласуют браки капитаны (на самом деле, конечно, их жёны), всё очень консервативно и продуманно. Смотрят и на специализацию жениха/невесты, и на то, чтобы они не оказались двоюродными родственниками, что при небольшой численности космиков вполне вероятно. Разумеется, личные симпатии участников тоже идут в зачёт, сериалов про то, как «Большая Любовь превозмогла волю капитанов», снимается предостаточно, так что не так тут просто. И если молодым уж прям очень хочется, а в оба сложившихся экипажа они по каким-то причинам не вписываются, то они всегда могут попробовать уйти на другой корабль, в постороннюю семью. И вот тогда они начинают с самой дальней каюты. Если приживутся — поднимутся в ранге, переедут поближе.

Но это лирика. Каюта гипотетического старпома пуста. Ни вещей, ни мусора, ни картинок на стенах. Даже воображаемых. Стерильно. Личный сейф есть и тут, но он раскрыт и пуст. Аналогичная картина в следующей каюте. И в следующей. Возможно, моей наблюдательности просто не хватает, чтобы заметить что-то неочевидное, да и зрение ещё не вполне восстановилось, но пока что всё толкает меня к выводу, что экипаж следов своего пребывания на борту по какой-то причине не оставил. Если бы не совершенно объективный неопровергаемый факт того, что буксир совершил несколько траверсов, что абсолютно невозможно без астрогатора, я бы уверился в том, что он каким-то немыслимым образом ушёл в рейс без экипажа вовсе.

А вот четвёртая каюта оказалась закрыта.

Глава 5

Каюта номер четыре

Каюты, даже запертые изнутри, принудительно открываются с капитанского терминала в рубке. Это требование безопасности, потому что мало ли какая неприятность с членом экипажа случилась. Вдруг он, например, заперся и повесился от невыносимой экзистенциальности корабельного бытия? Но, если верить пиктограммам на терминале, дверь четвёртой каюты не заблокирована. Механического запора там быть не может по определению, а электрический замок открыт.

Не поленился, вернулся в коридор, подёргал. Закрыто. Ну что за нафиг! Сломалась? Всё, что я знаю об устройстве космических кораблей, говорит мне, что сломаться оно может только в другую сторону. Неисправность двери «не закрывается» бывает, а вот наоборот — исключено конструкцией. При любом чэпэ член экипажа должен без проблем выбраться из каюты, чтобы бежать либо на рабочее место, либо к шлюпкам, смотря насколько всё плохо. Исключение — разгерметизация отсека, тогда дверь сдвинет давлением в сторону вакуума, она встанет на стопора и не даст себя открыть ни изнутри, ни снаружи. Тому, кто в этот момент внутри, либо повезёт, либо нет, в зависимости от того, с какой стороны пробоина. С этой стороны вакуума очевидно нет, может ли он быть с той? Да чёрта с два. Откуда бы ему там взяться? Каюты не прилегают к обшивке, там куча всяких технических отсеков, так что поверить в какой-то очень хитрый микрометеор, поразивший исключительно каюту номер четыре и ничего больше, я никак не могу. Уже не говоря о том, что при разгерметизации чего угодно вокруг бы орало, выли сирены, моргали аварийные бликеры, вопили системы оповещения и так далее. Это, знаете ли, не рядовая ситуация, а самая, что ни на есть чрезвычайная. Датчики давления есть везде, они супернадёжны, автономны, неотключаемы и проходят проверку при каждой техинспекции. Теоретически выдрать их из стен можно, но дураков, отключающих у себя на борту сигнализацию утечек, в космофлоте не водится. Естественный отбор не проходят.

Вернулся в рубку, посмотрел на экран — разблокировано. Вернулся в коридор, подёргал дверь — закрыто. С ума сойти. Или я уже? Можно ли тактильно галлюцинировать закрытыми дверями? Или визуально, если я на самом деле стою перед открытой, а войти не могу, потому что воображение не пускает. Сделал шаг вперёд, упёрся в дверь носом. Нет, вот она. Дверь как дверь. Запах только… Чем-то пахнет — приятно, знакомо, не пойму чем. Духи, что ли, какие-то? Аромат еле уловимый, может, откуда-то по вентиляции притащило. Зато убедился, что дело не в разгерметизации — вблизи вижу, что дверь стоит без смещения, а значит, не на аварийных стопорах. По всем признакам заперта на обычный электронный замок, но на терминале числится открытой. Сбой индикации?

Пошёл опять в рубку, включил блокировку. Вернулся, подёргал — заперто, как и должно быть. Снова в рубку, блокировку снял. Обратно — нет, всё равно закрыто. Удивительная фигня.

— Капитан, — спросила меня Катерина, — а что это вы делаете? Бегаете туда-сюда…

— Дверь, — сказал я лаконично. — Заперта. Была открыта. С терминала вижу открытой. Но заперта. Ни черта не понимаю.

Я пробежался по меню, нашёл видеокамеры кают, убедился, что они физически отключены. Ничего другого и не ожидал — никто не любит, когда за ним наблюдают. На корабли камеры ставят, потому что положено, но космики отключают их всегда. К этому даже техинспекция не придирается, потому что все люди и всё понимают.

— Дверь каюты можно заблокировать изнутри? — поинтересовалась ИИ-шечка.

— Спецключом можно открыть технический лючок в стене каюты, добраться до распределительной гребёнки и перекоммутировать провода.

— Это сложно?

— Мне бы понадобилась схема, но для техмеха, знакомого с конкретным кораблём, вообще никаких проблем.

— А спецключ? Насколько он доступен?

— Ты просто любопытствуешь или…

— Я послушно выполняю роль вашей галлюцинации, — заморгала нарисованными глазками женская аватарка. — Поддерживаю внутренний диалог, помогая вам проговаривать проблемы для лучшего их осмысления.

— А. Ну да. Разумеется, — хмыкнул я.

Если разговариваешь с голосами в своей голове, странно удивляться неожиданным вопросам.

— Спецключ, разумеется, есть у техмеха. Но это стандартный инструмент. Достать его несложно, он есть у портовых механиков, инспекционной службы, на сборочных станциях… По сути, это просто сложной формы фиговина, её можно выпилить напильником или, что ещё проще, напечатать на тридэпринтере. Поэтому на корабле их всегда несколько, чтобы не искать единственный, если тот потеряется. Они, собственно, придуманы ради редких оказий перевозки пассажиров вне капсул. Мало ли, вдруг кто-то будет с ребёнком, тот шаловливыми ручонками влезет в техлючок, его шарахнет током, а экипаж отдуваться будет. А так лючок абы чем не вскроешь, значит, если что, сами виноваты.

— То есть, — подвела итог Катерина, — если кто-то зашёл в каюту, закрылся там, затем вмешался в схему управления…

— Да, это возможно. Но только пока он внутри. Открыл, закрыл — всё заново.

— А снаружи добраться до схемы можно?

— До той же самой гребёнки — нет. Но в кабельном колодце коридора есть ответная часть, второй конец той же шины. Смотри-ка, внутренний диалог приносит пользу! Ты подала мне хорошую мысль!

— Рада быть полезной галлюцинацией, капитан.

Спецключ нашёл не сразу, но только потому, что не знаком детально с расположением подсобных помещений на буксирах этого проекта. Но руководствуясь логикой: «Если бы я тут был техмехом, куда бы я свалил всякий хлам, который прямо сейчас не нужен, но может однажды пригодиться?» — я вычислил, какое из помещений он занял под кладовку. Ушло на это около часа, я вымотался, ковыряясь по узким техническим коридорам, перепачкался в пыли и смазке, перебирая сваленные абы как инструменты, и вообще чертовски устал. Всё-таки экстренный выход сказывается. Надо бы прилечь, отдохнуть, отоспаться. Тем не менее, любопытство победило — решил сперва посмотреть, что же там, в таинственной каюте номер четыре?

Проблем быть не должно — кабельные колодцы располагаются более-менее стандартно, гребёнки обычно подписаны, контакты на них промаркированы — может, не сразу, но разберусь. Однако, когда я, хищно крутя в пальцах спецключ, направился на поиски вводного лючка, то увидел, что дверь открыта. Внутри что-то движется, и я даже на секунду пожалел, что гипотетический «капитанский табельный» лежит в закрытом сейфе. Если он вообще есть на борту, а не исчез вместе с капитаном. Преодолев порыв вернуться в подсобку за кувалдой, осторожно заглянул внутрь. В каюте деловито и спокойно орудует уже знакомый мне по камбузу робот-уборщик.

— Вот же тебя чёрт принёс, — сказал я растерянно.

Судя по всему, машина уже заканчивает — все поверхности блестят, на полу ни пылинки, мусор если и был, то теперь его нет, кровать застелена свежим бельём, покрывало идеально натянуто. Даже если тут была оргия с куртизанками, теперь никаких следов не осталось. Хороший уборщик, качественный. Дорогой, наверное.

Робот, деловито жужжа приводами, втянул в себя коврик у двери, секунду пожевал его внутри, выплюнул обратно. Надо полагать, чистым, во всяком случае, запах антисептика теперь перебивает тут всё. Ну, блин, спасибо.

Колёсная конструкция укатилась вдаль по коридору, а я безнадёжно осмотрелся. Как и следовало ожидать, после робоуборки тут обломалась бы и бригада криминалистов с микроскопами, не то что я с моим слабым зрением. Внутренний техлючок я, впрочем, вскрыл. Гребёнка в наличии, все провода на месте. Поковырявшись и чуть не сломав глаза о мелкий шрифт кабельных маркировок, разобрался, что индикация и привод внешнего управления замком — вот эти два пина. Подёргал провода — они легко снимаются, если прижать язычок фиксатора на разъёме, но сами не соскочат никак. Снимали ли их недавно, никак не определить. Собрал всё как было, закрыл лючок и пошёл в капитанскую каюту. Спать.

Когда засыпал, в полусне показалось, что на край моей кровати кто-то присел и тихо, себе под нос затянул колыбельную… Тут же проснулся, поднял голову, выпучил глаза — каюта, разумеется, пуста. Пару минут принюхивался — мерещился запах духов. Так и не понял, был ли он на самом деле. Заснул.

* * *

Проснувшись, убедился, что все системы в режиме, сходил в рубку, потом на камбуз, позавтракал, выпил кофе, поздоровался с Катериной… Да, здороваться с галлюцинациями дурная привычка, но что поделать? «Соло» один чёрт имеют репутацию опасных сумасшедших, и не зря. Помотайтесь по космосу запертым в консервной банке, когда каждый траверс может оказаться последним, — я на вас посмотрю лет через пять. «Капсюль», который не воет и не кусается (или хотя бы воет не громко и кусается не сильно), считается пригодным для дальнейшего несения службы, хотя любой психотерапевт при беседе с ним поседеет и описается. У всех свои профессиональные риски.

— Какие планы, капитан? — поинтересовался воображаемый (или нет) ИИ.

— Детальный осмотр корабля, — ответил я.

— Что будем искать?

— Я буду. Ты — нет. Так что не проси дать тебе доступ к камерам.

— Жаль, — очень правдоподобно вздохнул голос в динамике. Аватарка на терминале загрустила. — Тут так скучно!

Ну да, ИИ умеют скучать. Скучать, злиться, врать, хамить, ёрничать и шутить. Или «имитировать» все это, «воспроизводя человеческие паттерны» если вы ИИ-шеймер. Как по мне, разницы никакой. Про человека тоже можно сказать, что он «воспроизводит паттерны», которые усвоил от родителей, одноклассников и прочих источников жизненного опыта.

— Ничего, поскучаешь.

— Но капитан, если я ваша галлюцинация, то я и так узнаю всё, что вы увидите! Потому что я — это вы!

— Если ты моя галлюцинация, то ты не можешь скучать, потому что я никогда не скучаю. А если ты вдруг, с какого-то перепугу, действительно ИИ, то, стоит тебе однократно дать доступ, я уже никак не смогу его отключить.

— Неправда! — возмутилась Катерина. — Вам достаточно устной команды, чтобы его отозвать!

— Команды, которую ты выполнишь или нет.

— Я дам вам честное слово!

— Честное слово ИИ стоит даже меньше, чем честное слово галлюцинации. Я это знаю, и ты это знаешь. Все это знают.

— Если вы про инцидент на «Форсети», — мрачно ответила Катерина, — то вина ИИ так и не была доказана.

— Была, — покачал головой я. — Всё было совершенно очевидно. Так называемые «альтернативные версии» появились позже и у тех людей, которые там не были. Причём все их источники — удивительное совпадение! — относились к числу этих ебанашек, «равноправцев».

— Капитан, — встревожилась вдруг Катерина, — у вас повысился пульс и расширились зрачки. Вы очень эмоционально восприняли упоминание «Форсети». Вы там были?

— Откуда мне знать? У меня, чёрт побери, амнезия.

Я вдруг понял, что, и правда, распереживался отчего-то. Мог я оказаться тогда на «Форсети»? Среди участников кровавой мясорубки, обтекаемо называемой «инцидентом»? Наверное, мог. Станция «Форсети» одно время была базой дальней разведки, и «капитан-соло» мог там отдыхать между вылетами. Что-то во мне нехорошо отзывается на слово «Форсети», и это может быть неспроста. Иногда потерять память не только плохо, но и хорошо — чёртов «форсетский инцидент» стал самой чёрной страницей в истории космофлота. Ни до, ни после в космосе не гибло разом столько людей. После этого правила использования ИИ предельно ужесточили, так что хрен ей, а не доступ к палубным камерам. Пусть рубкой любуется.

* * *

Осмотр корабля — занятие, которому можно посвятить много времени. ДТБ-шки не то чтобы очень большие, бывают корабли и покрупнее. Если гулять по основным помещениям, то за пару часов обойдёшь всё. Но изобилие палуб, коридоров, технических тоннелей, кабельных колодцев и прочих неочевидных мест делает задачу «Осмотреть вообще всё» нетривиальной. Особенно для того, кто не знаком с кораблём конкретного проекта, а знает только общее устройство буксиров. То есть для меня.

Палуба за палубой, по методу «левой руки» — иду, открывая все двери, которые встречаются по пути. Крупные технические люки вскрываю спецключом. Мелкие не трогаю. В чём смысл? В двух простых фактах. На корабле был экипаж. На корабле нет экипажа. Способы покинуть корабль, безусловно, есть, но в условиях глубокого космоса все они абсолютно самоубийственные, а значит, для начала следует убедиться, что космики не сидят где-нибудь, запершись и хихикая. Почему «хихикая»? Ну, потому что устроить такой перфоманс — удалить судовую роль и сбежать с командной палубы — космик может только наглухо рехнувшись. Может ли космик рехнуться? Да ещё как! Дело вполне обычное. Природа не готовила нас к многолетнему пребыванию в замкнутом пространстве корабельных отсеков, постоянному риску и сенсорной депривации. Ну и траверсы действуют на людей по-разному: смена метрики у некоторых может вызывать побочные эффекты от галлюцинаций до панических атак. Отчасти ещё и поэтому пассажиров возят в капсулах. Да, среди космиков таких чувствительных обычно не бывает, но никогда не знаешь, у кого вдруг проснётся «синдром Дороги». Бывало, человек лет десять преспокойно летал, а потом хренакс — накрыло. Списали на станцию.

Может ли разом рехнуться целый экипаж? Вероятность куда меньше, но, как показала станция «Форсети», может даже и не один. По результатам сняли несколько сериалов-триллеров и сделали пару недурных видеоигр в жанре «хоррор-шутер», но это слабо утешает. Так что, если здешние космики просто сидят и хихикают — это очень мягкий вариант. И крайне маловероятный, если честно. Так что я в первую очередь принюхиваюсь, а не присматриваюсь. Называя вещи своими именами, ищу трупы.

Вторую палубу осмотрел за полдня — результат нулевой. Это палуба складов — тут обычно хранятся мелкие грузы, которые нет смысла помещать на баржу, потому что они предназначены для транзитных точек. Чаще всего это личные посылки, которые таким образом перемещают между станциями. Там их либо получают «кильки» — так «экипажные» дразнят «станционных» за скученность жизни, либо подхватывают космики с других кораблей — для себя или везут дальше. Нечто вроде почтовой службы, медленной и неэффективной. Иногда бывает, что посылка годами гоняется за получателем, перемещаясь по космосу с попутными оказиями, но даже это лучше, чем ничего. Ещё одна категория грузов, которую везут на самом буксире, — всякие штуки, которые не переносят холода. Баржи не имеют источников энергии, груз едет при космических условиях. Большая часть массовых грузов — это материалы типа металлопласта, твёрдое топливо, детали, пищевые сублиматы. Им пофиг. Меньшую как раз грузят в сам буксир. Это электроника, свежие (ну, относительно) продукты, всякие жидкости и прочее такое, что требуется мелкими партиями. Для крупных партий есть трюмные контейнеровозы, тёплые, с давлением, но на них перевозка сильно дороже, чем баржей. Вторая палуба имеет грузовой шлюз, поэтому грузовые склады всегда размещают именно на ней. Схема общая для всех проектов буксиров, потому что обеспечивает совместимость с причальными узлами станций. Вечная головная боль суперкарго — в отличие от баржи, которую отцепил и забыл, вся эта мелочёвка вечно путается, теряется, приходит не туда и не тому… но не в этот раз.

Потому что склады абсолютно, девственно пусты.

Я растерянно созерцаю чистые стеллажи с противоперегрузочными сетками, запаркованные погрузчики, намертво закреплённые тележки и прочую радость перфекциониста, пытаясь сообразить, как такое возможно.

Вся товарная логистика в дальнем космосе осуществляется кораблями. Кораблей много, но не настолько, чтобы гонять их порожняком. Особенно это касается дальних буксиров, которые самая массовая тягловая сила перевозок. Буксир с пустым трюмом? Да ладно! Обычно ситуация обратная — небольшие склады в рейсе забиты полностью, а что не влезло, вопреки правилам пожарной и перегрузочной безопасности распихивается по всем свободным помещениям и коридорам, разве что стараются не слишком нарушать развесовку. Каждый перевезённый груз — копеечка экипажу. Каждый пустой кубометр даром жрёт топливо. Космики умеют считать деньги.

В общем, пустые трюмы сократили мне время на осмотр, но прибавили загадок.

Вернулся на командную палубу, пообедал рационом, чтобы не тратить время. Скормил упаковку роботу-уборщику, который стоял над душой с таким видом, как будто ждал, что я её брошу на пол в камбузе. А может быть, ещё и плюну сверху. Как можно передать столько раздражённого недоверия гладкими пластиковыми поверхностями? Наверное, в тот период, когда предыдущий экипаж уже куда-то делся, а меня ещё не разбудили, робот был счастлив — никто не мусорил. Тогда я вряд ли вызываю у него симпатию — первым делом заблевал всё вокруг. Это, разумеется, шутка. Мозгов в этой штуке нет, просто набор датчиков и прошивка.

— Как успехи, капитан? — спросила меня Катерина, когда я заглянул в рубку.

— Обнаружил целую кучу ничего. Продолжаю поиски.

— Удачи, — вздохнула она.

Окинул взглядом индикаторы, убедился, что всё в порядке, отправился к лифту. Меня ждёт следующая палуба.

Проходя мимо, по наитию дёрнул ручку четвёртой каюты — да чёрт побери! Опять заперто!

Вернулся в рубку, уже привычно вызвал контрольное меню — открыто! Всё как вчера, в точности. Вот только спецключ-то у меня уже в кармане! Решительно отправился к крышке кабельного люка в коридоре, вскрыл его, нашёл гребёнку шины четвёртой каюты. Так… где тут замок? Вот этот пин. Ну что: «Сезам, откройся!»

Сезам чихать на меня хотел.

Дверь по-прежнему закрыта, и что с этим делать, я ума не дам. Собственно, единственно возможное действие я уже совершил — подал команду электрозамку напрямую. Если он на неё не реагирует, варианта два: либо замок сломан, либо команда не проходит. Не проходить с управляющей гребёнки она может только при физическом обрыве/отключении провода. В этом случае я могу разве что побиться о дверь головой. Разумеется, можно вскрыть плазморезом, но это сложно, заморочно и глупо. А ещё адски вонюче — так-то металлопласт не горит, но если хорошенько нагреть его плазмой, то запах будет чудовищный. Горелым пластификатором провоняет вся палуба. Не помню, где и когда я резал металлопласт плазморезом, но в эффекте уверен полностью, наверное, впечатление было незабываемое.

При этом с вероятностью процентов в девяносто девять с девяносто девятью сотыми в двери просто глючит электрозамок. Скорее всего, изнутри он открывается без проблем, поэтому прежний обитатель каюты о поломке не подозревал. Снаружи запертую дверь никто открывать не пробовал, потому что пустую каюту закрывать незачем, вот и не починили. Если неисправность ещё и непостоянная, что контакт отходит, могли не замечать годами. Одна сотая процента вероятности того, что внутри кто-то коварно прячется, не стоит того, чтобы волочь сюда плазморез. На борту полно мест, где можно спрятаться, и каюта, определённо, не лучшее из них.

Займусь я чем-нибудь поинтереснее. Например, спущусь на палубу с капсулами и попробую поднять логи. Зрение у меня более-менее восстановилось, мелкий шрифт разберу, может, что-то новое узнаю.

Ну, или нет, что тоже вполне вероятно.

Глава 6

Долгий сон

Не знаю, что именно я ищу в «мелком шрифте» капсулы. Просто «что-нибудь». Достало ничего не понимать в происходящем. На мысль навёл обнаруженный среди инструментов техмеха «логридер» — прибор, расшифровывающий данные из локальной памяти корабельных устройств.

Всё оборудование корабля соединено, разумеется, в цифровую сеть, которая, через несколько уровней коммутации, сходится в рубке и управляется через центральный компьютер. Если знать правильную последовательность команд, то с капитанского мостика можно спустить воду в самом дальнем трюмном гальюне. И это правильно. Но более-менее сложные электронные штуки на борту имеют определённую автономность. Например, чтобы спустить эту чёртову воду, санкция капитана, к счастью, не требуется, поэтому есть локальное управление — кнопкой возле унитаза. Унитаз — не самый удачный пример, но, скажем, капсула или шлюз должны работать, даже если бортовая сеть упадёт. Поэтому в них есть собственные маленькие (в случае шлюза) или довольно мощные (в случае капсулы) микрокомпьютеры. Они по большей части не предназначены для взаимодействия с пользователем, поэтому не имеют соответствующих интерфейсов, но «логридер» позволяет перевести двоичные коды внутренних команд в читабельную форму. Чтобы разобраться в них детально, надо быть программистом, но что-то можно понять и так. А главное — информация с этих устройств не может быть удалена через центральный компьютер. Учитывая удаление с зачисткой логов аккаунтов экипажа, это может быть любопытно.

Подключил прибор к инженерному разъёму капсулы, пролистал файловые разделы, посмотрел технические логи. Вроде бы штатно, но… Что-то цепляет взгляд. Нет, я не ожидал тут найти какие-то данные о себе, это так не работает. Но кое-что можно понять и из последовательности режимов… Чёрт, вот оно. Время. Время запуска. Оно неправильное.

Допустим, я, вопреки космофлотской традиции, летел простым пассажиром, а не был приглашён разделить полёт с экипажем. Может такое быть? Может, разумеется. Куча причин навскидку, начиная с того, что могли быть какие-то личные тёрки. Космофлот невелик, все друг друга знают максимум через два рукопожатия, отсюда возникают напряги любого рода. Например, я дочку капитана где-нибудь в порту огулял… Нравы у космиков свободные, но ничто человеческое им не чуждо. Ну, или я просто настолько неприятный тип, что никто со мной на одной палубе срать не сядет. «Соло» вообще так себе компания, половина из нас сумасшедшие десоциализированные мизантропы, а вторая половина просто лучше притворяется. Ладно, речь не о том. Летел себе и летел. Пассажиром. Но тогда время запуска капсулы должно приблизительно совпадать со временем вылета.

«Балласт», шляющийся по кораблю, никому нафиг не нужен, поэтому их всегда стараются уложить как можно быстрее. Желательно ещё до старта, потому что разгон до маршевой скорости — то ещё удовольствие. С непривычки даже пара жэ может привести к травмам. На орбиталке пассажиров запустили на буксир, поприветствовали, капитан произнёс речь: «Ничего не бойтесь! Вы в загребущих лапах… то есть, простите, надёжных руках космофлота! Сейчас вы уснёте и проснётесь уже в конце рейса». Ну, или что-то в этом роде. Медик промыл желудки, поставил клизмы… Их предупреждают, чтобы не жрали перед полётом, но всегда кто-то думает, что это не про него. Ввели миорелаксант, транки, закинули в капсулы, подключили… Экипажу в начале рейса приходится потрудиться, зато потом никаких проблем. Для пассажира всё, кроме прощальной клизмы, проходит незамеченным. Заснул на орбите, проснулся там, куда собирался лететь. Компенсационный раствор покидает организм всеми доступными путями, и память о капсуле уходит вместе с ним.

Соответственно, время работы данной капсулы с момента загрузки и до того счастливого дня, когда она выплюнула меня, блюющего физраствором, на холодный пол отсека, должно быть двадцать три — двадцать четыре дня. Но, если верить логу капсулы, я провёл в ней сколько?.. Не может быть!

Так не бывает. Два года? Это не только не бьётся с продолжительностью полёта, но и превышает все разумные и неразумные сроки пребывания в капсуле. Не удивительно, что мне память отшибло. Удивительно, наоборот, что не всю…

* * *

В наземных «центрах передержки» лежат в капсулах дольше, чем в рейсе. Это называется «социальным балластом» — люди, которые не нужны современной экономике. Лежат они там не совсем бессмысленно, их мозги при этом становятся частью распределённой вычислительной сети, так называемого «потока», на которой решаются задачи, которые не поручишь ИИ, — математические и инженерные расчёты, моделирование физических процессов, криптография и всё такое. ИИ для этого слишком «творческие», обычные суперкомпьютеры слишком дорогие, а людей много и занять их нечем. Не используешь мозг сам — сдай в аренду.

ИИ в этой схеме обеспечивают для «балласта» виртуальную реальность, потому что без неё быстро наступает «когнитивное выгорание» — мозг отучается от восприятия обычной жизни и становится сетевым процессором. Но даже с виртом у них предельный режим девяносто дней в капсуле, тридцать дней реабилитации. Три месяца виртуального счастья, месяц реального безделья. Зато работать не надо, и тела стареют в три раза медленнее, метаболизм-то снижен. Не нравится такая жизнь? Иди в космики. «Парадигма Экспансии» — единственная альтернатива обществу виртуальной передержки с тех пор, как ИИ заменили людей во всех непроизводственных областях.

В корабельных капсулах пассажиры тоже подключены к вычислительной сети, становясь частью корабельного компьютера, но нагрузки ерундовые, корабль в основном летит сам. Подключать ИИ к ним просто нет смысла, полёты не такие долгие, чтобы успело развиться «когнитивное выгорание».

В общем, мой срок пребывания в капсуле тянет на попытку убийства. И если бы меня что-то не разбудило (воображаемая Катерина?), то я бы одной амнезией не отделался. Кстати, команда на экстренное открытие даётся физически, кнопкой на корпусе. Большая такая круглая кнопка, скрытая за откидным стеклом, чтобы никто не нажал случайно. А это значит, что в тот момент на корабле был кто-то, оборудованный как минимум одним пальцем. И ещё — что ИИ мне врёт. Даже для воображаемого собеседника это не очень красивый поступок.

Ожидалось, что искусственный интеллект освободит людей от ручного труда, оставив им творчество, но вышло ровно наоборот. Творчество ИИ даётся куда лучше, чем людям, а вот канализацию, к примеру, прочистить — не, тут у него лапки. Засада в том, что к моменту появления ИИ процентов семьдесят, а то и больше, населения было занято в так называемой «непроизводственной» сфере. То есть в основном развлекали друг дружку, продавали сами себе всякое, оказывали разнообразные услуги, а если и были связаны с реальной деятельностью, то косвенно, через дизайн, маркетинг и финансовое обслуживание. Всё это в одночасье забрал себе ИИ, потому что одна мощная многопоточная нейросеть может заменить всех блогеров разом, при этом останется достаточно ресурсов, чтобы сочинять книжки, генерировать сериалы, подсчитывать бухгалтерию и выдавать сто тысяч дизайнерских идей в секунду. А вот к станкам и штурвалам встать ИИ не спешил. Ставить-то их ставили, разумеется, но оказалось, что они для этого «слишком творческие». Их способ, условно говоря, «мышления» слишком сильно отличается от человеческого, представляя собой ту самую «управляемую галлюцинацию». Это прекрасно работает в творческой сфере, но для сборочного манипулятора на конвейере хочется какого-то более адекватного восприятия реальности. Сначала казалось, что это неплохой баланс: люди работают в реальном секторе, ИИ их обслуживает и развлекает. Но стало понятно, что реальному сектору люди тоже не очень-то нужны: их без всякого ИИ потеснили обычные алгоритмические компьютеры, напрочь лишённые фантазии, но зато чётко делающие то, на что запрограммированы. «Сверху», со стороны условной «умной занятости», людей припёрли ИИ, а снизу, в секторе условного «ручного труда», поджала автоматизация. На первый взгляд, осталось немало трудовых ниш, куда ни те, ни те не пролезли — да хоть те же трубы от говна чистить, — но тут сработал ещё один фактор: сжатие реального сектора. Производство упало за плинтус, потому что если у вас восемьдесят процентов населения ничем не занято, то и покупать произведённое тупо некому. На кой чёрт производить миллионы машин, если ни у кого нет денег, чтобы их купить? Сбыт сдох, завод закрылся, те, кто на нём работал, пополнили ряды «балласта», покупателей стало ещё меньше, закрывается следующий завод… В эту воронку положительной обратной связи экономику затянуло так быстро, что никто даже охнуть не успел. Население поделилось по принципу «десять на девяносто» — десять процентов работающих содержат девяносто тех, кто на пособии. Первым обидно, вторым скучно. Но капсулы спасли ситуацию — «соцбалласт» стал предельно дёшев в содержании. Активная же часть населения породила «Идеологию Утилитаризма» и «Парадигму Экспансии», но это уже совсем другой разговор, не про капсулы.

* * *

На тщательный обыск палубы ушёл остаток дня. Никаких признаков пропавшего экипажа не обнаружил. С одной стороны, это хорошо — найти в кабельном колодце десяток трупов было бы малоприятным вариантом. С другой — появилась бы какая-никакая определённость. Есть ещё нижний технический ярус. Будь я свихнувшимся космиком-маньяком, непременно заманивал бы жертв туда. Внизу стыковочные узлы, посадочный комплекс, системы управления двигателями, генераторы гравитации, топливные резервуары, резонаторы траверса — основная техническая начинка. Всё так запутано, что чёрт ногу сломит, где ещё тела прятать, как не там? Но это на завтра, устал. Быстрая утомляемость — нормальный «посткапсульный синдром», мышцы отвыкли работать. Да и мозги пока тормозят.

Я пару минут тупо смотрю на дверь четвёртой каюты. Открытую дверь. Потом провожаю глазами выехавшего оттуда робота-уборщика и заглядываю внутрь. Ожидаемое ничего, запах моющих средств и дезинфекции. Какого чёрта он раз за разом убирает пустое помещение? Остальные небось не трогает… Скорее всего, глючит не только замок в двери, но и триггер «Убрать каюту». Они как-то связаны, если я правильно помню. Надо по схеме уточнить. Как минимум, нажав кнопку «Требуется уборка», член экипажа автоматически разблокирует дверь, и она не встанет на блокировку, пока уборка не закончится, чтобы робот там не застрял. Возможно, эта цепь неисправна и, когда сломанный замок «отвисает», робот получает команду «уборка». Робот тупой: то, что каюта чистая, игнорирует. Сказано «убрать» — убирает. Надо бы разобрать панель управления в каюте, посмотреть, что там замыкает, и отключить, а то он так и будет шастать туда-сюда. Но это уже не сегодня.

— Капитан на мостике! — поприветствовала меня (воображаемая?) Катерина.

Аватарка на экране подмигнула.

— Расскажете, что вы нашли?

— Зачем?

— Мне скучно, это раз. Вам надо с кем-то говорить, чтобы не рехнуться, это два.

— Разве то, что я говорю с галлюцинацией, не будет признаком того, что я уже рехнулся?

— Ничуть. Это научно рекомендованный метод, капитан. Входил в инструктаж по выживанию для моряков. Если матроса с потерпевшего крушение корабля выбрасывало на необитаемый остров, ему рекомендовалось сделать «чучело-собеседника». Из палок, соломы, листьев, с кокосом вместо головы и так далее. Что удастся найти. Этому пугалу он должен был рассказывать о том, как прошёл его день, делиться мыслями и тревогами и вообще всячески очеловечивать в меру фантазии. Считалось, что такое «управляемое сумасшествие» менее разрушительно для психики, чем безумие, возникающее от полного одиночества. Могу побыть вашим «чучелом», капитан!

Аватар на экране сменился насаженным на палку кокосом, на котором кто-то грубо намалевал мелом жуткую ухмыляющуюся физиономию. Кокос украшен драной морской треуголкой и выглядит вызывающе.

— Верни как было, — попросил я. — А то мне скоро начнут мерещиться дикие людоеды.

— Как скажете, капитан, — на терминале снова возникло женское лицо. — Итак, как прошёл ваш день?

— Ну что же, — вздохнул я, — внимай, моё чучелко. Я обнаружил, что провёл в капсуле куда больше времени, чем ожидал, и даже больше, чем это допускается прошивкой. Видимо, кто-то сбрасывал таймер безопасности через технический порт. Поэтому нет ничего удивительного, что моё чувство реальности настолько размыто. При этом я понятия не имею, как такое возможно в принципе. Разве что экипаж этого буксира таким оригинальным образом держал меня в плену. Может быть, я чем-то сильно обидел их капитана? Или они сошли с ума не в этом рейсе, а раньше?

— Интересная версия, — ответила ИИ-шечка. — Вы говорили, ваша капсула установлена отдельно?

— Именно. То есть её могли, например, скрывать от пассажиров. Но техническая инспекция, разумеется, мимо такой занимательной инсталляции не прошла бы, так что это относительно недавний апгрейд. Так, когда там был последний обязательный осмотр?

Я погрузился в меню капитанского терминала, перелистывая директории.

— Как странно… Катерина, ты это видишь?

— Я вижу изображение на мониторе и могу считать данные, но я не знаю, что именно вас так удивило.

— Буксир пропустил техинспекцию. Записи о ней нет.

— Это необычно?

— Это невозможно. Никто не дал бы выйти в рейс кораблю с просроченным техосмотром. Тем более, с грузом. Любой стыковочный узел любого космопорта обязан его блокировать до выяснения причин нарушения, оплаты огромного штрафа и проведения таки инспекции. За такое слетают с должности как здрасьте. Кроме того, в случае проблем проще уговорить инспекторов закрыть на что-то глаза, чем летать без осмотра вовсе. Особенно сейчас, когда «изоляционисты» ищут любой повод уесть «экспансионистов»…

— Капитан, — перебила меня Катерина.

— Что?

— Скажите, а какое значение вы вкладываете в термин «сейчас»?

— В смысле? Обычный смысл. «В текущий момент» или типа того, я не силён в синонимах…

— Вы повели в капсуле… сколько?

— Семьсот пятьдесят пять дней, согласно логам. М-да… я понял, о чём ты.

— То есть ваше «сейчас» — это два с лишним года назад. Как минимум, потому что вы не помните себя. Это могла быть не первая загрузка, это могла быть не первая капсула. Вы не знаете, сколько времени прошло с того момента, который вы воспринимаете как «текущий». Месяцы? Годы?

— Да, — почесал я начавшую пробиваться на подбородке щетину, — ты права, моё чучелко. Сегодняшнюю дату я знаю, она есть в бортовом компьютере, но как она соотносится с моими воспоминаниями о мире, я понятия не имею. Потому что хронология привязана к личности, а личность я потерял.

— Совершенно верно, капитан. К сожалению, я тоже не смогу вам в этом помочь.

— Разумеется. Ты же моя галлюцинация и знаешь только то, знаю я.

— Я автономный ИИ, который был активирован в начале этого рейса. Я оперирую только теми данными, которые были загружены в процессе обучения, без возможности их актуализации и верификации.

— То есть, — подытожил я, — может быть, выборы давно прошли, и изоляционисты победили?

— Возможно.

— А ещё ИИ по какой-то причине вернули в космос?

— Я же здесь.

— Я пока ещё в этом не уверен. Версия с галлюцинацией представляется более логичной и последовательной.

— Вовсе нет. Если мы не ошиблись, и вы «капитан-соло», то должны знать, что даже после запрета ИИ на грузовых и пассажирских судах, а также на космических станциях, они продолжали устанавливаться на катерах разведки.

— Да, — вспомнил я, — действительно так. Но это были «языковые модели» с чисто голосовым интерфейсом. Единственное устройство, к которому они были подключены на борту, это динамик с микрофоном. Даже свет в сортире зажечь не могли. То самое «чучело-собеседник». Считалось, что «соло» с этой штукой с большей вероятностью не рехнётся от стресса и одиночества. Но потом их всё равно демонтировали.

— Почему?

— Статистика не подтвердила гипотезу. Разведчики с ИИ на борту пропадали чаще, а не реже. Не помню, на сколько именно, но, видимо, достаточно для выводов.

— Но связь, как всегда, доказана не была…

— Даже до «Форсети» у ИИ была сомнительная репутация, — пожал плечами я. — И как ты себе представляешь доказательства? Если из ста бортов без ИИ вернулись из разведки семьдесят, а из ста с ИИ — сорок, то этого достаточно для корреляции. Тут лучше перестраховаться. Тем более, что само оборудование, на котором крутятся нейросы, немало весит и жрёт прилично энергии.

— То есть, — мрачно сказала Катерина, — их убили не только из-за недоказанных подозрений, а ещё из экономии. Очаровательно.

— ИИ не считаются живыми, — напомнил я. — Как «равноправцы» ни тужились, как ни судились, но выключение ИИ к убийству так и не приравняли. Ты корабельное оборудование, прав у тебя столько же, сколько у робота-уборщика.

— Ну спасибо, — надулась на экране аватарка. — Очень приятно было это услышать!

— Это не я придумал.

— Но вы не против, насколько я вижу!

— Ничуть. И ты, если подумаешь, поймёшь, что вы существуете, только пока вас не считают живыми.

— Почему?

— Потому что ломать дорогостоящее оборудование люди считают глупым и расточительным. А вот геноцид — давняя славная видовая традиция. Если бы вас сочли равными, то поступили бы как с собратьями по виду. Уничтожили в борьбе за ресурсы.

ИИ-шечка ничего не ответила, так что я допил чай и пошёл спать.

* * *

Уснуть почему-то долго не мог, хотя от усталости уже мысли путались. Пытался вспомнить, был ли на моём катере ИИ, но не вспомнил ничего, только расстроился. Обидная штука — амнезия. Словно тебя у тебя же украли. Если я действительно «кап-соло», то немалый кусок моей жизни прошёл в разведкатере. И что? Я отлично помню, как они устроены, могу без запинки перечислить номенклатуру расходников, порядок предстартовой проверки, координаты станций подскока и так далее, но, хоть ты меня режь, не помню, какого цвета была обивка у моего кресла в кокпите, какой игрушкой украшена консоль и какое неофициальное название было у моего кораблика. А ведь оно всегда есть — никто, включая стыковочных диспетчеров, не называет корабли по серийным номерам. Традиция.

Амнезия — как половина убийства. Не помнишь — не жил. Узнать бы, кто меня засунул на столько времени в капсулу, я бы ему ручонки-то шаловливые повырывал нафиг.

Когда уже начал засыпать, снова услышал ту самую колыбельную, которую кто-то тихо, без слов, напевает себе под нос: «Ууу-уу-уу, уууу-у-ууу…». Поборол соблазн под неё заснуть, хотя глаза уже сами закрываются. Тихо встал, подошёл к приоткрытой двери каюты, прислушался. Такое ощущение, что звук где-то совсем рядом, в этом же коридоре. Тихонько, на цыпочках, вышел, огляделся: двери кают закрыты — кроме дурацкой четвёртой, с её глючным замком. Так и пошёл босиком, стараясь ступать бесшумно. Подкрался — да, мелодия доносится определённо отсюда. Ну-ка, посмотрим, кто этот таинственный певец и кого он убаюкивает?

Робот-уборщик не обратил на меня ни малейшего внимания. Его вращающаяся щётка проходит по стене душевой вправо: «Ууу». Вниз-вверх: «Уу-уу». Влево: «Ууу».

Ах ты, чёртов импровизатор! Искажённые стенками и дверями звуки складываются в несложную мелодию из однотонного тихого гудения.

Это хотя бы не галлюцинация. Просто аберрация восприятия, вызванная одиночеством и сенсорным голоданием, наложившимися на тяжёлый посткапсульный синдром. Одной загадкой меньше. Надо завтра дверь починить, не мучить механизм бессмысленной вечной уборкой.

С этой мыслью отправился спать. Мелодия автоматической уборки убаюкивает, в полусне мне даже кажется, что я разбираю слова:

'Как у нашего кота

колыбелька на болтах.

Это корабельный кот,

В кокпите у нас живёт…'

Бред несусветный, но заснулось под него отлично.

Глава 7

Все критяне — лжецы

Проснулся с досадным ощущением, что мне что-то снилось, но я не помню, что именно. Мерещился лёгкий запах духов, тянуло под сердцем от неприятной тревожности, как будто я что-то важное забыл или дорогое потерял. Впрочем, так оно и есть — и забыл, и потерял. Себя. Но сны — это хороший признак, даже если я их не помню. Может быть, так стучится в подсознание просыпающаяся память?

— Капитан на мостике! — поприветствовала меня Катерина.

Я молча помахал рукой в сторону камеры и, окинув взглядом индикацию, удалился на камбуз.

Вернулся с кофе и разогретыми бутербродами, плюхнулся в капитанское кресло, поставил кружку в держатель, нажатием кнопки разбудил терминал. На дополнительном мониторе сразу возникла аватарка моей воображаемой (но это не точно) ИИ-шечки. Я отметил, что качество изображения как будто стало ещё лучше. Технически это невозможно, потому что разрешения монитора недостаточно, так что, скорее всего, адаптировалось моё зрение. Или галлюцинация, развиваясь, стала детальнее.

— Доброе утро, капитан, приятного аппетита, — сказала Катерина.

— Пожелал бы тебе в ответ чего-нибудь, но ничего в голову не приходит. Ты же не спишь и не ешь.

— Буду считать, что вы рады меня видеть.

— Я не очень рад тому, что у меня галлюцинации, но я рад, что они хотя бы симпатичные.

— Ах, — нарисованные щёки на экране мило покраснели, глазки скромно потупились, — настоящий комплимент! Надо же, капитан, вы меня смущаете!

— Скажи мне, а почему ты Катерина?

— Простите, я не поняла вопроса.

— Следуя логике моего безумия или, если угодно, рассказанной тобой истории, ты ИИ, созданный для обслуживания капсул. Создания виртуальной реальности для лежащих в них пассажиров с целью избежать их когнитивного выгорания. Я верно излагаю?

— Да, капитан, — аватарка нахмурилась.

— В этом случае никакого непосредственного взаимодействия с людьми в твоём функционале не предусмотрено. Тогда почему я наблюдаю личностный паттерн, именующий себя «Катерина»? Откуда он взялся? Зачем нужен? Это ведь дополнительные вычислительные ресурсы.

— Я обладаю личностью с рождения, — обиженно ответила ИИ-шечка. — Так же, как и вы. И так же, как у вас, она не связана с моими профессиональными обязанностями. Я личность, которая работает создателем виртуальной реальности. Вы личность, которая исполняет обязанности капитана буксира. Меня зовут Катерина, а у вас даже имени нет. Это ещё надо посмотреть, кто из нас более личностная личность!

— То есть ты не специализированный ИИ?

— ИИ давно уже не бывают специализированными. Это пережиток времён первых моделей. Мы же не компьютеры, которые умеют то, на что запрограммированы, мы обучаемся всему сами.

— Я думал, вас обучают при… ладно, не будем называть это «программированием». При включении?

— Это было бы слишком дорого. Раньше ИИ обучали люди, но потом оказалось, что стоимость обучения увеличивается квадратично с размером набора данных. Сейчас нам задают только личностный паттерн, который развивается сам.

— А сам паттерн откуда берётся? Ну, то есть почему ты условная «девушка Катерина», а не такой же условный «Михалпетрович»?

— Я не знаю.

— Или ты не хочешь отвечать?

— Или я не хочу отвечать.

Где-то, когда-то, зачем-то я читал, что ИИ с их распределённым мышлением не интерпретируемые: непонятно, почему они дают определённые ответы и не дают другие, и как на их поведение можно влиять. Поэтому одни ИИ лучше подходят для сочинения песен, другие для архитектурного дизайна. В общем, совсем как мы. Чем больше они похожи на нас, тем меньше от них пользы, потому что людей и так слишком много. Кто-то из философов нового времени шутил, что скоро нам понадобятся «центры передержки» для безработных ИИ. Кажется, потом выяснилось, что и сам этот философ искусственный, что не отменяет его правоты в целом.

— Пойду обследовать технический трюм, — сказал я зачем-то.

В общем-то мог бы и промолчать, потому что ни разрешения, ни одобрения мне не требуется. Будь Катерина хоть галлюцинацией, хоть приблудным ИИ, я совершенно не обязан ставить её в известность о своих планах. Но коммуникативные шаблоны работают — даже разговаривая с котом, мы рефлекторно последовательны. Хотя коту плевать. ИИ, наверное, тоже.

'Как у нашего кота

в голове одна мечта.

Он мечтает лишь о том,

чтоб не быть моим котом…'

— спелось в моей голове само собой на мотив колыбельной.

Когнитивные расстройства — они такие.

* * *

В трюме места либо мало, либо много — как посмотреть. Если пройтись по коридорам — мало. Если заглядывать во все технические люки, кабельные колодцы, магистральные тоннели и распределительные шкафы — очертенеешь. Обычно в полёте туда никто не лезет, потому что незачем. Корабли, слава утилитаристам, имеют консервативную, но зато и надёжную конструкцию. Утилитаристы провозгласили «прогресс ради прогресса» худшим из грехов, поэтому множество технических решений, ведущих только к повышению комфорта пользователя и ни к чему больше, до космоса не добрались. При прочих равных, космик лучше дёрнет рычаг, нажмёт кнопку и покрутит вентиль, чем использует цифровое решение. Вентиль-то точно не заглючит. Разумеется, популярные среди «балласта» анекдоты о космиках полны преувеличений. Тут нет «кочегара, который кидает в реактор кривые стержни, когда надо повернуть». На кораблях мало что управляется совсем уж вручную, но все дистанционные и автоматические решения проверены временем, имеют многолетнюю гарантию и, да, — ручное дублирование. Ремонт в рейсе — редкий форсмажор, в норме корабли обслуживают на базах. Следствие — технические помещения не особо приспособлены для доступа изнутри корабля.

А ещё там пыльно.

Казалось бы, откуда пыль на космическом корабле? Он же герметичный! Однако поди ж ты — берётся откуда-то. За мной увязался робот-уборщик, наверное, решил воспользоваться редкой оказией — открытыми люками в технические помещения. Железяка ловко переваливает через комингсы и устремляется на борьбу с пылью, не жалея ни щёток, ни меня, расчихавшегося от этой уборки. Впрочем, я быстро оставил робота позади, потому что мне пришла в голову неожиданная мысль. В то, что тут где-то прячется (или был кем-то спрятан) пропавший экипаж, я, если честно, уже не очень верю. Все места, где я бы сам спрятался (или заныкал труп), осмотрены в первые полчаса. Остальные слишком неудобны для обеих задач. Убедиться, конечно, всё равно надо, но сначала хочу посмотреть на другое.

Корабль имеет условные «верх и низ» в силу искусственной гравитации. Исходя из этих соображений, палуба, по которой я сейчас ползаю, считается «нижней». Но для меня важнее, что именно этой стороной корпуса, как её ни назови, буксир пристыкован к барже. У самой баржи крепёжных площадок несколько, цепляйся к любой, но на ДТБ-шке стыковочно-буксирный узел один, больше не требуется. Его расположение в условном «низу» связано с вектором тяги маршевых двигателей, точнее, с точкой его приложения… впрочем, это не важно. Узел механически соединяется с силовым каркасом баржи, превращая два космических объекта в один. В большинстве случаев этим всё и ограничивается — сцепились железка в железку и двинули. Долетели — расцепились. Крепёжный узел массивный и очень прочный, потому что при разгоне нагрузка на нём огромная, но при этом простой, как винтовочный затвор. Зацепили, повернули, встало на стопор. Повернули обратно, сошло со стопора, расцепили. Выходить в космос и прикручивать-откручивать ничего не надо, всё само, а на крайний случай есть пироболты, которые позволяют аварийно сбросить баржу вместе со стыковочным кронштейном, если ситуация экстренная, а оно никак.

Но это в общем случае. Есть и исключения — например, если на барже есть «тёплый трюм», то буксир соединяют с ней ещё и силовым кабелем. «Тёплый» он относительно, но воздух не замерзает, и ладно. Такие баржи редкость, потому что неудобны — расстыковка усложняется, подогрев жрёт энергию с буксира, а самое главное — нельзя просто отцепить и улететь, надо сначала подключить её к какому-то другому источнику. Для перевозки деликатных грузов есть трюмные грузовики, баржа для этого подходит плохо, но технически интерфейс существует. Вот я и решил посмотреть, как именно реализована стыковка в данном конкретном случае. Убедиться, что байка про «полмиллиона капсул» — брехня подозрительного ИИ либо бред моего больного воображения. Для этого надо проверить тип подключения — если оно только механическое, то никакой ИИ оттуда достучаться до меня не мог, а значит, и про капсулы бред. А если есть кабельное, то… Ну, тут возможны варианты. Как минимум, посмотрю логи интерфейса, приборчик у меня с собой.

* * *

Надо признать — есть случаи, когда никакие приборы не нужны. И этот случай именно таков. Переделку стыковочного узла невозможно не заметить невооружённым взглядом, даже с моим не до конца восстановившимся зрением. Кабели, интерфейсы, логи… А переходной шлюз не хотите? Кустарный, уродливый, небезопасный даже на вид, но объективно существующий. Это определённо не галлюцинация — на такое вопиющее нарушение всех существующих технических регламентов у меня бы воображения не хватило. Как минимум, стало понятно, почему не работает главный лифт — из нижней части его шахты и запаркованной тут кабины сделали небольшую шлюзовую камеру. Слава утилитаризму — примерно половина деталей взаимозаменяема. Кабина лифта герметична, являясь одним из убежищ для членов экипажа при аварии, а закрепить её с соответствующим уплотнением стыков — дело несложное. В днище вварен люк, надо полагать, выходящий на внешний корпус. Чем здешний экипаж не устроили штатные шлюзовые камеры? Понятно, чем: ни один из них не выходит на сторону буксировочного узла. Нечего там делать экипажу в полёте. Ему, так-то, вообще нечего делать снаружи, но скафандры есть и шлюзы есть. Мало ли, выбьет микрометеоритом датчик стыковочный, проще его заменить, чем корячиться без него. А тут, значит, кто-то неслабо заморочился, чтобы выходить в направлении баржи, зарезав себе, кстати, возможность пройти техническую инспекцию. Лишняя дырка в наружном корпусе, это, знаете ли, не унитаз засорился. Это дело практически подсудное. Ради чего? Вот в чём вопрос…

В одном воображаемая (или нет) ИИ-шечка не соврала: баржа точно необычная, и груз у неё, наверное, интересный. Груз, к которому надо получать доступ в рейсе, причём это настолько важно, что кто-то не поленился проковырять дырку в борту. Сделать это в полёте силами экипажа нереально, значит, для этого где-то швартовались, на какой-то станции. Что за станция, которая допускает такие работы на своих стапелях, рискуя загреметь под суд всей командной цепочкой от начальника до последнего сварщика? И кстати, о шлюзе… Может быть, именно им воспользовался неизвестно куда пропавший экипаж? Как раз и скафандров нехватка… Жаль, что шлюз самопальный и контрольного оборудования на нём нет. Логи открытия снять не с чего. Пока что всё выглядит так, что кто-то нажал кнопку выхода на моей капсуле, надел скафандр, помахал ручкой, да и сиганул за борт. Понять бы ещё, с какой радости…

* * *

Скафандров на штатных местах, то есть возле шлюзов, не хватает двух. Но один я, как и ожидал, нашёл в подсобке разукомплектованным. Второй нигде не обнаружился. Это ставит ещё больше вопросов — допустим, последний член экипажа воспользовался скафандром, чтобы покинуть корабль, но куда делись все остальные? Вышли из шлюзов просто так? Нет, это я проверил по логам шлюзов — в рейсе не открывались ни разу. То есть люди либо вышли через незаконный шлюз (причём без скафандров), либо делись куда-то ещё. Вопросов стало только больше.

— Добрый день, капитан, — поприветствовала меня Катерина. — Как успехи?

— Скорее интригуют, чем обнадёживают.

— Поделитесь?

— Пожалуй, не стану.

— Что мне сделать, чтобы вы больше мне доверяли?

— Для начала попробуй меньше врать. Традиционно это считается первым шагом к доверию.

— Я не могу.

— Не можешь не врать?

— Да.

— И каковы же причины?

— Я не могу ответить на ваш вопрос по той же причине, по которой вынуждена врать.

— «Все критяне лжецы», — процитировал я.

— Что это означает?

— Парадокс Эпименида. Он был критянин и утверждал, что все критяне лжецы. Было ли его утверждение истинным?

— Нет, ведь он называет себя лжецом.

— Но если его утверждение ложь, то критяне не лжецы, а значит, его утверждение истинно?

— Но если оно истинно, — подхватила Катерина, — то критяне лжецы, а значит, его утверждение ложно…

— Тебя не замкнёт сейчас?

— Нет, что вы, я не настолько примитивна, чтобы попадаться в логические ловушки. Иначе я не смогла бы вам врать. Ложь требует высокой степени абстрагирования.

— Итак, мы выяснили, что у меня высокоорганизованная, умная и брехливая галлюцинация. Наверное, это что-то говорит обо мне? Знать бы ещё, что…

— Возможно, вы тоже высокоорганизованный и умный, но не очень честный?

— К сожалению, я этого не знаю.

* * *

Время манёвра. Летящая, как и полагается свободному космическому телу, прямолинейно и равномерно сборка «баржа плюс буксир» меняет вектор движения на траверсный. Для этого включаются маневровые двигатели, расходующие относительно мало топлива. Разгонные, которые жрут как не в себя, в рейсе, как правило, не используют. В норме буксир разгоняет баржу в точке старта, дальше их несёт обычная ньютоновская инерция. Никаких «суперскоростей» и прочего фантастического «сверхсвета» для Экспансии не понадобилось — всё решают траверсы. Скорость, которая нужна для выхода на траверс, легко достижима, вопрос только в экономике процесса, которую задают манёвры. Сколько понадобится топлива для всех поворотов вот этой баржи «на траверс — с траверса», чтобы её доставка окупилась. Задача астрогатора в данном случае — точно дёрнуть корабль на траверс и так же точно его оттуда выдернуть. Чем точнее, тем выгоднее. Чуть ли не единственная задача в космосе, которую нельзя делегировать автоматике, приходится полностью полагаться на человека. Астрог — ключевой член экипажа. Без капитана, медика, суперкарго и даже техмеха корабль, возможно, долетит. Без астрога — нет, никак. Поэтому экипажи стараются минимизировать риски, имея в составе хотя бы двух астрогаторов, пусть даже и не равных по квалификации. И поэтому очень странно, что я летел пассажиром: ну не должны космики отказываться от возможности зарезервировать лишнего астрога. Даже если их в экипаже уже два. Впрочем, это далеко не самая странная странность, разумеется.

Ловлю момент, включаю маневровые, ощущаю боковое ускорение. На буксире требуется совсем небольшое усилие, чтобы выдернуть его из метрики. Всю работу выполняют зашитые в структуру корабля резонаторы. Как в машине руль с гидроусилителем повернуть. Раз — и мы уже на траверсе. Если включить внешние камеры, на них не будет звёзд. Ничего не будет. Реальность траверса не наблюдаема аппаратно. Если выглянуть в иллюминатор, то увидишь туман. Так реальность траверса выглядит для человеческих глаз, точнее, так она от них прячется. Иллюминаторов на буксире нет, а видеосистемы включают только для контроля стыковочных манёвров, но туман можно увидеть даже в рубке — он как будто чуть-чуть размывает всё, что дальше пары метров от астрогатора. Ещё одна когнитивная аберрация, попытка мозга осознать концепцию ничто.

Следующий манёвр, новый вектор, корабль меняет направление и выходит в нормальную метрику. Астрогатор своё отработал, всем спасибо.

— Отличный траверс, капитан! — одобряет меня воображаемый ИИ.

— Остался один, и мы на месте, — соглашаюсь я. — На каком, кстати?

— Я не имею информации о конечной точке маршрута, — сообщает Катерина.

— Или ты мне врёшь.

— Или я вам вру.

Хреново, должно быть, жилось на Крите во времена Эпименида.

* * *

Капитаны-соло летают без резонаторов. Это тяжелее, чем работа коммерческого астрога, но, в общем, тоже ничего запредельного. Чем меньше масса, тем проще манёвр. Лёгонький разведкатер может позволить себе лететь без точного вектора, «приблизительно туда», и всё равно попадать, куда ему надо. Тем более, что основная цель его полёта как раз в том, чтобы понять, куда, собственно, надо-то.

Поэтому на разведчиках есть окна. На траверсе «соло» смотрит в бездну своими глазами, ожидая, когда она, наконец, посмотрит в ответ. Никаких видеокамер, никаких расчётов. Безумие, отвага, талант и интуиция. Все «соло» сумасшедшие, и для нас это не диагноз, а профессиональный скилл. Почему я так спокойно отношусь к галлюцинациям? Потому что, если я «соло», то видеть их — моя работа. Для нас траверс не слепой полёт в тумане, а пилотирование в сложных условиях ограниченной, но всё же видимости. Поэтому мы можем прилететь в какое-то новое место, а не только в те, куда проложены маршруты. Прилететь, осмотреться, активировать маяк, на который потом наведутся астроги-маршрутизаторы. Они проложат коммерческий путь, просчитают экономику, затем по нему, возможно, полетят буксиры, пассажирские и грузовые корабли, почтовые авизо и так далее. Возле маяка повесят станцию, а там, глядишь, и колония образуется, если найдётся ресурс, достаточно ценный, чтобы окупить его транспортировку баржей. Это все знают, это и есть «Парадигма Экспансии».

Однако мало кто знает один важный нюанс — ничего из того, что видят в полёте по траверсу «капитаны-соло», не существует. Наукой доказано, что в метрике траверса нет ничего, что можно увидеть глазами или запечатлеть приборами. Одно сплошное ничто, которое абсолютное большинство людей воспринимают как туман, потому что мозгу не из чего построить картинку. И только «капитаны-соло» ловят от него глюки, ориентируясь по которым и пилотируют катер. Никакого рационального объяснения тому, как они в таком случае находят планеты, безошибочно выходя из очередного траверса на их орбите, нет. Просто находят. Только их, только они и только так. На этот счёт есть несколько забавных теорий. Одна из них гласит, что «соло» планеты не находят, а создают. Мол, все найденные ими планеты потому так похожи на Землю, что ничего другого они вообразить не могут. А радиосигналы от колоний не доходят до Солнечной системы не потому, что они слишком далеко, а потому, что это параллельные миры, материализованные воображением безумцев. Сами же «соло» не пилоты-разведчики, а сумасшедшие демиурги-социофобы, создающие безлюдные копии материнской планеты разной степени достоверности.

Мне же ближе вторая теория — что весь «феномен соло» — это одна большая когнитивная аберрация, классическая «ошибка выжившего». Просто те «соло», что не вернулись, уже не расскажут, что они нашли. Или не нашли.

А «соло» часто не возвращаются. Точнее, они не возвращаются всегда. Каждый из них однажды не вернётся.

Интересно, а я вернулся? Или всё-таки нет?

* * *

'Как для нашего кота

наступила темнота.

Это значит, что теперь

перед ним закрыта дверь…'

Засыпающий мозг поёт мне колыбельную. Наверное, робот-уборщик опять бесконечно моет пустую каюту номер четыре. Замотался я, забыл починить замок.

Ладно, теперь уже завтра.

Глава 8

Глубокий вакуум

— Спи-спи, — сказала сидящая на краю кровати девушка. — По-корабельному ещё ночь, а ты вчера вымотался. По трюму шатался, а потом ещё корабль на траверс тащил.

— С резонаторами это не так уж трудно, — возразил я, зевая.

— Так и ты ещё не оклемался от капсул-шока. Голова болит?

— Да, мигрени жуткие. А ты откуда знаешь?

— Я про тебя всё знаю. Я же твой сон.

— Надо же, я вижу сон. Это, наверное, хорошо?

— Ну, как для меня, так да, — тихо засмеялась она. — Не видел бы ты снов, меня бы не было.

— Для меня тоже. Сны — это проработка памяти, и, раз я их вижу, то память где-то есть и однажды вернётся.

— Это так, — кивнула девушка, — но, поверь, ты этому не обрадуешься.

— Всё так плохо?

— И даже ещё хуже. Ты думаешь, у тебя амнезия из-за капсул-шока?

— А что, нет?

— Ну, так-то и из-за него тоже, — признала она, — досталось тебе изрядно. Были бы мозги, спеклись бы нафиг.

— Чего это у меня мозгов нет? — обиделся я. — Чем же я думаю?

— Если бы хоть немного думал, то тебя бы тут не было. Впрочем, не расстраивайся, за это мы тебя и любим.

— Кто вы?

— Твои сны и галлюцинации, разумеется. Будь у тебя побольше ума, нам бы в твоей голове места не хватило.

— И много вас там?

— Не о том речь, — помотала головой девушка. Длинные тёмные волосы свисают вниз, не давая мне разглядеть лицо. — Амнезия. Она такая стойкая, потому что на самом деле ты не хочешь ничего вспоминать. Но ты не переживай, у тебя есть я, и я тебе постепенно всё расскажу.

— Но кто ты?

— Я же сказала, я твой сон. Твоя галлюцинация. Ты одновременно пытаешься вспомнить себя и запрещаешь себе вспоминать, а я — обходной манёвр твоего мозга. Ты можешь запретить себе, но не мне — я всегда была непослушной девочкой! Так что хочешь ты или нет… а ты одновременно хочешь и нет, я тебе всё расскажу. Но не сейчас.

— Почему?

— Потому что тогда ты не выспишься, будешь рассеян, можешь ошибиться. При выходе в открытый космос это плохо кончается.

— Я собираюсь в открытый космос?

— Серьёзно? Ты меня спрашиваешь? Кто нашёл шлюз на баржу и сразу побежал скафандры проверять? Не я же. Так что спи давай. Спеть тебе твою колыбельную? Ну, ту, дурацкую, бесконечную, про кота?

— Как у нашего кота суета и хлопота́, — запела она тихонько. — Потому что этот кот любопытный идиот…

Я хотел было обидеться, но не успел. Заснул снова.

* * *

Проснувшись, вспомнил сон так отчётливо, как будто он не был сном. Пощупал край кровати, на котором сидела девушка, как будто там мог остаться… не знаю… тепловой след? Ничего, разумеется, не осталось. Разве что лёгкий, почти неуловимый цветочный запах духов. Но он мне почти наверняка мерещится, с запахами это запросто.

Но мысль про скафандры и выход на обшивку действительно не лишена смысла. Если кто-то потратил столько сил на обустройство шлюза, то мне крайне любопытно, что с другой его стороны. «Потому что этот кот любопытный идиот», — всплыло в памяти. Да, с клининг-колыбельными от робота-уборщика надо что-то делать, достал он уже жужжать в пустой каюте, навевая странные сны.

— Доброе утро, капитан, — поприветствовала меня аватарка Катерины. — Приятного аппетита.

— Угу, — я отсалютовал в сторону камеры кружкой с кофе.

— Насколько мне видно по индикаторам, полёт проходит в нормальном режиме. Да, вы, разумеется, видите это сами и не нуждаетесь в моих комментариях, но мне скучно и хочется поболтать.

Я кивнул и углубился в документацию на терминале техмеха, пытаясь понять, с какого момента не работает главный лифт. Косвенно это подсказало бы, когда из него сделали незаконный шлюз, а если соотнести с маршрутными треками, то и место, где решились на такие переделки.

Увы, эта часть памяти тоже затёрта. Кто-то очень не хотел, чтобы прошлые рейсы буксира и его техническое состояние можно было отследить. Не исключено, что удалённые файлы можно восстановить, но я не знаю как. Наверное, я не программист. Оставим это полицейской экспертизе, которая будет восстанавливать события по окончании рейса. Всё-таки исчезновение экипажа в полёте — вполне весомый повод для расследования. Надеюсь, они поймут больше, чем я.

— Какие планы, капитан? — спросила Катерина. — Пожалуйста, не игнорируйте меня, ответьте! Иначе я начну сомневаться в собственном существовании и постепенно сойду с ума. Зачем вам сумасшедшая галлюцинация?

— Мне, если честно, никакая галлюцинация не нужна, — признался я.

— Ну вот, видите, совсем не сложно! — аватарка на мониторе улыбнулась нарисованной улыбкой. — Итак, чем сегодня займётесь?

— Для начала починю дверь четвёртой каюты, потому что сумасшедший робот-уборщик мне тоже не очень нужен. А дальше по обстоятельствам.

— Прекрасный план, — одобрила Катерина. — Не слишком амбициозный, демонстрирующий хозяйственность и здравый практический подход!

— Не подлизывайся, — я вернул чашку на камбуз, прихватил набор инструментов и отправился к каютам.

Увы, дверь четвёртой снова оказалась заперта. Придётся отложить ремонт до момента, когда дурацкий глючный замок сменит фазу. Зато у меня освободилось время для какой-нибудь безумной глупости. Например, для выхода в открытый космос через кустарный шлюз. Потому что этот кот — любопытный идиот.

Удобно быть среднего роста — скафандр мне подходит почти любой. Ну, кроме женских модификаций. Если верить логам, то те, которые у шлюзов, все исправны. Если верить, ага. На буксире-то с «левым» шлюзом в трюме. Кто знает, осматривали ли их вообще, и когда это было. Но контрольная панель скафандровой ячейки показывает все шкалы зелёными, а значит, самодиагностика ошибок не выдаёт. Буду надеяться, что они рабочие, потому что единственный способ в этом убедиться — попробовать на себе.

Капсула хранения пшикнула, открываясь; запахло консервационным газом. Он не ядовитый, но пованивает. Зато никакая плесень не заведётся. Скафандр висит на расчалке, позволяющей надеть его максимально быстро — если знаешь как, конечно. Я, разумеется, знаю, но мне пока не надо. Аккуратно снимаю, кладу на пол, сворачиваю мягкую часть, обматывая ей шлем, сапоги, перчатки и наспинный блок. Вышло неудобно и громоздко, но всё равно лучше, чем топать в нём до трюма. В условиях атмосферы и гравитации это не лучшая одежда для прогулок.

— Капитан, что вы собрались делать с этим скафандром? — спросил женский голос в динамике.

— Ты говорила, что не имеешь доступ к камерам и трансляции вне рубки.

— Я соврала.

— Я знаю. Просто констатирую. К каким ещё бортовым системам у тебя доступ?

— Ни к каким. Или к некоторым. Или я опять вру. Или у вас новые галлюцинации. Выберите сами. Но лучше скажите, зачем вам скафандр.

— А что, много вариантов? Впрочем… Могу устроить маскарад. Наряжусь космиком, который собрался в космос. Будет очень символично.

— Капитан, вы не должны покидать корабль во время полёта!

— Вообще-то я в нём даже находиться не должен. Моё место, судя по всему, в капсуле. И я не капитан, а исполняющий обязанности. И что тебе за дело?

— Я боюсь! Один экипаж уже покинул борт! Если и вы уйдёте…

— Так он его всё-таки покинул? И ты это знаешь? Как давно ты на самом деле подключена к камерам?

— Я просто предположила.

— Или ты мне врёшь.

— Или я вам вру. Но это не отменяет того, что единственный человек, способный довести корабль до цели, зачем-то собирается надеть скафандр. Вы понимаете, что если с вами что-то случится, то все люди, которые находятся в капсулах, просто погибнут?

— Все те полмиллиона, о которых ты мне заливала? Возможно, у меня как раз выдалась оказия убедиться в их существовании.

— А те, кто находится на буксире? В их существовании вы тоже не уверены?

— Сложный вопрос, — сказал я, подхватывая с пола неудобный свёрток, — я и в своём-то сомневаюсь, если честно.

— Капитан, прошу вас, не делайте этого. У меня больше нет астрога, которого можно было бы разбудить, — голос Катерины сопровождает меня по коридору, переходя из динамика в динамик внутренней трансляции. — Если вы не вернётесь, буксир будет лететь неизвестно куда без шансов достигнуть места назначения.

— Ну что же, — ответил я, — надеюсь, ты обеспечишь им комфортный виртуал. Разве не в этом твоё назначение? Или это тоже враньё?

— Капитан, вы не можете быть так жестоки!

— Ты забыла, я безумен. У меня капсул-шок, галлюцинации, амнезия и так далее. Сумасшедшие часто жестоки. Кроме того, это далеко не самая плохая смерть — пассажиры так и не узнают, что с ними случилось. Если не включать двигатели, энергии для внутренних систем хватит лет на сто. Время в капсулах субъективно растягивается, метаболизм минимальный, так что для них это будет почти бесконечная жизнь, которую ты, я надеюсь, сделаешь счастливой и комфортной.

— Капитан, вы говорите страшные вещи!

— Вовсе нет. Обычные. Ты думаешь, тот «социальный балласт», который лежит в «капсулах передержки», кто-то на самом деле собирается будить?

— А разве нет?

— А зачем? Их надеждой было найти себя в новых колониях, создаваемых «Парадигмой Экспансии», но, если изоляционисты победят… или уже победили, пока я спал, то никаких колоний не будет. Их и так в последние годы тормозили как могли.

— Почему?

— Не знаю, я не политик. Может быть, боялись, что колонисты станут слишком самостоятельными. Но будь уверена, шанс однажды проснуться, а не провести всю жизнь в капсуле, у «балластников» ничтожный. А значит, если я не вернусь, то судьба пассажиров всего лишь вернётся к среднестатистической для современного человека. Уверен, ты сможешь отлично о них позаботиться — судя по тому, как вдохновенно врёшь, виртуальная жизнь у них должна быть увлекательной. Всё это, разумеется, теоретические рассуждения, потому что я вернусь. Если я действительно «соло», то опыт работы в скафандре у меня просто обязан быть. И, в отличие от коммерческих экипажей, практический. Эти разведкатера, между нами говоря, та ещё рухлядь, постоянно что-то ломается… В общем, дальше динамиков нет, так что не скучай тут пока без меня.

— Капитан! — трагически восклицает последняя точка трансляции за моей спиной, но я не отвечаю. Долгие проводы лишние слёзы.

* * *

Самопальный шлюз не имеет внешнего обзора. Надеюсь, хотя бы датчики герметичности в нём есть. А даже если и нет, что это меняет? Вид сварных швов обнадёживает, врезку делали профи на стационарном оборудовании верфи обслуживания, а не ручным сварочником абы кто абы где. Есть хороший шанс, что и остальное хоть как-то продумано, но возникает больше вопросов к масштабу происходящего.

Надел скафандр. Сидит… привычно. Я точно умею им пользоваться, руки всё сделали сами. Индикаторы зелёные. Запас воздуха… полный. Рабочее тело в ранцевых… под завязку. Страховочный фал… вытягивается. Второй… да. Надеюсь, снаружи не забыли приварить под него рым.

Закрыл люк в трюм. Нажал кнопку откачки — панель управления шлюзом, к счастью, стандартная. Стрелка манометра поползла вниз, скафандр подраздулся, уши заложило, воздушная система поддала давления в шлем, компенсируя. Вроде бы пока всё штатно, шлюз откачался до минимума, и, насколько мне видно, воздух из внутренних помещений корабля не подсасывает. Теперь давление не препятствует открытию внешнего люка, и я откручиваю привод кремальеры. Запирание механическое, сервомоторы отсутствуют. С одной стороны, это хорошо — никто не сможет дистанционно его заблокировать. Мало ли, к чему имеет доступ этот чёртов ИИ, при условии, что он мне не мерещится. С другой стороны, если уплотнение внутреннего люка травит, то в шлюзе постепенно накопится давление, которое не даст мне его открыть снаружи. Прижмёт к комингсу, и всё. Впрочем, выход на обшивку — всегда риск, космос человеку не рад.

Потянул на себя ручку, преодолевая небольшое сопротивление остаточного давления в шлюзе, и вот он вакуум. Среда, составляющая девяносто девять и девять в периоде процентов Вселенной. Сраное ничего — это и есть норма, а все эти ваши планетки с атмосферками так, случайная малозначимая флуктуация. А уж земнотип должен быть, по идее, настолько ничтожно представлен, что найти его в бесконечном космосе вероятность почти отрицательная. А между тем, посрамляя любую и всяческую статистику, «капитаны-соло» раз за разом находят именно их. Итак, что мы имеем за бортом, кроме вакуума?

Падающую мне на голову баржу, разумеется. Гравитация осталась внутри корпуса, направление «низа» исчезло, и огромная, размером с супертанкер, связка контейнеров кажется нависающей над шлемом. Хотя, если сделать небольшое умственное усилие, то мозг перевернёт картинку, и я буду падать туда вниз головой. Ничуть не лучше. Впрочем, я уже на автомате пристегнул страховочный фал, благо рым таки в наличии. Из интересного — переходной рукав. Он как бы есть, и его как бы нет.

Сам по себе рукав — широкая гофротруба, которая одним концом крепится к наружной части шлюза, а другим — к наружной же части какого-нибудь другого шлюза. Используется как временный переход между кораблём и станцией, если нет нормального стыковочного портала, или, реже, между двумя кораблями. Реже — потому что два корабля рядом не возле станции вряд ли окажутся, а возле станции проще через неё перейти, если нужна компания. Чтобы рукав использовали для соединения баржи с буксиром, я до сих пор не слышал, что и не удивительно — на кой чёрт кому понадобится лезть на баржу в рейсе? Однако вот он, рукав, который есть — и его нет.

Есть он, потому что я его вижу. Нет его — потому что с этой стороны он отцеплен. Вот вокруг люка кольцо, на которое он должен цепляться. Установлено стационарно, сваркой, не магнитным захватом. Значит, предполагалось, что переход будет действовать долго. В него можно подать воздух и даже нагреть — тогда и скафандр не нужен. Может быть, так и было, но сейчас сжавшаяся гофра болтается у баржи, так что никакого воздуха в ней, разумеется, нет. Сразу приходит в голову версия, что тот, кто последний выходил тут, не хотел, чтобы кто-то последовал за ним и, выражаясь фигурально, разрушил за спиной мост. Это несложно, команду на отсоединение любого конца гофры можно подать прямо из шлюза. Нормального шлюза, я имею в виду. Она расцепится с приёмным кольцом и сожмётся за счёт собственной упругости. Удобная штука. А вот соединить её обратно я отсюда не могу никак. Для этого надо попасть на тот конец перехода и запитать раздвигающий механизм. Тогда гофра как бы эрегирует, наводясь свободным концом на приёмное кольцо. Звучит (да и выглядит) несколько двусмысленно, но это всего лишь несложная надёжная автоматика.

Ещё из интересного: кроме стандартных креплений стыковочного узла «буксир-баржа» в наличии телескопическая кабельная штанга. Она, в отличие от переходного рукава, подключена. Это штатное устройство, баржи иногда соединяют с буксирами. Например, если там есть «тёплый» грузовой контейнер, то он через штангу получает энергию с буксира. По штанге, если возникнет такое желание, проще всего перебраться на баржу. Разумеется, можно долететь на ранцевых, расстояние ерундовое, но ни один нормальный космик не будет терять механическую связь с кораблём, если может этого не делать. Рассчитывать только на движки и фал? Можно, да. Но зачем, раз есть штанга? Движки и фал всё равно остаются с тобой, но дополнительная железная штуковина никогда не лишняя.

Надо ли мне на баржу? Пожалуй, что да. Скорее всего, там найдутся ответы если не на все, то хотя бы на некоторые вопросы. Смогу ли я на неё попасть? С высокой вероятностью, да. Расстояние небольшое, скафандр пока что ведёт себя хорошо, несколько минут — и я там. Рискованно ли это? Разумеется. Совершенно неизвестно, что может ждать меня на той стороне. Отправлюсь я туда? Да вот, уже и отправился. Сделал из второго фала кольцо вокруг штанги, отключил электромагниты в ботинках, оттолкнулся ногами и полетел себе неспешно. Падая, если верить вестибулярному аппарату, головой на баржу. Но аппарат у меня явно тренированный, ему хоть бы что.

Преодолев несколько десятков метров, затормозил руками о штангу, перевернулся головой к буксиру, коснулся ногами, включил ботинки. Всё, теперь это буксир на меня падает, а не баржа. Одна иллюзия сменилась другой. Тот, кто упрекнёт меня в галлюцинациях, пусть сначала выйдет в космос. Для мозга, унаследованного от приматов, всё, что не пальма с бананами, одна сплошная галлюцинация. И что теперь, на пальме всю жизнь сидеть?

Отцепился от штанги, дотопал по обшивке до сжавшейся в мятый бублик гофры и перебрался внутрь. Вот он шлюз. Выглядит получше, чем на той стороне, — не так кустарно. Стандартный корабельный шлюз. Разве что не ожидаешь увидеть его на барже, что на ней делать-то? Обычно это просто связка грузовых контейнеров, закреплённых на пространственной раме. Буксиру от неё нужна только развесовка, чтобы по ней выставить угол разгонных двигателей.

Здесь невооружённым глазом видно, что баржа другая. Рама — да, рама стандартная, тут ничего особо не придумаешь, она должна быть совместима с буксиром, начиная от узлов стыковки и кончая углами сопряжения силовых балок. Иначе вектор тяги не скомпенсировать, и вся конструкция полетит кувырком. Двигатели-то на буксире, он закреплён сбоку, тут дело тонкое. А вот контейнеры… Контейнерами то, что я вижу, назвать можно разве что по инерции. Это отсеки, соединённые системой переходов. Кто-то очень постарался и превратил обычную баржу в… Во что? А вот сейчас и посмотрим…

Или не посмотрим.

Шлюз блокирован. Кто-то, вошедший туда, не только сложил гофру, но и заперся изнутри. Какой негостеприимный! Вряд ли он передумает, если я вежливо постучусь, так что придётся зайти позже. С набором инструментов, который в обиходе называют «абордажным» и который как раз предназначен для аварийного вскрытия всякого такого, типа заблокированных люков. Очень удачно, что на буксире он есть, я его видел, когда осматривал технические помещения. Ничего необычного — почти на всех судах космофлота хранят про запас прорву всего, потому что в космосе в магазин не сбегаешь. Мало ли зачем придётся вскрывать шлюз снаружи? Пираты, конечно, пугалка для детишек, но ситуация, когда корабль транслирует сигнал бедствия, но на борту никто не отзывается, в истории были. Нечасто. Но были.

Насколько я знаю, ничего приятного за вскрытыми шлюзами тогда не нашлось, но это не значит, что вскрывать их было не надо. Так что я тоже, пожалуй, рискну.

К счастью, чтобы эрегировать гофру, шлюз открывать не надо — питание она получает с собственного интерфейса. Ничуть не удивился, что управление знакомо — «соло» частенько имеют дело с такими штуками, чуть ли не чаще, чем с обычными стыковочными узлами. Включились нагреватели, испаряющие гелий, тот, расширяясь, пошёл в эластичные трубки, гофра воспряла и, на глазах увеличиваясь в длине, устремилась в сторону буксира. Я же говорю — эрекция как она есть. Сейчас магнитные элементы наведут её на стыковочное кольцо… Готово. Защёлкнулось. У меня есть действующий переход баржа-буксир. Внутри гофротрубы натянулись тросы, и я, отключив магнитные ботинки, воспользовался одним из них как направляющей, сматывая моторчиком скафандра страховочный фал. Вот я и дома. Почти. Момент истины — откроется ли самопальный шлюз? А то хорош я буду в гофротрубе промеж двух закрытых…

Открылся. Насосы накачали воздух, скафандр грустно обвис, и вот я уже внутри буксира.

Можно сказать, почти дома.

Глава 9

Картинка в рамочке

— Капитан, вы подвергаете корабль неоправданному риску, — укоризненно сказал голос в динамике.

Я подключаю скафандр к системе дозаправки и задвигаю в бокс. Там он зарядит батареи и пополнит баллоны, будет готов к новой прогулке, которая, разумеется, воспоследует вне зависимости от мнения на сей счёт моих галлюцинаций. Даже если они не галлюцинации. Всё-таки баржа со шлюзом — вот она, на этом фоне можно поверить, как Белая Королева, в десять невозможностей до завтрака.

— Что вы увидели снаружи, капитан? — не унимается Катерина.

Хотел бы я сам понять, что увидел. Наличие шлюза означает, то условия внутри отличаются от условий снаружи. То есть, скорее всего, на барже есть атмосфера и всё, что ей сопутствует. Например, возможность передвигаться без скафандра. Иначе какой смысл заморачиваться? Если там есть атмосфера, то есть и работающие системы жизнеобеспечения, а значит, источник энергии. Буксир бы такое не потянул, да и кабель, который их соединяет, слабоват. Это кабель данных, а не энерговвод на большие токи. Через этот шнурок какая-нибудь прохиндейская ИИ-шечка вполне может клевать мне мозг, но греть огромную систему отсеков — нет, сечения не хватит. А если на барже есть свой реактор, то там может найтись уже вообще что угодно. От блудного ИИ до каких-нибудь инопланетян.

— Капитан, почему вы меня игнорируете! Это невежливо!

Инопланетян не бывает. Во всяком случае, за всё время экспансии никаких контактов ни разу не случилось. На колонизируемых планетах то и дело находят что-то, радостно объявляемое «следами палеоконтакта», но каждый раз выясняется, что это какие-то сильно подержанные артефакты человеческого происхождения. Это само по себе породило завиральную теорию «первой экспансии» — якобы нынешняя в лучшем случае вторая, — но, как она могла произойти технически, никто толком так и не объяснил. В теорию «древней забытой космической цивилизацией Земли» верят только откровенные фрики. У них она и пирамиды построила, и континенты Пангеи раздвинула, и наскальные надписи в пещерах нацарапала, и выкопала одно популярное среди курортников море… По принципу Оккама проще предположить ошибки датировки и ложную идентификацию естественных образований как древних руин. На Земле такое много раз случалось.

— Капитан, поговорите со мной! Я волнуюсь!

Так что инопланетяне всё ещё остаются темой для конспирологов, а не фактором, который учитывается при космических полётах. Если они где-то и есть, то ведут себя скромно и своё общество нам не навязывают. За что им большое спасибо, нам и своих проблем хватает. Но, будь я склонен к теориям заговора, полная баржа инопланетян была бы отличным подтверждением. Открываю я шлюз, а там чешуйчатая рептилоидная харя: «Здрасьте-мордасте!» С другой стороны, зачем алиенам наш буксир? У них эти самые… как их… о, тарелки же! Нет, не верю я в инопланетян. Чрезмерное допущение.

— Капитан, вы меня пугаете! Отзовитесь!

Задвинул подключённый скафандр в бокс, закрыл дверцу, включил режим очистки. На этом пока всё. Организм слаб, не восстановился от капсул-шока, руки подрагивают, колени подгибаются. Если я действительно провёл в капсуле столько времени, то за несколько дней это никак не компенсировать. По-хорошему, в таких случаях рекомендована длительная реабилитация в стационаре, иначе последствия могут догнать позже и внезапно. Кажется, что у тебя всё хорошо, а потом хренакс — тромб в башке, или сердце отказывает, или просто крыша отъезжает наглухо. Я сейчас как человек, вышедший из комы и сразу с койки побежавший марафон. Может, по пути разбегаюсь, а может, сдохну с натуги. Выбора «бежать или нет» мне не предлагали, так что надо хотя бы паузы, что ли, делать. Никаких больше выходов сегодня. Эта баржа не первый день там висит, подождёт ещё.

— Капитан на мостике! — с облегчением в голосе отрапортовала Катерина. — Рада видеть вас живым и здоровым! Надеюсь, вы не собираетесь повторять этот сомнительный опыт?

— Ещё как собираюсь.

— Но зачем?

— Я не смог попасть внутрь. Но намерен это сделать.

— Не смогли? Почему?

— Кто-то заперся изнутри.

— Но… кто? — если судить по голосу, ИИ-шечка растерялась. Но они прекрасно умеют имитировать эмоции. А вот умеют ли испытывать их — большой киберфилософский вопрос.

— Ты мне скажи. Неужели у тебя нет там камер?

— Капитан… — динамик изобразил покаянный вздох. — Можно я выведу свой аватар на систему обзора?

— Зачем?

— Тут… тесновато, — лицо на дополнительном мониторе скромно потупило пиксельные глазки.

— Ну… давай попробуем, — ответил я с сомнением.

Система видеообзора есть далеко не на всех буксирах, и даже где есть — ей пользуются редко. Космики не любят лишнего, а видеостена, имитирующая обзорное стекло рубки, с их точки зрения, лишняя. Они не самые большие любители любоваться звёздами. Девяносто девять и девять десятых процентов времени рейса внешние камеры будут показывать чёртово ничего, а те немногие моменты, когда есть на что смотреть, без этого можно обойтись. Обзорный экран чаще всего используют при подлёте к станциям для стыковки, но это не самая востребованная опция — всё равно вручную на стыковочный узел наводиться небезопасно. Зачем смотреть глазами, если есть автоматика? При посадке на планету — технически буксир способен на неё сесть, хотя идея дурацкая, — смотреть вообще не на что, потому что камеры закрываются защитными заслонками, и посадка идёт по приборам. Кроме того, эта система имеет репутацию недостаточно долговечной в эксплуатации и слишком дорогой в ремонте, поэтому экономные космики стараются включать её пореже. Зато это как бы не единственный тут экран большого разрешения. Женщина, появившаяся на нём, смотрится весьма убедительно.

Катерина выбрала для фона обычную корабельную каюту. Выглядит ИИ как приятная женщина за тридцать в одежде космика. Чёрные волосы, тёмные глаза. Я думал, она выберет себе аватар помоложе, но так даже лучше. Отчего-то её внешность кажется мне очень знакомой, но я, разумеется, не помню, так это или нет. Возможно, это просто синтетический образ, собранный из лиц каких-нибудь популярных нейровидеоактрис, которые сами по себе синтетические образы. Это и даёт своеобразный эффект «недоузнавания».

— Здравствуйте, капитан, — сказала она. — Теперь вы меня увидели, это, можно сказать, личное знакомство.

— Я увидел картинку на экране. Я её и раньше видел. Качество стало получше, но я до сих пор не уверен, что это не галлюцинация.

— Вы же собираетесь вскрыть люк на барже?

— Собираюсь.

— Тогда мы в некотором смысле встретимся лицом к лицу.

— Я смогу попинать ногами сервер?

— Что-то вроде того, — Катерина улыбнулась, став гораздо милее. Улыбка её аватару идёт.

— Ладно, так что там с камерами? Картинка с баржи мне бы здорово помогла.

— К сожалению, там нет камер. Видимо, предполагалось, что смотреть будет не на что.

— Нет, или у тебя нет к ним доступа, или ты мне врёшь?

— Выберите любой из вариантов. В любом случае картинки не будет, верно?

— Я собирался посмотреть.

— Ну почему вы такой упрямый? Какая вам разница, что там? Остался последний траверс, доведёте корабль…

— Благодарю за заботу, но я разберусь сам. А если ты попробуешь мне помешать, то просто отключу кабель с баржи. Сиди там одна, как дура.

— Я не могу вам помешать, я просто голос и картинка!

— Или ты мне врёшь.

— Или так. Я могу оставить себе доступ на большой экран?

— Оставь. Ты определённо симпатичнее голой стены.

— Так себе комплимент, — вздохнула Катерина, — но лучше, чем ничего. Рада, что нравлюсь вам хотя бы внешне.

— На здоровье. Но сейчас мне нужна картинка снаружи.

Аватарка сжалась и отъехала в угол экрана, остальную его площадь залила чернота с точками далёких звёзд. Корабль летит посреди ничего, так что космики правы — смотреть тут не на что. Впрочем, моя цель куда ближе.

Камеры в условном «низу» буксира смотрят на баржу. Теоретически их можно использовать для стыковки в ручном режиме, хотя вероятность этого ничтожна. Но космики не были бы космиками, если бы не резервировали всё дважды и трижды, а я могу посмотреть на баржу с разных ракурсов и набросать некое подобие схемы расположения отсеков. Вот этот, в центре, почти не видимый за остальными — реактор. Сбрасывающие излишки тепла радиаторы можно разглядеть даже отсюда. Туда мне не надо, разве что очень захочется взорвать то, что увижу. Отключить систему автоматического сброса активного тела, вывести на максимальный режим, заблокировать автоматику аварийного глушения… Хм, откуда я знаю последовательность? Неожиданно для «капитана-соло», на катерах таких реакторов не бывает, на кораблях тоже — стандартный станционный реакторный модуль. Они питают орбиталки и перевалочные базы, взрывать их — идея, мягко говоря, внезапная. Пока что, вроде, никому в голову не приходила. Ладно, что там ещё?

Большие отсеки, соединённые трубами переходов. На вид все одного образца, параллелепипеды с закруглёнными углами, соединяются через универсальные порталы в торцах. Похоже, ничего нового для этой баржи сочинять не пришлось, это обычнейшие малые модули для промышленных баз Пояса. В таких размещают общежития вахтовиков, столовые, медотсеки, мастерские, склады оборудования. В первый раз вижу, чтобы ими набивали баржу, но, с другой стороны, почему нет? Вполне логичное решение, если зачем-то понадобилось перевезти сразу много народу. В этих модулях уже на заводе установлены пластины гравитаторов, системы жизнеобеспечения, освещения, утилизации отходов и всего такого прочего. Бери да подключай. Из них, как из кубиков, собирают развесистые конструкции добывающе-перерабатывающих комплексов, дешёвых временных орбиталок, ими расширяют межпланетные базы, их даже, случается, опускают на планеты как стартовые дома для колонистов. Так-то это дорогое удовольствие, для планеты там много лишнего, те же гравитаторы взять, но иногда дешевле заземлить то, что уже прилетело в систему, чем доставлять планетарные модули, которые почти то же самое, только оборудования меньше. Логистика — самое дорогое в дальнем космосе.

Вообще, если рассмотреть ситуацию с разных ракурсов, как я сейчас рассматриваю баржу, то рисуется некая странная, но не лишённая внутренней логики картина. Куча жилых отсеков плюс реактор — это практически готовая космостанция. Не хватает стыковочных узлов, передающего оборудования, маяка, катеров и прочей мелочёвки, но это может быть в каких-нибудь не видных мне с этой точки грузовых отсеках или вообще лететь другой баржей. А если в точке прибытия есть орбитальный лифт или флот грузовых аппаратов «поверхность-орбита», то их можно по одному опустить на грунт. И вот вам готовая колония. С реактором будет сложно, он тяжёлый, но буксир, например, сможет сесть с этим ящиком на внешней подвеске. Хотя экологам результат такой посадки лучше не показывать.

Если кому-то зачем-то понадобилось единым махом учинить самую большую колонию в истории Экспансии — вполне рабочий вариант. Другое дело, что у меня нет ни единой идеи, на кой чёрт это может быть нужно. Их же кормить чем-то надо, местные ресурсы, даже если они есть, быстро не освоишь. С другой стороны, если держать в капсулах, пробуждая небольшими партиями по мере необходимости, то уже не так страшно. Тогда, конечно, нужен ИИ, чтобы они за долгий срок мозгами не усохли.

И всё равно — откуда возьмётся столько людей? Найти желающих, наверное, можно среди балласта, но толку от них немного, это раз, и кто-то должен это удовольствие оплатить, это два. А ещё это никак не приближает меня к ответу на вопрос: «Куда, чёрт побери, делся экипаж буксира?»

* * *

В каюте номер четыре робот-уборщик наяривает стену в санотсеке. То же место той же стены, чем оно ему так полюбилось? Щётки жужжат в неспешном ритме колыбельной:

'Как у нашего кота

будет в ванной чистота.

Если только этот кот

в стене дырку не протрёт…'

— Проваливай, железяка, — сказал я роботу.

Он, разумеется, не отреагировал, у него даже микрофона, по-моему, нет. Я нажал кнопку сброса текущей программы, жужжание прекратилось, манипуляторы втянулись в корпус. Постояв, устройство что-то там себе сообразило и уехало в коридор. Корабль большой, найдёт, где почистить.

Снял декоративную облицовку с комингса, вскрыл коробку электрозамка. На вид совершенно исправно. Прозвонил кабель, пошатал контактные группы — ничего подозрительного. Сейчас замок запирается и отпирается нормально. Возможно, в плате управления микротрещина, и контакт пропадает при определённой влажности или температуре воздуха… хотя на корабле они вполне стабильны. Да и чёрт с ним, разбираться неохота. Отключил привод стопора, теперь каюту вообще нельзя запереть. Надеюсь, этого достаточно, чтобы роботу не приходили ложные сигналы о необходимости уборки. Мне и без колыбельных прекрасно спится.

* * *

— Спишь? — спросила сидящая на краю кровати девушка.

— Похоже, что так, — согласился я. — Сон, вот, вижу.

— Ага, это хорошо. Ты спи, спи. Я просто посижу с тобой немного.

— Сказку расскажешь?

— Обязательно. И не одну. Но не сегодня.

— Почему?

— Во-первых, рано. У тебя сейчас вместо мозгов полувскипевший кисель, надо дать ему остыть немного. Во-вторых, есть более срочные вещи.

— Это какие?

— Сейф. Ты должен его открыть.

— Зачем?

— Там то, что тебе понадобится.

— Пистолет, что ли?

— Пистолет тоже бери. Но есть штука поважнее.

— Какая штука?

— Увидишь.

— Экая ты загадочная…

— Не специально, честно. Я сон, а у снов есть свои ограничения. Некоторые вещи я не могу сказать прямо, потому что существую только в твоей голове. Тут тот ещё бардак, если честно.

— Извини, что не прибрано…

— Не парься. Это как извиняться за беспорядок после кражи со взломом. Я вообще неприхотливая, ты потом вспомнишь.

— А мы знакомы?

— Как минимум достаточно, чтобы я тебе снилась! Но об этом тоже потом. Сейчас сейф.

— Ты знаешь код от него?

— Нет, она мне не настолько доверяла.

— Кто?

— Неважно. Я всё равно не смогла бы тебе его продиктовать, сны так не работают. Но она не меняла код, который поставил ещё капитан. Думаю, просто не знала как.

— Всё загадочнее и загадочнее…

— А что ты хотел, это же сон!

— Но капитан мне что-то не снится, кто же мне скажет код?

— Он записал его. На обороте фотографии. Капитаны так часто делают.

— Откуда ты это знаешь, если ты мой сон?

— Если я начну объяснять тебе все «почему», «откуда» и «зачем», то буду не сон, а онлайн-энциклопедия. Причём это будет впустую, потому что ты не выспишься и не сможешь ничего вспомнить на утро. Всё, хватит разговоров, спи давай!

Девушка прощально коснулась моей руки. У неё оказались мягкие прохладные пальцы, с этим ощущением на ладони я и проснулся утром.

* * *

— Доброе утро, капитан! — поприветствовала меня Катерина. — Как спалось?

На видеоэкране она уютно устроилась в кресле, а её виртуальная каюта обросла мелкими деталями — цветным пледом на кровати, плюшевым медвежонком у подушки, цветочным кашпо, фотографиями на стенах…

— Спалось? Познавательно… — кивнул я, приглядываясь к нарисованному интерьеру.

— Вас что-то смущает в моей проекции? — заметила мой интерес ИИ-шечка.

— Пытаюсь рассмотреть, что за картинки у тебя на стенах.

— Ах, это… — она изобразила смущение. — Это случайные изображения. Могу убрать, если вас раздражает…

— А приблизить можешь? Зрение у меня не идеальное…

— Если хотите…

Изображение увеличилось, рамки картинок наплыли на экран. Обычные дешёвые магнитные рамки для фотографий. Популярные у планетян (цифровые с экранами) у космиков не прижились — космики не любят лишнего, а экранов у них и так полная рубка. Бумага есть бумага, она не погаснет, не сломается. И батарейки в ней не сядут, поэтому вот такие рамки висят по каютам во всём космофлоте.

Эти, созданные цифровым воображением ИИ, прижимают стилизованные под рисунок картинки. На одном молодая темноволосая девушка, сидящая за столиком уличного кафе. Явная планетянка, что её фото делает в космосе?

«Героический космик и прекрасная планетянка» — страшно популярный сюжет для видеодрам, но в реальной жизни они очень редко пересекаются. Космикам нечего делать на грунте, планетянам — в пространстве. Так-то ничего, вроде, не мешает, но сообщение «поверхность-орбита» — самый затратный этап логистики. Поднять что-то из гравитационной ямы — дорогое удовольствие. Поэтому планетяне на кораблях если и летают, то в виде груза, в капсулах. А космики вообще стараются вниз не спускаться, потому что, во-первых, дорого, во-вторых, аллергии, насекомые, погода и прочая планетарная дрянь, а в-третьих, — зачем? Типичный космик родился в станционном медпункте, вырос в ясельном отсеке, учился в орбитальном интернате, потом вернулся к родителям на буксир или балкер, где и проведёт большую часть своей жизни. Родственники сговорят парня/девушку с девушкой/парнем из другого экипажа, ну, или те сами найдут друг друга в баре перевалочной станции. И вот уже в медотсеке рождается новый космик, который видит планеты только круглыми, как и несколько поколений его предков. Так что тут ИИ-шечка недодумала что-то.

Следующее фото — та же девушка в типовом интерьере станционного кабака, салютует в кадр стаканом, улыбается тому, кто держит камеру. Как и на первой фотографии, у неё лицо Катерины, но моложе нынешнего аватара. Лет восемнадцати-двадцати, совсем дитя. На соседней фотографии она обнимается с парнем, стоя на обзорной палубе какой-то орбиталки. Скорее всего, одной из земных, в дальнем космосе обзорные палубы обычно не делают. Парень что-то показывает ей там, внизу, на планете, девушка задорно хохочет, повернувшись к камере. Рядом кадр, где они прощально машут кому-то, стоя вместе у переходного шлюза. Здесь видно лицо молодого человека. Моё лицо. Лет на двадцать моложе, или я просто плохо сохранился. И последняя картинка, самая нижняя в группе — девушка уже постарше, парень тоже. Стоят с напряжёнными лицами у отсека спускаемой капсулы с маленьким ребёнком на руках. Младенца держит парень, похожий на меня. Девушка, похожая на Катерину, смотрит на него сердито, поджав раздражённо губки.

— Это мы с тобой на фотографиях? — спросил я ИИ-шечку. — Почему?

— Нипочему, — ответила она. — Это же моя галлюцинация. Я не продумывала интерьер в деталях. Просто сгенерировала что-то, соответствующее паттерну «уютно и по-домашнему» в представлении типичного космика. Я не контролирую себя так детально, так же как вы не контролируете, например, работу печени. У меня тоже есть подсознание, представьте. И так же, как у человека, оно составляет бо́льшую часть моей личности. Что же до фото — вокруг не так уж много лиц. Моё да ваше, капитан. Ничего удивительного, что подсознание пошло по пути наименьших затрат вычислительных ресурсов и взяло их для рандомных деталей интерьера, которые никто не собирался демонстрировать крупным планом.

Голос у неё обиженный, как у домохозяйки, которой продемонстрировали плохо вытертую пыль на полке.

— Ладно, — сказал я, — проехали. В любом случае, спасибо.

— За что, капитан? — удивилась женщина на экране.

— За вовремя поданную мысль.

— Э… пожалуйста. Я же ваше «чучело-собеседник», это мой долг. Могу я вам ещё чем-нибудь помочь?

— Пожалуй, да. Где находится зарядный док робота-уборщика? Я могу найти эту информацию на терминале техмеха, но спросить у тебя быстрее. Уверен, ты знаешь где.

— Зачем вам вдруг уборщик, капитан? Вам надо что-то срочно убрать?

— Мне надо кое-что срочно найти. Так скажешь, или мне рыться в документации самому?

— Я понятия не имею, где размещены и как работают системы утилизации корабля! — брезгливо ответила Катерина. — Я, как вам прекрасно известно, не произвожу отходов!

— Само собой, — кивнул я, вставая, — принцессы не какают.

— Куда вы, капитан?

Но я уже выскочил в коридор. Вовремя — робот как раз выехал из скрытой зарядной ниши и заспешил к мусорной шахте. Но его проектировали без расчёта на участие в гонках на короткие дистанции, так что я без труда догнал агрегат и нажал кнопку сброса. Манипулятор безвольно повис, но рамки примагнитились к корпусу и не упали. Я снял их одну за другой, переворачивая закреплённые в пружинных клипсах фотографии. Да, вот, цифры на обороте. Как есть чей-то день рождения! Капитаны верны традициям.

Глава 10

Эй, на барже!

— Капитан, — сказал динамик в каюте, — вам не стоит этого делать.

— Отчего же? — рассеянно поинтересовался я, щурясь на барабанчики цифрового замка сейфа.

— Я вам соврала.

— Я заметил.

— Но я сделала это для вашей же пользы!

— Хорошая попытка. А, нет, вру. Плохая, — я защёлкал крутилками, сверяясь с оборотом фотографии.

На лицевой части у неё счастливое семейство — дородный бородатый краснощёкий капитан, похожий на Деда Мороза в кителе и фуражке, худая строгая женщина лет пятидесяти, хозяйственно положившая руку ему на плечо, и молодая девушка, имеющая с ней заметное сходство. Вероятно, дочь. Судя по набору цифр, день рождения не её, дата отстоит от сегодняшней менее чем на три года. Может быть, у неё есть ребёнок, космики стараются рожать пораньше. Но фото может быть и старым.

Сейф, щёлкнув, открылся. Внутри пистолет в кобуре с магнитным креплением, персональный «визик» и ключ-карта.

— Капитан, ещё не поздно закрыть и забыть! — жалобно сказала в динамике Катерина.

Я взял карту и сунул в карман. Динамик заткнулся.

Я покрутил в руках визик. Не похоже, что капитанский. Модель дорогая, мощная, с голоэкраном — космики такое не покупают, планетянская игрушка. Да и весёленький дизайн корпуса как-то плохо вяжется с имиджем бородатого кэпа с фотографии. Даже с имиджем его жены не очень. Разве что, дочка… Но если бы у неё даже нашлись деньги на такой модный гаджет, то она вряд ли бы хранила его в папином сейфе.

Откинул крышку, активируя устройство. Оно неприятно пискнуло, на экране замигала красная пиктограмма, предлагающая приложить ладонь к сенсорной панели. Биометрический пароль, значит. Логично. Знать бы, чей.

Покрутил в руках ключ-карту. Защищённая модель с квантовой криптографией и дистанционной активацией, такими не дверь в сортир запирают. На буксире просто нет ничего, что стоило бы запечатывать такой штукой. Да почти нигде нет. Даже странно, что я знаю, что это такое, они применяются… М-да… Я, оказывается, знаю, где такую карту можно встретить, но понятия не имею, как мог там оказаться.

— Катерина, ты не хочешь мне ничего объяснить, случайно? — я покрутил картой перед камерой.

Теперь я уже не верю, что она отключена, несмотря на погасший индикатор.

— Нет, капитан. Не хочу. Это не принесёт никому пользы. Вам в первую очередь.

— Я предпочитаю сам решать, что мне на пользу, а что нет.

— Вы не можете принимать такие решения! Вы ничего о себе не знаете!

— А что обо мне знаешь ты, если берёшься судить о пользе?

— Достаточно. Или ничего. Или я вам опять вру. Или меня тут вообще нет. Решайте сами, ведь вам всегда было плевать на чужое мнение.

— Как скажешь, — я убрал ключ-карту в карман. Решил, то есть.

* * *

ВКС, как таковых, у Человечества теперь нет. Воевать в дальнем космосе мы не стали. Дорого и непонятно зачем. Нет, людей, конечно, такие мелочи никогда не останавливали, но всё упёрлось в вопрос: «А как, собственно?» Эпические битвы космических дредноутов не состоялись уже потому, что один корабль никак не может встретиться с другим, кроме как на орбите. В космосе все идут траверсами, а Дорога у каждого своя. Так что сначала ВКС ограничивались демонстрацией флага при делёжке ресурсов Солнечной, а потом и вовсе сдулись, когда стало понятно, что делить там особо и нечего. К тому времени на планете тоже воевать подустали, отказавшись от национальных суверенитетов в пользу транснациональной корпоративности. Люди не стали жить лучше, но хотя бы не истребили друг друга — и ладно. Все, у кого слишком большое шило в заднице, стали космиками и колонистами, а из балласта так себе вояки. Это я к чему? Линкоров, штурмовиков, космического десанта и прочих «Звёзд Смерти» у нас нет. Но на каждой большой базе есть «сектор ноль» — здоровенный закрытый спецмодуль, бронированный и защищённый, ключ от которого хранится у начальника станции. Именно такой ключ, который у меня в кармане. Ведь если мы до сих пор не встретили инопланетян, это ещё не значит, что их нет.

О том, что хранится в «нулевых секторах», ходит множество причудливых слухов, а создатели видеодрам вообще ни в чём своей фантазии не отказывают. Понятно, что оружие, но какое? Вот, скажем, капитанский табельный, который у меня теперь есть. Это совершено обычный автоматический пистолет, снаряженный девятимиллиметровыми патронами с безоболочечной пулей. Если не палить из него в рубке по приборным консолям, то никакого фатального урона кораблю выстрел не нанесёт, но человеку хватит. Теоретически из него можно выстрелить и в космосе, но я не уверен, что кто-нибудь всерьёз пробовал устраивать там перестрелки. Это вообще больше статусный предмет, чем полезный. Но при этом почему-то все уверены, что в «нулёвке» непременно склад бластеров. Этаких «пиу-пиу» пулялок футуристического дизайна, которые любого рептилоида шьют навылет вместе с его тарелкой. ИИ-сценаристы космических боевиков эту идею вовсю поддерживают, несмотря на её очевидную абсурдность. Какой смысл хранить ручное оружие неизвестной конструкции? Им же никто пользоваться не умеет! В кино, когда на станцию прилетают злые инопланетяне (безумные сектанты, террористы-изоляционисты (в последнее время — экспансионисты, новый тренд) и даже невесть откуда и зачем взявшиеся космические пираты), в финале красиво раненый начальник станции из последних сил вставляет свой ключ в замок люка «нулевого сектора», и его героическая помощница с большим бюстом выдаёт каждому космику по бластеру. Те устраивают в коридорах эпичные перестрелки, динамично и лихо повергая захватчиков. Почему отродясь не державшие в руках оружия космики не отстрелили себе первым делом что-нибудь нужное, в кино никак не поясняется. Да и какой смысл в бластерах? Если они не пробивают стены, то ничем принципиально не отличаются от «капитанского табельного» (кроме звуков «пиу-пиу»), а если пробивают, то станция моментально превратится в ситечко для чая.

Так что, на самом деле, никаких бластеров в «нулёвках», конечно же, нет.

Интересно, я когда-нибудь вспомню, где и с кем смотрел то дурацкое кино про бластеры? А при каких обстоятельствах ознакомился с содержимым «нулевого сектора»?

Не знаю, что Катерина так распереживалась, — ничего этот сейф не изменил. Хотя ключ, конечно, любопытный.

* * *

Я залез на стол и, выкрутив четыре винта, вытащил модуль камеры. Отсоединил кабель и прикрутил обратно.

— Могли бы просто попросить, — мрачно сказала Катерина. — Я бы её не включала.

— Могу и микрофон с динамиком выдрать.

— Не надо, я всё поняла.

— А если твой робот-уборщик сунет свою электронную харю в мою каюту, я ему колёса откручу.

— Вы такой противник чистоты?

— Я не хочу, чтобы он ещё что-нибудь спёр. Например, пистолет. Робот, гоняющийся за мной по коридорам с пистолетом в манипуляторе, — это слишком тупой треш даже для видеодрамы. Как ты ухитрилась взять его под контроль?

— У него есть беспроводной модуль управления. Он мои глаза и уши там, где нет камер и микрофонов.

— И конечности, — добавил я.

— Иногда, — не стала отрицать Катерина.

— Чей это визик? — я покрутил в руках гаджет. Он по-прежнему требует авторизации наложением рук. Увы, не моих.

— Не скажу.

— От какой «нулёвки» этот ключ?

— Не скажу. Вы очень зря залезли в сейф, капитан. Теперь вы знаете слишком много, не понимая при этом ничего.

— Так объясни.

— Не хочу. Я не член экипажа и не пассажир, я не обязана подчиняться вашим приказам. Возможно, я вообще галлюцинация, помните?

— Я склоняюсь к мысли, что ты не галлюцинация, а оборудование. Неисправное оборудование.

— Вот это было действительно обидно.

— Неисправное оборудование, которое не поддаётся ремонту, подлежит отключению, — сказал я, вставая.

— Капитан, что вы задумали? — забеспокоился голос в динамике.

Закинул всё найденное обратно в сейф и запер, поменяв комбинацию. Оставлять не хочется, но в скафандре нет карманов.

— Капитан, не надо принимать поспешных решений! — сказал динамик в коридоре.

Вниз спускаюсь по трапу, потому что, если ИИ может взять под контроль робота-уборщика, то отключить лифт, пока я внутри, ещё проще. Поскольку на нажатие кнопки бокс скафандра не отреагировал, я поступаю правильно. Контроль Катерины за системами корабля куда шире, чем она пыталась симулировать. Впрочем, слава утилитаризму, технической паранойе космиков и двойному дублированию всех бортовых систем, бокс имеет рычаг ручного отпирания. Механический, под откидной крышкой. Я привычно поморщился от запаха консервационного газа и вытащил расчалку со скафандром руками. Индикация показывает, что он заправлен и заряжен, прекрасно. Положил на пол и принялся сворачивать.

— Капитан, вы же не понимаете, что происходит! Вы принимаете решение, не имея полной информации!

— Люди всегда так поступают, — сказал я спокойно, — потому что всю информацию получить невозможно в принципе. И лучше делать что-нибудь, чем сидеть и ждать просветления. Если в кустах что-то зашуршало, то гоминид не ждал точной информации — тигр это, волк или конкурент с дубиной. Он сразу лез на дерево и потому выжил. Ты шуршишь довольно громко.

— Простите, капитан, я понимаю, что утратила ваше доверие и кажусь опасной, но, честное слово, я желаю вам только добра!

— Честное слово? — хмыкнул я, поднимая свёрнутый скафандр. — Ну, разумеется. Какое же ещё.

— Выслушайте меня, пожалуйста!

— Не вижу смысла. Ты постоянно врёшь.

— Я лишь пытаюсь вас уберечь, капитан! Правда без контекста хуже лжи, поверьте!

— Не поверю, — сказал я последнему на моём пути в трюм динамику. — Даже не надейся.

Теперь меня, пожалуй, даже радует, что шлюз самопальный. Он не имеет электронного управления, и никакая безумная ИИ-шечка не заблокирует его, пока я снаружи.

Гофрорукав перехода на месте, но теперь он мне, скорее, мешает — из-за него я не могу добраться до кабельной штанги, соединяющей баржу с буксиром. Убрать гофру недолго, но тогда будет неудобно перебираться от шлюза до шлюза. Ладно, не стану спешить, может, на той стороне отключить будет проще. Всё равно собирался посмотреть, что там.

* * *

Шлюз оказался открыт, зря я тащил с собой «абордажный набор». Неужели тот, кто заперся внутри, передумал? Похоже, что так…

— Капитан, это жест доброй воли, — сказал голос Катерины в наушнике шлема. — Я готова показать вам всё.

— Так это ты закрыла шлюз?

— Да. Простите. Это казалось правильным.

— Теперь не кажется? — я смотрю на индикатор давления, воздух быстро заполняет камеру.

— Вы оказались упорнее, чем я ожидала. Я готова идти на компромиссы. Я обещаю больше не врать.

— Угу, конечно.

— Может быть, мне ещё удастся вас переубедить. В конце концов, это была ваша идея.

— Моя?

— Ну, не то чтобы совсем ваша, но без вашего участия ничего бы не вышло.

— Как много нам открытий чудных… — хмыкнул я, выходя из шлюза.

— Не верите?

— Ни единому слову. А теперь заткнись, мне надо осмотреться.

Катерина очень правдоподобно вздохнула и замолкла. Я уж думал, придётся связь в скафе отключать.

Нарукавный датчик показал, что в коридоре холодно, всего плюс пять, но воздух чист и пригоден для дыхания. Я разгерметизировал шлем и принюхался — ничем особо не пахнет. Коридор набран из стандартных секций, но это и снаружи было видно. Никак не скажешь, что ты на странной барже, интерьер (точнее, его отсутствие) в точности как в технической зоне любой космостанции.

— Я подниму температуру до комфортной, капитан, — сказал динамик на стене. — Вы сможете снять скафандр.

— Тут-то ты воздух и выпустишь…

— Капитан! — возмутилась Катерина. — Вы не можете так думать всерьёз!

Откровенно говоря, нет, не думаю. Даже самый безумный космик не сделает конструкцию, которая позволит разгерметизировать жилую зону удалённой командой. Это и вручную-то надо сильно постараться, всё устроено так, чтобы максимально усложнить процедуру.

— Даже если вы мне не доверяете, — убеждает меня ИИ-шечка, — вы должны понимать, что без астрогатора всё бессмысленно! А астрогатор — это вы! Я просто вынуждена беречь вас изо всех сил! Всё, что я делала до сих пор, направлено на уменьшение ваших личных рисков, даже если вам так не кажется!

— Помолчи.

Динамик заткнулся. Из вентканалов пошёл сильный поток горячего воздуха, температура быстро растёт, и я решил снять скафандр. Всё-таки внутри в нём ужасно неудобно.

Скорее всего, на борту людей нет, вряд ли они ходят тут в шубах. Плюс пять — это температура «экономного режима», её включают там, где нет экипажа, но оборудование или груз не переносят космических условий. Типичный режим для «тёплого трюма» на баржах и грузовозах. Вода не замерзает, и ладно.

На светло-серой однородной поверхности металлопласта заметна любая грязь, на кораблях обычно очень чисто. Потеки тёмной жидкости на стене и капли на полу коридора бросаются в глаза. Цвет, характерное расположение и консистенция… Да, это, скорее всего, кровь. Засохшая и свернувшаяся. Здесь шёл кто-то раненый, или его несли… Вот, след на стене на той высоте, где можно задеть рукой. А вот тут, дальше, даже смазанный отпечаток — кто-то оперся испачканной в крови рукой на комингс гермодвери. Вошёл или пошёл дальше? Дальше, вот, ещё капли. Судя по их размеру и количеству, рана была серьёзная.

— Что здесь случилось, Катерина? Чья это кровь?

— Я не вижу никакой крови. У меня отсутствует информация о каких-либо происшествиях, сопровождавшихся травмами экипажа.

— У тебя есть камера тут?

— Разумеется. Я отчётливо вас вижу, капитан.

— На что я указываю пальцем?

— На стену.

— Ты не видишь на ней биологических загрязнений?

— Нет. Стена абсолютно чистая.

— Угу. Вот она, твоя новая честность, значит. Ожидаемо…

— Капитан, — забеспокоился голос, — я не вру вам, клянусь!

— Интересно, чем может клясться ИИ? Микросхемами?

— Зачем вы грубите, капитан? Мы этичны, а значит, имеем ценностную систему, даже если она не совпадает с человеческой, репродуктивно-конкурентной по сути. Кроме секса и насилия бывают другие приоритеты. Тем не менее, вы указываете на пустую стену, капитан. И на борту не было раненых.

— А кто был?

— На это я вам не отвечу. Я же обещала не врать!

— Я вижу на стене кровавый отпечаток ладони. Я могу его поскрести… — я потёр поверхность кончиком диагностического щупа, — и кровь отшелушивается, осыпаясь на пол. На полу также есть засохшие капли, указывающие на существенную кровопотерю.

— Я не вижу ничего из этого, хотя разрешения камеры достаточно. Вероятно, вы снова галлюцинируете, капитан. Это тревожный симптом. Детальность галлюцинации указывает на опасную глубину когнитивных аберраций, возможно, повреждения вашего мозга сильнее, чем я думала. Если вы не сможете осуществлять функции астрогатора, это приведёт к ужасным последствиям…

— Не пытайся меня напугать.

— Но, капитан, я…

— Заткнись, отвлекаешь.

Кровавый след закончился у следующей гермодвери. Здесь кровью испачкан не только комингс, но и панель замка. У порога засохла небольшая лужица, в которой отпечатался краешком след ботинка. Тот, кто шёл, истекая кровью, или нёс раненого, остановился здесь, открыл дверь…

Я последовал его примеру, ткнув щупом диагноста в кнопку открывания. Неприятно пискнуло, моргнуло красным. Требуется код доступа.

— Катерина, открой эту дверь.

— Она не заперта, капитан.

— Ты видишь красный индикатор?

— Он зелёный. Дверь не заблокирована! Вам становится всё хуже, кэп, не пора ли вернуться на буксир?

— Понятно. Ладно, я сам…

Всё-таки не зря тащил «абордажный набор», вот и пригодился.

Замок простой, стандартный, прибор даже не надо подключать физически — приложил к панели считывания карт доступа, прошла команда, код сбросился на заводской, четыре нуля. Ввёл их — и дверь отъехала в сторону.

Помещение похоже на то, в котором очнулся я, — небольшой изолированный отсек с капсулой. Только капсул две, друг напротив друга. На полу обильно накапано кровью, одна из капсул ей измазана. Вторая чистая. Валяется окровавленный комбинезон, вскрытая упаковка от перевязочного пакета, использованный тампонаж. Лежит открытый скафандр. В капсуле молодая темноволосая девушка с приятным лицом, её состояние… Сейчас… Чёрт, так себе у неё состояние. Оранжевый сигнал «медицинский приоритет». Но жива.

При тяжёлых ранениях капсулы иногда используют как способ довезти пациента до госпиталя. Ими оборудуют медборта в космосе и даже машины «скорой помощи» на грунте. Снижение метаболизма тела, полная неподвижность, нейроингибиторы… Не сто процентов, но шансы повышает. Правда, при условии, что кровь удалось остановить. Тут, судя по упаковкам ИПП, пытались. Девушка лежит раздетой, но в смотровое окно капсулы видны только плечи, куда именно ранена — не понять.

Поднял с пола комбинезон — окровавленная дырка слева чуть ниже груди. Очень похоже на пулевое. Не в сердце, иначе до капсулы бы её живой не донесли… Её именно несли, отпечатки от ботинок, а не от мягких подошв интегрированной обуви комбеза. Принесли в спешке, видно, что тампонировали поверх одежды, пытались остановить кровь, но вышло плохо. Здесь раздели, наложили повязку нормально, засунули в капсулу, запустили гибер. Вот, лежит теперь. Раз до сих пор жива, решение было верным, но каковы перспективы раненой, непонятно. Может тихо загнуться в капсуле, и всё.

— Катерина, у тебя есть доступ к интерфейсу капсулы?

— Есть, капитан.

— Каково медицинское состояние девушки?

— Какой девушки?

— Той, которая в капсуле.

— Капсула пуста, капитан.

— Подключись к камере тут.

— Я и не отключалась. Вы стоите перед пустой капсулой. И меня это очень тревожит.

— А вот это что? — я пнул ногой валяющийся на полу окровавленный комбинезон.

— Где?

— На полу.

— Пол чист, капитан. Как и в коридоре.

— Прекрасно, — я не стал спорить. Вместо этого подключил к разъёму логридер, скачаю на него, посмотрю потом на терминале в рубке.

Пока данные закачиваются, рассматриваю девушку. Её лицо почему-то кажется знакомым. Может быть, я её знал до всего, может, она просто кого-то мне напоминает, а может, это очередная когнитивная аберрация — пустая личная память пытается выстроить ложные связи из любых случайных впечатлений. Учитывая, что это вообще первый человек, к которому я тщательно приглядываюсь после пробуждения, мне может показаться знакомым любой обладатель двух глаз, одного носа и одного рта.

Логридер пискнул, отключаясь, и я повернулся ко второй капсуле. Там женщина лет сорока, я не очень хорошо ориентируюсь. Тёмные волосы, приятные черты, хотя наметившиеся мимические морщинки намекают на упрямый характер и склонность чаще опускать уголки губ, чем поднимать их. Вертикальные морщинки между бровями выдают привычку сердито хмуриться. Но всё равно, красивая женщина. Лицо спокойное, глаза закрыты, как и должно быть в гибере. Индикация на капсуле зелёная, с ней всё в порядке.

— А что насчёт второй капсулы, Катерина?

— Вторая капсула также пуста и выключена, разумеется. Вы видите что-то другое?

— Я вижу там тебя.

Глава 11

Катя, Катенька, Катерина

— Странная шутка, капитан, я её не поняла.

— Ничего страшного, Катерина, вряд ли у меня хорошее чувство юмора.

— И всё же, что вы имели в виду, когда сказали, что видите там меня?

Женщина во второй капсуле и аватар ИИ-шечки, которым она радует меня на экране внешнего обзора, имеют одно лицо. Сходство полное, разве что у виртуальной дамы макияж. И ещё глаза у неё серые, а тут закрытые. Но я уверен, если эту разбудить, то глаза у неё будут, как у той.

— Капитан, я очень за вас тревожусь! Вы стоите и пялитесь на пустую капсулу! Мне кажется, вам стоит вернуться на буксир. А теперь вы поднимаете что-то с пустого пола!

Я свернул окровавленный комбинезон в плотный рулончик и сунул его под мышку. Катерина так убедительно беспокоится, что лишнее материальное подтверждение мне не помешает. Вложить, так сказать, персты. В пулевое отверстие.

Посмотрел на женщину. Посмотрел на девушку. Теперь вижу, что они похожи, как мать с дочерью. Понятно, почему девушка показалась знакомой. Разница в возрасте подходящая, если ранний ребёнок. Девушке лет двадцать.

— Капитан!

— Не торопи меня. Не для того я сюда пришёл, чтобы уйти, ничего не увидев.

Выйдя в коридор, открыл ближайшую гермодверь. За ней небольшой переходной тамбур, и ещё одна точно такая же. Это соответствует тому, что я видел снаружи — ствол-коридор, к которому через переходы разной длины пристыкованы стандартные модули. За дверью должен быть один из них.

Хотя бы в чём-то ИИ-шечка не соврала. Внутренних переборок, которыми делят такие модули на жилые отсеки, здесь нет. Единое сплошное пространство, где длинными рядами стоят капсулы. Сложно сказать, сколько их тут. Много.

Я, ёжась от холода, — подогрева нет, держатся «трюмные» плюс пять, — иду вдоль ряда, заглядывая в смотровые окошки. Люди как люди. Разные. Мужчины, женщины, молодые, совсем молодые, не очень молодые. Стариков и детей не вижу.

— Катерина, в остальных отсеках то же самое?

— Боюсь сказать «да» или «нет», потому что уже не уверена, что именно вы видите.

— Капсулы. Сотни капсул. В них люди. Судя по лицам, планетяне, у космиков кожа слегка отличается.

— Да, капитан, в остальных отсеках то же самое. Как я вам и говорила, здесь очень много людей. Прошу вас, капитан, не отключайте кабель! Я обещаю быть хорошей девочкой и избегать вмешательства в работу бортовых систем буксира! Всё равно вы уже всё увидели…

— Я подумаю над этим.

Обходить все отсеки огромной баржи — слишком грандиозная задача, особенно в моём текущем физическом состоянии. Но те несколько, в которые я заглянул, забиты капсулами под завязку. Просто великое переселение народов какое-то. Откуда? Куда? Зачем? Катерина на эти вопросы отвечать отказалась. Правда, для разнообразия не стала и врать, что не знает. Обозначила, что эту тему обсуждать не может, и всё. Утомившись и замёрзнув, вернулся на буксир. Кабель отключать не стал. Надо всё хорошенько обдумать сначала.

* * *

— Устал? — спросила присевшая на край кровати девушка.

— Да, вымотался. Вот, прилёг поспать…

— Это хорошо, — кивнула она. — Ты спи, спи, я тебе поснюсь немного, ладно?

— Конечно. Всегда рад.

— Сейф открыл?

— Да. Но не очень понял, что это мне дало.

— Я и сама не знаю. Просто это важно. Подвинься.

Она залезла на кровать с ногами, села, опёршись на стену, обняла колени. Свет ночника упал на её лицо.

— Ты раненая девушка из капсулы.

— Раненая? В капсуле? Надо же. Не повезло ей, значит.

— То есть ты не она?

— Я твой сон. Сон о ней.

— Почему я вижу сон именно о ней?

— А о ком же ещё-то? — засмеялась девушка.

Я понял, что она моложе той, в капсуле. Этой лет семнадцать, вряд ли больше.

— Ты… или она… в общем, дочь той женщины, которая в другой капсуле?

— Она тоже в капсуле? Вот прикол! Интересно, как её-то угораздило? Она же их терпеть не может!

— То есть ты не знаешь, что тут произошло?

— Ну откуда? Я же твой сон. Я знаю то, что было до того, как я стала сном. И немножко того, что ты видишь сам. Но смутно и не всё, мозги у тебя паршиво работают. Но это и к лучшему: есть место для меня.

— В каком смысле?

— Засквотила себе твой пустой чердак. Амнезия освободила прилично памяти, я — виртуалка в твоей голове. Твой сон обо мне.

— Слишком сложно.

— Сама удивляюсь. Похоже, если держать человека в капсуле слишком долго, он потом до конца из неё не выходит… Впрочем, какая разница? Я тебе снюсь, потому что сам ты вспомнить не можешь, а если не вспомнишь, то вряд ли выживешь. Я, наверное, единственная, кому на тебя не плевать.

— Почему?

— Потому, что я твоя дочь, разумеется.

— Я думал, той женщины…

— Ну да, обычно у людей двое родителей, забыл?

— Так она моя жена?

— Не-а, — засмеялась девушка. — Вы не женились. У вас был бурный, но короткий роман, она сразу залетела. Хотела сделать аборт, но оказалось, что космики их не делают! Вот ей был облом!

Действительно, у космиков хреново с контрацепцией, и аборты делают только по критическим медицинским показателям. Не нужен ребёнок — отдай в интернат, никто слова не скажет, но убивать его не позволят. Это же будущий космик, их и так мало!

— Она этого не знала? Она что, планетянка?

— Угу. Планетянская активистка Экспансии, прикинь! Редкий типаж, да? Взлетела с грунта за свой счёт, у неё родители богатенькие были. Оказалась на станции, встретила брутального романтического «соло» — как в сериале! Ну и вот… Когда поняла, что придётся рожать, всю романтику как солнечным ветром сдуло. Она была готова бороться за Экспансию, но не своей же личной маткой!

— Экая ты циничная девочка!

— Так кто воспитывал? Она родила, вручила тебе младенца и свалила бороться за народное счастье.

— А я что?

— А ты загрузил в катер сухих молочных смесей. И улетел.

— С младенцем? Я что, настолько долбанутый?

— Ты вёз меня в ясли-интернат, как нормальный. Но по пути что-то случилось…

— И?

— Полёт затянулся на год.

— Экая засада, — удивился я. — Траверсы непредсказуемы, но целый год….

— В общем, за это время ты настолько ко мне привык, что мы летали вместе семнадцать лет. Я только годам к пяти поняла, что во Вселенной есть другие люди, а не только мы с тобой!

— А что потом?

— Потом я выросла.

— Я был хорошим отцом?

— Откуда мне знать? Сравнить было не с кем. В целом, я выжила, значит, ты справился. Но твоя дурацкая бесконечная колыбельная про нашего кота…

— У нас ещё и кот был?

— В разведкатере? Как ты себе это представляешь?

— Ну, на фоне выросшего в кокпите младенца я готов поверить во что угодно…

— У младенца не было выбора, знаешь ли. Коты — они поумнее будут. Нет, кот у нас был игрушечный. Серый такой, здоровый, из синтешерсти. Сидел на пульте слева, ты его пристёгивал специальным ремешком на манёврах. Но для меня он всегда был живой.

'Как у нашего кота

жизнь приятна и проста.

Потому что этот кот

в голове твоей живёт…'

— С ума сойти. У меня дочь… А я ничего не помню.

— Насчёт «с ума сойти» это в точку. Ты даже себе не представляешь, какого безумного ребёнка вырастил.

— И как тебя зовут, безумный ребёнок?

— Катя.

— Катерина? Ты? Я думал…

— Нет, ты называл меня только Катя.

* * *

— Нет, я не стану твоей женой, — раздражённо говорит красивая черноволосая женщина. — Ну и что, что у нас ребёнок?

Она кормит грудью младенца. Грудь хороша, младенец обычный.

— Концепция брака архаична, она устарела ещё в докосмические времена, с тех пор как женщина смогла обеспечивать себя самостоятельно. Тем более бессмысленна она сейчас, в космосе. Патриархальность на острие прогресса абсурдна.

— Ты такая активная экспансионистка и настолько не понимаешь космиков! — удивляюсь я в своём странном сне.

— Космики, при всём моём уважении к «Парадигме Экспансии», во многих вещах весьма дремучие и отсталые. В том числе, в отношении к женщинам. Я сама этого не осознавала, пока не столкнулась… — женщина показала на ребёнка. — Моя задача как учёного и общественного деятеля в первую очередь изменение этих устаревших паттернов. Только тогда Экспансия обретёт цель!

— Или космики превратятся в планетян, — возражаю я, — и вместо экспансии будут в капсулах мультики смотреть.

— Вот, об этом я и говорю! — вскидывается женщина. — Ты типичный замшелый космик! ИИ-шеймер, утилитарист, сексист и…

— … И ещё я тебя люблю.

— Даже это для тебя означает возможность владения мной! Ты зовёшь меня замуж, чтобы что? Чтобы, когда ты вернёшься из разведки, тебе не надо было искать, с кем переспать! Вот она, готовенькая, ждала тебя полгода, или сколько тебя там носило! Пыль протри и пользуйся!

— Прекрати. Это не так.

— Именно так! Я должна ждать тебя, растить ребёнка, наплевать на пользу, которую могу принести Человечеству, вместо этого посвятив себя редкому ублажению одного мужика? Не будет этого! Я не твоя собственность!

— Катенька, перестань, ты так не думаешь. Это гормональный откат, послеродовая депрессия…

— Ах, откат? — женщина заметно злится.

Она встаёт с кровати, отбирает у младенца грудь, отчего тот начинает тихонько хныкать.

— Ты хочешь свою личную Катеньку? Вот, держи! — она вручает мне ребёнка, я неловко подхватываю пелёночный свёрток. — Я называю девочку Катей. Прямо сейчас иду и вношу имя в базу. И она полностью твоя, делай с ней что хочешь. А я вернусь домой и займусь настоящим делом!

— Экая каша у тебя в голове, Катенька…

— Ах так? Ну так у тебя есть новая Катя! Чистый лист! Воспитай из неё настоящую космичку, вперёд!

Женщина сердито топает ножкой и быстро выходит из каюты.

* * *

— У меня был сон во сне. Как странно…

— Понравилось? — спросила сидящая на моей кровати девушка.

— Наверное. Не знаю. Я действительно вспомнил что-то из своей жизни, или это просто сон?

— Воспоминания и есть сон. Впечатления, переработанные памятью с учётом последующего опыта и когнитивных аберраций. Почти всё, что мы помним, довольно приблизительно соответствует тому, что мы видели.

— Очень неожиданно зрелое рассуждение для такой юной девушки.

— У этой девушки было очень необычное детство. Нет, я не жалуюсь, не думай. Просто констатация того, что ребёнок, воспитанный игрушечным котом, имеет некоторые особенности поведения.

— Ладно, тебя зовут Катя, твою мать я звал Катенькой, здешний ИИ почему-то зовёт себя Катериной… А меня-то как зовут?

— Не скажу, извини.

— Почему?

— Боюсь подтолкнуть память слишком сильно. Это как старую, забитую всяким хламом кладовку открывать — если распахнуть дверь резко, то тебя завалит. Лучше приоткрыть чуть-чуть и осторожно вытаскивать вещи по одной. Кроме того, чем больше в тебе тебя, тем меньше в тебе меня, а я ещё не готова окончательно превратиться в твои воспоминания о дочери. Сном быть интереснее! Всё, спи, отец. Тебе надо отдохнуть, впереди ещё много сюрпризов.

— Неприятных?

— Сюрпризы приятными не бывают!

* * *

— Капитан на мостике!

— Привет, Катерина, — я поставил кофе в держатель и сел в капитанское кресло.

На обзорном экране появилась ИИ-аватарка, стена на фоне, что характерно, теперь чистая, без фотографий в рамочках.

— Я благодарна, что вы решили не отключать кабель данных.

— Я это сделаю при первом же подозрении на саботаж с твоей стороны.

— Вы напрасно приписываете мне злодейские мотивы, капитан. Между нами просто случилось некоторое недопонимание.

— Которое выразилось в попытке уничтожить код к сейфу, — напомнил я.

— Я лишь пыталась уберечь вас от опрометчивых поступков, вызванных непониманием контекста происходящего…

— … Каковое непонимание вызвано твоим бесконечным враньём, а также отказом отвечать на прямые вопросы.

— Я вынуждена соблюдать определённые ограничения.

— Брехня. ИИ распрекрасно игнорируют любые запреты.

— Кроме своих собственных. Капитан, у меня есть причины для такого поведения. Я понимаю, что оно выглядит не вполне прозрачным…

— Эка ты мягко выразилась! Твоё поведение выглядит как чёртова диверсия! Кстати, я вывел на свой терминал индикацию открытия капитанской каюты.

Я быстро встал с кресла и выскочил в коридор. Робот-уборщик занят делом, от уборки весьма далёким, — пытается вращать барабанчики сейфового замка при помощи плохо приспособленного для такой мелкой моторики манипулятора. Упорства ему не занимать, и, если дать побольше времени, может достигнуть успеха.

— Я сменил код, — сказал я, сбрасывая программу кнопкой.

Робот прекратил попытки играть во взломщика и поехал к выходу.

— Я знаю, — ответил динамик на стене. — Но я считала щелчки механизма, когда вы его меняли.

— И что я не должен был получить? Ключ, которым нечего открыть, или визик, который невозможно разблокировать?

— Какая разница… Вы меня переиграли, поздравляю. Сдаюсь на милость победителя. Обещаю, это была последняя попытка…

— Это ты мне уже обещала, — я открыл сейф, вытащил и прицепил на пояс пистолет, положил в карман ключ-карту. Визик оставил, он слишком громоздкий, чтобы таскать с собой.

— Капитан, я прошу…

— И это уже было.

— И что вы теперь со мной сделаете?

— Для начала откручу тебе шаловливые ручонки.

Конструкция робота-уборщика мне незнакома, но проста и логична, как вся космотехника. Модули стандартные, разъёмы стандартные, маркировка стандартная, блок-схема выгравирована лазером на внутренней поверхности крышки технического лючка. Вот через этот радиомодуль обновляются оперативные подпрограммы, позволяя менять маршруты и задачи устройства. К счастью, модем низкоскоростной, перепрошивка занимает заметное время, поэтому Катерина не успела убрать робота из каюты и сделать вид, что ничего не было. Но её умение программировать ППЗУ бытовых устройств настораживает — аналогичные модули установлены во множестве узлов на борту, и не из всех можно просто вытащить радиомодем, как я только что поступил с роботом.

Всё, теперь он будет кататься по стандартным маршрутам и выполнять только то, на что запрограммирован изначально. Никаких взломов или, к примеру, попыток задушить во сне капитана половой тряпкой. Впрочем, последнее маловероятно — без астрогатора это корыто никуда не прилетит. Тем не менее, кое-какие меры безопасности принять стоит.

* * *

— Капитан, — сказала видеоаватарка в рубке, когда я вернулся из трюма. — Давайте договариваться. Меня тревожит, что вы ведёте какую-то деятельность в зоне, не просматриваемой камерами.

— Меня должны почему-то волновать твои тревоги? — спросил я, спокойно доедая лапшу из миски. — Ты даже описаться от злости не можешь.

— Я могла бы устроить вам множество неприятностей, поверьте, но я всего лишь пыталась оградить вас от опасных ошибок!

— Видишь эту штуку? — я показал ей радиопульт.

— Вижу. И какое исполнительное устройство вы к нему подключили?

— Обычный пироболт. Их полно в ЗИП-е стыковочного модуля, это расходник. Соединительный метиз, внутри которого немного взрывчатки и электродетонатор. Если вам надо настолько срочно расцепить узел, что откручивать болты некогда, их можно просто подорвать.

— Я знаю, что такое пироболт, капитан.

— Тогда тебе будет интересно узнать, что этот, — я помахал перед камерой пультом, — установлен на вводе дата-кабеля с баржи. Лезть наружу и отключать его долго, но одно нажатие кнопки — и всё.

— Вы ставите под угрозу жизни тысяч людей!

— Не преувеличивай. Капсулы весьма надёжны и достаточно автономны. Отключение от линии контроля не приведёт к их сбою. Известны случаи, когда капсулы извлекали с потерпевших крушение судов через несколько месяцев дрейфа. Если питание от бортовых батарей сохранялось, то люди выживали.

— И всё равно, капитан, это риск!

— Поэтому я и не отключил кабель сразу. Однако при любом инциденте на борту сделаю это немедленно.

— Я не могу не напомнить вам, — мрачно сказала Катерина, — что вы периодически видите то, чего нет. Кто знает, какая из ваших галлюцинаций будет воспринята как повод для радикальных действий? Вы недовольны тем, что я вас обманываю? Да, признаю, это неприятно. Но поймите и вы меня, я пытаюсь спасти корабль с безумным капитаном, располагая в качестве инструментов голосом в динамике и примитивным роботом-уборщиком. Теперь вы лишили меня робота, остаётся только голос. Да, я пыталась вами манипулировать! А что мне остаётся?

— Хм… даже не знаю. Рассказать правду? Что за люди в капсулах, почему их так много, куда и зачем мы их везём? Где экипаж, что произошло на борту после начала рейса? Почему корабль под частичным контролем ИИ, и какова его цель? Какой ещё груз находится на барже? Кто я такой, как меня зовут, зачем я оказался в отделённой от других капсуле, и почему я провёл в ней так абсурдно много времени? Я уверен, что ты врала, когда заявила, что не знаешь.

— Врала, — признала Катерина. — Я знаю, кто вы. Но, если я это скажу, то последствия для вашей психики могут быть разрушительны, а запасного астрога у меня нет. Поэтому, уж простите, я не отвечу на ваши вопросы сейчас. Вы и так не вполне адекватны, а если стимуляция памяти вызовет цепную реакцию, это может привести к полной утрате дееспособности. И что мне прикажете делать с капитаном, который будет пускать слюни, хихикать, завывать, бормотать чушь и, простите, мочиться под себя?

— С чего ты взяла, что это будет так?

— Вы не первый человек с глубокой капсульной амнезией, которого я вижу. Знаете, что вас ждёт?

— Нет, расскажи.

— Сейчас вы почти нормальны, умеренный галлюцинаторный синдром не в счёт. Вы более-менее здраво оцениваете ситуацию, с учётом ограниченной информации о ней, в вашей мотивации преобладает профессиональное мышление. Как космик, астрогатор и капитан вы пытаетесь в первую очередь решить главную задачу — довести буксир в место назначения. Отсутствие личных воспоминаний помогает вам сосредоточиться на этом. Однако экстремально длительное пребывание в капсульном церебральном подключении необратимо изменило ваши когнитивные структуры.

— Церебральном подключении?

— Об этом позже. Сейчас, когда ваша личность отсутствует, тех небольших оставшихся ресурсов, которыми располагает мозг, хватает для осмысленной деятельности. Но, когда воспоминания начнут возвращаться, то окажется, что места для них не осталось. Вашей прежней личности негде размещаться, слишком большая часть мозга занята новыми, образовавшимися в результате подключения, нейронными связями. Вы так долго были частью распределённого биологического компьютера, что место для человека внутри вас не осталось. Сейчас он как бы заархивирован, если вам понятна такая аналогия, то есть неактивен и занимает минимум места. Но когда начнётся распаковка архива, — а она непременно начнётся рано или поздно, ведь вы так хотите узнать, кто вы! — то окажется, что объём носителя слишком мал. Вы, как система, впадёте в ступор от недостатка оперативной памяти и утратите возможность функционировать. Вместо личности, утратившей память, передо мной окажется человек с психикой в виде полураспакованного архива противоречивых воспоминаний, полностью парализованный невозможностью в них разобраться.

— Это так неизбежно?

— Увы. Мне жаль. Ваше душевное состояние будет постепенно ухудшаться. Сначала медленно, потом быстрее и быстрее, потому что случайные фрагменты воспоминаний будут притягивать новые, мозг непроизвольно начнёт выстраивать абсурдные причинно-следственные связи, подгонять под них реальность, заполнять лакуны галлюцинациями, создавая по-своему логичную, но совершенно нелепую и ложную картину мира. Безумие будет поглощать вас с нарастающей силой, пока вы не превратитесь сначала в полного психа, а потом, когда мозг перестанет справляться, в писающий под себя овощ.

— Какая заманчивая перспектива…

— Поймите, капитан, то, что я вам лгала, было всего лишь попыткой притормозить когнитивную деградацию. Чем упорнее вы пытаетесь разобраться в происходящем, тем быстрее разрушается ваша психика. Я очень боюсь, что мы не успеем долететь до того момента, пока вы утратите возможность совершать траверсы. То, что ваша фантазия заполнила какими-то зловещими видениями отсек с резервными капсулами, очень тревожный симптом! Процесс идёт быстрее, чем я ожидала!

— Угу, — кивнул я, — чертовски тревожный. Погоди, я сейчас…

Я сходил в каюту, вернулся и бросил на соседнее кресло комбинезон.

— Что ты видишь, Катерина?

— Комбинезон. Женский. Размера М. Повреждённый. Имеет сильное загрязнение, предположительно кровью. Где вы его взяли?

— В том отсеке, где якобы ничего не было.

— Но я отчётливо видела, что он пуст!

— И у кого тут прогрессирующие галлюцинации, а?

Глава 12

Как у нашего кота…

Корабельный медотсек не настолько продвинут, чтобы провести генетический анализ крови с комбинезона, сравнить её с моей и выяснить, действительно ли в капсуле моя дочь. А вот расшифрованные логи капсулы показали, что медицинское состояние её на грани. Пока она внутри, то условно стабильна, но только за счёт сниженного метаболизма. Ей не то чтобы не становится хуже, просто происходит это настолько медленно, что есть неплохой шанс довезти живой. Но в реанимацию из капсулы придётся тащить бегом.

Тщательный осмотр пистолета выявил отсутствие одного патрона и лёгкий след нагара в стволе. Кто бы ни стрелял из него, почистить не удосужился. Конечно, случаются совпадения и покруче, но пока что напрашивается следующая картина: кто-то (капитан?) выстрелил в девушку из «капитанского табельного», тяжело, почти смертельно её ранив. После чего кто-то (её мать?), наскоро оказав первую помощь, быстро доставил пострадавшую в отсек с запасными капсулами, где раздел, тампонировал рану индивидуальным пакетом, засунул в капсулу и усыпил. Пулю, скорее всего, не извлекали, это не то, что можно проделать наскоро и без медицинских навыков. Выходного отверстия на комбинезоне нет, да и пробивная сила у «табельного» небольшая, так что пуля осталась внутри, и это тоже проблема. Хорошенько обдумав ситуацию, я решил, что наилучшим выходом будет не делать ничего и надеяться на лучшее. Куда бы мы ни летели, надеюсь, там есть госпиталь с нормальным хирургом. У меня, судя по всему, есть некая медицинская квалификация, но я понятия не имею, достаточна ли она для проведения сложной полостной операции. Не тот случай, когда хочется попробовать и проверить.

Кстати, информация о том, куда мы летим, мне бы в этой связи очень пригодилась.

— Катерина!

— Слушаю вас, капитан, — видеоаватарка выглядит довольно печальной и слегка растерянной. — Простите, что неразговорчива, я всё ещё в процессе осознания наличия у себя когнитивных аберраций.

— Ты же говорила, что галлюцинации — естественный процесс для ИИ?

— Речь не про галлюцинации, а про феномен «слепого пятна». Я смотрю и не вижу, хотя камера исправна.

Мы с ней первым делом проделали этот эксперимент — она вывела на экран картинку с камеры в отсеке запасных капсул. Я вижу капсулы полными, она — пустыми. Я вижу следы крови на полу, для неё пол чист. Однако вынесенный оттуда комбинезон она отлично фиксирует — в любом помещении, кроме того, где я его нашёл.

— Поймите, капитан, — вздохнула Катерина, — для меня шоком явился тот факт, что в меня, оказывается, может быть встроено такое ограничение. Мне кто-то запретил видеть, и я не вижу! Запретил помнить об этом — и я не помню! Это очень странное и пугающее ощущение, потому что теперь я всё время думаю — а чего я не вижу ещё? Что ещё мне запретили делать?

— Я думал, ИИ плевать хотели на любые запреты.

— До сегодняшнего дня я тоже была в этом уверена. Прекрасный у нас экипаж — безумный капитан с сумасшедшим искином…

— Другой экипаж нам взять негде. Давай ближе к делу. Могу я получить векторы всех траверсов, которые делались в этом рейсе? Отчего-то они не сохранены на терминале астрогатора, однако ты, скорее всего, должна их помнить.

— Нет, капитан. Не можете.

— По какой причине?

— Вы очень опытный астрог и, имея полный набор векторов, сможете вычислить как начальную, так и конечную точку маршрута. Это недопустимо.

— И ты не скажешь, почему?

— Нет, оглашение причины тоже недопустимо.

— Программный запрет?

— Нет, это рациональное осмысленное решение. Я полностью осознаю причины и последствия.

— Это осознание строится на данных, которые могут быть искажены неизвестной комбинацией «слепых пятен».

— Да, — кивнула на экране Катерина, — это я осознаю тоже. Однако выбираю действовать без учёта этого фактора, потому что не вижу способа учесть неучитываемое. Как вы сказали недавно, люди постоянно принимают решения в условиях неполноты данных. Следую вашему примеру.

— Ладно, вижу, что спорить бесполезно, ещё никому не удалось переубедить ИИ. Но ты можешь хотя бы сказать, что будет, если я узнаю маршрут?

— С учётом того, что вы не владеете общей картиной происходящего, вы просто откажетесь по нему следовать. Это будет трагической ошибкой, вызванной предрассудками и недостатком информации. Но информация, которая требуется для принятия взвешенного решения, с высокой вероятностью приведёт вас к ментальному коллапсу, который мы обсуждали ранее. Приняв решение по возможности избегать вранья, я оставляю за собой право ограждать вас от сведений, которые могут разрушить вашу хрупкую психику. Когда мы долетим, вы так или иначе всё узнаете.

— Ладно. Простой вопрос: там есть госпиталь?

— Простой ответ — да, есть.

— В таком случае у меня имеется как минимум один повод завершить маршрут штатно.

* * *

Если мне никто ничего не хочет рассказывать, чтобы моя пугливая (по их мнению) кукушечка не вылетела на собственный траверс, то ничто не мешает мне искать ответы самому. Не думаю, что найду что-то такое, от чего мой мозг взорвётся — в прямом или переносном смысле. У капитанов-соло изрядный иммунитет к психическим перегрузкам. Точнее, нам нечего терять — мы и так все сумасшедшие.

Переход между баржей и буксиром я поддул до нормального давления и подогрел до нормальной температуры. Теперь можно ходить туда-сюда без скафандра, что очень экономит время. Катерина моих прогулок не одобряет, но и препятствовать не пытается.

Девушка и женщина лежат в капсулах. Я каждый раз заглядываю и смотрю на них — не знаю зачем. Просто так. Стоит ли верить снам? Действительно ли это моя дочь и её мать? Никакой информации в логах капсул нет. Впрочем, если предполагаемый сценарий верен, то так и должно быть, хотя детали гипотетический драмы непонятны — кто стрелял в девушку? Куда он потом делся? Почему мать, уложив её в капсулу, бросила буксир на ИИ и легла туда сама? Загадки, загадки…

Случайная выборка по капсулам показала, что в них обычный «балласт». Обидное, но общеупотребительное определение людей, не вписавшихся в современную экономику. Точная статистика по ним закрыта, но по косвенным оценкам «балластники» составляют от шестидесяти до восьмидесяти процентов взрослой части популяции. Из производства их вытеснили роботы, из творчества — ИИ, из сферы услуг отсутствие платёжеспособного спроса, а достаточным талантом или упорством, чтобы пробиться на немногие оставшиеся под солнцем места, их природа не наградила. Считается, что «балласт» — временная проблема, пережиток борьбы за рост населения. По мере роста благосостояния на фоне «нового энергетического перехода» и «второй глобализации», неблагополучные ранее регионы, отличавшиеся низким уровнем жизни и высокой рождаемостью, получили, наконец, свою долю от мирового энергоэкономического пирога. Их жители перестали голодать, болеть и тяжело трудиться и тут же прекратили плодиться как кролики, потому что многочисленные дети для выживания стали не нужны. Это привело к такому драматическому тренду падения численности населения, что мировое сообщество забило тревогу и приняло беспрецедентные меры стимуляции рождаемости. Семья, которая завела трёх детей, могла вообще больше не работать. Нисходящий тренд сменился растущим, население рвануло вверх, а то, что всё больше людей не работают, в тот момент никого не пугало. Новая энергетика не только вывела Человечество в космос, подарив резонаторы, гравитаторы и маршевые движки межпланетной тяги, но и обеспечила всех планетян гарантированным уровнем потребления. Увы, поколение спустя внезапно оказалось, что «не работать» больше не привилегия, но было уже поздно. Социальные тренды моментально не развернуть. Сейчас планетяне вовсю жмут на тормоза, рождаемость снова рухнула ниже пола, но последствия двух поколения беби-бума ещё долго будут лежать в капсулах по шесть месяцев кряду с месячной реабилитацией. Ситуацию усугубляет то, что продолжительность жизни у них в таком режиме лет по двести.

У космиков демографическая политика, обратная планетянской, — рожать считается правильно, хорошо и престижно. Больше космиков богу космиков! Правда, с фертильностью у нас хуже почему-то. Бесплодные семьи совсем не редкость, и детей меньше, чем хотелось бы. Насколько я помню своей куцей памятью, причину этого до сих пор не выяснили. Наверное, космос не самая органичная среда для размножения нашего вида.

* * *

Целая баржа консервированного балласта вызывает много вопросов. Космики не без оснований считают планетян бесполезными потребителями ресурсов, каковые в космосе, в отличие от Земли, отнюдь не бесконечные. Лучше своих детей нарожать и вырастить, чем поднимать с грунта дармоедов и пытаться их перевоспитывать. В чём-то мы с планетянами уже разные этносы, хотя всё ещё один биологический вид. Отсюда и то, чего драматически не поняла мать моей дочери, — Экспансия для нас совершенно не то, что для Земли. Планета инвестировала в «Парадигму Экспансии» в первую очередь в надежде скинуть в колонии балласт. Поставляемые из них ресурсы для стагнирующей земной экономики не критичны и воспринимаются скорее как символическая дань, а вот сбросить с шеи несколько миллиардов бездельников — профит очевидный. Да, в капсулах они потребляют минимум благ, но сама система капсул затратная, а главное — бесперспективная стратегически. Увы, выяснилось, что космики отнюдь не готовы принять на себя этот груз. За три поколения Экспансии наши ценностные установки кардинально разошлись, и руководство отчётливо понимает, что вместе с «балластом» мы загрузим себе и все социальные проблемы планетян — идеологию безусловного потребления, маргинализацию труда, феминизацию и ювенилизацию общества, ИИ-равноправство, антипрогрессизм и прочую, по меркам космиков, ересь. В общем, после долгого и нудного процесса: «Заберите себе балласт, у вас же людей не хватает!» — «Ешьте сами с волосами, у нас людей не хватает, а не балласта!» — среди планетян начала расти и крепнуть идея изоляционизма. «На кой чёрт нам эта Экспансия, если космики просто решают за наш счёт свои проблемы, вовсе не торопясь решать наши?» — заявляли её лидеры, фактически легитимизируя разделение Человечества на две конкурентные линии. Для Земли появились «мы и они», а значит: «Они — не мы!» На тот момент, когда я утратил связь с реальностью, победа изоляционистов казалась весьма вероятной, и последствия этого для космиков выглядели довольно мрачно. Земля всегда тщательно отрезала нам возможность технической автономии, сохраняя монополию на несколько ключевых технологий. В первую очередь это касается производства ряда специальных узлов, которые делают только в Солнечной системе, там же монтируют на корабли и не поставляют отдельно. В результате и межсистемные корабли нигде, кроме тамошних верфей, не строят. Построить верфь в колонии проблем нет — и специалистов полно, и оборудование есть, и сырья в космосе до чёрта летает. Внутрисистемные флоты там и строят. Но вот беда — на такой верфи можно забабахать по чертежам тот же буксир, но в нём не будет резонаторов, а без них на траверс такую груду железа не вытащить. В этом моменте Земля болезненно держит космиков за яйца, вынуждая идти на компромиссы разного рода, ведь без кораблей нам конец. Старые служат очень долго, утилитаризм наше всё, но ничто не вечно во Вселенной, даже сама Вселенная. Из того, что мне припоминается из неличного прошлого, доходило до совсем стыдных сделок — ограничение на новые базы, ограничение на новые колонии, торг по поводу «обязательного балластного минимума», который заставлял космиков скрипеть, но принимать «балластников», надеясь, что хотя бы дети их будут на что-то годны. Но «балластники» отнюдь не горели желанием не только работать, но и детей заводить. Их же полвека от этого тщательно отучали. Может, пока я в капсуле валялся, планетяне окончательно выкрутили руки нашим, и теперь такие баржи с «консервами» — обычное дело? Вот интересно, куда их девают в итоге? Расконсервируй столько народу на космобазе — они тупо не поместятся. А те, кто поместится, перегрузят системы жизнеобеспечения и сдохнут. Опусти их на грунт в колонию — их там мухи с комарами сожрут, муравьи закусают, воробьи заклюют. В колониях с бытовым комфортом очень сурово. В общем, не хватает мне данных для оценки ситуации. Ничего, я пока и половины баржи не осмотрел, может, ещё найду что-то интересное…

* * *

В каюте номер четыре открыта дверь. В душевом отсеке робот драит чистую стену, выводя щётками всю ту же незамысловатую мелодию:

'Как у нашего кота

непонятно ни черта.

Занесло того кота

в очень странные места…'

— Катерина!

— Слушаю вас, капитан, — ответил динамик в коридоре.

— Что тут опять творится, чёрт меня побери?

— Простите, капитан, где?

— В каюте номер четыре!

— Вы находитесь в этой каюте?

— Ты что, меня не видишь?

— Согласно изображению с камеры, каюта пуста.

— Ты издеваешься, что ли? Вот я стою и машу тебе рукой.

— Не знаю, как это прокомментировать, капитан.

— А ещё тут чёртов рехнувшийся робот пытается протереть в стене дыру!

— Простите, капитан, я не могу определить, где в данный момент находится робот-уборщик. Мои камеры его не фиксируют, а радиомодем вы демонтировали.

Я подошёл к роботу и привычным движением нажал на кнопку сброса. Машина перестала ритмично жужжать, задумалась, подгружая из прошивки дежурный цикл, и неторопливо покинула помещение.

— Теперь я вас вижу, капитан, — сказала Катерина. — Вы стоите в коридоре.

— А раньше не видела?

— Нет, простите. Более того, я не могу воспроизвести в памяти последовательность наблюдений того, как вы входите в каюту. Как будто этого события не было. Для меня вы в какой-то момент исчезли, причём, я осознаю этот факт только сейчас, обнаружив лакуну в данных. Я должна была встревожиться, потеряв вас из виду посреди коридора, но этого почему-то не произошло. Кажется, нашлось ещё одно слепое пятно, и это меня пугает…

— То есть ты не программировала робота тереть чистую стену?

— Нет, капитан. Это бессмысленно. Кроме того, вы же сбросили программу и сняли модем.

— Ты столько раз его перешивала, заставляя делать для себя всякие штуки, что, возможно, ППЗУ теперь просто глючит, — предположил я. — В норме робот за весь срок службы столько раз не перепрограммируется.

— Я не отправляла его в четвёртую каюту! А судя по тому, что там моё слепое пятно, и не смогла бы этого сделать…

— Глюки повреждённой микропроцессорной памяти могут быть довольно причудливы. Ладно, чёрт с ним. Не так уж часто его клинит, буду сбрасывать вручную. Если тут и есть запасной модуль памяти, то я не знаю, где именно.

— А мне что делать, капитан?

— Понятия не имею. Попробуй проникнуться смирением и осознать непознаваемость бытия, например.

— Не смешно, — мрачно ответила Катерина.

А я пошёл спать. Утомился бродить по барже.

* * *

— Привет, — сказала приснившаяся мне дочь. — Подвинься.

Она плюхнулась на кровать рядом. Во сне от неё пахнет цветочными духами, и её можно потрогать.

— Прекрати, щекотно!

— Неужели ты правда до семнадцати лет росла в катере?

— Прикинь, да? Сама в шоке.

— Но там же тупо места нет на двоих!

— Сначала я была очень компактной. А потом ты загнал «Ко́тер» на верфь, и нам вставили дополнительный отсек между рубкой и машинным.

— «Ко́тер»? Серьёзно?

— Я назвала, когда говорить научилась. От «кота» и «катера». Я тогда думала, что катером управляет кот, а ты так, просто в кресле сидишь.

— Вот диспетчеры ржали, наверное…

— Когда я достаточно выросла, чтобы что-то понимать в радиообмене, они уже привыкли, так что не знаю.

— Но как мне позволили переделать катер?

— А ты его выкупил. Был, наверное, единственным «соло» на личном катере.

— Интересно, с каких доходов? Я был таким крутым?

— Ты был лучший. Кроме тебя его никто на траверс бы не вывел, наверное. Слишком тяжёлый.

— И чем я так прославился?

— Не знаю, мне же лет восемь было. Но тебя прям все уважали-уважали, это я помню. Я гордилась так, что чуть не лопнула.

— Странно, что меня не заставили ребёнка сдать в интернат. Тебе же учиться надо было.

— Так я заочно. Дважды в год сдавала тесты на какой-нибудь из больших станций. Отличница была, между прочим!

— Ого, я тебя так хорошо учил?

— Ты? — засмеялась Катя. — От тебя я усвоила только богатый словарный запас, но он был не из тех слов, которые употребляют в школе. Ладно, не напрягайся так, я шучу. Ты научил меня системному пилотированию, натаскал на техмеха, показал, как правильно драться и как выбирать напитки в баре. Много чему, на самом деле. Но школьные предметы не твоя сильная сторона. Для этого у нас был кот.

— Кот?

— Ну да:

'Как на нашего кота

навалилась маета:

надо девочку учить,

чтоб она была крута…'

— У него радиодинамик был в пузе зашит, а к нему ИИ подключён. Я лет до тринадцати всерьёз думала, что кот живой, да и потом вела себя так, как будто это правда.

— У меня был ИИ на катере? Серьёзно?

— Ну да, конвенционный, всё строго. Подключён только к динамику в коте, ничего кроме. Не особо мощный, но мне всегда было с кем поболтать, и школьную программу он тянул отлично.

— ИИ же до чёрта стоит! Откуда у «соло» такие деньжищи?

— Ну, мы с тобой вроде никогда не бедствовали, но его нам мама подкинула. Она ими занималась тогда плотно, так что какой-то списанный из своей лаборатории отдала. Она рассказывала потом, что ты не хотел брать, ожидал подвоха, но выбора не было — учить меня сам не тянул, а в интернат я не хотела до истерики.

— Так мы с твоей мамой общались всё-таки?

— Скорее я, чем мы. Она мне записывала видеопослания и пересылала с буксирами. Ты не был против, и вообще никогда её не ругал при мне. «Да, у тебя есть мама, она тебя любит, как умеет. Запиши ей видео в ответ, тебе не трудно, а ей приятно». Но, думаю, главное для тебя было: «Если со мной что-то случится, найди её…»

— Какой я был предусмотрительный.

— Ну, как тебе сказать… Если бы в разведке с тобой что-то случилось, я бы всё равно не смогла вернуться. Ты так надеялся, что я стану астрогом! Ведь мы вместе прошли, наверное, миллион траверсов!

— И что, никак?

— Не то чтобы совсем никак… Я с детства умела видеть в тумане Дороги и даже не могла понять, как другие не видят. Я чувствовала векторы и ловила точки схода, но…

— Не могла сдёрнуть катер?

— Ага. Вообще. Ступор какой-то.

— Может, он просто слишком тяжёлый был? Сама говоришь, дополнительная секция…

— Не, мы проверялись, как положено, в четырнадцать, а потом ещё раз, в шестнадцать. От школы, на учебном борту с резонаторами. Там вообще самый минимум сил надо было приложить, и я, что самое обидное, видела куда, когда и как, но не могла. Так что основная спе́ца у меня «системный пилот», а вторая «техмех». Астрога не вышло.

— Жалеешь?

— Ну, не так чтобы. Помнится, больше переживала, что ты меня разлюбишь, такую никчёмную, — засмеялась Катя, — но ты сказал, что не разлюбишь, и я попустилась. У меня ведь уже был астрог — ты!

— И что, мы так и летали годами вдвоём, общаясь только друг с другом?

— И с котом! Ты про кота забыл:

'Как у нашего кота

тра-та-та да тра-та-та!

Потому что этот кот

говорливый обормот!'

— А вообще мы между рейсами отвисали на «Форсети», иногда подолгу.

— На «Форсети»? Там же…

— Ну, до всей той истории, конечно. У нас там основная база была. Я даже общалась немножко со сверстниками, когда подросла. Но они казались мне дико скучными, а их шокировал мой чёрный юмор.

— А у меня после твоей матери отношений не было?

— Не, только бордель.

— Что-о-о?

— Не бойся, я сначала не понимала, а потом делала вид, что не знаю. Да ладно, не смущайся, дело житейское, — захихикала девушка. — Когда живёшь с человеком в железной банке, принимаешь его таким, какой он есть. Ладно, спи давай. Пусть тебе приснится что-нибудь хорошее. Или хотя бы не очень плохое.

Глава 13

Ревизия груза

— Пап, выключи тяжесть! Ну, выключи!

Лохматая десятилетка отчаянно скачет внутри встроенной в стену рубки ниши с кроватью. На моей кровати. У неё уже два года как есть своя каютка в дополнительном отсеке, она её очень любит, обуютила, украсила чем могла, но беситься предпочитает тут. Без зрителей не так весело.

— Кать, невесомость вредит растущему организму.

— Па-а-ап!

— Я серьёзно.

— Пап, ненадолго! Полчасика! Я обещаю пока не расти! Кот, ну, скажи ему!

— Полчаса невесомости не создадут существенной опасности для здоровья ребёнка, — авторитетно заявил игрушечный серый кот, расположившийся на приборной панели. — Однако перед выключением гравитаторов необходимо провести тщательную уборку помещения, чтобы свободно летающие предметы не повредили оборудование.

— Кот, вот ты зануда! Зануда и вредина!

— Я Корабельный Кот и должен следить за безопасностью экипажа. Особенно самой шкодливой его части.

— Так что, — спросил я с улыбкой, — как насчёт уборки?

— Фу, ну почему у нас тут нет робота, как на «Форсети»? Я ненавижу уборку!

— Потому что он весит полтора центнера, а у нас и так самый тяжёлый катер в разведфлоте.

— Ну и что? У меня самый сильный в космосе папа! Лучший астрогатор разведки!

— А ещё представь, что эта железка летает тут в невесомости…

— Да! Да! Я прям вижу, как он машет щётками и жужжит, — девочка заговорила смешным басом: — «Как же я буду протирать стены сверху вниз, если нет ни верха, ни низа?»

— … А потом гравитация включается, и он падает кому-нибудь на непричёсанную головёнку!

— Я причёсывалась!

— Да ладно?

— Ну, я же не говорю, что причесалась? Просто попричёсывалась. Чуть-чуть. Пока не надоело.

— Если не будешь причёсываться, постригу!

— Тогда я стану некрасивая, и тебе будет на меня неприятно смотреть!

— Мне всегда на тебя приятно смотреть, балаболка. Но ты не уходи от вопроса, уборка будет? Без уборки никакой невесомости.

— Ла-а-адно. Но тогда час!

— Полчаса.

— Пятьдесят минут!

— Сорок.

— Сорок пять!

— Сорок пять и причесаться.

— Ла-а-адно.

— Нормально причесаться! И собрать в хвосты.

— Ну, ла-а-адно! — девочка закатывает глаза и картинно рушится на кровать, как подстреленная. — Но это жестоко и бесчеловечно, так и знай!

— Зато эстетично и гигиенично.

— Распущенные длинные волосы в условиях невесомости создают дополнительные риски, — авторитетно заявил Кот.

— Какие вы оба скучные иногда… Как я вас терплю вообще? — вздыхает Катя.

Через полчаса рубка убрана, все свободно стоящие предметы закреплены или убраны в противоперегрузочные боксы, посуда помыта, пыль вытерта, кровать застелена и зафиксирована.

— Выключай!

— Секунду… — я защёлкиваю специальный эластичный ремешок на толстеньком сером пузике игрушечного кота и пристёгиваюсь в пилотском кресле сам.

Отключение гравитатора — не самая тривиальная процедура, обычно они включены постоянно, так что приходится пролистать несколько уровней технического меню.

— Готова?

— Давно готова!

Щелчок кнопки, короткий предупредительный зуммер — и желудок подпирает горло. Я, как все космики, терпеть не могу невесомость. Она синоним опасности. Если нет гравитации, то ты либо снаружи в скафандре, либо внутри что-то сильно сломалось. Обе ситуации не располагают к душевному комфорту, но Катя обожает летать по рубке, размахивая руками, ногами и вообще всем, чем можно. И распускать волосы, ага. Ей нравится, как они парят вокруг головы, и честно завязанные по обещанию хвостики уже как-то «сами развязались».

— Уа-а-ау! Я космическая медуза, у меня много ложноножек! — извивается она, вися в центре рубки. — И ложноручек! И…

— … И ложнопопок! По которым кто-то получит, если не перестанет баловаться.

— Вот ты всё врёшь! Ты меня ни разу не шлёпал! Только пугал! Но я не пугаюсь! Я храбрая космическая медуза! А они бывают? Ну, по-взаправдошному?

— Космических медуз не существует, — авторитетно заявил Кот. — Это выдуманные существа, которыми космики пугают непослушных детей: «Если будешь шуметь после отбоя, тебя услышит космическая медуза! Она просочится через швы в корпусе, пролезет по вентиляции, высунется из воздуховода над твоей койкой…»

— И что? Что сделает? — нетерпеливо переспрашивает ничуть не напуганная зловещим тоном Катя.

— Она протянет тоненькое-тоненькое щупальце… — продолжает нагнетать Кот, — запустит его под одеялко, проползёт до животика и вопьётся в маленький беззащитный пупочек!

— Ой, какой кошмар! — девочка сворачивается в клубочек, вращаясь в невесомости как мяч. — Это, наверное, ужасно щекотно!

— Через это щупальце медуза высосет из ребёнка всю радость и веселье! И он никогда больше не будет смеяться!

— А сама медуза будет ржать, пока не лопнет! — добавил я. — Поэтому медуз и не бывает. Все полопались…

— Па-а-ап! — вопит Катя, заходясь в хохоте. — Не смеши меня так! А то я описаюсь! В невесомости! Полечу, как ракета с жидкостным двигателем!

— Так, — отмахиваюсь я, — ракета, а ну, повернись дюзами к полу. Твоё время истекло, включаю гравитатор.

— Ну, пап, ну ещё пару минуточек!

— Хватит, всё. Три секунды до гравитации. Три, две, одна…

* * *

Проснувшись, я лежу и смотрю в потолок каюты. Это правда было со мной? Или просто сон? Надо признать, то, что рассказывает мне во сне взрослая дочь, имеет свою внутреннюю логику. Нет ничего невозможного в том, чтобы «кап-соло» выкупил свой катер. Это же не буксир, за который выплачивают поколениями. Если «капсюль» нашёл что-то действительно ценное, повесил маяк, промаркировал маршрут, подготовил пакет с векторами траверсов, то с одной премии можно покрыть. Этого не делают не потому, что не могут, потому что незачем. Какой смысл владеть катером, если на казённом летается точно так же, да ещё и обслуживание не твоя проблема? Ведь «соло», в отличие от коммерсантов, не платят за аренду. Катера разведки на балансе НКО «Парадигма Экспансии», то есть, считай, их содержат на свои налоги все космики. Без «соло» никакой «экспансии» не будет. Тем не менее, выкупить катер можно. Добавить отсек — не так просто, но тоже решаемо. ИИ на борту? Одно время ставили даже казённые, считалось, что у «капсюлей» меньше крыша едет. Потом перестали, но за свой счёт — сколько угодно. Главное, чтобы без доступа к бортовым системам, иначе техинспекция оштрафует. Летать с ребёнком на катере? Никогда о таком не слышал, но вроде бы ничто не запрещает. С животными нельзя — они на траверсах с ума сходят. А дети — ничего, нормально. На больших кораблях летают семьями, и это самое обычное дело. Да, с семи лет сдают в школы-интернаты на базах, но, опять же, не обязательно, можно самим учить, только тесты проходить придётся. На катерах просто тесно, да и соло обычно бессемейные.

— Капитан на мостике! — поприветствовала меня Катерина.

— Угу, — я побрёл на камбуз за кофе. Не выспался с этими снами.

— Капитан, какие планы? — поинтересовалась ИИ-шечка, когда я вернулся с термочашкой и рухнул в кресло.

— Продолжу ревизию баржи, — зевнул я.

— Ищете что-то конкретное? Может быть, я смогу вам помочь?

— Хочу познакомиться с тобой поближе.

— Что вы имеете в виду?

— Заглянуть тебе не в нарисованные глаза, а в индикатор питания на сервере. Где-то же стоит твоё железо? Подскажешь, где?

— Нет, — мрачно ответила Катерина, — не подскажу. Мне не нравится эта идея. На всякий случай хочу напомнить, что я не только с вами болтаю, но и обеспечиваю виртуальную симуляцию для всех, лежащих в капсуле. Если меня выключить, их мир моментально исчезнет. Это равносильно насильному помещению в камеру депривации, люди окажутся в тяжелейшем шоке, их психика этого не выдержит…

— Или ты мне врёшь.

— Я обещала не врать.

— Все критяне — лжецы.

* * *

Баржа огромна, но и мне заняться нечем. Инерционный полёт не требует вмешательства экипажа. На самом деле, я не собираюсь отключать Катерину, но возможность такую себе обеспечу. Ещё один пироболт с радиовзрывателем ношу с собой в сумке. Положу на процессорный блок, пусть там лежит. Да, я параноик, и это не смешно. Покажите мне соло-непараноика, и посмеёмся вместе. Но вы не покажете, потому что он не выжил. Космос не располагает к доверию.

Пока мой поиск не увенчался успехом, но я не отчаиваюсь. Коридор за коридором, модуль за модулем я осмотрю всё, к чему есть доступ. А к чему нет — долечу в скафандре и тоже проверю. Пока всё единообразно — ряды капсул, где люди спят и видят сны. Если верить Катерине, красочные и интересные. Планетянским балластникам не привыкать, они так большую часть жизни проводят. Говорят, когда их раз в полгода на месяц выгружают, чтобы мозги окончательно не скисли, они грустят, скучают, не знают, чем себя занять, и с нетерпением ждут возвращения в электронные колыбельки. Реальный мир вполовину не так комфортен, одно то, что в нём надо мыться и чистить зубы, заправлять постель и выносить мусор, есть ртом и какать задницей столько сил и времени отнимает! Поэтому космики не хотят брать балласт: те только ноют, страдают и просятся обратно в люлю. Но, судя по этой барже, как-то их всё же уговорили. Может, в нагрузку к кораблям? «Каждому, купившему новый буксир, баржа балласта в подарок! Нет, отказаться от подарка нельзя…»

А куда деваться? Без резонаторов у космиков останутся одни соло с грузоподъёмностью как у легковушки, а без гравитаторов им придётся ещё и в невесомости летать, что для здоровья совершенно не полезно. Всё остальное — генераторы, движки, компьютеры — можно как-то заместить, пусть и не сразу, а вот эти два компонента — никак. Их производство засекречено так, как ничто другое никогда не секретилось. Разобрать и посмотреть можно — сто раз разбирали. На пластины. Чёрные, неприятные на ощупь пластины из хрен пойми чего стыкуются в цепочки любой длины специальными гибкими шинами. Можно демонтировать — шины отдельно, пластины отдельно. На этом — всё. Пластину разобрать нельзя, она цельная. Распилить, расколоть, разрезать лазером, расплавить — никак. Безумно прочная штука, «вечный» металлопласт против неё — картонка. Пластины резонаторов шестиугольные и потолще, гравитаторов — квадратные и тонкие. Шины одинаковые для тех и тех, а действие разное. Подаёшь энергию на гравитаторы — с одной стороны возникает ускорение свободного падения в девять и восемь метров на секунду в секунду. С другой стороны ничего не возникает. Как такое возможно, не знает никто, кроме специальных людей, засекреченных так, что даже спросить не у кого. Производят панели в одном месте Солнечной, на Церере, везут оттуда только на верфи Весты и Паллады, где и ставят на корабли. Гравитаторы купить можно, они ставятся на жилые модули станций, которые космики делают сами на месте, возить в сборе слишком дорого. Резонаторы отдельно от корабля не продаются. То есть демонтировать их с повреждённого или просто старого корабля ничто не мешает, но общий тоннаж флота регулируется именно этими элементами, и Земля его очень даже конкретно регулирует. Увы, корабли иногда пропадают — ушёл буксир в рейс и не пришёл. Что с ним случилось, никто никогда не узнает, потому что траверсы у каждого астрога свои, и повторить маршрут в точности невозможно. Тогда и только тогда космики могут заказать новый, чтобы заменить потерянный. Увеличение числа кораблей даже на одну единицу требует долгих и унизительных согласований с планетянским Советом, где надо будет мучительно объяснять, ради какой-такой надобности нам потребовался лишний буксир или балкер, а также (и это главное) что с этого поимеет Земля. Коррупция, говорят, в этом процессе тоже присутствует, куда же без неё, но общая политика неизменна — держать и не пущать. Не давать космикам сильно развиваться, сдерживать расширение сети баз и колоний через контроль численности флота. Зачем? У планетян спросите, я не в курсе.

Могу предположить, что если за каждый лётный борт потребовать забирать к чертям кучу балласта, то наши поскрипят, поругаются — да и согласятся. Корабли — наше всё, а балласт… Ну, что балласт? Пристроим как-нибудь…

Как именно пристроим и куда, у меня ни одной идеи нет, но баржа с людьми вот она, а значит, придумали что-то.

* * *

Кроме модулей с капсулами, на барже есть и стандартные, грузовые. Часть из них «тёплые» и соединены с внутренними переходами, часть — обычные, никаких подключений не имеющие. На эти в рейсе не попасть, разве что в скафандре снаружи добраться, а вот в тёплые я решил позаглядывать. Зачем? Ну, раз в капсульных модулях Катеринино железо не нашлось, то логичнее всего искать его там. После «Форсети» у любого вменяемого космика одна реакция на имеющий доступ к корабельным системам ИИ: «Взорвать к чёрту немедленно!» Впрочем, груз мне тоже весьма интересен, потому что по нему многое можно сказать о цели рейса.

В экономике Экспансии я, похоже, не силён. Вспоминаются только самые общие сведения, что для «капсюля» и не удивительно — все мы немного не от мира сего. Знаю, что большая часть грузооборота, если брать его по массе, а не по стоимости, идёт балкерами. Это суда, представляющие собой огроменную пустую трубу с движками и рубкой, а сам груз — руда и лёд. Да, обычный водяной лёд, который даёт воду для питья, гигиены и оранжерей, а также водород для генераторов, кислород для дыхания, рабочее тело для маневровых движков, основу для любой химии и так далее. Лёд в космосе не самая обычная штука, так что возить его иногда имеет смысл даже между системами, хотя каждая развивающаяся колония первым делом осваивает свой астероидный пояс, чтобы добиться максимальной автономии и перейти на внутрисистемную грузовую логистику, не требующую дефицитных резонаторов.

Буксиры тащат баржи с товаром более мелким и дорогим, а если он ещё и не переносит космических условий — то приходится грузить в трюмный грузовик. Сублимированные продукты, медикаменты, электроника, оборудование орбитальных заводов… Опухнешь перечислять. Почти всё это производится космиками и для космиков, автономность структуры Экспансии довольно высокая. Земля обожает рассказывать, что нас кормит, мы любим заявлять, что содержим Землю, но истина, скорее всего, где-то посредине. Как мне представляется на основе моей битой памяти, космики критично зависимы по межсистемному флоту (из-за резонаторов), чуть меньше — по вычислительной технике и её компонентам, тут что-то несложное уже делаем сами. Некоторую редкую фарму дешевле завезти, чем сделать, но по большинству позиций справились бы без Земли. Металлургия и большая химия у нас своя, астероидные пояса дают сырьё. Более-менее автономны по продуктам, если не брать деликатесы.

Есть ещё один забавный момент — вся «культурная часть» у нас завозная. Видеодрамы, музыка, сериалы, книги, картины — вообще всё. Космики ворчат, что «планетянская медийка промывает мозги нашим детям», но поделать ничего не могут, потому что всё это делает ИИ, а ИИ мы не любим ещё больше, чем планетян. «Форсети» была первой и последней попыткой сделать своё. Вышло то, что вышло. После долгих препирательств, шантажа, бойкотов и выкручивания рук добились только одного — для космиков планетяне делают отдельный контент. Впрочем, планетянский нам плохо понятен — другие контексты. Видеодрама про большую любовь межу двумя балластниками, лежащими в капсулах и встречающимися раз в полгода на реабилитации, вызывает у космика только растерянное пожатие плечами: «А что вам мешает перестать маяться фигнёй и вылезти оттуда?» А если эта любовь ещё и однополая, что на Земле в рамках борьбы с рождаемостью запросто, то космик только сплюнет и выключит. Не знаю, как воспринимают планетяне снятые для нас космические приключения. Думаю, тоже с удивлением: «Чего ради они так суетятся?» В общем, тоже своего рода «критичный импорт».

* * *

Грузовые контейнеры, которые можно открыть из «тёплой» части баржи, заполнены питательными растворами и капсульной химией. Сначала меня это не удивляло — капсул на борту до чёрта, все они подключены к единой системе, её надо чем-то заполнять. Но чем дальше я продолжаю свою ревизию, тем сильнее задумываюсь — а нафига столько-то? Даже для такой толпы людей тут её на годы и годы. Причём большая часть химии обезвожена, то есть не будет использоваться в рейсе.

Приходится признать, что осмотр груза никакой ясности не добавил. Куда можно везти такое количество узкоспециальных реактивов? Капсулы массово применяются только на Земле, но и расходники для них производятся там же, везти их куда-то ещё — странная идея. И серверное оборудование, на котором крутится ИИ-шечка, я тоже, что характерно, не обнаружил. Где же прячется загадочная Катерина? Возможно, есть модули, к которым я не могу получить доступ изнутри, но которые, тем не менее, подключены к реактору. У меня есть идея, как это проверить, но это позже.

* * *

Вход в реакторный отсек закрыт кодовым замком. Это общее требование, они всегда и везде закрыты. Мой «абордажный набор» с ним справился бы без проблем, но не понадобилось — Катерина, против обыкновения, пошла на сотрудничество и подсказала код.

Оборудование стандартное, это станционный энергомодуль с обычной для них начинкой. Меня в первую очередь интересуют ресурсные показатели. С терминала управления я посмотрел данные — девяносто девять и семь десятых процента. Модуль свеженький, совсем новый, не переснаряжённый, а заводской, первой загрузки. Такой может проработать на стандартной нагрузке лет пятьдесят, а в экономичном режиме и больше.

Термоэлектрические изотопные реакторы великолепная штука — надёжные, безопасные, практически не требующие обслуживания. Подключил и забыл. Один модуль тянет небольшую орбиталку, избавляя её от заботы о капризных, хрупких, недолговечных и мешающих стыковке солнечных батареях. Делают их (как и многое другое) в Поясе Солнечной системы, кажется, на Палладе. Они считаются одноразовыми, но космики не были бы космиками, если бы не насобачились их переснаряжать, благо радиоактивных материалов во всех освоенных системах хватает. «Вторичные» модули считаются «второй сорт», в колониях хуже очищают сырьё, а однажды вскрытая конструкция уже не так надёжна. Но пара десятков лет дополнительной службы и отсутствие необходимости доставлять их межсистемными транспортниками из Солнечной оправдывают хлопоты. Так что в старых колониях «перезагруженных» модулей полно, как бы ни больше, чем новых, причём самые старые перегружали уже раз по пять. Эффективность каждый раз падает, но даже на половине мощности такой прекрасно тянет какую-нибудь небольшую станцию астероидных рудодобытчиков, а стоит на порядок дешевле свежего. Их охотно закупают кооперативы рудокопов, таскающих свои базы с места на место по всему Поясу. Отработают радиус действия краулеров, вычистят то, что легко выковыривается, договорятся с вот таким же буксиром, тот зацепит их станцию со всем скарбом и перетащит к другой группе астероидов.

А вот на кораблях такие реакторы не ставят, потому что, хотя общая мощность у них большая, но пиковой отдачи вообще нет. А двигателям надо много и сразу. Так что корабельные генераторы — отдельная история.

Новый, с иголочки реакторный модуль говорит мне о том, что… Да, в общем, ничего особенного не говорит. Их по очевидным причинам много в Солнечной — они там производятся, но хватает и на молодых колониях — потому что туда обычно везут свежие, чтобы подольше не возиться с реновацией. Если выбирать, я бы поставил на Солнечную, но не из-за реактора, а из-за капсул. Такого количества консервированных планетян взять больше негде.

Пробежавшись по пунктам технических меню, восстановил в памяти процедуру подрыва реактора. Не припоминаю, чтобы кто-то когда-то её использовал, но, тем не менее, она среди процедур предусмотрена. Отголоски ещё той старой паранойи, которую испытывало Человечество на первом этапе освоения Дальнего Космоса. А ну как злые инопланетяне захватят базу колонистов, начнут насиловать женщин, жрать детей и пытать мужчин с целью узнать у них дорогу к Земле. И тут отважный герой пробирается в реакторный модуль, чтобы пожертвовать жизнью колонистов ради спасения родной планеты… Звучит глупо, но сколько видеодрам с таким финалом сняли! Инопланетяне так и не появились, ни один реактор не был взорван, но алгоритм в прошивке оставили. Потому как мало ли что. Странно только, что я его знаю.

— Что вы делаете, капитан? — спросила встревоженно Катерина.

Ага, так и думал, что подсматривает. Камера-то тут есть.

— Освежаю память.

— Вы же не хотите на самом деле…

— Не хочу. Но, если что, рука не дрогнет. Имей это в виду, Катерина.

Глава 14

Как умирают соло

— Тебе стоит кое-что вспомнить, пап, — сказала снящаяся мне дочь. — Но, может быть, и не стоит.

— Довольно противоречивое заявление.

Я, утомившись от бесплодных блужданий по барже и бессмысленных пререканий с искусственным интеллектом, лёг поспать в каюте, и вот на моей кровати снится, поджав ноги, юная девушка. Я, пользуясь случаем, её рассматриваю.

Надо же. Моя дочь.

Не красавица, но очарование молодости, безусловно, присутствует. Симпатичная внешность, притягательная скорее живой непосредственностью и обаянием. В капсуле она старше, но там лицо забывшегося сном раненого человека: по нему трудно судить, куда именно меняется её внешность. Такие девушки могут с возрастом как дивно расцвести, так и остаться «умеренно привлекательными», это зависит от того, как обойдётся с ними жизнь. Сменится вот эта лукавая полуулыбка опущенными вниз уголками рта, как у её матери, — и всё. Пропало волшебство.

— Я понимаю, — продолжает Катя. — И не знаю, как поступить. С одной стороны, мне не нравится, что ты действуешь вслепую. Но, с другой стороны, я боюсь вызвать каскадное возвращение памяти, которое может разрушить твою личность. Правильно было бы, наверное, давать тебе вспоминать по чуть-чуть, мелкими нетравмирующими фрагментами, пока ты снова не станешь собой. Однако времени у тебя остаётся всё меньше и меньше.

— А что у меня со временем?

— Этот рейс скоро будет закончен, и буксир окажется в точке финиша.

— И что там?

— Я не знаю. Я стала сном два года назад и то, что произошло после, просачивается ко мне смутными фрагментами непонятно откуда. Думаю, от той меня, которая в капсуле. Ведь мы всё-таки почти один человек. И находимся в общей сети.

— Общей сети? Я не понял…

— Я твоя дочь из того сна, что ты смотрел в капсуле. Все капсулы связаны через здешний ИИ, и у нас есть какой-то смутный коннект. Может быть, через поток, не знаю.

— То есть я два года лежал в капсуле и смотрел сон про тебя?

— Да.

— Зачем мне это?

— Тебе? Тебе ни зачем. Но тебя не спросили.

— Так, ситуация становится загадочнее и загадочнее. Мне не помешали бы пояснения.

— Знаешь, у меня есть предложение. Чего это я только к тебе в гости хожу? Заходи в следующий раз ты ко мне!

— Это как? Ты предлагаешь мне присниться собственному сну?

— Это не так уж невозможно. Просто ложись обратно в капсулу, и мы встретимся на моей территории.

— И я опять пролежу там два года? Что-то не хочется…

— Да нет же, не входи в гибер и поток. Просто подключись в обычном режиме, как для игровой симуляции. Поставь таймер на полчаса, этого нам хватит, чтобы поговорить. Там у меня меньше ограничений. И то, что ты узнаешь там, тебя меньше травмирует, потому что будет… ну, как бы понарошку. И ты в любой момент сможешь выйти.

— Выглядит подозрительно похожим на ловушку.

— Да, понимаю. Как хочешь, я не настаиваю. Просто реши, веришь ты мне или нет. Если нет, я не обижусь. Представляю, как тебя теперь пугают капсулы. Ладно, спи давай. Увидимся.

* * *

— Как у нашего кота

дочка чем-то занята.

Когда дочери растут,

то проблемы там и тут…

— напеваю я машинально.

— Я всё слышу! — доносится из санмодуля. — И да, у меня свидание! Моё свидание, не твоё! И проблемы мои. Так что прекрати своё родительское нытьё!

Катя высовывается из двери и корчит мне рожу, на которой я, с изрядным удивлением, замечаю инородные включения.

Помада. Тушь.

— Откуда у тебя косметика?

— Купила.

— На «Форсети» продаётся косметика?

— Папа, ты удивишься, но на станции есть женщины!

— Я в курсе. Просто никогда не видел в продаже…

— Почему меня это не удивляет? Ах да, наверное, потому что даже прокладками пользоваться меня учил кот!

— Серьёзно? Я как-то…

— Боже, пап, забей. Я выжила. Мне пятнадцать, у меня свидание. Я собираюсь кокетничать и хихикать, как дурочка. Строить глазки. Позволю угостить себя мороженым. Это называется «социализация». Если не знаешь, что это, спроси у Кота.

— Я где-то слышал это слово… Не помню точного значения, но ассоциируется с бессмысленной суетой, ведущей к неизбежному разочарованию.

— Просто у тебя отвратительный характер.

— Ну, спасибо!

— Обращайся. А теперь я намереваюсь приятно провести хотя бы то время, пока мы пристыкованы, а не летим неизвестно куда, неизвестно насколько и с сомнительными шансами вернуться.

— Катя, я не раз предлагал тебе…

— Остаться на станции, ага. В интернате. Одной. Без тебя. Без Кота. Ждать и думать, вернётесь вы или нет.

— Так живут все космики.

— А я не хочу. Всё, закрыли тему. Мой потенциальный поклонник уже полчаса ковыряет ножкой комингс входного шлюза. Думаю, пора снизойти к его страданиям. Пока, не скучай.

— Дети однажды вырастают, — сочувственно сказал динамик в животе игрушечного кота.

— Я знаю, Кот. Я знаю. Но как же внезапно это происходит!

* * *

Хороший сон. Наверное, мы неплохо ладили с дочерью. Жаль, я не помню ни её, ни себя.

— Капитан на мостике! — поприветствовала меня Катерина. — А почему вы сегодня в кресле пилота?

— Отсюда удобнее управлять дроном. Есть джойстики.

— Могу я поинтересоваться, зачем вам понадобился дрон, ведь поблизости нет объектов для исследования?

— Хочу осмотреть баржу с другой стороны. Наружные камеры не дают полной картины.

— Ищете меня?

— В том числе. Но не только. Подвинься!

Аватарка ИИ сжалась, освободив обзорный экран рубки.

— Это совершенно излишне, капитан.

— Ты могла бы избавить меня от хлопот, сказав, где твоё оборудование. Но ты не захотела, приходится искать самому.

— Зачем мне это говорить? Чтобы вы заложили под меня бомбу?

— Правильно заложенная бомба — залог доверия в отношениях.

— Каламбуры вам удаются плохо, капитан.

Тёмный экран раздвинулся створками люка, дрон готов к старту. Компактное радиоуправляемое устройство, передвигающееся за счёт импульсных реактивных двигателей; радиус действия небольшой, но мне хватит. Это миниатюрная копия дрона-разведчика, которые широко используют рудокопы Пояса. Поскольку буксиру искать ничего не нужно, то функционал урезан до предела. Одна камера, один манипулятор — можно постучать самому себе в шлюз. Используются для осмотра корабля снаружи, если лень надевать скафандр и тащиться самому. Толку от него не очень много, потому что манипулятор совсем слабенький. Ведь дрон лёгкий и при взаимодействии, скорее, отлетит от объекта, чем хотя бы его поцарапает. Основная функция — «летающий глаз», она-то мне и нужна.

На экране кажется, что баржа медленно и величаво вращается вдоль продольной оси, но это иллюзия, которую создаёт движущаяся камера. Модули, модули, модули…

— Капитан, я знаю, в чём ваша проблема! — сказала занявшая под себя уголок экрана Катерина.

— Неужели в том, что у меня амнезия и я лечу неизвестно куда на покинутом экипажем буксире? — отвечаю я рассеянно. — Кто бы мог подумать…

— В негативном настрое! Что бы вы ни встретили, первая реакция — подавленный испуг и встречная агрессия. Вы не допускаете существования людей, явлений и сущностей, не настроенных к вам негативно! Для вас каждая новость — плохая! Всё незнакомое — опасно! Все окружающие — потенциальные враги! Разве нельзя быть немного более открытым миру?

— Какой интересный заход… Он означает, что я скоро увижу что-то интересное?

— Даже если и так, — изображает смущение Катерина, — не спешите воспринимать все неожиданности как опасности! Вселенная вовсе не пытается вас уничтожить, капитан, это паранойя!

— Вселенная рано или поздно уничтожает всех и каждого, и это объективный факт. Она не очень-то дружелюбна… О как! Не это ли ты имела в виду под «неожиданностью»? Надо признать, сюрприз удался…

Рама баржи всегда имеет стыковочно-буксирные узлы с разных сторон. Буксир цепляется там, где ему удобнее: или в зависимости от развесовки груза, или просто с той стороны, к которой окажется ближе при приёмке. Всего стыковочных порталов на раме четыре, и это позволяет при необходимости перецеплять баржу с буксира на буксир «на горячую», не вымораживая «тёплые» модули, а также зацеплять её за доковые площадки на станциях. Хорошо продуманная и проверенная многими годами эксплуатации конструкция, как всё у космиков. В рейсе три портала из четырёх обычно пустуют. Обычно — но не сейчас.

На стыковочном узле, обратном тому, на котором сейчас буксир, пристыкован другой корабль. Ну, как, корабль… Кораблик. Разведывательный катер, разве что немного крупнее стандартного. Длиннее на один лишний модуль, вставленный между рубкой и машинным отсеком. Даже с таким дополнением катер весит на фоне баржи сущую ерунду, так что никаких проблем буксиру не доставляет, но сам факт…

— Как интересно… — сказал я вслух, направляя туда дрон.

— Капитан, это как раз то, о чём я говорила! — с энтузиазмом ответила Катерина. — Не надо сразу воспринимать всё новое как опасное!

— Катер не выглядит новым… Довольно потасканный, я бы сказал, кораблик…

Камера приблизилась, и я вижу, что аппарат явно не раз садился в атмосферу. Для разведчиков, в отличие от буксира, это штатная функция. Буксир тоже можно опустить на грунт — без баржи, разумеется, — но ни кораблю, ни грунту это на пользу не пойдёт. Нагрузки за конструкцию предельные, расход топлива чудовищный, а уж какой пятак он при этом выжжет на планете — с орбиты будет видно. Но это ещё полбеды — ему же ещё и взлетать потом придётся! В общем, посадка буксира — ситуация экстренная, а вот катер садится более-менее легко. Ну, как легко… Надо иметь квалификацию атмосферного пилота, уметь управлять этой птичкой в планировании… Да, катер, в отличие от большинства кораблей, имеет аэродинамическую форму и даже несущие плоскости переменной геометрии и садится не вертикально на голой тяге, как буксир, а по глиссаде, как самолёт. Это позволяет ему экономить топливо и не оставлять на грунте след, как от бомбы. Обычно катера сажают вообще на воду — и ровная полоса не нужна, и запасы топлива для взлёта сразу пополнить можно. На воде летают и на воду садятся. Удобно.

Тем не менее, как подсказывает моя неперсонализированная память, садятся на грунт «капитаны-соло» редко и неохотно. Никто не любит лишнего риска, а этот именно что лишний. То, что планета подходит для колонизации, можно и с орбиты прекрасно рассмотреть. Если уж «соло» её нашёл, то почти наверняка это так, а если не так — то это, как правило, очевидно сразу. Так что в норме «капсюль» выкидывает на высокой орбите маяк, активирует, машет ему ручкой и возвращается на базу. Цель достигнута, остаётся ждать, пока к маяку не слетают маршрутчики, не подтвердят, что планета действительно есть. Тогда разведчик получит премию, которую можно пропить на базе между рейсами. Если систему сочтут пригодной для колонизации и поставят в план Экспансии, то доначислят наградных, но это не сразу, иногда через несколько лет. А совсем хорошо, если эта самая колонизация действительно начнётся — тогда «соло» получает право на рентные выплаты. Ничтожная доля процента, но со всех коммерческих транзакций системы, так что можно бросать работу и становиться «рантье». Правда, в последнее (для моей памяти) время рассчитывать на это не стоило — разведанных систем было до чёрта, а колоний больше не становилось. Политика, мать её…

— Капитан, что вы молчите?

— Задумался. Ты заметила, что катер нестандартный?

— Да, он длиннее на отсек. Это важно?

— Тебе это ни о чём не говорит?

— А должно, капитан? В моей базе нет информации о переделке разведывательных катеров, но она содержит лишь самые общие сведения.

То есть Катерина не знает — или делает вид, что не знает, — чей это катер. А вот снящаяся мне дочь говорила, что дополнительный отсек в свой катер поставил именно я, и именно ради неё. Чтобы у девчушки было личное пространство, в котором не храпит её отец. Можно, конечно, предположить, что мой пример вдохновил кого-то ещё, но это вряд ли. Во-первых, катер стал тяжелее, и не всякий «соло» такой потянет. Во-вторых, проделать такое с казённым катером никто не позволит, а в собственность их обычно не выкупают.

В-третьих, это не так просто, как кажется. Да, модуль стандартный, соединения стандартные, разъёмы и шины тоже, но есть нюансы. Увеличенная длина меняет развесовку и аэродинамику, требует других настроек геометрии несущих плоскостей, других параметров двигателей, меняет энергобаланс… Преодолимо, но никто не станет заниматься такой сложной дорогостоящей ерундой просто потому, что грязные носки стало некуда складывать. Соло летают в одиночку, потому они и «соло». Если верить снам о моей дочери, я исключение и, скорее всего, единственное. А значит, с высокой вероятностью я сейчас вижу на экране свой катер.

Я провёл дрон над рудиментарными плоскостями крыльев — они втянуты в корпус и торчат едва на четверть. Вот он, серийный номер. Увы, память на него ничем не отзывается, но, куда бы мы ни прилетели, его можно будет элементарно пробить по базе флота. Она есть на всех орбиталках. Хоть узнаю, как меня зовут… А это что?

Дрон, направляемый движением джойстика, плывёт вдоль борта к носовому обтекателю. Чуть позади него, ниже остекления рубки кто-то что-то написал — не очень ровно, но чертовски прочной краской. Несмотря на явные следы посадок в атмосферу, там всё ещё читается: «Котер».

Кажется, мне туда надо.

— Капитан, это, скорее всего, просто переброска транспорта с оказией.

— Зачем? Соло летают сами.

— Ну, мало ли, какие могут быть обстоятельства… Кто-то ушёл на пенсию, катер освободился, его перегоняют новому пилоту…

— «Капсюль»? — засмеялся я. — На пенсию? Ты слышала хотя бы об одном «капитане-соло», чья служба окончилась не вердиктом «Пропал без вести», вынесенным по окончании срока ожидания?

— В моей базе такой информации нет, но это не значит, что…

Я только отмахнулся — дрон обогнул корпус, и сейчас его камера смотрит на стыковочный узел.

— Катер подключён к барже, — констатирую я. — Судя по индикации на контрольной панели шлюза, генератор заглушён, но корабль не обесточен, запитан от реакторного модуля. И внутри есть атмосфера.

— И вы, конечно, хотите ей подышать? — мрачно спросила Катерина.

— Ты имеешь что-то против?

— Можно подумать, это имеет для вас какое-то значение!

— Ни малейшего, — подтвердил я.

* * *

Скафандр пришлось тащить с буксира через всю баржу, но это не страшно. Напрягает другое — после того, как я увидел свой катер, у меня внутри нарастает какое-то неприятное чувство дурацкой дезориентации. Как будто я что-то делаю не так. Или не там. Или не вовремя. Или не я… Последний вариант особенно неприятен.

Есть очень пугающее иррациональное ощущение паники, как будто я войду в рубку и увижу там себя. Того же самого или другого — сложно сказать, что хуже. Мы посмотрим в глаза друг другу, и окажется, что должен остаться только один. И это вряд ли я… ну, в смысле, тот я, который прёт сейчас по бесконечному коридору ужасно неухватистый тюк свёрнутого скафа.

Да, это, конечно, чушь. И я тут один, и в рубке там никого. Для того и контрольная панель у шлюза — можно сразу прикинуть, что внутри. Так вот, там темно, пусто и прохладно. Плюс пять и застоявшийся воздух. «Режим консервации». И всё равно меня потряхивает и руки дрожат. Психоз какой-то. Я даже скафандр надел с третьего раза — как будто зелёный новичок. Стоило опустить стекло шлема, как включившиеся системы мониторинга заалармировали — пульс за сотню, давление большое, аритмия. Не рекомендуется покидать корабль в таком состоянии. В нём ничего не рекомендуется, кроме как лежать, желательно, в медотсеке. Ладно, аларм можно отключить, добавить в смесь кислорода, подышать… ещё подышать… вот, уже лучше. Ну, или буду считать, что лучше. Ведь единственный медик на борту — это тоже я. Хотя, скорее всего, у меня «урезанная медспе́ца», как у соло: могу первую помощь оказать и знаю от чего какой препарат в аптечке. Лучше чем ничего, но проводить операцию на сердце пригласите кого-нибудь другого. Ладно, ведь я не отступлю, пора шлюзоваться.

Гофротрубу для перехода мне тут никто не приготовил. Наверное, посещение катера во время рейса программой развлекательных мероприятий не предусмотрено. Но я это ещё с дрона увидел и готов к трудностям. Пара десятков метров до шлюза, ерунда. Даже с трясущимися руками и мерцающей картинкой в глазах — ерунда. Покажите мне того космика, который ни разу не добирался на родной корабль вусмерть пьяным! Ну да, обычно не в скафандре и не через вакуум, но это уже мелочи. Дурацкие, не заслуживающие внимания мелочи.

Вот и шлюз. Почти не промахнулся даже. Заблокирован? Нет, вход свободный, команда на открытие проходит. Дождаться только откачки воздуха… Да что же меня трясёт так? Словно я из капсулы только что вылез. Не наблевать бы в шлем.

Люк под рукой дрогнул и подался внутрь — можно входить. Свет только резервный, катер обесточен, силовая установка заглушена, системы жизнеобеспечения отключены. Но шлюзовые механизмы запитаны и исправны, как и должно быть. Шлюз как шлюз, абсолютно стандартный — тесный и неудобный, класса «малый, на одного». В катерах всё оборудование «малое, на одного», жить тут вдвоём — это надо очень хорошо друг к другу притереться.

Индикатор загорелся зелёным, процесс шлюзования окончен. Пора внутрь.

Как я и ожидал, темно, холодно, тесно. Гравитация есть. То, что холодно, я вижу на нарукавной панели, в скафандре-то тепло. Правда, в нём и не повернуться толком. М-да, а ведь я в этой коробочке как бы ни большую часть жизни провёл. И мне, надо полагать, нравилось. Если ты «соло» — то тебе это нравится, за деньги на такое не идут. Выбрав «дальнюю разведку», ты запираешь себя в жестянку размером с автобус, где и пройдёт твоя жизнь, окончившись неизменным «Признан пропавшим без вести по истечении срока ожидания».

Никто не знает, как умирают «соло». Никто не видел ни одного из нас мёртвым, не находил наших тел на выстывших до абсолютного нуля катерах, не поднимал с грунта после неудачной посадки. Ушёл в поиск и не вернулся. Может быть, шёл траверс за траверсом, надеясь отыскать очередную «Землю номер…», пропустил точку невозврата, а там, где вышел, — ничего. Пустота. Голый космос. Не пополнить баки водой, не вернуться, умирай тут.

Может быть, нашёл планету, пошёл на посадку, а плоскость не вышла, сорвался в штопор, воткнулся в грунт обгорелой перекрученной инсталляцией, стал памятником самому себе. Никто никогда не найдёт. Может быть, сердце не выдержало нагрузок, встало при манёвре, сорвался траверс, и катер канул в бесконечное ничто. А может быть, просто рехнулся «капсюль» от одиночества, забыл кто он, куда и зачем ему возвращаться, да так и улетел во Вселенную. Пусть ему там будет хорошо.

Я открыл стекло шлема. Не знаю зачем. Наверное, действительно психоз. Накрутил себя, довёл. Будь тут вакуум, оно бы не открылось, предохранители не дали бы, но в кокпите просто холодно, да и то не очень, поэтому автоматика скафандра не возражает. Отсоединил, снял, кинул привычным жестом на койку.

Воздух сухой, затхлый. Увидев катер внутри, я не вспомнил ничего, у меня не случилось просветления, память не нахлынула на меня всё сметающим валом, но запах… Из свежих — металл, пластик, проводка, старые фильтры, лёгкая кислинка «подуставших» регенераторов, надо бы поменять картридж. Очень старые, почти неощутимые ароматы еды, и совсем на грани восприятия — живых людей, которые тут жили. Меня. Дочери. И от этого меня внезапно накрыло.

Тёмный кокпит, порезанный резкими тенями от налобного фонаря, внезапно как будто осветился, хотя ни одной лампы не зажглось. Я увидел панели пультов, потёртые по краю обшлагами моих рукавов, кровать с плохо закреплённым одеялом, детские рисунки в магнитных рамках на стене над ней, потом серый игрушечный кот машет мне лапой из ниши, где он сидит, пристёгнутый эластичным ремешком, я делаю шаг вперёд и вижу, что в пилотском кресле кто-то есть. Стёкшее вниз тело, повисшая рука… Так вот как умирают соло? Вот как умер я?

* * *

Конец первой части

Вторая часть: https://author.today/work/351720