Топор в руке Темноглазого графа завизжал как бензопила от вливаемой силы. На левой ладони гостя начал разгораться темный шар. А через секунду Ульбарс атаковал.

Я поспешно напитал силой способность «удара света», который должен был отбросить противника. Но удар пришелся в серую броню. Граф пошатнулся, а затем взревел и бросился на меня.

Лезвие топора ударило в созданный мной щит и соскользнуло по нему. Щит же не выдержал удара и разлетелся на множество ярких кусков слепящего света.

Граф швырнул в меня шар. Сияющий всполох с шипением врезался в силовую броню и стек на пол огненными брызгами. Я же едва успел подставить напитанный силой клинок под лезвие топора.

Удар был хорош. От ладони до локтя прокатилась волна цепенеющей боли, и я едва не разжал пальцы. Но все же не выронил клинок. Быстро создал «вспышку света» и бросил ее себе под ноги.

Комнату окутал в нестерпимо яркий свет, который должен был на несколько секунд ослепить противника. Но с Темноглазым графом этот фокус не сработал. Он наотмашь ударил топором, и я едва успел отскочить в сторону, быстро перебирая в уме варианты спасения.

Граф был ветераном Гражданской войны. Профессиональным бойцом. Воином с опытом, которого у меня не было. И противопоставить ему мне было нечего. Из боевых способностей у меня был только базовый набор, который сгодился бы разве для дуэлей с аристократами, которые были далеки от службы и видели военных лишь на картинках. Единственным, что меня пока еще спасало, было то, что я нужен был графу живым. Поэтому он не использовал способности дальнего боя. Да и действовал, скорее всего вполсилы, словно красуясь.

Ульбарс указал в мою сторону, и я поспешно метнулся вбок. А в том месте, где я стоял долю секунды назад, вспыхнуло темное пламя. Я в ответ бросил в лицо противника «Молот света», который должен был оглушить графа. Но и тут у меня ничего не вышло. Ульбарс ловко подставил под удар щит, в который угодила моя способность. И бросился ко мне.

Я сжал кулак, создавая руну-ловушку, пнул кресло в сторону графа, и шагнул навстречу врагу. Принял удар топора на выставленный клинок. Оружие с шипением столкнулись. Я отвел лезвие в сторону, и создал прямо под ногами противника руну. Ульбарс поспешно отскочил прочь, и в этот момент я наотмашь рубанул клинком, вливая в оружие силу. Лезвие рассекло броню, и меч загудел, жадно впитывая силу противника. Темную, как ткань мироздания.

И весь остальной мир перестал для меня существовать.

Послышался дикий, нечеловеческий рев. Ладонь, сжимающая рукоять меча, занемела, жадно впитывая чужую силу. Меня замутило, когда искаженная отступничеством энергия начала разбавлять мою. Голова закружилась, и я едва устоял на ногах, пытаясь удержать равновесие. Перед глазами на секунду повисла красная непроницаемая пелена, а в голове послышались шепотки и обрывки чужих мыслей. Чужеродных, враждебных, злых… И я поспешно замотал головой, отгоняя их. Отскочил в сторону, лишь чудом разминувшись с ударом топора. Лезвие с визгом врезалось в столешницу, рассекая ее пополам. Посуда со звоном полетела на пол. Отвар потек по доскам, наполняя воздух тягучим едким ароматом.

«Яд», — всколыхнулось в моей голове одно знакомое слово, которое неожиданно отрезвило. Эта мысль принадлежала мне самому.

Я вспомнил, кто я такой. Чужие голоса больше не имели надо мной власти.

Туман перед глазами спал, и зрение сфокусировалось. Граф стоял передо мной. В глазах противника плясали багровые огоньки, а с губ срывалась пена. Его лоб покрывала испарина. Видимо, все же великий воин не так часто брал в руки оружие, как стоило. Рана на его боку уже затянулась. И виной всему было количество силы, которую я влил в клинок. Светлый огонь прижег рану, закрыв ее.

— Неплохо, — прохрипел Ульбарс, и в голосе Темноглазого графа я услышал нечто похожее на уважение. — Не ожидал такой прыти от лекаря-душеправа. Все же мне стоило принять тебя всерьез, малец. Но пора с этим заканчивать.

В ладони противника появилась сотканная из темного огня цепь. Он раскрутил ее и метнул в мою сторону. И я бросился вправо, чтобы разминуться со снарядом. Край цепи ударил в телевизор. Послышался треск, по экрану зазмеилась паутина трещин. И я отстранённо подумал, что дядя наверняка будет этим недоволен. Как и тем, что я не купил ему свежие батарейки.

Граф отпустил цепь, и та растворилась в воздухе, став серой дымкой. Шагнул ко мне, и я поспешно активировал способность «удара света», влив в нее достаточно энергии. Рука занемела от высвобожденной силы, и я метнул способность. Я не надеялся на чудо и точно понял, что не смогу причинить вред противнику. И потому швырнул сгусток силы в разбитую каменную столешницу. И оба куска тяжелой плиты взлетели в воздух, и с силой врезались в Темноглазого графа, сбив его на пол и засыпав обломками. Следом в него понеслось фарфоровое крошево. Ульбарс мгновенно вскочил на ноги, но я был уже рядом.

Противник был ошеломлен. Видимо, куски камня сильно приложили графа, пробив ему голову. По виску текло красное. Лицо было изрезано мелкими осколками посуды. И я шагнул к противнику. Замахнулся и ударил, целя в грудь.

Острие клинка пробило броню и вгрызлось в плоть. Я надавил на рукоять сильнее, вгоняя оружие глубже, и сила противника потекла в меч, передаваясь мне. Темноглазый граф замахнулся топором, но удар вышел слабым. И я ловко создал щит, подставив его под окутанное лепестками пламени лезвие. Щит покрылся трещинами, но к моей удаче выдержал.

Ульбарс захрипел, на его губах выступила розовая пена. Меня же охватила волна эйфории. Такой сильной, которой я еще никогда не испытывал. Голова кружилась, сердце бешено колотилось, словно готовое вот-вот проломить ребра и выскочить из груди. Десны заледенели, а руки от кончиков пальцев до плеч охватила волна приятного покалывания. Кровь словно закипела, а вливаемая энергия будто оторвала меня от пола, подняв над землей. Клинок гудел и вибрировал, жадно впитывая силу.

Граф ударил еще раз, но я подставил щит. И острие топора увязло в пластине. А через секунду, ослабленная ладонь отпустила рукоять топора, и с глухим стуком безвольно упала на пол.

— Хороший… Ход, — слабо прохрипел граф. — Но я еще… Вернусь. И доберусь до тебя… душеправ.

Я только покачал головой:

— Это вряд ли.

Граф ощерился красными зубами, которые вдруг показались частым рядом клыков.

— Ты слишком мало знаешь про этот мир, юнец. Он куда хитрее, чем ты думаешь. Ночи всегда длиннее дней. Тьма… сильнее…

Он захрипел, задергался и замер. И я активировал способность «Мастера-анатома», чтобы убедиться, что граф мертв. Силуэт противника был черным.

Тяжело дыша, я выдернул меч из чужого тела, и отпустил оружие, заставляя его исчезнуть. Но клинок словно врос в мою ладонь и никак не хотел исчезать. Его рукоять показалась одновременно раскаленной и ледяной. Она пульсировала в моей руке. Я посмотрел на острие клинка и понял, что он все еще был выпачкан в красном, которое исчезало на поверхности металла. Наконец, я смог стряхнуть со своих рук клинок. Затем взглянул на ладони, отметив мертвенно бледную кожу. В голове шумели, делясь информацией, сотни и тысячи чужих голосов. Они упрекали, ругали, молили. На сотнях языках, которые я каким-то чудным образом понимал. И только один из них выделялся из неразборчивого гомона:

«Молодец, светлый мальчик, — вкрадчиво шептал кто-то незнакомый. — Хитростью и силой ты убил этого жалкого человека. Такое мне по душе. До встречи, светлый мальчик».

Я затряс головой, пытаясь отогнать этот и сотни других чужих голосов. Но они стали лишь громче. От какофонии чужих обрывочных и неразборчивых мыслей, мне казалось, что я схожу с ума. Они бились в моих ушах, клокотали яростью в черепе и взывали к чему-то внутри меня. И к собственному ужасу я отозвался. Я закричал, запрокинув лицо к потолку. И мой крик заглушил остальные звуки, сделав из далекими и неразборчивыми. Я кричал до тех пор, пока легкие не загорелись болью, пока глотка не раскалилась добела и голосовые связки не заныли. Чужие мысли все еще гудели сердитым разбуженным ульем злых ос. Но их звук перекрывало мое надсадное дыхание.

— Я тут один, — просипел я, заставляя себя поверить в это. — Только я.

На подгибающихся ногах я сделал несколько шагов и без сил рухнул на пол. Прикрыл глаза словно провалился под землю. И я улетел в чернильную темноту.

Пришел в себя я резко. Словно меня кто-то толкнул, вырывая из омута темного ничто. Я открыл глаза, тяжело дыша осмотрелся. Утер выступившую на лбу испарину. И взглянул на тело мертвеца. С облегчением заметил, что пока я был без сознания, Темноглазый граф не встал с пола и не ушел по своим делам. Труп по-прежнему лежал на том месте, где я его оставил. Клинок прижег противника, оставив на теле рубец, который не дал натечь на пол красному.

Не знаю, сколько я проспал, но чувствовал себя прекрасно. Был бодр, свеж, и готов к новым свершениям. А темная сила противника все еще переваривалась во мне, отзываясь отголосками эйфории. И ее было настолько много, что кровь кипела от переизбытка. И я глубоко вздохнул, ощущая боль в грудной клетке, видимо пару ребер я все же умудрился сломать. Встал на ноги, потер ладони, разгоняя силу, активировал «астрального двойника». И с облегчением вздохнул, заметив единственный во всем доме белый силуэт со знакомыми темными пятнами. Я резко развернулся, чтобы увидеть стоящего у подножья лестницы дядю. Он рассматривал меня так, словно видел впервые.

Петр стоял без трости. Он был в разорванной рубахе, залитой чем-то темным. Он глубоко и часто дышал, хотя звуков не было. На его запястьях виднелись кровоподтеки, словно не так давно кто-то его связывал.

— Ты? — прохрипел Петр, и я кивнул:

— Так точно, Петр Феликсович.

— Они проникли в дом через заднюю дверь. Напали из-за спины и оглушили.

— Как ты смог… — я тревожно всмотрелся в открытую дверь, которая вела в подвал.

— Выжить? Отбиться? — дядька вдруг усмехнулся. — Рано на мне ставить крест, племянник. Может я древний, но все же не бесполезный. А между труб внизу лежат два мертвых убийцы. Не сдюжили они со мной…

Старик вдруг рухнул на колени, и я подскочил, чтобы, наконец, заметить торчащий из его бока клинок. Обычный, металлический с резной ручкой.

Активировал плетение «Мастера-анатома», и бросил на Петра сперва способность «всплеск эндорфинов», приглушая боль, добавил «умиротворение», чтобы успокоить дядю, а затем «сильное исцеление», которое окутало его торс.

— Сейчас будут больно, — успел сказать я, но Петр оттолкнул мою руку, чтобы самому вынуть нож.

— Останови кровь, — велел он и я подчинился.

И усмехнулся: раньше эти плетения выжгли бы меня. Сейчас же я чувствовал себя отлично

Пётр прикрыл глаза, а потом резко распахнул их, чтобы прохрипеть:

— Где граф?

— Мертв, — спокойно ответил я.

— И как ты… — только и смог произнести Петр.

Я пожал плечами:

— С большим трудом… Применил хитрость.

— Убил Ветерана и ни одной царапины? Кому рассказать — не поверят. Юсуповы это умеют. Не стоит нас недооценивать, — усмехнулся старик, а потом строго спросил, — ты купил батарейки?

— Тут такое дело, дядь…

— Забыл? — дядька неодобрительно поджал губы.

— Телевизор разбился.

— Как? Почему ты его не уберег? — возмутился Петр, а потом махнул рукой. — Значит, пойду вечернюю программу смотреть к Толстому. Он давно меня звал на плюшки с чаем. А ты как раз дома приберешься… Только немного полежу прямо тут и пойду.

Я сел рядом с дядькой и осмотрел разгромленную гостиную. И подумал, что уборка тут не поможет. Только перестановка.

Я помог дядьке добраться до его комнаты, где уложил его в кровать. Резонно решив, что постельное белье завтра можно будет сменить. Петр повозмущался, но лечение брало свое, и вскоре он засопел. Удостоверившись, что старик уснул, я отправился в подвал, где и впрямь нашел двоих приспешников Ульбарса. Видимо, они на самом деле приняли старика за легкую мишень и решили держать его тут связанным. Или граф так собирался контролировать меня. По следам на бетоне я смог понять, что Петр вывернулся из пут и напал сначала на одного из гвардейцев, а потом, прикрываясь телом первого, смог одолеть второго. У последнего на бедре нашлись ножны. Именно он всадил нож в бок дядьке. Это было последнее, что мерзавец успел сделать. По всему выходило, что от боли старик какое-то время оставался без сознания. А потом уже выбрался наружу. И подоспел к моменту моего пробуждения.

Поначалу я хотел выволочь этих тварей наверх, но посмотрел на крутую лестницу и понял — пусть лежат здесь.

Вышел в гостиную и довольно быстро нашел телефон дядьки, который незваный гость оставил на подлокотнике кресла. Я подумал, что простой кнопочный кирпичик «Онкия» с маленьким экраном и крупными кнопками служил дядьке куда надежнее, чем моя новая модель.

Я нашел в списке контактов фамилию «Шариков» и нажал на кнопку вызова.

— Слушаю, — ответил Круглов.

— Значит, тысячу за отступника, — без предисловий заявил я. — А сколько дают за Темноглазого графа?

— Василий Михайлович? Что-то случилось?

Я прошелся к порогу и вышел на крыльцо.

— Это не ответ. Мне очень хочется знать, какой ценник у редкого солдатика из первого выпуска?

— Три тысячи.

— Дорогое удовольствие — иметь в коллекции такого солдатика. Но только он скоропортящийся. И полагаю, что его стоит вывести из дома, пока не наступило утро и соседи не проснулись.

— Что случилось?

— Он пришел за мной и моим дядей. И мне очень любопытно, Виктор, вы сказали, что ваши люди следуют за ним по пятам. Но вот он, вот я, а ваших братьев я не вижу, — я потер переносицу.

— Вы в безопасности? Вы…

Я заметил, как к дому подкатила машина с выключенными фарами. Из нее вышли трое в серых куртках с капюшонами.

— Двоих солдатиков сломал в подвале дядя, — перебил я Виктора. — И сейчас он отдыхает. Одного сломал я. Попросите господина Бирюка заглянуть и убрать гостиную и подвал. Я оставлю дверь открытой. И уйду спать. Потому что видит Высший, я устал от всего этого и хочу подумать об остальном завтра.

— Василий Михайлович, такого не должно было случиться… — начал было Круглов, но я устало его перебил:

— Если вас не затруднит, купите батарейки для пульта, когда будете ехать сюда. И оставьте их на столе, на кухне. Потому что в гостиной стола больше нет.

Я завершил вызов и поставил телефон в беззвучный режим. Затем вошел в дом, не закрывая дверь. Прошелся по обломкам своей вчерашней жизни и поднялся по лестнице на второй этаж. В моей комнате было привычно тихо. Я наскоро стянул с себя одежду и забрался в кровать.

В комнате я разделся и рухнул на кровать. Напряжение, которое не давало мне покоя, развеялось. Теперь дом был в безопасности. И на особняк ночью вряд ли нападут «Упыри», если они еще остались в городе. Тем более что во дворе дежурят хваленые Серые братья. Я устало зевнул и прикрыл веки. Вечер выдался богатым на события, которые вымотали меня. И я мигом провалился в забытье. И к моему большому удивлению это забытье было крепким и спокойным. Без кошмаров, которые по всем правилам должны были мучить меня после случившегося.

Проснулся я от звонка будильника, который забыл отключить. Не открывая глаз, я сонно пошарил ладонью по прикроватному столику. Взял телефон и поставил на беззвучный режим. Попытался было заснуть, но у меня это не удалось. Поэтому, я поворочался еще несколько минут, а затем встал с кровати и направился в ванную, где быстро привел себя в порядок. Осмотрел себя, но на теле не осталось никаких ссадин после вчерашней схватки. На всякий случай я применил «мастера-анатома», который подтвердил, что все со мной в порядке. Следом я активировал «астрального двойника», но и он не показал никаких отклонений от нормы. На белом силуэте не появилось даже новых пятен. Это было странно. Потому что по всем правилам, которые диктовали нам на лекциях, после убийства я должен был испытать стресс, отразившийся на моем ментальном состоянии. Сейчас же, глядя на астральное отражение, я не видел никаких изменений. Подивившись этому факту, я неспешно оделся и спустился в гостиную, где меня ждал сюрприз.

Трупа Темноглазого Графа в комнате уже не было. Как и следов вчерашнего погрома. Даже топор моего противника пропал. Зато на тумбочке стоял новый телевизор. А в центре гостиной расположился целый стол, за которым сидели Петр Феликсович, Иванушка и Виктор Круглов. Они пили чай и о чем-то переговаривались. Причем дядя был бодр и весел. Видимо, вчера я полностью залечил рану и восстановил силы родича.

Едва меня заметили, как все разговоры мигом стихли. А все сидевшие за столом обернулись ко мне. В гостиной повисло недолгое молчание, которое нарушил дядя:

— Проснулся? — по-доброму уточнил он. — Как спалось?

— Хорошо, — ответил я. Прошел к столу и сел в кресло.

— Доброе утро, Василий Михайлович, — начал разговор Круглов. — Мне сообщили, что вам выписали награду за Графа и его людей. Выплату проведут на карту банка на семейный счет.

Я взял заварочный чайник, налил в чашку горячего отвара, сделал глоток. И ответил:

— Доброе оно только по счастливому стечению обстоятельств. Я нужен был Темноглазому Графу живым, поэтому он дрался вполсилы. Можно сказать, мне очень повезло. Но если бы Граф, который пришел к нам в гости, победил, он легко мог бы похитить мою личину, после чего втереться в доверие к Лазареву и вернуть себе прежние позиции. А если бы дядюшка не сдюжил с двумя, — я поднял указательный палец и продолжил, — с двумя гвардейцами отступниками, то нам бы не поздоровилось. А граф спокойно доделал бы все, что задумал.

Петр буквально просиял от похвалы и даже стал казаться выше.

— Петр Феликсович тоже не лыком шит, — уважительно заявил Иванушка. — Видели бы вы, как он раскидывал на тренировочной площадке новичков.

— Ну ты вспомнил, — с улыбкой отмахнулся старик, — когда это было?

— Старая гвардия не ржавеет, — не сдавался светловолосый гость.

— Племянничек перед отъездом помог мне с лечением. Колени немного отпустило. Вот я и смог выстоять.

— Я смотрю эффект от целительства и сейчас остался, — отметил Круглов.

— Василий очень хорош в своем деле, — с гордостью сообщил старший родственник.

Виктор хитро сощурился:

— И не только в своем, — произнёс он. — Господин Бирюк сказал, что раны были обожжены силой. Потому и убирать много не пришлось. Многовато вы вчера влили энергии в клинок. У вас меч?

Я смерил мужчину цепким взглядом, но он не отвел глаз.

— Все верно.

— Странный выбор для оружия. Почему не рапира?

Мне вдруг захотелось ответить ему грубостью. Сказать что-то резкое, потому что Круглов наверняка знал принцип выбора оружия у аристократии. Но я сдержался и пожал плечами.

— Так вышло.

— Насколько я знаю, это оружие не самое удобное в бою, хотя вес и теряется в процессе битвы.

— Да бросьте, меч очень хорошее оружие, — заявил вдруг Иванушка и взял с блюдца очередное печенье. — У меня самого меч. И я с ним легко управляюсь. Можно будет как-нибудь устроить тренировку с Василием Михайловичем. Я бы показал ему пару удачных связок.

Парень невинно посмотрел на дядьку и уточнил:

— Не возражаете?

— Хитрец, — проворчал Петр и подвинул к нему вазочку с вареньем. — Я не стану для племянника обузой. Решит тренироваться — пусть идет.

— Ох, вы не пожалеете, княжич, — тотчас просиял Иванушка, обратившись ко мне. — Мне ведь и учить-то этим трюкам некого. Почитай у всех то шпаги, то сабли кривые. А ими совсем иначе воюют. Вот меч — это сила. Это ведь оружие былинное. Сами витязи и богатыри ими пользовались.

— Кто? — уточнил я, не поняв значение одного из слов.

Пётр закатил глаза:

— Он сейчас начнет сказки сказывать, — произнес он. — Ты его слушай, только когда он сытый. А то начнет про Фому, а закончит про Ерему.

— Я когда не дюже голодный еще лучше умею истории складывать, — возразил Иванушка.

И я в очередной раз подивился тому, как в его присутствии дядька становится добрее.

— Вы довольны столом? — сменил тему Виктор. — Почти такой же, какой был раньше.

Дядька провел рукой по столешнице и усмехнулся:

— Тут была щербинка. Когда-то Василий выхватил клинок и мазнул по поверхности.

— Опасный маневр, — удивился гость.

— Это было давно, — пояснил дядя. — Когда он еще не умел толком с ним управляться. Что-то его напугало, и меч появился в его руке сам собой.

Я хмыкнул, точно помня, что испугался я не случайно. Дядька несколько дней нагонял на меня страху, придумывая историю про нечисть, которая живет по углам дома. Сейчас я понимал, что ему важно было заставить мою силу проснуться. Но в детстве я, наслушавшись этих историй, боялся собственной тени. И когда дядька вдруг испуганно крикнул и указал мне за спину, то меч и впрямь сам явился в моей ладони.

— Значит, воин проснулся в младшем Юсупове давно. И вчерашняя победа была не только результатом везения, — предположил Виктор.

— Если бы не дядька, то сидели бы мы с ним сейчас в подвале. Возможно, даже на цепи, — уверенно заявил я.

Виктор недовольно поморщился. Но все же ответил:

— Это была наша ошибка, мастер Юсупов. У которой теперь есть последствия. Но Братство готово попытаться ее исправить.

Я сделал еще один глоток отвара и взглянул на Круглова:

— Вот как? И каким же образом?

— Мы назначим вам секретаря и охрану, — спокойно ответил Виктор. — Хотя теперь все воины из «Упырей», кому удалось бежать из особняка Лазарева, мертвы.

— А Инга? — полюбопытствовал я.

— Эта девица смогла улизнуть, — с неохотой признался мужчина. — Но она не воительница. Насколько нам известно, она даже не имеет ранга и силой владеет на начальном уровне.

— Не стоит недооценивать того, кто сумел обмануть Лазарева, — заметил я. — Помнится, вчера вы сказали, что Ульбарс ранен и дело его поимки уже решенное. Однако все обернулось несколько иначе. И в роли добычи едва не стала семья Юсуповых.

На губах Виктора появилась хищная ухмылка, которая меня больше не пугала. Мужчина вкрадчиво заговорил, словно его вполне устраивало направление нашей беседы:

— Тем более, будет уместно, если рядом с вами будет наш человек. Вы должны это понимать, Василий Михайлович. Тот, кто будет отвечать за вашу безопасность в ближайшее неспокойное время. Пока все не утрясется.

Я замолчал, обдумывая предложение. Затем взглянул на дядю и настороженно протянул:

— Ну, если Пётр Феликсович не будет против гостей…

Признаться, я ожидал от родственника негативной реакции. Петр Феликсович был затворником, и не очень жаловал в доме чужих людей, за исключением разве что нескольких человек. Но, дядя покачал головой:

— Совершенно не против. Иногда, дома бывает очень скучно. Будет хоть с кем поговорить.

Это было удивительно. Видимо, пока я спал, Круглов и дядя уже успели обсудить за чаем этот вопрос. И пришли к согласию. Поэтому я с неохотой попросил:

— Пусть это будет кто-то устойчивым к стрессу.

— Вы будете проверять сотрудника на прочность? — усмехнулся Виктор, но я быстро и умело парировал:

— Этим у нас обычно занимается дядюшка.

— Наговариваешь на меня, — с деланным возмущением воскликнул родственник, но в глазах его было веселье.

— Уверяю вас, это ненадолго Василий Михайлович, — добавил Виктор.

— А если Граф успел передать информацию другим «Упырям»? — поинтересовался я. Но Круглов покачал головой:

— После гибели отца-командира, полк распался на отдельные банды, у каждой из которых свои цели. И насколько мне известно, объединить эти разрозненные отряды не удалось никому. Эти банды часто воюют друг с другом. Поэтому остальным «Упырям», скорее всего, не было никакого дела до плана, который задумал Темноглазый Граф. Он действовал в одиночку, иначе вычислить его оказалось бы намного проще.

— Вот оно что, — задумчиво пробормотал я, и сделал глоток чая.

— Так что охрана и секретарь будут при вас только для вашего спокойствия, — продолжил Круглов.

— Хорошо, если так, — ответил я.

Виктор отставил в сторону пустую чашку. Затем поднялся из-за стола:

— Ну, если в этом вопросе нам удалось достичь согласия, то прошу меня извинить. Дела не ждут.

Иванушка тоже стал на ноги и коротко поклонился мне. Затем пожал протянутую руку Петра и, немного поколебавшись, взял с блюдца еще одно печенье.

— Уж больно они у вас вкусные, — пояснил он.

— Возьми еще, друже, — велел дядька. — Дорога длинная и тебе наверняка придется выслушать от начальника всяческие скучные указания.

Круглов хмыкнул, но отвечать на это не стал.

Просто кивнул и вышел из гостиной. Его помощник зашагал следом. Хлопнула входная дверь, и я взглянул в большое окно, штора на котором была отодвинута. Виктор и Иванушка неспешно прошли по дорожке мимо фонтана, вышли с территории и сели в припаркованную у ворот черную «Волгу». Причем Круглов занял место водителя. А по дорожке к дому прошла девушка в черном пиджаке и юбке до колен.

Она поднялась по ступеням крыльца, коротко постучала, но почти сразу же толкнула дверь и вошла в дом.

— А вот и новый секретарь семьи, — задумчиво пробормотал я.

Тем временем девушка вошла в гостиную, остановилась у входа. Взглянула на меня. И растянула губы в неестественной улыбке:

— Добрый день, Петр Феликсович и Василий Михайлович. Меня зовут Виктория Ильинична Муромцева. И я назначена секретарем вашей семьи.

Девушка даже не пыталась скрыть недовольство. Видимо, это назначение на новую должность было «добровольно-принудительным». И согласия девушки никто не спрашивал.

Я узнал ее голос. Именно ее Виктор оставил на Ипатьевской мануфактуре, чтобы избавиться от тел мёртвых «Упырей». Интересный выбор человека на должность секретаря. Особенно если учесть, что девица меня, мягко говоря, недолюбливает. Впрочем, озвучивать эти теории я не стал. Вместо этого я с интересом смог рассмотреть девушку без скрывающего лицо капюшона.

Ее черные волосы были собраны на затылке в тяжелый узел и скреплены странного вида шпилькой, украшенной агатом. Аккуратный нос, брови вразлет, темно-серые глаза, едва заметный шрам на лбу, который ее не портил — девушка была красивой. А в этой одежде стало заметно, что она обладала и хорошей фигурой. Заметив мой интерес, Виктория напряглась.

Я же вежливо произнес:

— Добрый день, Виктория Ильинична. Проходите, присаживайтесь. Чай еще горячий.

Девушка кивнула. Подошла к столу, села в одно из свободных кресел. Налила в чашку отвар и сделала глоток.

— Вы не слишком молоды для службы? — внезапно озаботился Петр. — Уж простите меня за такой вопрос.

— Я не так юна, как могла бы вам показаться, — ответила Виктория, но на ее щеках появился предательский румянец. — И вполне могу справиться с работой секретаря.

Дядька подвинул к девушке вазочку с вареньем, которую до того предлагал Иванушке.

— Речь не об этом. Как я понял, вы служите при Круглове?

— Именно так, — неуверенно улыбнулась Виктория.

— Неужто вас тащат в братство прямо со скамьи лицея? — притворно охнул Петр.

Виктория бросила на меня хмурый взгляд, скорее всего, надеясь на поддержку. Но я лишь развел руками. Пусть сама выясняет отношения с моим старший родственником. Если я ей помогу, то Петр посчитает девицу слабой и начнет шпынять ее при каждом удобном случае.

— Меня никто не тащил, Петр Феликсович. В Братство, — она подчеркнула последнее слово, — я вступила по своему желанию. И да, у меня имеется боевой опыт. В том числе диверсионно-разведывательная работа.

— И где вы служили? — тотчас поинтересовался Петр.

— Это скрытая информация, — Виктория тоже развела руки в стороны. — Я не могу разглашать подробности своего прошлого.

— Значит, само это прошлое у вас есть, — довольно заключил дядя. — И настоящее, стало быть, есть. А будущее? Кем вы себя видите… ну, скажем лет через пять?

Я сделал глоток чая, пытаясь скрыть усмешку. Видимо, дядя решил развлечения ради провести назначенному секретарю собеседование. Как обычно это делали в фильмах и сериалах.

— Если мне будет везти также как вашему племяннику, то вижу себя цельным живым человеком, — охотно подыграла ему Виктория, которая, как мне показалось, тоже раскусила этот фокус.

— Виктория Ильинична, вы чудо как хороши, — сдержанно похвалил ее дядька и я подумал, что девушка даже не догадывается, что вступила на тропу войны. Ближайшее будущее обещало быть интересным.

Я встал из-за стола.

— Куда собрался? — удивленно уточнил Пётр.

Я взглянул на наручные часы и с неохотой ответил:

— Сегодня вторник. А значит, пора ехать на собеседование в клинику фонда. Раз уж назначено.

Вынул из кармана телефон, собираясь было вызвать машину такси, но заметил, как секретарь с неохотой отставила чашку с недопитым чаем и произнесла.

— Я отвезу вас, Василий Михайлович.

Я удивленно поднял бровь, и девушка пояснила:

— У меня четкие инструкции сопровождать вас повсюду.

— И в моей комнате? — с притворным ужасом спросил я.

— Василий, — строго оборвал меня дядька. — Не хватало еще, чтобы наш секретарь решила, что попала в дом к дикарям, которые не обучены манерам. Я распоряжусь подготовить для Виктории Ильиничны одну из гостевых комнат. Где и будет жить наш секретарь.

— Вызовешь горничную? — уточнил я и пояснил гостье, — У нас приходящая прислуга.

— Зачем кого-то вызывать, если у нас в подвале еще работают люди? — удивился дядя.

— Ты решил разместить секретаря в подвале? — поразился я.

Петр вздохнул и закатил глаза к потолку, а потом обратился к гостье:

— Госпожа Муромцева, присмотрите, пожалуйста, сегодня за племянником повнимательнее. Он похоже вчера головой ударился, раз решил, что я задумал такую нелепицу. Боюсь, как бы он на собеседовании не опозорил семью.

Затем дядька обратился уже ко мне снисходительным тоном:

— Я там случайно повредил трубу, когда отбивался. Нам пообещали привести помещение в идеальное состояние. Вот я и подумал, что раз ребята так хорошо прибрались в гостиной, то им не будет сложно подготовить комнату для секретаря. Их я и попрошу об этой услуге.

Девушка благодарно улыбнулась. Но если Виктория решила, что проблем со стариком не будет, то я точно знал — он попортит девице кровь.

— Что ж, идемте, — позвал я ее за собой.

Девушка встала из-за стола и направилась к выходу. Я последовал за ней.

Машина Братства была припаркована за воротами. Автомобиль оказался не особенно примечательным, но и не машиной парней из рабочих районов. Это было авто из тех, которыми обычно пользовались аристократы из не самых богатых семей.

Девушка заняла водительское место, я же сел на заднее сиденье.

— Куда ехать? — хмуро поинтересовалась она, бросив на меня взгляд в зеркало заднего вида.

Я продиктовал адрес, который переписал с листовки, и Муромцева завела двигатель.

Машина выехала на дорогу, я же откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза. Мне не хотелось портить этот день пререканиями с Викторией. Казалось, что она должна проявить благоразумие и не углублять конфликт. Но я ошибался. Девушка побарабанила по рулю пальцами, а потом заявила:

— Я хотела, чтобы вы знали, Василий Михайлович. Я не вызывалась работать с вами. Скорее, это назначение было мне навязано.

— Неужели? — сделал я удивленное лицо. — Вы не выглядите недовольной. Поражаюсь вашей выдержке.

Девушка скривила губы в недоброй усмешке.

— Вы ведь узнали меня?

Я несколько мгновений помолчал. А затем с деланным удивлением уточнил:

— Разве мы раньше с вами виделись?

Девушка снова бросила на меня взгляд, и на мгновенье она показалась мне раздосадованной.

— Бросьте, мастер Юсупов. Вы не могли не узнать меня.

Я пожал плечами:

— Простите мне мою невнимательность. Иногда со мной такое случается. Мы не обедали с вами на прошлой неделе?

— Вы издеваетесь, — процедила девица и резко тронула машину с места. И я быстро пожалел о своем остроумии. Миролюбиво предложил:

— Раз вас так раздражает моя рассеянность, то подскажите, где мы с вами пересекались.

— Поверить не могу, что меня вынудили охранять вас, словно…

Я позволил себе менторскую улыбку.

— Продолжайте.

— Прекратите использовать со мной эти ваши душеправские штучки, — фыркнула Муромцева.

— Отчего же? Или вы не доверяете лекарям? Расскажите, у вас был болезненный опыт с душеправами?

— Что вы знаете о болезненном опыте? — девушка ухмыльнулась.

Я сложил ладони домиком и устроил на кончиках пальцев подбородок.

— Продолжайте, Виктория Ильинична. Прошу вас. Дорога дальняя, так что мы может быть даже успеем провести сеанс.

— Знаю я таких, белоручек, — фыркнула в ответ девушка. — Не понимаю, с чего Круглов решил, что вы впишетесь в команду и что мы нуждаемся в вас.

— Так вы из братства! — я покачал головой.

— Откуда же еще, — нахмурилась девушка.

— Из агентства по набору персонала, — невинно предположил я.

Секретарь резко надавила на педаль тормоза и меня бросило вперед. К своему счастью, я пристегнулся в начале поездки.

— Что? Вы решили, что я наемная секретарша?

— И водительница, — невозмутимо подтвердил я. — И телохранительница.

— Вы в своем уме?

Виктория обернулась ко мне, не обратив внимания на то, что ей просигналил проезжающий мимо автомобиль.

— Ну, я уверен, что девушка может занимать любую должность. Я выступаю за равноправие. Если женщина хорошо владеет силой, то она вполне может защитить клиента не хуже мужчины. Но вот сейчас у меня появилось подозрение, что водительское удостоверение вы купили. Потому что встать посреди дороги — это грубое нарушение правил дорожного движения.

— Уму непостижимо, — воскликнула Муромцева и вернулась к вождению.

— Вы часто упоминаете проблемы с активностью мозга. Для вас это больная тема? — все так же по-доброму поинтересовался я.

— Я не хочу продолжать этот разговор, — сухо отозвалась девушка.

— Но вы же его начали, — напомнил я.

— И я его завершаю, — отрезала она и нервно включила радиоприемник, остановившись на музыкальном канале.

— Я предпочитаю новостную волну, — из вредности попросил я. — Имперский Колокол. Чтобы про звероящеров и про гибнущую в грехах Британию.

— Защити меня Император, — просипела Виктория и увеличила громкость мелодии.

Мне стоило признать, что вкус у нее был хороший. Но я из принципа поморщился, заметив, что девушка смотрит в зеркало заднего вида.

Было ужасно любопытно понять настоящую причину ее неприязни ко мне. Ведь не просто так Муромцева с первой встречи скалит на меня зубы. И я подумал, что все же смогу узнать правду. В конце концов время для этого у меня есть. С этими мыслями я смежил веки и задремал.

— Прибыли, — вернул меня в реальность строгий голос секретаря.

Я с неохотой открыл глаза, взглянул в окно. Авто стояло у ворот комплекса, огороженного высоким кованым забором. Все строения были выкрашены в белый цвет, а над центральным зданием трепетал на ветру флаг Империи.

Между строениями раскинулся ухоженный парк с ровными дорожками, вдоль которых стояли кованые скамейки с деревянными сиденьями. В центре комплекса возвышался фонтан со статуей бойца в форме Имперской Гвардии.

Здания были новыми, а не выкупленными из старого фонда.

— Вы не ошиблись, это тот самый адрес? — с сомнением протянул я.

— Уверена, Василий Михайлович, — холодно подтвердила девушка.

— Красиво, — оценил я, осматривая комплекс. — Видимо, у фонда много щедрых спонсоров.

Девушка ничего не ответила. Впрочем, на это я и не надеялся. Поэтому добавил:

— Я быстро вернусь. Можете прогуляться немного, размять ноги.

— Увы, но мне придется вас сопроводить, — произнесла Виктория.

— Не думаю, что на территории фонда со мной что-то случится, — ответил я и открыл было дверь, но Муромцева уже вышла из авто и ожидала меня снаружи.

— Таков приказ. Я должна сопровождать вас повсюду, — пояснила она, когда я покинул салон.

— Надеюсь, с уборную вы за мной ходить не станете, — я иронично поднял бровь. — Я против такого вторжения в свою частную жизнь.

— Ваши личные дела мало меня интересуют, княжич. Я тут только для того, чтобы на вас вновь не напали. Мы оба с вами понимаем, что в прошлый раз вам просто повезло.

— Не понимаю, о чем вы, — демонстративно пожал плечами я. — Если о том, что я убил в своей гостиной бандита — то никакого везения в этом нет. Я просто невероятно хорош во многих вещах. Вы сможете в этом убедиться, если перестанете задирать нос.

Девушка набрала воздух в грудь и с шумом его выдохнула. Все же несмотря на личную неприязнь, она понимала, что выполняет задание. И облегчать ей его я не собирался. Не знаю, почему меня так задело ее презрение. Но раз девица решила, что я избалованный аристократ, то пусть и получит именно такого.

— Идемте, не хочу из-за вас опоздать, — заявил я и зашагал к входу.

Подошел к небольшой калитке, потянул на себя створку и вошел на территорию. Виктория тенью следовала за мной.

Комплекс был открыт недавно. Но, судя по всему, уже действовал. По территории сновали по своим делам люди в белых рясах жрецов Синода. А еще я заметил нескольких человек в старой форме гвардии, со знаками полков. Видимо, в комплексе уже принимали людей, которым нужна была реабилитация.

Мы прошли к центральному зданию, я поднялся по ступенькам, прошел в открытые двери и оказался в просторном холле, в центре которого стояла статуя Святого Луки. Перед ним располагалась стойка распорядителя.

— Василий Михайлович Юсупов, — обратился к стоявшему у нее парню. — Мне назначено собеседование на должность душеправа.

Молодой человек улыбнулся:

— А ваша спутница…

— Мой секретарь, — ответил я, тактично избегая называть Муромцеву по имени.

Распорядитель окинул Викторию цепким взглядом, и мне почему-то показалось, что он не поверил в то, что Муромцева мой секретарь. Но кивнул, сделав вид, что удовлетворен ответом.

— Конечно, Василий Михайлович. Вас уже ожидают. Идемте.

Он развернулся и направился вглубь здания, к широкой, застеленной красным ковром лестнице с лакированными перилами.

Вслед за нашим провожатым, мы поднялись на третий этаж, и свернули в правое крыло. Распорядитель остановился у двери, на которой красовалась табличка «Приемная». Постучал в створку и услышав приглушенное «Войдите», открыл дверь и произнес:

— Проходите, Василий Михайлович.

— Благодарю, — ответил я и перешагнул порог.

Муромцева последовала за мной.

Приемная директора комплекса была очень светлой и просторной. Напротив входа стоял стол с телефоном и большим компьютерным монитором, из-за которого было почти не видно секретаря. Слышался только частый стук клавиш. На краю стола рядом с письменным набором стоял телефонный аппарат с множеством кнопок и фигурка ангела, которая походила на ту, что нашлась на полке в кабинете моего отца.

Рядом со столом расположился шкаф со стеклянными дверцами, за которыми виднелись ряды серых папок с буквами на корешках. А в углу комнаты расположился диван, два мягких кресла для посетителей. Рядом был столик с журналами и вазочкой с конфетами. У окна в деревянной кадке, росла пальма.

Стены приемной украшали две картины с видом города. При этом вид был один и написал одним мастером. Однако на первом полотне был разведенный мост в ночное время, а на другом он же в дневное время. И я отметил, что картины были написаны исключительно приятными глазу красками. Без привычной городу серости и хмари. Даже в ночном пейзаже художник уловил красоту столицы.

Я прошел к столу и произнес:

— Добрый день. Меня зовут Василий Михайлович Юсупов, я прибыл на собеседование.

Стучание по клавишам прекратилось, а затем из-за монитора выглянула светловолосая миловидная девушка с круглыми очками на переносице.

— Добрый.

Она посмотрела на меня, а затем сняла трубку со стоявшего на столе телефона, нажала кнопку внутренней связи, и произнесла:

— Артем Сергеевич, к вам Василий Михайлович Юсупов… Хорошо, сейчас.

Она положила трубку на рычаг и с улыбкой обратились ко мне:

— Артем Сергеевич ожидает вас. Ваш секретарь может остаться здесь.

— Спасибо.

Я направился к двери, на которой была прикреплена золоченая табличка с надписью «директор».

Моя сопровождающая села в кресло и взяла со столика журнал. Лениво открыла его и принялась листать страницы

— Сделать вам кофе? — уточнила у нее секретарь, но Виктория, не отрываясь от своего занятия, только покачала головой.

Я же открыл дверь и вошел в кабинет. Тот тожемоказался просторный и светлым. Дело было в панорамном окне, напротив входной двери и большом аквариуме с подсветкой, у одной из стен.

В углу кабинета расположился массивный деревянный стол начала века, на котором стояла декоративная хрустальная пепельница в виде черепа, подставка для ручек, компьютер и телефон. Напротив стола было кресло для посетителя, которое сейчас пустовало.

Рядом со столом высился деревянный шкаф, в котором должны были храниться папки или книги, но мне показалось, что он здесь выступает в качестве предмета интерьера.

Директор фонда Артем Сергеевич Евграфов, сидел за столом. Перед ним лежала закрытая папка. И едва я вошел, мужчина перевел взгляд на меня и улыбнулся:

— Добрый день, Василий Михайлович, — он указал на пустое кресло. — Прошу, проходите. Присаживайтесь. Чай? Кофе?

— Благодарю, — ответил я, подошел к столу и сел в кресло. — Но откажусь.

С интересом осмотрел стол и только сейчас смог оценить папку, которая лежала перед директором. На обложке были мои инициалы.

— Красиво у вас, — оценил я. — Новый комплекс, который быстро возвели. Хороший ремонт, да и персонал скоро набрали.

Антон Сергеевич улыбнулся:

— Нам просто очень повезло. И кроме инвестиций от Империи, идеей реабилитации заинтересовались еще и частные лица, которые решили пожертвовать в наш проект приличные суммы.

Я только кивнул, оставшись довольным ответом, а Евграфов продолжил:

— Итак, Василий Михайлович, вы решили сменить работу?

— Все так, — подтвердил я.

Артем Сергеевич взглянул на меня и уточнил:

— Можно узнать, почему?

Я пожал плечами:

— Хочу делать что-то полезное.

Евграфов кивнул и открыл папку:

— Но в лекарне Дельвига вы занимались поправкой здоровья многих важных людей, — произнёс он. — И насколько мне известно, случаи вашего вмешательства имели успех после одного-двух посещений.

— Это лекарская тайна. Не думаю, что вы можете знать это наверняка, — возразил я, но директор фонда хитро улыбнулся:

— В нашей сфере хорошо работает сарафанное радио. О вас говорят. Может не все называют вас по имени, ограничиваясь намеками. Но ваши клиенты советуют вашу терапию своим друзьям. Это говорит о том, что они остались довольны участием талантливого Юсупова. И когда человек внезапно перестает посещать душеправа, к которому ходил годами — это ли не знак успешного лечения?

— Возможно, — сдержанно ответил я.

Артем Сергеевич взглянул на меня и продолжил:

— Если хотя бы часть от тех слухов про вас, что я слышал, правда — вы настоящий уникум, Василий Михайлович. И когда я узнал, что княжич Юсупов пожелал прийти работать в наш фонд, то не мог не заинтересоваться — почему вы решили отказаться от частной практики и отдать свое время нашей лекарне?

Я улыбнулся и ответил:

— Мой дядюшка сказал бы, что я молод и полон амбиций.

— А это так? — уточнил мужчина.

— Я понимаю, что работа в таком фонде поможет мне в карьере. Потому как у меня нет желания посвятить себя частной практике. Хотел бы я сказать, что мечтаю изменить мир к лучшему. Но вы сочтете это всего лишь красивыми словами.

— Отнюдь. Я слишком хорошо понимаю, что мы все тут именно этим и занимается — делаем мир лучше.

— Мне кажется, что работа в вашем фонде — стоящее дело. И я хочу попробовать свои силы здесь. И надеюсь, что смогу пригодиться.

— Как отнесся к вашему желанию уйти ваш куратор?

— Он не стал мешать мне сменить практику.

— Думаете, что он испытал облегчение оттого, что вы не стали его конкурентом? — хитро осведомился Артем Сергеевич.

— Полагаю, что господин Дельвиг имеет такую репутацию и опыт, что его не напугал бы начинающий душеправ.

— Скромничаете?

— Здраво оцениваю свои силы, — возразил я.

— Обычно при отборе кандидатов на должность душеправа принято проводить собеседование, но в этом случае я не вижу в этом никакого смысла. Ваша репутация говорит за вас. И признаюсь вам откровенно, я лично знаю пару человек, которые побывали на ваших сеансах и отзывались о вас как о мастере своего дела.

— Польщен, — я коротко кивнул.

— Поэтому давайте обсудим, какой график бы вас устроил? С каким контингентом вы желали бы работать? Также мы подпишем договор найма с испытательным сроком.

Артем Сергеевич не упомянул приставку «практиканта», словно бы подчеркивая, что готов нанять меня на полную ставку. И я ответил:

— Признаюсь, что желал бы начать с двух-трех смен в неделю. Не хочу сгореть на работе, если вы понимаете, о чем я. Что до пациентов, то мне будет важно проверить, с кем из них я смогу продуктивно работать. Я не знаю, какие случаи у вас бывают и потому хочу проверить свои силы на деле.

— Сколько бы вы желаете получать на должности душеправа?

— Мне важно, чтобы мои умения оценили по достоинству, — сдержанно заявил я.

— Уникальный подход ценится очень дорого, мастер Юсупов. И боюсь, наш фонд не сможет платить вам зарплату уникального специалиста. А вот, скажем, шестьдесят рублей в месяц за указанный вами график…

Я удивленно поднял бровь. Такой оклад был у специалиста с категорией мастера. Выше получал только начальник лекарни. И министры из управлений Синода. Я рассчитывал на старте на сумму намного меньше. Поэтому просто ответил:

— Щедрое предложение для практиканта.

— Поверьте, я понимаю, что если упущу вас, то потом буду жалеть об этом, — ответил директор. — То, что вы проходите практику, для меня не имеет значения. Главное, чтобы вы справлялись со своими задачами. К тому же, я тешу себя надеждой, что вы поможете мне лично.

— Директор фонда нуждается в помощи? — удивился я.

— Василий Михайлович, я уже много лет пытаюсь избавиться от дурной привычки, — мужчина вынул из кармана пачку сигарет. — И пусть для многих это не серьезная хвороба. Но я страдаю от нее.

— Если вы сами желаете излечиться от этой зависимости, то я вам помогу справиться.

— А тут обязательно желание пациента? — удивился мужчина.

— Поверьте, нельзя заставить человека быть здоровым, быть счастливым и быть живым. Если сам он того не желает, то все усилия извне будут напрасны.

Артем Сергеевич кивнул и улыбнулся:

— Вы нам подходите, Василий Михайлович. А теперь скажите, каков ваш ответ?

— Согласен попробовать свои силы в вашем учреждении.

— Тогда давайте распечатаем договор, и секретарь покажет вам комплекс.

Евграфов протянул мне ладонь, и я ответил на рукопожатие, скрепляя сделку.

Мы поговорили еще несколько минут, а затем Евграфов мягко намекнул, что у него еще много дел. Я попрощался и покинул кабинет. В приемной оставил секретарю данные, необходимые для составления рабочего договора.

— Ваш секретарь заполнит анкету? — уточнила помощница директора, глядя на Муромцеву.

Та не сразу поняла, что речь о ней и лишь спустя несколько секунд подняла голову. К ее чести, она быстро сообразила, что ответить.

— Василий Михайлович предпочитает самостоятельно вписывать свои данные, — она неожиданно улыбнулась.

Я подумал, что ни в коем случае не стоит говорить Виктории о том, что улыбка ей идет.

— Не доверяете секретарю? — с некоторой долей удивления уточнила у меня белокурая девушка.

— Наша семья только недавно обзавелась помощницей. Еще не привык к такой роскоши, — с готовностью сообщил я.

Девушка с именем Рита написанной на небольшой табличке, приколотой к блузке на груди, неодобрительно взглянула на Муромцеву всем своим видом давая той понять, что стоит быть расторопнее. Виктория же еще шире ей улыбнулась и вернулась к изучению журнала.

— Позвольте вам помочь, — предложила Рита и закусила пухлую губу. — Мне правда несложно.

— Постараюсь справиться сам, — решительно возразил я, но тут же добавил, — но если будут вопросы, то я обращусь к вам.

— Хорошо, — девушка вернулась на свое место.

Я же сел в кресло напротив своего секретаря и преувеличенно тяжело вздохнул.

— Может, мне стоит сменить секретаря, — проворчал я настолько громко, чтобы спутница меня услышала.

Она предпочла сделать вид, что меня не существует. Но при этом поджала губы, чем выдала свое настроение.

— А как пишется «устойчив к раздражениям» или «раздражению не подвержен»? — тихонько спросил ее я.

— Напишите «являюсь источником раздражения», — шепотом подсказала мне Муромцева.

— Мы ведь не вашу анкету заполняем, — с укором заметил я и вернулся к бумагам.

На самом деле я довольно скоро вписал информацию в нужные графы и вернул документы Рите.

— Спасибо, Василий Михайлович, — девушка взяла листы и быстро просмотрела ответы и мягко попросила. — Уточните, размер воротника вашей рубашки.

— Зачем? — не сразу понял я.

— Чтобы мы могли пошить для вас форму по размеру. Я отмечу, что ваше телосложение спортивное, — она на мгновенье прищурилась, а потом вдруг распахнула глаза.

Позади меня оказалась Муромцева. Она достаточно твердо развернула меня к себе, потянув за плечо. Положила ладони на ключицы, а потом провела ими вверх, сведя пальцы за моей шеей. При этом девушка не сводила с меня потемневших глаз. От неожиданности я не успел среагировать, когда она очертила ногтями мои предплечья, а потом обошла и взяла у оторопевшей секретарши формуляр. Затем забрала ручку и принялась вписывать цифры в нужные графы.

— Нормальное у него телосложение, — заявила она, с мрачным удовлетворением отметив, как нахмурилась Рита. — И воротник какой надо. Но есть вероятность, что в ближайшее время он станет чуточку шире.

— И почему же? — растерянно спросила блондинка.

— Я буду следить, чтобы княжич вовремя ел и тренировался, — усмехнулась Виктория и вернула формуляр. — Может княжич и впрямь станет поспортивнее.

Муромцева удалилась, а я откашлялся. Признаться, не был готов к ее прикосновениям, которые прожигали сквозь одежду.

— Могу дать вам телефон агентства по набору персонала, — тихо предложила Рита и протянула мне визитку.

Я машинально принял ее и сунул в карман.

— Спасибо. Когда мне пришлют договор, и я смогу приступать к рабочим обязанностям? — поинтересовался я.

— Договор будет готов сейчас, — ответила девушка.

Ее пальцами запорхали над клавишами. Она щелкнула мышкой, и стоявший в приемной принтер загудел. Секретарь протянула в сторону устройства руку, и бумаги взлетели в воздух. И плавно легли на стол передо мной.

— Стандартный рабочий договор в двух экземплярах, — пояснила Рита, передавая мне часть бумаг.

Я взял документы, бегло прочитал их. Договор и правда был стандартным. Мои данные, зарплата, и количество рабочих часов было указано верно. Поэтому я подписал все бумаги и вернул их девушке.

— А теперь подождите немного.

Девушка взяла документы, встала из-за стола и направилась в сторону кабинета директора. Я же вернулся на диванчик, напротив Муромцевой, которая продолжала делать вид, что читает журнал.

Секретарь тем временем вошла в кабинет, и закрыла за собой дверь. Я же взглянул на Викторию, но та сделала вид, что увлечена чтением. Хотя я был уверен, что девушка наблюдает за приемной.

Я тоже взял со стола журнал и принялся листать глянцевые страницы и бегло просматривать статьи с новостями про знаменитостей из мира театра и кино.

— Так значит вы собираетесь мне готовить? — невинно уточнил я. — Может, тогда кухарка возьмет отпуск?

— Не дождетесь, — фыркнула девушка. — Если я и буду готовить, то только себе. А вы можете питаться полуфабрикатами. Если, конечно, сумеете сварить кипяток.

— Какая вы жестокая женщина, — я покачал головой. — Прилюдно обещаете заботиться, а на самом деле… А зачем вы так поступили?

Я сделал вид, что задумался над этим. Нахмурился и постучал пальцем по подбородку.

— Я не собиралась ждать, пока вы будете флиртовать с этой девицей, — сообщила Виктория. — С такими темпами мы никогда не покинем это заведение.

— Чем вам не понравилась Рита? По мне, так она отличная сотрудница. Очень отзывчивая, приветливая. Именно такие люди и должны работать секретарями. Они даже заполнение документов делают приятнее…

— Обычно размер одежды уточняют кастелянши, — заметила девушка.

— А вы ловко угадали мой. Много работали на выдаче обмундирования или…

— Осторожнее, Юсупов. Вы сейчас рискуете разозлить меня.

— … работали в ателье, — закончил я с невинным видом, а потом покачал головой, — вы очень остро реагируете на все, что связано со мной лично. Вам не кажется, что не стоит с этого начинать сотрудничество?

— Я не собиралась с вами сотрудничать, — возразила девушка.

— Соберитесь, Виктория Ильинична, — без прежней мягкости ответил я. — Возьмите себя в руки. Потому что сейчас вы ведете себя неподобающе. Если продолжите в том же духе, я лично обращусь к вашему начальству и попрошу…

— Уволить меня из вашего штата, — с готовностью подсказала Муромцева.

Я откинулся на спинку кресла и смерил свою помощницу долгим изучающим взглядом. Она не дрогнула, не попыталась скрестить на груди руки или поправить волосы. В ответ девушка осмотрела меня и затем уставилась прямо в глаза.

— Я не стану просить вас уволить. Вовсе нет. Мне нравятся загадки и сложности. И раз вы стали одной из них, то я предпочту вас решить.

— Что? — девушка нахмурилась.

— Я потребую, чтобы вас принудили к прохождению курса лечения.

— Вы считаете меня больной?

На этот раз Виктория разозлилась. Она не замечала, как с кончиков ее пальцев срываются искры.

— Я считаю, что у вас есть проблемы. Для начала вы их признаете. А затем мы вместе сможем их проработать. Уверяю, вам понравится результат.

Муромцева вскочила на ноги, но в этот момент дверь кабинета хлопнула, и в приемной послышался голос секретаря:

— Ну вот и все, Василий Михайлович. Договор подписан. Один экземпляр я передам вам, а второй отправим в отдел кадров.

Я отложил журнал и хотел было взять бумаги, но Виктория меня опередила:

— Спасибо, — с улыбкой произнесла она, забирая экземпляр. Я же в это время старался не показывать вида, что удивлен скорости оформления. Вместо этого уточнил у секретаря:

— Когда мой первый рабочий день?

— Артем Сергеевич согласует ваш график с вашими предпочтениями, и я пришлю его вам, — ответила девушка и живо поинтересовалась. — Какие у вас пожелания?

Я задумался. Лучше всего работать первую половину недели. А потом получить четыре выходных, в которые можно заниматься своими делами.

Я назвал дни, и секретарь кивнула:

— Хорошо.

На этом мы попрощались, и мы с Муромцевой покинули кабинет.

Всю дорогу до дома, Виктория хранила молчание. Я же не стал продолжать начатый разговор. Вместо этого листал взятые у Риты брошюры с описанием работы фонда.

— Прибыли.

Машина стояла у ворот дома…

— Спасибо, — произнес я, вышел из авто и направился к крыльцу.

Поднялся по ступеням, открыл дверь и замер. Из гостиной доносились голоса и смех. И только через несколько секунд я понял, что один из голосов принадлежал дяде.

На всякий случай я активировал «астральных двойников», чтобы проверить дом, но все было чисто. Один из силуэтов имел давно знакомые пятна. Второй же…

Гость был странным. Силуэт подрагивал, словно бы расслаиваясь, и я удивленно поднял бровь. Потому что такое мне приходилось видеть впервые. Но раз уж Петр признал этого гостя за друга, значит, все нормально. Наверное.

Спиной почувствовал полный насмешки взгляд. Обернулся. Муромцева стояла в нескольких шагах от меня. И заметив, что я обратил на нее внимание, девушка хмыкнула, обогнула меня, и первой вошла в гостиную. Я последовал за ней.

Пётр сидел в своем любимом кресле. А рядом, за столом, был гость. Парень лет двадцати, который пил чай и что-то рассказывал Юсупову. Я помнил его. Он был с Виктором, когда Круглов приезжал на встречу с Земсковыми в «Диадор». Волков, кажется. Но самым удивительным было то, что стоявший на тумбочке телевизор был выключен.

Заметив меня, парень прервал рассказ и произнёс:

— Добрый день, Василий Михайлович.

— Добрый, — ответил я, С интересом осматривая гостя. И заметив мою реакцию, Волков тактично уточнил:

— Что-то не так?

— Да нет, — ответил я. — Просто…

— Лучше расскажи, как прошло собеседование, — влез в разговор дядя.

— Отлично, — я прошел к столу и сел в кресло. — Их директор, Евграфов, умеет вербовать работников и идти на уступки.

— Евграфов, Евграфов, — забормотал Петр. — Не припомню такого.

— С кем же ты тогда договаривался про собеседование? — уточнил я.

— Так с государевым инвестором, — ответил дядя. — Он из старой гвардии. Еще застал те времена. Князь Волконский. Отставной командир пятой роты тринадцатого. Сейчас он заведует поиском денег на всякие проекты Империи, которые связаны с отставными военными.

— Хорошие деньги, — произнёс я. — Видел сегодня этот комплекс. Новый, да и построили быстро и со вкусом. И часть средств выделила Империя.

— Там еще частные лица есть, — отмахнулся дядя. — Какие-то меценаты, которые захотели остаться инкогнито. Вот, мне кажется, от них вклад в это был половину, если не больше. Так что оветил тебе этот Евграфов? Рассказывай.

— Сказал, что его устраивает сокращенная рабочая неделя, да и зарплату пообещал хорошую, — ответил я.

— А когда выходить? — не отставал Петр.

— Секретарь сообщит, когда график согласуют, — сообщил я.

— Ну и отлично, — довольно заключил Юсупов.

Разговор прервал зазвонивший в кармане телефон. Я взглянул на экран. Номер был не знаком. Принял вызов и произнес:

— У аппарата.

— Василий Михайлович, вас беспокоит секретарь фонда «Неравнодушные сердца», — послышался в динамике женский голос. — Артем Сергеевич согласовал ваш график, так что завтра можете приступать к своим обязанностям.

— Спасибо, — ответил я, и пожелав мне хорошего вечера, девушка завершила вызов. Я же убрал телефон в карман и произнес:

— Ну вот. Завтра можно приступать.

Петр улыбнулся:

— Ну, поздравляю со вступлением в ряды рабочих людей, племянник.

— Как будто до этого я не работал, — возмутился было я, но дядя меня поправил:

— Раньше ты лечил у аристократов хандру, которая у тех обычно возникает от безделья. А теперь начнешь заниматься по-настоящему полезными вещами.

Боковым зрением заметил, как усмехнулись Волков и Муромцева. И не стал спорить. Просто встал из-за стола и направился в свою комнату.

Остаток дня я провел под включенный телевизор. На самом деле я не хотел слышать голоса с первого этажа. А занят был тем, что выписывал все заметки о работе в кабинете Дельвига, чтобы отправить их с доставкой Нине. Она сможет вписать нужные данные в карточки пациентов. Спустился только перед ужином, когда все уже собрались за столом, услышав край разговора.

— Как вам ваша комната, мастер Муромцева? — уточнил дядя.

— Спасибо, Петр Феликсович. Все отлично, — ответила девушка, намазывая масло на поджаренный хлеб.

Пётр кивнул и обернулся к Волкову, видимо собираясь задать тот же вопрос.

— Все отлично, — заверил юноша дядю.

Парень хотел было добавить еще что-то, но в этот момент вошел в гостиную, и Волков мигом смолк. Я же подумал, что эти двое явно меня недолюбливают. И даже догадывался, за что. Скорее всего, виной всему был мой бой с Темноглазым графом. И молодые Серые братья просто не могли взять в толк, как обычный душеправ смог прикончить ветерана «Упырей». Причем я понимал, что настроить их на доброжелательное отношение сейчас будет невозможно. Впрочем, мне это было и не нужно. Главное, что дяде их компания пришлась по душе. Поэтому я молча прошел к столу и сел в кресло.

Ужин прошел за «аристократическим разговором». Когда несколько человек разговаривают ни о чем, просто чтобы занять время. После обеда же я собрал посуду и унес ее на кухню. А затем поставил на поднос чайник и четыре чашки, и вернулся в гостиную. Муромцева как-то странно на меня посмотрела, но не стала говорить ничего язвительного. Возможно, она решила не нервировать дядюшку.

К моему удивлению, телевизор был все еще выключен. Я поставил поднос на стол, и сел в кресло. На всякий случай уточнил:

— Телевизор сгорел? Или батарейки от пульта негодные?

— С чего ты взял? — с удивлением спросил дядя, наливая в чашку отвара.

— Когда он не работает, это наводит на мысль о том, что он сломался, — просто ответил я.

Петр фыркнул:

— С чего бы?

— Ну, иначе ты бы смотрел очередную передачу о том, как нужно правильно жить.

— Сегодня просто ничего интересного, — отмахнулся Юсупов.

Я сделал глоток и улыбнулся. Но отвечать не стал. Вместо этого сменил тему разговора:

— Мастер Муромцева будет завтра сопровождать меня на работу? Просто хочу предупредить, что в кабинете ей находиться будет нельзя.

Виктория, которая наливала чай себе в чашку, холодно взглянула на меня:

— Поверьте, мастер Юсупов, я найду занятие на время, пока вы будете работать, — ответила она.

— Хорошо, — произнёс я. — А то я уже начал было переживать, что вы заскучаете. Но раз так…

Я намеренно недоговорил и сделал глоток чая. Девушка недовольно фыркнула, но на провокацию не поддалась. За нее заступился дядя:

— Василий Михайлович, что подумают гости о нашей семье? — строго уточнил он.

— Так мастер Муромцева не совсем и гость, — ответил я. — Она секретарь. Почти член семьи…

— Очень надеюсь, что это ненадолго, — буркнула Виктория, и я живо обернулся к ней. С деланным разочарованием в голосе уточнил:

— Почему? Вам не по душе работать с Юсуповыми? Или вас не устраивают условия труда? Поймите, найти хорошего секретаря в наше время сложно.

— Василий! — начал было дядя, но я только пожал плечами:

— Что? Я просто забочусь о удобстве нашего секретаря. И хочу, чтобы ей было уютно в нашей семье.

Муромцева поджала губы, но промолчала. Все же она всерьез восприняла мою угрозу про принудительное лечение. И это было хорошо. Хоть мне и нравились девушки с сильным характером, но постоянно быть в центре бури не хотелось.

— А вы, мастер Волков, кем у нас служите?

— Официально я исполняю роль личного помощника Петра Феликсовича, — ответил парень. — А неофициально выпытываю информацию у легендарного гвардейца империи.

При этом он блеснул белоснежной улыбкой, отчего-то напомнившей мне оскал.

— Пытает помощник меня знатно, — хохотнул Петр. — То чай приготовит, то булочки вареньем намажет.

Я же довольно сделал глоток чая, отставил в сторону пустую кружку, встал с кресла и с чувством выполненного долга направился к себе.

Вечер прошел по привычному распорядку. Я принял ванну, проверил своего астрального двойника на наличие затемнений. Меня все еще смущало, что убийство темноглазого графа прошло без последствий для кармы. Но пятен не было.

Внезапно услышал за стеной шорохи, а потом и звук льющейся воды. И лишь спустя пару мгновений понял, что в соседней комнате поселилась Виктория. Эта девушка должна была меня раздражать, но вопреки здравому смыслу она показалась интересной. Было что-то забавное в ее привычке задирать нос и щуриться. В серых глазах колыхались искры силы, и я хотел бы знать, какой именно. Мне всегда нравились сильные люди. И не только потому, что с ними было приятно общаться. Все дело в том, что их травмы были заковыристыми и избавлять от них людей было сложно. Наверно, я все же ужасный человек, потому что точно понимал, что Муромцева имеет несколько пятен в душе. И я жаждал увидеть эти пятна намного больше, чем саму девушку без одежды.

Я зажмурился, пытаясь отогнать от себя образ Виктории за стеной, которая наверняка именно сейчас стояла под струями воды. Ее мокрые волосы скользили длинными прядями по спине… И мысли об исцелении разом отошли на второй план.

— Кого ты обманываешь? — пробормотал я себе под нос и направился в спальню.

Чтобы не вслушиваться в происходящее за стеной, я включил телевизор. Какое-то время в другой комнате раздавался звуки передвигаемой мебели. Но я задавил в себе нелепый порыв пойти и предложить Муромцевой помощь. В конце концов, она и сама со всем сможет справиться. Или же ей поможет этот парень, Волков. Любопытно, они напарники на заданиях или их связывает нечто большее?

Отругав себя за глупые мысли, я закрыл глаза и сам не заметил, как заснул. Проснулся же я незадолго до звонка будильника. Телевизор что-то тихо бормотал, и я нащупал лежавший на столе пульт, чтобы прибавить громкость. На экране мелькали кадры какого-то отечественного боевика. Из тех, где бравый жандарм борется с городскими бандами. И методы этой борьбы всегда достаточно специфичны.

«Вор должен сидеть в остроге», — прорычал герой в камеру, и даже я проникся игрой актера.

Я вздохнул и встал с кровати. Направился в ванную, умылся и вернулся в комнату. Быстро оделся, положил в карман пиджака телефон и спустился в гостиную.

Муромцева и Петр уже сидели за столом, на котором стоял чайник, а на тарелке лежала стопка блинчиков. Компанию завтракающим составлял включенный телевизор с утренней передачей. И я отметил, что Виктория с интересом смотрит в экран. Тяжело вздохнул:

— Еще один зомбированный ящиком в доме.

Секретарь обернулась и удивленно взглянула на меня.

— Разве у вас ночью не работал телевизор? Или это другое? — осведомилась она.

Я же поднял ладони в знаке капитуляции:

— Вы меня поймали. Я смотрел неприличную ночную программу по платному каналу.

— А у нас есть такой? — с интересом уточнил дядька и тотчас покраснел.

Я закатил глаза и продолжил, обращаясь к девушке:

— Но если просмотры каналов не помешают выполнению ваших обязанностей, я не против.

— Не обращайте внимания, Виктория Ильинична, — произнес Петр. — Парень еще мал и глуп. И не видал больших закатов солнца.

Девушка улыбнулась, оценив шутку дяди, и вернулась к экрану. Я же прошел к столу, сел в кресло, налил себе чаю и положил на тарелку блин.

— Сегодня первый рабочий день? — уточнил Петр.

— Да, — ответил я, зачерпывая ложечкой варенье. — Оценю на эту новую клинику.

Дядя молча кивнул.

— Что смотрите? — уточнил я, скорее ради поддержания беседы.

— «Доброе утро, Империя», — ответил Петр.

Узнавать, про что именно это за передача я не решился. Поэтому быстро доел завтрак и встал из-за стола.

— Мне пора. Прямо не терпится посмотреть место работы. Вы же отвезете меня в клинику, Виктория Ильинична?

Девушка с неохотой встала с кресла и направилась к выходу. Я последовал за ней. Сегодня она выбрала белоснежную рубашку брючный костюм графитового цвета, который очень ей шел. Мне пришлось признать, что даже такая одежда не мешала Виктории оставаться привлекательной.

Секретарь решила ограничиться вежливыми репликами и больше не вступала со мной в беседы. Меня это устраивало, и я прикрыл глаза, чтобы часть дороги потратить на медитацию.

Машина остановилась у ворот комплекса. Я ждал, когда к нам подойдут дружинники, но створки начали медленно открываться. Авто въехало на территорию.

— Благодарю вас, Виктория Ильинична, — произнёс я и вышел из машины. Осмотрелся по сторонам. А затем взглянул в небо и понял, как работает местная система контроля за гостями. В высоте, раскинув крылья, парила птица. Скорее всего, один из миньонов дружинников, которые обосновались в сторожке. При помощи птички, охрана видела номера, сверяла их со списком и принимала решение об открытии. Удобно.

Секретарь вышла из салона, и вместе мы направились к зданию, где в прошлый раз проходило собеседование.

— Чем займетесь, пока я буду работать? — обернувшись к девушке, уточнил я.

— Не волнуйтесь, я что-нибудь придумаю, — отметила та.

— Я мог бы порекомендовать вас на должность помощника лекаря, — предложил я. — Вели бы прием, приводили ко мне пациентов. Готовили мне чай. Вы ведь умеет заваривать отвары?

Девушка фыркнула, но отвечать не стала. Из чего я сделал вывод, что это следует расценивать как отказ.

— Значит, буду выживать без чая, — вздохнул я.

Мы поднялись по ступеням, вошли в холл, где нас встретил распорядитель.

— Доброе утро, мастер Юсупов, — с улыбкой произнес он. — Идемте, я провожу вас.

Мужчина вывел нас из здания, и направился к двухэтажному строению, которое стояло справа. Мы последовали за ним.

— Сначала вам нужно получить пропуск, Василий Михайлович, — пояснил распорядитель. — Потом вам проведут экскурсию по комплексу, а затем можете приступать к работе. Прием для вас все равно назначен на вторую половину дня.

— С радостью, — ответил я.

Распорядитель остановился у двери здания, рядом с которой висела табличка «корпус хозяйственной части», открыл перед нами створку, приглашая войти:

— Ваш секретарь пойдет на экскурсию с вами? — уточнил он, глядя на Муромцеву.

— Моя работница очень интересуется вашим новым комплексом, — ответил я. — Если это не подпадает под коммерческую тайну…

— Нет, что вы, — замахал руками распорядитель. — Прошу.

Он сделал жест, приглашая нас войти. Виктория прошла в здание первой. Распорядитель проводил ее удивленным взглядом, но я пояснил:

— Это старые традиции ее малой родины. Женщина там входят в пещеру первыми, чтобы отвлечь на себя хищника. А Юсуповы чтут чужие традиции, если они не идут во вред Империи или семьи.

Провожатый сглотнул, но кивнул, видимо, удовлетворенный ответом. Я же шагнул в холл, где нас встретил дружинник с нашивкой фонда на рукаве. В этот раз удивляться пришлось уже мне. Богатая организация, раз может позволить себе частную дружину.

Процедура создания частного войска была долгой и очень дорогой. И причиной этому было то, что дружинники приносили нерушимую клятву верности воеводе. Клятва связывала обе стороны почище многих вещей. И с момента принесения клятвы, дружинник не мог предать воеводу и организацию. До гражданской войны, дружины были почти у каждого аристократа, который мог содержать бойцов. Но после Гражданской отступничества, когда гвардейцы пошли за отцами-командирами, предав Империю, правила ужесточились. Теперь получить право на создание частной дружины мог только аристократ, семья которого преданно служила Империи в течение нескольких поколений. Любой спорный момент в биографии мог лишить аристократа права на найм бойцов. После прохождения всех проверок аристократ получал лицензию, которая стоила немалых денег. А завербованные дружинники приносили клятву не только воеводе, но и члену Императорской Семьи. Потому такая роскошь, как дружина была только у старой аристократии, которая служила Империи еще со времен, когда Высший ходил по этой земле. А уж компаний, которые имели собственную армию, и вовсе были единицы. И те принадлежали в основном Империи. Остальные нанимали бойцов для охраны из независимых компаний. Которые тоже можно было пересчитать по пальцам одной руки.

— В правлении «Неравнодушных сердец» есть человек из Императорской семьи, — пояснил мне распорядитель. — Поэтому мы получили лицензию. В месте, где собираются отставные военные, всякое случается. Мы же не можем установить на территории блокираторы силы.

Я промолчал. Вошел в холл и последовал за распорядителем к нужному кабинету. Наш провожатый трижды стукнул в дверь с табличкой «мастер-хозяйственник», затем потянул на себя створку и пригласил нас войти.

Помещение было небольшим. Стол, за которым сидела, заполняя какие-то формуляры, женщина средних лет. У стены расположился заставленный папками стеллаж, а далее стояло несколько шкафов для одежды.

— Добрый день, мастер Трофимова, — поприветствовал ее распорядитель.

Женщина оторвалась от своего занятия и улыбнулась:

— Добрый день, Константин, — произнесла она, поправляя на переносице очки. — А вы, должно быть, мастер Юсупов?

Она взглянула на меня, и я кивнул:

— Да.

Взглянул на табличку, которая стояла на столе, и продолжил:

— Мастер Александра Трофимова.

Я обернулся, но распорядителя уже в кабинете не было. И я даже не заметил, как он ушел.

— Отлично. Когда Артем Сергеевич сказал, что вы будете работать в нашей организации, я была просто в восторге, — продолжила хозяйственница. — В свои юные годы вы сумели добиться хороших отзывов.

— Я…

— Ваши поступки и способы терапии говорят за себя, — с жаром перебила меня мастер-хозяйственник. — Так что наша организация приобрела настоящий бриллиант. Очень надеюсь, что вам у нас понравится, Василий Михайлович. Сейчас.

Она принялась перебирать лежавшие на столе бумаги приговаривая:

— Да где же он… Ага, вот.

Она вынула из-под документов пластиковый прямоугольник и протянула его мне:

— Вот. Ваш пропуск. Постарайтесь не терять его и всегда носите с собой на территории комплекса. Я слышала, что вы посещаете работу с секретарем?

Хозяйственница с интересом посмотрела на меня, и я в который раз удивился. На этот раз тому, как в быстро в большом комплексе расходятся слухи:

— Это временно, — заверил я собеседницу.

Женщина кивнула:

— Конечно. Хочу сразу предупредить вас, что амурные дела на территории комплекса строго запрещены.

— Это понятно, — согласился я. — Но у меня и в мыслях не было…

— Конечно, Василий Михайлович, — с улыбкой повторила хозяйственница.

Обыграла. Я подошел к столу, забрал протянутый пропуск. Убрал его в карман пиджака.

— Форма для вас уже подобрана и будет доставлена в ваш кабинет, — продолжила женщина. — Остальные пожелания можете передать через секретаря.

— Мой секретарь… — начал было выгораживать я Муромцеву от работ, но Трофимова меня поправила:

— Лидочка проведет вам экскурсию. Она уже оповещена и скоро должна прибыть в мой кабинет.

— Кто это? — не понял я.

— Помощник лекаря, — пояснила женщина. — Она будет делать за вас всю административную работу. Составлять списки приема, отмечать в картах прогресс в терапии, заваривать чай, и другие дела. За исключением нарушения наших правил.

— У… Меня будет личный помощник? — оторопело переспросил я.

— Конечно, — как мне показалось, женщина даже удивилась такому вопросу. — Зачем тратить ваше время для всяких вспомогательных пустяков?

Логично. Рабочее время лекаря стоило дороже, чем помощника. Поэтому меня освободили от вспомогательных задач, чтобы посвятить всего себя приему. Тем более, что помощник в фонде вполне скорее всего будет волонтером, и работать на добровольных началах. По велению души и сердца, и ради бесценного опыта. Хитро.

За спиной хлопнула входная дверь, и я обернулся. На пороге стояла приятная девушка в белой рясе, довольно неплохо облегающей ладную фигуру. Несколько русых локонов выбились из-под капюшона.

— А вот и Лидочка, — произнесла хозяйственница. — Она проведет вам экскурсию. А теперь прошу меня простить. У меня еще много дел.

— Спасибо, мастер Трофимова.

Развернулся, и вместе с помощницей вышел за дверь.

— Вы даже не представляете, как мне приятно с вами познакомиться, Василий Михайлович, — начала Лидия, едва мы оказались в коридоре. — Я так много слышала о вас и ваших методах терапии. Они воистину настоящий прорыв в лекарском деле. Ума не приложу, почему другие душеправы не берут их на вооружение.

Я хотел было ответить, что частые визиты пациентов приносят куда больше денег, чем терапия на быстрое излечение, но не стал. Вместо этого с улыбкой произнес:

— Они требуют более глубокого погружения в сознание пациента. А подобному в лекарском корпусе уделяется слишком мало времени.

— Ваша правда, — с грустью вздохнула девушка.

Мы вышли в холл, где нас ждала Муромцева. Она сидела на скамье, прислонившись спиной к стене и скрестив на груди руки, и рассматривала колонны, на каждой из которых было изображено сражение времен Восстания.

Заметив нас, она поднялась на ноги и подождала, пока мы поравняемся с ней.

— Наверное, вы тот самый секретарь семьи Юсуповых? — уточнила Лидия, и, не дождавшись ответа, продолжила. — Очень вам завидую. Вам невероятно повезло работать с таким подающим надежды душеправом.

Виктория удивленно подняла бровь и взглянула на мою помощницу, будто на скудоумную. Но комментировать это заявление не стала. Молча направилась к выходу.

— Наш секретарь попала в услужение семьи вроде как в провинность, — начал я, сделав ударение на слове «услужение». — Знакомый моего дяди, промышленник, прислал свою строптивую без меры дочь поработать и набраться уму-разуму. Так сказать, воспитать смирение. Он почему-то решил, что это задача для душеправа, вот я и…

Я едва не сказал слово «дрессирую», но вовремя опомнился и продолжил:

— Работаю над коррекцией поведения.

— То есть вы не отдыхаете даже дома? — удивленно уточнила помощница.

Я пожал плечами:

— Сложно отказать старым друзьям семьи.

— Ваша правда, — согласилась Лидия. — Идемте. Я быстро покажу, как здесь все устроено, и мы направимся у столовую, где мы зарегистрируем за вами столик. Заодно вы ознакомитесь с меню и отметите свои предпочтения в блюдах для повара. А затем нас ждет прием.

— У вас все серьезно, — с уважением заметил я.

Она толкнула створку двери, вышла на крыльцо, и тоном гида начала рассказ:

— Комплекс лекарского братства фонда «Неравнодушные сердца» был построен пару месяцев назад, но уже начал работу и принимает первых пациентов. Лекарское братство специализируется на помощи в реабилитации ветеранам гвардии, которые прошли восстание и гражданскую войну. Но также принимает воинов, которые участвовали в боевых действиях в Африке и Индии. Прием для гвардии бесплатный. Комплекс состоит из десяти зданий.

Девушка направилась по дорожке и вынула из кармана тренькнувший телефон.

— Извините, — она отошла чуть дальше, читая что-то с экрана.

Мы с Муромцевой последовали за ней.

— Вы ведете себя некорректно, Виктория Ильинична, — едва слышно произнес я, обращаясь к спутнице. — Очень строптивы для секретаря. Это может вызвать у людей подозрения.

— Я штурмовой оперативник, а не диверсант, Василий Михайлович, — прошипела девушка. — Поэтому стараюсь как могу.

— Ничего страшного, — успокоил я Муромцеву. — Я придумал вам легенду.

Секретарь с подозрением взглянула на меня:

— Я заинтригована. Не расскажете, чтобы я могла ее поддерживать?

— Думаю, у вас это получится и без знания легенды, — ответил я и принялся слушать вернувшую мне свое внимание Лидию.

— Это административное здание, — начала помощница, указывая на дом, где я вчера проходил собеседование. — За ним располагается Приемный покой и два лекарских корпуса для постоянного наблюдения.

— Постоянного? — уточнил я, осматривая прогуливающихся по территории людей. На многих из них были белые или серые рясы с нашивками номера корпуса.

— Увы, Василий Михайлович, но некоторые наши пациенты приходят с запущенными расстройствами, — с грустью ответила девушка. — Которые усугубили годы приема неправильно прописанных, или вовсе не прописанных микстур, алкоголь и другие пороки общества. Таких мы на какое-то время помещаем под наблюдение. Но вы можете не переживать: стационарная работа вас пока не коснется. Это сложные случаи, которыми будут заниматься душеправы другого ранга. Наша работа будет заключаться в проведении приемной терапии. Так, на чем я остановилась? А, да. Точно. Дальше…

Но что было дальше, я так и не узнал. Потому что в парке за одним из корпусов постоянного наблюдения, послышался визг. А затем хлопки выстрелов. И истошный женский крик:

— Убили!

Из-за угла административного комплекса, пошатываясь, вышел высокий крепкий мужчина лет сорока пяти. Он брел, словно пьяный, покачиваясь и замирая. На груди его растекались красные пятна, пропитывая ткань пиджака. Он сделал несколько шагов по лужайке, пошатнулся и упал в траву. Лидия ойкнула и попятилась. Ее лицо стало бледным, словно мел. Девушка перевела взгляд на угол здания, откуда слышался голос. Я оттолкнул ее в сторону и рванул по направлению к комплексу, на ходу потирая ладони и активируя силу. Использовал способность «мастера-анатома». И рядом с лежавшим в траве человеком появился быстро чернеющий силуэт. Стрелок явно знал свое дело, и поражения были фатальными. Раненому сильно повезло, что он успел активировать броню, и выстрел, который должен был попасть в голову, поглотил силовой доспех. Поэтому я с расстояния бросил в сторону пострадавшего «луч Света», который должен был стянуть раны. О «всплеске эндорфинов» в качестве анестезии думать было уже поздно. Тело окутало бледное свечение, которое начало медленно стягивать сосуды. В этом был минус способности. Она хорошо работала при касании, но на расстоянии она теряла часть лекарских свойств. Я же быстро направился к раненому, чтобы закончить лечение.

— Василий Михайлович, вам туда нельзя, — послышался за спиной растерянный голос Лидочки.

Но я уже срезал путь через лужайку, торопясь к раненому, и оказался неподалеку от тела. За углом здания послышалась какая-то возня и выстрелы. Их оттуда, откуда несколько секунд назад появился раненый, выскочил обезумевший человек. Серая рубаха его была забрызгана кровью. В правой руке он сжимал пистолет.

За спиной послышались испуганные визги. Видимо, собирающаяся толпа зевак быстро поняла, что дело может принять дурной оборот.

Безумец быстро осмотрелся, а затем вскинул оружие и дважды выстрелил, целя в раненого. В голове несчастного появились отверстия, а потом из них наружу вырвались ледяные иглы, причудливым образом образуя вокруг черепа красную корону.

Силуэт «мастера-анатома» почернел. И линии циркуляции крови и силы погасли. Стрелок действовал наверняка. Мне показалось, что на все произошедшее у беглого пациента ушло менее секунды. Во вам случае все произошло так быстро, что ни я, ни Муромцева даже не успели призвать оружие.

Виктория вскинула обе руки, и на кончиках ее пальцев заискрились молнии. А затем раздались выстрелы. И тело безумца задергалось. На губах выступило красное. Он пошатнулся, и пистолет выпал из ослабевшей руки. А следом в траву неподалеку от жертвы сломанной куклой тяжело рухнул и сам стрелок. И я услышал, как стоявшая рядом со мной Муромцева злобно прошипела:

— Зачем ты влез? Я ведь могла связать его.

Я взглянул на дружинника, который стоял рядом с углом здания и направлял оружие в нашу сторону. Парень был молод, и применять оружие ему, видимо, пришлось впервые. И это решение далось ему нелегко. Я заметил, как дрожали ладони, которые сжимали рукоять пистолета. Стрелок был в шоке, так что пришлось потратить способность «спокойствия», чтобы руки парня перестали трястись, а указательный палец случайно не нажал на спусковой крючок. Успокаивающе произнес, усилив голос силой:

— Все хорошо. Он мертв. Все в безопасности. Опустите оружие.

Несколько секунд ничего не происходило. И парень продолжал испуганно переводить пистолет с одного человека на другого, словно пытаясь понять, кто еще из нас планирует дурное. И я удивленно поднял бровь. Все это было очень странно. Обычно в дружину набирали стабильных бойцов, за спиной которых была служба в гвардии, где их учили подавлять эмоции, и выполнять поставленную задачу. Сейчас же, передо мной стоял перепуганный мальчишка, на пару лет старше меня, который явно не контролировал себя. Вторым же удивительным делом было то, что мои способности к успокаиванию работали, но действовали они медленно и плохо. Мне даже показалось, что парень был под чьим-то контролем. Но через мгновение дружинник опустил пистолет. Тряхнул головой, а потом растерянно посмотрел на меня:

— Что… Произошло? — уточнил он.

— Все хорошо.

Я медленно зашагал к дружиннику. Правая ладонь грелась от заготовленной способности. И если что-то пойдет не так, я успею накинуть на себя силовую броню… Наверное.

Но парень продолжал стоять и смотреть на два мертвых тела, которые лежали в траве. Я осторожно активировал «астрального двойника», и сразу заметил большое серое пятно, которое начинало быстро расползаться. Свежее. Но скоро оно почернеет. И тогда пытаться убрать его будет намного сложнее.

Я подошел к дружиннику, положил на плечо ладонь, в которой спрятал еще одну способность «спокойствия». Парень вздрогнул, и по его телу прокатилась волна тепла и Света.

— Идем со мной, — произнес я и обернулся к стоявшей на дорожке Лидии. — Вызывайте прозекторскую бригаду лекарей и жандармов. Эти двое мертвы.

На лужайке не было ни души. Видимо, часть дружинников уже получили приказы и теперь загоняли пациентов по корпусам. Лекари же, как и персонал, понимая, что бойцы из них никудышные, решили укрыться в зданиях, чтобы переждать возможную бойню. Впрочем, я их не винил. Иначе жертв могло бы стать больше.

— А вы? — глупо уточнила помощница.

— А я попытаюсь помочь этому молодому дружиннику, — ответил я.

Впрочем, вызывать никого не пришлось. Потому что вдалеке уже слышались сигналы сирен. Видимо, кто-то вызвал лекарей и жандармов. Несколько здоровяков в форме выбежали на дорожку. Один из них набросил на тела что-то похожее на простыню.

— Вам стоит уйти, — сурово потребовал он. — А ты…

Я загородил собой парня, который уже успел убрать оружие.

— Как душеправ, я заявляю, что этот человек нуждается в помощи. И я займусь этим лично.

— А вы кто? — сразу насторожился дружинник.

Я вынул из кармана пропуск и показал его мужчине. Тот внимательно прочел данные и с подозрением посмотрел на моих сопровождающих.

— Думаю, миньоны дружинников зафиксировали все произошедшее. Так что опросить вас мы сможем и через полчаса. Вы будете на территории комплекса в ближайшее время? Возможно, понадобитесь как свидетель.

— Безусловно, — кивнул я. — Но этого парня я попрошу пройти со мной.

Дружинник как-то странно покосился на стрелка, а потом вновь взглянул на мой пропуск.

— Какие-то проблемы? Я сотрудник комплекса и это моя работа.

Мужчина приложил ладонь к уху, очевидно, слушая инструкцию от кого-то, а потом кисло улыбнулся:

— Хорошо. Вас проводят до вашего корпуса.

Он тотчас потерял ко мне интерес, махнув рукой кому-то из младших помощников.

— Как тебя зовут? — уточнил я у стрелка.

— Коля, — как-то по-детски ответил тот.

— Коля. Это хорошее имя.

Затем я обернулся к Лидии и мягко ей сказал:

— Думаю, экскурсию можно закончить. Нам пора пройти в мой кабинет.

Помощница кивнула, и неуверенной походкой пошла к одному из корпусов. Мы с Викторией последовали за ней. Коля шел следом, а слева от него шагал похожий парень, который выглядел настороженно. Позади нас суетились люди, убирая тела с травы.

Что-то заставило меня обернуться, чтобы успеть заметить открытые мертвые глаза того, кто стрелял. Они показались совершенно черными.

— Какой же все-таки вы несчастливый, — пробурчала Муромцева. — Влипли в эту ситуацию…

— В чем же заключается несчастье? — резко оборвал я девушку. — В том, что мы не пострадали? Вроде там на лужайке лежит не мое тело. И не ваше…

Я бросил на секретаря задумчивый взгляд и скривился.

— Может в этом вы и правы. Если бы пристрелили вас, то мне бы назначили другого секретаря. Кого-то более приятного и сговорчивого. У вас в организации наверняка есть кто-то…

— Не дождетесь, — фыркнула Виктория.

— … пусть даже кривой или горбатый. Я согласился бы на любого помощника, у которого нет такого скверного нрава как у вас.

Говорили мы негромко, но все же Лидия обернулась, наверняка уловив недовольный тон моего голоса.

— Мы уже почти пришли, — сообщила она, словно извиняясь.

Затем бросила осторожный взгляд на стрелка, но тут же отвернулась

Кабинет оказался на втором этаже шестого корпуса. Помещение было разделено на две комнаты. Первой была просторная приемная со столом, за которым, скорее всего, должна была сидеть Лидия.

Я же прошел к двери, на которой была закреплена табличка «Лекарь-душеправ Юсупов В. М». Усмехнулся, невольно отметив, что от практиканта до лекаря, пусть и под контролем куратора, которого мне назначат, я вырос за несколько месяцев. Потянул на себя створку и вошел в помещение.

Свежий белый халат уже висел на вешалке. На рукаве красовалась нашивка фонда с логотипом в виде двух ладоней, которые бережно держали сердце. Я помедлил, а потом уверенно снял пиджак и надел поверх рубашки халат. Тот оказался мне впору. Вдевая пуговицы в разрезы, я заметил вышивку на кармане в виде моих инициалов.

Кабинет с панорамным окном был просторным. Больше, чем тот, в котором я принимал пациентов Дельвига. Причем массивного стола для приема не было. Было два удобных кресла, которые стояли друг напротив друга. Между ним расположился низкий чайный столик. У стены напротив входа высились шкафы со стеклянными дверцами, в которых, очевидно, я должен был оставлять папки с данными пациентов. А из окна открывался прекрасный вид на парк. Я в очередной раз поразился тому, с каким размахом подошли к организации комплекса. Сюда переместили высокие деревья, которые тут наверняка никогда не росли. Сочная трава и аккуратные кустарники создавали красивый фон для дорожек, выложенных светлым камнем, и кованых лавок, который тянулись вдоль этих самых дорожек.

Я прошел на середину помещения. Обернулся. Лидия и Муромцева стояли в приемной. Коля же застыл у входа в кабинет, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь войти. Его сопровождающий маячил где-то за спиной коллеги. И глядя на раскрасневшегося дружинника, я постарался придать лицу благостное выражение. Потому что в память отчего-то пришли сказки про вампиров, которые не могут войти в помещение без приглашения.

— Проходи, — произнёс я и указал на одно из кресел. — Присаживайся.

Словно послушный зомби, парень выполнил мои просьбы. И я сделал знак Лидии, чтобы та закрыла дверь. Муромцева тревожно нахмурилась, но ничего не сказала. Но я заметил, как она переместилась к столику для ожидающих, который был совсем рядом со входом.

Дверь закрылась, и я сел в кресло напротив дружинника. Дружелюбно улыбнулся и активировал «астрального двойника», который возник рядом с Колей.

— Меня зовут Василий Михайлович Юсупов, — начал я. — Лекарь-душеправ. Несколько минут назад ты испытал сильный шок после того, как обезвредил одного из опасных пациентов. Это нормально. Ты ведь впервые лишил жизни, да?

Парень кивнул. И «астральный двойник» подтвердил, что дружинник говорит правду. Ни одно из немногих темных пятен не отреагировали. Да и новых, которые появились бы, вздумай парень солгать, не проступили.

— Так вот, Коля, — продолжил я, усиливая голос энергией. — Если бы ты этого не сделал, могли бы пострадать другие люди. Много мирных подданных империи.

— Почему? — глядя на меня, уточнил дружинник.

— Потому что вокруг были безоружные лекари и их помощники. Совершенно неспособные защитить себя, — спокойно ответил я. — И пациент мог бы застрелить еще кого-то. А если учесть, что пули были усилены способностями льда, они могли разорваться в толпе на осколки. И тогда жертв было бы еще больше.

Парень судорожно кивнул. И я терпеливо продолжил:

— Ты сделал все правильно. Спасал мирных людей, которые могли пострадать. Минимизировал жертвы. Так что тебе не в чем себя винить.

Боковым зданием заметил, как серое пятно «астрального двойника» начало медленно поддаваться, уменьшаясь в размерах.

— Но он же не стрелял. Я просто увидел, как он убил одного из дружинников, который хотел его нейтрализовать, и бросился за ним.

Значит, жертв безумца было две. И одного из дружинников пациент убил на глазах Коли.

— А когда на углу здания был, то увидел, что он стреляет. Ну я и сделал так, как учили.

Мы оказались в темноте. Коля не замечал этого. Он обхватил голову руками и медленно раскачивался.

— Я убил…

— Тяжело отнять жизнь, — произнес я. — Тяжело решиться, если оружие направлено не на тебя, а на других. Вот на себя ответственность и отобрать жизнь. Но в твоем случае либо бы погиб пациент, либо другие, ни в чем неповинные люди. Ты смотрел старый мультик про медведя, который хотел украсть у пчел мед?

Коля словно очнулся и с удивлением посмотрел на меня. Затем медленно кивнул, и я продолжил:

— Вот он там сказал одну хорошую фразу: «Если ты выстрелишь, шарик испортится. Но если ты не выстрелишь, тогда испорчусь я.» И если бы ты не выстрелил — испортился бы я, потому, что был ближе всего к убийце. А затем мой секретарь. И мой помощник. Две девушки, которые сейчас сидят в приемной. Так что выходит, ты нас спас. Мы трое, возможно, обязаны тебе жизнями.

— По инструкции я должен был нейтрализовать его, — произнес парень, словно повторял заученную фразу.

Я послал ему мысленный образ смущенной Лидии и Виктории. Точно понимал, что лучше в его памяти останутся лица живых, чем мертвых.

— Ты не мог этого сделать наверняка, — спокойно проговорил я. — Ты мог попробовать. Но если бы у тебя не получилось — во время стрельбы тот человеку бы сильно разозлился. А злость заставляет силу циркулировать быстрее. И вырабатываться больше. Так что ты действовал наверняка.

Парень на несколько мгновений задумался, а затем вздохнул:

— Наверное, вы правы, мастер Юсупов. Я не мог так рисковать.

— Ты поступил правильно. И оказался на своем месте. Именно благодаря таким людям, как ты простые подданные империи могут спасть спокойно.

— Вы говорите так, словно я герой, — смутился Коля.

— На самом деле герои не носят корон и над их головами не светятся нимбы, — проговорил я уверенно. — Есть люди, которые делают свою работу. Как ты или я. Мы должны быть героями для тех, кто от нас зависит. У тебя сегодня был шанс сбежать или проявить слабость. И ты не сделал этого. Ты проявил силу.

Парен приосанился, и лицо его посуровело.

— Тебе пришлось забрать жизнь опасного человека.

— Он был опасен, вы правы, — кивнул Коля и вдруг содрогнулся. — Я видел его глаза… Он бы не остановился.

— И ты помешал ему сотворить большее зло, — тихо заключил я.

Мы вновь оказались в кабинете. Парень откинулся на спинку кресла и смотрел мимо меня в окно. Его брови больше не сходились у переносицы, губы расслабились. Но несмотря на это Коля неожиданно показался чуть старше своих лет. Словно он что-то понял.

Я испытал удовлетворение, отметив, что серое пятно заметно уменьшилось и поблекло. Совсем убрать его я, увы, не мог. Этот поступок должен был остаться на душе парня, но теперь он хотя бы не будет его беспокоить.

— Я всегда хотел служить родине, — вдруг сказал он. — Хотел, чтобы родители мной гордились.

— Думаю, что вы делаете все, чтобы так и было, — предположил я.

— Я не верил, что смогу сделать то, что сделал там… — он неопределенно пожал плечами. — Злился на себя за то, что если вдруг придется жать на спусковой крючок, я дам слабину.

— Никто из нас не знает, на что способен, пока не придет время это выяснить, — я развел руки в стороны. — Рассказывали, что один полководец, выбирая себе соратников, пугал каждого чудовищем. И тот, кто бледнел, не подходил ему. А мужчины, которые краснели, становились его верными воинами. И неважно, что они вели себя одинаково. Что каждый бросался на чудовище с клинком. Те, кто был бледен — боялись. А те, кто краснел — злились на свой страх. Злость была сильнее страха.

— Спасибо, — сказал дружинник и впервые за все время посмотрел мне в глаза. — Вы помогли мне понять, что я не виноват.

Коля покинул комнату. Я же поднялся с кресла, прошелся к окну, открыл створкуи упёрся руками в подоконник. Глубоко вздохнул свежий воздух и прикрыл глаза, пережидая симптомы выгорания. Пальцы похолодели и слегка подрагивали, а в затылке начала распространяться тупая боль. Я с сожалением подумал, что сила Темноглазого графа полностью во мне перегорела, поменяв цвет. А жаль. Она очень хорошо держала меня в тонусе почти сутки. Даже после помощи дяде, я чувствовал себя прекрасно.

Чтобы быстрее прийти в себя, я потер ладони, заставляя силу разгореться и попасть в кровь. Она прокатилась по сосудам горячей волной. Но легче не стало. Потому что в голове сразу же одна за другой принялись всплывать мысли, от которых боль только усилилась. И первой мыслью, которая не давала мне покоя, было то, как этот внушаемый мальчишка попал в частную дружину?

Следующим вопросом было то, как стрелок смог так легко разобраться со вторым дружинником, который пытался его остановить? Да, бывший гвардеец с боевым прошлым, скорее всего, смог бы оказать сопротивление, но…

Убийца даже не был ранен. Словно напарник не пытался стрелять. Или промахнулся от волнения. И это было странно. Таких неопытных охотно берут в армию, где за годы рекрутства всему обучат, да еще и деньги платить будут. А в частные дружины старались набирать людей после службы. Плюсом было бы участие в боевых действиях. Чтобы в случаях, подобных сегодняшнему, тело реагировало рефлекторно. И руки при этом не дрожали. Здесь же все было как-то… неправильно.

— Странно все это, — едва слышно пробормотал я.

Можно было бы поверить, что парня взяли по знакомству. Но это предположение я отклонил, так как был уверен, что вряд ли кто-то стал бы рисковать своей честью ради обычного парня. То, что Коля был не из благородных, я уже понял. Почему в таком важном месте, как фонд, не озаботились достойной дружиной? Вопрос оставался открытым.

В дверь постучали. Я поморщился и произнес:

— Войдите.

Створка распахнулась, и в кабинет вошла Муромцева.

— Вам тоже потребовалась терапия после случившегося? — не оборачиваясь, уточнил я.

Признаться, я ожидал любой реакции. Вспышки злости, или показное презрение. Даже сарказм. Но девушка меня удивила.

— Странный вы человек, Василий Михайлович. Менее получаса назад вас могли убить. А вы, мало того, что после этого спокойно провели терапию, так еще и шутите.

Я обернулся, взглянул на Муромцеву. Она склонила голову к плечу и устало улыбнулась. Я же прошел к креслу и опустился в него, откинувшись на спинку.

— Убить не могли. Вернее, не хотели.

Девушка скрестила на груди руки и удивленно подняла бровь:

— Вероятно вы не заметили, княжич, но тот нездоровый человек навел на вас пистолет.

Я рассеянно кивнул:

— Верно. Навел на меня оружие. Но стрелок разобрался с одним из дружинников, вышел из-за здания и добил жертву за время, пока я бежал к раненому. Так что если бы он хотел выстрелить еще раз — то легко бы это сделал. И я даже не успел бы активировать силовую броню. А даже если бы успел, то не продержался бы и секунды против ветерана. Но он не стал стрелять.

Виктория поджала губы:

— Полагаю, вы поняли это после произошедшего. Но в тот момент вы неслись навстречу вооруженному человеку, совершенно не защищая себя. И о чем вы только думали?

— О том, что человеку на траве нужна моя помощь, — коротко ответил я и тряхнул головой. — Некоторые вещи мы делаем, не обдумывая, на автомате. Обычно лекари именно так поступают.

— Но вы душеправ! — возразила секретарь.

— Вы говорите так, словно это что-то плохое. Будто не считаете меня лекарем.

Собеседница закатила глаза, всем своим видом давая понять, что я попал в точку.

— Так дело в этом? — повеселел я. — Вы презираете мою профессию.

— Вовсе нет, — горячо возразила Муромцева.

— А за что же вы так меня невзлюбили? — полюбопытствовал я.

Девушка набрала в грудь воздух, собираясь выдать длинную тираду. Но осеклась и закрыла рот. Я выжидательно смотрел на нее, не говоря ни слова.

— Вы меня удивили, Василий Михайлович, — наконец сказал она.

— Это я еще не старался, — отмахнулся я.

— Вы не особо хорошо выглядите, — заметила Виктория нахмурившись.

— Говорю же, что не стараюсь. Но вы как-то очень скоро перешли от комплиментов к осуждению.

Девушка приоткрыла дверь и приказала моей помощнице:

— Подай мастеру отвар или энергон. И быстро.

Лидия почти сразу внесла упаковку батончиков и залепетала:

— У вас есть запас в шкафчике.

— Я еще не сориентировался, — ответил я, снимая упаковочную бумагу с батончика. — Спасибо.

Лидия покосилась на Муромцеву и выскользнула из кабинета. Секретарь подошла к столику и налила в стакан воду из графина. Затем подозрительно принюхалась к жидкости и лишь потом подала ее мне.

— Вы думаете, что меня тут отравят? — удивился я.

— Не нравятся мне лекарни, — неожиданно призналась девушка, а потом дернула плечом. — А тут все такое странное. Словно с картинки. И мне от этого всего не по себе.

— Значит, у вас нелюбовь к лекарням в целом, а не к душеправу в моем лице, — резюмировал я.

— Прекратите меня анализировать, Василий Михайлович, — насупилась Муромцева, но я только развел руки:

— Снаружи на двери есть табличка, на которой указано, что этот кабинет принадлежит душеправу. И анализировать поведение хворых — моя работа.

— Я не хворая, — возмутилась Виктория, и я важно кивнул, дожевывая батончик:

— Отрицание. Это первая стадия к излечению. И ее проходят все мои пациенты. А еще я рад, что вы начали со мной разговаривать.

— Я и раньше с вами говорила, — начала было девушка, но я покачал головой:

— Вы огрызались и рычали, Виктория Ильинична. А сейчас вы перешли к диалогу. И это меня радует.

Щеки девушки покраснели. Вряд ли кто-то говорил, что когда она злилась, то становилась особенно привлекательной. Мне вдруг захотелось сделать кое-что нелогичное. Подойти к девушке, вынуть шпильки из ее волос, позволив локонам выскользнуть из тугого узла и рассыпаться по спине. Но я остался на месте, пораженный собственным мыслям. Похоже, меня здорово повело после лечения. Откаты обычно не бывали такими странными. Я развернул второй батончик.

Девушка замялась, словно бы хотела что-то сказать. Я предположил, что знаю причину ее переживаний.

— Я не расскажу мастеру Круглову о том, что произошло.

— Он и так все узнает, — скривилась девушка и подошла к окну.

— Но если он спросит — я отвечу, что вы отлично себя проявили и закрыли меня от пуль.

— Но все было не так, — она нахмурилась.

— Вы просто не успели. Я прыткий для душеправа. И вы не ожидали, что я такой хороший бегун.

— Признаюсь, ожидала, что вы застынете столбом. Если честно, то думала, что вы сами встанете мне за спину.

Я усмехнулся:

— Жаль, что разочаровал. Но в свое оправдание скажу, что в следующий раз я обязательно спрячусь за вашей спиной.

Виктория насупилась:

— Следующего раза не будет. Я больше не позволю вам рисковать собой. Пока вы под моей защитой…

Я поднял руку, призывая собеседницу замолчать.

— Бросьте. Мы с вами оба понимаем, что Круглов решил перестраховаться и вынудил вас стать нянькой. Вам это не по вкусу. И мне тоже не особо нравится, что приходится терпеть ваше кислое лицо.

Виктория нахмурилась, и я указал на нее пальцем:

— И такое выражение вас не красит. Вам никто не говорил, что так вы кажетесь старше. К слову, сколько вам лет?

Муромцева взглянула на меня с такой злостью, что взглядом можно было плавить металл. Но я стойко его выдержал:

— Не говорите, что неприлично спрашивать даму о возрасте. Я же вижу, что едва ли старше меня. Скажите, как так вышло, что вы уже имеете боевой опыт? Во сколько вы начали службу? Я знаю, что кадеты выходят в рекруты в пятнадцать. Но для этого вы должны быть бастардом. А вы человек с отчеством, а значит, с титулом…

— Василий Михайлович, — холодно процедила девушка, — вы хоть и душеправ, но не понимаете, когда нужно закрыть рот. Поэтому лучше сейчас сделайте это. Потому что выворачивать всю свою жизнь наизнанку перед вами я не собираюсь. Может, вы ожидали, что я прямо сейчас начну вам плакаться о своей приютской жизни и тяжелой доле…

— Ну, не прямо плакать, — торопливо вставил я, но Муромцева меня перебила:

— Закройте рот, княжич. Или я вспомню свое неблагородное прошлое и сдвину вам зубной ряд.

Ее щеки пошли красными пятнами от злобы, но я только усмехнулся:

— А я вашему начальнику жалобу подам. И он вас наругает. Быть может даже в угол поставит.

— Это я переживу. Зато совершенно точно не стану больше за вами приглядывать.

Я покачал головой.

— Ну уж нет, Виктория Ильинична. Вы от меня так просто не отделаетесь. Я потребую вас вернуть. Выдвину условием, чтобы вы отработали услуги зубного лекаря.

Глаза Виктории заискрились яростью.

— Зачем вам это?

— Я вас вылечу, — твердо заявил я. — Мне придется. Я давал клятву.

— Вы… Вы… — девушка задохнулась от возмущения.

— Достаточно простого «спасибо», Виктория Ильинична. И Круглов не узнает, что сегодня вы чуть было не потеряли своего подопечного.

— Спасибо, Василий Михайлович, — просипела девушка.

В комнате воцарилось неловкое молчание. Которое прервал стук в дверь.

— День приема так и не отменили? — уточнила Муромцева.

— Не думаю, что это посетитель, — ответил я и произнес. — Войдите.

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянула Лидия:

— Василий Михайлович, к вам дознаватель из жандармерии.

Я улыбнулся:

— Таких гостей не стоит долго держать в приемной. Пусть проходит. И сделайте нам, пожалуйста, чай.

— Хорошо.

Лидия вышла из кабинета. А через секунду в помещение вошли двое в форме третьего охранного отделения, которое занималось убийствами и разбойным делом.

— Василий Михайлович, мы по поводу убийства мастера Холодова, — начал один из них. — Меня зовут Илья Владимирович Листьев.

Интересно. Выходит, Листьев дворянин, но работает простым дознавателем. Да, звание у него майорское. Значит, дворянство было потомственным. Семья была из слабых, и Илья Владимирович поступил на службу, чтобы не потерять титул. Вряд ли у него выйдет дослужиться до высоких чинов. Но так он не потеряет позиции.

— Проходите, — ответил я. — Правда, кресла только два. Я попрошу секретаря принести одному из вас стул. Вы же окажете нам любезность?

Я обернулся к Виктории, и та на удивление легко согласно кивнула и покинула кабинет. Один из жандармов же сел в кресло и начал разговор:

— Василий Михайлович, что вы видели во время убийства?

Я пересказал историю. Правда, пришлось прерваться, когда в кабинет вошла Муромцева, которая принесла стул для гостя.

— Благодарю, — произнес я, и Виктория вышла в приемную. Второй жандарм взял стул и сел неподалеку от входа. Я же продолжил рассказ. И когда я дошел до момента, как направился к раненому, чтобы помочь, Листьев удивленно нахмурился:

— То есть, вы пытались помочь Холодову, как только он вышел из-за здания?

Я кивнул и просто ответил:

— Я давал клятву. Спасать людей. Этого вашего…

— Холодова, — подсказал Листьев, и я продолжил:

— Холодова я мог спасти. Но действовать нужно было быстро. Поэтому в тот момент я даже не думал, что рядом может находиться его убийца. Поэтому я хотел оказать пострадавшему первую помощь. Вот и все.

— Самоотверженно, — оценил Листьев. — Рисковать ради клятвы и одного человека…

— В этом мире есть те, кто выше людей, — ответил я. — Они строго следят за соблюдением клятв. Так нам на лекарском курсе объясняли. И если клятву нарушить, цвет силы может измениться.

— Вот оно что, — удивленно произнёс Листьев. — И были такие прецеденты? Ну, чтобы цвет силы менялся?

Я кивнул:

— Были, Илья Владимирович. Такие слухи на пустом месте не рождаются.

Жандармы удивленно переглянулись. И по их взглядам я понял, что в охранном отделении все работает не так.

— Ладно, давайте вернемся к теме разговора, — произнес Листьев. — Что было после того, как вы попытались помочь раненому Холодову?

— Потом появился стрелок. И меньше, чем за секунду добил раненого Холодова.

— А потом? — уточнил жандарм. — Он пытался вас застрелить?

Я покачал головой:

— Нет. Если хотел бы, то думаю, он сделал это. Говорю же: боец очень быстро двигался. Странно для криомастера.

— Криомастер? — переспросил Листьев.

— Пули дали эффект ледяных шипов, — ответил я. — Затем стрелок остановился и был убит одним из дружинников. Колей.

— Тот, которого вы забрали не терапию? — уточнил жандарм.

— У парня был шок от содеянного, — возразил я. — Он впал в ступор и вряд ли смог бы рассказать вам что-либо до вмешательства лекаря.

Листьев кивнул, видимо удовлетворенный моим ответом. И встал с кресла:

— Спасибо за помощь, Василий Михайлович, — произнёс он.

Я пожал плечами:

— Всегда готов помочь охранному отделению.

Жандармы подошли к выходу из кабинета как раз в тот момент, когда дверь открылась, и на пороге появилась улыбающаяся Лидия, которая держала в руках поднос с чайником и чашками. Заметив, что жандармы стоят у выхода, она замерла, не зная, что делать.

— Проходите, мастер Лидия, — произнёс я и указал на стол. — Если наши гости хотят остаться на чай…

— К сожалению, у нас еще много дел, Василий Михайлович, — ответил Листьев. И жандармы вышли из кабинета. Лидия же прошла к столику и поставила поднос.

— Мастер Евграфов сказал отпустить всех сотрудников домой. После сегодняшнего инцидента приема уже не будет.

Я взял чайник, налил в чашку настоявшийся отвар. Достал из кармана батончик энергона. Сделал глоток напитка и произнес:

— До чего же прекрасным вышел напиток. Кстати, по поводу инцидента. Мастер Лидия, вы стали свидетелем нападения и убийства. И если вам нужна моя помощь…

Секретарь на секунду задумалась, а затем мотнула головой:

— Не нужно.

Я вскрыл батончик, откусил о него, и принялся торопливо жевать. Довольно прикрыл глаза, чувствуя, как проходят остатки выгорания, а вещество, из которого сделан батончик, начинает вырабатывать силу.

— Поверьте, мне будет несложно, — произнес я и потер ладони. А затем активировал «астрального двойника». И заметив начинающее темнеть пятно, указал в свободное кресло:

— Прошу вас, присаживайтесь.

Работа с Лидией не заняла много времени. И когда пятно стало бледно-серым, я отпустил девушку. И налил в чашку отвара, который уже начал остывать.

— Спасибо вам, Василий Михайлович, — поблагодарила меня секретарь.

— Не за что, — довольно ответил я, отменил способность «астрального двойника», рассеяв силуэт. — Если у вас начнутся кошмары, или состояние, близкое к депрессии и подавленности — сразу же обращайтесь ко мне.

Девушка кивнула и вышла из кабинета. Я же сделал глоток чая и откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Отметив, что после помощи Лидии я чувствовал себя прекрасно. Даже еще одного батончика энергона не понадобилось. Хватило легкого транса.

Дверь открылась, и в кабинет вошла Муромцева.

— Если вам все же нужна помощь душеправа, я готов провести сеанс, — не открывая глаз, произнес я.

— Василий Михайлович, убийство одного человека не идет ни в какое сравнение с тем, что мне довелось видеть в своей жизни, — послышался голос девушки.

— Двух человек, — поправил я секретаря.

Муромцева промолчала.

— Сегодня приема не будет, — продолжил я. — В связи с этим трагическим обстоятельством. Сейчас жандармы опрашивают всех, кто был во дворе и мог что-нибудь видеть. После чего будет приниматься решение, соответствовали ли требования к охране лекарского корпуса всем необходимым пунктам. Но думаю, это быстро решат нужные люди. Значит, у нас вышел дополнительный выходной. На который у меня появились планы.

Виктория усмехнулась и покосилась в сторону приемной, но я с осуждающим видом покачал головой:

— Фу, какие пошлые у вас мысли, Виктория Ильинична. Я всего-лишь имел в виду небольшое, независимое расследование. Может быть, у нас получится пролить свет на это темное дело?

— Вы хотите попытаться распутать это убийство? — удивленно переспросила Виктория.

— Вряд ли этим будет заниматься жандармы, — ответил я. — Дело спишут за гибелью подозреваемого. Особенно если Холодов бастард, и со стороны родни будет некому следить за ходом дела.

— Там же все понятно. Один из пациентов совсем обезумел и решил прикончить какого-то бедолагу. Вот и все.

Я кивнул:

— Уверен, что так же подумают и жандармы. Но! — поднял указательный палец и продолжил. — На убитом была обычная одежда, а не ряса лекарни. Но он был ранен у больничного крыла. И это уже наводит на разные интересные мысли. Разве вам не любопытно, что он там делал, Виктория Ильинична?

— И с чего вы хотите начать расследование? — поинтересовалась Муромцева.

Я ненадолго задумался:

— Полагаю, с обеда, — произнес после паузы, и пояснил. — В связи с сегодняшними событиями пообедать так и не удалось.

Девушка удивленно подняла бровь, а затем усмехнулась:

— А если серьезно?

— Для начала, хотелось бы узнать, кто такой этот Холодов, и что он делал возле лекарского крыла, — ответил я встал с кресла, и направился к двери. — Это даст нам догадку, как этот человек довел до приступа гнева нашего стрелка.

— А если этот человек просто хотел кого-нибудь убить? — хитро уточнила девушка.

Я покачал головой:

— Вряд ли.

— Почему?

Я остановился у двери. Обернулся и ответил:

— Потому что если бы он был признан агрессивным и опасным для общества, то его никогда бы не выпустили на прогулку в общий двор. Только в закрытый внутренний дворик, в чип-браслетах, которые блокируют силу, и под усиленной охраной. При попытке к бегству, его бы без сожаления убили.

— Может быть, он бежал из корпуса и хотел вырваться с территории? — предположила Муромцева.

— Не может, потому что тогда бы в корпусах было поднята тревога, — возразил я. — И вся охрана комплекса блокировала бы комплекс. Я не был в местных лекарнях, но обычно миньонов-разведчиков в таких корпусах так много, что бежавшего хворого найдут уже через минуту.

— И что остается? — уточнила Виктория.

— Ну, моя версия в том, что этот самый Холодов смог очень сильно повлиять на душевное равновесие стрелка. Но Холодову этого показалось мало. И он зачем-то решил проведать стрелка уже в больничном корпусе. Что и стало его роковой ошибкой. Кстати, сегодня приемный день?

Я открыл дверь и вышел в приемную.

Лидия сидела за столом. Смотрела в монитор, и быстро стучала пальцами по клавишам. Заметив меня, она отвлеклась от своего занятия и улыбнулась:

— Вы домой, Василий Михайлович? — уточнила она.

— Сначала на обед, — ответил я.

— В нашем комплексе есть отличная столовая, — произнесла девушка. — Уверена, блюдо дня вам очень понравятся

Обедать в комплексе мне не захотелось, поэтому я покачал головой:

— Обязательно ее посещу, но не сегодня.

Лидия кивнула:

— Хорошо. Было бы неплохо составить меню для повара. Чтобы он точно знал, что готовить для вас.

— Я составила список блюд для княжича Юсупова, — внезапно заявила Виктория, а потом улыбнулась мне, — Вы ведь не возражаете, мастер, что я занялась своей работой?

— Конечно, спасибо вам за вашу заботу. Но сегодня я хотел бы познакомить вас с кухней, которая мне по вкусу. Вы ведь позволите мне, пригласить вас на поздний обед?

Было заметно, что Муромцева собиралась возразить, но под осуждающим взглядом Лидочки вынуждена была кивнуть.

— Тогда идемте, — заключил я и направился к дверям. — До понедельника, Лидия.

— До понедельника, Василий Михайлович, — ответила секретарь.

Уже у двери я остановился, обернулся и произнес:

— А вы…

— Увы, у меня еще много дел, — с сожалением ответила девушка. — Так что сегодня я скорее всего задержусь до вечера.

Я кивнул:

— Если будет нужно — я готов выйти в свои выходные. Так что если будут интересные дела…

— Ваш график составлен на два месяца вперед, мастер Юсупов, — ответила девушка. — Но если возникнет сложная ситуация — я вам сообщу.

— Спасибо.

Я улыбнулся, повернул дверную ручку и вышел в коридор.

— Похоже, вы и правда неплохой душеправ, — произнесла Виктория, когда мы спускались по лестнице. — Для практиканта.

Я обернулся к девушке и уточнил:

— С чего вы взяли?

— Ну, раз в первый день ваш график уже расписали на два месяца вперед, то видимо вы хороший специалист.

Я не стал говорить Муромцевой, что штат скорее все не до конца укомплектован. Как и то, что принимать я должен всего три дня в неделю. А за зарплату, которую я попросил, Евграфов забьет мой рабочий день по максимуму. Вместо этого ответил.

— Увы, Виктория Ильинична, но я не в праве давать оценку своей специализации. Я просто должен быстро и хорошо выполнять свою работу. А про мои умения должны говорить мои дела.

— Какой скромный, — покачала головой Муромцева.

— Тщеславие — грех, — пожал плечами я. — А путь светлого должен обходить пороки.

— Ну, в монашеской жизни есть свои плюсы, — согласилась девушка.

Я уже открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент мы вышли в холл. Где стояли двое уже знакомых мне жандармов. И я решительно направился к ним.

— Еще раз добрый день, — начал я, поравнявшись с ними. — Как продвигается допрос свидетелей?

— Добрый, — ответил Листьев, убирая пачку бланков в папку. — Свидетелей еще много.

— Можете передохнуть в моем кабинете, — предложил я. — Секретарь сделает вам расслабляющий чай.

Жандармы переглянулись. И Листьев осторожно произнёс:

— Были бы очень признательны, мастер Юсупов. Просто сейчас еще много работы…

Я улыбнулся:

— Как решите — вы знаете, где мой кабинет. Этого Холодова конечно очень жаль, но и отдыхать тоже нужно.

Листьев кивнул:

— Ваша правда, мастер Юсупов. Среди журналистов редко можно встретить хорошего человека.

— Он был журналистом? — удивился я, и жандарм взглянул на меня так, будто решил, что я только что вышел из дремучего леса:

— Еще какой, Василий Михайлович. Святослав Иванович Холодов был корреспондентом шестнадцатого полка. Именно он заподозрил заговор в рядах «Серых Волков», и попытался его раскрыть, но отступники уже устроили чистку рядов и встали на площади. Тогда, Холодову едва удалось спастись.

— Вот как, — пробормотал я. — И правда значимая фигура. Спасибо за минутку просвещения.

— Посмотрите его документальные расследования про отступников, — произнес напарник Листьева.

— Обязательно, — заверил я. — Ну, мне пора. До встречи, мастера.

— До встречи, Василий Михайлович, — ответили жандармы, и я направился к выходу.

— Вы умеете заводить друзей, — признала Муромцева, когда мы уже вышли из здания.

Я прищурился от яркого солнца и ответил:

— Это несложно, Виктория Ильинична. Достаточно просто быть дружелюбным. Вот и весь секрет. Ну и светлые способности.

Я спустился по ступенькам и направился к машине.

— Какие способности? — мигом уточнила девушка.

— Разве вы не слышали? — удивился я.

— Нет, — растерянно ответила Муромцева.

— Иногда если нужно получить нужную информацию быстро, лекари прибегают к убеждению. Нужно только добавить в слова немного силы — и вуаля.

Я не стал уточнять, что эту способность приходится очень долго тренировать. Да и работает она далеко не со стопроцентным результатом. Но сказанного мной вполне хватило. Девушка встревоженно посмотрела на меня, словно пытаясь понять, говорю ли я правду, или это очередная шутка.

— Ну что вы так смотрите? — удивленно спросил я. — Это способность необходима для лекаря. С ее помощью гораздо проще убедить хворого, что нужно постоянно принимать микстуры, или пройти курс лечения в лекарне.

— Надеюсь, на мне вы эту способность не применяли? — грозно нахмурив брови, уточнила она.

Я вздохнул и ответил, постаравшись добавить в голос сожаления:

— Пока нет, Виктория Ильинична. Но когда-нибудь, я попрошу вас станцевать на столе. И вы не сможете мне отказать.

Девушка зло засопела и не проронила ни слова, пока мы не вышли на парковку. Уже там она произнесла:

— Я не одета для ресторана. Не хочу вас смущать. Быть может вы…

— Прекратите, — отмахнулся я. — Вы пытаетесь навязать мне образ сноба, но сами ведете себя некрасиво. Вы прекрасно выглядите. А если перестанете кривить лицо от каждой моей фразы, то окажетесь вполне симпатичной девушкой, с которой не стыдно зайти в приличное место.

— Вы пытаетесь меня обидеть? — начала было секретарь, но я ее перебил:

— Вовсе нет. Просто говорю как есть.

Виктория замолчала, обдумывая. Затем обошла авто и села за руль. Я же разместился на заднем диванчике.

— Куда едем? — обернувшись ко мне, уточнила девушка. — Здесь неподалеку есть неплохое заведение.

— Доверюсь вашему вкусу, — откинувшись на спинку, произнес я. — Едем.

Девушка завела двигатель, и машина выехала с парковки. Я же задумался о произошедшем убийстве.

— Выходит, этот Холодов и правда хороший человек, — протянул я. — Раз уж даже жандармы хорошо отзываются о журналисте. Такое, признаться, я вижу впервые. Вы слышали о Холодове, Виктория Ильинична?

Девушка взглянула на меня в зеркало заднего вида и ответила:

— Нет.

Я кивнул:

— Слишком уж много времени прошло со времени Восстания. Хотя, вы должны были с ним пересекаться, если журналист делал документальные фильмы про отступников.

Муромцева покачала головой:

— Я точно нет. Возможно, кто-нибудь из Братства…

Я задумчиво взглянул в окно. И Виктория, которая то и дело косилась на меня в зеркало заднего вида, не выдержав, уточнила:

— О чем задумались, Василий Михайлович?

— О том, почему ветеран гвардии убил такого хорошего и уважаемого журналиста, — пробормотал я и взглянул на Муромцеву. — Согласитесь, с новыми данными дело начинает принимать интересный и загадочный оборот.

И к моему большому удивлению, Виктория ответила:

— Наверное, вы правы, мастер Юсупов. Наверное, вы правы.

Машина остановилась на парковке. А Виктория обернулась ко мне и произнесла:

— Прибыли, мастер Юсупов.

Девушка вышла из салона. Открывать дверь для меня она не стала. Но совершенно забыла, что заблокировала их, когда мы отъезжали от лекарни. Я не отказал себе в удовольствии остаться на сиденье до тех пор, пока девушка не скрестила на груди руки и выразительно уставилась на меня.

Но положение спас швейцар. Он подбежал к машине и угодливо попытался распахнуть дверь. Та не поддалась и теперь уже я скрестил руки на груди, глядя на Муромцеву. Та спохватилась и нажала на кнопку, открыв замок.

— Благодарю, — сказал я и вложил в руку мужчины купюру.

Потом покосился на Викторию и добавил:

— Признайтесь, вы просто хотели оставить меня без обеда?

— Чтобы заморить вас голодом, — проворчала Виктория Ильинична.

— Я беспокоился, что вы в отместку отвезете меня в какую-нибудь закусочную, где подают жареных голубей.

— Вы ведь угощаете, — напомнила мне девушка. — И потому я откажусь от обычных голубей и закажу для себя чего-нибудь более приятного на вкус.

— То есть вы знаете, какие на вкус городские птицы? — удивился я.

— Пусть для вас это останется секретом, — усмехнулась Муромцева.

Внутри заведение оказалось просторным и светлым. Интерьер напоминал палубу корабля, а официанты ходили в форме юнг. Я предположил, что Виктория решила мне угодить. Наверняка она знала, что я частенько захаживал в рыбный ресторан рядом со старой работой. Но удивился, когда распорядитель тепло с ней поздоровался.

— Здравы будьте, Виктория Ильинична, — парень в тельняшке ей поклонился.

— И тебе не хворать, — отозвалась девушка. — Найдется для меня и моего… сопровождающего столик.

— Как официально, — едва слышно хмыкнул я.

Распорядитель проводил нас к столу у окна, который как раз насухо вытер салфеткой официант. Он почти тотчас принялся нахваливать блюдо дня.

— У нас сегодня знатная жареная корюшка и травами.

— А подай к ней серый хлеб с отрубями и нарезанный дольками лимон, — попросил я прежде, чем ответила моя спутница.

— И мне того же, — сказала она и потом удивленно взглянула на меня. — Вы правда будете это есть?

— Вы надеялись, что я буду пить чай и морщить нос? — развеселился я.

— Или потребуете семгу на сливках, — честно призналась Муромцева.

— Мне интересно, откуда у вас столько стереотипов обо мне? Или вы всех представителей княжеской крови считаете заносчивыми и никчемными?

— Не всех, — хмыкнула девушка.

— Значит, дело в профессии, — сам себе сказал я и продолжил уже громче, — Ну, теперь вы узнали, что я предпочитаю вкусные простые блюда. Может я и в других вещах не такой уж безнадежный.

— Я была удивлена, что вчера вы сами убрали со стола. И даже заварили чай, — внезапно призналась Виктория.

— Но справился со всем этим я с большим трудом, — вздохнул я.

— Мне начинает казаться, что вы играете со мной, Василий Михайлович, — прищурившись, предположила девушка, и я притворно округлил глаза:

— Высший меня сохрани. Никогда бы не стал шутить с такой опасной дамой.

Нам подали рыбу на белоснежных тарелках. Рядом официант положил салфетки. Я полил золотистую корюшку соком лимона и отложил в сторону вилку с ножом. Виктория следила за мной, наверняка надеясь, что я покажу свое настоящее лицо. Лицо, которое она нарисовала в своем воображении. Но аромат от блюда исходил чудесный и мне хотелось есть. Потому я принялся есть руками. Моя спутница хмыкнула и также отложила приборы. Она ела с удовольствием, отламывая кусочки от ломтя хлеба и посыпая их крупной горьковатой перечной солью.

Прерываться на разговоры не хотелось. Как и думать о чем-то плохом. Впрочем, Виктория решила не продолжать выяснять отношения. Я подумал, что причиной ее плохого настроения был голод. Быть может, она как и многие люди, недовольничала до обеда. А после трапезы станет вести себя вежливо.

— Вы часто здесь бываете? — спросил я, когда опустевшие тарелки убрали со стола.

— Иногда захожу, — уклончиво отозвалась девушка. — Мне нравится простая кухня. Тут кормят сытно и вкусно. Не думала, что вы оцените.

Я пожал плечами.

— В семье Юсуповых уважают простые блюда. Наша кухарка готовит для меня и дядюшки именно такие яства. Лишь изредка балуя нас чем-то изысканным. Но самое удивительное происходит, когда Петр Феликсович решает сам заняться готовкой. Если однажды вам доведется испытать на себе его кулинарные таланты, то приготовьтесь.

— Все настолько плохо? — девушка улыбнулась.

— Пусть для вас это будет сюрпризом, Виктория Ильинична.

— Вы коварный, княжич. Не ожидала от вас такого.

Девушка поставила локти на стол и устроила подбородок на своих ладонях. Я смотрел как солнечные косые лучи скользят по ее лицу, как обрисовывают тонкий бледный шрам на ее лбу, которых походил на штрих. Как свет тонет в ее темных волосах. И подумал, что хотел бы знать, чем можно развеселить Викторию, чтобы удостовериться, что на ее щеках и впрямь появляются ямочки, когда девушка улыбается.

— Вы странно на меня смотрите, — сказала она и прищурилась.

— Это последствия стресса после того, что произошло в лекарне, — отмахнулся я.

Секретарь обеспокоенно нахмурилась.

— Может вам нужен душеправ? Вы помогли Лидии и тому парню… как его…

— Коля. — кивнул я и продолжил, — Он хороший парень. Но мне душеправ без надобности.

— Вы в этом так уверены, Василий Михайлович? — уточнила Муромцева, и кивнул:

— Конечно. Ведь я не испытываю вины. Я сделал все, что мог, чтобы попытаться спасти раненого В этом я уверен. Как и в том, что никак не мог спасти от пули стрелка.

— То есть, для того, чтобы сохранит душевное равновесие достаточно не быть виноватым? — уточнила девушка.

— Не всегда. Можно быть виновным в чем угодно, но при этом не ощущать угрызений совести.

Девушка заправила за ухо выбившуюся прядь волос и дождалась, пока официант поствить посреди стола стеклянный чайник. Внутри него в светлом настое раскрылся большой розоватый цветок.

— Вы часто встречаете таких людей? — спросила Муромцева, когда мы вновь остались одни.

— Людей без совести хватает, — ответил я. — Они живут куда спокойнее тех, у кого эта самая совесть имеется. И это не обязательно плохие люди. Многие из них верят в свои идеалы. Они готовы пойти на многое ради исполнения клятв.

— Вы говорите о военных? — осторожно уточнила девушка.

— И о них тоже, — кивнул я. — Они выполняют долг, не задавая вопросов, не выказывая сомнений. Во время восстания, многим гвардейцам из полков, которые остались верны Императору, пришлось сражаться с братьями. Без сомнений и сожалений. Иначе Империя бы рухнула.

Виктория отвернулась, взглянув в окно. Я с трудом сдержался, чтобы не потянуться к ней. Даже не прибегая к своему таланту я ощутил, что в ее душе колышется тьма.

Мы закончили обед, и, несмотря на возражения Муромцевой, я попросил общий счет.

— По правилам этикета по счету платит тот, кто приглашает на трапезу, — пояснил я, вынимая из кармана бумажник. — Особенно если приглашенный работает на семью.

Подошедший официант положил передо мной папку со счетом, я разместил в кармашке нужную сумму, прибавив к ней чаевые, встал с кресла и направился к выходу. Виктория последовала за мной.

— Обычно я сама за себя плачу. Как-то непривычно… — пояснила она свое упрямство по пути к машине.

— Если вам будет спокойнее, то разрешаю вам пригласить меня куда-нибудь, — спокойно ответил я. — И оплатить счет.

— Разрешаете? — иронично спросила девушка, и я поспешно уточнил:

— В приличное место, где много людей. А то знаю я вас, независимых девушек. Опоите честного княжича и снимете на телефон, как я танцую без рубашки. А потом начнете требовать, чтобы я извинялся.

— За что?

— Уж поверьте, Виктория Ильинична, всегда найдется за что извиняться. Может, я и произвожу впечатление приличного молодого человека. Но вполне могу натворить всякого, за что должно быть стыдно.

— «Должно» или «будет стыдно»? — уточнила девушка. — Это важно, Василий Михайлович.

— У меня весьма устойчивая психика, как и положено душеправу. И потому я обязательно найду себе оправдание в любой ситуации, связанной с танцами без одежды.

— Да вы опасный человек, — фыркнула секретарь.

— Это вы еще не видели, как я готовлю. Получается чистый яд, даже если я жарю яичницу. Руки-то у меня не заточены под труд. Только ручку держать и умею.

Виктория наконец улыбнулась, оценив шутку, и я убедился, что ямочки на ее щеках и впрямь проявились.

— Куда едем дальше, Василий Михайлович? — поинтересовалась она.

— Домой, — просто ответил я.

— А как же расследование?

Я подошел к машине, открыл заднюю дверь и сообщил:

— В семье Юсуповых есть ветеран времен Восстания. Так что лучше всего сначала узнать у него, помнит ли он этого Холодова.

— Полагаете, Петр Феликсович знает этого человека?

— Может, он и страдает от больной ноги, но ум его все также ясен. Постарайтесь не относиться к нему как к списанному в запас гвардейцу. Этим вы можете его обидеть. И потом, я вам не позавидую.

— Думаете, он переселит меня в подвал? — хмыкнула Виктория.

— Полагаю, что однажды и вы можете оказаться на его месте, — просто заявил я. — И к вам тоже могут приставить молодого и крепкого сотрудника. Хотелось бы вам снисходительного от него отношения?

— Точно нет, — она мотнула головой и тихо продолжила. — И я не позволю себе неуважительного поведения в присутствии Петра Феликсовича. В нашей организации он легенда. Да и мало кому удалось бы справиться с теми двумя в подвале. А он сумел.

— Он и мне бы помог, если бы успел, — добавил я и устроился на заднем сиденье.

Муромцева же обошла машину и села за руль. Завела двигатель, и авто выехало с парковки.

Всю дорогу я молчал, думая об убийстве журналиста. Да еще и ветераном-гвардейцем, который сохранил верность Императору. Виктория же то и дело косилась на меня в зеркало заднего вида. Похоже, девушка ожидала очередного саркастического разговора. Но я молчал, откинувшись на спинку сиденья. И наконец, Муромцева не выдержала и уточнила:

— Василий Михайлович, с вами все нормально?

— Да, — ответил я. — Все хорошо. Я неважно выгляжу?

— Просто вы о чем-то задумались. И кажетесь мрачным.

— Да вот интересно стало, из какого полка был убийца Холодова, — ответил я.

— Почему вы не уточнили это у жандармов? — осведомилась Муромцева.

— Вряд ли они бы ответили мне на этот вопрос, — отмахнулся я и заметил, как улыбается Муромцева:

— У вас же есть способности к уговорам, — произнесла она. — Или…

Я едва слышно вздохнул. Высший дал Муромцевой шанс отыграться. И я был уверен, что девушка им воспользуется. Так и вышло. Помощница ненадолго замолчала, словно давая мне шанс признаться в просчете. А затем продолжила:

— Неужели вы забыли про это, Василий Михайлович?

Она хитро взглянула на меня в зеркало заднего вида. И я с неохотой признался:

— Не рассмотрел эту возможность. И на душеправа бывает непробиваемый психоз.

Заметил, как она снова улыбнулась, явно довольная маленькой победой. Но, к моему удивлению, развивать тему секретарь не стала.

— Это поправимо, — добавил я. — Завтра можно под каким-нибудь предлогом заглянуть на работу и попытаться найти списки тех, кто находился под постоянным наблюдением в лекарском лазарете. Или, если повезет, узнать нужную информацию из газет или новостей.

Муромцева важно кивнула, но в ее глазах плясали искры. Я же прикрыл веки и задремал. Проснулся же я от голоса Виктории:

— Приехали, княжич.

Я с неохотой открыл глаза и взглянул в окно. Авто стояло у крыльца дома. Я обернулся, оценив, что у открытых ворот расположился незнакомый парень в форме дружинника.

— Благодарю, Виктория Ильинична, — произнёс я и вышел из авто. Осмотрелся по сторонам, но никого больше не заметил.

Машина поехала к гаражу, я же потер руки и активировал «астральных двойников», чтобы проверить обстановку.

Двор был чист. А вот за стеной особняка я увидел три силуэта, один из которых был мне знаком.

— Что-то не так, Василий Михайлович? — послышался за спиной знакомый голос Муромцевой.

— Нет. Все нормально, — ответил я, поднялся по ступеням крыльца и открыл дверь.

Дядя сидел в гостиной. Компанию ему составляли уже знакомый мне Иванушка, и паренек лет двадцати, которого я видел в «Диадоре». Святогоров, кажется. Троица пила чай и о чем-то разговаривала. А еще я с удивлением заметил, что телевизор вновь выключен. И это во время дневных передач про всякое непотребное, чего Петр никогда не пропускал пообсуждать. Заметив меня, собравшиеся в гостиной замолчали.

— Все чудесатее и чудесатее, — пробормотал я, осматривая гостей.

— И тебе добрый день, — ответил дядя и сделал глоток чая.

Бойцы из «Серого Братства» поздоровались со мной, и я кивнул в ответ.

— А что «чудесатее», Василий Михайлович? — не понял Иванушка. — Мы вас смутили?

— Телевизор выключен, — пояснил я и прошел к столу. — В последний раз в этой гостиной было, только когда вместо дяди в кресле сидел Темноглазый граф.

Пётр усмехнулся, показывая, что оценил шутку. Сделал глоток чая и хитро уточни:

— Как прошел первый рабочий день?

— Все прошло достаточно продуктивно, — ответил я и прошел к столу. — Правда, поработать почти не довелось.

Петр сделал глоток чая и удивленно поднял брови:

— Это еще почему? Знакомство с лекарским комплексом?

Я сел в кресло и налил в чашку отвара и уклончиво ответил:

— Почти.

— Во время экскурсии по комплексу, один из находящихся под наблюдением убил дружинника и еще какого-то посетителя, — ответила за меня Муромцева.

Дядя понятливо кивнул:

— Вот оно что. А кого убили?

— Какого-то Холодова, — ответил я и сделал глоток отвара.

Отметил, как от моих слов Иванушка аж приоткрыл рот от удивления, а дядя насупил брови:

— Какого-то, — хмыкнул он и покачал головой. — Эх, молодежь. Святослав Иванович был легендой репортерской службы времен Объединительных походов. Его заметки про победы и достижения гвардии читали миллионы жителей Империи. А все другие корреспонденты хотели быть похожими на него. Не то, что нынешнее племя.

— Я смотрю, вы уже были в курсе последних событий, — резюмировал я и сделал еще один глоток.

— Ну, новости-то мы смотрим, чтобы знать, что в мире делается, — ответил Петр. — А это главная новость дня. Сегодня по всем каналам рассказывали.

— А чем занимался этот Холодов после Восстания? — уточнил я.

— Выводил на чистую воду всяких причастных к ереси в армии, — спокойно ответил Петр.

— Прямо ереси? — удивился я.

— Ну не совсем. Разоблачал взяточников, казнокрадов и других нехороших людей, — поправился дядюшка.

— А про исполнителя не говорили? — как бы между прочим уточнил я.

Пётр покачал головой:

— Может быть, в вечернем выпуске скажут. А ты чего этим так заинтересовался?

Он испытующе взглянул на меня, и я ответил:

— Да так. Любопытно просто.

— Скоро узнаем, Василий Михайлович, — пообещал Иванушка.

— И как вам работается вместе с мастером Муромцевой? — вдруг спросил Святогоров.

Я посмотрел на помрачневшую девушку и ответил:

— Даже не представляю, как я раньше обходился без помощницы. Виктория Ильинична — невероятно чуткая, исполнительная и вежливая сотрудница. И видели бы вы, как она кинулась меня защищать.

С каждой сказанной мной фразой брови девушки дергались, пытаясь подняться.

— Подумываю вот попросить Круглова назначить Викторию Ильиничну в нашу семью на постоянную работу, — продолжил я. — Буду экономить на обедах и найму ее в секретари на полную ставку.

— А мы думали, что вы попросите заменить ее, — бесхитростно сообщил Иванушка.

— Уж не вы ли, мастер Святогоров, желаете занять ее место? — я сделал вид, что задумался.

— Нет, спасибо. Я лучше буду сменять Волкова рядом с Петром Феликсовичем, — с улыбкой ответил парень. — Он плюшками нас балует и всякие истории рассказывает. А вот душеправ наверняка попытается лечить.

— Если есть от чего лечить, то я вас и дома найду. И придумаю повод для визита, — с улыбкой сообщил я допил отвар и встал из-за стола. — Я клятву давал. А теперь прошу меня простить. Сегодняшний день выдался очень уж утомительным.

— Все хорошо, Василий Михайлович, — ответил Иванушка.

Я вышел из гостиной, поднялся по лестнице. Вошел в свою комнату. Закрыл за собой дверь, взял со стола пульт и включил телевизор. Сел в кресло, нажал кнопку «пуск» на системном блоке компьютера. Нетерпеливо забарабанил пальцами по столу, ожидая загрузки. Все новости уже, скорее всего, залиты в Сеть. Может быть, там получится узнать имя убийцы?

На мониторе промелькнул экран загрузки, пискнул, подключаясь модем, и я быстро открыл поисковую сеть. Вбил в строку «убийство в лекарском корпусе фонда 'Неравнодушные сердца».

Результатов было мало. В основном в несколько строк на сайтах крупных изданий. И только на второй странице, на сайте переодики «Правда», я нашел информацию, касающуюся событий.

Статья называлась «Уход легенды», я с интересом открыл ее и принялся читать.

«Сегодня в полдень случилось трагическое событие для всей репортерской службы Империи. В лекарне 'Неравнодушные сердца», был убит Святослав Иванович Холодов, репортер, который работал с полком «Серые Волки». Он все время был в одном ряду с гвардией во время Объединительного похода. Незадолго до Восстания, Холодов начал расследование про Волчье Братство, тайный совет, который создал командир полка. Он передал информацию, которую успел собрать, в охранное отделение, но жандармы не успели рассмотреть бумаги.

Холодову и небольшой части лояльных Императору гвардейцев чудом удалось спастись во время резни, когда отступники убивали остатки лоялистов, и вернуться в Выборг незадолго до Восстания. Святослав Иванович устроился репортером в газету «Правда», где и проработал до самой смерти. Все время Гражданской Войны, Холодов прошел вместе с разными полками гвардии. После окончания Восстания, Холодов начал преподавать репортерское дело в Первом Императорском Университете, чтобы передать опыт и знания. И за время работы, Святослав Иванович стал куратором и наставником, который вырастил и привил любовь к делу журналистики не одному поколению работников репортерского дела. Как его ученик, я могу с уверенностью сказать: Холодов был большим человеком с чистым сердцем. Верным подданным Империи. Он всегда занимался репортерскими расследованиями, выводя на чистую воду казнокрадов и других нечестных людей, которые занимали должности и звания в армии. И сегодня этот человек пал от рук Павла Сухомлина, ветерана, который находился под наблюдением в лекарне «Неравнодушные Сердца».

После этого события у меня осталось много вопросов. И главный из них — почему не успела отреагировать охрана? Ветеран смог убить одного из дружинников, Холодова, и только после этого пал от пули охранника. Молодого пацана, которому едва исполнилось двадцать? Почему такие молодые бойцы охраняют лекарню, в которой находятся под наблюдением бывшие гвардейцы? Разве такой объект не должны охранять люди с боевым опытом? Может быть, комиссии Синода стоит обратить на это внимание, пока смертей не стало больше?

Редакция газеты «Правда» выражает искренние соболезнования родным и близким Холодова. Вечная память великому репортеру'.

Я откинулся на спинку кресла. Скрестил руки на груди и уставился на экран. После прочтения статьи вопросов стало только больше. Значит, во время Гражданской Войны Холодов работал на передовой. Значит, мог находиться в клинике, как гвардеец. Но что они не поделили с бывшим гвардейцем тринадцатого? Самого дисциплинированного и верного традициям полка? И что Холодов делал рядом с лекарней?

Вряд ли он был в клинике фонда по работе. Судя из написанного, Святослав Иванович занимался расследованиями в отношении армейских офицерских чинов. А написать статью про открытие клиники для ветеранов гвардии он мог и после разговора с Евграфовым, который дал бы репортеру провожатого. Но тогда стрелок, скорее всего, убил бы и сопровождающего. А во всех новостях говорят только про два трупа.

Да и почему Холодов не оказал стрелку сопротивление. Он был боевым репортером. Человеком, который наверняка знал, с какой стороны берутся за клинок, и вероятно неплохо умел стрелять. Но Святослав Иванович вышел из-за угла лекарни без оружия. В общем, вопросов стало только больше.

Я открыл ящик стола, вынул блокнот и переписал имя репортера — автора статьи и номер редакции. Вытащил телефон, быстро надавил на клавиши с цифрами.

Трубку не брали долго. И когда я хотел было отменить звонок, когда в динамике послышался женский голос:

— Редакция газеты «Правда».

— Здравствуйте, — осторожно произнес я. — Я хотел бы поговорить с…

Взглянул на листок блокнота, сверяясь с именем журналиста. И продолжил:

— Острым Борисом.

В динамике послышался смешок. А затем девушка произнесла:

— По поводу Холодова?

— Да, — ответил я.

— Зачем вам это? Вы репортер из газеты?

В голосе девушки прозвучало подозрение. И я поспешил ее успокоить:

— Нет. Меня зовут Василий Михайлович Юсупов, я связан с произошедшим…

— Жандарм, — хмыкнула девушка. — А я думала, дело уже закрыто. Ладно, я ему передам.

Она зажала ладонью динамик, что-то кому-то сказала, но слов я не расслышал. А через несколько секунд произнесла уже мне:

— Он просил передать жандармам, что будет обедать в кафе «Чердак». Через час можете заглянуть и поговорить с ним.

— Хорошо, — растерянно ответил я, и девушка завершила вызов. Я же открыл карту города, чтобы найти нужное мне место.

«Чердак» располагался в центре Северного острова. От особняка до указанного репортером адреса ехать было минут тридцать. Если дороги будут пустыми. И я встал с кресла и направился к выходу из комнаты.

Дядя был в гостиной один. Хотя чашки на столе стояло две. Значит, кто-то из гостей ушел, второй же отлучился по делам.

К моей радости, в этот раз телевизор работал, и дядя дремал перед включенным экраном. Поэтому я осторожно добрался до двери и покинул особняк. Чтобы на крыльце столкнуться с Муромцевой, которая смерила меня подозрительным взглядом и уточнила:

— Далеко собрались, княжич?

— В «Чердак», — спокойно ответил я. — Кафе такое.

Девушка задумчиво потерла ладонью подбородок. А затем радостно произнесла:

— Какое совпадение. Я как раз знаю, где это. И могу довезти вас, Василий Михайлович.

— Хорошо, — покладисто ответил я. — Если бы вы меня отвезли, то на такси тратиться не пришлось.

— Я подгоню машину, — произнесла Виктория, делая вид, что не заметила моего сарказма. — И впредь, Василий Михайлович. Предупреждайте о поездках заранее.

Я только пожал плечами, словно говоря: «виноват». Муромцева развернулась и направилась к гаражу. Я же спустился по ступенькам крыльца и принялся ждать своего всевидящего секретаря.

Машина подъехала к ступеням спустя пару минут. Виктория помахала мне из окна рукой, и я сел на заднее сиденье. И авто выехало с территории.

— А зачем вам «Чердак», княжич? — поинтересовалась Муромцева, когда машина ехала по дороге.

— Поговорить с журналистом из газеты «Правда», в которой работал Холодов, — честно ответил я.

Больше вопросов секретарь задавать не стала. Машина пересекла мост и выехала с острова.

По дороге Муромцева все же не удержалась и уточнила:

— У вас свидание, мастер Юсупов?

— С чего вы взяли? — удивился я, и девушка пожала плечами:

— Просто так подумала. Иначе зачем бы вам было пытаться улизнуть из дома без моего сопровождения?

— Логично, — кивнул я, и тут же добавил, — но нет. Я не собирался встречаться с девушкой, если вы об этом.

— Только не говорите, что с двумя, — с неожиданной неприязнью заявила моя спутница, и я покачал головой:

— Мне с вами очень повезло, дорогая Виктория Ильинична.

— Это еще почему? — удивленно уточнила девушка.

— Потому что вы на редкость колючая особа, — ответил я. — И я обязательно докопаюсь до причины, которая вызывает у вас такую неприязнь к моей персоне. Уж очень мне нравятся всякие сложные задачи. Вы отчего-то невзлюбили меня, и это интригует. Поначалу я решил, что все дело в моей профессии. Не удивлен, потому как довольно часто душеправов недолюбливают. Нас считают бесполезными и недолекарями.

— В этом есть доля правды, — с готовностью подтвердила девушка.

— Но это было бы слишком просто, — перебил ее я. — И то, что вы это так легко признали, лишь подтверждает, что причина куда глубже.

— Вы придумали проблему, которой нет, — отмахнулась девушка. — Неприязни к вам я не испытываю.

— К чему притворство? — пожал плечами я. — Вы можете быть со мной откровенны. Я заметил, что с Петром Феликсовичем вы поладили. А он не самый простой человек. Со своими братьями по оружию вы тоже не конфликтуете. Иначе между вами ощущалось бы напряжение. Да и вряд ли Круглов допустил в своем подразделении сложные взаимоотношения между бойцами…

— Вам говорили, что вы раздражаете? — резковато уточнила Виктория, покосившись на меня в зеркало заднего вида.

— И не такое говорили, — не стал спорить я. — На меня даже пару раз набрасывались, когда слов для диалога не хватало.

Девушка бросила на меня короткий обжигающий взгляд через зеркало заднего вида, а потом заявила:

— Охотно верю.

— Вот и еще одно подтверждение, — я важно кивнул. — Я не стану вам помогать сейчас, Виктория Ильинична.

— А сказали, что вылечите, — хмыкнула она.

— Не сейчас, — я сделал вид, что поправляю на переносице несуществующие очки. — Еще рано. Сначала я позволю вам проявить всю силу своей неприязни. Разрешу вам меня ненавидеть. И когда ваша злость достигнет апогея, когда вы проявите весь свой негатив, я возьмусь за дело.

— Это так работает? — усмехнулась девушка, сворачивая к тротуару. — Кажется, слухи о вас преувеличены. Не поверю, что хороший душеправ использует такую странную технику.

— Как много душеправов с вами работали? — уточнил я и, не получив ответа, продолжил, — Я умею ждать, Виктория Ильинична. Так что ни в чем себе не отказывайте — ненавидьте меня так сильно, как только можете. Вам от этого станет легче. Но потом. Когда я разрешу.

— Он разрешит, — пробормотала себе под нос Муромцева и зло ухмыльнулась.

Машина остановилась чуть резче, чем следовало. И я словно между прочим уточнил:

— У вас права точно не куплены?

Но прежде чем девушка ответила, я вышел из салона и поправил полы пиджака. А потом зашагал к входу в здание из красного кирпича. Виктория Ильинична последовала за мной, не произнося ни слова. Было заметно, что она немного утомилась пикироваться.

Ресторан «Чердак» располагался в мансарде четырехэтажного дома. И из окон заведения с одной стороны открывался прекрасный вид на набережную и реку. С другой же стороны можно было посмотреть на парк и старинные особняки дворянских семей, которые давно уже были закрыты на реставрацию. На входе стояла компания молодых людей, которые курили темные сигареты, источающие душный вишневый дым. Один из них многозначительно посмотрел на мою сопровождающую, а потом бросил оценивающий взгляд на меня. Если Муромцева это и заметила, то предпочла сделать вид, что в этом нет ничего особенного. Не удивлюсь, если она привыкла, что ее замечали. Все же девушка выглядела эффектно, даже несмотря на то, что сейчас казалась мрачной.

Мы поднялись по широкой лестнице на четвертый этаж, где у дверей с табличкой «Чердак» нас встретил привратник:

— Добрый день, — с улыбкой начал он, взглянув на вышитый на груди моего пиджака герб, и продолжил. — Мастер Юсупов. Вас уже ожидают.

Он открыл дверь, приглашая нас войти. И мы вошли в просторный зал, где нас встретил распорядитель, который после приветствий сопроводил нас.

— Вот, прошу, — произнёс он, останавливаясь у нужного столика, за которым уже ждала нас девушка лет двадцати.

Она была приятной, невысокой, со светлой копной непослушных волос, обрамляющих круглое личико. Глаза за стеклами очков смотрелись чуть больше. Незнакомка была облачена в синий пиджак, белоснежную рубашку и широкие штаны из плотной ткани, напоминающей форму матроса. На шею незнакомка повязала полосатый шарфик. Не удивлюсь, если она создавала образ простой девушки с окраины, и ей это почти удалось. Все портила довольно дорогая мужская сумка. Она хоть и была сшита из парусины, но именно такая была у меня. И я точно понимал, что кроме удобства вещица обладала особой подкладкой, которая могла выдержать попадание пули. Подобную сумку достаточно было выставить перед собой и отделаться ушибом, вместо по-настоящему опасной травмы.

— Присаживайтесь, — попросила девушка и цепко осмотрела мою спутницу.

— Спасибо, — ответил я, сел в свободное кресло и поинтересовался. — Как я понимаю, вы и есть Острый Борис?

Девушка пожала плечами:

— В наше время сложно добиться успеха в репортерском деле. Общество уверено, что женщины не могут работать в серьезном издании. Многие полагают, что девицы горазды писать только статейки для бульварных изданий или гламурных журналов. Якобы женщины способны обсуждать помады, фасоны платьев и погоду. И постоянно доказывать, что я могу больше, мне не хочется. Это пустая трата времени и сил. Так что приходится выкручиваться.

Рядом с нами появился официант, и разговор пришлось прервать. Парень положил перед нами меню, я же заказал чайник отвара, и официант удалился. Я же продолжил:

— Понимаю вас. И не смею осуждать. Но простите, но я не смогу называть вас в нашем разговоре Борисом. Это будет не совсем уместно. Поэтому давайте определимся с тем, как я буду к вам обращаться.

Девушка тихонько рассмеялась и со странным выражением на лице покосилась на Муромцеву.

— Зовите меня, как вам будет угодно, мастер Юсупов. Любое имя на ваш выбор в этом диалоге меня устроит.

— Давайте я буду называть вас, скажем… Кристиной, — предложил я, и девушка кивнула:

— Если вы так пожелаете, Василий Михайлович. Итак, зачем вы искали Бориса?

— Прочел его статью, — просто ответил я. — Достаточно интересную, надо отметить.

— Спасибо, — ответила Кристина.

— В репортаже было сказано, что Борис был учеником погибшего Холодова? — уточнил я, внимательно глядя на собеседницу.

— Если было написано, значит так и есть, — согласилась Кристина. — Хотя, я не особо бы доверяла журналистам. Больно лживая это братия.

— Если Борис был учеником Холодова, то должен был достаточно близко знать погибшего репортера, — продолжил я.

— Возможно, — осторожно согласилась Кристина. — Это зависит от двух вещей. Что вы хотите узнать, и что за информацию получит Борис.

Сидевшая рядом Муромцева едва слышно хмыкнула. Но я спокойно ответил:

— Мне интересно, что репортер делал в лекарне фонда.

Девушка замерла, а потом подозрительно взглянула на меня:

— Не могу понять, Василий Михайлович, зачем вам все это? Насколько я узнала, вы не репортер и не жандарм. Хотя представились по телефону жандармом.

— Это не так, — возразил я. — Я сказал, что связан с этим делом, но не успел уточнить, каким образом. А моя собеседница по телефону сделала свой вывод. Я просто не стал опровергать ее версию.

— Понятно.

Девушка откинулась на спинку кресла, сняла очки и потерла переносицу. Затем сунула аксессуар в чехол, который исчез в ее сумке.

— На самом деле жандармам плевать на это убийство. Для них Холодов не та персона, ради которой стоит напрягаться. Насколько я поняла, они уже готовы списать это убийство на халатность дружины лекарни. Так проще и спокойнее. Им не нужны трудности. Но зачем это вам?

Она пристально посмотрела на меня, ожидая ответа.

— Иногда мне нравятся такие вот интересные дела, Кристина, — просто сказал я, и собеседница вздохнула:

— Правду говорят, что дворяне часто подвержены хандре, вот и вытворяют всякое. Хотя вроде чаще вы делаете это с наступлением осени.

Я просто пожал плечами:

— Чем бы дитя ни тешилось. А осенью мы обычно сидим в загородных особняках, пьем анисовые настойки и жалуемся на нерасторопных крестьян, которые не могут угомонить по утрам поющих петухов.

Девушка шутку оценила. И даже тепло мне улыбнулась.

— Но по вашей реакции, мастер Кристина, я понял, что вы знаете что-то, о чем мне неизвестно. Поэтому давайте пойдем ко второму вопросу: сколько будет стоить информация?

Девушка усмехнулась и покрутила кольцо на указательном пальце:

— Прямо так сразу? Даже не угостите меня пирожным?

— К черту прелюдии. Давайте притворимся, что мы прошли этот период наших отношений. Я подарил вам цветы и конфеты. И даже сводил в кино. А теперь хочу знать цену информации, которая мне нужна.

— Четвертак, — просто ответила девушка.

Боковым зрением я заметил, как вытянулось от удивления лицо Муромцевой. И понимал эту реакцию. Двадцать пять рублей было приличной суммой. Но я спокойно ответил:

— Хорошо, мастер Кристина. Даю слово аристократа, что если информация стоит запрошенной суммы — я готов ее вам выплатить.

В подтверждение своих слов я достал из кармана бумажник, отсчитал нужную сумму и положил ее перед собой на столе:

— Итак, Кристина, я слушаю.

Девушка слегка прищурилась и оценила стопку купюр. Потом вновь посмотрела на Викторию, словно ожидала, что та выскажет возражения. Но Муромцева приняла скучающий вид и рассматривала что-то за окном.

Кристина открыла было рот, но в этот момент к столу подошел официант, который поставил на стол поднос с чайником и посудой. Разлил отвар по чашкам и, пожелав нам приятного чаепития, удалился. Я взял чашку, сделал глоток и с интересом посмотрел на Кристину, ожидая рассказа.

Девушка оглянулась по сторонам, словно убеждаясь, что у нашей беседы нет нежелательных свидетелей. А потом, понизив голос, начала:

— Холодов был уверен, что в рядах ветеранов тринадцатого полка есть те, кто отступился от Императора и Империи.

Сидевшая рядом со мной Муромцева поперхнулась чаем. Я же уточнил:

— Среди «Жар-Птиц»?

Девушка медленно кивнула:

— После того как Федор Степанович Суворов, отец-командир тринадцатого, впал в кому после ранения, им был назначен новый отец-командир. Но по слухам он не снискал уважения, которым пользовался раненый Суворов. И полк начал распадаться на братства, которые формально подчинялись отцу-командиру. Говорят, многие из тринадцатого почитают неживого и немертвого Федора Суворова как нового святого, и поклоняются ему словно Высшему.

— Культ в рядах гвардии? — удивленно переспросила Муромцева, и Кристина кивнула:

— Естественно, это не нравится Синоду, но обвинить героев гвардии, которые были на острие всю гражданскую войну, Синод не может. Это вызовет новое Восстание. Холодов пытался распутать это дело.

— Вот оно как, — протянул я и вернул чашку на блюдце. — Поэтому он и прибыл в лазарет фонда.

Кристина неопределенно повела плечами:

— Наверное. Но то, что мастер Холодов был убит отставным гвардейцем тринадцатого, который проходил курс реабилитации…

— Вы не против, если я проверю вашу информацию? — уточнил я. — Потому что сказанное вами немного не укладывается во всю концепцию того, что я слышал про тринадцатый полк.

Кристина пожала плечами:

— Пожалуйста, мастер Юсупов.

Я потер руки, разгоняя в крови силу, и призвал «Астрального двойника». Взглянул на появившийся силуэт, и попросил Кристину повторить рассказ про тринадцатый полк. Девушка спокойно исполнила мою просьбу, и я взглянул на силуэт, который никак не изменился. Выходит, девушка говорит правду. Ну, или почти правду. Либо сама верит в придуманную ею историю. Во всяком случае, серых пятен на силуэте не появилось. Поэтому я отменил способность, а девушка хитро уточнила:

— Ну что, Василий Михайлович, стоит эта информация двадцати пяти рублей?

Я кивнул и передал лежавшую на столе сумму Кристине. Девушка ловко схватила их, сложила и убрала в сумку.

— С вами приятно иметь дело, мастер Юсупов, — с улыбкой произнесла она.

Я сделал глоток чая, поставил на стол пустую чашку и поднялся на ноги:

— С вами тоже. Если у Острого Бориса появится какая-нибудь информация — вы знаете мой номер. Думаю, о цене мы сможем договориться.

— Хорошо, Василий Михайлович, — заключила девушка. — До встречи.

— До встречи, — ответил я и направился к выходу. Муромцева последовала за мной:

— Я уже говорила, что вы умеете заводить друзей? — уточнила секретарь, когда мы подошли к дверям.

— Вроде бы, — ответил я, делая вид, что вспоминаю. — Но спасибо.

— До свидания, мастер Юсупов, — с улыбкой попрощался со мной распорядитель.

— До свидания, — ответил я и вышел на лестницу.

— Она бы согласилась на десять рублей, — фыркнула девушка.

— Я бы заплатил даже тридцать, — ответил я.

— И что вы думаете по поводу новых фактов? — поинтересовалась Муромцева, когда мы спустились на пару этажей.

— Думаю, что у Холодова был хороший информатор, — ответил я. — Скорее всего, их Синода. Те, кто хотел чужими руками проверить теорию о культах в тринадцатом полку. А после того как информация была бы собрана, от репортера бы все равно избавились. Потому что такая правда не должна быть обнародована. Это кидает тень как на легендарный образцовый полк, так и на Синод, который просмотрел растущий прямо под их носом культ.

— Значит, расследование завершается? — хитро уточнила Виктория Ильинична.

Я открыл входную дверь и вышел на крыльцо:

— Лучше предупредите обо всем Круглова. Думаю, это профиль Братства.

Девушка усмехнулась:

— Логичное и правильное решение, — одобрила она и обошла припаркованную машину. Остановилась у водительской двери и взглянула на меня:

— Но тут есть несколько нюансов, Василий Михайлович. Во-первых, Круглов скорее всего попросит вас о помощи.

— Но у меня будет право отказаться, — усмехнулся я. — А второе?

— Наша организация тесно сотрудничает с Синодом, — после паузы произнесла девушка. — Так что если информация от Бориса подтвердится, синодники скорее всего узнают про вашего осведомителя. И то, что вы знаете эту тайну.

Я нахмурился и не ответил. Открыл дверь, чтобы сесть на заднее сиденье.

Внезапно рядом с Викторией появился парень, которого я успел заметить у крыльца, когда мы пришли.

— Девушка, позвольте вас спросить, — он обратился к моей спутнице, положив руку на дверцу машины.

— Слушаю, — сухо отозвалась Муромцева.

— Ваш сопровождающий использует вас как водителя? Или у вас служебный роман?

От парня разило алкоголем и желанием почесать кулаки. Видимо, он не увидел герба моей семьи, а номера машины не дали понять, кому она принадлежит. Я заметил, как довольно оскалилась моя спутница. Она была бы только рада размяться. Но я не разделял ее азарта.

— Второе, — заявил я, до того как секретарь успела открыть рот. — Эта девушка использует свое служебное положение, чтобы вынудить меня кататься с ней по городу.

Парень растерялся, очевидно, ожидая другой реакции.

— Но спасать меня не надо. Я рассчитываю, что она пригласит меня в театр. И я потребую, чтобы она купила мне костюм с перламутровыми пуговицами.

— Василий Михайлович, — покачала головой Муромцева. — Какие перламутровые пуговицы? Вам подойдут из янтаря. Я прослежу, чтобы они гармонировали с вашими шнурками.

— Пользуетесь вы своим положением, Виктория Ильинична, — вздохнул я и забрался в салон.

Муромцева же заняла место за рулем, обернулась ко мне и уточнила:

— Куда едем, Василий Михайлович.

— Домой, — ответил я. — И по дороге назначьте, пожалуйста, встречу Круглову. Я сам хочу с ним побеседовать по поводу этого дела.

Девушка кивнула. Завела двигатель, и авто выехало с парковки. Позади остался растерянный парень, которы продолжал смотреть нас вслед.

До особняка мы ехали в молчании. Муромцева не задавала вопросов, я же уставился в окно и погрузился в раздумье. Меня не покидала мысль, что это убийство не просто так не дает мне покоя. Холодным умом я понимал, что лезть в подобные дела опасно для здоровья. Потому что «Жар-птицы» образцовый полк, у которого есть свой рекламный отдел. А гвардейцы тринадцатого выступают перед воспитанниками приютов, принимают участие во всяких выступлениях и парадах. Многие герои тринадцатого с плакатов призывают вступать в ряды гвардии для защиты Империи. Про «Жар-птиц» снимают фильмы и сериалы. И если в прессе появится информация про то, что внутри полка возникли ордена, которые поклоняются лежащему в коме отцу-командиру… такое поведение любимчиков Империи, поданные, мягко говоря, не одобрят. Найдется немало тех, кто с радостью начнет рассказывать о героях всякие гадости. Принижать их заслуги перед Империей, призывать к порицанию защитников.

И тут я не мог не подумать о том, что это и могло послужить причиной убийства любопытного Холодова. И круг тех, кому это выгодно, значительно расширился. И я очень надеялся, что Острый Борис не продолжит расследование. И не станет публиковать свои заметки в Сети. Хотя, признаться, соблазн у Острого Бориса будет велик. Я понимал, что если Кристина сможет доказать отступничество тринадцатых, это станет настоящей сенсацией. Девушка достаточно честолюбивая, чтобы это понимать. А сумка с защитой от огнестрельных ранений давала понять, что она готова далеко зайти.

— Приехали, Василий Михайлович.

Голос Муромцевой вырвал меня из размышлений. Я мотнул головой, прогоняя мысли об убийстве, и выглянул в окно. Авто стояло у крыльца особняка.

— Спасибо, Виктория Ильинична, — поблагодарил я. Вышел из машины и направился в дом.

— Василий Михайлович, — послышался оклик, и я повернулся к забору, из-за которого выглядывал Толстой. — Здравы будьте, княжич.

— И вам всего доброго, — поприветствовал я соседа, который видимо поставил лестницу с другой стороны ограды и взобрался на нее.

— Все ли у вас ладно? — поинтересовался старик. — Я видел, как к вашему дому подъезжали машины. И решил, что могло случиться несчастье. Но потом завидел вас. Понял, что на вас нет траурной повязки, и на сердце моем полегчало. Я ведь, грешным делом, подумал, что Петр Феликсович занемог или того хуже…

— С ним все в порядке, — успокоил я соседа.

— Да и телевизора что-то не было слышно, — сокрушенно продолжил старик. — Обычно он шумит, и из окошка звуки доносятся. А тут тишина. Вот я и забеспокоился.

— Спасибо за заботу, Григорий Павлович. Но Петр Феликсович в последние пару дней и впрямь отвлекся от этого проклятого ящика.

— Вы на него не ругайтесь. Это для вас, молодых, этот, как вы выразились, «ящик» кажется лишним. А для нас, поколения постарше, часть жизни уже давно недоступна. Приходится смотреть на жизнь через экран телевизора.

— Я устроился на новую работу, и мы решили, что в дом пора пригласить секретаря и помощников.

— Это славно, — довольно улыбнулся Толстой. — Одному все же невесело живется. Мне вот с супружницей повезло. Хоть она меня и пилит, но все же делает это с любовью. И в теплой обстановке. Она, к слову, велела мне передать для Петра Феликсовича вот это.

Старик протиснулся в калитку между участками, которой мы уже много лет не пользовались.

— Или проем был раньше шире, или это я чуточку раздался, — пробормотал Григорий Павлович, с осуждением осматривая двернй проем.

— Надо смазать петли, чтобы открывалась до конца, — успокоил я соседа.

Он кивнул и протянул мне сверток.

— Моя зазноба решила размять пальцы и связала носки для нашего соседа. Сначала, конечно, потренировалась на мне и коте. Бедняга теперь примеряет шапочки и курточки. И мне никак не удается убедить женщину, что ему хватает шерсти. Боюсь, что она скорее обреет мохнатого, чем бросит шить ему одежду.

Я принял подарок и произнес:

— Передайте ей искреннюю благодарность.

Неожиданно мужчина шагнул ближе и заговорил жарким шепотом:

— У вас точно все хорошо, Василий Михайлович? Я на самом деле беспокоюсь о вас.

— Поверьте, все хорошо, — успокоил я соседа. — Мы живы и здоровы. Если пожелаете, то хоть сейчас можете зайти к нам на чай.

Я сделал приглашающий жест, что, кажется, успокоило соседа.

— Сейчас не могу. Надо принимать снадобье от желудка. И спасать кота. У него на вечер назначена примерка каких-то чудных панталон с прорезью для хвоста.

Я понятливо кивнул:

— Ну, если спасать кота…

— А вот завтра я по-соседски загляну к Петру Феликсовичу. Захвачу с собой настойки на меду, которую сумел припрятать от супруги.

— Вот и хорошо. Заодно сможете убедиться, что с дядюшкой все в порядке.

Григорий Павлович заглянул мне через плечо и прищурился.

— А это ваша помощница?

Я обернулся, заметив, как на дорожке показалась Муромцева. Девушка махнула рукой, обозначив свое присутствие.

— Она и есть, — кивнул я.

— Какая знатная девица, — чуть слышно признал старик. — И, видать с характером.

— Что есть, то есть, — признался я.

— Смотрите, Василий Михайлович, как бы она вас не оженила на себе. Вон глазищи какие, — старик погладил бороду и заспешил домой. — Пойду я, а не то увидит моя зазноба, что я тут с вами на девиц смотрю, и панталоны достанутся мне, а не Барсику. И прорези для хвоста в них не будет.

Я попрощался с соседом и направился к крыльцу.

Пётр в одиночестве сидел в гостиной и смотрел телевизор.

— Работает-таки, — с мнимым облегчением произнёс я.

Дядя обернулся и взглянул на меня:

— А, вернулся, — произнёс он. — Где был?

— Катался по делам с Викторией Ильиничной, — ответил я и сел за стол.

Пётр усмехнулся и кивнул:

— Ага, как же. Катался он.

— Ну да, — просто ответил я. — А что?

Дядя насупился и строго произнес:

— Василий Михайлович, я знаю тебя с детства. И хоть я не душеправ, но по твоему лицу вижу, что ты что-то задумал.

— Да так, — отмахнулся я и откинулся на спинку кресла.

— Рассказывай давай, — потребовал Пётр и выключил телевизор, чтобы показать серьезность своих намерений.

Долго уговаривать меня не пришлось:

— Ладно, — согласился я. — Мне все равно нужно это с кем-то обсудить. В общем, я встречался с одним репортером. Вернее, репортершей, но это не так важно. Так вот: этот репортер рассказал, что Холодов расследовал отступничество в тринадцатом.

Дядя, который в этот момент делал глоток чая, поперхнулся и изумленно взглянул на меня. Попытался было что-то сказать, но изо рта вырывался лишь кашель. Я поспешно потер ладони, отгоняя силу, и активировал способность «мастера-анатома». Активировал «вспышку», которая быстро восстановила дыхание:

— Ты осторожнее, — попросил я.

— Спасибо, — откашлявшись, прохрипел дядя. — Что там с тринадцатым?

— Холодов якобы узнал, что в тринадцатом зреет культ, который поклоняется лежащему в коме Суворову как святому. Или Высшему.

— Интересно, — протянул Петр и взглянул на меня. — А откуда у Холодова была эта информация?

— Да кто его знает? — ответил я. — Вряд ли он рассказывал всем подряд про свои источники. А теперь уже источник установить будет сложно. Ну, если, конечно, у тебя нет знакомого некроманта, который поговорит с мертвецом.

— Некроманты — это все сказки, — буркнул дядя, но отчего-то мне показалось, что его голос прозвучал неубедительно. — Ты уже взрослый, и пора уже перестать верить во всякое. А та репортерка могла и наплести с три короба. Наверняка денег за информацию попросила?

— Попросила, — подтвердил я.

— А ты и заплатил? — фыркнул дядька.

— Только вот я не так глуп, и умею отличать правду ото лжи.

— Ты ведь знаешь, что если девка верит в свои истории, то вполне может тебя обмануть. Как актеришки всякие, которые вживаются в роль.

— Такой шанс есть. Но я все же не вчера родился. И сдается мне, что та девица говорила правду.

Юсупов задумчиво почесал затылок:

— Дела, — протянул он.

— Еще какие, — послышалось с порога, и мы обернулись. В дверях гостиной стоял Виктор Круглов. А за спиной пришедшего маячила Виктория Муромцева. И заметив, что мы обратили на него внимание, гость улыбнулся и снял высокую шляпу:

— Добрый день, мастера Юсуповы, — произнёс он и уточнил. — Я войду?

— Если бы я был суеверным, то решил бы, что вы упырь, — ответил я, и Виктор сделал обеспокоенное лицо:

— Так плохо выгляжу? — уточнил он и коснулся ладонями щек.

Я улыбнулся:

— Нет, просто им тоже требуется приглашение. Проходите.

— Спасибо, Василий Михайлович.

Виктор прошел в гостиную. Муромцева последовала за ним.

— Какими судьбами? — уточнил я, когда Круглов сел за стол.

— Да так, — ответил гость. — Проезжал мимо, дай, думаю, загляну.

Боковым зрением я заметил, как Виктория улыбнулась. И подыграл гостю:

— И решили заехать на чай? Расстрою вас, но чай закончился.

Я развел руки, словно сожалея, что так сложилось.

— Жаль, — вздохнул Виктор.

— Пока мы ехали в особняк, я написала сообщение мастеру Круглову. И попросила его приехать, — произнесла Виктория, которая явно хотела прекратить назревающий балаган.

Я кивнул:

— Теперь понятно. Виктория Ильинична, поищите, пожалуйста, на кухне чай.

— Который закончился? — иронично уточнил Круглов.

— Ну, может быть, осталось еще немного, — протянул я.

— Я вам не прислуга, Василий Михайлович, — фыркнула девушка.

— Но чай приготовить сумеете? — невинно уточнил я.

Секретарь все же встала с кресла и направилась на кухню.

— Рассказывайте, Василий Михайлович, — попросил Виктор и вновь попытался улыбнуться.

— У вас это очень скверно выходит, — все же сказал я.

— Что именно?

— Улыбаться, — с готовностью пояснил дядька. — Как оскалишься, то похож на крокодила африканского.

— Вот и супруга моя тоже так говорит. Только ей это кажется красивым, — усмехнулся гость.

— Святая женщина, — буркнул дядюшка.

— И я стараюсь казаться дружелюбным, — пояснил Круглов.

— Не надо, — покачал головой Петр. — Все равно выходит только хуже.

Я повторил историю, которую рассказал несколько минут назад дяде. И Виктор нахмурился:

— Интересные выходят дела, — задумчиво пробормотал он и уточнил. — Надеюсь, этот ваш осведомитель больше никому не станет передавать эту информацию?

— Я тоже на это надеюсь, — честно ответил я. — Человек вроде неглупый и понимает, что за нее может попасть под прицел.

— Ну, спасибо за информацию, — тяжело вздохнул Круглов. — Она оказалась очень… познавательной.

В гостиную вошла Муромцева. И в руках секретарь держала поднос, на котором стояли заварочный чайник, и несколько кружек.

— Кстати, как вам новый секретарь, Василий Михайлович? — полюбопытствовал гость, когда девушка разливала чай по чашкам.

— Прекрасный, — заверил я. — Признаться, поначалу у меня были опасения, что мы не сработаемся. Все же очевидно, что Виктория Ильинична не привыкла исполнять работу помощницы. Но, как оказалось, она весьма гибкий человек.

— Да? — изумился Круглов.

— Да. Мои сомнения оказались пустыми. Мы прекрасно поладили, и я даже готов сделать Виктории Ильиничне предложение, от которого она вряд ли окажется.

Девушка застыла, приоткрыв от удивления рот и потрясенно глядя на меня. И чай перелился через край чашки в блюдце. Но Круглов и Петр этого словно бы не заметили. Все взгляды были прикованы ко мне, и я поспешно продолжил:

— Предложение стать секретарем семьи Юсуповых. Готов даже предложить оклад за работу. И социальный пакет. Да перестаньте вы чай лить, Виктория Ильинична. А то всю скатерть зальете. Вычту за чистку из вашей зарплаты.

Девушка вздрогнула, словно выходя из ступора, и поставила заварочный чайник на стол. Виктор же вновь улыбнулся:

— Хорошо. Уверяю вас, Василий Михайлович, если Виктория решит сменить работу — я подпишу заявление об увольнении.

Мы пообщались еще несколько минут, а затем Виктор сослался на дела, поставил на стол пустую чашку и покинул дом. Я проводил его до выхода, запер за ним дверь и вернулся в гостиную. Виктории за столом уже не было.

— Совсем напугал девушку своими намеками неприличными, — произнес Петр, когда я сел в кресло. — как бы она ни подумала чего дурного про нашу семью.

Я только пожал плечами, и налил в чашку настоявшийся отвар:

— Намеки были вполне приличными. Это вы все не о том подумали. И кому должно быть стыдно?

Я покачал головой и сделал глоток отвара. Поморщился: напиток вышел очень уж крепким.

— Да, кстати. Чуть не забыл.

Достал из кармана пакет, переданный мне Толстым, и протянул его Петру.

— Что это? — настороженно спросил Петр, указав на подарок Толстого.

— Это тебе передал Григорий Павлович. От своей дрожащей супруги. Она увлеклась вязанием.

— Вот кому повезло встретить хорошую женщину, — с теплом отозвался дядька. — Знаешь, я по-своему ему даже завидую. Она ведь терпела все его выходки, которых было немало. Григорий в свое время знатно куролесил. Это он сейчас отрастил бороду и ведет себя благообразно. Но ты не верь этому порядочному с виду старику. Когда-то он и на дуэлях стрелялся и купал в вине скаковых лошадей.

— Неужели? — поразился я.

— Было время, — отмахнулся старик. — А потом встретил свою Машеньку и его как подменили. Как же он красиво ухаживал за Марией. Весь высокий свет был изумлен, что граф на такое способен. И ведь сумел добиться ее взаимности. Мало кто верил, что их свадьба состоится. И еще меньше верили, что брак будет удачным. Но вот спустя годы они все еще вместе.

Я покачал головой:

— Да уж. К слову, граф обеспокоен тем, что к нам заезжают машины. И переживает, что с тобой случилось что-то дурное.

— Просто ему скучно. Вот он и ходит по участку с биноклем, — буркнул старик, но при этом выглядел довольным.

— Он обещался зайти завтра с каким-то медовым напитком.

— Это славно, — оживился Петр Феликсович. — Мне как раз помогла его мазь. Я попросил Волкова смешать ее с кремом.

— Прости, я обещал все сделать…

— Брось, — отмахнулся дядька. — на что нам надсмотрщики, если отказываться от их помощи.

— Ты считаешь их таковыми? — удивился я.

— Круглов расстарался и прислал в наш дом своих лучших бойцов. Я не дурак, Василий. И вижу, кто передо мной. Та же Виктория не просто девочка на побегушках, хоть и терпит твои приказы. И делает это наш крокодиловый друг не только потому, что хочет нас защитить. Но и для того, чтобы показать тебе, как славно быть одним из Братства.

И продолжил:

— Как думаешь, что будет делать Братство?

— Ну, сперва скорее всего поговорят с репортером, — ответил дядя. — Затем проникнут в квартиру Холодова. Может быть, на какое-то время в «Правде» появится новый репортер.

— Думаю, в квартире уже успели побывать жандармы, — ответил я. — И вся информация про расследование Холодова уже передана в Синод. Или уничтожена.

— Возможно, — согласился Петр. — Но у Братства очень много друзей. В том числе в жандармерии и Синоде.

— Если бы я не видел душегуба лично, то решил бы, что Холодов погиб от рук Серых Братьев, — задумчиво произнёс я, и, к моему удивлению, дядя не стал спорить. Вместо этого произнес:

— Никак тоже загорелся расследованием этого убийства?

Он обернулся ко мне, ожидая ответа. И я задумался.

— Дело интересное, — заявил я после паузы.

Я ждал, что дядя будет пытаться меня отговорить, или хотя бы начнет ворчать, но Петр кивнул:

— Твоя правда. Дело интересное. Но учти, если в него влезть, можно получить много проблем. А у нас только что появился новый телевизор, к которому я успел привыкнуть. Ты знаешь, как старикам сложно осваивать новую технику?

— Я тебя услышал, — хмыкнул я. — В следующий раз прослежу, чтобы купили знакомую тебе модель.

— Надо постараться, чтобы «следующего раза» не было.

В этом я был согласен с Юсуповым. Поэтому просто сделал глоток чая и поставил на стол пустую чашку. Встал с кресла и произнес:

— Пойду отдохну.

Дядя кивнул. Взял со столика пульт и включил телевизор. Я же направился к лестнице.

По дороге к себе я обратил внимание, что дверь в комнату Муромцевой приоткрыта. Вероятно, створка распахнулась от сквозняка. Или же девушка сделала это нарочно, ожидая, что я постучусь и уточню, все ли у нее хорошо. Вот только для того, чтобы узнать правду, мне было достаточно использовать свои таланты. Я быстро активировал астральных двойников, и за стеной показался белый силуэт, который направлялся в душевую. Всмотрелся в пятна на силуэте. Иногда форма черной отметины может подсказать, что мучает человека. Но в случае с секретарем семьи я не мог понять ничего.

Из комнаты послышался приглушенный шум льющейся воды, и я поспешно развеял астрального двойника. Прошел в свою комнату, закрыл за собой дверь и сел в кресло. Открыл ящик стола, вынул записную книжку и ручку. Положил перед собой и начал делать заметки. Итак, что имеем?

Холодов убит в лекарском комплексе «Неравнодушные сердца». И я нарисовал в центре листа букву «Х».

Убийцей был гвардеец из тринадцатого полка, который проходил реабилитацию в одном из корпусов комплекса.

Я поставил на листе отметку «Жар-птицы», и провел от нее стрелочку в сторону буквы «Х». Теперь определимся с версиями.

Самой явной было то, что гвардеец тринадцатого в приступе помешательства просто устроил стрельбу и убивал всех подряд. Но при этом возникало много вопросов. Зачем помешавшийся стрелок вышел добивать Холодова? И почему убийца не продолжил стрельбу после того, как добил репортёра? Я выписал эти вопросы на лист, но ответов на них у меня не было. Пока не было.

Второй версией было предположение, что Холодов расследовал отступничество тринадцатого от общеимперской доктрины. В ней было четко прописано, что есть Высший, и Император, как его наместник на земле. Вся власть от Высшего, как говорят жрецы. Назначением святых имеет право заниматься только Синод. Он создает комиссию, которая изучает биографию кандидата в святые, ищет признаки сверхспособностей, которыми должен был наделить кандидата Высший. И только установив, что человек мог творить чудеса, комиссия решала, вносить ли претендента в пантеон святых. Судя по словам Кристины, бойцы тринадцатого сами решили поставить раненого отца-командира в один ряд с Высшим и поклоняться ему как Создателю. А это уже ересь и отступничество. И если бы Холодов рассказал про такое миру, то репутация лучшего Имперского полка могла бы сильно пострадать.

При этой версии круг тех, кому была выгодна смерть Холодова, был широк. Командование полка, Синод, который работал с некоторыми подразделениями тринадцатого, спецотряды жандармов из шестого отделения, которым было невыгодно, чтобы обстановка в Империи накалилась.

Не стоило отметать и возможность того, что в произошедшем было замешано Серое Братство. Как я уже понял, оно стремилось к сохранению действующего строя. И значит, заинтересовано в том, чтобы дело о ереси никогда не появилось на полосах газет. А это могло значить, что я подставил Кристину. Хоть она и не являлась такой же известной, как Холодов. Но Острого Бориса все же читали.

Я отметил на листе значками заказчиков, и задумался. А затем поставил посреди листа знак вопроса. Так я отметил прочих неустановленных недоброжелателей, которые решили свести счеты с Холодовым за старые обиды. Думаю, врагов кроме вышеперечисленных у репортера, который занимался расследованиями, было достаточно.

Я отложил ручку и взглянул на лист. Тяжело вздохнул. От всей информации дело становилось еще более запутанным.

Размышления прервал телефон, который зазвонил в кармане. Я вынул аппарат, взглянул на экранчик, где высвечивался незнакомый номер. Нажал на кнопку, принимая вызов:

— У аппарата.

— Добрый вечер, Василий Михайлович, — послышался в трубке чуточку растерянный голос Лидии. — Простите, что беспокою вас. Не смогла найти в личном деле номера вашего секретаря…

— Все хорошо, — успокоил я девушку. — Она заняла должность недавно и сейчас разбирается со накопившимся объемом работы. А я забыл указать ее номер в деле. Как я понимаю, нужно, чтобы я завтра вышел на работу?

— Все так, Василий Михайлович, — подтвердила Лидия. — За двойную оплату в выходной день. Мне нужно ваше согласие, чтобы внести вас в график и составить список приема.

— Хорошо, — ответил я, сдерживая радость. Не придется искать причину, чтобы попасть завтра в корпус.

— Больше спасибо, мастер Юсупов, — произнесла Лидия. — Я направлю вам все бумаги курьером.

— Я могу подписать согласие на работу в выходной завтра на месте. Вам незачем высылать документы мне на дом.

— Спасибо, Василий Михайлович, — повторила девушка. — До завтра.

— До завтра, — ответил я, и Лидия завершила вызов.

Я положил телефон на стол, еще раз взглянул на лист и поднялся с кресла. И отправился в ванную комнату. Быстро привел себя в порядок и сменил одежду на более неформальную. Стоило обсудить с Любавушкой оплату ее труда, учитывая, что ртов в доме прибавилось.

Работницу я нашел на кухне. Она, как всегда, была в хорошем расположении духа и при виде меня широко улыбнулась. На столе стояла большая чаша, наполненная клубнями картофеля в тонкой кожице.

— Здравы будьте, — коротко поприветствовал ее я. — Мне стоило вас предупредить, что в доме теперь появились помощники.

— Все в порядке, — отмахнулась женщина. — Я со всем справлюсь. Просто придется немного поменять меню. Потому как на некоторые блюда придется тратить чуть больше времени. Да и пополнить запасы продуктов придется раньше обычного.

— Я возмещу вам расходы. И попрошу помощника Петра Феликсовича помочь вам с транспортировкой.

— Не откажусь, — отозвалась Любавушка и подошла ближе, чтобы нас не могли услышать посторонние. — Этот парень, который сидел в гостиной уж больно был странный. При моем появлении он будто принюхивался. Как обычно делают собаки.

— Думаю, вам показалось, — усомнился я.

— Может и так, — согласилась женщина, но мне показалось, что сделала она так, чтобы не спорить.

— Дядюшке полезно общаться с другими людьми, — продолжил я. — Мне кажется, что ему это пойдет на пользу.

— Конечно, — Любавушка поправила косынку, а затем вынула из ящика чашу и поставила ее на стол.

— Что собираетесь готовить? — уточнил я.

— Хотела сделать пюре к своим знатным котлеткам. Чтобы накормить людей многого не надо.

— Давайте я вам помогу — предложил я и кивнул на лежавший на столе нож. — Почищу картошку.

— Да как можно, княжич, — ахнула женщина, но тут же протянула мне фартук и аккуратный нож. — Только не порежьтесь.

Я довольно повязал фартук, взял нож и сел на стул. Наша кухарка была простой и не видела во мне или дядьке авторитета, перед которым стоило преклоняться. И мне в ней это очень нравилось. Женщина хоть и была из простых, но обладала твердым характером и добрым нравом. Потому я ценил ее и не собирался нагружать лишней работой без оплаты.

— Пока в доме есть дополнительные едоки, я буду вам доплачивать, — произнес я, дочищая первую картофелину и кладя ее в глубокую чашку с водой.

— Не откажусь.

— Наличными, если не возражаете, — продолжил я и взял новую неочищенную картофелину.

— Это вас Петр Феликсович научил? — догадалась Любавушка. — Он мудрый, и хорошо, что вы к нему прислушиваетесь.

— К слову, завтра должен будет приехать садовник, верно? — уточнил я, очищая плод.

— Все так, — ответила кухарка. — Я напомню Петру Феликсовичу, что надо оплатить ему стрижку кустов.

— Хотел попросить вас оказать мне услугу. Передайте садовнику, чтобы не трогал дерево, которое перекинуло ветку с участка графа Толстого, — попросил я. — Он будет рад, если ветка останется нетронутой.

— Жалеете вы старика, — кивнула женщина. — Передам, конечно. И стоит попросить почистить фонтан. Пусть вы не запускаете воду…

— В этом году, пожалуй, надо это сделать, — перебил я кухарку. — Все же это красиво. Да и птички будет прилетать на водопой. Думаю, соседскому коту такое понравится.

— Вам бы в дом тоже кот бы не помешал, — вдруг заявила Любавушка. — Я спускалась в подвал, чтобы взять оттуда кое-что из продуктов. А там у коробки угол сгрызен.

Я понял, что ящик был поврежден во время потасовки дяди со злодеями, но говорить вслух это, конечно, не стал.

— Отраву от мышей брать не стоит. Не ровен час, как ядовитую мышь слопает какой-нибудь из соседских котов. Будет жаль животину.

— И не поспоришь.

— А кошачьего духа как раз хватит, чтобы никакой грызун не захотел тут поселиться.

— Правильно. И где же добыть кота?

— Можно взять в приюте, — предложила Любавушка. — Выбирайте не породного, а самого что ни есть простого. Если у него будет уши кривые или морда в шрамах, то точно берите. Не смотрите, чтобы красивый был. Боевой кот всегда лучше изнеженного.

— Это вы правильно заметили, — заявил появившийся на пороге Петр Феликсович.

Он приосанился, оглядывая комнату, взглянул на меня, работающего по кухне, и уточнил:

— Может и моя помощь пригодиться?

— Только если будете руководить, — тотчас нашлась кухарка.

— Тут главный не я, — неожиданно смиренно признал дядька. — Так что обойдусь без звания генерала кухни.

— Ты сегодня скромен, — заметил я, убирая в емкость с водой последнюю почищенную картофелину.

— Я всегда такой, — возразил старик и уточнил, — ты ведь уже пообещал нашей кухарке прибавку к зарплате?

Я кивнул.

— И премию за мой счет выпиши, — распорядился князь и вышел из комнаты.

Он, вероятно, запамятовал, что счет, с которого мы вели хозяйство, у нас был общий. Но спорить я не стал. Вместо этого уточнил:

— Что-нибудь еще?

— Что вы, Василий Михайлович, — замахала руками Любавушка. — Достаточно, дальше я сама. Спасибо, что подсобили.

Я вымыл руки и снял фартук, чтобы повесить его на крючок.

В комнату заглянула Муромцева и, заметив меня, смутилась.

— Вы тоже проголодались? — спросил я, тут же взяв яблоко с блюда.

— Просто хотела уточнить, не нужна ли помощь, — с вызовом заявила девушка. — Мы ведь свалились на вашу кухарку как снег на голову.

— Так уже… — начала было Любавушка, но поймала мой веселый взгляд и поправилась, — все уже заготовила для блюда. От вас нужно только, чтобы через полчаса вы были за столом.

— Хорошо, — кивнула Виктория и вышла прочь.

— Вы стыдитесь, что помогаете? — удивленно спросила женщина.

— Мой секретарь считает, что всю дополнительную работу она должна выполнять сама, — ответил я. — Считает меня изнеженным белоручкой. И очень опечалится, если узнает, что я что-то делал руками.

— Жаль, что она не может заместо кота отработать, — усмехнулась кухарка, не поверив в мое оправдание.

Я же вышел из кухни, пересек гостиную и вышел на задний двор. Мы выходили сюда достаточно редко. Дядька не особенно любил бывать далеко от телевизора. А мне для тренировки хватало небольшой площадки неподалеку от фонтана.

Но сегодня я решил проверить, насколько территория облагорожена. Все же у нас появились гости, которым может понадобиться место для тренировок.

Веранда у нас была деревянной, покрытой морилкой и лаком. Это я знал точно, потому как после того, как мы нанимали мастеров, запах этих материалов витал в воздухе еще неделю. А все потому, что Петр Феликсович пожелал, чтобы все было сделано по старинке, без использования силы. И все время, пока шли работы, упрямый старик нипочем не признавал, что у него гудела голова от паров лака.

Чуть поодаль от крыльца расположилась просторная беседка, которую оплетал виноград. Дядька невероятно им гордился, уверяя, что этот сорт больше ни у кого не приживался. В наших широтах и впрямь было сложно вырастить виноград. Но садовнику удалось не просто дать растению заплетать беседку, но и приносить небольшой урожай темных горьковатых ягод.

Правда, дядька не знал, что мне приходилось докупать гроздья этого лакомства, чтобы он продолжал мне рассказывать, как прикупил саженцы у какого-то странного смуглого торговца с севера. Что тот обещал богатый урожай и не обманул, хотя очень походил на цыгана.

За беседкой раскинулся небольшой сад с яблонями и вишнями. Часть этих деревьев когда-то посадил мой отец. И по весне они красиво цвели, раскрашивая черные ветви в нежно-розовые и белые оттенки. Больше всего мне нравилось, что под деревьями росли дикие ягоды и густая трава. Природник, который нес ответственность за весь поселок, добивался того, что досаждающих людям насекомых тут не было круглый год. И беспокоить нас могли только пчелы с участка соседа. Но они, по заверениям Толстого, были ручными и не жалили без особого повода. Я и впрямь не припомнил ни одного случая, чтобы кто-то жаловался на укусы этих жужжалок.

Гости обнаружились у беседки. Мне даже поначалу показалось, что у Волкова и Муромцевой что-то вроде свидания. И лишь спустя пару мгновений понял, что парень резко ухватил моего секретаря за горло и попытался опрокинуть на землю. Девушка подалась назад, заставляя противника шагнуть следом, а потом ударила его по руке. В ее ладонях появились парные клинки, но рассекли лишь воздух. То место, где до того стоял боец, оказалось пустым. Волков отпрыгнул назад и развернул сияющую цепь.

Я наконец понял, что пара решила потренироваться, и уселся на широкую ступень крыльца. И приготовился к зрелищу.

Атака Муромцевой была молниеносной. Она рванула навстречу к парню. Оружие мелькало перед ним смазанными тенями. Однако боец, стоявший против Виктории, не впечатлился. Он и не думал отступать, а вместо этого сумел пригнуться и перекатиться, уходя с линии атаки. А затем швырнул цепь в лицо девушки. Но в последний момент дернул ее назад, возвращая в руки, и крутанул ее, создавая воронку из темнеющего воздуха.

Виктория усмехнулась, и с кончиков ее пальцев соскочили электрические искры.

Пространство наполнилось запахом озона. Волоски на моих руках приподнялись. Посреди сада образовалось грозовое облако, которое быстро наполнилось чернотой.

Позади меня раздались хлопки. Я резко обернулся, заметив стоящего без трости Петра Феликсовича. Он несколько раз ударил в ладоши, привлекая внимание бойцов. Виктория и Волков прервали поединок. Убрали оружие и обернулись. Облако между ними тут же стало бледнеть.

— Красавцы, — заявил дядюшка. — И я был бы не против, чтобы вы продолжили. Глядишь, и племянник кое-чему научится. Но от грозы, которую создала Виктория Ильинична, телевизор выдает помехи. А мне очень хочется посмотреть новости. Вдруг в стране и мире случилось что-нибудь важное, а я все проспал.

Он не стал говорить о том, что тренировка могла привлечь ненужное внимание, даже несмотря на то, что проходила за домом.

— Если вы закончили развлекаться, то приводите себя в порядок и пожалуйте за стол. Трапеза уже почти готова.

Бойцы покинули площадку. А вслед за ними, в дом направился и я.

Ужин прошел на удивление спокойной обстановке. Кроме Муромцевой, компанию нам составил Волков. И все время ужина мне очень хотелось попытаться узнать, почему моя сила так странно работает с его астральной проекцией. Парень быстро перекусил, распрощался с нами и направился на обход периметра. Мы же закончили трапезничать втроем. Я отодвинул пустую тарелку и предупредил Викторию:

— Завтра утром нам нужно будет поехать в лекарский комплекс, Виктория Ильинична.

Девушка кивнула, Петр же хитро уточнил, наливая себе чай:

— Опять работа сверхурочно?

— Интересная работа, — поправил дядю. — К тому же за двойную оплату.

— Смотри, как бы снова не пришлось трудиться без выходных, — буркнул Петр. — Деньги — это хорошо, но всех их не заработать. А вот хронических болячек заполучить проще простого.

— Не придется, — успокоил я дядю и налил себе чай.

— Хорошо, если так, — ответил Юсупов.

— Интересный парень этот Волков, — продолжил я.

— Ты о чем? — не понял дядя.

— Да я про его астрального двойника, — ответил я. — Он у него какой-то… нечеткий. Словно бы расслаивающийся. Впервые вижу такое.

Дядя нахмурился и переглянулся с Муромцевой. Я же обернулся к сидевшей неподалеку девушке:

— Знаете что-нибудь про это, Виктория Ильинична?

Помощница просто пожала плечами:

— Не понимаю, о чем вы. Но знаю, что Волков хороший напарник и отличный боец. Мы давно работаем вместе. А почему на нем сбоит ваша способность мне неведомо. Да и будем честны, не особо интересно.

— Вот оно что, — пробормотал я.

На этом разговор закончился. Я допил чай, отставил в сторону пустую чашку, встал с кресла и начал собирать со стола посуду.

Вечер прошел без происшествий. Я собрал со стола посуду, отнес ее на кухню. А затем отправился в свою комнату, сославшись на то, что завтра придется ехать на работу. Впрочем, Муромцевой в гостиной уже не было, а поглощенный просмотром очередной передачи дядя просто кивнул. И мне показалось, он даже не расслышал, что я говорю.

Поднялся на второй этаж, вошел в свою комнату, закрыл за собой дверь. Прошел в ванную, включил горячую воду, которая полилась в емкость. И пока ванна наполнялась, активировал «астрального двойника».

На территории особняка появились несколько фигур. Один был в комнате за стеной, второй сидел в гостиной. А вот третий и был тем самым Волковым. Его силуэт мерцал, расслаивался, словно пытаясь распасться на две части. Причем, судя по всему, хозяину астральной проекции это не доставляло никаких неудобств.

Одна часть двойника была абсолютно чистой. Без единого пятна. На второй же было несколько старых отметин.

— Что же с тобой такое, мастер Волков? — задумчиво произнёс я, рассматривая проекцию.

И в этот момент случилось странное. Часть двойника без пятен отслоилась от основной и разрослась, поглотив вторую часть. Все это произошло на какую-то долю секунды, а затем все стало как было до того.

Ванна наполнилась, и я отменил способность. Забрался в емкость с горячей водой, вздохнул и довольно прикрыл глаза.

После ванной я добрался до кровати и включил телевизор. Пощелкал кнопками на пульте, пока не нашел какой-то фильм. Но на десятой минуте просмотра веки словно налились свинцом и сомкнулись. Я заснул, и сон мой был прекрасен. В нем я лежал на траве и смотрел в небо. И хотя я точно знал, что скоро будет гроза, она меня не пугала.

Проснулся же я за несколько минут до того, как прозвенел будильник. Лениво зевнул, потер ладонями лицо, прогоняя остатки сна. Нашарил ладонью оставленный на столе пульт и выключил телевизор. Встал с кровати и отправился умываться и приводить себя в порядок.

Холодная вода быстро прогнала вялость и взбодрила. Я оделся, особо не обращая внимания на цвет костюма, взял со стола телефон, убрал его в карман пиджака, забрал записную книжку. Вышел из комнаты и спустился в гостиную, где за столом уже собрались Юсупов и Муромцева. А еще, на столе стояло только две чашки. Из чего я сделал вывод, что охранник от Братства на сегодня нам не положен.

— Доброе утро, — поздоровалась со мной секретарь.

Сегодня она выбрала красивую блузку красного цвета и темные брюки. Ей очень шла эта одежда, но я решил не делать комплимент внешнему виду девушки, так как не был уверен, что ей это понравится.

— Доброе, — ответил я и сел за стол. Налил себе чай из заварника.

На экране телевизора шло «Доброе утро, Империя». Ведущие рассуждали о событиях, которые случились в столице. Напротив них на светлом диванчике сидела блондинка лет двадцати в строгом закрытом платье с воротником стойкой, и уже знакомый мне по какой-то передаче рыжебородый мужчина. Он вновь увлеченно объяснял что-то, роняя с губ пену. Сводилось все в основном к очередным запретам. Дядя качал головой, явно одобряя слова Рыжей Бороды, Виктория же всматривалась в происходящее на экране. Поэтому я не выдержал и уточнил:

— Что случилось?

— Да вечеринку обсуждают, — ответил Петр. — Вчера новая аристократия решила устроить какую-то непотребщину. Назвали это «закрытым мероприятием». Кто-то заснял это на видео. Сейчас же каждый идиот мнит себя режиссером. А сегодня про эту вакханалию во всех новостях рассказывают.

Я покачал головой:

— Никогда такого не было, и вот опять. И что говорят?

— В основном осуждают, — ответила за старшего Юсупова Виктория.

— Вот оно что, — хмыкнул я и сделал глоток.

И в этот момент, кадр сменился, очевидно на ту самую вечеринку. И я застыл, глядя на людей в масках, которые попадали в объектив камеры. Одежды на этих людях почти не было. И мне отчего-то вспомнилась загородная встреча в особняке, куда попала Земскова.

— Ну и времена, — произнёс Петр. — Алкоголь без меры, всякие таблетки мутные. И это кумиры молодежи.

Я только кивнул, глядя за происходящим на экране. А в душе появилось и разрасталось беспокойство.

Кадр сменился, и на экране снова покащалась студия. Ведущие попросили прокомментировать видео. Девушка скромно сообщила, что проверкой будет заниматься жандармерия, и делать выводы пока рано. Рыжий же не разделял эту позицию, и с ходу заявил, что эти люди продали Империю, забыли про Высшего и Императора, и впали в порок, блуд и содомию. Что всех этих людей необходимо установить и устроить им общественное порицание и гражданскую казнь. Я вздохнул и покачал головой:

— А этот мастер умеет выступать. Блестящий оратор, первоклассный юморист-провокатор. Ему бы в «Искаженное зеркало». Или «Полный зал».

Пётр отвлекся от просмотра передачи и взглянул на меня:

— Это депутат государственной думы Илья Ломов.

Это имя мне ни о чем не говорило, потому я не ответил. Отставил в сторону пустую кружку и встал с кресла:

— К сожалению, нам пора, мастер Муромцева.

Девушка кивнула:

— Машина уже ждет. Идемте, мастер Юсупов.

Автомобиль выехал из ворот особняка, и я откинулся на спинку сиденья. Взглянул в окно, думая о полученной утром информации. Виктория то и дело косилась на меня в зеркало заднего вида, а затем не выдержала и уточнила:

— О чем задумались, мастер Юсупов?

— Да про эту закрытую вечеринку, — ответил я.

— Одобряете подобное поведение? — хитро сощурилась секретарь.

— Мне плевать, как люди проводят свой досуг, если это не противоречит нормам права, — просто ответил я.

— Тогда чего про нее думать? — удивилась девушка.

— Не так давно я слышал про одну «закрытую вечеринку», — не вдаваясь в подробности, ответил я. — И то, что я слышал, мне, мягко говоря, не понравилось.

— Вы про развлечения в загородном особняке Островского? — уточнила девушка.

— Не знаю, чье было жилище, но развлечения там были весьма специфического вкуса, — честно ответил я, вспомнив воспоминания Ксении. — Мне таких не понять.

— Не думаю, что эта вечеринка была похожа на то, о чем вы говорите, — произнесла девушка, но в ее голосе я услышал сомнение. — Так или иначе, Синод и Братство во всем разберутся.

Я только кивнул, глядя в окно. Скорее всего, девушка была права. Иначе зачем снимать на видео вещи, за которые можно попасть на каторгу? Да и мало ли в империи дворян, которые любят развлечения на грани приличия?

От этой мысли я немного успокоился. И когда машина въехала на территорию комплекса, я уже и думать забыл про эту вечеринку. Вышел на парковке, взглянул на небо, где парили птицы-миньоны. И направился к корпусу лекарни.

Уже в холле у турникета я похлопал себя по карманам, запоздало подумав, что забыл пропуск дома. Достал было телефон, чтобы позвонить Лидочке, но из комнаты дружины выглянул улыбающийся Коля:

— Доброе утро, мастер Юсупов, — произнёс он. — Меня предупредили, что вы сегодня работаете. Проходите.

Он нажал на кнопку турникета, пропуская нас с Муромцевой в корпус.

— Спасибо, — ответил я. — Как у вас дела?

— Благодаря вашей терапии намного лучше, — с улыбкой ответил парень. — Думаю, что без нее я бы не смог спать спокойно.

— Если что — сразу иди ко мне. И помощнице моей скажи, что я велел без очереди впустить, — предупредил я и направился к лестнице.

— Спасибо, Василий Михайлович, — ответил дружинник.

Боковым зрением я заметил, как Муромцева удивленно взглянула на меня. Но не стал ничего уточнять.

Мы поднялись по лестнице, свернули в нужное крыло и прошли к кабинету, на двери которого красовалась табличка с моим именем. Я открыл дверь, прошел в приемную:

— Доброе утро, Лидия, — произнёс, обращаясь к сидевшей за столом девушке. Та оторвалась от экрана монитора, взглянула на меня и улыбнулась:

— Доброе, Василий Михайлович. Карточки назначенных на прием уже в вашем кабинете.

— Спасибо, — ответил я, проходя к двери.

— Я сделаю вам чай, — произнесла девушка, когда я уже переступил порог.

— Это было бы просто отлично, — освоил я, открыл створку и прошел в кабинет, оставив Муромцеву в приемной. Закрыл за собой дверь, снял с вешалки свежий халат, надел его и сел в кресло, взглянул на стопку папок, которые лежали на столике. Рядом расположился написанный от руки список с именами и фамилиями пациентов и временем, на который назначен прием. Папка с делом первого пациента лежала на самом верху. Значит, Лидия разложила их в порядке приема. Я невольно вспомнил, что также поступала Нина. Я ведь так и не отправил ей бумаги, которые приготовил. Стоило сделать это как можно скорее.

Взял верхнюю папку из стопки, откинулся на спинку кресла, открыл дело и с интересом взглянул на информацию о пациенте. Егор Серов, ветеран тринадцатого полка. Анамнез был скромным. Но до этого момента к душеправу мужчина не обращался. Однако запись была срочной.

Я взглянул на стену, где висели часы. До начала приема осталось еще десять минут. Вздохнул. Выпить чаю перед работой не получится.

Словно подтверждая мои слова, в приемной послышались приглушенные голоса, а затем в дверь постучали:

— Войдите, — устало произнес я, и в кабинет заглянула Лидочка.

— Василий Михайлович, к вам первый пациент.

— Пусть проходит, — ответил я, и дверь открылась, впуская мужчину лет пятидесяти.

Я осмотрел гостя, стараясь скрыть удивление. Обычно сила омолаживает людей, и позволяя одаренному выглядеть на тридцать лет долгое время. Стоящий же передо мной человек явно состарился, словно жил год за три. При этом он был хорошо одет, ухожен и гладко выбрит.

— Прошу, проходите, — произнёс я и указал на свободное кресло. — Присаживайтесь.

Мужчина кивнул и прошел в кабинет. Осмотрелся, словно по старой привычке. Слегка сдвинул кресло, будто оно стояло до того неправильно. И лишь затем уселся в него.

— Рассказывайте, что вас беспокоит, — попросил я, готовясь слушать, с чем придется работать.

— Знаете, Василий Михайлович, я военный, который застал времена Восстания. И получил «золотого орла» за защиту Воскресенска от нападения «Баюнов». Когда эти предатели отказались от присяги и атаковали наш дом. Там я видел всякое, мастер Юсупов. Фанатики, гореть им в подземном мире, познали колдовство и умели наводить морок. Но мы выстояли, и остаткам отступников пришлось бежать. А теперь…

Мужчина замялся, словно раздумывая, стоит ли говорить дальше, и я ободряюще произнес:

— Не беспокойтесь, мастер Серов. Вы можете поведать о чем пожелаете. Все, что вы скажете, останется в этих стенах.

— В общем, когда я посещал своего товарища, который здесь на излечении, вроде как видел одного из «Баюнов», того самого семнадцатого полка. Из тех, кто давно считается мертвым.

— Он был пациентом? — когда я, и Серов покачал головой:

— Нет. Он носил рясу лекаря. Я видел его мельком, и сейчас я в сомнениях, он ли это был, или нет.

Он взглянул на меня, словно ожидая, что я развею его опасения. Но я, совсем недавно встретившийся с одним из таких вот «умерших», тянул с ответом:

— Скорее всего, вам показалось, — сказал я после паузы. — А ваш товарищ, которого вы посещали? Он видел этого…

— Довлатова, — подсказал Серов. — Он был первым апостолом «Баюнов». Увы, мастер Юсупов, с ним пропала связь. Вчера мне сказали, что всех, кто находился на реабилитации, перевели в другой корпус. Под усиленное наблюдение.

Я удивленно поднял бровь:

— Вот как? Очень интересно. Впервые об этом слышу.

— Так говорят, Василий Михайлович, — ответил мужчина и с надеждой взглянул на меня:

— Я ведь в своем уме, мастер Юсупов? И мертвец не мог вернуться в этот мир?

— Думаю, если бы этот был тот самый первый апостол, его бы давно опознали, — успокоил я Серова. — Все отступники находятся в базах розыска жандармов. И не могли бы появится в столице. К тому же…

Я задумался, размышляя, много ли гвардейцев тринадцатого находится на реабилитации. И ответил, добавив в голос немного убеждения:

— Ваши братья из тех, кто находился под присмотром лекарей в корпусе, наверняка давно могли бы раскрыть предателя.

— Я тоже про это подумал, — вздохнул Серов.

— Но на всякий случай я пропишу вам успокаивающее снадобье, которое сможет корректировать возможную паранойю или панические атаки, — добавил я, и взял со стола пустой бланк. Быстро выписал рецепт и протянул Серову:

— Принимайте с утра и перед сном в течение десяти дней. Если мнительность не прекратится — сразу записывайтесь на повторный прием. Если же вас беспокоит еще что-то…

На всякий случай я активировал силу и взглянул на «Астрального двойника» своего пациента. Заметил у Серова большое пульсирующее серое пятно, которое в любой момент могло стать черным. И это было очень плохо. Потому что мнительность разрасталась, а микстуры в этом случае мало помогут. И лучше всего было бы использовать стиранием памяти. Иначе могло случиться непоправимое.

Я вздохнул и потер руки, разгоняя силу:

— Сейчас я применю одну лекарскую способность, чтобы вам было проще, — успокаивающим голосом произнес я.

Серов кивнул, и я активировал свой талант. И перед глазами появился корпус. Я стоял у дорожки и разговаривал с человеком, которого считал братом по оружию. Павлов, боец тринадцатого, которого я знал еще с приютских времен, до поступления в полк.

А затем я почувствовал на себе чей-то взгляд. Поднял голову и заметил в одном из окон комнаты второго этажа знакомый силуэт. Он был нечетким, угадывались только общие черты. И при виде этого человека в душе заклокотала жгучая ненависть. Мне показалось, что это был мой кровный враг. А через долю секунды человек опустил жалюзи.

Я разорвал плетение и замотал головой, приходя в себя. Взглянул на сидевшего напротив Серова, который удивленно смотрел на меня. Уточнил:

— Вы помните встречу с вашим товарищем?

— Смутно, — ответил тот.

Я покосился на серое пятно астрального двойника, которое начало уменьшаться. Значит, подействовало.

— Пьете курс микстур, которую я прописал, и если симптомы тревожности останутся — приходите на прием, — предупредил я.

Мужчина кивнул и поднялся с кресла:

— Спасибо, мастер Юсупов, — произнес он.

Пациент вышел из кабинета. Я же отметил в карте «тревожность», и вынул из ящика стола батончик энергона. Вскрыл обертку. Между приемом был небольшой перерыв. Успею восстановить силы, и…

Но передохнуть мне не дали. Потому что в приемной послышались голоса. Причем мужчина, который явно был посетителем, быстро перевел разговор на повышенные тона. Было понятно, что к отказу он не привык.

В беседу вмешалась Муромцева, и из приемной послышался треск. Запахло озоном, и я вскочил с кресла. Не хватало, чтобы Виктория убила кого-нибудь. Подбежал к двери, открыл ее и разочарованно пробормотал:

— Надо было позволить секретарю решить вопрос.

Муромцева стояла, преградив дорогу к кабинету. Между ее ладоней пробегали молнии. А в нескольких шагах от нее замер, удивленно глядя на секретаря, мой старый знакомый и пациент Федор Борисович. Он был великолепен: на нем были кожаные штаны, обтягивающая торс черная водолазка, плащ с уже знакомым алым подкладом. С лица слетели огромные очки, которые раскололись и лежали у его ног, обутых в ботинки на высокой платформе. Мне было не понять, зачем человеку в его огромным ростом было необходимо прибавлять себе еще сантиметров десять. Волосы певца растрепались, глаза сделались большущими, и весь вид его кричал о возмущении и шоке.

— Что происходит? Что это за дурная бабища в не пойми какого цвета кофточке? — воскликнул он отлично поставленным голосом и наконец встретился со мной взглядом. — На меня нападают, Василий Михайлович! Сделайте же что-нибудь! Оградите меня от этой гадкой женщины!

— Федор Борисович, вы ли это? — осведомился я.

— Ну, а кто еще? — удивленно ответил гость и тряхнул копной кудрявых волос. — Молю вас, уберите эту женщину.

Он испуганно покосился на Муромцеву, которая преграждала ему дорогу.

— Это мой секретарь, — пояснил я и обратился к девушке. — Пропустите его, пожалуйста. Я знаю этого человека.

— Да кто в империи не знает меня? — запальчиво произнес посетитель.

— Вы довольно успешно маскируетесь за очками, — предположил я, пытаясь успокоить артиста.

Муромцева хмыкнула, отошла в сторону и уселась в кресло. А ее ладони перестали искриться молниями. Пораженная происходящим Лидочка стояла у стены и прижимала к груди бумажную папку.

— Спасибо, Василий Михайлович, — поблагодарил меня гость.

Он подошел к двери кабинета. По дороге мужчина то и дело с опаской косился на Муромцеву. Девушка улыбнулась, и как мне показалось, она старалась делать это максимально дружелюбно. Но от ее дружелюбия Фёдор Борисович вздрогнул и отшатнулся.

Я посторонился, пропуская гостя в кабинет. И обратился к Лидии:

— Не переживайте, прием будет идти по плану. Я отпущу гостя через несколько минут.

Девушка судорожно кивнула, и я закрыл дверь. Обернулся к пациенту.

Фёдор Борисович уже сидел в кресле, откинувшись на спинку и забросив ногу на ногу.

— Итак, чем обязан? — уточнил я у гостя.

Мужчина удивленно взглянул на меня:

— Мастер Юсупов, вы слишком молоды, чтобы страдать провалами в памяти. Неужто вы могли забыть обо мне? О том, что я приговорен судом к посещению сеансов душеправа?

Я поморщился и вздохнул. Этот факт я как раз помнил. Просто думал, что после смены работы, Федор найдет себе другого душеправа. Но, видимо, у телезвезды были иные планы.

— Полагаю, вас мог бы принять Дельвинг. Он отличный специалист и способен провести вашу терапию и оформить все по высшему разряду.

— Нет уж, Василий Михайлович. Полагаю, что вы должны были предупредить меня о том, что смените работу, — с упреком возразил Фёдор. — Представляете мое удивление, когда я пришел в лекарню Дельвига, и узнал, что вы уволились? Хорошо, что ваш бывший наставник сказал, что вы устроились в фонд «Неравнодушные Сердца». Пришлось ехать сюда.

Я подумал, что мой бывший наставник вполне мог бы пойти навстречу Федору и выдать ему справку без лечения. Как и желала пациент. Но отчего-то артист заупрямился. И несмотря на уверения, что у него очень плотный график и нет свободного времени, он решил тратить его на меня. Я взглянул на висевшие на стене часы и произнёс:

— Увы, но мой сегодняшний день уже расписан. И тут я работаю с ветеранами. Запишитесь на прием в частном порядке.

Сидевший в кресле Фёдор нахмурился. Было заметно, что он собирался закатить скандал. Даже набрал воздух в грудь. Но затем осекся и спорить почему-то не стал.

— Хорошо, — ответил он и пружинисто встал с кресла. — Попытаюсь договориться с этим вашим секретарем. Если она не поджарит меня электричеством.

Признаться, такое поведение телезвезды меня удивило. У меня даже закрались сомнения, что он что-то задумал. И я даже активировал «Астрального двойника». И заметил свежее серое пятно, которое пульсировало и расползалось. Поэтому добавил:

— Запишитесь на сегодня на восемь вечера. Скажите, что это я вам предложил и она сменит гнев на милость.

Фёдор остановился у двери. Обернулся и ответил:

— Хорошо. Большое спасибо, Василий Михайлович.

Он набросил на плечи плащ, открыл дверь и вышел из кабинета. Я прислушался к происходящему в приемной, ожидая отложенного скандала. Но его не возникло. Я устроился в кресле и взял из стопки папку, готовясь к следующему приему.

Рабочий день вышел весьма насыщенным. В основном все посетители были из тринадцатого полка. И работа с их «Астральными двойниками» отчасти развеяла рассказы про культ внутри полка. И про поклонение Суворову. Потому что ни у одного из принятых мной ветеранов не было свежих пятен. И я очень сомневался, что все считали такое поведение правильным, безо всяких колебаний. Поэтому к концу дня версия что Холодова убрал Синод, немного поблекла и спустилась в списке на несколько пунктов.

Я попросил Лидию принести мне перекус в кабинет. Идти в столовую и тратить время на знакомство с коллегами совсем не хотелось. Может, в другой день я и соберусь потратить на это время. Еда оказалась странной и состояла из каши, протертых овощей без соли и специй. Но я не возражал и съел все, чтобы затем отдать посуду в приемную.

Работать с ветеранами Восстания оказалось куда тяжелее, чем с элитой аристократии, которая посещала лекарню Дельвига. В конце дня я даже подумал, что мне самому понадобиться душеправ.

Но последний пациент оказался по-настоящему тяжелым. Потому что мой любимый прием с погружением в прошлое отчего-то дал сбой. Воспоминания наслаивались друг на друга, порождая в созданном мире каких-то чудовищ, которых просто не могло существовать в реальности. Да и сама реальность искажалась, рассыпаясь на части и изменяясь, словно под влиянием чьей-то злой воли. Как мне показалось, с этой частью воспоминаний уже пытались работать другие специалисты. И им даже удалось их частично изменить. Но помогало это плохо. Этот кусок воспоминаний не изправила даже способность стирания. Поэтому пришлось взять в руки блокнот и ручку и слушать ветерана, попутно делая записи.

Но и записи не дали общей картины. Весь рассказ сводился к старым событиям времен Восстания. Когда полки отступников, объединившись, напали на Воскресенск. А вот дальше началось непонятное. Про отца-командира «Баюнов» — Минина, который получил сверхсилы и перестал быть даже похожим на человека. Про роту, в которой, бойцы могли принимать разный облик внешность и изменяли цвет силы. Про одержимых людей и прочее.

Мужчина не производил впечатление выдумщика. Он верил в то, что говорил. И от этого становилось немного не по себе.

Я даже активировал «Астрального двойника», чтобы убедиться, что человек не шутит. Но пятен на душе не было. Поэтому я отменил способность и активировал «Мастера-анатома». И сразу заметил темные пятна в голове. При беседе эти пятна пульсировали. Воспоминания причиняли ветерану боль. Это было плохо. Судя по всему, пациенту требовался надзор и медикаментозное лечение. Поэтому я выписал рецепт на препараты, которые должен был принимать ветеран строго по инструкции. В карточке же я отметил, что пациента лучше поместить в лекарский корпус, чтобы наблюдать прием лекарств.

Когда последний пациент вышел из кабинета, я облегченно вздохнул. Поставил нужные отметки в карточке, закрыл папку, положил ее в стопку и откинулся на спинку кресла. Помассировал пальцами виски, пытаясь усмирить головную боль. От выгорания уже не спасал даже энергон. Поэтому я немного подождал, а затем активировал «Всплеск эндорфинов», чтобы унять боль. И по телу теплой волной растеклась приятная эйфория.

В дверь постучали, а через секунду в кабинет заглянула Лидия:

— Василий Михайлович, на сегодня все, — сообщила она.

— Спасибо, — ответил я и кивнул на папки. — Отметки я сделал.

Девушка взглянула на меня с беспокойством. Уточнила:

— Вам плохо, мастер Юсупов?

— Голова немного болит, — произнес я. — Вернее, болела. Сейчас уже все в порядке.

Лидия облегченно вздохнула и улыбнулась.

— Я заметил, что большинство пациентов из полка «Жар-птицы», — продолжил я, и девушка кивнула:

— Остальные пытаются решить вопросы с проблемами черед полковых жрецов, которые приписаны к каждой роте. «Свора Севера» ни разу не подавала списки желающих. Во всяком случае, я никогда не видела пациентов от их полка. В «Горынычи» набирают только людей, устойчивых к ментальным травмам. Поэтому от них к нам попадают единицы. Ветераны «Морозко» рассеялись по другим полкам после гибели их отца-командира в одном из приграничных конфликтов. А молодое поколение принимало участие разве что в боях с бандами. Вот и выходит, что больше всего ветеранов в тринадцатом.

Я задумчиво кивнул. В памяти отчего-то всплыли слова первого сегодняшнего пациента. Серова. И я уточнил:

— Скажите, а кто работает главным лекарем в корпусе, где содержатся пациенты, которым предписан надзор? Просто мне нужно написать направление, чтобы он посмотрел одного человека. Последний пациент оказался очень тяжелый для терапии.

— Да я и сама могу, — начала было девушка, но я ее перебил:

— Зачем? Поверьте, мне несложно. Заодно потренируюсь писать направления. Зачем загружать вас лишней работой?

Девушка нахмурилась, словно вспоминая. А затем ответила:

— Алексей Резников. Прекрасный надзорный специалист, скажу я вам. У него отличная репутация.

— Повезло его пациентам, — вздохнул я.

— Это точно, — подтвердила Лидия. — Надеюсь, скоро ему дадут титул за многолетнюю службу.

— Многолетнюю? — не понял я.

— У него очень большой опыт работы душеправом, — ответила девушка. — И в этом году он даже подал заявку на пост консультанта в лекарское министерство.

Я задумчиво забарабанил пальцами по столику. История с Темноглазым графом научила меня, что личину легко можно украсть. Но с другой стороны, я не верил в то, что возможно так скопировать навыки и цвет силы. Либо Серов обознался, либо…

Либо этот Довлатов умеет даже чуть больше, чем легенда мимикрии. И способен полностью скопировать личность.

— Мастер Юсупов, с вами все нормально?

Голос Лидии вырвал меня из раздумий. И я кивнул:

— Да, все хорошо. Просто задумался.

— Ваша голова не прошла? — участливо уточнила помощник лекаря.

— Прошла, — ответил я и поднялся с кресла. — Вы домой?

Девушка покачала головой:

— Мне еще нужно доделать кое-какую работу. Так что мне нужно остаться.

— Смотрите, не перерабатывайте, — произнёс я. — Мы делаем благое дело, но выгорание может быстро заставить вас разлюбить профессию.

Лидия бросила на меня теплый взгляд:

— Спасибо за беспокойство. Если я почувствую первые симптомы выгорания, то обязательно обращусь к вам.

— Хорошо, — ответил я и направился к выходу из кабинета.

Муромцева ждала меня в том же кресле. И у меня закралось подозрение, что девушка просто превратилась в статую на время моей работы. Как гаргулья.

— Как прошел день? — уточнил я. — Надеюсь, вы сходили на обед?

Виктория встала с кресла и направилась за мной:

— Все хорошо.

— До свидания, Лидия, — уже у дверей попрощался я с помощницей. И вышел из кабинета.

— Немного пообщалась с вашими пациентами, — продолжила Муромцева, пока мы шли по коридору.

— И как?

— Достаточно… Познавательно, — произнесла девушка. — На самом деле странно видеть вояк в лекарне. Мне всегда казалось, что такие, как они всегда остаются в строю.

— Не считайте их слабыми, Виктория Ильинична. На самом деле даже самые крепкие люди могут нуждаться в помощи. И хорошо, что они находят в себе силы обратиться к душеправу, чтобы не сойти с ума.

— Я их не осуждаю, — отозвалась девушка. — У каждого свой ящик с грехами и страхами.

Мне подумалось, что она говорит о себе. Но толкать Муромцеву к откровениям я не торопился. Спугнуть свою помощницу было бы неправильно. Она сама должна прийти к желанию избавиться от своих демонов.

— Ах да, еще к вам на прием записался Федор Борисович. Встреча назначена…

Девушка взглянула на часы, красовавшиеся на ее запястье, и продолжила:

— Через час.

Я с трудом сдержался от того, чтобы не застонать. После всех сегодняшних проблем я совсем забыл, что назначил дополнительный прием на вечер.

— Где?

Муромцева демонстративно вынула из кармана блокнот, открыла его и полистала страницы:

— В особняке Юсуповых, — ответила она, гдядя на лист. Затем перевела взгляд на меня и пожала плечами:

— Он настаивал на том, чтобы вы приехали в его загородный дом, но я вынуждена было ему отказать по ряду причин. Кажется, он остался очень недоволен. Но прием не отменил.

— Главное — вернуться домой быстрее, чем он прибудет, — произнёс я, спускаясь по лестнице. — Иначе боюсь, что дядя его убьет особо изощренным способом. И избавится от трупа при помощи Круглова и его приятеля, Бирюка.

— Ну, Империя немного потеряет, — усмехнулась девушка. — Вы наверняка сами понимаете, что человек он, мягко говоря, не очень.

— Никто не заслуживает получить тростью в лоб, — возразил я.

Мы вышли в холл, я попрощался с дежурившим на вахте Колей. Паренек кивнул и нажал кнопку. Я толкнул турникет.

— А как прошел ваш день, Василий Михайлович? — неожиданно произнесла Виктория, когда мы вышли на крыльцо.

Я обернулся к девушке:

— Кто вы? И куда дели моего секретаря?

Виктория улыбнулась. И как мне показалось, вышло у нее это тепло:

— Меня никто не похищал, мастер Юсупов, — ответила она. — Можете даже проверить меня своими способностями. А почему вы это спросили?

— Подобное поведение нехарактерно для вас, — ответил я, подходя к машине. — Но раз уж вы спросили…

Я открыл дверь и сел на заднее сиденье. Дождался, пока девушка займет место за рулем. И продолжил:

— День прошел достаточно познавательно.

Виктория взглянула на меня в зеркало заднего вида:

— Работа оказалась немного тяжелее, чем вы думали? — поинтересовалась она, заводя двигатель.

— Не только это, — не стал вдаваться в подробности я. И замолчал. Потому, что понял: все, что было услышано в кабинете, является лекарской тайной. И рассказать это я не смогу. Придется искать обходные пути.

— До меня дошел слух, что один из лекарей очень похож на бывшего первого проповедника семнадцатого полка.

Девушка резко затормозила, и от неожиданности я ударился лбом в подлокотник переднего сиденья. Виктория же обернулась ко мне и уточнила:

— Первого проповедника? Довлатова?

— Ага, — ответил я, и потер ладони. Коснулся «вспышкой света» лба, на котором начала образовываться шишка.

— Права вы все же купили, — пробормотал я, но Муромцева не стала комментировать это заявление.

— Об этом должен срочно узнать мастер Круглов, — произнесла она, вынимая из кармана телефон.

— Да не смог бы отступник работать лекарем, — ответил я. — Их сила меняется. И не может исцелять.

Но девушка меня не слушала. Она уже вынула из кармана телефон и торопливо щелкая кнопкой искала в адресной книге нужный номер:

— Что за паника? — удивленно продолжил я. — Его опознал только один из тринадцатого. Один из многих. И то ему показалось.

— Значит, скажете Круглову имя этого человека.

Я покачал головой:

— Это так не работает. Если я сдам информацию о пациенте даже жандармам, то нарушу клятву. И мне не поздоровится. И сила может на время изменить цвет. А то и вовсе лишусь дара. И тогда поставлю жирный крест на работе.

— А если не скажете, Василий Михайлович, не поздоровиться может всей Империи, — сухо ответила девушка. — Такая вот дилемма мультипликационного медведя.

— Хорошо, предлагаю компромисс, — воскликнул я, когда девушка уже нажала на вызов. — Мы сами проверим эту теорию. И если она подтвердится — расскажем обо всем Круглову.

Я добавил к словам «убеждение», причем не стесняясь силы, которую вложил во фразу. И это подействовало. Девушка отменила звонок и несколько секунд задумчиво вертела аппарат в руке. А затем вздохнула и обернулась ко мне:

— Хорошо, Василий Михайлович. Наверное, так будет правильнее. Потому, что если вы ошиблись…

— То свалю все ошибки на вас, — поспешно добавил я. — И тогда у мастера Круглова появятся к вам вопросы.

Девушка неожиданно улыбнулась:

— Какой хитрый план, Василий Михайлович. Я даже начинаю думать, что все это вы сочинили, чтобы от меня избавиться.

Я мысленно выдохнул и откинулся на спинку кресла. Скрестил на груди руки:

— Что вы, Виктория Ильинична, — заверил я девушку. — Пока мы не разберемся с проблемами, которые вы тщательно скрываете, я никуда вас не отпущу. И не надейтесь. А теперь давайте уже поедем. Федор Борисович скоро приедет в особняк. Где его ждет не самая приятная встреча с моим дядей.

Девушка завела двигатель, и машина покатила по дороге. Я же запоздало подумал, как же просто подействовала на Муромцеву сила моего убеждения.

Высшие силы были благосклонны ко мне и звезде эстрады, и к особняку мы прибыли незадолго до визита Федора Борисовича. Авто въехало на территорию, а я вышел из салона. Муромцева перегнала транспорт в гараж, я же поднялся по ступеням крыльца, и вошел в гостиную.

— Ну? Как работа? — не отрываясь от экрана телевизора уточнил Петр, когда я остановился на пороге гостиной. — Или тебе опять повезло, и на территории еще кого-то убили?

— Нет, сегодня пришлось отработать полный день, — ответил я и прошел в помещение.

Дядя недоверчиво хмыкнул. Взял со стола пульт, сделал звук телевизора тише, и обернулся ко мне:

— Вот как? И как впечатления?

— Достаточно интересная работа, — ответил я. — Кстати, у меня сегодня еще прием в частном порядке. Дома.

Дядя только пожал плечами:

— Работа дело уважаемое. И если человек достойный, то отчего же не помочь.

Он тяжело встал с кресла и произнёс:

— Можешь тут проводить. А я пока поболтаю с Кругловым.

Я удивленно поднял бровь:

— Он приехал?

— Да, сам решил проверить безопасность дома. И навестить Викторию Ильиничну.

В душе зашевелилось неприятное ощущение от того, что глава Братства приехал по мою душу. Вернее не по мою, а по поводу того самого Серова из тринадцатого. Впрочем, сразу себя успокоил: если бы Виктор хотел со мной побеседовать, то ждал бы меня в гостиной. А если он бродит по территории, значит все нормально.

— Любавушка уже пришла?

— Да, она на кухне. Я предупрежу, что мы сами накроем на стол.

Дядя направился к выходу, где встретился с вошедшей в дом Муромцевой:

— Добрый вечер, Виктория Ильинична, — улыбнулся он.

— Добрый вечер, мастер Юсупов, — ответила девушка. — Собрались на вечернюю прогулку?

Дождавшись утвердительного кивка, девушка продолжила:

— Идемте, я составлю вам компанию, если вы не против.

— Охотно, — согласился Петр, и они направились к выходу. Я же услышал приглушенный голос Юсупова. — Как вам работается с моим племянникам?

— Прекрасно, — ответила девушка. — Василий Михайлович хороший человек. Только ему не говорите, а то зазнается.

Ответом был довольный смех Петра, а затем входная дверь хлопнула. Я же тяжело вздохнул, мысленно готовясь к визиту звездного гостя.

К моему удивлению, Фёдор прибыл минута в минуту. В окно гостиной я увидел, как у ворот остановилась машина, раскрашенная в причудливые цвета. Краска была нанесена пятнами, отчего авто походило на жирафа. Пассажирская дверь открылась, и к воротам вышел Фёдор Борисович собственной персоной. И заметив высокого гостя я невольно улыбнулся сравнению с жирафом. Мужчина сменил наряд, облачившись в белоснежный спортивный костюм с широкими лампасами. Его волосы были собраны под тканую повязку. По всему походило на то, что мой пациент только что посещал тренировочный зал. Да только при этом он выглядел слишком свежим.

Фёдор направился к воротам. Я же пошел к дверям встречать пациента. И открыл дверь аккурат в тот момент, когда гость поднялся на крыльцо. Улыбнулся и произнес:

— Добрый вечер, Федор Борисович. Прошу, проходите.

Посторонился от дверного проема, пропуская удивленного гостя.

— Вы ждали меня у двери, Василий Михайлович? — уточнил гость, проходя в гостиную.

— Почти, — ответил я. — Присаживайтесь.

Фёдор сел в кресло, закинул ногу на ногу:

— Мой секретарь уже передал график приема секретарю Дельвига. Но я попрошу продублировать его Виктории. Знаете, она оказалась не такой уж стервой, за которую я ее принял. Удивительное дело, но вероятно вы правы. Она не узнала меня в очках. А потом перенервничала и не могла понять, кто перед ней.

Я не стал спорить с артистом, решив, что лучше он будет верить в эту версию. Мне же показалось, что Виктория не узнала Федора. Но если он поймет это, то получит ментальную травму, которую я не смогу исцелить.

— Хорошо, — согласился я. — Извините, что вам пришлось менять планы и ездить по городу, чтобы попасть ко мне. Итак, что вас беспокоит?

Фёдор вздохнул, запрокинул голову и на несколько секунд замер, словно пытаясь подобрать слова. А затем сложил ладони в молитвенной жесте и уперся кончиками пальцев в свой подбородок.

— Вы можете быть со мной откровенным, — мягко заявил я. — Поверьте, я не стану вас осуждать или не доверять вашим словам.

— Все сложно, Василий Михайлович. Вы же знаете кто я такой.

— Конечно, — кивнул я.

— Я звезда. Меня знает вся империя. Вся женская часть населения от десяти до ста лет смотрит на меня как на чудо света.

Я в этом сомневался, но возражать не пытался.

— Они видят во мне высокого и красивого мужчиину. Вам не понять, Василий Михайлович, какого это быть мной. Я ведь шикарен. Хотя ничего не дается просто так. Мне приходится много работать для того, чтобы все это…- он обвел себя руками, — оставалось интересным.

Мне пришлось продемонстрировать заинтересованное лицо, чтобы не показать, как скучно мне слушать про тренировки, массажи и визиты к целителям. Но Федор Борисович меня удивил.

— Для того, чтобы на меня продолжали смотреть недостаточно быть просто шикарным. Надо подогревать к себе интерес. Была бы моя воля, то я носил бы пижаму и побрил голову налысо.

Я кивнул, хотя не верил ни единому слову.

— Знаете, что каждый день я трачу по несколько часов, чтобы выглядеть безупречно. Но это не все. Мне приходится быть на виду. Иногда провоцировать скандалы, чтобы обо мне не забывали и говорили. Это важно. Но к тому же, очень важно общаться с людьми своего круга. Вы понимаете, о чем я?

— Не совсем, — я подался вперед. — Расскажите.

Федор был доволен моей заинтересованностью и тряхнул головой, прежле чем продолжить:

— Мне надо общаться с другими артистами. Нужно проводить вместе время, чтобы переманивать их аудиторию. И делиться своей, конечно же, — на последней фразе он скривился. — Хотя мне сложно понять, кто захочет после шикарного меня смотреть на кого-то еще. Вы ведь понимаете?

— Конечно.

— Люди не могут постоянно наслаждаться изысканными блюдами. Иногда им надо поесть примитивного борща.

Я кивнул, боясь сбить с настроя разговорившегося артиста.

— Мне приходится общаться с разными артистами. Принимать участия в разного рода мероприятиях…. — Федор прикрыл глаза и потер переносицу, а потом выдавил, — вечеринках.

— Понимаю, — я добавил в голос силы убеждения. — Вы можете называть вещи своими именами.

На лице гостя появилось облегчение и он выдохнул.

— Конечно. Вы уже наверняка слышали, что недавно в информационное поле попала информация про одну вечеринку. Сейчас ее активно обсуждают во всех газетах и на телеканалах.

Я только покачал головой. Совсем ничему жизнь Фёдора Борисовича не учит. Хотя с виду взрослый человек. Больше двух метров роста, в плечах косая сажень, а поступки неразумного дитя. Полагаю, что адвокаты наверное только рады такому клиенту.

— А чего вы хотите от меня? — прямо уточнил я.

В то, что Федора мучала совесть по поводу «правильности» поступка я очень сомневался. И как оказалось, я не ошибся.

— Это ужасно. У меня начались панические атаки, Василий Михайлович, — ответил Федор. — Я же только недавно оказался в центре крупного скандала, который с трудом смог замять. Мне назначили это лечение. И я, заметьте, согласился. И отнесся к нему серьезно. Вы ведь это заметили?

— Да. Конечно, — кивнул я.

— Так вот. Я едва смог пройти по лезвию ножа с этой историей, которую челядь прозвала «кофточной». Управляющий моими делами только сумел вывернуть все так, словно я был не в себе из-за стресса. Мы сняли несколько роликов о благотворительности. Я обязался перевести деньги в фонд для пострадавших от домашнего битья. Представляете, этих куриц лупят, а мне приходится за это платить.

— Пожалуй, мы это обсудим в следующий раз, Федор Борисович, — сдержанно отозвался я.

— Как скажете, — безразлично отмахнулся гость, а потом сделал страдальческое лицо. — Почему на меня сыпется неприятность за неприятностью? Неужели моим злопыхателям никак не надоест на меня строчить доносы? Я ведь столько работаю. И решил немного отдохнуть. Пошел на прогулку. И заглянул на эту злосчастную вечеринку. Зашел и вышел, Василий Михайлович.

— Это официальная версия, как я полагаю? — предположил я.

Мужчина скривился, явно не желая мне признаваться в очевидном. Но потом махнул рукой.

— Да, сперва это было забавной шуткой. Пока в дело не вмешалась проверка из Синода. И теперь на выявленных участников этой вечеринки косо смотрит все высокое общество. Скоро репортеры найдут списки, в которых есть моя фамилия, и тогда мое великое имя смешают с грязью. Они же натуральные шакалы, Василий Михайлович. Я уже чувствую, как они натурально доведут меня до нервного срыва.

Он не договорил, но я и так понял, к чему клонит пациент.

— Думаю, у вас целый отдел по развитию и рекламе, — ответил я. — И они смогут повернуть эту ситуацию вам во благо.

— А если не смогут? — возразил Федор. — Я начал строить свою карьеру после окончания Восстания. А теперь все, что нажито непосильным трудом…

Я хотел было сказать, что сперва стоило хорошо подумать, а затем уже посещать вечеринку, но я сдержался. Улыбнулся:

— Насколько мне известно, вы заслуженный артист Империи. Поэтому народ сможет простить вам эту выходку. Если вы искренне, от души, извинитесь. И больше никогда не будете так делать.

Федор на секунду застыл, а затем на его лице начала расплываться довольная улыбка:

— А ведь вы правы, мастер Юсупов. Нужно найти корреспондента, заплатить ему, а он записал бы видео с извинениями. И если моя фамилия появится в списке, показать его по нескольким музыкальным каналам. Я просто признаюсь, что ошибся. Что просто ошибся… дверью.

— Лучше будет сказать об этом иносказательно, — посоветовал я. — В нашей империи есть старый неписанный закон. Он гласит: повинную голову меч не сечет.

Федор закусил губу, а потом вдруг воскликнул:

— Каждый может в жизни ошибиться и войти не в ту дверь!

Он замолчал, взглянул на меня, и спросил:

— Василий Михайлович, у вас не найдется ручки и листа бумаги?

К сожалению или к счастью, поработать над контролем гнева с Фёдором Борисовичем не вышло. Пациент был настроен совсем на другое. Но и в гостиной он провел всего тридцать минут вместо положенного часа. Федор Борисович оказался очень увлеченной личностью. И получив лист бумаги и ручку, принялся бормоча что-то быстро писать, затем зачеркивать, и снова писать. В какой-то момент, телезвезда даже высунул от усердия язык. Я же пил чай и наблюдал за этим человеком.

Наконец, очень довольный собой Фёдор Борисович отложил в сторону ручку, взглянул на лист, затем перевёл взгляд на меня:

— Спасибо вам, мастер Юсупов.

— Не за что, — улыбнулся я. — Но в следуюший раз я очень надеюсь, что мы наконец-то начнем работать над вашим контролем гнева.

— Конечно, Василий Михайлович, — бодро ответил мужчина и вскочил из-за стола. — График приема я пришлю для согласования вашему секретарю. Курьером.

Он сложил лист, и убрал его в карман. Торопливым шагом направился к выходу. Я же откинулся на спинку кресла и довольно улыбнулся. Рабочий день окончен, впереди выходные.

— Как пациент, Василий Михайлович?

Голос Муромцевой прозвучал за спиной. Очевидно, девушка вернулась в дом через двор для тренировок.

— Идет на поправку, — не оборачиваясь ответил я и с сомнением добавил. — Наверное. Куда делся дядя?

— Обсуждают что-то с Кругловым за чаем в беседке на заднем дворе, — произнесла девушка. Она прошла к столу и села в кресло. Понизив голос, с интересом уточнила:

— Ну? С чего начнем расследование?

Я устало потер ладонью лоб. А затем произнес:

— Можно попытаться найти информацию по поводу этого лекаря. А затем уже…

— Я этим займусь, — с готовностью ответила Муромцева, и я удивленно взглянул на нее:

— Позвольте полюбопытствовать, Виктория Ильинична. Вы наверняка соврете, но я все же попытаюсь. С чего вдруг вы стали проявлять такое рвение в помощи мне? Сами понимаете, такое поведение с вашей стороны немного… настораживает.

Девушка пожала плечами:

— Мы делаем одно дело. И если в будущем нам предстоит вместе работать — лучше пытаться найти контакт сейчас. Это вовсе не значит, что я изменила свое отношение к вам, Василий Михайлович. Просто в Братстве не приняты открытые дрязги.

Мне же просто показалось, что этот ход был не по душевной доброте. Скорее всего, Муромцева уже как-то обмолвилась про то, что убийство Холодова было не просто резней психа. И Круглов дал добро на это скрытое расследование. Под контролем начальства, само собой. Но вслух ж е я свои теории озвучивать не стал. Просто кивнул:

— Так вот в чем дело. Кажется, я еще не решил по поводу вступления…

Девушка не ответила. Только загадочно усмехнулась:

— Как скажете, Василий Михайлович.

Она хотела было встать с кресла, но я ее остановил:

— Куда вы, Виктория Ильинична? Скоро должны т будет подать ужин. И ваше отсутствие за столом будет выглядеть несколько… подозрительно. Особенно в присутствии такого высокого человека, как Виктор Круглов.

Я встал с кресла и направился в сторону кухни.

Я накрыл на стол, а затем вышел на террасу, и заметил Петра и Виктора, которые сидели в беседке. Они пили чай и вели неспешный разговор, но слов с такого расстояния я разобрать не мог. А на столе перед ними стоял заварочный чайник и две чашки чая.

— Ужин на столе, — крикнул я. И мужчины прекратили разговор. Обернулись в мою сторону.

— Уже идем, — хрипло ответил Петр и встал с плетеного кресла. Взял трость. Виктор предложил дяде помощь, но как мне показалось, сделал он это чтобы соблюсти приличия. Потому что знал, что Пётр окажется.

Мужчины неспешно направились в мою сторону. Я же облокотился на перила, глядя на них. И размышляя про их работу. Неофициальную, само собой. А еще, мне вспомнился Голицын, который когда-то прибыл в наш дом, чтобы переждать облаву. Только сейчас отметив, что парень не выглядел испуганным. Выходит, он не боялся попасть в облаву и погибнуть за идею Братства.

Да и мой отец в своем дневнике ни разу не упоминал, что жалеет о вступлении в организацию. Выходит, идея, ради которой они работают, благая.

Мужчины тем временем поднялись по скрипучим ступеням крыльца. И Круглов произнес:

— Добрый вечер, мастер Юсупов. Ваш дядюшка похвастался мне, что сегодня вы отработали свой первый рабочий день?

— Добрый вечер, — ответил я. — Все так и есть.

— И как вам работа с ветеранами? — уточнил мужчина, и глаза его хитро блеснули.

— Очень познавательно, — ответил я. — Правда, для многих мои способности уже помогают слабо. Или не помогают вовсе. Так что приходится выписывать некоторым рецепты на микстуры.

— Это нормально, — отмахнулся Виктор. — Застарелые травмы сложно исправить за один прием, как вы привыкли. Но думаю, вы прекрасно справитесь.

Я открыл дверь, приглашая всех в дом:

— Спасибо. Я тоже на это надеюсь.

Мужчины прошли в дом. Я последовал за ними.

— А еще я слышал, что сегодня вы принимали Федора Борисовича? — не оборачиваясь, уточнил гость.

— Частный прием, — ответил я.

— По поводу той самой вечеринки?

— Увы, мастер Круглов, это лекарская тайна, — развел я руки.

— Понимаю, Василий Михайлович, — ответил Круглов. — Но я должен был попытаться.

Я не ответил. Мы прошли в гостиную, где за столом уже сидела Муромцева.

Мы ужинали почти в дружеской атмосфере. Я удивился тому, насколько Круглов оказался приятным собеседником. Он шутил на отвлеченные темы, пикировался с Петром, который буквально расцвел от внимания к своей персоне. Мне показалось, что дядя скучает по своей прежней работе больше, чем по здоровой ноге. Я сам не заметил, как тарелки опустели.

— А теперь прошу меня простить. У меня еще много дел.

Виктор встал из-за стола и направился к выходу. И к моему огромному удивлению, Виктория отправилась его провожать. А дядька взял телефон и набрал номер:

— Граф, так что же выходит, ваша Мария не спускает с вас глаз и не позволила вырваться ко мне по-соседски… Вот так и доверяй старому пройдохе вроде вас… Жду завтра… Железно. И сыграем партейку в шахматы. Так уж и быть, я позволю вам играть белыми.

Я лишь покачал головой и принялся собирать со стола пустую посуду.

После ужина я решил откланяться, оставив дядю смотреть телевизор в гостиной. Родич сыто улыбнулся и уточнил:

— А что за пациент был у тебя на дому? Кто-то их ветеранов, который не захотел светиться в лекарне?

— Не совсем. Это был один эстрадный артист…

— Высший избави, — воскликнул Петр и осенил себя священным знаком. — Неужто к нам заглянул кто-то из этой братии?

— Какой «этой»?

— Василий, вот иногда ты меня поражаешь своей наивностью. Ну сам посуди, кто из приличных людей станет работать лицедеем? И не артистом театра или кино, которых еще можно назвать порядочными людьми. А теми, кто трясет всяким на сцене, да по кабакам песни распевает за денежку.

— Какие глупости, — я покачал головой. — Тебя послушать, так в империи почитай нет порядочных людей. Ну, кроме военных и лекарей.

— Если ты решил, что я всю твою лекарскую братию причислю к годной части населения, то это ты зря, — буркнул старик.

— Так ты же по ящику своему смотришь этих самых лицедеев. И ничего тебя не смущает.

— Одно дело смотреть на этих бесноватых по телевизору. А совсем другое — тащить их в дом. Этот самый эстрадный не в моем ли кресле сидел? — подозрительно осведомился Петр.

— Не в твоем, — успокоил я его.

— Надо почистить то место, которое он своим седалищем осквернил, — упрямо заявил родич.

— Ты ведь даже не знаешь, что за артист был у меня, — вздохнул я.

— Ясное дело, кто-то из богатых. Потому как приехать домой к душеправу себе не каждый позволит, — легко догадался Петр. — И скорее всего светить мордой не хотел. Натворил чего-нибудь гадкого, а теперь решит снять груз в душонки своей нелепой. Угадал?

Я решил не спорить и кивнул.

— А он случайно не выступал недавно в цыплячьем костюме? — напряженно уточнил старший Юсупов. — Если так, то после него можно гостиную спалить, чтобы заразы не подцепить.

— Это лекарская тайна… — начал я и тут же заговорщически добавил, — но не он. И поверь, все прививки у моего пациента сделаны.

— Хорошо, если так, — вздохнул дядька и включил телевизор.

На экране появилось лицо Федора Борисовича, и я даже икнул от неожиданности.

— Вот еще один мракобес, — проворчал дядька, не заметив моей редакции. — Этот, как мне кажется, еще и спереть что-то может.

— С чего ты взял?

— Морда у него бандитская. Вот смотрю на него и понимаю, что он при встрече руку позолотить попросит. Или предложит купить у него почти не ворованную лошадь.

— Не ожидал от тебя такой дремучести, — осуждающе протянул я. — Судить человека по лицу.

— Могу себе позволить, — беззлобно огрызнулся дядька. — Это таким как ты, молодым надо беспокоиться, чтобы не ляпнуть чего-то крамольного. А я старый человек, и спрос с меня небольшой. К тому же, ты сам глянь на этого Федора. Ну какой он Федор? На роже написано ведь, что Пронька…

Выслушивать все предположения вредного родича я не стал и направился к себе.

Поднялся на второй этаж и заметил Муромцеву, которая караулила меня у дверей. Девушка стояла, прислонившись спиной к стене и скрестив на груди руки.

— Что-то случилось, Виктория Ильинична? — поинтересовался я, останавливаясь у порога. — У вас ко мне какое-то дело? Или вы решили выдать недостающие на сегодня колкости?

— Ничего подобного, Василий Михайлович, — ответила девушка.

Я покачал головой и открыл дверь комнаты. Девушка проскользнула за мной и затворила створку.

— Я хотела обсудить с вами этого лекаря из вашего комплекса, — заявила она негромко.

— Алексей Резников, — подсказал я и сел в кресло. Включил компьютер. — Сейчас попробуем найти на него что-нибудь.

Девушка кивнула и села рядом, дожидаясь, пока загрузится операционная система. Затем открыл поисковую страницу и вбил «Алексей Резников, душеправ».

Особой надежды на результат у меня не было. Все же душеправ Резников был не телезвездой, актером или певцом. Да и просто медийным душеправом он тоже не был. Иначе о нем было бы известно как минимум мне самому. В наших кругах слухи о талантливых лекарях расходились достаточно быстро.

Но результат меня удивил. Алексей Резников и правда был довольно грамотным душеправом. Не настолько знаменитым, чтобы издания писали про него как про «создателя собственной методики», или «автора множества книг по исцелению душ», но несколько статей все же удалось найти.

Алексей Резников и впрямь работал давно. И делал свое дело без громких заявлений. Он даже освидетельствовал нескольких серийных убийц. Из тех, кто не получил свою минуту славы и про которых не рассказывали во всех газетах. На одном из сайтов я даже нашел биографию лекаря.

Алексей Иванович Резников был потомственным лекарем. Родился и вырос в столице, окончил лекарский лицей имени святого Петра, а затем и Первый Императорский Медицинский Университет. Получил диплом с отличием. В начале Восстания Резников был лекарем в одном из полков. После того как Восстание закончилось, Резников долгое время продолжал работать с ветеранами. Это было причиной того, что о нем как о специалисте не было известно в широких кругах. Сложно представить, сколько бойцов прошло через него.

Я откинулся на спинку кресла, рассеянно глядя в монитор.

— О чем задумались, Василий Михайлович? — уточнила Виктория.

— О том, что Резников работал душеправом в полевых условиях. И до сих пор помогает ветеранам. И только недавно выбрался из казарм, чтобы явить себя миру.

Резников часто мотался с командировками в Африку, из чего я сделал явный вывод, что мужчина метит в министерство при Синоде. Верной дорогой идет. При этом не шагает по головам, а служит с достоинством. Такие потом щеголяют безупречным прошлым, в котором нет ни одной тени.

Далее шел перечень заслуг Резникова перед Империей и награды. И я вздохнул:

— Человек с кристально чистой репутацией.

— Как и Сергей Иванович, — согласилась Муромцева. — Только вот темноглазый граф…

— Сергей Иванович Лазарев был далек от лекарей, — задумчиво ответил я. — Душеправ быстро раскусит ряженого. Даже если он очень хорошо мимикрирует. Одна проверка «Астральным двойником», и вся маскировка рассыпется, словно карточный домик.

Девушка закусила губу размышляя.

— Тем более Довлатова помнят многие ветераны «Жар-птиц», — продолжил я. — И если бы он правда был в корпусе — его бы уже опознали. И доложили в Синод.

Муромцева нахмурилась, а затем вздохнула:

— Скорее всего вы правы, Василий Михайлович.

— Но у нас есть возможность попасть в лекарский корпус, — произнёс я. — И поговорить с этим Резниковым лично.

— И что это даст? — заинтересовалась девушка.

Я пожал плечами:

— Можно будет попытаться взглянуть на его астрального двойника.

— Хорошая идея, — одобрила Виктория. — Но как вы собираетесь попасть в корпус?

— При помощи отчета, который я должен сдать, — просто ответил я. — По поводу одного из бойцов «Жар-птиц». Который я сейчас и составлю.

Девушка покинула мою комнату. Я же быстро набросал отчет, переслал его себе на рабочую почту. А затем выключил компьютер и отправился спать.

Чужие, перевариваемые воспоминания, которые мне довелось пережить за день. Так что сон мой был беспокойным. Мне снились бои за Воскресенск. Резня между «Жар-птицами» и «Баюнами». Сны были очень реалистичны. И я чувствовал дым горящих деревень, и железистый запах крови.

Поэтому, когда будильник вырвал меня из беспокойного, полного кошмаров сна, я вздохнул с облегчением. Спать больше не хотелось. Я встал с кровати, дошел до ванной, быстро умылся, оделся и вышел из комнаты.

Дядя уже сидел в гостиной. Компанию ему составила Виктория, которой отчего-то тоже не спалось.

— Доброе утро, — произнес я. Прошел к столу и сел в кресло.

— Добрый, — ответил Петр. — А ты чего вскочил спозаранку-то?

— Да снилось всякое, — сообщил я.

Дядя кивнул. Уточнил:

— События Восстания?

— Ага. Битва за Воскресенск.

— Страшное было дело, — согласился Юсупов. — «Баюны», не проявив себя, вышли прямо к границам губернии. Проникли на территорию и устроили резню. Жандармерия, спецотряды и передовые части «Жар-птиц» были истреблены. А пол «Баюнов» пошел вглубь, неся смерть, хаос и разрушения.

Я поежился и налил в чашку чай:

— А Карамзин что-нибудь знает про эти события?

— Увлекся историей времен Восстания? — усмехнулся Петр.

— Ну да. Становится интересно, как тринадцатому удалось отбиться. Да и из-за чего все началось.

Юсупов несколько секунд помолчал, а затем произнес:

— «Жар-птицы» всегда был наиболее многочисленным полком.

— Они набирают рекрутов с Воскресенска, — кивнул я. — А это самая большая губерния.

Петр усмехнулся:

— Так-то оно так, — протянул он. — Только не совсем в этом дело. Они резко набрали рекрутов в тот момент, когда…

Дядя внезапно замолчал, словно бы сказав лишнего. Я удивленно взглянул на него, ожидая продолжения, но Петр произнес:

— Но что-то я заговорился. Пора бы на утреннюю прогулку. Надо будет повидать Толстого и напомнить ему о партии в шахматы, которую он мне обещал. Он, тот еще прохвост, умудряется шельмовать даже в шахматы. Надо будет каждый ход записывать…

Старик тяжело встал с кресла, взял трость, и опираясь на нее направился к дверям.

Я проводил его взглядом, а затем покачал головой:

— Сколько же тайн хранит это Восстание.

— Синод и Сенат не просто так подписали указ об «отлученных предателях», — произнесла Виктория.

Я перевёл взгляд на девушку. И на мгновение мне показалось, что она знает про все это куда больше меня. Но никогда мне не расскажет.

— Жаль, что я не попросил дядю договориться о встрече с Карамзиным, — пробормотал я. — Впрочем, сегодня он скорее всего в институте. А нам пора ехать в лекарню. Сдавать отчет.

Девушка охотно кивнула:

— Я подгоню машину, Василий Михайлович.

Она быстро встала с кресла. Словно так же, как и дядя, хотела больше не возвращаться к этому разговору.

Всю дорогу до лекарни мы молчали. Словно упоминание про тринадцатый и Воскресенск поставило между нами какой-то барьер неловкости. И только когда авто прибыло к воротам комплекса, Виктория произнесла:

— Прибыли.

— Благодарю, — сухо ответил я и покинул салон.

Прошел к корпусу, на ходу похлопав себя по карманам и убедившись, что в этот раз я не забыл в особняке пропуск. Прошел через турникет, поздоровавшись с незнакомым мне охранником, и направился к своему кабинету.

Лидия встретила меня на посту помощницы. И едва я открыл дверь, она оторвалась от своего занятия и удивленно взглянула на меня.

— Вы вообще уходите домой? — с улыбкой уточнил я.

— Я устраивалась на пятидневную рабочую неделю, — ответила помощник. — К тому же на вашей должности очень много работы. А вы зачем прибыли в корпус?

— Сдать отчет об одном из пациентов мастеру Резникову — произнёс я.

— Это могло бы подождать до понедельника, — начала было помощница, но я покачал головой:

— Увы. Мне кажется, поражения очень тяжелые. И в таком состоянии человек может навредить себе. Или окружающим. Мне нужна папка с делом Северцева.

— Сейчас.

Лидия встала с кресла, одернула рясу, обогнула стол и подошла к одному из шкафов. Открыла дверцы и принялась перебирать корешки:

— Ага, вот.

Она достала нужную папку и протянула ее мне.

— Спасибо, — поблагодарил я, словно невзначай коснувшись ее ладони. И приемная перед глазами на миг поплыла. А по коже под пиджаком побежали искры. Но через мгновение все стало как раньше.

— Я создам отчет и отнесу его Резникову, — произнёс я. — Хотелось бы поговорить с ним по этому поводу и обсудить возможный способ исцеления.

— Хорошо, — растерянно ответила девушка. Я же направился к двери кабинета.

— Я узнаю, на месте ли Алексей Иванович, — произнесла мне вслед Лидия.

— Спасибо, — ответил я и вошел в кабинет. Закрыл за собой дверь, сел за стол и распахнул папку с делом.

Отчет был дополнен за несколько минут. Затем я отправил отчет на печать на принтере в приемной, и вышел из кабинета.

— Готово, — произнёс я сидевшей за компьютером Лидии и подошел к принтеру. — Алексей Иванович готов принять меня?

Девушка покачала головой:

— К сожалению, его сегодня нет в лекарне.

— Жаль, — протянул я, держа в руках лист.

Очень хотелось уточнить, где же он, но я не стал проявлять излишнее любопытство. Вместо этого произнес:

— А кто его заменяет? Боюсь, дело очень срочное.

— Игорь Викторович Гольянов, — ответила девушка.

— Можете договориться о приеме? — попросил я, на всякий случай усилив голос «красноречием».

Помощница сняла трубку со стоящего на столе аппарата, и принялась нажимать кнопки. Поднесла аппарат к уху:

— Добрый день, Снежана. Василий Михайлович очень переживает за одного из пациентов. Хочет посоветоваться с Игорем Викторовичем. Да, жду.

Она зажала ладонью динамик и, понизив голос, уточнила:

— Минуточку, Василий Михайлович.

Я кивнул. Лидия же снова приложила трубку к уху:

— Да. Хорошо. Я ему передам.

Лидия положила трубку на рычаги и обернулась ко мне:

— Игорь Викторович ждет вас.

— Спасибо, — поблагодарил я девушку, и направился к выходу.

— Вы еще вернетесь? — спросила Лидия.

— Скорее всего, сегодня уже нет, — не оборачиваясь, ответил я и вышел из кабинета.

Нужный мне корпус располагался за нашим зданием. И когда я вышел на крыльцо, то обнаружил Викторию.

— Меня не пропустили внутрь без вашего сопровождения, — произнесла она, и я кивнул:

— Верно. Попасть сюда только по записи и пропускам. Иначе здесь будет хаос и анархия. Проходной двор, в общем.

Я спустился по ступеням и обогнул здание. И моему взгляду открылись два строения. Они были обнесены высоким глухим забором, из-за которого были видны только крыши здания. По верху забора была пущена колючая проволока. И я удивленно взглянул на строение:

— Интересно выходит.

Направился к зданию, но у ворот был остановлен двумя стражниками. И к моему удивлению они совсем не напоминали Колю. Лица дружинников скрывали маски:

— Вы кто? — уточнил один из здоровяков.

— Василий Михайлович, — спокойно ответил я, протягивая документ. — Мне нужно поговорить с Игорем Викторовичем.

Дружинник покосился на документ, а затем перевел взгляд на меня:

— Это спецкорпуса для буйных, — пояснил он. — Значит, тут работает специальная бригада. И допуск на территорию посторонних строго запрещен.

— Но…

— Игорь Викторович находится в реабилитационном корпусе, — внезапно вклинился в разговор второй дружинник. — Это шестой. Вам нужно обойти здание, и там, на центральной площади, вы найдете схему строений.

— Спасибо, — поблагодарил я, развернулся и направился прочь. На ходу потер ладони, разгоняя силу. И активировал астральных двойников.

В нескольких зданиях вспыхнули силуэты. Но у забора моя способность отступила, словно не решаясь проникнуть на территорию. Я быстро обернулся. Охранники провожали меня настороженными взглядами. А их двойники расслаивались, словно пытаясь разорваться на две части. Это напомнило мне двойника Волкова из Братства, который в последнее время часто гостил у нас. Все же стоит поговорить о его особенности и выяснить, что она из себя представляет.

Я покосился на Викторию, которая шла рядом. Но девушка была невозмутима. А в голове закралась было мысль, что и эти дружинники приставлены к этим корпусам Братством. И не просто так.

Всю дорогу до установленной схемы меня не покидало ощущение, что с охраной закрытой части комплекса что-то не так. В этих бойцах было что-то… необъяснимое. И это самое необъяснимое почти не ощущалось, но все же было заметно, как нечто чужеродное.

Мы вышли к небольшому месту отдыха. Тропинка упиралась в беседку, внутри которой расположились лавочки и стол, на котором кто-то старательно изобразил шахматную доску.

— Все для людей, — пробормотал я себе под нос.

Схему комплекса мы нашли довольно быстро. Она расположилась чуть поодаль, за доской с фотокарточками важных людей империи. Тут были изображения выдающихся мастеров лекарского дела и краткое описание каждого человека. На деревянном щите за доской почета, для удобства, на закрытом стеклом листе была поставлена большая красная точка, которая указывала наше местоположение. Вокруг были отмечены другие здания и тропинки, которые к ним вели. И я провел пальцем по схеме, сверяясь с пометками внизу:

— Ага, нам нужен корпус шесть, — пробормотал я, запоминая дорогу. На всякий случай бросил взгляд на тропу, откуда мы пришли.

— Хм, странно, — послышался рядом голос Муромцевой.

Я обернулся к ней, и девушка пояснила, ткнув пальцем в угол карты:

— Никаких корпусов для нестабильных.

— Ну, раз оно охраняется Серым Братством…

Виктория удивленно посмотрела на меня:

— С чего вы взяли, что те охранники от братства, Василий Михайлович?

— Астральные двойники очень похожи, — ответил я.

— У меня какой-то другой отпечаток силы? — уточнила девушка и приподняла тонкую бровь.

— У вашего напарника, — сообщил я. — Его двойник тоже странным образом расслаивается. И я решил, что это какая-то особенность использования талантов, которую помогают развить на тренировках в вашей организации.

Девушка явно смутилась моему объяснению и медленно покачала головой.

— Не слышала, чтобы братья взяли под охрану часть комплекса, — произнесла она, но ее голос прозвучал очень неубедительно. — Постараюсь выяснить.

Я только усмехнулся, без слов дав собеседнице понять, что вряд ли кто-то в Братстве скажет ей правду. Если уж эта информация не была донесена до всех членов Братства сразу, то скорее всего, она засекречена. Например, по приказу Синода, с которым, по словам Круглова и дяди, Братство тесно сотрудничает.

Заметив мой недоверчивый взгляд, девушка нахмурилась и поджала губы. Но ничего не ответила. Вероятно, не захотела со мной спорить. Из чего я сделал вывод, что прав. Возможно, этой операцией занимается часть Серых, которые посвящены в обстоятельства данного дела. А тем, кому знать не обязательно, все равно в эту тайну не посвятят.

Впрочем, вопрос допуска до секретной информации Братства волновал меня мало. Куда более важным был вопрос, зачем им нужны нестабильные ветераны. Особенно если учесть, что раненый Холодов вышел именно со стороны несуществующих на карте корпусов. Может быть. после того, как нестабильный боец устроил во дворе бойню, местную дружину заменили на Серых?

Ответов у меня не было. А Круглов вряд ли мне их даст. Поэтому я развернулся и направился по дорожке к нужному мне корпусу.

Отделение лекарни было трехэтажным. И на крыльце я заметил четырех дружинников. И на мой взгляд, они здорово отличались от тех двоих, которые стояли на воротах огороженной части лечебницы. Заметив нас, один из бойцов взглянул на нас, и вся четверка заступила нам дорогу:

— Добрый день, мастера, — вежливо начал один из них. — Вы по какому вопросу?

— Добрый, — ответил я и протянул бумагу. — Мне нужно поговорить с Игорем Викторовичем по поводу одного из пациентов.

Начальник дружины взял документ, пробежал взглядом по тексту, и вернул его бумагу:

— А с вами ваша помощница? — уточнил парень.

— Все так, — я решил не вдаваться в подробности и прямо посмотрел в глаза дружиннику, чтобы уточнить. — Разве меня не могут сопровождать? С этим какие-то сложности?

— Нет, конечно, — торопливо ответил за коллегу второй парень и хмуро зыркнул на того, кто проверил мои бумаги.

— Проходите, Василий Михайлович, — произнёс первый, пропуская нас к дверям. — Третий этаж, левое крыло. Кабинет с номером один.

— Благодарю.

Я потянул на себя дверь и вошел в просторный холл, в котором дежурило еще двое бойцов. Эти ребята не стали устраивать повторную проверку. Просто поздоровались, и один из них нажал на кнопку, пропуская нас через турникет. И мы направились к лестнице. И про себя я с удивлением отметил, что, несмотря на усиление охраны после инцидента со стрельбой, никто не собирался устраивать более тщательный досмотр на входе в охраняемый корпус. Вряд ли Евграфов был настолько беспечен. Но и проявлять излишнюю инициативу никто бы из местного руководства не торопился. Потому что за инициативность тебе никто спасибо не скажет. Наоборот, добавят задач. А при инциденте можно свалить все на то, что не было таких указаний. Значит, высокое руководство фонда никаких приказов не давало.

По обе стороны от лестницы шли закрытые коридоры крыльев лечебницы, в которых содержались пациенты под наблюдением. За толстыми перегородками из защищенного магией пластика маячили дружинники, которые следили за порядком внутри отделений. Мы же поднялись на третий этаж, остановились на площадке. Справа было еще одно крыло для пациентов. Слева же шел коридор, по обе стороны которого тянулись двери кабинетов. Туда мы и свернули.

Кабинет Игоря Викторовича Гольянова был правом в крыле. Мы остановились напротив, и я коротко постучал в белую створку. Дождавшись приглушенного «Войдите», потянул на себя дверь.

Приемная заместителя старшего лекаря была по обстановке похожа на мою. Но куда больше по размерам. В остальном помещение было точной копией. Даже помощница Гольянова была очень похожа на Лидию. Такая же миловидная, облаченная в белую рясу девушка сидела за столом и что-то сосредоточенно читала на экране монитора.

— Добрый день, — начал я. — Я хотел бы передать направление по поводу одного из моих пациентов Игорю Викторовичу.

Девушка рассеянно взглянула на меня и с улыбкой уточнила:

— Василий Михайлович, верно?

— Он самый, — подтвердил я.

— А это… — помощница перевела взгляд на Муромцеву.

— Мой секретарь, — пояснил я.

На милом личике секретаря Гольянова на миг отразилось удивление от факта, что аристократ сам бегает по делам, а секретарь его сопровождает. Впрочем, через мгновение, девушка кивнула. Видимо, решила не заморачиваться с этой особенностью мастера Юсупова. Мол, кто их, образованных дворян, разберет? Она сняла трубку с рычага стоявшего на столе телефона, и нажала кнопку внутренней связи.

— Игорь Викторович, к вам прибыл Василий Михайлович Юсупов, — произнесла девушка в трубку. — Хорошо.

Она вернула трубку на рычаг, и взглянула на нас:

— Господин Гольянов ждет вас. Но ваш секретарь…

— Она останется в приемной, спасибо, — продолжил я за сотрудницу. — Все в порядке, она вас не обременит.

С этими словами я направился к двери кабинета. Муромцева же привычно заняла место в кресле приемной.

Я постучал в дверь и открыл ее. Прошел в кабинет, затворив за собой створку.

Гольянов сидел за столом, откинувшись на спинку кресла. Это был крепкий мужчина с седыми волосами, зачесанными назад. Таким образом открылись глубокие залысины, тянущиеся от висков. Но, кажется, мужчину это нисколько не смущало. Он выбрал прическу, которая была удобной, что много говорило о его характере. Очевидно, что Гольянову было чуждо самолюбование. При этом его халат был застегнут на все пуговицы, а из-под воротника виднелся ворот белоснежной рубашки и край узла галстука. Я подумал, что сам выгляжу куда менее представительно. И немного смутился этому факту. Сдержался, чтобы не поправить полы пиджака, которые распахнулись, явив рубашку в полоску и показав отсутствие галстука.

Мужчина цепко меня осмотрел, но на его лице не появилось осуждающего выражения. Что не могло меня обмануть. Потому как хороший душеправ, которым наверняка был хозяин кабинета, вполне мог скрыть свои истинные эмоции. Гольянов улыбнулся и произнес:

— Добрый день, мастер Юсупов. Прошу, проходите.

— Добрый, Игорь Викторович. Извините, что отвлекаю вас. Надеюсь, что вы не сочтете причину моего визита незначительной. Я посчитал, что обязан сообщить о выявленном тяжелом случае, чтобы вы могли принять меры.

Я прошел к столу, протянул старшему лекарю составленный документ:

— Вот. Заключение после вчерашнего приема одного из пациентов.

— Присаживайтесь, мастер Юсупов, — предложил мужчина и продолжил, — Ну, давайте посмотрим.

Заместитель старшего лекаря взял документ. Затем вынул из кармана узкие очки для чтения, нацепил их на переносицу и несколько раз моргнул. Я невольно подумал, что с его статусом он вполне мог обратиться к хорошую лекарню, чтобы решить проблемы со зрением. Мужчина внимательно прочел заключение, в некоторых местах прищуриваясь и одними губами повторяя слова.

— Что же, вы, пожалуй, правы, Василий Михайлович, — произнёс он, наконец, и положил лист на стол. — Поражения в мозгу и бред указывают на возможную опасность для ветерана. Понятно, что произошедшее с ним много лет назад отразилось на здоровье. Скажите, за время приема у вас был один подобный пациент? Никто другой не высказывал похожих симптомов?

Он внимательно посмотрел на меня, и я просто ответил:

— Он был такой один. Причем мне показалось, что с ним уже кто-то работал. Часть воспоминаний была стерта. И достаточно грубо. Как будто вмешательство происходило насильно, без согласия самого ветерана.

— Возможно, это было или во время Восстания, или сразу по его окончании, — предположил Гольянов. — В то время в лекарском деле использовали грубые, но действенные решения. Некоторые события могли шокировать воина и угрожать поглотить его сознание. Ужас способен уродовать психику. И выбирать не приходилось. Вы ведь понимаете, что хороших душеправов на поле боя найти довольно проблемно.

Я кивнул, и мужчина продолжил:

— А сейчас у пациента восстановилась некоторая часть воспоминаний. И они наложились на реальность, создав болезненные картины из смеси вымысла и увиденного. Иными словами, у бедняги просто случился рецидив.

— Но я не смог установить причин этого рецидива, — протянул я. — Ведь должна же быть эта первая костяшка домино…

— Это уже наша забота, — с улыбкой перебил меня заместитель старшего лекаря. — Вы и так провели объемную работу, выявив нестабильного пациента. Сделали больше, чем от вас ожидалось, если уж откровенно. Знаете, я был против набора персонала без военного прошлого. Полагал, что здесь должны работать только те, кто на своем опыте знает, что такое страх смерти, боль и ужас потерь.

— Понимаю, — сдержанно ответил я, когда мужчина испытующе уставился на меня.

— Вас не задевает моя позиция?

— Нет. Вы имеете право на мнение, которое не совпадает с мнением управляющего комплексом.

— Да, Евгафов достаточно прагматичный человек. К тому же он верит в прогрессивное лечение. Полагает, что стоит внедрять новые методы.

— Вы считаете иначе? — предположил я.

— Да. Уверен, что старые и проверенные способы лечения лучше, чем новые и еще не показавшие убедительные результаты.

— Однако, вы ранее признали, что старые методы, которые использовали на полях сражений, были не самые щадящие.

— Но они работали. Бойцы не превращались в истеричных особ. Они возвращались в строй и служили дальше.

— А сейчас мы с вами исправляем последствия, — заключил я. — И я хотел бы помочь этому человеку.

— Дальше им займемся уже мы, — возразил Гольянов.

— Хорошо, — ответил я. — Хотелось бы, конечно, обсудить этот вопрос с Алексеем Ивановичем. Мне, как начинающему специалисту, было бы полезно погрузиться в работу.

— Мой начальник сейчас очень занят, — мягко произнес Гольянов. — Из Синода поступил приказ по работе с новоприбвшими. И сейчас Алексею Ивановичу и нескольким лекарям от Синода нужно провести первичное обследованием поступивших на лечение гвардейцев.

— По поводу…

— К счастью, этими ребятами будет заниматься специальная бригада от Синода, — перебил меня Гольянов. — Нам вполне хватит работы с теми, кто уже поступил. Плюс, по слухам, нам хотят отправить гвардейцев из других полков. Синод выдал дополнительную квоту.

— Вот как, — задумчиво пробормотал я. — Ну, чем больше людей, тем разнообразнее работа.

Судя по выражению лица Гольянова, помощник главного лекаря так не считал. Он едва заметно скривился, но потом благостно улыбнулся. Затем Игорь Викторович кивнул, соглашаясь со мной только ради лекарской этики:

— Вы совершенно правы, Василий Михайлович — ответил он, убирая принесенный мной документ в папку. — А теперь, прошу меня простить. У меня еще много забот.

— Конечно, Игорь Викторович, — произнес я. — Благодарю, что уделили мне время.

Я поднялся с кресла, коротко поклонился и покинул кабинет.

Едва я вышел, Виктория поспешно встала на ноги. Я же обратился к сидевшей за столом помощнице:

— Можете выписать мне пропуск для дружины внизу?

Девушка взглянула на меня и удивленно произнесла:

— Зачем, Василий Михайлович?

— Чтобы они не приняли меня за беглого пациента, — улыбнулся я.

— Ох уж эти ваши шутки, мастер Юсупов, — весело ответила помощница. — Вы же лекарь. Кто вас примет?

— Ладно, — озадаченно проятнул я. — До свидания.

Развернулся и направился к выходу. Муромцева последовала за мной.

— Ну? Как визит? — с интересом уточнила Виктория Ильинична, когда мы вышли от здания и отошли на порядочное расстояние от стерегущих корпус дружинников.

— Познавательно, — ответил я. — Во-первых, мы узнали, что на территории комплекса по-прежнему проходной двор, несмотря на недавний инцидент. И это очень странно. А второе, и самое интересное: наш фонд получил квоту на лечение новых гвардейцев. И сейчас главный лекарь-надзиратель как раз проводит первичный осмотр.

— Разве это плохо? — уточнила было Виктория.

— Пациентов очень много, — задумчиво продолжил я. — Но Алексей Иванович занят какой-то работой в полку. И работы там много. Выходит…

Я не договорил, но Виктория все поняла:

— Думаете, что гвардейцам плохо не случайно?

— Есть такая вероятность. И с этим придется разбираться.

— Теперь домой, Василий Михайлович? — уточнила девушка, но я покачал головой:

— Сперва нанесем визит в Императорский Университет, — ответил я и взглянул на часы. — Он еще должен быть на работе.

— Он? — Муромцева удивленно покосилась на меня, и я с неохотой пояснил:

— Многое в этой истории указывает полк отступников. И хотелось бы узнать их прошлое. А мастер Карамзин лучший в эпохе до Восстания. Наверняка он что-нибудь нам расскажет.

Девушка кивнула, и мы направились к припаркованному авто.

Всю дорогу меня терзали самые разные мысли. И если про проходной двор на территории комплекса я быстро забыл, то раздумия о «Жар-птицах» не давала мне покоя. Тринадцатый полк были основным по посетителям лекарни. И самым большим полком в Империи. И есть вероятность, что в нем есть какое-то массовое помешательство, раз с ним не смог разобраться Резников и пришлось привлекать фонд. Вернее, какую-то специальную бригаду фонда. Которая, скорее всего, будет работать в тесной связке с Братством.

В какой-то момент, мне даже показалось, что ниточка, по которой я иду к разгадке, приведет меня напрямую к Братству. И от этой мысли я поежился, вспомнив методы решения вопросов, которые предпочитают Серые.

— Прибыли, Василий Михайлович.

Голос Муромцевой вырвал меня из раздумий, и я взглянул в окно. Авто стояло у ворот Императорского Университета.

— Спасибо, — произнёс я, открыл дверь и вышел из машины. Боковым зрением отметив, что Виктория последовала за мной.

Карамзина мы нашли возле кафедры истории Империи. С потертым портфелем в руке, он как раз выходил из кабинета. И я отметил, что его пиджак был запачкан мелом, а на манжете рубашки виднелось пятно от чернил.

— Добрый день, Игорь Иванович, — поздоровался я, подходя к мужчине.

— Добрый, Василий Михайлович, — с улыбкой ответил Карамзин, и на его лице вдруг проступила тревога.

— Что-то случилось с Петром Феликсовичем? Он занемог?

— Все в порядке, — успокоил я профессора. — Когда я уходил из дома, дядюшка готовился к партии в шахматы с графом Толстым.

— Надо будет потом вызнать, как на этот раз граф сможет отвлечь Юсупова и стащить у него пару фигур с доски, — усмехнулся Карамзин и тут же сощурился, — неужто вы пришли ко мне по вопросам истории?

— Мне нужна ваша консультация по времени до Восстания, — осторожно я, добавляя к словам «красноречия».

— По поводу солдатиков? — уточнил Карамзин, но я покачал головой:

— Не совсем. У вас есть время на беседу?

Историк взглянул на закрепленные на запястье часы и ответил:

— Думаю, смогу уделить немного времени вам вашей очаровательной спутнице.

Он перевел взгляд на Викторию. Муромцева зарделась, и я это подметил.

— Это новый секретарь семьи Юсуповых — Виктория Ильинична, — подсказал я, и Карамзин кивнул:

— Приятно познакомиться. Что же, молодые люди, идемте.

Он направился по коридору, мы последовали за ним.

— В квартале от Института есть одно неплохое заведение, — не оборачиваясь, произнёс Игорь Иванович. — Там за хорошим обедом, мы можем все обсудить. Вы уж простите, но если я не поем, то потом не смогу работать. Проклятый желудок будет бурчать громче меня самого. А студентам только дай повод похихикать на эту тему.

Спорить мы не стали. Однако я заметил, что с Игорем Ивановичем здороваются все встречные в коридоре. И делают они это с уважением. Так что, думаю, что про хихиканье он немного преувеличил.

За неспешной беседой, мы покинули здание Института, пересекли двор, заполненный стайками молодежи, и вышли за ворота, на широкий Речной проспект. Солнце было щадящим. И не палило, несмотря на яркие лучи.

Заведение и правда оказалось неподалеку. Над входом красовалась вывеска «Мезонин». Карамзин подошел к порогу, поздоровался с привратником, который открыл дверь, пропуская нас в зал. Где нас встретил улыбающийся распорядитель в клетчатом пиджаке и белой рубашке.

— Добрый день, Игорь Иванович, — поприветствовал он нашего провожатого. — Вы сегодня не один?

Распорядитель перевёл взгляд на нас, рассмотрев герб на груди моего пиджака, и добавил:

— Мастер Юсупов.

— Добрый, — ответил Карамзин. — Есть ли у вас свободные столики. В закрытой зоне? Мне хочется прочитать частную лекцию и не желательно становиться нудным для окружающих.

Распорядитель кивнул:

— Конечно. Идемте.

Он направился вглубь зала. Мы последовали за ним, имея возможность оценить обстановку заведения. Она напомнила мне гостиную хорошего особняка с высокими потолками, тяжелыми люстрами из матового стекла. Мебель тоже была массивной и казалась капитальной. Людей было много, но они были рассажены так, что не создавали ощущения толпы. Официанты скользили между столиками с подносами и учтиво подавали блюда гостям.

Закрытая зона была на втором этаже. Мы поднялись по ступеням и оказались на просторной террасе, пространство которой были разграничено на комнаты. Распорядитель провел нас к одной из них и открыл дверь, пропуская нас внутрь:

— Прошу, — произнёс он.

— Благодарю, — ответил Карамзин и вошел в кабинку.

Помещение было небольшим, но довольно уютным. Одну из стен украшало панорамное окно, сквозь которое можно было наблюдать за оживленным проспектом. Учитывая оттенок стекла, я догадался, что оно было непроницаемым для взглядов снаружи. Посередине комнаты стоял стол и кресла. Мы расселись вокруг стола. И я заметил на столешнице вмонтированную кнопку для вызова официанта. Удобно.

— Вы готовы сделать заказ? — уточнил распорядитель.

— Было бы славно отведать вашего глухаря в сухарях. К нему подайте вяленые томаты с травами, брусничный соус и морс с мятой. И не торопитесь, у нас есть время.

— Может, вина? — уточнил сотрудник.

— Рановато для вина, — строго отрезал Карамзин. — Мне еще работать. А молодым людям не стоит портить печень и давать лекарям повод их журить за дурные привычки.

— Как скажете, — невозмутимо кивнул управляющий и вышел прочь.

— Иногда я позволяю себя горячительное, — поделился с нами профессор. — Но потом всегда жалею о том, что поддался слабости.

Карамзин положил ладони на стол, сцепил пальцы. С любопытством взглянул на меня:

— Итак, Василий Михайлович, что вас интересовало?

— Видите ли, в чем дело. Я перевелся на работу в фонд «Неравнодушные сердца». Может быть, слышали о таком?

Карамзин на секунду задумался, будто бы вспоминая, а затем кивнул:

— Конечно. Они занимаются реабилитацией ветеранов гвардии. В благом деле принимаете участие, Василий Михайлович.

Он взглянул на меня, и в его взгляде мелькнуло уважение.

— Спасибо. Так вот: большая часть моих пациентов принадлежат к полку «Жар-Птиц». И в большинстве случаев, проблемы ветеранов связаны со штурмом Воскресенска. Когда «Баюны» атаковали тренировочные базы тринадцатого. И вот почему я, собственно говоря, приехал к вам. Хотелось бы побольше узнать про «Баюнов». Про отрекшихся мало информации в Сети и учебниках.

Усиленные «Красноречием» слова подействовали. Карамзин на секунду задумался. Глаза его затуманились, а затем мужчина кивнул:

— Интересная тема. Но, к сожалению, вся информация про «Баюнов» была уничтожена. Может быть, какие-нибудь обрывки информации хранятся в архивах Синода, но даже я, имеющий доступ в Императорскую Библиотеку, нашел жалкие крохи историй про «Баюнов».

— И что же? — безо всякой надежды уточнил я.

— Они были фанатиками, которые верили, что Император и есть Высший, — ответил Карамзин. — И несли эту весть на всех землях, куда шел их полк.

— Это же противоречит официальной доктрине Синода, — протянул я.

— Все верно. Наверное, поэтому полк и был предан отступничеству. И примкнул к восставшим.

— Жаль, — протянул я. — Я надеялся, что вы знаете больше.

— Я слышал, что произошло на территории комплекса, — внезапно произнёс Карамзин. — Тот несчастный случай, в котором погиб Холодов. И это ужасно. Он был настоящим репортером. Человеком, который не боялся оказаться в самой гуще событий. А не просто наблюдать из теплого местечка, а потом придумать подвиги, которых не было.

— Он же был репортером одного из полков во время объединения? — как бы между прочим уточнил я.

— Часть рот мятежного полка остались верны Императору и империи решили объединиться в борьбе против восставших, — кивнул Карамзин. — Холодов был одним из немногих, кто смог бежать из охваченной мятежом части.

— Одним из? — переспросил я.

— Эту историю я знаю, — с готовностью сообщил профессор. — Во время Объединительного похода, Холодов познакомился с инспектором-проповедником Синода Кириллом Афанасьевичем Павловым, который вместе с подразделениями Синода должен был приводить регионы к Порядку. Инспекторы-проповедники аккуратно внедряли новые порядки, меняли законы под Имперские. Они также выслеживали и отправляли в острог несогласных и бунтовщиков. Именно Павлов заподозрил отца-командира своего полка в отступничестве. Холодов был единственным, кому Кирилл Афанасьевич мог доверять. Вместе они начали расследование, которое привело их к Волчьему Братству.

— Волчье Братство, — задумчиво пробормотал я. — Первый раз слышу про такое.

— Это был совет, который создал Шереметьев. Отец-командир предавшего родину полка. В этот совет входили приближенные к Шереметьеву капитаны. Например, капитан первой роты «Серых Волков» Иван Федоров. По некоторым версиям, он был бастардом Шереметьева. Уж очень они были похожи.

— А остальные, кто входил в этот совет? — с интересом уточнила Муромцева. — Вы знаете их?

— Всего в братстве состояло пятеро, — ответил Карамзин. — Двое капитанов после Восстания остались верны Императору. Один из них погиб, когда предатели избавлялись от лояльных гвардейцев в рядах. Вторым был Павлов, который пропал после чистки. Двое так и остались неизвестными.

— Так что было дальше? — полюбопытствовал я. — В расследовании Холодова?

— Холодову удалось что-то раскопать, — ответил историк. — Потом они бежали через охваченный мятежом город. И после того, как Холодов устроился в «Правду», он вел расследование по поводу бежавших в Европу отступников. Он верил, что многие из них до сих пор живы, и строят козни против Империи. И говорил, что у него есть источники, которые это подтверждают. Правда, Холодов не называл имя осведомителя.

Я кивнул:

— А этот его друг. Кирилл Павлов.

Карамзин улыбнулся:

— Его история обрывается.

Я удивленно поднял бровь:

— То есть… Как?

Историк пожал плечами:

— После того, как Холодов и Павлов рассказали про зреющее восстание, их забрали на допрос в Шестое охранное отделение, где долго допрашивали. Холодова отпустили, а Павлова увезли в Синод. И больше о нем известий нет. Вот и все.

— Очень интересно, — пробормотал я.

— Обычное явление, — ответила Муромцева. — Люди прибыли из мятежного полка. Поэтому их пристально допрашивали на причастность к Восстанию.

Я кивнул:

— Непонятно, причем здесь Синод.

Муромцева не ответила. Она отводила от меня взгляд, словно раздумывая о чем-то своем.

— Интересная история, — произнес я. — Вы сказали, что в братстве было пятеро. Но назвали только четверых.

— По слухам, в «Волчье Братство» входил один из бойцов «Баюнов», — задумчиво произнес историк. — Первый проповедник Довлатов. Известный в свое время был человек.

Услышав знакомую фамилию, я мгновенно взбодрился:

— Но как он туда попал?

Карамзин пожал плечами:

— Кто знает? Да и официальных подтверждений этому нет. Так, легенды тех лет. Вы поймите, Василий Михайлович, даже в те времена информация была искажена. Слухами полнилась земля. Одни полки оставались верны Императору, другие предали отечество и ушли в оппозицию. Документы уничтожались, чтобы замести следы. Бумаги писали на коленках, и полного доверия они не вызывают и поныне. Те, кто что-то знали наверняка, дали клятвы молчать о произошедшем. Синод оберегает свои тайны для сохранения мира. А нам остается лишь догадываться о том, как все было на самом деле. Но большинство предпочитает не вспоминать об этом. Как говорится в старой мудрой поговорке: не буди лихо, пока оно тихо.

— Вы сами говорили, что историю забывать нельзя, — вдруг подала голос Виктория.

— Вы посещали мои лекции? — удивился мужчина и прищурился. — К сожалению, я вас не припомню.

— Я из тех слушателей, кто умеет внимать преподавателю без не привлекая к себе внимания, — скромно отозвалась девушка.

— Вы правы. Историю забывать нельзя. Иначе мы будем обречены повторять свои ошибки снова и снова. Нужно помнить о том, что предателями могут оказаться вчерашние друзья. Ересь может зреть в тех, кто нам близок. И делать это незаметно.

— Интересно, — произнес я. — И крайне познавательно.

— А теперь давайте поедим, — с улыбкой предложил Карамзин.

Кормили в «Мезонине» вкусно. И я даже отметил про себя, что можно будет посетить это заведение еще раз. Когда с трапезой было покончено, мы попрощались с Карамзиным.

— Вас подвезти? — поинтересовался я, отодвинув пустую тарелку.

Но историк покачал головой:

— Спасибо, Василий Михайлович, но я пройдусь до работы. После еды полезно немного прогуляться, чтобы все вкусное улеглось. А потом моя помощница сделает мне чудесный чай с липовым цветом.

Мы попрощались. Я и Виктория Ильинична покинули кабинку, оставив Карамзина допивать морс.

— Очень интересный человек, — задумчиво протянула Муромцева. — Умный, образованный, начитанный.

Я только кивнул, соглашаясь с секретарем:

— И то верно. И даже имея крохи информации, он смог подсказать мне одну идею.

— Какую? — тут же оживилась девушка.

Я не ответил. Попрощался с распорядителем и толкнул дверь, покидая заведение.

— Хорошее место, — произнёс я, когда мы оказались на крыльце. — Нужно будет заглянуть сюда как-нибудь. Как вы на это смотрите, Виктория Ильинична?

Я обернулся к девушке, ожидая ответа, и та лукаво улыбнулась:

— Это приглашение на свидание?

— Скорее, деловая встреча в неформальной обстановке, — уклонился я от прямого ответа.

Я ждал взрыва эмоций и бурю, но девушка только пожала плечами:

— В наше время это называлось чуть по-другому.

— В ваше? — уточнил я. — Я думал, мы ровесники.

— Я немного старше вас, — ответила девушка.

— В последнее время, вы меня пугаете, — честно произнес я, осмотрев Викторию. И мне не показалось, что мы с ней в разных возрастных категориях. Скорее девушка казалась моей одногодкой или даже моложе.

Мы направились к автомобилю, который был припаркован неподалеку.

— Чем же я вас пугаю, позвольте полюбопытствовать?

— Любая порядочная девушка обязательно скрывает возраст. А если этого не делает, то она способна на любое безумство.

— Вы это только что придумали? — хмыкнула девушка.

— Это говорил мне Петр Феликсович, — возразил я и продолжил, — К тому же вы соглашаетесь, не перечите мне, и даже сами идете на диалог. Куда делась та строптивая барышня, которая несколько дней назад было назначена секретарем в семью?

— Может быть, я рассмотрела в вас интересную личность, — лукаво произнесла девушка.

— Даже несмотря на то, что считаете меня изнеженным аристократом?

— Василий Михайлович, я могу признать, что ошиблась в некоторых суждениях относительно вас, — ответила Муромцева. — А вы можете признать, что нарочно вводили меня в заблуждение.

— С чего вы это взяли? — я сделал вид, что возмущен.

— Вы сами мыли посуду, — припечатала Виктория, словно уличила меня в преступлении.

— У вас нет доказательств, — усмехнулся я.

— Мне они и не нужны. Я видела все своими глазами.

Мы остановились у машины, и я уточнил:

— Вы не будете против, если я сегодня пересяду на переднее сиденье?

— Ваше дело, — ответила девушка, и я отправился к пассажирской двери. Муромцева же села за руль. Я устроился рядом.

— Так какую личность вы смогли во мне рассмотреть? Я уже понял, что вы не очень любите аристократию. Скорее всего, вы…

— «Заводная», — подтвердила Виктория, сделав ударение на букву «о». — Так у нас называли бастардов, которым дали фамилию и тем самым завели в высокий свет. Меня признали уже поздно, поэтому я так до конца и не освоила дворянские правила.

— Вот в чем дело, — протянул я.

Девушка завела двигатель и обернулась ко мне:

— Итак, что вам удалось узнать из сказанного Карамзиным.

— Думаю, вы сами прекрасно это знаете, — откинувшись на спинку кресла, произнес я, и девушка удивленно подняла бровь:

— Знаю что?

— Бросьте, Виктория Ильинична. Я наблюдал за вами в момент разговора. Вы плохо играете удивление. Первое, что я понял — это что Павлов не погиб и не исчез. Скорее всего, он до сих пор занимает высокую должность в Синоде, но под другим именем. Именно от него Холодов получил информацию.

— Но зачем Синоду говорить репортеру про то, что «Жар-Птицы» отступили от доктрины?

— А с чего вы взяли, что Холодов искал именно эту информацию? — уточнил я и покачал головой. — Он искал совсем другое. И даже подобрался к этой закрытой лечебнице.

Я обернулся к девушке, ожидая ее реакции, но она только невозмутимо кивнула:

— Возможно. Но зачем Синоду посылать к лечебнице репортера? Можно ведь просто объявить комплекс вне закона и провести суд.

Я ненадолго замолчал. А затем произнес:

— Потому, что те, кто принимают такие решения, против такого объявления. По каким-то своим причинам. И Павлову нужно было больше информации, чтобы начать действовать. Но Холодова рассекретили и убили.

Про Серое Братство, которое можно было задействовать в операции, я умолчал. Скорее всего, все братья заняты поиском культов, как называл их Круглов.

Девушка кивнула.

— Хорошо. А второе?

— Скорее всего, «Баюны» были полком, который сформировал Синод. Но потом что-то пошло не по плану.

— С чего вы это взяли, Василий Михайлович.

— С того, что Карамзин знает многое про «Волков», — ответил я. — А это был полк, который поднял Восстание. Но информация про него до сих пор есть в Императорской Библиотеке. А вот про «Баюнов» ни слова. Только упоминание, что, возможно, информация есть в Синоде. Эта организация не любит проигрывать. И целый полк отступников явно бы подорвал авторитет служителей Высшего.

Девушка задумчиво забарабанила пальцами по рулю. А затем произнесла:

— Что же, это похоже на правду.

— Это только теория, — возразил я. — Для того чтобы ее подтвердить или опровергнуть, нам нужно либо попасть в архивы жрецов, либо поговорить с кем-то, кто помнит эти далекие времена.

Виктория кивнула:

— Так куда едем, Василий Михайлович? — уточнила она.

Я задумался, вспоминая адрес того самого ветерана, доклад о котором недавно передал Гольянову. А затем продиктовал адрес Виктории и устало прикрыл глаза.

Девушка не стала задавать вопросов. И машина выехала на дорогу.

К нужному адресу мы прибыли через час. Перед нами раскинулся квартал в несколько домов, выкрашенных в светло-голубой цвет, с логотипом полка на фасаде. Это были жилища, выданные гвардейцам от Империи за верную службу.

Квартал был огорожен кованым забором, за которым начинались аккуратно разбитые клумбы, подстриженная живая изгородь. В центре же высилась статуя Императора.

Двор был практически пуст. Только несколько женщин прогуливались с колясками вдоль пышных клумб. Воздух был напоен ароматом цветов. На ухоженных деревьях висела аккуратные кормушки для птиц.

Муромцева остановилась у ворот, где на посту дежурило несколько человек в черной форме дружинников. Нашивок с логотипом охранной организации на одежде не было. Очевидно, это было народное ополчение из местных жителей. Интересно, зачем они охраняют жилой комплекс?

Один из дружинников, очевидно, старший на посту, обернулся к машине, взглянул на номера. Покосился на сидевшую за рулем Викторию. И я заметил, что его товарищи напряглись, готовые в любой момент призвать оружие.

Старший поста подошел к воротам и хмуро уточнил:

— По какому вопросу?

Я вышел из авто, подошел к решетке. Вежливо начал:

— Добрый день, мастер. Мне очень нужно поговорить с жильцом вашего корпуса. Мастером…

Я на секунду замолчал, вспоминая фамилию. А затем произнес:

— Северцевым.

Дружинник обернулся к товарищам, и один из них покачал головой.

— Нет его, — ответил боец.

— Тогда передайте ему, что его ищет мастер Юсупов, — продолжил я. — Пусть свяжется с моей семьей. Это очень важно.

При упоминании моей фамилии, лицо старшего поста на секунду смягчилось:

— Выходит, вы мастер Василий Михайлович Юсупов? — уточнил он, и я кивнул, указав на герб на груди пиджака:

— Все так.

— Между нами про вас говорят, — произнёс дружинник. — Что вы пытаетесь помочь ветеранам гвардейцам.

Я пожал плечами:

— Я лекарь. Это мой долг.

Дружинник понятливо кивнул:

— Как только Северцев вернется, я передам ему, что вы его искали.

Я улыбнулся:

— Спасибо. А мастер Серов?

— Тоже отсутствует, — ответил дружинник.

Дружинник кивнул, я же как бы невзначай уточнил, добавив в голос «красноречия»:

— В вашем жилом комплексе усиленные патрули охраны? Случилось чего?

В глазах начальника караула я на секунду заметил растерянность, но затем он подавил мой дар. И ответил:

— Да шастают тут всякие. После того как Холодова убил один из братьев. Приходится отлавливать любопытных.

Он усмехнулся и отчего-то, ухмылка вышла недоброй.

— Сперва мы и вас за этих приняли. И, признаться, даже удивились, до чего нагло вы действовать решили. Но по счастью мы ошиблись.

— Видимо, нам очень повезло, — вежливо произнес я. — Но не буду отвлекать вас от патрулирования. Всего доброго, мастер.

— И вам всего хорошего, Василий Михайлович, — ответил мужчина. Я же развернулся и сел в машину.

— Ну? Что вам удалось узнать?

Муромцева обернулась ко мне, но я не ответил. Потер ладони, осторожно активировал силу. И попытался было призвать астральных двойников, но напоролся на броню. Словно эти дружинники очень не хотели, чтобы я посмотрел на них, и блокировали мою способность. А через долю секунды по телу растеклась цепенящая боль, которая заставила меня прервать способность. Стоявший же за забором дружинник довольно усмехнулся и погрозил мне пальцем. Словно мальчишке, которому жестом показали больше не озоровать.

Я замотал головой, и взмахом руки попросил девушку ехать. И к моему удивлению Виктория послушно завела мотор, и авто выкатилось с парковки. Я же замер, ожидая, пока не спадет оцепенение.

— Итак…

— Это какие-то неправильные дружинники, — с трудом прохрипел я и смахнул испарину со лба. — Они сумели заблокировать «астральных двойников».

— Синодники? — обернувшись ко мне, уточнила девушка.

— Похожи, — ответил я. — А может быть, Серое Братство.

Девушка на секунду задумалась, а затем покачала головой:

— Точно нет. Если бы они были из Серых, я знала бы их в лицо.

— Вы уверены? Неужели всех знаете лично?

— Поверьте, у нас не настолько многочисленная организация. Не в этом наша сила, — девушка замолчала и поджала губы, словно пожалела о сказанном.

Боль, наконец, начала отступать, и я вздохнул. Произнес:

— Охрана заявила, что Северцева нет в комплексе. Как и Серова. Хорошая, должно быть, память у этой дружины, раз они запоминают всех, кто покидает и возвращается на территорию.

— Думаете, что солгали?

Я покачал головой:

— Не похоже. Хотя проверить бы мне все равно не дали. Эти ребята прекрасно противостоят светлой силе.

Муромцева тяжело вздохнула:

— Если они и впрямь боевые гвардейцы, то нечему удивляться, — произнесла она и уточнила, — А если за Северцевым уже прибыла бригада из лекарни?

— Тогда они бы не обещали передать ему, что я его ищу, — ответил я. — И, скорее всего, отнеслись бы ко мне не так доброжелательно. Или же сообщили, что его забрали мои коллеги.

— Логично, — согласилась Муромцева.

Я откинулся на спинку кресла и задумался:

— А еще, эти странные и сильные дружинники сказали, что патрули — мера борьбы с репортерами. И это странно. Очень странно. Неужто репортеры настолько опасны? Они, может, и навязчивы без меры, но при этом не нападают и не угрожают жителям комплекса.

— В этом деле очень много странностей, — согласилась девушка.

Я же прикрыл глаза и задумался. Часть «Жар-Птиц» держат в отделении комплекса под строгой охраной. И я был уверен, что охрана лекарни, и жилого комплекса приставлена из одной организации. Скорее всего, проверить охранником лекарни теми, у меня вышло чисто случайно. Они не были готовы к прощупыванию и не успели выставить ментальную защиту.

Виктория утверждает, что это не Серые Братья. Допустим, она не врет. Значит, судя по силе, это люди из спецотряда Синода. Из тех, кто умеет подавлять силу. Тогда возникает вопрос: зачем жрецам гвардейцы? Одно дело — охрана спецкорпуса — лечебницы для буйных, и совсем другое — мирный жилой комплекс. И я был уверен, что дело было вовсе не в репортерах.

Второй вопрос, который меня мучил: зачем бойцам было блокировать мою способность? Демонстрация силы? Или просто им есть что скрывать? Например, расслаивание «двойников», как у тех, из охраны корпуса лечебницы? И у Волкова.

Но тогда это не могли быть люди из Синода. Потому что за такую аномалию, жрецы могли бы спокойно приговорить человека к ереси. И в лучшем случае отправить на излечение. Не должна душа человека расслаиваться. В этом есть нечто противоестественное.

Волков. Этот парень не так прост, как пытается казаться. Возможно, стоит с ним пообщаться и спросить напрямую о его талантах. Но я сразу же вспомнил, с каким холодом он ко мне относится. Вряд ли получится получить от него полезную информацию.

— О чем задумались, Василий Михайлович?

Голос Муромцевой вырвал меня из размышлений. И я вздохнул:

— О том, что в последнее время я узнаю про наш мир очень много нового. И иногда это «новое» идет вразрез с учениями лекарей. Например, расслаивающиеся «астральные двойники». Этого попросту не может существовать в природе. Потому что у человека одна душа.

Я испытующе взглянул на девушку, ожидая ответа. Но она только уточнила:

— А у кого вы видели подобное, Василий Михайлович?

— У вашего коллеги Волкова. И я в этом совершенно уверен. А также я видел это у охраны корпуса лекарни, когда мы ходили к Гольянову, — ответил я. — Причем второй силуэт был не белый, как обычно. А скорее, грязно-серый.

Виктория нахмурилась и покачала головой:

— Такого не может быть.

— Не может, — согласился я. — Но это есть. Я доверяю своим глазам. И совершенно точно не ошибся.

Девушка замолчала. Очевидно, что она не хотела говорить со мной о своем приятеле. А пытать ее я не собирался. Потому я снова прикрыл веки. И задремал.

— Прибыли, Василий Михайлович.

Я открыл глаза. Авто стояло на территории особняка.

— Не хотела вас будить, но выволакивать вас из машины не взялась. К слову, я думала, что вы будете храпеть. Я смогу записать это на видео, и пользоваться этим компроматом.

Девушка усмехнулась и неуверенно мне улыбнулась.

— Знаете, вам очень идет, — расслабленно заявил я

— Что именно? — напряглась девушка.

— Когда вы улыбаетесь, то становитесь особенно очаровательной.

— Вы считаете меня таковой? — растерянно уточнила Виктория, и на ее щеках появились красные пятна.

— Простите, если я вас этим обидел, — сразу же отозвался я.

— Ничего подобного, — буркнула Муромцева. — Просто я не пытаюсь вам нравиться.

— Поверьте, у вас получается нравиться без особого труда. Но вам не о чем беспокоиться. Я никому не расскажу, что на самом деле вы милая девушка.

— Вам никто не поверит, — моя спутница отвернулась.

Я вышел из машины и осмотрел фонтан. Скульптуру очистили от растений, а сам резервуар под воду отмыли ото мха и плесени. Светлый мрамор явил золотистые прожилки и вкрапления, о которых я уже успел позабыть. Все же стоит подключить воду, чтобы она струилась в чашу, создавая приятное журчание. Я поднялся по ступеням крыльца и потянул на себя дверь.

Из гостиной доносились голоса. Пётр и граф Толстой играли в шахматы, оживленно обсуждая новости. Заметив меня, дядя покачал головой и переставил одну из черных фигур на доску, продолжая придерживать ее пальцами:

— Что смурной такой? Опять работать заставили?

— Да, — рассеянно отмахнулся я. — Добрый день, Григорий Павлович.

— Добрый день, — с улыбкой ответил гость. — А где ваш секретарь?

— Загоняет в гараж машину, — произнёс я, и граф удивленно поднял бровь:

— Она еще и водитель?

Я только пожал плечами:

— Уж очень многогранная она личность.

Григорий Павлович не стал задавать вопросов. Хотя по его лицу я видел, что их у него множество. И только этикет мешает графу задать их мне. Но я был уверен: он с радостью озвучит их дяде, как только я поднимусь в свою комнату.

— А вы решили разыграть партейку? — уточнил я, осматривая доску.

— Ваш дядюшка отчего-то уверен, что я могу случайно смахнуть фигуры со стола и взялся фиксировать ходы, — с притворным возмущением сообщил мне граф.

— У меня все ходы записаны, — Петр Феликсович потряс небольшим листком, который тотчас положил рядом с доской. — Знаю я ваши случайные махи руками. В прошлый раз ладья нашлась под комодом. И я точно помнил, что она должна была поставить вашу королеву в крайне неудобное положение.

— Это ваши придумки, Петр Феликсович. Я точно помню, что ту самую ладью убрал еще пятым или шестым ходом…

— Их две, господин хороший. И вторая ладья оставалась на доске, пока вы ее случайно не скинули. Но я научен горьким опытом и не стану больше полагаться на случайность, — сурово заявил дядька, но в его глазах плясали чертята.

Давненько я не видел родича таким оживленным. Толстой же спросил:

— Скажите, Василий Михайлович, я намедни к вам не заезжал один высокий господин с кудрявой шевелюрой?

— Было дело, — нехотя признал я.

— Моя благоверная как раз искала кота и заявила, что к вам явился сам Федор. Она объявила его так, словно я должен был непременно понять, о ком речь. Я уточнил, не новый ли это садовник. И моя супруга сказала, что не станет со мной разговаривать, пока я не перестану быть варваром.

— Тааак, — недобро протянул дядюшка и подозрительно прищурился, глядя на меня. — А говорил, что не было тут этого… в цыплячьем костюме.

— Это был другой человек, — отмахнулся я.

— Да о ком речь? — уточнил Григорий.

— Про лицедея, который поет песни, — фыркнул старший родич. — Федя с вороватой рожей Проньки.

— Это тот, который сегодня интервью разместил, где он дверями ошибся? — поразился Толстой.

— И он сидел в вашем кресле, — мстительно сообщил дядька.

Граф тотчас вскочил со своего места и принялся отряхивать брюки. А Петр ловким движением стянул с доски одну из фигур своего соперника и сунул ее в карман пиджака.

Я вскинул руки в жесте капитуляции и сообщил:

— Я буду у себя. Спущусь к ужину.

— Отдыхай, — буркнул дядя. — А то на тебе лица нет. Смотри, а то заработаешься и не заметишь, как превратишься из лекаря в пациента.

Я усмехнулся, показывая, что оценил шутку. В своей комнате я сел кресло и включил компьютер. Дождался загрузки, открыл поисковый сайт и вбил «Полк Жар-Птицы».

Результатов было очень много. В основном это были статьи и призывы вступать в Гвардию Империи. Пришлось уточнить запрос, изменив на «История полка Жар-Птицы».

В этот раз результатов было меньше. И я с интересом открыл самую первую ссылку. Усмехнулся. По иронии судьбы это была лекция Карамзина. И я с интересом принялся за чтение.

Полк был основан по указу Императора «о создании гвардии на государевой службе и верному служению Отечеству» отцом-командиром Федором Степановичем Суворовым. На своей земле в Воскресенске граф основал несколько тренировочных баз, и полк начал набирать бастардов. В основном отбор велся среди приютов Воскресенска, но Суворов охотно принимал и других желающих. Поэтому в самом начале Освободительного похода, «Жар-Птицы» были самым многочисленным полком Имперской Гвардии.

Дальше шел перечень подвигов части, которые были известны каждому ребенку. Это было мне уже неинтересно.

Я потер лоб и снова открыл поисковик. Вбил «Воскресенск», и вбил дату начала Объединительного похода. Принялся листать новости губернии. И быстро нашел желаемое.

Им было старое дело о выкупе земель у нескольких помещиков. Землевладельцы утверждали, что выкупная цена была заниженной, и пытались получить разницу. Устраивали митинги, даже писали Императору. И все же добились своего. Но самым интересным оказался покупатель. Это был секретариат графа Суворова. И сразу после сделки, на этой земле началась масштабная стройка нового гвардейского городка. Казармы, тренировочные площадки, и склады, которые было построены в рекордно быстрые сроки. И вскоре, на плацах новых казарм уже маршировали гвардейцы.

Я откинулся на спинку кресла. К чему такая спешка? До вступления в полк, рекрутов еще несколько лет обучают. И следят за подготовкой, выбраковывая тех, кто по тем или иным причинам не подходит для службы. И только затем бойцов переводят в полк. Здесь же явно торопились к резкому и очень большому прибавлению бойцов. Словно…

Словно уже обученных гвардейцев перевели к «Жар-Птицам». И за время отбора в полк, их нужно было обустроить.

Я быстро вбил в поиске «Усиление 'Жар-Птиц», но запрос оказался нулевым. Забарабанил пальцами по столешнице.

Судя по номерам, полков должно быть двадцать. Но два из них, по слухам, были разбиты в первые дни Объединительных походов и полностью уничтожены. Информация в Сети была крайне скудной. Как и то, кто их возглавлял. Отцы-командиры были не из старых семей, и это тоже было странно. Потому что гвардией всегда руководили представители старого, служилого дворянства. Люди, которые поколениями сражались за Империю.

Выходило, что два полка не принимали участия в Объединительном походе. Но я видел возможность того, что они могли быть расформированы и пополнили ряды других подразделений. Поэтому, в первые дни Обьединительного похода «Жар-Птицы» так разрослись. Как и «Красные Лебеди», в которых служил дешеправ Резников. Причину расформирования, скорее всего, засекретили и спрятали в Синоде. Но это явно был не мятеж, иначе бы всех бойцов отправили бы на каторгу. Или казнили. Но гвардейцев наоборот, перевели в элитные части, чтобы они и дальше совершали подвиги во славу Империи. А вот отцы-командиры бесследно пропали. Словно кто-то постарался убрать их имена из истории, как и всю информацию про отступников.

Я вздохнул и откинулся на спинку кресла, задумчиво глядя на экран. По всему выходило, что два отца-командира пошли против воли Императора еще в самом начале Объединительного похода. За годы до Восстания. И за это их куда-то убрали, вычеркнув из истории. А в инфополе оставили только легенду о массовой героической гибели на поле боя. И мне все больше начинало казаться, что все вокруг и было следствием двух гвардейских частей, которые пропали несколько десятилетий назад.

Я попытался найти губернии, где дислоцировались «потеряшки», но поиск не дал ровным счетом ничего. Мне нужно было найти информацию о «потеряшках». Потому что я был уверен, что в них и кроется разгадка тайны. Из моих предположений, гвардейцы из исчезнувших полков, были подвержены какой-то заразе.

В империи все знали, что «Жар-Птицы» всегда славились дисциплиной и выдержкой, которым их обучали весь срок службы. И это никак не вязалось с тем, что ветеран «Жар-Птиц» открыл огонь в комплексе без веской причины.

Я вздохнул. Теория интересная, но ни подтвердить, ни опровергнуть ее, я не могу. Хотя, если учесть, что в корпусах лекарни могут находиться именно потерянные гвардейцы…

Вряд ли в архивах можно найти нужные документы. Думаю, что в общем хранилище их не станут держать. Скорее всего для них предназначен особых отдел. Значит, нужно пробраться в закрытые корпуса. Наверняка, там есть информация про потеряшек.

Этот вариант мне не особо нравился. Во-первых я заметил, как способность «астрального двойника» остановилась у стены, которая шла по периметру корпусов. Это значит, что-либо за забором или в здании корпуса стоят артефакты, которые блокируют способности. И второй проблемой была охрана с раздваивающимися «астральными двойниками». Вряд ли такие ребята запросто пропустят меня на территорию. И если мои подозрения окажутся верными, и за оградой есть блокирующие артефакты, после того как я попаду на территорию, маскировка спадет. И вся охрана поднимается по тревоге.

Вторым вариантом было пробраться в архив Синода. Но его охраняли спецподразделения жрецов. И простая смена облика не особо поможет мне пробраться в архив. Да и «красноречие» вряд ли поможет мне разговорить синодников. Мне хватило встречи с дружинниками у жилого комплекса, чтобы понять, насколько они сильные.

Единственным вариантом попасть в архив было Серое Братство. Скорее всего, Круглов заинтересуется происходящим. Но я очень не хотел брать в долг у этой организации. К тому же, уже включилось мое природное любопытство. Вот если я не придумаю способ, как все осуществить — то сразу расскажу все Виктору.

Ладно, попытаемся подойти к делу с другой стороны.

Я вбил в поисковой строке «Дворянские семьи Империи до Объединительного похода».

Искомое высветилось очень быстро. В одной из статей репортер писал про семьи Империи, которые пропали во время объединительных походов и Восстания. Список оказался внушительным. Но время Восстания я отбросил сразу. Они были мне не нужны. И принялся перебирать оставшиеся.

Это заняло много времени. Я так увлекся этим занятием, что пропустил ужин. Пришлось даже соврать Муромцевой, которая позвала меня к столу, что я очень устал и уже лег спать. Но в конце поисков я сократил список подозреваемых до четырех. Я вынул из ящика стола блокнот и переписал фамилии. Потер ладонями глаза и взглянул на висевшие на стене часы. Время было за полночь. Я выключил компьютер, встал с кресла и направился в ванную комнату, чтобы приготовиться ко сну.

Заснуть мне не удалось. Я лежал в кровати, глядя в потолок и стараясь не думать о том, то через стену находится Виктория. Вероятно, у нее нет проблем со сном. Стало душно, и пришлось встать, чтобы открыть оконную раму. Почти сразу внутрь комнаты потек прохладный воздух, напоенный ароматом цветущей липы. Во дворе мелькнула тень и я присмотрелся, не сразу узнав одного из Серых Братьев. Волков шагал по дорожке, огибающей дом и мне подумалось, что он направился к беседке.

Недолго думая, я накинул тренировочной костюм и тихонько выскользнул из помещения. Отчего-то затормозил у двери в соседнюю комнату. Мне захотелось проявить астральную проекцию Муромцевой, чтобы убедиться, что девушка и впрямь спит. При этом я осознал, что этот факт меня бы успокоил. Вот только делать этого я не стал. Заставил себя отвернуться и спустился с лестницы.

Петра в гостиной не было. Пульт сиротливо лежал у телевизора, где дядька его никогда не оставлял. А значит, ящик не включался после ухода Толстого. Видимо дядьке хватило эмоций и он решил не дополнять их с помощью скандальных вечерних передач. Стоило радоваться тому, что старший родич стал казаться более увлеченным жизнью. Я услышал шорохи на кухне и решил заглянуть туда. К моему удивлению Юсупов нашелся там. Но в этот раз он не подстраивал каверзы Любавушке. Вместо этого старик выгружал посуду из посудомойки.

— И чего это тебе не спится? — уточнил я.

— Вот четряка, напугал, — воскликнул Петр и усмехнулся. — Прямо как твой отец. Он тоже умел подкрадываться так тихо, что и кошка бы не услышала.

Я скрестил руки на груди.

— Это не ответ. Ты решил посуду спрятать? Не доверяешь нашим новым работникам?

Дядя сокрушенно покачал головой:

— Все же стоит тебе провериться у душеправа, племянничек, — произнёс он. — А то сдается мне, что ты как тот сапожник, который оказался без сапог. И голова у тебя как-то неправильно работает. Вот с чего ты сделал такие выводы?

— Зачем ты вытаскиваешь тарелки из посудомойки?

— Чтобы сложить их в шкафчик, — как само собой разумеющееся пояснил родич. — Мне не сложно. А Любавушке будет меньше работы. Все же забот ей прибавилось. Мало того, что помощников наших потчевать приходится, так еще и гостей, которые зачастили.

— С каких пор ты сделался таким заботливым? — усмехнулся я.

— Вот к чему ты говоришь такие вещи? — возмутился старик и принялся убирать посуду в ящик. — Словно намеренно обидеть меня пытаешься.

— Эти тарелки хранятся не там, — с готовностью подсказал я и подошел ближе, чтобы помочь дядьке.

— Я действительно такой вредный? — вдруг глухо поинтересовался дядька.

— Ты какой надо, — ответил я, забирая стопку чашек. — И другого я бы не хотел.

— Со мной бывает нелегко, — фыркнул он.

— Почти всегда, — не стал спорить я. — Но ты тот, на кого я всегда хотел равняться. Только когда дело не касается твоих телевизионных увлечений.

— Спасибо, что терпишь мои выходки, Василий. Я это ценю.

— Не треплю, а принимаю. Мы же семья, — поправил я родича и тут же добавил, — но мне бы хотелось, чтобы ты разрешил поработать с собой. Потому что я правда могу тебе помочь.

Дядька похлопал меня по плечу:

— Есть вещи, которые нельзя починить, — с сожалением произнес он. — И не стоит тебе забивать голову моими старыми травмами. Поверь, я не хочу забывать о некоторых вещах не просто так.

— Ты боишься, что если ты перестанешь испытывать страдания, то больше не будешь собой, — предположил я. И по тому, как старик вздрогнул я понял, что не ошибся.

— Может ты и впрямь уже достаточно взрослый… — пробормотал он себе под нос, а потом покачал головой и проворчал. — И все равно, не хватало мне еще, чтобы ты меня жизни учил. Мал ты еще для этого.

— Как скажешь, — с усмешкой ответил я. — Но я всегда готов выслушать и помочь.

— Себе помоги.

— А мне нужна помощь? — удивился я.

— У меня в твоем возрасте отбоя от девиц не было. Я каждые выходные с кем-нибудь проводил время. Но ты погряз в работе. Словно это тебе уже на кладбище пора, а не мне.

— Ну, про кладбище, это ты погорячился, — засмеялся я.

— Да я бы никогда не позволил такой девушке, как Виктория просто так жить рядом, — возразил Юсупов. — Обязательно вскружил бы ей голову.

— Звучит как начало истории «А вот в мое время», — усмехнулся я.

— А вот в мое время, да, — упрямо произнес Петр. — Эх, пропащее вы поколение.

Я с подозрением сощурился. Уточнил

— Мне кажется, ты советуешь мне дурное.

Дядя с удивлением обернулся ко мне:

— Это еще почему? — уточнил он.

— Я ведь помню, что ты мне говорил про служебные романы. Вот вскружу я ей голову, а ты потом меня тростью отходишь. Чтобы никогда…

— Так она на нас считай не работает, — отмахнулся старик. — Круглов ее приставил охранять тебя. И докладывать в Братство обо всем, что с тобой творится. Ты ведь понимаешь, что, по сути, она за тобой смотрит и делает выводы. И теперь про Юсуповых будут говорить, что живем мы скучно и толку от нас никакого.

Петр тяжело вздохнул, словно по его мнению репутация семьи уже была окончательно испорчена.

— А если я ей голову вскружу, то толк будет? — я спрятал улыбку за нервным смешком.

— Вот и проверь, — велел старик и взял трость, которая до того опиралась на края стола. — А мне пора спать. Завтра я обещался с ответным визитом к Толстому. Он мне сегодня проиграл.

— Неужели? — я сделал вид, что изумился. — И на этот раз все фигуры были на месте? И даже его — белые?

Уже у выхода дядя остановился, обернулся ко мне:

— Ты на что это намекаешь? Ты на что это княжеская твоя морда намекаешь? — старик сделал страшное лицо, а потом сухо засмеялся. — Ты видел, как я у него офицера стащил? И ведь он не заметил сразу. А когда пропажу обнаружил уже поздно было. Я уже вписал ход в свою тетрадочку.

— Ты опасный человек, — ахнул я.

— Это была месть, — пояснил родич. — Я долго ее планировал, дорогой племянничек. И каждое движение было рассчитано.

— Ты ведь использовал историю про моего пациента, чтобы заставить его отвлечься, — напомнил я, и Пётр пожал плечами.

— Нельзя было прошляпить такую возможность. А неиспользованную стратегию я воплощу в жизнь в следующий раз.

— Так это уже не будет местью, — напомнил я дядьке.

Старик хитро улыбнулся:

— Почему же? Мы играем не первый раз, мальчик. И этот счет начат давно.

Я лишь покачал головой, радуясь, что дядька ожил. Он прошел мимо меня, почти не припадая на больную ногу.

Осмотрев кухню, я убедился, что никаких сюрпризов для кухарки и впрямь приготовлено не было. Поправил полотенце, которое висело на крючке и пошел к выходу на задний двор.

Дверь открылась неслышно, и я оказался на крыльце. Фонарь, который располагался чуть поодаль давал рассеянный свет, который лишь немного разгонял ночные тени. Обычно в темное время суток никто сюда не выходил и необходимости в дополнительном освещении не было.

Я без труда прошел по тропинке, которая вела к беседке и оттуда осмотрел дом.

— Решили прогуляться, княжич? — раздался рядом вкрадчивый голос, в котором я без труда узнал Волкова. Он оказался неподалеку. Парень держал в руках футболку, которую до того, видимо скинул.

— А я решил потренироваться, — сообщил он. — Днем как-то не до этого было.

— Вам не темно?

— Так ведь никого опасного здесь нет, — он обвел пространство руками, а потом словно осознал свою промашку и добавил, — Вы только что вышли.

— Вы не считаете меня опасным, — усмехнулся я.

— Надеюсь, что вас это не обижает? — вежливо осведомился парень, но я только отмахнулся:

— Бросьте. Вам плевать на то, что меня это может задеть.

— Вы и впрямь проницательный душеправ, — не стал спорить помощник. — Может стоит к вам обратиться, если начнутся проблемы.

— «Когда начнутся», — беспечно поправил я его, и боец недобро оскалился:

— Полагаете, что я слабый? И что мне понадобится ваша помощь?

— Надеюсь, вас это не обижает? — вернул я его же вопрос.

— Полагаю, что вам все равно, — парень неспешно натянул через голову футболку.

— И с чего вы сделали такие выводы?

Я оперся спиной о перила беседки, ожидая ответа.

— Бросьте, Василий Михайлович, все и так понятно.

Я демонстративно скрестил на груди руки.

— С удовольствием послушаю. Просветите, что вам понятно. Быть может, я тоже наконец пойму, отчего вы и ваши коллеги относятся ко мне с нескрываемой неприязнью.

Видимо парень не ожидал такой откровенности и бросил на меня короткий мрачный взгляд, заговорив:

— Если вас смущает то, что Виктория Ильинична не вьется вокруг вас кошкой, то не обессудьте — дело не в вас. Она в общем-то никого близко не подпускает. Такой уж она человек.

— А вы?

— Что я? — удивился Сергей.

— Занятно, что когда я спросил, почему вам не нравлюсь, вы решили перевести разговор на Муромцеву. Хотя про нее я речи не вел.

— Но вы ведь ее имели в виду, — бросил парень, но я покачал головой:

— Нет. С Викторией Ильиничной я нашел общий язык. Даже несмотря на то, что тоже ей не нравлюсь. Но это совсем другая история. Любопытно, что вы не желаете ответить мне искренне.

— А разве я обязан? — Волков уже открыто уставился на меня с неприязнью.

— Никто никому не обязан, — ответил я со спокойной полуулыбкой. — Как и я не должен быть с вами вежливым и учтивым. Но мы живем в обществе и у нас принято вести себя по-человечески.

Что-то в моей фразе разозлило Серого Брата. Он напрягся и зло уточнил:

— А я по-вашему веду себя не так?

— Хотите поговорить о том, что про вас думаю я? Вам правда это интересно?

— Мне все равно, — отозвался он.

Я улыбнулся.

— Но вы же спросили. Бросьте, у вас есть прекрасный повод выпустить пар. Разве вам не хочется узнать мою темную сторону? Или высказать, что у вас на душе? Уверяю, все сказанное останется между нами. Как между душеправом и его пациентом.

— Только сказанное? — вдруг спросил парень и склонил голову к плечу.

Я помедлил ровно секунду и на его лице расцвела торжествующая улыбка.

— Что, княжич, не так уже уверены в себе?

— Вам хочется задать мне трепку? — спросил я, повторив движение головы своего собеседника. — После того, как соглашусь, вы поговорите со мной открыто?

— Отчего ж не поговорить, если у вас останется такая охота, — боец развел руки в стороны, показывая свое расположение.

— Что ж, давайте не только поговорим, — я принялся стягивать куртку. — Только сразу предупреждаю…

Договорить я не успел. Парень подскочил ко мне и с силой двинул локтем в плечо. От удара я едва не свалился на землю. И лишь чудом смог удержаться на ногах.

— Давайте без предупреждений, ваше сиятельство. По-простому…

В этот раз договорить не успел он. Я резким движением швырнул в противника куртку, а двинулся следом. Но ударил его не по корпусу, а по ногам, роняя на землю. И тут же отскочил в сторону. Между нами полыхнули искры, которые успел заметить только я.

— Как скажете, господин Волков, — ответил я, взмахнув рукой, чтобы разогнать в ней кровь. Незнакомая сила никак не хотела подчиняться. Я ощущал ее колючей и мутной.

— А говорят, что благородные здесь все сплошь правильные, — заметил противник, поднимаясь на ноги.

— Врут, — усмехнулся я.

На этот раз парень не стал бросаться на меня и принялся обходить.

— И часто вам приходилось драться по-простому, княжич?

— Бывало, — признался я. — Но чаще всего это были дружеские свары по малолетству. А с настоящим бойцом не доводилось. И думаю, что в следующей атаке вы надаете мне тумаков. Потому я пытался вас предупредить…

Волков вновь бросился на меня и в этот раз он оказался слишком быстрым. Он двинулся ко мне по дуге и ударил всем телом в бок. Я успел ухватить его за ворот футболки и потянуть за собой. Мы перекатились по траве. Противник двинул мне в ухо, а потом оказался за спиной и обхватил рукой шею. От боли я на мгновенье ослеп. А потом зрение меня подвело и мир стал черно белым. А мир вдруг вспыхнул миллионами новых запахов. Но при этом я не потерялся. Ухватил руку и с силой дернул ее, одновременно откидываясь на спину. Сергей оказался между моим позвоночником и землей. Он сдавленно охнул и выпустил меня из захвата. Ровно на мгновенье, которого мне почему-то хватило. Я отскочил в сторону, не поднимаясь на ноги и уперся руками в траву. А потом оскалился, вдруг почуяв растерянность и страх противника, и с рычанием рванул навстречу опешившему Волкову. Мы покатились по траве.

— Что тут творится? — раздался строгий голос и в глаза ударил свет фонаря.

— Виктория Ильинична. Это бешеный напал, и я всеми силами пытаюсь не выбить ему зубы, — засмеялся Волков.

— А мне кажется, что вы оба тут пытаетесь не сломать друг другу кости, — обеспокоенно возразила девушка.

Сергей поднялся и неожиданно подал мне руку, помогая встать на ноги.

— Я-то считал, что княжич у нас домашний. А он оказался диким. Он мне чуть глаз не выбил.

— Серьезно? — озаботился я и мои руки мягко засветились.

На лице парня и впрямь разливался здоровенный синяк. С моих пальцев сорвались искры и прокатились по коже противника. Но лечение прервала Муромцева, которая резко развернула меня к себе. Что-то внутри меня возмутилось ее беспардонности. И я резче чем хотел отвел девушку от себя.

— Держите себя в руках, Виктория Ильинична, — отчеканил я. — Если вам так хочется проявить заботу, то подождите, когда я завершу работу с пациентом.

Псевдосекретарь опешила и попятилась от меня. Затем очнулась и тряхнула головой.

— Я думала, что вам нужна помощь, — процедила она. — Но если вам нравится устраивать потасовки на заднем дворе, то не буду вас больше беспокоить.

Она развернулась и пошла прочь. И только тогда я заметил, что у нее нет обуви. Девушка выскочила из дома босой.

— Зря вы так, княжич, — проговорил Волков.

— Больше не надо лечить? — буднично осведомился я.

— Надо-надо, — попросил парень, а потом добавил, — Муромцева обычно ни за кого не вступается.

— Она просто беспокоится о своем подопечном, — отмахнулся я немного нервно. Я не понимал, отчего в моей крови все еще бурлит агрессия. И почему я так тонко чую запахи, которые не ощущал раньше так ярко.

— Неплохо, мастер Юсупов, — оценил Волков, и в его голосе не слышалось прежнего презрения.

Я только кивнул, пытаясь разобраться с временными изменениями организма. Зрение то и дело теряло цвета, зато обоняние усилилось. Мне казалось, я чувствую даже эмоции. И я потянул носом воздух принюхиваясь.

Волков покосился на меня. Уточнил:

— Что-то не так, Василий Михайлович?

— Нет, все нормально, — осторожно ответил я. — Прошу меня простить. Кажется, я немного потерял контроль. Все же я редко вступаю в спарринги.

— Но вышло у вас неплохо, — усмехнулся парень. — Признаться, мне показалось, что вы бросились на меня, словно неблагородный. Это было…

Он замялся, а затем добавил:

— Достаточно неожиданно.

Мне и самому было непонятно, как я так легко вошел в раж. Но размышлять об этом я решил позже. Стоило воспользоваться ситуацией и смягчившимся Волковым.

— Ну так что же, мастер, вы ответите мне на один вопрос? — уточнил я, садясь на степень крыльца.

— На какой? — парень не спеша подошел и уселся рядом.

— Отчего вы относитесь ко мне с неприязнью? Дело не в титуле, потому как дядюшку вы воспринимаете с уважением. За что я вам благодарен.

Сергей несколько секунд раздумывал, а затем нехотя ответил:

— Петр Феликсович очень известен в нашей организации. Про него отзываются как о добром брате и отличном бойце. И про вашего батюшку говорят хорошее. Наставники рассказывали, как на тренировках ваш покойный отец один мог справиться с несколькими соперниками и при этом давал советы по защите. Чем изрядно злил тех, кто был с ним на площадке.

— То есть дело не в моей фамилии, — сделал я вывод.

— Если начистоту… — замялся парень.

— Давайте оставим реверансы. Я не собираюсь на вас обижаться или таить зло. Мне правда хотелось бы понять, отчего вы, ваш напарник и Муромцева буквально источаете презрение.

— Извините, — потупился парень и продолжил глухим голосом, — Я могу сказать только за себя. По поводу других ручаться не стану.

— Мне и этого хватит, — согласился я.

— Знаете, чтобы попасть в ряды братства, каждому из нас пришлось пройти строгий отбор. И многих отсеяли, оставили… — он замялся и повел плечами. — Оставили за бортом. Хотя ребята были крепкие и достойные. Но никого из них не взяли с испытательным сроком. Не за кем не ходил куратор или сам Круглов. А с вами все иначе. Виктор обхаживает вас, словно вы какой-то особенный. Пытается уговорить вступить в ряды братства. А вы еще кочевряжитесь. Будто не собираетесь стать одним из нас.

— А как считаете, зачем я это делаю? — полюбопытствовал я.

— Я считаю, что вы просто набиваете себе цену, — просто ответил собеседник. — Ведь ясное дело, что вы не можете отказаться.

— Почему не могу? — удивился я. — Я ведь никогда не знал о вашей организации. Отец не посвящал меня в подробности своих дел. Для этого я был слишком мал. А дядька до сих пор считает, что мне в братстве нечего делать. Да, мои близкие состояли в рядах Братства. Но это был их выбор. Выбор, который я не сделал.

— Почему? — удивленно уточнил парень.

— Что я знаю об этой организации? — ответил я. — То, что она отняла у меня отца. И сделала дядю калекой. Он получил травму, в которой не могут справиться все лекари Империи. И его душа полна пятен, от которых он не желает избавляться. Петр считает себя виноватым и несет свою боль как наказание.

— Я не знал, что все так, — опешил Сергей.

— Не ведаю, почему Круглов решил, что ему нужен очередной Юсупов, который еще жив и не покалечен. Быть может, для коллекции или ровного счета. Наверно, об этом стоит спросить его самого. Но я не горю желанием пополнить собой семейный склеп или занять место рядом с дядюшкой за телевизором. Я учился на лекаря. Клятву давал и хочу исцелять людей от страданий. Мне нравится то, что я делаю.

— Но вы справились с Темноглазым графом, — напомнил собеседник.

— Мне просто повезло. Мы оба понимаем, что только удача позволила мне остаться живым и убить мерзавца. Я и сам до сих пор недоумеваю, как мне это удалось. Но вовсе не уверовал в свою исключительность и не загорелся желанием стать героем.

— Странный вы, княжич, — покачал головой Волков. — На площадке показались мне совсем другим.

— Как и все, я не люблю проигрывать, — охотно пояснил я. — К тому же я понимал, что если упущу момент, то мне придется туго. Я не дурак и осознаю, что не смогу выстоять против бойца, у которого за спиной есть опыт.

Возражать мне парень не стал. Лишь задумчиво кивнул.

— Вы считаете меня баловнем судьбы, выскочкой, которому без условий предложили то, за что вы бились, — продолжил я. — Но я не просил об этом. И уверен, что мне это не нужно. Уж простите, Сергей, но я совсем из другого теста.

Я немного лукавил. Потому как отчетливо помнил, какие эмоции ощутил, когда победил Темноглазого графа. То чувство триумфа мне не забыть до конца своих дней. Оно опьяняло и заставляло сердце замирать от восторга.

Кровь внезапно вновь зашумела в ушах. И в глазах мир стал бесцветным. Я тряхнул головой, не понимая, что происходит.

— Простите, мне надо отдохнуть. Кажется, я приложился затылком чуть крепче, чем мне сперва показалось.

— Может быть, вам надо к лекарю… — начал было Сергей и смущенно замолк, вдруг поняв, что я и есть лекарь. Пусть и душеправ.

— Все нормально, — успокоил его я. — Я сам себя подлечу. И докладывать об этой мелочи начальству не станем. В конце концов, мы тренировались. В этом нет ничего предосудительного.

— Хорошо, — с облегчением кивнул парень.

Я встал на ноги, зашагал по ступеням, оставив настороженного Волкова сидеть на месте.

Распахнул дверь, вошел в дом. Остановился на пороге кухни, с удивлением вглядываясь в полумрак, и понимая, что зрение стало будто бы острее. Осторожно ступая, прошел в гостиную. Подошел к лестнице, и замедлил шаг, почуяв Викторию. Ее эмоции словно бы создавали силуэт. Как моя способность с «астральным двойником», но теперь я ощущал, что девушка расстроена, чем-то обеспокоена. И еще немного зла. Были еще какие-то эмоции, но их я разобрать не мог.

По счастью, Виктория находилась в своей комнате, и я спокойно поднялся по лестнице, прокрался мимо приоткрытой двери комнаты Муромцевой и юркнул к себе. Закрыл за собой дверь, прошел через помещение, разделся и лег на кровать. Довольно смежил веки и постепенно провалился в глубокий сон.

Сны были странными. Словно часть сознания Волкова, которую я украл, уходила долго и неохотно. Мне снился чудной мир, где не было Императора. В этом мире были хаос и анархия, которую не могли обуздать жандармы.

А еще, мне приснился учебный корпус среди дикого леса. В нем учились дети старых, дворянских семей, среди которых был и я. Снились разве страшные существа, в которых не было ничего человеческого.

Утро началось со звонка будильника, который я нарочно не выключил. Я нашарил лежавший на столе телефон, нажал на кнопку лениво зевнул. Потер ладонями лицо, отгоняя остатки сна, встал с кровати, быстро заглянул в ванную и привел себя в порядок. Дежурно проверил своего астрального двойника на наличие темных пятен. Довольно отметил, что практически ничего не изменилось. Появилось только одно небольшое затемнение. И я понимал причину его появления. Вчерашняя потасовка с Волковым. Вернее то, что Виктории пришлось в нее вмешаться. Решив разобраться с этим позже, вернулся в спальню. Оделся и придирчиво осмотрел себя в зеркало. Отчего-то хотелось выглядеть достойно. Быть может, все дело в том, что я был уверен, что Муромцева не простит мне вчерашнего поведения. И прогресс в нашем общении откатится на несколько дней назад. Довольно усмехнулся и подмигнул отражению, которое в точности повторило мои действия. Едва слышно пробормотал:

— Ничего, я и не таких лечил.

С этими словами я вышел из комнаты и спустился на первый этаж. В гостиной обнаружился довольный дядька, который сидел в своем любимом кресле. Петр отпивал из чашки чай и рассказывал Волкову одну из своих старых историй. Про то, как он украл лошадь из соседнего полка:

— Кто же мог подумать, что эта кобыла кормила жеребенка. И стоило нам отъехать на пару сотен метров, как вредная скотина стала брыкаться и рваться обратно в стойло. Я не понял, что не так, и пытался править в нужную мне сторону. И тогда она понесла…

Сергей зачарованно слушал старика. И я подумал, что нам очень повезло с помощником. Он помогал дядьке одним своим присутствием. Потому как пульт от телевизора так и лежал на столике, где я видел его вчера. Того и гляди начнет покрываться пылью. Парень хорошо вляил на старика. К тому же это чутье Волкова, которое создавало «эмоциональные» силуэты людей, было куда сильнее, чем мои астральные двойники. А еще я теперь был уверен, что это не влияние силы. Иначе у меня эта волшебная штука просто бы не сработала. Это была какая-то особенность организма Волкова. И с ней я хотел разобраться чуть позже.

— И она вас сбросила? — с затаенным восторгом уточнил парень.

— Почему? — удивился старик. — Я удержался в седле.

Он произнес это с гордостью, и заметив, как удивленно покачал головой Волков, добавил, пряча улыбку:

— Но когда понял, что животина везет меня обратно к конюшням, то сам выпрыгнул из седла на полном ходу. Как я тогда не свернул себе шею — одному Высшему известно.

— Бедная лошадь, — заметил я, подходя к столу. Сел в кресло, взял пустую чашку, чтобы наполнить ее чаем. — Не представляю, какой шок она испытала.

— Уверен, ей вызвали душеправа, — фыркнул Петр. — Потому как мата в хвост ей неслось много. И помощь какого-нибудь лекаря ей предоставили.

Я сделал глоток и покачал головой:

— Как тебя тогда не изловили. Ведь ваш полк был боевым. И значит, наказать могли по всей строгости.

— Могли, — не стал отпираться дядька. — Но на то и нужна молодость, чтобы делать всяческие глупости. Я вот совершенно точно слышал вчера возню на заднем дворе. И сдается мне, что вы двое чесали кулаки друг о друга. Не ошибаюсь?

Волков смутился и бросил на меня вороватый взгляд. И это не укрылось от внимательного взора дяди:

— Надеюсь, Сергей, вы накатили моему племяннику? — уточнил он. — Не очень хочется, чтобы Василий уверовал в свою неуязвимость. Иногда синяки помогают нам понять, что мы смертны.

— А порой внезапно смертны, — послышался за спиной назидательный голос Муромцевой.

Я обернулся. Девушка стояла на лестнице. Заметив, что я обратил на нее внимание, она вошла в гостиную, подошла к столу, села в кресло, закинула ногу на ногу. И строго произнесла:

— Я хотела обсудить вашу потасовку, господа.

— Это была тренировка, — ответил я раньше Волкова. — Считаю, что не должен отчитываться перед вами, и обсуждать с вами график тренировок. К тому же вчера мы совместили разминку и сеанс душевной помощи.

— Господин Волков нуждался в душеправе? — иронично уточнила девушка.

— А что, я хуже лошади? — вскинулся парень. — Признаться, я понял, что на самом деле зря пренебрегал лекарями, только когда я стал вхож в дом Юсуповых. Да, поздновато, но лучше поздно, чем никогда. Быть может, если бы я обращался к ним, то спал бы крепче.

— На ходу? — хмыкнула Муромцева и плеснула себе в чашку чай.

Я заметил, что сегодня она решила облачиться в светлое голубое платье, которое отлично подчеркивало ее фигуру. На ногах Виктории красовались закрытые туфли лодочки. В общем, выглядела она сегодня вовсе не как строгий секретарь. И я подумал, что быть может это не совпадение, что помощница решила выбрать менее официальный костюм. Вдруг, она хотела, чтобы я заметил, что Муромцева прежде всего девушка?

— Так вы вчера видели, как эти двое тренировались? — беззаботно уточнил дядька. — И как вам физическая подготовка Василия? Полагаю, что вы могли бы дать ему пару советов по поводу защиты и нападения.

— Защищаться он способен без труда. — резковато отозвалась Муромцева. — Даже когда на него не нападают.

Я склонил голову к плечу, с интересом рассматривая девушку. Ей пришлось напрячься, чтобы продолжать делать вид, что она не замечает моего внимания. Петр же притворился, что не ощущает возникшего между нами напряжения. И бесхитростно уточнил:

— Разве это плохо?

— Думаю, Виктория Ильинична недовольна тем, что я не позволил ей обращаться со мной как с подростком, — предположил я.

— Вы хотели завязать ему шнурки? — усмехнулся старший Юсупов, и заметив удивленный взгляд Виктории, пояснил. — Племянник никогда не любил, если с ним обращались как с ребенком. Василий Михайлович с ранних лет сам убирает за собой посуду. И не гнушается помогать на кухне, когда это требуется. У нас никогда не было большого штата слуг, и потому беспокойство обо мне тоже легло на его плечи. Я знаю, что когда мне совсем становится худо, то Василию приходится заботиться обо мне так, как ни в одной лекарне не сумели бы.

Я смутился такой похвале и пожал плечами.

— Когда-то ты сам смазывал мне коленки зеленкой. Вот пришел мой черед ответить тем же.

Муромцева как-то напряглась от услышанного и нахмурилась. Очевидно, ее представления обо мне рушились, к чему девушка была не готова.

— Вы так говорите, Петр Феликсович, будто я не умею быть аристократом. Что обо мне подумают наши гости. Решат еще, что мы ведем себя как простые работяги.

— Куда делась посуда? — послышался с кухни грозный голос, и на пороге оказалась Любавушка. Она окинула нас возмущенным взглядом нас, и строго продолжила:

— Господин Юсупов, я не посмотрю, что вы благородные. И устрою вам неделю постных каш. Будете знать, как озорничать…

— Любавушка нынче не в духе, — спокойно пояснил я и направился навстречу разбушевавшейся кухарке. — Мы убрали тарелки из посудомойки в ящик. Все в целости, уверяю.

Женщина растерянно посмотрела на меня, а затем произнесла:

— Василий Михайлович, я даже не взглянула в шкафчики, решив, что кто-то снова надумал надо мной подшутить.

— Моя вина, что не предупредил вас, — ответил я с улыбкой. — Помочь вам накрыть на стол?

— Не отбирайте мой хлеб. Уж на стол я накрою сама, — довольно сообщила женщина и лишь потом заметила, что у нашего разговора есть лишние свидетели. — Простите, — прошептала она.

— Все в порядке, — успокоил ее я.

Затем вернулся к столу. Петр ухмылялся, очевидно очень довольный тем, что удалось застигнуть кухарку врасплох вчерашней помощью.

Вскоре Любавушка вынесла пирог с творогом и зеленым луком, пышки, посыпанные сахарной пудрой и соусник с повидлом. Я все же помог расставить тарелки и лишь потом занял свое место. Ели мы молча и с удовольствием. Кажется, что стряпня кухарки всем пришлась по душе. Лишь когда тарелки опустели, Петр уточнил:

— А что ты творил на кухне, что так разозлил нашу Любавушку?

— Как обычно, — не стал я уличать дядьку в хитрости. — Не туда бросил полотенца. Но что с меня взять? Я ведь изнеженный княжич. Могу творить всякое, и никто мне не указ.

Вошедшая работница тихонько засмеялась и принялась собирать посуду.

— А если что не по мне, так я хватаюсь за веник и давай гонять домашних, чтобы место свое знали, — невозмутимо продолжил я. — Потому у нас никто из слуг и не задерживается.

— А почему вы кухарку не гоняете? — хитро осведомился Волков.

— И кто нам тогда готовить станет? — удивленно спросил я. — Я хоть и самодур, но не дурак. И понимаю, когда надо строить из себя хозяина жизни, а когда вежливо говорить «спасибо, что вкусно накормили». Иначе можно и с голоду помереть.

Петр не сдержался и закашлялся. Волков приложил кулак ко рту, чтобы скрыть смех. Только Муромцева оставалась невозмутимой.

— У вас сегодня нет никаких дел? — спросила Виктория, старательно избегая встретиться со мной взглядом.

— Есть, — довольно ответил я. — И мне понадобится ваша помощь.

Я бы мог устроить себе выходной, но понимал, что надо отвезти в кабинет Дельвига записи по пациентам. Иногда из-за занятости я брал на дом часть работы по заполнению карточек. Стоит отучиться от дурной привычки смешивать свою личную жизнь с профессиональной. Но, пожалуй, эта привычка всех Юсуповых. Когда я вспоминал отца, то чаще всего перед внутренним взором появлялся сидевший в кресле своего кабинета мужчина. Он вечно работал. Да и дядьку я редко видел не занятым службой. Только после получения травмы он стал домоседом.

— Посмотрите, кто тут, — внезапно подала голос Муромцева, протянув мне свежую газету.

— И что там? — лениво поинтересовался Петр.

— А ты не прочел? — удивился я. — Ведь раньше никогда не отдавал газету, пока не все статьи не изучишь.

— А может я таким был, потому что у меня собеседника хорошего не было, — парировал родич. — Теперь вот есть. И мне до газет. Но ты давай-ка, рассказывай, что там.

Последнюю фразу он произнес с видимым интересом. Я же открыл газету. Оценил первую страницу и поморщился. На большой фотографии был изображен Федор Борисович, облаченный в свитер с высоким воротом. Он стоял в позе молящегося жреца, подняв лицо к небу, и выглядел на редкость одухотворенным. Надпись под фото гласила: «Не та дверь оказалась открыта, и я вошел».

Дядька все же сумел дотянуться и вырвал у меня из рук газету. Быстро просмотрел статью и довольно засмеялся.

— Только не говори, что это ты его научил этому трюку.

— Какому? — беспечно осведомился я, и дядя шутливо погрозил мне пальцем:

— Чтобы казаться невинным барашком. Ты посмотри на этого проходимца. Он ведь и впрямь верит, что кто-то воспримет всерьез его отговорку про случайность.

— Федор сам признался, что был на том мероприятии, — возразил я. — Хотя мог не делать этого.

Дядя покачал головой:

— А вот и не мог. История про вечеринку, где творились всякие непотребства, стала достоянием репортеров. Ясное дело, что про тех, кто там засветился, стало известно общественности. И он понимал, что шила в мешке не утаишь. Вот и решил разыграть покаяние.

— На мой взгляд, это было лучшее, что он мог сделать, — без особого азарта ответил я.

— Надеюсь, ты взял за него деньги за прием заранее? — уточнил Петр и флегматично продолжил, не дожидаясь ответа. — А то этот хлыщ может сбежать куда-нибудь в Британию и ныть там о том, что в Империи его притесняют.

— Брось, зачем ему бежать, когда тут его любят…

— У попа была собака — он ее любил, — пробормотал дядька.

— Не нагнетай, — махнул рукой я.

— Вошла псина не в ту дверь, и он ее прибил, — закончил за родича Волков и прыснул, не стесняясь остальных собравшихся.

— Верно понимаешь, Сергей, — похвалил его Петр и тоже захихикал.

— Злые вы, — вздохнул я. — Человек может и впрямь искренне раскаивается в том, что оказался в том месте.

— А на фото и видео с мерзкой вечеринки он выглядит весьма довольным, — мстительно добавила Виктория Ильинична.

В этот момент у меня в кармане зазвонил телефон. Я вынул аппарат и увидел незнакомый номер. Нахмурился и поднялся на ноги.

— Прошу меня простить. Я отлучусь, — сообщил я.

— Только дверью не ошибись. А то окажется в подвале, — не унимался Петр Феликсович.

Мне не хотелось портить ему настроение, и потому я лишь пожал плечами.

Я встал с кресла, вышел на кухню и принял звонок.

— Василий Михайлович, это катастрофа, — прозвучал в динамике знакомый голос.

— Федор Борисович? — поразился я. — Откуда у вас мой номер?

— Вы меня слышите? У меня случилась катастрофа! — воскликнул мужчина, игнорируя мой вопрос. — Вы дали мне совет, и я им воспользовался.

— Совет? — я потер переносицу, точно припоминая, что ему говорил.

— Вы посоветовали мне сказать, что я ошибся, что перепутал дверь. И теперь эту фразу перевирают репортеришки и всякие подонки кричат мне вслед шутки про дверь.

Говорить открыто о том, что текст извинения Федор придумал сам, а потом наверняка согласовал со своим секретарем, я не стал. Потому что понимал, что Федору был нужен виновный и он никогда не признает, что виноват он сам.

— Так, давайте по порядку. Где вы взяли мой номер телефона? — твердо произнес я.

— Да при чем тут вы? У меня беда. Мне плохо! Надо решать мои проблемы. А вы все о себе. Нельзя же быть настолько самолюбивым, мастер Юсупов. Вы все же душеправ. И вы клятву давали. И должны меня спасать.

От его голоса у меня зазвенело в ухе, и я отодвинул аппарат от головы. Однако это не помогло, и я слышал Федора очень отчетливо.

— Исправляйте все, Василий Михайлович. Скажите, что мне надо делать?

— И вы выполните все, что я вам посоветую? — уточнил я.

— В пределах разумного, — тотчас отозвался артист.

— То есть, у вас снова условия, — протянул я, старательно имитируя разочарование.

— Я не принадлежу себе, господин душеправ. И не могу решать…

— … в какие двери входить, — закончил я за него и приготовился к крику.

Но мужчина меня удивил и неожиданно решил завершить разговор. Я даже проверил, не показалось ли мне, хотя короткие гудки были красноречивее слов. Я смотрел на экран и считал про себя секунды, решив, что десяти вполне хватит. На девятой экран вспыхнул. Я с довольной ухмылкой нажал на кнопку приема и вежливо произнес:

— Слушаю.

— Я полагал, что вы мне друг, Василий Михайлович. Не думал, что вы опуститесь до оскорблений… — начал Федор отповедь, но я его перебил.

— Давайте начистоту: вы решили меня использовать. Когда узнали, что я уволился от Дельвига, то вы могли бы воспользоваться его добротой и отменить все наши сеансы. Мы оба знаем, что вы считали их излишними и не горели желанием получить помощь.

— Она не была мне нужна в том вопросе, — согласился артист.

— Именно так вы считаете, — не стал спорить я. — И полагаю, что вы могли бы избежать визитов к душеправу. Но решили приехать ко мне. Потому как были уверены, что вам это выгодно. И знаете, кажется, я понял, в чем эта самая выгода заключается.

— И в чем же? — осторожно спросил Федор.

— Вы решили сбросить на меня вину за произошедшее. Думаю, что вы посчитали, что если на вас начнут давить, то вы вполне можете сказать, что молодой и неопытный душеправ не справился с вашей терапией. Что он посоветовал вам развеяться. И подтолкнул отправиться получать яркие эмоции в какое-нибудь нехорошее место.

На другом конце провода молчали. Я каждую секунду ожидал, что в динамике зазвучат короткие гудки.

— У вас богатая фантазия, — процедил после паузы Федор.

— А у вас плохой секретарь. Это он вам посоветовал провернуть подобный трюк? — осведомился я. — Имейте в виду, что я квалифицированный мастер. А значит, могу отчитаться за каждое сказанное на сеансе слово.

— А как же тайна лекаря? — тотчас вскинулся Федор.

— На дисциплинарной комиссии все тайны будут сорваны. И поверьте, после этого могут возникнуть вопросы к душеправам, которые занимались вами ранее. Их тоже могут расспросить о том, как проходили ваши сеансы. Не составит труда выяснить, проводили ли они с вами терапию или вы просто получали справку на руки.

— Вы серьезно? — деловито уточнил мужчина. — Не шутите?

— Какие уж тут шутки, — усмехнулся я.

— Но все это будет оставаться внутренним расследованием, — предположил артист. — Я скажу, что неправильно вас понял. Что до прежних душеправов, то это они нарушали закон. А я всего лишь считал, что мне не нужна помощь и они со мной соглашались. И за это я платил за приемы.

— Все так, — терпеливо продолжил я. — Но вы должны понимать, что тайну проще хранить, когда о ней знают двое. Когда же начнут вскрываться эпизоды, то знающих о вашей практике «недолечения» станет все больше. Как считаете, сколько душеправов могут пострадать? Сколько у них помощников и секретарей?

— На что вы намекаете? — голос Федора стал глухим.

— Кто-нибудь обязательно расскажет эту историю репортерам.

— Вы мне угрожаете? — прорычал певец.

— Не повредите связки, — посоветовал я. — И это не угроза. Мне не о чем беспокоиться. Я пройду любую проверку, а потом подам на вас в суд за клевету. Даже если суд будет закрытым, вы не сумеете избежать наказания. Вы не с тем связались, Федор Борисович. Пусть я не имею большого опыта в лекарском деле, но могу защитить свою репутацию. Вы не учли этого?

— Вы все не так поняли, — мужчина откашлялся.

— Вы поступили скверно. И сделали это вновь. Раз за разом вы позволяли себе дурное и решили, что вам все позволено.

— И что же вы станете с этим делать? — вдруг злобно уточнил собеседник, и я тяжело вздохнул:

— Лечить вас буду, Федор Борисович.

— Зачем мне это? — опешил артист.

— Я могу стать вашим спасением, Федор Борисович. На самом деле я считаю, что все ваши поступки вы совершаете не потому, что непроходимо глупы…

— Что? — артист задохнулся от возмущения.

— Глупых порют на площади, Федор Борисович. А вот заблудившихся — лечат и прощают. Решите сами, к кому вы себя относите. И если хотите выбраться из этой ситуации без потерь, то попрошу вас согласовать свой визит с моим секретарем. На этом я с вами прощаюсь. Времени на праздные разговоры у меня нет.

Я сам завершил вызов и усмехнулся, подумав, что мне удалось удивить звезду. Пожалуй, он сейчас в шоке.

Телефон тренькнул, и я решил, что Федор надумал оставить за собой последнее слово. Но ошибся. Видимо, он был все же неглуп.

Сообщение пришло от моего приятеля Дениса Алексеевича. Он написал, что прибыл в столицу и хочет увидеться. Я уточнил удобное для него время, и он удивил предложением встретиться через час в кафе, где мы часто любили обедать. Я согласился и направился в гостиную.

— Так какие у вас планы? — спросила у меня Муромцева, которая все еще казалась хмурой.

— Отвезите меня в кафе, — попросил я.

— Кто же так приглашает девушку? — Петр сделал вид, что возмущен моим предложением.

— Ах да, — я хлопнул себя по лбу, — забыл сказать «пожалуйста». А пока я буду занят там, то попрошу вас отвезти документы на мое бывшее место работы.

— Я вам не доставщик, — произнесла девушка с достоинством.

— Сейчас вы мой секретарь, — напомнил я. — И я немного устал вашего недовольства, Виктория Ильинична. Хватит капризничать и начните вести себя как профессионал. Уверен, у вас это получится.

Девушка встала с кресла и направилась к выходу из дома.

— Машина будет ждать вас у крыльца, — бросила Муромцева через плечо, перед тем как хлопнуть дверью.

Петр вздохнул и выдал:

— Я просил тебя вскружить девушке голову, а не дать ей повод решить, что за тебя надо выйти замуж и мстить всю оставшуюся жизнь.

— Высший огради, — я осенил себя священным знаком и отправился за бумагами в свою комнату.

Потом спустился в гостиную, где Волков слушал новую историю о том, как Петр Феликсович сбежал от одной особо докучливой невесты к другой девице, которая на тот момент притворялась замужней и потому совершенно неопасной для него.

Машина и впрямь уже стояла у крыльца. Я сел на задний диванчик и сказал адрес.

До места мы доехали молча. Затем я протянул девушке папку с записями.

— Передайте их помощнице Дельвига — Нине. Она работает в его приемной и поймет, что это за записи.

— Хорошо, — отозвалась Муромцева и сухо уточнила, — Вы точно не станете подвергать себя опасности в мое отсутствие?

— Уверяю, я встречаюсь с другом, который обладает безупречной репутацией.

— Мне совершенно неважно, с кем вы встречаетесь, — фыркнула девушка и отвернулась, всем видом давая понять, что говорить ей больше не о чем.

— Вы сегодня особенно красивы, Виктория Ильинична, — заявил я перед тем, как выйти из салона.

Пока я шел к зданию, в котором располагалось кафе, между лопатками зудело от взгляда секретаря. Думаю, что если бы я оглянулся, то прерватился бы в камень.

Внутри меня встретил распорядитель.

— Столик на имя Медведева.

— На две персоны? — уточнил молодой человек в сером костюме и проводил меня к нужному месту.

Я оглянулся, убеждаясь, что посетителей не особенно много и откинулся на спинку кресла, ожидая друга.

Но я не сразу узнал приятеля, когда он вошел в зал. Он здорово изменился, и если бы не махнул мне рукой, то я наверняка и не понял, что это он и есть. Парень приосанился, раздался в плечах, сменил прическу и, кажется, стал румянее. Я знал его давно и привык к тому, что Денис вечно сутулился, очевидно, стесняясь своего высокого роста. Стригся он редко, убирая волосы назад, и на все шутки относительно неухоженной шевелюры, заявлял, что эта прическа нравится его Сонечке.

— Здравы будьте, Василий Михайлович, — заявил он, когда я поднялся навстречу.

Мы крепко обнялись, и я охнул, когда ребра едва не хрустнули.

— Полегче, медведь, — попросил я. — Ты как-то раздобрел на казенных харчах. А я ведь, грешным делом, думал, что ты шутишь и на самом деле голодаешь в этом своем гарнизоне.

— Обижаешь, Юсупов. Империя заботится о своих бойцах-гвардейцах. И кормят нас отменно. Но я все же думаю, что дело не только в этом. Режим, здоровый сон, свежий воздух и физические нагрузки, — парень загибал пальцы, — и оглянуться не успеешь, как станешь здоровяком.

— А как же девушки? — хитро осведомился я. — Ты говорил про тот пол с воительницами, от которых дух захватывает.

— А я и не отрицаю, что девушки тоже играют важную роль, — не стал отпираться приятель. — У нас общая тренировка на воде каждую пятницу. А увольнительные можно провести в городке на танцплощадке или сходить в кино.

— Да у тебя там и культурная программа есть? — удивился я. — А я ведь думал, что ты дни считаешь до того дня, как вернешься в столицу.

Парень пожал плечами и виновато улыбнулся.

— Прости, Василий. Но я тут всерьез подумывал, чтобы перенести отпуск на даты позже. Однако, меня командировали сюда, и пришлось все бросить и ехать.

Я сел в кресло и уточнил:

— Что за спешка? Или опять столкновения на границах?

— А они прекращались? — иронично ответил приятель. — Из Европы постоянно всякая нечисть лезет. Вот нас и пригнали на усиление.

Я только кивнул:

— Понимаю.

— Хорошо хоть, на территорию Империи не пробираются, — продолжил Денис. — Иначе нам совсем было бы худо. Шутка ли? Предатели прямо на территории Империи.

— Хорошо, — согласился я, вспомнив Темноглазого графа.

Разговор прервал официант, который подошел к нашему столу и с улыбкой уточнил:

— Что будете заказывать?

— Давай начнем с беленькой? — с надеждой предложил Денис. И я кивнул:

— Почему бы и нет? Пьянство, конечно, плохо…

— Только не надо сейчас включать лекаря, — отмахнулся товарищ. — Понятно, что плохо. Но и мы не каждый день видимся.

Мы быстро выбрали напиток и закуски. Официант записал заказ в блокнот и удалился. Мы же продолжили разговор.

— Но что все обо мне, да обо мне? — произнёс Денис. — Ты-то как? Чем занимаешься? Лечишь дворян от хандры?

Я покачал головой:

— Нет, я уволился из лекарни. Перешел в фонд «Неравнодушные Сердца».

Денис удивленно поднял бровь:

— Вот как? Пытаешься помочь гвардейцам?

— Все так, — с улыбкой согласился я.

Вернувшийся официант поставил на стол поднос, на котором стоял графин и тарелки с выбранными закусками.

— Благодарю, — ответил я и знаком показал разносчику удалиться. Разлил беленькую по рюмкам и поднял свою:

— Ну, за нас.

И стаканы со звоном столкнулись.

Денис влил в себя жидкость, поморщился и принялся быстро есть. Я последовал его примеру.

— Кстати, наш полк тоже с вашей организацией сотрудничает, — продолжил Денис, хрустя маринованным огурцом.

— Вот как? — удивился я.

— Ага, — подтвердил товарищ. — Алексей Иванович Резников получил-таки квоту, которую оплатит Империя.

— И большая квота? — осторожно поинтересовался я.

— Очень, — ответил Денис.

Я только покачал головой и снова разлил беленькую:

— Работы у нас будет много.

— Это факт, — согласился Денис. — Ну, будем.

Стаканы снова столкнулись. И после употребления я продолжил:

— А почему так массово-то?

Денис замолчал. Из чего я сделал вывод, что товарищ что-то знает. И решил продолжить осторожное давление:

— Да брось. Все равно мне придется с ними работать. А так будет хоть какое-то понимание.

— Тут вот в чем дело, — понизив голос почти до шепота, начал приятель. — У многих гвардейцев все чаще вскрываются какие-то странности. Я был с несколькими частями нашего девятого в Африке, и заметил, что старые бойцы в самом начале столкновений с местными бандами или частными вооруженными компаниями Европы, идут в бой, не зная страха. Словно берсерки. Я даже думал, что они перед боем что-то употребляют. Но нет, ребята чистые. А потом понял, что гвардейцы эти…

Он на несколько секунд замолчал, а затем покачал головой:

— Не, бредово это все выглядит. Еще решишь, что мне там, в Африке, какой-то паразит в мозги залез, и я совсем обезумел.

Я пожал плечами и поспешно разлил по стаканам беленькую:

— Давай за нас.

Денис кивнул, и мы снова выпили. В голове начало приятно шуметь, и я осторожно активировал способность, которая очищала кровь от спиртного. Взглянул на Дениса. И по его раскрасневшемуся лицу начал понимать, что хмель понемногу начинает его забирать. Видимо, у Дениски давно не было вылазок подобной нашей. Поэтому приготовился к продолжению истории.

— О чем это мы?

— Про работу «Красных Лебедей», — с готовностью напомнил я.

Денис махнул рукой:

— А, демоны с ним. Все одно мне нужно с кем-то поделиться. Иначе у меня совсем мозги набекрень съедут. Так вот. Я поработал с одним из таких бойцов и выяснил жутковатую особенность. Но!

Денис взглянул на меня и наставительно поднял указательный палец:

— Предупреждаю сразу: звучать это будет бредово. Я никому об этом не говорил и не стану говорить, потому как не хочу прослыть дурачком. Так вот: у этого человека было две души. Вернее, она словно расщепилась на черное и белое. И в момент сильной стрессовой ситуации переключалась на бойца, который будет послушно, как марионетка, выполнять приказ, и потом не испытывать угрызений совести. А затем это отключалось, и человек продолжал жить обычной жизнью.

— Это как? — ошарашенно переспросил я.

Денис усмехнулся, разливая холодный напиток:

— Вот и я говорю: тут без алкоголя не разберешься. Но я постараюсь. Будем.

Я машинально выпил, поморщился. Принялся заедать горечь. Покачал головой:

— Дела.

Денис усмехнулся:

— Так что, братец, тебе придется столкнуться с особенным делом. Сложным, но очень интересным.

Я только кивнул. А картинка в голове начинала потихоньку складываться.

Посиделки затянулись на пару часов. Вырвавшийся из уставной жизни Денис стремительно накачивался беленькой и рассказывал забавные байки из армейского быта. Даже показал мне снимки на телефоне, где рядом с ним были красивые девушки с военной форме.

— Знал бы ты, какие они шикарные, — мечтательно заявил Медведев. — Я даже решил больше тренироваться, чтобы хоть немного соответствовать.

— Ты и впрямь стал крепче, — отметил я.

— Есть такое, — с гордостью ответил приятель. — Я сменил прическу. Больше бываю на солнце. Увлекся бегом. Не пью…

— Молодец, — я подлил беленькой.

— Это я с тобой немного расслабился, друже. И ты, смотрю, не отстаешь.

Пришлось кивнуть. Хотя я время от времени активировал способность по очистке крови от алкоголя. Сегодня мне еще нужна была трезвая голова.

К концу встречи мой товарищ совсем осоловел. Язык его принялся заплетаться, и он вдруг заявил:

— Сонечка объявилась.

— Разве она не уехала с циркачами?

— Вернулась. Приходила со своими родителями к моим, рассказывала, что многое поняла. Каялась, уверяла, что осознала ценность наших… ик… отношений. Просила дать мой адрес в гарнизоне. Хотела приехать. Но потом смогла уговорить выслать мне письмо и фотокарточку.

— Сожалею, друг, — я хлопнул здоровяка по плечу.

— Ты ведь знаешь, как я ее любил, — вздохнул парень. — Хотя, откуда тебе знать о таком? Ты ведь всегда трезвый и холодный головой. Никто тебя не заморочил. А мне не повезло. И теперь у меня вот такой шрам на сердце…

Он раздвинул в стороны руки, чтобы показать масштаб травмы, полученной от несчастной любви. Вышло довольно широко.

— Может, тогда стоит…- начал было я.

— Простить ее не смогу, — отрезал парень. — ежели раз предала, то повторит это снова. А даже если нет, то я никогда не смогу доверять ей, как прежде. И это уже не жизнь, Вася. Ты ведь знаешь, что так и будет. Я сломаю ей судьбу и себя угроблю. Изведу сомнениями и лютой злобой.

Я взглянул на парня иначе и вдруг ужаснулся, поняв, что не заметил с самого начала: его душа была сплошь серой. И пульсировала наливающимися чернотой пятнами.

— Ты достоин лучшего, — проговорил я, добавив в голос убеждения. — И она еще встретит кого-то, с кем сможет начать все сначала. Свет не сошелся клином на одном человеке.

— Не сошелся? — с тоской протянул Денис.

— Вы были вместе несколько лет и подарили друг другу много добрых эмоций. То есть, все, что вы могли получить, вы уже получили.

— Получили, — задумчиво повторил парень.

— Первая любовь, конечно, сильное чувство. Но она проходит. Стоит помнить о ней только хорошее.

— Стоит, — кивнул друг, убаюканный моей силой.

Мы оказались с ним в его воспоминаниях. Медведев крутился у крыльца лицея и высматривал кого-то в толпе и тут заметил идущую в его сторону девушку. Она была красивой, стройной, с копной рыжих волос, обрамляющих веснушчатое лицо.

— Сонечка, — вздохнул нынешний Денис и посмотрел на образ себя прежнего. — И я.

— Ты был таким увальнем, — усмехнулся я.

— Но я ей понравился.

— Это точно, — не стал спорить я. — Вот только и она была другой. Вы сейчас оба изменились. Стали другими. Вы стали разными. И прежними уже никогда не будете. Лучше вспоминай ее иногда такой. И живи дальше. Тебе не нужно тосковать о том, чего уже нет и чего точно не вернуть.

— Но ведь…- парень наблюдал, как девушка идет мимо него.

Проекция прежнего Дениса глядела на Сонечку с восторгом. А нынешний Медведев смотрел на себя самого.

— Я правда был таким ботаником? — спросил он, когда в его воспоминания стали терять четкость.

— И ботаник нравился Сонечке. Он был безобидным, управляемым, доверчивым и немного наивным. Она до сих пор считает, что ты такой. И верит, что с тобой она тоже сможет стать собой прежней. Но это не так. У того Дениса не было того, что есть у тебя сейчас.

— Чего же? — настороженно уточнил парень.

— Уверенности в себе, силы и целей в жизни, — продолжил я. — Не оглядывайся назад. У тебя впереди столько всего. Ты построишь карьеру, добьешься высот. Найдешь себе достойную спутницу, которая будет ценить тебя настоящего. Которая будет тобой гордиться. И ты будешь любить ее.

— И откуда ты это знаешь? — нахмурился Медведев. — Что буду любить?

— Потому что ты это умеешь, — напомнил я ему. — Сам же говорил. Вот я не умею. Сердце у меня холодное. А ты — другое дело. Но пообещай мне, что только достойной девушке подаришь свое сердце вот с таким шрамом, — я показал расстояние между своими двумя пальцами.

— Ты прав, — Денис потер переносицу. — Чего это я решил, что другой девушки у меня не будет? Что я не достоин счастья? Свет клином не сошелся на одном человеке. Первая любовь прошла и жалеть об этом не стоит… Надо просто жить дальше. И мне и ей.

— Истину говоришь, — я сделал вид, что не говорил те же самые слова несколько минут назад. — Ты правильно мыслишь.

— Я ж неглупый, — икнул парень и улыбнулся.

Его астральный двойник больше не был серым. В этом состоянии мои внушения вычистили из него всю грязь.

И я вызвал ему такси. А затем попросил у официанта счет. Который закрыл сам, несмотря на возмущения пьяного товарища.

Через десять минут пришло сообщение о том, что машина прибыла. И мы направились к выходу:

— Хороша все-таки жизнь гражданского, — вздохнул товарищ.

— Не скучаешь по столице? — не оборачиваясь, уточнил я.

— Неа. В командировках интереснее.

Мы раскланялись с распорядителем и вышли из заведения. Я обнял товарища на прощание, похлопал его по спине, чувствуя, как кожу ладоней начинает жечь. Перед глазами замелькали образы и куски воспоминаний. Значит, все сработало как надо. Я отстранился от товарища и открыл заднюю дверь авто:

— Ну, бывай, старый друг, — произнес я, когда друг рухнул на сиденье.

Тот только кивнул, и я закрыл дверь. И авто выехало с парковки. Я же вынул из кармана телефон. Нашел в списке контактов номер Муромцевой и нажал кнопку вызова.

Секретарь взяла трубку не сразу. И я хотел уже завершить вызов, как в динамике послышался голос Виктории:

— Соскучились, Василий Михайлович?

— Вы угадали, — ответил я. — Не могли бы вы забрать меня?

Я продиктовал адрес, и Виктория коротко сообщила:

— Скоро буду.

Девушка завершила вызов. Я же убрал телефон в карман, отошёл от здания и сел на лавочку, дожидаясь секретаря. Откинулся на спинку, наблюдая за прогуливающимися по проспекту людьми и обдумывая полученную информацию.

Итак, в самом начале создания полковой гвардии Империи, Синод устроил какой-то эксперимент по созданию сверхбойцов. Я слышал, такие эксперименты пытались проводить в Британии в начале века. Скорее всего, Синодники либо украли разработки иноземцев, либо нашли человека, который за плату охотно поделился информацией. И жрецы создали два экспериментальных полка. Эти полки неплохо зарекомендовали себя в боях, иначе всех бойцов бы попросту уничтожили как представляющих опасность для Империи. Но полки просто расформировали. Один поступил под командование «Красных Лебедей», которыми командовал Долгорукий, второй полк перешел к «Жар-Птицам». Поэтому две эти части резко выросли в численности в начале Объединительного похода. Почему эксперимент заморозили и не стали усовершенствовать всех бойцов гвардии?

Ответа на этот вопрос у меня не было. Хотя меня терзали смутные сомнения, что эксперимент продолжался, просто делали это медленно. А дальше всему помешало Восстание.

Я потер виски, активировал способность «всплеск эндорфинов», отгоняя надвигающуюся головную боль. Я был уверен, что ответы на эти вопросы ждут меня в корпусах лекарни. Потому что других выходов я не видел.

Меня почему-то с дикой силой тянуло в закрытые корпуса лекарни. Хотя головой я понимал, что по-хорошему, нужно было передать всю информацию Круглову. Но где-то в глубине души я ощущал, что должен быть в этой лекарне. И что я совершу большую ошибку, если не попаду в эти корпуса сам.

Размышления прервал зазвонивший в кармане телефон. Я вынул аппарат, взглянул на экран, на котором высвечивался номер Муромцевой. Нажал на кнопку, принимая вызов:

— Карета подана, барин, — послышался в динамике голос Виктории.

Я обернулся. На парковке рядом с заведением, которое я недавно покинул, стояла знакомая машина. Встал с лавки и направился к авто. Открыл переднюю дверь и сел рядом с Викторией. Девушка обернулась и взглянула на меня. И в ее взгляде я заметил плохо скрытое веселье.

— Куда едем, начальник? — уточнила она.

— В лекарню, — решительно ответил я.

Муромцева не стала задавать вопросов. Пожала плечами и завела двигатель. И авто выехало с парковки.

— Вы передали документы? — спросил я, когда машина выкатила на дорогу.

Девушка кивнула:

— Мне показалось, что бывшая помощница очень расстроена вашим увольнением, — произнесла она. — Да и ваш начальник тоже.

— Может быть.

— Как прошла встреча с вашим другом? — уточнила девушка.

— Отлично, — ответил я. — Пообщались о работе за границей, послушал много историй.

— Интересные, наверное, были истории, — понимающе произнесла девушка и поморщилась. — От вас пахнет этими историями. Возьмите мятные леденцы.

— Вы тоже были в командировках? — уточнил я, принимая лакомство.

— Давно, — призналась Муромцева. — Кажется, это было в другой жизни.

Отчего-то мне вспомнился сон, в котором я попал в обрывочные воспоминания Волкова. Где была расположенная в лесу странная школа. Муромцева вроде бы тоже была в этом сне. А еще, тот мир был родным для Волкова и почему-то казался чужим для меня. Хотя я его знал. И это было странно. Очень странно.

— Вы учились вместе с Волковым? — уточнил я.

Девушка косо взглянула на меня. Но все же ответила:

— Да. В одном… очень закрытом месте.

Весь вид Виктории показывал, что она не намерена продолжать эту тему. И я не стал ее развивать. Это может подождать.

Машина ехала по центральному проспекту. Справа за реко, виднелась громада храма святого Михаила. Муромцева включила радио, и из динамика послышалась мелодия. И, узнав голос исполнителя, Виктория усмехнулась.

— Кажется, Федор Борисович преследует вас, — довольно отметила она.

— Да, это мое проклятье, — ответил я.

Певец исполнял песню дуэтом с каким-то артистом. Судя по всему, Фёдор Борисович очень хотел зацепить молодую аудиторию.

Мелодия была нехитрой. Но накрепко засела в голове, не давая покоя.

— Мой дядя бы сказал, что такое творчество направлено на развращение молодежи, — протянул я.

Муромцева едва заметно улыбнулась и загадочно ответила:

— Он недалек от истины.

— Это как? — не понял я.

— Этот мир чуть сложнее, чем кажется, Василий Михайлович, — пояснила секретарь.

— После вашего ответа стало еще менее понятно, — протянул я, но девушка замолчала. И я вздохнул:

— Одни интриги.

Песня закончилась, и в эфире начался выпуск новостей. И Виктория потянулась было, чтобы переключить волну, но остановилась, не коснувшись ладонью кнопки.

— В одной из квартир на улице Обухова обнаружены два тела со следами насильственной смерти, — послышался из динамика голос диктора. — Оба убитых служили в гвардейском полку «Жар Птицы». Были ветеранами. По предварительным данным, причиной стала ссора между гвардейцами, которая и привела к таким печальным последствиям.

— Кажется, я знаю, кто эти жертвы, — тихо произнес я, вспомнив визит в квартал «Жар-Птиц». — И это подтверждает, что Серов не обознался.

— А второго за что убрали? — уточнила Муромцева, и я пожал плечами:

— Может быть, он слишком много рассказал на приеме.

Девушка задумчиво кивнула. Машина повернула, и только сейчас я понял, что, увлекшись разговором, не заметил, как мы добрались до комплекса.

Авто въехало в ворота, остановилось на парковке. Девушка обернулась ко мне, словно ожидая дальнейших инструкций. Я на несколько секунд замялся, а затем с неохотой произнес:

— Вы же владеете силой молнии?

Виктория кивнула, и я продолжил:

— Мне нужно, чтобы вы были здесь. И в случае чего помогли мне.

Муромцева удивленно подняла бровь и хотела было что-то уточнить, но промолчала. Просто кивнула. И я открыл дверь и вышел из авто. Обогнул приемный корпус, на ходу потер руки, разгоняя силу, и едва слышно пробормотал:

— Меня зовут Денис Алексеевич Медведев. Меня зовут Денис Алексеевич Медведев.

Когда я произносил эту мантру во второй раз, мой голос стал меняться. А в голове замелькали образы и обрывки чужих мыслей. Часть сознания Медведева сливалось с моим, и этот процесс был не из приятных. Непривычным, чуждым. Сознание словно расслаивалось, расщеплялось надвое. Потому что организм не хотел принимать чужую личину. Такое было каждый раз, когда я пытался сменить образ.

Со стороны это смотрелось жутко. Мой внешний вид мерцал и постоянно менялся, пока личина не «приживалась». Кожа зудела, будто у меня начался резкий приступ аллергии. И я остановился, укрывшись за деревьями парка и пережидая реакцию.

Наконец, зуд начал стихать, пока не исчез совсем. И я вышел из укрытия. Решительным шагом направился в сторону огороженных корпусов, и на ходу активируя способность «спокойствия», чтобы унять бешено бьющееся сердце.

Рядом с воротами дежурили охранники в масках. Я поравнялся с ними, произнес, усилив голос «красноречием»:

— Меня зовут Денис Алексеевич Медведев. Я прибыл от командования «Красных Лебедей». Мне нужно обсудить некоторые вопросы, касающиеся лечения.

Бойцы переглянулись. И мне показалось, что они раскусили мою маскировку. Но через несколько секунд один из стражей произнес:

— Великий Мастер ждет вас в правом корпусе, Денис Алексеевич.

Бойцы открыли передо мной ворота, пропуская на ограду.

— Благодарю.

Я шагнул, проходя на территорию. Осмотрелся, рассматривая оба корпуса. И заметил на торцах странные знаки вместо номеров.

На дорожках не было ни души. И я зябко поежился. Меня переполняли противоречивые эмоции. С одной стороны, идти дальше было страшно. Я понимал, что-то что мне удалось попасть за ворота — было чистой воды везением. Если бы мою маскировку раскусили — пришлось бы надеяться на чудо.

С другой же стороны, это место завораживало. И я четко понимал, что должен был прийти сюда. Поэтому я тряхнул головой и зашагал к правому корпусу, чувствуя, как спину мне буравят настороженные взгляды привратников.

В холле корпуса дежурили еще пятеро дружинников. И едва я зашел в помещение, они расступились, пропуская меня к лестнице. Скорее всего, бойцы на воротах передали, что к Довлатову прибыл посетитель.

— Прошу за мной, мастер Медведев, — произнес один из них. — Сами понимаете, в здании находятся опасные и хорошо подготовленные бойцы. Будет крайне обидно, если один из них вырвется из камеры и прикончит вас.

Он развернулся и направился к лестнице. Я последовал за ним, раздумывая, как бы выкрутиться из сложившейся ситуации. Но страха или мандража не было. Наоборот, я был уверен, что все пройдет как надо.

В сопровождении бойца я поднялся на второй этаж, свернул в левое крыло. Мой провожающий остановился возле одного кабинета, постучал в створку и, услышав приглушенное «войдите», открыл дверь, пропуская меня в кабинет:

— Прошу, — с улыбкой произнес он.

— Благодарю.

Я шагнул в кабинет, осмотрел помещение. Оно было в точности похоже на то, где я передавал отчет Игорю Викторовичу Гольянов.

Только за столом сидел мужчина лет пятидесяти. Лицо хозяина кабинета пересекали морщины. На голове были видны глубокие залысины, которые лекарь даже не пытался маскировать.

Хозяин добродушно взглянул на меня, улыбнулся и поправил на переносице очки в тонкой золоченой оправе:

— А, мастер Медведев, — произнес он. — Добрый день. Вы пришли проверить, как ваши однополчане?

— Добрый день, мастер, — ответил я.

— Белов, — охотно подсказал мне лекарь. — Меня зовут мастер Филипп Прохорович Белов. Идемте, я покажу, как разместили ваших однополчан. У нас нет никаких тайн от командования.

Он встал из-за стола и направился к выходу. Я последовал за ним.

Уже у выхода из кабинета я заметил на стене в аккуратной рамке старое фото. Судя по всему, оно было сделано еще до Восстания. На нем были изображены несколько человек в белых рясах Синода. В одном из жрецов я без особого труда угадал хозяина кабинета. А рядом с ним стоял мужчина, которого я опознал не сразу. После Восстания этот человек стал Верховным Жрецом. И во всей империи не найдется никого, кто бы не знал его в лицо. Но если Верховный на фотокарточке выглядел намного моложе своих нынешних лет, то Белов за это время словно не постарел ни на день. Конечно, наша сила позволяла продлевать жизнь, но все же отсутствие хоть каких-то изменений выглядела немного странной.

— Согласно договору с вашим гвардейским полком, мы разместили ваших сослуживцев в отдельном корпусе, — начал Белов, когда мы вышли в коридор. — Мало ли как «Лебеди» могут отреагировать на чужаков? Вдруг кому-то в голову взбредет, что случилось неладное и им угрожает опасность.

Я только кивнул, делая вид, что соглашаюсь с лекарем.

— Всех ваших сослуживцев мы разместили на первом этаже этого корпуса, — продолжил Белов. — Помещения на самом деле больше похожи на казармы, но жить в них можно. К тому же после первичного обследования мы переведем бойцов с самыми запущенными случаями в отдельные корпуса за городом. Где они будут проходить лечение и реабилитацию.

— Вот оно что, — кивнул я.

Мы спустились на первый этаж. И по обе стороны от лестницы тянулись проходы, отгороженные от холла массивными железными дверьми. У каждой из них дежурило по двое бойцов, лица которых скрывали маски. Мне с трудом удалось скрыть удивление подобной мерой предосторожности.

— В корпусе усиленные меры безопасности, — пояснил Белов небрежно. — Вы же все понимаете.

— Конечно, — ответил я.

Лекарь свернул к правому крылу, дал знак бойцам, и те поспешно открыли тяжелую дверь, пропуская нас в переход.

— Идемте, мастер Медведев, — произнёс Белов, и я направился за ним.

Я последовал за ним в крыло лечебницы.

Признаться, я опасался, что найду внутри отделения обстановку, более похожую на декорации к фильмам ужасов. Полумрак, который с трудом освещает мерцающий свет гудящих ламп, брошенные в коридоре каталки, на которых лежат неподвижные, прикрытые простынями тела, разбросанные по полу инструменты, грязные стены, на которых красным нарисованы непонятные знак, и крики боли из палат. Но к моему облегчению, ничего подобного внутри отделения не оказалось. Коридор был чист, сверкал белоснежными стенами, на полу была новенькая плитка, а закрепленные под потолком лампы дневного света источали ровное сияние. Вдоль стен были установлены металлические двери палат. Каждая из них была оборудована окном, через которое можно было рассмотреть помещение. И, не удержавшись, я заглянул в одну из них.

В палате виднелась пара десятков кроватей, на которых неподвижно лежали мужчины, укрытые простынями.

— На окнах установлены решетки, усиленные способностями. На всякий случай. Все пациенты находятся в стазисе, — с готовностью пояснил Белов, подождав, когда я вернусь к нему. — Так будет безопаснее для них и для окружающих. В каждой из палат установлен блокиратор силы на случай, если один или несколько пациентов выйдут из стазиса. Нам не нужны происшествия.

— Хорошо, — ответил я.

— А теперь идемте. Покажу вам комнату для обследований.

Он указал ладонью в самый конец коридора, но я покачал головой:

— Спасибо, не нужно, мастер Белов. Моей задачей было проверить, в каких условиях находятся пациенты. И результат выше всяких похвал. По поводу содержания больных, ваша лекарня действительно соответствует самому высокому уровню оказания помощи.

Белов усмехнулся:

— Поверьте, это не займет много времени, мастер Медведев, — ответил он. — Идемте. И я расскажу вам о передовых методиках попыток исправления больных. Или заблудших, как их любит называть Синод.

— Но… — начал было я, но Белов поморщился:

— Пять минут, мастер Медведев, — мягко перебил он меня. — Поверьте, вы не пожалеете. Эта информация изменит вашу жизнь.

Мужчина развернулся и направился вглубь коридора. Я же обернулся в сторону дверей, заметив, что дружинники в масках словно бы случайно встали на выходе, перекрыв мне путь к отступлению. Личина Медведева продержится еще четверть часа, не меньше. Так что если сделать все быстро, то я успею.

Соображать становилось все труднее. В голове начинало шуметь. А ноги словно сами понесли меня за Беловым.

Комната для обследований была последней в коридоре. Дверь помещения была приоткрыта, и лекарь толкнул ее, чтобы переступить через порог. Я последовал за ним.

Комната была практически пустой. Только у стены стояли шкафы со стеклянными дверцами, за которыми виднелись папки с бумагами, да в самом центре расположилось кресло с ремнями для рук и ног. Рядом с креслом стоял какой-то хитрый аппарат, похожий на паука, со множеством конечностей. Аппарат шевелил «лапами», словно бы исполнял какие-то только ему известные задачи. А в углу я заметил вешалку, на которой висел длинный черный плащ, сшитый из разноцветных кусков кожи.

Белов же стоял ко мне спиной, рассматривая кресло.

— Ну вот, мастер…

Белов сделал паузу, словно забыл мое имя. А затем просто махнул рукой и обернулся ко мне:

— Признаюсь, вам не идет ни это имя, ни данная личина, мастер Юсупов.

От неожиданности я отшатнулся. А в руке словно сам собой появился охваченный пламенем Света меч. Но Белова мое поведение только позабавило:

— Бросьте, Василий Михайлович, — добродушно произнес он. — Я долгие годы был главным военным лекарем. И прошел больше боев, чем вы катались на такси. Порой мне приходилось проливать кровь. Я умею делать это мастерски, в отличии от вас.

В его руке появилась чудная, искривленная шпага, окутанная грязно-серым силовым полем. Лекарь же продолжил:

— Мы оба люди науки, мастер Юсупов. Зачем нам пытаться убить друг друга?

Он вопросительно взглянул на меня, и я ответил:

— Потому что мы по разные стороны, мастер…

— Белов, — спокойно продолжил за меня лекарь. — Я назвал вам своим истинным именем. По счастью, Восстание заставило жителей Империи забыть его.

— Хитро, — оценил я.

— Это вы пришли как вор, под покровом чужой личины. Но я не держу на вас зла, Мастер Юсупов. Вероятно, вы удивитесь, но я ждал вас. И очень хотел с вами встретиться.

— Зачем? — не понял я.

— Потому что вы уникальный экземпляр, Василий Михайлович, — просто ответил собеседник. — Светлый лекарь с темной тенью, которую вам удается подавлять.

Он взглянул на меня и, заметив непонимание на моем лице, усмехнулся:

— О, да вы, похоже, и сами про это не знаете. Ну, я могу показать.

Он взмахнул рукой, и возле меня появился мой астральный двойник. Белов же повел пальцами, увеличив у изображения голову.

— Силовой круг обращения почти чист, — начал он. — Но видите немного серых частиц? Они лежат вдоль извилины. Потому не бросаются в глаза. Частицы почти черные, их легко принять за тень. И их мало, но могу поспорить, их стало меньше после того, как вы разобрались с этим существом, которого по недоразумению прозвали Темноглазым графом. А все дело в железе, которая производит наш собственный энергон. Смотрите.

Он еще больше увеличил область мозга, и указал на искомое кончиком своего клинка:

— В вас уживаются две силы, мастер Юсупов. Темная, почти черная и светлая. Поэтому вы, на своем довольно низком уровне владения силой, можете так долго держать иллюзии и легко создавать эти ваши точки сборки, куда помещаете пациентов. Я в предвкушении от осознания, что с тренировками вы обретете свою истинную силу и сможете творить великие дела.

Я стоял, пораженно глядя на астрального двойника. И понимал, что лекарь не врет.

— Во мне живет тьма, — пробормотал я растерянно.

— Именно она усыпила вашу природную осторожность. Тьма привела вас ко мне, — ответил Белов. — Она влекла вас сюда несмотря на то, что это опасно. Потому что подсознательно вы будете тянуться ко всем, кто владеет тьмой. А здесь, — мужчина обвел пространство рукой, — тьмы много. Она взывает к вам, хотя вы не осознаете этого, Василий Михайлович.

— Как это возможно, — пробормотал я, еще до конца не понимая, как раньше не замечал крохотных песчинок, которые видел сейчас.

— В вас заложен великий потенциал, Василий Михайлович, — продолжил Белов почти ласково. — Зачем тратить его на мелочи, вроде исцеления обычных и ничем непримечательных людишек?

Я тряхнул головой, отгоняя морок, и активировал «спокойствие», чтобы прийти в себя после усвоения полученной информации. По телу прокатилось приятное тепло, и я спокойно ответил:

— Таков мой путь.

— Путь? — усмехнулся Белов. — Вы созданы для большего, мастер Юсупов. Вы можете стать моим учеником. Я научу вас всему, что знаю. И однажды вы станете наследником моего дела. Продолжите его. Сделаете своим.

— И в чем оно заключается? В уничтожении Империи? — уточнил я и покачал головой. — Нет, это не мой путь. Я люблю эту страну, и…

— Империи? — переспросил Белов и рассмеялся. — Да плевать мне на нее. Империи рождаются, крепнут и умирают. И эта не исключение. Таков путь любого сообщества. К тому же дрязги синодников и дворянства справляются с этим куда лучше меня. Мне неинтересно уничтожать государства, мастер Юсупов. Я держусь в стороне от войны Высшего и большой Шестерки. Я всегда был предан только науке. А с ограничениями Синода заниматься этим делом становится все сложнее. Жрецы закрывают глаза на эксперименты на людях, только когда это нужно Синоду.

— Вы сами были жрецом, — напомнил я. — В вашем кабинете я заметил фотографию, где вы стоите рядом с Верховным Жрецом.

Белов прищурился и пристально взглянул на меня. А затем усмехнулся:

— Тогда он еще не был Верховным, мастер. И, думаю, даже не помышлял об этой должности. Место Верховного тогда занимал Малков. На фото рядом со мной стоит Кирилл Афанасьевич Павлов. Будущий старший инспектор-проповедник «Серых Волков».

— Друг Холодова, который бежал в начале Восстания? — удивленно произнес я.

— Он самый, — ответил Белов. — Лекари немного изменили его внешность.

— Зачем?

Белов пожал плечами:

— Кто знает? Говорят, он был сильно обезображен во время одного из боев на Дворцовой. А может быть, чтобы те немногие, кто помнят тот период, не могли опознать беглого проповедника из мятежного полка.

Я задумался. Теперь стало понятно, кто был тем самым осведомителем Холодова. И кто в Синоде подсказал репортеру, где искать мятежников. Но Холодова убили, и он так и не успел добыть доказательства. Одно мне было непонятно. Почему делом сразу не занялось Серое Братство?

— Именно мы с Павловым предложили проект по улучшению гвардейцев, — продолжил Белов. — Мы создали два полка, которые отлично проявили себя в боях. Они стали лучшими из воинов. Сильные, крепкие, не знающие сомнений и страха — это ли не та армия, о которой грезят полководцы?

— Но проект заморозили, — возразил я. — Значит, в вашей работе был изъян.

— Изъян? — удивленно переспросил Белов. — Почти все части гвардии были усилены мной. И делал это я под выполняемые задачи, которые должен был выполнять полк. Итог вы знаете. И могу вас уверить, только малая толика частей смогла справиться с этим… проклятием. Судя по вашему виду, вы ничего не понимаете. И это неудивительно. Я сам был в шоке от того, когда узнал кое-что об этом мире. Видите ли в чем дело, мастер Юсупов. Кроме нашего мира, рядом с нами существует еще и мир нематериальный. Астрал, как называют его немногие сведующие. И в этом астрале тоже живут своеобразные… Существа. Не люди, не животные, а…

Белов замялся, подбирая слово. А затем продолжил:

— Я предпочитаю называть этих астральных сущностей энергией. о сути это остаточная активность, которую жрецы называют душой тех, кто не смог уйти за край и остался в межмирье. Они слабы, и питаются воспоминаниями живых о себе. Наши предки знали об этом. По мудрости своей они создавали культы предков, старались сочинять песни и истории про лучших из своих племен. Так родились легенды о богах и героях, которые рассказывали из поколения в поколение. И сущности в астрале, про которых слагали эти легенды, становились от этого сильнее. Они питались верой в них. И могли подчинять ментально неустойчивых людей, вступая с ними в симбиоз.

— Вы хотите сказать, что боги существуют? — осведомился я.

— Можете называть их так, если вам удобно. Однако, это кажется мне слишком примитивным. Я не верю в высшие силы. Для меня это все наука, мастер Юсупов. К моей удаче в Озерном княжестве все еще чтут предков и создают алтари, посвященные падшим воинам. Им молятся, поклоняются и даже приносят жертвы. Варварство, которое, однако, работает. Отталкиваясь от этого, я смог усилить нужных сущностей, а затем вселил их в тела первых гвардейцев. И вы не поверите, но это сработало. Но это было не совсем научно. Поэтому, создав три полка, я решил подойти к делу более правильно. Черновые работы были весьма неплохи. Правда, потом пришлось спешно уничтожать все бумаги, чтобы Синод не понял, что я немного… увлекся. И нарушил заповеди Высшего.

Голова шла кругом от получаемой информации. Все и это было настолько чудно и необычно, что я начал думать, что Белов сошел с ума. Но способность «правда или ложь», которую я активировал, показывала, что лекарь в здравом уме. И что он не лжет.

— Зачем вам это? — глупо уточнил я, и Белов удивленно посмотрел на меня:

— Потому, что если научиться работать с такими сущностями, накапливать в них память поколений, а не тупые рефлексы и эмоции, можно получить сверхчеловека. Который сможет встать на один уровень с Высшим. А то и превзойти его, — терпеливо, словно малому ребенку, пояснил он мне. — Это могло бы даровать простолюдинам силу. И избавило бы мир от несправедливости.

Он говорил горячо, убежденно. Как настоящий фанатик, который всю жизнь был предан одному делу. И в словах Белова сквозило, что это величайшее благо для человечества.

— И вместе мы могли бы добиться этого, — продолжил Белов.

Я тяжело вздохнул:

— В последнее время я начинаю терять хватку. Я уж думал, что виной всему этому «Баюны».

Белов кивнул:

— Вы были недалеки от истины. «Баюны» и правда хотели найти измененных гвардейцев из двух разросшихся полках. Они желали освободить заточенные в людях сущности, вернуть себе братьев по разуму и оружию. И чтобы затем устроить в Империи хаос и панику чужими руками. И я вызвался с ними поработать. Даже создал точную копию Довлатова, чтобы не было так скучно. Мне крайне не рекомендуется покидать закрытую территорию. Но сами понимаете, мастер Юсупов, мне плевать на этих фанатиков. У меня были свои интересы в Империи.

Я молчал, обдумывая слова Белова. И с ужасом понимая, зачем он так открыто и подробно поведал мне эти секреты. Теперь я знаю слишком много. И от этих знаний у меня могут появиться большие проблемы. В первую очередь, с Синодом. А возможно и с Братством. И вступать в открытый конфликт со вторыми я опасался больше всего.

От этой мысли, несмотря на работающую способность «спокойствия», мне стало не по себе. На лбу выступила холодная испарина. И заметив мою реакцию, Белов довольно усмехнулся:

— Я же предупреждал вас, мастер Юсупов, что поделюсь с вами очень важной информацией. После получения которой вся жизнь по-другому пойдет. Так что теперь у вас есть нехитрый выбор. Стать моим учеником, или скрывать ото всех неудобную правду, которую услышали в этом кабинете. И возможно, тогда вы спокойно проживете несколько лет. А затем Синод все равно узнает, что вы общались с отступником. И тогда ваша жизнь скорее всего превратится в Преисподнюю.

— Я могу стереть себе память, — напомнил я, и Белов кивнул, подтверждая эту идею:

— Можете. Но Синод все равно скорее всего постарается от вас избавиться. Сами понимаете, отступники, которые оказались в столице Империи, эксперименты которые идут вразрез с учением Высшего и на которые жрецы дали добро.

Он замялся, а затем вздохнул и молча покачал головой. И я с тяжелым сердцем вынужден был признать, что Белов не соврал.

— Вы не поверите, какие знания хранит сторона, которую вы называете темной, — горячо продолжил Белов. — Там нет запретов для экспериментов. Например, о создании человеческих копий, которые недопустимы в Империи. Представьте, что можно создать человека, у которого не будет прав. Это ведь настоящая находка для экспериментов. На этих болванках можно испытывать новые препараты. Их можно разбирать на запчасти для подданных империи. Ими же пополнять ряды воинов. И не замечать потерь. Какая в этом свобода действий, Василий Михайлович.

Я на несколько мгновений замолчал, делая вид, что обдумываю это предложение. А затем покачал головой:

— Увы, я вынужден отказаться. В Империи у меня живет семья, за которую я в ответе. Близкие и друзья, опять же.

Белов тяжело вздохнул:

— Если вы про Серых Братьев, то их сложно назвать друзьями, Василий Михайлович. У них вообще нет друзей, кроме тех, кто состоит в организации. И в этом случае, интересы Братства должны стоять даже выше интересов Империи. И если вы, будучи членом Братства, решите отступиться от идей ордена, то вчерашние друзья вонзят вам нож в спину. А затем спокойно пойдут пить чай и обсуждать дела насущные, забыв о вас.

— Думаю, среди отступников друзей у меня будет еще меньше, — ответил я.

— Верно, — согласился со мной Белов. — Но никто не станет делать вид, что вы им дороги. Все просто и никакого притворства. Вы будете цениться за то, что из себя представляете. Вас будут бояться. И это куда более значимо, чем имитация привязанностей.

Я осторожно активировал способность «астрального двойника», и рядом с лекарем появился белый силуэт. И к моему удивлению, черных пятен на этой «душе» не было. А вот серых хватало.

В кармане зазвонил телефон.

— Ваша спутница наверняка беспокоится, что вы так долго отсутствуете? — с усмешкой уточнил лекарь и предупредил. — Учтите, если вы скажете, где находитесь, девушка обязательно решит пробраться в этот корпус. А здания охраняют бойцы из «Баюнов». Очень опытные ребята. Так что, скорее всего, они убьют вашего секретаря.

— Но если я не отвечу, она наверняка свяжется с жандармами, — заявил я. — Так что…

Я вынул из кармана телефон, нажал кнопку приема вызова:

— Слушаю.

— Василий Михайлович, где вы? — послышался в динамике взволнованный голос секретаря. — Я была в вашем кабинете и говорила с Лидией. И она очень удивилась, узнав, что вы прибыли в лекарню.

— Со мной все хорошо, — ответил я. — Я в корпусе, где мы сдавали отчет мастеру Гольянову. Скоро буду.

Девушка хотела было еще что-то спросить, но я уже завершил вызов. Убрал телефон в карман, взглянул на Белова. И лекарь довольно кивнул:

— Хитро. Вы молодец, Василий Михайлович.

— У меня остался один неразрешенный вопрос, — произнёс я. — И так как задать мне его больше некому, я попытаю счастья с вами. «Баюны» атаковали Воскресенск. Родину «Жар-Птиц».

— У них были на это причины, — ответил Белов.

— И мне хотелось бы знать какие, — поинтересовался я.

Хозяин кабинета усмехнулся, но решил ответить.

— «Баюны» спонсировались Синодом. И отбирались в полк исключительно фанатики, которые должны были нести слово и рассказывать присоединенным княжествам о Высшем. Они владели силой слова и могли убедить почти любого в том, что им было нужно. Удивительные ораторы, способные заставить людей молиться тьме или забыть о том, как надо дышать. Там, где не помогало слово, в ход шло оружие. Все устойчивые к убеждению гибли под ударами клинков.

— Идеальное убеждение, — согласился я.

— Но в какой-то момент все пошло не так, и в полку начался раскол. На почве религии, само собой. Возглавлял раскольников первый апостол Довлатов, который оказывал большое влияние на отца-командира «Баюнов». Победу одержали еретики, которые смогли убедить оставшихся в живых бойцов, что Император Константин — это новый мессия. Практически бог, равный Высшему. Оставшиеся «Баюны» впали в ересь, исповедуя новую истину. И Синоду нужно было всего лишь запретить рекрутинг в полк, и распустить ветеранов. А потом тихо и без суеты убить всех. Поверьте, мастер Юсупов, подобное уже происходило в империи.

— Но что-то пошло не так? — предположил я.

— Жрецы отчего-то решили сделать по-другому. Верховный жрец обратился к Императору, сказав, что одно из княжеств, приведенное в Империю именно «Баюнами», впало в ересь отступничества. Они сообщили, что там готовится переворот и выступление против империи. Правда это была или нет — сейчас никто уже и не раскопает. Вот только Константин направил «Жар-Птиц» на подавление ереси. В результате «Жар-Птицы» попросту стерли столицу мятежного княжества с лица земли. Действовали жестко. Про такое не пишут в книгах и не снимают фильмы.

— Могу себе представить, — произнес я.

— Уверены? — вдруг уточнил мужчина и склонил голову к плечу. — Хотя, быть может, вы и впрямь способны понять, что творилось в те жуткие времена. Вы можете ощущать чужие эмоции как собственные. Хотя это помогает при терапии, но сложно представить, как это — испытывать чужую боль или страх. Мне всегда было интересно, как это влияет на мимиков. Если вас постоянно будут окружать люди с определенными убеждениями, то как скоро вы начнете подражать им? Как быстро переймете их веру?

— Расскажите мне лучше, что случилось дальше? «Баюны» ведь базировались в том княжестве?

— «Баюнам» успели передать сигнал о помощи, но когда гвардейцы прибыли на место, то обнаружили лишь пепелище. На костях погибших их встретили бойцы «Жар-птиц» и сам Верховный Жрец, который сообщил «Баюнам» что такова кара за отступничество. В качестве примера из Писания, он рассказал притчу про города, которые впали в ересь и были уничтожены слугами Высшего. И предупредил, что полк ждет отлучение, если они не покаются в ереси. А пока они не докажут преданность Синоду, «Баюнов» будет сопровождать рота «Жар-Птиц».

— Мне кажется, что Синод не смог контролировать свое детище, — усмехнулся я.

— Вы весьма проницательны, Василий Михайлович. Синод и не подозревал, насколько «Баюны» сильны. И как они научились владеть силой убеждения. Их таланты были поистине впечатляющие. Дальше все было предсказуемо. Довлатов легко сделал стражей «Жар-Птиц» отступниками, а затем тринадцатые вместе с еретиками атаковали Воскресенск. Кстати, по забавному совпадению, рота «Жар-Птиц», которая сопровождала «Баюнов», полностью состояла из двоедушников, и это альтер-эго легко поддалось совращению на темную сторону. Так Довлатов и узнал про некоторые особенности ветеранов «Жар-Птиц» и «Лебедей». И придумал хитрый план, как легко можно было устроить в Империи хаос и анархию. Для этого нужны были только деньги для создания фонда. А в Европе очень многие готовы помочь отступникам устроить в Империи хаос. Поэтому нужная сумма была собрана быстро. Дальше началась работа с дворянством, через которое были проведены все инициативы. И вот мы в самом сердце нашей империи, под носом у Синода, жандармерии и прочих служб…

Белов развел руки, обводя кабинет. И продолжил:

— Мы имеем новенький комплекс, который предлагает бесплатную помощь гвардейцам-ветеранам, и большие зарплаты для лекарей. А если добавить к этому идею благого дела…

Я только покачал головой:

— Исходя из ваших слов, все было просто.

Белов усмехнулся, но не стал комментировать мои домыслы. Вместо этого произнес:

— Вы же понимаете, что с этой информацией вам точно лучше остаться работать в лекарне?

Я неопределенно пожал плечами и быстро выставил вперед ладонь, с которой под ноги Белову сорвался капкан Света. Стоявший у кресла инструмент защелкал лапами-манипуляторами, словно собираясь предупредить своего хозяина о ловушке. Лекарь усмехнулся и шагнул в сторону, но я ловко бросил лассо света, которое перевернуло кресло, швырнув его под ноги Белову. Филипп Прохорович успел активировать броню, но громоздкий предмет сбил его с ног. Послышался грохот, тяжелый удар, и Белов рухнул на пол, выронив клинок. Я же шагнул к нему. Лекарь взглянул на меня, но в этом глазах не было растерянности или страха. В расширенных зрачках плясало лишь безудержное веселье. У меня даже возникло ощущение, что это тоже было частью продуманного плана Белова.

— Вы смогли застать меня врасплох, мастер Юсупов, — прохрипел он. — Признаться, не ожидал такой подлости от светлого. Хотя, про это мы уже говорили. Вы не совсем светлый. Волк в овечьей шкуре, как любят называть жрецы таких как вы.

Только теперь заметил едва различимую ауру, которая окутала Белова. Голова резко закружилась, и я с трудом удержал равновесие. Кровь словно забурлила, по венам потек жидкий огонь. Но это было очень приятное ощущение. Клинок окутало серое пламя. Я удивленно посмотрел на свои руки. Силовой доспех тоже менял цвет.

— Мальчик разозлился, — довольно хихикнул лекарь. — И сила начала менять оттенок.

В памяти стали всплывать формулы новых плетений. Такие, о которых я никогда не знал. И они были настолько сильными, что я опешил.

Лекарь довольно щерился, сидя на полу. О том, чтобы поднять оброненное оружие, он, казалось, даже не помышлял. Это начинало раздражать еще больше.

Ситуацию изменили два образа, которые внезапно всплыли в голове. Первым был дядя, который недовольно насупил брови и погрозил мне пальцем:

— Гнев — это порок. Гнев заставляет бойца делать ошибки, — послышался в голове голос старшего Юсупова.

Эту фразу он часто повторял, когда еще подростком, я тренировался с ним в фехтовании. Даже будучи хромым, дядя легко меня обставлял. И от череды неудач я начинал впадать в ярость. Но мой наставник вдруг опускал тренировочный клинок и спокойно говорил эту фразу.

Вторым образом почему-то была Виктория. Которая улыбнулась мне и произнесла:

— Вы сможете это преодолеть, Василий Михайлович. Я верю в вас. Вы сильный.

И хотя я понимал, что девушка бы никогда не сказала подобного и я лишь выдавал желаемое за действительность, все же глубоко вздохнул, отгоняя черную злобу. Опустил клинок. Взглянул на Белова. И спокойно произнес:

— У вас не вышло.

Лицо темного лекаря вытянулось от удивления. Я же подошел к нему, оттолкнул ногой клинок. И зашипел от боли. От стопы до бедра меня пронзила резкая, цепенеющая боль, которая расползалась по мышцам словно судорога. Нога подкосилась, и я потерял равновесие.

— Как вам мое оружие? — тут же с интересом уточнил Белов, поднимаясь на ноги. — Эту штучку мне подарили в Европе. Один… очень большой человек. Вернее, не совсем человек. Вещица создана для того, чтобы делать людям больно. Я назвал ее «Шип Агонии».

Лекарь подхватил шпагу, и ее лезвие снова окутало серое силовое поле.

— Итак, на чем мы остановились? — задумчиво протянул Белов, и сделал шаг в мою сторону. — Ах, да. На сотрудничестве. Зачем вам погибать, юноша? К чему эта жертвенность, которую никто не оценит?

Я тяжело поднялся на ноги, крепче сжал рукоять меча. И произнес:

— Вынужден дать отрицательный ответ.

— Боюсь, у вас нет выбора, — с сожалением протянул Белов. — Ваша темная сторона уже проснулась. И рано или поздно, она подчинит вас, сделав еретиком и отступником для Синода и Империи. Поймите, мастер Юсупов, вы изгой для этого мира. Таким, как вы не место в обществе высокородных. Сейчас вами восхищаются, считая талантливым лекарем. Но когда узнаю, кто вы на самом деле, поймут, что вы воруете у них не только боль, но и воспоминания, осознают, что одним касанием вы способны будете забрать их личность себе… вам этого не простят. Вас будут сторониться, а потом и вовсе начнут травить. Вы не осознаете, с чем столкнетесь, Василий Михайлович.

— Неужели? — выдохнул я и взмахнул клинком, атакуя Белова.

Но тот ловко парировал удар. Клиники с шипением столкнулись, и тело снова сковала судорога. А руки одеревенели от растекающейся по мышцам боли.

— Я же дам вам не только знания, которыми располагаю сам. Но и помогу разобраться в вашей собственной природе. Мы сможем узнать, в чем ваши сильные и слабые стороны. С вашей помощью мы сможем создать болванки мимиков. И я бы мог сделать их и без вашей воли, просто взяв ваш материал и работая с ним. Но я хочу союза с вами.

Каждый раз, когда он обращался ко мне и говорил «ваше» воздух становился гуще. Думаю, что Белов обладал частью способностей Баюнов. Вот только я ему не верил.

— Вранье, — я тяжело припадал на ногу. — Вы просто не хотите ждать, пока копия станет достаточно разумной, чтобы общаться с вами и отвечать на вопросы. А принуждать меня, ломая волю, вы опасаетесь, потому что не желаете повредить мой талант.

— И поэтому я хочу, чтобы вы стали моим учеником. Вы умный. И сразу поняли, что к чему. Да, я хочу проводить эксперименты с вашей помощью. К тому же вы сможете узнавать нужную мне информацию от других объектов, просто их касаясь. Вы можете точно сказать, что у них болит, что пульсирует. Даже когда мои подопечные будут не в состоянии мне это говорить сами.

Меня чуть не вывернуло от накатившего отвращения. Выродок в дополнении хотел использовать меня как прибор, который выдает ему результаты исследований.

— Мы сможем внедрить ваш геном в мои разработки, — продолжал мужчина, подходя ко мне ближе. — Вы не представляете, как далеко я сумел зайти в симбиозе между живыми существами и механизмами.

— Это кощунство, — вырвалось у меня против воли.

— Вы станете иначе к этому относиться, уверяю. Вы разумный, а значит, с вами получится договориться. Ваша настойчивость похвальна, — с уважением произнес Белов. — Но это бесполезно. Поверьте, Василий Михайлович.

Я попятился, озираясь по сторонам и лихорадочно раздумывая, как решить вопрос с лекарем и выбраться из корпуса. Потому что без кражи личины Белова покинуть помещение, где на каждом шагу дежурят отступники-«Баюны» у меня не получится.

— Примите свой путь, — продолжал увещевать меня Белов. — К чему эта борьба с самим собой? Зачем вам становится просто материалом для исследования, когда вы можете стать самим исследователем? Я покажу вам целый мир без границ морали и принципов. Плевать на клятвы лекарей, когда на кону стоят высшие цели.

И в этот момент решение созрело. И я бросил лассо в сторону стоявшего манипулятора. Силовой аркан сорвал предмет с места, и в голове пронеслись обрывки образов, видений и мыслей. И я с ужасом понял, что эта механическая тварь обладала разумом. И я бросил ее к лекарю. Тот не успел отразить эту атаку, и щелкающие манипуляторы извивающегося механического паука выбили Шип из рук Белова. А через мгновение я прочитал короткую формулу способности «Аутодафе», лишив Филиппа силы. И отменил «лассо». И щелкающие конечности, которые хотели перерубить трос моего «лассо света», врезались в плоть Белова, который пренебрег доспехом. Послышался крик, в разные стороны брызнуло красное. Я же шагнул вперед, одним точным взмахом перерубая шею лекаря. И силовой меч легко вспорол плоть, а по руке потекла эйфория, от вливания в кровь чужой темной силы. А образы и мысли в голове завертелись вихрем. Перед глазами принялись всплывать формулы лекарских способностей, и эксперименты, которые проводил Белов, чтобы проверить способности на практике. Я осознал, что этот человек наслаждался, причиняя пытки, и жаждал создать кого-то, кто сможет возрождаться, чтобы погибать от пыток вновь и вновь.

Мне одновременно стало жутко и жарко от его болезненной жажды. В горле запершило, словно это моя шея была повреждена.

Белов захрипел, удерживаемый на весу только моим клинком. Манипулятор затих. А «Шип» исчез с пола. Я же с неохотой выдернул оружие из раны, и тут же скороговоркой произнес:

— Меня зовут Филипп Прохорович Белов. Меня зовут Филипп Прохорович Белов. Меня зовут…

Образы в голове стали ярче, а перед глазами заплясали разноцветные круги. В ушах эхом послышались тысячи голосов, а кожу стало покалывать и жечь. Я еще раз взглянул на лежащее на полу тело, убрал клинок и шагнул к двери.

Кожу жгло, и жжение становилось все сильнее. Личина Белова, которую я скопировал, почему-то бунтовала против нового тела. Это было… неожиданно. Пришлось потихоньку добавлять в плетение удержания личины все больше и больше силы, пока чужая энергия наконец не перестала сопротивляться. И я горько усмехнулся, празднуя победу. Обернулся и осмотрел место схватки. Выглядело все не так уж жутко, как виделось мне минуту назад.

Меня вдруг захлестнула потребность рассмотреть убитого противника, оценить как глубока рана… Я тряхнул головой, понимая, что это не мои желания. Мне никогда не нравились подобные зрелища.

Оглянувшись, я решил спрятать тело. Потому что если настоящего Белова найдут слишком быстро, то корпус я могу не покинуть. Поэтому, я развернулся и подошел к лежащему на полу телу. Создал плетение, чтобы прижечь рану и остановить кровь. Схватил его за ноги и потащил туда, где стоял шкаф с бумагами. Передвинул мебель в угол, поставил в получившуюся нишу тело и закрыл его предметом интерьера. Отошёл на пару шагов назад и взглянул на получившийся тайник. И решил, что на время сгодится. Осталось только убрать пятна красного.

Пришлось создать еще одно плетение, которое называлось «обеззараживающая печать». Влил в это плетение силу и бросил ее на пол. И красное пятно зашипело вспениваясь. Светлая способность растворяла кровь, превращая ее в светло-розовую пену.

Основной задачей такой печати было обеззараживание открытой раны перед тем, как закрыть ее. Это делалось для того, чтобы лекарю не пришлось потом вытягивать попавшую в организм заразу. Я оценил розовую пену, которая выглядела грязноватой ватой, и покинул кабинет, выходя в пустой коридор.

После того как я скопировал личину Белова, нога почему-то перестала мне подчиняться, и я принялся слегка прихрамывать. Это было неприятно, но терпимо. К тому же это был единственный способ покинуть стены корпуса живым. Я сделал здесь все, что мог. И нашел ответы на все свои вопросы. Правда, мне очень повезло, что сумасшедший лекарь хотел заполучить меня в союзники. И только поэтому он не стал меня убивать. Иначе, долго бы я против него не выстоял.

Судьба вновь меня уберегла от смерти.

Я остановился у стены и зажмурился, чтобы переждать волну эйфории от поглощенной темной силы. Она пульсировала в венах, насыщая каждую клетку жаром. Эта энергия была чуть менее густой, чем та, что я получил после победы над Темноглазым графом, но это было мне на руку. Сейчас мне никак нельзя было терять сознание, как это случилось после боя с Графом. Мне нужно доковылять до дверей, покинуть корпус, и добраться до машины, в которой меня ждала Муромцева.

А еще, уже в коридоре я почувствовал один неприятный сюрприз. Личина Белова словно бы начала срастаться с моей, пуская темные нити, и пытаясь закрепиться в новом теле. Такое тоже было впервые. И я не знал, что с этим делать. Единственным решением было как можно быстрее сбросить личину Белова. В противном случае я боялся, что никогда не вернусь к себе прежнему.

В голове всплывали мысли и формулы плетений темного лекарского дела. Появлялись яркие образы работы с «пациентами». Я видел ряды гвардейцев, внешность которых была сильно изменена. Словно бы кто-то пытался создать для них идеальные черты лица. Я видел их отца-командира, сквозь человеческий облик которого проглядывался образ здоровенного мужика с длинными светлыми волосами, которые были собраны у висков в косицы. Это был не человек, потому как в глазах его плескалось пламя, а в руке светилась молния.

Я замотал головой, отгоняя образы этого морока. Я доковылял до дверей коридора, трижды стукнул в металлическую створку. В зарешеченное окно заглянул один из дружинников, а затем послышался лязг отпираемого замка, и створка распахнулась. На пороге стояли двое бойцов, которые внимательно осмотрели меня. Но не стали задавать вопросов.

— Проходите, мастер Белов, — произнёс один из них, пропуская меня в фойе.

Я хотел было сказать «спасибо», но вовремя осекся. Потому что понял: Белов бы так никогда не поступил. Поэтому просто прошел мимо и направился к выходу.

Голова начинала кружиться все сильнее. Видимо, пережигание темной энергии лекаря вошло в полную силу. С одной стороны, мне было это только на пользу. Потому что поддержание на себе образа Белова требовало немало сил, и если бы не пережигаемая энергия Белова, я давно бы уже выгорел. С другой, я начинал опасаться, что начну привлекать к себе лишнее внимание. Меня шатало, будто пьяного. И уже у дверей, меня занесло, и я врезался в одного из дружинников.

За плечо мертвой хваткой вцепилась тяжелая рука, не позволяя мне упасть. Но я рванулся, освобождаясь и прорычал с неожиданной яростью:

— Убери руки.

— Простите, мастер Белов, — поспешно произнес боец и отпустил меня. Он попятился и в светлых глазах отразился его ужас.

Я же шагнул к дверям и вышел из помещения. Быстро пересек расстояние до ворот, и толкнул створку, и направился прочь по тропинке, выложенной камнем.

Бойцы по периметру не стали меня останавливать. Спину буравили удивленные взгляды, но окликать меня, вернее, Белова, и тем более задавать вопросы, никто не стал. Видимо, даже двоедушники боялись этого лекаря. Хотя это было неудивительно. Я прекрасно помнил, что Белов был человеком тяжелого нрава и обладал тягой к садизму. Поэтому участи любопытного никто бы не позавидовал.

Я свернул за угол, сошел с дорожки, скрывшись от гуляющих людей за деревьями и живой изгородью. Воровато осмотрелся по сторонам, проверяя, нет ли поблизости любопытных глаз, и наконец отменил чужую личину. Пришлось сдирать ее с себя силой, потому как впервые в жизни чужая оболочка не хотела сходить. Мысли в голове стали громче, сердце буквально выгибало ребра, пытаясь вырваться из грудной клетки.

— Я Василий Михайлович Юсупов, — произнес я отчетливо, словно собирался примерить чужую личину. И тут же ко мне вернулся мой образ. Меня тут же повело, ноги подкосились. Я с трудом вышел на дорожку, сделал пару шагов и обессиленно сел на лавочку, которая стояла у приемного корпуса. Тяжело перевел дух. Затем утер выступившую на лбу испарину.

Сразу же после отмены личины Белова, на поддержание которой уходило много силы, произошел огромный выброс энергона в кровь. Сердце колотилось с неистовой скоростью, в ушах зашумело, дышать стало нечем. Кожу покалывало. А дыхание сделалось прерывистым и хриплым, так как кровь никак не могла насытиться кислородом. Я понимал, что выброшенную силу нужно было пережигать. Но вокруг было очень много народа. Поэтому я решил посидеть на лавочке, пережидая бушующий в крови энергоновый шторм.

— Василий Михайлович, вот вы где.

Голос Виктории слышался откуда-то издалека, словно пробиваясь через плотный слой ваты.

— Василий Михайлович?

В голосе секретаря послышалась тревога. Нужно было что-то ей ответить. И с трудом разлепив губы, я произнес:

— Со мной все хорошо. Позвоните мастеру Круглову.

Девушка подошла и пристально взглянула на меня:

— Да на вас лица нет.

— Как так? — с ужасом произнес я и пощупал кожу лица, и облегченно выдохнул. — На месте. Ну и напугали вы меня.

Я взглянул на ошарашенную девушку и усмехнулся. Правда, вышло это у меня с трудом:

— Да шучу я. Но мне и впрямь нехорошо. Наверное, съел что-то не то.

С трудом встал с лавки и покачнулся, едва удержав равновесие. И только сейчас Муромцева поняла причину моего состояния. Она подошла ко мне вплотную и едва слышно прошептала на ухо:

— Вы убили кого-то из темных?

Я кивнул:

— Так вышло. Иначе меня не выпускали из закрытого корпуса.

— И как же вы туда попали? И зачем?

Я поморщился от такого количества вопросов. Но все же ответил:

— Попал случайно… И все расскажу… Но сначала мне нужно, чтобы вы помогли мне дойти до машины. И назначьте встречу мастеру Круглову.

Девушка кивнула. И, поддерживая меня под локоть, повела к машине.

Едва я забрался в салон, как сознание меня покинуло. И я провалился в беспамятство, окунувшись в пучину безумных видений и событий, в которых принимал участие Белов. Я видел его глазами жуткие эксперименты, испуганных людей, который сам Филипп не считал за человеков. Осознавал, что не могу выбраться из его головы и закрыть глаза перед которыми проносились вереницы картинок с пытками.

Из лап этого цепкого кошмара меня вытащила Муромцева.

— Прибыли, мастер Юсупов.

Я с трудом открыл глаза, осмотрелся. Авто стояло у какого-то кафе или ресторана. Судя по всему, на окраине города.

— «Веселый Бобр», — прочитал я вывеску. Обернулся к Муромцевой, которая находилась на водительском сиденье.

— Мастер Круглов уже ждет вас, — пояснила девушка и вышла из салона.

Она открыла дверь и помогла мне выйти наружу. Затем вынула из кармана расческу и провела ею по моим волосам. Следующим предметом в ее руках оказался носовой платок, который помощница вытерла испарину с моего лица и шеи.

— Скоро вам станет легче, — сказал она глухим голосом.

— Спасибо, — ответил я.

— Мы потом обсудим, почему вы сделали все это, — сурово заявила девушка и поправила воротник моей рубашки.

— Хорошо, — не стал спорить я.

Глубоко вздохнул, пытаясь унять головокружение. И довольно отметил, что после сна в машине я чувствовал себя намного лучше. Хотя эйфория от убийства Белова все еще не выветрилась.

Зашагал к дверям, отметив, что меня почти не заносило, а ноги не заплетались. Поэтому я легко добрался до крыльца, поднялся по ступенькам, открыл дверь, возле которой не было привратника, и вошел в помещение.

Зал на двадцать столов был заполнен наполовину. У входа сидело несколько молодых людей, среди которых я заметил знакомые лица. В центре зала, за одним из столов в одиночестве сидел Круглов. И я направился к нему.

— Добрый день, Василий Михайлович, — начал разговор Виктор, едва я подошел ближе. — Давайте опустим привычные разговоры высокого общества и перейдем к делу.

— Давайте, — согласился я и сел в пустое кресло. — Я хочу сообщить ереси в столице Империи.

Если мужчина и удивился, то никак не выразил этой эмоции.

— Излагайте.

— Фонд «Неравнодушные Сердца» действует в интересах отступников. Первого жреца Довлатова, которому помогал некий Филипп Белов. Их задачей было найти двоедушников в рядах «Жар-Птиц» и «Лебедей», чтобы перепрограммировать их. И затем устроить в Империи хаос.

Круглов очень внимательно взглянул на меня и протянул:

— Интригующая версия. Интересно, как вы до нее дошли?

Я вкратце пересказал всю историю, немного приврав о способе попадания в закрытый корпус. Виктор слушал меня внимательно и не перебивая. И когда я закончил, произнёс:

— Подождите одну минуту, Василий Михайлович.

Он встал из-за стола и направился к Серым, которые дежурили у входа. Что-то сказал им, и они вышли из помещения. Я удивленно наблюдал, как все посетители заведения молча покидают зал.

«И вот тут он меня и убьет», — отчего-то запоздало подумал я. И от этой мысли мне стало так горько. Все же стоило сделать в этой жизни что-нибудь глупое. Быть может рвануть в военный гарнизон на границе, чтобы начать там бегать по утрам. Или на самом деле пригласить Ниночку на свидание. Но я тут же понял, что на свидание я бы позвал Викторию. А для того, чтобы она не отказала, нужно было бы по совету дядьки вскружить ей голову. Или вылечить эту самую голову.

— Мастер Юсупов?

Незнакомый голос заставил меня обернуться. Рядом со столом стоял старик в белой рясе синодника. И несмотря на возрастные изменения, я легко узнал его. Мужчина внимательно оглядел меня, а затем с улыбкой произнес:

— Позволите?

— Конечно, — ответил я, и мужчина сел в кресло напротив моего. Затем взмахнул рукой, слонво отгонял от себя назойливую муху. Но в тот же момент рядом со столом появился официант:

— Олег, принеси, пожалуйста, мне и нашему гостю чайник с «Лесным» отваром, — попросил он и пояснил, обращаясь ко мне. — Правильно заваренный сбор очень хорошо помогает темной силе усваиваться в организме.

Официант кивнул, записал заказ в блокнот и удалился. А пришедший продолжил:

— Думаю, вы прекрасно знаете, как меня зовут. Поэтому назову только свою должность. Я занимаю связующее звено между Синодом и Серым Братством. И оказываю посильную помощь людям, которые попали в беду.

Я настороженно кивнул:

— Я прекрасно понимаю, что секреты, которые мне довелось сегодня узнать, очень опасны и о них нежелательно говорить вслух.

Синодник удивленно поднял бровь:

— «Нежелательно» — слишком мягко сказано, Василий Михайлович. Вы распутали заговор, концы которого ведут в семьи старых дворян и Синод. Благодаря вашему расследованию полетит много голов. А лояльные Империи подданные из числа высокого общества уже готовят для государевой думы и Синода два новых законопроекта. Первый приведет к расформированию старых полков гвардии и созданию более мелких боевых частей, в которых будут состоять жрецы и лекари. Они будут внимательно проверять бойцов на склонность к ереси и отступничеству. И вторым проектом станет признание Императора Константина верховным святым Империи.

Я усмехнулся и поинтересовался:

— То есть то, что проповедовали «Баюны» до того, как впасть в ересь?

Синодник нахмурился, но кивнул:

— Мы умеем признавать ошибки, мастер Юсупов. Но сейчас речь не об этом. Сейчас, когда Империя в опасности, Синод и Братство очень нуждается в героях вроде вас. В преданных Отечеству людях, которые смогут сохранить порядок, и не позволят отступникам и еретикам развалить страну.

Говорил жрец очень проникновенно, явно вливая в слова «красноречие». И каждое слово западало в душу, задевая нужные струны. Все таки, долгая практика в жрецах-инспекторах давала знать. А Кирилл Афанасьевич Павлов был старшим инспектором целого полка. Поэтому невольно хотелось согласиться на все, что предлагал сидевший напротив меня человек. Но у меня были и другие причины, чтобы пойти на эту сделку. Своей любознательностью я сам загнал себя в угол. Из которого был только один путь. Поэтому, после недолгих раздумий я произнес:

— Для меня будет великой честью вступить в Серое Братство, Кирилл Афанасьевич.

Мужчина устало улыбнулся. Хотя по его лицу я понял, что он был уверен, что получит такой ответ:

— Правильный выбор, Василий Михайлович, — одобрил жрец. — Путь дворянства — это верное служение Отечеству. Только так. И никак иначе.

— Ваш отвар.

Официант поставил перед нами поднос, на котором стоял заварочный чайник и пара чашек. Мужчина жестом попросил официанта удалиться, взял чайник и разлил напиток по кружкам. Одну протянул мне, вторую взял сам:

— Добро пожаловать в Братство, Василий Михайлович, — произнёс он, поднимая чашку.

Я последовал его примеру. И сделал глоток, который, я был уверен, изменит всю мою жизнь.

Герцогство Штутгард было небольшим. Несколько городов, охраняемой по периметру дружинами. По большей части, наемными.

Такой порядок назывался «вольными городами-полисами». Каждый полис управлялся герцогом. Высокорожденным, семья которого вела родословную от одной из правящих династий. Полис был относительно самостоятельным, и приносил клятву верности императорской семье, которая правила в стране. Впрочем, на всю Европу было только четыре монархических династии. Что привело к бесконечным войнам за «Европейское наследство». Между герцогствами соблюдался вооруженный нейтралитет, и чисто теоретически, все эти земли были частью большой Германии. По факту же, в каждой такой окраине устанавливались свои законы и взимались свои налоги, часть из которых иногда отправлялись в столицу. Не особенно часто, а только после настойчивого напоминания о том, что взносы все же стоит платить.

Когда-то Императорские семьи всех государств Европы объединялись под властью Ватикана. Но позже местные люди ушли от Высшего, найдя утешение в поклонении Шестерым.

Недалеко от столицы, возле городов-мануфактур, был возведен замок из черного камня. И охрана этого места могла показаться весьма разношерстной. То тут, то там мелькали люди в форме гвардейцев-отступников Империи. Помогали бойцам и совсем чудные существа. И только некоторые из них были отдаленно похожи на людей. Это был Черный Дол. База бойцов, которые называли себя Консорциум. Все они были собраны из разных полков. Объединяло их лишь одно. Все бойцы были полковыми лекарями, пришедшие, чтобы обучаться у Белова.

Мужчина в светло-синей форме одной из частей отступников медленно шел по брусчатке двора к возвышающемуся впереди строению. Он бодро прошел, ловко огибая ямы по старой, полуразрушенной мостовой. Многие камни отсутствовали, но трава слово бы не смела расти на этих проплешинах. Дорога провела его к воротам замка. Справа от дверей мелькнул остов кузницы. В открытом дворе еще темнели останки горна и застывших мехов. Чуть поодаль доживала долгий век ржавая наковальня, а рядом горкой лежали почти сгнившие доски от бочек да черные обручи.

Дорога вывела пришлого к замку. Высокому и величественному строению. Узкие окна ощерились грязными стеклами, в который не отражались солнечные блики. Зеленоватые ото мха камни местами скололись, но с крыши все также мрачно взирали на мир уродливые гаргульи. Странно, что все уцелели, когда часть балконов обвалилась.

У высоких, массивных ворот, гостя встретил один из местных с нашивкой какого-то страшного существа на груди и шевроном кадуцея на плече. Лекарь двенадцатого гвардейского полка. Местный криво усмехнулся и хрипло произнес:

— Уже прибыл?

Гость взглянул на покрытое шрамами лицо товарища. Следов былых боев было так много, что на коже почти не осталось живого места. Все это мог легко убрать любой лекарь. Но носитель сам не спешил избавляться от уродливых отметин. Для бойцов двенадцатого полка, прозванных «Бабаями», шрамы были гордостью. Часть, которой командовал старший Минин, очень любил фехтование и не мог жить без боя и кровопролития.

— Прибыл, — ответил гость. — Рад, что ты еще жив, мастер Минин.

Мужчина нахмурился. В глазах пришлый увидел огоньки гнева. Бойцы «Бабаев» поклонялись богу резни, и для них существовала только одна достойная смерть. Славная гибель в бою. Поэтому Минин мог расценить слова гостя как оскорбление и вызвать его на бой. Но Минин и гость были дружны. Поэтому «Бабай» сделал вид, что не заметил оговорки.

— Прародитель вернулся? — уточнил гость.

Минин снова криво усмехнулся и кивнул:

— Скоро. Идем.

Он потянул на себя створку дверей замка. Гость последовал за ним.

Тяжелые шаги эхом прокатились по пустому помещению, скудно освещенному светом закрепленных на стенах факелов. Провожатый пересек холл и поднялся по мраморной лестнице, которая вывела в заставленный длинными столами зал.

По комнате сновали бестелесные фигуры. Остаточные явления астрала, которые могли порой возникать в землях Европы. Призраки были слабыми, практически не подпитываемыми местными жителями. Их бы не было здесь, но Прародителю иногда нужны были души для запуска его экспериментальных образцов.

Призраки стояли группами, сидели за столами, что-то обсуждая и рассказывая друг другу давно позабытые истории. В воздухе разносился аромат восковых свечей.

В дальнем углу зала, на месте обрушившегося балкона, беззвучно играли несколько музыкантов. А на площадке кружились в танце пары в изысканных одеждах. Ветер, которого никто из живых не ощущал, развевал ткани и волосы почти людей.

Стараясь не сталкиваться с призраками, я осторожно пересек комнату. Какая-то девушка в расшитом золотом платье коснулась руки пришлого, и кисть обожгло холодом.

— Простите, — прошелестела девушка, отдернула ладонь и одарила гостя ледяной усмешкой и колким, голодным взглядом. Затем направилась дальше через зал, пару раз оглянувшись. Гость же последовал за провожатым.

Минин меж тем пересек коридор и вошел в следующий зал. Гость поторопился за ними и замер, глядя по сторонам. Он был тут очень давно и решил осмотреть новые экземпляры коллекции хозяина замка.

Вдоль стен комнаты стояли огромные стеклянные резервуары, заполненные жидкостью. В мутной жиже плескались разные существа, лишь некоторые отдаленно напоминали людей. Мелькали рогатые и шипастые головы, сложенные за спинами крылья. У одних образцов были широкие рыбьи хвосты вместо ног. У других заметно ступней были раздвоенные копыта.

Прямо напротив в стенку аквариума ткнулись тонкие пальцы и прильнуло лицо с огромными глазами. Безгубый рот раскрылся, явив иглоподобные зубы, а потом чудовище лизнуло поверхность стекло темным раздвоенным языком.

Это был зал экспериментов Прародителя по выводу новых видов. Здесь хозяин замка пытался работать с плотью, создавая сверхчеловека.

Гость остановился у большого резервуара. За стеклом, в воде, виднелась высоченная фигура, отдаленно похожее на человека. Морда его была вытянута, как у кроманьонца. А тело покрывала густая шерсть.

Чудовище вздрогнуло, словно ощутив внимание, и гость отпрянул от колбы, едва не задев стоявший рядом образец. И тут же поспешил за «Бабаем», который тем временем вышел из зала и остановился перед очередной дверью. Потянул на себя створку и жестом пригласил войти.

Гость выдохнул, призывая всю решимость, и вошел в комнату. И оказался в огромном помещении. Вдоль верхнего уровня проходил кованый помост, образуя галерею. Узкие окна комнаты были забраны решетками из переплетенных железных прутьев, мешающих и без того скудному естественному освещению.

А еще, почти всю комнату занимали огромные, уходящие к потолку стеллажи, на которых стояли длинные капсулы. В сухом воздухе крутились мелкие светящиеся в лучах солнца пылинки.

«Бабай» остановился на небольшой площадке, с которой открывался вид на установленные капсулы. Гость подошел и встал рядом. И в этот момент, одна из капсул открылась, и из нее выбрался обнаженный человек. Он неуклюже встал на ноги, сделал нетвердой походкой несколько шагов. И каждым мгновением, его движения обретали уверенность. Он спустился с платформы, на которой стояла капсула, вышел в проем между стеллажами.

— Не просто так мастера Белова зовут повелитель клонов, — с восторгом произнес гость. «Бабай» лишь усмехнулся, но ничего не ответил. Пришлый же задумался о том, когда именно погиб оригинальный Белов, и его заменил клон, который полностью скопировал его сознание, повадки и манеру поведения.

Новый Филипп Белов тем временем взглянул на гостя и «Бабая». И пришлый заметил, что взгляд Прародителя постепенно становится осмысленным. И несколько секунд спустя, мужчина улыбнулся, узнав стоящих на площадке:

— Добро пожаловать, мастер Александр Петрович Кох. Какими судьбами вас занесло в мою обитель.

— Есть одно дело, мастер Прародитель, — с поклоном ответил Кох. — Думаю, оно вас заинтересует.

Белов подошел к стоявшему у стены шкафу, открыл его, вынул плащ, сшитый из разных кусков кожи. Одел его, одернул полы. А затем обернулся и произнёс, обращаясь к стоявшему на площадке Коху:

— Дело? Ну что же, вы меня заинтересовали. И я готов вас выслушать.

Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.

Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.

У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:

Юсупов. Серое Братство